Бал-маскарад
Сэйси Ёкомидзо


Кинозвезду Тиеко Отори преследует рок. Двое мужей Тиеко погибли в результате трагических случайностей. И вот очередной удар: найден труп ее третьего мужа – художника Кего Отори. За расследование берется частный сыщик Коскэ Киндаити. Вероятность самоубийства он считает ничтожно малой. Зато его внимание привлекает загадочная головоломка из спичек, найденная возле тела покойника. Именно в ней Коскэ Киндаити видит ключ к разгадке тайны. Его цель – не только раскрыть преступление, но и положить конец череде смертей, связанных с красавицей актрисой.


Сэйси Ёкомидзо


Бал-маскарад


Пролог


Мужчина и женщина медленно поднимались в гору от минерального источника Ри. Через полчаса они вышли на площадку, откуда открывался прекрасный вид, напоминающий цветные открытки из сувенирной лавки: на небе ни облачка, внизу – городок Старая Каруидзава, а за ним, подернутые дымкой, возвышались горы Итимондзияма и Ханамагарияма.

– Отдохнем? – спросил он.

– А гору Асама уже видно? – ответила она вопросом на вопрос.

– Ее видно только с вершины.

– Ну, тогда можно и отдохнуть. Нас никто не увидит?

– А какое это имеет значение?

Склон горы зарос карликовой красной сосной вперемежку с другими деревьями; земля, устланная плетями травянистой лианы, напоминала ковер, на зеленом фоне которого выделялись белые цветы лиан и пурпурные аралии.

Женщина разостлала в стороне от тропинки большой нейлоновый платок и уселась на него.

– Ой, как я сильно поцарапалась, – запричитала она. – Тропинка такая узкая! Неужели нет более удобной дороги?

– Это была бы непозволительная роскошь. Разве путь на небеса может быть легким? – с усмешкой бросил мужчина и повалился на спину рядом с женщиной, погрузившись в травяной ковер.

Женщина, отирая пот, с жалобным выражением лица поглаживала оцарапанные руки.

Дорога, по которой они шли, заросла шипастым кустарником, превратившись в узкую тропинку. До войны здесь можно было проехать даже на машине, но с тех пор дорога пришла в полную негодность, теперь на ней с трудом разминулись бы два человека. К тому же путь преграждали обожженные камни, огромные валуны, вероятно выброшенные давним извержением вулкана Асама. Дня два назад прошел сильный ливень, земля размокла, и по скользкой тропинке стало еще труднее передвигаться.

Женщина, сняв туфли, стала растирать пальцы. Сквозь чулки виднелись деформированные стопы – такие бывают у балетных танцовщиц.

– Син-тян, дай мне воды.

Мужчина, не поднимаясь, передал ей фляжку с водой. Женщина, отпив немного, спросила:

– А ты будешь?

– Не хочу, – ответил он резко, но затем передумал: – Давай, я тоже глотну.

Продолжая лежать, он приложил фляжку ко рту. Вода полилась на джемпер.

– Тебе что, лень встать?

Мужчина привстал, возвращая фляжку, и вновь растянулся на траве, показывая всем своим видом, что недоволен поведением женщины. Она хотела ему что-то сказать, но, побоявшись вызвать еще большее недовольство, молча завинтила пробку.

Мужчине было около двадцати пяти лет. Он был года на три моложе женщины. Ее неестественно красные губы резко контрастировали с бледностью лица, и похоже, дело было не только в губной помаде. Она была явно больна: впалая грудь, сильная одышка, – может быть, поэтому она выглядела старше своих лет.

Юки Комия несколько лет тому назад удалось исполнить давнюю мечту – поступить в труппу театра оперетты. Но в мире искусства трудно сделать карьеру, обладая лишь миловидным личиком. Когда она поняла, что у нее нет таланта, чтобы стать певицей или балериной, у нее опустились руки. Семейные обстоятельства заставляли ее подрабатывать, и Юки не смогла устоять перед искушением добывать деньги самым простым и древним способом. Когда в труппе об этом узнали, ее уволили. Как раз в это время обострились боли в груди, но Юки была вынуждена продолжать зарабатывать деньги уже знакомым ей способом.

– Син-тян, если будешь долго лежать на траве, простудишься. Прохладно, правда?

И действительно: пока они взбирались на гору и солнце светило в лицо, все тело покрывалось потом, но стоило шагнуть в тень, как пот высыхал и начинался озноб. Синкити уже несколько раз чихнул.

– Может, мне лучше молчать?

– Это почему же? – наконец отозвался Синкити, продолжая смотреть вверх.

Видневшееся сквозь ветви сосен небо было ослепительно голубым и бездонным и, казалось, втягивало в себя всю его душу.

Женщина задумчиво поглядела на лежащего мужчину, а затем, опустив глаза, произнесла:

– Син-тян, если тебе неприятно, давай расстанемся здесь. Только отдай мне лекарство.

– С чего ты взяла?

– У тебя настроение какое-то…

– Что ты суетишься? Скоро мы отправимся на небеса, и какое значение имеет, простужусь я или нет?

– Прости. Больше не буду.

Эта черта ее характера – проявлять заботу, свойственную разве что жене, не нравилась мужчинам. Когда Юки опустилась до того, что стала продавать свое тело, она порой раздражала мужчин: ее опека вызывала у них тоску по домашнему очагу.

Синкити Тасиро был студентом музыкального факультета Токийского университета искусств. Его отец имел процветающую зубоврачебную практику в Осаке. Помимо большой клиники, расположенной в его собственном доме, у него было два кабинета в других частях города. В обоих работали его любовницы, обученные им ремеслу зубного техника. Отец кичился тем, что, имея любовниц, не тратил на них ни гроша. Синкити его не любил.

Мать была из музыкальной семьи, и в приданое за ней дали рояль «Стейнвей». Синкити был младшим из трех братьев и единственный унаследовал талант и музыкальный вкус матери. С детских лет он начал играть на фортепьяно, и мать всячески поощряла его желание стать композитором, хотя отец и противился этому. В Токийский университет искусств Синкити поступил после военной службы. Казалось, его надежды начали сбываться, но вскоре он понял, что вряд ли станет известным композитором.

Он всегда очень расстраивался, приезжая домой. Мать была женщиной слабохарактерной, и отец, пользуясь этим, каждую ночь проводил в каком-нибудь из своих кабинетов. Синкити почти не встречался с ним. Даже когда отец оставался дома, у него ни разу не возникло желания поговорить с сыном. Отец вроде бы и не упрекал сына, но умел дать понять, что на Синкити расходуется больше денег, чем на его братьев.

Это еще можно было терпеть, пока была жива мать. Но в прошлом году она умерла от рака желудка, и жизнь Синкити пошла кувырком. Не прошло и ста дней после ее смерти, как отец привел в дом новую жену. К удивлению, ею оказалась не одна из зубных техников, известных любовниц отца, а некая вдова, владевшая небольшим капиталом; еще у нее была дочь, странная, развитая не по годам девочка. Связь с вдовой, как выяснилось, отец многие годы успешно скрывал.

С тех пор между отцом и его старшими сыновьями не прекращались ссоры; к этому добавилась и глубокая вражда между отцом и двумя его прежними любовницами.

Учась в Токио, Синкити избежал всех этих семейных раздоров, но уже не мог надеяться на прежние денежные переводы. Ему пришлось все больше времени бренчать на пианино в кабаре и ночных барах, и вскоре он настолько устал душой и телом, что охладел к занятиям.

С Юки Комия он познакомился осенью прошлого года, когда вместе с товарищами из оркестра заказал «девушек по вызову». В объятиях Юки в тот вечер он потерял невинность. Поначалу он не испытал ничего, кроме отвращения, но затем неожиданный приступ буйной страсти заставил его три дня подряд не отпускать Юки. Она соглашалась на все требования, и Синкити становился все более изощренным в своих желаниях. Он почти перестал посещать занятия в университете и зарабатывал где только мог, чтобы продолжать встречаться с Юки. Его страсть становилась все более острой, а ее грудь – все более худосочной.

Сверху неожиданно послышались голоса и шаги. Юки поспешно накинула на себя жакет. Из-за белой скалы появились двое мужчин и женщина. Они весело разговаривали, но, увидев Юки и Синкити, прервали беседу и молча продолжали спускаться, скользя по размытой дождем тропинке. Звук шагов уже затих, а Юки – до боли в спине – все еще чувствовала их пронзительные взгляды.

– Син-тян, дальше я не пойду. Мне неприятно, вдруг кто-нибудь еще появится.

Синкити продолжал лежать на траве, закрыв глаза, щеки его как-то обвисли, что придавало ему беспомощный вид. Падающие сквозь листья деревьев лучи солнца окрашивали его лицо в неприятный зеленый цвет.

– Я вспомнил, что вчера вечером встретил странного мужчину, – неожиданно сказал Синкити, открыв глаза и повернувшись в сторону Юки.

– Странного?

– Дожидаясь тебя, я остановился в «собачьем домике».

– Что еще за «собачий домик»?

– Это я говорю о гостинице. Она состоит из маленьких отдельных домиков, ну в точности собачьи конуры: в них, даже обнявшись, неудобно спать. На пустыре у леса построено около тридцати таких домиков, и все были заняты постояльцами вроде меня.

– Это и есть кемпинг «Белая береза», где ты останавливался?

– Да, дом номер восемнадцать кемпинга «Белая береза». Там я тебя ждал три дня.

– Извини, что опоздала.

– Да ничего. Но этот странный мужчина… Вчера он занял соседний дом. Мне не спалось, я поднялся на небольшой холм около леса и сидел, любуясь звездами. Вскоре опустился туман, но звезды иногда все же проглядывали. И тут он пришел, держа под мышкой бутылку виски, уже прилично пьяный.

– Ну и что?

– Что уж ему не понравилось, не знаю, но он стал привязываться ко мне. Когда я отказался выпить с ним, он прикончил бутылку и продолжал назойливо донимать меня своей болтовней, из которой я понял только, что у его жены есть любовник, а он долгое время об этом даже и не подозревал и вот сейчас оказался в дурацком положении.

– Син-тян, давай не будем об этом.

– Можно, конечно, но лучше послушай. Этот тип стал говорить, что он обязательно отомстит, все повторял: «Око за око, зуб за зуб». Он угрожал, просто исходил ненавистью, но потом размяк и расплакался. Кажется, его жена – потрясающая красавица и хорошо известная в Японии женщина.

– А кто она? – полюбопытствовала Юки.

– Ну, этого он, конечно, не сказал. Ему лет сорок, похоже, из аристократического рода, хотя, видимо, обедневшего. Даже если это и так, то все равно несправедливо, что его жена завела другого мужчину. Кажется, бедняга называл его имя – Сасукэ.

– Так, значит, его жена сейчас живет в Каруидзаве?

– Вроде да. Ее любовник тоже. Старая как мир история.

– Син-тян! – резко прервала Юки и внимательно посмотрела в лицо Синкити. Пожав плечами, она сказала: – Пошли. Похоже, погода меняется.

Словно в подтверждение ее слов, вдали послышались раскаты грома, а небо, совсем недавно такое ясное, стало быстро затягиваться тучами. Синкити полежал еще некоторое время, наблюдая за стремительным передвижением облаков, затем, как будто что-то стряхнув с себя, встал.

– Ладно. Но знал ли я это?…

– Син-тян, тебя что-то беспокоит?

– В мире многое случается. Этот тип задел мою душу… Впрочем, ничего страшного. Пошли.

Почти полчаса Синкити молча поднимался по крутому склону впереди женщины, она, тяжело дыша, следовала за ним.

Отдаленные раскаты грома прекратились, но небо было по-прежнему затянуто серыми тучами, и сгустившийся туман постепенно окутал путников.

Вблизи вершины горы Ханарэяма они повстречались с мужчиной, спускавшимся вниз. На нем было белое летнее кимоно без подкладки, из-под которого выглядывал бледно-голубой воротник нижнего кимоно. Его темно-синие хакама – широкие шаровары – блестели, как крылья цикады. Из-под шляпы торчали в разные стороны растрепанные волосы, напоминая гнездо воробья. На ногах – покрытые пылью белые летние носки, коричневые сандалии с ремешком для большого пальца. Проходя мимо, мужчина с укором в голосе спросил:

– Вы только начали подниматься?

Синкити пренебрежительно посмотрел на мужчину, ничего не ответил и обернулся к женщине:

– Юки, не отставай. Осталось совсем немного.

Юки взглядом поприветствовала прохожего и заторопилась за Синкити.

Мужчина в шляпе некоторое время смотрел вслед удаляющейся паре, а затем продолжил спуск по крутой тропинке. Однако после этой встречи он замедлил шаги и иногда оборачивался, будто его что-то беспокоило. Туман все густел, и скоро его шляпа и волосы на затылке отсырели.

Мужчина продолжал спускаться еще минут пять, потом остановился и сел на большой камень около дороги. Достал сигарету, закурил. Вообще-то ему не хотелось курить, но его что-то насторожило в этой поднимающейся в гору парочке. Мужчина в шляпе прикурил от первой вторую сигарету, тут же отшвырнул в сторону и зашагал обратно.

Густой, как молоко, туман окутал его со всех сторон, и в нескольких метрах уже ничего не было видно. Он иногда останавливался, чтобы перевести дух, и одновременно прислушивался, пытаясь уловить звуки шагов. Ничего не услышав, он продолжал подниматься.

Минут двадцать спустя после встречи мужчина вышел на ровную площадку на вершине Ханарэямы. В ясный день отсюда была видна гора Асама, но сейчас она была закрыта белесым туманом, сквозь который пятнами всплывали низкорослые сосны.

– Хэй, где та парочка, которую я встретил?!

Звуки вязли в тумане. Мужчина в шляпе крикнул еще и еще раз, а затем, как будто зная, куда идти, уверенно зашагал через кустарник, не обращая внимания на колючки.

У горы Ханарэяма было несколько вершин. На одной из них находилась пещера. Вход в пещеру был узкий; казалось, человеку в нее и не пробраться. Зато внутри она была довольно просторной. В пещере жили летучие мыши.

А еще пещеру облюбовали самоубийцы.

Разбуженные летучие мыши, свесившись с потолка, настороженно смотрели на лежащих внизу мужчину и женщину. Похоже, что Юки Комия уже умерла, а душа Синкити Тасиро еще блуждала где-то на границе загробного мира.

Испытывая страшные мучения предсмертной агонии, Синкити с трудом расслышал доносившийся из тумана голос:

– Где та парочка?

Под еле различимые звуки этого голоса сознание Синкити медленно угасало.

Было четыре часа пополудни 16 августа 1959 года.


Глава первая


Завтрак аристократа


Воскресным утром 14 августа 1960 года стол для завтрака в доме Тадахиро Асука был накрыт с обычным изяществом и скромностью.

Тадахиро не был гурманом, он предпочитал простую пищу: салат из ветчины с двумя яйцами всмятку, тосты, некрепкий чай, стакан свежевыжатого фруктового сока.

Большой фантазер и любитель приключений, Тадахиро Асука в молодости принимал участие в археологических экспедициях, отправлявшихся в Египет и другие страны, и сейчас горел тайным желанием вновь уехать на Восток, чтобы заняться расшифровкой древней восточной клинописи. Этим летом он вел затворнический образ жизни на своей вилле в Каруидзаве и от корки до корки прочитал дневники Шлимана о раскопках Трои и заметки лорда Эванса о дворце Миноса на Крите.

Раньше за завтраком напротив Тадахиро всегда сидела его жена Ясуко, старшая дочь основателя промышленной группы «Камито дзайбацу». Она обладала проницательным умом, была реалисткой и ненавязчиво удерживала своего фантазера-мужа от участия в сомнительных проектах. Однако два года назад, осенью, она внезапно скончалась от приступа стенокардии. Его дочь вышла замуж и жила отдельно, сын учился в Англии. Тадахиро остался совсем один, и главная его проблема состояла в том, чтобы найти себе какое-нибудь занятие.

Тадахиро оглядел комнату, в которой становилось все темнее.

– Таки, похоже, начинается…

– Ваше превосходительство, что же это такое? Вчера вечером в прогнозе погоды сказали, что он сюда не должен прийти.

– Хотя и не должен, да пришел. Теперь уж поздно вспоминать прогнозы.

– Но вчера вечером они должны уже были знать. Что за безответственность!

– Возмущаться бесполезно. Ведь не бюро прогнозов направило к нам тайфун.

– Сколько лет здесь служу, а такое случается впервые. Чтобы тайфун пришел в Каруидзаву – это очень большая редкость.

Как раз сейчас, когда Тадахиро направлялся к столу, чтобы позавтракать, за окнами его виллы происходили необычные события. Огромные деревья качались под ударами тайфуна, подобно траве. Столетние великаны впервые на своем веку подверглись такому испытанию и жалобно скрипели. Кругом летали оторванные ветви, а одна лиственница почти в метр толщиной с треском переломилась пополам и с оглушительным шумом упала на землю, сотрясая стены дома.

Пик тайфуна миновал, и вслед за порывами ветра на землю ринулись потоки воды, готовые унести за собой все, что попадется им по пути. С террасы ливень выглядел как сплошной водопад, низвергающийся с небес.

О том, что к берегам Японии приближается тайфун, было известно уже несколько дней, но из-за его небольшой скорости и постоянно меняющегося направления движения бюро погоды не могло определить, где точно он «высадится» на берег и куда последует дальше. Вчера ночью он пришел в район Канто, а к утру, набирая скорость, достиг Каруидзавы.

Обычно, когда тайфун доходит до берега, его скорость падает, особенно в этом районе, где местность довольно гористая, и то, что тайфун на этот раз достиг Каруидзавы, сломав при этом вековые деревья, можно было отнести к разряду исключительных явлений.

Стоящий на каминной доске транзисторный приемник с опозданием передавал предупреждения о надвигающемся тайфуне.

– Ой, ваше превосходительство, опять лиственница, еще одна…

Ветер, казалось несколько затихший, с новой силой обрушился на старые деревья, ломал, валил на землю со звуком лопнувшей струны неохватные стволы. Прижавшись к стеклянной двери, ведущей на террасу, Таки закричала.

– Таки, успокойся. Сломанные деревья уже не спасешь. Видимо, их жизнь пришла к концу.

– Но ведь жалко же. Погибла лиственница, которой так радовался прежний господин.

Для Таки, которая служила еще отцу Тадахиро, убитому в 1936 году группой восставших офицеров,[1 - Видимо, автор имеет в виду известный в истории Японии инцидент 26 февраля 1936 года, когда группа молодых экстремистски настроенных офицеров пыталась совершить государственный переворот и убила ряд министров, других государственных деятелей и видных представителей финансово-экономических кругов. (Здесь и далее прим. перев.)]последствия тайфуна выглядели непростительным надругательством. Она не могла видеть, как тайфун безжалостно хозяйничает на вилле.

При воспоминании об отце рука Тадахиро, державшая чашку, замерла. Ему вдруг показалось, что эти старые деревья, которые были живы до прихода тайфуна, и его отец, убитый восставшими офицерами, как-то связаны между собой. Когда отец погиб, Тадахиро не было в Японии, он находился на раскопках на Востоке и теперь будто вновь переживал его смерть.

– Таки, налей чаю.

– Ой, извините меня. – Таки поспешно вернулась к столу. – Сахар?

– Одного куска достаточно.

Тадахиро, взяв с тарелки поджаренный ломтик хлеба, стал намазывать специальным ножиком масло, но вдруг остановился, нахмурив брови.

– Таки, что это за тост?

– Извините, электричество отключено, я не могла использовать тостер… Может быть, еще раз поджарить?

– И этот подойдет, раз так… Между прочим, Таки, а что делает Акияма?

– Да спит, наверное. Разбудить?

– Нет, пусть спит.

– Он слишком легкомысленно ко всему относится.

– Ладно, ладно. Он в последнее время сильно устает. После того как пройдет тайфун, у него будет много работы. Дай ему еще поспать. Меня больше волнует Хироко. Она, наверно, сильно напугана.

– Но сегодня воскресенье, должен приехать ее муж.

– Нет, на этот уик-энд Сакураи не сможет приехать. Хироко придется побыть одной. Впрочем, с ней живет служанка.

– Да что от нее пользы? Она еще совсем молоденькая… Может, вы позвоните дочери?

– А телефон работает?

– Недавно работал.

– Позвоним, когда буря успокоится. Мы все равно сейчас ничем не сможем ей помочь.

– Понятно. Ваше превосходительство, – спросила Таки, внимательно наблюдая за выражением лица Тадахиро, – а что с Отори-сама?

– Она живет в гостинице, так что у нее должно быть все в порядке. Позвоню ей позже.

В этот момент налетел сильный порыв ветра, весь дом задрожал, и с крыши, как листья с деревьев, полетели куски черепицы. С потолка посыпался мелкий мусор. Таки невольно вцепилась в спинку стула.

– Все в порядке, Таки. Каким бы старым ни был этот дом, его вряд ли снесет, – сказал Тадахиро, помешивая чай, но, заметив плавающие в нем соринки, отодвинул его в сторону.

– Таки, тебе сейчас сколько лет?

– В этом году исполнится шестьдесят.

– Получается, что ты на десять лет старше этой виллы. Дом был построен в тысяча девятьсот одиннадцатом году, когда мне было четыре года.

Тадахиро отодвинулся от стола и осмотрел просторную комнату. В то время при строительстве загородных домов был моден архитектурный эклектизм, запечатлевшийся в смешении колониального стиля с ренессансом и готикой. Тяжеловесная парадность, свойственная готическому стилю, выражала вкусы отца; деликатные очертания колонн и стены в стиле ренессанса, вероятно, были навеяны архитектурными пристрастиями матери. Фасад дома был построен в колониальной манере и сейчас выделялся среди других особняков в Каруидзаве налетом старины. Отец назвал свою виллу «Бандзандзо».

– Ваше превосходительство, и что же?…

– Да, этот дом моложе нас, а только что сломанные бурей сосны и лиственницы старше, чем мы.

Увидев выражение глаз Тадахиро, Таки поняла, о чем он говорит. Когда она вновь взглянула в сторону окна, весь дом сильно заскрипел и из нескольких мест с потолка неожиданно потекли струйки дождевой воды.

– Посмотрите, ваше превосходительство!

– Вот это да! – Тадахиро поднялся со стула.

Он был высок, под метр восемьдесят. Одевался всегда элегантно и особенно стройным выглядел в смокинге. Родился он в 1907 году, и сейчас ему было 53 года. Хотя на висках у него проступала легкая седина, кожа на лице казалась свежей и молодой и была покрыта легким загаром, приобретенным за игрой в гольф.

Таки, позвав служанок, приказала им поставить ведра и тазы в тех местах, где протекала дождевая вода.

Тадахиро, взяв с каминной доски сигару, обрезал ножницами кончик и обратился к Таки:

– Когда дом становится таким старым, он ветшает и разрушается. Как и человек.

Медленно втягивая в легкие дым сигары, Тадахиро наблюдал, как на потолке в разных местах возникают все новые пятна. По его лицу неожиданно пробежала легкая тень. Он вспомнил упоительный запах стройного тела Тиёко Отори, которую он вчера вечером впервые поцеловал. Она сейчас живет неподалеку, в отеле «Такахара». Прошло больше года с тех пор, как имена Тиёко Отори и Тадахиро Асука стали упоминаться рядом в колонках светской хроники. Сплетни о том, что уже четырежды побывавшая замужем Тиёко Отори сумела завоевать сердце завиднейшего жениха послевоенной Японии Тадахиро Асука, заполняли страницы газет и журналов, пишущих о мире богемы. Поговаривали даже, что если бы прошлым летом первый муж Тиёко, Ясухиса Фуэкодзи, не погиб самым странным образом, то эта пара, возможно, сейчас была бы связана узами брака.

Тадахиро Асука был вторым сыном князя Мототада Асука, который с 1911 по 1925 год являлся высшим сановником императорского двора. Образование Тадахиро получил в Англии, но карьера ученого его не прельщала, и он целиком посвятил себя альпинизму и путешествиям. В 1935 году Тадахиро присоединился к группе английских археологов, отправлявшихся в Египет на раскопки. Правда, он был включен в экспедицию не в качестве полноправного участника, а как своего рода вольнонаемный сотрудник.

Новость о восстании в Японии и убийстве отца застала его в Долине Царей. Он не сразу вернулся на родину, а направился в Лондон, по дороге задержавшись в Месопотамии, где осмотрел результаты раскопок цивилизации долины реки Инд, и только примерно через полгода оказался в Японии. За два года до этого он женился на Ясуко, старшей дочери Райдзо Камито, которая все это время, тоскуя, с маленькой Хироко на руках ожидала в Лондоне своего помешанного на археологии мужа.

В Японии он вел праздный образ жизни, и те, кто его знал, считали его дилетантом, поэтому позже никак не могли поверить, что он смог сделать такую блистательную карьеру после войны. Из-за самоубийства старшего брата после войны он избежал чистки, проводимой оккупационными властями. Однако его тесть, Райдзо Камито, попал под чистку и был вынужден передать мужу своей дочери управление всем огромным концерном «Камито санге». О Райдзо Камито справедливо говорили, что он обладал талантом распознавать людей.

Тадахиро сразу же проявил свои способности, сумев справиться с ожесточенным наступлением профсоюзов. Этим он доказал, что потомки аристократов в отдельных случаях проявляют не только жестокость и бессердечие, но и железную волю. Он сумел сначала расколоть профсоюзы, а затем подчинить их своему влиянию. Хитрость и умение манипулировать людьми, вероятно, передавались тысячелетиями от одного поколения князей другому.

После этого он искусно завоевал доверие Главного штаба американских оккупационных сил. Тут в дело пошло все: факт его учебы в Англии, владение разговорным английским, внешняя привлекательность и импозантность; при этом Тадахиро не забывал как бы между прочим упомянуть при случае, что происходит из древнего княжеского рода. Концерн «Камито санге» успешно развивался и процветал: в него входило более пятидесяти отдельных компаний. О Тадахиро Асука говорили (и это не было преувеличением), что именно он заложил основу послевоенной финансовой системы Японии.

Основатель концерна Райдзо Камито, вполне довольный тем, как идут дела у зятя, в 1957 году скончался. Через год после смерти жены Тадахиро передал все дела по управлению концерном своему двоюродному брату, которого он соответствующим образом подготовил, а сам отошел от непосредственного руководства. Его неоднократно пытались привлечь к политической деятельности, но он не проявлял никакого интереса к политике. Похоже, мечтателя Тадахиро постепенно все больше затягивали обычные житейские дела.

Тадахиро впервые встретился с Тиёко Отори вскоре после того, как потерял жену…

– Ого, как я долго спал! Таки, нижайше прошу прощения, – раздалось от двери.

Протирая заспанные глаза, в столовую вошел Акияма и застыл как вкопанный, увидев стоящего у камина Тадахиро.

– Ваше превосходительство, вы все время были здесь?

– Как ты мог так долго спать? В такую-то бурю? – рассмеялся Тадахиро, показав ослепительно белые зубы. Его улыбка могла обворожить кого угодно.

– Прошу прощения. Я так крепко спал… Лишь недавно страшный треск разбудил меня.

Такудзо Акияма окончил войну в звании армейского капитана. Младший сын одного из слуг, он вырос в семье родителей Асука и после войны стал шофером у Тадахиро. Хотя он был всего на семь лет моложе хозяина, он до сих пор оставался холостяком. Крепкий, коренастый, он производил впечатление человека, наделенного жестокостью и простотой животного.

– Сколько же деревьев попадало!

Несколько берез, которые росли прямо перед террасой, упали как шахматные фигурки, задетые рукой игрока, а одна еще стояла наклонно, зацепившись за конек крыши.

– Какая страшная буря!

– Страшного ты не видел, Акияма. Сейчас уже немного поутихло.

– Ну надо же! Ваше превосходительство, а как все было?

Тадахиро, изображавший из себя человека либерально мыслящего, не любил, когда к нему обращались со словами «ваше превосходительство», и часто делал по этому поводу замечания своему окружению, но слуги делали вид, что не слышат выговоров. Возможно, в глубине души ему это и нравилось.

– Как? Посмотри, посмотри на тот лес. Его как будто постригли наголо.

Акияма посмотрел на лес за террасой, и его глаза от изумления округлились.

– Ужас! Если бы это увидел прежний господин, для него это было бы большим ударом.

– Акияма, ты еще не завтракал?

– Нет, я как раз собираюсь.

– Таки, принеси завтрак сюда.

– Нет, ваше превосходительство, я позавтракаю на кухне.

– А почему не здесь? Мне нужно кое о чем тебя спросить.

– Ну если так…

– Акияма, раз его превосходительство сказали, позавтракайте здесь. К тому же на кухне протекла крыша, и там полный беспорядок.

Буря затихала, струйки дождевой воды в столовой превратились в капли. Когда Таки вышла, Тадахиро спросил:

– Акияма, я слышал от Таки, что ты встретил Кадзухико?

– Да, вчера вечером, на площади перед храмом Сува на празднике О-Бон.[2 - «О-Бон» – ежегодный религиозный праздник поминовения предков. Отмечается в августе. В это время многие японцы стремятся вернуться в родные места, где покоится прах их предков. Во время праздника зажигается костер, вокруг которого совершаются обрядовые танцы.]

– Интересно, почему Кадзухико не зашел к нам?

– Вчера не было света, и ему не хотелось создавать вам дополнительные трудности, но сегодня обещал обязательно прийти.

– Света не было, а танцы О-Бон все же состоялись?

– Они ведь бывают только раз в год. Поэтому развели большой костер, было даже интереснее, чем обычно.

– Ты поди тоже танцевал?

– Мне неловко, но должен признать – да. Во время танца меня и окликнул Кадзухико.

– Он был один?

– Нет, с ним был археолог Матоба. Он только что вернулся из экспедиции. Он, возможно, тоже зайдет.

– Кадзухико серьезно увлекся археологией.

– Это влияние вашего превосходительства.

– Глупости. Скорее я поддаюсь его влиянию. В это время с подносом в руках вошла Таки.

Тадахиро встал и вышел на террасу.

Пока Акияма удовлетворял свой отличный аппетит супом мисосиро, вареной мелкой рыбой, жареными морскими водорослями с сырым яйцом, Тадахиро изучал ущерб, который нанес тайфун его саду. Хотя буря вроде бы успокоилась, редкие порывы ветра были еще настолько сильны, что деревья продолжали со стоном раскачиваться, теряя надломленные ветви. Дождь почти прекратился. Упавшие за лужайкой лиственницы неожиданно обнажили большие участки неба.

Было десять часов утра.

После того как Таки унесла поднос с пустыми тарелками, Акияма, понизив голос, сказал, как будто он только что это вспомнил:

– Говорят, что Отори-сан… Тиёко Отори приехала в Каруидзаву.

– Да, я как раз хотел тебя спросить. Ты от кого это слышал?

– Вчера мне об этом сказал Кадзухико.

– Кадзухико?… Он-то откуда знает?

– По его словам, он видел, как она ехала в машине по Старой дороге. Значит, она сейчас в Каруидзаве?

– Да, приехала вчера вечером, ведь завтра состоятся соревнования по гольфу. Я ее пригласил.

Третий год подряд 15 августа в Каруидзаве проводятся соревнования по гольфу, а спонсором выступает Тадахиро.

– Она остановилась в отеле «Такахара»? – поинтересовался Акияма.

– Да.

– Вчера вечером вы куда-то уходили…

– Да, она вызвала меня по телефону.

– Извините, но вы вдвоем ходили куда-то развлекаться…

– Да что ты! Хватит об этом. Когда мы разговаривали в лобби-баре отеля, выключили свет, я сразу вернулся.

Тадахиро заметил, что он как бы оправдывается, хотя он говорил правду, и даже побледнел. Он специально не пошел к ней в комнату, и свет действительно погас, когда они были в лобби-баре, и он быстро удалился. Но не настолько быстро, чтобы не успеть обнять ее и поцеловать в губы.

– Ваше превосходительство, а вам известно, что в Каруидзаву приехал Кего Маки?

– Он каждое лето проводит здесь.

– К тому же Синдзи Цумура вроде тоже приезжает.

– И Цумура приезжает? – переспросил Тадахиро, и его голос прозвучал как-то неестественно.

– Его пригласили на фестиваль современной музыки, как и в прошлом году. На фонарных столбах в городе расклеены афиши: его концерты состоятся сегодня и завтра.

Кего Маки был третьим мужем Тиёко Отори, а Синдзи Цумура – четвертым.

– Ну и что из этого? – заинтересовался Тадахиро, но в это время в углу комнаты зазвонил телефон.

Акияма встал, поднял телефонную трубку, послушал и повернулся к Тадахиро:

– Ваше превосходительство, звонит дочь Фуэкодзи…

– А, это Мися… – сказал Тадахиро, и его лицо расплылось в улыбке. – Принеси сюда аппарат.

Акияма настороженно наблюдал за выражением лица Тадахиро.

– Ваше превосходительство, а не слишком ли фамильярно вы ведете себя с этой девушкой?

– Фамильярно? Так она еще ребенок. Насколько я помню, ей шестнадцать или семнадцать лет. Я играл с ней в гольф в прошлом году.

– Всего? И она уже играет в гольф?

– А почему бы нет? Ты что, проводишь расследование? Перестань, принеси сюда телефон, или я сам подойду.

Акияма передвинул маленький столик, на котором стоял аппарат, поближе к обеденному столу, и Тадахиро взял трубку.

– Алло, Мися?

– Да. Дядя Асука?

– Да, это я. Что случилось, Мися?

– Дядя Асука, мне страшно… – Голос в телефонной трубке звучал испуганно.

– Из-за тайфуна?

– Да, да. Кажется, что дом сейчас унесет. Вокруг дома повалило много деревьев, с потолка течет вода. А вокруг все залито водой!

Он представил себе лицо девушки, разрумянившееся от возбуждения. Она сжимает телефонную трубку, ей не терпится высказаться.

– Действительно, было ужасно. Однако сейчас все должно успокоиться, ведь ветер почти стих. А где бабушка?

– Бабушки нет дома.

– Она что, куда-нибудь ушла?

– Недавно она звонила из Токио.

– Из Токио?

– Да. Сегодня утром она должна была вернуться, но в районе Кума-но-хира обвалилась скала, и поезда перестали ходить. Поэтому она позвонила, сказала, что едет окружным путем, – поведала Мися грустным голосом.

– Значит, ты вчера вечером была одна?

– Нет, с Рики.

– Кто это?

– Наша служанка. Но…

– Что-то случилось?

– Рики пошла на танцы О-Бон. А потом выключили свет. Вдобавок ветер завывал и бился в стены, и я очень, очень боялась.

– Поведение Рики никуда не годится. Бросить Мися одну…

– Что я могла с ней поделать? Рики живет в Каруидзаве, она должна была пойти туда на праздник. К тому же они с Эйко договорились идти вместе.

– А кто эта Эйко?

– Разве вы, дядя, не знаете? Это служанка Сакураи. Она тоже жительница Каруидзавы.

Тэцуо Сакураи был мужем Хироко и одним из претендентов на руководящую роль в делах концерна «Камито санге».

Помолчав некоторое время, Тадахиро сказал:

– Плохо, конечно. Но что случилось, то случилось. Я кого-нибудь сейчас пошлю к тебе.

– Ах, дядя. Дело не в этом.

– А в чем?

– Простите меня, дядя. Я веду себя глупо. Бабушка мне сказала по телефону, чтобы я позвонила дяде и предложила навестить его. Поэтому я и позвонила.

Настроение Тадахиро несколько подпортилось, когда он понял, что этот звонок сделан по просьбе бабушки.

– Хорошо, хорошо, Мися. Был такой страшный тайфун – неудивительно, что ты испугалась. Ты, наверное, знаешь Акияма?

– Акияма?

– Это мой шофер.

– А, этот страшный дядя.

– Ха-ха! Мися считает, что Акияма страшный?

– Ах, извините. Я сказала «страшный», потому что он все время сердито смотрит на меня.

– Ха-ха! Это потому, что Мися слишком красивая, и Акияма засматривается на тебя.

Тадахиро с озорством скосил глаза на Акияма. Тот сидел с недовольным видом, поджав губы.

– Без дяди Акияма я как-нибудь обойдусь.

– Но если тебе что-нибудь нужно, я пошлю к тебе дядю Акияма.

– Ах, дядя, не нужно, не нужно! – в панике ответила Мися. – Я не для этого позвонила. Мне бабушка сказала…

– Я все понимаю. Бабушка сегодня не вернется. Если тебе не нравится дядя Акияма, я пришлю кого-нибудь другого.

– Если можно. Если нет, мне ничего не остается, как попросить дядю Цумура…

– Дядя Цумура? Это Синдзи Цумура, да? Ты знаешь, где живет дядя Цумура?

– Да, в бунгало, совсем рядом. Я вчера встретила его на целебных источниках в Хосино и даже поздоровалась с ним.

– Ах вот как. – Тадахиро хотел было сказать, что этого лучше не делать, но передумал, постеснявшись Акияма.

– Дядя, ну так как?…

– Подожди немного. Я пришлю кого-нибудь.

Тадахиро положил трубку и повернулся к Акияма.

– Акияма, послушай, почему-то Мися тебя не любит. Что произошло?

– Да ничего особенного. – Акияма застыл в напряженной позе. – Скорее не она, а эта госпожа, бабушка Фуэкодзи, меня не выносит!

– А это почему?

– Вероятно, потому, что я преданный слуга вашего превосходительства. Она меня боится.

– Тебя? Отчего?

– Не представляю.

Тадахиро и Акияма некоторое время изучающее смотрели друг на друга, и Тадахиро, не выдержав, отвел глаза. Акияма сказал с ухмылкой:

– Но еще больше она боится вас, ваше превосходительство.

– О чем ты говоришь?

– Почему, ваше превосходительство, вы не сказали девушке, что приехала ее мать?

Тадахиро слегка нахмурил брови: вид у него был недовольный. Не отвечая прямо на вопрос, он сказал:

– Боюсь, Мися слишком много болтает… Акияма, выясни, какие там разрушения. Что-нибудь нуждается в срочной починке?

Когда Тадахиро встал, опять зазвонил телефон, и Акияма поднял трубку.

– Ваше превосходительство, звонит Кавамото из филиала фирмы.

– Ну, уж раз позвонили, передай всем привет. Да, и пускай пришлют пять-шесть человек. Один ты не справишься, а я старик.

Концерн «Камито санге» среди своих дочерних компаний числил фирму «Камито тоти», которая занималась недвижимостью и имела филиал в Каруидзаве, где успешно торговала участками земли.

Вслед за Акияма Тадахиро вышел из столовой и направился в свой кабинет, который служил для него убежищем от всех жизненных проблем и сейчас, и в ту пору, когда он руководил концерном. Длинные полки были плотно уставлены книгами, в основном по археологии. В стеклянных шкафах красовались привезенные с Востока древности. Однако у Тадахиро, похоже, не было настроения браться за чтение. Он переоделся в халат и, потонув в мягком кресле, рассеянно уставился в окно.

Тадахиро всерьез задумался о проблеме, которую он будет вынужден решить в ближайшее время.


Глава вторая


Труппа в полном сборе


Первый муж Тиёко Отори, Ясухиса Фуэкодзи, был найден мертвым в одном из бассейнов Каруидзавы. Это произошло рано утром 16 августа прошлого года.

Любители кино знают, что Ясухиса Фуэкодзи, происходивший из аристократического рода, до войны был известным артистом, игравшим роли первых любовников. После войны о нем стали забывать: людям приходилось справляться с трудностями повседневной жизни, да и почтительный интерес к аристократам начал угасать.

Однако смерть вновь сделала его знаменитым: еще бы, ведь при необычных обстоятельствах скончался первый муж кинозвезды Тиёко Отори! Именно по этой причине его смерть вызвала в обществе много разговоров и подозрений. Следственные органы заинтересовались сомнительной картиной, при которой было обнаружено тело.

Голое тело Ясухиса Фуэкодзи (на нем были только испачканные трусы) обнаружили плавающим в бассейне. Оно было настолько исхудавшим, что можно было пересчитать все ребра; костлявые руки и ноги были раскинуты широко в стороны, и весь он напоминал большую высушенную лягушку. Как же получилось, что Ясухиса Фуэкодзи, в прошлом известный щеголь, был найден в таком неподобающем виде?

В траве рядом с бассейном обнаружили его одежду. При обследовании территории вокруг бассейна не нашли следов борьбы или драки, равно как и признаков того, что одежда и ботинки были сорваны с Фуэкодзи насильно. В ботинки были даже вложены носки. Тщательный осмотр места происшествия свидетельствовал о том, что Ясухиса Фуэкодзи накануне ночью, то есть 15 августа 1959 года, пришел к бассейну, сам снял имевшуюся на нем одежду, оставшись в одних трусах, и, прыгнув в воду, скончался…

Среди вещей, обнаруженных рядом с бассейном, были наручные часы «лонжин» в золотом корпусе, а в бумажнике, который достали из кармана пиджака, оказалось всего лишь три тысячи иен. Ясухиса Фуэкодзи был только что выпущен из следственного изолятора под залог, и это было все его имущество.

Нет, рядом с одеждой был найден еще один оставленный им предмет – почти пустая бутылка из-под виски «Джонни Уокер Блэк Лэйбл». Несколько свидетелей видели в ту ночь, как он шел в тумане, прикладываясь к бутылке. На самой бутылке оказалось множество отпечатков его пальцев. С согласия матери Ясухиса было проведено вскрытие тела. Причиной смерти, как было установлено, стал паралич сердца, в желудке обнаружено большое количество алкоголя, однако каких-либо признаков, указывающих на убийство, как и следов насилия, найдено не было. Воды в легких оказалось совсем немного.

Было сделано следующее предположение о событиях, приведших к его смерти: в результате выпитого в большом количестве алкоголя у Ясухиса Фуэкодзи случилось временное психическое расстройство, и, видимо, начались какие-то галлюцинации, под влиянием которых он разделся и прыгнул в воду.

За многие годы беспутной жизни сердце Ясухиса порядком поизносилось, и если к этому добавить большое количество выпитого алкоголя и низкую температуру воды высокогорного бассейна, то становится ясно, что наличествовали все условия, провоцирующие сердечный приступ. Тот факт, что мужчина почти не нахлебался воды из бассейна, наводит на мысль, что его сердце остановилось в тот момент, когда он прыгнул в воду.

В качестве причин, которые могли вызвать у Ясухиса роковую галлюцинацию, помимо большого количества выпитого, упоминался также густой туман, который в ту ночь окутал окрестности.

Этот высокогорный район знаменит своими туманами, а в тот вечер он был особенно густым. Даже при свете карманного фонарика видимость в районе бассейна после восьми часов вечера не превышала трех метров. В таких условиях и человеку с нормальной психикой могло почудиться все что угодно.

Бассейн представлял собой искусственный пруд, длина его составляла пятьдесят метров, а ширина – тридцать. Зимой он использовался как каток. Летом здесь катались на лодке и даже ловили рыбу. Рядом расположено двухэтажное здание, на первом этаже которого открыто кафе, второй этаж летом арендовал токийский китайский ресторан; несколько комнат здания были приспособлены под гостиничные номера.

В тот вечер из-за плохой погоды посетителей ни на первом, ни на втором этажах после восьми уже не было, а последний рыбак ушел еще раньше.

Как показало вскрытие, смерть Ясухиса наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера. Обслуживающий персонал и некоторые постояльцы гостиницы в это время еще не спали. Кто-то решился пойти на праздник О-Бон, но большинство, испугавшись густого тумана, осталось дома. Никто из них не слышал шума драки или криков о помощи.

Судя по тому, где была обнаружена одежда Ясухиса, он прыгнул в бассейн с противоположного зданию берега, однако ночью в полной тишине звуки разносятся на большие расстояния.

Исходя из этих данных, полиция признала основной версию о психическом расстройстве, и только один человек, помощник инспектора управления полиции Каруидзавы Хибия, который возглавлял расследование смерти Ясухиса, настойчиво утверждал, что здесь имело место убийство.

Хибия был молод, энергичен и честолюбив. Он упорно искал доказательства, подтверждающие его подозрения. Особенно его насторожил тот факт, что экспертиза выявила на половых органах и лобковых волосах Фуэкодзи следы полового сношения. Плавающее в воде тело Ясухиса было обнаружено служащим бассейна примерно в шесть часов утра 16 августа, то есть оно находилось в воде около семи часов. Поэтому уже невозможно было определить группу крови женщины, с которой умерший имел связь.

Но кто же была эта женщина?

…Тадахиро глубоко задумался. Лоб прорезали морщины, лицо нахмурилось. Залог за Ясухиса тогда, год назад, перед его смертью, заплатила Тиёко. Выражение лица Тадахиро стало еще более мрачным. Зазвонил телефон. Таки взяла трубку:

– Это звонит Кадзухико.

– Соедини. – Лицо Тадахиро мгновенно просветлело.

В трубке раздался молодой голос:

– Прошу прощения. Вчера выключили свет, мне было неловко…

– Пустое…

Стеснительность Кадзухико была связана скорее с тем, что он не хотел встречаться с Тиёко Отори.

– Где ты сейчас?

– У Матоба-сэнсея.[3 - Сэнсей – учитель, преподаватель. Часто употребляется после собственного имени уважаемого собеседником человека, особенно из научного или медицинского мира. При обращении может употребляться и без собственного имени.]

Вернее, на вилле у его знакомого, в Минамихара.

– Какие планы на сегодня?

– Хотели бы вместе с Матоба-сэнсеем навестить вас во второй половине дня. Не возражаете?

– Нет, конечно. Как пережили вчерашний тайфун?

– О, тайфун был ужасен! Но здесь никто не пострадал. Только упала старая лиственница, что росла напротив дома.

– У нас тоже: лиственницы, предмет моей гордости, все повалены. Вокруг дома стало так голо.

– Ужасно!

– Соболезнования можно не выражать. Лучше приходите. И Матоба-сэнсея я уже давно не видел. Правда, из-за всех этих событий я не смогу вас достойно принять…

– Не беспокойтесь… Мы придем после полудня.

– Можно тебя кое о чем попросить?

– Все что угодно.

– Ты знаешь виллу Фуэкодзи? Это в районе Сакура-но-дзава.

Немного помолчав, Кадзухико ответил:

– Да, знаю.

– Так вот, не мог бы ты по дороге навестить Мися? Она сейчас совсем одна, и, похоже, ей очень не по себе.

– А где бабушка?

– Она уехала в Токио и еще не вернулась. Поезда до нас не доходят.

– Да-да! У входа в один из тоннелей произошел оползень.

– Я слышал, это в районе Кума-но-хира. Бабушка звонила из Токио и сказала, что задержится.

– Конечно-конечно, я обязательно навещу Мися.

– Спасибо. Ну, до встречи.

Тадахиро положил трубку, его лицо некоторое время светилось от удовольствия и выглядело помолодевшим. Но вскоре он вновь погрузился в мрачные мысли.

Загадочная женщина, с которой Ясухиса в ту ночь имел интимные отношения, в ходе расследования так и не была найдена. Помощник инспектора Хибия потерпел поражение. Но у него была еще одна важная причина для подозрений. Почему-то как раз в то время, когда Фуэкодзи погиб, в Каруидзаве собрались все, кто был с ним близко знаком.

Бывшая жена Фуэкодзи Тиёко Отори после развода с Ясухиса трижды выходила замуж и со всеми тремя мужьями развелась. Второй муж умер в конце прошлого года, остальные пребывали в добром здравии, и все тогда приехали в Каруидзаву.

Здесь же находились и сама Тиёко, и Тадахиро Асука (которого молва называла ее любовником), проживающий на своей вилле в Каруидзаве. Дочь Тиёко и Ясухиса, Мися, вместе с мачехой Ясухиса, Ясуко, также проводили лето на вилле в районе Такахара.

Все они, хотя и жили в разных местах, в момент странной смерти Ясухиса Фуэкодзи оказались в Каруидзаве. Вот это обстоятельство и представлялось Хибия подозрительным, тем более что преступник, повинный в смерти второго мужа Тиёко, до сих пор не был найден.

…Опять раздался телефонный звонок, прервавший размышления Тадахиро. На этот раз звонила Хироко.

– Папа, это я. Таки сказала, что у вас творилось что-то ужасное!

– Да ничего. А у вас?

– Удивительно, но здесь не много повреждений. Правда, сломано несколько деревьев, но у нас, к счастью, больших-то деревьев нет.

– Река не вышла из берегов?

– Мы этого боялись, но все обошлось… Вот только все березы, которые вы посадили, вырвало с корнем.

– У нас то же самое. У березы корни не уходят в глубину. Вчера вечером скучала одна?

– Да. Хотя у нас ведь живет Эйко.

– А разве она не ходила на танцы О-Бон?

Хироко ахнула, замолчала, потом продолжила спокойным тоном:

– Папа, откуда вы знаете?

– Мне звонила дочь Фуэкодзи.

Тадахиро хотел произнести это как можно небрежнее, однако его голос прозвучал так, будто у него глубоко в горле застряла рыбья кость. Хироко же заговорила весьма оживленно:

– После того как я отправила Эйко, отключили свет. Ветер становился все сильнее, и я действительно почувствовала себя немного неуютно, но я не думала, что тайфун дойдет до нас.

– Ты связывалась с Токио?

– Да. Тэцуо недавно звонил, – сказала она равнодушно.

– Ну и что? Когда приедет?

– Очень поздно, будет добираться по окружной дороге. Недавно звонил Кавамото из «Камито тоти».

– Он и тебе звонил?

– Кавамото сказал, что он пришлет человека, поэтому вы, папа, не волнуйтесь. Главное, чтобы у вас все было хорошо.

– Ну, спасибо. Созвонимся позже.

Положив трубку, Тадахиро рассеянно посмотрел в окно. Равнодушие в голосе дочери расстроило его. Ее муж Сакураи был хорошим работником и в последнее время продвинулся по службе, но было бы неплохо, если бы он на субботу и воскресенье приезжал к Хироко. Тадахиро покачал головой, и его мысли вернулись к воспоминаниям о событиях прошлого года.

Тиёко Отори родилась в 1925 году и была единственной дочерью известного в те годы художника и знаменитой гейши из Симбаси.[4 - Симбаси – район Токио, где находятся лучшие дома гейш.]

Она унаследовала талант и красоту матери. Тиёко училась на втором курсе женского колледжа, когда потеряла отца. Ее матери пришлось стать преподавательницей классического танца. Учась на третьем курсе, Тиёко сумела через знакомого семьи устроиться в кинокомпанию «Toe кинэма», но для этого ей пришлось уехать в Киото; в шестнадцать лет она начала самостоятельную жизнь.

Чуть раньше актером «Toe кинэма» стал Ясухиса Фуэкодзи, потомок аристократического рода, он отличался необычайной красотой. Кинокомпания выпустила несколько слащавых романтических фильмов с Тиёко и Ясухиса в главных ролях. Фильмы имели огромный коммерческий успех.

В отличие от Ясухиса, который так и не перерос амплуа первого любовника, Тиёко постоянно совершенствовала свое актерское мастерство, что и поспособствовало ее дальнейшей карьере.

Незадолго до начала войны на Тихом океане компании «Toe кинэма» было запрещено выпускать фильмы с участием Тиёко и Ясухиса. Причина была в следующем: давно ходили слухи об их интимных отношениях, но когда они тайком сбежали, чтобы пожениться, это вызвало открытое возмущение в обществе, и военные власти запретили им сниматься в кино. Сбежали же они потому, что мачеха Ясухиса, Ясуко Фуэкодзи, была против их брака.

В 1943 году Ясухиса был мобилизован в армию, а на следующий год у Тиёко родилась дочь Мися. Тогда Ясуко, поразмыслив, сменила гнев на милость. Ее опасения были понятны: случись что с Ясухиса, род Фуэкодзи прекратит свое существование. Поэтому она разрешила Тиёко внести себя и дочь в посемейный список Фуэкодзи и взяла Мися к себе на воспитание.

Тиёко все еще было запрещено сниматься в кино, и она присоединилась к кочующей театральной труппе, состоящей из артистов драматических и оперных театров. Там она встретила своего будущего второго мужа Кэндзо Акуцу. Акуцу был руководителем труппы, и Тиёко многому научилась у него как драматическая актриса. Люди стали поговаривать, что они любовники, но оба категорически отрицали это. Война окончилась, и кочующая театральная труппа была распущена.

Тяжелые послевоенные годы были для Тиёко счастливой порой, так как ей было разрешено вернуться в кино. В 1947-м она купила дом в Токио, в районе Китидзедзи, и перевезла туда свекровь Ясуко и дочь Мися. Семья Фуэкодзи к тому времени потеряла все свое состояние, и Ясуко, которая вначале так невзлюбила свою невестку, теперь полностью зависела от нее.

В 1948 году Ясухиса демобилизовался и вернулся в Японию, но они прожили с Тиёко всего год. Тиёко к тому времени стала известной профессиональной актрисой. Ясухиса тоже попытался вернуться в кино, но после войны его аристократические манеры и внешняя привлекательность перестали пользоваться успехом у зрителей. Два-три фильма с его участием оказались настолько неудачными, что ему пришлось уйти из кино. В 1949 году он развелся с Тиёко, пробовал заниматься бизнесом, в том числе продажей автомобилей, а в 1959-м был арестован по обвинению в мошенничестве.

После войны Кэндзо Акуцу организовал театральную труппу «Кусано-но дзицудза». Когда он узнал о разводе Тиёко с Ясухиса, он пригласил Тиёко выступать в некоторых спектаклях, и между ними с новой силой вспыхнула любовь. Он бросил жену и женился на Тиёко. Ей в то время было двадцать шесть лет, а ему – сорок восемь. Однако их супружеская жизнь продолжалась недолго, и в 1953 году они развелись, оставшись друзьями.

В следующем году Тиёко вышла замуж за художника Кего Маки. Познакомились они, когда один из еженедельных журналов поручил Маки нарисовать портрет Тиёко для обложки. Тиёко было тогда двадцать девять, Маки – тридцать три.

С этого времени любовные похождения Тиёко стали привлекать внимание журналистов. Еще когда она только выходила замуж за Кего Маки, высказывались предположения, что этот брак долго не продержится. Так и случилось: весной 1956 года Тиёко рассталась с третьим мужем и перебралась в Париж.

Перед отлетом она заявила в одном из интервью, что больше не собирается влюбляться. Но не успели еще отзвучать эти слова, как из-за моря поползли слухи о ее романе с композитором Синдзи Цумура, работавшем в Париже. Осенью вслед за Тиёко в Японию вернулся и Цумура, и они вскоре поженились. Тиёко впервые вышла замуж за мужчину младше ее по возрасту: ей исполнилось тридцать два года, Синдзи – двадцать восемь.

Этот четвертый брак также был недолгим. Осенью 1957 года они объявили, что должны отдохнуть друг от друга, а весной 1959-го развелись. К этому времени уже начался роман Тиёко с Тадахиро.

Все это, как ни странно, не повлияло на отношение к Тиёко журналистов, может быть, потому, что она ничего не скрывала и всегда была мила с прессой.

«А любит ли Тиёко свою единственную дочь?» – подумал вдруг Тадахиро. Конечно, она регулярно платит за ее образование, но что побуждает ее к этому: любовь или чувство ответственности? На кого из родителей Мися больше похожа? Она превратилась в очень красивую девушку, но в противоположность яркой, здоровой красоте Тиёко Мися обладала спокойной, не бросающейся в глаза красотой хрупкого фарфора. Это была болезненная красота цветка, который расцвел в тени, вдали от солнца.

Она была слабенькой, в детстве заболела астмой, приступы которой иногда терзали ее маленькое тело целыми ночами. Из-за этого ее отдали в школу на год позже сверстников, а через два года ее обучением занялась дома бабушка Ясуко и преуспела в этом, за что Тиёко была ей благодарна.

В 1953 году по совету врача Тиёко купила дом в Каруидзаве. С тех пор Мися каждое лето проводила с бабушкой на этом высокогорном курорте, в последнее время ее здоровье улучшилось, астма отступила.

Мысли Тадахиро обратились к неожиданной кончине Кэндзо Акуцу, второго мужа Тиёко.

После того как Акуцу в 1953 году развелся с Тиёко, он не вернулся к прежней жене, а вел одинокую холостяцкую жизнь. Именно в это время в нем вновь заполыхала страсть к театру.

Выступления труппы «Кусано-но дзицудза» пользовались успехом. Почти все ее артисты, за исключением Акуцу, принадлежали к послевоенному поколению, и они постепенно сделали театр популярным. Финансовые трудности были решены с помощью телевидения и кино. В 1958 году «Кусано-но дзицудза» имела в репертуаре уже четыре спектакля, которые постоянно шли с полным аншлагом, и Акуцу был доволен своей деятельностью.

В самом конце года, 28 декабря, актеры и близкие к театру лица устроили банкет по случаю проводов старого года в одном из ресторанов Цукидзи. На вечеринке присутствовало более трехсот человек.

На этом банкете побывал и четвертый муж Тиёко Синдзи Цумура, который в то время уже жил отдельно от нее. Встреча Акуцу и Цумура впоследствии вызвала много вопросов. Сам Цумура объяснил свое посещение тем, что находился недалеко, и у него возникло желание засвидетельствовать почтение Акуцу. Однако один из присутствовавших на банкете видел, что Синдзи Цумура и Акуцу более тридцати минут беседовали в отдельной комнате. Другие свидетели рассказали, что, когда Цумура вышел из комнаты, его лицо застыло, будто окаменело, а глаза лихорадочно блестели. Более того, Цумура шел, пошатываясь, и провожавший его с мрачным видом Кэндзо Акуцу пробормотал фразу, которую услышал находившийся поблизости гость: «Того человека уже давно нет».

Неизвестно, имели ли эти слова отношение к Тиёко, однако, когда с наступлением нового года было опубликовано сообщение о разводе Цумура и Тиёко, один из близких к ним людей поделился с прессой мнением, что та фраза, вероятно, все-таки касалась ее.

Спустя всего лишь два часа после того разговора с Кэндзо Акуцу произошел несчастный случай, в результате которого он скончался.

Дело было так: после банкета Кэндзо Акуцу вместе с несколькими молодыми членами труппы и критиками ходили по барам известного своей ночной жизнью района Гиндза. Хотя Акуцу и перевалило за пятьдесят, он мог выпить много и полностью себя контролировать, но в тот вечер он как-то необычно опьянел. Когда вся компания вышла уж неизвестно из какого по счету бара, Акуцу был сильно пьян, да и остальные ему в этом не уступали. Мимо проезжал грузовик, все остановились, и только Акуцу решил перебежать дорогу. Когда грузовик проехал, все увидели, как за угол на большой скорости заворачивает легковая машина, а на дороге лежит Кэндзо Акуцу. Все бросились к нему: его голова была разбита – вероятно, выступающей фарой – указателем поворота автомобиля, а самого автомобиля уже и след простыл.

Все произошло в одно мгновение, все были сильно пьяны. Никто с уверенностью не мог сказать, что это была за машина. Мнения свидетелей совпали в том, что она была большой, но марку никто назвать не мог. Никто даже не успел разобрать цвет заднего номерного знака.

По мнению помощника инспектора Хибия из полицейского управления Каруидзавы, цвет номерного знака был белый.[5 - В Японии номерные знаки такси желтого цвета, остальных автомобилей – белого.]

А спустя всего лишь несколько месяцев в одном из бассейнов Каруидзавы было обнаружено тело первого мужа Тиёко Отори, Ясухиса Фуэкодзи…

Зазвонил телефон на столике около кресла и прервал ход мыслей Тадахиро. Подняв трубку, он услышал голос Таки:

– Звонит Отори-сама…[6 - Сан (более вежливое «сама»), буквально – господин, госпожа. Употребляется после собственного имени при обращении к собеседнику равному по возрасту и положению, или в случае, когда речь идет о третьем лице, пользующемся уважением говорящего.]

Тадахиро вздрогнул от неожиданности. Чувствуя угрызения совести, что он до сих пор с ней не связался, хотя время подходило к полудню, Тадахиро сказал:

– Соединяй.

– Может, не стоит? Она, чувствуется, очень взволнована.

– Ничего, соединяй. Она, наверно, напугана тайфуном.

Успев подумать, что это ей так несвойственно, он услышал в трубке непрерывный поток слов.

– Что? Что? Что случилось? – Тадахиро не смог поначалу сдержать волнения, но скоро взял себя в руки, спокойно выслушал бессвязный рассказ женщины и твердо сказал: – Хорошо. Я уже выхожу. Успокойся и держись, ты это умеешь.

Положив трубку, он что-то быстро прикинул в уме, затем приказал Таки соединить его с внешней линией и сам набрал номер.

– Алло, это вилла Нандзе-сэнсея? Говорит Асука… Тадахиро Асука. Киндаити-сэнсей сейчас у вас?… Ах, вот как. Прошу прощения, можно позвать его к телефону?


Глава третья


Ученый-археолог


Коскэ Киндаити стоял рядом с неохраняемым железнодорожным переездом у въезда в район Минамихара и ждал машину, которую должен был прислать за ним Тадахиро Асука.

Тайфун уже прошел, но ветер все еще гнал по небу тучи. Перед Коскэ возвышалась Ханарэяма, склон которой был виден до шестой станции, но расположенная на северо-западе гора Асама была скрыта облаками.

Рядом с переездом торчал толстый четырехугольный столб, сделанный из каменных блоков, скрепленных цементом, который обозначал въезд в Минамихара.

Киндаити достал сигарету и закурил. Время от времени порывы ветра, напоминая о прошедшем тайфуне, шевелили спутанные волосы на его голове, трепали рукава кимоно и складки шаровар. Иногда с неба падали крупные капли дождя.

Прямо перед тем местом, где стоял Киндаити, с востока на запад проходило государственное шоссе № 18, которое в обычные дни отличалось оживленным движением – по нему перевозили выращенную в высокогорье сельскохозяйственную продукцию. Сегодня же шоссе было почти пустынно: в нескольких местах оно было перекрыто. Тем не менее по шоссе на большой скорости проносились редкие автобусы, частные машины и мотоциклы. Очевидно, их водители стремились наверстать время, потерянное из-за тайфуна.

На другой стороне шоссе вплотную друг к другу стояли усадьбы, обнесенные глинобитным забором и по архитектуре походившие на старые самурайские дома. Черепица с крыш была почти полностью снесена ветром, и от этого они имели жалкий вид, напоминая облысевшую местами голову человека. Большинство старых деревьев, покрытых яркими осенними листьями, были повалены, и их верхушки, сломав в нескольких местах забор, почти дотягивались до шоссе. На дороге валялись осколки черепицы, листья и ветви деревьев. Электрические столбы были также повалены, а провода, подобно змейкам, извивались по земле.

Все свидетельствовало о мощи тайфуна, который обрушился утром на эти места, однако Киндаити вид разрушений не трогал: ему доводилось много путешествовать, и он привык к неожиданностям.

Его часы показывали без трех минут час. Совсем скоро, без одной минуты час, через переезд должен пройти поезд «Сирояма» до станции Нака-Каруидзава. Вспомнив, что поезда из-за тайфуна отменены, Киндаити криво усмехнулся.

Посланной за ним машины все не было. Киндаити достал еще одну сигарету.

Погода вроде бы стала понемногу улучшаться, и вокруг посветлело. Укрывшие гору Ханарэяма облака и туман понемногу рассеивались, и уже была видна имевшая странную форму вершина горы. Эту гору называют «Гора-шлем», а иностранцы дали ей название «Helmet hill».

Не спеша покуривая и глядя на вершину горы, Киндаити вспоминал события минувшего года.

В прошлом году, как раз в это время, он гостил в Каруидзаве у своего знакомого, известного, в том числе и за рубежом, адвоката Сэйитиро Нандзе. Хозяин виллы из-за своей занятости сюда почти не приезжал, зато здесь ежегодно отдыхали его жена и семья сына. Рядом с виллой было построено уютное небольшое бунгало, и Киндаити получил приглашение использовать его в любое время.

Ему тогда захотелось одному подняться на вершину Ханарэямы – оттуда открывался красивый вид на гору Асама. Однако вскоре все заволокло туманом, он поспешно стал спускаться и по пути встретил странного вида пару, мужчину и женщину. Почувствовав необъяснимую тревогу, Киндаити повернул назад и вновь полез вслед за ними в гору. Его предчувствие оправдалось. На вершине горы, в одной из пещер, он их нашел: они выпили яд и были уже без сознания. По его вызову быстро прибыл на место происшествия спасательный отряд; мужчину удалось спасти, но женщина была уже мертва.

Послезавтра как раз будет годовщина смерти этой несчастной женщины. Интересно, какова дальнейшая судьба мужчины? Киндаити точно запомнил его имя – Синкити Тасиро.

– О! – услышал он. – Неужели это Киндаити-сэнсей?… Коскэ Киндаити?

Обернувшись, он увидел двоих мужчин, лицо старшего показалось ему знакомым.

– Неужели Матоба-сэнсей? – сказал он, невольно улыбнувшись.

– Да, это я собственной персоной. Киндаити-сэнсей, о чем вы так задумались? Стоите с таким серьезным видом, что вас можно принять за человека, замышляющего самоубийство и готового броситься под поезд.

Киндаити криво усмехнулся:

– Неужели у меня такое серьезное лицо?

– Быть серьезным – это хорошо. Ха-ха-ха! Познакомьтесь, пожалуйста. – И Матоба повернулся к стоящему рядом молодому человеку:

– Мураками-кун,[7 - Кун – суффикс к именам и фамилиям при фамильярном обращении к младшему или сверстнику.]тебе, должно быть, известно имя Киндаити-сэнсея?

– Да, это имя я хорошо знаю, – улыбаясь, вежливо ответил молодой человек.

– Вот он перед тобой.

Обращаясь к Киндаити, Матоба спросил:

– Вы знаете Тадахиро Асука, бывшего главу корпорации «Камито санге»?

– Конечно.

– Так вот, перед вами Кадзухико Мураками, который до осени прошлого года работал секретарем у господина Асука. После того как Асука отошел от руководства «Камито санге», Кадзухико вернулся в университет, теперь изучает эстетику. Он немного и мой ученик.

Археолог Хидэмото Матоба, сняв альпинистский шлем, вытер платком лоб и пригладил красиво уложенные волосы. После тайфуна температура воздуха начала подниматься.

– Так, значит, вы были секретарем у господина Асука? – обратившись к молодому человеку, спросил Киндаити.

– Да, – с улыбкой ответил Кадзухико. – Но всего полгода. Оставив университет, я стал секретарем у дяди, но осенью он отошел от дел, и я тоже уволился.

– Вы говорите – дядя?…

– А, да! – сказал Матоба, глядя на шоссе в направлении Нака-Каруидзавы. – Киндаити-сэнсей, конечно, знает, что отец господина Асука, князь Мототада Асука, был убит в мае тысяча девятьсот тридцать шестого года?

– Разумеется.

– А вы помните, что в то время у него был ученик по имени Татикана Мураками, который самоотверженно пытался спасти князя Мототада и погиб вместе с ним?

– Я помню, что такой человек был, но его имени я не знал.

– Так вот, его сын в память о преданности Татикана Мураками князю Мототада был взят на воспитание. Поэтому он и называет господина Тадахиро дядей.

Молодой человек производил приятное впечатление, чувствовалось, что он получил хорошее воспитание. Археолог и его спутник были одеты в легкие накрахмаленные рубашки с открытым воротником и белые льняные короткие брюки, за спинами у них были небольшие рюкзаки, на головах – альпинистские шлемы, в руках – ледорубы.

– Вы постоянно живете в Минамихара?

Киндаити посмотрел в сторону вилл, среди которых росло много сосен и лиственных деревьев. Эти двое пришли как раз оттуда.

– Нет, мы возвращаемся из Северных Альп и вчера вечером остановились у нашего знакомого в Минамихара. А вы, Киндаити-сэнсей?

– Я два-три дня тому назад приехал погостить на вилле Нандзе… Сэйитиро Нандзе.

– Так мы, оказывается, соседи. Мы остановились в доме Хирахиса Китагава. Я с ним вместе учился в университете.

– И куда вы теперь направляетесь?

– Мы хотим добраться до виллы господина Асука. К сожалению, нам не удалось заказать такси.

Хидэмото Матоба постоянно поглядывал в сторону Нака-Каруидзавы, ожидая, что оттуда появится автобус.

– Тогда поедем вместе. Я жду машину, которую должен прислать за мной господин Асука.

Матоба с удивлением посмотрел на Киндаити. У Кадзухико, похоже, невольно перехватило дыхание, и он спросил:

– Киндаити-сэнсей, что-нибудь опять случилось?

– Да. Опять случилось. Однако… – Тут Киндаити проницательно посмотрел на Кадзухико. – А почему ты говоришь «опять случилось»?

– Ну… – Кадзухико замялся.

Но тут вмешался Матоба:

– Все очень просто, Киндаити-сэнсей. – И продолжал, изучающе глядя в лицо Киндаити: – Вчера вечером мы встретились с Тиёко Отори. Вернее, не встретились, а видели, как она ехала на машине по Старой дороге. Это было около пяти часов. Поэтому мы вчера решили не идти к Асука. К тому же на всех столбах расклеены афиши о концертах Синдзи Цумура. Узнав, что господин Асука послал за вами машину, Мураками-кун просто высказал предположение. Не так ли, Кадзухико?

– Да-да. К тому же вспомните, что случилось в прошлом году. Но все-таки, Киндаити-сэнсей, – Кадзухико посмотрел на детектива, – что случилось?

– Подробности мне неизвестны, так как я только что услышал о происшествии по телефону от господина Асука. Он и сам мало что знает: час назад ему позвонила Тиёко Отори и сообщила новости.

– Так что же все-таки?…

– Кего Маки… Третий муж Тиёко Отори был найден сегодня утром мертвым.

– Его убили? – спросил Кадзухико севшим голосом.

– Самоубийство это или убийство, пока еще не ясно. В полиции считают, что это убийство; полицейские разыскали Тиёко Отори в отеле «Такахара». Она и позвонила господину Асука с просьбой о помощи. Тогда он перезвонил мне и поручил расследовать это дело. Собственно говоря…

– Что?…

– Во время нашей предыдущей встречи был разговор, не возьму ли я на себя расследование прошлогоднего инцидента.

– Понятно, – сказал Матоба и обратился к своему ученику: – Мураками-кун, значит, Отори-сан сообщила о случившемся после твоего разговора с господином Асука?

– Выходит, так. Когда я разговаривал по телефону, у дяди было хорошее настроение.

– В таком случае ехать к нему сейчас неудобно.

– Сэнсей, мы только заглянем на минутку. Если почувствуем, что мешаем, сразу уйдем. К тому же поезда сейчас не ходят, и если мы даже захотим вернуться в Токио, то нам это не удастся.

– Да. К тому же мы должны выполнить просьбу господина Асука.

– Тем более мы должны зайти к нему…

– Откровенно говоря, Киндаити-сэнсей… Ха-ха-ха!

– В чем дело?

– Откровенно говоря, я нацеливаюсь на кошелек так называемого дяди этого молодого человека. Киндаити-сэнсей, вам случайно не известны названия Мохенджо-Даро и Хараппа?

– Вы имеете в виду древнюю цивилизацию долины реки Инд? – Коскэ Киндаити имел некоторые познания в области археологии.

– Совершенно верно. И мы хотели бы туда отправиться. Для этого потребуются огромные расходы, но господин Асука заинтересовался этим проектом. В промышленно-финансовой группе «Камито» имеется фонд, его цель – оказание помощи малоимущим в получении образования. Мы вели переговоры о том, чтобы часть средств этого фонда пошла на археологическую экспедицию. Если это удастся осуществить… Нет, я слишком замечтался, прошу меня извинить. Ха-ха-ха! – Матоба не мог скрыть своего смущения.

Археология не просто профессия. Это призвание и судьба. Неудивительно поэтому, что среди археологов можно выделить два, пожалуй, даже три типа людей.

Первый – археологи-авантюристы, которые на свой страх и риск организуют экспедиции и участвуют в раскопках. К сожалению, издавна и до настоящего времени в этой категории археологов было больше мошенников, чем ученых. К их числу можно в какой-то степени отнести Генриха Шлимана, прославившегося своими раскопками Трои в 70-х годах XIX столетия, великого археолога Леонарда Вулли, а также многих из тех, кто имел отношение к раскопкам египетских пирамид. Люди эти, как казалось Коскэ Киндаити, должны обладать большой физической силой и богатырским здоровьем. Недаром первооткрывателю Ура сэру Вулли и раскопавшему дворец Миноса на острове Крит лорду Артуру Эвансу сейчас уже больше девяноста лет, а они находятся в добром здравии.

Ко второму и третьему типам принадлежат истинные ученые: лингвисты, которые расшифровывали древнеегипетские папирусы и письмена на глиняных табличках, и историки культуры, изучающие все полученные данные.

О Хидэмото Матоба можно было сказать, что в нем объединены все три типа археологов. Его специальностью был Древний Восток. В Японии вообще специалистов в этой области числилось не много, а в современной Японии не было просто никого, кто мог бы сравниться с ним в лингвистических познаниях. Вероятно, он обладал исключительными способностями к языкам: ему еще не было и сорока, а он владел множеством иностранных языков. Впрочем, владеть языками и быть ученым-лингвистом – это не одно и то же: Матоба умел читать древние восточные пиктограммы и клинопись. Пиктограммы древней цивилизации долины реки Инд еще никто в мире не мог расшифровать, однако Коскэ Киндаити было известно, что Хидэмото Матоба недавно опубликовал сообщение о том, что он нашел ключ к их расшифровке, и это произвело сенсацию среди археологов всего мира. Киндаити был готов признать, что, несмотря на некоторые авантюристические наклонности в характере, Хидэмото Матоба был не только искателем приключений, но и одаренным ученым-археологом.

Кадиллак, который несся по шоссе № 18 со стороны Син-Каруидзавы, проскочив поворот, резко затормозил, подал назад и, подъехав к ожидавшим, остановился. С водительского места выскочил Такудзо Акияма, который сменил ярко-красный свитер на обычную рубашку с открытым воротом.

– Киндаити-сэнсей?

Акияма глазами поздоровался с Хидэмото Матоба и Кадзухико и повернулся к Коскэ Киндаити.

– Извините, что опоздал. Кое-где деревья перегородили шоссе, пришлось объезжать. Пожалуйста, садитесь. Матоба-сэнсей, прошу вас. Хозяин сожалел, что забыл спросить у Кадзухико ваш адрес. Он просил, если я смогу найти вас, привезти вас к нам. Во время расследования прошлогоднего несчастного случая понадобились знания археолога, может, и в этот раз рекомендации Матоба-сэнсея будут полезны.

Коскэ Киндаити, Хидэмото Матоба и Кадзухико Мураками сели в машину. На лице Хидэмото Матоба было написано удовлетворение.


Глава четвертая


Женщина и археология


– Акияма-сан! Маки-сан… Кего Маки убит? – спросил Кадзухико, как только машина тронулась и, затаив дыхание, ожидал ответа.

– Точно ничего не знаю, Кадзухико-кун. Мне только приказали привезти Киндаити-сэнсея.

– Но где все произошло? – продолжал допытываться Кадзухико.

– Вроде в его студии, в Ягасаки. Я отвезу вас прямо туда, хозяин уже там.

– Господин Асука сейчас находится на месте происшествия? – разочарованно спросил Хидэмото Матоба.

– Я получил указание хозяина отвезти вас на виллу «Бандзандзо». Хозяин намерен поручить расследование Киндаити-сэнсею, а сам вернется на виллу.

– Акияма-сан, а где сейчас Тиёко Отори? – не унимался Кадзухико.

– Она должна быть в студии, но я и этого точно не знаю, я только высадил хозяина и сразу поехал за вами.

– Так все-таки это самоубийство или убийство?

– Кадзухико-кун, – с некоторым раздражением сказал Акияма, держась за баранку и глядя вперед, – я уже сказал: не знаю.

– Едва ли это самоубийство, если учесть все, что происходило до сих пор, – проворчал Хидэмото Матоба и осекся, как будто испугавшись, что сказал что-то лишнее.

Акияма тоже не хотел касаться этой темы, и дальнейший разговор сам собой угас.

Машина неслась по дороге у подножия горы Ханарэяма. По обеим сторонам видны были следы разрушений: особенно пострадали старые деревья, целые ряды сосен и лиственниц были повалены, будто вырублены гигантским топором; мимо пролетали бунгало, у которых были снесены крыши; стоявшие около них люди безучастным взглядом провожали машину.

Рядом с бейсбольным стадионом университета Васэда стояли «собачьи домики», некоторые были разрушены, и около них копошились люди, по всей видимости – служащие кемпинга.

– Киндаити-сэнсей, это кемпинг «Белая береза», – заметил Кадзухико.

– И чем он знаменит?

– Здесь перед смертью останавливался Ясухиса Фуэкодзи.

Пораженный Коскэ Киндаити взглянул на Кадзухико, а затем обернулся на скопление «собачьих домиков».

– Фуэкодзи останавливался в подобном месте?

– Вроде бы.

– Но я слышал, у него здесь вилла…

– Это так, но… – После некоторого колебания Кадзухико сказал: – Хорошо, я расскажу. Все равно это всем известно. Вилла Фуэкодзи находится в Сакура-но-дзава, и она была построена Тиёко Отори для своей дочери, которая каждое лето приезжает сюда с бабушкой, спасаясь от токийской жары… – Кадзухико на мгновение запнулся, затем продолжал: – По какой-то причине Ясухиса и бабушка даже в Токио жили отдельно…

Кадзухико, если и знал что-то еще, явно не хотел продолжать. Судя по его виду, он сожалел даже о том, что успел сказать.

Коскэ Киндаити воздержался от дальнейших расспросов о взаимоотношениях Ясухиса с родственниками и спросил о другом:

– Фуэкодзи долго жил в этом «собачьем домике»?

– Этого я не знаю, но тело Фуэкодзи было найдено утром шестнадцатого августа, он приехал за два дня до этого, вечером четырнадцатого августа. Похоже, он собирался переночевать в кемпинге и следующую ночь, но в восемь часов вечера он, уже прилично пьяный, ушел из кемпинга с бутылкой виски, а на следующее утро его нашли мертвым. Все это было напечатано в газетах, – не забыл с улыбкой добавить Кадзухико.

Коскэ Киндаити тоже хорошо запомнил, что утром 16 августа прошлого года было обнаружено тело Ясухиса Фуэкодзи.

В то утро он слышал, что в каком-то бассейне в Каруидзаве найдено тело некоего мужчины, но тогда не обратил на это внимания и во второй половине дня отправился на гору Ханарэяма, где наткнулся на мужчину и женщину, совершивших двойное самоубийство. Мужчину – а ведь он совсем недавно вспоминал об этом! – ему удалось спасти. В тот же вечер Киндаити покинул Каруидзаву, вернулся в Токио и только там из газет узнал подробности о смерти Фуэкодзи.

– Вы сказали, что вилла Фуэкодзи находится в районе Сакура-но-дзава?

– Да.

– Эта вилла, кажется, расположена недалеко от бассейна, в котором было обнаружено тело Ясухиса?

– Приблизительно в пятистах метрах.

– В тот вечер последней, кто видел Фуэкодзи живым, была его дочь Мися. Следовательно, он посетил виллу…

– Да. Бабушки не было дома, она уехала в Токио, и он, сказав, что зайдет на следующий день, вышел пошатывающейся походкой. Мися якобы пыталась его остановить, предлагала переночевать в доме, но он ее не послушал и ушел. Мися бросилась за ним, но в тот вечер был густой туман, и она сразу потеряла его из виду. Бассейн Камито, в котором нашли его тело, расположен по пути от виллы к кемпингу.

Хотя Кадзухико понимал, что Коскэ Киндаити искусно наводит его на рассказ о прошлогодних событиях, он не мог подавить соблазна поделиться своими знаниями, в чем впоследствии ему придется раскаиваться.

– Киндаити-сэнсей, – вмешался в разговор сидевший рядом Хидэмото Матоба, – как вы думаете, есть ли связь между прошлогодним случаем и нынешним?

– Может быть, но в данный момент я хочу подойти к этим событиям абсолютно непредвзято. Я уже говорил, что позавчера получил предложение от господина Асука взять на себя расследование прошлогоднего инцидента. Я не дал немедленного ответа, а тут как раз этот звонок… Необходимо еще во многом разобраться.

– Киндаити-сэнсей, – подал голос Такудзо Акияма, все время прислушивавшийся к ведущимся в машине разговорам, – вы можете увидеть виллу Фуэкодзи.

– Это было бы отлично, но как вам удастся меня туда доставить?

– Кадзухико-кун, – спросил Акияма, – вы вроде должны проведать Мися?

– Если вы, Акияма-сан, довезете меня до Сакура-но-дзава.

– Так вот: мы сначала завезем Матоба-сэнсея на нашу виллу, затем повернем на Сакура-но-дзава. Кадзухико-кун проведает девочку, а вы, Киндаити-сэнсей, посмотрите виллу Фуэкодзи. А уж затем мы поедем в Ягасаки. Прошу вас набраться терпения.

– Ничего страшного.

– Матоба-сэнсей, на вилле господина Асука всеми делами ведает пожилая женщина, Таки. Вы можете обращаться к ней с любыми просьбами. В кабинете хозяина масса книг по археологии. Они в вашем распоряжении. Я передаю вам слова его превосходительства.

– Большое спасибо. Посмотреть библиотеку Асука-сэнсея всегда было моим страстным желанием, – с довольным видом поблагодарил Хидэмото Матоба.

Машина въехала на торговую улицу Старой дороги. Тайфун здесь вновь напомнил о себе разрушениями. Были сорваны вывески магазинов, сбита черепица, повреждены вторые этажи. Дренажные канавы по обе стороны асфальтированной дороги были переполнены водой, повсюду свисали электрические провода.

За торговой улицей начиналась Старая Каруидзава, и машина вскоре подъехала к въезду на большую виллу, которую с дороги почти не было видно. От ворот вела покрытая мелкой галькой дорога, по обе стороны которой в два ряда высились огромные лиственницы. Видимо, ветер обошел их стороной, и эти лиственницы выстояли. Акияма протяжно посигналил, и из дома выскочила Таки. Высадив Матоба-сэнсея, автомобиль двинулся дальше.

Минуты через две, когда кадиллак спустился с небольшого холма, Акияма подал голос:

– Киндаити-сэнсей, с левой стороны виден отель «Такахара». Тиёко Отори постоянно останавливается в нем, когда приезжает в Каруидзаву. Уже три года этот отель принадлежит компании «Камито тоти». Что ни говори, наш хозяин производит впечатление джентльмена, который и мухи не обидит, но когда речь идет о бизнесе, он страшнее черта. В этом деле он на все руки мастер и особенно искусен в захвате других предприятий. Этого человека можно назвать «господин захватчик»…

– Акияма-сан! – резко и с упреком в голосе прервал его Кадзухико.

– Ха-ха! Кадзухико-кун, не следует волноваться. Киндаити-сэнсей прекрасно осведомлен. Не из-за этого ли мы с вами восхищаемся его превосходительством? Киндаити-сэнсей, будьте осторожны с Кадзухико. Он преклоняется перед хозяином. Если кто-нибудь скажет о нем что-то плохое, Кадзухико готов обидчику в глотку зубами вцепиться.

– Говорят, что во время восстания офицеров отец Кадзухико погиб, защищая хозяина.

– Киндаити-сэнсей, от кого вы это слышали?

– Только что от Матоба-сэнсея.

– А, вот как. Однако Матоба-сэнсей, наверное, не знал, что в то время Такудзо Акияма вместе с отцом Кадзухико были учениками в доме Асука, и трусливый Акияма, боясь вторжения восставших, спрятался в стенной шкаф и сидел там, дрожа от страха, – со смехом рассказывал сам Такудзо Акияма.

– Киндаити-сэнсей, это ложь, – тихо сказал Кадзухико. – Акияма-сан себя слишком сильно упрекает в том, что тогда произошло.

А в действительности произошло вот что. В тот вечер Акияма слишком много выпил и заснул в комнате для учеников. Проснулся он только утром следующего дня, когда хозяин был уже мертв.

Через год он поступил в военное училище в префектуре Тиба и к концу войны имел звание капитана. Перед самым окончанием войны он был тяжело ранен в Китае, после чего репатриирован в Японию и демобилизован. После окончания войны его настолько одолели боли, вызванные ранением, что он пристрастился к наркотикам. С помощью Тадахиро он сумел вылечиться, и все же после той ночи, когда произошло восстание, Такудзо Акияма так и не смог избавиться от чувства отвращения к самому себе.

Коскэ Киндаити не знал всех этих подробностей, однако с интересом посмотрел на толстую шею, выпуклые мышцы и крепкие руки Акияма, который, как всем было известно, был телохранителем Тадахиро Асука.

– Киндаити-сэнсей, справа виднеется пруд Камито.

Коскэ Киндаити повернулся и увидел аллею высоких старых пихт. Машина будто въехала в тоннель, образованный густыми ветвями деревьев. Независимо от того, было небо ясным или облачным, здесь господствовали вечерние сумерки. За пихтами раскинулись мощные дубы и великолепные магнолии. Видимо, тайфун задел эти места только краем, так как поваленных деревьев почти не было. Сквозь пышную растительность проглядывала голубовато-черная вода бассейна.

Сразу же за мостом дорога поворачивала в сторону района Сакура-но-дзава, где и находилась вилла Фуэкодзи. Виллы здесь не были огорожены, лишь при въезде на частную дорогу, ведущую к каждой из них, были установлены указатели с номером и названием. Вилла Фуэкодзи располагалась ниже уровня дороги, поэтому ее территория после тайфуна была залита водой, которая хлынула из вышедшей из берегов протекающей рядом речки. Создавалось впечатление, что окружающие виллу огромные деревья вырастали прямо из воды. Въезд на частную дорогу был перекрыт поваленным деревом – машина остановилась. Коскэ Киндаити сквозь ветви деревьев неожиданно увидел фигуру Мися, видимо выскочившей из дома на звук сигнала автомобиля. Она стояла, прислонившись к колонне крыльца, и внимательно смотрела в сторону приехавших. До машины было метров десять, деревья отбрасывали густую тень, поэтому ее лицо было трудно разглядеть. На ней был зеленый свитер и юбка с крупными узорами, и Коскэ Киндаити она показалась маленькой девочкой, которую занесло на необитаемый остров.

– Ах, Мися-тян, что у вас творится!.. – закричал Акияма из машины, выражая сочувствие.

Услышав его, Мися, кажется, собиралась скрыться в доме, но, увидев выходящего из машины Кадзухико, передумала.

Кадзухико был в некотором замешательстве, но затем решительно снял ботинки и носки и зашлепал по воде. Увидев это, Мися сразу же исчезла, вероятно чтобы принести полотенце.

– Кадзухико-кун, полагаюсь на тебя.

– Слушаюсь! – не поворачиваясь, ответил Кадзухико.

Машина, развернувшись, двинулась в сторону Ягасаки. Коскэ Киндаити оглянулся назад и успел увидеть, что Кадзухико с рюкзаком за спиной добрался до крыльца, и в этот момент из дома с ведром и полотенцем появилась Мися.

– Сколько лет этой девушке?

– Мися? Ей исполнилось семнадцать.

– Она что, на вилле живет одна?

– Нет, с бабушкой, мачехой Фуэкодзи, но та сейчас в Токио, и Мися, тоскуя в одиночестве, послала сигнал SOS его превосходительству, а он, отзывчивый человек, послал Кадзухико проведать ее.

– А что, у нее нет служанки?

– Должна быть какая-то молодая девушка… Но что-то ее не было видно. – Акияма это, кажется, не особенно волновало.

– Киндаити-сэнсей…

– Да?

– Эта девушка, услышав мой голос, собиралась спрятаться в доме. Почему, как вы думаете, она меня боится?

– И почему же?…

– Она, по-моему, считает, что я стремлюсь помешать браку нашего хозяина с ее матерью. Какая ерунда! Я не обладаю таким влиянием. Наш хозяин всегда поступает так, как он хочет. Тем не менее…

– Тем не менее?

– Он силен в бизнесе, но имеет слабость к женщинам. Он большой их любитель!

Коскэ Киндаити со все большим интересом наблюдал за загорелой крепкой шеей сидящего за рулем Акияма.

– А вы почему против этого брака?

– Я?…

Акияма, немного помолчав, рассмеялся и добавил:

– У нашего хозяина, помимо женщин, есть еще одна слабость. Археология. Когда он занят археологией, то забывает и о бизнесе, и о женщинах. В молодости он участвовал в раскопках в Египте и Месопотамии. Его покойная жена Ясуко очень страдала от этой его страсти, и сейчас Тиёко Отори предстоит то же самое.

– Что вы этим хотите сказать?

– Кадзухико, а он во всем подражает его превосходительству, подстрекает его к занятиям археологией. У этого молодого человека хороший характер, да и то, что случилось в прошлом… хозяин в нем души не чает. Но сейчас господин, мне кажется, не может сделать выбор: стать ли пленником очаровательной Тиёко Отори или посвятить остаток жизни археологии. Пока трудно сказать, что он предпочтет.

Как понял позже Коскэ Киндаити, безостановочная болтовня Акияма была следствием тех комплексов, которые он приобрел после ужасных событий 1936 года.

А машина тем временем продолжала свой путь, катя по лужам и объезжая поваленные деревья. Когда они въехали в район Ягасаки, Коскэ Киндаити увидел, что протекающая здесь речка вышла из берегов и затопила всю окружающую местность. Виллы напоминали острова, вырастающие из большого озера.

Преступник (если, конечно, смерть Кего действительно явилась результатом преступного умысла) выбрал чрезвычайно удачное время. Пусть бы он даже оставил после себя какие-либо следы – тайфун их все равно смыл.


Глава пятая


Головоломка из спичек


Коскэ Киндаити любил живопись и почти никогда не пропускал крупных выставок. Когда у него было время, он посещал и небольшие картинные галереи, которые в изобилии встречались в районе Гиндза. Поэтому он был достаточно хорошо знаком с картинами Кего Маки. Не обладая глубокими познаниями в области живописи, он тем не менее знал, что Маки принадлежал к художественному объединению «Лебедь» и его творчество развивалось в реалистическом ключе. Интерес Киндаити к картинам художника объяснялся тем, что он чувствовал в них влияние Ренуара, который был одним из его любимых художников. Картины Маки были более простыми и прозаичными, но сочетание серебристо-желтого цвета с красным, а также гармония зеленого с черным, не могли не вызвать ассоциации с картинами Ренуара. Когда Коскэ Киндаити увидел позже студию Кего Маки в Ягасаки, он не удержался от улыбки, ибо она была копией студий Ренуара, фотографию которой он видел на обложке одного художественного журнала.

Было уже почти два часа дня, когда они подъехали к скромному коттеджу Кего Маки. Туман рассеялся, и небо несколько посветлело. Выглянувшее солнце осветило затопленную водой местность, казавшуюся сейчас почти необитаемой.

Тадахиро Асука вышел на крыльцо встречать машину:

– Киндаити-сэнсей, спасибо, что приехали.

Он был одет в брюки для игры в гольф и в красивую рубашку с распахнутым воротником. Его ботинки и носки промокли, и чувствовалось, что ему холодно. За ним появилась Тиёко Отори, лицо которой Киндаити знал по кинофильмам, фотографиям в газетах и на обложках еженедельных журналов. На этом красивом лице почти совсем не было косметики, одета актриса была в простое платье с поясом. Тем не менее она выглядела потрясающе, особенно на фоне окружающего ее хаоса.

Киндаити только собрался выйти из машины, как Тадахиро сказал:

– Киндаити-сэнсей, погодите, нужно проехать дальше. Все произошло не здесь, а в студии, позади коттеджа.

Когда Тадахиро спускался по высокой деревянной лестнице, сзади раздался голос:

– Послушайте, а что мне делать?

Это было сказано тоном, каким обращаются к любовнику. Тадахиро повернулся к Тиёко:

– Вы оставайтесь здесь. Такие вещи дважды видеть не следует.

– Но…

– Что? Страшно?

– Да, немного. – Тиёко, склонив голову, кокетливо посмотрела вниз. Ее фигура хорошо гармонировала с внушительной фигурой Тадахиро.

– На вас это не похоже. Ведь в доме полицейские. Не капризничайте. Вы останетесь здесь. – Тон Тадахиро был непререкаем.

Сказав это, он спустился по лестнице и сел в машину. Тиёко разочарованно что-то проворчала, затем нагнулась и заглянула в салон:

– Киндаити-сэнсей, добро пожаловать.

– Спасибо.

Застигнутый врасплох приветствием красивой женщины, Киндаити растерялся, но все же поклонился. Когда он поднял голову, Тиёко уже выпрямилась и стояла, положив руки на перила крыльца. Ее элегантная красота украшала безвкусный коттедж.

Как только Тадахиро сел в машину рядом с Киндаити, Акияма спросил:

– Ваше превосходительство, теперь куда?

– За коттеджем поверни налево и езжай в глубь участка. Под водой находится дорожка, покрытая гравием, так что не собьешься.

Позади коттеджа росла небольшая смешанная роща, в ней, на вырубке, стояло здание студии. Посыпанная светло-коричневым гравием дорога, извиваясь, подходила к самой студии, однако машина не смогла вплотную подъехать к крыльцу: тайфун вырвал с корнем большую магнолию, которая упала на припаркованный на дороге автомобиль «хилман», придавив его стволом и ветвями.

– Киндаити-сэнсей, придется идти пешком.

– Ну что ж…

Увидев, что Тадахиро прямо в ботинках вышел из машины, Киндаити приподнял широкие шаровары и в сандалиях, надетых на белые носки, с плеском спрыгнул в воду. Вода была чистая и прозрачная, так что хорошо просматривался пробивавшийся между камней стелющийся кустарник с острыми, как у розы, шипами. Вода доходила только до лодыжек, но ощущение холода было не из приятных. Похоже, что недалеко был сток: вода довольно быстро убегала от студии в сторону коттеджа. Где-то пела цикада.

Услышав шум машины, из студии показался полицейский в форме, судя по знакам различия, помощника инспектора. Это был молодой человек с удивительно белой кожей, на носу – очки с толстыми стеклами. На вид ему было не больше тридцати лет. По его манере держаться можно было предположить, что он обладает энергичным и вспыльчивым характером, а также незаурядными бойцовскими качествами. Коскэ Киндаити вскоре узнал, что это помощник инспектора Хибия, который в прошлом году при расследовании обстоятельств смерти Фуэкодзи упорно придерживался версии убийства. Очевидно, он заранее знал о приезде Коскэ Киндаити и сейчас внимательно наблюдал. В его взгляде можно было уловить некоторую враждебность и презрение: Киндаити, небольшого роста и невыразительной наружности, никак нельзя было назвать представительным мужчиной.

– Асука-сан, на месте происшествия ничего не тронуто.

– А-а, спасибо. Это Коскэ Киндаити-сэнсей, а это – Хибия-кун, который ведет дело.

Так как они все еще стояли в воде, то церемония знакомства была короткой. Коскэ Киндаити наклонился, стыдливо прикрывая свою тонкую волосатую голень. Именно в этот момент он обратил внимание, что студия является почти точной копией студии Ренуара.

Студия представляла собой скромное строение длиной около трех с половиной метров, шириной и высотой примерно три метра. Окон в ней было немного, видимо, здание предназначалось вовсе не для студии, а под склад, что подтверждала наклонная с юга на север крыша, покрытая черепицей. Опору здания составляли четыре больших камня, которые располагались по углам так, что пол висел над землей на расстоянии около пятнадцати сантиметров и омывался снизу потоками воды. Некоторые окна были разбиты, студию частично затопило.

– Киндаити-сэнсей, пожалуйста, входите.

– Ничего, что в мокрых сандалиях?

– Внутри все равно сыро.

Вход в студию был с северной стороны. Внутри уже находилось двое полицейских в штатском, и когда вошли еще три человека, то в небольшой студии стало тесновато.

Интерьер был до крайности прост, и многое из того, что находилось в студии, было разбито. Ставни были настолько старыми, что от порывов ветра в них образовались щели, из щелей натекла на пол вода.

Складывалось впечатление, что в последнее время Кего Маки работал немного. У стен стояли разных размеров полотна, некоторые из них остались незаконченными, краска на них выглядела пожухшей. Два-три небольших рисунка были приколоты латунными кнопками к деревянным ставням, все они сильно отсырели. На полу валялось несколько размытых акварелей.

У западной стены студии стоял чайный столик из пальмового дерева и рядом с ним два простых стула. На одном из этих стульев, уткнувшись лицом в чайный столик, сидел Кего Маки, а вернее, покоилось его бренное тело.

Когда Киндаити взглянул на волосы мертвеца, он не мог сдержать охватившую его невольно дрожь. Левая рука Кего Маки свисала вниз, а правая была согнута в локте, его лоб покоился на ее ладони. Правый рукав рубашки и волосы на правой стороне головы полностью сгорели, на правой щеке – след ожога.

– Киндаити-сэнсей! – Помощник инспектора Хибия, указав на толстую свечу, которая лежала рядом с правой рукой, проворчал со вздохом: – Если бы поднявшийся вчера вечером перед тайфуном ветер не затушил свечу, вся хижина сгорела бы, и мы нашли бы только обуглившийся труп.

Киндаити кивнул в знак согласия. На чайном столике не было подсвечника, справа от трупа на стол натекло большое пятно воска, на нем-то, видимо, и пытались укрепить свечу. Однако свеча была слишком толстой, она не удержалась в натеках воска, и ветер ее опрокинул. А может, от сильного порыва ветра вся студия закачалась и свеча упала. Она подожгла правый рукав рубашки Маки, частично спалила волосы на голове и оставила ожог на правой стороне лица. Порыв ветра затушил ее.

Киндаити посмотрел на южную стену студии и увидел, что окно слева от жертвы разбито; осколки оконного стекла хрустели под ногами. Со вчерашнего вечера и до утра дул южный ветер, и многие деревья были повалены в сторону севера. Сквозь разбитое окно сейчас светило яркое солнце.

«Свет погас вчера вечером около восьми часов, – подумал Киндаити, глядя на свисающую с потолка модную лампу. – Погибший – интересно, был ли он в это время один? – сидел на этом стуле. Он сам – или его гость – зажег свечу и за неимением подсвечника накапал на стол воска, чтобы прикрепить ее».

Киндаити внимательно посмотрел на восковой натек и стал размышлять дальше: «Погибший, вероятно, был левшой. Обычно человек ставит свечу, да и любой другой источник света, от себя слева… Если свечу ставил сидевший напротив него гость, то она была бы несколько ближе пододвинута к нему».

– Киндаити-сэнсей, – сказал Хибия, который внимательно следил за направлением взгляда Киндаити, – погибший не был левшой. Мы спросили об этом у приходящей домработницы, и Тиёко Отори подтвердила это.

– Вот как? – Киндаити, покраснев от смущения, продолжил осматривать студию. Его взгляд остановился на небольшой полочке для безделушек, прикрепленной к северной стене, на ней стояли часы, сделанные в форме спичечного коробка. Часы не работали, их стрелки показывали 8 часов 43 минуты; но когда они остановились – сегодня утром или значительно раньше? Еще на полке помещалась керамическая ваза оригинальной формы с гвоздикой и кровохлебкой, уже давно увядшими. Кое-где полочка была пропитана водой, а в сухих местах покрыта слоем пыли.

Киндаити перевел взгляд на тело погибшего, но затем, как будто что-то подтолкнуло его, он вновь внимательно посмотрел на полочку. За цветочной вазой он увидел какой-то предмет зеленовато-черного цвета, который оказался бронзовым подсвечником изящной формы, покрытым тонким слоем пыли.

Киндаити бросил взгляд на Хибия, тот, однако, на это никак не прореагировал, его лицо осталось бесстрастным, как маска актера театра Но. Тадахиро Асука также обратил внимание на эту находку, с удивлением поднял брови и посмотрел на лужицу воска на чайном столике.

Коскэ Киндаити с самого начала заинтересовала еще одна деталь. Под рукой Кего Маки, лежавшей на столе, были разбросаны спички, всего около двадцати штук.

– Тело можно убрать?

– Погодите… Кто обнаружил тело?

– Приходящая домработница по имени Мицуко Нэмото.

– А что, в коттедже, кроме погибшего, больше никто не живет?

– Никто, сейчас, во всяком случае… – Мельком взглянув на Тадахиро, Хибия продолжал: – После того как он развелся, вел холостяцкую жизнь.

– Ах вот как. Домработница далеко живет?

– В Сиодзава.

– Сиодзава – это на запад отсюда?

– Да. Мицуко Нэмото уже три года работала у него каждый раз, когда он приезжал в Каруидзаву. Она всегда приходит в восемь часов, но сегодня из-за тайфуна опоздала и пришла в одиннадцать. Когда я говорю «сюда», то имею в виду не студию, а коттедж. У нее есть ключ от черного хода и через него она попадает в дом. Сегодня ей показалось странным, что хозяина нет дома, но она не придала этому большого значения, решив, что он пошел посмотреть, какой ущерб нанес тайфун, и поэтому начала открывать ставни.

– В коттедже есть ставни?

На виллах в этом районе обычно не бывало ставень.

– Говорят, что раньше не было, но однажды зимой в дом залезли воры и устроили там беспорядок, поэтому их и поставили. Об этом рассказывала сама Тиёко Отори. Она тогда жила вместе с ним, это было в пятьдесят четвертом или пятьдесят пятом году. Она вышла за него замуж в пятьдесят четвертом году, а весной пятьдесят шестого они развелись.

Говоря это, Хибия намеренно не смотрел в сторону Тадахиро и, заканчивая свой рассказ, добавил:

– После этого в дом практически стало невозможно проникнуть постороннему человеку, однако от этого пострадал внешний вид.

– Попыток взлома не обнаружено?

– Нет. Осмотрев, нет ли повреждений в коттедже, Мицуко Нэмото направилась в студию. Прежде всего ее поразило то, что около студии была припаркована автомашина.

– Эта машина принадлежит Маки?

– Да.

– Где обычно она стоит?

– Перед крыльцом коттеджа, прямо под открытым небом. Мицуко Нэмото, по ее словам, уходила домой около шести часов, предварительно приготовив ужин. Вчера днем Маки куда-то уезжал и вернулся перед ее уходом. В это время автомобиль стоял на своем обычном месте.

– Значит, вчера вечером Маки после шести часов опять куда-то уезжал.

– Верно. И вернулся он не один.

Во время этого разговора помощник инспектора Хибия определенно старался не смотреть в сторону Тадахиро, который, похоже, это заметил и, плотно сжав губы, не моргая, следил за выражением лица помощника инспектора. Это был холодный, жесткий взгляд человека, который в деловых вопросах может быть страшнее черта, как говорил Акияма.

– Теперь, пожалуйста, подробно расскажите, как Мицуко Нэмото обнаружила труп.

– Увидев машину, она подумала, что хозяин находится в студии, но дверь оказалась закрытой на ключ, и это ей опять показалось странным.

– Вот это да! Преступник, выходя, закрыл дверь на ключ.

– Ну и что было потом?

– Мицуко Нэмото несколько раз окликнула хозяина, но ответа не последовало. Тогда она зашла с южной стороны и, заглянув через разбитое окно, обнаружила труп.

– Врач осмотрел тело?

– Да. Вероятно, причиной смерти стал цианистый калий.

Коскэ Киндаити наклонился ко рту погибшего, однако запаха цианистого калия не почувствовал.

Маки выпил яд по своей воле, или кто-то его заставил сделать это. Но во что был налит яд? В студии не было обнаружено ни единого сосуда.

– Преступник, вероятно, унес все с собой, – сказал Хибия, не меняя выражения лица.

Киндаити вновь покраснел. Этот молодой и, видимо, талантливый помощник инспектора обладает способностью читать мысли на расстоянии?

– Предположительное время смерти?

– От девяти до десяти вчерашнего вечера. Точнее можно будет сказать после вскрытия.

Свет начали отключать вчера вечером около восьми часов, и если смерть наступила позже, то нет ничего удивительного в том, что потребовалась свечка. Уточнить, когда отключили свет в этом районе, можно у местных жителей.

– Как вы думаете, Хибия-сан, если Маки после шести часов куда-то уехал и вернулся с гостем, почему они не пошли в коттедж? В этой студии… – Киндаити провел рукой по стульям, показал ладонь помощнику инспектора – она была черной от пыли.

Помощник инспектора впервые улыбнулся одними глазами сквозь толстые стекла очков.

– Киндаити-сэнсей, мы на это уже обратили внимание, и у нас есть некоторые предположения. Мы обыскали тело погибшего, ключей у него нет.

– Вы хотите сказать, что у него должна была быть связка ключей?

– Да, так сказала Мицуко Нэмото. Ключи от квартиры в Токио и от коттеджа были на кольце. Однажды, показав эту связку Мицуко Нэмото, он сказал, что здесь все его состояние.

– И она пропала?

– Совершенно верно.

– Вы думаете, их взял преступник?

– Я думаю, не потерял ли он связку ключей там, куда ездил.

Коскэ Киндаити нахмурил брови.

– Но в этом случае он не смог бы открыть и дверь студии, ведь так? Более того – как преступник смог, уходя, закрыть дверь на ключ? А как вы-то вошли сюда? У вас есть дубликат?

– Нет, Киндаити-сэнсей, мы использовали вон тот ключ.

Киндаити наклонился, присматриваясь, и в следующую минуту принялся неистово чесать пятерней свою взъерошенную голову, как делал лишь тогда, когда бывал крайне возбужден. На его лице появилась довольная и радостная улыбка. Этот помощник инспектора определенно проверял Коскэ Киндаити – под столом у носка правого ботинка погибшего лежал ключ.

– Ну и ну… – со вздохом сказал Киндаити. – А я и не заметил. Старость не радость.

Вспыхнувшая было в глазах помощника инспектора легкая насмешка сразу исчезла и сменилась настороженностью.

– Прошу прощения, – он закусил губу. – Асука-сан выразил желание, чтобы все было оставлено так, как это было в момент обнаружения тела. Увидев через окно на полу ключ, мы проволокой достали его.

– Получается, что только ключ от студии хранился отдельно.

– Мы спрашивали у Мицуко Нэмото, почему, но она не знает.

Коскэ Киндаити опять по привычке стал чесаться.

– А почему вы думаете, что погибший потерял связку ключей?

– Дверь в коттедж открыл управляющий, который был вызван еще до нашего прихода. После окончания летнего сезона владельцы поручали управляющему из местных жителей присматривать за домами и оставляли ему ключи. У Мицуко Нэмото ключ только от черного хода.

Согласившись с таким объяснением, Коскэ Киндаити сказал:

– Значит, связка ключей была утеряна после шести часов, когда он уезжал.

– Да. – Помощник инспектора Хибия был по-прежнему краток.

– Почему же Маки ключ от студии держал отдельно?

– Киндаити-сэнсей, еще не ясно, пошел ли он в студию из-за того, что потерял связку. Может быть, была какая-то другая причина. Но других ключей у него точно не было – мы обыскали всю студию.

– В машине посмотрели?

– Нет еще, пока не можем открыть. – Хибия улыбнулся и продолжил: – Если даже они там, ничего не меняется, ведь погибший вошел в студию…

– В самом деле, – на этот раз улыбнулся Киндаити. – Значит, вы утверждаете следующее. Погибший оказался в студии, так как у него не было ключей от коттеджа, или, имея ключи, пришел сюда по какой-то другой причине. И вы еще не знаете, какое из этих предположений соответствует действительности.

– Именно так.

По– прежнему почесываясь, Киндаити продолжал:

– Погибший по одной из двух причин пришел с кем-то в студию. Затем этот кто-то, назовем его господин Икс, неожиданно отравил его цианистым калием. После этого господин Икс, вытащив у погибшего ключ от студии, закрыл дверь и ушел. Почему тогда этот ключ оказался под столом?

– Он мог разбить окно и подбросить ключ.

– Зачем?

– Чтобы создать видимость самоубийства.

Коскэ Киндаити озадаченно посмотрел на лицо помощника инспектора.

– Но если это так, то не кажется ли вам странным, что он унес стакан или что там еще… Если он хотел создать видимость самоубийства, то должен был соответствующим образом обставить его.

– Возможно, в последний момент он подумал, что стакан может навести на его след.

– Вы не нашли емкость из-под цианистого калия?

– Пока нет.

– А не думаете ли вы, что если преступник хотел представить убийство как самоубийство, то он должен был подкинуть какую-нибудь склянку?

– Да, конечно, но…

Один из полицейских в штатском, не выдержав, вмешался в разговор, скорее напоминавший допрос:

– Послушайте, Киндаити-сэнсей!

– Слушаю.

– Мы только что приступили к расследованию. Невозможно сразу во всем разобраться. Может, вам уже что-то ясно?

Как узнал Киндаити позже, этот детектив по имени Кондо был «старым волком» в полицейском управлении Каруидзавы. Он был невысокого роста, с бычьей шеей и кривыми ногами, на коричневом от загара лице выделялись живые, проницательные глаза. Многолетняя работа сделала его высококлассным специалистом по уголовным делам, поэтому не было ничего удивительного, что вопросы Киндаити вывели его из себя.

– Да нет. Я пока только вникаю в обстоятельства.

– А если так, то как насчет того, чтобы вместо ненужных вопросов внимательно осмотреть студию и тело? Скоро придет машина «скорой помощи».

Не успел он договорить, как послышалась сирена приближающейся «скорой помощи».

– Ну вот, уже пришла.

– Извините, нам надо перенести тело. Фурукава-кун.

Детективу Фурукава было лет двадцать пять, у него было молодое круглое лицо с полными румяными щеками. Стоило появиться Коскэ Киндаити, как Фурукава начал внимательно наблюдать за ним, словно за странным существом из другого мира. Кондо и Фурукава с двух сторон, осторожно, как будто имели дело с хрупким предметом, подняли тело Маки так, чтобы по возможности не нарушить расположение лежавших на столе спичек, но все же немного сдвинули их.

Тело Маки было довольно грузным. Было непонятно, имел ли он такую комплекцию с молодости или потолстел с возрастом, но его лицо все еще сохраняло какое-то детское выражение, и кожа на нем была по-женски нежной. При жизни он, несомненно, был привлекательным мужчиной, хотя и невысокого роста, всего 1 метр 64 сантиметра. Когда Тиёко надевала туфли на высоких каблуках, она, наверное, становилась выше него.

Перекошенное в результате воздействия цианистого калия лицо Маки – широко раскрытые, ничего не выражающие глаза и искривленные губы – производило жуткое впечатление, которое еще усиливалось при виде ожога на правой щеке.

Поверх рубашки с короткими рукавами на покойном красовалась жилетка, а сверху еще длинная блуза, которую Маки, по-видимому, использовал вместо плаща, когда выходил из дома. Правый рукав блузы тоже обгорел.

Брюки настолько промокли, что складки на них исчезли, а ботинки почти потеряли форму. Судя по одежде, Маки вчера вечером встречался с человеком, который не придавал значения нарядам, а может, самому художнику было все равно, как он выглядит. Блуза Маки была насквозь мокрой, но ее уже после его смерти мог замочить дождь, который хлестал из открытого окна.

Коскэ Киндаити перевел взгляд с умершего на стол, где были разбросаны спички. Еще когда часть из них была прикрыта телом Маки, Киндаити обратил внимание на то, что они не просто выпали из спичечного коробка, а были разложены в определенном порядке. Из двадцати одной спички семь были с красными головками, а четырнадцать – с зелеными, причем четыре спички с красными головками были надломлены, а три оставались целыми, половина спичек с зелеными головками также были надломлены, как будто преступник или сам погибший хотели что-то объяснить с их помощью.

К сожалению, когда Маки упал на стол, расположение спичек нарушилось, и сейчас, возможно, не имело какого-то определенного смысла, однако Киндаити все же достал записную книжку и начал их зарисовывать.

– Этот человек, говорят, был помешан на головоломках из спичек и имел привычку все объяснять с их помощью.

– Говорите, помешан? – спросил Киндаити, повернувшись к помощнику инспектора Хибия.

– Мицуко Нэмото сказала, что у погибшего было огромное количество игр со спичками, которыми он забавлялся, когда у него было свободное время.

После войны под влиянием радио и телевидения в моду вошли головоломки и викторины. Для многих людей, испытывавших душевное одиночество, они являлись своего рода лекарством для снятия психического напряжения, помогали им отвлечься от окружающей действительности.

– Значит, вы хотите сказать, что Маки развлекался спичечной головоломкой, когда получил дозу цианистого калия?

– Нет, – преувеличенно громко кашлянул Хибия. – Есть люди, которые, когда хотят что-то объяснить собеседнику, для убедительности используют различные мелкие предметы. Например, спички…

– Если так, то вчера вечером он либо просто развлекался, либо кому-то что-то объяснял.

– Может быть, но только раньше, – довольно резко сказал Хибия, – так как вчера он был не один, а его собеседник был преступник.

Коскэ Киндаити, немного подумав, сказал с улыбкой:

– Однако, Хибия-сан, вы твердо исходите из предположения, что погибший пришел сюда вместе с преступником. А если Кего Маки вернулся сюда один и развлекался головоломками, а уж потом пришел преступник? Вам такое не приходило в голову?

Молодой помощник инспектора, похоже, действительно исходил только из одного предположения. Глаза за толстыми стеклами выдавали его замешательство.

– Странно, – заявил стоявший рядом детектив Кондо, фыркая носом. – По вашей версии получается, что погибший после выключения света зажег свечу и спокойно играл в спички. Киндаити-сэнсей, каким бы знаменитым сыщиком вы ни были, уж пожалуйста, не надо делать из нас дураков…

Коскэ Киндаити подключился к расследованию после того, как пользующийся большим влиянием Тадахиро Асука добился на то особого разрешения полицейского управления префектуры. Глядя на Киндаити, трудно было предположить, что он обладает выдающимися сыщицкими талантами; да еще его невысокий рост и невзрачный вид – нет ничего странного в том, что опытный полицейский презрительно фыркал носом.

– Ха-ха-ха! – весело рассмеялся Киндаити. – Послушайте, Кондо-сан, если я не буду вмешиваться, то расследование этого дела, что бы вы ни говорили, обязательно зайдет в тупик. Поэтому я – Коскэ Киндаити, сыщик, распутывающий самые сложные дела. Шутка, Кондо-сан! То, что вы говорите, совершенно справедливо. Я только хотел привлечь внимание к тому, что нам неизвестно, пришел сюда преступник вместе с погибшим или они пришли раздельно. К тому же…

– Что еще? – хорохорился старый полицейский, которого раздражал поучающий тон Коскэ Киндаити.

– К тому же, если в расположении спичек заключен какой-либо смысл, имеющий отношение к преступнику, то тогда почему он оставил их нетронутыми? Он поступил довольно неосторожно, не правда ли?

На эти разумные слова даже «старый волк» детектив Кондо не мог ничего возразить. Недоброжелательно поглядывая на Киндаити, он сказал:

– Если у Киндаити-сэнсея есть на этот счет какое-либо мнение, то хотелось бы его услышать.

– Так дело не пойдет. Я не люблю, когда мои заслуги присваивают себе другие. Ха-ха-ха!..

Неприятный тип этот Коскэ Киндаити!

– …Я хочу сказать, что и сам еще не понимаю смысла этого преступления. – Теребя волосы на голове, он опять внимательно осмотрел все вокруг. – Кстати, нигде не видно коробка от спичек.

– Мы уже обратили на это внимание. Может быть, преступник унес его, – заметил Кондо обиженным тоном и стал нервно ходить по студии: он был сыт по горло этим странным типом, не разберешь – умником или глупцом.

Помощник инспектора Хибия как-то потерял уверенность в себе, что-то бормотал под нос, но тем не менее внимательно следил за поведением Тадахиро, который в это время с видимым беспокойством всматривался в разбросанные на столе спички. Затем Асука еще раз осмотрел студию, согнувшись, заглянул под стол. Там, на полке из сетки, лежало несколько разноцветных старых газет и два-три художественных журнала.

– Асука-сан, вы что-то ищете?

Тадахиро холодно проигнорировал вопрос Хибия и вновь стал приглядываться к спичкам. Он похлопал себя по карманам и вытащил сначала двухцветный карандаш для записи счета при игре в гольф, а потом записную книжку, куда начал тщательно переносить расположение спичек.

– Асука-сан, вам это о чем-нибудь говорит?

Однако тот и на сей раз не ответил Хибия. Щеки помощника инспектора заалели, он в третий раз обратился:

– Асука-сан, если вы о чем-то догадываетесь, вам следует рассказать об этом нам. Сокрытие информации только замедлит расследование дела.

Тадахиро Асука так и не отреагировал на слова помощника инспектора. Закончив рисовать, он спрятал записную книжку и карандаш в карман и молча отошел от стола. Как раз в этот момент в студию вошли двое санитаров со словами:

– Где тело?…

Разгневанный поведением Тадахиро, помощник инспектора Хибия молчал, покраснев до ушей, вместо него ответил детектив Кондо. Молодой полицейский Фурукава откровенно подозрительно смотрел на Тадахиро, но тот, не обращая ни на кого внимания, сохранял полное хладнокровие.

Когда санитары подняли тело Маки со стула, к ним подбежал Коскэ Киндаити с криком:

– Подождите!

К подолу длинной блузы Маки будто прилип лепесток коричневого цвета. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это пятно от раздавленного мотылька. К пятну пристал кусочек крылышка.

– Хибия-сан, посмотрите.

Скованно двигаясь из-за недавней вспышки гнева, помощник инспектора подошел к телу Маки.

– Это… мотылек, – проговорил он осипшим голосом. – Он, видимо, сел на мертвого мотылька.

Хибия осмотрел стул, на котором сидел Маки. Но не только на стуле, во всей студии не смогли найти раздавленного мотылька.

– Хорошо, эту блузу осторожно снимите здесь, чтобы не отвалилось крылышко, а затем отправьте на экспертизу.

Затем тело Маки было отнесено в машину «скорой помощи» и отправлено на вскрытие.


Глава шестая


Герб-мотылек


– Может, хватит молчать? Двое мужчин умерли насильственной смертью. Нет, трое, если считать погибшего в Токио Кэндзо Акуцу. А вы что-то скрываете. По крайней мере ведете себя странно. Так мы никогда не сможем раскрыть эти убийства! – почти кричал Хибия, обращаясь к Тиёко Отори.

Поведение Тадахиро Асука так разгневало помощника инспектора Хибия, что он сделался агрессивным, да еще распалял себя своими собственными словами, хотя в этой ситуации ему следовало как раз сохранять хладнокровие и не допускать резких выражений.

Хибия был еще очень молод, дело было сложным, к тому же он испытывал неуверенность, что-то вроде комплекса неполноценности своего рода. Он родился в бедной семье, и у него было трудное детство. Работая, он окончил провинциальный государственный университет и добровольно поступил на службу в полицию. Сдав экзамены на государственного служащего по третьему разряду, он сразу, несмотря на свою молодость, был назначен на должность помощника инспектора, опередив на служебной лестнице многих местных полицейских, бывших значительно старше него. Перед ним открывалось большое будущее в полиции с довольно быстрым продвижением: инспектор, старший инспектор, – он, можно сказать, уже принадлежал к полицейской элите.

Но, к сожалению, ему недоставало опыта, и в нынешнем расследовании он постоянно чувствовал на себе критические взгляды опытных сыщиков, действиями которых должен был руководить. Это и стало причиной раздражения, особенно теперь, когда ему пришлось иметь дело с известными людьми.

– Послушать вас – получается, что я несу ответственность за смерть всех этих людей?

По мере того как росла раздражительность Хибия, Тиёко Отори выглядела все более спокойной, расположившись в кресле напротив помощника инспектора в позе, которая излучала чувство собственного достоинства.

Коскэ Киндаити не мог не признать, что она действительно красивая женщина. Что касается помощника инспектора Хибия, то красота Тиёко и ее непринужденное поведение приводили его в состояние замешательства и растерянности, и он еще больше раздражался.

Тадахиро Асука стоял у окна в конце комнаты, повернувшись спиной к Хибия и Отори, и смотрел на видневшиеся неподалеку заднюю стену студии и поваленную магнолию. Приехавшие одновременно со «скорой помощью» рабочие с помощью блоков поднимали дерево, чтобы освободить «хилман».

Коскэ Киндаити, сидя в углу на старом стуле, внимательно наблюдал за противостоянием Хибия и Отори. Довольно просторная комната, в которой они находились, вероятно, служила в доме Кего Маки одновременно и гостиной, и кабинетом, и была отделана необработанным деревом. Стена около окна, рядом с которым стоял Тадахиро, была увешана книжными полками, однако книг на них было немного: полки в основном использовались для демонстрации изделий из керамики.

– Нет, нет. Вы меня неправильно поняли. Мне просто хотелось, чтобы вы были со мной более откровенны, более искренни.

Хибия боялся смотреть на Тиёко Отори, и это его тоже выводило из себя. По сравнению с живой и энергичной актрисой он являл собой довольно жалкое зрелище.

– Я с самого начала была намерена откровенно отвечать на ваши вопросы… Но если вы чего-то недопоняли, я могу повторить еще раз. – И она бросила взгляд в сторону Киндаити. – Я уже давно не виделась с Маки-сан. Задолго до прошлогоднего несчастного случая я перестала видеться с Ясухиса.

Молодой помощник инспектора не понимал, как женщина, сменившая четырех мужей, может невозмутимо говорить о своих отношениях с ними после развода, даже не покраснев при этом. Пусть она была известная актриса и красавица, для него она оставалась распутной обольстительницей.

– Хибия-сан, вам, кажется, не нравится, что я как раз в это время приехала в Каруидзаву. Но я уже говорила: я только что закончила сложную работу и хотела отдохнуть. А для отдыха лучшего места, чем Каруидзава, быть не может, разве вы так не думаете? К тому же меня пригласил Тадахиро-сан.

Это высказывание было предназначено для Коскэ Киндаити, который не мог не обратить внимание на то, что она специально назвала Асука не по фамилии, а более фамильярно, по имени. Тадахиро тем временем продолжал стоять у книжной полки, машинально перелистывая одну из книг и напряженно вслушиваясь в беседу Тиёко и Хибия.

– А почему вы не остановились на своей вилле в Сакура-но-дзава, где живет ваша дочь? Ведь вчера вечером она осталась в доме одна.

– Хибия-сан, вероятно, не знает, какие между нами отношения. Мися и я живем каждая своей жизнью. Ее воспитание я полностью поручила бабушке Фуэкодзи. По принципиальным вопросам она со мной советуется, а в повседневных делах я полностью ей доверяю. Неужто вы думаете, что девочке пойдет на пользу, если рядом с ней будет мать, которая так часто меняет мужей?

При этом Тиёко мельком взглянула на Тадахиро, и ее щеки слегка порозовели, но Хибия этого не заметил, так как нервно прохаживался по комнате. Тадахиро взял с полки следующую книгу.

– О том, что вчера Мися осталась дома одна, мне не было известно, я не связывалась с Фуэкодзи.

В голове у Хибия не укладывалось, что между матерью и дочерью могут быть подобные отношения.

– Вчера вечером вы не выходили из отеля? Чем вы занимались?

Тиёко Отори, положив руки на подлокотники кресла и выпрямившись, стала рассказывать, полуобернувшись к Киндаити:

– Вчера, примерно в десять минут шестого, я позвонила Тадахиро-сан. В шесть часов Тадахиро-сан приехал в отель. Мы прошли в столовую и поужинали. На это ушло около полутора часов. Затем мы, беседуя, зашли в лобби-бар отеля, и в это время выключили свет. Поэтому Тадахиро-сан уехал домой. Вот и все.

– Что вы делали после того, как уехал Асука-сан?

– Мне ничего не оставалось делать, как лечь спать. – При этих словах Тиёко мило улыбнулась. – Конечно, мне принесли свечу, и я некоторое время, лежа в постели, читала, но разболелись глаза, и я затушила свечу. Ветер становился все сильнее, к тому же раздражала музыка, под которую где-то танцевали О-Бон, поэтому я долго не могла уснуть.

– И вам не приходило в голову позвонить дочери?

– Нет, не приходило. – Тиёко очаровательно улыбнулась. – Откровенно говоря, я о ней совсем забыла. Однако, пока я здесь, думаю разок с ней встретиться.

Помощник инспектора Хибия с удивлением посмотрел на нее, но, будто споткнувшись о спокойное выражение ее лица, в замешательстве задал следующий вопрос:

– Вы позволите мне вернуться к прошлогодним событиям?

– Что ж, пожалуйста…

Расслабившись в кресле, Тиёко и бровью не повела. Коскэ Киндаити напрягся.

– Вы, наверное, помните события минувшего года?

– Постараюсь вспомнить. Если бы не тот несчастный случай, я бы точно ничего не вспомнила.

Внимательно глядя на нее, Хибия начал:

– В прошлом году вы прибыли в здешний отель «Такахара» вечером тринадцатого августа.

– Да.

– На следующий день, вечером четырнадцатого августа, сюда приехал Фуэкодзи. По нашему мнению, он вас преследовал.

– Я же тогда вам говорила, что если он меня и преследовал, то я не представляю, с какой целью. Я и сейчас не знаю этого.

– Залог за него заплатили вы?

– Да. Меня об этом попросила его мачеха.

– Может, он хотел выразить свою благодарность?

– Возможно. Однако, если это и так, он напрасно беспокоился. Я сделала это ради Мися, – холодно сказала Тиёко.

– Вы так и не встретились?

– Нет.

– Он звонил и просил о встрече?

– Да, дважды. Звонил он много раз, но меня не было, и разговаривала я с ним только два раза.

– А вечером пятнадцатого августа?

– В тот вечер в отеле был банкет, на котором присутствовал и Тадахиро-сан. Вскоре после восьми часов раздался звонок. Ведь так, Тадахиро-сан?

Тадахиро обернулся с книгой в руках, не очень убедительно изображая, что он поглощен чтением, и промолчал.

Тогда Тиёко неожиданно сказала:

– Обо всех событиях прошлого года должен иметь представление и Киндаити-сэнсей…

– Если ты так думаешь, то и рассказывай, – несколько сухо ответил Тадахиро, но затем добавил более доброжелательно: – Мы ведь для этого и пригласили Киндаити-сэнсея.

– Я весь внимание, – откликнулся Киндаити и вопросительно посмотрел на Хибия, но тот никак не отозвался: он был настолько погружен в свои мысли, что просто не слышал окружающих.

Тиёко решительно обратилась одновременно к Хибия и Киндаити:

– В прошлом году я не придала кое-чему особого значения и не все рассказала Хибия-сан. Однако недавно я посоветовалась с Тадахиро-сан и решила, что это может быть важно.

– Значит, вы от нас тогда что-то скрыли?

Кровь вновь прилила к щекам помощника инспектора Хибия, и в его глазах появился язвительный блеск.

– Скрыла?… Получается, что скрыла. Но ведь и Тадахиро-сан раньше считал, что нет необходимости об этом рассказывать.

– О чем вы, собственно?

– Во время банкета в ресторане отеля «Такахара» ко мне подошел бой-сан и сказал, что мне звонит этот человек… Фуэкодзи. Я уже говорила с ним по телефону предыдущим вечером и отказалась от встречи. В день банкета он продолжал звонить, но меня в отеле не было…

– Подождите минуточку, – перебил ее Коскэ Киндаити. – В тот день вы куда уезжали?

– Вместе с Тадахиро-сан играла в гольф. В десять часов утра начался турнир по гольфу, который спонсирует Тадахиро-сан. В здании клуба был обед, после чего вновь играли в гольф. Примерно в половине пятого Тадахиро-сан отвез меня в отель. В семь часов он вернулся в отель, и мы пошли на банкет, на который Тадахиро-сан пригласил участников турнира. До банкета Фуэкодзи звонил, но я принимала ванну…

– А когда он позвонил во время банкета, вы с ним разговаривали?

– Да.

– Это было сразу после восьми часов?

– Да, около восьми.

– Простите, что прервал вас. Пожалуйста, продолжайте.

– Взяв трубку, я сразу поняла, что он сильно пьян. Когда я разговаривала с ним в предыдущий раз, он был трезв, и я ему сказала, что нам нет необходимости встречаться. Объяснила, чтобы он не беспокоился о внесенном мною залоге, так как я сделала это ради Мися, а если у него есть ко мне другие дела, то он может сообщить об этом через свою мачеху.

– Это вы о разговоре вечером четырнадцатого числа, то есть сразу после приезда Фуэкодзи в Каруидзаву?

– Да.

– Но ведь для чего-то Фуэкодзи хотел встретиться с вами.

– Я думаю… – Тиёко немного поколебалась и затем все же продолжила: – Вероятно, для того, чтобы попросить денег. В трезвом виде он бывал очень робок, поэтому и не решился попросить по телефону.

– Значит, когда он позвонил вечером пятнадцатого числа около половины девятого, он был сильно пьян?

– Да. Я вновь отказалась от встречи. Он злобно рассмеялся и сказал, что я должна с ним обязательно встретиться, потому что он сегодня виделся с Синдзи Цумура и кое-что узнал.

Хибия встал, вслушиваясь, и не сводил глаз за толстыми линзами с Тиёко.

– И что он мог узнать?

– Этого я не знаю. Даже сейчас.

Глаза Тиёко Отори были ясными, в них даже тени озабоченности не промелькнуло.

– Что было потом?

– Он был абсолютно пьян, а в таком состоянии с ним невозможно иметь дело. Из-за этого его и выгнали со студии. После этого он, по рассказам мачехи, стал пить еще больше. Я как раз хотела повесить трубку, а он все повторял: я только что встречался с Цумура и кое-что узнал, кое-что узнал. Я рассердилась и сказала, что разговор окончен.

Тогда он спросил, можно ли ему встретиться с Тадахиро Асука, на что я ему ответила, что он волен поступать как хочет, и положила трубку.

– Значит, затем он позвонил Асука-сан? – спросил Хибия возмущенно.

– Да, позвонил.

– Асука-сан ответил на этот звонок? – спросил Коскэ Киндаити.

– Нет, Киндаити-сэнсей, я не стал с ним разговаривать, полагая, что в этом нет необходимости. Если бы я тогда с ним поговорил…

– Значит, Отори-сан не сообщила полиции то, что ей сказал Фуэкодзи?

– Это я посоветовал, полагая, что коль скоро Цумура тоже был допрошен полицией, то он может в случае необходимости сам рассказать о своем разговоре с Фуэкодзи. Поэтому я и сказал Тиёко, что нет нужды рассказывать об этом полиции.

– Цумура ничего не говорил о секретном разговоре с Фуэкодзи? – спросил Киндаити, обращаясь к Хибия.

– Я об этом слышу впервые, – с негодованием в голосе ответил Хибия.

– В тот день Фуэкодзи действительно встречался с Цумура? – продолжал расспрашивать Киндаити.

– Да, около часа дня он приезжал на виллу Цумура в Асамаин, – ответил Хибия.

– Значит, вилла Цумура находится в Асамаин? – Киндаити узнал недавно от Такудзо Акияма, что район Асамаин находится поблизости от Сакура-но-дзава.

– Цумура арендует там виллу.

– Что рассказывал Цумура об этом визите?

– Ничего особенного. Фуэкодзи жаловался на свою судьбу. Их встреча продолжалась недолго: в это время проходил фестиваль музыки на минеральных источниках в Хосино, и группа студентов пришла поприветствовать Цумура. Он еще пожаловался, что Фуэкодзи стащил у него бутылку виски «Джонни Уокер».

– Ту, с которой он не расставался весь вечер?

– Да, наверное.

– Как долго пробыл Фуэкодзи на вилле Цумура?

– По словам Цумура, не более получаса. Как только пришли студенты, они расстались.

– За это время можно о многом поговорить, – проворчал как бы про себя Киндаити и повернулся в сторону Тиёко Отори.

– Короче говоря, телефонный звонок Фуэкодзи означал следующее: сегодня, я встречался с Цумура и спрашивал о тебе. Если то, что он мне рассказал, узнает Асука-сан, то тебе будет неприятно. Поэтому ты должна встретиться со мной и передать какую-то сумму… Фуэкодзи хотел сказать это, как вы думаете?

– Можно быть. Но…

– Но что?

– Я совершенно не могу себе представить, что можно было сообщить Тадахиро-сан. За каждой минутой моей жизни наблюдают журналисты, поэтому у меня нет секретов.

Она обращалась в первую очередь к Тадахиро, который в это время стоял, облокотившись на книжную полку, и нежно смотрел на Тиёко.

– А вы не расспрашивали Цумура?

– Нет, – сразу ответила Тиёко. – Если говорить о Цумура, то… впрочем, не стоит обсуждать людей в их отсутствие. Он и в этом году вроде бы приезжает в Каруидзаву, вы можете сами спросить у него.

– Мы непременно это сделаем. Вы задержали следствие на целый год, – с ехидством сказал помощник инспектора, но ни Тадахиро, ни Тиёко не обратили на это внимания.

– А вам известно, откуда звонил Фуэкодзи? – спросил Киндаити.

– В тот вечер Фуэкодзи до восьми часов находился в кемпинге «Белая береза» и пил виски в одиночку. Затем, уже сильно пьяный, вышел из кемпинга и в начале девятого зашел в кафе «Мимоза» рядом со Старой дорогой, откуда и позвонил в отель. В разговоре он произнес имя Тиёко Отори, и все находившиеся тогда в кафе запомнили Фуэкодзи. После звонка он некоторое время еще оставался в кафе и пил чай, наливая в него виски, а в начале десятого, пошатываясь, ушел.

– После этого Фуэкодзи отправился на виллу в Сакура-но-дзава?

– Да, он появился там в половине десятого. Мися-тян была одна, но, видя, как он пьян, предложила ему остаться. Фуэкодзи не послушался, и вскоре с ним произошел несчастный случай.

Рассказывая, помощник инспектора Хибия внимательно всматривался в лица Тадахиро и Тиёко, те сидели неподвижно, будто в глубоком раздумье.

Коскэ Киндаити после некоторого молчания спросил:

– В котором часу закончился банкет?

– А… – Тиёко как будто проснулась. – В начале десятого.

– И что вы делали после этого?

– Тадахиро уехал в половине десятого. Я проводила его до выхода, помню, был страшный туман. Потом я приняла ванну и легла в кровать. Да, да. И в тот вечер где-то были танцы О-Бон, и меня раздражала громкая музыка, отчего я долго не могла заснуть.

Воспоминания словно утомили Тиёко: она сидела поникшая и порой вздрагивала всем телом. Она побледнела, лицо приобрело восковой оттенок.

– Асука-сан, вы сразу вернулись к себе на виллу?

– Да.

– На машине?

– Нет, пешком, это совсем близко.

– Может кто-нибудь помнить время вашего возвращения на виллу?

– Нет. – Тадахиро опустил глаза и смотрел в пол. – Я сразу прошел в кабинет, где некоторое время читал мои любимые книги по археологии. Я уже собирался ложиться, когда вошла Таки, наша старая служанка, и очень удивилась, что я уже вернулся.

– И во сколько это было?

– Около половины одиннадцатого.

– Значит, получается, что никто не знает точного времени вашего возвращения на виллу?

– Получается так.

В разговор вмешался стоявший рядом помощник инспектора Хибия:

– Короче говоря, вы оба не имеете алиби на то время, когда Фуэкодзи утонул. Еще… Фуэкодзи, перед тем как очутиться в бассейне, был с какой-то женщиной… – Молодой помощник инспектора покраснел и, запинаясь, продолжил: – …имел с ней половую связь, следы которой были зафиксированы. Я хочу знать, кто эта женщина!

Помощник инспектора говорил все громче, казалось, он вот-вот взорвется.

– Это просто поразительно. Я не могу поверить! – воскликнула Тиёко.

– Тогда вы говорили то же самое. Вы что, не верите современной медицине?

– Простите, Хибия-сан, если вы считаете этой женщиной меня, вы не правы. Ведь я, – тут Тиёко показала свои знаменитые ямочки на щеках, – уже не девочка и сумела бы воспротивиться насилию.

– А что, если Фуэкодзи хотел использовать для давления на вас тайну, которую он узнал от Цумура?…

– Поэтому я и предлагаю вам встретиться с Цумура! – В голосе Тиёко зазвучали истерические нотки.

Помощник инспектора закусил губу и замолчал. Он опасался, что может навлечь на себя обвинение в психологическом давлении.

– Я обязательно встречусь с Цумура. В этот раз я заставлю его признаться.

Несмотря на резкие слова, в голосе помощника инспектора не чувствовалось уверенности. Почему эта Тиёко только сейчас рассказала о таком важном для следствия факте?

– Хибия-сан, – вмешался в беседу Коскэ Киндаити. – У вас нет никакой информации о той женщине?

– Нет. В Каруидзаве не было ни одной женщины, которая была бы как-то связана с Фуэкодзи. Кроме Тиёко Отори.

В голосе помощника инспектора зазвучал металл.

Тиёко Отори сидела, вцепившись в ручки кресла, и смотрела прямо перед собой. Она выглядела как разгневанная королева. Тадахиро Асука продолжал равнодушно стоять у книжных полок.

После затянувшегося неловкого молчания заговорил Коскэ Киндаити:

– Итак, Асука-сан, что было вчера вечером? Расставшись с Отори-сан, вы вышли из отеля. Поехали на машине или пошли пешком?

– Я пошел домой пешком, но, видимо, зря.

– Что вы имеете в виду?

– Когда я вышел из отеля, было совсем темно, и я заблудился. Домой вернулся только в половине десятого.

– В половине десятого?… – В горящих глазах помощника инспектора Хибия возникло подозрение: смерть Кего Маки наступила между девятью и половиной десятого.

– Так вы говорите, что, заблудившись, больше часа не могли найти дорогу домой?

– Да, – ответил Тадахиро с кислой улыбкой.

– Однако на то была причина. Вы были сильно возбуждены.

– Возбужден?… Это почему же?

– В лобби-баре вы разговаривали с присутствующей здесь дамой. Неожиданно погас свет, стало совсем темно. И в этот момент… вы ее крепко обнимаете и целуете.

– Ах! – Тиёко покрылась ярким румянцем.

Тадахиро, с нежностью глядя на профиль Тиёко, сказал:

– Что за ужасное разоблачение! Ха-ха-ха! Я с этой женщиной встречаюсь уже больше года, и это был первый поцелуй. Конечно, я был возбужден, как мальчишка. Ха-ха-ха! – Тадахиро громко рассмеялся, а щеки Тиёко стали пунцовыми.

– Только поэтому?… – Помощник инспектора Хибия не сводил подозрительного взгляда с лица Тадахиро. – Когда вы затем целый час бродили по городу, вы кого-нибудь встретили?

– Возможно, и встретил, но я не помню. Во всяком случае, душой и телом я был в другом месте.

«Даже если это действительно так, зачем здесь об этом рассказывать?» – удивлялся Коскэ Киндаити. Похоже, что Тиёко думала так же и с сомнением смотрела на Тадахиро, который, не обращая на нее внимания, продолжал счастливо улыбаться.

– Да, за все то время, пока я блуждал, я припоминаю только одно событие.

– Какое же?

– Я захотел курить и достал зажигалку, но из-за сильного ветра не смог зажечь ее и положил в карман.

– И что было потом?…

– Через некоторое время вновь захотел курить, но в кармане зажигалки не обнаружил. Видимо, я ее обронил. Эту зажигалку легко узнать – на ней изображены пирамиды, поэтому я думаю, что если ее кто-нибудь найдет, то будет ясно, где я бродил тем вечером.

Помощник инспектора со все большим подозрением смотрел на Тадахиро. В этот момент в комнату ворвался молодой детектив Фурукава.

– Извините, начальник…

– В чем дело?

– Это выпало из кармана джемпера погибшего. По словам прислуги, этот джемпер он надевал вчера днем, когда куда-то уходил.

В Каруидзаве даже мужчины в течение дня вынуждены несколько раз переодеваться из-за частых скачков температуры.

Когда помощник инспектора расправил смятый листок бумаги с отпечатанным текстом, он с удивлением увидел, что это была программа открывшегося в Каруидзаве ежегодного фестиваля современной музыки, на котором в этот раз исполнялись произведения Синдзи Цумура, а сам композитор был приглашен в качестве дирижера.

– Получается, что убитый был вчера на концерте Синдзи Цумура и, видимо, встретился с ним.

Хибия повернулся к Тиёко, собираясь что-то сказать, но тут в гостиную торопливо вошел детектив Кондо.

– Начальник, можно вас на минутку…

– Что случилось?

– Машину вытащили из-под дерева, нашли кое-что необычное.

Проводив взглядом торопливо уходящих полицейских, Коскэ Киндаити повернулся к Тиёко.

– Отори-сан, не поможете ли мне…

– Если смогу.

– Рядом с телом Маки были разбросаны спички. Вам это о чем-нибудь говорит?

– Да, я видела, и мне это показалось странным, – сказала Тиёко, вздрогнув всем телом.

– Значит, вы не знаете, что это может значить?

– Даже не представляю…

– Вы хорошо рассмотрели расположение спичек?

– Нет, у меня не хватило смелости…

– Асука-сан зарисовал их расположение, вы можете попозже взглянуть, и если на что-нибудь обратите внимание, пожалуйста, скажите мне об этом.

– Вы считаете, что в этом есть какой-то смысл?

– Я вынужден так думать. Впрочем, спички сдвинули…

– Я вас поняла. Вы…

– Я покажу тебе зарисовку, – сказал Тадахиро с серьезным выражением лица.

Тиёко повернулась к Киндаити:

– Киндаити-сэнсей, если я что-нибудь пойму, обязательно сообщу вам.

– Большое спасибо. – Киндаити слегка склонил голову в знак благодарности. – Мне бы хотелось задать вам еще один вопрос.

– Да, пожалуйста.

– По словам прислуги, Мицуко Нэмото, Маки частенько коротал время, составляя с помощью спичек загадки и головоломки. Вы знакомы с этой привычкой?…

Тиёко нахмурила брови.

– Нет, впервые слышу. Пока мы были вместе, он ничем подобным не увлекался.

– Каким человеком он был по характеру: тяжелым и капризным или легким и общительным?…

– Если исходить из вашей классификации, то он был очень общительным человеком. Часто шутил, иногда, правда, довольно неудачно: шутки граничили с насмешками. Но в общем он был хорошим человеком.

– Извините за назойливость. А теперь мне надо на минуту выйти, посмотреть, что они там обнаружили.

Коскэ Киндаити завернул за угол и подошел к тому месту, где стоял «хилман», только что освобожденный из-под упавшего дерева. Помощник инспектора Хибия вопросительно глянул на него, но Киндаити не заметил его взгляда.

– Что обнаружили в машине?

Посмотрев туда, куда указывал детектив Кондо, Киндаити увидел связку ключей, которая выглядывала из-под старой подушки, лежавшей на соседнем с водительским кресле.

Не без усилий удалось открыть изрядно помятую дверь, помощник инспектора Хибия с большим трудом втиснулся внутрь и достал из-под подушки связку ключей на металлическом кольце. Вот они, ключи, которые, как когда-то сказал Маки, представляли собой все его состояние!

Детектив Кондо схватил связку и бросился к коттеджу. Через некоторое время он вернулся в большом возбуждении и показал помощнику инспектора один из ключей.

– Это ключ от входной двери.

Молодой помощник инспектора пришел в замешательство:

– Ключ от коттеджа, а Кего Маки был в студии…

Коскэ Киндаити тем временем обошел машину и открыл крышку незапертого багажника. В багажнике лежали запасное колесо и инструменты. Вдруг глаза Киндаити широко раскрылись от удивления.

– Хибия-сан, можно вас на минутку?!

– В чем дело?

– Взгляните!

Молодой помощник инспектора и двое других полицейских, толкая друг друга, заглянули в багажник, и их брови поползли вверх.

На твердой черной покрышке запасного колеса лежал раздавленный коричневый мотылек, похожий на инкрустированный перламутром фамильный герб.


Глава седьмая


Клинопись


Поразительно, как быстро рассеиваются враждебность и антипатия, стоит только людям оказаться в чрезвычайной ситуации. Когда на черной покрышке запасного колеса был обнаружен герб-мотылек, теснившиеся у багажника полицейские вспомнили, что первым на мотылька обратил внимание несносный Коскэ Киндаити, и это их искренне удивило, но в какой-то степени и примирило с сыщиком.

– Киндаити-сэнсей, получается, что следы на блузе погибшего остались от этого мотылька?

В голосе Хибия уже не было слышно надменных ноток. Коскэ Киндаити обнаружил мотылька случайно, и все же эта находка была небольшим открытием: она проливала свет на некоторые загадочные аспекты преступления.

– Возможно. Впрочем, подобные мотыльки здесь повсюду.

В районе Минамихара, где сейчас жил Коскэ Киндаити, мотыльков было особенно много. Если ночью он забывал закрыть стеклянную дверь или опустить москитную сетку, то они тучами налетали на свет, и среди них встречалось немало вот таких, больших коричневых мотыльков.

– Все это так, но как он мог попасть в багажник? Да еще раздавленный?

Помощник инспектора Хибия, подавив волнение, со строгим выражением лица повернулся к молодому полицейскому.

– Фурукава-кун, отвези этого мотылька на экспертизу и скажи им, чтобы она была проведена особенно тщательно. В частности, важно определить, совпадает ли пыльца с крылышек этого мотылька с той, которая была взята с блузы погибшего.

– Слушаюсь, – ответил Фурукава и, осторожно собрав остатки тельца мотылька в виниловый пакет, побежал к дороге.

Провожая его взглядом, Кондо повернулся к Киндаити и спросил его, явно волнуясь:

– Киндаити-сэнсей, если пыльца и жидкость, которые были на блузе погибшего, совпадут с остатками мотылька, раздавленного в багажнике, что вы скажете?

В его тоне уже не было той язвительности, с которой он раньше разговаривал с Киндаити, а в глазах читались уважение и даже симпатия.

– А вы, Кондо-сан, что думаете на этот счет?

– Тогда получается, что погибший Кего Маки был засунут в багажник и… – Не договорив, он взволнованно посмотрел вокруг себя, понимая, что высказал слишком серьезное предположение. Если это действительно так, расследование надо начинать сначала, зато у следствия появляется важная улика.

К счастью, вокруг сновали прибывшие из города рабочие, и никто, кроме Киндаити, не услышал Кондо. Отсюда просматривалась задняя стена коттеджа, и до окна, у которого чуть раньше стоял Тадахиро, было рукой подать, но сейчас его не было видно. Кадиллак, на котором приехал Киндаити, был припаркован у входа в коттедж, за рулем, как и раньше, сидел Такудзо Акияма.

– Если это так, Кондо-сан, то что из этого следует?

– Маки был убит в другом месте, а затем преступник привез его тело сюда, да?…

Коскэ Киндаити посмотрел печально на связку ключей в руках Хибия.

– Хибия-сан, в этой связке ведь есть ключ от коттеджа? Я прошу прощения, но не могли бы вы проверить еще раз? Если Асука и Отори собираются уезжать, не следует им говорить ничего лишнего.

Хибия хорошо понял, что имел в виду Киндаити, так как эти двое скорее мешали следствию.

– Хорошо. Кондо-кун, передай им, чтобы они на некоторое время задержались в Каруидзаве и что я немного позже заеду на виллу Асука.

– Слушаюсь.

Детектив Кондо вскоре, позванивая ключами, вернулся из коттеджа, и в этот момент от входа, разбрызгивая колесами воду, отъехала машина. Коскэ Киндаити обернулся и через заднее стекло кадиллака увидел красивое лицо Тиёко, которая слегка ему поклонилась. Тадахиро не было видно, его заслоняла Тиёко.

– Он что-нибудь спрашивал? О машине?

– Нет, особо не интересовался. Я ему только сказал, что ключи были обнаружены в машине. О мотыльке не сказал ни слова.

– Ну и что это за ключи? – спросил Киндаити.

– Это ключи Маки. Я показал их прислуге, и она подтвердила это.

– Получается, что в этой связке отсутствует только ключ от студии.

– Да, и Мицуко Нэмото говорит, что не понимает почему… Да, совсем забыл, Асука-сан просил передать вам привет и сказал, что будет ожидать вас у себя на вилле.

– Киндаити-сэнсей, может, нам пройти в студию для дальнейшего обсуждения ситуации? – Хибия подозвал молодого полицейского. – Фурукава-кун, а ты тщательно осмотри весь багажник. Киндаити-сэнсей, нам необходимо найти возможные отпечатки пальцев.

– Разумеется.

– Может быть, там будут найдены отпечатки пальцев погибшего, – тихо, почти про себя, сказал Кондо. Он получал все большее удовольствие от совместной работы с Коскэ Киндаити.

Покрывавшая территорию коттеджа вода постепенно уходила, стали обнажаться покрытые гравием дорожки, в некоторых местах они уже подсохли под жаркими лучами солнца.

Коскэ Киндаити, помощник инспектора Хибия и детектив Кондо, перепрыгивая с одного сухого клочка почвы на другое, добрались до студии и вошли внутрь. Тело Маки увезли, а в остальном здесь ничего не изменилось: свеча и спички лежали на своих местах на столе.

Помощник инспектора Хибия, проявляя осторожность, специально оставил входную дверь открытой и со строгим выражением лица повернулся к Коскэ Киндаити.

– Итак, Киндаити-сэнсей, что вы обо всем этом думаете?

– Может, мы лучше спросим мнение Кондо-сан? Не могли бы вы, как старший по возрасту, высказать свое мнение?

– Я чувствую себя неловко, когда вы так говорите… – засмущался Кондо, потирая загоревшее лицо. – Но раз уж вы настаиваете, я попробую. Если предположить, что погибшего сунули в багажник и привезли сюда, то многое становится понятным. Киндаити-сэнсей в прошлый раз высказал мнение, что мы не знаем точно, пришли сюда жертва и убийца вместе или по одному. Теперь ясно, что они появились вместе, причем Кего был уже мертв.

Кондо будто пытался что-то рассмотреть на потолке, а затем перевел взгляд на Коскэ Киндаити и помощника инспектора Хибия.

– Кего Маки выехал вчера вечером на «хилмане». Точное время нам неизвестно, но мы знаем, что это было после шести часов, когда ушла служанка Мицуко Нэмото. Перед отъездом он закрыл входную дверь и, сев в машину, засунул связку ключей под подушку на соседнем сиденье.

– Зачем? Зачем он засунул их под подушку? Почему не положил в карман? – вмешался в рассуждения Хибия.

– Посмотрите на эту связку. На ней шесть ключей.

– Ну и что?

– Связка велика для кармана, поэтому он и положил их под подушку.

– Действительно… Предположим, вы правы. И что дальше?…

– Затем он куда-то приехал, где и встретился с преступником. Недавно Киндаити-сэнсей назвал того X. Во время встречи с этим X Маки получил дозу цианистого калия и отправился на тот свет.

– И что было потом?…

– Однако X понимал, что труп нельзя оставить на месте преступления. Обыскав труп, он обнаружил ключ. Преступник подумал, что это ключ от входной двери коттеджа.

– Вполне возможно. Если в кармане только один ключ, то любой мог бы подумать, что это ключ от входной двери, – поддержал это предположение Коскэ Киндаити.

Его слова придали Кондо еще больше уверенности в себе.

– Так вот. Преступник, вероятно, задумал перевезти тело в коттедж, так как там можно было найти чашку или стакан и обставить смерть как самоубийство. Если даже и будет установлено, что это убийство, то можно создать видимость, что оно совершено в коттедже. Приняв такое решение, X перенес тело в багажник «хилмана».

– Но каким образом в багажник попал мотылек?… – Помощник инспектора Хибия все еще не был удовлетворен доводами своего подчиненного.

Это обстоятельство поставило в тупик детектива Кондо, но ему на помощь пришел Коскэ Киндаити.

– Послушайте, Хибия-сан, а если предположить, что мотылек был не в багажнике, а в комнате, где Маки встретился с X? Маки-сан случайно сел на мотылька, тот прилип к блузе и так очутился в багажнике.

– Вот это да! – с восхищением прокомментировал Кондо, щелкнув толстыми пальцами.

– Так значит, там, где было совершено преступление, на стуле или скамейке должна остаться пыльца с крылышек мотылька?

– Если X не заметил ее и не стер.

Хибия заволновался – он вспомнил, что, когда Коскэ Киндаити обнаружил следы пыльцы на блузе погибшего, в студии присутствовал и Тадахиро Асука. Он недовольно посмотрел на Киндаити.

– Итак, X погрузил тело Маки в багажник, затем привез его сюда.

– То есть он был уверен, что вечером в коттедже никого, кроме Маки, не бывает.

– Но он не заметил, что рядом с ним под подушкой лежит связка ключей.

– Да. Если бы он их нашел, то обставил все более правдоподобно, – с улыбкой сказал Киндаити. – Кондо-сан, и каким, по вашему мнению, должно быть настоящее место преступления?

– Это должна быть вилла, расположенная в глубине участка на большом расстоянии от ворот, чтобы прохожие не смогли увидеть машину, которая стоит у входа.

Коскэ Киндаити подумал, не представляет ли Кондо сейчас виллу Тадахиро Асука. Он видел ее только один раз, но то, что запомнил, точно соответствовало описанию Кондо.

– Теперь возникает вопрос: почему ключ от студии был снят со связки?

– Да не важно. У него на этот счет могли быть какие-нибудь соображения. Во всяком случае, это ничего не меняет в изложенных фактах.

– Я думаю, что скоро мы это выясним, – усмехнулся Киндаити.

– Допустим, – похоже, помощник инспектора Хибия еще испытывал некоторые сомнения, – X погрузил труп в багажник и привез его сюда. Затем?…

– Ключ не подошел к двери коттеджа. Окна закрыты ставнями. X не мог оставить тело на улице – тогда невозможно было бы инсценировать самоубийство. Потом X догадался, что этот ключ – от студии, и ему ничего не оставалось делать, как перенести тело туда. Правда, там не было ни стакана, ни чашки, поэтому сцена самоубийства выглядит довольно неубедительно.

– А откуда взялись спички и свеча? Получается, что их принес с собой X?

– Вероятно, так и было. Маки скончался предположительно около девяти часов. Свет был выключен во всей Каруидзаве примерно в восемь часов, следовательно, где бы погибший ни встречался с X, им понадобилась свеча. Я думаю, что Киндаити-сэнсей уже заметил, но обратите внимание… Эта свеча определенно стояла в каком-то подсвечнике: снизу она слегка расплющена и проткнута чем-то острым.

– На свече есть отпечатки пальцев?

– Нет, конечно. Видимо, держал ее через платок. Это говорит о том, что X заранее спланировал преступление.

– X не заметил, что на полке стоит подсвечник, поэтому накапал на стол воск и закрепил на нем свечу. – Помощник инспектора Хибия произнес это размеренным тоном.

– Свой подсвечник он не принес, боялся, что по нему могут его вычислить. И свеча стоит на странном месте, то ли не сообразил, то ли торопился.

– А спички откуда?

– Вероятно, Кего Маки во время беседы с X что-то объяснял, по привычке раскладывая спички. Поскольку X хотел нас убедить, что преступление было совершено здесь, он захватил с собой спички. Но спичечный коробок он не захотел приносить.

– Почему? – улыбаясь, спросил Коскэ Киндаити.

– Да потому, что на коробке могли остаться отпечатки пальцев X, разве не так?

– Так, так.

– К тому же, Киндаити-сэнсей, головки спичек были двух цветов, красные и зеленые.

– Да, почему бы это?

– Во всех виллах в этом районе используется пропан, и магазины, которые его поставляют, в качестве сувениров дарят всем спички. Внутри спичечного коробка установлена перегородка, в два отделения укладываются спички с головками разного цвета. Их можно найти на любой вилле в Каруидзаве, и X был уверен, что они должны быть и в коттедже Маки. А в студии спички ни к чему. Преступник не знал этого – в этом его крупный просчет.

– Киндаити-сэнсей, – обратился к детективу Хибия. – Когда вы увидели труп, вы сразу сообразили, что его сюда привезли?

– Ничего подобного… – улыбнулся Киндаити. – Я не ясновидящий и не волшебник. Однако слишком много противоречий, которые бросаются в глаза. Их нельзя не заметить. Это приходит с опытом… И на основе этого опыта возникают подозрения. Если эти подозрения не отбрасывать, постепенно начинают накапливаться факты. Начинаешь размышлять. И тут может улыбнуться удача, как это произошло, когда был обнаружен мотылек в багажнике.

– И в этот момент вы сделали вывод, что убийство было совершено не здесь? – На этот раз Хибия спрашивал уважительным тоном ученика.

– Хибия-сан, все дело в опыте. – Киндаити доброжелательно и сочувственно посмотрел на молодого помощника инспектора. – Я уже несколько раз имел дело с преступлениями, когда, чтобы запутать следствие, труп переносили в другое место. Я по сравнению с вами намного чаще, если так можно выразиться, пересекал ворота храма… Все дело только в этом. Я обнаружил пыльцу мотылька, прилипшую к блузе, и самого мотылька в багажнике. Но все это – чистейшая случайность. Если не я, то все это нашли бы вы. В этом деле еще очень мало фактов, и очень многое мне совершенно непонятно.

– Что, например?

– Расположение спичек. По всей вероятности, Маки перед тем, как он был убит, или решал какую-то головоломку, или пытался что-то объяснить с помощью спичек; второе, на мой взгляд, более правдоподобно. Как вы правильно заметили, преступник хотел создать у нас впечатление, что самоубийство совершено в студии. Для чего же он принес спички и разложил их определенным образом? Если Маки все-таки что-то объяснял, то в их расположении заложен какой-то смысл. Хотя спички сдвинуты, все равно можно попробовать расшифровать. Если мы разгадаем эту головоломку, сможем найти преступника.

– Киндаити-сэнсей, – Хибия понизил голос, – Асука-сан проявил повышенный интерес к расположению спичек. Может, ему что-нибудь известно?…

– Возможно… – начал Киндаити, как вдруг дверь в студию отворилась, на пороге появились двое: служанка Маки, а за ней молодой человек в синем фартуке, на котором было написано белыми иероглифами название магазина – «Микавая».

– Извините, пожалуйста… – Мицуко Нэмото, стоя в дверях, внимательно осмотрела студию.

Именно она сегодня утром обнаружила здесь тело хозяина. На вид ей было около пятидесяти, и она производила впечатление честного человека.

– А, Нэмото-сан, что случилось? – спросил Хибия.

– Со мной пришел Судо-сан, служащий магазина «Микавая», что на Старой дороге. У него есть что рассказать о ключе от этой студии.

– Судо-кун, проходите сюда. Что вы знаете о ключе? – доброжелательно спросил Кондо.

Судо было чуть больше двадцати. Он осторожно вошел в студию, с опаской взглянув на стол, за которым, как ему рассказала прислуга, сидел мертвец.

– Это случилось вчера, после полудня, около двух часов… Наш магазин находится на Старой дороге. Я должен был доставить заказы в три дома в районе Ягасаки и как раз вышел из дома с велосипедом, как вдруг услышал, что кто-то зовет меня: «Микавая! Микавая!» Оглянувшись, я увидел, что это господин, который живет здесь, в Каруидзаве. Он вышел из машины и стоял рядом с ней.

– Продолжай, это интересно, – сказал Хибия и обменялся с Кондо настороженными взглядами.

– Он спросил, куда я еду. Я сказал, что должен доставить три заказа в район Ягасаки, вернусь примерно через полчаса. Он сказал, что это его устраивает, и попросил заехать к нему домой и привезти оттуда одну вещь, снял со связки один ключ и передал мне.

– И он сказал, что этот ключ от двери студии? – уточнил Кондо.

– Да.

– Что ты должен был ему привезти?

– Сейчас в «Хосино-онсэн» проходит фестиваль современной музыки. Синдзи Цумура выступает на нем как композитор и дирижер…

– Ну и что попросил Маки?

– Он сказал, что в студии лежит приглашение на концерт Цумура, и попросил его привезти.

– И ты согласился?

– Да, это было мне по пути.

– А где ждал все это время Маки?

– В «Дзиро». На Старой дороге есть кафе «Дзиро». Он сказал, что будет ждать там.

– Маки был один? – вмешался в разговор Коскэ Киндаити.

Судо бросил быстрый взгляд на него и ответил знакомому, помощнику инспектора Хибия:

– Нет, он был с девушкой, дочерью Тиёко Отори, Мися Фуэкодзи.

– С Мися?… – Глаза Хибия блеснули за стеклами очков, а Киндаити сложил губы так, как будто хотел свистнуть от удивления, но сдержался.

Если подумать, не было ничего удивительного в том, что Мися и Маки проводили время вместе, ведь какое-то время он был ее отчимом. Но помощника инспектора Хибия, который не читал светской хроники, такое объяснение не могло удовлетворить.

– Судя по тому, что они говорили, – вновь заговорил Судо, глядя на Хибия, – Маки-сан получил приглашение на концерт, но идти не собирался. Но когда он встретил дочь Фуэкодзи, она его уговорила.

«Ну что за девушка! – с горечью подумал Хибия. – Если бы я был ее отцом, то не позволил бы ей так себя вести».

– И ты заходил в студию? – спросил детектив Кондо, воспользовавшись молчанием Хибия.

– Да.

– А почему об этом не знала Нэмото-кун?

– По словам Судо-сан, – на доброжелательном лице Нэмото появилась извиняющаяся улыбка, – он приходил в половине третьего, а я как раз в это время заходила к соседке, чтобы попросить у нее утюг, а то наш сломался.

– Во всяком случае, когда я пришел, прислуги не было. Подумав, что нехорошо заставлять господина Маки слишком долго ждать, я прошел в студию.

– Где лежало приглашение? – спросил Киндаити.

– На чайном столике.

– Студия была закрыта на ключ?

– Да, конечно.

– Когда выходил, то закрыл дверь на ключ?

– Да.

– Когда ты принес приглашение в «Дзиро», Мися была с Маки?

– Они сидели за столом друг против друга. Мне это показалось странным.

– Что именно?

– Эти отношения между ними… Ведь я слышал, что одно время они были как отец и дочь. – Судо с неопределенной улыбкой опустил голову.

– И ты, надо полагать, отдал ключ от студии. Что сделал с ним Маки?

– Я положил на стол приглашение и ключ, он кивнул головой, поблагодарил, и я вышел из кафе. Поэтому я не знаю, что он сделал с этим ключом.

– Но об этом мы можем спросить у Мися, – вставил Киндаити. – Нэмото-сан, одежда, в которой вчера хозяин вышел из дома во второй половине дня, чем-то отличалась от той, в которой вы его обнаружили сегодня утром уже мертвым?

– Только тем, что тогда на нем был еще джемпер. Брюки были те же самые.

– Он был в шляпе?

– Наш господин не любил шляпы. Как он говорил, после войны он ни разу не надевал шляпу. Многие художники носят береты, но Маки-сан как-то раз при мне со смехом сказал одному посетителю, что их он тоже не любит.

Маки, вероятно, засунул полученный от Судо ключ в кармашек для часов. Теперь понятно, почему его не было на общей связке. Настало время встретиться с Синдзи Цумура.

Согласно программе, которая вчера выпала из кармана джемпера Маки, концерт был запланирован на вечер, а днем, в три часа, композитор должен был встретиться со зрителями. Значит, сейчас Синдзи Цумура наверняка находится в «Хосино-он-сэн».

– Киндаити-сэнсей, мы едем в Хосино, а вы?

– Если можно, я с вами. Но до этого я бы хотел кое-что посмотреть в коттедже. Мы можем это сделать вместе.

Киндаити хотел посмотреть, что за книги листал Тадахиро. Это были книги на английском языке по археологии: «Материальная культура раннего Ирана», а вторая – «История и памятники Ура». Обе книги были своего рода введением в древнюю культуру Месопотамии, были хорошо оформлены, с красивыми цветными иллюстрациями.

– Киндаити-сэнсей, что это за книги?

Не говоря ни слова, Киндаити открыл книги на последней странице и показал сопровождавшим его полицейским. Там было напечатано красными иероглифами: «Библиотека Асука».

– Вот это да, эти книги принадлежат Асука!

– Черт возьми, значит, этот тип недавно встречался с погибшим.

– Видимо. Не думаю, что он дал их ему в прошлом году. В студии Асука-сан что-то искал. Вероятно, эти книги.

– Однако он ничего о них не сказал.

– Считал, что нет необходимости, или не хотел говорить в присутствии Отори? Заметьте, между четырьмя прежними мужьями Отори и Асука неожиданно обнаруживаются определенные отношения.

Коскэ Киндаити взял книгу «История и памятники Ура» и стал перелистывать страницы. Вскоре он, похоже, нашел, что искал. Обнажив белые зубы в улыбке, он позвал Хибия:

– Хибия-сан, вам не кажется, что эта клинопись напоминает головоломку из спичек?

Коскэ Киндаити показал на фотографию глиняных табличек из раскопок в районе Ура.

– Киндаити-сэнсей! – Хибия широко раскрыл глаза. – Получается, что погибший непосредственно перед смертью хотел оставить какое-то послание, используя клинопись.

– Едва ли, – сказал Киндаити. – Я не думаю, что Маки настолько хорошо знал клинопись.

– Но, Киндаити-сэнсей, почему его превосходительство Асука так тщательно перерисовывал расположение спичек?

– Видимо, потому, Кондо-сан, что в их расположении его превосходительство усмотрел клинопись. Он увлечен Древним Востоком и оттого, возможно, во всем видит клинопись Месопотамии или египетские криптограммы, подобно тому, как человек, увлекающийся шахматами, часто даже в трещинах и неровностях на потолке различает шахматные позиции. К тому же сейчас на виллу его превосходительства приехал ученый, крупный специалист по Древнему Востоку. Не исключено, что Асука-сан сделал копию расположения спичек с намерением показать ее этому ученому и услышать его мнение. Хотел бы я увидеть выражение его лица в этот момент. Ха-ха-ха! – рассмеялся Киндаити, запустив руку в свои растрепанные волосы.

Хибия и Кондо обменялись подозрительными взглядами.


Глава восьмая


Сувенир из Хаконэ


Инспектор Тодороку довольно быстро сумел разговориться со старой женщиной, сидевшей напротив. На нем была нарядная, хорошо накрахмаленная белая рубашка с короткими рукавами, полотняные бежевые брюки и такого же цвета легкие сандалии, и вряд ли кто мог догадаться, что перед ним полицейский. Зато сам Тодороку знал, кто эта женщина, и не спускал с нее глаз, как только заметил ее в толпе пассажиров на платформе станции Уэно.

Женщине было лет семьдесят, она была одета в коричневое кимоно из дорогого материала, свободно подпоясанное шелковым поясом, в руках она сжимала черную дамскую сумочку. Небольшого роста, крепкого телосложения. Круглое, как у многих токийских женщин, лицо было покрыто морщинами и старческими пятнами и чуть тронуто легким макияжем.

Это была Ясуко Фуэкодзи.

Она родилась и воспитывалась мачехой в доме придворного аристократа, однако детство ее не было безоблачным, и даже в молодые годы она никогда не чувствовала себя счастливой. После того как ее выдали замуж за Ясу Фуэкодзи, она постоянно страдала от слухов об изменах мужа. В довершение всего ей не суждено было стать матерью, и она была вынуждена принять в семью внебрачного ребенка своего мужа, Ясухиса. С годами она потеряла свойственные ей от рождения энергичность и бодрость характера и превратилась в черствую, скрытную женщину.

Вынужденная материальная зависимость от невестки, которую она до сих пор презирала и, насколько могла, игнорировала, постоянно ее унижала, и ее сердце превратилось в кусок льда, а характер приобрел еще большую жесткость. Выражение застывшего лица Ясуко Фуэкодзи всегда было строгим и напряженным, она редко улыбалась, а если и улыбалась, то казалось, брала эту улыбку у кого-то взаймы.

В половине одиннадцатого утра 14 августа 1960 года на платформе станции Уэно она ждала отправления поезда, ее и без того суровое лицо выглядело еще более мрачным, что никак нельзя было объяснить только плохим настроением. Она была чем-то взволнована, и через маску безразличия прорывались беспокойство и озабоченность, которые сторонний наблюдатель мог принять за чувство страха.

Завтра исполняется годовщина странной смерти ее приемного сына Ясухиса Фуэкодзи. Будет ли она устраивать по нему поминальную службу? В тот вечер, когда с ним произошел несчастный случай, ее не было в Каруидзаве, и это продолжало мучить ее и по сей день, вызывая тревогу и беспокойство.

Ясуко никогда никому не раскрывала своего сердца, но сейчас лицо выдавало ее переживания, видимо, потому, что она чувствовала себя затерянной в толпе незнакомых и безразличных ей людей. Она и представить себе не могла, что за ней внимательно наблюдал человек, который стоял совсем рядом с ней, прислонившись к железному столбу и делая вид, что читает газету.

Когда в конце 1958 года трагически погиб Кэндзо Акуцу, его смерть расследовалась как обычное дорожно-транспортное происшествие. Поиск сбившей его машины не входил в обязанности первого отдела Токийского полицейского управления.

В августе 1959 года в Каруидзаве при странных обстоятельствах утонул Ясухиса Фуэкодзи. Тогда инцидент с Кэндзо Акуцу вновь привлек к себе внимание. Из Каруидзавы в Токио был командирован детектив Кондо, который вместе с ответственным за дело Акуцу инспектором Тодороку тщательно изучил все связанное с бывшими мужьями Тиёко Отори и пятым претендентом на ее руку и сердце. Тогда Тодороку и узнал о существовании Ясуко Фуэкодзи.

Когда началась посадка, инспектор Тодороку не отставал от Ясуко, и ему легко удалось занять место у окна напротив нее.

Поезд был переполнен, так как помимо обычных пассажиров, направлявшихся на отдых в горы, спасаясь от токийской жары, в него набились те, которые не смогли попасть в Каруидзаву по закрытой для движения дороге № 18 и теперь были вынуждены ехать окружным путем.

Поезд уже давно отошел от платформы станции Уэно, но инспектор Тодороку не пытался заговорить со старой женщиной и с безразличным видом смотрел в окно, затем уткнулся в газету.

Ясуко усилием воли изгнала с лица остатки беспокойства, отгородившись от попутчиков привычной бесстрастной маской: хотя это и были посторонние люди, но они ехали в одном с ней направлении, поэтому с каждым из них она могла еще раз столкнуться. Она распрямилась и мельком взглянула на сидевшего напротив нее мужчину.

Тодороку, привлекательный, импозантный, с аккуратно уложенными волосами с легкой сединой, походил на руководящего сотрудника крупной компании.

Когда поезд прошел станцию Омия, Ясуко полезла в сумочку, оттуда что-то выпало под ноги инспектору Тодороку. Он наклонился и поднял предмет: это оказалась сувенирная шкатулка, которые обычно привозят из Хаконэ, аккуратная коробочка с восемью спичечными коробками. Ее крышка была украшена геометрическим орнаментом из дощечек пяти цветов: белых, желтых, светло-коричневых, коричневых и черных. Если нажать на дощечку, шкатулка открывалась, прямо как волшебная шкатулка Урасима Таро.[8 - Урасим Таро – герой японской народной сказки, приносящий долголетие и здоровье.]

Рассмотрев шкатулку, инспектор Тодороку с улыбкой передал ее Ясуко, которая молча поклонилась в знак благодарности, засунула ее в сумку и достала оттуда какой-то журнал. Инспектор Тодороку сделал вид, что потерял интерес к соседке, и углубился в чтение газеты, однако от его внимания не ускользнуло мгновенное замешательство Ясуко.

Ясуко раскрыла журнал со стихами танка. Его редактировала известная женщина-поэт, а сама Ясуко была членом литературной группы, издававшей этот журнал, каждый месяц на его страницах появлялось ее стихотворение. Она начала читать с первой страницы, затем достала из сумки шариковую ручку и стала делать пометки против понравившихся ей стихов.

Однако такой опытный наблюдатель, как инспектор Тодороку, догадывался, что ее подлинный интерес был сосредоточен совсем не на журнале. Ясуко, похоже, пыталась вести себя так, как будто уже забыла про выпавший из сумки сувенир, но вряд ли она самозабвенно декламировала про себя только что прочитанные стихи: она пыталась таким образом рассеять беспокойство и страх, которые бились в ее сердце.

«Интересно, чего так боится эта старушка?» – подумал инспектор Тодороку, достал из кармана еще три газеты и стал не спеша просматривать их.

На станции Такасаки он купил упакованный в коробочку завтрак и с удовольствием съел его на глазах сидевшей напротив Ясуко, которая, видимо, рассчитывала на скорый приезд в Каруидзаву и сейчас с завистью наблюдала за ним. Тодороку засунул пустую коробочку под сиденье и стал пить чай, поглядывая в окно. Вскоре по обочинам начали возникать следы разрушений, нанесенных пронесшимся недавно тайфуном.

Инспектор Тодороку, будто что-то вспомнив, встал, снял с полки портфель на молнии, достал «Путеводитель по Каруидзаве» и принялся его перелистывать.

– Извините, пожалуйста… – раздался голос Ясуко.

Ага, в конце концов рыбка схватила наживку!

– Да?…

Инспектор Тодороку поднял голову и с деланным безразличием посмотрел на Ясуко.

– Вы едете в Каруидзаву?

– Да.

– По правде говоря, я… – В глазах Ясуко неожиданно вновь появилась настороженность, и она внимательно посмотрела на сидящего перед ней мужчину. – Простите меня, пожалуйста, а в какой район Каруидзавы вы направляетесь?

– В Минамихара.

– Это место пользуется известностью. Там проживает много крупных ученых.

– Да, именно ученые открыли это место как убежище от летней жары.

Инспектор Тодороку назвал имена двух-трех известных ученых, которые он узнал от Коскэ Киндаити. Ясуко, эта высокомерная женщина, с каким-то детским чувством гордости улыбнулась, и на этот раз улыбка была более искренней, хотя настороженность не исчезла.

– Значит, у вас вилла в Минамихара?

– Ну что вы! – Инспектор Тодороку весело рассмеялся. – Я пока еще не заработал на виллу в Каруидзаве. Возможно, вы знаете, в Минамихара есть вилла Сэйитиро Нандзе.

– Он имеет отношение к ЮНЕСКО?

Как и большинство женщин, она с интересом относилась к знаменитостям.

– Да. Я думаю отдохнуть у него два-три дня. У меня как раз выдалось свободное время.

– Но ведь Нандзе-сэнсей сейчас, кажется, в Швейцарии…

– Как говорят, когда кота нет, мышам раздолье.

– Ваша работа связана с юриспруденцией?

– Да, – с улыбкой ответил инспектор Тодороку.

Это соответствовало действительности. Независимо от того, что подумала Ясуко, инспектор Тодороку действительно охранял закон.

Ясуко постепенно освобождалась от чувства настороженности.

– Я тоже направляюсь в Каруидзаву.

– Где вы там проживаете?…

– В Сакура-но-дзава. Говорят, тайфун там особенно свирепствовал… Я разговаривала с внучкой по телефону, она была сильно напугана.

– Она там одна?…

– Есть служанка, но она еще такая молодая…

– Вы поэтому так волнуетесь?

– Мне нужно туда как можно скорее, но прямая железнодорожная ветка повреждена.

– По шоссе номер восемнадцать тоже нельзя проехать.

– Я никогда раньше не ездила этой дорогой и нервничаю.

Инспектор Тодороку поверил в ее искренность, но продолжал вести себя сдержанно.

– Я тоже. Кажется, из Наганохара до Каруидзавы ходит автобус.

– Раньше от Кусадзу до Каруидзавы ходил маленький, как спичечный коробок, трамвайчик, но сейчас его отменили… Что касается Наганохара, то я никогда не была на этой станции, поэтому… А вы каждый год приезжаете в Каруидзаву?

– Я здесь почти не бываю, езжу на перевал Усуи. Однажды был в Ониосидаси. Кстати, автобус из Наганохара идет в Каруидзаву через Ониосидаси.

– Ну, тогда это получается целое путешествие, – сказала Ясуко тихим голосом.

Она принадлежала к тому типу старых японских женщин, которые спокойны в привычной обстановке, но стоит чему-то измениться, как они испытывают беспокойство.

– В Наганохара я собираюсь взять такси, почему бы нам не поехать вместе? Я сойду в Минамихара, это как раз по пути, а вы спокойно поедете дальше до Сакура-но-дзава.

– Если это возможно… Я не слишком вас обеспокою?

– Ну что вы.

– Простите, мне так неловко, но я действительно чувствую себя такой беспомощной…

Ясуко посмотрела в окно. Местность, по которой они ехали, находилась в стороне от пути тайфуна, однако и здесь с некоторых домов были сорваны крыши, кое-где виднелись поваленные телеграфные столбы.

– Какой ужас! Но теперь все будет хорошо. Мне повезло с попутчиком.

Впоследствии Ясуко удивлялась, как она, обычно такая замкнутая, легко доверилась незнакомому мужчине. Инспектор Тодороку пытался понять, были ли нервозность и беспокойство Ясуко на платформе станции Уэно вызваны предстоящей поездкой, или причина была значительно серьезней.

Поезд прибыл на станцию Наганохара с небольшим опозданием, в час сорок. Инспектор Тодороку несколько растерялся, увидев, что из вагонов вывалилась толпа пассажиров.

– Госпожа, если мы не поспешим, можем упустить такси.

Но как они ни спешили, когда вышли на привокзальную площадь, там стоял автобус, а с водителем последней оставшейся машины договаривался успевший раньше них пассажир.

– Госпожа, раз так получилось, придется ехать в автобусе.

Но и автобус оказался переполненным, и уже прозвучал колокольчик, возвещающий об отправлении.

– Сакураи-сама! Сакураи-сама! – закричала Ясуко в сторону мужчины, усевшегося в последнее такси.

– Вы знаете этого человека?

– Да, он… Немного.

Имя Сакураи вызвало интерес инспектора Тодороку. Согласно его данным, Тэцуо Сакураи – зять Тадахиро Асука. Глядя на мужчину, который с удивлением высунулся из машины, инспектор Тодороку внутренне улыбнулся. Вот будет интересно, если Сакураи, инспектор Тодороку и Ясуко поедут в одной машине!

– Что вам угодно? – с удивлением нахмурил брови Тэцуо Сакураи при виде приближающегося незнакомого мужчины.

Ему было около тридцати лет, его круглое, как у буддийского монаха, лицо производило приятное впечатление.

– Вон та дама хотела вас попросить…

Тэцуо Сакураи посмотрел в сторону, куда указывал Тодороку, и, узнав Ясуко, сразу открыл дверь и выскочил из машины. Хотя он был коренастый и немного полноватый, движения его были проворными и быстрыми. Недаром он принадлежал к элите «Камито санге».

– Фуэкодзи-сама! Пожалуйста, садитесь, садитесь.

– Извините, что я остановила вас. Этот господин хотел проводить меня до Каруидзавы, но мы, к сожалению, не смогли взять такси…

– Ничего страшного, я вас довезу. Пожалуйста, садитесь. – Тэцуо Сакураи, судя по всему, был отзывчивым и доброжелательным человеком.

– Ну, всего вам доброго. Я поеду на автобусе, – откланялся инспектор Тодороку.

– А почему бы и вам не поехать с нами. Вам в какой район Каруидзавы?

– Мне нужно добраться до Минамихара.

– Он едет на виллу Сэйитиро Нандзе.

Имя Сэйитиро Нандзе стало для инспектора Тодороку чем-то вроде удостоверения личности. Он сомневался, знает ли это имя Тэцуо Сакураи, но тот вновь проявил любезность:

– Минамихара нам по пути. Садитесь, пожалуйста.

– Извините за доставленные хлопоты. Нет-нет, я сяду рядом с водителем. Моя фамилия Тодороку. Я вам очень благодарен.

Садясь в машину, Тодороку неожиданно вспомнил сделанную в Хаконэ сувенирную шкатулку, которую он видел у Ясуко Фуэкодзи. Трое людей, случайно оказавшиеся в одной машине, уподобились той шкатулке. Интересно, что выскочит из нее, если нажать на одну из дощечек?


Глава девятая


A + Q? B + P


Когда машина, в которой ехали Коскэ Киндаити, помощник инспектора Хибия и детектив Кондо, отъехала от Ягасаки, вода уже отступила, оставив лужи и обнажив участки земли, покрытые травой. Вдруг Киндаити спросил, как будто что-то вспомнив:

– Место, которое называют «Хосино-онсэн», находится к северу от Нака-Каруидзавы?

– Да.

– Значит, кемпинг «Белая береза» расположен как раз по пути.

– А что вы хотели?

– Если возможно, я бы хотел взглянуть на него. Придется делать большой круг?

– Нет, не особенно. Решено. Нам надо заехать в кемпинг «Белая береза», – отдал Хибия приказ шоферу.

– Слушаюсь.

От Ягасаки до кемпинга «Белая береза» ехать пришлось чуть больше десяти минут. При въезде на Старую дорогу им попалось навстречу такси, в котором ехали Ясуко и ее спутники, но никто не обратил на такси внимания.

Когда они проезжали мимо кемпинга раньше, в нем царил полный беспорядок из-за только что прошедшего тайфуна, но сейчас всё уже привели в норму. Поваленные домики, которые здесь называли «собачьими конурами», были поставлены на прежнее место, в середине кемпинга была устроена общественная кухня, а рядом с ней – бар-закусочная. Тут же был домик для администрации, а сам администратор по имени Нэдзу в это время беседовал в баре с двумя молодыми людьми, кажется, студентами. Войдя в бар, трое приехавших услышали слова: «…муж Тиёко Отори».

Киндаити, Хибия и Кондо невольно переглянулись.

Увидев Хибия и Кондо, администратор Нэдзу-сан, явно чувствуя себя неловко, сделал студентам знак отойти.

– О, добро пожаловать! – сказал он, изобразив улыбку, и поинтересовался: – Кондо-сан, это верно, что убит еще один муж Тиёко Отори?

– Слухи доходят быстро, старина. – Кондо показал подбородком на студентов.

– Ты неправильно понял, старина. Эти парни сейчас говорили не о Кего Маки.

– Хозяин, кто эти люди? – спросил один из студентов.

– Это полиция.

– Вот это да!

Один из студентов опустил голову, а другой сказал с недовольным видом:

– Нам, собственно говоря, не в чем признаваться. Мы ничего плохого не сделали.

– Вам что-то известно о случившемся? – сверкнул сквозь толстые линзы глазами Хибия.

– Не о последнем случае, а о прошлогоднем.

– Значит, вы что-то знаете об инциденте с Фуэкодзи?

– Сказать, что мы что-то знаем, будет неправильно. Дело в том, что вчера в Каруидзаве мы встретили одного человека…

– Кого именно?

– Сначала мы хотели бы представиться. Мой товарищ – Киндзо Фудзита, а я – Масару Мацумура. Мы оба студенты университета Q.

– Дело вот в чем, – начал рассказывать Киндзо Фудзита. – Вчера в Каруидзаве мы встретили человека и сейчас как раз о нем рассказывали хозяину. Он вспомнил его имя, это Синкити Тасиро, студент музыкального факультета Университета искусств.

– Синкити Тасиро? Вот как! Кондо-сан, наверное, забыл о нем. В прошлом году на горе Ханарэяма была попытка двойного самоубийства, женщина – ее звали Юки Комия – умерла, а мужчину удалось спасти. Это и был Синкити Тасиро, – перебил студента Коскэ Киндаити.

– А, да-да. Кондо-сан в то время был занят расследованием смерти Фуэкодзи и не слышал об этом случае. Синкити Тасиро пытался покончить с жизнью шестнадцатого августа прошлого года, как раз в тот день, когда было обнаружено тело Фуэкодзи. В предыдущий вечер Синкити Тасиро останавливался в нашем кемпинге.

– Получается, что вместе с Фуэкодзи! – невольно вскрикнул Кондо.

– Студенты утверждают, что они видели, как в тот вечер до ухода из кемпинга Фуэкодзи долго разговаривал с Синкити Тасиро вон на том холме.

– Значит, вы вчера встретили Синкити Тасиро? – спросил Коскэ Киндаити.

– Да, – сдержанно ответил Киндзо Фудзита, осмотрев Киндаити с головы до ног и демонстративно выказывая недоумение: это еще кто такой?

– Где?

– В «Хосино-онсэн», – вступил в разговор Масару Мацумура. – Сейчас там проходит фестиваль современной музыки, и вчера днем состоялась дискуссия, на которой он спорил с Фудзита с таким серьезным лицом, будто вновь собирался совершить самоубийство.

Из предсмертного письма Юки Комия было ясно, что самоубийство планировалось совместно и, судя по состоянию здоровья и другим обстоятельствам, инициатором, видимо, выступила Юки Комия, – вскрытие показало, что у нее была сильно запущенная болезнь легких.

Насколько глубока была любовь Тасиро к Юки, неизвестно, но то, что он приехал сюда в годовщину ее смерти, выглядело совершенно естественно.

Именно Коскэ Киндаити помог спасти Тасиро, поэтому сейчас испытывал к нему определенный интерес:

– Вы не слышали, где он остановился?

– Нет, об этом мы не говорили. В основном спорили.

– Так вы видели, что Тасиро долго беседовал с Фуэкодзи? – впервые вмешался в разговор помощник инспектора Хибия, по возрасту почти ровесник студентов.

– Тогда мы не знали, что его зовут Фуэкодзи и что он был мужем Тиёко Отори, – ответил Масару Мацумура.

– В тот вечер, – вмешался Фудзита, – праздновали О-Бон, поэтому в Каруидзаве и в других местах были организованы танцы. В кемпинге разложили большой костер, угощали пивом с орешками.

– Только эти двое, Фуэкодзи и Тасиро… тогда мы их имен не знали, отказались принять участие. Фуэкодзи, когда зажгли костер, был уже мертвецки пьян. Еще раньше я заходил в его домик с предложением присоединиться к компании; он лежал на кровати и царапал что-то на доске сломанным гвоздем. Перед ним стояла бутылка виски, и все помещение было пропитано запахом спиртного…

– Подождите минуточку, – вмешался Кондо. – Фуэкодзи делал какие-то надписи на доске?

– Да.

– Хозяин, а где останавливался Фуэкодзи?

– В домике рядом с тем, который снимал Синкити Тасиро.

– И там все осталось так же, как было?

– Да. Хотите посмотреть?

– Позже покажете. Ну и что дальше? – поторопил Кондо студента.

– Разгорелся костер, все понемногу опьянели и стали петь песни. Только те двое сидели на холме и о чем-то разговаривали. Это было так странно. Я решил сходить к ним. В тот вечер около восьми часов опустился густой туман, но когда я поднялся на холм, еще были видны звезды.

– Ну и что ты им сказал?

– Я сказал: если им безразличен Будда, то они могут просто прийти сюда и повеселиться.

– И, конечно, получил резкий отказ.

– Да.

– И о чем они говорили?

– Не знаю. Как только они услышали мои шаги, сразу замолчали.

– Почему ты не мог подойти к ним крадучись, как ниндзя? Тогда господа полицейские могли бы услышать интересный разговор. – И Мацумура весело рассмеялся.

– Ну и что? Что было потом?

– Да ничего не было. После этого я вернулся к компании, которая развлекалась у костра. Я даже не заметил, когда ушел Фуэкодзи. А Тасиро вообще молчал. Это все, что мне известно. На этом я заканчиваю свой доклад. – Киндзо Фудзита соскочил со своего стула, встал по стойке «смирно» и отдал честь.

– Начальник, может, пойдем посмотрим дом номер семнадцать?

После тайфуна в кемпинге проживающих было немного, поэтому семнадцатый домик не был занят.

«Собачий домик» стоял не на земле, а на четырех столбах высотой около метра, которые были соединены между собой. Для того чтобы попасть внутрь, нужно было подняться по трем ступенькам деревянной лестницы и открыть дверь, сколоченную из грубых досок. Дощатый пол, хотя и был устлан тремя татами, пропускал сырость.

Электрического освещения внутри не было, и днем свет поступал через одно небольшое окошко, его и в ясный день было недостаточно, чтобы разогнать постоянно царящий внутри полумрак.

Выстроившиеся в ряд тридцать одинаковых хижин представляли собой воистину жалкое зрелище. Постояльцы получали у администрации постельные принадлежности и готовили ужин на общественной кухне. Желающие выпить могли воспользоваться баром.

Это была дешевая ночлежка, и то, что в ней был вынужден останавливаться князь и в прошлом знаменитый киноартист, вызывало чувство печали, которое еще более усиливалось при мысли о том, что он был первым мужем находящейся ныне в зените славы Тиёко Отори.

– Фудзита-кун, в какой позе лежал Фуэкодзи?

– Он лежал головой к левой стене, облокотившись на левую руку, правой рукой что-то царапал на доске.

Фудзита указал в противоположную от окна сторону, где было особенно темно. Коскэ Киндаити передал Хибия зажигалку, и тот стал с ее помощью внимательно изучать доски у изголовья постели Фуэкодзи.

– Киндаити-сэнсей, кажется, тут что-то есть.

– Ну и что там?

– Какое-то уравнение.

Примерно в пятидесяти сантиметрах от стены слева направо шла надпись, нацарапанная в тот вечер Фуэкодзи, а так как он писал ее в пьяном виде, то не было ничего удивительного в том, что местами она читалась с большим трудом. Удалось разобрать следующее:

A+Q? B+P

– Это можно прочитать как А плюс Q не равняется В плюс Р…

Киндаити вслед за Хибия внимательно изучил надпись и согласился с ним.

– Кондо-сан, а как вы прочитаете это?

Кондо внимательно посмотрел на надпись.

– Она читается именно так, как сказал начальник. А плюс Q не равняется В плюс Р. Что же это может быть? Киндаити-сэнсей, вы эрудированный человек. Известно ли вам такое уравнение?

Киндаити почесал свою лохматую голову.

– Я тоже не силен в математике и не знаю подобного уравнения. Хибия-сан, вы в прошлом году осматривали эту хижину?

– Осматривать-то осматривали, но надписи не обнаружили. Нам и в голову не могло прийти… – Молодой помощник инспектора смутился, признавая свою ошибку.

– Что же хотел сказать этим Фуэкодзи? – пробормотал Кондо. – Начальник, нет ли там других надписей?

Помощник инспектора Хибия еще раз при свете зажигалки осмотрел доски и ниже уравнения обнаружил еле заметные царапины на доске, которые с первого взгляда выглядели как случайные. Двое полицейских склонили головы над царапинами и сумели прочитать слово, трижды повторенное: Sasuke Sasuke Sasuke.

– Киндаити-сэнсей, это можно прочитать как Сасукэ. И коль скоро все три слова начинаются с заглавной буквы, то, видимо, речь идет об имени собственном… Начальник, у нас при расследовании этого дела не всплывал мужчина по имени Сасукэ?

Никто не мог этого вспомнить, полицейские недоуменно переглянулись.

Было ли это самоубийство, или убийство, или смерть по неосторожности, в любом случае эти записи, сделанные Ясухиса Фуэкодзи незадолго до смерти, нельзя было рассматривать только как бессмысленные шуточки пьяного человека.

Таким был ход мыслей Коскэ Киндаити. Он полагал, что необходимо обязательно допросить Синдзи Цумура, с которым Ясухиса Фуэкодзи встречался во второй половине того дня, когда он сделал эти записи, а также рассказать о найденных записях Тадахиро Асука, ибо уравнение и имя Сасукэ могут иметь какое-то отношение к попытке Фуэкодзи шантажировать Тиёко Отори по телефону.

Помощник инспектора Хибия, по-видимому, рассуждал про себя примерно так же:

– Нам необходимо встретиться с Цумура. Кондо-кун, вызови сотрудников из отдела экспертизы, чтобы они сделали фотографии этих надписей. Нет, мы реквизируем эту доску для приобщения к делу в качестве вещественного доказательства.

– Верно, начальник. Ничего не случится с этой собачьей конурой, – проявил Кондо щедрость по отношению к чужому имуществу.

– Кондо-кун, я пойду осмотрю дом номер восемнадцать, а ты подробно расспроси студентов, они ждут на улице, о том, что из себя представляет Синкити Тасиро.

– Киндаити-сэнсей, послезавтра годовщина смерти одного из участников двойного самоубийства, и Синкити Тасиро, наверное, отправится на гору Ханарэяма, чтобы отслужить заупокойную службу.

– Пожалуй…

– Если так, то этот парень должен где-то остановиться в Каруидзаве. Нам надо бы поискать его в районе Куса-но-нэ… У него можно узнать кое-что и о Фуэкодзи.

– Начальник, этот парень, возможно, изменил имя, ведь о происшествии было написано в газетах.

– Поэтому подробнее расспроси о его внешности. Он явно решил не останавливаться в этом кемпинге. Вряд ли такой юнец остановится в первоклассном отеле. Значит, в каком-нибудь другом кемпинге или дешевой гостинице. Постарайся поскорее найти его.

– Может, мне поискать его возле отеля «Хосино-онсэн»?

– Нет, достаточно, что я туда поеду. Быть может, ко мне присоединится и Киндаити-сэнсей.

В присутствии Киндаити помощник инспектора Хибия, с одной стороны, испытывал некоторую неловкость, но с другой – чувствовал себя более уверенно, потому что Киндаити не мешал ему действовать.

В доме № 18, в котором в прошлом году останавливался Синкити Тасиро, ничего особенного обнаружено не было. Выйдя из него, детектив Кондо поймал управляющего Нэдзу и попросил его отдать доску с надписями Фуэкодзи. Похоже, что это поставило управляющего в затруднительное положение, но под давлением он был вынужден согласиться. Двое студентов с интересом наблюдали за происходящим.

Коскэ Киндаити, как будто он это только что вспомнил, обратился к управляющему:

– Скажите, а в доме номер семнадцать после смерти Фуэкодзи кто-нибудь останавливался?

– Разумеется. Ведь он же не в доме умер.

– У вас есть фамилии и адреса этих людей?

– Мы их записываем, однако я не могу гарантировать, что все дают настоящие фамилии и адреса. Например, вот эти двое, которые перед вами…

– Хозяин, не говорите гадости. Я вам сообщил настоящие адрес и фамилию.

– Кто тебя знает. Может, ты придумал это имя, а сам скрываешься от полиции.

– Хватит, трепаться.

– Хибия-сан, – Киндаити повернулся к помощнику инспектора, – давайте все-таки попросим управляющего предоставить нам список всех, кто останавливался в доме после прошлогоднего инцидента.

– Киндаити-сэнсей, – начал было помощник инспектора, но затем передумал и сказал управляющему: – Ты слышал, что сказал сэнсей. Так что выполняй.

Вскоре машина отъехала от кемпинга «Белая береза».

– Киндаити-сэнсей, вы подозреваете, что в доме номер семнадцать останавливался кто-то, кто имеет отношение к происшедшему?

– Как вы считаете, кто бы это мог быть?

Немного подумав, Хибия сказал неожиданно тихим голосом:

– Синдзи Цумура… Да?

– Давайте сначала во всем разберемся. Во всяком случае, эту надпись надо тщательно изучить.

– Вы хотите сказать, что кто-то позже приложил к ней руку?

– Специалисты сразу определят. Молодец, вы дали своевременное распоряжение реквизировать эту доску.

На это замечание Хибия ничего не ответил. Неглупый молодой помощник инспектора начинал понимать, что Коскэ Киндаити, не навязывая своего мнения, успешно ведет расследование.

После недолгого молчания вновь заговорил Киндаити:

– Если встретим Синкити Тасиро, я его узнаю.

Помощник инспектора с удивлением посмотрел на Киндаити:

– Почему? Вы что, с ним знакомы?

– Нет, но именно я обнаружил в прошлом году Синкити Тасиро и Юки Комия. Тогда я просто передал полицейскому свою визитную карточку и довольно быстро уехал…

– Сэнсей? – Хибия вновь с изумлением посмотрел на Киндаити. – Так это вы сообщили в прошлом году о двойном самоубийстве?

Коскэ Киндаити не ответил и с мрачным видом уставился в окно. Машина в это время преодолела железнодорожный переезд в Минамихара и помчалась по шоссе № 18 в западном направлении.

После паузы детектив сказал:

– Да, это был я. В это время было найдено тело Фуэкодзи, полиции было не до меня. Я тогда жил у адвоката Сэйитиро Нандзе и ждал, что со мной свяжутся, но напрасно. Около семи часов вечера на виллу пришел сборщик заказов из магазина, и я слышал, как он рассказывал, что на горе Ханарэяма произошло двойное самоубийство, женщина уже умерла, а мужчина еще жив, и его поместили в больницу. После этого я успокоился и на поезде «Маруикэ» в семь часов пятьдесят четыре минуты уехал в Токио, у меня там были срочные дела.

– Вот, оказывается, как…

– Вернувшись в Токио, из газет я узнал, что оставшийся в живых мужчина, Синкити Тасиро, студент музыкального факультета Университета искусств, а женщина, Юки Комия, в прошлом была артисткой театра оперетты, а затем «девушкой по вызову».

Как выяснилось позже, полицейский, с которым общался Киндаити, поднимался на гору Ханарэяма во главе спасательного отряда и по дороге потерял полученную от Киндаити визитную карточку.


Глава десятая


Бабушка и внучка


Станция Наганохара была известна находящимся поблизости горячим источником Кусадзу-онсэн, здесь кругом из-под земли били небольшие серные фонтанчики, которые окрашивали и землю, и воду протекающих здесь ручейков в красно-коричневый цвет. Сверху, со станции, открывался вид на широкую долину, где протекала река того же красно-коричневого цвета. Назвать ее «чистый поток, омывающий скалы», как когда-то сказал поэт, было решительно невозможно.

Во многих местах долины виднелись искусственно созданные неглубокие пруды, которые использовались для добывания серы. Прошедший тайфун переполнил их водой, и она хлынула на близлежащие рисовые поля, которые стали выглядеть кровавым морем.

– Как на все это неприятно смотреть, – поежилась Ясуко, наблюдая долину из окна автомашины.

– О чем это вы? – переспросил Тэцуо Сакураи.

– Я имею в виду цвет воды.

– Вы бывали в этом районе?

– Я здесь впервые. Хотя я каждый год и приезжаю в Каруидзаву, но здесь ни разу не была. Недавно и Тодороку-сан надо мной посмеивался.

– А почему? Есть ведь машина. Разве плохо немного попутешествовать?

– Возраст уже не тот.

В обществе молодого, здорового и беззаботного Тэцуо Сакураи Ясуко вновь стала суровой, как будто отпустившая ее боль вернулась. Инспектор Тодороку почувствовал это, хотя и не мог видеть происходящего у него за спиной. Внешне он, казалось, был полностью поглощен беседой с сидевшим рядом водителем, однако все его внимание было сосредоточено на разговоре Ясуко с Тэцуо.

Неясно, заметил ли Тэцуо Сакураи, что настроение Ясуко резко изменилось, но он не был настолько бесчувственным человеком, чтобы упомянуть имя Тиёко Отори. Темы для разговора были исчерпаны, и в машине повисло неловкое молчание.

Через некоторое время Ясуко сказала:

– Ваша молодость, Сакураи-сама, помогла вам проявить ловкость.

– Что вы имеете в виду?

– Эту машину. Осталась только одна, и вам удалось ее захватить.

– Все было совсем не так! – Сакураи улыбнулся. – Это ведь такси из Каруидзавы. Когда я разговаривал с Хироко сегодня утром по телефону, я попросил ее прислать за мной такси, ведь Наганохара – маленькая станция, и такси здесь много не бывает.

– Предусмотрительно! Ведь я тоже могла бы так сделать.

– Не расстраивайтесь. И одной машины достаточно.

– Тем не менее… А что, ваша жена вчера была одна дома?

– Да, так получилось.

– В последнее время я стала замечать, что вы не всегда приезжаете по субботам. Ведь вчера была суббота, а вы не приехали. Наверное, были очень заняты?

Сакураи усмехнулся: сегодня утром Хироко тоже ворчала по этому поводу.

Для женщин Каруидзава летом, может быть, и рай, однако мужья, которые работают в Токио, вынуждены многим жертвовать. Хотя они и получают от фирмы недельный отпуск, но для этого должны усердно работать. Ублажая по выходным своих жен, они лишены возможности насладиться положением соломенного вдовца.

Поэтому некоторые неверные мужья, ссылаясь на занятость, вовсю пользуются свободой. Согласно имеющейся у Тодороку информации, Тэцуо Сакураи принадлежал к их числу.

Тэцуо и Хироко были женаты уже пять лет. Вскоре после свадьбы Хироко забеременела, но на шестом месяце она попала в автомобильную аварию, и у нее произошел выкидыш. Несчастья семьи на этом не закончились: врачи пришли к заключению, что она больше забеременеть не сможет. В жизни супругов внешне никаких изменений не произошло, хотя сознание того, что они не могут иметь детей, сделало их сексуальные отношения бессмысленными. Тэцуо особенно тяжело переживал случившееся: он любил детей и страстно желал иметь ребенка. Довольно скоро он начал изменять своей жене. Дело было не в том, что он хотел иметь ребенка от другой женщины (это принесло бы ему слишком много хлопот), но, обнимая бесплодное тело своей жены, он жаждал других ощущений. Хироко, которая переживала, что автомобильная авария произошла из-за ее неосторожности, была вынуждена молча переносить измены мужа.

Конечно, инспектор Тодороку не мог знать таких интимных подробностей жизни Тэцуо Сакураи, однако он располагал информацией, что среди профессионалок «веселых кварталов» Гиндзы и Акасаки он имел репутацию отъявленного повесы.

– Ей вчера весь вечер пришлось провести одной.

– Но она уже не ребенок. И потом, ведь есть же прислуга.

– А ее служанка, Эйко-тян, вчера была на танцах О-Бон. Поэтому…

– О, оку-сан знает нашу Эйко?

– Так это я вам ее порекомендовала. Наша прислуга, Рики, из Каруидзавы. Мне без прислуги было довольно тяжело, и один из моих знакомых нашел мне Рики. А я через Рики нашла вам Эйко.

– Спасибо вам за заботу. – И Тэцуо в знак благодарности склонил голову. – И эта Эйко ушла на танцы О-Бон?

– Она ведь местная девушка, а танцы О-Бон бывают только раз в году. Они сговорились с нашей Рики, что пойдут вместе. Когда я сегодня утром разговаривала с Мися-тян по телефону, она тоже жаловалась, что ей было грустно и одиноко.

– Получается, что скорее нужно пожалеть Мися, а не Хироко.

Водитель такси продолжал, не переставая, рассказывать инспектору Тодороку о вчерашнем тайфуне, и тому стоило больших усилий прислушиваться к беседе на заднем сиденье и стараться кое-что запомнить.

– Вообще-то, оку-сан, есть причина, из-за которой я приехал сюда на день позже, – сказал Тэцуо беззаботным тоном.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что завтра начинается турнир по гольфу, который спонсирует наш отец. Чтобы принять в нем участие, я обязательно должен на один день задержаться здесь. Я ведь служащий, поэтому просто так взять лишний день не могу. Турнир по гольфу проводится уже третий год и начинается пятнадцатого августа.

Появившаяся было на лице Ясуко улыбка застыла. В прошлом году в это время погиб при невыясненных обстоятельствах Ясухиса Фуэкодзи. Помнит ли это Тэцуо? Она сидела в полной растерянности, ждала, что Тэцуо начнет выражать соболезнования. Этого не произошло, и она перевела разговор на другую тему:

– Вы заговорили о гольфе, и я сразу вспомнила о Кадзухико Мураками.

– А…

Беседа принимала неожиданный оборот. Тэцуо, которому не хотелось говорить о своих отношениях с женой, облегченно вздохнул, но на лице осталось подозрительное выражение.

– Асука-сама проявляет о нем чрезвычайную заботу, – продолжила Ясуко.

– Я к нему испытываю ревность.

– Это почему же?

– Моя жена без ума от него. Только и слышу: Кадзухико-сан, Кадзухико-сан. Мне ее порой не сразу удается убедить в своей правоте, зато она соглашается со всем, что говорит Кадзухико.

Тэцуо не мог понять истинного отношения Ясуко к Кадзухико, поэтому шутил и посмеивался.

– Неужели?

– Нет, оку-сан, если говорить правду, то именно Кадзухико был для нас богом любви.

– Что вы имеете в виду?

– Когда я влюбился в Хироко и начал за ней ухаживать, у меня было много соперников. Она была красивая.

– Она и сейчас красивая.

– Как вам сказать? Недоступный цветок на вершине горы стал моей собственностью. – Тэцуо хихикнул. – Если отбросить шутки, то мне надо было избавиться от конкурентов и выйти победителем. Я изобретал для этого различные уловки, и мне пришло в голову использовать Кадзухико, которого Хироко любила как младшего брата. Как я узнал позже, его пытались переманить на свою сторону многие мои соперники, но по какой-то причине он выбрал меня. Он помогал устраивать встречи, давал мне нужные советы, и я завоевал любовь Хироко. – Тэцуо снова захихикал. – Хороший парень этот Кадзухико!

Каким бы беззаботным ни выглядело в зеркале заднего вида лицо Тэцуо, инспектор Тодороку начал сомневаться в том, достоверны ли слухи о его репутации самого известного плейбоя в районе Гиндза-Акасака. И что же представляет собой Кадзухико? Тодороку продолжал внимательно слушать беседу пассажиров на заднем сиденье, разговаривая по-прежнему с водителем.

– Извините меня. Я уже надоел вам рассказами о своем романе с женой. Так что там с Кадзухико?

– В прошлом году Мися захотелось научиться играть в гольф, и она попросила кого-то из участников соревнования отвести ее в гольф-клуб. Как раз в это время в клуб пришли Асука-сама и Кадзухико, и Мися вдруг взбрело в голову попроситься пройти с ними по всему полю. Асука-сама, рассмеявшись, согласился. Мися мне рассказывала, что он очень о ней тогда заботился.

– Кадзухико может стать хорошим тренером. Он ведь спортсмен и к тому же хороший парень, – сказал Тэцуо со смешком.

– Да, он показывал ей, как надо бить по мячу, отвез на машине домой, разумеется, по указанию Асука-сама. Осенью прошлого года на концерте я встретила Асука-сама, вместе с ним был Кадзухико. Он произвел на меня впечатление очень вежливого и учтивого молодого человека, что редко можно встретить среди нынешних молодых людей. Поэтому я и спросила…

Тэцуо после некоторого молчания сказал:

– По-моему, нет причины скрывать историю происхождения Кадзухико. Вы, оку-сан, помните тридцать шестой год, когда героической смертью погиб дед Хироко?

Ясуко судорожно вздохнула, как будто у нее перехватило дыхание. Инспектор Тодороку еще внимательнее стал вслушиваться в разговор, не забывая кивать водителю.

– В то время у князя Асука работал некто Татикана Мураками… В тот вечер, когда восставшие офицеры ворвались в резиденцию Асука, Мураками бросился спасать деда и пал первой жертвой. Затем они убили и деда.

– Да, я знаю. А при чем тут Кадзухико?

– Он сын Татикана Мураками и родился уже после его смерти. В семье Асука в то время была очень красивая служанка по имени Сидзу, она и родила Кадзухико. Он никогда не видел своего отца.

– А что произошло с его матерью?

– Сидзу умерла, когда Кадзухико было пять или шесть лет, и супруги Асука, пожалев ребенка, взяли его в семью и воспитывали как сына вместе с Хироко и своим родным сыном Хироясу, который сейчас в Англии.

– Да, это можно понять. Поэтому он и называет Асука-сама дядей.

– Он очень уважает Асука-сама. Попробуйте-ка сказать что-нибудь плохое при нем о нашем отце! Кадзухико разъярится. А если при этом будет еще и Акияма, так они просто голову кому угодно оторвут.

– А, этот Акияма-сан…

Похоже, что Ясуко хотела что-то спросить об Акияма, но то ли ей стало неудобно слишком подробно расспрашивать, то ли она решила разузнать о Тадахиро, раз уж речь зашла о нем.

– Асука-сама, как видно, имеет много почитателей?

– Я сам один из них. У отца в характере много противоречий, и в этом заключается его привлекательность. Самая хорошая черта его характера – великодушие. Я сам, да и другие слишком часто этим пользуемся. – Тэцуо рассмеялся.

Хотя слова Тэцуо и сопровождались смехом, наблюдая за выражением его лица в зеркале заднего вида, инспектор Тодороку заметил, как по лицу молодого человека пробежала тень раскаяния.

Расстояние между станцией Наганохара и Каруидзавой довольно большое, к тому же полиция перекрыла дорогу минут на двадцать в связи с дорожным происшествием: управляемая каким-то безрассудным молодым человеком взятая напрокат машина врезалась в придорожное дерево, в результате два человека погибли, а третий находился в тяжелом состоянии. Поэтому только в половине четвертого такси въехало в Нака-Каруидзаву.

За два часа инспектор Тодороку смог узнать много нового. Когда зашел разговор о Такудзо Акияма, инспектору стали понятны его отношения с Тадахиро Асука, и он убедился, что Акияма пойдет за Тадахиро в огонь и в воду. Ему стало известно, что детектив Кондо из полицейского управления Каруидзавы убежден в том, что автомашина, которая насмерть сбила Кэндзо Акуцу, имела белый номер. Инспектор Тодороку с трудом сдерживал возбуждение от обилия полученной информации.

От Нака-Каруидзавы машина быстро доехала до въезда в район Минамихара и, высадив инспектора Тодороку, свернула с государственной дороги № 18 и помчалась по направлению к Старой дороге мимо подножия горы Ханарэяма и кемпинга «Белая береза». Когда машина проезжала мимо кемпинга, Ясуко отвернулась, видимо не желая вспоминать события прошлого года.

При въезде на Старую дорогу им попалась навстречу полицейская машина, в которой ехали Коскэ Киндаити, помощник инспектора Хибия и детектив Кондо, однако они проехали мимо, не заметив друг друга.

Вилла Тэцуо Сакураи находилась несколько в стороне от оживленной Старой дороги, недалеко от отеля «Такахара», в аристократическом районе с великолепными аллеями японских пихт. Из-за деревьев проглядывали современные здания, построенные в стиле бунгало. Пять или шесть берез перед виллой были повалены в разные стороны, но территорию уже привели в порядок.

Ясуко хотела выйти из машины, чтобы поздороваться с Хироко, но та в это время принимала ванну. Тэцуо предложил проводить Ясуко до дома, но Ясуко попросила не беспокоиться и согласилась только воспользоваться машиной. Недалеко от своей виллы, сквозь густые ветви наклонившихся дубов, она заметила мужчину, который пробирался к ее дому, но, увидев машину, резко повернул в обратном направлении, поспешно полез в гору и скрылся за большой скалой.

Все это произошло так быстро, что она не смогла рассмотреть его лицо. К тому же на глаза у него была надвинута охотничья шляпа, из-под которой выглядывали большие солнечные очки. Шея была обмотана черным шарфом, а рука в черной перчатке закрывала подбородок. Он был весь в черном, с головы до ног.

К вилле с двух сторон близко подходили горы, поэтому здесь было полутемно даже в солнечный день, а сейчас небо было покрыто облаками, начинали падать первые капли дождя. Верхушки деревьев стали затягиваться туманом. Внезапно появившаяся и тут же исчезнувшая фигура мужчины выглядела как черная мимолетная тень.

Кто бы это мог быть? Среди знакомых ей людей никого похожего на этого мужчину она припомнить не сумела.

Ясуко вышла из машины перед дубом, где она видела черную тень. На крыльце виллы появились Мися и служанка Рики; увидев их, она почувствовала облегчение.

Вежливо поблагодарив водителя, она отпустила машину.

На крыльцо вела лесенка из трех ступенек, справа стоял мокрый велосипед, которым обычно пользовалась Мися.

– Мисяко-сан.

В посемейном реестре она была зарегистрирована как Мися, но Ясуко это не нравилось, так как звучало слишком примитивно, и она была единственной, кто добавляла «ко» к ее имени.

– Вы не знаете, кто отсюда только что вышел? – спросила она с упреком в голосе.

– Бабушка, о чем это вы?

– Отсюда только что вышел мужчина в черной одежде. Кто это был?

– От нас никто не выходил, – с невинным выражением лица сказала Мися, войдя вслед за Ясуко с крыльца в холл.

Рядом с холлом была кухня, а в глубине две хозяйские комнаты и небольшая комнатка для служанки. В лучшем случае виллы в Каруидзаве используются тридцать – сорок дней в году, поэтому они все, как правило, просто и примитивно построены. Но на этой вилле под скалой был сооружен уютный чайный павильон, который очень любила Ясуко.

– Мисяко-сан, а ты меня не обманываешь? Я сама видела прятавшегося под покосившимся дубом мужчину, который только что вышел из нашего дома. На нем были большие черные очки.

Ясуко по-прежнему говорила с упреком в голосе, и ее сердитое лицо продолжало выражать сомнение. Но Мися привыкла к такому тону и не обращала на него внимания.

– Может, это был сборщик заказов? Рики-тян, ты не знаешь, кто это мог быть?

– Нет, я тоже не знаю, – по-детски робко ответила Рики, хотя она была на три года старше Мися.

– Старший брат не носит черные очки, к тому же уже прошло полчаса, как он ушел, – сказала Мися, посмотрев на висящие на стене часы с кукушкой.

– Старший брат? Это кто же?

– Мураками.

– А, ты имеешь в виду Кадзухико? Он что, был здесь?

– Да.

– А зачем? – подозрительно спросила Ясуко.

– Бабушка мне сказала позвонить дяде Асука. Я так и сделала. В то время вода дошла уже до крыльца, и мне стало страшно. Я об этом рассказала дяде. Он обещал кого-нибудь послать меня проведать. Вот поэтому ко мне и пришел старший брат.

– И когда же пришел Кадзухико?

– В час.

– В час тридцать, – поправила Рики.

– Ах, вот как. Рики-тян, выйди, пожалуйста, на минутку.

После того как Рики покинула комнату, бабушка и внучка сели за стол друг против друга.

– Значит, Кадзухико ушел только полчаса назад.

– Да. Бабушка сказала, что она прибудет на поезде на станцию Наганохара в час тридцать пять минут. Так? От Наганохара до нашего дома ехать на машине около двух часов, и старший брат сказал, что он проведет эти два часа здесь. Тогда вода еще доходила до крыльца. Старший брат недавно вернулся из Альп, на нем были короткие брюки, рюкзак за спиной.

Убедившись, что он не был похож на мужчину, которого она видела, Ясуко спросила:

– Значит, Кадзухико был здесь до половины четвертого?

– Да.

– И о чем вы все это время говорили?

– Он рассказывал мне об Альпах, а также о Египте и арабских странах. Но я многое не поняла.

– А что ты все это время делала? Просто слушала?

– Да.

Ясуко говорила тоном, который больше походил на допрос школьным учителем в чем-то провинившегося ученика, чем на беседу между бабушкой и внучкой, но Мися уже привыкла.

– Мне было очень интересно.

– А ты не выболтала случайно чего-нибудь лишнего, не вела себя слишком вольно?

– Нет, но…

– Что? Наговорила лишнего?

– Бабушка, прости меня. Я сама чувствовала себя неловко, но старший брат сказал, чтобы я не смущалась и продолжала вышивать.

На одной из полочек у стены стояла красивая шкатулка, сделанная из тростника. Ясуко вынула оттуда квадратный кусок полотняной материи, в середине которого был вышит красивый узор.

– Ты это делала в присутствии своего гостя? И что на это сказал Кадзухико?

– Он похвалил меня, сказал, что это очень красиво.

– Мисяко, – сказала Ясуко суровым голосом. – Я тебе всегда говорю, что воспитанные дамы и девушки в присутствии мужчин не должны демонстрировать свои увлечения.

– Бабушка, извините меня.

– И прекрати называть меня бабушкой. До каких пор ты будешь оставаться ребенком?

Ясуко сложила вышитую материю, положила обратно в шкатулку и со стуком захлопнула ее крышку. Закончив разговор о Кадзухико, она вышла из комнаты, так и не упомянув о происшествии с Кего Маки и о том, что в Каруидзаву приехала Тиёко Отори.


Глава одиннадцатая


Учитель и ученик


Отель «Хосино-онсэн» являлся достопримечательностью Каруидзавы. Он был перестроен в современное здание из старой гостиницы, выстроенной в давние времена рядом с известными минеральными источниками. Вот уже несколько лет в отеле ежегодно проводились музыкальные фестивали.

Когда туда прибыли Коскэ Киндаити и помощник инспектора Хибия, в зрительном зале проходило оживленное обсуждение уже прозвучавших музыкальных произведений. Хотя было около пяти часов вечера, на улице еще не начало темнеть.

На небольшой сцене стоял рояль и мог бы расположиться инструментальный квартет. Сейчас на ней стояли три лектора, которые оживленно обменивались мнениями с находящимися в зале любителями музыки. На дискуссии присутствовало около сорока человек.

Помощник инспектора Хибия пробежал глазами по сцене.

– Его нет.

– Кого? Синдзи Цумура? – тихо спросил Коскэ Киндаити.

Он еще не встречал Цумура, поэтому не знал его в лицо.

– Да, его нет.

Предположив, что он может быть среди зрителей, Хибия внимательно осмотрел людей в каждом ряду, но здесь его тоже не было.

– Послушай, – шепотом, чтобы не мешать обсуждению, обратился Хибия к сидящему на последнем ряду студенту, – где может быть Синдзи Цумура-сан?

Обернувшись, студент с удивлением посмотрел на Хибия и Киндаити:

– Синдзи Цумура-сэнсей сегодня не пришел.

Оглянувшись на Киндаити, Хибия вновь наклонился к студенту:

– А здесь есть кто-нибудь из организаторов дискуссии? Мы из полиции.

Наполнившие зал юноши и девушки разглядывали Хибия и Киндаити.

Студент подошел к мужчине, сидящему за столиком в переднем ряду, и что-то прошептал ему на ухо, показывая на Хибия и Киндаити. Тот сразу же встал и, слегка согнувшись, подошел к ним.

– Чем могу помочь?

Тон его был несколько высокомерным, но он был явно обеспокоен. Должно быть, вспомнил, что произошло в прошлом году примерно в это же время.

Помощник инспектора Хибия представился ему, показав свое полицейское удостоверение:

– Я хотел задать вам несколько вопросов о Цумура.

– Тогда нам лучше пройти в кафе. – Мужчина вошел впереди, показывая дорогу, но не забыл повернуться к студенту, который подходил к нему: – Передай Татибана, чтобы он пришел в кафе.

В кафе было совсем немного посетителей. Организатор провел Хибия и Киндаити к самому дальнему столику в углу. Киндаити передал ему визитную карточку, тот поспешно достал свою, на ней было написано: «Кацуми Синохара, председатель Общества современной музыки».

Прочитав визитную карточку Коскэ Киндаити, Кацуми Синохара вежливо поклонился:

– Ваше имя я уже слышал. Очень рад лично встретиться с вами.

В разговор вмешался Хибия:

– Мы хотели спросить вас о Цумура. Его сегодня нет?

– Он с нами сегодня не связывался, – ответил Синохара с кислым выражением лица. – Сейчас придет студент Татибана, его вы и спросите. Цумура-сан потерял ключ и, наверное, где-нибудь бродит.

– Ключ? – Хибия переглянулся с Киндаити. Опять ключ.

– О каком ключе идет речь?

– Ключ от собственного бунгало.

– А где оно расположено?

– Говорят, что в районе Асамаин. Я точно не знаю. А, вот он идет. Татибана-кун!

К столу подошел молодой человек примерно одних лет с Хибия.

Синохара представил его, и Татибана передал полицейским свою визитную карточку, на которой было написано: «Сигэки Татибана, Токийский университет искусств, музыкальный факультет, кафедра композиции».

Когда подошел официант, Кацуми взял на себя роль хозяина и, посоветовавшись со всеми, заказал четыре холодных чая с лимоном. Сделав заказ, он что-то прошептал на ухо Татибана, который с удивлением взглянул на Коскэ Киндаити: на визитной карточке детектива не была указана профессия. Похоже, молодой человек не знал имени Киндаити.

– Татибана-кун, Киндаити-сэнсей и Хибия-сан пришли сюда, чтобы кое-что узнать о Цумура-сэнсее. Ты не знаешь, где он сейчас находится?

– Пропал куда-то… – странно улыбаясь, сказал Татибана.

– Пропал? – Глаза Хибия за толстыми стеклами очков подозрительно сверкнули.

Студент хмыкнул:

– Хм, я недавно был у его виллы в Асамаин. Входная дверь закрыта, на всех окнах опущены шторы. Я несколько раз звал сэнсея, но ответа не было. Я подумал, что сэнсей, может, уже улизнул из Каруидзавы. Он ведь довольно странный человек.

Сигэки Татибана беспечно рассмеялся, но помощнику инспектора Хибия было не до смеха.

– Улизнул? У него были причины исчезнуть из Каруидзавы?

– Да нет вроде. Просто сэнсей – человек настроения. Если ему что-то не нравится, он может нарушить свое обещание и поступить как ему заблагорассудится. Он всегда был таким.

Синохара растерянно слушал рассказ Татибана.

– Да, это так. А за последний год Цумура-сан к тому же значительно изменился. Да, кстати, Татибана-кун, ты мне говорил о матросской трубке. Может, ты расскажешь этим господам…

– А! Ну да. Край одной шторы был чуть-чуть приподнят, и я заглянул внутрь. Там я увидел любимую трубку сэнсея, она была небрежно брошена на стол. Эту трубку он вчера курил. Значит, подумал я, он вчера вечером вернулся домой. Тогда я пошел к заднему входу и несколько раз позвал его, но ответа так и не последовало. Все это несколько странно.

– А что вам показалось странным?

– Ведь парадная и задняя дверь заперты на ключ, а любимая трубка сэнсея, которую он вчера здесь курил, оказалась внутри виллы. Я подумал: а где же ключ?

В рассказе Татибана многое было непонятно, и помощник инспектора уже начал было выходить из себя, но на помощь пришел Киндаити.

– Так, Татибана-кун, значит, Цумура вчера потерял ключ. Как это произошло?

– А, вас интересует это, – по-прежнему странно улыбаясь, сказал Татибана. – Вчера, как и сегодня днем, было обсуждение, а вечером должен был состояться концерт. Первое исполнение произведений Цумура-сэнсея, и он сам должен был дирижировать. Однако вечером погода стала портиться, потом, примерно в половине восьмого, выключили свет, правда, его довольно быстро включили. Но, считая, что свет выключили надолго, организаторы приняли решение отменить концерт. К тому же пришло очень мало зрителей. Синохара-сан, это ведь вы приняли решение?

– Да, – сказал Синохара, беря чашку с чаем у официанта. – Я подумал, отсутствие света доставит много неприятностей зрителям.

Он посмотрел на Киндаити и Хибия, пытаясь понять их реакцию. Но Татибана, не замечая этого, продолжал:

– Было уже семь часов сорок пять минут. Нас, вместе с Цумура-сэнсеем, оставалось пять человек. Троих по очереди отвезли на машине. И в это время Цумура-сэнсей поднял шум из-за того, что исчез ключ от его бунгало.

– А где он у него был?

– Говорил, что в кармане пиджака.

– И его не нашли?

– Нет. Сэнсей проверил все карманы и нотную папку. Потом, увидев его трубку, я подумал, что он мог оставить ключ в замочной скважине. Цумура-сэнсей бывает иногда рассеянным.

Сигэки Татибана с улыбкой повернулся к Синохара, но тот по-прежнему следил за выражением лиц Киндаити и Хибия.

– А если Цумура не забыл ключ в замочной скважине, а положил его в карман пиджака и затем выронил, то когда это могло произойти?

– Если так, то днем.

– Почему?

– На вечернем концерте сэнсей должен был дирижировать. По крайней мере до первого отключения света он был в пиджаке.

– Днем он снимал пиджак?

– Днем все участники были легко одеты. Некоторые позволяют себе даже дирижировать в таком виде. Но Цумура-сэнсей, хотя в последнее время его характер и правда изменился, в этом вопросе остался очень щепетилен: он всегда перед выступлением переодевается в черный пиджак с галстуком-бабочкой.

– Как изменился характер Цумура, вы обязательно расскажете нам позже. Значит, во время дневного обсуждения Цумура тоже был в одной рубашке? – настойчиво добивался Коскэ Киндаити.

– Да. После обсуждения у сэнсея была встреча, и он тогда был в рубашке.

– С кем он встречался? – резко спросил Хибия.

– Я по просьбе сэнсея встречал этого человека, поэтому знаю. Это Кего Маки. – После некоторого колебания Сигэки Татибана продолжил: – Он вроде был третьим мужем Тиёко Отори.

Как и следовало ожидать от молодого человека, на его губах заиграла улыбка, а глаза сверкнули любопытством.

– Да. Он был мужем Тиёко Отори до того, как им стал Цумура. На встречу Маки пришел один?

– Нет, он был с симпатичной девушкой лет семнадцати. Ее зовут Мися-тян.

Хибия бросил взгляд на Киндаити. Значит, они все-таки встречались.

– А где был пиджак Цумура?

Сигэки Татибана в раздумье склонил голову набок, но в этот момент в разговор вмешался Кацуми Синохара.

– Кажется, я помню. В то время я тоже был в этом кафе, и Цумура-кун сидел за соседним столиком. Он повесил пиджак на спинку своего стула. Почему я это запомнил? Цумура-кун беседовал со своими гостями, а при этом, как-то странно извиваясь всем телом, заложил руку за спину и что-то пытался достать. Я удивился, но оказалось, что он таким образом извлекал из кармана пиджака сигарету. Я не удержался и прыснул от смеха. Вот такой странный человек этот Цумура-кун. Ведь проще было достать всю пачку или просто встать и спокойно вытащить ее из кармана. Но ничего не поделаешь, такие уж у него странности.

– Цумура-сэнсей такой человек. По сути он очень серьезный человек, но часто, когда смотришь на него со стороны, хочется рассмеяться.

– Подожди минутку, – вмешался Хибия. – Ты только что говорил, что Цумура любит курить трубку.

Сигэки Татибана слегка склонил голову в знак согласия.

– Сэнсей курит и трубку, и сигареты. Из сигарет он предпочитает марку «Хоуп». Вчера он все ворчал, что у него забило трубку. Вообще он заядлый курильщик, ни на минуту не может расстаться с табаком.

– А у Цумура может быть две трубки? – поинтересовался Киндаити.

– Нет, он не такой человек. Если ему нравится трубка, он не будет покупать новую, пока эта не придет в негодность. И тут дело не в жадности, а в том, что он по натуре мономан.

– В какое время Цумура встречался здесь с Маки и Мися?

– После того как закончилась дневная дискуссия, то есть после пяти часов. Дневная дискуссия обычно идет с трех до пяти часов, а вечерний концерт – с семи до девяти вечера, – ответил Синохара.

– Когда примерно в половине шестого кто-то позвонил сэнсею и я взял трубку, то он еще был с гостями, – уточнил Татибана.

– А кто звонил? – проявил настойчивость помощник инспектора.

Сигэки Татибана заметил, что в этот момент даже цвет лица помощника инспектора изменился.

– Синохара-сан, Цумура-сэнсей что-то совершил?

Синохара на это ничего не ответил и только молча посмотрел на Хибия и Киндаити. Татибана побледнел.

– Причину нашего интереса мы сообщим позже, а сейчас, если можно, рассказывайте вы. Кто позвонил Цумура в половине шестого? Мужчина? Женщина?

– Это была женщина. У Цумура-сэнсея очень много поклонниц.

– Как ее имя? Она должна была назвать себя.

– Нет, она не назвала своего имени, сказала только: он поймет…

– Значит, ты всех соединяешь, даже не спрашивая имени. – Помощник инспектора был разочарован и говорил резким тоном.

Это рассердило Сигэки Татибану:

– Но тут ничего не поделаешь. Я ведь только снимаю трубку, а принимать звонок или нет – это решать Цумура-сэнсею.

– Цумура говорил с этой женщиной?

– Конечно. – Татибана произнес это с особым выражением, подчеркивая, что упреки помощника инспектора его рассердили.

Хибия хотел еще что-то сказать, но в разговор поспешно вмешался Киндаити:

– Когда вы позвали Цумура к телефону, он все еще сидел с Маки и Мися?

– Да, вот за этим соседним столом.

– Как вел себя Цумура? Он понял, кто ему звонит?

– Да. Но мне показалось, что Цумура-сэнсей чувствовал себя как-то неловко. Видимо, не хотел обидеть Маки и девушку и не решался идти к телефону. Поэтому я предложил ему сказать звонившей, что не смог его найти. Он отказался, затем встал и пошел к телефону.

– Вы так и не знаете, кто звонил? – опять вмешался Хибия.

– Не знаю, но, по-моему, он очень ждал этого звонка. Когда я ему сказал, что звонит женщина, он поспешно начал вставать, но затем, вспомнив, что у него гости, заколебался.

– Значит, можно предположить, что звонившая была из числа знакомых Маки и Мися.

– Этого я не могу знать.

– Это была молодая женщина?

– Судя по голосу, молодая. Мне показалось, что она стесняется говорить.

– Значит, вы говорите, это было примерно в половине шестого.

В это время Тиёко Отори уже приехала в Каруидзаву…

Коскэ Киндаити, похоже, больше заинтересовала история с ключом.

– А во время разговора где был пиджак Цумура?

– Я не помню, висел ли он на спинке стула, как сказал недавно Синохара-сан. Но точно помню, что когда он пошел к телефону, он был в рубашке и галстуке-бабочке, а пиджака на нем не было. Да, да, из кармана рубашки выглядывал кончик трубки.

– Синохара-сан, а что вы можете сказать?

– К сожалению, ничего, так как я еще до этого ушел из кафе.

– Татибана-кун, а Маки и Мися там еще оставались?

– Да.

– Когда они ушли?

– Я не знаю. Я ушел немного раньше, чем Цумура-сэнсей, и больше этих двоих не видел.

– Синохара-сан тоже, наверное, не знает.

– Нет…

Синохара смущенно опустил голову. Помощник инспектора Хибия нетерпеливо сказал:

– Киндаити-сэнсей, об этом мы можем спросить у Мися. Нас больше интересует содержание разговора с этой неизвестной женщиной. Татибана-кун, вы не знаете, о чем они говорили?

– К сожалению, у меня нет привычки подслушивать чужие телефонные разговоры.

Помощник инспектора смутился. Киндаити спросил спокойно:

– Татибана-кун, ты учишься на кафедре композиции Университета искусств? Тогда ты должен знать Синкити Тасиро.

– Он учился вместе со мной. Вчера я его встретил.

– Тасиро-кун был исключен из университета?

– Нет, все устроили так, чтобы он был не исключен, а ушел по собственному желанию. В прошлом году он выкинул этот дурацкий номер, а так… У него талант, я даже завидую. Но у него почему-то развился комплекс неполноценности, и он постепенно от нас отдалился и в конце концов совершил этот глупый поступок. После этого он стал еще более скрытным и замкнутым, перестал ходить в университет. Я давно его не видел, а вчера встретил, спросил, собирается ли он возвратиться в университет. Он стал каким-то агрессивным… Видимо, если такое случается, то человеку уже нельзя помочь.

Когда речь зашла о Синкити Тасиро, Сигэки Татибана неожиданно стал красноречивым. Видимо, он не понимал страданий Синкити. Он говорил не с презрением, скорее с сочувствием, однако было ясно, что два этих молодых человека, воспитанных в совершенно разных условиях, не могли сойтись так же, как вода никогда не могла бы смешаться с маслом.

– Синдзи Цумура порицал Тасиро за ту его противозаконную попытку? – задал вопрос помощник инспектора Хибия.

Услышав слово «противозаконный», Сигэки Татибана поморщился.

– Я никогда ни слова от сэнсея про это не слышал. Взаимоотношениям между учителем и учеником такая же тайна для окружающих, как и отношения супругов. Но о музыке, я знаю, они говорили: до того как началась дискуссия, они некоторое время беседовали. Позже я расспрашивал Цумура-сэнсея и понял, что Тасиро подверг критике последние произведения сэнсея. Он и раньше критически относился к его творчеству, но после того случая стал еще более резким в своих высказываниях.

– Долго он здесь пробыл?

– Примерно до середины обсуждения, а затем незаметно исчез. Я тоже хотел с ним поговорить, но не успел, – с сожалением добавил Татибана.

– Он не сообщал, где остановился?

– Я не слышал.

– Как он был одет?

– Дайте подумать… Желтая рубашка, бежевый джемпер, серые брюки. На ногах были грязные баскетбольные кроссовки, на плече – зеленый рюкзак. Я все это запомнил, глядя, как он разговаривает с Цумура-сэнсеем. Волосы у него были растрепаны, в общем, он произвел на меня впечатление опустившегося, уставшего от всего человека.

На лице доброжелательного Татибана появилось выражение сострадания.

– Какого он роста?

– Примерно одного роста со мной. После прошлогоднего происшествия я с ним не встречался и сейчас был поражен его внешним видом: щеки у него ввалились, глаза лихорадочно блестели, он стал худой как щепка. А почему Тасиро вас интересует?

– О нем хватит. Расскажи нам лучше о том, что было вчера. Значит, ты троих преподавателей отправил на машине…

Но тут вмешался Коскэ Киндаити:

– Хибия-сан, может, нам лучше послушать, как изменился в последнее время Синдзи Цумура?

Помощник инспектора Хибия был явно недоволен, что его прервали:

– Ах, так? Тогда задавайте вопросы вы, Киндаити-сэнсей.

– Татибана-кун, ты будешь говорить? Или Синохара-сан? Как изменился Цумура?

– Цумура-кун может на меня обидеться, – смущенно сказал Синохара, потирая лысеющий лоб. – Мне неловко… Человек быстро не может измениться. Цумура-кун и раньше был, и сейчас остается добродушным и наивным малым, до крайности пунктуальным. Однако в последнее время он, похоже, стал испытывать отвращение к своей репутации добродушного и наивного малого, к своей сверхпунктуальности во всем. Поэтому он начал нарочно нарушать обещания, пропускать репетиции, хотя потом об этом сожалел. Я ему как-то сказал: брось ты эту показуху. Как бы ты ни старался выставить себя этаким разгильдяем, ты не такой человек…

– Цумура употребляет спиртное?

– Да. И тоже с недавнего времени. Не то чтобы раньше он совсем не пил, однако за последний год сильно пристрастился к спиртному. Об этом мы с ним тоже говорили, но…

– С какого времени он так изменился?

После некоторого колебания Синохара сказал:

– После развода с Отори.

Кего Маки, расставшись с Тиёко Отори, помешался на головоломках, Синдзи Цумура пристрастился к спиртному…

– Как вы считаете, для развода были какие-нибудь конкретные причины?

– Я не хотел бы вторгаться в частную жизнь других людей, но, как мне кажется, особо серьезных причин для этого не было. Они оба творческие люди с яркими индивидуальностями, оба были загружены работой. Подобным людям невозможно наладить нормальную семейную жизнь. Нужно сказать, что такие супружеские пары, как родители присутствующего здесь Сигэки Татибана, встречаются крайне редко.

– Извините, Синохара-сан, но и мои родители часто переживали кризисы в своих отношениях.

– Но ты был сын-скрепка, ты скреплял их брачный союз.

– Что это такое – сын-скрепка? – продемонстрировал Киндаити жажду познания.

– Киндаити-сэнсей, вы не знаете Горо Татибана-сэнсея?

Присвистнув, Коскэ Киндаити вновь внимательно посмотрел на лицо Сигэки Татибана.

– Так значит, Горо Татибана-сэнсей…

– Это мой отец.

– И пианистка Фумико Савамура-сан?…

– Моя матушка.

– Он их единственный сын, – вмешался Синохара. – Так как сын скрепляет их отношения, я зову его «сын-скрепка». – И Синохара весело рассмеялся.

Коскэ Киндаити наконец понял смысл этого выражения.

Горо Татибана был композитором, создателем филармонии «Сакура» и блестящим воспитателем целой плеяды музыкантов. В своей филармонии он создал один из самых известных в Японии оркестров, которым сам и дирижировал. Фумико Савамура была одной из самых талантливых пианисток Японии.

– Так вот как дело обстоит, – сказал Коскэ Киндаити со вздохом и невольно запустил руку в свою растрепанную шевелюру. Действительно, Тасиро, этот опустившийся молодой человек, и сын таких родителей не могут быть друзьями. – Выходит, что между Цумура и Отори не было такой скрепки.

– Супруги расходятся и при наличии скрепки, – хмуро пробурчал Хибия, видимо имея в виду Мися.

Остальные трое поняли смысл этого высказывания, и некоторое время царило неловкое молчание, которое нарушил Синохара, привыкший находить выход из трудных ситуаций.

– Татибана-сэнсей с самого начала был против брака Цумура и Отори. В любом случае из этого ничего хорошего не должно получиться, говорил он.

– А значит, Цумура был…

– Учеником Татибана-сэнсея. А Сигэки Татибана – любимый ученик Цумура.

«Синкити Тасиро тоже ведь был учеником Цумура», – подумал Киндаити.

– Хотя говорят, что Тиёко и Синдзи разошлись мирно и по взаимному согласию, для Цумура развод стал, вероятно, настолько сильным потрясением, что он сильно изменился. Как бы то ни было, Цумура-кун сделался необычайно подозрительным, перестал верить людям.

– Перестал верить людям? – Коскэ Киндаити сделал ударение на этих словах. – Вы хотите сказать, что Отори каким-то образом предала Цумура или обманула его?

– Нет, я не это имел в виду. Иначе говоря, и любовь, и брак были разрушены действительностью.

– Киндаити-сэнсей, – деликатно вмешался в разговор Сигэки Татибана. – Пожалуйста, не воспринимайте слишком серьезно происшедшие с Цумура-сэнсеем изменения. Сэнсей бравирует своими пороками, но это всего лишь рисовка. Он остается по-прежнему хорошим и отзывчивым человеком. Это его стремление выказать себя хуже, чем он есть, иногда проявляется таким странным образом, что вызывает только смех.

– Например?

– Например, в одежде. Сэнсей недавно приобрел охотничью шляпу черного цвета, оделся во все черное: черный шарф, перчатки черные и большие черные солнечные очки. Я ему как-то сказал: сэнсей, вам, по-моему, надо прекратить эти странные шутки. В таком виде вы похожи на убийцу из гангстерского фильма. Как ни странно, эти слова ему очень понравились, и он все повторял: да, да, я убийца, я убийца. Это было довольно смешно.

– Так-так. Что, и вчера вечером он возвращался домой, переодевшись в костюм гангстера?

– Да. Сэнсей поднял шум, потеряв ключ, и пока мы лихорадочно его искали, он быстро переоделся в эту одежду, держал себя чопорно и сердито. Все это выглядело довольно комично. – Татибана от души рассмеялся.

Воспользовавшись паузой, потерявший терпение инспектор Хибия снова бросился задавать вопросы:

– А сейчас расскажи, как все было вчера. Ты примерно в семь сорок пять собирался отвезти на машине трех преподавателей. В это время Цумура поднял шум, что он потерял ключ.

– В конце концов все пришли к выводу, что он где-то его обронил, и сели в машину. Он был все в том же гангстерском костюме. – Татибана вновь рассмеялся, но Хибия не обратил на это внимания.

– А зачем он поехал домой, если у него не было ключа?

– Если вы приедете в Асамаин, то поймете. Эта вилла предназначена для сдачи в аренду, поэтому она построена довольно просто. На окнах нет ставень, стеклянная дверь завешена только шторой, поэтому если разбить окно и засунуть внутрь руку, то можно открыть внутреннюю задвижку. Однако… – Татибана покачал головой. – Когда я был там в последний раз, я проверил все оконные стекла, и ни одно из них не было разбито. Поэтому я все-таки думаю, что сэнсей, вероятно, забыл ключ в замочной скважине, а вернувшись, нашел его. Или он мог взять дубликат ключа у владельца дома, который живет поблизости.

– Значит, ты развез всех по очереди? – нетерпеливо перебил его Хибия.

– Двух других сэнсеев я уже высадил.

– Машиной управлял ты?

– Да, это ведь моя машина.

– Татибана-кун, а где ты живешь? – спросил Коскэ Киндаити.

– Я живу в Минами-га-Оке.

– Тебе и в самом деле было удобно их развезти по домам.

– Цумура-сэнсей остался последним. Но он при въезде на Старую дорогу неожиданно попросил его высадить. Мне это показалось странным, погода портилась, но я решил, что ему надо что-то купить. Как только я доехал до перекрестка Роппон, выключили свет. Я подумал, что сэнсей в темноте может заблудиться, но потом вспомнил, что на Старой дороге есть магазин, где продаются карманные фонарики, и решил вернуться в концертный зал, я должен был еще кое-что привести в порядок.

– Так ты говоришь, когда ты видел через окно трубку, Цумура точно не было дома? – строго спросил Киндаити.

– Мне так показалось.

– А не мог он просто спать днем? – спросил Киндаити больше для успокоения Хибия.

– Это совершенно невозможно.

– Почему?

– Цумура-сэнсей очень не любит мотыльков.

– Мотыльков!? Почему?

– Это что-то вроде болезни. Если хоть один мотылек залетит в комнату, он пугается и начинает кричать. Поэтому, когда Цумура-сэнсей дирижировал, мы следили, чтобы на окнах были сетки.

– Но почему? Почему именно мотыльки? – возбужденно спросил Хибия, но никто не отозвался.

Татибана продолжал:

– Когда я заглядывал в окно и увидел трубку, я заметил, что изнутри на оконных стеклах расселось множество мотыльков. Они выглядели как затейливый узор. Сэнсей ни за что не уснул бы в комнате, где находилась такая туча мотыльков!

Помощник инспектора Хибия и Коскэ Киндаити почти одновременно отодвинули свои стулья и встали.

– Татибана-кун, не мог бы ты проводить нас к этому бунгало?

– Киндаити-сэнсей, что случилось?

Синохара тоже встал и переводил взгляд с Киндаити на Хибия. Побледневшее лицо Сигэки Татибана застыло.

– Хибия-сан, может, нам рассказать…

Инспектор Хибия, глядя на них в упор сквозь толстые линзы очков, делая ударение на каждой фразе, сказал:

– Синохара-сан и Татибана-сан, внимательно выслушайте то, что я скажу, и я прошу вас оказать содействие следствию. Кего Маки, который вчера здесь беседовал с Цумура, вчера вечером… нет, сегодня утром был найден мертвым в своей студии. Ну, Татибана-кун, пошли.


Глава двенадцатая


Беседа археологов


– Сэнсей, там уже, наверное, негде копать?

– Да что вы! Бассейн реки Инд – это огромная территория. Правда, район Хараппа из-за строительства железной дороги настолько разворочен тяжелой техникой, что нам там делать нечего. А вот Мохенджо-Даро – это рай для археологов. Вы же знаете, Асука-сан, что в Мохенджо-Даро пока раскопаны только три верхних слоя, а их по крайней мере семь. В результате исследований я пришел к выводу, что в бассейне реки Инд помимо уже известных городов Хараппа и Мохенджо-Даро должен существовать третий древний город. Я в этом совершенно уверен. Разве есть что-нибудь более захватывающее, чем раскопки неизвестного города?

– Конечно, если такой город действительно существует.

– Обязательно существует. Мои исследования верны. К тому же, Асука-сан, что касается настоящих археологов, то их важнейшая обязанность состоит не только в открытии, но и в сохранении ранее обнаруженных исторических памятников великих древних цивилизаций.

– Да-да. Многие из них находятся в угрожающем состоянии.

– Если все пустить на самотек, то они снова будут похоронены под землей. Поэтому уже сейчас надо принимать меры по их сохранению, и было бы нелепо рассчитывать только на правительство Пакистана.

Беседа происходила в «берлоге» – так Тадахиро Асука частенько называл свой кабинет. В этой довольно большой комнате все стены до самого потолка были заставлены книжными полками с книгами по археологии со всего света. Среди них было довольно много книг японских авторов и, конечно, трудов Хидэмото Матоба. Те две книги, которые Коскэ Киндаити обнаружил в коттедже Кего Маки, видимо, были тоже с этих полок.

Тадахиро, как известно, не имел себе равных в предпринимательстве, но в то же время был романтиком и любителем-археологом. Для того чтобы поддерживать баланс между этими двумя «я», он иногда спасался в своей «берлоге». После смерти отца отсутствие свободного времени заставило его оставить мечту вновь отправиться на Восток. Послевоенная эпоха отдалила его от любимого занятия, хотя и в это время ему удавалось иногда закрываться в своем убежище, что стало для него единственным способом снимать стрессы.

Здесь были сосредоточены все мечты Тадахиро. Помимо полок с книгами и альбомами в комнате находилось пять больших шкафов-витрин, в которых были выставлены редкие археологические находки: египетские папирусы и глиняные таблички из Месопотамии, найденные в пирамидах золотые с рубинами, лазуритом и изумрудами ожерелья, пояса из раковин, ручные зеркала, кувшины для косметики, инкрустированные шкатулки ручной работы для хранения драгоценностей и другие вещи, которые принадлежали древним правителям Египта. Здесь же были найденные в Месопотамии художественные изделия из камня и глины, многие из которых, как скромно заявлял Тадахиро, были подделками или копиями, но они, тем не менее, были достаточно хороши, чтобы будить воображение мечтателя. В шкафах можно было увидеть и находки, привезенные с нашумевших в свое время раскопок в Мохенджо-Даро: вылепленные из глины фигурки кроликов и обезьян, рисунки на досках из мыльного камня, изображающие слонов, коров и других животных, а также редкие образцы вырезанных на каменных дощечках пиктограмм, которые раскрывали некоторые тайны древней индийской цивилизации.

Тадахиро гордился положением, которого добился после войны, однако не мог не понимать, что существовавшее в его душе хрупкое равновесие было нарушено, и в этом была повинна работа, которая отнимала все время. Тадахиро не сожалел о том, как сложилась его жизнь после войны. И все же чувство, что ему чего-то не хватает, с годами становилось острее. Но больше всего расстраивало Тадахиро то, что ему уже перевалило за пятьдесят.

В последнее время Тадахиро все чаще охватывало беспокойство, что его мечты о дальнейшем изучении цивилизаций Древнего Востока так и останутся мечтами. Поэтому речи Хидэмото Матоба звучали для него как сладострастный шепот Мефистофеля.

– Как жаль, что все это скоро уйдет под землю, хотелось бы побывать там прежде, чем это произойдет, – с глубоким вздохом сказал Тадахиро, глядя на раскрытую перед ним на фотографии руин древнего города Мохенджо-Даро толстую книгу.

– И когда же все это было построено? – спросила сидевшая рядом с ними Тиёко Отори.

Хотя она всем своим видом выказывала интерес к происходившему разговору, в глубине души Тиёко очень боялась соблазнительных речей Мефистофеля Матоба. Она уже давно начала понимать, что Тадахиро ускользает из-под ее влияния, и переживала по этому поводу.

Тысяча девятьсот шестидесятый год был своего рода переломным: кино, достигнув наивысшей точки расцвета и популярности, стало быстро сдавать свои позиции новому королю массовой культуры – телевидению. В Америке этот процесс почти уже завершился, а в Японии с поразительной быстротой росло количество телевизоров, началось распространение цветного телевидения.

Проницательная Тиёко не могла не видеть приметы приближающегося заката кино, к тому же, как и Тадахиро, она стала испытывать беспокойство в связи с возрастом, поэтому не было ничего странного в том, что она хотела закрепить свои отношения с Тадахиро. Но, будучи умной женщиной, она никак не показывала свои переживания и с видимым интересом принимала участие в беседе.

Трудно сказать, верил ли Хидэмото Матоба в ее искренность, но отвечал он с большим энтузиазмом:

– Расцвет этой цивилизации, Отори-сан, приходится на второе-третье тысячелетия до нашей эры. Ценность цивилизации в бассейне реки Инд для нас заключается в том, что, в отличие от древнеегипетской культуры, процветавшей в бассейне реки Нил, и древней цивилизации Месопотамии, которая находилась между реками Тигр и Евфрат, цивилизация реки Инд была создана не в результате тщеславных замыслов диктаторов и верховных правителей, а самим народом, его собственными руками.

Эти слова не очень понравились Тадахиро Асука, так как процветание империи «Камито» было делом только его собственных рук.

– Поэтому в этой цивилизации не было пирамид, подобных египетским, и огромных памятников, которые можно встретить в Месопотамии. Город построен для простых жителей, и, вероятно, здесь мы видим самую древнюю в мире городскую планировку.

– Поразительно, такой город был построен четыре тысячи лет тому назад! Но в нем, наверное, не было канализации?

Интерес Тиёко к фотографии не был попыткой подстроиться под общую атмосферу или польстить увлечению Тадахиро, а являлся следствием врожденного любопытства, которое она была не способна скрыть, когда видела перед собой нечто необычное. Ее интерес польстил Хидэмото Матоба.

– Не было. Но посмотрите, во многих местах имеются специальные люки. Что представляют из себя древние города Египта и Месопотамии? Это руины огромных дворцов, величественные захоронения… А здесь, видите, все приспособлено для простых людей. Огромные кирпичные дома были оборудованы даже мусоропроводами, они напоминают современные многоэтажки. Вот остатки больших общественных бань…

Тиёко посмотрела на фотографию большого бассейна правильной формы и воскликнула:

– Действительно великолепно! – В ее глазах светилось неподдельное любопытство. – А почему этой красоте грозит полное уничтожение?

Тут в Хидэмото Матоба проснулся лектор, и он продолжил, будто перед ним была полная аудитория:

– Индскую цивилизацию можно назвать кирпичной цивилизацией. Все постройки – из необожженного кирпича. А в этом районе почва содержит в себе большое количество соли, в некоторых местах поверхность земли сплошь покрыта слоем соли. Это напоминает покрытые инеем окрестности Токио ранним утром. Днем, когда светит яркое солнце, даже глаза слепит! Эта соль и есть главный враг. Она растворяется в близких к поверхности земли водах, и в результате химической реакции происходит эрозия кирпичных сооружений. Поэтому, если оставить все как есть, существует опасность, что раскопанные после четырех тысяч лет пребывания под землей руины города просто исчезнут, рассыплются в прах. При этом пакистанское правительство своими собственными силами не сможет их спасти, и ответственность за это должны нести мы, археологи всего мира. Для этого необходимо развернуть широкую международную кампанию.

– Территория Пакистана в прошлом относилась к Индии?

– Да. Это молодое государство, которое после Второй мировой войны отделилось от Индии и получило независимость. Пакистан делится на Восточный и Западный; этот древнейший город находится в Западном Пакистане.

– Сэнсей ведь недавно побывал там? – вмешался в разговор Тадахиро.

– Я действительно ездил туда, но как простой путешественник, турист, и все время, пока был там, переживал, что эти ценнейшие исторические памятники могут исчезнуть с лица земли. Стоило мне взять в руки кусок кирпича, как он тут же рассыпался в пыль. Я исходил пешком огромную территорию и пришел к выводу, что там еще непочатый край работы для археологов. На месте это тоже понимают, но так как нет средств, то новые раскопки не начинают, и все возможности используются для сохранения уже найденных памятников.

– В Индии, должно быть, очень жарко?

– Ничего подобного. Я был там в феврале, который считается лучшим временем года и соответствует по температуре, пожалуй, маю месяцу в Японии.

– Ну как? Отори-кун, может, попробуем съездить? – с улыбкой спросил Тадахиро.

– Я готова поехать, если вы меня возьмете.

– Сейчас и для женщины это нетрудная поездка. Экспедиция, раскопки – все это только кажется большим приключением. Приключения остались в прошлом, только наука неизменна. Правда, исчезает и романтика путешествия. Если отправляться сейчас, то самолетом до Карачи, а оттуда к северу около трехсот километров. В окрестностях Мохенджо-Даро даже построили аэропорт для туристских самолетов, так что, если захотите поехать, это теперь совсем нетрудно.

– А что означает «Мохенджо-Даро»? Наверное, эти слова имеют какой-то смысл?

– Они означают «холм мертвых». Если мы туда доберемся, вы поймете почему. Это безмолвный, мрачный красновато-коричневый мир. Эрозия распространяется, и тебя охватывает чувство, что мир мертвых расширяет свои владения.

Если бы в этот момент не вошел Кадзухико, то разглагольствования Хидэмото Матоба продолжались бы, наверное, еще довольно долго. Свой рюкзак и ледоруб Кадзухико где-то оставил, но одежду не сменил: он был в коротких штанах и белой рубашке с открытым воротом.

Тадахиро радостно улыбнулся, увидев Кадзухико.

– А, Кадзухико, спасибо, что выполнил мою просьбу. Мне Акияма рассказал. Мися не преувеличивала?

– Нет, но сейчас уже все в порядке. Вода почти вся ушла. Отори-сан, давно вас не видел!

– О, простите меня. – Тиёко встала навстречу Кадзухико. – Вы навестили Мися? Я совсем забросила ее.

– Ничего страшного, меня попросил дядя. Теперь уже все в порядке, можете быть спокойны.

– Бабушки не было дома?

– Еще нет, и я, наверное, поступил неправильно.

– А что такое? – вмешался Тадахиро.

– Бабушка Мися в половине второго должна была прибыть на поезде на станцию Наганохара. Как раз в это время я и пришел на виллу в Сакура-но-дзава. Я сосчитал: чтобы добраться до виллы, потребуется около двух часов, поэтому я был там только до половины четвертого. Бабушка так и не появилась.

– Может, поезд задержали?

– Сейчас Ясуко-сама уже дома. Еще бы немножко, и я бы ее дождался. Однако Мися-тян беспокоилась, что отнимает у меня время, убеждала, что все уже хорошо, и в половине четвертого я ушел. Потом я побродил вокруг, чтобы посмотреть, какой ущерб нанес тайфун, и решил зайти проведать сестру Сакураи. В это время приехал Тэцуо и рассказал, что вместе с ним со станции приехала и Ясуко-сама.

– А, значит, Тэцуо все-таки приехал.

– Да. Чтобы участвовать в завтрашнем турнире по гольфу, он приехал на день позже и очень извинялся перед женой. – Кадзухико рассмеялся. – Похоже, она держит его в ежовых рукавицах.

От его беспечного, улыбающегося лица веяло молодостью и свежестью. Говорят, что после войны молодые люди стали женственными, но Тиёко каждый раз, когда встречалась с Кадзухико, отмечала про себя, что по нему этого не скажешь. Довольно высокий, с хорошо развитой мускулатурой, пластичный, что, вероятно, являлось следствием его увлечения спортом, – в нем чувствовалась сила.

– Мися почему-то позвонила мне сегодня утром и пожаловалась, что было повалено много деревьев. – Тадахиро произнес это намеренно безразличным тоном, но в его голосе чувствовалось недовольство.

– Значит, Ясуко приехала на одном поезде с Сакураи?

– Да. Сестре пришлось звонить извиняться перед госпожой Фуэкодзи.

– Это еще почему?

– Ясуко-сама и Тэцуо ехали в одном поезде, но он был настолько переполнен, что Тэцуо ее не заметил. Когда они сошли с поезда на станции Наганохара, такси уже все разобрали, Фуэкодзи не знала, как ей быть. Тэцуо оказался более дальновидным, сестра заказала ему такси из Каруидзавы.

– А почему Тэцуо не поехал на своей машине?

– Эта дорога ему незнакома, и он, наверное, решил, что на машине будет добираться дольше.

– Да, в такое время ехать поездом более надежно, – подтвердил Хидэмото Матоба.

– Когда Тэцуо садился в такси, госпожа Фуэкодзи окликнула его, и они приехали вместе. Из-за какой-то крупной автомобильной аварии дорога была на некоторое время перекрыта, поэтому они и задержались. Вилла Сакураи первая по дороге, поэтому госпожа Фуэкодзи хотела зайти и поздороваться с сестрой, но та в это время принимала ванну. – Кадзухико рассказывал спокойным голосом, улыбаясь. Слушать его было приятно: у него был красивый глубокий баритон.

– Отлично! И о бабушке, и о внучке все позаботились. А мне-то что, собственно говоря, остается делать? – спросила Тиёко.

Тадахиро неожиданно разразился беззаботным смехом:

– Продолжать изводить помощника инспектора. Ты помнишь, как он негодовал по поводу твоего поведения?

– Действительно. С точки зрения этого молодого человека, я очень плохая женщина.

Произнеся эту фразу, Тиёко дала понять, как мало ее интересует, что о ней думают другие.

– Дядя, а как дела там? – Не сводя глаз с Тиёко, Кадзухико обратился к Тадахиро с вопросом, который его больше всего интересовал.

Все поняли, что под словом «там» он подразумевал виллу Кего Маки.

– В этом деле так и нет ясности.

– Кадзухико-кун, что ты об этом думаешь? – Хидэмото Матоба указал на стол, на котором рядом с книгами по археологии в странном порядке лежали спички. Кадзухико уже обратил на них внимание, когда вошел в комнату.

– Сэнсей, что это?

– На столе, за которым сидел погибший, спички были разложены в таком порядке.

– Вы имеете в виду Маки-сэнсея?

– Да, Маки-кун был отравлен цианистым калием, – спокойно, но с некоторым напряжением в лице пояснил Тадахиро.

– Короче говоря, вчера вечером Маки-кун в своей студии с кем-то разговаривал. Его собеседник (или собеседница, пока неизвестно) отравил его цианистым калием. Такова версия полиции. Маки-кун, предположительно, что-то объяснял своему визави с помощью спичек. Если разгадать смысл, заложенный в расположении спичек, то есть вероятность вычислить его собеседника.

– Асука-сан тщательно зарисовал, как были разложены спички, он считает, что это может быть клинопись.

– А Маки-сан был знаком с клинописью? – Спрашивая, Кадзухико не отрывал глаз от спичек на столе.

– Нет, но два-три дня назад Маки приходил ко мне и взял несколько книг о древней цивилизации Месопотамии.

– Говорят, что Маки-кун в последнее время страдал депрессией и не мог рисовать, поэтому он искал что-то, что могло стать для него стимулом к работе, подстегнуть вдохновение. Вряд ли, конечно, он изучал клинопись с этой целью. Киндаити-сэнсей скопировал расположение спичек, и я на всякий случай тоже. А вдруг пригодится.

– Кадзухико-сан, у вас есть какие-нибудь предположения?

– Абсолютно никаких.

Перестав разглядывать спички на столе, Кадзухико взглянул на Тиёко, потом обернулся к Хидэмото Матоба.

– Может, сэнсей догадывается…

– Мне непонятно… Во-первых, я не уверен, что это клинопись. Но если даже предположить, что Маки-сан разбирался в клинописи, то для того, чтобы что-то объяснить с ее помощью, он должен был беседовать со знатоком. А я не думаю, что в Японии много таких людей.

Тадахиро рассмеялся, но Кадзухико его не поддержал. Он внимательно наблюдал за выражением лица Тадахиро.

– А что Киндаити-сэнсей сказал по этому поводу? – обратился он к дяде.

– Да ничего особенного. Он даже если что-нибудь и заподозрит, то никогда не скажет. По крайней мере пока не добудет неопровержимых доказательств.

– Киндаити-сэнсей все еще в коттедже Маки?

– Нет, сейчас они вроде бы поехали в «Хосино-онсэн» для встречи с Синдзи Цумура.

– Точно, Цумура-сэнсей же сейчас в Каруидзаве.

– Откуда ты знаешь, Кадзухико? Видел афиши?

– Нет, я знал об этом еще до отъезда из Токио.

– Кадзухико-сан знаком с Синдзи Цумура?

– Нет, я никогда не встречался с Цумура-сэнсеем. У меня есть друг еще со школьных времен, Сигэки Татибана. Он изучает композицию в Токийском университете искусств и каждый год участвует в фестивале музыки в Каруидзаве, он один из организаторов. В этом году должны были впервые исполнять произведения Цумура-сэнсея.

Около пяти часов пришли Тэцуо и Хироко, и разговор перешел на другие темы.

Хироко выглядела очаровательно. На платье с ярким узором был небрежно накинут сочно-красный кардиган, но все было подобрано с таким вкусом, что, несмотря на интенсивные цвета, ее одежда выглядела в высшей степени элегантно. Хироко обладала аристократической внешностью, но в ее облике было что-то диковатое – результат смешения кровей отца и матери. Немного выдающийся вперед подбородок говорил о сильной воле и непокорности. Супруга Сакураи и Тиёко, видимо, были знакомы, но взаимные приветствия прозвучали довольно сдержанно.

Когда Тиёко поблагодарила за помощь, оказанную свекрови, Тэцуо вежливо ответил:

– Не стоит благодарности. Это госпожа Фуэкодзи заметила меня. К тому же она была не одна.

– И кто был с нею?

– Попутчик. Она с ним познакомилась в поезде. Он был готов проводить ее домой, но все такси были разобраны, и они не знали, что делать.

– И вы ехали с ним до Сакура-но-дзава?

– Нет, этот человек вроде бы направлялся к своему знакомому в Минамихара.

– К кому же? – вмешался Кадзухико.

– Понятия не имею, но бабушка, наверное, знает. Вел себя как джентльмен…

Если бы это услышал инспектор Тодороку, он, несомненно, был бы польщен.

И Тэцуо, и Хироко, должно быть, слышали о событии в Ягасаки, но молчали об этом.

– Познакомьтесь, пожалуйста, – Хидэмото Матоба.

– Мы уже слышали о сэнсее от Кадзухико. Как ваши успехи, сэнсей? – вежливо осведомился Тэцуо.

– О каких успехах вы спрашиваете?

– Папа, похоже, капитулировал? Я имею в виду экспедицию в Мохенджо-Даро.

– А-а, вы об этом, – улыбаясь, протянул Хидэмото Матоба. – Не все сразу. Дальнейшее зависит от искусства Кадзухико-кун.

– Да, вы правы. Что касается отца, то все зависит от Кадзухико-сан. Отец в нем души не чает, – сказала Хироко, разглядывая выставленные в стеклянном шкафу предметы.

– У меня появился еще один влиятельный союзник. Я на него очень рассчитываю.

– Кто же это?

– Отори-сан. Кадзухико-кун – это Кадзухико-кун. Но все будет зависеть от нее.

Хироко, рассматривавшая до сих пор без особого интереса диадему какого-то древнего правителя, внезапно подняла голову и посмотрела на Тиёко. На какое-то мгновение на ее лице появилось встревоженное выражение, которое быстро сменилось теплой улыбкой.

– Отори-сан, это правда? Вы едете вместе с отцом?

Отори засмеялась:

– Это шутка. Но если бы я действительно согласилась сопровождать их, то Тадахиро бы точно поехал. Я ведь женщина энергичная.

– Вам обязательно надо ехать. Если Матоба-сэнсей и Кадзухико-сан будут с отцом – все будет в порядке, но если и вы присоединитесь – я буду абсолютно спокойна.

– А вы, Хироко, не хотите?

Прежде чем Хироко ответила, вмешался Кадзухико:

– Из этого ничего не получится. Дядя, скажите вы.

– Это почему, Кадзухико?

– Тэцуо любит, чтобы за ним ухаживали как за главой дома. Если Хироко не будет, он станет совсем беспомощным. Посмотри на его дом в Токио. Он выглядит таким жалким, как будто в нем живет вдовец.

Тадахиро разразился таким громким смехом, что все присутствующие удивленно повернулись к нему.

– Да-да. Когда речь идет о Тэцуо и Хироко, Кадзухико все знает лучше всех. Хорошо, Хироко мы с собой не возьмем.

Тадахиро специально сказал это так убедительно, что Хироко, которая в ту минуту достала из шкафа диадему и держала ее в руках, не могла не рассмеяться.

Неожиданно в комнату вбежал взволнованный Такудзо Акияма. Низкорослый, широкий в плечах, он напоминал бульдога.

– Акияма, что случилось? Ты кого-нибудь ищешь?

– Нет, ваше превосходительство, – он поклонился в сторону Тадахиро и продолжил: – Кадзухико-кун, уважаемые господа Сакураи, вы ничего не заметили?

– А в чем дело?

– В окрестностях бродит какой-то странный тип.

– Акияма-сан, что вы имеете в виду, говоря «странный тип»?

– Еще до того, как вы пришли, он рыскал в лесу недалеко отсюда. Не знаю, как он здесь очутился. Я попытался его схватить, но он куда-то исчез. Вы его не видели?

– Нет.

– Я даже его лица не разглядел. На глаза надвинута черная охотничья шляпа, на глазах – черные очки, а подбородок замотан черным шарфом.

– Акияма, а почему вы его называете «странным типом»? – Говоря это, Хироко смотрела в сторону, и никто не видел выражения ее лица; только Тадахиро заметил, как напряглась при этом ее спина, хотя голос был спокойным.

– Ваше превосходительство, госпожа Фуэкодзи рассказала, что она видела похожего мужчину, который вышел из зарослей около ее виллы. Он был с ног до головы одет во все черное.

– А что, пришла госпожа Фуэкодзи?

– Да, вместе с Мися. Наверное, чтобы выразить благодарность за сегодняшнее посещение, – сказал Акияма, обращаясь к Тадахиро.

– Кадзухико, ты рассказал им о сегодняшнем происшествии?

– Нет, дядя, я ничего не говорил, ведь Мися была одна.

– А о том, что приехала Отори-кун?

– Нет, об этом я забыл сказать.

– Ах, так! Акияма, проводи их в гостиную. А, подожди-ка. – Тадахиро посмотрел на стенные часы. – Сейчас половина шестого. Тогда вечером все вместе поужинаем. Иди, скажи об этом. Сегодня как раз все в сборе. Скоро, видимо, и свет включат.

– Ваше превосходительство, а как насчет этого странного типа?

– Акияма, это на тебя не похоже. Наверное, просто кто-то заблудился.

– Мало ли что может случиться, ваше превосходительство.

– Ну тогда, может, тебе стоит проявить больше бдительности?

Говоря это, Тадахиро случайно бросил взгляд на Кадзухико, который, стоя за спиной Хидэмото Матоба, вновь напряженно вглядывался в рисунок из спичек на столе.


Глава тринадцатая


Свидетель


Бунгало Синдзи Цумура находилось в узкой долине, которую с двух сторон теснили горы. По дну долины протекала болотистая речка, Сакура-но-дзава. Обычно в ней было мало воды, и она больше напоминала стоячее болото, однако сейчас, после тайфуна, вода с шумом ударялась о лежащие на дне большие камни. По долине проходила грунтовая дорога, вдоль которой стояли дома.

Это место носило название Асамаин, так как оно находилось у подножия горы-вулкана Асама. В Каруидзаве практически с любой точки можно было наблюдать вулкан Асама, а здесь он полностью был закрыт поднимавшейся на западе горой, которая, правда, служила препятствием для ветров, поэтому после тайфуна тут было на удивление мало поваленных деревьев.

В этой долине женщина по имени Мисао Хигути владела несколькими бунгало, которые она сдавала в аренду. Ее муж, Киити Хигути, во время войны занимал важный пост в крупной компании, занимавшейся поставками вооружения для армии. Прежде эта женщина жила вместе с мужем в роскошном особняке в фешенебельном районе Токио Дэн'эн-тефу. У них не было детей, к тому же окончившую женский Университет искусств Мисао даже в виде комплимента нельзя было назвать хорошей женой. Она была добропорядочной женщиной, но ее постоянное нытье и частые истерики приводили мужа в замешательство. В войну она не захотела подвергать себя опасности, проживая в столице, и, оставив мужа в особняке в Дэн'эн-тефу, уединилась в Каруидзаве.

Для того чтобы ухаживать за оставшимся в Токио мужем, Мисао пригласила из дома своих родителей девушку Фусако, такую дурнушку, что Мисао даже во сне не могло присниться, что между этими двумя может что-нибудь произойти, – но тем не менее произошло. Фусако родила Хигути ребенка, что полностью изменило соотношение сил в этом треугольнике. Хигути после войны попал под чистку и совсем пал духом, Фусако стала показывать характер, и Мисао уже не могла вернуться в Дэн'эн-тефу.

Супруги еще официально не развелись, и ребенок был записан в посемейный реестр как сын Мисао. Так захотела Фусако и просчиталась. Сколько бы она ни проявляла свою власть, какое бы давление ни оказывала на Хигути, вынуждая его развестись с Мисао, он на это не соглашался.

Все бы ничего, но Мисао фактически перестала быть женой Киити, и ей надо было подумать о своем пропитании. К счастью, огромные участки земли в этой долине были записаны на ее имя, и она понемногу стала их продавать и на часть вырученных денег строить на оставшихся участках небольшие виллы – бунгало. В настоящее время она владела шестью виллами, которые могла сдавать в аренду, и намеревалась довести их число до двенадцати. Мисао рассчитала, что в идеальном варианте арендная плата за одну виллу позволит ей безбедно жить месяц, и таким образом она обеспечит себя. Оставались еще значительные участки земли для продажи в случае необходимости.

Проезжая по мосту над быстро текущей речкой, Коскэ Киндаити вспомнил, что около четырех часов тому назад он уже здесь проезжал. За мостом дорога раздваивалась в виде английской буквы V, и, если повернуть направо, то она должна привести к Сакура-но-дзава. Помощник инспектора Хибия подтвердил это.

Курортный город Каруидзава раскинулся на большой территории, в прошлом его называли городом велосипедов. Не имея велосипеда, трудно было сделать даже небольшие покупки. Сейчас Каруидзава превратилась в город автомобилей. Когда Коскэ Киндаити понял, что Сакура-но-дзава, где находится вилла Фуэкодзи, и район Асамаин, где снял коттедж Синдзи Цумура, расположены совсем рядом, у него на сердце стало как-то тревожно.

Проехав развилку, машина стала подниматься в гору по извилистому серпантину, и после очередного поворота они увидели впереди на холме стоящую машину и нескольких человек около нее, однако вскоре их заслонила идущая впереди машина Сигэки Татибана. Дорога, по которой они ехали, была настолько узкой, что даже две маленькие машины с трудом могли на ней разъехаться.

Помощник инспектора Хибия был в плохом настроении. Перед тем как уехать из «Хосино-онсэн», он позвонил в управление, и ему сообщили, что из Главного полицейского управления префектуры Нагано в командировку в Каруидзаву выезжает инспектор Ямасита. Инспектор Ямасита считался в префектуре самым опытным сыщиком, и то, что его направили, чтобы помочь в расследовании такого сложного дела, выглядело вполне естественным.

И действительно, два мужа Тиёко Огори погибли, но в отношении обоих не было неопровержимых доказательств, которые позволили бы утверждать, что они были убиты. Возможно, они были жертвами несчастных случаев, возможно, тут имело место самоубийство. Но третья жертва была отравлена цианистым калием, а предположение, что труп был перевезен из одного места в другое, давало веские основания подозревать, что это все-таки убийство. Раскрытие этого преступления могло бы в значительной степени способствовать успешному расследованию двух предыдущих, а это превратилось бы в крупное событие в уголовной практике последнего времени.

Нет ничего удивительного в том, что честолюбивый помощник инспектора Хибия был недоволен. У него не было намерения соперничать с полицейским из Главного управления, но ему, непосредственно отвечающему за расследование этого убийства, хотелось показать, на что он способен. А пока… Ведь даже предположение, что тело после убийства было перевезено в другое место, что являлось, безусловно, значительным шагом вперед в расследовании, было высказано не им, а этим сидящим рядом коротышкой с невзрачной внешностью.

Помощник инспектора Хибия думал обо всем этом, покусывая губы. Вдруг он узнал среди людей около остановившейся впереди машины своего подчиненного, детектива Кондо. Может быть, уже приехал инспектор Ямасита? Но кто же тогда второй мужчина, высокий, в белой рубашке с распахнутым воротом?

Коскэ Киндаити сидел у другого окна и не мог видеть этих людей. Шедшая впереди машина остановилась, из нее вышли Татибана и Кацуми Синохара. Хибия и Киндаити тоже вышли из своей машины и, увидев инспектора Тодороку, невольно воскликнули:

– Инспектор, а вы как здесь оказались?

– А чему тут удивляться? Я приехал навестить сэнсея в Минамихара, а его не оказалось дома, и мне ничего не оставалось делать, как идти в Управление, где я встретил этого человека. – И Тодороку похлопал по плечу детектива Кондо. – А там меня, к несчастью, поймал Ямасита-кун. Сэнсей, вы знакомы с Ямасита-сан?

– Ну как же! Я не могу его не знать. Когда-то он надо мной частенько издевался. Рад с вами снова встретиться.

Ямасита рассмеялся:

– Как вы можете такое говорить. Это вы надо мной издевались. Однако рад встрече. Как всегда, выглядите отлично.

– Большое спасибо. Это можно сказать и о вас. Наверно, думаете: «Опять мешается этот тип!» Но это моя профессия.

– Не говорите ерунды. Хибия-кун, вам удалось заполучить хорошего помощника.

– Ямасита-сан этого человека… извините, Киндаити-сэнсея знает?

– Разве я об этом уже не сказал? Киндаити-сэнсей облазил всю Японию – эдакий странствующий рыцарь-детектив. У нас с ним искренние дружеские отношения.

– Получается, Киндаити-сан следует за инспектором как тень?

Ямасита захохотал:

– Как видно, это моя судьба!.. Вас, Киндаити-сэнсей, я вижу, тоже судьба преследует?

– Что вы имеете в виду?

– Вы думали, приедете в Каруидзаву, отдохнете, а оказались в центре криминального расследования.

– В этом и состоит прелесть моей профессии. Кстати, если говорить о профессии, то дело Цумура… – Не договорив, Киндаити обернулся.

Левый склон горы был усеян обожженными валунами – память об извержении вулкана Асама. Среди них густо росли папоротники, радуя глаз молодой яркой зеленью. Бунгало Синдзи Цумура скромно ютилось на ровной площадке перед обрывом. Более прохладное место вряд ли сыщешь! Снизу доносилось журчание речки, в окружающем воздухе ощущалась влажность, поднимающаяся от тенистого склона.

Часы показывали половину седьмого. Время дня было светлое, но здесь, в окруженной горами долине, чувствовалось приближение сумерек.

– Вот бунгало Синдзи Цумура. Он снимает его уже два года подряд. Вон там, впереди, виднеется дом хозяйки, однако ни ее, ни Цумура сейчас нет дома. – Детектив Кондо успел посетить ближайшие виллы.

Жители окружающих домов издалека наблюдали за прибывшими полицейскими, вероятно, задаваясь вопросом, что их сюда привело.

– Киндаити-сэнсей, у вас серьезные подозрения, что место преступления находится именно здесь?

– Ямасита-сан, спросите об этом у Хибия-сан. Хибия-сан, пожалуйста.

Все еще пребывающий в растерянности помощник инспектора как будто только что проснулся и удивленно посмотрел вокруг. Затем его взгляд остановился на Сигэки Татибана.

– Татибана-кун, не проверишь ли, дома Цумура или нет? Ты ведь можешь войти в дом даже в его отсутствие.

– Татибана-кун – любимый ученик Цумура. Хотя и я, как друг Цумура, имею право зайти в его дом. Но, Хибия-сан, Киндаити-сэнсей, вы должны нам помочь, – попросил Синохара.

– Предварительно мне бы хотелось проверить обстановку вокруг дома.

– Все понятно. Татибана-кун, проводите нас.

В конце концов все стали подниматься по пологой тропинке, проложенной параллельно дороге, по которой могла бы проехать и машина. Впереди шел Синохара, подгонявший побледневшего Сигэки Татибана, за ними – помощник инспектора Хибия и детектив Кондо. Процессию замыкали Коскэ Киндаити и инспекторы Тодороку и Ямасита. Инспектор Ямасита был крепким, коренастым, его движения были спокойными и раскованными. Недаром, как слышал Киндаити, он имел шестой дан дзюдо и не стеснялся проявлять свое мастерство перед подчиненными.

Поднявшись до вершины склона, увидели, что там произошел большой оползень, в результате которого несколько деревьев упали на крышу дома, но само бунгало, защищенное, как стеной, возвышающейся сзади скалой, практически не пострадало от тайфуна.

К входу в бунгало вели три каменные ступеньки, по которым поднялся Татибана и подергал дверь. Она оказалась запертой на ключ.

Выполняя просьбу полицейских, Татибана прокричал:

– Цумура-сэнсей! Цумура-сэнсей!

Однако ответа не последовало. На крыльцо взобрался Синохара и заглянул внутрь через ближайшее к входу окно.

– Там трубка…

К окну прильнул Хибия и сразу нахмурился.

С внутренней стороны окно было завешено плотной зеленой шторой, на которой сидело, расправив крылья, множество бабочек разной формы и размеров. Они расположились так, что действительно напоминали узор, а скорее очертания какого-то странного существа, и это производило до омерзения неприятное впечатление. Среди них было много мотыльков рыжевато-коричневого цвета, схожих с теми, которые были обнаружены в багажнике «хилмана».

– Разобьем окно?

– Нет, подождем.

Помощник инспектора Хибия всматривался внутрь виллы сквозь немного приподнятую штору и неожиданно отпрянул от окна в таком ошеломлении, как будто его ударили.

– Киндаити-сэнсей, взгляните-ка…

– А что там?

– На столе лежит трубка. Посмотрите, что под столом.

Коскэ Киндаити наклонился и приложил лицо к щелке, в которую только что смотрел Хибия. Внутри комнаты, все окна которой были завешены плотными зелеными шторами, было полутемно, и казалось, что комната окутана холодным воздухом. Когда глаза постепенно привыкли к сумеркам, Киндаити смог различить разнокалиберную мебель, характерную для сдающихся в аренду домов.

Посередине комнаты – длинный стол, на котором стояла пепельница, рядом с ней – небрежно брошенная трубка. Это была стильная тонкая трубка, которую так любил Синдзи Цумура. Взгляд Коскэ Киндаити скользнул вниз, под стол, и он остолбенел.

На полу под столом валялись две, нет, три спички с красными и зелеными головками. Видимо, эти спички и поразили помощника инспектора Хибия. Одна из спичек была надломлена посередине.

– Хибия-сан.

Коскэ Киндаити выпрямился, но Хибия рядом не оказалось, вместо него с напряженным лицом застыл детектив Кондо. Инспекторы Тодороку и Ямасита так и стояли на крыльце. В углу крыльца встревоженно обменивались взглядами Сигэки Татибана и Кацуми Синохара.

– Хибия-сан сейчас осматривает заднюю часть дома. Киндаити-сэнсей, вы там что-то разглядели?…

– Посмотрите сами. Что касается трубки, то она лежит на столе, но самое интересное находится под столом.

Коскэ Киндаити уступил место Кондо и подошел к Тодороку и Ямасита.

– Вам известно, что в этом деле загадочную роль играют спички?

– Да, Кондо-кун нам недавно рассказывал об этом. Есть что-нибудь новое?

– Да, кое-что интересное. Посмотрите сами, и я хотел бы выслушать ваше мнение.

Коскэ Киндаити глянул с крыльца вниз на четко проступавшие следы автомобильных шин, которые он заметил ранее. Несомненно, о них знает и помощник инспектора Хибия. Вопрос заключается в том, совпадают ли эти следы с шинами «хилмана» Кего Маки.

Киндаити собирался что-то спросить об этом у Сигэки Татибана, но в этот момент раздался взволнованный голос Кондо:

– Киндаити-сэнсей! Киндаити-сэнсей! Настоящее место убийства действительно находится здесь. К тому же эти следы от колес…

Оба инспектора один за другим заглянули в комнату и оба не смогли скрыть удивления.

– Киндаити-сэнсей, необходимо осмотреть бунгало внутри. Может, Хибия-кун…

Когда инспектор Ямасита начал говорить, из-за угла здания раздался громкий голос помощника инспектора Хибия:

– Татибана-кун, подойди сюда на минуточку.

Когда все спустились с крыльца и повернули за угол, вновь раздался голос Хибия:

– Пожалуйста, будьте внимательны и не наступайте на следы, их здесь много.

Однако Хибия позвал Татибана не из-за следов. С окна на противоположной стороне здания свисал странный предмет. Им оказался шарф из креп-жоржета, длиной около сорока сантиметров, коричневого цвета, с красно-бурыми полосами.

– А-а, это… – Татибана невольно протянул к шарфу руку.

– Не прикасайся к нему, – резко сказал Хибия и, строго глядя на Татибана, продолжил: – Татибана-кун, тебе знакома эта вещь?

– Татибана-кун, если ты знаешь, то лучше откровенно сказать. Это может иметь серьезные последствия, – предупредил его Киндаити.

Татибана обменялся взглядами с Синохара, и его лицо побледнело. Казалось, оба были потрясены происходящим.

– Да… Я уже, кажется, рассказывал. Вчера, когда в «Хосино-онсэн» я встретил Тасиро, у него за спиной был рюкзак…

– Да, я помню. Он еще был в баскетбольных кроссовках, – сказал Хибия и пальцем показал инспектору Ямасита на отпечатки ног на земле.

Инспектор Ямасита молча кивнул, он не собирался вмешиваться в расследование здесь, на месте, а намеревался позже спокойно выслушать доклад о его результатах.

Лицо Татибана передернулось.

– Дальше, дальше! – поторопил Киндаити.

– Из рюкзака торчал кусок этого шарфа… Нет, этого или другого, я не знаю, только узор на нем был такой же. Я сказал, что он может выпасть, и попытался затолкать его внутрь. Этот тип пробурчал: «Не суйся, куда тебя не просят», – и опять вытащил шарф. Я подумал, что он не вполне нормальный… Но узор на шарфе я хорошо запомнил.

Теперь уже не было сомнений, что Синкити Тасиро вчера вечером был здесь, но в этом не было ничего странного, так как Цумура был его учителем, вчера в «Хосино-онсэн» они о чем-то беседовали и, возможно, договорились о встрече вечером.

Этот креп-жоржетовый шарф, видимо, сильно промок, но, так как был из тонкого материала, быстро высох, только как-то сморщился.

Шарф висел на проводе, который одним концом был примотан к карнизу над окном, а на другом конце расходился на три части, образуя своего рода крючки. До них было легко дотянуться рукой из окна, и все это сооружение, видимо, было предназначено для сушки носков, платков и другой мелочи. Прямо под этим проводом лежал обожженный валун с горы Асама, на котором были следы прилипшей грязи.

Боковое окно тоже было завешено плотной зеленой шторой, не доходившей до подоконника. Помощник инспектора Хибия взобрался на лежащий под окном валун и, согнувшись, заглянул в щель. Отсюда можно было одним взглядом охватить всю гостиную. Помощник инспектора внимательно осмотрел крючки и, повернувшись к Татибана, сказал:

– Татибана-кун, ты примерно одного роста с Синкити Тасиро?

– Да…

– Извини, но я хочу попросить тебя вообразить, что у тебя за спиной рюкзак, и отсюда посмотреть внутрь дома… Меня интересует, мог ли свисавший из рюкзака шарф зацепиться за эти крючки.

– Конечно… – Голос Сигэки Татибана отчетливо дрожал.

Эксперимент удался: если бы человек одного роста с Сигэки Татибана с рюкзаком за спиной с этого места заглядывал внутрь дома, то свисавший из рюкзака шарф оказался бы на такой высоте, что мог легко зацепиться за крючок на проводе.

– Хибия-сан, если Тасиро-кун заглянул отсюда внутрь, то что же он мог там увидеть? – спросил Синохара взволнованным голосом.

– В этом-то вся проблема. Я тоже хотел бы это знать, – холодно ответил Хибия.

Не было сомнений, что Синкити Тасиро заглянул внутрь дома с этого камня. Но что он там увидел? Нет, важнее узнать, что произошло после этого с самим Синкити Тасиро?


Глава четырнадцатая


Цианистый калий


Тяжелое молчание воцарилось среди присутствующих. Холодное, леденящее душу молчание. Уже стало настолько темно, что было трудно различить выражения лиц стоящих перед бунгало людей. Помощник инспектора Хибия, как будто что-то вспомнив, спросил:

– Татибана-кун, когда ты был здесь в последний раз и обходил вокруг дома, то не заметил этот шарф?

– Нет, я… – Татибана облизал сухие губы – …я не обходил весь дом. От крыльца я повернул влево и дошел до заднего входа, та дверь тоже оказалась закрытой. После этого я собирался обойти дом, но в одном месте к нему вплотную подступают заросли кустов, сразу за домом произошел оползень, и я решил, что мне не пройти. К тому же я подумал, что весь покроюсь паутиной, поэтому повернул назад. И был ли здесь шарф…

– Ямасита-сан, я хотел бы попытаться войти внутрь.

– Я согласен. У нас просьба к Татибана-кун: проведите нас туда, но, когда мы войдем, хотелось бы, чтобы вы нам не мешали.

Все вернулись на крыльцо. По обе стороны от запертой входной двери были стеклянные двери, причем правая закрывалась с внутренней стороны примитивным металлическим засовом. Получив от Хибия складной нож, Татибана поддел им край стекла вблизи засова. Раздался легкий хруст, на поверхности стекла появилась трещина, и, нажав рукой, Татибана выдавил внутрь кусок стекла. Засунув руку в образовавшееся отверстие, он выдернул засов, и стеклянная дверь открылась. Внутри дома уже было совершенно темно. Вслед за Татибана вошел Синохара.

– Начальник, Киндаити-сэнсей, пожалуйста, возьмите это.

Предусмотрительный Кондо вручил им карманные фонарики, которые он заранее приготовил. У обоих полицейских инспекторов они были с собой. Помощник инспектора Хибия предупредил всех:

– Пожалуйста, стойте на месте, вы можете затоптать улики.

Взлетевшие, когда открылись двери, бабочки мелькали в перекрещивающихся лучах карманных фонариков, как вестники злых сил.

Помощник инспектора Хибия, найдя на стене выключатель, нажал на него, но раздался только щелчок – свет не загорелся. Свет в этом районе так пока и не включили. Лучи пяти карманных фонарей скользили по комнате и вскоре соединились на стоящем в центре столе. Помещение выглядело более простым и скромным по сравнению с коттеджем Кего Маки в Ягасаки, и неказистые стол и стулья гармонировали с внутренней простотой этого бунгало – лишнее подтверждение, что оно сдавалось арендаторам вместе с мебелью. Арендатор, как правило, привозил с собой из Токио только постельные принадлежности и посуду.

На столе была вышитая скатерть, отделанная кружевами, на ней стояли пепельница, настольная зажигалка и ваза для цветов, но все они были сдвинуты в один угол, и середина стола была полностью свободна, как будто кто-то вчера вечером что-то расставлял здесь. Только матросская трубка по какой-то причине одиноко лежала на середине стола. Говорили, что хозяин этого дома был заядлым курильщиком, причем дома курил трубку, а вне дома сигареты, но пепельница тем не менее была пуста.

Внимание Киндаити, Хибия и Кондо привлекла еще одна деталь. В углу стола, на некотором расстоянии от пепельницы, зажигалки и вазы, стоял подсвечник, на подставке которого поверх старых, почерневших от грязи потеков воска, лежал слой белого, как можно было предположить, свежего воска.

Человеку, который вчера наводил порядок на этом столе, видимо, не нужны были пепельница и зажигалка, а вышитая скатерть и ваза ему просто мешали. Ему, вероятно, был нужен только подсвечник. Но почему матросская трубка лежит отдельно? Для чего подготовили этот стол? Непонятно.

– Татибана-кун, – позвал в темноте Коскэ Киндаити и направил луч своего фонарика на окно. Луч выхватил из темноты бледные лица Татибана и Синохара. – Ты говорил, что трубка Цумура вроде бы засорилась и он не мог ее курить.

– Да, Цумура-сэнсей сказал об этом с огорчением.

– Хибия-сан, а что, если нам проверить эту трубку?

– Да, конечно. Кондо-кун, попробуйте…

– Слушаюсь, – ответил Кондо, но когда он приблизился к столу, в соседней комнате загорелся свет. От неожиданности все невольно вздрогнули, а Киндаити рассмеялся.

– Хибия-сан, дали свет. Попробуйте повернуть выключатель. Вы, когда вошли, выключили свет.

Хибия вновь повернул выключатель, и, когда лампа дневного света, мигнув несколько раз, загорелась, все облегченно вздохнули.

– Вот спасибо, – сказал инспектор Ямасита. – А то темнота нагоняет жути.

– Получается, что в этом доме свет со вчерашнего вечера был включен? – Инспектор Тодороку повертел головой, осматривая комнату. В свете дневных ламп все внутри выглядело не столько простым и скромным, сколько безвкусным.

– А из-за того, что была прекращена подача тока, света не было, и это не вызвало никаких подозрений ни у прохожих, ни у Татибана, который днем приезжал сюда.

– Значит, до того, как был отключен свет, кто-то пришел сюда, и они с Цумура беседовали за столом. Когда неожиданно была прекращена подача тока, откуда-то принесли подсвечник.

Окинув взглядом положение стульев и подсвечника, инспектор Ямасита сказал:

– Вероятно, так и было.

– А где стоял подсвечник?

– Вон на той полке. – Татибана указал на полку для различных безделушек. На ней, слева от настольного календаря, стоял точно такой же бронзовый подсвечник, какой был на столе, с целой свечой. – Это парные подсвечники.

В Кураидзаве часто бывают грозы, из-за них прекращают подачу тока. При особенно сильной грозе электроэнергия отключается заранее, поэтому во многих домах предусмотрительно держат наготове свечи. Видимо, так же поступал и Синдзи Цумура.

– В самом деле, – сказал инспектор Ямасита, сравнивая два подсвечника. – Однако куда делась свеча из подсвечника, который стоит на столе?

– Эта свеча находится в студии в Ягасаки. Эти подсвечники все одинаковые, поэтому не было смысла нести его туда.

Помощник инспектора Хибия, похоже, согласился с таким объяснением.

– Действительно, это интересно. Кондо-кун, ну что же ты?…

– Ой, да-да.

Кондо боязливо приблизился к столу, обернув платком, поднял матросскую трубку и, приложив ее ко рту, с силой вдохнул и выдохнул.

– Совершенно забита.

– Все ясно. Значит, Киндаити-сэнсей, Синдзи Цумура вчера вечером, хотя и потерял ключи, все же возвращался в бунгало.

Помощник инспектора Хибия, подойдя к Киндаити, стал рассматривать лежащие на полу спички. Одна из них была с красной головкой, две другие – с зеленой. Одна зеленая спичка была надломлена в середине и согнута. Они вполне могли быть из одного спичечного коробка с теми, которые были обнаружены в студии.

– Кего Маки сидел на этом стуле и раскладывал спички. Об этом говорит и положение подсвечника. Значит…

Хибия опустил взгляд на сиденье стула. Стул был оббит хлопчатобумажной материей с крупным узором, а на сиденье лежала небольшая подушечка. Помощник инспектора Хибия провел пальцем по поверхности подушечки и возбужденным голосом позвал:

– Киндаити-сэнсей, посмотрите…

На кончиках пальцев помощника инспектора были пятнышки коричневого цвета, а на подушечке Киндаити увидел следы раздавленного мотылька.

Не было сомнений в том, что обнаружено настоящее место преступления и что Кего Маки был убит именно здесь. Сев на этот стул, он разложил спички на столе и что-то объяснял сидящему напротив человеку. Тут-то ему и дали выпить цианистый калий. Но кто это сделал?…

Ответ напрашивался сам собой. Матросская трубка и другие мелочи свидетельствовали о том, что Синдзи Цумура вчера был здесь, и он вполне мог успеть вернуться сюда к девяти часам вечера, то есть к тому времени, когда, как предполагалось, наступила смерть Кего Маки. Но куда после этого мог исчезнуть Синдзи Цумура?

– Татибана-кун, Цумура умеет водить машину? – спросил Киндаити.

– Да, у сэнсея есть «тойота корола».

– Но ее здесь нет.

– Сэнсей постоянно ездит на ней в Токио и обратно. Недавно, когда он возвращался в Токио, он врезался в другую машину. Или в него врезались?

– Это он врезался, – поправил Синохара.

– Вероятно, так и есть. Он часто попадает в аварии из-за своей рассеянности. Но в этот раз, похоже, была крупная авария, машина сейчас в гараже на ремонте. Он не мог пропустить фестиваль современной музыки и приехал на поезде. По этому поводу он постоянно ворчал.

– Значит, он может управлять машиной.

– Да, хотя образцовым водителем его не назовешь. Вы в чем-то подозреваете Цумура-сэнсея? – с беспокойством спросил Татибана. – Недавно Хибия-сан сказал, что вчера вечером был убит Маки-сан. Это имеет какое-либо отношение к Цумура-сэнсею? Как связано это бунгало с убийством Маки-сана?

Сигэки Татибана почти кричал, но никто не спешил с ответом на его вопросы. Наконец помощник инспектора Хибия, тщательно выбирая слова, сказал:

– Может быть, и имеет. Вот только неизвестен мотив: что побудило Цумура убить Кего Маки?

– Какая ерунда! – в один голос воскликнули Татибана и Синохара.

Татибана что-то хотел сказать, но Синохара перебил его:

– Такой человек, как Цумура, не способен даже муху обидеть или мотылька убить. А уж убить человека! Как может прийти в голову такая ужасная мысль!

Полицейским, увы, было известно немало случаев, когда жестокие убийцы не чаяли души в птичках и собачках…

– Цумура-сэнсей, – с трудом сдерживая себя, начал говорить Татибана, – встретился с Маки-сан после долгого перерыва. Встретиться с человеком и в тот же вечер убить его – разве можно вообразить что-нибудь более неправдоподобное? Цумура-сэнсей не дурак и не сумасшедший.

– У Цумура был цианистый калий?

– Откуда? Такого опасного вещества у Цумура не было и быть не могло! А значит, Маки был отравлен цианистым калием! Если это так, то все выглядит еще более странным. Вчера Цумура встретился с Маки – тот совершенно неожиданно к нему пришел. Но даже если в момент встречи у Цумура сразу возникла мысль убить Маки, то где он мог достать цианистый калий? Вы что же, считаете, что в аптеках Каруидзавы запросто продают яды? Если это так… Если это так…

– Если это так, Татибана-кун, что вы намерены сделать? – с улыбкой спросил инспектор Ямасита.

– Я заявлю в полицию Каруидзавы, нет, в полицию префектуры Нагано. Заявлю о халатном отношении к контролю за ядами. Я скажу, что купил цианистый калий! Я убью каждого, кто называет Цумура-сэнсея убийцей! Обязательно убью!

И Татибана заплакал, спрятав лицо на груди Синохара.

Инспектор Ямасита, сделав строгое лицо, сказал:

– Татибана-кун, успокойся. Хибия-кун, вы должны быть более осторожны в высказываниях. Похоже, что все не так просто…

– А что, если Цумура планировал самоубийство и поэтому приготовил цианистый калий…

– Хибия-сан, вы слишком серьезно воспринимаете его развод с Тиёко Отори. Цумура по характеру оптимист, и его страдания по поводу развода были всего лишь позой. Ему просто нравилось демонстрировать, как он страдает.

– Я согласен с Синохара-сан. Трудно представить, что Цумура-сэнсей задумал самоубийство. Но даже если бы он и принял такое решение и приготовил цианистый калий, то мы точно бы об этом знали. Сэнсей – легкомысленный человек, он бы обязательно об этом кому-нибудь рассказал.

– Одну минутку, Татибана-кун, – вмешался в разговор Киндаити. – Мне это только что пришло в голову, поэтому не воспринимай слишком серьезно. Просто хотелось бы услышать твое мнение.

– О чем?

– По поводу Синкити Тасиро. Тасиро в прошлом году не удалось покончить жизнь самоубийством. Его девушка умерла, а он остался жив. Послезавтра – годовщина этого события, и к этому времени он приехал в Каруидзаву. Нельзя исключить, что он задумал довести до конца это дело.

– Я тоже сразу об этом подумал. Если он собирается это сделать – туда ему и дорога. Однако, Киндаити-сэнсей, вы это с чем-то связываете?

– Тасиро в прошлом году остался жив, потому что ему не хватило яда. Если он собирается довести дело до конца, то не думаешь ли ты, что он приготовил более надежный яд, например, цианистый калий?

Это предположение, судя по всему, потрясло Сигэки Татибана. С испуганным выражением лица он начал было сбивчиво что-то говорить, но Киндаити перебил его:

– Я вовсе не хочу сказать, что Цумура мог воспользоваться приготовленным Тасиро цианистым калием для убийства Маки. А мог ли быть у самого Тасиро мотив убить Маки?

– Это трудно себе даже вообразить. Скорее всего, Тасиро даже не знал Маки. По крайней мере до вчерашнего дня…

– На этом пока остановимся. Как сказал инспектор Ямасита, в этом деле много сложностей. Но ты должен твердо знать следующее. Преступление было совершено здесь, и Цумура, очевидно, имеет к нему какое-то отношение. Далее: Тасиро, кажется, что-то видел из того окна. При этом их обоих в доме нет.

О том, что в бунгало никого нет, доложил детектив Кондо, который тщательно проверил все помещения.

– Поэтому я хочу обратиться к тебе, Татибана-кун, с просьбой. Только ты один знаешь и Цумура, и Тасиро. Мы хотим, чтобы ты сотрудничал с нами и обязательно сообщил в полицейское управление любую информацию о них, какая только до тебя дойдет.

– Киндаити-сэнсей, – сказал, запинаясь, Татибана, – я верю в полную невиновность Цумура-сэнсея, поэтому обещаю: как только мне станет известно о местонахождении кого-либо из этих двоих, я немедленно свяжусь с вами.

– Спасибо. И еще. Татибана-кун, ты не замечаешь, здесь что-нибудь исчезло?

– Да-да, я заметил. На этой полке, на том месте, где сейчас стоит настольный календарь, раньше была фотография композитора Бартока в рамке. Сэнсей – большой почитатель Бартока.

– Какого размера?

– Небольшого. Примерно в журнальную страницу.

– Что-нибудь еще?…

Татибана осмотрел комнату.

– Этот настольный календарь всегда стоял в углу полки.

– Спасибо. Хибия-сан, у вас что-нибудь есть?

Посовещавшись с Кондо, Хибия сказал:

– В таком случае осмотрим все помещения. Не пропало ли там что-нибудь? Синохара-сан, пожалуйста, присоединяйтесь к нам.

За холлом была расположена небольшая комната в японском стиле, совсем маленькая комната для прислуги, кухня, ванная комната и туалет. Следов присутствия Синдзи Цумура нигде не было.

В японской комнате лежали застеленные постельным бельем матрацы, а рядом с подушкой был брошен на пол атташе-кейс. В нем была одежда, в которой Цумура дирижировал: белая рубашка, галстук-бабочка и черный пиджак. Теперь не было никаких сомнений, что Цумура вчера вечером возвращался домой, переоделся, быть может, в одежду в стиле, как это назвал Сигэки Татибана, гангстера, и вновь исчез.

Кухня была довольно тщательно убрана. Коскэ Киндаити обратил внимание: если в холле и японской комнате еще были признаки беспорядка, то по кухне нельзя было сказать, что хозяйство здесь вел одинокий мужчина.

– Киндаити-сэнсей, посмотрите на это.

С хозяйственной полки на кухне Кондо осторожно достал спичечный коробок, используя при этом платок, чтобы сохранить возможные отпечатки пальцев. Это был обычный спичечный коробок с наклеенными картинками и названием магазина, где он был куплен.

Кондо открыл коробок, в нем оказались спички с красными и зелеными головками, похожие на найденные в холле бунгало и студии Кего Маки.

– Кондо-кун, с этого спичечного коробка необходимо снять отпечатки пальцев. Возможно, там будут обнаружены отпечатки пальцев потерпевшего.

– В холле должны остаться отпечатки пальцев, потерпевший был без перчаток.

«Зато одетый под гангстера Синдзи Цумура, как говорят, был в черных перчатках», – подумал Коскэ Киндаити.

– Татибана-кун, Цумура готовил себе здесь пищу? – спросил Киндаити, повернувшись к Татибана.

– Да, сэнсей и в Токио сам себе готовит.

– И его кухня всегда такая чистая и аккуратно прибранная?

– Ничего подобного. Сэнсей очень аккуратный человек во всем, что касается работы. В личной жизни он безалаберный и к тому же известный растяпа. Надо же, кухня выглядит сравнительно чистой, – с удивлением констатировал Татибана.

– Здесь стоят стаканы для виски и кувшин, но почему нигде нет бутылок из-под виски. Какое виски пьет Цумура?

– Цумура-кун предпочитает лучшие импортные сорта, например, «Джонни Уокер» с черной этикеткой, – прокомментировал Синохара.

Виски, которое в прошлом году стащил Ясухиса Фуэкодзи, тоже было этой марки.

– Да, действительно, нет ни одной бутылки из-под виски. Сэнсей обычно оставлял их на посудной полке и только вчера убрал в айс-бокс позади здания.

– Это что такое? – спросил Хибия.

– К задней стороне кладовой примыкает холм, внизу которого есть пещера. Сэнсей называет ее айс-бокс – ледяной ящик, и хранит там свежую рыбу и другие продукты. Однако сейчас из-за оползня вход в нее завален.

– Оползень завалил пещеру?… Надо бы пойти посмотреть.

Задняя дверь в дом была закрыта на ключ, поэтому всем пришлось обойти дом. На улице было уже совсем темно, однако свет из окон бунгало хорошо освещал пространство вокруг дома. Недалеко от заднего хода в дом стоял небольшой сарай, наклонившийся под давлением массы земли, которая навалилась на него сзади. Ветви трех упавших деревьев покрывали все вокруг.

– Где была пещера?

– Вон там, сразу позади сарая.

– Она была большая?

– Взрослый человек, согнувшись, мог войти в нее. Внутри она была около трех квадратных метров, а может, и немного больше. Она образовалась естественным путем, и внутри было довольно прохладно. Поэтому Цумура-сэнсей использовал ее вместо холодильника.

В свете ручных фонариков стало очевидно, что к пещере невозможно даже приблизиться из-за оползня и поваленных деревьев.

Время уже перевалило за семь часов, а Синдзи Цумура до сих пор не возвращался. Куда он ушел в одежде гангстера? А Синкити Тасиро?…


Глава пятнадцатая


Рассуждения госпожи Мисао


Мисао Хигути пребывала в сильном возбуждении и беспрерывно тараторила. У нее порою случались приступы неудержимой болтливости, и ее муж, Киити, так и не привык к этому. Подобно молодой девушке, она имела склонность к фантазиям, которые высказывала вслух, перескакивая с одной темы на другую и оттого еще сильнее распаляясь. Причиной таких приступов могло стать просто плохое настроение, или чувство ревности, или раздражение. Родилась Мисао в Тохоку, на севере острова Хонсю, и даже учеба в Токийском женском университете искусств не до конца избавила ее речь от акцента, свойственного уроженцам этой местности. Пока Мисао была спокойна, он был почти незаметен, а когда бывала чем-то взбудоражена, диалект проявлялся особенно отчетливо, и это всегда выводило Киити из себя.

– Вы так взволнованы… Быть может, нам следует ненадолго остановиться? В таком состоянии недолго и машину разбить, – с беспокойством сказала ее спутница.

– Если я и взволнована, то лишь потому, что тревожусь о вас, – раздраженно отреагировала Мисао. И почти без паузы продолжила свой бесконечный монолог, перемешивая и путая людей и события: – Вы только посмотрите, в этот раз уже третий! При этом четвертый сейчас живет по соседству со мной. И трудно предсказать, не случится ли чего вскорости с этим четвертым. А если произойдет то же самое? Естественно, подозрение падет на вас. По соседству с четвертой жертвой тайком живет женщина, брошенная ее вторым мужем. Никто не сочтет, что это простая случайность. Так что вам надо держаться.

– Мисао-сан! – голос спутницы дрожал от страха. – Нет, нет. Если вы так считаете, я прямо сейчас уеду в Токио. Пожалуйста, отвезите меня на станцию.

– Хорошо. Если вы хотите, я так и сделаю. Однако подумайте, к чему это приведет. Я ничего не скажу лишнего, что могло бы вам повредить. Но в конце концов полиция обратит на это внимание, и они обязательно начнут расследование. Рядом с виллой, которую арендует четвертый муж той женщины, скрытно живет женщина, брошенная ее вторым мужем, то есть вы.

– Я… я отнюдь не скрываюсь.

– Однако полиция решит, что именно скрываетесь! Ведь полиция ко всему относится с подозрением. Полицейские сочтут, что вы здесь тайно поселились, чтобы следить за тем мужчиной. И посмотрите, что будет, если вы сразу уедете в Токио. В таком случае они сразу заподозрят, что после обнаружения третьей жертвы вы тайком сбежали из Каруидзавы.

Мисао наслаждалась ситуацией. Большую часть года она жила вдали от людей в горах Каруидзавы, и одиночество рождало в ней различные чувства, главным образом отрицательные: ненависть, недовольство, обиду и жажду мести. Теперь, в этих трагических обстоятельствах, она воображала себя чуть ли не центром событий. Происшествия в Каруидзаве давали место полету ее фантазии и выход обуревавшим ее эмоциям.

– Может быть, вы сами явитесь в полицию?… Я – та самая женщина, которую бросил мужчина, бывший вторым мужем той женщины. В прошлом году и в этом, два года подряд, я какое-то время жила в Каруидзаве по соседству с четвертым мужем той женщины, но это случайное совпадение, у меня не было намерения следить за ним. Ну, хватит у вас мужества явиться в полицию и сказать все это?

– Нет, нет! Я не хочу быть втянутой в это дело. К тому же я не следила за этим человеком.

– Да неужели? – повысив голос, продолжала Мисао. – Вы впервые приезжали в Асамаин пять-шесть лет тому назад и пробыли здесь всего три дня. Разве вы не сказали тогда одному человеку, что вы сыты по горло этим захолустьем? Что здесь такая тоска, что можно умереть? Этим человеком была я, которая круглый год живет в этом захолустье. Вот такая я несчастная женщина. А почему? Потому что моего мужа забрала другая женщина и мне больше некуда было податься. Ну ладно, мне уже безразлично. Но если говорить о вас, то вы в таком же положении. Однако, разочаровавшись однажды, зачем вы в прошлом году и в этом вновь решили сюда вернуться? Что подумает об этом полиция? Вы скажете, все это случайность, но поверят ли они вам? Ой, осторожно!

Машина чуть не сбила двух прохожих, которые собирались перейти перекресток, но Мисао успела резко затормозить.

– Смотри, куда едешь, бабуся! Ты что, не видишь красный свет?

Прохожими оказались молодой человек и девушка, которые, взявшись за руки, ступили на проезжую часть, когда их чуть было не сбила машина.

– Ну что это за девушка! – спустя некоторое время с отвращением проворчала Мисао. – Девушка, а как выражается!

– Мисао-сан, это не девушка. Это парень.

– Так у него же волосы до плеч!

– В последнее время модно, когда мужчины отращивают длинные волосы.

– Ах, как все это противно! Наступает конец света. Поэтому той женщине удается заманивать в свои сети хороших мужчин, а такой милой женщине, как вы, приходится приезжать в такое скучное место, как Асамаин.

– Мисао-сан, давайте прекратим этот разговор.

– Можно и прекратить. Но я веду этот разговор ради вас.

– Так вы можете опять на кого-нибудь наехать.

– Пожалуйста, не говорите плохо о других. Я до сих пор ни разу никого не задавила и ни разу не столкнулась с другой машиной. Да-да, это так. Правда, в прошлом году у меня была неважная машина, и однажды, поднимаясь в Асамаин, она застряла. Вы тогда еще надо мной насмехались. Но «рено», на котором я сейчас езжу, очень мощная машина, к тому же я образцовый водитель. Так что подобные высказывания ни к чему.

Мисао была в чрезвычайно приподнятом настроении.

В тот роковой день, когда из-за тайфуна было отключено электричество, она решила поужинать в городе и пригласила свою подругу в китайский ресторан. Там она и услышала о том, что произошло с Кего Маки. Для нее, которая всегда начинала пылать негодованием, узнав о чьей-то беременности или вероломстве мужчин, могло ли быть что-нибудь более интересное, чем эта новость?

Она просто думать ни о чем другом не могла и сейчас развивала тему, не заботясь о том, что это может ранить и заставить страдать ее молодую подругу:

– Летом прошлого года, когда мы встретились в Токио после долгого перерыва, я случайно упомянула, что этот ее четвертый муж снял бунгало рядом со мной. Тогда вы сразу же приехали в этот когда-то ненавистный вам Асамаин. Я, между прочим, веду дневник, в котором записано, что вы без предупреждения приехали ко мне вечером четырнадцатого числа. А через день, шестнадцатого, утром, ее первый муж был найден мертвым в бассейне в странной позе. После этого я просмотрела свой дневник и подумала: это просто потрясающе. Разве вы не ехали в одном поезде с Фуэкодзи? Или, возможно, вы преследовали его?

– Да перестаньте же. Я не имею никакого отношения к этому мужчине. Мы просто случайно оказались в одном поезде.

– Ах, вы выдали себя. Как говорят, не спрашивайте, проговорится сам. Однако это странно, не правда ли? Я в последнее время читаю много детективных романов, главным образом иностранных. У меня-то самой нет никакого интереса к расследованию преступлений. На самом деле я всегда сочувствую преступнику. Однако в детективных романах преступника в конце концов обязательно ловят. Я все время удивляюсь, что они за дураки. Я бы более умно смогла все обставить. Поэтому недавно я решила каждый день как будто бы убивать по одному человеку, так сказать, придерживаться принципа: в день по одному убийству. Интересно, да? Причем убиваю разными способами. Ха-ха-ха!

Мисао постепенно приходила все в большее возбуждение, однако продолжала довольно умело управлять машиной.

– Послушайте, я только что сказала: «Не спрашивайте, проговорится сам». Вы, значит, были знакомы с первым мужем той женщины? Разве это не странно, что, приехав вместе с вами, он на следующий день умер самым странным образом? Это случилось пятнадцатого августа прошлого года, в день праздника О-Бон. Вернувшись, я посмотрю в дневнике, нет, я все хорошо помню и без дневника: у меня очень хорошая память, так как я настоящая мисс Марпл.

По мере того как Мисао все больше возбуждалась, она становилась все более говорливой и делала все более странные заявления. Мисс Марпл – пожилая дама из детективных романов Агаты Кристи, которая в силу своей наблюдательности способствовала раскрытию многих преступлений. Если уж Мисао захотелось стать новой мисс Марпл, ей прежде всего необходимо было отказаться от сочувствия к преступникам и, приноровившись к новому мировоззрению, овладеть профессией детектива.

– В тот вечер вы одна пошли смотреть танцы О-Бон. Был густой туман, сыро, у меня начался приступ невралгии. Невралгия очень неприятная болезнь, при ее обострении постоянно находишься в подавленном настроении. Поэтому я осталась дома. Мне было не до танцев, свет был не мил, не то что… А вы ходили, и с тех пор стали как-то странно нервничать. Во сколько же вы вернулись?… В девять часов, в десять, в одиннадцать?… Надо будет посмотреть в дневнике. Но что я хорошо помню, так это то, что вы вернулись бледная как полотно, и вас била крупная дрожь. Я еще тогда подумала, что вы простудились. Вы большими глотками пили виски, которое принесли с собой, и я спросила, с каких это пор вы стали выпивать.

Лицо спутницы Мисао было закрыто вуалью, но даже сквозь вуаль было заметно, как она побледнела. Мисао чувствовала ее страх и отчаяние, но, испытывая наслаждение, не могла остановиться.

– На следующее утро вы поспешно уехали в Токио. Тогда я ничего не поняла, но в вечерних новостях по телевизору сообщили о несчастном случае. Меня как молнией пронзило: вот, оказывается, в чем дело, и подробненько описала в дневнике все события предыдущего вечера.

– Вы что же, думаете, что это я его убила?

– Убила? Вот это да! Опять проговорилась. Все-таки он был убит? А в газете это было преподнесено как самоубийство или несчастный случай. Ладно, ладно. Вам не о чем волноваться. Я ведь всегда на стороне преступника. Но вы и вчера вечером вели себя очень странно. Во сколько же это было? Я для своего возраста сравнительно хорошо сплю, потому что совесть у меня спокойна.

Эта женщина в мечтах совершала каждый день по убийству и при этом имела спокойную совесть. То ли Мисао была такой уж закоренелой оптимисткой, то ли воспринимала все человечество как марионеток в кукольном театре.

– Вы среди ночи прибежали ко мне в комнату и попросились переночевать со мной: якобы поднялся сильный ветер, на втором этаже все ходит ходуном, и поэтому вы не можете заснуть. У меня двуспальная кровать и вроде бы вы не должны были мне мешать, но все же я долго не могла уснуть, ведь вы все время ворочались и громко стонали. Из вашей комнаты на втором этаже хорошо видно соседнее бунгало. Накануне вы видели что-то происходившее внутри виллы, которую арендует Синдзи Цумура. Когда вы залезли ко мне в постель, ваша пижама была влажной. Значит, вы потихоньку выходили из дома. Какая досада, что я спала! Но ведь у меня чистая совесть.

Мисао ухмыльнулась. Это была улыбка садиста перед последним ударом. Увидев лицо Мисао в зеркале заднего вида, ее спутница съежилась от страха.

– Послушайте, Нацуэ-тян, как вы это сделали? – спросила Мисао неприятно ласковым голосом.

– Что вы имеете в виду?

– Прекратите притворяться, вы все прекрасно понимаете! Я имею в виду цианистый калий.

Ее спутница содрогнулась от ужаса. Почувствовав это, Мисао торжествующе улыбнулась, наслаждаясь своей властью над подругой.

– Если вы будете утверждать, что не знаете, что такое цианистый калий, со мной это не пройдет. Сколько лет тому назад? Когда ваш муж ушел к той женщине, разве вы не приехали в Асамаин и не привезли с собой цианистый калий, чтобы умереть вместе со мной, потому что меня тоже бросил муж? Но, к вашему великому сожалению, меня муж не бросал. Мы даже не разведены. Просто муж страшно раздражал меня, поэтому я на время уступила его другой женщине. Другими словами, дала ему в руки игрушку. Но он скоро вернется ко мне, упадет на колени и будет просить прощения. Да-да! Именно так!

Сколько лет живет эта женщина с подобными мыслями? Сколько лет она каждый божий день ждет телефонного звонка или письма, ждет, что муж придет сам и падет перед нею ниц? Но когда наступает вечер, а потом ночь, она выдумывает тысячи способов, как убить мужа и эту ненавистную женщину, и в конце концов сформулировала свой принцип: каждый день по одному убийству.

– В то время вы совсем обезумели и только твердили: умрем, прошу вас, давайте умрем, уйдем вместе в другой мир. Я вам сочувствовала и даже горько плакала. Однако не заблуждайтесь. Я плакала потому, что была тронута до глубины души вашей печальной историей, а у меня для грусти не было причин. Это только вы были брошены своим мужем, но не я. Поэтому подумайте над тем, что я сейчас сказала, подумайте еще раз.

В действительности все было как раз наоборот. Возможно, что о самоубийстве и заговорила ее спутница, однако Мисао настолько активно откликнулась на это предложение, взвинтив себя чуть ли не до состояния помешательства, что ее подруга, испугавшись, поспешно вернулась в Токио. Но факт остается фактом: у нее все-таки был цианистый калий.

– Послушайте, как вам удалось отравить человека цианистым калием? Просто восхитительно! Как вы это сделали? Расскажите, пожалуйста. Вам не о чем беспокоиться. Я ведь вам говорила, что я всегда на стороне преступника.

– Мисао-сан, – наконец-то откликнулась ее спутница, и голос ее был резок. – Допустим… допустим даже, что я отравила вчера этого человека, но какой у меня может быть мотив? Зачем мне надо было отравлять цианистым калием совершенно постороннего человека?

– Он не был для вас посторонним человеком, так как являлся третьим мужем той женщины!

– Ну и что? Зачем мне его травить?

– А затем, что это вы убивали одного за другим мужей этой женщины, для отвода глаз ни разу не повторившись в способе убийства.

– Вот это да! Значит, я убила и своего собственного мужа?

– Конечно. Он был самым ненавистным для вас, и вы принесли его в жертву первым.

– Но ведь у меня даже машины нет, и водить я не умею.

– Поэтому вы наняли убийцу. Это сейчас очень модно, об этом постоянно пишут в газетах.

– Наняла… – Спутница замолчала и задумалась на некоторое время. – Тогда объясните, Мисао-сан, а почему я должна была убивать других мужей этой женщины?

– Все очень просто. Чтобы свалить вину на другую женщину и отправить ее на виселицу. Вы потрясающая женщина, за это я вас и люблю! Вы обязательно добьетесь своего. Вот и цианистый калий приготовили. А для той женщины это будет достойным наказанием. Да, вы восхитительная женщина!

– Подождите меня хвалить. Но ведь нужно, чтобы и у той женщины был мотив. А ей-то зачем?

– Неужели вы не понимаете? Эта женщина сейчас влюблена в человека, который должен стать ее пятым по счету мужем. Многовато, согласитесь, тем более что предыдущие четверо живы и здоровы. Конечно, нынешний-то хорош! Красавец, потомок знатного рода, крупная фигура в послевоенном деловом мире! Вы меня извините, но ваш муж и в подметки ему не годится. Поэтому нет ничего странного в том, что эта женщина захотела убить парочку-другую предшественников.

– Она настолько влюблена, что и при живых мужьях готова пойти за ним в огонь и в воду.

– Вот именно! Решительности ей не занимать.

– Но разве сможет будущий муж любить женщину, руки которой запачканы кровью?

– Да именно он и подстрекал ее! Предыдущие мужья для него как бельмо на глазу!

– Но если мужчина по-настоящему любит женщину, разве бы он так поступил?

– Этот мужчина – ужасный человек. Он сумел возродить корпорацию «Камито санге», которая почти обанкротилась после войны. Ему ничего не стоит убить хоть десяток человек. Он живет по принципу: если кто-то мешает – надо его убрать.

Мнения Мисао менялись с калейдоскопической быстротой, и хотя со стороны это выглядело нелепо, она получала от своих рассуждений большое удовольствие.

– Ой, что же теперь делать! – неожиданно закричала Мисао.

– Что-нибудь случилось?

– Они включили свет.

– Но ведь электричество давно уже дали! Скоро мы подъедем к Асамаин. Будьте осторожны. Неприятно застрять, как в прошлом году.

Машина подъехала к мосту, по которому в этот день уже дважды проезжал Коскэ Киндаити. Когда «рено» Мисао приближался к мосту, две машины спустились со стороны Асамаин и, сделав крутой разворот, направились в сторону Сакура-но-дзава.

– Это ведь полицейские машины? Что-то произошло в Асамаин.

– Мисао-сан, – со страхом в голосе спросила ее спутница, – вы намерены рассказать полиции то, что рассказали мне?

– Ничего подобного! Я всегда на стороне преступника. К тому же я очень не люблю полицейских. Они похожи на ослов: ничего не соображают и на них нельзя положиться.

Когда у Мисао были неприятности с мужем, она хотела вернуть себе особняк в Дэн'эн-тефу и по этому поводу неоднократно обращалась в местное полицейское управление, однако так ничего и не добилась. Случилось так, что полицейский, который каждый раз беседовал с ней по этому вопросу, имел большие уши, и поэтому она стала называть всех полицейских ослами.

Когда они поднялись на холм Асамаин, то увидели, что внизу стоит несколько машин, в бунгало Синдзи Цумура во всех окнах горит свет, а вокруг суетятся какие-то люди.

– Действительно, что-то произошло. Что же вы там видели вчера, а? – Любопытство японской мисс Марпл вспыхнуло с новой силой.

– Пожалуйста, ничего не рассказывайте этим людям. Придет время, я сама все расскажу, обещаю прежде посоветоваться с вами. Но до того прошу вас ничего не говорить.

– Хорошо-хорошо. Я все понимаю. Я уже несколько раз говорила, что я всегда на стороне преступника… то есть на вашей.

Когда, миновав бунгало Синдзи Цумура, они подъехали к своему дому, к ним подошел полицейский в штатском. Это был элегантный молодой детектив Фурукава.

– Извините, вы случайно не Мисао Хигути-сан?

– Да, я Мисао Хигути, а в чем дело?

Мисао с трудом выбралась с узкого водительского сиденья «рено». Госпожа Хигути была довольно крупная женщина с благородными чертами лица, которое портил мутный левый глаз – результат недавнего внутреннего кровоизлияния, одетая в черный костюм с рисунком, изображающим цикад с расправленными крыльями.

– Что-нибудь случилось? – полюбопытствовала Мисао.

– Кое-что… В связи с этим я и хотел задать вам несколько вопросов.

– Ах, вот как. Послушайте, – обратилась она к своей спутнице, которая пряталась внутри автомашины. – Идите в дом и включите всюду свет. Я не люблю, когда темно.

Затем она повернулась к полицейскому Фурукава:

– Так что вас интересует? – При этом она сделала несколько шагов в сторону своей виллы и с величественным видом осмотрела окрестность.

– Сейчас, одну минуточку… – Фурукава мельком взглянул на сидевшую в машине женщину.

Если бы на его месте были инспектор Тодороку или детектив Кондо, то они, конечно же, обратили бы внимание на то, что перед ними та самая Нацуэ Фудзимура, которую бросил Кэндзо Акуцу ради того, чтобы жениться на Тиёко Отори.

Нацуэ Фудзимура училась в той же школе в городе Сэндай, а затем в том же женском Университете искусств, что и Мисао Хигути. Когда после развода с мужем ей пришлось покинуть театральный мир, она вела тихий образ жизни, устроившись на работу в женский журнал мод, который принадлежал ее подруге по университету.

Тот факт, что помощник инспектора Хибия ничего не знал о ее приезде в Каруидзаву в прошлом году во время несчастного случая с Ясухиса Фуэкодзи, нельзя не рассматривать иначе, как крупный промах в расследовании, значительно осложнивший дальнейший ход следствия.


Глава шестнадцатая


Семейный обед на вилле «Бандзандзо»


Ясуко Фуэкодзи неожиданно почувствовала какое-то беспокойство, будто холодный сквозняк прошелся по комнате, правда, никто, кроме нее, этого не заметил. «Просто я старая», – подумала Ясуко.

За столом царила оживленная атмосфера, как это бывает, когда собираются хорошо знакомые между собой люди. Из отеля «Такахара» был приглашен повар, еда была выше всех похвал, во время беседы присутствующие не забывали обращаться к Ясуко и называли ее почтительно «баба-тяма». Особенно внимательна к бывшей свекрови была Тиёко. Больше всех говорили за обедом Тэцуо Сакураи и Кадзухико Мураками, которые своими шутками и рассказами веселили присутствующих. Хидэмото Матоба был здесь впервые и держался несколько скованно, все остальные чувствовали себя совершенно свободно. Только Ясуко, человек старшего поколения и другого воспитания, была сдержанна и относилась к присутствующим свысока. Разговор вертелся, конечно же, вокруг завтрашнего турнира по гольфу. Почти все присутствующие собирались в нем участвовать и сейчас дружно согласовывали последние детали. Все были радостно возбуждены, лишь Ясуко высказала свое неудовольствие по поводу того, что Мися собирается принять участие в турнире.

– Но, оку-сан, почему бы ей и не попробовать? – удивился Кадзухико. – Мы с ней потренировались – у Мися хорошие способности.

Супруги Сакураи поддержали Кадзухико, и он обратился к Тиёко за разрешением взять Мися под свое покровительство. У Тиёко энтузиазм Кадзухико вызвал легкую улыбку. Она сказала:

– Я не возражаю, но решение принимает бабушка.

Во главе стола сидел Тадахиро, а предназначенное для хозяйки место напротив него занимала Тиёко. Справа от Тадахиро сидели Ясуко, Хироко и Кадзухико. Напротив Ясуко расположился Хидэмото Матоба, потом Тэцуо и Мися. Тиёко выглядела счастливой, сидя между Кадзухико и Мися.

Поддавшись непринужденной обстановке за столом, Ясуко постепенно успокоилась и перестала возражать против участия Мися в завтрашнем турнире. Тадахиро не вмешивался в обсуждение и только улыбался, отчего в уголках его глаз собирались морщинки. Гостей обслуживали Таки и ее помощница Тодайко, Акияма нигде не было видно. Ясуко отметила про себя, что обед был организован по первому разряду.

Завтра – годовщина смерти Ясухиса. Ясуко не испытывала к нему большой любви, но ради приличия хотела отслужить скромную поминальную службу в Каруидзаве, однако понимала, что говорить об этом здесь не следует.

Когда кто-то упомянул в разговоре Мохенджо-Даро, Хидэмото Матоба сразу оживился и стал увлеченно рассказывать об этом археологическом памятнике. Тадахиро с интересом его слушал. У Ясуко сложилось впечатление, что археолог хочет затащить туда Тадахиро, и она задумалась, что будет с Тиёко, если ему удастся это сделать. Речь Матоба становилась все более пылкой, Тадахиро слушал его с большим вниманием, но дело пока, к счастью, только этим и ограничилось.

Вскоре обед подошел к концу, и все перешли в соседнее помещение. Это был зал площадью более тридцати метров, потолок его был выше проходящей на уровне второго этажа галереи, его освещала огромного размера люстра и настенные бра. По сторонам арочных дверей, ведущих на веранду, были расположены прямоугольные окна. Потолок веранды, которая была построена в колониальном стиле, имел ромбовидную форму, с потолка через определенные промежутки свешивались люстры той же формы, что и люстра в зале, но меньшего размера. Высокий потолок в зале был задуман для того, чтобы летом здесь было попрохладнее, а для холодного времени года в углу была построена большая изразцовая печь в исламском стиле, который был моден на рубеже XIX–XX веков, в эпоху Мэйдзи. По всему залу были расставлены сделанные из тростниковой пальмы – ротанга – кресла с большими веерообразными спинками, и рядом с каждым стоял небольшой столик из этого же материала. Вся обстановка располагала к отдыху и непринужденной беседе.

Ясуко хотела было попрощаться, когда все встали из-за стола, но решила, что будет неприлично уйти сразу после обеда, и прошла вместе со всеми в зал. Атмосфера эпохи Мэйдзи, воссозданная в зале, потрясла ее.

Когда Хироко попыталась выяснить у Ясуко подробности утреннего приключения, в комнату вошла Таки и произнесла:

– Телефонный звонок от Киндаити-сэнсея.

Настроение присутствующих мгновенно изменилось, будто подуло холодным ветром. Все замолчали и посмотрели на Тадахиро. После некоторого колебания тот сказал:

– Что ж, я сейчас подойду к телефону.

В зале, конечно, был телефонный аппарат с длинным шнуром, позволявший говорившему перемещаться в любое место зала. Однако Тадахиро вышел из комнаты, и в зале воцарилось тревожное ожидание. Похоже, все гости Тадахиро, кроме Ясуко и Мися, знали, кто такой Коскэ Киндаити.

– Что случилось? Кто-то пришел? – дрожащим тихим голосом спросила впечатлительная Мися, явно напуганная переменой настроения гостей.

– Ничего не случилось. Не нужно волноваться, – шепотом успокоил ее Кадзухико, но и его голос звучал уже не так бодро, как прежде.

Минут через десять вернулся Тадахиро. Ясуко решила, что сейчас самое время попрощаться, и уже начала вставать с намерением выразить благодарность за гостеприимство, как Тадахиро остановил ее жестом руки.

– Нет-нет, оку-сан, задержитесь еще на некоторое время. Дело в том, что этот звонок… – Тадахиро нахмурил брови, – был из вашего дома в Сакура-но-дзава.

– Из моей виллы?…

– Да. Простите, но я не захотел за обедом рассказывать вам, что сегодня утром здесь, в Каруидзаве, было обнаружено тело убитого Кего Маки.

Ясуко молча пристально вглядывалась в лицо Тадахиро. Она и обычно-то держалась очень прямо, но сейчас, когда все мышцы ее спины напряглись, она напоминала хищную птицу, замеревшую в готовности броситься на свою жертву. Лицо сохраняло каменное выражение. Молчание затягивалось, и все, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. Наконец Ясуко заговорила:

– Его тоже нашли в бассейне Камито?

– Нет, Маки был найден мертвым в своей студии.

– Вы сказали, что он убит?

– Да, причина смерти – отравление цианистым калием.

Тэцуо и Хироко еще не знали о цианистом калии, и сейчас оба затаили дыхание. Выражение лица Ясуко стало еще более суровым.

– Маки-сан выпил цианистый калий сам или?…

– Кажется, у полиции еще нет твердого мнения на этот счет, но сейчас они начали расследование, основываясь на подозрении, что это было убийство.

– А какое это все имеет отношение к моей вилле?

– Мне самому не совсем ясно. Я понял, что они хотели допросить по этому делу Синкити Цумура. Вы, наверное, знаете, что он приехал на фестиваль музыки в «Хосино-онсэн»?

– Он и в прошлом году приезжал, – ответила Ясуко резко. Но что она хотела этим сказать, было непонятно.

– Поэтому полиция поехала в его бунгало, но Цумура там в этот день не появлялся, хотя должен был присутствовать на фестивале. Татибана…

– Извините меня, а кто это – Татибана? – спросила Ясуко.

– Татибана вместе с Кадзухико учился в старших классах средней школы, а сейчас он ученик Цумура и один из организаторов фестиваля. Поэтому он знает, где находится бунгало Цумура в Асамаин. Полиция в сопровождении Татибана отправилась в Асамаин, однако и там Цумура не оказалось. Как я понял из разговора с Киндаити-сэнсеем, это обстоятельство усилило подозрения полиции в отношении Цумура.

Тадахиро последней фразой выдавал тайну следствия, и сам это прекрасно понимал, значит, он сделал это намеренно, предупреждая кого-то из присутствующих.

– Извините меня, а кто такой Киндаити-сэнсей?

– А вы разве не слышали о Киндаити-сэнсее?

– Я ведь живу отшельницей и все свое время посвящаю воспитанию Мисяко.

– Киндаити-сэнсей – необычный человек. Короче говоря, это своего рода частный детектив. Для выяснения истинной причины событий позапрошлого и прошлого годов, о которых Ясуко-сан хорошо известно, я обратился к Киндаити-сэнсею с просьбой провести расследование. Я с ним встретился, и он тогда не дал определенного ответа, сказав, что ему нужно еще подумать. Сегодня утром, после обнаружения тела Кего Маки, я еще раз настоятельно попросил его принять участие в расследовании, он согласился и побывал на месте преступления.

– Вы тоже там были?

– Вместе с Отори-кун. Вряд ли местные полицейские смогут самостоятельно справиться, поэтому туда приехал и Киндаити-сэнсей.

– Кадзухико-сан был вместе с вами на месте преступления?

– Нет. Я ведь навещал сегодня Мися-тян.

– Но ведь вы знали о случившемся? – настойчиво допытывалась Ясуко.

– Я узнал об этом от Акияма. Он приезжал в Минамихара за Киндаити. Мы тоже вчера вечером…

Кадзухико не успел договорить, как Ясуко перебила его:

– Этот Киндаити-сэнсей живет в Минамихара?

– Да, он сказал, что гостит на вилле профессора Сэйитиро Нандзе в Минамихара. Как раз рядом с ним… Баба-тяма! Что случилось?

Ясуко очень редко позволяла себе расслабиться, но в этот момент она невольно изменилась в лице. Увидев, что взгляды всех присутствующих обращены на нее, она попыталась изобразить на лице подобие слабой улыбки.

– Асука-сама, вы знаете человека по имени Тодороку? Может быть, слышали это имя?

– Баба-тяма, вы ведь вместе с Тодороку ехали сюда на машине от станции Наганохара, – сказал, поднявшись с кресла, Тэцуо Сакураи.

– Да, я ехала с ним вместе от станции Уэно. Он говорил, что собирается остановиться на вилле Сэйитиро Нандзе. Так вы его не знаете, Асука-сама?

– Оку-сан, этот человек одного со мной роста и привлекательной внешности? – спросил Хидэмото Матоба.

– Да. Значит, Матоба-сэнсей его знает?

– Асука-сан, вы разве не знаете его?

– Нет. А чем он знаменит?

– Он инспектор первого отдела Токийского полицейского управления. С Киндаити-сэнсеем они идеальная пара.

Спина Ясуко как будто приросла к спинке кресла. В левой руке она крепко сжимала пакет с бумажными носовыми платками, лицо превратилось в застывшую маску.

– Я однажды с ним встречался, он считается очень способным полицейским. Особенно он стал знаменит после успешных расследований ряда преступлений вместе с Коскэ Киндаити.

Тадахиро хотел что-то сказать, но потом передумал. Но Тэцуо не удержался от комментария:

– Значит, баба-тяма, вы о многом с ним могли договорить в поезде. А он представился как сотрудник Токийского полицейского управления?

Ясуко ничего не ответила. Вероятно, от гнева и унижения она не могла вымолвить ни слова.

Умело воспользовавшись наступившей паузой, Кадзухико попытался разрядить мрачную атмосферу и спросил Тадахиро:

– Но почему Киндаити-сэнсей отправился в Сакура-но-дзава?

– По этому делу у него есть кое-какие вопросы к Мися-тян, и он попросил, чтобы она здесь задержалась, он выезжает и не хотел бы с ней разминуться.

Все разом посмотрели на Мися. Почувствовав взоры присутствующих, она напряглась, и ее невинное личико приняло испуганное выражение. Только Ясуко даже не взглянула на нее, что еще больше напугало Мися.

Тиёко попыталась что-то спросить у Мися, но Тадахиро остановил ее.

– Отори-кун, лучше ни о чем не спрашивать. У них к Мися несколько вопросов, ничего серьезного.

Минуты через три в дверях появилась Таки и объявила:

– Приехал Киндаити-сэнсей и с ним еще двое полицейских.

Тадахиро поднялся навстречу прибывшим.

Коскэ Киндаити непринужденно сказал:

– Прошу прощения за неожиданное вторжение в ваш семейный круг.

Когда Ясуко поняла, что этот необычный человек в поношенных широких шароварах и с взъерошенными волосами и есть Коскэ Киндаити, она еще глубже уселась в кресло, и ее взгляд приобрел открытую враждебность. Она стала глазами искать среди приехавших инспектора Тодороку, но вместе с Киндаити приехали только помощник инспектора Хибия и детектив Кондо.

– Ну что вы, Киндаити-сэнсей. Вам спасибо, что приехали. Прежде всего разрешите познакомить вас со всеми присутствующими, – сказал Тадахиро подчеркнуто вежливо и учтиво, чем привел Ясуко в еще большее изумление и замешательство. – Вот это мать Фуэкодзи, которая приходится бабушкой Мися-тян. А вон там сама Мися-тян, о которой вы спрашивали.

Мися встала с кресла и с удивлением смотрела на взъерошенные волосы Коскэ Киндаити, а когда Тадахиро назвал ее имя, она поспешно склонила голову и, покраснев, опустила глаза. Киндаити улыбнулся, хотел что-то сказать, но его перебил резкий голос Ясуко:

– Сэнсей, вы хотите сказать, что Мися в чем-то замешана? Но ей еще только шестнадцать лет.

– Нет-нет. Вам не стоит беспокоиться. Я только хочу задать несколько вопросов. Мися-тян, я сделаю это позже.

– Киндаити-сэнсей знаком с Матоба-сэнсеем? – Тадахиро сделал вид, что не замечает выпада Ясуко.

– В позапрошлом году Матоба-сэнсей мне очень помог. А с Кадзухико-кун я познакомился недавно.

– Мой зять, Тэцуо Сакураи, а рядом с ним моя дочь Хироко.

В этот момент Кадзухико пришло в голову: а не собрал ли Тадахиро всех у себя дома, заранее зная о предстоящем визите Коскэ Киндаити? Если так, непонятно, зачем он пригласил Хироко и Тэцуо, не говоря уже о самом Кадзухико и Матоба-сэнсее? Имеют ли Сакураи какое-то отношение к убийству? Тэцуо, удобно устроившись в кресле, с удивленной ухмылкой смотрел на Киндаити, а Хироко, вежливо наклонив голову, молча перебирала лежавший у нее на коленях платок.

Теперь настала очередь Коскэ Киндаити представить помощника инспектора Хибия и детектива Кондо. Ясуко, все внимание которой до сих пор было поглощено только Киндаити, впервые повернулась к Кондо и к своему изумлению, узнала в нем полицейского, который посетил ее осенью прошлого года в Китидзедзи.

– Киндаити-сэнсей, как вам удобнее? Можно каждого по очереди приглашать в соседнюю комнату и там задавать вопросы.

– Этого, пожалуй, не стоит делать. Коль скоро все здесь удобно расположились, то и мы, присоединившись к компании, будем вести непринужденную беседу. Хибия-сан, как вы на это смотрите?

– Я полностью доверяю вам. Вот только я бы хотел кое-что спросить наедине у Отори-сан.

– Вы можете спрашивать меня и здесь о чем угодно. Если это связано с тайной следствия – тогда другое дело.

– Итак, с чего начнем? – Удобно устроившись в кресле, Киндаити посмотрел на высокий потолок, который был отделан деревом в типичной для эпохи Мэйдзи манере; по краям потолок был украшен барельефом, а из барельефа в виде цветка посередине свешивалась люстра из граненого стекла.

– Простите, Хибия-сан. Прежде чем задавать вопросы Мися, может, вы расскажете, что произошло в Асамаин. Думаю, достаточно будет того, что все равно появится в завтрашних газетах.

– Слушаюсь.

Поняв, что наступает его очередь, молодой помощник инспектора несколько напрягся, как бы приводя мысли в порядок, и затем начал рассказывать, обращаясь к Тадахиро и Тиёко:

– Вы знаете, на первой стадии расследования мы предположили, что студия Маки и явилась местом преступления.

Тадахиро и Тиёко, видимо, были поражены этим заявлением и хотели что-то спросить, но помощник инспектора продолжал дальше:

– Однако Киндаити-сэнсей выдвинул версию, что действительное место преступления, возможно, находится в другом месте. Потерпевший имел автомобиль «хилман», на котором вчера вечером после шести часов куда-то уехал. Возникло серьезное подозрение, что там, куда он ездил, его отравили цианистым калием, и его тело на той же машине было привезено назад в Ягасаки.

Никто не проронил ни слова. Зал с высоким потолком был построен в расчете на летнюю жару, но здесь, в высокогорье, температура после восьми часов резко падала, и холодный воздух стал наполнять комнату. Помощник инспектора, внимательно наблюдая сквозь толстые стекла очков за выражением лиц Тадахиро и Тиёко, продолжал свой рассказ:

– Но нам было неизвестно, где находится действительное место преступления. Асука-сан и Отори-сан знают, что мы были поставлены перед необходимостью как можно скорее встретиться с Цумура.

Тадахиро и Тиёко молча закивали.

– Поэтому мы отправились в «Хосино-онсэн». Однако там Цумура не оказалось, хотя он, по утверждению организаторов, в это время должен был быть там. Об этом нам сказали директор Кацуми Синохара и Сигэки Татибана. Он, кажется, ваш друг? – обратился Хибия к Кадзухико.

– Татибана что-нибудь обо мне рассказывал?

– Нет. Киндаити-сэнсей узнал об этом в разговоре с Асука-сан по телефону. Поговорив с Синохара и Татибана, мы встревожились и решили срочно ехать к дому Цумура. Татибана проводил нас в Асамаин, но и там Цумура не было. Но у нас возникло серьезное подозрение, что именно это бунгало и было настоящим местом совершения преступления. Киндаити-сэнсей, этого достаточно?

– Вполне. Если у кого-нибудь есть вопросы – прошу. Хибия-сан ответит, но, возможно, не на все.

– Можно я, с вашего позволения, – после некоторой заминки сказал Тадахиро. – Итак, получается, что вчера вечером Маки посетил Цумура в Асамаин. Там Цумура отравил его цианистым калием, а тело отвез на его же машине в Ягасаки, где попытался создать обстановку, которая бы наводила на мысль, что там и было совершено преступление. Я вас правильно понял?

– Сейчас мы почти уверены, что так и было. И по времени все совпадает: было установлено, что Маки умер между девятью и половиной десятого вечера. Татибана высадил Цумура у въезда на Старую дорогу около восьми часов, и не успел он доехать до перекрестка Роппон, как было отключено электричество, точнее, в восемь часов три минуты. Нами установлено, что вскоре после этого в магазине на Старой дороге мужчина, по внешним признакам похожий на Цумура, купил карманный фонарик. Цумура примерно до половины девятого должен был вернуться в бунгало в Асамаин, и у нас есть доказательства, что он вчера вечером возвращался к себе домой.

Хибия закончил, и в зале стало тихо как в гробу. Все смотрели прямо перед собой, боясь взглянуть друг на друга. Только помощник инспектора Хибия пристально следил за выражением лица Тиёко.

– Однако не слишком ли опрометчиво делать такой вывод? – совершенно неожиданно прервал всеобщее молчание Тэцуо Сакураи.


Глава семнадцатая


Невоспитанный мужчина


Создавалось впечатление, что эти слова вырвались из уст Тэцуо Сакураи совершенно непроизвольно, но всех поразили не сами слова, а то, как они были сказаны: речь Тэцуо напоминала бред лунатика. Сам Тэцуо, почувствовав на себе взгляды присутствующих, сильно смутился и густо покраснел.

– Извините меня. Я сказал не подумав.

– Не надо извиняться, Сакураи-сан, – с улыбкой сказал Киндаити. – Чутье непрофессионала в подобных случаях нельзя игнорировать. Если у вас есть свое мнение, то выскажите его, пожалуйста. Вы усмотрели какое-то противоречие в том, как Хибия-сан изложил версию событий?

– Киндаити-сэнсей, пожалуйста, не судите меня слишком строго. У меня случайно вырвалось…

– Тэцуо, коль скоро Киндаити-сэнсей просит, ты должен поделиться своими мыслями, – сказал Тадахиро, возвращаясь к обязанностям хозяина.

Не обращая внимания на попытки жены остановить его, Тэцуо, поудобнее устроившись в кресле, заговорил:

– Раз и отец так считает, то я выскажу свое скромное мнение, хотя я и повел себя как невоспитанный человек. Но, как говорят, сказал «а»… Хибия-сан, согласно только что высказанной вами версии, Цумура со Старой дороги сразу же вернулся в свое бунгало в Асамаин. Эта версия построена только на вашем предположении, верно?

Помощник инспектора Хибия заметно удивился, а Тадахиро, подумав, сказал:

– И в самом деле, Цумура мог по дороге куда-нибудь зайти.

– Отец, я не могу понять в связи с этим одно обстоятельство. Татибана довез Цумура до Старой дороги, а почему не до дома?

Тут вмешался Киндаити:

– По словам Татибана, он так и хотел поступить, но, когда они подъехали к въезду на Старую дорогу, Цумура неожиданно попросил его там высадить.

Тэцуо в раздумье склонил голову.

– Если это так, то все выглядит еще более странным. Меня вчера не было, но, как вы сказали, когда Татибана на обратном пути доехал до перекрестка Роппон, был выключен свет. Но в таком случае все не совпадает по времени!

Помощник инспектора Хибия напрягся, Киндаити продолжал улыбаться:

– Я вчера вечером здесь был, но все было так, как вы говорите. Татибана тоже был удивлен, когда Цумура попросил его высадить у въезда на Старую дорогу.

– Значит, Цумура куда-то заходил…

– Как ты думаешь, Тэцуо, почему Цумура не попросил Татибана довезти его до места, куда он намеревался зайти?

– Это только мое предположение. Он не хотел, чтобы Татибана знал, куда он идет.

– А почему?

– Может, это связано с какой-нибудь женщиной…

Выслушав, Киндаити напомнил:

– Хибия-сан, теперь очередь Мися-тян.

Помощник инспектора сидел молча и злился на себя. Дело в том, что он совсем забыл о телефонном звонке женщины, не доложил о нем своему начальству и не рассказал Кондо. Возможно, сам по себе этот звонок не имеет никакого значения, но это если Цумура со Старой дороги отправился сразу к себе домой…

– Киндаити-сэнсей, может быть, лучше вы будете задавать вопросы…

– Нет, так не пойдет, Хибия-сан. Это ведь ваше дело. Я попрошу вас только учитывать юный возраст Мися-тян…

– Киндаити-сэнсей, при чем здесь Мися? – раздался встревоженный голос Тиёко. Киндаити подумал, что этот вопрос скорее должна была бы задать Ясуко, но, видя, что она не собирается участвовать в разговоре, он без всякого умысла рассмеялся:

– Вот сейчас Сакураи-сан, хотя его здесь и не было, заставил нас засомневаться в нашей версии. Может, и Мися-тян нас поправит. Хибия-сан, пожалуйста.

Помощник инспектора Хибия, поглядывая краем глаза на детектива Кондо, который приготовился делать записи, начал задавать вопросы:

– Итак, Мися-тян, вчера во второй половине дня на Старой дороге ты встречалась с Кего Маки?

Тиёко издала возглас удивления, а Ясуко сурово сдвинула брови. Мися, готовая вот-вот заплакать, запричитала:

– Бабушка, простите меня, простите меня. Мне было так одиноко.

– Не плачь. Тебя никто не ругает. Однако нас интересует, была ли это случайная встреча, или ты о ней договаривалась?

– Никакой договоренности не было. Я пошла на Старую дорогу, чтобы купить книгу. Дядя Маки окликнул меня из машины и вышел из нее.

Отвечая, Мися следила за выражением лица Ясуко, которая отвернулась в сторону.

– Затем вы вдвоем пошли на фестиваль музыки, на выступление Синдзи Цумура?

– Да.

– Кто это предложил?

– Конечно, дядя Маки. Я ничего не знала о фестивале.

– Однако тебе захотелось на него пойти.

– Мне было так одиноко и грустно. Я захотела увидеть дядю Цумура. Он ко мне всегда так хорошо относился.

Мися начала всхлипывать. Тиёко выразительно вздохнула.

– Однако у дяди Маки не было с собой билетов на фестиваль?

– Нет.

– Что сделал тогда дядя?

– В то время мимо проходил какой-то мальчик. Дядя попросил его съездить за билетами.

– Дядя давал ему ключи?

– Да. Билеты были у него в студии, и дядя дал ему ключ от студии.

– У дяди был только этот ключ?

– Нет, у него было много ключей, которые висели на металлическом кольце. Он снял только один ключ.

– И что вы потом делали?

– Мы зашли в кафе «Дзиро» и пили чай. Потом этот мальчик принес билеты.

– Когда мальчик вернул ключ, что с ним сделал дядя? Он надел его на кольцо?

Мися с удивлением посмотрела на помощника инспектора. Слезы у нее высохли, и, немного подумав, она ответила:

– Ключ дядя положил в карман брюк. – Она показала на то место, где находится кармашек для часов.

Мися подтвердила предположения Киндаити. Было видно, что помощник инспектора устал больше, чем Мися, его лоб покрылся капельками пота.

– Затем вместе с дядей Маки ты поехала в «Хосино-онсэн». И что же там произошло?

– Я хотела послушать музыку, но ничего не получилось. Музыка исполнялась только вечером, а днем было обсуждение. Но я все равно получила большое удовольствие.

– Вот как. Что ты делала?

Мися мельком взглянула на бабушку и затем, шаловливо втянув голову в плечи, сказала:

– Я играла в патинко. [9 - Патинко – азартная игра на игральном автомате. Выигрыш получают, если шарик, приведенный в движение нажатием ручки, попадает в лунку. Перед началом игры в кассе покупают шарики, а после окончания игры обменивают оставшиеся или выигранные на сигареты или косметику. Много выиграть или проиграть в патинко невозможно, поэтому эта игра популярна среди простого народа, в основном как способ времяпрепровождения.]

Коскэ Киндаити невольно прыснул от смеха. Он вспомнил, что в лобби-баре «Хосино-онсэн» стояли автоматы для игры в патинко. С нежностью взглянув на Мися, он спросил:

– Ты впервые играла в патинко?

– Да. Дядя Маки сказал: «Попробуй поиграй», – и дал мне шарики. Сам дядя очень хорошо умеет играть. Он может выиграть сколько угодно шариков.

– А как получалось у Мися-тян?

– Ничего не получалось. Я только проигрывала.

– Мисяко! – с упреком в голосе сказала Ясуко.

Мися сразу сделала плаксивое лицо, а затем с вызовом посмотрела на Ясуко.

– Бабушка, простите меня. Но мне уже шестнадцать, и я хочу попробовать делать то, что делают обычные люди.

– Обычные люди в патинко не играют.

– Извините за откровенность, но, когда я учился в школе, я иногда пропускал уроки, играя в патинко, – сказал Тэцуо.

– В патинко и я играю, – пришел на помощь Кадзухико.

– Но ведь вы мужчины.

– Баба-тяма, я тоже играю в патинко. Тэцуо меня приучил. Когда он договаривался со мной о свидании, то местом встречи всегда назначал зал для игры в патинко. Если попробовать поиграть, можно этим увлечься. – Сказав это игривым тоном, Хироко, похоже, об этом пожалела и добавила упавшим голосом: – Жаль, что Мися-тян не ходит в школу.

Киндаити сразу среагировал на это замечание:

– Мися-тян не учится в школе?

Он ожидал, что Ясуко ответит, но та сидела с суровым лицом, крепко сжав губы. Тиёко ничего не оставалось, как самой ответить на этот вопрос:

– У ребенка слабое здоровье, в детстве она болела астмой. Во втором классе у нее было много пропусков, поэтому она была вынуждена остаться на второй год. Бабушка, пожалев, забрала ее из школы и стала заниматься с ней дома. Бабушке приходится тратить на это много усилий.

Киндаити провел рукой по своим взъерошенным волосам и попросил помощника инспектора продолжать.

– Мися-тян, после игры в патинко ты встретилась с дядей Цумура?

– Пришел дядя Цумура, увидел меня и очень удивился. Но потом обрадовался, похлопал меня по плечу, сказал, что я хорошо сделала, что пришла. Дядя Цумура всегда хорошо относился ко мне, и дядя Маки тоже.

– А как к тебе относился дядя Акуцу? – спросил Киндаити.

– Дяде Акуцу Мися обязана жизнью.

– В каком смысле?

В разговор вмешалась Тиёко:

– Это было, когда мы с Акуцу еще были вместе. Мися надо было сделать переливание крови, и у нее с Акуцу оказалась одна группа. Он отдал ей свою кровь для переливания.

– Трогательная история. Хибия-сан, продолжайте.

– Мися-тян, расскажи, где ты встретилась с дядей Цумура?

– В кафе.

– И о чем вы с ним говорили?

– О музыке, о картинах, он спрашивал, как я живу, так как мы давно не виделись. Вот и все.

– Говорят, что в это время дядя Цумура был без пиджака. А где был его пиджак, ты не помнишь?

– Пиджак? А, да. Его пиджак висел на спинке стула. Несколько раз он доставал из кармана сигареты.

– Говорят, что в кармане пиджака у него были ключи. Мися-тян что-нибудь знает об этом?

– Нет, не знаю.

– Может, дядя выронил ключи, и их кто-то подобрал, или кто-то украл их из кармана. Мися-тян об этом ничего не знает?

– Нет.

– Тогда еще один вопрос. Дядя Маки и дядя Цумура не договаривались где-нибудь встретиться вечером?

– Нет, не знаю. Думаю, что нет.

– Мися-тян все время была вместе с ними?

Мися скромно склонила голову.

– Я один раз выходила в туалет, и потом… – Она посмотрела на Ясуко. – Потом немного еще поиграла в патинко, потому что у меня остались шарики, которые дал мне дядя Маки.

Хибия многозначительно посмотрел на Киндаити, как бы давая понять, что Маки и Цумура могли о чем-нибудь сговориться в это время.

– Еще один, последний вопрос. Звонил ли кто-нибудь дяде Цумура?

– Да, когда я уже вернулась.

– Кто сначала взял трубку?

– Молодой человек, о котором здесь уже говорили.

– И кто звонил? Мужчина или женщина?

– Он сказал, что звонит женщина.

Помощник инспектора Хибия оторвал взгляд от Мися и внимательно осмотрел присутствующих. Хотя его взгляд и не задержался на лице Тиёко, всем было ясно, что он с трудом удерживается, чтобы не посмотреть на нее. Тэцуо Сакураи явно почувствовал себя как-то неуютно, и на некоторое время воцарилось всеобщее молчание.

– И как повел себя дядя Цумура? Он сразу подошел к телефону?

Мися немного подумала и сказала:

– Нет, дядя Цумура сначала колебался. Тогда молодой человек предложил сказать, что он его не нашел, и тут дядя сразу встал. После этого мы с дядей Маки ушли из кафе.

– Интересно, почему дядя Цумура колебался, прежде чем взять трубку? Может быть, эту женщину знал также и дядя Маки?

Мися с удивлением посмотрела на помощника инспектора, а потом мельком взглянула на Тиёко и тут же опустила глаза.

– Этого я не знаю. Молодой человек, который снял трубку, не называл ее имени.

В ее голосе послышались истеричные нотки. Тиёко сидела с непроницаемым лицом, никто не смотрел в ее сторону, за исключением Ясуко и детектива Кондо.

– И тогда Мися-тян вернулась домой?

– Нет, дядя Маки довез меня до кафе «Дзиро» на Старой дороге.

– А почему до кафе «Дзиро»?

– Я оставила там свой велосипед.

– Значит, ты рассталась с дядей Маки перед кафе «Дзиро»?

– Да.

– А когда Мися-тян вернулась на велосипеде домой?

– Около шести. Вечером наша служанка Рики-тян должна была идти на танцы О-Бон, поэтому я спешила домой.

– Значит, та женщина звонила дяде Цумура что-то около половины шестого?

Мися испуганным взглядом вновь посмотрела на Тиёко.

– Я не знаю, – выкрикнула она, а затем добавила тихим голосом: – Вероятно, так оно и было.

Помощник инспектора Хибия удовлетворенно повернулся к Коскэ Киндаити.

– Сэнсей, у вас есть вопросы?

– Нет, все прекрасно. Думаю, что ваши вопросы все прояснили. Судя по всему, Мися-тян очень устала, и они с бабушкой могли бы вернуться домой.

Ясуко встала прежде, чем он успел произнести окончание этой фразы.

– Мисяко, мы уходим.

Мися поднялась. У нее были испуганные глаза. Жалобно глядя на Ясуко, она спросила:

– Бабушка, значит, я завтра не могу пойти на турнир по гольфу?

– Нет, обязательно приходи, Мися-тян, – быстро сказал Тадахиро, чтобы опередить Ясуко. – Кадзухико позаботится о тебе.

– Но утром ты не сможешь. У тебя будет важное дело. – Под важным делом Ясуко подразумевала поминальную службу по Ясухиса.

– Хорошо, Мися-тян. Приезжай в гольф-клуб в полдень. Как раз в это время все будут там обедать. А затем пойдешь с Кадзухико играть в гольф.

Кадзухико с озорством посмотрел на Киндаити.

– Сэнсей, а как вы насчет гольфа?

– Нет, я для этого не гожусь. Я никогда не занимался спортом, у меня плохая координация движений.

Все были удивлены подобным заявлением и восприняли его как шутку. Кадзухико продолжал настаивать:

– Сэнсей, я большой любитель детективных романов. В них часто описывают, как детектив, анализируя поведение людей во время игры – в карты, го или в шахматы, – успешно вычисляет преступника. Может, для вас будет полезным понаблюдать за людьми, играющими в гольф?

Киндаити пристально посмотрел в глаза Кадзухико.

– Ну что ж, я подумаю, и если приду, вы мне расскажете правила игры.

Ясуко и Мися поднялись, собираясь уходить. Их задержал Тадахиро:

– Подождите немного. Вас отвезет Акияма. Вечером одним идти опасно.

Когда Тадахиро нажал на звонок, Хироко тоже поднялась с намерением попрощаться, но отец ее остановил:

– Хироко, вы с Тэцуо немного задержитесь, а то будет неудобно перед Киндаити-сэнсеем, если все сразу разойдутся.

Коскэ Киндаити с интересом рассматривал висевшую на стене большую картину, на которой знаменитый мастер-каллиграф эпохи Мэйдзи вывел черными иероглифами название виллы «Бандзандзо».


Глава восемнадцатая


У кого был цианистый калий


Надвигалась ночь. Холодный высокогорный воздух проникал в зал виллы «Бандзандзо» и окутывал сидевших в нем людей.

– Киндаити-сэнсей, не хотите ли выпить сакэ?

– Большое спасибо. Вообще-то я редко отказываюсь, но сегодня прошу меня извинить – я на работе. Я бы с удовольствием выпил горячего кофе.

– Сейчас принесут.

Вскоре Таки принесла для всех кофе. Выпив горячего крепкого кофе, все согрелись и понемногу успокоились.

– Итак, Хибия-сан, сейчас – самое главное. Может, начнете?…

Помощник инспектора Хибия поставил на столик чашку и повернулся к Тиёко.

– Отори-сан, не желаете ли вы пройти в отдельную комнату?

– Нет, все, что касается меня, можно говорить и здесь. Пожалуйста, начинайте.

Тиёко спокойно смотрела, как детектив Кондо готовил бумагу и карандаш. Она была уже менее скептически настроена, чем днем, и помощник инспектора тоже выглядел довольно спокойным. Тадахиро с интересом наблюдал за ними.

– Вы приехали в Каруидзаву вчера?

– Как я уже говорила вам сегодня днем, я приехала на поезде, который прибыл в Караидзаву в четыре часа пятьдесят минут. На такси я сразу приехала в гостиницу и примерно в пять часов пять минут уже была в своем номере.

– Вы оттуда кому-нибудь звонили?

– Как я вам тоже говорила сегодня днем, устроившись в своем номере, я сразу позвонила Тадахиро-сама.

– Помимо этого вы куда-нибудь еще звонили?

– Хибия-сан, я понимаю: вы хотите спросить, не я ли звонила Цумура около половины шестого. Это была не я, и это не могла быть я.

– Почему?

– Тадахиро-сама сказал мне, что он немедленно выезжает в отель и мы вместе пообедаем. Когда я положила трубку, то посмотрела на часы. Было пять часов десять минут, а мне надо было срочно принять ванну и переодеться. Может ли женщина в такой ситуации звонить кому-нибудь еще?

– Хибия-кун, разрешите мне по этому поводу кое-что добавить, – спокойным голосом вмешался в разговор Тадахиро.

Хибия с удивлением повернулся к нему:

– Да, пожалуйста.

Тадахиро, поудобнее устроившись в кресле, продолжал:

– Отори-сама позвонила мне вчера в надежде посоветоваться по личному вопросу. Однако из-за того, что вчера выключили свет, мне так и не удалось выслушать ее. Но я и без того знаю, что ее мучает.

– Что вы имеете в виду?

– Хибия-кун, у вас есть телевизор?

Хибия с недоумением посмотрел на Тадахиро.

– А у Кондо-сан есть телевизор?

– Моя жена в последнее время помешана на телевизоре. Она только и смотрит эти сериалы, – демонстративно шутливым тоном ответил Кондо. Коскэ Киндаити с интересом следил за выражением лица Тадахиро. Он не мог понять, куда тот клонит.

– Проблема заключается в следующем. Сейчас японские кинофильмы еще пользуются успехом. В прошлом году был установлен новый рекорд по количеству зрителей японских кинофильмов. Говорят, что в этом году он будет превзойден. Однако в Америке популярность кинофильмов идет на убыль. Подобно супруге Кондо-сан, женщины там не отрываются от экранов телевизоров и перестали ходить в кинотеатры. Скоро то же самое произойдет и в Японии. В стране растет производство телевизоров и постепенно снижается их цена. В этом году начнут производить цветные телевизоры. Японское кино постепенно вытесняется телевидением. И когда это произойдет, Тиёко-кун будет одной из первых, кого, образно говоря, выбросят в мусорную корзину.

– Неужели такое может случиться?

– Да, Хибия-кун. Ее гонорары, по-видимому, самые высокие, и, когда японское кино начнет приходить в упадок, от нее захотят избавиться в первую очередь.

– Вы хорошо осведомлены. Как раз этого я и опасаюсь, – подтвердила Тиёко.

– Поэтому Отори-кун стоит сейчас перед серьезным выбором.

– Что вы имеете в виду?

– Отори-кун, вам ведь было сделано предложение играть в театре?

Тиёко с удивлением посмотрела на Тадахиро:

– Поразительно, вам и это уже известно!

– Отори-кун, не подумайте, что у меня осведомители в вашем окружении. Дело в том, что вы известная личность, а у меня широкий круг знакомств. Так, значит, вам было сделано предложение вступить в труппу крупного театра?

– Это, конечно, большая честь для меня. Однако, откровенно говоря, у меня нет уверенности в том, что я одна смогу добиться того, чтобы в театре был аншлаг. А если это не удастся?

– Когда вы должны дать ответ?

– Они говорят, что хотели бы получить ответ до двадцать пятого числа: им надо утвердить репертуар на будущий год. Но у них пока с этим ничего не получается, поэтому они обратились ко мне.

– Однако вы вчера вечером уже дали ответ, не так ли?

Потрясенная Тиёко, затаив дыхание, некоторое время смотрела на улыбающееся лицо Тадахиро. Ее щеки покрылись ярким румянцем, и, глубоко вздохнув, она сказала:

– Значит, вы и так все знаете.

– Ну, не все. Мы продолжим позже в спокойной обстановке. – Повернувшись к помощнику инспектора, Тадахиро сказал: – В этом все и дело, Хибия-кун. Она позвонила мне, находясь в безвыходном положении. Я это сразу понял по ее голосу. Разве могла она позвонить другому мужчине после того, как договорилась со мной о встрече?

Помощник инспектора Хибия с озадаченным видом посмотрел на Киндаити. Тот собирался что-то сказать, но Тэцуо Сакураи вмешался в разговор:

– Хибия-сан, я еще раз хочу вас заверить, что такой человек, как Цумура, не может быть убийцей, тем более продумать убийство, достать цианистый калий… Как вы считаете, Киндаити-сэнсей?

– Я не знаю. А почему вы так думаете?

– У Цумура нет оснований убивать.

– А вы знакомы с Цумура? – с сомнением в голосе спросил Хибия.

– Я встречался с ним только один раз, вместе с Хироко.

– Неужели? – удивленно спросила Тиёко. – Когда и где?

– Осенью прошлого года, – спокойно ответил Тэцуо. – Картина моего друга была отобрана советом художественной выставки «Ниттэн». Мы с Хироко пошли на выставку и там встретили Цумура. Он был с женщиной, она училась в университете вместе с Хироко.

– Отец, вы, наверное, ее знаете. Она дочь Ямадзаки Томоко, – пояснила Хироко.

– Ах, вот как. Ну и что было потом? – холодно отозвался Тадахиро.

– Эта Томоко познакомила нас, и после выставки мы вчетвером пили чай в кафе. Мне было интересно, что за человек Цумура, и я внимательно за ним наблюдал. Он произвел на меня впечатление добропорядочного, но очень наивного и легкомысленного человека.

– Тэцуо-сан, значит, он очень похож на вас? – неожиданно вмешался Кадзухико, и это вызвало невольную улыбку на строгом лице Тадахиро.

– Он может вести себя умно и вместе с тем способен совершать опрометчивые поступки. Не правда ли, Отори-сан?

– Об этом всем известно. Но что касается добропорядочности, то более добропорядочного человека я не знаю.

– Такой человек не может отравить цианистым калием. – Тэцуо настаивал на своей точке зрения.

– Киндаити-сэнсей, а что говорит по этому поводу Татибана? – спросил Кадзухико.

– Татибана придерживается того же мнения, что и Сакураи-сан. Однако он говорит, что Цумура очень нервничал. Последнее время он внешне был вроде спокоен, но когда сталкивался с какими-либо трудностями, то сразу взрывался. Но это не главное. Цианистый калий нелегко достать, и если в какой-нибудь аптеке он продается свободно, то полиция может привлечь хозяина к ответственности за нарушение закона о контроле за продажей лекарственных средств. Поэтому нам необходимо выяснить, в чьи руки мог попасть цианистый калий. И еще одно. Почему Цумура куда-то исчез?

– Сэнсей, а у вас есть предположения, куда он мог исчезнуть? – допытывался Кадзухико.

– Абсолютно никаких. Я только что стал заниматься этим делом, и, каким бы знаменитым сыщиком меня ни считали, я не могу сразу разобраться в таком запутанном деле. Ведь и Рим, согласно пословице, строился не в один день.

– Говорят, что сюда приехал ваш партнер, инспектор Тодороку? – вмешался в разговор Хидэмото Матоба.

У Киндаити от удивления округлились глаза.

– Матоба-сэнсей, откуда вам это известно?

– Но разве это не так? Ведь вы уже встречались с инспектором Тодороку?

– Когда мы приехали в Асамаин, он ждал нас там. События развиваются столь стремительно, что у нас даже не было времени спокойно обо всем переговорить. И все-таки, Матоба-сэнсей, как вы узнали?…

– Об этом лучше расскажу я, – сказал Тэцуо Сакураи. – Этот инспектор просто очаровал бабушку Фуэкодзи. – И Тэцуо рассказал все подробности совместного путешествия инспектора и Ясуко Фуэкодзи.

– Странно, что инспектор проявляет такую осторожность, – удивился Киндаити. – Такие вещи нельзя скрывать.

– Киндаити-сэнсей, когда я обратился к вам с просьбой взяться за расследование этого дела, вы сказали, что дадите ответ через два-три дня, после разговора с человеком из полицейского управления Токио, который знаком с ситуацией. Вы имели в виду инспектора Тодороку?

– Да. Но я до сих пор не знаю, насколько хорошо он знаком с подробностями. Я как-то поинтересовался его мнением, а он сказал, что ему трудно себе представить, как указателем поворота можно убить человека. Он имел в виду случай с Кэндзо Акуцу. А раз он сюда приехал, то, наверное, считает, что смерть Акуцу как-то связана с последним случаем.

– Но почему же Фуэкодзи оку-сан об этом ничего не рассказала? – с досадой в голосе спросил помощник инспектора Хибия.

– Дело в том, Хибия-сан, что Ясуко очень гордый и ранимый человек. Возможно, она подумала, что за ней была установлена слежка.

– Не может этого быть! Тем не менее, когда мы окажемся на вилле Нандзе, я его допрошу с пристрастием.

– Похоже, что у вас дружеские отношения, – с улыбкой сказал Хидэмото Матоба.

– Мы помогали друг другу, и у нас действительно искренние и доверительные отношения.

Киндаити неожиданно повернулся к Тадахиро:

– А сейчас вам надо кое в чем признаться.

– В чем?

– Вы недавно встречались с Маки?

– А, вы имеете в виду книги по археологии. Хибия-кун, я должен перед вами извиниться. В прошлый раз мы были как-то воинственно настроены по отношению друг к другу, и я так и не рассказал об этом. Несколько дней тому назад Маки неожиданно зашел ко мне, видимо, хотел заручиться моей поддержкой на осенней художественной выставке общества «Белый лебедь». В прошлом году он и не задумывался об этой выставке, но сейчас для восстановления своей репутации ему во что бы то ни стало надо было выставить там свои картины. В последнее время он почти не писал, и сказал, что, может, книги по археологии помогут ему увлечься какой-нибудь идеей. Поэтому, просмотрев мою бедную библиотеку, он попросил одолжить ему несколько книг.

– Он с вами еще о чем-нибудь говорил?

– Нет. Я подумал, что жалобы на отсутствие вдохновения только предлог. Но и сейчас, вспоминая нашу встречу, не могу догадаться, чего он в действительности хотел. Я попытался спросить его, но, в отличие от Цумура, он был довольно изворотливый человек и сумел уйти, так ничего и не сказав.

Киндаити на некоторое время глубоко задумался, а затем с шутливым блеском в глазах посмотрел на Тадахиро:

– Кстати, вы что-нибудь выяснили насчет этих спичек? Это действительно клинопись?

Тадахиро от удивления широко раскрыл глаза, в следующее мгновение, обменявшись взглядами с Хидэмото Матоба, он рассмеялся:

– Прошу прощения, но я в этом деле полный профан.

– Киндаити-сэнсей, хотя я далеко не все знаю, но с подобной клинописью я никогда не встречался. Мне самому любопытно, что это такое, – сказал Матоба.

– Киндаити-сэнсей, – подал голос Кадзухико, – а что вы думаете о расположении спичек?

– Вероятно, тут что-то есть. Но я сомневаюсь, что в студии они были разложены так, как это сделал в другом месте Кего Маки. А ты-то сам что думаешь?

– Ну, если даже вы, сэнсей, и археолог Матоба не могут понять…

Киндаити молча посмотрел на взволнованного Кадзухико, потом на Тиёко.

– А сейчас у меня есть вопрос к вам, Отори-сан, – сказал он и, спохватившись, добавил: – Хибия-сан, вы не возражаете, если дальше вопросы буду задавать я?

– Конечно, пожалуйста, – поспешно согласился Хибия. – Я на вас полностью полагаюсь.

– Киндаити-сэнсей, что вас интересует? – несколько официально спросила Тиёко.

– Я хотел вас спросить, не знаете ли вы случайно человека по имени Сасукэ?


Глава девятнадцатая


Влюбленный по прозвищу Сасукэ


Коскэ Киндаити произнес это имя насколько возможно небрежно, внимательно наблюдая, какую реакцию оно вызовет у Тиёко, но вопреки ожиданиям реакции не последовало.

– Сасукэ?… – почти прошептала Тиёко и с рассеянным видом посмотрела на Киндаити. Затем, как будто что-то вспомнив, она широко раскрыла глаза.

– Так вам это имя знакомо?

– Я подумала, не тот ли это человек… но почему вы сейчас?…

Тиёко выглядела изумленной и вместе с тем растерянной.

– Отори-сан, если вас не затруднит, расскажите нам об этом человеке. Мы пока знаем только его имя.

– Я расскажу, конечно, Киндаити-сэнсей, но этот человек уже давно умер, я не понимаю, почему он сейчас заинтересовал вас? Разве он может иметь какое-либо отношение к случившемуся?

– Может быть, и нет. Хибия-сан, нет, лучше поручим это Кондо. Кондо-сан, не могли бы вы рассказать?

Детектив Кондо, довольный возложенным на него поручением, жестикулируя, живо рассказал, как в процессе расследования всплыло имя Сасукэ, и спросил:

– Киндаити-сэнсей, достаточно?

– Просто великолепно. Если вы потеряете работу полицейского, то вполне можете выступать на сцене.

Во время рассказа детектива Кондо выражение лица Тиёко постоянно менялось. Сначала она была изумлена и растеряна, потом ее черты исказил гнев, который она подавила усилием воли, и ее губы искривились в издевательской усмешке. Однако когда Кондо закончил рассказ и усмешка исчезла, ее лицо стало спокойным.

– Значит, перед смертью пьяный Фуэкодзи нацарапал имя Сасукэ на доске в «собачьем домике»? Вас, конечно, интересует, какое отношение этот человек имел к Фуэкодзи и ко мне? Это давняя история. И мне совершенно непонятно, почему Фуэкодзи именно в тот момент вспомнил о Сасукэ. Пока я слушала Кондо, я вспоминала, мне приходило в голову то одно, то другое объяснение, и я прошу прощения за неприличную демонстрацию чувств. Тадахиро-сама, вы тоже обязательно послушайте мою историю о том, какая я была энергичная и гордая в молодости.

– С удовольствием послушаю, мне очень интересно.

– Это будет весьма грустная история.

Тиёко, окончательно справившись со своими чувствами, начала рассказывать. Она улыбалась, но в глазах стояли слезы.

– Киндаити-сэнсей, знаете вы или нет, я начала сниматься в кино в тысяча девятьсот сороковом году в кинокомпании «Toe кинэма» в Киото. Мне тогда было шестнадцать лет. В этом городе, у подножия горы Хигасияма, находился вегетарианский ресторан «Тика», он существует и по сей день.

– А, ресторан «Тика», я там бывал. Хозяйку зовут Тика Такамацу. Она в Киото довольно известная женщина, – сказал Тадахиро и спросил: – А ты с ней знакома?

– Дело в том, что моя мать в молодости была гейшей в Симбаси, а затем стала преподавать танцы. Там они и подружились. Поэтому, когда я начала сниматься в кино, я жила в доме Тика Такамацу. Ее сын Цурукити был на пять лет старше меня, и тогда ему исполнился двадцать один год. Этот Цурукити и есть Сасукэ.

– А почему Сасукэ?

– Его так прозвали после фильма по роману Дзюн-итиро Танидзаки «Арфа и Сасукэ». Этот фильм вышел на экраны задолго до того, как я начала сниматься в кино, и я его не видела.

Щеки Тиёко покрылись легким румянцем, она смотрела на Тадахиро, будто рассказывала только ему.

– Цурукити в то время учился на подготовительном факультете в университете Киото. Он был очень добр, заботился обо мне, избавил меня от хлопот повседневной жизни. В конце концов он бросил университет и повсюду преследовал меня, тайком пробираясь в студию во время съемок фильма с моим участием. Я не хочу оправдываться, но я даже не знала об этом, я его там просто не замечала. Именно тогда киношники прозвали его Сасукэ, потому что он всегда оказывался там же, где и я, он сопровождал меня как тень.

– И что же, по отношению к Цурукити вы вели себя так же деспотически, как героиня фильма по отношению к Сасукэ?

– Да, Киндаити-сэнсей. Я была единственная дочь в семье, меня баловали, и я выросла эгоисткой. Когда мне что-то не нравилось и хотелось «выпустить пар», вокруг были только взрослые люди и никого, кроме Цурукити, на ком я могла бы сорвать злость. Поэтому, когда что-нибудь не ладилось, я дулась, сердилась, кричала именно на него.

– Цурукити это, наверное, не нравилось?

– Кому бы это понравилось! Но я-то этого не понимала. Я смотрела на него как на доброго старшего брата, который никогда на меня не сердится, что бы я ни делала. Я всегда поступала, как мне заблагорассудится.

– Простите, Отори-сан, я задам вам щекотливый вопрос. В фильме «Арфа и Сасукэ» между героиней и Сасукэ была физическая близость, а у вас, с вашим Сасукэ?…

– Сэнсей, у нас ничего не было.

– Однако Фуэкодзи подозревал вас?

– Раз он об этом тогда вспомнил, то, наверное, подозревал.

– Если нет возражений, то разговор на эту тему…

– Нет, вы обязательно дослушайте меня. – Тиёко выпрямилась в кресле, расправила плечи и продолжила: – Война на Тихом океане началась в декабре сорок первого года. Весной следующего года Цурукити получил повестку о мобилизации. Так как он бросил университет, на его проводы пришло немного людей. Мы все пошли погулять в парк Маруяма. В этом парке вечером особенно прекрасна цветущая сакура. Цурукити и я отстали от остальных и вскоре оказались в темной аллее парка. Неожиданно он сказал, что хочет поцеловать меня…

– Это была ваша последняя встреча?

– Да, я больше его не видела.

– Ну, и ты позволила себя поцеловать? – мягко спросил Тадахиро.

– Да. По лицу Цурукити было видно, как сильно он влюблен. К тому же он стал говорить, что он видит сакуру в последний раз, что скоро умрет, и заплакал. Это глубоко тронуло меня.

– И Фуэкодзи узнал об этом?

– Наверное, но тогда он этого не показал. А вот позже стал попрекать меня Цурукити, и я услышала много неприятных и несправедливых слов. Но я думаю, что Фуэкодзи на самом деле не ревновал. Откровенно говоря, Цурукити не шел с ним ни в какое сравнение, да к тому же Фуэкодзи был всегда чрезвычайно уверен в себе. Но о моих отношениях с Цурукити на студии давно ходили всякие сплетни, и, возможно, его мужская гордость страдала от этого.

– А когда вы сблизились с Фуэкодзи?

– Это случилось в сентябре сорок второго года. В это время фильмы с нашим участием перестали пользоваться популярностью, мы были в отчаянии, может быть, поэтому и пошли на такой смелый шаг.

– Фуэкодзи тоже был мобилизован?

– Ему пришла повестка о призыве в армию в октябре сорок третьего года. Я в это время была на пятом месяце беременности, поэтому мать Фуэкодзи вписала меня в посемейный реестр. Киндаити-сэнсей, как вы думаете, почему Фуэкодзи вспомнил о Цурукити? После войны он еще около года был моим мужем, и за это время у нас ни разу даже разговора не было о Цурукити. Мне казалось, что он его совсем забыл.

– Вы говорили, что Фуэкодзи в день своей смерти звонил вам и настаивал на встрече. При этом он говорил, что что-то узнал от Синдзи Цумура. Может, это касалось Цурукити?

Тиёко широко раскрыла глаза от удивления.

– Этого не может быть! Цумура не может знать о Цурукити хотя бы потому, что мои отношения с Цурукити продолжались очень недолго и знали о них совсем немногие.

– А как вы думаете, Отори-сама, почему Фуэкодзи написал «Сасукэ», а не «Тикамацу» или «Цурукити»?

Немного подумав, Тиёко сказала:

– Наверное, он забыл его настоящее имя. Ведь он всегда называл его только Сасукэ.

– А как сложились ваши дальнейшие отношения с матерью Цурукити?

Тиёко с трудом улыбнулась сквозь слезы.

– Первое время она сердилась и даже запретила мне приходить к ней, ведь Цурукити ради меня бросил учебу в университете. Но в одном из писем с фронта Цурукити написал ей, как он любит меня, рассказал, что я подарила ему прощальный поцелуй, и просил поблагодарить меня за это. Она показывала мне то письмо. Тика Такамацу сказала: кто помянет прошлые обиды, тому глаз вон; она считала, я хорошо поступила, поцеловав его на прощанье. Вскоре Цурукити погиб на фронте. Он был единственным ребенком, и Тика после его гибели стала относиться ко мне как к своей дочери. Когда я по работе бываю в Киото, мы вместе с ней ходим в храм почтить память Цурукити. Поэтому мне тем более горько, что имя Цурукити оказалось замешанным в этом грязном деле! – не сдержала Тиёко возмущение и досаду.

В это время помощник инспектора Хибия неожиданно спросил:

– Он погиб на фронте?

– Да, в одном из сражений в водах Гвадалканала.

– Но это точно, что он погиб?

– Его матери пришло официальное извещение. Однако его останки так и не прислали.

– Ходит много разговоров о том, что те, кто считались погибшими на фронте, на самом деле оказались живы. Вот и этот человек тайно мог вернуться в Японию и… – Хибия стал проделывать какие-то странные движения руками.

– Не может этого быть!

– Нет, это вполне возможно, – подтвердил детектив Кондо. – И этот парень начал расправляться с вашими мужьями…

– Кондо-сан, вы романтик, – рассмеялась Тиёко.

Тут вмешался в разговор Тэцуо Сакураи:

– Значит, получается, что это Сасукэ недавно хотел проникнуть на виллу Фуэкодзи?

– Сакураи-сан, что вы хотите этим сказать? – спросил Хибия.

– Хибия-сан, оку-сан Фуэкодзи рассказала, что, когда она сегодня приехала на свою виллу в Сакура-но-дзава, около дома она увидела странного типа. Акияма видел похожего человека около нашей виллы и прогнал его. Описания оку-сан Фуэкодзи и Акияма совпадают.

– Как же он выглядел?

– С головы до ног был одет во все черное, на нем была черная охотничья шляпа и черные очки, шея обмотана черным шарфом, а на руках черные перчатки. Короче говоря, он был одет как гангстер – это сейчас модно. – Тэцуо хихикнул. – Да разве это серьезно? – беспечно продолжил он.

Но когда Хибия и Кондо резко вскочили со своих кресел, он раскрыл рот от изумления.

– Киндаити-сэнсей, а вдруг это Синдзи Цумура? – чуть ли не прокричал Хибия.

– Это именно Цумура, и он подстерегает Мися, – высказал свое мнение Кондо.

– Киндаити-сэнсей, да что же такое сделал Цумура-сэнсей? – испуганной скороговоркой перебил обычно хладнокровный Кадзухико, пораженный свирепым выражением лиц двух полицейских. Коскэ Киндаити с растерянным видом опять потянулся к своей взлохмаченной шевелюре.

– Перед своим загадочным исчезновением вчера вечером Цумура был одет точно так, как описал Сакураи-сан.

– Но, Киндаити-сэнсей, почему Цумура подстерегает Мися? – не могла удержаться Тиёко, тоже устрашась агрессивности полицейских.

В ответ на это Кондо резко сказал:

– Эта девочка что-то знает. Мися-тян, может, и не обратила на это внимание, но она стала свидетелем преступления Цумура, и, прежде чем она это расскажет, он хочет… – Кондо не смог закончить фразу, так как увидел побледневшее и дрожащее лицо Хироко.

Подозрение вновь пало на Цумура.

Тадахиро молча встал, подошел к столику, на котором стоял телефон, и, позвав Таки, приказал соединить его с виллой Фуэкодзи.

– Алло, Мися-тян, это дядя Асука. Акияма-сан уже уехал? А, он еще у вас. Позови-ка его к телефону.

Акияма взял трубку.

– Акияма? Что ты делаешь? Доедаешь угощение? Это хорошо. Послушай, ты задержись там еще ненадолго, к вам приедет человек из полиции. Сейчас я не могу сказать, зачем. Не испугай Мися и бабушку. Прошу тебя.

Когда Тадахиро положил трубку, рядом уже стоял помощник инспектора Хибия, который позвонил в полицию и распорядился, чтобы были направлены сотрудники полиции на виллу Фуэкодзи в Сакура-но-дзава и на виллу «Бандзандзо», приказав им проявлять сугубую бдительность и осторожность.

На вилле «Бандзандзо» было неспокойно и тревожно, все будто ожидали каких-то неприятностей. Но приехали полицейские, все успокоились, и ночь прошла без происшествий.

Назавтра наступило роковое 15 августа.


Глава двадцатая


Происшествие в гольф-клубе


Около половины первого Кадзухико, пройдя пять лунок, направился к зданию клуба. Его партнерами были супруги Сакураи, Тэцуо и Хироко. Результат у Кадзухико был неважный: он проиграл восемь мячей. Тэцуо побеждал и пребывал в превосходном настроении. Хироко играла еще хуже, чем Кадзухико. Они делали неточные удары, постоянно промахивались, и им частенько приходилось искать мячи в густой траве на окраине поля, что вызывало насмешки Тэцуо. Даже с паттинг-грина они проигрывали лунки.

У Кадзухико был гандикап 16, у Тэцуо – 24, а у Хироко – 36. С таким гандикапом Хироко никому не должна была бы проигрывать. Кадзухико играл чрезвычайно неудачно, Тэцуо проиграл четыре мяча, а Хироко двенадцать.

– Что с вами сегодня случилось? – удивленно спросил Тэцуо, имея в виду большое количество промахов у обоих. – Неужели вы так обеспокоены вчерашним происшествием?

– Я не такой твердокаменный, как ты, и все принимаю близко к сердцу.

– Ну, если ты будешь выглядеть таким расстроенным, то Киндаити-сэнсей может тебя в чем-нибудь заподозрить, – обратилась к Кадзухико Хироко.

– Не болтай лишнего. Лучше немного помолчи. Пожалуйста. О, черт! Опять неудача! – разозлился Кадзухико.

– Куда это ты целился, интересно? – издевался Тэцуо.

Игра Кадзухико определенно не клеилась. Мяч полетел в неизвестном направлении. Хироко только рассмеялась, ибо ей самой часто приходилось выбивать мяч из бункера – специально сделанной песчаной ловушки.

– Да, в трудном положении ты оказался. Если так будет продолжаться, аплодисментов ты точно не дождешься. Вчера вечером ведь ничего не произошло?

– Нет, ничего не случилось, но я все время просыпался ночью, а Акияма вообще не сомкнул глаз, – ответил Кадзухико.

Кадзухико и Хидэмото Матоба вчера остались ночевать в «Бандзандзо», а Акияма всю ночь охранял виллу.

– Жаль. Надо было и мне остаться на ночь.

– Отец с утра выглядел спокойным. Хироко, отец что-нибудь говорил?

– Нет, ничего относящегося к происшествию.

В этот день Хироко была необычно молчаливой. Кадзухико это беспокоило, но он не решался разузнать причину.

– Он особенный человек, и у него крепкое сердце. Однако он явно недоволен, что ему приходится играть в гольф в сопровождении Акияма и полицейского в штатском.

– Интересно, какой у него результат? Надо спросить. Пусть он и выглядит спокойным, но если счет плохой, значит, он все-таки волнуется.

Хироко пыталась за улыбкой скрыть свою тревогу. Тадахиро вместе с Тиёко и Хидэмото Матоба должны были играть на соседнем поле под присмотром Акияма и полицейского. Тэцуо и его партнеры начали игру самыми последними, поэтому не надо было беспокоиться, что их может догнать какая-нибудь группа, сколько бы мячей ни проигрывали Кадзухико и Хироко. Поле состояло всего из двенадцати лунок, но оно было очень неровным и на нем было много препятствий.

– Посмотрите, там, кажется, Мися-тян! – воскликнула Хироко, когда они приблизились к зданию клуба.

И действительно, на террасе клуба стояла Мися и робко махала рукой. Она была очень хорошенькая: ей к лицу были красный свитер с желтыми полосами и розовый платок на голове. Тонкая фигурка Мися не могла не тронуть впечатлительного Кадзухико.

Кадзухико широко улыбнулся, закричал:

– Мися-тян! – и помахал ей в ответ, после чего внимательно осмотрел все вокруг, но нигде не было видно человека, похожего на охранника.

– Бедный ребенок, она ничего не знает, – пробормотал Тэцуо.

– А чего она не знает? Вы имеете в виду Цумура? – спросила Хироко.

– Да, конечно.

– Все это ложь. Разве Цумура способен преследовать эту девочку? Это бредовые фантазии полицейских, – решительно сказал Кадзухико.

Лицо Тэцуо приняло таинственное выражение. Видимо, уверенность Кадзухико его не убедила – у него было собственное мнение. Вскоре все они вошли в здание клуба.

– Мися-тян, хорошо, что пришла. Бабушка не возражала?

– Нет, наоборот, она велела мне пойти в клуб.

– Вот и хорошо. – И Хироко заботливо спросила: – Мися-тян, а ты будешь обедать?

– Нет, я уже ела.

Обед в клубе подходил к концу, члены клуба один за другим выходили в лобби-бар или на террасу. В турнире принимали участие около двадцати человек. Часть из них высыпала сейчас на лужайку; игроки с клюшками в руках имитировали удары по мячу. Вокруг здания клуба прогуливались трое полицейских в штатском, одним из которых был Фурукава.

За столом еще оставались Тадахиро и его партнеры: Тиёко и Хидэмото Матоба. Поодаль сидел охранник Акияма, поедая наваленный на тарелку рис, приправленный специями. Прямо напротив Тадахиро сидели Коскэ Киндаити и еще один мужчина плотного телосложения, они пили кофе и курили. Кадзухико не удержался и подошел к ним.

– А, Киндаити-сэнсей, и вы тоже пришли?

– Как же я мог не прийти, если ты меня пригласил?

Покончив с едой, Тадахиро осмотрелся по сторонам и, увидев Тэцуо Сакураи, сказал:

– Сакураи-сан, ты, говорят, вчера проявил большую заботу об инспекторе.

Услышав это, Кадзухико и Хироко так и ахнули и уставились на мужчину, который сидел рядом с Киндаити. Инспектор Тодороку был, как всегда, тщательно одет, и его никак нельзя было принять за полицейского.

– Сакураи-сан, большое спасибо вам за вчерашнее.

– Не стоит благодарности. Мне было приятно, но я не знал, что вы из Токийского полицейского управления.

– За это мне досталось вчера вечером от Киндаити-сэнсея. Я не специально прикидывался кем-то другим, но за то, что не представился, прошу прощения.

– У этого человека комплекс по отношению к тем, кто работает в полиции, поэтому простите его. Кто еще не обедал, пожалуйста, проходите. Мы уже уходим.

В столовой было много свободных мест. Кадзухико и Хироко сели за стол и заказали обед.

– Мися-тян, присоединяйся к нам. Я закажу чай с пирожным, – предложил Кадзухико.

Мися с радостным видом села к ним за стол.

Тэцуо устроился рядом с инспектором Тодороку.

– Кстати, инспектор, вам удалось получить какую-нибудь информацию?

– О чем вы?

– Вчера вы путешествовали с оку-сан Фуэкодзи, а затем ехали со мной. Вам удалось что-нибудь узнать?

– Сакураи-сан, когда происходит какой-либо инцидент, я в рамках своих служебных обязанностей вынужден проявлять наблюдательность, можно сказать, все видеть и все чувствовать, но в данном случае мне, к сожалению, не удалось ничего узнать.

– Я-то ничего, а вот оку-сан Фуэкодзи сильно обижена. Она думает, что за ней установлена слежка.

– Ну что вы! Да ничего подобного!

– Мне-то все равно, у меня есть неопровержимое алиби.

В разговор вмешался Кадзухико, который, заканчивая обедать, внимательно прислушивался к их беседе.

– Тэцуо-сан, как пишут в моих любимых детективных романах, человек, который утверждает, что у него есть твердое алиби, всегда вызывает самые сильные подозрения.

– И все же с моим алиби все в полном порядке. Один и тот же человек не может одновременно быть в разных местах. Разве что удастся доказать, что я страдаю сомнамбулизмом.

Тадахиро бесстрастно наблюдал за Киндаити и инспектором Тодороку, покуривая послеобеденную сигарету. Услышав последние слова Тэцуо, он невольно усмехнулся:

– Тэцуо, вряд ли кто-нибудь может подумать, что ты болен сомнамбулизмом.

– Поэтому я и говорю, что со мной все в порядке.

– Кстати, инспектор, – спросил Хидэмото Матоба, – а вы знали матушку Фуэкодзи?

– Да, знал, я однажды видел ее. И по странной случайности мы встретились в поезде. Отори-сан, когда вы ее увидите, передайте, пожалуйста, мои извинения.

– В таком случае, наверное, мы все хоть однажды попадали в поле вашего зрения, – с беспокойством в голосе констатировал Тэцуо.

Все присутствующие рассмеялись, и только Кадзухико с нарочито серьезным видом заявил:

– Хироко-сан, проследите за своим мужем. Пусть помолчит: все, что он ни скажет, и так всем известно.

– Послушай, Кадзухико-сан, он, может, когда и говорит глупости, но только для того, чтобы позабавить окружающих. Он далеко не глупый человек, и ты прекрасно об этом знаешь.

Хироко говорила с обидой, но неожиданно повеселела и, позабыв про Кадзухико, спросила:

– Киндаити-сэнсей, а вы будете играть в гольф?

– Нет, я для этого не гожусь. Вот инспектор, в отличие от меня, вполне мог бы… Кстати, Нандзе-сэнсей, на вилле которого мы живем, играет в гольф; правда, я не знаю, насколько хорошо он это делает.

– Чем же вы намерены заняться?

– Я буду наблюдать за играющими и восхищаться их мастерством.

– Ой, как страшно! Кадзухико-сан, ты здесь старший, скажи, с кем я буду играть?

– Присоединяйся к нам. Мы как раз будем играть последними, я заодно потренирую Мися-тян.

– А разве Киндаити-сэнсей не пойдет с нами? – с удивлением спросил Тадахиро.

– Отец, с вами ведь все время будет Акияма-сан. А Киндаити-сэнсей лучше останется с инспектором.

Тиёко вежливо улыбалась, лицо ее было непроницаемо. Казалось, что она все еще находится под впечатлением словесной перепалки, которая вчера вечером возникла между Киндаити и Кадзухико.

Вскоре после часа дня первая группа начала движение по полю. С утра в турнире принимали участие шесть команд по три-четыре человека, всего двадцать один человек. Позже к ним присоединились Коскэ Киндаити, инспектор Тодороку и Мися. Каждая группа начинала игру через шесть минут после предыдущей, так что Кадзухико и его партнеры имели в запасе тридцать минут. Сам Кадзухико был в приподнятом настроении, подобрал Мися клюшку и ботинки из запасника клуба и все что-то объяснял ей.

– Кадзухико-сан, спасибо вам за заботу, – поблагодарила его Тиёко, которая подошла и стала совсем по-матерински поправлять одежду на Мися.

– Пустяки! Как Мися быстро растет! По сравнению с прошлым годом она стала совсем взрослой.

Мися была в радостном настроении. Похоже, она почувствовала себя свободной, вырвавшись из-под неусыпного наблюдения Ясуко.

Погода в Каруидзаве неустойчива. В первой половине дня небо было ясным, а сейчас начал подниматься туман и вскоре полностью окутал возвышающуюся перед полем для гольфа гору Ханарэяма.

– Кадзухико-сан, не оставляйте Мися, – сказала Тиёко, перед тем как вместе с Тадахиро и Хидэмото Матоба начать движение по полю.

Следом за ними шли Акияма, кэдди и двое полицейских в штатском. Через шесть минут в игру вступила следующая команда, в которую входил детектив Фурукава.

Коскэ Киндаити так до конца и не понял, что имел в виду Кадзухико, настойчиво приглашая его принять участие в турнире. Как это он сказал? «При игре в гольф отчетливо проявляется характер каждого участника. И таким образом, как часто пишут в детективных романах, можно вычислить преступника».

Значит, по мнению Кадзухико, наблюдая за игрой участников турнира, на основе их поведения можно предположить, кто из них является преступником? Но это невозможно. Ведь участники турнира не сидят за столом, как при игре в карты, го или шахматы, а движутся по полю, поэтому одновременно наблюдать за всеми, имеющими непосредственное отношение к событиям, – задача невыполнимая. Поблизости от Киндаити играли Кадзухико с Мися, Тэцуо и Хироко. А не хотел ли Кадзухико заставить Киндаити наблюдать за игрой именно этой супружеской пары?

Во второй половине дня играли на седьмой лунке.

Паттинг-грин, участок вокруг лунки, располагался здесь наверху крутого склона. Если мяч неудачно ложился на грине, он мог скатиться вниз в ложбину.

Мяч Тэцуо как раз и скатился в ложбину, и в довершение всего он перебил его оттуда через грин и теперь впервые с начала игры оказался в таком трудном положении. У Хироко в этот раз игра почему-то пошла хорошо. У Кадзухико результаты тоже были лучше, чем утром, хотя ему приходилось одновременно наблюдать за игрой Мися.

Инспектор Тодороку играл без гандикапа, но, хотя и с трудом, не отставал от остальных участников. Киндаити, шагая по газону, внимательно наблюдал за играющими. Он не знал правил и иногда невпопад задавал вопросы, чем вгонял в краску инспектора Тодороку.

Когда Хироко около восьмой лунки сделала промах, Киндаити вдруг пришло в голову: не была ли Хироко той женщиной, которая звонила позавчера вечером Синдзи Цумура в «Хосино-онсэн»? Осенью прошлого года Хироко познакомилась с Синдзи Цумура на художественной выставке. Тогда даже Тэцуо проявил к нему интерес, тем более не осталась безразличной Хироко. Цумура, по словам знающих его людей, был красивый мужчина. Но ведь и Хироко очаровательная женщина, Цумура вполне мог ею заинтересоваться. А вдруг после той встречи между ними возникла тайная связь?

Вчера вечером Коскэ Киндаити и инспектор Тодороку проговорили почти до утра, и инспектор среди прочего рассказал, что Тэцуо Сакураи известен полиции как большой повеса. Стоит ли удивляться, если его жена втайне ему изменяет?

Киндаити знал, что строить такие предположения чрезвычайно опасно для расследования преступления, но остановиться уже не мог.

Тогда получается, что вчера вечером Тэцуо специально выставил себя простаком. Зная о неверности жены, он хотел таким образом намекнуть об этом. Нет, скорее он хотел направить подозрение на Тиёко, забывая, что роет могилу своей собственной жене.

Киндаити пожалел, что упустил возможность внимательно понаблюдать за выражением лица Хироко вчера вечером, во время разговора с Тэцуо. Вероятно, Хироко умышленно держалась как можно более незаметно. Быть может, Кадзухико и пригласил Киндаити на турнир по гольфу в надежде, что он сможет здесь раскусить ее хитрость?

Расстояние до следующей лунки было невелико, и, хотя Хироко только что допустила промах, она затем все же довольно успешно продвинулась вперед. Тэцуо в этот раз отставал. Кадзухико, очевидно, потому, что рядом была Мися, играл значительно лучше, чем в первой половине дня, хотя Мися и отнимала у него довольно много времени. Инспектор Тодороку бил по мячу почти без промахов.

Когда переходили от восьмой к девятой лунке, Киндаити вспомнил: инспектору удалось подслушать во время поездки на машине с Тэцуо, что именно Кадзухико помог Тэцуо завоевать сердце Хироко и жениться на ней. И вчера он своими глазами видел, с каким уважением и любовью относится Кадзухико к супругам Сакураи. Зачем же он тогда хотел в чем-то разоблачить Хироко? Или приглашение Кадзухико не имело никакого отношения к Хироко, а было связано с чем-то другим?

Следует отметить, что Коскэ Киндаити не только строил различные фантастические предположения, но также не пропускал мимо ушей ни одной шутки или замечания, которыми обменивались партнеры. А в их игре во второй половине дня действительно произошли значительные изменения. Если у Хироко и даже у Кадзухико, который был вынужден постоянно помогать Мися, игра шла довольно успешно, то Тэцуо будто подменили. Почему? Неужто его более, чем всех остальных игроков, волнует присутствие Коскэ Киндаити?

Когда начали разыгрывать девятую лунку, инспектор Тодороку произвел великолепный первый удар, чем вызвал восхищение всех присутствующих. Киндаити также выразил одобрение, хотя его мысли были далеки от игры.

Куда направился Синдзи Цумура, купив карманный фонарик на Старой дороге? Не пошел ли он на виллу Сакураи? Если да, то до какого времени он там находился? Смерть Кего Маки – было ли это убийство или самоубийство – наступила в результате отравления цианистым калием позавчеpa около девяти часов вечера. Если Цумура до этого времени находился на вилле Сакураи, то его можно считать полностью невиновным. Но для этого нужны показания Хироко, а их не так-то легко получить. Хироко должна также знать, как был тогда одет Цумура. По словам Сигэки Татибана, когда они расставались, Цумура был в костюме гангстера.

Киндаити вновь был вынужден упрекнуть себя за то, что не следил за выражением лица Хироко, когда вчера вечером все были взбудоражены сообщением о попытках мужчины, одетого во все черное, проникнуть на виллы Фуэкодзи и «Бандзандзо».

В этот момент ему в голову пришла невероятная мысль. Киндаити встал как вкопанный.

А не знает ли Тадахиро Асука обо всех этих событиях? Он не смог толком описать и объяснить свои действия после отключения электричества. Он говорил всякие глупости вроде того, что был в сильном возбуждении от первого поцелуя Тиёко Отори, что по дороге потерял зажигалку… Его рассказ уж очень напоминает неудачную попытку замести следы. Тому, что он сразу после отключения света поцеловал Тиёко, можно поверить. Если же потом он незамедлительно покинул отель, то это должно было произойти в восемь часов десять минут. А если он пошел на виллу Сакураи? А если он там встретился с Синдзи Цумура?

Киндаити даже задышал чаще от таких предположений.

Тадахиро Асука? Неужели это возможно?

Однако Кего Маки посетил Тадахиро несколько дней тому назад. Зайдя в тупик в своем творчестве, он якобы хотел вдохновиться, читая книги по археологии, и пришел за ними к Тадахиро. С какой стороны ни посмотри, глупейший предлог. Не сообщил ли Маки во время этого визита ставшую ему известной какую-то секретную информацию, которая касалась Тиёко?

«Я кое-что узнал от Синдзи Цумура, да-да, узнал! Могу ли я сообщить об этом Тадахиро Асука?» – таков был смысл похожего на шантаж высказывания Фуэкодзи по телефону, когда он звонил Тиёко в прошлом году. И это, несомненно, должна была быть роковая для Тиёко информация. Дальше… Что дальше? Тадахиро, видимо, ничего не стоило достать цианистый калий.

Ему самому и не надо было ничего делать. У него есть Такудзо Акияма, он, как подслушал вчера в машине инспектор Тодороку, пойдет за Тадахиро и в огонь, и в воду. При этом Кондо испытывает серьезные подозрения, что машина, которая задавила насмерть Кэндзо Акуцу, принадлежала Тадахиро, а управлял ею Такудзо Акияма. Да, но Акияма позавчера был на танцах О-Бон. У него алиби. Зато Акияма великолепно управляет машиной…

Киндаити больше всего волновало, где Синдзи Цумура. Кто был мужчина, которого видели у виллы Фуэкодзи и возле «Бандзандзо»? Неужели действительно Цумура? Коскэ Киндаити и помощника инспектора Хибия заинтересовал оползень возле задней стены бунгало Цумура. По словам Татибана, там была небольшая пещера, которая служила естественным холодильником. По указанию Хибия предыдущей ночью оползень раскопали. Узнав об этом, Киндаити вместе с инспектором Тодороку к девяти часам примчались к бунгало, однако их ждало разочарование: там была обнаружена только пустая бутылка из-под виски и несколько стаканов. Полученная от соседей информация о том, что Цумура может там что-то прятать, оказалась ложной.

Коскэ Киндаити беспокоила еще одна проблема: куда мог исчезнуть Синкити Тасиро? С ним недавно встречался и разговаривал Сигэки Татибана. Принадлежавший ему шарф был обнаружен на крючке за окном бунгало Цумура, что свидетельствовало о том, что Синкити там был, но дальнейшие следы его пребывания так и не были обнаружены. В настоящее время полиция Каруидзавы прилагает все усилия к тому, чтобы найти этих двух людей.

Это произошло, когда игроки, за которыми наблюдал Киндаити, были на грине десятой лунки. Тэцуо часто мазал, Кадзухико был занят Мися, поэтому, когда мячи всех играющих оказались на грине, было уже больше трех часов пополудни. Спустившийся с горы Ханарэяма туман окутал всех игроков, а также стоящие справа и слева от фервея деревья, которые напоминали теперь те размытые силуэты, что встречаются на картинах, нарисованных тушью.

На глазах Киндаити Кадзухико только что положил свой мяч на грин и затем взял его в руки, отметив его местонахождение маркером, которым служила красная шерстяная нить. Инспектор Тодороку должен был первым сделать удар. Его мяч находился на расстоянии десяти ярдов от лунки. Инспектор несколько раз прошелся между мячом и лункой, садился на корточки для определения угла наклона поверхности грина, тщательно изучал траву, уже изрядно отсыревшую из-за тумана.

Наконец, глубоко вздохнув, он обхватил клюшку обеими руками и встал позади мяча. Расстояние до лунки было все же довольно большим, патт – катящийся удар – здесь вряд ли подошел бы, видимо, Тодороку собирался делать чип – невысокий короткий удар клюшкой. Инспектор несколько раз взмахнул клюшкой, а затем ударил по мячу. И – о, чудо! Мяч прокатился десять ярдов по газону и исчез в лунке. Раздались аплодисменты и радостные возгласы.

– Великолепный удар! – воскликнул Тэцуо.

Инспектор Тодороку поднял вверх клюшку, делая вид, что кричит «банзай!».

Следующим бить по мячу должен был Кадзухико. Он повернулся к стоящей рядом Мися.

– Мися-тян, не могла бы ты поднять вон ту красную шерстяную нить?

– Красную нить?

– Посмотри, прямо перед тобой лежит.

Пораженный Коскэ Киндаити повернулся к Мися, которая, широко раскрыв глаза, осматривала все вокруг себя. Прямо перед ней на фоне зеленой травы резко выделялась красная шерстяная нить, но она ее как будто не видела. Подошел инспектор Тодороку, посмотрел на Мися и на лежавшую перед ней красную нить, и его глаза как-то странно заблестели.

Заметив странное напряжение, царившее вокруг Мися, к ним подошли Тэцуо и Хироко. Позади всех на цыпочках стоял детектив Фурукава, пытаясь понять, что происходит.

Кадзухико повторил:

– Послушай, Мися-тян, ты не видишь у себя под ногами красную шерстяную нить?

Мися оторвала взгляд от лужайки и посмотрела на лица окружавших ее людей. Похоже, ею овладело отчаяние, ее тело напряглось, она была готова вот-вот заплакать.

– Не может быть, Мися-тян! Ты, оказывается, дальтоник! – вскрикнул Тэцуо.

Услышав эти слова, Мися отпрыгнула на два-три шага назад, но Фурукава удержал ее, а подскочивший Киндаити схватил ее за локоть.

Мися вся сгорбилась как от приступа радикулита, выдвинула вперед подбородок и с ненавистью осмотрела всех. Затем она, как бы обороняясь, вытянула вперед руки со скрюченными пальцами, готовая вцепиться в каждого, кто приблизится к ней. Ее тело дрожало, губы искривились, а изо рта, казалось, сейчас, как у больного эпилепсией, пойдет пена.

Киндаити, конечно, и прежде не раз приходилось видеть искаженные злобой лица и мужчин и женщин, но он впервые видел лицо, настолько изуродованное ненавистью. Впечатление еще больше усиливалось тем, что оно принадлежало девушке, которой было всего лишь шестнадцать лет. Лицо безошибочно выдавало какую-то психическую травму, которая, сочетаясь с душевным отчаянием, делала его еще более уродливым. Окружающие ее взрослые замерли от ужаса, разглядывая, во что превратилась милая Мися.

Киндаити наконец-то понял замысел Кадзухико. Кадзухико знал об этом, знал, что Мися дальтоник и не может различать красный и зеленый цвета. Именно это пыталась скрыть Ясуко Фуэкодзи, не пуская ее на турнир.

Детектив Фурукава, что-то крикнув, сделал шаг вперед, в то время как Мися, сохраняя оборонительную позу, отпрыгнула от присутствующих людей. Ее мокрое от тумана лицо становилось все более уродливым, она в отчаянии пыталась подальше отодвинуться назад, и Фурукава с трудом удерживал ее. Вдруг вдалеке послышался приглушенный туманом хлопок.

Когда все с испугом повернулись в ту сторону, звук повторился.

– Ого, это похоже на выстрел, – сказал Тэцуо.

– Это в районе двенадцатой лунки, – подтвердил Кадзухико.

Поле для гольфа имело неровный рельеф, и из-за густого тумана видимость практически была нулевая.

– Если это двенадцатая лунка, то там должен находиться отец, – с дрожью в голосе сказала Хироко. Вероятно, перед ней возник образ мужчины-гангстера.

Когда Кадзухико, зажав в руке клюшку, бросился бежать в направлении двенадцатой лунки, послышался третий выстрел, не с той стороны, что первые два. Вслед за Кадзухико побежали Тэцуо и Хироко, и в этот момент раздался четвертый выстрел. В густом тумане слышались какие-то крики. Приблизившись на достаточное расстояние, бежавшие различили голос запыхавшегося кэдди:

– Асука-сан, Асука-сан…

Фигура кэдди вынырнула из тумана. Он, как безумный, твердил:

– Асука-сан ранен, Асука-сан ранен… Акияма-сан преследует, Акияма-сан преследует…

В это время раздался пятый выстрел, но уже довольно далеко.

Коскэ Киндаити и инспектор Тодороку вместе с детективом Фурукава бежали вслед за Кадзухико и супругами Сакураи. На мгновение обернувшись, Киндаити увидел удалявшийся силуэт Мися, одетой в красный с желтыми полосами свитер. Концы розового платка развевались за ее спиной.


Глава двадцать первая


Море густого тумана


Недавний тайфун словно ускорил смену сезонов в Каруидзаве, и лето в один день уступило место осени. С деревьев медленно падали листья. С наступлением ночи туман не только не рассеялся, а стал еще гуще. Только вилла «Бандзандзо» была по-прежнему окружена плотной стеной вечнозеленой растительности, и сейчас во всех ее окнах горел свет. Однако из-за тумана свет выглядел тусклым, окна казались размытыми пятнами, создавая довольно унылую картину. На ветвях деревьев туман превращался в капли воды, которые падали на землю, как неспешный дождь.

Было восемь часов вечера 15 августа 1960 года.

Вилла «Бандзандзо» была погружена в глубокое уныние. Суетливо сновавшие туда-сюда люди, казалось, сдерживали дыхание и старались, чтобы их шаги не были слышны. В большом зале, построенном в стиле эпохи Мэйдзи, находилось три человека. Инспекторы Тодороку и Ямасита сидели друг против друга за маленьким столиком и играли в го. Коскэ Киндаити расположился в кресле рядом с доской и, казалось, наблюдал за игрой, однако трудно сказать, что он в действительности видел, о чем думал: в пепельнице на соседнем столике росла гора окурков. В ярком свете люстр эти трое напоминали скульптурную группу молящихся. И они в самом деле произносили молитвы.

Коскэ Киндаити осознавал, что он допустил большой просчет, не предположив, что преступник может иметь огнестрельное оружие. Если Тадахиро Асука не выживет, на плечи Киндаити ляжет тяжкий груз. Еще больший просчет Киндаити – он не смог просчитать, что преступник доведен до такого отчаяния, что решится буквально среди бела дня совершить покушение на жизнь Тадахиро Асука. Киндаити было необходимо вновь проанализировать все детали этого дела, и гора окурков в пепельнице перед ним свидетельствовала о напряженной работе мысли.

Позвонил Кадзухико из больницы, сообщил, что, к счастью, жизнь Тадахиро вне опасности. Пуля извлечена, переливание крови прошло успешно. Тадахиро находится в сознании.

Кадзухико и Хидэмото Матоба много времени провели в приемном покое больницы. После окончания операции им разрешили навестить раненого, и Тадахиро сказал археологу:

– Теперь я в двойном долгу перед сэнсеем.

Смысл этого высказывания заключался в следующем.

Тадахиро находился на грине двенадцатой лунки, когда в него выстрелили. Он готовился сделать последний удар, так как расстояние от мяча до лунки было всего три ярда, готовился тщательно, боясь совершить промах. Обхватив клюшку двумя руками, он наклонился вперед. Рядом с ним, наблюдая за подготовкой к удару, стоял Хидэмото Матоба. Неподалеку находились Тиёко и кэдди. Такудзо Акияма стоял на краю грина, а полицейские расположились по его окружности. Похоже, что в этом месте туман был особенно густым, и за пределами грина перемещения пластов тумана напоминали медленный водоворот в море.

На противоположной от Акияма границе грина возникло какое-то движение, однако из-за густого тумана темную тень приняли за одного из полицейских, несущих охрану.

Тадахиро приготовился к удару, и все затаили дыхание. Туман слоями перетекал над грином, вокруг воцарилась мертвая тишина, и доносившийся издалека крик птицы ее только подчеркивал.

Глубоко вздохнув, Тадахиро только собрался взмахнуть клюшкой, как раздался громкий хлопок, и туман прорезала белая вспышка. Тадахиро покачнулся, но устоял. Несколько секунд он всматривался сквозь туман в стрелявшего. Стоявший рядом Хидэмото Матоба с криком «Осторожно!» сбил Тадахиро с ног и сам упал лицом вниз на траву. Возможно, если бы он этого не сделал, вторая пуля оборвала бы жизнь Тадахиро.

Вот что имел в виду Тадахиро, сказав, что он в долгу перед Матоба. Но это было еще не всё.

Второй выстрел прогремел почти одновременно с падением Тадахиро, поэтому преступник, возможно, подумал, что попал в цель, и, повернувшись, бросился бежать. Тиёко кинулась за ним, пробежала несколько метров и сумела разглядеть, что это был человек, одетый во все черное, на голове у него была черная охотничья шляпа, на лице черные очки, шея повязана черным шарфом и на руках черные перчатки. В тумане невозможно было определить, был ли это Цумура. Через несколько секунд тень растворилась в молочном мареве.

– Акияма, ни с места… Акияма, стой!..

Услышав этот приказ, произнесенный слабым, но твердым голосом, Тиёко с удивлением обернулась, и в этот момент на нее налетел Акияма, сбил ее с ног и исчез в тумане. Тиёко успела увидеть лицо Акияма, налитые кровью глаза, и услышать произнесенные страшным голосом слова: «Черт бы тебя побрал!» Двое полицейских с опозданием бросились вслед за Акияма.

Акияма, конечно же, не нарочно сбил Тиёко с ног, и его слова «Черт бы тебя побрал!» относились не к ней, а к преступнику, который стрелял в его господина. А может, выругал сам себя за то, что не смог предотвратить трагедию. Тем не менее волна гнева захлестнула Тиёко.

– Тиёко… Останови Акияма… У преступника пистолет…

Обращенные к ней слова Тадахиро отрезвили Тиёко.

– Акияма-сан, Акияма-сан, вернитесь! Хозяин беспокоится о вас, – поднявшись с мокрого газона, громко закричала Тиёко и затем бросилась к Тадахиро.

Хидэмото Матоба помог Тадахиро сесть и перевязал своим платком рану. Увидев, как платок моментально окрасился в красный цвет, Тиёко в страхе закричала:

– Держитесь, держитесь!

Тадахиро, крепко схватив Тиёко за руку, попытался ее успокоить, но тут же потерял сознание.

В этой обстановке единственным человеком, который сохранил самообладание, был Хидэмото Матоба. Он уложил Тадахиро на траву и обругал стоявшего рядом в растерянности кэдди:

– Чего стоишь?! Быстро позови людей! Они должны быть на одиннадцатой и десятой лунках.

Когда кэдди как сумасшедший бросился бежать, в тумане раздались третий и четвертый выстрелы.

– Акияма-сан! – вскрикнула Тиёко, почувствовав физическую боль, как будто это стреляли в нее.

Вскоре после этого прибежали Кадзухико и другие участники турнира. К счастью для Тадахиро, среди них были опытные люди, которые знали, как действовать в подобных ситуациях, и могли оказать первую помощь. Совсем несведущие в таких делах Кадзухико и Тэцуо стояли в растерянности, но паники не было.

После того как инспектор Тодороку убедился, что раненому правильно оказана первая помощь, из здания клуба прибежали приглашенные на турнир гости, среди которых оказался известный хирург, близкий знакомый Тадахиро. Вскоре подъехала машина «скорой помощи» и вместе с ней помощник инспектора Хибия с группой полицейских. Тадахиро на носилках был перенесен в машину, в которую помимо хирурга сели Тиёко и Хироко. Стоявший рядом с машиной Хидэмото Матоба робко попросил:

– Я прошу прощения, но нельзя ли мне тоже поехать с вами? – И, словно отвечая на невысказанный вопрос Кадзухико, Матоба пояснил: – Кадзухико-кун, я успел спросить, какая у него группа крови, и узнал, что у него группа АВ. У меня такая же, и, возможно, я могу оказаться полезным.

Кадзухико почувствовал себя неловко, а Киндаити вновь осознал, что ему ничего не остается сделать, как снять шляпу перед сохранившим полное самообладание археологом. То был второй долг, о котором говорил Тадахиро.

– В таком случае я остаюсь, – сказала Тиёко и вышла из машины. – Сэнсей, прошу вас оказать помощь. Мне все равно надо здесь остаться, так как только мы с вами были поблизости, когда раздался выстрел. Хироко-сан, прошу вас тоже помочь.

– Хироко, я тоже поеду. У меня такая же группа крови. Кадзухико, и ты сразу приезжай в больницу, – энергично распорядился Тэцуо.

Он забрался в «скорую помощь» последним, машина выехала с поля для гольфа и сразу же исчезла в тумане. Был слышен только вой сирены. На поле остались Коскэ Киндаити, инспектор Тодороку и Тиёко с Кадзухико. Кадзухико, обращаясь к Тиёко, попросил:

– Отори-сан, когда закончите разговор с полицейскими, сразу приходите в здание клуба. Я буду вас там ждать, мы вместе поедем в больницу. Дяде будет грустно, если вас не будет рядом, когда он придет в сознание.

Хибия куда-то исчез, командуя своими подчиненными. Туман все сгущался, и трое оставшихся на поле чувствовали себя плывущими по некоему фантастическому морю. Издалека порой доносились голоса полицейских, которые Тиёко казались криками дьяволов, привидевшихся в кошмарном сне. Ее влажные от тумана плечи слегка дрожали.

– Отори-сан, – спокойным голосом заговорил Коскэ Киндаити, стараясь по возможности не волновать Тиёко, – вы, как только узнали группу крови Асука-сана, сразу вышли из машины…

– Да, потому что у меня группа А. – Это было сказано так, что всем стало понятно: если бы у нее была одинаковая группа крови с Тадахиро, она бы с радостью отдала ее всю до капли.

– Вчера вы нам рассказали, что, когда в детстве возникла необходимость сделать переливание крови Мися-тян, кровь дал Кэндзо Акуцу.

– Да.

– А у них какая группа крови?

– Группа В. – Сказав это, она заметила странную реакцию инспектора Тодороку и нахмурила брови. – Что-нибудь не так?…

Инспектор не смог заставить себя посмотреть в лицо Тиёко, поэтому невольно от нее отвернулся. Дело в том, что сегодня утром инспектор Тодороку и Киндаити заехали в полицейское управление Каруидзавы и ознакомились с заключением медицинской экспертизы по вскрытию тела погибшего в прошлом году насильственной смертью Ясухиса Фуэкодзи. Он имел группу крови 0. Инспектор Тодороку знал, что у мужчины с нулевой группой крови и женщины с группой крови А не может родиться ребенок, у которого группа крови В. В таком случае, кто же был отцом Мися?

Коскэ Киндаити печально посмотрел на Тиёко и спросил:

– Отори-сан, может, вы случайно помните, какая группа крови была у Фуэкодзи?

– У него… была…

Она посмотрела на печальное лицо Киндаити и широкую спину инспектора Тодороку.

– Группа 0. Да, это наверняка. Киндаити-сэнсей, почему вы спрашиваете?

«Эта женщина длительное время обманывала Ясухиса Фуэкодзи и, будучи его женой, с каким-то другим мужчиной зачала Мися. В противном случае у Мися не должна быть группа крови В. Тиёко не знает секретов, которые таят в себе группы крови, и не обратила внимания на наводящие вопросы Коскэ Киндаити. Сама она не признается в своей супружеской неверности.

Однако, – инспектор Тодороку почувствовал, что задыхается, – какое отношение имеет неверность Тиёко к дальтонизму Мися? Не знал ли Коскэ Киндаити с самого начала, что дальтонизм как-то с этим связан? Когда мы вчера вечером вернулись на виллу Нандзе в Минамихара, Киндаити что-то искал там в энциклопедии. Не искал ли он статью о дальтонизме?»

– Киндаити-сэнсей! – заговорила Тиёко с дрожью в голосе. – Группа крови имеет какое-то значение?

Инспектор Тодороку обернулся и увидел, что Киндаити положил руку на плечо Тиёко.

– Отори-сан, мы поговорим об этом сегодня вечером. Мне еще кое-что непонятно. Но я вам верю. Обо всем, что связано с группой крови, лучше никому не говорить. И не пытайтесь что-нибудь сами узнать. Я все объясню позже. Сегодня вечером… А, вон идет и помощник инспектора Хибия. Расскажите ему вкратце, как все произошло, и сразу возвращайтесь в клуб. Вам с Кадзухико следует поехать в больницу. Асука-сан вы сейчас нужны больше, чем кто-либо другой.

Быстро сказав все это, Киндаити отошел от Тиёко, и как раз в этот момент из тумана вынырнул помощник инспектора Хибия.

Он был очень возбужден. Он считал, что покушение на Тадахиро – это его личный промах, испытывал вину перед Асука, не мог примириться со случившимся, а тут вдруг у него мелькнула мысль, не является ли это покушение инсценировкой.

Тиёко несколько раз повторила все, что она запомнила, как могла, описала внешний вид нападавшего, но, поскольку лица его не разглядела, отказалась делать заключение о том, был ли то Синдзи Цумура или кто-то другой. Хибия бурно выражал негодование, настаивал, вопросы следовали один за другим, повторялись в попытках уличить в неточностях.

Однако Тиёко вела себя совершенно спокойно и терпеливо повторяла прежние показания. К сказанному она добавила, что Хидэмото Матоба тоже был свидетелем всего происшедшего, и посоветовала побеседовать с ним. Она также высказала мнение, что Тадахиро мог видеть лицо преступника, но когда он начал что-то говорить, потерял сознание, и его можно будет спросить после того, как он придет в себя. Тут у Тиёко, похоже, закружилась голова, и она покачнулась. Возможно, она подумала о том, что Тадахиро может и не прийти в себя.

Наблюдавший за этой беседой Киндаити счел необходимым вмешаться:

– Хибия-сан, может быть, на этом остановимся? С Матоба-сэнсеем вы можете побеседовать позже. Если в их показаниях будут расхождения, тогда зададим дополнительные вопросы. У вас нет возражений? – Затем, повернувшись к Тиёко, он сказал: – Отори-сан, вас ждет Кадзухико в здании клуба. Езжайте сразу в больницу.

Помощник инспектора Хибия прекратил допрос и на всякий случай приказал молодому полицейскому проводить Тиёко до здания клуба.

Поле для гольфа, окутанное густым туманом, казалось пустынным и заброшенным. Все так же раздавались крики птицы, как будто ничего не произошло.

Коскэ Киндаити и инспектор Тодороку в сопровождении Хибия прошли около ста метров в сторону окружающего поле леса. Там, в высокой траве, были видны следы крови, а вокруг с суровыми лицами стояли полицейские в штатском и в форме. Один их них начал возбужденно рассказывать:

– Я и Ямагути-кун вслед за Акияма-сан бросились преследовать преступника. Когда мы достигли этого места, преступник произвел два выстрела, и одна из пуль попала в ногу Акияма-сан. Акияма-сан упал, и я бросился к нему на помощь, а преступник скрылся в лесу. Ямагути-кун побежал вслед за ним.

Лес до самых верхушек был погружен в море тумана, не было видно даже очертаний горы Ханарэяма, которая возвышалась за ним.

– Я сказал Акияма-сан, чтобы он оставался на месте, а сам побежал в лес вслед за преступником и Ямагути-кун. Преступника нигде не было видно. В той стороне раздался выстрел из пистолета, и я бросился на его звук. Преступника я так и не обнаружил, но на траве были видны следы крови. Я поспешил на прежнее место, но Акияма-сан там уже не было. Вскоре сюда вернулся и Ямагути-кун.

Этот полицейский в штатском по имени Кимура то же самое недавно докладывал помощнику инспектора Хибия, поэтому создавалось впечатление, что он произносит заученный текст.

Как рассказали полицейские, пуля попала в лодыжку левой ноги Акияма, но не задела кость, а прошла насквозь. Судя по следам на траве, кровотечение было сильным. Не обращая на это внимания, Акияма продолжил преследование преступника и углубился в чащу леса.

Коскэ Киндаити почувствовал, как у него побежали мурашки по спине.

В данной ситуации у помощника инспектора Хибия могло быть только два плана для поимки преступника: установить полицейский кордон в городе и организовать поиск в горах. Первый план уже был введен в действие, а что касается преследования преступника в горах, то время суток и погодные условия были для этого чрезвычайно неблагоприятные. Было уже около пяти часов вечера, туман сгущался; с наступлением сумерек видимость станет равна нулю.

Ханарэяма не слишком большая гора, но там несколько раз видели медведей. Преступник вооружен, и кто знает, сколько патронов у него еще осталось? Его защищает туман, и он может стрелять на звук шагов.

План операции необходимо было пересмотреть.

Оставив двоих полицейских для наблюдения за окрестностями, все вернулись в здание клуба. Приглашенные на турнир гости еще не разошлись, но Кадзухико и Тиёко нигде не было видно. У входа полицейский на мотоцикле ожидал помощника инспектора Хибия. Согласно его докладу, на вилле Фуэкодзи в Сакура-но-дзава в настоящее время находятся Ясуко и домработница Рики, а Мися после того, как ушла в гольф-клуб, еще не появлялась. Она так и исчезла после событий на десятой лунке.

Киндаити и инспектор Тодороку на машине Хибия из гольф-клуба заехали в больницу. В приемной дежурил Кадзухико, который рассказал им, что Тадахиро пришел в себя и сейчас чувствует себя довольно бодро. В настоящий момент делают переливание крови, и его не следует беспокоить. Тадахиро также просил передать, что предлагает организовать штаб операции на вилле «Бандзандзо», где все могут переночевать. В этом случае он будет чувствовать себя спокойным. На это Коскэ Киндаити сделал следующее заявление:

– Передайте Асука-сан, что операция входит в завершающую стадию. Сегодня или завтра преступник будет установлен и арестован. Желаем скорейшего выздоровления.

Кадзухико рассказал, что Тадахиро очень обрадовался, когда ему передали слова Киндаити. Около него находятся Тиёко и Хироко. По словам Кадзухико, присутствие Тиёко было большой поддержкой для дяди.

На кадиллаке, которым управлял Кадзухико, Киндаити и инспектор Тодороку отправились на виллу «Бандзандзо», но по дороге заехали в полицейское управление и взяли с собой инспектора Ямасита.

Было 20 часов 30 минут 15 августа 1960 года.

И вот теперь полицейские и детектив Киндаити сидели в зале виллы «Бандзандзо». Туман все больше сгущался, и не чувствовалось никаких признаков, что он может рассеяться. Ведущие в зал стеклянные двери были плотно закрыты, однако туман все-таки сумел проникнуть внутрь, и все помещение было затянуто дымкой.

Пришедший вскоре помощник инспектора Хибия сообщил, что, не говоря уже о преступнике, до сих пор не обнаружены следы Акияма и Мися. Акияма, видимо, продолжает преследовать преступника, что вызывает опасения за его судьбу. Но что случилось с Мися? Нет ли какой-то связи между ней и преступником?

– Операцию в горах придется отложить до утра, – проворчал Хибия, глядя на плотную стену тумана за окном. – Разумеется, по всему городу приняты меры к немедленному аресту человека, похожего по описанию на преступника. Что касается надписи, обнаруженной в домике номер семнадцать кемпинга «Белая береза», то сейчас проводится экспертиза, и скоро будут известны ее результаты. Они будут доставлены сюда.

– А как насчет списка лиц, которые останавливались в этом домике? – спросил Киндаити.

– Над этим сейчас работаем. К счастью, у Татибана есть письмо Синдзи Цумура, поэтому, если Цумура после смерти Фуэкодзи останавливался в «Белой березе» и собственноручно сделал запись в журнале проживающих, то это скоро будет выяснено.

– Приятно слышать, – сказал Киндаити, но его настроение было далеко не из лучших. Он печально наблюдал за доской для игры в го, на которой разворачивалось сражение между двумя инспекторами полиции.

В 20 часов 45 минут раздался телефонный звонок. Это была Хироко, и она попросила к телефону Коскэ Киндаити.

– Киндаити-сэнсей, говорит Хироко Сакураи. Я в больнице. А кто сейчас вместе с вами на вилле?

– Здесь помощник инспектора Хибия, командированный из Главного управления полиции инспектор Ямасита, а также известный вам инспектор Тодороку. Больше никого нет.

Немного подумав, Хироко продолжала:

– Это прекрасно. Я сейчас к вам еду и прошу всех подождать меня. Мне хотелось бы, чтобы все обязательно выслушали меня.

Голос Хироко звучал спокойно и решительно. Положив трубку, Киндаити невольно глубоко вздохнул.


Глава двадцать вторая


Зажигалка


– Киндаити-сэнсей, вам что-нибудь известно об этой зажигалке? – вместо приветствия сказала Хироко и, развернув платок, положила перед детективом зажигалку в золотом корпусе.

На корпусе была выгравирована пирамида, из чего можно было заключить, что зажигалка сделана по специальному заказу. Киндаити взял ее в руки и показал Хибия.

– Это зажигалка вашего отца, не так ли? – обратился он к Хироко.

– Отец начал что-то объяснять, но он еще не может долго говорить. Однако я поняла, что он вам о ней что-то рассказывал.

Хироко говорила резким, вызывающим тоном, и хотя в уголках ее губ затаилась слабая улыбка, но эта улыбка скорее говорила о твердости ее характера, а бесстрашный блеск в глазах свидетельствовал о том, что она может быть серьезным противником. Сделав вид, что он подавлен ее решительностью, Киндаити, сонно моргая, сказал:

– Да-да. Ваш отец рассказал, что позавчера вечером он в тумане ее потерял.

– Потерял? Как это может быть? Такую ценную для него вещь?! Отец не бывает таким рассеянным. При каких обстоятельствах он ее потерял?

– Это случилось, как бы вам сказать… Короче говоря, позавчера вечером ваш отец вскоре после восьми часов вышел из отеля «Такахара», в это время как раз было отключено электричество. Перед тем он находился в лобби-баре отеля вместе с Тиёко Отори. По его словам, когда неожиданно отключили свет… в общем, получилось, что они обнялись и их губы слились в поцелуе. Затем… Затем…

– Что затем сделал отец?

– Сакураи-сан, лучше скажите, как к вам попала эта зажигалка, – нетерпеливо спросил Хибия, но Хироко даже не повернулась в его сторону.

– Так что сделал затем отец? – спросила она Киндаити все так же резко. Неприятная улыбка будто приклеилась к ее губам. Казалось, что она насмехается над собеседником.

Кровь прилила к щекам оскорбленного помощника инспектора Хибия, он хотел что-то сказать, но, поймав взгляд инспектора Ямасита, промолчал.

Коскэ Киндаити несколько растерялся от подобной резкости Хироко. Женщина явно была готова броситься в бой, она была похожа на норовистую лошадь, закусившую удила. Детектив даже почувствовал себя неудобно, как будто это он целовался в темноте. Запустив руку в растрепанную шевелюру, он примирительно забормотал:

– Ну… Все так и было. Вот так, одним словом. – Видимо, поняв комичность своего положения, он глупо рассмеялся. Затем, проглотив слюну, набрался сил и мужества и продолжал уже другим тоном: – Ваш отец выскочил из отеля, однако на улице после отключения электричества была кромешная темнота, и он заблудился. К тому же поцелуй Отори-сан заставил взыграть его кровь, и, как он сам говорил, он не помнит, как он шел и куда. Домой он вернулся в половине десятого или в десять. Одним словом, как бы это сказать, ваш отец, опьяненный счастьем вернувшейся молодости, в течение полутора-двух часов бродил по улицам Каруидзавы и не помнит, где бродил и встречал ли кого-нибудь. Вот что он нам рассказал.

Киндаити маялся от неловкости. Не успел он закончить фразу, как Хироко нетерпеливо спросила:

– А что он про зажигалку рассказывает?

– Ах, да-да! Теперь о зажигалке…

Видя, как Киндаити вновь взлохмачивает шевелюру, присутствующие уже не могли понять, кто кого допрашивает. Помощник инспектора Хибия неодобрительно закашлялся, инспектор Ямасита изо всех сил пытался не выказать своего неудовольствия, а инспектор Тодороку с церемонным видом начал подсчитывать фишки для игры в го. Киндаити, не получая ни от кого помощи, почти в отчаянии трепал свои несчастные волосы.

– Одним словом, случилось якобы следующее. Ваш отец, шагая в полной темноте по улицам города, захотел курить и достал зажигалку и сигарету, однако из-за сильного ветра не смог ее прикурить. Тогда он отказался от этой затеи и продолжал бесцельно бродить. Через некоторое время он вновь решил попробовать закурить и полез в карман за зажигалкой, но ее там не обнаружил. Решил, что, вероятно, обронил ее, когда недавно пытался положить в карман. По его словам, это была особая зажигалка. Значит, если ее найдут, можно будет определить, где он бродил той ночью.

– Неудачное объяснение.

– Да уж, можно было бы и получше придумать.

– Киндаити-сэнсей, а вы что об этом думаете?

– Поведение вашего отца несколько подозрительно, можно даже сказать, весьма подозрительно. Дело в том, что у него нет алиби на то время, когда кто-то отправил к праотцам Кего Маки.

– Вы хотите сказать, что отец…

– Одним словом, напрашивается такой сценарий: ваш отец не бродил, как он утверждает, бесцельно по улицам, а отправился в Ягасаки, где и отравил Кего Маки. Позднее выяснилось, что местом преступления является Асамаин. То есть для совершения преступления остается еще больше времени!

– Но зачем отцу нужно было убивать Маки?

– У него сильно развито собственническое чувство. Тот факт, что женщина, которой он сейчас обладает, в прошлом принадлежала другому мужчине, делает для вашего отца невыносимым само существование этого мужчины. Вот почему он избавляется от всех мужей Отори-сан.

– Какая ерунда! А цианистый калий? Где он его мог достать?

– Сакураи-сан, не преуменьшайте возможности вашего отца. Если такому человеку, как Тадахиро Асука, понадобится цианистый калий, то ему тут же доставят пару тонн на грузовиках. Тадахиро Асука – могущественный человек. Это убеждение глубоко укоренилось в общественном сознании. И Коскэ Киндаити тоже этому верит, – заявил Хибия.

Хироко выглядела теперь совсем беспомощной и, казалось, потеряла все свои бойцовские качества.

– Но это невероятно! Не может быть, чтобы сам Киндаити-сэнсей верил в такое глупое предположение.

– Послушайте, Сакураи-сан, человек, которого считают знаменитым сыщиком, часто делает глупые предположения. И от того, как много он сделает таких глупых предположений, зависит, может ли он считаться знаменитым сыщиком. Вот возьмите находящегося здесь инспектора Тодороку. Он по рукам и ногам связан понятием здравого смысла и, естественно, скептически отнесется к предположению, что такой человек, как Тадахиро Асука, способен совершить подобную глупость. Поэтому он остается инспектором и не может дальше продвинуться по службе. То же самое можно сказать и об инспекторе Ямасита. Что касается Киндаити, то он свободен выдвигать самые невероятные теории… И где же нашлась эта зажигалка?

– Она лежала на перилах крыльца нашей виллы, – неожиданно тихо ответила Хироко, утратив весь свой воинственный пыл. Она, видимо, поняла, что ее прежняя наступательная тактика не может их запугать.

– Вы сказали «на перилах»? – Нетерпеливый Хибия хотел еще что-то спросить, но Киндаити сумел его опередить.

– Когда ее нашли? – быстро спросил он.

– Вчера утром… Нет, ближе к полудню. Ее обнаружила не я, а пришедший помочь нам сотрудник фирмы «Камито тоти», который и передал ее мне. Как он сказал, она лежала на перилах на самом видном месте.

– Получается, что ваш отец позавчера вечером заходил на вашу виллу?

– Думаю, что да, – отозвалась Хироко и быстро добавила: – На всякий случай в больнице я показала эту зажигалку Отори-сан, и она подтвердила, что видела зажигалку у отца, когда они позавчера вечером встречались в отеле.

– Интересно, почему ваш отец не рассказал нам об этом? Во-первых, о том, что он посетил вашу виллу, а во-вторых, что оставил зажигалку на перилах?

– Киндаити-сэнсей, наверное, знает, почему он так поступил. Я ничего не знала до тех пор, пока Уэкия-сан не заметил эту зажигалку и не передал ее мне, равно как не знала и того, что позавчера вечером отец заходил на нашу виллу.

– Иначе говоря, ваш отец подошел к вилле, по какой-то причине не позвал вас, а только оставил на перилах зажигалку и ушел.

– Если это так, то я не могу этого понять. Может, сэнсей понимает?

По тону Хироко можно было предположить, что она бросилась в рукопашную, однако Киндаити никак не отреагировал, он только стеснительно моргал глазами, как бы показывая, что сожалеет о доставленной собеседнику неприятности. Наблюдая за этой схваткой, Хибия уже собирался прийти на помощь Киндаити, но его остановил предупреждающий кашель инспектора Ямасита.

Коскэ Киндаити некоторое время печальными глазами смотрел на Хироко, а затем, глубоко вздохнув, сказал:

– Сакураи-сан, а вы ведь сами виноваты…

– В конце концов, я ведь дочь Тадахиро Асука, и, если возникнет крайняя необходимость, я могу как-нибудь раздобыть пару тонн цианистого калия. Вы это имеете в виду, сэнсей?

– Каждый хочет, чтобы другие сказали за него то, что трудно сказать самому. Так ведь? А что касается глупых предположений, так это моя работа. В этом все дело. – Продолжая печально разглядывать Хироко, Киндаити продолжал: – То, что ваш отец поцеловал Отори-сан, фактически означало предложение руки и сердца, и, ответив на поцелуй, Отори-сан показала, что с радостью его принимает. То есть состоялась помолвка. Ваш отец хотел поделиться своей счастливой новостью прежде всего с вами. Или хотел добиться понимания с вашей стороны. И еще одно. Отец знал, что позавчера вечером вашего мужа в Каруидзаве не было. К тому же было отключено электричество, вокруг царила темень, завывал сильный ветер. Он, должно быть, подумал, что вам очень одиноко, и отправился навестить вас. Это было проявление отцовской любви.

– Проявление отцовской любви!.. Это уж слишком. Я уже не ребенок.

– Да, это так. Вы уже достаточно взрослая, чтобы в отсутствие мужа приглашать к себе в дом другого мужчину.

Свирепый блеск, который почти исчез из глаз Хироко, неожиданно вспыхнул с еще большей силой и пронзил Киндаити. Она вскочила со своего кресла, и казалось, что истинный характер норовистой лошадки проявится со всей силой именно сейчас: ее невозможно было обуздать. Помощник инспектора Хибия тоже вскочил с кресла, а инспекторы Ямасита и Тодороку невозмутимо взирали на собеседников.

Тяжело дыша, Хироко с ненавистью взирала на Киндаити, но при виде грустного и спокойного выражения его лица блеск в ее глазах постепенно начал угасать, и она снова села в кресло.

– Киндаити-сэнсей! – простонала она. – Как я в вас ошибалась!

– Что вы имеете в виду?

– Отец сказал, что он вам очень доверяет, поэтому я думала, что вы более отзывчивый человек.

– Прошу прощения. – Киндаити с готовностью склонил голову. – Вы специально пришли сюда, чтобы обо всем откровенно рассказать, и ваша реакция на мои вопросы приводит меня в недоумение. Вы что, испытываете антипатию к отцу?

– Ничего подобного! – резко возразила Хироко. Но тут ее возбуждение угасло, она уныло опустила плечи. – Я очень его уважаю. Нет, скорее люблю. Таких хороших отцов не так уж много. Поэтому я сержусь на саму себя за то, что доставляю ему страдания.

– И что увидел ваш отец?

– Думаю, что он ничего не увидел, так как в доме было совсем темно. Но он, несомненно, услышал.

– И что же?

– Звуки пианино.

– И кто играл?

– Конечно, Цумура-сан.

– Значит, Цумура-сан, придя к вам, стал играть на пианино?

– Что еще можно было делать? Ведь было совсем темно…

При этих словах, которые Хироко произнесла с серьезным выражением лица, Коскэ Киндаити невольно прыснул от смеха. Оба инспектора не сразу поняли, но в следующее мгновение их губы синхронно растянулись в улыбке. Только молодой помощник инспектора Хибия с подозрением вытаращил глаза за толстыми стеклами своих очков.

– Хироко-сан, – сказал Киндаити и смущенно почесал голову. – Извините, но разрешите называть вас так. Мне захотелось называть вас Хироко-сан. Можно?

– Конечно, называйте. Мне будет очень приятно.

– Спасибо. Вы ведь изменили мужу с Цумура-сан?

Хироко в замешательстве посмотрела на Коскэ Киндаити, ее лицо залил стыдливый румянец.

– Я вам честно расскажу обо всем. Когда в субботу вечером около половины шестого я позвонила в «Хосино-онсэн», у меня было такое намерение. Наверное, потому, что я была очень обижена. В тот день после полудня позвонил Тэцуо и сказал, что у него неотложные дела, он не может приехать. В прошлую субботу я тоже осталась одна, но тогда у него вроде бы действительно была серьезная причина, отец подтвердил и попросил меня не обижаться. Но позавчера его отговорка выглядела очень подозрительной. Простите, но вы, наверное, знаете, какая у него репутация.

– Да, я слышал об этом. Но ведь он, наверное, любит только вас.

– Он влюблен в самого себя… Нет, видимо, сэнсей прав. Я сама во всем виновата. Когда я была в положении, по моей вине произошла авария. У меня случился выкидыш, и врачи сказали, что я не смогу больше забеременеть… После этого он начал мне изменять.

– Значит, вы не можете?… Не можете забеременеть? – огорченно спросил Коскэ Киндаити, чем вызвал неожиданный смех у Хироко.

– Ой, извините, сэнсей. Я рассмеялась, потому что вы так трогательно расстроились. После аварии я услышала от доктора приговор: у меня практически нет шансов забеременеть. Мой муж тогда совсем отчаялся, а потом начал мне изменять. Но я долго лечилась, и доктор говорит, что теперь шансы – пятьдесят на пятьдесят. Но Тэцуо об этом не знает.

– А почему вы ему не рассказали об этом?

– А что я могу ему сказать? Прекрати мне изменять, потому что все изменилось?… Но у меня нет уверенности. Прошло полгода после того, как доктор мне это сказал, а результата до сих пор нет. Конечно, я бы хотела ему рассказать – он бы запрыгал от радости, ведь он очень хочет иметь ребенка. Но я не могу.

– А ваш отец это знает? Он знает, что у вас появились шансы?

– Нет. И поэтому очень беспокоится за наш брак.

– Так не пойдет. Вы должны откровенно все рассказать мужу, это подстегнет его любовь.

– Киндаити-сэнсей, расскажите ему вы. Или лучше скажите ему, чтобы он обратился к Ёсимура-сэнсею, заведующему родильным отделением больницы университета N.

– Хорошо. Значит, Ёсимура-сэнсей, заведующий родильным отделением больницы университета N.

Помощник инспектора Хибия с недоумением смотрел, как Коскэ Киндаити записывает это имя в записную книжку, а инспекторы Тодороку и Ямасита озадаченно переглядывались.

– А поскольку возможность забеременеть довольно большая, Хироко-сан не стала бы вступать в связь с другим мужчиной.

– Да, я этого опасаюсь. Но я позвонила в «Хосино-онсэн» с совершенно определенными намерениями. Я сразу чувствую, когда Тэцуо собирается сделать что-то неподобающее: он всегда путается в объяснениях. Так было и в этот раз, в субботу. Тогда я решила: пусть он делает там что хочет, а я буду делать то же самое здесь.

– Простите, но с каких пор вы встречаетесь с Цумура?

– Вчера вечером Тэцуо рассказывал, как осенью прошлого года мы познакомились на художественной выставке и затем пили чай в кафе с его подругой. Не прошло и месяца, как я встретила его в коридоре одного концертного зала, и тогда мы пили чай уже вдвоем. После этого он звонил мне по телефону, я звонила ему, мы встречались в кафе, картинных галереях или универмагах.

– И вы об этом не рассказывали мужу?

– Я не видела в этом ничего предосудительного и не считала нужным сообщать о моих встречах с Цумура-сан. Он был того же мнения и никому не рассказывал о наших встречах.

– Теперь я хотел бы спросить, что произошло позавчера вечером?

– Хорошо, – ответила Хироко, слегка кивнув головой. – Я позвонила ему позавчера, примерно в половине шестого вечера. Сказала, что муж сегодня не приедет, домработница уйдет на танцы О-Бон и не вернется до десяти часов, поэтому мне одной будет скучно, и попросила его прийти. После некоторого колебания он сказал, что придет после концерта, не позже половины девятого. У него был какой-то странный голос, я думаю, он стеснялся окружающих.

– Ну и что дальше?

– У нас был всего один час, с половины девятого до половины десятого. Я решила сделать то, что задумала, за этот час, и психологически готовила себя к этому. В тот момент я действительно была плохой женщиной. «Тэцуо, запомни это, Тэцуо, так тебе и надо!» – кричала моя душа.

– Похоже, вы очень любите своего мужа.

Хироко зашмыгала носом.

– Да, сэнсей! Около семи часов пришла Рики-тян, домработница в доме Фуэкодзи, и они вместе с нашей Эйко-тян отправились на танцы О-Бон. Место, где проходили танцы, находится недалеко от нашего дома, поэтому музыка хорошо слышна. Это очень удобно: я знала, пока не кончится музыка, наши девочки оттуда не уйдут.

– Но позвольте! Разве, когда отключили электричество, музыку все равно было слышно?

– Конечно! – Хироко слегка улыбнулась. – Я потом спросила об этом у Эйко-тян, и она рассказала, что среди организаторов танцев был сын владельца магазина электротоваров, который принес специальные аккумуляторы. Звук был лишь немного тише, чем обычно. Думаю, что Хибия-сан об этом знает.

– Я действительно с удивлением в полной темноте услышал звуки музыки и позже увидел аккумуляторы. В парке в трех металлических мусорных ящиках разожгли огонь, при его свете все танцевали. Это было, конечно, опасно, но пожарные были наготове и сами по очереди танцевали и веселились, – с некоторой долей зависти рассказал Хибия.

– Действительно, все было великолепно устроено.

– Что ни говори, такое бывает один раз в год. К тому же хозяин магазина электротоваров сам любит этот праздник и активно в нем участвует. Уходя, я только строго предупредил, чтобы были осторожны с огнем, – заключил помощник инспектора.

– Интересно, слышны ли звуки музыки в районе Асамаин?

Все удивленно посмотрели на Киндаити. Помощник инспектора ответил:

– Наверное, ведь Асамаин находится на возвышенности. Но мы уточним это у местных жителей. Это в связи с чем?… – спросил Хибия охрипшим голосом, как будто у него что-то застряло в горле.

– Да, сделайте это обязательно. Итак, Хироко-сан, продолжайте, пожалуйста.

Хироко немного заколебалась, но затем взяла себя в руки.

– Я вам рассказала все, что произошло до того, как Эйко-тян ушла вместе с Рики-тян. Вскоре после этого стала слышна музыка. Я села за пианино и стала играть. Цумура-сан должен был прийти не раньше половины девятого, а я как-то не могла успокоиться… Затем около половины восьмого отключили свет, но почти сразу же снова включили.

– Да-да. Как раз в это время хозяин магазина электротоваров позвонил в компанию и уточнил, как долго будет отключено электричество.

– И во сколько заработали динамики от аккумуляторов?

– Электричество было отключено в восемь часов три минуты, значит, они заработали примерно в восемь пятнадцать. В половине девятого я пришел туда проверить, все ли в порядке.

– Да, все так и было. Когда отключили свет в первый раз, я поставила на пианино две свечи. Затем отключили свет уже надолго. Я стала беспокоиться, так как боялась, что танцы О-Бон отменят. Да и не знала, состоится ли концерт. От нечего делать, в полной темноте, я вновь села за пианино, и вскоре пришел Цумура-сан.

– У него был карманный фонарик?

– Да, он сказал, что купил его на Старой дороге. Вчера говорили, что он якобы был одет как гангстер, но я этого не заметила.

– На нем были большие темные очки?

– Нет, ничего подобного на нем не было.

Видимо, Цумура стало неловко, и он по дороге их снял.

– Ну и что вы делали дальше?

– Да ничего не делали. Если бы был свет, то другое дело. Освещение состояло всего из двух свечей, и все выглядело как-то неестественно.

– Но он не пытался вас обнять и поцеловать? Ведь отсутствие электричества располагает к любовным схваткам.

– Нет, мы оба были как-то напряжены. Мы ведь впервые были совсем одни… Он сказал, что я хорошо играю на пианино, а мне стало неудобно от такой похвалы, я попросила его сыграть что-нибудь. Он стал играть «Лунную сонату». Цумура-сан очень любит Бетховена. Во время игры он, казалось, был опьянен атмосферой вечера: ни одного огонька вокруг, только свечи на пианино и музыка…

– Сколько времени требуется для исполнения «Лунной сонаты»?

– Примерно двадцать минут. Он исполнил все три части. После этого по моей просьбе он сыграл три ноктюрна Шопена. Как раз в это время поднялся сильный ветер. В заключение он сыграл мне «Элегию любви» Листа. Все это заняло около часа.

Рассказывая, Хироко улыбалась, а в глазах появились слезы.

– Значит, у вас даже не было времени поговорить?

– Нет, в перерыве между произведениями мы, конечно, разговаривали, но только о музыке. В половине десятого я напомнила, что вот-вот должна вернуться домработница, на что он ответил, что сейчас уходит.

– Половина десятого? Вы не могли ошибиться? – подчеркнуто строго спросил Хибия, но подозрение исчезло из его голоса.

– Нет, не могла. Он сам спросил, сколько времени, и я посмотрела на часы. Если точно, было девять часов тридцать пять минут. После этого я ему и сказала, что вот-вот придет домработница. Жаль, что так получилось: он пришел по моему приглашению, а я его даже ничем не угостила. Я приготовила для него виски, которое пьет муж, и легкую закуску, но забыла ему предложить.

– Значит, получилась, что Цумура целый час играл на пианино и так и ушел, ничего не выпив и не поев?

– Да. При этом он еще и благодарил меня. Сказал, что сегодня он играл с особенным настроением. Я пригласила его прийти в следующий раз, когда будет дома муж. На это он сделал мне комплимент: он сказал, что мой муж счастливый человек, потому что у него такая хорошая жена.

– Одним словом, произошло следующее. Из-за того, что в темноте вы почувствовали себя неловко, Цумура начал играть на пианино, и вскоре от музыки вы оба как бы опьянели. Я правильно вас понял?

– Киндаити-сэнсей, большое вам спасибо. Вы все правильно поняли.

– Цумура-сан не упоминал, хотя бы вскользь, что его кто-то ждет в его бунгало в Асамаин? – спросил Хибия.

– Нет. Напротив, когда я вышла проводить его на крыльцо, я сказала, что ему, наверно, будет грустно одному, когда он вернется домой, на что он ответил, что привык к одиночеству.

– Этот последний разговор состоялся после того, как вы посмотрели на часы? Когда вы вышли на крыльцо, то уже, наверно, было минут сорок десятого?

– Да. Но это не все. Дело в том, что Цумура-сан очень рассеянный человек и все время что-нибудь забывает. Вот и на этот раз, когда после его ухода я вернулась в комнату, то увидела, что он забыл на пианино папку для нот. Я побежала за ним. Добежав до поворота в сторону Асамаин, я увидела идущего впереди человека и негромко окликнула: «Цумура-сэнсей!..» Этот человек резко обернулся и побежал в сторону отеля «Такахара». Хотя было темно, хоть глаз выколи, но откуда-то все же пробивался слабый свет. Тогда я не могла определить, кто бы это мог быть, но сейчас мне кажется, что это был мой отец.

Хироко вытерла слезы и шмыгнула носом. После недолгого молчания Киндаити спросил:

– Как вы думаете, ваш отец догадался, кто был у вас в гостях?

– Я не знаю, в какой момент отец подошел к дому, но у него тонкий слух. Поэтому, я думаю, он сразу определил, что это не я играю на пианино, а профессиональный музыкант. К тому же дом у нас небольшой, и голоса тоже можно расслышать. Но я думаю, что впотьмах наш разговор звучал довольно странно.

– Что вы имеете в виду?

– Мы ни о чем серьезном не говорили, только о Листе или Шопене. Но могло сложиться впечатление, что мы говорим об этом из опасения, что нас могут подслушать. Ничего удивительного, что отец был расстроен и взволнован.

– В самом деле, какое непочтение к своему родителю! Значит, ваш отец положил зажигалку на видное место, чтобы вы поняли, что он все знает, и задумались над своим поведением. И, конечно, он затем стал следить за Цумура.

– Да, я тоже так думаю.

– Вы вскоре догнали Цумура?

– Да, когда он уже повернул в сторону Асамаин. Он извинился за свою оплошность. Я некоторое время наблюдала за его удаляющейся фигурой, и мне не показалось, что он торопится. В одной руке у него был атташе-кейс, и он медленно, наклонившись вперед, поднимался по склону. И еще мне почудилось… У меня еще раньше сложилось впечатление, что Цумура-сан что-то гнетет, будто он ощущает на себе груз какой-то вины.

– Вины?… – с удивлением переспросил Киндаити. – Какой? Перед кем?

– Сначала я подумала, что его мучают угрызения совести из-за встречи со мной, но сейчас мне кажется, что дело не только в этом. Какое-то тяжелое чувство не оставляет его ни на минуту, беспокоит…

Киндаити и Хибия переглянулись. Не может ли быть, что он опрометчиво выдал какую-то тайну Тиёко, из-за чего погиб Ясухиса Фуэкодзи, и теперь мучается чувством вины? А когда он встретился с человеком, имеющим к ней отношение, это бремя стало еще тяжелее?

– Как вы думаете, сколько минут могло потребоваться Цумура, чтобы дойти до своего бунгало в Асамаин?

– Не могу сказать, я ведь не знаю, где именно находится его дом.

– Хибия-сан, а вы можете предположить?

– Это зависит от того, как быстро он шел. Если идти очень медленно, то потребуется минут двадцать, а может, и больше.

– Тогда получается, что он вернулся домой в десять часов или даже позже.

В это время все уже должно было закончиться.

– Да, еще отец просил передать вам, что он успел хорошо рассмотреть лицо человека, который в него стрелял. По его словам, это не был Цумура-сан.

– Тогда кто же это был? – тут же спросил Хибия.

– Человек, которого отец совсем не знает, хотя он был одет точно так, как, говорят, был одет Цумура-сан. – Голос Хироко дрожал, она вся напряглась. – Вы еще не знаете, кто стрелял?

– Пока еще нет… – сказал Киндаити расстроенным голосом. – А у Цумура может быть пистолет?

– Вряд ли… Отори-сан сказала, что он сильно изменился после того, как они расстались, но она не может себе представить, чтобы у него был пистолет.


Глава двадцать третья


Еще одна женщина


После некоторого колебания Хироко с решительным видом повернулась к Коскэ Киндаити:

– Киндаити-сэнсей, я хочу, чтобы все это побыстрее закончилось. Отец, я надеюсь, вскоре выздоровеет, и этой осенью мы сыграем свадьбу.

– Хироко-сан, вы не против?

– Отец – человек известный в обществе практическим складом ума. Никто и не подозревает, что он мечтатель и романтик. Он как воздушный змей, у которого оборвалась бечевка, – неизвестно, куда и когда он полетит. Наша мама всю жизнь старалась не выпускать бечевку из рук, и у нее это не всегда получалось. Я думаю, у Отори-сан хватит сил приручить этого воздушного змея.

– Почему вы так думаете?…

– Вообще-то я не хотела об этом говорить, но если это может помочь вашему расследованию…

Присутствующие насторожились.

– Сакураи-сан, – как всегда, вылез вперед помощник инспектора Хибия, – вы можете сообщить какие-нибудь неизвестные факты?

Было видно, что Хироко в нерешительности, казалось, она вот-вот расплачется.

– Я не знала, поможет ли это следствию, и опасалась, что могу доставить человеку лишние неприятности, поэтому до сих пор об этом никому не говорила. Да и роль детектива меня мало привлекает, поэтому я долго молчала. Но после покушения на отца я решила, что все-таки лучше вам об этом рассказать.

Хироко все еще колебалась, и Коскэ Киндаити мягко сказал:

– Вы колеблетесь, потому что опасаетесь ложно обвинить человека, ведь так? У вас ведь нет оснований нам не доверять? Мы не знаем того, что знаете вы, и когда вы назовете нам имя человека, мы должны будем проверить, имеет ли он отношение к прошлогоднему событию. Если окажется, что ваши опасения беспочвенны, то условимся: мы от вас ничего не слышали. Вас это устроит?

– Киндаити-сэнсей, пожалуйста.

Хироко, видимо, все еще чувствуя угрызения совести, вытерла платком лоб.

– Это случилось вечером пятнадцатого августа прошлого года.

– Когда погиб Фуэкодзи?

– Да. В тот день тоже проходил турнир по гольфу, после него все отправились на банкет в отеле «Такахара», и мы с мужем там присутствовали. Но, – тут Хироко улыбнулась, – когда мы увидели Отори-сан, Тэцуо сказал: «Может, уйдем от греха подальше?» И мы ушли вскоре после восьми часов. Хотели вернуться домой, но наша вилла расположена рядом с тем местом, где проходили танцы О-Бон, и мы решили пойти посмотреть на танцы, тем более что там была наша Эйко-тян. Через некоторое время нам стало скучно, и мы пошли прогуляться по Старой дороге. Чтобы до нее добраться, нужно пройти мимо знаменитых теннисных кортов, где начался роман между наследным принцем и Митико-сама, а затем по узкому переулку. В переулке на мужа налетел пьяный мужчина, потом, шатаясь и что-то бормоча себе под нос, он вошел в ближайшее кафе под названием «Мимоза».

– Это был Фуэкодзи-сан, – предположил помощник инспектора Хибия.

– Да, но в то время я этого не знала. Только потом, увидев его фотографии в газетах и по телевизору, мы с Тэцуо поняли, что это был он.

Волнуясь, Хироко опять промокнула платком лоб.

– Рассказывайте все подробно, избавьтесь от своих переживаний.

– Я так и собираюсь, Киндаити-сэнсей, – сказала Хироко. – Вскоре после того, как мы столкнулись с пьяным, я уже говорила, что тогда не знала, что это был Фуэкодзи-сан, мы вышли на Старую дорогу, и на углу, около почты, встретились с человеком, о котором я и хотела вам рассказать.

– Мы знаем его? – Помощник инспектора Хибия всем телом подался вперед, остальные внимательно смотрели на Хироко.

– Это был не мужчина, а женщина. Вероятно, ее имя всплывало, когда Хибия-сан проводил расследование. Это была Нацуэ Фудзимура.

Хироко заметно волновалась: видимо, то, что она сейчас сказала, не совпадало с ее понятиями о чести. Пораженный Хибия уставился на Хироко, инспектор Тодороку не удержался от возгласа удивления и ближе пододвинулся к ней.

– Сакураи-сан, значит, в тот вечер Нацуэ Фудзимура была в Каруидзаве?

– Да.

– Инспектор, а кто эта Нацуэ Фудзимура?

– Киндаити-сэнсей, я прошу прощения, вы ведь о ней слышите впервые, – извинился инспектор Тодороку. – Нацуэ Фудзимура была женой Кэндзо Акуцу, который бросил ее, чтобы жениться на Тиёко Отори. Однако, – удивился он, – Сакураи-сан, откуда вы с ней знакомы?

– Нацуэ сейчас работает корреспондентом женского журнала мод «Собиэн». А я одеваюсь в магазине женской одежды «Ронмо» на Гиндзе. Там я иногда и встречала Нацуэ Фудзимура. Мне рассказали, что она раньше была женой Кэндзо Акуцу.

– Значит, в тот вечер вы встретились с Нацуэ Фудзимура в Каруидзаве? И о чем вы с ней говорили?

Помощник инспектора Хибия, казалось, совсем лишился дара речи, и вместо него вопросы стал задавать инспектор Тодороку. Получается, что следствию было неизвестно, что в тот вечер Нацуэ Фудзимура была в Каруидзаве, это был большой минус не только Хибия, но и самому инспектору Тодороку.

– Мы не говорили. – Хироко нервно мяла в руках платок. – Я хотела окликнуть ее, но у нее было такое напряженное и сосредоточенное лицо, что я не решилась. Мне показалось, что она за кем-то наблюдает или следит. Во всяком случае, она так себя вела. Поэтому я так ее и не окликнула. И мужу ничего не сказала. Я думаю, что она меня не заметила, мы иногда потом встречались в магазине на Гиндзе, но она вела себя совершенно естественно.

– Значит, вы сказали, что Нацуэ Фудзимура вроде бы за кем-то наблюдала или следила?

– Тодороку-сан, Хибия-сан хорошо знает это место. Там в любое время суток всегда много народа. И она пронеслась мимо меня, было бы преувеличением сказать – как ветер, но чуть ли не бегом, она напряженно вглядывалась, искала кого-то глазами… Я без всякого умысла стала смотреть ей вслед. Она дошла до кафе «Мимоза», остановилась, посмотрела на вывеску и затем прошла дальше, там поблизости книжный магазин. Взяла с уличного лотка какой-то журнал и делала вид, что листает его, но все время посматривала в сторону кафе «Мимоза». Потом мы с Тэцуо пошли по Старой дороге, я потеряла ее из вида. Вот и все.

У сыщиков не вызвало сомнения, что Хироко действительно рассказала все, что ей известно, а ее переживания и сомнения связаны с тем, что выражение лица Нацуэ Фудзимура и ее действия выглядели очень странно.

Тут заговорил инспектор Тодороку. Видно было, как он расстроен.

– Ямасита-кун, не упрекайте Хибия-кун. За то, что мы этого не знали, нести ответственность должен я. Когда после смерти Фуэкодзи в прошлом году в Токио приезжал Кондо, он консультировался со мной. Мы тогда проверили всех лиц, которые могли иметь отношение к Тиёко Отори, и Нацуэ Фудзимура входила в их число, но Кондо не смог ее найти. Несомненно, это была моя ошибка – не проверить, где она могла быть. А она в тот вечер, оказывается, была в Каруидзаве…

Глядя на совершенно подавленного инспектора Тодороку, помощник инспектора Хибия, казалось, совсем потерял уверенность в себе и в растерянности опустил плечи. Это сообщение, очевидно, явилось тяжелым ударом для всей следственной группы.

– Кстати, Сакураи-сан, – инспектор Тодороку еще ближе придвинулся к ней, – эта женщина так и не зашла в кафе «Мимоза»?

– Насколько я видела, нет.

– Тогда ничего не поделаешь. Если бы она зашла в кафе, то, наверное, ее имя бы всплыло в результате проведенных Хибия-кун следственных мероприятий, но коль скоро она ждала снаружи… Сакураи-сан!

– Я вас слушаю.

– В тот вечер вы не знали, что пьяный мужчина, который вошел в кафе «Мимоза», был Фуэкодзи. Но на следующий день, когда вы об этом узнали, не подумалось ли вам, что Нацуэ Фудзимура следила именно за ним?

– Да, но боялась об этом сказать.

– Одним словом, у вас создалось впечатление, что Фудзимура, находясь около книжного магазина, наблюдала за кафе «Мимоза», ожидая выхода Фуэкодзи, чтобы затем следить за ним дальше или вступить в контакт…

– Судя по всему, Фудзимура ждала выхода Фуэкодзи, чтобы, как мне кажется, следить за ним дальше.

– Значит, эта женщина может иметь какое-то отношение к смерти Фуэкодзи?

– Не стану этого утверждать. – Хироко вздрогнула. – Но думаю, что она что-то о том случае знает…

Все вновь напряженно задумались. Не была ли Нацуэ Фудзимура той женщиной, с которой Фуэкодзи имел интимные отношения перед тем, как прыгнуть в воду? Похоже, что эта мысль возникла у всех присутствующих.

– Тодороку-кун, были ли Фуэкодзи и Фудзимура знакомы друг с другом?

– Мы не располагаем об этом никакой информацией. Если бы была хоть какая-нибудь зацепка, мы бы более тщательно проверили, где могла находиться Фудзимура в тот вечер.

– Хироко-сан, – подал голос Коскэ Киндаити. – Ваш муж ничего об этом не знает?

– Нет, он ничего не знает. Он встречался только с хозяйкой магазина «Ронмо», так как она иногда приходит к нам домой.

– А где останавливалась Нацуэ Фудзимура, когда приезжала в Каруидзаву? – спросил пришедший в себя Хибия.

– Хибия-сан, я попыталась провести так называемое детективное расследование. Хозяйка «Ронмо» ежегодно приезжает в Каруидзаву, но у нее нет здесь своей виллы, поэтому она останавливается в гостинице на Старой дороге. У Фудзимура с ней не такие близкие отношения, чтобы останавливаться в одной гостинице. Однако главный редактор журнала «Собиэн», известная в мире женской моды…

– Главный редактор – женщина? А как ее имя?

– Ясуко Такамори. Я с ней два-три раза встречалась в магазине «Ронмо». Между прочим, она окончила тот же женский Университет искусств, что и Фудзимура, только раньше нее. Так вот, говорят, что вилла Такамори находится не в Каруидзаве, а на озере Яманака в Хаконэ. На этом и закончились мои попытки стать детективом.

– Сакураи-сан, большое вам спасибо. Хибия-кун, немедленно начните расследование в этом направлении. Если это возможно, то выходите непосредственно на Нацуэ Фудзимура.

Не прошло и часа, как помощник инспектора Хибия при чрезвычайно трагических обстоятельствах встретился с Нацуэ Фудзимура.

Осыпанная благодарностями всех присутствующих и успокоенная Коскэ Киндаити Хироко покинула виллу «Бандзандзо». Навстречу ей попался детектив Фурукава, который принес заключение экспертизы. Эксперты смогли установить следующее:

во-первых, пыльца с крылышек мотылька, прилипшая к блузе погибшего Кего Маки, а также пыльца со стула из бунгало Синдзи Цумура в Асамаин, а также обнаруженная в багажнике «хилмана», оказалась идентичной;

во-вторых, в багажнике «хилмана» были обнаружены отпечатки пальцев Кего Маки;

в-третьих, странное уравнение, написанное на доске в домике № 17 кемпинга «Белая береза», как было установлено, является исправленным вариантом первоначального уравнения А + 0? В;

в– четвертых, согласно журналу регистрации проживающих, переданному администратором кемпинга «Белая береза», 28 августа прошлого года в домике № 17 ночевал некий Кохиро Мива. Почерк его собственноручной записи в журнале совпадает с почерком Синдзи Цумура, личное письмо которого имеется у Сигэки Татибана. Администратор не помнит человека по имени Кохиро Мива.

Помощник инспектора Хибия с воодушевлением воспринял заключение экспертизы, однако Коскэ Киндаити не проявил к нему особого интереса.

Синдзи Цумура, несомненно, знал тайну, связанную с группой крови, о чем ему, видимо, рассказал Кэндзо Акуцу, кровь которого переливали Мися. Затем Цумура по неизвестным причинам выдал эту тайну Ясухиса Фуэкодзи, который побывал у него во второй половине дня 15 августа прошлого года: у женщины с группой крови А и мужчины с группой 0 не может родиться ребенок с группой крови В. Поскольку становится понятным, что Мися является ребенком другого мужчины, Ясухиса Фуэкодзи, вероятно, вспомнил Цурукити Такамацу, который был известен всем под именем Сасукэ. В голове Ясухиса Фуэкодзи в то время царил полный хаос, и он просто не обратил внимания на то, что между мобилизацией Сасукэ и рождением Мися прошло слишком много времени, чтобы он мог быть ее отцом. Он даже не смог вспомнить настоящего имени Сасукэ. Если все так и было, то можно предположить, что Синдзи Цумура, раскаявшись в своем опрометчивом поступке, решил позже побывать в домике № 17. Там он увидел это уравнение и внес в него изменения. Нацарапанное там же имя Сасукэ он не тронул, так как не знал, что оно означает. Может быть, тяжелое чувство, которое не оставляло его ни на минуту, что заметила Хируко-сан, и есть угрызения совести по поводу того, что он раскрыл Ясухиса тайну рождения Мися.

– Кстати, Фурукава-сан, так до сих пор и не выяснили, где находится Цумура?

– Нет, пока ничего не известно. Похоже, что он где-то на горе Ханарэяма, куда убежал после того, как стрелял в Асука-сэнсея. Но что поделаешь, туман…

А туман становился все гуще.

– А Такудзо Акияма?…

Киндаити беспокоился и ощущал чувство вины: он ничего не сделал после покушения на Тадахиро Асука, преследовать преступника бросился Акияма…

– Что известно о Мися?

– Кондо-сан ведет наблюдение за виллой в Сакура-но-дзава. Пока от него не было никаких известий.

Значит, и Мися все еще не появилась.

Хибия хотел что-то сказать, но его остановил инспектор Тодороку. Инспектор хорошо знал эту привычку Коскэ Киндаити: когда он рассеянно устремлял взгляд в пустое пространство и теребил взлохмаченные волосы, это означало, что в его мозгу рождается какая-то мысль. Так было и на этот раз.

– Хибия-сан, – сказал Коскэ Киндаити спустя некоторое время, – мне пришла в голову необычная мысль.

– Я весь внимание.

– Владельцы здешних вилл по окончании сезона уезжают в Токио, но постельные принадлежности, матрацы и тому подобное они оставляют тут. Некоторые, наверное, отдают их на хранение в местный склад, а другие сооружают где-нибудь на чердаках своего рода тайники, куда все и складывают. Во всяком случае, так делает семья Нандзе, на вилле которого я сейчас живу.

– Да-да. И что?… – Хибия насторожился, вероятно, он понял, что имел в виду Киндаити.

– А в бунгало Цумура в Асамаин?

– Киндаити-сэнсей, у меня есть номер телефона хозяйки. Позвонить?

– Нет-нет, – поспешно остановил его Киндаити. – Сейчас за бунгало установлено наблюдение?

– Да. Мы же не знаем, когда может вернуться Цумура.

– Снимите наблюдение и лично проверьте, есть ли на вилле тайник, но так, чтобы об этом никто не знал. Если вы позволите, мы присоединимся к вам.

– Киндаити-сэнсей! – Голос инспектора Ямасита тоже звучал настороженно. – По вашему мнению, в этом тайнике?…

– Это только мое предположение. Возможно, что-нибудь там и найдем. Бутылку из-под виски, стаканы… Может, что-нибудь еще. А может, он пуст.

Хибия вскочил со своего места, его бледное лицо горело отвагой.


Глава двадцать четвертая


Авантюра Мисао Хигути


Зажатое с двух сторон горами ущелье Асамаин было заполнено густым туманом, и после десяти часов вечера если не в двух шагах, то в десяти метрах уж точно ничего не было видно. Вдоль дороги, идущей по крутому склону, были установлены фонари, но они освещали бледным светом только несколько метров пути, а дальше была сплошная темнота.

В большинстве вилл, разбросанных по обе стороны склона, был выключен свет, их обитатели, видимо, уже легли спать, и только у ворот тускло горели светильники. Из тех вилл, где еще светились окна, доносились звуки работающих телевизора или радио, но и они были приглушены, как будто те, кто еще бодрствовал, боялись потревожить окружающих. Было такое чувство, что все ущелье, затаив дыхание, погрузилось на дно туманного моря.

Однако в этом ущелье со вчерашнего вечера и до наступления сегодняшней темноты царила большая суматоха. Сначала приехали полицейские, а за ними газетные репортеры. Вокруг бунгало стояла огромная толпа зевак. Сегодня весь район Асамаин трясло от возбуждения, которое достигло своей наивысшей точки после того, как стало известно о покушении на Тадахиро Асука в гольф-клубе и о том, что стрелявший якобы является жителем этого ущелья.

В этой обстановке Мисао Хигути чувствовала себя как рыба в воде. Она была настолько занята, как будто праздник О-Бон и Новый год случились в один день. Для нее, которая от скуки в мыслях совершала по одному убийству в день, более радостное событие трудно было себе представить: «Могла ли я подумать, что рядом с моим домом, более того, в доме, который принадлежит мне, живет убийца? Это потрясающе!» Она с присущим ей красноречием рассказывала всем о своем соседе. Если послушать ее, то Синдзи Цумура был убийцей и жертвой в одном лице.

В ее доме непрерывно раздавались звонки; здесь толклись полицейские, газетные репортеры и просто любопытные соседи. Что ни говори, а она владелица дома основного подозреваемого в покушении на убийство! К тому же у нее в доме есть телефон. Репортеры висели на телефоне, и она не только великодушно позволяла им это, но, не в пример своей обычной скаредности, даже угощала их чаем с печеньем, не забывая при этом получить от них свежую информацию. Вероятно, Мисао Хигути за этот день наговорила столько, сколько ей не удавалось и за десять лет, и в конце концов журналисты, измученные ее северным диалектом, поспешили ретироваться.

К вечеру даже такая энергичная женщина, как Мисао Хигути, почувствовала усталость, потому что в предыдущую ночь она почти не сомкнула глаз из-за того, что полиция приступила к раскопке оползня около бунгало Синдзи Цумура. Как владелица дома она имела право присутствовать при этом, а также проконтролировать, чтобы ее дому не был нанесен ущерб.

Она постоянно приставала к рабочим с вопросами, на которые не получала ответов (вероятно, сами рабочие не знали, зачем они здесь копают), но, подгоняемая любопытством, Хигути каждый час бегала туда, чтобы посмотреть, как продвигается работа, и, вернувшись, не забывала снова и снова припугнуть Нацуэ Фудзимура.

У Мисао Хигути была в руках важная козырная карта, она могла наслаждаться чувством превосходства как в разговорах с ненавистными ей полицейскими, так и с незадачливыми репортерами. Именно поэтому она была так увлечена и даже опьянена происшедшими событиями.

– Послушай, Нацуэ-тян, если у них так пойдет, то к утру они отроют пещеру. Интересно, что они там обнаружат? Может, ты мне скажешь? Давай уж начистоту.

У Мисао от нервного напряжения в очередной раз полопались сосудики в глазу, и ее вид стал еще более устрашающим: нет ничего удивительного, что Нацуэ Фудзимура просто тряслась от страха.

– Вчера вечером ты со второго этажа наблюдала за соседним домом. Что ты там видела? Судя по размерам пещеры, там можно спрятать и кое что большое. А, кажется, я поняла. Там труп, человеческий труп, который и ищет полиция. Нацуэ-тян, ты потрясающий человек! Как ты одна сумела убить двоих, Кего Маки и Синдзи Цумура, и как тебе удалось спрятать труп Синдзи Цумура в эту пещеру? Какая замечательная у меня подруга!

Слушая все это, Нацуэ Фудзимура молчала и только время от времени всхлипывала.

– Ну да ладно. Все станет ясно, как только они отроют эту пещеру. Однако вот незадача! Моя вилла стала местом громкого преступления, я боюсь, что в следующем году уже никто не возьмет ее в аренду.

Но, несмотря на меркантильные интересы, Мисао Хигути страстно желала, чтобы в пещере обнаружили труп, еще лучше – обезображенный труп, и всю ночь бегала к месту раскопок. Когда там не оказалось даже мертвой мыши, она пришла в ярость и стала командовать, показывая, в каком углу надо копать дальше. Но и это не принесло никаких результатов, тут она обрушила свой гнев на рабочих:

– Такой шум подняли! Что вы собирались найти в этой пещере? Я из-за вас не спала всю ночь!

– Извините нас, но мы сами не знали, что там может быть. Мы только выполняли приказ начальства.

– А это начальство что хотело там обнаружить? Зачем устроили такую суматоху?

– А вот начальство скоро придет, вы у него и спросите.

Вскоре действительно появилось несколько человек, похожих на начальство, последним шел мужчина довольно странного вида. Мисао вновь приняла воинственную позу и набросилась на пришедших с вопросами, заявив при этом, что она хозяйка дома и имеет право знать.

В ответ на это невзрачный коротышка, взъерошив волосы, сказал снисходительным тоном:

– Хозяйка, извините, что мы подняли такой шум. Какими бы сверхспособностями ни обладал преступник, но эту пещеру завалил вчера утром тайфун. Наша ошибка состоит в том, что позавчера вечером мы не смогли этого предположить. Так что вы уж нас простите.

«Что это за карлик пытается меня дурачить и говорит таким снисходительным тоном?» Мисао проводила его ненавидящим взглядом. В это мгновение у нее в голове, как божественное откровение, возникла мысль: «Что он хотел сказать фразой: „Какими бы сверхспособностями ни обладал преступник, но эту пещеру завалил вчера утром тайфун. Позавчера вечером мы не смогли этого предположить“? А означать это может вот что: полиция предполагала, что преступнику нужно было спрятать что-то крупное – тело Цумура! – и сделать это можно было только в пещере. Но вход в пещеру засыпал не он, это сделал тайфун. Преступник тут ни при чем».

Мисао с трудом подавила улыбку, ее лицо приняло строгое официальное выражение. «Но они не подозревают, что в доме существует тайник и о нем, кроме Цумура, знаю только я», – с наслаждением подумала она.

Мисао не спала всю ночь, но и днем она ни разу не прилегла, хотя всегда любила поспать. Она боялась, что если заснет, то ее «козырная карта» сбежит. Да и что значит сон по сравнению с фантастическим открытием, которое ее ожидает!

Когда к вечеру стало известно о покушении на Асука и было выдвинуто предположение, что стрелявшим мог быть Синдзи Цумура, а у его бунгало появился вооруженный полицейский, уверенность Мисао поколебалась.

По слухам, сейчас жизни Тадахиро Асука ничего не угрожает, однако, учитывая, что для наблюдения за бунгало был направлен вооруженный полицейский, положение должно быть серьезным. В рассуждениях Мисао Тадахиро Асука был пятым по счету мужчиной. Первых троих постигла внезапная смерть, а четвертый стрелял в пятого. Мисао даже задрожала от мысли, что ее теория «в день по одному убийству» почти буквально воплощается в жизнь.

А может статься, что женщина, которая сейчас сидит и плачет в ее доме, является сообщницей Синдзи Цумура. Ведь каждый раз, когда Нацуэ Фудзимура приезжает в Каруидзаву, здесь происходит преступление.

С наступлением ночи Мисао тайком принесла чай и печенье дежурившему у виллы молодому полицейскому и хитрыми вопросами выведала у него, что преступник еще не установлен, так как никто не видел его лица. После этого она несколько успокоилась. Мисао была уверена, что этим преступником не была Нацуэ Фудзимура, которая, хотя и была в прошлом актрисой и могла переодеться мужчиной, но сегодня ни разу не выходила из дома.

К сожалению, бунгало Цумура было под постоянным наблюдением вооруженного полицейского и полицейского в штатском, и они препятствовали Мисао совершить ее фантастическое открытие. Не в состоянии больше терпеть, она в десять часов вечера пошла проведать полицейского, которого уже угощала чаем и печеньем.

– Хватит, хозяйка. Вам лучше быть поаккуратней: мы сейчас отсюда уходим, у нас важное дело. Ни в коем случае не выходите из дома. Заприте дверь и никого не впускайте, преступник вооружен пистолетом. Если заметите что-то странное, сразу звоните в полицейское управление. Еще раз убедительно просим вас быть осторожной.

Это было для Мисао неожиданной удачей. Она изобразила испуг и специально стала звенеть связкой ключей вслед уходящему полицейскому. Подождала еще минут пять, чтобы убедиться, что полицейские спустились вниз и свернули за поворот дороги.

Дома Мисао прошла в комнату, обставленную в японском стиле, в которой на полу тихо сидела бледная Нацуэ Фудзимура с распущенными волосами. Казалось, силы совсем покинули ее, она была даже не накрашена.

– Ты чего тут витаешь в облаках? Вставай, пошли со мной!

– Куда?

– Ты что, не понимаешь? Пойдем обследовать.

– Что?

– Конечно, соседнюю виллу. Эта вилла принадлежит мне, поэтому мне нечего церемониться. Это твой карманный фонарик? Возьми с собой. Ну, чего ты ждешь? – продолжала нападать на нее Мисао.

Сколько же сейчас лет Нацуэ Фудзимура? Когда она в 1950 году рассталась с Кэндзо Акуцу, ей было тридцать четыре года, значит, в этом году должно исполниться сорок четыре. Однако она выглядит значительно старше своих лет. И в этом нет ничего странного. Со вчерашнего вечера Мисао терроризирует ее своими подозрениями и запугивает ее, вот уже сутки она трясется от страха. В противоположность ей у Мисао было отличное настроение, она была очень довольна, что ей удалось одурачить глупых полицейских, и в этот момент она определенно выглядела помолодевшей лет на десять.

– Следуй за мной! Если попробуешь убежать, я буду орать: «Убийца!» Ладно, извини. Не буду, не буду, потому что я всегда на стороне преступника.

В действительности же Мисао ни секунды не сомневалась в том, что ее подруга не может быть убийцей, в противном случае она ни за что не осталась бы с ней в одном доме. Для нее это была просто игра, и она получала удовольствие, зная, что держит в своих руках ключ к разгадке сложных и запутанных человеческих отношений.

Она тащила за собой Нацуэ просто потому, что боялась идти одна: ей была нужна покорная и послушная спутница. Кто из нас не хочет иметь рядом с собой человека, которым можно помыкать как душе угодно?

– Смотри под ноги! Осторожней! Направь фонарь повыше…

Мисао и ее спутница вышли наружу через заднюю дверь, откуда к бунгало Цумура вели скользкие ступеньки, вырытые в склоне обрыва. Освещая дорогу карманным фонариком, они сумели благополучно спуститься на площадку, откуда уже не представляло труда добраться до заднего хода бунгало, от которого Мисао как владелица дома имела ключи.

Поднявшись по узким бетонным ступенькам, они оказались на кухне. В доме была полная темнота, но Мисао, зная внутреннюю планировку, на ощупь прошла в комнату прислуги. Это была небольшая комнатка в японском стиле, пол которой в одном месте возвышался, образуя спальное место. Потолок был невысок: со спального места до него можно было легко достать рукой.

– Направь свет фонарика на потолок. Да не туда, вот сюда!

Нацуэ Фудзимура направила свет фонарика, как ей было сказано, а Мисао подняла руки к потолку и стала что-то искать. Вскоре часть потолка размером в квадратный метр сдвинулась в сторону, и за ним открылась большая черная дыра.

– Ой, что это? – сдавленным голосом спросила Нацуэ.

– Это тайник. Сейчас эта вилла сдается в аренду, поэтому он не нужен, однако когда-нибудь я ее, возможно, буду продавать, поэтому я его и сделала.

Мисао вытащила из дыры пятиступенчатую деревянную лестницу с крюком на конце, зацепила за край и, убедившись в ее устойчивости, сказала:

– Лезь вперед.

– А почему я?

– Не разговаривай, а поднимайся, иначе я закричу: «Убийца!»

– А что там наверху?

– Да разве мы не затем пришли, чтобы проверить? Если там что-то есть, это здорово, а нет – так нет. Ну поднимайся, поднимайся!

Лицо Мисао в свете карманного фонарика приобрело жуткие черты. Неприятная самодовольная ухмылка искривила рот, а заплывший кровью глаз еще усиливал зловещее выражение.

– Но наверху совсем темно.

– Если дернуть за шнур, то загорится свет. Хотя мы этого не будем делать – свет могут увидеть снаружи. Я лучше передам тебе фонарик.

– Но мне страшно…

– Что ж, тогда не лезь. А я закричу во всю глотку…

– Хорошо, хорошо. Я поняла. Поднимаюсь.

Наверху было небольшое помещение со скошенным потолком. В самом высоком месте человек мог встать во весь рост и даже сделать несколько шагов. В потолке было проделано маленькое вентиляционное окошечко.

Под свисавшей с потолка голой лампочкой в беспорядке были навалены старые стулья, маленький стол со сломанной ножкой, шезлонг и всякий другой ненужный хлам, который, судя по всему, принадлежал Мисао.

– Ах, вот где, оказывается, шезлонг! Так его еще можно использовать, – с жадностью сказала Мисао, направляя на шезлонг луч фонарика. Тут она издала странный икающий звук и схватила за руку стоявшую рядом Нацуэ.

– Что случилось, Мисао-сан?

– Там, посмотри… это ведь человеческая голова…

– Не говорите глупостей! Человек? В таком месте?… Этого не может быть. – Однако голос Нацуэ дрожал.

Шезлонг был повернут к ним спинкой, на нем лежал старый ковер. Дрожа всем телом, женщины приблизились, и в свете фонарика увидели…

В этой ситуации можно было только поразиться мужеству Мисао. Обычная женщина в ужасе бы убежала, однако она, издав победный клич и крепко держа Нацуэ за руку, бросилась к шезлонгу.

– Нашла, нашла, наконец-то нашла! Я просто восхищаюсь тобой! За один вечер две жертвы…

– Нет, нет! Я ничего не знаю, пощадите меня, пощадите…

– Ты ведь знала об этом тайнике? Ты узнала о нем, когда приезжала еще в прошлом году, а затем умело воспользовалась им. Кто же это может быть? Во всяком случае, похоже, что мужчина… Ладно, я могу и не спрашивать. Пойду сама посмотрю. Значит, ты принесла в жертву еще одного мужчину.

Мисао издевалась над Нацуэ так, как в старину свекрови измывалась над невестками. Крепко вцепившись в ее руку, Мисао обошла шезлонг, зацепилась ногой за край ковра и чуть не упала на тело мужчины, который лежал на разложенном шезлонге.

Он был в нижнем белье из крепа, его живот был обмотан шерстяным поясом, на свисавших с шезлонга худых ногах – носки. Больше на нем ничего не было.

Мисао медленно перемещала луч фонарика и, когда свет достиг его лица, издала победный клич:

– А, так оно и есть! Что ты за поразительный человек! Своими руками похоронила всех пятерых мужей этой женщины. Восхитительно, просто восхитительно, Нацуэ-тян!

Вероятно, одиночество, постоянное недовольство окружающим миром и горькая обида разбили ее сердце, а дикие нездоровые фантазии, порожденные бесконечным чтением детективных романов, да и сильное возбуждение от случившегося рядом с ней преступления натянули ее нервы до предела. Свет, который внезапно загорелся в тайнике, напугал ее до истерики.

– Кто это?! – взвизгнула Нацуэ, подпрыгнув от неожиданности, а Мисао вся содрогнулась, как от удара тока.

– Кто здесь? – раздался строгий голос.

Но Мисао уже не могла ответить. Силы покинули ее тело, она опустилась на пол, как будто из нее выпустили воздух.

– Кто здесь? Отвечайте, я буду стрелять!

– Не стреляйте! – закричала Нацуэ. – Мисао-сан, Мисао-сан, что с вами?… Там кто-то пришел!

– Что? Тут женщины? – В отверстии тайника появилась голова детектива Кондо, который из предосторожности продолжал держать наготове пистолет. Посмотрев с удивлением на двух женщин, он перевел взгляд на шезлонг и поспешно поднялся в тайник. – Киндаити-сэнсей, здесь труп… Труп Синдзи Цумура…

Наверх взобрался также помощник инспектора Хибия, но на его появление Мисао никак не отреагировала.

Лицо Синдзи Цумура, лежавшего в шезлонге в одном нижнем белье, имело что-то общее с лицом убитого Кего Маки. Оно было искажено, изо рта свисал почерневший язык. Тот, кто принес сюда тело, не удосужился закрыть ему глаза, и они зловеще блестели.

– Есть раны? – спросил Хибия.

– Нет, похоже, цианистый калий. Оку-сан, а как, собственно говоря, вы здесь… – Не договорив, детектив Кондо в удивлении замолчал.

– В чем дело, Кондо-кун, ты знаешь эту женщину?

– Это Нацуэ Фудзимура! – В напряженном голосе Кондо прозвучали смущение и раздражение одновременно.

Услышав эти слова, инспектор Тодороку просунул в отверстие голову. Сзади него на приставной лестнице виднелась макушка инспектора Ямасита.


Глава двадцать пятая


Слежка


– Фудзимура-сан, нам надо с вами поговорить.

Помощник инспектора Хибия начал беседу в манере, которая значительно отличалась от его прежнего поведения. В течение последних двух дней он набрался некоторого опыта в общении с женщинами подобного круга и осознал, что с ними нельзя вести себя высокомерно. Его подозрительность так и не исчезла, однако он стремился по возможности спрятать ее за толстыми стеклами очков.

Беседа проходила в богато обставленной гостиной виллы «Бандзандзо», которая, по мнению Коскэ Киндаити, лучше располагала к откровенности, чем сухая и прозаичная атмосфера следственной комнаты полицейского управления. Рядом сидели инспекторы Тодороку и Ямасита, а также детектив Кондо. Нечего говорить, что немного в стороне сидел Коскэ Киндаити со своим обычным сонным выражением лица.

– И с чего мне лучше всего начать? – спросила Нацуэ Фудзимура.

Она, казалось, почувствовала большое облегчение после того, как была обнаружена полицией в бунгало Синдзи Цумура, и сейчас выглядела совершенно спокойной. Она еще не совсем поняла, насколько лучше оказаться в таком положении, нежели быть объектом издевательств Мисао, которая изводила ее с утра до вечера своими фантастическими выдумками, но уже сейчас выглядела как человек, освободившийся от давнего и тяжелого бремени.

По дороге сюда они заехали на виллу Мисао Хигути, где Нацуэ смогла переодеться, привести в порядок волосы и наложить на лицо макияж, так что она выглядела теперь значительно лучше, чем на чердаке бунгало Синдзи Цумура. У нее были правильные черты лица, хрупкое телосложение, и ее четкое произношение выдавало в ней профессиональную театральную актрису.

– В таком случае мы будем задавать вопросы, а вы на них отвечайте, – сказал Хибия, просматривая список вопросов, который подготовил Кондо. – Вы в прошлом были актрисой современного театра и женой Кэндзо Акуцу, который также играл в этом театре?

– Да.

– Кэндзо Акуцу в тысяча девятьсот пятидесятом году, после того как вы развелись, женился на Тиёко Отори?

– Мы не развелись, он меня бросил, – ответила Нацуэ равнодушно.

– Поэтому вы оставили сцену и устроились на работу в редакцию журнала мод «Собиэн»?

– Да, главный редактор этого журнала, Ясуко Такамори, училась со мной в женском Университете искусств, только годом раньше.

– А в каких вы отношениях с Мисао Хигути?

– Она также училась в этом университете, а прежде мы вместе заканчивали женскую школу в городе Сэндай.

Полицейский Кондо от досады щелкнул языком, инспектор Ямасита ухмыльнулся, а инспектор Тодороку улыбнулся уголками губ. Подобная реакция должна была показать молодому помощнику инспектора, что любая тщательная проверка не является идеальной.

– Итак, пятнадцатого августа прошлого года, то есть в тот день, когда вечером погиб странной смертью первый муж Тиёко Отори, вы были в Каруидзаве? У нас есть достоверный свидетель.

– Да, была, – без колебаний ответила Нацуэ.

– И вы жили на вилле Хигути-сан?

– Да.

– Однако в тот вечер, по словам видевшего вас свидетеля, вы якобы следили за Фуэкодзи. Это так?

Нацуэ немного удивилась и после недолгого молчания сказала:

– Да, так. А где видел меня этот свидетель?

– Насколько я знаю, около кафе «Мимоза». Вы ведь стояли около книжного магазина, читали журнал и наблюдали за дверью в кафе?

– А потом?

– Свидетель видел только это. И вспомнил об этом лишь после того, как Фуэкодзи погиб.

Нацуэ глубоко вздохнула.

– Было бы хорошо, если бы этот человек продолжил за мной следить. Тогда я была бы избавлена от года страданий.

При этих словах у Нацуэ впервые показались слезы, но она быстро взяла себя в руки и вытерла платком глаза.

– Вы были знакомы с Фуэкодзи? – с сочувствием в голосе спросил Киндаити.

Нацуэ повернулась к нему и слегка наклонила голову.

– Насколько я понимаю, вы Киндаити-сэнсей. Ваше имя мне известно. Если бы я знала, что вы принимаете участие в расследовании, то я уже давно обратилась бы к вам за советом. – Сказав это, Нацуэ еще раз поклонилась в сторону Киндаити и продолжала: – Я расскажу всю правду. Я ни разу не встречалась с ним, пока накануне, то есть четырнадцатого августа, случайно не оказалась с ним в одном вагоне в поезде, который шел сюда, в Каруидзаву.

Хибия с подозрением посмотрел на Нацуэ, но Киндаити, не обратив на это внимания, продолжал задавать вопросы:

– Как случилось, что вы, случайно оказавшись с ним в одном вагоне, поняли, что это Фуэкодзи-сан?

– Он ведь в прошлом был знаменит, снимался в кино даже после войны. Хотя он и сильно изменился, но в вагоне не одна я узнала его, актера аристократического происхождения, который блистал в довоенных фильмах в амплуа первого любовника. Мне-то была известна и его дальнейшая судьба. Не только присутствующий здесь помощник инспектора, но и Мисао-сан почему-то считают, что я преследовала его до Каруидзавы. Но это не так. Все произошло совершенно случайно. Теперь понятно, что это была несчастливая случайность.

Нацуэ опять глубоко вздохнула. Она говорила совершенно спокойным тоном, и ее рассказ звучал правдиво.

– В поезде вы заговорили с Фуэкодзи?

– Нет, конечно, Киндаити-сэнсей.

– Значит, Фуэкодзи-сан вас не заметил?

– Он, вероятно, даже и не знал, что существует женщина по имени Нацуэ Фудзимура.

– Послушайте, оку-сан. Когда вы в прошлом году приехали сюда, вы знали, что по соседству с Мисао Хигути живет Синдзи Цумура, четвертый муж Тиёко Отори?

Нацуэ некоторое время колебалась, но, кажется, не потому, что старалась что-то скрыть, а просто раздумывала, с чего начать. Глубоко вздохнув, она заговорила, и речь ее полилась, будто прорвало плотину.

– Если бы я этого не знала, то сюда бы и не приехала. За несколько дней до этого Мисао-сан приезжала в Токио и рассказала мне об этом. Поэтому я и захотела приехать в Асамаин… Киндаити-сэнсей, женщины – это греховные существа, они злые и мстительные. Особенно это касается меня, ведь у меня другая женщина отобрала мужа.

Нацуэ говорила без злобы, в ее голосе слышались и отрешенность, и покорность судьбе, и воспоминания о тяжелом горе и острой обиде.

– Я гордый человек. Однако, Киндаити-сэнсей, не поймите меня неправильно. Гордость отличается от самомнения. Именно потому, что у меня есть гордость, я без скандала рассталась с Акуцу. Я осознала, что между мной и этой женщиной, Тиёко Отори, – пропасть, причем я внизу, а она наверху. И когда я отчетливо поняла, что сердце Акуцу больше мне не принадлежит, его украли, моя гордость не позволила мне цепляться за него. Но ненависть осталась. Надолго. К этой женщине.

Нацуэ немного помолчала, но никто не решился вмешаться в ее монолог.

– Не думайте, что с тех пор я выслеживаю ее, ожидая момента броситься на нее, как тигр на добычу. Если бы мне Акуцу в свое время не рассказал кое-что, то я бы, может, сейчас вообще была к ней безразлична.

– А когда и что рассказал вам Акуцу-сан?

Незаметно Киндаити взял на себя роль ведущего в этой беседе. Его мягкая манера задавать вопросы ненавязчиво подталкивала собеседницу к продолжению рассказа. Оба инспектора хорошо это понимали и полностью положились на него. Даже Хибия понимал это.

– Это случилось на следующий год после того, как Цумура после бурного романа женился на этой женщине, осенью пятьдесят седьмого года. Акуцу вдруг попросил меня встретиться с ним. Мы сидели вдвоем в отдельном кабинете ресторана. Это была единственная наша встреча после развода. Тогда он попросил меня вернуться в театр, но я отказалась. По правде говоря, когда я после развода с Акуцу ушла со сцены, у меня были предложения от телевидения, но я каждый раз отказывалась: в рекламе обязательно обыграли бы тот факт, что я брошенная жена. По этой же причине я отказала и Акуцу, к тому же я была довольна своей новой работой. То, что сказал на этой встрече Акуцу, еще больше разожгло мою ненависть.

Нацуэ рассказывала все это довольно равнодушно, и только когда она произнесла последние слова, глаза ее загорелись.

– А что сказал Акуцу-сан?

– Когда мы прощались, я не выдержала и сказала: «В конечном счете, эта женщина и вас бросила». Как и следовало ожидать, он возмутился: «Не говори глупостей, это я ее бросил!» Конечно, его слова можно истолковать как нежелание мужчины признать свое поражение, но он продолжил: «Маки, вероятно, поступил так же. Дело в том, что мы джентльмены и, оберегая ее честь, согласились на мирный развод по взаимной договоренности. Вот увидишь, скоро и Цумура ее бросит».

– И в чем причина?

– Он не сказал. Высказав все это в порыве гнева, он затем как будто пожалел об этом. А я из гордости не стала его расспрашивать. К тому же я не поверила ему до конца.

– Однако и в самом деле: не прошло и трех лет, как Синдзи Цумура расстался с Тиёко Отори. Поэтому ваши подозрения вспыхнули вновь?

– Да. Киндаити-сэнсей, она такая очаровательная женщина! Я слышала, что многие мужчины хотели бы жениться на ней. Почему же, женившись, мужчины бросают такую женщину? Мне очень захотелось это узнать.

– А тут еще вы случайно услышали от Хигути-сан, что Цумура поселился на соседней вилле, и поэтому приехали в Каруидзаву.

– Я слышала, что Цумура беспечен и наивен, как мальчик, и думала, что мне удастся у него что-нибудь выведать. Но не поймите меня неправильно. Я отнюдь не собиралась, узнав эту тайну, мстить Тиёко или шантажировать ее. Просто как женщина, которая в прошлом потерпела от нее поражение, в глубине сердца я мечтала почувствовать свое превосходство над ней. Киндаити-сэнсей, вряд ли вы поймете эту борьбу между женщинами.

Никто из присутствующих не сомневался в искренности сказанных ею слов.

– Я вас понял. Однако в поезде по дороге сюда вы неожиданно столкнулись с Фуэкодзи.

– Да, и подумала: «Вот странное совпадение!» Со станции я вышла сразу вслед за ним и слышала, какой адрес он назвал водителю такси. Мое сердце прямо так и сжалось от боли.

– Он назвал кемпинг «Белая береза»?

– Да. Ведь я знаю, что представляет собой это место – простую ночлежку. У меня много знакомых, и среди них есть студенты. Но даже им там неуютно.

– Поэтому на следующий день, то есть вечером пятнадцатого августа, вы пошли в кемпинг «Белая береза»?

– Нет. Я только собиралась это сделать, и в одном из магазинов на Старой дороге спросила, как пройти туда. Затем я стала спускаться по Старой дороге и внизу, на перекрестке, встретилась с Фуэкодзи, который шел с противоположной стороны. Он был сильно пьян.

– И вы шли за ним до кафе «Мимоза»?

– Да.

– По дороге произошло что-нибудь странное?

– Ничего.

– А, вот как. О том, что вы стояли у книжного магазина недалеко от «Мимозы» и, делая вид, что читаете, наблюдали за выходом из кафе, мы уже знаем. А что было дальше?

– Киндаити-сэнсей. – Нацуэ неожиданно задрожала, как в ознобе, и пристально посмотрела в лицо Коскэ Киндаити. – Дальше я расскажу все, как было. Только вы не решайте сразу, кто преступник. Я и до сих пор до конца не понимаю, что это означает, все это слишком ужасно…

– Хорошо, я вас понял. Вы рассказываете все, что вы видели, а мы проанализируем и только потом будем делать выводы.

Эта женщина так же, как и Хироко, боится ложно обвинить кого-либо своим признанием. Вероятно, Нацуэ была свидетелем чего-то ужасного, хотя и Хироко очень переживала, рассказывая про встречу с ней в день смерти Фуэкодзи. Поэтому нет ничего удивительного, что атмосфера в зале была накалена до предела.

– Я забыла сказать, что в тот вечер был густой туман. Идти по такой освещенной улице, как Старая дорога, не представляло труда, но стоило углубиться в улочки между виллами, то там и в десяти метрах уже ничего не было видно. Тогда был такой же вечер, как и сегодня.

– А вы не проходили мимо площади, где проходили танцы О-Бон?

– Да, да. Там было довольно оживленно и светло. Но только я прошла это место, из-за высоких деревьев и густого тумана совсем ничего не стало видно, и можно было ориентироваться только по уличным фонарям. Фуэкодзи был сильно пьян, все время что-то кричал, то рычал, то пытался подражать воинственным кличам американских индейцев. Думаю, он не мог заметить, что за ним следят.

Нацуэ немного перевела дух.

– Когда он дошел до перекрестка, он остановился и задумался на некоторое время. После этого сделал несколько шагов налево, а затем, передумав, пошел прямо и стал громким голосом выкрикивать какие-то фразы. Я прислушалась, что-то вроде: «Хотя женщина и родила семерых детей, не доверяй ей. Я тебе скоро покажу! Око за око, зуб за зуб…» Он кричал это во весь голос, не обращая внимания на окружающих. А потом громко рассмеялся. Было такое впечатление, что он просто истекает злобой.

Присутствующие переглянулись. Нацуэ об этом еще не знает, но они-то поняли: несомненно, в пьяном бреду его мучила мысль о Мися. Как раз в то время Ясухиса Фуэкодзи узнал, что Мися не его ребенок, и собирался шантажировать Тиёко.

– Затем… – Нацуэ хотела было продолжать рассказ, но Хибия перебил ее:

– Одну минутку, оку-сан, вы только что сказали, что Фуэкодзи сделал несколько шагов от перекрестка в левую сторону, а вы не обратили внимания, что там находилось?

– Сквозь туман можно было разглядеть множество окон, в которых горел свет. Наверное, отель «Такахара».

– И Фуэкодзи туда не пошел?

– Нет, не пошел. Он определенно собирался это сделать, но передумал.

– Ах, вот как. Ну тогда продолжайте.

– Мне становилось все труднее следить за ним. Прокричавшись, он замолчал, и мне приходилось идти только на звук его шагов. К тому же туман все сгущался. Вскоре дорога уперлась в т-образный перекресток, оттуда идет довольно крутой извилистый подъем. Фуэкодзи-сан поднялся по этому склону, я за ним, и с удивлением обнаружила, что на верху склона был мост, который ведет в Асамаин. Пока я смотрела по сторонам в поисках Фуэкодзи, звук его шагов в тумане стих.

Взглянув на Коскэ Киндаити, Нацуэ продолжала:

– За мостом дорога раздваивается. Если пойти наверх, то попадешь в Асамаин, а вниз – в Сакура-но-дзава, где, как сэнсей знает, находится вилла Фуэкодзи. Но я об этом тогда не знала и, как я поняла позже, довольно далеко прошла, даже миновала виллу. Туман становился все гуще, нависавшие с обеих сторон ветви больших деревьев превратили дорогу в своеобразный тоннель. Единственное, на что можно было ориентироваться, так это на редкие уличные фонари. Я шла-шла, но шагов все не было слышно, я даже попробовала бежать, но Фуэкодзи так и не догнала. Поэтому я решила, что он пошел в Асамаин, и поспешила повернуть назад. Когда я возвращалась обратно, то услышала слева от себя что-то похожее на женский крик. Я рефлекторно повернулась в ту сторону, однако… Что я там увидела, я и сейчас не до конца понимаю.

Нацуэ не сводила глаз с лица Киндаити. Она прижала обе руки к сердцу, как будто хотела заглушить крик своей души.

– Так что вы там увидели? – спокойно спросил Киндаити. – Говорите все как есть. Вам ведь самой лучше освободиться от этого груза и помочь нам в расследовании.

– Киндаити-сэнсей, пожалуйста, доведите это дело до конца, я расскажу вам все, что видела, – сказала Нацуэ тихо с печалью в голосе. – Ниже дороги я увидела виллу. На ее крыльце горел фонарь. С левой стороны от крыльца была комната, в которую ведет стеклянная дверь, завешенная изнутри шторой. Когда я, услышав крик, повернулась в ту сторону, то увидела на шторе силуэты, отчетливые, как в театре теней.

Далее она говорила, будто произносила заученный текст.

– Мужчина обнимал женщину, которая, кажется, отчаянно сопротивлялась. Она вроде бы была одета в пижаму. В конце концов мужчина повалил ее и накрыл своим телом. Их тени исчезли, но и после этого несколько раз были слышны придушенные, короткие крики. Потом наступила полная тишина, и свет погас.

Нацуэ замолчала. Всем стало ясно, кто была женщина, с которой Фуэкодзи имел половое сношение перед тем, как он очутился в воде. Через некоторое время Киндаити, прокашлявшись, нарушил молчание.

– Ваши впечатления можно суммировать следующим образом. Женщина лежала в кровати в пижаме, около ее подушки горел ночник. Ворвавшись, мужчина после борьбы изнасиловал ее. Верно?

– Киндаити-сэнсей, мое первое впечатление было именно такое. Но затем я сделала глупость.

– Что за глупость?

– Я решила узнать, кому принадлежит эта вилла, и подошла поближе. На табличке я прочитала: Фуэкодзи… Я сразу решила, что тень мужчины, которую я видела, принадлежала Фуэкодзи. Но моя нелепая ошибка состояла в том, что за женщину в пижаме я приняла эту… то есть Тиёко Отори.

– Оку-сан, когда и почему вы пришли к выводу, что женщина в пижаме не была Тиёко Отори? – с трудом выговорил инспектор Ямасита.

Среди множества дел, в расследовании которых принимал участие этот опытный инспектор, такого вызывающего отвращение случая еще не было.

– Ямасита-сама, послушайте, что было дальше. Киндаити-сэнсей, я видела не только это. Я стала свидетелем еще одного события, смысл которого не могу понять до сих пор.

Волнение Нацуэ, казалось, передалось всем мужчинам. Все в испуге смотрели в ее лицо.

– Оку-сан, если вы… – заговорил сдавленным голосом молодой помощник инспектора, но его остановил инспектор Ямасита:

– Хибия-кун, не лучше ли нам выслушать до конца рассказ оку-сан. Затем в том, что ей непонятно, попытаемся разобраться мы. Киндаити-сэнсей, вы согласны?

– Это будет самое лучшее. Итак, Фудзимура-сан, успокойтесь, возьмите себя в руки. Значит, вы ошибочно приняли женщину в пижаме за Тиёко Отори. И что было потом?

Подбадриваемая Коскэ Киндаити, Нацуэ немного успокоилась и продолжала:

– Спасибо, сэнсей. В то время я испытывала сильную ненависть и презрение к этой женщине, то есть к Тиёко Отори. Я подумала, что в этом и состоит ее тайна, на которую намекал Акуцу. Формально она развелась с Фуэкодзи, а в действительности продолжала отношения с ним. Именно по этой причине Акуцу, Маки и Цумура бросили ее.

– Вполне резонно. С вашими моральными принципами вы вряд ли можете одобрить такое поведение.

– Я, наверное, женщина старого склада. Хотя Акуцу бросил меня, как изношенную обувь, у меня не возникло даже мысли выйти замуж за другого мужчину.

Нацуэ печально улыбнулась и продолжала:

– Однако, Киндаити-сэнсей, я осталась там стоять не из любопытства. Я просто не могла двигаться, ноги как приросли к земле.

– Я вас вполне понимаю.

– Как долго я там стояла? Пять минут? Десять? Или дольше? Я полностью потеряла ощущение времени. Поэтому…

– Одну минутку, Фудзимура-сан, – перебил ее Коскэ Киндаити. – Когда вы там стояли, была слышна музыка с праздника О-Бон?

Нацуэ с удивлением посмотрела на Коскэ Киндаити.

– Да. Я слышала ее постоянно. Ведь было еще не поздно… Это имеет какое-то значение, сэнсей?

– Смысл этого вопроса станет ясен позже. Итак, продолжайте.

Его коллеги поняли, что он имеет в виду: раз продолжались танцы О-Бон, домработницы Рики еще не было дома.

– В это время на шторе появилась тень мужчины, и я пришла в себя. На некоторое время она исчезла из поля зрения, и у меня сложилось впечатление, что он одевается. Меня охватили отвращение и стыд, и, увидев спускающегося с крыльца Фуэкодзи, я уж было собралась броситься бежать в Асамаин. Я бы так и сделала, если бы в этот момент на крыльце не появилась девочка в пижаме, которая бежала вслед за Фуэкодзи с криком: «Папа, папа, ты забыл это!»

Все мужчины опустили глаза, а Хибия снял очки и стал их яростно протирать.

– Голос девочки был приглушен, видимо, она боялась, что ее услышат, но я отчетливо все расслышала. Когда я обернулась, Фуэкодзи уже поднялся по пологому склону и вышел на дорогу. В свете фонаря я рассмотрела фигуру в пижаме и убедилась, что это не Тиёко Отори, а еще совсем неоформившаяся девочка. Когда я осознала это, меня как будто парализовало.

Казалось, что и сейчас лицо Нацуэ свела судорога, ее взгляд был устремлен в пространство, а мускулы на щеках будто одеревенели. Она как заведенная продолжала говорить:

– Я знала, что у Фуэкодзи и той женщины была дочь, девочка по имени Мися-тян. Но была ли это Мися-тян, я не знаю, так как я ее никогда не видела, и к тому же туман не позволил рассмотреть ее лицо. Однако она позвала «папа»… А как же тень на шторе? Отец и его собственная дочь…

Да, это была ужасная правда. Даже инспекторы Тодороку и Ямасита, привыкшие ко всему старые служаки, не могли оправиться от потрясения. Казалось, что это открытие завело в тупик расследование, которое проводил до сих пор молодой помощник инспектора Хибия.

– Но Фуэкодзи не слышал голоса девочки, – механическим голосом продолжала Нацуэ. – Он был еще сильно пьян и шатающейся походкой перешел мост. Девочка бежала за ним, прижимая что-то к груди. Когда я прочитала потом газеты, то подумала, не была ли это бутылка виски.

Помощник инспектора Хибия глубоко вздохнул. С этой бутылки были сняты отпечатки пальцев только самого Ясухиса Фуэкодзи. В последнее время в связи с ростом популярности детективных романов в обществе стало широко известно, какую важную роль играют отпечатки пальцев в раскрытии преступлений. Знала ли об этом девочка, или она случайно прихватила бутылку длинными рукавами пижамы, и поэтому на ней не осталось отпечатков ее пальцев? Хибия почему-то подумал, что она, наверное, все-таки знала.

– Перейдя через мост, Фуэкодзи-сан начал спускаться вниз по склону, по которому он недавно поднялся. Девочка шла за ним, а за ней – я. Киндаити-сэнсей, я не могла иначе поступить, – всхлипывая, сказала Нацуэ, терзая дрожащими пальцами лежавший у нее на коленях платок.

– Вы поступили правильно. Успокойтесь, возьмите себя в руки. И что вы затем увидели?

– По-прежнему стоял густой туман, поэтому я почти не различала фигуры Фуэкодзи и девочки. Только иногда доносились звуки его шагов. Шагов девочки не было слышно. Вскоре я вышла на перекресток. Поскольку я была уверена, что Фуэкодзи-сан будет возвращаться той же дорогой, по которой пришел сюда, я пошла по ней. Дойдя до перекрестка, где он раньше выкрикивал эти странные слова, я поняла, что, кажется, ошиблась дорогой. Не обращая внимания на то, что меня может увидеть девочка, я ускорила шаги. Пробежав еще немного вперед, я окончательно убедилась, что ошиблась дорогой. Остановившись и немного подумав, я поняла, что постыдное любопытство сыграло со мной злую шутку, и решила возвратиться в Асамаин. Но для этого мне все равно надо было вернуться к перекрестку, откуда мне было значительно ближе идти. Когда я дошла до него, то услышала, как кто-то быстро поднимается снизу, и инстинктивно спряталась в придорожных зарослях.


Глава двадцать шестая


Кошмарный сон


Нацуэ сидела, как в трансе, с окаменевшим лицом, и только ее наполненные ужасом глаза лихорадочно блестели.

– Я забыла сказать, что в этом месте горел уличный фонарь, и в его свете я увидела лицо этой девочки в пижаме.

Нацуэ резко взмахнула руками перед лицом, как будто пытаясь отбросить от себя это страшное видение.

– Я не знаю, сколько раз потом я видела это лицо во сне. То было не лицо человека, а лицо дьяволицы, ведьмы. Нет, оно было намного, намного страшнее, чем лицо ведьмы. Перекошенное, искаженное, оно как будто в то же время смеялось. Ее тело было скрючено, как у больного рахитом, подбородок выдавался вперед, руки болтались, как у гориллы, и весь ее вид был грязный и непристойный… Нет! Нет! Это лицо я не хочу больше видеть даже во сне!

Коскэ Киндаити и инспектор Тодороку в страхе переглянулись. Они сегодня в гольф-клубе видели искаженное лицо Мися. Несомненно, Нацуэ описала его очень выразительно и верно.

– Фудзимура-сан, ну потерпите немного, постарайтесь закончить рассказ. Что вы сделали? Пошли по дороге, по которой поднималась эта девочка?

Успокоенная голосом Киндаити, Нацуэ как будто проснулась от дурного сна.

– Извините, сэнсей, я совсем не в себе… Да, я не могла не сделать этого. К тому же меня обеспокоило, что у девочки ничего не было в руках. Я почувствовала, что с Фуэкодзи что-то случилось. Подождав, пока фигура девочки не исчезнет за склоном, я поспешно бросилась в том направлении, откуда она пришла. Вскоре впереди сквозь туман что-то слабо заблестело, и когда я приблизилась, то увидела, что это бассейн. Он был обнесен оградой из железной сетки, и только в одном месте она была порвана, но, похоже, не сейчас, а уже давно. За железную проволоку в этом месте зацепился кусок белой материи, я его сняла и увидела, что это был лоскут ткани, видимо, оторванный от пижамы девочки.

Услышав это, помощник инспектора Хибия застонал.

– Хибия-сан, я даже не знаю, как мне просить у вас прощения, если то, что я унесла с собой этот кусок ткани, помешало расследованию. Однако в тот момент я еще не знала, что я увижу в бассейне. В воде был Фуэкодзи, в одних трусах. С одного взгляда было ясно, что он уже мертв. На следующее утро я сбежала из Каруидзавы. Киндаити-сэнсей, – Нацуэ повысила голос, – я не понимаю всего этого. Я не знаю, была ли смерть Фуэкодзи самоубийством, убийством или просто несчастным случаем. Если это было убийство, то почему эта девочка, Мися-тян, убила своего отца? И почему Фуэкодзи-сан изнасиловал свою дочь? Или он был просто мертвецки пьян?

После тяжелого молчания Коскэ Киндаити печально посмотрел на Нацуэ и сказал:

– Об этом вы, наверное, когда-нибудь узнаете. Уверенность в том, что Фуэкодзи и Мися являются кровными родственниками, отцом и дочерью, очень помешала следствию. Большое вам спасибо. После вашего рассказа у нас будто спала пелена с глаз.

– Я до сих пор ничего не могу понять, так все перепуталось в моей голове. Мне так страшно. Я не могу забыть лицо этой девочки… Вскоре присутствующий здесь… его, кажется, зовут Кондо-сан, пришел ко мне и спрашивал, что я думаю о смерти Акуцу. И тогда я поняла, что полиция подозревает, что то была не случайность, то было убийство.

– Кстати, а вы что думаете о причине смерти Кэндзо Акуцу?

– Киндаити-сэнсей, возможно, это не был просто несчастный случай. Однако слишком невелика вероятность того, что это убийство.

– Я тоже так считал, но когда произошло несчастье с Фуэкодзи, мы задумались…

– Кондо-сан, я должна попросить у вас прощения, что не рассказала о том, что видела вечером пятнадцатого августа. Я понимаю, что это означает отказ от сотрудничества с полицией.

– Да полно, полно, – успокаивающим тоном отвечал инспектор Ямасита. – В том, что вы тогда промолчали, нет ничего удивительного. Мы очень благодарны, что вы сейчас были так откровенны. Однако, Киндаити-сэнсей, продолжайте.

Коскэ Киндаити сочувственно посмотрел на Нацуэ.

– Фудзимура-сан, мы понимаем, что вы очень устали, но хотели бы задать вам еще несколько вопросов. Позавчера вечером вы не заметили что-нибудь необычное в бунгало Цумура?

В глазах Нацуэ вновь появился страх.

– Киндаити-сэнсей, позавчера вечером я… – быстро начала Нацуэ, но затем неожиданно, как бы передумав, сказала: – Извините, но мне трудно продолжать. Я должна немного успокоиться.

– Да-да. Пожалуйста.

Нацуэ некоторое время сосредоточенно смотрела на свои сложенные на коленях руки, затем, подняв влажные от слез глаза, начала говорить:

– В этом году я приехала в Асамаин главным образом из-за дочери Фуэкодзи. Слишком часто образ страшной ведьмы мучил меня во сне, поэтому я хотела побольше узнать о ней. Но это не означает, что у меня совсем не было интереса к Цумура. Я подозревала, что если Цумура действительно бросил Тиёко Отори, то это было как-то связано с этой девочкой. Теперь я перехожу к тому, свидетельницей чего я была вечером позавчерашнего дня.

Видя, как ужас вновь охватывает Нацуэ, все застыли в напряженном ожидании. Что же могла она там увидеть?

– Киндаити-сэнсей, я и в этом случае не совсем понимаю, что именно довелось мне увидеть, поэтому не могу сказать, насколько вам поможет то, что я расскажу… Позавчера вечером около восьми часов было отключено электричество. После этого Мисао-сан включила фонарь на батарейках, и мы сидели и разговаривали. Но говорить особенно было не о чем, телевизор не работал, поэтому в половине девятого я поднялась на второй этаж с фонариком, который мне одолжила Мисао-сан. Второй этаж на вилле Мисао обставлен в японском стиле, поэтому там нет кровати, и я спала на матраце, постеленном на татами. Когда я задвигала шторы на окнах, то бросила взгляд на соседнее бунгало, оно хорошо просматривается со второго этажа. В холле то появлялся, то пропадал свет, и я подумала, что свечи задувает сквозняк. И действительно, вскоре я услышала звук закрываемого окна. Тогда мне показалось странным, что Цумура-сан такой рассеянный. Ветер был уже довольно сильный, поэтому лучше было бы сначала закрыть окно, а потом уже зажигать свечи.

– Вы сказали, что было около половины девятого?

– Да, если точно, то восемь часов тридцать пять минут.

– Вы считаете, что в это время в холле бунгало был Цумура?

– А что я еще могла подумать? В городе были расклеены афиши, извещающие о концерте, но я решила, что из-за отключения электричества концерт просто отменили.

– Резонно. И что было дальше?

– Дальше я залезла в постель и некоторое время читала книгу. Однако при свете фонаря читать было трудно, да и батарейки было жалко, поэтому в девять часов десять минут я выключила свет и собиралась заснуть. Но как раз в это время я услышала, как к бунгало подъехала машина. Я всегда была любопытна, поэтому потихоньку встала, немного раздвинула шторы и посмотрела вниз. Машина подъехала к самому крыльцу, и из нее вышел мужчина. На улице было темно, хоть глаз выколи, но зажженные фары светили в нашу сторону, мужчина оставил их невыключенными, поэтому его фигура была хорошо видна. Я подумала, что он имеет какое-то отношение к миру богемы, так как он был одет в длинную блузу, которая доставала ему до бедер.

– Вы когда-нибудь встречались с Кего Маки?

– Нет, ни разу. Правда, когда он женился на Тиёко Отори, в каком-то журнале я видела его фотографию. Неужели?…

– Да, это был он. Мужчина вошел внутрь?

– Да.

– Вам удалось разглядеть того, кто в это время был в доме?

– Нет, тогда я не видела. Но…

– Но что?

– Я подумала, как это неудобно – принимать гостя, когда нет света. И уже решила было опять лечь, но задержалась, потому что увидела нечто, вновь подогревшее мое любопытство.

– Что это было?

– Сразу после того, как гость вошел, от черного хода украдкой отошел человек и через боковое окно стал наблюдать за тем, что происходит внутри.

– О! – раздался удивленный возглас помощника инспектора Хибия.

Нацуэ, видимо неправильно истолковав его чувства, повысила голос:

– Я ничего не придумываю! Кто-то, таясь, действительно стоял у окна, и мне это показалось очень странным.

– Фудзимура-сан, – успокаивающим голосом произнес Киндаити, – мы не сомневаемся в том, что вы рассказываете. Вы подтвердили то, что нам уже было известно: мы обнаружили следы пребывания у дома третьего человека. Ваши показания для нас очень важны, и мы просим рассказать все как можно более подробно.

– Хорошо.

Нацуэ глубоко дышала, пытаясь преодолеть волнение от нахлынувших воспоминаний; взгляды всех присутствующих были устремлены на ее лицо в ожидании рассказа о страшных событиях, свидетелем которых она оказалась.

– Если смотреть на бунгало из моего окна, то видны его передняя и правая стены. У меня создалось впечатление, что этот человек уже некоторое время находился возле дома, но, увидев подъезжающую машину, спрятался за бунгало, а когда гость вошел внутрь, вышел из укрытия.

– Скорее всего, так и было. И что было дальше?

– Этот человек… Вокруг была непроглядная темень, но в отраженном свете фар кое-что все-таки было видно. Так вот. Этот человек, видимо, хотел разглядеть происходящее внутри дома, но окно расположено довольно высоко. Тогда он принес камень или что-то такое и пристроил его под окном, взобрался и стал смотреть внутрь.

– Как он был одет?

– Этого я не могла рассмотреть. Фары светили в мою сторону, поэтому такие подробности я видеть не могла. Что я отчетливо разглядела – у него за спиной был модный в последнее время рюкзак. Теперь я уже не могла отойти от окна.

– Все это очень интересно. Пожалуйста, продолжайте.

По лицу Нацуэ было видно, что ей опять стало страшно, ее колотил нервный озноб.

– Я посмотрела на часы и поняла, что стою у окна уже около пятнадцати минут. Неожиданно человек, за которым я наблюдала, спрыгнул с камня и бросился ко входу в дом, мне показалось, что с совершенно определенными намерениями – он собирался на кого-то напасть. Я думаю, он услышал, что кто-то побежал от крыльца. Нет, само крыльцо из моего окна не видно, я так думаю, потому что человеческая тень быстро пересекла сноп света от фар. Но я узнала… эту девочку, будто скрюченную рахитом… Нет, лица я не могла рассмотреть, она была слишком далеко. Но согнутая спина, выдвинутый вперед подбородок, болтающиеся руки… В прошлом году, пока она медленно проходила мимо меня, я запомнила ее на всю жизнь. Позавчера она как ветер пересекла свет фар и завернула за машину. Через мгновение она появилась на велосипеде, который, видимо, был спрятан за домом, и быстро поехала вниз по склону.

Велосипед! У Мися есть велосипед. Все с волнением переглянулись.

– Но прежде чем она умчалась вниз по склону, произошло следующее: как только эта девочка выехала из-за машины, наперерез ей бросился мужчина, который заглядывал в окно, и загородил ей дорогу. Я успела заметить, что это был молодой человек. У него был карманный фонарик, и он осветил лицо девочки. С громким криком она направила на него велосипед, сбила с ног и скрылась из виду. Человек что-то закричал, но сильный порыв ветра отнес слова в сторону, я не расслышала. Затем он вскочил и со всех ног побежал вслед за велосипедом. Это все, что я видела.

Нацуэ выглядела смертельно уставшей, она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Стали заметны мелкие морщинки, испещрившие все ее лицо, – следы горестей и унижений, которые пришлось пережить этой женщине в последние годы.

Коскэ Киндаити попробовал подбодрить ее:

– И что потом?… Что вы делали потом?

– Киндаити-сэнсей, я больше не могу, мои силы на исходе… Я подумала, что в соседнем доме произошло что-то страшное. Потихоньку задвинула шторы и легла в постель. Но заснуть не могла и фонарик боялась зажечь, потому что свет могут заметить и понять, что я подглядывала. Взяв фонарик, я встала с постели и на лестнице посмотрела на наручные часы. Было девять часов тридцать восемь минут.

В это время Синдзи Цумура еще должен был находиться на вилле Сакураи.

Трудно поверить, но Нацуэ Фудзимура два года подряд становилась свидетельницей ужасных событий. Может быть, то была расплата за ее ненависть и зависть по отношению к Тиёко Отори? И могут ли эти события каким-то образом повредить Тиёко? Или?…

– Киндаити-сэнсей, это все, что я знаю. Потом я спустилась на первый этаж и попросила разрешения Мисао-сан переночевать в ее комнате. Я не должна была этого делать, я только возбудила ее любопытство, а чем это закончилось, вы знаете.

Мисао Хигути поместили в больницу в состоянии острого психического расстройства. Как долго будет продолжаться лечение, пока было неизвестно.

Увидев, что Нацуэ, пошатываясь от пережитого заново потрясения, встает, Киндаити спросил:

– Куда вы теперь?

– Мне необходимо отдохнуть. Но прежде я навещу Мисао-сан, она из-за меня оказалась на больничной койке.

– Вас кто-нибудь проводит. Простите, можно еще несколько вопросов? Ну потерпите еще чуть-чуть!

– Если только недолго…

– Когда вы наблюдали за соседним бунгало, вам слышна была музыка с танцев О-Бон?

Нацуэ слегка наклонила голову, припоминая, и устало ответила:

– Иногда. Порывы ветра то заглушали ее, то будто приносили на своих крыльях.

– Последний вопрос: вы не слышали, как отъезжала машина?

– Слышала, Киндаити-сэнсей, но в какое время, не могу сказать. Рядом со мной была Мисао-сан, и я не решилась включить фонарик, чтобы посмотреть на часы. Возможно, это было через полчаса или час после того, как я легла в постель рядом с Мисао-сан… В это время ветер усилился и порывами шел дождь.

Попрощавшись, Нацуэ Фудзимура нетвердой походкой уставшего до смерти человека вышла из комнаты. Детектив Кондо проводил ее до выхода и сразу же вернулся.

– Киндаити-сэнсей, нам теперь понятно, что между Синкити Тасиро и Мися существуют какие-то отношения. Ему определенно удалось догнать Мися, и между ними что-то произошло.

– Тасиро еще до приезда сюда, наверное, что-то знал о Мися. Если в прошлом году он слышал о ней от Фуэкодзи в кемпинге «Белая береза»… – Помощник инспектора Хибия не успел договорить, так как в зал, запыхавшись, вбежал детектив Ямагути, который дежурил около бунгало Синдзи Цумура.

– Вот это было найдено в тайнике на чердаке. – Он выложил початую бутылку виски и стакан. – Виски пахнет цианистым калием. Кроме того, в поясе погибшего были обнаружены кое-какие вещи и странные картинки.

Ямагути вынул сложенный вчетверо листок нотной бумаги, на одной стороне которого были написаны ноты, а на другой то, что детектив только что назвал «странными картинками». Там были тщательно вырисованы спички, расположенные в определенном порядке. Кроме того, в поясе был обнаружен пустой конверт, адресованный Синдзи Цумура в Асамаин. В качестве отправителя был указан Сигэки Татибана из Токио.

– Это интересно, – сказал Коскэ Киндаити, рассматривая расположение спичек на оборотной стороне листа нотной бумаги, и невольная улыбка появилась на его губах. – О чем нам говорит наличие этого рисунка? Да о том, что отравленный Кего Маки не упал лицом на стол, а откинулся назад. Поэтому, когда Синдзи Цумура вернулся домой с виллы Сакураи, расположение спичек на столе оставалось ненарушенным. Аккуратный, хотя и довольно легкомысленный, Синдзи Цумура тщательно зарисовал их и попытался воссоздать в студии Маки в Ягасаки.

– Киндаити-сэнсей, что же означает этот рисунок? – не сдержал любопытства инспектор Ямасита.

– Это генеалогическое древо семьи дальтоников. Оно показывает, как в поколениях передается ген дальтонизма. Ямасита-сан, только не подумайте, что я эрудит. Просто я как-то расследовал дело, где фигурантом был дальтоник, поэтому кое-что знаю о дальтонизме. Когда я увидел спички в студии Кего Маки, то обратил внимание на то, что сложена эта, как мы тогда думали, головоломка из спичек четырех разных видов. У меня возникло предположение, которое превратилось в уверенность, когда я проверил его в энциклопедии на вилле Нандзе в Минамихара. Хотите – объясню?

– Да, конечно.

– Так вот, Цумура рисовал одноцветной шариковой ручкой. Зеленые головки спичек он зачеркивал косыми линиями, и они означали мужчин. Целая спичка с зеленой головкой – это здоровый мужчина, а спичка с зеленой головкой, надломленная посередине, означает мужчину-дальтоника. Красные головки Цумура полностью закрашивал, и они означают женщин. Целая спичка с красной головкой – это здоровая женщина, а надломленная означает женщину, которая сама не является дальтоником, но может передать дальтонизм по наследству. Посмотрите на эту схему расположения спичек, и вы увидите все четыре условных обозначения. Это древо – только один пример. Кего Маки довольно подробно изучил проблему дальтонизма.

– Киндаити-сэнсей, – не удержался помощник инспектора Хибия, – я узнал от Фурукава, что Мися – дальтоник. Как же так?

– Хибия-сан, я пересказал только то, что написано в энциклопедии, не надо меня переоценивать. Я не знаю ответы на все вопросы. Но вот еще что: мужчин-дальтоников достаточно много, что-то около пяти процентов, а женщин-дальтоников намного меньше, примерно полпроцента. Если женщина, которая сама не является дальтоником, но может передать дальтонизм по наследству, выходит замуж за мужчину-дальтоника, тогда у них девочка может родиться дальтоником. Давайте попробуем применить этот закон к родителям Мися… или к ее предполагаемым родителям. Тиёко Отори является звездой цветного кино, и журналисты вряд ли упустили бы такой лакомый кусочек: «Звезда цветного кино – дальтоник!» Но, может быть, она способна передавать дальтонизм по наследству? На это ответ тоже может быть только отрицательным. Для этого она должна была бы иметь отца-дальтоника. Отец Тиёко был известным художником, с прекрасным чувством цвета. Дальтонизмом он явно не страдал! Ее мать, видимо, тоже не была дальтоником.

Возьмем теперь отца Мися… или предполагаемого отца, Фуэкодзи. Он занимался продажей автомобилей, а значит, должен был уметь управлять машиной. Но для получения водительских прав надо обязательно пройти проверку на дальтонизм. Следовательно, и Фуэкодзи-сан тоже не был дальтоником…

– Киндаити-сэнсей, в таком случае, чья дочь Мися-тян? – вскричал, не выдержав, детектив Кондо.

– Получается, что по крови она не может быть дочерью Фуэкодзи, а с точки зрения теории наследования дальтонизма она не может быть также и дочерью Тиёко.

– Киндаити-сэнсей! – Лицо инспектора Ямасита, который до сих пор проявлял терпение и спокойствие, стало теперь пунцовым от возбуждения. – Так чья же, по-вашему, дочь эта Мися?

– Не знаю, – ответил с печалью в голосе Коскэ Киндаити. – Возможно, ответ на этот вопрос известен только Ясуко Фуэкодзи.

Все замолчали. Никто не хотел больше ничего слышать, никто не хотел говорить. Только детектив Ямагути не понял смысла этого молчания.

– Киндаити-сэнсей, а что делать с конвертом? Он лежал в поясе погибшего.

Коскэ Киндаити вздрогнул, как будто очнулся от дурного сна.

– Этот конверт, Ямагути-сан, Цумура, наверное, использовал для того, чтобы сложить туда спички. Письмо, которое было в нем, не имеет отношения к нашему расследованию. Поэтому конверт можете порвать и выбросить.

Коскэ Киндаити взял в руки листок нотной бумаги.

– Посмотрите. Эти ноты не напечатаны, а написаны от руки. Сверху название – «Гимн Асама» для струнного квартета композитора Синдзи Цумура». Вероятно, он должен был исполнить это произведение на концерте позавчера вечером. По словам Хироко Сакураи, у Цумура была с собой папка, в которой, наверное, и лежали эти ноты. То, что на обратной стороне нот зарисовано расположение спичек, видимо, говорит о том, что, когда Цумура вернулся в Асамаин, он понял, что все кончилось, он никогда больше не исполнит это произведение…

– Так ли на самом деле все это было? – усомнился инспектор Тодороку. – Ведь Маки на спичках явно что-то объяснял преступнику… Воссоздав расположение спичек на столе в студии в Ягасаки, Цумура хотел помочь следствию.

Впоследствии выяснилось, что он был прав.

– Киндаити-сэнсей, то, что вы рассказали, более-менее понятно. Но где могла Мися, еще девочка, достать цианистый калий? – спросил с некоторым недоумением инспектор Ямасита.

– Дело в том, Ямасита-сан, что яд был у бабушки Фуэкодзи. И Мися его стащила.

– Вот это да! Шкатулка из Хаконэ! – громким голосом неожиданно закричал инспектор Тодороку.

Все с удивлением посмотрели на него.

– Да-да-да, именно так! Из этой шкатулки, вероятно, исчезло какое-то количество цианистого калия. Бабушка это заметила. На платформе в Уэно она не могла скрыть, как ей было страшно.

– Инспектор, – Киндаити нарочно сделал сердитое выражение лица, – что случилось? Чего вы кричите? Это на вас не похоже. Что еще за шкатулка из Хаконэ?

– Киндаити-сэнсей, извините, что я не рассказал об этом раньше! – И инспектор Тодороку торопливо поведал о том, как в поезде Ясуко уронила шкатулку из Хаконэ.

Едва он закончил рассказ, в комнату влетел молодой полицейский в штатском.

– Только что поступило сообщение от детектива Фурукава, который ведет наблюдение за виллой Фуэкодзи. Тиёко Отори приехала на виллу. Скорее всего, госпожа Фуэкодзи позвонила в больницу и сказала, чтобы та срочно приехала, так как необходимо поговорить о Мися.

Не сказав ни слова, Коскэ Киндаити вскочил со своего кресла и бросился к выходу. Все кинулись за ним. Изумленный молодой полицейский прокричал им вслед:

– Но Мися еще не вернулась! – и побежал догонять остальных.


Глава двадцать седьмая


Обрыв


Вилла Фуэкодзи выходила одной стороной на болотистый ручей. Несколько в стороне от главного здания, метра на три ниже его и почти вплотную к ручью стоял элегантный чайный домик. Во время тайфуна он был полностью затоплен водой, но сейчас вода уже ушла, и Ясуко снова смогла его посещать. Она очень любила этот павильон, в котором часто уединялась, устав от занятий с Мися, и проводила в нем долгие часы, наслаждаясь чаем и предаваясь воспоминаниям об аристократическом прошлом своей семьи.

Пятнадцатого августа 1960 года, ближе к полуночи, весь район Сакура-но-дзава был окутан густым туманом, и только из павильона на ближайшие кусты и деревья падал яркий свет люминесцентной лампы, свисающей с потолка. В ее свете сидели две женщины. Перед круглой жаровней для кипячения воды, рядом со створчатой ширмой расположилась Ясуко Фуэкодзи. Она была в элегантном кимоно с красивым поясом, к которому был прикреплен шелковый платок, ее осанка была, как всегда, величественной. Перед ней на жаровне приятно попыхивал закипающий чайник.

Немного в стороне от жаровни сидела Тиёко, одетая в шелковое платье европейского покроя. Ее бледное лицо было напряжено, и в устремленных на свекровь глазах плескался страх.

Она страшно устала и душой, и телом. Пока оперировали Тадахиро, она сидела в соседней комнате. Лишь благодаря поддержке и утешению находящихся рядом Кадзухико и Хироко она смогла перенести события этого страшного дня.

К счастью для Тадахиро, пуля не задела жизненно важные внутренние органы, а сильное кровотечение в кишечнике было остановлено. Рядом находились два донора для переливания крови, так что для него все обошлось благополучно.

Пулю извлекли. Как позже установила экспертиза, выстрел был произведен из револьвера «кольт» 22-го калибра.

После операции Тиёко вместе с Хироко и Кадзухико навестили Тадахиро. Первый его вопрос был об Акияма. Тиёко не могла не почувствовать некоторой ревности к этому человеку, который бесследно исчез, бросившись преследовать преступника. Она вновь осознала, какая глубокая привязанность существует между Тадахиро и Акияма.

– Отец, с Акияма ничего не случится. Если вы позволите, я займусь его поисками, – пообещал Кадзухико.

Тадахиро молча кивнул головой. Потом Хироко с легкой улыбкой показала ему золотую зажигалку. На это он коротко сказал:

– Киндаити-сэнсею…

Поняв, что он имеет в виду, Хироко сжала его руку и вышла из палаты. Увидев вошедшего в палату Хидэмото Матоба, который был его вторым донором, Тадахиро произнес уже упоминавшуюся фразу:

– Я в двойном долгу перед сэнсеем.

По настоянию врача все покинули палату, осталась только Тиёко. Тадахиро держал ее за руку. Вскоре он задремал, но руки Тиёко так и не выпустил, а она, боясь его потревожить, продолжала неподвижно сидеть рядом.

Около десяти часов вернулась Хироко и о чем-то долгое время разговаривала с Тэцуо в соседней комнате. Было слышно, как Тэцуо иногда посмеивался, на что Хироко отвечала сердитым голосом.

Вскоре медсестра сообщила, что звонит Ясуко Фуэкодзи и просит к телефону Тиёко Отори. Хироко решила воспользоваться этим, чтобы заменить Тиёко у постели отца, и сообщила ей о звонке Ясуко. Вернувшись через некоторое время, Тиёко сказала:

– Мать Фуэкодзи просит срочно приехать. У нее какой-то важный разговор о Мися, я на некоторое время уеду.

Хироко с удивлением подумала, что для разговора выбрано неподходящее время, однако успокоила ее:

– Ничего страшного. Можете положиться на меня. Но возвращайтесь поскорей! Ему будет грустно, если вас не будет рядом, когда он проснется.

– Спасибо. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Провожая взглядом фигуру Тиёко, Хироко почувствовала, как у нее учащенно забилось сердце. Тиёко не знает о происшествии с Мися. Когда приехали в больницу, Тиёко спросила о ней, и хотя Хироко и Кадзухико ответили уклончиво, она ничего не заподозрила, так как все ее мысли были заняты предстоящей операцией Тадахиро.

Из больницы Тиёко заехала в отель переодеться и сейчас сидела напротив своей бывшей свекрови. В нише на стене чайного домика висела картина, нарисованная известным в прошлом художником, а под ней в расписной вазе стоял живой цветок. Вокруг чайного домика висел густой туман, и в ночной тишине было слышно только, как журчит ручей и шумит ветер в соснах.

– Так у Асука-сама все обошлось?

– Да. Спасибо, рядом оказался хороший хирург.

– Тадахиро – человек большой силы воли, это тоже помогло. Что происходит, почему на нас одно за другим обрушиваются ужасные события?

– Мама, скажите лучше, что с Мися? Она уже спит?

– А, Мисяко…

Во взгляде Ясуко мелькнуло нечто такое, что вызвало беспокойство у Тиёко. Тут она вспомнила об уклончивом ответе Хироко и Кадзухико.

– Мама, что еще случилось? Мися что-нибудь рассказывала?

– Нет, ничего особенного, – ушла от ответа Ясуко и, пристально следя за выражением лица Тиёко, спросила: – Тиёко-сан, вы лучше скажите, вы собираетесь замуж за Асука-сама? У вас был об этом разговор?

– Да, благодарю вас, все хорошо. – Тиёко смутилась.

Ясуко тоже покраснела, но взгляд ее остался проницательным. Она спросила:

– Вам сделано предложение?

– Да.

– Вы не могли ошибиться в его намерениях?

– Нет. Он официально попросил моей руки.

– И вы согласились.

– Да, с радостью.

– Прекрасно. Поздравляю от всего сердца.

Улыбка на губах Ясуко заставила Тиёко вздрогнуть, но она все же произнесла слова благодарности.

– В таком случае, Тиёко-сан, я хотела бы поговорить с вами о Мисяко. Вы, похоже, очень устали, поэтому сначала давайте выпьем по чашечке чаю, хотя я и не умею его готовить.

– Спасибо.

– Сейчас уже ночь, не будем заваривать крепкий.

Ясуко сохраняла полное спокойствие. Положив в чашку одну ложку чая, она черпаком налила воду из приготовленного кувшина и стала медленно растирать чайные листья, а затем перелила содержимое в другую чашку и поставила ее перед Тиёко. Когда Тиёко наклонилась вперед, собираясь взять чашку, с улицы неожиданно раздался голос:

– Стойте, Тиёко-сан, этот чай пить нельзя!

Тиёко в изумлении отдернула руки от чашки, а Ясуко мгновенно схватила чашку обеими руками. Тиёко никогда не сможет забыть выражение лица Ясуко в этот момент. Это лицо, которое вообще не отличалось женской привлекательностью и обаянием, сейчас было искажено приступом такой глубокой ненависти, что Тиёко невольно вскрикнула.

– Отори-сан, это я, Тэцуо Сакураи. Хироко очень беспокоилась и послала меня за вами. С вашего места, наверное, не видно… Эта женщина, прежде чем растереть чай, что-то бросила в чашку!

Голос Тэцуо дрожал от гнева, а Тиёко, всхлипывая, забилась в угол комнаты.

Поскольку чайный домик был построен под обрывом, на три метра ниже виллы, а его пол был поднят на два метра, то разница между краем обрыва, где стоял Тэцуо, и полом чайного домика составляла всего лишь метр. Расстояние между Тэцуо и теми, кто был в чайном домике, было около трех метров, к тому же внутренность чайного домика была ярко освещена. Ясуко не повезло: туман не помешал Тэцуо заметить ее подозрительные манипуляции.

В обрыве для спуска к чайному домику были выбиты ступеньки, но из-за постоянной влажности они обрастали мхом и становились скользкими, по ним опасно было спускаться, поэтому Ясуко специально заказала железную лесенку, которая накладывалась на ступеньки. По этой лесенке Ясуко и проводила Тиёко в чайный домик, а затем убрала ее, чтобы никто не мог помешать их встрече.

– Отори-сан, отодвиньтесь подальше от нее. Непонятно, что еще она может выкинуть. Нет ли у нее ножа или кинжала?

Но, похоже, у Ясуко не было другого орудия убийства, кроме чашки, которую она крепко держала обеими руками.

Тэцуо топтался перед скользкими ступеньками, не зная, как ему спуститься вниз, и как раз в этот момент из тумана появилось несколько силуэтов.

– Кто здесь? – раздался резкий голос помощника инспектора Хибия, и свет нескольких фонариков осветил фигуру Тэцуо.

– А, это, кажется, Сакураи-сан? Что вы здесь делаете? – спросил подошедший Коскэ Киндаити.

Рядом с детективом встали инспекторы Тодороку и Ямасита. Хибия и детектив Кондо держали в руках фонарики, а за ними виднелись фигуры детектива Фурукава и еще двоих полицейских в штатском.

– Киндаити-сэнсей, вы вовремя пришли! – Тэцуо начал было рассказывать, что здесь произошло, но его перебил возглас:

– Черт возьми! – Это детектив Кондо попытался спуститься с обрыва.

В это же мгновение из чайного домика послышался резкий голос:

– Не спускайтесь! Никому не спускаться! Если кто-нибудь попытается, я это выпью!

В голосе Ясуко еще звучали истеричные нотки, но весь ее вид свидетельствовал о том, что она немного успокоилась. Гримаса смертельной ненависти исчезла с ее лица, уступив место привычному выражению, неприветливому и суровому.

Сверху Киндаити видел, что Ясуко продолжает неподвижно сидеть перед жаровней, обхватив руками чашку. Ее поза для тех, кто знаком с чайной церемонией, выглядела даже элегантной.

– Кондо-сан, не спускайтесь пока. Отори-сан, у вас все в порядке?

– Киндаити-сэнсей, у меня все в порядке. Что все это означает?

К Тиёко вернулось самообладание, но голос все еще дрожал. Открыв дверь, она выглянула на мокрую веранду.

– Вы ничего об этом не знаете, поэтому молча слушайте, а потом передадите все подробно Асука-сан. Вы меня поняли?

– Да, конечно, – тихо ответила Тиёко, пораженная решительным тоном Киндаити, который разительно отличался от обычно свойственной ему манеры разговора.

– Фуэкодзи-сан, – повысив голос, сказал Коскэ Киндаити. – Чьим ребенком является Мися-тян? Нет, Отори-сан, вы помолчите. В этом заключается вся проблема. Итак, Фуэкодзи-сан, чьим же все-таки ребенком является Мися-тян?

– Она дочь Ясухиса и Тиёко. Вы в этом сомневаетесь, Киндаити-сэнсей?

На губах Ясуко появилась кривая язвительная ухмылка.

– Я не сомневаюсь, я уверен, что это ложь. У Отори-сан группа крови А, а у Фуэкодзи-сан – 0. У Мися-тян группа крови В. Медициной доказано, что у мужчины с группой 0 и женщины с группой А не может родиться ребенок с группой крови В.

– Киндаити-сэнсей! – в изумлении только и смогла воскликнуть Отори.

Ухмылка Ясуко стала наглой и вызывающей.

– Ха-ха-ха! Киндаити-сэнсей, если то, что вы говорите, правда, то, значит, эта женщина родила дочь от другого мужчины. Что за подлая тварь! Я и не подозревала…

– Это… Это… – протестующе залепетала Тиёко.

Но Киндаити ее остановил:

– Отори-сан, вы, пожалуйста, помолчите. Самое важное еще впереди. – И Киндаити обратился к Ясуко: – Фуэкодзи-сан, вы вправе такое предположить. Кэндзо Акуцу испытывал подобные же подозрения. Когда Мися делали переливание крови, он обратил внимание на это несоответствие. Тиёко Отори часто меняла мужей, но она делала это открыто. В этом, кстати, секрет ее популярности у журналистов. И все же Кэндзо Акуцу, видимо, считал, что Тиёко, будучи замужней женщиной, родила ребенка от другого мужчины, и расценил это как предательство. Поэтому, ничего не объясняя, он расстался с Тиёко Отори…

Для Тиёко эти слова были как удар грома, но одновременно она чувствовала, как пелена спадает с ее глаз. Если Мися не дочь Ясухиса Фуэкодзи, то чей же она ребенок? Держась за косяк двери, Тиёко испуганным и пронзительным взглядом смотрела в лицо Ясуко. Та продолжала спокойно сидеть, держа злополучную чашку.

– Синдзи Цумура узнал тайну рождения Мися от Кэндзо Акуцу, и, вероятно, по этой же причине он расстался с Тиёко Отори. Синдзи Цумура раскрыл тайну рождения Мися от Ясухиса Фуэкодзи, который посетил его бунгало во второй половине дня пятнадцатого августа прошлого года. Ясухиса Фуэкодзи был смертельно пьян, ничего не соображал, и он счел отцом Мися бывшего воздыхателя Тиёко Цурукити Такамацу, не обратив внимания на разрыв во времени: Такамацу призвали в армию задолго до рождения Мися, он не мог быть ее отцом. Ясухиса попытался шантажировать Тиёко Отори и Тадахиро Асука, но, получив отпор, ворвался на виллу Фуэкодзи и изнасиловал Мися, которая тогда была одна в доме…

Вцепившись в дверь чайного домика, Тиёко закричала… Знала ли о страшном событии Ясуко Фуэкодзи, неизвестно, но, когда Киндаити бесстрастно все это изложил, она подняла плечи, словно защищаясь, и исподлобья так посмотрела на него, что было понятно: будь ее воля – его бы сейчас разорвало на мелкие кусочки.

– Трудно себе представить, насколько глубоко ранил юное сердце Мися этот поступок… Человек, которого до сих пор она считала своим отцом, оскорбил ее, заявив, что она не его дочь, и затем изнасиловал. И нет ничего удивительного в том, что у Мися в этот момент временно помутился рассудок. Она бросилась вслед за Ясухиса, завлекла его к бассейну и, убедив, что это термальный источник, где можно вымыться, столкнула его в бассейн…

В последнем утверждении Коскэ Киндаити было несколько слабых мест, но он не придавал этому значения, считая, что в отдельных случаях подобные фантазии просто необходимы. Все присутствующие сотрудники полиции, хотя и знали обстоятельства дела, но, услышав их в изложении Коскэ Киндаити, были потрясены. Нечего говорить о том, что для Тиёко повествование о тех ужасных событиях было трагедией. Даже Тэцуо Сакураи бросило в дрожь от рассказа Киндаити.

– Я не знаю, имела ли Мися намерение убить его. Всем было известно, что они отец и дочь, и как раз это ставило Мися в чрезвычайно выгодное положение. Случившееся ранее несчастье с Кэндзо Акуцу еще больше шло ей на пользу: ибо, если признать, что оба погибли насильственной смертью, значит, и преступником должно быть одно и то же лицо. Хотя смерть Кэндзо Акуцу, вероятнее всего, последовала в результате несчастного случая. Пока это все, что я могу сказать.

Тут Киндаити замолчал и внимательно посмотрел на Ясуко, пытаясь определить ее реакцию на сказанное, однако ее лицо оставалось бесстрастным, только стало еще более мрачным.

– Фуэкодзи-сан, я не знаю, известна ли вам правда об этих печальных событиях, и не знаю также, что вам рассказала Мися. Хотя вы, несомненно, что-то заметили, о чем-то догадались, но продолжали оберегать ее, боясь страшных последствий. Сама Мися с тех пор не могла не мучиться тайной своего рождения. Возможно, она спрашивала вас об этом, но вы не могли ничего рассказать. Мися не могла спросить об этом Тиёко, потому что боялась, что будет раскрыто ее преступление. Мися ждала целый год. Вероятно, Ясухиса Фуэкодзи, прежде чем изнасиловать Мися, проболтался ей, что узнал о тайне ее рождения от Синдзи Цумура, поэтому Мися хотела подробно расспросить его и своего отчима Кего Маки.

Туман все сгущался и обволакивал стоявшую на краю обрыва группу людей, проникал через открытую дверь внутрь чайного домика. Благодаря яркому свету люминесцентной лампы можно было не беспокоиться, что туман помешает четко видеть выражение лица Ясуко. Казалось, она включила этот яркий свет специально для того, чтобы насладиться мучениями Тиёко, если бы та выпила предложенную ей чашку чаю.

– Позавчера вечером, то есть вечером тринадцатого августа, Мися обманным путем заманила Кего Маки в бунгало Синдзи Цумура в Асамаин. Какой предлог она придумала, я не знаю, но это не имеет большого значения. Во всяком случае, Кего Маки приехал на своем «хилмане» в Асамаин как раз тогда, когда был отключен свет, и Мися встретила его со свечой. В это время Синдзи Цумура не было дома. Маки не показалось странным, что Мися находится у Цумура, так как он в этот день уже видел их вдвоем. По просьбе Мися Маки рассказал ей свою версию тайны ее рождения, которая несколько отличалась от той, которую знали Кэндзо Акуцу и Синдзи Цумура. Маки был художником, поэтому он, может быть, первый заметил, что Мися не различает красный и зеленый цвета. Фуэкодзи-сан, Мися ведь дальтоник?

Задавая этот вопрос, Коскэ Киндаити не повысил голос и не сделал на нем особого ударения, тем не менее Тиёко затрясло. Она наконец стала осознавать, что за всем этим кроется большая тайна и коварная ложь. Ее глаза, устремленные на Ясуко, наполнились страхом и отвращением, как будто она видела перед собой безобразное чудовище. Однако сама Ясуко продолжала неподвижно сидеть, растянув губы в улыбке, словно бы взятой у кого-то напрокат.

– Кего Маки, несомненно, тщательно изучил явление дальтонизма, знал подробности, поэтому с помощью спичек с красными и зелеными головками он попытался объяснить Мися родословную семьи дальтоников. Кего Маки определенно знал, что дальтонизм от мужчины передается через его дочь внуку. А женщина, носительница гена дальтонизма, хотя сама и не является дальтоником, передает его своей дочери только при условии, что дальтоником был ее отец.

Тиёко, как ни пыталась, не могла встать с пола. Она распласталась на полу мокрой веранды, и было видно, как ее плечи вздрагивают в такт прерывистому дыханию. Смысл рассказа Киндаити начал постепенно доходить до ее сознания.

– Тиёко Отори не может передать ген дальтонизма своей дочери, потому что ее отец, известный художник, уж точно не был дальтоником. Если даже предположить, что Тиёко Отори имеет наследственные задатки дальтонизма, то ведь Ясухиса Фуэкодзи не был дальтоником, так как он умел водить машину, а для получения водительских прав необходимо пройти медицинское освидетельствование на дальтонизм. Получается, что Мися не может быть дочерью Ясухиса Фуэкодзи, равно как и дочерью Тиёко Отори.


Глава двадцать восьмая


Чашка чаю


Тиёко рыдала. Сколько лет ее обманывали! Сколько лет Ясуко, используя Мися, эксплуатировала ее и вытягивала из нее деньги, чтобы самой жить безбедно! Но не только обман был ей горек. Ее сердце пронизывала острая боль: а что стало с ее собственным ребенком?

– Маки, – продолжал Киндаити, – разложив на столе спички с красными и зелеными головками, объяснил Мися принцип передачи наследственного дальтонизма. Все это происходило в Асамаин, вдали от взглядов посторонних людей, около девяти часов вечера. За окнами бушевал сильный ветер, предвестник надвигающегося тайфуна. За столом друг против друга при свете единственной свечи сидели Мися и Маки. В мерцающем свете свечи лицо Маки, вероятно, казалось Мися воплощением дьявола. Так она узнала правду о своем рождении. Она была в отчаянии. Мися уже убила одного человека, и то, что она оказалась вне подозрений, придало ей смелости и уверенности в себе. И она отравила цианистым калием Маки, человека, который знал правду.

Воздух был неподвижен: ни малейшего дуновения ветерка; туман оседал тяжелыми каплями. Мокрые и дрожащие от холода полицейские зачарованно наблюдали необычную, почти театральную сцену: вверху откоса – Коскэ Киндаити с мокрой взлохмаченной головой, и ярко освещенный чайный домик – внизу.

– Я не знаю, что собиралась Мися сделать с Цумура. Возможно, она намеревалась ждать его возвращения, чтобы потом убить. Но случилось непредвиденное. За всем, что происходило внутри, от начала до конца через окно наблюдал человек. Когда Маки упал, он либо вскрикнул от боли, либо сделал что-то другое, что напугало Мися. Она выскочила из виллы и сбежала на велосипеде, а свидетель бросился за ней. Вскоре после этого домой вернулся Цумура…

Здесь опять было слабое место в рассказе Коскэ Киндаити, и он замолчал на некоторое время. Если бы удалось задержать Синкити Тасиро, тот бы внес ясность в развитие событий, однако сейчас приходилось полагаться только на воображение.

– Нечего говорить о том, насколько был поражен и испуган Цумура, когда обнаружил у себя в бунгало мертвого Маки. У Цумура было великолепное алиби, но он не мог им воспользоваться. Он был гордый человек и человек чести. К счастью, рядом стоял «хилман» Маки. Цумура решил, что лучший выход из этого трудного положения – перевезти тело Маки в его коттедж, что он и сделал. Перед этим Цумура, каким бы он ни был рассеянным и легкомысленным, с большой тщательностью зарисовал расположение спичек на листе нотной бумаги, осторожно сложил спички в конверт и, привезя их в Ягасаки, разложил их на столе. Он хотел навести полицию на мысль, что убийство совершено в Ягасаки. И еще одно. Он, видимо, надеялся, что спички как-то помогут следствию в раскрытии преступления. И это обстоятельство действительно оказало значительную помощь в расследовании убийства, так что можно сказать, что усилия Цумура не пропали даром.

Излагая историю дальше, Коскэ Киндаити, возможно, слишком во многом полагался на свое воображение, но у него в тот момент не было выбора.

– Таким образом, создав в Ягасаки нечто вроде декорации места преступления, Цумура вернулся домой. Его физические и духовные силы были на исходе. Тут он увидел виски, выпил его как лекарство – и ушел в другой мир. Синдзи Цумура был отравлен подмешанным в виски цианистым калием, поэтому будет справедливо сказать, что он пал жертвой того же убийцы, что и Маки.

Коскэ Киндаити сделал небольшую паузу и затем продолжал:

– Итак, свидетель, который побежал за Мися и, как мне думается, догнал ее, вернулся в Асамаин. Этот свидетель – студент музыкального факультета Университета искусств и ученик Синдзи Цумура. В прошлом году шестнадцатого августа он вместе с подругой пытался совершить двойное самоубийство на горе Ханарэяма, но его удалось спасти, а женщина умерла. Перед этим, вечером пятнадцатого августа, он долго разговаривал с Ясухиса Фуэкодзи в кемпинге «Белая береза» и, видимо, что-то от него узнал. Когда ему стало известно, что обнаруженное в бассейне тело принадлежит его вчерашнему собеседнику, и к тому же, что тот был первым мужем Тиёко Отори, которая затем стала женой его любимого учителя Синдзи Цумура, Тасиро, несомненно, охватило беспокойство. Тем более что он выслушал пьяную болтовню Фуэкодзи. Тот факт, что этот молодой человек опять приехал в Каруидзаву в то же время, что и в прошлом году, говорит о том, что он либо хотел разобраться в обстоятельствах смерти Фуэкодзи, либо намеревался довести до конца свое неудавшееся самоубийство. Если у него действительно есть револьвер двадцать второго калибра, то нет сомнений в том, что именно с таким намерением он и приехал сюда.

К этому времени Тиёко немного успокоилась, слезы у нее высохли. Известие о смерти Синдзи Цумура, похоже, явилось для нее большим потрясением, но, когда Киндаити начал рассказывать о появившемся свидетеле, к ней вернулось присущее ей хладнокровие. Поскольку Киндаити просил ее передать все сказанное Тадахиро Асука, она стремилась не пропустить ни одного его слова.

Ясуко, судя по ее виду, несомненно, многое из сказанного Киндаити уже знала и считала, что никогда не поздно совершить то, на что решилась. Она продолжала крепко держать чашку со смертельным снадобьем. В неподвижности ее позы было что-то завораживающее.

– Итак, позвольте предположить, что молодой человек пришел вечером тринадцатого августа в Асамаин без каких-либо конкретных намерений. В этот день он уже встречался и разговаривал с Синдзи Цумура в «Хосино-онсэн» и, возможно, тогда договорился о встрече или же хотел попроситься к учителю на ночлег. К бунгало Цумура он пришел как раз тогда, когда, по его расчетам, должен был закончиться концерт в «Хосино-онсэн». Однако через окно он увидел незнакомых ему людей, которые при свете свечи с жаром что-то обсуждали. Это ему показалось странным, он стал наблюдать за ними и оказался свидетелем убийства. Он бросился догонять Мися и, видимо, догнал ее, но, о чем они затем уговорились, я не знаю. Если бы этот молодой человек подробно рассказал обо всем в полиции, нам было бы значительно проще раскрыть всю цепочку преступлений. Однако Мися показалась ему слишком юной и хрупкой, чтобы ее выдавать полиции. Более того, очевидно, он решил устроить небольшой спектакль, прежде чем совершить самоубийство. Поэтому он вернулся в Асамаин и обнаружил там мертвого Синдзи Цумура, но ни тела Маки, ни его автомобиля уже не было. Молодой человек понял, что сделал Цумура, или, возможно, видел, как Цумура погрузил мертвое тело Маки в багажник «хилмана» и увез…

В это мгновение даже у Киндаити дрогнул голос.

– Изложенные выше события происходили ночью, когда было отключено электричество и к Каруидзаве приближался тайфун. Возможно, эти экстраординарные обстоятельства толкнули Цумура и Синкити Тасиро на безрассудные действия. Во всяком случае, когда молодой человек обнаружил Цумура, тому уже ничем нельзя было помочь. И что он тогда сделал? В прошлом году в это же время молодой человек провел три ночи в кемпинге «Белая береза» и, вероятно, в один из этих дней посетил Цумура в Асамаин. Тогда он мог узнать о тайнике в бунгало Цумура. Возникает вопрос: зачем он спрятал в тайник тело Цумура вместе с бутылкой отравленного виски и стаканом? Быть может, Тасиро хотел, чтобы в случае обнаружения тела Маки подозрение в совершении преступления хотя бы на некоторое время пало на Цумура. Для этого он искусно создал впечатление, что после своего возвращения в бунгало Цумура скрылся, заметая следы. В то время молодой человек еще не знал, что из себя в действительности представляет Мися. Он не мог распознать, что под нежной и хрупкой внешностью скрывается сущий дьявол и расчетливый убийца, поэтому он решил проявить благородство и спасти ее от наказания. Синкити не только спрятал тело Цумура, но, раздев его, переоделся в наряд гангстера и намеренно появлялся в разных местах, чтобы показать, что Цумура еще жив и бродит по Каруидзаве.

Если версия Коскэ Киндаити соответствовала действительности, а, вероятно, все так и было, то получается, что Синкити Тасиро, который оказался случайно вовлеченным в эти события, сыграл в них чрезвычайно важную роль.

– Попросила ли Мися этого молодого человека убить Тадахиро Асука? Не думаю. Он до сих пор считает, что Мися дочь Тиёко Отори. Я также не думаю, что он мог подслушать самое важное из беседы Маки с Мися, когда наблюдал за ними через окно виллы Цумура. Этот молодой человек, видимо, по природе своей романтик, и он вбил себе в голову, что все прежние и будущие мужья Тиёко должны быть прокляты и похоронены. К счастью или к несчастью, в прошлом году он не смог отравиться, и для того, чтобы не потерпеть неудачу в этот раз, приготовил пистолет. Вчерашняя стрельба на поле для гольфа была, как мне кажется, последней попыткой самовыражения этого молодого человека, который хотел таким образом ярко завершить свою неудавшуюся жизнь.

Коскэ Киндаити слегка передохнул, а затем продолжал, обратившись к Тиёко:

– Отори-сан, я рассказал все, что знаю. Возможно, кое-где я делал гипотетические выводы, но значительных ошибок в моем изложении не должно быть. Когда здоровье Асука-сан улучшится, найдите удобный случай, чтобы ему все рассказать.

– Киндаити-сэнсей, – Тиёко на секунду запнулась, – огромное вам спасибо.

– Нет, Отори-сан, вы должны благодарить не меня, а Кадзухико Мураками. Это он уже давно обратил внимание на то, что Мися страдает дальтонизмом. Вероятно, это произошло, когда он в прошлом году обучал ее игре в гольф, но, будучи сдержанным человеком, никому об этом не сказал. Несомненно, после этого открытия Кадзухико тщательно изучил все, связанное с дальтонизмом, и, увидев зарисованное Асука-сан расположение спичек в студии Маки, понял, что это такое. Вероятно, он и не подозревает, что Мися способна на такие ужасные поступки, но прекрасно понял, что дальтонизм имеет отношение к произошедшим событиям. Я тоже испытывал подобные подозрения, но не знал, кто из людей, принимавших участие в этих событиях, может быть дальтоником. Я даже подумал, не могли ли им быть вы, Отори-сан, но отбросил эту мысль как невероятную. Кадзухико затащил меня на турнир по гольфу и, положив перед Мися на зеленую траву метку из красной нитки, показал всем нам, что именно она является дальтоником. В этот момент вы, Фуэкодзи-сан, проиграли свою партию.

Коскэ Киндаити сделал особое ударение на последней фразе, однако Ясуко продолжала сохранять спокойствие: она знала, что, пока она держит в руках эту чашку, никто не решится спуститься вниз. У собравшихся наверху полицейских было оружие, но ни у кого не было уверенности в том, что он может выстрелом разбить чашку, не ранив Ясуко.

– Фуэкодзи-сан, вы страшный человек. Вы ведь потеряли настоящую Мися во время воздушного налета на город Окаяма ночью двадцать восьмого июня тысяча девятьсот сорок пятого года? Сегодня я получил из полиции ответ на мой запрос, в котором говорится, что этот налет был совершенно неожиданным, даже не прозвучала сирена тревоги, и в городе поднялась паника. В это время враг уже высадился на Окинаве, и вам было ясно, что война закончится для Японии поражением. Вы умная женщина и понимали, что после войны все привилегии аристократии уже не будут ничего значить и вам не на кого будет положиться. Вы лучше, чем кто-либо другой, знали, что не можете рассчитывать на своего сына Ясухиса после его возвращения из армии. Оставался один человек – Тиёко-сан. Уж она-то – с ее внешностью, талантом и жизненной энергией – сможет вновь выбиться в звезды после войны. И вам не захотелось расставаться с ней. Но единственное, что вас с ней связывало, – это Мися, а вы ее потеряли. Вам нужна была срочная замена, и вы ее нашли. Фуэкодзи-сан, где вы нашли девочку? – Голос Коскэ Киндаити даже задрожал от гнева.

Глаза Тиёко наполнились слезами. Это были не слезы ненависти к коварной свекрови, а скорее слезы глубокой обиды. Сейчас она с особой отчетливостью вспомнила, как в сорок шестом году приехала к Ясуко и была поражена медленным развитием Мися и переменами в ее личике. Но ее убедили, что с ребенком такое бывает, и она до сих пор ничего не подозревала. Она корила себя за то, что редко посещала Мися и та росла заброшенным ребенком.

– Фуэкодзи-сан, вы взяли этого ребенка с согласия родителей или родственников? Хотя вряд ли. Если б это было так, то впоследствии родственники объявились бы. Коль скоро этого не произошло, можно утверждать, что вы просто украли ребенка. Для этого вы воспользовались постоянными воздушными налетами на японские города и всеобщей паникой. Из-за своей алчности, ради своего материального благополучия вы совершили два преступления…

У Коскэ Киндаити не было полной уверенности в том, что все было именно так, как он говорил. Он был готов к возражениям со стороны Ясуко, был готов даже извиниться перед ней, но она молчала. Ясуко продолжала неподвижно сидеть, и ни один мускул на ее лице не дрогнул.

– Фуэкодзи-сан, вы совершили преступление, и сейчас пришло время расплачиваться. Можно себе представить, каково было ваше удивление, когда вы обнаружили, что ребенок страдает дальтонизмом. Несомненно, после этого вы изучили все, что касается дальтонизма, и поняли: как только узнают о дальтонизме Мися, вашему обману придет конец. С тех пор вы стали прилагать огромные усилия, чтобы не допустить этого. Вы даже забрали Мися из школы и использовали это обстоятельство, чтобы представить себя самоотверженной бабушкой. Вы настолько умело скрывали это даже от самой Мися, что и она до последнего времени не подозревала о своем пороке. И это, конечно, удивительно. Но вы совсем, совсем ее не любили!

Коскэ Киндаити перевел дух и сразу вновь заговорил:

– Однако, Фуэкодзи-сан, как ни старайся, дальтонизм невозможно скрывать вечно, и вы это знали. Но вас не страшило, что придется раскаиваться и отвечать за свой проступок. Единственное, чего вы боялись, что вы будете посрамлены и на вас, женщину из аристократического рода, за спиной будут показывать пальцами. На этот случай вы приготовили цианистый калий, который прятали в шкатулке…

Коскэ Киндаити замолчал, впившись взглядом в Ясуко, и увидел то, что хотел. От неожиданности ее всю передернуло, и она подняла глаза вверх, пытаясь отыскать кого-то в группе полицейских. При виде стоявшего рядом с Киндаити инспектора Тодороку ее лицо перекосило ненавистью.

– Недавно, перед приездом в Каруидзаву, вы заметили, что количество цианистого калия в шкатулке несколько уменьшилось, и ваши подозрения сразу пали на Мися. К тому же после вашего приезда был убит Кего Маки, и вы узнали, что причиной его смерти было отравление цианистым калием. Вы были поражены и начали бояться этой девочки, но тогда еще не придали этому большого значения, полагая, что, пока ее дальтонизм не раскрыт, все обойдется… Однако недавно вы задали провокационный вопрос присутствующему здесь детективу Кондо. Вы пытались выяснить, не обнаружился ли в гольф-клубе дальтонизм Мися. Еще вас интересовало, присутствовали ли при этом Коскэ Киндаити и инспектор Тодороку. Когда вы узнали правду, то поняли, что для вас все кончено. Но вам не хотелось умирать одной, и вы попытались забрать с собой Тиёко-сан, так как отчаянно завидовали ее счастью. Это, пожалуй, все. Фуэкодзи-сан, в заключение я все-таки хочу спросить у вас еще раз: где вы взяли этого ребенка?

Ясуко медленно повернула голову в сторону полицейских и прошипела:

– Киндаити-сан, вы достойны похвалы. Благодаря вашей самоуверенной болтовне я могу спокойно умереть. Мне не хотелось умирать, не зная всей правды о том, что произошло. Догадывалась ли я, на что способен этот ребенок? Она не связана узами родства с нашей семьей. Киндаити-сан, вы только что сказали, что я потерпела поражение. Но я так не думаю. Вы вряд ли станете утверждать, что до конца раскрыли эти преступления, пока не узнаете, чей она ребенок. Но этого вам никогда не узнать. В то время погибло много людей. И в Токио, и в Иокагаме, и в Нагоя, в Осаке, Кобэ, Хиросиме… куда ни пойдешь, всюду тела погибших людей. Осталось так много сирот. Попробуйте совершить подвиг – найдите среди них родителей этого ребенка. – Она злобно захохотала и посмотрела на Тиёко взглядом, полным ненависти и ревности. – Тиёко-сан, ты везучая женщина. Я много лет тебя использовала, но в этот раз мне не повезло. Будешь ли ты когда-нибудь счастлива? Посмотри внимательно на мое лицо после моей смерти. Оно будет преследовать тебя всю жизнь в кошмарных снах.

Это были ее последние слова. Никто не мог остановить ее.

Вокруг чайного домика все сильнее сгущался туман.


Эпилог


– Вам знакомо название «Бал-маскарад»?

– Ты про оперу?

– А что, есть такая опера?

– Это шедевр Верди. С чего ты вдруг о нем заговорила?

– Я не об опере. Я где-то читала, что весь мир – сплошной бал-маскарад. И мужчины, и женщины – все носят маски. Великий человек написал эти слова. Меня они просто восхищают.

– Хм, а ты, оказывается, философ.

– При чем здесь философия? Я не собираюсь строить из себя философа. Да и кого я могу из себя строить, если даже не знаю, кто я?

– Разве ты не Мися Фуэкодзи?

– Нет. В прошлом году мой отец… нет, Ясухиса Фуэкодзи-сама нес всякий вздор, но я все-таки поняла, что я не его дочь. Он сказал: «Ты ребенок любовника».

– Да, я тоже слышал что-то такое от него в кемпинге. Он все бормотал: «Я обязательно отомщу. Око за око, зуб за зуб». Он был пьян и разъярен. Добравшись до виллы, он ворвался к тебе в комнату и надругался над тобой. Ты, не соображая, что делаешь, убила насильника.

– Я не хотела его убивать, просто привела к бассейну и сказала: «Папа, вы испачкались, здесь можно принять ванну». Он сказал: «Да-да, конечно», – разделся и прыгнул в бассейн. Вот и все.

– В газетах было написано, что чрезмерное опьянение и ночной туман породили галлюцинации… Это идеальное преступление. Ты страшный человек!

– Прекратим этот разговор. Лучше о бале-маскараде… Когда он меня изнасиловал, я убедилась, что я не его дочь. Значит, я играла чужую роль. Я всю жизнь считала, что я Мися Фуэкодзи, но в тот вечер поняла, что это не так.

– А кто?

– Я дочь какого-то ублюдка-дальтоника… Кего Маки-сама так и сказал. Но я долгое время была вынуждена носить маску Мися Фуэкодзи, меня заставляли играть эту роль. Так что я – королева этого бала-маскарада!

– Но кто тебя заставлял?

– Бабушка… нет, Ясуко Фуэкодзи-сама. Как говорил Кего Маки, настоящая Мися Фуэкодзи, наверное, умерла еще младенцем, и Ясуко Фуэкодзи-сама оказалась перед выбором: или лишиться материальной поддержки Отори-сама, или подобрать кого-нибудь на роль Мися Фуэкодзи. Она выбрала… Нашла где-то в развалинах меня и заставила играть чужую роль. Сама же талантливо изображала добрую бабушку, заботящуюся о своей внучке. Так что, если подумать, именно она – режиссер того спектакля, который я зову «бал-маскарад». Эта бабуся меня никогда ни капельки не любила.

Оба говорили безжизненными голосами, будто у них не осталось сил хоть на какие-нибудь чувства.

– Все мужчины хорошо приспособились носить маски, и при этом все они трусливые и малодушные: и Кэндзо Акуцу-сама, и Кего Маки-сама, и Синдзи Цумура-сама. Когда они узнали правду, то бросили эту женщину. Мне ее жалко, как всякую женщину, которую бросили мужчины. Но они договорились молчать об этом, чтобы не повредить репутации кинозвезды, поэтому все они благородно носили маски брошенных мужей. Об этом рассказал мне Кего Маки-сама.

– А Ясухиса Фуэкодзи? Он тоже был участником бала-маскарада?

– Он был его королем. Напал на свою дочь и надругался над ней. Большей скотины я в жизни не встречала. Но в обществе он потомок аристократического рода, несчастный человек… Похоже, на этом бале-маскараде много глупых женщин, которые попадаются на эту удочку. Правда, в последнее время маска потомка аристократического рода постепенно падает в цене, и он от этого страдал.

– А как насчет Тиёко Отори? Она тоже носила какую-то маску?

– А, эта женщина… Она героиня бала-маскарада, трагическая королева. В обществе ее считают умной женщиной, или она сама себя так подает. Но в действительности она глупа как пробка. Бабуся ее долго умело обманывала и эксплуатировала. Она заставляла меня притвориться больной, и каждый раз вытягивала из нее большие деньги. К актрисам легко приходят большие деньги, бабуся помогала от них избавиться.

– А Тиёко Отори тебя хоть немного любила?

– Откуда я знаю?… Хотя она вроде всегда беспокоилась обо мне… Она думала, что я мягкая, не приспособленная к жизни девочка. Это бабуся ей внушила. Прямо смех! Маскарад…

– Да, про тебя вряд ли можно сказать, что ты мягкая и беззащитная.

– Беззащитная?… От жизни каждому приходится защищаться. А значит, о ней надо многое знать. Вот послушай, что знаю я.

И с ее губ, еще по-детски припухлых, стали срываться такие непристойности, которые даже ее взрослый собеседник не решился бы произнести. Синкити Тасиро был явно озадачен:

– Где ты набралась такого?

– Я просила Рики-тян брать для меня книги в одном магазине, где их выдают на дом. В обычных книжных магазинах таких книг не купишь. Я ведь уже взрослая и должна все знать… Поэтому, когда в прошлом году этот… то есть Ясухиса Фуэкодзи, заставил меня заниматься с ним любовью, я уже знала, что к чему.

– И ты его убила. Да ты порождение дьявола! Меня даже в дрожь бросает.

– Хм, а вы разве не такой? И вообще, кто вы?

– Я? Как ты видишь, я бандит и бродяга.

– Нет, вы не бандит. Вы добродушный порядочный мальчик, который надел маску бандита. Вы играете на бале-маскараде комическую роль.

– Что ты хочешь сказать?!

– Со вчерашнего вечера я соблазняю вас, но вы боитесь даже меня обнять… Послушайте, – продолжила она, – а зачем вы стреляли в Тадахиро Асука? Что за глупость!

– Мне самому непонятно. Наверное, пытался совершить что-то героическое. Я ведь комический актер, а мне это не нравится.

– Хотели украсить свою смерть цветами, Синкити Тасиро-сан?

– Как ты меня назвала?

– Да ладно, я догадалась. Когда вы меня сюда привели, я поняла: вы ведь тот Синкити Тасиро, которому здесь в прошлом году не удалось совершить самоубийство. Это было в той же газете, где писали о смерти Ясухиса Фуэкодзи. Я всегда с большим интересом читаю такие статьи: отчаявшийся студент Университета искусств Синкити Тасиро и так далее… Я удостоверилась в своей догадке, когда вы говорили об опере. Ну и что вы собираетесь со мной делать? Хотите взять меня в попутчицы на ту сторону бытия?

– Ни в коем случае. Я тебя боюсь. Это ты хотела взять меня в попутчики. Ты для этого посыпала цианистым калием хлеб, который я вчера купил? Я был на волосок от смерти.

– Но это же была шутка.

– Ты ради шутки убиваешь людей?

– Син-тян, как ты думаешь, если меня схватит полиция, меня казнят?

– Нет, ты же несовершеннолетняя. Отправят в исправительный дом.

– Я тоже так думаю. Если меня туда посадят, я буду вести себя очень смирно. Но это будет не раскаявшаяся Мися Фуэкодзи, а безымянное существо, родившееся от неизвестного ублюдка. Я постараюсь как можно скорее выйти на свободу.

– Ничего у тебя не выйдет. Даже если ты и выйдешь на свободу, где ты будешь жить?

– Все в порядке. У меня есть спонсор.

– И кто это?

– Тиёко Отори-сама. Моя мать.

– Ты что? Собираешься ее шантажировать? – Синкити Тасиро уже ничему не удивлялся, но в этот раз его голос дрогнул.

Девочка и бровью не повела.

– А почему бы нет? Нас ведь связывают родственные отношения. Эта женщина… Ой!

– Что случилось?

– Кто-то вас зовет. Послушайте, послушайте! Тасиро! Это полиция, полиция! Вам нельзя выходить! Я не хочу, чтобы меня схватили! Сделайте что-нибудь, у вас ведь есть пистолет!

В страхе, не помня себя, девочка бросилась на грудь Синкити Тасиро. В темной пещере с потолка свисали летучие мыши.

Кадзухико Мураками и Сигэки Татибана поднимались по склону горы Ханарэяма. Сквозь густой еще туман пробивалось солнце. То один, то другой его луч освещал окрестность. Внезапно они остановились, почти одновременно услышав стон, доносящийся из небольшой, грубо сколоченной из досок хижины, прилепившейся на склоне около тропы.

– Кто там?

Будто в ответ стоны стали еще громче, и послышался какой-то непонятный стук.

– А вдруг это Тасиро? – с дрожью в голосе спросил Сигэки.

Кадзухико молча прислушивался к доносящимся из хижины звукам. Затем он резко открыл полуразвалившуюся дверь и направил внутрь луч фонарика: начало светать, но в хижине было совсем темно. Приняв на всякий случай оборонительную позу, Кадзухико осветил фонарем всю хижину, его напряженное лицо расслабилось, и он облегченно рассмеялся.

– Акияма-сан!

– Мураками, ты его знаешь?

– Это Такудзо Акияма, верный вассал Асука-сама.

Такудзо Акияма лежал напротив входа, руки и ноги были крепко связаны веревкой, а изо рта торчал кляп, Кадзухико прежде всего вынул кляп, сделанный из куска розовой материи. Юноша узнал в нем платок, который был на Мися на поле для гольфа.

– Акияма-сан, Мися здесь?

– Ужасная девица! Порождение дьявола. Она подговаривала своего спутника убить меня. Я ненавижу ее уже давно. Но это все ерунда. Кадзухико-кун, как наш господин?

– С ним все в порядке. Операция прошла удачно. Он все время беспокоился о вас. Ох, Акияма-сан, вы ранены?

– Всего лишь царапина… Кадзухико-кун, развяжи меня быстрее. Дьявол забери этого бандита!

Кадзухико перестал развязывать Акияма и строго посмотрел ему в глаза.

– Акияма-сан, после того как я вас развяжу, вы что собираетесь делать?

– Поймаю этого бандита, – ответил Акияма, заскрежетав зубами. – На вершине Ханарэямы, говорят, много пещер. Эти подонки там прячутся. Я сломаю этому бандиту шею, чтобы искупить свою вину перед господином.

– Татибана, не развязывай его. Затяни узлы, как было раньше.

– Кадзухико-кун, за что такая жестокость?

– Это никакая не жестокость. Татибана, свяжи его покрепче. Я не хочу, чтобы этот человек погиб ни за грош.

Сигэки понял, что имел в виду Кадзухико, и затянул веревку крепче, чем раньше.

– Кадзухико-кун, зачем он это делает?

Со всей своей бычьей силой Акияма сопротивлялся молодому человеку, но Сигэки Татибана только казался слабым, в нем была скрыта недюжинная сила. Оставив связанного Акияма, они вышли из хижины. Вслед им раздался его истеричный крик:

– Кадзухико-кун, не ходи туда, не ходи! Он как раненый зверь. Если он убьет тебя, твой покойный отец не простит меня. Ты не сын Татикана Мураками. Ты родился после смерти твоего отца.

Сигэки в изумлении смотрел на Кадзухико, тот попросил его подождать и вернулся в хижину.

– Акияма-сан, человек на смертном одре не может говорить неправду. Неужели вы считали, что я до сих пор этого не знаю?

– Кадзухико-кун, так ты об этом знаешь?

– Акияма-сан, я был воспитан в доме Асука. Моя мать умерла, когда мне исполнилось шесть лет. Неужели вы думаете, что она умерла, не сказав мне правду? К счастью, окружающие всегда тепло относились ко мне, и поэтому я вырос, не испытывая отвращения к себе, избежал комплекса неполноценности. Моя мать подчинилась буйству Тадахиро-сама. Такое было тогда время, она была человеком старого склада. Она покорилась и была некоторое время наложницей отца, забеременела и родила меня. Мама строго соблюдала годичный траур по Татикана Мураками, ведь официально он был ее мужем. Акияма-сан, но знаете ли вы, кого она в действительности любила? Акияма-сан, она любила вас.

Не в силах произнести ни слова, Акияма смотрел в глаза Кадзухико.

– Ведь вы после тех событий сразу поступили в военную школу, потом ушли на фронт и не знаете, перед чьей фотографией мама постоянно молилась о победе. Это была ваша фотография, Акияма-сан.

Глаза Такудзо Акияма наполнились слезами.

– Акияма-сан, вы тоже человек старого склада, и я вам благодарен, что вы все еще продолжаете думать о моей маме. Но вряд ли она хотела бы этого. Найдите хорошую женщину и женитесь на ней. Я в шесть лет потерял свою мать. Я до сих пор ее люблю. И я не могу допустить, чтобы человек, которого она любила, погиб бы здесь вот так, ни за что. Надеюсь, вы меня поняли.

Вероятно, это тоже был бал-маскарад. Но это был бал-маскарад в стиле старых японских традиций.

Когда Кадзухико повернулся, чтобы уйти, Акияма сказал ему вслед:

– Кадзухико-сан, береги себя.

– Не беспокойтесь. Я уверен, что я, то есть мы, сможем убедить этого несчастного человека сдаться. Но для этого мы должны прийти туда раньше, чем полиция. Вскоре здесь появятся полицейские. Чтобы они вас не заметили в таком унижающем вас виде, лежите тихо. Мы вернемся и развяжем вас.

Кадзухико вышел и вместе с Сигэки Татибана продолжил подъем по покрытой туманом тропе. Вскоре они достигли заросшей буйной растительностью вершины. Здесь в прошлом году Коскэ Киндаити уже разыскивал Синкити Тасиро.

Сигэки Татибана несколько раз позвал Синкити, и вскоре на вершине холма появился человек. Это был Синкити Тасиро, одетый в костюм гангстера. В правой руке он держал пистолет.

– Кто здесь? Не приближайтесь, буду стрелять!

– Это я. Татибана. Сигэки Татибана.

– Татибана?… Зачем ты сюда пришел? Я не думал, что у тебя хватит смелости.

– Я принес устное послание от отца.

– Отца?… Какого еще отца?

– От моего отца. Горо Татибана.

Синкити Тасиро помолчал. В рассеивающемся тумане было видно, что он сделал несколько шагов назад.

– И что просил передать мне твой отец?

– Ты послал отцу партитуру симфонии под названием «Эпитафия».

Синкити Тасиро не произнес ни слова.

– Она отцу очень понравилась, и он сказал, что обязательно хочет исполнить ее на концерте осенью этого года. Тасиро, неужели композитору неинтересно послушать первое исполнение?

Синкити Тасиро вновь немного попятился назад, но продолжал молчать. Тогда заговорил Кадзухико:

– Тасиро-кун, разреши мне сказать несколько слов.

– А ты кто?

– Я Кадзухико Мураками. С Татибана я учился в одной школе. Я родственник Тадахиро Асука.

Синкити Тасиро не проронил ни слова, но, похоже, ждал, что ему скажут дальше.

– Тадахиро Асука не умер. Он получил тяжелое ранение, но операция прошла успешно. Его удалось спасти. А теперь, может, ты спустишься вместе с нами?

Кадзухико на один шаг приблизился к Синкити. Солнце еще не взошло, но утренняя заря разгоралась, и он хорошо видел лицо Синкити.

– Тасиро, спускайся. Спускайся вместе с нами.

Оба сделали несколько шагов вперед. Лицо Тасиро перекосилось.

– Не приближайтесь, не приближайтесь! Еще один шаг, и я буду стрелять!

Однако Кадзухико, не обращая внимания на угрозы, еще чуть приблизился, Сигэки не отставал от него. Внезапно из пистолета вырвалось пламя, и над их головами пролетела пуля. Кадзухико и Сигэки застыли.

– Татибана, Мураками, спасибо вам. Сигэки, не думай обо мне плохо. – Синкити Тасиро нырнул в пещеру.

Послышался крик девочки, вслед за ним раздался выстрел. Потом снова крик девочки и еще два выстрела. Спустя несколько секунд прогремел еще один выстрел, после чего наступила полная тишина. Только из пещеры вылетели перепутанные летучие мыши.

Когда Кадзухико и Сигэки подбежали к пещере, туман почти рассеялся, и показалась гора Асама во всей своей величавой красоте.


notes


Примечания


1


Видимо, автор имеет в виду известный в истории Японии инцидент 26 февраля 1936 года, когда группа молодых экстремистски настроенных офицеров пыталась совершить государственный переворот и убила ряд министров, других государственных деятелей и видных представителей финансово-экономических кругов. (Здесь и далее прим. перев.)


2


«О-Бон» – ежегодный религиозный праздник поминовения предков. Отмечается в августе. В это время многие японцы стремятся вернуться в родные места, где покоится прах их предков. Во время праздника зажигается костер, вокруг которого совершаются обрядовые танцы.


3


Сэнсей – учитель, преподаватель. Часто употребляется после собственного имени уважаемого собеседником человека, особенно из научного или медицинского мира. При обращении может употребляться и без собственного имени.


4


Симбаси – район Токио, где находятся лучшие дома гейш.


5


В Японии номерные знаки такси желтого цвета, остальных автомобилей – белого.


6


Сан (более вежливое «сама»), буквально – господин, госпожа. Употребляется после собственного имени при обращении к собеседнику равному по возрасту и положению, или в случае, когда речь идет о третьем лице, пользующемся уважением говорящего.


7


Кун – суффикс к именам и фамилиям при фамильярном обращении к младшему или сверстнику.


8


Урасим Таро – герой японской народной сказки, приносящий долголетие и здоровье.


9


Патинко – азартная игра на игральном автомате. Выигрыш получают, если шарик, приведенный в движение нажатием ручки, попадает в лунку. Перед началом игры в кассе покупают шарики, а после окончания игры обменивают оставшиеся или выигранные на сигареты или косметику. Много выиграть или проиграть в патинко невозможно, поэтому эта игра популярна среди простого народа, в основном как способ времяпрепровождения.