Неудержимое желание
Сюзанна Энок


Уроки любви #1






Когда-то светский повеса виконт Дэр соблазнил и покинул юную Джорджиану, леди Холли, — и теперь, годы спустя, зачем-то предлагает ей руку и сердце!..

Однако Джорджиана уже давно не невинная простушка, верящая прекрасным словам неотразимого обольстителя. Теперь она — ЖЕНЩИНА, в полной мере познавшая силу своих чар и намеренная заставить Дэра ДОРОГО ЗАПЛАТИТЬ за содеянное.

Теперь соблазнитель сам станет соблазненным — и сам познает пламя ПОДЛИННОЙ СТРАСТИ, муки ревности и боль желания!..






Сюзанна Энок

Неудержимое желание





Пролог


— Вы слышали, что в очередной раз сделал этот несносный человек? — С этими словами в гостиную стремительно вбежала леди Джорджиана Холли.

Люсинда Баррет и Эвелина Раддик обменялись взглядами, о значении которых Джорджиана догадалась бы, даже находясь от них на расстоянии мили. Конечно, они поняли, о ком она говорит. Как они могли не знать его, если он имел репутацию самого скверного человека во всей Англии?

— Так что же? — спросила Люсинда, тасовавшая карты.

Стряхивая с подола платья дождевые капли, Джорджиана плюхнулась на свободный стул, стоявший у карточного столика.

— Сегодня утром Элинор Блайдем со своей горничной попали под дождь. Они шли домой, когда мимо них промчался в карете этот человек, и из-под колес прямо на них обрушился целый водопад грязной воды. — Она стянула перчатки и бросила их на стол.

— И он даже не остановился? — спросила Эвелина, наливая ей чашку горячего чаю.

— Чтобы самому промокнуть? Господи, конечно нет. — Джорджиана бросила в чашку кусочек сахара и принялась энергично размешивать чай. — От этих мужчин можно с ума сойти! Если бы не было дождя, он бы остановился и предложил подвезти Элинор и ее горничную, но для большинства мужчин благородство — не то понятие, которое к чему-либо обязывает. Для них это прежде всего забота о личном комфорте.

— О денежном комфорте, — поправила Люсинда. — Не пролей чай.

Эви тоже налила себе чаю.

— Хотя вы обе рассуждаете слишком цинично, я вынуждена согласиться, что общество, кажется, прощает высокомерие, если у джентльмена есть деньги и власть. Истинное благородство совершенно исчезло. Во времена короля Артура вызвать восхищение женщины было не менее важно, чем убить дракона.

В живом воображении мисс Раддик почти все было связано с рыцарскими легендами, но сейчас она была права.

— Вот именно, — сказала Джорджиана. — Когда драконы стали важнее девиц?

— Драконы охраняют сокровища, — нашлась Люсинда, — вот почему женщины с большим приданым ценятся почти так же высоко, как и драконы.

— Но сокровищами должны быть мы сами, независимо от того, есть приданое или нет, — возразила Джорджиана. — По-моему, дело в том, что мы намного сложнее, и им легче заключать пари или играть на скачках, чем общаться с нами. Большинство мужчин не в состоянии понять женщину.

Люсинда откусила кусочек шоколадного кекса.

— Согласна. Чтобы привлечь мое внимание, недостаточно помахать передо мной мечом. — Она хихикнула.

— Люсинда! — Густо покраснев, Эви обмахнулась веером. — Ради Бога!

Джорджиана подалась вперед:

— Нет. Люси права. Джентльмен не может завоевать сердце женщины тем же способом, каким выигрывает… лодочные гонки на Темзе. Они должны знать, что здесь совсем иные правила. Например, я бы не хотела иметь дело с джентльменом, имеющим привычку разбивать женские сердца, как бы он ни был красив, богат и какой бы властью ни обладал.

— И джентльмен должен понять, в конце концов, что у леди есть свое собственное мнение.

Как бы подчеркивая свои слова, Эвелина со стуком поставила чашку.

Люсинда встала и направилась к бюро, стоявшему в другом конце комнаты.

— Мы должны это записать, — сказала она, вынимая из ящика несколько листов бумаги. Она вернулась к столу и раздала их. — Мы трое пользуемся большим влиянием, особенно среди так называемых джентльменов, к которым будут относиться эти правила.

— И мы окажем услугу другим дамам, — заметила Джорджиана, гнев которой постепенно затухал, по мере того как в голове у нее зарождался план.

— Но список правил вряд ли кому-то поможет, кроме нас самих. — Эвелина взяла у Люсинды карандаш. — Если мы составим его.

— О нет, поможет, когда мы начнем их выполнять, — возразила Джорджиана. — Я предлагаю каждой из нас выбрать какого-нибудь мужчину и научить его всему, что он должен знать, если хочет произвести впечатление на леди.

— Да. конечно. — Люсинда хлопнула рукой по столу в знак согласия.

Джорджиана, недобро посмеиваясь, начала писать.

— Мы можем опубликовать наши правила. «Уроки любви», авторы — три знатные леди. «Список правил Джорджианы:

1. Никогда не разбивать сердце женщины.

2. Всегда говорить правду, независимо от того, что, по вашему мнению, желает услышать женщина.

3. Никогда не заключать пари, если при этом замешаны чувства женщины.

4. Цветы приятны, но надо убедиться, что это любимые цветы женщины. Особенно хороши лилии».




Глава 1


У меня заныли кости,

Значит, жди дурного гостя.

    

У. Шекспир. Макбет. Акт IV, сцена 1[1 - Перевод Ю. Корнеева.]






Леди Джорджиана Холли увидела, как в бальный зал входит Дэр, и подумала: «Почему до сих пор не дымятся подошвы его сапог, если их обладатель уверенно шествует по дороге, ведущей в ад?» Дэр направился в комнату, где играли в карты. Прекрасный дьявол-искуситель. Он даже не заметил, что Элинор Блайдем повернулась к нему спиной.

— Ненавижу этого человека, — тихо пробормотала Джорджиана.

— Простите? — подскочил к ней лорд Лаксли, прыгавший вокруг нее в контрдансе.

— Ничего, милорд. Я просто подумала вслух.

— Так поделитесь со мной вашими мыслями, леди Джорджиана. — Он коснулся ее руки, повернулся и на мгновение исчез за спиной мисс Партри, выполняя следующую фигуру танца. — Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как звук вашего нежного голоса.

«За исключением, вероятно, звона золота в моем кошельке», — вздохнула Джорджиана. Ей все здесь начинало надоедать.

— Вы слишком добры, милорд.

— По отношению к вам это невозможно.

Они снова закружились, и Джорджиана сердито посмотрела на широкую спину Дэра, прошедшего мимо и, видимо, направлявшегося курить свои черуты и выпить с негодяями-дружками. Вечер, который устраивала ее тетушка, был очень приятный, пока не появился Дэр. Джорджиана и предположить не могла, что он окажется среди приглашенных.

Танец снова свел ее с кавалером, и она одарила красивого золотоволосого барона благосклонной улыбкой. Нужно выбросить этого дьявола Дэра из головы!

— Вы очень оживлены сегодня, лорд Лаксли.

— Это вы вдохновляете меня, — с трудом переводя дух, ответил он.

Танец закончился. Пока барон доставал из жилета носовой платок, Джорджиана успела заметить Люсинду Баррет и Эвелину Раддик, стоявших у стола с закусками.

— Благодарю вас, милорд, — обратилась она к лорду Лаксли, делая реверанс, чтобы тот не смог пригласить ее прогуляться по залу. — Вы так утомили меня. Прошу прощения!

— О, я… конечно, миледи.

— Лаксли? — воскликнула, прикрываясь веером слоновой кости, Люсинда, когда к ним подошла Джорджиана. — Как это случилось?

Джорджиана не сдержала улыбки.

— Он хотел прочитать стихи, которые сочинил в мою честь, и единственным способом заставить его замолчать после первой строфы было принять его приглашение на танец.

— Он написал тебе стихи? — Эвелина взяла ее под руку и увлекла к стульям, стоявшим вдоль стены зала.

— Да. — С радостью заметив, что Лаксли выбрал новую жертву среди дебютанток, Джорджиана взяла у лакея бокал мадеры. После трех часов кадрилей, вальсов и контрдансов у нее болели ноги. — А ты знаешь, с чем рифмуется Джорджиана?

Эвелина свела брови, и ее глаза заблестели.

— Нет. А с чем?

— Ни с чем. Он просто добавлял «иана» после каждого последнего слова. В размере ямба. «О, Джорджиана, ваша красота — это моя солнциана, ваши волосы прекрасней, чем золотиана, ваша…»

Люсинда приглушенно хихикнула:

— Бог мой, прекрати сейчас же. Джорджи, у тебя удивительная способность заставлять джентльменов совершать самые невероятные вещи и говорить глупости!

Джорджиана покачала головой, отводя от глаз золотистый локон, выбившийся из-под шпильки слоновой кости.

— Этой способностью обладают мои деньги, а не я.

— Не надо быть такой циничной. Ведь он же старался, писал для тебя стихи, не важно, что ужасные, — сказала Эвелина.

— Да, ты права. Очень грустно, что все надоело, когда мне всего лишь двадцать четыре, не правда ли?

— Ты не собираешься сделать Лаксли своим учеником? — спросила Эвелина. — Мне кажется, его можно было бы научить понимать, что женщины совсем не глупы.

Джорджиана сделала глоток сладкой мадеры и улыбнулась.

— Признаюсь, я не уверена, что он стоит таких усилий. По правде говоря… — Она запнулась, какое-то движение на лестнице привлекло ее внимание.

В зале вновь появился Дэр под руку с женщиной. Не просто с какой-то женщиной, с неудовольствием заметила она, а с Амелией Джонс.

— По правде говоря что? — Люсинда проследила за ее взглядом. — О Боже! Кто пригласил Дэра?

— Уж конечно, не я.

Мисс Джонс была не старше восемнадцати, на добрых двенадцать лет моложе Дэра, хотя по греховности он превосходил ее на столетия. До Джорджианы доходили слухи, что виконт за кем-то ухаживает, а Амелия с деньгами своей семьи и свежестью невинности, без сомнения, и была его целью, бедняжка.

Дэр взял обе ее руки в свои, и Джорджиана скрипнула зубами. Виконт что-то коротко сказал и с беспечной улыбкой, отпустив руки девушки, ушел. Лицо Амелии вспыхнуло, затем побледнело, и она торопливо покинула зал.

«Ладно же, черт побери, хотя бы одно теперь стало ясно!» Джорджиана снова повернулась к подругам.

— Нет, не Лаксли, — заявила она, удивляясь собственной холодной решимости. — Я имею в виду другого ученика, которому необходимо преподать хороший урок.

Эви широко раскрыла глаза.

— Уж не думаешь ли ты о лорде Дэре? Ты же его ненавидишь и даже не разговариваешь с ним.

В другом конце зала раздался раскатистый смех Дэра, и у Джорджианы вскипела кровь. Ему явно было наплевать, что он ранил душу молодой девушки или, еще хуже, разбил ее сердце. О да, его необходимо проучить. И она точно знала, какой урок намерена преподать ему.

— Да, Дэр. И очевидно, мне придется разбить его сердце, хотя я не уверена, что оно у него есть. Но…

— Шш, — прошептала Эвелина, делая ей знак рукой.

— Что же у него есть?

От звука этого низкого голоса у Джорджианы похолодела спина.

— Я разговариваю не с вами, милорд, — повернулась к нему девушка.

Тристан Карроуэй, виконт Дэр, смотрел на нее, и в его голубых глазах она видела веселую насмешку. У него явно нет сердца, если он способен улыбаться такой обаятельной чувственной улыбкой сразу после того, как довел другую женщину до слез, заставив убежать из зала.

— А я подошел, — сказал он, — только для того, чтобы сообщить, как вы прекрасно выглядите сегодня вечером, леди Джорджиана.

Она улыбнулась, хотя была возмущена до глубины души. Он делает ей комплименты, в то время как несчастная Амелия сейчас рыдает где-нибудь в темном уголке.

— Я выбирала этот туалет, думая о вас, милорд, — сказала она, расправляя шелковую юбку цвета бургундского. — Вам и в самом деле нравится?

Виконт был достаточно сообразителен, и, хотя выражение его лица не изменилось, он сделал шаг назад. В этот вечер она не взяла с собой веер, но имелся веер Люсинды, на случай если она передумает и захочет ударить его по руке.

— Очень, миледи.

Он быстрым взглядом окинул ее с головы до ног, оставив неприятное ощущение, что умеет отличать шелк от ситца.

— В таком случае именно его я надену на ваши похороны, — с милой улыбкой пообещала она.

— Джорджи, — прошептала Люсинда, взяв ее за руку.

Дэр приподнял бровь.

— А кто сказал, что вас на них пригласят? — С дьявольской усмешкой он повернулся, чтобы уйти. — До свидания, дамы!

«О, его действительно надо проучить!»

— Как поживают ваши тетушки? — обращаясь к его спине, спросила Джорджиана.

Он остановился в замешательстве и после чуть заметного колебания обернулся.

— Мои тетушки?

— Да. Я их что-то не вижу. Они здоровы?

— Тетя Эдвина вполне здорова. — Он недоверчиво взглянул на девушку. — Тетя Милли поправляется, хотя и не так быстро, как ей бы хотелось. А что?

Ха! Она не собиралась объяснять, почему ее это интересует. Пусть он ни о чем не знает, пока все детали плана не будут продуманы.

— Просто так. Пожалуйста, передайте им мои наилучшие пожелания.

Как только Дэр исчез из виду, Люсинда отпустила руку Джорджианы.

— Какой оригинальный способ заставить джентльмена влюбиться в себя.

— О, замолчи! Я не могу сразу броситься в его объятия. Он немедленно заподозрит неладное.

— Как же тогда ты собираешься добиться этого? — Оптимистичная Эвелина была настроена скептически.

— Прежде чем сделать первый шаг, я должна кое с кем поговорить. Завтра расскажу вам, если смогу.

Сказав это, Джорджиана отправилась на поиски Амелии Джонс. Дэр исчез, но в любую минуту мог появиться снова. Одной из самых неприятных его привычек было возникать неожиданно, когда его никто не ожидал.

Черт! Она вспомнила, что забыла спросить, был ли он сегодня приглашен или явился на вечер ее тетушки незваным.

Поиски хорошенькой молоденькой дебютантки оказались напрасными, и Джорджиана с озабоченным видом вернулась к тетушке и исполнению обязанностей хозяйки вечера. Положение компаньонки, проживающей вместе с тетей Фредерикой, давало ей определенные привилегии, но налагало и определенные обязанности. Сейчас она предпочла бы сидеть наверху и обдумывать свой план действий.

Заставить Тристана Карроуэя влюбиться в нее по многим причинам представляло немалый риск, но проучить его было просто необходимо. Он играл многими сердцами, и нельзя было позволять ему разбить еще одно. Она сделает все, чтобы ему это не удалось.

Никогда.




Глава 2


Грань меж добром и злом, сотрись!

    

У. Шекспир. Макбет. Акт I, сцена 1[2 - Перевод Ю. Корнеева.]






Кто-то постучал медным молотком в парадную дверь, и Тристан Карроуэй, виконт Дэр, оторвался от лондонской «Таймс». Цены на ячмень снова упали, а до созревания нового урожая оставалось еще два месяца.

Он вздохнул. Потери, вероятно, поглотят всю прибыль, которую ему удалось получить от весенней продажи. Нужно будет еще раз встретиться со своим поверенным Бичемом и обсудить американский рынок.

— Докинз, дверь! — крикнул Тристан и отпил горячего крепкого кофе. По крайней мере какую-то пользу колонии приносили. Учитывая суммы, которые он платил за их кофе и табак, они вполне могли бы позволить себе купить его проклятый ячмень.

Стук повторился, он сложил газету и встал. Чудачества Докинза забавляли его, но лучше, если бы дворецкий чистил где-нибудь серебро, а не спал в одной из гостиных, что вошло у старика в дурную привычку. Что касается остальных слуг, то они, без сомнения, были заняты по горло, обслуживая все общество. Но могло быть и так, что они все сбежали, даже не потрудившись предупредить хозяина.

В последнее время удача покинула его, и целая орда поверенных и кредиторов осаждала двери его дома, чтобы взять под стражу за неоплаченные счета.

— Ну, — сказал он, открывая дверь, — что…

— Доброе утро, лорд Дэр.

Леди Джорджиана Холли присела, юбка темно-зеленого платья колоколом окружила ее, капор такого же цвета изящно обрамлял золотистые волосы.

Тристан сжал челюсти. В другое время ему было бы приятно увидеть очаровательную женщину на пороге своего дома. Однако появление Джорджианы Холли было не совсем обычным.

— Какого черта вы тут делаете? — спросил он, заметив стоявшую несколькими ступенями ниже горничную Джорджианы. — Вы ведь не вооружены?

— Только своим умом, — ответила она.

Ее остроумие уже не раз больно его задевало.

— Повторяю, зачем вы пришли?

— Я хотела бы навестить ваших тетушек. Пожалуйста, пропустите. — Подобрав юбки, она проскользнула мимо него в холл.

От нее пахнуло лавандой.

— Проходите, пожалуйста, — запоздало пригласил он.

— Знаете, а вы очень плохой дворецкий, — бросила она через плечо. — Проводите меня к вашим тетушкам, будьте добры.

Скрестив на груди руки, Тристан прислонился к косяку.

— Раз я плохой дворецкий, предлагаю вам самой найти их.

Честно говоря, он сгорал от любопытства, пытаясь догадаться, почему Джорджиана надумала заехать в Карроуэй-Хаус. Она хорошо знала, где он находится, однако только сегодня впервые удостоила его своим посещением.

— Вам никогда не говорили, что вы невыносимо грубы? — Она снова повернулась к нему.

— А как же. Вы, насколько я помню, говорили об этом не раз. Но, если вы желаете извиниться за это, буду счастлив проводить вас.

Ее щеки вспыхнули, нежная с кремовым оттенком кожа порозовела.

— Я никогда не стану извиняться перед вами, — отрезала она. — А вы можете убираться прямо в преисподнюю!

Он не ждал от нее извинений, но не мог удержаться, чтобы лишний раз о них не упомянуть:

— Хорошо. Наверху, первая дверь налево. Если вам потребуются мои услуги, я буду в преисподней.

Повернувшись, Тристан направился в комнату, где оставил свой завтрак и газету.

Шаги по лестнице постепенно затихали, но он смог расслышать, как неожиданная гостья нелестно отзывалась о нем. Сидя за столом с нераскрытой газетой, он позволил себе улыбнуться. Джорджиана Холли проехала весь Мейфэр, чтобы навестить его теток, хотя принимала их у себя в доме меньше чем две недели назад, как раз перед приступом подагры у тети Милли.

— Что, черт побери, она задумала? — проворчал он.

Помня об их прошлом, он не доверял ей. Тристан снова поднялся, оставив остатки завтрака на столе, надеясь, что появится кто-нибудь из слуг и уберет их. Проклятие, куда все сегодня подевались?

Три года назад он пригласил к себе в дом своих тетушек и отдал в их распоряжение малую гостиную. Они воспользовались его добротой, заполнив комнату невообразимым количеством футов бомбазина и кружев.

— Тетя Эдвина? Тетя Милли? — окликнул он, поднявшись по лестнице и повернув налево. Тристан толкнул дверь светлой уютной комнаты. — Ах, я не знал, что у вас сегодня гостья. И кто же эта очаровательная молодая леди?

— О, замолчите, — недовольно фыркнула Джорджиана и повернулась к нему спиной.

Миллисент Карроуэй, облаченная в ужасающе пестрое подобие восточного кимоно, не гармонировавшее ни с одним оттенком в комнате, погрозила ему своей палкой:

— Ты прекрасно знаешь, кто пришел навестить нас. Почему ты не сказал мне, что вчера Джорджиана просила передать нам свои добрые пожелания, злой мальчик?

Тристан увернулся от палки и поцеловал пухлую бледную щеку тетушки.

— Потому что, когда я вернулся, вы спали и предупредили Докинза, чтобы я утром не беспокоил вас, яркая моя бабочка.

Ее пышная грудь заколыхалась от смеха.

— Так и было. Передай мне бисквит, Эдвина, дорогая.

— Конечно, сестра. А вы, Джорджиана, завтракали?

— Да, мисс Эдвина, — ответила Джорджи таким медово-сладким голосом, что Тристан вздрогнул. Он, она и теплые отношения казались несовместимыми. — И пожалуйста, не вставайте. Я поухаживаю за мисс Милли.

— Вы настоящее сокровище, Джорджиана. Я часто говорила это вашей тете Фредерике.

— Вы очень добры, мисс Эдвина. Если бы я действительно была сокровищем, то навестила бы вас гораздо раньше, и вам не пришлось бы ехать через весь Мейфэр, чтобы повидать нас с тетей Фредерикой. — Джорджиана встала и, направляясь к чайному подносу с бисквитами, больно наступила на ногу Тристана. — С чем вы пьете чай, мисс Милли? Мисс Эдвина?

— О, бросьте вы «мисс это, мисс то», если можно. Не надо мне напоминать, что я древняя старая дева, — снова усмехнулась Милли. — А бедная Эдвина еще старше меня.

— Глупости, вы обе молоды и милы, как весенний день, — с улыбкой перебил ее Тристан, сдерживая желание наклониться и потереть ногу.

По-видимому, Джорджиана начала носить туфли с железными каблуками, поскольку она не могла весить больше восьми стоунов. Она была высокой, но стройной, с округлыми бедрами и высокой грудью, что его очень привлекало в молодых леди. И, в частности, в ней — именно поэтому он и оказался в трудном положении.

— Лорд Дэр, — вежливо заговорила Джорджиана, подавая чай и бисквиты тетушкам, но не предлагая ему, — у меня создалось впечатление, что вы не испытывали желания присоединиться к нам.

Так, значит, она хочет избавиться от него. Тогда тем более надо остаться и послушать, о чем она собирается сплетничать.

— Я искал Бита и Брэдшо, — на ходу придумал он. — Они хотели поехать со мной в Таттерсолл.

— По-моему, я слышала их голоса в бальном зале, — сказала Эдвина.

Всегда в неизменном черном платье сидевшая в углу, куда не попадали лучи утреннего солнца, она напоминала одного из знаменитых шекспировских призраков, надевшего очки.

— Гм, надеюсь, Брэдшо не пытается опять что-нибудь взорвать. Дамы, вы извините меня?

Возвращаясь на свое место, Джорджиана снова попыталась наступить ему на ногу, но он был настороже и успел выскочить за дверь. Ему очень хотелось узнать, зачем ей понадобилось говорить с тетушками, но он еще получит такую возможность позднее, когда она уедет. В данный момент ему необходимо было сообщить братьям о том, что они едут с ним на конский рынок.




С лестничной площадки третьего этажа, где располагались бальный зал и музыкальная комната, до его слуха донеслись аплодисменты. Это указывало на место пребывания слуг, но не умерило его беспокойства относительно того, что мог затеять Брэдшо. Он бесцеремонно распахнул обе половинки двойной двери — и в его голову чуть не вонзилась стрела.

— Проклятие! — взревел он, инстинктивно приседая.

— Боже! Дэр, ты цел?

Отбросив арбалет, второй лейтенант Королевского морского флота Брэдшо Карроуэй, расталкивая слуг, бросился к нему через весь зал и схватил Тристана за плечо.

Тристан сбросил его руку.

— Очевидно, — прорычал он, — когда я запретил поджигать в доме порох, то забыл объяснить, что в бальном зале не должно быть никакого смертельного оружия. — Он погрозил пальцем неподвижной фигуре в глубокой нише окна: — А тебе лучше бы не смеяться.

— Я не смеюсь.

— Хорошо! — Какое-то движение привлекло его внимание. Он увидел, как слуги потихоньку покидают зал через другие двери. — Докинз!

— Да, милорд? — остановился дворецкий.

— Следи за входной дверью. У нас в доме гости, у тетушек.

— Кто это? — спросил Брэдшо.

Выдернув из косяка стрелу, он разглядывал ее наконечник.

— Никто. Спрячь где-нибудь свою новую игрушку, чтобы Коротышка не нашел ее, и пойдем. Мы едем в Таттерсолл.

— Ты хочешь купить мне пони?

— Нет, я собираюсь купить пони Эдварду.

— Но ты не можешь себе этого позволить.

— Приходится поддерживать репутацию. — Он снова посмотрел в глубину зала. — Ты идешь, Бит?

Никто не удивился, когда молчаливая фигура отрицательно покачала черноволосой головой.

— Мне надо написать Магуайру.

— Ну хотя бы прогуляйся днем с Эндрю.

— Вряд ли.

— Или покатайтесь на лошадях.

— Может быть.

Спускаясь вместе с Брэдшо по лестнице, Тристан озабоченно спросил:

— Как он?

— Ты с ним более близок, чем я, — пожал плечами брат. — Если он не хочет разговаривать с тобой, что уж говорить обо мне. Насколько я могу судить, Бит для всех остается загадочным сфинксом. По-моему, он улыбнулся, когда я чуть не убил тебя, — может, это тебя утешит.

— Думаю, это уже достижение.

Его беспокоило затянувшееся молчание среднего из братьев Карроуэй, но присутствие в доме Джорджианы Холли вызывало не меньшую тревогу. Что-то непонятное происходило в доме, и в нем росла уверенность, что, чем скорее он узнает, что именно, тем лучше будет для него.

Однако в данный момент ему надо купить пони для младшего брата, а у него не было лишних денег. Но если его семья имела традиции, которыми могла гордиться, то одной из них было профессиональное умение обращаться с лошадьми, а он давно откладывал покупку пони для Коротышки.

— Так кто же приехал к тетушкам? — снова спросил Шо.

Тристан подавил вздох. Они все равно узнают.

— Джорджиана Холли.

— Джор… О! А зачем?

— Понятия не имею. Но, если она собирается разрушить наш дом до основания, я предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте.

Слишком громко сказано, но чем меньше они будут обсуждать его отношения с Джорджианой, тем лучше.




Несмотря на то что она твердо решила по возможности держаться подальше от большинства членов семейства Карроуэй, Джорджиане всегда нравились Милли и Эдвина.

— Теперь, когда Грейдон женился, — объясняла она, — тетушке не нужна компаньонка. Они с ее невесткой Эммой прекрасно ладят, и я не хочу быть им помехой.

— Но вы же не хотите возвращаться в Шропшир, не так ли, дорогая? Тем более во время сезона?

— О нет! У моих родителей на руках еще три дочери, ожидающие своего дебюта. И они едва ли хотят моего возвращения, это послужило бы плохим примером. Даже Хелен там лишняя, а она замужем.

Эдвина похлопала ее по руке:

— Вы неплохой пример, Джорджиана. Мы с Милли никогда не были замужем, но никогда не страдали от отсутствия мужа.

— Но не страдали и от отсутствия поклонников, конечно, — вставила Милли. — Просто нам никогда не попадались подходящие. Я нисколько не жалею, что не вышла замуж. Хотя, признаюсь, жалею, что с этой больной ногой не могу танцевать.

— Вот поэтому я здесь. — Джорджиана, собравшись с духом, подалась вперед. Вот оно: первый ход на шахматной доске, начало игры. — Я подумала, может быть, вы бы хотели иметь кого-то рядом, кто помог бы вам двигаться, а я бы хотела чувствовать себя немного полезной, поэтому я…

— О да! — перебила ее Эдвина. — Иметь в доме еще одну женщину — это великолепно! Все мальчики Карроуэй пробудут здесь до середины лета, и, поверьте мне, так приятно иметь кого-то, хорошо воспитанного, с кем можно поговорить.

Джорджиана улыбнулась и взяла Милли за руку.

— Так что же, Милли, вы хотите сказать?

— Я уверена, вы найдете занятие получше, чем сопровождать старую деву с ее подагрой.

— Глупости. Я поставлю себе цель добиться того, чтобы вы снова могли танцевать, — твердо заявила Джорджиана. — И это доставит мне огромное удовольствие.

— О, Милли, скажи «да». Нам будет так весело.

Щеки Милли порозовели, и она улыбнулась:

— В таком случае я говорю «да».

Джорджиана захлопала в ладоши, скрывая свое удовлетворение. «Прекрасно!»

Эдвина встала.

— Я распоряжусь, чтобы Докинз приготовил для вас комнату. Боюсь, что, поскольку все братья в городе, комнаты, выходящие на запад, заняты. Вы ничего не имеете против утреннего солнца?

— Абсолютно ничего. Я встаю рано.

Она не сможет много спать, находясь под одной крышей с этим дьяволом Тристаном Карроуэем. Она потеряла рассудок, оставаясь здесь. Но если не она, то кто сделает это?

Эдвина торопливо покинула комнату, а Милли осталась в своем мягком кресле, обложенная невообразимым количеством пышных подушек. Забинтованная нога покоилась на такой же мягкой скамеечке.

— Я так рада, что вы поживете у нас, — сказала Милли, маленькими глоточками потягивая чай. Черные глаза смотрели на Джорджиану поверх фарфоровой чашки. — Но у меня создалось впечатление, что у вас с Тристаном не очень хорошие отношения. Вы уверены, что хотите остаться?

— У нас с вашим племянником были разногласия, — призналась Джорджиана, с величайшей осторожностью подбирая слова. Без сомнения, Дэр потом будет расспрашивать тетушек о ее визите, и ей пора начинать плести свои сети. — Но это не повод, чтобы отказаться от вашего с Эдвиной общества.

— Если вы убеждены в этом, дорогая.

— Да, убеждена. Вы даете мне возможность снова почувствовать, что я приношу пользу.

— Не следует ли мне написать вашей тетушке и попросить разрешения на ваш переезд?

Джорджиана на мгновение замерла.

— О, нет, конечно. Мне двадцать четыре года, Милли. Ей будет приятно узнать, что я буду здесь с вами и Эдвиной. — Улыбнувшись, она встала. — Действительно, мне надо самой сказать ей и уладить кое-какие дела сегодня. Вы хотите, чтобы я была у вас сегодня вечером?

Милли засмеялась:

— Я все еще не верю, что вы представляете, на что обрекаете себя, но, конечно, сегодня вечером это чудесно. Я попрошу миссис Гудвин поставить на стол еще один прибор.

— Благодарю вас.

Джорджиана забрала свою горничную и направилась к карете тетушки.




Милли Карроуэй, подковыляв к окну, смотрела вслед удалявшейся карете вдовствующей герцогини.

— Сядь, Миллисент! — воскликнула вошедшая в комнату Эдвина. — Ты все испортишь.

— Не волнуйся, Вина. Джорджи поехала за своими вещами, а Тристан в Таттерсолле.

— Даже не верится, что все так просто.

Опустившаяся на подушки Милли, несмотря на свои сомнения, не могла сдержать улыбки, глядя на довольное оживленное лицо сестры.

— Да, она избавила нас от необходимости ехать к Фредерике и просить ее одолжить Джорджиану на этот сезон, но не питай слишком больших надежд.

— Чепуха. Ссора между Джорджи и Тристаном произошла шесть лет назад. Неужели ты бы хотела, чтобы он выбрал одну из этих жеманных дебютанток? Эти двое идеально подходят друг другу.

— Да, как огонь и порох.

— Ха! Ты еще увидишь, Милли. Еще увидишь.

— Этого-то я и боюсь.




Все сложилось так удачно, что Джорджиана с трудом верила, что ей действительно удалось это сделать. Она только предложила пожить у них, остальное они сделали за нее сами. Однако, возвращаясь в Хоторн-Хаус, Джорджиана начала задумываться над последствиями своего поступка.

Она согласилась пожить неопределенное время в Карроуэй-Хаусе, где каждый день будет видеть Тристана, и приступила к осуществлению своего плана, совершенно не будучи уверенной, что у нее хватит смелости довести дело до конца. Девушке хотелось поставить Дэра на место и показать, к чему приводит привычка разбивать сердца.

— Ну, уж он-то больше всех заслуживает наказания, — проворчала она.

— Миледи? — захлопала ресницами сидевшая в карете напротив нее горничная.

— Ничего, Мэри. Просто я подумала вслух. Ты не против пожить немного в чужом доме?

— Нет, миледи. Это будет интересно.

Но уговорить горничную — это одно, а убедить тетушку — совсем другое.

— Джорджиана, ты с ума сошла!

Фредерика Брейкенридж, вдовствующая герцогиня Уиклифф, со стуком поставила чашку, расплескав чай.

— Я думала, вам нравятся Милли и Эдвина Карроуэй, — возразила Джорджиана, стараясь сохранить на лице выражение искреннего удивления.

— Нравятся. Я думала, что тебе очень не нравится лорд Дэр. Целых шесть лет ты жаловалась, что он сорвал твой поцелуй, чтобы выиграть пари, или сделал еще какую-то глупость.

Джорджиане потребовалось все ее самообладание, чтобы не покраснеть.

— После всех этих лет кажется довольно банальным, не правда ли? — небрежно заметила она. — И кроме того, я не нужна вам, а моим родителям тем более. А для мисс Милли компаньонка будет совсем не лишней.

Тетя Фредерика вздохнула:

— Джорджиана, мне приятно твое общество. Я надеялась, что лишусь его, только когда ты выйдешь замуж. С твоими доходами тебе незачем переходить от одной старой дамы к другой до тех пор, пока не станешь такой же немощной, что тебе самой потребуется компаньонка.

На это существовала важная причина, но Джорджиана не собиралась кому-либо рассказывать о ней. Никогда.

— Я не хочу выходить замуж и не могу вступить в армию или стать монахиней. Безделье — это не для меня. Быть компаньонкой для друга мне кажется самым подходящим занятием, а все свои деньги и свое время я намерена отдавать на благотворительность.

— Ну, ты, кажется, все продумала. Кто я такая, чтобы мешать тебе? — махнув рукой, сказала Фредерика. — Отправляйся и передай мои наилучшие пожелания Милли и Эдвине.

— Спасибо вам, тетя Фредерика.

— Ты знаешь, тебя встретят здесь с радостью, если надумаешь вернуться. Запомни это, пожалуйста.

— Я запомню. Спасибо. — Джорджиана встала и поцеловала ее в щеку.

Нужно еще поговорить с Амелией Джонс в четверг на балу у Ибботсонов. А тем временем она должна осуществлять свой план.




Глава 3


О Боже! Сколько бед творят злодеи,

Погибель навлекая на себя!

    

У. Шекспир. Генрих VI. Часть II, акт II, сцена 1[3 - Перевод Е. Беруковой.]






Когда Тристан спустился в столовую, в доме царила необычная тишина. Как правило, вся семья собиралась здесь к обеду, и беспорядочный шум не прекращался, а только несколько замирал на это время. Сейчас казалось, что Карроуэй-Хаус затаил дыхание. «Или скорее всего, — подумал он, поправляя сюртук и толкая дверь в столовую, — визит леди Джорджианы Холли обострил чувства». Он вошел в комнату и застыл на месте.

Она сидела за его столом и смеялась над какими-то словами Брэдшо. Джорджиана, встретив его изумленный взгляд, приподняла бровь.

— Добрый вечер, милорд, — сказала она, по-прежнему улыбаясь, но ее зеленые глаза смотрели холодно.

— Ты опоздал к обеду, — раздался голосок Эдварда, самого младшего из братьев. — И Джорджи говорит, это невежливо.

Коротышка никогда раньше не встречался с ней, а они уже называли друг друга по имени. Тристан занял свое место во главе стола, заметив, что какой-то идиот посадил Джорджиану рядом с ним, справа.

— Остались обедать без приглашения?

— Она была приглашена, — заявила Милли.

Когда Милли заговорила, он увидел, что впервые за долгое время обе тетки присутствовали за столом. Проклиная в душе Джорджиану за то, что она заставила его забыть о семье, он снова встал.

— Тетя Милли, добро пожаловать снова в наш шумный мир. — Он обошел стол и поцеловал ее в щеку. — Но вам следовало позвать меня. Я был бы счастлив принести вас сюда.

Покраснев, тетушка похлопала его по руке.

— О, глупости. Джорджиана вернулась вон с той штуковиной на колесах, и они с Докинзом вкатили меня в столовую. Было так весело.

Он распрямился и посмотрел на Джорджиану:

— Вернулась?

— Да, — с лучезарной улыбкой подтвердила она. — Я буду жить здесь.

Он почувствовал, что теряет дар речи, и поспешил сжать зубы.

— Нет, не будете!

— Буду!

— Вы не…

— Она уже переехала, — перебила Эдвина. — Она переехала, чтобы помогать Милли, так что успокойся и сядь, Тристан Майкл Карроуэй.

Не обращая внимания на смешки младших братьев, Тристан снова посмотрел на Джорджиану. Она вызывающе улыбалась ему.

Очевидно, зло, сотворенное за всю его жизнь, было так велико, что небесная кара обрушилась на него раньше времени. С равнодушной улыбкой он вернулся на свое место.

— Понятно. Если вы действительно думаете, что она может помочь вам, тетя Милли, я не возражаю.

Джорджиана нахмурилась:

— Вы не возражаете? Никто не спрашивал…

— Но я хотел бы указать вам, леди Джорджиана, что вы находитесь в доме, где живут пять неженатых джентльменов, трое из которых — взрослые.

— Четверо, — покраснев, поправил его Эндрю. — Мне семнадцать. Я старше, чем был Ромео, когда женился на Джульетте.

— И моложе, чем я, что важнее, — возразил Тристан, сурово взглянув на брата.

Отсутствие дисциплины обычно не волновало его, но, черт побери, не следовало давать в руки Джорджиане лишнее оружие против него. Она вела нечестную игру.

— Не беспокойтесь о моей репутации, лорд Дэр, — сказала Джорджиана, но он заметил, что она старалась избегать его взгляда. — Присутствие ваших тетушек обеспечивает соблюдение всех необходимых приличий.

Черт знает почему, но она очень хотела остаться. Причину он выяснит позднее, когда полдюжины людей не будут ловить каждое слово, сказанное им или Джорджианой.

— В таком случае оставайтесь. — Он бросил на нее мрачный взгляд. — Но потом не жалуйтесь, что я не предупредил вас.

Очарование Джорджианы не оставляло его равнодушным, но он научился сохранять на лице бесстрастное выражение. Брэдшо, будучи на два года моложе и уже снискав дурную репутацию, которая могла бы поспорить с его собственной, не обладал таким искусством. Сидевший по другую сторону двадцатишестилетний Роберт не принимал участия в разговоре, как будто обедал в одиночестве. Эндрю просто паясничал, а Эдвард неожиданно проявил интерес к хорошим манерам.

Тристану удалось выдержать весь обед, избежав апоплексического удара, затем он сбежал в бильярдную, чтобы покурить и на свободе выругаться. Между ним и Джорджианой все давно кончено; она ясно и неоднократно давала ему это понять. И что бы, черт побери, ни происходило, ему это не нравилось. Милли и Эдвина, которые, без сомнения, ею очарованы, понятия не имеют о том, что она задумала.

— Она ушла спать.

Тристан вздрогнул. Прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, в дверях стоял Бит.

— Что такое? Роберт-сфинкс решил заговорить, хотя его даже не спросили? Произошло чудо, или ты хочешь неприятностей?

— Я только подумал, что тебе следует сообщить об этом, на случай если ты решил прятаться.

Роберт выпрямился и исчез за дверью.

— Я не прячусь.

Он составил для себя правила поведения с леди Джорджианой Холли. Если она начнет нападать на него, он ответит ей тем же; если она вотрется в доверие близких ему людей, он не будет возражать. И она может ломать свои проклятые веера о его руки сколько пожелает, ибо, как он предполагал, по какой-то причине ей по-прежнему хочется дотронуться до него. Эти удары веером лишь заставляли его поморщиться и давали ему повод покупать ей новые, что еще больше раздражало ее.

Но настойчивое желание оказаться с ним под одной крышей означало что-то другое. Правил на этот счет у него не было, и ему необходимо их составить. Тристан с сожалением загасил сигару и отправился наверх.




Джорджиана сидела в своей спальне у камина с нераскрытой книгой на коленях. Предыдущую ночь она совсем не спала, обдумывая свой план, и до рассвета ходила по комнате. В эту ночь было еще хуже. Тристан находился в этом же доме, возможно, всего лишь на другом этаже, совсем рядом.

В дверь тихо постучали, и она чуть не вскочила с кресла. «Успокойся ты, ради Бога!» — сказала она себе. Она просила Докинза, дворецкого, принести стакан теплого молока; не мог же Дэр прийти в ее спальню средь бела дня и тем более в такой поздний час.

— Войдите!

Дверь отворилась, и в спальню вошел Дэр.

— Удобно устроилась? — поинтересовался он, останавливаясь у камина.

— Что… Убирайся!

— Я оставил твою дверь открытой, — тихо сказал он, — поэтому говори тише, если не хочешь, чтобы нас услышали.

Джорджиана глубоко вздохнула. Он был прав: если, оказавшись с ним наедине, она поддастся панике, то погубит и свою репутацию и потеряет все шансы преподать ему урок, в котором он так нуждался.

— Прекрасно! Тогда я скажу это тихо. Убирайся отсюда!

— Сначала скажи мне, что ты, черт возьми, задумала, Джорджиана.

Она никогда не умела лгать, а Дэр был далеко не глуп.

— Не понимаю, почему ты решил, что я что-то задумала, — ответила она. — За прошедший год у меня изменились обстоятельства, и…

— Значит, ты явилась сюда, чтобы по доброте душевной заботиться о тетушках.

— Да. А как ты думаешь, что еще я могла бы сделать в таком случае?

Ей хотелось, чтобы он не чувствовал себя так свободно в ее спальне и не пробуждал своим видом греховных желаний.

Он пожал плечами:

— Выйти замуж. Мучить своего мужа и оставить меня в покое.

Джорджиана отложила книгу и встала. Ей не хотелось продолжать эту тему. Однако, если она промолчит, Тристан никогда не поверит ни одному ее доброму слову ни сейчас, ни в будущем, не говоря уже о том, что не влюбится в нее.

— Брак, лорд Дэр, теперь не для меня, не так ли?

Он долго с мрачным непроницаемым видом смотрел на нее.

— Откровенно говоря, Джорджиана, для большинства мужчин твоя девственность менее важна, чем размеры твоих доходов. Я мог бы назвать сотню мужчин, которые тотчас женились бы на тебе, предоставь им такую возможность.

— Едва ли мне нужен… или я хочу… мужчину, которого интересуют только мои деньги, — горячо возразила она. — Кроме того, я договорилась с твоими тетушками. И я не отказываюсь от своего слова.

Дэр, лениво опиравшийся на каминную полку, резко выпрямился. Мускул на его щеке дрогнул, и Тристан повернулся к двери.

— Пришли мне счет за это кресло-каталку, — бросил он, — я возмещу тебе его стоимость.

— Не нужно, — ответила она, стараясь сохранять самообладание. — Это подарок.

— Я не принимаю милостыню, завтра отдай мне чек.

— Хорошо, — подавила она раздраженный вздох.

Дверь за ним закрылась, но она еще долго неподвижно стояла на том же месте. В ту ночь, когда он лишил ее невинности, Джорджи думала, что влюблена. На следующий день она узнала, что Тристан сделал это, чтобы выиграть пари и предъявить доказательство — ее чулок. Она даже не представляла, как больно это ранит ее.

По каким причинам он не стал хвастаться в обществе своей победой, она не знала, но так и не простила его. Теперь Джорджиана хотела показать ему, какие страдания причиняет предательство. Тогда, может быть, он поймет, что такое благородство, и станет достойным мужем какой-нибудь несчастной наивной девушке вроде Амелии.

С этими мыслями она забралась под одеяло и попыталась уснуть. Необходимо посвятить в игру Амелию Джонс, иначе она сама окажется такой же бессердечной, как и Тристан Карроуэй. Наверное, это надо сделать сразу же: ожидание бала у Ибботсонов даст Дэру лишних три дня на то, чтобы разрушить жизнь мисс Джонс.




На следующее утро она приехала в Джонс-Хаус. Ее визит, казалось, удивил мисс Амелию. Темные волосы мисс Джонс были забраны в пучок, из которого кокетливо выбивались локоны, касавшиеся шеи и щек, муслиновое платье солнечно-золотистого цвета делало ее олицетворением невинности.

— Леди Джорджиана. — Она присела в реверансе, держа в руках охапку цветов.

— Мисс Джонс, спасибо, что приняли меня сегодня. Как я вижу, вы заняты. Пожалуйста, не позволяйте мне помешать вам.

— О, благодарю вас, — улыбнулась девушка, положив цветы около ближайшей вазы. — Это любимые розы мамы. Мне не хотелось бы, чтобы они завяли.

— Они прекрасны!

Девушка не предложила гостье сесть, но Джорджиана не хотела проявлять нетерпение и, медленно перейдя комнату, опустилась на диван. Амелия склонилась над вазой и, сосредоточенно нахмурив белый как алебастр лоб, старалась как можно красивее расположить желтые цветы. «Бог мой, у девушки нет никаких шансов устоять перед Дэром!»

— Разрешите предложить вам чай, леди Джорджиана?

— Нет, спасибо. Видите ли, я хотела обсудить с вами кое-что. Очень… личное. — Она взглянула на горничную, взбивавшую подушки на мягкой мебели.

— Личное? — Амелия заинтересованно хихикнула. — Боже мой, звучит так интригующе. Ханна, это пока все.

— Да, мисс.

Когда горничная вышла, Джорджиана пересела поближе к Амелии.

— Знаю, это покажется вам странным, но у меня есть причина кое о чем спросить вас, — сказала она.

Амелия отложила цветы.

— О чем же?

— О вас и лорде Дэре. Между вами есть какие-то отношения, не так ли?

Большие голубые глаза юной девушки наполнились слезами.

— О, я не знаю! — зарыдала мисс Джонс.

Джорджиана вскочила на ноги и обняла девушку за плечи.

— Ну, ну, — начала успокаивать Джорджиана, — вот этого я и боялась.

— А… боялись?

— О да. Лорд Дэр известен как очень сложный человек.

— Да. Это так. Иногда я думаю, что он хочет сделать мне предложение, а затем переводит разговор совсем на другое, и я не знаю даже, нравлюсь ли я ему или нет.

— И все же вы ожидаете предложения?

— Он постоянно говорит, что ему надо жениться, и танцует со мной чаще, чем с другими девушками, и он брал меня на прогулку по Гайд-парку. Конечно, я жду, что он сделает предложение. Вся наша семья ждет этого.

Амелия говорила это почти с возмущением, и у Джорджианы возникли большие сомнения относительно намерений Дэра.

— Да, я нахожу это вполне естественным, — проговорила Джорджиана ровным тоном.

Шесть лет назад Тристан поступил с ней точно так же, и она ожидала от него того же, что и Амелия. Но погубленная репутация, украденный чулок и разбитое сердце — вот и все, что она получила.

— И в таком случае я кое в чем вам признаюсь.

Амелия вытерла глаза красивым вышитым платочком в тон ее платью.

— Правда?

— Да, как вам известно, лорд Дэр — ближайший друг моего кузена, герцога Уиклиффа. Благодаря этому у меня была неограниченная возможность в течение многих лет наблюдать за отношениями виконта с женщинами. Должна сказать, что всегда без исключений они были чудовищными.

— Совершенно чудовищными.

«Пока все идет прекрасно!»

— И вот поэтому я решила, что надо проучить лорда Дэра, чтобы он понял, как надо вести себя со слабым полом.

По невинному личику Амелии было видно, что она озадачена.

— Проучить? Не понимаю.

— Так случилось, что я ненадолго переселилась в Карроуэй-Хаус, чтобы ухаживать за тетушкой лорда Дэра, пока она не поправится после приступа подагры. Я собираюсь воспользоваться этой возможностью и показать Дэру, как скверно он ведет себя с вами. Вы, вероятно, сочтете это несколько странным. Даже на какое-то время может создаться впечатление, что я нравлюсь Дэру, но уверяю вас, моей единственной целью будет преподать ему урок, который заставит его сделать вам предложение и научит быть хорошим мужем.

Это казалось логичным, по крайней мере ей самой. Она наблюдала за выражением лица наивной девушки, стараясь понять, согласна ли Амелия с ней.

— Вы сделаете это ради меня? Но мы с вами даже незнакомы.

— Мы обе женщины, и обе возмущены поведением Дэра. И мне доставит величайшее удовлетворение сознавать, что хотя бы один мужчина научился достойно обращаться с леди.

— Хорошо, леди Джорджиана, — медленно произнесла Амелия, снова возвращаясь к своим розам. Она замолчала и чуть наморщила лоб. — Раз уж мы откровенны друг с другом, признаюсь, он часто сбивает меня с толку.

— Да, это он умеет.

— Вы его знаете лучше, чем я, и вы ближе ему по возрасту. Я полагаю, вы должны быть более мудрой. Я рада, что вы проучите его. И чем быстрее, тем лучше, у меня в сердце одно желание — стать его виконтессой.

Не обращая внимания на оскорбительное упоминание о своем возрасте, Джорджиана улыбнулась:

— Значит, заключим соглашение. Как я уже сказала, сначала что-то покажется вам странным, но наберитесь терпения. В конце концов все получится.




По дороге в Карроуэй-Хаус, сидя со своей горничной в наемной карете, Джорджиана тихонько напевала. Дэр не узнает, какой удар ожидает его, пока не будет слишком поздно. Когда она исполнит задуманное, у него навсегда пропадет охота лгать о своих чувствах беззащитным молодым леди или воровать их чулки, пока леди спят. После этого он с радостью женится на Амелии Джонс, и ему и в голову не придет смотреть на кого-то другого.




— Итак, Бичем, расскажите мне ваши новости.

У поверенного, когда он садился напротив Тристана, был смущенный вид, но Дэр не принял это за дурной знак. Он еще ни разу не видел, чтобы Бичем не был чем-то обеспокоен.

— Я сделал, как вы просили, милорд, — сказал Бичем, перебирая бумаги, пока не нашел то, что искал. — Согласно последнему сообщению, в Америке сто фунтов ячменя продаются на семь шиллингов дороже, чем здесь.

Тристан быстро подсчитал:

— Это сто сорок шиллингов за тонну; учитывая стоимость перевозки, выходит сто шиллингов? Думаю, едва ли чистая прибыль в двенадцать фунтов окупает время и затраты.

— Это неточная цифра… — поморщился поверенный.

— Бичем, мы теперь переходим на другое.

— Да, милорд, на что же мы переходим?

— На шерсть.

Бичем снял очки и принялся протирать их носовым платком. Часто это служило хорошим признаком.

— За исключением котсуолдских овец, торговля шерстью идет весьма вяло.

— Я развожу котсуолдских овец.

Очки снова водрузились на переносицу.

— Я это знаю, милорд.

— Мы все это знаем. Займитесь этим. Весь летний урожай — в Америку, меньше расходов.

Ни этот раз очки остались на своем месте, и Тристан подумал, что слишком много времени потерял в ожидании падения цен и стараясь найти слабые стороны конкурентов. С другой стороны, за последний год он получил от имения больше денег, чем обычно.

— Я бы предположил прибыль приблизительно в сто тридцать два фунта.

— Приблизительно?

— Да, милорд.

Тристан затаил дыхание, затем снова выдохнул, увидев женскую фигуру в желтом с розовым муслиновом платье в открытую дверь кабинета.

— Хорошо. Продолжим.

— Это все равно большой риск, милорд, если учесть время и расстояние.

Улыбнувшись, Тристан поднялся.

— Я люблю рисковать, хотя понимаю, что риск не изменит моего положения. Но он создаст впечатление, что я делаю деньги, а это не менее важно.

Поверенный кивнул:

— Если позволите быть откровенным, милорд, я могу лишь пожалеть, что ваш отец не так хорошо разбирался в доходах.

Они оба знали, что его отец тратил то, что следовало беречь, хотя экономил пенсы на мелочах, что настораживало и пугало его кредиторов и знакомых. Все закончилось полной катастрофой.

— Я ценю, что вы единственный из всех поверенных семьи Дэр не распространяете сплетен. — Тристан направился к двери. — Именно поэтому я до сих пор пользуюсь вашими услугами. Подготовьте письма, пожалуйста.

— Хорошо, милорд.

Тристан столкнулся с Джорджианой у двери музыкальной комнаты.

— И куда ты ездила сегодня утром? — спросил он.

Она вздрогнула, вид у нее был явно виноватый.

— Не твое дело, Дэр. Уходи.

— Это мой дом. — Выражение ее лица заинтересовало его, и он сказал совсем не то, что собирался: — У меня есть карета и двухколесный экипаж. Они в твоем распоряжении.

— Не шпионь за мной. — Джорджиана замешкалась у дверей музыкальной комнаты, она не хотела, чтобы Тристан вошел туда вслед за ней. — Я помогаю твоим тетушкам как друг. Я не служу у тебя, и к кому, когда, куда и как я еду — мое дело. Не ваше, милорд.

— Но не в моем доме, — заметил он. — Что тебе нужно в музыкальной комнате? Тетушек там нет.

— Нет, мы здесь, — раздался голос Милли. — Веди себя прилично!

К его удивлению, Джорджиана сделала шаг к нему.

— Разочарован, Дэр? — выдохнула она. — А ты предвкушал, что и дальше будешь мучить меня?

Эта игра была ему знакома.

— Все мои предвкушения в отношении тебя, Джорджиана, уже осуществились, не правда ли?

Тристан протянул руку к золотистому локону, обрамлявшему ее лицо.

— Тогда я дам тебе повод для других предвкушений.

Виконт не успел заметить е веер, и она ударила его по пальцам. На пол посыпались остатки веера.

— Проклятие! Маленькая кокетка, не можешь удержаться, чтобы не ударить джентльмена.

— Я ни разу не ударила джентльмена, — усмехнулась Джорджи и скрылась за дверью музыкальной комнаты.

Теперь ему придется поторопиться с завтраком в «Уайтсе», чтобы успеть купить еще один чертов веер. Он мрачно улыбнулся. Каким бы тощим ни был его кошелек, покупка вееров для Джорджи оставалась тем единственным, в чем он не хотел себе отказывать. Ничто так сильно не раздражало ее, как его подарки.




Тристан смотрел на толпу молодых незамужних дам, собравшихся в углу бального зала Ибботсонов. Часть дам постарше толпилась поближе к столам с закусками, словно близость к пище могла сделать их более привлекательными для окружавших их, подобно стае волков, мужчин. Он не предполагал, что увидит Джорджиану поблизости от этой мясной лавки, если только она случайно не остановится поболтать с какой-нибудь бедной неудачницей из этой толпы.

Ему даже в страшном сне не могло присниться, что он увидит златокудрую дочь маркиза Харкли в группе безнадежных старых дев. Мысль, что довести ее до такого состояния мог поступок, совершенный им шесть лет назад, была просто смешна.

Джорджиана была умна, образованна, остроумна и хороша собой. К тому же сказочно богата! Этого было вполне достаточно, чтобы привлечь многочисленных женихов.

Черт, если бы в то время он знал, в каком плачевном состоянии его отец оставит имения и титул Дэров, он смог бы лучше воспользоваться ее чувствами, и они оказались бы совершенно в других отношениях.

— Это не твоя ли Амелия? — спросила стоявшая рядом с ним тетя Эдвина.

— Она вовсе не моя. Пожалуйста, поймите это. — Не хватало еще одного недоразумения между ним и предполагаемой супругой. В таком бедственном финансовом положении он сам вот-вот станет невыгодным женихом. И намного раньше Джорджианы окажется у чаши с пуншем и пирожками с мясом.

— Значит, ты остановил свой выбор на другой? — Тетушка ухватилась за его руку и привстала на цыпочки. — Которая из них?

— Ради Бога, тетя, перестаньте меня сватать. Вероятно, это будет Амелия. Но я бы хотел иметь возможность попробовать все фрукты в вазе, прежде чем выбрать свой персик.

— Ты привыкаешь к мысли о женитьбе, — усмехнулась Милли.

— Откуда вы знаете?

— В прошлом месяце ты сравнивал брак с лавкой аптекаря и ядом. А сейчас это ваза с фруктами и персики.

— Но у персиков есть косточки.

Колесо кресла-каталки наехало на палец его ноги и остановилось. Милли Карроуэй была солидной женщиной, и ее веса вместе с весом коляски оказалось достаточно, чтобы у него искры посыпались из глаз. Обладательница кресла-каталки улыбалась ему, в ее глазах светилось тайное коварство. Не отводя взгляда, Тристан протянул руку к спинке кресла и толкнул его. Она поморщилась, словно он ее ударил, но колесо съехало с его ноги, и он смог свободно вздохнуть.

— Он собирается жениться на персике, — предположила Эдвина. — Только боится косточек.

— Я не боюсь косточек, — ответил он. — Дело в разуме.

— Значит, женщина — фрукт? — вмешалась Джорд-жиана. — Тогда что же такое вы, лорд Дэр?

Джорджиана была в прекрасном настроении. В другое время обмен колкостями доставил бы ему удовольствие, но, поскольку в этот вечер Тристан собирался убедить себя, что сможет терпеть персик по имени Амелия Джонс, он не хотел тратить энергию, состязаясь в остроумии со своей мучительницей.

— Почему бы нам не продолжить эту забаву попозже? — предложил он, похлопывая тетю Милли по плечу. — Вы извините меня, дамы?

Тристан направился к толпе застывших в ожидании женщин. Среди них было несколько богатых невест, жаждущих предложить свое приданое в обмен на титул. Амелия Джонс казалась наименее неприятной из них, хотя все они отличались жеманной заурядностью.

— Милорд!

При звуке голоса, раздавшегося за спиной, он застыл на месте.

— Леди Джорджиана, — ответил он, поворачиваясь к ней.

— Я, э… вспомнила, что несколько лет назад ты очень хорошо делал одну вещь, — тихо произнесла она, краснея.

Она не могла иметь в виду то, о чем он подумал.

— Что? — спросил он, чтобы не рисковать своими пальцами.

— Вальс, — краснея еще гуще, коротко ответила она. — Помню, ты хорошо вальсировал.

Тристан пытался разгадать выражение ее лица.

— Ты предлагаешь, чтобы я пригласил тебя на танец?

— Ради твоих тетушек. Думаю, нам надо хотя бы казаться друзьями.

Это было неожиданностью, но в данный момент он охотно подыграл ей.

— Рискуя получить отказ, леди Джорджиана, приглашаю вас на вальс.

— С удовольствием, милорд.

Он подал ей руку и заметил, что пальцы у нее дрожат.

— Ты не предпочтешь кадриль? Мы будем выглядеть не менее дружелюбно.

— Конечно нет. Я тебя не боюсь.

С этими словами она сжала его пальцы. Они вошли в круг танцующих. Тристан неуверенно взглянул на Джорд-жиану и, крепче сжав ее руку, осторожно обнял за талию.

Она снова вздрогнула, но положила другую руку ему на плечо.

— Если ты не боишься, — прошептал он, кружа ее в танце, — то почему дрожишь?

— Потому что, если помнишь, мне ты не нравишься.

— Ты не позволяла мне это забыть.

На мгновение их взгляды встретились, и затем она снова стала смотреть на его галстук. Тристан заметил в другом конце зала ее кузена, герцога Уиклиффа, который смотрел на них с явным изумлением.

— По-моему, Уиклифф сейчас упадет в обморок, — усмехнулся он.

— Я же сказала: мы должны танцевать, чтобы убедить твоих тетушек в том, что сможем поладить, — сказала она. — Для этого тебе не обязательно разговаривать со мной.

Если он не мог с ней разговаривать, то по крайней мере получал огромное наслаждение, танцуя с ней. Она была гибкой и грациозной и, как и шесть лет назад, прекрасно танцевала. В этом состояла часть проблемы, возникшей с ее появлением в его доме, — он до сих пор желал ее. Тогда она со всей страстью отдалась ему, и виконту доставляло особое удовольствие думать, что он был у нее первым, несмотря на то что из-за этого Джорджиана, казалось, обрекла его на вечные муки.

— Если уж мы друзья, позволь посоветовать тебе не сжимать свои губы так плотно, — прошептал он.

— А ты не смотри на мои губы, — рассердилась она.

— А на что я должен смотреть, на твои глаза или нос? На твою прелестную грудь?

Она густо покраснела, затем упрямо вздернула подбородок.

— На мое левое ухо, — приказала она.

— Очень хорошо, — усмехнулся Тристан. — Очень милое ушко, должен признаться. И почти на одном уровне с правым. Все вполне приемлемо.

У нее дрогнули губы, но он притворился, что не заметил. Виконт чувствовал ее опьяняющую близость. Голубая юбка девушки обвивала его ноги, он ощущал, как в его руке сжимались и разжимались ее пальцы, а в вихре танца соприкасались их бедра.

— Не прижимай меня так близко, — тихо попросила она.

— Прости, — сказал он, отстраняясь на приличное расстояние. — Старая привычка.

— Мы не танцевали вальс уже шесть лет, милорд.

— Тебя трудно забыть.

Изумрудные глаза холодно блеснули.

— Мне следует принять это за комплимент?

«Господи, он добивается, чтобы его убили!» — подумала Джорджиана.

— Нет. Просто так оно и есть. С того времени как наши… пути разошлись, ты обломала об меня семнадцать вееров, а теперь еще отдавила пару пальцев на ноге. Такое трудно забыть.

Вальс закончился, и она сразу же отстранилась от него.

— Дружелюбия для одного вечера достаточно, — сказала она и, сделав реверанс, удалилась.

Из дружелюбия или нет, но она заставила его забыть, что первый вальс в этот вечер он должен был танцевать с Амелией. Теперь эта глупая девчонка весь вечер будет притворяться, что не замечает его.

Он смотрел вслед Джорджиане, пока та не скрылась за спинами танцующих. Сегодня она лишь наступила ему на ногу и танцевала с ним вальс. И если его подозрения верны, то его беды только начинаются.




Глава 4


Госпожа, дела дурные мы чеканим в бронзе,

А добрые мы пишем на воде.

    

У. Шекспир. Генрих VIII. Акт IV, сцена 2[4 - Перевод Б. Томашевского.]






Подруги Джорджианы бросились к ней, едва она успела выйти из круга танцующих.

— Так это правда!

— Я слышала, что…

— Ты действительно это сделала, Джорджи? Не могу поверить…

— Пожалуйста, — взмолилась Джорджиана, — мне надо отдышаться.

Люсинда и Эвелина вдвоем буквально подтащили ее к ближайшему окну.

Распахнув его, Джорджиана жадно вдохнула свежий ночной воздух.

— Лучше? — спросила Эвелина.

— Немного. Дайте мне минуту.

— Хоть несколько. После того как я видела тебя вальсирующей с Дэром, мне самой надо прийти в себя. Знаешь, он и вправду улыбался тебе.

— Я тоже это видела. Он все еще влюблен в тебя?

— Тише, — остановила их Джорджиана, закрывая окно и садясь около него. — Нет, конечно, нет. Я все еще пытаюсь привлечь его внимание.

— Я не могла поверить, когда Донна Бентли сказала, что ты переехала в Карроуэй-Хаус. Ты обещала рассказать нам, что ты задумала.

Джорджиана уловила упрек в словах Люсинды.

— Знаю, но все произошло так быстро, я и сама этого не ожидала. Его тетушки — близкие друзья герцогини, — объяснила Джорджиана. — Я помогаю мисс Милли, пока она поправляется после приступа подагры.

— Джорджи, — Люсинда присела рядом с ней, — а ты уверена, что хочешь пройти через все это? Знаю, мы вместе придумали правила, но теперь все по-настоящему.

— Кроме того, всем известно, что ты ненавидишь лорда Дэра.

Все искренне считают, что только из-за поцелуя и пари. И Джорджиана хотела, чтобы так было и дальше.

— А ты не думаешь, что у меня достаточно причин проучить его? — спросила она.

— Полагаю, что так, но это может быть опасно, Джорджиана. Он виконт, у него несколько больших имений. К тому же плохая репутация.

— А я — кузина герцога Уиклиффа и дочь маркиза Харкли.

Шесть лет назад Дэр имел возможность погубить ее репутацию, но не сделал этого. Но, если он узнает о том, что она задумала, он может повести себя совершенно по-другому. Джорджиана содрогнулась. Если Дэр понимает, что такое честная игра, то ничего не случится.

— Признаюсь, — сказала Эвелина, взяв ее за руку, — очень интересно знать о твоем плане, о котором больше никому не известно.

— И никто не должен узнать, Эви, — сказала Люсинда, оглядываясь, словно опасаясь, что их подслушивают. — Если кто-нибудь догадается, что это игра, Джорджиана погибнет.

— Я никогда никому не скажу, — заверила Эвелина. — Вы это знаете.

Джорджиана кивнула в ответ:

— Я не волнуюсь. Вы мои самые близкие подруги.

— Просто хитрости не в нашем характере, — продолжала Эвелина.

Джорджиана усмехнулась:

— Только не забывайте, в следующий раз это сделаете вы обе.

— Сначала я хочу посмотреть, выживешь ты или нет, — сказала Люсинда, улыбаясь, но взгляд ее черных глаз оставался серьезным. — Будь осторожна, Джорджи.

Джентльмен, вышедший из дверей гостиной, слава Богу, был полной противоположностью Дэра. Она еще не была готова к следующей схватке.

— Лорд Уэстбрук, — произнесла она, с облегчением улыбаясь.

— Добрый вечер, мисс Баррет, мисс Раддик, — поклонился маркиз. — Рад видеть вас обеих. Я вижу, вы взяли на себя еще одну заботу, — обратился он к Джорджиане, глядя на нее добрыми карими глазами. — Семейство Карроуэй должно быть благодарно вам за вашу помощь.

— Это взаимно, уверяю вас.

— Я не слишком самоуверен, надеясь, что в вашей карточке найдется место для танца со мной?

Она посмотрела на красивого, с каштановыми волосами, маркиза. Поскольку предполагалось, что Дэр должен влюбиться в нее, то и ей следовало делать вид, что она слегка неравнодушна к нему, но ей нравится Джон Блэр, лорд Уэстбрук. Он настоящий джентльмен в отличие от большинства ее поклонников — и, уж конечно, прежде всего от этого негодяя виконта Дэра.

— Так случилось, что у меня свободна следующая кадриль, — сообщила она.

— Я вернусь через несколько минут, — улыбнулся он. — Простите, что прервал вашу беседу, милые дамы.

— Вот этот человек, — сказала Люсинда, когда он смешался с толпой, — не нуждается ни в каких уроках.

— Почему он до сих пор не женат, как вы думаете? — спросила Эвелина, Люсинда взглянула на Джорджиану.

— Возможно, он уже выбрал кого-то и только ждет, когда она ответит на его чувства.

— О, глупости, — возразила Джорджиана, поднимаясь, чтобы найти Милли и Эдвину. — Пойдемте со мной и поболтаем с мисс Милли и мисс Эдвиной. Они говорят, что очень нуждаются в беседе с образованными женщинами.

— Это наша специальность, — сказала Люсинда, взяв ее под руку.




— Куда вы направляетесь?

Джорджиана, устраивавшая Милли в кресле-каталке, чуть не подскочила. Лакеи, стаскивая Милли и ее кресло вниз по лестнице в главный холл, тяжело дышали от напряжения. Джорджиана подоткнула одеяло под бедра и больную ногу подопечной и, выпрямившись, оказалась лицом к лицу с виконтом.

— Мы идем на прогулку в парк, — ответила она, кивнув в знак благодарности слугам, и направила кресло к двери. — Я думала, мы договорились, что вы не будете шпионить за мной каждую минуту.

Виконт смерил ее с головы до ног быстрым, но внимательным взглядом, как будто не доверял своим слишком мужским инстинктам, чтобы смотреть ей в лицо.

— Вот, — сказал он, доставая из кармана длинную узкую коробочку, — это вам.

Она знала, что находится в коробке, он дарил это в течение почти шести лет.

— Вы уверены, что разумно меня вооружать? — спросила она.

Осторожно, чтобы не коснуться его руки, Джорджиана взяла футляр и открыла его. Веер был нежно-голубого цвета, на тонкой рисовой бумаге она увидела изображение голубки. Джорджиану несколько пугало, что он всегда знал, что ей понравится.

— Так я хотя бы знаю, чем меня ударят, — возразил он, бросив взгляд на тетушек. — Почему бы вам сегодня не взять коляску?

— Мы желаем поупражняться сами, а не прогуливать лошадей.

— Мы могли бы поупражняться вместе.

Лицо Джорджианы вспыхнуло. В присутствии тетушек она не решалась ответить так, как он заслуживал, и он, черт побери, знал это.

— В таком случае, вы можете пострадать, — только и смогла она ответить, раздраженно закрывая и раскрывая веер.

— Я мог бы рискнуть. — Он прислонился к двери, весело блестя глазами.

— Благодарю вас за заботу, — сказала она, — но в этом нет необходимости.

«Надо быть с ним полюбезнее», — напомнила она себе.

Виконт выпрямился.

— Я иду с вами. То, что в этом нет необходимости, просто оскорбляет мою честь.

— Нет, это не…

По лестнице сбежал восьмилетний брат Дэра, Эдвард.

— Если вы идете в Гайд-парк, я с вами. Я хочу покататься на моей новой лошадке.

Щека Дэра задергалась.

— Мы займемся этим потом, Эдвард. Я не могу давать уроки верховой езды и толкать тетю Милли одновременно.

— Я буду учить его, — раздался сверху голос Брэдшо.

— А я думал, ты служишь на флоте, а не в кавалерии.

Дэр начинал сердиться, и Джорджиана одарила его искренней улыбкой.

— Чем больше, тем веселее, как я всегда говорю.

Она отступила в сторону, указывая ему на спинку кресла. Когда они спустились по широким ступеням и к ним присоединились Эдвард, его лошадка и Брэдшо, со всеми братьями Карроуэй, их стало уже восемь. Тристан оглянулся и увидел, что к ним спешит его брат Эндрю, а за ним, слегка прихрамывая, Роберт.

— Брэдшо дает уроки верховой езды, — проворчал Тристан, оттесняя тетушку на булыжную мостовую, — а зачем здесь вся ваша компания?

— Я помогаю Брэдшо, — весело заявил Эндрю, занимая место рядом с Эдвардом.

— А ты, Бит?

Средний Карроуэй держался позади всех.

— Я гуляю.

— О, как это мило, — молитвенно сложила руки Милли. — Вся семья вышла на прогулку, совсем как в те времена, когда вы были маленькими сорванцами.

— Я не сорванец, — заявил Эдвард с высоты своего серого пони. — И Принц Джордж тоже.

— Кое-кто с тобой не согласится, Эдвард, — улыбнулся Тристан, — но я уверен, Принни оценит твое дове…

— Моего коня зовут Принц Джордж, Тристан, — поправил его самый младший Карроуэй.

— Ты можешь передумать. Не лучше ли просто Джордж?

— Но…

— А ты зови его Тристаном, — предложила Джорджиана, с трудом сдерживая смех. — Это мерин?

Брэдшо сделал вид, что закашлялся.

— Эдвард, Дэр прав. Не стоит называть животных именами правящих и будущих монархов, это обычно не одобряется.

— Тогда как же назвать его?

— Король? — предложил Эндрю.

— Демон? — подсказал Брэдшо.

— Грозовое Облако, — внесла свой вклад Джорджиана. — Он ведь серый.

— О да. И это звучит как индейское имя, как в колониях. Мне нравится Грозовое Облако.

— Должно понравиться, — проворчал Дэр себе под нос.

Настроение Джорджианы улучшалось, она наклонилась и поправила одеяло на ногах Милли.

— Вам удобно?

— Больше, чем всем вам, — усмехнулась Милли. — Господи, я даже могла бы вздремнуть.

— Нет, я настаиваю, чтобы вы получили удовольствие, — сказал Тристан, наклоняясь, чтобы поцеловать тетушку в щеку. — Солнечный свет и свежий воздух полезны для вас. Сон — это для слабых.

Джорджи не отрывала глаз от профиля виконта. Он так естественно целовал и поддразнивал своих престарелых тетушек. Она не ожидала от него такого свободного проявления своих чувств, не думала, что он может быть таким. Она считала его высокомерным, циничным и себялюбивым. Если он способен чувствовать и сострадать, он никогда бы так жестоко не поступил с ней. Однако предположение, что он изменился, казалось не менее абсурдным, чем вера в то, что у него есть сердце.

Они добрались до Гайд-парка, представляя собой живописное сборище: три потрясающе красивых одиноких джентльмена в обществе двух подростков, один из которых ехал верхом на пони, две старые дамы и еще одна женщина, компаньонка. Не хватало только собаки, прыгающей через обруч, и слона, чтобы выглядеть цирковой труппой.

— Джорджиана, у вас есть лошадь? — спросил Эдвард.

— Есть.

— Как его имя?

— Ее имя, — поправила она, чувствуя, что чем больше особ женского пола в их компании, тем лучше, — ее зовут…

— Шеба. Великолепная черная лошадь арабской породы, — закончил за нее Дэр.

— О, здорово! Она в Лондоне?

Джорджиана скрестила на груди руки и взглянула на Дэра.

— Спроси своего брата. Он прекрасно справляется, отвечая вместо меня.

Виконт повернул кресло-каталку на тропу для верховой езды, бегущую вдоль Роттен-роу.

— Да, Шеба в городе. Она в конюшнях Брейкенридж-Хауса, вместе с лошадьми герцога Уйклиффа, хотя, пока вы живете здесь, вы могли бы ее перевести сюда.

— Да, — обрадовался Эдвард, подпрыгивая в седле, — вы могли бы кататься, а я буду сопровождать вас.

— А кто будет сопровождать тебя, юноша?

— Я не нуждаюсь в сопровождении. Я профессиональный наездник.

Глаза Тристана весело блеснули.

— Твой зад покроется профессиональными синяками, если ты будешь так прыгать в седле.

— Вот так, — вмешался Брэдшо, — дай мне укоротить стремена. И в любое время, когда вы пожелаете покататься, Джорджиана, мы с Эдвардом с радостью будем сопровождать вас.

Она заметила, как мгновенно помрачнел Тристан.

— Да, будет очень мило, — проворчал он, — мужчина, женщина и ребенок, все дружно едут вместе, такие довольные. Конечно, я уверен, это не вызовет сплетен.

— Прицепите сзади к лошадям меня, — давясь от смеха, сказала Милли. — Это придаст вам респектабельность.

Представив эту картину, Джорджиана не удержалась от смеха.

— Я ценю вашу готовность принести себя в жертву приличиям, Милли, но я здесь для того, чтобы помогать вам, а не подвергать вашу жизнь опасности.

Все рассмеялись, но Джорджиану удивило, что Дэр подумал о ее репутации.

Скорее всего он просто не хотел, чтобы она входила в доверие его семьи. Но это доверие она собиралась завоевать с их помощью.




По пути из Гайд-парка домой Тристан наблюдал за Джорджианой, которая, взяв под руку тетю Эдвину, весело болтала, смеялась и одаряла улыбками его семью. Ему казалось, что последние несколько лет она никогда не позволяла себе веселиться, по крайней мере в его присутствии. Сегодня она излучала тепло и добродушный юмор.

Он ничего не мог понять. Вечер накануне, вальс. А сегодня, когда он решил устроить ей ловушку, чтобы узнать ее истинные цели, вся его живущая вразброд семейка навязалась ему и расстроила его планы.

Если она просто хотела найти себе занятие, то имелось несколько престарелых леди из высшего света, нуждавшихся в добровольной компаньонке гораздо больше, чем его тетушки. Она не может чувствовать себя уютно или удобно под крышей его дома; ведь она происходит из одного из богатейших семейств Англии. Он сумел сохранить достаточное число слуг, но богатые пиры или экстравагантные приемы гостей исчезли из его дома вместе со смертью отца.

Тристан решил помочь своей судьбе:

— Я чуть не забыл. Маркиз Сент-Обин предложил мне ложу в опере на сегодняшний вечер. Четыре кресла, если кто-нибудь захочет пойти. Кажется, дают «Волшебную флейту».

Эндрю фыркнул:

— Могу понять, почему Сент сам не захотел, но неужели ты пойдешь в оперу?

— Ты проиграл пари или что-то еще? — поинтересовался Брэдшо.

Черт бы побрал Брэдшо за упоминание о пари в присутствии Джорджианы!

— Давайте проголосуем, если хотите.

Как он и ожидал, Брэдшо и Эндрю подняли руки, а за ними и Милли с Эдвиной.

Джорджиана не подняла руки, хотя он знал, что она любит оперу. Но она была не единственной, кто умел играть в эту игру.

— Хорошо, вас четверо. Только не ведите себя слишком прилично, а то испортите мне репутацию.

— Разве вы не пойдете? — спросила Джорджиана.

По ее глазам было видно, что она начинает что-то понимать.

Он поднял бровь, радуясь, что перехитрил ее.

— Я? В оперу?

— Но Милли нужна по…

— Мы с Эндрю справимся, — заверил благодушно Брэдшо. — Мы можем привязать ее вместе с креслом позади кареты.

— О Боже! — рассмеялась Милли, когда они добрались до поворота к дому. — Вы, мальчики, убьете меня.

Щеки Милли порозовели, светло-карие глаза блестели. Она уже давно так хорошо не выглядела, и Тристан не мог сдержать улыбки, когда перед входом в дом они с Брэдшо вынули ее из кресла и отнесли в комнату, где завтракали. Эндрю и лакей внесли кресло. Это кресло на колесах оказалось чертовски хорошей идеей, и по одной только этой причине он был рад, что Джорджиана гостила у них.

Дамы удалились в гостиную, а Тристан направился в свой кабинет. Он ненавидел заниматься счетами, но в его шатком положении приходилось вникать во все дела, связанные с деньгами. Покупка пони для Эдварда и возмещение стоимости кресла-каталки в сумме составили его месячный доход, а сегодня было только седьмое число.

Продажа шерсти помогла бы ему, но он мог ожидать эти деньги в лучшем случае не ранее чем через два-три месяца.

Он оказался настолько глуп, что предложил место в своей конюшне для лошади Джорджианы. Он уже платил за корм для пони Эдварда в придачу к четырем упряжным лошадям и двум верховым, своей и брата. Игривая арабская лошадь будет есть вдвое больше, чем маленький Грозовое Облако. «Черт», — проворчал он, вписывая сумму в раздел расходов.

Такое затруднительное финансовое положение и заставило его в конце концов прислушаться к тетушкам, которые посоветовали ему найти богатую невесту, охотящуюся за титулом. Поэтому он ухаживал за Амелией Джонс вопреки страстному желанию сбежать от нее подальше.

Тристан поднялся из-за стола и нахмурился. Вот уже несколько дней он почти не разговаривал с Амелией, а последний раз лишь сообщил ей, что ни при каких обстоятельствах не придет слушать ее пение. Ему надо проявлять больше внимания, не то какой-нибудь оголодавший граф уведет ее у него из-под носа, и ему опять придется начинать весь процесс ухаживания за какой-нибудь другой, еще более жеманной девицей с самого начала.

В дверь негромко постучал Докинз.

— Почта, милорд, — сказал он, подавая серебряный поднос с письмами.

Как обычно, много писем от школьных друзей Эндрю, еженедельный доклад управляющего из Дэр-Парка, такой же от Томлина из Дрюсберн-Эбби. Всего два счета, получение которых он, слава Богу, предусмотрел, и надушенное письмо для Джорджианы.

«Это не духи, — решил он, еще более старательно вдыхая аромат. — Мужской одеколон».

Какого сорта денди пошлет надушенное письмо? Он перевернул письмо, чихнув от сильного запаха одеколона, но на конверте не было обратного адреса. Тристана не удивило, что ее знакомый прислал письмо в Карроу-эй-Хаус.

Уже к вечеру следующего дня весь высший свет знал, сколько платьев она привезла с собой и что ела на завтрак. Но он не предполагал, что будет иметь дело с письмами ее поклонников.

— Докинз!

Дворецкий, явно ожидавший, что его позовут, просунул в дверь голову.

— Передай, пожалуйста, Эндрю и леди Джорджиане, что для них есть письма.

— Передам, милорд.

Первым прискакал Эндрю и, схватив письма, исчез. Через несколько минут появилась Джорджиана. Когда она вошла, Тристан поднял голову от счетов, на которых не мог сосредоточиться, стараясь угадать, кто, черт бы его побрал, прислал ей письмо.

Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы она заметила его интерес, и он кончиком карандаша подтолкнул к ней благоухающее послание и продолжал писать свои цифры. Но, когда она направилась к двери, он поднял голову.

— От кого? — спросил он, стараясь казаться равнодушным к тому, было ли письмо от ее брата или от американского президента.

— Не знаю, — улыбнулась она.

— Так вскройте его.

— Я так и сделаю, — сказала она и вышла.

— Проклятие, — проворчал он и стер нацарапанные им в книге каракули.

За дверью Джорджиана, сдерживая смех, спрятала ароматное послание в карман.

Посылать письма себе самой было так… по-детски, но на этот раз нехитрая уловка сработала.




Глава 5


Ступай в монастырь!

    

У. Шекспир. Гамлет. Акт III, сцена I[5 - Перевод Б. Пастернака.]






Когда ужин закончился и четверо членов семейства Карроуэй отправились на весь вечер в оперу, Джорджиана была готова пересмотреть свои обязательства по отношению к двум мисс Карроуэй. Она не предусмотрела для себя никаких развлечений, чувствуя, что ее долг перед Милли и Эдвиной важнее званых вечеров и балов.

А теперь тетушки бросили ее, оставив на весь вечер одну, и ей нечего было делать, кроме как думать о том, что она одна в огромном доме наедине с Тристаном Карроуэем.

Он был невыносимо высокомерен, и хуже всего то, что она понимала, почему Амелия Джонс так очарована им. Если бы она могла забыть, как ужасно Тристан поступил с ней, она бы даже попробовала представить, что снова находится в его объятиях, ощущает его искусные руки, губы…

— Джорджи, — ворвался Эдвард в библиотеку, где она укрылась, — вы умеете играть в двадцать одно?

— О Боже! Сто лет не играла.

— Не мешай леди Джорджиане, — раздался за дверью голос Дэра. — Она читает.

— Но нам нужен четвертый игрок!

Она натянуто улыбнулась, почувствовав, что краснеет.

— Но нас только двое.

— Нет. Бит, Тристан и я — это трое. Нам нужны вы.

— Да, нам нужны вы, — повторил Тристан.

Она пыталась понять по выражению его лица, так ли невинны его намерения и потребуется ли дать достойный отпор, но не могла определить, какие мысли скрывали эти голубые глаза.

Если она отклонит приглашение Эдварда, то будет выглядеть трусихой, снобом или кем-то еще хуже. Дэр наверняка назовет ее тем или другим, не имея склонности вести себя как настоящий джентльмен. Один из них должен воспользоваться случаем, и лучше, если это будет она, а не он.

— Хорошо, — сказала она, закрывая книгу и поднимаясь. — С удовольствием поиграю.

В гостиной ее посадили между Эдвардом и Робертом, что означало, что ей придется провести весь вечер лицом к лицу с Дэром.

Когда Эдвард раздал карты, она повернулась к Роберту — только затем, чтобы не смотреть на Тристана. Она мало знала о среднем брате Карроуэй, только то, что когда-то Роберт был разговорчивым, остроумным и очень веселым. Всем было известно, что он чуть не погиб на войне, но после его возвращения она редко встречала его в обществе.

Если не считать небольшой хромоты, он выглядел таким же здоровым, как и раньше.

— Как это удалось вас уговорить? — с улыбкой спросила она.

— Повезло.

— Если вы не против, могу я спросить, — не отставала она, несмотря на его замкнутость, — как вы получили свое прозвище? Бит, так ведь?

— Это я назвал его Битом, — сказал Эдвард, откладывая остатки колоды и разглядывая свои карты. — Когда я был маленьким, я так произносил его имя.

Юный Эдвард, должно быть, считал ее и своих братьев живыми древностями.

— У кого-нибудь из твоих братьев тоже есть прозвища?

Он прищурил черные глаза, соображая.

— Ну, Тристан — это Дэр, иногда — Трис; Брэдшо — Шо; Эндрю мы иногда называем Дрю, но ему это не очень нравится.

— Почему же?

— Он говорит, это девчоночье имя, и тогда Шо называет его Друзиллой.

Она сдержала смех.

— Понятно.

— А меня они называют Коротышкой.

— Это ужасно!

Джорджиана взглянула на Тристана. Как это на него похоже, таким уничижительным именем называть члена собственной семьи.

— Но я и есть коротышка! Мне это нравится! — Эдвард выпрямился, встав на стуле на колени, чтобы казаться выше своих братьев.

— Ему нравится, — заметил Тристан, вынув карту из лежавшей на середине стола колоды, и положил ее перед Джорджианой.

— Не представляю почему, — усмехнулась она.

— Двадцать одно, — объявил Бит, раскрывая свои карты так, чтобы все видели.

Тристан нахмурился, но глаза его весело блестели.

— Никогда не доверяйте тихоням.

И снова этот любящий взгляд, который время от времени он бросал на членов своей семьи. Джорджиана, удивленная близостью и простотой обращения братьев друг с другом, почувствовала себя неловко, и в то же время ее сердило, что он способен на такие добрые чувства.

Странно, но это делало его более… привлекательным. Она напомнила себе, что соблазнительница здесь она. И что не ей предстоит быть соблазненной.

— Удивляюсь, что вы сегодня не в клубе, милорд. Там бы больше пригодилось ваше искусство в карточной игре.

— Здесь веселее, — пожал он плечами.

Видимо, игра в карты с восьмилетним ребенком и почти немым братом представлялась ему более интересной, чем посещение оперы, или поездка в Воксхолл-Гарденз, или визит к одной из любовниц, или другое свойственное ему времяпрепровождение.

Но если он пытается произвести на нее впечатлени. семейного человека, то напрасно тратит время. Что бы он ни сделал… за всю оставшуюся жизнь, это не переубедило бы ее, ибо она прекрасно знала, что он за человек.

— Так вы не хотите признаться, кто прислал вам сегодня письмо? — спросил он, когда игра длилась уже больше часа.

— Оно без подписи, — сказала она, собираясь раздавать карты.

— Тайна, значит. — Он потянулся к своему бокалу с бренди. — Кого-нибудь подозреваете?

— Я… у меня есть подозрение, — уклончиво ответила она, раздавая каждому по две карты. Видит Бог, она только хотела внушить ему мысль, что у нее могут быть претенденты на ее руку, достаточно решительные, чтобы прорваться в мужскую крепость Карроуэй-Хауса, но такой испанской инквизиции она не ожидала.

— Кто же? — Тристан, опершись подбородком на руку, смотрел на нее, в то время как Роберт знаком попросил еще одну карту.

Первым порывом Джорджианы было желание напомнить Тристану, что его это не касается. Но она поставила перед собой цель — заставить его влюбиться. И потому не следовало непрестанно оскорблять его.

— Мне бы не хотелось ошибиться, называя кого-то, — сказала она с невинным видом. — Поэтому я не дам ответа, пока не получу других доказательств.

— Других доказательств, — повторил он. — Вы имеете в виду самого человека? Да, пожалуйста, пусть он приходит к нам.

Она нахмурилась:

— Он, конечно, не придет к вам…

— Двадцать одно! — воскликнул, подпрыгивая Эдвард. — Вы двое никогда не выиграете, если весь вечер будете мечтательно смотреть друг другу в глаза.

Роберт кашлянул.

— Ну, — притворно огорчилась Джорджиана, чувствуя, что ей еще меньше, чем Роберту, хочется говорить, — ты, Эдвард, не оставил мне никакой надежды на выигрыш. Думаю, мне пора удалиться, джентльмены.

Мужчины встали вместе с ней. Тристан сдержанно кивнул, и Джорджиана покинула гостиную с чувством собственного достоинства. Оказавшись в холле, она подобрала юбки и бросилась вверх по лестнице.

— Джорджиана!

Глубокий голос Тристана заставил ее остановиться.

— Что? — Она повернулась к нему, решив не придавать особого значения словам Эдварда. — Вот это сюрприз, не так ли?

— Ему всего лишь восемь, — спокойно произнес Тристан, поднимаясь вслед за ней по лестнице. — И если он будет продолжать в том же духе, то не доживет и до девяти. Пусть детская болтовня тебя не расстраивает.

— Я… я… — Она кашлянула, прочищая горло. — Я только сказала, что удивилась. Но я вовсе не расстроена.

— Ты не расстроена, — повторил он, недоверчиво глядя на нее.

— Нет.

— Хорошо. — Поморщившись, он провел рукой по своим темным волосам. Этот жест когда-то казался ей очаровательным. — Потому, что это неправда. Я хочу, чтобы ты это знала.

Он говорил очень серьезно.

— Что я должна знать?

— Что я не мечтаю о тебе. Я, честно признаюсь, на мерен жениться.

— Ты? На ком же? Прими мои поздравления.

— Не надо, — слишком поспешно остановил он ее, помрачнев.

— Почему же? — Ей удалось изобразить улыбку.

— Я не… еще не сделал ей предложения.

— Я рада, что мы разобрались с этим. Спокойной ночи, милорд.

Поднимаясь по лестнице, она спиной чувствовала его взгляд. Бедная Амелия Джонс! Разбитое сердце доставит удовлетворение Тристану Карроуэю, если только не проучить его так, чтобы он больше не играл чужими чувствами и мечтами.

Придя в свою комнату, она быстро набросала еще одно письмо Люсинде и вложила его в другое, написанное более решительным почерком и другими чернилами, адресованное ей самой. Она надеялась, что Люсинда будет более экономной с одеколоном. Запах первого письма все еще ощущался в комнате, и она могла поклясться, что, когда она бросила его в камин, оно вспыхнуло синим пламенем.




Джорджиана вставала рано. Благодаря установленному ею порядку после прогулок Милли и Эдвина обычно спали долго. После посещения оперы они, по расчетам Джорджианы, должны появиться не ранее полудня. Она позвала Мэри и, надев костюм для верховой езды, поспешила вниз. У дома ее ожидал грум кузена, державший под уздцы оседланную Шебу.

— Доброе утро, Джон, — поздоровалась она с улыбкой, когда он помог ей сесть в седло.

— Доброе утро, леди Джорджиана, — ответил грум, усаживаясь на свою серую лошадь. — По-моему, Шеба сегодня не против хорошего галопа.

— Рад слышать, у Шарлеманя такие же намерения. — Дэр верхом на великолепном поджаром гнедом выехал из-за угла дома и остановился рядом с ней. — И у меня тоже.

Несмотря на свое недовольство, Джорджиана была вынуждена признать, что он бесподобен. Она почти могла рассмотреть свое отражение в его черных сапогах, а смуглое лицо с голубыми глазами и светло-коричневый сюртук заставляли вспомнить великолепные средневековые портреты. Черные бриджи были натянуты без единой морщинки, и он сидел на Шарлемане так, словно родился в седле. Ходили слухи, что именно в седле его и зачали.

— Вы рано поднялись сегодня. — «Черт, нужно скорее вдохнуть свежего воздуха, чтобы в голове прояснилось». Дэр и ясная голова казались несовместимыми.

— Я не мог уснуть и не стал даже пытаться. Поехали? Может быть, в Риджентс-Парк?

— Джон будет сопровождать меня. Мне не нужна ваша помощь.

— Джон будет сопровождать и меня. Мы же не хотим, чтобы я свалился с седла и сломал себе шею, не правда ли?

Она горела желанием дать ему резкий отпор, но, чем дольше они будут спорить, тем меньше времени останется на прогулку.

— Ну хорошо. Если вы так настаиваете, то поехали.

Отвесив прямо в седле низкий поклон, он прищелкнул языком, и Шарлемань тронулся с места.

— Как я могу отказаться от такого приглашения.

Направляясь в Риджентс-Парк, они ехали рядом, а Джон в нескольких ярдах позади.

«Флиртуй, — напомнила она себе. — Скажи ему что-нибудь приятное». К сожалению, ничего не приходило ей на ум.

— Брэдшо собирается продолжать свою карьеру на флоте? — наконец спросила она.

— Он так говорит, но ему ужасно хочется стать капитаном собственного корабля. Если в ближайшее время его мечты не осуществятся, то он — мы все в этом уверены — украдет корабль и станет пиратом.

Тристан сказал это таким добродушным тоном, что она засмеялась, слишком поздно спохватившись, что следовало сдержаться.

— Ты поделился с ним своими предположениями?

— Эдвард сказал ему. Коротышка хочет стать первым помощником капитана.

— А Роберт вернется в армию?

— Нет. Я не допущу этого.

Его необычный тон и слова заставили ее замолчать. Становилось все труднее совмещать эти две стороны характера Тристана Карроуэя. Он казался таким заботливым и любящим со своими братьями и старыми тетушками, и в то же время с женщинами, подобными Амелии, он вел себя как бессердечный совратитель.

Который из этих двух был истинным лордом Дэром? И почему она задает этот вопрос, хотя ответ ей хорошо известен? Он разбил ее сердце и разрушил все надежды на будущее. И даже не попросил прощения.




Тристан решил, что ведет себя как идиот. Они затеяли такой приятный разговор, он даже рассмешил ее, слава Богу, а затем, прежде чем он успел закрыть рот, у него вдруг вырвалась эта фраза о Роберте.

Что бы она ни задумала, она была с ним приветлива, и он, естественно, не возражал против этого. Но он хорошо знал, как она его ненавидит, и не мог понять, какая причина заставила ее изменить свое отношение к нему.

Тристану было бы легче разгадать ее игру, если бы он не позволял своему все еще сильному влечению к ней вмешиваться во все его мысли и поступки. Шесть прошедших лет не стерли из его памяти восхитительных ощущений, связанных с ее нежной кожей и вкусом ее поцелуев. Он давно уже понял, что бесконечная череда любовниц и содержанок не поможет ему забыть об этом.

— Со времени твоего приезда тетя Милли стала быстро поправляться, — заметил он, стараясь изменить тему, прежде чем воспаленный мозг заставит его сказать что-нибудь, о чем он потом пожалеет.

— Рада это слышать…

— Джорджиана! Послушайте, леди Джорджи!

Тристан поднял голову и в конце улицы увидел лорда Лаксли. Проклятый надутый красавчик галопом мчался к ним навстречу, опрокинув по пути тележку торговки апельсинами. Если этому идиоту пришло в голову прислать письмо Джорджиане, то он готов съесть свою шляпу. Барон страдал полным отсутствием интеллекта.

Тристан наблюдал, как Джорджиана перевела взгляд с рассыпавшихся по всей улице апельсинов на лицо Лаксли.

— Доброе утро, милорд, — холодно произнесла она тоном, каким обычно обращалась к Тристану.

— Леди Джорджиана, вы выглядите как ангел. Я бесконечно рад, что встретил вас, и желал бы подарить вам кое-что. У меня есть… — Он стал искать что-то в своих многочисленных карманах.

Выражение ее лица не изменилось, она только подняла руку, останавливая его.

— Думаю, вы также должны подарить что-нибудь этой торговке.

Она указала на старую женщину, которая, рыдая, стояла у опрокинутой тележки, в то время как многочисленные в этот утренний час на Парк-роуд экипажи превращали ее апельсины в оранжевую кашу.

— Лорд Дэр, какова теперь цена на апельсины?

— По-моему, два пенса за штуку, — ответил Тристан, утраивая цену.

Она взглянула на него, признательная за это преувеличение, и снова обратилась к барону:

— Думаю, вам следует дать этой женщине по крайней мере два шиллинга, лорд Лаксли.

Наконец Лаксли соизволил взглянуть на свою жертву.

— Этой торговке? — с презрением скривил он губы. — И не подумаю. Она не должна была оставлять свою тележку посередине улицы.

— Хорошо. Я не желаю ничего получать от вас, — тем же холодным тоном произнесла Джорджиана.

Она вынула из кармана золотой соверен. Тронув за узду Шебу, объехала изумленного покрасневшего Лаксли и, наклонившись, протянула монету.

— О, благослови вас Бог, миледи, — запричитала старуха, хватая затянутую в перчатку руку Джорджианы и прижимая ее к щеке. — Благодарю вас, благодарю вас.

— Леди Джорджиана, я протестую, — возмутился Лаксли. — Вы дали ей слишком много.

— А я думаю, леди Джорджиана сделала именно то, что следовало, — вмешался Тристан. — Прощайте, Лаксли.

Они поехали дальше, оставив позади обескураженного Лаксли. Джорджиана искоса взглянула на Дэра из-под полей своей голубой шляпы.

— Хорошо, что ты вовремя остановил его, Тристан, иначе мне пришлось бы ударить его.

— Я только представил возможные увечья, которые получил бы, разнимая вас. И конечно, травмы, которые достались бы бедному Лаксли.

Ее зеленые глаза лучились улыбкой.

Бог мой, она за одно утро уже дважды ему улыбнулась. И два раза назвала его по имени, впервые за шесть лет. Слава Богу, что по пути на пикник с Амелией он встретил Джорджиану, иначе ему не удалось бы провести это утро с ней.

Виконт задавался вопросом, о чем бы она подумала, если бы узнала, что он хранит ее чулок в шкатулке из красного дерева в верхнем ящике комода. Что касается мнения общества, то он выиграл первую часть пари — добился поцелуя — и полностью проиграл вторую. Его молчание спасло ее репутацию, но не спасло те чувства, которые могли бы возникнуть между ними.

Тристан тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.

— Начали? — Он пришпорил Шарлеманя.

Джорджиана рассмеялась, и Шеба стрелой полетела вперед.

— До деревьев! — крикнула Джорджиана, и шляпа слетела с ее вьющихся золотистых волос.

— Черт побери, — прошептал он, очарованный этим зрелищем.

Его гнедой был крупнее и сильнее Шебы, но казалось, даже Шарлемань понимал, что сегодня они смогут только догнать, но не победить. Если Джорджиана затеяла какую-то игру, то это было чертовски интересно. Она первой оказалась у деревьев. Когда он подъехал, она с торжествующим смехом посмотрела ему в лицо.

— Дорогой лорд Дэр, по-моему, ты нарочно дал мне победить.

— Не знаю, что и ответить, — сказшт он, похлопывая Шарлеманя, — поэтому я только скажу, что вы с Шебой созданы друг для друга.

Джорджиана подняла тонкую бровь.

— Весьма удачный комплимент. Я даже склонна признать, что твои манеры производят на меня впечатление. Однако в следующий раз приложи побольше усилий.

Он усмехнулся:

— Значит, тебе понравилось побеждать.

— Я бы в любом случае поставил на леди Джорджиану, — послышался из-за деревьев чей-то голос, и на тропу на сером коне выехал маркиз Уэстбрук.

Улыбка исчезла с лица Джорджианы.

— Я не заключаю пари, милорд, — чуть дрогнувшим голосом сказала она.

Уэстбрук и глазом не моргнул.

— В таком случае я просто буду верить в вас.

От этого уклончивого ответа у Тристана сузились глаза. Маркиз должен был знать о пари, в котором были замешаны он сам и Джорджиана; об этом знали все. Значит, маркиз сделал это намеренно.

— Благодарю вас, лорд Уэстбрук.

— Называйте меня Джон, пожалуйста.

Джорджиана чуть заметно улыбнулась.

— Благодарю вас, Джон, — поправилась она.

Казалось, они совершенно забыли о Тристане. Он ослабил поводья и шевельнул правой ногой. Шарлемань подался вправо, оттесняя серого жеребца Уэстбрука.

— Прошу прощения, — сказал Тристан, когда серый споткнулся.

— Следите за своей лошадью, Дэр, — недовольно заметил маркиз, стараясь втиснуть коня на прежнее место.

— Не думаю, что Шарлеманю понравилось, когда вы сказали, что Шеба обойдет его, — сказала Джорджиана. Она взглянула на Тристана, и тот понял, что она все заметила, но не выдала его.

— Шарлемань не любит неприкрытой лести, — объяснил Тристан, глядя на Уэстбрука.

— Вашему коню надо напомнить, что он всего лишь лошадь. Животные должны знать свое место.

«А, будет борьба», — подумал Тристан, у которого от оскорбления вскипела кровь.

— Шарлемань как раз и знает свое место, как справедливо рассудила леди Джорджиана. Первое, я полагаю.

— А я думаю, леди Джорджиана сказала так из вежливости. Она, без сомнения, заметила недостатки этого животного.

— Если вы не возражаете, лорд Уэстбрук, я бы предпочла продолжить свой разговор, — прервала его Джорджиана.

«Бедный парень: снова превратился из Джона в лорда Уэстбрука». Тристан мог бы окончательно добить его, но не хотел, чтобы Джорджиана рассердилась и на него. Когда маркиз, сообразив, что его перехитрили, с гневом взглянул на Тристана, тот лишь усмехнулся.

Но, как только в его сторону взглянула Джорджиана, поспешно сменил выражение лица.

— Примите мои извинения, леди Джорджиана, — сказал маркиз. — Я вовсе не хотел оскорбить вас.

— Конечно, нет. Лорд Дэр часто плохо влияет на окружающих.

— И это правда, — признался Тристан.

Такое высказывание о нем было наиболее безобидным из всех, которые он слышал от Джорджи в свой адрес.

Она отвернулась от виконта и снова обратилась к Уэстбруку:

— Извините меня, милорд, я должна вернуться в Карроуэй-Хаус. Скоро проснутся тетушки лорда Дэра.

— Я уезжаю. До свидания, миледи, Дэр, — кивнул он.

Как только маркиз исчез из виду, Джорджи повернула Шебу к выходу из парка.

— Зачем вы это сделали? — глядя на дорогу, спросила она.

— Я злой человек.

— Это заметно. — Она скрыла улыбку.




Глава 6


Однако губы нам даны на что-то?

    

У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт I, сцена 5[6 - Перевод Б. Пастернака.]






— И никто пока еще не убит? Я удивлен.

Герцог Уиклифф стоял у живописной группы пальм в кадках. Тристан взглянул на миниатюрную молодую жену Уиклиффа, танцевавшую контрданс с сыном графа Рездина, Томасом.

— Эмма прекрасно выглядит, — заметил Тристан. — Как я понимаю, они с твоей матерью помирились?

— Они помирились сразу же после того, как моя мать поняла, что я был намерен жениться, — низким тягучим голосом сказал герцог. — Не уходи от ответа. Какого черта делает Джорджиана в Карроуэй-Хаусе?

— Она вызвалась помочь тете Милли. И я благодарен ей: с ее появлением все изменилось к лучшему.

— Ты благодарен Джорджи. Моей кузине. Той самой женщине, которая несколько лет назад чуть не проткнула тебя зонтиком!

Тристан пожал плечами:

— Как ты сам выразился, Грей, никто не был убит. Никаких увечий или отрезанных рук и ног.

За исключением незначительных повреждений пальцев на его руках и ногах ее пребывание в его доме проходило удивительно спокойно и благополучно.

Герцог выпрямился, глядя поверх плеча Тристана.

— Не смотри туда, она приближается. Давайте, калечьте друг друга.

Знакомое ощущение напряженности, всегда сопровождавшее появление Джорджианы, охватило его. Она заставляла его постоянно быть настороже. А теперь все стало гораздо сложнее, поскольку он не хотел нападать на нее, если она явилась с оливковой ветвью.

— Грей. — Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать кузена в щеку. — А вы двое тут не сплетничаете, конечно?

— Честно признаюсь, — сказал Тристан, не давая времени Грею напомнить Джорджиане об их взаимной неприязни, — мы восхищались покроем сюртука лорда Томаса. Сегодня он выглядит так, как будто у него есть плечи и шея.

— Бедняга не виноват, что он точная копия своего отца.

— Рездину следовало бы подумать, прежде чем размножаться, — заметил Грей. — Извините, пойду спасать Эмму.

Джорджиана вздохнула, глядя на уходящего кузена:

— Он выглядит по-настоящему счастливым, не правда ли?

— Брак ему на пользу. Я думал, ты болтаешь со своими подружками.

— Хочешь от меня отделаться? Тогда останешься стоять здесь совсем один, милорд. Как я могу так дурно поступить с тобой?

У Тристана на мгновение замерло сердце. Леди Джорджиана Холли флиртовала. И не с кем-то, а именно с ним.

— Тогда, может быть, ты потанцуешь со мной? — осторожно спросил он, готовясь к резкому отказу или удару молнии, который убьет одного из них.

— Это было бы очень мило.

Виконт внимательно посмотрел на нее, но не заметил никаких признаков намерения причинить ему физическую боль. Мягкий бархат платья придавал ее светло-зеленым глазам оттенок чистого изумруда, и если у Всевышнего найдется хотя бы капля сочувствия, следующим танцем будет вальс. Оркестр заиграл кадриль.

К ним тотчас же присоединились около десятка пар. До того как слухи о бедственном положении дел его отца достигли всех уголков высшего света, он мог бы считать себя причиной повышенного интереса. Было известно, что в то время женщины соперничали между собой, чтобы завоевать его благосклонность. Сегодня активны были джентльмены, и они, казалось, сосредоточили все свое внимание на Джорджиане. Так было с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. Все прошедшие несколько лет он громко выражал свою жалость к тем, кого она могла бы выбрать в мужья. Его личные чувства оставались неясными даже для него самого.

Джорджиана повернулась и в следующей фигуре взяла его руку.

— Кто-то наступил тебе на ногу? — спросила она. — У тебя очень мрачный вид.

— Я никому этого не позволяю, кроме тебя, — ответил он, улыбнувшись, и они снова разошлись.

Что-то непонятное происходило с ним. Он знал, что не может ожидать от нее ничего хорошего. Вряд ли она простит его за двуличие и малодушную глупость. И вот он здесь, с неприязнью смотрит на других мужчин так, словно имеет какие-то права на нее. А утром он был готов раздавить Уэстбрука только за то, что тот сделал ей комплимент.

Тристан повернулся, чтобы взять руку следующей дамы, и застыл:

— Амелия!

— Лорд Дэр, вы прекрасно выглядите сегодня.

— Благодарю вас. — Неужели она на него не сердится? Он целую неделю не вспоминал о ней и не поехал ни на пикник, ни на прогулку по Гайд-парку. — Вы тоже очень милы.

— Спасибо.

Ее увлекли за собой танцующие, и рядом с ним вновь оказалась Джорджиана. Ее щеки горели, и у нее был такой вид, словно она с трудом сдерживала смех.

— В чем дело? — спросил он.

— О, ни в чем.

Такой ответ его не устроил.

— Что случилось? — повторил он, не спуская с нее взгляда.

— Если вам так хочется знать, — чуть задыхаясь, сказала она, — лорд Рэймонд сделал мне предложение.

Тристан обернулся и увидел старого мерзавца под руку с какой-то женщиной вдвое моложе его.

— Только что?

— Да. Не удивляйся. Это происходит постоянно.

— Но я подумал…

Улыбка исчезла с ее лица.

— Не смей, — рассердилась она.

— Ладно, просветишь меня потом.

Все это было чертовски трудно понять. Она говорила, что никогда не выйдет замуж, а теперь он узнает, что мужчины постоянно делают ей предложения?

Танец закончился, и он предложил Джорджиане руку. К его удивлению, она приняла ее. Тетушки собрались со своими приятельницами у огромного камина в конце зала, и он направился к ним.

— Объясни, — сказал он, когда толпа вокруг них поредела.

— Почему я должна что-то объяснять?

— Потому что ты обвиняешь меня в чем-то, что…

— Я в любую минуту могу выйти замуж за человека, которому нужны только мои деньги, — сухо ответила она тихим голосом. — Я уже говорила, что ради этого я не выйду замуж. А выйти замуж по любви я не могу.

— Тот, кто полюбит тебя, поймет.

Она смертельно побледнела, остановилась и вырвала у него свою руку.

— Я никогда не доверюсь тому, кто скажет, что любит меня. Я это уже слышала раньше.

Джорджиана оставила виконта одного у стола с закусками и присоединилась к его тетушкам. Видимо, он разрушил нечто большее, чем ее девственность. Он разрушил ее способность доверять собственному сердцу… или сердцу другого?

— Мне надо выпить, — пробормотал Дэр.




Тристан с мрачным видом подошел к столу и потребовал виски. Джорджиана нахмурилась. Сегодня она намеревалась лишь пофлиртовать, а вместо этого снова с ним спорила. Она так привыкла к их стычкам, что ей было трудно вести себя иначе.

— Вы с Тристаном прекрасная пара, дорогая, — сказала Эдвина, взяв ее за руку и усаживая в кресло у камина. — Я, конечно, не вмешиваюсь в чужие дела, но теперь, когда ваши отношения наладились, все может случиться.

— Вот уж нет, — возразила девушка, заставляя себя недоверчиво рассмеяться и в душе желая, чтобы они выбрали место подальше от горящего камина. После танцев ей было здесь слишком жарко и душно.

— О, я знаю, вы когда-то поссорились, но тогда вы были еще ребенком, а он таким необузданным.

— Тристан очень дурно вел себя, — вставила Милли, — до того, как умер Оливер и оставил ему все в ужасном беспорядке.

— Я… — С другого конца комнаты Амелия сделала ей знак. — Вы позволите оставить вас всего на минуту? — быстро сказала Джорджиана, благодарная, что ее избавили от этого разговора.

— Конечно, дорогая. Идите к своим друзьям.

— Я сейчас вернусь.

Убедившись, что Дэр не смотрит в ее сторону, она последовала за Амелией, скрывшейся в коридоре. Все-таки у мисс Джонс имеется здравый смысл. Если бы виконт увидел их вместе, он мог бы что-нибудь заподозрить, чего Джорджиана никак не могла допустить, по крайней мере сейчас, когда ей удалось вбить кое-что в его тупую голову.

— Мисс Джонс?

— Как же это помогает мне? — спросила девушка, надув губки и теребя черный локон. — Он целую неделю не обращает на меня внимания!

— Я заставляю его понять, что у других людей тоже есть чувства и он не может топтать их, когда ему заблагорассудится. — Джорджиана подошла ближе и понизила голос: — Когда он увидел вас во время танцев, он вел себя как обычно?

— Ну, на какое-то мгновение у него был почти виноватый вид. Должна признаться, раньше такого никогда не было.

— Значит, уже получается. Доверьтесь мне, мисс Джонс. Когда я все сделаю, у него не будет другого желания, кроме как жениться на вас, и он будет очень приятным мужем.

— Хорошо, — помедлив, ответила девушка. — Хотя вы могли бы сделать вид, что вам не так уж приятно находиться в его обществе.

Джорджиана побледнела. Боже мой! У нее был такой вид, как будто она получала удовольствие? Значит, она допустила какую-то ужасную ошибку. Или по своей наивности Амелия неправильно истолковала то, что увидела. Должно быть, так и было.

— Я постараюсь, — пообещала она и, быстро пожав руку девушки, вернулась в зал.

Тристан допивал вторую порцию виски. Это никуда не годится, она, видимо, наговорила лишнего, хотя решила никогда не признаваться, какую глубокую рану он ей нанес. Джорджиана не хотела, чтобы он знал, какие чувства она к нему питает. Девушка уверенной походкой подошла к столу.

— Милорд, по-моему, ваша тетушка Милли очень устала, слишком много развлечений за последние дни, — отважилась сказать она.

Он кивнул и отдал свой бокал лакею.

— Я отвезу ее домой. Оставайся, если хочешь. Мы с Эдвиной справимся.

— Признаюсь, — ответила она, следуя за ним, — я тоже хотела бы уехать.

Тристан замедлил шаги.

— Ты уверена? Я больше не хочу доставлять тебе неприятности, Джорджиана.

— Не будь так самоуверен. Я делаю то, что хочу.

— Самоуверен? Это что-то новенькое.

У лорда Дэра, несомненно, было одно качество, которое она высоко ценила, — его умение внимательно слушать и понимать собеседника.

— Ты же знаешь, я не люблю повторяться.

Милли, казалось, была счастлива покинуть бал, и Джорджиану кольнуло сознание вины. Тетушки всегда были добры к ней, и ей следовало относиться к ним с большим вниманием. Если бы она рассматривала их лишь как прикрытие для осуществления своих планов, то это значило бы, что ее сердце чернее сердца самого Дэра.

У подъезда она придержала кресло, пока Тристан поднимал Милли, чтобы отнести в карету. Тетушка была довольно крупной женщиной, но виконту не составляло большого труда транспортировать ее. А как играли мышцы под плотно облегающим его фраком! Джорджиана коротко вздохнула и отвела глаза.

Очевидно, этот вечер окончательно утомил и ее. Иначе она бы никогда не стала думать о его мускулатуре или об изменившемся выражении его голубых глаз.

— После вас, дорогая.

Джорджиана вздрогнула, когда Эдвина подтолкнула ее к открытой дверце кареты. Тристан отступил и протянул ей руку.

— Ты уверена, что не хочешь остаться? — тихо спросил он, сжимая ее пальцы.

Она кивнула, в голове предупреждающе звякнули колокольчики. Она и прежде замечала этот темный соблазняющий взгляд, который сулил ей опасность; когда-то он лишил ее невинности. Усевшись в уголке кареты, она сложила руки на коленях. Дэр сел напротив нее рядом с Эдвиной. Всю дорогу до Карроуэй-Хауса он был непривычно молчалив, и она чувствовала на себе его взгляд, плохо различимый в темноте.

Что она такого сделала, чтобы заслужить его внимание, кроме как немного пофлиртовала, а потом забылась и нагрубила ему? Он бы должен почувствовать себя польщенным, и их общение стало бы более приятным. Но она не могла найти объяснение, почему у нее пересохло во рту или почему так сильно бьется сердце.

— Надеюсь, мы не слишком утомили вас, тетя Милли, — сказал он, когда карета остановилась у Карроуэй-Хауса.

— О, немного, но я чувствую себя так, словно просидела взаперти много лет. Это было чудесно. — Она усмехнулась. — Я уверена, что утомлю вас всех прежде, чем встану на ноги.

— Глупости, — возразила Джорджиана. — Помните, я сказала, что хочу увидеть, как вы снова танцуете?

Лакей поднял кресло-каталку вверх по пологим ступеням, а Тристан поднял Милли и понес ее в дом. Джорджиана помогла войти в дом Эдвине, но старшая из сестер Карроуэй задержалась у лестницы.

— Я совсем не устала, — сказала она. — Приходите ко мне в библиотеку, Джорджиана. Я прикажу Докинзу подать нам чай.

Это было лучше, чем прятаться под кроватью и надеяться, что Тристан не остановится у ее двери. В присутствии Эдвины он никогда не коснется каких-либо деликатных тем.

— Прекрасная мысль. Я приду, как только помогу Милли.

— Нет, дорогая, — обернувшись, сказала вторая тетушка. — У меня есть горничная. Попей чаю. Увидимся утром.

— В таком случае спокойной ночи.

Джорджиана с Эдвиной расположились в библиотеке, хотя она только через несколько минут смогла успокоиться настолько, чтобы читать книгу, которую сжимала в руках. Тристан не высказывал намерения присоедипиться к ним. Вероятнее всего, он отправится в свой клуб, где и проведет остаток вечера. По его меркам время было еще не позднее. Когда он уедет, она спокойно может подняться наверх, не опасаясь столкнуться с ним в коридоре.

Джорджиана нахмурилась. Она ведет себя глупо. Все происходило именно так, как она задумала. Он был сегодня очень мил, а она просто еще к этому не привыкла.

— Мне кажется, ты не читаешь.

Тихий звук его голоса, словно теплый ветерок, шевельнул ее волосы. Джорджиана вскочила с кресла, крик замер у нее в горле, когда она повернулась к виконту.

— Не надо!

— Шш, ты разбудишь тетю Эдвину, — усмехнулся Дэр.

Она оглянулась. Эдвина спала, откинув назад голову, и из ее открытого рта доносилось деликатное похрапывание.

— Тебе следует уйти.

— Почему? — Он обошел кресло и остановился перед ней.

— Наша дуэнья спит.

— Тебе нужна дуэнья? Я думал, ты больше не боишься меня.

— Я никогда не боялась тебя, Дэр.

Тристан скрестил на груди руки.

— Хорошо. Значит, мы можем поболтать.

— Я не хочу, — отступая к двери, сказала она. — Я хочу спать.

— Я очень сожалею, ты это знаешь.

Она остановилась, сердце ее лихорадочно забилось.

— Сожалеешь о чем?

— Что ввел тебя в заблуждение. Были вещи, которые я не…

— Я не хочу слышать об этом. Ты опоздал на шесть лет, Тристан.

— Шесть лет назад ты бы не стала слушать меня. А я был невыносимо глуп. Теперь я бы хотел попросить прощения. Ты не обязана прощать меня, да я и не надеюсь на это.

— Хорошо.

Джорджиана резко повернулась и вышла из комнаты. Она не сделала и пары шагов, когда его рука опустилась ей на плечо и он повернул ее лицом к себе.

— Что…

Он наклонился, коснулся губами ее губ и затем исчез. Джорджиана прислонилась к стене, затем бессильно опустилась на пол, пытаясь взять себя в руки. Каким бы коротким ни было это прикосновение, она все еще чувствовала тепло его губ.

Она почему-то думала, что, если он когда-либо так прикоснется к ней, это причинит ей боль, физическую боль. Но этот поцелуй был… ей приятен, очень приятен. И ее так давно не целовали.

Она медленно поднялась и добралась до своей спальни. Слава Богу, что она предпочитала доверять не сердцу, а голове. Особенно в отношениях с Тристаном Карроуэем. Прежде чем лечь в постель, Джорджиана заперла дверь спальни. Через минуту она снова встала и придвинула к двери тяжелое кресло.

— Так-то лучше, — проворчала она и забралась под одеяло.

В библиотеке Эдвина подождала, пока наверху все затихнет. Убедившись, что Джорджиана благополучно легла спать, она выпрямилась и продолжила читать свою книгу.

У Милли могли быть сомнения в том, что Тристан и Джорджи подходят друг другу, она же не сомневалась. Они все получали удовольствие в обществе Джорджи, и она была приветливой, остроумной и доброй — намного лучше тех жеманных девиц, за которыми Тристан считал своим долгом ухаживать.

Эдвина невольно улыбнулась. Что бы ни произошло между ними несколько лет назад, они, кажется, примирились, слава Богу. Если Милли сумеет просидеть в своем кресле еще несколько дней, возможно, им удастся устроить этот брак, к всеобщему удовольствию.




Глава 7


Но боги справедливы -

И пороки нам служат и орудьем наказанья.

    

У. Шекспир. Король Лир. Акт V, сцена 3[7 - Перевод М. Кузьмина.]






Вопреки своей репутации Тристан всегда с удовольствием присутствовал на заседаниях палаты лордов. То, что он, до получения титула такой беспечный в своей личной жизни, теперь помогал определять политический курс страны, внушало ему уверенность в себе.

Однако в это утро, занимая свое место между герцогом Уиклиффом и редко посещавшим парламент маркизом Сент-Обин, он даже не мог вспомнить, против какой страны было направлено повышение тарифов, за которое они голосовали. Он только надеялся, что не против Америки, ибо этой стране он пытался продавать шерсть. Он поднял руку и произнес «да», когда Уиклифф толкнул его в бок, но все остальное время он думал о Джорджиане.

Раньше он полагал, что просто подойдет и поцелует ее, но всякий раз здравый смысл его останавливал. Однако накануне победило воспоминание о ее нежных сладостных губах. И он поцеловал ее, впервые за шесть лет. Еще более удивительным оказалось то, что она позволила ему это сделать.

— Как твои успехи у мисс Джонс? — тихо поинтересовался Уиклифф, когда тори начали спор о торговых соглашениях, а Сент-Обин принялся рисовать старого неистового герцога Хантфорда, облаченного в любимое вечернее платье своей жены.

— Я все надеюсь, вдруг найду в ней что-то интересное, — вздохнул Тристан.

Когда он познакомился с Амелией, она не была такой скучной. Теперь все женщины, кроме одной, казались ему… неинтересными. Видимо, в этом причина: следует прекратить сравнивать бедную Амелию с Джорджианой. Естественно, что наивная благовоспитанная девица будет бледно выглядеть при таком сравнении.

— Только не забывай, мой мальчик, что не ты один ухаживаешь за ней. Она очень богатая невеста.

— Поэтому я и стараюсь. — Тристан нахмурился. — Если бы отец умер на два или три года ранее, возможно, я бы сумел вытащить семью из этой ямы, не прибегая к такому героическому и трагическому поступку, как самопожертвование.

Сент-Обин усмехнулся, отрываясь от своего шедевра.

— Ты мог бы попытаться распродать своих братьев.

— Я думал об этом. Но кто купит Брэдшо?

— Справедливое замечание.

— Между прочим, что ты здесь делаешь, Сент? — спросил Тристан, пытаясь отвлечься от мыслей о гибком теле Джорджианы. — Парламент — это ведь не твое любимое место.

— В начале сессии я записался на голосование. Если я не буду появляться достаточно часто, меня объявят умершим и конфискуют мое имущество. А это весьма неприятно.

— Я поеду сегодня к Джексону, — снова вмешался Уиклифф. — Хочешь со мной?

Тристан покачал головой:

— Я целую неделю собираюсь пригласить Амелию на пикник. Думаю попытаться еще раз сегодня.

— А в чем трудность?

— Останавливают мысли о собственной безопасности.

— Если ты так опасаешься ее, то тебе лучше быть осмотрительным, а не таким безрассудным, как обычно. Скомпрометировав ее, ты должен будешь жениться.

— Едва ли я забуду об этом.

Уиклифф как-то странно посмотрел на него, но если и существовал человек, которому Тристан никогда бы не рассказал о своих истинных отношениях с Джорджиа-ной, то это был огромных размеров любитель бокса, ее кузен. Как же неудачно у них все сложилось! Она была так возмущена, узнав о пари, что он счел за лучшее сохранить все в тайне. А они с Джорджианой сейчас могли бы быть уже женаты. Конечно, существовала вероятность быть к этому времени уже застреленным или отравленным, так что предположение было спорным.

Как только утреннее заседание закончилось, он отправился на Бонд-стрит, а затем вернулся домой, чтобы забрать провизию для пикника. Но не он один собирался сегодня пообедать в парке. Тристану пришлось постучать всего лишь раз пять, пока Докинз распахнул перед ним дверь. Дворецкому семьи Карроуэй предоставлялось право запирать дверь в дневное время и забывать делать это по ночам.

— Все дома? — спросил Тристан, снимая шляпу и перчатки.

Его не интересовали все, но не мог же он спросить, дома ли Джорджиана, что заставило бы даже Докинза поднять густые брови.

— Господа Брэдшо, Эндрю и Эдвард уехали кататься, — ответил дворецкий. — Остальные дома.

А самый лучший наездник скрывался где-то в глубине дома. Роберт появится только в обычное для него время. Все складывалось благоприятно.

— Прекрасно. Скажи миссис Гудвин, чтобы она приготовила для пикника завтрак на двоих, пожалуйста.

— Сейчас, милорд.

Тристан взбежал вверх по лестнице, чтобы переодеться. Когда он выходил из своей комнаты, то чуть не натолкнулся на Джорджиану, направлявшуюся в холл.

— Доброе утро, — сказал он, протягивая руку, чтобы она не ударилась о стену.

— Доброе утро.

Если он не ошибался, она раскраснелась и ее зеленые глаза, не отрываясь, смотрели на его губы. Более милостивый, неужели ей понравился поцелуй? Он сам не мог думать ни о чем другом. Веер, который он купил для нее в знак примирения, лежал у него в кармане. Он не ожидал, что веер не потребуется.

— Ты искала меня?

Она кашлянула и сделала запоздалый шаг назад.

— Да, искала. Я сегодня разговаривала с Милли, и ей захотелось попробовать походить в парке. Вот я и подумала, может быть, устроить пикник там, чтобы отпраздновать ее успехи, было бы… неплохо.

Тристан недовольно свел брови, но мгновенно изменил выражение лица прежде, чем она могла бы это заметить.

— Что навело тебя на мысль о пикнике?

— Да просто сегодня прекрасный день.

Он посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд в сторону стоявшей на столе вазы.

Она всегда была плохой притворщицей.

— Значит, твое предложение никак не связано с тем, что я уже собирался на пикник с другим человеком? — настойчиво допрашивал он.

Джорджиана изумленно подняла брови.

— Господи, нет. Я не знала. Если ты договорился с кем-то более дорогим для тебя, чем твоя тетя, то, конечно, поезжай. А я устрою пикник для нас.

— Очень тонкий ход. Ты думаешь о моих тетках или стараешься держать меня подальше от Амелии Джонс?

— Аме… Так вот за кем ты охотишься. Бедная девочка. Поступай как знаешь, Дэр. — Она развернулась и направилась к лестнице. — Ты всегда так делаешь.

Гм! Довольно не похоже на Джорджиану. Она должна была знать, за кем он ухаживает: в Лондоне все знали. Может быть, она пыталась не отпускать его к Амелии, считая своим долгом уберечь девчонку от его порочных намерений. С другой стороны, возможно, она просто ревнует.

— Докинз, — позвал он, спускаясь по лестнице, — пожалуйста, передай, что пикник для четверых. Мы отправляемся в Гайд-парк.

— Очень хорошо, милорд.

В любом случае провести день с Амелией было бы мукой. Пикник с Джорджианой тоже будет мукой, но такой, которую он ждет с нетерпением.




Они отправились в самой большой карете Дэра, где смогли поместиться две тетушки, Тристан, Джорджиана, корзина с едой, лакей и кресло на колесах. В какую-то минуту Джорджиана позволила себе почувствовать вину перед Амелией, которая проведет в доме такой чудесный день. С другой стороны, она спасала девушку от страданий и унижений. Заплатить за это одним днем одиночества казалось вполне справедливым.

Не то чтобы безжалостный Тристан был таким уж плохим. Она могла бы вытерпеть его поцелуй или два, если бы знала, что он полюбит ее.

Джорджиана взглянула на Тристана, сидевшего напротив с рабочей корзинкой тети Эдвины на коленях. Он обсуждал с оживленными тетушками чье-то отсутствие на заседании парламента. Она даже представить его таким не могла. Привязанность к семье и дому и Тристан Карроуэй всегда казались ей несовместимыми. В этом было что-то привлекательное, особенно сейчас, когда еще не забылся его поцелуй.

— Я хотела сказать вам, моя дорогая, — обратилась к ней Эдвина, — я раньше не видела вас в этом платье. Очень мило.

Джорджиана опустила взгляд на свое серебристо-зеленое муслиновое платье.

— Я увидела эту материю у Уиллоби в начале сезона и буквально вырвала ее из рук леди Данстон. Мадам Перисс творит чудеса, не правда ли?

— Уж не знаю, кто именно: тот, кто шьет, или тот, кто носит, — сказала Милли. — Разве ты не согласен со мной, Тристан?

Он кивнул, и на его губах появилась улыбка.

— Оно подчеркивает цвет ваших глаз.

— Мне так хотелось иметь платье от мадам Перисс, — вздохнула Эдвина. — Что-нибудь голубое, думаю.

Джорджиана встретилась взглядом с Тристаном, который повернулся к тетушке.

— Голубое? Вы сказали «голубое», тетя Эдвина?

— Ну, прошел уже год, как со мной нет моей дорогой Тигрицы. А Джорджиана всегда так потрясающе выглядит. Это вдохновило меня.

— Тигрица? — губами показала Джорджиана.

— Ее кошка, — шепотом ответил Тристан.

— Знаете, Эдвина, черная кошка Люсинды Баррет недавно окотилась. Конечно, вам решать, но, если хотите, я могла бы узнать, нельзя ли взять одного котенка.

Эдвина долго молчала.

— Я подумаю, — наконец сказала она.

Карета резко остановилась.

— Вы готовы, тетя Милли? — спросил Тристан, передавая корзинку с рукоделием Джорджиане и собираясь встать.

— О Боже! Там очень много людей?

Найлз, лакей, открыл дверцу и опустил ступеньку. Тристан вышел и помог сойти на землю Эдвине.

— Я велел Гимблу найти уединенное место, — сказал он, наклонившись внутрь кареты. — Всего несколько всадников по ту сторону пруда, и гувернантка с детьми кормят хлебом уток.

— Тогда, полагаю, я готова.

Джорджиана поддерживала Милли сзади, Тристан с лакеем взяли ее под руки и спустили на траву.

— Стойте здесь, моя бабочка, я достану Джорджиану и вашу трость, — сказал Тристан, передавая ее руку Эдвине.

Джорджиана протянула ему корзинку и трость. Тристан весело улыбнулся ей. Не успев подумать, она тоже ответила ему улыбкой.

— Надеюсь, все идет хорошо. — «Господи! Я не должна улыбаться ему». — Мне не хочется, чтобы Милли разочаровалась.

— Ее трудно разочаровать, — сказал виконт, не выпуская ее пальцев.

— Я очень сожалею, что нарушила твои планы, — добавила она, освобождая свою руку.

— А я нет. Я в такой славной компании.

Кровь прихлынула к щекам Джорджианы. Пару недель назад у нее был бы наготове остроумный, колкий ответ. А сейчас она не нашлась что ответить.

Они так долго были в ссоре, что теперь, когда Тристан говорил ей что-либо приятное или лестное, ей казалось, будто он читает все ее мысли и планы и добр к ней лишь до той минуты, когда сможет посмеяться над ней и скажет, что никогда не полюбит ее и что не может быть ничего глупее, чем вообразить такую возможность.

— Джорджи?

— Что? — опомнилась она.

Он смотрел на нее со странной задумчивостью. Она никогда раньше не видела у него такого взгляда, и он испугал ее.

— О чем ты думала? — спросил он.

Она пожала плечами, отодвигаясь от него.

— Я напоминала себе, что не должна повторять свои ошибки.

— И я тоже, Джорджиана.

Она не успела осознать его слова, а он уже подошел к тетушке.

— Пойдемте, моя дорогая?

Опираясь одной рукой на палку, а другой крепко ухватившись за плечо Тристана, Милли сделала неуверенный шаг по траве. Джорджиана с Эдвиной и Найлз с Гимблом радостно закричали, и она сделала второй шаг… и третий…

— Я знала, что вы сможете! — радовалась Джорджиана.

— Как хорошо, что вы предложили это, Джорджи, — сказала сияющая Эдвина. — Это чудо!

Тристан бросил на нее короткий взгляд, затем сделал с тетушкой широкий круг, обходя карету. Когда Милли пожаловалась на усталость, они вытащили из кареты кресло-каталку и поставили его под деревом. Пока Джорджиана занималась своей подопечной, Найлз расстелил одеяла и достал корзину с провизией.

— Завтрак подан, милорд, — с поклоном объявил Найлз.

Они расселись полукругом перед Милли, лакей разносил мадеру и сандвичи.

Гимблу действительно удалось найти в парке тихий уголок. «Так приятно, — думала Джорджиана, — просто сидеть и смеяться и болтать, когда вокруг нет трех или четырех десятков мужчин, старающихся поймать твой взгляд или проделывающих опасные штуки на своих лошадях ради того, чтобы привлечь внимание».

— Так с кем вы будете танцевать свой первый танец после выздоровления? — спросила она, беря у Эдвины апельсин.

— Думаю, я приглашу герцога Веллингтона. Я подумывала о принце Георге, но не желаю, чтобы он мной увлекся.

— Я бы хотела котенка, если его еще не забрали, — заявила Эдвина.

— Я сегодня же пошлю записку Люсинде, — пообещала Джорджиана.

Пока Найлз убирал остатки завтрака, а Милли с Эдвиной доставали вышивание, Тристан поднялся со своего места.

— Если вы, дамы, удобно устроены, я бы хотел немного размять ноги, — сказал он, отряхивая листья с серых панталон. — Джорджиана, не желаете ли присоединиться ко мне?

Она не догадалась взять с собой какое-нибудь шитье или книгу, черт бы ее побрал, и выглядела бы идиоткой и трусихой, если бы отказалась и осталась сидеть на траве, уставившись на свои руки.

— Это было бы приятно, — ответила она и позволила ему помочь ей подняться.

— Мы далеко не пойдем, — сказал он тетушкам и, взяв Джорджиану под руку, повел ее по тропинке к пруду.

— Надеюсь, ты не рассердился на то, что я предложила котенка Эдвине, — сказала она, не давая ему времени спросить, какую ошибку она не хотела повторять или почему она заманила его на пикник. — У вас в доме уже есть кошка, и я подумала, ты не будешь против еще одной.

— Имея четырех младших братьев, мне есть о чем беспокоиться, кроме кошек. Зачем ты устроила этот пикник сегодня? — все-таки спросил он. — Ты хотела, чтобы я извинился за вчерашнее?

Ее бросило в жар.

— Я плохо помню, что произошло вчера. Было поздно, и мы оба устали.

— Я не устал. Я хотел поцеловать тебя. И думаю, ты это помнишь. — Он вынул из кармана футляр и протянул ей. — Поэтому предположил, что сегодня тебе это пригодится.

Она открыла его. Веер оказался восхитительным — белый, с разбросанными между планочками из слоновой кости желтыми листочками. Джорджиане было интересно, догадался ли он, что веера, которые она ломала об его руку, были совсем другие, а не подаренные им. Те были спрятаны в ящичке комода, что позволяло ей притворяться, что она не замечает их красоты.

— Тристан, меня это очень смущает, — сказала она, с радостью сознавая, что на этот раз говорит правду.

Она слишком поздно заметила, что они скрыты от тетушек небольшой рощицей вязов. Вокруг не было ни души.

— Такого не должно быть, — тихо произнес он и осторожно взял ее за подбородок.

Волнение и страх мгновенно охватили Джорджиану, и она, чуть было не задохнувшись, отпрянула назад.

За первый поцелуй она может обвинить Тристана, за второй ей придется разделить вину на двоих.

— Пожалуйста, не надо.

Тристан замер, затем медленно приблизился к ней вплотную.

— Если ты не забыла, как я танцую, то должна помнить и другое.

Вот в том-то и беда, что она помнила.

— Ты уверен, что хочешь напомнить о…

Он наклонился и слегка прикоснулся губами к ее губам, осторожно, как будто они никогда раньше не целовались. Джорджиана вздохнула и провела рукой по его волнистым темным волосам. Боже, как ей не хватало этого! Она тосковала по нему, по его сильным и нежным рукам, обнимающим ее, и жадным манящим губам. Он крепче прижался к ее губам, и какой-то тихий звук вырвался из его груди.

Что она делает?! Джорджиана снова отшатнулась.

— Прекрати! Прекрати, Дэр.

Он отпустил ее.

— Никто не увидит, Джорджиана. Здесь мы одни.

— Именно это ты говорил и раньше. — Тяжело дыша, она расправила шаль и сердито посмотрела на него.

Как ни красив был новый веер, ей хотелось сломать его об голову Тристана.

— Тогда ты сама уступила мне, — с усмешкой заметил он. — Ты не можешь винить одного меня. Для удовольствия нужны двое, и насколько я помню…

Вопль ярости вырвался из ее груди, и Джорджиана, шагнув к нему, с силой ударила его в грудь.

— Проклятие!

Он пошатнулся и, потеряв равновесие, свалился в пруд. Поднявшись, он стоял по пояс в воде, с прилипшей к плечу лилией, и вид у него был столь угрожающий, что, казалось, он сейчас начнет извергать пламя.

Джорджиана, подхватив юбки, бросилась бежать.

— Найлз! — закричала она, подбегая к их компании. — Гимбл! Его сиятельство свалился в пруд. Помогите ему, пожалуйста!

Когда прибежали запыхавшиеся слуги, Тристан уже выбрался из воды на скользкий берег.

— С вами все в порядке, милорд? — осведомился, подбегая, Гимбл и, поскользнувшись, чуть не столкнул всех в воду. — Леди Джорджиана сказала, что вы упали.

Не переставая бормотать ругательства, Тристан оттолкнул слуг.

— Я чувствую себя прекрасно, — прорычал он. — Отстаньте от меня.

Она, бесспорно, утопила его желание, черт бы ее побрал. Преследуемый заботливыми Найлзом и Гимблом, он добрался до кареты. Там стояла Джорджиана, — очевидно, она рассказывала тетушкам о случившемся. Увидев его, она побледнела.

Его первым побуждением было утащить ее обратно к пруду и швырнуть в воду, только так они будут квиты.

— Сложите все в карету, — приказал он. — Мы уезжаем.

— Тристан, с тобой… — начала было Эдвина.

— Со мной все прекрасно. — Он сердито взглянул на Джорджиану. — Я упал.

Когда она подкатила кресло Милли к карете, виконт заметил удивление в зеленых глазах Джорджианы и не понял, чего она ожидала. Он же не собирался рассказывать всем и каждому, что поцеловал ее, а она столкнула его в пруд.

Тристан задумался. Любая другая женщина получила бы удовольствие от его объятий. Поэтому он полагал, что в некотором смысле то, что она сделала, было… не так уж и плохо. Если бы она тайком что-то замышляла, то, конечно, не рискнула бы вызвать его гнев, окунув в воду. Помня об их прошлом, он бы не удивился и удару коленом в низ живота. Быть сброшенным в утиный пруд — вероятно далеко не самое страшное, чего ему следовало ожидать. Она постепенно меняла свое отношение к нему в лучшую сторону.

— Домой, в Карроуэй-Хаус, — уже более спокойно сказал он, усаживая Милли в карету.

Джорджиана забралась в карету сама. Тристан, устроившись сзади, принялся выжимать воду из своего серого сюртука.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросила Эдвина, похлопывая его по мокрому колену.

— Да. Полагаю, я заслужил это наказание за то, что дразнил уток. — Он вытер мокрое лицо. — Глупые птицы не поняли, что я не причиню им вреда.

Не слишком-то искусное объяснение, но оно удовлетворило всех. Джорджиана разжала нервно сплетенные пальцы, но по-прежнему смотрела на него с недоверием — всю дорогу домой, а затем и дома.

Оставив Милли в гостиной, он пошел переодеться. Джорджиана стояла в дверях, и он замедлил шаги, проходя мимо нее.

— Я не прочь поговорить, — прошептал он ей на ухо. — В следующий раз, я прошу тебя.

Она повернулась и пошла вслед за ним.

— В следующий раз, — сказала она, обращаясь к его спине, и от неожиданности он остановился, — ты, может быть, вспомнишь, что ухаживаешь за кем-то другим. Амелией Джонс, если не ошибаюсь?

Он повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.

— И только на это ты сердишься? Я ничего не говорил Амелии и все еще пытаюсь не потерять терпения с этим стадом дебютанток.

— А чего ожидает она? Ты хотя бы подумал о ней, Тристан? Ты когда-нибудь думал не о себе, а о других?

— Я думаю о тебе все время.

Несмотря на удобный случай, она промолчала, а он направился вверх по лестнице в свою спальню. Он все же дал ей пищу для размышлений. Стаскивая с себя мокрый сюртук, Тристан улыбался, между тем как его камердинер оплакивал погубленную одежду. Кто бы мог подумать, что быть сброшенным в утиный пруд совсем неплохо?




Милли ходила взад и вперед по комнате.

— Вот видишь? А ты говорила, как это романтично, когда они вместе пошли прогуляться.

Настороженно взглянув на дверь, Эдвина сделала знак сестре, чтобы та снова села.

— Они оба сказали, что это был несчастный случай. Кроме того, они действительно вроде бы поссорились несколько лет назад, — напомнила она Милли. — На дороге всегда бывают кочки.

— Дела, кажется, идут как надо. Но все же сегодня был шаг назад, Вина.

— Небольшой. Дай им время.

— Хм. Мне надоело целыми днями сидеть.

— Милли, если ты забросишь это кресло, у Джорджианы не будет причины оставаться с нами.

Милли со вздохом снова забралась в свое мягкое гнездо.

— Знаю, знаю. Я только надеюсь, что не получу нового приступа подагры до того, как все закончится. А что это за анонимные письма она получает?

— Ну, нам остается только разузнать о них, не так ли?

Милли повеселела.

— Полагаю, мы все узнаем.




Глава 8


Ты притянул меня, магнит жестокий.

    

У. Шекспир, Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 1[8 - Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]






Так, значит, Тристан думает о ней. Очень хорошо. Этого она и добивалась. Но Джорджиана сомневалась, что от него можно ожидать чего-то хорошего, и никто лучше ее не знает, что получается, если подпадаешь под чары этого развратника.

Может быть, Тристан и считает, что не делал предложения Амелии Джонс, но мисс Джонс думает, что он его почти сделал. И лжет он о своих обязательствах перед девушкой или нет, сердце ее все равно будет разбито. Несмотря на дрожь, пробегающую по ее телу при воспоминании о поцелуях этого слишком опытного виконта, Джорджиана не забывала о цели своего пребывания в Карроуэй-Хаусе. Больше никогда ее сердце не возьмет верх над разумом, о каком бы превосходном мужчине ни шла речь.

Шумный день закончился, и они с Эдвиной и Милли расположились в гостиной. Если бы она по-прежнему жила с тетей Фредерикой в Хоторн-Хаусе, то день был бы заполнен разборкой множества писем, ежедневно приходивших герцогине, и составлением ответов на десятки приглашений. Уделить час-другой увлекательному чтению казалось непозволительным грехом.

— Знаете, вам не обязательно тратить время, проводя здесь целый день, — нарушила молчание Милли.

Джорджиана подняла голову:

— Простите?

— Я хочу сказать, мне доставляет удовольствие быть с вами, и ваше общество — радость для нас, но вы, должно быть, находите нас, двух старых ископаемых, ужасно скучными по сравнению с вашими друзьями.

— Глупости! Мне здесь очень нравится. Если, конечно, вы не желаете избавиться от меня, — сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Ужасная мысль мелькнула в ее голове, и девушка резко выпрямилась. Вдруг они догадались, что это она виновата в купании Дэра, и только хотят найти подходящий предлог, чтобы вежливо отослать ее.

Эдвина вскочила с кресла и схватила Джорджиану за руку.

— О, никогда! Это просто… — Она взглянула на сестру.

— Просто что? — спросила Джорджиана с упавшим сердцем.

— Ну, Тристан сказал, что вы получаете письма от джентльмена. В нашем доме столько мужчин, мы подумали… может быть, этот джентльмен боится.

— Вы хотите сказать, что он, может быть, боится нанести мне визит в этом доме? — спросила с облегчением Джорджиана. — Если бы у него были серьезные намерения, я уверена, он бы так и сделал, невзирая ни на что.

— Так это всего лишь флирт? — предположила Милли.

На минуту Джорджиана задумалась: тетушки или Тристан пытаются узнать имя ее таинственного поклонника. Следует быть осторожной, пока она не удостоверится, кто именно. Она вздохнула:

— Да, боюсь, что так.

— А кто он, дорогая? Может быть, мы сможем образумить его.

Она перевела взгляд с одной на другую. Она никогда не расскажет им о своих истинных намерениях относительно Тристана. Это не только разобьет их сердца, они возненавидят ее, а она их искренне любила.

— Мне бы не хотелось обсуждать это, если вы не возражаете.

— О, конечно. Только… — Эдвина умолкла.

— Что? — с разгорающимся любопытством спросила Джорджиана.

— Ничего. Совсем ничего, дорогая. Всего лишь флирт. Временами нам всем нравится пофлиртовать.

Внезапно Джорджиана поняла, чего добивались тетушки. Они рассчитывали, что сосватают ее и Тристана, подумать только, Тристана!

— Флирт, конечно, лишь начало, — заявила она, принимаясь за чай, — Кто знает, что потом из этого получится?

Обе тетушки поникли.

— Да, кто знает?

Джорджиана почувствовала укор совести, но подавила его. Она могла бы обвинить во всем Дэра: он это начал. Во всем была его вина.

Даже если он ей почти нравился, иногда.




Когда вся большая семья Карроуэй собралась за обеденным столом, Тристан нравился ей уже меньше. Купание в пруду с утками нисколько не отразилось на его высокомерии, сквозившем в каждом его взгляде. Когда он отодвинул для нее стул, у Джорджианы возникло желание спросить, почему у него такой самодовольный вид, возможно, это как-то было связано с их поцелуем. А в таком случае его молчаливое торжество было, безусловно, лучше, чем громкое хвастовство.

— Ты бы видел меня, Тристан, — с довольным смешком сказал Эдвард, когда Докинз и лакеи разносили жареного цыпленка с картофелем. — Я заставил Грозовое Облако перепрыгнуть через огромное бревно! Мы были великолепны, правда, Шо?

Брэдшо проглотил кусок.

— Это была жалкая тоненькая веточка, в остальном Коротышка говорит правду.

— Это была не веточка! Это было… — Он умоляюще посмотрел на Эндрю.

— Здоровенный сук, — подтвердил брат, улыбаясь, — да еще с торчащими острыми ветками.

— Как дикобраз, — закончил Эдвард, выпячивая грудь.

— Потрясающе, Эдвард! — сказала Джорджиана, улыбаясь просиявшему мальчику. — А знаешь, если говорить о дикобразах, Тристан сегодня тоже столкнулся с дикой природой.

— Неужели?

— Расскажите, — попросил Брэдшо.

— Джорджи…

— Так вот, мы гуляли в Гайд-парке, — начала она, не обращая внимания на мрачный взгляд Дэра, — и я заметила у берега пруда утку, запутавшуюся в водорослях, ваш брат спас бедняжку…

— Но при этом свалился в воду! — закончила рассказ тетя Милли.

Все семейство, за исключением Роберта, разразилось хохотом.

— Ты свалился в пруд? — сквозь смех спросил Эдвард.

Лорд Дэр отвел взгляд от Джорджианы.

— Да. А ты больше ничего не знаешь?

— А что?

— Джорджи получает вонючие, надушенные письма от тайных обожателей.

Она невольно открыла рот.

— Не надо так говорить, — возмутилась она.

Тристан взял на вилку картофелину и неторопливо прожевал ее.

— Это правда. Очень вонючие.

— Нет!

— Тогда, Джорджиана, расскажите нам, от кого они.

Она густо покраснела. Все пятеро братьев Карроуэй смотрели на нее, четверо чуть насмешливо и с любопытством. Однако только выражение глаз пятого овладело ее вниманием. Сердце учащенно забилось.

— Тристан Майкл Карооуэй, — обратилась к нему тетя Эдвина с таким видом, словно он был мальчишкой, которого следовало отшлепать, — извинись.

Губы виконта дрогнули, но он не спускал глаз с Джорджианы.

— Почему я должен извиняться?

— Переписка леди Джорджианы тебя совершенно не касается.

Короткая отсрочка дала Джорджиане возможность собраться с мыслями.

— Может быть, мы обсудим вашу переписку, — набралась она храбрости, — или вы, возможно, чувствуете себя обделенным, не получая любовных писем?

— А вот я чувствую себя обделенным, — заметил Брэдшо, протягивая руку за бисквитом.

— И я тоже, — заявил Эдвард, по выражению лица которого было видно, что он понятия не имеет, о чем идет речь.

— А может быть, мне удается скрывать мои личные дела, — становясь более мрачным, проворчал Тристан.

— И в то же время вы считаете необходимым сплетничать о моих, — сказала она и побледнела.

Дэр только приподнял бровь.

— Откройте мне тайну, заслуживающую молчания, и я буду молчать. — Взглянув на слушавшую их с интересом аудиторию, он сделал знак Докинзу налить в бокал кларета. — А пока я согласен не обсуждать ваши ароматные письма.

Неужели он снова пытается внушить ей, что достоин доверия, или хочет выведать, что у нее на уме? Джорджиана чувствовала, что нельзя злоупотреблять своей удачей. Она перевела разговор на бал, который намечался в конце недели в Девоншире и считался главным событием сезона.

— Вы поедете? — спросила она Милли и Эдвину.

— Боже, нет, конечно. У герцога наверняка будет столпотворение. Я отдавлю всем ноги своим креслом.

— А я останусь дома с Милли, — твердо заявила Эдвина.

— Вы поедете, не так ли? — спросил Тристан, лицо которого утратило свое злое выражение.

— Я останусь с вашими тетушками.

— Глупости, Джорджиана, — вкрадчиво заметила Милли. — Мы с Эдвиной будем в постели еще до того, как начнутся танцы. Вы должны поехать.

— А я поеду, — сказал Брэдшо. — Там, вероятно, будет контр-адмирал Пенроуз, и я хочу добиться, чтобы…

— Чтобы он дал тебе собственный корабль, — хором закончили за него Эндрю и Эдвард.

Джорджиана увидела, как дернулась щека у Тристана, но этого никто не успел заметить. Независимо от того, заслужит ли Брэдшо звание капитана или купит его, это было дорогое предприятие. Она знала, что у семьи Карроуэй большие денежные затруднения, это было известно всем. Огромное бремя забот легло на плечи Тристана. И в связи с этим она подумала о другом. Ему, вероятно, и в самом деле надо жениться на богатой женщине, такой как Амелия Джонс, однако он мог бы относиться к ней получше. Жестоко заставлять бедную девушку чувствовать себя парией, даже если он не испытывает к ней никаких чувств.

— Значит, решено, — сказал Тристан. — Брэдшо, Джорджиана и я едем в Девоншир на бал. — Он взглянул на сидевшего в дальнем углу молчаливого брата, — А ты, Бит? Тебя, как ты знаешь, тоже пригласили.

Не то вздрогнув, не то содрогнувшись, Роберт покачал головой:

— Я занят.

Он встал из-за стола и, слегка поклонившись, вышел из комнаты.

— Черт, — проворчал Тристан так тихо, что Джорджиана едва расслышала его.

Он все еще смотрел на дверь, за которой скрылся брат.

— Что с ним произошло? — шепотом спросила Джорджиана, когда остальные увлеклись обсуждением предстоящего вечера.

— Кроме того, что его едва не убили? Не знаю. Он не говорит мне. — Виконт указал на бисквит, остававшийся на ее тарелке. — Вы будете это есть?

— Нет. А что…

Тристан протянул руку и взял его.

— Я рад, что ты едешь на бал.

Он отломил кусок сдобного хлеба и положил его в рот.

— Не понимаю, чему ты радуешься, — сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Я же воспользуюсь случаем помучить тебя.

— Мне нравится, когда ты меня мучаешь. — Он тоже, прежде чем ответить, посмотрел на сидевших за столом. — И мне нравится, что ты здесь.

Ее план начинал осуществляться. Джорджиана объясняла свое частое сердцебиение чувством удовлетворения.

— Временами мне здесь тоже нравится, — помедлив, ответила она.

Если она раньше времени растает перед ним, у него возникнут подозрения, и ей придется начинать все с начала.

— Временами? — повторил он, продолжая есть ее бисквит.

— Когда ты не делаешь глупых объявлений о моих письмах или о своей готовности сохранять тайны.

— Но у нас с тобой есть тайны, не так ли? — прошептал он.

Джорджиана опустила глаза.

— Лучше бы тебе не напоминать мне о них.

— Почему же? Это оставило незабываемые воспоминания, и ты сама не хочешь забывать об этом. Для тебя это хороший предлог не выходить замуж.

Джорджиана прищурила глаза.

— Нет, это ты — мой предлог не выходить замуж. Почему ты думаешь, что я захочу выйти за кого-нибудь замуж после того, как ты оказался таким неудачным примером? — резко ответила она. — Почему ты думаешь, что я захочу дать кому-то власть над собой, чтобы… — Она покраснела и умолкла.

Он задумался над ее словами.

Она вскочила с места:

— Извини. Здесь душно.

Под удивленными взглядами остальных братьев Кар-роуэй она поспешно покинула комнату. Докинз не успел подойти к входной двери, как она распахнула ее и сбежала вниз по ступеням в небольшой розовый сад у восточной стены дома.

Тихонько бормоча ругательства, она села на каменную скамью, стоявшую под раскидистым вязом. «Глупая, глупая, глупая!» — твердила она про себя.

— Что ты отвечаешь, когда тебя спрашивают, почему мы так сильно ненавидим друг друга? — раздался в темноте тихий голос Тристана.

Он медленно подошел и остановился, прислонившись к корявому стволу дерева.

— А что говоришь ты? — вопросом на вопрос ответила она.

— Что я не продвинулся дальше поцелуя, когда ты узнала, что я заключил пари и мне нужен твой чулок как доказательство. Тебе не понравилось, что ты стала предметом спора.

— Я говорила почти то же самое, только добавляла, что ударила тебя по лицу, когда ты попытался солгать мне.

Он кивнул, глядя на залитый лунным светом сад.

— Прошло шесть лет, Джорджиана. Есть ли у меня шанс, что ты когда-нибудь простишь меня?

— Весьма незначительный, если ты не перестанешь упоминать шансы и пари в моем присутствии, — рассердилась она. — Я просто не понимаю, Тристан, как ты можешь быть таким… бесчувственным. Ко всем. Не только ко мне.

Она посмотрела ему в глаза, темные и непроницаемые. Он выпрямился.

— Пойдем в дом. Здесь холодно.

Она судорожно сглотнула. Ей действительно было холодно в тонком вечернем платье, но сегодня что-то произошло. Впервые за шесть лет они с Тристаном не просто мирно побеседовали. Это «что-то» заставляло ее не сводить глаз с его чеканного профиля, когда он подошел ближе и подал ей руку.

Сложив перед собой руки, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до него, она встала и пошла к дому. Джорджиану беспокоило, что она не испытывает гнева, и она не знала, что сказать.

— А не поможет, — тихо произнес он за ее спиной, — если я еще раз попрошу прощения?

Джорджиана обернулась к нему:

— Прощения за что? За то, что заставил меня поверить, что любишь меня, или за то, что попался на лжи?

На мгновение его глаза гневно блеснули. Отлично! Теперь с ним проще, чем в то время, когда он не был таким чувствительным и внимательным.

— Я приму это как отказ, — сказал виконт, — но в ту ночь… я меньше всего желал обидеть тебя. Я не собирался делать этого и очень сожалею, что так случилось.

— Хорошее начало, — сказала она дрогнувшим голосом, поднимаясь по ступеням к двери. — Или могло быть началом, если бы я тебе поверила.




На следующий день прибыло еще одно письмо на имя Джорджианы. Тристан с отвращением понюхал его, но, видимо, тот, кто обливал письма одеколоном, потратил все флаконы на предыдущие.

Оглянувшись на дверь, он сломал восковую печать и развернул письмо. «Дорогая леди, — прочитал он, — несколько дней я обдумывал содержание этого письма. Несмотря на вашу…»

— Милорд?

Тристан подскочил от неожиданности.

— В чем дело, Докинз? — спросил он, опуская письмо на колени.

— Корзина для пикника готова, милорд, и коляска у подъезда, как вы приказали.

— Я сейчас выйду. Закрой дверь, пожалуйста.

— Да, милорд.

Взяв снова письмо, он взглянул на подпись: «Уэстбрук». Она действительно получала письма от знакомых мужчин. А он было подумал, что она пишет их сама. Раз уж он развернул письмо, следовало дочитать его до конца. «…Несмотря на вашу доброту, с которой вы приняли мои извинения за недостойное поведение в Риджентс-Парке, я считаю себя обязанным объясниться. Я давно наслышан о вашей неприязни к лорду Дэру и, боюсь, слишком поспешно бросился вам на помощь, когда случайно услышал его резкие слова, обращенные к вам».

Тристан недовольно взглянул на письмо.

— Резкие слова? Да я был очень любезен, свинья ты этакая, — проворчал он.

«Не сомневайтесь, я вмешался только потому, что питаю к вам глубочайшее уважение, и всегда буду уважать вас. Ваш покорный слуга, Джон Блэр, лорд Уэстбрук».

Значит, у Джорджианы был поклонник, которого не интересовали ее деньги. Тристан плохо знал маркиза, хотя несколько раз встречал его в клубе и в обществе.

Уэстбрук был более консервативен, чем он, в том, что касалось заключения пари, и за исключением случайных встреч их пути редко пересекались. Их политические убеждения также не совпадали. Но, кажется, у них нашелся общий интерес.

Тристан долго смотрел на письмо, затем снова сложил его. Поднявшись, он взял письмо за уголок и поднес к горящей настольной лампе. Бумага задымилась и съежилась. Когда она достаточно обгорела, он бросил ее в мусорную корзину, а сверху засыпал содержимым ближайшей к нему вазы.

Тристан мрачно улыбнулся. Что бы ни происходило, он не собирался позволить Джорджиане победить. В любви, как и на войне, все средства хороши, а между ними происходило или одно, или другое.




Тристан стоял у переднего колеса коляски, помогая Амелии Джонс сойти на землю. Он потратил почти неделю на не очень настойчивые попытки, к тому же мешали неожиданные события, связанные с Джорджианой, но ему все-таки удалось добраться до Джонс-Хауса и устроить пикник с Амелией.

— О, как здесь красиво, — проворковала Амелия, волоча желтую муслиновую юбку по высокой траве. — Вы выбрали это место специально для нас?

Он вынул корзину из экипажа, и грум отвел лошадей и коляску в сторону.

— Конечно. Я знаю, вы любите маргаритки.

Она посмотрела на цветы на краю небольшой поляны.

— Да, они очень милы, в тон моему платью, правда? — хихикнула Амелия. — Я так рада, что не нацела розовое платье, тогда не было бы такого эффекта.

— Ну я бы отвез вас в розовый сад, — ответил Тристан, расстилая на траве одеяло. — Садитесь.

Она грациозно опустилась на одеяло, так искусно уложив вокруг себя пышную юбку, что он подумал, не отрепетировала ли она это заранее.

— Надеюсь, вам понравятся жареный фазан и персики, — сказал он, вынимая из корзины бокалы и мадеру.

— Мне понравится все, что вы выбрали, Тристан.

Она соглашалась со всем, что он говорил, в чем заключалось ее приятное отличие от Джорджианы. Он мог сказать, что небо голубое, а Джорджи объяснила бы ему, что это только иллюзия, создаваемая отражением солнечного света. Да, день с Амелией определенно отличался в лучшую сторону.

— Сегодня мама позволила мне расставить все цветы, — заявила Амелия, взяв из его рук салфетку и бокал. — Она говорит, что у меня просто талант составлять букеты.

— Не сомневаюсь.

— А кто расставляет ваши цветы?

— Мои цветы? — на минуту задумался он. — Понятия не имею. Одна из горничных, полагаю, или миссис Гудвин, экономка.

Она была поражена.

— О, у вас должен быть кто-то умеющий хорошо разбираться в цветах. Это очень важно.

Тристан пригубил вино.

— Это почему же?

— Красиво расставленные цветы говорят о хорошем ведении домашнего хозяйства. Так всегда говорит мама.

— Разумно.

Теперь виконту стало понятно, почему его не интересовало, кто расставляет розы, а также почему он не раздумывая сунул их в мусорную корзину, чтобы затушить огонь. «Хорошее ведение хозяйства» и «Карроуэй» не были синонимами.

— Какой у вас основной мотив: розы, ирисы или маргаритки?

Тристан моргнул и, сделав еще один глоток, обнаружил, что опустошил свой бокал.

— Лилии, — рассеянно ответил он, наполняя бокал.

Джорджиана как-то сказала ему, что всем другим цветам предпочитает лилии. Ее вкус и знание моды были безупречными, поэтому он счел свой ответ удачным.

Амелия надула губки, вероятно, с целью привлечь к ним его внимание. Он узнал об этой уловке в прошлом году, когда ездил в школу, где учились девочки Эммы Брейкенридж, и без труда понял, чего добивается Амелия.

— А не маргаритки? — Она захлопала ресницами.

Еще один трюк, неплохо, но слишком очевидно.

— Вы уже спрашивали.

— Хотите меня поцеловать? — услышал он.

— Прошу прощения? — чуть не подавившись, переспросил он, опустошая второй бокал.

— Я бы позволила, если хотите, поцеловать меня.

Удивительно, но такая мысль даже не приходила ему в голову. Когда они будут женаты, ему придется иногда целовать ее, полагал он, и заниматься другими, более интимными вещами, но… Он пристально посмотрел на нее. Секс всегда был приятен, кого бы он ни выбирал для этого. Однако в последнее время он жаждал особенного, редкого блюда, того, которое уже однажды попробовал. И это не была Амелия.

— Было бы неприлично с моей стороны целовать вас.

— Но я хочу понравиться вам, Тристан.

— Вы и так мне нравитесь, Амелия. В поцелуях нет необходимости. Наслаждайтесь своим фазаном.

— Но я бы позволила, если бы вы захотели. Знаете, вы очень красивы и к тому же виконт.

«Господи! Джорджиана никогда не была столь наивной, даже в восемнадцать лет». Если бы он захотел обеспечить себе брак с Амелией, он мог бы повалить ее и задрать юбки посреди Риджентс-Парка, и она бы даже не обиделась. А Джорджиана распорола бы ему живот кухонным ножом и бросила его останки в пруд к уткам.

Он усмехнулся и поспешно кашлянул, когда Амелия посмотрела на него.

— Простите. И благодарю вас. Вы исключительно хороши, моя дорогая.

— Я всегда стараюсь выглядеть как можно лучше.

— Зачем же?

— Чтобы найти мужа, конечно. Для этого и существуют женщины. Те, кто старается выглядеть как можно лучше, удачно выходят замуж.

Это была интересная мысль, но несколько пугающая.

— Значит, женщины, которые не вышли замуж…

— Плохо старались или низкого качества.

— А что, если женщина предпочитает не выходить замуж?

Кроме своих вполне счастливых незамужних тетушек, он прежде всего имел в виду Джорджиану. Уж она-то не была низкого качества, и мысль, что она будет искать мужа только потому, что для этого и существуют женщины, была просто нелепа.

— Это же абсурд!

— Мои тетушки не замужем, знаете ли.

— Ну, они очень старые, — сказала Амелия, вонзая зубы в персик.

— Полагаю, что старые, — согласился Тристан, понимая, что спорить с ней бессмысленно. С таким же успехом он мог убеждать в своей правоте глухого.

Обычно виконт не находил девушку скучной и жеманной. Причина перемены была ясна — Джорджиана. Он не переставая думал о ней и теперь невольно сравнивал пустой разговор с бедной Амелией с возбуждающими беседами с Джорджи.

Но проблема оставалась прежней: ему необходимо жениться на богатой невесте до осенней уборки урожая. Если он не сделает этого, ему придется продать часть земель, а Дэр не хотел оплачивать свое существование за счет будущего своих потомков. Джорджиана относилась к богатым невестам и, несомненно, была более интересной, чем любая из девиц, за которыми он ухаживал. Но она его ненавидела. А Тристан испытывал жгучее желание, охватывавшее его всякий раз, когда он ее видел. Это становилось все труднее скрывать. Она как будто бы стала немного добрее к нему, но он не мог позволить себе ждать еще три или четыре месяца.

— Тристан?

— Да? — опомнился он.

— Я не хотела сказать, что ваши тетушки хуже других. Я уверена, они очень милые.

— Да, так и есть.

— Знаете, иногда я думаю, что мне следует рассердиться на вас.

Странно, что она так говорит, ведь он приложил столько усилий, чтобы вывезти ее на пикник.

— Да, потому что вы оказываете мне мало внимания. Но сегодня, кажется, вы ведете себя лучше. Полагаю, вы усваиваете свой урок.

Тристан взглянул на нее: ощущение скуки, которое она вызывала, развеялось.

Неожиданно она начала говорить интересные вещи. Урок, ему? Кажется, она намеренно употребила это слово. И Амелия имела в виду не просто урок, а его урок. Неужели у нее были основания думать, что кто-то дает ему какие-то уроки? Нет, она только хочет выйти замуж, и ничего больше.

Он не предполагал, что Амелия оказалась в курсе козней Джорджианы, в то время как он сам не мог ничего узнать. Может быть, Амелия не сумела правильно выразиться, а он слишком подозрителен.

С другой стороны, подозрительность не раз спасала его от больших бед.

— Я очень стараюсь — медленно произнес Тристан, пытаясь узнать у нее побольше, — усвоить свой урок.

— Я вижу. Сегодня вы слушаете меня, что случается очень редко.

— Вы заметили что-нибудь еще, что я сегодня делаю лучше?

— Ну, слишком рано судить, но я возлагаю на вас большие надежды. Если мы собираемся пожениться, мне бы хотелось, чтобы вы были полюбезнее.

Он внутренне содрогнулся. Наступил самый удобный момент сказать девушке, что он намерен поговорить об этом с ее отцом. Ему необходимо было это сделать ради своей семьи. Но его не покидала одна мысль: у него есть еще три месяца. Три месяца и женщина, которая не раздражает его так сильно, как Амелия, хотя куда сильнее возбуждает и изводит.

— Я буду продолжать быть любезным, — уклончиво ответил он.

Лучше не касаться вопроса о женитьбе, это может связать его, как и обещание, а через три месяца, когда не будет выбора, ему придется заговорить о браке.

— Я все же думаю, было бы правильно, если бы вы поцеловали меня.

«Боже милостивый!» Тристан подумал, знает ли она, какая репутация была у него в молодости или что будет, если кто-нибудь увидит, как они целуются. Конечно, может быть, она на это и рассчитывала.

— Я слишком дорожу нашей дружбой, чтобы не бояться разрушить ее, Амелия. — Он снова заглянул в корзину. — Яблочный пирог?

— Да, пожалуйста. — Она осторожно взяла пальчиками кусок пирога и откусила крохотный кусочек.

— Вы завтра поедете в Девоншир на бал?

— Поеду.

— Я понимаю, что слишком смело с моей стороны попросить вас потанцевать там со мной? Первый вальс, может быть?

— С удовольствием!

Виконт рассчитывал, что пикник займет часа два, и ему казалось, что время уже истекло. Он достал из кармана часы и открыл крышку. С тех пор как он забрал Амелию от дверей отчего дома, прошло тридцать пять минут. Тристан подавил вздох: он не был уверен, что выдержит еще полтора часа.




Глава 9


Огромный мир не малость за крошечную шалость.

    

У. Шекспир. Отелло. Акт IV, сцена 3[9 - Перевод Б. Пастернака.]






— В таком случае у меня возникает вопрос.

Люсинда, удобно расположившаяся на постели Джорджианы, подперла кулачком подбородок. Она вела себя совершенно непринужденно.

Джорджиана завидовала ее спокойствию, ей никогда не приходилось видеть, чтобы Люсинда из-за чего-то расстраивалась. Вероятно, это объяснялось тем, что отцом Люсинды был образцовый, одержимый дисциплиной генерал, который после смерти жены решил передать дочери все преимущества своего собственного образования и богатства.

Что касается самой Джорджианы, то ее нервы были напряжены до предела. Она вздрагивала от каждого звука, и даже тонкий шелк, касавшийся ее кожи, казался жестким и грубым. Конечно, это могло быть вызвано тем, что за двадцать минут она перемеряла пять платьев.

— Какой вопрос? — спросила она, поворачиваясь и разглядывая в зеркале свое отражение.

Голубое смотрелось на ней хорошо, но он уже видел ее в этом платье.

— Как далеко ты собираешься зайти, Джорджи?

Нервная дрожь снова пробежала по ее телу, и она сделала знак Мэри расстегнуть пуговки на спине.

— Давайте примерим новое.

— Зеленое, миледи?

— Да.

— Но мне показалось, вы сказали, что оно слишком…

— Нескромное. Знаю. Но остальные просто не… подходят.

Она взглянула в зеркало на горничную, расстегивавшую платье. Джорджиана доверяла Мэри, но все ее будущее зависело от ее репутации.

— Мэри, спроси у миссис Гудвин, нет ли у нее мятного чаю?

— Сейчас, миледи.

Когда за горничной закрылась дверь, Люсинда встала и помогла Джорджиане снять платье.

— Так это серьезно?

— Если урок не поможет, то все пропало. Люси, он оскорбил мои чувства. Я не позволю ему так поступить и с другими.

— Все это ты уже говорила. — Подруга следила за выражением лица Джорджианы. — Но чтобы проучить его, ты не должна рисковать, ведь тебя снова могут оскорбить.

Джорджиана заставила себя рассмеяться.

— Почему ты думаешь, что меня могут оскорбить? Я получила хороший урок от Тристана Карроуэя.

— Но по твоему виду не скажешь, что ты пылаешь гневом и полна решимости отомстить.

— Какой же у меня вид?

— Ты выглядишь… взволнованной.

— Не смеши меня. Вот уже шесть лет, как я езжу на Девонширский бал. Балы там всегда великолепны, а ты знаешь, как я люблю танцевать.

— Ты поедешь с Карроуэями, или твоя тетя пришлет за тобой карету?

— С тетей Фредерикой, Милли и Эдвина не поедут. Я же не могу появиться вместе с Тристаном и Брэдшо.

— Несколько недель назад ты называла его только Дэр. А теперь у него появилось имя.

— Не забывай, я притворяюсь, что хочу очаровать его или позволить очаровать меня. Я должна быть любезной.

— А какой цвет любит Тристан?

— Зеленый. Почему это… — Джорджиана опустила глаза на свое новое платье, которое застегивала на ней Люсинда. Шелк переливался изумрудными и светлыми оттенками зеленого цвета. Сверху юбку и рукава покрывал тончайший зеленый газ.

Декольте было более глубоким, чем она обычно носила, но, вертясь перед зеркалом, она чувствовала себя прекрасной. А новый желтый с белым веер удачно гармонировал с платьем.

— М-гм.

Джорджиана, довольная осмотром, остановилась и обратилась к подруге:

— Я знаю, что делаю, Люси. Ты, возможно, считаешь, что наш список был просто глупой забавой, чтобы провести время, но каждый раз, когда я думаю о бедной Амелии Джонс, о том, какой удар нанесет ей Дэр, поверь, я становлюсь очень серьезной.

Люсинда отступила на шаг и оглядела Джорджиану и ее платье.

— Я тебе верю. Но надо проучить его, Джорджи, а не погубить себя.

— Этого я не допущу. Кто однажды обжегся, тот вдвойне осторожен. — Она улыбнулась и снова завертелась перед зеркалом. — По-моему, это платье — то, что надо.

— Ты привлечешь его внимание, это уж точно.

Несмотря на уверенность Люсинды, после ее ухода Джорджиана еще полчаса в сильном волнении расхаживала по комнате. Оставшись одна, она вопреки всем усилиям не могла убедить себя в том, что равнодушна к Тристану. Когда ей было восемнадцать, его внимание, его чары и красивая внешность покорили ее. И тем, что она не осталась той же наивной девочкой, Джорджиана была обязана ему.

Теперь, шесть лет спустя, он казался более… серьезным, более внимательным к окружающим и более зрелым, чем тогда. И какая-то менее рассудительная часть ее души тянулась к нему. Самым убедительным доказательством перемены являлось то, что он извинился перед ней. Два раза, и так, словно понял, какие страдания он причинил ей, и как искренне сожалел об этом или по крайней мере хотел, чтобы она так думала.

В половине девятого в дверь постучал лакей:

— Миледи, ваша карета прибыла.

Глубоко вздохнув, она вышла из комнаты и направилась вниз.

Брэдшо, в морской форме глубокого синего цвета с белой отделкой, стоял в холле, натягивая на себя шинель. Увидев ее, он замер.

— Прелесть… Джорджи, пожалуйста, не показывайтесь на глаза адмиралу Пенроузу прежде, чем я не поговорю с ним. Он не обратит на меня никакого внимания, как только увидит вас.

Это несколько успокоило ее, и она улыбнулась:

— Постараюсь. Вы сами выглядите прекрасно.

Он ответил улыбкой и отдал ей честь.

— Это не одно и то же, но все равно спасибо.

Она почувствовала какое-то дуновение воздуха позади себя и, подавив желание расправить юбки, обернулась. Дэр был в темно-сером фраке, черных как ночь панталонах, а над желтовато-коричневым жилетом выделялся белый галстук. Он не носил никаких украшений, да и не нуждался в них. Темные вьющиеся волосы падали на воротник, а голубые глаза сияли как сапфиры, когда он с головы до ног окинул ее взглядом.

Джорджиана почувствовала, как жар охватывает ее. Она никак не ожидала, что его близость так на нее подействует. Да, она наслаждалась его поцелуями, но считала себя невосприимчивой к его мужскому обаянию. Чтобы скрыть смущение, она присела:

— Добрый вечер.

Тристану захотелось облизнуть губы, но вместо этого он кивнул, не в силах сдержаться, чтобы не осмотреть ее изящную фигуру еще раз. Она блистала в своем изумительном наряде. В тусклом свете ламп шелк ее платья светился, словно покрытый изумрудами. Тристан представил, какой эффект Джорджиана произведет в ярко освещенном бальном зале. При каждом вздохе в низким вырезе лифа вырисовывались округлые груди, прекрасные и манящие.

Щеки вспыхнули, и виконт тряхнул головой. «Идиот! Надо что-то сказать».

— Вы потрясающе выглядите!

Джорджиана наклонила голову.

— Благодарю вас.

Докинз, кашлянув, подал Джорджиане кружевную накидку цвета слоновой кости. Тристан вырвал ее из рук удивленного дворецкого, Джорджиана смотрела, как он приближается к ней, и Тристан тихо и глубоко вздохнул.

— Повернись, — прошептал он.

Вздрогнув, словно просыпаясь от крепкого сна, Джорджиана повернулась. Платье соскользнуло с ее плеч, почти обнажив спину. Тристану хотелось погладить ее кожу, чтобы почувствовать, такая ли она теплая и гладкая, какой запомнилась ему.

Но он только укутал ее плечи и поспешно отстранился, когда она стянула концы накидки на груди. Джорджиана снова повернулась к нему, и мягкий золотистый локон коснулся его щеки.

— Моя карета уже здесь, — зачем-то сказала она.

— Я провожу вас.

Докинз распахнул парадную дверь, Тристан предложил ей руку. Джорджиана положила пальцы на его рукав, и, сводя ее по ступеням к ожидавшей карете, он сквозь плотную ткань своего фрака чувствовал, как она дрожит.

— Джорджиана, лорд Дэр, — раздался из глубины экипажа женский голос. — Я уж начала думать, что вы поубивали друг друга.

Он поклонился:

— Мои извинения, ваша светлость. Я не знал, что вы ждете здесь.

— Я тоже, тетя Фредерика, — краснея и высвобождая свою руку, сказала Джорджиана и подошла к карете. — Я бы никогда не заставила вас ждать.

— Знаю, дорогая. Я виню Дэра.

— Признаюсь, виноват. — Ему удалось поймать взгляд Джорджианы, когда та усаживалась напротив герцогини. — Скоро увидимся.

Он посмотрел вслед удалявшейся карете и вернулся в дом. Брэдшо протянул ему шляпу и накрыл треуголкой свои темные волосы.

— Что здесь произошло между вами? У меня мурашки побежали, — тихо спросил брат Тристана.

— Может быть, погода, — пожал плечами Тристан.

— Тогда я не хотел бы попасть в этот шторм.

Подъехала его карета, и они с Брэдшо сели в нее. Он пытался уговорить Эдвину поехать с ними, но она отказалась. Подруга Джорджианы, Люсинда Баррет, днем привезла ей котенка и этим серьезно помешала его планам заполучить Джорджиану в свой экипаж.

Он расстроился, но не мог спорить со светившейся счастьем тетей Эдвиной, ставшей обладательницей Дракона. Почему-то она упорно настаивала на этом имени для своего нового черного кота. Тристан подумал, что маленькое существо больше похоже на крысу, но не собирался говорить об этом вслух. Особенно, когда Джорджиана прижала меховой комочек к подбородку и заворковала над ним.

— Коротышка сказал, что ты ездил вчера на пикник.

— Да, — небрежно ответил Тристан.

— С Амелией Джонс.

— Да.

Брэдшо сердито посмотрел на него:

— Ты говоришь, как Бит. Как провели время? Только, пожалуйста, не в двух словах.

— Очень приятно, спасибо.

— Ублюдок.

— Если я ублюдок, то тогда ты будешь виконтом и женишься на мисс Джонс. Вот это будет интересно.

— Скорее всего ужасно. — Брэдшо скрестил ноги. — Значит, ты остановил свой выбор на мисс Джонс? Окончательно?

Тристан вздохнул:

— Она самая подходящая невеста. Богатая, хорошенькая и помешана на титуле.

— Жаль, что вы с Джорджианой не ладите. Или это уже не так? Ненастная погода сбивает меня с толку.

— А почему тебе жаль? — спросил Тристан главным образом для того, чтобы услышать мнение брата. — Она слишком высокая, упрямая, а ее язык острее рапиры. — Именно эти три качества ему особенно в ней нравились.

— Ну, ты ищешь богатую и красивую, а она как раз и то и другое. Конечно, ее отец — маркиз, и она, вероятно, не гонится за титулом. — Он повертел в руках брелок от часов. — Если Уэстбрук не охотится за ней вместе с ордой охотников за деньгами, я мог бы поухаживать за ней сам. С ее деньгами и влиянием я бы годам к тридцати пяти стал адмиралом.

«Опять этот Уэстбрук! Нет сомнения, что он уже ждет ее на балу, черт бы его побрал!»

— Ты думаешь, что все так просто? Ты решил, она сказала «да», ведь женщины и созданы для этого. И потом вы живете долго и счастливо?

Брэдшо взглянул на него:

— Амелия отказала тебе?

— Я еще не спрашивал ее, пока. Я все надеюсь… не знаю. На чудо, наверное.

— Не жди его там, где замешаны деньги. Отец дрожал над каждым пенни, который мог выпросить, занять или украсть.

— Приходится, знаешь ли, стараться выглядеть достойно.

В этом заключалось самое сложное — не имея достаточных средств, содержать семью так, как будто деньги у него были.

— Не говори мне, что ты одобряешь его. После того как ты четыре года выбирался из долговой ямы и до сих пор не выбрался окончательно.

— Нельзя сказать, что я много помогал отцу, пока он был жив. Мне бы следовало проявлять больше интереса к нашей собственности.

— Ты шел своей дорогой. А я и понятия не имел, как мы близки к разорению, пока не стало уже слишком поздно. Не знаю, как ты мог догадаться, что нам грозит, — сказал Шо.

— Я знал, что я наследник, но не очень серьезно относился к этому.

— А теперь относишься более серьезно, чем он. Если бы его кредиторы не распустили в обществе слухи, не думаю, что кто-нибудь догадался бы, в каком состоянии он оставил свои дела.

— Он был осторожен, — заметил Тристан.

— Нет. Это ты осторожен. И особенно сейчас.

Тристан улыбнулся:

— Сколько комплиментов за один вечер. Ты хочешь, чтобы я поговорил с Пенроузом, не так ли?

— Нет, — усмехнулся Брэдшо, — совсем наоборот. Я хочу, чтобы ты держался от него как можно дальше. Он до сих пор не забыл о двух сотнях фунтов, которые ты выиграл у него в фараон. Даже не помню, сколько раз он напоминал мне о моем «чертовски удачливом брате».

— Удача тут ни при чем, мой мальчик. Вздохнув, Шо похлопал брата по колену.

— Думаю, тебе следует знать, что я понимаю, как тебе не хочется жениться ради денег, и ценю это.

— А я подумал, что сегодня ты ухватишь богатую невесту, а я снова смогу бегать за актрисами и певичками.

— Маловероятно, — усмехнулся Шо.

— Что я с певичками или что ты женишься?

— И то и другое.

Вероятно, Брэдшо был прав в обоих случаях. Без такой приманки, как титул, шансов у Шо было еще меньше, чем у него самого.

Нельзя сказать, что у Тристана было мало женщин, но он стал более осмотрительным. Любовницы, не обращая внимания на его финансовое положение, до сих пор искали его близости. Временами он чувствовал себя как олень-самец, лишенный рогов. Женщины готовы были делить с ним постель, но виконт не часто хвастался этим. Такой успех не вдохновлял его.

Тристан начал избегать многолюдных сборищ. Но в предвкушении этого бала он был взволнован, кровь кипела в его жилах. Это состояние никоим образом не было связано с его обещанием танцевать с Амелией, а только с желанием видеть и держать в своих объятиях Джорджиану в восхитительном изумрудном платье. Если она скажет, что все ее танцы расписаны, то кому-то не поздоровится.

Как только они с Брэдшо вошли в зал, виконт сразу увидел ее. В свете канделябров Джорджиана казалась небесным ангелом, привлекавшим не только его внимание, но и всех остальных мужчин. Но, будь она одета даже в лохмотья, Дэр все равно бы ее заметил.

— Твоя Амелия смотрит на тебя выжидающе, — тихо заметил Брэдшо.

— Она не моя…

— А вот и Пенроуз. Я оставляю тебя, брат.

Тристан привык видеть толпу неженатых мужчин, окружавших Джорджиану на каждом званом вечере, и никогда не поддавался соблазну присоединиться к ним. Быстро обменяться с ней колкими замечаниями или получить удар веером в конце вечера — это было самое большее, на что он мог надеяться. Вполне достаточно, чтобы удовлетворить его мазохистское желание побыть рядом с ней. Но сегодня ему придется пробиться сквозь эту толпу. Сегодня он хотел с ней танцевать.

— Тристан, я оставила первый вальс для вас. — Амелия, вся в розовом и белом, хорошенькая как ангелочек, подошла к нему.

— А когда первый вальс?

— Как только закончится кадриль. Как все сегодня великолепно выглядят!

Он взглянул на оркестр. Через две-три минуты он будет танцевать с Амелией, а к тому времени, когда вальс закончится, карточка Джорджианы будет заполнена дюжиной жаждущих, поджидающих по углам, не поскользнется ли и не упадет ли кто-то из ее кавалеров. «Проклятие!»

— Вы извините меня, я отойду на минуту.

На ее хорошеньком личике появилась горькая морщинка, — Я думала, вы захотите поговорить со мной.

За этим последуют слезы, он давно знал, как это бывает.

— Конечно, хочу. И мы поговорим после вальса. А сейчас леди Джорджиана беспокоится о моих тетушках, и они просили меня кое-что ей передать.

— Только вернитесь поскорее.

Черт побери! Он еще не просил ее руки, а она уже пытается указывать, с кем ему можно общаться. Чем бы ни завершились несколько последующих недель, такое больше не повторится.

Даже не оглянувшись, он направился к группе мужчин, окружавших Джорджиану. Она сразу же заметила Тристана и улыбнулась, чем возбудила в нем подозрения.

— Лорд Дэр, вот и вы. А я чуть не отдала ваш танец.

Она сохранила для него танец!

— Приношу свои извинения.

Маркиз Холфорд протиснулся к ним:

— У вас есть фавориты, леди Джорджи?

— Осторожнее, милорд, или я отдам и ваш танец, — сказала она, спокойно глядя на маркиза. — Сегодня мы все друзья.

Широкоплечий Холфорд сердито посмотрел на Тристана, затем поклонился Джорджиане:

— Не в моих правилах спорить с красивой женщиной.

— Какую опасную вещь вы сказали, — усмехнулся Тристан. — Теперь вы не сможете спорить ни с одной женщиной, иначе она подумает, что вы считаете ее безобразной.

В толпе сдержанно рассмеялись. Лицо Холфорда побагровело, но прежде, чем он успел ответить, Джорджиана подхватила Тристана под руку и повела его к буфету.

— Прекрати.

— Но ты же знаешь, он сказал глупость.

— Я все время слышу глупости от мужчин, — тихо возразила она.

Кадриль закончилась, и Тристан, оглянувшись, увидел, что на него с надеждой смотрит Амелия. Он бы с удовольствием повальсировал и поговорил с Джорджиа-ной, но он обещал.

— Готов? — спросила Джорджиана, не отпуская его руку.

— Готов к чему?

— К нашему вальсу.

Тристан тихо выругался.

— Джорджи, я… — Он набрал в грудь воздуха, и тут заиграли вальс. — Я не могу. Еще вчера я обещал этот вальс мисс Джонс.

С непроницаемым выражением лица она посмотрела поверх его плеча и затем кивнула:

— Тогда ступай и танцуй с ней.

Она повернулась, но Тристан схватил ее за руку.

— Не сердись, — прошептал он. — Я не хочу обидеть тебя.

Изумрудные глаза с удивлением посмотрели на него.

— Я не сержусь. Но я хотела…

— Ты хотела танцевать со мной, — закончил он, и улыбка показалась на его губах. — И ты будешь танцевать со мной.

— Почему ты думаешь?.. — Она нахмурилась.

— Я должен идти.

Он отошел от нее и повел Амелию в центр зала, а Джорджиана наблюдала за ними.

Амелия очень хорошо танцевала вальс, а Тристан был самым прекрасно сложенным, грациозным танцором из всех, кого она знала. Они выглядели красивой парой, кружась по залу и сохраняя между собой расстояние, требуемое приличиями.

Тристан сдержал свое обещание, данное Амелии. Джорджиане следовало бы радоваться, а она расстроилась.

К ней подошел лорд Уэстбрук:

— Леди Джорджиана, не могу поверить, что вы решили пропустить первый вальс.

— Я ждала вас, милорд. — Она с улыбкой подала ему руку.

— Тогда примите мои извинения, — сказал маркиз, взяв ее руку и целуя пальцы.

Джорджиана взглянула на него.

— Извинения? За тот глупый случай в парке? Конечно, извиняю. Во всем виноват Дэр.

— Я удивляюсь, почему вы по-прежнему терпите его присутствие.

Этого она не смогла бы объяснить даже самой себе.

— Он самый близкий друг моего кузена, — сказала она, давая привычный ответ, — а его тетушки просто восхитительны.

— Нет, Джорджиана, это вы восхитительны.

Она привыкла к ничего не значащей лести и комплиментам, но лорд Уэстбрук не раздавал их направо и налево. И он был одним из немногих ее знакомых джентльменов, не говоря о Тристане Карроуэе, кто не делал ей предложения. До сих пор по крайней мере.

— Вы очень добры, милорд.

— Вы называли меня Джоном несколько дней назад.

— Джон! — Она улыбнулась, глядя в его серьезные карие глаза. — Как случилось, что вы остались без дамы?

Имея титул и будучи богатым, он подвергался таким же преследованиям, как и она.

— Я не собирался сегодня танцевать, потому что полагал, что все ваши танцы разобраны. И я счастлив, что ошибся.

В другом конце зала мелькнуло лицо Тристана. Он танцевал с женщиной, на которой собирался жениться, с таким мрачным видом, как будто готов был вызвать лорда Уэстбрука на дуэль.

Все идет так, как она задумала, и даже успешнее, чем она ожидала, — это одновременно и возбуждало и пугало ее.




Глава 10


Я рада ночи: вам меня не видно,

Так я стыжусь наряда моего.

    

У. Шекспир. Венецианский купец. Акт II, сцена 6[10 - Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]






Было два часа ночи, когда карета вдовствующей герцогини Уиклифф остановилась у дверей Карроуэй-Хауса. Джорджиана поднялась с места, когда ливрейный лакей распахнул перед ней дверцу.

— Я рада, что Милли поправляется, — сказала Фредерика. — Передай ей это.

— Передам. — Джорджиана поцеловала тетушку в щеку. — Спокойной ночи.

— Почаще навещай меня, дорогая.

Джорджиана оглянулась.

— Я не останусь здесь навечно. Милли уже передвигается почти самостоятельно, и я еще успею надоесть вам.

— Никогда, дитя мое.

Докинз, казалось, редко бодрствовал и днем, тем более не следовало этого ожидать от него после часа ночи, поэтому Джорджиана сама открыла дверь. Тристан и Брэдшо исчезли с бала довольно рано. Очевидно, они скрылись в одной из игорных комнат, устроенных герцогом Девонширским. Она надеялась, что Тристан снова выйдет в зал, чтобы посмотреть, с кем она танцует, но он не появился. Амелия все-таки добилась своего: она танцевала с ним вальс.

Одна лампа все еще горела в холле, другая — на верхней площадке лестницы. Света было достаточно, чтобы благополучно добраться до своей спальни, и Джорджиана отослала служанку. Теперь ей нужно найти способ самой расстегнуть пуговки на спине, иначе придется спать в платье. Да ей и не хотелось снимать его.

Взгляд Тристана, буквально пожиравшего ее глазами, возбуждал ее. Она чувствовала, как по ее телу растекается когда-то такое знакомое тепло. Шесть лет назад она испытывала радостный трепет, ибо знала, что именно она привлечет его внимание и он будет смотреть только на нее. Господи, какой глупой и наивной она была! Да, до сих пор она испытывает эти чувства от одного его жадного взгляда или комплимента.

— Джорджиана.

От шепота, доносившегося из гостиной, у нее перехватило дыхание.

— Тристан? Что?..

— Иди сюда.

Сдвинув брови, она пересекла холл и подошла к дверям, в проеме которых увидела темную тень. Это был Тристан. Слава Богу, он не умел читать чужие мысли.

Взяв ее руку, он завел ее в комнату и закрыл дверь.

— Не двигайся, — прошептал виконт. Она чувствовала на затылке его теплое дыхание. — Я зажгу свет.

Через минуту лампа на столе вспыхнула, заливая комнату золотистым мерцающим светом. Тристан по-прежнему был в вечернем костюме, но уже без верхней одежды и перчаток. Он выпрямился, его глаза сияли.

— Уже поздно, Тристан, — так же тихо сказала девушка. — Говори скорее, что там у тебя, мне хочется спать.

От его обворожительной улыбки у Джорджианы пересохло во рту.

— Где ты взяла это платье?

— У мадам Перисс. Ты об этом хотел поговорить со мной?

— Оно словно соткано феями из паутины и капель росы.

Весь вечер она выслушивала комплименты, но ни один не тронул ее так глубоко, как этот.

— Когда я впервые увидела его, то подумала то же самое. Спасибо.

Он шагнул к ней:

— Потанцуй со мной. Я обещал тебе вальс.

— А музыка?

— Если хочешь, я буду напевать, но слушать меня я бы не советовал.

Она улыбнулась:

— Я могу отсчитывать такт.

Он был в прекрасном настроении. У Джорджианы мелькнула мысль, не сделал ли он предложение Амелии и та приняла его, но это вряд ли заставило бы его так улыбаться. Они с Амелией танцевали слишком сосредоточенно для влюбленных… по крайней мере пока. Размышляя о его отношениях с Амелией, она почувствовала что-то очень похожее на панику. Джорджиана перевела дыхание. Это смешно. Ничего не произошло, он еще не готов к женитьбе. Но даже себе она бы не призналась, что и сама не готова к тому, чтобы он женился на другой.

— Иди сюда, — повторил он, протягивая руку.

— Как тебе понравилось танцевать вальс с мисс Джонс? — спросила она, пряча за спину руки. Она была уверена, что стала мудрее за эти годы. Тогда почему ей так трудно устоять перед ним?

— Я бы с большим удовольствием танцевал с тобой, — по-прежнему очень тихо произнес он. — Ты дашь мне руку, Джорджиана? Я обещал тебе вальс.

— Ты и раньше давал мне обещания, но не выполнял их.

— Это было давно. — Зрачки его глаз сузились. — Теперь я выполняю свои обещания. Или стараюсь по крайней мере. А ты все немного усложняешь. Я хочу танцевать с тобой вальс.

Он неслышно и уверенно, ловко, как пантера, вплотную подошел к ней. О, она допустила ошибку! Ей следовало уйти, пока она не разрушила все, что было ею задумано. Оказалось, что она больше не способна ненавидеть его.

— Я хочу спросить тебя, — сказала девушка, пытаясь собраться с мыслями. — Я хочу знать…

— Почему? — подсказал он. Кажется, вопрос совсем его не удивил.

— Не надо лжи и витиеватых объяснений, Тристан, — решительно заявила она. — Просто скажи мне.

Помедлив, он кивнул:

— Во-первых, мне было двадцать четыре года, и я был очень глуп. Когда в клубе я услышал, как кто-то предлагает пари на поцелуй и чулок леди Джорджи, я охотно заключил его. — Он смотрел на нее, и в его взгляде не было привычного выражения уверенности и надменности. — Но не ради выигрыша. Просто воспользовался поводом.

— Поводом для чего?

Он наклонился и провел пальцем по ее щеке.

— Для этого.

Джорджиану охватила дрожь.

— Было время, когда я отдала бы тебе чулок. У тебя не было необходимости…

— Я и собирался попросить у тебя чулок. Но как только прикоснулся к тебе, мне захотелось большего. Я привык получать все, что хотел. А я хотел тебя, Джорджиана.

Она понимала, что он хотел этим сказать. И в те времена, и теперь его поцелуй молнией пронзал ее тело.

— Хорошо, я понимаю это. Но когда я узнала о пари, почему ты ничего мне не объяснил?

Тристан нахмурился и уставился на свои сапоги, как провинившийся школьник.

— Я не должен был делать то, что сделал, — поднимая глаза, ответил он, — каковы бы ни были причины для этого пари. Ты имела полное право сердиться на меня.

— Так где же мой чулок? — пересохшими губами прошептала она.

Неожиданно он улыбнулся:

— Я покажу, если хочешь.

Ее всегда беспокоило, что Тристан мог кому-то отдать чулок или бросить там, где его могли найти и, зная о пари, предположить самое худшее. Все эти годы Джорджиану не покидал страх, что ее репутация будет погублена.

— Покажи.

Взяв горящую лампу, Тристан сделал знак следовать за ним. Он повел ее по коридору, ведущему в западное крыло дома, и она заколебалась. Там были расположены его личные комнаты и спальня. Но если виконт надеялся, что она может простить его, то, возможно, он влюбится в нее и она успеет помочь Амелии. Осторожно ступая, Джорджиана последовала за ним, словно эта ночная рискованная прогулка ее совершенно не волновала.

Они остановились перед закрытой дверью. Оглянувшись, как будто желая убедиться, что она все еще здесь, Дэр открыл дверь, и они вошли в комнату.

— Это твоя спальня, — сказала она, нервно сглотнув, когда он закрыл и запер дверь.

Не отвечая, он подошел к комоду, стоявшему в углу этой большой темной комнаты, и выдвинул верхний ящик.

— Вот, — повернувшись к ней, сказал он.

Виконт протянул ей небольшую деревянную шкатулку почти такой же величины, что и футляры ее вееров. Нахмурившись, она подошла к нему и подняла резную крышку красного дерева. Внутри лежал аккуратно свернутый чулок. Она узнала его, потому что сама вышивала на нем цветы.

Джорджиана подняла глаза и встретила его пристальный взгляд.

— Значит, ты проиграл пари, — прошептала она.

— Я потерял большее. — Положив шкатулку обратно в ящик, он с нежностью взял в ладони ее лицо. — Джорджиана, я так сожалею — прошептал он. — Не о том, что я совершил той ночью, ибо этого уже не изменишь, а о том, что тебе пришлось пережить потом. Я бы все исправил, если бы смог.

Не дожидаясь ее ответа, он прикоснулся к ее губам. Огонь пробежал по ее жилам, но он не стал целовать ее, как она ожидала и хотела.

— А теперь, — улыбнувшись, сказал он, — за мной вальс.

Он медленно закружил ее вокруг постели перед горящим камином. Джорджиана даже представить себе не могла, что когда-нибудь она будет в тихом полумраке танцевать в спальне какого-то мужчины, тем более в спальне виконта. У нее кружилась голова и перехватывало дыхание, она знала, что ни с одним мужчиной, кроме Тристана, не осмелилась бы на такое.

Неслышная мелодия вальса звучала в ее сердце. Ее юбка шурша касалась его ног, Тристан слишком близко прижимал к себе Джорджиану, нарушая всякие приличия. Однако здесь они могли делать все, что им хотелось. Никто никогда не узнает.

— Подожди, — прошептала она.

Дэр остановился и ни о чем не спросил, когда, опершись на него, девушка наклонилась, сбросила туфли и швырнула их к камину.

— Когда ты последний раз танцевала вальс босиком? — спросил он.

— Когда мне было десять лет, в гостиной в Харкли. Грей учил меня. Он требовал, чтобы я сняла туфли, иначе я, как слон, затопчу его. Мама была в ужасе. — Они снова медленно закружились, и Джорджиана прильнула щекой к его груди. Его сердце сильно и быстро билось в одном ритме с ее сердцем. — По-моему, мама тогда предполагала, что Грей женится на мне. Как будто я захочу выйти за такого злюку.

— Он рассказывал о тебе в Оксфорде, — заметил Тристан, не прерывая танца.

Джорджиана закрыла глаза, слушая биение его сердца и звук его голоса.

— Полагаю, ничего хорошего.

— Он упомянул, что бросил тебя в пруд, чтобы ты не ходила за ним по пятам по всему имению.

— Да, головой вперед. Я всплыла с пиявкой на носу. Потом он еще долго уверял, что она высосала мои мозги. Мне было шесть, а ему четырнадцать, и я верила ему, пока тетя Фредерика не заставила его поставить пиявку ему на голову, чтобы доказать, что он лжет.

Тристан рассмеялся.

— Он всегда с нежностью говорил о тебе, большей частью о том, какая ты была упрямая, умная и самоуверенная. Почему-то я всегда представлял тебя расхаживающей в бриджах, с сигарой в зубах. Когда я впервые тебя увидел… — Он надолго замолчал, они медленно вальсировали по комнате. — У меня перехватило дыхание.

Джорджиана откинулась назад, так что ее бедра соблазнительно покачивались в ритм беззвучной мелодии вальса. Тристан наклонился, и его губы скользнули вниз к ямочке между ключицами. Их бедра соприкоснулись, и она почувствовала, что он готов овладеть ею. Она должна была бы рассердиться при мысли, что он после того, что произошло в прошлый раз, посмеет попытаться снова затащить ее в постель, но в охватившем ее возбуждении не находилось места для гнева. Так много времени прошло с тех пор, как она была в его объятиях.

— Почему бы тебе не распустить волосы? — попросил он хриплым от волнения голосом.

Если бы у Джорджианы оставалась хотя бы капля здравого смысла, она убежала бы так быстро, насколько позволили ее босые ноги. Но тогда он бы не целовал ее, а она жаждала его поцелуев. Она освободила руки и, подняв их к волосам, начала вынимать шпильки и заколки, бросая их на пол. Золотые волнистые волосы заструились по ее спине.

Они двигались медленнее и затем остановились возле камина.

— Боже мой, Джорджиана! Боже мой!

У него дрожали руки, когда он, перебирая ее волосы и любуясь, перекинул их через ее плечо.

Не ожидая, когда самообладание покинет ее, Джорджиана протянула руки к его голове и, наклонив, поцеловала виконта.

— Только дай мне одно обещание, — сказала она дрожащим голосом, пряча лицо на его груди.

— Какое? — спросил он, не отрывая рук от ее спины. Платье соскользнуло на пол прежде, чем она поняла, что он делает.

Господи! Она вспомнила неописуемое наслаждение, которое испытывала в его объятиях в ту ночь.

— Скажи, что ничего не будешь обещать мне.

— Обещаю. — Он снова искал ее губы.

Дэр снял фрак и швырнул его на пол рядом с ее платьем. Не отрываясь от ее губ, Тристан расстегнул жилет и тоже отбросил его в сторону.

— Я так скучал по тебе, — прошептал он.

Все ее существо откликнулось на его слова. В одно мгновение Джорджиана развязала его галстук.

— Ты же часто видишь меня, — с трудом проговорила она, чувствуя как его руки притягивают ее для нового поцелуя.

— Но не так, как сейчас.

Она дрожала от прикосновений его горячих губ и языка к ее полуобнаженной груди.

Его страсть немного пугала ее. До сегодняшней ночи степень близости, до которой они могут дойти, определяла Джорджиана. Сегодня виконт превратился в летнюю грозу, неуправляемую, мощную и готовую унести ее в бурном вихре, противостоять которому не было сил.

Она приподняла его рубашку и погладила теплую гладкую кожу его живота.

Твердые мускулы подрагивали от ее прикосновений.

— Я все такой же? — тихо спросил он.

— И да, и нет. На этот раз я уже знаю тебя.

Он поднял руки, и она, через голову стащив с него рубашку, бросила ее на пол.

Тристан, прижимая ее к спинке кровати, продолжал целовать.

— Джорджиана, — шепотом повторял он.

Сквозь тонкую ткань сорочки Тристан дотронулся языком до ее груди. Под легким шелком он чувствовал ее отвердевшие соски. Не сдержав стон, Джорджиана запустила пальцы в его волосы, притягивая к себе.

Тристан опустился перед ней на колени. Длинные пальцы скользнули вверх по ее ногам, прихватив за собой вверх и сорочку. На мгновение ей стало страшно. Нет! Она не позволит так поступить с ней еще раз.

— Тристан!

Он поднял глаза.

— Я не буду давать никаких обещаний, Джорджиана, — тихо произнес он, — но…

— Нет. Все хорошо. — Она не желала вновь услышать, что он любит ее, не оставит ее, будет рядом, когда утром она проснется, или что она не пожалеет о том, что сделала. Сегодня она не хотела думать о том, что будет потом, когда пройдет эта ночь.

— Ты уверена?

Его слова заставили ее вздрогнуть.

— Да!

Он снова начал гладить ее ногу, пока не добрался до края чулка, который медленно стал спускать до пальцев, после чего снял и молча протянул ей. Джорджиана сжала его в кулаке, не выпуская, пока виконт не снял и второй.

Он хотел придать этому жесту какое-то значение, но девушка отказывалась понимать его. Сегодня — это сегодня. Ни вчера, ни завтра не имели значения. Не спуская с Тристана взгляда, она бросила оба чулка в кучу лежавшей на полу одежды.

— Теперь твоя очередь, — неуверенно сказала она. — Снимай сапоги.

Тристан прислонился к спинке кровати и стянул один блестящий черный сапог, затем второй и швырнул их в темный угол.

— Хочешь, чтобы я снял что-нибудь еще?

Он опять передавал ей власть, и это немного успокоило ее. Хотя потом ей будет труднее оправдать себя. Но это потом. Джорджиана шагнула вперед и расстегнула верхнюю пуговицу его панталон.

— О да!

Этот маленький жест вызвал целую бурю чувств. Тристан обхватил ладонями ее лицо и жадно и грубо впился в ее губы, вонзая язык в глубь ее рта, не давая дышать.

Она расстегнула остальные пуговицы, и его панталоны упали на пол.

Она не смогла удержаться и, оторвавшись от его губ, посмотрела вниз. Легкая поросль темных вьющихся волос на груди сужалась на его плоском мускулистом животе, притягивая взгляд еще ниже.

В двадцать четыре он был красив. В тридцать стал совершенно неотразим — настоящий мужчина атлетического сложения с четко обрисованными чертами лица и проницательным умным взглядом.

Джорджиана дотронулась до теплой гладкой кожи мужской плоти, и его мускулы напряглись. Осмелев от сознания, что Тристан стоит совершенно голый, а на ней все еще шелковая сорочка, она обхватила его рукой. Медленно гладила, пока он неподвижно не встал перед ней, прекрасный, словно изваянный из мрамора, но теплый, живой и мощный.

— Тристан, — прошептала она, глядя в блестевшую голубизну его глаз, — я, кажется, еще не совсем раздета.

— Это не беда.

Он опустил с плеч бретели ее сорочки и осторожно потянул вниз. Джорджиане пришлось помочь ему спустить сорочку с талии, и она упала к ее ногам.

Он погладил ее ключицы, затем обвел ладонями ее груди и соски.

— Я тоже помню тебя, — прошептал Дэр, приникая к ее левой груди.

У Джорджианы перехватило дыхание, только столбик кровати, о который она опиралась, не позволил ей опуститься на пол. Тристан чуть прикусил ее сосок, и у нее подкосились ноги.

Тристан подхватил ее, поднял и поднес к середине кровати. Откинув одной рукой простыни, Дэр опустил ее на середину мягкого ложа и лег рядом. Ее тело напряглось от все возрастающего возбуждения, она знала, что будет дальше. Он продолжал губами ласкать ее грудь, а его руки скользили по ее животу, опускаясь все ниже. Он проник пальцем внутрь ее, и она вздрогнула.

— Ты меня хочешь? — снова целуя ее, тихо спросил он. — Ты хочешь меня там, внутри?

— Да, я хочу тебя.

Удовлетворение и желание смешались в его взгляде.

— А я не думал, что захочешь.

Тристан раздвинул ее ноги и прижался к ней.

— У тебя никого не было, кроме меня, или был? — спросил он, приподнимаясь на руках и снова целуя ее.

— Никого.

В прошлый раз он был терпелив и нежен. Сегодня же не сдерживал себя, и она выгнулась навстречу ему, когда он входил в нее. Джорджиана вскрикнула, но не от боли, а от наслаждения. Тристан зажал ей рот поцелуем, заглушая стоны. От ритма его движений качалась кровать, как будто они вдвоем исполняли какой-то экзотический танец.

Желание внутри ее становилось невыносимым, ей казалось, что оно убьет ее. Джорджиана впилась пальцами ему в плечи, вжимаясь в него, чтобы слиться с ним, чтобы сгореть вместе в охватившем их пламени страсти.

— Произнеси мое имя, — задыхаясь, пробормотал Дэр, целуя ее в ушко.

— Тристан. О, Тристан.

Она содрогнулась, чувствуя неразрывную связь с этим обнимавшим и любившим ее человеком.

— Джорджиана!

С последним стоном он глубоко погрузился в нее, а затем его тело обмякло, и голова упала ей на шею.

Ей доставляло огромное наслаждение чувствовать на себе его теплое тяжелое тело. Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, когда она была половинкой их двоих, а не чем-то отдельным. В тот раз, проснувшись, она увидела, что он ушел из ее спальни и один чулок исчез. «На память», — думала она тогда, пока не узнала о пари.

Дэр, все еще оставаясь внутри ее, подхватил Джорджиану под ягодицы и перевернулся на спину так, что она оказалась на его груди. Они долго лежали молча, и Тристан нежно перебирал ее волосы. Наконец Джорджиана обрела способность нормально дышать, приподняла голову и посмотрела на него.

— Я такая же, как и раньше?

— Нет. Ты стала соблазнительнее.

С насмешливой улыбкой виконт погладил ее ягодицы.

Она вздохнула. Действительность по-прежнему находилась за темным балдахином его кровати, и она была бы счастлива, если бы могла оставаться за этим пологом подольше. Джорджиана с нежностью провела рукой по его груди, и замерла нащупав небольшой шрам у левой ключицы.

— Этого не было, — сказала она. — Что это?

— Три года назад меня сбросила лошадь, и я упал на камень. Чертовски болело. — Он отвел волосы с ее лица и чуть приподнял голову, чтобы видеть глаза. — Ты так хорошо все помнишь, что заметила этот шрам?

«Я помню все», — хотела сказать она, но передумала.

Ей было приятно вот так, уткнувшись в его плечо, лежать в его крепких объятиях. Джорджиана готова была никогда не просыпаться. Однако…

— А как же Амелия Джонс?

— Я разберусь с ней позже. Поговорим о чем-нибудь другом, моя прелесть.

Она собиралась задать еще несколько вопросов, но глаза сами собой закрылись, и она уснула под звуки его тихого дыхания и спокойного биения его сердца. Когда Джорджиана проснулась, серый рассвет пробивался сквозь синие занавеси. Она лежала, не шевелясь, чувствуя как под ее щекой медленно поднимается и опускается его грудь.

Уходить ей не хотелось. Но оставаться она тоже не могла. Осторожно сняв его руку со своего плеча, она села. Тристан пошевелился, повернул к ней голову, но не проснулся. Ей хотелось поцеловать его в щеку, но усилием воли Джорджиана заставила себя сдержаться.

Он в конце концов уступил ей, решив, что он прощен. Ну, она простила… и не простила. Но все это не имело значения, потому что она никогда не доверит ему свое сердце. То, что произошло ночью, было всего лишь вожделением, вызванным чувством неудовлетворения, накопившимся за шесть лет вражды.

Его секретер был открыт. Джорджиана, обмакнув перо, набросала короткую записку, которую вместе с чулком положила Тристану на подушку. Сделав это, Джорджиана вынула из комода шкатулку, открыла ее и тоже положила рядом с запиской.

«Он заслужил это», — упрямо твердила она себе, стараясь не смотреть на него.

Она неслышно собрала свои вещи и выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Если повезет, она выберется из дома прежде, чем он проснется. Если повезет больше, она сможет вернуться домой в Шропшир до того, как он решит отомстить ей. Если удача будет огромной, она сможет без слез покинуть Карроуэй-Хаус.

Джорджиана вытерла скатившиеся по щекам слезы. Удача совсем не казалась ей удачей.




Глава 11


Пэк.

    

У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 1[11 - Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]






От простыней и подушки, к которой он прижимался щекой, исходил легкий запах лаванды. Не открывая глаз, Тристан глубоко вдохнул аромат Джорджианы. Шесть лет — чертовски долгий срок для ожидания, но он мог бы ждать и дольше. Окончательно проснувшись, он все еще не мог поверить, что получил прощение. Ему хотелось еще раз поблагодарить ее, даже несколько раз, прежде чем проснутся обитатели дома и ей придется покинуть его комнату.

Он больше не позволит ей избегать его и его постели. Теперь, получив надежду, он не собирался упустить этот шанс. Слава Богу, он не успел сделать предложение Амелии: в Джорджиане он видел жену, с которой сможет наслаждаться сексом.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он потянулся и открыл глаза. Джорджианы в постели не было. Тристан нахмурился и сел.

— Джорджиана?

Ответом была тишина.

Поворачиваясь, он почувствовал, как что-то скользнуло по его обнаженной спине, и, протянув руку, обнаружил шкатулку. Тристан долго смотрел на нее, ожидая, когда его мозг обретет способность мыслить. Проводя рукой по спутанным волосам, он обратил внимание, что на подушке лежит аккуратно свернутый чулок и рядом с ним сложенный листок бумаги. Все его существо протестовало, виконту не хотелось даже видеть эту записку. Но он не мог все утро просидеть голым на постели, уставившись на нее. С глубоким вздохом Тристан взял листок и развернул. Рукой Джорджианы было написано: «Теперь у тебя пара моих чулок. Надеюсь, они порадуют тебя, ибо меня ты больше не получишь. Джорджиана».

Она заранее все продумала. А он в ловушку попался со всей страстью мальчишки, переживающего свое первое увлечение. Гнев охватил Дэра, и, скомкав записку в кулаке, он швырнул ее в камин. Короткое проклятие сорвалось с его уст, тихое и яростное.

Вскочив с постели, он схватил свою одежду и чистую рубашку. Никогда его так не одурачивали. Он думал о предложении, о желанной близости с ней, а она ждала, пока он уснет, и смеялась над ним, потому что через шесть лет наконец свела с ним счеты.

Сильнее гнева была боль от нанесенной душевной раны, как будто кто-то подло ударил его ниже пояса. Он пытался заглушить боль, но она не проходила, не давая ему дышать.

Тристан медленно натянул сапоги. Когда шесть лет назад она оказалась в его постели, это случилось не потому, что он хотел выиграть это проклятое пари. А потому, что он хотел ее. Тогда он думал не о будущем, а только о наслаждении ее телом и не мог предположить, что за целых шесть лет не забудет и снова будет ее желать.

Квиты. Теперь они были квиты. В этом слове слышалось что-то многозначительное, но он был слишком разъярен, чтобы раздумывать над этим. Тристан распахнул дверь и направился в восточное крыло дома. Даже не постучав, он толкнул дверь.

— Джорджи…

В комнате ее не было. На кровати и на полу разбросана одежда, из полуоткрытых ящиков сыпались на пол разноцветные вещи из шелка и атласа. Со столика исчезла половина туалетных принадлежностей. Он осмотрелся. Видимо, она поспешно собирала вещи, не пытаясь скрыть свой поступок. Развернувшись, он вернулся к себе в спальню. Записка лежала в камине, он поднял ее, расправил и стряхнул с нее золу. Ее почерк не был таким четким, как обычно, чернила немного расплылись, потому что она сложила свое послание, не дождавшись, когда они высохнут. Она торопилась.

Вопрос — почему? Хотела ли она закончить прежде, чем он проснется, или прежде, чем ей изменит выдержка? Сунув записку вместе с обоими чулками в ящик тумбочки, стоявшей возле кровати, он вышел и спустился вниз. В холле, широко зевая, стоял Докинз.

— Почему ты уже встал? — грозно спросил Тристан.

С трудом сдерживаемый гнев грозил прорваться и обрушиться на первого, кто попадется ему на глаза.

Дворецкий выпрямился.

— Леди Джорджиана вызвала меня полчаса назад.

— Зачем?

— Она попросила меня нанять экипаж, милорд, для себя и своей горничной.

«Она взяла с собой горничную!» Это означало, что она не собиралась возвращаться.

Тристан задрожал от охватившей его ярости.

— Она сообщила, куда поехала?

— Да, милорд. Я…

— Куда? — прорычал Тристан, делая шаг к дворецкому.

Тот поспешно отступил назад, споткнувшись о вешалку.

— В Хоторн-Хаус, милорд.

Тристан обошел его и схватил пальто.

— Я уезжаю!

— Приказать Гимблу оседлать Шарлеманя?

— Я сам. Отойди!

Докинз испуганно уступил дорогу, и Тристан распахнул дверь. Перешагивая через две ступени, он сбежал вниз. Рассвет только забрезжил, и в конюшне было темно и тихо. Он с удивлением увидел Шебу, по-прежнему стоявшую рядом с его жеребцом.

Джорджиана не оставила бы здесь свою лошадь, если бы все обдумала заранее. Он замешкался, затягивая подпругу на седле Шарлеманя. Прошедшая ночь не была игрой. Он чувствовал ее пыл и страсть. Она хотела его не меньше, чем он ее. Каким бы изощренным способом она ни пыталась проучить его, эта мысль пришла ей в голову позднее. А может быть, он пытается обмануть себя, чтобы оправдать свою слабость, полную неспособность устоять перед искушением обладать ее телом, не думая о последствиях?

Тристан вскочил в седло и, наклонив голову в низких воротах конюшни, выехал на улицу. Несмотря на ранний час, Мейфэр был заполнен торговцами и тележками, доставлявшими молоко, лед и свежие овощи. Пробравшись между ними, он оказался на Гросвенор-сквер, где среди домов, принадлежавших самым знатным и богатым семействам Англии, стоял особняк вдовствующей герцогини Уиклифф. Когда Тристан соскочил с седла, никто из слуг не вышел ему навстречу — обитатели дома герцогини, вероятно, еще спали.

Но ведь кто-то впустил Джорджиану в дом. Он застучал в дверь, прошло несколько секунд, но внутри никто не отозвался, и он застучал снова, уже громче. Загремел засов, и дверь отворилась. Показался дворецкий, имевший по сравнению с Докинзом еще более невозмутимый вид.

— Черный ход не здесь… Лорд Дэр. Прошу прощения, милорд. Чем могу служить?

— Мне нужно поговорить с леди Джорджианой.

— Сожалею, милорд, но леди Джорджианы здесь нет.

Тристан перевел дыхание, стараясь сдержать свой гнев.

— Я знаю, что она здесь, — спокойно сказал он, — и мне надо поговорить с ней.

— Тогда… пожалуйста… — Дворецкий отступил назад в холл. — Будьте добры, подождите в гостиной, я спрошу.

Тристан вошел в дом. Он устоял перед соблазном подняться по лестнице прямо к спальне Джорджианы, не будучи уверенным, что она занимает ту же комнату, что и шесть лет назад. А кроме того, он сообразил, что это вызовет подозрения, все поймут, что он знает, какую из двадцати комнат занимает Джорджиана.

Слишком возбужденный, чтобы сидеть, он, сжав кулаки, ходил взад и вперед по комнате. Его кожа все еще сохраняла слабый запах лаванды. Проклятие! Ему следовало смыть с себя ее запах, прежде чем он доведет его до безумия.

Судя по часам на каминной полке, было сорок восемь минут шестого. Если она покинула Карроуэй-Хаус в наемной карете за полчаса до того, как он проснулся, то, вероятно, она уже минут пятнадцать находится здесь.

Еще одно проклятие сорвалось с его губ. Если она сейчас не появится, он сам найдет ее. Побег не сойдет ей с рук. Тем более после того, что произошло между ними ночью. И когда он уже все решил.

— Лорд Дэр.

— Какого черта… — Слова замерли на его губах, когда он повернулся к двери. — Ваша светлость, — поклонился он.

— Вы приехали очень рано, — сказала стоявшая в дверях герцогиня, смерив его взглядом холодных зеленых глаз. — Вы не желаете закончить вашу фразу?

Он проглотил насмешку. Герцогиня была одета и причесана. Видимо, она встала сразу, как только приехала Джорджиана. Неужели Джорджи ожидала, что он может приехать и все разрушить? Взять на себя вину за ее побег?

— Нет, ваша светлость, не хотел бы. Я приехал к леди Джорджиане.

— Паско мне об этом сказал. Вы выглядите очень взволнованным, милорд. Я предлагаю вам вернуться домой, побриться, взять себя в руки и вернуться сюда в приличное для визитов время.

— При всем моем уважении к вам, ваша светлость, — резко возразил он, расхаживая по комнате, — мне надо поговорить с Джорджианой сейчас. Я не шучу.

Герцогиня подняла бровь.

— Вижу, что нет. Но я уже спрашивала Джорджиану, она не желает говорить с вами.

Тристан глубоко вздохнул. «Всякая мелочь имеет значение», — напомнил он себе. Он усвоил это в те дни, когда увлекался карточной игрой, и никогда не забывал об этом.

— Она… с ней все в порядке? — спросил он.

— Она почти в таком же состоянии, как и вы. Не буду строить догадки, но вы должны уйти, лорд Дэр. Если вы этого не сделаете по доброй воле, я позову лакеев, чтобы они проводили вас.

Он сдержанно кивнул, от напряжения у него начинали болеть мышцы. Если бы ему пришлось прорываться сквозь стену лакеев ее тетки, может быть, это дало бы ему разрядку и на пару минут доставило удовлетворение, но ничем бы не помогло.

— Хорошо. Пожалуйста, передайте Джорджиане, что я получил ее послание и понял его.

Любопытство в глазах герцогини росло.

— Обязательно.

— Прощайте, ваша светлость. Сегодня я уже не вернусь.

— Прощайте, лорд Дэр.

Она скрылась за дверью, а Тристан вернулся к ожидавшему его Шарлеманю. Это еще не конец. Если возникшие у него подозрения верны, созданное Джорджианой положение является самым благоприятным для него признаком за все эти шесть лет.




— Он уехал, дорогая, — донесся из коридора тихий голос тети Фредерики.

— Спасибо, — сквозь рыдания произнесла Джорджиана.

— Можно мне войти?

Меньше всего ей хотелось видеть лицо своей тетушки, но герцогиня имела право услышать от нее объяснение. Вытирая слезы, Джорджиана, пошатываясь подошла к двери и открыла ее.

Герцогиня закрыла за собой дверь и прислонилась к ней.

— Он тебя обидел? — чуть слышно спросила она.

— Нет! Конечно нет. Мы… поссорились, и все, и я просто… не захотела там оставаться.

Она отошла к креслу, стоявшему у окна. Забравшись в него с ногами, Джорджиана от всей души пожалела, что не может стать невидимкой.

— Чего он хотел?

— Поговорить с тобой. Так он мне сказал. — Тетушка осталась стоять у двери, явно намереваясь перехватить горничную, прежде чем та внесет в комнату чай и увидит племянницу в полубезумном состоянии. — Он просил передать тебе.

— Что… что передать?

— Он получил и понял твое послание.

— Он так сказал?

Принесли чай, и герцогиня сама вышла за ним в коридор. Джорджиана глубоко вздохнула. Он не погубил ее. Он не принес ее чулки, не швырнул их на землю и не закричал, что уже дважды переспал с леди Джорджианой Холли и что она распутная девка и ветреница.

— О, еще он сказал, что больше не вернется сегодня, из чего я делаю вывод, что в будущем виконт еще сюда приедет.

Джорджиана попыталась собраться с мыслями, но она сейчас чувствовала такое облегчение, что ей не хотелось больше ни о чем думать.

— Спасибо за то, что приняли его.

Герцогиня налила чай, бросила в чашку два куска сахара и добавила щедрую порцию сливок, после чего протянула чашку Джорджиане:

— Пей.

Чай был горьковатый, но сливки и сахар смягчали вкус, и Джорджиана сделала два больших глотка. Тепло растеклось по ее телу от желудка до кончиков пальцев.

Тетушка устроилась в глубокой нише окна, позади Джорджианы, так, чтобы девушка, если не хотела, могла не смотреть на нее. Фредерика Брейкенридж всегда отличалась деликатностью.

— Должна заметить, что не видела тебя в истерике лет, наверное, шесть. И тогда Дэр имел к этому какое-то отношение, если не ошибаюсь.

— Он расстраивает меня.

— Это я вижу. Зачем тогда поддерживать с ним отношения?

Джорджиана смотрела, как медленно расплываются сливки в тонкой фарфоровой чашке.

— Я… хотела преподать ему урок.

— Кажется, он усвоил его.

Джорджиана сумела изобразить негодование.

— Да уж надеюсь.

— Так почему ты плачешь, моя милая?

— Потому что я не уверена, что он заслужил его, и потому что я совсем не испытываю к нему ненависти, а он теперь ненавидит меня.

— Бедная девочка! — Герцогиня встала. — Я пришлю к тебе мою Даниэлу, она поможет тебе переодеться в ночную рубашку. Допивай чай и ложись спать.

— Но сейчас утро.

— Еще рано. А тебе сегодня нечего делать, никаких обязанностей, никаких приглашений, ничего — только спать.

— Но…

— Спи!

Травяной чай явно подействовал, глаза у нее закрывались.

— Да, тетя Фредерика.




Фредерика Брейкенридж сидела в своем кабинете и писала письма, когда дверь комнаты открылась.

— Что, черт побери, происходит? — требовательно спросил низкий мужской голос.

Она закончила письмо и взяла новый листок для следующего письма.

— Добрый день, Грейдон.

Герцогиня заметила высокую фигуру сына. Он слегка замешкался, затем направился к ней и, приблизившись, наклонился, чтобы поцеловать.

— Добрый день. Что происходит?

— А что ты слышал?

Он со вздохом опустился в мягкое кресло.

— Я встретил Брэдшо Карроуэя в клубе Джексона. Когда я справился о здоровье Джорджианы, Шо сказал, что она вернулась к нам и что Тристан взбешен этим… или чем-то еще.

— Брэдшо не сказал чем?

— Он ничего не может сказать, потому что Тристан молчит как рыба.

Фредерика вернулась к своему письму.

— Но это почти все, что я сама знаю.

— Вот это «почти» я и хотел узнать у тебя, мама.

— Нет.

— Прекрасно. — Он встал. — Я спрошу Тристана.

Скрывая свое недовольство, Фредерика обернулась к нему:

— Нет, не спросишь.

— И почему же?

— Не вмешивайся. Что бы ни происходило, это касается только их. А не нас.

— А где Джорджиана?

— Спит.

— Но уже почти два часа пополудни.

— Она расстроена.

— Тогда вот что. Я выбью объяснения из Дэра.

Герцог направился к двери.

— Ты не сделаешь ничего подобного. Я увидела сегодня утром, что у него самого руки чешутся от желания кого-нибудь избить. Если ты вмешаешься, потеряешь его дружбу.

— Черт… Что же я должен…

— Ничего не делай. Наберись терпения. Как это делаю я.

Он посмотрел на нее:

— Ты и вправду толком не знаешь, что происходит? Или принципиально скрываешь от меня?

— Нет, вопреки моей репутации всего я не знаю. Поезжай домой. К этому времени, вероятно, слухи дошли и до Эммы, а я не хочу обсуждать все сначала.

Фредерика снова склонилась над письмами, затем со вздохом откинулась на спинку кресла. Что бы ни происходило, дело было серьезное. Она полагала, что Джорджиана готова простить Тристана за тот таинственный поступок, который он когда-то совершил. Она бы позволила Грейдону вмешаться, если бы сейчас страдала только Джорджиана. Она даже настаивала бы на этом. Но Дэр тоже страдал. Явно и глубоко. Следует подождать и посмотреть, что будет дальше.




— Мне действительно сегодня не хочется никуда ехать, — сказала Джорджиана, спускаясь вместе с тетей в холл.

— Знаю, что не хочется. Поэтому мы будем обедать с Лидией и Джеймсом. Общество соберется небольшое, а время раннее.

Нахмурившись, Джорджиана догнала герцогиню у дверей.

— Это не потому, что я боюсь встретить его.

— Это не мое дело, — ответила тетушка. — Я просто рада, что ты вернулась домой.

«В этом-то и беда, — подумала Джорджиана, — что у меня нет настоящего дома». Родители жили в Шропшире с ее сестрами, брат был в Шотландии, Хелен со своим мужем Джеффри — в Йорке, а ее пригласили погостить у тети Фредерики или, если бы она захотела, даже у Грея и Эммы. Однако ей больше всего нравилось в Карроуэй-Хаусе, где она проводила дни, болтая с тетушками, играя в карты с Эдвардом и слушая рассказы Брэдшо о далеких странах. И конечно, встречаясь с Тристаном.

— Ты идешь, Джорджиана?

— Да.

Несмотря на заверения тетушки, она весь вечер не могла успокоиться. Если Тристан так рассердился, как пугала ее Фредерика, то он не простит ее. Она же его тогда не простила. Она вела себя ужасно, говоря ему такие вещи, которые бы позабавили других, но он понимал, что она хочет показать, как ненавидит и презирает его. Неужели он так же поступит и с ней?

Следующие два дня она держалась поближе к дому, а он не появился и не прислал ей записки. Она подумала, не поехал ли он к Амелии Джонс, но постаралась отогнать эту неприятную мысль. Если поехал, хорошо. Во всяком случае, ради этого она все и затеяла.

Она собиралась вместе с Люсиндой и Эвелиной посетить званый вечер в Гленвью, и хотя ехать ей туда не очень хотелось, становиться затворницей она тоже не собиралась. Самым разумным было бы вернуться в Шропшир, как она первоначально и предполагала сделать.

Но этим она бы показала свою трусость. Кроме того, от кого ей бежать? Он не мстил ей, а она не совершила ничего плохого. То есть совершила, но никто об этом, кроме Тристана, не знал, а он заслуживал того, что произошло.

— Джорджи, — подбегая к ней и хватая ее за руки, сказала Люсинда. — Я слышала, что ты вернулась к тете. У тебя все в порядке?

Джорджи поцеловала ее в щеку.

— Да. Все хорошо.

— Ты сделала это, не правда ли? Ты проучила его.

Глядя поверх ее плеча на толпу, она кивнула:

— Проучила. А как ты узнала?

— Иначе ты бы не уехала из Карроуэй-Хауса. Ты была полна решимости проучить его.

Из музыкальной комнаты вышла Эвелина и подошла к ним:

— Все говорят, что вы с Дэром снова поссорились.

— Да, можно сказать и так.

Хотя Джорджиана не видела его три дня, она не понимала, каким образом всем стало известно, что они поссорились. Вероятно, потому, что ссорились они всегда.

— Ну, тогда ты, наверное, знаешь, что…

— Добрый вечер, леди.

— А вот и он, — шепотом закончила Эви.

Джорджиана замерла. Ей так не хотелось оборачиваться, но она не сдержалась и повернулась к нему. Тристан стоял совсем рядом, она могла бы до него дотронуться. Она не могла понять выражения его лица, но оно было бледным, а глаза блестели.

— Лорд Дэр, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Я хотел спросить, не подойдете ли вы на минуту поговорить с моими тетушками, леди Джорджиана, — холодно произнес он. — Они беспокоятся о вас.

— Конечно. — Делая вид, что не замечает обеспокоенных взглядов своих подруг, она последовала за ним.

Тристан не предложил ей руки, и она сложила руки за спиной. Ей хотелось убежать, но тогда все бы поняли, что между ними что-то произошло. Слухи — это одно, но если она или Тристан сделают что-нибудь, подтверждающее их, ей в таком случае ничего не останется, кроме как вернуться в Шропшир.

Она искоса взглянула на него. Он крепко сжал челюсти, но только это и было единственным признаком его возбуждения. Она дрожала от страха, но он не набросился на нее, как она ожидала. Наоборот, он сделал так, как сказал, и подвел ее к своим тетушкам.

— О, дорогая Джорджи, — сказала Эдвина, хватая ее за руку и обнимая ее. — Мы так беспокоились о вас! Уехать, ничего нам не сказав.

— Я так сожалею, — ответила она, сжимая руку старой дамы. — Я… должна была уехать, но мне не следовало делать этого, не предупредив вас. Я не хотела, чтобы вы беспокоились.

— Ваша тетушка здорова? — вступила в разговор Милли.

— Да, она… — Джорджиана замолчала, только сейчас сообразив, что ей больше не приходится смотреть на тетушку Тристана сверху вниз. — Вы ходите?

— С помощью трости, но хожу. Так что же с вами случилось? Тристан рассердил вас?

Она чувствовала его взгляд, но не хотела смотреть на него.

— Мне просто необходимо было уехать. И посмотрите на себя! Вам больше не нужна моя помощь.

— Нам приятно ваше общество, дорогая.

— А мне — ваше. Я очень скоро навещу вас, обещаю.

— Пойдемте, Джорджиана, я принесу вам стакан пунша, — вмешался Тристан.

— Я не…

— Пойдем со мной, — понизив голос, повторил он.

На этот раз он предложил ей руку, и в присутствии наблюдавших за ними тетушек она не осмелилась не принять ее.

— Милорд, я…

— Ты боишься меня? — по-прежнему тихо спросил он.

— Боюсь? Н-нет. Конечно, нет.

— Почему нет? Тебе следовало бы бояться. В любую минуту я могу погубить твою репутацию.

— Я не боюсь, потому что сделала то, чего ты заслуживал.

Тристан, насмешливо улыбаясь, приблизил к ней лицо.

— Чего же именно я заслуживал?

С противоположной стороны комнаты тетя Фредерика с тревогой наблюдала за ними. Рядом с ней с воинственным видом стоял Грей. Джорджиана взглянула на Тристана.

— Нам не следует обсуждать это здесь.

— А в другом месте ты не захочешь со мной встретиться. Ответьна этот проклятый вопрос. Это была месть?

— Месть? Нет. Это… я…

— Знаешь, что я думаю? — еще тише спросил он, накрывая ладонью ее руку, лежавшую на его согнутом локте.

Для наблюдателей этот жест, без сомнения, означал ласку. Никто и не подозревал, что он держал ее руку железной хваткой, так чтобы она не смогла вырваться, даже если бы попыталась.

— Тристан…

— Думаю, ты все-таки боишься, — прошептал он, — потому что тебе приятно быть со мной.

— О нет. Дело не в этом. Пусти меня.

Он тотчас же отпустил ее.

— Ты решила нанести мне рану раньше, чем я сделал бы это сам.

— Глупости. Я ухожу. И не иди за мной.

— Я не пойду… если ты оставишь для меня вальс.

Она остановилась. Этого не должно было случиться. Предполагалось, что он поползет к Амелии Джонс и будет ей хорошим мужем. Надо убедиться, что он понял — ее урок не имел ничего общего с местью. Если для этого надо танцевать с ним, она будет танцевать.




Глава 12


Троил: Вы лишили меня всех слов, леди.

Пандар: Словами не заплатишь долг, ей нужны поступки.

    

У. Шекспир. Троил и Крессида. Акт III, сцена 2






Он ожидал злорадства, презрения, высокомерной холодности, а Джорджиана трепетала. Несмотря на то что виконта бесила ее самонадеянность — похоже, она всерьез думала, что может проучить его, — Тристан вынужден был признать, что все теснее переплетаются их жизни.

Он видел, как она подошла к своим подругам, наблюдал за каждым ее жестом, за тем, как она держала себя. Она была оскорблена, а этого он не мог понять, поскольку он не ушел от нее и не просил ее уйти. Тристан был близок к тому, чтобы попросить ее выйти за него замуж. Лучшего нельзя было и желать: все его денежные затруднения будут решены, а женщина, в которую влюблен, окажется в его постели. Он явно что-то упустил, и все ответы были у Джорджианы.

Тристан досконально изучил ее записку, пока каждая помарка, каждый завиток не запечатлелись в его памяти. Здесь все имело определенное значение, но он никак не мог уловить какое.

— У тебя такой вид, как будто ты сейчас проглотишь ее, — тихо произнес за его спиной Брэдшо. — Ради Бога, смотри на кого-нибудь другого.

— Меня не интересует твое мнение. Иди приставай к адмиралу или займись чем-нибудь еще. Брэдшо поднял руки.

— Веди себя осмотрительнее, Дэр, и не забудь, что я предупреждал тебя.

Тристан не успел ответить, как Брэдшо исчез. Брат был прав. Шесть лет назад он довел себя до изнеможения, стараясь заглушить слухи, а сегодня вел себя как взбесившийся бык.

— Добрый вечер, Тристан.

Он оглянулся.

Амелия, одетая в голубое газовое платье, изящно присела перед ним.

— Я решила осмелиться и пригласить вас на танец, — улыбнулась она, демонстрируя ямочки на щеках.

— Благодарю вас, но я не намерен здесь долго оставаться. У меня есть… неотложные дела.

Извинение прозвучало неубедительно, но у него не было желания придумывать что-нибудь более правдоподобное или слушать ее глупую болтовню. Тристан сдержанно поклонился и направился тайком следить за Джорджианой.

Она, казалось, всеми силами старалась держаться от него подальше, укрывшись в дальнем конце зала. Болтала с подругами, время от времени смеялась нервным смехом, словно пытаясь убедить всех, что ей очень весело. Он ей не верил.

Наконец леди Гортензия сделала знак музыкантам, и отдельные группки беседовавших направились в центр зала. Тристан знал, что первый вальс Джорджиана должна танцевать с ним.

Ему пришлось переждать две кадрили и контрданс, наблюдая, как она кружится по залу с лордом Лаксли, очевидно получившим прощение за перевернутую тележку с апельсинами, затем с Фрэнсисом Хеннингом и Греем. Утешало лишь, что еще не появился Уэстбрук.

Когда оркестр заиграл вальс, она стояла со своим кузеном и его молодой женой Эммой. Тристан, заставляя себя не торопиться, неспешным шагом подошел к ней.

— Кажется, это наш танец, — медленно произнес он, подавая ей руку и стараясь своим видом не вызвать подозрений, что он задумал утащить ее и потребовать объяснений.

Грей нахмурился.

— Джорджиана устала. Ты не возражаешь, если…

— Да, возражаю.

Глядя на Джорджиану, он чувствовал, что герцог все больше негодует. Если Грею хочется подраться, он с удовольствием окажет ему эту услугу.

— Все хорошо, Грей. Я ему обещала.

— Это не важно, если ты не хочешь…

— Я ценю твою заботу, кузен, — перебила она, в ее голосе прозвучали сердитые нотки, — но, пожалуйста, разреши мне говорить самой за себя.

Коротко кивнув, Грейдон взял жену за руку и повел в круг танцующих.

— Как будто тебя можно остановить, — проворчал он.

Тристан не замечал ничего вокруг, кроме Джорджианы.

— Начнем?

Джорджиана взяла его руку. Еще были так остры воспоминания о вальсе, который они, полуобнаженные, танцевали в его спальне. Тристан обнял ее за талию, и они закружились по залу.

Она делала все, чтобы избежать его взгляда: смотрела на его галстук, на окружающих, на оркестр и на украшения на противоположной стене. Он молчал, размышляя, как, не ухудшая свое положение, задать вопросы. Он был слишком сердит, чтобы радоваться ее замешательству.

Наконец, тяжело вздохнув, она подняла на него глаза. У нее был усталый вид, темные круги под глазами.

— Я хотела, чтобы ты оставил меня в покое.

— Ты поощряла меня, а затем оскорбила. Почему ты думала, что я не потребую объяснений?

— Ты сказал моей тете, что понял смысл моей записки. Но по-моему, нет. Иначе ты бы не танцевал со мной.

— Тогда объяснись. — Он наклонил голову, касаясь щекой ее уха, и вдохнул запах лаванды. Он снова желал ее. Очень. — Я чувствовал твою страсть, Джорджиана. А ты — мою. Пожалуйста, объясни мне, почему ты сбежала.

Постепенно краска заливала ее щеки.

— Хорошо. Ты должен был ухаживать за Амелией Джонс, ты сам это сказал, И в то же время тебе не терпелось соблазнить меня. Я хотела, чтобы ты узнал, как чувствует себя человек, когда вдруг все его ожидания рушатся, и доказать, что ты не имеешь права разбивать сердца из-за собственной прихоти.

— Ты соблазняла меня не меньше, чем я тебя, дорогая.

— Да, чтобы проучить тебя. — Она помолчала, оглядываясь вокруг, но танцующие пары находились слишком далеко, чтобы слышать их тихий разговор. — Просто так получилось, что мы оказались квиты.

— Квиты, — повторил он.

От гнева и желания кровь закипала в его жилах.

— Да, ты обидел меня, а я тебя. Урок окончен. Возвращайся к Амелии и веди себя как джентльмен, если сможешь.

Он долго смотрел на нее. Они были квиты, но за одним исключением.

— Ты права — мы квиты, но есть небольшое различие.

— Какое различие? — Она с подозрением взглянула на него.

— Прошлый раз ты убежала, и я позволил тебе убежать. На этот раз я этого не допущу.

— Что… о чем ты говоришь? А как же Амелия? Она ждет твоего предложения.

— Если мы в расчете, — возразил он, не обращая внимания на ее слова, — то почему бы нам не начать все сначала. Перед нами чистый лист — как и тогда.

От изумления она открыла рот.

— Ты не можешь говорить это серьезно!

— Я совершенно серьезен. Ты интересуешь меня гораздо больше, чем Амелия Джонс. Говоря начистоту, а ты все равно бросишь мне это в лицо, ты богатая невеста, и все знают, что я вынужден жениться на богатой.

— Я тебе не верю, — заявила она, вырывая руку. — Ты не любишь проигрывать, поэтому начинаешь еще одну авантюру и рассчитываешь выиграть за мой счет. Я в этом не участвую.

— Это не игра, Джорджиана, — рассердился он.

Она попятилась, освобождаясь от него, и, натолкнувшись на нее, Эрл Монтроуз и его дама чуть не сбили Джорджиану с ног.

— Так докажи это, Дэр.

Тристан мрачно усмехнулся. Он любил риск, и чем выше ставки, тем лучше.

— Я докажу. — Он взял ее руку и поцеловал пальцы. — Поверь мне, докажу.




На следующий день Джорджиана с утра сидела с тетушкой в гостиной, нехотя занимаясь каким-то рукоделием. Когда Паско осторожно постучал в дверь, она как раз думала о том, как хорошо было бы сейчас оказаться далеко от дома и этого тихого и непрерывного тиканья часов на камине.

— К вам гость, леди Джорджиана.

— Кто это?

— Лорд Дэр, миледи.

Сердце чуть не выскочило из ее груди, но она справилась с собой.

— Сегодня утром я не принимаю, Паско.

— Хорошо, миледи. — Дворецкий скрылся.

— Грейдон предложил поговорить с Дэром, если ты хочешь все уладить, — осторожно сказала тетя Фредерика.

Таким тоном она разговаривала с Джорджианой со времени ее возвращения, как будто опасалась, что племянница снова впадет в истерику.

— Грей — друг Дэра. Их дружба не должна пострадать из-за меня.

— Миледи? — В дверях снова появился Паско.

— Да, Паско?

— Лорд Дэр привел вашу лошадь. Он спрашивает, не хотите ли вы покататься и поговорить о том, как вернуть в Хоторн-Хаус ваши вещи.

Если Тристан действительно так сказал, то эта дипломатия стоила ему больших усилий.

— Пожалуйста, поблагодари лорда Дэра, но…

— А, я еще должен сказать, что… Коротышка тоже здесь и хотел бы покататься с вами.

— Паско, она сказала «нет». Пожалуйста, не…

«Ах этот хитроумный мерзавец!» Джорджиана отложила рукоделие и встала.

— Мне следует хотя бы поздороваться с Эдвардом. Боюсь, он понятия не имеет, почему я так неожиданно исчезла.

— Как и я, — проворчала тетка, но Джорджиана сделала вид, что не слышит, и вышла из комнаты.

— Джорджи! — воскликнул Эдвард, бросаясь к ней навстречу, когда она вошла в гостиную.

— Эдвард, это неприлично, — остановил его Тристан, и мальчик застыл на месте.

С недовольным видом Эдвард кивнул и поклонился:

— Доброе утро, леди Джорджиана. Я очень скучал без вас и Грозовое Облако тоже.

— Я очень рада, что ты приехал.

— Вы поедете с нами? Будет здорово. Теперь уже никто не держит за меня поводья.

Она заглянула в сияющие серые глаза мальчика и улыбнулась.

— Я бы с удовольствием покаталась с тобой.

— Ура!

— Но сначала мне надо переодеться.

— Мы подождем, — сказал Тристан, когда она поверх головы брата взглянула на него.

Через несколько минут она спустилась в холл, оба брата Карроуэй ждали ее перед домом. Когда она вышла, Тристан посадил на Грозовое Облако Эдварда, затем подошел к Шебе, чтобы помочь Джорджиане сесть в седло.

— Ты мошенник, — прошипела она, с нарочитой силой упираясь ногой в его сложенные ладони. — И хитрец.

— Я такой. И к тому же умный. Коротышка не только предлог, но и дуэнья.

— И как мы будем выглядеть? Мужчина, женщина и ребенок. Разве не это вызвало твои возражения, когда Брэдшо хотел сопровождать меня?

— Я возражаю против Брэдшо по многим и различным причинам. Если по одной из них он окажется в другом месте, а я здесь, то я воспользуюсь ею.

— Ты хотя бы понимаешь, что делаешь? — спросила она.

Черт побери, в присутствии Эдварда ей следовало следить за тем, что она говорит!

— Я заехал пригласить тебя в Гайд-парк. — Он отступил. — Это тебя устроит?

— Да, думаю, вполне.

Он вскочил на Шарлеманя, и все трое направились к парку. Джорджиана смотрела, как он, наклонившись, поправлял поводья в руках брата. Тристан был прирожденным наездником, даже в те минуты, когда ненавидела его, она любовалась его ездой. Она всегда восхищалась его великолепной посадкой в седле.

— Значит, ты понимаешь, что сегодня я не намерен делать или говорить что-либо, что не понравится тебе. — Теперь он ехал рядом с ней. — Я начинаю ухаживать за тобой. Но только в том случае, если ты тоже будешь хорошо себя вести.

Они въехали в парк. Она упорно смотрела вперед между ушами Шебы.

— Я не понимаю, Тристан, — неуверенно произнесла она, понижая голос, — зачем рисковать? Богатая невеста уже у тебя в кармане.

— Я не давал Амелии Джонс обещания жениться, — заявил он несколько раздраженным тоном. — Выбрось ее из головы; дело в нас, в том, как сильно я снова хочу тебя.

— Так ты ухаживаешь за мной или соблазняешь? — Она не сумела скрыть дрожь в голосе.

— Ухаживаю. Следующей ночью, которую мы проведем вместе, ни один из нас не сбежит.

Джорджиана покраснела. Предполагалось, что она только что разбила его сердце, а он уже говорит о следующем рандеву в голом виде. Может, у него и сердца-то нет?

— Ты слишком уверен в себе!

— Это одно из моих лучших качеств.

Она явно в чем-то просчиталась. Теперь он думал, что может указывать, когда и как они будут встречаться, и что это будет означать. Ее глаза сузились. Если они квиты, то она имеет такое же право решать, что ему можно позволить, а чего нельзя.

— Пожалуйста, проводи меня обратно домой, — проговорила Джорджиана, поворачивая Шебу.

— Мы только что выехали.

— Знаю, но через час я должна ехать на пикник с лордом Уэстбруком, а мне еще надо переодеться и привести себя в порядок.

Он помрачнел.

— Ты никуда не собиралась сегодня. Это просто выдумка.

— Нет. Если хочешь, подожди, когда он приедет, но ты будешь выглядеть еще глупее, чем сейчас, навязывая свое внимание женщине, которая презирает тебя.

Губы Тристана сжались в тонкую жесткую линию.

— Нет, этого не будет.

— Будет. Твои тетушки во мне больше не нуждаются, и поэтому я приняла приглашения нескольких джентльменов. Ты лишь один из них.

— Ты говорила, что не выйдешь замуж, — сказал он низким голосом, похожим на рычание.

— Да, и я думала об этом. Если не ошибаюсь, это ты подсказал, что я могу выйти за любого, кому нужно мое приданое. И с таким количеством денег я действительно могла бы выйти практически за любого.

— Уэстбрук зануда, и ему не нужны твои деньги.

— Я полагаю, ему нравятся мое общество и беседы со мной. Ты говорил, что, если мужчина полюбит меня, он простит, что не он был моим… первым. Ты дал очень разумный совет, Тристан.

— Подумай. Проведи этот день со мной.

— Нет. Мы теперь равны, Дэр, и, следовательно, у тебя прав на мое время не больше, чем у любого другого.

— А я думаю, что больше. Я мог бы заставить тебя быть со мной, Джорджиана, и даже выйти за меня замуж.

Она встретила твердый взгляд его горящих глаз.

— Если ты хочешь таким образом подавить меня, я тебя возненавижу, моя репутация погибнет, и я вернусь домой в Шропшир… как незамужняя женщина.

Он долго молчал, затем тяжело вздохнул.

— Черт побери. Ты знала, что я блефую.

Замершее было сердце Джорджианы вновь забилось.

— Да, знала. — Слава Богу, она сумела ему солгать.

— Разве это ни о чем не говорит?

— Я здесь, еду рядом с тобой, — сказала она, — полагаю, этого достаточно. Но то, что ты скрываешь свое дурное поведение, может быть вознаграждено всего лишь моей любезностью.

К ее удивлению, он добродушно рассмеялся. Эдвард оглянулся на них и тоже улыбнулся.

— Что в этом смешного? — спросила она.

— За последние несколько недель за свое дурное поведение я получил раздавленные пальцы на ногах и разбитые костяшки пальцев на руках, — усмехаясь сказал он. — Кажется, я делаю успехи.

— Небольшие, — заметила она. — А теперь проводи меня домой.

Тристан вздохнул:

— Да, миледи. Коротышка, мы возвращаемся.

— Но почему?

— Джорджи ждут другие мужчины.

— Но она же с нами.

— Мы не пригласили ее заранее.

Джорджиана сердито посмотрела на него. Одна часть ее души была готова растаять под его взглядом, а другой хотелось кричать и швырять вещи. Может быть, ему на какое-то время удалось обмануть ее, но она раскусила его и поняла, что виконту нельзя доверять, особенно когда он выглядит таким искренним. Она не может справиться со своим влечением к нему, но никогда больше не полюбит его.

Один из лакеев успел раньше Тристана помочь ей сойти с седла, и она наградила слугу такой ослепительной улыбкой, что бедняга покраснел и буквально убежал, таща за собой Шебу. Черт бы побрал этого идиота! Как будто не он помог ей избежать услуг лорда Дэра.

— Спасибо за приятную прогулку, — поблагодарила она Эдварда.

— Ты поедешь в четверг смотреть фейерверк в Воксхолл-Гарденз? — спросил Тристан, сойдя с лошади и провожая ее до дверей.

«Он бы все равно об этом узнал, — подумала она, — и к тому же я не собираюсь там танцевать».

— Да, мы с тетушкой там будем.

— Не мог бы я прислать за вами карету и сопровождать вас обеих?

«Черт побери, ну и ловок же он!»

— Я… конечно, не могу решать за тетю Фредерику.

Тристан кивнул.

— Пожалуйста, передай ей мою просьбу и скажи, что мои тетушки тоже там будут, я был бы тебе весьма признателен. Милли весь сезон ждет этого фейерверка. Она не могла выезжать из-за больной ноги и впервые получила такую возможность.

Джорджиана сжала зубы.

— Это нечестная игра.

— Не забывай, я не играю, Я хочу выиграть.

— Хорошо. Я уверена, тетя Фредерика будет рада поболтать с твоими тетушками, и передам твою просьбу. Но мне это не нравится.

Наклонившись, Тристан взял ее руку.

— Приятного тебе пикника, Джорджиана, — тихо произнес он.

Поднимаясь по ступеням, она думала не о предстоящем пикнике, а о его голубых глазах с густыми ресницами и об обещаниях или обмане, таившихся в их глубине.




— Тристан, — сказал Эдвард, когда они возвращались в Карроуэй-Хаус, — зачем ты заставил меня поехать с тобой? Я же говорил, что уже ездил верхом с Эндрю и Шо.

— Затем, что я хотел видеть Джорджиану и знал, что она не откажется повидаться с тобой.

— Почему она не захотела бы видеть тебя? Она на тебя сердится?

— Да, сердится, — грустно усмехнулся Тристан.

— Тогда ты должен послать ей цветы. Брэдшо всегда так делает, он говорит, что все девицы это любят.

— Цветы? — Эта идея показалась виконту привлекательной. — А что еще посылает девицам Брэдшо, чтобы им понравиться?

— Шоколад. Много шоколада. Он сказал, что за хорошую коробку шоколада Мелинда Уэнделл ляжет и с быком.

«Придется поговорить с Брэдшо о том, чего не следует обсуждать в присутствии Эдварда».

— Брэдшо сказал это именно тебе?

— Нет, — смущенно ухмыльнулся Эдвард, — он сказал это Эндрю, когда Эндрю пытался заставить Барбару Джеймисон поваляться с ним. Я бы хотел поваляться. Это звучит заманчиво.

— Когда будешь постарше. И никогда не упоминай этого слова, говоря с Джорджианой, хорошо?

— Разве она не любит поваляться?

«Судя по ее поведению той ночью, ей это очень нравилось».

— Это, Коротышка, обсуждают только мужчины и только с другими мужчинами. Понял?

— Да, Дэр. И даже с тетушками нельзя?

— Господи! Конечно же, нет.

— Ладно.

— И спасибо тебе за идею с цветами. Может быть, я попробую.

— По-моему, надо. Мне нравится Джорджиана.

— Мне тоже.

В те минуты, когда ему не хотелось задушить ее.

Их стычки, похоже, становились любовной прелюдией. Да, она доводила его до неистовства и отчаяния. Однако ему очень хотелось «поваляться» с ней.




Глава 13


Примечание автора: Тринадцатой главы не будет. Мне кажется, Тристану и Джорджиане еще многое предстоит пережить, и не стоит добавлять еще и это несчастливое число.




Глава 14


Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом,

Иль трупами своих всю брешь завалим!

    

У. Шекспир. Генрих V. Акт III сцена 1[12 - Перевод Е. Беруковой.]






Джорджиана Холли была умной и подозрительной, особенно по отношению к нему. Поэтому, чтобы завоевать ее, надо было ввести ее в заблуждение. Тристан сидел в карете напротив Джорджианы, словно воин перед сражением, и смотрел через окно в темноту. Между ними, без сомнения, шла война, в которой он был намерен победить.

Конечно, полная победа включала в себя женитьбу на ней. Это Джорджиана подняла ставку до такой высоты, когда в его объятиях довела его до исступления, а затем, одарив благородством, оставила, как оставляют проститутку. Сделав ее своей, он окончательно станет победителем и не позволит еще раз сбежать от него.

Оставался единственный вопрос: как это сделать? Получая удовольствие от общения с ней, он желал обладать ее телом. Она хотела его, но он не был уверен, что по-настоящему нравится ей. Любыми средствами надо добиться, чтобы она сказала «да».

— Я не знала, что еще можно абонировать ложу в Воксхолле, ведь сезон уже давно начался.

Герцогиня Уиклифф держалась еще более отчужденно, чем Джорджиана, Она не спускала с Тристана глаз с самого его появления и, казалось, ожидала, что он испарится под ее пристальным недоброжелательным взглядом. Но герцогиня нужна была Тристану ради Джорджианы. И он почти не замечал ее неодобрительного взгляда.

Даже ее скрытый намек на то, что она не понимает, где он сумел найти деньги, чтобы снять ложу, не вывел его из равновесия.

— Маркиз Сент-Обин на неделю уехал из Лондона, — быстро нашелся он. — Он одолжил мне свою ложу.

— Вы общаетесь с Сент-Обином?

— Я с ним знаком.

Видимо, это оказалось не в его пользу.

— И он так просто предложил вам ложу?

— Да. — После того, как Тристан у него выиграл в фараон пятьдесят фунтов. — И конечно, я сразу же подумал о вас и Джорджиане.

— Но у меня создалось впечатление, что ваши тетушки поедут с нами, — сказала герцогиня еще более недовольным тоном.

— Они приедут. Их сопровождают мои братья.

За все это время Джорджиана ни разу не взглянула на него, но он не мог удержаться, чтобы не смотреть на нее. На ней было темно-синее платье, а на плечи наброшена блестящая серебристая шаль, в золотистых волосах сверкали серебристо-синие шпильки.

Помогая ей сесть в карету, он взял ее руку, и у него пересохло во рту. Ему захотелось снова погладить ее кожу, почувствовать прикосновение ее рук и ее гибкого тела.

— Джорджиана, — сказала герцогиня, заставив его вздрогнуть, — расскажи мне о пикнике с лордом Уэстбруком.

— Не думаю, что это интересно лорду Дэру…

— Возможно, но мне интересно. Расскажи.

Тристан не нуждался в напоминании, что у нее есть другие поклонники. Он боролся с искушением проследить за ней, чтобы убедиться в том, что она не солгала, или в том, что она весело проводит время. Если бы ему не надо было заполучить ложу Сент-Обина, он так бы и сделал.

— Было очень мило. Он взял с собой жареную утку.

— И о чем вы говорили?

— Ни о чем серьезном. О погоде, о развлечениях в этом сезоне.

— Он еще не сделал предложения?

Ее глаза встретились с глазами Тристана.

— Вы же знаете, что нет. Пожалуйста, перестаньте меня допрашивать.

Карета свернула в Воксхолл-Гарденз, вливаясь в поток других экипажей. Лакей отворил дверцу и опустил ступеньки, и Тристан вышел из кареты, чтобы помочь дамам.

Первой сошла герцогиня, все еще глядя на него как на зачумленного.

— Почему мы оказались здесь с вами? — спросила она.

— Тетя Фредерика, — раздался из глубины кареты предостерегающий голос Джорджианы.

Тристан посмотрел герцогине в лицо.

— Потому что я ухаживаю за вашей племянницей, — ответил он. — И потому что я очень обаятельный и интересный человек и вы не устояли перед моим приглашением.

К его удивлению, сна коротко рассмеялась.

— Может, так оно и есть.

— Джорджиана, — сказал он, когда герцогиня прошла вперед по дорожке, — ты выйдешь, или мне сесть к тебе?

Из кареты показалась рука, и он ухватился за ее пальцы. Даже сквозь перчатки он почувствовал, как между ними пробежала молния. Джорджиана спустилась на землю, но он не отпускал ее руку.

— Ты позволяешь Уэстбруку целовать тебя? — тихо спросил он.

— Это совсем не твое дело. Отпусти.

Он неохотно выпустил ее руку.

— Я хочу еще раз попробовать тебя, — так же тихо продолжал он.

— Этого не будет. — Она отвернулась, предоставляя ему возможность полюбоваться изящным изгибом ее шеи.

Тристан становился настойчивее. Прикрывшись своим широким плащом, он еще ближе придвинулся к ней.

— А ты дрожала, когда Уэстбрук касался тебя? — прошептал виконт.

Он собрал всю свою волю, чтобы не поцеловать ее ушко.

— Перестань сейчас же. Еще одно слово в таком же духе, и я ударю тебя ногой так, что тебя примут в хор мальчиков в Вестминстере.

— Назови меня по имени.

— Ладно. Тристан, — вздохнула она.

Он остановился, заставляя остановиться и ее.

— Нет, посмотри мне в глаза и назови меня по имени.

— Это становится смешно.

— Сделай мне приятное.

Ее грудь приподнялась от глубокого вздоха, в лунном свете ее глаза казались зелеными, как мох.

— Тристан, — выдохнула она страстно.

В этих глазах можно было утонуть. Сомнений не оставалось, Джорджиана по-прежнему хотела его.

— Ты хочешь, чтобы я сказала что-то еще? Имя твоей лошади или таблицу умножения?

У него дрогнули губы.

— Моего имени достаточно. Спасибо.

Они ускорили шаги, чтобы догнать герцогиню.

— Не понимаю, почему ты настаиваешь, — сказала она тихим голосом, так что никто в толпе не смог бы расслышать ее слов. — Я сказала, что никогда не смогу доверять тебе.

— Ты уже доверяешь, милая моя.

— И почему же ты так считаешь?

— Ты оставила у меня несколько очень личных вещей, и как бы ты ни притворялась, что не веришь мне, ты знаешь, что я никогда не использую их против тебя.

Она покраснела.

— Значит, у тебя есть одно хорошее качество. Но при наличии стольких плохих едва ли стоит им хвастаться.

— Я начинаю думать, что мне следовало принести тебе веер.

— Я…

— А вот и вы, — обрадовалась герцогиня, беря Джор-джиану под руку и уводя ее в сторону от Тристана. — Ты должна спасти меня от лорда Финдлина.

— Вы привлекательная женщина и к тому же вдова, — сказала Джорджиана тете, снова становясь олицетворением очарования теперь, когда она разговаривала не с ним. — Вы не можете обвинять его.

— Думаю, ему нужны мои деньги, — заметила герцогиня, оглядываясь на Тристана.

Черт побери! Теперь из него делают еще одного жадного хваткого представителя большей части особей мужского пола.

— А может быть, ваша светлость, — неторопливо произнес он, — у него просто неплохой вкус. Если бы ему были нужны только деньги, он мог бы выбрать более… сговорчивую женщину.

Брови герцогини взлетели вверх.

— В самом деле.

Когда они пришли к своей ложе, в ней уже разместились тетушки, Брэдшо, Эндрю и, что удивительно, Бит. Джорджиана со всеми поздоровалась, поцеловала Милли и Эдвину в щеку и села среди трех тетушек. Фредерика увлеклась разговором, не обращая внимания ни на фейерверки, ни на оркестр, расположившийся неподалеку. Тристан наблюдал за всеми, и раздражение его росло. Он знал, что Джорджи была неравнодушна к нему, иначе она бы от него не пряталась. Но пока она удерживала около себя герцогиню, он мало чего мог добиться.

Тристан улыбнулся. Он никогда не поставил бы рядом слова «добиваться» и «Джорджиана». Он не сводил с нее глаз, и, когда она взглянула на него, кровь быстрее побежала по его жилам. Шесть лет назад она очень рассердилась на него, и сейчас можно было считать, что начинается новая игра. Она так и сказала: он не усвоил урока, который ему преподали. Но как бы высоки ни были ставки, он будет играть в эту игру до конца.

— Разве это был не маркиз, Джорджиана?

Джорджиана опомнилась и, отведя взгляд от Тристана, посмотрела на тетку:

— Простите, что вы сказали?

Фредерика свела брови, затем ее чело прояснилось.

— Милли спрашивала тебя о женихах.

— О да, это был маркиз. Конечно.

С тех пор как Тристан заехал за ними, тетушка уже третий раз заводила разговор о ее поклонниках. Хотя она не собиралась замуж за лорда Лаксли или за кого-то из тех, кто каждую неделю делал ей предложение. Даже если бы у нее не было особой причины для отказа, они ее не интересовали. С большинством из них ей было скучно. А мысль, что Тристан может преследовать ее с намерением жениться, казалась просто… абсурдной. Скорее всего он ожидал, что она снова без памяти влюбится в него, и тогда он посмеется над ней и, бросив, останется победителем. По разбитым им сердцам можно было перейти Темзу, но у нее не хватало сил справиться с собой. Он всякий раз находил повод, чтобы взять ее руку или коснуться плеча, и ее бросало то в жар, то в холод, но это было всего лишь вожделение. Ее тело тосковало по нему, но разум не покидал ее. И ее сердце будет подчиняться разуму.

— Джорджиана, проснись.

Она вздрогнула:

— Простите, что?

— Что это с тобой сегодня? — спросила тетушка, а Милли с Эдвиной удивленно посмотрели на нее.

— Просто задумалась. Что я прослушала?

— Шансы лорда Уэстбрука.

— О, ради Бога, тетя Фредерика, — сказала она, поднимаясь и плотнее закутываясь в шаль. — Пожалуйста, не надо.

— Это лестно, когда за тобой ухаживает столько мужчин.

— Чувствую себя червяком на крючке, которого хочет схватить форель. Что их привлекает: как изящно я извиваюсь или то, что я приятная и упитанная?

Брэдшо расхохотался.

— Я всегда считал себя скорее камбалой, а не форелью. — Он обратился к братьям: — А вы что за рыбы?

— Пескарь, — усмехнулся Эндрю.

— Акула, — пробормотал Бит, поглощенный зрелищем фейерверка.

Тристан взглянул на брата, и Джорджиана не могла не восхититься его терпением и отзывчивостью. Он непременно оказывался рядом, если Роберт нуждался в нем.

— Кто-нибудь хочет мороженого? — обращаясь к тетушкам, спросил Тристан.

— Я сто лет не ела лимонного мороженого, — улыбнулась Милли.

— И мне одно, — присоединилась к ней Эдвина.

Мороженого хотели все, и Тристан встал, собираясь выйти из ложи.

— Никто не хочет помочь мне донести его? — спросил он, глядя на Джорджиану.

Эндрю привстал, но сразу же снова сел, когда Роберт, молча дернул его за полу. Брэдшо понял, что приглашение на него не распространяется, а Милли и герцогиня не могли пойти. Эдвина не успела ничего сказать. Джорджиана обошла ее стул и уже спускалась по лестнице. Проклятие. Видимо, ее тело и сердце были в заговоре.

— Мы сейчас вернемся, — сказал Тристан, подавая ей руку.

Она покачала головой, ожидая, когда снова будет соображать.

— Нельзя идти только вдвоем.

Он проворчал что-то похожее на ругательство и посмотрел на братьев. Эндрю приготовился встать, но Роберт опередил его. Он бросил взгляд на Джорджиану, и ей показалось, что она увидела в его синих глазах добродушную усмешку.

— Пойдемте.

Роберт шел впереди, и они с Тристаном ускорили шаги, чтобы не отставать от него.

— Не очень ловкая попытка уединиться, — сказала она. — Особенно когда Бит не пустил Эндрю.

— Я не ожидал, что он сделает это. Из него получится превосходная дуэнья. — Он посмотрел вперед на Роберта, на добрую дюжину ярдов опередившего их. — Мы сейчас потеряем его из виду.

— Довольно прохладно для мороженого, — заметила Джорджиана, размышляя о том, как бы ей было приятно дотронуться до его обнаженной руки.

— Я не мог придумать ни одного невинного предлога, чтобы увести тебя от твоего стража.

— Но это ты пригласил тетю Фредерику.

Она почувствовала, что краснеет.

— Только потому, что ты без нее не поехала бы.

На дорожках сада, проложенных между ложами и бельведером, из-за деревьев, кустов и цветов, вьющихся по стенам и нависающих над ними, было темно. Роберт замедлил шаги и обернулся к ним.

— Я возвращаюсь в Карроуэй-Хаус, — сказал он. — Спокойной ночи.

— Бит! — крикнула она ему вслед, понимая, что они с Тристаном остаются совершенно одни. — С вами все в порядке?

Он остановился и оглянулся через плечо.

— Да. Просто здесь слишком много людей.

Через мгновение он исчез. Она слышала смех и голоса, доносившиеся из лож, но никого не было видно.

Они продолжали свой путь к центральной части сада, и она по-прежнему смотрела на профиль Тристана.

Джорджиана перевела дыхание. Почему дрожь не пробегала по ее коже в присутствии Лаксли, или Уэстбрука, или всякой другой форели, плавающей вокруг нее? Почему только при виде Тристана, самого неподходящего из всех предполагаемых женихов?

— Что ты видишь? — тихо спросил он, по-прежнему глядя перед собой. — Не форель, надеюсь.

— Скажи, пожалуйста, мы все еще играли бы в эту игру, если бы я была нищей?

К ее удивлению, он не рассердился, но стал очень серьезным.

— Не знаю. Я… не хочу видеть тебя с другим мужчиной. Никогда.

— Так это только ревность? Ухаживание, чтобы помешать другим приблизиться ко мне?

— Нет. — Он нахмурился и провел рукой по темным волосам. — У меня трудное положение. Я не жалуюсь, но это правда. И я не уклоняюсь от долга перед своей семьей. — Тристан наклонился и, взяв ее за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. — Ты захотела бы стать нищей? Ты стала бы менее подозрительной и перестала бы сомневаться в намерениях женихов, если бы была бедной и красивой?

Никогда раньше он так откровенно не говорил с ней, и его голос звучал почти страдальчески.

Быстро оглянувшись, он прикоснулся к ее губам.

Неудержимое желание охватило ее. Джорджиана впилась пальцами в его руку, чтобы сдержаться и не обнять его за шею и не прижаться к его груди. Она старалась стоять неподвижно, как статуя, но не могла оторвать своих губ от его.

Кто-то засмеялся совсем рядом. Тристан отстранился и снова взял ее под руку — впереди на дорожке показалась небольшая группа дам и джентльменов.

Тристан повел ее дальше, и они прошли мимо еще одной группы, здороваясь и кивая, она почти не помнила, что говорила. Некоторые смотрели на нее с любопытством, но она полагала, что они просто удивлялись, видя, как она мирно гуляет с Дэром.

Как только они снова оказались одни, он хотел остановиться, но она заспешила вперед, оставив его перед выбором: идти быстрее или остаться позади. Они не должны закончить вечер обнаженными в зарослях рододендронов. А если он опять начнет целовать ее, именно так и случится.

— Почему мы бежим? — спросил он, сдерживая смех.

По крайней мере одному из них было весело.

— Потому что, если ты будешь бежать, то не сумеешь затолкать свой язык мне в рот.

— Вероятно, сумею, если захочу.

— Твои желания меня не интересуют. — Она взглянула на него. — И перестань смеяться.

— Но смешно же.

— Тебе необходимо было преподать урок, Дэр, пока ты не испортил жизнь еще одной женщине.

— Я усвоил свой урок. И я опять хочу тебя.

«Боже милостивый!» Она ускорила шаги.

Она оказалась настолько глупа, что попыталась, пользуясь собственной слабостью, проучить его. А теперь было уже поздно, и ей надо выяснить его намерения, пока не произошло самое худшее. Ей надо тянуть время.

Насмешливо улыбаясь, он заказал мороженое. Теперь руки у него были заняты, и он не мог трогать или целовать ее. Иначе таявшее мороженое испортило бы его красивый зеленый охотничий сюртук и белоснежный галстук.

Они благополучно вернулись в ложу, и хотя Фредерика пристально посмотрела на нее, Джорджиана не думала, что кто-нибудь знал, что она позволила Дэру целовать себя. Ей необходимо прекратить это, как бы ни были опьяняюще сладостны его объятия, — ради Амелии и ради нее самой. Что бы ни говорил Тристан, он не мог всерьез ухаживать за ней.

— А где Роберт? — спросила Милли, глядя им за спину.

— Он произнес целую фразу и отправился восстанавливать силы, — объяснил Тристан, раздавая мороженое. — Он сказал почти две фразы. По-моему, Джорджи вдохновила его. — Он опустился на стул рядом с ней и смотрел, как она ест свое лимонное мороженое.

— Наслаждаешься, надеюсь? — спросил он.

— Да, очень, — ответила она, радуясь, что может наконец дать ему честный ответ. — Ты пошутил надо мной, когда сказал, что я вдохновила Бита?

— Почему же? — Он слегка помрачнел.

— Ревность?

— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.

Джорджиана состроила смешную гримаску.

— Не обращай внимания. Я подумала, что смогу помочь, но, если ты будешь бить себя в грудь, забудь об этом.

Тристан поднял голову и посмотрел на нее:

— Прими мои извинения. Иногда я забываю, что ты не так цинична, как притворяешься. Если ты сумеешь заставить его говорить, пожалуйста. Но будь осторожна. Он…

— Он много пережил, — подсказала она.

— А как насчет «я все еще не доверяю тебе»? Что это значит?

— Ты сказала «все еще» вместо «отныне и навсегда». А это означает, что когда-нибудь будешь.

Он провел пальцем по ее губе, затем поднес его к своим губам.

Появилась тетя Фредерика и уселась рядом с ней. Судя по выражению ее лица, она видела жест Тристана. Джорджиана вздохнула. Все ее чувства были напряжены. Она должна ненавидеть его или по крайней мере сердиться на него. Вместо этого при каждом взгляде на него ее сердце бьется сильнее, и все, включая ее решимость, кажется безнадежно бессмысленным. Если бы виконт преследовал ее впервые, а не второй раз, она бы уже давно оказалась в его постели.

— Почему такой мрачный вид? — спросил он.

— Я думала о вас, — ответила она, хотя, исходя из соображений здравого смысла, могла бы только пожать плечами.

— И что вы обо мне думали?

— Что вы, кажется, никогда не понимаете, что ваше общество нежелательно.

— А я думаю, что ваше умение понимать вызывает сомнения, — сказал он, слизывая с пальца остатки вишневого мороженого.

От его насмешливого ответа у нее еще сильнее забилось сердце.

— Я всегда удивлялся, почему вы…

— Джорджиана, — вмешалась, вставая, герцогиня, — я очень сегодня устала. Лорд Дэр, как вы думаете, кто-нибудь сможет проводить нас домой?

— Буду счастлив сделать это сам, ваша светлость. — Он встал, предлагая Джорджиане руку.

Она почувствовала разочарование. За последние несколько дней они впервые могли как следует поспорить, и она даже немного расслабилась.

— В этом нет необходимости, милорд. Я уверена, вы желаете остаться со своей семьей. Если вы одолжите нам вашу карету, этого будет достаточно.

Он кивнул с непроницаемым выражением лица:

— Я провожу вас до кареты.

Они подошли к выходу из сада, Тристан посередине, а тетя Фредерика поддерживала вежливый, ничего не значивший разговор. Это мешало Тристану даже смотреть в сторону Джорджианы, а тем более говорить с ней.

Тристан усадил Фредерику и снова обратился к Джорджиане.

— Мне бы хотелось, чтобы ты осталась. — прошептал он, склонившись к ее руке.

— Тетушка устала.

Чуть заметно поморщившись, он выпрямился.

— Да, знаю. — Он подсадил ее в карету, задержав ее пальцы в своей руке. — Желаю хорошо провести вечер, Джорджиана. И приятных снов.

Хм. Ей повезет, если она хотя бы на минуту сомкнет глаза. Джорджиана откинулась на спинку сиденья, и экипаж тронулся.

— В чем дело? — спросила она тетку. — Вы никогда не утомлялись так быстро.

Герцогиня стягивала длинные, до локтя, перчатки.

— Утром я вызову Грейдона и велю ему передать лорду Дэру, что его внимание к тебе нежелательно и он должен немедленно прекратить свое преследование.

Джорджиана похолодела.

— Пожалуйста, не делайте этого, — резко произнесла она.

— Это почему же? Совершенно очевидно, Дэру нужны твои деньги, и ты все время говорила, что не получаешь удовольствия от его общества. Мы могли бы, не откладывая, покончить с этими неприятностями.

— Я не хочу разрушать дружбу Грея с Дэром, — ответила она, стараясь собраться с мыслями и найти более убедительный аргумент, что было нелегко, ибо логика подсказывала ей, что тетя Фредерика была абсолютно права.

— Я, например, не возражала бы, если б их дружба кончилась. Дэр плохо влияет на Грея. Мне жаль его тетушек.

— Он очень о них заботится, как и о своих братьях. — Теперь она говорила так, как будто защищала его, черт бы ее побрал. — Разрешите мне самой во всем разобраться. Я не потерплю, чтобы кто-то другой решал за меня, вы это знаете.

— Знаю, — вздохнула герцогиня. — Но Тристан Карроуэй — развратник и игрок, и всем известно, что он очень опасен. Он может говорить, что ухаживает за тобой, но я сомневаюсь в том, что он имеет хотя бы приблизительное понятие, как это делать приличным образом. Ради Бога, да он просто смеется над тобой. Каждый, увидев вас, поймет, что он домогается тебя. Едва ли это можно назвать приличным поведением.

— Вы знали заранее, что он будет ухаживать за мной. — Джорджиана с подозрением взглянула на герцогиню. — Почему вы вдруг стали так непреклонны?

— Потому что ты краснела, Джорджиана. И улыбалась.

— Что? Я только была вежлива!

— С Дэром?

— Там были его тетушки. А я… сумею постоять за себя, — сказала она, заглушая растущее сомнение. — Пожалуйста, обещайте, что не станете впутывать Грея.

Фредерика некоторое время молчала.

— Нам очень скоро придется серьезно поговорить.

— Так вы согласны?

— Да. Пока.

Тетушка предложила избавиться от Тристана таким способом, который означал, что ей не нужно вообще ничего говорить ему, и она отклонила такое предложение. Она должна серьезно поговорить сама с собой.




Когда Джорджиана после еще одной ночи, проведенной в мечтах о Тристане, утром спустилась вниз, в холле вокруг стола собралась почти половина всех слуг, так громко что-то обсуждавших, что даже мертвый бы проснулся.

— Что случилось? — спросила она.

Толпа расступилась. В центре стола лежал букет из дюжины желтых лилий, перевязанный изящными желтыми и голубыми лентами. На мгновение она застыла, не сводя с него глаз. Лилии!

— Очень красиво, — наконец выговорила она, прежде чем слуги снова начали свое обсуждение.

— Тут карточка для вас, — улыбаясь сообщила Мэри.

Джорджиана поняла, от кого эти цветы, даже не взглянув на карточку.

Только один человек спрашивал ее, какие цветы она любит, и это было очень давно. Ее сердце бешено колотилось, когда она освобождала карточку из листьев и лент.

На одной стороне было написано ее имя, и она узнала почерк. Стараясь сдержать дрожь в пальцах, она перевернула ее. «Пленен» — и больше ничего, только буква «Т» внизу.

— О Боже! — выдохнула она. Положение безнадежно запутывалось.




Глава 15


Жизнь наша сплетена из добра и зла;

Мы гордились бы нашей добродетелью,

если бы наши пороки не затмевали ее.

А наши преступления не увенчались бы успехом,

если бы их не вынашивала наша добродетель.

    

У. Шекспир. Все хорошо, что хорошо кончается. Акт IV, сцена 3






По понедельникам Джорджиана любила ездить верхом ранним утром. Помня об этом, Тристан заставил себя встать с постели в половине шестого утра, надел костюм для верховой езды и вышел, чтобы оседлать Шарлеманя.

Увлечение Джорджианой, кроме всего прочего, мешало ему посещать клубы и игорные дома, завсегдатаем которых он раньше был. Он получил несколько записок, так же отвратительно благоухающих, как и те, которые получала она, — от дам, недовольных тем, что он в последнее время не появляется в их спальнях. Но виконт не испытывал никакого желания искать утешения в других местах.

Шесть лет назад ради нее лорд Дэр ни в чем не изменил бы свой образ жизни. Она бы все равно пришла к нему с широко раскрытыми глазами, задыхаясь от страсти. Так он думал, пока не овладел ею и его жизнь стала необратимо и безнадежно запутанной.

В ее взгляде, когда он на следующий день подошел к ней на балу у Эштонов, было что-то, чего он никогда не сможет забыть. Тристан так и не простил себе, что тогда он всего лишь развлекался и его страсть и наслаждение оказались подлостью и обманом для Джорджианы. Что бы она ни собиралась сделать, какого бы урока он ни заслуживал, по ее мнению, они никогда не будут в равном положении. Но он впервые подумал, что сможет заслужить ее прощение.

Тристан догнал ее в Гайд-парке на Дамской миле. На ней была его любимая темно-зеленая амазонка, от цвета которой ее глаза казались изумрудами. В холодном утреннем воздухе было видно, как дыхание вырывалось из ее рта и ноздрей Шебы, когда они галопом неслись по дорожке, а ее грум все больше отставал от них. Она была великолепна!

Пришпорив Шарлеманя, он помчался за ней. Низко пригнувшись к шее гнедого, Дэр постепенно нагонял ее. Шеба была быстрой, но Шарлемань — крупнее. Она обогнала бы его на поворотах, но на прямой ровной дороге у Шебы не было шанса.

Джорджиана, очевидно, услышав шум, оглянулась и поторопила лошадь. Но напрасно.

— Доброе утро, — воскликнул виконт, поравнявшись с ней.

Она улыбнулась, темная грива лошади развевалась, контрастируя с золотистыми локонами девушки.

— Поскачем наперегонки до моста и обратно, — переводя дух, предложила она.

— Я обгоню.

— Возможно. — Тронув поводья, она пустила Шебу галопом.

В Гайд-парке скачки были запрещены, и, если бы их увидели, им пришлось бы заплатить штраф. До Дэра донесся ее гортанный смех, и он уже не думал о последствиях. Пришпорив нетерпеливо бьющего копытами гнедого, Тристан бросился вперед. Они почти вместе достигли мостика, перекинутого через один из ручьев, и Джорджиана попыталась заставить Шебу оттолкнуть Шарлеманя. Тристан не хотел еще раз оказаться в воде и пустил Шарлеманя в объезд.

Очевидно, Джорджиана решила снова опередить его и, осадив на крутом повороте Шебу, повернула обратно. Тристан заметил камень в тот момент, когда копыто лошади уже зацепилось за него.

— Джорджиана!

Нога Шебы подвернулась, и лошадь упала головой вперед, выдернув поводья из рук Джорджианы и сбросив наездницу на мокрую землю. Тристан с проклятием остановил коня и соскочил с седла. Он подбежал к Джорджи, лежавшей в нескольких футах от бившейся о землю с жалобным ржанием Шебы.

Тристан бросился на землю рядом с Джорджианой.

— Джорджиана! Ты меня слышишь?

Шляпа слетела с ее головы, и золотистые волосы упали на лицо. Руки у него дрожали, когда он осторожно отвел волосы в сторону.

— Джорджиана?

Хватая ртом воздух, она открыла глаза и села.

— Шеба!

— Сиди спокойно, — приказал он, удерживая ее за плечо, — и проверь, ничего у тебя не сломано?

— Но…

— Как ты себя чувствуешь? — снова спросил он.

Она заморгала, затем привалилась к его груди.

— О-ох.

— Где болит?

— Сзади, ниже спины и бедро. С Шебой все в порядке?

Подъехавший грум поспешил к лошади.

— Я позабочусь о ней, миледи.

У Тристана замирало сердце от беспокойства за Джорджиану.

— Тебе повезло, если ты не сломала себе копчик.

— Поправь мне платье. Ради Бога, оно задралось почти до шеи.

Подавив вздох облегчения, он перегнулся через нее и опустил юбку ниже колен.

— Ты можешь сесть прямо?

Она поморщилась, но села.

— Да.

— А как руки и ноги? Согни их. Сожми кулаки.

— Все в порядке. А что с Шебой, Джон?

— Запуталась в поводьях, леди Джорджи. Милорд, я был бы весьма признателен, если бы вы помогли мне.

Сердце Тристана начинало биться ровнее, но он не убирал руку с плеча Джорджианы. Ему не хотелось отпускать ее.

— Одну минуту. Джорджиана, если ты встанешь с этого места, прежде чем я разрешу, мне придется взять на себя…

— Поняла. Я останусь здесь.

Тристан поднялся, отряхивая с колен грязь, затем лег на шею Шебы, чтобы сдержать ее и дать возможность Джону распутать поводья. Освободившись, лошадь вскочила на ноги и затрясла головой. Он схватил ее под уздцы и присел на корточки, чтобы осмотреть переднюю ногу, поскользнувшуюся на камне.

Джорджиана сидела там, где он оставил ее, с разорванным рукавом и упавшими на лицо волосами. Дэр передал лошадь Джону, затем помог Джорджи встать.

— Она растянула колено, — сказал он, — но ничего не сломано. Вам обеим чертовски повезло.

Прихрамывая, Джорджиана подошла к Шебе и погладила ее по носу.

— Прости меня, моя милая.

Она споткнулась и поморщилась от боли, Тристан подхватил ее под руку.

— Я отвезу тебя домой, — сказал он и повернулся к груму: — Поедешь с Шебой следом за нами. Джон, подсади леди Джорджиану.

— Да, милорд.

Неохотно выпустив ее из рук, Тристан сел на Шарлеманя. Наклонившись, он подхватил Джорджиану под мышки, а Джон подтолкнул ее снизу. Через мгновение она сидела перед Тристаном в седле и не отрываясь смотрела поверх его плеча на свою лошадь, пока они не добрались до деревьев.

— Как глупо, — тихо сказала она. — Если бы я только знала.

— Я плохо влияю на тебя, Джорджи. Ты не виновата.

Она вздохнула и прислонилась головой к его плечу.

— Спасибо.

Ему хотелось прижаться лицом к ее волосам, но он сдержался.

— Ты напугала меня, девочка.

Она подняла на него глаза:

— Правда?

Затаив дыхание, он наклонился и поцеловал ее.

— Мне очень жаль, что вы ушиблись, миледи. Если желаете, я разотру ваш копчик.

— Прекрати, — возмутилась она, — нас увидят.

— Никого нет, проснулись только молочницы.

Джорджиана успокоилась.

— Между прочим, а что ты здесь делал? Ты же не молочница.

— Я люблю дышать свежим утренним воздухом.

— На Дамской миле?

— Да.

— Ты ведь искал меня, не так ли?

— Мне нравится встречаться с тобой по утрам. А это случается не так часто, как мне бы хотелось.

Она пошевелилась, ее теплое гибкое тело мешало ему сосредоточиться. В парке почти никого не было, и любая укромная поляна дала бы им приют и уединение, если бы они захотели.

— О-ох, — тихо охнула она, снова шевельнувшись.

Отогнав грешные мысли, он притянул ее поближе к своей груди.

— Когда мы доставим тебя домой, прими горячую ванну и сиди в ней как можно дольше, сколько выдержишь.

— Так ты специалист по увечьям от верховой езды? — спросила она смягчившимся тоном.

— Меня самого несколько раз сбрасывала лошадь.

Свободной рукой она дотронулась до того места ниже его плеча, где был шрам.

— Я помню. — Она медленно провела рукой по его лицу и запуталась в его волосах. — У тебя такой озабоченный вид, — прошептала она и, притянув к себе его голову, поцеловала.

Должно быть, она начинала бредить. Он не проверил, нет ли у нее повреждений на голове. Несмотря на это, Тристан не удержался и поцеловал ее и чуть не застонал, когда ее язык скользнул по его зубам. Тристан ослабил поводья и, не отрываясь от ее губ, заключил в объятия. Шарлемань остановился и, повернув голову, посмотрел на них.

— Милорд, леди Джорджиане нехорошо?

Дэр резко обернулся к подъехавшему Джону с Шебой на поводу.

— Нет, сейчас все хорошо. Она только на минуту потеряла сознание, и я испугался, дышит ли она.

Джорджиана спрятала лицо у него на груди, ее плечи тряслись от сдерживаемого смеха.

Было видно, что грум обеспокоен.

— Может быть, мне поехать вперед за помощью?

— Да, по-моему, надо. Я приведу Шебу.

— В этом нет необхо… — начала Джорджи.

— Помолчи, — тихо сказал он, не давая ей поднять голову. Грум отдал обрезанные поводья Шебы и помчался в направлении Хоторн-Хауса.

— Он до смерти напугает тетю, — огорчилась Джорджиана, когда Тристан дал ей возможность заговорить.

— Да, но я произведу большое впечатление, дорогая.

Она снова усмехнулась. Видимо, у нее с головой все-таки не все в порядке.

Он тронул повод, и Шарлемань пошел шагом, сзади прихрамывала Шеба.

— С ней действительно ничего не случилось? Я чувствую себя такой идиоткой.

— Не стоит. Обещаю, я осмотрю ее еще раз, когда мы вернемся, и сделаю ей компресс. Хотя она не страдает, и нога не очень сильно распухла. С ней будет все хорошо, любовь моя.

— Надеюсь.

— Меня больше беспокоишь ты. Ты знаешь, что у тебя кровь на локте?

Она посмотрела вниз.

— Нет. О, у тебя весь сюртук в крови. Мне жаль…

— Перестань, Джорджиана. Я втянул тебя в эти скачки, а ты упала. Замолчи и поцелуй меня.

Удивительно, но она поцеловала его. Когда он поднял голову, чтобы перевести дыхание, уже нужно было искать уединенное местечко. Хуже того, она заметила его возбуждение и снова зашевелилась.

— Ты это нарочно делаешь, — проворчал он.

— Конечно.

— Тогда прекрати. Твой грум возвращается.

Джон мчался по дорожке в сопровождении трех лакеев. Тристан удивился, что будут делать четверо слуг с одной лошадью, но, каковы бы ни были их намерения, он не собирался уступить Джорджиану ни одному из них.

— Милорд, — сказал запыхавшийся Джон, — Брэдли готов, если надо, поехать за доктором.

Тристан снова посмотрел на Джорджиану. Внешне с ней все было в порядке, но если она не позволит ему осмотреть ее копчик, кто-то должен это сделать. Он кивнул:

— Пусть едет.

— Трис…

— Вдруг у тебя что-то сломано. Не спорь.

Трое слуг топтались вокруг них, и Шарлемань начал вскидывать голову и бить копытами. Тристан успокоил его. Только не хватало, чтобы Джорджи снова сбросили на землю.

— Займись Шебой, — приказал он, передавая поводья Джону. — А остальные, черт побери, держитесь позади.

Дружно заверив его своими «да, милорд», они отступили назад. Подъезжая к Хоторн-Хаусу, Тристан чувствовал себя тамбурмажором на параде. Из дверей торопливо вышла герцогиня, и у него возникло ощущение, что события снова повернули в худшую сторону.

— Что случилось? — грозно спросила она, спускаясь по ступеням. — С тобой все в порядке?

— Я чувствую себя прекрасно, — ответила Джорджиана, поворачиваясь так, чтобы Тристан мог спустить ее с лошади. — Не надо истерики.

Когда она коснулась земли, колени у нее подогнулись, и она ухватилась за стремя, чтобы не упасть. Тристан соскочил с седла и подхватил ее.

— Позвольте мне.

— Сюда, — указала герцогиня, разгоняя таращившихся слуг.

Он был уверен, что помнит, где спальня Джорджианы, но позволил Фредерике показывать ему дорогу. Сейчас не стоило разрушать то, что им удалось восстановить. Он осторожно опустил Джорджиану на кровать, заметив, что, садясь, она поморщилась.

— Благодарю вас, лорд Дэр, — сказала герцогиня. — А теперь будьте добры, оставьте нас, чтобы я могла позаботиться о племяннице.

Он кивнул, но Джорджиана, схватив его за руку, удержала.

— Вы обещали присмотреть за Шебой, — сказала она.

— Я так и сделаю.

Джорджиана увидела, как он вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь. Раньше он никогда ничего ей не обещал, и это его обещание что-то значило. Как и его встревоженный вид, и дрожавшие руки, когда он поддерживал ее после падения.

— Давай снимем это платье, — сказала тетка, возвращая ее к действительности.

— Не так уж все плохо. Я просто сильно ударилась.

— У тебя локоть в крови.

— Знаю. Он болит. Так мне и надо за то, что хотела обогнать Дэра. Этого никто не может сделать.

Фредерика застыла.

— Ты хотела обогнать Дэра? Зачем это?

— Мне захотелось. Вокруг никого не было, и я подумала, что будет весело.

И ей было весело до головокружения, пока Шеба не сбросила ее.

— Это «веселье» было его идеей?

— Нет, моей. — Джорджиана подвинулась к краю кровати и, морщась от боли, старалась снять туфли. — По-моему, я до смерти напугала его, когда упала, поэтому не ругайте его.

— Не понимаю я тебя, — сказала Фредерика, расстегивая пуговицы на ее амазонке. — Ты его ненавидишь, а потом переезжаешь в его дом. Убегаешь оттуда, а затем едешь с ним кататься.

— О-ох. Я сама этого не понимаю, тетя.

— Где у тебя болит?

— В основном ниже спины. Тристан думает, может быть, я сломала копчик.

Руки тетки застыли в воздухе.

— Ты сказала лорду Дэру, что ты ушибла? — очень медленно произнесла она.

Джорджи покраснела.

— Это же было очевидно.

— О Боже! Джорджиана, надеюсь, он не будет всем рассказывать об этом. Обычно ты бывала осмотрительнее.

— Он никому не скажет.

Фредерика с озадаченным видом продолжала смотреть на нее, но Джорджиана притворилась, что у нее закружилась голова, чтобы до прибытия врача больше не разговаривать.

Одно казалось ей ясным: Тристан на самом деле питает к ней какие-то чувства. А ей он начинает нравиться все больше. Однако она по-прежнему продолжала верить, что любовь к Тристану Карроуэю — прямая дорога к разбитому сердцу.

Слава Богу, врач решил, что горячая ванна и день, проведенный в постели, лежа на животе, излечит ее самые тяжелые увечья. Она не понимала, как он мог быть в этом уверен, если он даже не поднял на ней рубашку и не осмотрел ее поврежденную нижнюю часть, но Тристан сказал то же самое.

Когда врач ушел, она приняла ванну. Горячая вода расслабила болевшие мышцы и очистила царапины на боку и на локте. Затем с помощью Мэри Джорджиана забралась на постель и легла, упершись подбородком в сложенные руки.

В комнату снова вошла Фредерика:

— Он все еще здесь и хочет тебя видеть.

— Пожалуйста, пусть он поднимется, если вы не возражаете.

— Только до порога.

Черт! Она погубит себя, если не будет осторожнее.

— Конечно, только до порога.

— Я передам ему, — проворчала, уходя, Фредерика.

Через минуту в дверь постучали.

— Джорджиана, — услышала она голос Тристана. Он распахнул дверь, но не вошел. Очевидно, его уже предупредили.

— По-моему, я очень не нравлюсь твоей тете, — сказал он, прислоняясь к косяку двери.

Она усмехнулась.

— Как там Шеба?

— Как я и думал, растянула мышцу. Мы наложили компресс, и Джон будет неделю выводить ее два раза в день. После этого ты можешь попробовать поездить на ней, но еще около месяца никаких галопов.

— По крайней мере столько же я и сама не смогу скакать галопом, — с грустью сказала девушка.

Он взглянул на Мэри, скромно отошедшую в сторону.

— Я рад, что у вас кости остались целы.

— Я тоже.

Он долго не спускал с нее своих голубых глаз, затем выпрямился.

— Я должен идти. Мне надо было явиться в парламент еще час назад. — Он постоял, не сводя с нее взгляда, затем как бы пришел в себя. — Я приду навестить вас сегодня вечером.

Вот так он снова все решил за нее.

— Если вы ухаживаете за мной, вы должны попросить разрешения навестить меня.

Он приподнял бровь.

— Хорошо. Можно мне навестить вас сегодня вечером?

— Да. — Она улыбнулась, стараясь скрыть внутренний трепет. — К этому времени, полагаю, я буду рада, что вы составите мне компанию.




Оказалось, что желающих посетить ее больше, чем она ожидала. Еще до полудня приехали Люсинда и Эвелина.

— Боже, — произнесла Люсинда, закрывая дверь за вышедшей Мэри, — я была почти уверена, что ты вся с головы до ног в бинтах.

Джорджиана нахмурилась:

— Всего лишь упала с лошади. А как вы, однако, об этом узнали?

— Горничная миссис Гротем была у модистки, когда туда зашла дочь доктора Барлоу.

— О нет! — Джорджиана спрятала лицо в подушки. — Миссис Гротем не умеет хранить даже свои секреты.

— Как бы там ни было, — сказала Эви, опускаясь на краешек кровати, — все говорят о том, что ты упала с лошади и лорд Дэр принес тебя домой.

— Полагаю, так оно и было, — выбираясь из-под мягких подушек, заметила она.

— И еще о том, что Дэр так беспокоился, что не хотел отойти от твоей постели, пока доктор Барлоу не поклялся, что с тобой все хорошо, а герцогиня обещала сообщить ему, если будут какие-то изменения.

— Это не…

— Все говорят, что он влюблен в тебя, — вмешалась Люсинда, в ее карих глазах Джорджи увидела тревогу. — Джорджиана, я думала, ты хотела проучить его. А теперь пострадавшей оказалась ты. Если ты собираешься и дальше водить Дэра за нос, это становится очень опасно.

— Я не вожу его за нос, и он определенно не влюблен в меня. Не забывай, мы даже не нравимся друг другу.

— Вот поэтому все находят это весьма романтичным. — Эвелина выглядела немного озабоченной. — Ты поклялась никогда не выходить замуж и тем более за Дэра, а сейчас он ухаживает за тобой, и ты должна изменить свое решение.

— О Господи! — Она дернула ногой под одеялом и тотчас же почувствовала боль в позвоночнике. — Я никогда ни в чем не клялась, и я не меняю своих решений, и… к черту все это.

Люсинда и Эвелина переглянулись.

— А как же Дэр на днях сопровождал тебя в Воксхолл-Гарденз? — подперев подбородок, сказала Люсинда. — И, если он принес тебя в дом, значит, ты каталась вместе с ним?

— Он говорит, что ухаживает за мной, но это только слова, — горячо заговорила Джорджиана. — Да он просто пытается свести со мной счеты за то, что я рассчиталась с ним.

Эвелина казалась совсем сбитой с толку, но Люсинда помрачнела.

— Подожди минутку. — Она подалась вперед. — Он сказал, что ухаживает за тобой? Ты хочешь сказать, что он действительно ухаживает за тобой, Джорджи? И все уже об этом знают?

Джорджиана снова уткнулась в подушки.

— Уходите! Я сама не знаю, что говорю!

Люсинда потрепала ее по плечу.

— Тебе надо поскорее разобраться в этом, дорогая. Потому что не мы одни задаем эти вопросы, а мы не злые люди.

Не прошло и часа после их ухода, как кто-то тихо постучал в дверь. Когда Мэри открыла, за дверью стояла Жозефина, горничная первого этажа.

— Леди Джорджиана, я пришла доложить, что лорд Уэстбрук внизу, приехал навестить вас.

— Боже мой, я и забыла. Мы собирались прогуляться. Пожалуйста, скажи Паско, чтобы он объяснил, что со мной произошел несчастный случай, и пусть он перс даст маркизу мои извинения.

— Да, миледи, — присела Жозефина.

Через несколько минут она вернулась.

— Лорд Уэстбрук выражает свое огорчение по поводу несчастного случая и говорит, что напишет вам письмо.

— Спасибо, Жозефина.

После ее ухода Джорджи долго в раздумье лежала на постели. Все вокруг думали, что Тристан ухаживает за ней и что она охотно принимает его ухаживания. Беда была в том, что именно это она и делала. Она уже не владела собой и ждала с нетерпением каждой встречи. Все ее существо откликалось на звук его голоса и его прикосновения.

А что, если это не игра? И он искренен? И вдруг он и в самом деле попросит ее выйти за него замуж?

Джорджиана тяжело вздохнула, жалея, что не может встать и походить по комнате.

В движении ей легче думалось. Это была катастрофа, и, хуже всего, это было дело ее собственных рук.




— О, сдаюсь, — сказала Эдвина, наклоняясь, чтобы поймать Дракона и посадить его на колени. — Должна признаться, ты была права: они так вспыльчивы.

Милли могла испытывать удовлетворение от того, что Эдвина наконец хоть в чем-то признала ее правоту.

— Как жаль. Какое-то время казалось, что они хотят помириться.

— Значит, ты полагаешь, это будет мисс Джонс? — вздохнула сестра.

— Вероятно, пропади все пропадом. Она достаточно богата, но, кажется, слишком чопорна, чтобы ужиться в семье Карроуэй. И как только они поженятся, нас отошлют обратно в Эссекс. Нам можно уже сейчас попрощаться с мальчиками. Думаю, мы будем их видеть только на Рождество, поскольку нам запретят покидать коттедж.

— О, почему это не Джорджиана, — проворчала Эдвина.

Милли похлопала ее по колену.

— Но Тристан еще не женился. Я не стану прощаться, пока новая леди Дэр не вышвырнет меня за порог. Так что нам остается только надеяться на лучшее.

— И молиться, чтобы никто не сломал себе шею, — добавила Эдвина с вымученной улыбкой.




Глава 16


Не надсаживай себе этим мозгов…

    

У. Шекспир. Гамлет. Акт V, сцена 1[13 - Перевод Б. Пастернака.]






— А когда она потеряла сознание, он всю дорогу до дома тетушки нес ее на руках. Лорд Дэр так волновался, что не хотел отойти от ее постели. — Синтия Прентисс бросила себе в рот еще кусочек шоколада.

Амелия Джонс выбирала себе десерт без всякого интереса.

— Их семьи очень близки. Я полагаю, он хотел убедиться, что с ней все в порядке. Что в этом удивительного?

— Хм, — задумчиво заметила Фелисити, сидевшая по другую сторону от Амелии, — когда ты в последний раз ездила кататься с лордом Дэром, Амелия?

— Мы как раз на прошлой неделе выезжали на пикник, — вспомнила она, остановив свой выбор на засахаренных апельсиновых дольках. — И он был очень внимателен.

Тристан был настолько внимателен, что, вернувшись домой, она была готова выбирать свадебное платье. Однако с тех пор Амелия не только не видела его, но и не получала ни письма, ни букета цветов.

— Еще говорят, он послал ей огромный букет, — сказала Синтия, подтверждая слухи, доходившие до Амелии. — И как раз перед этим несчастным случаем.

Амелия заставила себя беззаботно рассмеяться.

— Вы обе любите сплетничать. Всем известно, что Тристан и леди Джорджиана недолюбливают друг друга. Я уверена, он просто проявил доброту ради ее кузена, герцога Уиклиффа.

Действительно, последние несколько дней прошли не так, как ожидала Амелия, но она знала, какие чувства питают друг к другу виконт и леди Джорджиана, — он в ее присутствии даже упомянул об упрямом, вспыльчивом характере своего врага. Тристану сейчас дают урок, после чего он безумно в нее влюбится, а к концу лета она станет виконтессой.

— Ну, может быть, ты и права, — сказала Фелисити. — Я хочу сказать, что лорд Дэр довольно красив, конечно, но все знают, что у него нет денег. Все, что он имеет, — это титул, а леди Джорджиана — дочь маркиза и кузина герцога. С какой стати ей быть виконтессой?

— Вот именно. И всем известно, что я получаю три тысячи дохода в год, поэтому не вижу смысла в дальнейшем обсуждении этой чепухи.

Тристан Карроуэй собирался жениться на ней. Он начал ухаживать за ней ради ее денег и еще потому, что находил ее очаровательной, и этого было достаточно для женитьбы.

— Вот он, — прошептала Синтия. — Может, тебе следует напомнить ему о твоих доходах.

Собравшись с духом, Амелия обернулась. Лорд Дэр только что вошел в главный зал «Олмэкса». Он был один, в черном вечернем фраке, плотно облегавшем его широкие плечи. Минуту Амелия с восхищением смотрела на него.

Он, с его высоким ростом и смуглой красотой, и она, с хорошенькой миниатюрной фигуркой, будут потрясающей парой. Конечно, они подходят друг другу — как раз на прошлой неделе отец, в случае объявления об их помолвке, предложил прибавить ей еще пятьдесят фунтов к тем, что давал «на булавки». Леди Дэр… да, из нее получится идеальная виконтесса.

Тристан, казалось, был чем-то озабочен, и, оглянувшись на своих циничных подруг, она направилась к оркестру с таким расчетом, чтобы с ним встретиться. Она радовалась, что сегодня надела свое желтое атласное платье с белыми кружевными рукавами. Все говорили, что оно придает ее глазам безупречно голубой цвет, как у фарфоровой куклы.

В последний момент она повернулась, чтобы помахать рукой Синтии, и натолкнулась прямо на него.

— О Боже, — произнесла она, споткнувшись таким образом, что ему пришлось подхватить ее под руки.

— Амелия, прошу прощения, — улыбнулся он, поддерживая ее. — Обычно я вижу, куда иду. Видимо, я довольно рассеян сегодня.

— Никаких извинений, Тристан. — Она поправила лиф платья, чтобы он непременно заметил ее глубокое декольте.

— Сегодня вы выглядите восхитительно!

— Благодарю вас. — Не переставая улыбаться, она сделала неглубокий реверанс, позволявший ему лучше рассмотреть ее грудь. Что бы ни говорила леди Джорджиана о пользе уроков, иногда мужчин совсем нетрудно раскусить. — Если вы и дальше будете так мило разговаривать, мне придется оставить для вас вальс.

— Если вы и дальше будете так же великодушны, я приглашу вас на танец. — С легким поклоном он отступил от нее. — Если позволите, вот человек, с которым мне необходимо поговорить.

— Конечно. Мы поболтаем позже.

— Или раньше, — широко улыбнулся он.

«Ах, успех! Он еще никогда не был так любезен!» Но торжествующая улыбка, которую она послала своим глупым подругам, увяла, когда, повернувшись, она увидела, с кем он хотел говорить. Леди Джорджиана Холли стояла между герцогом Уиклиффом и его женой. Амелия не могла не восхищаться Эммой Брейкенридж, хотя, поднявшись от директрисы школы для девочек до герцогини, она высоковато забралась.

Амелия вздохнула. Она хотела всего лишь подняться от внучки брата эрла до виконтессы — но даже это не казалось теперь таким обнадеживающим, как раньше. Тристан смотрел на леди Джорджиану с обожанием. Лучше признать очевидное. Может быть, Джорджиана думает, что помогает ей, или только так говорит, имея совсем другие намерения, но в любом случае Амелия должна сама направить Тристана на правильный путь. И ее знание мужчин подсказало ей прекрасную идею, как это сделать.




Грей не очень обрадовался его появлению, но Тристана больше беспокоило присутствие Лаксли, Полтриджа и в меньшей степени Фрэнсиса Хеннинга, окруживших Джорджиану. После того страха, который он пережил из-за нее накануне, ему была неприятна даже мысль, что другие мужчины могут смотреть в ее сторону.

— Джорджиана, — сказал он, оттолкнув локтем Хеннинга, чтобы поцеловать ее руку. — Я снова вижу блеск в ваших глазах. Вы чувствуете себя лучше?

— Намного, — улыбнулась она, — хотя едва ли смогу танцевать.

Он предположил, что это замечание, вероятно, предназначалось другим поклонникам, но ни один из них не понял намека и не ушел. Вместо этого они зашумели, осыпая ее выражениями сочувствия и комплиментами, что заставило его нахмуриться.

Если же ее замечание относилось к нему, то он тоже никуда не уйдет. Эмма взяла его за руку, прежде чем он успел разогнать этих шутов.

— Вчера ты оказался почти героем, — с веселыми искорками в карих глазах сказала она насмешливо.

Бросив сердитый взгляд на стаю поклонников, он отошел в сторону.

— Я был бы признателен, если бы ты перестала говорить об этом. Доброе сердце и пустой карман делают Дэра очень одиноким малым. — Он взглянул в сторону Джорджианы. — Особенно когда некоторые представительницы женского пола не верят рассказам о добром сердце.

— Ну, тебе придется убедить ее. Я, например, на твоей стороне.

Он вопросительно поднял бровь.

— А как к этому относится могущественный Уиклифф?

— Он больше беспокоится о Джорджиане. Мой совет: будь терпелив и в то же время настойчив.

— Твой совет, дорогая Эмма, вероятно, убьет меня. — И, чтобы смягчить свои слова, Тристан поцеловал ее в щеку. — Но я ценю его.

— Сколько раз я должен говорить тебе, — грозно сказал Грей, подошедший к нему, слава Богу, под руку с Джорджианой, — чтобы ты держался подальше от моей жены?

— Ты же не позволишь мне поцеловать тебя, — ответил Тристан, — так что у меня не было выбора.

— Вы не проводите меня к буфету? — протянула ему руку Джорджиана.

Молодец Уиклифф, что увел ее от этой волчьей стаи.

— С удовольствием. Ваша светлость, вы позволите?

— Ох, убирайся, — сказал Грей. — Но не спускай с нее глаз. Она чуть не упала, выходя из кареты.

— У меня платье зацепилось, — объяснила Джорджи, краснея.

— Буду охранять ее, не жалея жизни.

Уступить кому-то Джорджиану было немыслимо. Чего бы это ни стоило, она будет принадлежать ему всегда.

— Так как же, я взял верх над твоими женихами? — спросил Тристан, выбирая место, где было поменьше любопытных глаз.

— Я не могу послать их к черту, когда они надоедают мне, — охотно ответила она. — А тебе могу это сказать.

— За эти годы я привык переносить твои оскорбления, — согласился он. — Как поживает твой копчик?

Она покраснела еще гуще.

— Черно-синий, но лучше. Слава Богу, почти все думают, что я вывихнула колено, и моя тыльная часть не является предметом обсуждения.

Тристан кивнул. В прежние времена он мог бы потребовать признания своей заслуги в распространении ложных слухов, но он так волновался за нее, что не хотел никакой благодарности.

— Я рад, что ты приехала сегодня, — сказал он, чтобы поддержать разговор.

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Я тоже. Тристан…

— А, вот ты где. — К ней подбежала Люсинда Баррет и схватила за руку. — Я надеялась, что тебе уже лучше и ты приедешь.

Подавив раздражение, Тристан, кивнув, поздоровался с рыжеволосой девицей.

— А я бы притворился больным, чтобы не появляться здесь.

Джорджиана с явным недоверием посмотрела на него.

— Так почему же вы не притворились?

— Потому что вы здесь.

— Тише, — приказала она. — Из-за вас все начнут говорить о нас.

— Все уже и так говорят, — усмехнулась Люсинда. — Вы оба — сказка для Лондона.

Тристан впервые оглядел зал. Действительно, казалось, они были предметом обсуждения. Хорошо, пусть так и будет. Она больше не ускользнет от него или из-за его безрассудства, или из-за своего упрямства. А слухи лишь увеличат его шансы.

— Не заблуждайся, Люси. Ему нужны только мои деньги.

Люсинда побледнела и испуганно посмотрела в его сторону.

— Джорджи, ты не должна говорить такие вещи.

Тристан скрыл охвативший его гнев. Конечно, он и раньше слышал такие разговоры. Однажды несколько дам обсуждали, нельзя ли купить за деньги его интимные услуги. Он никогда не забудет этого вечера.

Но, насколько ему было известно, Джорджиана никогда и ни с кем не говорила о его финансах, и, даже если она пошутила, он, черт побери, не оценил ее шутку.

Тристан осторожно высвободил свою руку.

— Мисс Баррет, не присмотрите ли за леди Джорджианой, я обещал танец мисс Джонс.

Он небрежно поклонился.

Виконт не успел сделать и шага, как Джорджи схватила его за рукав.

— Дэр.

Он остановился и холодно посмотрел на нее:

— Да?

— Люси, отойди, — шепнула Джорджиана.

Мисс Баррет подчинилась, довольная, что ускользнула живой и невредимой. Шепот вокруг них становился все громче, но ему было совершенно на это наплевать. Люди всегда будут сплетничать. Единственное, что он мог сделать, — это убедить их, что между ними произошла обычная ссора.

— Прости меня, — прошептала она. — Я не хотела так сказать, это было нечестно.

Он с деланным равнодушием пожал плечами:

— Это правда, отчасти. Но деньги — это не все, чего я хочу от тебя, Джорджиана, и ты это знаешь.

— Я помню, ты говорил мне об этом, но я не знаю, чему верить. Ты уже обманывал меня.

— Но и ты обманула меня, разве не так? — тихо возразил он. — Как я могу убедить тебя?

Он вдруг подумал: не этого ли она ждала — заставить его при всех объявить о своих намерениях и своей любви к ней, а затем посмеяться над ним и публично унизить. И оттого, что он не мог скрыть свое желание быть рядом с ней, Тристану показалось, что он угодил прямо в расставленную ею ловушку.

Она вздохнула:

— Иногда я не знаю, что и думать.

— Не надо много думать. Это вредно, — пошутил Тристан.

Она коротко рассмеялась:

— Черт, я не взяла веер. Если бы не боль ниже спины, я бы ударила тебя ногой.

На его лице медленно появлялась улыбка.

— Если бы у тебя там не болело, я бы предложил заняться более приятными делами. — Глядя на нее, он с трудом сдерживался, чтобы не провести пальцем по ее щеке. — Я хочу тебя, — чуть слышно прошептал он. — Очень.

Джорджиана нервно сглотнула.

— Ты пытаешься вогнать меня в краску. Ничего не получится, поэтому перестань.

— Я не хочу, чтобы ты краснела, — все так же тихо продолжал он. — Я хочу, чтобы ты произносила мое имя и сгорала от страсти в моих объятиях.

— Замолчи, — дрогнувшим голосом произнесла она. — Ты с ума сошел.

Он улыбнулся. Казалось, все шло как надо, хотя он начинал ощущать некоторое физическое неудобство.

— Обещай, что завтра ты пойдешь со мной на прогулку, и я замолчу.

— Я приглашена на чай с Лю…

— Я хочу касаться твоей теплой кожи и чувствовать под своим телом твое тело, моя Джорджи…

— Ладно! — Густо покраснев, она потащила его к накрытым столам. — Будь ровно в десять, иначе я ударю тебя, когда увижу в следующий раз.

— Вполне справедливо, — кивнул он.

Вечер в общем прошел неплохо. Он понял, как ему следует вести себя. Она хотела его, и это облегчало его следующий шаг.




Джорджиана не собиралась удерживать Тристана, но в тот момент, когда он отпустил ее, она была не в состоянии с ним расстаться. И он не ушел, а она дала согласие на совместную прогулку. Она все еще как бы опасалась, что может упасть, но на самом деле жаждала ощутить жар в крови и желание, которое он пробуждал в ней.

Хуже того, все общество, собравшееся в «Олмэксе», наблюдало, как они долгое время были увлечены разговором, как она улыбалась, и как он улыбался, и как она краснела и словно таяла перед ним. Но Джорджиана была убеждена, что, если бы она не согласилась на эту прогулку, он затащил бы ее в ближайшую нишу, сорвал с нее платье, и она, несмотря на больной копчик, получила бы такое наслаждение, которое просто невозможно перенести.

За последние два года ей делали предложение двенадцать мужчин, но ни один не вызывал в ней тех чувств, которые возбуждал Тристан. После второй проведенной с ним безумной ночи она даже попыталась представить себя обнаженной и охваченной страстью с одним из своих женихов. Ведь если бы она вышла замуж за кого-то из них, ей пришлось бы делить с ним постель. Но все эти воображаемые сцены вызывали у нее почти отвращение. Несколько джентльменов имели приятный вид, а некоторые, как Лаксли и Уэстбрук, были очень красивы. Однако, сколько она ни старалась, ничего не получалось. Невыносима была сама мысль, что один из них будет касаться ее и целовать, не говоря уже о…

— Миледи, — сказал, подходя к ней эрл Драстен, — прошу вас подарить мне этот танец.

Стоявший рядом с ней Тристан настороженно распрямился, мышцы его руки напряглись. Она изобразила вежливую улыбку. Никто не посмеет устраивать скандал из-за нее, и, уж конечно, не в «Олмэксе». Иначе ей навсегда запретят появляться здесь.

— Сегодня я не танцую, милорд.

— Это слишком жестоко, — возразил темноволосый эрл, бросив на Дэра неприязненный взгляд. — Вы не можете лишать нас своего общества ради этого распутника.

Она всем своим существом ощутила угрожающую силу вспыхнувшего в Тристане гнева.

— Вы что, оглохли, Др…

— Лорд Драстен, — перебила она Тристана, чтобы он не успел вызвать этого идиота эрла на дуэль, — два дня назад, во время прогулки верхом, со мной произошел несчастный случай, и сегодня я еще не могу танцевать. Но мне было бы приятно получить шоколад.

Драстен предложил ей руку:

— Тогда я провожу вас туда.

— Нет, не проводите, — сказал Тристан.

— Идите поищите других невест, Дэр. Этой вы совсем не нравитесь.

Ахнув, Джорджиана встала между ними и толкнула Тристана в грудь, не дав ему опустить сжатый кулак. От ее толчка он даже не пошатнулся, но и не ударил эрла.

— Нет, — сказала она, глядя ему в глаза.

В его сузившихся голубых глазах она увидела гнев и продолжала держать его за лацканы фрака. Наконец он расслабился и криво усмехнулся.

— Целый месяц я никого не убивал, — тихо произнес он, веселая искорка блеснула в его глазах. — Станет всего лишь на одного эрла меньше.

— Послушайте, Дэр, вы не можете говорить…

Быстрым движением Тристан обошел ее и оказался перед эрлом. Неожиданно схватив Драстена за руку и тряхнув ее, он наклонился и очень тихо шепнул:

— Убирайся. Сейчас же!

Очевидно, эрл увидел в глазах Тристана то же, что и она. Он попятился и сразу же очутился в кругу своих приятелей. Джорджиана перевела дух. Временами она забывала, что, когда они встретились впервые, о Тристане рассказывали, что он много пьет, увлекается азартными играми и стреляет без промаха. С тех пор он очень изменился.

— Прошу прощения, — сказал он, накрывая ее руку своей теплой ладонью.

Перед ней снова был спокойный, хорошо владеющий собой Тристан. Джорджиана подумала, не в том ли и заключается главная перемена, что он понял: его поступки имеют значение не только для него самого, но и для других, — и сознание этого заставляет его поступать соответствующим образом в большинстве случаев.

— Я рада, что избавилась от него, — ответила она, думая, чувствует ли он учащенное биение ее пульса.

Стоило ему упомянуть об их свидании в обнаженном виде, а затем из-за нее пригрозить кому-то кровавой расправой, и у нее начали дрожать колени.

— Рад был услужить.

Она почувствовала, как между ними пробежали искры, и, если она сейчас же не прикоснется и не поцелует его, это причинит ей физическую боль. Казалось, он испытывал то же чувство и оглядел зал с таким видом, как будто желал, чтобы все гости немедленно исчезли. Вероятно, он не так уж хорошо владел собой, как она думала.

— Не можешь ли ты отвести меня… куда-нибудь? Она почти задыхалась от непреодолимого желания.

— В гардеробную? — предложил он. — Похоже, тебе холодно.

— Да, туда. — Она вся пылала.

Несмотря на то что ей хотелось броситься туда бегом, они пересекли полную людей комнату, сохраняя насколько возможно достоинство. У дверей гардеробной стоял на страже лакей. Подойдя к нему, Тристан заложил руки за спину.

— Будь любезен… — Он запнулся. — Черт, я забыл перчатки. Найди, пожалуйста, моего брата Брэдшо, возьми их у него и принеси мне, — попросил он.

— Сейчас, милорд, — кивнул слуга.

Как только он исчез из виду, Тристан втолкнул ее в маленькую комнату и закрыл дверь.

— Перчатки у тебя на руках, — заметила Джорджиана, взглянув на его руки.

Он сорвал их и сунул в карман.

— Нет, я без перчаток.

Сделав шаг, он прижал ее спиной к двери и впился в ее губы яростным поцелуем.

Волна страсти пробежала по их телам, и она со стоном притянула к себе его лицо, стараясь проникнуть в глубину его рта.

Виконт провел руками по ее спине, бедрам и, подхватив под ягодицы, прижал к себе. Ее лицо исказилось от боли:

— О-ох.

— Проклятие. — Дэр тотчас же отпустил ее и уперся ладонями в дверь по обе стороны от ее головы. — Прости меня.

— А как же Брэдшо? — спросила Джорджиана, покусывая его нижнюю губу. — Этот человек ищет его.

— Долго будет искать. Шо здесь нет.

Джорджиана хотела похвалить его за хитрость. Но у них было очень мало времени, и ничто не имело значения, кроме этого самозабвенного жаркого поцелуя.

— Если бы в этой проклятой двери был замок, — проворчал Тристан, продолжая целовать ее так, что она хотела его почти до потери сознания.

— Нам все равно нельзя. — Джорджиана обняла его за талию и гладила твердые мускулы спины. — Или можно?

Прервав последний поцелуй, он отшатнулся от нее.

— Нет, нам нельзя, — хриплым от страсти голосом прошептал он. — Если бы я хотел выиграть пари и погубить твою репутацию, я бы уже давно это сделал.

Джорджиана прислонилась к двери, пытаясь успокоить дыхание и собраться с мыслями.

— Так как же ты намереваешься выиграть?

На его губах появилась насмешливая улыбка, ей захотелось как следует поколотить его.

— Настойчивость и терпение, — сказал он, погладив ее по щеке. — Мне нужно не только твое тело, Джорджиана. Я хочу тебя всю.

Несколько недель назад она бы усомнилась в искренности его слов. Сегодня, глядя в его умные, полные желания глаза, она поверила ему.

Дверь затряслась. С проклятием Тристан бросился на покрытый ковром пол и схватился за колено.

— Черт побери, Джорджи, я просил только поцелуя, — резко сказал он, глядя на вошедшего в комнату лакея. — Нашел моего брата?

— Н…нет, милорд. Я искал, но…

— Ладно. Помоги мне встать. Черт бы побрал этих ветрениц.

Покраснев, слуга поспешил поднять Тристана.

Не в силах вымолвить ни слова, Джорджиана смотрела, как Тристан, бросив на нее сердитый взгляд, хромая, подошел и поднял ее шаль.

— Полагаю, вы хотите теперь вернуться к вашему кузену? — приподняв бровь, осведомился он.

— Д… да. Прямо сейчас, пожалуйста.

Лакей за спиной Тристана старательно пытался отвести насмешливый взгляд.

Тристан предложил ей руку. Ради приличия она поколебалась, затем положила руку на его локоть.

Когда они возвращались в главный зал, Джорджиана не могла удержаться и посмотрела на него. Слухи об их маленьком приключении будут именно такими, какими он и хотел, — он пытался сорвать поцелуй, а она ударила его ногой.

Она знала, что свет почти не заинтересовался их первым свиданием благодаря тому, что Тристан предпринял все, чтобы помешать распространению сплетен. И сейчас он намеренно сделал так, чтобы запятнать свою репутацию, а не ее.

— Спасибо тебе, — тихо сказала она, поднимая на него глаза. Их взгляды встретились.

— Не за что. Когда я сбиваю тебя с пути истинного, я обязан защитить и от сплетен.

Она не была уверена, что именно он сегодня сбивал ее с истинного пути.

— Все равно это приятно.

— В таком случае отблагодари меня, погуляй со мной утром.

У нее мелькнула мысль, сможет ли она дотерпеть до утра.

— Хорошо.




Глава 17


Прочь, проклятое пятно! Прочь, говорю я тебе!

    

У. Шекспир. Макбет. Акт V, сцена 1[14 - Перевод Ю. Корнеева.]






Амелия приказала кучеру наемного экипажа подождать ее в конце квартала и заплатила ему лишних пять шиллингов, чтобы тот никому не проболтался о ее поездке. Надвинув на лицо капюшон, она крадучись прошла сначала по улице и затем по короткой подъездной дорожке к Карроуэй-Хаусу. Она видела этот дом только снаружи, и мысль, что это величественное здание скоро будет принадлежать ей, вызывала у нее приятную дрожь.

У ее родителей был роскошный дом, но он не стоял на Албемарл-стрит. Здесь, в самом фешенебельном районе Мейфэр, дома принадлежали старейшим семьям благородного происхождения. И скоро она вступит в этот избранный круг высшего света, куда не давали доступа даже все деньги ее отца.

До восхода солнца оставалась еще пара часов, и Амелия предполагала, что в доме все еще спят. Она тихонько толкнула входную дверь, которая, к счастью, не была заперта. Вероятно, она не ошиблась. Полная луна еще не скоро зайдет, и в туманном свете, льющемся из окон, она нашла лестницу и поднялась на второй этаж.

Тристан как-то упомянул, что братья занимают спальни в западном крыле дома, и она по коридору направилась туда. Все оказалось так просто, жаль, что она не додумалась до этого раньше. У леди Джорджианы с ее планом мало что получалось, поэтому возникла необходимость все взять в свои руки. Амелия усмехнулась. Конечно, результат будет в ее пользу.

За первой дверью, которую она открыла, было темно и пусто. Она осторожно закрыла дверь и подошла к следующей. Посередине кровати смутно виднелась куча одеял.

Затаив дыхание, она пробралась в комнату и нахмурилась. Лицо, выглядывающее из-под одеял, было слишком молодым и нежным и не могло принадлежать Тристану, значит, это один из его младших братьев.

В следующей комнате она узнала Брэдшо: какой-то там морской офицер Брэдшо был довольно красив, но у него не было ни титула, ни даже надежды на него, если только Тристан не умрет, не оставив наследников. А он не умрет, если это будет зависеть от нее, — она уж постарается.

Слабое тиканье часов в дальнем конце коридора напомнило ей, что остается совсем мало времени до того, как начнут просыпаться слуги. Отворив еще одну дверь, она заглянула в комнату.

А, повезло. Она обрадовалась, что под одеялами, растянувшись на спине, лежал Тристан, а не его средний брат Роберт. Она однажды видела его и чувствовала себя неловко и неуютно от его молчания и проницательного взгляда.

Стараясь двигаться как можно тише, Амелия закрыла за собой дверь и, сбрасывая на ходу накидку, на цыпочках подошла к кровати. Она не смогла сдержать улыбку. Если Тристан хотя бы наполовину соответствовал своей репутации, ночь обещала быть приятной во всех отношениях.




Почувствовав прикосновение нежных пальцев к своей груди, Тристан приоткрыл один глаз. Сначала он подумал, что ему снится Джорджиана, и, не желая просыпаться, он вздохнул и закрыл глаз.

Кто-то лизнул его ухо, а нежные пальцы скользнули под одеяло.

Даже во сне объятия Джорджианы пахли лавандой. Сейчас он чувствовал запах лимона. Что-то тяжелое шевельнулось и опустилось на его бедра. Тристан раскрыл глаза.

— Привет, Тристан, — шепнула Амелия Джонс, наклоняясь, чтобы поцеловать его, ее темные волосы рассыпались по обнаженным плечам и груди.

С проклятием он отшвырнул Амелию и вскочил.

— Какого черта вы здесь делаете? — возмутился он, окончательно просыпаясь.

Девушка присела на край кровати, в полумраке ее глаза горели. Она смерила его взглядом и без особого смущения, которого он мог бы ожидать от невинной дебютантки, разглядывала нижнюю часть его живота. Очевидно, она не была так невинна, как заставляла его думать.

— Я хочу заверить тебя, что с радостью приму твое предложение, — вкрадчиво произнесла она, облизывая верхнюю губу.

Он схватил со спинки стула одеяло и обернул им бедра. Раньше, до того как Джорджиана вернулась в его постель, он бы приветствовал ночное посещение хорошенькой особы женского пола, но теперь все переменилось. Кроме того, он прекрасно знал, как ставят такие ловушки. А это была надежная ловушка: Амелия была совершенно голой, и стоило ей закричать, как он превратился бы в женатого человека.

Истинно мужская часть его существа признавала, что Амелия была хороша и соблазнительна… и, конечно, богата. Он посмотрел ей в лицо.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — тихо сказал Тристан, надеясь, что никто в доме не слышал его крика, несколько удивленный тем, что она еще не позвала свидетелей. — Не могли бы мы поговорить об этом завтра за ленчем, как вы думаете?

Амелия покачала головой.

— Я смогу удовлетворить тебя не хуже любой женщины.

В этом он сомневался, но в данных обстоятельствах было не время спорить.

— Амелия, завтра я поговорю с вами, о чем вам будет угодно, но это просто не… непристойно.

Господи, он повторял то, что говорили женщины, которых он соблазнял. Он надеялся, что у него это выходило лучше, чем у них.

Она надулась.

— Я знаю, что непристойно, но ты не оставил мне никакого выбора. И я знаю, почему в последнее время ты почти не замечал меня.

Ее слова звучали угрожающе, поэтому он должен сделать так, чтобы никто не узнал о них за пределами этих стен.

— Так скажите почему?

— Леди Джорджиана Холли предупредила меня, что ты будешь ужасным мужем.

— Она так и сказала? — «Эта маленькая негодница, сующая нос не в свои дела!»

По правде говоря, он ожидал чего-то подобного.

— О да! Она говорила о тебе ужасные вещи. А потом обещала проучить, чтобы ты больше ценил меня, и пыталась нарочно поставить в глупое положение…

Она встала с постели и направилась к нему. Ее молочно-белая кожа светилась в полумраке комнаты.

Он отступил в сторону, стараясь отойти от нее как можно дальше, на случай если кто-то из членов семьи или слуг застанет их вместе.

— Я могу сказать то же самое и о вас, Амелия.

Она покачала головой, от этого движения сквозь волны каштановых волос стали видны ее полные груди.

— Я не хочу ставить тебя в глупое положение, — сказала она, — я хочу, чтобы ты женился на мне.

Слава Богу, Джорджиана честно рассказала ему о своем уроке хороших манер, иначе он мог не устоять перед соблазном воспользоваться Амелией.

— Очень интересно, — ответил он, поднимая с пола ее платье.

Они кружили по комнате, она — преследуя его, он — отступая.

— Почему бы вам не одеться?

— Я не хочу.

— Но уже очень поздно, и, если ваши родители проснутся и увидят, что вас нет, они с ума сойдут.

Она прислушалась к его словам или сделала вид, что слушает. Воспользовавшись моментом, он протянул ей платье.

— Пожалуйста, — настойчиво попросил он, — вы слишком отвлекаете меня, Амелия.

Еще никогда ему не приходилось так выкручиваться, чтобы избежать секса.

— Такое важное дело требует обсуждения в более подходящих условиях.

— Нет. Я теряю терпение, Тристан. Ты уже давно ухаживаешь за мной. Думаю, тебе следует переспать со мной, и…

— Для этого время еще найдется, — перебил он. Его панталоны висели на спинке стула, и он, бросив ее платье, схватил их. — Сегодня я очень устал.

— Я могу закричать и разбудить весь дом, — сладким голоском сказала она.

Глаза Тристана сузились. Проклятие!

— И тогда вам придется объяснить, почему вы оказались в моей спальне, а не я в вашей. Будут говорить, что вы распущенная женщина.

Она надула губки.

— Как я могу быть распущенной или слишком нетерпеливой, когда я весь сезон ждала твоего предложения?

Амелия потянулась к его одеялу. Тристан знал, что за этим последует, и, схватив за руку, оттолкнул ее от себя.

— Если вы разозлите меня, — твердым голосом заявил он, — я не женюсь на вас, чья бы репутация ни пострадала. Я это переживу.

— Но твой карман не переживет, потому что после этого никто не захочет выйти за тебя замуж.

— Я рискну. — Пока он мог убедить ее в этом, у него был шанс дожить до утра холостяком.

— Хм. — Топнув ногой, она подобрала платье, которое он бросил к ее ногам. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты влюблен в леди Джорджиану, и когда ты сделаешь ей предложение, она рассмеется тебе в лицо. И тогда ты будешь умолять меня выйти за тебя замуж. А я заставлю тебя просить.

Отвернувшись, он натянул панталоны и отбросил одеяло.

— Я уже сказал, мы можем поговорить об этом завтра. Мы оба успокоимся, будем отдохнувшими.

«И одетыми», — добавил он про себя.

— Ну ладно.

— Где ваши туфли?

— Вон там, возле накидки, — указала она.

Он отошел, чтобы достать их и зажечь лампу. Тем временем Амелия, сердитая и еще более неудовлетворенная после того, как увидела его прекрасную фигуру, натянула на плечи свое платье. Когда неровный желтый свет лампы осветил комнату, она заметила край женского чулка, выглядывавший из ящика ночного столика. Тристан все еще собирал ее разбросанную одежду, и она, подойдя к столику, вытащила чулок. Вместе с ним выпала записка. Она торопливо развернула и прочитала ее.

Ничего удивительного в том, что виконту так не хотелось отказываться от леди Джорджианы Холли. Она спала с ним. И оставила ему на память свой чулок. Взглянув на его голую широкую спину, Амелия вытащила из изящной маленькой шкатулки второй чулок и спрятала их вместе с запиской в свой карман.

Так вот какие уроки леди Джорджиана давала Дэру! С самого начала эта шлюха хотела украсть у нее Тристана, и ее урок был уловкой, чтобы не вызвать подозрения соперниц. Хорошо же, теперь ее ожидает сюрприз.

— Наденьте ваши туфли и накидку и пойдемте, — сердито сказал он.

Она замешкалась, думая о своем первоначальном плане разбудить весь дом и заставить Дэра жениться. Но подруги будут смеяться над ней, узнав, до какого отчаяния она дошла. Амелия все время твердила, что он обязательно сделает предложение.

— Мне это не очень нравится, — проворчала она, надевая туфли.

— Мне тоже. — Он не помог ей надеть накидку, а протянул ее, держа в вытянутой руке, чтобы не приближаться к Амелии.

— У вас есть карета? — спросил он, натягивая сюртук.

— За углом меня ждет наемная карета.

— Я провожу вас.

Его беспокоило, что она может пойти еще на какую-нибудь хитрость. А у нее были письмо и чулки. Придерживая карман, чтобы из него ничего не выпало, она спустилась по лестнице и вышла из дома.

— Не забудьте, мы встречаемся завтра за ленчем, — сказала она, когда они подошли к карете. — Я буду ждать вас в доме моих родителей.

— Я приеду. — Неожиданно он подошел ближе. — Мне это не нравится, Амелия. Я не люблю обмана. И ловушек.

— Я думаю только о нас двоих, — ответила она, попятившись. — Мне нужен титул, а вам мои деньги. Но я получила несколько других предложений, Тристан. Подумайте завтра и над этим.

— Я приеду в час дня.

Она поднялась в карету.

— Я буду ждать.

Тристан тихо вошел в дом и закрыл дверь. С глубоким вздохом он прислонился к тяжелой дубовой двери, а затем задвинул засов. Черт побери, он еле ускользнул!

Он улыбнулся, расправил плечи и направился к лестнице. Тристан представлял, что скажет Джорджиана, если он сделает ей завтра предложение. То есть после того, как придет в себя. И они с Джорджианой поженятся. Она может строить новые козни, придумывать новые унижения для него, но в таком случае ему придется перехитрить ее. Как только она произнесет «да», он сумеет справиться со всем остальным.

На верхней площадке лестницы шевельнулась темная фигура, и Тристан замер, сжав кулаки. Если это еще какая-то женщина, кроме Джорджианы, он готов выброситься с балкона.

— Ты на ней женишься? — услышал он спокойный тихий голос Бита.

— Слава Богу, это ты. Нет, я не женюсь, — с облегчением вздохнул Тристан.

— Хорошо. — Бит повернулся и исчез в темноте. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

На Роберта можно положиться, он никому не расскажет о том, что видел. Тристан вернулся в свою комнату, запер дверь и, немного подумав, придвинул к ней тяжелое кресло. Больше никаких визитов до утра. Ему надо о многом подумать.




На следующее утро Тристан появился в Хоторн-Хаусе точно в десять часов. Джорджиана увидела в окно, как он, в синем сюртуке, серых панталонах, блестящих сапогах и с пышным галстуком на шее, подошел к дому и постучал в дверь.

Ей все еще не верилось, что Тристан пришел к ней. Даже когда Джорджиана ненавидела и презирала его, вид этих голубых глаз, вьющихся темных волос, спускавшихся на его воротник, заставлял ее сердце неистово биться. Она убеждала себя, что оно полно гнева, и поэтому пользовалась каждым удобным случаем, чтобы оскорбить и обидеть его.

Почему ее по-прежнему влечет к человеку, который оскорбил и унизил ее? Или она придумала, что он изменился? А может, он изменился на самом деле? Это его появление — еще одна шутка, которая разобьет ее сердце, или он искренен?

— Миледи, к вам лорд Дэр, — объявил появившийся в дверях гостиной Паско.

Она повернулась к дворецкому:

— Спасибо. Я сейчас спущусь.

Натянув перчатки и взяв зонтик, она в последний раз взглянула на себя в зеркало и направилась вниз. Тристан расхаживал по комнате, что он делал всегда, попадая в дом ее тетки.

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Он остановился.

Когда они посмотрели друг другу в глаза, знакомый огонь пробежал по ее жилам, и только сила воли не позволила ей подойти к нему и подставить лицо для поцелуя. Такого с ней еще не бывало. Раньше, когда у нее вскипала кровь, ей хотелось подойти и ударить его веером по голове. Возможно, это было вызвано влечением к нему. Хотеть Тристана Карроуэя было опасно, любить его — просто гибельно.

— Как твои… — Он взглянул на стоявшего за ее спиной Паско. — Как ваши ушибы? — поправился он.

— Мне намного лучше. Только трудно сгибаться, да некоторые места очень интересного цвета.

Тристан улыбнулся:

— Рад слышать, что вы чувствуете себя лучше. Вы готовы?

Она кивнула:

— С нами пойдет Мэри.

— Хорошо. А не потребуется ли нам вооруженный охранник?

— Нет, если вы будете хорошо вести себя.

— Тогда вам лучше сейчас же послать за ним, — широко улыбнулся он.

Сердце Джорджианы затрепетало.

— О, перестаньте. Пойдемте.

Мэри ждала их в холле, они вышли из дома и повернули к Гросвенор-стрит.

Джорджиана положила руку на согнутый локоть Тристана, жалея, что приходится носить перчатки и что они не смогут взяться за руки. Ей нравилось касаться его руки, нравился запах его мыла.

— Что? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду под этим «что»?

— Ты наклонилась. Я подумал, ты хочешь что-то мне сказать.

Джорджиана, покраснев, выпрямилась.

— Нет.

— А я хочу что-то сказать тебе.

— Просвети меня, — сказала она, надеясь, что Тристан не замечает ее возбуждения.

— Кот Эдвины ведет себя в доме как хозяин. Сегодня утром Дракон расправился с эмблемой на форменной шляпе Брэдшо и принес ее тетушкам с таким гордым видом, словно он убил слона.

— О нет. А что сделал Брэдшо?

— Он еще не знает. Милли отпорола одно из украшений со своей нарядной шляпы со страусовыми перьями, окунула его в чернила, а затем пришила к шляпе Брэдшо.

Джорджиана рассмеялась:

— Ты ему скажешь?

— У него острый взгляд моряка. Если он не заметит, тем хуже для него, я так считаю.

— Ты просто ужасен! А что будет, если заметит кто-нибудь из его начальников?

— Я хорошо знаю Шо, он превратит это в последний крик морской моды, — пожал плечами Тристан. — К осени все будут носить дамские шляпы и побрякушки.

Он посмотрел на проезжавшую мимо карету, и она воспользовалась моментом, чтобы внимательно рассмотреть его профиль.

— Ты об этом хотел рассказать мне? — спросила она.

— Нет. Но ты постоянно слышишь комплименты по поводу своих изумрудных глаз и золотых волос. Я пытаюсь быть более оригинальным. — Он покосился на Мэри, следовавшую в нескольких шагах от них. — Хотя восхищение твоей прелестной грудью, вероятно, не поможет мне достичь моей цели.

Горячая волна пробежала по ее телу.

— И какая же у тебя цель? — так же тихо спросила она.

— Думаю, ты знаешь, но я все же стараюсь добиться у тебя признания, что ты действительно доверяешь мне.

— Я…

— Дэр! — раздался веселый голос.

Лорд Беллефелд вышел из мастерской портного, чтобы пожать Тристану руку.

— До меня дошли невероятные слухи, — громко заговорил толстенький маркиз, кланяясь Джорджиане.

Ей показалось, что у Тристана напряглись мускулы.

— И что же это за слухи? — лениво поинтересовался виконт. — Обо мне ходит так много слухов.

— Ха! Ты прав, приятель. Я слышал о том, что ты ухаживаешь за этой милой молодой леди. Это правда?

Тристан улыбнулся ей, и сердце у нее чуть не выскочило из груди.

— Да, правда.

— Отлично! Побегу поставлю десять фунтов на леди Джорджиану. Прощайте!

Кровь застыла у нее в жилах. Не сознавая, что делает, она вырвала руку из руки Тристана и схватила маркиза за плечо.

— Что… — Голос у нее сорвался, и ей пришлось повторить: — Что значит, вы поставите десять фунтов на меня?

Беллефелд, казалось, нисколько не смутился.

— О, в «Уайтсе» есть доска, на которой записывают пари, на ком в конце концов женится Дэр. Сейчас ставки два к одному, что к концу сезона он женится на девице Амелии Джонс. Ваши ставки пониже, но теперь я получил сведения из первых рук. — Он подмигнул ей.

Джорджиана побледнела и ухватилась за Беллефел-да, чтобы не упасть в глубокий обморок.

— Кто… на кого еще делают ставки? — удалось ей произнести.

— А? Не помню всех имен. Какая-то девица по имени Добнер и какая-то Смитти. Почти полдюжины, если не ошибаюсь. Не так ли, Дэр?

— Не знаю, — после паузы странным безжизненным тоном произнес Тристан. — Мне никто не говорил об этом.

Наконец Беллефелд сообразил, что сказал что-то бестактное. Покраснев, он начал оправдываться:

— Никто не придает этому значения, уверяю вас. Знаете, просто добрая шутка.

— Без сомнения, — сказала Джорджиана, отпуская его.

Беллефелд зашагал прочь, но она не тронулась с места. Она не могла заставить себя посмотреть в лицо Тристану. Ей хотелось закричать, убежать домой и больше никогда никого не видеть.

— Джорджиана, — спокойно сказал он, и ее лицо исказилось гримасой.

— Не… не смей…

— Пожалуйста, возвращайся с Мэри домой. У меня срочное дело.

Она никогда не слышала, чтобы он говорил таким пугающе мрачным тоном.

Его лицо стало серым, как, вероятно, и у нее самой. Конечно, он расстроен, его разоблачили, раскрыли его планы.

— Спешишь поставить деньги на меня? — с трудом спросила она. — На твоем месте я бы не стала — вот тебе сведения из первых рук. И — нет, я не верю тебе. И никогда, никогда не поверю.

— Иди домой, — повторил он дрогнувшим голосом.

Тристан еще раз посмотрел ей в глаза, затем повернулся и пошел в сторону Пэлл-Мэлл. Вероятно, чтобы сделать ставку на какую-нибудь более покладистую девицу.

— Миледи? — подошла Мэри. — Что-то случилось?

Слеза скатилась по щеке Джорджианы, и она поспешила стереть ее, пока никто не заметил.

— Нет. Пойдем домой.

— Но лорд Дэр?

— Забудь о нем. Я уже забыла.

Она быстрым шагом направилась домой, Мэри с трудом поспевала за ней. Джорджиана чувствовала боль в позвоночнике, но была рада этому, боль отвлекала ее от мрачных мыслей. Он снова так поступил — соблазнил ее и предал. На этот раз ей некого было винить, кроме себя. Слава Богу, она узнала об этом прежде, чем окончательно отдала ему свое сердце.

Когда Паско распахнул перед ней дверь, из ее груди вырвалось рыдание. Нет, он не причинил ей боли, ибо она оставалась равнодушной. Все, что между ними было, — простая похоть. А это она могла легко выкинуть из головы.

— Миледи?

— Я буду в своей комнате, — ответила она, торопливо проходя мимо дворецкого. — Не беспокойте меня! Понятно?

— Д… да, миледи.




В клубе «Уайтс» была не доска, а толстая книга, в которую любой имевший доступ в этот аристократический клуб мог записать ставки о заключенном с кем-то пари.

Тристан, оттолкнув в сторону швейцара, который пытался сказать ему, что ленч будет подан через час, вошел в клуб и направился в центральную комнату, где играли в карты и где на специальной подставке лежала книга. По дороге он израсходовал весь запас проклятий и ругательств, но повторил самые колоритные из них, увидев книгу и столпившихся вокруг нее мужчин.

— Дэр, хитрец, — усмехнулся один из молодых джентльменов, — знаете, нельзя ставить на самого себя. Плохо…

Тристан сжал кулак и нанес ему удар в челюсть.

— Отойди, — несколько запоздало предупредил он, когда молодой человек уже лежал на полу как мокрая тряпка.

Со всех сторон появились лакеи, а остальные джентльмены поспешили уступить Тристану дорогу. Даже не взглянув на них, он повернул к себе книгу. «По поводу предстоящего брака Тристана Карроуэя, лорда Дэра, — читал он про себя. — Список претенденток приводится ниже. Пожалуйста, укажите ставку согласно вашему выбору».

Имена организаторов этого пари не указывались, но список особ женского пола и тех, кто на них поставил, занимал уже две страницы, а записи были сделаны только накануне.

— Кто это сделал? — прорычал Тристан, оглядывая все увеличивающуюся толпу.

— Милорд, пожалуйста, уходите. Прошу вас, пойдемте, выпейте со мной, — пытался успокоить его Фицсиммонз, управляющий клубом.

— Я спросил, кто это сделал, — повторил, пылая гневом, Тристан.

Выражение лица Джорджианы, когда она слушала Беллефелда, чуть не убило его. Теперь она ему больше никогда не поверит. Он может клясться небесами, что невиновен, а она все равно будет думать, что он принимал в этом участие или по крайней мере знал о пари. Кто-то заплатит ему за это, и, возможно, ценой собственной крови.

Схватившись за страницы, он вырвал их из книги. Такого никогда еще не случалось. Взглянув на возмутительный документ, он разорвал страницы пополам, затем еще пополам и рвал их до тех пор, пока они, как конфетти, не посыпались из его пальцев.

Лорд Дэр, — снова обратился к нему Фицсиммонз, уже более настойчиво, — пожалуйста, пойдемте со мной.

— К черту! — прорычал Тристан. — Пари окончено. Разве не ясно?

— Я должен пригласить вас на чашку чаю…

— Я вернусь сюда, если вновь услышу, что делают ставки на леди Джорджиану Холли, и сожгу это место дотла, Бог мне свидетель.

Прежде чем кто-то из самых крепких лакеев успел подойти к нему, чтобы вывести его из клуба, Тристан шагнул к Фицсиммонзу и схватил его за галстук.

— А теперь, в последний раз, Фицсиммонз, кто устроил это пари?

— Это… Ваш брат, милорд, Брэдшо.

Тристан замер.

— Брэд…

— Да, милорд. Отпустите же…

Тристан так резко отпустил его галстук, что Фицсиммонз пошатнулся. Тристан вышел из клуба и подозвал первый попавшийся на глаза экипаж.

— Карроуэй-Хаус, — приказал он, захлопнув дверцу.

В этот час на улицах было много экипажей, и карета двигалась медленно, что давало ему время обдумать, какой вред нанес ему поступок Брэдшо.

Карета остановилась, он выскочил и, бросив кучеру шиллинг, поспешил в дом. На этот раз Докинз оказался на своем посту и чуть не поплатился за это разбитым в кровь носом, когда Тристан открыл дверь, опередив дворецкого.

— Где Брэдшо? — грозно спросил он, бросая на пол пальто и шляпу.

— Молодой господин Брэдшо в бильярдной, я…

Докинз не закончил фразу, а Тристан уже поднялся по лестнице. Дверь в бильярдную была полуоткрыта, и он распахнул ее с такой силой, что она ударилась об стену и висевшая на стене картина с грохотом свалилась на пол.

— Брэдшо!

Брат, державший в руке кий, выпрямился и немедленно получил удар. Сцепившись, братья покатились по столу. Первым вскочил на ноги Тристан и кулаком ударил Брэдшо в челюсть.

Брэдшо свалился под стол и выбрался из-под него с другой стороны, успев схватить свой кий.

— Черт побери, что это с тобой? — сердито спросил он, прижимая руку к разбитой губе.

Тристан, от ярости лишившийся дара речи, двинулся вокруг стола. Брэдшо тоже сделал несколько шагов, стараясь, чтобы стол разделял их. Очевидно, Докинз сообщил домочадцам, что в бильярдной что-то творится, потому что в дверях показались Эндрю и Эдвард. Чуть позже появился Роберт.

— Что здесь происходит? — спросил Эндрю, входя в комнату.

— Убирайся, — огрызнулся Тристан. — Это касается только Брэдшо и меня.

— Что «это»?

— Понятия не имею, — тяжело дыша и вытирая кровь, сказал Брэдшо. — Он с ума сошел. Ворвался сюда и набросился на меня!

Тристан через стол кинулся на него и получил скользящий удар кием. Он потерял равновесие и вместо груди ударил Брэдшо в плечо. Виконт не понимал, что делает, и только хотел, чтобы Брэдшо было больно, — как было больно ему самому и как было больно Джорджиане.

— Останови его! — закричал Эдвард, бросаясь вперед.

Роберт, схватив мальчика за шарф, удержал его.

— Пусть этим займутся большие мальчики, — сказал он, передавая Эдварда Эндрю. — Отведи его вниз.

Эндрю возмутился:

— Но…

— Сейчас же.

Роберт вошел в комнату и закрыл за собой дверь, чтобы ни слуги и никто другой не видели происходящего.

— Не мешай, — предупредил Тристан, снова бросаясь на Брэдшо.

— Хорошо. Почему ты хочешь убить его?

— Потому, — ответил Тристан, готовясь нанести еще удар, от которого в последний момент Брэдшо удалось увернуться, — что он заключил пари.

— Я все время заключаю пари, — воскликнул Брэдшо. — И ты тоже!

— Ты сделал ставку на Джорджиану, ублюдок!

Брэдшо споткнулся и свалился на пол. Отползая назад, он схватился за стул и поднял его перед собой.

— О чем ты говоришь? Я держал пари, на ком ты в конце концов женишься. Вот и все, Трис. Ради Бога, да что с тобой случилось?

— Она не верит мне — вот что случилось. А теперь благодаря тебе уже никогда не поверит. Я хочу, чтобы ты сегодня же убрался из этого дома. И я не хочу видеть…

— Она обвиняет тебя в этом пари? — вмешатся Роберт, стоявший в дальнем углу комнаты.

— Да, она обвиняет меня.

— Это другое пари? — не отставал Бит.

Тристан резко повернулся к нему:

— Когда это ты решил заговорить? Замолчи и уходи отсюда, — Если ты прогонишь Шо, — скрестив на груди руки, продолжал Роберт, — то он не сможет ничего объяснить. Так чего ты хочешь: чтобы он уехал или чтобы он объяснил все Джорджиане?

Проклятый Бит заставил его призадуматься, посмотреть на себя и охладил его гнев. Брэдшо держал перед собой стул, направив его ножки в сторону Тристана. Он тяжело дышал, не сводя глаз с Тристана.

Тристан ответил ему гневным взглядом.

— Джорджиана, — с горечью сказал он, — думает, что я имею какое-то отношение к этому пари.

Брэдшо опустил стул, но не выпустил его из рук.

— Так я могу рассказать ей, что ты к этому не прича-стен.

— Не так все просто. То, что я знаю об этом, так же плохо, как если бы я заключил это пари. Черт бы тебя побрал, Брэдшо!

— Тогда я скажу ей, что ты не знал и что, узнав о пари, ты чуть не убил меня.

Вероятно, для нее это не будет иметь никакого значения, уже слишком поздно.

— Одевайся, — приказал Тристан и вышел из комнаты. Проходя мимо Бита, он протянул руку, чтобы взять его за плечо, но брат уклонился. Сейчас Тристану было не до Роберта, ему и так хватало неприятностей, но он не мог оставить свершившееся чудо без внимания.

— Объясни, — сказал он Биту, направляясь по коридору в свою спальню.

Он разорвал рукав, ибо на нем должен оставаться след хотя бы от одного удара Брэдшо. Он должен выглядеть почти неприлично, иначе Джорджиана не станет его слушать.

Бит вышел вслед за ним.

— Что объяснять?

— Почему ты стал таким разговорчивым, вот что.

Ответом было молчание. Они вошли в холл, и Тристан с раздражением повернулся к брату:

— Это игра, Бит?

Роберт покачал головой. Он был бледен, губы плотно сжаты. Тристан понял, что это вмешательство дорого обошлось брату. Он отвернулся и пошел дальше.

— Расскажешь, когда захочешь. А пока проследи, чтобы Брэдшо не сбежал.

— Не сбежит.

Глубоко вздохнув, Тристан попытался привести в порядок свои бушующие чувства и призвать на помощь разум и логику. Ему было неприятно признавать, что Бит прав. Он мог надеяться вернуть доверие Джорджианы, но лишь заставив Брэдшо объяснить ей, как все произошло. А затем ему надо сделать то, чего он не делал уже очень давно. Ему надо молиться, обращаясь к любому, кто захочет слушать его.




Глава 18


Так я в порок вменю ей добродетель,

И незапятнанность ее души

Погубит всех.

    

У. Шекспир. Отелло. Акт II, сцена 3[15 - Перевод Б. Пастернака.]






Амелия сидела в утренней гостиной, вышивая на уголке носового платка хорошенький цветочек. Ее мать писала письма, сидя за письменным столом, и, как она знала, отец находился в своем кабинете, притворяясь, что занимается счетами. Принимая во внимание важность этого дня, Амелия была уверена, что выглядит удивительно спокойной. Сегодня ради такого события она надела голубое муслиновое платье, скромное, но очень милое, которое выгодно подчеркивало цвет ее глаз и кремовый оттенок шеи и обнаженных рук. Двойная нитка жемчуга на шее, пожалуй, была излишней для ленча, но она хотела напомнить Тристану Карроуэю, что именно она привнесет в их брак.

Он был прав в одном: официальное предложение казалось более приятным, чем брак поневоле ради спасения ее репутации. И ее родители теперь могут сказать, что виконт Дэр приехал к ним, а не она заманила его в ловушку. Ну, может быть, она и обхитрила его, но не обязательно об этом должен кто-то знать.

Часы за ее спиной пробили четверть часа, и она затаила дыхание. Нельзя было сказать, что Амелия волновалась, скорее она сгорала от нетерпения. Девушка потратила несколько недель на достижение своей цели, и награда за ее усилия должна была вот-вот появиться у парадных дверей и сделать ее виконтессой.

Внизу по улице проезжали экипажи, проходили люди, но она почти не замечала шума. Она не ожидала, что он появится рано, он сказал в час.

Она так и сообщила родителям.

Как бы там ни было, они были взволнованы не меньше, хотя и старались не упоминать о том, чего все ожидали. Самым главным было соблюдение этикета, и ни один из ее родителей не произнесет слова «брак» раньше, чем это сделает Дэр. Но они, как и Амелия, знали, что, когда ленч закончится, она будет помолвлена.

Когда около часа дня кто-то осторожно постучал в ее дверь, Джорджиана подумала, что это тетя Фредерика принесла ей чашку травяного чаю.

— Пожалуйста, уйдите, — сказала она, раскачиваясь в кресле-качалке и прижимая к груди диванную подушку. Ей, вероятно, придется выбросить ее, она совсем промокла от слез.

— Миледи, — услышала она голос Мэри, — лорд Дэр с братом желают вас видеть.

Джорджиану словно ударили.

— Скажи лорду Дэру, что я не желаю его видеть!

Будет невозможно избегать его в Лондоне, ведь они оба принадлежали к одному и тому же обществу. Нет, на этот раз она уедет домой в Шропшир, что ей следовало бы сделать давно. Там она никогда не встретит Дэра.

В дверь снова постучали. Вошла служанка.

— Миледи, он настаивает, что они с братом должны поговорить с вами.

Она удивилась, не понимая, которого из братьев он притащил с собой. Вероятно, Эдварда, поскольку знал, что она питает к мальчику слабость. Но она не позволит ему таким образом вымолить прощение. То, что он совершил на этот раз, было более чем непростительно.

— Скажи ему нет, Мэри.

— Да, миледи, — неуверенно ответила горничная.

Когда Мэри вновь появилась у двери, ее голос дрожал от волнения:

— Он не хочет уходить, леди Джорджиана. Не позвать ли Гилберта и Хэнли?

Джорджиана с удовольствием посмотрела бы, как Дэра выводят из Хоторн-Хауса дюжие конюхи. Но сказать ему в лицо, чтобы он оставил ее в покое и никогда больше не приходил, доставило бы ей не меньшее удовлетворение.

— Я сейчас спущусь.

Поднимаясь с кресла, Джорджиана дрожала всем телом. Ноги словно налились свинцом, и каждый шаг давался ей с трудом. Мэри с встревоженным видом следовала за ней по пятам. Джорджиана, надеясь, что глаза у нее не очень красные и опухшие, открыла дверь гостиной, готовая произнести что-то ужасное и решительное, и… забыла все слова.

Возле двери стоял Тристан с синяком на лице. Брэдшо с заплывшим, почерневшим глазом и разбитыми в кровь распухшими губами сидел на диване. Когда она вошла, мужчины не смотрели друг на друга.

— Джорджиана, — мрачно сказал Тристан, — уделите мне одну минуту, а потом делайте что хотите.

— Вы полагаете, лорд Дэр, — ответила она, пораженная сухим, деловым тоном Тристана, и закрыла дверь перед носом у Мэри и Паско, — что заслуживаете минуту? Я так не думаю.

— Хорошо. Тогда, пожалуйста, дай минуту Брэдшо.

Его взгляд, брошенный на брата, был полон гнева, что еще больше удивило ее. Она никогда не видела в их отношениях ничего, кроме теплоты и ласковой заботы.

Брэдшо встал.

— Вчера в клубе «Уайте» я записал пари в книгу, — сказал он тем же безжизненным тоном, что и его брат, — спор шел о том, на ком женится Тристан. Мне показалось это забавным. Он о пари ничего не знал. Признаюсь, — он потрогал разбитые губы, — он был ужасно расстроен, когда узнал, что я натворил. Джорджиана, я прошу прощения, если чем-то обидел вас. Я этого не хотел.

Слеза скатилась по ее щеке, и она смахнула ее.

— Он подбил вас на это? — спросила она, стараясь не смотреть на Тристана.

— Он заставил меня поехать сюда. Сказал, что, если не поеду, он вышвырнет меня вон. — Брэдшо отвел глаза и сердито посмотрел на Дэра. — А кроме этого, нет, он меня ни на что не подбивал.

— Джорджиана, — горячо заговорил Тристан, — раньше я был идиотом, но, надеюсь, ты понимаешь, что я никогда бы не сделал ничего подобного. Я усвоил свой урок.

Он не сказал, что она должна верить ему, но именно это и подразумевал. Голубые глаза виконта с тревогой смотрели на нее. Неужели его так волновало, что она навсегда прогонит его? Вероятно, она была трижды дурой, но Джорджиана верила ему. Она верила ему, потому что, если она решит раз и навсегда не доверять ему, это причинит ей невыносимую боль.

Она медленно кивнула:

— Я тебе верю.

Словно сбросив с себя невидимые цепи, Тристан подошел к ней и заключил в объятия, покрывая поцелуями ее лоб, щеки и губы.

— Прости меня, — прошептал он. — Прости меня!

Джорджиана поцеловала его, прильнув к худощавому телу в поисках тепла и утешения.

Если когда-то он хотел обмануть ее, то только не сейчас.

— А как же пари? — спросила она.

— Его больше нет.

Брэдшо нахмурился:

— Что значит «нет»? Оно записано в книге клуба. Мне неприятно говорить об этом, но пари просто так не исчезают, Трис.

— А это исчезло.

— Как тебе это удалось?

— Я вырвал страницы и уничтожил их. — Тристан погладил Джорджиану по щеке. — За это меня исключили из «Уайтса». Наверное, к лучшему, решил я. Не хотел бы я быть членом клуба, который открывает двери перед такими, как я.

Она коротко рассмеялась, не очень веселым смехом.

— От своего имени и имени других дам, попавших в такое сложное положение, я благодарю тебя. — И, взглянув на Брэдшо, она сурово заметила: — А вам должно быть стыдно.

— Я получил хороший урок, — сказал он. — И надолго запомню его, уверяю вас. Следующий раз, когда будешь меня бить, Дэр, сними свое проклятое кольцо с печаткой.

У Тристана по-прежнему был скорее недовольный, а не умиротворенный вид. Чтобы избежать еще одной драки, Джорджиана освободилась из его объятий и позвала Паско.

— Не желают ли джентльмены остаться на ленч? — осведомилась она.

Брэдшо уже готов был кивнуть, но Тристан неожиданно встревожился:

— Который час?

— Четверть третьего, милорд, — сообщил дворецкий.

— Черт подери! Я хотел бы остаться, но у меня назначена встреча, на которую я уже опоздал. — Он остановился и снова взглянул на Джорджиану: — Сегодня Уиклифф дает обед. Ты ведь будешь там?

— Буду.

— Значит, увидимся сегодня вечером.

Брэдшо неуверенно последовал за ним. Проходя мимо Джорджианы, он дотронулся до ее плеча.

— Никогда не видел его таким. Спасибо, что простили меня.

— Если бы он не подбил вам глаз, Брэдшо, то это сделала бы я.

— Совершенно справедливо.

Люди все равно будут говорить об этом пари, особенно теперь, когда Тристан устроил скандал. Но он поступил так, чтобы защитить ее честь. Что бы ни произошло за зти шесть лет, было ясно одно: Тристану Карроуэю это послужило хорошим уроком. Еще она поняла, что ее сердце, ее желания и мечты больше не подчинялись разуму. Оставалось только надеяться, что на этот раз у них с Тристаном все будет по-другому и ее жизнь не будет загублена.




К тому времени, когда Тристан вернулся в Карроуэй-Хаус, заставил Брэдшо дать клятву молчания, снова переоделся и оседлал Шарлеманя, чтобы поехать к Джонсам, было уже около трех часов. Он надеялся, что сумеет проявить достаточно такта с Амелией, чтобы ее ночной визит не повлек за собой никаких последствий.

Дворецкий Джонсов провел его в гостиную на первом этаже. Похоже, сегодня никто в Лондоне не хотел пускать его дальше порога. После вчерашней встречи с Амелией его это вполне устраивало — чем ближе была дорога для отступления, тем в большей безопасности он себя чувствовал.

Амелия вошла через несколько минут, и он небрежно поклонился.

— Я должен извиниться перед вами, — сказал он улыбаясь. Обычно его неотразимая обаятельная улыбка производила нужное впечатление на молодых леди.

Она посмотрела на него, и Тристан не сразу понял выражение ее лица. Когда они встретились впервые, он принял ее за наивную честолюбивую девицу, почти девочку, жаждущую продать себя за титул. Из нее получилась бы хорошенькая, не очень умная жена, которую легко подчинить себе. Однако для поступка, который она совершила, требовались хитрость, смелость и твердое стремление к цели, что весьма встревожило его.

Или это было разыграно, или он глубоко заблуждался, оценивая ее характер.

— Мы сели за стол, не дождавшись вас, — сказала она, жестом приглашая его сесть.

— Я на это надеялся. Еще раз приношу свои извинения. Возникло… совершенно неотложное дело.

Он сел на диван, предоставляя ей вести разговор; но при этом держась настороже и исподтишка поглядывая на дверь, чтобы убедиться, что она открыта. Однажды она застигла его врасплох, но больше он такого не допустит.

— Я на вас очень сердита. — Амелия уселась напротив него.

— Не сомневаюсь. Я тоже не очень доволен вами.

В дверях показался дворецкий:

— Подать чай, мисс?

Она улыбнулась:

— Не хотите ли чаю, лорд Дэр?

Он бы предпочел виски.

— Чай — это прекрасно. Благодарю вас.

— Сейчас же, Нельсон.

— Да, мисс.

Не переставая улыбаться, она сложила руки на коленях с видом невинной благовоспитанной дебютантки. Если бы накануне Тристан не видел ее в своей спальне раздетой, он никогда бы не поверил, расскажи ему это кто-то другой. Виконт предчувствовал, что его ожидают большие неприятности.

— Я хочу задать прямой вопрос.

— Пожалуйста.

— Вы собираетесь просить моей руки, Тристан?

— Нет, не собираюсь.

Она кивнула, как будто совсем не удивившись.

— А почему?

— Некоторое время я думал о браке с вами, — осторожно заговорил Тристан, стараясь пощадить ее чувства, сознавая в то же время, что делает это из-за проклятых уроков Джорджианы, — но, узнав вас ближе, решил, что буду вам очень плохим мужем.

— А разве не я должна принимать решение?

— Нет, не вы. Я старше вас на двенадцать лет, и мой жизненный опыт намного больше. Я…

— И все-таки я думаю, вам следует спросить меня, — перебила она.

Тристан покачал головой.

— Через полгода, когда вы будете счастливы в браке с любым из сотни других джентльменов, которые будут чрезвычайно довольны, что женились на вас, вы поблагодарите меня.

В дверях показался лакей с подносом в руках. Словно по мановению волшебной палочки улыбка вновь озарила лицо Амелии, и Тристан с удивлением подумал, как он мог раньше считать ее простодушной и невинной. Как только слуга вышел, улыбка исчезла.

— Понимаю, почему вы полагаете, что я могу быть счастлива с кем-то другим, но я твердо решила стать виконтессой, Дэр. Звучит очень приятно, как вы думаете? Титулу Дэров двести лет, и это весьма почетно.

— Вы навели справки?

Она кивнула:

— Да, как и обо всех моих поклонниках. И, внимательно изучив все сведения, я выбрала вас.

Он начинал сомневаться, в здравом ли она уме. Тристан взглянул на чайник. Вполне возможно, что там мог быть мышьяк.

— Амелия, я ценю ваше внимание и дружбу, но мы с вами не поженимся. Мне очень жаль, если вы неверно истолковали мое поведение. Это очень дурно с моей стороны. А сейчас мне следует покинуть вас, чтобы вы могли предаться более приятным размышлениям. — Тристан встал.

Она повысила голос:

— У меня есть ваше письмо.

Он не остановился.

— К сожалению, Амелия, за мою долгую и не очень удачную жизнь я написал письма многим молодым леди. Из-под моего пера выходили даже стихи.

— Это письмо написали не вы, оно адресовано вам.

Тристан на этот раз остановился.

— И что же это за письмо?

— Ну, это не совсем письмо. Скорее записка, но она подписана. К тому же немного смята. Боюсь…

— Что в ней написано? — перебил виконт, чувствуя, как его охватывает ярость. «Не может быть, чтобы у нее была эта записка! Только не эта!»

— Думаю, вы знаете, что в ней написано, — спокойным тоном ответила она. — У меня также есть и маленький подарок, который Джорджиана оставила вам. Вы, возможно, не хотели делить ваше ложе со мной, но я знаю, кто побывал там, Тристан. А вы заставляли всех думать, что вы с ней враги.

Сотня вариантов ответа промелькнула у него в голове, большинство которых позволило бы отправить его в Ньюгейтскую тюрьму по обвинению в убийстве.

— Предлагаю вам вернуть мне все, что вы украли в моем доме, Амелия, — очень тихо сказал он.

— А вы не хотите узнать, что я хочу в обмен на очень интимные вещи леди Джорджианы?

— Вы заходите слишком далеко, — прошипел Тристан, делая шаг к ней.

Он бы согласился на Ньюгейт, если бы это избавило Джорджиану от лишних страданий.

— Я буду рада вернуть их вам, — тем же спокойным тоном сказала Амелия, — чтобы вы распорядились ими, как пожелаете.

— Тогда сделайте это поскорее.

— Но не раньше дня нашей свадьбы, лорд Дэр. Уверяю вас, до этого дня я буду хранить их в моем комоде.

«Бог мой! Какая же подлая, хитроумная дрянь!»

Ему нужен выход из этой ситуации и достаточно времени, чтобы найти его.

— А где гарантии, что вы выполните свое обещание?

Она снова заулыбалась.

— Гарантия в том, что я хочу быть леди Дэр. — Она встала, расправляя юбку. — Так сообщим родителям приятную новость?

Терпение Тристана, которым он никогда не отличался, лопнуло, он схватил ее за руку и резко притянул к себе.

— Не слишком увлекайтесь, Амелия. Моя уступчивость имеет предел. Но если вы погубите ее репутацию, я погублю вашу. Понятно?

Она уже не выглядела такой спокойной.

— Мы поженимся, — заявила она, выдергивая руку. — Будет объявлено о помолвке. Вы можете выбрать время, но мы оба знаем, что вам потребуются мои деньги еще до конца лета. Я даю вам три дня, лорд Дэр, чтобы вы сделали мне предложение приличным и почтительным образом.

Тристан повернулся и вышел. По дороге в Карроуэй-Хаус одна мысль преследовала его: Джорджиана должна узнать о случившемся, и в то же время он не вынесет, если снова увидит боль в ее глазах.

Он все должен исправить ради них обоих.




Глава 19


И не читал в истории ли, в сказке ль,

Чтоб гладким был путь истинной любви.

    

У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт I, сцена 1[16 - Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]






Джорджиана, просидев полчаса с дольками огурца на веках, наконец решила, что может покинуть спальню, не опасаясь напугать своим видом маленьких детей. На сердце стало легче, несмотря на то что намерения Тристана и ее собственное отношение к тому, что он мог потребовать от нее, вызывали головную боль и желание выпить большой бокал крепкого вина.

Со времени своего возвращения в Хоторн-Хаус она пыталась, как и прежде, помогать своей тете, но делала это лишь от случая к случаю. В это время дня герцогиня обычно занималась разборкой писем и приглашений. Джорджиана застала ее в гостиной, но Фредерика не читала писем. Она была не одна.

— Лорд Уэстбрук, — сделала реверанс Джорджиана. — Какой приятный сюрприз.

Маркиз встал.

— Леди Джорджиана, ее светлость сказала мне, что вы не совсем хорошо себя чувствуете, и я рад, что вам лучше.

— Да, у меня немного болела голова. Что привело вас сюда?

— По правде говоря, я приехал к вам, миледи. — Шагнув вперед, он взял ее руку и поднес к губам.

Кивнув, она мысленно перелистала свою записную книжку, но не могла вспомнить, входил ли маркиз в ее планы на этот день.

— Могу я предложить вам чашку чаю? Или бокал кларета?

— Кларет — это было бы прекрасно.

Фредерика поднялась с кресла.

— Я прикажу. Извините меня, милорд.

У Джорджианы мелькнуло подозрение, и она нахмурилась, но, почувствовав на себе взгляд маркиза, поспешила улыбнуться. Когда поблизости оказывался Тристан, тетя Фредерика вела себя как мать-медведица, а появился Уэстбрук, и она охотно оставила их наедине.

— Ее светлость так великодушна, что делится вашим обществом со мной, — улыбнулся маркиз.

Он не желал выпускать ее пальцы из своих рук. Все это казалось давно знакомым, но Джорджиана не могла отнести Уэстбрука к одной категории большинства ее женихов. Джону были не нужны ее деньги, и поэтому его присутствие здесь выглядело несколько загадочным.

— Зачем вы хотели видеть меня, Джон? — спросила она.

— Я не мог противостоять желанию видеть вас. — Он сжал ее руку, потом отпустил, не свойственное ему растерянное выражение появилось на его красивом лице. — Я не знаю, как объяснить, чтобы не выглядеть… глупо, но мне нужно это сказать.

— Так говорите, в чем же дело.

— Джорджиана, как вы знаете, я не женат и имею значительное состояние. Я не хочу хвастаться, но это правда. Я пришел сказать… я безумно влюблен в вас и прошу вас стать моей женой.

Джорджиана ничего не почувствовала при этих словах, кроме сомнения в том, что Уэстбрук за всю свою жизнь когда-либо испытывал «безумные» чувства, тем более к ней.

— Джон, я…

— Я знаю, вы, может быть, не питаете ко мне таких же чувств, но я готов подождать. — Он поморщился. — Я знаю, что Дэр в последнее время преследует вас, и под его влиянием вы можете быть не уверены, как вам поступать в будущем.

— Я не понимаю.

— Я стараюсь говорить как джентльмен о джентльмене, но ради вас я скажу прямо. У меня возникли подозрения, что Дэр еще не забыл пари, которое он заключил шесть лет назад относительно вашей добродетели, и он может опять попытаться сбить вас с пути истинного.

О Боже! Если бы Уэстбрук знал, как далеко она отклонилась от пути истинного, он пришел бы в ужас и тотчас же отказался бы от своею предложения.

— У вас есть какие-либо доказательства?

— Я полагаюсь на собственную интуицию, к тому же я лично знаю Дэра. Он известный негодяй и развратник. Кроме того, он почти банкрот, что не оставляет сомнений в том, почему вы его интересуете.

— Вы хотите сказать, что он хочет опозорить меня, а затем жениться, чтобы получить мои деньги, — сказала Джорджиана.

— Этого я и боюсь.

— Вы защищаете собственные интересы, Джон, или хотите опорочить лорда Дэра?

— Я забочусь только о вашем благополучии и знаю, что вы не можете здраво рассуждать, когда речь идет о Дэре. Но мы с вами понимаем, что я больше подхожу вам.

Умом она понимала, что он прав, но ее сердце настаивало на другом.

— Джон, вы сказали, что можете подождать. Вы дадите мне несколько дней, чтобы обдумать ответ?

— Да, конечно. — Маркиз снова приблизился к ней. — Я хотел попросить у вас поцелуй, дабы подтвердить серьезность моих намерений.

Отогнав неприятную мысль, что она в какой-то степени изменяет Тристану, Джорджиана кивнула. Если не считать заявления, что ему нужно не только ее тело, Дэр никогда по-настоящему не делал предложения. Она сама подбирала факты, подтверждавшие это его намерение.

Уэстбрук с легкой улыбкой взял в ладони ее лицо и, наклонившись, прикоснулся к губам. Поцелуй оказался коротким, осторожным и очень благопристойным. Невинный поцелуй, вполне подходящий для невинной молодой леди, какой, предполагалось, она и была.

— Можно мне навестить вас завтра, Джорджиана?

Она опустила глаза.

— Можно.

— Тогда я покидаю вас. До свидания, миледи.

— До свидания.

Не прошло и нескольких минут, как в комнату ворвалась Фредерика:

— Ну как?

— Все было очень мило, тетя Фредерика.

— Это не важно. Он сделал тебе предложение?

— Да, сделал.

— И?

— И я сказала, что подумаю.

Герцогиня упала в кресло.

— Ох, Джорджиана.

— А чего вы ожидали? Я не люблю его.

— Какое это имеет значение? Ты же не слушаешь советов своих легких или почек, не так ли?

— Что?..

— Так и не очень-то слушай свое сердце. Дэр — не тот человек, за которого выходят приличные леди с такими великолепными данными.

Джорджиана уперлась кулачками в бока.

— Вы подговорили Уэстбрука?

— Конечно, нет.

— Вот и хорошо. Я не нуждаюсь в том, чтобы один из немногих людей, чьим советам я доверяю, превратился в сваху.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты это знаешь.

Вздохнув, Джорджиана смягчилась. Меньше всего ей хотелось ссориться со своей грозной теткой.

— Я знаю. Пойдемте, помогите мне выбрать платье для обеда у Грея и Эммы.




Вечер был похож на один из тех волшебных вечеров, запомнившихся Джорджиане с тех времен, когда Тристан начинал ухаживать за ней, а она была наивной дебютанткой только что со школьной скамьи. Те обеды устраивали чаще у тети Фредерики, а не у Грея, и не все братья Карроуэй одновременно находились в городе, но все равно в этом вечере было что-то очень знакомое.

Они с тетей приехали в Брейкенридж-Хаус первыми и поднялись наверх, где застали Эмму, пытавшуюся научить Грея игре на арфе. По раскрасневшимся щекам Эммы можно было догадаться, что они занимались совсем другим, но, помня о собственном недавнем поведении, Джорджиана не осуждала их. Тем более что Грей с Эммой были женаты.

Грей отошел от жены и арфы и поцеловал Фредерику, затем и Джорджиану.

— Скажи-ка мне, — он взял ее за руки и отвел в сторону, — пускать мне Тристана сегодня в дом или нет?

В его взгляде она увидела и беспокойство, и любопытство и не удержалась от улыбки.

— В данный момент мы друзья, — сказала она. — Но останемся ли мы ими хотя бы до десерта, трудно предположить.

Кузен взял ее под руку и подвел к окну, выходящему в сад.

— Ты слышала, его исключили из «Уайтса»?

— Да, он говорил мне.

— И объяснил, за что?

Джорджиана кивнула.

— Не считай своим долгом защищать меня от него, Грейдон. Ваша дружба не должна страдать. И уверяю тебя, я вполне способна за себя постоять.

— Ты не такая крепкая, как притворяешься, моя дорогая. А я не такой глупый, как вам с моей матерью хочется думать. — Герцог с нежностью взглянул на жену, болтавшую с Фредерикой. — Спроси Эмму, как я ее раскусил.

— И при этом чуть было не сделал несчастными пятьдесят школьниц.

— Вот именно, что «чуть было не», Джорджи. Не уклоняйся от темы.

— Могу сказать, что, если мне нужна будет помощь, я попрошу ее.

— Так было бы лучше. Не забывай, что я больше и злее, чем ты.

— Разве я могу об этом забыть? Я в ночных кошмарах чувствую пиявок, присосавшихся к моему носу.

Герцог рассмеялся раскатистым добродушным смехом. Она не могла не улыбнуться в ответ и сжала его руку.

— Я рада, что ты счастлив, — сказала она. — Ты этого заслуживаешь.

Улыбка исчезла с его лица.

— А ты счастлива?

Она пожала плечами:

— Сейчас я просто в растерянности.

— Растерянность — это не так уж плохо, кузина. Ты слишком привыкла думать, что знаешь ответы на все вопросы.

— Не знаю, как…

В этот момент, словно выбранный автором пьесы герой, вошел Тристан, ведя под руку Милли, за ним следовали остальные члены семьи Карроуэй.

Тристан подошел к ней, взял ее руку, коснулся губами и выпрямился. Он посмотрел ей в глаза, и вместе с привычным возбуждением, которое вызывало его присутствие, она почувствовала, как что-то холодное коснулось ее сердца.

— Что случилось?

— Нам надо найти время, чтобы поговорить. — К ним приближались Эмма с Брэдшо, и он отпустил ее руку. — Но не сейчас.

Множество предположений замелькало в ее голове. Зная Тристана, она могла ожидать чего угодно. Кто-то сложил клочки бумаги с записями ставок, и все началось сначала, или кто-то догадался, что не только личное оскорбление вызвало гневный поступок лорда Дэра, и к утру ее репутация будет окончательно погублена. Или он узнал о предложении Уэстбрука и убил маркиза.

Во время обеда и последовавших игр в карты и шарады она не переставала волноваться. Тристан, как всегда, всех очаровывал, был остроумен и даже сумел рассмешить тетю Фредерику. Джорджиане было нелегко. Она не предполагала, что любить — это так трудно. Конечно, любить просто, если двое влюбленных абсолютно честны, не обижают друг друга, не ссорятся и не обманывают.

Когда Тристан тронул ее за плечо, она сидела на полу, помогая Эдварду рисовать корабль Брэдшо, который он решил назвать «Грозовое Облако». Несмотря на то что Джорджиана весь вечер ожидала этого, она вздрогнула.

— Прости, Коротышка, — сказал Тристан, — мне надо поговорить с Джорджи.

— Но мы рисуем новый корабль для Брэдшо, — возразил Эдвард.

— Разве я потерял старый? — удивился Брэдшо, наклоняясь к рисунку, в то время как Тристан помогал Джорджиане встать.

— На этом ты будешь капитаном, — объяснил младший брат.

— Тогда нельзя ли побольше шлюпок? — Шо, взглянув на Тристана, опустился на пол, заняв место Джорджианы.

Выходя с Тристаном из гостиной, она чувствовала устремленные на них взгляды находившихся в комнате, но никто не проронил ни слова. Джорджиана подумала, много ли они на самом деле знают о ее запутанных отношениях с лордом Дэром. Теперь у них есть повод для подозрений.

Ее сердце застучало еще громче, когда Тристан ввел ее в бильярдную Грея и запер за собой дверь.

— Пожалуйста, расскажи, что случилось, пока меня не хватил удар, — попросила она, вглядываясь в его лицо.

Он подошел и положил руки ей на плечи.

— Что?..

Тристан наклонился и поцеловал ее, сжимая в яростных объятиях. Прижатая к краю бильярдного стола, она почувствовала боль, напомнившую о недавнем падении с лошади, но не хотела лишиться его объятий. Никто, кроме Тристана, не вызывал в ней такой… одержимости, такого необыкновенного ощущения наслаждения.

Он как будто впитывал ее губами и всем своим существом, заставляя колени подгибаться, а дыхание замирать. Когда наконец он отстранился, она прижалась к его груди.

— Боже мой, а я-то думала, твоя таинственность означала, что случилось нечто ужасное.

— Действительно, произошло нечто ужасное, — тихо произнес он. — Когда я расскажу, тебе это не понравится, как не понравлюсь и я сам, вот я и хотел поцеловать тебя, может быть, в последний раз.

— Теперь мне страшно, — сказала она, по-прежнему прильнув к нему. Страх ледяными пальцами сжал ее сердце. — Рассказывай.

Тристан собрался с духом.

— Вчера ночью у меня была посетительница. Вернее, рано утром.

— Посетительница?

— В моей спальне.

— О! — «Он нашел другую любовницу!» Острое жало ревности глубоко впилось в ее сердце, она отшатнулась от Тристана. — Благодарю за то, что сказал. По крайней мере ты сделал это втайне, это больше, чем я ожи…

— Что?.. Нет! Нет! Это не… — Он глотнул воздух. — Это была Амелия Джонс, Джорджи. Она набросилась на меня, когда я крепко спал.

— Амелия? Не могу поверить! Она еще ребенок.

— Нет, не ребенок.

— Но…

— Поверь мне, я могу опровергнуть это мнение. Она очень и очень взрослая. — Он провел рукой по вырезу ее платья, как будто не мог удержаться и не касаться ее и словно не понимал, что он делает.

— Что было потом?

— Я весьма не по-джентльменски поднял крик и вышвырнул ее из дома.

«Слава Богу!» Джорджиана притянула его к себе и страстно прижалась к его губам.

— Хорошо.

Она никогда не находила ничего общего между собой и Амелией, если не считать Тристана, и девица ей совсем не нравилась. Она подумала, а как бы повел себя он, если бы она рассказала ему о предложении Уэстбрука.

— Но дело этим не кончилось. Она кое-что унесла из моей комнаты.

Джорджи затрясла его, хотя с таким же успехом могла бы трясти гору.

— Что, скажи ради Бога.

— Твое письмо. И твои чулки.

— Мои…

Глаза у нее закатились, неожиданный грохот в ушах лишил ее способности слышать и соображать. Колени подогнулись. С проклятием в свой адрес Тристан подхватил ее и, приподняв, усадил на край стола.

— Джорджиана, — умоляюще прошептал он, — не надо обморока. Пожалуйста, не теряй сознания.

Положив голову ему на плечо, она слабо вздохнула.

— Не буду. О нет, нет! Зачем она это сделала, Тристан?

— Она хочет, чтобы я женился на ней.

Джорджиана подняла глаза, голова у нее кружилась. Она начинала думать, что спокойная скучная любовь, возможно, имеет некоторые преимущества.

— Я не понимаю.

— Кто бы мог подумать, что я такая желанная добыча? — криво усмехнулся он. — Она намерена рассказать всему свету о твоем и моем неосторожном поступке, если я не сделаю ее леди Дэр.

— Почему она считает, что ей надо угрожать и тебе, и мне?

— Вероятно, потому, что я не собираюсь на ней жениться. — Он снова поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. — Как я мог сказать что-то другое, когда я и ты… Когда… я не хочу потерять тебя?

Ее глаза наполнились слезами. Теперь у нее был готов ответ Уэстбруку.

— У меня есть три дня, до того как я должен дать ей ответ, но ты должна была все узнать, — продолжал он.

Джорджиана покачала головой, не желая верить в реальность происходящего.

— Она знает, что я пыталась помочь ей. Даже если ты передумал, я не хотела, чтобы так получилось.

— Думаю, ей на это наплевать, Джорджи.

— Ну нет, — настаивала она. — Ты, наверное, угрожал ей или что-то еще, не так ли?

Он нахмурился.

— Сначала нет.

— Вот видишь, ты просто напугал ее. Она, должно быть, думает, что ей следует сохранить эти… предметы, чтобы защитить себя, на случай если ты и дальше будешь обижать ее.

Выражение лица Тристана все больше становилось раздраженным.

— Я не…

— Я поеду к ней и объясню, что эти вещи ничего не значат, но они нужны мне, чтобы избежать скандала.

— Они ничего не значат? — повторил он, взяв ее за подбородок, чтобы она была вынуждена посмотреть в его сверкающие глаза.

— Так я скажу ей. Она женщина, она поймет.

— Она больше похожа на дракона, чем на женщину, но я не надеюсь, что сумею тебя отговорить.

— Нет, не сумеешь.

Он снова поцеловал ее. Бог мой! Она может привыкнуть к тому, что он рядом, целует и обнимает ее. Вздохнув, она тоже поцеловала его, обняв за талию.

— Ты не сердишься на меня? — спросил он, еще крепче целуя ее.

— Конечно, мне это не нравится, но я не злюсь на тебя. И я тоже хочу тебе что-то сказать.

— Что?

— Лорд Уэстбрук сделал мне предложение.

Он помрачнел.

— Сегодня?

— Сегодня днем.

— И ты отказала ему?

— Трис…

Он снова поцеловал ее.

— И ты отказала ему, — повторил он, это прозвучало как утверждение. — Расскажи мне.

Он рассказал ей об Амелии, и она должна ответить ему с такой же откровенностью.

— Он хотел, чтобы я обдумала его предложение.

— И ты будешь думать?

— Сейчас мне надо думать совсем о другом, — нашлась Джорджиана.

Он усмехнулся, но не очень весело.

— Ты, конечно, права. Но мне все равно это не нравится.

— И никаких угроз и насилия. Ты рассуждаешь почти как приличный джентльмен.

Тристан рассмеялся.

— Придется исправиться. — Он ногой раздвинул ее колени и крепко прижал к себе.

Всего две комнаты отделяли их от гостиной, но он поднял ее длинную юбку выше колен, не скрывая своих намерений.

— Нас услышат, — сказала она, едва не задохнувшись от прикосновения его теплых рук к ее бедрам.

— Нет, если мы сделаем это тихо. — Он улыбнулся. — И быстро. Дверь заперта. Видишь, как я стал осторожен?

— Это не осторожность. Это…

— Это очень удачная мысль.

Она не была в этом уверена и хотела возразить главным образом потому, что ей не нравилось спешить. Однако, когда она открыла рот, чтобы заговорить, его пальцы скользнули между ее бедер вверх. Джорджиана выгнулась, и ее протест перешел в еле слышный стон.

— Ты меня хочешь, — прошептал он дрогнувшим голосом.

— Я ничего не могу с собой поделать.

Она не собиралась этого говорить, это походило на признание своей слабости.

Тристан усмехнулся и принялся расстегивать пуговицы на ее платье.

— Не знаю, секс ли это, или мне достаточно лишь дотронуться до тебя, — сказал он, стягивая вниз лиф ее платья и обнажая грудь. — Ты сведешь меня с ума, Джорджиана Элизабет.

Она уже задыхалась.

— Скорее, — выдохнула она, расстегивая его панталоны.

Впиваясь в Джорджиану страстным поцелуем, Тристан вошел в нее. Она откинула голову. Ощущение, что он сливается с ней, наполняет ее собой, доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение. Прислонившись к столу, чтобы не упасть, она задела бильярдные шары, и они покатились во все стороны.

— Ах, так, — стонала она, обхватывая ногами его бедра. — О, Тристан!

— Ш-ш, — прошептал он, все глубже погружаясь в нее. О Боже! Он увидел по ее глазам, что она достигла вершины экстаза.

Он со стоном дал волю своей страсти и затем опустил голову на ее плечо.

Джорджиана, все еще дрожа, выпрямилась.

— Силы небесные, — произнесла она, перебирая пальцами его волосы.

— Я говорил тебе, мы сможем сделать это быстро, — сказал виконт, прижимаясь к ее плечу. — А ты неплохо играешь в бильярд.

— Быстро тоже приятно, — призналась она. — Но мы уже долго отсутствуем.

— Не так уж и долго. — Тристан положил ладонь на ее грудь.

— Нельзя, — с сожалением она остановила его.

— Верно. — Оторвавшись от нее, он застегнул ее платье и опустил юбку. — Мы скажем им, что мы ссорились.

Тристан застегнул панталоны, затолкал в них рубашку. Заниматься любовью на этом проклятом бильярдном столе Грея было исключительно неразумно, но он не сожалел об этом. Он никогда не будет сожалеть о времени, которое проведет с Джорджианой, какими бы последствиями это ни грозило.

Она повернулась, стараясь разглядеть свое платье сзади.

— Как я выгляжу?

— Очень красивой!

Ее щеки, уже раскрасневшиеся, вспыхнули.

— Я не это хотела спросить. У меня сзади все застегнуто?

— Все в порядке, Джорджиана, — тихо сказал он.

Даже сейчас он хотел ее, хотя это желание больше походило на потребность защитить ее. Уступив своему желанию, он обнял ее и прижал к своему плечу.

Она вздохнула, приходя в себя, и обняла его за талию.

— Я рада, что ты рассказал мне, если бы не рассказал, я…

— Ты бы никогда больше не поверила мне, — закончил он. — А почему ты рассказала мне об Уэстбруке?

— По той же причине, полагаю.

Следующий шаг был прост и совершенно очевиден. Ему надо попросить Джорджиану выйти за него замуж. Но Тристан не хотел, чтобы она думала, будто он пытается сбежать от Амелии и пользуется ею как самым удобным предлогом.

С глубоким сожалением Тристан отпустил ее.

— Мы должны вернуться, иначе останемся без пирога и клубники. Я чувствую, что проголодался.

Ее глаза весело блеснули.

— Да, у тебя завидный аппетит.

— Теперь только на тебя.

На время ему удалось заставить Джорджиану забыть, что ез чулки и записка в руках чужого человека, но, когда они покинули бильярдную, веселье в ее глазах угасло, сменившись плохо скрытой тревогой.

Тристану хотелось, чтобы выражение тревоги покинуло ее раз и навсегда. И еще он хотел просыпаться по утрам и видеть ее рядом с собой, иметь возможность дотрагиваться до нее и целовать, не затаскивая для этого в гардеробную.

— Все в порядке? — спросил за его спиной Грей.

Тристан обернулся, изобразив на лице слабую улыбку.

— Бокал виски излечит любую неприятность, — ответил он. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что у вас с Брэдшо такой вид, как будто вас избили до полусмерти, а тебя исключили из членов клуба. Необычный денек.

— Хм. По-моему, довольно скучный.

— Ладно. Можешь не говорить. Но только знай, — герцог подошел ближе и понизил голос, — если ты снова обидишь Джорджиану, то пожалеешь об этом.

— Уверяю тебя, — так же сурово произнес он, — что для меня все это очень серьезно. И если ты снова захочешь угрожать мне, тебе лучше сделать это с пистолетом в руке.

Грей кивнул:

— Значит, мы поняли друг друга.

— Думаю, что да.

Пахнуло легким ароматом лаванды, и между ними встала Джорджиана.

— Бог мой, — сказала она, — вы топаете ногами и храпите, как быки. Ведите себя пристойно или отправляйтесь драться на пастбище, выбирайте.

— Смешно, — сказал Грей и направился к жене.

— Это я и хотел сказать, — заметил Тристан, не удержавшись, чтобы не взять ее руку. — Беспокоишься обо мне?

— Эмма только что поменяла в этой комнате мебель. Я не хотела, чтобы ты что-нибудь сломал.

Его глаза потеплели, в горле неожиданно пересохло. Никто, кроме Джорджианы, не мог обращаться с ним как с зеленым юнцом.

— Пойдем посмотрим, какой галион нарисовал Эдвард, — продолжала она, дергая его за рукав. — Знаешь, он хочет стать юнгой.

— А мы все, без сомнения, будем пиратами.

— Правда? — вскочил на ноги Эдвард.

Тристан приподнял бровь.

— Нет.

— О, как бы я хотела стать пиратом, — вмешалась Эдвина. — Мы все носили бы штаны и ругались.

— Да! — Эдвард бросился к тетке. — А Дракон был бы талисманом корабля!

— Дракон? — удивилась Эмма.

— Мой котенок, — пояснила Эдвина.

— А я мог бы кататься на пони по палубе!

— Господи. — Джорджиана чуть не задохнулась от смеха. — Мы были бы грозой семи морей.

— Вы хотите сказать, мы были бы посмешищем семи морей, — поправил Тристан, сердце которого учащенно забилось при виде ее улыбки.

— Ну, если до адмиралтейства дойдут слухи, что в моей команде будут котята, пони и тетушки в штанах, мне ничего другого не остается, кроме как стать пиратом, — сухо заметил Брэдшо. — А вы, тетя Милли, полагаю, захотите связать нам флаг с черепом и скрещенными костями?

— О Боже, нет! Только не череп. Может быть, чайную чашку. Намного приличнее.

Тут уж и Фредерика не удержалась от смеха.

— Это вам надо предложить Ост-Индской компании.

— Разве вы не слышите криков ужаса, когда мы поднимаем наш чайно-чашечный флаг? — вступил в разговор сидевший рядом с Милли Эндрю.

— Я бы сам закричал. — Тристан достал карманные часы. — Дети и пираты, уже половина первого. Думаю, нам пора домой.

Если бы он был один, он оставался бы здесь всю ночь или, вернее, пока оставалась Джорджиача. После событий прошедших недель ему не хотелось терять ее из виду. Джорджиана и Фредерика решили уехать, и это давало ему возможность проводить ее вниз по лестнице до дверей.

— Будьте осторожны, — сказал он, жалея, что не может поцелуем пожелать ей доброй ночи.

— Буду. Завтра я поеду к Амелии.

— Удачи. — Он неохотно отпустил ее руку, и Джорджиана исчезла в глубине кареты. — Дайте мне знать, что из этого получится.

— О, конечно. Можете делать ставку.

— Но не в «Уайтсе», — сказала герцогиня, пока лакей закрывал и запирал дверцу.

Если бы исключение из клуба касалось его одного, он, вероятно, был бы этому даже рад. Вздохнув, Тристан усадил свое семейство в пару принадлежавших ему карет. Эдвард был такой сонный, что позволил Брэдшо нести себя, перекинув через плечо. Им всем следовало бы поспать. Конечно, ему сегодня ночью надо было просмотреть счета, чтобы утром встретиться со своим поверенным и решить, сколько дней будет в его распоряжении, прежде чем он или женится, или начнет продавать свою собственность.

Но Дэра больше беспокоила встреча Джорджианы с Амелией. Девица удивила его своей злобностью, и ему оставалось только надеяться, что Джорджиане повезет больше, чем ему. Однако, судя по всему, ей едва ли удастся чего-либо добиться. И он должен найти другой выход. Сидя в темной карете, Тристан улыбался. После сегодняшнего вечера он знал, что ему делать.




Фредерика Уиклифф поднималась на третий этаж Хоторн-Хауса впереди Джорджианы. Кто-то должен поговорить с Джорджианой, и, поскольку родители племянницы были далеко, эта обязанность выпала на ее долю.

Она остановилась в дверях своей спальни.

— Джорджиана?

Племянница тоже остановилась. Герцогиня увидела на ее лице мечтательную улыбку.

— Да, тетя?

— Он собирается делать тебе предложение?

— Что? — покраснела Джорджиана. — Тристан?

— Уэстбрук уже просил твоей руки, и ты отказала. Да, Дэр. Он собирается?

— Не знаю. Господи, зачем вы говорите такие вещи?

— Неизвестно почему, но у тебя давняя слабость к этому человеку, хотя однажды он уже разбил твое сердце. Ты хочешь предоставить ему возможность сделать это еще раз?

Племянница рассмеялась:

— Теперь я намного старше и умнее. И я даже не уверена, нравится ли он мне вообще.

— В самом деле? — не скрывая сомнения, сказала герцогиня. — А мне показалось, что ты уже все решила.

Улыбка исчезла с лица Джорджианы.

— Вы что-то желаете мне сказать, тетя Фредерика?

— Всего несколько дней назад у тебя из-за него была истерика. Я допускаю, что он, кажется, повзрослел после смерти отца, но неужели ты думаешь, что он такой человек, которому ты можешь отдать свое сердце, моя дорогая?

— Очень хороший вопрос. Я скажу вам, когда у меня будет готов ответ. — Джорджиана повернулась и направилась к своей спальне. — Я только хочу, чтобы решения моего сердца и моей головы совпали.

Фредерика нахмурилась. Все оказалось хуже, чем она предполагала.




Глава 20


Помяните: кто женится на ней,

Тот заберет хороший куш.

    

У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт I, сцена 5[17 - Перевод Б. Пастернака.]






Тристан был готов биться головой об стену.

— Я знаю, что дела плохи, — проворчат он, глядя на сидевшего напротив поверенного. — Я не хуже вас вижу эти цифры.

— Да, милорд, конечно, видите, — рассудительно заметил Бичем, снова водружая очки на переносицу. — Я только хотел сказать, что положение очень тяжелое. Почти безвыходное.

— Почти, — повторил Тристан, хватаясь за это слово словно утопающий за соломинку. — Значит, все-таки выход есть.

— Э, видите ли…

— Что? — Тристан изо всей силы ударил кулаком по столу.

Поверенный подскочил, очки снова сползли с его носа. Затем он опустился на свое место.

— Поместье Глоден в Данборо — не родовое имение, милорд. Я знаю нескольких дворян, которые ищут небольшой участок земли в Шотландии. Для охоты, как вы понимаете.

Тристан покачал головой.

— Глоден принадлежал моей семье в течение двухсот лет. И не мне продавать его.

Роберт провел там прошлую зиму. И если Бит нашел место, где ему было хорошо, то Тристан не собирался лишать его этого места.

— Честно говоря, милорд, даже зная ваше… искусство выигрывать пари и подведя итоги, я не понимаю, как вам удалось оставаться платежеспособным. Мне это кажется каким-то чудом.

— Самое главное заключается в том, что я не хочу продавать ничего из семейной собственности. Укажите мне другой выход.

— Вы уже распродали большую часть личной собственности. Ваших лошадей, за исключением Шарлеманя, вашу яхту, охотничье угодье в Йоркшире и…

— Ради Бога, Бичем, помогите мне, — перебил его Тристан. Он прекрасно знал, от чего отказался, и все равно этого было недостаточно. — Что нужно, чтобы я смог платить налоги, жалованье слугам и кормить семью, скажем, еще три месяца?

— Еще одно чудо, — сказал поверенный, потирая почти лысую голову, как будто это могло заставить шевелиться его мозги.

— В фунтах и пенсах, пожалуйста.

Бичем со вздохом открыл одну из своих многочисленных расчетных книг.

— Триста фунтов в месяц.

— Это много.

— Да. Большинство ваших кредиторов еще несколько месяцев не будут беспокоить вас, если только вы не наделаете новых долгов.

Тристан мог бы обрадоваться этому, но у него появилось ощущение, что кто-то уже послал за священником со святыми дарами.

— Хорошо. Я достану три сотни фунтов. А теперь плохие новости, — продолжал Тристан. — Уплата долгов всем кредиторам, включая плату наличными за семена, скот, все. Сколько?

— Сколько всего, милорд? Вы хотите получить более… реальную цифру?

— Я с нетерпением жду, когда вы прямо ответите на вопрос, без всяких комментариев, — рассердился Тристан.

Если он в гневе начнет швырять вещи, бедный Бичем может умереть от страха.

— Да, милорд. Чтобы вернуть всю вашу собственность и вас самого в состояние платежеспособности, потребуется приблизительно семьдесят восемь тысяч пятьсот двадцать один фунт.

Тристан широко раскрыл глаза.

— Приблизительно, — повторил он.

По крайней мере когда Бичем наносил смертельный удар, он делал это со всей мощью и точностью.

— Да, милорд. Это можно делать по частям, что, вероятно, разумнее и проще, но тогда потребуется больше денег.

Сумма была близка к ожидаемой, но подтверждение этой цифры кем-то еще делало ее устрашающей.

— Когда я должен достать триста фунтов на этот месяц? — спросил он, снова усаживаясь в свое старое удобное кресло.

— Через неделю или две, если вам удастся… заключить пари с подходящими людьми. И выиграть, конечно.

— В последнее время я слишком занят для этого.

К тому же его исключили из клуба, где он всегда встречался с самыми богатыми его членами.

Бичем кашлянул.

— Если мне будет позволено сказать, я слышал, что вы ухаживаете за молодой леди с намерением жениться на ней. Чтобы не продавать собственность, это единственный выход для вас.

— Да, я действительно имею кое-кого в виду, но ее еще надо уговорить.

Может быть, судьба и изменчива, но, кажется, она знает что делает. Леди Джорджиана Холли, кроме приданого, имела годовой доход почти в двадцать тысяч фунтов, и ему было известно, что в последние шесть лет она очень умело распоряжалась своими деньгами. Все его родовые поместья будут мгновенно спасены, как только она даст обет перед алтарем. Беда заключалась в том, что он не знал, как убедить ее произнести столь необходимое «да».

Его решение жениться на Джорджиане объяснялось скорее страстью, чем желанием получить ее деньги, но, если бы она была нищей, влечение к ней привело бы его в Олд-Бейли как банкрота. Если она откажет ему…

— Благодарю вас, Бичем. Давайте встретимся во вторник и посмотрим, как будут обстоять дела.

— Хорошо, милорд.

По лицу поверенного было видно, что он не ожидает изменений к лучшему. У Тристана на этот счет тоже были сомнения.

Он должен честно рассказать Джорджиане, как ему необходимы ее деньги, прежде, чем он сделает ей предложение. Все эти годы они не касались истинных чувств и истинного положения вещей. Им давно пора поговорить откровенно.

Самое сложное заключалось в том, что он хотел жениться на Джорджиане. Когда Амелия рассказала ему о письме и чулках, это стало для него делом первостепенной важности. Он должен защитить Джорджиану от любых слухов и сплетен, которые могут возникнуть.

Тристан не представлял своей жизни без Джорджианы и не допускал мысли о браке с другой женщиной. Или она, или никто. Дэр знал, что мог бы покорить ее, будь у него время. Ведь он снова и снова должен доказывать ей, что переменился.

Но трех месяцев для этого недостаточно, не говоря уже о трех днях, которые предоставила ему Амелия в своем ультиматуме. Имея четырех братьев, двух теток и несколько поместий со множеством слуг, которые ожидали, чтобы он накормил и одел всех, он не мог рассчитывать на большой выбор.




— И куда это ты собралась?

Джорджиана вздрогнула, чуть не оторвав пуговицу от ротонды, которую надевала.

— Тетя Фредерика, вы меня напугали.

— Вижу. — Герцогиня, удивленно приподняв бровь, внимательно разглядывала выбранный племянницей наряд.

Бледно-зеленое, очень простое платье, очевидно, было самым скромным в ее гардеробе.

— У меня есть несколько дел. — Но тетушка не собиралась уходить, и Джорджиана улыбнулась: — Вам ничего не нужно в «Менделсонсе»?

— Ах да, они получили новые кружева, которые я бы хотела посмотреть. Ты не против, если я поеду с тобой?

Черт! Не могла же она тащить за собой тетушку, направляясь к Амелии за своими чулками. Поделом ей: не надо было пытаться обмануть Фредерику.

— Конечно, нет. Я только подумала, что вам будет скучно.

— Глупости. Пойду возьму свой ридикюль.

В дверях появился Паско.

— Леди Джорджиана, — объявил дворецкий, — к вам гость. Сказать, что вы уехали?

— Да, Паско, передай мои извинения.

— Хорошо, миледи. — Дворецкий направился вниз.

— Паско, а кто это? Ты не сказал, — окликнула она его.

Дворецкий остановился.

— У него не было визитной карточки, миледи, иначе я передал бы ее вам. Это Роберт Карроуэй, по-моему. Джентльмен сказал, что хотел бы поговорить с вами.

— Роберт Карроуэй? — Джорджиана поспешила вниз. — Вы подождете меня, тетя? — крикнула она, оглядываясь.

— Ничего, дорогая. Я еду на ленч с леди Дорчестер. Твои планы слишком изменчивы.

— Спасибо! — Джорджиана улыбнулась и, войдя в гостиную, столкнулась с Битом.

Он отступил назад. У молодого человека был такой вид, словно он собирался уйти. Это не удивило ее.

— Бит, доброе утро, — сказала она, тоже попятившись.

— Извините, — с трудом тихо произнес он. — Я не вовремя.

— Я как раз собиралась на прогулку, — сказала она ему вслед, бросая свой ридикюль Паско, который пой-мал его и спрятал за спину. — Вы не хотите присоединиться ко мне?

Он замедлил шаги и кивнул. Но Джорджиана не могла пойти с ним одна. Мэри была наверху, приводила в порядок платье, в котором Джорджиана была вчера у Грея и Эммы и с которого таинственным образом исчезла пара пуговиц. В холл вышла горничная с кипой столового белья в руках.

— Жозефина, пожалуйста, оставь это и пойдем с тобой на прогулку.

— Я… я, миледи?

Буквально через минуту они оказались на улице. Роберт вышел так быстро, что она не успела захватить шляпку или зонтик.

— Роберт, — окликнула она, пытаясь догнать его, не переходя на бег, — вы идете слишком быстро, так не гуляют.

Он умерил шаг, позволив поравняться с ним. Его губы были так плотно сжаты, что он не смог бы заговорить, даже если бы захотел. Но Джорджиана кое-чему научилась у герцогини. Например, умению болтать о пустяках, пока собеседник не почувствует себя свободнее.

— Я хотела вчера сказать Эдварду, — начала она, — чтобы он ставил дату и свою подпись на всех рисунках. Через некоторое время они будут значить для него гораздо больше.

— Мне самому иногда трудно бывает вспомнить что-то, — сказал он низким тихим голосом.

— Мне тоже, хотя это зависит от тогр, что надо вспомнить, — ответила она, дав ему время сказать что-нибудь еще, если он захочет. — У меня хорошая память на лица, но если требуется вспомнить, что и где случилось или кто что сказал, у меня в голове больше дырок, чем в ярде кружев.

— Сомневаюсь, что это так, но спасибо за то, что вы это сказали. — Он набрал в грудь воздуха и глубоко вздохнул. — Я когда-нибудь просил вас выйти за меня замуж?

— Нет. Вы один из немногих, кто не делал этого.

— Я был идиотом, Она усмехнулась, но у нее возникло ощущение неловкости. Отношения с его братом уже создавали трудности, а она не хотела обидеть его.

— Вы были… вы и теперь такой… независимый, в отличие от других.

— Такой независимый, что часто не могу заставить себя выйти из дома.

— Вы же здесь.

Что-то похожее на улыбку промелькнуло на его губах.

— Сегодня вам нравится Дэр. Я не уверен, что вы захотите говорить со мной завтра.

— Я всегда буду разговаривать с вами, Роберт. Как бы ни сложились наши отношения с Тристаном.

— Хорошо. Говорят, я умею слушать.

Бит искоса взглянул на Джорджиану из-под длинных черных ресниц, как бы желая убедиться, что она поняла его шутку.

— Вы не утратили чувства юмора, как я вижу.

— Не совсем.

Они подошли к Гайд-парку, где в этот час было полно всадников и экипажей.

Несмотря на то что он ничего не сказал, она почувствовала, как он все больше напрягается при виде этой толпы.

— Вы когда-нибудь ели пирожное у «Джонсона», — спросила она.

— Нет.

— Тогда я угощу вас.

Джорджиана повела его прочь от парка.

— Нет. Мне нужно идти.

Весь его вид выражал настороженность и недовольство собой. Мужчины Карроуэй были гордыми, и ему, должно быть, будет неприятно, если она заметит его страдания.

Они повернули на Риджент-стрит и молча шли рядом, за ними плелась Жозефина. Джорджиане хотелось спросить Бита, почему именно сегодня он решил приехать к ней, не хотел ли он сказать ей что-то особенное? В то же время она не хотела отпугнуть его или смутить. Когда они вернулись к Хоторн-Хаусу, она велела груму привести лошадь Роберта.

— Я рада, что вы заехали, — сказала она. — И совершенно серьезно, в любое время, когда вам захочется поболтать, приезжайте.

Он долго не спускал с нее своих синих глаз, вызывая чувство беспокойства. Ей казалось, что он читает ее мысли.

— Вы единственная, с кем я не чувствую себя Пинчем, — наконец сказал он.

— Пинчем? — с недоумением переспросила она.

— Знаете, из «Комедии ошибок». Там есть такой Пинч, голодный худой негодяй. Кожа да кости, шарлатан, оборванец, плут и предсказатель. Нищий с пустыми глазами, жалкий бродяга, живой покойник.

Эти слова и его ровный тихий голос взволновали ее.

— Для человека, который жалуется на свою память, вы все помните очень хорошо.

Слабая тень улыбки снова мелькнула на его губах и исчезла, он вздрогнул.

— Я семь месяцев провел во французской тюрьме. Я выучил эту пьесу, старый сборник пьес был нашей единственной книгой. Нам… нам приказали хранить молчание.

— Роберт, — прошептала она, протягивая к нему руку.

Он отшатнулся.

— Нет… нет ничего страшнее. Не позволяйте загнать себя в ловушку, Джорджиана, не важно, с Тристаном или без него. Не сдавайтесь, ибо это проще всего. Если сдадитесь, у вас не останется ничего. Я приехал сказать вам это.

Он вскочил в седло, и топот копыт его лошади замер вдалеке.

Взволнованная, Джорджиана опустилась на ступени, ведущие к двери. Роберт говорил мало, но когда говорил…

— Бог мой, — только и прошептала она.

Как бы ни были страшны его слова, но они помогли ей понять себя. Она больше никому не позволит указывать ей, как она должна прожить оставшуюся жизнь. Амелия Джонс взяла то, что ей не принадлежит, и Джорджиана отберет это назад.




Дворецкий Джонсов проводил Джорджиану в гостиную на первом этаже, где, смеясь и поедая сандвичи, сидело с десяток молодых леди — все того же возраста, что и Амелия.

Амелия с улыбкой на хорошеньком личике поднялась ей навстречу:

— Добрый день, леди Джорджиана. Вот уж не ожидала увидеть вас здесь.

— Мне бы хотелось поговорить с вами кое о чем, мисс Джонс, — сказала Джорджиана, чувствуя себя довольно неловко.

Кроме Тристана, одна только Амелия знала о ее поступке, и она могла опозорить ее перед всем обществом.

Глядя на ее красивые невинные глаза, на ее смеющихся подруг, Джорджиана не могла не подумать, что Тристан, должно быть, неправильно истолковал причины, по которым Амелия не хотела возвращать письмо и чулки. Может быть, Амелия просто ревнует. Ведь Тристан оказывал девушке внимание, был неотразимо красив, и Джорджиана обещала ей свою помощь. В некотором смысле во всем виновата была она сама.

— Конечно, нам надо поговорить, — ответила Амелия, — но, может быть, вы сначала выпьете чаю?

Джорджиана выдавила из себя улыбку.

— Очень мило. Благодарю вас, мисс Джонс.

— О, называйте меня Амелией. Меня все так зовут.

— Хорошо, Амелия.

Хозяйка повернулась к девушкам:

— Послушайте. Я уверена, вы знаете леди Джорджиану Холли. Герцог Уиклифф — ее кузен.

— О, я слышала, он женился на гувернантке, — воскликнула одна из них. — Это правда?

— Эмма была директрисой в школе для девочек, — сказала Джорджиана. Атмосфера в комнате казалась… странной. Почти враждебной. Волосы у нее на затылке шевельнулись. — И кузиной виконта, — добавила она, принимая из рук лакея чашку чаю.

— А теперь она герцогиня, — сказал Амелия, указывая Джорджиане на место рядом с собой. — Поэтому ее прошлое не имеет никакого значения.

Она заговорщически взглянула на Джорджиану, как бы предлагая ей сказать что-нибудь в защиту Эммы. Джорджи пила чай, и ее раздражение возрастало. Может быть, их больше, но она не чувствовала себя беззащитной.

Она встречалась с этими девицами во время сезона, но большинство из них знала плохо. В основном это были дочери, внучки и племянницы баронов и рыцарей.

Девицы снова начали болтать разные глупости о моде и погоде, и Джорджиана немного успокоилась. Возможно, она волновалась и неправильно воспринимала происходящее.

— Леди Джорджиана, — тихо сказала Амелия, — ваш визит удивляет меня.

— Я хотела извиниться перед вами, — ответила Джорджиана.

— В самом деле? За что же?

— За лорда Дэра. К моему огорчению, мне не удалось осуществить мои намерения так, как я этого хотела.

— Как же это?

Прочитав записку, Амелия должна была это знать. Но если она хотела услышать дальнейшие извинения, то Джорджиана готова была их предоставить. Взглянув на девиц, она предложила:

— Думаю, наш разговор требует более уединенного места, если вы не против.

— Хм. Полагаю, мои гости обойдутся несколько минут без меня. — Она встала, потянув за собой Джорджиану. — Извините нас, мы сейчас вернемся.

Девицы продолжали щебетать и хихикать, и Амелия повела Джорджиану через холл в небольшую комнату, окна которой выходили на тихую улочку.

— У вас очень красивый дом, — заметила Джорджиана, оглядывая дорогую, с большим вкусом подобранную мебель.

— Спасибо. Так вы действительно явились сюда, чтобы извиниться за свое… поведение с Тристаном? Уверяю вас, в этом нет никакой необходимости.

Джорджиана оставила выпад без ответа. У Амелии было основание сердиться.

— Это необходимо, потому что я обещала помочь вам получить его в мужья и ничего не сделала для этого.

— Глупости. Я получу его в мужья благодаря вам.

«Будь вежлива», — напомнила себе Джорджиана.

— Все это ужасное недоразумение, и я чувствую себя очень неловко. Я только хотела помочь вам. Вы должны мне поверить.

— Не верила и не поверю, — ответила Амелия, сохраняя на лице улыбку. — Но, как я сказала, это ничего не значит. Я выбрала лорда Дэра, и я выйду замуж за лорда Дэра.

— При помощи шантажа? — невольно вырвалось у Джорджианы.

Девушка пожала плечами:

— Я не настолько глупа, чтобы упустить то, что само плывет мне в руки.

«Похоже, лучше говорить прямо, не скрывая своего возмущения».

— Вы их украли?

— А как Тристан получил их, скажите, пожалуйста?

У Джорджианы был готов резкий ответ, но она передумала. Крики тут не помогут.

— Амелия, то, что произошло между мной и Тристаном, случилось совершенно неожиданно, и я не допущу, чтобы вы воспользовались этим, навредив нам обоим. Конечно, вы не сделаете ничего… лишнего, что нарушило бы вашу дружбу с Тристаном и со мной.

— Мы не друзья, леди Джорджиана. Мы — соперницы. И выиграла я.

— Не могу назвать это соперничеством, Аме…

— И мои поступки не лишние, потому что Тристан уже сказал, что не имеет намерения жениться на мне. — Она вздохнула. — Полагаю, он может не делать этого, но в том, что случится дальше, будет виноват он. Я рассказала ему, что вы разыгрываете его, чтобы проучить, и он теперь откажется от вас. Как только мы с ним поженимся, я отдам ваши отвратительные вещи вам, и мы все будем счастливы.

Подумать только! Джорджиана считала ее наивной беспомощной молодой девушкой. Они обменялись долгим взглядом, и Джорджиана вышла.

Первой ее мыслью было поехать к Тристану и сказать ему, что он был прав, и узнать, не нашел ли он какого-либо выхода.

Однако, раздумывая над создавшимся положением, она не могла избавиться от мысли, что все это затеяла она сама. Сначала решила, что Тристана надо проучить и только она одна сумеет это сделать. Затем самым жалким образом она потерпела поражение, снова связав с ним свою жизнь.

Но она хотела Тристана Карроуэя. Как сказал Роберт, она не могла покорно уступить и смириться с тем будущим, которое готовили для нее другие. Ей надо поговорить с ним, чтобы окончательно решить, будет ли она верить ему так, как жаждало ее сердце.

Джорджиана высунулась из окошка кареты.

— Хэнли, отвези меня в Карроуэй-Хаус, — окликнула она кучера. — Мне бы хотелось навестить мисс Милли и мисс Эдвину.




Глава 21


Что скажешь? По сердцу ли он тебе?

    

У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт I, сцена 3[18 - Перевод Б. Пастернака.]






Вернувшись домой во время перерыва в заседании парламента, Тристан сразу прошел в свой кабинет. Он прекрасно понимал, что негде взять девятьсот фунтов, чтобы прожить три месяца, но ему нужно было найти немного наличных денег, чтобы получить несколько дней передышки, и за это время придумать, как убедить Джорджиану выйти за него замуж.

— Милорд, — послышался за дверью голос Докинза.

— В чем дело?

— Я должен сообщить вам, что здесь леди Джорджиана, она приехала с визитом к мисс Милли и мисс Эдвине.

Тристан вскочил и, подойдя к двери, так быстро распахнул ее, что дворецкий чуть не упал.

— Кто тебе велел сообщить мне об этом визите?

— Леди Джорджиана, милорд. Они все в утренней гостиной. Она находится здесь уже некоторое время, но, по-моему, не знает, что вы вернулись.

— Почему ты не сказал ей, что я здесь?

— Я был в кладовой, милорд, проверял запасы.

— Ты хотел сказать, что спал в кладовой.

Дворецкий с достоинством выпрямился.

— Милорд, я…

— Ладно.

Если она здесь, значит, разговор с Амелией уже состоялся. Он надеялся, что она уговорила девчонку отдать записку и чулки. В таком случае репутации Джорджианы ничто больше не угрожает, и он сможет просить ее руки уже сегодня. Но в глубине души Тристану хотелось, чтобы Амелия отказалась, и он, как средневековый рыцарь, бросился бы спасать свою милую от дракона. Он чувствовал, что его долг — взять всю ответственность на себя.

— Добрый день, — входя в гостиную, сказал он.

Джорджиана сидела между его тетушек, и все они весело смеялись. Но, когда она посмотрела на него, виконт понял, что ее миссия оказалась безуспешной. Ее глаза никогда не лгали.

— Добрый день, — ответила она. — Ваши тетушки рассказывали мне, что вытворяет Дракон.

— Да уж. Слава Богу, что он не так велик, иначе разнес бы весь дом. — Он подошел ближе. — Тетушки, можно я на минутку похищу у вас Джорджи?

— Ты всегда похищаешь наших самых красивых гостей, — усмехнулась Милли.

— Правда? — прошептала Джорджиана, выходя из комнаты. — И скольких же хорошеньких визитерш ты похитил?

— Только тебя. Что произошло?

Джорджиана огляделась по сторонам. Видя ее нежелание говорить, он провел ее в библиотеку и, как только она села на диван, закрыл дверь.

— Рассказывай.

— Я думала, когда ехала сюда, что ты дома, — взволнованно начала она. — Я совсем забыла о парламенте и поздно отправилась к Амелии, только после прогулки с Робертом. Она устроила ленч для своих подруг… и я не знаю, что она им сказала, но…

— Подожди минутку, — сказал Тристан, усаживаясь на подлокотник дивана. — Не можешь ли начать с прогулки с Битом?

— Насколько я понимаю, ты не знал, что он ездил ко мне.

— Он почти не разговаривает. Как я мог узнать?

— Я не знала, что его держали во французской тюрьме и не разрешали говорить, — продолжала она. — Чему же удивляться?

Тристан застыл на месте, стараясь осознать ее слова и связать их со странным поведением брата. Джорджиана дотронулась до его руки.

— Ты ведь не знал?

— Нет. Как долго это продолжалось?

— Семь месяцев.

— А он был в Ватерлоо?

— Не знаю. Разве это имеет значение?

Он старался побороть гнев против проклятых политиканов, которые послали его брата во Францию и ему даже не сообщили, что семь месяцев Роберт считался пропавшим без вести.

— Имеет. Хотя бы потому, что из его тела извлекли пять мушкетных пуль, и я хотел бы знать, как он их получил.

— Тристан, — шепотом сказала Джорджиана, — он жив и расскажет тебе, когда будет к этому готов.

С тяжелым вздохом виконт сжал ее руку.

— Благодарю тебя.

Тристан тряхнул головой. Бит придет в себя. Проблема Джорджианы была более срочной.

— Теперь скажи, у тебя хорошие новости?

Выражение отчаяния вновь появилось в ее зеленых глазах.

— Ты знаешь, когда я впервые увидела тебя с Амелией, я подумала, что у бедняжки нет никаких шансов и ее необходимо спасти, — сжимая и разжимая руки, сказала Джорджиана. — Я даже не представляла, что во всей Англии она, пожалуй, единственная, кто меньше всего нуждается в помощи.

— Эта дрянь отказалась вернуть тебе вещи?

— О, она просто будет счастлива вернуть их, как только вы поженитесь.

Джорджиана взглянула на него, и этот взгляд сказал ему больше, чем могли бы выразить слова. Она хотела знать, намерен ли он жениться на Амелии, и не хотела, чтобы он женился. У Тристана упало сердце. Он умрет, если она снова ускользнет от него.

— Нам придется что-то придумать, я не собираюсь жениться на этой ведьме.

— Хм. И что ты предлагаешь? — Она расправила юбку. — Если тебе все равно, я бы предпочла, чтобы… наши отношения пока оставались в тайне.

— То, что я хочу, помешает сохранить эту тайну, — медленно произнес он.

Сердце его билось с такой силой, что грозило выскочить из груди.

— Это невыносимо… О, но я сама виновата и, наверное, заслужила это наказание.

— Нет, не заслужила, — с нежностью произнес он, опускаясь на колени.

У нее перехватило дыхание.

— Тристан, что?..

— Выходи за меня замуж, Джорджиана. Эта новость положит конец всем сплетням, если Амелия начнет их распространять.

Она так резко вскочила, что чуть не толкнула его.

— Но… — Она заметалась по комнате, ломая руки. — Но когда ты был так добр ко мне после… той ночи, я подумала, что, может быть, ты снова попытаешься воспользоваться моими чувствами, чтобы отомстить.

— Возможно, сначала такая мысль и мелькнула у меня, но ради Бога, Джорджиана, неужели ты не можешь понять, что сейчас я говорю искренне? Что я давно честен с тобой?

Повернувшись к нему, она кивнула.

— Но мы не можем, — прошептала она.

Кровь отхлынула от его лица.

— Почему? Почему, черт побери, мы не можем пожениться?

— Потому что я не выйду за тебя ради того, чтобы прекратить сплетни или шантаж, Тристан. С самого начала я не переставала удивляться, почему у каждого из нас обязательно должны быть какие-то причины, заставляющие нас жениться.

Он стиснул зубы. Джорджиана пожалела, что сказала это, но такова была правда. Если они поженятся из-за чувства вины или ради безопасности, они всегда будут ненавидеть друг друга, и она никогда не сможет доверять ему.

— Для брака всегда есть причины, — сказал он, не спуская с нее глаз. — Ты не можешь избежать их всех.

— Но я могу избежать этой и не допущу, чтобы ты таким образом спасал меня. Я сумею постоять за себя сама.

— Джорджиана, не…

— Нет, — перебила она, поворачиваясь к двери. Ей необходимо сейчас же уйти, пока он не увидел ее слез. — Я не могу выйти за тебя, Тристан. По этим причинам и при данных обстоятельствах.

Она не успела опомниться, как он схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.

— Но при других обстоятельствах ты вышла бы за меня.

Это был не вопрос, а утверждение и почти мольба.

— Могла бы. — Она вырвалась и выбежала за дверь.

Соблюдая приличия, Джорджиана должна была бы попрощаться с тетушками, но непрошеные слезы градом покатились по ее щекам. Она сбежала вниз, выхватила из рук изумленного Докинза шаль и шляпку и бросилась к карете тети Фредерики.

— Вези меня домой!

Ей необходимо было с кем-то поговорить, рассказать, в какую кошмарную историю она попала. Но, если бы она рассказала Фредерике, тетушка, вероятно, сообщила бы Грею, а Грей набросился бы на Тристана. То же произошло бы, если бы она обратилась к своему брату или Эмме, и она не могла поговорить ни с одним из братьев Карроуэй. Кроме того, ей не хотелось возвращаться домой опять в слезах.

Если бы события не развивались с такой быстротой, а остановились хотя бы на короткое время, ей, может быть, удалось бы во всем разобраться.

— Хэнли, — обратилась она к кучеру, — пожалуйста, отвези меня к Люсинде Баррет.

Она могла бы довериться и Эвелине, но Эвелина всегда видела в людях только хорошее и в данном случае в советчики не годилась. Люсинда же была почти так же недоверчива, как она сама, и в десять раз хитрее. В эту минуту Джорджиане был нужен именно такой друг.

— Леди Джорджиана! — воскликнул, открывая дверь, Мэдисон, дворецкий Барретов. — Что-то случилось?

Джорджиана вытерла мокрое от слез лицо.

— Нет-нет, Мэдисон. Со мной все хорошо. Люсинда дома?

— Я узнаю, если вы подождете в гостиной.

Джорджиана была так взволнована, что не могла сидеть, а ходила, ломая руки, по комнате от одного окна к другому. Это было уже слишком! Весь этот день!

— Джорджи, что происходит? — В комнату быстрым шагом вошла Люсинда в самом лучшем платье для дневных визитов.

— Извини. Я не знала, что ты куда-то собираешься. Я ухожу.

Слезы застилали Джорджи глаза, и она плохо видела. Стараясь не моргать, она вызвала новый поток слез.

Люсинда подвела ее к дивану.

— Нет, ты не уйдешь. Мэдисон, скажи, чтобы нам принесли чай, пожалуйста.

— Не знаю, почему я плачу, — сказала Джорджиана, пытаясь вытереть слезы и улыбнуться. — Видимо, я просто ужасно расстроена, — Ты должна мне все рассказать, — сказала Люсинда, стаскивая перчатки и бросая их на другой конец стола.

Появился дворецкий, вслед за которым вошел лакей с чайным подносом.

— И, Мэдисон, если зайдет лорд Мэллори, скажи ему, что я, к сожалению нездорова.

— Да, мисс Люсинда.

— Мэллори? — с удивлением сказала Джорджиана, когда за слугами закрылась дверь. — А я думала, он догадался, что он совсем тебя не интересует.

— Я говорила ему несколько раз, но он позволяет мне пользоваться его лошадьми. — Люсинда взяла Джорджи-ану за руку. — Ну, так что же случилось?

Теперь, получив возможность высказаться, Джорджиана заколебалась, не уверенная, что ей хочется рассказывать обо всем. Шесть лет она хранила свою тайну.

Люсинда, казалось, это поняла.

— Расскажи только то, что хочешь, — тихо сказала она. — Ты же знаешь, все останется в этих стенах.

Джорджиана глубоко вздохнула.

— Тристан сделал мне предложение.

— Что? Что он сделал?

— Попросил меня выйти за него замуж.

Люсинда встала и налила себе чашку чаю.

— В такие моменты я жалею, что женщины не пьют бренди. Что ты ему ответила?

— Я сказала, что не могу выйти за него при подобных обстоятельствах.

— И какие же это обстоятельства?

— О Боже, я… дала Тристану некоторые вещи, — волнуясь, начала Джорджиана, — и кто-то другой взял их. Он отказывается жениться на этой персоне, которая взяла их, эта персона воспользуется ими, чтобы погубить меня.

— Понятно. — Люсинда попробовала чай и добавила кусок сахара. — Я не хочу быть излишне любопытной, но мне было бы проще помочь тебе, если бы ты назвала больше существительных и меньше местоимений.

Собравшись с духом, Джорджиана кивнула:

— Вещи — это пара чулок и записка. Персона, укравшая их, — Амелия Джонс.

— Я полагала, что в любом случае Дэр намерен на ней жениться.

— Одно время он подумывал об этом.

— Но теперь он хочет жениться на тебе?

Когда Люсинда произнесла эту фразу, Джорджиана осознала все значение этих слов. Он действительно хочет жениться на ней. Он искренне хочет ее.

— Да. По крайней мере он так сказал.

— И когда это произошло?

— Двадцать минут назад. Пожалуйста, успокойся, Люси, — со слабой улыбкой попросила она потрясенную подругу.

— Я стараюсь. Но, если бы Амелия Джонс, имея твои вещи, не шантажировала Дэра, что сейчас совершенно бессмысленно, ты бы вышла за него?

— Мое сердце требует этого, — прошептала Джорджиана, а ее глаза снова наполнились слезами. — Но мой разум в нерешительности.

— Так выходи за него, и тогда не важно, что сделает Амелия.

— Все не так просто. Несколько лет назад Тристан заключил пари… оскорбительное для меня. Каким-то образом нам удалось избежать сплетен, но я боюсь…

— Довериться ему, — закончила за нее Люсинда. — Ты думаешь, он использует эти вещи против тебя?

— Нет. Он никогда так не поступит. Но пока с этим не покончено, я не могу быть уверена, что решение, принятое им или мною, будет правильным.

— Тогда забери свои чулки обратно, Джорджи.

— Амелия не отдаст их. Пока они с Тристаном не будут надежно связаны браком.

— А я повторяю — забери чулки.

Не спуская глаз с подруги, Джорджиана откинулась на спинку дивана. Мысль забраться в чужой дом и украсть их… Конечно, прежде всего чулки принадлежали ей. И если она получит их обратно… а чувство вины не было истинной причиной, заставившей Тристана сделать ей предложение, то, может быть, он сделает его еще раз. И тогда она сможет сказать ему «да», хотя, чтобы произнести это, потребуется не меньше смелости, чем для проникновения в чужой дом. В любом случае она хотела вернуть свои чулки.

— Тебе нужна помощь? — спросила Люсинда.

— Нет. Это касается только меня, Люси. Я сама должна решить, делать или не делать это.

Они допили чай, болтая о других, обычных вещах. Люсинда старалась успокоить ее, и Джорджиана была ей благодарна, но все это время ее не покидали мысли об Амелии Джонс.

Легко сказать, что она заберется в дом Джонсов и возьмет то, что принадлежит ей. Но сможет ли она заставить себя сделать это? Она спасет Тристана от ненавистного брака, а себя — от скандала. В то же время этим она даст понять Тристану, что хочет выйти за него. Если он все еще вынашивает планы мести, то без труда воспользуется моментом и разобьет ее сердце.

Все ее опасения и дурные предчувствия отступали перед желанием услышать, как Тристан сделает ей предложение.

Но когда она вернулась в Хоторн-Хаус, решение было принято. Завтра Эверстоны устраивают вечер, на который Амелия обязательно поедет. А она сама в это время отправится в дом мисс Джонс за своими чулками и запиской.




Прежде всего, решила Джорджиана, надо найти подходящую одежду. Она просмотрела свой гардероб и наконец обнаружила старое муслиновое платье унылого коричнево-серого цвета, которое она надевала на похороны дальнего родственника одной из подруг. Его еще можно было носить, хотя оно было несколько тесновато в груди. Как заметил Тристан, ее формы стали более пышными по сравнению с прошлым.

Вспомнив об этом, Джорджиана улыбнулась и посмотрела на себя в зеркало. Так улыбаются влюбленные. Как она дошла до такого состояния всего за несколько недель, она не могла понять, но вынуждена была признаться, что именно так себя и чувствовала.

Девушка полагала, что настоящее испытание ожидает Тристана, когда она покажет ему чулки и записку. Или она окажется еще большей дурой, или он снова сделает ей предложение. И тогда она решит раз и навсегда, может ли доверить ему свое сердце.

В дверях появилась Мэри, и она сунула старое платье в гардероб.

— В чем дело?

— К вам приехал с визитом лорд Уэстбрук, миледи.

О нет! Она была так поглощена Тристаном и своими чулками, что у нее не оставалось времени подумать о предложении Уэстбрука.

— Я сейчас спущусь.

Подойдя к гостиной, она остановилась на пороге. Сидевший в уголке дивана Уэстбрук держал в руках букет роз, устремив взгляд на потрескивающий в камине огонь.

Таким могло бы стать ее будущее: спокойным, тихим и безмятежным. У них были бы, разумеется, отдельные спальни, и каждый сезон они устраивали бы необходимое число обедов, на которые приглашали бы необходимое количество подходящих людей. По вечерам он занимался бы своими бумагами, а она вышивала, и он никогда бы не рассказывал ей ничего, что могло бы оскорбить ее утонченную чувствительность.

Джорджиана содрогнулась. Она жаждала ночей, полных страсти, смеха, обсуждений цен, споров о политике и разговоров о пустяках, которые интересовали ее. Некоторое время она смотрела на него, но Уэстбрук даже не пошевелился. Тристан в ожидании ее не усидел бы на месте, а ходил бы из угла в угол. Джорджиана кашлянула.

— Джорджиана. — Он встал. — Вы прекрасно выглядите.

— Благодарю вас. Извините, что заставила ждать.

— Ничего.

— Не хотите ли чаю?

— Нет, спасибо. Я… хотел бы узнать, вы подумали о моем предложении?

— Подумала, Джон, только не знаю, как сказать вам это.

Его лицо на мгновение помрачнело, но затем снова просветлело, он опустил букет.

— Вы мне отказываете?

— Вы удивительный, внимательный человек, и любая леди была бы счастлива иметь такого мужа. Я…

— Пожалуйста, Джорджиана. Вы приняли решение. Окажите мне любезность и не объясняйте, почему мы не подходим друг другу. Пусть это будет просто отказ, и я покину вас. До свидания, миледи.

Все с тем же невозмутимым видом он прошел мимо нее, взял свою шляпу и вышел из комнаты. Джорджиана опустилась на диван. Все получилось так легко, что она даже почувствовала себя лучше. Он был истинным джентльменом, хладнокровным и корректным. Он не испытывал к ней ничего даже отдаленно напоминающего любовь. И Джорджиана вновь оказалась там, с чего начинала: ее влекло к человеку со старинным, но потускневшим титулом, дурной репутацией, отсутствием денег, восхитительно непредсказуемому в своих поступках. Только на этот раз он желал ее не меньше, чем она его.




В этот вечер Джорджиана играла с тетушкой в вист и писала письмо матери, в котором не упоминались ни Тристан, ни предложения руки и сердца и вообще ничего, кроме описания моды последнего сезона. Имея трех дочерей на выданье, одна из которых будет выезжать в следующем сезоне, мать несколько раз указывала Джорджиане: самое важное, что та может сообщить ей, — это описать, что сейчас в моде. К счастью, леди Харкли, как и большинство светских дам, была убеждена, что ее вторая дочь никогда не выйдет замуж, и перестала приставать к Джорджи с вопросами о замужестве.

— Ты здорова, дорогая? — спросила Фредерика.

Джорджиана отвлеклась от своих мыслей.

— Да, конечно. Почему вы спрашиваете?

— Ты почти ни разу не выиграла за весь вечер, а мы обе знаем, что ты более расчетливый игрок, чем я. Кажется, твои мысли витают где-то далеко.

— Я намерена заманить вас в ловушку, — ответила она, пытаясь сосредоточить внимание на игре.

— Джорджиана, — продолжала тетушка, взяв ее за руку и не давая перетасовать карты, — ты мне как дочь. Ты это знаешь. Расскажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе.

— Вы мне как мать, — ответила Джорджиана дрогнувшим голосом. — Но я поняла, что есть вещи, которые я должна делать сама.

— Знаешь, о тебе и Дэре идут разговоры. Говорят, что старые враги, кажется, помирились.

— Он во многом переменился, — сказала девушка, раздавая карты.

Фредерика кивнула:

— Я заметила некоторые перемены. Но не забывай, есть вещи, которые не меняются. Вся их семья в ужасном финансовом положении, моя дорогая. Мне не хочется думать, что тебя вводят в заблуждение только потому, что нужны твои деньги.

— Я уже сказала, — возразила Джорджиана, стараясь сохранять спокойствие, — я сумею разобраться в этом сама.

Она знала, что здесь замешаны деньги, это единственное, чего он никогда не скрывал. И слава Богу, что он был честен, иначе лишние сомнения могли бы поколебать ее решимость.

— Так как ты разобралась с лордом Уэстбруком?

— Я говорила вам, что не люблю его.

— А я говорила тебе, что ты могла бы предпочесть благополучие и спокойствие требованиям своего сердца.

— Я пытаюсь.

— Пытайся поусерднее.

Тетя Фредерика наконец смягчилась, и они продолжили игру, мило беседуя. Но когда она собралась идти спать, волнение снова охватило ее. Завтра ночью она должна взять все в свои руки. И если она будет вести себя так же неосторожно, как сегодня, все догадаются, что она что-то затевает.

«Перестань, перестань, — говорила она себе. — Если ты и дальше будешь доводить себя до истерики, семейство Джонсов обнаружит тебя у дверей лежащей в глубоком обмороке». Воображаемая картина вызвала у нее улыбку. Амелию ожидает пара неприятных минут.

На следующий день она встретилась с Эвелиной и Люсиндой в их любимом кафе на углу улицы, и, несмотря на то что Люси несколько раз пыталась узнать, какое решение она приняла, Джорджиана умело — как ей самой казалось — уклонилась от расспросов подруги. Справиться с любопытством Эви оказалось намного труднее.

— Я только говорю, — размышляла вслух ее подруга, разрезая персик, — что урок, который ты хотела преподать лорду Дэру, должен был показать ему, как опасно играть женскими сердцами.

— Именно так оно и было, дорогая.

— Тогда почему все говорят, что он ухаживает за тобой?

Джорджиана покраснела.

— Это не…

— Эви, — вмешалась Люсинда. — Я слышала, в конце года вернется из Индии твой брат. Это правда?

Их темноволосая подруга заулыбалась.

— Да. Должна признаться, я очень соскучилась по Виктору, несмотря на его противную привычку считать, что он все знает. Его рассказы так романтичны. Я показывала вам шарф, который он прислал мне из Дели?

— Да, — дружно ответили Джорджи и Люси и рассмеялись. — Очень красивый. Ты должна его надеть, когда будете праздновать его возвращение, — добавила Джорджиана.

К их удивлению, Эвелина помрачнела.

— Моя мать хочет, чтобы я выбрала мужа до его возвращения, — сказала она. — Она думает, что Виктор никогда не одобрит ни одного из моих женихов, поэтому, если я выйду замуж прежде, чем он успеет воспротивиться этому, ничего нельзя будет поделать.

— Это ужасно! Скажи, что ты не согласишься на это только ради того, чтобы угодить своей матери. — Люсинда схватила ее за руку.

— Я не хочу, но вы знаете, какой она может быть. Какими они оба могут быть. — Эви содрогнулась.

Официант принес еще лимонада, и Джорджиана с любовью посмотрела на своих дорогих подруг и улыбнулась. Она всегда могла положиться на них. Только они могут исправить скверное настроение и не приставать с вопросами, на которые ей не хочется отвечать.

— Джорджи, — вдруг прошептала Люсинда, — позади тебя. Это…

— Добрый день, леди, — бархатным голосом сказал Тристан, склоняясь в изящном поклоне.

Не ожидая приглашения, он занял четвертый стул за их столом. На Тристане был светло-серый сюртук, и его голубые глаза казались сумеречно-синими.

— Добрый день, лорд Дэр, — ответила Люсинда и предложила ему сандвич с огурцом.

Он покачал головой.

— Благодарю, но я должен идти. Сегодня заседание парламента.

— Тогда как вы оказались на Риджент-стрит? Это вам совсем не по пути, — сказала Эвелина.

— Кого ты подкупил, чтобы узнать, где я? — улыбнулась ему Джорджиана.

— Никого. Интуиция подсказала мне, когда Паско сообщил, что ты встречаешься с кем-то за ленчем. А мне известно, что ты любишь сандвичи с огурцом и тебе нравится это место. Поэтому я здесь.

— А почему ты пришел сюда, когда тебе сейчас надо быть в палате лордов?

— Но я почти целый день не видел тебя, — ответил он, глядя на нее.

Джорджиана покраснела. Она понимала, что должна сказать что-нибудь кокетливое и остроумное, но ей трудно было сосредоточиться, когда все ее силы уходили на то, чтобы удержаться и не броситься к нему и не прижаться горящими губами к его губам.

— Это очень мило с твоей стороны, — произнесла она сдержанно и заметила удивление, мелькнувшее в его глазах.

— Вчера у моих тетушек ты была сама не своя. Они беспокоятся. Не хочешь ли передать им что-нибудь?

— Да. Передай им… — Она запнулась, Джорджи хотела, чтобы Тристан передал, что она чувствует себя лучше, но, отказавшись от приглашения на сегодняшний прием, она не могла этого сказать. — Передай, что прошу прощения за то, что неожиданно уехала, но у меня разболелась голова.

Он наклонился к ней, явно забывая и о ее подругах, сидевших рядом, и о том, что они находятся в уличном кафе, где их может видеть сотня любопытных глаз.

— А как ты себя сегодня чувствуешь?

— Лучше, но я устала, — тихо сказала она. — А теперь, Тристан, уходи.

Чувственная улыбка приподняла уголки его губ.

— Почему?

Она подумала, что он всегда остается желанным и неотразимым.

— Потому что ты очень раздражаешь меня и мешаешь мне завтракать.

Теперь улыбка была и в его глазах.

— Ты тоже меня раздражаешь, — ответил он. Оглядев ее подруг, он отодвинулся от стола. — До свидания, леди. Надеюсь, я увижу вас вечером?

— О да! На вечере у Эверстонов, — подтвердила Эви. — До встречи, лорд Дэр.

Он по-прежнему смотрел на Джорджиану.

— До встречи.

— О Боже, — сказала Люсинда, когда он ушел. — У меня масло растаяло.

— Люсинда! — рассмеялась Джорджиана.

Она поняла, что имела в виду подруга. В словах Тристана ощущалась чувственная интимность и скрытая значимость. Он пришел справиться о ее здоровье и дать понять, что он по-прежнему будет с ней, что бы ни сделала Амелия.

Этот разговор придал ей уверенности и смелости. Жаль, что вечером они не увидятся, но ей предстояло совершить преступление.




Глава 22


У всех влюбленных, как у сумасшедших,

Кипят мозги: воображенье их всегда сильней рассудка.

    

У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт V, сцена 1[19 - Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]






Джорджиана послала Мэри к тете Фредерике сказать, что она не поедет на вечер к Эверстонам, а потом четверть часа быстрым шагом ходила взад и вперед по своей спальне. Каждый раз, проходя мимо двери, она останавливалась и прислушивалась, затем, подобрав юбку, снова ходила от окна к двери.

Фредерика будет ждать до последней минуты в надежде, что она передумает. Конечно, тетушка подумает, что она отказывается из-за Дэра, что было верно, но совсем по иной причине. Наконец Джорджиана услышала, как герцогиня спускается вниз, и поспешно бросилась на кровать. Лицо у нее горело, она шумно дышала.

— Джорджиана? — Фредерика приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

— Мне очень жаль, тетя Фредерика, мне что-то нездоровится.

Герцогиня подошла к постели и положила руку на лоб Джорджианы.

— Господи, да ты вся горишь! Я сейчас же пошлю Паско за доктором.

— О нет! Пожалуйста, не надо. Мне просто нужен покой.

— Джорджиана, не глупи. — Она торопливо направилась к двери: — Паско!

«О Боже! Ничего не получится!»

— Тетя Фредерика, подождите.

Фредерика оглянулась:

— Что, дитя мое?

— Я притворяюсь.

— В самом деле? — В голосе тети прозвучал плохо скрытый сарказм.

— Я минут двадцать ходила по комнате, чтобы выглядеть нездоровой. — Она села, жестом указывая место рядом с собой. — Все это глупости, что я сама могу со всем справиться.

— Слава Богу, ты это поняла. Мы останемся дома, и ты расскажешь мне обо всем, что беспокоит тебя.

Джорджиана сжала ее руку.

— Нет. Вы выглядите так… чудесно, а мне бы просто хотелось посидеть, ничего не делая, почитать книгу.

Это было правдой, независимо от того, как она в действительности собиралась провести вечер. Тетя Фредерика поцеловала ее в лоб и встала.

— Тогда почитай, милая, а я буду наслаждаться вниманием, которым меня окружат, когда я всем расскажу, что ты лежишь на смертном одре.

Джорджиана улыбнулась:

— Вы очень остроумны, но, пожалуйста, не говорите этого Грею или Эмме. Они бросятся сюда и перепугают всех до смерти.

— И то правда. — Герцогиня задержалась в дверях, преграждая дорогу появившемуся Паско.

— Какие-нибудь особые указания относительно лорда Дэра?

Фредерика Уиклифф, вероятно, была самой проницательной женщиной из всех, кого знала Джорджиана, и после всего, что пережила из-за нее тетушка, не только за последние недели, но и за последние шесть лет, притворяться сейчас, что между ней и Тристаном ничего нет, было бы оскорбительным.

— Скажите ему правду, тетя Фредерика. Он все равно узнает.

— Да, думаю, что узнает.

— Ваша светлость, — сказал запыхавшийся дворецкий, — прошу прощения, но вам потребовалось…

— Да, мне потребовалось, чтобы ты проводил меня вниз, — ответила герцогиня, одарив его улыбкой, заставившей его покраснеть. Джорджиана впервые увидела, что выражение лица дворецкого может меняться. Герцогиня подмигнула ей и закрыла за собой дверь, оставив Джорджиану в тишине и покое.

Покой, возможно, и был, но не в ее душе. Вечер только начинался, и ей было еще рано выходить из дома: даже если Амелия с родителями уже уехали, их слуги еще не легли спать и, конечно, заметят незнакомого человека, появившегося в комнатах верхнего этажа.

Она предполагала, что именно там спрятаны ее чулки и записка, поэтому решила начать поиски со спальни Амелии в надежде, что ей повезет. Если их там нет, Джорджиана не представляла, что она будет делать дальше. Возможности повторить поиски ей уже не представится, ибо через два дня Амелия, без сомнения, начнет рассказывать другим людям — своим болтливым хихикающим подружкам — о том, какие вещи попали ей в руки.

Последующие три часа Джорджиана провела, бродя из комнаты в комнату и делая попытки посидеть и почитать, но почти сразу же вскакивала. Она не могла усидеть на месте, тем более сосредоточиться на чтении. Когда дворецкий и другие слуги стали бросать на нее страдальческие взгляды, она извинилась и отпустила их.

Джорджиана собралась с духом. Сейчас или никогда. Она вынула из шкафа коричневое муслиновое платье и надела его. Затем практичные уличные туфли. Она уложила волосы простым пучком на затылке, чтобы всякий, кто случайно увидит ее, не мог бы ее узнать. Джорджиана делала это не только ради Тристана, но и ради себя. Последний раз, когда ее обидели, она тихо сидела, рыдая, и жалела себя. Сегодня она действовала.

Задув лампу на столике у кровати, она на цыпочках вышла в коридор и закрыла дверь спальни. Внизу Паско в ожидании герцогини оставил дверь незапертой, и Джорджиана выскользнула из дома и сбежала по ступеням. Никто не услышал и не увидел ее. Когда наемная карета, не остановившись, проехала мимо, Джорджиана несколько встревожилась, но когда она подошла к углу более оживленной улицы, к ней подъехала старая разбитая колымага.

— Куда, мисс? — бородатый кучер протянул руку и открыл дверцу.

Она дала ему адрес и, взобравшись в экипаж, забилась в угол. Карета затряслась дальше. Сердце словно молот ударяло по ее ребрам, пальцы судорожно сжимались в кулаки.

Джорджиана старалась расслабиться, отыскивая запрятанные где-то в глубине души искорки радостного возбуждения, и убеждала себя в том, что она совершает самый смелый в своей жизни поступок.

Наконец экипаж остановился, и кучер открыл дверцу. Глубоко вдохнув, Джорджиана выбралась наружу, протянула кучеру деньги и подождала, пока экипаж не скрылся в темноте.

— Вот мы и приехали, — ни к кому не обращаясь, сказала она и по темной аллее направилась к Джонс-Хаусу.

Ни в одном окне не было света. Джорджиана поднялась по ступеням, стараясь держаться в тени, и взялась за ручку двери, но та не поддавалась. Она нажала сильнее. Бесполезно.

«Черт, — подумала она. — Как же Джонсы собираются войти в дом, если дверь заперта? Какие у них скверные слуги. Но, может быть, семейство пользуется кухонной дверью, которая ближе к конюшне?»

Она снова спустилась со ступеней и проскользнула в небольшой садик с южной стороны дома, остановившись на полпути к конюшне. Одно окно на нижнем этаже было полуоткрыто. Слава Богу! Джорджиана пробралась сквозь кусты и ухватилась за край рамы.

От толчка рама поднялась — слишком быстро и слишком высоко. Джорджиана замерла. Из дома не доносилось ни звука, и она позволила себе вздохнуть. Подтянув до колен юбки, она перелезла через подоконник и оказалась в темной комнате. Подол ее платья зацепился за задвижку рамы, и, освобождаясь, она чуть не упала.

Ухватившись за стоявший рядом с окном массивный книжный шкаф, Джорджиана попыталась собраться с мыслями, «Самая трудная часть выполнена», — говорила она себе. Теперь, когда она уже в доме, ей остается только обойти несколько пустых спален и найти ту, которая ей нужна. Она сделала шаг, другой, почти ощупью отыскивая дверь. Краем глаза она заметила какое-то движение и готова была закричать, когда чья-то рука зажала ей рот. Джорджиана замахала руками, и ее кулак натолкнулся на что-то твердое, но тут она потеряла равновесие и лицом вниз упала на пол, сверху на нее навалился кто-то тяжелый.

— Джорджиана, не надо, — услышала она около своего уха знакомый голос Тристана.

— Что ты тут делаешь? — прошептала она.

Он поднялся и помог ей встать.

— Полагаю, то же, что и ты.

В глубокой темноте она все-таки могла рассмотреть его чуть поблескивающие глаза и ряд белых зубов. Тристан улыбался. И он еще мог находить это забавным!

— Как ты узнал меня?

— По запаху лаванды, — ответил он, перебирая пальцами ее распустившиеся волосы.

Джорджиана поднялась на цыпочки и поцеловала его. Он ответил поцелуем и прижал ее к себе.

— Чем я заслужил? — прошептал он. — Хотя не возражаю.

— Это благодарность. Ты просто герой!

Она скорее почувствовала, чем увидела, как неожиданно он нахмурился.

— Не благодари меня, Джорджи, это моя вина.

— Нет, это не…

— С этой минуты всем занимаюсь я, — продолжал он, не обращая внимания на ее возражения. — Отправляйся домой, и я сообщу тебе, когда достану твои вещи.

— Нет. Это ты отправляйся домой, и я сообщу тебе, когда достану свои вещи.

— Джорджи…

— Это мои вещи, Тристан, и я хочу это сделать сама. — Она ухватилась за лацканы его сюртука и слегка потрясла. — Мне больше не нужны ничьи жертвы.

Он помолчал, и она услышала, как он вздохнул.

— Хорошо. Но иди за мной и делай то, что я тебе скажу.

Она хотела снова возразить, но удержалась, по собственному опыту зная, что он лучше ее умеет пробираться в темноте.

— Прекрасно.

— Ты вчера виделась с Уэстбруком? — тихо спросил он. — Что ты ему сказала?

— Вот уж не время и не место для таких разговоров.

— Прекрасное место. Скажи, что сказала «нет».

Джорджиана посмотрела ему в глаза. В них были и утешение, и спокойствие, но ни с чем нельзя было сравнить горячность и юмор лорда Дэра.

— Я сказала ему «нет».

— Вот и хорошо. Пойдем.

Он взял Джорджиану за руку и повел в холл. Слуги погасили все огни на первом этаже, и подниматься по лестнице было трудно. С другой стороны, если появятся слуги, у него с Джорджи была возможность спрятаться прежде, чем их увидят.

Наверху он в нерешительности остановился. Джорджиана натолкнулась на него и снова чуть слышно выругалась.

— Ты что, не знаешь, куда идешь? — шепотом спросила она.

Он обернулся.

— А откуда я могу знать, где спальня Амелии?

— Ты же знал, где была моя.

— Это другое дело.

— Как это?

— Потому что я с ума сходил по тебе. Теперь помолчи. Я думаю.

— Сходил? — повторила она.

— Схожу. Тише.

Амелия, выходя из дома, всегда старательно пряталась от солнца. Он вспомнил, как она говорила, что яркое солнце вредно для ее нежной кожи.

— Думаю, ее комната в восточном крыле.

— Мы нашли бы ее быстрее, если бы пошли порознь.

Он покачал головой, крепче сжимая ее пальцы. Они крадучись прошли по галерее к спальням, окна которых выходили на восток. Перед первой дверью он задержался, желая убедиться, что Джорджиана следует за ним. Он взял ее за плечо и притянул к себе.

— Если что-нибудь случится, беги обратно к окну и дальше через сад. На улицу сразу не выбегай. Прежде всего они будут искать там.

— И ты тоже, — ответила она, касаясь мягкими волосами его щеки.

Тристан закрыл глаза, вдыхая их аромат, затем пришел в себя. Он не мог позволить себе отвлекаться. Затаив дыхание, виконт медленно повернул ручку и чуть приоткрыл дверь. Комнаты должны быть пусты, но он боялся, что малейший скрип может насторожить слуг, спящих наверху. В пахнувшем на него ночном воздухе был разлит слабый запах лимона.

— Это здесь, — одними губами произнес Тристан, наклоняясь к ее уху.

К счастью, шторы были немного раздвинуты, и серебряный свет луны падал на середину комнаты. Перед гардеробом стояли ширма и высокое зеркало, и он проскользнул между ними, Джорджиана не отставала. Амелия говорила, что хранит чулки в туалетном столике, и он, приоткрыв тяжелый верхний ящик, молил Бога, чтобы она не солгала. Около кровати вспыхнул свет. Тристан, запустивший руку по локоть в ящик, замер. Рядом с ним, не дыша, стояла Джорджиана и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Свет ослабел, превратившись всего лишь в тускло горящую лампу. Тристан нащупал пальцами край бумажного листа и схватил его, не решаясь шевельнуться и нарушить тишину, царившую в комнате.

— Лаксли? — послышался сонный, тихий голос Амелии.

Тристан с Джорджианой переглянулись.

Лаксли?

— Гадкий мальчик, это ты? Где ты был?

Зашуршали простыни, и, пользуясь этим звуком, Тристан, вытащив из ящика руку с чулками и запиской, толкнул Джорджиану в угол рядом с гардеробом. Он присел на корточки рядом с ней, надеясь, что ширма и зеркало скроют их в своей тени. Босые ноги прошлепали к окну, и занавеси раздвинулись. В этот момент у них появился шанс скрыться. Показав чулки Джорджиане, Тристан сунул их в карман и взял ее за руку.

Оконная рама, зазвенев, раскрылась.

— Амелия, цветочек мой, — раздался мелодичный голос лорда Лаксли, за которым последовало бормотание и тяжелый удар, когда барон соскочил с подоконника. — Твоему садовнику надо держать шпалеры в порядке. Я чуть не сломал себе шею.

Затем они услышали звук поцелуя, и Тристан искоса взглянул на Джорджиану. Она смотрела на него с выражением ужаса и веселого интереса на лице.

— Ради Бога, задвинь шторы, Лаксли, — тихо попросила Амелия, и босые ноги направились обратно к кровати.

Зашелестели шторы, комнату снова освещал только слабый желтый свет лампы, и более тяжелые шаги протопали к постели. Снова послышались звуки поцелуев, сопровождавшихся какими-то гортанными звуками, которые издавали оба партнера.

«Господи, — подумал Тристан, устраиваясь в своем углу поудобнее и прижимая к плечу Джорджиану, — если Лаксли, который славился своей краткостью, не поддержит свою репутацию, это может занять немало времени».

— Мы не можем сейчас уйти, — прошептала ему на ухо Джорджиана.

— Знаю, — ответил он, поворачиваясь к ней. — Нам придется подождать, пока они не закончат или будут так заняты, что не заметят нас.

— О Боже, — прошептала она, а затем медленно провела языком по изгибу его уха.

Неожиданно Тристан услышал стук сброшенных на пол сапог и скрип кровати. Через минуту зашуршала сброшенная на пол одежда, а затем раздались вздохи и стоны, значения которых нельзя было не понять.

Он снова взглянул на Джорджиану: его забавляло происходящее. Присутствие Джорджианы возбуждало его. Темнота, ощущение опасности и звуки любовных ласк не могли не разбудить в нем чувственность. Она прижалась к нему, целуя его шею. Тристан взял в ладони ее лицо и властно поцеловал ее.

На постели Лаксли издавал слабые стоны удовольствия, и не было необходимости что-либо видеть, чтобы понять, кто был активным партнером. А он-то думал, что Амелия неопытная девушка. Опомнившись, он оторвался от губ Джорджианы и сжал ее руки. Им следовало быть начеку и выждать удобный момент для побега.

Однако его тело, в особенности нижнюю часть, больше волновала тоненькая фигурка с пышными формами, прижимавшаяся к нему, и звуки сексуального наслаждения, раздававшиеся рядом. Джорджиана выглядела смущенной и возбужденной, ее губы раскрылись в ожидании его ласк.

На постели зашевелились, послышались какие-то непристойные слова, он даже представить себе не мог, что Амелия способна произносить их вслух.

Кровать начала издавать ритмичный скрип, сопровождаемый стонами Амелии и натужным пыхтением Лаксли. Барон, казалось, не отличался умением вести беседу и не был мастером в эротических играх.

Тристан поцеловал Джорджиану в раскрытые губы. Они не могли позволить себе ни малейшего шороха, и это делало их ласки еще более страстными. Преодолев узкий ворот ее платья, он положил ладонь на ее грудь и сжал пальцами сосок. Она закрыла глаза и запустив руку в его волосы, притянула к себе его голову в ожидании еще одного, полного страсти поцелуя.

Она опьяняла его, таких острых, обжигающих ощущений он никогда раньше не испытывал, пока не прикоснулся к ней. Расстегнув несколько пуговок на спине ее платья, Тристан спустил его с плеч и обхватил губами сосок. Джорджиана трепетала, разжигая его желание, принадлежала ему.

Звуки на кровати становились все громче, толчки все ритмичнее и быстрее, и Джорджиана дрожащими руками нащупала застежку на его панталонах. Расстегнув ее, она запустила руку внутрь и начала ласкать его так же, как он ласкал ее грудь. Сердце Тристана неистово стучало, он откинул голову и прислонился к шкафу. В этот момент Джорджиана, содрогнувшись всем телом, с силой прижалась к нему.

Стоявшая на гардеробе ваза покачнулась и, ударившись о ширму, свалилась на пол. Ширма сдвинулась с места, и перед глазами Тристана предстала незабываемая картина: подскакивающие ягодицы Лаксли и сжимающие их тонкие ноги Амелии, и тут начался настоящий ад.

Амелия взвизгнула, Лаксли взревел, а Тристан, вытащив руку из платья Джорджианы, прикрыл ее грудь. Несмотря на неудобство своего положения, он, придерживая одной рукой расстегнутые панталоны, другой поставил Джорджиану на ноги.

— Какого черта? — возмутился Лаксли, оглядываясь через голое плечо и явно разрываясь между желанием закончить свое дело и защитить свою честь.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежали мистер и миссис Джонс в сопровождении нескольких слуг.

— Что за… Амелия!

Очевидно, Джонсы оставались дома или рано вернулись. Неожиданно вся эта сцена показалась Тристану ужасно смешной. Он схватил прятавшуюся за его спиной Джорджиану за руку.

— Бежим! — шепнул он и бросился к двери.

Они пронеслись мимо Джонсов и их изумленных слуг и побежали вниз по лестнице — Джорджиана, придерживая сползавшее платье, и он, пытаясь на ходу застегнуть панталоны и при этом не упасть и не сломать себе шею. Окно в гостиной по-прежнему оставалось открытым. Наверху и в помещении для слуг зажигались огни и звучали громкие голоса.

Тристан подсадил Джорджиану, чтобы она могла перелезть через подоконник, выбрался вслед за ней и, схватив снова за руку, побежал через сад, а затем за угол, где их не могли увидеть из Джонс-Хауса. Они нырнули в тень соседней конюшни. Тяжело дыша, он остановился, Джорджиана, согнувшись, застыла рядом с ним. В испуге он опустился на колени и заглянул ей в лицо.

— Что с тобой?

Ответом был с трудом сдерживаемый хохот.

— Ты видел их лица? — сквозь смех спросила она, падая ему на колени и обнимая за плечи. — Амелия! Они были потрясены!

Он рассмеялся, прижимая ее к своей груди.

— Я не думаю, что она хочет стать баронессой, но теперь уже поздно.

Если их узнали, это окончательно погубит репутацию Джорджианы, но у него было готово прекрасное решение проблемы.

— О, ей придется выйти замуж за Лаксли. Вряд ли ему удалось сбежать.

— Он был не в состоянии бежать. Кстати, почти как и я.

Не выпуская ее из объятий, он застегнул ее платье.

— Как ты думаешь, они разглядели нас достаточно хорошо, чтобы узнать?

В ее глазах промелькнуло беспокойство.

— Амелия догадается, что касается остальных, им хватит других забот.

— Думаю, что она получила то, что заслужила.

— И Лаксли тоже, — согласился виконт с негодованием, — ухаживал за тобой и спал с ней, ублюдок.

Подняв голову, она поцеловала его. Это был нежный поцелуй, и сердце у него замерло.

— Очень интересный был вечер, — снова улыбнулась Джорджиана.

— Я люблю тебя, — прошептал Тристан.

Ее лицо стало серьезным, и она посмотрела ему в глаза. Затем дотронулась до его щеки.

— Я люблю тебя, — так же тихо ответила она, как будто ни один из них не решался громко произнести эти слова.

— Тебе лучше вернуться домой, пока там не подняли шум. — Он помог ей встать. — Как ты добралась сюда?

— В наемной карете. Здесь всего несколько кварталов. Может быть, пойдем пешком?

Она склонила голову, обеими руками держась за его руку так доверчиво, что у него сердце замирало от нежности.

Если бы она попросила, он перенес бы ее на руках даже через Пиренеи. В кармане был пистолет, достаточная защита против негодяев, бродивших по ночам. Но его беспокоило совсем другое.

— Нет. Я хочу, чтобы ты побыстрее добралась до дома и спокойно спала в своей постели, на случай если Джонс нагрянет в Хоторн-Хаус, требуя объяснений.

— Ты думаешь, он может это сделать?

— По правде говоря, думаю, его больше интересует Лаксли и только потом мое присутствие. Но разговор может коснуться и тебя, поэтому все должно быть безупречно.

Он свистнул, подзывая наемный экипаж.

— Отвези ее в Хоторн-Хаус. — Он бросил несколько монет кучеру.

— Тристан…

— Я приеду к тебе утром, Джорджиана. И тогда мы с тобой кое-что решим.

Она улыбнулась, отодвинулась в глубь кареты, и экипаж тронулся. Тристан провожал его взглядом, пока он не завернул за угол и не скрылся из виду. Ее улыбка была добрым знаком. Она должна была догадаться, о чем он хотел сказать, и не возражала. Он подозвал другую карету, чтобы ехать в Карроуэй-Хаус.

Когда он садился на потертое кожаное сиденье, в кармане у него хрустнула бумага. Он достал чулки и записку и снова прочитал ее. Джорджиана думала избавиться от него. Завтра он вернет ей этот чудный подарок и попросит быть его женой. Виконт молил Бога, чтобы она не передумала, понимая, какой он незавидный жених. Если она не скажет «да»… Тристан не хотел об этом думать. Надо, чтобы его сердце билось до утра, пока он снова не увидит Джорджиану.




Глава 23


Джулия: Ты это можешь доказать?

Лючетта: По-женски.

Он всех милей мне — значит, лучше всех.

    

У. Шекспир. Два веронца. Акт I, сцена 2[20 - Перевод В. Левина и Ю. Корнеева.]






Слухи появились раньше молочницы.

Даниэла раздвинула тяжелые шторы так рано, что Фредерика Брейкенридж села и сердито посмотрела на свою горничную.

— Что случилось? — спросила она. — Может быть, высадились французы.

Горничная присела, всем своим пышным телом выражая волнение и беспокойство.

— Не знаю, ваша светлость. Паско только что разговаривал с торговкой овощами, а потом сказал, что я должна сейчас же разбудить вашу светлость.

Паско был серьезным человеком, поэтому Фредерика отбросила одеяло и встала.

— Тогда помоги мне одеться, Даниэла.

Многолетний опыт научил ее, что, как бы ужасна ни была ситуация, ее надо встречать прилично одетой. Несмотря на то что ей страшно хотелось узнать, что так взволновало ее невозмутимого дворецкого, она не спеша совершала свой утренний туалет.

Когда герцогиня вышла из своих покоев, Паско уже ждал ее, а множество слуг нашли себе занятия в коридоре, что-то с усердием вытирая и полируя. Спальня Джорджианы находилась через две двери дальше по коридору, и Фредерика не собиралась беспокоить ее в столь ранний час.

— Вниз, — приказала она, направляясь к лестнице.

— Ваша светлость, — сказал дворецкий, следуя за ней по пятам, — прошу прощения, что разбудил вас, но я слышал такое, что это требует вашего внимания.

Фредерика остановилась в дверях гостиной, делая знак дворецкому следовать за ней.

— Что же взбудоражило всех ни свет ни заря?

Дворецкий слегка замялся.

— Я узнал из некоего довольно ненадежного источника, что… вчера вечером кое-что произошло в доме Джонсов.

Она нахмурилась:

— В доме Джонсов? А какое отношение это имеет к тому, что меня будят в такую рань, когда и солнце-то не взошло?

— Дело в том, что это имеет отношение к мисс Амелии Джонс, которую застали при компрометирующих обстоятельствах с лордом Лаксли.

— В самом деле?

Лаксли был одним их самых настойчивых поклонников Джорджианы. Однако сейчас официально он в них не числился.

— Да, ваша светлость.

— И?..

— И, э… там видели еще одну пару… в той же комнате, хотя они тотчас же скрылись под покровом ночи.

Страх, словно холодный камешек, ударил в сердце Фредерики. Вчера на вечере Дэр не присутствовал. Если он опять обманул доверие Джорджианы…

— Какая еще пара, Паско? Говори.

— Лорд Дэр и… леди Джорджиана, ваша светлость.

— Что?! Дворецкий кивнул.

— И еще эта персона сказала мне, что лорд Дэр и леди Джорджиана были не совсем одеты.

— А… — На мгновение Фредерика усомнилась в том, что в обморок падают только слабоумные. — Джорджиана! — вырвался из ее груди вопль. — Джорджиана Элизабет Холли!




Джорджиана с трудом открыла один глаз. Кто-то звал ее, но, может быть, ей это приснилось. Крик, размноженный эхом по всему дому, повторился.

— Ох-хо, — пробормотала она, открывая второй глаз и садясь.

Тетя Фредерика никогда не повышала голос.

Дверь в ее комнату распахнулась.

— Джорджиана, — сказала красная от гнева Фредерика, войдя в спальню, — где ты была всю ночь? Сейчас же говори!

— А что вы слышали? — вместо ответа спросила Джорджиана.

— О нет, нет, нет, — опускаясь на кровать, простонала Фредерика. — Джорджиана, ради Бога, скажи, что произошло?

— Вам действительно надо это знать? — тихо спросила она. Она могла бы больше не беспокоиться о том, что подумают о ней в свете, но девушку волновало, что подумает о ней ее тетка.

— Да, мне надо это знать.

— Тогда только между нами, — потребовала Джорджиана. — Вы никому ничего не скажете: ни Грею, ни Тристану, никому.

— Условия, моя дорогая, не относятся к членам одной семьи.

— Относятся на этот раз, или я больше ничего не скажу.

Фредерика вздохнула.

— Ладно.

Джорджиана втайне надеялась, что тетя Фредерика не согласится на ее условия и у нее будет причина ничего не объяснять. Очевидно, тетка предвидела это.

— Хорошо. Шесть лет назад на меня держали пари, — начала она.

Когда она закончила свое повествование, у тети Фредерики был такой вид, как будто она глубоко сожалела, что вообще согласилась на какие-то условия.

— Тебе следовало рассказать мне об этом раньше, — наконец сказала она сквозь зубы. — Я бы сама его застрелила.

— Тетя Фредерика, вы обещали.

— Ладно, по крайней мере твои штучки успокоят лорда Уэстбрука.

Тетка встала.

— Тебе надо одеться, Джорджиана. Не я одна сегодня буду слушать сплетни.

— Мне это безразлично.

— Все в обществе очень уважали тебя, и твоей руки просили самые лучшие женихи. Теперь этого не будет.

— Это меня тоже не волнует.

— Будет волновать. Твой лорд Дзр не имеет привычки задерживаться на одном месте.

— Он сказал, что будет здесь сегодня утром, — ответила Джорджиана, и ее пальцы задрожали от волнения. — Он обещал и должен прийти.

— Сейчас утро. Раннее, но утро. Одевайся, дорогая. День будет еще хуже, и тебе надо встретить его в самом лучшем виде.

Чем дольше Джорджиана думала об этом, тем сильнее ее охватывало беспокойство.

Мэри помогла ей надеть самое скромное утреннее платье из муслина с желто-зеленым рисунком, но, если слухи уже расходятся по городу, то скоро весь Лондон будет знать, что ее с Тристаном видели в спальне Амелии полуголыми и ее рука была в его панталонах. Скромное платье сплетен не остановит.

Они с Фредерикой сели завтракать, но у обеих отсутствовал аппетит. Слуги, как всегда, были внимательны и вежливы, но она хорошо знала, что они первыми услышали эти сплетни и именно они передали их тете Фредерике. А сколько еще слуг в это утро передавали эти сплетни своим хозяевам?

Хлопнула парадная дверь. В комнату быстрым шагом вошел герцог Уиклифф. Следовавший за ним по пятам Паско только успевал подхватывать сброшенные ее кузеном перчатки, пальто и шляпу.

— Черт побери, что происходит? — загремел он. — И где этот проклятый Дэр?

— Доброе утро, Грейдон. Позавтракай с нами.

Он погрозил пальцем перед лицом Джорджианы:

— Он на тебе женится. А если нет, я убью его.

— А что, если я не хочу за него замуж? — спросила она, радуясь, что голос у нее не дрожит. Никому не позволено определять ее будущее и решать за нее.

— Тебе следовало думать об этом раньше, до того как ты приняла участие в… этой оргии в спальне Амелии Джонс!

Она встала, чувствуя, что краснеет, и с силой оттолкнула стул.

— Ничего подобного не было!

— Однако все говорят об этом. Господи, Джорджи!

— Ах, замолчи! — сердито сказала она и решительным шагом вышла из комнаты.

— Джорджиана!

— Грейдон, — сурово перебила его мать. — Перестань кричать!

Джорджиана продолжала идти, до нее все еще доносились голоса споривших, пока она не вошла в малую гостиную и не захлопнула за собой дверь. Вчера вечером все было так ясно. То, чем занимались Амелия и Лаксли, возбуждало, но не сильнее, чем ощущение опасности быть пойманными или опьяняющая близость Тристана. Она буквально не могла оторвать от него рук.

Это происходило с ней всегда. Даже когда она на него сердилась, ей хотелось дотронуться до него, хотя бы ударив веером по его пальцам. Сейчас ей хотелось повторить то, что она чувствовала прошлой ночью, когда он обнимал ее и говорил, что любит. Где же он? Он должен был бы знать, какие слухи разносятся по городу.

Кто-то постучал в дверь, и она вздрогнула.

— Уходи, Грейдон, — рассердилась она.

— Перемирие, — сказал он, поворачивая дверную ручку и толкая дверь.

— Почему? — Она мешала ему открыть дверь, но он слегка опять нажал на нее.

— Джорджи, мы одна семья, может быть, мне и хочется свернуть тебе шею, но я не сделаю этого.

— Джорджиана, — совсем рядом раздался голос тетки, — мы должны действовать вместе.

Она впустила их. Разумеется, они были правы: ее позор касался и их тоже, хотя их титулы и влияние защищали от неприятностей. У нее не было такой защиты. Если Тристан не появится… Сжав руки, она ходила возле окна.

— Что мы будем говорить? — спросил Грей, наблюдая за ней.

— Очевидно, мы скажем, что Джорджиана осталась дома из-за простуды, что бы там ни говорили эти идиоты Джонсы и их слуги. Было уже темно и поздно, а они были так расстроены, увидев свою дочь в таком… неприличном положении. Это вполне понятно, но, ради Бога, им не следовало выдвигать такие чудовищные обвинения против кого-либо из приличной семьи.

Джорджиана остановилась.

— Нет.

Фредерика посмотрела на нее:

— У тебя нет выбора, дорогая.

— Тетя Фредерика, я не стану злоупотреблять чьей-то ошибкой, чтобы спасти свое положение. Даже если это будет Амелия Джонс.

— И погубишь себя, — спокойным тоном заметила Фредерика. — Ты это понимаешь?

Холодная дрожь пробежала по ее спине.

— Да, понимаю. Я смирюсь с этим.

— Одну минуту, черт побери, — взревел, поднимаясь, Грей. — Ты хочешь сказать, что ты действительно занималась тем, о чем говорят?

— Нет, это была не оргия, — ответила она.

— Я убью его.

— Ты ничего такого не…

Дверь открылась в тот самый момент, когда он подошел к ней.

— Ваша светлость, леди Джорджиана, — объявил дворецкий, — лорд Д…

Грей схватил Тристана за плечо и, втащив его в комнату, захлопнул дверь перед несом Паско.

— Ты, сукин с…

Тристан одной рукой отшвырнул Грея в сторону.

— Я пришел сюда не к тебе, — сказал он с решительным и суровым выражением лица.

Он отыскал взглядом Джорджиану, застывшую у окна, и она с облегчением вздохнула. Он действовал одной рукой, потому что в другой сжимал букет белых лилий и перевязанную лентой коробку.

— Доброе утро, — сказал он, понизив голос.

Чуть заметная улыбка коснулась его чувственных губ, а сапфировые глаза потемнели.

— Доброе утро, — тихо ответила она, сердце у нее лихорадочно забилось.

— Дэр. — снова обратился к нему Грей, — я не потерплю твое непростительное поведение…

— Замолчи, дорогой, — остановила его Фредерика. Поднявшись, она взяла сына под руку и повела к двери. — Мы будем в утренней гостиной, если вы пожелаете нас видеть, — открывая дверь, сказала она.

— Я не оставлю их наедине, — проворчал герцог.

— Оставишь. Они обещают, что на этот раз не станут раздеваться.

— Тетя Фредерика! — вспыхнув, воскликнула Джорджиана.

— Разбирайтесь.

Ободряюще взглянув на Джорджиану, герцогиня закрыла дверь.

Джорджиана и Тристан молча смотрели друг на друга в неожиданно наступившей тишине.

— Я понятия не имел, с какой быстротой распространяются слухи, — тихо сказал он, — иначе я приехал бы раньше. Оказалось, Амелия с Лаксли не вызывают столь сильного интереса, как я предполагал.

— Я надеялась, что все будут так увлечены разговорами о них, что забудут упомянуть нас.

Тристан кашлянул.

— Мне надо задать тебе вопрос. Вернее, два вопроса.

Если бы ее сердце могло биться быстрее, она бы упала в обморок.

— Я слушаю, — как можно спокойнее ответила Джорджиана.

— Во-первых, — начал он, протягивая ей букет, — ты мне веришь?

— Никогда бы не поверила, что ты помнишь о моих любимых лилиях, — сказала она, взяв цветы, чтобы занять чем-то свои руки.

— Я помню все, Джорджиана. Помню, как ты выглядела, когда мы встретились в первый раз, и помню выражение твоих глаз, когда я обманул твое доверие.

— Ты обидел меня, но этого никто так и не узнал, — возразила она. — Как тебе удалось скрыть все, когда ставки зависели от исхода?

Он пожал широкими плечами.

— Изобретательность. Джорджиана, ты…

— Да, — перебила она, глядя ему в глаза. — Я верю тебе.

Если бы Тристан ждал момента для осуществления своей мести, то этот момент наступил. Но она сказала правду. Она любила его.

— Тогда, — сказал он, как будто не был заранее уверен в ее ответе, — это тоже для тебя.

Виконт протянул ей коробку, размером с ящичек для сигар, перевязанную серебряной лентой с пышным бантом наверху. Джорджиана отложила в сторону лилии и с волнением взяла ее в руки.

— Это ведь не новый веер, правда? — спросила Джорджиана, пытаясь шутить.

— Открой и увидишь, — ответил он.

Она поняла, что виконт волнуется, и почувствовала себя увереннее от мысли, что он не такой уж неуязвимый. Затаив дыхание, она откинула крышку.

Ее чулки, аккуратно свернутые, лежали рядышком, а между ними сложенная записка. Она стала благодарить его и заметила, что записка была вложена в кольцо. Кольцо с печаткой, принадлежавшее Тристану.

— О Боже, — прошептала она, и слеза скатилась по ее щеке.

— А теперь мой второй вопрос, — чуть дрогнувшим голосом сказал он. — Некоторые скажут, что я прошу твоей руки из-за твоего богатства. И мне действительно нужны деньги. Другие скажут, что я обязан жениться, чтобы спасти твою репутацию. Мы оба знаем, что есть многое, кроме этих причин. Ты нужна мне больше, чем твои деньги, Джорджиана, ты выйдешь за меня замуж?

— Понимаешь, — ответила она, смахивая вторую слезу и не зная, смеяться ей или плакать, — когда все это началось, я хотела лишь проучить тебя, показав, к чему может привести привычка разбивать сердца. Я не знала, что ты тоже сможешь кое-чему научить меня — показать, что люди могут меняться и иногда можно доверить кому-то свое сердце. Мое сердце полюбило тебя, Тристан, очень давно.

Тристан взял у нее коробку и положил на стол. Сняв кольцо с записки, он завладел ее рукой.

— Теперь ответь на мой вопрос, Джорджиана, пока я не умер от нетерпения.

Она улыбнулась сквозь слезы:

— Да, Тристан. Я выйду за тебя замуж.

Он надел кольцо на ее палец и, притянув к себе, коснулся ее губ.

— Ты меня спасла, — прошептал он.

— Я счастлива, что мои деньги помогут сохранить Дэр, я всегда знала, что это станет частью любого договора, который я заключу.

Он не сводил с нее своих сапфировых глаз.

— Нет, Джорджиана. Ты спасла меня. Я не перестаю удивляться, что я мог думать о женитьбе на ком-то другом, в то время как я сравнивал каждую встречавшуюся мне женщину с тобой. Но я знал, что ты меня ненавидишь, и…

— Теперь уже нет. — Она вздохнула. — И сомневаюсь, что когда-либо ненавидела.

Тристан еще раз поцеловал ее.

— Я люблю тебя, Джорджи, так сильно, что это даже немного меня пугает. Мне давно хотелось тебе это сказать, но я не знал, поверишь ли ты.

— Теперь я верю тебе и люблю.

Он взял ее руку и посмотрел на большое кольцо на пальце.

— Полагаю, мы должны сообщить твоим родным, пока они не убили меня. — Он снова заглянул ей в глаза. — И пожалуйста, скажи, что с уроками покончено.

Джорджиана усмехнулась:

— Никаких обещаний. Может быть, со временем я почувствую необходимость продолжить твое обучение.

— В таком случае да поможет небо нам обоим, — улыбнулся он и поцеловал ее.




Мой друг, она моя.

И я мое сокровище живое

Не отдал бы за десять океанов,

Хотя б нектаром влага их была

И золотом — береговые скалы.

У. Шекспир. Два веронца. Акт II, сцена 4[21 - Перевод В. Левина и Ю. Корнеева.]


notes



Примечания





1


Перевод Ю. Корнеева.




2


Перевод Ю. Корнеева.




3


Перевод Е. Беруковой.




4


Перевод Б. Томашевского.




5


Перевод Б. Пастернака.




6


Перевод Б. Пастернака.




7


Перевод М. Кузьмина.




8


Перевод Т. Щепкиной-Куперник.




9


Перевод Б. Пастернака.




10


Перевод Т. Щепкиной-Куперник.




11


Перевод Т. Щепкиной-Куперник.




12


Перевод Е. Беруковой.




13


Перевод Б. Пастернака.




14


Перевод Ю. Корнеева.




15


Перевод Б. Пастернака.




16


Перевод Т. Щепкиной-Куперник.




17


Перевод Б. Пастернака.




18


Перевод Б. Пастернака.




19


Перевод Т. Щепкиной-Куперник.




20


Перевод В. Левина и Ю. Корнеева.




21


Перевод В. Левина и Ю. Корнеева.