Грех и чувствительность
Сюзанна Энок


Семья Гриффин #1


К сожалению, у Элинор Гриффин имеются три брата, которые мешают ей, отпугивая любого поклонника, которого они считают неподходящим. Девушка знает, что ей, в конечном счете, предстоит выйти замуж — вероятно, за какого-нибудь степенного, покрытого корой старого лорда — но до тех пор, пока этот черный день не наступил, Нелл намеревается развлекаться. Однако герцог Мельбурн вовсе не собирается позволять своей сестре пускаться во все тяжкие, и он просит своего лучшего друга, маркиза Деверилла, приглядеть за энергичной красавицей.

Может ли какая-нибудь компаньонка быть менее подходящей — но при этом самой понимающей — чем Валентин Корбетт? Этот мужчина настолько же грешен, насколько привлекателен; он печально известный распутник, игрок и бабник, но Нелл он нравится с самого детства. Увы, неотразимый повеса, кажется, настроен — решительно и нехарактерно для себя — быть благородным, несмотря на страстное томление в его глазах. А Нелл должна вести себя очень осторожно, потому что она пообещала немедленно выйти замуж за человека, которого выберут ее братья, если возникнет хотя бы малейший намек на скандал…


Сюзанна Энок

Грех и чувствительность


Моей сестре Черил, которая, несмотря на невероятно трудный год, сумела быть как поддержкой, так и глупышкой.


Я люблю тебя, крошка Баб.


Глава 1


Валентин Корбетт, маркиз Деверилл, поднял свой бокал.

— Я предвижу неприятности, — прошептал он, делая глоток виски.

— Надеюсь, не со стороны моего мужа, — ответила Лидия, леди Френч, поднимая голову.

— Нет, он все еще пялится на Женевьеву Дюмер.

Немного подвинувшись, Валентин смог разглядеть профиль лорда Френча возле входа в комнату для игры в карты. Внимание пожилого Френча было приковано к полной груди юной мисс Дюмер, с которой он беседовал.

— Осел, — Лидия снова наклонила голову.

Прикрыв глаза, Валентин обхватил рукой затылок виконтессы, поощряя ее старания. Тем не менее, его пристальный взгляд вернулся к более занимательной маленькой драме, происходящей перед занавесями их укрытия.

Лидия снова сделала паузу.

— Тогда о каких неприятностях ты говоришь? — спросила она.

— Джон Пристли предложил леди Элинор Гриффин жемчужный браслет, а она позволила ему застегнуть эту безделушку у себя на запястье.

Следующее замечание леди Френч было приглушенным и щекочущим, но Валентин предположил, что это была просьба о большей информации. Отставив бокал с виски в сторону, маркиз скользнул пальцами по краю занавесей.

— Эта парочка отлично видна всем, — продолжил он, — включая всех трех братьев леди.

Валентин вздохнул, покрепче обхватив затылок Лидии, когда ее действия стали более энергичными.

— Я очень сомневаюсь, что герцог Мельбурн будет доволен тем, что его сестра принимает подарки от джентльмена, к тому же на публике, а главное — от идиота, который не считается достойным поклонником.

Он откинул голову назад, поскольку выходки его приятелей стали для него менее интересными, когда движения рта Лидии по его члену начали приносить плоды. Даже когда Валентин, наконец, позволил себе разрядиться, он продолжал держать свои глаза открытыми, его внимание было обращено на переполненный бальный зал, находящийся снаружи их маленького уютного укрытия. Он никогда не закрывал глаз; с теми играми, в которые маркиз обожал играть, это было бы одновременно и глупо, и подобно самоубийству.

Когда Лидия снова выпрямилась, Валентин вручил ей стакан с виски.

— Мне понравилось вальсировать с тобой, моя дорогая, — поблагодарил он женщину, вставая и помогая ей подняться с колен.

— Да, но ты любишь танцевать с каждой женщиной, Валентин, — ответила она, допивая виски, пока он застегивал свои брюки.

— Это — факт, который я никогда не скрывал.

— Это одно из твоих положительных качеств.

Валентин снова сосредоточил свое внимание на бальном зале, достаточно долго, чтобы поднять бровь.

— У меня есть, по крайней мере, два положительных качества. И к тому же мисс с большой грудью нашла себе партнера на следующий танец. Это, как я полагаю, означает, что сейчас Френч начнет искать свою жену.

— Да уж, учитывая его плохое зрение, мужу приходится держать кое-кого поблизости, чтобы пялиться на ее грудь, — Лидия поправила платье, едва прикрывающее предметы обожания собственного мужа. — Я буду в четверг на вечере у Беквита, — продолжила она, разглаживая складки. — У них есть просто замечательный тропический сад.

— К тому же он недостаточно освещен, как я слышал. Возможно, мне стоит попробовать пострелять там из лука?

— А мне следует нарисовать на себе мишень?

— Я думаю, что и так смогу попасть прямо в цель.

Отступив в сторону, Валентин позволил леди Френч вернуться в бальный зал первой. А сам на мгновение прислонился плечом к стене, наблюдая за драмой, которая с самого начала привлекла его внимание. Леди Элинор Гриффин вела себя, словно глупая девчонка. Она не только позволила Пристли застегнуть браслет у себя на запястье. Сейчас леди еще и поощряла вышеназванного господина, демонстративно кружась с ним в вальсе. Войдя в бальный зал, Валентин бросил взгляд на старшего брата Элинор. Себастьян, герцог Мельбурн, продолжал беседовать с лордом Томлином, но Валентин достаточно хорошо знал его, чтобы заметить, что тот недоволен. Хмм. Возможно, на этом вечере еще остались кое-какие моменты, способные его заинтересовать.

— Он безумец.

Валентин посмотрел влево, хотя и узнал голос говорившего.

— Я полагаю, что ты имеешь в виду Пристли?

— Его уже предупреждали, — стоя возле дальней стены бального зала, лорд Шарлемань Гриффин светло-серыми глазами следил за перемещениями младшей сестры и Джона Пристли.

— Тогда тебе нужно дать ему очко или два за его храбрость, — Валентин знаком попросил еще один стакан виски.

Взгляд серых глаз на мгновение устремился на него, а затем вернулся к сестре.

— Разве что за крайнюю глупость.

— Это же просто браслет, Шей. На вечере, который едва ли достоин упоминания на страницах светской хроники.

— Этот браслет — на запястье моей сестры, — Шарлемань выпрямился. — И мне плевать, где, к дьяволу, мы находимся. Я пинком вытолкал его из парадной двери на прошлой неделе, и Мельбурн тоже показывал зубы этому, охотящемуся за наследством, идиоту. Элинор известно обо всем этом.

Валентин вгляделся в танцующую пару. С волосами цвета темного меда, уложенными в искусный узел на макушке, в бледно-зеленом платье, кружащемся вокруг ее ног, грациозная леди Элинор Гриффин и в самом деле выглядела более спокойной, чем ее партнер. Однако ее братья, скорее всего, не станут убивать ее. А вот Пристли может оказаться не таким удачливым.

— Возможно, твоя сестра организовала небольшое восстание.

— Если так, то это будет весьма короткое восстание.

Хмыкнув, Валентин допил новую порцию виски.

— Сложности. Именно по это причине я рад, что у меня нет ни братьев, ни сестер. Увидимся завтра, не так ли?

Шарлемань кивнул.

— Мельбурн говорил, что просил тебя зайти.

Бросив последний взгляд на Элинор и Пристли, Валентин направился к двери. Мужчины семьи Гриффин могли быть его друзьями, но перспектива оказаться вовлеченным в их домашние неприятности не только не представляла для него интереса, но и пробуждала острое желание оказаться как можно дальше от них. Особенно, когда до него дошли слухи о крупной игре в мушку[1 - Карточная игра, популярная в 18 веке.], начинавшейся в одном фешенебельном клубе.

Когда маркиз покидал зал, то заметил нескольких молодых леди, провожавших его взглядами. Это было то, к чему он привык, и, послав девушкам легкую улыбку, Валентин на всякий случай запомнил их лица. Никогда не знаешь, когда тебе могут надоесть карты.

Элинор Гриффин недавно начала замечать одну особенность в своей жизни. Всякий раз, когда выдавался вечер, который она легко могла бы назвать «забавным» или «веселым», то следующее утро непременно начиналось с лекции одного, иногда — двух, а время от времени даже всех трех ее братьев о том, что она сделала неправильно и почему должна никогда не пытаться это повторить. Можно подумать, она не знала наизусть все эти правила и последствия их нарушения, даже если никогда не осмеливалась на что-то большее, чем просто обойти их.

— Я не собираюсь тратить свое время, читая тебе лекции, на которые ты не обращаешь внимания, — заявил брат номер один, барабаня пальцами по гладкой поверхности своего стола из красного дерева.

Элинор полагала, что Себастьян Гриффин обладал авторитетом с рождения: он стал герцогом Мельбурном и патриархом их семьи в семнадцать лет. Если последующие пятнадцать лет как-то и повлияли на него, то сделали еще чертовски более высокомерным и уверенным в себе, чем тогда, когда он принял титул.

Девушка была уверена, что ее прямая обязанность — при малейшей возможности спускать брата на одну или две ступеньки вниз с его пьедестала, или, по крайней мере, напоминать ему о том, что он тоже человек.

— Отлично. Тогда я отправлюсь в музыкальную комнату.

— Разговор был о том, что нужно обратить внимание. Если бы мне хотелось поговорить только для того, чтобы услышать свой голос, я выступил бы с речью в Парламенте.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты невыносим, Себастьян?

Темно-серые глаза уставились на нее.

— Кто-то же должен демонстрировать хоть немного достоинства и сдержанности в этом семействе. Ты не кажешься способной ни на одно, ни на другое.

Элинор шумно выдохнула.

— Неужели ты никогда не устанешь провозглашать нас идеальным и всемогущим кланом Гриффинов? Общество уже и так смотрит на нас с трепетом и отчаянием.

— Ты не стала бы считать это настолько утомительным, если бы находилась вне этого клана и смотрела со стороны, — герцог Мельбурн снова начал постукивать пальцами по столу. — Мужчины не пытались бы дарить тебе драгоценности, если бы ты была сестрой владельца магазина.

— Драгоценности, Себастьян, вовсе не важны. Вы все трое, кажется, получаете удовольствие, отгоняя мужчин еще до того, как те поприветствуют меня.

— Мы отгоняем только неподходящих мужчин, — брат наклонился вперед. — И сегодня тема драгоценностей важна.

— Нет, это…

— Тогда мы сосредоточимся на твоем поведении. Хотя если ты хотела продемонстрировать, что твои действия могут нанести нам ущерб, то я уже уведомлен об этом.

— Ради Бога, Себастьян, ты не имеешь ни малейшего понятия…

— Возможно, это было намеренной попыткой создать мне неприятности. Каковы бы ни были причины, Элинор, сегодня мы поговорим о том, что ты сделала. Ты скажешь, ты пообещаешь мне, что больше не будешь принимать сверкающие безделушки от джентльменов в публичных местах. Особенно, от охотников за состоянием, безуспешно пытающихся выглядеть так, как будто им вовсе не нужно твое приданое.

Иногда Элинор хотелось закричать. Даже когда ее брат бывал прав, что случалось удивительно часто, учитывая тот факт, что обычно тот не снисходил до того, чтобы попытаться разглядеть, что именно скрывается за ее поступками, ему не следовало разговаривать с ней, словно со слабоумным ребенком.

— Я согласна. Придется принимать блестящие предметы от просто джентльменов и джентльменов — охотников за состоянием только наедине.

Выражение загорелого лица под темными, вьющимися волосами не изменилось. Только глаза герцога сделались холоднее, но этого было достаточно. Себастьяна трудно было ввести из себя, но она уже почти добилась этого, в который раз.

Он медленно встал, заставляя сестру поднять голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Имя и репутация Гриффинов были безупречны на протяжении восьмисот лет. И этот факт не подвергнется изменению, пока я несу ответственность за семью.

— Я знаю это, Себ…

— Если ты не хочешь проводить Сезон в Лондоне, я могу принять меры, чтобы Шарлемань сопроводил тебя в Мельбурн-Парк.

Элинор не слишком грациозно покачнулась, ее сердце заколотилось быстрее от этой угрозы. Господи, да ведь Сезон только что начался, а Мельбурн был в Девоне, куда нужно добираться через половину Англии.

— Шей не сделает этого.

Герцог приподнял одну бровь.

— Нет, он это сделает, — брат наклонился вперед, опершись костяшками пальцев о поверхность стола. — Я бы не стал играть в эту игру на твоем месте, Элинор. Ты проиграешь.

С рычанием девушка выхватила жемчужный браслет из своего кармана. Она даже не особенно любила жемчуг, но было так романтично, когда виконт Пристли надел его на ее запястье, особенно после того, как тому запретили любое общение с ней, кроме случайного танца. Она не могла не восхититься храбростью Джона, невзирая на то, какие у него были для этого мотивы.

— Отлично. В таком случае отошли браслет назад. Боже упаси, чтобы я понравилась кому-то из джентльменов настолько, чтобы они на самом деле захотели сделать мне подарок, — девушка швырнула безделушку на стол.

По крайней мере, за ней осталось последнее слово. Поджав губы, Элинор зашагала к двери кабинета. С презрительным фырканьем она открыла ее.

— Настоящий джентльмен не стал бы рисковать возможностью устроить скандал, вручая тебе подарок в переполненном бальном зале. Он пришел бы ко мне и попросил разрешения нанести тебе визит, — Элинор услышала, как браслет соскользнул с поверхности стола в ящик.

— Лорд Пристли, — продолжил Себастьян, — не получит такого разрешения.

Ухватившись за дверную ручку, Элинор с трудом вдохнула.

— Ты уже уведомил его об этом.

— В таком случае он не имел права что-либо дарить тебе.

Эти слова решили все. Ей просто придется пойти и напиться.

— Я собираюсь в монастырь, — промолвила девушка. — Там, по крайней мере, я не буду ожидать, что найдутся джентльмены, пожелавшие нанести мне визит.

— Не дразни меня, Нелл.

Ха! Хотела бы она видеть, как он попытается с этим справиться.

— Приятного дня, ваша светлость. Мне прислать вам крестьянина, которого нужно казнить?

— Нет, благодарю тебя.

В один прекрасный день она намеревается лишить ветра его надменные, снисходительные паруса. Единственное, что было хуже того, что Себастьян обращается с ней, как с ребенком, это то, что он заставляет ее ощущать себя ребенком. Конечно же, она знала, что принимать в подарок безделушки на публике было неправильным. И если бы братья не выгнали лорда Пристли во всех предыдущих четырех случаях, то Нелл не пожалела бы виконта настолько, чтобы позволить ему застегнуть браслет на своем запястье. Хотя, прошлым вечером казалось, что это единственный способ показать тиранам, что они не могут полностью контролировать каждый аспект ее жизни.

За исключением того, что, только они могли это делать. Прогонять поклонников, которых братья считали неприемлемыми, было одним делом. Но сейчас, когда ей уже исполнился двадцать один год, Элинор начала беспокоиться о том, что случиться, когда они решат найти ей кого-то приемлемого. А насколько ей было известно, у них уже было на примете несколько унылых, чистокровных перспективных женихов. Женихов, которые, конечно же, признают превосходство и авторитет мужской половины семьи Гриффин, которые не бросят вызов их лидерству, и именно поэтому эти женихи никогда не станут подходящей парой, вызовом для нее.

Закери и Шарлемань, или для краткости Шей, играли наверху в бильярд, и Элинор была раздосадована тем, что они развлекались в то время, когда ей читали нотации. Она начала беспокоиться о том, что братья могли что-то планировать насчет ее будущего. Помоги им небеса, если они решат, что ей сегодня нужен еще один выговор. То, как легко Себастьян находил контраргумент на каждый ее довод, заставило кровь девушки кипеть в ожидании сражения, которое она могла выиграть. И каждая неудача только укрепляла ее решимость. Этим утром она ощущала себя вулканом Везувием. Элинор поднялась по широкой, закругленной лестнице, придерживая юбки своего голубого муслинового платья одной рукой, пока не добралась до второго этажа.

Тем не менее, у открытой двери в бильярдную комнату она остановилась. Внутри ее братья беседовали между собой, к их голосам присоединился третий, низкий голос, сардонически растягивавший слова. Некоторое время девушка прислушивалась, наслаждаясь плавной и культурной речью говорившего. Так же как и любой Гриффин, она знала правило: никаких семейных ссор на публике. К счастью, этот гость не относился к публике.

— Вы оба трусы, — объявила она, входя в комнату.

Шар с глухим стуком ударился о покрытый ковром пол. Шей, более высокий из двух братьев, выпрямился.

— Проклятие, Нелл, — выругался он, опуская свой кий, — из-за тебя я только что потерял пять фунтов.

— Отлично. Я думала, что твоя обязанность состоит в том, чтобы защищать меня.

— Но не от Себастьяна.

— Кроме того, — вставил Закери, опираясь на собственный кий, — Мельбурн прав. Мы не хотим, чтобы член нашего семейства производил впечатление, будто его можно купить за маленькую нитку жемчуга.

— Да не покупал он меня! — парировала его слова Элинор. — К тому же, он пытался передать мне браслет в более благоразумной манере, и делал это не раз. Кто-то, вернее несколько человек лишили его возможности сделать это.

Закери, самый младший из трех братьев, скривился.

— Тогда он должен был повести себя как джентльмен и воздержаться от этого.

Элинор сложила руки на груди и обратила свое внимание на высокого, темноволосого мужчину, наливавшего себе виски у столика с напитками.

— Гмм. А что вы думаете об этом, лорд Деверилл?

— Истина в том, — проговорил Валентин Корбетт, маркиз Деверилл, оборачиваясь, — что ваши братья абсолютно правы.

— Что?

— Видишь? Ты можешь не прислушиваться…

— Замолчи, Закери, — отрезала девушка, в дальнейшем игнорируя своих братьев в пользу худощавого лица и полуприкрытых зеленых глаз человека, которого она всегда считала если не своим защитником, то лучшим примером того, как она хотела бы вести себя, но при этом она знала, что никогда даже не осмелится подражать ему. — Объяснитесь, Деверилл.

Тот склонил голову.

— Как бы мне ни хотелось отдавать должное братьям Гриффин, но любой мужчина знает, что не следует публично оказывать знаки внимания женщине, которую он преследует. Это чревато всякого рода осложнениями.

— Я говорю не о ваших тайных отношениях с замужними дамами и оперными певицами, — резко возразила она. — Я хочу обсудить поведение настоящего джентльмена, с искренним расположением относящегося к леди, который хочет продемонстрировать свои честные намерения, вручив ей маленький подарок.

Легкая улыбка появилась на его известных своим умением губах и тут же пропала.

— Тогда вы должны выразиться более определенно. Я ничего не знаю обо всей этой ерунде. Вы сказали: «честные» намерения?

— Видите? — воскликнула Элинор, разводя руками в сторону своих братьев. — Даже Деверилл не знает, о чем вы гово…

— С другой стороны, — прервал ее лорд Деверилл, — если имеет место «искреннее» расположение, то Пристли должен был присоединить к браслету ожерелье и серьги. Тогда, по крайней мере, мы могли бы быть уверены, что он не просто позаимствовал эту безделушку из шкатулки с драгоценностями своей матери. Что, вероятнее всего, он и сделал, учитывая отсутствие у него собственных денег и то, что он охотится за вашим приданым.

Пока Шей и Закери хохотали, Элинор изучала эти обманчиво ленивые зеленые глаза, на один из которых падал локон угольно-черных волос. Некоторые мамаши, имеющие впечатлительных дочерей, утверждали, что если бы дьявол мог выбирать человеческое обличье, чтобы вводить в грех молодых леди, то он выглядел бы в точности как Валентин, лорд Деверилл. Слава Богу, что она знает, каким обаятельным он может быть. Конечно, противостоять ему не было сложной задачей, так как он никогда даже искоса не смотрел на нее с намерением соблазнить. Ее губы изогнулись.

— В этом споре я намерена держаться подальше от вас.

— Я могу это понять. Мне тоже не хотелось бы иметь такого, как я, на своей стороне. В любом случае, вам должно быть стыдно за свое поведение, за то, что вы позволили Пристли приблизиться и заговорить с вами в обществе. А теперь вы скажете, что просто стояли посреди зала, а он приставал к вам.

— Не в этом дело, Деверилл, — вмешался Закери. — Она в любом случае не должна была принимать браслет.

— Смело сказано для брата, который должен был лучше исполнять свой долг и заставить Пристли держаться подальше от нее, — проговорил маркиз, еще сильнее растягивая слова, — до того, как этот парень смог соблазнить ее хорошенькой безделушкой. Не то чтобы я встаю на чью-то сторону, но мне кажется, что вы все совершили ошибку.

Лицо Шея потемнело.

— Нельзя ожидать от нас, что…

— И вы продолжаете ошибаться, — оборвал его Деверилл, склонившись над бильярдным столом, чтобы ударить по шару. — К примеру, если вы так беспокоитесь о девичьей добродетели леди Элинор, какого дьявола вы снова позволяете мне появляться в вашем доме?

— Я как раз собирался задать себе тот же вопрос, — послышался сухой голос Себастьяна из двери.

— Я думаю, вам пора расходиться, — пробормотала Элинор, сложив руки на груди.

Вначале она подумала, что лорд Деверилл, хотя бы частично будет на ее стороне, но его заявление о том, что братья ответственны за ее поступки, уж точно не заставило девушку чувствовать себя лучше. На самом деле, это было еще более оскорбительно, чем первоначальные аргументы ее братьев. В конце концов, Элинор смогла бы легко отделаться от лорда Пристли, если бы захотела.

Вероятнее всего, Деверилл не был ни на чьей стороне и ничуть не беспокоился об исходе спора. Маркиз был склонен поспорить просто потому, что этот спор его развлекал. Что, безусловно, подразумевало, что он очень хорошо умел это делать, как и все то, чем когда-либо пробовал заняться.

— Я был приглашен, — ответил маркиз, как всегда невозмутимый.

— Так и есть, — признал Себастьян. — Не желаешь ли присоединиться ко мне в конюшнях?

Деверилл бросил свой кий Шарлеманю.

— Ты все еще хочешь узнать мое мнение об этой новой верховой лошади? — спросил он, направляясь к двери.

Герцог кивнул, отступая в сторону и давая Валентину выйти из комнаты.

— Я действительно считаю, что ты сможешь избавить меня от него. Это животное вчера пыталось укусить Пип.

Элинор застыла на месте с открытым ртом.

— Вот это да, — выпалила она, наконец. — Это моя лошадь, а Пип уже призналась, что дразнила его яблоком.

Валентин остановился в дверях и перевел взгляд с Элинор на Себастьяна.

— Я не стану лишать леди ее верховой лошади, — сказал он, и его губы изогнулись в хитрой улыбке. — Во всяком случае, я не сделаю этого, не предложив ей подходящую замену.

— Валентин, — предостерег того герцог Мельбурн, в его голосе прозвучали резкие нотки.

— Черт меня побери, я вовсе не собираюсь быть втянутым прямо в разгар семейной вражды. Мне пришлось отменить ленч с Л… с очень привлекательной молодой леди, чтобы явиться по твоему требованию.

— Возможно, с Лидией Френч? — предположил Шей, выделив голосом букву «Л».

— Или Лорен Манчестер? — вставил Закери.

Маркиз усмехнулся.

— Я никогда не распространяюсь о своих свиданиях.

О, вот это уже чересчур.

— Простите меня, но, кажется, мы обсуждали мою лошадь, — прервала их Элинор. — Спросите Пип, если не верите мне. Она обещала быть более осторожной.

Себастьян посмотрел на нее с таким выражением в глазах, которое, вероятно, заставляло дрожать взрослых мужчин. Но, хотя Элинор и выросла под его властью, от этого взгляда ей захотелось или ударить его, или сбежать. Бог знает, что она никогда не просила о том, чтобы ее старший брат был герцогом. В последнее время это обстоятельство разъедало ее изнутри.

— Элинор, — сказал герцог холодным, терпеливым голосом, которому противоречил блеск его глаз, — моей дочери шесть лет. Я ставлю свое мнение выше ее.

— Ты ставишь свое мнение выше любого другого, Себастьян. И ты не заберешь мою лошадь.

— Нет. Я не заберу. Это сделает Деверилл.

— Я даже еще не видел ее, — вставил маркиз, — хотя и задаюсь вопросом, почему ты решил, что мне захочется иметь лошадь, тренированную для леди.

— Эта лошадь не тренирована для леди, — возразил Себастьян. — Элинор пытается приучить его к дамскому седлу.

— Я приучила его к дамскому седлу, — девушка положила руки на бедра. — Не смейте брать моего Гелиоса, Валентин Корбетт.

— Достаточно, Элинор, — прервал ее Себастьян, без каких-либо следов юмора в голосе.

— Да, этого достаточно, — повторил Деверилл. Наклонив голову в сторону Элинор, он направился мимо Себастьяна в коридор. — Если вы извините меня, то я может быть еще смогу спасти свое обещание по поводу ленча.

Пока маркиз спускался по лестнице, братья Элинор стояли, пристально глядя на нее.

— Хмурьтесь сколько хотите, — ответила девушка, поворачиваясь к ним спиной. — Вы можете забрать мой браслет, и вы можете попытаться украсть мою лошадь, но все это не делает вас правыми. Подобные поступки представляют вас задирами, — с этими словами она вышла в коридор.

— И куда это, позволь поинтересоваться, ты собралась? — полетел ей вслед ровный, контролируемый голос Себастьяна.

— Думаю, что отправлюсь за покупками, — бросила она через плечо и направилась в свою спальню. Выглядело бы более эффектно, если бы она придумала более внушительный ответ на этот вопрос. «Я ухожу в море» или «Я вступаю в армию» прозвучало бы гораздо более дерзко. Тем не менее, даже поход за покупками был хоть каким-то занятием, и она могла показать братьям Гриффин, что они вовсе не настолько управляют ею или ее расписанием, насколько им нравится об этом думать.

Элинор подавила разочарованный вздох. Нет, заявление о том, что она идет за покупками, доказывало не слишком многое. Никакое занятие не могло быть настолько эффективным, чтобы умерить желание сделать что-то возмутительное, что-то совершенно… безнравственное, что-то, что покажет не только ее братьям, но ей самой, что она может быть свободной.

Элинор прервала поиск пары перчаток, чтобы выглянуть из окна спальни. Внизу под ее окном, Валентин взял поводья своей лошади у грума и запрыгнул в седло. Черт возьми, она завидовала маркизу Девериллу, который мог делать, что пожелает, когда пожелает и с кем пожелает. Никто не заявляет ему, что это неприлично, или неправильно, и не угрожает отказать ему в содержании и, даже не хмурится, глядя на него. Конечно, некоторые из старых, затянутых в корсеты патронесс могли хмуриться, но маркиз определенно не беспокоился о том, что те могли подумать. Он вообще не заботился о том, что любой человек думал о нем.

Сделав глубокий вдох, Элинор натянула перчатки. Хмм. Она заботится об имени и репутации Гриффинов, что бы там не думал Себастьян. Именно поэтому она не может играть или курить сигары, или… вступить во внебрачную связь с тем, кого выберет, но ее братья еще не выиграли. В конечном счете, они, конечно же, выиграют, когда решат, что устали от постоянных восстаний и заставят ее выйти замуж. В этом отношении у Элинор не было иллюзий. Когда-нибудь это случится, а Себастьян имеет настолько полный контроль над ее финансами, что по существу она не сможет сопротивляться его приказам.

Однако это будет потом, а пока этот день еще не наступил. И этим вечером она собирается объяснить свою позицию.


Глава 2


К тому времени, когда Элинор спустилась вниз к обеду, Закери, Шей и Мельбурн уже сидели за столом, так же как и Пенелопа, дочь Себастьяна. Присутствие Пип могло помешать ее планам, но Элинор была совершенно уверена, что, как только драматические события начнутся, Себастьян проследит за тем, чтобы шестилетняя девочка покинула столовую до того, как прольется кровь.

— Добрый вечер, — произнесла девушка, порадовавшись, что эти слова прозвучали спокойно. Никакой истерики, никаких криков, ничего, кроме спокойствия и логики. Только так она сможет преуспеть сегодня вечером.

— Я был уверен, что уведомил твою горничную о том, что обед начнется в семь часов вечера, — ответил ей Себастьян. — Мне уволить ее за то, что она не смогла передать тебе эту информацию?

Спокойствие.

— Хелен сообщила мне. В случившемся — моя вина, а не ее.

— Я не сомневаюсь в этом. А теперь, будь добра, займи свое место. Стэнтон, можете начинать подавать.

Дворецкий поклонился.

— Благодарю вас, ваша светлость.

— Одну минуту, Стэнтон, если позволите, — возразила Элинор, доставая из-за спины сложенный лист бумаги. Было очень трудно не сжимать его в своих пальцах, но измятая или в пятнах от пота бумага могла сделать эту игру проигранной еще до того, как та началась.

Себастьян бросил взгляд на руку сестры, а затем вновь сосредоточил внимание на ее лице.

— Что там у тебя, Нелл?

Если герцог обращается к ней, используя уменьшительное имя, значит, он уже осознал: что-то затевается. Проклятие. Брат знал, что обращение «Нелл» заставляет ее ощущать себя ребенком.

— Это — декларация, — ответила она, сделав несколько шагов вперед, чтобы вручить лист бумаги старшему брату.

— Декларация чего? — спросил Закери, когда девушка направилась к своему месту за столом.

Элинор собиралась вызывающе стоять рядом с Себастьяном, пока он будет читать ее послание, но теперь более мудрым казалось отодвинуться от брата на небольшое расстояние.

— Независимости. Моей независимости. Это я сообщаю на тот случай, если таковым будет твой следующий вопрос.

Она спустилась к столу, готовая к битве, которая будет вестись с использованием разума и воли, так что им придется смириться с этим. Пип, сидевшая рядом с ней, наклонилась ближе.

— Тетя Нелл, у Колоний[2 - Колонии (the Colonies) — так в Англии называли свои территории в Америке до обретения ими независимости.] были неприятности, когда они решили получить это.

— Да, я знаю, — прошептала девушка в ответ. — Вероятно, у меня будут похожие трудности.

— О, Боже, — прошептала Пип, так сильно качнув головой, что ее темные, кудрявые волосы подпрыгнули.

Себастьян не разворачивал послание. Он даже не взглянул на него еще раз. Вместо этого герцог пристально смотрел на Элинор, пока та упрямо не отводила от него глаз. Все происходящее было серьезным делом, и чем скорее он это поймет, тем лучше.

— Стэнтон, — тихо произнес герцог, — пожалуйста, сопроводите леди Пенелопу наверх к миссис Бевинс, а затем уведомите повара, что обед ненадолго откладывается.

Герцог Мельбурн понял.

— Сию минуту, ваша светлость.

— Я не хочу уходить, — запротестовала Пип, когда дворецкий обошел вокруг стола, чтобы выдвинуть ее стул. — Я хочу помочь тете Нелл.

— Нет, ты не будешь этого делать, — ответил ее отец. — Наверх. Я прикажу отнести твой обед в детскую.

Дворецкий и его подопечная вышли, а после единственного взгляда Мельбурна, оба лакея, находившихся в столовой, тоже исчезли. Было бы справедливее, если бы Себастьян заставил уйти также Закери и Шея, но они, конечно же, не могли пропустить возможность сплотиться против нее. Элинор сложила руки на коленях и ждала, пытаясь игнорировать противную дрожь внутри живота. Она все продумала. Она сможет это сделать.

Как только дверь закрылась, Себастьян обратил свое внимание на свернутый листок бумаги, который держал в руке. Он развернул его, прочитал пару строк и снова поднял взгляд на сестру.

— Это — смешно.

— Это — совершенно серьезно, уверяю тебя. И я настроена решительно.

Шей потянулся за листом.

— Что это все…

Герцог увернулся от руки своего брата.

— В интересах экономии времени, позвольте мне прочитать. «Я, Элинор Элизабет Гриффин», — продекламировал он, — «будучи в здравом уме и теле, настоящим объявляю следующее. Я…»

— Звучит, как чертово завещание, — пробормотал Закери, бросив взгляд в сторону Элинор. — Надеюсь, что оно не окажется пророческим.

— Не прерывай меня, — упрекнул его Мельбурн. Его невыразительный голос был единственным признаком того, что герцог вовсе не так спокоен. — «Я достигла совершеннолетия и могу принимать решения. Я способна самостоятельно принимать решения. Я осведомлена о последствиях неправильных решений. Я способна взять на себя ответственность за все и каждое в отдельности решения, неправильные или иные».

— «В дополнение к этому вопросу», — продолжил Себастьян, — «я тем самым прошу — нет, настаиваю — чтобы мне позволили принимать свои собственные решения без ограничений, вплоть до выбора спутника жизни. Никакая дальнейшая тирания или запугивание не будут позволяться, в противном случае я буду вынуждена публично обратить внимание на то, как со мной обращаются в этом доме».

Элинор показалось, что голос Себастьяна слегка дрогнул, когда он читал эту часть, но ее собственные нервы были немного расшатаны, так что она не могла быть в этом уверена.

«Исходя из выше сказанного, я тем самым освобождаю своих братьев — Себастьяна, герцога Мельбурна; лорда Шарлеманя Гриффина и лорда Закери Гриффина — от любых обязанностей, связанных с моей жизнью сразу после этого заявления, а в случае любых неблагоприятных обстоятельств, я разъясню каждому, кому это необходимо, что все остальные члены семьи Гриффин не могут быть виновны в моих поступках ни в какой форме, способе или виде». Ниже следует подпись и дата: 23 мая 1811 года.

Долгое время все молчали. Если судить по тону, с каким произносились слова, то от начала и до конца было неясно, читал Мельбурн список вещей, предназначенных для стирки, или объявление о войне с Францией. Реакцию других братьев расшифровать было гораздо проще, хотя она почти хотела, чтобы ей это не удалось. Закери, самый близкий к ней по возрасту и темпераменту, выглядел ошеломленным, в то время как челюсти Шея были крепко стиснуты от очевидного гнева. Отлично, она бросила им перчатку. Единственный вопрос был в том, кто первый поднимет ее.

Наконец темно-серые глаза Себастьяна оторвались от послания и снова встретились с ее глазами.

— «Тирания»? — медленно повторил он, произнося это слово так, что это заставило сестру вздрогнуть.

— Когда ты отказываешься выслушать мою версию какого-либо события или принять во внимание мои чувства и желания, а вместо этого делаешь решительные заявления, которые ставят крест на любой моей надежде на счастье, тогда — да, я называю это тиранией, — девушка наклонилась вперед. Везувий начал извергаться, берегись, Помпеи. — А как вы это назовете, ваша светлость?

— Мы — твои старшие братья, — не сдержался Шей. — Наша обязанность, наш долг — предложить свое руководство и…

— Предложить? Я едва ли…

— Я предполагаю, что в дополнение к своей абсолютной свободе ты потребуешь продолжать выплачивать тебе ежемесячное содержание? — прервал ее герцог, словно они были в комнате только вдвоем.

Ах, угрозы!

— Я не отрываюсь от действительного положения вещей, — ответила Элинор. — И это — не полет моей фантазии. Я просто буду принимать свои собственные решения в личных интересах. У меня нет желания сторониться семьи, — Элинор предчувствовала, что это будет самым трудным моментом, и поэтому потратила несколько часов, обдумывая ответ. — Я настаиваю на том, чтобы мой выбор был независимым и свободным от вашего вмешательства.

— Вмешате… — начал говорить Шей.

— Договорились, — заявил вдруг Себастьян.

Шарлемань захлопнул рот.

— Что? — выпалил он, его лицо потемнело. — Мельбурн, ты не можешь говорить это серьезно.

— Я совершенно серьезен, — герцог сунул письмо себе в карман. — Твоя независимость будет предоставлена тебе, но при одном условии.

Ха! Она догадывалась, что это всего лишь уловка.

— И что оно из себя представляет?

— Я не намерен позволять твоей «декларации» обсуждаться в обществе, как не разрешил бы публично выражать обиды, нанесенные тебе в этом доме. И что бы здесь не было написано, это не сможет избавить нашу семью от скандала, если ты окажешься в него вовлечена. Поэтому, если в обществе станет известно о любом скандале с твоим участием, наше соглашение будет расторгнуто.

У Элинор ушло всего одно мгновение на то, чтобы все обдумать. Если быть откровенной, то она думала, что у брата на уме что-то намного более противное.

— Договорились.

— Я еще не закончил. Наше соглашение не только будет расторгнуто. Как только я разберусь со всеми причиненными тобой неприятностями, ты согласишься выйти замуж за джентльмена, которого выберу я, без…

— Что?

— Без задержки и протестов, — Себастьян поднял колокольчик, стоявший возле его локтя, и позвонил. Немедленно появились лакеи, которые начали подавать обед. — А ты думала, что не будет никаких последствий? — продолжил герцог все же спокойным тоном.

— Ты просто… злодей, — пробормотала она, а в ее сознание без приглашения ворвалась дюжина скучных джентльменов.

— Полагаю, я тиран, — возразил он. — За свободу всегда нужно платить. Если ты желаешь играть, то должна быть готова расплачиваться. Так мы заключаем соглашение?

Если она откажется, герцог каждый раз будет использовать ее декларацию и ее трусость против нее. И, вероятно, заставит ее выйти замуж за первого же неинтересного мужчину, которого встретит, только для того, чтобы доказать свою точку зрения. Элинор вздохнула. Самая большая трудность в этом деле — решиться начать битву, когда ее результат заранее известен. Она — Гриффин, и поэтому никогда не отречется от своей семьи. Любой муж, которого она могла бы выбрать, должен хотя бы в самой малой степени быть приемлемым для Мельбурна. Но сами моменты, после которых она будет принимать это решение — или когда оно будет принято за нее — вот что будет иметь значение.

По крайней мере, она сумела заставить брата открыть дверь. Теперь ей нужно только переступить порог, и у нее появится свобода и голос в решении собственного будущего замужества.

— Мы заключаем соглашение, — медленно произнесла она.

— Нет, мы этого не сделаем, — прорычал Шей. — Это же смешно, Мельбурн.

Моргнув, словно он забыл о присутствии братьев, герцог обратил свое внимание на другую сторону стола.

— Элинор и я пришли к соглашению. А вы будете соблюдать его. Вам ясно?

На какой-то момент Элинор подумала, что Шея хватит удар, но со сдавленным рычанием ее второй по старшинству брат все же кивнул. Закери, который выглядел так, словно разрывается между ужасом и смехом, последовал его примеру.

— Ради Бога, Нелл, у тебя есть пара, — прошептал он.

— Пара чего? — ласково спросила она, хотя совершенно ясно понимала, на что тот намекал. Невозможно вырасти с тремя старшими братьями и время от времени не слышать вульгарностей, большинство из которых связано с мужской — или женской — анатомией.

Закери только покачал головой.

— Иисус! Просто будь осторожна.

— Дело в том, Закери, что я свободна, — возразила Элинор. — Я могу делать то, что пожелаю… — она бросила взгляд на Мельбурна, — до тех пор, пока это не вызовет скандал.

— И помоги всем нам небеса, — пробормотал Шей.

— Нет, — вставил Себастьян, спокойно выбирая превосходный кусок говядины с подноса, который держал слуга, — небеса пусть помогают Элинор. Потому что мы не станем этого делать.

Был уже почти час дня, когда Валентин заставил себя сесть среди беспорядочно разбросанных подушек и шелковых простыней. Клан Гриффинов с их ссорой и в самом деле помешали вчера тому, что, как он надеялся, могло стать приватным, декадентским ленчем. Но из-за вынужденной задержки Валентин наткнулся на лорда Уиттона и Питера Бернси, а также игру в фаро с высокими ставками в «Уайтс». Пятнадцать часов спустя и почти на тысячу фунтов богаче, маркиз вернулся домой и лег в постель уже после рассвета.

— Мэттьюз! — проревел он и отбросил простыни, потянувшись за брюками из оленьей кожи и прижимая свободную руку к голове, чтобы не дать ей взорваться.

Дверь его спальни отворилась мгновенно, его камердинер, скорее всего, стоял, прислонившись к ней.

— Да, милорд? Мне подавать завтрак?

— Нет. Достань мне чистую рубашку.

Аккуратный камердинер кивнул, нырнув в ближайший гардероб.

— Вам нужно что-нибудь съесть, милорд, — послышался его приглушенный голос.

Валентин нахмурился.

— Если ты сегодня еще раз упомянешь пищу или процесс ее поглощения, мне придется пристрелить тебя, — проворчал он. Хотя вечер и был развеселым и прибыльным, но Бернси был одним из тех немногих мужчин, которые могли посоревноваться с ним в количестве выпитого. Тот факт, что Питер был тяжелее его, вероятно, стоуна[3 - Стоун — мера веса, равная 6,34 кг.] на два, помогал последнему, но Валентин никогда не отказывается от вызова.

— Слушаюсь, милорд. Но миссис Бикон захочет узнать…

— Я заеду на ленч в клуб. А сейчас принеси мой пистолет.

Камердинер выглянул из гардероба.

— Милорд?

— Ты меня слышал. Я заранее предупредил тебя и сейчас должен застрелить, иначе все вокруг подумают, что я — не человек слова.

— Но вы не такой, милорд. Не человек слова, я имею в виду.

— Что? — Валентин проглотил остатки выдохшегося бренди, стоявшего у его постели. — Да, полагаю, ты прав. Где моя проклятая рубашка?

— Вот, пожалуйста, милорд.

Валентин натянул рубашку и уселся за туалетный столик, чтобы побриться, пока Мэттьюз доставал темно-серую куртку и кремовый жилет, а затем раздвигал тяжелые, темные занавеси на окне.

— Очень хорошо, Мэттьюз, — похвалил маркиз выбор гардероба, и зажмурился от яркого отраженного света, когда поднес бритву к своему подбородку.

— Благодарю вас, милорд. К тому же я наточил вашу бритву прошлым вечером.

Временами Валентин удивлялся, почему он продолжает держать у себя Мэттьюза: то ли из-за высшей степени елейности, свойственной камердинеру, то ли из-за мимолетного подозрения, что слуга пытается убить его.

— Есть какие-нибудь новости?

— Ну, экономка лорда и леди Арторп была срочно отправлена в поместье в Сассексе.

— Господи Боже. Я надеюсь, что у младенца не будет носа Арторпа.

— Мы все на это надеемся, милорд. И поскольку вы обычно интересуетесь, то я посчитал себя обязанным разузнать, что леди Арторп и граф в настоящий момент не разговаривают друг с другом.

Валентин сделал гримасу.

— Я бы мог поспорить, что Мэри Арторп не принимала ванну с Рождества. Мне нравятся менее ароматные партнерши в постели. Что-нибудь еще?

— О, да. Мистер Питер Бернси закрыл восточное крыло Бернси-Хауса и уволил почти половину своих слуг.

— Теперь понятно, почему этот идиот не бросил игру прошлой ночью. Вероятно, я выиграл его последние двадцать фунтов.

— Ему следовало быть осмотрительнее, прежде чем решаться играть против вас, милорд.

— Да, следовало.

Это объясняло исключительно большое количество выпивки со стороны Бернси и его собственную гудящую голову, но не то, почему обычно прагматичный джентльмен решил проиграть остатки своего состояния в карточной игре. Валентин пожал плечами. Бог в помощь свету, если он сам когда-нибудь придет в такое же отчаяние. Если вооруженное ограбление провалится, то пуля в голову покажется более решительным и менее болезненным выходом, чем тот, который выбрал для себя Бернси.

Отбросив в сторону проблемы Бернси, Валентин закончил свои утренние — то есть дневные — омовения и приказал оседлать Яго. Большой гнедой жеребец привык к тому, что на нем ездили в нерегулярные часы, и лишь повел ухом, когда они поскакали по направлению к фешенебельному клубу.

Маркиз выбрал путь, который лежал по Бонд-стрит, кивая всевозможным знакомым, занимающимся дневными покупками. Блеск яркой материи привлек его внимание на одной из узких, боковых улочек с гораздо меньшим количеством людей, и Валентин повернул голову, чтобы взглянуть в том направлении, и рывком остановил Яго.

— Леди Элинор?

Элинор застыла на выходе из маленького ателье, которое, очевидно, только что посетила. С глубоким вздохом, она повернулась к нему, но затем заметно расслабилась.

— Деверилл. Слава Богу.

— Это впервые, когда Бог и я упоминаются одновременно, — заметил он, направляя Яго к ней на узкую улочку. Маркиз бросил взгляд на заднюю дверь магазина, из которой только что появилась леди Элинор, и на насыщенную, красивую материю цвета бургундского вина, наполовину спрятанную под ее свернутой шалью.

— Мадам Констанца? — прошептал он, приподняв бровь.

Нежный розовый румянец на щеках девушки стал ярче.

— Мне понабилось несколько новых платьев.

Валентин кивнул, решив не разглашать информацию о том, что несколько самых прекрасных и наиболее дерзких лондонских актрис и куртизанок высокого полета нанимали мадам Констанцу для пошива своих платьев. Судя по яркому румянцу на лице Элинор, она тоже знала об этом.

— Я уверен, что они будут ошеломляющими.

До того, как Валентин смог попрощаться, девушка подошла к нему, одной рукой ухватившись за носок его высокого сапога.

— Не говорите никому, Деверилл. Я хочу, чтобы это было сюрпризом.

Он не мог не усмехнуться.

— Не беспокойтесь. Вокруг меня всегда шум, но, кажется, для вас это не характерно.

Краска сбежала с ее щек.

— Это не характерно для моих братьев. Я сомневаюсь, что кто-нибудь знает мой характер. Пока.

Это звучало интригующе. Но в этот момент желудок маркиза заурчал, напомнив о том, что тот не ел уже двенадцать часов.

— Тогда я надеюсь, что буду на месте, когда состоится торжественное открытие.

— Вы посетите прием у Беквитов сегодня вечером?

— Я приду.

— Тогда вы все увидите.

Легкая, таинственная улыбка коснулась ее рта, а глаза выразительно зажглись от затаенного, неописуемого волнения. Валентин вдруг осознал, что уставился на девушку и встряхнул себя. Он знал Элинор Гриффин с тех пор, как ей исполнилось пять лет, и она попадала в одну из двух четко определенных категорий, на которые он разделял женщин. Эта девушка была в секции «неприкасаемых», вместе с монахинями и бабушками, а также слишком некрасивыми девицами. Она была младшей сестрой его хорошего друга, и поэтому он должен рассматривать ее не как женщину, а как… щенка.

За исключением того, что у щенков не бывает таких хитрых улыбок или таких прекрасных серых глаз. Валентин откашлялся.

— Тогда увидимся там.

Ее улыбка стала шире.

— Если только вас вдруг не отвлекут в какое-нибудь другое место.

Хмм.

— Думаю, могу смело пообещать, что подобного не случиться.


Глава 3


— Миледи, вы уверены, что хотите одеть сегодня вечером это… именно это платье?

Элинор притворилась, что не заметила ни тщательно сформулированный вопрос Хелен, ни то, что ее горничная заламывала руки с явной тревогой. Конечно, она знала, как рискует, но сегодня вечером у девушки была определенная цель. Это была проверка, как ее решимости, так и готовности ее братьев соблюдать достигнутое соглашение.

— Да, я уверена, — ответила Элинор, рассматривая свое отражение в зеркале в полный рост. Шелк бургундского[4 - Бургундский цвет — цвет красного бургундского вина, тёмно-красный, отливающий коричневым.] цвета, прошитый красивой золотой нитью, прекрасно контрастировал с ее темными волосами и серыми глазами, в то время как тесно облегающий лиф практически не оставлял места для того, чтобы скрыть недостатки. Юбка обнимала ее бедра, а затем струилась вниз украшенным бусинками, сверкающим водоворотом того же яркого цвета.

— Но ваши братья, миледи… Они не одоб…

— Не одобрят? Я уверена, что они так и сделают. Это ведь не власяница и не одеяние монахини, — Элинор улыбнулась своему отражению, и была удивлена, увидев в зеркале возбужденную, соблазнительную женщину, с притворной стыдливостью разглядывающую себя. — Однако меня не беспокоит то, что они могут подумать.

— Не беспокоит?

— Да, не беспокоит. Все части тела, которые положено скрывать, прикрыты платьем. Возможно, на мне немного меньше материи, чем обычно, но ведь некоторые вполне респектабельные дамы одеваются в таком же стиле. — Их не очень много, но они есть. — А сейчас, будь добра, помоги мне надеть плащ.

— Но если вас не беспокоит…

— Но я ведь и не слабоумная.

Серый плащ, который скроет все, кроме нижней части подола ее платья, нужен только для того, чтобы произвести эффект, уверяла себя Элинор. Братья и остальные гости на приеме у Беквитов — все увидят ее одновременно. Это будет просто счастливым совпадением: к тому времени, когда она торжественно представит новое творение портнихи, для Мельбурна будет слишком поздно что-то делать с ее внешностью.

Плащ отлично выполнил свою работу, и когда Элинор спустилась вниз в холл, единственные подозрительные взгляды были направлены на ее волосы, свободно спадавшие на плечи, которые Хелен по просьбе хозяйки уложила в беспорядочное переплетение лент бургундского цвета и завитых темно-коричневых локонов.

Взгляд Мельбурна, однако, задержался на ее лице.

— Помни о том, что я сказал по поводу скандала, Элинор, — напомнил он, набрасывая на плечи пальто с пелериной.

— А ты помни о том, что скандал и беседа — это две разные вещи, — ответила она, отступая в сторону, пока Стэнтон открывал парадную дверь.

— Они могут быть разными вещами, — возразил герцог, следуя за сестрой и помогая ей сесть в экипаж. — Но если слишком широко раздвинуть границы беседы, то она может стать скандалом.

— Мне нужно было выпить заранее, — пробормотал Закери, забираясь вслед за девушкой. — Будь осторожна, Нелл, хорошо?

Она разгладила свои перчатки.

— Нет, Закери. Я не делаю ничего плохого и, поэтому не собираюсь быть осторожной.

— Тогда это будет недолгий эксперимент, — вставил Шарлемань, — и ты можешь забыть о той ерунде по поводу собственных поисков мужа.

Элинор от всего сердца надеялась, что Шей окажется неправым.

— Я бы, на твоем месте, не стала держать пари против меня, — заявила она, надеясь, что это прозвучало более уверенно, чем она на самом беле чувствовала.

Беквит-Хаус был всего в пяти кварталах, но Элинор не смогла припомнить, чтобы поездка в экипаже когда-либо тянулась так долго. Девушка почти дрожала от напряжения, к тому же, она задыхалась в закрытом экипаже одетая в плащ, застегнутый до подбородка. Мало того, Себастьян сверлил Элинор взглядом на протяжении всей поездки. У нее всегда было такое ощущение, что брат умеет читать мысли, но то, что он не остановил карету и не заставил их повернуть обратно, опровергало это подозрение.

Не то чтобы она намеревалась совершить что-то ужасное, но девушка не сомневалась в том, что ее старший брат очень серьезно относится к охране и защиты имени Гриффинов. Она выбрала путь по очень узкой дорожке, где по одну сторону находится скандал, а по другую — ограничения, предупреждающие его. Элинор очень надеялась, что эта дорога приведет ее куда-нибудь еще, кроме тупика.

В двадцать четыре и двадцать восемь соответственно Закери и Шарлемань, конечно же, имели возлюбленных и любовниц, но все это прекрасно вписывалось в рамки общества, пока совершалось осторожно. Правила для женщин были намного строже, а возможностей для падения больше. Но Элинор вовсе не собиралась заводить любовника или делать что-то еще настолько же безнравственное. Но если она не воспользуется этим шансом, чтобы узнать жизнь, то может с таким же успехом засохнуть и умереть.

Они высадились из кареты на переполненной подъездной дорожке Беквит-Хауса. По традиции, когда Гриффины посещали какой-то прием как одна семья, они входили в дом соответственно своему положению: вначале Элинор под руку с Мельбурном, а за ними Шей и Закери. Однако этим вечером, после того, как они обошли последний растоптанный комок грязи и лошадиного навоза и достигли переднего портика, отделанного мрамором и камнем, Себастьян выпустил ее руку.

— После тебя, — проговорил он, жестом приглашая сестру идти вперед.

Элинор кивнула, притворившись, что ожидала от брата подобного поступка, и вошла в величественный особняк. С тех пор, как Элинор вручила герцогу свою декларацию, она ощущала, что Мельбурн сердился на нее, не столько из-за послания, сколько из-за идеи, которая стояла за ним — из-за того, что она была настолько недовольна его патриархальной властью, что устроила восстание. Отлично, она и намеревалась расшевелить его. Возможно, они оба узнают о себе что-то новое в этом состязании. По крайней мере, герцог будет иметь возможность осознать, что и у других людей могут быть мысли и чувства, которые не обязательно совпадают с его собственными, и что эти мысли вовсе не обязаны привести их семью к падению.

Рядом с гардеробной Элинор слегка заколебалась, но они уже оказались на виду, по крайней мере, у двух дюжин гостей, некоторые из которых слыли известными сплетниками. Элинор сделала глубокий вдох и расстегнула пуговицу, которая удерживала ее плащ. Что бы она там не написала на бумаге, ее декларация начинается именно сейчас.

Когда лакей помог снять плащ с ее плеч, Закери, находившийся в самом конце группы, издал приглушенный возглас, в то же время молчание двух других братьев было столь же красноречиво. Ха! Подождите, сейчас я обернусь.

Элинор обернулась. Взгляды всех троих братьев упали на ее грудь, а затем вновь устремились на ее лицо.

— Святая матерь Божья, — прошептал Шей, его загорелое лицо побледнело.

Она надеялась, что брат говорил это в хорошем смысле. Сделав еще один вдох, Элинор повернулась лицом к дверям, ведущим в бальный зал, и двинулась вперед.

— Мы идем? — с улыбкой спросила она, останавливаясь рядом с дворецким, немного не доходя до входа.

Дворецкому Беквитов не нужны были приглашения для того, чтобы объявить об их прибытии. Большинство слуг в знатных домах знали, кто входит в клан Гриффинов.

— Леди и джентльмены, герцог Мельбурн, лорд Шарлемань Гриффин, лорд Закери Гриффин и леди Элинор Гриффин.

Толпа в комнате заволновалась, когда девушка выступила вперед. Элинор могла слышать шаги своих братьев за спиной, практически ощущая враждебность, исходившую от них и направленную на любого человека в комнате, который осмелится сказать хотя бы слово о выборе ее гардероба.

С непринужденностью, благодаря долгой практике, девушка скрыла свой гнев. Хотя молчаливое запугивание братьев и могло заставить этот вечер протекать более гладко, но оно также означало, что Элинор все еще под их защитой и под их пристальным наблюдением. Девушка обернулась, ощущая, как шелк ее платья отчаянно обвивается вокруг ее ног.

— Прекратите это, — возмутилась она.

— Прекратить что? — точно таким же тоном спросил Шарлемань, а его взгляд скользнул поверх ее плеча на толпу перед ней.

— Запугивать любого, кого видите. Пока мы находимся здесь, я вас не знаю, и вы не знаете меня.

Шей открыл рот, чтобы снова запротестовать, но Мельбурн резко встал между ними.

— Полагаю, сейчас самое время заняться тем, о чем упоминал Закери — выпить.

Через мгновение Элинор стояла в одиночестве посреди бального зала. Если она будет оставаться на одном месте слишком долго, то станет очевидным, что в клане Гриффинов что-то не так. Поэтому, как только девушка заметила свою подругу, леди Барбару Хаусен, то сразу же направилась к столу с закусками.

Когда она подошла ближе, то ее глаза остановились на другом знакомом. Он стоял рядом с дверями, которые вели в большие тропические сады Беквитов. Лорд Деверилл пристально смотрел на нее, игнорирую леди Френч, которая откровенно флиртовала с ним с противоположной стороны дверей.

Впервые Элинор осознала, как чувствовали себя другие женщины, когда этот зеленоглазый бог разглядывает их. Горячая волна пробежала по ее позвоночнику в ответ на его обманчиво-ленивый взгляд, который заставил ее почувствовать себя… безнравственной. Слава Богу, что они друзья, и она только что застала его врасплох. И хвала небесам, что она знает о том, какой он повеса.

Встряхнувшись, Элинор направилась к Барбаре, стоявшей у стола с закусками.

— Добрый вечер, моя дорогая, — сказала она, целуя в щеку вторую дочь маркиза Пелтона. — Ты замечательно выглядишь.

Барбара ответила ей тем же, на ее лице было выражение явного восхищения.

— Я посоветовала тебе посетить мадам Констанцу, — прошептала она, — и удивлена, что с Мельбурном не случился удар, когда он увидел тебя. Как ты смогла уговорить выпустить тебя из спальни?

— Он не видел этого платья до тех пор, пока его не увидели все, — ответила Элинор, понизив голос. Не будет ничего хорошего, если кто-то подслушает, где она начала покупать себе платья, только не с тем условием, которое выдвинул Мельбурн по поводу скандала.

— Я так и подумала, — призналась Барбара, хихикнув. — Но ты выглядишь потрясающе. Мне показалось, что Уэнделл Дюмер сейчас начнет пускать слюни.

Элинор усмехнулась.

— Не думаю, что это имеет какое-то отношение ко мне, Бар. На самом деле, я…

— Леди Элинор, — произнес мужской голос позади нее.

Девушка обернулась.

— Мистер Кобб-Хардинг, — произнесла девушка с искренним удивлением. — Я полагала, что вы все еще в Париже.

— Я вернулся несколько дней назад. Первый танец этого вечера вот-вот начнется, а я заметил, что вы не заполнили свою танцевальную карточку. Окажите честь и присоединитесь ко мне на этот вальс?

Не прошло и пяти минут от начала ее приключения, а Элинор уже пригласил на танец партнер, которого Мельбурн точно бы отклонил. Как будто Стивен Кобб-Хардинг виновен в том, что его отец был всего лишь баронет, а семья матери Стивена, Кобб, имела деньги, поэтому и фамилия его писалась через дефис.

— Я в восторге от вашего предложения, — ответила она, принимая любезно протянутую руку.

Оркестр начал играть вальс как раз в тот момент, когда они добрались до свободного от толпы пространства в центре зала. Мистер Кобб-Хардинг положил руку на талию девушки и повел за собой в танце.

— Я пытался придумать способ сделать это в течение года, — признался он, а его светло-голубые глаза смотрели куда-то ниже ее шеи.

Конечно, она не случайно надела платье с низким вырезом. В некотором смысле, даже приятно, что тебя рассматривают как что-то… кого-то другого, а не члена всемогущего клана Гриффинов, даже если при этом замечают только твою грудь.

— Почему же вы ждали так долго?

Наконец-то его взгляд из-под волнистых белокурых волос снова поднялся к лицу девушки.

— Я назову вам три причины, миледи.

Их и в самом деле три.

— Ах! Вообще-то мои братья и я недавно пришли к взаимопониманию. Так что мы с вами можем танцевать всякий раз, как только пожелаем.

Он улыбнулся.

— Это самая лучшая новость, которую я слышал за несколько последних недель.

— Я ничего не знаю об этом, но благодарю…

— Я знаю. И благодарю вас!

Хм. Элинор всегда считала Стивена Кобб-Хардинга привлекательным, и хотя не испытала этого на себе, но слышала о его репутации человека остроумного и обаятельного. Очевидно, ум, относительная бедность и низкое социальное положение среди аристократии делали его слишком… опасным. Ради Бога, у нее же есть мозги. Танцевать с мужчиной еще не означает, что она намеревается выйти за него замуж. Конечно, она здесь для того, чтобы самой найти себе мужа и собственное приключение, но немного умеренного, безвредного развлечения тоже не помешает.

— Не стоит благодарности, мистер Кобб-Хардинг.

— Стивен, пожалуйста. Иногда мне кажется, что люди забывают, что хотели сказать мне к тому времени, как заканчивают произносить мою фамилию.

Элинор хихикнула.

— А я полагаю, что в ней есть что-то особенное.

— После такого комплимента, леди Элинор, позвольте мне поведать вам о том, что до меня дошли неприятные слухи о мужчинах, которые не встретили одобрения у ваших братьев. Сколькими конечностями я рискую?

— Ни одной. Это я вам обещаю. В самом деле, если они хотя бы хмуро посмотрят в вашу сторону, пожалуйста, дайте мне знать, Стивен.

Его низкий смех заставил ее улыбнуться в ответ.

— Мне хотелось бы надеяться, что я смогу нанести вам визит, не прячась за ваши юбки, — он сделал паузу. — Хотя ваши юбки — восхитительны.

Пожалуй, это может стать более чем умеренным развлечением. Стивен, в конце концов, принадлежал к аристократам, и его имя не было связано ни с одним скандалом.

— Благодарю вас. Я пытаюсь изменить стиль, и это платье — одно из нескольких.

— Пожалуйста, продолжайте свои усилия, — Стивен смотрел на нее с отчетливым восхищением в светло-голубых глазах. — Ради Бога, вы прекрасны. И это еще одна вещь, которую я хотел сказать вам весь этот прошедший год.

У Элинор появилось внезапное желание ударить каждого брата в его надменный нос. Уже сегодня вечером она сумела получить больше развлечений и волнений, чем ее братья позволяли ей с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать, именно тогда Мельбурн решил, что ей пришло время перестать вести себя как ребенок. Он немедленно положил конец ее верховой езде босиком и фехтованию с Закери, а также многим другим вещам, от воспоминаний о которых у нее выступали слезы на глаза. Прошло шесть лет, и она, наконец-то, снова обрела свободу. Сегодня, благодаря Стивену Кобб-Хардингу, у нее появилось направление, в котором можно идти.

— Тогда, возможно, вы захотите сопровождать меня завтра в Гайд-парк, Стивен?

Его очаровательная улыбка стала шире.

— Одиннадцать часов будет приемлемым временем?

— В одиннадцать часов будет идеально.

— Валентин!

Услышав резкое женское шипение, маркиз Деверилл отвел взгляд от бального зала.

— Леди Френч?

— Лорд Френч чувствует себя не очень хорошо и захочет уехать пораньше, — объяснила Лидия, судя по ее тону, уже не в первый раз.

— Подагра?

Она придвинулась ближе.

— Не имею понятия. Может быть. Так что мы должны торопиться.

Платье бургундского цвета закружилось и снова исчезло в толпе танцующих пар.

— Торопиться? — повторил Валентин, переместив свой взгляд на братьев Гриффин. Ни один из них не танцевал, и ни один не смотрел на сестру. Элинор была права. Произошло что-то значительное. Что-то, что позволило ей натянуть на себя одно из знаменитых декадентских творений мадам Констанцы. И, учитывая результат, он мог только аплодировать перемене погоды в семье Гриффин.

Леди Френч придвинулась еще ближе, настолько, что он мог ощущать ее теплое дыхание на своей щеке.

— Поторопись и дай мне твой член, — прошептала она.

— Мои извинения, Лидия, но этим вечером он мне понадобится в другом месте.

Он практически ощутил, как Лидия завибрировала от внезапного гнева, когда повернулась, чтобы проследить за его взглядом.

— Леди Элинор? Только потому, что она напялила на себя эту тряпку? Ты никогда прежде не смотрел на нее.

— Я никогда прежде не видел ее, — рассеянно ответил маркиз.

Это было слишком странно. Хотя он знал Элинор Гриффин много лет, большинство их встреч состояло из легкого, добродушного подшучивания и, иногда, фривольных, совсем не братских советов, главным образом касающихся того, как избегать сомнительных ситуаций с негодяями вроде него самого. Маркиз не считал ее своей сестрой, главным образом потому, что у него не было ни братьев, ни сестер, а он не собирался приобретать их через свою общественную жизнь. Слишком много обязательств и слишком тяжкое бремя — члены семьи. Но сегодня Элинор неожиданно стала… интересной.

— Мне не стоит даже надеяться, что я смогу чем-то отвлечь тебя от этой маленькой выскочки? — с раздражением поинтересовалась леди Френч, а ее тон граничил с неудовлетворенностью. Лорд Френч, вне всякого сомнения, должен будет поблагодарить его за этот вечер. День рождения старого дурака наступит немного раньше.

— Я вряд ли назвал бы сестру герцога Мельбурна «выскочкой», но мне любопытно все, что связано с ее поведением и внешностью, — произнес Валентин в ответ. — Что же заставило Мельбурна сопроводить ее сюда, а затем не обращать внимания на то, что она вытворяет?

За исключением того, что братья, или, во всяком случае, герцог, все-таки обращали внимание. Он поспорил бы на это. Они просто не предпринимали никаких действий. И вот это интриговало маркиза.

— Не имею ни малейшего понятия. Неужели только ради того, чтобы это выяснить, стоит пропускать траханье со мной?

— Очевидно, стоит. В любом случае, вон идет твой супруг. — Валентин наклонил голову в сторону Лидии. — Приятного вечера, дорогая.

Как только леди Френч отошла от него, маркиз снова обратил внимание на Элинор. Вальс уже закончился, и группа молодых людей окружила ее, заполняя танцевальную карточку девушки. По большей части, это были так называемые джентльмены, которым ее братья прежде даже не позволили бы поклониться ей — игроки, охотники за приданым и полные идиоты. А сейчас они не только кланялись, они практически отталкивали друг друга, чтобы подобраться поближе к ней. Волкам никогда не требуется слишком много времени, чтобы почувствовать новую добычу, даже ту, которая до вчерашнего дня была под защитой огромного, мощного льва и двух его братьев.

Сам маркиз держался на расстоянии, но очевидно Элинор Гриффин произвела и на него какой-то эффект. Ведь он же предпочел стоять и смотреть на нее через бальный зал, вместо того, чтобы укладывать Лидию Френч на спину.

Что-то вышло из привычного уклада и, как следствие, стало интересно. Валентин снова взглянул на Элинор. Очень интересно.

Одним из последствий относительно рано закончившегося вечера было то, что Валентин уже завтракал внизу, когда раздался стук у парадной двери. Если бы он знал, что произойдет вслед за этим, то остался бы в постели.

Как бы то ни было, маркиз продолжал поглощать поджаренную ветчину и печенье; Валентин ежедневно информировал своего дворецкого о том, для каких гостей он дома, а для каких — нет. Хоббс проследит за тем, чтобы ни одна из несогласованных персон, особенно если это женщина, не вошла в дом. А этим утром список нежеланных гостей включал также и Лидию: всего за один вечер, даже не совершив никакой ошибки, она из приятного времяпровождения превратилась в нечто раздражающее. Она поняла, что что-то — или, скорее, кто-то — привлек его внимание до того, как он начал действовать, а это Валентину очень сильно не нравилось.

Хоббс появился на пороге комнаты для завтрака.

— Милорд, его светлость, герцог Мель…

— Валентин, — прервал говорившего герцог Мельбурн, протиснувшись мимо оскорбленного дворецкого. — Мне необходимо поговорить с тобой.

— Я сразу же предположил именно это, — сухо заметил маркиз. — Случайно это не касается некой определенной особы в платье бургундского цвета?

— Это личный разговор, — промолвил герцог, шагая до окна и обратно. Затем он окинул взглядом присутствующих слуг и снова зашагал к окну.

Пережевывая ветчину, Валентин разглядывал своего незваного гостя. Все то время, которое маркиз знал Себастьяна, он никогда не видел герцога таким… взволнованным. Он кивнул головой Хоббсу, и, не говоря ни слова, дворецкий и два лакея исчезли, прикрыв за собой дверь.

— Позавтракай, — предложил он герцогу, указывая на уставленный блюдами буфет.

— Я уже поел.

— Тогда, ради Бога, прекрати ходить по комнате и позволь мне закончить завтрак. У меня и так уже болит голова, а ты делаешь меня совершенно больным.

Нахмурившись, герцог уселся рядом с Валентином.

— Ты видел Элинор прошлым вечером?

— Я не мог не заметить ее. Почему интересуешься? Ты вызываешь на дуэль каждого джентльмена, который пялился на нее? — Маркиз фыркнул. — Это займет целую неделю.

— Ох, заткнись. Но это останется между нами, Валентин.

— Я не разношу сплетен, Себ. Ты это знаешь.

Мельбурн вздохнул.

— Да, я знаю. И, собственно, поэтому я здесь. Позапрошлым вечером, — продолжил он, вытащив сложенный лист бумаги из нагрудного кармана, — Элинор вручила мне это.

Маркиз стер джем со своих пальцев и взял предложенный лист. Пока он читал послание, то еще раз осознал, как безмерно он должен быть благодарен судьбе за то, что не имеет ни братьев, ни сестер.

— Зачем ты показал мне это? — спросил Валентин, возвращая бумагу назад. — Кроме того, конечно, чтобы позволить мне восхититься прекрасной манерой письма?

— Прошлой ночью был первый раунд этой… игры, — пробормотал Мельбурн, снова убирая письмо в карман. — А сегодня утром она отправилась с этим проклятым Кобб-Хардингом на какой-то пикник в Гайд-парк.

Некоторое время Валентин просто смотрел на своего друга. Одного из немногих друзей, если прикинуть, потому что он был более разборчив, чем об этом многие могли подумать. Этому он научился у отца, предполагал сам маркиз: можно спать с любой девицей, которая тебе понравится, но друзей нужно выбирать осторожно.

— Очевидно, что ее поведение беспокоит тебя, Мельбурн, так положи этому конец. Ты же контролируешь ее финансы, не так ли? Но ведь я не нужен тебе только для того, чтобы напоминать об этом.

— Все не так просто. Я… согласился на ее условия, до тех пор, пока она не окажется вовлеченной в скандал.

— Ты согласился? — повторил Валентин, приподняв бровь и по-настоящему удивляясь. — Ты?

— Да, я согласился, черт бы все это побрал. Она разозлила меня.

— Тогда ты должен оставить ее в покое. Я уверен, что мадам Констанца оценит эту сделку по достоинству.

— Так вот где она взяла это проклятое платье, — суровые серые глаза встретились с глазами маркиза, а затем снова скользнули в сторону. — Это более запутанная ситуация, чем та, которую ты описал, Валентин. Что бы Элинор не затевала, она все еще носит имя Гриффинов. И отвечает за репутацию Гриффинов. Я пытался еще раз предостеречь ее этим утром, что если она желает найти себе мужа, то ей нужно держаться подальше от неприятностей и не тратить свое время на дураков, охотящихся за приданым, вроде Кобб-Хардинга. Но, кажется, что дураки и неприятности — это ее единственная цель. И чем больше это раздражает меня, тем дальше она продвигается в избранном направлении.

Слегка улыбнувшись, Валентин допил свой чай.

— Тогда позволь ей идти. Она никогда не выйдет замуж за Кобб-Хардинга. Весьма вероятно, что Нелл просто хочет немного позабавиться — бросить взгляд на стадо перед тем, как выбрать себе жеребца.

— Я не могу позволить ей идти по такому пути и, пожалуйста, воздержись от намеков. Она — не ты, Валентин. Скандал навредит ей. Происходящее может испортить ее репутацию.

— И репутацию Гриффинов.

— Несомненно. Какой бы дерзкой она не была, сестра никогда раньше не выходила за пределы нашего круга. Она хочет повеселиться без скандала, но при этом не имеет понятия, как достичь желаемого, или того, насколько ужасным все это может оказаться.

— Я все еще не понимаю, как ты сможешь отговорить ее, если согласился на все это, — продолжил Валентин. — Ты же человек слова и все такое. Чем крепче ты будешь привязывать ее, тем сильнее она будет сопротивляться.

Герцог ударил кулаком по столу.

— Ты снова прав. И вот именно поэтому я здесь.

У Валентина появилось тошнотворное чувство, что он только что угодил в какую-то ловушку.

— Я надеюсь, что тебя не затруднит объясниться?

— Ты — самый большой гедонист[5 - Гедонист — приверженец гедонизма. Человек, стремящийся к наслаждениям, удовольствиям и комфорту.] из всех, кого я знаю.

— Ну, спасибо тебе.

Мельбурн фыркнул.

— Это был не комплимент.

— Да, у меня появилось такое подозрение. Так что ты имеешь в виду?

— Да, ты совсем не похож на меня, придерживающегося правил приличия. И Элинор знает об этом. Там, где она не возьмет во внимание мой совет или руководство, сестра, вероятнее всего, прислушается к тебе.

Валентин вскочил на ноги, неприятная тяжесть образовалась в его животе. И он вовсе не считал причиной этому съеденную ветчину.

— Что? Ты хочешь, чтобы я стал наставником Элинор? В грехе?

— Господи Боже, конечно же, нет. Но, как ты весьма проницательно заметил, все мои вмешательства только еще больше подтолкнут ее к этому безумию. А ты настолько хорошо знаком с падением нравов, что больше сестра вряд ли может надеяться узнать. Она прислушается к тебе. Полагаю, она даже уважает тебя. Поэтому ты, Валентин, сможешь уберечь ее от серьезных неприятностей.

— Мне нужно выпить, — пробормотал в ответ Валентин, выходя из комнаты для завтрака и направляясь в библиотеку, где стоял шкафчик с изрядным выбором напитков.

— Я очень много думал над этим, — продолжал Мельбурн, следуя за маркизом. — Ты сможешь присматривать за ней, ограждать от неприятностей там, где Шей, Закери или я только подтолкнем ее к худшим поступкам.

Подавив дрожь, Валентин налил себе виски.

— Что, во имя дьявола, заставляет тебя думать, что я захочу иметь к этому какое-либо отношение? — приходилось учитывать тот факт, что весь прошлый день ему лезли в голову совершенно непристойные мысли об Элинор Гриффин. — Убирайся, Мельбурн.

К его растущей тревоге, герцог улыбнулся.

— Я подозревал, что ты можешь отказаться участвовать в этом деле, поэтому принес это. — Из другого кармана он достал пожелтевший, несколько раз сложенный клочок бумаги.

Валентин уставился на бумагу, желая, чтобы он смог воспламенить ее одной своей мыслью.

— Это не честно, Мельбурн, — проворчал он, когда письмо не воспламенилось. — Я был пьян, когда писал это. — Выругавшись, маркиз проглотил половину своей порции виски. — Проклятие.

— И я был пьян, когда принимал это. Мы были в одинаковом состоянии, так что ты не можешь утверждать, что я получил какое-то преимущество над тобой.

— Тебе надо было стать чертовым поверенным, Себастьян.

Герцог только снова улыбнулся.

— Оскорбления в мой адрес не помогут в твоем случае, — зажав бумагу кончиками пальцев, он уселся в одно из редко используемых читальных кресел у камина. — Я могу прочитать эту бумагу тебе, хотя на самом деле я помню ее наизусть.

— Избавь меня от этого. Это дурная манера, напоминать кому-то о его единственном моменте слабости.

— Единственном? Гм. «В обмен на услуги, оказанные в отношении отваживания некоторой настойчивой женщины», — продекламировал его светлость, — «я тем самым должен предъявителю этой записки одно одолжение по его выбору. Подписано — Валентин Юджин Корбетт, маркиз Деверилл.»

Валентин упал в кресло напротив.

— Ради Бога, хорошо. Ты выиграл, ублюдок. Только никогда больше не повторяй никому мое полное имя, включая и меня.

— Превосходно, — герцог Мельбурн поднялся, убирая проклятый клочок бумаги в карман. — Сейчас она должна быть где-то в Гайд-парке. Я советую тебе не задерживаться.

— Ты хочешь, чтобы я ехал прямо сейчас?

— Кобб-Хардинг прибыл за ней на высоком фаэтоне. Это должно облегчить твой поиск.

— Мельбурн…

У двери герцог снова бросил взгляд вглубь библиотеки.

— Держи ее подальше от неприятностей, Валентин. Это все, о чем я прошу. Этим я оказываю тебе доверие. В твоих руках моя фамильная честь.

Валентин проводил герцога фигурой из двух пальцев, как только тот вышел, а затем снова упал в кресло, чтобы прикончить виски. Никакой полет воображения не сможет убедить его, что все будет хорошо. Из-за этой проклятой записки, он только что оказался впутанным в семейные распри, в то, чего умело избегал с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, и его отец, наконец-то, был предан забвению.

Себастьян, должно быть, был в отчаянии, если пришел к нему. Даже сейчас, вопреки вышеупомянутым герцогом качествам, Валентин был далеко не самым мудрым выбором в качестве чьей-то компаньонки. И если неделю назад он посчитал бы эту услугу лишь немного раздражающей, то со вчерашнего дня происходящее стало беспокоить его гораздо больше.

— Говорят, послали как-то раз лису охранять курятник, — пробормотал он, поднимаясь, чтобы приказать оседлать лошадь.

Проблема была в том, что у этой лисы в руках сейчас была честь престижной семьи, честь его друга. Так что Элинор Гриффин останется в безопасности вне его досягаемости, независимо от того, о чем маркиз мог думать в глубине души.


Глава 4


— Я никак не могу понять, как вы сумели этого добиться, — произнес Стивен Кобб-Хардинг, поворачивая спортивный, высокий гоночный фаэтон в тень нескольких дубов.

В центре парковой дорожки собралась группа мамаш, вероятно, чтобы обсудить брачные сделки между их сыновьями и дочерьми. Элинор не могла представить своего строгого брата Мельбурна в подобной толпе сплетниц, но при этом девушка сомневалась, что он никогда и не с кем не обсуждал ее матримониальное будущее.

— Как я уже говорила, его светлость и я пришли к взаимопониманию. Я предпочитаю не обсуждать детали этого соглашения.

— Очень хорошо. Боже меня упаси испортить этот день неприятными вопросами.

Его очаровательная улыбка заставила девушку улыбнуться в ответ.

— Вы такой дипломатичный, Стивен.

Тот пожал плечами.

— Мне показалось, что отсутствие споров может стать для вас приятной неожиданностью.

Улыбка Элинор стала еще шире. Ее братьям должно быть стыдно за то, что они ограждали сестру от такого приятного общения. Ради всего святого, разговаривать с мистером Кобб-Хардингом еще не означает, что она окажется за ним замужем. Это значит лишь то, что она сможет повеселиться, ощутить себя беззаботной и немного развлечься в течение нескольких часов. Без сомнения, она может рассмотреть брачную часть своей декларации, если ей этого захочется.

— Дипломатичный и проницательный. Великолепно!

— Вам нужно что-нибудь прохладительное. Хотите лимонное мороженое?

— Звучит восхитительно.

При существующих обстоятельствах эта фраза означала также «невозможно», хотя девушка и не произнесла этого. Свободна она или нет, но Элинор не смогла бы присоединиться к Стивену без компаньонки, даже если бы он заехал за ней на любом другом средстве передвижения, кроме высокого фаэтона. Уж так повелось, что гоночный фаэтон был лучшим другом доброго имени девушки главным образом потому, что как только возница брал поводья, он не мог отпустить их, если отсутствует грум, который сможет держать лошадей. А для грума в этом фаэтоне места не было. Это обеспечивало добродетельность женщине, сопровождавшей мужчину, и в то же время лишало того возможности высадиться из фаэтона, например, чтобы принести лимонное мороженое.

Мистер Кобб-Хардинг бросил взгляд на поводья в своих руках, а затем на продавца мороженого.

— Вы кажетесь леди, которая умеет наслаждаться новыми ощущениями, — сказал он, снова повернувшись лицом к Элинор. — Вам когда-нибудь приходилось управлять фаэтоном?

— Вы не шутите? — Восхищенный смешок сорвался с ее губ прежде, чем она смогла остановить его. — Нет, не управляла с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Вы уверены, что я справлюсь?

Он вручил ей поводья.

— Лошади попытаются двинуться вперед. Держите их крепко.

— Я так и сделаю.

Стивен спрыгнул на землю. Пара гнедых немедленно сделала шаг вперед, потянув так сильно, что Элинор заскользила вперед на узком сиденье. Она отклонилась назад, натянув поводья, и гнедые снова успокоились.

— Сначала платье, затем лошади, — низкий, растягивающий слова голос послышался слева от нее. — Вы, случайно, не собираетесь стать цыганкой?

Тихое трепетание удивительного возбуждения распространилось в ее груди.

— Лорд Деверилл. Что вас заставило разъезжать верхом еще до полудня?

Маркиз, восседающий на своем великолепном, но печально известном своим плохом характером жеребце Яго, приподнял в ее сторону свою касторовую шляпу.

— Господи Боже, еще так рано? Я должно быть заболел.

— Дневной свет будет вам полезен.

— Это еще неизвестно, — Валентин бросил взгляд на продавца мороженого. — Стивен Кобб-Хардинг, — пробормотал он. — Интересный выбор компании.

Элинор нахмурилась, ее удовольствие от встречи с маркизом рассеялось.

— Не уверяйте меня, что вы стали занудой.

Маркиз приподнял темные брови.

— Занудой? — повторил он. — Вы раните меня. Я протестую только против неудачного выбора цвета его куртки. Как он называется, красновато-коричневый цвет?

— Ах! Цвет его куртки. Очень может быть.

Маркиз усмехнулся.

— Полагаю, что его одежда вполне терпима. Я просто был удивлен, увидев вас здесь в его компании и ни одного из братьев Гриффин поблизости.

— Я же обещала вам вчера, что все изменится.

— Так и произошло. А что…

— Вот, пожалуйста, леди Элинор, — прервал его Стивен, поставив на сиденье две порции мороженого, забираясь в фаэтон и садясь радом с ними. — Вы отлично справились. Думаю, что следующими могут стать уроки езды в фаэтоне.

— Мне бы это понравилось, — выпалила Элинор.

Тем не менее, внимание ее сопровождающего уже сосредоточилось на Деверилле.

— Доброе утро, милорд.

— Кобб-Хардинг. Ваша упряжка выглядит замечательно.

— Да. Благодарю вас. Вы нас извините?

Маркиз снова коснулся полей своей шляпы.

— Конечно. Приятного дня вам обоим.

Элинор наблюдала, как лорд Деверилл поскакал по направлению к северной части парка. Она не знала никого, кто ездил бы верхом так, как Валентин Корбетт, и никого, кто бы так прекрасно выглядел в куртке цвета ржавчины и облегающих лосинах.

— Я всегда удивлялся, — произнес в тишине Стивен, — как ваши братья могут так защищать вас и, одновременно, позволяют Девериллу появляться в Гриффин-Хаусе.

— Деверилл и Мельбурн вместе учились в Оксфорде, и почти в одном возрасте унаследовали титулы. Они всегда были очень близки, то есть настолько, насколько Деверилл может быть близок кому-либо. А маркиз никогда не был непочтителен по отношению ко мне.

— Я не хотел оскорбить вас, леди Элинор.

Она улыбнулась ему.

— Вы этого и не сделали.

В любом случае она сама время от времени задавала себе этот вопрос, учитывая, как по-разному Мельбурн и Деверилл смотрели на мир. Хотя почти всегда она была благодарна маркизу за случайные посещения. Он всегда был как глоток свежего воздуха, бриз, дующий в ином направлении, по сравнению с резким северным ветром, олицетворявшим ее братьев. Девушка даже вызывала в воображении образ маркиза, когда писала свою декларацию. Несомненно, в его образе жизни было несколько вещей, которым она хотела бы подражать, хотя из-за большинства из них Элинор может оказаться замужем или в монастыре.

Существовали и другие вещи, в которых она хотела бы поучаствовать вместе с ним. Она представляла себе, как поступит, если эти бездонные зеленые глаза устремятся в ее направлении по какой-то иной причине, кроме снисходительного развлечения. Она воображала поцелуи, и теплые руки, и удовольствия, которые сама не могла назвать, а только догадывалась.

Странным было уже то, что с тех пор, как он вчера столкнулся с ней у магазина мадам Констанцы, Элинор ощутила, как изменилось выражение его глаз. Это изменение заставило ее сердце глухо застучать, снова и снова вспоминать свои девические фантазии.

— Как вам мороженое?

Элинор одернула себя.

— Очень освежает. Благодарю вас.

— Вы знаете, миледи, я бы очень хотел завтра вечером сопровождать вас на бал к Хэмптонам, если, конечно, вы мне позволите.

О, у Мельбурна случится удар, если один и тот же мужчина будет дважды сопровождать ее в течение двух дней.

— Если вы приедете в восемь часов, то я буду рада отправиться на бал вместе с вами.

Стивен кивнул.

— Превосходно.

Когда они проезжали между двух изгородей, он наклонился ближе. До того, как она смогла пошевелиться, Стивен провел кончиком языка по левому уголку ее рта.

— Что вы… — запнулась Элинор, шокированная удивительной интимностью этого жеста.

— Лимонное мороженое, — легко нашелся он, — еще слаще, когда тает на ваших губах.

Элинор отправила в рот еще одну ложку лимонного мороженого и попыталась восстановить дыхание. Ни один мужчина до этого момента не смел так нахально вести себя с ней, и на какой-то миг она почувствовала себя оскорбленной. Это было именно то, чего она, так сказать, желала, а, именно, свобода, гарантирующая то, что если с ней будет случаться что-то неординарное, то никто ее позже не отчитает. Но чтобы какой-то едва знакомый мужчина облизывал ее рот!

— Вы так молчаливы. Надеюсь, я не оскорбил вас.

— Нет — нет! Вы просто удивили меня.

Одна из его красивых бровей приподнялась.

— А вы не любите сюрпризы, леди Элинор? Я сожалею, что допустил ошибку в оценке вашего харак…

— Нет, вы не ошиблись, Стивен, — быстро ответила она, нахмурившись. Господи, меньше всего ей было нужно, чтобы мистер Кобб-Хардинг посчитал ее робкой или стыдливой. Только не после того, как она, наконец-то, обрела возможность быть какой угодно, но не такой. — Мне нравятся сюрпризы. И вы можете называть меня Элинор. — Если он продолжит называть ее «леди Элинор», то ни один из них не сможет забыть о нависшей над ней большой тени известного семейства.

На губах ее собеседника снова заиграла улыбка.

— Я очень рад слышать это, Элинор.

Спустя еще один приятный час, который они провели, блуждая по парку и беседуя, Стивен отвез девушку в Гриффин-Хаус. Когда они повернули на подъездную дорожку к дому, Элинор практически ощутила взгляды трех пар глаз, уставившихся на них из окон верхнего этажа, и в ответ она нахмурилась в этом направлении, просто чтобы предупредить.

— Добрый день, леди Элинор, — приветствовал девушку Стэнтон, открыв для нее парадную дверь.

— Стэнтон. Где могут быть мои братья? — Она полагала, что должна закончить с ними спор.

— Его светлость уехал в Палату Лордов на встречу. Лорд Шей и лорд Закери отправились на ленч в клуб и еще не вернулись.

— Они… Ох! Благодарю. Я займусь своей корреспонденцией в утренней комнате.

— Очень хорошо, миледи. Мне прислать туда чай?

— Да, это было бы замечательно.

Ее братья даже не здесь? Во всем этом не было никакого смысла. Мельбурн преследовал ее больше двадцати минут перед тем, как Стивен появился сегодня утром, подвергая сомнению разумность ее поведения и желая узнать, что она надеется доказать, проводя время с охотником за приданым. Можно подумать, каждый одинокий джентльмен с ограниченным доходом был охотником за приданым. А сейчас они даже не соизволили побеспокоиться о том, прибыла ли она благополучно домой или нет.

Элинор уселась за письменный стол и со вздохом вытащила лист бумаги из ящика. Итак, их нет дома. Она надеялась, это означает, что они наконец-то серьезно отнеслись к ее декларации и осознали, что с сестрой нельзя шутить.

Тут дверь утренней комнаты распахнулась, и девушка подскочила, немедленно приготовившись к борьбе.

— Могли бы по крайней мере постучать, — проворчала она, жалея, что еще не начала писать письмо и не имела возможности запротестовать о том, что ее прервали.

— Я забыла, — послышался детский, нежный голосок Пенелопы.

Элинор нахмурилась. Замечательно. Теперь она еще и ругает маленьких девочек.

— Прости меня, Пенелопа. Я не знала, что это ты. — Элинор повернулась на стуле лицом к двери. — Что я могу для тебя сделать?

— Миссис Бевинс сказала, что я могу устроить чаепитие, — ответила девочка, вприпрыжку подбежав к Элинор. — Я хочу пригласить тебя посетить его.

Судя по тому, как отчетливо она выговорила последние слова, малышка запомнила их наизусть.

— Отлично сказано, Пип. И я буду рада присоединится к тебе.

— Спасибо тебе. — Пип взяла девушку за руку, чтобы поднять ее на ноги. — Дядя Закери собирался прийти, но дядя Шей заставил его отправиться на ленч.

— Заставил его? — переспросила Элинор. Вот это звучало интересно.

— Да. Дядя Шей сказал, что папа приказал им «освободить». Кстати, что это значит?

Это означало несколько вещей, и в первую очередь то, что Себастьян что-то знал.

— Это просто означает, что твой папа хотел, чтобы они ненадолго покинули дом, — объяснила она.

— О, это хорошо. А то я подумала, что это может быть что-то плохое, потому что дядя Закери сказал несколько нехороших слов перед тем, как уехать.

— Отлично, тогда я буду для тебя вместо дяди Закери, — Элинор держала свою маленькую племянницу за руку, пока они поднимались по лестнице в детскую. — Мне нужно одеть к чаю свою шляпку?

Пип махнула свободной рукой, отметая это предположение.

— У мисс Хулиган и Лютика не будет шляп, так что тебе тоже не нужно ее надевать. Кроме того, я не люблю носить капоры. Ленты натирают мне подбородок.

— И мне тоже. Я не знала, что твоя кукла и пони тоже придут на чаепитие. Я должным образом одета?

— Каждый одевает на мои чаепития то, что считает нужным, — заявила Пип. — Я не зануда.

Господи, Элинор вспоминала те дни, когда ей было шесть лет, и она устраивала чаепития для своих братьев, и ездила по-мужски на лошади, и прыгала в озеро в поместье в одной только нижней сорочке. Ей никогда не приходило в голову, что через несколько коротких лет все это у нее будет отобрано. Она сжала руку Пенелопы.

— Это будет приятное чаепитие.

— Великолепное чаепитие, — поправила ее Пип.

Элинор улыбнулась.

— Да, великолепное чаепитие.

Если Мельбурн ожидал, что Валентин будет отдавать двадцать четыре часа постоянному присмотру за его сестрой, то герцог будет очень разочарован. Маркиз наклонился вперед, скрестив руки на луке седла, и наблюдал за тем, как Элинор оставила Кобб-Хардинга на подъездной дорожке и исчезла в глубинах Гриффин-Хауса.

Валентин сосчитал до десяти, затем решил, что на сегодня с лихвой выполнил свои обязанности и повернул Яго в сторону «Иезавель». Если он сможет хоть немного поиграть, то, по крайней мере, этот выезд не будет полностью потрачен впустую.

Обязательства. Валентин ненавидел их и редко расплачивался по ним, за одним очевидным исключением. По правде говоря, он полагал, что если Мельбурн когда-либо и намеревался попросить у него об одолжении, то это было бы нечто более… бесчестное, чем следить за добродетельной женщиной.

Или, возможно, Элинор была немного менее добродетельна, чем он раньше думал о ней. С отличной точки наблюдения в Гайд-парке, вдоль одной из дорожек для верховой езды, маркиз видел, как Кобб-Хардинг поцеловал девушку. Она не упала в обморок, не закричала и, даже, не сбежала, а вместо этого съела еще одну ложку мороженого. Не смотря на спокойный и собранный характер, Нелл лучше быть осторожнее, если она хочет избежать появления на страницах газет в разделе сплетен.

Какое бы соблазнение не замыслил Кобб-Хардинг, это ему, очевидно, не удалось. В то же время, хотя Валентин и отдавал должное этому клоуну за его смелость, но не был уверен, что сам использовал бы подобную стратегию. Разозлить братьев Гриффин — это верный путь к разорению или еще хуже. Кроме этого, поцелуй — первый поцелуй — между двумя потенциальными любовниками никогда не должен происходить в тесноте между двумя изгородями. И то, что Элинор сразу же возобновила свой интерес к мороженому, не было хорошей приметой для Кобб-Хардинга.

Валентин вздохнул. Обычно неудача другого мужчины в общении с девицей могла стать его собственной удачей. Однако не с этой девицей. Не имеет значения, как привлекательно она выглядела в светло-зеленом муслиновом платье с узором. Это платье не было одним из творений мадам Констанцы, и маркиз был уверен, что видел ее в нем раньше. Но свет в ее глазах, дерзкий восторг в ее улыбке — это было новым. И абсурдно тревожным.

— Продемонстрируй немного самоконтроля, Деверилл, — пробормотал он себе под нос. Черт побери, это может стать хорошим упражнением для него, если ничего большего не выйдет. Дьявол знает, что Валентин обычно не использовал силу, физическую или умственную, с намерением сдерживать себя.

К тому времени, когда маркиз покинул «Иезавель», он уже выиграл достаточно, чтобы заплатить за поздний ленч и превосходную бутылку кларета, Ощущая себя весьма довольным собственной персоной, он поехал домой переодеться к обеду.

— Есть какие-то новости? — спросил маркиз, когда дворецкий последовал за ним из прихожей.

— Вам принесли письмо с частным посыльным, милорд, — ответил Хоббс, предлагая послание на серебряном подносе.

Валентин взял его. Углы письма выглядели лишь слегка помятыми, так что дворецкому не посчастливилось узнать его содержание.

— Вероятно, от леди Марии Квентон, — предположил маркиз, поднося послание к носу и нюхая его. Никакого запаха. Хм. Возможно, это от Лидии.

— Я не стал бы держать пари на этот вариант, милорд, — заметил дворецкий. — Вы желаете выпить чая?

Распечатывая послание, маркиз вручил бутылку кларета Хоббсу свободной рукой.

— Открой мне ее, хорошо? — попросил он, направляясь в библиотеку, чтобы в одиночестве прочитать послание.

Вступление, написанное, как и остальное письмо, экономным, аккуратным почерком, было кратким и по существу.


Деверилл,

Согласно календарю Элинор, она приняла приглашения на следующие мероприятия.


Маркиз поднял глаза и потянулся за сигарой.

— Ты, должно быть, шутишь, Мельбурн, — пробормотал он, снова усаживаясь в кресло. Но, судя по краткому, детальному списку мест, дат и часов, герцог был в высшей степени серьезен. Валентин пропустил все, начиная с «леди Делмонд — вышивание» до конца письма.


Большинство из этих выходов не потребуют твоего присутствия, но как ты можешь видеть, существует много незаполненного времени между ними. Вот где ты должен быть рядом с ней.

    
Мельбурн.


Первой мыслью Валентина было, разорвать послание на мелкие кусочки и бросить в огонь. Однако, в самом низу листа крупными буквами Себастьян нацарапал: «ТЫ МНЕ ДОЛЖЕН».

К счастью, Хоббс выбрал этот момент, чтобы поскрестись в дверь библиотеки и войти со стаканом кларета на подносе.

— Что-нибудь еще, милорд?

— Да. Принеси мне целую бутылку, — когда дворецкий вышел, Валентин еще раз просмотрел список мероприятий Элинор. — Тебе бы лучше разорвать мою чертову бумажку после этого, Мельбурн, — прорычал он, делая глоток кларета.

Пустые места в расписании девушки займут все его свободное время и еще немного сверх того. Кроме того, ему придется выслеживать ее так, чтобы это было незаметно. Если Элинор осознает, что он действует как ее порочный ангел-хранитель, то она никогда не простит его, а по каким причинам — имело для него значение.

Так как, согласно ее календарю, запланированным событием на этот вечер был обед с леди Барбарой Хаусен и ее семьей, то у маркиза было время до бала у Хэмптонов, чтобы решить, что он собирается делать. И, конечно же, посещение этого относительного скучного мероприятия означало, что он пропустит все то грешное и распущенное, что будет происходить в этот же вечер на частной вечеринке лорда Белмонта.

Внезапно ему в голову пришла одна мысль, и Валентин улыбнулся. Элинор вне всякого сомнения представит завтра вечером еще одно творение мадам Констанцы. Он надеялся, что это будет что-то красное.

— Нелл, уже почти восемь часов! — голос Закери донесся из-за двери спальни. — Ты, наконец, готова?

Элинор снова повернулась к зеркалу. Платье прибыло только час назад, а на то, чтобы привыкнуть видеть себя в нем уйдет примерно в десять раз больше времени.

— Господи, — пробормотала она, пробежав пальцами вдоль низкого выреза малинового платья, которое едва прикрывал ее грудь. — Я чувствую себя практически голой.

— Вы не услышите возражений от меня, миледи, — вставила Хелен, набрасывая серебристую шаль на плечи хозяйки. — Но что скажут ваши братья?

Она уже размышляла об этом. Существует соглашение или нет, Элинор никогда не выйдет за дверь без того, чтобы они не потребовали показать, что на ней надето. И будет еще хуже, если она скажет им, чтобы они не сопровождали ее на бал.

— Думаю, время пришло. Пожалуйста, поставь Закери в известность, что мы попробовали холодные компрессы и фиалковые нюхательные соли, но моя голова все еще ужасно болит, поэтому я никуда не поеду сегодня вечером.

— Вы хотите, чтобы я сказала ему это? — пискнула Хелен.

— Я не могу этого сделать, — прошептала Элинор в ответ. — И передай это, пожалуйста, немедленно, пока он не сломал дверь.

Она спряталась так, чтобы ее не было видно из дверей, пока Хелен делала то, о чем она попросила. Следуя соглашению, она должна была, пританцовывая, выйти через парадную дверь, одетая в то, что сама выбрала, и забраться в чей-нибудь экипаж, ничего не объясняя до тех пор, пока не будет готова к последствиям. На самом же деле девушка была совершенно уверена, что ее соглашение — это просто лист бумаги, и что в непробиваемых головах ее братьев сидит двадцать один год сверхопекунского, надменного поведения. В этом случае лучше всего избавить их от искушения действовать.

Хелен закрыла дверь и повернулась, прислонившись к ней.

— Да сохранят меня святые, я отправлюсь к дьяволу за это, — пробормотала она.

Элинор вышла из своего укрытия.

— Ерунда. Когда я приеду на бал, они поймут, что это была моя затея. Я просто пытаюсь избежать ненужной неловкости, вот и все.

— Да, миледи. Но что мы теперь будем делать?

— Мы будем наблюдать из окна за тем, как они уедут, а затем спустимся вниз, чтобы подождать моего сопровождающего.

Фактически же Элинор заставила наблюдать из окна Хелен, потому что не в ее интересах было, чтобы один из братьев заметил сестру или ее распущенные волосы, перехваченные малиновыми лентами. Они довольно скоро увидят ее на балу — там, где они не смогут ничего сделать ни с ее прической, ни с ее платьем. Девушка предполагала, что хотя ее платья могут вызвать пересуды, но, если судить беспристрастно, они не смогут вызвать скандал, что бы ее братья не предпочитали думать.

— Они уехали, миледи, — через несколько мгновений сообщила Хелен. — Я клянусь, его светлость посмотрел прямо на меня.

— Даже если он и сделал так, это не имеет значения, — нервная дрожь пробежала по позвоночнику девушки. Она собирается совершить это, не взирая на то, чего хочет Мельбурн. Это была свобода и романтика, и это было волнующе, хотя и чрезвычайно действовало на нервы. Элинор ненадолго задумалась над тем, как Деверилл умудряется постоянно поддерживать высокий уровень подобного поведения, без того, чтобы с ним не случился удар.

Женщины поспешили вниз. Стэнтон выглядел так, словно предпочел бы умереть, чем быть ответственным за то, что выпустит девушку из дома. Но Элинор одарила его своей версией пристального взгляда Гриффинов, и дворецкий проглотил то, что собирался сказать. Когда снаружи загрохотала карета, он молча открыл дверь.

Не карета, исправилась девушка, когда вышла на крыльцо. Это снова был гоночный фаэтон.

— Нам будет не нужна компаньонка, — пояснил Стивен, очевидно, прочитав вопрос по ее лицу. Он протянул руку, чтобы помочь девушке забраться на высокое сиденье. — К тому же мы сможем быстро сбежать, если нам это понадобится.

Элинор рассмеялась.

— Я надеюсь, что нам не нужно будет убегать в ночь, — возразила она. — Хелен, кажется, ты свободна на этот вечер.

Горничная посмотрела на хозяйку, на ее запрокинутом лице была начертана обеспокоенность.

— Но миледи, вы…

— Приятного вечера, — твердо оборвала ее Элинор, отворачиваясь. — Едем?

— Как пожелаете, — прищелкнув языком, Стивен Кобб-Хардинг пустил упряжку мелкой рысью. — Могу ли я сказать, что вы выглядите… более чем просто потрясающе этим вечером?

Девушка заметила, что его взгляд несколько раз устремлялся на ее грудь. Подобное внимание заставляло ее чувствовать себя одновременно и желанной, и странно неловко, и девушка запахнула шаль плотнее на своих плечах. Элинор одернула себя. Она просто не привыкла к такого рода вниманию.

— Благодарю вас, Стивен.

— А ваши братья не чинили вам препятствий, когда вы сообщили им, что вы приедете со мной этим вечером?

— Нет, — Элинор нахмурилась. Нечестность не была частью ее плана, но, кажется, она уже и так достаточно налгала. — На самом деле…я не сказала им.

— Не сказали? Значит, вы дали им понять, что вы прибудете с кем-то более приемлемым? Элинор, я не…

— Я сообщила им, что у меня болит голова, и что я вообще не поеду, — резко произнесла она. — Один большой сюрприз и последующий за этим спор мне кажется лучшим, чем несколько мелких распрей.

Он почти минуту сидел молча рядом с ней. Она не хотела оскорбить Стивена, но он и так знал, что не состоял в списке приемлемых поклонников, составленных ее братьями. В противном случае, он не стал бы сообщать тем вечером о том, что хотел поговорить с ней весь прошлый год. К ее удивлению, Стивен Кобб-Хардинг, кажется, лучше, чем любой мужчина, которого она знала, включая маркиза Деверилла, понимал, как она нуждается в свободе, волнении и романтике. И хотя, время от времени, он заставлял ее чувствовать себя неловко, но это было только потому, что она все еще не привыкла к своим расправленным крыльям. Да, именно так.

— У меня есть идея, — внезапно сказал Стивен.

— Что за идея?

Медленная, очаровательная улыбка появилась на его губах.

— Вы хотите посетить именно балл Хэмптонов или, может быть, у вас есть желание попробовать на вкус настоящую, подлинную свободу и приключение?

Бал, закричал здравый смысл. Она произведет там достаточно шума. Но будет ли это настоящей, подлинной свободой? Или она просто сделает из себя посмешище ради того, чтобы расшевелить своих братьев?

— Что же я могу попробовать? — уклончиво поинтересовалась она.

— Это еще один прием в респектабельном доме, но там леди могут играть и пить, а также приглашать джентльменов танцевать.

Это было очень похоже на неприятности.

— Я не…

— Там все одевают маски, так что вам не нужно будет беспокоиться о каком-либо скандале. Конечно же, мы сможем уйти, если вы почувствуете себя хоть в малейшей степени неловко. Но я думал, что свобода…

— Да, — выпалила она. — Едем туда.

В маске она сможет посетить этот прием. В малиновом платье и в маске, никто, кроме Стивена, не узнает, что она — леди Элинор. Она сможет, по крайней мере, осмотреться и решить, хочет ли остаться. В любом случае, ее братья полагают, что она дома в постели, так что они не станут беспокоиться, если сестра не появится на балу у Хэмптонов.

— Вы уверены? — спросил Стивен.

— Да. Я хочу пойти туда.

Его улыбка стала еще шире.

— Мы отлично повеселимся. Вот увидите, — Стивен ухмыльнулся, очевидно, догадываясь о ее колебаниях. — К тому же это будет захватывающе и романтично. Все, как вы хотите.

Элинор очень надеялась, что так и будет, потому что здравый смысл все еще кричал внутри нее, призывая передумать.


Глава 5


Валентин прибыл вечером на бал к Хэмптонам точно в тридцать пять минут восьмого. Согласно приглашению, прием начался за пять минут до этого, и он, действительно, оказался лишь третьим приехавшим гостем. И, естественно, сероглазая девушка в дерзком красном платье, или в платье другого цвета, еще не появлялась.

Это было смешно. Маркиз считал обязательным для себя не приезжать никуда рано или хотя бы вовремя. Даже после того, как Элинор приедет, сегодня вечером, скорее всего, ничего интересного не произойдет. Валентин прибыл на два часа — возможно, и больше — раньше своего обычного времени, и ему весьма повезет, если он не умрет от скуки до того, как появится девушка.

Валентин был на грани того, чтобы завязать беседу с лакеем, когда следующая группа гостей появилась в дверях. Дворецкий объявил каждого входящего, что не произвело на маркиза никакого впечатления, а другая пара гостей была слишком глуха, чтобы расслышать что-то, кроме выстрела из пушки. После пятой череды представлений, Валентин был готов проткнуть свои уши и присоединиться к ним.

— Деверилл? — раздался удивленный возглас с края танцевального зала.

Вздохнув, Валентин обернулся.

— Фрэнсис Хеннинг, — поздоровался он, пожав руку молодому человеку.

— Какого черта ты делаешь здесь так рано? — Хеннинг бросил взгляд на медленно заполняющийся зал. — Послушай, сегодня вечером ты затеял какую-то игру?

— Никаких игр, — ответил маркиз. — Я здесь ради жареной утки.

На открытом лице Хеннинга появилось выражение озадаченности.

— Утки? Ты имеешь в виду, что нет никакой девицы?

Валентин улыбнулся.

— Какая-то девица есть всегда.

— Так кто же…

— Я еще не решил.

Через мгновение Хеннинг разразился неуверенным смехом.

— О, я понимаю. Отлично, Деверилл. Ха-ха.

К счастью для Хеннинга, дворецкий выбрал именно этот момент для того, чтобы прокричать имя Мельбурна, и Валентин поднял взгляд.

— О. Вот и он. Извини, Хеннинг, сейчас мне придется закончить нашу игру.

Маркиз направился к двери, где Себастьян, Шей и Закери задержались, выслушивая приветствия от хозяина и хозяйки. На полпути он нахмурился. Где же Элинор? При обычных обстоятельствах ее, по крайней мере, можно было обнаружить так же легко, как и ее влиятельных братьев. Но сегодня вечером она должна была выделяться как голубка среди ворон. Замечательно. Теперь он перефразирует Шекспира.

— Деверилл, — приветствовал его Закери, ударяя по плечу. — Ты только что выиграл для меня двадцать фунтов. Шей заявил, что ты ни за что не будешь здесь, когда мы приедем.

— Ну что же, я здесь, — парировал маркиз, нахмурившись в сторону герцога. — А где она? Ты же знаешь, я делаю все это не ради собственного здоровья.

Герцог продемонстрировал дурные манеры и усмехнулся ему.

— Ты, мой друг, сегодня избавлен от неприятностей. Валентин уставился на него.

— Прошу прощения?

— У сестры болит голова, и она дома в постели. Этим вечером ты можешь свободно отправляться и наносить вред своему здоровью сколько душе угодно.

К своему удивлению, Валентин ощутил… разочарование. Он не сможет увидеть платье, которое Элинор выбрала для этого вечера.

— Вы могли бы прислать чертову записку.

— Мы сами не знали до самого последнего момента, — запротестовал Закери. — Она собиралась приехать. Я думаю, что, вероятно, Элинор даже оделась. Это не наша вина.

А вот это уже интересно.

— Она «вероятно» оделась? — повторил он. — Вы не видели ее лежащей в постели?

Мельбурн выступил вперед перед своим младшим братом.

— Ты намекаешь, что она подождала, пока мы уедем, а затем улизнула куда-то?

Валентин пожал плечами.

— Я не знаю. Она — не моя сестра. Но тот факт, что эта мысль не приходила вам в голову до настоящего момента, заставляет меня устыдиться знакомства с вами.

Герцог несколько мгновений смотрел на него с задумчивым выражением на лице. Наконец он принялся тихо и яростно ругаться.

— Ее горничная следила из окна за тем, как мы уезжаем, — пробормотал он. — Я заметил ее, но не придал этому значения.

— Но, у Нелл есть соглашение с нами, — возразил Закери. — Ей не нужно ускользать тайком.

— Это, мой друг, вероятно, зависит от того, что именно она замышляет. — Валентин подавил желание улыбнуться. Девчонка перехитрила братьев Гриффин, такое случается не каждый день. — Знаете, а ведь я могу ошибаться. Элинор может быть сейчас дома, в постели.

— Шей, поезжай и проверь, — приказал Мельбурн.

Не говоря ни слова, Шарлемань развернулся на пятках и выскользнул обратно в прихожую. Закери же двинулся в противоположном направлении, вглубь комнаты.

— Я посмотрю, какие из ее друзей уже здесь, — произнес он перед тем, как исчезнуть.

— Большинство из них, — подсказал Валентин.

— Деверилл, ты…

— О, нет! Только не это. Вы потеряли ее. Мне предоставлен свободный вечер. Утром я буду прятаться в вашем чертовом кустарнике. Но если ты выяснишь, куда она собирается отправиться завтра, пришлешь мне треклятую записку?

Мельбурн только коротко усмехнулся.

— Приятного вечера.

— Именно это у меня на уме.

— Итак, моя леди-лебедь, вы наслаждаетесь этим вечером?

Элинор заморгала. Она никогда не видела, чтобы канделябры светили так ярко, и продолжала ловить себя на том, что постоянно смотрит на массивную, отделанную серебром люстру, висящую над центром бального зала.

— Думаю, что я позволила себе слишком много бренди и… что там еще было?

— Ром, — ответил мужчина в полумаске, изображавшей черную лису. — Но вы выпили меньше, чем большинство присутствующих женщин.

С кривоватой усмешкой, Элинор сделала знак одному из лакеев, которые были одеты в костюмы мышей.

— Еще ром, пожалуйста, моя любезная мышь!

В углу медведь и другой лебедь упали в кресло, их маски прижались друг к другу, так же, как и их рты. На заднем плане оркестр, состоящий из флейт и ситаров[6 - Ситар — индийский музыкальный инструмент с двумя наборами струн.], заиграл незнакомую мелодию, которая казалась экзотический и восточной. В это же время пара, одетая волками, мужчина и женщина, появились из одного из закрытых альковов на другой стороне комнаты. Рука волка-мужчины уверенно лежала на левой груди женщины, и на этой части тела едва хватало материала, чтобы считать ее прикрытой.

Другие приглушенные звуки — стоны женщин и более низкое ворчание мужчин — тревожили девушку еще больше. Она пыталась игнорировать их. Крепкие напитки помогли ей принять решение остаться, но при этом, кажется, адаптировали ее к недозволенным действиям, происходящим по всему дому. Элинор сделала еще один глоток рома и покачнулась.

Лиса подхватила ее под локоть и тихо прошептала в ухо:

— Вам нужно присесть ненадолго, моя леди-лебедь.

Экзотические духи смешивались с запахом спиртного и разгоряченных тел. После третьего бокала бренди голос разума в ее голове сделался нечленораздельным и неразборчивым, но даже та часть мозга, которая признавала, что она никогда еще не посещала ничего столь же порочного и дикого, осознавала, что ей не следует здесь находиться. Каждый раз, когда Элинор намеревалась предложить им уехать, в ее руке появлялся новый стакан, и в адрес ее храбрости и решимости следовала еще одна снисходительная насмешка.

— Да, — ответила она, ощущая, что ее голос звучит неразборчиво, — думаю, что я с удовольствием немного посидела бы.

Элинор сделала шаг вперед к свободному креслу, но пол под ее ногами оказался ниже, чем она ожидала. Споткнувшись, она упала бы лицом вниз на свою маску лебедя, если бы Стивен не подхватил ее.

— Осторожно, — проговорил он, судя по тону, забавляясь. — Пройдемте сюда. Здесь, в уединении, мы сможем немного расслабиться.

— Я действительно считаю, что должна отправиться домой, — сумела выговорить девушка, поднимая одну руку для равновесия. Хотя она и раньше выпивала много вина, хотя это случалось довольно редко, но Элинор не помнила, чтобы она при этом чувствовала себя такой… толстой и сонной. — Мы пробыли здесь уже довольно долго.

— Мы вскоре уедем, — согласился Стивен. — После того, как вы немного придете в себя. Мы же не можем позволить Мельбурну увидеть вас в таком состоянии, не так ли?

— О, нет! — Элинор приложила палец к его губам. — Ш-ш. Не произносите его имени. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, кто я.

— Хорошо, — Стивен отодвинул тяжелую портьеру и помог ей войти в небольшую комнатку, где были только кушетка и маленький столик, на котором стояла свеча. — Вот, пришли. Присаживайтесь, леди-лебедь.

Она с благодарностью упала на мягкую кушетку, чувствуя себя такой усталой, что могла уснуть прямо здесь и сейчас. Стивен уселся рядом с ней и протянул руку, чтобы стащить маску с ее лица.

— Так лучше? — спросил он.

Ее глаза сонно закрывались, но она заставила их открыться.

— Да, благодарю вас.

Он провел пальцем вдоль ее щеки.

— Вот и хорошо. Просто расслабьтесь несколько минут. Закройте глаза, если хотите. Я буду вас охранять.

Беспомощный смешок сорвался с губ девушки, когда ее веки опустились.

— Вы такой галантный.

Его палец снова погладил ее по щеке, затем скользнул вниз по ее горлу. Он задержался там на некоторое время, пока Элинор пыталась собраться с мыслями, чтобы попросить его прекратить это и отвезти ее домой. Затем палец скользнул еще ниже, по ее груди вдоль низкого выреза.

— Ты так прекрасна, Элинор, — пробормотал Кобб-Хардинг, и его губы накрыли ее рот, с такой силой всасывая и втягивая, что она едва могла дышать. Ткань на одном плече скользнула вниз, еще ниже опустив вырез ее платья, и внезапно рука накрыла ее обнаженную правую грудь, сжимая и дергая ее.

— Прекратите! — закричала она, но из ее рта послышалось только неразборчивое хныканье. Заставив свои глаза открыться, девушка смогла увидеть только черную полумаску лисы, маячившую над ней, и ощутить резкое дыхание с парами бренди на своем лице. — Нет.

— Я знаю, что тебе это понравится, — прошептал он, переместившись, чтобы стянуть платье с другого ее плеча. — Всем женщинам…

Вдруг в поле ее зрения появилась затянутая в черное рука. А кулак этой руки тут же встретился с острым носом лисы. Очень отчетливо Элинор увидела, как нос согнулся, а сам Стивен качнулся назад.

— Что…

— Оставайся лежать, если хочешь продолжать дышать, — прорычал низкий голос. Через мгновение она увидела черную полумаску пантеры с горящими зелеными глазами.

— Деверилл, — пробормотала она, пытаясь сесть.

— К вашим услугам, — ответил он напряженным голосом, какого Элинор раньше от него не слышала. От этого тона она пришла в ужас и была рада, что его гнев был направлен не на нее.

По крайней мере, она думала, что не на нее.

— Я пыталась…

— Не беспокойтесь. Вы не пострадали?

— Нет. Но очень странно себя чувствую.

Маркиз придвинулся ближе, и она ощутила, как теплый шелк ее платья скользнул обратно на плечо. Внезапно Элинор вспомнила, что, по крайней мере, одна из ее грудей обнажена, и что он видел ее.

— Деверилл?

— Ш-ш. Вот. Вы должны снова надеть это, — Он протянул ей маску, понаблюдал за тем, как девушка пытается дотянуться до нее, а затем сам заботливо сделал это.

— Я хочу поехать домой, Валентин.

— Мы и поедем. Через мгновение. — Он переместился, и через секунду девушка услышала, как плоть ударяется о плоть. — Если ты сболтнешь кому-нибудь хотя было слово о нынешнем вечере, — снова послышался его тихий, мрачный голос, — я уничтожу тебя. Это ясно?

— Д… да.

Хотя он не собирался ограничиваться только угрозой, сейчас у Валентина были более важные проблемы, которые нужно было уладить. Он повернулся к Элинор, которая всего лишь несколько мгновений назад лежала с задранными до колен юбками малинового цвета и с одной обнаженной грудью, словно принцесса-амазонка. Сейчас она безвольно полулежала на кушетке, едва способная держать глаза открытыми. Кобб-Хардинг оказался проклятым, чертовым ублюдком.

Взяв ее за обе руки, Валентин поставил Элинор на ноги. Вздохнув, она упала ему на грудь. Очевидно, идти она не сможет. Бросив еще один гневный взгляд через прорези маски на лежащего ничком, с окровавленным лицом, Кобб-Хардинга, маркиз поднял девушку на руки. Увернувшись от тяжелых занавесей, он прошел вместе с ней через бальный зал, игнорируя маски и хитрые улыбки тех гостей, которые еще не исчезли в отдельных комнатах. Большинство из них знало, кто он. Но гости не имели понятия, кто эта женщина в маске черного лебедя и малиновом платье, рука которой лежала на отвороте его фрака, а лицо было спрятано на его плече.

Хвала Люциферу, что он приехал в своем экипаже на второй прием этого вечера, хотя и сделал это, имея в виду нечто не столь невинное. Как только маркиз вышел из Белмонт-Хауса, он свистнул своему кучеру, и мгновение спустя большой черный экипаж с желтым гербом на двери выехал на дорожку перед домом.

— Поезжай вокруг Гайд-парка, — приказал Валентин, поднимая Элинор в экипаж и усаживая ее на бархатное сиденье.

Карета пришла в движение, и он открыл оба окна, чтобы внутрь проникал влажный ночной воздух; затем уселся на противоположное сиденье, чтобы стянуть с себя маску пантеры и бросить ее на пол. Он никогда не был особенно высокого мнения о Стивене Кобб-Хардинге, если вообще имел о нем какое-либо мнение, но этот его поступок оказался за пределами того, что даже маркиз мог от него ожидать.

— Деверилл, — послышался тихий, сонный голос Элинор.

— Расслабься, милая. Ты в безопасности.

— Я очень странно себя чувствую.

Валентин наклонился вперед и нежно убрал маску с ее лица.

— Это потому, что тебе подмешали снотворное. Готов поспорить, что в твоем роме был лауданум[7 - Лауданум (Laudanum) — опийная настойка на спирту.].

— Зачем… зачем он сделал это?

— Я предполагаю для того, чтобы ты не слишком громко протестовала.

С заметным усилием Элинор схватилась за один из ремней на стене и села более прямо. В течение некоторого времени она смотрела на маркиза, ее лицо было бледным, а зрачки глаз — огромными.

— А ты…

Валентин нахмурился.

— Я не опаиваю девушек снотворным, — прорычал он. — У них есть выбор: хотят они пойти со мной или нет.

— Но ты был там. У Белмонта.

— Только для взаимно согласного греха, — маркиз откинулся на спинку сиденья, крутя в пальцах ее маску. — А почему, собственно, ты была там?

Элинор на мгновение закрыла глаза, краска выступила на ее щеках.

— Я не знаю. Предполагалось, что он отвезет меня на бал к Хэмптонам, но затем Стивен предложил поехать на другой прием, и это показалось мне… чем-то таким, что Мельбурн никогда не позволил бы мне посетить.

— Итак, ты знала, что там будут грешить.

Одинокая слеза побежала по ее лицу.

— Не знаю, как объяснить. Я хотела… я желала почувствовать свободу. Как ты.

Валентин долго смотрел на нее в темноте, освещаемой только светом фонаря. Страх и холодный ночной воздух, кажется, разбудили ее тело, но очевидно, ее сознание все еще блуждало во тьме. Женщины могли хотеть спать с ним, но они не стремились подражать ему. Это было бы безумием. И это заставляло его очень нервничать.

— Если ты будешь делать как я, то ты погубишь себя, дорогая.

— Но я… — девушка запнулась, а ее лицо снова побелело. — Меня сейчас стошнит, — прохрипела она, прижав одну руку к животу, а другую — ко рту.

Распахнув дверь кареты, Валентин высунулся наружу.

— Останови экипаж, Доусон!

Кучер повиновался, и Валентин вытащил Элинор на воздух, а потом наполовину отнес, наполовину отвел ее к убежищу из нескольких кустов, где она согнулась пополам, ее вырвало. Он не рекомендовал бы делать это ради развлечения, но то, что девушка избавилась от содержимого своего желудка, по крайней мере, прочистит ей мозги.

— О, Боже! — слабо произнесла она, выпрямляясь.

Валентин молча вручил ей носовой платок и предложил руку, чтобы помочь вернуться к ожидающей карете. Подойдя к ступенькам, девушка заколебалась, оглядываясь вокруг.

— Мы вовсе не рядом с домом, — сказала она, немного отстраняясь от маркиза.

— Я не похищаю девушек, — проворчал он. — Если бы ты вернулась домой в наполовину бессознательном состоянии, то Мельбурн бы…

— Нет! — вздрогнув, прервала его Элинор. — Они думают, что я дома, в постели. Братья не могут ничего об этом знать! — Она вцепилась в рукав Валентина. — Деверилл, если я стану причиной скандала, Себастьян немедленно выдаст меня замуж за того, за кого захочет. Мне нужно попасть домой так, чтобы никто не узнал, что я отсутствовала.

Хм. Но если Мельбурн узнает, что произошло, и какую роль Валентин сыграл в том, чтобы Элинор не причинили вреда, то его обязательство и долг будут погашены.

— Мы побеспокоимся об этом позже, — уклончиво ответил он, помогая девушке снова сесть в карету и забираясь туда за ней.

— Нет, мы не может откладывать. Пожалуйста, пообещай мне, Деверилл — Валентин, что ты никому не скажешь о том, где я была, и что Стивен… что он сделал.

— Я не уверен, что мое молчание принесет тебе какую-то пользу, Элинор. Кобб-Хардинг может многое обрести и почти ничего не потерять, если будет распространять слухи о том, что погубил тебя.

Она прищурила глаза.

— Если он думает, что таким способом заставит меня выйти за него замуж, то сильно ошибается.

Валентин пожал плечами.

— Случались и более странные вещи, по гораздо менее значимым причинам.

В серых глазах Элинор проносились ее мысли. Он мог точно сказать, когда она осознала, в какие неприятности только что угодила, и что сегодня вечером имя Гриффинов для нее ничего не значило, если только она не признается во всем своим братьям.

— О нет, — прошептала она, склонив голову. — О, нет.

— И хотя мне неприятно добавлять тебе неприятностей, но как раз перед тем, как я уехал с бала у Хэмптонов, Мельбурн отправил Шея обратно в Гриффин-Хаус, взглянуть на тебя. Это было некоторое время назад.

Плечи девушки опустились, вьющиеся темные волосы, беспорядочно перемешанные с малиновыми лентами, закрыли ее лицо. Господи, он уже проходил через все это раньше: рыдания, мольбы, притворная беспомощность, чтобы заставить его изменить свое решение или добиться от него сострадания. Валентин изучал склоненную голову Элинор. Хотя он и был циничным, но распознавал настоящее отчаяние, когда видел его. И впервые оно тронуло его.

— Воксхолл, — проговорил он в тишине.

— Что? — Элинор фыркнула в неудачной попытке удержаться от слез.

— Сегодня там были акробаты. Акробаты, канатоходцы, люди на ходулях.

— И что мне до всего этого? — неуверенно прошептала она.

— Ты очень переживаешь об этом, потому что знаешь, что Мельбурн хотел посетить бал, а ты мечтала увидеть акробатов. Так что ты подождала, пока они уедут из дома, а затем ускользнула в одиночестве, наняв карету и отправившись в Воксхолл.

Она подняла голову, в ее серых глазах сверкала надежда.

— Мельбурн будет в ярости.

— Да, но не будет никакого скандала.

Ее лицо снова омрачилось.

— Нет, но до тех пор, пока Стивен не заговорит, как ты и говорил.

Валентин медленно улыбнулся, но в его улыбке не было юмора.

— Оставь Кобб-Хардинга мне. К тому времени, когда я закончу, он никогда больше не упомянет твоего имени, кроме как в самой вежливой форме.

Существует соглашение или нет, нравятся ему затруднительные положения или нет, но этот поступок разозлил Валентина до самой глубины души. Кобб-Хардинг был чертовым, проклятым ленивым ублюдком, который не мог даже потрудиться и предпринять попытку настоящего соблазнения.

Элинор потянулась через пространство кареты и схватила маркиза за руку.

— Я буду очень многим обязана тебе, Деверилл, и я никогда не забуду об этом. Ты — хороший друг и хороший человек.

Он сжал ее пальцы, а затем выпустил их, внезапно ощутив неловкость.

— Я только воспользовался возможностью, чтобы принять участие в некоторых беспорядках, — пробормотал он. — И я должен поблагодарить тебя. — Не желая ждать, когда она начнет спорить с ним об отсутствии его собственного интереса в этом деле, Валентин снова высунул голову из окна кареты.

— Доусон, найми экипаж и пусть он следует за нами, затем направляйся к углу Эвери-Роу и Брукс-Мью.

— Да, милорд.

Там они окажутся в двух кварталах от Гриффин-Хауса, достаточно далеко, чтобы ее бдительные браться смогли что-либо увидеть, и достаточно близко, чтобы он смог посадить ее в наемный экипаж, не беспокоясь, что с девушкой может случиться что-то еще до того, как она доберется до дома. Если Элинор и заслуживает чего-то, так это, в первую очередь, безопасного возвращения в дом без еще одной пугающей ситуации этим вечером.

— Деверилл, я не знаю, что сказать.

— Во-первых, скажи, что ты никогда больше не окажешься в подобной ситуации.

— О, это я обещаю, — страстно пообещала Элинор.

— И, во-вторых, ты никогда больше не наденешь это платье. Хотя это чертовски обидно, потому что ты выглядишь в нем, как богиня огня, но кто-то из тех, кто присутствовал у Бельмонта, может узнать его, и, следовательно, тебя. Сыграет роль и то, что ты приехала с Кобб-Хардингом, а уехала со мной.

Она кивнула, глядя вниз на исключительное творение модистки.

— В любом случае, я не думаю, что когда-либо захочу одеть его снова, — ее красивые щеки снова потемнели. — А ты видел…

Да, он видел, и, скорее всего, не сможет забыть этого. Сестра Мельбурна больше не могла быть для него щенком. Она была великолепным экземпляром женской красоты.

— Ничего такого, чего бы я не видел раньше, Нелл, — протянул он. — Много раз.

— И ты никому не расскажешь об этом? Я знаю, как близки ты и Себастьян, но, Деверилл, пожалуйста, не говори ему ничего.

— Не говорить о чем? — спросил он, поднимаясь, когда карета снова остановилась. — И ради Бога, зови меня Валентин. — Маркиз заставил себя улыбнуться, надеясь, что эта улыбка выглядела легкой и естественной. — Я же спас тебя, в конце концов.

Она только кивнула, ее пальцы крепко сжали его руку, когда он помог ей спуститься на землю и повел ее ко второму экипажу.

— Запомни, Элинор, все, что ты сделала — это ускользнула, чтобы увидеть акробатов.

— Акробатов. И мужчин на ходулях.

Он наблюдал, как она собирается с мыслями, облекая в слова свою позицию. Это удивило его. Большинство женщин, которых он знал — даже те из них, которые были честными — устроили бы истерику или умоляли бы его отомстить напавшему на них человеку. Становилось совершенно очевидным, что сделка, которую она заключила с Мельбурном, очень много значила для нее. Гораздо больше, чем Валентин осознавал.

Когда девушка села в наемный экипаж, маркиз вручил кучеру шиллинг.

— Ты только что приехал прямо из Воксхолла, — предупредил он, — и не видел никого рядом с леди ни тут, ни там. — Он бросил золотой соверен в протянутую руку удивленного мужчины, пока называл адрес Гриффин-Хауса. — Не так ли?

Кучер приподнял шляпу.

— Да, милорд. Я не видел никого по дороге из Воксхолла до этого места.

— Отлично! — Маркиз потянулся, чтобы закрыть двери экипажа.

Элинор выставила руку, останавливая его.

— Спасибо, Валентин, — прошептала она. — Большое тебе спасибо.

Валентин изобразил лихой поклон.

— Рад был помочь, миледи.

Он отступил назад, когда наемный экипаж загрохотал по улице и повернул за следующий угол. Там она уже в безопасности. Мельбурн, без сомнения, найдет несколько резких слов для нее, но по сравнению с тем, через что они прошла, такой спор не будет слишком тяжелым.

К сожалению, он совсем не сделал ситуацию легче для себя; если бы Валентин вернул девушку брату, то на этом его обязательство бы закончилось. В некотором смысле, это было даже забавно. Его, наименее благородного человека из всех, кого он знал, тронули непритворные страдания девушки. И из-за этого момента слабости с его стороны, он теперь должен хранить ее секрет и продолжать приглядывать за ней, если только авантюра с вечеринкой у Бельмонта не излечила ее от желания ощутить свободу.

Существовала еще одна вещь, в отношении которой маркиз тоже чувствовал себя обязанным. Хотя в настоящий момент, он сомневался, что Стивен Кобб-Хардинг будет иметь желание вспоминать сегодняшний вечер. Валентин забрался обратно в свой экипаж.

— Домой, милорд? — спросил Доусон с козел.

— Господи, да. Мне нужно немного поспать.


Глава 6


Когда Элинор проснулась, то та головная боль, которую она симулировала накануне, стала вполне реальной. Девушка застонала, когда Хелен раздвинула занавеси в ее спальне.

— Который час?

— Семь часов, миледи.

— Немедленно задвинь занавеси. Я еще не готова вставать.

— Его светлость потребовал, чтобы все члены семьи присоединились к нему за завтраком, миледи.

Сердце Элинор вместе с больным желудком заныло. Узнал ли уже Себастьян что-нибудь? Девушка надеялась, что была достаточно убедительна, когда он распахнул парадную дверь, как только она приехала прошлой ночью. Брат, определенно, был очень зол, но если Деверилл — Валентин — просчитался, то к этому времени весь Лондон уже сплетничает о том, как она добровольно сопровождала Стивена Кобб-Хардинга к Бельмонту. А также о том, что она слишком много выпила и позволила тому лапать себя за грудь, а затем уехала с другим мужчиной, с гораздо худшей репутацией, чем ее первоначальный сопровождающий.

— Я чувствую себя не слишком хорошо, чтобы завтракать, — проворчала Элинор и отвернулась от окна.

— Миледи, его светлость сказал, что вы обязаны спуститься, или я буду уволена за то, что не смогла передать его распоряжения.

— Что? — Элинор с трудом приняла вертикальное положение посреди груды одеял. — Он не может этого сделать!

Хелен присела в нервном реверансе.

— Если вам не трудно сделать это, миледи, я бы предпочла не испытывать его решимость.

В действительности, Элинор тоже предпочла бы этого не делать.

— Я спущусь вниз к завтраку, — заявила она, — только для того, чтобы сказать ему, что пора прекратить угрожать слугам.

Плечи горничной опустились от очевидного облегчения.

— Благодарю вас, миледи.

Ее голова продолжала ныть, когда Элинор оделась и спустилась вниз. Она не была уверена, что было причиной этой боли: лауданум или количество спиртных напитков, которое она вчера выпила, но в любом случае боль служила ей напоминанием о том, что никогда больше не следует позволять заставать себя врасплох.

Мельбурн и Пенелопа были единственными завтракавшими Гриффинами, когда она вошла в комнату.

— Доброе утро, — вымолвила девушка, подавив протест, готовый сорваться с ее губ, только ради Пенелопы. Иногда Себастьян был просто дьяволом.

— Доброе утро, — вежливо ответил он, держа тост в одной руке, а в другой — официального вида бумагу. Элинор вспомнила, что сегодня у него заседание в Парламенте.

— У тебя забавная походка, — отметила Пип, когда Элинор прошла мимо подносов с ветчиной и яйцами всмятку, взяв только сухой тост.

— У меня болит голова, — ответила она. Прошлым вечером Мельбурн уже сделал ей несколько замечаний о том, как сильно от нее пахнет выпивкой, так что лгать было бесполезно. По всей вероятности, ей в любом случае придется солгать о более значительных вещах.

Только благодаря маркизу Девериллу, она даже имеет возможность солгать. Если бы Мельбурн знал, что на самом деле произошло, то после прошлой ночи он отослал бы ее в Девон.

Элинор тяжело вздохнула, занимая место рядом с Пип. Она была обязана Девериллу как спасением ее добродетели, так и еще одним шансом найти мужа или романтику, или приключения, или… что бы она ни собиралась делать. Теперь первым пунктом в ее списке стало соблюдение осторожности. После ловушки, устроенной Стивеном Кобб-Хардингом, ее энтузиазм по самостоятельному поиску мужа, без предварительного выяснения чьего-то мнения об его характере, угас или, скорее, обратился в другую сторону. И в этом вчерашнем приключении, каким бы плохим оно не оказалось, девушка заметила кое-что еще.

При дневном свете Элинор должна была признать, что та вечеринка имела определенную грешную привлекательность. Но за кого бы она, в конечном счете, не вышла замуж, выберет она мужа сама или нет, супружество положит конец зарождавшемуся с трудом скрываемому возбуждению и предвкушению. Исследовать как можно глубже эти ощущения — свободу и все, что ей сопутствует — вот что буквально за одну ночь стало ее целью. И Элинор в точности знала, кого она должна благодарить за это.

Она была обязана Валентину своим спасением, а также тем, что прошлой ночью вместо кошмаров ей снилось нечто туманное и горячее.

— В чем дело, Мельбурн? — спросил Закери, входя в дверь. Подавив зевок, он направился к буфету и начал заполнять тарелку едой.

— Ничего, — ответил герцог. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что сейчас только эти черт… окаянные семь часов утра, — проворчал он, дернув за ухо Пип, когда проходи мимо нее, заставив девочку хихикнуть.

— Я надеюсь, что это не какой-то урок для Нелл, — послышался еще более сухой голос Шея, когда тот вошел в комнату, — потому что я бы предпочел более позднее время. Я отправился в постель только три часа назад.

Приветствия братьев были типичными для них; Закери, несмотря на то, что наполовину спал, в такой же степени развлекался, в какой был раздражен. Он никогда по-настоящему не расстраивался и не злился, во всяком случае, не более двух или трех раз на ее памяти. Шарлемань был более сдержанным и менее болтливым, и гораздо быстрее выходил из себя. Однажды его, почти исключили из университета, когда сокурсник ложно обвинил брата в шулерстве, а Шей сломал парню нос вместо того, чтобы разрешить проблему словесными методами.

Ее собственный нрав моментально приготовился к пикировке.

— Может быть, это урок для тебя, — с хмурым видом парировала Элинор, — потому что меня заставили посетить школу прошлой ночью.

Мельбурн отложил документ, который читал.

— Это — новая семейная традиция, — произнес он. — Так как каждый из нас, видимо, намерен следовать своим путем, не ставя в известность других членов семьи, мы должны хоть иногда собираться за одним столом. Три раза в неделю. До тех пор, пока мы живем под одной крышей.

— В семь часов утра? — уточнил Закери, жестом попросив вторую чашку кофе.

— Если в это утро мне нужно будет отправляться в Парламент, то да.

— Ему нужно идти туда сегодня, — добавила Пип. — Папа всегда сообщает мне о том, где он будет находиться. А я собираюсь кормить уток в парке с миссис Бевинс.

— В самом деле? — заметил Шей, заполняя свою тарелку. — Это звучит гораздо более привлекательно чем то, что я планировал. Да и компания будет более симпатичная.

— Ты же собирался со мной к Джентльмену Джексону, — запротестовал Закери.

— Именно так.

Пип снова рассмеялась.

— Тогда ты можешь пойти со мной, но тебе нужно будет принести свои хлебные крошки.

Когда Шарлемань направился к своему месту за столом, он наклонился, чтобы поцеловать Пенелопу в щеку.

— Я принесу много хлебных крошек.

Элинор посмотрела на свою племянницу. Пип не подозревает о том, что через несколько лет все эти привилегии исчезнут, и каждое движение, которое она будет делать, будет изучаться и критиковаться, а любая свобода — урезана, потому что она женщина и к тому же — Гриффин.

— Итак, мы встречаемся за завтраком, — произнесла она, продолжая смотреть на кусок тоста перед ней. — Ты приказал всем встать спозаранку, и мы подчинились. Я не вполне понимаю, чего ты этим добился, но предполагаю, что все, что имеет значение — это то, что ты добился своего.

— После прошлой ночи я подумал, что если вынудить тебя провести немного времени с семьей, то это принесет тебе некоторую пользу, — ответил Мельбурн, все тем же мягким и спокойным голосом, — так как именно мы испытали бы боль, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Элинор подняла голову, встречая прямой взгляд его серых глаз.

— Я приношу извинения на вчерашнюю ночь, Себастьян. Но, свою часть соглашения я выполняю, поскольку не была вовлечена ни в какой скандал, — конечно, за это она должна поблагодарить Деверилла, но братьям об этом не следовало знать.

— Прошло только три дня, Нелл! — запротестовал Закери. — Ты не можешь просто исчезать из дома. В Воксхолле опасно. Если ты хочешь посетить подобное место, один из нас отвезет тебя туда.

— Я не хочу, чтобы вы куда-то отвозили меня, и я не хочу получать ваше разрешение туда идти, — возразила Элинор, напоминая себе, что столкновение с их гневом было невысокой расплатой за то, что произошло. Все могло быть гораздо хуже.

— В нашем соглашении ничего не сказано о том, что ты можешь подвергаться опасности, — Себастьян допил свой чай. — Ты будешь ставить в известность хотя бы одного из нас о своем расписании. И это не обсуждается.

Пока Элинор раздумывала над сказанным, она поняла, что, пререкаясь с братом, скорее притворяется, чем действительно хочет оспорить его решение.

— Очень хорошо, — девушка на самом деле больше не намеревалась преподносить когда-либо подобные сюрпризы. И то, что братья будут знать, где она находится, по крайней мере, будет гарантией того, что инциденты, подобные вчерашнему, никогда не повторятся.

Несколько мгновений герцог молчал, но она не рискнула бы заявить вслух, что ее ответ удивил его. Такого никогда не случалось.

— Отлично, — сказал он, наконец. — А сейчас вы извините меня? — Мельбурн оттолкнулся от стола и встал.

Так вот что это было — еще одна прокламация от главы семейства, и она имела отношение только к ней.

— Это правило будет распространяться на всех? — выпалила девушка. Если бы не ее пульсирующая голова, она, вероятно, держала бы свой рот закрытым, но справедливости ради стоило признать, что Элинор очень часто не имела понятия о том, где находятся Шей или Закери, в то время, как Себастьян сообщает Пип о том, где он намеревается находиться. Выспрашивать же подобную информацию у шестилетней девочки, кажется, не совсем в духе нового закона Гриффинов.

— Оно будет распространяться на любого, кто предположительно собирается провести вечер дома в постели, а затем ускользает в Воксхолл посмотреть на жонглеров.

— На акробатов, — натянуто поправила она. Возможно, ей лучше уступить в этом споре. Деверилл не посвятил ее во все детали по поводу Воксхолла, и если Мельбурн узнает правду, то они вообще не станут обсуждать правила, а примутся паковать ее вещи для того, чтобы немедленно вернуться в Мельбурн-парк.

— Мне нравятся акробаты, — заявила Пип. — Почему ты не взяла меня с собой?

Любые слова, которые Элинор скажет в ответ на это, только докажут, что Мельбурна прав, считая ее предполагаемые поступки опасными.

— Извини меня, Пип, — наконец проговорила она. — Может быть, в следующий раз.

— Мы подумаем об этом, — Мельбурн поцеловал дочь в щечку. — Будь хорошей девочкой, Пип, — сказал он, ласково улыбнувшись ей, и вышел из комнаты.

Продолжая злиться на Мельбурна, Элинор просто ненавидела брата, когда он демонстрировал очевидную привязанность к дочери и неподдельное беспокойство о ней. Было легче считать его лишенным человеческих чувств, но герцог упорно настаивал на обратном. Он всегда так поступал, припомнила Элинор, но если бы он вел себя как абсолютный тиран во время ее восстания, ей было бы легче иметь с ним дело.

Следуя новому правилу, она сообщила Шею и Закери о том, что собирается провести большую часть дня, делая покупки вместе с леди Барбарой Хаусен. Элинор оставила своих братьев спорить о том, стоит ли отправиться снова спать, и спустилась вниз, чтобы попросить у кухарки пару ломтиков огурца, которые собиралась держать на глазах, пока не наступит время для встречи с подругой.

Когда она надевала новую голубую шляпу со страусиным пером, дворецкий поскребся в дверь ее комнаты. Девушка не решалась разговаривать со Стэнтоном, потому что он совершенно точно знал, в чьем экипаже она уехала прошлой ночью. Но если и дальше откладывать разговор с ним, то у нее может случиться удар.

Девушка жестом попросила Хелен вернуться к туалетному столику и сама распахнула дверь.

— Да, Стэнтон?

— У вас внизу посетитель, миледи, — дворецкий протянул поднос, в центре которого лежала рельефная визитная карточка.

Элинор взяла ее, от всей души надеясь, что это не один тех, кто был у Бельмонта прошлым вечером, кто-то, кто узнал ее, несмотря на красное платье и черную маску лебедя. Когда она прочитала элегантный золотой шрифт, ее сердце пропустило один удар, а затем снова застучало. Это был кто-то с вечеринки у Бельмонта.

— Пожалуйста, сообщите лорду Девериллу, что я спущусь через мгновение, — ответила девушка не совсем уверенным голосом.

— Как пожелаете, миледи.

Сейчас, Элинор, приказала она себе.

— Стэнтон?

Дворецкий замер, снова повернувшись к ней лицом.

— Да, миледи?

— Насчет прошлого вечера. Я… я хотела бы рассчитывать на вашу деликатность.

Легкая улыбка появилась на серьезном лице пожилого джентльмена.

— Я всегда деликатен, леди Элинор. Думаю, прошлым вечером ваши братья пришли к выводу, что вы покинули дом, не поставив меня в известность. А так как вы благополучно вернулись, то я не вижу причин, чтобы разубеждать их. Этого будет достаточно?

— Абсолютно. Благодарю вас, Стэнтон.

— Я сообщу лорду Девериллу, что вы вскоре присоединитесь к нему.

Элинор закрыла дверь и от облегчения прикрыла глаза. Очевидно, у нее в доме был, по крайней мере, один союзник.

— Миледи, — напомнила Хелен, убирая оставшиеся шляпные булавки. — Я тоже буду осмотрительна.

— Спасибо, Хел…

— До тех пор, пока вы снова не подвергнете себя опасности, миледи. Я так боялась за вас прошлой ночью: надо же вам было отправиться куда-то подобным образом, а затем вернуться спустя несколько часов совсем одной. И даже если вы уволите меня, я не…

— С этого момента я буду более осторожна. Обещаю. — Элинор улыбнулась. Ради Бога, ее поступки, кажется, постоянно угрожают работе Хелен, но все же ее горничная готова рискнуть, чтобы удостовериться, что ее хозяйка будет в безопасности. — И спасибо тебе, Хелен.

Девушка присела в реверансе.

— Пожалуйста, леди Элинор.

Внизу Стэнтон направил ее в утреннюю комнату. Элинор открыла дверь и вошла, Хелен следовала за ней по пятам. Девушка больше не собиралась никуда ходить без компаньонки, по крайней мере, в ближайшее время. Хотя бы, до тех пор, пока она не перестанет видеть черную полумаску лисы, закрывая глаза.

Валентин стоял у дальнего окна со стаканом виски в руке и смотрел на улицу. Судя по его коричневому сюртуку, кожаным бриджам и высоким сапогам, маркиз приехал в Гриффин-Хаус верхом. Элинор не могла не отметить, что для бесчувственного повесы одевался он с элегантным и консервативным вкусом.

— Доброе утро, — вымолвила Элинор, делая реверанс, когда Валентин обернулся к ней. Он все еще мог заставить ее заплатить за все, напомнила она себе. То, что маркиз был добр к ней прошлой ночью, не означает, что он не сообщит Мельбурну о том, что произошло. Лорд Деверилл, кажется, почти всю свою жизнь жил, потакая собственным прихотям.

— Это все еще утро, не так ли? — ответил он, изобразив не слишком глубокий поклон, чтобы не разлить свой напиток. — Кажется, у меня появилось тревожное стремление вставать рано по утрам. — Его обманчиво-ленивые глаза изучили одежду хозяйки и Хелен, маячившую позади. — Вы собираетесь выйти.

— Да. За покупками. Я думала, что сегодня утром вы посещаете Парламент.

— Знаете, в какое чертовски ранее время они начинают утренние сессии? В восемь часов! Это просто безбожно. Я собираюсь на дневное заседание.

Элинор усмехнулась более непринужденно, так как маркиз не поприветствовал ее заявлением о том, что Стивен Кобб-Хардинг отправил в газеты историю о вчерашнем вечере. Его присутствие, тем не менее, поднимало вопрос, которого она не могла позволить себе избежать.

— Есть ли что-то, что я могу сделать для вас, милорд?

Маркиз бросил еще один взгляд на Хелен.

— Я пришел узнать о том, как вы себя чувствуете, так как вчера вы не смогли посетить бал у Хэмптонов из-за головной боли.

Элинор медленно вдохнула. Какая галантность, да еще от мужчины, который, в чем она была совершенно уверена, вовсе не обладал этим качеством. Девушка никогда не поддавалась его соблазнительному обаянию, хотя он никогда по-настоящему и не пытался соблазнить ее. И не в первый раз она пожелала, чтобы он все же попытался это сделать.

К сожалению, после прошлой ночи, это вероятнее всего не случиться. Валентин видел, как другой мужчина лапал ее обнаженную грудь, а затем он наблюдал, как ее вырвало практически внутри кареты. Но даже в этом случае, он просто знал, что сказать, чтобы подбодрить ее, предотвратить ее истерику и заставить ее почувствовать себя в безопасности. К тому же он спас ее репутацию, наименее вероятный кандидат из всех, кого она могла представить в этой роли.

— Я чувствую себя лучше, — ответила Элинор, именно это имея в виду. При мысли о том, что маркиз сделал для нее, восхитительная дрожь пробежала по ее спине. — Я обнаружила, что хороший ночной сон творит чудеса.

— В этом я поверю вам на слово, — Валентин усмехнулся. — Я рад, что ваше самочувствие улучшилось.

Сделав знак Хелен, чтобы она оставалась на месте, Элинор приблизилась к Девериллу, стоявшему у окна.

— Могу ли я задать вам вопрос?

Он кивнул, сделав глоток виски.

— Доставьте себе удовольствие.

— Как ты догадался, что это была я прошлым вечером в том зале?

Деверилл бросил на нее взгляд.

— Я и не узнал, сначала, — тихо ответил маркиз, и его зеленые глаза встретились с ее глазами, а затем пробежали по изящной фигуре и вернулись обратно. — Я увидел черного лебедя в малиновом платье. Ты привлекла мое внимание.

О Боже.

— В самом деле?

— Да, это так, — его пальцы прикасались к юбке ее платья, пока они стояли рядом у окна. — Я не знаю, осознаешь ли ты это, но в красном ты выглядишь очаровательно.

Ее пульс участился. Элинор почувствовала, как горячая волна пробежала по ее телу. Деверилл флиртовал с ней — и не так, как он это обычно делал, используя неприличные замечания и самоуничижительные наблюдения о своем плохом характере.

— К несчастью, я разорвала это платье прошлой ночью на части.

— Я не стану винить тебя в этом, — мужские пальцы сжались, заставив ее юбки с шелестом обвиться вокруг ног. — Могу я предложить, чтобы ты заказала другое?

— Я приму твое предложение к сведению, — ответила Элинор, хотя она не была уверена, что сможет сделать это. Когда она снимала то платье вчера ночью, воспоминания о грубых, небрежных прикосновениях рук Стивена Кобб-Хардинга к ее обнаженной коже снова заставили девушку почувствовать себя плохо.

Была ли это свобода? Было ли произошедшее тем, что оно должно было означать? Девушка изучала глаза Деверилла, пока тот разглядывал ее. Только он мог знать это, если вообще кто-то знал.

— Прошлой ночью, — проговорила она тихим голосом, припомнив обещание Хелен быть осмотрительной до тех пор, пока снова не подвергнет себя опасности, — я хотела почувствовать себя свободной.

— Только прошлой ночью? — прошептал Валентин в ответ, и черные длинные ресницы наполовину скрыли его глаза.

Лиф платья стал слишком тесен Элинор.

— Я хотела пережить приключение, немного романтики с привлекательным незнакомцем.

Его взгляд опустился к ее рту.

— Это обязательно должен быть незнакомец? Ты могла бы упомянуть о своих желаниях кому-то, с кем ты знакома немного лучше.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? — выдохнула девушка, обнаружив, что говорить обычным голосом стало невозможно.

— Это — твоя фантазия, Элинор. Возможно, это ты должна рассказать мне, кого ты имеешь в виду, — Валентин медленно наклонился ближе.

Дюжину ударов сердца она стояла совершенно неподвижно, надеясь, что он закончит свое движение и поцелует ее. О, она хотела бы испытать поцелуй маркиза Деверилла. Но он не двигался, и девушка знала почему. Это и было причиной, по которой она искала незнакомца. Грешный и жаждущий наслаждений, Валентин тем не менее все еще был членом круга Гриффинов.

— Я имела в виду кого-то, кто не знает правил, которые установили Гриффины, касающихся того, как и когда ко мне нужно приближаться.

Поднятый стакан виски застыл у его рта. Элинор почти могла видеть, как он сдерживает себя, меняет ход своих мыслей, хотя маркиз не сделал ни одного движения.

— Как ты и предположила, — сказал он в ответ, допивая виски, — мне нужно идти. Я терпеть не могу заседать в Палате Лордов на пустой желудок.

Он повернулся, но Элинор схватила его за рукав до того, как Валентин двинулся с места.

— Прошлой ночью, что это было? — прошептала она. — Это была свобода? Или романтика?

Деверилл застыл, и его взгляд, удивительно ясный, снова встретился с ее глазами.

— Ни то, ни другое. Это был грех. Мне говорили, что здесь есть различие. Тем не менее, все эти три вещи нужно испытать, по крайней мере, однажды.

— Грех? — повторила она.

— Да. Хотя он должен быть согласованным, и приносить гораздо больше удовольствия, чем ты почти испытала, — освободившись от руки девушки, Валентин зашагал к дверям.

— Скоро ли я увижу вас? — вдогонку спросила Элинор.

Маркиз криво усмехнулся ей и отвесил бойкий поклон.

— Я буду поблизости.

Элинор прислушивалась, пока его сапоги стучали по коридору, затем последовали звуки открывшейся и закрывшейся парадной двери. Он знал ответы. Даже если он был не слишком откровенным, маркиз знал разницу между грехом и свободой, и как найти и то, и другое. Но, как она подозревала, он также знал кое-что о романтике, хотя мог никогда не заниматься этим. В любом случае, девушка убедила себя, что Валентин знает это. Никто не может иметь такой восхитительно грешный блеск в глазах и при этом не иметь опыта. Кроме того, Элинор узнала одну вещь о маркизе Деверилле, которую не знала прежде — она может доверять ему.

Очевидно, избежать скандала будет гораздо труднее, чем она предполагала. Элинор не могла поверить, что оказалась настолько наивной, когда дело коснулось Стивена, но она не сделает такой ошибки снова. Эти моменты, за которые она боролась со своими братьями, были слишком важны, чтобы тратить их попусту. Что ей нужно, так это проводник, чтобы обойти существующие препятствия, и тот, кто приведет ее к тому месту, которое она очень хочет найти, но не знает где. Ей нужен Валентин Корбетт.

— Валентин, ты мне нужен.

Валентин прислонился спиной к экипажу, стоящему на Бонд-стрит, и прислушивался к заунывному, бестелесному голосу внутри себя. Или наполовину вслушивался, потому что большую часть его внимания поглощала пара молодых леди прогуливающихся вдали по улице, направляясь к модистке.

— Ты вообще-то слушаешь меня?

— Я слушаю, Лидия, — ответил маркиз, доставая из кармана сигару. — Продолжай.

— Ты знаешь, каково мне спать с этим сморщенным стариком, принимать его внутрь своего тела?

— Если это так оскорбляет тебя, моя дорогая, то ты, вероятно, не должна была выходить за него замуж, — маркиз кивнул мисс Малторп и мисс Элизабет Малторп, и, по крайней мере, трем их младшим сестрам, которые проходили мимо. Девушки захихикали, и он услышал, как они принялись шептаться о «глазах» и о «репутации».

— Ты же не думаешь, что я должна была отказаться от всех этих денег, не так ли? Это совсем не похоже на тебя, Валентин.

— Разве? Как странно.

— Я с этим согласна. И ты мне нужен.

Он зажег сигару.

— «Нужен» — это слишком сильно сказано, Лидия. Я не думаю, что ты в чем-то нуждаешься. Если ты хочешь кого-то, кроме своего мужа в своей постели, то мне кажется, что у тебя будет очень большой выбор.

Из экипажа не донеслось ни звука. Даже с задвинутыми занавесками, маркиз практически мог представить себе, как Лидия сидит на смятых бархатных подушках и, прищурив глаза, размышляет о том, что он только что сказал, рассматривая его слова под разными углами, в поисках какого-нибудь просвета или возможности.

— Ты нашел какую-то новую женщину, — наконец заявила она.

Он фыркнул.

— Это и есть то заключение, к которому ты пришла? Неужели ты думаешь, что если бы я нашел себе другой интерес, это имело бы какое-то отношение к нашей связи?

— Все зависит от обстоятельств. Что, если ты уже превысил свою обычную квоту[8 - Квота (позднелат. quota — часть, приходящаяся на каждого, от лат. quot — сколько) — количественное ограничение.] любовниц и должен теперь расстаться с одной из нас, прежде чем лечь в постель с другой?

Валентин вздохнул, его взгляд все еще был прикован к двери магазина.

— Это становится утомительным. Придумай любую причину, которая тебе понравится. Найти кого-то другого, Лидия. Получать удовольствие вместе — это одно, но я не хочу, чтобы во мне нуждались или придирались ко мне. И уж точно этого не должна делать замужняя женщина.

Следующим замечанием Лидии был поток проклятий направленный на него, а точнее, на его член. Слава Богу, что Элинор и леди Барбара вышли из ателье модистки и продолжили прогулку дальше по улице. Валентин оттолкнулся от экипажа, чтобы следовать за ними, оставив Лидию ругаться в одиночестве позади себя.

Формально он и не должен был быть здесь. Поход за покупками был одним из тех пунктов в расписании Элинор, которые Мельбурн посчитал довольно-таки невинными, и где она не нуждалась в присмотре. Валентин был совершенно уверен, что ее брат был прав.

Но это не объясняло, почему он ждал за углом Гриффин-Хауса до тех пор, пока девушка не отправилась на встречу с леди Барбарой, или почему он последовал за ними на Бонд-стрит, а не присоединился к остальным пэрам в Палате Лордов.

На самом деле у него вообще не было никакой разумной причины быть здесь. Ничего, кроме желания, потребности, черт побери, понять Элинор Гриффин. Ради Бога, маркиз был почти на расстоянии одного вздоха от того, чтобы поцеловать девушку в ее собственной утренней комнате. В утренней комнате Мельбурна.

Это не имело никакого чертового смысла. Он и раньше охотился на опасную дичь, дичь, которая уже принадлежала другому мужчине, хотя она, кажется, никогда слишком высоко не ценилась тем, кто ее поймал. Тем не менее, когда дело касалось друзей, оно приобретало совершенно другой смысл. У него было их не так много, и он не предавал их. Никогда.

Мельбурн попросил его присматривать за Элинор, удерживать ее от неприятностей и, теоретически, сообщать обо всем, что могло рассматриваться как неподходящее. За один день этого присмотра, Валентин увидел ее наполовину обнаженной и сопроводил домой без компаньонки — любое из этих событий могло бы привести к тому, что его заставили бы жениться на девушке, если бы кто-то узнал об этом. А затем он пообещал ей не говорить никому о том, что произошло.

Элинор не была виновна в том, что пытался совершить Кобб-Хардинг; маркиз был уверен в этом. Но она отправилась на вечеринку к Бельмонту по своей воле, так что он должен был совершенно спокойно сообщить этот факт ее брату. Его чувство справедливой игры запретило маркизу делать это. Он, конечно, мог убеждать себя в этом, но после сегодняшнего утра у него появилось подозрение, что его решение продолжать это маленькое наблюдение не имело ничего общего со справедливостью, а было сплошной игрой.

Затянувшись сигарой, Валентин отстал на достаточное расстояние, так, чтобы видеть среди толпы дневных покупателей лишь изогнутое страусиное перо на шляпке Элинор. Так как он заявил ей, что ему нужно в другое место, то будет не слишком приятно, если девушка обнаружит его в тридцати футах позади себя.

Маркиз не был уверен, что он чего-то достигнет этим упражнением, кроме того, что усилит свою неудовлетворенность. Черт все это побери, если бы Мельбурн не пришел к нему, и Валентин узнал бы о маленьком восстании Элинор сам, то он бы первым ухватился бы за возможность обучить ее свободе, греху и страсти. Однако благодаря герцогу Валентина успешно кастрировали. Конечно, его голова знала об этом, но остальные части тела не обращали ни малейшего внимания на логику и верность. Остальные части его тела хотели уложить в постель Элинор Гриффин.

— Деверилл? Что ты здесь делаешь?

Валентин остановился, когда Закери Гриффин появился из ателье мужского портного.

— Что, по твоему мнению, я здесь делаю? — спросил он, придав своему голосу оттенок раздражения, которого совсем не ощущал. — Я выплачиваю свой проклятый долг Мельбурну.

Закери немедленно спрятался в тень здания. С почти комической настойчивостью, он начал разглядывать толпу.

— Она здесь?

Покачав головой, Валентин снова двинулся вперед. Не следует сейчас терять ее из виду.

— Ты так же хитроумен, как пушечное ядро, — прокомментировал он действия Закери. — Она на полквартала впереди нас, делает покупки с леди Барбарой Хаусен.

— Сестра сказала, что собирается сюда, — признал Закери, шагая рядом с ним, — но, кажется, она гораздо более изворотлива, чем я полагал. Мельбурн рассказал тебе о ее побеге в Воксхолл?

Проклятие.

— Элинор сама рассказала мне об этом сегодня утром, — сымпровизировал маркиз, — когда я зашел, чтобы справиться о ее здоровье.

— Скоро я начну беспокоиться о своем здоровье, — парировал Закери. — В конце концов, есть ведь правила поведения!

— Ах! И я об этом слышал. Тем не менее, лично я должен поаплодировать ей за то, что она застала всех вас врасплох. Неужели вы предполагали, что она никогда не вырастет и не пожелает испытать то, что предлагает окружающий её мир?

— Я не знаю, — проворчал ее брат. — Я думал, что она будет более разумной насчет этого.

— Женщины редко бывают разумными, мой мальчик.

Закери некоторое время молча шел рядом с ним.

— Я предполагаю, что мы могли немного перестараться, защищая ее, но это не наша вина. Когда Элинор исчезла в тот раз в Девоне… Я никогда не видел Себастьяна настолько обезумевшим.

Валентин нахмурился.

— Она исчезла? Ты имеешь в виду, что она делала это и прежде? — Элинор казалась такой искренне потерянной прошлой ночью. — Мельбурн никогда не говорил…

— Он знает, что ты питаешь отвращение к семейным драмам, — вставил Закери. — Но это не то, о чем ты думаешь. Нелл было двенадцать, Мельбурну — только двадцать три? Шей и я были где-то посередине. Нелл делала все, что делали мы: плавала в озере, ловила рыбу, фехтовала, — он рассмеялся, очевидно, что-то вспомнив, — и даже ездила верхом по-мужски. Так или иначе, однажды она выехала на мерине Себа, большом животном по имени Атлас. Примерно сорок минут спустя Атлас вернулся без нее.

Леди вошли в кондитерскую, и Валентин остановился в переулке.

— Что произошло дальше?

— Грумы и я выехали за ней, но не нашли вдоль того пути, по которому она обычно ездила. Так что Мельбурн собрал всех слуг в поместье, и сорок человек отправилось ее искать. Элинор и раньше сбрасывала лошадь, и мы научили ее падать, так что поначалу мы совсем не волновались. Во всяком случае, я не волновался. Но затем солнце село, а мы так и не нашли ее.

Валентин осознал, что его дыхание и пульс участились, и мысленно одернул себя. Это было не похоже на него: настолько увлекаться историей, что он даже начал беспокоиться о его главной участнице. Особенно не тогда, когда эти события происходили девять лет назад, и он знал, что все закончилось хорошо. Ради Бога, Элинор была в кондитерской, в двадцати футах от него. Но Валентин хотел узнать, что произошло.

— И? — поторопил он Закери.

— Мы принесли факелы и фонари и продолжали искать. К тому времени Мельбурн охрип, выкрикивая ее имя, и я думал, что он наполовину убедил себя, что кто-то похитил ее и намеревается потребовать в качестве выкупа все семейное состояние. Он отдал бы его за Элинор.

— Это на него не похоже.

С легкой усмешкой Закери кивнул:

— Ты и понятия не имеешь. Мы искали шесть или семь часов. Наконец, после полуночи Шей выстрелил из пистолета, и мы все побежали к нему. Он нашел Элинор в четырех милях от дома, спящую на куче листьев, в ожидании, когда рассветет, и она сможет отправиться домой. Ее проклятая рука была сломана, но ни более того, — он снова рассмеялся. — Элинор захотела узнать, почему мы так долго искали ее, и почему ни один из нас не догадался принести ей что-нибудь поесть.

Валентин улыбнулся.

— Звучит так, словно у нее единственной из вас был здравый смысл.

— Возможно так, но после этого мы были с ней более осторожны. Она отсутствовала на протяжении девяти часов, Деверилл. И я рассматриваю эти часы как одни из наиболее тяжелых в моей жизни.

Итак, Валентин определенно сделал правильную вещь, не рассказав им о вечеринке у Бельмонта. Он не мог представить себя настолько обезумевшим от желания найти кого-то, чтобы считать чью-то безопасность справедливой ценой за отказ от благополучия и средств к существованию.

— Еще одна причина, чтобы не иметь семью, — прокомментировал он.

Закери кивнул.

— На протяжении этих девяти часов я бы согласился с тобой. Тем не менее, через пять минут после того, как мы нашли ее в безопасности, я не обменял бы родных на все золото в казне Ост-Индской компании.

Валентин фыркнул.

— А я был бы еще более богатым, чем сейчас.

— Ты так говоришь сейчас, но подожди, когда ты обзаведешься семьей. Все изменится.

— Я сомневаюсь в этом.

— Буду держать пари на что угодно, что ты ошибаешься.

— Ах, Закери! Я могу быть циничным, но я не дурак.

И учитывая, как зол он был прошлым вечером на Стивена Кобб-Хардинга, Валентин в любом случае не желал принимать это пари.


Глава 7


— С чего это вдруг ты захотел посетить музыкальный вечер, Шей? — спросила Элинор, положив руки на бедра. Если Мельбурн снова пытается изменить условия их соглашения, высылая личную армию Гриффинов, тогда она будет сражаться с ним, независимо от того, кого он назначит своим послом.

— Я решил, что мне необходимо расширить свой культурный кругозор. Так мы идем?

— И предполагается, что я на самом деле поверю в это?

Шарлемань бросил на сестру оценивающий взгляд.

— Я полагаю, что нет. Но тебе придется простить меня за то, что я хочу убедиться в том, что ты достигла места назначения без приключений.

— Ты не…

— После того, как мы приедем, — продолжил он, запуская руку в свои прямые темно-русые волосы и не отводя от Элинор взгляд, — я буду сидеть в заднем ряду и флиртовать с любыми незамужними женщинами, которые окажутся поблизости.

По крайней мере, ее широкоплечий средний брат был честен.

— А я в это время буду делать то же самое с каждым присутствующим холостым джентльменом?

Мускул на его челюсти дернулся.

— Мое задание — обеспечить транспортировку. Остальная часть вечера в твоем распоряжении.

Элинор подошла поближе к нему, остановившись всего в двух шагах в тесном фойе.

— Я настаиваю, чтобы ты выполнил свое обещание, Шарлемань.

Хотя девушка никому и никогда не признавалась в этом, за исключением, возможно, Деверилла, мысль о том, что кто-то, кому она доверяет, будет сидеть рядом с ней, становилась до абсурда приятной после катастрофы в Бельмонт-Хаусе. Сегодня вечером она испытает обещание Шея и его терпение, потому что намеревается флиртовать, если ни по какой-либо иной причине, то хотя бы затем, чтобы вытеснить Стивена Кобб-Хардинга из своей памяти. Но теперь Элинор собиралась действовать с осторожностью или, по крайней мере, с широко открытыми глазами.

Брат и сестра направились в экипаже к лорду и леди Ливлин. Как только они вошли в бальный зал, где должен был состояться концерт, Шей сделал то, что обещал. Даже не бросив взгляд назад, он пересек зал, чтобы побеседовать с хозяином и хозяйкой, оставив сестру добывать самой себе стакан пунша. Элинор сделала глубокий, успокаивающий вдох. Ну и что, если ее брат увидит, с кем она будет болтать? Кроме того, чтобы сообщить об этом Мельбурну, Шей больше ничего не сможет с этим сделать.

— Миледи, позвольте мне, — Джеффри, граф Бэсингстоук, вырос перед ней как из-под земли — не слишком легкая задача для человека, который весит около двенадцати стоунов[9 - Стоун — мера веса, равная 6,34 кг. 12 стоунов — примерно 76 кг.] — и вручил ей стакан с пуншем.

— Благодарю вас, милорд. Вы прочитали мои мысли.

От улыбки на пухлом лице графа образовались морщинки.

— Я только предположил, что когда леди куда-нибудь приезжает, ей просто необходимо освежиться.

В этом заявлении содержалось не слишком много логики, но, по крайней мере, оно звучало достаточно безвредно.

— Вы часто бываете на подобных концертах?

— Я нахожу их прекрасным способом оценивать таланты молодых леди. Не хочу тратить время, ухаживая за кем-то, кто не сможет развлечь меня, знаете ли.

— Значит, вы ищете супругу, милорд?

Он кивнул, и его второй подбородок тоже качнулся в знак подтверждения.

— Моя мать, графиня Бэсингстоук, буквально потребовала, чтобы я женился. А она любит по вечерам слушать игру на пианино, так что я хотел бы найти девицу, которая хорошо музицирует.

— Чтобы доставить удовольствие вашей матери, — добавила Элинор, удивляясь, как Бэсингстоук избежал внимания Мельбурна. Граф имел титул и неплохой доход, и он определенно подходил под категорию «невыносимо скучный», в которой находились все потенциальные женихи. Господи, она даже удивлена, что они еще не помолвлены.

Приятная часть ее соглашения заключалась в том, что сейчас девушка могла проводить время с кем пожелает, а не только с теми джентльменами, которые будут считаться приемлемыми.

— А что доставит удовольствие вам? — спросила Элинор. Обычно у нее не было возможности спрашивать мужчин о чем-то, кроме того, что они думают о погоде. И хотя она беседовала с Бэсингстоуком в шутливом тоне, это, тем не менее, была настоящая беседа.

— Найти женщину, которая сможет составить компанию моей матери, и будет играть…

— … играть на пианино, — закончила Элинор за него. Как мало нужно, чтобы понять мужчину.

— Вы поняли меня. А вы играете, леди Элинор?

Господи Боже.

— Не достаточно хорошо, чтобы заявлять о каком-то мастерстве, — ответила она, пожав плечами.

Девушка сбежала от графа, но, очевидно, уделив ему внимание, она открыла шлюзы. К тому времени, когда дворецкий пригласил гостей занять свои места, семь других джентльменов — то есть, все присутствующие холостяки, не считая ее брата — заметив недостаток внимания со стороны Шея, подошли к ней. Они пытались предложить пунш или шоколад, или свои взгляды на то, почему Элинор является самой привлекательной или самой приятной, или самой величественной леди в этом зале.

Хотя к ней никогда не обращались в такой манере и в таком объеме прежде, Элинор не была настолько наивной, чтобы поверить всем этим джентльменам. Существовала причина, по которой Себастьян держал некоторых из них на расстоянии. Им нужны были ее деньги, или они хотели соединить свои имена с семьей Гриффинов. Но, ради Бога, ей не нужна помощь братьев, чтобы решить, позволять ли этим джентльменам разговаривать с ней или нет. Да, Стивен обманул ее, но больше никому это не удастся. К тому же, некоторые из этих джентльменов — даже те, что относились к неприемлемым — оказались, по крайней мере, забавны.

С другой стороны, пора прекратить поиск мужчин, с которыми можно пофлиртовать. Потребовалась вся энергия девушки, чтобы парировать их внимание, а большинство их попыток привлечь к себе внимание были настолько неуклюжими, что она с трудом сдерживала смех. Собеседники — да, но никаких потенциальных мужей на сегодня.

Первая дебютантка вышла на низкую сцену под негромкие аплодисменты, и Элинор откинулась назад, чтобы слушать. Мисс Сэнфорд выглядела очень испуганной, когда села за фортепиано, и Элинор бросила взгляд на гордую мать девушки. Леди Сэнфорд совсем не догадывалась, что все, что было нужно ее дочери — это хорошо выступить, и тогда девушка смогла бы оказаться леди Бэсингстоук.

— Она не может сравниться с вами, леди Элинор, — заметил сидящий рядом с ней еще один потенциальный жених, лорд Генри Андертон.

— Благодарю вас, — ответила девушка, многозначительно продолжая смотреть на исполнительницу.

— А ваши…

— Я хочу пить, — прервала его девушка. — Будьте так любезны, принесите мне пунш.

Довольный Андертон резво помчался прочь, а Элинор с облегчением выдохнула. Теперь она сможет просто послушать музыку.

— От греха до скуки за один оборот солнца вокруг земли, — прошептал низкий голос Деверилла, пока маркиз занимал пустое место рядом с ней. — Как неожиданно.

Ее сердце застучало при его появлении, но Элинор не отрывала взгляда от сцены. И он думал, что ее появление здесь было неожиданным.

— Старшая сестра леди Барбары, Мэри, будет выступать позже. Но кто пригласил вас, милорд?

— Я не уверен, что вообще был приглашен. Я проезжал мимо и увидел, как экипажи сворачивают на подъездную дорожку, — Маркиз пожал плечами. — Никто не прогнал меня прочь.

— Они не сделали бы этого, во всяком случае, не сейчас, когда присутствующие здесь молодые леди ищут мужей, — прошептала Элинор в ответ. — Даже ты можешь подойти одной из бедных девушек.

— О! Похоже, я попал в какую-то ловушку.

Элинор хихикнула.

— Совершенно очевидная ловушка, куда заманивают пуншем и шоколадными угощениями. А я считала тебя пресыщенным.

— Плутовка, — протянул он. — Здесь есть какие-нибудь потенциальные мужья для тебя?

Элинор сморщила носик.

— Я здесь только ради шоколада.

Генри появился вновь, неся по стакану с пуншем в каждой руке. Деверилл должен был поступить вежливо: принести свои извинения и освободить место. Вместо этого, Валентин просто бросил один единственный взгляд на молодого человека. Побледнев, Андертон, запинаясь, пробормотал что-то, что очень походило на просьбу простить его, и исчез.

— Валентин, — упрекнула его Элинор.

— Что? Я просто хотел сказать, что если бы искал свободы и романтики, то не уверен, что стал бы проводить свой вечер здесь. А что касается мужей, ты можешь…

— Ш-ш, — прервала она его, хотя игра мисс Сэнфорд была достаточно энергична, и Элинор не думала, что кто-то сможет подслушать их разговор. — Я не пытаюсь полностью разрушить свою жизнь; я лишь делаю попытки улучшить ее. У меня нет желания отказываться от более спокойных вечеров, или отвергать просьбы друзей пообщаться с ними. Ты же делаешь что-то для своих друзей, не так ли?

— Время от времени.

Отлично, она сумела поднять эту тему. Теперь пришло время узнать, наберется ли она смелости, чтобы развить ее.

— Валентин, ты мог бы… сделать кое-что для меня?

Деверилл молчал так долго, что девушка начала беспокоиться, что он ей откажет. Она посмотрела в его сторону. Взгляд Валентина был прикован к ее лицу, выражение лица — непроницаемое, но зеленые глаза блестели. Элинор сглотнула. Если он только осознает, как много времени девушка провела, думая о нем, то она — обречена.

— Что ты имеешь в виду? — прошептал он в ответ.

Поцелуй. Твои руки на моем теле.

— Мне нужен проводник.

— Ты собираешься в Африку?

— Не дразни меня. Не такой проводник. Вернее, не совсем такой.

— Я слушаю.

— Я не знаю, как долго Мельбурн будет придерживаться нашего соглашения, — медленно произнесла Элинор, надеясь, что не ошиблась в нем прошлой ночью и этим утром, и что она, на самом деле, может доверять ему. — Но я знаю, что у меня не будет другой возможности, когда он объявит, что это соглашение прекращает свое существование. Я хочу найти мужа, но это далеко не все, что я желаю сделать. Мне бы хотелось оказаться в ситуации, когда я почувствую себя… свободной. Не знаю, как мне этого добиться. Я подумала, что ты сможешь направить меня, помочь мне выяснить, что мне нужно для этого сделать.

Где-то далеко внизу под землей Люцифер смеялся над ним. Валентин чувствовал это, несмотря на то, что бренчание пианино заглушало любые доносящиеся из-под земли звуки.

— Ты не захочешь иметь меня проводником, Элинор. Я не слишком любезен.

— Мой опыт убеждает меня в обратном. Кому я еще могу довериться в таких вещах? Мистеру Кобб-Хардингу?

В этот раз маркиз был совершенно уверен, что слышит дьявольский смех.

— Грех и доверие — несовместимы. Один исключает другое.

Элинор снова неторопливо улыбнулась.

— Тогда почему же вы протестуете, милорд? — спросила она.

Прийти сюда было плохой идеей. Это было еще одно из «безопасных» мероприятий, обозначенных Мельбурном, но Валентин был не в состоянии сопротивляться соблазну увидеть Элинор. А сейчас она просит его научить ее грешить.

— Ты — сестра моего самого близкого друга, — проворчал он. — Я сомневаюсь, что он оценит мою помощь тебе в этом вопросе.

— Ты прав. Брат предпочел бы, чтобы я сидела в утренней гостиной и вышивала до тех пор, пока он не сможет найти мне какого-нибудь скучного, правильного супруга. Затем от меня будут ожидать, что я произведу на свет нескольких детей, надену чепец матроны и стану устраивать чаепития.

— Разве это не то, чего хотят все женщины?

Элинор выглядела так, словно мечтала ударить его.

— Я не могу говорить за всех женщин, но определенно это не то, чего хочу я. Это не все, чего я хочу.

— Ш-ш, — послышалось позади них.

Обычно Валентина не беспокоило, что он мог кому-то мешать, но этим вечером он был благодарен за то, что их прервали. Никогда прежде женщина так не притягивала его, и, уж точно, не девица на десять лет его моложе.

— Найди сначала мужа, — выпалил он, делая последнее усилие, чтобы не оказаться втянутым во все это, — и позволь ему научить тебя тому, что тебе нужно знать.

— Тому, что он сочтет нужным, чтобы я знала, — парировала девушка. — Мне хочется самой решать, что и как я желаю испытать.

Откуда, черт возьми, у нее такие мысли? Милая маленькая Элинор Гриффин определенно повзрослела, и совершенно не так, как он того ожидал.

— Может мы продолжим эту беседу позже? — предложил он, пытаясь выиграть немного времени, чтобы подумать. Его член уже решил, что хочет помочь, но на этот раз Валентин не прислушался к нему.

— Хорошо, — согласилась девушка.

— Отлично. А сейчас, кто там играет…

— Почему бы тебе не взять меня покататься в Гайд-парке завтра утром?

— Кто? Я?

Элинор улыбнулась.

— Ты уже признался, что встаешь до полудня. — Ее затянутые в перчатку пальцы осторожно погладили его рукав. — Пожалуйста, Деверилл! Валентин! Я не знаю, что еще придумать. И я не хочу совершить еще одну ошибку, как прошлой ночью.

Маркиз вздохнул, чтобы скрыть дрожь в своих мускулах.

— В одиннадцать. И возьми с собой проклятую компаньонку.

— Возьму. Спасибо тебе, спасибо, спасибо!

— Я бы придержал большинство благодарностей на более поздний срок. Я не сомневаюсь, что ты пожалеешь о том, что произнесла их.

— Я не пожалею.

Возможно, она и не пожалеет, а вот он точно это сделает. Ад и все дьяволы! Он уже сожалеет.

Маркиз заметил Шея Гриффина, который сидел на несколько рядов позади них. Судя по остекленевшему выражению его глаз, среднему брату Гриффинов выпал нелегкий жребий сопровождать Элинор. После того, что Валентин услышал от Закери об инциденте с лошадью, защита братьями своей сестры стала иметь гораздо больший смысл. А, учитывая то, что он сам непосредственно наблюдал прошлой ночью, Валентин был только рад, что она не протестует против присутствия Шея.

Что удивляло его больше всего, так это очевидное намерение Элинор игнорировать желания своей семьи и проложить свой собственный путь. Если бы она была мужчиной, то от нее ожидали бы этого. Но она определенно не была мужчиной. И по его опыту девицы обычно не бросают вызов тем, кто контролирует их деньги и их будущее; они интригуют и манипулируют исподтишка, в то же время внешне выглядя такими же довольными и послушными, как молочные коровы.

Первое отделение концерта закончилось, и Элинор извинилась, чтобы пойти поздравить леди Мэри Хаусен. Валентин посчитал это выступление в лучшем случае сносным, и этого, вместе с отвращением к беседам с краснеющими, запинающимися девственницами, было достаточно, чтобы убедить его остаться на месте.

— Самый крепкий напиток, какой подают здесь сегодня, это пунш, — заметил Шей, усаживаясь на опустевший стул Элинор. — Плохая музыка и трезвость: такая комбинация может вызвать аллергию.

Не говоря ни слова, Валентин сунул руку в карман и извлек флягу с виски. Он вручил ее собеседнику, наблюдая за хозяином и хозяйкой, пока Шей делал приличный глоток.

— Ты спас мне жизнь, — с чувством пробормотал средний из братьев Гриффин, возвращая флягу.

Валентин и сам сделал глоток, перед тем, как закрутить крышку и опустить флягу обратно в свой карман.

— Это немного притупляет боль.

— Итак, я знаю, почему я здесь, — прокомментировал Шей, бросив взгляд в сторону своей младшей сестры, — но, какого дьявола, ты делаешь тут? Мельбурн послал меня, потому что он предположил, что никто кроме самого Господа не сможет затащить тебя сюда сегодня.

— Я просто проезжал мимо, — ответил Валентин, повторив ту же ложь, которую сообщил Элинор. Чем меньше разных выдумок придется запоминать, тем легче ему будет. Но вовсе не Бог убедил его зайти сюда. Это был тот тип внутри него, который, очевидно, не имел ни уважения, ни верности, и уже достаточно низко павший.

— Ты и Нелл, кажется, весьма оживленно болтали.

А теперь начались сложности.

— Твоя сестра считает, что я — воплощение свободы и приключений, и хочет узнать направление, в котором ей нужно идти, чтобы достичь этого.

Шей заморгал.

— И об это она спросила у тебя!

— Почему бы нет? Я неотразимо обаятелен, и не являюсь одним из ее братьев.

— Ты же знаешь, — медленно сказал лорд Шарлемань Гриффин, — что это может быть в наших интересах. Как бы там ни было, предполагается, что ты приглядываешь за Элинор, и если она болтает с тобой, то одновременно не может поощрять неподходящих кандидатов типа Кобб-Хардинга или Андертона. Господи, последнее, что нам нужно — так это услышать, что сестра сбежала с профессиональным игроком только потому, что посчитала, что Мельбурн заставил ее выполнять слишком много правил.

— «Сбежала»? — повторил Валентин, приподняв бровь. — Элинор говорит, что ищет мужа, а вы думаете, что она настолько отчаялась?

— Я думаю, что она пытается найти выход. И сейчас, когда Мельбурн приоткрыл дверцу, я сомневаюсь, что сестра добровольно прилетит обратно в клетку.

— Ты высказывал ему свое мнение об этом?

Шей выдохнул.

— Несколько раз. Мне было приказано соблюдать соглашение до тех пор, пока его соблюдает она.

— Хорошо. Предполагается, что завтра я приглашу Элинор покататься в парке, и она сможет попытаться убедить меня помогать ей, — заметил Валентин, заставив свой голос звучать неохотно и принужденно. Он и делал все это с неохотой, хотя не по тем причинам, о которых мог предположить Шей. — Не думаю, что у вас уже есть список приемлемых кандидатов ей в мужья, чтобы я мог их рекомендовать? Было бы легче, если бы я знал, кого мне полагается поддерживать.

— Уверен, что у Мельбурна есть такой список, но я в него не посвящен. Тебе не кажется, что будет немного подозрительно, если ты вдруг начнешь указывать на потенциальных мужей? Особенно потому, что, скорее всего, это такие джентльмены, с которыми ты даже словом не обмолвишься.

— Неужели они настолько скучны?

— По сравнению с тобой и сам адмирал Нельсон будет скучным.

Валентин пожал плечами, не в силах спорить с этим.

— Я просто пытаюсь выплатить свой долг Мельбурну и освободиться, чтобы снова предаться пороку и распущенности.

— Хм. Тогда, и в самом деле, ее просьба должна облегчить тебе это дело.

— Я не понимаю…

— Я имею в виду, если она будет думать, что учится чему-нибудь порочному от тебя, то она не сможет в это же время расхаживать по залам и вызывать замешательство, не так ли? И тогда, будем надеяться, Мельбурн придет в себя и положит конец этому соглашению до того, как Элинор на самом деле сделает что-то сомнительное.

Было уже поздно делать это. Нелл действовала сама по себе, и ничто, кроме собственного носа, не довело ее до неприятностей. А с его помощью, и даже без его активного участия совершенно невозможно предсказать, что может случиться.

Валентин пришел к выводу, что сегодня вечером ему стоило остаться дома. Не хватало только того, чтобы кто-то еще начал поощрять его проводить время с Элинор, в то время, как самым правильным было оставаться как можно дальше от нее.

— Возможно, вы не захотите, чтобы она проводила время со мной, — заявил он. — Во всяком случае, на публике. Я — развратник, о котором мамаши предупреждают своих дочерей.

Шей усмехнулся и хлопнул маркиза по плечу.

— Да, но, в данный момент, ты — наш развратник, разве не так? И тебе известны правила, которые действуют в отношении Нелл.

С последним вздохом здравого ума, Валентин произнес еще один протест.

— Это не то, что Мельбурн просил меня делать.

— Будет именно этим, как только я вернусь домой и все ему расскажу.

Нахмурившись, Валентин поднялся на ноги.

— Я предупреждаю тебя, Шей. Это — плохая идея.

— Нет, это превосходная идея, потому что ты знаешь, что происходит. Элинор уже попросила тебя помочь ей, и ты один из наших близких друзей, так что мы знаем, что с тобой ее репутация будет в безопасности. — Он снова хихикнул. — Сестра, наверное, единственная женщина, чья репутация будет с тобой в полной безопасности.

— Ха-ха, — проворчал Валентин, и направился к дверям.

Он очутился в точности там, где не хотел быть — в центре семейной ссоры, к тому же с обязательствами с обеих сторон. И на одной стороне было четко выраженное вожделение.

Самый безопасный, наиболее логичный путь, кажется, состоит в том, чтобы изобразить из себя плохой пример, каким он в высшей степени и был, таким образом, убедив Элинор, что ей лучше всего вернуться в безопасность под крыло Гриффинов. Тогда это станет ее собственным решением отказаться от его услуг, и одновременно концом ее восстания, а также освободит маркиза от обязательства по отношению к Мельбурну.

Валентин задержался в дверях, чтобы бросить взгляд на Элинор, беседующую с сестрами Хаусен. Низ его живота напрягся от нексрываемого вожделения. И дьявол опять засмеялся.

— Он опаздывает, — заметила Элинор, вышагивая по прихожей.

— Да, миледи, — ответил Стэнтон, повернув голову, чтобы наблюдать за тем, как она шагает взад и вперед.

Девушка чувствовала себя восторженной и взволнованной, а необходимость скромно сидеть в утренней комнате, дожидаясь приезда Деверилла, сводила ее с ума. Даже когда она металась по комнате, ее ноги двигались только с четвертью той скорости, с которой в голове пролетали мысли.

Было очень много здравого смысла в том, чтобы завербовать маркиза для своих планов. Если Элинор хочет научиться, как быть беззаботной, то кто лучше научит ее этому, как не самый беззаботный человек в Лондоне? Важным было также то, что каждый человек, которого он знал и который ему нравился, тоже должен обладать такими же качествами. Так что, вероятно, именно Валентин сможет указать ей на будущего мужа. Она определенно не собирается выходить замуж за кого-то из той скучной, унылой толпы, только потому, что Мельбурн разрешил им разговаривать с ней. Да, она чувствовала, что ее влечет к лорду Девериллу, но это не имело ничего общего с ее решением включить его в свои планы. Совершенно ничего общего.

Единственное, что ее беспокоило, точно таким же, как приятное возбуждение в его присутствии, было то, что маркиз — друг ее братьев. Деверилл был относительно безопасен, и Элинор была с ним давно знакома. И он, как и многие другие друзья ее братьев, знал правила.

— Правила, — проворчала она, поправляя во время ходьбы свою шляпку так, чтобы она сидела на ее голове под чуть более легкомысленным углом. Вот почему ей нужна была помощь Валентина, чтобы встретиться с кем-то новым. Правила. Те самые правила, в которых говорилось о том, что нельзя прикасаться к Нелл, нельзя всерьез считать ее женщиной, а только ничем иным, как… как щенком. Да, именно так, нужно трепать ее по голове и отсылать прочь с увещеванием о том, чтобы она была хорошей девочкой.

К черту это все, она устала быть хорошей девочкой. Правда, стоит признать, что ее первый опыт был ужасно неудачным, но Элинор больше не будет столь опрометчива в выборе компаньона или в выборе мероприятия.

Спортивный двухколесный экипаж свернул на подъездную дорожку. Элинор вышла в портик, и выдохнула, когда маркиз Деверилл остановил хорошо подобранную пару серых лошадей. Он был одет в элегантный серый сюртук, черный жилет и брюки. Маркиз выглядел бы как настоящий джентльмен, если бы не дьявольский блеск в его зеленых глазах.

— Доброе утро, — произнес он, снимая свою серую касторовую шляпу, в то время как его ливрейный грум спрыгнул с запяток, чтобы придерживать лошадей.

— Вы опоздали, — пожаловалась Элинор, главным образом для того, чтобы дать себе несколько мгновений и полюбоваться на него, а потом напомнить себе, зачем она потребовала его присутствия.

— Я подумал, что это имеет что-то общее со свободой, — ответил он, растягивая слова и спрыгивая на землю. — Я решил не ограничивать себя и остаться в постели этим утром, — маркиз усмехнулся ей. — Я метался и ворочался всю ночь.

Чем бы он не дразнил ее, она должна принять его вызов; как еще можно научиться, если не на примере?

— И что же было причиной беспокойной ночи? — спросила Элинор.

— Очень привлекательная де…

— Валентин, — прервал его Себастьян, проходя мимо сестры и спускаясь по ступенькам, чтобы протянуть другу руку.

— Мельбурн. Леди Элинор и я собираемся прокатиться.

— Я заметил, — герцог перевел взгляд на Элинор. — Могу ли я попросить, чтобы ты вернулась достаточно рано, чтобы присоединиться к Пип и ко мне, когда мы отправимся на чай к тетушке Тремейн?

Тетушка Тремейн. Ради Бога, она же их единственный близкий кровный родственник, самая близкая родня со стороны матери, и Элинор совершенно забыла о том, что они собирались к ней на чай.

— Я вернусь к двум, — ответила она, и ее брат кивнул.

Деверилл сделал шаг вперед, чтобы предложить девушке свою руку, но когда Себастьян взял сестру за локоть и помог ей взобраться на высокое сиденье экипажа, маркиз коротко усмехнулся и обошел кругом, чтобы сесть с другой стороны. Несмотря на то, как быстро и легко герцог все проделал, что-то только что произошло. Неужели Мельбурн приказал Девериллу держаться от сестры подальше? Ради Бога, она ведь не попросила Валентина прийти сюда, чтобы соблазнить ее! Элинор только хотела, чтобы он показал ей, как это делается, чтобы потом воспользоваться преимуществами его знаний о мужчинах, мыслящих как он, но у которых репутация получше, и которые не станут прибегать к тому, чтобы опаивать девушку. Кроме того, на ее пути все еще стояли эти сложные «правила». Кроме того, Элинор размышляла над тем, что Себастьян думал о ее поездке с его другом. С его распутным другом.

— Ну что, в парк? — спросил Деверилл, когда Мельбурн помог Хелен забраться на маленькую платформу в задней части экипажа, и грум маркиза присоединился к ней.

— Если только ты не знаешь другого места, с большими возможностями, — ответила девушка, все еще полная решимости не шарахаться от него и от его гораздо большего знания греха.

— Возможностями?

— Чтобы мне можно было наблюдать и учиться на твоем примере.

Его мягкая улыбка стала еще шире.

— Парк вполне нас устроит, — экипаж с горохом покатился по дорожке и свернул на Парк-авеню. — Я думал, что ты решила стать свободной и избавиться от оков, — заметил Валентин через мгновение.

— Так и есть.

— Тогда почему ты позволила Мельбурну диктовать, как долго продлится твоя прогулка?

— Потому что я хочу увидеть свою тетю. Он только напомнил мне о моем обещании навестить ее.

Маркиз бросил на Элинор взгляд, одновременно лавируя экипажем посреди большего количества транспорта.

— Полагаю, что не существует правил, касающихся настоящего состояния свободы, — заметил он, — но я никогда не даю обещаний.

— Потому что ты беспокоишься, что не сможешь сдержать слова?

— Нет, потому что я не люблю чувствовать себя обязанным. Вот так-то, леди Элинор. Я поступаю, как хочу, и когда хочу.

Элинор нахмурилась.

— Я думаю, что ты не прав, — задумчиво произнесла она. — Быть свободным — это не то же самое, что быть никому не обязанным.

— Правильно. Это значит — не заботиться ни о ком.

— Это ужасно!

— Это — истина. Ты же сказала, что оказалась здесь, чтобы учиться.

Девушка вдруг подумала, а не дразнит ли он ее, разыгрывая адвоката дьявола для того, чтобы она смогла убедить себя, что ее маленькое приключение будет чем-то неправильным. Тем не менее, Деверилл определенно натянул на себя маску пресыщенного цинизма, причем иногда она была настолько широкой, что Элинор едва могла видеть за ней его самого.

— Итак, ты не заботишься ни о ком? Тогда почему ты спас меня той ночью?

Деверилл указал на Хелен, примостившуюся сзади.

— Для начала — можем ли мы говорить свободно?

— Я доверяю Хелен, — заявила девушка, надеясь, что ее доверие себя оправдает, потому что она не могла представить себе другой способ переговорить с Девериллом, без того, чтобы разрушить свою репутацию. — Но, спросив меня о моей горничной, ты еще раз продемонстрировал, что заботишься о ком-то еще, кроме себя и, в частности, о моей репутации.

— Да, я, действительно, делаю это, что весьма странно, — маркиз ненадолго сосредоточил свое внимание на улице. — Ты мне нравишься. Думаю, что если я увижу, что твоя репутация разрушена, это сделает меня несчастным.

На мгновение, сознание Элинор ухватилось за слова «ты мне нравишься» и отказывалось смотреть дальше них. Ох, она такая глупая гусыня. Валентин разжевал и выплюнул гораздо более искушенных женщин, чем она. К тому же, он постоянно этим занимается.

— Значит, ты не считаешь свою помощь мне — обязательством?

— Нет, я согласился на это, потому что мне этого захотелось.

— То есть, это лишь счастливое совпадение, что когда ты захотел что-то сделать, это оказалось тем, что сделать нужно?

— В точности так.

Элинор вздохнула, в ней поднималось разочарование. Девушке хотелось получить ответы, направление, что-то вроде свода правил, которым она сможет следовать, и которые помогут ей навсегда изменить свою жизнь, не отворачиваясь от семьи. Она хотела чего-то, что позволит ей получить желаемое. Чтобы она могла выйти замуж за того, за кого захочет, и чтобы никто другой не диктовал ей условий и не навязывал свои приоритеты.

— Я начинаю думать, что ты не собираешься давать мне прямые ответы.

— Задай мне прямой вопрос, и мы посмотрим.

— Я считаю, что мне, скорее всего, придется пнуть тебя, — огрызнулась Элинор.

Смех вырвался из его груди. Она никогда прежде не слышала, чтобы он так смеялся, легко и беззаботно и по-настоящему забавляясь. Один только этот звук заставлял ее сердце биться быстрее. Господи Боже!

— Я говорил серьезно, — наконец вымолвил маркиз, все еще посмеиваясь. — Я бы предпочел иметь более четкое представление о том, чего ты хочешь достигнуть.

— Отлично.

Элинор несколько мгновений сидела рядом с ним, размышляя и стараясь не замечать, как бедро Валентина прижалось к ее бедру, когда он повернул упряжку в сторону Гайд-парка.

— Когда твой отец… когда ты стал маркизом Девериллом, ты был готов к этому? К ответственности, я имею в виду?

На секунду, почти неуловимо, но она сумела это заметить, выражение его лица изменилось, напряглось, а затем снова расслабилось.

— Мой отец в свои последние годы был абсолютно спятившим, буйным сумасшедшим. Я управлял собственностью в течение трех лет до того, как получил титул. Так что да, я был готов к ответственности.

Какое-то время Элинор не знала что сказать. Ей было известно, когда Валентин унаследовал титул, но Себастьян никогда не упоминал, как именно это произошло. Она предположила, что было бы нетипично для ее слишком заботливого брата сообщить сестре об этом.

Элинор обучали этикету с тех пор, как она начала говорить, и, конечно же, она знала, как подходящим образом ответить на чью-то новость о трагической потере. Однако это был гораздо более сложный случай, чем обычно. Слова Валентина прозвучали так, словно он не был слишком задет или опечален, а скорее освобожден.

— Сколько тебе было лет? — тихо спросила она.

— Когда он умер? Восемнадцать. Мой дядя, лорд Уодделл, был в ярости, что старик дотянул до моего совершеннолетия. Он практически пускал слюни, так ему не терпелось наложить лапы на опекунство над Девериллом, — Валентин фыркнул. — С тех пор я его не видел.

— Должно быть, не тебя свалилась слишком большая ответственность для пятнадцатилетнего мальчика.

Маркиз пожал плечами.

— Я делал то, что должен был делать. А теперь я делаю то, что хочу.

— Итак, сегодняшнее игнорирование тобой правил — это твое собственное восстание, точно также как Себастьян говорит, что я…

— Это не восстание, — категорично заявил Валентин, резко останавливая экипаж.

— Деверилл, что…

Он сделал знак своему груму подойти к лошадям и спрыгнул на землю.

— Прогуляйся со мной.

— Но…

Валентин обошел вокруг экипажа, подойдя к ней, пока Элинор пыталась сообразить, что он замышляет. Этот мужчина знал правила, но маркиз Деверилл регулярно игнорировал их. А если она еще и рассердила его…

Он протянул ей руку.

— Я собираюсь пройтись. Ты можешь остаться здесь, если пожелаешь.

Элинор не сомневалась, что он оставит ее сидеть здесь, пока сам пойдет прочь, чтобы встретиться с той или иной женщиной. Элинор встала и положила свои руки на его предплечья. В один быстрый, сбивший дыхание миг, Валентин положил руки ей на талию и спустил на землю.

Позади них Хелен начала менее грациозно спускаться вниз, но Деверилл ткнул в нее пальцем.

— Ты подождешь здесь.

Хелен снова уселась на свое место.

Все очень быстро и непредсказуемо начало выходить из-под контроля. Элинор положила руки на бедра.

— Не приказывай моей горничной.

Маркиз наклонился ближе, сложив руки на груди.

— Ты беспокоишься из-за приличий или из-за скандала?

— Из-за скандала, — быстро ответила она.

— Тогда не беспокойся, — пренебрежительно произнес Деверилл, предложив ей свою руку. — Мы вернемся через мгновение, просто совершим короткую прогулку по очень людному парку.

Они направились к близлежащему пруду, повернув, чтобы пойти по дорожке, которая тянулась параллельно заросшему тростником берегу. Некоторое время Элинор молча шла рядом с маркизом, пытаясь понять выражение его лица. Если он пытался напомнить ей о том, как… беспомощно она чувствовала себя в компании Стивена, то он добился умеренного успеха. Валентин не держал ее здесь против воли, и не опаивал ее, и не увозил ее туда, откуда она не сможет найти дорогу домой, но, тем не менее, Элинор была практически наедине с мужчиной, который изо всех сил постарался, чтобы заслужить свою дурную репутацию. И к тому же он уже знал один ее секрет.

— Ты же знаешь, я не боюсь тебя, — выпалила она.

Валентин бросил на нее косой взгляд.

— Я не пытаюсь напугать тебя.

— Я имела в виду, если ты пытаешься запугать меня тем, что не сообщаешь, куда мы идем, или что планируешь, то это не сработает. Рот Деверилла изогнулся в быстрой улыбке.

— Я могу изменить твое мнение за одно мгновение, — прошептал он.

О Господи! Замечательно, теперь она провоцирует распутника сделать что-то, о чем без сомнения пожалеет.

— Я…

— Нам с тобой нужно поговорить, Элинор. Без верных слуг или кого-то еще, кто может подслушать.

Она сглотнула.

— Я слушаю.

— Чего ты хочешь? На самом деле хочешь? И будь добра, скажи мне правду.

Так он догадался. Он осознал, что все, о чем она догадывалась в ту ночь, когда писала свою декларацию, непременно изменится. Что именно ей было нужно и как этого достичь, у нее не было ни малейшего понятия.

— Обещай, что ты не станешь смеяться.

Он покачал головой.

— Я не даю обещаний.

— Отлично, — девушка убрала руку и зашагала вперед по дорожке. — Я не знаю.

— Я так не думаю.

— Но именно поэтому я попросила тебя о помощи, Деверилл. У тебя по сравнению со мной, значительно больше опыта в… во всем.

Он догнал ее, но не предложил свою руку снова.

— Ты не можешь желать перестроить свою жизнь по схеме моей жизни, так что я не могу догадаться, что именно ты от меня хочешь.

— Но я хочу построить свою жизнь по примеру твоей. Во всяком случае, часть жизни.

Деверилл фыркнул.

— Какую именно часть? Тот раздел, в котором я завожу романы с замужними женщинами, потому что у них есть та степень опыта и непостоянства, которыми я наслаждаюсь? Или тот кусочек, где я не являюсь на встречи с друзьями, когда что-то более занимательное встречается на моем пути? Или заключение пари? Или попойки?

Она несколько мгновений смотрела на него в изумленном молчании.

— Это не то, что ты есть.

— Но, это так.

Элинор остановилась, проводя рукой по стене тростника и отчаянно желая, чтобы она достаточно хорошо знала настоящего Валентина Корбетта, чтобы ее слова прозвучали более уверенно.

— Ну, возможно, но это не все, что есть в тебе.

Он прищурил глаза, остановившись в нескольких футах от нее.

— В самом деле? Тогда, пожалуйста, расскажи мне о моем характере, видимо, я ввожу себя в заблуждение.

— Не забывай, что ты спас меня той ночью. И ты очень разозлился из-за поведения Стивена. Мои воспоминания могут быть немного смутными, но это я помню. И ты доставил меня домой в целости и сохранности, и не попытался воспользоваться преимуществом.

— Моя дорогая, одно доброе дело за всю жизнь не делает из меня героя. Но речь идет не о моих дурных привычках, а о том, что ты собираешься выработать эти привычки у себя.

— Я не хочу иметь никаких дурных привычек.

— Тогда скажи, умоляю тебя, что я делаю здесь? — спросил он более громким голосом.

Как Элинор могла объяснить, что тот человек, каким он описал себя, был не обязательно тем человеком, которого она видела? Да, у него были отвратительные наклонности, и он первым признавал это. Но у Валентина было и несколько замечательных качеств, помимо очевидного остроумия и интеллекта. И честности. Она никогда не слышала, чтобы он лгал, даже для того, чтобы защитить свои собственные интересы. Это случалось только тогда, когда он защищал ее.

— Ты мне нравишься, — ответила она.

Деверилл моргнул.

— Прошу прощения?

— Ты сказал, что я тебе нравлюсь, а ты нравишься мне. Мне нравится, что ты не пытаешься поставить себя выше всех, потому что у тебя есть титул и древнее, уважаемое имя. Ты тот, кто ты есть. Ты не меняешь свой внешний вид ради чьего-то удовольствия или комфорта, но, тем не менее, ты можешь быть очаровательным и добрым, если этого захочешь.

— Рискну показаться сентиментальным, но мне кажется, что ты описываешь себя. Если это то, что ты ищешь, то ты это уже нашла.

— Нет, — ответила Элинор, пытаясь не отвлекаться на неожиданный комплимент, — это то, что мне нравится в тебе. Чего я хочу, так это того, как ты живешь.

— Как…

— Не так, как ты описал это, но эту… свободу. Тебе не нужно разговаривать о погоде, или танцевать с кем-то, потому что он богат и титулован, и не нуждается в тебе, или не танцевать — и даже не беседовать — с теми, у кого нет титула, и кто нуждается в тебе. Тебе не нужно взвешивать каждое свое слово даже когда разговариваешь с друзьями, из опасения, что ты можешь нанести ущерб восьмисотлетнему превосходству и высокомерию Гриффинов. — Она сделала вдох, от разочарования ее голос звучал выше обычного. — Мне нужно все это, и остальное, что в промежутках между ними.

— Тогда просто будь этим человеком, — ответил Валентин после нескольких секунд молчания.

— Я и пытаюсь быть. Но, я не могу… не могу выяснить, как это сделать, не причинив боли и урона моей семье. Есть и другие люди, о чьих жизнях и репутации я должна помнить. Я люблю свою семью. Она всегда будет иметь для меня значение.

Валентин покачал головой.

— Если в первую очередь ты думаешь о том, что можешь сделать что-то неправильно, то тогда это не свобода, Элинор. Это страх.

— Но у меня есть о чем задуматься, помимо того, чтобы быть свободной. Я не мужчина, и я…

— Это я заметил.

— … и я не хочу, чтобы меня принудили к идее моего брата о правильном браке. Я хочу разработать собственную стратегию. Чтобы сделать это, есть правила, которым я должна следовать. Игнорировать их будет просто глупо.

— Тогда придерживайся их, — при виде недовольного выражения на ее лице, Деверилл подошел ближе. — Я думаю, что ты знаешь, чего хочешь, и знаю, что я не тот, кому ты должна подражать, если твоя забота — это сделать всех счастливыми. Я чертовски уверен, что ты не собираешься искать мужчину, за которого можешь выйти замуж, если настаиваешь на моей компании и руководстве. Я полагаю, что ты хочешь положительного мужчину. И я со всем авторитетом могу заявить, что в Лондоне есть положительные мужчины, которые — я уверен — будут счастливы заполучить тебя.

— Но я…

— Самый лучший способ действовать — это продолжать быть той, кто ты есть. Из того, что ты сказала мне, и что я сам видел, ты хочешь быть хорошей — хорошей сестрой, хорошим членом семьи Гриффин. У тебя нет намерения, отбросить свои обязательства, и ты не хочешь становиться грешницей. Мой лучший совет тебе, Элинор: иди домой и говори Мельбурну «нет» до тех пор, пока он не приведет домой того супруга, которого ты захочешь.

Проклятие. Она просто ненавидела то, что он был абсолютно прав. Снова. Слеза побежала по ее щеке прежде, чем она смогла смахнуть ее.

— У меня есть идеи по поводу того, что мне нужно, но в крепости Гриффинов мне никогда не реализовать их. Может, я не знаю точно, что я хочу или кого я хочу, — парировала она, ее голос дрожал, — но я не сдамся, пока не выясню это. Я не стану снова скучной и расставшейся с мечтами, пока не переживу по крайней мере одно большое приключение. Я не отступлю. Я не могу, Валентин.

К ее изумлению, маркиз наклонил голову в ее сторону.

— Приключение? — повторил он. — Какого рода приключение?

Девушка глубоко вдохнула, закрыв глаза, и представила, что она бы сделала, если бы могла все, все, что угодно, но только однажды.

— Что-то дикое и свободное, и совершенно безумное. Что-то неприличное, — Элинор снова открыла глаза. — А затем, думаю, я смогу найти мужа, который подойдет мне, и который, по меньшей мере, не разозлит Мельбурна.

Рот Деверилла изогнулся.

— Очень последовательно. Значит, ты настроена решительно.

— Да, это так. Что ты думаешь об этом, Валентин?

— То, что я думаю, может заполнить несколько томов, — ответил он. — Я попробую придумать подходящее неприличное приключение для тебя. Но я не сводник, так что тебе самой придется заняться той частью, которая касается мужа.

Отлично, теперь у нее было предложение помощи от него. Она сможет позже уговорить его на большее. Что имело значение в данный момент, так это то, что у нее появился союзник.

Под влиянием эмоций Элинор подошла к нему и обняла.

— Спасибо тебе.

Валентин взялся пальцами за ее подбородок, приподняв голову девушки вверх. Он медленно наклонился и коснулся губами ее губ, мягко, призывно, соблазнительно. Она перестала дышать. Словно электрический разряд пробежал по ее позвоночнику. Хотя они не двигались, Элинор могла бы поклясться, что ее ноги оторвались от земли. Не удивительно, что женщины практически падали к его ногам. Когда маркиз выпрямился, она обнаружила, что прижалась к его груди.

— Я предупреждал тебя, что не стоит благодарить меня заблаговременно, — прошептал он, ставя ее на ноги, а затем повернулся, чтобы продолжить прогулку.

Но Элинор уже была благодарна ему. Воспоминания о твердых, эгоистичных, неумелых губах Стивена Кобб-Хардинга, прижимающихся к ней, внезапно исчезли. У нее теперь было гораздо более приятное — и гораздо более тревожащее — воспоминание.


Глава 8


Сославшись на несуществующую встречу со своим портным, Валентин вернул Элинор задолго до назначенного срока в два часа. Как только его экипаж покинул подъездную дорожку Гриффин-Хауса, маркиз снова остановил упряжку.

— Уайли, поезжай домой, — приказал он, передавая поводья груму и спрыгивая на землю.

— Милорд? — осведомился грум, забравшись на высокое сиденье.

— Я собираюсь прогуляться.

— Да, милорд. — Прищелкнув языком, слуга покатил в экипаже дальше по улице.

Все пошло совершенно не так, как он планировал. С одной стороны, Валентин хотел убедить Элинор отказаться от ее плана восстания, или, по крайней мере, отказаться от роли её наставника. Но теперь он, кажется, крепко увяз посреди поля битвы клана Гриффинов. Он фактически предложил Нелл помочь найти что-то, что сможет удовлетворить ее тягу к приключениям. Он, маркиз Деверилл. Предложил. А затем все стало еще хуже.

Всё верно, вопрос Элинор о его отце ударил его, словно кулак в живот; Валентин думал, что у него остались только расплывчатые воспоминания о старом пугале, но, очевидно, он ошибался. За все первые восемнадцать лет его жизни не произошло ничего, что стоило бы вспоминать, но как только мысли об этом закрадывались в голову… По крайней мере, сегодня у него было что-то, позволяющее держать на расстоянии мысли о тех сумасшедших, невидящих зеленых глазах.

И это что-то было еще более тревожащим. Он поцеловал Элинор Гриффин.

— Ради Бога, Валентин, ты — идиот, — обругал он себя, игнорируя вопросительные взгляды со стороны прохожих. — И сумасшедший. И, ко всему прочему, дурак.

Нежные, девственные губы, её мягкий вздох — все это будет преследовать его сильнее, чем мысли о безумном, бушующем отце. Братья Элинор доверяют ему. Она доверяет ему. У нее доброе сердце и добродушный характер, от чего в обычных условиях он убегал бы со всех ног. Все это не имело никакого смысла.

А слушать, как она раскрывает причины, отчего и почему решила поискать свободу и мужа, который будет ее понимать, было почти так же тревожно. Предполагалось, что женщины служат призами или игрушками. Перед тем, как сойти с ума, его отец научил его, по крайней мере, этому, и демонстрировал свои взгляды при каждой возможности и с похвальной регулярностью. Все женщины, которых Валентин знал тогда и после, только подтвердили точку зрения старого маркиза. Тем не менее, эта женщина, кажется, имела собственные цели, в которые не входило забираться в постель к богатым и влиятельным. Как странно. И как возбуждающе.

Валентин заявил, что ему нечему научить ее. Строго говоря, это не было правдой, хотя прикосновения мужских рук к ее обнаженной коже, ощущение твердого члена, двигающегося в ней — всего этого, вероятно, не было в ее списке. Господи Иисусе, ему нужно было выпить.

Лошадь фыркнула за его спиной, так близко, что он смог ощутить горячее дыхание животного на своем затылке. Инстинктивно маркиз отпрянул в сторону. Колесо экипажа проехало почти по нему. Оно задело его за локоть, зажав его между экипажем и каменной стеной.

Валентин быстро обернулся, готовый резко раскритиковать любого идиота, управлявшего экипажем, который направил свое транспортное средство на тротуар и пытается задавить пешеходов. Но экипаж даже не замедлил своего движения.

Нет, это — фаэтон, поправил себя маркиз, хотя сзади не было герба, и возница настолько низко ссутулился, что между его шляпой и пальто невозможно было увидеть ничего, кроме дюйма светлых волос. Тем не менее, этих волос, да еще пары гнедых лошадей, запряженных в экипаж, было достаточно, чтобы совершенно точно определить, кто только что пытался его убить.

— Стивен Кобб-Хардинг, — выдохнул он, ощупывая оторванный рукав своего сюртука. Крепкий материал, вероятно, был единственной причиной, по которой его рука не была сломана. Если бы на его месте была девушка в платье, то ее одежда могла бы зацепиться за спицы колеса и потащить несчастную за собой.

Другие пешеходы приблизились к маркизу, бормоча «Вы не ранены?» и «Бога ради, это же Деверилл».

— Со мной все в порядке, — пробормотал Валентин в направлении толпы, а затем забыл о ней.

Какое интересное развитие событий. То, что Кобб-Хардинг ведет себя как трус, не делает его менее опасным. Как раз напротив. И это касается не только Деверилла.

Его первой мыслью было вернуться в Гриффин-Хаус и предупредить Элинор и Мельбурна о том, что они должны быть готовы к дальнейшим неприятностям со стороны этого ублюдка, но Валентин дал обещание. Именно поэтому он ненавидел обещать что-то. Это приводило к всевозможным скверным, затруднительным ситуациям. Он не сможет предупредить Мельбурна, не предав доверие Элинор. А прежний интерес Элинор к Кобб-Хардингу был одновременно и странным, и публичным, так что если бы маркиз бросил вызов и сам попытался разобраться с тем, кто напал на него, то имя девушки также связали бы с этим.

— Проклятие.

В довершение всего этого, ложь маркиза о необходимости посетить своего портного стала реальностью. Затем ему придётся посетить нескольких друзей и выяснить, что они знают о человеке, который одурманивает женщин, а затем пытается изнасиловать их. И чье новое хобби, очевидно, состоит в том, чтобы стремиться задавить джентльменов, которые возражают против его методов обольщения.

— Тетя Тремейн! — завизжала Пип, промчавшись мимо дворецкого, чтобы прижаться своим маленьким телом к ногам крепкой матроны, стоящей на пороге своей утренней гостиной.

— Соблюдай этикет, Пип, — предостерег ее отец, входя в фойе после Элинор.

— Ерунда, Себастьян, — усмехнулась леди Глэдис Тремейн, обнимая голову своей внучатой племянницы — единственную часть тела Пенелопы, до которой она могла дотянуться, даже согнувшись. — Этикет — это для знакомых. А для семьи нужны объятия.

— Тогда я исправлюсь, — сказал герцог, выступив вперед и поцеловав свою тетю в круглую щеку.

— А ты, Нелл? — продолжила графиня Тремейн. — Что ты мне предложишь? Объятие или поцелуй?

— И то, и другое. — Элинор бросилась вперед, обняв свою тетю поверх головы Пип и заставив девочку истерически захихикать.

— Вы меня расплющите! — она устроила целое представление, выбираясь из двойного объятия, а затем понеслась в утреннюю гостиную. — Печенье с шоколадом! — сообщила девочка.

— О, Господи, — проворчал Мельбурн и последовал за дочерью.

Элинор хихикнула, все еще крепко обнимая тетю за плечи. В компании своих братьев она чувствовала себя в безопасности, но только в присутствии тетушки Тремейн ей было… уютно.

— Боже мой, Нелл, — пробормотала Глэдис, так же крепко обнимая девушку в ответ. — Ты пугаешь старую женщину, обнимая ее с такой силой. Что-то не так?

— Просто у меня было несколько необычных дней, — ответила Элинор, неохотно выпуская тетю из объятий и отступая назад, — и я ощущаю потребность в хорошем объятии.

— Тетя Нелл объявила о своей независимости, — тягуче провозгласила Пип от дверей, ее рот уже был вымазан шоколадом.

— В самом деле?

— Она это сделала, — подтвердила Пенелопа, потянув Элинор за руку, пытаясь втащить ее в утреннюю комнату. — Я вначале подумала, что она собирается отправиться в Колонии, но этого не произошло.

— Я все еще могу это сделать, — пробормотала Элинор, поймав надменный взгляд Мельбурна, когда вошла в комнату.

— Ты должна рассказать мне об этом все, — проговорила тетя Тремейн, послав лакея за добавкой шоколадного печенья. — Это звучит очень увлекательно.

Элинор очень хотела рассказать своей тетушке об этом, но определенно не тогда, когда Пип и Себастьян будут сидеть в трех футах от нее.

— Все было не настолько драматично, — ответила девушка. — Я только хотела получить немного больше свободы и возможность самой найти себе мужа до того, как Мельбурн выберет мне кого-нибудь из большого количества.

Пип взглянула на своего отца.

— Разве ты держишь мужей в бочке[10 - Игра слов: barrel — одновременно означает и «бочку», и «большое количество чего-либо».], папа?

— Нет. Они сидят в коробке. Очень большой коробке, в которой проделаны отверстия для воздуха.

Тетя Тремейн рассмеялась.

— Твой отец обманывает тебя, Пенелопа. Если бы потенциальные мужья сидели в коробке, то кому-то пришлось бы их всех кормить. А я не могу представить никого, кто захотел бы оплачивать их пропитание.

— Конечно, нет, особенно, если они едят так же много, как дядя Закери.

— Устами младенца, — растягивая слова, произнес Мельбурн.

В течение всего следующего часа они беседовали о том, что Пип изучает со своей гувернанткой, миссис Бевинс, имеющее отношение к обезьянам и Мадагаскару, о моде и о том, кто с кем помолвлен, и о том, кто до этого момента устроил лучшие и худшие приемы в этом Сезоне.

— Я слышала, что уже произошла, по крайней мере, одна драка из-за девицы в этом Сезоне, — прокомментировала тетушка Тремейн. — Леди Истон рассказала мне.

— Мы все знаем, как серьезно нужно воспринимать все, что она рассказывает, — заметил в свою очередь Себастьян. — В самом деле, тетя.

— Правдивы эти сплетни или нет, но они, по меньшей мере, интересны. Но леди Истон утверждает, что она слышала эту историю от знакомого, который слышал ее от кого-то еще, потому что она сама никогда не посещала ни одной безнравственной вечеринки у Бельмонта, так что я не уверена, насколько серьезно следует это воспринимать. Тем не менее, об этом можно отлично посплетничать.

— А кто подрался? — захотела узнать Пип.

Элинор хотелось провалиться через персидский ковер и сквозь пол. Если Мельбурн когда-нибудь узнает, что произошло, и что это случилось у Бельмонта, восстание тут же закончится. И она получит по заслугам все то, что он придумает для нее.

— Никто не знает, дорогая. Это был маскарад, так что все, что леди Истон смогла рассказать, так это то, что, как сообщили, пантера ударила лису по носу, а затем унесла прочь черно-красного лебедя и увезла его в экипаже.

— Я думаю, что это романтично, — заявила Пип.

На мгновение закрыв глаза, Элинор молча послала благодарственную молитву за то, что никто из домашних не видел ее в том платье. Деверилл был прав, когда посоветовал ей уничтожить его, хотя после того, как Стивен Кобб-Хардинг грубо лапал ее в нем, она все равно никогда снова не надела бы его.

— Чей это был экипаж? — спросил Мельбурн, погрозив пальцем Пип, когда та попыталась стянуть еще одно печенье.

— А в этом месте, я боюсь, детали становятся до абсурда расплывчатыми. Так как Мариголд слышала все это из третьих рук, то она не уверена, была ли это карета Принни, лорда Уэстфилда или твоего друга лорда Деверилла, — дама хихикнула. — Я сама склонилась бы к версии, что это Уэстфилд, потому что известно, что он и раньше бил людей.

Мельбурн фыркнул.

— Я бы поспорил, что это был не Деверилл. Я никогда не слышал, чтобы он затеял драку из-за женщины.

— Валентин? — прокомментировала Пип. — Он очень сильный. Однажды он поднял меня в воздух одной рукой. Конечно же, я тогда была маленькой.

Тетя Тремейн хихикнула над заявлением шестилетней девочки, но внимание Себастьяна было сосредоточено на Элинор. В какой-то момент она почти запаниковала. Однако, до тех пор, пока ей не предъявят обвинение, она не собирается ни в чем признаваться.

— Вот почему тебе необходимо соблюдать правила приличия, даже в этом твоем маленьком приключении, — сказал герцог. — Если бы это была ты, в той маске лебедя, то тебя бы уже в Лондоне не было.

— Едва ли справедливо раздавать угрозы, основываясь на действиях других людей, — заметила Глэдис. — Я абсолютно уверена в том, что Нелл в точности знает, чего ожидают от юной леди ее происхождения и положения.

Да, она знала, но это вовсе не облегчало выполнения того, что от нее ожидали.

— Мне показалось, что ты даже не поверил в эту историю, Себастьян.

— Я сам слышал нечто похожее этим утром, — ответил ее брат. — Что, конечно же, не делает ее правдивой, но от этого история становится более вероятной.

— Я хочу знать, когда смогу пойти на маскарад. — Пип уселась на колени к отцу и подняла на него взгляд. — Я буду принцессой. Или павлином.

— Ты будешь прекрасным павлином, моя дорогая, — ответил тот, целуя ее вздернутый нос. — Но в настоящий момент, я думаю, нам нужно попрощаться до того, как ты съешь все шоколадное печенье в Лондоне.

— Я съела далеко не все.

— Но ты попыталась, — герцог поставил ее обратно на ноги и встал. — Поцелуй тетушку Тремейн, и давай отправляться домой. — Девочка подчинилась, и они вместе вышли в фойе. — Элинор?

— Я буду через мгновение, — отозвалась девушка, схватив тетю за руку.

Мельбурн и Пип направились к карете, но Элинор потянула тетушку Тремейн обратно в утреннюю гостиную.

— Могу я заехать к тебе завтра? — спросила девушка.

— Конечно же, моя милая. Что-то неладно. Я чувствую это.

— Не то чтобы уже неладно, но может быть, — ответила Элинор. — Пожалуйста, не говори Мельбурну.

— Мы, молодые леди, должны объединяться. Мне можешь рассказать все, Нелл. Ты знаешь это.

— Спасибо, тетушка. — Еще раз поцеловав круглую щеку Глэдис, Элинор присоединилась к своему брату и племяннице в карете.

— Что произошло?

— Это — личное. Но не беспокойся, мы обсуждали не тебя.

— От этого мне не становится легче, — герцог расправил один из локонов на голове своей дочери. — Ты собираешься посетить прием у Фирайонов этим вечером?

— Думаю, что да.

— А кто будет сопровождать тебя?

— Себастьян, это не было частью нашего соглаше…

— Я не препятствую твоим делам, — возразил он. — Я просто задал вопрос.

Совершенно верно. И еще не так много времени прошло после того, как ее почти изнасиловал Стивен, так что Элинор была благодарна брату за этот вопрос.

— Думаю, что я присоединюсь к тебе, если только у тебя не появились другие планы.

— Я никогда не составляю планов, из которых исключается моя семья.

Элинор слегка нахмурилась.

— Это потому, что ты совершенно счастлив в той жизни, которая у тебя есть. Ты можешь делать масштабные заявления о своей щедрости, потому что у тебя есть все, что ты хочешь, и как раз там, где ты хочешь.

Серые глаза спокойно и долго изучали девушку, и на мгновение в их глубине мелькнуло что-то, похожее на боль.

— Это слишком близорукое утверждение, Элинор. И совсем не характерное для тебя.

Пенелопа потянулась через сиденье и взяла ее за руку.

— Тетя Нелл сражается за свою независимость, — мудро проговорила она. — Я думаю, что ей нелегко.

Элинор вздохнула.

— Спасибо, Пип, — обратив взгляд обратно на старшего брата, она слегка улыбнулась. У него не было всего, чего он хотел, хотя когда-то он это имел. Если бы у него не было Пип три года назад, когда умерла Шарлотта, и Себастьян стал вдовцом, Элинор не знала, что бы он делал. А что он сделал на самом деле, так это вернул своих холостяков-братьев и предоставил им бесплатное проживание в старом родовом доме, просто для того, чтобы держать свою семью рядом с собой и в безопасности. Нет, Мельбурн имел многое, но даже у него не было всего. Больше нет. — Прошу прощения, Себастьян, — тихо проговорила она. — Но ты мог бы сделать это более простым для меня.

— Я знаю, что мог бы, но не собираюсь этого делать.

Вместо того чтобы без конца спорить о том, кто для кого делает жизнь трудной, Элинор решила отступить в свою спальню с книгой. Однако как только она оказалась в своей комнате, то остановилась у окна. Она не могла представить себе Валентина, прячущегося в своих личных покоях с книгой, когда ближе к середине дня так маняще выглядели толпы людей на Бонд-стрит и в Гайд-парке.

Нелл подумала, что могла бы приказать груму отвезти ее в любое из этих мест, или в Лондонский Зоопарк, или в Британский Музей, хотя сегодня ни то, ни другое не казалось особенно экзотическим. Что же может сделать девушка, если она хочет стать несдержанной и порочной?

Всегда можно снова поцеловать маркиза Деверилла. Элинор провела пальцем по губам. Она мечтала о том, чтобы он поцеловал ее, в течение шести лет, с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать. Тогда Элинор была еще ребенком, а когда она подросла, то, конечно же, появились все эти правила. Друзьям братьев позволялось болтать с ней или танцевать с ней, когда для этого была возможность, но они никогда не должны были смотреть на нее как на женщину и никогда, и ни за что не должны были ее целовать.

Деверилл, очевидно, знал правила, но все равно поцеловал ее. И ох, Боже мой, что это был за поцелуй. Ее целовали и раньше, в те редкие моменты, когда какому-нибудь повесе или поклоннику, или кому-то еще удавалось увести ее от братьев на секунду или две, но прежде никто и никогда не сумел заставить ее пальцы на ногах подогнуться. Конечно же, она никогда настолько… не теряла головы, как это было с Валентином Корбеттом.

Элинор одернула себя. Ее соглашение касалось вовсе не Деверилла, оно относилось к ней. Ее выбора и ее желаний. И все же, большую часть своего времени она проводила думая или о маркизе, или о том, что бы он сделал в данной ситуации.

— Ох, прекрати все это, — пробормотала она, и уселась за свой маленький письменный стол. Что ей было нужно, так это составить список того, к чему она стремилась, а также список потенциальных мужей. Это важно. Тогда она сможет сосредоточиться на своих целях и отбросить в сторону те вещи — и тех людей — которые стоят между ней и ее приключением. Вероятно, она даже сможет связать приключение с каким-то мужчиной, и, выбирая наиболее желанную деятельность, найти наилучшую перспективу с точки зрения брака.

Элинор вытащила лист бумаги и обмакнула перо в чернила.

— Номер один, — проговорила она, аккуратно выводя цифру на краю листа, — Приобрести более смелый гардероб, который будет лучше отражать то, что я чувствую, — написала девушка.

Это великолепное начало, решила Элинор. Она даже может пометить этот пункт как выполненный, потому что у нее было больше дюжины платьев от мадам Констанцы, даже если не считать печально известный красный туалет.

— Номер два, — продолжила она. — Разговаривать с любыми мужчинами или женщинами по своему выбору, а не только с теми, кого заранее одобрило мое семейство.

Ну, это она уже начала делать, хотя ее первая реальная попытка окончилась тем, что ее опоили и напали на нее. Тем не менее, она не позволит этим событиям остановить себя. Аристократическое высокомерие Мельбурна было замечательным и отлично ему шло, но он уже испытал многое в этом мире. Нелл не могла позволить его стандартам контролировать ее жизнь.

— Номер три, — задумавшись ненадолго над этим пунктом, она несколько раз обмакивала перо в чернильницу, а затем вытирала его от лишних чернил. — Научиться править фаэтоном так же хорошо, как мужчина.

Элинор нахмурилась и снова почти нацарапала линию на бумаге. Вовсе не каждое воспоминание должно быть таким шокирующим. А то, что именно Стивен предложил учить ее, не означало, что у нее пропало желание учиться. Ей просто нужен другой, лучший инструктор. Деверилл, вероятно, подойдет, если, конечно она сможет убедить его.

— Номер четыре, — продолжала она. — Пережить приключение.

Хм. Это было довольно расплывчато. Деверилл заявил, что присмотрит что-нибудь для нее, но чем дольше Нелл думала об этом, тем яснее осознавала, что ей нужно найти его для себя самой. И не просто потому, что любое приключение, которое Валентин задумает, скорее всего, будет достаточно скандальным, чтобы разрушить ее репутацию и репутацию всех, кто окажется на расстоянии пятидесяти футов. Как только она найдет свое собственное приключение, то все остальное встанет на свои места.

Кроме того, она объявила о своей декларации всего лишь четыре дня назад. Выбирать приключение только для того, чтобы вычеркнуть этот пункт из списка, будет смешно и может привести к обратным результатам, к тому же, достаточно опасным для остальных ее планов. В конце концов, приключение должно идти перед поисками мужа. В то же время, она не сможет бесконечно откладывать решение обоих вопросов; ее независимость не будет длиться вечно. А если Мельбурн положит конец ее восстанию до того, как она выполнит этот пункт, то она никогда не будет удовлетворена или хотя бы довольна.

Элинор оставила пустое место, чтобы позже вернуться к теме приключения, и перевернула страницу, чтобы начать составлять список возможных мужей. Она решила отмечать их не цифрами, а буквами. В конце концов, она ведь еще не оценивает их; это просто лист потенциальных кандидатов.

— «А», — начала она, тщательно выписывая букву, добавляя завитушки и украшения для красоты. Хм. Снова оставив пустое пространство, она поместила ниже буквы от «В» до «G», уделяя каждой из них такое же внимание, как и букве «А», с той целью, чтобы она не смогла предпочесть более сложную по оформлению букву.

Проделав все это, Нелл вернулась к верхней части листа.

— «А», — повторила она.

И ничего.

Спустя двадцать минут девушка осознала, в чем заключалась ее проблема. Она еще не закончила с пунктом номер два: не встретилась с широким кругом людей, так что она еще не знакома с достаточным количеством холостых джентльменов — кроме тех, которых одобрили Гриффины — чтобы составить полезный для себя список. Ради Бога, единственное имя, которое ей захотелось написать, было имя Валентина, но даже она не зайдет так далеко, чтобы доказать свою точку зрения.

Помимо того факта, что маркиз Деверилл будет ужасным мужем, несмотря на то, что этот выбор абсолютно точно убьет Себастьяна и, несмотря на тысячи других причин, Деверилл никогда не согласится на это. Она знала его вкусы — замужние женщины с невысокой нравственностью и сердце, не вовлечённое в эти связи. Но, так как она хотела бы любить своего мужа, и чтобы он любил ее в ответ, то Валентин никогда ей не подойдет.

Итак, ее список целей остался незаконченным. А список мужей — пустым.

Ничего не изменилось к тому времени, когда появилась Хелен, чтобы помочь ей одеться к балу. Вечернее платье цвета полуденного неба у выреза меняло свой цвет до полуночной синевы у складок юбки, и Элинор берегла его для особенного случая. Сегодня по какой-то причине она ощутила, что такой случай настал.

Девушка обдумывала, надеть ли ей снова плащ, но к этому времени ее братья уже знали, какой стиль платьев она предпочитала, и Нелл определенно не хотела заставить их думать, что опять надела что-то крайне скандальное. В любом случае, это платье было скорее красивым, чем дерзким. Насколько она понимала, мадам Констанца превзошла себя. Из беседы с модисткой девушка узнала, что та в течение нескольких лет искала себе клиентку среди аристократии. А теперь она, очевидно, наслаждалась этим испытанием.

Закери тихо засвистел, когда она спустилась по лестнице. Это был знак того, что ее гардероб улучшился, или, по крайней мере, стал менее консервативным. Несомненно, ни один из братьев никогда не свистел при ее появлении прежде.

Лицо Шарлеманя неодобрительно нахмурилось, а реакцию Мельбурна узнать было гораздо труднее. Он долго смотрел на сестру, затем кивком приказал Стэнтону открыть парадную дверь.

— Едем?

Когда Закери помогал сестре подняться по ступенькам в экипаж, он сжал ее пальцы.

— Ты добьешься того, что каждая девица будет подражать тебе в следующем Сезоне, — прошептал он. — Мы увидим целый водоворот из платьев мадам Констанцы. И я со своей стороны хотел бы поблагодарить тебя за это.

Нелл быстро поцеловала его в щеку.

— Ты становишься на мою сторону в этом деле? — прошептала она в ответ.

— Не говори никому, или меня вздернут как предателя, но, очевидно, что ты не была счастлива в последнее время. Если это дело то, что снова заставит тебя улыбаться, тогда я поддержу тебя.

Получив такие неожиданно хорошие новости, Элинор приехала на бал, ощущая гораздо больше оптимизма, чем за прошедшие несколько дней. Ситуация оставалась далекой от идеальной. Но, кажется, она начала приобретать союзников на своем пути.

Дворецкий Фирайонов объявил о прибытии их семьи, и Нелл влилась в вихрь света, шума и музыки. Ее браться старались не попадаться ей на глаза, хотя она все еще ощущала взгляд Мельбурна через зал. Тем не менее, он пока держал свое слово и не вмешивался.

Казалось, что каждый мужчина в Лондонском обществе обнаружил, что ее компаньоны оставили свою службу, и ее танцевальная карточка заполнилась практически за одну минуту. Элинор удалось сохранить один вальс свободным, хотя она не имела понятия, посетит Деверилл этот прием или нет. Фирайоны, на его вкус, были слишком положительными.

Нелл полагала, что должна отдать этот танец, чтобы еще дальше продвинуться в поисках, по крайней мере, еще одного джентльмена, которого можно будет занести в список. Но она хотела узнать от Валентина последние новости о своем приключении и о том, слышал ли он что-то о Кобб-Хардинге. Если бы кто-то так ударил ее, то она держала бы свой рот закрытым, но, прежде она никогда не была в такой ситуации. А слухи уже ходили по городу. Слышал ли их Валентин?

После двух кадрилей и контрданса[11 - Контрданс (country-dance) — народный танец, в котором танцующие образуют две линии, лицом друг к другу.] гости и оркестр взяли столь необходимый перерыв. Элинор заметила Барбару Хаусен, пробирающуюся к столу с закусками, и изменила направление движения, чтобы присоединиться к подруге, когда широкая мужская фигура преградила ей путь. Сердце девушки застучало. Он все-таки решил прийти.

Но когда она подняла взгляд, ее предвкушение превратилось в тревогу. Стивен Кобб-Хардинг стоял прямо перед ней, его голубые глаза впились в вырез ее платья. Элинор вздрогнула, сражаясь с инстинктивным желанием прикрыть свою грудь и сбежать.

Его взгляд медленно поднялся к ее лицу.

— Добрый вечер, Элинор. Могу ли я попросить у вас танец?

Этот вопрос был таким абсурдным, что на мгновение она даже не знала, как ответить.

— Моя карточка заполнена, — наконец произнесла она, попятившись, чтобы дать себе пространство, где можно было дышать, и чтобы можно было обойти мужчину.

Он сделал шаг вперед, следуя за девушкой.

— Несомненно, у тебя осталось одно место для твоего будущего мужа.

— Ты последний человек в Лондоне — и во всем мире — за которого я вышла бы замуж, — парировала Элинор. — И ты должен быть счастлив, что я не поставила в известность Боу-стрит, и они не арестовали тебя.

— Да, и почему же ты не сделала этого? О, да потому что тебе пришлось бы признаться, что ты присоединилась ко мне на вечеринке у Бельмонта. А затем я бы признался, что ты слишком много выпила, а потом ты и я отправились в отдельную комнату.

Девушка побледнела.

— Ты бы не посмел.

— Не посмел? Я смог бы даже описать маленькую родинку, которая у тебя вот здесь… — Он показал на внешнюю сторону ее левой груди.

Элинор не могла дышать. Никто никогда не был таким подлым. Но она все еще была Гриффин, а Гриффины не пасуют ни перед чем.

— Ты думаешь, что это убедит меня выйти за тебя замуж? — спросила она, с одной стороны желая, чтобы Стивен выбрал менее людное место для такой дискуссии, а с другой стороны испытывая облегчение, что он этого не сделал.

Наглец ухмыльнулся.

— Нет. Но мне ведь не нужно убеждать тебя, не так ли? — Кобб-Хардинг бросил взгляд через ее плечо.

Мельбурн. Ох, он будет так зол и так разочарован в ней. Элинор не могла позволить этому случиться.

— Если ты расскажешь кому-нибудь о том, что случилось, то я позабочусь о том, чтобы все узнали о том, какое ты животное, и насколько твое поведение внушает мне отвращение.

— Моя дорогая, я спросил, хочешь ли ты присоединиться ко мне у Бельмонта, и ты согласилась. Я не тащил тебя туда насильно. И именно ты оделась как актриса, а затем попыталась соблазнить меня, несомненно, чтобы бросить вызов своему брату. Если я решил использовать твое плохое поведение в своих интересах, то это моя привилегия. — Он подошел ближе. — Я сделал именно это — воспользовался своим преимуществом.

— А что если я решу всадить тебе пулю между глаз? — послышался низкий голос Деверилла. Он остановился рядом с Нелл, достаточно близко, чтобы его пальцы прикоснулись к ее руке. — Это будет моя привилегия.

Кобб-Хардинг покачал головой, делая шаг назад.

— Я пришел сюда не драться с вами. Я здесь только для того, чтобы обсудить кое-что с герцогом Мельбурном.

— Тогда ты не должен угрожать леди Элинор, как не должен был пытаться переехать меня сегодня днем.

Элинор оторвала взгляд от Кобб-Хардинга, чтобы уставиться на Деверилла.

— Он что?

— Оторвал рукав от моего проклятого сюртука. Так что более неотложный вопрос для тебя, Стивен, должен быть не тот, хочешь ли ты поговорить с Мельбурном, а хочешь ли ты встретиться со мной на рассвете где-нибудь в уединенном месте.

Заносчивое, самоуверенное выражение на лице Кобб-Хардинга слегка изменилось.

— У вас нет никаких доказательств.

— Мне не нужны доказательства. Я был свидетелем произошедшего, оба раза. У меня хорошее зрение, и к тому же очень долгая память. А сейчас повернись и покинь этот дом, или выбирай место для нашей завтрашней встречи. Пистолеты я уже выбрал.

— Это…

Маркиз придвинулся ближе.

— Если ты немедленно не уберешься, то я не остановлюсь только на том, чтобы опозорить тебя или вызвать скандал. Я убью тебя, Кобб-Хардинг. Но оставляю выбор за тобой.

Стивен сжал губы, бросил гневный взгляд на Элинор, а затем, натянуто кивнув Девериллу, развернулся кругом и зашагал к выходу из бального зала. Элинор смотрела ему вслед, выдохнув воздух, который, казалось, целую вечность находился в ее груди.

— О, Господи.

— Мои извинения, — проговорил Деверилл, оборачиваясь, чтобы взять ее руку и поднести к губам. — Я не хотел встревать, но Кобб-Хардинг, кажется, пробуждает худшее во мне. — Он выгнул бровь. — Или это лучшее во мне?

— Не нужно извинений, — ответила девушка, забирая руку назад, но только после того, как поняла, что он уже ощутил, как дрожат ее пальцы. — Благодарю тебя.

— Это не только ради вас, леди Элинор. Он испортил мой сюртук. А мне это сюртук нравился больше, чем большинство людей. — Маркиз предложил ей свою руку, склонив при этом голову. — Ты закусила губу. Оближи ее до того, как кто-нибудь увидит кровь.

Она даже не осознавала, что сделала это. Элинор облизала губу, ощутив соленую влагу.

— Я не ожидала увидеть его здесь.

— И я не ожидал. Этот тип — трус в самом худшем смысле этого слова.

— А ты угрожал убить его.

— Я знал, что он не останется. Он пытался скрыть свое лицо сегодня днем, когда попытался переехать меня, и он не стал приближаться к тебе перед твоими братьями. Он все еще выискивает, каким способом лучше получить то, чего хочет. Надеюсь, я дал ему возможность обдумать и третий выход из положения.

— Именно это ты и сделал, — Нелл сделала еще один вдох, расправив плечи. — Как много ты услышал?

— Я слышал, как он угрожал тебе. Этого было достаточно.

У Элинор появилось странное желание улыбнуться, несмотря на испорченный вечер.

— Он заявил, что хочет жениться на мне, и что пойдет к Мельбурну, чтобы разоблачить мой опрометчивый поступок, если я не соглашусь на это.

Валентин кивнул, когда они подошли к столу с закусками.

— Я не удивлен. Пунш?

Она с благодарностью приняла стакан.

— Хотела бы я, чтобы он был покрепче… Нет, не хочу. О чем только я говорю?

— Есть разница между ромом и ромом, приправленным лауданумом; хотя леди Фирайон упадет в обморок, если увидит, как кто-то прикладывается к бутылке в ее доме. — С легкой улыбкой он вытащил из кармана фляжку и сделал глоток.

Элинор не смогла удержаться, и оглянулась кругом в поисках хозяйки дома, ярой сторонницы трезвенности.

— Валентин! — воскликнула она, — убери это немедленно!

— Только если ты пообещаешь улыбаться.

— Это так благородно с твоей стороны. И весьма заботливо.

— В самом деле? — ответил маркиз, прикасаясь к ней взглядом. — Кажется, ты пробуждаешь во мне очень странные чувства.

О, ей так нравилось смотреть на него, пытаясь разгадать, о чем он думает. Маркиз удивлял ее на каждом шагу.

— Возможно, мы помогаем друг другу, — предположила девушка.

Валентин понизил голос.

— Если бы у тебя было хоть малейшее представление о том, насколько плохим я хочу быть для тебя, Элинор, то ты с криками сбежала бы от меня.

Господи Боже. Жар разлился у нее под кожей.

— Расскажи мне, насколько плохим ты хочешь быть, — дрожащим голосом попросила она.

Маркиз снова взял ее руку, медленно подняв ее пальцы к своим губам.

— Очень плохим.

— Ты думаешь, что сможешь соблазнить меня? — Пока она произносила эти слова, ей пришло в голову, что он уже наполовину сделал это.

Его пальцы обвились вокруг ее пальцев, глаза спрятались за темными ресницами.

— Да, — прошептал он, — я могу. Но я не сделаю этого. — Валентин резко выпустил ее руку и даже сделал шаг назад. — Думаю, что иногда есть серьезное основание придерживаться правил.

Нелл ощутила себя так, словно ее столкнули в сугроб.

— Это несправедливо.

— Значит, я должен повалить тебя на этот стол и задрать твои юбки? Это определенно будет приключение, но я не думаю, что оно принесет тебе большую пользу.

— Звучит так, словно именно ты сейчас отступаешь, — упорствовала девушка, задетая тем, что он мог всего лишь… играть с ней. — Это так?

— Так и есть.

— Значит, я должна рассказать Мельбурну о Кобб-Хардинге? Он убьет меня. А затем отправит домой в Мельбурн-парк и пришлет какой-нибудь… ходячий пень, чтобы я вышла за него замуж. Но я буду следовать всем твоим глупым правилам.

— Это — не мои правила. Это просто правила, — Валентин убрал на место свою фляжку и воспользовался случаем, чтобы узнать, где находятся ее братья. Все трое, несомненно, заметили беседу своей сестры с Кобб-Хардингом, но маркиз не думал, что у них возникла мысль о том, насколько недружелюбной эта беседа была. Никакое соглашение не удержало бы Мельбурна от того, чтобы броситься на спасение члена своей семьи, если бы тот почувствовал, что что-то неладно.

Самому себе он мог признаться, что его первая мысль при виде Кобб-Хардинга была вовсе не об испорченной одежде. Он подумал об Элинор, стоящей лицом к лицу с человеком, который одурманил и напал на нее. Который выбрал такой момент для разговора с ней, когда рядом не было союзников.

Очевидно, что она была встревожена, но в то же время она стояла перед ним прямо, с поднятым вверх подбородком, а ее глаза с вызовом смотрели на негодяя. Какой бы свободы или приключений она не искала, Элинор была до мозга костей Гриффин.

— Злись на меня, если ты этого хочешь, — сказал маркиз самым мягким тоном, каким смог, — но не жди, что я буду извиняться за что-то. Я потратил очень много времени и сил на то, чтобы стать тем, кем являюсь. И я не собираюсь меняться ни для кого. — У Валентина не было намерения признавать, что с недавних пор мысль о том, кем он является, начала отнимать некоторое количество его ценного времени, которое было предназначено для выпивки, игры в карты и сна.

— Отлично, — произнесла Нелл через мгновение. — Только не цитируй больше эти правила.

Она все еще разговаривает с ним. Дьявол, она даже не ушла прочь. Элинор Гриффин просто удивительная женщина.

— Никаких обещаний, — бросив на нее взгляд, маркиз повернулся к столу с закусками. — А Мальбурну расскажи, все, что захочешь, — продолжил он, вручая ей печенье, — но не делай этого из-за Кобб-Хардинга. Я предупреждал его однажды, что случится, если он снова встретится с тобой. Очевидно, он не поверил мне.

Элинор схватила его за рукав, повернув лицом к себе, так, чтобы она могла смотреть ему в глаза.

— Ты ведь не убьешь его? — воскликнула она; к счастью, как раз в этот момент слуга уронил поднос со стаканами.

— Я не исключаю этого варианта, — ответил он более тихим голосом, удивляясь тому, как учащается его пульс, когда девушка прикасается к нему. — Но это будет последнее средство, к которому я прибегну. Я же сказал тебе, что тебе не нужно беспокоиться о нем, Элинор. Я позабочусь об этом.

Она опустила взгляд, на ее глазах выступили слезы. Валентин подал ей носовой платок, и она сделала вид, что чихает, перед тем как приложить ткань к глазам. Когда Нелл снова подняла голову, то он уже не мог понять выражения ее лица.

— Вы, милорд, — произнесла она, — настоящая загадка.

Маркиз приподнял бровь, пытаясь скрыть осознание того, что ее замечание доставило ему удовольствие.

— Меня называли и хуже.

Элинор сделала гримасу.

— Ты очень добр, но я терпеть не могу быть девицей, попавшей в беду, даже больше чем ненавижу тебя, когда именно ты бросаешь мне в лицо правила.

— Ты сделала ошибку, доверившись мне, Элинор. Во всем остальном не твоей вины, — он улыбнулся. — И поверь мне, я знаю гораздо больше о закулисных интригах, чем ты или Кобб-Хардинг когда-либо сможете надеяться узнать. — Валентин повел ее обратно к танцевальной площадке и ожидавшему ее партнеру по кадрили. — А сейчас, есть ли что-то еще, что я могу для тебя сделать?

— Хм, дай мне подумать. Одолей моего врага, отведи от меня его угрозы, помоги мне обрести свободу, скрой мое плохое поведение от мои братьев… Нет, больше я ничего не могу придумать в данный момент.

Он усмехнулся. Боже, да она остроумна. Валентин и раньше знал, что у нее есть чувство юмора, но не обращал на это достаточного внимания. Так что замечал только то, что она может быть лишь забавной. Очевидно, что у нее есть разум и твердость характера, чтобы отстаивать свои позиции.

— Тогда увидимся позже.

Когда он направился прочь, Элинор вновь схватила его за рукав, заставив так же эффективно остановиться, как если бы поставила стену перед ним.

— Я забыла, — пояснила она, — есть еще одна вещь.

— Да?

— У меня осталось одно место в танцевальной карточке. Хочешь ли ты…

Валентин ответ взгляд от ее лица, взял танцевальную карточку из ее руки и вписал свое имя на свободное место.

— Ты уверена, что хочешь отдать мне свой вальс? Тебе еще нужно найти свое приключение.

Краска залила ее щеки.

— Да, я уверена.


Глава 9


Так как до вальса с Элинор оставался еще целый час, то Валентин направился в комнату для игры в карты. В сочетании с отсутствием выпивки карты были чрезвычайно унылым занятием, но даже вист и ломбер[12 - Ломбер (от фр. l'hombre) — старинная карточная игра для трех игроков.] казались лучшим выбором, чем стоять у стены и таращить глаза в пространство.

Маркиз мог бы потанцевать с другими женщинами, но на приеме присутствовала Лидия Френч. Стоило его ноге ступить бы на трижды вощеный пол бального зала, как она сумела бы проложить путь в его объятия. Раньше он не стал бы возражать, но сегодня у него не было терпения выслушивать романтические жалобы женщин, вышедших замуж ради денег.

Как это он умудрялся, раз за разом, связываться с несчастливыми охотницами за состоянием? Тем не менее, он знал ответ, хотя и задавался этим вопросом. Просто охотницы были знакомы ему. Он вырос вместе с ними. «Тетушки», его отец ожидал, что именно так его сын будет называть их, как будто восьмилетний мальчик не может догадаться, что женщины из той вереницы, что падали на спину в Корбетт-Хаусе, не приходились ему родственницами. Но они мечтали стать ими — наиболее оптимистичные, честолюбивые дамы даже называли его сыном. Но это ни на мгновение не обмануло Валентина, а его отца — и на меньший промежуток времени.

Каждая из этих женщин смотрела на старого маркиза Деверилла и стремилась стать новой маркизой. В конце концов, отец ведь не женился на женщине, которую любил все жизнь и никак не может оправится от ее потери, а вдовцом он был с тех пор, как Валентину исполнилось пять лет. Аластер Корбетт позволял этим женщинам думать все, что они хотят, спал с ними, использовал их, а затем бросал их, когда они становились слишком навязчивыми, или слишком унылыми, или когда другая, более молодая и привлекательная, завладевала его вниманием.

Валентин однажды спросил отца, собирается ли он когда-нибудь снова жениться, и тот рассмеялся ему в лицо.

— У меня уже есть наследник, — сказал он. — Почему я должен платить за то, что они дают даром? — Никто из леди, конечно же, не знал об этом. По крайней мере, сначала.

Но, в конце концов, они отомстили ему. Пятидесятидвухлетний маркиз, наконец-то поддавшийся болезням и безумию, мало напоминал высокого, привлекательного бездельника, за которого многие так хотели выйти замуж. К тому времени, они уже обратили свое жадное внимание на его восемнадцатилетнего сына. И тогда Валентин отомстил им сам, с презрением относясь к незамужним, подходящим леди, предпочитая общество тех, кто предлагает и хочет получить в ответ только немного страсти.

Однако ничто из прошлого не объясняло его влечения к Элинор Гриффин. Это пройдет, он был уверен в этом, но в данный момент каждый раз, когда маркиз находился в ее компании, у него возникало странное желание схватить ее в свои объятия и поцеловать. И сверх этого — он хотел сорвать эти новые, откровенные платья с ее стройного тела, и провести руками по ее теплой, гладкой коже, а потом глубоко погрузиться в нее.

— Деверилл.

Он поднял взгляд от столика для виста.

— Мельбурн.

— Мне нужно поговорить с тобой.

Конечно, ему это было нужно. Герцог хотел получить отчет о поведении Элинор, а Валентин пообещал не сообщать ему ничего.

— Дай мне минуту, чтобы забрать все деньги у Эвертона. Подожди меня на лестничной площадке.

Кивнув, герцог вышел из комнаты для игры в карты. Потеряв концентрацию, Валентин проиграл следующую партию и покинул игру, став на двадцать фунтов беднее. Он потратил немного времени, пытаясь решить, как много он хочет рассказать Себастьяну, и как много он может рассказать, не нарушая слова, данного Элинор. Ничто не казалось удовлетворительным, но его время закончилось.

Он нашел Себастьяна на балконе рядом с комнатой для игры в карты и тот как раз затягивался сигарой, когда Валентин присоединился к нему.

— Надеюсь, что у тебя есть еще одна такая же, — проговорил маркиз, вдыхая пьянящий запах табака. Американские сигары. У Мельбурна были дорогие вкусы, впрочем, как и у него самого.

Герцог вытащил сигару из внутреннего кармана своего сюртука и протянул другу. После того, как Валентин зажег ее от одного из фонарей на балконе, двое мужчин подошли к перилам, откуда открывался вид на сад. Они несколько минут курили в тишине, пока Валентин предпринял еще одну попытку придумать, что же сказать, а Себастьян пытался создать впечатление, что он уже знает все, что произошло, и ему нужно только подтверждение. Однако Валентин знал об этой тактике уже шестнадцать лет, и она никогда прежде не срабатывала на нем.

— Отлично, что происходит? — не выдержал, наконец, герцог.

— Ничего особенного. Несколько танцев с несколькими джентльменами и поездка в парк с Кобб-Хардингом.

— Элинор выказывала интерес к какому-нибудь определенному мужчине? Она же утверждает, что занимается охотой на мужа, в конце концов.

— Я ничего такого не видел, — Валентин сделал паузу. Ему нужно было что-то рассказать Мельбурну, иначе герцог начнет подозревать его в двуличности. — Ты только что предоставил ей полную свободу. Я сомневаюсь, что она будет торопиться заковать себя в чертовы брачные кандалы.

Мельбурн смотрел вниз в парк.

— Так как мы обсуждаем Нелл, то я воздержусь от того, чтобы сделать тебе замечание по поводу такого выбора слов, который подразумевает определенный… цинизм.

— Если тебе нужна моя помощь, то вместе с ней ты получишь мой свежую точку зрения.

— Я не сомневался в этом. А теперь к делу, что вы обсуждали с Нелл сегодня вечером? И не пытайся выглядеть невинным, потому что ты таким никогда не был.

— Ты ранил меня в самое сердце. Шей рассказал тебе о том, что она попросила у меня совета по поводу распущенности, не так ли?

Герцог кивнул.

— И какой же совет ты дал ей, расскажи, умоляю тебя?

— Я пока еще ничего ей не посоветовал. Думаешь, я представляю, что ей сказать? У меня нет желания быть изгнанным из Лондона и преследуемым братьями Гриффин. Так что вместо этого я попросил у нее вальс.

— А Кобб-Хардинг? Надеюсь, я не окажусь перед необходимостью назвать этого охотника за приданым своим зятем?

— Нет. Согласно моим наблюдениям, при близком знакомстве Элинор нашла его менее привлекательным.

— Отлично, — Мельбурн стряхнул пепел с сигары. — Мне бы не хотелось делать ее вдовой, если она вдруг сбежит или сделает какую-то другую глупость.

— Я не думаю, что ты отдаешь ей должное, Себ. Она может злиться на тебя, но, тем не менее, она — Гриффин.

— Я полагал, что это относится к той части ее жизни, которая ей не нравится.

Валентин открыл рот, чтобы ответить, но затем осознал, что он не должен знать ответ. Насколько Себастьян знал, Валентин был все тем же незаинтересованным Девериллом, вовлеченным в это дело из-за исключительного долга чести. Его не должны волновать причины поступков Элинор, а только то, чтобы девушка не сделала ничего скандального. Что подразумевает и их поцелуй, но маркиз не собирается обсуждать это с ее братом. Подозревал ли что-то Мельбурн, или это был просто искренний вопрос, Валентин не знал, но не собирался попадаться на эту удочку.

— Ты должен знать это лучше меня. В мои обязанности входит только удерживать твою сестру от неприятностей, а не разгадывать мотивы ее поведения.

— Я просто подумал, что Элинор могла сболтнуть что-то о своих планах. Ты умеешь разговаривать с людьми.

— У меня врожденное очарование, — Валентин в последний раз затянулся своей сигарой и бросил ее на землю. — И, на всякий случай, мне хотелось бы знать, как долго я пробуду твоим лакеем?

С короткой усмешкой, Мельбурн пошел обратно через двери балкона.

— До тех пор, пока я не решу, что твой долго мне выплачен, или пока Элинор не прекратит эту ерунду, что бы ни случилось первым.

— Это ободряет, — учитывая то, что он мог бы покончить со всей это ерундой почти неделю назад, сказав всего одно слово Мельбурну, Валентин пришел к выводу, что винить ему нужно только самого себя. К его удивлению, задача обеспечить руководство для Элинор стала более привлекательной, чем он когда-либо мог ожидать. После одного спасения и одного поцелуя, его жизнь перевернулась вверх дном. И в настоящий момент, она именно такой ему и нравилась.

После последнего перерыва между танцами этим вечером, оркестр должен заиграть вальс. Как только Стивен Кобб-Хардинг исчез, ничто другое на этом вечере не имело такого значения для Элинор, как этот вальс; ни духота в зале, ни Френсис Хеннинг, наступивший ей на ногу четыре раза во время контрданса, ни глупые, чрезмерные комплименты от внезапно огромного количества ее поклонников, ни недостаток привлекательных джентльменов. Ей пришлось признать, что в некоторых случаях ее братья оказывали ей услугу. Охотники за приданным выползли из своих укрытий.

— Нелл, я едва видела тебя сегодня вечером, — сказала Барбара, отходя от мистера Роберта Мелпина, чтобы обнять подругу и поцеловать ее в щеку.

— Да, кажется, я весьма популярна, — ответила девушка, спрятав усмешку, когда ее партнер по предыдущему танцу отошел, отвесив ей глубокий, почтительный поклон.

— Я думала, что ты и мистер Кобб-Хардинг вызовете ажиотаж этим вечером. Я видела, как он немного раньше разговаривал с тобой, но ты не танцевала с ним ни разу, не так ли? Надеюсь, твои братья не утащили его за конюшню и не пристрелили?

Элинор подавила смешок.

— Боюсь, мистер Кобб-Хардинг и я совершенно несовместимы. У него самые глупые понятия о женщинах и о браке.

— Какая жалость. Он так красив. Но я полагаю, что твои братья сделали бы вашу жизнь невыносимой, если бы ты вдруг решила, что хочешь выйти за него замуж.

— Несомненно, — Элинор откашлялась, отчаянно пытаясь сменить тему разговора. К счастью, Роберт Мелпин все еще маячил на заднем плане, уставившись на Барбару взглядом потерявшегося щенка. — Кажется, ты и мистер Мелпин протанцевали два танца этим вечером, — прокомментировала увиденное Элинор, с облегчением увидев, как Барбара покраснела. Кобб-Хардинг был немедленно забыт.

— Он полон решимости, — признала ее подруга. — И папе, кажется, он нравится.

— А как насчет тебя, Барбара? Тебе он нравится?

— Думаю, что да, но мне бы не хотелось обручиться с ним, а затем осознать, что есть какой-то другой человек, который нравится мне еще больше.

— Тогда, ради Бога, не соглашайся ни на что.

Барбара улыбнулась.

— Я еще и не согласилась, но у меня нет ни твоих безграничных возможностей, ни терпения твоей семьи. Ожидается, что я приму чьи-то ухаживания в конце Сезона. Ты же знаешь об этом.

Элинор знала, но в беспорядке и хаосе своей собственной плохо управляемой жизни, забыла об этом.

— Я бы не стала называть свое семейство слишком терпеливым, скорее скептически настроенным и властным. А кто еще есть в твоем списке?

— Есть несколько имен. Но я не думаю, что это подходящее место, чтобы обсуж…

— Конечно же, нет. Завтра у меня ленч с тетушкой Тремейн, а утром я хочу посетить состязания по гребле, но в воскресенье у меня весь день свободен.

По выражению облегчения на лице Барбары, Элинор догадалась, что давно не выполняла своих обязанностей по отношению к подруге.

— Так мы сможем утром отправиться кататься верхом в парк? — спросила леди Барбара.

— Это будет чудесно. Я не ездила верхом целую вечность. Мне заехать за тобой в десять часов?

Барбара снова поцеловала подругу в щеку.

— Я давно хотела поговорить с тобой, но ты была так занята.

— Боже мой, я никогда не бываю слишком занята для тебя.

— А слишком ли вы заняты для меня? — послышался низкий голос Валентина.

Она собирается спросить его, как ему удается так незаметно подкрадываться к людям, но от звука его голоса по ее рукам пробежала дрожь. Он, скорее всего, дразнил ее чуть раньше по поводу того, что хочет соблазнить, но часть сознания Элинор задумалась над тем, было ли это поддразниванием или нет.

— Нет, если вы здесь из-за вальса, — весело ответила она.

Оркестр начал играть. С приподнятой бровью Деверилл бросил взгляд через плечо на музыкантов.

— Очень своевременно, не так ли? И да, как оказалось, именно поэтому я здесь. Вы извините нас, леди Барбара?

Барбара изобразила реверанс.

— Конечно, милорд.

Он предложил ей руку, и Элинор вложила свои пальцы в его ладонь. Ей вдруг захотелось, чтобы на ней не было перчаток, но в тот же момент решила, что это глупо. У нее и так достаточно проблем с угрозами Кобб-Хардинга, чтобы добавлять к ним еще и обреченный флирт с закоренелым повесой.

Валентин повел девушку на танцевальную площадку, обвил рукой ее талию и повел в вальсе. Она и прежде видела, как он танцевал, хотя и редко. Элинор знала и то, что делает он это неплохо. Тем не менее, оказалось, что наблюдать и быть в его объятиях во время танца — совершенно другое ощущение. Этот мужчина знал, что он делает, и чего он хочет. И он танцевал с ней.

В другом конце комнаты Мельбурн беседовал с герцогом Монмутом и, очевидно, оставался безразличным к тому, что она делает, и с кем она это делает. Элинор нахмурила брови.

— Мой брат не расспрашивал тебя о том, почему мы вчера ездили кататься?

— Который брат?

— Мельбурн, конечно же.

Ей показалось, что он колеблется, но при виде его кривоватой улыбки, и по тому, что случилось с ее пульсом, она не могла быть в этом уверенной.

— Он хотел знать, замышляешь ли ты что-то.

— И что ты сказал?

— Я ответил, что не осведомлен ни о чем определенном, но обязательно научу тебя жульничать в двадцать одно[13 - Двадцать одно или очко (vingt-et-un) — карточная игра (фр.)], если ты меня об этом попросишь.

Элинор хихикнула.

— Возможно, на следующей неделе. Спасибо тебе. Я по опыту знаю, что Себастьяну нелегко лгать.

— О, но я же эксперт в вопросах обмана. Иногда я даже не доверяю сам себе.

— Это вовсе не утешает.

Он улыбнулся ей, а эти обманчиво сонные глаза говорили о таких вещах, которые она не знала как растолковать.

— Так не должно быть. Мы придерживаемся правил или нет?

О, его поведение было таким искушающим, и это — слишком плохо для нее.

— Я еще не знаю, — прошептала Элинор. Когда она подняла глаза на Валентина, ей в голову пришла мысль. — Если бы я была какой-нибудь жеманной мисс, которой посчастливилось быть сестрой Мельбурна, ты бы все равно помогал мне?

— Нет, — прямо ответил он. — Я помогаю тебе, потому что ты мне нравишься, а не из-за твоей родословной.

— Если это — правда, то она ставит тебя на одну ступень выше всех мужчин, с которыми я танцевала сегодня вечером.

— Ты ошибаешься. Причины, по которым я здесь, не делают меня героем, и они не означают, что я буду справедливо обращаться с тобой. Лучше запомните это, леди Элинор.

Некоторое время они вальсировали молча. Мельбурн мог притворяться безразличным, но девушка не могла не заметить, что Шей пожирает их глазами из дверей комнаты для игры в карты. И не только он. Приличные девушки не танцевали с Девериллом; если бы он не был ближайшим другом ее брата, то один только вальс с ним мог бы аннулировать ее декларацию.

— Почему ты продолжаешь предупреждать меня?

— Полагаю, по той же причине, по которой я поцеловал тебя.

Она сглотнула, надеясь, что ее щеки не выглядят такими же горячими, какими она их ощущала.

— И почему ты это сделал? — прошептала она.

Его губы изогнулись в улыбке.

— Потому что я этого хотел.

О Боже!

— Ты никогда не хотел этого раньше.

— Предупредить или поцеловать тебя?

— Поцеловать меня. Ты предупреждал меня и прежде, хотя большей частью об опасности слишком много пить и есть много помидоров.

Валентин сделал вдох, его взгляд упал на ее губы.

— Ты совсем недавно привлекла мое внимание, вот почему должна запомнить то единственное, что я сказал, это в твоих интересах. Найди другого наставника.

— Нет, спасибо. Меня вполне устраивает тот, которого я выбрала.

Что он скажет, подумала Элинор, если она признается, что он всегда привлекал ее внимание? Более чем вероятно, что она окажется в другой уединенной комнате и ее юбки будут задраны выше талии. И в этот раз никто не придет ей на помощь.

За исключением того, что она не уверена, будет ли у нее желание быть спасенной. Этот вид свободы определенно опьянит ее и, несомненно, погубит. Нелл слышала достаточно о женщинах, с которыми он переспал и забыл о них, и понимала, что одна ночь греха — это все, что она получит от него.

— О чем ты думаешь? — спросил маркиз интимным шепотом.

— О свободе, — ответила девушка.

Она удивила его и могла видеть удивление в его глазах. Даже если так и было, то все, что он сделал — это еще широко улыбнулся.

— Это совсем не тот ответ, какого я ожидал. Ты настроена решительно, не так ли?

— Я чрезвычайно решительно настроена. Но в данный момент, ты держишь будущее моих поисков в своих руках. — Вальс закончился, но она удержала его руку, когда Валентин хотел отпустить ее. — Мне нужно еще несколько минут.

Осмотревшись вокруг, он указал на дверь, ведущую в коридор.

— Иди в библиотеку и поищи атлас.

— Атлас? А что я пытаюсь там найти?

— Мне наплевать на это. Какую-нибудь реку в Америке, по поводу которой мы с тобой заключили пари. — Валентин отвернулся и направился к столу с закусками.

С колотящимся сердцем Элинор прокладывала себе путь сквозь толпу гостей. Так как на каждом шагу к ней обращались холостые джентльмены, то ей потребовалось время, чтобы выбраться в коридор. Валентин был известен своей нетерпеливостью, и она была почти уверена, что ей придется застрять, проглядывая атлас, когда она достигнет библиотеки.

Как только Нелл прошла через дверь, то она тут же захлопнулась за ней.

— У нас есть только одна минута до того, как твои братья явятся, притворяясь, что они не ищут тебя, — произнес Валентин тихим голосом, прислонившись к книжным шкафам, — так что ты хотела рассказать мне?

С минуту Элинор стояла на месте. Если она будет настаивать на том, чтобы маркиз сообщил ей, что он думает о том, как они смогут удержать Кобб-Хардинга подальше от ее семьи, то, вероятно, это только вызовет у него раздражение. Он откажется делать что-то еще. Кроме этого, ей внезапно пришло в голову, что это наиболее приватная встреча из всех, какие у нее были с Валентином Корбеттом. Она не брала в расчет ту поездку в его карете, потому что она была наполовину одурманена и слишком испугана.

— Ты поцелуешь меня снова? — спросила она вместо ответа.

— Дерзко, не так ли?

— Я…

Валентин выпрямился, взял ее за руку и притянул к себе. Таким же движением он склонился к ней и накрыл ее рот своими губами.

Время остановилось. Ее тело словно парило в воздухе, не оцепеневшее, но и словно не принадлежащее ей. Скорее, каждая ее клеточка была сосредоточена на мягких, опытных прикосновениях его рта к ее губам; на его теплом дыхании; на глубоком, необходимом желании, вонзившемся прямо в сердце.

Элинор беспомощно застонала, запустив пальцы в его волосы. В ответ его поцелуй стал глубже, а затем он резко оторвался от нее. Ошеломленная, она открыла глаза.

— Что…

— Ты просила поцелуй, — прошептал он, снимая ее руки со своей шеи. — Есть еще что-то, что я могу для тебя сделать?

О да! Звуки контрданса смутно послышались издалека, и она опомнилась. Господи Боже! Он же предупреждал ее, что у них есть только одна минута; их могли поймать в любую секунду. Думай, Элинор.

— Мое приключение.

Деверилл нахмурил брови.

— Твое приключение, — повторил он, выпуская ее пальцы. — Конечно. Что касается этого, ты можешь дать мне какие-то намеки, которые укажут мне правильное направление?

— Я еще не решила, — она не решила практически ничего, и пока Кобб-Хардинг все еще вынюхивает что-то вокруг, время, казалось, пролетало мимо.

— Тебе бы лучше немного поразмышлять над этим, так как, несмотря на мгновенную слабость, ты не кажешься особой, решившей встать на грешный путь. А это сужает круг твоих возможностей.

— Я знаю, — она с трудом вдохнула. — Я решила завтра присоединиться к лорду Майклу Фицрою и его друзьям на соревнованиях по гребле.

Он открыл рот, а затем снова закрыл его.

— Хм. Как участник или как зритель?

Нелл усмехнулась. Только Валентин мог подумать, что она сможет принять участие в соревнованиях.

— Я никогда в жизни не занималась греблей, — Элинор хихикнула, представив, как она будет при этом выглядеть. — Тем не менее, я полагаю, что всегда могу просто сказать, что иду на соревнования, и позволить Мельбурну делать свои собственные заключения.

— Опасная тактика, но при этом предприимчивая. Желаю повеселиться.

Он отступил назад, небрежно, элегантно поклонился и открыл дверь. Элинор недолго постояла на месте, размышляя, что бы ей еще такое сделать, от чего бы у нее возникли такие же грешные ощущения, как от его поцелуя. Встряхнув себя, она вытащила зеркальце из своего ридикюля, чтобы осмотреть свое лицо и прическу, а затем вернулась в бальный зал. Едва она вошла туда, как перед ней возник Закери.

— Ты сошла с ума? — пробормотал он, взяв ее за локоть и потянув к стене зала.

— Что ты имеешь в виду? То, что я танцевала с Девериллом? — ответила девушка, от всей души надеясь, что никто не заметил, как они исчезли в библиотеке. — Боже мой, Закери, я же знаю его… целую вечность. А что насчет нашего соглаше…

— Я не об этом, — махнул рукой ее брат. — Фицрой. Ты не можешь грести в лодке по Темзе. И уж точно не с его обычной компанией пьяных идиотов.

И ей даже не понадобилось ничего говорить для того, чтобы начали ходить слухи.

— Он попросил меня сопровождать его, и я подумала, что это звучит забавно, — ответила Нелл, на самом деле благодарная за это обвинение. По крайней мере, оно отвлекло ее от Деверилла. — Я и раньше наблюдала за гонками. Даже ты брал меня на эти соревнования не один раз.

— Наблюдать и участвовать — это две разных вещи, Нелл. И я не…

— Да, это совершенно разные вещи, разве не так? Благодарю за то, что ты указал мне на это. А теперь либо танцуй со мной или уходи прочь.

— Для того чтобы ты смогла организовать свое отплытие в Индию, чтобы научиться там, как дрессировать кобр? Однажды ты должна осознать, что маленькое приключение не стоит твоей безопасности или полной потери свободы, из-за которой ты затеяла всю эту суету.

— Закери, это я буду выбирать, каким будет мое «маленькое» приключение, и я буду решать, стоит ли вышеназванное приключение того, чтобы рисковать своей безопасностью и репутацией или нет. И это не суета. Это — декларация, и это важно для меня.

— Нелл, я на твоей стороне, но ты ведешь себя глупо.

— Деверилл так не думает.

— Деверилл? Ты судишь о своем здравомыслии, основываясь на мнении Деверилла? Ради Бога, Нелл, он же совершенно безумен. Ты же слышала, какие слухи ходят о том, что он делает. И большинство из них — правда! — Ее брат нахмурился и выглядел так, словно хотел хорошенько встряхнуть ее. — Кроме этого, ты — женщина. Нравится тебе это или нет, есть вещи, которые свободно может делать мужчина, но которые погубят женщину. Гребля — это одна из таких вещей.

И поцелуи относились к этой же категории.

— Если я обнаружу, что погубила себя, то тогда ты и Мельбурн выиграете. Так что не расстраивайся.

Она хотела уйти, но Закери схватил ее за руку, повернув лицом к себе.

— Речь не о том, чтобы выиграть или проиграть. Речь идет о моей сестре. Будь немного осторожнее, Нелл. Я не хочу видеть, как ты выходишь замуж за какого-нибудь безмозглого клоуна, только потому, что Себ думает о том, чтобы усилить свое влияние или что-то еще.

Элинор застыла.

— Он уже выбрал кого-то, не так ли?

Лицо ее брата вспыхнуло, и он резко отпустил ее руку.

— Нет. Я просто говорил…

— Кто это, Закери?

— Это не будет ничего значить, если ты прекратишь носиться, одетая как куртизанка, и займешься выбором собственного супруга.

— Я даже еще не начала носиться, — солгала она, послав гневный взгляд в направлении Мельбурна. — И все из нас помнят о соглашении. Никто не сказал ни одного слова о том, что я дурно вела себя. Следовательно, я все еще держу поводья своей собственной судьбы.

— Нет, если ты убьешься завтра на Темзе.

— Это будет лучше, чем выйти замуж за любого старого козла, которого вы все отыщете на пастбище для меня, — Элинор повернулась вокруг своей оси. — Желаю хорошо провести время.

Пока она следовала через зал, чтобы присоединиться к Барбаре и другим своим друзьям, Нелл думала о том, что, только благодаря любезности Деверилла, о ее надвигающемся замужестве еще не было напечатано в лондонской «Таймс». Если он не сможет сделать что-то, чтобы Стивен Кобб-Хардинг придержал свой язык, то она может с таким же успехом броситься завтра в Темзу.

Однако, как странно, что она попросила одного повесу защитить ее от шантажа другого. Этим вечером Элинор помолится за то, чтобы Деверилл, самый невероятный из всех героев, оказался достоин ее доверия.


Глава 10


Пятый день подряд Валентин выходил из своей парадной двери до полудня. На самом деле, даже намного раньше полудня. Но не только по этой причине изменилось его привычное время отхода ко сну. Дьявол знает, что у него было достаточно секса в жизни, чтобы он смог протянуть без него неделю или две. Кроме того, любая другая женщина, кроме Элинор, не сможет удовлетворить это его странное новое желание.

Маркиз проглотил свой завтрак и вышел на улицу. Вода не спадет до одиннадцати часов утра, но ему нужно было завершить еще несколько дел до того, как отправиться к Темзе на состязания по гребле.

Штат прислуги, привыкший к позднему пробуждению маркиза, выглядел так же растрепанно, как и сам Валентин, при неожиданном изменении расписания. Однако если ты хочешь охотиться за певчими птицами, то нужно вставать вместе с ними. И то же самое можно утверждать по отношению к охоте на шакалов.

Клуб «Иезавель» еще не открыл свои двери для посетителей, скорее всего потому, что закрылся только два или три часа назад. Тем не менее, Диккен, владелец клуба, впустил его, быстро кивнув в знак приветствия.

— Что привело вас сюда в такой ранний час, милорд? — спросил он, тщательно выговариваемые слова все еще выдавали его происхождение из Ист-Энда любому, кто знал, к чему нужно прислушиваться.

— У меня есть к вам вопрос, Диккен, — ответил Валентин. — Даже несколько вопросов. И они могут послужить к вашей денежной выгоде.

Лицо бывшего боксера растянулось в ухмылке.

— Я всегда рад помочь постоянному клиенту моего заведения.

Валентин сел за один из игорных столов, с циничным интересом разглядывая изношенную ткань, покрывающую стол, и пятна на темно-красном ковре. Когда окна открыли, и дневной свет попал внутрь, стала видна убогая обстановка «Иезавель», которую он раньше никогда не замечал при свете канделябров.

— Вы храните расписки нескольких своих клиентов, не так ли?

Диккен сплюнул в стоящее рядом ведро для уборки.

— Ага. Есть несколько, которые не так прилежно стараются удержаться от долгов, как вы, милорд.

— Долги за выпивку или карточные долги?

— Большей частью и то, и другое, — на крупном лице владельца клуба снова появилась усмешка. — Кажется, одно следует за другим.

— Да, в этом есть смысл, — Валентин наклонился ближе, заметив и проигнорировав слабый, кисловатый запах рвотных масс и мочи, который девушки Диккена по ночам обычно заглушали своей дешевой французской парфюмерией. — У вас случайно нет каких-нибудь расписок мистера Стивена Кобб-Хардинга?

— Это — конфиденциальная информация, милорд.

Валентин вытащил свой бумажник из кармана.

— Дело в том, что Стивен — мой друг, и чтобы спасти его семью от неловкой ситуации, я желал бы выкупить у вас его долги. За разумную цену, разумеется.

Диккен встал.

— Подождите здесь минуту.

Владелец «Иезавель» исчез в маленькой комнате, примыкающей к основному помещению, и появился несколько мгновений спустя с гроссбухом и деревянным ящичком под мышкой. Он сел напротив Валентина, открыл книгу и пролистал несколько страниц, перед тем, как нашел запись, которую искал.

— Мистер Кобб-Хардинг не садился за столы более месяца, но я бы поспорил, что это только потому, что он проиграл нашему игорному дому семьсот восемьдесят шесть фунтов в фараон. И это еще не считая тридцати семи фунтов за выпивку. Мистер Кобб-Хардинг любит бренди.

— Как и все мы, — Валентин никогда не позволил бы Диккену узнать об этом, но цифры удивили его. Если уж на то пошло, то из всех игорных клубов «Иезавель» большей частью обслуживал менее состоятельных джентльменов, которые развлекались небольшой игрой с какой-нибудь девицей, сидящей на коленях. Восемьсот двадцать три фунта были огромной суммой для этого клуба, чтобы можно было хранить на нее расписки, а не заставлять кредитора возмещать деньги.

— Я вижу, о чем вы размышляете, милорд, о том, что я был терпеливым с этим джентльменом. Я мог бы быть более убедительным, но он заскочил сюда неделю или чуть больше назад, чтобы сообщить мне, что поймал на крючок богатую наследницу и уладит все свои дела с процентами до конца месяца.

Предполагать такое было чертовски оптимистично со стороны Кобб-Хардинга.

— У меня есть сведения из авторитетного источника, что наследница перенесла свои интересы в другое место, — ответил маркиз, стараясь сохранять спокойный тон и не сжимать челюсти.

— Ну и ну, чтоб мне пропасть. Если кто и знает что-то, так это вы.

— Так и есть. И что вы скажете, если я дам вам значительное возмещение за ваши благожелательные инвестиции, и мы предоставим урегулирование долгов Кобб-Хардинга мне?

Диккен прищурил один глаз.

— Насколько значительное?

— Скажем, пять сотен фунтов?

— Восемь сотен позволят мне спать спокойно.

— Шесть сотен фунтов в руках позволят вам спать еще лучше, чем восемь сотен, которые вы, скорее всего, никогда не увидите.

Диккен долго покусывал губу.

— Согласен, — наконец произнес он. — Шесть сотен фунтов наличными. Больше никаких расписок.

— Согласен, — повторил Валентин, отсчитывая купюры. Если утро будет продолжаться именно так, как он ожидает, то ему придется посетить своего банкира. — А расписки?

Бывший боксер расписался на векселях и снова захлопнул свой деревянный ящичек.

— Вы окажете мне услугу, если поставите в известность мистера Кобб-Хардинга о том, что его присутствие в «Иезавель» будет нежелательно без наличных денег.

— Я сделаю это с удовольствием. Благодарю вас, Диккен.

— Приятно иметь дело с таким понимающим джентльменом, как вы, милорд.

Валентин покинул клуб и засунул векселя Кобб-Хардинга в свой карман. Восемь сотен фунтов стоят того, чтобы заниматься шантажом, и кто знает, сколько еще предстоит добыть. Свистнув, маркиз подозвал наемный экипаж.

— Будьте любезны, клуб «Будлз», — попросил он, бросив кучеру шиллинг.

После «Будлз», «Уайтс», «Сэсайети», «Морского клуба» и дюжины других заведений, которые были немногим лучше, чем воровские притоны и дома с дурной репутацией, Валентин заплатил более тринадцати тысяч фунтов и выкупил векселей, подписанных Стивеном Кобб-Хардингом, на сумму двадцать три тысячи двести восемьдесят шесть фунтов.

Большинство тех, кто вел учетные книги, владельцев клубов и хозяева таверн, к которым он обращался, были более чем счастливы продать ему расписки; кажется, никто из них не имел особой надежды на то, что им заплатят по ним. Но некоторых из них недавно посетил Кобб-Хардинг и гарантировал, что скоро у него будут средства, чтобы выплатить долг. Это послужило поводом для того, чтобы увеличить сумму, которую должен был заплатить им Валентин. Это также всё больше злило маркиза. Но, он и Кобб-Хардинг уладят это позже.

Общая сумма долга ужаснула Валентина. Он и сам играл, время от времени — крупно, но не больше, чем мог позволить себе проиграть, да и проигрывал он не часто. Кобб-Хардинг не казался настолько же одаренным игроком. Видимо, сын баронета решил, что пришло время жениться на деньгах. Но то, что он совершил в попытке изловить невесту, то, что он спланировал и практически достиг, именно это его более консервативные друзья назвали бы «перейти все границы». Что же касается Валентина, то он был просто… в ярости. Загубить чью-то невинную жизнь, чтобы исправить собственную глупость, было трусливым поступком. А тот факт, что это была жизнь Элинор Гриффин, делал этот поступок преступлением, с точки зрения маркиза.

Его бухгалтер вовсе не был доволен тем количеством наличных средств, которые маркиз зашел попросить. Но, так как Валентин и его отец мудро инвестировали семейное состояние, то он едва ли заметит отсутствие этих денег. В любом случае, эта жертва стоит того, чтобы нанести укол негодяю.

Как только в его владении оказалась стопка векселей, у маркиза возникло искушение отправиться к парадной двери мистера Кобб-Хардинга и выломать ее. И хотя желание избить этого ублюдка, приказать ему заплатить долг или сбежать в Америку принесло бы ему бесконечное удовлетворение, он отбросил эту идею. У него был план, и он будет его придерживаться. Валентин купил эти расписки по одной причине — защитить Элинор Гриффин.

Элинор. С проклятием он вытащил часы из кармана. Половина двенадцатого. Гоночные шлюпки уже выстраиваются на Темзе. Маркиз почти не беспокоился об ее безопасности; Фицрой был идиотом, и Элинор знала это. Если только она в течение ночи полностью не сошла с ума, то девушка и шагу не сделает ни в одну из этих узких лодок.

Тем не менее, она будет там одна в поисках своего приключения и в окружении джентльменов, охотящихся за ее состоянием. И любой из них может оказаться в таком же отчаянном положении, как и Кобб-Хардинг.

Валентин мог бы рассказать ей об этом, но девушка и сама уже все поняла. Элинор была необыкновенно умна. К тому же у нее была тревожная привычка думать самостоятельно. Это делало ее непредсказуемой, подобная черта никогда не нравилась ему в женщинах. Однако именно в этой девушке маркиз находил непредсказуемость интересной.

Когда он расплатился с кучером наемного экипажа и помчался к краю пирса, то увидел, как Элинор стоит там, среди толпы зрителей и махает носовым платком первой флотилии отчаливающих шлюпок.

— Где ваши братья? — спросил Валентин, замедляя шаг и приближаясь к ней сквозь толпу в более цивилизованной манере. Его сердце все еще колотилось, но не от бега. Солнце превратило темные волосы Элинор в насыщенную, медового цвета бронзу. А сквозь тонкий желто-зеленый муслин ее платья его пристальный взгляд смог разглядеть снежно-белую муслиновую нижнюю сорочку.

Девушка бросила на него взгляд через плечо.

— Вероятно, что они на дальнем берегу орут на Фицроя. Кажется, у них сложилось впечатление, что я собираюсь участвовать в соревнованиях по гребле.

— И почему они так решили?

Элинор пожала плечами, ее глаза смеялись.

— Я никогда ничего подобного не говорила.

— Ты же знаешь, они беспокоятся о твоей безопасности.

— Я знаю. Но они ясно дали понять, что с моей стороны будет мудрее воздержаться от посещения гонок. Предполагалось, что это будет мое собственное решение. Думаю, мои братья не остановились бы на этом. Им пришлось бы…

— Нет. Я тоже остановил бы тебя.

Опустив платок, Элинор повернулась лицом к маркизу.

— Ты? Но…

— Это — не свобода. Это возможность утонуть. — Валентин улыбнулся ей. — Но, у меня есть идея, как получить приключение, которое не потребует вдыхать запах Темзы.

— И что же это может быть?

Сейчас ему нужно было быстро что-нибудь придумать. Так как у маркиза было мало опыта в пристойном поведении, то придумать приемлемое занятие отняло у него гораздо больше сил и энергии, чем любой обычный грех.

— Присоединись ко мне за ленчем, — заявил он, надеясь, что вслух эти слова прозвучали более авантюрно, чем в его голове.

— Ленч, — повторила она.

— Это все, что…

— Очень хорошо.

Валентин захлопнул свой рот.

— Да? О! Отлично. Тогда пойдем.

— И побыстрее, пока тюремные стражники не узнали, куда мы идем. Иисусе, она все еще идет на глупый риск.

— Мы можем сообщить им об этом, а потом уж идти, — предположил маркиз.

— С каких это пор ты стал таким правильным?

Это был хороший вопрос.

— С тех пор, как ты попросила меня помогать тебе, и еще потому, что я не хочу, чтобы меня избили братья Гриффин за то, что я разрушил твою репутацию. Или, скорее, я не хочу, чтобы мне пришлось избить их, когда они будут мне угрожать.

— Итак, ты беспокоишься только о самосохранении?

Он улыбнулся.

— Я полагаю, ты уже называла меня загадкой.

Элинор вздохнула.

— Верно. Может, мы просто оставим им записку?

Валентин удивился и обрадовался тому, что девушка согласилась.

— Великолепная идея. Все гораздо меньше шансов на то, что кто-то пострадает.

К счастью, в его распоряжении оказался чистый клочок бумаги, который достался ему во время покупки векселей Кобб-Хардинга. Нелл достала карандаш из своего ридикюля и написала записку для своих братьев, в которой ставила их в известность, что она не занимается греблей, а отправляется на ленч с маркизом Девериллом.

После того, как это было сделано, Валентин остановил наемный экипаж и отправил записку в Гриффин-Хаус. Он уже почти остановил другой экипаж для себя и Элинор, но посреди бела дня были слишком велики шансы на то, что кто-то увидит, как они садятся в закрытый экипаж без компаньонки. Это правило этикета дьявольски досаждало, но на нем были основаны поиски Элинор, а также обязательство маркиза перед Мельбурном.

— Куда отправимся? — спросила Элинор, очевидно, придя к такому же заключению, потому что обхватила пальцами его рукав.

Возможно, правила этикета все же имели смысл. Валентин разглядывал девушку — ее серые глаза светились одновременно весельем и легким беспокойством. Кобб-Хардинг таки произвел на нее впечатление. И хотя вероятно, это был полезный урок, учитывая, как близко к краю она предпочитала ходить, но ему хотелось бы, чтобы ей не нужно было учиться подобным образом.

— «Просперо» находится достаточно близко, — ответил он, назвав наиболее респектабельное заведение со столиками на открытом воздухе.

Девушка кивнула, и они направились в северном направлении прочь от реки. Несколько минут молодые люди шли молча, пока Валентин поздравлял себя с тем, что сумел одновременно предотвратить катастрофу и прямое вмешательство со стороны ее братьев. Хорошо, катастрофу она предотвратила бы сама, но если бы Мельбурн начал ей возражать, то Элинор могла бы с таким же успехом прыгнуть в лодку, просто чтобы поступить наоборот.

— Разве я выгляжу, словно полная дура? — спросила она, наклонившись немного ближе к нему.

Его чертово сердце забилось сильнее.

— Не то, чтобы я это заметил. Ты имеешь в виду что-то определенное?

— Я чувствую, что провозглашаю грандиозные заявления, не имея ни малейшей идеи о том, как чего-то достичь. И хотя твои… поцелуи приятны, но, кажется, они еще больше запутали это дело.

Приятны? Даже, несмотря на это заявление, маркиз сумел посочувствовать ей с долей замешательства.

— Ты не знаешь, чего на самом деле хочешь. Ты едва ли одинока в этом, Элинор. По крайней мере, ты осознаешь, что ты чего-то желаешь.

— Я не знаю, почему ты ведешь себя с таким… пониманием, Деверилл. Ты высмеял Закери за то, каким способом тот повязал шейный платок. И я… в прошлом мне случалось подслушивать некоторые нелестные замечания, которые ты делал об особах моего пола.

— Об особах твоего пола — да. Но не о тебе.

На ее прекрасных щеках появился румянец.

— Почему?

Хм. Если она хотела получить урок свободы, то ей нужно осознать, что поцелуи — это только начало в том деле, в котором были замешаны распутники вроде него. С другой стороны, он вовсе не хотел испугать ее, особенно после хамства Кобб-Хардинга. Кажется, самым правильным будет предоставить выбор ей.

— Насколько откровенным я должен быть? — тихо спросил он.

Элинор остановилась, вглядываясь в его лицо.

— На самом деле, я хочу, чтобы ты снова поцеловал меня, — заявила девушка.

Это было откровенно.

— Я тоже хотел бы снова поцеловать тебя, — Валентин сделал вдох, молясь, чтобы его член смог контролировать себя до тех пор, пока он не сможет выбраться из этой путаницы. — Но я не буду.

— Что, если это то приключение, которого я хочу, Валентин? — мягко спросила она.

Его член моментально отвердел. Господи Боже!

— Тогда я бы предложил, чтобы ты выбрала другой объект. Два поцелуя с невинной девушкой — это мой предел. После случившегося она уже недолго будет оставаться невинной.

— Ты не можешь…

— Ты говорила, что не хочешь, чтобы тебя лишили невинности, Элинор. Поверь мне, в следующий раз я не остановлюсь на поцелуе, и твоя репутация будет разрушена.

Она сняла руку с его рукава.

— Тогда почему ты здесь? Ты заявил, что Деверилл эгоистичный женоненавистник и язычник, и все же приехал этим утром, чтобы убедиться, что я не врезалась на лодке в Вестминстерский мост и не утонула. И ты обещал помочь мне разобраться со Стивеном. Почему?

Если бы маркиз правдиво ответил на этот вопрос, то ему никогда бы больше не пришлось беспокоиться о том, как его искушает ее нежная, теплая кожа. У него просто не было бы такого шанса, если бы он прошептал хотя бы слово о том, что существует соглашение с Мельбурном в отношении нее.

— Я пытаюсь быть тебе другом, Элинор. Это не то, к чему я привык. Это новый опыт для меня, и когда я тебя поцеловал, это оказалось ошибкой.

— А во второй раз?

— Это была еще большая ошибка.

— Ошибка, — повторила девушка, положив руки на бедра. — Это звучит не слишком лестно.

Несмотря на свое разочарование и все растущее ощущение дискомфорта в паху, Валентин улыбнулся.

— Ты разочарована, что я все-таки не намереваюсь соблазнить тебя?

Девушка нахмурилась.

— Я…

— Будь благодарна мне за это. Помни о том, что если возникнет скандал, ты выйдешь замуж… как там ты описывала своего неизвестного потенциального супруга? — за ходячий пень. Ты флиртуешь со скандалом, даже когда просто прогуливаешься со мной на людях. Так что тебе нужно выбрать. Ты ищешь себе одно приключение, после которого ты вернешься к своей безопасной, обеспеченной жизни, или ты хочешь перевернуть вверх ногами все, что ты знаешь о жизни, и заплатить за последствия? — Он придвинулся к ней поближе, вдохнув лавандовый запах ее волос. — Потому что, если ты снова будешь дразнить меня, я начну действовать, и тогда ты будешь расплачиваться, а я — нет.

— Я знаю о последствиях.

— Знать о чем-то в теории и по опыту — это две разные вещи. Я совершенно уверен, что ты лжешь.

Элинор вспыхнула.

— Разве это не моя привилегия?

Когда она отвела глаза в сторону, маркиз перевел дыхание. Иисусе, она удивила его. Даже предположение о том, что она может захотеть того, чтобы он стал ее приключением, отлично демонстрировало, насколько по-настоящему наивной она была. В любом случае, грубость и угрозы с его стороны не смогут разубедить ее в симпатии к нему. Она поместила его в какую-то сказочную историю из роз и маргариток. И Валентин мог признаться себе, что было бы легче быть с ней холодным и жестоким, если бы он желал быть сторонним наблюдателем.

— Итак, расскажи мне, каких кандидатов для брака ты рассматриваешь, — предложил он.

— Зачем, чтобы бы смог высмеять их?

— Ты просила помочь. Я предлагаю помощь.

— Но только до тех пор, пока ты сможешь оставаться на периферии? Два поцелуя, но ничего больше, потому что ты можешь что-то почувствовать?

И он считал, что именно ему придется быть прямолинейным.

— Это моя привилегия, — натянуто ответил Валентин. Он сделал еще один вдох. — Давай, Элинор, лучше вернемся к тебе и твоему эксперименту. По крайней мере, я могу сообщить, имеет ли кто-то из твоих перспективных партнеров какие-нибудь сомнительные привычки, неизвестные остальным пэрам.

— Я подумаю о том, чтобы поставить тебя в известность. Однако, мне казалось, что сначала ты собираешься придумать для меня приключение.

Валентин заставил себя улыбнуться.

— Я все еще работаю над этой задачей.

Они подошли к столикам на улице у «Просперо», и маркиз усадил девушку на стул. Как он и ожидал, здесь уже присутствовало несколько знакомых из тех, кто прибыл сюда немного раньше времени и, которых, несомненно, больше привлекала идея лишь понаблюдать за гонками на лодках, чем непосредственное участие в них. Валентин сразу же услышал высказанные шепотом предположения о том, почему Деверилл сопровождает куда-то леди Элинор, и особенно — почему он делает это без компаньонки.

— Ты, в самом деле, уверена, что пребывание в моей компании не будет рассматриваться как скандал? — спросил Валентин, понизив голос и усаживаясь справа от нее.

— Мельбурн доверяет тебе. Я доверяю тебе, — ответила девушка, хотя ее взгляд, которым она окинула обедающих за соседними столиками, не был настолько беззаботным, как она пыталась это показать.

— Отлично. — Маркиз сделал знак лакею. — Два стакана мадеры, — сделал заказ Валентин, когда тот подбежал к столику, — и самое лучшее ваше блюдо.

Лакей поклонился.

— Сию минуту, милорд.

— Не торопитесь. Мы никуда не спешим.

Элинор наблюдала за тем, как Деверилл обращался к лакею. Ее братья так же вели себя; даже если человек, с которым они разговаривали, не имел понятия, кто они такие, все равно их называли «милордами» и немедленно кланялись. Словно вокруг них была аура благородства, которую все остальные безошибочно распознавали.

Без какого-либо усилия со своей стороны, Деверилл завладел вниманием обслуживающего персонала кафе. Главный официант лично приблизился, чтобы налить им мадеры, а затем провел почти пять минут, рассуждая о восхитительном качестве их жареного фазана, известного по всей Англии и даже на континенте.

Было глупо с ее стороны сердиться на него. Деверилл был честен, как она и требовала. Это была одна из самых главных черт, которые восхищали девушку в Валентине. Она досаждала ему своими вопросами, и, Бог свидетель, маркиз даже согласился ответить на некоторые из них. И если он отказался от дальнейшей близости, то сделал это, конечно же, для ее собственной пользы, нравилось ей это или нет.

— Да, это подойдет, — наконец произнес Валентин, когда официант, казалось, готов был заплакать, рассуждая о сложной технике маринования. — Оставьте нас, пока оно не будет готово.

Официант поклонился.

— Слушаюсь, милорд.

Элинор хихикнула.

— Для распущенного повесы, у тебя превосходно получается привлекать внимание.

Маркиз фыркнул, очевидно, готовый, так же как и она, забыть их спор.

— Мой бумажник привлекает внимание. Я мог быть и трупом, и это никого бы не заботило.

— Я не согласна, но что я знаю об этом? Он едва взглянул на меня.

Валентин подвинул свой стул немного ближе к ее стулу.

— Официант — да, но все остальные посетители кафе точно знают, кто ты такая и кто сидит рядом с тобой. И все они хотят знать, почему это происходит.

Его вопрос прозвучал так… неприлично.

— Почему? Потому что ты предложил мне отправиться с тобой на ленч.

— Именно так. — Валентин коснулся своим стаканом с мадерой ее стакана и сделал глоток. — Черт! Это похоже на подкрашенную воду.

— Никто не заставлял тебя заказывать мадеру. Попроси виски. Разве не этот напиток ты предпочитаешь?

— Да, виски наносит максимальный ущерб за минимальное количество времени, — согласился он. — Но этим утром я пытаюсь оставаться трезвым. Во всяком случае, относительно трезвым.

Трезвым. Ради нее? «Прекрати, Элинор!» — упрекнула она себя. Более вероятно, что просто было ещё слишком рано для принятия внутрь крепких напитков, даже для маркиза Деверилла. Он согласился помочь ей с Кобб-Хардингом, но это вовсе не означало, что она внезапно начнет воспринимать его как героя. Лучше этого не делать. Правильнее придерживаться безопасных тем, особенно после того, как она выставила себя идиоткой и предложила Валентину снова ее поцеловать. А он категорически ей отказал.

— Есть какие-то новости, касающиеся Кобб-Хардинга? — спросила девушка, сделав большой глоток из своего стакана.

— Я обо всем позаботился. Или, вернее, я позабочусь, когда вернусь домой.

— Могу ли я поинтересоваться, как ты планируешь удержать его от шантажа?

Очаровательная улыбка снова появилась на его губах.

— Джентльмен никогда не распространяется об этом.

— Да, но…

— Знаю. Я не джентльмен. Хорошо, я просто шантажирую его.

Элинор на мгновение застыла.

— Чем? — осторожно спросила девушка. Господи Боже, что Деверилл сделал с Кобб-Хардингом? Зная маркиза, она не могла даже предположить, какую из своих многочисленных возможностей тот использовал.

— К несчастью, мне пришлось прибегнуть к самому скучному из всех методов. Деньги.

— Деньги?

Его глаза танцевали. Валентин сделал еще один глоток мадеры.

— Ты сомневаешься. Мне нужно объяснить?

— Пожалуйста, сделай это.

— Кобб-Хардинг — игрок. И при этом не слишком умелый. Я просто скупил все его векселя. И как только я вернусь в Корбетт-Хаус, я отправлю ему письмо, в котором извещу его об этом факте и потребую, чтобы он или заплатил мне, или покинул стран, но в любом случае держал свой чертов рот закрытым относительно некой сделанной им подлой попытки украсть добродетель у женщины.

— «Подлой»? — повторила Элинор, расслышав ярость в его голосе. — Это совсем не похоже на те слова, которые ты обычно используешь.

— Я просто деликатен и не собираюсь использовать в своем письме именно эту фразу.

— Что, если он просто выплатит тебе деньги по векселям?

Валентин рассмеялся, но в его смехе не было юмора.

— Он не сможет этого сделать. Если только он не найдет насле… Нет, Кобб-Хардинг будет не в состоянии. Элинор долго изучала выражение лица маркиза.

— Ты собирался сказать, что он сможет расплатиться с долгами, только если найдет другую наследницу, которая выйдет за него, не так ли? — Валентин собирался ответить, но девушка покачала головой. — Меня не задевают его мотивы; я ожидаю примерно того же, в большей или меньшей степени, от каждого мужчины, который приближается ко мне. Ради Бога, я же знала, что он не любит меня. — Девушка нахмурилась.

— Тогда я прошу прощения, что не был более откровенным, но ты не права.

— Ты должен всегда быть откровенным со мной, Валентин. Но, умоляю тебя объяснить, в чем именно я не права?

— В том, что каждый мужчина приближается к тебе только из-за твоих денег, — маркиз коротко улыбнулся. — Я имею в виду, что будет не слишком естественно для меня протестовать против твоего цинизма, но ты — привлекательная молодая леди, Элинор. Иногда чувства мужчин не способны уйти далеко от мыслей о сексе.

Девушка ощутила, как ее щеки краснеют.

— Я же просила тебя быть откровенным, не так ли?

— Да, ты это сделала. И я замолчу, если сказанное беспокоит тебя.

— Нет, не беспокоит, — это было больше похоже на привилегию. Тем не менее, тщеславная часть Элинор, та часть, которую безумно влекло к этому мужчине, не могла оставить произнесенное в покое. — Ты всегда так разговариваешь со своими друзьями женского пола? Он нахмурил брови.

— У меня нет друзей женского пола.

— Но ты, несомненно, знаешь множество женщин.

На его лице снова появилась пресыщенная улыбка.

— Да, но я с ними не разговариваю.

О Боже! Теперь она снова сконфужена, и, к тому же, они совершенно отклонились от темы.

— Понимаю, — неопределенно отозвалась Элинор, — но я собиралась обратиться к тебе с еще одной просьбой, когда ты отвлек меня.

К удивлению девушки, его улыбка стала шире, осветив глаза так, что у нее перехватило дыхание.

— Я отвлек тебя?

И вот он опять это делает. Сконцентрируйся, Элинор. Маркиз был прав: он мог бы соблазнить ее за секунду и до тех пор, пока это не погубило бы ее. И она была бы благодарна ему за совершенное.

— Только на мгновение. Что я намеревалась сказать, так это то, что я не хочу, чтобы Стивен вынужден был похитить другую несчастную девушку и заставить ее выйти за него замуж, чтобы оплатить свой долг тебе.

Валентин вздохнул.

— Я подозревал, что у тебя могут найтись какие-то возражения по поводу выбора, который я ему предложу. Очень хорошо. Я вставлю в наше соглашение условие, что я даю ему один месяц для улаживания дел, и если он попытается жениться за это время, то я удостоверюсь чтобы те, кто несет ответственность за девушку, узнали о сумме его долга и его склонности к закулисным интригам.

— Это звучит не слишком… честно, — пробормотала Элинор, осознав, что настоящим возражением с ее стороны на предложение Валентина было то, что какой-то мужчина будет принимать решения за эту неизвестную девушку.

— Шантаж никогда не бывает иным, моя дорогая.

— Но сколько же все это стоило тебе? — Элинор также хотела знать, что он ожидает в ответ, но если бы она задала этот вопрос, то маркиз бы ответил. А она не была уверена, что готова к этому ответу.

— Не больше, чем я готов был потратить, — ответил он. — В действительности, я готов был потратить немного больше, только чтобы содрать шкуру с Кобб-Хардинга.

Прибыл их фазан, его принесли к столу два официанта, ведомые главным официантом. Это было похоже на парад. Валентин отогнал лакеев прочь, когда те захотели остаться, чтобы понаблюдать за тем, как их клиенты будут смаковать первые кусочки птицы, и Элинор захихикала, глядя на него.

— Ты пробудил в них безумие. Теперь самое меньшее, что ты можешь сделать — это сообщить им о том, что мы оценили их усилия.

— Я сообщу им, когда буду расплачиваться по счету — если фазан будет съедобен.

Он откусил кусочек, пожевал и проглотил его с такой сосредоточенностью, что Элинор снова рассмеялась. Господи, она знала, что он остроумен, но до сих пор не подозревала, что он может быть также и забавным.

— Ну, что? — поторопила она его.

— Бедная птица рассталась с жизнью по хорошей причине, — заявил маркиз, знаком предлагая ей приступить к еде. — Я вознагражу их за отлично исполненную лесть и прекрасно приготовленный винный соус.

Элинор откусила кусочек сама, закрыв глаза от нежного, сочного вкуса.

— Замечательно.

— Я рад, что тебе понравилось.

Их глаза встретились. Те вещи, которые она представила, глядя в эти бездонные зеленые глаза, заставили ее дыхание участиться, а пульс — ускориться. Тем не менее, он не произнес вслух ничего из того, о чем она думала, и первым отвел взгляд в сторону.

— Итак, Элинор, — сменил Валентин тему разговора, когда они оба вернулись к еде, — ты собиралась рассказать мне о перспективных мужьях из твоего списка.

— Нет, я не собиралась этого делать.

— Но, я настаиваю. В любом случае ты можешь или рассказать мне, или я просто вытяну это из тебя.

Вероятно, это он и сделает.

— Я не слишком много думала об этом, — солгала девушка. Если она признается в том, что потратила два безуспешных часа плюс бесконечные ночи, пытаясь определить хоть кого-нибудь из тех, кого она хотела бы внести в свой список, то ее признание прозвучит как невыносимо снобистское, но именно такой она и не хотела казаться.

— Кобб-Хардинг был в списке?

Этот вопрос и его откровенное любопытство удивили ее.

— Да. Я имею в виду, если бы при более близком знакомстве он бы мне понравился, то я рассматривала бы его как кандидата.

— Странно, не так ли, что если бы он вел себя как положено, то смог бы добиться того, что планировал захватить силой, — тихо размышлял Валентин.

Элинор никогда не думала об этом, но ее встревожил тот факт, что Деверилл, скорее всего, прав.

— Я предпочитаю думать, что распознала бы его настоящий характер скорее раньше, чем позже, — медленно ответила она, подавив дрожь.

— Ну, я полагаю, что мы можем благополучно заявить, что сейчас он вычеркнут из списка, — маркиз наклонился к ней. — Так скажи мне, у тебя же должно быть еще имя или два на примете.

— Лорд Дэннис Кранстон кажется весьма приятным, — выпалила девушка, только для того, что он не заподозрил, что она не нашла никого, кто бы заинтриговал ее — никого, кроме него самого.

— Сын Нерритона? Ну же, Элинор. Ты можешь найти кого-нибудь получше, чем этот тип с кашей вместо мозгов.

— Он привлекателен, — запротестовала девушка. — И ты сказал, что не будешь никого высмеивать.

— Я отчетливо помню, что ничего такого я не обещал. Кто еще?

— Хм. Я полагаю, милорд, что вы знакомы с поговоркой: «Один раз попался — по доверчивости, второй раз — по глупости»?

Деверилл засмеялся. Это был тот же веселый смех, который она слышала раньше, и он произвел тот же эффект на ее внутренности. По справедливости, никто не должен быть таким привлекательным и в то же время обладать таким черным сердцем. Хотя, у Элинор появилось все усиливающееся ощущение, что большая часть его цинизма — это просто защита, реакция на самовлюбленных, раболепных людей из его прошлого. Что же касается распутства, то Элинор могла только догадываться, но на самом деле очень мало знала о старом маркизе, его отце. Из того, что рассказывал Себастьян, Валентин дважды был почти исключен из Оксфорда из-за того, что у него в комнате обнаружили женщину. Замужнюю женщину, как она припоминала.

— Отлично, — никаких потенциальных супругов. Что тогда насчет твоего приключения? — спросил маркиз, все еще смеясь. — Над этим ты раздумывала немного больше? Есть какое-то определенное направление, на котором я должен сосредоточить свои усилия?

— Что я могу сделать, Валентин? Если я могу сделать что-то, хотя бы один раз, то, что это может быть?

Он устремил взгляд на дальний конец улицы, и его челюсти сжались.

— Я — не ты, — наконец произнес маркиз, снова переводя взгляд на девушку. — Я не могу принять решение за тебя.

— Но…

— Конечно, я могу сделать несколько предположений. Можно совершить поездку на воздушном шаре, спеть на оперной сцене, переплыть Тихий океан, встретиться с индейцами, отправиться в Индию или Китай, проехать с голой грудью через Гросвенор-Сквер, бросить торт в экипаж Принни, выстрелить из оружия в Парла…

— Ох, прекрати! — разрываясь между ужасом и смехом, Элинор проглотила остаток своей мадеры. — Ничего похожего на это. Хотя идея с воздушным шаром может оказаться интересной.

— Ничего из всех этих предположений?

— Большинство из них приведут к тому, что меня арестуют, а вдобавок к этому моя репутация будет разрушена, — заметила девушка.

— Думаю, что именно так, — потянувшись через угол стола, Валентин накрыл ее пальцы своими. — Подумай, чего ты хочешь, моя дорогая. Я найду способ выполнить это для тебя.

Должно быть, очень легко выбрать что-то дикое, порочное и свободное. Вероятно, так и было бы, если бы не один тревожный факт. Чуть раньше Элинор сказала маркизу правду — именно он был тем приключением, которого она желала.


Глава 11


Валентин снова отправил Элинор домой в наемном экипаже. Когда она прибыла к парадной двери, встречающая ее группа людей выглядела во многом похожей на ту, что приветствовала ее после фиаско у Бельмонта — за одним исключением.

— Тетушка Тремейн! — воскликнула девушка, пытаясь изгнать из памяти воспоминания о соблазняющих зеленых глазах. Она быстро спустилась из экипажа с помощью Стэнтона и поспешила к своей тете. — Я же должна была прийти к тебе на ленч! Мне так жаль!

— Не беспокойся, моя милая. Я просто беспокоилась за тебя, потому что ты не прислала записку.

— Ох, у меня отвратительные манеры, и еще более отвратительная память. — Элинор заметила неподвижное, мрачное выражение лица Себастьяна и сжала руки тети. — Ты уже поела? Может, я должна попросить Стэнтона принести немного сэндвичей? Или ты предпочитаешь чай? — сбивчиво бормотала она, ведя в дом свою полную тетушку в направлении утренней комнаты.

— Элинор.

Спина девушки напряглась от серьезного тона старшего брата.

— Да? — ответила она, оборачиваясь, чтобы взглянуть на него. Выражение глаз Себастьяна заставило Элинор задрожать.

— В мой кабинет. Немедленно.

Тетя Тремейн высвободила свою руку из рук Элинор.

— Я буду в утренней гостиной, дорогая, — проговорила она. — Стэнтон принесет мне чай.

— Конечно, миледи, — вставил дворецкий, знаком послав одну из горничных в сторону кухни.

Итак, тетя Тремейн также считает, что сначала на нее нужно накричать. Учитывая то, как легко она забыла о договоренности про ленч, стоило Валентину ей улыбнуться, тогда, вероятно, она этого заслуживает. Стараясь сохранять спокойное выражение лица и смотреть прямо, Элинор последовала за Себастьяном в его кабинет. Она не могла удержаться, чтобы не вздрогнуть, когда брат закрыл дверь, но надеялась, что он не заметил этого движения, так как стоял к ней спиной.

— Я получил твою записку, — начал герцог, встав у окна.

— Мне хотелось, чтобы ты знал, где в точности я буду, как ты меня и проинструктировал. — Продолжая изображать из себя беззаботное спокойствие, Элинор уселась в одно из комфортабельных кресел лицом к столу.

— Мы искали тебя на состязаниях по гребле почти час. Наконец кто-то сказал, что видел, как ты ушла в компании Деверилла. — Брат тяжело опустился на подоконник. — На самом деле, я был очень рад, что ты передумала грести в лодке.

— Ох, Себастьян, я никогда бы не сделала такую глупость. И ты это знаешь.

— Нет, не знаю. Я думал, что знаю тебя, но в последнее время ты бросаешь вызов большинству моих понятий о тебе. Как получилось, что ты встретилась с Девериллом?

— Он сам искал меня, полагаю, чтобы убедиться, что я не присоединилась к Фицрою в его лодке.

Герцог кивнул.

— И где же вы обедали?

— Я не обязана докладывать тебе об этом.

— Нет, думаю, что не обязана. — Некоторое время Себастьян сидел молча, его взгляд был устремлен в маленький садик за окном. — Я удивлен, что после всех своих рискованных предприятий, ты не только возвращаешься домой невредимой, но и умудряешься избегать скандала. Тем не менее, с моей стороны будет только справедливо предупредить тебя, что даже самые опытные игроки иногда проигрывают.

— Я знаю это. Я готова рисковать.

— Я еще не закончил. Одна из причин, по которой мы — я — позволяли тебе иметь столько свободы, когда ты была ребенком, та, что я не знал, как можно было сделать что-то лучшее. Я даже еще не начал учиться в Оксфорде, когда унаследовал Шея, Закери и тебя. Но незнание, я полагаю, не является оправданием. И, возможно, это делает меня виновником твоего восстания.

Элинор встала.

— Если бы ты принял решение ограничить мою свободу, то ошибся бы вдвойне.

— Большинство отпрысков женского пола из благородных семей не ходят на рыбалку, не прыгают голыми в озера, не ездят верхом на лошадях своих братьев, не падают с них и не ломают себе руки, Нелл. А когда они вырастают, то не рискуют, отправляясь в Воксхолл в одиночестве, и не сбегают прочь, чтобы пообедать с закоренелыми распутниками, не поставив в известность кого-нибудь до или даже после этого поступка.

— Я думала, что Деверилл твой самый близкий друг.

— Так и есть. Но ты — моя сестра, — Себастьян шумно выдохнул. — Вот что я пытаюсь сказать: если ты хочешь найти себе мужа, ищи его. Если ты хочешь посетить Воксхолл или понаблюдать за гонками на лодках, то один из нас сопроводит тебя туда, и без всяких жалоб. Но не… ради Бога, не подвергай себя опасности. Пожалуйста.

Элинор на мгновение прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями, чтобы, наконец, все объяснить.

— Себастьян, я тебя люблю. Нет, не надо на меня так смотреть. Я действительно люблю тебя. Но та кровь, что сделала тебя лидером, которая заставляет тебя ненавидеть ограничения и требует, чтобы ты принимал решения сам — эта кровь течет и в моих жилах тоже.

— Я знаю это.

— Тогда ты должен также знать, что до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать, я могла… делать то же самое, что делали вы. А потом мне запретили это делать.

— Элин…

— Но сейчас, в настоящее время, если я желаю рисковать, то я все равно это сделаю. Однако в этот раз это будет моя ответственность, мое решение. Если я сломаю себе руку, или потеряюсь, это будет моя вина. А не твоя.

— Может быть, ты и я видим это в таком свете, но остальная часть Лондона посмотрит на это по-другому. Они увидят…

— Меня не волнует, что они увидят. Я сознаю, что, в конечном счете, мне придется вернуться к скромным мечтам и ограниченным амбициям, и все из-за того, что так диктует Общество, а родословная Гриффинов требует, чтобы меня вынудили выйти замуж за какого-нибудь дурака по твоему выбору. Но до тех пор я буду развлекаться. Долго или нет, но, по крайней мере, я сделаю это.

— Меня беспокоит то, что когда ты потом будешь оглядываться на эти моменты веселья, то можешь счесть их самой большой ошибкой, которую ты когда-либо совершала.

— Тогда, по крайней мере, это будет ошибка, которую я сделала сама.

Герцог позволил сестре оставить последнее слово за собой. Это было чем-то значительным, но, учитывая сомнение и беспокойство которые все еще можно было прочитать в его взгляде, он остался при своем мнении. Элинор старалась сделать свое объяснение как можно более ясным, тем не менее, никто не перешел на ее сторону. Никто, кроме, возможно, Валентина, но его едва ли можно учитывать.

Со слезами, бегущими по лицу, девушка почти ввалилась в утреннюю комнату, удивив свою тетю и упав ей на плечо с рыданиями, которые слишком долго неосознанно сдерживала.

— Мне так жаль, — причитала она, ее голос был заглушен плечом тетушки Тремейн.

— Ох, милая, а я без зонтика, — ответила ее тетя, погладив девушку по спине. — Поплачь, Нелл. Кажется, тебе это нужно.

— Я не хочу плакать. Я хочу ударить кого-нибудь.

— Надеюсь, не меня. Я догадываюсь, что ты имеешь в виду Мельбурна, но бить его я бы тоже не рекомендовала. Он слишком мускулистый.

— Нет, не его. — Элинор вытерла глаза и выпрямилась. — Я вообще не знаю, кого на самом деле я хочу ударить. Все это расстройство — только моя вина. Но я так просто не сдамся и не собираюсь делать то, что как все считают, я должна делать. Это несправедливо.

Глэдис взяла ее за руку, подвела к кушетке и усадила, после чего налила им обеим по чашке чая, который принес ей Стэнтон.

— Думаю, что я воздержусь от комментариев до тех пор, пока не узнаю, о чем, во имя небес, ты ведешь речь.

Икая, Элинор отхлебнула чай.

— О, да, полагаю, что так. Я приношу свои извинения, тетушка Тремейн. Просто в моей голове так много всего, что я…

— … что ты не можешь поверить, что кто-то другой не может не знать об этом. Но ты должна мне все рассказать.

— Конечно. — Элинор сделала вдох и еще один глоток чая. Она очень хотела рассказать обо всем своей тете. Кроме Деверилла, она не могла подумать ни о ком, кого она могла бы посвятить в это. Барбара, конечно, кое о чем догадывалась, но только Дерверилл знал все. Добрые голубые глаза смотрели на нее, пока она потягивала чай. Глэдис Тремейн была совершенной леди. Она любила своего мужа, несмотря на то, что тот был ниже ее по положению. И, насколько Элинор знала, до, во время и после своего замужества никогда не посмотрела на другого мужчину. Тетушка совершенно определенно никогда не испытывала желания поцеловать повесу, но Элинор надеялась, что та поймет причины, стоящие за этим бесполезным стремлением.

— Я объявила о своей независимости, — произнесла девушка.

— Пип так и сказала. И что это за независимость?

— От Гриффинов. Я объявила о том, что собираюсь сама найти себе мужа без их помощи или вмешательства. Что буду делать то, что я хочу и общаться с кем пожелаю. И что я буду одеваться так, как мне нравится.

Ее тетушка спокойно сидела на кушетке и пила свой чай.

— И Мельбурн был с этим не согласен?

— Нет, он согласился.

— Он согласился? О! Тогда, может быть, проблема в том, что ты не наслаждаешься своей только что обретенной свободой?

— Нет, и это тоже не так.

— Моя милая, боюсь, что мне понадобится немного больше информации для того, чтобы я смогла предложить тебе какой-нибудь совет или помощь.

— Как мне объяснить тебе это, тетушка? — Элинор всплеснула руками, а затем снова опустила их к себе на колени. — У меня есть возможность быть свободной, делать, что я хочу. Но я не знаю, что это включает в себя.

— Ты оправилась на ленч с маркизом Девериллом без компаньонки. Мне кажется, это и есть свобода, Нелл.

— Нет, это не так. Не с Девериллом. Я имею в виду, что хотя он и говорит в моем присутствии о таких вещах, о которых большинство мужчин предпочли бы умолчать, но при этом он лучший друг Себастьяна и знает правила.

— Правила, — повторила тетя Тремейн с сомнением в голосе.

— Это правила, которые касаются поведения джентльменов в отношении меня, установленные Себастьяном, Шеем и Закери.

— Ты имеешь в виду, что ты чувствуешь себя слишком…безопасно в присутствии Деверилла? — Глэдис хихикнула. — Никогда не думала, что когда-нибудь свяжу эти два слова одним предложением: «безопасность» и «Деверилл». Как странно.

Возможно, так и было поначалу, но сейчас это утверждение больше не было правдивым. Не после того, как Валентин поцеловал ее. Но, несмотря на его случайный словесный флирт, он уже предупредил ее о том, что между ними ничего не случится, а девушка хотела этого, черт бы все побрал.

Элинор одернула себя. Маркиз опять появился перед ее мысленным взором, одна только мысль о нем, о его теплых губах, отвлекала ее не только от разговора с тетушкой, но и от ее более масштабных намерений.

— Я ощущаю себя так, словно зря трачу время, — произнесла она. — Я знаю, что, в конечном счете, и скорее раньше, чем позже, я зайду на один шаг дальше того, что Себастьян готов вытерпеть, и он положит конец моему восстанию. А я совсем не имею понятия, что делать. Что предпринять, чтобы максимально использовать свой момент. И, что бы я ни делала, мне постоянно кажется, все это ранит или расстраивает моих братьев — особенно Себастьяна. Мне очень не хочется причинять им боль.

— Это сложная дилемма. Думаю, что свобода, всегда имеет цену.

— То же самое мне сказал и Деверилл.

— Тогда у него много здравого смысла. — Тетушка Тремейн приподняла бровь. — И это удивляет.

Да, так оно и было. На самом деле, сочувствие и понимание Валентина стали для нее источником постоянного удивления. Элинор помешала чай в своей чашке. Тем не менее, у нее было такое ощущение, что если она об этом расскажет кому-нибудь, то все его понимание тут же исчезнет. Что, как только она произнесет эти слова вслух, маркиз немедленно превратится для нее в прежнего пресыщенного, циничного распутника, такого же, каким он выглядит и для всех остальных. А она не хотела, чтобы это случилось.

Все, однако, свелось к тому, что любое происшествие было обязано значить что-то только для нее. Так же как и выполнение, и последствия этого поступка ложились только на ее плечи.

— Что мне в действительности сейчас нужно, — с глубоким вздохом проговорила девушка, ее слова едва не обгоняли ее мысли, — так это знать, что, по крайней мере, ты понимаешь, что я пытаюсь сделать.

Тетя долго смотрела на нее.

— Даже ты сама не понимаешь этого, дорогая.

— Но…

— Я — понимаю. Твоя мать была моей сестрой, дочерью графа, которая внезапно вышла замуж и стала герцогиней. И не просто какой-то герцогиней, заметь, а герцогиней Мельбурн. Титул, который принадлежит семье с восьмисотлетней историей и ведет свое происхождение от римлян.

— От Грифануса, — подсказала Элинор. Она выросла, зная об этом, о том, что ее семья практически основала британскую аристократию.

— Для Элизабет это было тоже нелегко, — продолжила тетушка Тремейн. — но она решила, что это стоит того. Она очень гордилась тем, кем была, и наследством, часть которого принадлежала ее детям.

— Так я должна просто прекратить все это и умолять Мельбурна найти мне мужа по его выбору? Кого-то, кто достоин меня?

— Нет. Ты должна делать то, что ты считаешь нужным, чтобы быть счастливой. Только помни, что твое имя не стоит особняком, Элинор. Есть и другие люди, которые носят его.

— Я знаю это, — она поцеловала свою тетю в щеку. — И я не забуду об этом. Спасибо тебе.

— Не думаю, что я чем-то помогла, но на здоровье. И если тебе когда-нибудь понадобится дружественное ухо, то у меня их два. — Тетя Тремейн отодвинула чашку в сторону и встала. — Я даже не попросила тебя быть осторожной, потому что знаю, что ты и так помнишь об этом.

— Я попытаюсь, — исправилась Элинор, провожая пожилую леди до парадной двери. И ей лучше стараться изо всех сил, учитывая то, что почти произошло со Стивеном Кобб-Хардингом. Что могло случиться, если бы там не было Валентина, который уже дважды пришел ей на помощь. Рассчитывать на него еще раз будет безрассудно, как бы она не была безумно в него влюблена.

Но ей придется довериться ему еще хотя бы один раз. После того, как все вокруг рассуждали о приключениях, и о том, что ей позволяли делать, когда она была ребенком, у девушки возникла одна идея. Элинор улыбнулась, направляясь обратно в утреннюю комнату, к стоявшему там маленькому письменному столу. У нее будет собственное приключение. Теперь все, что ей нужно — это смелость, чтобы попросить Валентина помочь ей добиться этого, и, самое важное, суметь пройти через это вместе с ним.

Валентин отправил одного из грумов доставить письмо Кобб-Хардингу, а сам прогуливался недалеко по улице, чтобы понаблюдать и увидеть, что произойдет потом. Как он и ожидал, через десять минут Стивен Кобб-Хардинг в ураганном темпе выскочил из дома, понесся к своей крошечной конюшне, взобрался на лошадь и с грохотом поскакал в направлении Пэлл-Мэлл[14 - Пэлл-Мэлл (Pall Mall) — улица в центре Лондона, на которой расположены известные клубы джентльменов.]. Следуя за ним на благоразумном расстоянии, Валентин позволил себе мрачно улыбнуться. Он видел, как этот дурак бродил из одного клуба в другой, очевидно, пытаясь проверить, продали его расписки кому-нибудь или нет. Ответы должны были быть опустошающими. И поскольку маркиз был заинтересован в этом, каждая унция агонии и тревоги была весьма заслужена этим негодяем.

Сейчас Кобб-Хардинг мог кричать и проклинать всех и вся, изливать свою ярость на небеса, но он почти ничего не мог сделать, чтобы исправить ситуацию. Хотя Валентин и не сказал ничего об этом Элинор, но он заботился вовсе не о каждой наивной дебютантке в Лондоне; его интерес заключался в том, чтобы избавить от неприятностей ее саму и ее репутацию.

И поэтому его письмо к Кобб-Хардингу было кратким. Он должен заплатить, или покинуть страну. А если в течение месяца, во время которого он будет оставаться в Англии, этот болван снова подойдет к девушке или скажет хотя бы одно слово ей или кому-то из ее семьи, то в тот же день он окажется в тюрьме для должников или на борту баржи с преступниками. Если Валентин сможет это устроить. Долг в двадцать три тысячи фунтов, без какой-либо надежды выплатить его — это серьезное преступление.

Когда Стивен не появился из «Уайтс», Валентин подошел ближе к клубу. Кобб-Хардинг сидел у эркера[15 - Эркер — часть комнаты, выступающая из плоскости стены, снабженная окном или несколькими окнами или остекленная по всему периметру.], распивая бутылку бурбона. Несомненно, ему пришлось заплатить за нее наличными.

Валентин мрачно улыбнулся. Он, как правило, не разрушал жизни других мужчин; маркиз не слишком интересовался большинством из них, чтобы затруднять себя этим. Однако этот определенный мужчина влез прямо в середину его дружеских отношений. А может быть даже сверх этого, хотя Валентин и не мог придумать, как это назвать. Все, что имело значение — это то, что Стивен Кобб-Хардинг уберется с глаз долой. Навсегда.

Валентин не собирался стоять и наблюдать, как другой человек ищет забвения в выпивке, так что маркиз вернулся к Яго и запрыгнул в седло. Его возможности для другого времяпровождения в это время дня были ограничены. Никакой игры по-крупному сейчас в клубах не найти, в Парламенте сегодня не было дневных сессий, и каждая из леди, чьей компании он мог бы пожелать, навещала сейчас своих друзей.

Нахмурившись, Валентин повернул Яго домой. Он не желал никакой женской компании уже больше недели. Нет, это было не совсем правдой, потому что он становился твердым практически каждый раз, когда вызывал в своем воображении образ Элинор Гриффин, что случалось с тревожащей частотой. Ни один порядочный распутник не тратит так много времени и усилий на одну женщину, и особенно на ту, чью благосклонность он не может и надеяться завоевать, а в здравом уме никогда и не попытается этого сделать. Все это было смешно.

Если бы не его идиотский долг Мельбурну, он мог бы отправиться и устроить свидание с Лидией или леди Даннинг, или любой из двух дюжин других красоток, которых он заманивал в свои сети на протяжении прошлого или позапрошлого Сезонов. Но в настоящий момент Валентин не мог это себе представить. Он не мог вообразить, что его удовлетворит одна из них, в то время как Элинор все еще бродит по Лондону в поисках идеального приключения и ввязывается в Бог знает какие неприятности.

Вот в чем дело, решил он. Не в том, что он не может перестать думать о ней, а в том, что ему не терпится выплатить свой долг и жить дальше. А единственный способ, которым он мог избавиться от обязательств перед Мельбурном, — это прекратить проказы Элинор. И единственный способ, каким он может сделать это, — помочь ей найти ее приключение и мужа.

— Черт, черт бы все побрал, — пробормотал маркиз, повернув к дому.

Его беспокоило гораздо больше, чем он хотел признать, то, что до вечера у Бельмонта Элинор могла рассматривать Стивена Кобб-Хардинга в качестве потенциального супруга. Они потанцевали вместе, поболтали о разных пустяках на протяжении одного дня, и она сочла его подходящей парой. Этот сценарий закончился не слишком хорошо, и Валентин не испытывал сожалений по этому поводу.

Она не назвала ему каких-либо других потенциальных кандидатов для того, чтобы он мог рассмотреть их, и Валентин задумался почему. Да, он, скорее всего, высмеял бы их, но как она могла ожидать от него обратного? Большинство молодых, неженатых джентльменов не годились ни на что, кроме шуток над ними. И они определенно не были достаточно хороши для нее.

— Что? — громко спросил он себя, нахмурившись. Откуда взялась эта мысль? Мужчина недостаточно хорош для какой-то женщины? Такой женщины не существует. За исключением того, что она, несомненно, существовала.

— Хоббс, — спросил маркиз, когда дворецкий открыл для него парадную дверь Корбетт-Хауса, — знаем ли мы каких-нибудь молодых, привлекательных холостяков, которые могут понравиться молодой леди, ищущей приключений?

— Вы, милорд, подойдете, — немедленно ответил Хоббс, принимая его сюртук, шляпу и перчатки и ногой закрывая дверь.

Валентин фыркнул.

— Я сказал «молодые». Мне уже тридцать два. И я, вероятно, забыл добавить к списку «правильного поведения».

— Ох. В этом случае, лорд Закери или лорд Шарлемань? Граф Эвертон? Роджер Нолевилл? Стивен Кобб-Хардинг? Томас Честерфилд? Томас Атертон? Лорд Вэрфилд? Джон Фиц…

— Вполне достаточно, — прервал его Валентин. — Ты мог бы ответить на мой вопрос такими словами как «очень много, милорд» или «почти дюжину, милорд». Я не просил долго и скучно перечислять мне их имена.

— Мои извинения, милорд. Есть очень много молодых джентльменов, которые подходят под это описание, милорд.

— Убирайся прочь.

Хоббс поклонился и направился по боковому коридору в сторону жилых помещений для прислуги.

— Немедленно, милорд.

— Подожди минуту.

Дворецкий спокойно повернулся, его невозмутимое выражение лица не изменилось.

— Да, милорд?

— Есть какие-нибудь новости?

— Вы получили очень много писем и визитных карточек, милорд.

— Неужели ты и Мэттьюз объединились, чтобы прикончить меня, доведя до удара?

— Я не был осведомлен о том, что ваш камердинер пытается прикончить вас, милорд. Я поговорю с ним об этом.

Ага, значит, они работают по отдельности, во всяком случае, работали до этого момента.

— Письма и визитные карточки от кого, Хоббс?

— Леди Френч, леди Дюмон, леди Кастер, мисс Энн Янг, леди Элинор, леди Бетенридж, леди Филд…

— Спасибо, Хоббс. — Валентин прервал свое отступление вверх по лестнице. — Ты сказал «леди Элинор»?

— Да, милорд.

Его сердце пропустило удар, а затем начало стучать еще чаще, чтобы компенсировать остановку.

— Визитная карточка или письмо?

— Письмо.

— Я возьму его.

Дворецкий вернулся к своему месту и вытащил письмо из кипы корреспонденции, разбросанной по боковому столику и подносу. Поднявшись по ступенькам к Валентину, Хоббс вручил ему послание.

— Будут еще какие-то приказания, милорд?

— Нет. А сейчас уходи прочь.

— Да, милорд.

— И меня нет дома ни для кого, кроме Гриффинов. Если только это не Мельбурн. Если герцог нанесет визит, то я сбежал в Париж.

— Да, милорд.

Валентин укрылся в маленьком кабинете, примыкавшем к его личным комнатам, и уселся там за стол. Он положил письмо перед собой, выровняв его так, чтобы оно было параллельно поверхности стола из красного дерева. А затем маркиз долго его разглядывал.

Предвкушение, циркулирующее внутри него, было новым ощущением. Он не привык вкладывать столько… ожиданий в незначительную записку, в послание от какой-то девчонки, но его руки дрожали, когда он поднес письмо к своему лицу.

Слабый запах лаванды практически указывал ему путь в Гриффин-Хаус к Элинор.

— Господи Иисусе. Это всего лишь письмо, Деверилл, — обругал он сам себя, сунув палец под восковую печать, чтобы вскрыть послание.

— «Деверилл», — прочитал он, — «Я подумала о приключении. Когда я смогу поговорить с тобой об этом? Элинор.»

Нахмурившись, Валентин перевернул страницу. Ничего.

— И это все? — произнес он вслух.

Это разочаровало его. Никаких протестов по поводу страстной тоски от женщины, которая, в конце концов, заявила, что хотела бы иметь его в качестве своего приключения. Никаких просьб о помощи, ничего, кроме шести — нет, семи, поправил он себя, подсчитав еще раз — вопросительных слов о том, когда она сможет поставить его в известность о своем решении. Никаких «дорогой» или «Валентин» или «Ваша». И вообще ничего таинственного. Черт, она могла бы показать эту записку Мельбурну без страха подвергнуться цензуре или наказанию.

Возможно, в этом и было дело, подумал маркиз, приободрившись. Мельбурн проверет ее корреспонденцию, так что она, конечно же, не могла включить в письмо ничего слишком личного — такое, к примеру, как имя, данное ему при крещении. В конце концов, она ведь называла его по имени раньше.

Значит, ему следует быть таким же сдержанным в своем ответе. Глубоко вздохнув, Валентин вытащил лист бумаги из ящика и обмакнул перо в чернила.

— «Элинор», — написал он, проговаривая вслух то, что писал, — «я буду присутствовать на Большом бале у Кастеров этим вечером. Если ты собираешься посетить его, то мы сможем поговорить».

— Хм. Нет, — передумал Валентин. Это звучало слишком секретно. Смяв бумагу, он начал сначала, с того же приветствия и той же информации. «Я буду счастлив, выслушать там ваши планы».

Это звучало лучше, но нужно было что-то, чтобы убедить Мельбурна в том, что он просто остается вежливым. Маркиз начал писать записку в третий раз, закончив ее словами «Оставьте для меня кадриль или другой танец. Деверилл.»

— Это подойдет. — Подув на чернила, он сложил и запечатал записку, а затем вызвал лакея, чтобы тот доставил ее по назначению.

У него было приблизительно пять часов до того времени, когда он планировал прибыть на Большой бал у Кастеров. Дюжина просьб от леди ждала его внизу; любая из них будет признательна и довольна, если он вызовет ее или нанесет ей визит. Тем не менее, в данный момент он не хотел быть удовлетворенным. Валентин хотел, чтобы это странное предвкушение пробегало под его кожей, ощущать нетерпеливое ожидание чего-то с подлинным волнением — и, конечно же, с возбуждением.

Так что вместо того, чтобы ответить или хотя бы просмотреть груду своей корреспонденции, маркиз отправился вниз, чтобы сделать нечто совершенно нехарактерное для него. Валентин пошел в библиотеку читать книгу.

Элинор читала доставленную записку.

— Кадриль или другой танец? — повторила она, нахмурившись. — Конечно же, это не доставит мне больших проблем.

Закери поднял взгляд от своей собственной корреспонденции.

— Что это значит, Нелл?

— Ничего. Просто замечание.

Она попыталась уважать желание Деверилла избегать любых персональных затруднительных положений, хотя сама не видела, как можно стать более тесно связанными, чем они, кроме того, что делается в обнаженном виде. Конечно же, эта мысль заставила девушку покраснеть, а по ее коже пробежала горячая волна.

— Ты собираешься на прием у Кастеров этим вечером, не так или? — настаивал Закери, прочертив линию в своем письме. — Кастеры утверждают, что это будет самый большой бал в этом Сезоне.

— Это потому, что леди Кастер всегда так говорит. Я не стану торопиться выносить свое суждение.

— Но ты едешь на бал?

Так как ей нужно оставить кадриль или другой танец для Деверилла, то предполагается, что она поедет на бал.

— Да, я планирую это сделать.

— С нами?

— Я поеду с вами в одном экипаже, если вы не возражаете.

С минуту ее брать сидел молча, затем шумно вздохнул.

— Как долго ты собираешься заниматься этим?

— Я думала, ты на моей стороне.

— Я был бы, если бы полагал, что этим ты обретешь что-то, что сделает тебя счастливой. Но, честно говоря, я не вижу, чего ты этим добилась, кроме того, что еще больше споришь с Мельбурном и плачешь, когда встречаешься с тетей Тремейн.

— Кто сказал тебе, что я плакала?

Закери поднялся на ноги, на его худом лице застыло недовольное выражение.

— Ты же знаешь, я не слепой. Твои глаза были красными и опухшими. И…

— Предполагается, что леди не говорят о таких вещах, Закери.

— Ты не леди; ты моя сестра. И, между нами, я никогда бы не позволил Мельбурну заставить тебя выйти замуж за того, кто тебе не нравится.

Замужество. Она практически забыла, что именно это было главной причиной ее восстания, и насколько ее братья были в этом заинтересованы.

— Благодарю тебя, но ты бы никогда не стал противостоять Мельбурну, если бы тот настаивал на чем-то. Вы оба, ты и Шей, склоняетесь перед каждым его приказом, как будто он — какое-то фантастическое существо, а не просто брат, который старше вас на пять лет.

— В моем случае — на восемь лет, — заметил он. — И на одиннадцать — в твоем. На одиннадцать лет больше опыта и мудрости, чем у тебя. Это — не просто возраст.

— Я пока еще знаю, чего хочу, и кто я такая. И лишних одиннадцать лет не изменят этого. Я не позволю приказывать себе, Закери.

Ее брат поднял вверх руки.

— Отлично, отлично. Я сдаюсь. Я не хочу спорить с тобой. Просто мне кажется странным, что ты принимаешь совет от Деверилла, и не хочешь прислушаться к моему.

— Я прислушиваюсь к советам, — исправилась Элинор. — Но поступаю так, как пожелаю.

— А прислушиваться к советам Деверилла относительно сердечных дел — глупо. У него даже нет сердца. И это, вероятно, делает его наименее подходящим человеком во всей Англии, который поможет тебе найти мужа.

Элинор засунула послание Валентина в карман своей мантильи и встала.

— Я не собираюсь дальше обсуждать это. Просто подумай, у кого бы ты мог попросить совета, если бы собрался изменить свою жизнь.

— Но мне нравится моя жизнь, — ответил Закери, когда она покидала комнату, но Элинор притворилась, что не слышит его.

Она могла признавать, что Закери был счастлив, но это еще сильнее заставляло ее желать того же для себя. Она не была счастлива; все вокруг оказывалось борьбой или вызовом, и ее шансы на достижение того, чего она хотела в жизни, оставались небольшими.

Кажется, даже ее восстание не изменило все вещи в ее направлении. Тот человек, в объятиях которого она хотела находиться, писал ей совершенно безликие письма и ничего не обещал, а только предлагал встретиться за кадрилью или другим танцем, чтобы она могла рассказать ему о своих мечтах. А как он может ответить на то, что она расскажет, Элинор не имела ни малейшего понятия, только очень сильно нервничала.

— Мужчины, — пробормотала она, поднимаясь наверх, чтобы изучить только что прибывшие платья от мадам Констанцы и решить, что она наденет сегодня вечером.


Глава 12


— Сколько же у тебя этих новых платьев? — спросил Шарлемань, когда они вошли в бальный зал Кастеров.

Элинор обернулась кругом в изумрудном творении мадам Констанцы, и оно закружилось вокруг ее лодыжек.

— Они продолжают прибывать. Я заказала, по крайней мере, пятнадцать. А почему ты спрашиваешь?

— У меня нет причин интересоваться этим, за исключением той, что каждое твое платье укорачивает мою жизнь, по меньшей мере, лет на десять.

Усмехнувшись, Элинор направилась прочь, чтобы поприветствовать нескольких друзей.

— Тогда, видимо, мне придется посетить твои похороны в следующую среду.

Когда они прибыли, девушка не смогла удержаться от того, чтобы не поискать взглядом в комнате Кобб-Хардинга и Деверилла, страшась увидеть первого, и с нетерпением ожидая второго, хотя бы только для того, чтобы сообщить маркизу, что его навыки в написании писем оставляют желать лучшего. Однако ни тот, ни другой джентльмен не присутствовали. Девушка предположила, что это было одно из тех бесчисленных событий, о которых Валентин просто забыл, потому что ему встретилось нечто более интересное. Но, как бы то ни было, он заявил, что будет здесь.

Однако как только она начала думать в этом направлении, то не смогла удержаться от того, чтобы поразмышлять, что — или скорее, кто — могло бы быть для Валентина более интересным. Элинор знала, по крайней мере, о трех его любовницах в этом Сезоне, но в последнее время маркиз, казалось, появлялся везде, где бы ей не нужна была помощь. Выдерживать такой гибкий график и, одновременно, встречаться с любовницей было бы нелегко даже для человека с его навыками и воображением.

Элинор поприветствовала своих друзей, болтающих и отпускающих шутки о Сезоне и о том, кто и от кого уже получил предложения, но половина ее внимания была направлена на вход в зал. Через нее продолжали в большом количестве прибывать гости, но ни один из них не был маркизом Девериллом.

— Вы слышали, что Филиппа Робертс сбежала? — прошептала Рейчел Эддерли, достаточно громко, чтобы ее услышала дюжина хихикающих и смеющихся леди в их кружке. — С лордом Албрайтом.

— Нет! — задохнулась Барбара, прикрыв рот рукой. — Ее отец угрожал лишить ее наследства, если она снова увидится с бароном.

— Да, но у Албрайта есть состояние, зачем ей беспокоится?

— Но он же на двадцать лет старше ее, — вставила Элинор, снова бросив взгляд на дверь. Черт побери, где же он? Она оставила для него глупую кадриль, так как именно он предложил этот танец, но не смогла удержаться и оставила еще и вальс. Если маркиз не появится, то ей придется либо просидеть у стены самый популярный танец вечера, или попытаться выяснить, сможет ли кто-то из ее братьев станцевать с ней. Хотя, учитывая мысли Себастьяна по поводу ее восстания, слишком большие надежды на это возлагать не стоило.

— Можете себе представить, как Албрайт взбирается по лестнице в середине ночи, чтобы увезти ее прочь. Им еще повезло, что никто из них не сломал себе шею.

— Ей будет неприятно жить с этим скандалом, когда она вернется, — заметила Барбара. — Она такая застенчивая.

— Не настолько застенчивая, если умудрилась вдохновить кого-то на побег, — возразила Рейчел, еще раз хихикнув. — Это должно быть очень романтично, даже с Албрайтом.

— Я надеюсь на это, ради Филиппы, — пробормотала Элинор.

Рейчел бросила взгляд в ее направлении.

— Если уж говорить о скандалах, — лукаво произнесла она, — то, что там насчет тебя и маркиза Деверилла?

Элинор нахмурилась, изображая замешательство, в том время как ее сердце громко стучало. Ради Бога, они же ничего особенного не сделали. Просто одна тайная поездка в экипаже и один ленч. И еще пара поцелуев. И несколько весьма горячих мыслей с ее стороны.

— Между мной и Девериллом ничего нет. Он — самый близкий друг Мельбурна.

— Я знаю, но моя мама видела тебя с ним в «Просперо» во время ленча. И без компаньонки, — добавила Рейчел назидательным тоном всей остальной группе.

Вот как просто может начаться скандал. Деверилл предупреждал ее, что его компания опасна, даже с благословения ее брата.

— Ради Бога, Рейчел, — воскликнула она, взмахнув веером, чтобы подчеркнуть свои слова, — думаю, что у меня есть право обедать с другом семьи, если я этого захочу. И к тому же дело было в открытом кафе, с тридцатью другими обедающими.

— Ну да, я предполагаю, что так, — неохотно признала мисс Эддерли. — Хотя я не уверена, что у меня бы хватило смелости пойти куда-то с Девериллом, с компаньонкой или… — Она замолчала.

Даже не оборачиваясь, Элинор поняла, что Валентин стоит позади нее. Она подождала несколько мгновений, наслаждаясь ускорением своего пульса, предвкушением, наполнившим ее мышцы, перед тем, как обернуться и взглянуть на него.

— Добрый вечер, милорд, — произнесла она, приседая в реверансе.

— Леди Элинор.

От выражения в его глазах у нее пересохло во рту. Учитывая природу приключения, которое она выбрала, возможно, ей, в конце концов, не стоит включать его в свои планы. Но, проблема заключалась в том, что девушка не знала никого другого, кому она могла бы доверять. Можно подумать, что это была единственная причина, по которой Элинор хотела, чтобы он узнал о ее планах. Однако сейчас был не подходящий момент, чтобы развеивать свои заблуждения.

Практически в линию позади маркиза выстроилась обычная стая холостых джентльменов, все они, без сомнения, ожидали возможности занять два оставшихся места в ее танцевальной карточке. Элинор ненадолго задумалась над тем, что бы Валентин сделал, если бы она отдала кому-нибудь кадриль. И хотя он был непредсказуем, она не стала бы рисковать возможностью поговорить с ним.

— Похоже, я преграждаю путь в рай, — отметил он, очевидно, услышав как стадо поклонников топчется позади него. — Мы увидимся с вами позже?

— Только если вы запишетесь на пустое место в моей карточке, — ответила Элинор с притворной беспечностью, вручая ее маркизу.

Его губы дернулись.

— Если только вы не считаете, что из-за этого начнется мятеж. — Не дожидаясь ее ответа, Валентин вписал свое имя и вернул ей карточку. Когда он протягивал ее Элинор, его взгляд устремился на Рейчел Эддерли.

— Если вы когда-нибудь наберетесь смелости, дайте мне знать, — прошептал он. Маркиз бросил взгляд на Элинор, его глаза смеялись, а затем зашагал в направлении ее братьев.

Рейчел прижала обе руки ко рту.

— Он услышал меня, — прошептала она приглушенным голосом. — О нет!

— Он только предложил, — успокоила ее Элинор, разрываясь между весельем от очевидного ужаса ее подруги и ревностью, потому что Валентин флиртовал перед ней, пусть даже таким очевидно поддразнивающим способом. — Тебе не нужно принимать его предложение.

— Единственная причина, по которой ты можешь быть такой стойкой, — возразила Рейчел, — это та, что Деверилл не посмеет попытаться соблазнить тебя тогда, когда рядом находятся твои братья. А у меня нет такой защиты.

Элинор могла бы проинформировать свою подругу, что Деверилл занимается только теми женщинами, с которыми его связывает взаимное влечение, но тогда ей пришлось бы признаться, что она находится с ним в дружеских отношениях. Кроме того, она вовсе не была счастлива слышать все то, что Рейчел сказала относительно сдержанности Деверилла, особенно потому, что, если не учитывать несколько восхитительных моментов слабости, это была правда.

Девушка опустила взгляд на свою танцевальную карточку, пока вся остальная орда поклонников толпилась вокруг нее. И сглотнула. Валентин пришел вовсе не за кадрилью. Он вписал свое имя рядом с вальсом — первым вальсом этого вечера.

Барбара наклонилась через плечо, в то время как первый из джентльменов записался на кадриль, а остальные передавали ее карточку друг другу — или выхватывали ее друг у друга, как свора голодных собак.

— Друзья, хм? — прошептала она. — А ты уверена, что он знает об этом?

— Конечно, он знает. Мы оба знаем. У него есть кое-какая информация, которую я нахожу полезной. А что касается ленча в его компании, то, по крайней мере, он не оплакивал цвет неба над Лондоном во время этого Сезона на протяжении всей нашей встречи.

— Просто будь осторожна, Нелл, — продолжила ее подруга таким же тихим голосом. — Рейчел — просто любительница по сравнению с некоторыми бездельниками, присутствующими здесь этим вечером. Ничто не обрадует их настолько, как возможность вообразить какой-нибудь постыдный эпизод между тобой и маркизом.

— Я знаю, — вздохнула Элинор. — По крайней мере, Мельбурн понимает, что не стоит обращать внимания на всю эту ерунду. В противном случае, моя декларация была бы аннулирована неделю назад.

— У тебя есть на примете какие-то кандидаты? — продолжила Барбара, кивнув на возвратившуюся танцевальную карточку. Роджер Нолевилл вписал свое имя рядом с единственным оставшимся танцем, кадрилью.

— Несколько, — солгала Элинор. — Я пока еще не совсем готова объявить имена претендентов.

— Ну, если тебе повезет, то некоторые из них убьют других, и тебе придется выбирать из тех, кто находится в самой лучшей форме.

Со смешком, Элинор опустила заполненную танцевальную карточку обратно в свой ридикюль.

— И мне нужно будет только перешагнуть через павших претендентов, чтобы найти себе спутника жизни, — фыркнула она.

— Вы готовы, леди Элинор? — Томас Честерфилд пробрался через столпотворение гостей, чтобы предложить ей руку. — Я полагаю, что контрданс мой.

— Конечно, мистер Честерфилд, — ответила Элинор, пытаясь подавить свой смех. В борьбе на выбывание она бы отдала преимущество лорду Девериллу, потому что не могла представить, что он будет затруднять себя и играть по правилам. За исключением того, что он не станет участвовать в этой борьбе, потому что Валентин был скорее другом, чем поклонником, и потому что он не любил быть вовлеченным во что-то сентиментальное.

Как только заиграла музыка, она и ее партнер поклонились друг другу, а затем начали извилистый парад вокруг других танцующих. Элинор на самом деле любила контрдансы; этот танец предоставлял самую лучшую возможность для того, чтобы увидеть, кто еще присутствует на балу, и при этом она имела возможность улыбаться тем людям, с которыми ей бы не позволили общаться в другом месте. Конечно же, это ограничение больше не работало, и она могла улыбаться или разговаривать с кем захочет, но от этой мысли она еще больше наслаждалась танцем. На протяжении нескольких последних приемов Элинор так много улыбалась, что по их окончании у нее болело лицо.

— Вы выглядите прекраснее, чем Венера, — произнес ее партнер, когда они встретились и снова разошлись в танце.

Девушка надеялась, что он не имел в виду картину Боттичелли «Рождение Венеры». Совершенно верно, на ней снова было очередное платье с низким вырезом, но после Стивена Кобб-Хардинга она стала слишком чувствительной к комплиментам по поводу ее груди — особенно, когда ее партнер по танцу даже не стал обсуждать погоду или количество присутствующих гостей.

— И прекраснее, чем Афродита, — добавил Томас Честерфилд, когда они снова прошли мимо друг друга.

Вот оно что. Он просто сравнивает ее со всеми богинями по порядку, а не только с теми, которые обнажены. При этом по существу Венера и Афродита были одной и той же богиней, в зависимости от того, какой мифологии придерживаться — римской или греческой мифологии.

Элинор одернула себя. Предполагается, что она должна чувствовать себя польщенной. Ради всего святого! Привлекательный молодой джентльмен делает ей комплименты, а все, о чем она может думать, это запутался он в мифологии или нет. Очевидно, некоторые из пресыщенных взглядов Деверилла на жизнь перешли к ней.

Ряды танцующих снова скрестились, и она обнаружила, что взяла за руку Шарлеманя.

— Кто твоя партнерша? — спросила Элинор, когда они развернулись.

— Леди Шарлотта Эванс, — ответил ее брат. — А ты с кем танцуешь?

— Честерфилд.

— Болван, — ответил он, и двинулся прочь.

Ну, это уже чересчур. Она ведь только согласилась потанцевать с Томасом, а не выйти за него замуж. И у Честерфилда была репутация приличного молодого человека с будущим в Палате Общин, если он выберет эту карьеру. Не его вина, что он немного… пресный. Хм. Каждый покажется пресным, если сравнивать его с маркизом Девериллом.

Элинор все еще размышляла над тем, почему Томас Честерфилд выглядел не слишком привлекательно для нее, когда танец закончился, и он повел ее к столу с закусками.

— Благодарю вас, мистер Честерфилд.

— Это было великолепно, танцевать с вами, — проговорил молодой человек, его слова немного спотыкались друг о друга. — Я тут думал, может… то есть, это… захотели бы вы присоединиться ко мне на пикнике. — Он покраснел. — У меня очень много перспектив, знаете ли.

— Да, я слышала, — ответил она. — Я…

— Полагаю, у каждого есть перспективы того или иного рода, — произнес низкий голос Деверилла позади них, растягивая слова. — Возможно, вы должны заявить о своих стремлениях.

Светлая кожа на лице Томаса стала красной.

— Но у меня есть пер…

— Держите их при себе, — прервал его маркиз. — Этот вальс — мой.

С этими словами он взял Элинор за руку и положил ее пальцы на свое плечо. Позади них Честерфилд на мгновение запнулся, а затем побрел в сторону комнаты для игры в карты, где имелся большой запас крепких напитков.

— Это на самом деле было необходимо? — спросила она. — Он только пригласил меня на пикник.

Валентин замедлил свои шаги.

— Он — один из твоих потенциальных мужей? — спросил маркиз, приподняв бровь. — Мои извинения. Возвращайся назад и закончи беседу с ним. Ты должно быть отчаянно желаешь узнать, каковы его перспективы.

— Ты сейчас заставил его так нервничать, что мне вряд ли удастся прилично побеседовать с ним.

Его губы изогнулись.

— Я сомневаюсь, что ты смогла бы сделать это и раньше.

Начался вальс, и он повернулся к ней лицом, медленно обвил рукой тонкую талию и притянул девушку немного ближе, чем диктовали приличия. Ее сердце застучало, одновременно от возбуждения и от беспокойства — ей просто необходимо сегодня рассказать Валентину о своем плане, если она хочет выполнить его. В то же время, Элинор задумалась над тем, что же делает его более привлекательным для нее, по сравнению со всеми другими мужчинами, даже более приличными, правильными джентльменами.

— Деверилл, сделай мне комплимент, — попросила она, глядя в его ленивые зеленые глаза.

— Комплимент?

— Что ты мог бы сказать, чтобы произвести впечатление на молодую леди?

Его улыбка стала еще шире.

— Большую часть того, что я могу сказать, не подобает произносить на публике.

— Попытайся, хорошо?

Он вздохнул.

— Ладно. — Они некоторое время вальсировали в тишине. — Комплимент. Хм.

— Ох, прекрати это, — запротестовала Элинор, краснея. — Несомненно, ты в состоянии что-то придумать.

Она ждала неизбежных замечаний о ее глазах, или волосах, или сходстве с той или иной богиней любви. Вместо этого, взгляд Деверилла стал удивительно серьезным.

— Ты — самая интересная женщина из всех, с которыми я когда-либо встречался, — произнес он.

А это, вероятно, был самый лучший комплимент, который она когда-либо получала.

— Учитывая то количество женщин, с которыми ты знаком, — ответила девушка, улыбаясь, чтобы Валентин не заметил, как она с запинкой произносит слова, и не догадался, что она почти потеряла дар речи от его слов, — я просто скажу тебе спасибо.

— Ты также можешь сказать, на каком приключении ты остановилась, — ответил он тихим голосом, притягивая ее еще ближе к себе.

Боже мой! Если бы Мельбурн и Деверилл не были друзьями, то у маркиза сейчас возникли бы большие неприятности с братьями Гриффин. И она это заслужила. Элинор поморгала. Пребывание рядом с ним становится слишком… отвлекающим. В который раз.

— Да. Я пыталась обдумать, что мне больше всего хотелось бы сделать, и осознала, что это то, что я делала раньше, но не могу делать сейчас.

Он изучал ее лицо.

— Тогда просвети меня.

Она глубоко вдохнула. Это была смущающая часть.

— Я хочу… я хочу пойти поплавать.

— Поплавать.

— Да.

— Это достаточно легко. Должен признаться, я немного разоча…

— Это то, что я хочу сделать, — оборвала она его слова. Разочарован. Она разочаровала его. И это слишком сильно обеспокоило ее. — Я сожалею, что это не что-то … захватывающее, но это важно для меня.

— Почему? — спросил он.

Элинор сжала губы. По крайней мере, он еще не высмеивает ее.

— Я… когда мы были детьми, мы обычно плавали в озере в Мельбурн-парке практически каждый день на протяжении лета. В половине случаев мы были полностью обнаженными. Никто не беспокоился об этом — мы были детьми, и это было весело. Я хочу снова ощутить все это, Валентин.

— Обнаженными, — повторил он.

Он должен был ухватиться за это слово.

— Не в этом дело. Я думаю, что я едва ли сделаю это снова. Но я хотела бы поплавать. В пруду. — Она перевела дыхание. — В полночь. В Гайд-Парке.

Маркиз медленно закрыл рот, и она подумала, что он даже немного побледнел. В тот же момент, пока они кружились по залу, расстояние между ними снова внезапно стало приличным, хотя она даже не осознала, что он отодвинулся.

— Что-то не так? — спросила Элинор шепотом, чувствуя, как краска заливает ее щеки. Она вовсе не желала быть посмешищем. Если маркиз видит это в таком свете, то она не сможет вести с ним другой разговор, не ощущая неловкости.

— Это гораздо более захватывающе, чем ты можешь думать, Элинор, — наконец прошептал он. — Это же общественное место.

— Будет совершенно темно.

— Значит, ты настроена решительно?

— Да. Я бы хотела, чтобы ты… помогал мне, как наблюдатель, но если ты не хочешь быть вовлеченным в это, то я найду другой способ. Это не…

— Когда? — прервал ее Деверилл.

— Ты поможешь мне?

— Я помогу тебе.

Внезапно она стала нервничать еще больше, чем до того, как рассказала ему о своем приключении. Она должна пройти через это. В противном случае, они оба, она и Валентин, будут знать, что Элинор трусиха, и что это ее восстание было ничем иным, как притворством, просьбой о внимании или каким-то еще жалким поступком.

— Я заглянула в календарь, — произнесла Элинор, ее голос начал дрожать, несмотря на отчаянные усилия оставаться такой же спокойной и собранной, каким выглядел Валентин. — Завтрашняя ночь кажется вполне подходящей, будет теплая погода и новолуние.

Он усмехнулся, в его глазах зажглись веселые огоньки.

— Ты провела исследование. Это просто замечательно.

— Я знаю, каким количеством неприятностей все это может обернуться для меня.

— Этого не будет. Я не позволю этому случиться.

Вальс закончился, но он положил ее пальцы на свой темный рукав.

— Ты сможешь выбраться из Гриффин-Хауса так, чтобы никто не узнал?

— Я справлюсь с этим.

Бросив взгляд в направлении Мельбурна, маркиз кивнул.

— Моя карета будет ждать тебя за углом Гриффин-Хауса в полночь. Если ты передумаешь, пришли мне записку.

— Я не передумаю, — прошептала она, заставив себя улыбнуться, когда Барбара снова присоединилась к ним.

Деверилл отпустил ее к друзьям и отошел в сторону, чтобы наблюдать на расстоянии. Господи. Он ожидал чего-то дикого, чего-то близкого к тем приключениям, которые он предлагал раньше. Но плавание — он никогда даже не подозревал об этом. На поверхности, это звучало просто, наивно и по-детски, но, именно поэтому это так сильно беспокоило маркиза. Из всего, что могла выбрать Элинор Гриффин, она выбрала самый простой, личный поступок для себя.

Она на самом деле решилась на восстание. Это не было хвастовством, чем-то, что противопоставило бы ее братьям или сделало центром внимания Общества. Дьявол, у нее было все это независимо от того, какие платья она носила и с кем танцевала.

Нет, она очень, очень серьезно настроена по поводу этого восстания. И если у него было бы какое-то чувство самосохранения, то Валентин промаршировал бы прямо к Мельбурну и рассказал ему обо всем, что произошло, начиная с вечеринки у Бельмонта и заканчивая их беседой нынешним вечером. Но он знал, что не сделает ничего подобного.

С другого конца комнаты Лидия, леди Френч бросила на него взгляд. Она цеплялась за руку графа Пансдена, так что, очевидно, провела как минимум одну или две ночи в компании только своего мужа. Что заставило ее решиться искать любовника после своего замужества? Было ли это трудным решением? Она была пресыщенной, циничной и затаившей злобу, но это сейчас. Лидия была замужем шесть лет, и они были любовниками время от времени почти два года. Маркиз был совершенно уверен, что он не был ее первым любовником, но вопросы о том, «почему» и «по какой причине» никогда раньше не приходили ему в голову.

До последней недели или двух, математическое уравнение было простым. Он хотел чего-то, или кого-то, и либо достигал своей цели, либо нет. Однако сейчас он познакомился с Элинор Гриффин — не с той девочкой, которой он всегда ее считал, а с молодой женщиной, которой она стала. И уравнение больше не казалось настолько просто решаемым.

Элинор хотела того, что не было материальным, того, что нельзя было сосчитать, как завоевания, богатство или собственность. Все, что он сам видел, что он узнал от своего отца, наблюдая за вереницей женщин, входящих и выходящих из спальни старого маркиза — а потом и своей собственной — все это научило его тому, что женщины — интригующие манипуляторы, и что они думают только о собственной безопасности. Этот урок приучил его не думать ни о чем, кроме собственного удовольствия.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Деверилл? — спросил Шей, оставив свою партнершу и освобождая лакея от стакана портвейна. — Ты выглядишь так, словно проглотил жука.

— Я в порядке, — отсутствующе ответил Валентин, наблюдая за тем, как следующий партнер Элинор присоединяется к кружку ее друзей возле стола с закусками. — Просто размышляю.

— Боже мой. Думаю, что все это вина Нелл. Есть какие-нибудь сведения по поводу того, что она замышляет сейчас? Заставив себя усмехнуться, Валентин взял и себе стакан портвейна.

— Ты думаешь, что она доверяется мне во всем? Я же воплощение греха, если припоминаешь. Я даю советы; я не выслушиваю признания.

— Это хорошо. Я вздрагиваю от того, какой совет ты мог бы ей дать. Она не разговаривает со всеми нами, за исключением тех заявлений, что мы не можем указывать ей, что делать.

Уставившись на рубиновую жидкость в своем стакане, Валентин ощутил укол совести, или, скорее, своего сильного чувства самосохранения. Он безжалостно спрятал эти чувства как можно глубже.

— Между делом, как часто вы говорите ей об этом? — спросил он.

— Говорим ей о чем?

— Что ей нужно делать, а что не нужно.

Шарлемань нахмурился.

— Что за вопрос? Мы — ее братья. Мы всегда говорим друг другу, что делать, а что — нет.

— Так почему же она взбунтовалась, а не Закери, к примеру?

— Я не уверен, что мне нравится этот ряд вопросов, Деверилл. Мельбурн попросил тебя ограждать ее от неприятностей. Все остальное — это определенно не твое дело.

Мужская агрессия была такой реакцией, которую Валентин очень хорошо понимал, но даже, несмотря на то, что он внутренне приготовился к сражению, вместо этого он усмехнулся Шею и легко пожал плечами.

— Я просто подумал, что если я буду знать, против чего она устроила восстание, то я смогу догадаться о ее намерениях. Что означает, что мне не придется преследовать ее по всему чертовому городу.

Шей сделал еще один глоток портвейна, его плечи заметно опустились.

— Если бы у меня была хотя бы малейшая идея о том, что, по ее понятию, она желает. Тогда я мог бы сам предотвратить это. Но я не знаю. Я имею в виду, какой порядочный брат не будет интересоваться тем, с кем его сестра разговаривает или танцует? Мы не хотим, чтобы какой-то чертов охотник за приданым женился на ней, а затем выжал из нас все соки, разве не так?

— Так вот в чем ваше беспокойство? Ее знакомства с неподходящими мужчинами, которые могут причинить вам неудобства?

— Я бы не стал употреблять такие слова, — проворчал Шей, — но полагаю, что так.

Валентин размышлял о том, думал ли Мельбурн об этом же самом, и представляли ли вообще братья, что все это имело очень мало общего с мужчинами и с кем ей позволят танцевать. Не удивительно, что они были так расстроены ее восстанием. И неудивительно, что герцогу пришлось обратиться за подкреплением, хотя бы и в таком жалком виде, как маркиз Деверилл. Если Элинор не найдет то, что она ищет, в скором времени, то клан Гриффинов ожидают большие неприятности. А он будет как раз на передовой.

— Ух-хо, — пробормотал Шей. — Нелл смотрит в эту сторону. Я лучше пойду куда-нибудь еще; не хочу, чтобы она подумала, что мы сговариваемся или что-то в этом роде.

— Нет, мы этого не хотим.

Когда Шарлемань зашагал прочь, Валентин снова обратил все свое внимание на Элинор, которая сейчас танцевала кадриль с Томасом Атертоном. Девушка улыбалась, когда поворачивалась, очевидно, получая удовольствие. Атертон был весьма очарователен, но Валентин сомневался, что она отправится с ним на прогулку в экипаже. Только не после Стивена Кобб-Хардинга.

Маркиз больше не собирался сегодня танцевать, так что с вздохом, который он отказался признать за вздох сожаления, он покинул бальный зал и направился вниз, чтобы вызвать свою карету. Весьма вероятно, что у него есть только двадцать четыре часа на то, чтобы найти пруд в Гайд-Парке, в котором молодая леди сможет поплавать без возможности быть обнаруженной.


Глава 13


Элинор скользнула между простыней своей мягкой, теплой постели и закрыла глаза, пока Хелен тушила свечу у ее изголовья и выходила из комнаты, тихо закрывая за собой дверь. Затем Элинор досчитала до ста, чтобы быть уверенной в том, что горничная уже спустилась вниз, и рядом с ее спальней никого нет.

— Сто, — прошептала она и отбросила простыни.

Торопливо подойдя к гардеробу, девушка выбрала простое платье и натянула его на ночную рубашку, затем босиком прошлепала к туалетному столику, чтобы расчесать волосы и собрать их в длинный волнистый хвост, который она свернула и закрепила на макушке.

— Туфли, — пробормотала Элинор, направляясь к встроенному шкафу. Она не может бежать к углу дома с босыми ногами. Господи! Никто не может быть настолько дерзким.

Скосив глаза, девушка смогла различить стрелки на часах, находящихся над камином. Две минуты первого. Она полчаса пыталась заставить своих братьев отвезти ее домой с ужина у Гарнсеев, но Закери был намерен выиграть, по крайней мере, одну игру в шарады. Черт бы побрал эти шарады. И вот теперь она опаздывает.

Девушка знала, что у маркиза Деверилла очень ограниченный запас терпения и, хотя, он, скорее всего, и раньше поджидал за углом молодых леди в своей карете, Элинор сомневалась, что маркиз когда-либо делал это с такой незначительной перспективой быть вознагражденным в будущем. Она не имела понятия, как долго он будет ждать до того, как решит уехать и поискать развлечений в другом месте, поэтому, почти не взглянув, сочетаются ли друг с другом ее мягкие туфельки, Элинор натянула их и поспешила к двери.

В последний момент она решила надеть шляпку; если кто-то увидит, как она забирается или выходит из кареты маркиза, то, по крайней мере, ее лицо окажется частично скрытым. В конце концов, она собирается только получить свой миг свободы, а не разрушить свою репутацию без возможности восстановления.

Завязав ленты шляпки, Элинор вспомнила, что на улице было довольно холодно, когда они возвращались от Гарнсеев, поэтому вытащила из гардероба шаль и набросила ее на плечи.

— Прекрати тянуть время, — прошипела она самой себе, и решительно зашагала к двери.

Положив пальцы на дверную ручку, девушка снова замерла, глубоко вдохнув. Вот он, тот момент, когда она должна решить, готова ли на самом деле пройти через это или нет. Если не углубляться, то намерение отправиться поплавать поздно ночью с близким другом, который будет стоять на страже, казалось незначительным делом. Однако когда Элинор приняла во внимание то, что ей уже был двадцать один год, и что она не плавала уже восемь лет, а этот близкий друг был печально известным повесой, которым, она кажется, немного увлеклась, то эта идея уже не казалась настолько блестящей, хотя и не стала менее привлекательной.

Открой дверь, Нелл, приказала она себе, и еще раз вдохнув, повернула ручку и вышла в коридор.

Несколько свечей в коридоре еще горели, это в лучшем случае означало, что, по крайней мере, один слуга еще находился на своем посту. В худшем случае — что один из ее братьев все еще бродит по дому. Элинор молилась за первый вариант, когда тихо подошла к лестнице и начала спускаться, избегая четвертой ступеньки, известной своим громким скрипом.

Ее сердце стучало. Если от всех приключений возникают такие ощущения, то она не была уверена, что сможет пережить что-то более напряженное. На самом деле, фактическая возможность сбежать из дома — и избежать пристального взгляда Мельбурна — заботила ее гораздо больше, чем то, что произойдет потом. Вероятно, все это изменится, как только она доберется до кареты Валентина. Если она доберется до кареты Валентина.

Элинор задержалась в фойе, прислушиваясь к шагам или голосам, или другим звукам, которые могли указать на то, что она не единственная бодрствует в Гриффин-Хаусе. Но ее уши встретила полная тишина. Согласно правилам, девушка должна была поставить в известность своих братьев о том, куда она собирается, а затем совершенно свободно отправиться плавать. После лжи о Воксхолле, предполагалось, что она всегда сообщает им о своем местонахождении. Однако перед лицом реальности, Элинор была далека от того, чтобы быть настолько наивной. Себастьян никогда не позволит ей плавать, не имеет значения, на что он мог согласиться в принципе.

Часы на лестничной площадке продолжали тикать, напоминая ей о том, что она уже опаздывала на несколько минут. Испытание терпения Валентина даже в лучшем случае имело неопределенные последствия, а она не была уверена, что у нее хватит решимости сделать это снова, с восстанием или без.

— На счет пять, — беззвучно прошептала Элинор, но затем ей пришлось сосчитать еще дважды, прежде чем она смогла заставить свои ноги двигаться к парадной двери.

Ухватившись за ручку, девушка медленно повернула ее, пока замок не щелкнул. Еще более мягко она потянула за ручку, и дверь гладко, тихо распахнулась. До того, как она сможет передумать, Элинор вышла в портик и закрыла за собой дверь. Звук закрывающегося замка казался оглушительным, но она не могла позволить себе подождать и посмотреть, услышал ли его кто-то, и не пришел ли узнать в чем дело.

Одной рукой подобрав юбки, она поспешила за угол, и чем ближе девушка подходила к месту назначения, тем быстрее становились ее шаги.

— Пожалуйста, будь там, — пробормотала она, сворачивая на Брук-Мьюз.

Под одним из газовых фонарей молчаливо ожидала черная карета. Здесь, в темноте, ей внезапно пришло в голову, что кто-то мог подслушать разговор об их планах, и Стивен Кобб-Хардинг мог ждать ее во мраке ночи. Элинор замедлила шаги, но заставила себя продолжать идти. Она не собирается останавливаться только из-за своего разыгравшегося воображения.

Когда Элинор подошла ближе, на дверце стал виден желтый герб Девериллов, и девушка выдохнула, сама не осознавая, что затаила дыхание. Он пришел, и он ждал ее. Кучер игнорировал девушка, и очень ловко притворялся, что смотрит в противоположном направлении. Без сомнения, он привык к маркизу, его неурочным занятиям и секретным свиданиям.

Элинор постучала по дверце кареты, и та распахнулась.

— Добрый вечер, моя дорогая, — послышался низкий голос Деверилла, и он протянул руку, чтобы помочь ей подняться по ступенькам в экипаж.

— Я уже не надеялась, что ты все еще здесь, — задыхаясь, проговорила она, усаживаясь на сиденье напротив него, благодарная за то, что возле его лица горела лампа. В темноте, одетый в строгий черный сюртук и брюки, дополненные серым жилетом, он казался еще более… возбуждающим — особенно сейчас, когда все ее чувства пробудились и остро воспринимали окружающий мир. Было ли это от возбуждения или от беспокойства, Элинор не знала, но ее сердце никогда в жизни не стучало так громко.

— Я же сказал, что буду здесь, — ответил маркиз, затворив дверцу кареты и постучав по потолку своей прогулочной тростью. Эта трость была не для ходьбы; она уже видела его с этим предметом раньше, большей частью поздними вечерами, когда Валентин заходил, чтобы встретиться с Мельбурном после посещения того или иного клуба. Внутри трости была острая, как бритва, рапира — для «неприятных встреч», как он это называл.

— Я знаю, но я опоздала.

— Я и ожидал, что ты опоздаешь. — Он вытащил фляжку из своего кармана, и, приподняв бровь, предложил ее Элинор. — Виски?

Она испытала искушение. Однако сегодня ночью ей не нужна была храбрость, которую находят в выпивке, и девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо. Но держи ее рядом; мне она может понадобиться немного позже.

Деверилл убрал фляжку обратно в карман, не сделав ни глотка.

— Думаю, что и мне она может понадобиться позже.

В первый раз она услышала от него что-то, что прозвучало как недовольство.

— Я не намеревалась втягивать тебя ни во что, — тихо проговорила девушка, внезапно разочаровавшись — но не в нем, а в себе. План ее приключения должен быть ужасно скучным для человека с его опытом и репутацией. — Я могу нанять экипаж, если ты не…

— Это будет то еще зрелище, — прервал маркиз, его глаза были плохо различимы в тусклом свете внутри экипажа. — Ты приезжаешь домой, промокшая насквозь, в наемном экипаже.

— Тогда что ты имел в виду?

— Я редко знаю, что именно имею в виду, Элинор. Не позволяй этому тревожить тебя. Я сам никогда не беспокоюсь об этом.

Она улыбнулась, несмотря на то, что нервничала. Несмотря на то, что он считался опасным, Валентин со странной ловкостью умудрялся успокаивать ее. И именно тогда, когда она совершенно этого не ожидала.

— Отлично. Мы едем в Гайд-Парк?

— Об этом ты и просила. Я не позволил бы даже утке плавать в некоторых водоемах в этом парке, не говоря уже о привлекательной молодой леди, но мне удалось найти симпатичный, уединенный пруд в северо-западном уголке. У него есть еще одна привлекательная черта — он находится дальше всех от Гриффин-Хауса.

— Ох! — Уединенный, далекий от дома и безопасный. На минуту осознание всего этого произвело на нее оглушающее впечатление.

Валентин, казалось, ощутил, что ее храбрость поколебалась, потому что, откидываясь назад на своем сиденье, он спокойно улыбнулся ей.

— Я рассказывал тебе о том, как ухаживаю за женщинами, — проговорил маркиз. — Это должно быть взаимным, или я не заинтересован. И в любой момент, если ты пожелаешь повернуть обратно, скажи мне об этом, или скажи Доусону, и все будет сделано. Я проинструктировал его выполнять твои приказы, даже если они будут противоречить моим.

Этот поступок удивил девушку, и, хотя она никогда не призналась бы в этом, чрезвычайно успокоил ее.

— А что, если я прикажу Доусону высадить тебя и отвезти меня домой?

— Тогда я пойду пешком. Но не буду слишком счастлив при этом.

— Тогда я воздержусь от этого приказа.

— Благодарю тебя, — его взгляд, который ранее был прикован к ее лицу, прогулялся по всей длине ее тела и обратно. — Интересный выбор одежды.

Элинор сражалась с собой, чтобы не покраснеть, хотя она не могла сопротивляться теплу, которое разливалось под ее кожей в том месте, где останавливались его глаза.

— Я подумала, что самым подходящим будет что-то простое.

— Потому что ты не будешь носить его долго, ты имеешь в виду. Если только ты не планируешь плавать полностью одетой?

Хм.

— Я доверяю тебе, Деверилл, но мне кажется, что чем меньше ты знаешь о подробностях моего плана, тем лучше.

— Как пожелаешь. Так или иначе, я просто любопытствую. Я не могу припомнить ни одну девицу из тех, с кем я знаком, которая считала бы себя обязанной переплыть лондонский пруд. Во всяком случае, не нарочно.

— Тогда я буду испытывать к ним жалость, когда сделаю это.

— А я испытываю к ним жалость уже сейчас, просто потому, что они настолько хорошо знакомы со мной, что я знаю все об их купальных привычках.

— Ты не такой плохой, Валентин, — проговорила Элинор, стараясь придать голосу настолько отстраненное дружеское выражение, насколько могла, учитывая то, что она разрывалась между желанием сбежать домой и броситься ему на шею. — Я не имею ничего против знакомства с тобой. Вовсе нет.

Что он сделает, подумала девушка, если я передумаю насчет того, что хочу в качестве приключения?

В полумраке показались его зубы.

— Только ты видишь мою хорошую сторону. Думай обо мне, как о треугольнике. Ты наблюдала его вершину, самую маленькую точку. А всему остальному Лондону я показываю свою широкую тыльную сторону.

Девушка усмехнулась.

— Но ты забыл про две другие стороны. Если ты конечно равнобедренный треугольник, как я предполагаю. Выражение его лица на мгновение смягчилось.

— Спасибо за то, что предположила, что они у меня вообще могут быть.

— Я видела их, Валентин. То, что ты сделал для меня, не умещается на вершине треугольника.

Маркиз заерзал на сиденье.

— Ну, хорошо, но вся штука заключается в том, что когда ты имеешь дело с треугольником, ты никогда не можешь видеть все три его стороны одновременно. — Карета подпрыгнула, резко повернув. — Мы добрались до парка. У тебя есть желание поставить меня в известность об общих чертах твоего плана? Мне нужно отвести тебя к водоему, а затем повернуться спиной и стоять на страже? Или я должен ждать в карте и позволить тебе мирно плескаться?

Она хотела, чтобы он был там, даже, несмотря на то, что это казалось самой худшей идеей в истории.

— Я буду чувствовать себя… лучше, если ты останешься где-то в пределах слышимости, но как только ты покажешь мне направление, которое ведет к пруду, то я буду действовать самостоятельно.

Он кивнул.

— А одеяло? Что-то, чтобы прикрыть твое влажное тело? — Валентин снова передвинулся. — Не то, чтобы я пытаюсь разузнать детали, но у этой кареты очень дорогие кожаные сиденья.

Элинор покраснела.

— Я забыла про одеяло.

Валентин вытащил его из ящика под своим сиденьем.

— Но я не забыл.

Их пальцы соприкоснулись, когда он передавал ей одеяло. Это прикосновение могло быть случайностью, но после их последнего поцелуя Элинор не могла больше быть в этом уверенной. Размышления о том, вожделеет ли ее маркиз Деверилл, сделали жизнь девушки более захватывающей.

— Благодарю тебя.

— Не забывать ни одной детали. Это — мой девиз.

Она не могла не улыбнуться.

— Я думала, что твой девиз — это «carpe diem[16 - carpe diem (лат.) — лови момент, живи сегодняшним днем (выражение принадлежит Горацию).]».

— На самом деле, я бы произнес его как «carpe femme[17 - carpe femme — лови женщину.]», но я расширяю свой репертуар.

Бросив взгляд в сторону занавешенного окна, Элинор не смогла сдержать нервную дрожь.

— Как ты думаешь, когда мы вернемся? Стэнтон встает до пяти часов утра, я полагаю.

— Мы сможем вернуться за двадцать минут или около того, так что я думаю, все зависит от твоих планов.

— А это будет зависеть от того, насколько холодная вода.

Маркиз усмехнулся.

— Я только нашел водоем; но не гарантирую приемлемую температуру воды.

— Достаточно справедливо. — Элинор ненадолго заколебалась, задавать или нет следующий вопрос, но в темноте в карете в его компании, она не могла не думать о такой же ситуации на прошлой неделе. — Ты слышал что-нибудь о мистере Кобб-Хардинге? Должна сказать, что я боялась увидеть его на приеме у Кастеров.

— Я ничего не слышал. И я не ожидаю, что что-то услышу.

— Итак, ты послал ему письмо. Что конкретно ты написал в нем, Валентин?

Ему нравилось, когда она называла его по имени. Женщины часто называли его по имени; им это казалось романтичным. Тем не менее, он был знаком Элинор довольно давно, но называть его по имени она начала всего несколько дней назад, только после того, как началось их странное партнерство, и каким-то странным образом этот жест с ее стороны показался более… значимым.

— Не о чем беспокоиться, — ответил маркиз. — Если только он не застрелится, конечно. Полагаю, всегда можно надеяться на лучшее.

— Валентин! Я могу считать его отвратительным, но определенно не хочу, чтобы он совершил самоубийство.

— Тогда ты можешь надеяться, что он не сделает этого, а я буду надеяться, что сделает, и все мы исполним свой долг.

— Но что ты написал? — настаивала она.

У Элинор есть неприятное свойство характера: ее очень трудно отвлечь. Валентин шумно выдохнул.

— Я написал, что узнал о том, насколько велик его долг, и что он теперь ответственен передо мной за него. И что если он не желает, чтобы я применил силу с соответствующими последствиями, то ему нужно строить планы о том, как покинуть страну.

Ее мягкие губы сжались.

— Спасибо. Тем не менее, я должна признаться, что чем больше времени проходит после этого инцидента, тем сильнее мое желание самой встретиться с ним и ударить его в нос.

Она снова проявляет эту черту, эту странную независимость, это желание делать все самой. Учитывая, как много опыта Валентин приобрел, общаясь с женщинами, то, до какой степени Элинор приводила его в замешательство, было просто поразительно. И хотя у него было слишком мало моральных принципов, он все еще осознавал, что тот уровень возбуждения, который он ощущал рядом с ней, был совершенно неприемлем, и это возбуждение нужно подавить и задушить. Чертовски трудная перспектива для человека, который больше привык потворствовать своим страстям, чем подавлять их.

Пока она молча сидела напротив него, Валентин сосредоточил свои мысли на уродливых женщинах и на проигрыше в фаро. Это не особенно помогло, но чем больше он думал, тем меньше мог сосредоточиться на чем-то кроме одной-единственной девушки. Эта единственная девушка пошевелилась на своем сиденье.

— Сколько тебе пришлось заплатить? — спросила она.

— За что?

Она издала нетерпеливый звук.

— За расписки Стивена. Чтобы перекупить его долги. Сколько все это стоило тебе?

Как он мог рассказать ей о том, что величина долгов Кобб-Хардинга ужаснула его? И не просто большая сумма, а небрежное отношение к ней? Идея этого ублюдка о решении своих денежных проблем привела Валентина в ярость, но он не хотел, чтобы она узнала и об этом. Маркиз Деверилл не злится и не расстраивается из-за других людей — или из-за их дилемм — если только это напрямую не затрагивает его.

— Почему ты интересуешься? — вместо этого спросил он. — Если, конечно, ты не испытываешь желания возместить мне потраченные средства и получить их в свою собственность. Я бы не рекомендо…

— Это простой вопрос, — прервала его Элинор, сложив руки на своей прекрасной груди.

— Да, я полагаю, что это так. И я «просто» не собираюсь отвечать на него.

— Думаю, что я имею право знать.

Валентин покачал головой.

— Я сказал, что позабочусь об этой проблеме, и я сделал это. Детали остаются на мое усмотрение. Достаточно сказать, что Стивен Кобб-Хардинг — это беспечный человек, который не заслуживает тебя даже при самых лучших обстоятельствах.

Кажется, это на мгновение остановило ее, но как только маркиз начал потихоньку расслабляться, она наклонилась вперед и прикоснулась к его колену.

— Ты очень хороший человек, — прошептала она, ее голос слегка дрожал.

Эмоции в ее голосе обеспокоили его.

— Господи Боже, не вздумай произносить ничего подобного. Я получаю больше удовольствия, издеваясь над Кобб-Хардингом, чем помогая тебе. Это не слишком хорошо.

— Убеждай себя во всем, что хочешь, но ты впустую сотрясаешь воздух, если пытаешься убедить меня. Ты ведь заставляешь человека покинуть страну, потому что он напал на меня.

Валентин приподнял бровь.

— Твоя вера в меня несколько тревожит. Мне придется сделать что-то бесчестное, чтобы убедить тебя в своем плохом характере.

Она рассмеялась; звук ее смеха стал ему с недавнего времени удивительно привычным, и нелепо приятным на слух.

— Только не сегодня ночью, будь так добр.

— Отлично. Тогда в другое время.

Элинор замолчала, и на некоторое время он оставил ее в покое. Заявление о том, что она желает пойти поплавать звучало достаточно невинно, но маркиз знал ее слишком хорошо, чтобы осознавать, что она невероятно нервничала по этому поводу. Леди могли купаться в Бате, но это считалось целебным средством. Берег в Брайтоне также привлекал сторонниц женского купания, но в добавление к их ужасным одеяниям, обстановка там не располагала к одиночеству и игнорированию приличий, которые интересовали Элинор Гриффин.

Что до себя, то Валентин мог только восхищаться небывалой сдержанностью, которую он демонстрировал в ее присутствии. Мысленно маркиз раздевал ее и занимался с ней любовью в течение нескольких дней, но это не в счет. Он был добропорядочным. «Хорошим», как она назвала его. Вероятно, это был самый странный ярлык, который к нему когда-либо приклеивали, но время от времени он почти наслаждался им.

Карета свернула на более ухабистый участок дороги, и маркиз наклонился, чтобы отвести в сторону занавеску на окне.

— Мы почти на месте, — заметил он, удивившись легкой дрожи возбуждения, которая пробежала по его телу. Во имя Люцифера, это же она собирается плавать, а он даже не собирается наблюдать за этим.

— Хорошо. Я попытаюсь не задерживаться надолго.

— Занимайся этим столько, сколько хочешь, Элинор. Это твой момент свободы.

Он услышал ее тихий вздох.

— Да, я ужасно смелая, не так ли?

Валентин сел прямо.

— Так и есть. Я начинаю понимать, что ты делаешь заявления не для всего мира, а для себя. — Он мысленно улыбнулся. — И, кроме того, если это не удовлетворит свои стремления, то я все еще смогу устроить для тебя поездку на воздушном шаре или путешествие в Конго.

Со смешком, Элинор выглянула с окошко со своей стороны.

— Я запомню это. — Затем ее губы превратились в прямую линию. — Снаружи так темно, не правда ли?

— Я установлю факел на краю водоема. И я буду поблизости, охраняя тебя. Но если ты не хочешь этого делать, я…

Карета с толчком остановилась, и она встала.

— Я хочу это сделать, — ответила девушка, поворачивая ручку и открывая дверцу.

Кучер спустил вниз ступеньки, и Элинор вышла из экипажа впереди Валентина. Он предпочел бы, чтобы они вышли в другом порядке, на тот случай, если кто-то слонялся поблизости, но он выбрал этот пруд вовсе не случайно. Водоем граничил со старой церковью и использовался для редких крещений по воскресеньям, а в остальные дни был заброшен.

— Сюда, — проговорил он, снимая один из фонарей с задка кареты и предлагая ей свободную руку. Элинор взяла его за предложенную руку, ее неприкрытые перчатками пальцы были теплыми и слегка дрожали.

Они прошли через узкий участок луга между прудом и дорогой, затем вошли в небольшую, темную дубовую рощицу, которая окружала водоем. Элинор остановилась у покатого берега пруда, чтобы вглядеться в освещенную фонарем темноту.

— Это именно то, что я себе представляла, — произнесла она тихим голосом.

Эти слова до нелепой степени порадовали его.

— Он используется для крещения, так что дно должно быть достаточно устойчивым. — Маркиз поставил фонарь на камень, затем снова выпрямился. — Я буду как раз за деревьями. Позови меня, когда будешь готова возвращаться.

— Спасибо тебе, Валентин.

Он пожал плечами, наблюдая, как она опустила на землю одеяло и начала вытаскивать шпильки из волос. Темные локоны каскадом упали на ее плечи, приласкав гладкие щеки и развеваясь на легком ветерке. Сглотнув, маркиз отвернулся.

— Получай удовольствие.

Иисусе. Он видел сотню женщин, распускающих волосы, и то, как невинно занималась своими волосами эта девушка, не должно было производить на него такого впечатления, от которого он стал твердым. А с учетом обязательств, как перед ней, так и перед ее братом, ему нужно немедленно увеличить расстояние между ними.

Зашагав прочь так быстро, что почти ударился головой о низко висящую ветку, Валентин остановился рядом с удобным пнем и уселся на него.

— Прекрати это, Деверилл, — пробормотал он себе под нос, потирая руками лицо. Итак, он пожелал ей получать удовольствие; это были не самые остроумные слова, которые маркиз когда-либо произносил, но по крайней мере, он смог уйти от нее до того, как она смогла бы заметить его натянувшиеся в паху брюки.

Позади себя Валентин мог различать тусклый, рассеянный свет фонаря, но отказывался более пристально вглядываться туда. Маркиз не был уверен, услышал ли он шуршание ее платья, когда оно тихо упало с ее плеч, или это просто был ветер, но Валентин определенно знал, что за звук он хотел услышать.

Он услышал плеск воды, когда она вошла в пруд. Решительно уставившись на молодую луну, Валентин отказывался представлять, как ее тонкая сорочка становится прозрачной и облегает нежные, влажные изгибы молодого тела. Все это было ради ее свободы, черт побери, а не ради того, какой привлекательной он ее находит. Он и так уже зашел слишком далеко, поцеловав ее, но он не сделает этой ошибки снова. Нет — даже если это убьет его.


Глава 14


Элинор задержала дыхание, когда холодная вода поднялась до ее бедер. Теплый полдень был бы более подходящим временем для такой экскурсии, но это вылилось бы в причину скандала, о которой Мельбурн упомянул в их соглашении. Она сделала еще один шаг вперед, слегка задохнувшись, когда вода поднялась еще выше. Ее сорочка цеплялась за ноги, заставляя девушку ощущать себя неуклюжей и тяжеловесной, а прикосновение холодной, влажной ткани к пока еще сухим частям тела снова заставило Элинор втянуть в себя воздух. Бросив взгляд через плечо в том направлении, где исчез Валентин, девушка сняла сорочку через голову и бросила ее на берег.

Затем девушка вздрогнула.

— Ох, прекрати это, — пробормотала она и осторожно опустилась на колени, позволив своей груди и шее погрузиться в воду.

Испытав потрясение от холода, она ненадолго застыла на месте. Когда ее тело немного привыкло к температуре воды, она признала, что все было не так плохо. Девушка вдохнула и полностью погрузилась в воду, поплыв к центру пруда. Ледяные жидкие пальцы приникли в густую гриву волос, покалывая и возбуждая кожу на ее голове.

Плыть сквозь темноту было сверхъестественным ощущением, так же, как и осознание того, что ее тело ощущалось совершенно по-иному, когда двигалось в воде, чем тогда, когда она была маленькой девочкой. Всплыв на поверхность, девушка улыбнулась и отбросила волосы с лица.

Завтра, когда Элинор спустится к завтраку, она будет знать, что плавала обнаженной в центре Лондона, и что сделала это просто потому, что хотела этого. Ее братья заявляли, что они будут сопровождать ее везде, куда она захочет пойти, но девушка очень сильно сомневалась, что они согласились бы на это меропрятие. Несомненно, если бы Мельбурн знал, что она сейчас делает, и кто охраняет ее, то он упал бы замертво на месте.

Здесь, в темноте, она могла признаться самой себе, что, по крайней мере, половина ее возбуждения происходила от осознания — маркиз Деверилл находится поблизости. Валентин Корбетт, знаменитый повеса — и ее удивительно верный друг. И хотя Элинор ценила его дружбу, с ее стороны было бы глупо отрицать, что она провела гораздо больше времени, думая о его поцелуях и размышляя, что может случиться, если она осмелится снова подразнить его.

Девушка плавала до тех пор, пока ее руки и ноги не начали уставать. Даже после этого ей не хотелось покидать водоем, но Элинор не могла оставаться здесь до тех пор, пока рассветет. Без сомнения, она никогда не сделает этого снова, и поэтому было трудно заканчивать этот момент ее свободы. Но все же девушка, наконец, подплыла к тому месту, где в первый раз вошла в воду. И застыла.

Пара глаз-бусинок, казавшихся красными в свете фонаря, смотрела на нее из-под подола ее платья. Вероятно, это белка, успокаивала себя девушка, делая еще один шаг по направлению к берегу и замахиваясь рукой. Белка или ежик.

— Кшш!

В ответ послышалось тихое рычание. Элинор взвизгнула, попятившись обратно в воду. Насколько она знала, ежики не умеют рычать. А будучи обнаженной, девушка не ощущала себя такой же храброй, какой могла бы быть в одежде.

Что-то ломилось сквозь кустарник по направлению к ней.

— Элинор?

Еще раз вскрикнув, девушка опустилась в воду как раз в том момент, когда Валентин появился из-за деревьев. Он поскользнулся, почти скатившись по покрытому грязью берегу в воду, но сумел остановиться.

— Что случилось? — спросил маркиз, его невозмутимый, любопытный взгляд был устремлен на воду, как раз в том месте, где скрывалась ее грудь.

— Там… что-то прячется под моим платьем.

Его губы изогнулись.

— Честно говоря, когда-то я встречался с девушкой, которая сообщила мне то же самое.

— Я говорю серьезно, Валентин! Оно зарычало на меня.

Он с сомнением изучил кучу ее одежды.

— Ты уверена?

— На меня никогда раньше не рычал муслин. Избавься от него, чтобы я могла выйти из воды.

Валентин огляделся вокруг, затем отложил в сторону свою отличную прогулочную трость, наклонился и поднял здоровенную палку. Но вместо того, чтобы отпугивать рычащего ежика, маркиз подцепил палкой бретельку ее сорочки и поднял влажную ткань в воздух.

— Ты голая, — объявил он.

Горячая волна пробежала по ее позвоночнику.

— И чувствую себя чрезвычайно уязвимой. Заставь его уйти, Деверилл.

Вздохнув, он отпустил ее сорочку и обратил свое внимание на большую кучу ткани.

— Кшш, — произнес он ради эксперимента, ткнув палкой в ее платье.

Длинное, темное существо выскочило из-под юбки и с рычанием бросилось на него. С проклятием Валентин попятился, размахивая палкой, как шпагой. Ласка ухватилась зубами за другой конец палки и потрясла ее. Маркиз бросил ласку вместе с палкой в кусты, пытаясь устоять на скользкой и влажной земле. Из-под его сапога выкатился камень, и он с проклятием упал в воду.

Деверилл вскочил на ноги, расплескав воду в воздух и на Элинор. Он промок снизу до груди, вода капала с фалд его прекрасного сюртука и с рукавов. После мгновения ошеломленного молчания, Элинор начала смеяться.

— Отлично, очень тебе благодарен, — пробормотал Валентин, оборачиваясь, чтобы взглянуть на нее.

— Мне так жаль, — задыхалась она, пытаясь контролировать свой смех. — Печально известный маркиз Деверилл падает в пруд для крещения. Удивительно, что вода не закипела!

Деверилл начал отвечать, но ласка снова выскочила из кустов. Она остановилась в нескольких шагах от берега, маркиз и зверек смотрели друг на друга. Потом, засопев, животное направилось обратно к деревьям, помахивая коротким хвостом.

— Я ему показал, — заявил Валентин, ударив ладонью по поверхности пруда.

— Знаешь, ты мог бы сказать мне, что тоже хочешь поплавать. Я бы пригласила тебя.

— Сейчас вы очень мило поете, моя птичка, но я слышал, как вы вопили минуту назад.

Элинор фыркнула.

— Под моей юбкой пряталась ласка!

— Да, но кто может ее винить в этом? — Раскачиваясь, маркиз снял сюртук и бросил его рядом с ее рубашкой.

Внезапно девушка вспомнила, что она совершенно обнажена, и только темнота и несколько дюймов воды скрывают ее тело от всего мира, пока она сидит на корточках на мелководье.

— Что ты делаешь?

Он остановился, и, склонив голову, посмотрел на нее.

— Собираюсь плавать. Ты сказала, что пригласила бы меня присоединиться к тебе.

Ее сердце пропустило один удар.

— Но я… на мне нет никакой одежды.

Деверилл вытащил рубашку из брюк и рывком сдернул ее через голову, бросив ее поверх сюртука.

— Я пытаюсь догнать тебя.

Она собиралась ответить, что ему вовсе не обязательно присоединяться к ней, но ее взгляд и ее сознание, кажется, не могли оторваться от вида его обнаженной, мускулистой груди и живота. О Боже.

— Но я… собиралась выйти, — запинаясь, проговорила Элинор, заставив свой взгляд вернуться к его лицу.

— Тогда делай это. Тебе нужна помощь?

— Валентин, я…

Он повернулся к ней лицом.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — тихо спросил он.

Она затаила дыхание.

— Нет.

Деверилл полностью погрузился в воду. Несколькими секундами позже из пруда на берег полетел высокий сапог. За ним последовал второй, а затем Валентин, фыркая, появился из воды.

— Проклятие. Мокрые сапоги. Я почти утонул.

— Тогда ты должен был отправиться на берег, чтобы снять их, — заметила девушка, потихоньку отступая туда, где вода была глубже, чтобы она смогла распрямиться во весь рост. Она сошла с ума, если позволит этому продолжаться — но в то же время непослушный голос в отдаленной части ее сознания твердил, что она будет безумной, если упустит этот момент.

— Да, я тоже так полагаю, — ответил маркиз, и комок его влажных брюк приземлился на камень рядом с его рубашкой, — но тогда я бы запачкал грязью свой зад.

Вдохнув, он снова ушел под воду, только взмах голой ступни позволял строить предположения о том, в каком направлении он поплыл. Резкий стрекот кузнечиков и тихий плеск воды о ее кожу показались абсурдно громкими в его отсутствие. Девушка дышала часто и глубоко, ее сердце громко стучало. Когда маркиз появился на поверхности в нескольких футах от нее, выжимая воду из своих темных волос, Элинор долго изучала его лицо, его легкую, веселую усмешку и его глаза, которые могли рассказать намного больше, чем он позволил бы себе произнести вслух.

— Валентин?

— Мне кажется, черепаха укусила меня за палец на ноге. Ты что-то хотела, моя дорогая?

— Ты поцелуешь меня снова? — спросила она, ее голос дрожал.

— Я предупреждал тебя о третьем поцелуе, и о том, что не надо дразнить меня, — тихо ответил он.

— Я знаю.

— Я обдумаю это, — произнес маркиз и снова нырнул.

Элинор ощущала себя балансирующей на краю чего-то, ожидая, прислушиваясь, желая, и потенциально раздосадованной, если он решил только поддразнить ее. Эта ночь принадлежала ей, ее единственная ночь. И она сделает это; она скажет ему о том, чего на самом деле хочет. Его.

Теплые губы коснулись ее плеча, и рука погладила ее влажные волосы, струящиеся по груди. Господи Боже, она даже не слышала, как он поднялся из воды. Элинор стояла неподвижно, пока его рот двигался по ее затылку, а теплое дыхание ласкало ее щеку.

— Валентин, — выдохнула девушка.

— Я обдумал это, — прошептал он позади нее, скользнув руками вниз по ее рукам, чтобы переплести свои пальцы с ее пальцами. — Но я дам тебе еще один шанс. Ты уверена, что это то приключение, которого ты хочешь?

Ей даже не нужно было думать над своим ответом.

— Да, это то приключение, которого я хочу. Только на эту ночь. — Девериллу нужно понять, что у нее нет намерения вступать с ним в связь. Это убьет ее брата и погубит ее будущее.

Очевидно также, что Элинор не могла ему сказать о том, что это условие предназначено больше для ее спокойствия, чем для него. Что она сделала эту оговорку для того, что если увидит маркиза завтра в компании другой женщины, то сможет сказать себе, что произошедшее было только частью их соглашения.

— Только на эту ночь, — повторил он, в его голосе был юмор. — Это именно то, что жаждет услышать джентльмен.

Все еще держа ее за руки, Деверилл потянул девушку назад. Элинор потеряла равновесие и прислонилась спиной к его груди, ее лицо было поднято вверх. Валентин наклонился, поцеловав ее сверху вниз. О Боже, она так мечтала о его губах, прикасающихся к ее губам, напряженных, горячих, настойчивых, умело нажимающих.

— Это твоя ночь, Элинор, — прошептал он, отпуская ее рот. — Что ты хочешь делать? Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Я не хочу, чтобы все шло по плану, — ответила девушка, запуская руку в его мокрые волосы и снова притягивая его лицо к своему.

Руки обвились вокруг ее талии, наполовину подняв Элинор из воды. Маркиз присел, погрузив их обоих под воду. Ощущения были исключительные; его горячий рот, горячая кожа, прикасающиеся к ее коже, и прохладная вода вокруг нее. Она всем телом прижалась к нему, тоже согнув колени. Их тела переплелись, и девушка могла ощущать его твердый член, упирающийся ей в живот, возбужденный и готовый — для нее.

Внезапно Элинор начала задыхаться и всплыла на поверхность. Маркиз поднялся из воды вслед за ней.

— Господи, я не хотел утопить тебя.

— Ты и не утопил. Деверилл — Валентин — я… я хочу видеть тебя.

— О. Тогда нам повезло, что у нас есть одеяло.

Маркиз не казался удивленным ее просьбой, следовательно, он делал это раньше с какой-то другой женщиной, возможно, в этом же самом пруду. Элинор нахмурилась, затем задохнулась, когда он подхватил ее на руки и снова захватил ее рот своим. Как он может быть таким пресыщенным, настолько привыкшим спать с женщинами, и в то же время таким… волнующим? Настолько полным страсти?

— Надеюсь, что эта чертова ласка ушла, — пробормотал он, пробираясь к берегу. Валентин освободил одну руку, чтобы схватить одеяло с камня, на который девушка его бросила, и расстелить его на голой земле.

О Небеса! Элинор совсем забыла об этом создании, хотя, учитывая, какой переполох оно учинило, она начала испытывать к зверюшке более теплые чувства.

— Возможно, мы должны были остаться в воде, — предположила девушка, бросив взгляд в сторону темного разросшегося кругом кустарника.

Маркиз усмехнулся, и этот звук эхом отозвался в ней.

— Проблема в том, моя дорогая, — ответил он, уложив ее на одеяло и устраиваясь рядом с ней, опираясь на один локоть, — что я также хотел бы видеть тебя.

— Но ты же видел обнаженных женщин и раньше. — Ее до этого теплые щеки запылали. — И ты видел меня полуголой раньше.

— Да, видел. Однако каждая женщина отличается от другой. И хотя, я полагаю, по-джентльменски было бы сказать, что я не пялился на тебя той ночью, я все-таки делал это. И с тех пор ты занимаешь большую часть моих мыслей, Элинор. И я попытаюсь воздать тебе должное в эту ночь. — Улыбаясь, он провел пальцами свободной руки по ее щеке, затем наклонился, чтобы снова поцеловать. Секундой позже его пальцы стали ласкать ее груди. Нежные и неторопливые, они заставляли предвкушать каждое прикосновение затаив дыхание, они кружили по ее груди, незаметно продвигаясь все ближе и ближе, до тех пор, пока кончики не потерлись о ее соски.

Девушка задохнулась, выгнув спину. Ее соски затвердели от его легкой ласки. Когда это произошло, его прикосновение стало более настойчивым, он переходил с одной груди на другую, перекатывая бугорки между большим и указательным пальцем.

— Валентин! — прохрипела Элинор, ее голова откинулась назад.

Он переместился и теперь нависал над ней, украв еще один поцелуй, затем медленно опустился вниз, а его губы и язык оставили горячий, возбуждающий след вдоль ее горла, по плечам, а затем последовали за пальцами, к ее грудям. Элинор извивалась под ним, каждое прикосновение и каждое ощущение заставляло ее высоко взлетать от восторга.

Мышцы девушки превратились в воду. Мыслить логически стало невозможно; каждая частичка ее мозга сосредоточилась на запоминании ощущений и запаха. Белый туман окутывал ее, но Элинор боролась с ним. Эта ночь принадлежала ей, и ничто не должно было пройти незамеченным мимо нее.

— Подожди, — прохрипела она, запустив пальцы в его влажные волосы и поднимая его лицо вверх.

К ее удивлению, он немного выпрямился.

— Что?

— Ты не мог бы принести фонарь поближе? — прошептала она.

Он кивнул, сжав губы. Что-то изменилось, раз Валентин Корбетт не сумел остроумно ответить на вопрос. Он встал и босиком проделал путь через разбросанные ветки и грязь к камню, на котором оставил фонарь. Внезапно осознав, как она должна выглядеть, валяясь растрепанной и задыхающейся на смятом одеяле. Элинор села, наблюдая за его возвращением.

Его влажная кожа отливала золотом в свете фонаря, его возбужденное мужское достоинство казалось огромным в темной развилке его бедер. Валентин хотел ее. И каким-то невозмутимым образом он демонстрировал это, поставив фонарь на землю и встав на колени рядом с ней, притянув девушку к себе, напрягшуюся и едва дышавшую. Подняв глаза к его лицу, Элинор протянула руку, чтобы обвить пальцы вокруг его члена.

Маркиз закрыл глаза и запрокинул голову. На ощупь его член был твердым и теплым, и девушка осторожно провела пальцами по всей его длине. Его глаза распахнулись.

— Иисусе. Ты уверена, что никогда не делала этого раньше?

— Это приятно?

Медленная улыбка появилась на его губах. Наклонившись над ней, Валентин провел рукой вниз по вздрагивающему животу. Заглянув девушке в глаза, он в тот же самый момент просунул палец между ее бедрами.

— А это приятно?

Элинор даже не смогла ответить. Вместо этого она издала подтверждающий вздох, выпустив его член, и упала обратно на одеяло, пока он еще шире раздвинул ее бедра и запустил палец внутрь ее тела. Его рот вернулся к налившейся груди, затем медленно пропутешествовал вниз по ее торсу. Маркиз переместился, чтобы стать на колени между ее бедер, наклонился, и его рот присоединился к пальцам. Девушка возмутилась, когда его язык проник в ее тело.

— Валентин, — прохрипела она, ухватившись пальцами за его плечи, пока он продолжал свою сладкую пытку. Он не уступил ее просьбе; но его руки и рот продолжали двигаться вниз, скользнув по ее ногам, по внутренней стороне ее бедер, а затем снова вверх по ее животу. Деверилл еще раз задержался на ее грудях, в этот раз, используя свои ладони, чтобы ласкать и сжимать упругие полушария, в то время как он снова завладел ее ртом в раскаленном и переплетающем языки поцелуе.

Она сейчас умрет. Никто не сможет испытать этот жар, это сосредоточение страсти и внимания, и просто не скончаться от этого. Но Элинор не могла не желать этого, желать еще большего от него — а затем еще большего. Она была уверена в этом. Некое знание, острое возбуждение и желание кружились вокруг нее в сводящем с ума тумане жара, удивления и страсти.

Валентин вытянулся вдоль ее тела, и его колени расположились между ее бедрами, а затем он наклонился для еще одного глубокого, крадущего душу поцелуя. Тело было прижато к телу, влажному, жаркому и тяжелому. Элинор задержала дыхание, когда маркиз сделал бедрами движение вперед.

Он медленно, но настойчиво толкнулся в нее. Девушка ощутила давление, а затем — небольшую, резкую боль, за которой последовало неописуемое скольжение, когда он полностью погрузился в нее.

— Я думала, это будет… гораздо больнее, — сумела проговорить она, ошеломленная ощущениями от того, как он заполняет ее.

— И я так думал. — Звук эхом пробежал через его тело в ее. Его чувственный рот снова насмешливо изогнулся. — Ты как-то говорила, что ездила на лошади по-мужски.

— Да. Но… ты имеешь в виду, что в этом все дело?

— Очевидно, что так, хотя на самом деле я предпочел бы обсудить это позже. — Валентин снова склонил свое лицо к ней, все остальное его тело оставалось неподвижным, пока он целовал девушку. — Ты поражаешь меня, — прошептал он, глядя ей в глаза, когда снова начал медленно, а затем более быстро работать бедрами, двигаясь внутри нее, в тесном, горячем, скользком тоннеле.

Элинор обвила руками маркиза за плечи и сосредоточилась на его дыхании, но она не могла оторвать свое сознание от ощущений того, что Валентин Кобетт двигается внутри нее. Она так долго желала этого, еще до того, как поняла, чего в точности хочет. Его внимание, его страсть, его тело — все это в настоящий момент принадлежало ей.

Валентин застонал, его толчки стали глубже, и он прижал ее к одеялу своим худощавым, твердым телом. Элинор задыхалась, не в состоянии заглушить мяукающие звуки, вырывающиеся из ее горла, точно так же, как не могла сражаться с восхитительным напряжением, распространявшимся внутри нее. Если это была смерть, то она только поприветствует ее. Маркиз переместился, увеличивая темп, и нежно сжимая зубами мочку ее уха. Это было уже слишком. Элинор опустила руки на его ритмично работающие ягодицы, когда напряжение в ней стало невыносимым, а затем разбилась вдребезги.

Девушка выкрикнула имя Валентина, крепко прижавшись к нему, в то время как ее сознание совершенно отключилось. Все, что она могла ощущать — это то, что он внутри нее, и они летят вверх. Валентин стал двигаться еще быстрее, и с ворчанием достиг собственного оргазма.

Он мягко опустился на нее, а его губы ласкали ее шею. Прижившись к нему, Элинор могла чувствовать, как бьется его сердце, так же сильно и быстро, как и ее собственное. Медленно, окутывающая ее сознание вуаль начала приподниматься, звуки, издаваемые кузнечиками и лягушками, а также тихий шелест листвы вернули девушку обратно в этот мир.

Но теперь он стал другим. Элинор держала — все еще держала — мужчину в своих объятиях, внутри себя, и даже если эта ночь была всем, что у них будет, она изменила все. Любой другой мужчина, которого она встретит после этой ночи, не будет Валентином, и все же им придется соответствовать ему. Тому, какие ощущения маркиз вызывал у нее, когда ласкал ее и снаружи, и внутри, и везде в промежутке между этим. А он все еще держал ее в объятиях, даже после того, как подарил наслаждение ей и получил свое собственное. Это что-то значило, но девушка не собиралась портить эту ночь, пытаясь объяснить или даже назвать это «что-то».

Валентин поднял голову, чтобы снова поцеловать Элинор. Ее губы были теплыми, мягкими и припухшими. Это было новое ощущение, даже для него. Он редко целовал женщин после того, когда получал то, что хотел, или давал то, чтобы было нужно, чтобы удовлетворить себя. Господи, эта ночь не была похожа ни на что. Никаких игр, никакого обольщения, никаких обещаний. Она хотела его, а он хотел ее. Честность, в придачу к тому, что была необычной, еще и оказалась поразительно возбуждающей.

Маркиз не смог бы сосчитать всех женщин, с которыми спал, но он запомнит именно эту. Его кожа, прикасающаяся к ее коже, ощущала приятное тепло, но остальная часть его тела высохла на легком ветерке, и вечерний холод стало трудно игнорировать. Неохотно он снова поднял голову.

— Как придвигается твое приключение?

Она улыбнулась, проведя пальцем по линии его подбородка, каким-то образом, умудрившись сделать этот жест интимным и дружеским, а не приставучим. Боже, как он ненавидел приставучих женщин.

— Очень хорошо, — ответила Элинор. — То, чем мы занимались, считается за один раз или за одну ночь?

Валентин усмехнулся, используя эту усмешку для того, чтобы скрыть свое нежелание покидать ее, а потом оторвался от нее и сел.

— Учитывая, что уже почти утро, а также ущерб, нанесенный моему гардеробу, я…

— Я знаю, знаю. Если я не вернусь как можно скорее, половина прислуги будет на ногах и поприветствует меня у парадной двери.

— А мы не хотим этого. — Конечно же, нет. Это будет означать, что его заставят жениться на ней — если только Мельбурн не выстрелит ему в голову прямо на месте и не закопает его тело в саду для удобрения турнепса.

— Я должна сказать, что нет. — Она села рядом с ним, ее взгляд опустился к его значительно уменьшившемуся члену. — Не удивительно, что тебе так нравится заниматься этим, Валентин.

Маркиз обнаружил, что надеется на то, что она не спросит его о том, какое место занимает сегодняшняя ночь среди всех других ночей в его жизни. Не потому, что он не запомнит ее, а потому что постарается это сделать. И в этом вовсе не было никакого чертова смысла. Он спал с женщинами, известными своим эротическим мастерством, проводил часы, занимаясь сексом в их насыщенных ароматами будуарах, а в свои молодые годы он лишил девственности одну или двух девушек — хотя их слезы и неестественность заставили его отказаться от встреч с представительницами этого типа. Все это так, но все же с Элинор Гриффин он не смог пройти мимо единственной возможности стянуть с нее платье, даже если на самом деле она стянула платье с себя сама.

Девушка продолжала смотреть на него, пока натягивала свою одежду, которая, по крайней мере, большая часть ее, была сухой. Ему повезет, если он не вернется домой с пневмонией. Скажи что-нибудь, приказал он себе, выискивая какую-нибудь учтивую и остроумную фразу, чтобы успокоить ее и не выглядеть при этом как помешанный дурак.

— Выдать тебя замуж за какого-нибудь полоумного старого слюнтяя будет бесполезным во всех смыслах, какие я могу представить, — протянул маркиз, вручая ей туфельку, а затем обшаривая кустарник в поисках своего сапога.

— По крайней мере, теперь я могу сказать, что сначала сделала то, что хотела сделать, — ответила она. — Спасибо тебе.

Он нахмурился.

— Ради Бога, не благодари меня, Элинор. Для меня это было удовольствием. Поверь мне.

Элинор откашлялась.

— Но ты… делаешь это все время.

С раздраженным вздохом, Валентин встал, взял ее за плечи и повернул лицом к себе. Нагнувшись, он поцеловал девушку крепко и глубоко, подняв ее подбородок и снова ощутив сладость ее рта.

— Я не делаю это все время, — пробормотал он, выпуская ее, чтобы натянуть свой влажный сюртук. — А теперь давай доставим тебя домой, пока ты не начала сожалеть обо всем этом.

— Я не буду сожалеть. — Элинор улыбнулась, от выражения на ее лице у маркиза пересохло во рту. — Не беспокойся об этом.


Глава 15


Элинор проснулась поздно и неторопливо оделась. Ее тело болело в нескольких неожиданных местах, но не это было причиной ее медленного передвижения по комнате, словно девушка погрузилась в дневной сон. Все вокруг ощущалось по-иному; она ощущала себя другой, и это было то ощущение, которое ей скорее нравилось. Подумать только, Элинор намеревалась сделать своим большим приключением прошлой ночью всего лишь плавание.

Был уже двенадцатый час, когда она спустилась вниз. Девушка напевала, когда проскользнула в комнату для завтрака.

— Доброе утро, — произнес Закери, подняв взгляд от газеты.

Газета выглядела слегка помятой, но брат уже был третьим по счету, кто ее читает, после Мельбурна и Шея. К тому времени, когда газета достанется сестре, она будет далека от своего девственного состояния. Девушка подавила смешок. Как теперь и Элинор, благодаря Валентину Корбетту.

— Доброе утро, — ответила она, изгоняя из памяти образ зеленых сонных глаз. — Остались еще персики?

Брат кивнул, показав на буфет.

— Стэнтон снова наполнил чашу, когда твоя горничная объявила о том, что ты встала.

Элинор бросила взгляд на дворецкого.

— Благодарю тебя, Стэнтон.

— Миледи. И…

— О, и в утренней комнате ждут трое мужчин, чтобы отвезти тебя на прогулку или что-то в этом роде, — прервал дворецкого Закери.

— Неужели? — Элинор посмотрела в сторону коридора и утренней комнаты. — Я не давала согласия выходить с кем-то из дома этим утром.

— Очевидно, они появились только в надежде, что ты будешь свободна. И, как и было условлено, мы не прогнали их прочь, чтобы ты самостоятельно разобралась с ними.

— Что это за джентльмены? — спросила девушка, изучая выставленные на буфете блюда, и в настоящий момент совершенно не расположенная торопиться с завтраком. Никто из этих людей не был приглашен, и ни один из них не окажется маркизом Девериллом. Помимо того, что он не стал бы ждать среди стада претендентов, Валентин в любом случае не нанесет ей визит. Пошлая ночь была их — ее — моментом свободы и страсти. Он помог ей найти все это, и она была той, кто сказал, что не будет ничего большего.

Да, сделать это было, несомненно, очень мудрой вещью — даже до того, как она обнаружила, сколько удовольствия может принести подобная ночь. С точки зрения здравого смысла, было разумно положить конец всему до того, как все могло начаться, и особенно потому, что это могло уберечь Элинор от размышлений, где маркиз сейчас может находиться. Но, кажется, в данный момент ее здравый смысл не работал. Валентин вовсе не имел репутацию человека, способного на верность или на длительные романтические отношения. В действительности, Элинор едва ли могла назвать его отношения с женщинами даже «романтическими». К ним больше подходило слово «связи». А она была всего лишь еще одной женщиной в этой длинной веренице связей. Элинор нахмурилась. Но это было то, чего она хотела. Разве не так?

— Спроси Стэнтона, кто там ожидает, — ответил Закери. — Я занят.

Вздохнув, девушка приподняла бровь в направлении дворецкого.

— Стэнтон?

— Мистер Роджер Нолевилл, лорд Йен Вудс и лорд Чамбри, миледи.

— Ох.

Закери взглянул на нее поверх газеты, а затем вернулся к чтению, когда Элинор посмотрела на него.

— Что? — спросила она.

— Ничего. Просто заметил, что ты в хорошем настроении и не спрашиваю тебя о причине, потому что не хочу испортить его или нарушить правила, или что-то еще.

И как она должна отвечать на это?

— Хорошо, — сделала попытку Элинор. — Спасибо тебе.

— Пожалуйста. А что насчет полного надежд стада в утренней комнате?

— Я думала, что ты слишком занят, чтобы беспокоиться о них.

— Так и есть. Я просто напоминаю тебе об их существовании.

— Отлично. — Ни один из пришедших с визитом ни в малейшей степени не волновал ее, хотя девушка предположила, что Нолевилл был честным молодым человеком, разве что немного унылым. Тем не менее, он продемонстрировал некоторую сообразительность, если потрудился нанести визит без приглашения.

С другой стороны, она не была особенно заинтересована в том, чтобы провести день с любым из этих джентльменов. Элинор взяла персик, а затем положила его обратно в чашу.

— Полагаю, что грубо было бы заставлять их ждать.

— Так ты собираешься ехать со всеми тремя? — спросил Закери.

Девушка показала ему язык как раз в тот момент, когда Пип вбежала в комнату для завтрака.

— Моя гувернантка сказала, что вымоет мой язык с мылом, если я снова буду показывать его ей, — заметила девочка, схватив персик, отвергнутый Элинор и откусывая от него. — Но я не скажу ей про тебя.

— Спасибо, Пип.

— Пожалуйста. А кто эти незнакомые люди, пришедшие к тебе с визитом? — продолжила девочка. — Я никогда не видела их раньше, так что они не могут быть друзьями папы или дядей.

— Нет, они не наши друзья, — согласился Закери.

— Они здесь, чтобы встретиться со мной, — объяснила Элинор. — Они хотят взять меня на прогулку.

— Все трое?

— Да, — ответила она, стараясь, чтобы в ее голосе не звучало нежелание. Предполагалось, что это именно то, чего она хочет, а Закери доложит Мельбурну о любом колебании с ее стороны. В недавнем прошлом ее расписание было более организованным, но девушка не стала бы называть этот нынешний хаос более забавным, чем ту старую, уравновешенную жизнь, которую она вела прежде.

— Ну, я не думаю, что ты сможешь отправиться со всеми тремя сразу.

Очевидно, нет. Идея пришла ей в голову, и девушка снова повернулась к дворецкому.

— Стэнтон, кто из них прибыл первым?

— Лорд Чамбри, миледи.

Ах, тот тип с шеей, как у гуся. Элинор поджала губы. Чамбри был бы справедливым выбором, но в тот момент, когда она открыла рот, чтобы попросить Стэнтона избавиться от двух других, ее посетила внезапная мысль. Ей не нужно быть справедливой. Она может выбирать, с кем провести день, и это должен быть наиболее привлекательный для нее джентльмен из трех, и ей не нужно извиняться за свой выбор. Валентин научил ее этому — тому, что это не значит быть жестокой, а просто справедливой по отношению к себе.

— Стэнтон, пожалуйста, извести мистера Нолевилла, что я скоро буду готова. И дай двум другим джентльменам понять, что я ценю их интерес, и надеюсь скоро с ними увидеться.

Дворецкий кивнул и, круто развернувшись, вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Элинор сделала вдох и взяла другой персик.

— Хм, — пробормотал Закери, переворачивая страницу газеты.

Она проигнорировала его реакцию, вместо этого усевшись рядом с Пип.

— Какие у тебя планы на сегодня, моя дорогая?

— Ну, — ответила девочка, — я должна высидеть урок игры на фортепиано, а затем выполнить свои обычные занятия, но я подумываю о том, чтобы вместо этого отправиться в музей.

— Ох, неужели?

— Да. Папе это не понравится, но он в Парламенте.

— Тогда я заключу с тобой сделку, — предложила Элинор. — Ты пойдешь на свой урок фортепиано, а когда я вернусь со своей прогулки, я возьму тебя с собой в музей.

Маленькая ручка, покрытая персиковым соком, схватила ее за запястье.

— В самом деле? Это было бы великолепно. Потому что дядя Закери любит смотреть только на обнаженные статуи, а я люблю мумии.

Закери откашлялся.

— Это неправда.

Элинор игнорировала его.

— Тогда у нас будет…

— Это только потому, что я восхищаюсь мастерством, с которым они сделаны, — прервал ее брат.

— Мне тоже нравятся некоторые статуи, — произнесла Элинор, встречая его изумленный взгляд. Девушка не знала, что нашло на нее этим утром, за исключением того, что приключение с маркизом Девериллом наполнило ее такими ощущениями, которые она считала невозможными. И теперь ее просто не волнует, что другие люди — включая членов ее семьи — могут подумать о ней.

— Ты… ты не должна произносить такое, — запинаясь произнес Закери. — Господи Боже, Нелл. Это скверно.

— Если ты свободно можешь восхищаться мраморными грудями, то я также могу восхищаться тем, чем хочу.

Пип прикрыла свой рот обеими руками, но даже это не помогло ей сдержать свои смешки.

— Ты сказала «грудями», — хихикая, выговорила она приглушенным голосом.

— Вот видишь, что ты наделала? — рявкнул Закери, его загорелые щеки покраснели. Он вскочил на ноги. — Держу пари, что ты не стала бы разговаривать о таких вещах перед Нолевиллом.

— Хм. Я даже не думала об этом, — вслух размышляла Элинор, открыто улыбаясь. — Это определенно превратило бы утро в нечто интересное.

Прижав пальцы к виску, Закери бросил на сестру последний взгляд и, громко топая, вышел из комнаты. Она вместе с Пип некоторое время хихикали, а затем вернулись к своим персикам. Элинор ощущала голод этим утром, но в утренней комнате ее ждал визитер, да и ей поскорее хотелось оказаться на улице. Утро — вернее то, что от него осталось — выглядело великолепным, и понежиться в лучах солнечного света казалось хорошей идеей. Конечно же, ей хотелось покататься в Гайд-Парке, и это не имело отношения к выискиванию в толпе какого-то определенного человека.

— Разве ты не останешься и не позавтракаешь со мной? — спросила Пенелопа, когда ее тетя встала.

— Я не могу, Пип. Мне нужно ехать кататься.

— Но ты вернешься, чтобы пойти со мной в музей?

— Через два часа, — ответила Элинор. — Я обещаю.

— Хорошо. Я должна идти на свой урок. Думаю, что миссис Бевинс ждет меня.

Очевидно, Пенелопа обводила всех в доме вокруг своего маленького пальчика, и Элинор могла только надеяться, что девочка будет наслаждаться этой снисходительностью столько, сколько сможет. Определенно, это не продлится долго.

Или наоборот? Оглядываясь на прошлую ночь, девушке пришлось признать, что ее пессимизм по поводу унылого, распланированного будущего немного потускнел. Или, скорее, ему на смену пришло ощущение оптимизма и уверенности в себе, а Элинор даже не догадывалась, что ей этого не хватало. По крайней мере, теперь у нее есть основа для сравнения в спальне — хотя сравнивать после того, как она выйдет замуж, будет слишком поздно.

— Доброе утро, мистер Нолевилл, — произнесла она, вплывая в утреннюю комнату. Сын графа вскочил на ноги.

— Леди Элинор. Я так рад, что вы решили покататься со мной этим утром.

Девушка изучила его белоснежный шейный платок, тщательно отглаженный пиджак и надежду на приятном, открытом лице. Он будет веселым компаньоном, хотя Элинор не могла обмануть себя в том, что ее сознание не будет блуждать в другом направлении. Ей было почти жаль бедного Роджера, несмотря на то, что он нанес ей визит без предварительной договоренности, и она совершенно в рамках приличий могла бы отказаться присоединиться к любому из трех джентльменов — или ко всем трем сразу — этим утром.

— Едем? — спросила она, предлагая ему направиться к двери.

Он прибыл в парном двухколесном экипаже, и если девушка правильно запомнила, то это был экипаж его старшего брата. Очевидно, Нолевиллы выбрали ее в качестве идеальной супруги для Роджера. Что ж, а у нее даже в мыслях не было ничего подобного.

Элинор нахмурилась, когда он подал ей руку, чтобы усадить на место. Это было неправильно. Девушка уже решила, что после того, как она получила свое приключение, она найдет мужчину, которого захочет, и выйдет за него замуж до того, как Мельбурн вмешается и подсунет ей какую-нибудь ходячую мумию. Роджер Нолевилл был гораздо менее агрессивен, чем некоторые другие поклонники, преследовавшие ее с недавних пор, так что, очевидно, Элинор могла без колебаний отправиться кататься с ним.

— Миледи, ваша горничная? — спросил он, заколебавшись, когда стоял на земле рядом с экипажем.

— Мы поедем в открытом двухколесном экипаже через Гайд-Парк, — отмахнулась девушка. — Едва ли мы будем в состоянии совершить нечто неуместное, даже если бы захотели это сделать.

Роджер залился краской.

— Я бы никогда не совершил ничего подобного, — запинаясь, пробормотал он.

— Нет. Нет, конечно же, вы бы так не поступили, — ответила она, почти такая же смущенная, как и ее спутник. Жизнь девушки изменилась прошлой ночью — или, скорее, изменилось ее восприятие жизни — но это не означало, что она теперь может игнорировать все, чему научилась в отношении приличий и правильного поведения. Очевидно, Валентин сделал гораздо больше, чем просто похитил ее девственность, хотя маркиз, вероятно, рассмеялся бы, если бы она рассказала ему, насколько изумительным Элинор сочла этот опыт. У него разбухла бы голова, в придачу к другим разбухшим частям тела.

О Господи! Краснеющий и полный надежд Роджер отнесет все это за счет ее дурных манер, решила девушка, и отправила Стэнтона обратно в дом. Минуту спустя дворецкий появился с Хелен, уже одетой для выхода и следующей за ним. По крайней мере, ее горничная знала свои обязанности, даже если Элинор сегодня не могла вспомнить о том, что должна делать.

Когда они въехали в Гайд-Парк, девушка заморгала. Роджер болтал о чем-то уже десять минут, а она не имела понятия о чем. По улыбке на его лице она решила, что маленький смешок будет вполне уместным, и заставила себя это сделать.

— Да, я был уверен, что вы оцените это, — проговорил ее компаньон, и его улыбка стала еще шире. — Хотя, прежде всего, я не могу понять, почему леди Пью стала бы одевать атлас в Воксхолл.

Элинор не представляла, как ответить на эти слова, и просто пожала плечами. Обычно она ненавидела сплетни о своих знакомых и считала обязательным не поощрять их, но сегодня Роджер мог разглагольствовать о плохой партии атласной ткани и о трагических последствиях этого, ей не было до этого дела.

— Вы знаете, в прошлом году я просил у его светлости, вашего брата, разрешения нанести вам визит, — продолжил он, глядя на Элинор. В его привлекательных карих глазах, казалось, не отражалось ни унции двуличности или неискренности. — Он не то чтобы отказал мне, но и не представил нас друг другу. Я полагаю, он так и не упоминал о моем интересе к вам?

— Нет, не упоминал. — И ее едва ли удивил этот факт. — Почему же вы решили сделать еще одну попытку сейчас, через год?

— Ах. Ну, я… заметил, что ваши действия стали чуть более независимыми в последнее время. Я подумал, что мог бы осудить этот вопрос с вами. Если бы мы с вами поладили, то я снова обратился бы к герцогу.

Итак, он уже распланировал развитие их отношений. Элинор полагала, что едва ли могла винить Роджера за это, но он намеревалась высказывать свое мнение по поводу того, как будет развиваться ее жизнь. Особенно сейчас.

— Ну что же, посмотрим, как мы с вами поладим, — ответила она, снова улыбнувшись ему.

Кажется, это заявление чрезмерно понравилось ее спутнику, и он начал обсуждение самых лучших состоявшихся приемов этого Сезона. Он определенно знал все нюансы общества, где стоит показаться, а куда и шагу ступать не следует. Без сомнения, Роджер Нолевилл никогда не совершит ни одного неверного поступка.

— Так что же Мельбурн на самом деле сказал, когда вы беседовали с ним в прошлом году? — спросила девушка.

Роджер издал короткий смешок.

— Я помню это очень хорошо. У меня заняло три недели, чтобы собраться с духом и приблизиться к нему. Мой друг представил меня, а затем я спросил, могу ли получить его разрешение, чтобы нанести вам визит. Его светлость взглянул на меня так, словно я насекомое, и произнес: «Я сообщу вам об этом». Конечно же, он так этого и не сделал.

— Конечно же, нет. — Чего Роджер не осознавал, так это того, что отсутствие прямого отказа от Мельбурна было эквивалентно громогласному одобрению. Себастьян, вероятно, ожидал, что мистер Нолевилл будет действовать, или, по крайней мере, попросит разрешения во второй раз.

Итак, существовал, по меньшей мере, один мужчина, которого ее братья считали подходящим для нее. И она добровольно отправилась кататься с ним. Черт побери! Элинор хотела выйти замуж, но не за того, кто получил печать одобрения от Гриффинов более года назад. Но, тем не менее, она и не собирается разрушить свой шанс на счастье, поступая вопреки своим братьям. Проклятие, это так сложно.

Девушка открыла рот, чтобы сделать замечание об уникальных декорациях на приеме у Гранденов, но внезапно проглотила слова. Он был здесь!

Маркиз сидел на своем гнедом жеребце Яго, у одной из сторон поперечной дорожки. Его голубая касторовая шляпа сидела на голове под обычным лихим углом, а его темные, волнистые волосы прикасались к воротнику и спадали на один зеленый глаз. Все внутри Элинор сжалось от чистого вожделения. О Небеса! Неужели всего лишь двенадцать часов прошло с того момента, как они обнимали друг друга, обнаженные, на берегу пруда для крещения?

Валентин повернул голову, словно почувствовал, что она здесь. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся с легкой фамильярностью, прикоснувшись рукой к краю шляпы. А затем отвернулся.

В первый раз Элинор осознала, что он не один. Рядом с ним стояла четырехместная коляска, и на заднем сиденье находилась пара молодых леди. Сестры Мэндилей, отметила она, скрыв внезапную гримасу неудовольствия. Она никогда не встречала худшую пару кокеток. Ему нужно быть осторожным…

Элинор одернула себя. Он знал, что делает. Совершенно точно знал, что делает. Ради Бога, он, скорее всего, знал этих сестер лучше, чем она. Элинор сглотнула. У них был всего лишь один вечер. И как она уже поняла, маркиз Деверилл едва ли ищет возможности изменить свою жизнь. Без сомнения, он делает такие вещи каждую ночь.

— Леди Элинор?

Она очнулась.

— Я прошу прощения, мистер Нолевилл. О чем вы говорили?

— Нет необходимости просить прощения. Я полагаю, лорд Деверилл — давний друг вашей семьи.

— Да, это так. — И она отчаянно хотела поговорить с ним, выяснить, думал ли он о прошлой ночи — или о ней — хотя бы раз, после того, как вернул ее в Гриффин-Хаус. Но этот вопрос, вероятно, оказался бы одновременно болезненным и бессмысленным, учитывая, где маркиз сейчас находился и с кем он беседовал.

— Вам нужно поговорить с ним? — продолжил Роджер. — Я могу подъехать туда.

— Ох. Нет, нет. Я просто не ожидала увидеть его этим утром. — Элинор откашлялась. — В любом случае, он кажется слишком занятым.

— Да, верно. Едва ли это сюрприз для вас, учитывая его… устойчивую репутацию.

— Они же просто разговаривают, — ответила Элинор, хотя она не была уверена, почему ощущала необходимость защищать маркиза. — Точно так же, как мы.

— Не точно так же, как мы, — произнес Роджер, нахмурив брови. — Я нанес визит в ваш дом, объявив о своем присутствии и своем интересе, и дал вашим братьям достаточную возможность отказать мне. И я определенно не стал бы приставать к вам в парке, пока вы дышите свежим воздухом.

— Я уверена, что маркиз ни к кому не пристает, — возразила девушка, одновременно уговаривая себя держать свой проклятый рот закрытым. Она не ощущала какой-то особенной необходимости быть любезной с мистером Нолевиллом, но она не собирается высказываться и в пользу Деверилла. Только не после того, как увидела его весело флиртующим с Лилит и Джудит Мэндилей.

— Возможно, нет. Тем не менее, я бы поспорил, что родители юных леди были бы счастливы увидеть их подальше от него.

Хорошо, она не будет спорить с этим.

— Без сомнения, — пробормотала девушка, намеренно перенося свое внимание в другое место.

Солнце сияло сквозь симпатичный узор из облаков, и легкий юго-восточный ветерок уносил дым из тысяч каминов подальше от Мэйфейра, в направлении Канала. Элинор глубоко вдохнула. Сегодня все было по-другому. Ее жизнь стала совершенно другой, изменилась, потому что человек, которому она доверяла, помог ей найти… себя. Так что из того, что он обратил свое внимание на кого-то другого? Она ведь сделала то же самое.

— Мистер Нолевилл, у вас ведь есть несколько старших братьев, не так ли? — спросила девушка после долгого молчания.

Он искоса посмотрел на нее.

— Да. Почему вы спрашиваете?

— У меня у самой есть несколько старших братьев.

— Да, я знаю об этом.

— Я имею в виду, ваши братья когда-нибудь пытались… управлять вашей жизнью?

Роджер рассмеялся.

— Нет, это была священная обязанность моего отца. Остальная часть выводка только время от времени вворачивала словечко. — Внезапно его хихиканье оборвалось. — О, это было невыразимо грубо с моей стороны. Я прошу вашего прощения, леди Элинор. Я забыл, что вы потеряли своих роди…

— Пожалуйста, не утруждайте себя, мистер Нолевилл. Мне было всего шесть лет, когда перевернулась их яхта. И хотя мне их не хватает, я не стану завидовать вам, только потому что у вас есть собственные родители. Это сделало бы меня слишком жалким существом.

— Которым вы не являетесь.

Элинор выдавила из себя улыбку.

— Благодарю вас. — Потом она одернула себя, напомнив, что ее вопросы имели определенную цель. — И вы соглашаетесь со всеми правилами и приказами вашего отца?

— Какой странный вопрос. Конечно же, я соглашаюсь; он глава нашей семьи.

— И он распоряжается вашими финансами.

Сжав губы так, что они превратились в тонкую линию, Нолевилл остановил экипаж.

— Я не обсуждаю денежные вопросы с молодыми леди. Это не по-джентльменски. И если я могу быть настолько откровенен, миледи, то вам также не пристало вести подобные разговоры.

Но мгновение Элинор не была уверена, сердиться ли ей или чувствовать себя оскорбленной. Не может быть хорошим знаком то, что перспективный кавалер критикует ее поведение, ведь она встречала много мужчин, готовых простить ей все, что угодно. А тот факт, что этот кавалер оказался прав, вовсе не улучшал ее настроения.

— Возможно, вам следует отвезти меня домой, если мои разговоры оскорбляют вас.

Он кивнул.

— Я думаю, что так будет лучше всего. Я сделаю это немедленно. Осмелюсь сказать, вы сегодня просто не в духе, миледи. Чашка мятного чая и сон без сомнения принесут вам огромную пользу.

Элинор воздержалась от того, чтобы закатить глаза, но сделала это с большим трудом. Да, конечно же, с ней должно быть что-то не так. Ни одна женщина в здравом уме не подвергнет сомнению ценность влияния главы семьи или не будет удивляться тому, что даже мужчины не имеют свободного выбора.

Никто из них не произнес ни слова до тех пор, пока экипаж не остановился у парадной двери Гриффин-Хауса. Как только Стэнтон помог ей, а затем и Хелен, спуститься на землю, Нолевилл снял шляпу, произнес «Доброго вам дня» и направил упряжку в обратную сторону по подъездной дорожке.

Элинор не затрудняла себя ответом, а ворвалась в дом и зашагала по ступенькам, ее горничная следовала за ней.

— Глупо, — проворчала она, не уверенная относилось ли это замечание к Роджеру Нолевиллу или к ней самой.

— Это было слишком быстро, — проговорил Закери, высовывая голову из бильярдной комнаты.

— Да, полагаю, что так и было. Я сделала ошибку, задав честный вопрос.

Ее брат сделал еще один шаг в коридор.

— Насколько честный?

— Ох, не беспокойся, это не был скандальный вопрос, или что-то в этом духе. Просто кое-то, относящееся к власти и свободе.

— Господи Боже, Нелл, ты должна была разговаривать о погоде и о том, кто за кем ухаживает. А не о договорах, связанных со свободой воли.

Сестра скорчила ему гримасу.

— Едва ли я спросила об этом. А его ответ был вовсе не таким просвещающим. Он посоветовал мне выпить чашку мятного чая и лечь спать.

Закери засмеялся.

— Если бы я посоветовал тебе такое, ты бы попыталась подбить мне глаз.

— Я бы подбила тебе оба глаза. А сейчас оставь меня в покое.

— Да, миледи.

Тем не менее, до того, как он снова попытался исчезнуть, Элинор вспомнила свое обещание по поводу сопровождения.

— Зак?

Темноволосая голова и серые глаза снова выглянули из дверного проема.

— Да?

— Ты будешь сопровождать меня на ужин к Голдсборо сегодня вечером?

— Ох. Ах, ну конечно.

Элинор положила руки на бедра.

— Что такое?

— Ничего. Я собирался пойти в клуб и поиграть в фаро, но я могу сделать это и завтра вечером.

Еще одна голова появилась в дверях, очень похожая на первую, но с зеленым оттенком в серых глазах.

— Я пойду с тобой.

Она кивнула.

— Спасибо, Шей.

— Он вызвался пойти только из-за кухарки Голдсборо, — вставил Закери.

— Что? — приподняв брови, Элинор посмотрела на второго из братьев Гриффин. — Кухарка?

— Господи, Нелл, миссис Нил по крайней мере девяносто лет. Я делаю это ради ее шоколадных десертов. А теперь, если ты извинишь меня, я должен убить Закери.

— Ты можешь подождать час или два? Я хочу, чтобы он отвез меня и Пип в музей. Там он сможет навестить статуи.

— Ха-ха.

Шей пронесся мимо нее, отправив слугу за своей курткой.

— В этом случае, я тоже отправляюсь с вами.

Валентин сидел за своим столом, четыре приглашения лежали перед ним на поверхности из красного дерева. Ужин, концерт и две небольших вечеринки. Все на сегодня и все приблизительно на одно и то же время.

Он постучал пальцем по приглашению на концерт. По всей вероятности, это было то мероприятие, на котором некая Элинор Гриффин скорее всего не появится, и именно оно было для маркиза наименее привлекательным. Но, именно туда он должен отправиться вечером. Конечно же, было и огромное количество клубов, в которых он мог провести несколько часов. В клубах к тому же были выпивка и карты, а главное никаких молодых леди высокого положения.

Сделав гримасу, Валентин столкнул приглашение на концерт со стола. Клуб действительно выглядит более привлекательно, чем два часа писклявого альта или бренчащего пианино. С кивком, он собрал три других приглашения в кучку и бросил их в верхний ящик стола. Но, почти поднявшись на ноги, маркиз остановился и снова сел.

Вероятно, он может обмануть кого угодно, но Валентин давно уже оставил попытки сделать это в отношении себя. Кроме того, что это проводило к обратным результатам, это к тому же никогда не срабатывало. Итак, Валентин вынужден был признать, что он не стремиться избегать встреч с Элинор, и не пытается устраниться от истерик и прилипания, которые бывают у женщин, после того, как с ними переспишь, — от всего этого маркиз обычно бежал, как от огня. У него была еще одна причина, чтобы избегать ее. Когда он увидел Элинор сегодня в парке вместе с Роджером Нолевиллом, его грудь словно пронзило шомполом. Учитывая эти специфические неприятные ощущения, Валентин вовсе не был уверен в том, почему он снова хочет ее видеть. Но он хотел этого, и поэтому не отправится сегодня вечером ни в один из этих чертовых клубов.

— Ты сошел с ума, Валентин, — пробормотал он, рывком открывая ящик и снова доставая три других приглашения. Все три варианта были возможны, потому что Гриффины знали все три семьи и могли быть приглашены на все три мероприятия.

С ворчанием маркиз схватил одно из приглашений и засунул два других в свой карман. Один к трем; в целом, ему нравились такие ставки. Что же до причины, почему Валентин так настойчиво хочет видеть ее, то эта причина требовала размышления над собственным поведением, а он избегал этого при любой возможности.


Глава 16


Когда он вошел в бальный зал второго приема за этот вечер, Валентин начал думать о том, что должен был хотя бы немного поразмыслить над собственным поведением до того, как носиться по Мэйферу в поисках женщины, которую он якобы не желал видеть. Особенно учитывая тот факт, что ему никак не удавалось найти ее.

Маркиз терпеть не мог так называемые интимные суаре; они означали, что хозяйка пригласила в гости исключительно тех людей, с кем она желала установить отношения, или, если упростить, с кем она желала связать своего сына или дочь. А у миссис Стюарт было две дочери. Даже при том, что он сам редко был мишенью, обстоятельства, как известно, могли привести к разного рода странностям в поведении нацеленных на брак мамаш.

— Деверилл, — произнес герцог Мельбурн, хлопнув его по плечу со слишком большим энтузиазмом.

Валентин вздрогнул, а затем осознал, что у него на самом деле есть причина обрадоваться встрече с братом Элинор.

— Не делай такого радостного лица при встрече со мной, — прошептал он, прячась за пальму в горшке, когда Айрис Стюарт начала поворачиваться в их направлении. — Я здесь не для того, чтобы отпугивать девиц, которые захотят подобраться к тебе. На самом деле, у меня вообще нет намерения спускаться в эту преисподнюю. Я здесь только потому, что ищу Нелл.

— Ублюдок, — проворчал герцог, разговаривая сквозь стиснутые зубы и нацепив фальшивую улыбку, его взгляд был прикован к юной мисс Стюарт, приближавшейся к нему.

— Сожалею, но здесь, за пальмой, есть место только для одного из нас. Так, где же Нелл?

— Она и Шарлемань отправились на обед к Голдсборо. Проваливай, пока можешь; на этот раз я отвлеку аборигенов, но ты снова будешь у меня в долгу. Валентин нахмурился.

— Нет, не буду. Я сбегаю только для того, чтобы покрыть свой предыдущий долг. Ты не можешь приклеить мне еще одно обязательство, особенно потому, что твой проклятый календарь содержит список из четырех потенциальных мест пребывания для твоей сестры на этот вечер.

Герцог вздохнул.

— Хорошо. — Он сделал шаг вперед, и исчез из поля зрения Валентина. — Мисс Стюарт. Вы выглядите особенно очаровательно этим вечером.

При звуке скрипучего хихиканья Валентин усмехнулся. Как только Мельбурн увел старшую из сестер Стюарт прочь от места, где он прятался, маркиз выбрался из дома через боковой вход и вернулся в свою карету.

— Голдсборо-Хаус, — приказал он кучеру.

Ему показалось, что Доусон вздохнул, перед тем, как тронуть упряжку с места, но, учитывая, что Голдсборо-Хаус будет уже третьим местом, которое они собираются посетить в течение часа, Валентин решил пропустить мимо ушей это неповиновение. По крайней мере, дом графа был близко. Он прибудет почти посередине обеда, но так как он — маркиз Деверилл, то от него ожидают именно такого поведения.

Его опоздание также означало, что он будет сослан на место в конце стола; леди Голдсборо пересадила гостей, чтобы занять пустующие места, находящиеся выше, как только дворецкий доложил ей о том, что маркиз не появился. Но это было замечательно, потому что в конце стола не будет леди Элинор. Он сможет смотреть на нее, но ему не нужно будет с ней разговаривать.

Дворецкий Голдсборо объявил о его появлении, и маркиз последовал за слугой в просторную столовую. Так как он имел титул, то все поднялись, чтобы поприветствовать его, но Валентин намеренно воздержался от того, чтобы выглядывать Элинор.

— Мои извинения, Джордж, миледи, — сказал он вместо этого, делая несколько шагов вперед, чтобы обменяться приветствиями с хозяином и хозяйкой. — У меня были кое-какие дела, на которые нужно было обратить внимание.

— Конечно, и как ее зовут? — пробормотал с усмешкой граф, пожимая ему руку.

— Джордж, — с укором произнесла его жена, делая реверанс. — Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам, лорд Деверилл.

— Благодарю вас, леди Голдсборо.

— Диддс, пожалуйста, проводи лорда Деверилла к его месту, — отдала приказание графиня, снова усаживаясь за стол.

Пока Валентин шел вдоль стола за дворецким, он наконец-то смог разглядеть всю толпу обедающих. Наиболее престижные гости, конечно же, сидели как можно ближе к хозяевам во главе стола, следовательно, Элинор и Шарлемань находились соответственно по обе стороны графа и графини.

— Шей, леди Элинор, — кивнув, поприветствовал их маркиз.

— Валентин. Разумно, что ты прибыл как раз вовремя, чтобы успеть попробовать знаменитый шоколадный десерт леди Голдсборо, — ответил Шей, усмехнувшись.

— Для того чтобы заставит меня пропустить это блюдо, понадобилась бы атака Бонапарта на Лондон, — произнес Деверилл, хотя он никогда не слышал, чтобы кто-то упоминал об этом десерте прежде.

Элинор ничего не сказала, хотя достаточно вежливо склонила голову. Его живот напрягся, когда он ощутил аромат ее лавандовых духов. Милосердный Люцифер, ему нужно было отправиться в клуб.

Как он и предсказывал, его место оказалось в конце стола, рядом с Амелией Хартвуд с одной стороны и Роджером Нолевиллом — с другой.

— Мисс Амелия, мистер Нолевилл, — поздоровался с ними маркиз, принимая бокал вина, предложенный одним из слуг.

— М-милорд, — запинаясь ответила Амелия, а ее щеки покраснели до опасного ярко-красного оттенка.

Валентин подавил вздох. Да, следовало догадаться, что ему придется сидеть рядом с дочерью священника. Люцифер снова смеется над ним, но после прошлой ночи он, несомненно, заслуживает этого. Валентин умудрился переспать с девственной сестрой своего лучшего друга, когда должен был защищать ее. Это был один из самых низких поступков, какие он когда-либо совершал.

— Деверилл. Видел вас утром в парке, — ответил Нолевилл, его тон был довольно грубым.

Нолевилл был ко всему прочему довольно чопорным малым, припомнил Деверилл. Замечательно. Ему приходилось терпеть все это лишь потому, что он захотел бросить взгляд на Элинор, а ведь маркиз мог просто нанести визит одному из ее братьев в их собственном доме и избежать этой пытки — провести следующий час между дуэтом, пытающимся выяснить, кто из них больший ханжа.

Но раз уж он попал в ловушку, то может позволить себе небольшое развлечение по случаю.

— Да, я также вас видел, — ответил он Роджеру. — Вы катались с леди Элинор, если я не ошибаюсь.

— Да, это так.

— Ухаживаете за ней, да?

Роджер заморгал.

— Это личное, вам не кажется?

Вероятно, так оно и было, и определенно, способ добывать информацию окольными путями, не был обычным методом Валентина. Тем не менее, когда он задал этот вопрос, то ощутил боль внутри живота, похожую на ту, что маркиз испытал, когда первый раз увидел Элинор, сидящей в экипаже другого мужчины.

— Я — друг семьи.

— Так и она сказала. На самом деле, она даже защищала ваше поведение в отношении сестер Мэндилей.

— Какое поведение? — паровал Валентин, слегка напрягшись. — Я думал, мы просто беседовали.

— Я не желаю ссориться с вами, милорд. Но я также не могу потворствовать холостому джентльмену, пристающему на публике к молодым женщинам без сопровождения.

— Что…

— Деверилл, — окликнул его Шей с другого конца стола, — как звали того человека, который продал тебе Яго?

Валентин сделал вдох. Успокойся, приказал себе маркиз. Он пришел сюда вовсе не для того, чтобы затеять с кем-нибудь драку. И, кроме того, учитывая недостаток воображения у Нолевилла, маркиз сомневался, что Элинор может серьезно рассматривать этого молодого человека как своего поклонника.

— Я не купил его, — ответил он с небрежностью в голосе. — Я выиграл его в экарте[18 - Экарте (Ecarte) — французская карточная игра для двух лиц с 32 картами.]. У Веллингтона.

Судя по шепоту, который пробежал по обеим сторонам стола, некоторые гости были удивлены тем, что герцог Веллингтон играет в экарте гораздо меньше, чем тем, что он когда-либо проигрывает. Тем не менее, учитывая его способности к стратегии, герцог был удивительно плохим игроком. А Валентин отчаянно хотел заполучить полубезумного Яго.

До того, как Нолевилл или кто-то еще смог обвинить маркиза в нечестной игре против герцога или еще в каком-либо подобном вздоре, лакей внес следующее блюдо, очевидно, вышеупомянутый знаменитый десерт. Он выглядел как политые растопленным шоколадом ягоды малины, покрытые сверху чем-то вроде взбитых сливок. Осторожно Валентин поднес ложку к своему рту и посмотрел вокруг, все ли уже попробовали эту стряпню.

Светло-серые глаза с другого конца стола встретились с его глазами. Валентин застыл с ложкой на полпути ко рту, и попытался интерпретировать тот взгляд, который она бросила на него. Маркиз ожидал гнева или раскаяния, или, что более приятно — вожделения, но если маркиз не ошибся, в ее глазах мелькнуло разочарование.

Она разочаровалась в нем? Почему, во имя Господа? Его поведение прошлой ночью было исключительным, если только он мог это так назвать, и она знала его достаточно хорошо, чтобы не удивляться ни его опозданию, ни его равнодушному флирту с близнецами Мэндилей в парке. Если бы девушки не были таким болтливыми и жеманными, то Валентин мог бы более серьезно беседовать с ними, но даже до того, как он заметил Элинор, его сердце просто не участвовало в этом разговоре.

Продолжая смотреть ей в глаза, маркиз попробовал кусочек десерта. Не плохо, но едва ли это блюдо заслуживает той славы, которую возносил ему Шей. Но, так или иначе, сейчас у него было нечто более существенное для обдумывания. Ему нужно поговорить с Элинор. Да, предполагалось, что маркиз будет охранять ее, и он выполнял эту проклятую работу, но не может же она строить матримониальные планы только потому, что он обеспечил ей плавание в пруду и урок любовных ласк. И, конечно же, Элинор не может серьезно собираться замуж за кого-то настолько же нудного и скучного, как Роджер Нолевилл. И она имеет нахальство быть разочарованной в нем!

Сразу после десерта леди покинули столовую, собираясь посплетничать или повышивать — или что там они делают, когда мужчины отсутствуют. Дворецкий обносил гостей коробкой сигар и портвейном, когда Валентин поднялся, чтобы сесть рядом с Шеем.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — прошептал брат Элинор, поднимая свой стакан, чтобы замаскировать собственные слова. — Я присутствую здесь только потому, что Нелл попросила меня сопровождать сестру.

— У меня есть обязанность, если ты припоминаешь, — указал Валентин, на этот раз благодарный Мельбурну за то, что тот втянул его в это неудачное предприятие. В противном случае ему пришлось бы признаться самому себе в некоторых весьма тревожных вещах, таких например, что ему не понравилось видеть Элинор сегодня в компании другого мужчины, и что тот взгляд, который она бросила на него раньше, очень беспокоил его.

— Я полагал, что это будет считаться «безопасным» выходом в свет. Да и я здесь.

— Но я ведь этого не знал, не так ли? — солгал Валентин. — Сколько раз я должен просить твоего брата прислать мне записку?

Шарлемань хихикнул.

— По крайней мере, десерт стоил этой поездки.

Валентин сделал вдох. Вероятно, это была лучшая отправная точка из тех, что ему представятся.

— Говоря о десерте, Нелл не слишком много его съела. Она хорошо себя чувствует?

— Ее затопила волна поклонников, — ответил ее брат, в его голосе все еще звучал юмор. — Я не думаю, что сестра хоть в малейшей степени представляла, что, отказавшись от своей охраны, распахнет шлюзы подобным образом. Этим утром ее ожидали трое, и еще четверо прибыли после ленча, все пришли всего лишь с надеждой, что она подарит им несколько мгновений своего времени, а они смогут очаровать ее и завлечь в брак.

— Семеро человек за один день?

Ее брат кивнул.

— Сказать по правде, я бы обеспокоился, если бы только они не были настолько очевидными отбросами. Но я знаю, что она не выйдет ни за кого из них.

— Неужели она серьезно присматривается к кому-нибудь из них?

— Насколько я знаю, нет. Однако она не слишком много рассказывает мне. Я стал для нее одним из врагов.

— Потому что мужчина?

— Потому что я ее брат.

— Думаю, что она успокоится, Шей, — предположил Валентин. — Она просто хочет получить шанс испытать что-то новое перед тем, как обустроиться в браке.

— Ты сегодня так хорошо все объясняешь. С чего бы это? — Шарлемань протянул руку и прикоснулся ко лбу Валентина. — С тобой все в порядке?

Валентин отмахнулся от его руки.

— У меня бывают моменты просветления, которым я сам удивляюсь. Это просто один из них.

Это было слишком рискованно. Да, он и Элинор были друзьями, но Валентин абсолютно точно не хотел давать ее братьям хоть малейший намек на то, что он делает гораздо больше, чем просто приглядывает за ней.

Лорд Хеннеси начал рассказывать какую-то пошлую историю о молочнице и бароне. Он клялся, что это была правда, но, учитывая, что если платье девушки было на самом деле вывернуто наизнанку, то его практически невозможно было застегнуть, и Валентин не поверил ни единому слову. Однако если заявить вслух о своем недоверии, то ему придется предложить объяснение и выслушать мнение каждого по этому поводу, а маркизу хотелось очутиться где-нибудь совсем в другом месте. Только тогда, когда мужчины закончат рассказывать свои идиотские истории, они присоединятся к леди в гостиной.

Конечно, на самом деле, маркиз не собирался вести серьезную беседу с Элинор; он просто хотел знать, что означал тот взгляд, и удостовериться в том, что она не питает интереса к Нолевиллу. В конце концов, до тех пор, пока Мельбурн не объявит о конце охоты, Валентин все еще обязан приглядывать за ней.

— Итак, не присоединиться ли нам к леди, — наконец произнес лорд Голдсборо после отрыжки. — Мы ведь не хотим, чтобы они позабыли о нас.

— Слава Богу, — пробормотал Валентин, вскакивая на ноги.

Шей усмехнулся.

— Тебе нужно больше практиковаться в том, как проводят время на цивилизованных мероприятиях.

— Нет, не надо. Мне нужно просто проводить здесь меньше времени. Тогда это не будет меня беспокоить.

— Ты безнадежен.

— Мне так и говорили.

Когда они вошли в гостиную, леди над чем-то смеялись. Поскольку они смеялись не над ним, то Валентину было все равно, но Элинор тоже улыбалась. Он замедлил шаги, глядя на нее. Это было так странно. Всего лишь несколько недель назад маркиз не считал ее чем-то большим, чем просто сестрой своего друга, ребенком, которого он знал много лет и которого он рассматривал скорее как домашнее животное, а не как женщину. А он не питал слишком большого уважения ни к тем, ни к другим.

Но затем они вступили в настоящий разговор — несколько разговоров, и теперь Валентин не знал, что с этим делать. Он чувствовал, что ему нравится проводить с ней время, но это определенно не может привести ни к чему хорошему. К приятному — да, но точно не к хорошему.

Леди Голдсборо вскочила на ноги, когда он вошел в комнату.

— Лорд Деверилл, рядом с леди Уэндмер есть место, — воскликнула графиня, указывая на старую летучую мышь.

— Так и есть, — согласился маркиз, усаживаясь рядом с Элинор.

— Ты должен был сесть рядом с леди Уэндмер, прошептала Элинор. — Она плохо слышит и может составить прекрасную компанию.

— Тогда кто-то еще сможет составить ей прекрасную компанию. Я не единственный чертов джентльмен, присутствующий здесь, и я предпочитаю, чтобы мой разговор имел двусторонний характер.

Он хотел спросить, как она себя чувствует, и есть ли у нее какие-то сожаления по поводу прошлой ночи. Тем не менее, спросить это означало бы, что ему придется остаться и выслушать ответы, а маркиз был совершенно уверен, что не хотел их слышать.

— Я удивилась, увидев, что ты появился здесь этим вечером, — продолжила Элинор тихим голосом, пока остальные гости упрашивали леди Голдсборо сесть за пианино и сыграть одну или две мелодии.

Валентин пожал плечами.

— Это место кажется достаточно неплохим, чтобы пообедать — собственно, как и любое другое.

— Итак, это не имеет ничего общего со мной?

В течение минуты маркиз просто смотрел на нее. Элинор предпочитала быть откровенной, он знал об этой ее черте характера. В целом, это ему нравилось, но только не сегодня вечером.

— А должно иметь? — спросил он.

— Нет, полагаю, что нет.

— Я имел в виду, что подбросил монету, — солгал Валентин, — на то, отправиться ли сюда или на прием к Стюартам. На самом деле, выиграли Стюарты, но затем я вспомнил, что их единственное потомство — это две незамужних дочери с большими ногами. Поэтому я присутствую здесь.

— Понимаю. — Девушка бросила взгляд на группу гостей, собравшихся возле пианино. — Могу я задать вопрос? — медленно проговорила она.

Валентин подавил гримасу.

— Да.

— Прошлая ночь значила что-то для тебя?

Проклятие.

— Прошлая ночь? Конечно же, она что-то значила. Это было очень приятно, ты была исключительно красива, и я не плавал уже очень давно. — Он почти добавил, что не возражает повторить этот опыт, но в последний момент сдержал себя.

— Итак, ты не плавал уже очень давно, — повторила она. — А тому, другому занятию, ты предаешься гораздо чаще.

— Я никогда не делал из этого секрета, Элинор, — ответил маркиз, дрожь неловкости пробежала по его спине. Господи, не может же она ревновать. Он не хотел, чтобы она ревновала — и не хотел больше обсуждать с ней прошлую ночь. — Как ты покаталась с Роджером Нолевиллом этим утром?

— А как ты поболтал с сестрами Мэндилей? — парировала она.

— Смертельная скука, — быстро ответил Валентин, — но этот разговор помог скоротать время.

Она пристально посмотрела на него.

— Потому что не было ничего, чем бы ты предпочел заняться?

Он не знал, стремится ли она к тому, что прокомментировать его бесполезность или просто желает услышать комплимент. И то, и другое означало признание в чем-то, в чем он не готов был признаваться, но он не был готов и к тому, чтобы терпеть этот ее разочарованный взгляд.

— То, чем я предпочел бы заняться, было мне не доступно, потому что ты была занята.

Элинор заморгала.

— Ох. Так ты…

— Да, я хотел бы этого. Однако ты заявила о своих условиях, и я буду уважать их.

— Значит, ты просто отправишься искать следующую девицу?

Как будто он сможет выбросить из головы мысли об Элинор на достаточно длительное время, чтобы нанести кому-то визит. Этот разговор начал становиться слишком личным и слишком близким к тому, чтобы подтолкнуть его к размышлению над собственным подведением.

— Элинор, это не я хотел изменить какую-то часть своей жизни. Это была ты. И если есть еще что-то, что ты хочешь сделать, то я буду рад помочь тебе. Но не жди от меня, что я изменюсь хотя бы на дюйм. Я вполне счастлив в своей жизни, какая она есть.

— Ты имеешь в виду, что ты счастлив вести жизнь, полную легкомыслия и никогда не вступаешь ни с кем, ни в какие отношения, кроме кратких физических контактов, — заметила Элинор, ее голос все еще был тихим.

— Это не твое чертово дело. И, кроме того, это именно ты заявила, что это будет «только на одну ночь». — Маркиз встал и закончил разговор, из осторожности все еще понизив голос. — Не ожидай, что я стану чертовым монахом или кем-то в этом роде, только потому…

— Извините меня, — произнесла она, также поднимаясь. — Но если вы не возражаете, мне нужно выполнить некоторые обязанности принять несколько серьезных решений относительного моего будущего. От вашего намерения быть легкомысленным у меня начала болеть голова.

— А у меня болит голова от тебя, — парировал он. — Оскорбляй меня, если это заставляет тебя чувствовать себя лучше, моя дорогая, но потрать немного времени и посмотри на себя в зеркало. Думаю, что ты сможешь обнаружить, что завидуешь мне гораздо больше, чем не одобряешь меня.

— Может быть, это и так — в некотором смысле, — признала девушка, удивив его до глубины души. — Я завидую твоей свободе делать и говорить то, что ты хочешь, и общаться с теми, с кем пожелаешь. Но я не стану завидовать твоему… недостатку чувств по отношению ко всем, кроме себя самого.

С него было достаточно.

— Благодарю вас за проницательную беседу, — отрезал Валентин и повернулся кругом.

Он оказался на улице, а затем внутри своей кареты до того, как осознал, что все еще держит в одной руке бокал с бренди. Нахмурившись, он допил остаток напитка и бросил хрустальный предмет на противоположное сиденье. Если бы Валентин мог четко мыслить, то он бы напомнил этой проклятой девице, что всего лишь прошлой ночью она провозгласила его каким-то героем. Конечно же, у него были чувства по отношению к другим людям; и то, что он не собирался делиться ими с каждым, включая себя, не означало, что они не существуют.

Валентин зарычал. Думать — это плохое занятие. Он узнал об этом очень давно. Высунувшись из окна, он ударил ладонью по двери.

— Доусон, вези меня в Будлз.

— Да, милорд.

Элинор сидела, пытаясь игнорировать пустое место рядом с собой, в то время как все остальные практически сидели друг на друге в маленькой гостиной. А также звонкое хихиканье женщин, учтивое растягивание слов Шеем, джигу, исполняемую на пианино умелыми пальцами леди Голдсборо. Что же, она должна была ожидать, что Валентин не станет сидеть и слушать, как она оскорбляет его.

Предполагалось, что сегодня ей будет легче. После прошлой ночи все должно было просто встать на свои места, предоставив ей возможность с удовлетворением идти по тому пути, который она должна была теперь ясно видеть перед собой. Она получила свое приключение, она осуществила свои самые тайные, самые порочные мечты, но каждый раз, когда ее взгляд падал на Валентина, ей снова хотелось их осуществлять. Проклятие, предполагалось, что она будет в состоянии оставить все то, что было вчера, позади, и смотреть вперед, на устройство своей последующей жизни.

Возможно, в этот и была проблема. Деверилл проделал именно это, а она все еще не может продвинуться дальше того, как свободно она себя ощущала в его объятиях.

— Нелл, — сказал Шей, заставив ее подскочить, когда он присел рядом с ней на диван. — Я видел повешенных воров, которые выглядели более счастливыми, чем ты. Что-то не так?

— Все в порядке. Я просто думаю.

— Ты думаешь с тех пор, как вернулась с прогулки с Нолевиллом этим утром. — Ее брат бросил взгляд в сторону Роджера. — Он что-то сказал тебе? Потому что, несмотря на наше соглашение не лезть в твои дела, я с радостью сломаю его пополам для тебя.

Элинор поразмышляла над тем, сделал бы ее брат такое же благородное предложение, если бы знал, что Деверилл, а не Нолевилл, был виноват в ее задумчивости. Сломать пополам Валентина, несомненно, было бы более сложным — и опасным — занятием.

— Это не обязательно, — ответила девушка. — Хотя я устала. Ты не против отвезти меня домой?

— Нисколько. — Поднявшись, Шарлемань помог ей встать на ноги. Они извинились перед лордом и леди Голдсборо, и ее брат повел девушку на улицу. Как только их кучер подъехал к парадной двери, он помог ей войти в карету, и сам забрался внутрь следом за ней.

— Мои извинения за то, что я утащила тебя прочь, — произнесла девушка, все еще пытаясь собраться с мыслями. Ей просто не нужно думать о Деверилле, и о прошлой ночи. Элинор подавила желание нахмуриться. Как же это трудно, не думать о самых важных моментах твоей жизни.

— На самом деле, я искал причину, чтобы уйти, — протянул Шей. — Я ведь прошел только из-за тебя и шоколадного десерта, помнишь?

Она выдавила улыбку.

— Как я могу забыть?

— Итак, что случилось? На самом деле?

— Я же сказала тебе, я просто…

— Устала. Да, я слышал. Кажется, ты и Валентин вели интересную беседу. То есть до тех пор, пока он не ушел. Неужели он что-то сказал тебе? Что-то из его обычных непристойных, пикантных подробностей?

Это и в самом деле было то, что он сказал, осознала Элинор. Кое-что из его обычных, циничных, пресыщенных взглядов на жизнь. Она и раньше слышала это от него и всегда находила это забавным. Но не сейчас. Не тогда, когда он пытался сказать, что ничто не трогает его, или что ничто не имеет для него значения. Не тогда, когда он подразумевал, что она ничего не значит для него.

— О, я полагаю, так и было. Когда слушаешь Деверилла, всегда ожидаешь услышать какой-нибудь вздор.

— Я полагаю, так и было, — повторил ее брат.

Они сидели в молчании на протяжении нескольких минут, Элинор симулировала сонливость и притворялась, чтобы не обеспокоить Шарлеманя. Конечно же, он беспокоился за нее все несколько прошедших недель, с тех пор, как она начала свое восстание. Девушка вздохнула.

— Итак, кто, по твоему мнению, достоин того, чтобы присоединиться к нашей семье в качестве моего супруга?

Он вздрогнул.

— Что? Ты спрашиваешь меня? Я думал, что все это восстание направлено на то, чтобы ты не прислушивалась к нашим советам.

— Я не сказала, что я буду к ним прислушиваться, — поддразнила она. — Я просто спрашиваю твое мнение.

— Во всяком случае, это не Нолевилл, этот скучный тип, — пробормотал Шей.

— Разве он не находится в списке у Мельбурна?

— Думаю, что в списке Мельбурна есть несколько даже полумертвых людей.

— Ага!

Шей нахмурился.

— Что «ага»?

— Я знала, что Себастьян составил список потенциальный мужей для меня. А сейчас, расскажи мне в…

Брат отпрянул от нее настолько далеко, насколько мог, в закрытом экипаже.

— Нет, я не стану этого делать. Спроси у Мельбурна, если ты хочешь знать что-то о Мельбурне.

— Трус.

— Ты чертовски права. Но я не буду отвечать за то, что ты откажешь каждому подходящему мужчине из этого списка только для того, чтобы поступить вопреки его светлости.

— Тогда мне придется отказать каждому подходящему мужчине в Лондоне, просто для того, чтобы быть уверенной, что ни один из его фаворитов не проскользнет.

Шей выругался.

— Не веди себя как ребенок, Нелл. Мы сделали все, чего ты хотела. Ты же не можешь вечно вести себя как амазонка.

Амазонка. На самом деле ей понравилось это сравнение.

— Это не связано с тем, что я веду себя как ребенок, а с тем, что вы считаете ребенком меня. Назови мне основательную причину, по которой никто так и не потрудился познакомить меня с этим списком. Ради Бога, предполагается, что именно этих мужчин вы выбрали, чтобы я провела с одним из них почти всю свою жизнь. И все же мне не позволяют узнать их имена. Кто принял это решение?

— А что плохого в том, что тот, кого ты выберешь, к тому же окажется персоной из списка Мельбурна?

Элинор захотелось закричать. Чем больше изменений она обнаруживала в себе, тем больше ее сердило и раздражало упрямое поведение братьев.

— Очевидно, я подняла эту тему не с тем братом.

— Именно это я и пытаюсь сказать те…

— Я просто подумала, что в глазах Мельбурна ты занимаешь более высокое положение. Интересно, скажет ли он мне, какие женщины фигурируют в списке невест для тебя?

Лицо Шея потемнело.

— Для меня такого списка не существует, — отчетливо выговорил он. — И ты не выманишь у меня никаких сведений. Поговори с Себастьяном. Или, еще лучше, составь свой чертов список и покажи ему. Тогда ты сможешь начать свои переговоры с какого-нибудь определённого места.

Элинор почти ответила, что у нее нет намерения вести переговоры, но она слишком хорошо знала своего старшего брата, чтобы осознать, что от нее будут ожидать, по крайней мере, такой уступки. Возможно, Шарлемань был прав. На мгновение, ее сознание заполнил образ человека, который в течение нескольких прошедших недель не покидал его. Но она не могла внести Валентина в свой список. Помимо того, что это будет бесполезное упражнение в письме, учитывая одержимость маркиза холостой жизнью, но и Себастьян никогда не станет серьезно рассматривать эту кандидатуру. И сама она тоже не станет этого делать. Но после прошлой ночи, и даже после их досадной беседы этим вечером, он не оставлял ее мыслей — и заполнял ее мечты.

— Нелл?

Вздрогнув, девушка выпрямилась.

— Хм?

Ее брат наклонился вперед и провел пальцем по ее щеке.

— Ты плачешь, — объявил он.

— Нет, я не плачу.

Он приподнял бровь.

— Расскажи мне.

— На самом деле, — сделала она попытку, — я ужасно счастлива. Я достигаю всего, о чем я мечтала. Все происходит в точности так, как я вообразила.

— Я и вижу, — Шарлемань долго смотрел на нее, пока она пыталась спрятаться в тени и не шмыгать носом. Она знала характер Валентина, и ей даже нравилась большая часть того, что он из себя представлял. Но была ли она все еще для него сестрой самого близкого друга? Как только она привнесла злость и эмоции в то, что у них было, разве это не стало для него сигналом двигаться дальше?

— Итак, это не Нолевилл, — медленно проговорил Себастьян. — Я не думаю, что у него достаточно воображения или личных качеств, чтобы заставить тебя плакать.

— Оставь это, Шей.

— Это Валентин, не так ли?

— Вал… нет! Кого заботит Валентин? Меня определенно нет.

Судя по выражению на его лице, он хотел ответить на это, но к счастью, карета подъехала к дому по подъездной дорожке. Элинор спрыгнула на землю сразу же, как только Стэнтон открыл дверь экипажа.

— Милорд? — поинтересовался дворецкий, заглядывая в карету, когда Шарлемань остался сидеть внутри.

— Еще слишком рано, — ответил ее брат, постучав по потолку, чтобы дать сигнал кучеру. — Мне нужно повидать кое-кого.


Глава 17


— Будут еще какие-то приказания на сегодня, милорд? — Валентин бросил взгляд через плечо. Хоббс заглядывал в дверной проем, но его ноги уже были направлены в сторону половины для слуг.

— Нет. Иди спать. Отошли также и Мэттьюза отдыхать. Я сегодня не в настроении выискивать ловушки.

— Благодарю вас, милорд.

Кивнув, Валентин сделал еще один приличный глоток бренди. «Будлз» тоже не обеспечил его тем, что он хотел сегодня найти. Чертовы вопросы Элинор о его жизни, наложили проклятие на удачу маркиза в фаро, двадцать одно и мушке, а так как он напился до такого состояния, до какого хотел, то осознал, что безопаснее будет отправиться домой.

В холле кто-то постучал в парадную дверь. Замечательно. Это, скорее всего, явилась какая-то девица, которую маркиз не желает видеть; или муж какой-то девицы, которого он совершенно точно не желает видеть. Хоббс наверняка все еще достаточно близко, чтобы позаботиться о них. Устроившись еще удобнее в кресле перед камином, Валентин прикончил бокал бренди и снова наполнил его до краев. Янтарная жидкость выплеснулась через край бокала на его антикварный стол красного дерева. Хм. Он уже пьян, если разливает на стол такой исключительный напиток.

Стук повторился. Мгновение спустя, маркиз услышал, как Хоббс открыл дверь и вступил с кем-то в разговор на пониженных тонах. Затем голос дворецкого стал громче, и другой мужской голос тоже стал слышнее. Валентин нахмурился.

— Шарлемань? — пробормотал он, поворачивая голову, чтобы увидеть, как распахнулась дверь библиотеки.

— Итак, тебя нет, — проворчал брат Элинор, захлопнув дверь за собой.

Первая мысль Валентина была о том, что Элинор рассказала своей семье об их свидании прошлой ночью. Однако если бы это случилось, то в комнату ворвался бы Мельбурн с пистолетом, а не средний брат.

— Не для посетителей, — ответил он. — Но ты обычно не требуешь от меня, чтобы я вел себя по-компанейски. Так что я могу сделать для тебя?

— Что ты сказал Нелл?

— Прошу прощения?

Шей опустился на кресло напротив маркиза.

— После обеда. У вас с ней был разговор, а потом ты уехал. Что ты ей сказал?

— Я не помню. Но что бы это ни было, это не твое чертово дело. Меня с помощью шантажа вынудили присматривать за ней, а не сообщать о моих разговорах.

— Ты заставил ее плакать, Деверилл.

Валентин приподнял бровь, чтобы скрыть свою внезапную тревогу. Слава Богу, что маркиз может обвинить в проявлении эмоций то, что он совершенно пьян.

— Ты уверен, что это был я? — протянул он. — Мне кажется, что ваша семья обеспечивает ее достаточной долей раздражения.

— Это был ты. И, черт побери, тебе бы лучше вспомнить: Мельбурн нанял тебя не для того, чтобы сделать все еще хуже.

— Вот как он называет это? Наймом?

— Не меняй тему разговора.

— Я не помню, о чем мы говорили, — солгал Валентин. — Так или иначе, все девицы — это лейки. Откуда ты знаешь, что это не просто ветер, который задул не в том направлении? Надеюсь, что ты не приходишь в неистовство каждый раз, когда девица начинает плакать, Шей. Потому что тогда у тебя не будет ни минуты покоя.

— Я прихожу в неистовство только тогда, когда плачет именно эта девица, Деверилл. А она не часто это делает.

Деверилл сделал еще один глоток бренди. Проклятие. Они всего лишь разговаривали, и она разозлила его. В любом случае, именно она начала все это.

— Я бы не придавал большого значения тому, что говорит женщина, Шарлемань. Несомненно, она хочет получить что-то от тебя. Может быть, новое платье. Надеюсь, это будет одно из тех с низким вырезом. Они восхитительны.

— Достаточно об этом. И какого дьявола ты умудряешься нравиться женщинам, когда твои взгляды на них граничат с отвращением?

— Это не отвращение. У них есть свое место, как у… свиньи или осла. Но я не делаю ошибки, обращаясь со свиньей так, словно она представляет собой что-то другое, и не использую ее для другой цели, кроме получения бекона.

— Скажи мне, что на самом деле ты в это не веришь, — Шарлемань снова встал, без сомнения, приготовившись вылететь за дверь в порыве негодования.

Валентин также поднялся на ноги, со значительно большим трудом, чем обычно. Он очень не любил пропускать хорошее развлечение.

— Конечно, я верю. И ты тоже веришь. Просто ты слишком щепетилен, чтобы признать это.

— Это не щепетильность, Валентин, — проговорил Шарлемань, в его голосе не было и следа юмора. — Я не имею ни роскоши, ни склонности быть таким же ублюдком, как ты — у меня была мать, а еще есть сестра и племянница. И я не рассматриваю их как чертовых животных на ферме. Что бы ты ни сказал Элинор, ты должен извиниться перед ней.

— Ерунда. — Валентин фыркнул, делая еще один щедрый глоток бренди. Когда напиток пропутешествовал по его горлу, он не обжег его внутренности привычным огнем; Господи Боже, если он дойдет до точки, в которой даже бренди не сможет больше удовлетворять его, то с таким же успехом он может всадить себе пулю в голову. В любом случае, после сегодняшнего вечера маркиз не думал, что сможет упасть в своей жизни еще ниже.

— Ты извиниш…

— У меня тоже была мать, мой мальчик, — растягивая слова, произнес Деверилл. — Когда я пытаюсь вспомнить, как она выглядела, то лица всех шлюх, с которыми спал мой отец после ее смерти, крутятся перед моими глазами и смешиваются, до тех пор, пока я не могу различить, которая из них моя дорогая мама, а кто — особа легкого поведения. — Он пожал плечами. — Но в моем представлении все они одинаковые.

Шарлемань ударил его. Если бы Валентин не был пьян, он увидел бы приближающуюся руку, но когда кулак ударил его в левый глаз, маркиз покачнулся и тяжело упал на кресло позади себя.

— Я не знаю, о чем, черт возьми, Себастьян думал, когда послал тебя приглядывать за Элинор, но считай, что тебя освободили от твоих обязанностей, ты, скотина. — Средний брат герцога Мельбурна вытер свои пальцы носовым платком, уронив его после этого на пол, словно больше не хотел иметь ничего общего с этой вещью. — И чтобы тебе было совершенно ясно, Деверилл, держись подальше от моей сестры. Как можно дальше.

Даже после того, как дверь библиотеки захлопнулась, Валентин оставался в своем кресле. Уставившись на остатки бренди в своем стакане, он игнорировал дальнейшие крики и еще один удар дверью — в этот раз в фойе. Если бы маркиз был трезвым, то он бы отреагировал — или вызвал бы Шарлеманя на дуэль, или избил бы его так, что чертям стало бы тошно.

Но за что? За то, что тот назвал его скотиной? Дьявол знает, что его называли куда более худшими словами, и по гораздо менее основательным причинам. Нет, даже, несмотря на то, что маркиз был пьян, первая возникшая в его голове мысль, после того, как его сбили с ног, была о том, что никто — никто — не удержит его от того, чтобы снова увидеться с Элинор Гриффин.

— Черт подери! — пробормотал он и проглотил остатки бренди.

— Я хочу увидеть список, — заявила Элинор, врываясь в кабинет своего старшего брата.

Себастьян поднял взгляд от бухгалтерской книги, но устремил его не на нее. Его глаза были направлены на мистера Риверса, человека, который занимался финансами семьи.

— Риверс, вы подождете несколько минут, не так ли?

— Конечно, ваша светлость. — С поклоном в сторону Элинор, бухгалтер выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.

— А теперь, что ты хотела, Нелл? — спросил ее брат.

— Во-первых, я не знала, что ты занят с мистером Риверсом, — пробормотала она, прошагав к окну и обратно. Черт бы все это побрал, Элинор собиралась изобразить учтивую уверенность и разумность. — Я прошу извинения за то, что прервала вас.

Серые глаза оценивающе смотрели на нее.

— Не имеет значения. Ты сказала что-то о списке?

Элинор откашлялась, решительно уселась в кресло, из которого поднялся Риверс.

— Да. Список, составленный тобой из мужчин, которые, по твоему мнению, будут мне подходящими мужьями.

— У меня нет такого списка.

— Нет, есть. Шарлемань сказал…

Герцог наклонился вперед.

— Ты и в самом деле думаешь, что я сяду и начну записывать на бумагу имена мужчин, за которых ты можешь выйти замуж?

Это было не в его стиле, поняла девушка, когда брат описал это подобным образом.

— Но…

— У меня есть на примете несколько человек, точно так же, как и у тебя, я полагаю. Но я не стал бы записывать их. С моей стороны это было бы достаточно свинским и высокомерным поступком, разве не так бы ты сказала?

Это было в точности то, что она собиралась сказать, если бы он отказался предоставить ей доступ к списку. Сейчас, барахтаясь в поисках того, какой путь выбрать, Элинор нахмурилась.

— Тогда, может быть, ты окажешь мне любезность и озвучишь несколько имен, из тех, что держишь в голове?

— Зачем?

— Ты же относишься к тем, кто знает все на свете, — отрезала девушка, слишком быстро, чтобы сдержать себя.

— Очевидно, нет, когда дело касается тебя. Итак, тебе интересно мое мнение, или ты намерена избегать каждого, кого я назову, просто вопреки мне?

— Мне… интересно. Сказать по правде, этим восстанием я не добилась почти ничего, кроме того, что стала причиной массового нашествия глупых мужчин, окопавшихся у моего порога. Это совсем не то, чего я хотела добиться. — И это восстание к тому же завело ее на несколько шагов дальше того, куда она намеревалась забраться, и легкость, с которой она сделала эту ошибку, ошеломила ее. Так же, как и то, что Элинор не могла заставить себя прекратить воображать повторение этой ошибки — и с тем же мужчиной, невзирая на тот факт, что в настоящий момент он приводил ее в ярость.

— Итак, ты хочешь прекратить эту войну? — поинтересовался брат, приподняв бровь.

— Нет! Я просто интересуюсь тем, кого ты можешь представить в качестве идеального спутника жизни для меня.

Себастьян ненадолго опустил взгляд, закрыв бухгалтерскую книгу.

— Возможно, нас стоит обсудить это позже, — медленно проговорил он.

— Почему это? Неужели ты бо…

— В настоящий момент в утренней комнате пять джентльменов ожидают твоего появления.

Чтоб они провалились!

— Но…

— Это — твое восстание. Если ты хочешь прекратить его, то прекращай. Но я не собираюсь излагать тебе свое мнение о джентльменах, после того, как ты совершенно определенно попросила меня не делать этого. Просто запомни, что некоторые из этих мужчин спят и видят, чтобы вовлечь тебя в компрометирующую ситуацию и заставить выйти за них замуж. Ступай осторожно, Элинор. У свободы есть своя цена, как, полагаю, я уже отмечал ранее.

Его сестре пришлось подавить желание зарычать.

— Итак, я не должна беспокоить себя попытками компенсировать тебе что-либо. Мне нужно или сражаться или сдаться.

— Если ты желаешь договориться о перемирии, я предлагаю тебе пойти на уступки. У меня есть в запасе целая вечность, и моя осада продержится дольше твоей войны. Но не ожидай, что я вмешаюсь, когда одно из естественных последствий твоих требований станет неудобным для тебя. К этому времени у тебя могло бы быть уже около дюжины визитеров, ждущих тебя.

Расстроенная до такой степени, что она с трудом выносила это, Элинор заставила себя подняться на ноги.

— Я не сдамся. Если бы ты продемонстрировал ко мне хоть ничтожную долю сострадания, то я могла бы это сделать. Но ты снова показал, какой ты неумолимый тиран. Доброго утра.

— Если бы я был тираном, Элинор, то ты бы уже была замужем. И тебе доброго утра, — ответил герцог. — И поставь в известность Стэнтона или одного из нас, куда ты отправишься и с кем.

Она хлопнула дверью позади себя, но Себастьян практически мог ощущать ее взгляд сквозь массивную преграду из дуба. Вздохнув, он потянулся за колокольчиком, чтобы позвать Стэнтона и вернуть Риверса обратно в кабинет. Но до того как он смог это сделать, дверь кабинета снова распахнулась. В этот раз в комнату шагнул Закери, за которым следовал Шарлемань. Это зрелище было необычно само по себе, потому что обычно в кабинет приводили Закери, чтобы сделать ему выговор за что-нибудь.

— Ты слышал, что этот идиот сделал? — спросил Закери, опускаясь в кресло, которое освободили Риверс и Нелл.

— Полагаю, что сейчас услышу, — сухо ответил герцог. — Просвети меня.

— Это было необходимо, — отрывисто произнес Шей со злостью в голосе. — И, прежде всего, ты никогда не должен был позволять этого, Мельбурн.

Если и было что-то, что Себастьян не выносил, так это то, когда другие люди решали, что он сделал что-то неправильно, а затем пытались исправить это — особенно, если они сначала не посоветовались с ним, и особенно, если они не знали всех фактов.

— Что ты сделал, Шарлемань?

Средний брат Гриффин сложил руки на груди, в типичном жесте, демонстрирующем упрямство.

— Он ударил Деверилла, — подсказал Закери. — И предупредил его, чтобы тот держался подальше от Нелл.

Себастьян стиснул зубы.

— Ты ударил Деверилла? И он не убил тебя?

— Он был пьян.

— А почему, собственно, у тебя возникла необходимость ударить моего друга и освободить его от обязательств передо мной?

— Он… он сказал Нелл прошлой ночью что-то такое, что заставило ее плакать.

Вот это было неожиданно.

— И что же он сказал?

Шей сделал гримасу.

— Я не знаю.

— Ты не…

— Она не сказала бы мне. И он тоже не сказал бы. Но она была не в духе весь день, а затем… а зачем, собственно, он вообще нам нужен? Нелл просит нас сопровождать ее, а разве не это ты имел в виду? Что кто-то, кому ты доверяешь, будет приглядывать за ней? Мы подходим для этого гораздо лучше, чем Деверилл. Так или иначе, я не подпустил бы его близко к любой женщине. Тебе нужно было послушать, что он сказал. Мельбурн выпрямился.

— Он сказал что-то неуважительное о Нелл?

— Не конкретно о ней. Это были слова о женщинах в целом. О его собственной матери. И я думаю, что пока Нелл не имеет не малейшего понятия о том, что она делает, ни один тип, который думает о женщинах так, как маркиз, не должен приближаться к ней и на сотню миль.

Себастьян медленно поднялся на ноги.

— Итак, ты столкнулся с пьяным человеком, вынудил его сказать что-то, заслуживающее сожаления, а затем ударил его за это. И, несомненно, в публичном месте.

Шей переступил с ноги на ногу.

— Нет. В его библиотеке.

— Значит, он напивался в одиночестве. А ты не остановился подумать, что могло побудить Валентина совершить такой нехарактерный для него поступок и напиться в одиночестве?

— Возможно, он ужасно чувствовал себя после того, как сказал что-то, что ранило чувства Нелл? — предположил Закери, толкнув Шарлеманя локтем в спину.

— Как будто Деверилл что-то чувствует.

— А ну признавайся, когда это случилось? — спросил Себастьян, злость и разочарование пробегали по его позвоночнику. Черт побери. Маркиз — единственный человек, которому Элинор казалась склонной доверять, а сейчас не только она и Валентин поссорились, но Шарлемань еще и напал на него. А теперь герцог потерял свое лучше оружие в борьбе за безопасность Элинор.

— Прошлой ночью, — пробормотал Шей. — Поздней ночью.

— Так как он все еще не вызывал тебя, то я заключаю, что Валентин находится в настроении прощать. Ты извинишься перед ним.

С потемневшим лицом, Шей покачал головой.

— Я не сделаю этого.

— Ты это сделаешь, или я сделаю это от твоего имени.

— Ты тоже настроен прощать всех и каждого, Мельбурн.

Себастьян фыркнул.

— Скажи об этом Нелл. Ты можешь оставить Деверилла в покое сегодня, чтобы он мог чем-нибудь занять себя, но сделай это завтра, Шарлемань. Я думал, что ты — здравомыслящий брат.

— Послушайте, — в негодовании вставил Закери, но оба брата проигнорировали его.

С проклятием средний брат Гриффин выскочил из комнаты. Закери потянулся за сигарой и зажег ее от свечи на столе.

— Все так замечательно запутано, не так ли? — прокомментировал он. — И спасибо тебе за оскорбление.

— Ты не был слишком полезен, Закери. Я на самой середине проверки счетов. Уходи. И пошли обратно Риверса.

Закери встал.

— Следи за тем, чтобы не оказаться без союзников, Мельбурн. С твоей подачи Нелл начнет казаться вполне разумной.

Герцог вздохнул. Ничто из происходящего не было разумным, и чем быстрее все придут в чувство, тем лучше.

Однако это напомнило ему кое о чем. Бросив взгляд в сторону неплотно закрытой двери, Себастьян вытащил из ящика стола лист бумаги, быстро просмотрел его, чтобы убедиться, что он достал правильный документ, и поднес его к свече у своего локтя. Как только пламя охватило бумагу, он бросил ее в камин. Нет смысла оставлять эти записи здесь, где Элинор сможет их найти.

Горячий воздух, просачивающийся из дверей, превращался в туман, когда Валентин позволил одному из лакеев Халфакса взять у него пальто, шляпу и перчатки. Он почти пренебрег посещением этого приема, но после нападения Шарлеманя маркиз не собирался доставлять удовлетворение этой горячей голове, наводя на мысли, что брат Элинор запугал его. И, кроме того, он не видел ее целый день и хотел извиниться перед ней.

Почему он был не прав, Валентин не знал, но принести извинения имело смысл. Элинор была умной и сострадательной, и именно она плакала. Следовательно, он зашел слишком далеко, выражая свое проклятое мнение. Маркиз не собирался заставлять ее плакать.

Маркиз не хотел, чтобы произошли слишком многие события, касавшиеся ее. И он знал себя достаточно хорошо, чтобы осознавать, что лучшее, что он мог сделать для Элинор Гриффин — это держаться от нее подальше. Его освободили от его обязанностей следить за ней, и он благодарен Богу за это. И, конечно же, при первой возможности Валентин отправился на ее поиски.

Когда маркиз вошел в бальный зал, услышав, как важничающий дворецкий объявляет о его присутствии, то сразу же увидел ее. Девушка была в новом творении мадам Констанцы из желтого и красно-коричневого шелка, и оно выглядело так, словно легчайший ветерок сможет сдуть ткань с ее плеч. Во рту в Валентина пересохло.

Элинор обернулась, когда дворецкий закончил объявление. Ее глаза встретились с его глазами, а затем скользнули прочь, когда к ней приблизился лорд Джон Трейси. Замечательно. Джон Трейси. Маркиз даже не знал, что этот ублюдок вернулся в Лондон. Трейси, скорее всего, обходил все вечеринки, развлекая девиц историями о своих геройских делах на Полуострове[19 - Имеется в виду Пиренейский полуостров, где во время повествования английский войска сражались с армией Наполеона Бонапарта.].

Некоторое время Валентин стоял, наблюдая за ними, за тем, как ее щеки слегка порозовели и на губах появилась нежная, удивленная улыбка. Когда кто-то приблизился и закрыл ему вид, маркиз не смог удержаться и нахмурился.

— Деверилл, — пробормотал Шарлемань Гриффин, протягивая ему руку.

— Какого черта тебе надо? — ответил Валентин, отказываясь пожать протянутую руку.

— Я хочу извиниться. За прошлую ночь, — проговорил Шей, стиснув пальцы и снова опуская свою руку.

— Почему, во имя дьявола?

Шарлемань некоторое время изучал маркиза.

— Ответить честно?

— Если желаешь.

— Потому что Мельбурн приказал мне сделать это.

— Давай кое-что проясним, хорошо? Если бы я не был пьян, то ты не смог бы ударить меня. Но так как ты это сделал, то я надеюсь, что твои причины для этого были достаточно вескими, и поэтому извинения не требуются.

— Ты странный человек, Деверилл.

— Я думаю, что это имеет смысл. Не делай чего-либо, если только ты не должен это сделать. — Его мысли машинально перенеслись к полуночному плаванию в крестильном пруде, и занятиям любовью после этого. Если следовать его собственной философии, то маркизу нужно еще немного подумать. С недавних пор он чертовски много времени посвящал этому занятию.

— Я не хочу иметь тебя своим врагом, Деверилл.

— Тогда никогда не делай этого снова. — Бросив взгляд через плечо Шея, Валентин увидел приближающегося Мельбурна. — И еще один маленький дружеский совет. На этот вечер клану Гриффинов лучше оставить меня в покое. — Кивнув, он направился к столу с закусками, оставив двух братьев стоять в центре комнаты позади себя.

Учитывая то, что он обесчестил их сестру, вероятно, ему следовало попытаться быть более терпимым. Но сознание маркиза в последние несколько дней превратилось в такую раскручивающуюся карусель, что он едва мог сохранять равновесие. Элинор отправилась танцевать вальс с Трейси, и, кажется, считала для себя обязательным не смотреть на Валентина снова. Тогда, вероятно, девушка собирается найти кого-то еще, с кем она сможет повторить свое приключение.

Его кулаки сжались. Нет, все было гораздо хуже. Это никогда не было просто удовольствием на один вечер. Она искала свой момент свободы, нашла его и сейчас намеревается полностью вернуться под крылышко Общества. А насколько он знает клан Гриффинов, то это означает замужество.

Джон Трейси будет прекрасной перспективой для этого. Ад и все дьяволы, он уже получил повышение до майора, если то о чем болтают, правда. Молодой, преданный своему делу, привлекательный брат графа Хефлина к тому же имел гарантированный доход от имений, управление которыми передал ему его брат.

— Ублюдок, — прошептал Валентин.

— Ты все еще не закончил отношения со мной? — проворковал тихий женский голос позади него.

Он обернулся.

— Лидия. Небеса, конечно нет. Старый подагрический Френч тоже здесь?

— Да, он держит двор возле камина.

Валентин протянул ей свою руку.

— Тогда он не станет возражать, если его жена потанцует с очаровательным джентльменом?

— Он будет только благодарен за это. — С улыбкой Лидия обвила свои пальцы вокруг его ладони и позволила ему отвести ее на танцевальную площадку. — Я знала, что ты передумаешь, милый.

На самом деле она сама пришла к нему, но сейчас было не время указывать на это. Не тогда, когда маркиз может станцевать с Лидией и показать Элинор Гриффин, как мало ее внимание и ее одобрение значат для него.

Настроенный не бросать ни единого взгляда в сторону Элинор и Трейси, Валентин сосредоточился на том, что делал комплименты Лидии по поводу ее прекрасного выбора туалета, ее фарфорово-голубых глаз, ее бюста в низком вырезе платья. И маркиз игнорировал тот факт, что у него не было ни малейшего желания прикоснуться к ней, поцеловать ее, овладеть ею, и что, несмотря на то, что он не смотрел в ту сторону, каждая его унция была настроена на женщину, весело танцевавшую в нескольких футах от него.

— Сегодня вечером ты просто очарователен, — заметила Лидия, снова улыбнувшись. — Кто-то мог бы подумать, что ты скучал по мне.

— Я совершенно уверен, что скучал, — отсутствующе ответил Деверилл, пытаясь подслушать, что за ерунду Трейси рассказывает Элинор. Этот чертов оркестр играет слишком громко, чтобы быть уверенным, но было похоже, что это какая-то кровавая военная история, в точности как он и предсказывал.

— Знаешь, врач Френча рекомендовал ему снова посетить воды в Бате, — продолжала Лидия. — И я уже предложила остаться в Лондоне, чтобы держать дом открытым.

— Это звучит разумно.

— Я того же мнения. Что означает, что я буду здесь сама по себе, по крайней мере, две недели. И ты знаешь, что я ненавижу спать одна.

— Но ты не говоришь об этом своему мужу.

Она наморщила лоб.

— Конечно, нет. Ты ожидаешь, что я буду поощрять его ухаживания? Я предпочла бы твои.

— А кто бы не предпочел? — Стараясь не хмуриться, маркиз повернул Лидию более резко, чтобы оставаться в пределах слышимости другой пары.

— Валентин, не думай, что ты сможешь заставить меня ревновать. Лорд Фаулер практически предложил нанять Лоуренса, чтобы тот нарисовал мой портрет, если только я подарю ему одну из своих перчаток в знак привязанности.

Он опустил взгляд на ее запрокинутое лицо.

— Господи Боже. Фаулер еще старше, чем твой муж.

— Но вовсе не настолько скрюченный. Конечно же, я отказала ему. Но, как видишь, ты не единственный мой обожатель.

— Я не обожаю тебя, Лидия. Я использую тебя. Ты удобна и не доставляешь сложностей.

Она заморгала.

— Таким же был и ты.

— Нет. Меня очень трудно понять. Просто обычно я пытаюсь не замечать этот факт. Однако в последнее время из-за этого у меня были кое-какие неприятности.

— Валентин, ты собираешься спать сегодня со мною или нет? — прошептала Лидия, злость и разочарование появились в ее красивых глазах.

— Нет, не собираюсь. — Недостаток интереса к нему с ее стороны был равен его собственному отсутствию заинтересованности в ней. Несколько недель назад это не имело бы значения — скорее, это устроило бы маркиза. Однако сейчас, после того, как одна девственница сказала ему кое-что по секрету и поверила в него до такой степени, что позволила ему стать ее первым мужчиной, его чертов мир отклонился от своей оси.

— Я могу очень разозлиться на тебя.

— Ты уже проклинала меня, Лидия. Я не забыл об этом, даже если ты сама забыла. Я уже признался, что использовал тебя. А сегодня вечером я предпочитаю не делать этого. Будь благодарной.

Женщина начала отступать от него, но Валентин только крепче сжал ее руку и обхватил за талию.

— Пусти меня, — прошипела она.

— Давай не будем устраивать сцену, хорошо? — ответил он. — Танец почти закончился. Ты сможешь в негодовании покинуть меня после этого.

— Хотела бы я, чтобы однажды ты получил в точности то, что ты заслуживаешь.

Наконец маркиз взглянул на Элинор, чтобы увидеть, как она смеется над тем, что сказал Трейси. Ее глаза танцевали, сияние ее улыбки было ярче, чем солнечный свет. Черт побери, это убивало его, и он даже не знал почему.

— Думаю, что твое желание уже исполняется, — сказал он Лидии. — И ты можешь не поверить мне, но вероятно, я оказываю тебе услугу, потому что тебя не будет рядом со мной, когда это произойдет.

— Едва ли это похоже на тебя — быть таким самоотверженным.

— Странно, не правда ли?

— Ну разве это не интересно? — проговорил Стивен Кобб-Хардинг, прислонясь к стене рядом с оранжереей Халфакса.

— Что там интересного, кроме того, что Деверилл выглядит так, словно он собирается удрать, и для этого не может быть хорошей причины? — Эндрю Перлайн прервал свое изучение издалека груди мисс Деборы Грейлинг только на время, достаточное для того, чтобы бросить взгляд на танцующие пары.

— Черт, говори потише, Перлайн, и обрати внимание. Деверилл практически тенью ходил за леди Элинор в прошедшие недели, а сейчас она даже не смотрит на него. И он ушел прочь от Шарлеманя Гриффина и Мельбурна. Что-то затевается.

— Может быть, они устали друг от друга, — предположил Перлайн.

— Точно.

— А что хорошего в этом для тебя? У Деверилла все еще хранятся твои расписки. И у тебя осталось две недели, перед тем, как ты начнешь называть Париж своим домом.

— Спасибо тебе за напоминание, и сделай свой чертов голос потише. Я говорю не об этом. Не в точности об этом, во всяком случае.

— Тогда о чем…

— Если между Девериллом и Мельбурном произошла размолвка, то мне в руки плывет возможность рассказать свою версию истории его светлости. — Он долго смотрел на прелестную Элинор. — И я держу пари, что он не слышал другой версии, так что моя задача будет простой.

— Ты же не думаешь, что он позволит тебе жениться на своей сестре.

— К тому времени, когда я закончу свою историю, он будет умолять меня взять ее. И у Гриффинов несомненно достаточно денег, чтобы выкупить мои проклятые расписки. Дьявол, если они будут на ножах с Девериллом, то мне даже не придется просить дважды.

— Ну, что бы ты там не планировал, если это собьет спесь с Деверилла, то я за. После того, как он обыграл меня практически до полного разорения, он еще и устроил так, что мне пришлось попросить у него денег, чтобы заплатить за портвейн, который я выпил. И все это перед Принни.

— Точно, — согласился их третий компаньон. Мистер Питер Бернси отхлебнул виски из стакана. — У маркиза могут быть твои расписки, но вы двое не единственные, чьи перспективы он разрушил. Если бы он оставил мне какие-то деньги, я бы заплатил, чтобы устроить ему и могущественным Гриффинам небольшое избиение.

— Если завтра все пойдет так, как я планирую, то у нас будет шанс. — Стивен бросил последний взгляд в сторону Деверилла, а затем обратил свое внимание на Мельбурна. Маркиз мог задержать его свадебные планы своим вмешательством у Бельмонта, но он не уничтожил их полностью. Не тогда, когда у Стивена есть обоснованная и правдоподобная история, чтобы рассказать герцогу. И не тогда, когда у него есть отличное описание того, как выглядит обнаженная грудь леди Элинор, и предложение сохранить в тайне ото всех ее неблагоразумный поступок.

Нет, сегодня вечером все выглядело так, словно удача, наконец, повернулась к Стивену лицом.


Глава 18


— Я рада, что вы вернулись в Лондон, лорд Джон, — произнесла Элинор, улыбаясь, когда они неспешно направлялись к столу с закусками. — Вы определенно сделали этот вечер более ярким.

— Полагаю, что сегодня вечером самое яркое созвездие — это вы, — ответил Джон Трейси, в свою очередь тепло улыбнувшись. — А я просто восхищенный астроном.

Со смешком Элинор приняла стакан пунша, который он ей передал. Хвала Господу за Джона Трейси. Когда она ранее бросила взгляд на Деверилла, ее сердце остановилось. Было так ужасно не знать, хочет она его задушить или поцеловать, но девушка была решительно настроена не целовать маркиза.

А затем он сделал ситуацию еще хуже, когда решил потанцевать с этой отвратительной леди Френч. Всем известно, что они были любовниками, и, очевидно, это не изменилось. Маркиз не давал ей никаких обещаний, но… ей все еще было больно потому, что определяющий момент ее жизни ничего не значил для него, за исключением способа приятно провести вечер. Хотя слово «боль» совершенно неадекватно описывало то ощущение, которое разрывало ее грудь.

— Трейси.

При звуке голоса Деверилла девушка обернулась, у нее перехватило дыхание. Валентин стоял рядом, а его внимание было направлено на брата графа Хефлина. Пока она наблюдала за ним, маркиз протянул свою руку.

— Деверилл. — Трейси пожал ее.

— Я хочу поприветствовать вас после возращения в Лондон, — продолжал маркиз, первым разрывая рукопожатие. — Как Веллингтон справляется без вас?

Джон засмеялся.

— Я содрогаюсь при одной мысли об этом. Тем не менее, я в отпуске всего лишь на несколько недель, должен вернуться на Полуостров в августе.

— Надеюсь, что этого времени не будет достаточно для того, чтобы французы осознали, что вас там нет. — Деверилл наконец повернулся к Элинор. — Я как раз размышлял, могу ли позволить себе вмешаться на минуту. Леди Элинор планирует сюрприз для своего брата, и у меня есть предложение по этому поводу.

Трейси наклонил голову.

— Конечно. Я не имел намерения безраздельно завладеть вашим вниманием, миледи.

Элинор фыркнула.

— Я бы сказала вам, если бы нашла вашу компанию неприятной, лорд Джон. — Ха. Она таки научилась нескольким вещам — как высказывать свои намерения, и как наслаждаться своей свободой. — Могу ли я побеспокоить вас и попросить принести мне стакан мадеры?

Майор отсалютовал ей.

— Рад стараться. Я сейчас же вернусь.

Как только он оказался за пределами слышимости, Элинор снова посмотрела на Валентина.

— Только не уверяй меня, что теперь ты отгоняешь от меня мужчин.

— Он слишком… блестящий, не так ли?

— Прекрати это. Чего ты хочешь?

— Поговорить с тобой.

— Тогда говори.

На его челюсти задергался мускул.

— Не здесь. Может быть, на балконе?

— Нет.

— Тогда в коридоре.

— Нет.

— Элинор, мне нужно поговорить с тобой наедине. — Он некоторое время удерживал ее взгляд, а затем тяжело вздохнул. — Посмотри на это с другой стороны. Если ты ощущаешь необходимость побить меня, наедине ты сможешь сделать это, не опасаясь скандала.

— О Боже, ты представил все это в таком соблазнительном виде, — со злостью ответила девушка. — А на твоей щеке такой милый синяк. Кого я должна поблагодарить за это?

— Элинор, пожалуйста.

Она не помнила, что когда-либо слышала от него это слово прежде — во всяком случае, не так прямо. Вне всякого сомнения, он был мастером манипуляций, и девушка об этом знала. Проблема была в том, что она желала увидеться с ним наедине, чтобы Валентин обращал внимание только на нее. Но Элинор предположила, что пока она знает об этой своей слабости, никакого вреда от нее не будет.

— Хорошо. Но только на минуту.

Маркиз наклонил голову.

— А где именно?

— Я присоединюсь к тебе на балконе через пять минут.

С церемонным поклоном он повернулся и ушел прочь. Девушка немедленно пожалела, что не отказала ему в просьбе, но у нее не было времени раздражаться по этому поводу. Как только Деверилл отошел от нее, стадо молодых людей окружило девушку, пытаясь отыскать пустое место, случайным образом оставшееся в ее танцевальной карточке, или желая сделать ей комплимент по поводу ее платья или ее волос или по поводу прекрасной погоды, которую, очевидно, именно она обеспечила.

Элинор не осознавала, что присутствие Валентина держало других мужчин в страхе, так же, как это делало присутствие ее братьев. И это было вовсе не потому, что он предупреждал их держаться от нее подальше; девушка знала его достаточно хорошо, чтобы сознавать это. Нет, это было из-за того, кем Валентин был, решила она, и из-за того, как он привлекал внимание людей без видимого усилия со своей стороны. Харизма, как однажды назвал это Мельбурн. О да, Валентин Корбетт обладал этим качеством в избытке.

Делая выбор между толпой подлизывающихся мужчин, которые не знали о ней ничего, кроме имени ее семьи и размера ее состояния, и встречей наедине с человеком, которому она подарила свою девственность, Элинор на самом деле предпочитала Валентина. Ее глаза не отрывались от часов. Как только прошло пять минут, она принесла свои извинения, отклонила все предложения сопровождать ее и направилась к балкону, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Так как вечер был прохладный, то больше никто не покинул бальный зал, чтобы воспользоваться относительной уединенностью на балконе. Она, на самом деле, была совершенно одна. И это было великолепно. Он нашел что-то более интересное, чем можно занять себя. Девушка повернулась обратно к двери в бальный зал.

— Уходишь так быстро?

Валентин появился из тени на дальнем конце увитого виноградными лозами балкона. Элинор заставила свое дыхание успокоиться, хотя не смогла взять под контроль застучавшее быстрее сердце. Во всяком случае, он ведь не собирается подходить слишком близко, чтобы обнаружить это?

— Я здесь, — заявила она. — Что ты хочешь?

— Я хочу извиниться.

— Изви… Ты даже не знаешь, почему я разозлилась на тебя.

Его чувственные губы скривились.

— Нет, не знаю, но смысл едва ли в этом. Я разозлил тебя, но не хотел этого. И я определенно не хотел заставлять тебя плакать. Сожалею.

Элинор нахмурилась.

— Кто сказал тебе, что я плакала?

Валентин прикоснулся к синяку на своей скуле.

— Шарлемань сказал мне.

Руки Элинор взлетели к ее рту.

— О Боже. — Так вот куда отправился Шей прошлой ночью. — Я не просила его делать это.

— Не думаю, что тебе нужно было просить. Ты принимаешь?

— Принимаю?

— Мои извинения?

— Ты не должен об этом спрашивать.

Маркиз сделал полшага вперед.

— Я делаю это не слишком правильно, Элинор. Я просто хотел узнать, остаемся ли мы с тобой друзьями.

Девушка наклонила голову, пытаясь понять, говорит ли он искренне, или ведет какую-то игру. И знает ли он вообще, что он делает.

— Почему ты беспокоишься о том, будем ли мы друзьями? Ты ведь… — Элинор огляделась и понизила голос на тот случай, если кто-то находится возле двери на балкон. — Ты ведь уже переспал со мной, так что двигайся дальше. Именно это ты всегда делаешь, не так ли?

— Ты ревнуешь? — спросил Валентин, делая еще один шаг к ней. — Я думал, что эта ночь была твоим моментом свободы, твоим приклю…

— Я больше не хочу момента свободы, — отрезала девушка до того, как смогла остановить себя. Ужаснувшись своему признанию, она повернулась лицом к перилам балкона и саду под ним. Проклятие. Все, что она собиралась сказать Девериллу, так это то, что он будет счастливее, если сможет заставить себя заботиться о ком-то или о чем-то, кроме собственного благополучия. Ради всех святых, она не хотела признаваться в том, что продолжает тосковать по нему.

— О.

— Это вовсе не означает, что я ожидаю от тебя…

Валентин схватил ее за плечи и развернул лицом к себе. До того, как Элинор смогла вздохнуть, он наклонился и прижал свой рот к ее губам. Приятные ощущения и сильное желание затопили ее. Элинор обхватила руками его за плечи, притягивая его ближе, упиваясь жаром его тела, смакуя прикосновения его губ к ее губам.

Маркиз целовал ее до тех пор, пока она не смогла дышать, а затем медленно поднял голову.

— Извини, о чем ты говорила? — прошептал он, его взгляд был прикован к ее рту.

— О… гм… я… я не помню, — правдиво ответила она.

— Ты хотела больше, чем просто один момент свободы. Я вспомнил, — прокомментировал Валентин, погладив подушечкой пальца ее нижнюю губу.

— Да. Да. Что я собиралась сказать, так это то, что я не ожидаю от тебя, что ты обеспечишь мне это. Думаю, что я и так достаточно долго испытывала твое милосердие. Валентин покачал головой.

— Это не милосердие, Элинор. Я не занимаюсь благотворительностью. Никогда.

Господи, она снова хотела поцеловать его.

— Даже если так, ты…

— Ты — сложная женщина, — пробормотал он, снова поцеловав ее, глубоко и крепко. — Я хочу тебя. Если это та свобода, которую ты имеешь в виду, то мы найдем уединенное место.

— Здесь? — спросила девушка, гораздо менее шокированная, чем сама от себя ожидала.

Валентин сглотнул. Иисусе, она пошла бы на это, если бы он согласился. А он хотел этого, за исключением того, что слишком много людей будет наблюдать за ней, и кто-то может их обнаружить. Мельбурн пристрелит его, но маркиз был гораздо больше озабочен тем, что Элинор будет опозорена, и ее заставят выйти замуж за Нолевилла. Или — что еще хуже — за Трейси. Он нахмурился. Кто-то должен быть начеку, и, очевидно, это должен быть он.

— Не здесь. Я найду что-нибудь.

— Ты не должен давать мне время подумать, — ответила девушка, поднимая руку, чтобы отвести волосы с его лба.

Этот жест заставил его задрожать.

— Вероятно, не должен. Но я сделаю это.

Элинор сделала вдох, от этого движения ее грудь приподнялась над вырезом платья.

— А может быть, это потому, что у тебя есть более ранняя договоренность с леди Френч?

Маркиз заставил себя рассмеяться.

— Нет. На самом деле, я попрощал… — Валентин остановил себя до того, как смог признаться, что добровольно расстался не только с Лидией, но и с каждой любовницей, которую он имел в этом Сезоне — кроме Элинор. — Мне приказали держаться подальше от тебя, — быстро нашелся он. — Мне не хотелось бы избивать Шея, а он, вероятно, уже видел, что мы разговариваем.

— У нас с Шарлеманем будет отдельный разговор, — сухо произнесла она. — Мои братья не должны вмешиваться в мой социальный календарь. И я бы даже сказала, что из всех мужчин, с которыми я разговаривала, ты являешься весьма странным и самым опасным выбором для того, чтобы затеять драку.

— Нет — если только он знает правду, — возразил Валентин.

Девушка покраснела.

— Но он не знает.

Элинор сжала свои руки за спиной. Валентин заметил этот жест с некоторым разочарованием. Значит, она больше не собирается прикасаться к нему этим вечером. Жаль. После того, как он увидел ее беседующей с Трейси после вальса, маркиз ощущал себя так, словно ему все еще нужно было наверстать упущенное. Очевидно, майору нужно было напомнить об уважении к правилам соревнований. И не важно, намеревался ли сам Валентин следовать этим правилам или нет. Нельзя предъявлять исключительные права на девушку, когда другие мужчины выстроились в очередь, чтобы поговорить с ней. Он попытался скрыть улыбку, наслаждаясь каждой секундой предъявления собственных исключительных прав.

— Так почему ты была так зла на меня?

Бросив взгляд в сторону двери, Элинор переместилась поближе к ней.

— Просто я никак не могу понять, что ты собой представляешь, Валентин. В один момент ты спасаешь мою добродетель, в другой — ты лишаешь меня ее, сначала ты утешаешь меня, а после оскорбляешь все представительниц моего пола. Половину времени я завидую свободе, которая у тебя есть, а другую половину я готова кричать на тебя за то, что ты тратишь ее бесполезным образом.

Итак, дело было не в ревности. Она была разочарована в нем, как Валентин и подозревал вначале.

— Я провел очень много времени, пытаясь стать тем, кто я есть, Элинор. Суди меня, если хочешь, но в последнее время я стал замечать забавную схожесть между нами.

— И я тоже, — согласилась девушка, не выглядев при этом оскорбленной. — Но, я не уверена в том, кто из нас изменился — ты или я.

Эти слова потрясли маркиза, главным образом потому, что он сам размышлял над тем же самым вопросом. Да, он жаждал ее, и он совершенно определенно наслаждался компанией Элинор гораздо больше, чем компанией любой другой женщины, которую мог вспомнить. Но это вовсе не значило, что он изменился. Это означало только то, что Валентин неожиданно нашел друга, и не хотел его терять. Конечно, даже эта степень собственнического инстинкта была не в его стиле, но сейчас было не время это обсуждать.

Деверилл улыбнулся.

— Поцелуй меня или убей меня, но не задавай мне неприятных вопросов.

— Хм. Я не уверена, что это меня удовлетворит. — Девушка медленно потянулась к нему и прикоснулась своими губами к его губам, нежно и быстро, лишив его дыхания. — Приходи и повидайся со мной завтра.

— Я…

До того, как он смог вымолвить в ответ что-то еще, Элинор промчалась мимо него и вернулась в бальный зал. Что-то определенно изменилось.

— Приходи и повидайся со мной завтра — повторил Валентин, стараясь придать своему голосу циничное выражение. Эти слова очень напоминали те, что он обычно говорил, склоняя какую-нибудь даму к тому, чтобы она навестила его, когда сам маркиз не желал тратить время на соблазнение. Однако цинизм изображать было весьма трудно, когда Деверилл точно знал, что завтра в какое-то время нанесет визит в Гриффин-Хаус. И, вероятно, случится это еще до полудня.

Герцог Мельбурн, скрестив ноги, сидел на полу утренней комнаты, слушая сказку о кролике и очень большой морковке, которую читала его дочь. Это был уже семнадцатый раз, когда он слушал эту историю, но возможность, провести утро с Пип, была достаточно редкой, так что герцог не возражал против того, чтобы послушать ее еще восемьдесят или девяносто раз. Пенелопа опустила книгу.

— Насколько большими на самом деле вырастают морковки, папа? — спросила она, нахмурив брови.

— Не слишком огромными, — ответил герцог, вытягивая шею, чтобы посмотреть на дочь, сидящую выше и позади него на кушетке. — Но имей в виду, что кролик довольно маленький.

Девочка кивнула.

— Да, это правда.

Послышалось царапанье в дверь.

— Войдите, — ответил Себастьян.

Стэнтон наполовину приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

— Я прошу прощения, ваша светлость, но у вас посетитель. — Дворецкий протянул визитную карточку.

Герцог проигнорировал ее.

— Кто это?

— Мистер Стивен Кобб-Хардинг, ваша светлость.

Хм. Довольно давно он не слышал этого имени. На самом деле, Кобб-Хардинг, кажется, весьма внезапно выпал из области внимания Нелл.

— Проводи его в мой кабинет. Я буду через минуту.

— Хорошо, ваша светлость.

Пип сползла с кушетки и встала на ноги.

— Помни, папа, что если это один из поклонников тети Нелл, то ты не должен разговаривать с ним.

— Буду держать это в памяти, — ответил он, также поднимаясь. — Я скоро вернусь. Надеюсь, мы сможем закончить историю до моей встречи.

— Да. И у меня есть еще вопросы о морковках.

Себастьян отослал свою дочь наверх под присмотр гувернантки, а затем направился в свой кабинет. Когда герцог открыл дверь, Стивен Кобб-Хардинг вскочил с кресла, в котором развалился.

— Доброе утро, ваша светлость. Благодарю вас за то, что встретились со мной.

— Присядьте, мистер Кобб-Хардинг, — ответил Себастьян, жестом указывая на кресло. Сам герцог уселся за свой стол. — Что я могу сделать для вас?

— На самом деле я думаю, что та новость, которую я собираюсь сообщить, будет к нашей взаимной выгоде.

Герцог подумал о том, что, хотя он и прислушался к предупреждению Пип по поводу поклонников Нелл, но, тем не менее, если бы не общение Кобб-Хардинга с его сестрой, то этому мужлану никогда не была бы предоставлена аудиенция. Он кивнул.

— Я слушаю.

— Я не мог не заметить определенной… дистанции в общении членов вашей семьи с лордом Девериллом прошлой ночью. Учитывая этот факт, и рассматривая деликатную природу информации, которую я собираюсь изложить, я был бы признателен за ваше понимание.

Кобб-Хардинг казался человеком, который много шлепает губами, но при этом умудряется не сказать абсолютно ничего. Подавив свое раздражение, Мельбурн снова кивнул:

— У меня встреча этим утром, так что потрудитесь продолжить.

— Да, конечно. — Кобб-Хардинг откашлялся. — Лорд Деверилл пытается шантажировать меня.

Ничего себе. Очевидно, нужно обзавестись лучшими источниками информации, решил Себастьян.

— И что вы хотите, чтобы я сделал в связи с этим?

Кобб-Хардинг ненадолго замолчал, как будто был озадачен недостаточным интересом со стороны Себастьяна к его заявлению.

— Я буду откровенным с вами, ваша светлость, — наконец произнес молодой человек. — Несколько недель назад ваша сестра сопровождала меня на вечеринку. Вечеринку, которую устраивал лорд Бельмонт.

Пальцы Себастьяна впились в поверхность стола из красного дерева.

— Неужели?

— Да. Я хотел поехать на бал к Хэмптонам, но она настояла на том, что вечеринка у Бельмонта понравится ей больше. Как только мы там оказались, мне стыдно говорить об этом, но мы были вовлечены во взаимное неосмотрительное поведение. Я, конечно же, немедленно предложил совершить благородный поступок и принять руку леди Элинор в браке. Но тут вмешался лорд Деверилл. Он напал на меня, а затем угрожал разорить меня, если я расскажу кому-нибудь хоть слово о поведении вашей сестры.

— Понимаю. — Пока он сидел и слушал, Мельбурн задавался вопросом о том, имеет ли Кобб-Хардинг хоть малейшее представление о том, в какой опасности он находится. Но герцог давным-давно узнал о том, что терпение — это добродетель, и поэтому оставался в своем кресле. — Продолжайте, прошу вас.

Очевидно, поощренный видимым интересом со стороны герцога, Кобб-Хардинг наклонился вперед.

— Конечно. Если вы и Деверилл в натянутых отношениях, то я боюсь, что нет ничего, что препятствовало бы кому-нибудь раскрыть всему миру скандальное поведение вашей сестры. Поэтому я взял на себя труд сообщить вам об этом первому и еще раз предложить соединить свое имя с именем Гриффинов, а также гарантировать, что репутация леди Элинор не будет погублена.

— Итак, ваш брак с моей сестрой удержит вас от разговоров о ее предполагаемом неосмотрительном поведении.

— И это защитит ее от Деверилла, если он захочет отомстить вам, рассказав о том же самом.

Мельбурн задержал взгляд на молодом человеке. Кобб-Хардинг очевидно не имеет представления о глубине дружбы между Девериллом и герцогом. И хвала Господу за это. Однако, что бы не произошло, Валентину придется серьезно объясниться. И Элинор — так же.

— Мистер Кобб-Хардинг, я полагаю, что не было никаких других свидетелей, кроме вас и Деверилла?

— И нескольких гостей, которым достаточно будет одного слова, чтобы разгадать загадку. И еще леди Элинор, конечно же. Хотя я назвал бы ее скорее участницей, чем свидетелем.

Достаточно этого вздора.

— А то, как можно назвать вас, я не стану произносить в этом доме. Поднимайтесь и уходите. У вас одна минута, чтобы убраться с моей подъездной дорожки.

Кобб-Хардинг заморгал.

— Прошу прощения? Я пришел сюда с идеей взаимовыгодной партии. Я спасаю репутацию вашей сестры — и вашей семьи.

— Вы пытаетесь осуществить свой собственный вид шантажа. Однако, к несчастью для вас, вы — идиот.

— Но я…

— Вы что, мистер Кобб-Хардинг? Вы погубите репутацию моей сестры, если я откажусь от вашего любезного предложения? Что бы ни делал Деверилл, чтобы обеспечить ваше молчание, даже не начинает описывать то, что с вами сделаю я, если вы когда-либо вымолвите кому-нибудь хоть одно слово об этой ерунде. Кому угодно!

Он поднялся, а Кобб-Хардинг выбрался из своего кресла и стал позади него.

— Не стоит так со мной разговаривать. У меня есть доказательство, я использую его, если вы меня к этому вынудите.

— Какое доказательство вы можете иметь о подобной лжи?

— Я могу описать груди вашей сестры в соверш…

Мельбурн схватил его за горло, прижив спиной к двери.

— Вы забываетесь, сэр, — произнес герцог, используя каждую унцию своего с трудом завоеванного самоконтроля, чтобы его голос звучал спокойно, тихо и невозмутимо. — Я приветствую вашу попытку улучшить собственное социальное положение, но я не потерплю того, что вы пытаетесь сделать это за счет моей семьи, — он согнул локоть, приблизив свое лицо на расстояние в несколько дюймов от лица Кобб-Хардинга. — Я понятно выразился?

Кобб-Хардинг пискнул, его пальцы ухватились за руку герцога.

— Совершенно понятно, — прохрипел он.

Свободной рукой Себастьян открыл дверь. Все еще сжимая горло Кобб-Хардинга, он потащил молодого человека, который был ниже его ростом, по направлению к парадной двери. Стэнтон, с неподвижным, как маска, лицом, открыл дверь и отошел в сторону, пока Мельбурн впихивал в нее негодяя. Качнувшись назад, Кобб-Хардинг спотыкаясь, полетел по низким ступенькам на подъездную дорожку.

— Всего хорошего, мистер Кобб-Хардинг, — произнес герцог, кивнув.

— Отлично проделано, ваша светлость, — прокомментировал Стэнтон, снова со стуком закрывая дверь.

— Позови Шарлеманя и Закери, — прорычал Себастьян, его гнев начал прорываться сквозь прочный самоконтроль. — Немедленно.

Не произнеся ни слова, дворецкий повернулся и взбежал по лестнице. Моментом позже оба его брата, один из них с газетой, другой — полуодетый, появились на балконе.

— Что случилось, Мельбурн? — спросил Шей.

— Спускайтесь сюда, — ответил он. — Я не собираюсь кричать.

Очевидно, почувствовав, что что-то не так, оба брата поторопились спуститься в фойе.

— Что происходит?

— Найдите мне маркиза Деверилла, — прошептал Мельбурн. — Меня не волнует, где он или что делает. Я хочу, чтобы он был здесь на исходе часа.

Братья переглянулись, затем Шей передал газету задыхающемуся дворецкому и направился к парадной двери. Закери повернулся обратно к лестнице.

— Я закончу одеваться и помогу ему.

— Элинор все еще здесь?

— Да. В гостиной ее ждут несколько надеющихся поклонников. Думаю, что она собирается на пик…

— Отошли их прочь. Задержи ее здесь.

— Но что насчет твоего с ней соглашения, Мель…

Герцог ткнул своего младшего брата в плечо.

— Задержи ее здесь. И никому ничего не говори.

— Я ничего и не знаю.

— Узнаешь. Я только надеюсь, что мы будем единственными, кто узнает. Проклятие. — Все еще ругаясь, он направился в свой кабинет и захлопнул дверь. Его маленькое соглашение с Элинор только что закончилось.

— Из кого состоит стадо этим утром? — спросила Элинор, увидев, что Закери маячит у вершины лестницы. Она закончила натягивать кружевные перчатки и присоединилась к нему.

— Спускайся и подожди со мной, — ответил он, выпрямляясь.

— Подождать с тобой? Чего? Я собираюсь на пикник. Или, возможно, за покупками. Я еще не решила. Это зависит от того, из кого мне придется выбирать. — Это начинало быть забавным — иметь так много власти, особенно после поцелуя Валентина пришлой ночью. Девушка в первый раз осознала, что она также имеет над ним некоторую власть. Эйфория от этого момента все еще давала ей ощущение того, что она парит в нескольких футах над землей.

Конечно же, если ей придется выбирать сопровождающего только из джентльменов, подобных Фрэнсису Хэннингу или Ховарду Фаннеру, то ей, вероятно, придется, с грохотом упасть на землю. Но даже это не могло надолго испортить настроение Элинор; в какое-то время сегодня Валентин нанесет ей визит. В этом она была уверена.

Закери выглядел так, словно хотел сказать что-то еще, но через мгновение он только сделал ей знак спускаться. Так как ее брат обычно был весьма разговорчивым, то Элинор немедленно задумалась над тем, что происходит. Но, очевидно, ее чувства в последние дни немного накренились. Или, возможно, все это было просто потому, что Валентин уже был здесь, хотя для него это было ужасно рано. От трепета ее руки покрылись гусиной кожей. Если он появился так рано, то это что-то значит.

Дверь гостиной был открыта, и, бросив вопросительный взгляд на стоящего рядом Стэнтона, девушка проскользнула внутрь.

— Доброе утро, джентль…

Комната была пуста. С удивлением Элинор обернулась кругом и почти врезалась в Закери, который заходил в комнату вслед за ней. Он вовсе не выглядел изумленным, а когда брат закрыл дверь и уселся рядом с ней, она уже наверняка знала, что что-то затевается.

— Что происходит? — спросила она, очень встревожившись.

— Я не знаю.

— Ты не знаешь, или ты не скажешь?

— Я не знаю, и я бы не сказал, если бы знал. Просто присядь и пей свой чай.

Итак, что бы это ни было, она должна остаться в стороне. Как обычно. И совершенно противоречит их соглашению. Хотя Закери был не тем, с кем ей нужно было обсуждать эту тему.

— Можем мы, по крайней мере, переместиться в утреннюю комнату? — спросила Элинор, пытаясь притвориться, что ее не интересует то, что происходит. — Кресла там гораздо более удобные, чем здесь.

— Я так не думаю.

— Ох, ну же, Закери. Мельбурн велел тебе не спускать с меня глаз, или он приказал тебе держать меня именно здесь, в этой комнате?

— Никто ничего не приказывал. — Он пошевелился, недовольный креслом с жесткой спинкой. — Но ты права насчет мебели. Отлично, мы можем перебраться в утреннюю комнату.

— Благодарю тебя.

Она бросилась бы вперед, но брат взял ее руку и положил на свою. Что бы не происходило, хорошим это точно не было. Неужели кто-то увидел, как она целовала Валентина? Или что-то худшее? Элинор побледнела, ее воображение нырнуло сквозь логику прямо в панику. Все будет закончено. С ней будет покончено.

— Прекрати это, — пробормотала она, одернув себя.

— Прошу прощения?

— Ничего. — Все, что ей было нужно, это заставить себя вернуться на путь логики. Никто не стал бы хранить новости об их свидании так долго, а затем рассказывать об этом. Сплетням было бы трудно сопротивляться.

Когда они пересекали холл, открылась парадная дверь, и логика снова полетела в окно. Вошел Шарлемань, а за ним следовал сам Валентин. Ни тот, ни другой не выглядели особенно счастливыми, и без того уже громко стучащее сердце Элинор пропустило один удар. Валентин бросил на нее взгляд, выражение его лица было непроницаемым, после чего маркиз снова обратил свое внимание на Шея.

— Ты начинаешь злить меня, — проговорил он, сбрасывая с плеч свое пальто и бросая его Стэнтону. — По какой дьявольски неотложной причине ты вытащил меня из моего собственного чертового дома до того, как я позавтракал?

— В кабинет, — вот все, что в ответ произнес Шей.

— Пойдем, — сказал Закери Элинор, потащив ее по коридору.

Но девушка уперлась пятками в пол и освободилась от хватки своего брата.

— Если это имеет какое-то отношение ко мне, то я требую, чтобы ты сказал мне, что происходит, Закери. Я не ребенок. И эти отговорки смехот…

Себастьян вышел из своего кабинета. Его потемневшее от ярости лицо заставило Элинор похолодеть.

— Отправляйся в утреннюю комнату и оставайся там, пока я не вызову тебя, — прорычал он. — Это больше не игра.

Валентин наблюдал за тем, как лицо Элинор теряет свои краски. Ее широко распахнутые серые глаза так очевидно выдавали ее самые худшие опасения, что маркиз удивлялся, почему ее братья до сих пор не вытащили его на улицу и не повесили над парадной дверью. Деверилл хотел сказать ей, что он полон намерений взять на себя ответственность за что угодно, по поводу чего бы ни кипятились братья Гриффин. И учитывая, как нехарактерно было для него это чувство, Валентин был одновременно и изумлен, и обеспокоен, когда следовал за Мельбурном в его кабинет.

— Вы начинаете приобретать пугающее сходство с испанскими инквизиторами, — прокомментировал он, заметив, что ни одному из младших братьев не было позволено войти в комнату.

Герцог размеренными шагами подошел к своему столу.

— У меня сегодня утром был посетитель, — произнес он, и его голос был таким обманчиво спокойным, какой Валентин слышал только в очень редких случаях.

Волосы у него на затылке зашевелились.

— Я полагаю, что ты собираешься рассказать мне о том, кто приходил с визитом.

— Стивен Кобб-Хардинг.

От Валентина потребовалась вся сила воли, чтобы не вскочить на ноги. Однако Мельбурн наблюдал за ним, поэтому маркиз только скрестил ноги в лодыжках.

— Как интересно для тебя. Я хотел бы, чтобы ты подождал до более приличного времени, чтобы поделиться со мной этой новостью.

— Ты шантажируешь его.

Слава Богу, что Мельбурн сначала отправился за информацией к нему. Бросить в лицо Элинор те обвинения, которые мог выдвинуть в ее адрес Кобб-Хардинг, было бы несправедливо и излишне жестоко. Маркиз пожал плечами.

— В этом Сезоне немного скучно. Мне нужно как-то развлекаться.

Герцог ударил кулаком по столу.

— Черт бы тебя побрал, Валентин! Ты знаешь, что он сказал мне? Как он предложил сохранить репутацию мой семьи — и моей сестры — через предложение о барке?

— Мельбурн, ты…

— Я должен был сидеть здесь и слушать все это, потому что никто, проклятие, никто не рассказал мне об этом! Я завербовал тебя, чтобы ты охранял Элинор от неприятностей, а не затем, чтобы ты позволял ей делать все, что вздумается, и скрывал это от меня!

Валентин сидел и слушал разглагольствования герцога. Так как Мельбурн, кажется, не ожидал от него ответа или даже какого-то отклика, то это дало ему время подумать.

Конечно же, он мог солгать по этому поводу, сказать Себастьяну, что он понятия не имеет, о чем болтает Кобб-Хардинг. Этого было бы достаточно, если бы он был единственной вовлеченной стороной, но с Элинор это дело очень сильно усложнялось. Во-первых, она, вероятно, не станет скрывать правду, а во-вторых, она сочтет выдумку несправедливостью. Все это было задумано ради ее права на некоторую свободу, и притвориться сейчас, что она сидела той ночью в Воксхолле, скромно сложив руки, будет противоречить всему тому, что подразумевалось в ее восстании.

— Деверилл, — заорал Мельбурн, вырвав маркиза из его размышлений, — ты задолжал мне простую услугу. Я совсем не считаю твое поведение соответствующей уплатой долга. Объяснись.

Краткий миг Валентин размышлял над тем, как отреагирует Мельбурн на информацию о том, что вечер, проведенный на суаре[20 - Суаре — от франц. Soirée — званый вечер, вечеринка.] у Бельмонта, был наименьшим грехом из всего, что Элинор сделала, и о том, какое неотъемлемое участие принимал маркиз в ее приключениях.

— Я не рассказываю истории, — коротко ответил он. — И сделай свой чертов голос потише. Тебя слышно даже в Париже.

Мельбурн наклонился над столом, упираясь кулаками в твердую поверхность.

— Не меняй тему. А эту историю ты расскажешь.

— Себастьян, это запутанно. И это не то, что ты думаешь. — На самом деле все гораздо хуже.

— Тогда просвети меня, черт бы все это побрал. Я теряю терпение.

— Кобб-Хардинг обманом заставил ее посетить вечеринку у Бельмонта. Это был маскарад, так что никто не видел ее лица.

Герцог издал приглушенный звук.

— Он предложил описать мне некоторые… детали анатомии Нелл.

Кобб-Хардинг покойник.

— Он опоил ее. Настойкой опия. А затем этот подлец утащил ее в комнату и напал на нее. Я успел как раз вовремя, чтобы предотвратить худшее. Это была не ее вина, Себ.

Мельбурн с минуту оставался там, где был. Наконец он упал обратно в свое кресло.

— А почему ты не поставил меня в известность об этом? Эти новости закончили бы маленькое восстание Нелл несколько недель назад.

— Вот поэтому я и не сказал тебе. — Поэтому, и по той причине, что она умоляла его ничего не говорить. — Это была ее первая попытка обрести свободу. И она ее испортила. Я подумал, что Нелл заслуживает еще одного шанса.

— Ты подумал. Едва ли ты в том положении, чтобы заниматься этим. Ведь ты не часть этой семьи. Твое вовлечение ограничивается уплатой долга чести.

— Как я припоминаю, была причина, по которой ты завербовал меня на роль ее няньки. Никто из вас не смог бы это сделать. А я мог. Ты приказал обойтись без скандалов, и ни одного скандала не было. Даже Кобб-Хардинг зашел только к тебе. Никто другой ничего не знает.

— Верно. Все, что сейчас есть — это маленький мерзавец, который болтается рядом и пытается выманить у меня деньги или власть, или влияние.

— Нет даже этого. Согласно нашему… соглашению, он должен покинуть Англию через две недели.

— Как удачно для него. Все кончено. Как ты и сказал, Нелл все испортила. Теперь моя очередь. Ей нужно выйти замуж, иметь семью и ответственность. Тогда, осмелюсь сказать, у нее не будет возникать необходимости носиться по городу в поисках скандала.

Валентин рассмеялся. Он не ощущал особенного веселья, но не смог остановить себя.

— Да. Замужняя женщина является невосприимчивой к искушению и скандалу. Ради Бога, Себастьян, как ты думаешь, что я делаю по ночам?

Герцог посмотрел на него.

— Я не собираюсь смотреть на это сквозь пальцы. Кто-то узнает, и кто-то начнет болтать. Эта сплетня слишком заманчива, чтобы пропустить ее. Если Нелл будет замужем, то она будет защищена от самых худших намеков на то, что она является кем-то вроде женщины легкого поведения.

— Она не… — Маркиз сделал вдох. — Она обидится на тебя до конца жизни, если ты сейчас отнимешь у нее право выбирать. Не делай этого.

— Я думал, что ты испытаешь облегчение. Ты же с самого начала не хотел иметь с этим ничего общего.

Господи, он и не хотел, не так ли?

— Это оказалось более… интересным, чем я ожидал.

— Понимаю. Итак, что еще она сделала, о чем ты не потрудился рассказать мне?

Поднявшись, Валентин прошелся к окну и обратно. Он хотел защитить Элинор, как ее поступки, так и причины, стоявшие за ними. Однако, если он сделает это, то Мельбурн поймет, насколько глубоко маркиз оказался вовлеченным в это дело. И что он увлекся не проектом Элинор, а увлекся ею.

— Сделай шаг назад и взгляни на это с ее точки зрения, — предложил он вместо этого.

— Что? Ты говоришь мне о том, что у женщины есть право иметь точку зрения, отличную от той, о которой мы ей говорим?

— Она не просто женщина, она сестра моего друга, — выплюнул Валентин, он был слишком зол и поэтому проигнорировал мудрую часть своего мозга, которая кричала ему о том, чтобы он держал свой рот закрытым. — Она — женщина со своими желаниями и потребностями, и она будет несчастна в любой жизни, которую ты выберешь для нее — особенно сейчас, после того, как она испытала некоторую свободу. Позволь ей найти собственное счастье.

— Какого дья…

Дверь с шумом распахнулась и Элинор ворвалась в комнату, Закери и Шарлемань следовали за ней по пятам.

— Мы пытались остановить ее, — проговорил Закери, потирая красную отметину на щеке, куда его, очевидно, ударили.

— Вы говорили довольно громко, — добавил Шей злым и напряженным голосом.

Валентин смутно слышал, как герцог приказал всем покинуть комнату, но он не обращал на это никакого внимания. Наоборот, его взгляд был прикован к Элинор, когда она подошла и встала перед ним, упершись руками в бедра, и уставившись на него. Он не смог бы описать словами выражение ее лица, но оно глубоко проникло в его грудь.

— Что ты сделал? — с трудом выговорила она.

Маркиз нахмурился.

— Я не…

— Тебе было поручено приглядывать за мной? — продолжила девушка, слеза сбежала вниз по ее щеке. — Мельбурн велел тебе удерживать меня от неприятностей, и ты согласился делать это?

Милостивый Люцифер.

— Элинор, я…

— Ты был шпионом? — Она сделала дрожащий вздох. — Я думала, что мы были… Я думала, что мы были друзьями.

— Мы и сейчас друзья. Не надо…

Она дала ему пощечину. Удар ошеломил его больше, чем все другое. Не то, чтобы ему никогда раньше не давали пощечин, но это Элинор ударила его. Рефлексивно Валентин схватил ее за запястье, но она вырвала у него руку.

— Как ты посмел, — прошептала она, ее голос дрожал.

— Это не только он, Нелл, — вставил Мельбурн, его голос был удивительно спокойным. — Я попросил его помочь.

— Именно так ты и сделал. Ты не мог доверять мне даже на одну секунду, не так ли? Нелл, вероятно, не сможет заняться поисками того, что для нее исключительно важно. Она непременно попытается устроить какие-нибудь неприятности для семьи, так что лучше пристроить к ней охранника. Это был постыдный поступок с твоей стороны, Мельбурн. — Девушка бросила взгляд на других своих братьев, ее глаза были холодными. — И позор на вас обоих за то, что вы одобрили это.

До того, как кто-то смог что-либо произнести, Элинор резко повернулась обратно к Валентину.

— И позор на тебя за то, что ты согласился на этот фарс, и за то, что ты предпочел не говорить мне о вашем маленьком соглашении. — Слезы душили ее, но она сделала еще один вдох и продолжила: — Я думала, что я свободна, Валентин. Но это оказалось всего лишь еще одной частью плана моих братьев, придуманного, чтобы контролировать мою жизнь. А ты был исполнителем этого плана. После всего того, что ты говорил, и твоих советов…

Маркиз сделал шаг вперед, подняв руку, чтобы стереть слезы с ее щеки.

— Элинор, дай мне шанс объяс…

— Ты прикрывал меня потому, что действительно хотел помочь? Ты на самом деле беспокоился обо мне? Или ты просто пытался отвлечь меня и контролировать меня, чтобы удержать от совершения какого-то поступка, который может испортить тщательно спланированную схему? И если мои братья доверяли тебе, как ты мог вести себя в такой неджентльменской манере по отношению ко мне? Я доверяла тебе. Я полагалась на тебя. Как же ты мог не сказать мне, что тебя «приставили» наблюдать за мной?

Валентину захотелось встряхнуть ее. Но до того как он смог придумать подходящий ответ, Элинор вылетела из кабинета, захлопнув за собой дверь с такой силой, что в окнах задребезжали стекла. Он стиснул кулаки, но не сдвинулся с места. Возможно, это было хорошо, что она не дала ему возможности объяснить свои действия. Он и понятия не имел, как это сделать, не мог объяснить всего даже себе.

— Умоляю тебя, объясни, о чем был этот разговор? — спросил Мельбурн, холодным, требовательным тоном.

— Она не знала, что вы наняли меня быть ее чертовой нянькой, — прорычал Валентин, не уверенный в том, из-за чего он разозлился больше: из-за того, что герцог орал, или из-за того, что он сам не рассказал ей всего. Или, скорее всего, на себя самого, за то, что он позволил вовлечь себя в это дело. Маркиз знал с самого начала, что ввязываться в дела семьи Гриффин было ошибкой.

— Я не имел в виду ее незнание о твоем назначении. Она упомянула некоторое…

— Что за «неджентльменское» поведение ты выказывал по отношению к Нелл? — прервал Шарлемань, схватив Валентина за плечо. — Я предупреждал тебя о том, чтобы ты не расстраивал ее, черт бы все побрал.

Валентин стряхнул его руку, используя весь свой самоконтроль, чтобы сдержаться и не ударить кого-нибудь.

— Вы прервали очень хороший завтрак, — проворчал он, поворачиваясь к двери. — Если не возражаете, я вернусь к нему.

— Я хочу получить ответы, — проговорил Себастьян спокойным голосом.

— Отлично, и я этого хочу, — отрезал Валентин, распахивая дверь.

Шей сделал движение, чтобы отрезать ему путь, но Мельбурн сделал брату знак отойти.

— Пусть он идет. И не возвращайся, Деверилл, до тех пор, пока не сможешь объясниться.

— Да пошел ты! Все вы. Чертовы Гриффины. Это была твоя идея, Мельбурн. Не моя.

Шарлемань приехал за ним в одном из экипажей Гриффинов, так что казалось справедливым, если он присвоит один из них, чтобы вернуться домой. Хмуро посмотрев на кучера, маркиз открыл дверь и забрался внутрь.

— Корбетт-Хаус. Немедленно.

— Слушаюсь, милорд.

Карета покатилась вперед, затем с толчком снова остановилась. С проклятием Валентин встал и открыл дверь, чтобы выглянуть наружу.

— Черт, я же сказал…

Элинор стояла перед упряжкой, уперев руки в бедра.

— Подожди минуту, Фредерик, — приказала она кучеру, ее голос дрожал. — Мне нужно поговорить с тем, кого ты везешь.


Глава 19


— Я не в настроении для этого, Элинор, — отрезал Валентин. — Уходи с дороги.

Она тоже была не в настроении, но девушка совершенно не собиралась позволить ему сбежать без объяснений. И что бы он не сказал, было бы лучше, если бы это позволило ей снова дышать. В настоящий момент ее горло и грудь были так напряжены, что девушке казалось, что она умирает.

— Не смей трогать с места, Фредерик, — приказала Элинор, обходя упряжку и приближаясь к дверце. — Отойди в сторону, Деверилл, и пусти меня внутрь, или я начну выражать свои чувства прямо здесь.

Прищурив глаза, Валентин распахнул дверцу на всю ширину, а затем отодвинулся назад в темноту кареты. Очевидно, он не собирался помочь ей забраться внутрь, поэтому девушка одной рукой подобрала свои юбки и вскарабкалась в экипаж самостоятельно.

Валентин уселся так далеко от нее, насколько мог, сложив руки на груди. И хотя она была очень рассержена, выражение его глаз заставило ее заколебаться. Не многие люди решались противоречить маркизу Девериллу. Не много вещей задевало его. А характер маркиза проявлялся редко и был крайне неприятным. Несомненно, Элинор сама разбудила в нем этот нрав, даже если ее братья и добавили значительную часть топлива для его разогрева. Но при этом Элинор была в ярости, и сразу по нескольким причинам. Она не лгала ему, в конце концов. На самом деле, маркиз был единственным человеком, которому она не лгала. А вот он не смог бы заявить такое же по отношению к ней.

— Ты сделала кое-какие вещи для меня более трудными, чем нужно, — заявил он.

Элинор готова была взорваться.

— Трудными для тебя? Я доверяла тебе, Деверилл.

Он фыркнул.

— Кажется, это была твоя ошибка.

В течение нескольких мгновений девушка смотрела в его глаза, пытаясь выяснить раз и навсегда, кем же был настоящий Валентин Корбетт, как будто кто-то мог когда-либо надеяться на то, чтобы полностью разгадать эту загадку. Прежде у девушки было четкое ощущение, что именно с ним она была в ту ночь у пруда для крещения, а сегодня он куда-то пропал. Но ей нужно было поговорить именно с ним, а не с этим нахальным, циничным повесой, который никогда не даст ей прямого ответа.

— Я не собираюсь рыдать и заявлять тебе о том, что ты использовал или опозорил меня. Я с широко открытыми глазами согласилась на этот опыт.

— Это ободряет, — прокомментировал маркиз.

— Помолчи. Я еще не закончила. — Девушка сделала вдох. — Все, что я хотела — это маленькую частичку свободы, одно приключение.

— Я и дал тебе это.

— Нет, не дал. Все время пока ты заявлял, что ты мой друг и симпатизируешь моим чувствам, ты следовал приказам Мельбурна. Хотя я уверена в том, что он не знает подробностей. — Если бы Себастьян знал их, то или она или Валентин были бы уже мертвы, или кого-то из них вынудили бы бежать из страны. — Все это время ты держал в голове те пределы, за которые мне нельзя было выходить, и у тебя были намерения навязать мне их. Себастьян придумал тебе занятие — удерживать меня от по-настоящему диких выходок, и ты принял это назначение.

— Именно ты решила довериться мне, это был твой выбор.

— И я больше не сделаю этой ошибки. Проклятие, Валентин, я не ребенок, чтобы меня удерживали вдали от конфет. Я — взрослый человек. И я думала, что восхищаюсь тобой. Ха. Будь уверен, что следующее приключение, которое я выберу, не будет иметь с тобой ничего общего. И это будет то, что ты не сможешь контролировать. — Она снова перевела дыхание. — Ты должен был сказать мне.

— Это принесло бы какую-то пользу? — почти неохотно спросил он, словно любопытство перевесило здравый смысл.

Отлично. Это был тот Валентин, которого она хотела отругать.

— Я нашла бы кого-то другого — кого-то, кто не был обязан доносить Мельбурну каждую мою мысль и каждый разговор.

— Я этого не делал. — Валентин передвинулся. — Вот почему он был так чертовски зол этим утром. Проклятый Кобб-Хардинг заявился и попытался описать ему твои груди.

Элинор побледнела.

— Кобб-Хардинг был здесь?

— Он предложил брак как способ спасти твою репутацию. Если бы я сделал то, что должен был и рассказал Себастьяну о том, что произошло у Бельмонта, то у него было бы какое-то время чтобы подготовиться к предложению Кобб-Хардинга.

Элинор кивнула.

— Возможно так. Но, несмотря ни на что, ты не оказал мне никакой услуги.

Маркиз зло усмехнулся.

— Это не то, что ты говорила про ту ночь.

— Та ночь был мой идеей, а не твоей. Может быть, ты и держал руку на поводьях, но эта лошадь получила от тебя то, что хотела, загнал ты ее в загон или нет. — Девушка наклонилась вперед и ткнула его пальцем в колено. — А думал ли ты над тем, что я — не единственная женщина, которая использовала тебя подобным образом? Ты достаточно хорош в этом виде занятий.

— Никто не использует меня.

— Ты уверен? Возможно, те женщины, которых ты гордо соблазнил, а затем отбросил прочь, на самом деле только играли с тобой. Может быть, это ты обеспечивал им что-то — одну-единственную вещь — которую они хотели, и поэтому они использовали и отвергали тебя. — Она встала, снова открыв дверь. — Потому что, честно признаюсь, Валентин, учитывая твои поступки, я не вижу, для чего еще ты можешь годиться.

Никто никогда не разговаривал с ним подобным образом. И никто никогда не заговорит снова, поскольку он об этом позаботится. Валентин остался сидеть, главным образом потому, что он сосредоточился на том, чтобы не ударить Элинор. Он наблюдал, как она вышла из кареты и закрыла дверцу, когда спустилась вниз.

— Все в порядке, Фредерик. Отвези его домой. Я закончила с ним.

Он был сыт по горло этим проклятым семейством. До того, как экипаж смог доехать до конца дорожки, Валентин распахнул дверь и спрыгнул на землю.

— Я пойду пешком, — заявил он, пристально глядя на удивленного кучера.

— Хорошо, милорд.

Теперь была его очередь высказаться начистоту. Маркиз обернулся, но спина Элинор уже исчезла в доме, будто почувствовав ту опасность, которая может ей грозить, Стэнтон бросил на Валентина один взгляд и закрыл парадную дверь.

Отлично.

— Ты не права! — заорал он во весь голос, не обращая внимания на то, что грум и кучер настороженно смотрят на него.

Вероятно, отправиться домой пешком было хорошей идеей. Для всех заинтересованных лиц будет лучше, если он немного успокоится перед тем, как достигнет знакомой порочной атмосферы собственного дома. Маркиз зашагал вниз по улице, радуясь, что ему придется идти почти две мили. Он использует каждый фут этого расстояния.

Добрую половину мили он просто сыпал проклятиями. Итак, Элинор испытывает к нему отвращение. А он просто использовал ее для небольшого развлечения, с волнением и удовольствием, и сейчас, когда ситуация стала слишком сложной, настало время положить этому конец. Тем лучше!

Но он не был обманщиком. Валентин не лгал ей о своем участии, даже если он и позабыл рассказать ей, почему он неожиданно стал ходить за ней тенью. В настоящий момент Деверилл не хотел признавать это, но он наслаждался ее компанией. Маркизу нравилось разговаривать с ней и пытаться выяснить, как работает ее разум. Элинор Гриффин была одной из немногих знакомых ему женщин, у которых, казалось, были и другие желания в жизни, кроме того, чтобы устроиться как можно комфортнее.

А сейчас он чувствовал себя так, словно она ударила его в зубы. Что бы она не планировала делать дальше, Мельбурн никогда не делает одной и той же ошибки дважды. Он сказал, что ее восстание окончено, значит, он имел в виду именно это. Герцог, вероятно, благодарит свою счастливую судьбу, за то, что Джон Трейси появился в Лондоне. Несомненно, даже Элинор не станет возражать против брака с героем войны. Ад и все дьяволы, без сомнения, он будет давать ей столько приключений, сколько она захочет — каждую ночь в их уютной маленькой супружеской постели.

— Черт побери, — прорычал он.

— Деверилл! — позвал его знакомый голос.

Маркиз повернул голову в сторону дороги, когда рядом с ним остановилось ландо.

— Хеннинг, — проворчал он, кивнув, и продолжил путь.

— Какая-то дама выставила тебя на улицу, когда ее муж вернулся домой? — со смешком продолжал полный молодой человек, сделав своему кучеру знак ехать рядом с маркизом. — Позволь мне подвезти тебя.

— Благодарю тебя, но нет. Я пройдусь.

— Но…

— Я сейчас не в настроении общаться, Фрэнсис, — прервал знакомого Валентин, остатки его терпения рушились на глазах. — Доброго дня.

Хеннинг дружелюбно кивнул.

— Тогда я оставляю тебя в покое. Я видел много джентльменов с таким выражением на лице. Кучер?

Валентин остановился.

— С каким выражением? — резко спросил он.

— Выражением, которое означает, что какая-то девица вскружила им голову. Даже я сам один или два раза ощущал это. Не говоря уже…

— Никакая девица не вскружила мне голову, — прорычал маркиз. Черт, черт побери! Люцифер сейчас, должно быть, просто воет от смеха. Даже у тупоголового Хеннинга есть для него совет. — Это я кружу им головы.

— Тебе не нужно рассказывать мне об этом, — ответил Фрэнсис Хеннинг, добродушное выражение его лица слегка изменилось. — Я видел результаты. Хорошо еще, что ты разбиваешь сердца только замужних леди.

— Почему это?

— Потому что им уже слишком поздно носить по тебе траур и становиться старыми девами в твою честь.

Деверилл сомневался, что хоть кто-либо из его завоеваний когда-либо задумывался о чем-то подобном. Они переносили свое внимание на следующее завоевание — или завоевателя — точно так же, как это делал он. Точно так же…

— Отлично. — Валентин показным жестом достал карманные часы. — У меня назначена встреча. Извини.

Кивнув, Френсис снова махнул своему кучеру, оставив Валентина стоять посреди тротуара. Из всех людей, которые могли бы сказать что-то стоящее внимания, маркиз считал Фрэнсиса Хеннинга наименее вероятным кандидатом. И все же искривленная логика недоумка почти повторяла то, что ранее ему прокричала Элинор.

Но все это не имело смысла. Она должна ошибаться. Что бы она ни говорила, ни одна девица никогда не использовала его. Мысль о том, что Элинор утверждала, что она проделала это с ним — просто использовала его для того, чтобы получить свое приключение — была смехотворной. И приводила его в бешенство.

Он не был каким-то там племенным быком, которого коровы находят, когда никого лучшего нет поблизости, а затем отправляют обратно на пастбище, когда закончат с ним. Все происходит совсем наоборот. Все это знали. Он это знал.

От Элинор Гриффин было слишком много неприятностей. Другие женщины называли его бесчувственным или жестоким, но они никогда не называли его никчемным. И услышать от нее обвинение в этом было более… раздражающим, чем он мог когда-либо ожидать.

И только из-за того, что первоначальная причина искать ее компании была принуждением с чьей-то стороны, Элинор не стоило пренебрегать значимостью испытанного ею приключения. Она выбрала его, и Валентин предоставил ей возможность получить то, чего она хотела. Даже если бы у него не было обязательств перед Мельбурном, он все равно сделал бы то же самое.

Валентин нахмурился. Это не могло быть правдой. Если бы он каким-то чудом угодил в эту ситуацию, не зная ее братьев, не имея обязательств держать ее в относительной безопасности, то маркиз устроил бы ее приключение таким образом, чтобы оно отражало как можно больше того, что он хотел от нее. И в это приключение бы входило значительно больше секса и гораздо меньше внимания к тому, что, как Элинор утверждала, она ищет. То есть искала.

Неужели Валентин каким-то образом испортил все это для нее, просто не рассказав Элинор о том, что кто-то другой попросил его присматривать за ней? И какого дьявола это вообще должно его беспокоить? Она оскорбила его, ее братья оскорбили его, и у него есть сотня других женщин, которых маркиз может использовать, чтобы прогнать Элинор из своего сознания. Или они могут использовать его, если то, что она сказала, было правдой.

Деверилл снова выругался, игнорируя испуганные взгляды проходящих рядом людей. Она что-то сделала с ним. Она сделала его безумным. Вот почему он никак не мог перестать думать о том, что Элинор сказала, не мог не думать о ее чертовом приключении, не мог не думать о ней. И это, конечно же, приводило маркиза к размышлениям о том, когда Мельбурн пригласит к себе Трейси, и согласится ли Элинор на этот брак просто назло или, что даже хуже, потому, что ей нравится этот чертов герой войны. Вероятно, его она никогда не назовет бесполезным.

— Проклятие.

Маркиз поднял голову, остановившись, когда осознал, что пропустил свой поворот и оказался на Саут-Одли-Стрит перед скромной часовней рядом с Гросвенор. Вероятно, он проходил мимо тысячу раз, но так как это была церковь, то он не обращал на нее никакого внимания.

Церковь. Маркиз намеревался побывать в принадлежащем Богу здании только два раза в жизни: первый раз — когда он найдет женщину, которая сможет родить ему наследника, и второй раз — когда его соберутся хоронить, если только освященный потолок не треснет в ужасе, когда его внесут внутрь.

Застенчиво оглядевшись, Валентин распахнул ворота и вошел на территорию церкви. Молния не поразил его, но, тем не менее, он продолжал двигаться с осторожностью. Арка из переплетающихся роз отмечала вход на маленькое кладбище, в то время как еще больше распустившихся красных цветов окаймляли маленькую дорожку, ведущую к четырем парадным ступеням строения из дерева и камня. Глубоко вздохнув, маркиз уселся на самую нижнюю из гранитных ступеней.

— Доброе утро, сын мой, — произнес тихий мужской голос сзади и выше него.

Что же, это определенно не сам Господь Бог. Валентин наклонился через плечо, чтобы посмотреть, кто это.

— Отец. Прошу извинить за беспокойство. Мне просто нужно было время, чтобы подумать.

Высокий худой мужчина, одетый во все черное, кивнул ему.

— Вы ведь лорд Деверилл, не так ли? Валентин Корбетт?

— Это я.

— Ах. Полагаю, я прочитал одну или две проповеди про вас.

Если Валентин чего и не ожидал, так это юмора от представителя духовенства.

— Для меня это честь.

— Да, небольшое упоминание о грехе всегда заставляет паству внимательнее прислушиваться. — Пожилой священник с ворчанием опустился на ступеньку выше той, на которой сидел Валентин. — Я давно хотел спросить — вас назвали в честь святого?

Маркиз пожал плечами.

— Полагаю, что так. Я родился в день святого Валентина. Кажется, мой отец всегда считал это какой-то шуткой. Я не понимал этого, пока не подрос.

— Да, полагаю, что святой Валентин гораздо легче проникает в более чистое сердце, чем ваше — если судить по репутации. Неужели только необходимость подумать привела вас сюда?

— А вы всегда прячетесь у порога, поджидая язычников, которых можно обратить?

Священник усмехнулся.

— Если хотите знать, я собирался поливать розы. Тем не менее, я приветствую любого входящего в эти ворота. Не торопитесь, сын мой. Думайте о чем хотите.

Снова заворчав, священник поднялся, спустился по оставшимся ступеням и неуклюже направился к маленькому навесу в саду. Валентин наблюдал за тем, как он появился с лейкой и продолжил путь к маленькому колодцу посреди сада.

— Если это какой-то знак, то он довольно слабый, — прокомментировал свое появление здесь маркиз, ни к кому не обращаясь, а затем встал, чтобы помочь священнику поднять воду из колодца. Несколько недель назад он даже не стал бы затруднять себя этим, однако Валентин сомневался, что несколько недель назад он вообще ступил бы на церковную землю.

— Скажите мне, отец, — проговорил он минуту спустя, поднимая полное ведро воды, чтобы наполнить лейку, — есть ли какой-то грех в том, чтобы не рассказать кому-то, что ты защищаешь его, когда этот кто-то находится под впечатлением, что ты безудержно участвуешь в его приключениях?

— Грех? Нет, это не один из смертельных, конечно. Я бы сказал, что это ложь.

— Да, для ее собственной пользы.

— Это зависит от кое-чего.

— О, в самом деле? От чего, умоляю, расскажите?

— Кто решил, что эта ложь будет для ее пользы? А это препятствовало тому, чего эта леди намеревалась достичь?

— А что если то, что она намеревалась достичь, было грехом?

Священник посмотрел на него.

— Вы не просили меня обсуждать мораль — только поступки.

Валентин поднял полную лейку и потащил ее к ближайшим розовым кустам.

— Поступки. Да, думаю, то, что я скрывал настоящую причину своего присутствия там, могло препятствовать ее осознанию настоящего… духа своих поступков.

— Тогда вы были неправы.

— Даже так? — ответил маркиз, приподняв бровь.

— Я подумал, что вы сможете оценить прямой ответ. Я мог бы рассказать вам притчу, если вы это предпочитаете.

— Благодарю вас, не нужно. — Валентин ненадолго сосредоточился на поливке, достаточной для того, чтобы сделать лейку легче. — Значит, я должен предпринять какие-то шаги, чтобы исправить ситуацию.

— Я, несомненно, не могу посоветовать вам, как действовать в манере, поощряющей грех. — С небольшой усмешкой священник взял наполовину пустую лейку, чтобы продолжить поливать цветы. — Но исправление ситуации кажется мне более достойной задачей, чем ее ухудшение.

— И к тому же гораздо более трудной. Благодарю вас. Это определенно была весьма неожиданная беседа, отец…

— Майкл. Отец Майкл. И я сам нашел наш разговор очень интересным, лорд Деверилл. Не стесняйтесь заходить, чтобы поговорить в любой понедельник или четверг.

— Почему в понедельник или четверг?

— Потому что в эти дни я поливаю розы.

Валентин усмехнулся. Приподняв свою шляпу, он направился обратно к парадным воротам. Однако на полпути еще один вопрос возник в его голове. Этот вопрос ужаснул его, но ради Люцифера — или, скорее, ради Бога, учитывая место, где он находился — это был всего лишь вопрос. Это ещё ничего не значило, к тому же маркизу определенно не у кого было больше спросить.

— Отец Майкл?

— Да, сын мой?

— Если я приведу кого-нибудь с собой, можете вы… — У него во рту пересохло, и он сглотнул. Просто вопрос, напомнил он себе, ни на мгновение не поверив этим словам. — Можете вы поженить нас?

— Нет, если не было произведено оглашение или не получено специальное разрешение из Кентербери. Если вы настолько отчаянно решили воздерживаться от греха, то я могу посоветовать Гретна-Грин. — Отец Майкл нахмурился. — Хотя мы не поощряем таких вещей. Слишком они скандальные.

Кивнув, Валентин закрыл за собой ворота и зашагал по улице в сторону Корбетт-Хауса. Его потрясло даже то обстоятельство, что он смог выговорить слово «поженить», не говоря уже о том, что он продолжал рассматривать эту возможность. Тем не менее, в одном маркиз был уверен; он не хочет, чтобы Элинор вышла замуж за лорда Джона Трейси.

И даже священник сказал, что у Валентина есть обязательство все исправить. Элинор хотела приключение, что-то дикое и неконтролируемое, и абсолютно без всякой безопасности и защиты. Что ж, он собирается предоставить ей одно такое приключение — если только мысли об этом не доведут его сначала до удара.

Элинор прямо с подъездной дорожки промчалась вверх по ступеням. Все три ее брата следовали за ней, и девушка забаррикадировалась в своей спальне. Пока Закери барабанил в дверь, она даже перетащила свой туалетный столик, чтобы преградить вход, и прислонила к нему одно из мягких кресел.

— Уходите прочь! — закричала она, направляясь к оставшемуся креслу рядом с окном и упав на него.

— С этим еще не закончено, Нелл, — послышался голос Себастьяна, хотя, кажется, он был немного дальше от двери, вероятно, прислонился к стене, позволив Закери пытаться выломать дверь и войти.

— Я не слушаю. Может, у меня и есть за что отвечать, но тебе тоже есть за что. И ты не заставишь меня угрозами ничего сделать. Когда я все обдумаю, тогда выйду, и у нас будет спокойная дискуссия, как подобает взрослым людям. Один на один. Не будет никакого ошеломляющего численного превосходства.

— А тем временем ты будешь прятаться здесь? — ответил низкий голос герцога, в его тоне наконец-то слышался сарказм.

— Я не стала бы прятаться, если бы вы прекратили преследовать меня. Уходите прочь, и позвольте мне спокойно подумать. — Вспомнив, что она только что подслушала из громкого рева Мельбурна при беседе с Девериллом, Элинор вскочила с кресла и снова подошла к двери. — И ко всему прочему ты мошенник, Мельбурн. Не думай, что ты выиграл! — прокричала она.

— Я не думаю, что кто-то вообще выиграл, — послышался его негромкий голос. — Мы будем внизу, Нелл. Никто не покинет дом, до тех пор, пока мы не уладим этот вопрос. И я действительно имею в виду «уладим».

Элинор схватила подушку со своей кровати и прижала ее к лицу так, чтобы была возможность закричать в мягкую поверхность. Это помогло немного облегчить терзавшую ее неукротимую ярость, и она сделала это еще раз.

Когда ее гнев, побуждавший девушку беспокойно метаться или ударить кого-нибудь, остыл, глубокая боль, скрывавшаяся под ним, начала наполнять тяжестью ее грудь. Вместо того чтобы кричать в подушку, девушка прижала ее к себе. Рыдание вырвалось из ее горла, за которым последовало еще и еще одно, до тех пор, пока она не начала дрожать от слез.

Это было не из-за Стивена Кобб-Хардинга, который явился и угрожал ее семье. Они смогли бы справиться с этим. Как бы зол не был Мельбурн, он не позволил бы пострадать репутации Гриффинов или их положению в обществе. Для него это означало абсолютно все.

Нет, она знала слишком хорошо, почему плачет. И от того факта, что она рыдает и убита горем из-за него, ей было еще хуже. Почему она доверяла ему? Почему она просто предположила, что ни о чем не заботящийся маркиз Деверилл внезапно заинтересуется дружбой с ней? Потому что она хотела этого. Вот почему.

— Глупая, — отрывисто пробормотала девушка, промокая свое влажное лицо подушкой. Валентин разбивал сердца с тревожной регулярностью, а она просто предположила, что неуязвима. А он искал ее компании только потому, что Мельбурн заставил его это сделать. И все те советы и примеры, которые Деверилл приводил — те вещи, которыми она начала восхищаться в нем — все они были даны из-за обязательств перед Мельбурном.

А ее приключение, эта ночь с ним… Верно, она просила его и о том, и о другом, но… Ох, Элинор не знала, что думать. И к своему удивлению, ей захотелось снова поговорить с Валентином. Не кричать на него еще раз, а выяснить, о чем он на самом деле думал, и, что более важно, что он чувствовал, пока они были вовлечены в ее так называемое восстание.

Однако после того, что она наговорила ему, было весьма вероятно, что Валентин никогда снова не заговорит с ней. Никогда не поцелует и не прикоснется к ней, и не побеседует с ней, а завтра, возможно, он будет держать под руку какую-нибудь хорошенькую, пустоголовую девицу, притворяясь, что вообще никогда не интересовался Элинор. Если вообще интересовался.

Девушка закрыла лицо руками, раскачиваясь взад и вперед в своем удобном кресле. Какой бы разговор не произошел между ней и Мельбурном, когда, предположительно, она все логически обдумает, Элинор уже знала, каков будет его конечный результат. Ее брат вручит ей список из двух или трех имен, предоставляя ей сделать выбор так, словно она имела свободу выбирать, а затем устроит свадьбу. Если ей повезет, то будет сделано настоящее предложение, хотя, конечно же, ее присутствие будет самой незначительной частью сделки.

Элинор была уверена, что никогда прежде она не ощущала себя такой одинокой, и в глубине своих мыслей она продолжала считать Деверилла тем человеком, с которым ей больше всего хотелось поговорить, его она считала компаньоном и другом. Все происходило так, словно ее сердце отказывалось принять то, что так хорошо понимал ее разум — маркиз отбросил ее прочь, как слишком большую неприятность, и что ей нужно позволит ему уйти и сконцентрироваться на том, чтобы сделать свое будущее настолько сносным, насколько это возможно.

— Проклятие.

Самое худшее было в том, что она сделала это сама. Она хотела новых ощущений, нового взгляда на жизнь, но очевидно, как Мельбурн и заявил ей, ничто из этого не было настоящей свободой. Ей только хотелось, чтобы этот факт был продемонстрирован ей с меньшим шумом и убеждением.

— Тетя Нелл? — послышался тихий стук в дверь.

Итак, они послали Пип на переговоры. Трусы.

— В чем дело, моя дорогая?

— Ты собираешься спуститься вниз на обед?

Элинор заморгала, поворачиваясь, чтобы выглянуть из окна. На улице ее приветствовала темнота, освещенная редкими газовыми фонарями, горевшими вдоль тихой улицы. Господи, да она просидела весь день, безучастная ко всему. Но если она сейчас спустится вниз, то ей придется вступить в еще одно сражение, а она была просто не готова к этому. Пока не готова.

Девушка поднялась и наклонилась через свой туалетный столик, который все еще стоял перед дверью.

— Нет. Пожалуйста, попроси Хелен принести мне немного супа и хлеба, я тебе буду очень благодарна.

— Элинор, ты не можешь вечно оставаться взаперти.

У нее было подозрение, что Себастьян скрывался где-то поблизости.

— Я знаю. Только до завтра.

Ее брат долго молчал.

— Очень хорошо. Ты не находишься под арестом. Я только хочу, чтобы ты оставалась в доме до тех пор, пока мы не оценим ущерб, нанесенный Кобб-Хардингом.

— Я никуда не собираюсь, — ответила девушка, положив ладонь на дверь. — Спасибо за то, что дал мне немного времени.

— Увидимся утром.

— Спокойной ночи, тетя Нелл. Не грусти. Если ты хочешь, чтобы я помогла тебе накричать на кого-то завтра, дай мне знать.

— Благодарю тебя, Пип. Спокойной ночи.

Хелен принесла Элинор суп и хлеб, и помогла отодвинуть мебель обратно на место.

— Мне разобрать вашу постель, миледи?

— Нет. Я сама это сделаю. На самом деле, ты можешь идти. Я выставлю посуду за дверь.

— Хорошо, миледи. В какое время мне разбудить вас утром?

Элинор выдавила улыбку. Некоторые вещи никогда не меняются, не важно, какой хаос царит в ее жизни.

— В половине восьмого, если тебе будет удобно. Спокойной ночи, Хелен.

Горничная сделала реверанс.

— Спокойной ночи, миледи.

Усевшись за туалетный столик, Элинор начала есть суп. Это был ячменный суп с цыпленком, тот, что она обычно предпочитала, но после первой ложки девушка едва замечала его вкус. Ее сознание не хотело отказываться от сценариев и разговоров, в которых она встречалась с Валентином, а тот опускался на колени, чтобы признать, что он заботится о ней и умоляет о прощении за свой обман. Она вздохнула. Это выглядело так мило, но невозможно было представить себе что-то более невероятное.

После того, как она закончила есть, Элинор убрала посуду, а затем провела целый час, бесцельно слоняясь по комнате, четыре раза попытавшись сесть и начать читать, и еще три раза — заняться своей корреспонденцией, но каждый раз терпела сокрушительную неудачу.

— Пропади все это пропадом, — пробормотала она. — Просто иди в постель, Элинор. Утром все будет выглядеть лучше.

Она не верила в это, но поскольку девушка дурачила себя, то с таким уже успехом могла делать это с помощью каких-то приятных вещей. К несчастью, одновременно самой приятной и самой неприятной вещью, о которой она могла думать, оказывался Валентин Корбетт.


Глава 20


Валентин сумел найти Джона Трейси только в третьем клубе из тех, что он посетил этим утром. Герой войны выглядел спокойным и уверенным в себе, и, вероятно, понятия не имел, что сегодня утром ему выпадет шанс присоединиться к одной из самых влиятельных семей Англии. По крайней мере, это не произошло вчера вечером, когда Валентин составлял и отбрасывал один план за другим, распивая бутылку виски. Если бы это уже случилось, то Трейси, без сомнения, сейчас завтракал бы со своими будущими родственниками.

Валентин присел за стол в другом конце комнаты, достаточно далеко, чтобы не быть замеченным, и достаточно близко, чтобы видеть все, что может произойти. Трейси заказал целую тарелку ветчины и два вареных яйца, в то время как Валентин согласился на тост и кофе. И это, безусловно, не имело никакого смысла. Ведь это у Трейси должен был отсутствовать аппетит из-за беспокойства, сочтут ли Гриффины — и Элинор в частности — его достойным того, чтобы присоединиться к их клану.

Кроме составления планов и выпивки, маркиз провел эту ночь, обескураживающе много размышляя над своим поведением, в основном сосредоточившись на том, почему он внезапно решил, что никому не отдаст Элинор, и почему идея об исправлении ситуации, в которой оказалась девушка, вползла в его душу и отказывалась ослаблять свою хватку.

Ради Бога, если он решил жениться, то может выбрать для этого любую женщину, какую захочет. Даже замужнюю, скорее всего, можно убедить оставить своего мужа, если ее соответственно стимулировать. Проблема была в том, что Валентин не хотел никакой другой женщины. А Элинор он не мог получить. Конечно, маркиз мог советоваться со священниками и составлять планы побега, но он же чертов маркиз Деверилл. А Деверилл не выставит себя на посмешище, не станет компрометировать свои принципы, потеряв голову из-за девицы.

Самый худший момент случился как раз перед рассветом. Валентин как раз пытался такими словами, как «обладание», «одержимость», «злость», «ревность» и «собственность», описать то, что он чувствует по отношению к Элинор, а затем верное слово, идеально подходящее слово ударило его прямо между глаз.

Это слово. Оно не имело смысла. Как он может быть влюблен в Элинор, когда даже не верит в существование этого чувства?

Однако, как только сознание Валентина выбрало это слово, каждая его клеточка отказывалась расстаться с ним. Итак, сможет ли Валентин когда-либо что-то сделать или нет, сумеет ли он произнести это вслух, но он любил Элинор Гриффин. А сейчас он был на грани того, чтобы потерять ее.

Трейси закончил свой завтрак и направился на аукцион лошадей в Тэттерсоллс, Валентин продолжал следовать за ним. Если бы он хотел знать из первых рук о том, что планирует Мельбурн, то лучшим вариантом было извиниться, и маркиза снова бы допустили в круг единомышленников. Тогда ему пришлось бы сидеть и слушать — слушать о планах ее братьев на жизнь Элинор, и знать, что они не имеют настоящего понятия о том, что она хочет или чего заслуживает, или в чем нуждается.

Через двадцать минут после того, как Трейси устроился на месте для обозрения аукционов, к нему приблизился с запиской слуга в ливрее Гриффинов. Проклятие. Они это сделали. Конечно же, Трейси в конце концов мог бы понравится Нелл, она могла бы быть даже счастлива с ним. Но для Валентина это было неприемлемо. Только не тогда, когда он будет смотреть на нее со стороны и знать, что мог бы получить ее для себя, если бы только предпринял хоть какие-то действия.

Значит, настало время действовать, и к черту последствия. Глубоко вдохнув, Валентин приблизился к герою войны.

— Трейси, я вижу, что вам выпала честь получать корреспонденцию от Мельбурна, — прокомментировал он, указывая на записку.

— Деверилл. Да, это — очевидно, мне нужно явиться сегодня днем на аудиенцию.

— Есть какие-то идеи, зачем?

Джон посмотрел на маркиза.

— Да, у меня есть одна идея. Но если вы не знаете о чем речь, то я не думаю, что должен обсуждать это с вами.

— Конечно же, я знаю, почему вас вызвали, — ответил Валентин, сумев как обычно беззаботно растягивать слова. — Вы заинтересованы в этой партии?

— А кто бы не был заинтересован? Леди Элинор — красивая женщина.

— И к тому же приданое не такое, над которым стоит смеяться.

Трейси нахмурился.

— Могу я спросить, каков в точности ваш интерес в этом деле?

— Я друг семьи. Я просто хочу быть уверенным, что леди Элинор будет счастлива.

— Тогда спросите у нее. — Аукционист объявил следующую лошадь, и Трейси повернул голову. — Извините, но мне нужно предложить свою цену на упряжку.

Валентин кивнул и пошел прочь. Теперь он знал достаточно. Мельбурн, и возможно даже Элинор, остановили свой выбор на этом кандидате, и потенциальный супруг также не имел возражений против брака.

Отлично, возражение имелось у него. Никто не спросил Валентина, кто, по его мнению, будет самой лучшей партией для Элинор, и никто даже не станет рассматривать его в этом качестве. Нет, только не погрязший в грехе маркиз Деверилл. Нет — даже если он сумеет убедить их, как… важна Элинор для его жизни, или что он не представляет себе, как прожить остаток дней, если он не сможет поговорить с ней, поцеловать ее, просто бросить на нее взгляд.

Согласно мнению церкви в лице отца Майкла, ему нужно предоставить Элинор компенсацию. Сделать это было просто единственно правильной вещью. И учитывая, сколько времени он провел, спускаясь в ад, ему лучше прислушаться к этому. Валентин мрачно усмехнулся. Он собирался сделать кое-что, чего поклялся избегать любой ценой: последовать за своим сердцем. Маркиз надеялся, что этот высохший орган был настроен на приключения.

Элинор внезапно проснулась. Она ощущала себя вялой и дезориентированной, словно спала слишком крепко и проснулась слишком быстро. Часы на камине были укрыты чернильно-черной темнотой, но по тишине в доме и на улице можно было предположить, что сейчас где-то между двух и пятью часами утра.

Вздохнув, девушка повернулась на бок и снова решительно закрыла глаза. Не думай ни о чем, приказала она себе, когда ее сознание наполнилось угрожающими образами обаятельного Джона Трейси и того, как счастлив он был встретиться с ее братом. Лучше посчитай каких-нибудь овечек.

Внезапно рука зажала ее рот, а другая рука пригвоздила ее сложенные руки к постели.

Сердце девушки застучало о ребра. Элинор взвизгнула, но этот звук был заглушен закрывавшей рот твёрдой рукой. Отбросив ногой тяжелые одеяла, она попыталась освободить руки.

— Сюрприз, — прошептал хриплый мужской голос Элинор в ухо.

Ее сознание вопило. Всего в нескольких ярдах от нее спали три ее огромных брата. Разбитая ваза, крик — все, что угодно, могло разбудить их. А затем звук мужского голоса проник сквозь ее панику.

Он поднял ее на ноги, лицом к себе. Элинор смутно различила черную полумаску пантеры — и пару зеленых глаз — под потрепанной черной шляпой.

— Валентин?

— Ш-ш.

— Уходи — убирайся отсюда! — прохрипела она.

— Вот этого я как раз и не могу сделать. — До того, как девушка отпрянула, маркиз повязал шарф вокруг ее лица, прикрыв и заглушив рот. — Стой спокойно, — прошептал он, вытягивая ее руки вперед и точно так же связывая их.

Снова уложив ее на спину на кровать, Валентин направился к гардеробу и вытащил большую дорожную сумку. Он начал открывать ящики и бросать одежду в сумку, раздумывая и несколько раз меняя свое мнение по поводу различных предметов одежды.

Даже зная, кто обыскивает ее вещи, Элинор все равно не могла до конца в это поверить. И хотя ее сердце громко стучало, ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы абсолютный ужас превратился в гнев. Что бы он ни замышлял, и насколько безумным он бы не выглядел, она не станет мириться с бесцеремонным обращением.

Подол одного из платьев зацепился за угол гардероба и маркиз, выругавшись, наклонился, чтобы отцепить его. Ухватившись за этот шанс, Элинор вскочила на ноги и босиком побежала к двери. Со связанными вместе руками ей потребовалось время, чтобы открыть задвижку. И она промедлила всего лишь секунду.

Одна сильная рука прижала ее к твердой груди, в то время как свободная рука снова закрыла дверь на задвижку.

— Прекрати это, — прошептал он ей в волосы, почти таща девушку снова к кровати.

Элинор пнула его. Валентин зарычал, сбросив ее на приведенные в беспорядок простыни, перед тем, как нагнуться и потереть свое колено. Если бы у нее была секунда, чтобы прицелиться, или если бы на ней была обувь, то сейчас он бы уже валялся на полу. Невозможно вырасти вместе с братьями и не научиться эффективно пинаться.

Элинор, извиваясь, подкатилась к краю кровати и снова встала на ноги. Но до того как она смогла нанести еще один удар по его склоненной голове, маркиз снова опрокинул ее спиной на матрас, приземлившись на нее сверху.

— А я думал, что ты хочешь приключение, — пробормотал он, схватив девушку за руки, чтобы не дать ей ударить двумя кулаками в его закрытое полумаской лицо.

— Какого черта ты делаешь? — попыталась произнести девушка через кляп.

— Сожалею, но я не имею понятия, о чем ты говоришь. Так что лучше помолчи.

Маркиз бросил последний предмет в дорожную сумку, закрыл ее и вернулся к кровати. Одной рукой подняв ее на ноги, он потянул девушку к двери.

— Я никуда не пойду с тобой, — проворчала она, а ее сердце все еще стучало в четыре раза быстрее нормального темпа.

Валентин коротко посмотрел на нее в слабом лунном свете. Волосы Элинор были в диком беспорядке, они спадали вниз на ее плечи и торчали под странными углами из-под туго завязанного шарфа. Ужас исчез из ее глаз, но они оставались большими и наполненными подозрением. Он не хотел пугать девушку, но было совершенно очевидно, что маркиз недооценил степень ее злости. Если она еще раз ударит его подобным образом, то, вероятно, его член превратится в пудинг.

Маркиз не смог понять ни одного слова их тех, что она бормотала, но Элинор не выглядела счастливой. Он мог только предполагать смысл ее монолога.

— Ты переживаешь приключение. Так что прекрати драться, и пойдем со мной.

Элинор покачала головой, упираясь пятками в пол. То слово, которое она умудрилась произнести, звучало как оскорбление, но он проигнорировал его. Вместо этого, Валентин взвалил ее на свое плечо, поднял дорожную сумку другой рукой и открыл дверь спальни. В доме было так же тихо, как и тогда, когда он забрался в него через окно в утренней комнате. Но, несмотря на это, маркиз продолжал внимательно наблюдать за закрытыми дверями вдоль коридора, когда шел по направлению к лестнице. Если он встретится сейчас с еще одним Гриффином, то это наверняка приведет к кровопролитию.

Элинор отказывалась лежать спокойно, и ее борьба едва не отправила их обоих по ступенькам вниз головой. Прислонившись одним плечом к стене для равновесия, маркиз продолжал спускаться. Однако четвертая ступенька сверху издала ужасный скрип. Валентин застыл и долго прислушивался. Но наверху ничто не шевельнулось.

Надеясь, что это звук семья примет за то, к чему они давно привыкли, он еще крепче ухватил Элинор за место пониже спины и продолжил спуск по лестнице. Промедление только гарантирует то, что их скоро поймают. И то, что Элинор только извивалась, но не пыталась кричать, свидетельствовало о том, что она не хотела видеть его мертвым.

Маркиз уже открыл запоры на парадной двери изнутри, поэтому всего один момент понадобился ему, чтобы распахнуть ее на отлично смазанных петлях и выйти в портик. Для того чтобы закрыть ее, потребовалось гораздо больше усилий, но если проклятая ступенька еще не разбудила братьев Гриффин, то этого не сделает и захлопнувшаяся парадная дверь.

Его карета стояла в конце подъездной дорожки, и Валентин стоял в ожидании, все еще держа Элинор на своем плече, пока кучер привязывал дорожную сумку позади экипажа. Затем Доусон распахнул дверь, и маркиз поднял Элинор внутрь и уложил на мягкое кожаное сиденье напротив себя.

— Поехали, Доусон.

— Слушаюсь, милорд.

Они выехали на улицу, и Валентин откинулся назад, чтобы снять позаимствованную шляпу и черную полумаску.

— Все прошло не так плохо, не так ли? — непринужденно проговорил он, проводя рукой по своим взъерошенным волосам.

Элинор с усилием выпрямилась и, хотя обе ее руки все еще были связаны впереди, через мгновение она смогла спустить шарф со своего рта.

— Это… ты… — бессвязно бормотала она, — что… что, по твоему чертовому мнению, ты делаешь?

— Я обеспечиваю тебя приключением, взамен того, которое я испортил своей двуличностью, — ответил он, предлагая ей фляжку из своего кармана.

— Развяжи меня.

— Через минуту. У меня нет желания быть избитым девушкой.

— Страх быть избитым мной будет наименьшим из твоих опасений, Деверилл, — отрезала она. — Останови карету и немедленно верни меня домой!

— Нет. И не угрожай мне своими братьями — если бы ты хоть раз вскрикнула, то мы бы никогда не выбрались из дома.

Элинор вздохнула, очевидно, пытаясь оценить его здравомыслие. Маркиз пожелал ей удачи в решении этой задачи; он отказался от разумного поведения несколько часов назад, еще до того, как обнаружил слово, которое объясняло недостаток у него здравого смысла.

— Мне не нужна твоя помощь для планирования другого приключения, — наконец произнесла она более сдержанным тоном. — Ты вообще ни для чего мне не нужен. Отпусти меня.

— В настоящий момент ты нуждаешься во мне, — ответил Деверилл, — учитывая, что на тебе ничего нет, кроме хлопчатобумажной сорочки. — Валентин, наконец, позволил себе посмотреть не только на ее лицо, и почувствовал, как теплая волна желания пробежала по его позвоночнику, точно так же как тогда, когда он наблюдал за тем, как она спит. — Очень тонкую сорочку, к тому же.

— Это просто смешно.

— Нет, это что-то, что ты не можешь контролировать. Получай от этого удовольствие — или не получай. Я не поверну обратно.

Элинор долго изучала выражение его лица.

— Тогда куда мы направляемся? — наконец спросила она. — По крайней мере, это ты можешь мне сказать, не так ли?

— Конечно, — теперь была его очередь глубоко вдохнуть. — Мы едем в Шотландию.

— В Шотландию?

— В Гретна-Грин, если быть точным. Она с усилием сглотнула.

— Грет… Так ты… ты думаешь, что сможешь жениться на мне? Мельбурн уже поговорил с Джоном Трейси. Ты опоздал. К тому же я в любом случае не вышла бы за тебя и через миллион лет, Деверилл. Так что ты можешь с таким же успехом повернуть свою карету обратно сейчас. Если ты это сделаешь, то никто не узнает, что ты похитил меня.

— Я не позволю кому-то другому заполучить тебя. — Злость и беспокойство стиснули его грудь, когда он попытался представить ее в объятиях Трейси. В объятиях любого мужчины, кроме него.

— Ты сошел с ума. Что толкнуло тебя на такое безрассудство?

— Ты толкнула, — прорычал он. — Ты, своими красивыми серыми глазами, своей улыбкой и тем, как ты выражаешь свое мнение. Звуком своего смеха, своими слезами, когда что-то печалит тебя. — Валентин на мгновение закрыл глаза, пытаясь припомнить кого-либо еще, кто когда-либо заставлял его испытывать такие же ощущения, которые он испытывал рядом с этой девушкой. Но встретил только пустоту. Никого больше не было. — Ты — единственная женщина, которая мне когда-либо… нравилась.

— Нравилась? — натянуто повторила Элинор, а ее серые глаза выглядели словно глубокие серые озера в полночь.

Маркиз откашлялся, чувствуя себя неловко.

— Это довольно значительное признание для меня, моя дорогая. И готов поспорить, что это гораздо больше, чем ты получила от Трейси.

— Это и в самом деле так? Но если ты познакомишься с большим количеством женщин, то думаю, что ты сможешь обнаружить, что я вовсе не настолько уникальная. И я почти помолвлена с кое-кем другим.

Ему нанесло жестокий удар то, что Элинор так легко согласилась с планом Мельбурна относительно ее жизни. Была ли это его вина? Неужели он так сильно ранил ее?

— Осмелюсь сказать, что я знаком с гораздо большим количеством женщин, чем ты, Нелл, — парировал маркиз, — и я…

— Я не имею в виду физическую близость. Это не считается.

— Я не знал об этом, — удивленно привел он свой аргумент.

Элинор выпрямилась.

— Я думала, что оказалась здесь, потому что ты хочешь жениться на мне. Я бы не рекомендовала тебе обсуждать…

— Я не хотел разговаривать с ними, — прервал он. — Есть разница между тем, проводишь ли ты время с кем-то до тех пор, пока не подвернется что-то более интересное, и тем, что ты проводишь с кем-то свое время, потому что ты не можешь представить себе, что не делаешь этого.

— Ох, — прошептала девушка, ее взгляд стал наполовину настороженным и наполовину удивленным. — Но почему ты не сказал мне о своих ощущениях раньше? Обо всем этом…

— Потому что я не знал этого раньше, — резко ответил Валентин, начиная раздражаться. Он был совершенно уверен, что девушка не должна расспрашивать его о том, что и почему подвигло его на такое заявление.

— Тогда почему ты знаешь это сейчас?

— Проклятие, Элинор. Я не знал этого до тех пор, пока ты не начала кричать на меня и называть меня бесполезным, и тогда я осознал, что вероятно на следующий же день Мельбурн пойдет и найдет тебе мужа. И он это сделал, не так ли? Я… — Он оборвал свою речь, изучая нежные линии на ее лице. — Это неприемлемо. И с тобой не должно этого случиться.

Она заколебалась.

— Я знала, что мое восстание не продлится вечно.

— Но у тебя ведь не было приключения, которого ты хотела, не так ли? Ты сказала, что я испортил его. И поэтому твое восстание не закончено.

— И поэтому ты решил жениться на мне? Даже не спросив меня? Каким образом все это превратится в мое приключение?

— Твое приключение — это путешествие, — ответил он. — И я не имел шанса спросить тебя. Вместо этого я обсудил этот вопрос кое с кем другим. Он дал мне очень хороший совет.

— И кто может быть этот «кое-кто»? Дворецкий? Торговец лошадьми?

— Священник. Он сказал, что если я причинил тебе какое-то зло, то я должен сделать что-то, чтобы исправить содеянное.

— И для тебя это означало женитьбу.

Если маркиз не ошибался, то большая часть гнева исчезла из ее голоса. Это был очень хороший знак, особенно если учитывать тот факт, что он был совершенно серьезен. Валентин не отвезет ее обратно домой. Если Элинор не захочет выходить за него замуж, то он убедит ее в обратном. Она не выйдет замуж за Джона Трейси.

— Ну, отец Майкл очень резко высказывался против греха. А когда я спросил его, как быстро он сможет поженить нас, то он ответил, что если я настолько отчаялся, то мне стоит рассмотреть в качестве альтернативы Гретна-Грин.

— «Рассмотреть». Это означает «подумать об этом», а не «ринуться туда очертя голову».

Он усмехнулся.

— Да, но, как я уже сказал, к этому добавляется дополнительная привлекательная перспектива пережить приключение.

— Я не думаю, что ты когда-либо намеревался жениться, Валентин. Как насчет твоих любовниц и возлюбленных, которые лечили тебя от скуки? Разве это не все, чего ты хочешь?

— Я не прикасался к другой женщине с тех пор, как поцеловал тебя, Элинор. Мой дворецкий готов был вызвать врача. Он уверен, что я заболел. — Валентин сделал паузу. — Думаю, что я на самом деле болен. И нет лекарства от этой болезни. — Сглотнув, он выпрямился. — Мне нравится эта болезнь, Элинор.

— Но я сказала, что использовала тебя, — медленно произнесла девушка, снова протягивая ему свои связанные руки.

Он все равно рано или поздно собирался освободить ее. Нахмурившись, Деверилл развязал путы, действуя осторожно, чтобы не поцарапать или не повредить ее нежную кожу.

— Не думаю, что ты использовала меня, Элинор, — ответил он. — И единственное, что я утаил от тебя, так это то, что Мельбурн попросил меня приглядывать за тобой. Но после той первой ночи, я делал бы это независимо от его просьбы.

Элинор медленно протянула руку, чтобы прикоснуться к его щеке.

— Я просто хочу быть уверенной в том, что передо мной настоящий Валентин Корбетт. Мне нравится этот человек, но иногда я вообще не могу обнаружить его.

— Он плохо знаком со всем этим, — ответил маркиз, наклоняясь вперед, чтобы прикоснуться своими губами к ее губам. Его пульс участился, когда губы девушки смягчились под его прикосновением, — но он попытается. И у него есть три дня, чтобы убедить тебя. Ты дашь ему шанс?

Поднявшись, Валентин сел рядом с ней и положил руки девушки себе на плечи, снова завладев ее губами. Господи, он мог целовать Элинор вечно. Мысль о том, что он не сможет видеть ее всегда, когда захочет, будет не в состоянии разговаривать с ней и выслушивать ее более приятные взгляды на мир, доводила маркиза почти до паники. Валентин был всего лишь наполовину серьезен, когда разговаривал с отцом Майклом, но, черт побери, если священник считает, что это хороший план, кто он такой, чтобы спорить с ним? Кроме того, кажется, это была самая лучшая идея за все его тридцать два года жизни.

Элинор тихо застонала, не отрываясь от его рта, и он сделался твердым. Конечно же, она пока не согласилась выйти за него замуж, но девушка и не сказала «нет». А Валентин ничего не имел против того, чтобы заняться убеждением — особенно, если он снова сможет оказаться внутри нее.

— Ты и правда собираешься разрушить мою репутацию, — тихо проговорила Элинор, ее тон слегка колебался.

— Именно. Ведь тогда тебе придется выйти за меня.

— Я не выйду, если не захочу этого. Мельбурн, вероятно, еще сможет уговорить Трейси.

— Сперва я уговорю тебя, — прошептал маркиз, притягивая девушку к себе на колени, чтобы иметь возможность глубже целовать ее.

— Или я могу уйти в женский монастырь, — предположила Элинор, лизнув его ухо.

— Сейчас уже нет, — произнес он с тихим смешком. — Ты никогда не сможешь выдержать того, что проведешь всю свою жизнь, не почувствовав снова прикосновения мужчины. — Деверилл медленно провел рукой вверх по ее ноге, потянув за собой ее тонкую сорочку, когда перешел от лодыжки к бедру.

Он немедленно осознал, что сказал что-то не то, потому что она подняла свою голову от его горла, чтобы посмотреть в его лицо.

— А как насчет тебя, ты собираешься прожить всю жизнь, не почувствовав прикосновения другой женщины? Ты, Валентин? Потому что если ты думаешь, что я буду терпеть, когда ты станешь заводить любовниц, то можешь…

Он проигнорировал часть предложения после слова «терпеть», почувствовав, как легкая дрожь пробежала по его телу от ревности, прозвучавшей в ее голосе.

— Все, что я могу дать — это мое слово, что, вероятно, значит не слишком много. Но я… не хочу никого другого. Я хочу только тебя.

— Все это очень мило, но при этом удобно.

— Удобно? Ты думаешь, что мне было удобно устроить все это? Вломиться в твой дом и похитить тебя?

— Удобно, что ты решил сделать это только после того, как Мельбурн приказал тебе держаться от меня подальше, и после того, как он вызвал Джона Трейси.

Его поведение определенно имело какое-то отношение к этому; Валентин был в уязвимой позиции, и он знал это.

— Перед этим я думал, что мы — я буду иметь больше времени, чтобы выяснить, почему ты вызываешь во мне такие чувства. Идиотизм Кобб-Хардинга захлопнул эту дверь. — Он слегка улыбнулся. — Поэтому я забрался через окно.

— Но все-таки, это ради меня или ради тебя, Валентин?

— Разве это не может быть ради нас обоих?

— Ты…

— Я не знаю, как вести себя правильно, Элинор, — выдохнул маркиз, снова целуя ее, ощущая, как она тает в ответ, — и я не думаю, что способен сделать что-то совершенно противоположное моим собственным интересам. Если бы я даже мог, все равно не позволил бы тебе выйти замуж за Трейси.

Девушка вздохнула.

— Полагаю, что ты, действительно, не позволил бы, — медленно согласилась она, запутавшись пальцами в его волосах. — Но ты сам — лучшая кандидатура для меня, чем он?

Он улыбнулся рядом с ее ртом.

— Гораздо лучшая. Прими во внимание следующее: учитывая то, что ты не хочешь вести себя надлежащим образом, мы составим хорошую пару.

Она прерывисто вздохнула.

— Все это верно и восхитительно, пока ты соблазняешь меня, а я сижу в одной ночной рубашке, и полностью доверяюсь тебе для защиты меня и моей репутации. Но как насчет завтрашнего дня?

Часть того, что так восхищало Валентина в Элинор, так это то, как она смотрела на мир, и как она высказывала свое мнение. Однако сегодня вечером он предпочел бы, чтобы она тихо уступила ему без возражений. В последний раз подарив ей разжигающий огонь поцелуй, который указывал на его намерения в Гретна-Грин, маркиз посадил Элинор на противоположное сиденье.

— Что я знаю, так это то, что у тебя нет никаких чувств к Джону Трейси, в противном случае к этому моменты ты бы уже выпрыгнула из кареты, не важно, движется она или нет. Но ты права. Я не смогу убедить тебя доверять мне, и ты не должна верить тому, что я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль. Я мог бы попытаться подкупить тебя, заявив, что построю тебе личный бассейн для купания, если тебе это нравится. И что я никогда не попытаюсь запретить тебе ездить верхом в мужском седле, или разговаривать с кем ты только пожелаешь. Но я сделал бы все это, если ты этого захочешь.

— Вал…

— Но я просто собираюсь сказать тебе то, что ты уже знаешь, — продолжил он, — что нам с тобой хорошо вместе. Нам весело, и мы понимаем друг друга. Черт, ты понимаешь меня лучше, чем я сам, и думаю, что могу сказать то же самое о тебе. — Валентин провел пальцем по ее щеке, потому что ему было нужно прикасаться к ней. — Но это просто слова, и тебе нужно время чтобы подумать. Так что я буду здесь, дремать рядом, на тот случай, если ты примешь решение сегодня вечером.

Он устроился в углу, закрыл глаза и попытался убедить интимные части своего тела, что задержка была произведена по хорошей причине. Валентин хотел ее, больше, чем желал что-либо в своей жизни. Больше, чем он когда-либо захочет что-то снова. Но при этом он не хотел бы стать случайным решением, которое Нелл примет, чтобы в последний раз досадить Мельбурну.

Господи Боже. Он закрыл глаза. Валентин никогда не закрывал глаз в компании женщины — но уже не в первый раз делал это рядом с Элинор. Этот жест с его стороны говорил маркизу гораздо больше, чем все объяснения и протесты, которые маркиз мог сделать. Он доверял ей. Не только свое физическое благосостояние, но и свое сердце — что очевидно означало, что у него оно все-таки есть.

Когда молчание стало затягиваться, маркиз открыл глаза. Элинор сидела на противоположном сиденье, ее руки были скрещены на груди, а взгляд прикован к нему. Валентин нахмурился.

— Ты замерзла?

— Немного.

— Какого дьявола ты ничего не сказала? — спросил он, сбрасывая с себя пальто и вставая, чтобы укутать в него ее плечи.

— Я не знакома с правилами похищения, — ответила девушка, уткнувшись подбородком в тяжелое пальто.

Деверилл пропустил этот комментарий мимо ушей, учитывая, что он почти ожидал от нее решительной битвы.

— Итак, ты решила выйти замуж за Трейси?

Девушка вздохнула.

— Я не знаю. Он определенно менее противный из всех кандидатов, которых обсуждали я и Мельбурн.

— Он обсуждал с тобой кандидатов? Вот это сюрприз. Я ожидал стремительного заявления, за которым немедленно последует бракосочетание по специальному разрешению.

— Я ожидала того же поначалу. Он четко дал мне понять, что я должна прекратить куролесить по городу и выйти замуж, как для моей собственной безопасности, так и для блага семьи.

— «Куролесить»? Именно так он назвал это?

— Да. А как бы ты это назвал?

— Слегка развлекаться, — ответил маркиз. — Исследовать. Определять путь своей жизни.

Элинор слегка улыбнулась.

— Ты понимаешь меня.

— Именно об этом я пытаюсь сказать тебе, моя дорогая. И это приоткрывает еще одну причину, которую стоит упомянуть. Я хорош в сексе.

— Я так и предположила, после…

— Но я никогда не был так хорош, как когда я был с тобой. — Валентин сделал вдох, желая, чтобы она поняла, что он пытается сказать. — И я не думаю, что ты найдешь кого-то еще, кто заставит тебя ощутить то же удовольствие, что могу доставить тебе я, Элинор.

— О Боже! — ее лицо покраснело, и она наклонилась вперед. Пальто сползло с ее плеч. — Завтра ты все еще будешь этим Валентином Корбеттом?

Он только начал узнавать, что существует еще один Валентин Корбетт, и что помимо умопомешательства, он казался неплохим парнем.

— Ты ненавидишь того, другого — и по важной причине.

Девушка покачала головой.

— Нет, я не ненавижу. И я начинаю осознавать, что они оба — это ты. Ты делал кое-какие ужасные вещи, но за прошедшие несколько недель я обнаружила, что ты можешь быть… пугающе проницательным.

— Ты заставляешь меня краснеть.

— Валентин, я пытаюсь быть серьезной. Ты знаешь, я вспомнила, что встречалась с твоим отцом. Припоминаю, что Мельбурн потащил всю семью в Шотландию, и мы останавливались на ночь в Деверилл-парке.

Маркиз кивнул. Он не особенно гордился деталями своего прошлого, но так как он похитил Элинор, то полагал, что должен был обсуждать с ней это, даже если это разговор означал для него еще одно чертово размышление над своим поведением. В некотором смысле, и к его удивлению, он на самом деле смог выяснить недавно некоторые вещи.

— Я помню. Сколько тебе было, семь лет? — Он уставился вниз на свои руки. — Мой отец к тому времени бредил. Ты, вероятно, не знаешь, или не помнишь, но Мельбурн планировал остаться на две недели. Моему отцу взбрело в голову, что все вы — его незаконнорожденные дети, пытающиеся отнять у него состояние. В действительности, он даже напал на Себастьяна.

— Чем он был болен?

— Я уверен, что к этому моменту ты слышала обо всех неприятных подробностях.

— Слухи ходят в изобилии, но я предпочитаю правду.

Итак, это был разговор о его родословной. Валентин предположил, что она заслуживает знать также и это.

— Сифилис.

— Должно быть, это было ужасно для тебя, Валентин.

— К тому времени я просто хотел, чтобы он поспешил и умер, и оставил меня в покое. — Он откашлялся. — Господи. Не думаю, что я когда-либо говорил это прежде. Мои извинения.

— За то, что ты был честным? — Элинор полностью стряхнула с себя пальто и наклонилась через открытое пространство экипажа, чтобы положить обе руки ему на колени. — Знаешь, я должна признаться, что все время, пока разговаривала с Джоном Трейси, я точно знала, что он ответит на любые слова, которые я ему скажу. Я с таким же успехом могла вести эту беседу сама с собой.

Валентин перестал дышать.

— Это экономит время, — протянул он, слишком остро осознавая, что ее пальцы ползут вверх по его бедрам.

— Я тоже так полагаю, особенно если мечтаешь о том, чтобы никогда не встречаться ни с какими сюрпризами, и даже никогда нормально не обсуждать что-то. — Элинор наклонилась ближе, ее губы легко, как перышко, пробежали вверх по его горлу, по подбородку и устремились ко рту. В то же время, ее руки начали расстегивать застежку на его брюках.

— И кто захотел бы этого? — прошептал маркиз, переместившись, чтобы провести руками вниз по ее бокам, и притягивая ее ближе к себе.

— Верно, — ответила она шепотом, стягивая брюки вниз и освобождая его. — Какая уважающая себя девушка захочет, чтобы с ней произошло что-то неожиданное?

Сглотнув и закрыв глаза от изысканного ощущения ее руки, сомкнувшейся вокруг его члена, Валентин потянул ее рубашку вверх, обнажив бедра.

— Кажется, это мешало бы жить обычной жизнью, — согласился он, поднимая Элинор вверх, а затем, направляя ее вниз, чтобы медленно насадить девушку на свой член. Боже, как он любил ощущать ее, каждый тесный, горячий дюйм, охватывающий его.

Она откинула голову назад, задыхаясь, когда медленно опускалась, чтобы полностью принять его в себя.

— О Боже, Валентин, — простонала девушка, извиваясь на его бедрах.

Он почти кончил прямо в этот момент.

— Элинор, поцелуй меня.

Они целовались горячо, с открытыми ртами, их языки переплетались. Положив обе руки на бедра девушки, Валентин качнул ее вперед. Она немедленно приняла тот ритм, который он задал. Вверх — вниз, вперед и назад, раскачивание экипажа помогало им с каждым движением. Их взгляды не отрывались друг от друга, когда девушка двигалась на нем; а когда маркиз входил в нее, из его груди вырывались стоны.

Валентин ощутил, как она достигла оргазма, услышал ее дрожащий вздох. Ускорив собственные движения, он присоединился к ней, затем прижал девушку к своей груди, и Элинор безвольно опустилась на него.

Валентин приподнял ее подбородок пальцами, нежно поцеловал в губы.

— Теперь ты должна выйти за меня замуж, — прошептал он.

— Нет, не должна, — ответила девушка. — Но я подумаю об этом.

— Разве ты не украл что-то более скромное? — спросила Элинор, изгибаясь, чтобы посмотреть через плечо на Валентина, пока он застегивал сзади ее шелковое голубое платье.

— Зачем бы я стал это делать? — ответил тот, и нежная усмешка, которая не сходила с его губ все утро, стала еще заметнее. — Кроме того, было темно, и ты пыталась кастрировать меня.

Благодарная за то, что не сумела сделать это, Элинор наклонилась вперед, чтобы покопаться в дорожной сумке. Они остановили карету только раз, и только на то время, чтобы переместить ее багаж в отделение для пассажиров, чтобы Элинор смогла одеться.

— Здесь нет ни одной вещи, предназначенной на что-то другое, кроме бала. Думаю, что ты выбрал каждое платье от мадам Констанцы, которое у меня есть, и больше ничего.

— Ты едва ли можешь винить меня за это, моя дорогая.

— Но что насчет завтрака? Ты ожидаешь, что я надену это платье?

— С моей точки зрения, тебе вообще не нужно ничего надевать.

— Я уверена, что все владельцы гостиниц оценят это.

— Я оценю, и именно это считается. — Маркиз отодвинул занавеску, ненадолго выглянув из окна на проносящуюся мимо сельскую местность. — Так или иначе, мы не станем задерживаться нигде слишком долго.

— Ты боишься, что я передумаю? — Ранее Элинор сказала ему правду; она могла непоправимо испортить себе репутацию к этому моменту, но если ее избранник не понравится Мельбурну, то герцог все еще мог отослать ее прочь из Лондона, запретить возвращаться туда и никогда не позволять ей выйти замуж. Валентин значительно сузил ее возможности, но когда она дремала на его плече на рассвете, то уже не могла сердиться на него.

Все это было замечательной путаницей, но он, кажется, застрял там вместе с ней. И этот факт уже сам по себе, подтолкнул девушку к тому, чтобы просто наслаждаться приключением. По крайней мере, одна вещь, которую Валентин сказал ей, была абсолютной правдой; никто не мог заставить Элинор ощущать себя такой свободной, такой полной надежд, как это делал он. Она любила его. И до тех пор, пока реальность не обрушится на ее плечи, девушка позволит, чтобы этого было достаточно. На протяжении многих недель она только воображала — и желала и надеялась — что Валентин будет тем мужчиной, кандидатуру которого она серьезно сможет рассматривать в качестве жениха; очевидно, она задолжала огромное количество благодарностей этому отцу Майклу, кто бы он ни был.

— Я боюсь, что твои братья выследят нас. С моей стороны будет дурным вкусом убить одного из твоих близких родственников перед нашей свадьбой.

Элинор посмотрела на него. Валентин произнес эти слова в шутку, но у нее было более чем основательное подозрение, что маркиз был совершенно серьезен. Трепет пробежал по ее телу. Обессилела она или нет, но девушка никогда не ощущала себя такой… живой, как сейчас. Маркиз возбуждал и удивлял, и доставлял ей удовольствие, но он был прав насчет возражений ее братьев. С репутацией Валентина, одновременно тяготеющей к нарушению правил приличия и распутству, Мельбурн никогда не согласится на брак между ними, и он сделает все, что в его власти, чтобы остановить их, как только осознает, куда и с кем уехала его сестра.

— Давай вообще не будем останавливаться, — предложила Элинор.

Валентин притянул ее к себе и поцеловал.

— Я думаю, что мы можем позволить себе несколько минут, чтобы поесть и сменить лошадей. Мельбурн встал с постели всего лишь час назад или около того.

— И ему все еще нужно выяснить, куда я уехала.

— Ну, я думаю, что у него могут быть кое-какие идеи по этому поводу, — пробормотал Валентин, стараясь выглядеть робким.

Элинор нахмурилась. Этот его взгляд обеспокоил ее.

— Что ты имеешь в виду?

— Я оставил записку. На твоей постели.

Она похолодела.

— Зачем ты это сделал?

— Потому что я не хотел, чтобы герцог подумал, что тебя утащил какой-нибудь незнакомец, и еще потому что, кроме того, чтобы заблаговременно попросить его разрешения, это был наиболее джентльменский поступок.

— Понимаю. И это не имело ничего общего с тем, что ты хотел, чтобы они погнались за нами?

Он пожал плечами.

— Эта мысль приходила мне в голову. Но это приключение для тебя, которое ни один из нас не может сейчас контролировать.

— Ты опасный человек.

— Спасибо.

Она нахмурилась.

— Это бы не комплимент.

Несмотря на тот факт, что она была бы счастлива нестись в Шотландию без каких-либо остановок, Элинор пришлось признать, что возможность размять ноги будет просто восхитительной. И какая-то ее часть, горячая и безнравственная, хотела провести всю ночь с Валентином Корбеттом, растянувшись на отличной, мягкой кровати. Мысль о том, что через два дня она сможет свободно делать это каждую ночь до конца жизни, заставила ее задрожать от восторга и неописуемого предвкушения.

— Пенни за твои мысли, — прошептал Деверилл, вручая ей блестящую монетку.

Девушка зажала ее в руке.

— Я все еще до конца не могу поверить, что вчера утром смирилась с тем, что… буду покорной, — медленно проговорила Элинор, надеясь, что проницательный маркиз осознает, что она может принять все это приключение, и даже безрассудную смелость, с которой он это сделал, но при этом не хотела, чтобы ее спасали. С другой стороны, она смирилась с тем, что будет подчиняться правилам приличия, как только Себастьян приказал ей сделать это — так что, возможно, она нуждалась в спасении. — Как я могла сдаться? Как я могла просто решить, что у меня есть все, чтобы быть счастливой? — пробормотала девушка.

Валентин накрыл ее пальцы своими.

— Вчера утром я повсюду следовал за Трейси, желая увидеть, пошлет ли за ним Мельбурн, и когда он это сделает. Я хотел вызвать его на дуэль, застрелить его, задавить его, все, что угодно, чтобы только не дать ему увидеться с тобой. И этим удержать тебя от того, чтобы он настолько понравился тебе, что ты согласилась бы выйти за него замуж.

Слезы выступили у нее на глазах. Кажется, иногда мечты на самом деле могут сбываться. Или Элинор просто отчаянно надеялась на это — ради них обоих.

— Ты всегда нравился мне, Валентин, ты же знаешь, — прошептала она.

— Я знаю. И большую часть времени я не могу понять, почему. — Он снова улыбнулся. — Но как ни странно это звучит, ты заставила меня захотеть стать этим человеком. Тем, кто нравится тебе.

Это звучало замечательно. И только для себя, в самой глубине своего сознания, где у нее еще сохранялись остатки здравого смысла, Элинор беспокоилась, что все это было для маркиза ничем иным, как приключением, что он смотрел на нее как на какой-то вид собственности, который он не хотел отдавать другому мужчине. На какое-то время этого могло быть достаточно для нее, но если Деверилл не любит ее, если она всего лишь навязчивая идея, то Элинор обречена на страдания даже большие, чем в том случае, если бы вышла замуж за Джона Трейси. По крайней мере, если бы Трейси бросил ее или завел любовницу, то это всего лишь расстроило бы ее. А потеря Валентина ее убьет.


Глава 21


Они остановились в гостинице «Зеленый шиповник», чтобы позавтракать и сменить лошадей. Гостиница находилась на пути почтовых карет, следующих прямо в Лондон, так что Валентин не был удивлен, увидев довольно большое количество пассажиров, когда они въехали во двор. Это обстоятельство обеспечивало потенциальными свидетелями тех, кто мог следовать за ними, но в любом случае Мельбурн и так точно знает, куда они направляются. И хотя Элинор занервничала, услышав, что он оставил записку, маркиз не мог из-за своей порядочности поступить иначе.

Порядочность. Никто не был удивлен больше, чем он сам, узнав, что у него есть такое качество. Когда карета после резкого толчка остановилась, Валентин выпрыгнул из нее и опустил ступеньки, а затем предложил руку Элинор, пока та спускалась на землю.

Девушка была права насчет своего гардероба; он выбрал пять платьев, чтобы втиснуть их в громоздкую дорожную сумку, но ни одно из них не подходило для дневного времени. Тем не менее, когда маркиз увидел ее в небесно-голубом платье с низким вырезом под ярким дневным светом, его сердце совершило сальто.

— Люди смотрят, — проговорила Элинор сквозь зубы, беря его под руку.

— Пусть смотрят. Почтовая карета уже собирается отправляться; они не пробудут здесь долго. — Маркиз бросил на нее взгляд. Что-то тревожило Нелл больше, чем преследование ее братьев, и у него имелось подозрение, что это было связано с ним. — Я сниму для нас отдельную столовую, — решил он.

Было что-то странное в том, что, чем больше времени Валентин проводил с Нелл, тем сильнее он желал быть с ней. Обычно после свидания с женщиной он даже не проводил с ней всю ночь. Однако с Элинор это был не просто секс, хотя он и находил девушку очень возбуждающей. Нет, он получал удовольствие, просто находясь рядом с ней. Его отец, вероятно, переворачивается в своей могиле — но с другой стороны, его отец спал со слишком многими женщинами, а затем умер слепым и сумасшедшим. И маркиз вовсе не хотел следовать этому примеру. Больше не хотел.

Хозяин гостиницы проводил их в небольшую отдельную комнату со столом и шипящим камином.

— Я вернусь к вам через минуту, милорд, — проговорил он через кудрявую до невозможности бороду. — Почтовая карета отправляется, и я должен усадить в нее пассажиров.

— Просто пришлите нам чай для начала, — согласился Валентин, кивнув. — И мы подождем завтрак.

— Да, милорд.

— Он весьма странно посмотрел на меня, — заметила Элинор, потягиваясь, как только дверь закрылась.

В венах Валентина разгорался огонь, когда он смотрел на нее. Никто другой не получит эту женщину — даже на одну минуту или на промелькнувшую мысль. Наконец-то он сделал правильную вещь и, как он надеялся, для них обоих.

— Конечно, он сделал это; ведь на тебе вечернее платье.

Нелл показала ему язык.

— И я видела, что ты записал нас… как лорда и леди Смит? Ты даже не пытаешься ускользнуть от Мельбурна.

— Нет, я лишь рассчитываю на то, чтобы обогнать его. Мой самый лучший сценарий заключался в следующем — твоя горничная решит, что ты заслуживаешь того, чтобы выспаться, и не придет будить тебя до одиннадцати часов. Она увидит записку и отдаст ее дворецкому, который отнесет ее Мельбурну, который прочитает ее через полчаса. Затем ему нужно будет разыскать Шея и Закери и сформулировать план, так что они сядут на лошадей и последуют за ними только в половине первого. — Он вытащил карманные часы и открыл крышку. — Что произойдет… еще через четыре часа.

— И мы будем на десять часов впереди них. Нам удастся вовремя добраться до Шотландии?

— Удастся, даже если мне самому придется тянуть лошадей, — ответил маркиз. Нелл привыкла к своим братьям и их самоуверенным взглядам на мир, как и он сам привык к этому, но Валентин отлично знал, что остальная часть Англии выполнит каждое требование Гриффинов. А он только что перешел им дорогу самым скандальным образом.

— А каков самый худший сценарий?

— Они будут здесь через десять минут, — произнес он, усмехнувшись. — Но я намерен быть оптимистом. Это моя новая философия.

Элинор хихикнула.

— Святые небеса. Если это стихийное бедствие, то, по крайней мере, оно будет захватывающим.

Валентин искоса посмотрел на нее, пока Нелл шла к окну, чтобы взглянуть на пассажиров отъезжающей почтовой кареты. То, как она произнесла «стихийное бедствие», беспокоило его. Она уже сделала несколько решительных шагов во время этого приключения; и что бы маркиз не говорил, если бы Элинор по-настоящему захотела остаться в Лондоне, то он повернул бы карету обратно. Но при этом она и не была беззаботной, наивной молодой мисс, которая без вопросов верит всему, что ей говорят. Ее глаза были открыты; но ее беспокоило то, что она видела. А смотрела она на него.

Служанка вошла в комнату с их чаем, сделала реверанс, поставив поднос на стол, и поспешно вышла. Элинор безмолвно подошла, чтобы наполнить две чашки, добавив одну ложку сахара себе, и две — ему.

— Ты запомнила, — произнес Валентин, указывая на сахар.

Ее мягкие губы изогнулись.

— У меня было что-то вроде безумного увлечения тобой.

Поднявшись, Валентин подошел к ней сзади.

— Только было, а теперь? — нежно спросил он, нагнувшись, чтобы поцеловать ее в затылок.

— Когда мне было пятнадцать, я считала тебя просто неотразимым. — Ее легкий вздох от поцелуя заставил его член снова затвердеть. Иисусе, он просто не может насытиться ею.

— Так вот почему ты всегда давала мне лимонное печенье, на котором было самое большое количество сахарной пудры? — прошептал маркиз, отводя в сторону волосы девушки, собранные в хвост, чтобы его рот мог продолжить путешествие по ее шее до нежного горла. Ее пульс бешено бился под его губами.

— Ты заметил это?

Повернув ее к себе лицом, он поцеловал ее нежно, но основательно. Этого было недостаточно, но у них еще будет время продолжить, после того, как они снова отправятся на север.

— Я очень наблюдательный.

— Я так и поняла. — Элинор обняла его руками за шею, прижимаясь к широкой груди.

— Вот, пожалуйста, милорд, — проговорил хозяин гостиницы, распахивая дверь. — Я взял на себя смелость принести немного свежего, горячего хлеба.

— Да, спасибо, — сказал в ответ Валентин, разрываясь между раздражением и весельем, когда Элинор отпрянула от него и отошла в дальний угол комнаты. Он заказал ветчину, яйца и свежие персики для них и снова отпустил хозяина.

— Ты так и собираешься прятаться там? — спросил он, снова повернувшись лицом к Элинор.

Она скромно уселась рядом с камином.

— Думаю, что да. Знаешь, у меня есть несколько вопросов к тебе перед тем, как я соглашусь стать твоей женой.

— О, неужели? — протянул маркиз, чтобы скрыть внезапный неприятный глухой стук своего бедного сердца, с которым он так дурно обращался. — Я рассчитывал на то, что просто внезапно очарую тебя, обогнав всякую логику и здравый смысл.

Элинор улыбнулась.

— И ты сделал это. Но логика и здравый смысл все же смогли меня догнать.

Он был обречен.

— Тогда спрашивай.

— Отлично. — Она сделала вдох. — Дети. Ты хочешь иметь их?

Валентин остановил готовый сорваться с губ ответ. Она была настроена серьезно, и если он не ответит так же серьезно, то все еще может потерять ее.

— Месяц или два назад, — произнес он, прислонившись к краю стола, — я бы сказал, что хочу одного сына, чтобы было кому после меня унаследовать титул. — Почтовая карета с грохотом выехала из гостиничного двора, сопровождаемая криками и скрипом рессор, и Валентин немного расслабился. Мельбурн все еще может наткнуться на пассажиров, но шансы на это таяли с каждой милей, которую они проезжали. Вероятнее всего, что число подходящих свидетелей сократилось с дюжины до двух или трех человек.

— А сейчас, — продолжил маркиз, — идея семейной жизни кажется мне такой… привлекательной, какой она никогда раньше не была, также как и мысль о том, чтобы состариться. С тобой. Я хотел бы иметь детей вместе с тобой, Элинор. — Валентин снова заколебался, надеясь, что не выглядит идиотом, и что она помнит о том, что он никогда не намеревался вести подобную беседу, не говоря уже о том, чтобы испытывать такие чувства. — Я не знаю, каким я буду отцом, но я хотел бы иметь шанс стать лучшим родителем, чем мой.

Нелл кивнула, ненадолго отвела взгляд и прикоснулась к уголку своего глаза.

— А когда я стану старше и не буду привлекательной, и мои волосы станут седыми? Что ты…

— Я тоже стану старше, и не таким привлекательным, и мои волосы поседеют раньше твоих, Элинор, — прервал он. — Я могу даже растолстеть и стать весельчаком. Я еще не решил.

— Смысл вопроса в том…

— Нет, — снова прервал ее Валентин. — Я не хочу никого другого сейчас. Я не буду хотеть никого другого в будущем. Ты… ты заставила меня увидеть все это по-другому. Я не могу вразумительно объяснить происходящее, потому что не думаю, что такие слова можно придумать. Но мое сердце только недавно начало биться, и если я каким-то образом причиню тебе боль, то от этого оно снова остановится. И это убьет меня.

— Ох, — прошептала девушка.

Кажется, его новое качество — честность — работало неплохо. И было вовсе не так болезненно, как он полагал. Маркиз выпрямился.

— Никто — и ничто — не сможет повлиять на мое счастье так, как это сделаешь ты. Я не желаю рисковать тем, что ты можешь отказать мне.

Элинор вздохнула. Должна ли она сказать Валентину, что единственное, что она желает знать, в чем хочет быть по-настоящему уверена — это будет ли он смотреть на нее так всегда, с этой смесью привязанности и раздражения во взгляде? Вероятно, маркиз даст ей обещание обожать ее — если она попросит, но это не то же самое, что знать, что он будет это делать. Валентин, несомненно, сказал правильные слова, но когда это будет иметь значение, будет ли он все тем же человеком, в которого она влюбилась? Рассчитывать на что-то меньшее, чем его сердце целиком, означает обеспечить себе несчастную, безнадежную дальнейшую жизнь.

Дверь позади них снова открылась. В этот раз Элинор была благодарна хозяину за вмешательство. Ох, ей просто необходимо выяснить, что она может ожидать от Деверилла, и будет ли этого достаточно, чтобы удовлетворить ее сердце.

— Просто оставьте это на столе, — приказал Валентин, продолжая приближаться к ней.

Кто-то быстро подбежал к нему сзади и ударил тяжелым подносом по голове. Послышался глухой стук. Закатив глаза, Валентин безвольно опустился на пол.

Элинор сделала вдох, чтобы закричать, но звук застыл в ее горле, когда Стивен Кобб-Хардинг отбросил в сторону поднос и перешагнул через неподвижное тело Валентина.

— Переживаете настоящее приключение, не так ли? — словоохотливо произнес он.

Вскрикнув, Элинор схватила полено и побежала к нему.

— Убирайся прочь! Убирайся!

Он принял удар на свое предплечье, и, споткнувшись, отступил назад, когда девушка снова ударила его деревянным орудием. Ее сознание отказывалось заходить дальше той мысли, что Кобб-Хардинга не могло быть здесь. Они покончили с ним. Он попытался погубить ее и не преуспел в этом. Валентин остановил его.

Рыдание вырвалось из ее горла.

— Помогите! — закричала она, снова замахиваясь на негодяя.

Кобб-Хардинг схватил девушку за руку и вырвал у нее полено.

— Прекрати это! — заорал он, толкнув ее на пол.

Нелл упала рядом с Валентином, который лежал лицом вниз.

— Нет, нет, нет, — прерывисто зашептала она, касаясь его щеки.

Дверь снова открылась.

— Заставь ее вести себя тихо, черт бы все пробрал, — произнес другой голос. — Хозяин гостиницы уже просит большую сумму денег. — Мужчина был одет как джентльмен и выглядел смутно знакомым — один из той орды поклонников, которые неделями увивались вокруг нее, но она даже не помнила, чтобы хоть раз разговаривала с кем-то из них. Бросив взгляд через плечо, этот тип снова вышел из комнаты и закрыл дверь, но потом опять заглянул в нее. — И поторапливайся. Ты знаешь, что у нас не так много времени.

Кобб-Хардинг схватил девушку за руку и рывком поднял на ноги.

— Ты слышала его Нелл. Веди себя тихо. Мне не хотелось бы ударить тебя.

— Тогда чего ты хочешь? — хрипло проговорила девушка, с такой силой пытаясь вырваться, что у платья оторвался рукав.

Он переместил свою хватку на ее плечо.

— Это простое деловое предложение, — проворчал Стивен, — но ты должна успокоиться и выслушать меня.

— Успокоиться? Ты напал на Валентина сзади, трус!

— Радуйся, что я не убил его, Нелл. Это избавило бы меня от значительной части долгов и затруднений — и от необходимости переселяться.

О Боже, она забыла об этом.

— Я не…

— Я пытался объяснить Мельбурну, что нахожусь в неустойчивом положении. К несчастью, очевидно, что ты — мое единственное решение.

Нелл пнула его, и Кобб-Хардинг толкнул ее в кресло рядом с камином. В комнату ввалился третий мужчина, и Элинор нахмурилась, когда он потащил безвольное тело Валентина в сторону.

— Я вас знаю. Вы играете в карты с Шарлеманем.

— Я проигрываю в карты Шарлеманю, — ответил внук маркиза Шелдона, приподняв бровь. — И Девериллу. Я также проигрывал и в другие игры. До этого дня, конечно.

— Вы, должно быть, находитесь в отчаянном положении, если связались с этим идиотом, — отрезала Нелл, желая, чтобы ее голос не дрожал. Она бросила взгляд на Валентина, который скорчился в углу. Он не двигался, и горло девушки сжалось. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.

— Небольшой риск за значительную награду, — сказал мистер Бернси. — Его экипаж готов. Мы возьмем его, или ты хочешь подождать следующую почтовую карету, едущую на север?

Кобб-Хардинг широко усмехнулся.

— Так как Деверилл был столь любезен, что заехал на нем так далеко, то мы с таким же успехом можем воспользоваться его экипажем. — Потерев предплечье, он снова рывком поднял Элинор на ноги. — Ты могла бы одеться менее броско, Нелл.

Она попыталась вырваться из его хватки.

— Я никуда не собираюсь ехать с тобой. Немедленно отпусти меня!

— Вы не в том положении, чтобы отдавать приказы, миледи, — ответил Кобб-Хардинг. — Кроме того, мы всего лишь продолжим то путешествие, которое вы начали. Деверилл вез тебя в Гретна-Грин, не так ли?

Глубокий страх заморозил сердце Элинор.

— Прекрати это.

— Нет. Мне нужно двадцать пять тысяч фунтов, чтобы выплатить долги Девериллу. Конечно, можно убить его, но я попытаюсь этого избежать. Я дал твоему брату возможность помочь мне и сохранить твою репутацию. Он отказался.

— Ты напал на меня! — закричала девушка. — Ты пытался…

— Я только пытался обеспечить нашу свадьбу. И сейчас этот брак мне еще более необходим, чем раньше. Так что мы с тобой поженимся с Бернси и Перлайном в качестве свидетелей, и твой брат должен будет возместить мои долги.

Бернси выступил вперед, чтобы тоже взглянуть на нее.

— А возможно, и мои долги.

— В любом случае, — продолжал Стивен, — я буду свободен от Деверилла и стану частью клана Гриффинов. Ты видишь хоть одну отрицательную сторону во всем этом? Потому что я, честно говоря, не могу разглядеть ни одной.

— Зато я могу.

Валентин ударил его в грудь. Взмахнув руками, Стивен упал назад на твердый деревянный стол. Бернси, спотыкаясь, отскочил в сторону, когда хлеб и чай полетели в воздух. Кобб-Хардинг попытался перекатиться на бок, но Валентин снова ударил его, в этот раз — кулаком в челюсть.

Нелл прыгнула вперед, чтобы помочь. Но до того как она смогла добраться до Валентина, ее нога запуталась в юбке, и она свалилась на пол. Боль пронзила ее правое колено, но девушке было все равно. Валентину нужна была ее помощь, или, по крайней мере, ее отвлекающие маневры.

Элинор с трудом снова поднялась на ноги, когда Бернси промчался мимо нее, чтобы схватить Валентина за плечо.

— Нет, — вскрикнула она, ударив его по голове и по плечам остатками заварочного чайника.

Когда Бернси отшатнулся назад, и горячий чай капал с его волос, в комнату ворвался Эндрю Перлайн.

— Деверилл, сзади! — крикнула девушка, бросая тяжелый поднос для хлеба в Бернси.

Обернувшись кругом, Валентин принял удар Перлайна в ребра, а не в спину. Они оба обрушились на кресло, разломав тяжелый предмет на части и разбросав их по комнате. Элинор схватила обломок подлокотника и захромала вперед.

Рука схватила ее сзади, выворачивая кисть и заставляя выпустить импровизированную дубинку.

— Хватит, — прорычал Кобб-Хардинг. — Пошли, Нелл.

— Отпусти! — девушка попыталась стукнуть его локтем, но он ударил ее достаточно сильно, чтобы она замолчала, ошеломленная.

Даже с окровавленным носом и порезом на лбу, этот негодяй умудрялся выглядеть самодовольным. Но все же они превосходили Валентина численностью — три к одному.

— Мои друзья скоро догонят нас. Я уверен, что они расскажут тебе о судьбе Деверилла, стоит тебе их вежливо попросить. В том случае, если ты согласишься сотрудничать, то этот эпизод может закончиться чуть более приятно — для него.

Валентин.

— С таким же успехом ты можешь отказаться от этого плана и отпустить меня, — отрезала она, упираясь туфлями в пол и сражаясь с ним каждой унцией силы, которая у нее была, — потому что я никогда не соглашусь выйти замуж за тебя.

— Конечно, согласишься. А если нет, то твоя репутация будет непоправимо разрушена.

— Только не из-за принудительного похищения.

— Я лишь защищаю тебя от Деверилла. Вы же были посредине тайного побега, не так ли? Это Деверилл погубил тебя, не я. Я только вмешался, чтобы закончить работу. — Он лениво улыбнулся ей кривой ухмылкой из-за разбитой губы. — Ты должна быть благодарна мне, а не сражаться со мной.

— Меня не заботит, даже если мне придется провести остаток жизни во французском монастыре, — ответила Элинор, замахиваясь кулаком, нацеленным в его лицо. — Я не выйду за тебя!

— Элинор! — проревел Валентин, наполовину погребенный под двумя мужчинами.

— Заткните ему рот. Навсегда, — прорычал Кобб-Хардинг. — Я был разумным вне всякого ожидания.

О Боже, они собираются убить его. Ей придется рискнуть большим, чем просто своей репутацией. И она не могла, и не будет отбрасывать в сторону жизнь Валентина. Ни за что.

— Стивен, я пойду с тобой, — быстро проговорила она.

Кобб-Хардинг остановился, посмотрел на нее с явным подозрением в солнечных голубых глазах.

— О, неужели. И почему это?

— Я пойду, если вы оставите Деверилла в покое. Свяжите его или заприте в комнате, и я уйду с тобой.

— И ты согласишься выйти за меня замуж?

Девушка кивнула, слеза сбежала по ее лицу.

— Если вы больше не станете причинять ему вред.

Стивен снова рывком притянул ее к себе, напомнив об ужасе той ночи, когда напал на нее. Она сможет вытерпеть его компанию в течение недолгого времени, напомнила себе Элинор, до тех пор, пока не сможет освободиться, или до тех пор, пока ее братья не поймают их. Или до тех пор, пока Валентин не сможет придумать что-нибудь, чтобы вытащить их из этой ситуации.

— Ты слышал ее, Деверилл! — прокричал Кобб-Хардинг. — Она идет со мной. Ты проиграл.

Валентин с трудом поднялся на ноги, кровь капала из-под его волос, Перлайн цеплялся за его спину и почти задушил его.

— Элинор, — прохрипел он. — Не надо.

— Прекрати это, Валентин, — приказала она, вторая слеза присоединилась к первой. — Не борись с ними. Я иду со Стивеном.

Он впился в нее взглядом через взъерошенные, спутанные темные волосы.

— Итак, ты просто сдаешься?

— Нет, она не сдается. Она выбрала меня. Свяжите его.

Валентин вырвал руку из захвата Бернси.

— Не стоит беспокоиться. Я думал, что ты боец, Элинор. Если это то, что означает для тебя твоя маленькая свобода, тогда счастливо оставаться. Все это стало чертовски слащавым для меня.

Элинор заморгала. Совсем недавно она бы поверила тому, что он так легко отказался от нее. Сейчас девушка могла только наблюдать, широко раскрыв глаза и притворяясь, что она в ужасе, одновременно задаваясь вопросом, знали ли Бернси и Перлайн старого Деверилла лучше, чем этого нового человека в нем.

— Ты ожидаешь, что я поверю в то, что ты просто оставишь ее, Деверилл? — спросил Кобб-Хардинг.

Валентин стряхнул свой порванный сюртук с плеч.

— Я занимался этим, чтобы слегка развлечься, повеселиться за счет всемогущих Гриффинов, — ответил маркиз, и многозначительно посмотрел на Элинор. — По правде говоря, она слишком холодна, и это больше не забавляет меня. Подыграй, Нелл, приказала она себе.

— Как… как ты мог, Валентин?

— Не смотри на меня так, — проворчал он, вытирая кровь с лица. — Это ты заключила соглашение. Не я.

— Но…

Перемещаясь так быстро, что его рука казалась невидимой, Валентин выбросил вперед свой кулак, нанеся Бернси прямой удар в подбородок. Мужчина обрушился на пол без звука. Перлайн снова бросился на маркиза, но неправильно рассчитал угол. Колено Валентина ударило его в лицо, и он упал вниз с тихим шипящим звуком.

— Вот так, — произнес Валентин, отряхивая руки. — Теперь лучше.

— Но ты согласился…

— Она согласилась, Стивен, — перебил он, перешагивая через ноги Бернси, и приближаясь к Элинор и Кобб-Хардингу. — Я не соглашался. И догадываюсь, что, вероятно, она солгала тебе.

Кобб-Хардинг еще крепче сжал руку Элинор.

— Она идет со мной. Не подходи, Деверилл. Я не хочу причинять ей боль, но я сделаю это, если ты не дашь мне другого выбора.

— Выбор, — повторил Валентин, вытирая рот тыльной стороной ладони. Тон его голоса оставался спокойным, но выражение его глаз было пугающим. Внезапно Элинор ощутила себя вдвойне счастливой потому, что в этот момент она не являлась Стивеном Кобб-Хардингом. — Тогда я дам тебе выбор, — продолжил маркиз. — Отпусти ее, или я заживо сниму с тебя кожу и скормлю твою тушу свиньям.

— Нет, — ответил Кобб-Хардинг. — Тебе не выиграть, Деверилл. Ты плохо обращался со мной и получишь в ответ в точности то же самое, если наши позиции поменяются местами. Ты можешь заполучить любую женщину. Она тебе не нужна. А мне — нужна.

— Ты не прав насчет этого, Стивен. — Слегка покачнувшись, Валентин ухватился за спинку единственного вертикально стоящего кресла в комнате. — Элинор… пригнись!

Девушка бросилась на пол. Кресло пролетело у нее над головой, попав Кобб-Хардингу в плечо, и от удара тот свалился сначала на стол, а затем на пол. Как только негодяй упал, Валентин тут же бросился на него, выкручивая ему за спину руку, до тех пор, пока Стивен не завизжал.

— Ты сломаешь мне руку!

— А на что ты жалуешься? — задыхаясь, выговорил Валентин. — Лежи смирно на полу, лицом вниз. — Он бросил взгляд через плечо на Элинор. — Раздобудь веревки или одеяла, или занавеси. Все, что угодно, чем мы сможем связать им руки.

Нелл заторопилась к двери, распахнула ее и почти натолкнулась на хозяина гостиницы и его жену.

— Вы слышали его, — рявкнула она. — Что у вас есть?

— Они угрожали нам, знаете ли, — вспылил хозяин, попятившись.

— Меня это не волнует. Найдите веревку, немедленно.

Очевидно, мужчина осознал, что взятка, которую ему пообещали, больше не предвидится, поэтому он принес длинную веревку из кладовки и вручил ее Элинор.

— Мне привести констебля?

Девушка почти согласилась, но сначала она хотела переговорить с Валентином. В ее сознании то оптимистическое преимущество в десять часов, которое у них было, продолжало убывать. Вызов полиции может полностью съесть его.

— Я сообщу вам через минуту, — уклончиво заявила она, убегая обратно в отдельную комнату.

Вместе они связали троих мужчин. Валентин так крепко затянул узлы на веревках на ногах Кобб-Хардинга, что Элинор не удивилась, если бы, в конце концов, у сына графа образовалась гангрена.

— Все, — наконец произнес Валентин, выпрямляясь. — Сейчас они уже никуда не поедут.

— С тобой все в порядке? — спросила Нелл.

Маркиз медленно протянул ей руку. Она положила свои пальцы на его ладонь, и он повел ее в дальний конец комнаты.

— У тебя кровь на щеке, — прошептал маркиз, прикасаясь к ее лицу.

— Не думаю, что это моя кровь. Это у тебя рассечена голова. — Элинор осознала, что его пальцы дрожат, и еще крепче сжала их. — Ты немного напугал меня.

— Я знаю. Мне нужно было, чтобы они расслабились хотя бы на мгновение. Я бы никогда… — Он остановился и откашлялся. — Я бы никогда не позволил никому причинить тебе боль, Элинор. Я должен был осознать, что Стивен не сдастся так легко. Я подверг тебя опасности. Это…

— Шшш, — прошептала она. — Я не пострадала.

— Нет, ты пострадала. — Маркиз наклонился, чтобы поцеловать ее. — Я не отношусь к тому типу мужчин, которым доверяют женщины. Я знаю, что ты не доверяешь мне.

— Я доверяю тебе свою жизнь, Валентин.

Он слегка улыбнулся.

— Но не свое сердце.

— Это не то, что я имела в виду. Ты напугал меня потому, что на секунду я подумала, что он убил тебя.

Валентин долго смотрел на нее.

— Благодарю тебя за это. — Затем, к ее изумлению, он взял другую ее руку и тоже сжал в своих руках, а потом опустился перед ней на колени. — Я … Я не смогу вынести, если потеряю тебя, Элинор, — продолжил он хриплым шепотом. — Ты заставляешь меня ощущать себя всемогущим, и счастливым, и удовлетворенным. Ты преподала мне так много уроков.

Элинор могла верить ему, когда его лицо было запрокинуто вот так, кровь бежала по одной щеке и обманчиво-сонные глаза смотрели более честно и искренне, чем она когда-либо помнила. Она хотела верить ему.

— Ты тоже многому научил меня. Большему, чем я когда-либо мечтала научиться.

Его улыбка отразилась глубоко в его глазах.

— Ты и я, мы с тобой не такие уж и разные, знаешь ли. Ты беспокоишься о слишком многих вещах, а я мало о чем беспокоюсь. За исключением тебя, конечно же. В последнее время ты заставляла меня слишком много думать.

О Боже.

— Неужели я это сделала?

— Да, именно ты. Я лю…

Дверь в общую комнату снова распахнулась. До того, как Элинор смогла хотя бы вздохнуть, Валентин вскочил на ноги, загородив ее своим телом. Девушка могла ощущать напряжение в его плечах, каждый мускул натянулся и был готов защищать ее. Оберегать ее. Но маркиз не двигался. Сделав вдох, Элинор выглянула из-за его плеча.

— О нет, — прошептала она.

Его вычисления были неточны примерно на девять с половиной часов, но Валентин оказался прав. Ее братья догнали их.


Глава 22


Проклятие, подумал Валентин, пытаясь сохранить контроль, как над своим характером, так и над головокружением, упорно завладевающим его мозгом. Если бы братья Гриффин немного задержались, то они могли бы застать его и Элинор обнаженными.

— Себастьян, — задохнулась Элинор, схватив Валентина за руку с силой, достаточной чтобы оставить на ней отметину.

Герцог стоял в дверном проеме, а его братья располагались по обеим его сторонам. Однако почти сразу внимание Мельбурна переместилось на разбитую мебель, разбросанный вокруг хлеб и разлитый чай, и на трех мужчин, растянувшихся на полу и связанных.

— Шей, собери всех, кто мог слышать, что происходило здесь, — тихо произнес он, вытаскивая свой бумажник из кармана пальто и передавая брату. — Удостоверься, чтобы они ничего не знали.

Шарлемань кивнул, взял бумажник и снова исчез в главной комнате гостиницы. Валентин открыл рот, чтобы произнести что-нибудь типично остроумное и сдержанное, но все, что он смог придумать — это приказать Мельбурну держаться чертовски подальше от Элинор и от него. Учитывая его вывихнутое плечо и гудящую голову, маркиз был сейчас не готов сражаться одновременно с тремя Гриффинами, но он все равно продолжал сжимать кулаки, выжидая. Никто не сможет остановить его на пути к тому, чтобы сделать Элинор своей.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — потребовал ответа Закери, продвигаясь дальше в комнату.

— Недоразумение, — подсказал Валентин, слегка перемещаясь, чтобы держать обоих братьев в поле зрения.

— Это явное преуменьшение, — выпалил в ответ Закери. — И было бы еще хуже, если бы ты не скрипнул этой проклятой ступенькой. Иисусе, Деверилл, ты украл нашу сестру.

— Да, вы на самом деле должны починить эту ступеньку, — ответил Валентин.

— Думаю, что мы все должны успокоиться, — проговорила Элинор, еще крепче сжимая руку Валентина.

— А я думаю, что Деверилл должен отойти от тебя, если только он не хочет получить еще больше, чем ему уже досталось, — Закери стиснул кулаки.

— Надеюсь, что ты сможешь попридержать свой язык, мальчишка, — рявкнул в ответ Валентин. — Держись подальше от меня.

— Ты…

— Закери, — прервал герцог. — Мы собираемся попытаться решить это дело цивилизованным путем. Зададим вопросы и получим ответы. А не будем сыпать обвинениями.

— А что, если нам не понравятся ответы? — не сдавался младший из братьев Гриффин.

— Тогда у нас еще будет время для того, чтобы повести себя нецивилизованно. — Мельбурн поднял одно из неповрежденных кресел. — Почему бы всем нам не присесть?

Валентин отказался бы, но он чувствовал, что Элинор позади него дрожит. Кроме этого, от сильной боли в голове он был готов упасть на пол. Напряженно кивнув, маркиз подвел Элинор к скамье около стола и осторожно уселся рядом с ней, достаточно близко, чтобы иметь возможность держать ее за руку, и при этом на достаточном расстоянии, чтобы иметь пространство для маневра, если один из братьев попытается прыгнуть на него.

— Я могу объяснить, — неожиданно произнесла Элинор.

Герцог приподнял бровь.

— Пожалуйста, сделай это. Конечно же, учитывая вот это. — Он вытащил сложенную записку из кармана. — Я сомневаюсь, что ты читала это послание, так что я расскажу тебе. Здесь говорится, что тебя похитил Деверилл, и что он везет тебя в Гретна-Грин — с идеей о том, чтобы жениться на тебе и оградить тебя от моего, — он посмотрел вниз, — «чрезмерного, самодовольного пренебрежения» твоими потребностями.

— Я уехала добровольно, — выпалила девушка, покраснев.

— Итак, эта записка лжет, и это — тайный побег?

— Я похитил ее, — вставил Валентин. Что бы ни произошло, Элинор любит своих братьев. Он не позволит ей вбить между ними клин, даже ради него. — Я не мог сидеть и наблюдать, как ты принуждаешь ее к…

— … жизни в страданиях? — закончил Мельбурн. — Немного мелодраматично, по моему мнению. Особенно для тебя. Ты же прагматик, Деверилл. И циник.

— Я собирался сказать «к обычной, ничем не примечательной жизни», — парировал Валентин.

— Но я первая попросила его помочь мне, — снова прервала его Элинор. — Это моя вина. Не злись на Валентина. Он спас меня. — Девушка бросила взгляд на Кобб-Хардинга, который что-то бормотал страдальческим, едва слышным тоном. — Он спас меня.

— О, прекрати это, Нелл, — вставил герцог. — Деверилл не заботится ни о чьей шкуре, кроме своей собственной. Все знают это.

— Да, все это знают, — согласился Валентин, его гнев угрожал уничтожить то спокойствие, которое он заставлял себя демонстрировать. — Тогда зачем ты выбрал кого-то, настолько пресыщенного и безответственного, как я, чтобы приглядывать за твоей сестрой?

Шарлемань проскользнул обратно в комнату и бросил бумажник Мельбурну.

— Позаботился обо всем, — проворчал он, широкими шагами пересекая комнату, чтобы встать рядом с камином. — Что я пропустил?

— Пока ничего. Мельбурн собирался объяснить, почему он выбрал кого-то неприемлемого, чтобы охранять его сестру, — произнес Валентин до того, как Закери или Себастьян смогли разукрасить беседу своими версиями событий.

— Я этого не делал, — спокойно ответил герцог.

Даже Шей выглядел озадаченным.

— Ты не делал чего?

— Не выбирал кого-то неприемлемого, чтобы охранять мою сестру.

— Позволю себе не согласиться, — фыркнув, заявил Закери. — Господи, Мельбурн, он же украл ее из нашего дома посреди ночи! А ты еще считал его другом! Думаю, мы должны позвать констебля и предать их суду, и проследить, чтобы их отправили в Австралию.

Валентин проигнорировал оскорбления, вместо этого надолго задержав взгляд на герцоге. Сотни разговоров, дюжины планов промелькнули в его сознании. Он знал Мельбурна в течение долгого времени, и он никогда не видел, чтобы герцог сделал ошибку, неправильно оценил деловое предложение или партнера. Нет, ей-богу, Себастьян точно знал, что он делает, когда шантажом завлек Валентина в самую середину этой неразберихи.

— Ты занимался сватовством, — задохнулась Элинор. Очевидно, она пришла к таким же заключениям. — Ты пытался свести нас — меня и Валентина.

— Что? — Шей выпрямился. — Не говори глупостей! С какой стати Мельбурн станет считать, что Деверилл когда-либо решится связать себя…

— Но он сделал это, — прервал Мельбурн.

Элинор встала, ее лицо было бледным.

— Ты не можешь с уверенностью утверждать, что ты устроил все это. — Она опустила глаза вниз на Валентина, выражение страдания на ее лице вонзилось ему в грудь, словно тысяча кинжалов. — Ты не…

— Я ничего не знал об этом. — Если Мельбурн продолжит самодовольно предполагать, что несет ответственность за все, что произошло, то Валентин потеряет Элинор. Он осторожно встал рядом с ней, заставив себя не морщиться от боли. — И мне все равно. Что бы ни случилось до того момента, который свел нас вместе, мне на это наплевать.

— Валентин, я устала от того, что мною манипулируют. Я не собираюсь больше это терпеть. Как я могу…

Валентин поцеловал ее. Поцелуй вышел не слишком изящным, но он прекратил ее возражения. Ее рот медленно смягчился под его губами, и в ответ он углубил свой поцелуй, обняв ее руками за талию.

— Элинор, — прошептал он, немного приподняв голову. — Я люблю тебя. Мне действительно все равно, какие обстоятельства поспособствовали этому.

Она заморгала, подняв свой взгляд от его губ к глазам.

— Что ты сказал?

— О, просто не обращайте на нас внимания, — вставил Закери. — Ведь это вы убежали в…

— Заткнись, Закери, — оборвал его Валентин, хватая Нелл за руку. — Элинор, прогуляйся со мной.

— Мы не выпустим вас из виду, — Шарлемань начал продвигаться к ним через комнату.

— Тогда останови нас, — предложил Валентин, подняв подбородок.

— Пусть они идут, — вмешался герцог, до того, как снова могла начаться драка. — Они не настолько глупы, чтобы уезжать без нас.

Валентин не стал бы держать на это пари, но больше ничего не сказал, пока вел Элинор из комнаты, через кухню, в маленький, скромный боковой дворик.

— Ты на самом деле думаешь, что он тайно руководил всем этим? — спросила Элинор, поворачиваясь к нему лицом. — Что он устроил так, чтобы мы обрели друг друга?

Маркиз покачал головой.

— Думаю, Себастьян полагал, что я окажу хорошее влияние на тебя, а ты — на меня. Что касается остального, то у него не могло возникнуть такой идеи.

— Я хорошо влияю на тебя? — Элинор изучала его лицо. Каким-то образом он умудрился выглядеть сейчас даже более привлекательным, хотя его волосы спутались, а лицо было в синяках и кровоточило. Словно весь глянец исчез, и теперь она могла видеть истинную ценность этого драгоценного камня.

— Да. Особенно тогда, когда ты захотела получить свой момент свободы, но не так, чтобы это причинило боль кому-то другому. — Он заколебался. — Ответственность — это не то, что мне часто приходилось чувствовать. Я всегда полагал, что она будет ощущаться как кандалы или как петля вокруг моей шеи. А затем я осознал, что я ощущаю ответственность за тебя, что я беспокоюсь о том, что могло случиться, что я не хочу, чтобы ты была печальна или разочарована. И от этого мой мир вовсе не стал меньше, Элинор. Как раз наоборот. И я на самом деле люблю тебя.

Элинор обхватила его лицо ладонями, потянулась, чтобы поцеловать его. Она не могла иначе. Он имел в виду именно это. Валентин сказал, что любит ее, и подразумевал именно это.

— Я плавала обнаженной в крестильном пруду посреди Гайд-парка, — тихо проговорила она, усмехнувшись, рядом с его ртом. — Я ездила на прогулки без сопровождения и разговаривала о своих интересах с людьми, не беспокоясь о том, что они могут подумать. — Она снова медленно поцеловала его.

— И ты все еще можешь делать все это, Элинор. Тебе не нужно вести ограниченную жизнь.

— Не думаю, что я смогу вести такую жизнь с тобой.

— Со мной? — повторил Валентин, убирая волосы с ее лица. — Не будет ли это слишком большим приключением, даже для тебя?

— Никогда. Я знаю, что хотела заполучить в качестве своего приключения — и на всю свою жизнь — с той ночи, как ты спас меня от Стивена на вечеринке у Бельмонта. Я просто не была уверена, будет ли это мудро или нет.

— А сейчас?

— А сейчас я знаю, что ты можешь быть чуждым условностям, но при этом оставаться добрым и заботливым, и благородным. — Ее улыбка стала шире. — Я хочу быть похожей на тебя, Валентин.

— Ты и похожа на меня. Только в смысле положительных качеств, конечно же. Выходи за меня, Элинор.

Девушка кивнула, еще одна слеза сбежала вниз по ее лицу.

— Я хочу выйти за тебя замуж. Больше всего на свете.

Он еще раз поцеловал ее, медленно и легко, словно прикоснулся перышком.

— Отлично. Тогда поехали.

Элинор удивленно приподняла брови.

— В Гретна-Грин?

— Мельбурн думает, что все знает. Но я поспорю, что он не ожидает от нас того, что мы продолжим это конкретное приключение.

Она прикрыла рот двумя руками. Сейчас, когда ее братья были здесь, когда она поняла, чего хочет, Нелл просто ожидала, что все уладится и легко вернется к обычным правилам поведения. Однако там, где замешан Валентин Корбетт, поняла девушка, она не должна ожидать ничего другого, кроме сюрприза. И это, с ее точки зрения, было совершенством.

— Да, — согласилась Элинор, громко рассмеявшись. — Поехали.


notes


Примечания


1


Карточная игра, популярная в 18 веке.


2


Колонии (the Colonies) — так в Англии называли свои территории в Америке до обретения ими независимости.


3


Стоун — мера веса, равная 6,34 кг.


4


Бургундский цвет — цвет красного бургундского вина, тёмно-красный, отливающий коричневым.


5


Гедонист — приверженец гедонизма. Человек, стремящийся к наслаждениям, удовольствиям и комфорту.


6


Ситар — индийский музыкальный инструмент с двумя наборами струн.


7


Лауданум (Laudanum) — опийная настойка на спирту.


8


Квота (позднелат. quota — часть, приходящаяся на каждого, от лат. quot — сколько) — количественное ограничение.


9


Стоун — мера веса, равная 6,34 кг. 12 стоунов — примерно 76 кг.


10


Игра слов: barrel — одновременно означает и «бочку», и «большое количество чего-либо».


11


Контрданс (country-dance) — народный танец, в котором танцующие образуют две линии, лицом друг к другу.


12


Ломбер (от фр. l'hombre) — старинная карточная игра для трех игроков.


13


Двадцать одно или очко (vingt-et-un) — карточная игра (фр.)


14


Пэлл-Мэлл (Pall Mall) — улица в центре Лондона, на которой расположены известные клубы джентльменов.


15


Эркер — часть комнаты, выступающая из плоскости стены, снабженная окном или несколькими окнами или остекленная по всему периметру.


16


carpe diem (лат.) — лови момент, живи сегодняшним днем (выражение принадлежит Горацию).


17


carpe femme — лови женщину.


18


Экарте (Ecarte) — французская карточная игра для двух лиц с 32 картами.


19


Имеется в виду Пиренейский полуостров, где во время повествования английский войска сражались с армией Наполеона Бонапарта.


20


Суаре — от франц. Soirée — званый вечер, вечеринка.