Горячие и нервные
Сьюзен Андерсон


Моряк #3


Когда-то судьба свела Викторию с сильным и мужественным парнем, но их короткий страстный роман закончился бегством девушки.

Юная и неопытная, Виктория испугалась лавины чувств, нахлынувших на нее…

Прошло несколько лет, и они встретились вновь.

Частный детектив Джон Мильонни, нанятый Викторией для расследования убийства отца, оказался ее бывшим возлюбленным.

Отношения Виктории и Джона должны оставаться строго деловыми. Но как сохранить дистанцию, если любовь ни на секунду не покидала их сердца?..


Сьюзен Андерсон

Горячие и нервные


Пролог


Форд Эванс Гамильтон открыл глаза и заморгал, пытаясь сфокусировать зрение. Острая боль заставила его поморщиться. Протянув руку, он осторожно потрогал затылок. Господи, похоже на перезревшую дыню.

Что, черт побери, произошло? Он прислушался. Из гостиной доносились приглушенные голоса, смех, позвякивание бокалов. Значит, вечеринка еще не закончилась?

Его лоб разгладился, где-то на периферии сознания воображение нарисовало зыбкую картину, она мелькнула и поплыла… Да, конечно. Все правильно. Ну разумеется, званый обед, который он давал, продолжается. Он устроил его, чтобы насладиться жалким видом Макмерфи. Да, Макмерфи и парочка других… А что же дальше? Он пошел в библиотеку за коробкой сигар, чтобы посидеть после обеда за рюмочкой бренди. И… Джаред был там, ведь так? Форд снова поморщился, когда отголоски их спора всплыли в его голове, и он внезапно вспомнил, как сын, бросившись к дверям, толкнул его. Ах, этот Джаред, его наказание, что и говорить… Пятно на имени Гамильтонов. Ни сын, ни дочь не оправдали его надежд.

Внезапно слабый шорох, похожий на легкие шаги по ковру, привлек его внимание. Он повернул голову, морщась от нового приступа боли. Казалось, острые иглы впились в затылок, заставляя агонизировать все нервные окончания. Будь проклят тот день, когда Джаред появился на свет! Вглядываясь в темноту, он увидел, как к нему приближается какая-то фигура. Ее очертания расплывались и дрожали, пока наконец не превратились в человека, опустившегося перед ним на колени.

— Что, черт побери, вы здесь делаете? — воскликнул Форд, сопровождая вопрос нетерпеливым жестом. — А собственно, не важно… — Он властно протянул руку, злясь на новый приступ боли. — Лучше помогите мне подняться…

— С удовольствием, — пробормотал вошедший, — я как раз собираюсь помочь вам, но только… отправиться прямо в ад.

И прежде чем Форд успел сообразить, что происходит, острый как бритва нож для вскрытия конвертов, обычно лежавший на его письменном столе из красного дерева, блеснул в темноте. И его сердце замерло навсегда.


Глава 1


— Давай! Ну давай же, дорогуша, — пробормотал Джон Мильонни, мысленно обращаясь к миниатюрной рыжеволосой женщине на другой стороне поля. — Двигайся же наконец. Ты ведь знаешь, как здорово это у тебя получается.

И с удовлетворением глубоко вздохнул, когда она сделала то, о чем он просил.

— Да! Черт побери! — прошептал он… и когда женщина наконец уселась в седло, навел на нее объектив видеокамеры. Его клиент — Страховая компания Колорадо — будет в восторге, получив этот материал, который станет серьезной помехой для многомиллионного иска, предъявленного компании этой дамой. Повреждения, на которых она настаивала под присягой, никак не могли быть получены ею при езде верхом, так что все ее попытки взыскать страховую сумму являлись чистейшей воды мошенничеством.

Он следил за ней, продолжая снимать на камеру. Вот она пустила лошадь в галоп по высоким холмам, которые простирались к востоку от Денвера. Когда наездница скрылась за горизонтом, он собрал аппаратуру и направился к дороге, где оставил свой видавший виды старый пикап, который обычно использовал, выезжая на объект.

Спустя сорок пять минут он уже входил в бюро расследований «Эс-Фай»[1 - Эс-Фай, Semper Fidelis — «Всегда верен» — девиз морской пехоты США. — Здесь и далее примеч. пер.]

И улыбнулся, когда управляющая офисом Герт Макделлар чуть не подпрыгнула, прижимая руки к костлявой груди.

— Боже всемогущий! — воскликнула Герт, глядя на него поверх очков, оправа которых была обильно усыпана стразами. — Вы украли несколько лет моей жизни! И это в моем-то возрасте, молодой человек, когда мне дорога каждая минута, не говоря уже о днях!

— Вы еще переживете всех нас, Мак. — Закинув ногу на угол письменного стола, он удобно устроился на нем. И протянул Герт камеру. — Поместите это на файл для Страховой компании Колорадо. Затем выпишите окончательный счет, включая три с половиной часа, что я потратил на них сегодня.

Выцветшие голубые глаза Герт, которые были чуть-чуть светлее, чем ее волосы, уложенные в высокую прическу, просияли за безукоризненно чистыми стеклами очков.

— Вы поймали ее?

— Да, мэм. По всем правилам.

Захихикав, Герт одной рукой включила видеокамеру, а другой вытащила пачку корреспонденции из-под массивного куска полированного кварца.

— Вот, это все, что пришло, пока вас не было. И еще несколько звонков.

Джон прочитал первое сообщение, затем засунул его назад к остальным и, взглянув на второе, протянул его Герт.

— Передайте это Лэсу, — сказал он, имея в виду одного из своих помощников, которого недавно наняли, чтобы справиться с возрастающим потоком ответственных дел. Пробежав глазами следующую записку, он прищурился и пристально посмотрел на Герт. — Вы ведь знаете, я больше не занимаюсь семейными делами.

— Да, знаю. Но за это дело вы должны взяться, — ответила она, казалось, без малейшего раскаяния или желания забрать у него сообщение. — Они очень хорошо платят.

— Да? И что же? Они к тому же помешались от переизбытка чувств и переполнены личными проблемами. Честно говоря, мне не интересно копаться в этом. Вот если один супругов скрывает имущество от другого, ради Бога, я тот человек, и я готов разыскать утаенное. Но если они просто хотят вывалять своего партнера по уши в грязи, чтобы уничтожить, пусть обращаются в агентство «Хайден» в Поу-Доу[2 - Район Денвера]

— Он бросил записку на стол.

Герт фыркнула и осторожным движением поправила высокую прическу, но спорить больше не стала; и тогда Джон взялся за последнее сообщение. И улыбнулся:

— А вот это куда ни шло. Подходящее дельце… Это даст мне возможность сбежать в любой день недели. — Удобнее устроившись на столе, он заинтересованно повернулся к Герт. — Расскажите мне об этом поподробнее.

Она встрепенулась, ее раздражение как рукой сняло.

— Вы читали о финансовом воротиле из Колорадо-Спрингс, которого угораздило свести счеты с жизнью при помощи ножа для вскрытия почтовых конвертов?

— Да. Кажется… кажется, Гамильтон? Я не ошибся?

— Форд Эванс Гамильтон. Его дочь Виктория — наша потенциальная клиентка. Я разговаривала с ее адвокатом, но вы читаете мои мысли: брат мисс Гамильтон, семнадцатилетний Джаред, исчез в тот самый день, когда отец отправился на тот свет.

— Мальчишка убил отца?

— Согласно рассказу Роберта Радерфорда, адвоката мисс Гамильтон, или мисс Эванс Гамильтон, не знаю, как она себя называет, она клянется, что юный Джаред не способен на подобное зверство. Но у него были неприятности и прежде. И он давно не в ладах с полицией. Поэтому сестра хочет найти его до того, как это сделают копы. Очевидно, она боится, как бы он не наговорил бог знает что, когда его припрут к стенке, и понимает, что его побег не улучшает ситуацию.

Джон, сам в юности попадавший в серьезные переделки, мог запросто представить себя на месте этого парня. Он улыбнулся своей помощнице широкой, открытой улыбкой.

— Можно сказать, ей повезло, что ее юрист обратился к нам? — Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

— Господи, ну вы и нахал! — Герт просияла своими дорогостоящими зубами. — И это один из нюансов, который мне особенно нравится в вас.

Он рассмеялся.

— Сознайтесь, Мак, вам нравится во мне все. Мы так хорошо понимаем друг друга, что впору под венец.

Она зашевелила губами и вся скривилась, как будто надкусила лимон; но Джон знал, что румянец, выступивший на ее щеках, — свидетельство удовольствия, а не обиды. Она ценила и понимала юмор. Ей нравилось, когда над ней подшучивали. Ему же в ней больше всего импонировал ее строгий, чуть-чуть чопорный вид, который ей удалось сохранить в свои пятьдесят в начале безумного двадцать первого века.

Словно прочитав его мысли, она бросила на него серьезный взгляд поверх очков.

— Клянусь, вы могли бы флиртовать даже с трупом.

Он прижал руку к сердцу.

— Почему, Герт Макделлар, вы так обо мне думаете? Но, черт побери, может, вы и правы, если имеете в виду труп женщины.

Губы Герт дрогнули, словно она силилась сдержать улыбку, и, продолжая игру, она указала рукой на дверь:

— Убирайтесь отсюда, болтун! Идите и позвоните адвокату, и заработайте для нас хоть какие-то деньги.

— Слушаюсь, мэм. — Он отсалютовал ей. — Я знаю, как вы бережете мое рабочее время. — И, легко соскочив со стола, он направился в свой кабинет, чтобы начать деловые переговоры.


Виктория понимала, что должна взять себя в руки. Но иногда это проще сказать, чем сделать. Она расхаживала из угла в угол по гостиной отцовского особняка, понимая, что находится в полном смятении.

Где-то в глубине души она была рада, что вернулась домой. И хотя она любила суету и шумные вечеринки в пропитанном древней стариной Лондоне, он все же не стал ей домом, и пока она жила там, ей так и не удалось избавиться от чувств, свойственных эмигрантам. Единственное, что ее заставило переехать туда, — это тетя Фиона, которая жила в Лондоне, и, что более важно, возможность увезти Эсме подальше от отца до того, как он сделает с ее дочерью то, что сотворил с ней и Джаредом.

Нo радость возвращения омрачали обстоятельства, которые обрушились на нее здесь и не могли не вселять тревогу. До покоя ли ей? Ее отец мертв. И не просто мертв, — что само по себе трагично, учитывая ее непростые чувства к нему, — нет, он был убит.

Проклятие… Он был настоящий мерзавец, и, можно сказать, большую часть своей жизни. Но при всем этом он был ее отцом и не заслуживал подобной смерти.

И разве не удивительно, что он ушел в блеске дурной славы? Несмотря на своих до невозможности юных жен и бесчеловечные приемы в бизнесе, вряд ли он мог предположить, что его ждет подобная участь. Когда она или Джаред пытались хоть как-то избавиться от его давления, это приносило им немало горя. От них обоих ждали, что они станут клонами Гамильтона, и порой она даже желала отцу смерти, чтобы освободиться наконец от его навязчивой опеки.

И сейчас, когда его не стало, она, безусловно, испытывала чувство вины, заставлявшее ее страдать. Она не могла усидеть на месте больше двадцати секунд. И нервно расхаживала по комнате, поджидая, когда появится ее адвокат вместе с обещанным детективом. О Господи, кто бы мог подумать, что настанет день, когда «Мальтийский сокол» пересечется с жизнью Эванса Гамильтона! Она вспомнила этот старый фильм, где мужчины щеголяли в мягких фетровых шляпах и обращались с женщинами с преувеличенной галантностью.

Неожиданно для самой себя Виктория расхохоталась, и этот странный, неуместный взрыв смеха, больше похожий на истерику, испугал ее. Она зажала ладонью рот, пытаясь остановиться, и просидела так несколько секунд, восстанавливая дыхание.

Что ж, нужно постараться не терять самообладания. Она посмотрела на картину в дорогой раме, висевшую на бледно-желтой стене гостиной. «Просто не принимай ничего слишком близко к сердцу. Пусть все идет, как идет, и не отвлекайся на детали». Она знала единственное средство, способное примирить человека со всеми невзгодами, — это время. Время все лечит, время все ставит на свои места.

Телефон зазвонил, и она поднялась. Взяв себя в руки, прошла через маленькую гостиную и подняла трубку.

— Резиденция Гамильтон.

— Виктория? Дорогая, это вы?

Голос звучал неразборчиво, словно откуда-то издалека, как зачастую бывает при мобильной связи. Но она поняла, что звонит ее адвокат.

— Роберт? Вы?

Его голос стал еще тише.

— Простите, но я едва слышу вас, — сказала Виктория.

— О, подождите. — Голос внезапно заговорил с кристальной четкостью. — Вот так, я подключил новый канал. Так лучше?

— Намного.

— Я звоню, чтобы сообщить вам, что не сумел встретиться с тем детективом, о котором шла речь. Меня срочно вызвали в суд. Прошу меня простить, Виктория. Но я разговаривал с мистером Мильонни по телефону и все уладил. Он возьмется за это дело. Вам необходимо встретиться с ним, рассказать ему о Джареде и ответить на все интересующие его вопросы. Вы ведь знаете номер моего мобильного телефона?

— Да.

— Отлично. Если вам понадобится моя помощь, например, если вы не сможете ответить на какой-то вопрос, звоните.

— Непременно. Спасибо… — связь внезапно прервалась, — вам. — Она вздохнула и положила трубку. «Окей, похоже, мне придется и здесь рассчитывать на себя».

Впрочем, ничего нового. Она большую часть своей жизни рассчитывает на себя.

Но сейчас ей следует быть особенно сильной и настойчивой. Господь свидетель, она в неоплатном долгу перед Джаредом. Она чувствовала это с тех пор, как уехала в Лондон, принеся брата в жертву ради Эсме.

Она передернула плечами, тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться, и прошла в кабинет. Усевшись за стол, стала разбирать почту. Она откладывала в одну сторону соболезнования по поводу кончины отца, на них ответит его секретарь; в другую — более личные послания. Спустя какое-то время, когда раздался звонок в дверь, Виктория чувствовала себя гораздо спокойнее. На ходу она улыбнулась домоправительнице, услышав, что та спешит из кухни.

— Не беспокойтесь, Мэри, я открою. — И, пройдя к массивным дверям из красного дерева, Виктория отворила их.

И сразу же солнечный свет хлынул в холл, заставляя ее зажмуриться и высвечивая фигуру мужчины, стоявшего на пороге. Единственное, что она могла бы сказать о нем с уверенностью, — это то, что он высок ростом и худощав. Солнце не позволяло ей разглядеть его поподробнее, но не помешало одарить гостя дежурной улыбкой. Недаром она изучала правила этикета в женских школах, умение держать себя в руках стало ее второй натурой.

— Мистер Мильонни? — улыбаясь спросила она. — Пожалуйста, проходите. — Отступив назад, Виктория позволила гостю войти и протянула руку. — Я… меня зовут…

— Тори, — произнес он странным хриплым голосом, от которого по ее спине побежали мурашки. Она так и застыла с протянутой рукой, а он не делал никакого поползновения пожать ее.

Наконец она опустила руку. Тори? Он назвал ее Тори? Ее брови удивленно приподнялись. Только несколько самых близких людей, Джаред и тетя Фиона, звали ее так. Иногда подобное позволял себе ее адвокат Роберт Радерфорд, и, пожалуй, это все. Поэтому, глядя на частного детектива, она внятно произнесла:

— Меня зовут Виктория.

— Черт бы меня побрал, не может быть, — продолжал он, не обращая внимания на ее слова.

Она не понимала, что происходит, но, разумеется, подобная фамильярность с его стороны была неуместной. Тем не менее этот человек необходим ей, если у нее есть хоть какой-то шанс найти Джареда, напомнила она себе. Она вспомнила годы обучения этикету и, словно очнувшись, произнесла:

— О Господи, что можно подумать о хозяйке, которая заставляет гостя стоять на пороге? Пожалуйста, проходите.

Он шагнул вперед и наклонился, словно хотел что-то поднять с пола. Сильная линия его загорелой шеи блеснула в лучах солнца. Яркие блики заиграли на черных как смоль волосах, собранных в гладкий хвост… Но тут он выпрямился и снова ушел в тень. Только протянутая ей загорелая рука с длинными пальцами осталась в ярком пятне солнечного света. И когда Виктория ответила на его рукопожатие, он шагнул вперед, и она смогла наконец разглядеть его лицо.

И задохнулась, чувствуя, как тоскливо засосало под ложечкой. Она смотрела в угольно-черные глаза мужчины, которого никак не рассчитывала встретить снова. Никогда. Она неуверенно высвободила руку из теплой, сильной ладони.

— Рокет?

И как только она произнесла его имя — единственное, известное ей, — она вдруг сразу представила все те последствия, которые влечет за собой его неожиданный визит. И ее спокойствие испарилось… «О Господи, о Господи, что-что, но только не это!» Она должна выпроводить его отсюда. Она должна избавиться от него, прежде чем…

Он прикрыл за собой дверь, и теперь она наконец могла разглядеть его. Широкие плечи, загорелая смуглая кожа и сверкающие белизной зубы… Она едва начала эту торопливую инвентаризацию, как он быстро и решительно сгреб ее в объятия и закружил так, что ее стильные лодочки от Феррогамо взмыли вверх. Опустив ее на пол, он положил руки ей на плечи и заглянул в лицо.

«Ты должен уйти, ты должен уйти, ты должен уй…»

— Не может быть, не может быть, детка, — бормотал он, — до чего же я рад тебя видеть.


Глава 2


Подумать только, он никак не мог перестать улыбаться! Не так-то часто случалось такое, что могло удивить его. Но когда он открыл дверь и увидел перед собой Тори, он был так потрясен, что она могла одним прикосновением своего наманикюренного пальчика сбить его с ног. Он просто остолбенел, не в силах поверить своим глазам.

Женщины иногда несут ответственность за то, каким они хотят видеть своего партнера. По-прежнему ли ему подходил тот имидж, который он выбрал еще мальчишкой? И хотя улыбчивая, опаленная солнцем брюнетка, какой он ее помнил, стояла сейчас перед ним с холодным взглядом, печальная и далекая, потребовался всего лишь один миг, чтобы понять то, что он, вне всяких сомнений, ощущал в глубине своей души: его новая клиентка, безусловно, та самая пропахшая солнцем и морем девушка, с которой он провел когда-то поистине незабываемую неделю.

Проведя ладонями по ее обнаженным рукам, он обратил внимание, что ее кожа такая же шелковистая на ощупь, как когда-то. Просто поразительно, как его тело помнило каждую деталь.

— Я ждал тогда, что ты вернешься, — сказал он, глядя в ее опушенные густыми ресницами зеленые глаза.

Она стояла не шелохнувшись.

— Что? — переспросила она.

— В записке, которую ты оставила, говорилось что-то о срочной поездке домой, поэтому я ждал, что ты вернешься назад.

— Разве не ты установил правила: никаких фамилий и подробностей и «только одна неделя»?

«До того как я встретил тебя, этот род отношений меня устраивал». Он слегка нахмурился: что такое? Хотя ее голос был по-прежнему вежлив, он все же расслышал нотки, заставившие его насторожиться. Возможно, осуждение? Сожаление?

Что бы это ни было, оно ушло, когда она холодно поинтересовалась:

— Интересно, что же заставило тебя думать, что я вернусь?

— Видимо, желание, чтобы это случилось. — Он снова прошелся своими ладонями вверх и вниз по ее рукам. — Я думал, ты уладишь какие-то свои дела и вернешься, поэтому на всякий случай задержался там еще на пару дней.

— Но как ты мог надеяться, что я вернусь? Нам оставалось только два дня, а ты ни разу даже не намекал на то, что хочешь что-то изменить в наших отношениях.

Прежде чем он успел ответить, она решительным жестом остановила его.

— Это старая история, — продолжала она все тем же официальным тоном. — И поэтому, хотя я очень рада вновь видеть тебя, боюсь, мне придется попросить тебя уйти. У меня семейные неприятности, и как раз сейчас назначена деловая встреча.

Она была безукоризненно вежлива, но яснее ясного дала понять, что его присутствие нежелательно, и на этот раз он не мог винить солнце, играющее в ее глазах. «А ты ожидал, старина, что она предложит тебе вернуться к тому, на чем вы остановились? Очнись, приятель! Она не улыбалась, а если и расслабилась на минуту в твоих руках, то она же не доска для серфинга, в конце концов». И то, что он только сейчас отметил этот факт, не умаляло его профессионального чутья. Просто он был бесконечно счастлив видеть ее.

Но что касается Тори, то она явно не испытывала подобной радости. Он опустил руки и отступил на шаг. Босоногая двадцатипятилетняя девушка, какой он запомнил ее, сейчас была одета в льняной костюм цвета манго, на шее — длинная нитка жемчуга, а непослушные, выгоревшие на солнце каштановые волосы, когда-то длиной до самой талии, теперь были подстрижены и мягкими аккуратными локонами ложились на плечи. Но все же полной трансформации он не заметил. А возможно, ее прежний образ настолько укоренился в его сознании, что та Тори, с ногами в песке, загорелая, в крохотных разноцветных бикини, стала для него настоящим наваждением.

И впервые с того момента, как он переступил порог этого дома, он отвел от нее взгляд и оглядел холл с винтовыми лестницами, черно-белой мраморной плиткой на полу и роскошными картинами на стенах. Затем его внимание снова сосредоточилось на Тори — нет, на Виктории, — и он невольно прищурил глаза, когда внезапное подозрение пришло ему на ум.

— Итак, скажи мне… Ты и я в ту неделю — мы просто поиграли, да?

— Ради Бога… столько воды утекло… У меня, право, нет времени сейчас… Моя встреча…

Она была права, прошло почти шесть лет, и некоторые вещи просто не стоило воскрешать. Не говоря уже о том, что она переживала непростые чувства в этот момент, а он был здесь с деловым визитом. Выбросив все прочие рассуждения из головы, Джон напомнил себе, что Виктория Гамильтон — просто очередная клиентка, и протянул ей руку:

— Джон Мильонни, к вашим услугам.

— Что? Нет! — Виктория в ужасе смотрела на протянутую руку. Нет. Она не может снова прикоснуться к этим длинным, чувственным пальцам. — Не может быть! — Бросив взгляд на его предплечье, она подавила воспоминание о том, как когда-то осторожно прикасалась к вытатуированному там девизу «Быстро, бесшумно, беспощадно», окружавшему белый череп и две кости с трех сторон. Затем она снова посмотрела в его темные глаза, словно припоминая род его деятельности, и сказала настойчиво: — Я жду детектива, а ты же морской пехотинец.

— В прошлом. И как вы сказали, мэм, с тех пор много воды утекло. Я оставил службу более пяти лет назад.

«Мэм»? Виктория наблюдала, как он наклонился и поднял ноутбук с пола. Разумеется, он здесь по делу, но у нее нет никакого желания вести с ним дела. Снова что-то начать с ним? Нет, ради Бога… «Мэм»?

Он выпрямился и посмотрел на нее без всякого выражения.

— Если вы проводите меня туда, где у меня была бы возможность приступить к работе, мы могли бы начать.

Ей следовало радоваться, что он внезапно перешел на деловой тон. Она и радовалась. Единственное, почему она мешкала, говорила она себе, — это потому что хотела, чтобы мужчина, которого она знала когда-то, ушел, испарился, исчез…

К сожалению, она боялась, что ей не обойтись без Джона Мильонни, если она хочет найти своего брата как можно скорее. Она вспомнила, что, когда Роберт говорил о подходящем человеке, он назвал именно это имя. Джон Мильонни — лучший специалист по розыску подростков. Она глубоко вздохнула, сдаваясь.

— Пожалуйста. Пройдем в кабинет отца.

Лучше поскорее покончить с этим. Чем быстрее она это сделает, тем быстрее Рокет, он же Джон Мильонни, займется ее вопросом. А она сможет общаться с ним через Роберта.

Они устроились лицом друг к другу в кожаных креслах. Он включил компьютер и нашел нужный файл. Виктория тем временем исподтишка рассматривала его. Единственным отличием, бросавшимся в глаза, была длина его волос. Когда они познакомились, он носил короткую стрижку морского пехотинца, но сейчас его волосы были длиннее, чем у нее. Однако это не придавало его лицу женской мягкости, а, наоборот, лишь подчеркивало острие скулы, орлиный нос и худощавую угловатость его черт.

Зазвонил мобильный телефон, нарушив тишину отделанного темными панелями офиса. Недовольно пробубнив извинения, Рокет с присущей ему грацией потянулся за кожаным кейсом, который положил на маленький стол рядом со своим креслом. Поднеся трубку к уху, он произнес:

— Мильонни.

Наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, пока он задавал обычные вопросы, сопровождая ответы утвердительным «ну да, ну да», и делал кое-какие пометки в своем блокноте, она заключила, что он такой же высокий и худощавый, как шесть лет назад. Несмотря на широкие плечи, он относился к тому типу людей, которые кажутся обманчиво хрупкими в одежде. Но она знала, что под черной трикотажной футболкой и обтягивающими черными джинсами скрывались мускулы, твердые как гранит.

Ее взгляд прошелся по его джинсам, остановившись на продолговатой выпуклости меж бедер. Она вздрогнула и поспешно отвела глаза. Что за черт, еще не хватает, чтобы она вновь погрузилась в воспоминания.

Но несмотря на все ее попытки совладать с собой, события шестилетней давности с поразительной четкостью всплыли в ее голове. Пробуждение чувств, познание себя, безопасность… С ним она смогла дать волю своим сексуальным инстинктам, а он дарил ей столько наслаждения… И хотя он признавал лишь легкость и необязательность в отношениях, она ощущала глубокую привязанность к нему. После той жизни, какую она вела дома, находясь под постоянным давлением со стороны отца, будучи мишенью для его насмешек, она нашла грубоватую нежность Рокета даже более соблазнительной, чем его сексуальная изощренность.

Невольно уголки ее губ приподнялись. Возможно, она даже немножко вытянула их вперед. Потому что и то и другое было прочно сплетено в ее воспоминаниях. Одному Богу известно, насколько она была тогда переполнена тем, что он делал с ней; с ним она чувствовала себя самой прекрасной, самой нежнейшей, самой сексуальной женщиной во всей Вселенной. Нет, она не была влюблена, по крайней мере сначала. Но, привыкшая вечно держать оборону и противостоять постоянным нападкам, она вдруг обнаружила, что галантные комплименты, внимательность и чувство защищенности действуют на нее сильнее, чем шпанская мушка.


— Рокет! — закричала она и залилась радостным смехом. Солнце, прибой и песок внезапно слились в сверкающем калейдоскопе, когда он подхватил ее на руки и закружил… Она мимолетно отмечала то, что проносилось мимо, но смотрела только на мужчину, сжимавшего ее в объятиях. В ней было фунтов пятнадцать, и она едва ли напоминала хрупкий цветок. Но он держал ее с такой легкостью, словно она весила не больше пушинки.

— Прости, — раздался его голос, и Виктория заморгала, когда он опустил ее на землю так же резко и неожиданно, как поднял. Он наклонился, чтобы подобрать волейбольный мяч. С сильно бьющимся сердцем она следила, как напряглись мускулы его спины, когда он одним мощным и точным ударом послал мяч назад на площадку, мимо которой они проходили.

Ее голова все еще кружилась, когда до нее дошло, что он только что спас ее от удара мячом в лицо.

— У тебя реакция, как у кошки. — Она ощутила, как тепло и безопасность отзываются дрожью в каждой клеточке ее тела, и подошла ближе. — Ты же не мог видеть, как он летит…

Он пожал плечами, как будто в этом не было ничего особенного.

— Наверное, я не вижу, а чувствую.

Она пробежала пальцами по его руке, поросшей темными волосами.

— Ты настоящий герой.

Казалось, он хотел рассмеяться в ответ, но смех замер где-то в глубине его горла. И сам Рокет стал очень тих, когда она прижалась к нему всем телом и нежно поцеловала его в шею.

— Я думаю, такой героический поступок должен быть вознагражден, — пробормотала она, снова целуя его, на этот раз чуть пониже, и что-то бормоча себе под нос, когда ее губы ощутили солоноватый привкус его кожи. Она прижалась грудью к его торсу, и тогда он обнял ее, привлекая к себе. Почувствовав его готовность, она улыбнулась и, откинув назад голову, взглянула на него. — Ты так не считаешь?

Его темные глаза были наполовину прикрыты, когда он посмотрел на нее.

— Черт, Тори, — хрипло пробормотал он, сцепив руки на ее спине. — Что ты со мной делаешь? Я хочу сорвать с тебя одежду и овладеть тобой на глазах у всех.

Она лизнула впадинку у основания его шеи, чувствуя, как ее бьет дрожь.

— На глазах у всех людей?

— И их маленьких собак тоже, — кивнул он, окидывая ее горячим, нетерпеливым взглядом. — Поэтому, дорогая, если ты не готова к подобному представлению, я полагаю, тебе лучше отойти в сторонку и дать мне пару секунд, чтобы успокоиться.


— Прошу прощения, что заставил тебя ждать.

Виктория буквально подпрыгнула от неожиданности, словно кто-то всадил ей шило в одно место. Чувствуя, что ее лицо горит, она наблюдала, как Рокет, отвернувшись, убрал мобильный телефон в кейс. Судорожно вздохнув, она попыталась взять себя в руки, прежде чем он остановит на ней взгляд своих проницательных глаз.

— Что ж, мы можем начать, — сказала она и ужаснулась, не узнав собственный голос. Она кашлянула раз-другой, пытаясь обрести верный тон. — Я могу предложить тебе что-нибудь выпить? — Черт ее дернул предаться воспоминаниям.

— Нет. Спасибо. Я готов. — Усевшись поудобнее, он пристроил ноутбук на колене и взглянул на нее. — Для начала расскажи мне о своем брате.

— Да, Джаред. Конечно. — Она была уязвлена, что на какое-то мгновение забыла о деле.

И от досады на саму себя выпрямила спину. Она забыла о многом, и это опасный сигнал. Заставив себя сосредоточиться, она посмотрела Джону прямо в глаза.

— Первое, что я хочу сказать, — это то, что он не убивал отца. Я хочу, чтобы это было понятно.

— Хорошо. Но скажи мне, чем обоснована твоя уверенность?

Она потянулась вперед, но не успела произнести и слова, как дверь кабинета распахнулась и в комнату вошла пятая жена отца.

Полногрудая блондинка остановилась, увидев их. Ее взгляд равнодушно миновал Викторию и задержался на Джоне, который явно заинтересовал ее.

— Простите, — сказала она. — Я не знала, что здесь кто-то есть.

Тори сдержала вздох.

— Мистер Мильонни, позвольте представить вам вдову моего отца миссис Ди-Ди Гамильтон. Ди-Ди, это мистер Мильонни, частный детектив, которого рекомендовал мне поверенный моего отца.

Большие голубые глаза Ди-Ди стали еще больше и голубее.

— Зачем, ради всего святого, тебе понадобился частный детектив? Если мне и есть о чем рассказать, так только о том, как ты наплевала на своего отца, оставив Эс…

— Мистер Мильонни имеет репутацию человека, к которому обращаются за помощью, когда пропадают подростки. Он собирается заняться поисками Джареда.

— Да что ты? А как же полиция? Ты не боишься, что копы схватят его в ту минуту, когда ты приведешь его домой?

Виктория едва сдерживала раздражение.

— Джаред не убивал отца!

Сексапильная блондинка только пожала плечами.

— Он не убивал, — снова повторила Виктория. Ди-Ди, кажется, заскучала.

— О’кей, пусть так. Тогда почему он сбежал?

— Что ж, позволь мне предположить… — Виктория замолчала, потом продолжила: — Если он наткнулся на мертвое тело отца и если учесть, что ему всего семнадцать, это могло до смерти напугать его. А что, если он вошел, когда отца убивали? Разве такого не могло быть? Неужели только я одна понимаю, что он не мог убежать просто так?

— Не знаю…

— Ради Бога, Ди-Ди, ты же какое-то время жила рядом с ним! Ты должна знать, что он и мухи не обидит. Он напрочь лишен жестокости.

— Да? Но ты-то откуда это знаешь? За исключением странного отпуска и мимолетного визита, я что-то не припомню, чтобы ты появлялась здесь. Во всяком случае, за два последние года, пока я жила в этом доме.

— Ты права. И мне придется всю жизнь винить себя в том, что я оставила брата на попечение отца. Но никто не заставит меня поверить, что человек может измениться до такой степени. Повторяю, Джаред и мухи бы не обидел.

— Возможно. — Ди-Ди снова пожала плечами. — Но у кого еще были причины избавиться от Форда?

— О Господи, ты это серьезно? — Виктория засмеялась, и этот резкий смех, готовый вот-вот перерасти в истерику, прозвучал неуместно. Спохватившись, она подавила его. — Что касается отца, то его убили во время вечеринки, где он имел неосторожность завести нелицеприятный разговор с президентом компании, которую приобрел «путем недружественного поглощения». — Она повернулась к Рокету, стремясь подключить его к разговору. — Я понимаю, нехорошо так говорить о мертвых, но вы, наверное, слышали, что мой отец был далеко не идеальным человеком. Он страсть как любил поиграть людьми. И я с полной ответственностью могу сказать, что никто из гостей, присутствовавших на приеме в тот роковой вечер, понятия не имел, сохранится ли за ним рабочее место на следующей неделе. Я говорю не только о служащих той корпорации, которой он руководил. Ни один человек не мог расслабиться в его присутствии. Он третировал как своих собственных сотрудников, так и тех, что недавно были приняты в компанию… если ему больше нечем было развлечься в данный момент.

— И здесь, я думаю, мой старик не уступал ему. — Джон с интересом следил за спором двух женщин, понимая, что они даже не представляют, насколько разоблачают себя. Но пришло время для более основательных выводов. Необходимо было направить разговор в нужное русло.

Ясно, что эти две женщины не любят друг друга. А повернувшись к Ди-Ди, он решил, что она всего лишь на год или на два старше Виктории, которой, по его подсчетам, сейчас тридцать один. Этот факт, безусловно, вносил трения в их отношения. Как и то, что невозможно было при всем желании найти двух более непохожих женщин. Еще тогда, шесть лет назад, он понял, что Тори была не из тех пляжных красоток, которые слоняются по барам в надежде, что кто-нибудь их подцепит. И когда она ответила на его ухаживания, он сразу заметил ее неопытность. А затем просто поблагодарил судьбу, которая уготовила ему эту встречу, несмотря на то что вскоре им пришлось расстаться.

Ди-Ди, напротив, производила впечатление женщины, знавшей толк в мимолетных, но страстных связях. И дело не во внешности, подумал он, вспомнив Лили, девушку своего друга Зака, на которой тот впоследствии женился. И которая как две капли воды была похожа на Ди-Ди. Вдову Форда окружала аура, подтверждавшая, что у нее есть голова на плечах; и всем своим видом она давала понять, что тот, кто женится на ней, получит приз, который не так-то просто завоевать.

Он одарил ее самой очаровательной улыбкой, какая числилась в его арсенале.

— Ваши заверения не лишены смысла, — заметил он. — Частный детектив всегда начинает с семьи пострадавшего. Черт, любой полицейский не преминет сказать вам, что в девяти случаях из десяти жертва была знакома с убийцей.

Самодовольный взгляд, которым Ди-Ди окинула Викторию, задел его, но он не стал встревать в их перепалку. Из собственного опыта он знал, что лучше не лезть в спор двух женщин со своим мнением. Как профессионал, он привык не вмешиваться в частную жизнь своих клиентов или в жизнь кого-то еще, кто может иметь отношение к следствию. Что ж, вполне возможно, что дело дойдет до рукопашной, усмехнулся Джон и, подтащив стул, уселся, предвкушая настоящее шоу. Будет особенно интересно, если полетят клочья одежды.

Он посмотрел на Тори, на ее узкое, облегающее фигуру платье, потом на ее прямой аристократический нос, и проглотил смешок. Что и говорить, вот была бы потеха. Переведя внимательный взгляд на Ди-Ди, он добавил:

— Разумеется, первым делом под подозрение попадает супруг или супруга покойного, то есть тот, кто мог быть более всего заинтересован в унаследовании львиной доли имущества.

Вдова Форда скривила губы:

— Тогда вы можете не брать меня в расчет. Я подписала брачный контракт, где говорилось, что если Форд разведется со мной или умрет, не важно по какой причине, но в первые три года брака, я остаюсь на бобах — или почти так. Он был гарантом моего благосостояния, детектив, и, как вы понимаете, в моих интересах было поддержание его здоровья.

Джон вопросительно посмотрел на Тори, она кивнула:

— Отец настаивал, чтобы все его жены подписывали подобный документ, и все было устроено так, что они могли претендовать на наследство только в том случае, если проживут в браке не менее десяти лет. — Она пожала плечами. — Ближе всего к этому была моя мать, но она умерла, когда мне не исполнилось и восьми лет.

Солнечные лучи, проникнув сквозь жалюзи, осветили ее глаза. Золотые искорки заиграли вокруг зрачков, и в нем проснулось желание сорвать с нее это платье, послав к черту все проблемы. Тем не менее он продолжил:

— То есть, как я догадываюсь, единственные наследники вы и ваш брат?

Виктория в ответ прищурилась, и он подумал, что солнце тут ни при чем. Но она без всякого раздумья проговорила:

— Да. И прежде чем вы спросите, сообщаю: я была в Лондоне, когда отца убили. А что касается моего брата, я уже говорила вам, что Джаред не мог сделать это.

Можно было запросто нанять исполнителей и из Лондона, и откуда-нибудь еще; кроме того, Джон всегда с подозрением относился к добропорядочности юнцов, с которыми ему не раз приходилось иметь дело. Он знал это, как никто другой, еще до того как взялся за расследование. Его считали одним из лучших специалистов по розыску пропавших подростков, но он был всего лишь следователь, и его прошлые отношения с Тори скорее мешали ему, нежели шли на пользу.

Но, черт побери, он всегда говорил, что именно в сомнениях рождается истина. Кроме того, он в самом деле не верил, что она ради денег могла заказать отца. Нет, женщина, с которой он встретился сегодня днем, скорее могла заморозить мужчину до смерти.

Видя, что Ди-Ди наблюдает за ними двумя, словно это был импровизированный театр, он остановил свой взгляд на ней.

— Вы позволите, миссис Гамильтон? Я взимаю со своей клиентки почасовую оплату и потому попросил бы оставить нас, чтобы я мог приступить к делу.

— О, разумеется, — пробормотала Ди-Ди и, развернувшись на своих острых, как стилет, шпильках, вышла из комнаты с тем же победоносным видом, как и появилась.

Как только дверь плавно затворилась за ней, Джон повернулся к Виктории:

— Ну что ж, приступим… Я планирую отыскать твоего брата, несмотря ни на что, но я по-прежнему хочу знать, на чем основана твоя уверенность, что он не способен на убийство. Мне кажется, нет на свете такого человека, который при определенных обстоятельствах не мог бы совершить подобное.

— Я абсолютно не представляю, при каких обстоятельствах Джаред решился бы на такое, — сказала она, пожимая плечами. — Господи, да он до смерти боялся пауков и был из тех ребят, которые делают вид, что готовы поймать его, а на самом деле вздыхают с облегчением, когда тот уползает восвояси.

Он вспомнил. Однажды она забралась ему на спину, крича: «Убей его! Убей!», когда злополучный паук появился на полу их спальни в Пенсаколе. Раздраженно отмахнувшись от этого воспоминания, он сосредоточил все внимание на настоящем.

— Если я правильно понял, то у него хватало неприятностей?

— Это так. — Она вздохнула. — Его выгоняли то из одной школы, то из другой. Но всегда из-за какой-нибудь ерунды: пиво, сигареты, конфликты с учителями. И еще нежелание отказаться от занимаемой позиции. — Она потянулась вперед, словно, сократив разделяющее их пространство, могла стать более убедительной. — Когда он был еще совсем маленьким, он всегда подбегал к отцу со словами: «Смотри, смотри!» Все, чего он хотел, — это чтобы отцу было до него хоть какое-то дело. И все его выходки в школе — просто неудачные попытки добиться того же самого. То есть добиться внимания отца, но только в негативном смысле.

— Расскажи мне о его приятелях, — попросил Джон. Виктория выпрямилась, сложила руки на коленях.

— Кроме плохих новостей, есть и одна хорошая, — сказала она. — Вообще у него была привычка дружить с теми, с кем не дружил никто, что, как ты понимаешь, только усугубляло его проблемы. А хорошая новость заключается в том, что в последнее время все сложилось иначе. Оставалось всего несколько месяцев до конца семестра, когда его выгнали из очередной школы. Отец решил зачислить его в другое заведение, чтобы он смог закончить год. Джаред начал играть в бейсбольной команде, неожиданно для себя обнаружив, что ему нравится этот вид спорта, и встретил там пару хороших ребят. Но к сожалению, он никогда не рассказывал мне о них. Знаю только, что одного зовут Дэн, а другого — Дейв.

— А как называлась эта школа?

Она ответила, и он занес информацию в файл, когда дверь кабинета снова открылась. Его брови недовольно приподнялись. Кто на этот раз?

Маленькая девочка с длинными, по-детски спутанными прелестными каштановыми волосами, украшенными двумя заколками в виде сверкающих бабочек, стояла в дверях. Бросив на незнакомца любопытный взгляд, она подбежала к Виктории.

— Хэлло, мамочка! — воскликнула она с явным британским акцентом и прижалась к матери. — Няня Хелен рассказала мне, что к нам пришел тектив, который поможет разыскать дядю Джареда.

«Мамочка»? Джон почувствовал, как напряглись его скулы, пока он наблюдал, как Виктория обнимает девочку и прижимает ее к себе. «У нее есть дочь?»

— Совершенно верно, — отозвалась Виктория. — Поэтому ты пока пойди поиграй, родная, а я приду к тебе, как только мы закончим.

Неожиданно странные неуловимые нотки, которые он расслышал в ее голосе, заставили его насторожиться. Что это? Тревога? Беспокойство? Пока он не мог определить точно.

— Но, мамочка, я хочу поздороваться с ним. — Обнимая колени матери, девочка лукаво покосилась на гостя.

На мгновение воцарилось молчание. Затем Виктория с легким вздохом уступила ей:

— Прекрасно, дорогая. Это мистер Мильонни. Он и есть тот частный детектив, о котором тебе говорила няня Хелен. Джон, это моя дочь Эсме.

Его опыт общения с маленькими детьми — или детьми ее возраста — был равен нулю. Но, черт побери, женщина есть женщина, сколько бы ей ни было лет, и Джон постарался как можно радушнее улыбнуться девочке.

— Счастлив познакомиться с тобой, Эсме. Мне нравятся твои бабочки.

Ее маленькая ручка потянулась, чтобы потрогать одну из заколок прелестным, совершенно женским жестом.

— Спасибо. Моя мама купила мне их в «Харродз». — Довольная улыбка изогнула детские губы, розовые, как бутон, и она уставилась на него своими темными глазами, такими же темными, как его собственные.

Что-то перевернулось у него в груди, и внезапное подозрение обожгло его. Проклятие, нет, не может быть… а что, если…

Черт, нет. Они предохранялись.

Но любому идиоту известно, что никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. Он глубоко вздохнул, потирая грудь, и постарался взять себя в руки.

— В «Харродз»? Это большой магазин в Лондоне?

— Угу.

— Ты такая смышленая… Наверное, у тебя уже есть права?

Она довольно рассмеялась.

— Вы шутите… Мне только пять и три месяца.

— О, тогда действительно рановато…

Горячий комок в груди превратился в лед. Не обязательно было обладать математическими способностями, чтобы получить точный ответ. Особенно когда перед тобой эти глаза. Хотя ему потребовалось некоторое усилие, чтобы ответить улыбкой на воздушный поцелуй, когда маленькая девочка выбежала из комнаты. Но едва за ней захлопнулась дверь, он повернулся к Виктории и пригвоздил ее к месту пристальным взглядом.

— Вам придется кое-что объяснить мне, леди.


Глава 3


Проклятие! Сердце Виктории отчаянно колотилось в груди, во рту пересохло. Черт, черт, черт! Она боялась, что это произойдет, с того самого момента, как поняла, кто этот частный детектив, чьими услугами она собиралась воспользоваться. И сейчас единственное, на что она была способна, — это тупо смотреть нa Рокета, пока ее мозг лихорадочно соображал, как найти выход из положения. Но, научившись хранить хладнокровие даже тогда, когда ей хотелось совсем другого, она, сделав глубокий вздох, все же смогла выдержать его взгляд.

— Почему ты решил, что я обязана тебе что-то объяснять?

— Не изображай из себя капризную принцессу, Тори. Ты отлично понимаешь, о чем я. — Он сделал шаг и встал рядом, нависая над ней. Виктория молча проглотила комок в горле. — Эсме. Я хочу знать, чья она. Я хочу знать, чья это дочь, и немедленно.

— Моя. — Отрезвляющая волна злости захлестнула ее, выводя из оцепенения. Ее спина стала прямее, чем мачта яхты, а сердце забилось так, словно хотело выскочить из груди. Вздернув подбородок, она смело встретила его разгневанный взгляд. — Эсме моя дочь. И это все, что я могу сказать.

— И моя, — добавил он. — Немаловажная деталь, которую я мог бы никогда не узнать, не приди я сюда.

Она стала бы со всей категоричностью отрицать это, если бы у нее было время подумать. Она могла бы напомнить ему, что они предохранялись. Но события последних двух недель — убийство отца и исчезновение брата — перевернули все в ее жизни. Ей пришлось срочно собрать вещи и нестись на край света. А теперь в довершение ко всему объявился отец ее ребенка, да так неожиданно, будто с неба свалился. Она испытала слишком сильное потрясение и была настолько измучена, что у нее просто не осталось сил притворяться. И рассказывать, будто она из его постели тут же перебралась в чью-то еще. Кроме того, какой смысл? У нее всегда было чувство, что он прекрасно понимал: для нее роман с ним был чем-то большим, чем обычный флирт.

Поэтому его удар проделал брешь в ее броне, и она не сразу нашлась с ответом.

— Ты должен извинить меня, Рокет, или Джон, или как ты там себя называешь, но твои претензии мне кажутся немного странными. Может быть, ты объяснишь, как я могла проинформировать тебя? Послать письмо в морскую пехоту США, адресованное Рокету, так как твоя фамилия мне была неизвестна? Прошло два месяца, прежде чем я поняла, что произошло. Мне трудно было в это поверить, так как мы предохранялись, но оказалось, что я действительно беременна. Но где был ты в это время? Спал с другими женщинами, о которых тоже не знал ничего, кроме имени, согласно своему идиотскому принципу? И рассказывал своим новым подружкам подробности нашего романа?

— Нет. Черт побери, Тори, я никому не сказал ни слова.

Игнорируя чувство пусть незначительного, но удовлетворения от услышанного, она хмуро вернулась к тому, что хотела сказать:

— Почему же? Ведь это твое кредо, не так ли? Еще в тот вечер, когда мы познакомились, один из твоих приятелей предупредил меня, что ты обожаешь делиться с друзьями мельчайшими подробностями своих интимных похождений. — Это правда, мысль, что он рассказывал другим об их отношениях, преследовала ее долгое время после того, как она убежала от него.

— О, я, кажется, знаю кто. Бантам? Правильно? Тот парень использовал все, лишь бы бросить на меня тень, лишь бы ты выбрала его, а не меня. — Сунув руки в карманы, Рокет смотрел на нее секунду-другую, потом пожал плечами. — Хотя в этом есть доля истины. Это была моя установка… до того как я встретил тебя.

— Ну да, конечно… — В ее голосе звучали скептические нотки. — Потому что я была такая особенная, я полагаю. Ты принимаешь меня за дурочку? — Она протестующе подняла руку, когда он открыл рот, чтобы возразить. — Не отвечай. Тот факт, что я осталась с тобой, несмотря на предупреждение, означает, что я была полная дура. — Она и сейчас ясно помнила, какое волнение испытывала в его присутствии, помнила эту сладкую лихорадку и пьянящее чувство опасности, которые закружили ее настолько, что она забыла обо всем на свете.

Итак, она вплотную подошла к своему путешествию в Пенсаколу. Она воспитывалась в строгости, поэтому когда архитектурная фирма, где она работала, наградила ее почетным дипломом за успехи в дизайне, она была счастлива возможности глотнуть свободы. Но, Господи, она гордилась не только своей работой, но и отзывами начальства о ней. И стремилась поделиться своей радостью с отцом.

Ей следовало знать, что он отмахнется от нее. По крайней мере ей не стоило удивляться: что бы она ни сделала, все равно он будет недоволен. И он вновь поразил ее своей черствостью. Но на этот раз, когда он даже не порадовался ее достижениям и перешел прямо к сердитому заявлению, что она, разумеется, и мыслить не должна ни о каком курорте, в котором не больше смысла, чем в саморекламе клуба «Парадиз», ее терпение лопнуло.

И хотя большая часть отпуска пролетела, пока она дожимала отца, все компенсировала минута, когда она встретила Рокета. Каждый день, проведенный с ним, был наполнен волнением, возбуждением и страхом перед возрастающим влечением. Он заставил ее почувствовать, что…

Стиснув зубы, Виктория отогнала воспоминания, способные и сейчас поглотить ее с головой, и посмотрела своему собеседнику прямо в глаза.

— Не думаю, что моя наивность определяла твое поведение. Ты никогда не проявлял желания продлить наши отношения и намеренно не рассказывал мне ничего, что помогло бы мне найти тебя в случае необходимости. Я даже не знала, в какой части страны ты живешь. Поэтому я приняла решение оставить ребенка, хотя отец устраивал мне ужасные сцены, требуя избавиться от него, чтобы не бросать тень на доброе имя Фордов.

— Твой отец хотел, чтобы ты сделала аборт?

— Или это, или замужество с одним из его банкиров-инвесторов по его выбору.

Ярость на миг вспыхнула в его глазах, но тут же исчезла, и выражение лица снова стало непроницаемым.

— О’кей. Итак, мы выяснили, что ты не пыталась найти меня, когда обнаружила, что беременна, — проговорил он учтивым, но вместе с тем холодным тоном, который использовал ранее, говоря ей «мэм»; и только его глаза, остановившись на ее лице, вновь вспыхнули дьявольским пламенем, не имевшим с учтивостью ничего общего. — И ты даже не попыталась исправить ошибку, рассказав мне об Эсме, когда я появился.

— Ты это серьезно? — Глядя на него, она могла убедиться, что да. — Черт, что же я должна была сказать тебе, Рокет? Встретившись лицом к лицу с человеком, которого не видела шесть лет? — Горечь в собственном голосе испугала ее. Напомнив себе, что она взрослая и самостоятельная женщина, Виктория глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Не желая, чтобы они скатились к взаимным обвинениям, она тихо проговорила: — Я прошу меня извинить. Это было невежливо с моей стороны. Его губы дрогнули.

— Черт побери, при чем тут вежливость?

— Да, возможно, что ни при чем. — «Не каждый из нас может позволить себе выражать словами мысль, которая внезапно приходит в голову». — Но что ты на это скажешь: у меня есть маленькая дочь, и все, что я помню о тебе, — это то, что ты отличный парень, неспособный к длительным отношениям. Почему я должна верить, что ты изменился? — Твердость звучала в ее голосе, и она не собиралась смягчать тон. — Между нами говоря, меня мало занимает, каким замечательным ты можешь быть или не быть… Я буду стоять до последнего, прежде чем представлю Эсме отца, который свалился бог знает откуда и с такой же скоростью может исчезнуть из ее жизни, подобно Питеру Пэну.

Его взгляд стал еще более жестким.

— У меня для тебя новость, дорогая, я никогда не был похож на названного тобой героя. Может, я и отличался легкомыслием, когда мы встретились, но я никогда не хотел создавать проблемы. Прежде всего я был морским пехотинцем, что само по себе подразумевает ответственного человека. Да, я рос грубым, неотесанным и повзрослел гораздо раньше, чем принято считать. Но я подставлял голову под пули и месил грязь, пока ты посещала привилегированную школу для изнеженных принцесс.

— И все же чего ты хочешь, Рокет? — В какой-то момент, глядя на его хмурое лицо, она увидела в нем нечто варварское, необузданное, но все же не смогла удержаться от саркастических интонаций. — Добиться права посещения? Приезжать каждый уик-энд и на две недели летом? — Она ни за что не согласится на это, приди такая идея ему в голову.

И возможно, он не очень изменился, потому что ее вопрос поставил его в тупик. Он просто смотрел на нее, пока в его глазах не проступила паника. Тогда он заморгал, и его лицо вновь приняло непроницаемое выражение, на что он был такой мастер. Но она уловила тревогу в его голосе, когда он переспросил:

— Право посещения?

— Я полагаю, что ты именно этого добиваешься? — Она даже не хотела обсуждать эту идею. Когда Виктория поняла, что беременна, в глубине души она была даже рада, что не знает, где его искать. Она не хотела заставлять парня, который смотрел на их отношения как на мимолетный роман, брать на себя какие-то обязательства. Ей хватало собственного отца, который не интересовался ни ею, ни ее жизнью, ни ее работой, и она не желала того же для собственного ребенка.

Но если Рокету и вправду есть дело до Эсме, при чем тут ее желания и хотения? Может быть, стоит подумать, что лучше для девочки? И когда эта мысль пришла ей в голову, она поняла, что не имеет ни морального, ни юридического права не подпускать его к Эсме, если он захочет посвятить себя воспитанию дочери.

Он с тревогой взглянул на нее:

— Что ей известно обо мне?

— Ничего.

— Что значит «ничего»? Неужели она никогда не спрашивала, почему у других детей есть папа, а у нее нет?

— Конечно, спрашивала. Но что я должна была сказать ей? Что она появилась на свет в результате мимолетного флирта, который был у меня с морским пехотинцем, даже не поинтересовавшимся, как моя фамилия?

— То есть что же? Ты сказала ей, что я умер?

— Конечно, нет! — Пораженная до глубины души, она в ужасе смотрела на него. — Я никогда не лгу моей дочери, Мильонни. Я хотела рассказать ей все, когда она станет достаточно взрослой и сможет понять. До этого дня я хранила молчание.

— Как это? — недоверчиво спросил он.

— Ну, рассказывала, что ее папа не может быть с ней. Просто Бог захотел, чтобы у меня была маленькая девочка, поэтому послал мне ее. Я сказала ей, что я люблю ее так сильно, что этой любви хватит на двоих. И что ей не нужен па… — Она оборвала себя, понимая, что сказала лишнее.

Но было слишком поздно. Рокет сердито сощурился:

— Не нужен кто, Виктория? Отец? Тебе, может быть, и нет, но я уверен, что маленькой девочке он необходим.

— Поэтому я снова спрашиваю тебя: чего ты хочешь?

Проведя рукой по волосам, он раздраженно взглянул на нее.

— Не знаю.

— Что ж, подумай. Я отдала бы целый мир за любящего и внимательного отца. Вместо этого я всю жизнь страдала от недостатка родительского внимания и любви. Если моя дочь не может иметь любящего отца, я бы предпочла, чтобы его вообще не было. И чтобы она никогда не узнала горечь потери. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я изо всех сил стараюсь понять и тебя, Рокет, но пока ты не взвесишь все как следует и не будешь готов взять на себя обязательства перед Эсме, не смей даже думать о том, чтобы открыть ей правду.

— Хорошо.

Он продолжал пристально смотреть на нее, и Виктория чувствовала, что ничего хорошего дальше не будет. Она успокоилась, только когда он отвел глаза и взялся за свой ноутбук. Но прежде чем она успела вздохнуть с облегчением, он снова повернулся и пронзил ее взглядом.

— Приготовь комнату, — сказал он, и хотя он проговорил это приглушенным голосом, его требовательный тон не оставлял сомнений. — Я перееду сюда.

— Что, прости?

— Факт моего отцовства для тебя не новость, Тори, а я, как ты понимаешь, знаю это всего лишь десять минут. Должен признаться, что пока затрудняюсь определить, что я чувствую, обретя новый статус. Но я уверен, что пока буду ьыяснять это, у меня есть право поближе познакомиться со своей дочерью.

— Да, разумеется. — Казалось, ее сердце готово было пробить грудную клетку. — Можешь снять номер в отеле и хоть каждый день приходить, чтобы взглянуть на нее.

— И предоставить тебе возможность упрятать ее куда-нибудь подальше? Нет, так не пойдет, дорогая.

— Но я не собираюсь делать ничего подобного! — Она смотрела на него, потрясенная тем, что он мог так подумать о ней.

— Ты забыла, детка, что однажды уже сделала нечто подобное, оставив меня одного…

«Да, но только потому, что тогда я потеряла голову… Хотя мы договорились, что такого не будет». Ее сердце, ее кожа, все ее существо затрепетали от воспоминаний, которые имели привычку пробуждаться в самый неподходящий момент. Шесть долгих лет прошло с тех пор, когда она бежала на рассвете по пляжу Пенсаколы, потому что поняла, что слишком привязалась к мужчине, который так отличался от всех, с кем она сталкивалась прежде. Она честно соблюдала его правило наслаждаться, пока они вдвоем, забыв об обязательствах. Но, проводя день за днем в его компании, она все глубже погружалась в эту привязанность, в отличие от него, и это больно ранило ее. Чтобы как-то защитить и уберечь себя, пока с ней не случилось что-нибудь непоправимое, однажды на рассвете она тихонько сбежала.

Она была в здравом уме, чтобы понять, что перед ней стоит именно тот мужчина. Несомненное сходство с плейбоем, которого она помнила, ни на минуту не вызывало сомнений, что он не остановится ни перед чем, чтобы вновь воспользоваться ее слабостью. Встретив с притворным спокойствием его взгляд, она решила, что в данном случае ложь во благо.

— Я уже говорила тебе тогда, что семейные обстоятельства срочно потребовали моего возвращения.

— Вот я и останусь здесь, чтобы какая-нибудь неожиданность снова не заставила тебя исчезнуть.

И хотя в его голосе не было ни скептицизма, ни сарказма, она ощутила насмешку и некоторую угрозу. Это были те глаза, решила она, и ей отчаянно захотелось бросить ему вызов.

Но Рокет смотрел на нее так, что она поняла — он готов пойти на все, чтобы добиться своего. И стоило не забывать о том, что убийца ее отца разгуливает на свободе, а ее брат по-прежнему скрывается неизвестно где. Поэтому если убийца решит нанести им новый визит, то присутствие мужчины в доме не помешает.

Недовольная собственным решением, но слишком уставшая, чтобы придумать что-то еще, она строго сказала:

— Я не собираюсь уезжать отсюда, пока не найдется Джаред. Хорошо, я попрошу Мэри приготовить для тебя комнату.

— Отлично. — Всем своим видом он давал понять, что не сомневался в подобном исходе дела. — Тогда, если ты снабдишь меня фотографиями, я немедленно приступлю к розыску твоего брата. — И он протянул ей руку, как бы подводя итог их разговору.

Не ответить на рукопожатие было бы невежливо, но, дотронувшись до его пальцев, Виктория поняла, что совершила ошибку. Влечение, которое она испытывала с тех пор, как впервые подняла на него глаза в баре много лет назад, никуда не исчезло. Кожу на ее руке словно обожгло огнем, едва она коснулась его грубой ладони, и нервные окончания завибрировали…

Она отдернула бы руку не раздумывая, если бы не боялась выдать себя. «Все будет хорошо, — убеждала она себя. — Если ты постараешься как следует, ты справишься с этим, а Эсме будет под надежной защитой». Виктория готова была отдать что угодно, лишь бы Эсме была в безопасности.

Тогда почему она не могла избавиться от чувства, что только что заключила сделку с дьяволом?


Джон не просто разозлился, он, можно сказать, рвал и метал. Внутри у него все кипело. «Я прошу меня извинить, — проговорил он высоким фальцетом, передразнивая Викторию. — Это невежливо». Он сел в машину, включил зажигание и, дав задний ход, резко выехал со стоянки. «Черт!» — поморщился он, вспоминая нападки Тори. Включив первую скорость, он устремился к дороге. Ничего не сказать ему про дочь, когда он переступил порог дома, было, оказывается, «невежливо».

Злость и раздражение искали выхода, закипая в груди. Проклятие, он бы с удовольствием врезал сейчас кому-нибудь, лишь бы почувствовать плоть под своим кулаком. И, честно говоря, ему все равно, кто это будет.

Это было слишком неприятное воспоминание. Оно касалось одного из пьяных загулов его отца, поэтому Джон, стараясь отделаться от него, со злостью ударил по акселератору. Выезжая через ближайшие ворота поместья, он едва не задел их одним боком. Машина виляла то в одну сторону, то в другую, прежде чем он выровнял движение и выехал на шоссе. Он много лет закалял характер, неустанно работая над собой, и будь он проклят, если позволит Тори свести на нет годы упорного труда.

Спокойно. Он должен что-то предпринять, или он взорвется. Нажав на газ, он снизил скорость и, потянувшись за мобильным телефоном, набрал нужный номер.

К счастью, Зак ответил сам, поэтому ему не пришлось болтать с его женой. Он не имел ничего против Лили, но сейчас ему было не до пустых разговоров. И без всякой прелюдии он заявил:

— Если ты стоишь, старина, лучше присядь. Я стал отцом.

На другой стороне возникла долгая пауза, потом раздался голос Зака:

— Рокет?

— Да. Подожди секунду. Я хочу посмотреть, не могу ли я связаться с Купом. Я должен отвести душу, но если мне придется рассказывать все по второму кругу, боюсь, я не выдержу.

— Давай, приятель. Я подожду.

Это остудило пыл Джона на несколько градусов, и он чуть спокойнее стал набирать другой номер. И вскоре соединился с ними обоими. Купер Блэксток и Зак Тейлор — два его закадычных друзей, бывшие члены его отряда разведки во время службы в морской пехоте. Кратко и без эмоций он сообщил, что у него есть дочь, затем подробно изложил, как он узнал о ее существовании.

После его рассказа на какое-то время воцарилось молчание, и первым прервал его Зак:

— Вот это да!

В то же время Купер сказал:

— Не могу поверить! Девчонка наконец обрела имя.

— Виктория! — воскликнул Зак. — Я угадал?

— Что? — Нахмурившись, Джон снял ногу с педали газа. — О чем это вы болтаете?

— Морпехи не болтают, шеф, — сказал Зак. — Ты думаешь, что можно что-то скрыть от своих друзей? Шесть лет назад ты вдруг стал ужасно скрытным, и это после того, как довольно долго развлекал нас откровенными деталями своих похождений и подробно описывал тех девчонок, с которыми проводил время…

— Ты плохо о нас думаешь, Джон, — поддакнул Купер. — Перемена была настолько разительной, что не заметить было просто невозможно.

— Не помню, чтобы кто-то из вас расспрашивал меня.

— Мы могли бы, но ты так ушел в себя, что мы поняли всю бесполезность подобной затеи. Это было так непохоже на тебя — проводить время с женщиной и ничего не рассказывать нам.

— Заметь, мы могли бы оценить пару деталей, — добавил Зак. — Мы провели много времени, гадая, кто же тебя так зацепил.

— Чудесно. — Он остановил машину у обочины. — Ну вы даете… Можно сказать, переломный момент в моей жизни, а вы оба готовы поднять меня на смех.

— Нет, — сказал Куп. — Мы не стали бы. Твое красноречивое молчание говорило нам. что на сей раз это что-то важное, поэтому мы не смеялись, Джон. Но нам было страшно любопытно, и мы, обсуждая твое внезапное преображение или перемену, называй это как хочешь, говорили: «Он лег на дно».

— Да, черт побери, так оно и было. — Поборов раздражение, он постарался взглянуть на ситуацию их глазами. — Я догадывался почему. Что-то в Тори заставило меня понять, что во мне есть нечто большее, чем просто умение трахаться.

— Черт, старина, я никогда не понимал, как ты мог думать иначе, — сказал Куп. — Мы всегда гордились тобой.

Джон горько рассмеялся.

— Вы же встречали моего старика, вам не приходило в голову, что, живя рядом с ним, можно запросто свихнуться? — Он до сих пор помнил, как отец появился в лагере Леджен пьяный в стельку и воинственно голосил о решении сына присоединиться к части. — Прежде чем я обнаружил свои способности в отношении женщин, я был просто жалким отродьем этого сумасшедшего, которого разжаловали до моряка первого класса.

— Флотский придурок! — выругался Куп.

— К черту! — согласился Зак. — Флот для слабаков, для тех, кто не может служить в морской пехоте.

Проявив такт, ни один из его друзей не упомянул о грязных оскорблениях, которыми отец осыпал его в тот вечер; как и о том, что Джон позволил старшему Мильонни наподдать ему, прежде чем наконец потерял терпение и утихомирил отца. Но правда заключалась в том. что он не был бы морским пехотинцем, если бы не сумел тогда постоять за себя.

— Так, значит, выяснилось, что у тебя есть ребенок? — спросил Зак. — И что ты чувствуешь по этому поводу? Ты всегда клялся, что у тебя не будет детей.

— Да, но сейчас у меня нет выбора, я не знаю… я чувствую, что хочу узнать ее получше. В то же время я боюсь, черт возьми, подойти поближе. Черт побери! У нее британский акцент! Она говорит как эта проклятая королева Англии.

— Да, черт побери, это может завести любого парня не на шутку.

— Значит, твоя Виктория — англичанка? — поинтересовался Куп.

— Она не моя… — Он недоговорил, понимая, как разозлятся его друзья, если он начнет слишком протестовать. — Нет, Тори не англичанка. Просто она увезла туда Эсме, чтобы избавить девочку от влияния своего отца.

— Это имя твоей дочери? Эсме?

— Да.

— Здорово! — воскликнул Купер. — Расскажи, какая она?

— Хорошенькая, маленькая… Настоящая девочка. У нее такая копна волос, как была у ее матери… когда я познакомился с ней. — «У нее мои глаза». Это приходило ему в голову каждый раз, когда он думал о ней.

— Я понимаю… маленькие девочки внушают страх. Я никогда не понимал, как это здорово, пока не встретил мою Лиззи. Щелкни ее, старина, и пришли мне фото.

Друзья поговорили еще, ни словом не обмолвившись о том, что будет дальше. Джон чувствовал себя гораздо увереннее, когда они наконец попрощались. Но пока он сидел в своем автомобиле на обочине дороги, глядя на деревья, он заметил, что новый статус — отец девочки по имени Эсме — все еще приводит его в некоторое замешательство.

К счастью, у него есть работа. Когда что-то идет не так, как хочется, хорошо, если у тебя есть дело, в котором ты мастер. Что-что, а решать кроссворды человеческих судеб он умел. Поэтому он отпустил тормоз и нажал на газ.

Теперь ему нужно поговорить с тренером Джареда.


Глава 4


— Так, значит, твоя команда проиграла?

Услышав голос отца, Джаред Гамильтон поднял глаза и увидел, что тот стоит в дверях библиотеки. Великолепный Форд Гамильтон обычно не вступал в разговоры с сыном, если только это не касалось перечня проступков последнего, но и то лишь… проявлял интерес. Он, видимо, на какое-то время оставил гостей, так как по отдаленным звукам, долетавшим из гостиной, Джаред понял, что вечеринка все еще продолжается. Стащив украдкой бутылку виски и засунув ее в свой рюкзак, он чуть-чуть воспрянул духом, и искорки надежды вспыхнули в его сердце. Может быть, не стоит так уж горевать?

— Да.

— И как я понял, это во многом твоя заслуга?

От надежды не осталось и следа, и у Джареда вновь тоскливо засосало под ложечкой, но он поднялся, равнодушно пробурчав в ответ:

— Да. И что теперь? Просто так получилось.

Форд окинул его презрительным взглядом:

— «Просто» ничего не случается, молодой человек. Это результат твоего разгильдяйства, плохо готовился к игре.

С безразличным видом Джаред пожал плечами, но внутри у него все кипело. Хоть бы раз отец упустил возможность напомнить сыну, что он — его самое большое разочарование в жизни. Отцы других ребят зачастую играли вместе с ними. А Форд Эванс Гамильтон лишь попрекал его всякий раз, когда он в чем-то ошибался. Скулы заходили ходуном, он сжал кулаки и прикусил губу.

— А кто мне помог готовиться? Ты?

— Не смеши меня. — Сверкая глянцем дорогой укладки и лакированных мокасин, отец пересек комнату и теперь стоял, возвышаясь над Джаредом. — Слава Богу, ты не маленький, тебе семнадцать, посещай секцию бейсбола или найми себе тренера. Соверши усилие хоть раз в жизни. Ты Гамильтон, а следовательно, обязан стараться во всем быть первым.

— Может, я и стараюсь! Откуда ты знаешь? Ты никогда не видел, как я играю.

Форд нетерпеливо поправил манжеты.

— Собираешься скулить, потому что я не посещал твои игры? Сколько раз я должен говорить тебе, что бизнес…

— Важнее спорта, — закончил за него Джаред, копируя его тон. — Да. Да. Да. — Мысль пришла ему в голову и слетела с губ, прежде чем он успел остановить себя. — Люди вроде тебя просто лицемеры.

Форд хмуро приподнял одну бровь.

— Что ты сказал?

В глазах отца вспыхнул гнев, и сердце Джареда заколотилось так сильно, что он едва мог дышать, но отступать было поздно.

— Поначалу я вообще не хотел играть в этой вонючей команде, но ты настоял, говоря, что это закрепляет характер, и сделал из меня игрока. — Но так получилось, что бейсбол ему понравился, и именно в тот момент, когда он рещил поставить крест на спорте. Однако у других парней все родные присутствовали на играх, подбадривали их. Без Тори и его племяшки, которые в то время жили в Лондоне, остальные его болельщики ничего не стоили. Вскинув голову, он скривил губы. — Игрок команды, тоже мне… — Его голос сорвался на последнем слове, и он поддернул рукав своего свитера, наполовину открывая тату, чтобы отвлечь внимание Форда от собственной слабости. — Ты так сказал, — хмыкнул он. — Но как по-твоему, что это значит — играть в команде? Откуда тебе знать? Ты ведь такой важный, такой занятой человек, разве ты можешь потратить свое драгоценное время на кого-то еще, кроме себя?

— Не могу поверить, что ты мой сын. — Голос Форда не был ни громким, ни гневным. Он был похож на дуновение арктического ветра и как лезвием прошелся по самолюбию Джареда. — Ты выглядишь словно дешевый панк со своей татуировкой и серьгой в ухе, и ты порочишь наше доброе имя, вылетев уже из трех школ.

— Из четырех, — уточнил Джаред, изо всех сил сжимая кулаки, чтобы отец не заметил, как он дрожит. — Ты забыл Чилтон. И черт… По крайней мере я не собираюсь жениться на женщинах, которые будут годиться мне в дочери.

Глаза Форда стали еще холоднее. Наклонившись, он прошептал Джареду на ухо:

— Мне следовало уговорить твою мать сделать аборт. Твое появление на свет не привело ни к чему хорошему.

Удар достиг цели, и слезы, которые юноша изо всех сил сдерживал, хлынули по щекам неудержимым потоком. Чувствуя себя униженным и понимая, что скорее умрет, чем даст отцу увидеть, как сильно эти слова ранили его, он слепо бросился вперед. Он должен уйти отсюда. Пожалуйста. Просто уйти. Сохранив хоть какое-то достоинство. Рванувшись к двери, он толкнул отца плечом. Удар пришелся ему в грудь.

Форд охнул и покачнулся. Попятившись, он задел стол, и все, что там находилось, попадало на обюссонский ковер, лежащий на полу. Форд неуверенно взмахнул руками, пытаясь устоять на ногах. Ему удалось выпрямиться, и он шагнул назад, но, наступив каблуком на угол толстого тома в кожаном переплете, он все-таки потерял равновесие и рухнул навзничь.

— Отец! — Джаред рванулся, чтобы поддержать его, но пальцы юноши скользнули с мягкой, холеной руки отца, и он в ужасе увидел, как тот, прежде чем оказаться на полу, ударился головой о мраморный камин. — О Господи, отец! — Джаред наклонился над ним. — Отец… Прости! Я не хотел, я…

Форд не двигался, и Джаред отпрянул назад.

— Ты меня слышишь? Давай, папа, поднимайся! Очнись! — Он посмотрел внимательнее, но крови не было… Но… этот угол, такое не могло пройти бесследно. Прижав руку к шее отца, он попытался нащупать артерию.

И в ужасе отшатнулся, ощутив в кончиках пальцев лишь биение собственного пульса.


Джаред проснулся, липкий ужас холодил кровь. Он заморгал, глядя на окружавшие его цветущие кусты, и вздохнул с облегчением. Все хорошо. Он понял, где находится: в Сивик-Сентр-парк в Денвере.

Тихо выругавшись, он сел. С тех пор какой попал в этот город, он спал урывками, причем только днем, потому что боялся спать по ночам. Он жил в постоянном страхе, что его схватят полицейские или кто-нибудь перережет ему горло, пока он спит. Солнце уже почти село; наверное, он дремал довольно долго, и ему опять привиделся тот проклятый кошмар. Стоило ему закрыть глаза, и оживали те роковые десять минут, которые он хотел бы изменить или вычеркнуть из своей жизни.

Но, Господи, он прекрасно понимал, что уже ничего не изменишь. Он убил своего отца. К горлу подступила тошнота, он прижал колени к груди и зарылся в них лицом, сотрясаясь от жалости к себе.

Еще хуже было то, как он сбежал. Даже не позвонил в службу 911! Возможно, было уже поздно и ничто не могло спасти отца, но ведь он точно не знал? Нет, он запаниковал, сунул бутылку виски в рюкзак и бросился к выходу. Он понимал, что гости могут выйти из столовой в любую минуту. Мысль о том, что кто-то из них, один или двое, а может, и все вместе, черт бы их побрал, будут смотреть на него, тыча пальцами, и приговаривать: «Убийца, убийца!», вселяла в него такой ужас, что он не мог оставаться дома ни минуты.

И почему-то ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы рядом была мать, но желание пропало так же быстро, как и появилось. Он был совсем маленьким, когда она умерла. И все, что Джаред знал о ней, он почерпнул из рассказов Тори.

Кого он действительно хотел видеть, так это Тори. Господи, он так хотел позвонить ей, но зачем впутывать ее в это дело? Да и чем она могла ему помочь? Стать свидетелем его преступления? И потом, у него не было с собой номера ее телефона, и он сомневался, что сможет дозвониться в Лондон через справочную.

И кроме того, что он мог сказать ей? «Извини, я убил отца»?

Нацепив рюкзак, он поднялся на ноги. Ему нужно уйти из парка в какое-то другое место, где есть люди, даже если он и не собирается ни с кем разговаривать. Ему нужно, чтобы голоса и шум звучали в его ушах. Выйдя на Колфакс-авеню, он направился в сторону Шестнадцатой улицы.


На следующий день, стоя в дверях нового офиса Форда, Виктория наблюдала за Джоном, который сидел за столом, прижимая плечом трубку к уху, и что-то записывай в свой еженедельник. Она не понимала, зачем отцу понадобился этот новый кабинет, но южное крыло дома пристроили, пока она жила за границей, так что, вероятно, он планировал превратить свой старый офис во что-то другое. В конце концов, это не важно. Она выбрала это помещение для Рокета только потому, что оно располагалось в самом дальнем уголке дома.

Тогда почему она стоит здесь, наблюдая, как перекатываются мускулы его рук и плеч, пока он что-то записывает своим быстрым почерком? Можно подумать, что она никогда не видела эти сильные руки с легкой темной порослью волос. Она вошла в кабинет, пытаясь избавиться от навязчивой мысли, что больше никогда ни в одном мужчине не найдет столь сильного обаяния мужественности.

И услышала его бормотание:

— Вы ведь женщина, Мак. Вы уверены, что не перемените свое мнение и не раздумаете сбежать со мной?

Что ж, это уже любопытно. Рокет каким был, таким и остался, и ей следует помнить об этом. Взяв себя в руки, изобразив на лице вежливое равнодушие, она ждала, когда он закончит разговор.

— Ты хотел видеть меня?

Он поднял голову, и она замерла: что-то горячее и опасное промелькнуло в глубине его глаз, но тут же исчезло, и его лицо обрело бесстрастное выражение. Он отложил ручку и потянулся к чашке с кофе. Поднеся ее к губам, он сделал глоток и, посмотрев на Тори, сказал:

— Я думал, что тебе будет интересно выслушать мой отчет.

Забыв о том, что еще секунду назад занимало ее мысли она быстро подошла к столу. Нетерпение подгоняло ее.

— Ты нашел Джареда?

— Пока нет, но я найду его.

Она разочарованно вздохнула, но не забыла удостоить его извиняющимся взглядом и, взяв стул, уселась напротив.

— Я понимаю, наивно было бы ожидать, что ты справишься так быстро. Разумеется, ты только-только взялся за дело, так что слишком рано говорить о результатах.

— И слишком мало времени, чтобы рассказать тебе то, что ты хотела бы услышать. Но я обнаружил, что большинство клиентов предпочитают назначать определенный срок. Поэтому если тебе интересно…

— Да. Пожалуйста. Мое воображение рисует слишком невероятные картины. Уж лучше знать хоть что-то, пусть самую малость, чем ничего.

— Я разговаривал с друзьями Джареда, я имею в виду Дэна Коултера и Дейва Хемсли. К сожалению, он не контактировал с ними.

Ее разочарование стало еще сильнее.

— Но они могли соврать. Может быть, они думают, что таким образом защищают его? Может, они боятся выдать его и нарушить неписаный кодекс чести, установленный между молодыми людьми?

— Возможно так, Тори, но мне приходилось допрашивать многих подростков за эти годы, и я научился распознавать то, что стоит за словами, и те нюансы, что скрываются в словах. Дети — моя специальность, и эти двое показались мне довольно искренними ребятами, которые если и скрывали что-то, то это скорее посещение тусовок и несколько кружек пива.

Она хотела сохранить спокойствие. Она надеялась сохранить спокойствие. Но не смогла сдержать низкий стон, невольно сорвавшийся с ее губ.

— Не надо, Тори, — протянул он, подавшись вперед. — Это еще не конец света. Я попытался объяснить друзьям Джареда всю серьезность его положения, предупредил об опасностях, которые его подстерегают, и попросил их сообщить все. Жаль, что у Джареда не было девушки, так как тинейджеры зачастую рассказывают своим подружкам то, что никогда не расскажут приятелям. Но Дэн и Дейв поклялись, что сразу же позвонят мне, если он даст о себе знать.

— То есть он не прячется в городе у кого-то из своих друзей, так? Что дальше?

— Я свяжусь с полицейскими, я обычно начинаю с этого, но на этот раз решил сначала поговорить с его друзьями.

— Когда я беседовала с полицейскими, то у меня сложилось такое впечатление, будто они решили сделать Джареда козлом отпущения. — Стоило ей вспомнить этот разговор, как у нее засосало под ложечкой.

Джон едва заметно пожал плечами:

— Если они не собираются ничего предпринимать, я сам поговорю с таксистами и спрошу, не подвозил ли кто-нибудь из них парнишку поздно вечером, когда убили твоего отца. Если мне повезет, то я покажу им фотографию Джареда. А если и это ничего не даст, покажу фото в аэропорте, на автобусной станции. Возможно, кто-то вспомнит, как продавал ему билет. — Он коснулся ее напряженных рук своими длинными, чуткими пальцами, и она только сейчас заметила, что изо всей силы вцепилась в стол. — Я найду его, Виктория.

Она кивнула, чувствуя, что от его прикосновения искры побежали по всему телу, и, высвободив руки, снова опустилась на стул. Чтобы не встречаться с ним взглядом, она отвернулась, оглядывая офис, и удивленно нахмурилась:

— Здесь что-то не так, в этой комнате. Не могу понять, что именно, то ли нарушены пропорции, то ли просто игра теней… Но что-то точно не так. Что-то неправильно… Меня тревожит, что я не могу понять, что именно.

Он откинулся назад, в его темных глазах вспыхнул интерес.

— Ну конечно. Ты ведь архитектор. Насколько я помню, ты как раз собиралась устроиться в одну преуспевающую фирму, когда мы познакомились. Ты тогда горела желанием работать у них, правда? Это случилось?

— Нет. Они предложили мне место, но я отказалась.

— Ты шутишь! — Выпрямившись, он смотрел на нее. — Я помню, ты тогда была как одержимая. Не знаю, что именно это было, твой дизайнерский проект или что-то еще, но ты ведь хотела заключить контракт? Правильно?

— Да. — Она улыбнулась своим воспоминаниям.

— Но почему, черт побери, ты отказалась от того, к чему так упорно стремилась?

— Эсме.

— Ты отказалась от карьеры из-за ребенка? Но это что-то из прошлого, ты не находишь? В наши дни, дорогая, множество женщин совмещают и то и другое.

— Да, спасибо за напоминание. Мильонни. — Злость прорывалась наружу, и она не могла сдержать ее. — Ты думаешь, это было простое решение? Я любила свою работу и гордилась ею. Но она отнимала у меня почти все время, больше чем 60 часов в неделю, а у меня была маленькая дочь и новый смысл жизни, дорогой. Я знаю, что значит иметь родителей, которые не занимаются своим ребенком и для которых работа гораздо важнее, чем дети. И я не хотела, чтобы мою дочь постигла такая же участь.

Едва сдерживая волнение и тревогу, она поднялась. Она должна уйти отсюда. Каким-то образом Рокет сумел разбередить ее сердце и вызвать воспоминания, которыми она не хотела делиться ни с кем, а уж тем более с ним. Но сначала…

Она посмотрела на него.

— Могу дать тебе один совет. У тебя есть знакомые женщины, которые разрываются между работой и детьми? Вот и спроси их, хотели бы они сидеть дома с детьми, если бы могли себе это позволить. Ты, возможно, удивишься, но многие из них скажут, что с удовольствием бы ухватились за этот шанс. Мне повезло, у меня была возможность выбора; поэтому тебе стоит задуматься, что значит для меня твое вмешательство в мою жизнь. С кем угодно, но только не с тобой я хотела бы обсуждать вопросы воспитания. Мой Бог, ты как таран прокладывал себе путь в этот дом, обвиняя меня в таких вещах, которые мне и в голову не могли прийти. Не говоря уже об угрозе, что будет хуже для всех, если ты не получишь возможности поближе узнать свою дочь. — Она проигнорировала тот факт, что сама использовала его, чтобы защитить Эсме.

— Какая угроза? Я не сказал ни одного слова, которое могло бы быть воспринято как угро…

— Но сейчас, когда ты получил то, что хотел, — перебила она, глядя на него сверху вниз и чувствуя, что вся дрожит от гнева, — происходит забавная вещь. После того как я представила вас друг другу, я не вижу, чтобы ты проявлял особое желание побыть со своей дочерью больше пяти минут.

Джон зачарованно смотрел на Викторию, и сердце бешено колотилось в его груди. Она сейчас была совсем такая, какой он ее помнил: те же сверкающие глаза, тот же взрывной темперамент. Формальная вежливость, которой она придерживалась с той самой минуты, когда он переступил порог особняка Гамильтона, раздражала его, но сейчас он почти желал, чтобы это вернулось. По крайней мере она не будет так сильно смущать его. Потому что он был очень близок к тому, чтобы повалить ее на стол и заняться с ней горячим, умопомрачительным сексом, как когда-то шесть лет назад.

Она издала едва слышный звук, напоминающий легкое отвращение, и он понял, что смотрит на нее слишком долго, не отвечая на ее обвинения. Прежде чем он смог произнести хоть слово, она повернулась на своих высоких каблуках, так что ее волосы взметнулись вверх, и вышла из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, он рухнул на стул.

— Проклятие! — шептал он, обхватив голову руками и закрыв ладонями глаза.

Что происходит, черт возьми? Он понятия не имел, что значит быть отцом. И честно говоря, одна мысль об этом пугала его.

Вообще-то он был не из пугливых. Окончив школу, он подделал подпись своего отца и был принят в части морской пехоты. Следующие пятнадцать лет он провел в самых отдаленных и горячих точках мира. Нельзя сказать, чтобы он никогда не испытывал страха или ему не приходилось быть осторожным и осмотрительным, потому что только дурак идет напролом, видя перед собой террориста, вооруженного новейшим оружием. Однако он научился спокойно относиться к вещам, которые у его сверстников могли вызвать заворот кишок.

Но эта малышка оказалась крепким орешком и вселяла настоящий ужас в его душу.

Накануне он поздно вернулся домой, а утром ждал, когда закончится завтрак, чтобы избежать встречи с Эсме. Не то чтобы его разъедало любопытство, просто он хотел знать о своей дочери как можно больше: какие игрушки она предпочитает, какие овощи ненавидит и нравится ли ей, когда ей читают? Или, возможно, пятилетние девочки читают сами? Что он знал об этом? Он хотел получить ответы. Но внутренний голос, не раз спасавший его от кулаков отца, помогавший увертываться от пуль террористов во время захвата политических заложников, советовал ему сохранять дистанцию.

Возможно, он должен уехать обратно в Денвер и позволить Виктории вернуться к привычному ритму жизни. Пусть воспитывает Эсме как хочет, она ведь прекрасная мать.

Кроме того, он ни черта не смыслил в том, что значит быть отцом.

Но чем больше эта мысль пугала его, тем яснее он понимал, что не желает отказываться от этого. Ни в коем случае. Герт руководила офисом с точностью хорошо отлаженной машины, и он сможет и отсюда контролировать дела, требующие его внимания в Денвере. И кроме всего прочего, здесь есть люди, с которыми ему необходимо все время контактировать.

«И наконец, — его скулы сжались, — не родилась еще та женщина, которая могла бы заставить меня сбежать».

Тори, вероятно, придерживается другого мнения на этот счет, но она предоставила ему выбор. И вместе с тем обвинила его в том, что он находит тысячи отговорок, лишь бы избежать общения с дочерью. Прекрасно, он возьмет это на заметку, потому что она права, он вел себя именно так. Но это не значит, что он не изменит своего поведения.

Ему, возможно, потребуется время, чтобы собраться с силами. Но Джон Мильонни не привык пасовать перед трудностями.


Глава 5


— Подожди, дорогая. — Виктория наклонилась, чтобы поправить узкую оборку, слегка помявшуюся под ремешком рюкзака. Заглянув в темные глаза дочери и заметив в них возбужденное выражение, она улыбнулась. Расправила кромку маленькой трикотажной майки в мелкий цветочек, надетую на Эсме, помимо шортов, и убрала прядь вьющихся волос, которая выбилась из толстой косы. — Тебе еще что-нибудь нужно?

— Угу. — Эсме вывернулась из рук матери. — Я сама, мама, — нетерпеливо проговорила она. — Когда придет Ребекка? Я уже заждалась.

— Думаю, через пять минут, дорогая. — Виктория замерла, стараясь не показать своего изумления. Она прислушивалась к шагам за дверью и, похлопав дочь по руке, проговорила: — А вот, кажется, и они. Ребекка и ее мама.

Однако ожидаемого стука не последовало. Тяжелая дверь красного дерева медленно отворилась, и поток солнечных лучей хлынул в дом. На пороге стоял Джон. Его брови хмуро сошлись на переносице, но стоило ему увидеть Тори и Эсме, как морщинка на лбу тут же исчезла. Из глаз ушли напряженность и озабоченность, а сердитый взгляд был немедленно заменен вежливой полуулыбкой.

Неискренность этой улыбки ужасно злила Тори. Господи, ей казалось, что сейчас он более похож на солдата, чем шесть лет назад, когда он им был в действительности. Но тогда по крайней мере он никогда не скрывал своих чувств, и выражение его лица всегда было открытым. А сейчас она не могла понять, о чем он думает.

— Хэлло, мистер Моглондонни.

Сердце Виктории замерло, когда она увидела, с каким ожиданием дочь во все глаза смотрела на незнакомого мужчину, который на самом деле был ее отцом.

— Мистер Мильонни, детка, — поправила Виктория, благодаря Бога, что ее голос прозвучал ровно.

— Губы иногда не слушаются, особенно когда принадлежат такой хорошенькой маленькой девочке. — Он улыбнулся Эсме, и на этот раз его взгляд потеплел. — Вместо того чтобы произносить такую трудную фамилию, — быстро посмотрев на Викторию, продолжал он, — почему бы тебе просто не сказать «Джон»? Это куда проще.

— Идет.

Он нагнулся к ней и протянул длинные загорелые пальцы к кукле, которая выглядывала из ее рюкзака.

— Кто это? Твоя сестричка?

— Нет, глупый! — рассмеялась девочка. — Это моя американская кукла. Ее зовут Молли Макинтайр.

— Она очень симпатичная. — Он поколебался, снова прочистил горло, словно собственная неуверенность подавляла его природное обаяние. — Такая же симпатичная, как ты, — добавил он и одарил Эсме такой обворожительной улыбкой, что Виктория, наблюдавшая эту сцену, не выдержала и заморгала.

— Ну уж… — Эсме довольно хихикнула и кокетливо погрозила ему пальчиком. — Вам нравится ее платье?

— Да, конечно…

— Красивое, правда? Мама выписала это по Интенту.

— По Интернету, Эсме.

— Ну да… — Маленькая девочка удостоила мать мимолетным взглядом, но все ее внимание было приковано к Рокету. — У меня сегодня встреча с Ребеккой Чилуорт. Она и ее мама должны заехать за мной, но они опаздывают. Понимаете, Ребекка моя лучшая подруга. Раньше я дружила с Фионой Смит, но теперь, когда я живу в Штатах, — с Ребеккой. Ее мама и моя знают друг друга давно. А у вас есть хороший друг?

— Да. Даже два, — немного смущенно начал он, но добавил игриво: — Одного зовут Купер, другого Зак. Мы вместе служили в морской пехоте.

Брови Эсме сложились домиком.

— Где-где?

— Они солдаты, Эс, — вставила Виктория. — Как королевская гвардия в Англии.

— Только лучше, — возразил он. — Морские пехотинцы ни за что бы не надели эти дурацкие высокие меховые шапки.

Но это ничего не прояснило Эсме. Поэтому Виктория добавила:

— Ты знаешь, дорогая, как у мистера Макинтайра.

Лицо Эсме осветилось. Взгляд, которым она окинула Джона, говорил, что она видит в нем настоящего героя, внезапно возникшего в ее жизни.

— Значит, вы плавали по морям?

— Да. И провел много времени в разных странах.

— Папа моей куклы Молли тоже моряк, поэтому у нее должен быть такой садок для рыбы… ну вы знаете.

По лицу Джона было видно, что он не понимает ничего из болтовни Эсме, которая могла свести с ума кого угодно. Виктория решила сжалиться над ним. Но она не собиралась скрывать ироничную улыбку, заигравшую на ее губах. Это было занятно — наблюдать, как он общается с пятилетним существом женского пола.

— Рад видеть тебя в хорошем настроении, — признался он, и улыбка Виктории стала шире.

— О да. — Но она заметила, что Эсме насторожилась, и поспешила придать лицу серьезное выражение. — Каждая из американских кукол принадлежит к определенной эпохе, — пояснила она ему. — А еще прилагается некая сомнительная справка, по большей части пугающая ложь, где идет речь об этом историческом периоде. История жизни Молли относится к временам Второй мировой войны и рассказывает о ее отце, который, принеся в жертву семью, стал моряком, чтобы помочь стране победить.

Эсме улыбнулась стоявшему перед ней темноволосому мужчине.

— Садок для рыбы, — кивнула она. — Мама говорит, что тогда я буду похожа на мою героиню.

— Героиню, дорогая.

— А… — Джон улыбнулся в ответ, стараясь не повторить свою фирменную улыбку «снимай-свои-штанишки-дорогая-и-люби-меня», которая много лет назад привела Викторию на его орбиту, заставив ощутить, как ослабли ее колени и как, напротив, напряглись бедра.

Тори, очевидно, тоже вспомнила об этом и отступила в сторону, чтобы обрести дистанцию, прежде чем она совершит какую-нибудь глупость, например, подойдет и проведет пальцами по его мускулистой груди. Как это сделала Эсме. Эта картина стремительно пронеслась в ее сознании, будоража кровь, поэтому она мысленно поблагодарила Господа, когда раздался звонок в дверь. Пройдя к дверям, она с преувеличенной теплотой встретила Ребекку и ее мать.

С приходом подружки Эсме потеряла всякий интерес к Джону, да так быстро и бесповоротно, что он не мог этого не заметить. Пока не было Ребекки, он был подходящей забавой, но стоило ей появиться, и о нем тут же забыли. Что ж, это был урок, который ему следовало усвоить. Он наблюдал, как Эсме обвила шею Виктории руками и вытянула бутончиком свои алые губы в жажде поцелуя. Затем оторвалась от матери и стремглав бросилась к двери, обменявшись скороговоркой на своем птичьем языке с очаровательной белокурой девчушкой, которая не могла быть не кем иным, как «лучшей подругой Ребеккой». «Если тебе удалось очаровать маленькую девочку на целых пять минут, это вовсе не значит, что ребенок успел к тебе привязаться», — напомнил он себе.

— Прошу прошения за опоздание, — произнесла взрослая версия маленькой блондинки, чуть задыхаясь и отвлекая его внимание от детей, которые поднимались в небольшой автомобиль, припаркованный около дома. — Я несколько переоценила свои способности. Мне казалось, что я доберусь сюда быстрее. И Бог свидетель…

— Мама-а-а!..

Бросив любопытный взгляд на Джона, мать Ребекки направилась к дверям.

— Они совершенно неугомонные. Я привезу Эсме назад к шести.

— Спасибо, Пэм.

Виктория проводила свою приятельницу, и Джон слышал, как хлопнула дверца машины и заурчал мотор. Когда Виктория закрыла за собой дверь, они какое-то время молчали. Наконец, сдув падавшую на глаза легкую прядку волос, она улыбнулась ему:

— Вот так.

Она была взволнована и полна жизни и выглядела совсем как та Тори, с которой он познакомился шесть лет назад. И он почувствовал внезапное желание прижать ее спиной к двери и запечатать ей рот поцелуем. Господи, всего один поцелуй… это все, чего он хотел. Просто чтобы убедиться, что эта новая, сдержанная Тори обладает той же невероятной страстностью, которую он помнил все эти годы. Сердце бешено заколотилось в его груди, и он решительно шагнул вперед.

Легким движением руки она отбросила волосы назад.

— А теперь скажи мне, почему ты пришел в таком плохом настроении.

Он вздрогнул и вернулся в настоящее.

— Что?

— Когда ты вошел, то выглядел ужасно сердитым. Но когда увидел меня и Эсме, сразу повеселел, что само по себе очень мило.

«Окей. Поговорим о делах». Он резко отступил назад. И правда, что это ему взбрело в голову? Черт, его держали здесь профессиональные обязательства. И все же…

— Что значит это «мило», дорогая?

— О, не цепляйся к словам. Мило — значит мило, Мильонни. На какой-то момент мне показалось, что ты дилер, который пришел, чтобы продать нам автомобиль.

— Что? — Он снова подался вперед. — О чем ты?

Она тоже сделала шаг вперед, дерзко вздернув подбородок.

— О чем я?

— Черт побери, когда я перешагнул твой порог, ты встретила меня такой убийственно холодной улыбкой, что обоим стало ясно, как было бы хорошо, если бы ты обратилась к кому-то другому, а я был бы в каком-нибудь другом штате, и чем дальше, тем лучше. Поэтому к чему это все?

— Я имею в виду хорошие манеры.

— Гм… позволь мне говорить напрямик. Когда ты соблюдаешь формальности, ты воплощение этикета, но когда я пытаюсь быть любезным, то я продавец машин? — Он передернул плечами. — Где справедливость?

Он никак не ожидал получить в ответ широкую очаровательную улыбку.

— Нет, не так, просто когда я одна соблюдаю формальности, то это естественно. Тебе же лучше держать свои чувства ко мне при себе.

Черт! Он снова смерил расстояние между ними, подумав, что прижать ее к этой двери было не такой уж плохой идеей. А если зарыться пальцами в ее волосы, целовать ее губы… Черт побери, это переходит все границы!

Засунув руки в карманы свободных брюк, он сделал большой шаг назад, словно они были два партнера в танце, которые то сходятся, то отступают друг от друга.

— Ты хочешь знать, что задело меня?

— Да. Если ты хочешь рассказать мне.

Лучи солнца, проникая сквозь большие стеклянные двери, освещали ее глаза, высвечивая золотистые искорки в их зеленой глубине. Испытывая внезапное желание дать волю чувствам, он снова шагнул назад, желая обезопасить себя от чего-то непоправимого, о чем они оба пожалеют, и спокойно произнес:

— У меня был разговор с главным детективом. Он не собирается никого искать, так как у него прекрасная возможность повесить все на твоего брата.

Это помогло ему обрести дистанцию, которой он добивался, но, видя, как веселость исчезла с ее лица, он пожалел о сказанном. Напротив, напряженное беспокойство пришло на место беспечности и заставило его почувствовать себя школьным хулиганом; вынув руки из карманов, он потянулся к ней.

И увидел, как резко выпрямилась ее спина, а лицо приняло равнодушно-вежливое выражение, которое он так ненавидел. Словно и не было этих ее слов, все еще звучавших в его голове: «Я полагаю, что для тебя было бы лучше держать свои чувства при себе. Как, впрочем, и для меня».

Черт!..

Он дотронулся до ее руки:

— О’кей. — Нежно потянув ее за собой, он направился по коридору в офис, который она предоставила ему для работы. — Давай сядем и спокойно поговорим об этом.

Усадив ее на стул лицом к столу, он обошел его и сел напротив.

— Могу я попросить Мэри принести тебе что-нибудь? Может быть, холодного чаю? Или чего-нибудь покрепче? — Он не был приучен к общению со слугами, но стал любимчиком домоправительницы после того, как вчера, беседуя с ней о Джареде, между прочим спросил, не надо ли ей в чем-то помочь. Вероятно, это дало ему некоторое преимущество. Но он знал, как никто другой, что потерять расположение гораздо легче, чем завоевать его.

Виктория просто покачала головой.

— Кстати, она согласна с тобой, — заметил он. Она непонимающе взглянула на него.

— Мэри? Ты о чем?

— О невиновности Джареда.

Это явно привлекло ее внимание, и Джон с удовлетворением отметил вспышку злости, мелькнувшую в ее глазах. Как ни странно, ей это было к лицу, ее глаза сразу засверкали, и их невыразительная тусклость ушла.

Она выпрямилась на стуле.

— Ты допрашивал Мэри?

— Да, мэм. А также повара и двух девушек, которые дважды в неделю приходят сюда убираться. Да, и садовника. — Он осадил ее улыбкой, которая, без сомнения, должна была разозлить ее еще больше. — И если не считать садовника, который еще сердится на Джареда за то, что тот переехал машиной его любимый георгин, все согласились, что мальчишка никого не убивал. Клялись, что он и мухи не обидит.

— Я же говорила тебе!

— Да, говорила. Но слова мало что значат для меня. Я не успокоюсь, пока дважды, а может быть, и трижды, и четырежды не проверю каждое заявление, каждое утверждение, которое слышал. За это, дорогая, ты платишь мне.

— Обязательно быть таким циничным?

— Именно. Ты хочешь, чтобы кто-то держал тебя за руку, соглашался с каждым твоим словом и жалел тебя из-за того, что случилось с твоим папашей и пропавшим братом? Если так, то пойди обратись к кому-нибудь из своих мальчиков, слоняющихся по загородным клубам. Но ты хочешь отыскать Джареда, и для этого ты наняла меня. И это означает, что я намерен совать свой нос в каждый закоулок его жизни, выуживать любые сведения, которые могут помочь, выяснять то, что он никогда бы не доверил своей сестре.

Он ждал, что она спросит, о каких сведениях идет речь, но вместо этого она выпрямилась на стуле и взглянула на него с любопытством.

— Полиция по-прежнему подозревает лишь Джареда?

— Да, разговор с инспектором Симпсоном не оставляет сомнений. — При мысли о некомпетентности копов раздражение вспыхнуло в нем с новой силой.

— Тогда объем твоей работы возрастет.

Он уставился на нее.

— Почему?

— Я не понимаю, почему детектив, закрывает глаза на то, что существует немало людей, которые желали смерти моему отцу. Поэтому придется тебе присмотреться к ним.

Я дам тебе десяток имен для начала, чтобы ты мог приступить безотлагательно.

— Это не лучший способ тратить деньги. Это будет дорого стоить и не обязательно принесет желаемый результат. Моя задача — найти твоего брата.

— Меня не волнуют деньги. Полиция не выполняет свою работу, поэтому я хочу, чтобы ты занялся этим.

— Ты должна понимать, что я не имею права требовать, чтобы кто-то отвечал на мои вопросы. Если люди не захотят отвечать мне, то я не смогу заставить их. Поэтому частных детективов редко привлекают для расследования дел об убийстве. У нас нет ни юрисдикции, ни контакта с полицией.

Она подняла на него глаза, и на ее губах заиграла легкая улыбка.

— Но ведь ты это сделаешь, правда?

Он колебался, затем пожал плечами:

— Если ты хочешь. Тори. Черт побери, мне это нравится. — Отклонившись на спинку стула, он изучал ее. — Это твои деньги, конечно, но если ты не хочешь, чтобы все твои сбережения перетекли мне в карман, тебе стоит подумать, как ввести меня в твой круг. Я не очень-то похож на тех типов, что обитают в привилегированных клубах.

Она обдумывала его слова минуту-другую.

— Ну и что? Разве это так важно?

— Только став одним из них, я смогу общаться с ними на равных. Без твоей рекомендации большинство людей из твоего окружения будут подозрительны, разговаривая со мной. — «Или что более вероятно, не станут разговаривать вовсе».

— Хорошо.

— Хорошо, что они будут подозрительны, или хорошо, что ты…

— Я представлю тебя.

— Не соглашайся, не подумав, — предупредил он. — Это может затянуться надолго.

Она пожала плечами:

— Мне все равно, сколько времени на это уйдет. — Она встала и посмотрела на него сверху вниз. — Если это необходимо, чтобы найти Джареда, я готова пойти на все. Только скажи мне, что тебе нужно.

Ее слова звучал и в его голове, пока он смотрел ей вслед. Сказать ей, что ему нужно? О мой Бог… Затем он подумал о своей жизни и, покачав головой, рассмеялся. Проклятие! Два дня назад он и представить себе не мог ничего подобного. А теперь у него есть дочь, о существовании которой он не подозревал и даже не знает толком, что теперь с ней делать. Не говоря уже о настойчивом влечении к женщине, которая хочет от него только одного — чтобы он нашел ее брата, а потом катился ко всем чертям… Черт с ним, с его жизнью, пошла она…

Он даже не знал, что его ждет дальше.


Глава 6


Джаред стоял рядом со «Слотом», молча прокручивая в голове советы, которые его тренер по бейсболу всегда давал команде перед началом игры. Он узнал о развлекательном центре, случайно подслушав разговор двух подростков, торопившихся на Шестнадцатую улицу. Он насторожился, услышав, как один из них утверждал, что там можно перекантоваться с пяти до десяти вечера. Перспектива провести целых пять часов в тепле и передохнуть, прежде чем двигаться дальше, воодушевила его. Он не мог вспомнить, когда в последний раз ему удалось спокойно посидеть на одном месте, не говоря уже о том, чтобы выспаться. Его мало беспокоили те акции, которые мог предложить этот центр. Все, чего он хотел, — это побыть в тепле и покое хоть какое-то время. Всякий раз, когда он находил подходящее место, его выгоняли, и он должен был уходить.

Несколько минутой стоял рядом со входом, наблюдая, как ребята, в большинстве выходцы из Южной Америки, а проще латиносы, толкаясь и балагуря друг с другом, входили в здание центра. Сделав глубокий вздох, Джаред попытался протиснуться между ними.

— Эй, лучше не ходи туда, — произнес тоненький голосок за его спиной, и Джаред резко остановился, оглянувшись через плечо.

Парнишка такого хрупкого телосложения, что, казалось, порыв ветра может сдуть его с ног, выступил из тени здания. Засунув руки в карманы широченных джинсов, он кивнул в сторону группы подростков.

— Это местные ребята. У них тут все схвачено, — предупредил парнишка. — Они обычно прогоняют чужаков.

— Черт… — Разочарование обрушилось на Джареда невыносимым грузом. Господи, он так устал! Он так чертовски устал, что хотел бы сейчас оказаться дома.

Слезы жгли глаза, и он отвернулся, чтобы парнишка с таким забавным тонким голоском не заметил их и не подумал, что он разнюнился, как девчонка.

— Спасибо, что предупредил, — сказал Джаред мрачно. Тоскливо вздохнув, он побрел прочь от этого места, где надеялся провести несколько часов в покое. Ушла и радость, и надежда…

— Эй, подожди! — Парень подбежал и по-дружески хлопнул его по плечу. — Как тебя зовут? Я вижу, что ты бродишь тут как неприкаянный. Я Пи-Джей — это для краткости. — Он сунул руку в карман и вытащил плитку шоколада. — Хочешь половину?

Джаред незаметно смахнул пару слезинок, предательски блестевших на щеках. Глядя на парнишку уголком глаза, он подумал, что, может быть, он не единственный, кто порой ощущает себя совершенно беспомощным в этом мире. И, почувствовав облегчение, он вытер нос тыльной стороной ладони и расправил плечи.

— Да, спасибо.

Он старался держать себя в руках, когда подошел, чтобы взять предложенное угощение, потому что на самом деле хотел выхватить всю плитку из хрупкой ладони мальчика. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз. Ночью он прикончил бутылку виски, но уже давно крошки в рот не брал. Подавив желание наброситься на шоколад, он откусил маленький кусочек.

— Спасибо.

— Без проблем… Ты так и не сказал мне, как тебя зовут.

— Джаред.

— Джаред… Джад… красивое имя. — Парнишка прочистил горло, но его голос прозвучал еще более ломко, чем раньше, когда он спросил: — Какого черта тебе надо было в «Споте», Джаред?

— Гм… не знаю. Просто передохнуть…я думаю. Ты знаешь, что я имею в виду? Я просто хотел найти такое место, откуда меня не стали бы сразу же выгонять, вот и все. — «Какие же у меня грязные руки», — подумал он, отломив очередной кусок шоколада. — И принять душ… Может быть, стоит пойти в Армию спасения? — Он избегал подобных приютов, боясь, что там его могут узнать. Правда, он даже не знал сейчас, показывали его в новостях или нет. То, что являлось горячей новостью для Колорадо-Спрингс, может вовсе не упоминаться в телевизионных выпусках Денвера. И он стремился найти такое место, где ни одна собака не могла бы выследить его.

— Не вешай мне лапшу на уши! — Пи-Джей нарушил ход его мыслей. — Ты избегаешь Армию спасения, потому что там много сук?

— В Армии спасения небезопасно? — Джаред в шоке посмотрел на Пи-Джея. — Разве это не они разгуливают по улицам на Рождество, звоня в колокольчики и славя Господа, когда ты бросаешь деньги в их копилку?

— Да-а, мы больше не в Канзасе, Тото. — Пи-Джей пожал плечами и сплюнул. — Люди оказываются на улице не потому, что они дефективные, нет, все они замечательные. Но многие пристрастились к травке. — Выразительно присвистнув, он покачал головой. — Они скорее дадут тебе в морду, чем пустят к себе. — Потом он повеселел. — Знаешь, мы можем отправиться в Сокс-Плейс.

— Что это?

— Еще один приют. Это что-то вроде церкви, но только победнее. Там можно получить еду, принять душ и даже поспать несколько часов. Ну что? Идет?

— Звучит здорово. — Действительно, не местечко, а просто рай, подумал Джаред. Он не сказал это вслух, поскольку иронизировать на этот счет ему почему-то не хотелось. — Правда, действительно здорово, — повторил он несколько минут спустя, когда они с Пи-Джеем отправились в новое место, радуясь, что обрели друг друга. Вспомнив, как одиноко он чувствовал себя ночью, Джаред вновь подумал, что хорошо, когда есть кто-то, с кем можно поговорить.

Не то чтобы он любил много разговаривать. Пи-Джей, как оказалось, был болтуном по натуре, он имел свое мнение на все и вся и, не колеблясь, отстаивал его. Это было хорошо для Джареда. Этот мальчишка провел на улице гораздо больше времени, чем он, и обладал ценной информацией. Для того чтобы собрать ее, Джареду потребовалось бы несколько недель.

Изучая подростка, пока тот прыгал с рюкзаком перед ним, рассказывая, как незаметно просочиться в общежитие Колледжа Аурарии, чтобы отдохнуть посреди дня, Джаред думал, что со стороны они оба выглядят как Матт и Джефф. Он унаследовал гены Гамильтонов. что проявилось в его высоком росте и стройном телосложении. К его огорчению, он был чересчур худой, но их кухарка Барбара говорила, что это потому, что его кости слишком быстро росли. И приговаривала: «Были бы кости, а мясо нарастет».

Он с нетерпением ждал, когда это случится, но по сравнению с Пи-Джеем он выглядел чемпионом по бодибилдингу. Пи-Джей был намного ниже, чем он, и такой хрупкий, что его можно было принять за девушку. Правда, такое впечатление создавалось от того, что было на виду: маленькое личико с большими глазами и тонкие кисти рук. Остальное скрывалось под футболкой размера на три больше и широченными джинсами, которые топорщились на бедрах и собирались в гармошку над видавшими виды кроссовками. Но Джаред почему-то не сомневался, что и там одна кожа да кости. И потом, черт побери, на его лице не было и намека на какую-то растительность.

— Сколько тебе лет? — поинтересовался Джаред.

— Через несколько месяцев будет пятнадцать.

— Да? — Джаред скептически изучал его. — И сколько же месяцев ты имеешь в виду под словом «несколько»?

— Вообще-то много. — Парнишка усмехнулся как ни в чем не бывало. — А тебе? Как мне кажется, скоро восемнадцать. Так?

— Нет, только в ноябре.

— Это скоро.

Джаред хмыкнул:

— Пожалуй, поближе, чем тринадцать к твоим пятнадцати, во всяком случае. — Но это насмешливое замечание было всего-навсего шуткой, и они оба понимали это. — А что же значит Пи-Джей?

— Присцилла Джейн.

Джаред замер на месте.

— Ты… девушка? — Его голос запнулся на последнем слове, но он был слишком поражен, чтобы обратить на это внимание.

— Конечно, я девушка! Почему все думают, что нет? — Посмотрев на свою грудь, она оттянула майку от плоской поверхности. — Это потому, что у меня никак грудь не вырастет, правда? Но ты же понимаешь, что когда-нибудь вырастет? Как говорится, у меня просто «позднее созревание». — Она печально вздохнула. — Если бы у меня были сиськи, то я бы не знала никаких проблем с деньгами.

— Как это? — Теперь, когда он знал, что она девушка, он был удивлен, что не понял это в ту секунду, когда увидел ее. Черт, как он мог не заметить сразу?

— Если бы у меня была грудь, пусть даже не очень большая, я могла бы вытворять разные штучки, и мои проблемы остались бы в прошлом. — Она состроила грустную гримасу. — Ладно, правда в том, что, с другой стороны, я даже рада, что у меня нет такой возможности, но если ты сболтнешь кому-то, что я так сказала, я буду отрицать. Тебе не кажется, что весь этот секс на самом деле… дерьмо?

— Ну… да. — Он посмотрел на нее и подумал, что она выглядит не намного старше, чем его племянница Эсме. И чуть не задохнулся, представив, как какой-то старикашка пытается приставать к ней. — Ты чего! Позволить всяким старым придуркам лапать себя потными, грязными руками? Радуйся, что ты такая, какая есть.

— Ну да, тебе легко говорить. Спорю, что ты тоже мог бы сорвать хороший куш. — Она оценивающе оглядела его. — При такой красоте…

Он небрежно усмехнулся в ответ на ее комплимент, но на душе у него потеплело при мысли, что хоть кто-то нашел его привлекательным. И, честно говоря, он как раз ломал голову над тем, где достать деньги, так как уже спустил последние двенадцать долларов.

— Женщины платят за секс? — спросил он, прикидывая, что это не такая уж плохая идея. Он лишь дважды спал с девушками, но ему понравилось. Очень.

Пи-Джей грубо фыркнула:

— Не женщины, дурачина, мужчины!

— Пошла ты! — Он даже подпрыгнул, настолько поразило его ее уточнение. — Фу ты, меня аж тошнит…

— Да, — кивнула Присцилла. — Как я и сказала, все это жуткая гадость.

— Но ведь это совсем неплохо, когда… — он замялся, — когда девчонка знает, как это делать. Сечешь? Я не большой эксперт, Пи-Джей, но я бы сравнил это со сливочным мороженым, политым горячим шоколадом… Ужас как приятно… С девушками, конечно. Парень и парень — это не для меня. — От одной мысли его тошнило.

— Мороженое с горячим шоколадом, говоришь? — Она смотрела на него с интересом. — Мне это нравится. Но спорю, что только парни получают такое удовольствие от секса. А девушкам остаются грязные объедки, которые только выглядят как мороженое.

— Эй! — Он ощутил смутный упрек в ее утверждении, вспомнив Бет Чемберлен, с которой разделил свой первый сексуальный опыт. — Может, девчонкам это неприятно только первые несколько раз. — Потом была Ванесса Спеллинг, девушка постарше — ей было девятнадцать, и она научила его паре вещей, которые он быстро усвоил. — Но если парень знает, что и как, то и девчонке может быть классно.

— Приятно слышать. — Пи-Джей пожала плечами. — Если тебе все равно, то я постараюсь как можно скорее пройти через все эти «потные лапанья», и прямиком в мороженое с горячим шоколадом…

Он рассмеялся, впервые с тех пор, как сбежал из особняка в Колорадо-Спрингс. И внезапно все показалось ему не столь безнадежно мрачным теперь, когда рядом с ним был такой славный человечек. Он дружески похлопал Пи-Джей по плечу:

— Знаешь, а ты классная. Я рад, что мы встретились.


Глава 7


К задней части особняка примыкал гараж, рассчитанный на шесть автомобилей. Джон поднялся по наружной лестнице к пристройке на крыше гаража и, оглянувшись, бросил взгляд на дверь кухни, которая была видна с того места, где он стоял. Затем, взяв старинный медный молоток, несколько раз настойчиво постучал. Мэри, служившая в доме домоправительницей, сказала ему, что скорее всего именно здесь он найдет Викторию, и у него не было причины не верить ей. Но чем может заниматься Тори в комнатке над гаражом, кроме страстных свиданий со своими поклонниками?

«О Господи, старина!» — одернул себя Джон. И подумал, что это никоим образом не должно задевать его, разве развеселить немножко. Господи, да одному Богу известно, сколько любовников побывало у нее за долгие шесть лет, и он должен относиться к этому с юмором или по крайней мере равнодушно. Вместо этого одна мысль о том, как она занимается сексом с другим мужчиной, вызывала у него тихое, но яростное раздражение, что, разумеется, было лишено всякого смысла. Он вовсе не ожидал, что она будет хранить целомудрие все эти долгие годы.

Но, черт побери, именно на это он и надеялся. И это ужасно возбуждало его.

Как он ни противился, он ничего не мог поделать с безумной ревностью, разгоравшейся в его груди, нашептывающей, что женщина, которая откроет ему дверь, едва ли будет выглядеть так, что эти подозрения отойдут в область пустых фантазий. Например, узкое облегающее платье и нитка жемчуга. Но когда дверь открылась, он увидел перед собой босую девушку, словно вышедшую из тех давних времен, в потертых шортах и белой мужской рубашке, концы которой были завязаны на талии, открывая ярко-красный пляжный лифчик. Рубашка была явно велика ей, возможно, она принадлежала ее отцу, такими длинными были ее полы и такими пышными рукава, закатанные до локтя. А ее волосы, выгоревшие на солнце, в беспорядке рассыпались по плечам, и вьющиеся пряди выбивались из-под красной банданы, повязанной вокруг головы. Спереди на бедрах, невольно привлекших его внимание, был небрежно накинут большой платок с бахромой по краю, который, по-видимому, заменял ей фартук.

— Я могу что-то сделать для тебя, Мильонни? Или ты пришел сюда, чтобы рассматривать мои ноги?

Он отвел взгляд от ее длинных, гладких, обнаженных ног.

— Должен заметить, они достойны того, чтобы любоваться ими, — сказал он, встречаясь с ней взглядом. — Веришь или нет, я пришел, чтобы кое-что рассказать тебе, но при виде такой красоты у меня все вылетело из головы. — Он вовсе не собирался делать ей комплименты или улыбаться, но каждый раз, оказываясь рядом с ней, он почему-то начинал вести себя именно так. — Черт, Тори. Я забыл, какие красивые у тебя ноги. Ты должна чаще ходить в шортах. — Он не мог удержаться от того, чтобы не бросить вниз еще один взгляд, прежде чем заставил себя отвести глаза.

Еще не хватает, чтобы она обвинила eго в сексуальных домогательствах.

Он попытался сосредоточиться, изучая комнату за ее спиной. Огромный рабочий стол, заваленный карандашами и листами ватмана (скорее всего чертежи), обрезками материи и кусками дерева, находился в дальнем конце. Посреди всего этого хаоса Джон разглядел два маленьких игрушечных домика, высотой не более трех футов. Один, деревянный, был довольно прост, но другой выглядел очень замысловато. Набольших полках позади стола размешалось еще несколько моделей, каждая в своем неповторимом стиле, одна из них была сделана из камня.

— Вот это да! И это все твоя работа?

— Да.

Она отошла от двери, пропуская его в комнату, и он прошел мимо нее к столу. Он увидел, что модели на столе были лишены задней стенки, и, наклонившись, смог рассмотреть внутреннее убранство, прежде чем перевести взгляд на Тори.

— Что это? Кукольный дом?

— Да.

Он перешел к другой модели.

— А этот?

— Еще один.

— И ты сделала оба? — Он приподнял голову, чтобы лучше видеть другие модели, стоявшие на полке. — И эти тоже ты сделала? Все?

— Да.

— Ну и ну… Но какое внимание к деталям! — воскликнул он, рассматривая один из домиков. — Просто великолепно. — Крышу домика покрывала разноцветная черепица, фасад украшало крыльцо с перилами; на втором этаже были два балкона и окно-фонарь. Каждая комната была полностью обставлена, под окном располагались лавки; стены гостиной были обиты крошечными дубовыми панелями, наверху в ванной комнате была даже белая фарфоровая раковина-тюльпан. Он щелкнул выключателем на маленьком металлическом ящике, который увидел рядом с кукольным домом, и огоньки внутри модели зажглись. Джон тихо рассмеялся.

— До чего же здорово!

Виктория заморгала, наблюдая, как он обошел стол, чтобы рассмотреть другие модели на полках. Казалось невероятным, что такой суровый и мужественный человек, как он, может заинтересоваться ее кукольными домиками. Она была уверена, что если он и удостоит их вниманием, то ограничится только любопытным взглядом. Вместо этого он был просто очарован. Когда он подошел к каменному замку и оглянулся на нее через плечо, его темные глаза горели как у мальчишки.

— А этот совсем другой. Он скорее мальчиковый, нежели девчачий.

Она усмехнулась:

— Хорошее определение! Я и сделала его для мальчика, у которого огромная коллекция солдатиков, большинство из них рыцари, ну и короли, конечно; есть и лошади, и разные другие фигурки. Это был мой первый опыте камнем, и я горжусь тем, что у меня получилось. — Она подошла к Джону, сняла модель с полки и поставила ее на стол. — Посмотри. — Она потянулась через его руку мимо башенки на верхушке замка. — Тут есть работающий подъемный мост и опускная решетка, и если ты подвинешь этот камень вот так, — она провела по камню указательным пальцем, — и потом тот, что рядом, то… — Внутренняя стена повернулась, открывая тайную комнату, заполненную средневековым оружием.

Джон рассмеялся:

— Великолепно! Я бы укрепил заднюю стену для лучшей защиты, но, похоже, у тебя есть катапульта для метания огня, а это уже половина дела. Пары бочонков с кипящей смолой вполне достаточно, чтобы дать отпор врагу, и ты имеешь неплохой шанс удержать крепость. — Он повернул голову и взглянул на нее. — Ты занимаешься этим ради заработка?

— Да. — Она вдруг обнаружила, что его лицо оказалось слишком близко от нее, а его любопытство стало чересчур острым, и отступила на шаг, стараясь не замечать прикосновения его руки к своей собственной. — Это получилось случайно. Сначала я соорудила домик для Эсме, потом кто-кто из ее друзей влюбился в него и захотел такой же. В результате я получила заказ от респектабельных родителей, и с тех пор слава о моем творчестве стала расти. В основном в пределах лондонского Мейфэра, но когда я открыла страницу в Интернете, заказы посыпались со всех сторон. И сейчас у меня столько работы, что я едва справляюсь.

— Ты думала когда-нибудь поставить дело на широкую ногу?

— Думала… минут пять. — Она встретила его взгляд. — И отказалась от этой идеи. Не только потому, что массовая продукция вновь втянет меня в ситуацию, которой я старалась избежать, оставив «Кимбалл и Джонс», чтобы не разрываться между бизнесом и Эсме. Но еще и потому, что это лишит проекты индивидуальности… а меня — радости творчества. Я должна сохранить все так, как есть. Потому что сейчас, когда я делаю очередной домик или замок, то знаю, какой девочке или мальчику он предназначен. Каждый ребенок получает неповторимое изделие, свой домик, непохожий на другие. А я — подлинное творческое удовлетворение, не говоря уже о том, что это занятие выгодно своей исключительностью…

Когда он наклонился проверить работающие механизмы замка, она почувствовала, как его плечо коснулось ее, и, отодвинувшись, прошла к полкам, где стояли другие модели, бывшие еще в стадии заготовки.

— Каждая напоминает мне, что я должна вернуться к ней… Ты сказал, что тебя привело сюда какое-то дело?

Повернувшись, она заметила, что он снова смотрит на ее ноги, но он тут же отвел глаза.

— Да. Предположение, что Джаред уехал из города, подтвердилось. Я нашел водителя такси, который подвозил его в ту ночь, когда был убит твой отец.

— О Боже праведный! — воскликнула она. Чувствуя, как слабеют колени, Виктория потянулась к стулу и присела. — Что ты сказал? Куда он отвез его?

— Он сказал, что мальчишка попался неразговорчивый и, кажется, был здорово испуган. Может, даже в шоке. Когда он спросил, всели у него в порядке, Джаред истерично рассмеялся, но потом успокоился и, ничего не ответив, вышел на автобусной станции.

— А ты узнал, куда он поехал оттуда?

— Нет. Я не смог найти никого, кто запомнил бы его. Но большинство подростков бегут в Денвер, так как он расположен ближе всего к Колорадо-Спрингс, и скорее всего твой брат там.

Она поднялась.

— Я буду готова через десять минут.

— Стоп, Тори… Не торопись. — Он удержал ее за плечи. — Мы никуда не едем.

— Но если ты думаешь, что он…

— Вот именно «думаешь»! Именно это и следует сделать. То есть подумать… Бежать сломя голову, не зная куда, — это не даст нам ничего. Мы поступим умнее, если я сначала проверю свои источники. И первым делом свяжусь с Центром защиты детей в Денвере.

— Что это?

— Организация, помогающая беглецам и тем несовершеннолетним, которые оказываются на улице. Я свяжусь с ними и пошлю по факсу фото Джареда, чтобы они могли опознать его во время своих рейдов в Скайлайн-парк по воскресеньям и четвергам. Дети быстро узнают, где они могут получить бесплатную еду и передохнуть, поэтому если Джаред в Денвере, он наверняка объявится в Скайлайн рано или поздно. Мне доводилось и раньше сотрудничать с этой организацией, и они мне доверяют. Они знают, что я не поставлю ребенка в унизительное положение. А я, в свою очередь, могу обратиться к адвокату Центра защиты детей с просьбой позвонить мне, как только они найдут Джареда.

— И тогда мы поедем в Денвер?

— Я — во всяком случае.

— Если ты думаешь, что я позволю тебе поехать одному, ты ошибаешься. Джаред напуган до смерти, и он представления не имеет, кто ты такой.

Он легонько сжал ее плечи.

— Что ты скажешь, если мы сначала выясним, насколько верно мое предположение о том, что он вообще в Денвере? Тебе не кажется, что разумнее сперва достать хоть какую-то информацию, прежде чем обсуждать дальнейшие действия?

Здравый смысл был на его стороне. Действительно, глупо стоять здесь и спорить, и она не удержалась от улыбки. И легонько толкнула eго в грудь.

— Договорились.

Удивительно, но вместо того, чтобы чувствовать себя в опасности, она широко улыбнулась ему. Джон нахмурился.

— Черт, Тори, я не хотел бы, чтобы ты делала это, — пробормотал он — У меня просто нет выбора, кроме как получить ответ на вопрос, который мучает меня всякий раз, стоит мне подойти к твоим дверям.

— И что же это за вопрос? — Улыбка не сходила с ее губ, пока она окидывала взглядом его сильную, высокую фигуру. И вдруг он обнял ее за талию и притянул к себе, зарывшись рукой в шелковистых кудрях на ее затылке.

Она недоуменно подняла на него глаза, чувствуя, как он всем телом вплотную прижимается к ней.

— Что ты делаешь, Мильо…

Губы Джона, твердые, горячие и уверенные, запечатали ее рот прежде, чем она успела договорить.

Полнейшее изумление на какой-то момент подавило ее способность к сопротивлению. Затем она ощутила вкус его губ, почувствовала гладкость его языка, и ее сердце отчаянно забилось при мысли, что она совершенно беззащитна перед этим мужчиной. И тогда, упершись ладонями ему в грудь, она попыталась оттолкнуть его.

Но он даже не шевельнулся, и тут она вспомнила его силу, вспомнила, как это привлекало и возбуждало ее. Она помнила, какое огромное впечатление это произвело на ту маленькую девочку, которой она оставалась в душе. И как она всегда тянулась к кому-то, кто мог бы защитить ее от всех невзгод мира.

Что ж, ей пришлось похоронить свои детские мечты в тот день, когда она поняла однажды и навсегда, что единственный человек, способный защитить ее, — это она сама. И, собрав всю свою волю, она снова уперлась руками в его мускулистую грудь, но за несколько секунд под влиянием убедительных поцелуев Рокета ее настойчивость ослабла.

И если в ней еще и тлели какие-то остатки сопротивления, он без труда мог сломить его. Ни намека на силу или грубость, но его решительность была несомненной. И он поцеловал ее так, что она забыла о всяком желании бороться. Боже, до чего же искусны были его поцелуи! Искусны и убедительны.

И такие знакомые… Господи, до чего же знакомые! Она помнила эти губы. Она целовала их прежде, изучала их, когда они произносили слова, когда раскрывались, чтобы принять кусочки еды из ее пальцев. Прошло шесть лет, но существуют вещи, которые не в состоянии забыть ни одна женщина.

И вот, перестав сопротивляться, она потихоньку начала таять от его поцелуев. И еще через секунду-другую поняла, что сама страстно отвечает ему. Наслаждение. Оно вспыхнуло и разрасталось. Она наслаждалась вкусом его губ, их необычайной гладкостью. Исследовала языком их изгибы и при этом упивалась силой его рук, обнимавших ее. Она льнула к нему, словно пыталась проникнуть в его тело, раствориться в нем.

И еще до того, как она успела сказать себе: «Опомнись, Виктория, что ты делаешь!», он внезапно оторвался от ее губ, отпустил ее и отступил назад.

— Черт! — Он провел тыльной стороной ладони по своей нижней губе. Затем опустил руку и с кислой миной посмотрел на нее. — Черт, все как тогда, правда? Я надеялся, что это прошло или по крайней мере превратилось в одно из тех воспоминаний, которые я старался заглушить все эти годы. Но ты такая же соблазнительная, как тогда. — Он окинул ее горящим взглядом с ног до головы. — Господи, еще этот красный лифчик… Ты как наркотик, Тори. Голова идет кругом.

Его признание свидетельствовало о том, что он сейчас испытал столь же сильные ощущения, как и она. Сексуальные опыты, которые были у нее за эти шесть лет, не приносили удовлетворения, и Виктория убеждала себя, что она выше всего этого — по крайней мере когда это случалось. Несколько раз она задумывалась, почему она так холодна и безучастна, но особенно не переживала по этому поводу, уверяя себя, что дело в том, что все ее мысли сосредоточены на дочери и попытках заработать на жизнь. Где-то в глубине ее сознания теплилась надежда, что у нее еще все впереди. Но только сейчас она осознала, что истинная причина ее неудовлетворенности и равнодушия кроется совсем в другом. Просто ни один из ее мужчин не был похож на него.

Поскольку она сильно сомневалась, что Рокет придерживался целибата, его признание говорило о том, что с ним происходило то же самое.

Лучше не думать об этом… Она проанализирует все это после, в более-менее спокойной обстановке. А пока… Потуже затянув концы рубашки, она прочистила горло.

— Похоже, что мы начали с того, чем закончили, — сказала она, с удовлетворением отмечая, что ее голос не дрожит, хотя нервы были напряжены до предела. Единственный знак, который говорил ей, что он чувствовал то же самое, — его пылающие щеки. — Поэтому как ты думаешь, куда это нас приведет?

— Никуда, просто будем хранить это в уголках нашей памяти, как хранили до сих пор.

Виктория подумала, какое место могла бы занять Эсме в этом уравнении, но коротко кивнула. Потому что он был прав. Они не могут сейчас позволить себе ничего, кроме деловых отношений. Если им удастся избегать физического контакта, они сумеют справиться и со всем остальным.

— Прекрасно, — сдержанно отозвалась она. — Прекрасно. Продолжай работать на меня, Мильонни.

Она перехватила его взгляд, направленный на ее ноги. Заметив это, он тут же отвел глаза и твердо посмотрел на нее.

— Отлично, — согласился он. — Именно так я и поступлю.


«Поостерегись, старина! — Джон ходил взад и вперед яростно меряя пространство огромными шагами. — Куда тебя понесло? Идиот!»

Тори всегда отличалась от других женщин, с которыми он имел дело. С самого начала она была особенной, не такой, как все, и ему следовало подумать, прежде чем снова целовать ее.

У большинства людей в жизни бывает одно или два судьбоносных события, думал он. Для него такой вехой стал день, когда он узнал, что более щедро одарен природой, нежели другие парни его возраста. До этого он был просто «кожа да кости», жалкий сынишка Фрэнка Мильонни, служившего на флоте США. Жизнь с отцом после смерти матери, погибшей во время несчастного случая на воде, была бесконечной сменой убогих комнатушек поблизости от той или иной базы, потому что приличное жилье на базе никак не подходило Фрэнку, неспособному ужиться с соседями. Джон часто оставался один, когда отец уходил в море, и был нередко бит, когда тот возвращался. И никого не было рядом, кто бы мог предложить ему какую-то другую, более интересную жизнь.

Потом, как раз достигнув полового созревания, Джон поступил в новую школу в другом городе. И однажды, когда после спортивного занятия он спустил штаны в раздевалке, половина одноклассников замерла, произнося на все лады нечто вроде «вот это да, парень». Впервые он ощутил уважение к себе, и это пробудило в нем страстное желание воспользоваться своей исключительностью. Этот момент был определяющим для всей его последующей жизни.

Потом он узнал, что существуют женщины, которые только и мечтают о парне с таким оснащением, как у него. И ни одна не забывала упомянуть, что размер его «петушка» особенный. Сначала девушки, а потом женщины ввели его в новый для него мир секса, захвативший его сильнее, чем все прежние дела и детские фантазии. Он овладел интимнейшими приемами, наслаждаясь опытом и не уставая экспериментировать, и однажды понял, что более преданного ученика и придумать трудно. Он не ограничивался тем, что дарил наслаждение женщинам, с которыми имел дело; нет, он еще и услаждал приятелей, подробно описывая им свои победы. И никогда не задумывался над нравственной стороной такого поведения.

Пока не встретил Тори.

Как только они познакомились, он сразу же понял, что она совсем не такая, как те девушки, с которыми он привык развлекаться. И все равно он даже представить себе не мог, что она так подействует на него. Он продолжал держаться установленных правил и рамок, не подозревая, что она перевернет всю его жизнь. В ней было что-то, заставившее его поверить, что он больше, чем просто реактивный снаряд, который быстро и безошибочно попадает в цель, за что его, собственно, и прозвали Рокетом[3 - Реактивный снаряд, ракета (англ.).]. И появилась сосущая боль под ложечкой при мысли о том, что любой сможет обсуждать ее, как он сам не раз обсуждал других девушек, не скупясь на подробности.

— Хэлло, мистер М.

Мягкий женский голос прервал его воспоминания о пронизанных солнцем жарких днях и горячих страстных ночах. Это и вправду было незабываемое время, когда впервые к умопомрачительному сексу стали примешиваться эмоции. Он удивленно заморгал, возвращаясь к действительности, и увидел домоправительницу Мэри, стоявшую всего в паре шагов от него со стопкой больших махровых полотенец в руках.

Господи! Если бы это было оружие, он был бы уже мертв, усмехнулся Джон. «И все это из-за Тори, парень. Поразмысли над этим, пока не поздно». Он сконцентрировал свое внимание на домоправительнице, одарив ее фирменной улыбкой Мильонни, безотказно действующей на женский пол.

— Это вы, Мэри? Прошу меня простить, я так задумался, что не заметил вас.

— О да… могу себе представить. — Она понимающе улыбнулась в ответ. — Вы, должно быть, чувствуете себя так, словно вся тяжесть мира лежит на ваших плечах. Такая ответственность…

Ответственность. Правильно, черт побери. Он кашлянул, прочищая горло, и подумал — хорошо, что она не может читать его мысли.

— Да, я только что разговаривал с мисс Гамильтон, а теперь направляюсь к себе, чтобы приняться за работу. — Он кивнул на полотенца в ее руках. — А вы? Меняете белье в комнатах? Вы прекрасно справляетесь, здесь все в идеальном порядке. Мне кажется, что я в четырехзвездочном отеле.

Румянец удовольствия окрасил щеки Мэри.

— Спасибо! Я рада, что вам нравится. — Она пробежала рукой по стопке полотенец, поглаживая их. — Я еще не все поменяла в ванных комнатах, оставлю это до миссис Гамильтон. Она пока не вернулась…

— А где она пропадает? — поинтересовался Джон. — Я не видел ее последние два дня.

— Так это потому, что она уехала. Большую часть времени она проводит в загородном клубе. Берет уроки тенниса.

— Ди-Ди действительно любит спорт?

— Что касается тенниса, так даже чересчур.

Джон уловил некую недосказанность в словах Мэри, но она произнесла это так тихо и так любезно улыбнулась ему, направляясь к лестнице, что он подумал, что мог и ошибиться. Отметив про себя, что стоит запомнить этот разговор, он направился в офис.

Его мысли все время крутились вокруг того мимолетного поцелуя в мастерской над гаражом, но он взял себя в руки, решив ни за что не возвращаться к этому. Он должен держаться подальше от Виктории, и все, что случилось, только подтверждало правильность этого решения. В ней по-прежнему было нечто такое, что когда-то неудержимо влекло его, и он не хотел обманывать себя, отрицая это. С ней одним поцелуем дело не кончится. Стоит ему только начать, и он захочет большего.

Чепуха! Он говорил это прежде и готов повторить сейчас: эта женщина — первоклассный кокаин, а он закоренелый наркоман. Но сейчас ему достаточно пробы. Любому дураку ясно, что единственный способ не подсесть на наркотик по имени Тори — это соблюдать дистанцию между ними.

Слава Богу, ему есть чем заняться. С тяжелым вздохом он уселся за письменный стол и потянулся к своей электронной записной книжке. Найдя телефон Центра защиты детей, он набрал номер и приступил к работе, за которую Виктория Гамильтон платила ему приличные деньги.


Глава 8


Джаред чувствовал себя почти… довольным. Во второй раз за эту неделю он и Пи-Джей посетили Сокс-Плейс, где он наелся до отвала, принял душ и даже урвал несколько часов спокойного сна. Ему не хотелось портить этот вечер мыслями о своих сбережениях, от которых, увы, не осталось почти ничего. И пока они шли в сторону Шестнадцатой улице, он предпочел сосредоточить внимание на лучах заходящего солнца, игравших в волосах Присциллы. Девочка кружилась вокруг него, не замолкая ни на минуту. Ей наконец удалось вымыть голову, поэтому она сняла бейсболку, которую все время носила, и короткие каштановые кудри, вырвавшись на волю, переливались золотистыми бликами, ловя последние лучи заходящего солнца.

И как его угораздило принять ее за мальчишку?

Внезапно она остановилась, одарив его очаровательной улыбкой.

— Знаешь что? — сказала Пи-Джей своим ломким, забавным голосом. — Я думаю, что должна позвонить маме.

Паника охватила его, но он попытался отбросить неприятные мысли. Разве он хочет, чтобы она оставалась на улице? Конечно, нет! Он знал, что мать вышвырнула ее из дома после очередной ссоры и что Пи-Джей отчаянно хотела вернуться домой, даже если этот дом был не самым идеальным местом в мире.

Но что он будет делать, если она уйдет? Он даже думать не хотел, что может снова оказаться один, и соблазн отговорить ее от этого звонка был слишком велик.

Он старался заглушить внутренний голос, шептавший ему: «Не будь эгоистом». Почему бы ему не поговорить с ней об этом? Он понимал, что не скажет ей ничего нового, она и так боится до смерти, что мать ей откажет. И если хотя бы половина из того, что она поведала ему, правда, то такой исход вполне вероятен. Поэтому оговорить ее — значит, напротив, сделать для нее доброе дело, в конце концов.

Может, постараться подумать о ней, а не о себе? Вот так-то, парень. Он перевел беспокойный взгляд на лицо Присциллы, живое и светящееся надеждой. Мягкие отблески заката пробивались сквозь густые перышки ресниц, отчего медово-карие глаза казались еще ярче. Прежде ему никогда не приходило в голову, что если бы она могла хорошо питаться и не пребывала в постоянном страхе оказаться на улице, она была бы очень хорошенькая или по крайней мере стала бы такой с годами.

— Итак… — Пожав плечами, он кашлянул, прочищая горло. — Тебе нужна мелочь. Да?

— А… — Она небрежно отмахнулась, но его предложение явно польстило ей, и Пи-Джей улыбнулась еще шире. — Я позвоню в кредит.

Он старался не подлизываться. Она уже упоминала подобную возможность — звонок за счет вызываемого абонента; но тогда ее мать отказалась оплатить звонок, просто сказала «нет» и повесила трубку. Засунув руку в карман, он подвел Пи-Джей к ближайшему автомату, затем отошел, чтобы не мешать ей, пока она будет разговаривать. Но, наблюдая за ней исподтишка, он уловил точный момент, когда на ее лице постепенно угасла надежда, и понял, что ее мать, должно быть, опять не ответила на звонок.

Через секунду она подошла к нему. Вся ее бравада ушла, ее лицо сделалось жалким и как-то сразу постарело. Сердце Джареда тоскливо заныло.

— Вот… — Он протянул ей пригоршню мелочи. — Ты говорила, что дома плохо с деньгами. Вдруг она просто не может оплатить твой звонок?

Слезы стояли в ее глазах, когда она взглянула на него.

— Она попросила оператора сказать мне, чтобы я больше не звонила. Сказала, что я сама заварила эту кашу, мне и расхлебывать. — Ее лицо сморщилось.

— О черт! — Он потянулся, чтобы похлопать ее по плечу, но она увернулась.

— Ладно, фиг с ней! — огрызнулась Пи-Джей, словно его не было рядом. — Кому нужна эта старая кошелка? — Но слезы текли по ее щекам нескончаемым потоком.

Джаред отвернулся, выказывая то же уважение к ее чувствам, которое проявила она, когда он куксился. И когда она, резким движением вытерев слезы, повернулась кругом и быстро зашагала прямо в сторону Шестнадцатой улице, он поспешил за ней, сохраняя небольшую дистанцию. У него щемило сердце от жалости к ней.

Они уже почти подошли к Шестнадцатой улице, когда серебристая «тойота» новейшей модели, поравнявшись с ними, вдруг резко сбавила скорость. Затемненное стекло медленно поползло вниз, и Джаред увидел, как мужчина, сидевший за рулем, потянулся, чтобы посмотреть на Пи-Джей.

Еще шагов пятьдесят, и они избавятся от этого назойливого преследования, подумал Джаред и ускорил шаг. Черт, этого еще не хватало! Как началось с этого дурацкого звонка, так и пошло… Еще каких-то жалких полквартала, и они будут в безопасности на Молл-стрит, потому что там оборудована пешеходная зона и рядом с тротуаром тянется только трамвайная линия.

— Эй, малышка! — крикнул мужчина, пожирая глазами Пи-Джей, его взгляд замер на ее плоской груди. — Сколько тебе, детка, десять?

Присцилла остановилась и посмотрела на мужчину в машине.

— Вам хочется, чтобы мне было столько?

Он облизал губы и кивнул.

— Тогда пусть будет так, сэр. Мне десять. — Надув губы, она запустила указательный палец в рот, подняла другую руку и стала наматывать на палец каштановый локон. — Прямо в точку, — добавила она, — мой день рождения был на прошлой неделе.

Его глаза жадно загорелись.

— Двадцать баксов, идет?

— Нет. — Она подождала немного, потом сказала: — Пятьдесят.

— Окей. — Он открыл дверцу «тойоты», приглашая ее сесть.

Джаред в ужасе наблюдал, как Пи-Джей направилась к машине.

— Ты что, с ума сошла? — Он схватил ее за руку, оттащил от «тойоты» и захлопнул дверь. Нагнувшись к окну, он посмотрел на водителя. — Убирайся отсюда!

Мужчина оглядел подростка и, поняв, с кем имеет дело, расслабился.

— Успокойся, парень. Это тебя не касается.

Он был покрепче, чем казалось на расстоянии, но Джаред не собирался отступать и прикрыл собой Пи-Джей.

— Вали отсюда, кретин, или будешь разбираться с полицией! — Для пущей убедительности он посмотрел мужчине в глаза и назвал номер его машины. — Интересно, копы уже засекали тебя, когда ты приставал к несовершеннолетним?

Выругавшись, мужчина нажал на газ. Секунду спустя лишь черные отметины на асфальте напоминали о том, что он был здесь.

Пи-Джей вырвалась из рук Джареда, и он терпеливо ждал, когда она сменит гнев на милость.

Наконец она подошла к нему и несколько мгновений с любопытством его разглядывала. После чего спросила:

— Ты действительно хотел позвать копов?

— Да. — Он провел пальцами по волосам, безнадежно глядя на нее. — Послушай, я не идиот и понимаю, что однажды ты сможешь продать себя. Господи, мне даже подумать тошно, что мы способны на такое. Но ни один из нас пока еще не дошел до этой черты, и будь я проклят, если стану спокойно смотреть, как ты, срывая свою злость на мать, соглашаешься…

Он попятился, ворча и удивляясь, с какой легкостью Пи-Джей вдруг подпрыгнула и повисла у него на шее. Крепко уцепившись руками за его плечи, она, как обезьянка, вскарабкалась на него. Сбитый с толку Джаред не сразу сообразил, что она просто пытается обнять его. Осторожно обняв ее в ответ, он удивленно посмотрел на девочку.

— Ты чего?

— Ты позвал бы полицейских, — пробормотала она, упираясь лицом в его грудь. — Ты позвал бы их, чтобы спасти меня, хотя тогда ты сам бы угодил за решетку за то, что случилось с твоим отцом.

Он резким движением отстранил ее, словно это была не Пи-Джей, а ведро с ядовитой породой. Освободив шею от ее рук, он с такой силой опустил ее на землю, что она лязгнула зубами.

— Что ты знаешь о моем отце? — спросил он, отойдя на шаг.

— Я знаю, что его убили. И что тебя ищут, чтобы допросить.

Что-то перевернулось у него внутри, и он в ужасе уставился на нее.

— Откуда? — прошептал он. Пи-Джей пожала худенькими плечами:

— Я шла за тобой по пятам, прежде чем решилась заговорить.

— Почему? Почему ты делала это? И почему — я?

— Я думаю, потому что ты… не знаю… такой ухоженный, маменькин сынок, за исключением сережки в ухе и тату. Правда, Джаред, таких, как ты, я ни разу не встречала на улице.

— Но как ты узнала о моем отце?

— За день до того, как я подошла к тебе, я видела тебя на улице у бара на Корт-плейс. Ты стоял там с таким потерянным видом, а я подошла достаточно близко и поняла, что привлекает твое внимание. Я увидела тебя на экране телевизора над баром, тебя и другого мужчину. Когда ты ушел, я слышала, как в новостях говорили, что твой отец убит и что тебя разыскивают, чтобы допросить.

— И после того как ты услышала это, — недоумевал он, — ты подошла к убийце, не боясь, что он прикончит тебя?

— Ха… — Она отвела глаза, не выдержав его пристального взгляда. — Хорошо, мне было любопытно, хватит ли у меня смелости заговорить с тобой, хотя сначала я подумала: на фига все это, когда мне хорошо одной? Но потом, поразмыслив, я решила, что мужчина, которого ты замочил, должно быть, заслужил это. Наверное, он самый настоящий мерзавец?

Джаред грустно улыбнулся:

— Он такой, точно. Но он был моим отцом, сечешь?

— Конечно. — Она хмуро кивнула. — Очень даже.

— Да, думаю, ты понимаешь. И если честно, я не хотел убивать его.

Она скептически покосилась на юношу.

— И поэтому как ты думаешь, что произойдет, если ты…

— Я не хочу говорить об этом, ясно? — Разговор снова пробудил в нем воспоминания о той ужасной ночи, и он отвернулся.

— Да ради Бога! Но все же… — Она прикоснулась к его спине.

— Что?

— Спасибо тебе, что ты собирался позвать полицейских, если бы он не убрался. Ты жертвовал собой ради меня, и я не забуду этого. Теперь я твоя должница.

Он издал грубый смешок.

— Никакая ты не должница. Просто мне было противно, вот и все.

— Ты мне говоришь это? — усмехнулась она, стараясь не отставать от него, пока они шли по Шестнадцатой улице. — Но что нам делать, Джаред? Наша проблема остается.

— Да. Я знаю… Деньги…

Ни один из них не думал беспокоиться на этот счет, пока ее мать не испортила им вечер. Иногда стоит быть беззаботным, если выпадает такая возможность. После некоторой паузы он сказал:

— У меня в рюкзаке есть пара комплектов фотографий звезд бейсбола. Не знаю, сколько они стоят, но, возможно, завтра нам удастся их продать.

— Правда? Вот здорово! — Она снова расцвела. — И мы оба выглядим сегодня классно.

— Ну да, — согласится он, но посмотрел на нее подозрительно. — А что?

— А то, что мы должны воспользоваться этим, чтобы раскрутить туристов.

Он остановился, удивленно глядя на нее.

— Окей, я готов. Раскрутить — значит…

— Раскрутить — значит потрясти, и вперед. Прикрой свою татуировку и попытайся выглядев чистеньким, бедненьким и голодным. Что до меня, то я и так выгляжу как надо. — Продолжая вертеться около него, она ткнула его локтем в бок и лукаво улыбнулась. — Спорю, что завтра будет наш день.


Глава 9


— Не нравится мне это, — вздохнула Виктория, наблюдая, как церковь наполняется желающими принять участие в торжественной церемонии прощания с ее отцом. — Надо было подождать, пока Джаред вернется и сможет присутствовать.

— Нет, ты не права, — возразил Джон. — Все кругом только и обсуждали, когда же наконец это произойдет. — Он ободряюще похлопал ее по плечу. — Так как следователь выдал тело, ты больше не могла откладывать.

— И тем самым нарушила обещание, которое дала матери Джареда, а ведь она так просила меня.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Она просила отложить похороны Форда?

— Да нет! Что за чушь! Она просила меня заботиться о Джареде. — Горький смех вырвался из ее груди. — Хорошо же я держу свое слово!

Темные брови Джона сошлись на переносице.

— Когда она просила тебя об этом?

— Когда? О, мне было тогда шестнадцать.

— Ну да, конечно, взвалить такую ношу на юную девушку. Почему она сама не позаботилась о нем?

Виктория вскинула на него удивленные глаза.

— Она бы сделала это, если бы могла, — проговорила она так горячо, что ее голос невольно сел. — Но у нее была болезнь Лу Герига[4 - Неуклонно прогрессирующий паралич конечностей.], и она понимала, что дни ее сочтены.

— Прости, я не знал. — Джон понизил голос, наклонившись поближе к ней. — Но я все же думаю, что ее просьба была невыполнима. Расскажи мне, какое место она занимала в списке жен Гамильтона?

— Элизабет была его третьей женой. Первой была моя мать, а между ними — Джоан. — Она оглянулась и незаметным движением руки указала в сторону женщины, сидевшей в заднем ряду церкви: — Вон та, в красном платье. Она ненавидела детей. Я была ужасно неуклюжая и все крушила на своем пути. И она приложила массу усилий, чтобы перевоспитать меня. Когда я разбила безумно дорогой флакон ее духов, а потом еще и ее любимую безделушку из стекла, она страшно разозлилась и сказала Форду, чтобы он отправил меня в пансион.

— Господи! — вздохнул он, с любопытством поглядывая на женщину. — Какая любвеобильная парочка. Сколько лет тебе было тогда?

— Девять. — Она пожала плечами, словно это не имело никакого значения, но она все еще помнила страх и горечь, которые испытала, когда потеряла мать, а взамен, подобно Золушке, получила злую мачеху и была изгнана из дома. Но лицо ее просветлело при мысли о третьей жене Форда. — Элизабет забрала меня оттуда.

— Мать Джареда?

— Да. Она вышла замуж за Форда, когда мне исполнилось тринадцать. Когда она узнала, что у него есть дочь, которая круглый год живет в пансионе, она возмутилась и заставила его вернуть меня домой. Я полюбила ее, — сказала Виктория и подумала, что именно поэтому чувствует такую вину перед Элизабет. При этой мысли у нее защемило сердце, и она задумчиво уставилась в пустоту.

Словно прочитав ее мысли, Джон резко произнес:

— Хватит казнить себя за это. Это бессмысленно. Тебе было шестнадцать, ради всего святого, а Джареду сколько? Три?

— Примерно.

— Примерно, — передразнил он, усмехнувшись. — И что ты могла сделать? Что может сделать подросток в таком возрасте, особенно если он вынужден постоянно противостоять своему отцу?

Виктория открыла рот, чтобы объяснить, что должна была сделать хоть что-то, даже если не знала, что именно, но Рокет резко сменил тему разговора:

— А жена номер четыре? Покажи мне ее.

— Ее здесь нет. Ее замужество продолжалось менее полугода. Синтия уехала сразу после развода. Насколько мне известно, никто из окружения Форда с тех пор не видел ее.

— Тогда вернемся к церемонии похорон Форда… По твоим словам, Ди-Ди утверждала, что откладывать дальше некрасиво и что это нарушает все правила приличия. — Уголок его рта дернулся. — Легка на помине, — пробормотал он на ухо Виктории и, положив руку на спинку скамьи за ее спиной, едва заметно повел головой в сторону боковой двери. — Она там. Интересная штучка.

Виктория посмотрела на дверь церкви.

— О, ради Бога…

Пятая жена ее отца была затянута в черный креп с головы до ног. Черная шляпа с широкими полями и вуалью, черные чулки и атласные босоножки с закрытым мыском от Джимми Чу. Она шла, тяжело опираясь на руку красивого молодого человека.

Виктория покачала головой:

— Да она скорей бы умерла, чем отказалась быть в центре внимания на похоронах собственного мужа.

Заметив, как взгляд Джона скользнул по ее строгому черному платью, по длинной нитке жемчуга на шее, доставшейся ей в наследство от матери, она подняла подбородок и встретила его взгляд.

— Что-то не так?

— Ты о чем? Я ничего не сказал.

— Но посмотрел так, будто по сравнению с Ди-Ди я похожа на занудную училку.

Он рассмеялся:

— Дорогая, если бы у меня была такая училка, я, возможно, лучше бы учился в школе. Напротив, я подумал, что у тебя профессиональное чутье, ты всегда знаешь, как следует одеться для каждого конкретного случая.

— О! — Если бы она была в возрасте Эсме, то, возможно, и смутилась бы от удовольствия, но она была куда старше. И все же его комплимент был ей приятен, как бы она ни старалась убедить себя в обратном. — Спасибо, приятно слышать.

Он пожал плечами. Она. в свою очередь, окинула придирчивым взглядом его безупречный костюм, белоснежную сорочку и искусно подобранный строгий галстук.

— Ты сам прекрасно одет. Я помню, что и раньше, когда все кругом ходили по пляжу в обтрепанных джинсах, ты всегда носил красивые шорты и дорогие майки. — И тут же пожалев, что заговорила о том времени, которое отчаянно хотела забыть, она продолжила серьезным тоном: — Когда я впервые увидела тебя на пороге своего дома, то подумала, что ты возишь с собой целый гардероб на случай, если вдруг получишь приглашение задержаться где-то подольше. — Тут она вспомнила, как позволила ему переехать к ней шесть дней назад, и внезапно подумала о других женщинах, что, разумеется, отнюдь не улучшило ее настроения.

— Ты, должно быть, путаешь меня с бойскаутом, — заметил Джон, криво усмехнувшись. — Я никогда не готовлюсь ни к чему подобному. Я съездил в Денвер на другой день, чтобы наладить кое-какие контакты, и это все. И пока я был там, я забрал с собой вещи, которые могут мне пригодиться для дальнейшего пребывания здесь.

Внезапно он замолчал, глядя мимо нее.

— Кто тот мужчина? Вон там, тот, что выглядит так, словно пришел в офис.

Она проследила за направлением его взгляда и увидела мужчину с аккуратно уложенными серебристыми волосами, который, прокладывая себе путь по проходу, вежливо отвешивал поклоны и пожимал руки.

— Мне не хотелось бы говорить это, но он выглядит так, словно не особенно опечален предстоящим событием.

Виктория едва заметно пожала плечами:

— Я уже говорила тебе, что у отца было мало друзей. — Она задумалась на какой-то момент, потом добавила: — Я даже не уверена, что они вообще у него были. Масса знакомых — это да, но я не могу вспомнить ни одного человека, с которым он был особенно близок. Разве это не печальный итог?

— Тогда почему они все пришли?

— Наверное, чтобы убедиться, что он действительно умер. — Она почувствовала укол вины, как только произнесла эти слова, хотя понимала, что не так уж далека от истины.

Проведя большим пальцем по ее щеке, он ободряюще ей улыбнулся:

— Ты прекрасно держишься. Должен заметить, что мой старик был во многом похож на твоего.

— Да? — Она повернулась к нему с явным интересом.

Шесть лет назад они не говорили о своих родных, и сейчас, открыв ему кое-что из своей подноготной, она, естественно, ждала, что и он расскажет о себе поподробнее.

— У него тоже не было друзей?

— Нет, насколько я знаю.

— Кроме тебя, да?

Он хрипло рассмеялся:

— Меньше всего я. — Он колебался, потом сказал с явным нежеланием: — Он пил. Как заправский пьяница…

Она хотела поинтересоваться, чем было вызвано это пьянство, но не успела. Джон, верный своей манере неожиданно менять тему разговора, кивнул в сторону уже отмеченного им мужчины и спросил:

— Итак, как ты сказала, кто он?

— Я ничего не сказала. — Она забыла об этой его привычке, но сейчас убедилась, что Рокет ничуть не изменился. Как и в Пенсаколе, лишь только разговор касался его лично, он тут же находил способ направить его в другое русло — разве что метод стал другим. Конечно, ей не стоило обращать на это внимание, но, к сожалению, с тем же успехом можно было не замечать слона в маленькой комнате. И как только она вспомнила, каким образом он отвлекал ее от нежелательных расспросов, ее щеки залились краской.

Черт, это несправедливо. Он не должен был заставлять ее рассказывать о себе, когда сам не собирайся делиться подробностями своей жизни. Едва сдерживая раздражение, она тем не менее снова посмотрела на мужчину, о котором шла речь, и слегка пожала плечами.

— Я думаю, это Джим Макмерфи.

Он сидел впереди них, между ними было несколько рядов.

— Где-то я слышал это имя.

— Мне кажется, я упоминала его как президента компании, которую отец приобрел со свойственным ему бесцеремонным напором.

— Он был среди гостей в твоем доме в тот вечер, когда Гамильтона убили?

Она кивнула.

— Представь нас друг другу.

— Хорошо.

Церемония началась несколькими минутами позже, и Виктория быстро поймала себя на том, что не слушает речь выступающего. Слова соболезнования произносил министр, который никогда не был лично знаком с Фордом Эвансом Гамильтоном; и она невольно подумала, что даже если кто-то и знал ее отца, это уже не имеет никакого значения. Выступление закончилось, и пастор пригласил собравшихся пройти на подиум, чтобы почтить память покойного.

Затем Ди-Ди поднялась с передней скамьи и прошла к аналою крошечными шажками, сдерживаемая узкой юбкой и высокими каблуками. Она пожала руку министра, другой рукой поднесла кружевной платок к глазам под тонкой вуалью, затем повернулась и молча стояла секунду-другую, оглядывая собравшихся. Наконец она прерывисто вздохнула. Легкий трепетный вздох, усиленный микрофоном, долетел до самой дальней скамьи.

— Такой печальный день, — начала она, приложив красивую руку с маникюром к вырезу своего платья. Бриллиант в пять каратов сверкнул, рассыпая брызги разноцветных лучей. — Я просто хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли.

Виктория не могла без иронии смотреть, как Ди-Ди округлила глаза и приняла драматическую позу.

— Форд был непростым человеком. И с ним не всегда было легко найти общий язык. — Еще один вздох слетел с перламутровых губ Ди-Ди. — Но я думаю, это потому, что его подлинной страстью были корпоративные интересы. Он был настолько одержим своим делом, что у него почти не оставалось времени для семьи и друзей.

Тори выпрямилась. Это было… что-то новое. Слишком непохоже на то, что она привыкла думать о Ди-Ди. Она всегда считала, что эта женщина отличается поразительным легкомыслием и поверхностностью. Может быть, это несправедливое суждение шло от ее собственного неприятия светского общества и того, на ее взгляд, глупого маневрирования, в котором Ди-Ди не было равных?

— Но Форд дарил такие чудесные подарки, и никто не устраивал вечеринки лучше, чем он. И то, что было скрыто от постороннего взгляда…да, позвольте мне сказать, существовали некоторые вещи, на которые он не жалел времени. Мне будет так недоставать его!

Какое достоверное горе! Окей, поверхностность была очевидной. И все же Ди-Ди оказалась единственной, кто встал сегодня на защиту Форда. Может быть, она и вправду по-своему любила его?

Когда церемония в церкви подошла к концу, вереница машин потянулась к особняку Гамильтонов. Это была еще одна битва, которую Виктория проиграла, споря с Ди-Ди. Она настаивала, что прием лучше устроить не дома, а, например, в престижном старом отеле «Броудмур». Или в загородном клубе, что, как ей казалось, более соответствовало моменту. Но Ди-Ди утверждала, что гости должны собраться в том доме, где жил покойный. Разбираясь с многочисленными гостями, толпившимися в холле и на террасе, Виктории хватило десяти минут, чтобы пожалеть, что она не настояла на своем. Но так как поправить уже ничего было нельзя, то ей все-таки пришлось выполнять обязанности радушной хозяйки, мечтая при этом только об одном — как бы поскорее улизнуть в свою комнату наверху.

Однако сбежать от гостей ей не удалось, и надо сказать, что это было не самое худшее. Ди-Ди, подкараулившая ее моментом позже, потребовала, чтобы она участвовала в принятии соболезнований. Это тут же напомнило Виктории ее прошлое, и она совсем пала духом. «Боже мой, — думала она, — какая же это бестолковая и нудная обязанность — стоять в холле и пожимать руки, провожая гостей!» Прошло десять минут, а очередь жаждущих выразить соболезнование вдове покойного по-прежнему казалась нескончаемой.

— О Боже! — пробормотала Виктория себе под нос. — Словно вернулись мои юные годы.

— Что такое? — Джон затянул потуже узел галстука. Он повел своими широкими плечами — жест, который она помнила с давних пор, — и наклонился к ней. — Прости, ты что-то сказала о своих юных годах?

— Да. Я вспомнила, как когда-то мне приходилось стоять посреди холла, встречая или провожая гостей, и единственное, чего я могла желать, — это сквозь землю провалиться или стать невидимой. — Господи, в скольких приемах ее заставляли участвовать, хотя никто и не замечал ее присутствия. А еще хуже, когда замечали — только для того, чтобы сравнить ее неуклюжесть с неизменной элегантностью Форда и его вечно юных жен.

Да ладно, чепуха… И, убедившись, что все идет как надо, она отказалась от своего единственного шанса улизнуть.

— Да, — сухо согласился Джон. — Похоже, никто из них еще не знает, что Ди-Ди не достанется ничего. — Его лицо было непроницаемым, пока они оба наблюдали, как какая-то пара лебезила перед мачехой Виктории.

Немного позже Тори не без сарказма отметила, что стоит быть поосторожнее в своих предположениях, поскольку мысли имеют свойство материализовываться. Очередь желающих выразить соболезнования Ди-Ди внезапно истощилась, и теперь все внимание гостей было сосредоточено на Виктории и стоявшем рядом с ней Джоне. «Незаметность — не самое худшее состояние», — подумала она.

Многих гостей она не знала, но были здесь и те, кого она помнила по злополучным дням своей юности. Пристальные взгляды, которые Тори ловила на себе, выслушивая соболезнования, угрожали вновь пробудить в ней былую столь хорошо знакомую закомплексованность. Нет, она не позволит, чтобы это случилось. Она слишком много работала над собой, стараясь избавиться от чувства собственной неполноценности, чтобы сейчас позволить кому-то одержать победу.

Казалось, что никто особенно не переживает из-за ухода Форда, а скорее испытывает острое любопытство, как его дочь справится с этой потерей. Вивьен Босуэлл, которая обычно спрашивала ее в прежние дни: «И какой же размер туфель ты теперь носишь, детка?», вместо того чтобы подойти и сказать: «О мой Бог, какие же у тебя огромные ноги!» — пристально разглядывала стильные лодочки от Маноло Бланика, прежде чем поднять на нее глаза и пойнтересоваться, как долго она собирается пробыть в Колорадо-Спрингс.

Роджер Хэмлин напомнил ей, как однажды он бросился утешать Форда, который жаловался, что он просто не понимает, как они с матерью Виктории могли взрастить такую неуклюжую дочь. А теперь, продолжал Роджер с улыбкой, Форд должен быть доволен, что она наконец превратилась из гадкого утенка если и не в лебедя, то в настоящую красавицу. Он говорил это, скосив глаза на ее длинные ноги, причем его взгляд задержался на них на несколько секунд дольше, чем следовало бы.

Возможно, заметив это, супруга Роджера Хэмлина заявила Виктории, что именно ее возмутительное решение произвести на свет дочь вне брака разбило сердце ее отца. Не остановившись на этом, она добавила:

— Ну уж теперь, дорогая, ты можешь сказать, кто отец ребенка?

Виктории не пришлось отвечать, так как на помощь пришла старая миссис Бек. Она протянула к Виктории руки, взяла ее ладони и сжимала их, горячо шепча:

— Моя дорогая! Боже, что за манеры у этой Ди-Ди! Как ты выносишь это, милая? И что собираешься делать, чтобы…

Виктория продолжала демонстрировать безукоризненные манеры, которые в нее вколачивали с детства: отвечать на грубость — любезностью, на бестактность — улыбкой, и не говорить ни одного лишнего слова. И наконец вздохнула с облегчением, когда перед ней появилась Пэм Чилуорт.

— Забавное сборище, — шепнула подруга. — И день не из легких. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Нет, но спасибо за предложение.

— Если что-то понадобится, дай мне знать.

— Конечно. — Виктория кивнула. — И спасибо тебе.

Она проигнорировала любопытный взгляд, который Пэм бросила в сторону Джона, и просто представила их друг другу. Но Пэм выразительно посмотрела на Тори, давая ей понять, что она хочет услышать более обстоятельные объяснения. Уголки губ Тори приподнялись, когда она слегка кивнула Пэм, обещая. Она знала, что может доверять подруге, Пэм не станет распространять сплетни.

Она все еще продолжала улыбаться, когда кто-то взял ее за руку, и она вспомнила о своих обязанностях. Но когда она повернулась и увидела человека, который сжимал ее пальцы, то замерла на месте.

Правда, всего лишь на какой-то момент. Опомнившись, она заставила себя улыбнуться и, высвободив руку, с холодной вежливостью посмотрела на элегантного, необыкновенно красивого мужчину, который стоял перед ней. Как обычно, ни один волосок не выбивался из его аккуратной прически. Его сверхъестественная способность оставаться невозмутимым в любой ситуации когда-то потрясала ее до глубины души.

Но это было очень давно. Она ответ ила ему легким наклоном головы.

— Майлз…

— Виктория!..

Если ее голос дрогнул, то его был полон интимности. Он протянул к ней руку с ухоженными ногтями. Не обращая внимания на ее холодность, он с удивительной фамильярностью провел пальцами по ее обнаженной руке, от запястья к плечу.

— Мы не виделись слишком долго.

О нет, молила она, только не это… Но прежде чем она успела сказать нечто такое, о чем впоследствии могла пожалеть, Джон обнял ее за талию и оттащил от гостя, крепко прижимая к себе. Он излучал такое тепло, такую уверенность, что ее досада, вызванная этой злополучной встречей, моментально растаяла. Обернувшись к Рокету, она с благодарностью взглянула в его темные глаза, лишенные какого бы то ни было выражения.

— Джон, это Майлз… — Она снова повернулась к гостю. — Прости, я забыла…

Глаза Майлза вспыхнули злостью, но он ответил с мягкой улыбкой:

— Уэнтуорт.

— О конечно, как я могла забыть! Майлз Уэнтуорт, позволь мне представить тебе Джона Мильонни.

Уэнтуорт постарался придать своему взгляду как можно больше высокомерия, но они оба были примерно одного роста, и он просто не мог посмотреть на Джона сверху вниз. Тогда он сказал с кислой миной:

— Вы родственник Виктории?

— Ее жених.

Виктория вздрогнула и в шоке взглянула на Джона. Не обращая внимания на ее реакцию, он крепко обнял ее и поцеловал в щеку. Потом осторожным движением большого пальца стер капельку с ее нижней губы, и она прочла в его глазах предупреждение.

— Извините, — улыбнулся Джон, обращаясь к Майлзу. — Кажется, я просто не в силах оторваться от нее.

Губы Майлза скривились, и он с презрительной миной оглядел Джона, задержавшись на его прическе. Но прежде чем повернуться и отойти, он поклонился Виктории.

Тори уже не думала о нем и, подняв голову, посмотрела на Джона. В какую-то секунду ей показалось, что она видит в глубине его глаз абсолютное мужское удовлетворение. Но тут его рука оставила ее талию и соскользнула ниже, так что она чуть не забыла, где находится.

Он улыбнулся ей своей белозубой улыбкой.

— Что ж, все получилось здорово, тебе не кажется?

— Ты в своем уме? — Она ткнула его локтем в бок и высвободилась из его рук. — Жених? — возмущенно проговорила она с ледяной холодностью. — О чем ты думал, черт бы тебя побрал? — Она едва удержалась, чтобы не вцепиться ему в волосы.

— Но послушай, это отличная идея.

— Ты думаешь? — Она уперлась руками в его грудь. — Тогда докажи это!

— Я готов, — улыбаясь, ответил он и взял ее под руку, когда к ним подошел очередной гость. — Попозже.

Люди проплывали мимо как в тумане, и Виктория сама не заметила, как расслабилась, машинально отвечая на дежурные приветствия и вопросы. О’кей, он сказал это не подумав. Но это было сказано одному-единственному человеку и, учитывая, кто этот человек, можно рассчитывать, что дальше это не пойдет. «Ты можешь остановить дикую затею Джона до того, как слухи…»

— Помолвка?

«…начнут распространяться». Черт! Уже! Слово облетело толпу гостей быстрее, чем пуля, и сердце Виктории подпрыгнуло в груди. Она в ужасе подняла на Джона глаза.

— О Боже, что ты сделал?

Его лицо, как обычно, сохраняло нейтральное выражение, но в его тоне слышались командные нотки, когда он произнес:

— Притворяйся дальше, не останавливайся… У меня есть на то веская причина, и я с радостью объясню тебе попозже, почему пошел на этот шаг.

Что ей оставалось делать? Но когда он положил свои длинные пальцы ей на бедра и развернул ее лицом к толпе, она испугалась, что улыбка, которая стоила ей огромного труда, выглядит такой же фальшивой, как и то, что она чувствует. И когда все разразились аплодисментами, она подумала, что убьет его, когда все это закончится.

Лихорадочно соображая, как исправить ситуацию, Виктория подняла руку и подождала, пока стихнут аплодисменты и перешептывания.

— Пожалуйста, — мягко начала она, моля об одном — чтобы Джон не перебил ее. Но именно это он и сделал, холодно заметив:

— Мы не хотели сообщать о помолвке сегодня, подразумевая, что тактичнее было бы оставить это сообщение до лучших времен.

Она готова была наброситься на него. Но заставила себя стиснуть зубы и улыбнуться, довольствовавшись тем, что наступила острым каблуком своей изящной лодочки ему на ногу. Да так, что перенесла на нее весь свой вес.

— Мистер Мильонни имеет в виду, что сегодняшний день предназначен только для воспоминаний о моем отце. И мы оба считаем, что другому сейчас не должно быть места. Правда? — Она подняла на него глаза.

— Абсолютно. — Он незаметно пнул Викторию коленом, заставляя ее убрать ногу с его ступни, где она, по-видимому, хотела просверлить дырку.

Стиснув зубы, Виктория продолжала улыбаться. Найдя руку Джона, обнимавшую ее бедра, она впилась ногтями в запястье под крахмальной манжетой парадной сорочки.

— Умоляю вас, — обратилась она к взволнованной толпе, — сделайте вид, что вы ничего не слышали. Я никогда не прощу себе, не говоря уже о Джоне, если этот скорбный день превратится в наш праздник.

Несколько гостей кивнули, послышались одобрительные возгласы, и она с облегчением вздохнула.

Затем вперед выступила Ди-Ди. Постучав ложечкой о край чашки, вдова Гамильтона добилась тишины.

Черт, Ди-Ди прекрасно знала, кто такой Джон, и сейчас перед ней открывалась великолепная возможность опять оказаться в центре внимания, а Викторию выставить перед всеми как полную дуру. Или, что еще хуже, лгунью. Она бросила взгляд на спокойное лицо Рокета. «Я готова задушить тебя своими собственными руками. Душить, душить, пока твои темные дьявольские глаза не вылезут из орбит…»

— Виктория права, — вдруг проворковала Ди-Ди. — Сегодня день Форда. Но если вы позволите мне первой пригласить вас, мои дорогие, дорогие друзья, на бал по случаю помолвки Виктории и Джона, я буду счастлива. Все детали я сообщу позднее.

Во второй раз за этот день Виктория была поражена. Она понятия не имела, почему Ди-Ди снизошла до того, чтобы поддержать их игру, но не сомневалась, что на то имелись какие-то скрытые причины. Улыбнувшись уголками губ заинтригованной толпе гостей, Тори перевела взгляд на Рокета.

— Тебе конец, — прошептала она.

И, прикусив губу, наблюдала, как Рокет быстренько отошел в сторону, прежде чем иссяк поток желающих выразить соболезнования. Понимая, что никто не станет считаться с ее нежеланием обсуждать тему помолвки, Виктория пропускала мимо ушей все язвительные замечания, касающиеся их двоих, и согревала себя мыслью о медленной и мучительной пытке, которую она придумает для Рокета. Чувствуя себя при этом лисой на охоте, загнанной в угол и совершенно обессиленной.

Но когда Виктория отвернулась от очередной дамы, собирающейся задать следующий вопрос, то увидела Эсме, которая нерешительно топталась в дверях, держа за руку няню Хелен. Словно дуновение свежего ветерка коснулось ее щеки, и спокойствие тут же вернулось к ней.

Ее дочь, в маленьких лакированных туфельках «Мэри-Джейн» и черном бархатном платье, переступала с одной ноги на другую, высматривая мать в толпе. Тори улыбнулась, заметив, как в глазах Эсме вспыхнул свет, когда девочка увидела ее. Вырвавшись из рук Хелен, она устремилась к ней через комнату.

— Мамочка! — Девочка прильнула к матери и обняла ее. — Я соскучилась по тебе. Церемония была очень печальная?

— Да. Но что делать, детка? — вздохнула Виктория. — Это действительно грустно. — Она не стала распространяться о деталях и просто прижала к себе Эсме; у нее щемило сердце всякий раз, когда она видела дочь в таком возбужденном состоянии. Девочке были свойственны все те эмоции, какие категорически запрещались в детстве Тори, но в отличие от матери она могла свободно проявлять их.

Эсме уперлась подбородком в грудь Тори и подняла на нее свои темные глаза.

— Почему ты не позволила мне пойти с тобой, мамочка? Тогда тебе не было бы так грустно.

— Но тогда было бы грустно тебе. — Она осторожно отстранила Эсме от себя и поправила маленькое черное платье дочери, украшенное аппликацией в виде большого розового цветка. Нежно убрав локон с мягкой щеки девочки, Виктория посмотрела в ее большие темные глаза. — А это было бы куда хуже.

— Тогда я должна оставаться с тобой целый день, чтобы ты снова не загрустила.

— Ты не должна, дорогая, — произнесла дама, с которой разговаривала Виктория до этого.

— Она не останется, — кивнула Виктория, хотя узнала в заявлении дочери слабую попытку заставить ее уступить. Она подавила улыбку. «Должно быть, отцовские гены». — Со мной все в порядке, милая. И я уже говорила тебе, что маленькие девочки не ходят на похороны или поминки. Посмотри вокруг, Эсме. Ты видишь хотя бы одного ребенка? Здесь есть дети?

— Не-е-ет, — протянула Эсме.

— И для этого есть причина. Если ты помнишь, мы обсуждали это и вчера, и сегодня утром. Поэтому поздоровайся с мамой Ребекки, а потом мы положим тебе что-нибудь вкусное на тарелку. Можешь выбрать любое блюдо из того, что есть на столе. И, как я тебе и обещала, ты можешь пойти вместе с Хелен в сад и там устроить ленч. Договорились?

Эсме пару секунд изучала мать, затем тихонько вздохнула:

— Хорошо.

Виктория улыбнулась, подумав, как это ей удалось вложить в одно-единственное слово все свое возмущение, и, взяв Эсме за руку, подвела ее к женщине, с которой беседовала до того, как подошла дочь.

— Поздоровайся с миссис Белл, детка. Бетти, это моя дочь Эсме.

Маленькая девочка мгновенно повеселела.

— Здравствуйте, миссис Белл.

— Здравствуй, милочка. Ты такая самостоятельная, правда?

Эсме не совсем поняла, что имела в виду миссис Белл, но с энтузиазмом кивнула:

— Угу. Мама говорит, я очень смелая.

Тори заметила веселые искорки в глазах Бетти, когда та улыбнулась Эсме.

— И я могу понять почему. — Пожилая дама повернулась к Виктории. — Я вижу, ты разрываешься между своими обязанностями, поэтому можешь идти. Мне очень жаль твоего отца, дорогая. Он был сложный человек, но он твой отец. И я представляю, как ты переживаешь из-за этой потери.

— Спасибо. — Быстро извинившись, боясь, что Бетти может добавить что-то насчет помолвки, Виктория подвела Эсме к Пэм, которая стояла с несколькими женщинами у камина.

Проходя мимо группы людей у буфета с закусками, она обратила внимание на сдержанный шепот.

— Это одно из самых богатых поместий на территории отеля «Броудмур». Интересно, наследники сразу же разделят его, после того как старый мерзавец сыграл в ящик? Какая ирония, учитывая, с каким упорством он боролся за то, чтобы свести перемены к минимуму…

Она оглянулась кругом, ища глазами Джона. Он о чем-то тихо беседовал с Джимом Макмерфи, стоя около большого французского окна. Несмотря на охватившее ее возмущение, она подумала, что подслушанный обрывок разговора может быть ей полезен в плане информации. Она вспомнила, как бушевал отец из-за расширения природоохранных территорий несколько лет назад. Впрочем, учитывая, насколько безуспешны были его попытки, то, что она услышала сейчас, не содержало ничего нового.

Но она запомнит это и в случае необходимости проследит за дальнейшим ходом событий.

До нее донеслось еще несколько нелицеприятных высказываний о характере ее отца, пока Эсме разговаривала с матерью Ребекки, и потом, когда она провожала дочь к буфету. Она боялась, как бы девочка тоже не услышала что-нибудь подобное в адрес Форда, из чего бы могла понять, что дед не отличался избытком чувств. И хотя это была правда и Форд никогда не был внимательным дедом, Виктория не видела смысла посвящать дочь в подобные детали. Как и не хотела, чтобы девочка узнала новость о помолвке собственной матери раньше, чем она сама найдет способ сообщить ей об этом.

Она быстро наполнила две тарелки разной едой и отдала дочь на попечение Хелен. Затем, вздохнув, вернулась к роли гостеприимной хозяйки.

По-видимому, день предстоял нелегкий.


Глава 10


— Что ж, пришло время поговорить. Как ты сказал: «Мы будем хранить все это в уголках нашей памяти»?

Увидев, что Виктория вошла в офис, Джон оторвался от своих записей. Хотя она мягко затворила за собой дверь, по ней было видно, что она с удовольствием бы хлопнула ею изо всех сил. Подойдя к его столу, она скрестила руки на груди и посмотрела на него. Ее глаза горели зеленым огнем, щеки пылали. Не женщина, а настоящая фурия. С легким щелчком закрыв ручку, он откинулся на спинку стула, показывая тем самым, что готов выслушать ее. Да и как иначе, она просто кипела от негодования.

«Тебя ожидают плохие новости, парень. Держись!» Прежде чем посмотреть на нее, он покосился на красные отметины на своем запястье.

— Мы, кажется, договорились заниматься исключительно нашим делом?

— И для этого я должна притворяться, что помолвлена…

Судя по насмешке в ее голосе, ей очень хотелось добавить «с тобой?». Похоже, его план катился ко всем чертям. Отодвинув в сторону ручку и блокнот, заполненный впечатлениями о разных людях, с которыми он познакомился за прошедший день, Джон резко встал из-за стола.

— Я не предполагал, что тебя так заинтересует причина, по которой я пошел на это. Я имею в виду помолвку.

— Почему же? Хотя ты прав, я сразу подумала, что причина есть. И знаешь, к чему я пришла? Ты сделал это, потому что заметил, как другая собака проявляет интерес к кости, которую ты привык считать своей.

Она была права. Он увидел, как этот шут Уэнтуорт прогуливался своими пальцами по ее обнаженной руке, и в нем заговорили самые что ни на есть примитивные инстинкты, заставляя сначала действовать, а уж потом думать.

— Дело не в том, что «я привык». Ты знаешь, черт побери, что мне бывает непросто себя контролировать. Но ты не дашь мне соврать, дорогая, если я скажу, что никогда не был собственником и не вел себя в духе «это, мол, мое и ничье больше». — Или, во всяком случае, не вел, пока не встретил ее. Он никогда не понимал подобную манеру поведения, она претила ему, и он не доверял ее проявлениям.

Если он чему-то и доверял, так это своей интуиции, способности улавливать витавшие в воздухе настроения. У него были сильно развиты инстинкты, и он давно научился прислушиваться к ним, прежде чем действовать.

Но так случилось, что на этот раз инстинкт побудил его объявить о помолвке с Тори. Что скрывать, он испытал огромное удовлетворение оттого, что ему удалось стереть презрительно-высокомерную ухмылку с физиономии Уэнтуорта и вместе с тем сделать первый шаг для осуществления важнейшей цели. Как и последующая огласка… Это было то, что им обоим на руку, если говорить о тех проблемах, которые беспокоили его, а именно — как заставить любого человека из окружения Тори найти для него время и поделиться информацией, которая могла бы помочь отыскать ее брата.

Но вместо того чтобы объяснить это Тори, он услышал свой требовательный голос:

— Ты лучше скажи: кем приходится тебе этот человек?

Она стиснула зубы.

— А собственно, почему ты решил, что он имеет какое-то отношение ко мне?

— О, пожалуйста: «Прости, я забыла, как…»! — проговорил он фальцетом, передразнивая ее. — Сомневаюсь, что ты могла забыть чье-то имя. Особенно имя мужчины, который позволяет себе обращаться с тобой столь фамильярно. Итак, кто он?

Она оглядела его с ног до головы.

— Что ты имел в виду, когда говорил, что твой отец был настоящий пьяница? — вдруг спросила она.

Вопрос настиг его как снайперская пуля, и это было точное попадание — вопрос касался того, что он хотел сохранить в тайне. Он смотрел на нее не моргая. У него похолодело внутри при мысли, как изменится ее отношение к нему, если она когда-нибудь узнает, сколько насилия и унижений он вытерпел в детстве.

— При чем тут это? — недоумевал он.

— Зуб за зуб, Мильонни. Ты, видимо, решил, что имеешь право знать обо мне все, тогда как сам не желаешь поделиться со мной ничем, что касается твоей собственной жизни.

Он пожал плечами:

— Потому что в моей жизни нет ничего интересного для тебя. Ладно, Тори, ты готова вернуться к делу?

Он должен был бы испытывать удовлетворение, видя, как ее лицо утратило всю свою живость и поблекло. Но вместо этого забеспокоился, почему это его так волнует.

— Ради Бога… — согласилась она с той отстраненной вежливостью, которую он наблюдал в ее разговорах с гостями сегодня днем. — И сначала я бы хотела услышать твое объяснение: почему ты решил, что в качестве моего жениха ты быстрее найдешь моего брата?

Он поднялся и указал на стул напротив себя:

— Садись, пожалуйста.

Она села, грациозно выпрямив спину, скрестив лодыжки и положив руки на колени полным спокойного достоинства жестом. Пару секунд или чуть больше он просто стоял, сознавая, что скорее предпочел бы снова ощутить ее ногти на своем запястье или острый каблук на ступне, чем этот взгляд. Она смотрела на него так, словно перед ней был какой-то нахальный уличный приставала, пытающийся выдать себя за джентльмена. Слегка пожав плечами, он наконец опустился на стул и еще пару секунд не сводил с нее глаз.

Она выглядела усталой, расстроенной… и печальной. Внезапно в нем заговорило чувство вины. Он ощущал всем своим существом, что траурная церемония и последующий прием выжали из нее все жизненные соки. И даже если, по общим отзывам, Форд Гамильтон был самый что ни на есть последний мерзавец, он все равно был ее отцом. Джон не мог не признать, что его импульсивное заявление о помолвке вряд ли облегчило ее жизнь.

Может быть, он должен дать ей передышку и отложить все эти разговоры и обсуждения на завтра? За весь этот долгий день он всего лишь раз заметил счастливое выражение на ее лице, когда Эсме на короткое время появилась в гостиной.

Но он не хотел вспоминать, как маленькая девочка повисла на Виктории, улыбаясь ей, и расправил плечи, прогоняя это видение. «Черт, смотри правде в глаза, старина». Виктория как думала, так и будет думать, что он неисправимый грешник. Чего стоит одна его неудачная затея получше узнать собственную дочь. «Почему в тебе вдруг заговорила совесть?»

Но милое детское личико и большие темные глаза продолжали стоять перед его мысленным взором, пока… И тут, словно в ответ на безмолвную мольбу, другое воспоминание, а именно — Ди-Ди, произносящая свою речь на похоронах Форда, затмило первое. Вздохнув с облегчением, он решительно подался вперед:

— Послушай, если ты хочешь, чтобы копы нашли другого подозреваемого и оставили в покое твоего брата, то мне необходимо получить доступ во все закрытые клубы и опросить всех, кто контактировал с твоим отцом.

— Ты уже говорил это. И мне кажется, я согласилась познакомить тебя с ними.

— Да, это так. Но я также говорил тебе, что частных детективов редко привлекают для расследования дел, связанных с убийством, потом что полиция не одобряет их участия, и они, как бы того ни хотели, не могут заставить людей давать показания. И почему ты решила, что представители твоего круга станут откровенничать со мной? Чтобы удовлетворить свою острую потребность в правде и справедливости?

Видя, что она собирается возражать, он торопливо продолжил:

— Как твой жених, я имел бы гораздо больше возможностей. Люди менее осторожны, если перед ними человек их круга, Тори, и я смог бы воспользоваться этим преимуществом и выяснить те вопросы, которые меня интересуют. Я смог бы свободно общаться с барменами и мальчишками, подбирающими мячи и таскающими клюшки на гольфовых полях. И они не стали бы задаваться вопросом, почему член клуба, от которого зависят их чаевые, проявляет преувеличенное любопытство к некоторым деталям и событиям.

— То есть ты хочешь сказать, что ради своей работы ты должен постоянно лгать?

— Послушай, дорогая, ты думаешь, что убийца просто объявится и признается в преступлении, потому что ему нравится моя физиономия? Играть разные роли — это неотъемлемая часть работы детектива.

— Ты просто убиваешь меня своим цинизмом.

— И я иду на это, потому что надеюсь заполучить сведения, которые мне необходимы, чтобы завершить дело. Но не думай, что мне доставляет огромное удовольствие играть чужую роль, притворяться тем, кем я не являюсь, и цедить ложь сквозь мои жемчужно-белые зубы.

Она задумчиво смотрела на него, разочарование — вот что он увидел в ее зеленых глазах. Закинув ногу на ногу, она спросила:

— И чем же эти разговоры смогут тебе помочь?

Он отвел взгляд от ее гладких бедер, открывшихся под приподнявшейся юбкой, и стройных ног в тонких нейлоновых чулках.

— Как это ни странно, но по большей части меня интересуют слуги, именно они зачастую обладают важной информацией. Оставаясь незаметными, не привлекая к себе внимания, они обычно видят то, что не видят другие. Иногда просто слышат всякий вздор… Например, Ди-Ди, говоря о твоем отце, произнесла «дорогой, дорогой Форд», и тут же я вспомнил, как кто-то говорил, что у нее вроде бы какие-то дела с одним из тренеров по теннису, который дает уроки в клубе. Мальчик, подбирающий мячи на корте и меняющий полотенца, возможно, скорее скажет мне, правда это или нет, чем кто-то другой.

— Где, ради всего святого, ты услышал это? — Она покачала головой. — Впрочем, какое мне дело, я даже не хочу знать. И потом, если это и правда, разве мы уже не решили, что она вне подозрений, так как у нее не было мотивов для убийства Форда?

— Это просто первое, что пришло мне в голову, — ответил Джон, снова взглянув на ее ноги. Он распустил тугой узел галстука. Затем, чувствуя в себе растущую злость, пристально посмотрел на Тори. — Ты согласна с тем, что я сказал, или будешь продолжать упорствовать?

«Господи, старина, держи себя в руках». Не надо было видеть ее обиженное лицо, чтобы понять, что он перешел границы. Ему следовало быть более дипломатичным.

— Послушай, Тори, дела об убийстве не входят в мою компетенцию, поэтому наша выдуманная помолвка лучшее, что можно придумать. И я еще раз говорю тебе, что как лицо, заинтересованное в истории, я получу куда больше шансов найти убийцу, чем в качестве частного детектива, которого ты наняла.

Она покачивала ногой в изящной лодочке на тонком высоком каблуке.

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я вернулась туда, откуда с таким трудом ушла? — сказала она раздраженно. — Господи, опять все эти люди… эта светская жизнь, пустая и никчемная… Ты хочешь вернуть меня туда, куда я поклялась себе больше никогда не возвращаться.

— Послушай, ты же сама просила, чтобы я взялся за это дело. — Но куда ушла вся ее язвительность? Совсем не похоже на Викторию. Конечно, она была достаточно хорошо воспитана, чтобы не показывать свои истинные чувства. Хотя, поразмыслив над этим, он решил, что так она вела себя со всеми, но только не с ним. Нахмурившись, он изучал ее. — Ты сегодня что-нибудь ела?

— Почему тебя это волнует? — Она поморщилась, глядя на него. — А тебя не беспокоит, что может подумать Эсме, когда узнает, что ее мать внезапно оказалась помолвлена?

Проклятие! Правда, он не подумал. Черт, ради этой маленькой девочки он готов на все. Он хотел бы сделать для нее все, что в его силах, и даже больше. Если бы только знать, что, черт возьми, это может быть! И что лучше: попытаться сблизиться с ней или сохранять дистанцию?

Видимо, выражение его лица было достаточно красноречивым, потому что во взгляде Тори, которым она окинула его, он прочел явное отвращение.

— Ты большой фантазер, Мильонни. Даже если исключить Эсме из данного уравнения, поверь мне, все это весьма сомнительно… Почему ты решил, что справишься с этим? Этот чертов клуб с его теннисом, гольфом и этикетом… и ты?.. — Она критически осмотрела его, на какой-то момент задержавшись взглядом на его прическе. — Гм-м… ты едва ли похож на завсегдатая загородного клуба, ты не находишь?

Это был не вопрос, а скорее утверждение, и он резко отодвинул свой стул.

— Ты боишься, что я ворвусь туда, зажав нож в зубах? — Злость и что-то еще, что именно — он понять не мог, растекались по венам, горяча кровь. — Знаешь что? Забудь об этом. Мы распустим слух, что я просто отвергнутый поклонник, проникший в число твоих гостей, и вернемся к первоначальному плану. Сегодня мне удалось познакомиться с несколькими членами клуба, и, беседуя с ними, я понял, что, возможно, моя задумка не сработает. Но я бы все сделал, чтобы это получилось Поставить тебя в дурацкое положение перед твоими изысканными друзьями? Ты этого боишься, да? О нет, мне бы это не доставило удовольствия. — Он направился к выходу, но остановился, положив руку на ручку двери, и оглянулся. — Я понял, что ты здорово изменилась с тех пор как мы познакомились, — спокойно произнес он, пробегая взглядом по ее дорогому выходному платью, прежде чем посмотреть ей в глаза. — Но, дорогая, я и представить не мог, что ты такой сноб.

И, резко открыв дверь, он вышел из комнаты, направляясь к парадной лестнице.

— Никакой я не сноб, — пробормотала Виктория, глядя на закрытую дверь. Обдумывая его слова, она опустилась на стул и тупо смотрела на книжные полки, висевшие над столом. Нет, никакой она не сноб, черт возьми! Разве он сам не говорил, что чувствует себя инородным телом в ее среде? Кроме того, ее комментарий содержал скрытый комплимент, ей совсем бы не понравилось, если бы Джон старался подражать рафинированным юнцам из ее окружения.

Но внутренний голос возражал, и тогда она недовольно передернула плечами и чуть-чуть выпрямилась. Что ж, возможно, ее заявление было не слишком дипломатичным. В свое собственное оправдание она могла бы сказать, что роль любителя гольфа, с ее точки зрения, мало подходила ему, тогда как мужская половина клуба была просто помешана на этой игре. И правда, как может парень, носящий татуировку с черепом и костями, да еще и с девизом «Быстро, бесшумно, беспощадно», иметь что-то общее с престижным загородным клубом?

«Но не стоит забывать, что он атлетически сложен и красив, не хуже любого из членов клуба, — что ты на это скажешь? Разве ты не замечала, что он никогда не лез за словом в карман и всегда и всюду ощущал себя как рыба в воде?» Ее лицо вспыхнуло. Потому что только одному Богу известно, как часто ее суждения о людях оказывались ошибочными. К тому же она и Рокет никогда не делились своей подноготной друг с другом. И все же она понимала, что ему никуда не уйти от своих корней и того места, которое его семья занимала в обществе; точно так же, как и ей самой. И потом, эта татуировка…

О Господи! Да она и вправду сноб.

Но тем не менее… Злая, растерянная и ослабевшая от голода, который она не ощущала до вопроса Джона, Виктория поднялась и слепо побрела к дверям. Эта выдуманная помолвка — сплошная глупость. Кто поверит, что они пара? Правда, когда-то она сама готова была поверить в это. Но это было в другой жизни, и даже тогда она была достаточно умна, чтобы сбежать, едва почувствовала, что слишком привязалась к этому мужчине, который выставил твердые требования к их отношениям, не успели они войти в определенную фазу. И чтобы она снова позволила вовлечь себя во все это? Да никогда! Это слишком опасно.

Правда этого заключения заставила ее поспешить на кухню, чтобы перехватить что-нибудь, а потом уединиться в своей мастерской. Это действительно опасно для ее спокойствия, она не боялась признаться в этом. В отличие от уверенного в себе Рокета она была слишком впечатлительна. И конечно, ей не очень хотелось испытывать свою силу воли, опрометчиво доверившись притворной интимности этой помолвки. К тому же Джон не сделал пока ничего, чтобы его отношения с дочерью продвинулись, хотя именно это он называл первостепенной причиной своего переезда в ее дом.

Кроме того, как бы убедительно ни прозвучало его объяснение, он, конечно, преувеличивал, утверждая, что общественные связи — лучший путь получить информацию, необходимую для расследования дела. Его позиция поразила ее, словно была подозрительно приправлена чем-то личным. Может быть, он был уязвлен соперничеством с Майлзом и хотел одержать над ним верх с помощью этого импульсивного заявления?

Она фыркнула. Ну вот еще, как она могла подумать, что Рокета может что-то уязвить?

И все же… Он ведь не высказывал возражений и не настаивал на подобных условиях, когда она впервые попросила его взяться за поиски убийцы Форда. Напротив, если она правильно помнит, он сказал, что чем сложнее задача, тем ему интереснее работать.

Поэтому она права. И пусть ее слова не очень дипломатичны и даже нелюбезны, она поступила правильно. И вообще, куда умнее было бы расторгнуть помолвку, пока дело не вышло из-под контроля, чем снова попасть в силки вероломной привлекательности Джона Мильонни, которые он расставил для нее.


Забавно, как быстро хорошая еда, полноценный ночной сон и несколько утренних часов, проведенных с маленькой дочкой, обожавшей теплые душистые объятия и поцелуи, могут преобразить женщину. Виктория больше не чувствовала той невероятной усталости, от которой изнемогала накануне, и улыбалась про себя, пока шла на ленч. Только что приехала Ребекка, и она оставила обеих девочек на попечение Хелен. Их ждала пицца, после чего они собирались поиграть в куклы; она же была полна решимости убедить Джона и Ди-Ди остановить глупую затею с помолвкой, пока еще возможно.

Только на этот раз она решила проявить максимум терпимости. Никаких конфликтов. И ничего личного.

Те, кого она искала, сидели за столом в большой столовой. И как только она вошла, посмотрели на нее. Лицо Джона было сдержанно-нейтральным, но зато Ди-Ди встретила Викторию сияющей улыбкой.

— А вот и наша невеста, — сказала она с такой теплотой, что Виктория даже замешкалась у дверей.

Но всего лишь на какой-то момент. Пройдя через комнату, она взяла стул и подсела поближе к Джону. Настороженная внезапной сердечностью Ди-Ди, она повернулась к ней.

— Ты о…

— Ну о чем же еще? — Ди-Ди указала рукой на Джона: — Похоже, этот парень время зря не теряет. Что и говорить, быстро работает! Но, честно говоря, я с самого начала поняла, что между вами что-то есть.

«Теперь понятно, что я у тебя в руках». Но когда Виктория посмотрела внимательнее на вдову своего отца, ее уверенность в этом поубавилась. Ди-Ди недолюбливала ее, и они обе знали это, поэтому Виктория ожидала увидеть на лице мачехи злорадство от мысли, что она поставила падчерицу в столь затруднительное положение. Вместо этого Ди-Ди казалась вполне довольной, будто бы все идет так, как надо. И тогда Тори наклонилась вперед и сказала:

— Что касается вчерашнего объявления…

— Если ты хочешь извиниться за то, что не удалось соблюсти формальности, то не стоит беспокоиться. Я позабочусь об этом. — Ди-Ди с улыбкой оглядела пару. — Джон не единственный, кто не теряет время зря.

Сердце Тори проделало крутой вираж и покатилось вниз. Боковым зрением она видела, как Джон, который до этого вальяжно раскинулся на своем стуле, медленно выпрямился. Не раздумывая, она потянулась, чтобы взять его руку.

— Что ты имеешь в виду?

— Для меня одной из привлекательнейших сторон жизни с Фордом была возможность знакомиться с нужными людьми. Не знаю, помнишь ли ты, какой искренней теплотой отличалась вчерашняя публика, но среди гостей присутствовал издатель «Газетт». Так вот, что хорошего в том, что ты знаешь самых влиятельных представителей штата, если не можешь попросить кого-то из них о небольшом одолжении? Поэтому я отвела Генри в сторонку — и вот! — Она вытащила экземпляр газеты и развернула на странице со светской хроникой. — И вот сработало! Разве это не замечательно, что дела идут гораздо быстрее, когда под рукой есть нужные люди?

Виктория потянулась к газете, которую Ди-Ди подтолкнула к ней через стол. Когда смысл сказанного дошел до ее сознания, она замерла в ужасе. Господи!

Черным по белому было написано… Во рту пересохло, а сердце гулко застучало в груди, она проглотила слюну и громко прочла:

— «Виктория Эванс Гамильтон выходит замуж за Джона Мильонни в субботу, в октябре…» — Она в недоумении подняла глаза на мачеху. — Ты назвала им дату?

— Ну конечно. А как же иначе? Генри сказал, что издание принимает объявления не позже чем за шесть недель до свадьбы. Но тебе совершенно не обязательно соблюдать это. Ты, возможно, захочешь присоединить к объявлению вашу совместную фотографию и тогда назовешь им настоящую дату. Или мы можем объявить это на вечеринке в честь вашей помолвки. Это просто общий набросок, маленькое предварительное уведомление, нежели что-то большее. И если уж мы заговорили об этом, — она повернулась к Джону, ее широко открытые глаза светились оживленным интересом, — Виктория уже подписала брачный контракт?

— Какая вечеринка? — воскликнула Виктория таким высоким голосом, что сама удивилась, почему не задрожали хрустальные бокалы на столе.

— Вечеринка, бал, прием, называй это как хочешь, но я вчера уже пообещала всем, что она непременно состоится. — Ди-Ди подняла папку с пола рядом со своим стулом, отодвинула чашку, освобождая место на столе, и раскрыла папку. Достав оттуда стопку записок, она посмотрела на Викторию. — Так как я назвала Генри дату, которая будет всего через шесть недель, я чувствую, что у нас нет другого выхода и мы не можем откладывать вечеринку надолго. Что вы скажете насчет следующего воскресенья?

— Вот это оперативность! — пробормотал Джон, а Виктория воскликнула:

— Ты в своем уме?

— Я понимаю, я понимаю! — затараторила Ди-Ди, кивая хорошенькой головкой. — Воскресный вечер не лучшее время для подобного мероприятия, потому что все приличные места арендованы за месяц вперед. Не говоря уже о том, что не все приглашенные смогут скорректировать свои планы за такое короткое время. Но если очень постараться, то все можно уладить. — Она улыбнулась. — В клубе «Броудмур», разумеется, все расписано, но, на наше счастье, кто-то отказался от большого зала, который вполне подходит для вечеринки в честь вашей помолвки. И я арендовала его. Я также персонально обзвонила creme de la crиme[5 - Сливки сливок (фр.).] общества, и догадываешься, какой был ответ? — Она нагнулась, демонстрируя глубокое декольте. — Все заявили, что с радостью придут! Разве это не великолепно?

Забыв все правила приличия, всегда звучащие в ее голове, Виктория рванулась вперед. Но прежде чем она успела дотянуться до Ди-Ди и вцепиться той в горло, Джон быстро обнял ее за плечи, удержав на месте.

— Да, отличная работа, — похвалил он, но его глаза был и холодный внимательны. — А сейчас, Ди-Ди, извините нас, хорошо? Вы здесь столько всего наговорили, что нам хотелось бы обсудить все это наедине.

Ди-Ди удивленно заморгала.

— Но существует масса деталей, которые мы должны обсудить вместе… И еще, как насчет ленча?

— Скажите на кухне, что мы поедим попозже.

— Говори за себя, — буркнула Виктория. — Я так вообще потеряла всякий аппетит.

Но до нее наконец дошла неизбежность ситуации: у Джона действительно появилась возможность войти в окружение ее отца и получить ответы на интересующие его вопросы. Этому будут способствовать и личное сообщение, и объявление в газете. Разумеется, помолвка как была, так и останется фарсом, но не стоит забывать, что Рокет — частный детектив, которого она наняла, чтобы добиться успеха, они должны действовать сообща.

И все равно сомнения одолевали ее. Она подняла голову и взглянула на Джона, который уже встал из-за стола.

— И ты по-прежнему настаиваешь на помолвке?

Он застыл, положив руку на спинку ее стула.

— Вне сомнений.

— И причина та, что ты говорил мне раньше?

— Да.

Она колебалась секунд пять, может, десять. И в конце концов глубоко вздохнула.

— Что ж, хорошо, — сказала она и перевела взгляд на Ди-Ди. — Но я все же не разделяю твоего оптимизма, Ди-Ди. В самонадеянности тебе не откажешь. Тебе не следовало…

— Планировать вечеринку, когда у меня нет денег, чтобы оплатить ее? — закончила Ди-Ди и кивнула: — Я знаю. Так не пойдет, как сказал бы Форд. Но планировать событие, когда ты отлично знаешь, что тот, ради кого ты это делаешь, в итоге оплатит счет, вполне допустимо.

Виктория внимательно смотрела на нее. Она не учла этот аспект. Совсем недавно Ди-Ди могла свободно распоряжаться большими суммами, устраивая роскошные приемы. Теперь эта возможность была для нее закрыта.

— И знаешь, — продолжала Ди-Ди, — с тех пор как Форд умер, у тебя постоянно такое выражение лица, словно мы все в мертвецкой, прости за это слово.

— Но еще не прошло и трех недель!

— Что ж, ты нашла прекрасное оправдание. И все же помолвку необходимо отметить.

— Возможно. Но я предпочла бы сделать это в более узком кругу.

Ди-Ди поморщилась:

— Фи, Тори, ты такая зануда!..

— Может быть. И потом у меня нет ни времени, ни желания обсуждать детали.

— Ну и не надо. — Положив руки на стол, Ди-Ди потянулась так, что ее роскошная грудь предстала на всеобщее обозрение. — У меня в отличие от тебя нет ничего, кроме времени. — Она рассмеялась, довольная собственной шуткой. — Поэтому позволь мне взяться за это дело. Ты не должна ни о чем беспокоиться, разве что… к следующему воскресенью подготовь соответствующий туалет. Я позабочусь обо всем остальном.

Виктория не обязана была вести себя любезно. Ди-Ди загнала ее и Джона в угол, и она не была уверена на сто процентов, что за этим стоит невинное желание устроить роскошный прием. И даже если это было так, она не собиралась благодарить Ди-Ди за ее вмешательство.

Но все же…

Похоже на то, что их дутая помолвка состоится, нравится ей это или нет. И раз так, пусть все идет своим чередом и пусть Джон получит возможность поговорить с нужными ему людьми. В интересах дела ей придется потерпеть светское окружение, которое так раздражало ее.

Разумеется, она не хотела заниматься устройством этой помолвки, которая, как она знала, была фикцией. Сделав несколько глубоких вздохов, чтобы обрести спокойствие, Тори посмотрела на Ди-Ди через стол.

— Прекрасно, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Благодарю, ты очень добра, Ди-Ди.

«И пусть Бог простит мне мою ложь».


Глава 11


Джону казалось, что все это уже когда-то было в его жизни. Шестое чувство заставило его поднять глаза от стола, и он увидел Викторию, стоящую в дверях. Вернее, она стояла около двери и на этот раз даже не хлопнула ею, как обычно. И даже не закрыла ее за собой. Она просто заглянула в комнату и спокойно, чуть-чуть высокомерно произнесла:

— Пойдем со мной.

— Куда? — спросил он, но послушно поднялся, не дожидаясь ответа. Она круто развернулась на своих высоких каблуках и решительными шагами направилась по коридору. Засунув руки в карманы брюк, он шагал подле нее, стараясь не замечать покачивающиеся на ходу бедра и округлые ягодицы.

Но безуспешно.

— И куда же мы идем? — чуть позже поинтересовался он, пока они поднимались по лестнице на второй этаж. «Черт, почему с нашей первой встречи я готов идти за ней куда угодно?» — подумал он с оттенком раздражения и недовольно передернул плечами. — Не смею мечтать, но надеюсь, что в твою комнату, чтобы заняться умопомрачительным сексом?

— Воистину это был бы для тебя счастливый день. — Она бросила на него холодный взгляд через плечо. — Но увы… Хотя первая половина твоего желания исполнится.

— Правда? — переспросил он. — Мы идем в твою комнату?

— Комнаты, — поправила она.

— Но не для секса?

— Как принято говорить среди военных — это не обсуждается. Никакого секса!

Он понимал, ему следует довольствоваться тем, что есть, но дьявольское искушение пьянило кровь, и он быстро обхватил ее за талию и прижал к себе.

— Не надо быть такой строгой, дорогая, — пробормотал он, наклонившись к ней и слегка касаясь ее волос. — И не забывай, мы помолвлены. — «О Господи, какой удивительный запах!»

— Да. И это накладывает ответственность на каждого из нас. И именно поэтому мы здесь. — Выскользнув из его объятий, она остановилась перед закрытой дверью и повернулась к нему.

В выражении ее лица было что-то такое, от чего у Джона пропало всякое желание шутить.

— Тори?..

— Нам предстоит решить непростую задачу, а именно — рассказать Эсме о нашей так называемой помолвке и объяснить, зачем это нужно.

Он не подозревал, что ее слова могут ввергнуть его в такую панику. Он, который не ведал страха и не только приветствовал приток адреналина, но иной раз сам искал опасности, сейчас растерялся и не знал, что делать с захлестнувшим его ужасом. Его лоб покрылся холодной испариной.

— Почему ты не предупредила меня, пока мы шли сюда? Мы могли бы обсудить, что лучше сказать ей.

Виктория пренебрежительно хмыкнула.

— Это не объявление атомной войны, Джон. Мы скажем ей правду. — Она взялась за ручку двери.

— Нет! — Он перехватил ее руку. — Ты с ума сошла?

— Наверное, все зависит от того, что ты подразумеваешь под этими словами. Я мать, и говорят, что очень хорошая мать. — Затем ирония исчезла из ее глаз. — Тебе придется отвечать за те пустые заявления, когда ты утверждал, будто хочешь получше узнать свою дочь, — сказала она низким, взволнованным голосом. — Что ж, у тебя появилась возможность на деле осуществить это желание. И мы не будем лгать ей, Мильонни.

— Но ей всего пять лет! Она ничего не поймет.

— Ты думаешь? — Она упрямо вздернула подбородок. — У тебя есть альтернатива? Ты полагаешь, что можешь позволить ей влюбиться в тебя и думать, как ей наконец-то повезло, потому что у нее появился отец? Тебе, может, это и на руку, но ты подумал, что будет с Эсме, когда ты соберешь свои вещички и укатишь назад в Денвер?

Он понятия не имел, каковы будут его отношения с Эсме, когда он закончит свои дела здесь, в Колорадо-Спрингс. И сколько бы он ни размышлял о том, что должно связывать отца и дочь, это все равно ни к чему бы не привело.

Потому что Тори прежде всего мать и, как любая мать, готова защитить свое дитя от любого, кто мог представлять угрозу. Взгляд, который она бросила на него, не оставлял на сей счет сомнений.

— Я не позволю тебе разбить сердце моей дочери ради какой-то безумной затеи, которая возникла в твоей пустой голове.

Это был еще один удар по его самолюбию в длинной череде подобных ударов, которые сыпались на него с того момента, как он переступил порог ее дома. Желая отомстить, он оглядел ее с ног до головы и спросил:

— Ты думаешь, я взялся за эту роль ради твоей милой компании? Не льсти себе, детка. Эта «затея», как ты выразилась, может спасти задницу твоего дорогого брата.

— Но ты, черт бы тебя побрал, до сих пор не нашел его задницу!

На мгновение в глазах Виктории сверкнул подлинный гнев, который она сдерживала с тех пор, как была вынуждена согласиться на фиктивную помолвку. Ее оскорбления почти нe задевали его, но, видимо, она была уверена, что без них он не поймет, каким ничтожеством является и как она ненавидит его за эту идею жениться на ней. Черт, они оба знали, что у нее никогда не было намерения устраивать всю эту историю с помолвкой. И это ничем бы не кончилось, если бы не Ди-Ди с ее заявлением и светскими тонкостями, которые повлияли на решение Виктории, но так и не смогли поймать ее в свои сети.

Однако гнев, внезапно вспыхнувший на ее лице, исчез так же быстро, как и появился. Выражение ее лица стало непроницаемым, и, покосившись на нее украдкой, он убедился, что ее эмоциональный порыв угас. Хмуро взглянув на него, она сказала с преувеличенной любезностью, которая вконец его доконала:

— Как мне ни больно говорить об этом, но если бы меня заставили выбирать между Джаредом и Эсме, я бы выбрала Эсме. — Затем она выпрямилась и посмотрела на него сверху вниз. — Поэтому давай продолжим. Мы пришли сюда, чтобы рассказать Эсме, что происходит, прежде чем она услышит от кого-то другого о нашей помолвке и начнет строить предположения, которые не входят в наши планы.

Потому, как она это сказала, он понял, что на его лице, вероятно, написано несогласие, потому что она вдруг стала как-то выше, и в ее голосе зазвучали нотки, напомнившие ему его инструкторов из морской пехоты.

— Теперь, Мильонни, нам предстоит сделать то, что я считаю правильным. Понимаешь?

Он понимал очень хорошо, но обнаружил, что скорее готов войти в логово террористов, вооруженных с головы до пят, чем в комнату одной маленькой девочки, в которой нет ничего пугающего, кроме его собственных генов. Он коротко кивнул; и на этот раз, когда он последовал за Викторией в комнату, он слишком нервничал, чтобы обращать внимание на ее прелести. Окинув гостиную быстрым взглядом, он заметил, что она декорирована с той же холодной элегантностью, как и весь особняк. Но здесь строгость обстановки была несколько нарушена: книги и журналы лежали в беспорядке на журнальном столике и софе, пара ярких разноцветных сандалий валялась в углу вместе с парой более темных «шпилек» с острым мыском; миниатюрные солнечные очки с пластиковыми украшениями свисали с абажура настольной лампы.

Он едва успел отметить этот милый, уютный беспорядок, когда мягкий голос Виктории, позвавшей Эсме, вернул его к действительности. В ответ в туалете зажурчала вода, и Эсме крикнула, что она сейчас выйдет.

Джон не мог взять в толк, почему сердце начало как безумное стучать в груди, когда звук текущей воды прекратился и тут же раздался снова в ванной. Он служил в морской пехоте, черт бы его побрал, а она всего лишь ребенок. Он все еще убеждал себя, что нечего пугаться, когда дверь ванной открылась. Эсме влетела в комнату, на ходу поправляя синюю пижаму.

— Привет, мама… Хэлло, мистер Джон! — Остановившись на мгновение, она вдруг изменила курс и, вместо того чтобы подойти к матери, направилась прямо к Джону.

Проклятие! Похоже, так происходит каждый раз, когда она видит его. Какая-то магнетическая сила притягивала к нему ее внимание, несмотря на все его попытки сохранять дистанцию.

— Ах, привет, Эсме! — воскликнул он. Она резко остановилась перед ним. Приподнялась на цыпочки, и Джон осторожно, словно от этого зависела его жизнь, протянул руку, чтобы прикоснуться к ее волосам. И в тот миг, когда он дотронулся до них, все в нем затрепетало от радости. — Как поживаешь?

— Хорошо! А вы? Вы пришли, чтобы почитать мне на ночь?

— Гм… — Он беспомощно повернулся к Тори.

— Нет, малышка, — вздыхая, сказала она. — Присядем. Джон и я, мы хотим кое-что сообщить тебе.

— Фу-ты ну-ты… — Ее веселость на мгновение улетучилась, она схватила его за руку и потащила к обитой шелком софе.

Он подчинился, с любопытством изучая свою дочь.

— Почему «фу-ты ну-ты»?

— Мама всегда говорит, что надо присесть, когда это серьезно. — Девочка сокрушенно вздохнула.

— Серьезно, Эсме, — поправила Тори.

— Видите? — Эсме отпустила его руку, позволив ему расположиться на софе, потом, как только уселась сама, подняла на него свои большие глаза. — Я же говорила.

— И ты права, детка, — подтвердила Виктория, усаживаясь в кресло лицом к софе. Закинув ногу на ногу, она приступила к делу: — Это действительно серьезно. Но в этом нет ничего плохого для тебя. Ты помнишь, зачем Джон приехал сюда?

— Угу-у-у… — протянула Эсме без особой уверенности.

— Помнишь, как ты пришла познакомиться с ним, и няня Хелен сказала тебе, что он…

Эсме какое-то время била голыми пятками по софе. Затем ее личико просияло.

— Тектив! Он приехал, чтобы вернуть домой дядю Джареда. — И, взвизгнув от удовольствия, она повернулась к нему, уткнувшись своим маленьким плечиком в его бок и подняв к нему лицо с улыбкой «ну-скажите-разве-я-не-за-мечательная-девочка?».

Застигнутый врасплох Джон почувствовал, как его сердце сжалось от самой настоящей боли.

— Правильно, — подтвердила Виктория. — И чтобы Джон получил возможность разговаривать с людьми, которые могут помочь ему в этом, ему и мне придется разыграть маленький спектакль. Мы должны притвориться…

Эсме прекратила стучать пятками по софе, но продолжала смотреть на мать, как охотничья собака на пойманную птичку.

— Вы? — Она притихла и почти шепотом произнесла: — Я тоже люблю притворяться.

— Я знаю, что ты любишь, дорогая. К сожалению, не могу сказать, что мне это нравится. Потому что у меня это не так хорошо получается, как у тебя. Но мы надеемся, что это поможет Джареду, и я буду стараться изо всех сил. — Она бросила предостерегающий взгляд на Рокета, но тут же вновь повернулась к дочери. Глубоко вздохнув, она тихо продолжила: — Начнем прямо сегодня. Джон и я должны заставить всех поверить, что мы помолвлены.

— Здорово! — Эсме счастливо кивнула и тут же поинтересовалась: — А как это… помолвлены?

Джон рассмеялся, а Виктория объяснила:

— Это когда мужчина и женщина собираются пожениться.

Эсме улыбнулась, посмотрела на Джона, затем снова перевела глаза на мать, и аккуратные бровки на детском личике поползли наверх.

— Как мама и папа Ребекки?

— Да, но только они по-настоящему женаты, а мы понарошку. Но помни, ты не должна никому говорить, что мы притворяемся.

— И Ребекке?

— Да, детка, ей тоже нельзя.

— Но, мамочка! — возмутилась девочка. — Она же моя лучшая подруга!

— Я знаю. Но если она забудет, что это секрет, и расскажет кому-нибудь, а потом тот человек расскажет кому-то еще, очень скоро все узнают, что это всего лишь игра, и тогда Джон не сможет разговаривать с людьми, которые способны ему помочь найти Джареда. — Тори подвинулась на край кресла. Потянувшись вперед, она ухватила большой пальчик на ноге Эсме и зажала его в ладони, прежде чем свободной рукой погладить ее стопу. — Я знаю, как трудно хранить секреты, милая, но надеюсь, что это скоро закончится. Если тебе захочется поговорить с кем-то об этом, а меня не будет рядом, то можешь обратиться к няне Хелен. Она знает правду. И я очень сомневаюсь, что Барбара и Мэри поверят в эту сказку. — Она поколебалась, затем сказала: — Но только ни слова Ди-Ди, окей?

— Ди-Ди плохая, — пробормотала Эсме.

К удивлению Джона, Виктория не поддержала дочь.

— Нет, Эс, она просто не умеет разговаривать с маленькими девочками.

Эсме смотрела на мать секунду-другую, вертя туда-сюда своей голой стопой, которую продолжала держать Виктория. Покосившись на Рокета, она снова уставилась на мать. Джону казалось, что затянувшемуся молчанию не будет конца, когда она наконец сказала:

— Можно я буду иногда спать в твоей постели, мама?

— Конечно, дорогая, что за вопрос?

— А мистер Джон тоже будет спать с тобой?

Отпустив ногу девочки, Тори отодвинулась и поглубже уселась в кресле.

— Нет, — бесстрастным тоном произнесла она. — Он не будет. Но почему ты спрашиваешь?

Эсме пожала плечами:

— Папа Ребекки спит с ее мамой.

— Да, но мы ведь только притворяемся, милая, помнишь?

— Ага…

— И мы не притворяемся, что женаты, мы делаем вид, что только собираемся пожениться. Понимаешь? — Девочка неуверенно кивнула, и Виктория добавила: — Ну, это как… когда принц отдал туфельку Золушке.

— Окей…

Джон видел, как тонкие бровки Эсме сошлись на переносице, и усомнился, что девочка на самом деле что-то поняла. Все это сомнительное притворство, рассыпавшееся, как карточный домик, предстало перед его мысленным взором. Он понял, почему Тори настаивала на том, что лучше сказать дочери правду. Она предвидела последствия: девочка могла узнать это от кого-то другого, что было бы еще хуже. В то же время ему больно было наблюдать, как он теряет последнюю возможность войти в круг людей, которые могли бы помочь в его расследовании.

Его мозг начал работать четко и быстро, соображая, как взять ситуацию под контроль. «Давай, старина, ты ведь знаешь женщин». Конечно, Эсме была пока всего лишь ребенком, с которым ему предстояло иметь дело, но в ней уже чувствовались замашки маленькой женщины. А фокус общения с женщинами заключался в том, чтобы понять, чего они хотят, и дать им это. Он повернулся к Эсме.

— Ты ведь тоже хочешь поиграть с нами, правда? — Не обращая внимания на предостерегающий взгляд Виктории, он наблюдал, как большие темные глаза девочки просияли, и понял, что попал в точку.

Она кивнула, предвкушая что-то очень интересное.

— Ты знаешь, что может заставить людей поверить в нашу маленькую игру? — Увидев, как она во все глаза смотрит на него, он вдруг ощутил неловкость. Этот взгляд был на удивление неотразимым для ребенка ее возраста, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к повестке дня: — Не называй меня мистер, лучше просто Джон. Хорошо?

— Просто Джон? Ой, как мне нравится! — Обрадовавшись, Эсме улыбнулась ему. — Я буду притворяться, что т ы скоро станешь моим папой.

— Но только пока это необходимо. Эсме, — вмешалась Виктория.

Джон едва не взорвался. Сколько можно талдычить одно и то же? Они уже и так все поняли.

Даже Эсме казалось, менее ластилась к матери, чем обычно.

— А сейчас я могу сказать Ребекке, что он будет моим папой? — Девочка с вызовом посмотрела на Викторию и, прежде чем мать успела снова повторить свое, добавила: — Но не моим папой понарошку?

Казалось, Тори что-то обдумывала секунду-другую, потом вздохнула:

— Да, я думаю, можешь. Ну а сейчас тебе пора в постель. Поэтому пожелай Джону спокойной ночи, и я уложу тебя.

— Пусть он тоже пойдет с нами, — возразила Эсме. — Мы прямо сейчас начнем играть в папу, маму и дочку, хорошо? Ты же сама говорила…

Джон видел, как загорелись глаза девочки, и ее непосредственность произвела на него необычайно глубокое впечатление. Она спрыгнула с софы и повернулась, чтобы протянуть ему свою маленькую ручку.

— Пойдем! — скомандовала она, невольно копируя строгие интонации матери. — Мама уложит меня, а ты почитаешь мне мою любимую книжку.


Глава 12


Тяжелые свинцовые тучи нависли над Денвером в субботний вечер, когда Джаред и Пи-Джей пробирались к месту, которое облюбовал и для ночлега еще днем. К тому времени как они добрались до цели и остановились перед забором, окружавшим стройку, небо было уже чернильно-черным.

— Надеюсь, мы не попадем под грозу, — пробормотала Присцилла, когда они стали карабкаться через забор. Закинув наверх одну ногу, она, задрав голову, посмотрела вверх. — Ненавижу молнии.

— Правда? — Джаред бросил на нее быстрый взгляд, начиная спускаться с забора по другую сторону. — Мне тоже кажется, что в этом есть что-то устрашающее.

— Что ж, пусть так, может, я ненавижу не молнии, а когда… — Зловещий слепящий зигзаг внезапно прорезал темное небо и, словно в подтверждение ее слов, послал искрящийся росчерк в сторону Скалистых гор. Пи-Джей вскрикнула.

— Тише ты! — прошипел Джаред, обрывая ее. — Если тут есть охранники, нам не стоит привлекать их внимание.

— Ах, извини-и-ите меня! — сердито процедила Присцилла в ответ. — Но я снова говорю: я ужас как боюсь грозы. — Она всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть Джареда, который соскочил на землю и, повернувшись, смотрел на нее, уперев руки в бедра. — Но не так сильно, как я ненавижу…

И тут раздался страшный удар грома, Пи-Джей взвизгнула, покачнулась и свалилась с забора. Джаред хотел подхватить ее, но опоздал. Все, что он мог сделать, — это протянуть руку, чтобы помочь ей подняться.

— Ты не ушиблась?

— Чертов придурок! — процедила она сквозь зубы и вырвала руку. Дыхание клокотало в ее груди. Приоткрыв рот, она пыталась восстановить его, и сейчас напоминала маленькую беспомощную рыбку, выброшенную на берег. Но когда он подошел поближе, она уже достаточно отдышалась, чтобы огрызаться. — Убери свои паршивые руки! — прошипела она. — И вообще вали отсюда!

— Да ради Бога! Мне-то что! — Он повернулся и пошел внутрь строящегося здания, состоящего из трех отдельных блоков. На объявлении, которое они приметили ранее, было написано, что здесь возводится кондоминиум с территорией торгового центра на нижнем этаже. Джареду было все равно. Единственное, что имело для него значение, — это возможность убежища и то, что они были здесь одни.

Сухого убежища, заметил он чуть позже. Когда небо наконец прорвало, дождь хлынул с такой силой, что все пространство, окружавшее стройку, моментально превратилось в болото из густой жижи и грязи. Выглянув через дыру в стене, которой впоследствии предстояло стать окном, он поежился. Было еще не так холодно, но пропитанный влагой воздух, бетонные стены и пол здания — от всего этого исходил такой холод, что пронизывал до костей. Что будет, когда придет осень? Или еще хуже — зима?

Секундой позже появилась Пи-Джей — крошечная призрачная тень, которая тут же разразилась нелицеприятной тирадой в адрес молнии:

— Дурацкая ночь, черт бы ее побрал! — Едва она успела произнести последние слова, как новая вспышка осветила то место, которое Джаред выбрал для ночлега. Зябко потирая плечи, Присцилла огляделась. Вздернув упрямый подбородок к потолку, она прошла к стене, находившейся напротив того места, где Джаред бросил свой рюкзак.

Живот сводило от голода, он продрог и сегодня спустил последний доллар. Ему до смерти хотелось оказаться дома. А тут еще нытье Пи-Джей!

— Черт побери, что случилось?

— Ничего, козел! — огрызнулась она.

— Где ты нахваталась этих словечек? Какая муха тебя укусила?

— Никакая, — просипела она, ее голос прозвучал еще более хрипло, чем всегда. — Я уже говорила тебе — ненавижу такую погоду. Она действует мне на нервы.

— Да, это точно, — согласился он, подхватил свой рюкзак и присел рядом с ней. — Но есть и хорошая сторона. По крайней мере мы не попали под дождь. И мы здесь одни. Кто знает, что ждет нас впереди?

Снова прозвучали раскаты грома, хотя Джаред не видел молнии, обычно предвещающей грозу. Чувствуя, как вздрогнула Пи-Джей, он обхватил ее худенькие плечи.

Она мгновенно напряглась.

— Я не нуждаюсь в утешении!

— Вот и хорошо, потому что я не собираюсь утешать тебя. Господи, ты могла бы хоть на пять минут прекратить изображать принцессу на горошине? Здесь чертовски холодно, ты не думаешь, что я сделал это для того, чтобы согреться?

— А-а… — протянула она, ее тоненький голосок снова обрел звук, и девочка расслабилась. — Тогда давай.

Он улыбнулся. Господи, она такая независимая. И такая упрямая, просто как осел. Но именно это в ней и нравилось ему.

Они молча сидели в темноте, и только шум дождя, барабанившего по крыше, нарушал тишину. Внезапно он осознал, что близость Пи-Джей и то, как доверчиво она прижималась к нему своим теплым худеньким телом, были удивительно приятны. Это открытие, а также искорки сексуального возбуждения, неожиданно вспыхнувшие в нем, заставили его убрать руку, обнимавшую плечи девочки, и отодвинуться от нее.

Он старался не винить себя за те мысли, что сейчас вихрем проносились в его голове. Черт, нельзя же не учитывать тот факт, что она женщина как-никак! Не говоря уже о том, что кругом так темно, хоть глаз выколи, а они сидят, прижавшись друг к другу… Вне сомнений, окажись любая девушка на ее месте, его реакция была бы точно такой же. И все же уж кому, как не ему, следовало знать, что он допустил ошибку, потому что Пи-Джей, несомненно, чертовски юна для него. Но даже если бы он ничего не знал о ее возрасте и о ее отношении к сексу, она все равно была такая худенькая, безгрудая, что больше подходила ему как сестра, чем как любимая девушка.

Однако у него за всю жизнь не было такого друга. Да, она была лучше всех. Когда молния снова осветила их убежище и Джаред увидел серебристые дорожки от слез на ее щеках, он вдруг почувствовал, как сжалось его сердце.

— Эй, послушай, — мягко проговорил он, снова придвигаясь поближе, но так, чтобы между ними оставалось небольшое расстояние. — Почему ты плачешь?

Кругом снова стало темно, но Джаред слышал, как она шевельнулась, и ему не надо было света, чтобы понять, что она сейчас ощетинится, как, видимо, делала всегда, когда кто-то смел уличить ее в слабости.

— Ты сказал «плачешь»? С чего ты взял? «Ну ладно, если начал, давай расхлебывай».

— А это что? — Пододвинувшись к ней, он снова обнял ее и свободной рукой смахнул слезы со щек. — Не плачь, Пидж. — Черт, он сам готов был заплакать!

— Ну и что? Подумаешь, большое дело! Какая-то пара жалких слезинок. — Она отбросила его руку. — Почему тебя это волнует? Ты же собирался бросить меня тут.

— Что? — Он старался разглядеть ее лицо сквозь темноту, но свет, проникавший с улицы, был слишком скудным, и только длинные тени бродили по стенам. — С чего это ты взяла?

— Ты знаешь.

— Не говори, что я знаю то, чего не знаю. Если бы я знал, то не спрашивал бы…

— Ты считаешь, что я глупая, потому что боюсь г-гро-зы. — Ее голос запнулся на последнем слове, и, чтобы скрыть свою слабость, она изо всей силы пихнула его в бок.

— Ты чего? Прекрати сейчас же! — Он схватил ее ладонь и зажал в кулаке. — Я сказал, что глупо бояться грозы, а не то, что ты глупая. Это просто шум. — Но, чувствуя, как затряслись ее плечи от беззвучных рыданий, он отпустил руку Присциллы и крепко прижал ее к себе. Она такая слабенькая! Черт, хотел бы он изменить погоду, лишь бы она не боялась. Их жизнь и так была полна дерьма, не хватало еще, чтобы эта дурацкая гроза окончательно все испортила.

— Да ладно, ты хреновый друг. Ты ушел и бросил меня, когда я свалилась с забора!

— Ты что, шутишь? Ты сама послала меня куда подальше. — Но тут он внезапно понял, что ей просто было стыдно от того, что она так неловко упала. Его раздражение как рукой сняло.

Словно прочитав его мысли и истолковав их как жалость к ней, она разозлилась, издала глубокий вздох и потерла кулаками глаза.

— Не ври! Я позволила тебе поднять меня, разве нет? И я позволила твоим паршивым рукам обнять меня, когда тебе стало холодно. И ты не очень-то торопился сделать это снова. Ну подумаешь, большое дело. Я не маленькая, и мне не надо ничего объяснять. Я понимаю, что надоела тебе и ты хочешь уйти. И мы оба знаем, что я готова говорить сколько угодно и о чем угодно, лишь бы не выходить в эту грозищу.

— Оба знаем? Черт, Пидж, я не знаю, о чем ты! Господи, ты просто болтаешь невесть что ..

— Я не болтушка, сам ты глупый сосунок, кре…

— Тогда не пори такую чушь. Я отодвинулся, потому что мне стало жарко, я перегрелся… черт, за одну минуту. — Он не хотел объяснять свое мгновенное умопомрачение, если она до сих пор сама не поняла, поэтому строго отрезал: — Послушай, кончай реветь, хорошо? Я не хотел никуда уходить без тебя. Господи, Пидж, ты единственная, кто держит меня на этой земле с тех пор, как я сбежал из дома.

Она прижалась головой к его груди, и даже сквозь темноту Джаред почувствовал ее взгляд.

— Да? — спросила она неуверенным робким голосом.

— О да. Абсолютно. — Он прижал ее покрепче к себе и почувствовал еще большее облегчение, когда она в ответном порыве сама притиснулась поближе. И тут она потерлась лицом о его грудь. — О Господи! Не вытирай сопли о мою рубашку.

Она захихикала сквозь слезы:

— Ах, простите… У меня нет с собой носового платка.

— Я прихватил рулон туалетной бумаги в «Волфганг-Пакс»[6 - Сеть ресторанов фаст-фул.] — Он потянулся к рюкзаку и шарил в нем, пока не нашел то, что искал.

Она привстала, взяла рулон, отмотала приличный кусок и стала вытирать нос, пока он засовывал бумагу назад в рюкзак. Когда он вернулся на свое место у стены, она тут же приняла прежнюю позицию: свернулась клубочком и прильнула к нему. Джаред обнял ее, стараясь не обращать внимания на бурчание в животе.

— Что ты думаешь делать завтра? — поинтересовался он.

— У нас завтра что, воскресенье?

— Да.

— Центр защиты детей будет раздавать бесплатную еду в Скайлайн-парке.

При мысли о еде его рот наполнился слюной.

— Это будет днем, да?

— Угу. — Она зевнула. — Может, нам даже удастся разжиться тюбиком зубной пасты.

— Было бы здорово. Хотя… — Он замялся, но все же спросил: — А как насчет денег?

Страх, что он знает ответ, оправдался, когда она сказала:

— У меня ничего не осталось.

— Черт, у меня тоже. — Он выдохнул. — Но по крайней мере у нас есть крыша над головой, а завтра мы наконец сможем поесть.


Глава 13


Пленительные звуки популярной мелодии, которую негромко наигрывал джаз-банд, наполняли просторный зал отеля, где проходила вечеринка по случаю помолвки Виктории и Джона. Виновники торжества были заняты беседой, когда увешанная бриллиантами женщина, кивнув на руку Виктории, поинтересовалась:

— Почему у вас нет кольца, дорогая?

Увидев замешательство на лице Виктории, Джон поспешил на помощь и, быстро обняв ее за талию, сказал:

— Вы представляете, мэм, она не захотела! И тогда мы решили приобрести кольца к свадьбе. — Он тихонько провел кончиками пальцев по ее боку вверх и вниз, одновременно послав любопытной даме самую обаятельную улыбку из серии «это-между-нами-мадам», какая только была в его арсенале. — Тори хочет простое кольцо, но что касается меня, я предпочел бы побольше блеска, что-то такое, что можно было бы разглядеть с другого конца футбольного поля. — Он рассмеялся. — Я пытаюсь уговорить ее на кольцо по крайней мере с тремя бриллиантами.

Дама ответила ему обожающим взглядом, и хотя он привык к подобной реакции, на сей раз повышенный интерес этой женщины к его персоне был ему неприятен.

— Что ж, великолепный выбор, — сказала она и, отведя от него глаза, обратилась к Виктории: — Вам стоит прислушаться к нему, дорогая. Ваш жених наверняка знает толк в бриллиантах. — Еще раз с любопытством взглянув на Джона, дама извинилась и поспешила за проходящим официантом, который держал в руках поднос с бокалами шампанского.

Молчание, нарушаемое только звуками музыки и негромким разговором гостей, собравшихся отметить их помолвку, вновь окружило Джона и Викторию. Улыбнувшись, он нежно приподнял подбородок Тори и заглянул ей в глаза. Как и полагается жениху, он сознательно использовал эти милые приемы ухаживания, так как все взгляды были направлены на них, но его голос звучал совсем не так мило, когда он пробормотал:

— Постарайся быть более обходительной, чем сейчас, если хочешь, чтобы все поверили, что мы действительно собираемся пожениться.

К его удивлению, она не возражала.

— Я знаю, извини. Эта дама выбила меня из роли, боюсь, я не очень сильна в импровизации. — Виктория нехорошо рассмеялась. — О черт, кого я дурачу? Во мне нет ни капли актерского таланта, и мне эта игра дается гораздо тяжелее, чем вам с Эсме.

Его улыбка потеплела при упоминании дочери. Господи, какой ребенок! На прошедшей неделе он успел несколько раз пообщаться с ней, и это напомнило ему годы службы в разведке. Постоянный приток адреналина, удивительное сочетание риска и восторга. Каждый раз после встречи с ней он был так взбудоражен, что едва держался на ногах. И выжат как лимон. А если должно быть по-другому, то как? Джон не раз задавался вопросом: способен ли он стать настоящим отцом? Но кто знает? Где написано, что он не окажется слепком со своего собственного родителя? Черт, может быть, он не так уж безнадежен, как всегда считал? Эсме, кажется, нравилась его компания.

Конечно, может, это всего лишь зов крови. Потому что с каждым днем он все чаще приходил к выводу, что его дочь во многом похожа на него. И это что-то перевернуло в нем. Каждый раз когда он открывал какие-то свои качества в этой маленькой девочке, даже если это было стремление во что бы то ни стало повернуть ситуацию в свою пользу, это вызывало в нем нечто похожее на смесь страха и волнения. И сейчас все, что он мог чувствовать, — это гордость. Он улыбнулся Виктории.

— Она замечательная, правда?

Тори улыбнулась в ответ, и напряжение оставило ее.

— Да, она замечательная. Я рада, что ты находишь для нее время.

— Я тоже. Представляешь, она даже знает, как стрелять из пистолета! Чтобы в пять лет ребенок умел обращаться с оружием! Невероятно! — Он рассмеялся. — Я думаю, может быть, ее заинтересует служба в морской пехоте? Впрочем, и в моем агентстве для нее найдется работа. Если бы я начал учить ее прямо сейчас, к десяти годам она смогла бы освоить все, что нужно.

Виктория запрокинула голову и рассмеялась. Это был глубокий грудной звук, поразивший Джона прямо в солнечное сплетение, словно меткий удар каратиста. Он вздрогнул, глядя на нее.

Уже дважды за сегодняшний вечер ей удалось нанести ему удар в самое сердце. Первый раз это случилось, когда он увидел, как она спускается по лестнице своего особняка, еще до того как началась вечеринка. Ее прическа, казалось, бросала вызов всем мыслимым законам физики. Тяжелая масса волос, готовая вот-вот упасть ей на плечи, пренебрегая законом тяготения, осталась на весу. В длинном платье бронзового цвета, облегавшем ее фигуру как вторая кожа, оставляя открытыми шею, плечи и притягательную ложбинку на груди, она выглядела строго и вместе с тем сексуально.

Это сочетание холодного аристократизма и откровенной чувственности сводило Джона с ума с того самого дня, как судьба привела его на ее орбиту, несмотря на все его попытки не поддаваться. Он не мог понять, как уживается босоногая женщина, которая как-то на его глазах ломала лобстера голыми руками и смеялась, когда брызги масла летели на ее загорелую грудь, с элегантной светской красавицей, стоявшей сейчас перед ним.

Но, честно говоря, в этот знаменательный вечер его больше занимало другое.

— Извини, я, кажется, заговорился, — признался он, сопровождая свои слова ироничной улыбкой. — Недаром в определенных кругах у меня была репутация сладкоголосого дьявола. — Затем, отбросив шутки, которые он мог позволить себе только с ней, он осторожно убрал прядку волос с ее щеки. — Я говорил тебе, что ты очень красива сегодня? Ты красивая, Виктория, и ты это знаешь. Ты просто сногсшибательна.

Она застенчиво улыбнулась ему и поправила прическу жестом, который он уже наблюдал у Эсме.

— Спасибо. Ты уже упоминал это, но все равно приятно. Ты тоже отлично выглядишь. — Она бегло оглядела его. — Твой смокинг взят напрокат? — Она вопросительно подняла бровь. — Только не говори, что этот галстук-бабочку ты захватил во время той поездки в Денвер, о которой рассказывал мне.

— Хорошо, не буду говорить. — Он одарил ее улыбкой, которую его друг Купер уже давно окрестил «фирменная от Мильонни». Но ее бровь по-прежнему оставалась приподнятой, и он отбросил попытки очаровать ее. Почему-то это не получалось, как бы он ни старался. — Ты хочешь полного отчета? Мне необходимо было еще раз заглянуть в офис, чтобы подписать платежную ведомость и посмотреть, как продвигается пара дел, поэтому пришлось съездить в Денвер еще и в пятницу.

— Очень скоро у тебя здесь будет больше работы, чем в твоем собственном бюро. — Она холодно посмотрела на него. — Интересно, как тебе удается избегать упоминаний о своих отлучках в Денвер, пока я не припру тебя к стенке? Ты ведь весьма необщительный человек, когда дело касается личной информации, так ведь, Рок…

— А вот и наша счастливая пара!

Разговор принимал опасное направление, и Рокет был рад, что их прервали… но когда он увидел того, кто это сделал, от его радости не осталось и следа. Прекрасно. Майлз Уэнтуорт. Только его здесь и не хватало, подумал Джон. Ему почти удалось забыть, что помолвка ненастоящая, и он вполне мог обойтись без встречи с этим парнем. Особенно когда почувствовал, как напряглась Виктория.

Он окинул Майлза быстрым профессиональным взглядом с ног до головы, так что ни одна деталь не осталась незамеченной: ни его прическа — волосок к волоску, ни вечерние туфли, ни безупречный смокинг. Джон приветствовал его коротким поклоном.

— Рад видеть вас, Уэнтуорт.

Уэнтуорт, в свою очередь, попробовал дважды выговорить фамилию Джона, но потом безнадежно махнул рукой, видимо, признаваясь, что это ему не под силу. От этого движения он покачнулся и едва устоял на ногах.

— А-а, все равно… Язык сломаешь на этих иностранных фамилиях. — Повернувшись к Виктории, он расплылся в улыбке и потянулся к ее руке. — Ты выглядишь потрясающе, дорогая. Брось этого неудачника и выходи за меня. — Хотя с дикцией у него было все нормально, он снова слегка пошатнулся, склонившись к руке Виктории, и глаза Джона сузились. Слишком явные признаки опьянения, чтобы принять их за что-то иное.

— Ты пьян, — произнесла она холодным тоном, высвобождая руку.

Нахмурившись, Уэнтуорт выпрямился и уставился на нее.

— Да, я пьян. Ты бы тоже не удержалась, если бы тебе обещали… — Прикрыв рот ладонью, словно боясь сказать что-то лишнее, он сделал попытку погладить ее по голове.

Джон едва сдерживался, чувствуя, как в нем закипает злость, но Виктория снова поразила его.

— Что обещали, Майлз? — спросила она, и ее влажные зеленые глаза холодно блеснули. — Ты хочешь сказать, что мой отец что-то обещал тебе?

— Конечно, нет. — Хитрая гримаса исказила его лицо, но тут же исчезла, и на смену ей пришло печальное собачье выражение. — Я просто не нахожу себе места, потому что обожаемая мной женщина выходит замуж за мужчину, который и мизинца ее не стоит.

Джон был сыт по горло «неудачником» и этими нескончаемыми ссылками на его несостоятельность. Но когда он вознамерился показать этому глупому выскочке, где раки зимуют, Виктория вздернула подбородок и встретила взгляд Уэнтуорта с холодным достоинством, которое, казалось, говорило Джону: «Не забывай, морской пехотинец, кто ты, а кто я».

— То есть ты недоволен, что я собралась замуж за человека, непохожего на тебя. Ты это имел в виду? О, ради Бога! Ты забыл, что у меня была прекрасная возможность познакомиться с твоими взглядами на любовь. — Цинично изогнув бровь, именно так, как делала это в разговоре с Джоном, она спросила: — Выходит, отец на этот раз обещал тебе добиться моей благосклонности?

Рокет насторожился: «на этот раз»?

— Я не хотел так поступать с тобой, — отрезал Майлз. Но, вспомнив о деле, он быстро сменил свой воинственный тон и озлобленный взгляд на нежный и обожающий. — И сейчас все совершенно иначе. Я словно снова перенесся в го время. Те чувства… и чудесные, и мучительные вновь обрушились на меня.

Она кивнула, подтверждая, что полностью согласна с ним.

— Конечно. С тех пор прошло больше десяти лет, но я верю, что ты все еще страдаешь от безответной любви. — В ее голосе звучала нескрываемая ирония, но в глазах плескалась боль.

Заметив это, Джон потянулся к ней. Она взяла его под руку и прижалась к нему всем телом.

Он улыбнулся Уэнтуорту, обнажив ряд белоснежных зубов, чувствуя приятное тепло и нежность ее груди около своей руки. Но его улыбка смягчилась, когда он наклонился к Тори и, не глядя в сторону Майлза, проговорил:

— Извините нас, старина. Мне кажется, это наша мелодия, дорогая!.. — Он быстро увлек ее на площадку для танцев.

— Если у вас все так славно, — громко проговорил Майлз им вслед, — почему она не носит кольцо?

Виктория обернулась.

— Потому что мы все еще спорим, какое кольцо мне купить: простое, к которому склоняюсь я, или с тремя бриллиантами, как настаивает Джон?.. Кроме того, я достаточно взрослая, чтобы самой отвечать на вопросы, и, как мы обнаружили, ты, оказывается, мастер распространять сплетни.

Радуясь тому, как ловко Виктория отбрила своего бывшего ухажера, Джон запрокинул голову и рассмеялся. Прижав Тори к себе, он вывел ее на площадку для танцев, и они встали в позу.

— Вот это я понимаю! Это моя девушка!

Виктория сама себя не узнавала. К ее удивлению, необходимость играть роль влюбленной невесты развязала ей язык, и, чувствуя некоторую неловкость, она склонила голову на грудь Джона.

Словно понимая ее чувства, он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул ей в глаза.

— Кем этот клоун тебе приходится, дорогая?

Она вздохнула.

— Ее первая любовь.

Она резко повернула голову и увидела, что Майлз, последовав за ними на танцпол, с самодовольным видом остановился в двух шагах от них. Вне себя от злости, которая просто приковала ее к месту, она подумала, что не позволит этому негодяю шантажировать ее, используя их прежние отношения.

— Чего он хочет, Джон? Он притворялся, что влюблен в меня, чтобы добиться покровительства моего отца. — Она окинула Майлза презрительным взглядом. — Ты был всего лишь моим первым увлечением, Майлз. Свою любовь я сохранила для другого, для того, кого прежде всего интересовала я сама, а не способ подняться по карьерной лестнице. Воспринимая меня как возможность обогатиться, вряд ли можно было завоевать мое сердце.

— Твои чувства ко мне были глубже, чем простое увлечение, и ты прекрасно знаешь это! Я понимал, что поступил с тобой дурно, и до сих пор сожалею об этом. Но ты любила меня. — Окинув ее помутневшим взглядом, он выгнул светлую бровь. — Если бы не так, ты никогда бы не отдала мне свою невинность.

— И, как выяснилось, совершила большую ошибку. — «Но как мило с твоей стороны заговорить об этом». Она ощутила, как рука Джона, обнимавшая ее за талию, напряглась в ответ на откровение Майлза, и, оглянувшись на него, пожала плечами, словно его слова вовсе не задели ее. — Мне было семнадцать, — пояснила она. — И мне потребовалось время, чтобы понять, что он просто играет со мной. Но к концу лета я во всем разобралась. И поняла, что единственный результат, которого он ждал от своего ухаживания, — это получить место в одной из компаний моего отца.

— Это неправда! — запротестовал Майлз. — Я был влюблен в тебя.

— Ты был влюблен в то, что мой отец мог сделать для тебя. Я значила для тебя куда меньше. — И, Господи, как же это было больно! Он из кожи лез, чтобы она поверила в искренность его чувств, и она убедила себя, что влюблена, но к концу лета открыла, что он всего лишь использовал ее для достижения своей цели. А в результате разбил ей сердце. Эта старая боль до сих пор отзывалась в ней, потому что ей вдруг страстно захотелось наклониться к Майлзу и прошептать ему на ухо, что ее адвокаты пришли к интересному заключению — она сейчас стоит миллионы и миллионы долларов… и земля скорее разверзнется, чем она позволит ему протянуть к ним руку.

Но распространять слухи о своем наследстве было глупо, не говоря уже о том, что именно ее новое финансовое положение, несомненно, и пробудило в нем такой горячий интерес. Она не думала, что это стало злободневной новостью, которую обсуждали в клубе, но он мог почерпнуть информацию от секретарши Роберта Радерфорда… Даже если бы ей было шестьдесят, его бы это не остановило. Тихо вздохнув, она окинула Майлза равнодушным взглядом.

Рокет между тем улыбнулся ему своей грубой улыбкой.

— Это первое предупреждение, Уэнтуорт, и… последнее. Многие из парней понимают меня с полуслова. Так вот, это может плохо кончиться для вас, если вы не поймете, что ваш поезд уже ушел. Понятно? — Он замолчал, потом добавил более спокойным тоном: — Вы злоупотребляете нашим гостеприимством, старина. И пора напомнить себе об этом.

Грудь Майлза нервно вздымалась и опускалась под черным смокингом, пока он тупо смотрел на них. Потом он повернулся и поплелся прочь. Виктория проводила его взглядом, пока он не исчез за одной из дверей зала, и снова опустила голову на грудь Джона.

— Весьма содержательная маленькая речь, — улыбнулась она. — И убедительная.

— Да, я знаю. Как и место, которое я выбрал для этого разговора. — Его руки сомкнулись на ее спине. — Успокойся, может быть, я и неудачник, дорогая, но этот идиот уж точно не джентльмен. — И Джон закружил ее в танце. Затем он наклонил голову и потерся щекой о ее висок. — Прости, — сказал он мягко. — Парень — полное ничтожество, но мне кажется, что ты и вправду была влюблена в него когда-то…

Она подумала об этом и поняла, что ее гордость уязвлена как никогда. Какое отчаяние она испытывала, когда поняла, что ее чувство к Майлзу вовсе не любовь, а просто страстное желание любви!

— Я думала тогда, что это и есть та самая вечная, всепобеждающая любовь, — пробормотала она в его объятиях. — Но, как выяснилось, это была всего лишь детская влюбленность.

— Однако дети тоже больно ушибаются.

— Да, это уж точно. — Она вдруг поняла, что они все еще стоят обнявшись, хотя музыка уже кончилась. Но прежде чем это дошло до ее сознания, джаз-банд заиграл медленный сентиментальный вальс. Она приподняла голову, чтобы посмотреть на Джона. — Я не считаю тебя неудачником.

Он пожал плечами:

— Я жил в соответствии со своими доходами и всегда спокойно относился к богатству других, но никто не мог бы сказать, что я прозябал в нищете. — Он сделал паузу, а потом продолжил: — Я понимаю, что мое воспитание сильно отличалось от воспитания тех молодых людей, с которыми ты обычно встречалась.

— Ты только что имел возможность лицезреть одного из этих «молодых людей». Я думаю, мне не нужно говорить, что ты в десять раз больше похож на мужчину, чем он.

Он рассмеялся и сжал ее в объятиях.

— Это уж точно!

— И что же нам дальше делать? — спросила она. — Тебе нужно поговорить с кем-то из присутствующих?

Уголок его рта дернулся.

— Нет, мы будем притворяться, что без ума друг от друга, а тем временем ты познакомишь меня с гостями.

— О… — Она заморгала. — Без проблем!

— Это наша главная цель, — подтвердил он и, отклонившись назад, потянул ее за собой, так что ей ничего не оставалось, как подчиниться. Опасное па, подумала она. Нервные окончания завибрировали, а ее зеленые глаза подернулись легкой дымкой.

Он смотрел на нее с полуулыбкой.

— Почему бы нам не начать с твоей подруги и ее мужа? — Джон сделал еще шаг, и его крепкое, сильное колено втиснулось меж ее ног. Он повернул ее в танце, колено исчезло, и она снова обрела способность мыслить.

— Моя подруга?

— Я имею в виду маму маленькой приятельницы Эсме.

Это окончательно вывело ее из чувственной неги, которую вызывала близость его тела, и она в тревоге отодвинулась от него.

— Ты думаешь, Пэм может иметь отношение к убийству моего отца?

— Нет. Но я хотел бы поближе познакомиться с ней, особенно учитывая тот факт, что ты раскрыла ей секрет нашей помолвки. — Он пронзил ее взглядом. — Ты ведь рассказала ей?

Ее щеки залились краской стыда, но она спокойно встретила его взгляд.

— Я понимала, что никак не смогу избежать объяснений по этому поводу. Посуди сам, ты провел с Эсме достаточно времени, чтобы понять, что через пять минут после того, как Ребекка увидела тебя, Эсме выложила ей все, а именно: «Мистер Мильонни — частный детектив, которого наняли, чтобы он нашел дядю Джареда». Разумеется, это пошло дальше… — Поскольку он продолжал молчать, она дерзко вскинула подбородок. — Послушай, я уже говорила тебе, что я никудышная актриса. И когда Пэм потребовала от меня отчета и спросила, почему мне вдруг взбрело в голову выйти замуж за детектива, я вынуждена была сказать ей правду.

— Хорошо, — пробормотал он.

— И потом… она моя подруга, и кон… — Она хотела что-то еще добавить, но остановилась на полуслове, во все глаза глядя на него. — А как ты догадался?

— Я детектив, дорогая. Это моя работа.

Она обдумывала, что бы сказать в ответ, но потом оставила эту затею и просто склонила голову ему на грудь. Он обнял ее, но тут музыка смолкла, и она решила, что это к лучшему, потому что по меньшей мере глупо, а может, и опасно так упиваться его силой, горячим жаром его тела, его запахом… О нет, нет и нет, это слишком!

Закончив танец, она взяла его за руку и повела за собой. Они лавировали между красиво сервированными столами, направляясь к ее друзьям, которые стояли у бара. Им пришлось останавливаться несколько раз, принимая поздравления и отвечая на приветствия, и хотя Виктория улыбалась и легко вступала в мимолетные разговоры, сна продолжала двигаться к намеченной цели, и он послушно следовал за ней.

— А вот и наша невеста! — Фрэнк, приземистый рыжеволосый муж Пэм, приветствовал их широкой улыбкой на красноватом лице. — Тори, ты сегодня просто красавица!

— А ты мастер расточать комплименты. — Она оглядела его смокинг и вечерний туалет Пэм: открытое платье нежного кремового оттенка. — Хотя должна сказать, что вы тоже выглядите превосходно.

— Да, мы старались! — рассмеялся Фрэнк. Но тут же его лицо приняло скорбное выражение, и, взяв руку Виктории, он нежно пожал ее. — Прости, что пропустил церемонию прощания с твоим отцом.

— Я знаю, Пэм говорила мне, что ты в отъезде.

— Я ездил в Новую Шотландию и, к сожалению, не смог быть рядом с тобой в тот печальный момент. Пэм рассказала мне, что все прошло… бесподобно.

— Какая часть? — сухо поинтересовался Джон. — Прощальное слово Ди-Ди или неожиданное сообщение о помолвке?

Фрэнк выдержал его взгляд.

— И то и другое.

Вспомнив о своих обязанностях, Виктория сжала руку Джона и высвободила из нее свои пальцы.

— Извини, я не представила тебя моим друзьям. Фрэнк, Пэм, это мой… — Она замешкалась на секунду. — Мой жених Джон Мильонни. Джон, познакомься с Пэм и Фрэнком Чилуорт.

Он пожал протянутые руки, и все четверо приступили к непринужденной беседе. Когда мимо проследовал официант, Фрэнк взял бокалы с шампанским с подноса. Передав каждому, он провозгласил тост:

— За Тори и Джона, за их долгий, счастливый… союз. — Когда каждый сделал по глотку, он повернулся к Джону. — Вы играете в гольф?

— Конечно, — ответил Джон не моргнув глазом. — Только и делаю, что утаптываю дерн и провожу большую часть времени в песчаной ловушке.

— Тогда мы должны сыграть на деньги.

Джон усмехнулся через грань бокала, который поднес к губам.

— Почему у меня такое чувство, будто на мне написано крупными буквами: «Простак»?

— О, я сомневаюсь, что кто-то может принять вас за простака или кого-то подобного. Но, играя в паре, мы могли бы обчистить кое-кого… — Фрэнк улыбнулся и пожал плечами: — Что я могу сказать? Получите хорошие деньги. Серьезно, мы должны сыграть в паре против Фредерика Олсона и Хэвиленда Картера.

Джон выпрямился:

— Они оба были…

— На печально известном приеме? Да, — ответил Фрэнк, бросив смущенный взгляд на Викторию. — Извини, дорогая.

Она улыбнулась, как будто ничего не произошло, но почувствовала, как кольнуло сердце.

Пэм, которая видела свою подругу насквозь, прикоснулась к ее руке.

— Что ж, это было не очень к месту, — сказала она мягко, слушая разговор мужчин, — но он не хотел обидеть тебя, дорогая.

— Я знаю. Я также знаю, что душа моего отца, возможно, чернее, чем карманы дьявола. Только…

— Но он твой отец.

— Да. — Виктория вздохнула. — И все же я не могу сказать о нем иначе.

— Так часто происходит в семьях, — согласилась Пэм. — А что произошло между тобой, Джоном и Майлзом?

— Он решил поделиться с Джоном подробностями своей личной жизни. И рассказал ему, что был моим первым любовником.

Пэм покачала головой.

— Вот это настоящий мужчина! — усмехнулась она.

— Не правда ли? Он заявил о своих правах на меня.

— С каких это пор?

— Я думаю, с тех пор, как отец умер и я унаследовала его состояние. Не знаю, Пэм, у меня ужасное чувство, что отец мог что-то обещать ему.

— Например?

— Понятия не имею, но мне все это не нравится.

Она почувствовала, как знакомая рука обвила ее талию.

— Забудь о нем, — сказал Джон, привлекая ее к себе. — Этот парень — дерьмо, и это наш вечер. Почему бы тебе не представить меня еще кому-нибудь из твоих друзей?

— Фрэнк и Пэм единственные, кого я могла бы назвать своими друзьями, — ответила Виктория сухо. — Хорошо, я представлю тебя моим знакомым.

И в течение следующего часа она исправно выполняла обещанное. Подводила его то к одной группе гостей, то к другой; все эти люди тем или иным образом были связаны с ее отцом. Но пока Виктория стояла рядом с Рокетом, она поймала себя на том, что ее все меньше и меньше занимают разговоры с другими, но все больше и больше волнуют тепло и сила, исходящие от его тела. Когда он снова повел ее танцевать, она, опять оказавшись в его объятиях, обвила руками его шею и позволила себе погрузиться в воспоминания, которые, как она убеждала себя, уже давно были забыты.

Он прижал ее поближе, и его теплое дыхание коснулось ее уха.

— Господи, как все знакомо!.. Словно я танцую с тобой в моей комнатушке.

И снова, как в былые времена, в ней пробудилось чувство, которое невозможно спутать ни с чем другим. Откровенное и сильное желание.

— Ты тоже? Я думала, это только мо…

— Черт! — воскликнул Джон, когда в кармане его смокинга завибрировал телефон. — Извини, но не забудь, что хотела сказать. Это интересная мысль. — Он улыбнулся. — Мой мобильник. — Он какой-то момент колебался, но потом пожал плечами: — Придется ответить.

— Конечно. — Она убрала руки с его шеи, но когда хотела отступить назад, он удержал ее, продолжая обнимать за талию.

Достав телефон из кармана, он поднес его к уху.

— Мильонни, — нетерпеливо проговорил Джон. И тут же мужчина из его прошлого, мужчина, который только что вел ее в медленном танце, исчез, а вместо него появился «невозмутимый Джон Мильонни». — Когда? — Слушая ответ, он отпустил Викторию. — А почему я слышу об этом только сейчас? — Еще одна пауза, затем его голос смягчился: — Нет, простите, Мак. Я разозлился, но я не имею права срываться на вас. Что? Нет, оставайтесь дома. Я уже еду.

«Мак». Виктория плохо слышала окончание разговора. Она помнила это имя. Это была та женщина, с которой он уже разговаривал, когда только-только появился в ее доме. Нечаянно подслушав их беседу, она слышала, как он приглашал ее сбежать вместе с ним. Приподняв подбородок и расправив плечи, она заставила себя успокоиться. И правда, сколько можно обращать внимание на то, что он не в силах пропустить ни одной юбки? Разве у нее нет чувства собственного достоинства?

Он выключил телефон, убрал его в карман и, бесцеремонно схватив Викторию за руку, потащил ее к выходу.

— Если мы должны с кем-то попрощаться, то скажи мне. Мы уходим, — объявил он поспешно. — Звонила моя помощница. Джареда видели в Денвере.


Глава 14


Чувствуя дрожь во всем теле, Виктория сидела рядом с Джоном на переднем сиденье, пока они возвращались в особняк ее отца. Когда они подъехали к дому, она все еще никак не могла поверить, что Джареда наконец нашли или по крайней мере видели в Денвере.

Джон повернулся к ней. В полумраке машины выражение его лица было непроницаемым.

— Ничего, если я не стану провожать тебя до дверей? Я позвоню, как только смогу сообщить что-то конкретное.

— Что значит «сообщить»? Я еду с тобой. Мне только нужно переодеться, но это одна минута.

То теплое лукавство, которое еще недавно светилось в его темных глазах, теперь начисто исчезло.

— Это плохая идея.

— Я еду, Джон.

Пару секунд он молча изучал ее, потом передернул плечами:

— Ты платишь мне за работу, но все-таки давай договоримся. Здесь я принимаю решения, и если ты хочешь ехать со мной, изволь делать, что я тебе говорю.

Она кивнула, и вскоре они притормозили у дома. В ее голове осталось лишь мгновенное воспоминание о том, как она вышла из машины, переоделась и отдала Хелен распоряжения насчет Эсме. Напоминать, что надо поцеловать на прощание спящую девочку, было излишне. И вот теперь она уже снова сидит в машине Рокета, с дорожной сумкой в багажнике. Мельком взглянув на него, она ужасно удивилась заметив, что он тоже успел переодеться: джинсы, майка, легкая кожаная куртка.

А потом — она готова поклясться, что на это ушло пять или десять минут, хотя по идее требовалось гораздо больше, — Джон уже выехал на Колорадо-бульвар и дальше, на шоссе, ведущее в Денвер. Собравшись с мыслями, она посмотрела на него.

— Как ты думаешь, мы найдем сегодня Джареда?

Он мельком взглянул на нее, пока перестраивался в нужный ряд, чтобы оказаться в линии машин, устремлявшихся вниз с холма. Затем снова перевел глаза на дорогу, когда они въехали на территорию южного Колорадо.

— Возможно, нет… Я планирую осмотреть несколько улиц, как только высажу тебя, и если это ничего не даст, мы вместе продолжим поиски утром. Но слишком невелик шанс случайно натолкнуться на него, так что приготовься, что мы не найдем его до вторника, когда Центр защиты детей раздает еду в Скайлайн-парке. — Он бросил на нее еще один взгляд, и на этот раз в нем читалось предупреждение. — И даже это я не могу гарантировать.

— Сегодня я пойду с тобой.

— Тори, позволь мне устроить тебя в отеле и заняться своей работой.

Его тон был вполне вежливым, но вместе с тем таким категоричным, словно она сказала ему, что собирается плясать голой посреди улицы.

— Неужели ты думаешь, что я смогу заснуть, когда мой брат где-то здесь, совсем рядом, бродит один в ночи? — возмутилась она. — Кроме того, ты никогда не видел его, а он абсолютно не знает тебя. Я скорее смогу опознать его, не говоря уже о том, что от тебя он может попытаться сбежать. Короче, я иду с тобой!

— Господи, до чего же ты упрямая!

— Упрямая? О, ты еще не знешь, какой упрямой я могу быть!

Джон пожал плечами:

— Решай сама.

Он свернул к Миссисипи и вскоре въехал на парковку отеля в районе Черри-Крик. Беспокойно ерзая на сиденье, она раздраженно повернулась к нему.

— Черт, Мильонни, я же только что сказала…

— Представления не имею, когда мы вернемся, — перебил он ее. — Но если ты хочешь, чтобы у тебя было место передохнуть, когда мы закончим, пойди оформи номер и оставь там свои вещи.

— Хорошо, — кивнула она, но тут же спохватилась: — А ты не уедешь без меня? Забыв…

Злость, вспыхнувшая в его глазах, заставила ее остановиться на полуслове. И когда он потянулся, приблизив свое лицо чуть ли не вплотную к ее, она откинулась назад, пока ее затылок не уперся в кожаное сиденье.

— Ты можешь назвать хотя бы один раз, когда я солгал тебе? — потребовал он.

Виктория колебалась, затем тихо произнесла:

— Никогда, — и почувствовала себя последней тварью. — Прости.

Она скорее почувствовала, чем услышала его вздох, когда он коснулся ее губ. И постаралась забыть это ощущение, наблюдая, как Джон снова выпрямился на своем сиденье.

Слава Богу, он отодвинулся от нее.

— Давай поторопись, Тори, — проговорил он равнодушным тоном. — Есть шанс, что тебе удастся поспать, если мы вернемся до утра.

Не сказав больше ни слова, она вышла из машины. Забрала сумку из багажника и направилась к отелю делать то, что он велел. Окинув мимолетным взглядом элегантный холл с мраморным камином и колоннами, она тут же подошла к стойке администратора. И, не желая терять время на то, чтобы подниматься в номер, дала чаевые портье и попросила его отнести туда ее вещи. Сунув электронную карточку-ключ в карман, Тори поспешила к дверям. Открыв дверцу машины, уселась на свое место и, вздохнув, скомандовала:

— Поехали!


Виктория думала, что готова к этому ночному рейду, но уже через час поняла, что представления не имела, с чем ей придется столкнуться. Было уже за полночь, но она и Джон продолжали поиски, блуждая по темным, зловонным улицам, начиная от Шестнадцатой улицы и двигаясь в сторону Колфакса. Хотя им не удалось обнаружить Джареда ни в одном из обветшалых заброшенных строений, которые Джон называл «нора», к ужасу Виктории, они нашли там других подростков, бледных, с изможденными лицами и ввалившимися глазами.

Джон тихо разговаривал с каждым, и Виктория отметила, как осторожен он был, общаясь с ними. Показывая фотографию Джареда, он спрашивал, не видел ли его кто-нибудь из них. Но дети, один за другим, отрицательно качали головой.

Виктория расстроенно вздохнула, когда они вынырнули из узкой щели между домами, забитой контейнерами с мусором, где прятались бездомные подростки.

— Боже мой! — с ужасом проговорила она. — Я и представить не могла, что такое существует! — Она подняла воп — решающий взгляд на Рокета. — Неужели в городе нет специального приюта?

— Никто из этих ребят не жаждет оказаться там. Бездомные предпочитают самостоятельно бороться за выживание, и, к сожалению, дети часто страдают. — Он помолчал, затем добавил деловым тоном: — Для них зачастую куда безопаснее находиться на улице. Взрослые в этих приютах обращаются с ними чересчур плохо.

— О Господи! — прошептала она.

— Да, ничего хорошего, — согласился он. — Но таковы особенности жизни на улице, с которыми сталкивается большинство беглецов.

Продолжив свой путь, они спустя минут сорок пять свернули на узкую неказистую улочку, как вдруг откуда-то из щели между мусорными баками вынырнула черная тень и преградила им дорогу. Виктория вскрикнула, но Рокет не растерялся и быстро загородил ее собой. Она вовсе не испытывала стыда, чувствуя себя в безопасности за его широкой спиной.

— Деньги… быстро, и тогда никто не пострадает! — Голос явно принадлежал юному существу. Виктория вздрогнула, когда Джон отпустил ее руку. Напряжение, исходящее от его тела, передалось и ей; даже взгляд, которым он смотрел на парня, был обманчиво осторожен. Спустя несколько мгновений, поняв, что больше не выдержит, если не узнает, что произойдет секундой позже, Виктория выглянула из-за спины Джона.

Их грабитель оказался на вид даже моложе, чем казалось по голосу. В тусклом лунном свете, который освещал заброшенные дома, окружавшие их, можно было прочесть испуг в его глазах. У него были спутанные волосы, которые при дневном освещении скорее всего оказались бы белокурыми, все лицо в пирсинге и — о Господи! — она почувствовала, как ее глаза широко раскрылись, — нож в руке.

— Деньги, я сказал! — Голос парнишки сорвался на последнем слове, и он угрожающе повел ножом из стороны в сторону. Виктория снова спряталась за Джона.

Тот не шевельнулся.

— Кончай, парень, — тихо проговорил Рокет. — И я позволю тебе уйти.

Нервный смешок нарушил тишину.

— Ты чего, слепой, мистер? Не видишь, что ли, что у меня нож?

— И должно быть, очень хороший, — просто сказал Джон.

Остальное произошло настолько быстро, что Виктория даже не успела опомниться. Джон внезапно отодвинулся от нее и почти тут же молниеносно преодолел расстояние, отделявшее его от подростка. Вытянув руку, он схватил парня за запястье с такой силой, что тот медленно опустился на колени, а нож полетел в протянутую ладонь Джона.

Отпустив парня, он рассматривал нож.

— Действительно, неплохая вещица. Но оружие эффективно только в том случае, когда хозяин умеет обращаться с ним. — Он закрыл нож и убрал его карман, затем протянул парню фотографию Джареда.

Держа ее перед мальчиком, он посветил фонариком.

— Ты когда-нибудь видел его?

Потирая запястье, мальчишка даже не удосужился посмотреть на фото.

— Нет, — буркнул он.

— И даже если бы видел, то не сказал бы мне? — Когда парень взглянул на него исподлобья, Джон улыбнулся. — Впрочем, ничего удивительного. Я выставил тебя не в лучшем свете перед леди, а ты в отместку не хочешь помочь мне. Я не говорил, что за нужную информацию полагается вознаграждение? — Он сделал вид, что хочет убрать фотографию.

Пару секунд парень раздумывал, затем протянул руку:

— Дайте-ка мне посмотреть.

— Конечно, — согласился Джон без всякого намека на одержанную победу и вновь посветил на фото фонариком.

— Да, я встречал его здесь… Он тусуется с девчонкой. Не то Пи-Уи, не то Пи-Джей, или что-то в этом роде.

Сердце Тори зашлось от боли. Так, значит, это правда! Джаред где-то здесь, в Денвере. Не то чтобы она сомневалась… Но слышать, как кто-то говорит, что видел ее брата, просто невыносимо.

Когда она подняла глаза на Джона, он тем не менее был снова мистер Невозмутимость и выглядел так, словно слушает прогноз погоды.

— Ты знаешь, где мы можем найти его?

— Не-е-ет. — Парень покачал головой. — Я видел его в Скайлайн-парке, но не обратил внимания, куда они пошли оттуда. — Он потер нос кулаком и выжидающе посмотрел на Джона. — Значит, мне не светит вознаграждение?

Джон засунул руку в задний карман джинсов и, достав бумажник, вынул двадцатидолларовую купюру.

— Расскажи нам о девушке.

— Девушка?.. Да она просто малявка. Моложе меня и точно помладше того парня. — Он еще раз взглянул на фото, которое держал Джон. — Волосы такие… как это… каштановые, я думаю. И тарахтит без умолку. — Он следил за рукой Джона, в которой была зажата двадцатидолларовая купюра, и глотал слюну. — И голос у нее такой чудной.

— Как это?

— А черт ее знает. Как будто у нее это… ну… Как это… ларин… Ну, знаете, когда болит горло…

— Ларингит?

— Во. Точно.

Рокет протянул ему деньги вместе со своей визиткой.

— Если ты увидишь их, позвони мне и получишь еще. Между прочим, парень, можешь рассчитывать на нашу помощь и оставь грабеж профессионалам. И ради Бога, держись подальше от ножей, не то дождешься, что тебя самого прикончат.

Парнишка пожал плечами, убрал деньги в карман и быстро растворился в темной щели между двумя мусорными контейнерами.

Джон молчал, когда они снова двинулись в путь. Затем он остановился и взял Викторию за руку, когда она хотела пойти дальше.

— Давай закончим на сегодня, а утром продолжим поиски с этого места.

Ее приподнятое настроение резко упало. Мысль, что Джаред болтается где-то на этих грязных улицах, как тот парень, которого они только что встретили, не давала ей покоя. Она хотела найти его сейчас же. Но волнения этого долгого дня утомили Викторию, она устала и была не в силах придумать убедительную причину, способную заставить Рокета продолжить поиски. Поэтому она просто кивнула.

Они молча возвращались к машине, и Виктория вдруг подумала, что, может быть, напрасно она увязалась за ним. Если бы она осталась в отеле, то Джон скорее всего продолжил бы поиски ее брата.

И словно этого было недостаточно, чтобы окончательно ее доконать, ее начали терзать мучительные угрызения совести. Она знала, что, уехав в Англию, поступила правильно, она обязана была прежде всего думать об Эсме. Но ей надо было убедить отца, что Джаред должен приезжать к ней чаще, чем ему было позволено. Может быть, если бы она приложила больше усилий, Джаред, попав в беду, обратился бы к ней, вместо того чтобы скрываться в трущобах. Безмолвные слезы бежали по ее щекам. Джон быстро посмотрел на нее.

— О, Тори… — Он потянулся и сжал ее колено. — Не надо, детка. Не плачь!

— Хорошо, — кивнула она и пуще залилась слезами.

Тихо процедив проклятие сквозь зубы, он нажал на газ, и машина тронулась с места. Вскоре они уже въезжали в подземный паркинг отеля. Джон нашел свободное место, выключил фары и вышел, крепко захлопнув за собой дверь. Виктория продолжала неподвижно сидеть рядом с водительским креслом. Секунду спустя ее дверца отворилась, и Джон протянул ей руку.

— Пошли, — сказал он хмуро.

Она не стала спорить. Она ощущала такую усталость, что даже не пыталась остановить слезы, бегущие по щекам, и, чувствуя себя полной идиоткой, просто вытерла их тыльной стороной ладони. Затем оперлась на предложенную руку, и мгновенно его тепло и сила передались ей. Спустив ногу на асфальт, она подалась вперед, позволяя Джону помочь ей.

И ее тут же отшвырнуло назад, поскольку она забыла отстегнуть ремень безопасности.

— О, черт побери, надо же, как романтично! — Усмехнувшись, она щелкнула застежкой ремня и наконец-то выбралась из машины. Но тут в довершение всех ее бед из носа вдруг потекло. Она стала судорожно рыться в сумочке в поисках бумажного платка, в ужасе думая, что похожа сейчас на несчастного трехлетнего ребенка, который хлюпает носом, желая одного: чтобы его обняли и утешили. О Господи, да где же эти платки? Она точно помнит, что бросила в сумку нераспечатанную пачку. Потеряв надежду на утешение, она громко шмыгнула носом.

— Бедная девочка, — пробормотал Джон, обнимая ее и ведя по бетонному паркингу к лифту. — Дай мне ключ, и мы через минуту будем в твоем номере. — Он сжал ее плечи. — Ты поспишь несколько часов, и утром тебе все покажется не таким уж безнадежным, вот увидишь.

«Окей. Что за банальные слова?» — подумала она, пока они поднимались на лифте. Достав электронную карточку-ключ из сумочки, она протянула ему. И к чему этот строгий тон? Почему это задевает ее так сильно? Что ж, еще никто не умирал от разочарования. В этом есть и хорошая сторона, это оказалось весьма эффективным средством от слез. Ее рыдания прекратились, и когда они остановились перед ее номером несколько секунд спустя, она лишь тихонько хлюпала носом. Джон сравнил номер комнаты с номером на карточке, затем быстро открыл дверь и, придерживая ее одной рукой, чтобы Тори могла войти, другой включил свет.

Она прошла прямо в ванную комнату, где схватила бумажный платок из пластмассового ящичка на стене и высморкалась. Только тогда она захлопнула дверь, зажгла свет и посмотрела на свое отражение в зеркале.

Ну и ну… Зрелище, прямо скажем, не из приятных. Она никогда не относилась к числу женщин, которые любят плакать. Включив холодную воду, она подставила лицо под струю, надеясь, что красные пятна на коже и мешки под глазами исчезнут. Она понимала, что рано или поздно ей придется выйти из ванной, встретиться лицом к лицу с Рокетом и притвориться, что она взрослый человек, который умеет владеть своими эмоциями. Поэтому она взяла полотенце, висевшее над ее головой, и растирала лицо, пока щеки не залились румянцем.

Повесив полотенце на место, она расправила плечи, вскинула подбородок и решительно вышла из ванной.

Джон стоял, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел в окно, хотя она не была уверена, что он может видеть там что-то, кроме собственного отражения, так как он включил одну из ламп над кроватью и другую на столе. Услышав ее шаги, он тут же повернулся к ней.

— Как ты?

— Ничего, все в порядке. Извини, мне не стоило увязываться за тобой.

— Оставь… — Он пожал плечами. — Ты имеешь право, ведь это твой брат. Просто ночь выдалась чертовски трудная, и ты вымоталась.

Его слова почему-то успокоили ее. Но тут же напомнили, почему она украдкой сбежала от него шесть лет назад. Она ощущала опасность, исходящую от него, которая и сейчас угрожала ее спокойствию. Неожиданная встреча с этим мальчишкой, напавшим на них в переулке, заставила ее вспомнить, что Рокет был обучен тайным приемам, подавлявшим волю противника. Это одновременно и пугало, и привлекало ее.

Но было и другое, в чем она убедилась: Джон Мильонни — мужчина, в которого она могла запросто влюбиться; поэтому Виктория отошла за стол, решив, что на этот раз лучше держаться от него подальше.

— Тут есть мини-бар, — сказал Джон, кивая на застекленный шкафчик за ее спиной. — Хочешь бокал вина? Это поможет тебе расслабиться. Или может быть, чашку чаю?

«Прекрати быть таким деликатным!» Пригладив растрепавшиеся волосы, она покачала головой:

— Нет, спасибо. Я думаю, что сразу лягу.

— Да, конечно. Тогда я оставлю тебя.

Он направился к выходу, и она отступила на шаг, позволив ему пройти мимо, не задев ее. Зачем рисковать? Нет, лучше избежать прикосновений. Но когда она подошла вместе с ним к дверям, то вздохнула с облегчением. Могло быть и хуже. По крайней мере ее голова на месте.

Без сомнения, всему виной эта вечеринка и эти бесконечные танцы…

Она открыла дверь, но придерживала ее рукой.

— Я заеду за тобой утром, и мы еще раз осмотрим веете улицы, где прячутся дети, но уже при дневном свете. В котором часу, как ты думаешь?

— Как скажешь. Лучше выехать пораньше?

— Не обязательно. — Он отвел пальцем прядку волос, упавшую ей на глаза. И внезапно желание, которое и раньше бродило в крови, заговорило в полный голос. Она подвинулась ближе.

Но тут же испугалась и отступила.

— Итак, — она прочистила горло, — в десять, хорошо? Или в одиннадцать?

— Пусть будет среднее: в десять тридцать. — Секунду-другую он смотрел на ее губы, затем снова заглянул ей в глаза. — Окей?

— Хорошо, я буду готова.

— Превосходно. — Неловко кашлянув раз-другой, он добавил: — Думаю, мне лучше уйти, чтобы ты могла лечь. — Его взгляд снова вернулся к ее губам. — Спокойной ночи, Виктория.

Она приоткрыла рот, и блеск нетерпения в его темных глазах окончательно лишил ее самообладания. Неслышно вздохнув, Виктория сдалась и, потянувшись вперед, вцепилась в его трикотажную майку обеими руками.

— О, ради Бога, сними это!

И, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в губы.


Глава 15


Джону не нужно было долго раздумывать, чтобы понять, почему возобновление отношений с Тори, прямо скажем, не самая удачная идея. Он знал это с того момента, когда судьба привела его к дверям ее дома. Но несмотря на все это, не мог отказаться от ее мягких, зовущих губ.

Открытие не было утешающим. Но, черт возьми, возможно ли, чтобы он, Мильонни, отказался от поцелуя с такой женщиной? Он был верен своему девизу «Любить — значит, жить», а его сексуальный опыт был побольше, чем у целой толпы моряков, ищущих развлечений на пляже.

Но сколько бы он ни увещевал себя, его решимости хватило секунд на пятнадцать, не больше.

Желание закипело в крови, и он сдался. Захлопнув дверь и не выпуская Тори из рук, он взял обеими ладонями ее голову и, притянув к себе, прижался губами к ее губам. Прошелся языком по нижней губе, потом проник в сладкую, зовущую глубину ее рта. Язык к языку… и тут же, услышав ее прерывистое дыхание, почувствовал себя завоевателем.

Но очевидно, Тори не получила того наслаждения, которого ждала, и прежде чем он смог ощутить себя хозяином положения, она глубоко вздохнула, переплетя свой язык с его. Приподнявшись на цыпочки, она обняла его за шею. Чувствуя каждый изгиб ее тела от груди до колен, Джон потерял последние остатки самообладания, за которые так цеплялся.

Продолжая обнимать Тори, он прижал ее спиной к стене, осторожно придерживая ее голову, чтобы она не ударилась о сгену, и, припав к ее губам, проник языком в глубину ее влажного рта. Господи, он помнил этот вкус, он никогда не мог избавиться от этих воспоминаний… Он знал ее… Он помнил ее… И он хотел от нее большего… Сейчас, немедленно…

Желание переполняло его, затмевая рассудок. Он склонился к ней, еще сильнее прижимая ее к стене. Она едва внятно проговорила что-то, и на какую-то долю секунды это отрезвило его. «Господи, старина…» Оторвавшись от ее рта, он посмотрел на нее. Что происходит с ним? Он всегда был мистер Невозмутимость, мистер Мне-ничего-не-надо-если-ты-не-хочешь. Он уже не был тем юным Джонни, который сходил с ума, запустив руку в первую пару трусиков. Тяжело дыша, он уперся лбом в ее лоб.

— Черт, мы должны вести себя благопристойно, да? — Слыша, как его сердце колотится в груди от тревоги, волнения, стыда и неутоленного желания, он выпрямился, глядя на нее.

Виктория заморгала, подняла на него затуманенные глаза, потом они прояснились… только для того, чтобы пристально посмотреть на него.

— К черту благопристойность! — Стянув резинку с его волос одной рукой и обвив другой его шею, она притянула к себе его лицо. — Я хочу тебя такого, какой ты есть, — прошептала она и прижалась к нему всем телом.

Задохнувшись от удивления, не веря своим ушам, он отступил назад, и на этот раз уже его спина оказалась припертой к стене. Покачав головой, сознавая, что никогда в своей жизни еще не попадал в ситуацию, которая бы настолько обескуражила его, он был снова сражен наповал, когда она, приподнявшись на цыпочки, впилась губами в его губы. Она целовала его с необузданной страстью: «я-умираю-от-желания-забудь-обо-всем-и-иди-ко-мне». Как ни странно, такой откровенный призыв имел мало общего с той Викторией, какой она стала; но короткая неделя, которую он провел с ней шесть лет назад, вдруг вспыхнула в его воображении с такой поразительной ясностью, словно это было вчера.

И он сдался окончательно.

Он обнял ее за талию и целовал, целовал, целовал… Чем сильнее она прижималась к нему, тем сильнее разгоралось его желание. И так продолжалось, пока он не почувствовал, что больше не в состоянии сдерживаться… Согнув колени, он привлек ее к себе, и тут же глубокий стон вырвался из его уст, когда она, шагнув к нему, прижалась бедрами к выпуклости под его джинсами. Словно ключ, входящий в замочную скважину. Если бы эта скважина не была экипирована ремнем целомудрия от «Леви Страус».

Взявшись за пояс ее джинсов, он оторвался от стены и, не выпуская Викторию из рук, сделал несколько шагов по направлению к спальне, продолжая возиться с застежкой. Они уткнулись в противоположную стену, сбив лампу со стола.

Ему казалось, что комната величиной с футбольное поле, пока он вел Тори к постели. Она упала на спину, увлекая его за собой. Прерывисто дыша, он смотрел на нее; на ее каштановые волосы, разметавшиеся вокруг лица, на пылающие щеки, на губы, покрасневшие и припухшие от его поцелуев.

— Боже, ты ослепительна! — прохрипел он.

— Гм… — Она закинула руки за голову, потянулась с чувственной негой и, распластавшись на шелковом покрывале, улыбнулась ему. — Это все мои покрасневшие от слез глаза. Последний писк в мире моды.

Так как ничего умного не пришло ему в голову, чтобы выразить переполнявшие его чувства, он саркастически улыбнулся:

— Да, ты обожаешь ходить по острию ножа — это первое, что приходит на ум, чтобы описать тебя.

Она засмеялась тихим грудным смехом, от которого его сердце заколотилось еще сильнее, и он, сняв с нее туфли, бросил их через плечо. Пока они осуществляли свой импровизированный танец, передвигаясь от стены к стене, ему удалось расстегнуть ремень на ее джинсах и спустить молнию, и теперь оставалось только снять их и отшвырнуть на пол. Под ними были крошечные бикини — черное кружево и нежный кремовый шелк.

И он отвел глаза, чтобы посмотреть на ее лицо.

— Черт, Тори. Я так сильно хочу тебя, что едва могу передвигаться.

— Да? — Ее глаза сверкнули и остановились на ширинке его брюк. — Тебе повезло, что я рядом, значит, доктор не потребуется. — С кошачьей улыбкой она оперлась на локоть и потянулась к его ремню.

Опустившись сверху, он переплел свои пальцы с ее и прижал руки Виктории к постели над ее головой, и теперь их тела соприкасались от головы до пальцев ног. И он снова стал целовать се сладкие, сладкие губы.

Это было прекрасно, но этого было мало, и вскоре все, что он мог слышать, было грубое, учащенное дыхание и стук собственного сердца. Чувствуя под собой ее распростертое тело, он наслаждался нежной упругостью ее груди. Короткий стон, а может быть, вздох слетел с ее губ и прозвучал как призыв продолжать дальше, отбросив контроль. Изнемогая от желания, он ощущал, как его мужское естество отзывается на каждое ее движение, пусть самое мимолетное, на каждый ее вздох…

Быстрыми торопливыми движениями она освободила его от кожаной куртки, и ее нежные пальцы, проникнув под трикотажную майку, коснулись обнаженного тела. Он задрожал. И тогда его поцелуи стали еще необузданнее. Голая кожа к голой коже. Ее руки, отодвигая майку, ласкали его грудь и спину. И только когда Виктория издала короткий недовольный возглас, потому что она не могла снять ее без его помощи, он прервал поцелуй и помог ей стянуть майку через голову.

Когда он снова опустился на нее, она, приподнявшись, поймала жадными губами его поцелуй. Она обнимала его плечи, ласкала спину… ногти впивались в кожу, прежде чем пройтись по мускулистым рукам. Он вздрагивал от каждого прикосновения. А когда она приблизилась к его животу, он приподнялся, позволяя ей подобраться к тому месту, которое особенно жаждало ее внимания.

Она не знала стыда, стараясь угодить ему; ее пальцы бродили по его груди, подернутой жесткой порослью волос, нащупав соски, ласкали их нежно и требовательно…

Вряд ли это было самое чувствительное место на его теле, но именно эти прикосновения заставили его вспомнить о ее сосках. Потому что он помнил их, не забыл ни одну деталь: ни цвет, ни форму, ни их трепетность, ни истому. Более того, он помнил их необычайную возбудимость. Воображение рисовало ее обнаженную грудь — острые соски, или прижатые к его торсу, или зажатые меж его пальцев, или в его губах, — затмевая все прочие мысли. Он приподнялся над ней, встав на колени.

— Детка, на тебе слишком много одежды, — прошептал он, берясь за кнопки на ее блузке.

— Любопытное совпадение, — отозвалась она. — Я и сама подумала об этом, но только про тебя. — И взялась за его джинсы.

Пока он расстегивал и снимал с нее блузку, она, положив ладонь на выпуклость под его джинсами, принялась ласкать его мужское естество через грубую ткань. Стиснув зубы, борясь со страстным желанием, которое как огнем жгло его тело, он схватил ее за руки и с силой прижал их к постели.

Глядя прямо ему в глаза, так как они находились как раз над ней, она потянулась и коснулась губами его нижней губы, прошлась по ней языком. Снова уронив голову на постель, проговорила, чуть-чуть приподнимая брови:

— И что теперь? Ты же связал нам руки…

Его взгляд опустился на ее лицо, он наклонил голову… и пустил в ход зубы.

Она тихо выдохнула, и он с удовольствием наблюдал, как ее глаза вдруг потемнели и стали густого оливкового оттенка.

— Окей, — выдохнула она. — Пусть так. Мне нравится.

Ухватившись зубами за бретельки ее лифчика, он спустил их с плеч, затем осторожно отодвинул тонкое кружево, высвободив розовый тугой бутон. Бормоча что-то несвязное от предвкушения близкого наслаждения, он прошелся по нему языком и откинулся назад, ожидая результата. И, увидев, что сосок стал тверже и больше, наклонился и взял его в рот.

Она издала едва слышный стон и прогнулась всем телом, стараясь плотнее прижаться к нему грудью, чтобы сосок мог еще глубже проникнуть в его рот.

— О, пожалуйста, Рокет, пожалуйста…

Он отпустил ее запястья и стянул с нее лифчик. Ее груди были среднего размера, ни маленькие, ни большие, как раз по его ладони. Но их нежно-розовые полукружия и удлиненные соски сводили его с ума. Он ласкал одну грудь языком, одновременно гладя рукой вторую.

— Что «пожалуйста», дорогая? Делать так? — Он стиснул пальцы.

Высокий стон родился в глубине ее горла, и Джон улыбнулся:

— Кажется, я мог бы получить все, делая это.

Она снова изогнулась в его руках.

— Что? — спросила она, рассеянно вздыхая. — Что ты мог бы получить?

— Тебя. Целиком и полностью, голую и горячую, в мое полное распоряжение.

Она прищурилась, глядя на него.

— Как ты сказал? В твое полное распоряжение? — Она покрутила руками над головой, убедилась, что теперь ее кисти свободны, и рассмеялась ему в лицо. — Я знаю, ты сильный и бесстрашный морской пехотинец и все такое, но, как видишь, больше не подчиняюсь тебе. Поэтому скажи мне, что было бы, если бы я была в твоей полной власти?

— Это значит, что я дал бы тебе то, что ты хочешь. — Он нагнулся и, лизнув ее сосок, слегка сжал его пальцами. Продолжая манипуляции, он поднял голову и улыбнулся ей. — А я знаю, что тебе нужно, дорогая, — проговорил он, лаская оба соска.

Ее веки задрожали и тяжело опустились, и с долгим вздохом она приподняла вверх бедра в нетерпеливом желании соединиться с ним.

Лукавая улыбка тронула лицо Джона.

— Черт, — прошептал он и, оставив ее грудь, потянулся к развилке ее бедер. Ее черно-кремовые бикини были влажными от возбуждения, и все, что ему оставалось, — это ухватиться за тонкий шелк обеими руками и разорвать пополам. И тогда его пальцы оказались в ее святая святых. Виктория тихо вскрикнула и снова приподняла бедра, но прежде чем он продолжил ласки, она овладела собой.

Скрестив ноги, она отстранила его руку и привстала на колени.

— Это чересчур односторонне. — Она слегка задыхалась, но ее руки очень уверенно поглаживали его грудь.

Джон боялся, как бы «двустороннее» не оказалось смертельным для него, но послушно перевернулся на спину, потому что его любопытство было сильнее, нежели любые опасения. Что за беда, если он кончит раньше времени, он сможет начать снова и сделать это еще разок. С ней у него никогда не было проблем, и он восстанавливался очень быстро. Закинув руки за голову, он вопросительно приподнял брови, глядя на нее.

— Джон Мильонни в вашем распоряжении, мэм.

— Отлично… — Усевшись на его бедра, она нетерпеливо ерзала задом. — Мне это нравится. — Продвинувшись вперед, она принялась любовно поглаживать его грудь, глядя ему прямо в глаза. — Господи, как я люблю твое тело!

— А я схожу с ума от твоего.

— Мое имеет изъяны, а твое… — Наклонившись к нему, она поцеловала его в шею в том месте, где она переходит в плечо; и он стиснул зубы, чувствуя, как ее голая грудь, теплая и нежная, касается его торса. Ему не оставалось ничего другого, как просто ласкать ее спину, пока она снова не приподнялась, устраиваясь на его бедрах.

Она бродила пальцами по его ключицам.

— Ты не должен стесняться ни дюйма своего тела. Ни целлюлита, ни живота, ни капли лишнего веса… К счастью для тебя, я очарована его совершенством, иначе я должна была бы возненавидеть твою силу. — Она спустилась ниже и поцеловала его грудь. Ее нос чуть сморщился, когда она вдохнула запах волос на его груди. — Щекотно.

— Господи, Тори… — Ее тело казалось ему верхом совершенства, особенно сейчас, когда она, можно сказать, лежала на нем. Но он был слишком занят мыслями о том, что она сделает дальше, чтобы выразить свое восхищение.

О черт, что с ним происходит? Чтобы он, Мильонни, этот известный секс-символ, этот сладкоречивый дьявол второго батальона, не нашел подходящих слов, лежа в постели с женщиной? Необходимость обрести более устойчивую почву под ногами заставила его потянуться к ее груди в то мгновение, когда она снова села.

Она прикрыла глаза, выгнула спину и издала тихий протяжный стон. А потом, не желая отдавать ему контроль над ситуацией, она обхватила его запястья и снова потянулась вперед, уложив его руки на постель около его головы.

— Будь хорошим мальчиком, — прошептала она ему на ухо. — Не заставляй меня брать ремень и привязывать тебя к кровати. — Не отводя глаз от его лица, она прошлась животом по выпуклости под его джинсами, которая тут же отозвалась импульсивными толчками. — О! Тебе нравится эта идея, правда?

— Мне нравится любая идея, которая позволит моему дружку оказаться внутри тебя.

— О, проклятие, мне тоже! — Она выпрямилась, и прямо у него на глазах ее соски стали больше и тверже. Он так жаждал снова ласкать их, но не мог дотянуться… Она наклонилась и стала осыпать мелкими поцелуями его грудь, следуя по узкой дорожке волос, спускавшейся к причинному месту. Он затаил дыхание, когда ее губы добрались до ремня на его бедрах.

Подняв на него глаза, она облизала губы и снова опустила взгляд на выпуклость внизу его живота, которая, казалось, готова была разорвать джинсы.

— Я забыла… как ты легко возбуждаешься… — прошептала она и на какую-то долю секунды озабоченно сдвинула тонкие брови. Затем пожала плечами и опустила голову, прижимаясь губами к его мужскому достоинству сквозь джинсовую ткань.

Он запустил пальцы в ее волосы и, захватив несколько мягких шелковистых прядей, зажал в кулаке. Он сам не мог сказать с уверенностью, чем был продиктован этот жест: то ли он хотел отстранить ее, то ли удержать на месте, чтобы убедиться, что она не уйдет. Он так и не пришел ни к какому выводу, когда она резко провела щекой по всей длине его возбужденного естества, все еще скрытого от ее глаз.

— О Господи, Тори! — Он резко дернулся.

Она чуть-чуть улыбнулась и повернула голову так, что ее губы оказались параллельно с его мужским достоинством. Раскрыв пошире рот, она осторожно ухватила его зубами, стараясь удержать как можно больше из того, до чего могла добраться через плотную ткань. Пройдясь ртом по всей его длине, она сомкнула губы, целуя место, с которым только что играла, затем прижалась к нему щекой и довольно улыбнулась.

Джон вцепился в ее волосы, словно пытаясь найти ответ на свой вопрос.

Виктория расстегнула его ремень и спустила молнию джинсов. Она проникла внутрь и достала то, к чему так страстно стремилась.

И тогда она заколебалась. Она безмерно наслаждалась, понимая, как горячо и беспокойно она стремилась к этому, но, получив то, что хотела, почувствовала, как ее уверенность начала слабнуть.

Господи, это было так давно! Что, если она забыла, как это делается?

— Мне давно не приходилось иметь дело с плохими мальчиками, — пробормотала она и виновато взглянула на него. — Боюсь, я не помню, как с ними обращаться.

— Брось… Это как езда на велосипеде, — усмехнулся он. — Если когда-то умел, то никогда не разучишься.

Уловив напряжение в его голосе, заметив, как он смотрит на нее, как следит за ее руками, проникшими в его джинсы, она легонько сжала его мужское достоинство и тут же ощутила биение пульса в своей ладони. Поняв, что она на правильном пути, Тори высвободила его член из джинсовой ткани и теперь рассматривала свою добычу.

— О, — прошептала она глухо, — я помню тебя.

Она помнила, как впервые обратила внимание в баре на этого мужчину. Помнила его улыбку, самоуверенную и обворожительную, когда он остановил на ней тяжелый взгляд своих темных глаз. И на какую-то секунду она утонула в этом горячем, бездонном взгляде.

— Это никогда не забывается, дорогая. — Обняв Тори, он перевернул ее на спину, и она ощутила на себе всю тяжесть его тела. Отбросив волосы, упавшие ей на лицо, он нежно улыбнулся и нашел ее губы.

Он исступленно целовал ее, стараясь, чтобы она забыла обо всем на свете, и когда он снова поднял голову, чтобы посмотреть на нее, она была готова. В ответ на его настойчивое движение она тихо вздохнула и шире раздвинула ноги.

Быстро и сбивчиво шепча что-то о нежности ее губ, о мягкости ее груди, он целовал ее шею то с одной, то с другой стороны. Добравшись до уха, он принялся тихонько покусывать мочку, проникая языком в нежные изгибы. Она стонала и осторожно двигалась под ним и вдруг поняла, что инстинктивно приподнимает бедра в бесконечном желании.

И еще одна деталь, которую она поняла, заключалась в том, что он наконец был дома, так глубоко внутри ее, как только это возможно. Она потянулась, вздохнула и… о Господи, вот оно… Как прекрасно… еще… еще…

И вдруг ее словно ударило током.

— Презерватив! — Она уперлась в его плечи. — Ты забыл!

— Черт! — Он потянулся к заднему карману джинсов, которые все еще болтались на его лодыжках. Кляня себя, вытащил бумажник и сбросил джинсы на пол. Его дыхание шумно вырывалось из груди. — Один есть. — Вздохнув с облегчением, он достал пакетик и посмотрел на нее. — Как ты? — спросил он, натягивая презерватив. — Это единственный, но я очень надеюсь, что и у тебя есть…

— Нет, у меня нет ни одного. — Разочарование захлестнуло Тори, так как у нее возникло сильное подозрение, что одного раза с Джоном будет недостаточно, чтобы утолить желание в полной мере.

Словно прочитав ее мысли, он сказал:

— Не беспокойся. — И снова опустился на нее, придерживая вес на локтях. Она послушно раздвинула ноги и, словно все ее существо подчинялось мелодии, которая звучала в ее голове, ускорила движения, чтобы приблизить заключительные аккорды. Джон мягко целовал ее, и она моргала, глядя на него.

— Нам придется успеть все за один раз, — сказал он и медленно вошел в нее.

— О Боже! — Она почти забыла это сладкое наслаждение — чувствовать его глубоко внутри себя… Она стала еще требовательнее, желая более острых ощущений…

Он тяжело дышал. В течение нескольких секунд он просто вдыхал и выдыхал, затем прошептал:

— О Господи! — Его опущенные веки медленно приподнялись, и он взглянул на нее, пока его бедра замедляли ход.

Изнемогая от жажды сильных и резких движений, она обхватила ногами его ягодицы, впилась ногтями в его щеки и снова притянула его к себе.

— Ты хочешь быстрее? — спросил он, набирая темп. И, опершись на ладони, наблюдал за выражением ее лица, почти выйдя из нее, чтобы шире раздвинуть ее ноги и потом ворваться в нее с новой силой. — Что ж, получай…

На каждое его проникновение она отвечала тихими вскриками. И, глядя прямо ему в глаза, выгибала спину, приближаясь к окончательному завершению.

— О нет… — Он потянулся, чтобы коснуться ее нежной груди; захватив губами сосок, он ласкал его, пока наслаждение не растекалось по его рту. Его волосы сползли на одно плечо, щекоча грудь Виктории. Он смотрел на нее из-под полуопущенных век, но его взгляд был такой затуманенный, что она не знала, видит ли он ее. — О черт, Тори, не могу больше сдерживаться, — хрипло проговорил он. Его бедра, поднимаясь и опускаясь, набирали темп и силу с каждым ударом. — Прости, дорогая. Я правда хотел сделать это помедленнее, чтобы ты кон… О, Тори! Не могу больше…

Отчаяние в его голосе ворвалось в самое сердце бушующего в ней пожара. Нервные окончания глубоко внутри ее зашипели, вспыхнули и порвались, и сильное, долгое напряжение закончилось взрывом внутри ее, неся наслаждение. Тело пылало. Она слышала свои стоны.

— О Боже, Джон! О Боже!

Ее оргазм продолжался и продолжался. И продолжался.

Его прерывистое дыхание коснулось ее груди, закончившись резким бессловесным восклицанием; он глубоко вошел в нее и замер. Долгий, глубокий крик слетел с его губ, когда пришло полное удовлетворение.

С глухим стоном он рухнул на нее. Виктория обняла его плечи, слыша, как колотится ее сердце. О Боже! Опять это случилось, опять. Она знала с той первой ночи, когда они познакомились, что Рокет был куда более сведущ в этих вопросах, нежели она; и она бы солгала, если бы сказала, что не хотела воспользоваться этим преимуществом. Она не в состоянии была сопротивляться его неотразимому шарму.

Он испытывал искреннее замешательство из-за неспособности контролировать ситуацию и готов был заниматься с ней любовью в любой час дня и ночи. Постоянно доказывая ей свою силу, он хотел, чтобы она ощутила себя самой желанной женщиной на свете. И она чувствовала, как все больше и больше покоряется его чарам. Это была главная причина ее побега. Приняв правила, которых он придерживался, она вскоре поняла, что лучше уйти до того, как придется испытать боль расставания.

И что же теперь? Нельзя сказать, что она не боялась влюбиться в него снова, как боялась шесть лет назад. Такое вполне возможно. И сейчас она была даже в большей опасности, так как теперь гораздо лучше узнала его.

Губы Джона прижались к нежной коже на ее шее, и она скорее почувствовала, чем услышала, как он сказал:

— Ты окей?

Она понимала, что да, она «окей» и тому подобное. Она должна серьезно обдумать то, что произошло. Как так случилось, что она позволила себе очертя голову броситься в его объятия? Но ночь была и так полна событий, и прямо сейчас она уже не в состоянии ни о чем размышлять. Кроме того, изменить теперь ничего нельзя и жалеть о случившемся поздно. Поздно пенять на то, что следовало запереть клетку, когда птичка уже упорхнула. Сегодня они совершили важный шаг, но она слишком устала, чтобы как следует осмыслить, что это значит для них обоих.

Бог с ним. Она подумает об этом завтра. У нее еще будет на это целое утро.

Поэтому она сказала:

— Да, даже лучше! — и повернула голову, чтобы найти его губы.

Несколько мгновений она пребывала в любовной истоме, и единственная мысль, которой удалось пробиться сквозь ее затуманенное сознание: «Я выясню это… выясню непременно… Завтра».


Глава 16


Джон вернулся в номер Виктории около семи утра. Стараясь не шуметь, он подошел к постели. Тори еще спала. После нескольких бурных часов любви он хотел быть во всеоружии, если она вдруг захочет продолжения. И дело было не в нем, и уж никак не в его непомерном распутстве, просто он хотел этого. Можно сказать, был обязан.

Конечно, будучи женщиной определенного типа, она стала бы настаивать на ответном действии. И, черт, это казалось превосходной идеей, но им пришлось бы ограничиться оральным сексом. Он был достаточно опытен в таких делах, но что, если она захочет другого?

И тогда ломай голову, как быть, если такое произойдет. Тори, возможно, не самая искушенная женщина, с которой он имел дело, но она, как никакая другая, волновала его, лишая покоя. Ее энтузиазм просто ошеломлял Джона.

В ней было то, что безотказно действовало на него, а именно — ее желание испробовать все. Она точно так же вела себя тогда, шесть лет назад, и, очевидно, ничего не изменилось. Она была такой неподдельно страстной во всем, что делала, что он никогда не мог пресытиться ею.

И теперь, когда они снова встретились, не это ли настойчивое постоянное желание, которое она будила в нем, было причиной его чертовского упорства? Потому что он знал: стоит ему начать, и он будет хотеть ее еще и еще…

Теперь он мог не беспокоиться. Черт, он понятия не имел, что произойдет между ними во время этой продолжительной поездки. Но — он подбросил коробку на ладони и криво усмехнулся, ловко поймав ее в воздухе, — к счастью для них, они остановились в первоклассном отеле. А в хорошем отеле всегда можно найти все, что нужно.

Когда он объяснил проблему консьержу, тот специально для него открыл киоск, который есть в холле каждой более-менее приличной гостиницы. «Теперь я во всеоружии», — улыбнулся Джон. Надеясь, что им не придется ограничивать себя одним разом, если вдруг захочется еще… и еще… и еще.

А может быть… он начал представлять их любовные утехи в более широком аспекте, нежели простой библейский способ. Но у него было предчувствие, что когда она проснется, то желание продолжить начатое ночью будет далеко не первым в списке неотложных дел. Он знал, как Тори тревожилась за брата, и готов был побиться об заклад, что, проснувшись, она начнет винить себя за то, что позволила себе на какое-то время забыть о Джареде. Но кто мог запретить ему мечтать? А-а, все равно! По крайней мере теперь он был готов на случай, если они вдруг решат продолжить.

Бросив презервативы на ночной столик, Джон быстро разделся и лег в постель рядом с Тори.


Проснувшись, Виктория сначала никак не могла понять, где она находится и что с ней, но в следующую секунду жгучее чувство вины захлестнуло ее. Покой и тепло, которые она испытывала, уютно свернувшись клубочком, исчезли, сменившись напряжением во всем теле. И тут картина прошедшей ночи предстала перед ее глазами. Как она могла прекратить поиски, уйти с этих темных холодных улиц и забыть обо всем ради удовлетворения своей похоти с Рокетом? О Господи! Что же она за сестра?

— Не надо, Тори, — мягко проговорил Джон за ее спиной.

Она вздрогнула и только тогда поняла, откуда исходит это убаюкивающее тепло. Джон лежал рядом, обнимая ее за талию и прижимаясь своим проснувшимся мужским естеством к ее ягодицам.

Она понимала, что должна отодвинуться. Она знала, что должна. Но к своему стыду, не сдвинулась ни на дюйм. Ее голос прозвучал слабо и прерывисто, когда она поинтересовалась:

— Не надо — что?

— Не казни себя за то, что позволила себе провести со мной ночь. Это никак не может отразиться на твоем брате.

Он что, читает ее мысли? И все же ее напряжение немного ослабло. Она нетерпеливо дернула плечами и, повернув голову, посмотрела на него.

— Тогда откуда у меня такое чувство, будто…

— Почему ты так беспокоишься? Не знаю, дорогая. Я не беспокоюсь. Мы закончили поиски глубокой ночью, и единственное, что позволили себе, — это немного поспать вместе.

Она повернулась лицом к нему.

— Мы ведь будем искать его сегодня?

— Конечно. Мы еще раз пройдемся по Шестнадцатой улице и проверим территорию Колледжа Аурарии, где часто собираются такие ребята. А вечером снова осмотрим улицы.

— Хорошо. Тогда пойдем. — Привстав, она отдернула простыню.

Его длинные пальцы удержали ее.

— Только когда ты позавтракаешь.

Покачав головой, она попыталась вывернуться из его рук.

— Я не голодна.

— Нет? — Он оперся головой на руку и изучал ее. — Ты должна что-то съесть.

— Джон…

— Тебе надо заправиться. Ты помнишь, какая тяжелая была ночь? — Он почувствовал ее дрожь. — А нам еще предстоит нелегкий день, вечер и несколько часов утром, прежде чем мы свяжемся с Центром защиты детей Если ты хочешь выдержать, то должна есть. Или оставайся здесь, а я один пойду на поиски.

— Нет! — воскликнула она громче, чем рассчитывала. Но мысль провести весь день в этой комнате, вместо того чтобы искать Джареда, ужаснула ее. — Я позавтракаю.

— Хорошая девочка. — Он отбросил простыню и встал с постели, не стыдясь своей абсолютной наготы.

Виктория наблюдала за ним. В его бесстыдстве было что-то естественное и завораживающее.

— Ты предпочитаешь поесть в номере или спуститься в кафе?

Она заморгала, наблюдая, как растет его возбуждение.

— Что? — Сладкое предвкушение пробежало по ее телу, когда он внезапно пересек комнату, направляясь прямо к ней.

Он приподнял ее лицо за подбородок и обжег ее взглядом.

— Ты не должна отводить глаза, дорогая, — произнес он голосом, который звучал грубо и хрипло. — Единственное, что ты должна делать, — это желать, чтобы я хорошо себя вел днем и снова захотел тебя вечером. И я требую, чтобы ты помогла мне в этом.

На ее щеках вспыхнул лихорадочный румянец.

— Прости. Ты, наверное, думаешь, что я плохая сестра?

— Ничего я не думаю.

— Тогда шлюха?

Обняв Тори за плечи, он притянул ее к себе.

— Нет, — спокойно произнес он. — Я знаю, что представляют собой шлюхи, ты никоим образом не похожа на них.

— Правда? — Мысль о женщинах, с которыми сводила его жизнь, не должна была задевать ее, но почему-то она все равно почувствовала укол ревности. — И какая же разница? Я легла с тобой в постель в ту же ночь, когда мы познакомились, совсем как они.

— Легла? — Он рассмеялся и покачал головой. — Ты понятия не имеешь, как мне пришлось потрудиться, чтобы это случилось. А я ведь не привык к этому, ты знаешь. — Он самоуверенно улыбнулся. — Мне никогда не приходилось прилагать столько усилий, чтобы соблазнить женщину.

Это побудило ее узнать, что же за усилия он прилагал, и она вызывающе задрала нос.

— Ты хочешь сказать, что раньше достаточно было того, что ты так чертовски красив и все?

— Красив? Пойми, детка, быть морским пехотинцем с большим членом — все равно что каждый день выигрывать в лотерее в тех барах, где я проводил время. Иметь смазливую физиономию маловато, чтобы добиться такого эффекта.

Она обнаружила, что сидит с открытым ртом, и так быстро закрыла его, что лязгнули зубы.

— То есть ты утверждаешь, что женщинам достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, что у тебя большой член?

— Если они смотрят туда, куда надо, то да.

— Мой Бог! Твое самомнение не знает пределов.

Он пожал плечами:

— Когда дело касается секса — нет. Если природа столь щедро одарила меня, грех не воспользоваться. Слухи быстро распространяются, впрочем, в этом тоже нет ничего необычного.

— То есть о тебе шла молва как о неком голтавудском жеребце? — проговорила она, чуть задыхаясь. — Это любопытно. Я, конечно, ничего не знала об этом.

— Ну да. — Он усмехнулся. — Я понимаю. И это тоже здорово возбуждало. — Она, должно быть, выглядела сердитой, потому что он поспешил добавить: — Послушай, каждая сфера обслуживания, если можно так выразиться, имеет своих клиентов. Для моих друзей и меня это были женщины определенного сорта, которые спят с морскими пехотинцами просто потому, что они морские пехотинцы. Существуют же женщины, предпочитающие только тех парней, у которых водятся деньги.

Он провел по ее рукам вверх и вниз, и только теперь она поняла, что она такая же голая, как и он. Она попыталась отодвинуться, но он удержал ее.

— Хотя, — продолжал он, — это началось с того момента, когда ты вошла в бар. Я уже тогда знал, что ты не похожа ни на одну из женщин, с которыми я встречался. И если ты думаешь, что я не старался как сумасшедший, чтобы привлечь твое внимание, ты ошибаешься. До этой ночи женщины всегда были готовы провести со мной время. Уходила одна, и на ее месте появлялась другая, но я никогда не хотел никого так сильно, как хотел тебя.

— Почему? Потому что я не обращала на тебя внимания?

— Нет! Хотя может быть… Не знаю. — Он нетерпеливо покачал головой. — Единственное, что я знаю, что ты не предпринимала никаких усилий, чтобы заинтересовать меня. Или, может быть, потому, что мне было легко говорить с тобой. Ты сводила меня с ума. Но не только это; ты заставляла меня смеяться как мальчишка и задумываться о многих вещах. Ты заставила меня… я не знаю… быть самим собой. То есть таким человеком, каким я очень редко бывал с женщинами, но я уже тогда знал, что ради тебя готов на все… если бы это могло удержать тебя рядом. Поэтому не называй себя шлюхой. Мне это не нравится. — Он отпустил ее руки и направился в другой конец комнаты. — Почему бы тебе не заказать завтрак в номер? — бросил он через плечо. — А я пока приму душ.

Она так и осталась стоять с приоткрытым ртом, когда он вышел из комнаты. Секундой позже она слышала, как щелкнул замок в ванной.

Вчера она готова была поклясться всем, чем угодно, что помнит каждую деталь своей первой встречи с Рокетом. Да, она как-то упустила тот факт, что заставила его потрудиться, чтобы завоевать ее. Она похоронила те воспоминания в самом далеком уголке своего сознания, где они и хранились до сих пор.

Он сразу понравился ей. Можно сказать, с той самой минуты, когда подошел к столу, где она сидела в обществе двух женщин, с которыми познакомилась, когда приехала в отель. Он показался ей немножко нахальным, и она решила, что он злоупотребляет своим обаянием. Поэтому она делила свое внимание между ним, ее новыми приятельницами и его приятелем, который подошел к столу вместе с ним. Как звали того парня? Рустер? Нет, не так. Хотя что-то похожее. О да, конечно, Бантам. Так его звали.

Можно подумать, что это имело значение. Этот морской пехотинец не имел никаких шансов, когда рядом был Рокет. Он подвинулся ближе, и ей сразу же передались и его тепло, и сильная взрывная энергия, можно сказать, она ощутила это кожей. Слушая ее шутки, он так искренне смеялся, словно она говорила что-то очень остроумное, и никто не мог соперничать с ней. А когда он в конце концов перестал строить из себя секс-символ и стал самим собой, то развеял последние сомнения, которые у нее были.

А остальное, как говорится, уже история.

Она потянулась к своей сумке, схватила первую вещь, которая попалась под руку, и внезапно замерла, увидев коробочку презервативов на ночном столике. Откуда они появились?

Скорее всего Рокет уходил и купил их, пока она спала. Но почему он ничего не сказал? Или… он использовал тот единственный, что у него был? И значит, не мог быть с ней снова, и понимал это.

К черту! Она сердито потерла лоб. Каждый раз, когда она думала, что наконец-то раскусила его, он обязательно делал или говорил нечто такое, что разрушало все ее представления о нем. Она уверяла себя, что их связывает просто секс. Только в таком случае она могла не принимать его всерьез, а значит, ей не грозило влюбиться в него.

Но Джон — это не просто секс.

И она влюбилась в него.

Она глубоко вздохнула. Достаточно долго она отрицала это, но больше не могла лгать самой себе. Все это началось задолго до сегодняшнего дня. Глубокие чувства к нему возникли уже тогда, шесть лет назад, и она сбежала от него на рассвете не потому, что ей стало скучно, а потому что боялась, что потом будет слишком поздно. Потому что их отношения стали чем-то большим, чем просто флирт, и она боялась, что не выдержит, когда придет время расстаться.

Медленно положив свою одежду на постель, она постаралась собраться с мыслями и продумать дальнейшие действия. Хорошо. Она была сильной женщиной. Она не прогнулась даже под чудовищным давлением со стороны отца, когда Форд, обнаружив, что она беременна, возомнил себя Господом Богом и начал указывать, что ей делать. И требовал от нее назвать имя отца ребенка… Учитывая то, что она повзрослела с тех пор и по-новому смотрела на отношения между людьми, она тем более не собирается превращаться сейчас в романтическую мечтательницу и ждать, что их отношения будут похожи на сказку. Наконец, теперь у нее есть Эсме, и с этим надо считаться. Нет, она хотела спокойно обдумать все. Очень спокойно и взвешенно.

Но сейчас… она посмотрела на стену, отделявшую ванную от спальни, и прислушалась к звуку льющейся воды. Что ж, сейчас она не у себя дома, и с ней нет ее дочери.

Она взяла телефон, набрала номер бюро обслуживания гостиницы и заказала завтрак, которого хватило бы на маленькую армию. Затем достала презерватив из коробочки на столе и решительно направилась в ванную.

Она была готова поспорить, что Джон не откажется потереть ей спину.


В понедельник утром Джаред просто умирал от голода, ему казалось, будто живот прирос к спине. И сейчас он вспоминал то время, когда он думал, что голоден, хотя на самом деле это означало, что в доме не было ничего, кроме яиц, мяса и овощей, а ему было лень готовить для себя еду.

Господи, что бы он отдал сейчас за это! И он, и Пи-Джей не ели ничего уже целые сутки, и его желудок громко протестовал от такого обращения.

Он потратил последний доллар на звонок домой, надеясь поговорить с Тори. По его расчетам, она должна была приехать из Лондона на похороны отца. Живот свело при этой мысли, и он заморгал, чтобы сдержать подступившие слезы. «Не думай об этом, не думай об этом».

Лучше думать о том, что Тори обязательно пошлет ему деньги, как только удастся связаться с ней. И тогда они накупят кучу съестного… Он ни на секунду не сомневался в этом, и образ сестры, стоявший перед его внутренним взором, согревал ему душу.

Но к сожалению, надежда быстро испарилась. Потому что все кончилось тем, что он бездарно потратил деньги: к телефону подошла Ди-Ди, и он в панике бросил трубку.

— Эй! — Пи-Джей пнула его в бок острым локтем. — Улыбнись туристам! Видишь ту леди, она прямо ест тебя глазами. — Затем ее губы дрогнули, и она указала в другом направлении. — Черт, и тот старикан тоже.

Невольно Джаред проследил за ее взглядом, но тут же отвел глаза, когда толстый пожилой джентльмен в дорогом костюме и мягкой шляпе приподнял брови и улыбнулся ему располагающей улыбкой. От мысли, что очень скоро у него не останется другого выбора, кроме как продавать себя, его охватило такое безысходное отчаяние, что, казалось, кровь застыла в жилах.

Честно говоря, он не знал, сможет ли жить дальше, если ему придется пойти на такое, пусть даже ради спасения себя и Пи-Джей.

Словно прочитав его мысли, девочка сердито сказала:

— Мы еще не готовы, приятель! — и дернула его за руку, заставляя отвернуться от назойливого господина. — Ты такой умный, Джаред, ты непременно придумаешь что-нибудь, прежде чем мы дойдем до точки.

Она потащила его за собой к трамвайной остановке, откуда они смогут доехать до улицы, где оборудована пешеходная зона. Тихонько подтолкнув его плечом, она кивнула в сторону стоявшей поодаль пожилой дамы и сжала его руку:

— Давай попробуем раскрутить эту леди. Мне кажется, она не прочь поделиться своими деньгами.

Джаред топтался на месте.

— Может, попробуем что-то другое?

Пи-Джей вопросительно взглянула на него.

— Окей, — кивнула она. — Что именно? Подцепив рюкзак большим пальцем, он зашептал ей что-то на ухо.

Озорные огоньки зажглись в ее больших золотисто-карих глазах.

— Здорово!

Он продолжал двигаться в сторону остановки, Пи-Джей шла рядом, пританцовывая на ходу. Секунду спустя Джаред остановился, а Пи-Джей, сняв с него рюкзак, стала рыться в нем. Когда она, разочарованно вздохнув, стала вынимать из него вещи, он едва заметно улыбнулся. Черт, здорово у нее получается.

— Подожди минутку, — сказала Присцилла, когда он направился прямо к женщине на трамвайной остановке. — Джаред, Господи, да остановись же ты. Его там нет.

Он повернулся, глядя на нее.

— Как это нет? Должен быть. Ты просто плохо посмотрела, вот и все.

— Нет, говорю тебе, его там нет.

Она подбежала к нему и швырнула рюкзак буквально под ноги женщины, у которой они намеревались выудить несколько долларов. Заставляя себя не смотреть в ее сторону, он стал рыться в вещах, быстро вытаскивая из рюкзака все его содержимое и бросая на землю.

— О Господи! — выдохнул Джаред с таким неподдельным отчаянием, что не поверить было просто невозможно. Однако это далось ему без особого труда, потому что он действительно был в отчаянии, зная, что если этот трюк не пройдет, то и ему, и Пи-Джей придется голодать до завтрашнего дня. — Что же нам делать, Пидж?

— Мама убьет нас, — всхлипнула Пи-Джей.

— Извините, — послышался женский голос, и они оба повернулись к своей потенциальной жертве. — У вас что-то случилось?

— Нет, мэм. Все отлично, — пожал плечами Джаред, а Присцилла тем временем заскулила:

— Не-е-ет, он все вре-е-ет…

— Вы что-то потеряли?

Джаред посмотрел в добрые глаза женщины, заметил ее стоптанные туфли и понял, что эта леди мало чем отличается от них. И уж конечно, она не из богатых туристов, а так как он знал, что все равно обманет ее, то ощутил жуткое отвращение к самому себе. Собрав содержимое рюкзака, он не спеша поднялся на ноги.

— Это не важно, мэм.

Пи-Джей набросилась на него:

— Не важно? Да, если ты забыл, что у нас теперь нет денег, чтобы доехать до дома. И мама больше никогда не отпустит нас в город одних.

Женщина вытащила кошелек, который явно видал лучшие дни, и достала три потертых доллара. Бросив украдкой взгляд на содержимое кошелька, Джаред увидел, что там осталась пара долларов, не больше.

Она протянула ему деньги.

— Может быть, это вам поможет?

Его пустой желудок вновь напомнил о себе, так как Джаред все еще стоял, не решаясь протянуть руку и взять деньги.

Пи-Джей, которой были несвойственны подобные сомнения, быстренько взяла доллары из рук женщины.

— Спасибо, мэм. Вы спасли нам жизнь!

— Пожалуйста. — Она улыбнулась им мягкой улыбкой. — Ваш брат напомнил мне моего сына.

— О, тогда я сочувствую вам, мэм. Он такой же злющий, да?

Тень пробежала по ее лицу.

— Нет, он был очень красивый, — вздохнула она.

— Был? — Оживление моментально исчезло с милого личика Пи-Джей.

— Он погиб во время военной операции в Ираке.

— О Господи, нам так жаль!

— Да. Мне тоже. — Она повернулась к трамваю, который подъезжал к остановке.

Джаред порылся в рюкзаке. Достав ручку и листок бумаги, протянул женщине.

— Пожалуйста, напишите свой адрес, — попросил он. — Мы вернем долг, как только сможем.

— Это не обязательно, молодой человек.

— Пожалуйста!

Она посмотрела ему в глаза и, взяв ручку и бумагу, написала адрес. В это время подъехал трамвай.

— Удачи вам, — сказала женщина и скрылась в дверях вагона.

Они смотрели вслед удаляющемуся трамваю. Затем Присцилла повернулась к Джареду.

— Все получилось как в сказке, хотя поначалу казалось, что это фуфло. — Ее глаза погасли, и она с унылым видом посмотрела на него. — Но почему я так отвратно себя чувствую?

— Думаю, потому же, почему и я, Пидж. — Хотя женщина и не просила их вернуть деньги, Джаред засунул листок с адресом в кармашек рюкзака. — Окей. Ты согласна, если мы попробуем не тратить все сразу?

— Да. В любом случае нужно двигаться в Скайлайн, — не очень уверенно произнесла Пи-Джей, с сомнением глядя на своего друга. — Но все-таки, Джад, может, мы почувствуем себя лучше, когда поедим? Ты не думаешь?

— Конечно, — согласился он. — Вот увидишь, мы будем чувствовать себя гораздо лучше.


Глава 17


— О Господи, Джон! Он там! — выдохнула Тори, схватив Рокета за руку. Она быстро взглянула на него, но тут же отвела глаза и вновь уставилась на городской парк. — Ты был прав, — прошептала она. — Джаред здесь.

Проследив за направлением ее взгляда, он всмотрелся в каньон, с которого начинался Скайлайн-парк, и увидел высокого, худого юношу с такими же каштановыми непослушными, как у Виктории, волосами. Мальчишка с аппетитом поглощал сандвич, держа его обеими руками, и слушал девчонку, которая крутилась вокруг него, подпрыгивая и вертясь, как маленькая колибри.

Джон мог понять состояние Тори. После того как они почти полночи накануне, а потом и сегодня утром прочесывали город, безуспешно пытаясь найти ее брата, казалось совершенно невероятным увидеть его сейчас. Это доставило Джону двойную радость — он не зря получал деньги за свою работу. Но он прекрасно понимал, что это только начало и что им надо обсудить, как вести себя с Джаредом, чтобы не спугнуть его. По своему богатому опыту общения с подростками в подобных ситуациях он знал, что это довольно-таки деликатная задача.

К сожалению, мысль о том, что он должен предупредить Тори, запоздала, так как она, выпустив его руку, уже устремилась к брату.

— Виктория, подожди!

Куда там! Если Тори и слышала его, то было ясно, что ничто на свете ее не остановит. Она была само нетерпение. Миновав ворота, с грациозностью породистой лошади она бежала прямо по траве, через группы подростков, стоявших или сидевших на цементных ступенях, окружавших бетонный фонтан. Он поспешил за ней. Но даже если бы он попытался удержать ее, схватив за локоть, он опоздал бы, потому что она уже закричала:

— Джаред!

Черт! Он не успел предупредить ее, и теперь уже ничего не изменишь. Он быстро шел, разминая ноги и внутренне готовясь к тому, что, возможно, через пару минут ему придется догонять юношу.

Услышав свое имя, Джаред замер. Поморгал в недоумении, как будто не верил своим глазам. Затем его губы дрогнули.

— Тори!

Он сказал что-то своей подружке, схватил ее за руку и сделает то, чего так боялся Джон, — сорвался с места и побежал.

Только… он побежал не в том направлении, как ожидал Рокет. Вместо этого лицо юноши внезапно озарилось широкой улыбкой, и он бросился прямо к сестре.

Виктория, казалось, совсем забыла про Рокета. Словно он вообще не существовал. Она во все глаза смотрела на брата, когда приближалась к нему, раскрыв объятия. Уже в следующую секунду она обнимала его. Страшась, что он может снова исчезнуть, она крепко-крепко стиснула его вместе с рюкзаком. Только чтобы он был в безопасности. Обнимая его, она ощутила знакомый запах, но это мало занимало ее. Единственное, что сейчас имело значение, — это то, что он здесь, рядом с ней. Все остальное было не важно.

Она чувствовала, как он дрожит, и еще крепче привлекла его к себе. Он отвечал ей тем же, прижимаясь щекой к ее макушке. Секундой позже она почувствовала, как он касается ресницами ее волос, и единственная четкая мысль, если она вообще могла сейчас думать, была: «Когда он успел так вырасти?»

Наконец он поднял голову и посмотрел сверху вниз на сестру.

— Прости меня, Тори, — срывающимся голос проговорил Джаред, — я бы все отдал, чтобы той ночи не было. Но ты-то веришь, что я не хотел его убивать?

Ее сердце упало, только сейчас она поняла, как сильно надеялась снять с него подозрение, потому что верила всем сердцем, что этого не может быть, что это какое-то недоразумение. Она готова была поклясться, что он не мог убить их отца. Но измученное выражение его лица сказало ей даже больше, чем его ужасные слова… О Господи, неужели она ошиблась, подумала Тори и похолодела от ужаса.

Она заставила себя отбросить страшные мысли и спокойно все обдумать. Он по-прежнему оставался ее младшим братом, и, зная, как обращался с ним отец, она не сомневалась в наличии каких-то смягчающих обстоятельств. Потрогав короткую щетину на его щеке, она мягко произнесла:

— Я знаю, что ты этого не хотел. Но ты можешь рассказать мне, что между вами произошло?

Он отпустил ее и отступил на шаг, запустив пятерню в волосы.

— Он сказал, что было бы лучше… если бы я… — Он прочистил горло. — Он сказал что-то ужасное, и я захотел уйти, понимаешь? И оттолкнул его с дороги. Но я не хотел убивать его!

— Подожди. — Она внимательно посмотрела на него. — Ты говоришь, толкнул?

— Да. — Джаред переминался с ноги на ногу, яростно жестикулируя, чтобы воссоздать картину. — Я просто не мог больше видеть его, понимаешь? Когда он покачнулся и упал, то ударился головой о камин. Я знаю, мне надо было позвонить в службу 911, но я растерялся, бросился к нему, но не мог нащупать пульс, и потом, там были гости… в гостиной… я испугался, запаниковал и сбежал. Господи, Тори, я так виноват!

Она почувствовала, как напряжение постепенно оставляет ее. Внезапно в разговор вступил Джон. Абсолютно спокойным тоном, который казался ей невозможным в такой ситуации, он произнес:

— Ты не убивал его, парень!

— Что? — Джаред повернулся к Рокету. — Нет, я убил… Я только что сказал, что не мог нащупать пульс.

— Нет, Джад, он прав, — вмешалась девочка, которая крутилась около него. Ее осипший голосок был полон странного очарования. — Помнишь, я рассказывала тебе, что видела новости, где сообщалось, что твоего отца убили и тебя разыскивают? Так вот, они еще сказали тогда, что его зарезали.

— Что? — Пытаясь переварить новость, Джаред выглядел так, как будто его самого пырнули ножом. — Нет, это неправда. Я толкнул его, и все.

— Но он умер не от раны на голове, — вмешался Джон. — Он умер от потери крови вследствие ножевого ранения в грудь.

— Может быть, кто-то сделал это после того, как я убил его?

— Нет, — нетерпеливо возразил Джон. — Я не знаю, почему ты не мог нащупать пульс, но если бы ты действительно убил его, то сердце остановилось бы. И тогда крови было бы куда меньше…

Джаред непонимающе моргал. Он наконец-то обратил внимание на Джона, и его темные брови сошлись на переносице.

— Кто… вы? — Когда он запнулся посреди фразы, то залился краской.

— Прости, милый, — вмешалась Виктория. — Мне следовало вас познакомить, но я забыла обо всем, увидев тебя… Это Рокет, то есть… Джон, да, детектив Джон Мильонни, мой… давний знакомый. Я наняла его для того, чтобы он нашел тебя.

— Наняла? — Он перевел взгляд на Джона. — Вы частный детектив? Да?

Джон встретил его взгляд со спокойным дружелюбием.

— Да.

— Не легавый? — Как только слова слетели с его губ, он пожал плечами, словно желая свести на нет интерес, прозвучавший в его голосе. Но его плечи расслабились, когда он повернулся к Виктории. — Я действительно не убивал отца?

— Действительно, Джаред, — заверила она его.

— О Господи! — Ноги задрожали, и он внезапно присел на бетонную дорожку. — О Господи, Тори! — вздыхал он, качая головой.

— Послушай, — Джон повернулся к Тори, — кажется, мы привлекаем к себе внимание, и так как Джаред все еще под подозрением, нам лучше уйти отсюда. Мы можем продолжить в моем офисе.

На радостях она совсем упустила из виду, что полиция по-прежнему считает ее брата главным подозреваемым. Напоминание Джона заставило ее оглядеться вокруг. Да, он был прав, это не лучшее место для обсуждения подобных вопросов.

— Ты прав. Пошли.

Девочка со скрипучим голоском нерешительно топталась рядом.

— Тогда мне лучше отвалить, да?

Она засунула руки в карманы своих широченных джинсов, пожала узенькими плечами и бросила взгляд на склоненную голову Джареда. Но когда, услышав ее слова, он поднял на нее глаза, она беззаботно улыбнулась:

— Не давай себя запугать, и тогда они ничего от тебя не добьются.

— Нет! — Он поднялся на ноги и схватил ее за худенькую руку. — Ты идешь с нами.

— Но я…

Не отпуская руку Пи-Джей, он повернулся к Виктории.

— Это моя сестра Тори, — сказал он. — Тори, это Пи-Джей. Если бы не она, то и не знаю, что бы со мной было…

— Неправда, — замотала головой Пи-Джей. — Он такой умный.

— Она предупреждала меня, куда не следует совать нос, — продолжал Джаред. — Рассказала мне, где можно получить еду и принять душ. Она все время была рядом, Тори. И если мы оставим ее здесь, она так и будет болтаться одна на улице. Ее мать…

Вырвав руку, Пи-Джей вспыхнула:

— Не трогай мою мать…

— Да, конечно. Прости. Но ты идешь с нами.

Виктория внимательно следила за ними, и когда девочка упрямо взглянула на нее, испуг в этих больших золотисто-карих глазах потряс ее.

— Послушайся его, Пи-Джей, — улыбнувшись, посоветовала она. — Он может быть упрямым как осел, если настаивает на чем-то.

— Как будто я не знаю, — пробормотала девочка, но выражение страха исчезло с ее лица. Она повернулась к Джареду. — Окей, но только ненадолго.

— Хорошо, хорошо. — Он небрежно обнял ее за шею и потащил за собой, потирая кулак о край ее бейсболки. Она отпихнула его своим острым локотком и высвободилась, натянув бейсболку пониже на лоб. — Понятно, понятно… Хочешь продемонстрировать всем свою независимость.

Рокет глухо рассмеялся, но когда Виктория резко повернулась к нему, выражение его лица стало непроницаемым.

— Я только позвоню Мак, предупрежу, что мы скоро будем, — сказал он, вынимая из кармана мобильный телефон.

Ее хорошее настроение если и не испарилось, то заметно померкло. Господи, опять эта Мак! Женщина, которая заведует его офисом. Женщина, с которой он флиртовал по телефону. Не надо быть бог знает кем, чтобы представить, что это за птичка. Несомненно, платиновая блондинка, бюст четвертого размера и бедра, способные колоть грецкие орехи. Бросив взгляд на свою футболку и пыльные кроссовки, Виктория пожалела, что не удосужилась потратить пять минут, дабы привести себя в более пристойный вид.

Подростки уселись рядышком на заднем сиденье автомобиля Джона. Виктория невольно подумала, что, без сомнения, тепло, которое они дар или друг другу, помогло им продержаться на улицах города. Как хорошо, что рядом с ее братом оказалась эта хрупкая девочка. Она позволила ему почувствовать, что он не один.

Рокет остановил машину на небольшой стоянке перед отреставрированным в стиле «Арт энд Крафт» красивым зданием. На старинной медной доске с правой стороны от входа виднелась надпись: «Бюро расследований „Эс-Фай“».

Почему-то небольшой красивый особняк и деловой район по соседству удивили Викторию. Она не знала, что именно ожидала увидеть, но скорее что-то близкое к описаниям из детективов Микки Спилейна.

— Что? — пробормотала она. — Нет грязного холла? Нет фрамуги над дверью с затемненным стеклом?

Джон улыбнулся ей и, чуть сжав ее руку, повернулся к Джареду.

— Ну, держись, приятель.

— Его зовут Джаред, — поправила Пи-Джей. Он усмехнулся:

— Прошу прощения, мисс. Ну а теперь соберитесь с силами, и ты, Пи-Джей, тоже. Вам предстоит познакомиться с Герт.

Пи-Джей расстегнула ремень безопасности и подвинулась к нему на сиденье.

— Кто эта Герт?

— Герт Макделлар, также известная как Мак. Моя правая рука, а точнее — я без нее как без рук. — Он хитро покосился на Викторию. — Та самая, к кому я ездил в пятницу, как ты знаешь.

Да, черт побери, знает. И даже очень. Впрочем, это была не ревность… в ее прямом смысле. Единственное, что она поняла, что почему-то не могла так же быстро вылезти из машины, как другие. Откинувшись на спинку сиденья, она взяла паузу, чтобы выпустить пар перед знакомством с этой особой.

Его «пятничная» девушка, разумеется, была на месте.

— Отлично! — раздался женский голос из-за приоткрытой двери. — Вы уже здесь. Я думала, вы приедете позже.

Отряхнув джинсы, Виктория медленно выпрямилась. Хэлло! Что такое? Обожаемая Мак не обладала сладким голоском, который она ожидала услышать. Сделав шаг, Виктория вошла в открытую дверь.

Удобно расположившись, за огромным дубовым столом восседала пожилая дама с голубовато-седыми волосами Сверкая стеклами очков в дорогой оправе, она смотрела на Джона с воинственным выражением.

— Скажите мне, что вы наконец закончили это дело в Колорадо-Спрингс, Мильонни.

— Еще нет. — Он присел на краешек стола и улыбнулся ей, словно не замечая ее тона.

— Боже милостивый, амиго, вы ведь собирались сделать это быстро! — Она помахала пачкой листков перед его носом. — Посмотрите на эти сообщения! Я вынуждена налево и направо отказывать клиентам!

— Разберемся, Мак, — сказал он, переходя на серьезный тон. — Это дело более сложное, чем я предполагал. Мисс Гамильтон хочет, чтобы я нашел убийцу ее отца, теперь, когда мы знаем, что ее брат не делал этого.

— Она просит вас взять дело о расследовании убийства? — Пожилая дама направила свой недобрый голубой взгляд в сторону Виктории. — А вы представляете, милочка, во что это вам обойдется?

— Да. Джон рассказал мне о предполагаемых затратах и объяснил, что даже большие деньги не могут гарантировать желаемый результат.

— Джон объяснил? Вы сказали «Джон»?

— Оставь, Герт.

— Прекрасно. — Она бросила на него убийственный взгляд и осторожно поправила свою высокую прическу. — Закройте дверь! — крикнула она Пи-Джей, которая застряла в дверях, разглядывая кормушку для птиц, висевшую над крыльцом. — Мы завели кондиционер не для того, чтобы охлаждать воздух на улице.

— Простите, мэм. Этот дом такой красивый, что мне захотелось осмотреть здесь все. — Присцилла закрыла дверь, затем подскочила к столу. — О, какие очки, мэм! Мне ужас как нравятся… — прощебетала она, разглядывая Герт. — И ваша прическа такая классная! Похоже, что даже в пожилом, то есть я хотела сказать — в респектабельном, возрасте такое ретро может смотреться здорово.

— Рада, что вам понравилось, — пробормотала Герт, но взгляд, которым она окинула Пи-Джей, смягчился.

Девочка тем временем рассматривала большой письменный стол Герт и офис.

— И что вы здесь делаете? Вы, наверное, очень важная, да? Мистер Мильонни сказал мне и Джареду, что нам надо держать ухо востро при встрече с вами.

— Мистер Мильонни обожает болтать всякую чушь, — проинформировала Герт. — Но он профессионал высочайшего класса. Мои обязанности состоят в том, чтобы офис функционировал как часы, предоставляя ему возможность работать. Не говоря о том, — она посмотрела на Джона поверх очков, — что я должна следить, как продвигается его работа, и отчитываться перед клиентами, чтобы мы оба имели кусок хлеба и крышу над головой.

Пи-Джей кивнула.

— Это очень важно, мэм, — согласилась она. Взгляд Герт на минуту замер, потом она сказала:

— Понятливая девочка.

— Спасибо, меня зовут Пи-Джей.

— А меня Герт.

— А это Джаред, — вмешался в разговор Джон. — Теперь, когда мы все познакомились, пройдемте ко мне в кабинет и выясним, как нам снять подозрения с Джареда, чтобы он мог вернуться к более-менее нормальной жизни.

— Более-менее? — переспросила Виктория.

— А что ты хочешь? Он в таком возрасте, — пожал плечами Джон, — когда не стоит ждать, что он будет пай-мальчиком.

Она не смогла сдержать улыбки, и даже Джаред, стоя рядом с ней, деля свое внимание между Присциллой и Рокетом, позволил уголкам губ расслабиться.

Но Джон прекрасно чувствовал его напряжение, когда сказал:

— Мой кабинет там, — и повел их по короткому коридору с темно-золотыми стенами, на которых висели постеры с кадрами из старых черно-белых фильмов.

Виктория шла быстро, заглядывая в комнаты, мимо которых они проходили, и успевая при этом любоваться широкими плечами Рокета, его атлетическим торсом, сужающимся к бедрам, и той удивительной грацией, которая сопровождала каждое его движение. Когда он остановился перед одной из дверей, она отвлеклась от созерцания его сверкаюших волос, которые он сегодня перевязал шнурком. Она быстро пересмотрела мнение о том, что из мужчин в наши дни хвост носят только хиппи шестидесятых и любимцы публики. Улыбаясь про себя, она посмотрела на дверь, у которой они остановились.

В этой единственной двери было затемненное стеклянное окошко с открывающейся фрамугой наверху. «Джон Мильонни. Частный детектив» — было написано на окне. Повернувшись к Рокету, Виктория вопросительно приподняла бровь.

— Это очень красиво.

Легкая краска залила его скулы, но он усмехнулся:

— Что я могу на это сказать? — Его плечи задвигались под черным свитером. — Так принято.

— Что происходит? — Пи-Джей вопросительно посмотрела на Джареда. — О чем они говорят?

— О двери, — ответил он. — В романах о частных детективах прошлого всегда описываются именно такие двери.

— Хм… — По выражению лица девочки было видно, что она все равно не понимает, из-за чего такой шум.

Джон усадил их всех перед рабочим столом, а сам, вместо того чтобы обойти его и занять свое место, уселся на угол стола рядом с Викторией.

Лучше бы он не делал этого, подумала она. Его колени оказались прямо на уровне ее глаз, открывая то самое место, мысли о котором никак не выходили из ее головы, напоминая о событиях прошлой ночи.

Она заерзала на своем стуле, меняя позу.

— Первое, что мы должны сделать, — начал тем временем Джон, — добиться, чтобы Джаред получил хорошего адвоката по криминальным делам. Тори, ты не возражаешь, если мы позвоним твоему юристу, может быть, он порекомендует кого-нибудь?

Ее лицо запылало. О Господи! Что с ней происходит? Ее брат все еще в беде, а она думает совсем не о том. Она села ровно, соединила колени и положила на них руки.

— Никаких возражений.

— У вас есть фамилия семейного юриста Гамильтонов, Мак? — поинтересовался Джон.

Виктория удивленно повернулась. Она даже не заметила, как Мак вошла в комнату. И теперь пожилая дама сидела на старинном, обитом кожей стуле в дальнем углу кабинета. Герт излучала такую энергию, что Виктория не могла понять, как ей удалось войти в кабинет незамеченной. Хотя, если бы это было необходимо для дела, она могла бы превратиться в деревянную статую. В этом Виктория не сомневалась.

— Радерфорд, — сказала Герт, поднимая глаза от блокнота, лежащего на подлокотнике кресла. — Я позвоню ему, как только мы закончим.

Джон взглянул на Джареда.

— Окей, это улажено, — подытожил он. — Чтобы покончить со всем этим, тебе необходимо предстать перед полицией Колорадо-Спрингс. Когда, как и какую стратегию выбрать, еще предстоит решить, и мы не сделаем ни одного шага, пока не продумаем все досконально. Это значит, что ты не должен высовываться, пока мы не передадим дело в руки лучшего адвоката в штате. А так как ты несовершеннолетний, то имеешь право на присутствие родителей, когда тебя будут допрашивать.

— Но у меня не осталось никого из родителей, — отозвался Джаред, и темная тень промелькнула в его карих глазах.

— Я понимаю, — ответил Джон. — Однако догадываюсь, что Виктория была бы не против осуществить это право. Но я бы хотел, чтобы ты, Тори, — сказал он, отведя внимательный взгляд от ее брата и посмотрев на нее, — подписала документ, который позволил бы мне сделать это за тебя.

— Что? — Она резко выпрямилась. — Нет. Я тоже хочу быть там.

— Я знаю, что ты хочешь, дорогая. Ты хочешь быть со своим братом, чтобы поддержать его во время допроса, и ты заслужила это право, поскольку ты единственная, кто ни на секунду не усомнился в его невиновности. Но я встречался с копом, который занимается этим делом, помнишь? Он крепкий орешек, а так как наша задача состоит в том, чтобы оправдать Джареда, у меня больше шансов защитить его интересы, чем у тебя.

Она понимала, что он прав, но все же продолжала протестовать:

— Но ты ведь не контактировал с этим полицейским каждый день. Сколько раз ты встречался с ним? Один?

— Это правда. С другой стороны, уже много летя имею дело с компанией копов из полицейского департамента, причем не только нашего штата. У меня огромный опыт работы в этой системе, которого у тебя быть не может.

— Но ты ничего не знаешь о Джареде и наших семейных делах, — возразила она. — Тебе не приходило в голову, что он будет чувствовать себя комфортнее, если я буду рядом?

Джон повернулся к юноше.

— Что скажешь, Джаред?

Джаред молча смотрел на Рокета, словно решая про себя что-то важное, затем повернулся к сестре.

— Я думаю, что в любом случае не смогу чувствовать себя комфортно. Но если это не обидит тебя, Тори, я предпочел бы, чтобы рядом был человек, сведущий в подобных делах.

— Конечно, милый, это меня не обидит. — Она укорила себя, чувствуя, что огорчила брата. Ей вдруг показалось, что она просто пытается заглушить угрызения совести, вместо того чтобы реально помочь ему.

Потянувшись и сжав его руку, она обратилась к Рокету:

— Я подпишу все, что ты сочтешь нужным.

— Спасибо, — мягко сказал он. И тут же, оживившись, продолжил: — Мак, узнайте имя подходящего адвоката у семейного юриста. И спросите, когда и где он мог бы встретиться с нами.

— Да, конечно, — кивнула Герт и вышла.

И через поразительно короткое время вернулась.

— Радерфорд рекомендует Теда Бьюкенена — адвоката по криминальным делам. Я позвонила в его офис, и он ска-зал, что готов встретиться с вами в поместье Гамильтон завтра в одиннадцать утра.

— В поместье? — переспросила Пи-Джей. Она с нескрываемым ужасом посмотрела на Джареда, но тот в ответ лишь слегка пожал плечами.

— Тогда нам нужно отправиться туда сегодня вечером, — сказал Рокет. Он повернулся к девочке. — И взять тебя с собой.

Она замерла.

— Что? Нет, вы не можете это решать за меня. Я была рядом, потому что Джаред нуждался во мне.

— Ты не можешь снова вернуться на улицу, Пи-Джей.

Кажется, на какую-то секунду она растаяла от его слов, но тут же вздернула подбородок.

— Знаю, я и сама не хочу. Я позвоню своей маме.

— А если она снова бросит трубку? Что ты тогда будешь делать? — настаивал Джаред.

— Твоя мама не желает разговаривать с тобой, когда ты звонишь? — спросила Мак. Ее голубые глаза холодно блеснули за стеклами очков.

Пи-Джей не ответила на вопрос, но пожилая леди скрестила руки на груди и смотрела на нее в упор, пока девочка не произнесла, слегка пожимая плечами:

— Да, мэм. — И она уставилась в пол, чувствуя, как горячая волна стыда заливает ей шею и лицо.

— Но, как мне кажется, ты бы хотела вернуться домой, несмотря ни на что?

— О да, мэм.

— Тогда я подумаю, что можно сделать, — спокойно ответила Герт, и Виктория ни на секунду не сомневалась, что пожилая леди сумеет найти выход из положения. — А пока ты могла бы пожить у меня, — продолжала Герт.

Подняв голову, Присцилла окинула ее подозрительным взглядом.

— А вы, случайно, не из тех, кто интересуется девушками?

Герт хмыкнула.

— Нет, дорогая. Однополый секс — верх неприличия, если ты хочешь знать мое мнение.

— Я тоже так думаю!

— Отлично. Тогда все улажено.

— Нет, не все. — Худенькая спина девочки натянулась как струна. — Я не хочу никакой благотворительности.

— А я и не думала об этом. Дело в том, что мне нужна помощь. Работа с документами и тому подобное. Если ты согласишься мне помочь, то не только отработаешь комнату и еду, но и в придачу заработаешь немножко денег.

— Здорово… Тогда я согласна, мэм. — Пи-Джей просияла от этой перспективы. — Это другое дело.

— Хорошо. Мне кажется, тебе понравится мой дом. Там полно всякого… как ты это назвала… ретро?

Джон повернулся к Джареду, глаза которого становились все печальнее, пока он слушал разговор Герт с его подружкой.

— Ты не возражаешь? — тихо спросил Джон, пока Мак объясняла что-то девочке.

Джаред пожал плечами:

— Да нет. Но почему она не может поехать вместе с нами?

— Мак с трудом уговорила Пи-Джей пожить у нее, поскольку та не хочет, чтобы для нее что-то делали из милости. Твой дом не просто дом, а роскошный особняк. Как ты считаешь, как она будет чувствовать себя там в качестве гостя?

— Да, черт возьми, я об этом не подумал. — Засунув руки в карманы брюк, парнишка пожал плечами, но твердо встретил взгляд Джона. — Это может испугать ее.

— Вот и я о том же. Но это не значит, что ты больше не увидишь ее, когда мы разберемся с твоим делом.

Джаред нехотя согласился, но Виктория, наблюдая за ними, видела, что ее брат не был готов расстаться со своей юной подружкой.

У нее было такое чувство, что Рокет тоже понимал это, поскольку его голос прозвучал мягче обычного, когда он спросил:

— Ты не возражаешь побыть здесь немного с Герт и Пи-Джей?

Джаред помолчал секунду-другую, оценивая предложение, затем кивнул.

— Вот и хорошо. Еда на кухне. Посмотри сам, что там есть, — сказал Джон и повернулся к Тори. — Бери сумочку, — бросил он, направляясь к дверям. — Мы должны заехать ко мне, чтобы взять кое-что. Но сначала вернемся в отель, заберем вещи и оплатим счет.


Глава 18


Когда Рокет уселся за руль и они двинулись в сторону отеля, он вдруг обнаружил, что близость Тори заставила его забыть о профессиональных заботах. Неутолимое желание заявило о себе с такой силой, что он беззвучно выругался и стиснул зубы. Что, черт побери, с ним происходит? Он всегда был мистер Невозмутимость, если дело касалось секса, но сейчас, когда ему следовало сосредоточиться на защите Джареда, о чем он думает, черт бы его побрал! О ее запахе, об изгибах ее бедер под тугими джинсами, на которые он то и дело косился краем глаза.

Он действительно увлечен не на шутку — ясно, что ему никуда не деться от ген Мильонни.

По прибытии в отель дела, которые им необходимо было уладить, на какое-то время заставили его отвлечься от опасных мыслей. Они поднялись в номер Виктории, собрали ее вещи, не забыв коробку с презервативами, и, сделав все это за рекордное время, спустились к стойке администратора чтобы оплатить счет. Затем поехали к нему домой.

Всю дорогу он старался придумать, что можно сделать для Джареда, и к тому времени, как он вставил ключ в замок своей квартиры, секс уже не был навязчивой мыслью, затмевавшей все остальные. Вместо этого по какой-то странной причине он размышлял о том, какое впечатление произведет на Викторию его жилище.

Но стоило ему закрыть дверь, как Тори повернулась, бросилась в его объятия и прижалась горячими губами к его губам. Этого было вполне достаточно, чтобы отбросить все благоразумие. Обнимая ее за талию, он быстро объявил план действий.

Виктория отклонилась назад и подняла на него зеленые глаза.

— Ты думаешь? — сказала она, лихорадочно дыша.

— Да. — Он провел руками по застежке на ее джинсах и начал расстегивать их, отвечая на ее затуманенный взгляд легкой улыбкой. — Ты довольна?

— Да, очень. — Ее руки потянулись к ремню на его джинсах. — Позволь мне доказать тебе это.

И в следующий момент, какой и предполагал, его джинсы болтались где-то внизу, а он уже снимал с нее трусики. Беспрестанно целуя ее, он потянулся одной рукой к ее влажной промежности, а другой принялся натягивать презерватив. Приподняв Тори, он с силой прижал ее спиной к двери и вошел в нее одним точным движением.

Она застонала, и ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы заставить ее почувствовать наслаждение. Легкое дыхание, учащаясь, слетало с ее полураскрытых губ, она обнимала его за шею, обвив ногами его талию.

— О, Тори… — Эмоции переполняли его и, естественно, искали выхода. Наклонив голову, он слегка укусил ее в то нежное место, где ее шея переходила в плечо… И когда в ответ она еще сильнее прижалась к нему, его бедра ускорили частоту и силу толчков. Наконец он разжал зубы, чтобы лизнуть это место языком. — В ту первую ночь, когда мы встретились, ты чуть с ума меня не свела, — пробормотал он, осыпая поцелуями ее шею от основания до уха, где его губы задержались, чтобы прошептать: — И я никогда не мог сдерживаться с тобой, как с другими.

Затем, чувствуя, что разрядка близка, он поднял голову и посмотрел в ее помутневшие глаза.

— Ты изменила меня, — сказал он и застонал, чувствуя наступление оргазма. Он еще раз качнул бедра вперед, но прежде чем позволить себе последние конвульсии, пробормотал: — Ты это сделала, Тори… Ты… — он задыхался, — сделала меня лучше.

«Черт, Мильонни! — думал он, когда они оба утолили вожделение и в бессознательной истоме прислонились к стене. — Возможно ли большее наслаждение?» От своей нехарактерной болтливости он неожиданно почувствовал себя слишком открытым и ранимым. Когда Виктория расцепила лодыжки и ее ноги соскользнули с его бедер, он схватил ее за ягодицы, осторожно подтолкнув к себе, чтобы удержать на месте.

— Куда это ты собралась? — прохрипел он, чувствуя необходимость вновь доказать ей свою сексуальность. Натянув джинсы, чтобы они не мешали ему передвигаться, он подхватил ее на руки и понес в гостиную, остановившись пару раз, чтобы она могла подобрать валявшиеся на полу брюки и трусики.

— Надо же… — прошептала она, когда ее обнаженные ягодицы приземлились на его бедра, прежде чем он снова оказался в ней. — Чувствовать, как работают все эти мускулы, очень… интересно. И мне хочется посмотреть, на что еще способен твой дружок… — Ее щеки пылали. Она откинула голову, чтобы он не мог видеть ее лица. Но он ощущал жар, исходящий от нее, когда она прошептала ему на ухо: — Он еще тверды и, я не ожидала…

Он рассмеялся. Ничего удивительного, Виктория всегда так действовала на него.

— Пользуйся, пока можешь, потому что он недолго продержится… — пошутил он.

— Ах… — Улыбнувшись, она опустила голову ему на плечо. — Это, должно быть, так здорово — быть таким… хм… длинным. Тебе потребуется больше времени, чтобы выскользнуть, — шепнула она.

Развернув ее лицом к себе, он удобнее устроился на софе, разведя пошире ее колени. Господи, думал Джон, да он готов просидеть так весь день, и это вовсе не смущало его.

Слишком скоро она подняла голову и выпрямилась. От этого движения он оказался в ней еще глубже, и, приподняв брови, она посмотрела на него, как могла бы смотреть юная королева на деревенского простачка.

— Мне показалось, ты сказал, что он недолго продержится?

— Да, но ты так хороша и так возбуждаешь меня, что… — С чувством истинного сожаления он поднял ее со своих коленей. Проведя мягкой рукой по ее ягодицам, он вздохнул. — К сожалению, у нас нет времени для второго раунда. Я не хочу заставлять твоего брата слишком долго маяться в моем офисе.

— Да, ты прав. — Она вытянула ноги и встала, быстро чмокнув его в щеку, прежде чем выпрямиться во весь рост. — Он, кажется, рад, что едет домой, но если он опять вздумает сбежать, я не знаю, что со мной будет.

— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться, — заверил ее Джон. — Возможно, вначале я вел себя чересчур осторожно, учитывая исходный пункт, когда жизнь твоего брата висела на волоске.

Наблюдая, как одевается Тори, он снял презерватив, надел джинсы и застегнул молнию. Он не собирался заводить разговор об их отношениях, но когда он открыл рот, намереваясь сказать ей, что ему нужно не более пяти минут, чтобы собрать свои вещи, то вместо этого неожиданно для самого себя спросил:

— Итак, куда мы отправимся отсюда? Ты и я?

Вопрос удивил Викторию. Она замерла на какой-то момент, застегивая ремень джинсов, и повернулась к нему. Присев на софу, он заложил руки за голову, закинул ногу на ногу и взглянул на нее, ожидая ответа. Несмотря на некоторую небрежность его позы, суровая линия плеч и напряженный взгляд говорили о том, что его очень интересует ее ответ.

Она заправила блузку в джинсы. Она знала, что хотела бы ответить, хотя и не могла произнести это вслух. Однажды сказанное нельзя взять назад, и ее мысли с тревогой вернулись к тем дням в Пенсаколе. Джон и тогда избегал определенных вопросов, не подлежащих обсуждению.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что твой отец был закоренелый пьяница?

Его выражение мгновенно изменилось.

— Только то, что сказал. Он был пьяница. Я — нет. Почему это тебя интересует?

— Потому что ты не желаешь ничего рассказывать о себе, хотя сам обожаешь копаться в моей подноготной. — Глядя ему в глаза, она медленно добавила: — Когда мы были в Пенсаколе, ты придерживался правила, что мы не должны ничего знать друг о друге, разве что самое незначительное.

— Действительно, это было мое кредо, пока я не встретил тебя. Но поскольку ты не возражала, я решил, что и тебя это устраивает.

— Ты хотел бы знать, почему я тогда сбежала?

— О, я думаю, что знаю, детка. В глубине души тебе не нравились мои правила.

— Я бросилась в эти отношения с широко раскрытыми глазами, Рокет. — Она пододвинулась поближе к нему. — Но поняла, что не выдержу, и это очень ранило меня. Нет ничего забавного в том, чтобы ощущать, что ты одна погружаешься в это чувство. Я боялась, что мне будет очень больно, если я привяжусь к человеку, которого всего лишь интересует мое тело.

— Меня привлекало в тебе не только твое тело, — произнес он спокойным тоном. — Я придерживался соглашения, которое существовало между нами, но я сам обнаружил, что хочу знать о тебе больше: что ты любишь, что ненавидишь. Я хотел знать, что тебя смешит, что вызывает отвращение… Поэтому если ты хочешь узнать, что такое закоренелый пьяница, что ж, тогда мне нужно вновь вернуться в юные годы, когда я был моряком, и поделиться с тобой воспоминаниями. — Он улыбнулся ей, но его темные глаза были далеко-далеко, и вход в это «далеко» был закрыт для нее. — Закоренелые пьяницы жаждут сорвать на ком-нибудь злость и пускают в ход кулаки, считая, что это лучший способ доказать свою правоту.

— Значит, твой отец любил подраться? Прости. Уверена, что это ужасно. — Но его необычное спокойствие подсказывало ей, что он что-то недоговаривает, и она вздрогнула. — Подожди минуту. Он бил тебя?

Он пожал плечами, как будто не стоило говорить об этом, и взгляд Тори утонул в его глазах. Что-то заставило ее воздержаться от сочувственных слов.

Она не могла даже в страшном сне вообразить, что этого мужчину, этого отважного морского пехотинца, мог бить собственный отец. Стараясь не думать о своем шокирующем открытии, она прошла через комнату и снова уселась к нему на колени. Нежно обвив его шею руками, она опустила голову ему на грудь, прислушиваясь к сильным ритмичным ударам его сердца. И не обратила внимания на то, что он не обнял ее в ответ.

— Этот придурок не заслуживает такого сына.

Он вдруг заразительно расхохотался, но вместо горьких или саркастических ноток, которые она ожидала услышать, его смех был полон искреннего удивления. Он обнял ее, крепко прижимая к своей груди.

Она откинула голову, чтобы взглянуть на него.

— Что тебя так рассмешило? Я только сказала, что он не заслуживал…

— Я не собираюсь спорить с тобой на этот счет. Но слышать от тебя словечко «придурок» так забавно. — Он провел большим пальцем по ее губам. — Это рассмешило меня до слез.

— Что ж, ради Бога. Я всегда готова позабавить тебя, — произнесла она обиженным тоном, но в ее словах имелась доля правды. Она была счастлива, что ей удалось стереть тень прошлого из его глаз. — Поэтому скажи мне, — продолжала она, — ты хочешь, чтобы у нас были постоянные серьезные отношения?

Его грудь поднималась и опадала около ее щеки при каждом вздохе. Он посмотрел на нее.

— Да.

— Это значит, что ты должен больше бывать с Эсме, — напомнила она ему. Но не успела она это сказать, как потянулась, чтобы прикоснуться к его щеке. — Ты уже начал делать это до того, как мы поехали искать Джареда.

— Да, — задумчиво проговорил он. — Может быть, это не так уж… трудно… как я боялся. Мне с ней легко. — Он погладил Тори по голове. — И хотя я понимаю, что ты готова без конца говорить об этом, а я, в свою очередь, держать тебя на коленях, но есть люди, которые ждут нас.

— Я знаю, пора возвращаться. — Она легонько стукнула его по голове. — Но не думай, что я прощу твое «без конца говорить об этом». Берегись, Мильонни! Как только ты ослабишь бдительность, я тебе это припомню.

— Я весь дрожу. — Он спустил ее со своих колен и поднялся на ноги.

— Ты, разумеется, понимаешь, не так ли?.. — начала она несколько минут спустя, стоя в дверях его спальни и наблюдая, как он складывает свои шелковые футболки и легкие брюки в небольшой кожаный саквояж. — Когда мы вернемся в особняк отца, секс между нами придется ограничить, а возможно, и вообще прекратить.

— Что? — Он выпрямился и посмотрел на нее. — В таком случае забудь все, что я говорил. Наши отношения закончены.

Ее сердце упало, невообразимый испуг отразился на ее лице, и она потрясение уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Он засунул в саквояж рубашку и, преодолев разделявшее их расстояние двумя гигантскими шагами, остановился перед ней.

— Господи, не смотри так, это всего лишь шутка. — Он провел ладонями по ее обнаженным рукам. — Но мы должны вести себя разумно из-за Эсме. Правильно? Мы не можем продолжать в том же духе, когда рядом девочка, которая носится по всему дому.

— Она привыкла иногда забираться ко мне в постель посреди ночи, — пояснила Тори извиняющимся тоном. — Конечно, не каждую ночь, но я никогда не знаю, когда она появится.

— Я думаю, нам придется соблюдать осторожность.

О Господи! Она убеждала себя, что должна отнестись к этому философски — получай удовольствие, когда есть такая возможность, и не обращай внимания на обстоятельства. Но, услышав его слова, она поняла, что втайне надеялась, что он начнет протестовать. Однако он так быстро согласился с ее решением, что это насторожило Викторию. И сейчас она желала одного — удержать его любой ценой, чтобы он не изменил своего решения и не бросил все, что связывало их.

Особенно в любви.


Глава 19


Нервничая и ужасно волнуясь, Джаред вошел в свою спальню и направился прямо к телефону. Он набрал номер, который дал ему Джон, так как Пи-Джей сейчас жила в доме Герт. Она сразу же взяла трубку, и он выпалил:

— Представляешь, Пидж, я свободный человек!

Она издала невообразимый звук, и, прижав телефон к уху, Джаред повалился на кровать, улыбаясь в потолок. Ему казалось, словно он побывал где-то далеко-далеко от дома, а теперь, вернувшись назад, с удивлением обнаружил, что кругом ничего не изменилось. И это чувство стало еще сильнее, после того как он провел день в полиции.

— Расскажи обо всем по порядку, — потребовала Пи-Джей.

— Окей, дай собраться с мыслями. Черт, не знаю, с чего начать.

— О Господи, разве это так сложно? — нетерпеливо проговорила она. — Можно подумать, что я заставляю тебя описать ход нейрохирургической операции. Начни с того, как вы ушли из бюро расследований.

Он рассмеялся. Потому что… это была Пи-Джей.

— Окей. Мы приехали домой в десять вечера. И сказать тебе по правде, я чуть не плакал. Я тут же побежал на кухню поздороваться с нашим шеф-поваром Барбарой и Мэри…

— Шеф-повар? Как это? У вас собственный шеф-повар? Не может быть! Мыс тобой точно с разных планет.

На какую-то долю секунды его охватила паника.

— Нет. Вовсе нет, — поспешил он разубедить ее. — Просто моя семья имеет деньги.

— Просто? Нет, Джад, это не просто! Но забудем об этом, — сказала она, и он живо представил себе жест, которым сопровождались эти слова. — А кто такая Мэри?

— Домоправительница, мой отец женился тысячу раз. Жены приходили и уходили, а Мэри всегда была в доме и очень хорошо относилась ко мне. Ну так вот, я поздоровался с ними и мачехой, которая притворилась, что безумно рада видеть меня, хотя на самом деле, я думаю, была страшно удивлена моему появлению. Потом я отсыпался.

— И когда встал…

— Играл с племяшкой до приезда адвоката. По крайней мере один человек действительно рад моему возвращению.

— Кто? Твоя племянница?

— Да, дочка Тори. Ее зовут Эсме. Ей пять лет. — Он улыбнулся, вспоминая, как маленькая девочка обрадовалась, увидев его.

— И когда прибыл адвокат…

— Он несколько часов учил меня, как надо себя вести, что надо говорить и чего не надо, когда меня будут допрашивать в полицейском участке.

— И сегодня ты был там. Тот частный детектив сопровождал тебя, как обещал?

— Рокет? Да.

— Что за странное имя! Разве его зовут не Джон?

— Да, Джон Мильонни. Рокет — это прозвище, которое он получил во время службы в морской пехоте. Разве я не рассказывал тебе? Хотя нет, я сам узнал об этом только вчера.

— Прикольное имя, — согласилась она. — Интересно, что за история кроется за этим?

— Не знаю. — Джаред пожал плечами. — Я спрашивал его, но он только улыбается, как будто и вправду за этим таится какой-то секрет, который он не хочет раскрывать. Спорю, что это какая-то балдежная история.

Но Пи-Джей уже перешла к другому вопросу:

— Значит, вы поехали в полицию. Все трое? И что же дальше?

— Мы встречались с детективом Симпсоном, старая задница, черт бы его побрал…

— Его зовут Хомер? Верно?

— Это подходит ему, точно! — Джаред рассмеялся. — Он полный дурак. — Джаред почувствовал, как все его тело напряглось при мысли о допросе, который учинил ему этот коп, но он набрал побольше воздуха в легкие и выдохнул, заставляя себя расслабиться. — Он уже составил для себя полную картину. Я — убийца, и он не желает слышать ничего, что не вписывается в его версию. Но адвокат Бьюкенен познакомил его с фактами и потребовал предъявить показания против меня. Неизвестно, сколько бы все это еще продолжалось, если бы Рокет не наклонился над столом и не посмотрел ему прямо в лицо. Он говорил очень спокойно, объяснил, что он устал и я устал, и сказал Симпсону, что, так как у него нет оснований задерживать меня, он должен нас отпустить. Он сказал, если они собираются взять у меня показания, то лучше это сделать сейчас, потому что нам пора домой. Знаешь, Пи-Джей, он классный парень. Он ни разу не повысил голос. Хомер сдался и отпустил меня. — И Джаред подумал, что хотел бы стать когда-нибудь таким же сильным и мужественным, как… и не бояться ничего. — Как ты думаешь, что, если я отращу волосы и буду носить хвост?

— Глупо. У тебя волосы в тысячу раз лучше, чем у него. И к тому же у тебя есть классная татуировка.

— Да, но ты видела, какая у него?

— Видела, но не помню, что там изображено.

— Череп и кости. А ниже девиз «Быстро, бесшумно, беспощадно» и номер его батальона. Он служил в разведывательном отряде несколько лет назад. Они участвовали в разных операциях, в том числе по освобождению заложников.

— Это очень опасно.

— Знаешь еще что? Он и Тори притворяются, будто бы помолвлены, для того чтобы ему было проще войти в ее круг и найти убийцу. Клянусь, он сделает это. — Но при упоминании об убийстве отца его эйфория прошла, и он тяжело вздохнул. — Я так счастлив, что это не я, Пидж.

— Я знаю. Я тоже.

— Я правда думал, что это я, понимаешь? И это просто невозможно было пережить, я метался, не находя себе места. — В конце концов ему удалось избавиться от ужасных переживаний и постоянного чувства вины. — Но хватит обо мне. Как тебе живется у Герт?

— О, тебе надо взглянуть на этот дом, это нечто! Такое прикольное ретро! На кухне у нее один из таких хромированных столов и стулья с красными пластиковыми сиденьями, и часы такие, знаешь, с котом? Черный кот по имени Феликс. Я думаю, это было модно сто лет назад. — Она хихикнула. — Он виляет хвостом и водит глазами из стороны в сторону.

— Правда, здорово снова спать в постели?

— О, отпад… А еда? Мак вчера приготовила мне оладьи с медом. Та-а-акие вкусные, закачаешься! Никто еще не готовил мне оладьи! Я съела пять штук.

Он задумался о том, что она сказала. Никто не готовил для нее оладьи. Никто не заботился о ней. Ему тоже не повезло с отцом. Но у него рядом всегда были Тори, Мэри и Барбара. Понимая, что Пи-Джей возмутится, если он выразит хоть малейшее сочувствие, он просто сказал:

— Я понимаю, я сам был не в состоянии уйти с кухни, когда вернулся домой. Не думал, что способен опустошить холодильник.

Джаред прислушался. Откуда-то издалека доносились голоса. Что-то похожее на перебранку заставило его насторожиться. Джаред поднялся с постели, чтобы посмотреть, что происходит. Подойдя к окну, раздвинул двумя пальцами жалюзи, и солнце тут же ослепило его. Но то, что он разглядел в следующую секунду, лишило его дара речи.

— О черт!..

— Что? — спросила Пи-Джей. — Что там происходит?

— О черт, Пидж, — повторил он, глядя на поблескивающий антенной микроавтобус и людей, столпившихся у ворот. — Тут куча репортеров и один… два… три микроавтобуса… Похоже, что мы в осаде.


Глава 20


«Осада» оказалась очень точным словом для описания того, что происходило около поместья Гамильтона. И после двухдней, проведенных под неусыпным надзором папарацци, Виктория укрылась в своей мастерской над гаражом. Она включила на полную мощь радио, чтобы заглушить голоса репортеров, то усиливающиеся, то ослабевающие. Действительно, эго была неделя, полная новостей. Полиция сняла обвинение с Джареда, и расследование убийства Форда Гамильтона вновь заняло место на первых полосах газет.

Виктория склонилась над моделью кукольного домика и с головой ушла в работу — осталось доделать кое-какие детали. Но спустя несколько секунд подскочила как ошпаренная, когда дверь студии внезапно распахнулась и в комнату влетела Эсме.

— Хэлло, мамочка!

Увидев широкую улыбку девочки, Виктория просияла, и ее настроение тотчас улучшилось. Быстро смазав клеем очередную черепицу, она приложила ее к крыше домика и отодвинула в сторону инструменты.

— Привет, малышка! Ты напугала меня. — Она повернулась, чтобы убавить громкость на радиоприемнике, и вновь взглянула на дочь, залюбовавшись ее пылающими щеками и блеском сияющих глаз. — Что случилось?

— Я играю в «миссию енотов и муравьев».

Брови Виктории поднялись.

— «Еноты и муравьи»? — Она могла поклясться, что знала все игры, в которые играла ее дочь, но эта не говорила ей ничего.

— Да! Дядя Джаред не хочет играть со мной в куклы, поэтому я попросила Джона.

— Эс, солнышко, он здесь не для того, чтобы играть с тобой в куклы.

— Он хочет играть! — упрямо заявила девочка. — Но он сказал, что у меня столько разных Барби, что можно их эки-пи… экипи…

— Экипировать. — Низкий баритон Рокета раздался за спиной Виктории. Она повернулась и увидела его в дверях.

Скрестив руки на груди, он смотрел на нее долгим, обволакивающим взглядом.

— У Эсме бог знает сколько этих длинноногих, худосочных кукол. Их вполне достаточно, чтобы составить целый взвод.

Эсме довольно хихикнула, потирая ладошки.

— Угу… поэтому мы переодели их всех в брюки.

— Что для выполнения разведывательной миссии куда практичнее, чем вечерние платья, — строго добавил Джон, но уголки его губ приподнялись. — Конечно, стоит пожалеть о несоответствии обуви остальной экипировке. Туфли на высоком каблуке никуда не годятся… Как сказала мне Эсме, ее Молли Макинтайр подходит больше остальных кукол, потому что у нее по крайней мере нормальные туфли, но у Эсме только одна такая кукла. А в хорошем разведывательном отряде не обойтись без дублеров.

— Поэтому мы играем в «еноты против муравьев» с нашим отрядом из разных Барби. — Эсме пританцовывала от возбуждения. — Белокурую Принцессу, знаешь, это моя Барби с такими длинными волосами, так вот ее похитили из Царства грез и отряд должен освободить ее.

— И еще там есть солдат Кен в золотой короне и развевающемся синем плаще, — добавил Джон.

— Он у нас принц Стефан, мама.

Джон скорчил гримасу.

— Любой настоящий солдат сгорел бы от стыда, если бы его увидели в таком наряде. Хотя я должен признать, что шпага очень ему идет.

— Принцесса Барби и часовой Барби ползли на животах, а поп-звезда Кен был радиооператором.

— Радистом, — поправил Джон. — И могу добавить, что он единственный, у кого была приличная обувь.

— Ну уж! У Барби из Царства грез были легкие сандалии! — Эсме повернулась к матери. — А еще у нее есть граната.

Тори взглянула на Джона.

— Ты переодел кукол моей дочери, снабдив их оружием?

— Поверь мне, это бескровная операция. — Он даже не боялся выглядеть глуповато. — Мы вытаскиваем похищенных принцесс из-под носа шикарного Кена без единого выстрела. Кроме того, в руке у Барби из Царства грез была вроде бы граната, а на самом деле щетка для волос. Мы импровизировали по ходу действия.

Эсме энергично кивала.

— Волшебным кинжалом у нее была расческа, у радиста Кена вместо кинжала был фен, а у Таинственной Новобранки книжка с азбукой Море. — Покружившись пару раз, она остановилась около Рокета.

— Азбука Морзе, Эс, — поправил он. — И я должен заметить, очень здорово, что мы могли использовать ее, когда потребовалась помощь. Черт, и ее туфли тоже пригодились, когда мы захотели получить неоновое освещение.

— Дурацкий неон! — с отвращением произнесла Эсме, явно повторяя чьи-то слова. Прижавшись к Джону, она закинула свою темноволосую головку и улыбнулась ему. — Как волосы Барби из Царства грез. Правда, Джон?

Он робко взглянул на Викторию, но не удержался и нежно провел рукой по голове Эсме, осторожно потянув за один локон.

— Да, детка. Точно как волосы Барби из Царства грез.

Виктория растаяла. Он действительно нашел общий язык с ее дочерью. И делал все, чтобы узнать ее как можно лучше. Поэтому стоило ли сожалеть, что его метод знакомства был таким своеобразным? Повернувшись к рабочему столу, она быстро собрала инструменты и положила их в ящик.

Затем подошла к ним, рассмеявшись, когда Эсме со свойственным ей непостоянством отскочила от Рокета и прижалась к матери, обнимая ее за колени. Она подняла дочь на руки и улыбнулась Джону.

— Сегодня у Барбары выходной, — сказала она. — Поэтому скажите мне: кто хочет спуститься в столовую, чтобы съесть мороженое?


Джаред был счастлив оказаться дома, но утро нынешнего дня выбило его из колеи. Он не знал, откуда шло это чувство тревоги, и обрадовался, услышав звуки голосов в холле. Быстро выйдя из комнаты и спустившись вниз, он увидел свою сестру, Рокета и племянницу, которые направлялись на кухню.

Эсме пританцовывала впереди всех, напоминая ему повадки Пи-Джей. Она первая приметила его.

— Хэлло, дядя Джад! — Оставив Рокета, которого она тащила за руку, Эсме бросилась к Джареду и ухватилась за него. — Ты как раз вовремя! У нас сегодня мороженое!

Тори повернулась к брату с приветливой улыбкой.

— Эс права, ты и вправду кстати. Пошли с нами.

Он не стал ждать, чтобы его уговаривали. И, присоединившись к компании, направился вместе с ними, восхищаясь про себя скрытой грацией, с которой передвигался Джон. Наблюдая, как перекатываются его мышцы при каждом движении, он думал, будут ли и у него когда-нибудь такие же мускулы.

В Рокете ему нравилось все, но особенно его способность никогда ничего не говорить, не подумав. Когда Джон заявлял, что намерен сделать то-то и то-то, он всегда держал слово. И ни разу не пообещал чего-то, что потом не смог выполнить. Джаред высоко ценил это качество.

Но после всего, что ему пришлось пережить, он был не настолько наивен, чтобы слепо доверять другому человеку. Больше нет… Он обжигался столько раз, что не хватило бы и пальцев обеих рук, чтобы сосчитать. И теперь, хотя он и симпатизировал Джону, в уголках его души все еще ютились некоторые сомнения, требующие окончательной проверки.

Положение, которое Джон занимал в доме, не имело ничего общего с той игрой, которую он затеял с Эсме, думал Джаред. Игрой в какую-то дурацкую миссию, о которой племянница прожужжала ему все уши, пока они сидели за столом, поглощая мороженое. Он не был ревнив, ради Бога… Он был просто озадачен.

— И таким путем вы хотите узнать, кто убил моего отца? — не выдержал Джаред, когда Эсме наконец сделала паузу, чтобы передохнуть перед следующей одой о способностях своих восемнадцати Барби. — Играя в куклы?

За столом воцарилась тишина, и лицо юноши начало заливаться краской. Плечи приподнялись к ушам, он уставился на креманку с мороженым, чувствуя, как все внутри завязывается в тугой узел.

Но Джон ответил с присущим ему юмором:

— Нет. Я думаю, что лучшего результата добьюсь, играя в гольф.

— Ты собираешься в гольф-клуб? — удивленно проговорила Тори.

— Да, мэм. Приглашен на завтра в десять утра. Кажется, твой отец играл в гольф каждую среду, двое на двое, и Фрэнк Чилуорт пригласил двух постоянных игроков. Один из них Роджер Хэмлин, с которым я познакомился на похоронах. Парень не промах. Тот самый, который смотрел на твои ноги, пока рассыпался в комплиментах по поводу того, как ты изменилась и как далеко осталась та неуклюжая девчонка, какой ты была когда-то. Кажется, так, если я правильно запомнил. Другой — Фредерик Олсон. — Криво улыбнувшись, он покачал головой. — Фредерик. Думаю, я могу называть его Фредди?

— Только в том случае, если не боитесь, что он наложит в штаны, — усмехнулся Джаред.

Эсме захихикала, но когда Виктория строго взглянула на нее, прикусила язык, а Джаред смущенно пожал плечами:

— Прости, Тори. — Он ткнул Эсме локтем. — Извини, Эс. Сделай вид, что ты ничего не слышала. Черт, возможно, я порой не очень удачно выражаюсь, но Олсон — президент загородного клуба и не позволяет никому забывать об этом, — оправдывался он.

— Да. Его просто распирает от собственной важности, — согласилась Виктория.

Джаред бросил на нее благодарный взгляд, прежде чем повернуться к Рокету.

— Как это вам удалось уговорить их играть в субботу? — спросил он, не скрывая восхищения. — Эти типы, отец и Хэвиленд Картер всегда воротили носы от идеи играть в гольф в любой другой день, кроме среды. Это святой мужской день в клубе.

— Я тут ни при чем. Это Фрэнк договорился обо всем. Но я догадываюсь, что ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы добиться этого приглашения. Ты и твоя сестра — наследники огромного состояния. Я полагаю, что, как жених Виктории, вызываю у них интерес. Им неймется узнать, кто встанет за руль, после того как Форд ушел со сцены.

Настроение Джареда, только-только начавшее подниматься, снова резко упало при упоминании о смерти отца.

— Что ж. Это умно с вашей стороны, — пробормотал он. — По крайней мере вы сможете оторваться на пару часов.

Джон остановил на нем взгляд своих проницательных глаз.

— Это то, чего тебе тоже хотелось бы? Оторваться на пару часов?

— Черт, конечно, — ответил Джаред и продолжил: — я разговаривал с Дейвом и Дэном по телефону, но это совсем не то… Мне бы хотелось у видеться с ними, может, даже принять участие в завтрашней игре. Без всех этих кровожадных волков у ворот.

Эсме заморгала, глядя на него, колечко розового мороженого окружало ее пухлые губы.

— Волков?

— Он имеет в виду репортеров, солнышко, — пояснила Виктория. — Помнишь, я объясняла, почему тебе лучше поиграть в саду за домом?

— Из-за шума на улице.

— Правильно. Это шумят репортеры у ворот. Но Джаред прав, они больше похожи на стаю голодных волков, чем на людей.

Рокет повернулся к юноше.

— Ты хочешь прогуляться? Что ж, я готов позволить тебе покинуть поместье.

Тут уже заморгал Джаред:

— Что? — Он смотрел на Рокета через стол, а тот невозмутимо выскребал остатки мороженого из креманки.

— Сколько можно сидеть взаперти? — спросил он не глядя. — Тебе следует прогуляться. — Затем, отодвинув пустую креманку, он улыбнулся Джареду. — Сыграй с репортерами в детскую игру, прошмыгни мимо так, чтобы они не заметили. Но ты должен вернуться назад, когда я скажу.

— Конечно, я так и сделаю! — обрадовался Джаред. — У меня с собой телефон, вы можете позвонить, и я сразу же вернусь домой. Я не пользовался им, пока скрывался, потому что боялся, что полиция может напасть на след. Но теперь можно.

— Тогда спускайся в холл, будь готов к девяти тридцати.

— Хорошо. И я скажу вам, куда я пойду, так что вы сможете забрать меня, когда захотите.

Потянувшись на стуле, Рокет вытянул длинные ноги под столом.

— Окей, Гамильтон, — кивнул он.

И, как это бывало, непонятное, смутное недовольство Джареда растаяло без следа, оставив в нем только чувство радостного предвкушения.

— Ты уверен, что мы правильно поступили, отпустив его?

Джон посмотрел на верх лестницы, туда, где стояла Виктория. Он подождал с ответом, пока не поднялся к ней и не остановился у дверей одной из спален.

— Ты же видела его, дорогая, — сказал он, прислонившись к двери одной из комнат. — Он уже заплатил сполна за то, чего не делал. Сколько можно быть под арестом? Он не заслуживает этого, поэтому я позволил ему прогуляться. Пусть поговорите приятелями, а может, и поиграет немного в бейсбол.

— А если кто-то из них скажет ему что-нибудь обидное?

— Предполагая, что он будет в компании таких же ребят, как и он сам, не сомневаюсь, что такое возможно. — Напомнив себе, что женщины обычно смотрят на вещи иначе, чем мужчины, он удержался оттого, чтобы продолжить. — Он мужчина и должен учиться держать удар. И какой бы способ он ни избрал для решения своих проблем, он должен справиться сам.

Тори хотела было возразить, но он приподнял ее подбородок одним пальцем.

— Джаред провел две недели на улице и не только выжил, но и приобрел самостоятельность, которая поразила меня. Ты не можешь привязать его к своей юбке, Тори, как бы тебе ни хотелось защитить его.

— Я понимаю, но никто не запрещает мне хотеть этого.

— Конечно, но не думаю, что ему это понравится. Ему скоро восемнадцать, и он мужчина.

— То есть опять самолюбие.

Он рассмеялся:

— Да, и заметь, знаменитое мужское самолюбие особенно хрупко, когда тебе нет двадцати.

— В отличие от твоего собственного, я полагаю.

— Мое прочное, как гранит, — согласился он и приподнял брови. — Ты чувствуешь?

— Фу, какой ты грубый! — Она покачала головой, но не удержалась и провела пальцами по его ширинке. Ее глаза светились юмором, а уголки рта дрожали от еле сдерживаемого смеха. — Я думаю, это мне в тебе и нравится.

— Правда? Я думаю, мне нравится в тебе абсолютно все.

Ее ладонь стала настойчивее, вызвав ответный стон, и он притянул ее к себе. Прошло всего три дня с того момента, как они занимались любовью, но им казалось, что минула целая вечность. Поэтому он не мог не воспользоваться ее предложением и, наклонив голову, поцеловал ее в губы. Держа ее голову обеими руками, он не отпускал ее, пока не насладился поцелуем.

К его огорчению, как всегда бывало, когда он держал ее в своих объятиях, он не смог удовлетвориться этим, и вскоре его руки спустились к ее шее, прошлись по плечам и ниже, к изгибу ее спины… И наконец обняли мягкие, округлые ягодицы. Продолжая целовать ее губы, он прижимал ее все ближе к себе.

Они оба чуть не задохнулись, когда его твердая плоть уперлась ей в бедра. Он с силой прижал ее к себе, продолжая целовать с возрастающей страстью и нетерпением, и не было ничего удивительного в том, что ни он, ни она не слышали, как дверь за его спиной внезапно открылась.

Только годы упорной тренировки позволили ему не упасть навзничь и не увлечь за собой Викторию, когда его спина лишилась опоры. Удержавшись на ногах, он отпрянул в сторону и увидел Ди-Ди, которая стояла в дверях. На ее лице было написано крайнее удивление.

Но она быстро взяла себя в руки.

— Вы что, с ума сошли? Нашли место! В доме дети.

Можно подумать, что она беспокоится о детях! И все же щеки Тори в одно мгновение стати пунцовыми, из чего Джон заключил, что слова Ди-Ди достигли цели. Когда ей удавалось поставить Тори на место, она явно испытывала истинное наслаждение. Он оглядел вдову Гамильтон с головы до пят.

Она была одета в белоснежный теннисный костюм, на руке поблескивали два бриллиантовых браслета. Волосы были уложены идеально, словно она только что вышла из салона, ногти сверкали ярким лаком, а на лице — полный макияж. Если она собиралась на корт, то откуда такое раздражение? Слова Мэри всплыли в его голове.

— Свидание с тренером по теннису? — простодушно поинтересовался он. Глаза Ди-Ди расширились, рот так и остался открытым, и Рокет постучал себя по лбу. — О, пардон, чего это я… Урок тенниса, я хотел сказать. Урок тенниса с персональным тренером?

— Да, — проговорила вдова, поджав губы. — Поэтому, если позволите, я не хотела бы опоздать. — Она толкнула дверь и вышла.

Прежде чем повернуться к Виктории, он проводил долгим взглядом Ди-Ди, наблюдая, как она спускается по лестнице.

— Не смотри так.

Тори непонимающе взглянула на него.

— Как так?

Он прижался пальцами к ее пылающей щеке, потом отпустил и посмотрел на белую отметину, которая осталась там, прежде чем снова налиться цветом.

— Как будто у тебя на лбу позорное клеймо.

— Но она права, — пожала плечами Виктория. — Я сама говорила тебе, что нам придется держать себя в руках, когда в доме Эсме. И что же сделала? Схватила тебя за…

— За моего крепкого дружка, ты хочешь сказать?

Она еще больше покраснела, но кивнула и встретила его взгляд.

— Именно. Прямо посреди коридора, у всех на виду.

— Подумаешь, большое дело. Мы найдем место получше. Но ты прекрасно знаешь, что Ди-Ди отчитала тебя потому, что сама хотела бы оказаться на твоем месте. — Он рассмеялся.

— Возможно. — Виктория пожала плечами. — И все же мы не должны забывать о том, что в доме дети. И потом, хочу напомнить тебе, что в такой спешке ты все равно вряд ли смог бы удовлетворить меня.


Глава 21


Отъявленные сплетники, способные предоставить ценный материал для расследования, занимали первые строчки в списке Джона. И он попал в точку, поставив на Роджера Хэмлина и Фредерика Олсона.

А не на весь прочий сброд.

Фрэнк, исходя из интересов жениха, представил его пожилым джентльменам на первом «ти»[7 - Стартовая площадка для удара]. Оба присутствовали на вечеринке в честь фиктивной помолвки, и подозрение Джона о том, что они приняли сегодняшнее приглашение, поскольку им до смерти хотелось узнать, кто унаследует империю Форда Гамильтона, подтвердилось. Хэмлин и Олсон намеревались узнать это первыми.

Ему не потребовалось провести в их компании и пяти минут, чтобы понять, что это парочка отъявленных шовинистов. И без сомнения, он сумел создать у них впечатление, будто бы именно он, а не кто-то другой, управляет теперь делами Виктории. Глубокомысленные намеки, с которыми они приветствовали его, еще раз доказывали, что они одобряли создавшееся положение от всего сердца.

Это лежало на поверхности, а на самом деле они были куда больше заинтересованы в сборе информации, нежели хотели поделиться ею. Ему потребовалось пройти четырнадцать лунок-прогонов на фарвее[8 - Часть поля для гольфа.], где расположена лунка, с силой выбивая мячи из песчаных ловушек и пуская в ход все свое обаяние, прежде чем удалось добиться хоть какого-то ответного доверия с их стороны.

Джон не очень понимал, в чем заключалась проблема, потому что было совершенно ясно — они не против поделиться информацией. Им даже не пришлось объяснять ему то, о чем он и сам догадался, а именно — почему отсутствовал кэдди[9 - Помощник игрока, переносящий во время игры сумку с клюшками.], обычно сопровождающий группу игроков.


В данном случае его отсутствие могло иметь только одно объяснение — желание обсудить предмет без свидетелей.

Но, несмотря на явное нетерпение Хэмлина и Олсона узнать последние новости, каждый раз, как только Джону удавалось привести их в расслабленное состояние, чтобы начать непринужденный разговор, игра заканчивалась на очередной лунке. Пожилые джентльмены усаживались в свой маленький карт и переезжали на следующую стартовую площадку, то бишь «ти», не оставив Фрэнку и Джону иного выбора, как сесть в свой автомобильчик и следовать за ними.

Они напоминали ему двух задир, которых он однажды видел на петушином бою на Филиппинах; они подстрекали бойцовых петухов, натравливая их друг на друга. Оба джентльмена развернулись на своем карте и снова вышли на поле. По тому, как они пререкались, было ясно, что одному не нравилось, как другой управлял картом. И вплоть до следующей лунки их спор не прекращался.

Если бы не тот факт, что Джон не привык отступать, признав себя побежденным, он бы смирился с тем, что день прошел зря. Но как-то так получилось, что со временем и он, и Фрэнк поняли, с кем имеют дело, и перестали обращать внимание на странные выходки своих партнеров, позволив им разбираться между собой как им заблагорассудится. И именно это невмешательство произвело нужное действие, потому что их спор потихоньку сошел на нет.

На подходе к шестнадцатой лунке Джон сделал точный удар и улыбнулся Олсону, который ответил натянутой улыбкой, великодушно воздержавшись от напоминания, что им следует поторопиться. Хотя Хэмлин тут же пробормотал что-то о том, что пора сворачивать игру, так как у них назначена партия в бридж и они спешат.

Фрэнк округлил глаза, поражаясь отсутствию чувства юмора у пожилой пары.

— Отличный удар, Джон, — сказал он, когда тот шагнул на «ти».

Джону удалось продвинуться немножко дальше в своем общении с парой пожилых джентльменов, но это была трудная битва. На какой-то фразе он обратил внимание на то, что Хэмлин пристально рассматривает его прическу.

Пожилой джентльмен, видя, что Джон заметил это, поинтересовался:

— Как Виктория относится к тому, что у вас волосы длиннее, чем у нее?

— Во всяком случае, она не сожалеет по этому поводу. — Он поправил хвост рукой. — Хотя я подумываю, не постричься ли? Я отрастил его после того, как провел пятнадцать лет в разведывательном батальоне морской пехоты, где хочешь не хочешь, а придется носить короткую стрижку. — Он подмигнул Хэмлину. — И знаете, я сделал открытие, что многим женщинам это нравится.

К восемнадцатой лунке он истощил свой запас. Он всегда старался работать аккуратно, без нажима добиваясь нужной информации. Но эти два джентльмена, казалось, были готовы говорить о чем угодно, но только не о том, что интересовало Джона. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как продолжать в том же духе.

Посмотрев на них с симпатией, на какую он только был способен, Рокет заметил:

— Воображаю, какой шок вы испытали, узнав, что присутствовали на приеме, во время которого был убит хозяин дома.

Что за наказание! Они проглотили наживку и уставились на него так, будто он бросил им под ноги дохлую селедку.

Но дело пошло. Внезапно они остановились и начали говорить, перебивая друг друга, заставив его пожалеть, что он сразу не начал с этого.

— Вы и представить себе не можете, что мы пережили, — с волнением в голосе говорил Хэмлин, прокручивая в голове все мысли и эмоции, которые обуревали его с того момента, как он узнал, что Форда зарезали насмерть.

— Да, — подхватил Олсон. — Сначала, когда горничная закричала, мы решили, что она, должно быть, уронила бутылку коньяка, за которым Форд послал ее. Ее наняли среди прочих для обслуживания в этот вечер.

— А вы знаете, какими невозможными они могут быть? — вставил Хэмлин.

— О, абсолютно с вами согласен, моя жена придерживается того же мнения.

— Моя тоже. Одному Богу известно, сколько хлопот приносит эта наемная прислуга, — авторитетно заявил Хэмлин. — А иногда это просто настоящий кошмар!

Злобные искорки вспыхнули в выцветших голубых глазах президента клуба.

— И все же в случае с Фордом это так неожиданно. Он обычно настаивал — и ему удавалось это осуществить — на очень тщательном отборе персонала.

— Да, но даже его имперские амбиции не всегда удовлетворялись, — с ухмылкой объявил Хэмлин.

— В любом случае, — продолжал Олсон, — она все кричала и кричала, и в ее тоне было что-то настораживающее.

— Ужас, я бы сказал, — уточнил Хэмлин. — Помню, что у меня кровь застыла в жилах от этого крика.

Джон переводил взгляд с одного на другого.

— И наверное, кто-то побежал посмотреть, что там стряслось?

Олсон открыл было рот, чтобы ответить, но прежде чем он смог сказать слово, Хэмлин опередил его, оттесняя в сторону.

— Да, он лежал там. Не сомневаюсь, вы можете представить наше потрясение, когда мы увидели его распростертым на полу.

Бросив раздраженный взгляд на своего друга, Олсон вышел вперед, закрыв собой Хэмлина.

— В луже крови, — добавил он, решив не отступать.

— С ножом в груди!

Оба мужчины переглянулись, но Джон не обращал внимания на их скрытую игру.

— Признайтесь, кто из вас первым поставил на убийцу?

Они бросили на него презрительный взгляд.

— Что, простите? — переспросил Хэмлин. Олсон смотрел на Джона свысока, хотя это удавалось ему с трудом, так как он был на несколько дюймов ниже.

Не обращая внимания на их раздражение, он спокойно продолжил:

— Все это напоминает мне споры парней в армейской казарме, готовых заключить пари по любому поводу, начиная с того, кто победит в игре, и заканчивая тем, кто первый погибнет. Неужели вы серьезно думаете, что я поверю, что это не повод для заключения пари?

Оба пожилых джентльмена как по команде повернулись к Фрэнку, но Джон остановил их.

— Не надо смотреть на Чилуорта. Он здесь ни при чем. Я говорил со своей невестой. Хотя Виктория последние два года жила в Лондоне, она выросла в этих краях. И прекрасно знает, как делаются дела. Она ввела меня в курс событий.

Какой-то момент Хэмлин, казалось, колебался, но потом задумчиво кивнул.

— Я полагаю, это правильно, что она рассказывает вам обо всем, — согласился он.

— Действительно, — поддакнул Олсон. — Иначе как бы вы могли руководить ее делами?

Надеясь, что Виктория никогда не услышит об этом разговоре, Джон продолжал плести свою историю дальше:

— Я думаю, если кто-то знает всю подноготную, то это вы.

Виктория никогда не рассчитывала, что какой-то мужчина взвалит на себя ее проблемы, и ей вряд ли понравилось бы, что он выставил ее беспомощной дурой, неспособной вести дела, независимо от того, насколько необходим был этот обман.

Странная парочка начала следующий раунд бесконечной игры «Я лучше знаю». Перебивая друг друга, каждый норовил сообщить, кто отсутствовал в столовой в то время, когда был убит Форд. В эти минуты их соперничество было на руку Джону. Запихивая клюшку для паттинга[10 - Клюшка для укладывания мяча в лунку на гриме.] в сумку, он старался удержать в памяти несколько названных имен, чтобы позднее детально изучить каждого персонажа.

— Уэнтуорт был там в тот вечер? — Он засунул остальные клюшки в сумку и повернулся к Роджеру Хэмлину.

— Да, конечно, — нетерпеливо ответил Роджер. — Разве я не сказал вам?

— Сказали. — Он кивнул и улыбнулся разволновавшемуся пожилому господину. — Мой вопрос понятен, я просто не нашел его имя в списке гостей, который домоправительница представила в полицию.

— Мне очень жаль, но я ничего не знаю об этом. Он появился в последнюю минуту. — Хэмлин взглянул на часы, затем снова на Джона. — Извините, но нам пора. Я знаю, что этот раунд прошел с нашим преимуществом, но заверяю вас, у вас будет возможность отыграться. Фредерик и я играем сегодня в бридж, как мы упоминали.

Уже несколько раз. Но это не давало права Мильонни быть невежливым.

— Что ж, — сказал он с улыбкой, — не стану задерживать вас. Мы с Фрэнком обсудим это по пути в раздевалку и встретимся с вами внутри. — Он пожал руки своим соперникам. — Спасибо за игру и интересную беседу, джентльмены. Вы доставили мне немало приятных минут.

— Да. Замечательно, — сказал Фредерик Олсон, внезапно переходя на тон президента клуба. — И передайте привет Виктории.

Хэмлин склонил голову, присоединяясь к пожеланиям.

— Да, да… непременно. Передайте мой привет «маленькой леди». Скажите ей, что мы скоро увидимся. — Он посмотрел на Фрэнка. — И вы с Памелой, надеюсь, тоже присоединитесь к нам?

Все предписанные нормы этикета были соблюдены, и джентльмены удалились.

Джон и Фрэнк, проводив взглядами своих партнеров, одновременно повернулись друг к другу и покачали головами.

— Итак, мы получили предложение, гарантирующее, что наши «маленькие леди», услышав его, будут вне себя от счастья, — бормотал Фрэнк, когда они, собрав свои сумки, направились к зданию клуба.

— Или они пошлют нас куда подальше, услышав свой новый титул.

Фрэнк рассмеялся от души, и Джон исподволь изучал его. В его глубоко посаженных глазах скрывался интеллект, и Джону импонировало скрытое чувство юмора, присущее Фрэнку.

— Вы знаете, — заговорил он неторопливо, — я поначалу не оценил некоторую неопределенность, которую вы позволили себе в это субботнее утро. — Он придержал дверь раздевалки, пропуская своего рыжеволосого приятеля вперед. — Позвольте мне угостить вас ленчем. Это самое малое, что я могу сделать.

— Отлично! — улыбнулся Фрэнк. — Я заслужил самый большой стейк.

Джон отдал свои клюшки, пока Фрэнк засовывал сумку в шкафчик, затем оба направились к зданию клуба. Они быстро приняли душ и переоделись.

Чуть позже Фрзнк уже поднимался по лестнице в вестибюль. Солнечные лучи, проникая сквозь окна, освещали стены с красивыми обоями и висевшие на них картины. Около кадки с финиковой пальмой стояла доска объявлений, и Джон успел прочитать что-то насчет класса «Котильон» — «Кому это нужно, черт побери?» — прежде чем Фрэнк указал на небольшой холл.

— Вы не возражаете, если мы перекусим в баре, а не в ресторане? — поинтересовался он. — Там как-то уютнее.

— Прекрасно.

Спустя пару минут они заняли места за столиком, и Фрэнк протянул Джону меню.

— Почему вы сказали нашим уважаемым соперникам, что это Виктория подкинула вам идею побеседовать с ними, когда мы оба знаем, что это был я? — спросил он, глядя на своего собеседника через стол.

Джон пожал плечами:

— Вы должны и дальше жить среди этих людей, и, как мне кажется, они лучше воспримут, если это будет исходить от «маленькой леди». — Он подвинулся на своем стуле. — Конечно, если Тори когда-нибудь узнает, что я бросил ее на растерзание этим чудовищам, мне несдобровать.

Фрэнк внимательно посмотрел на своего собеседника.

— Между вами и Тори существует нечто большее, чем эта выдуманная помолвка, я угадал?

Джон спокойно встретил взгляд Фрэнка, который криво улыбнулся в ответ.

— Окей. Итак, что вы думаете об окружении Форда?

— Они из кожи вон лезут, заставляя меня поверить, что это был сплошной праздник любви, когда на самом деле не наблюдалось ничего подобного.

— По правде сказать, Джон, я сомневаюсь, что вообще могли существовать какие-то теплые чувства между Фордом и кем-то еще. Он был не самым любвеобильным парнем на земле.

— Да. Я уже это слышал.

— А что касается Хэмлина и Олсона, то они должны были сказать, кто из присутствующих на этом злополучном ужине имел причину свести с ним счеты.

— Кое-что мы уже знаем. Сегодня я устранил некоторых подозреваемых из списка, — сказал Джон. — И премного обязан вам за то, что вы устроили эту встречу. Я понимаю, что ваш выбор именно этих джентльменов не случаен. Они знают вплоть до секунды, кто отсутствовал в комнате во время той критической минуты.

— Вы заслужили любовь старой гвардии. Это высокая честь, поверьте, — улыбнулся Фрэнк.

Когда к их столу подошла официантка, готовая принять заказ, Джон, прежде чем попросить пиво с лаймом и сандвичи, автоматически улыбнулся ей своей фирменной улыбкой «от Мильонни».

Она тут же заулыбалась в ответ.

— Вы хотите, чтобы я записала ваш заказ на счет Гамильтон, мистер Мильонни?

Джон не выказал ни малейшего удивления, но в который раз поразился тому, что люди, о которых ему ничего не известно, оказывается, знают его.

— Нет, благодарю вас, милая. Я сам расплачусь, и включите заказ Фрэнка в мой счет. — Откинувшись на спинку стула, он изучал ее. Это была хорошенькая пухленькая брюнетка, пожалуй, одного возраста с ним. — Вы давно работаете здесь, Эбигейл? — спросил он, прочитав имя на табличке на ее груди.

— Пять лет.

— Да? Солидный срок. Видимо, вам нравится здесь, да?

В ее глазах мгновенно промелькнула настороженность.

— Конечно, почему нет?

«Господи, — ругал он себя, — надо же сморозить такое!» Но снова улыбнулся ей приветливой, извиняющейся улыбкой и просто сказал:

— Это был глупый вопрос. — «Ты бы признался своему шефу, что твоя работа неприятна тебе, даже если бы это было так?» — Поэтому позвольте мне сменить тему. У вас есть дети? — «Когда все проваливается, обезоруживай искренностью».

И это сработало, она как-то сразу смягчилась.

— Да. Двое, пять и три года.

Но мужа нет, подумал он, судя по отсутствию кольца на пальце.

— Мальчики или девочки?

— Мальчик и девочка.

Он оглядел бар, который постепенно начал заполняться посетителями.

— Я вижу, у вас много работы. Но если у вас есть фотографии ребятишек, то улучите минутку, я хотел бы взглянуть на них.

— Обязательно. — Она улыбнулась ему с материнской гордостью и ушла.

— Вот это да, — покачал головой Фрэнк. — Здорово у вас получается.

Джон состроил гримасу.

— Чтобы успешно делать свое дело, я должен уметь разговаривать с людьми. Создавать им такое настроение, когда они сами захотят мне все рассказать. И во всяком случае, с мисс Эбигейл мне не пришлось лезть из кожи вон, как с Фредериком и Роджером, прежде чем они наконец разговорились.

Он сопроводил свое высказывание выразительным жестом и вернулся к разговору, который прекратился из-за прихода официантки.

— Я знаю, что несколько враждебно настроенных служащих из фирмы, которая была поглощена корпорацией Форда, присутствовали на той вечеринке. Но что это за история о муже-рогоносце, о которой говорили?

Фрэнк хмыкнул:

— Если вы спрашиваете меня, то я затрудняюсь сказать, откуда пошел этот слух. Джордж Сандерс был на том ужине со своей женой Терри, которая служила исполнительным директором у Форда Если верить разговорам в раздевалке клуба, где Хэмлин обычно черпает свою информацию, у нее что-то было с Фордом. Люди, я имею в виду игроков в гольф и леди за ленчем, начали поговаривать об этом, когда Терри Сандерс внезапно сделала новую прическу, стала одеваться с особой тщательностью, а еще начала уделять огромное внимание макияжу.

— А вы не верите, что Форд имел к этому какое-то отношение?

— Нет. Хотя это не отменяет того, что он был чудовищным эгоистом. Видите ли, это очень маленький круг со своими крепкими связями и традициями, и я имею честь принадлежать к нему с тех пор, как появился на свет. И из всего, что мне довелось наблюдать, я могу сказать, что Форд отличался в своих отношениях последовательной моногамией. Его отношения с той или иной женщиной могли продолжаться недолго, но я искренне верю, что в этот период он хранил верность своей очередной пассии.

— Думаю, если он был похож на своих партнеров по гольфу, то здесь не обошлось без снобизма.

Фрэнк кивнул.

— Не могу сказать, что я задумывался об этом прежде, но это верное замечание Он всегда был очень разборчив в связях, и, уверяю вас, исполнительный директор — не его уровень. Ди-Ди, возможно, относится к самому низкому социальному слою, до которого он когда-либо опускался, но даже у нее есть кое-какие связи с высшим светом. Для старшего поколения представляется очень важным оставаться в рамках своего круга. Можно сказать, жизненное кредо. — Он приподнял рыжие брови. — Кстати, если уж мы вспомнили о Ди-Ди, не могу не заметить, что она была одной из тех, кто отсутствовал в комнате в час «икс». Разве полицейские не начинают свои дознания с членов семьи?

— Да, именно так. Но все знают, что Ди-Ди подписала брачный контракт и не в ее интересах было идти на такой большой риск.

— Возможно. — Фрэнк ненадолго замолчал, изучая Рокета. — Слышал, что присутствие Майлза Уэнтуорта на этом последнем ужине, кажется, усилило ваши подозрения.

— О да, — хмуро согласился Джон. — Действительно, вы правы.

— Потому что он тоже выходил из столовой примерно в то время, или потому что он старался устроить сцену Тори на вашей помолвке?

— И то и другое. Я не отрицаю, что до смерти обрадовался бы, если бы он оказался тем, кого мы ищем. Но вы можете быть спокойны, выбивание свидетельских показаний любым путем — не мой стиль. — Он улыбнулся Фрэнку во весь рот. — Он позволил себе сболтнуть на вечеринке, что Форд что-то помешал ему. Получается, смерть Форда лишила мистера Сама Учтивость всех его надежд; вот он и попытался восстановить отношения с Тори. Но вполне возможно, что Форд взял свои слова обратно и за это получил удар ножом в грудь. — Джон пожал плечами. — Чтобы выяснить все наверняка, требуется глубокое расследование, но это та ниточка, за которую я собираюсь ухватиться.

— А вот и я, джентльмены. — Подойдя к ним с подносом в руках, официантка поставила на стол заказанные напитки. — Ваши сандвичи будут готовы через пару минут.

— Спасибо, Эбигейл. — Джон отхлебнул пива и вопросительно посмотрел на девушку. — Принесли фотографии?

Она кивнула, достала из кармана юбки пару фотографий и протянула их Джону.

Месяц назад ему и в голову бы не пришло ничего подобного, дети никогда не интересовали его. Но это было прежде. Теперь, когда у него самого была дочь, о которой он хотел узнать как можно больше, он изучал фотографии чужих детей с искренним интересом. Осторожно взяв фотографию мальчика двумя пальцами, он спросил:

— Ему пять лет?

— Да, это Шон.

— Настоящий чертенок, — он покачал головой, — наверное, задает вам жару?

— О да, — улыбнулась Эбигейл. — Этим летом вместе с другими сорванцами он начал ходить в спортивную секцию, где учится играть в Т-болл[11 - Детский бейсбол]. Это дает выход энергии.

— Правильно, — согласился Джон. — Пар нужно выпускать. — Он взял второе фото. — Ну, эта маленькая леди просто ангел. — Он улыбнулся официантке. — Но мне кажется, что и она с характером?

Эбигейл рассмеялась.

— Вы угадали, она ужасно упрямая.

— Она любит играть в куклы?

Она рассмеялась еще громче.

— Луна влияет на приливы?

Он улыбнулся ее шутке.

— На сегодня, пожалуй, хватит вопросов.

— Эбби, — раздался нетерпеливый голос из-за соседнего столика. — Вы не обслужите нас?

— Конечно, — поспешно проговорила Эбигейл и, забрав фотографии со стола, убрала их в карман. Быстро улыбнувшись Джону, она повернулась к соседнему столу, где сидели четыре леди респектабельного возраста, отдыхая после гольфа.

Мужчины вернулись к своим напиткам, и несколько минут спустя Эбигейл принесла сандвичи. Джон принялся за еду, когда вдруг увидел, как группа маленьких девочек в нарядных платьях и туфлях «Мэри Джейн» и несколько мальчиков в черных брючках и белых рубашках с полосатыми галстуками, туго завязанными на их тонких шейках, прошли мимо двери в бар. Отложив сандвич, он кивком головы указал в их сторону:

— Что это такое?

Фрэнк повернулся, чтобы взглянуть, и скорчил гримасу.

— Класс «Котильон».

— Я видел объявление на доске в холле. Что это?

— Дебютантки и их эскорт разучивают бальные танцы, манеры и все такое.

— Вы шутите? Они не старше чем на… чем ваша дочь и Эсме.

Фрэнк пожал плечами:

— Это часть жизни, которая им уготована в будущем.

— Джентльмены хотят еще выпить? — поинтересовалась Эбигейл, остановившись около их столика.

Джон вопросительно посмотрел на Фрэнка. Тот покачал головой:

— Нет, спасибо.

— В таком случае, — она положила кожаную папку на стол, — когда будете готовы расплатиться, позовите меня.

— Я уже готов. — Приподнявшись на стуле, Джон вытащил бумажник из кармана. — Минутку. — Просмотрев счет, он подписал его и положил внутрь пару банкнот. — Сдачи не надо.

— Спасибо! — воскликнула она, глядя на щедрые чаевые. — Ваша невеста, должно быть, поражена, вы совсем не похожи на ее отца. — Глаза Эбигейл в ужасе округлились, она зажала ладонью рот, но тут же отняла ее. — О мой Бог, что я такое сказала?!

— Не переживайте. Я не был знаком с Фордом, но я достаточно наслышан о нем, чтобы понять, что он был далеко не сахар.

По лицу Эбигейл можно было понять, что она согласна с ним, но девушка промолчала, не желая углубляться в эту тему.

Джон почуял, что пора попытаться вытянуть из нее информацию, и мило улыбнулся девушке.

— Пожалуйста, — начал он мягко, — не поделитесь ли вы своими впечатлениями о нем? Мне хочется понять, как такое могло случиться, что его убили. Но я не могу нажимать на Тори, она и так очень переживает.

Эбигейл нерешительно покосилась на Фрэнка, который привстал из-за стола.

— Я выйду на минуту, вы не возражаете? — сказал он. — Я должен позвонить жене. Может быть, она заберет меня по дороге домой. — Достав мобильный телефон, он направился к выходу.

Эбигейл перевела взгляд на Джона.

— К сожалению, я могу рассказать вам совсем немного, — проговорила она. — Мистер Гамильтон всегда требовал, чтобы его обслуживали по высшему классу, но был не очень-то щедр на чаевые. И весь персонал недолюбливал его, понимаете? Он относился к нам… да просто не замечал, как будто нас нет.

— Это было не очень умно с его стороны, правда? Потому что и вы, и я знаем, что люди, работающие за сценой, замечают гораздо больше, чем те, кто находится на ней. Я уверен, что среди персонала обсуждается, кто мог убить Гамильтона.

Она покраснела, но, быстро оглянувшись по сторонам, ответила, понизив голос:

— Его жена — номер один.

— Из-за тренера по теннису?

— Вы знаете о нем? — Эбигейл заморгала, с удивлением глядя на Джона.

— Я слышал, как кто-то говорил об этом. И это заставило вас поставить ее в верх списка?

Она покачала головой:

— На самом деле она сблизилась с тренером после смерти Гамильтона. Скорее всего она первый кандидат потому, что во всех фильмах о преступлениях на первом месте среди убийц либо кто-то из членов семьи, либо из близких друзей. А на втором месте там ноздря в ноздрю идет пара парней.

— Да? И кто же это?

Она придвинулась поближе к нему.

— Я слышала, что мистер Гамильтон был в ссоре с одним джентльменом, но имени его я не знаю. Мы зовем его Серебристая Голова, потому что у него и правда очень красивые волосы. Он выглядел озабоченным и злился из-за того, что мистер Гамильтон был что-то должен его компании. И потом Кэти Дуган слышала, как он что-то резко выговаривал Майлзу Уэнтуорту. Она сказала, если взглядом можно убить, то этот точно мог убить Гамильтона. — Она выпрямилась. — Мне нужно возвращаться к работе.

— Я понимаю, спасибо, что нашли для меня минутку.

— Пожалуйста. Хотя вряд ли я чем-то помогла вам.

— Напротив, Эбигейл. Вы сообщили мне очень важные сведения, это куда лучше, чем блуждать в потемках.

Наблюдая за уходом официантки, он обдумывал ее слова. Но очень скоро его мысли вернулись к Эсме и детям, занимающимся в классе «Котильон». Неужели и его дочь уже через каких-то два года займемся чем-то подобным? Он так мало знал о жизни собственной дочери. Что, впрочем, неудивительно, учитывая, что он лишь недавно узнал о ее существовании. Но это должно измениться, хотя и не сразу… Пусть все идет как идет. Потому что сейчас и так хватает дел, которые требуется уладить.

Вид этих маленьких детей что-то перевернул в Джоне. Он понимал: настало время серьезно поговорить с Викторией.


Глава 22


Долгожданный день, который Джаред провел на свободе, с одной стороны, оказался замечательным, а с другой — принес немало хлопот и огорчений. Замечательно, что он наконец смог выбраться за пределы поместья, хотя ему пришлось свернуться клубочком на полу автомобиля Рокета, чтобы папарацци, дежурившие у ворот, не заметили его. Он был счастлив снова увидеть Дэна и Дейва и побегать по полю с битой в руке.

Но вообще-то все обстояло не так радостно, как он ожидал. Стоит только вспомнить взгляды, которые бросали на него некоторые из парней во время игры. Или то, как внезапно замолкали разговоры, когда он подходил к какой-нибудь группе. И дурацкие вопросы вроде: «Что ты думаешь об убийстве своего отца?» Все это выводило его из себя, заставляя чувствовать себя последним уродом. Какое им дело до того, что он думает по поводу случившегося? Когда Рокет позвонил ему и сказал, что скоро приедет за ним, Джаред почти обрадовался этому.

Но когда спустя несколько минут бывший морской пехотинец появился на поле и спросил его, как все прошло, Джаред ответил коротко:

— Прекрасно.

Он уселся на переднее сиденье, накинул ремень и тупо уставился в ветровое стекло.

Уголком глаза он заметил, что Рокет, повернувшись, смотрит на него, и на какое-то мгновение ему показалось, что этот взгляд, словно рентгеновский луч, пронизывает его насквозь. Но видимо, поняв, что с ним происходит, Рокет отвернулся и сосредоточил внимание на дороге.

— Что ж, ты получил что хотел. — Он включил зажигание, и мотор взревел, набирая скорость.

Сам не зная почему, но Джаред почувствовал себя лучше. Возможно, дело было в том, что Рокет не пытался расспрашивать юношу о его чувствах. Казалось, он вообще забыл о нем и уверенно вел машину, что-то напевая себе под нос, причем если его и можно было упрекнуть в недостатке музыкальности, то энтузиазма было хоть отбавляй. А когда Джон забывал слова, то просто выстукивал мелодию по кожаной обшивке руля свободной рукой.

Оставалось не более четверти мили до ворот поместья, когда Джон без предупреждения резко свернул на обочину и, остановив машину, повернулся на своем сиденье.

— Тебе не очень понравилось лежать на полу, когда мы выезжали? — спросил он. — Поэтому как ты думаешь возвращаться? Этот способ наипростейший, но если хочешь утереть им нос, то можешь сидеть развалясь на своем сиденье. Решай сам.

По лицу юноши Джон догадался, что тот предпочел бы последнее, и, улыбнувшись, сказал:

— Как я понял, тебя это не пугает? — Его голос стал серьезным. — Но учти, если репортеры узнают, что ты ускользнул у них из-под носа, вряд ли они тебя выпустят в следующий раз.

Смех, хриплый и грубоватый, вырвался из груди Джареда.

— То есть, другими словами, иначе, как на полу, мне не удастся выбраться отсюда?

— Нет. Просто я хотел сказать, что это самое простое. — Джон улыбнулся широкой белозубой улыбкой. — Но существует дюжина других способов вывезти тебя из поместья.

— Тогда я думаю, что останусь здесь. — Откинувшись на спинку сиденья, Джаред демонстративно заложил руки за голову и вытянул ноги, представляя, что Пи-Джей видит его сейчас. Джон утвердительно кивнул и, не сказав больше ни слова, нажал на газ. Он снова выехал на дорогу и направился к дому.

Бравада Джареда поубавилась, когда он увидел море камер и недобрые лица репортеров, преградивших им путь. А когда услышал возмущенные возгласы, то почувствовал, как его лоб покрывается холодным потом. Два слога его имени трепетали в воздухе, как крылья пойманной птицы.

Но он брал пример с Джона, который оставался спокоен и невозмутим. Положив запястье на руль, Рокет нажал на пульт, открывающий ворота, и сбавил скорость, но не остановился. Репортеры, наблюдавшие его поездки в течение нескольких дней, прекрасно знали, что лучше не становиться посреди дороги. Ему не раз приходилось разгонять их, и когда один из особенно настырных решил, что это хороший способ остановить его и взять интервью, то он быстренько поставил его на место.

Хотя папарацци и отошли в сторону, тем не менее это не помешало им зайти сбоку и прижаться своими любопытными физиономиями к стеклу с той стороны, где сидел Джаред. Перебивая друг друга, они выкрикивали вопросы.

Но тут машина Джона въехала в ворота, и папарацци были вынуждены отступить назад. Ворота, распахнутые во всю ширь, начали медленно закрываться.

Внезапно за ними послышался характерный шум и раздались пронзительные гудки. Мельком взглянув на Рокета, который смотрел в зеркало заднего вида, Джаред повернулся и увидел приближающийся автомобиль. Ярко-красная машина на полной скорости направлялась прямо к ним. Юноша покосился на Джона. Тот безмятежно улыбался.

— Вы знаете, кто это?

— Да. Это Герт. — Джон снова нажал на пульт, чтобы пропустить второй автомобиль. — Наверное, у нее есть какие-то бумаги на подпись.

— Классная тачка, — вздохнул Джаред, снова оглядываясь назад. — По-моему, «Шевроле-камаро-69»?

— Почти. «68». У тебя хороший глаз.

В отличие от Рокета Герт, казалось, вообще не беспокоило наличие папарацци. Она даже не сбавила скорость, проезжая мимо. И Джаред рассмеялся, глядя на жаждущую сенсаций толпу, которая повернулась к новой жертве, ныряя то вправо, то влево, чтобы не попасть под колеса. Машины одна за другой благополучно миновали ворота, которые медленно закрылись за ними.

— Здорово, правда? — улыбнулся Джаред. Рокет усмехнулся в ответ:

— Чертовски здорово, я бы сказал. С Мак такие номера не пройдут, она не из слабонервных, это уж точно. Это одна из причин, почему я не расстаюсь с ней уже столько лет. — Он остановился перед въездом в гараж.

Они вылезли из машины, и Джаред взглянул на Джона через крышу автомобиля.

— Спасибо, — негромко проговорил он. — Спасибо за… ну вы сами знаете… за сегодня.

— Ради Бога… — Джон посмотрел ему в глаза. — Я догадываюсь, что ты сегодня пообщался с приятелями, которые наговорили тебе кучу всякого вздора.

Джаред пожал плечами.

— Так вот, забудь о них. И запомни: друзья познаются в беде, и это не простые слова. Именно так. Только когда с тобой случается беда, ты можешь понять, кто тебе настоящий друг, а кто нет. И не позволяй им расстраивать тебя, они не стоят того. — Его взгляд остановился на автомобиле Герт, которая притормозила рядом с ними. — А что касается настоящих друзей, — добавил он, едва сдерживая улыбку, — так лучше посмотри туда. Как мне кажется, Герт не одна…

Джаред повернулся кругом и увидел, как из машины вылезает Пи-Джей. Ахнув, он бросился к ней, и последние остатки горечи покинули его сердце.

Она, напротив, казалось, не замечала Джареда и с любопытством глазела по сторонам, рассматривая особняк и сад, окружавший его. И пожалуй, впервые с тех пор, как они познакомились, она была неестественно спокойна.

И это необъяснимое спокойствие действовало ему на нервы. Не долго думая он подошел к ней, наклонился и быстро взвалил Пи-Джей к себе на плечо. И снова выпрямился. И только тогда, когда его рука нечаянно коснулась выемки на внутренней стороне ее колена, до него дошло, что она в платье.

Это совершенно выбило его из колеи. Пи-Джей и платье? Одно автоматически исключало другое. Он замер, она тоже затаила дыхание.

Затем с присущей ей живостью Пи-Джей начала брыкаться, дрыгать ногами и размахивать руками, требуя, чтобы он опустил ее на землю.

Когда она принялась лупить его по голове, он не выдержал и поставил ее на ноги.

— Прекрати, Пидж!

— Сам прекрати! — Она отряхивала юбку своего цветастого платья, как будто он извалял ее в пыли. Светло-каштановые волосы золотистой завесой упали ей на глаза, и она отбросила их назад, чтобы посмотреть на него. — Что с тобой?

— Ничего. Я просто страшно рад видеть тебя. — Он наблюдал, как она поправила широкие бретельки платья, и вдруг заметил, что у нее, оказывается, есть грудь. Маленькая, но есть. И это открытие тоже поразило его.

Она подняла на него глаза, словно прочла его мысли. И Джаред почувствовал, что краснеет.

— Что ж… — сказала она, — хорошо, я тоже рада видеть тебя. Но я оделась специально для этого визита, поэтому не надо вертеть меня туда-сюда, как будто я мешок с тряпьем.

Оглянувшись по сторонам, он успокоился, увидев, что Рокет и Герт исчезли в доме. Слава Богу, значит, никто не заметил, до чего неумело он обращается с женским полом, подумал Джаред, и напряжение оставило его. Он снова посмотрел на Присциллу.

— Ну, сейчас, когда я разглядел тебя, могу сказать… Знаешь, ты выглядишь старше, чем на тринадцать… и вообще… просто классно.

— Спасибо. — Поправив складки платья, она подняла на него глаза, и чуждая ей скованность исчезла, а привычная живость вновь проступила на ее лице. — И знаешь, мне все это жутко нравится. — Она снова провела рукой по юбке. — Герт купила мне это платье. Ты когда-нибудь видел что-либо красивее?

— Видел, — автоматически ответил он. Ее руки замерли.

— Что?

— Ничего. Прости. Я сказал глупость. Никогда в жизни я не видел более красивого платья. — Но было слишком поздно, он заметил, как ее оживление угасло, за что мог винить только себя. Особенно когда она обхватила руками свои худенькие плечи, словно ей вдруг стало холодно, и начала что-то напевать себе под нос. И это растрогало его до слез, поскольку он знал, что обычно она делала это, когда была сильно обижена или нервничала.

Черт, почему все так получилось? Чувствуя отчаяние, он тихонько подтолкнул ее плечом.

— Ты все еще увлекаешься кантри? Поешь эту чепуху?

У нее был удивительно красивый голос, куда более сильный и ясный, чем можно было предположить, слыша, как она говорит.

— Это не чепуха! — возмутилась она. — Это рок-н-ролл с местным диалектом, и он куда лучше, чем твой любимый рэп.

— Да, да, пусть так. Почему бы нам не подняться ко мне и не поговорить об этом?

— Прекрасно. Показывай дорогу.

Они прошли через кухню и дальше по коридору в большой холл, где Пи-Джей остановилась, в восхищении оглядываясь кругом.

— Ничего себе… — протянула она. Задрав голову, она рассматривала роскошную люстру на потолке. — О мой Бог, — медленно повернувшись, проговорила она, — здесь так красиво! Я никогда не видела ничего подобного. Пожалуй, здесь бы уместился трейлер моей мамы. — Осторожным жестом она обвела просторный холл. Тень пробежала по ее лицу, но тут же исчезла, и взамен ее появилась сияющая улыбка. — Давай поскорее посмотрим твою комнату. Спорю, что она больше, чем Тадж-Махал.

— Нет, скорее чем Букингемский дворец, — усмехнулся Джаред.

Он заметил, что иногда Пи-Джей становилась такой, какой он ее знал. Но большую часть времени она была напряжена, как будто боялась сделать что-то не так, и пыталась вести себя, словно на торжественном приеме. Иногда ему казалось, что он видит анти-Пи-Джей, когда она бродила по его комнате, изучая вещь за вещью, заложив руки за спину, словно боялась разбить что-то. И только когда он стал показывать ей коллекцию компакт-дисков «Дикси чикс», которую заказал через Интернет, она расслабилась. Она подпевала своим чистым голоском, и ее зад, который, как он успел заметить, немного округлился за эту неделю от регулярного питания, подрагивал в такт музыке.

Когда с музыкой было покончено, Присцилла плюхнулась на кровать рядом с ним. Она молча рассматривала свои ногти, разглядывала бейсбольные рукавицы, которые он засунул за изголовье… Наконец отважилась и подняла на него глаза.

— Мама звонила.

Кровь застыла у него в жилах. Джаред никогда не встречал ее мать, но ненавидел эту женщину до глубины души. Он постарался произнести как можно нейтральнее:

— Да?

— Угу. Герт связалась с ней. Я еду домой в Пуэбло. — На ее лице была странная смесь радости и печали. Она порылась в маленьком кармашке платья, вытащила клочок бумаги. — Вот почему мы приехали сегодня. Герт привезла какие-то документы Джону и сказала, что у нас есть шанс попрощаться. — Пи-Джей взглянула на клочок бумаги в своей руке, затем протянула его Джареду. — Я уезжаю завтра, но хочу дать тебе мой телефон, чтобы мы могли созвониться. — Она неуверенно окинула взглядом его комнату. — Если ты хочешь, конечно…

— О чем ты? Конечно, хочу. — Он схватил ее за подбородок и не отпускал, пока она не посмотрела ему в глаза. Не обращая внимания на то, что она вцепилась в его руки, требуя отпустить ее, он какое-то время всматривался в ее испуганные и такие беззащитные золотисто-карие глаза, а затем повторил ясно и четко: — Я хочу. Я обязательно позвоню, можешь не сомневаться.


Виктория оторвалась от компьютера, где печатала счета за два кукольных домика, законченных на этой неделе, и увидела, что в дверях бывшего офиса Форда стоит Джон. Нажав на команду «сохранить», она улыбнулась ему.

— Герт и Пи-Джей уже уехали?

— Да.

Она поднялась, обошла стол и остановилась, опершись бедрами о его передний край. Положив ладони на край стола, она наблюдала за Джоном, который остановился, прислонившись к косяку двери.

— Тебе не кажется, что Пи-Джей выглядела грустной?

Он прижался плечом к стене.

— Мак разыскала ее мать и побеседовала с ней, так что Пи-Джей завтра отправляется в Пуэбло.

— О, правда? Я надеюсь, это хорошо для нее?

— Не знаю. Из всего тем о, что я слышал о ее матери, не скажешь, что она образец материнства, и я знаю, что Джаред не в восторге от этой идеи.

— Но для Пи-Джей она мать.

— Да. И никто из нас не может запретить Присцилле Джейн вернуться домой.

— Это ее настоящее имя? Присцилла? — Виктория замолчала, потом улыбнулась. — Оно ей подходит.

— Да. Сначала так не кажется, потому что порой она абсолютно неуправляемая, но у нее добрая душа, правда? — Он покачал головой. — Она так обрадовалась, когда ты подарила ей кукольный домик. Ты не обделила своих заказчиков?

Виктория улыбнулась:

— Я сделаю другой.

— Вероятно, эта девочка не была избалована подарками в своей жизни.

— Думаю, это единственный подарок, и поэтому он особенно дорог ей. Она не послушалась Герт, которая говорила, чтобы она поставила домик на заднее сиденье, и держала его на коленях, пока они отьезжали.

Виктория рассмеялась, затем сменила тему:

— Удалось ли тебе сегодня узнать что-нибудь важное?

— Да. — Джон покачал головой. — Представляешь, они заставляют маленьких девочек, немногим старше Эсме, посещать этот… да, класс «Котильон».

Она удивленно заморгала:

— Что? — Это было совсем не то, что она рассчитывала услышать.

— Тебе надо было видеть это, Тори. Маленькие дети, одетые как взрослые, маршируют с точностью, которой могла бы позавидовать морская пехота. И отправляются строем в класс, где, как сказал Фрэнк, их учат бальным танцам и манерам, готовя из них будущих членов клуба. — Засунув руки в карманы брюк, он оторвался от стены и направился к ней через комнату. — Ты не собираешься водить Эсме на эти занятия, правда? Я против. Я понимаю, что манеры и дисциплина — это хорошо. Черт, кто бы спорил! Но я хочу, чтобы мой ребенок представлял собой нечто большее, чем выдрессированную, изнеженную принцессу, которая дрожит над своими атласными туфельками и боится, как бы, не дай Бог, песок не попал в носки. Я хочу научить ее полезным вещам, а не этому вздору.

Виктория скрестила руки на груди.

— И что же это такое?

— Не знаю, что-то полезное… Например… как выжить в экстремальной ситуации. Или жить тем, что дает тебе земля… как найти дорогу из леса, если ты потерялась. Умение отличить хорошие ягоды от плохих, чтобы не отравиться…

— Да, теперь я вижу, с чем связаны твои запросы к ее будущей жизни. — Она не знала, смеяться ей или плакать. С одной стороны, он проявлял неравнодушие к жизни своей дочери, что было бы естественно, если бы он всегда занимался ее воспитанием. Она начала нервно постукивать ногой. Потому что с другой стороны…

— Что-то подсказывает мне, что мои слова разозлили тебя…

Он подвинулся ближе, и ей пришлось откинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Гамильтоны не позволяют себе проявлять чувства, — холодно парировала она.

— Нет? Почему, детка? Разве это вульгарно?

— Именно, — подтвердила она. — Мы умеем держать себя в руках, мы всегда собранные и хладнокровные. Но когда на нас начинают давить, мы можем и рассердиться.

Он подвинулся слишком близко, так близко, что его дыхание коснулось ее губ.

— И ты сейчас рассердилась на меня?

— Чуть-чуть.

— Почему? Ты же сама сказала, что я должен узнать Эс получше. Разве это не означает, что мне следует интересоваться ее жизнью?

— Да, но… — Она глубоко вздохнула и тут же выдохнула. — Окей, это правда. Я растила Эсме в одиночку в течение шести лет. И естественно, что мне бы хотелось услышать от тебя, какую хорошую работу я проделала, воспитывая ее. Ты же, не сказав ни слова благодарности, начинаешь выговаривать мне… или, что еще поразительнее, учить меня, что важнее для моей дочери!

— Я не сказал… — растерянно проговорил он. — Нет.

Он прищурился.

— Что ж, это справедливо.

— Что ты имеешь в виду? — вспыхнула она. — Ты хочешь справедливости? Но разве справедливо указывать мне, что я должна была делать?

Он отошел назад, сжав кулаки.

— Что за вздор ты несешь? Я ничего тебе не указываю. Я просто сказал, какой бы мне хотелось видеть Эсме в будущем.

Она воздержалась от замечания, но лицо ее покраснело от гнева.

— Другими словами, ты считаешь, что я ничего собой не представляю? Да? Так… рафинированная барышня со светскими манерами? И тебе ненавистна мысль, что она будет такая же?

— Нет! Господи… — Он провел рукой по волосам, стащил резинку, удерживающую его хвост, и, не обращая внимания на то, что волосы упали ему на лоб, уставился на нее пристальным взглядом: — Ты посещала класс «Котильон»?

— Конечно.

— И это тебе так нравилось, что ты спишь и видишь, когда же наконец поведешь туда Эсме?

Она смотрела на него и с удивлением понимала, что их перепалка, как ни странно, доставляет ей удовольствие. И не только потому, что ей нравилось отстаивать свою позицию, хотя это, безусловно, имело место. Кроме того, она была по-настоящему взволнована тем, что они вместе обсуждают будущее Эсме. Но было и еще кое-что, и она была вынуждена признаться себе в этом: больше всего ее волновала близость мужчины, который стоял перед ней. И стоило протянуть руку, или сделать шаг, или… Его несомненная притягательность действовала на нее безотказно, и ей доставляло наслаждение наблюдать, как нежный румянец выступил на его скулах, а в темных глазах вспыхнуло желание.

Внезапно она поняла, что уже несколько бесконечно долгих дней они не занимались любовью. И, пытаясь скрыть смущение, провела рукой по волосам.

— Я ненавидела класс «Котильон», — призналась Тори. — Но если мы и дальше будем жить в Колорадо-Спрингс, это волей-неволей станет частью жизни Эсме. Ей придется посещать его. Надеюсь, что по мере того, как она будет взрослеть, у нее появятся друзья и из других слоев общества. Но сейчас она дружит с Ребеккой, и ты можешь быть уверен: если Ребекка вздумает посещать класс «Котильон», Эс последует ее примеру. А мне бы хотелось, чтобы она принимала решения самостоятельно и делала то, чего хочет сама.

Он обдумывал ее слова.

— Мне кажется, это правильно. — Нахмурившись, он отступил назад и покачал головой. — Но, черт, я-то надеялся, что ты будешь и дальше спорить!

— Зачем? Чтобы ты продолжал спорить просто ради спора?

— Нет, дорогая. Чтобы я мог убедиться, что этот широкий стол за твоей спиной годится для того, чтобы уложить тебя на него и…

— Джон! — Она так сильно сжала край стола рукой, что оставалось только удивляться, как это он не треснул. — Я думаю, это не очень… — Ее голос внезапно сорвался до тоненького фальцета, и она вынуждена была прокашляться, прежде чем продолжить: — Не очень хорошая идея.

— Я понимаю. Но он такой твердый.

Она невольно опустила глаза на его джинсы пониже пояса.

Заметив это, Рокет громко рассмеялся:

— О да, и он тоже. Но я имел в виду не его, хотя вынужденный отказ нервирует нас обоих и…

— И чуть-чуть сводит с ума?

— Да, черт возьми… — Он засунул руки в карманы брюк. — Но мы договорились — никакого секса, когда рядом ребенок. Так? Поэтому сделай одолжение, садись за стол, а я расскажу тебе, что мне удалось узнать, пока я играл в гольф с Олсоном и Хэмлином.


Глава 23


«Мы приносим наши извинения, но аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Разозлившись, Джаред швырнул трубку. Уже третий раз он пытался дозвониться до Пи-Джей по тому номеру, что она оставила ему, и все без толку. Но зачем давать телефон, если по нему нельзя дозвониться?

«Все очень просто — для нее было легче поступить так, чем объяснять, почему она больше не хочет иметь с тобой дело», — нашептывай внутренний голос, напоминая ему, как неловко чувствовала она себя в его доме.

— Нет! — Он отбросил ненавистную мысль и, чтобы как-то унять боль, от которой мучительно сжималось сердце, выскочил из комнаты, с такой силой хлопнув дверью, что та снова распахнулась. Не обращая внимания на это, он бросился в холл.

Нет. Тут дело не в нем. Это все ее мать, он сразу понял, что она за птица. Нет, он найдет Рокета и попросит его вернуть Пи-Джей. Она сможет жить с ними.

Но когда он повернул за угол, то замер на месте. Бывший морской пехотинец обнимал его сестру, всем своим видом напоминая изголодавшегося человека, с жадностью набросившегося на еду. А Тори? Она обхватила его руками за шею. О Господи, пальцы Джона сжимали ее ягодицы…

Должно быть, он невольно издал какой-то звук, так как Рокет внезапно поднял голову, и Джаред увидел, как его губы прошептали проклятие, когда он заметил его. Понимая, что он до сих пор стоит с открытым ртом, Джаред закрыл его с такой силой, что лязгнули зубы. Его беспокойство за Пи-Джей и злость на бездушные слова оператора электронной связи внезапно вылились в яростный гнев на сестру и этого долговязого детектива.

Он подошел к ним. Его рот искривился в усмешке, когда Тори повернулась к нему и он увидел ее пылающие, припухшие от поцелуев губы. Он оглядел ее сверху донизу, не удостоив Джона и взглядом. Он не мог смотреть на него без чувства глубокого разочарования. Для него это было равносильно предательству. Он обожал Рокета. Мильонни практически стал для него идеалом. Но оказывается, все это время детектив старался подружиться с ним, только чтобы подобраться к его сестре!

Внезапно он ощутил приступ тошноты. Рокет был для него примером, разве не так? Теперь все ясно: Виктория внезапно стала богатой наследницей, и Мильонни быстренько сообразил, что самое время укрепить свои позиции. И дабы не упустить шанс…

Джареду не хватило смелости, чтобы высказать это вслух. Но собственная нерешительность еще сильнее разозлила его. Кто больше всего был унижен в этот момент? Тори, Рокет или он сам? Он бросил на сестру уничижающий взгляд.

— Я думал, ты старалась помочь мне, — сказал он внезапно севшим, прерывистым голосом. Господи, если он не может доверять ей, то кому вообще можно доверять? Не Пи-Джей, как выяснилось. Она, очевидно, больше не нуждается в нем, если дала ему неправильный номер. Но Тори была единственная, в ком он не сомневался.

И он стоял, забыв обо всем.

Предательство… Это напомнило ему те времена, когда он жил с отцом и его очередной женой… Только в том случае все было ожидаемо. На этот раз его потрясение было глубже, потому что он никогда не мог представить, что его сестра способна на такое. И он выпалил не подумав:

— Я воображал, что ты хотела помочь мне! Но оказывается, я просто служил предлогом, чтобы здесь поселился этот… этот… Что ж… — Он махнул рукой, давая понять, что слова все равно не могут передать его боль. — И судя по тому, что у тебя с этим воякой все окей, вряд ли для вас что-то значат мои маленькие проблемы.

Глаза Тори расширились от ужаса. Но прежде чем обида затмила все остальное, она заслонила собой Джона. Неприкрытый гнев в его темных глазах заставил Джареда отступить.

— В мой офис, — бросил Джон. — Быстро!

Черт, черт… холодный пот выступил на спине и пополз по позвоночнику противной струйкой. Это была именно та интонация и те слова, которые использовал его отец, когда хотел отчитать его за очередную провинность. Но под не терпящим возражений взглядом Рокета ему не оставалось ничего другого, как повернуться и последовать за ним, чувствуя, как злость бурлит внутри. Он едва поспевал за Джоном, пока они шли по коридору, потом спустились по лестнице в главный холл и наконец добрались до нового офиса Форда в южном крыле особняка, который теперь занимал Рокет.

Войдя в кабинет, Джаред опустился на стул перед письменным столом. Скрестив руки на груди, он пытался унять сердцебиение, наблюдая, как Рокет обошел стол и занял свое место.

— Не возражаешь, если мы приступим прямо к делу? — Опершись о стол, Рокет указал на него длинным загорелым пальцем. Череп и кости на его предплечье двигались вместе с каждым движением. — Ты можешь что угодно говорить про меня, но не смей так отзываться о своей сестре, как, впрочем, и о любой другой женщине. Особенно о Тори. Она верила в твою невиновность, когда не верил никто. Черт, она разрушила из-за тебя свою жизнь, и будь я проклят, если позволю тебе оскорблять ее!

Вспомнив выражение, которое застыло на лице сестры, Джаред на какое-то мгновение ощутил чувство вины. Но разве он просил ее о чем-то? Тогда почему он должен считать себя виноватым?

Упрямо отказываясь признавать, что в словах Джона есть доля правды, он посмотрел на мистера Быстро-Бесшумно-Беспощадно с презрительной ухмылкой. И решил не сдаваться.

— О чем вы говорите? Как я мог разрушить жизнь Виктории? То, что она сделала, она сделала по собственной инициативе. При чем тут я?

— Господи, парень, я знаю, собственный интерес — это тот стимул, который руководит нашими поступками, не стоит тратить время, чтобы убеждать меня в этом. Но ты не пуп Вселенной, вокруг которого должна крутиться твоя сестра. Она жила в Англии, ей пришлось нарушить привычный ход жизни, забрать Эсме из школы, оставить тетушку и своих друзей, перевезти сюда все содержимое мастерской, вещи и прочее и перебраться на другой конец света. Она сделала это потому, что волновалась за тебя, а не ради милого времяпрепровождения.

Внезапно Джаред почувствовал, насколько нелепы были все его обвинения.

— Но кто просил ее об этом? — пробормотал он, пытаясь оправдаться; и тут же чувство вины пронзило его, потому что произнесенные вслух слова только подчеркнули его неправоту. Ему не нужно было даже смотреть на Джона, чтобы понять, какое впечатление произвела его реплика.

Ему и в голову не пришло, что у Виктории может быть личная жизнь, в которую ей пришлось внести коррективы, чтобы помочь ему. Он воспринимал как должное то, что она приехала сюда…

— Хорошо, — медленно проговорил он, — я понял, она сделала это для меня. — Дрожа от обиды, он инстинктивно подался назад. — Но вы? Мне кажется, повышенное внимание к моей сестре не входит в сферу ваших профессиональных обязанностей.

Джон разгневанно приподнялся со стула.

— Следи за своим языком, когда говоришь о ней! Я не буду предупреждать тебя во второй раз. — Но тут он резко взял себя в руки и, изобразив на лице спокойствие, уселся на место.

Джаред не без удовлетворения заметил, что руки Джона слегка дрожат. И это дало ему смелость ерничать дальше.

— Можно подумать, будто вы не знали, что она после смерти отца стала завидной мишенью.

— Мне наплевать на ее деньги, понял?

— Ну конечно. Ее богатство не значит для вас ничего. Особенно если принять во внимание, что вы знакомы с ней всего несколько недель и тут же стали приударять за ней.

Джон посмотрел на него с непроницаемым выражением, но Джаред уловил скрытый гнев в глубине темных глаз детектива.

— Хотя это и не твое дело, — произнес Джон холодным, бесстрастным тоном, — но могу тебе сообщить, что давно знаю твою сестру. Мы познакомились шесть лет назад, а для лучшего понимания скажу тебе, что Эс… — Оборвав себя, он поднялся на ноги. — Почему, собственно, я должен объяснять тебе это? — Он снова указал на Джареда пальцем. — Извинись перед сестрой. Можешь сколько угодно не доверять мне и не любить меня, но ты обязан уважать свою сестру, как бы она себя ни вела. Если бы не она, ты бы до сих пор болтался по помойкам.

Он вышел из-за стола, и Джаред надеялся, что он уйдет. Вместо этого Рокет остановился перед ним и, засунув руки в карманы брюк, посмотрел на него с высоты своего роста. Джаред невольно поежился, под ложечкой неприятно засосало. На лице Мильонни не было злости, но Джаред чувствовал, что он на грани. Его плечи были напряжены, скулы ходили ходуном, и юноша приготовился к удару, который наверняка разнесет его самолюбие в клочья.

Но вопреки его ожиданиям Рокет сдержанно произнес:

— Если ты думаешь, что Виктории нужны деньги, чтобы привлекать мужчин, ты просто болван, старина.

Джаред заморгал. В памяти вдруг всплыла похожая ситуация. Как это было: «Ты безмозглый болван»? Нет. «Лучше бы у твоей матери был выкидыш, чем давать жизнь еще одному никчемному существу»? Нет, слова Джона были так далеки от того, что ему приходилось слышать от своего отца, что он мог только моргать, как испуганный кролик.

Но когда ему удалось собраться с мыслями, чтобы ответить, Джон уже отодвинул стул и направился к выходу.


«Возьми себя в руки, возьми себя в руки, возьми себя в руки». Этот рефрен звучал в его голове, когда он, выйдя из комнаты, бросился вниз по лестнице, чувствуя, как еле сдерживаемый гнев разливается по его жилам. А он так старался. Он старался изо всех сил. Но Боже праведный! Что делать, если он не мог сдерживать себя, когда Виктория была рядом? И что хуже всего, он едва сдержался, чтобы не наброситься на ее брата!

— Прекрасно. — Он резко открыл дверь в свою комнату. — Я превращаюсь в своего дорогого папашу.

— Я сомневаюсь в этом.

Джон поднял голову. Виктория сидела в другом конце комнаты на кресле, обтянутом полосатым шелком; грациозно выпрямив спину, закинув ногу на ногу, она болтала одной ногой в воздухе. Господи, он был настолько потрясен происшедшим, что не сразу заметил ее.

— Напрасно, — проговорил он, и хриплый смех вырвался из его груди. — Теперь ты знаешь, что когда-нибудь ничто не сможет удержать меня… Я был лучшим из лучших и горжусь этим. А сейчас дизайнер кукольных домиков и парень семнадцати лет от роду могут устроить мне разнос без особого труда. Кто дальше — Эсме? Она поставит меня на место?

— Просто ты не должен думать, что обязан охранять нас. Да, не должен. Особенно после разговора, который только что имел с Джаредом.

Он холодно посмотрел на нее.

— Послушай, ты считаешь, мне нужно сидеть сложа руки?

Она не шевельнулась, потом с тихим вздохом произнесла:

— Не очень хорошо получилось с Джаредом. Я сама улажу это.

Он коротко рассмеялся, не скрывая своего изумления.

— Нет. Нехорошо позволять ему обсуждать нас. Как я сказал, я не привык к подобным вещам.

— Если вернуться к тому, каким ты был тогда в Пенсаколе, как бы ты описал себя? Робот, специализирующийся на разведывательных операциях?

Он и вправду был таким болваном? Возможно. Поскольку то, что ему приходилось делать тогда, не подлежало огласке, он коротко кивнул.

— Поэтому дай себе передышку, — сказала она. — Тебе, должно быть, и вспоминать об этом непросто. Но я знаю, что ты был очень популярен среди женщин, и вряд ли ты не отдавал себе в этом отчета, когда состоял в рядах своей морской пехоты.

Он ходил из угла в угол, стараясь успокоиться, но ее слова заставили его остановиться и посмотреть на нее.

— Ты полагаешь, что эти воспоминания способны заставить меня чувствовать себя лучше? Я же говорил тебе, детка, что я не всегда могу справиться с собой. Сколько раз я говорил тебе, что готов исполнить твою просьбу и воздержаться от секса? — Он не ждал ответа. — Но всякий раз, когда я вижу тебя, я забываю об этом.

— Не помню, чтобы я протестовала. И если честно, то кто был зачинщиком того, что случилось?

Она.

— Дело не в этом. Дело в том, что я не сдержал данное слово, и тому нет никаких оправданий. Я мог бы примириться с этим, если бы не другое… Невозможно оправдать насилие по отношению к ребенку. А я ведь чуть было не ударил твоего брата.

— Поверь мне, не ты один. Я тоже. — Она пожала плечами. — Он подросток, Джон. И кому порой не хочется всыпать им по первое число?

— Нет, — спокойно возразил он. — Ты не понимаешь. Я правда хотел наказать его. Я хотел схватить его за горло и держать, пока он не побледнеет. Я хотел… Господи, Тори, я хотел ткнуть его мордой в пол. — Он сокрушенно покачал головой. — Я ничем не лучше, чем мой старик. Никогда не думал, что доживу до такого дня, когда смогу сказать это; но теперь я едва не стал жертвой своей несдержанности. Я хотел унизить его не только словом, но и физически. — Он яростно провел руками по волосам. — Ты не представляешь, какого труда мне стоило сдержаться, черт бы меня побрал… Вся моя жизнь доказывает, что я истинный сын своего отца, скорее всего он испытывал именно эти чувства, когда хотел проучить меня.

— Но ведь ты не сделал этого, — спокойно глядя ему в глаза, произнесла Тори.

— Нет, но я был близок.

— «Близок» не считается. — Она поднялась и склонилась над ним. Печально глядя на него, она осторожно провела пальцами по его руке. — Ты не сделал ничего плохого, Джон. Ты не дал воли своему гневу и не сказал Джаду, что он напрасно появился на свет, как говорил ему его собственный отец. И не ударил его.

— На этот раз… — вздохнул Джон и отступил в сторону. Доверие в ее глазах все переворачивало в его душе, потому что, видит Бог, он не заслуживал этого. Она не может понять, какое потрясение он пережил, но он-то понимал. — Не утешай меня, дорогая, потому что кто знает, что будет в следующий раз, если он опять достанет меня.


Три дня спустя Эсме вбежала в комнату Виктории чуть не плача.

— Мама, Джон не хочет играть со мной. — Она прижалась к матери. — Снова! Я сказала ему, что мы можем поиграть в «енота и муравьев», если он хочет, а он сказал «нет»!

— Джон здесь не для того, чтобы играть с тобой в куклы. У него есть своя работа. — Виктория старалась говорить спокойно, но на самом деле была далека от спокойствия. Наконец, обуздав свое раздражение, она протянула руки к дочери. — Я понимаю, что мое предложение не идет ни в какое сравнение с игрой в разведывательную миссию, но не согласишься ли ты помочь мне в мастерской?

— Я думаю, мне понравится, — пробормотала Эсме, беря мать за руку и направляясь за ней в студию. Эта девочка по своему характеру была оптимисткой. И стоило им войти в помещение над гаражом, как она уже прыгала и скакала вокруг Виктории, забыв о своих огорчениях, и, захлебываясь от возбуждения, рассказывала матери о телефонном разговоре с Ребеккой.

Виктория молча кивала, но ее мысли были далеко. Джон.

Господи, у нее голова шла кругом. После инцидента с Джаредом Рокет на самом деле поверил, что он такой же псих, как и его отец, и ни за что не хотел слушать ее возражения. Если добавить к этому ее собственную неспособность сконцентрироваться на чем-то более чем на минуту или две, у нее были хорошие шансы заработать язву.

К сожалению, если Джон собирается стоять на своем, нечего ждать, что ее настроение изменится к лучшему. Поэтому, стараясь не быть слишком резкой, она помогла Эсме надеть огромный фартук и усадила ее за стол, дав ей одну из моделей, а также клеящий карандаш и пакетик специальной черепицы для крыши. Заказав ее, она ошиблась с цветом. Вина за эту ошибку лежала на Рокете, потому что она сделала этот заказ на следующий день после того, как обнаружила, что Джон Мильонни из бюро расследований «Эс-Фай» не кто иной, как ее бывший любовник.

Господи, ей казалось сейчас, что все пошло кувырком, стоило ему вновь появиться в ее жизни.

Когда Эсме с головой ушла в работу, Виктория взяла пистолет с разогретым клеем и механическими движениями начала прилаживать черепицу на крышу кукольного домика, который изготовила взамен того, что подарила Присцилле Джейн. К счастью, эту работу она делала бесчисленное количество раз и знала ее досконально, поэтому могла размышлять, не боясь напортачить.

Позавчера Джаред извинился перед ней. Он был страшно смущен, говорил сбивчиво, но она подозревала, что в его голове никак не соединялись она и секс в одном контексте. Из его невразумительных объяснений она уяснила, что Рокет провел с ним серьезную беседу, защищая ее. Но при этом и пальцем не тронул ее брата, что, казалось, произвело неизгладимое впечатление на Джареда. Она могла понять это, зная, как поступал в таких случаях их отец.

Но понимал ли Джон? Конечно, нет. Он упорно убеждал себя, что он ничуть не лучше своего отца и способен ударить ребенка. Поэтому он отдалился от обоих детей — и от ее брата, и от Эсме, — воздвигнув эмоциональную стену, чтобы якобы защитить их от него самого. Он вел себя с подчеркнутой вежливостью, но держал дистанцию, стараясь, чтобы они не подходили к нему ближе чем на расстояние вытянутой руки.

Джаред, казалось, не возражал. Бедный парень был знаком с жестким обращением и не ждал ничего хорошего от взрослых людей. Поэтому любое внимание со стороны Джона казалось ему манной небесной. Видимо, ему было достаточно того, что мужчина, которого он уже начал было идеализировать, больше не сердится на него.

Другое дело Эсме… Виктория специально увезла дочь подальше от ее деда. Поэтому девочка никогда не испытывала недостатка ласки, которой были обделены и Джаред, и Виктория. И ей было больно наблюдать, как ее дочь страдает из-за того, что Джон, который еще недавно разделял ее игры, внезапно отказал ей во внимании.

Она слышала, как внизу в гараже заурчал мотор, и ее губы дрогнули, когда она узнала знакомый шум. Что ж, крысы покидают корабль?

Окей, хотя это несправедливо. Она взглянула на Эсме, боясь, что дочь тоже узнает звук машины и это причинит ей боль; но девочка, высунув от старания язык, приклеивала крошечную черепицу на крышу домика и, казалось, не замечала ничего вокруг. И пока репортеры у ворот не начали шуметь, она не поднимала глаз.

— Это волки, да?

— Да. — Легкая улыбка скользнула по губам Тори. Джаред назвал папарации волками, и это слово прочно засело в голове девочки.

— А почему они так шумят?

— Трудно сказать. Но я думаю, потому что они волнуются, когда кто-то уезжает из дома или приезжает.

— Значит, сейчас кто-то приехал? — Эсме вскочила, схватила свое кресло и подвинула его к окну. Забравшись на кресло и приподнявшись на цыпочки, девочка посмотрела в окно. Когда это не принесло желаемого результата, она попыталась встать на широкий подлокотник.

— Эй, эй! Сломаешь кресло и сама упадешь. — Виктория подошла, взяла дочь на руки и осторожно поставила ее на пол. Приподняв ее личико за подбородок, она заглянула ей в глаза. — Отсюда нельзя увидеть ворота, милая.

— Но кто-то приехал! Может быть, кто-то ищет нас?

— Нет. — Тори колебалась, затем сказала: — Это Джон уехал.

Эсме посмотрела на нее и кивнула:

— Он поехал работать, да?

— Да.

— Окей. — Эсме подтащила кресло назад к столу. Усевшись на него, она снова склонилась над своим домиком и вернулась к приклеиванию черепицы. — Хорошо, — проговорила она.

Виктория занялась своей работой.

— Что «хорошо»?

— Хорошо. Может быть, он согласится поиграть со мной, когда закончит.

— Эсме, у него может не оказаться свободного времени.

— Вот увидишь, он захочет.

Проклятие! Джон… Они могли бы поговорить, если бы он не сорвался и не уехал с такой поспешностью. Он просто не имеет права настаивать на этой глупости — во всяком случае, если хочет занять место в жизни своей дочери.

Она отлично знала, что он никогда не поднимет руку на ребенка. В злости или еще как… Но он продолжал настаивать на своем, потому что верил, что он неисправим. Но она никогда не примирится с этим. Не примирится, потому что прекрасно знает, к чему это ведет, — ее отец всей своей жизнью доказывал, что он занят слишком важными делами, чтобы отдавать свое время детям; но она сделала все, чтобы Эсме избежала ее участи. И будет следовать этому принципу и дальше. Она посмотрела на свою маленькую дочь.

Уж лучше жить вообще без отца, чем с отцом, который не может… или, хуже того, не хочет ответить на любовь своего ребенка.


Глава 24


Джон провел остаток дня в клубе, разговаривая сначала с хозяйкой кафе, потом с менеджером магазина, где можно было приобрести все необходимое для тенниса и гольфа; он побеседовал также с несколькими кэдди[12 - Мальчик, подносящий клюшки и мячи для гольфа], превратив допрос в неспешный разговор. Он закончил день, сидя в баре, пил пиво и болтал с барменом. Пикантные новости, которыми он обменивался с другими посетителями, тут же распространялись дальше, но, как ему удалось заметить, приправленные личными каламбурами. Он не имел ничего против, поскольку это давало ему ценный материал для наблюдений, позволяя вычислить, кто на что способен.

Когда он наконец рассчитался с барменом и направился к стоянке, где оставил свою машину, то вряд ли чувствовал удовлетворение. И главная мысль, не дававшая ему покоя, звучала примерно так: «Какого черта я взялся за это расследование?»

Служба в морской пехоте научила его соизмерять свои силы, и убийство никак не входило в перечень обязанностей частного детектива. Одно дело — разыскивать сбежавших детей, но поиск убийцы, совершившего такое гнусное преступление, — нечто совсем другое.

Ему следовало помнить об этом, но так как дело касалось Виктории, он не смог отказаться. Разумеется, чтобы его работа продвигалась эффективнее, ему следовало объединить свои усилия с местной полицией, но в данный момент он не относился к любимчикам детектива Симпсона. Поэтому даже если он выяснит, кто засадил нож в грудь Гамильтона, что он сможет сделать дальше? Силой заставить убийцу признаться? Он тихо присвистнул. Точно, шеф. Именно так он и поступит.

Его ждали другие дела, о чем Мак ежедневно напоминала ему по телефону, дела, требующие его внимания. И одному Богу известно, что только благодаря своим профессиональным навыкам он нашел Джареда и смог вернуть его Виктории. Если их отношения ни во что не выльются в ближайшее время, то и без того щедрая оплата его услуг будет расти с каждым днем и скоро сможет конкурировать с национальным долгом.

Он понимал, что было бы лучше, если бы рядом с ней находился такой человек, как он. Хотя на каком-то подсознательном уровне он всегда знал, ч го он и Виктория принадлежат разным мирам; проведя день в клубе, он лишний раз убедился в этом. И не стоит обманывать себя, надеясь, что это когда-нибудь изменится. Но все же, хотя он и не мог объяснить почему, он верил в то, что у них с Викторией есть будущее — не говоря уж о том, что он является отцом Эсме.

Мысль, что он так и не станет частью их жизни, заставляла его сердце сжиматься от боли. И он старательно уходил от объяснений с Тори — тем более после того, как позволил ей думать, что их союз возможен.

Поэтому когда в его душу закрались сомнения, он поступил так, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий человек: он попросту начал избегать ее. И в этот день он постарается сделать то же самое, и на следующий… Завтра вечером у них намечено посещение клуба, вот тогда он и поговорит с ней.

Это не имеет ничего общего с трусостью, заверял себя Джон. Это правильно. Когда она увидит его среди людей ее круга, то сама поймет всю бесперспективность их отношений. Это в ее интересах.

Один мужчина и одна женщина? Он не был создан для таких отношений. За прожитые годы он научился ценить свою свободу, просто по какой-то причине забыл об этом в последние две недели. Черт, он сам морочил себе голову. Он же знал, что совершенно не годится для роли отца! Его стычка с Джаредом лишний раз подтвердила этот печальный факт. Человек, неспособный обуздать свои инстинкты, не должен находиться рядом с детьми. Пришло время поставить точку и уехать.

Черт, раз уж дошло до этого, то он сделает для всех одолжение, если уедет в Денвер.

Конечно, он прекрасно понимал, что сообщить Виктории подобную новость, да еще в публичном месте, было не самым умным поступком. Он органически не переваривал скандалов. Поэтому зачем превращать их личное объяснение в зрелище, если есть возможность поступить иначе? Его приятели не одобрили бы подобного поступка, а что касается Тори, то она слишком хорошо воспитана для того, чтобы устраивать сцены. Потому что, Бог свидетель, ни ей, ни ему не нужна еще одна драма в жизни.

Подойдя к машине, он шлепнул ладонью по ее разогретой крыше. Да! Куда лучше разрешить все, пока не поздно. Это не имеет ничего общего с трусостью.

Если бы только он не боялся увидеть ее глаза, полные разочарования… в нем.


Когда Виктория и Джон собрались в клуб, они никак не ожидали увидеть Ди-Ди, неожиданно появившуюся на дорожке. Она стояла, раскачиваясь на своих умопомрачительно высоких каблуках, и, заметив их, направилась прямо к машине, сверкая ногами в разрезе юбки. Подойдя к автомобилю со стороны водительского сиденья, Ди-Ди постучала в стекло.

— Вы едете в клуб? — спросила она, вглядываясь в окно. — Моя машина барахлит, а станция обслуживания только завтра пришлет механика.

За последние полтора дня Виктория лишь мельком видела Джона и мечтала поговорить с ним наедине. Но она была слишком хорошо воспитана, чтобы протестовать, когда он пожал широкими плечами и сказал:

— Конечно, почему нет?

— Спасибо. Но я не стесню вас? — прощебетала Ди-Ди после того, как Джон усадил ее на заднее сиденье автомобиля. Она подождала, пока он захлопнет дверь, и только тогда запахнула юбку, прикрыв колени.

Виктория подумала, что у нее, должно быть, очень красноречивое выражение лица, потому что Ди-Ди язвительно улыбнулась ей:

— О, не беспокойся, милая. Я не собираюсь портить вам вечер. Я даже не горю желанием сидеть с тобой за одним столом, впрочем, так же, как и ты. Я, возможно, задержусь… думаю, меня кто-нибудь привезет назад. — Затем с явным удовлетворением она вытащила маленькое зеркальце и проверила макияж. Вертя головой из стороны в сторону, она, вероятно, осталась довольна собой и, щелкнув затвором косметички, убрала ее в вечернюю сумочку.

В отличие от Тори, которая избегала встречаться глазами с папарацци, дежурившими у ворот, Ди-Ди выпрямилась на сиденье и выпятила грудь. Поймав любопытные взгляды, она состроила печальную гримасу. Когда же репортеры исчезли из виду, Ди-Ди перестала прикидываться несчастной вдовой и подалась вперед.

— У меня есть для вас радостная новость, — сообщила она Виктории, которая повернулась и с удивлением взглянула на нее. — Я думаю, мне пора покинуть особняк Форда и обосноваться в каком-нибудь симпатичном местечке.

Тори отвернулась и снова уставилась в ветровое стекло, уголки ее губ приподнялись в улыбке. Ну-ну… Вечер действительно обещает быть интересным.

Когда они подъехали к клубу, Ди-Ди сдержала слово: после того как Джон остановил машину, она вышла и направилась к входу, не дожидаясь их и избавив Викторию от своего присутствия.

— Нам нужно поговорить, — шепнула Тори несколько минут спустя и потянула Джона за рукав, задерживая его у входа в клуб. Музыка и смех раздавались из-за дверей; мужчины в летних смокингах и женщины в вечерних платьях, представлявших все веяния моды — от строгай классики до новейших течений, — напоминали пестрый калейдоскоп. Танцы были в разгаре.

— Я знаю. — Джон посмотрел в зал, потом снова на нее. — Давай сначала найдем наш столик. Мы сможем поговорить там.

Стол, окруженный плотным кольцом участников вечеринки, не казался ей подходящим местом для серьезного разговора, и она оглядела маленький холл.

— Нет, — решительно произнесла она, указывая на дверь офиса клубного менеджера. — Пойдем туда. — Она потянула его за собой.

— Тори, подожди!

Но не тут-то было, она приоткрыла дверь и заглянула в офис. Прекрасно — комната оказалась пуста. Она вошла и повернулась, поджидая Джона.

Он последовал за ней, но так и остался стоять на пороге. Засунув руки в карманы брюк, он приподнял плечи и посмотрел на нее.

— Послушай, милая, пойдем-ка лучше в зал. Мы вполне можем поговорить там.

— Там полно людей.

На его лице проступило что-то очень похожее на панику.

— Ну и что? — Он пожал плечами. — Мы же не будем кричать на весь зал. — Джон кивком головы указал на медную табличку на двери: — Это чей-то кабинет, Тори. Нехорошо врываться в чужие владения.

— Неужели? — Она скептически улыбнулась. — Ты сейчас похож на парня, которого больше всего заботит, что о нем подумают люди. — Тори обхватила его руку чуть пониже плеча, такую теплую и твердую под рукавом смокинга, и потянула его через порог. — Здесь или нигде, Мильонни.

— Проклятие! — пробормотал он, входя в комнату, но оставляя дверь открытой.

Виктория захлопнула дверь и для пущей уверенности заперла ее. Чувствуя определенное волнение, она выжидающе подняла глаза и встретила непроницаемый взгляд Джона.

— Почему ты не хочешь оставаться со мной наедине? Почему избегаешь меня?

— Понятия не имею, о чем ты. — Он расправил плечи, вынул руки из карманов и медленно выпрямился, так что ей не оставалось ничего другого, как приподняться на цыпочки, чтобы иметь возможность смотреть ему прямо в глаза. — Окей, — продолжил он. — Возможно, ты права. Я действительно хотел, чтобы этот разговор состоялся где-то в другом месте, на случай если ты устроишь сцену.

— Что?! — Ее возмущению не было предела. И она не могла решить, что сильнее: нанесенное оскорбление или боль от несправедливости его слов. Видя хмурую решимость на его лице, она подумала, что он вот-вот обидится и уйдет. И так как это не входило в ее планы, она сдержала себя. Вздернула подбородок и произнесла холодным тоном: — Гамильтоны не устраивают сцен. Поэтому почему бы тебе не сказать то, что ты хотел сказать?

— Хорошо. Я возвращаюсь в Денвер.

Нет! Она сама не заметила, как сделала шаг назад, потом другой, пока ее бедра не уперлись в стол. Она была рада, что у нее есть хотя бы эта опора, потому что вдруг ощутила невероятную слабость в коленях. Ухватившись за край стола, она растерянно погладила полированную поверхность.

— На день или на два? — спросила она, уже зная ответ.

— Навсегда.

— Навсегда, — повторила она без выражения. Красная пелена плыла перед глазами, отчаяние стискивало грудь. Но тут на помощь пришел гнев, изгоняя боль и чувство обиды. Разные причины, объясняющие его внезапный отъезд, сменяя одна другую, мелькали в ее сознании. Она прищурилась, глядя на него, и вдруг одна мысль внезапно заслонила все остальные. Ну конечно… — Мой Бог, — еле слышно произнесла она. — Ты просто поиграл со мной, как с дурочкой, а я-то…

— О чем ты говоришь? — Он бросил на нее непроницаемый взгляд. Именно такой взгляд, подумала она, наверное, должен быть у морского пехотинца. — Я всегда был честен с тобой и то же самое пытаюсь сделать сейчас.

— О, какой вздор! — Она покачала головой, едва сдерживая отвращение. — Подумать только, я искренне верила, что наши отношения на этот раз иные, чем тогда, в Пенсаколе. Но единственная вещь, которая действительно изменилась и которую я упустила из виду, — на этот раз не я, а ты хочешь сбежать.

Он не сдержался и рванулся к ней. На смену непроницаемому выражению пришла ярость.

— Это вранье, и ты прекрасно знаешь это.

— Я знаю? Что ж, чудесно, я согласна с тобой — теперь это продолжалось дольше, чем неделю. Но факт остается фактом — ты хотел меня какое-то время, а теперь этот период закончился. Не так ли, Джон? У тебя есть какие-то внутренние часы или что-то другое, что подсказывает тебе, когда пора уходить?

— Нет! — Джон возмущенно смотрел на нее. Какого черта она все ставит с ног на голову? — Проклятие, почему ты так решила? Я говорил тебе прежде и говорю теперь — я изменился. Встретившись с тобой, я стал другим человеком. Поэтому пришло время поблагодарить тебя и освободить от своего присутствия.

— Ах, Боже мой! Как благородно с твоей стороны!

Ее горькая ирония окончательно разозлила его.

— Хорошо, тогда скажи, как ты представляешь наше будущее, Тори? — Но, поняв, что раздражением ничего не добиться, он заставил себя успокоиться, и ему даже удалось произнести с доверительной легкостью: — Ты — шампанское, детка, а я пиво. И лучше их не смешивать. И вовсе не потому, что я не хочу этого, просто я не уверен в нашем союзе. Подумай, чем могли бы закончиться наши отношения? — Он сделал паузу, потом продолжил: — Ты готова отказаться от жизни в особняке, от клуба, от роскошных машин? А? И переехать ко мне, в мою маленькую квартирку?

Она отступила от стола, и теперь они стояли нос к носу. Он невольно попятился от яростного взгляда ее влажных зеленых глаз.

— Ты высокомерный, самонадеянный болван! — воскликнула она, для пущей убедительности сопровождая каждое слово ударом кулака в его грудь. — Пока отец не умер, я жила в обычной трехкомнатной квартире, да и то позволила себе эту третью комнату, чтобы иметь возможность там работать. И потом, кто сказал, что я горю желанием жить с тобой? — Раздался неприятный смешок. — Мой Бог, ты не можешь даже взять на себя соответствующие обязательства перед Эсме, и ты думаешь, я поверю твоим обещаниям?

— Но подожди минуту! — Он посмотрел ей прямо в лицо, чувствуя, что в нем все кипит от негодования. Никто не смеет сомневаться в его порядочности и безнаказанно оскорблять его.

— Нет, это ты подожди! — возразила она, ее высокие каблуки застучали по полу, и она остановилась перед ним так близко, что почти касалась его. — Ты и я, Рокет… Мы взрослые, и мы можем либо пережить какие-то события, либо не пережить. И если сердце будет разбито, мы соберем кусочки и сложим их снова. Но будь я проклята, если позволю тебе обидеть Эсме!

— Обидеть?! — почти выкрикнул он. — Ты с ума сошла, я не собирался делать ничего подобного! Но что хорошего, если я буду рядом? Слава Богу, я сдержался и не устроил взбучку твоему брату. Но разве можно доверить мне Эсме? С моими-то генами? Доподлинно известно, что насильники вырастают из детей, которые подвергались насилию в детстве. И прости, если то, что я скажу сейчас, тебе не понравится: я понял, что не готов быть рядом с этой маленькой девочкой. И будет лучше, если я уеду.

— Лучше для кого?

— Для всех!

— Тогда давай, уезжай. Но если ты сделаешь это, не смей больше никогда появляться здесь.

Он почувствовал, что почва ушла у него из-под ног.

— Что?

— То, что слышал. Делай что решил. Но запомни, ты больше не смеешь вторгаться в жизнь Эсме и появляться здесь, если тебе вдруг приспичит.

— Но я не говорил…

— Не говорил. Правильно. Благодаря своему умению хранить молчание ты сделал карьеру, правда? Ты не говоришь о личной ответственности, не говоришь о своих чувствах… Что ж, отлично, тогда я поставлю все точки над i и скажу тебе, что думаю: или ты отец Эсме, или убирайся из ее жизни. — Она посмотрела на него снизу вверх. — Ей не нужна эта неопределенность, поэтому решай, черт бы тебя побрал, и живи с тем, что решил.

Одно дело, думал он, принять решение и уйти. Но ультиматум Виктории ставил его в практически безвыходное положение. Раздражение, усиленное чувством незнакомой, унизительной паники, охватило его. Он положил руки на стол с обеих сторон от ее бедер.

Она резко подтянулась и села на край стола, чтобы, не дай Бог, не коснуться его. И, моргая, уставилась на Рокета, приоткрыв маленький пухлый рот.

Воспользовавшись тем, что она не сомкнула колени, он тут же оказался между ними. Ее юбка, естественно, поползла вверх от движения его бедер. Он посмотрел на нее с высоты своего роста.

— Тебе не стоило выставлять мне ультиматум, дорогая.

Ее рот закрылся, а подбородок выступил вперед.

— Почему? Ты попробуешь убедить меня, что способен совершить насилие и над женщиной?

— Нет! — Его брови сошлись на переносице. — Но это не значит, что ты можешь недооценивать тот факт, что я еле удержался от того, чтобы обидеть твоего брата. К сожалению, мои страхи имеют под собой реальную почву.

— Это безумие. Вот что это такое! Ты хочешь знать, что я думаю, Джон? Я думаю, что ты скорее отрезал бы свою правую руку, чем обидел ребенка. Поэтому назови реальную причину. Ты то уверяешь, что я и Эсме нужны тебе, то тут же пытаешься оттолкнуть нас… Почему, Джон? Может быть, потому, что ты не знаешь, как общаться с нами? Или все это старая песня, и ты хочешь, чтобы отношения оставались мимолетными и необязательными, и, не дай Бог, серьезными? — Она тихонько похлопала его по плечу. — Скажи мне, что происходит?

«Я думаю, я просто люблю тебя». Слова, чуть не сорвавшиеся с его губ, жгли сознание, усиливая панику. Нет! Не может быть! Он был и оставался «люблю и ухожу, Мильонни», и влюбляться по-настоящему не в его правилах. Так было шесть лет назад, и то же самое повторяется сейчас. Конечно, он беспокоился о ней и Эсме. И это самое большее, что он мог сделать для них. И только умопомрачительный секс смог завести их отношения так далеко. Виктория, разумеется, станет рьяно отрицать, что ей только это и нужно, потому что она леди и признаться в этом ниже ее достоинства. Да, она леди и по происхождению, и по воспитанию, и очень скоро его плебейство станет отвратительным для нее.

Не говоря уже о том, что его страх не сдержаться и обидеть Джареда был вполне обоснованным. Не обращая внимания на бешеный стук сердца, он оттолкнулся от стола и выпрямился, готовый наградить ее холодной улыбкой и насмешливым замечанием, которое поставит ее на место раз и навсегда. Но что-то мешало ему заявить, что ей был нужен от него только секс.

Однако Виктория удержала его; ухватив за галстук, она потянула его к себе.

— Я действую тебе на нервы, Джон? — прошептала она. — Это так, да? Ты хоть что-то чувствовал ко мне или к Эсме, или ты слишком труслив, чтобы признаться?

Ее слова пробрали его до костей, и, инстинктивно желая заставить ее замолчать, он закрыл ей рот поцелуем. Он напрягся, ожидая, что она оттолкнет его. Но когда вместо этого ее язык ответил нежнейшим прикосновением, здравый смысл испарился, как роса под жарким солнцем пустыни. Его руки оторвались от стола, чтобы обнять ее бедра, и он придвинулся ближе, заставляя ее принять его. И теперь ничто не могло остановить их.

Вздохнув поглубже, она взялась за ремень его брюк; несколько ловких движений… и она уже держала его твердый бархатистый член в своей руке. Тогда он ухватился за край ее юбки, путаясь в оборках и складках, поднял до талии и, отведя в сторону тонкое кружево ее бикини, позволил ей притянуть себя к тому месту, которое жаждало его вторжения. Он вошел в нее и застонал, ощутив, как податлива ее горячая гладкая влажность, обхватившая его естество.

О Боже, она была такой… такой… Сумбурные разговоры, непонимание, выяснения, тупая головная боль, и вот, наконец, он там, где всегда хотел быть… И тогда он начал двигаться, сначала неторопливо, потом все быстрее и настойчивее, а его руки все сильнее сжимали ее ягодицы, привлекая ближе к себе. Она скрестила лодыжки на его спине, обняла руками за шею и прижималась горячими, жадными губами к его губам, тяжело дыша и постанывая.

Затем она вдруг замерла, оторвалась от его рта, и ее голова безвольно откинулась назад. Стон, протяжный и низкий, вырвался из ее полуоткрытых губ.

Джон прикусил губу, чувствуя нутром, как полнокровно ее наслаждение. Он подмял ее под себя, и его пальцы утонули в ее мягких ягодицах. Он проник еще глубже и сильнее, застонав, когда ее оргазм последовал за его собственным.

Они одновременно тяжело выдохнули, их ослабевшие тела поддерживали друг друга. В какое-то мгновение Джон почувствовал, словно само чудо золотым дождем снизошло на него, и он прищурил глаза, желая сфокусироваться на этом ощущении. Его руки крепко держали ее, когда она шевельнулась и, подняв голову, вдруг поцеловала его в плечо.

И тут неожиданно произошло то, чего он никак не ожидал. Она вдруг напряглась, и он услышал сдавленный шепот:

— О мой Бог, что мы сделали?!

И чудо ушло, уступив место реальности. Положив ладони на стол, он отодвинулся от нее.

— Теперь ты понимаешь, что я хотел сказать? Пройдет немного времени, и ты пожалеешь об этом, так?

— Джон! Боже мой, Джон! Мы не предохранялись! — воскликнула она, не слушая его.

Его сердце замерло, потом бешено застучало, и он резко оторвался от нее.

— Проклятие, прости, Тори, — сказал он, доставая платок из кармана и протягивая ей. — Я не…

В этот момент ручка двери задрожала, кто-то пытался войти в комнату. Джон замер на полуслове, наблюдая, как Виктория поспешно приводит себя в порядок. Быстро натянув брюки, он застегнул молнию. Раздался настойчивый стук в дверь.

— Кто там? — послышался мужской голос. — Откройте! Это управляющий.

— Секунду! — бросил Джон, не отрывая взгляда от Виктории. — У нас здесь срочное дело, пожалуйста, подождите минуту. Мы сразу же выйдем, как только выясним… — Что бы там ни было, им необходимо поговорить.

Но Тори, которая пять минут назад готова была изжарить его на медленном огне за то, что он не хочет признаваться в своих чувствах, соскочила со стола и одернула легкую синюю юбку. Пригладив растрепавшиеся волосы, она прошла мимо него к двери.

Он схватил ее за руку:

— Дорогая…

— Не надо. — Она высвободила руку. — Я все равно ни о чем не могу говорить сейчас. Неудивительно, что порой мы забывали об осторожности в Пенсаколе, но сейчас… у меня нет оправдания.

— Но это не значит, что мы уже все решили… — Что именно? Он сам не знал, каким должен быть следующий шаг.

Словно прочитав его мысли, она заметила:

— Что, если наша неосмотрительность обернется новой беременностью? О нет… — Она снова потянулась к двери, но вместо того, чтобы открыть ее, уперлась рукой в косяк. — Непохоже, чтобы мы пришли к какому-то решению, Джон. Может быть, ты прав? И тебе действительно пора возвращаться в Денвер?

Именно это он считал оптимальным выходом для всех десять минут назад. Тогда почему сейчас ее слова не принесли ему удовлетворения? Напротив, у него засосало под ложечкой, когда он услышал их.

— Именно это я и пытался сказать тебе, — заметил он, и хотя это была абсолютная правда, под ложечкой засосало еще сильнее.

— Что ж…

Пусть все идет как идет, думал он, наблюдая, как она повернула замок в двери. И ему пришлось сжать кулаки, чтобы не рвануться с места и не прикоснуться рукой к ее шее. К тому нежному месту, где начинали расти поднятые вверх волосы и курчавились нежные завитки. И тогда, чтобы как-то компенсировать невозможность осуществить это желание, он самым сдержанным тоном, на какой только был способен, произнес:

— Не знаю, как ты, но мне совершенно не хочется объявлять сегодня о расторжении нашей помолвки. Может, постараемся закончить этот вечер, не давая нового повода для скандала, о котором весь Колорадо-Спрингс узнает завтра же из утренних газет?

Повернув голову, она секунду-другую молча смотрела на него. Господи, она выглядела такой расстроенной, что он хотел сейчас только одного — обнять ее и держать так долго-долго… Но вот она выпрямила спину и вздернула подбородок.

— Конечно, — отозвалась она, чуть-чуть пожимая плечами. — Я смогу, если ты сможешь.

— Прекрасно, — ответил он, — нет проблем. — И, проследовав мимо нее, вышел из комнаты.


Глава 25


«Идиотка, идиотка, идиотка!»

Стоя среди гостей, собравшихся на вечеринку, Виктория улыбалась направо и налево, притворяясь, что все идет прекрасно. На самом деле ей хотелось рвать и метать. Под обликом улыбающейся светской дамы скрывалась безмозглая дура, которой хотелось разрыдаться, проклиная все и вся, и утонуть в океане слез.

Как она могла быть такой легкомысленной? Не только по отношению к своему бедному сердцу, — тут уж, когда дело касалось Джона Мильонни, ничего нельзя было изменить, — но и по отношению к своему телу, что вполне можно было предотвратить. Она никогда не сожалела, что не послушалась отца и родила Эсме, отказавшись обсуждать обстоятельства рождения дочери; но повторять этот опыт и дать жизнь еще одному внебрачному ребенку не входило в ее намерения. Ей очень повезет, если их страстное общение на столе не приведет к тому, что у Эсме спустя девять месяцев появится братик или сестричка. Одни небеса знают, чем кончились их отношения, когда они практиковали защищенный секс шесть лет назад… Есть ли у нее шансы избежать новой беременности, когда она была так небрежна?

Господи, что было в этом Рокете, что заставляло ее забыть об элементарной осторожности? Хотя ее безумная влюбленность каким-то образом могла объяснить потерю здравого смысла. В глубине души она понимала, что не в состоянии что-то изменить, и знала, что это по его вине она забывает обо всем на свете, стоит лишь ему прикоснуться к ней.

Женщина, увешанная таким количеством драгоценностей, что ее наряд мог бы составить бюджет маленького государства, наконец закончила свой долгий рассказ и теперь выжидающе смотрела на Викторию. Та улыбнулась и пробормотала что-то невразумительное. Дама почему-то страшно удивилась, но прежде чем Виктория смогла понять почему, Джон, мило улыбнувшись женщине, извинился и, взяв Викторию под руку, отвел ее в сторону.

Пока они шли к бару, он наклонился к ней и шепнул:

— «Чудесно» — не самый удачный ответ на рассказ о том, как умер ее любимый пудель.

— Гм… — протянула Тори, неохотно соглашаясь с ним. На какой-то момент туман в ее голове прояснился, и она отчетливо увидела его лицо. Темные глаза смотрели сурово, брови были сдвинуты над мужественным орлиным носом. Глядя на его сумрачное выражение, она пришла к выводу, что он не намного счастливее, чем она.

Ее сердце заныло. Как бы ей ни хотелось взвалить на него всю вину, в трезвом уме она не могла это сделать. Он не просил ее влюбляться в него, и она определенно внесла свою лепту в то, что произошло. Может быть, даже большую, чем он; если строго придерживаться фактов, она первая протянула свои руки туда, куда не следовало. И она даже не подумала пожалеть об этом, пока не поняла, что они занимались любовью, забыв о возможных последствиях.

— Может быть, нам не стоит оставаться до конца? — негромко спросил Джон.

Она кивнула. Возможность сбежать с вечеринки и поговорить наедине, чтобы окончательно разобраться в своих чувствах, внезапно показалась ей привлекательной.

— Да, ты прав. Пойдем…

— Мисс Гамильтон, — раздался вкрадчивый женский голос за ее спиной. — Здравствуйте.

Она удивленно вскинула брови и повернулась к молодой женщине, которая осторожно прикоснулась к ее руке, желая привлечь внимание.

— Да! — автоматически кивнула Тори, стараясь припомнить, где видела эту даму с волосами песочного цвета, а также и ее спутника. — Зовите меня Виктория. — И тут она вспомнила. — Как дела, миссис Сандерс? Вы любите танцевать?

— Спасибо, обожаю. Вы можете называть меня Терри. А вечеринка просто чудо, правда?

— Да, конечно. Вы знакомы с моим женихом? — Не дожидаясь ответа, она повернулась к Рокету. — Джон, Терри Сандерс и ее муж Джордж. Терри занимала в компании отца пост исполнительного директора. Терри, Джордж, разрешите представить вам Джона Мильонни.

— Очень приятно, — проговорил Джон, пожимая протянутые руки. — Если нас уже знакомили на похоронах Форда, то прошу простить меня, — продолжил он, приветливо улыбаясь. — Между сегодняшним танцевальным вечером и тем печальным днем я успел познакомиться со столькими людьми, что моя бедная голова не в состоянии удержать всю информацию. Поэтому я объявил перерыв. Пожалуйста, не хотите ли присоединиться к нашей компании? Что вы будете пить? Позвольте мне угостить вас?

Виктория молча переводила глаза с одного на другого, чувствуя, как внутри ее зреет протест, но она сдержала его. Было что-то такое в белозубой, сияющей улыбке Джона, что окончательно вывело ее из состояния транса, и она вдруг поняла, что Терри Сандерс вполне может обладать ценной информацией о ее отце. Ей нужно только собраться с мыслями. Джон вежливо проводил их к покрытому льняной скатертью столу, и она с любопытством взглянула на него.

— Ты что-то сказал о пуделе?

Уголки его губ приподнялись.

— Да, родная. Мы обсудим это позже.

Она сумела поддержать разговор, пока Джон сходил к бару и вернулся, неся поднос с полными бокалами. Внезапно вспомнив кое-что, она дотронулась до руки Терри.

— Простите, — сказала она. — Мне до сих пор не приходило в голову спросить вас: продолжаете ли вы работать в компании после смерти моего отца? Я знаю, что там новый управляющий, и боюсь, что была так занята собственными заботами, ч го забыла справиться, как повлияла смерть Форда на жизнь его служащих. Вы, наверное, считаете меня…

— Ни в коем случае, — возразила Терри. — Когда это произошло, закрылось всего несколько проектов. Ваш отец уверенно управлял компанией и делегировал полномочия своим подчиненным на разных уровнях. Поэтому инфраструктура смогла работать и без него. Я оставалась, чтобы связать все оборванные нити, и могла сохранить свое место и при новом генеральном директоре, но предпочла принять предложение от «Саундхилл инвестментс». Мне знакома эта компания, так как они сотрудничали с вашим отцом, а они, в свою очередь, осведомлены о моем опыте. — Она улыбнулась.

— Терри умница, — добавил Джордж, с гордостью глядя на жену.

— Это я научила его хвалить меня, — рассмеялась Терри.

Виктория и Джон тоже рассмеялись, и он подхватил разговор, улыбаясь молодой женщине очаровательной улыбкой:

— Похоже, что «Саундхилл» выиграл на нашей потере. Когда вы приступаете к работе?

— Через три недели. Мы решили устроить себе маленький отпуск и осуществить давнюю мечту — посетить Ирландию.

Виктория сидела и слушала, как Джон расспрашивает Терри. Он делал это так искусно, что ни молодая леди, ни ее муж никоим образом не могли подумать, что это допрос. Терри назвала ему имя нового генерального директора компании и еще нескольких других служащих, которые могли получить какую-то выгоду в случае смерти Форда Гамильтона. Из ответов миссис Сандерс становилось ясно, что она была ценным работником, и Джон упирал на то, что, учитывая ее заслуги, компания должна была бы приложить больше усилий, чтобы удержать ее.

Виктория повернулась к Терри.

— Джон прав, — мягко сказала она. — Моему отцу крупно повезло с вами. Зная его тяжелый характер, сомневаюсь, чтобы кто-то мог сказать, что он был приятный человек, поэтому работать на него было куда как не просто.

— Это верно, — вступил в разговор Джордж Сандерс. — Но вы совсем не похожи на него. — Он положил руку на спинку стула, где сидела его жена, и прошелся пальцами по ее обнаженной руке. — Расскажи им о бонусах, дорогая.

Терри прикусила губу, переводя взгляд с Джона на Викторию и обратно. Наконец она решительно вздохнула и расправила плечи.

— Я не уверена, знаете ли вы об этом, но несколько лет назад Форд перевел штаб-квартиру компании на Каймановы острова. Сразу после этого он поставил в известность совет директоров о переводе всех своих премиальных в чеки на предъявителя.

Виктория удивленно заморгала.

— Да?

Джон насторожился, вероятно, видя в этом какой-то скрытый смысл. Вдохнув поглубже, он выпрямился и уставился на Терри проницательным взглядом.

— Потому что зарегистрированный на Каймановых островах бизнес не подлежит налогообложению? И не требует сообщать о чеках в налоговое управление США?

— Да. Я тогда сделала копии соглашения, и для меня было бы большим облегчением передать их вам. Так как, насколько я знаю, хотя это и не мое дело, эти чеки то же самое, что наличные, и я не слышала, чтобы кто-то упоминал о них после смерти Форда. Мне не хотелось бы думать, что они уплыли в неизвестном направлении. — Она посмотрела на своих собеседников и смущенно пожала плечами, словно хотела извиниться. — Я понимаю, мне следовало сообщить об этом в полицию, но я не была уверена, имею ли я право открывать финансовые дела Форда.

— Я уважаю вашу тактичность, — проговорил Джон, что-то обдумывая про себя. — Когда вы отправляетесь в Ирландию?

— Вот в этом-то все дело. Наш самолет улетает завтра днем.

— А где сейчас эти копии?

Секунду помолчав, она вздохнула и сказала:

— Я забрала их домой, когда ушла из компании.

Выражение лица Джона оставалось непроницаемым.

— Тогда почему бы нам не заехать к вам по дороге домой и не забрать их? Тогда вы сможете отправиться в свое путешествие с сознанием выполненного долга и с легким сердцем.

— Вы действительно хотите?

Джон вопросительно взглянул на Викторию, которая, в свою очередь, улыбнулась Терри.

— Конечно, — сказала она. — Дайте знать, когда соберетесь домой.

— Что ж, если вы действительно так решили, должна вам сказать, что мы уже собирались уходить… но тут я увидела вас и подумала, что должна поздороваться. У нас еще столько дел с отъездом…

— Великолепно. — Тори живо поднялась на ноги. Может быть, этот день наконец закончится?

Но когда она уселась на переднее сиденье рядом с Джоном, приподнятое настроение испарилось. Пока они ехали к дому Сандерсов, напряжение между ними стало еще сильнее.

Джон повернулся к ней у первого же светофора.

— Тори, послушай…

О нет, она больше не желает ничего слышать. Они уже сказали друг другу все, что могло быть сказано, и это не принесло им ничего, кроме боли.

— Какая умница эта Терри. Как мило с ее стороны — рассказать нам о чеках отца, правда? — холодно заметила она, глядя в ветровое стекло.

— Ты думаешь, что это от доброты душевной? — Он коротко рассмеялся. — Сандерс поразила меня тем, что отлично знает, когда надо подстраховаться.

Она не выдержала и повернулась к нему.

— Что ты хочешь сказать?

— У меня такое чувство, что она не очень уверена в законности сделки и именно поэтому хочет на всякий случай отмежеваться от этого дела. Чтобы в случае чего сказать, что она сделала все, что могла, проинформировав заинтересованное лицо, и теперь ты сама должна решать, что и как. Другими словами, она переложила ответственность на тебя.

Она смотрела на него открыв рот.

— Мой Бог, ничего более циничного тебе не пришло в голову?

— Я предпочитаю называть это реалистичным. Она имела возможность заявить в полицию сама. Но как бы это отразилось на ее профессиональной карьере, если бы попало в газеты? Терри Сандерс раскрывает финансовые дела бывшего босса? — Он пожал плечами и хранил молчание, пока они следовали за машиной Сандерсов к красивому полукруглому въезду всего в нескольких милях от клуба. Через пару минут они свернули на подъездную аллею.

Они прошли за хозяевами в аккуратный кирпичный дом и дальше по коридору в кабинет. Терри открыла ящик письменного стола и вынула тонкую пачку бумаг.

Повернувшись, она протянула документы Виктории и улыбнулась:

— Впервые за все последнее время я чувствую себя свободной. Теперь я действительно могу со спокойной душой провести отпуск.

Они обменялись обычными любезностями, затем Виктория и Джон сели в свой автомобиль и уехали. Спустя пару минут, когда дом молодой четы скрылся из виду, Джон подъехал к обочине и, выключив мотор, зажег свет в салоне. Виктория подвинулась поближе к нему, чтобы они оба могли изучить копии чеков, принадлежавших ее отцу.

— О черт! — выдохнул Джон секунду спустя и выпрямился на сиденье. — Шесть с половиной миллионов в год в течение последних пяти лет. Это хорошая компенсация. — Он посмотрел на нее. — Ты видела эти чеки, когда разбирала вещи отца?

На нее так много навалилось за этот день, что голова шла кругом; но при всем этом она понимала, что они должны были находиться в отцовских бумагах или по крайней мере адвокат должен был сказать ей о них.

— Нет.

Он тихо выругался, выключил верхний свети повернулся, чтобы снова посмотреть на нее.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Что абсолютно любой мог убить моего отца и скрыться, унеся с собой чеки на предъявителя?

— Да. — Его темные глаза загадочно сверкнули в скупом свете салона, который проникал через ветровое стекло с улицы. — И это означает, что я никуда не уеду, пока не выясню, не является ли убийцей кто-то из домашних.

Джону казалось, что у него гора с плеч свалилась, и он даже не старался скрыть своего облегчения. Несмотря на свои настойчивые утверждения, что ему пора уезжать, он чувствовал себя отвратительно с тех пор, как заявил. И это чувство стало еще сильнее, когда Виктория не только отказалась говорить с ним, но даже избегала смотреть ему в глаза.

И теперь появившаяся у него законная причина остаться казалась ему хорошей новостью. А плохая заключалась в том, что дело было более чем непростое. Форда убили, дабы завладеть чеками? Вот тебе на! У него хватало врагов, и любой, похитивший чеки, мог перевести их в наличные, не оставив никаких следов.

Единственное, что он знал точно, — это то, что он не был готов оставить Тори и свою дочь самостоятельно разбираться со всей этой историей. Возможно, для их эмоционального спокойствия его долгое присутствие нежелательно, но временное вполне допустимо, во всяком случае, он сможет встать между ними и тем мерзавцем, который убил Форда.

Виктория, откинувшись на сиденье, никак не ответила на его заявление, и он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Он отметил и ее отчужденность, и крайнюю усталость, когда она все же соблаговолила поднять на него глаза.

И сжал руль, чтобы не потянуться к ней.

— Ты разрешишь мне обыскать дом? Должны же эти чеки быть где-нибудь!

Она резко кивнула.

— Вполне возможно, что кто-то взял их, — заметил он. — Но нет смысла гадать, кто это, пока мы не убедимся, что их нет в доме. И в зависимости от результата поисков будем знать, стоит ли сообщать в полицию.

— О Господи, — вздохнула она с неподдельной усталостью, — ты планируешь сделать все это сегодня?

— Нет. — Он покачал головой, хотя, честно говоря, это было первое, что пришло ему в голову. — Завтра с утра.

И, как выяснилось, он не смог уснуть, предполагая, что и Виктория тоже. На следующее утро уже в восемь часов он поднял Джареда с постели, и они вдвоем подошли к комнате Виктории. Он постучал в дверь, на ходу объяснив юноше ситуацию. Дверь почти сразу открылась, но он никого перед собой не увидел. И только когда он посмотрел вниз, то заметил Эсме. Девочка, задрав голову, улыбалась ему.

— Привет, ты пришел поиграть со мной? Да?

— Нет, малышка. — Голос Виктории послышался откуда-то из глубины комнаты, и через секунду она тоже стояла в дверях. — Мы собираемся отыскать одну пропавшую вещь, которая принадлежала твоему деду. Привет, дорогой, — сказала она, обращаясь к Джареду и целуя его в щеку. — Не ожидала увидеть тебя.

— Я подумал, что ему следует принять участие, — пояснил Джон. — Пусть сам видит, куда движется дело. Если чеки исчезли, то, возможно, мы сможем дать копам другого подозреваемого.

— Да, ты прав, — согласилась она, едва удостаивая Джона взглядом. — Мне следовало самой подумать об этом.

— Это все равно что искать иголку в стоге сена, — усмехнулся Джаред. — Но я готов!

— Я тоже! Я тоже! — воскликнула Эсме, с энтузиазмом хлопая в ладоши. — Я тоже хочу, мама. Можно я тоже буду искать эту дедушкину пропавшую вещь?

— Конечно, но это не игра, Эсме, и поэтому я не стану слушать, что ты устала или что тебе надоело.

— Окей.

Джон перевел взгляд с Тори на свою дочь. С одной стороны, он готов был отдать все, лишь бы остаться с ними, и любому, кто посмеет чинить ему препятствия, включая саму Тори, стоило как следует подумать. Но с другой стороны, он понимал, что должен взять себя в руки. Позволить себе воспользоваться своей властью означало накликать беду. Ему следует проявлять осторожность, потому что найдется немало людей, которые только и ждут, чтобы он споткнулся. Так произошло с его отцом.

Но этот образ мыслей вел в никуда и свидетельствовал лишь о том, сколько сомнений и неуверенности скрывается под маской профессионализма.

— Этой ночью я заглянул в Интернет, — сказал Джон, прервав свои размышления. — Чеки на предъявителя не имеют зарегистрированных владельцев, поэтому платежный агент — в данном случае банк «Энсбейчер Кайман лимитед» — не сможет сказать, кому они принадлежат. Единственное, что они могут сделать, — это назвать дату, когда была выполнена последняя операция по обналичиванию чеков. Но и эту информацию мы не сможем получить, так как банк откроется снова только во вторник утром. Тем не менее мне пришло в голову, что в доме есть три места, которые представляют для нас наибольший интерес и которые скорее всего мог использовать ваш отец.

— Его офисы и главная спальня? — догадалась Виктория.

— Да.

— Тогда давайте начнем с третьего номера в вашем списке, — предложил Джаред. — Потому что Ди-Ди никогда не переезжала из спальни отца.

Виктория покачала головой. Виду нее был столь же неуверенный, как и у ее брата.

Джон между тем пожал плечами:

— Мы попросим у нее разрешения на осмотр комнаты.

— А если она скажет «нет»? — с сомнением спросил Джаред. Он продолжал пребывать в пессимистическом настроении.

— Этот дом и все, что в нем, при надлежит тебе и твоей сестре, — сказал Джон, понижая голос. — Поэтому вы не нуждаетесь в ее разрешении. Но прежде чем мы выпроводим ее, почему бы не послушать, что она скажет при этом?

— Не люблю Ди-Ди, — пробурчала Эсме.

Едва заметная улыбка тронула губы Тори, и она потрепала дочь по плечу.

— Ты не возражаешь, — спросила она, встретив взгляд Джона, — если мы с Эсме начнем со старого офиса отца?

— Нет, конечно. — Он повернулся к Джареду. — Ну что ж, парень, похоже, нам досталось остальное.

Он изучал подростка, пока они шли в главную спальню. Последнее время он был так сосредоточен на том, чтобы держать под контролем свои эмоции, что не обращал внимания на настроение Джареда, которое явно испортилось в последние дни.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался Джон.

— Да-да! — Джаред криво усмехнулся и махнул рукой. Так… похоже, что далеко не все.

— Не сложилось с ребятами?

— С некоторыми, — скупо отозвался юноша. — Большинство из них классные парни. — Его губы дрогнули.

— Вижу, что отнюдь не большинство, — заметил Джон. — Наверное, пытали тебя глупыми вопросами вроде: «Что ты чувствуешь, когда тебя обвиняют в убийстве?» А как маленькая Присцилла Джейн? — Джон улыбнулся, вспомнив Пи-Джей. — Как у нее дела после возвращения домой?

Джаред насупился:

— Не знаю. Номер, который она мне дала, не отвечает.

«Ах вот в чем дело», — догадался Джон.

— Мак толком ничего не знала о своей матери, — сказал он, что-то соображая про себя. — Ты не хочешь, чтобы я навел справки?

На какую-то долю секунду ему показалось, что подросток с радостью готов ухватиться за предложение. Затем мрачное выражение вновь проступило на его физиономии.

— Нет. Если бы она хотела поговорить со мной, то дала бы мне правильный номер…

— Они могли переехать.

— Да, но я-то никуда не переехал! Разве она не могла позвонить мне? Да ладно, Бог с ней.

Джон подумал, что Джаред делает ошибку, но не стал настаивать.

— Как знаешь. — Он пожал плечами. — Но сообщи мне, если передумаешь.

Они подошли к дверям главной спальни, и Джон постучал. Молчание было ему ответом. Он подождал, затем постучал сильнее. Когда и на этот раз ответа не последовало, он послал к черту хорошие манеры и с силой ударил в дверь.

— Ди-Ди!

— Да? — послышался откуда-то издалека слабый голос Ди-Ди.

— Откройте, пожалуйста. Нам нужно поговорить с вами.

— Зайдите позже, — невнятно сказала она.

— Нет. Сейчас.

— О, ради… — За закрытой дверью раздалось шлепанье босых ног. Секунду спустя дверь открылась, и Ди-Ди предстала перед ними.

Если бы она еще чуть-чуть задержалась, то, видимо, разделась бы донага.


Глава 26


Джон смотрел на Джареда, который не сводил глаз с роскошной груди Ди-Ди, отчетливо проступавшей сквозь прозрачную ткань ночной рубашки. Она, очевидно, выписывала белье из Голливуда, так как оно скорее подчеркивало женские прелести, нежели скрывало их; глаза подростка, казалось, стали величиной с блюдце.

Он был так поглощен открывшимся ему зрелищем, что Джон не смог удержаться от легкой улыбки.

— Закрой рот, а то ворона влетит, — сухо заметил он. — Мы пришли сюда не для того, чтобы ты пялился на нее. А вы, — обратился он к вдове Форда, — накиньте что-нибудь. Я думаю, вы уже образовали Джареда, и для одного утра вполне достаточно.

— Неправда, — возразил Джаред, его взгляд жадно ловил каждый изгиб тела мачехи. — Я не прочь еще посмотреть.

Но Ди-Ди, усмехнувшись, взглянула на Джона, пожала плечами и удалилась в свою комнату, шлепая голыми ступнями по паркету.

— Черт побери! — восхищенно воскликнул Джаред. — Она сзади так же хороша, как и спереди. — Он провожал Ди-Ди жадными глазами, пока та не скрылась из виду. Затем повернулся и легонько ткнул Джона локтем в бок. — Вы это видели? Она специально так вышла, хотела посмотреть, какое впечатление произведет на вас. — Круто развернувшись, он засунул руки в карманы, чтобы скрыть свое возбуждение. — Она даже не обратила внимания на то, что сделала со мной…

— Тебе семнадцать, Джад. — Джон по-свойски подтолкнул парнишку плечом, прекрасно понимая, что во все времена подростковое вожделение не давало покоя юношам. — Если бы ты не реагировал на подобные предложения, твое дело было бы швах, парень.

— Понятно. Но вы ведь тоже мужчина, и притом не старый. Так почему…

— Хм… — Джон улыбнулся. — Не старый? Это только так кажется, я едва скриплю…

— Не прикидывайтесь, лучше скажите: почему на вас это не подействовало?

— Черт… Если бы я знал! Не скажу, чтобы я не испытывал того же, что и ты. Много лет назад вид обнаженной женщины приводил меня в экстаз.

— О Господи, только не это! — замахал руками Джаред и улыбнулся. Сейчас он казался более беззаботным, чем привык видеть его Джон. — Наверное, я не смогу спокойно смотреть на обнаженных девушек, пока не оторвусь по полной программе, как вы.

Несколько минут спустя вернулась Ди-Ди, одетая в кимоно из алого шелка. Джон заметил, что она успела причесаться, подкрасила ресницы и губы.

— Ну вот, джентльмены, — сказала она, глядя на них без улыбки, — что я могу сделать для вас?

— Вчера мы узнали, что Форд перевел свои президентские премиальные за последний год в чеки на предъявителя. Но они не упоминаются в описи его имущества. И прежде чем мы сообщим в полицию, нам бы хотелось убедиться, что в доме их нет. В связи с этим обстоятельством мы просим позволения осмотреть ваши апартаменты.

Она равнодушно пожала плечами и отступила от дверей, пропуская их в комнату.

— Ради Бога… — Понимая, насколько безразлично это прозвучало, она изобразила печальную гримасу. — Я была не в состоянии прикасаться ни к чему, что связано с дорогим для меня человеком, поэтому все осталось так, как было при Форде. Можете начать отсюда, если хотите. Я пойду оденусь.

На этот раз Джаред, проводив ее взглядом, не выказал восхищения.

— Мне такие не нравятся, — заявил он. — Она какая-то двуличная. Не поймешь, что у нее на уме. То она говорит, что жуть как любила моего отца, то ведет себя так, будто ей все равно, что он умер.

— Да, она непоследовательна, этого не отнимешь. Я пока не смог узнать подробности ее жизни. Мне кажется, она из тех людей, которые стремятся все время быть в центре внимания. — Джон указал на маленькое бюро в углу комнаты: — Что, если ты начнешь с него? А я пока сниму книжки с полок и проверю, нет ли там того, что мы ищем.

— Идет, — кивнул Джаред, но в какой-то момент остановился и посмотрел на Рокета. — А как они выглядят, эти чеки?

— Хороший вопрос. — Джон вытащил копии чеков из кармана и протянул юноше. — Вот. Это копии, которые вчера вечером передала мне Терри Сандерс, исполнительный директор Форда Гамильтона.

— Вот незадача… — вздохнул Джаред — Проще найти иголку в сене. Что ж, придется попотеть…

Тем не менее он внимательно изучил копии, и на Джона произвели впечатление и старательность юноши, и желание продолжить неблагодарную работу, когда полтора часа спустя они закончили поиски в гостиной и собирались продолжить в спальне. Ди-Ди уехала в клуб, предоставив им полную свободу действий, и Джаред начал осматривать свой участок без особого воодушевления.

Вместе они подняли огромный матрац, чтобы посмотреть, не скрывается ли что-то под ним, когда смежная дверь отворилась и на пороге появилась Виктория.

— Джон!

В ее голосе звучала такая паника, что мужчины невольно обменялись тревожными взглядами и опустили матрац.

Прежде чем Джон вышел из-за кровати, Виктория уже подлетела к нему. Ее глаза бешено сверкали.

— Джон, о Боже, Джон! — По ее щекам потекли слезы. — Эсме пропала.

Изнемогая от страха, Виктория могла только стоять посреди комнаты, тяжело дыша и паникуя. Она видела, как Рокет обогнул кровать и, сделав несколько больших шагов, остановился перед ней.

Он крепко взял ее за плечи.

— Объясни, что значит «пропала»?

— Это значит, что ее нет там, где она должна быть! — Голос Тори был близок к истерике. — Ее нигде нет! Понимаешь?

— Окей, ш-ш… прости, это был глупый вопрос. Дыши поглубже, дорогая. И позволь мне спокойно все обдумать. Это ведь и моя дочь тоже. — На смену участливой интонации пришли холодные властные нотки. — Когда ты видела ее в последний раз?

Эта неожиданная перемена заставила ее заморгать, глотая слезы, а вместе с ними и тот ужас, который мешал ей сконцентрироваться.

— Примерно в начале десятого, — сказала она. — Ей надоело принимать участие в наших поисках, поэтому я отправила ее к Хелен.

— И Хелен обнаружила, что ее нигде нет? Когда именно?

— Я не знаю, может, двадцать минут назад. — Она покачала головой. — По крайней мере тогда она сообщила мне, а до этого искала Эсме сама.

— Они занимались чем-то необычным до того, как девочка исчезла?

— Нет. Хелен говорит, что они играли в куклы, а потом Эсме разговаривала по телефону с Ребеккой. Закончив разговор, сказала, что пойдет ко мне…

— И она отпустила ее? — недовольно произнес Джон, качая головой.

— Конечно, отпустила, она же в своем доме и пошла к своей матери.

Он сильнее сжал ее плечи.

— Перечисли все те места, где ты искала ее.

— Везде в доме, включая кухню и комнаты Мэри и Барбары. Мы даже цокольный этаж осмотрели, несмотря на то что Эсме по своей воле никогда бы не пошла туда. Я обшарила всю мастерскую и обошла все места за домом, где позволяла ей играть, с тех пор как журналисты атаковали ворота.

— А у ворот ее нет?

— Нет, я сто раз говорила ей, чтобы она не ходила туда… — Внезапно она замерла, не закончив фразу. — О Господи, как же это мне не пришло в голову? Конечно, это может быть очень привлекательно для нее. — Прервав разговор, она бросилась к дверям.

Он догнал ее, когда она была наверху лестницы. Но когда она спустилась в холл, он, опередив ее, уже вышел из дома и направился к воротам. Расстояние между ними увеличилось, когда он вдруг сошел с дороги и углубился в рощицу из старых дубов и сосен, окружавших небольшую лужайку.

Джону пришлось замедлить ход, чтобы не натыкаться на деревья. Он чередовал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь утихомирить бешено стучащее сердце. Господи, он едва мог справиться с дыханием и, к своему ужасу, понял: им овладела паника ничуть не меньшая, чем Тори.

Нельзя позволять чувствам взять над тобой верх, он прекрасно знал непродуктивность подобного поведения. Поэтому он сказал себе, что это не шок, а просто маленькое отклонение от его обычно уравновешенного состояния.

Определить проблему и найти ее решение — вещи сугубо разные. И тут не существует никаких стандартов. Это касалось его ребенка, его маленькой дочери, которую он должен найти.

И тогда он заставил себя остановиться, восстановить дыхание и прислушаться.

И вскоре он услышал то, что должен был услышать раньше, если бы не поддался волнению… Приглушенный мужской голос, что-то тихо говоривший, скорее всего где-то около стены, окружавшей поместье. Крадучись, Джон двинулся в том направлении. Но не сделал и сотни шагов, как невнятное бормотание превратилось в отчетливые слова.

— Эй, малышка, — услышал он притворно ласковый шепот. — Посмотри-ка сюда. Тебя зовут Эсме, правильно? Ты такая славная девочка! Давай-ка посмотри в камеру.

Джон ощутил, как кровь закипает в жилах, и, сжав до скрипа зубы, пошел прямо на этот заискивающий голос. Деревья здесь росли гуще, и ему приходилось продираться сквозь заросли; но вот они расступились, образуя небольшую лужайку. И здесь, на залитом солнцем кусочке земли, примыкавшем к окружавшей поместье стене, он увидел мужчину среднего возраста, одетого в белую рубашку и черный комбинезон. Он нацелил объектив камеры на Эсме, которая стояла перед ним, боясь шевельнуться от страха. Пытаясь подольститься к девочке и выдавить из нее улыбку, репортер снимал кадр за кадром.

Первым желанием Джона было оторвать этому мерзавцу голову. Он уже готов был исполнить свое намерение, но остановил себя, подумав, что может испугать Эсме. Он вздохнул поглубже, потому что ему меньше всего хотелось, чтобы его дочь стала свидетельницей жестокости со стороны человека, которому она доверяла. До него донеслись голоса Виктории и Джареда, которые звали Эсме, но ни девочка, ни репортер не обращали на них внимания. Услышав, что они на подходе, Джон остановился в нерешительности, не зная, что лучше: вырвать дочь из рук врага, подобно Рембо, или все же не торопить события?

На самом деле выбора не было. «Руки врага» были не так уж опасны, а любое агрессивное действие с его стороны могло только напугать Эсме. Нагнувшись, он продолжал перебежки от дерева к дереву, пока не подобрался совсем близко к девочке.

— Эс, — позвал он тихо.

Она подняла голову и повернулась, ее большие темные глаза пытались разглядеть его в тени деревьев.

Все еще пригнувшись, он чуть-чуть высунулся из-за ствола, так, чтобы она могла увидеть его, и протянул руки ей навстречу:

— Иди к папе, детка.

— Волки! — процедила она сквозь зубы и бросилась к нему. Она упала в его объятия как раз в тот момент, когда Виктория и Джаред появились на поляне. Джон выпрямился, держа Эсме на руках, и она крепко обхватила его за шею. — Мама! — Эсме потянулась к матери.

Репортер чертыхнулся и стал бочком отходить сторону.

— О нет, придется задержаться, — покачал головой Джон. Он передал Эсме матери и дал знак Джареду увести их отсюда. Джаред мгновенно его понял, предоставив Джону возможность самолично разобраться с фотографом, пытавшимся улизнуть.

Он схватил его как раз в тот момент, когда папарацци собирался перелезть через стену. Ухватив за рубашку, Джон спустил его вниз. Камера ударилась о землю, когда тот приземлился, и, наклонившись, Джон взялся за длинный объектив. Без особых церемоний он стащил камеру через голову репортера.

Мужчина, стоя на четвереньках, стал отползать к стене. Джон, нацепив камеру себе на шею, одной рукой ухватил папарацци за рубашку на спине, другой — за ремень на брюках. Парень жалобно вскрикнул, но Джон, не обращая внимания, приподнял его над землей и ударил о стену.

Шум привлек внимание остальных репортеров, они сгрудились по другую сторону ворот, пытаясь разглядеть, что происходит. И тогда Джон поднатужился и перебросил незадачливого фотографа через ограду.

Папарацци рассыпались в стороны, когда их товарищ приземлился у их ног, и Джон обвел всех соответствующим взглядом.

— Следующий, кто посмеет перелезть через забор, будет наказан покруче, чем ваш приятель, — сказал он, снимая с себя камеру. Держа ее за ремешок, он размахнулся и что было силы ударил о стену. И улыбнулся с удовольствием, когда она разлетелась на мелкие кусочки.

— Сукин сын, — проворчал фотограф срывающимся голосом, который был на несколько октав выше, чем когда он уговаривал Эсме улыбнуться в камеру. — Вы посягнули на частную собственность. Я подам на вас в суд…

— О, сколько угодно! — осклабился Джон. — А я, в свою очередь, подам иск за нарушение границ частного владения и постоянное беспокойство… Или мне стоит позвать полицию и заявить, что ты пытался украсть ребенка? Я видел, как ты обхаживал ее, пытаясь уговорить пойти с тобой. — Не обращая внимания на возражения фотографа, Джон подключил к разговору остальных. — Молите Бога, чтобы разбитая камера была вашим самым большим несчастьем. Вам не поздоровится, если я замечу кого-нибудь из вас рядом с моей дочерью. Никто не посмеет обидеть моего ребенка и уйти безнаказанно.

Его взгляд снова вернулся к мужчине, который только что позволил себе это, и теперь пламя, вспыхнувшее в его темных глазах, не сулило ничего хорошего.

— Ты еще легко отделался, — сказал он спокойно. — Но если бы хоть один волосок упал с ее головы, я свернул бы тебе шею не колеблясь.

Не обращая внимания на град вопросов и беспрерывное щелканье камер, он повернулся и зашагал к дому.

Дойдя до границы лужайки, он увидел Викторию, бегущую к нему навстречу, и неожиданно опомнился, сообразив, что только что во всеуслышание признал Эсме своим ребенком. Тихо пробормотав проклятие, он ускорил шаг, чтобы они могли поговорить наедине, пока Джаред с племянницей на плечах не подошел к ним.

— Как Эсме? — спросил он, когда Тори поравнялась с ним.

— Нормально. Конечно, она испугалась, когда незнакомый мужчина заговорил с ней, но она обладает детской способностью быстро забывать плохое. А как ты? — Она тронула его за плечо. — Ты выглядел очень воинственно, когда мы оставили тебя разбираться с ними. Ты в порядке?

— Да, но вообще-то есть новости как плохие, так и хорошие. Хорошая: ты оказалась права.

Она непонимающе заморгала.

— Это приятно слышать, но в чем именно?

Он колебался секунду-другую. Но не мог не сказать о тех чувствах, которые охватили его на поляне.

— А в том, что я понял, что никогда не смогу обидеть ребенка. Происшествие с Эсме доказало это как нельзя лучше. Тори, я действительно был готов оторвать этому парню голову. Но вовремя сообразил, что подобными действиями еще больше испугаю Эсме; и то, что я сначала подумал о ней, означает только одно: я могу держать свои действия под контролем, когда дело касается ребенка. Значит, слава Всевышнему, я не такой уж пропащий, как мой отец.

— Я же говорила тебе! — горячо воскликнула она. Затем выражение ее лица смягчилось, и она пробежала пальцами по вздутым венам на его руке. — Я рада, что ты наконец понял это. Значит ли это, что ты готов официально признать свою дочь?

— Да, но есть и плохая новость. — Он секунду изучал ее лицо, ругая себя за то, что сделал. Но теперь уж ничего не исправить. — Я во всеуслышание признал, то есть объявил публично, что я ее отец.

— Как?

— Когда я перебросил фотографа через стену, он так раскричался, что все его приятели собрались у ворот. И тогда я сказал им всем — пусть радуются, что я не свернул ему шею за приставания к моему ребенку.

— Скажи, ради Бога, они не сняли этот момент? — Она в ужасе смотрела на него. — Подожди, может, они решили, что ты сказал это… образно? Ну вроде: «Я собираюсь жениться на ее матери, и поэтому ее дочь — моя дочь»? Но, Господи, Джон, если они вздумают копнуть поглубже…

Ее очевидное желание сохранить в тайне его отцовство больно ударило по его самолюбию, и радость по поводу того, что гены Мильонни все-таки не дали о себе знать, моментально потускнела. И в этот момент для него вдруг стало совершенно очевидно, что его чувство к Виктории намного глубже, нежели просто сексуальное влечение. Оказывается, он долгое время обманывал сам себя. Хотя даже тогда, когда все только начиналось, он понимал, что его чувство к ней отличается от всего, что он испытывал к другим женщинам. Но его имидж сформировался еще до встречи с ней, и в глубине души он боялся, что ему никуда не уйти от своего происхождения и он всегда будет недостаточно хорош для нее.

Она не отрицала, что была в ужасе от его признания. Как! Теперь все узнают, что он отец Эсме! Видно было, что она просто в шоке. И этот факт больно задел его. Господи, значит, это любовь? И от этого ему стало еще больнее.

Его спина выпрямилась по-военному. «А чего ты ожидал, идиот? Еще накануне ты прекрасно понимал, что такая женщина, как Тори, которая привыкла вращаться в высших кругах, никогда не свяжет свою судьбу с парнем вроде тебя». Все его нутро завязалось в тугой узел, но ему удалось кивнуть:

— Боюсь, они уже сделали это. — Он развел руками.

— Мы должны сказать Эсме до того, как узнают остальные.

— Что ж… Похоже, я уже сделал это. Я не помню, что точно сказал ей, но, кажется, что-то вроде «иди к папе».

— Она могла воспринять это как часть нашей игры в помолвку, — с надеждой проговорила Виктория. — Потому что ни слова не сказала мне об этом.

«Да, конечно. Наверное, она, как и ее мать, также ужаснулась от мысли, что я могу войти в ее жизнь», — не без горечи подумал он. Понимая, что это судьба и слишком поздно влезать в сложившуюся жизнь матери и дочери, он заставил себя произнести с профессиональным хладнокровием:

— Как вы говорили, мэм, «мы скажем ей вместе».

— «Мэм»? — Ее рот приоткрылся, она криво улыбнулась, давая понять, что оценила его шутку. — Тебе не кажется, что стадию «мэм» мы уже прошли?

— Возможно, но, очевидно, не настолько, насколько я думал. — Эсме и Джаред были всего в нескольких шагах от них, поэтому он не стал продолжать и просто посмотрел на нее.

Виктория ответила ему взглядом, полным сомнений.

— С тобой все в порядке, Джон?

— Да, черт возьми, — парировал он. — Я в полном порядке. Абсолютно.


Глава 27


— Давай, мама! Залезай сюда! Видишь, как высоко я сижу?

Виктория остановилась под старым ореховым деревом, которое бросало тень на южное крыло дома, и, подняв глаза, пыталась разглядеть Эсме сквозь густую листву. Хелен сказала Виктории, что Джон взял Эс на прогулку. Тори сомневалась, что он попытается поговорить с девочкой без нее, но после разборки с репортерами он начал вести себя странно, как-то отдалился, что ли… И она не знала, что у него на уме. Поэтому, не в состоянии избавиться от беспокойства, она поспешила к ним.

Она никак не ожидала найти их здесь: они сидели рядышком на толстой ветке старого дерева, да к тому же болтали ногами. Увидев мать, Эсме резко наклонилась к ней, и Виктория застыла на месте, чувствуя, как сердце подкатило к горлу. Но Джон, быстро протянув руку, уперся в ствол, образуя своеобразное ограждение, на которое могла опереться девочка.

Их дочь. Виктория все еще не могла привыкнуть к этому.

— Мы с Джоном забрались сюда! — воскликнула Эсме, и Виктория снова порадовалась способности дочери забывать плохое. Она, конечно, не думала, что весь остаток дня Эсме будет цепляться за ее юбку, но не прошло и четверти часа после происшествия с репортерами, а она уже смеялась как ни в чем не бывало.

— Ну давай же, мамочка! Джон собирается рассказать мне что-то очень важное.

Она была просто вне себя. Как! Он собирался рассказать Эсме, что он ее отец? О Боже, без нее! Она строго посмотрела на него, но если он и смутился, понимая, что она раскрыла его замысел, то не подал виду. Он ответил ей одним из тех своих бесстрастных взглядов, которые всегда так бесили ее.

Что с ним? У него был такой вид, будто она что-то сделала не так. Но это не она объявила во всеуслышание, что он отец ребенка, прежде чем они оказались готовы сообщить об этом Эсме. И это не она хотела потом исчезнуть…

— Давай, мама, не бойся!

— Я попробую, — сказала Виктория, хмуро прикидывая расстояние до первой надежной ветки. — Только сначала я должна понять как.

Джон вздохнул и повернулся к Эсме.

— Ну, малышка, сиди спокойно и покрепче держись за ствол, пока я помогу твоей маме.

Посмотрев на него так, будто бы он Господь, спустившийся с небес, девочка сделала то, что он просил.

— И смотри не двигайся, хорошо?

— Угу. — Эсме послушно кивнула.

Когда Джон убедился, что она поняла его, он сполз вниз и уперся ногами в другую крепкую ветку, но только пониже. Посмотрев наверх, он убедился, что Эсме сидит не шелохнувшись, и протянул руку Виктории, держась другой за ствол.

— Давай, — нетерпеливо скомандовал он. Когда она, замешкавшись, не сразу ухватилась за его ладонь, он добавил: — Мы не должны оставлять ее без присмотра, так что хватайся обеими руками.

И дальше что? Она же не Дюймовочка, легкая как перышко, чтобы ее можно было поднять на такую высоту усилием одной руки! И все же ей не оставалось ничего другого, как повиноваться. И когда она ухватилась за его сильное теплое запястье, все вопросы относительно его физических возможностей отпали сами собой. Вместо этого она спросила чужим незнакомым голосом:

— Почему ты так себя ведешь, Рокет?

Не собираясь отвечать, он потащил ее вверх, словно она не весила ничего, и спустя секунду она уже находилась рядом с ним.

Она не могла отдышаться от изумления, когда очутилась наверху. Он отпустил ее руки, и теперь они стояли лицом к лицу.

Он посмотрел на нее с высоты своего роста, выражение его лица оставалось непроницаемым.

— Ну что, стоишь?

Она кивнула, сознавая его близость каждой клеточкой тела. Затем он осторожно сделал несколько мелких шагов и занял свое место рядом с Эсме.

Виктория двинулась за ним с еще большей осторожностью, но секунду спустя уже сидела около дочери. Вцепившись пальцами в кору старого ствола, она огляделась и вспомнила, что когда-то это дерево росло не так близко от дома. Но сейчас, когда было пристроено южное крыло, стоило ей потянуться немного вправо, и она могла заглянуть в окно кухни.

Она наблюдала, как Мэри чистит серебро на большом столе, болтая о чем-то с Барбарой, которая крутилась у плиты. Окна были закрыты, так как работал кондиционер, поэтому она не слышала, о чем говорит прислуга. И тогда внимание Тори переключилось на другое окно, расположенное прямо перед ней. Отсюда все выглядело иначе, и ей потребовалось несколько минут, чтобы понять, что это окно нового офиса ее отца, где сейчас находился кабинет Джона.

— Правда, тут классно, мама?

— Да, очень интересно, — без улыбки согласилась она. — Я не верила, что когда-нибудь смогу забраться на это дерево. — Она здесь не для того, чтобы любоваться видом.

Посмотрев мимо дочери, она остановила взгляд на непроницаемом лице Рокета.

— Куда ты исчез после того, как нашел Эсме?

— Я хотел позвонить Терри Сандерс, прежде чем она отправится в свое путешествие. Мне пришло в голову, что у нее могут быть какие-то соображения по поводу Майлза Уэнтуорта, касающиеся дел с твоим отцом.

— И что же Терри?

— Как я и думал, она подтвердила, что, очевидно, Форд обещал назначить Майлза руководителем европейского отделения. То есть он все потерял, когда твоего отца не стало.

— Что означает… — Она перевела взгляд на Эсме.

— Именно. Мой главный подозреваемый не имел мотива для убийства.

Эсме нетерпеливо заерзала, и Тори затаила дыхание, пока не увидела, что рука Рокета лежит позади девочки, готовая в любую минуту удержать ее от падения на землю. Дочь нетерпеливо посмотрела на нее.

— Мне неинтересно слушать о каком-то чужом дяде. Джон хотел сказать мне что-то очень важное. — Положив ладошки на колени, девочка повернулась к Рокету. — Ну давай же, рассказывай!

— Да, Джон, давай начинай, — поддержал а дочь Виктория.

Он даже не взглянул на нее. Сконцентрировавшись на Эсме, он кашлянул, прочищая горло.

— Ты помнишь, мама рассказывала тебе, почему твой папа не может быть с тобой? Но Бог захотел, чтобы у твоей мамы была маленькая дочка, поэтому он послал ей тебя.

Эсме повернулась к Виктории.

— Это ведь правда, мамочка?

— Да, именно так все и было.

— Что ж, эту красивую историю я уже слышал.

Эсме, должно быть, не уловила нотку сарказма в его тоне. Виктория, напротив, посмотрела на него через голову девочки и увидела, как он дернул ее за косичку, чтобы привлечь внимание. Даже если она и отвлеклась, стоило ли так раздражаться?

— И когда, — Джон снова обратился к Эсме, — Бог сделал такое хорошее дело, он решил продолжить в том же духе и послать тебе и твоего папу.

— Да?

— Это я. Я твой папа, Эсме.

Тоненькие брови девочки сошлись домиком, но потом, словно она вникла в смысл сказанного, они распрямились, и она решительно кивнула.

— Мой «притворный» папа? — сказала Эсме, очевидно, припоминая их разговор об игре в помолвку. И улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой.

Он нахмурился, и Виктория подумала, что отец и дочь так похожи друг на друга, что удивительно, как до сих пор никто не заметил этого.

Пытаясь побороть вспыхнувшее раздражение. Джон задумчиво почесал затылок.

— Нет, малышка, я твой настоящий папа. — Он поднял глаза на Викторию. Вид у него был, прямо скажем, растерянный. Она удивленно посмотрела на него.

— Тебе нужна моя помощь? — мягко поинтересовалась она. — А мне показалось, что ты собирался сделать это без меня.

Но тут же ощутила чувство вины из-за своего самодовольства. Пожалуй, сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Речь шла о будущем Эсме, не говоря уже о том, что девочка была совершенно сбита с толку. Она осторожно убрала прядку волос со лба дочери.

— Это правда, дорогая, — сказала она мягко. — Джон твой настоящий папа.

Девочка заморгала, подняв на нее непонимающие глаза.

— Но почему он пришел только сейчас?

— Мы не знали, как найти друг друга, поэтому я не могла сообщить ему о тебе.

И внезапно ей пришла в голову мысль, что если бы она хотела, то могла найти его, хотя бы благодаря его татуировке. Одному Богу известно, сколько раз она проводила по ее очертаниям пальцами, тогда, в ту неделю, что они провели в Пенсаколе, сколько раз прикасалась к ней губами. И слова «Быстро, бесшумно, беспощадно» врезались ей в память, как и то, что было пониже: второй разведывательный батальон. Она могла воспользоваться этими сведениями и попытаться разыскать его. Разумеется, на это надо было решиться, и это потребовало бы определенных усилий с ее стороны, но если бы она действительно хотела ввести его в жизнь Эсме, то сделала бы это. Она взглянула на него с пробуждающимся чувством вины, понимая, что была не права.

И это чувство усилилось, когда она увидела, с какой нежностью он смотрит на Эсме, внимание которой снова сосредоточилось на нем.

— Ты уже давно здесь, — проговорила девочка — почему ты не пришел и не сказал мне, что ты мой папа?

— Твоя мама… то есть мы оба хотели сначала проверить, смогу ли я справиться с обязанностями отца. Зачем было давать тебе надежду, если бы выяснилось, что я ни на что не гожусь?

— Годишься, — нетерпеливо успокоила Эсме.

— Да, мы тоже так решили. Поэтому… — Он снова прочистил горло. — Я гожусь для того, чтобы быть тебе хорошим отцом.

Сердце Виктории растаяло.

— Так, значит, теперь ты будешь со мной и мамой всегда?

— Нет! — Он тут же спохватился, поняв, что выпалил это с категоричностью сержанта, отдающего команду новобранцам, поэтому смягчил тон. — Нет. Я твой настоящий папа, это правда. Но помолвка не настоящая. И я знаю, как это трудно детка, но ты должна помнить, что не надо никому говорить об этом. — Он бросил на Викторию напряженный взгляд.

Ей казалось, словно он ударил ее под дых. «Что ж… Разумеется, трудно выразиться яснее, чем так, как ты сказал». Ей все ясно: она была достаточно хороша, чтобы спать с ней, но для того, чтобы жениться… Он дал ей понять, что он не из тех, кто женится. И она не настолько глупа, чтобы настаивать на объяснении.

Она поверить не могла, что можно чувствовать такую боль, и невольно немного отодвинулась от Джона и Эсме, когда девочка начала приставать к отцу с расспросами. Глядя через листву на окна первого этажа, где располагался новый офис Форда, она постаралась изобразить на своем лице полное безразличие, желая скрыть ту боль, какую вызвали в ней его слова.

Теперь оставалось собраться с мыслями, но они продолжали хаотично крутиться в ее голове, как и разрозненные обрывки фраз и беспорядочные воспоминания, которые то оживали, то тускнели и никак не могли оформиться во что-то определенное. И все склонялось к тому, что она не должна удивляться происходящему — они ведь ничего не обещали друг другу. Но брошенное замечание напомнило ей, что Джон пытается отдалиться от нее. Она вдруг вспомнила их близость и то, что испытывала тогда… Она-то думала, что между ними нечто большее, чем просто секс! Что это что-то значит для него, не только для нее. О Господи, как больно!

Как больно!

Как больно!

Она смотрела на дом, стараясь выровнять дыхание и унять огонь, пылающий в груди. Ничего удивительного, что от подобных переживаний голова шла кругом. И, глядя на офис Форда, она в который раз говорила себе… там что-то не так, она готова поклясться, что существует какое-то… несоответствие между внутренним пространством офиса ее отца и той стеной, на которую она сейчас смотрела. Виктория постаралась сосредоточиться на решении этой задачи, чтобы не дать эмоциям перерасти в истерику. Мало-помалу в ней заговорил архитектор, заставляя забыть все обиды. Ее глаза отметили очевидную диспропорцию. Но что порождало ее и на что следовало обратить внимание? Она изучала территорию, смотрела в окна, прикидывала в уме размеры. И внезапно она поняла…

— О Господи! Ну конечно… — выдохнула Виктория. — Так вот почему эта комната всегда действовала мне на нервы! — Повернувшись к Эсме, которая болтала с Джоном, она проговорила нейтральным тоном: — Я спускаюсь вниз, Эс. Мне не хотелось бы, чтобы и ты слишком долго оставалась здесь. Время ленча. — Она покосилась на Рокета, но боль опять напомнила о себе, и она быстро отвернулась. — Осторожнее, дорогая, — сказала она дочери и с горечью отметила, что та и не думает прекращать беседу с Джоном. Следуя собственному совету, она с предельной осторожностью начала спускаться вниз. Сползла на ветвь пониже и остановилась в раздумье: не высоковато ли для прыжка?

— Подожди секунду! — крикнул Джон. — Я дам тебе руку.

— Нет! — Господи, нет! Она не сможет снова выдержать его прикосновение, теперь, когда она знает, как мало это для него значит. Этот импульсивный отказ выглядел довольно невежливо, и она попыталась смягчить его улыбкой. — Не надо. Я уверена, что справлюсь сама.

Несколько секунд она тупо смотрела на ветку под своими ногами и спрашивала себя, как она собирается спуститься на землю. Ненавидя собственную беспомощность, она попыталась взять себя в руки. Она была умная женщина, и вывести ее из себя было не так-то просто. Она наклонилась, высматривая следующую подходящую ветвь. Найдя такую, сначала спустила на нее ноги, потом улеглась животом, обхватив ветвь руками и ногами, и… тут же не удержалась и перевернулась спиной вниз.

Теперь она смотрела вверх. О черт! Над ней посреди густой кроны болтались ноги Джона и Эсме, но, к счастью, они не могли видеть, как она висит, цепляясь за ветку, словно обезьяна. По крайней мере она надеялась, что они не видят.

Но не может же она провисеть вот так целый день! Разъединив лодыжки, она опустила ноги и теперь висела, держась за ветку руками. Будь что будет… Она надеялась, что до земли недалеко.

В любом случае надо действовать. Переоценив возможности своего тела или недооценив законы тяготения, а может быть, что-то еще, она полетела вниз, ломая встречные ветки. И приземлилась на пятую точку.

— Все хорошо? — послышался сверху голос Джона. Она поднялась.

— Все просто замечательно! — крикнула она, отряхиваясь. — Правда, до земли оказалось далековато. — Собрав все присущее ей достоинство, она направилась к дому.

Уже возле дверей кухни она поняла, что сильнее задета его равнодушием, чем парой заработанных синяков. И, подойдя к офису отца, она заперла неуправляемые эмоции в самом отдаленном уголке своего сознания и толкнула дверь. Она попозже разберется с этим, а сейчас должна проверить свое предположение, а именно — действительно ли в западной части офиса существует фальшивая стена?

Что-то всегда раздражало ее в этой комнате, и теперь она наконец поняла, что именно. Внутренняя длина не соответствовала внешней и была явно короче. Она так и не удосужилась проверить несоответствие между внешними и внутренними размерами, но, очевидно, в ее сознании отпечаталось, что, когда она будет в этой комнате, стоит проверить предположение.

Она подошла к стене, снизу доверху которой тянулись книжные полки. Каждая из секций наверняка поворачивается, решила Виктория. Подойдя ближе, она осторожно провела рукой по внешней кромке, украшенной витиеватым орнаментом, ощупывая дюйм за дюймом в надежде найти скрытый механизм. Когда ее старания не увенчались успехом, она начала все сначала, только на этот раз не с края, а с фасада.

И продолжала до тех пор, пока не обнаружила маленькое углубление в передней панели и не почувствовала легкое движение под пальцами. Она нашла то, что искала, но полки все равно не желали сдвигаться с места. Сильнее нажав на углубление в панели одной рукой, она продолжала другой ощупывать переднюю сторону шкафа.

Увы, это тоже не принесло результата, и тогда она медленно и осторожно двинулась к верхней части под потолком. И внезапно нащупала второе углубление. Нажав сразу на обе спрятанные панели, она увидела, что одна секция полок повернулась.

О Боже! Несмотря на то что она ожидала увидеть нечто подобное, открытие изумило ее.

За книжными стеллажами находилась ниша. Глубиной примерно восемнадцать дюймов, высотой равная высоте стены; с небольшой полочкой наверху, на которой стояла одна-единственная коробка. Она потянулась, достала коробку и открыла ее.

И тут же поняла, что нашла то, что искала. Чеки на предъявителя. Но, вынув их из коробки и мысленно прикинув стоимость, присвистнула. Она убрала их назад в коробку, закрыла ее и поставила назад на полку. И что ей следует сделать теперь?

Наверное, рассказать обо всем Джону. Сердце тут же защемило при мысли о нем. Но был ли у нее выбор? Нахмурившись, она взялась за полку, чтобы повернуть секцию.

— Значит, отец спрятал их здесь, — задумчиво пробормотала она, стараясь приободрить себя. — Из этого следует, что все обитатели дома вне подозрений.

— Что ж, — раздался сухой голос за ее спиной, — я слишком много сделала, чтобы позволить тебе присоединить и эти чеки к тому наследству, которое ты получила, тогда как мне не досталось ни пенни.

Виктория повернулась и с удивлением увидела Ди-Ди. Вдова Форда стояла в пяти шагах от нее. На ней был белый теннисный костюм, на ногах — кроссовки. Ди-Ди без ее традиционных умопомрачительных каблуков? Зрелище непривычное. Ее волосы были забраны вверх, лицо ярко накрашено, а на запястье поблескивали два бриллиантовых браслета.

Но ни ее наряд, ни эти сверкающие браслеты, ни искусный макияж не могли отвлечь внимание Виктории от другой детали — Ди-Ди сжимала в руке нож. Пожалуй, такого угрожающе длинного лезвия Виктории не приходилось видеть за всю ее жизнь.

И Ди-Ди держала его с явным намерением пустить в ход…


Глава 28


— Ты говоришь об этом? — спросила Виктория. Оглянувшись через плечо, она кивнула на коробку на полке. Затем ее взгляд вернулся к Ди-Ди, а вернее — к ножу в ее руке, который действовал на нее точно так же, как если бы это была ядовитая змея. Заставляя себя не смотреть на лезвие, она впилась глазами в лицо Ди-Ди. — Что ты имела в виду, когда сказала, что слишком много сделала для этого?

Нет, лучше бы она не спрашивала, потому что до нее вдруг дошел смысл слов вдовы Форда. И она очень боялась, что знает ответ. Как последняя дура, она не удержалась и выпалила:

— Господи, так это ты убила отца, да?

Ее голос прозвучал невнятно, не голос, а какой-то хриплый шепот, но Ди-Ди услышала. Она пожала плечами, похлопала лезвием по ладони свободной руки и сказала:

— Ты моя самая большая головная боль, ты знаешь это? Я совершила удивительное преступление, если можно так сказать, хотя именно так поют в «Чикаго»: «Он сам нарвался». Но ты не можешь отрицать, что я вела себя замечательно, и тебе оставалось потерпеть недельку или около того, и я бы уехала отсюда и избавила тебя от своего общества. Но нет. О нет! Тебе неймется, и вот ты рыщешь по всему дому и находишь этот секретный шкаф. Так ведь? Какого черта тебе это понадобилось?

Виктория собрала волю в кулак и приготовилась к объяснению, которое она хотела снабдить множеством деталей, а главное — сделать так, чтобы оно длилось как можно дольше.

— Это трудно объяснить, ничего конкретного… Просто каждый раз, когда я бывала в этой комнате, меня не покидало ощущение, что тут что-то не так. Что именно, я не знала, и это раздражало меня еще больше. Я все время думала, что она должна быть длиннее или выше, или… то есть нарушены пропорции…

— Можешь не продолжать, — прервала ее Ди-Ди. — Мне все равно. Единственная вещь, которая имеет значение: тебе удалось испортить все. И разве в этом есть моя вина? — Она покачала головой, ее светлые локоны качнулись из стороны в сторону, и в голосе появилась горечь. — Ты знаешь, когда твой отец женился на мне, я была на седьмом небе. Наконец-то у меня были деньги, возможность появляться в свете, и я даже не обратила особого внимания на контракт, который он заставил меня подписать. По крайней мере сначала.

Воспоминания, судя по ее виду, были не из веселых, глаза Ди-Ди потемнели, и рот скривился. С решительным видом она сделала два шага к Виктории.

— Но тогда ты должна была продолжать жить с ним, — поторопилась возразить Тори. «Заставь ее говорить. Просто заставь говорить, пока не придумаешь, как выбраться из этой ситуации». — Это непросто, должно быть, потому что он был трудный человек. — О Господи, где Джон? Сейчас, когда он так нужен ей?

К счастью для нее, Ди-Ди, очевидно, была небезразлична к чужому мнению. Более того, она явно хотела, чтобы кто-то узнал и оценил, насколько она умна.

— Ты права, — согласилась она. — И я продолжала жить с этим мерзавцем. Но видишь ли, я могла смириться со всеми его выходками, не обращать внимания на плохой характер, но я не учла, что мне придется каждую ночь спать с человеком, который годится мне в отцы. — Она передернула плечами. — Должна тебе сказать, что это просто убивало меня.

Виктория хотела, чтобы она никогда не употребляла это слово. Оно повисло в воздухе и, казалось, укрепило решимость Ди-Ди. Вдова ее отца — «Нет, нельзя смотреть на нее, Тори, это не вдова, а убийца», — расправила плечи и приблизилась к ней еще на шаг.

Виктория невольно отступила, вытянув вперед обе руки.

— Ты не сделаешь это, Ди-Ди.

К ее удивлению, Ди-Ди остановилась снова.

— Нет, — кивнула она, всем своим видом давая понять, что ситуация ей самой не доставляет радости. — Я могла убить тебя еще до того, как ты заметила, что я вошла в комнату. Ты такая паинька, что меня тошнит, но ты позволила мне остаться в доме после смерти Форда, когда могла запросто вышвырнуть меня на улицу. Конечно, это давало мне возможность исчезнуть с чеками, не вызвав подозрений. — Это опять навеяло какие-то воспоминания, но она отогнала их. — Тебе не следовало быть такой порядочной со мной.

— Тогда почему ты просто не взяла эти чеки и не уехала отсюда? Зачем тебе понадобилось убивать отца?

— Ты шутишь? Ты же знала его лучше, чем кто-то другой. Мне просто повезло, что однажды ночью я случайно увидела, как он открыл этот шкаф… И должна тебе сказать, когда я позже вернулась туда и обнаружила, что он прячет, я поняла, что напала на золотую жилу. Но чем больше я размышляла над этим, тем яснее понимала, что ничто в мире на заставит Форда расстаться со своим сокровищем. И уж конечно, он не смолчит, если я возьму эти чеки. Он не смог бы сделать это законным путем, но разве существовало что-то, что могло бы остановить его? Форд не из тех, кто отдает то, что ему принадлежит. Стоило мне сказать: «Положи это на мой счет», я бы и глазом не успела моргнуть, как он разорвал бы контракт. — Новая мысль посетила ее. — Дело осложнялось тем, что у него были связи по всему свету, поэтому все бы тут же узнали, что я обокрала его. И даже если бы я безбедно жила на эти деньги долгие годы, то оказалась бы в полной изоляции. Поэтому я отказалась от этой идеи. — Ее лицо приобрело жесткое выражение. — В тот вечер Форд объявил мне, что разводится со мной. Он, видите ли, надеялся, что я стану маленькой хозяйкой на его идиотских вечеринках, но я не оправдала его ожиданий. Он уже начал подыскивать новое место для проживания, потому что он, видите ли, устал от меня. — Постукивая гладким лезвием ножа по ладони, она подняла глаза на Викторию. — Он устал от меня, — повторила она. — Поэтому, пойми, я не планировала то, что случилось. Но когда я нашла его лежащим на полу, после того как твой братец толкнул его и сбежал, а он очнулся и потребовал, чтобы я помогла ему подняться, словно я прислуга… И протянул руку… Да, в тот момент я поняла, что это мой последний шанс…

Слушая Ди-Ди, Виктория верила, что совершенное ею убийство не было продуманным и хладнокровным, и это вселило в нее искру надежды.

— Тогда забирай чеки и уезжай, Ди-Ди. Я никому не скажу.

Ди-Ди криво усмехнулась:

— Держишь меня за дурочку?

— Нет, конечно, нет. Но ты хочешь денег, а я хочу жить. И…

— Через десять секунд после того, как я выйду за дверь, ты кинешься к своему итальянскому жеребцу.

Виктория горько рассмеялась:

— Да! Если бы ему это было нужно.

— Рассказывай! — Ди-Ди окинула ее скептическим взглядом. — Я знаю, между вами что-то серьезное.

— Я тоже так думала. Но Джон как раз сегодня дал мне понять, что, оказывается, для него это был мимолетный роман, который закончен. — Не дожидаясь реакции Ди-Ди, она поторопилась спросить: — Зачем ты раззвонила о нашей помолвке? Ты же знала, что это фикция, и мы пошли на это только для того, чтобы Джон мог завести нужные знакомства и найти Джареда. С твоей стороны логичнее было бы желать, чтобы он поскорее уехал отсюда.

— Да. Это была ошибка. Меня задело, что такой молодой и горячий парень предпочел мне тебя. Я с первого взгляда поняла, что между вами что-то есть. Поэтому я подтолкнула вас друг к другу и сама упивалась своей маленькой шуткой. Слишком упивалась, как выяснилось. Мне казалось, я такая умная, что могу одурачить кого угодно, особенно твоего дорогого детектива. Но кажется, я просчиталась. Я-то вообразила, что мне надо опасаться только его, а как выяснилось, и тебя тоже. Тут я допустила явный промах…

Виктория быстрым взглядом окинула офис, ища что-нибудь, что можно было бы использовать для защиты.

— Если так, то, как мне представляется, ты должна была бы ускорить свой отъезд. Это было бы умно.

Видимо, ей не следовало говорить этого, потому что выражение глаз Ди-Ди неожиданно сделалось жестким.

— Да. Черт побери, я неплохо контролировала ситуацию, пока ты не вмешалась и не испортила все. Поэтому давай быстренько покончим с этим. Мы обе знаем, что я могу уйти отсюда с чеками только в том случае, если ты не поднимешь шум. Этот потайной шкафчик поджидает тебя, сделай одолжение и зайди в него.

— Конечно. — Виктория подняла руки, как бы говоря: «Я не спорю с тобой». — Как скажешь. — Лучше провести время в душном шкафу, твердо зная, что кто-то придет на помощь, чем быть зарезанной.

Стараясь изобразить покорный вид, она сделала маленький шажок назад.

Ее мысли, должно быть, как-то отразились на ее лице, потому что губы Ди-Ди растянулись в странной улыбке. Виктория остановилась.

— Что?

— Разве я не упоминала, что он звуконепроницаемый? — проговорила Ди-Ди, продолжая улыбаться.

Виктория почувствовала, что холодный пот выступил у нее на лбу при одной лишь мысли, как она будет задыхаться в шкафу, но ей удалось найти в себе силы посмотреть на Ди-Ди и расслабиться.

— Зачем тебе это? Я думала, ты не хочешь меня убивать…

— А если я изменила свое мнение? Чем больше я думаю, тем явственнее вижу, что ты испортила все, чего мне удалось добиться. Так что не стоит рассчитывать на мое милосердие.

— Но кто-нибудь все равно найдет меня.

— Ты так думаешь? Разве не ты сказала, что вы с Джоном переживаете не лучшие времена? Поэтому скорее всего — нет, дорогая. А потом я расскажу ему, что тебе срочно потребовалось уехать в Лондон. Он почему-то сходит с ума по твоей девчонке. Что ж, у меня есть шанс продемонстрировать свое великодушие, я скажу ему, что ты просила, чтобы он последил за ней в твое отсутствие.

С каждым новым словом Ди-Ди гнев и решимость Виктории возрастали. Как ни крути, похоже, эта женщина хочет ее смерти. Как именно это произойдет и обойдется ли без пролития крови, для нее, видимо, не имело значения. Что ж, она всегда подозревала, что Ди-Ди не так проста, как кажется. И происходящее только подтверждает ее слова. Виктория надеялась на шанс с потайным шкафом, где сможет дождаться избавления, пока Ди-Ди не дала ей понять, что ее интересует смертельный исход.

— Или, может быть, я оставлю девчонку с Хелен, — продолжала Ди-Ди, явно наслаждаясь своим преимуществом. — Потому что, милая, я вижу этого мужчину насквозь. И если ты уйдешь со сцены, а он не будет связан… то… — Она медленно провела рукой по изгибу бедра. — Хм… Возможно, я покажу ему, что такое настоящая женщина.

Прекрасно. Тори вздернула подбородок. Раз так, она идет ва-банк!


Глава 29


Джон готов был поклясться, что он знает женщин, но каждый день, проведенный рядом с Эсме, доказывал обратное. Очевидно, событие не было событием для маленькой девочки, если она не обсудит случившееся со своей лучшей подружкой. Пусть даже по телефону… Наблюдая со смущенной улыбкой, как его дочь набирает номер Ребекки, он вышел.

Это был и лучший и худший день в его жизни.

Если бы кто-то сказал ему шесть лет назад, что он станет испытывать такие переживания, будучи отцом, он бы поднял этого человека на смех и предложил ему проверить, все ли у него в порядке с головой. Сейчас он испытывал такие острые ощущения, о которых и не подозревал раньше, и это нравилось ему. Нет, «нравилось» — это слишком мягко сказано. Он купался в этом.

А главное — сегодня он понял, что любит Тори и способен чувствовать такую боль, о которой и не подозревал. Знать, что она не отвечает на его чувство, было для него ножом в сердце. Он перебирал в голове все эти мысли, пока шел к лужайке, где нашел Эсме и репортера.

Поддев носком ботинка сосновую шишку, он отбросил ее в сторону. Черт, в конце концов, ей же хуже. Если ее снобизм мешает ей понять, что с ним ее жизнь изменится к лучшему, Бог с ней.

Хотя… Нет, это неправильно. Он остановился, засунув руки в карманы брюк и устремив взгляд в никуда. Если он и узнал что-то за время своего общения с Викторией, так это то, что она далеко не сноб. Но тогда почему она так ужаснулась, когда он рассказал, что объявил во всеуслышание о своем отцовстве?

«Что ж, пусть так. Возможно, она испугалась, что папарацци раздуют эту новость бог знает до каких размеров. Незначительная маленькая деталь, но ты знаешь женщин — они непредсказуемы».

Он беспокойно передернул плечами. Прекрасно, нет ни одной незначительной детали. Когда он подсаживал ее на дерево, то заметил, что она рассердилась.

Конечно, попытаться без Виктории рассказать Эсме, что он ее отец, было не самой удачной идеей.

«Она не хотела, чтобы ты общался с ней, старина».

Да. Ничего с этим не поделаешь. Он понял всю категоричность ее отказа, когда предложил ей свою помощь. Не стоит обольщаться насчет ее светских манер, которыми она старалась прикрыть суть. Она готова была скорее свалиться с этого дерева, чем принять его помощь.

Черт! Он ссутулился и поддал ногой еще несколько шишек. Любовь обманчива.

Но по крайней мере у него есть Эсме. Повернувшись, он зашагал назад к особняку, мысленно повторяя их разговор.

«Значит, ты будешь теперь всегда со мной и мамой?»

Он остановился. Что он тогда ответил на вопрос Эсме? Он не ждал этого вопроса и все еще находился под впечатлением от реакции Тори на его признание о том, что посмел раскрыть рот перед представителями прессы. Он попытался вспомнить, была ли она до этого подчеркнуто холодна…

Проклятие, если бы он мог вспомнить! Тут все смешалось: его настроение, ее недовольство тем, что он опередил ее и все рассказал Эсме, и он уже не мог понять, что было первопричиной.

«А может быть, ты сам не знаешь, старина, чего хочешь и как представляешь свое будущее?»

Он попытался сосредоточиться. Нет, Господи, нет. Если это настоящая любовь и даже если предмет его вожделения не отвечает взаимностью, пусть будет так. Лучше сжать зубы, чем мучить себя, стараясь понять, что чувствует Виктория.

Приняв такое решение, он ускорил шаг. Ее не было в комнате, когда он передавал Эсме на попечение Хелен, поэтому бессмысленно было искать ее там. Еще на дереве он слышал, как она сказала что-то о кабинете Форда, который всегда беспокоил ее. Он вспомнил, как она и прежде не раз упоминала о том, что в его кабинете что-то не так. Вряд ли она пошла туда, но на всякий случай стоит проверить.

По крайней мере он начнет оттуда.


Чувство собственности — страшное чувство, как, впрочем, и ревность, но на этот раз оно сослужило Виктории добрую службу. Она ощутила новый прилив сил, и ей удалось побороть страх, приводивший ее в оцепенение. Она уже приняла решение: лучше умереть сражаясь, чем тихо задыхаться в потайном шкафу. Ди-Ди сделала очень большую ошибку, когда намекнула ей о своих планах по поводу Рокета.

— Заткнись! — бросила Тори в ответ. — Я однажды уже оставила его, даже не попытавшись бороться… Будь я проклята, если сделаю это еще раз!

Пока Ди-Ди смотрела на нее с откровенным изумлением, она отступила назад, сняла коробку с полки и, прижимая ее к груди, быстро встала впереди шкафа, чтобы Ди-Ди не могла подобраться сзади. Окинув взглядом мачеху, стоявшую между ней и свободой, Виктория приняла решение. К черту манеры — она получила прекрасное подтверждение, что «хорошие девочки» плохо кончают.

— Послушай, Большая Ди, — заговорила она, — у меня в руках чеки. Ты хочешь их получить? Тогда подойди и возьми, если сможешь. — Она окинула Ди-Ди вызывающим взглядом. — Ну что же ты, давай…

— Ты сука! Прикрой свой рот! Не видишь, что у меня нож? И ничто не удержит меня от того, чтобы пустить его в ход.

Виктория пожала плечами, словно это сообщение не представляло для нее никакого интереса.

— Понимаю, тебе без него не обойтись, потому что я моложе и сильнее.

Рот Ди-Ди приоткрылся и закрылся несколько раз, прежде чем она наконец сказала:

— Ты шутишь? Я всего на несколько лет старше тебя и каждый день играю в теннис!

— Ну и что? Я участвовала в охоте с пяти лет. И потом, мы обе знаем, какую беспутную жизнь ты вела. Кроме того, блондинка, я выше тебя и сильнее. Но что еще более важно, так это то, что я умнее. Ну что скажешь, Большая Ди?

— Прекрати называть меня так!

Тори пожала плечами:

— Я просто хотела сказать, что ты можешь разгуливать перед Джоном в чем мать родила, но его этим не возьмешь. Отец был более подходящей кандидатурой для тебя.

Ди-Ди взвизгнула и бросилась на Викторию, но Тори была готова к этому и отскочила в сторону, так что Ди-Ди с размаху налетела на книжные полки. Нож выпал из ее руки.

Виктория не знала, бросаться ли ей за ножом или, воспользовавшись замешательством Ди-Ди, постараться выбежать из офиса. «Решай, если ты умнее», — с горечью подумала она и выбрала последнее. Но к сожалению, опоздала: Ди-Ди уже нырнула за ножом. И раз так, то ничто на свете не заставит Тори подставить ей свою спину. Рванувшись вперед, Тори тоже бросилась к ножу, но именно в этот момент Ди-Ди схватила его.

Сжимая нож, Ди-Ди отвела руку за спину, чтобы Тори не могла отнять его, и начала угрожающе водить им из стороны в сторону. Виктория как можно быстрее подалась назад, но, увы, недооценила ловкость Ди-Ди, и та уже вскочила на ноги. Пробормотав проклятие, Тори размахнулась и что было силы запустила в Ди-Ди коробкой с чеками.

Как она и надеялась, Ди-Ди выронила нож, пытаясь поймать коробку. Воспользовавшись преимуществом, Тори бросилась к двери. Но прежде чем она добралась до нее, дверь распахнулась, и она со всего размаха налетела на вошедшего.

И закричала от ужаса. Чьи-то длинные, сильные руки крепко обхватили ее; она отбивалась, как только могла, пытаясь вырваться. В голове пульсировала одна-единственная мысль: Господи, у Ди-Ди есть сообщник!

— Тори, успокойся, — произнес твердый голос. — Это я, Джон.

Она сразу узнала этот голос, его низкие полутона и отсутствие сентиментальности; он проник в ее сознание и успокоил насколько возможно. Она откинула голову, чтобы посмотреть Джону в лицо; вцепившись в его рубашку, она не отпускала его, боясь, что он исчезнет и она снова останется наедине с Ди-Ди.

— Господи, Рокет, Господи… я думала, что больше никогда не увижу тебя. Ди-Ди… она убила отца, а я нашла чеки… она хотела прикончить меня, забрать их и замуровать меня в этой стене… навечно.

Она говорила и говорила, бессвязно, путая слова; но Джон, очевидно, понял. Он прищурился, резко отодвинул Тори в сторону и, сделав несколько шагов, оказался в другом конце комнаты. Без особых усилий он отобрал у Ди-Ди нож, который она успела поднять. Подбросив его в воздух, поймал за лезвие и убрал на верхнюю полку. Затем крепко взял вдову Форда за запястье.

Ди-Ди опустила глаза на его сильные загорелые пальцы, сжимавшие ее руку, затем медленно подняла голову. Ее плечи распрямились, грудь вызывающе поднялась. Облизав губы кончиком языка, она бочком прижалась к Джону.

— Мне повезло. Я нашла чеки, — вкрадчиво проговорила она, стискивая коробку. — Помоги мне избавиться от Виктории, и тогда мы с тобой сможем шикарно провести время.

— Позвольте уточнить, — ответил Джон, — так вы хотите, чтобы я…

— …убил меня, — подсказала Виктория не своим голосом.

— Нет-нет! — Ди-Ди прижалась еще ближе к Джону, заглядывая ему в лицо своими большими блестящими глазами. — Нет, детектив, я не стану просить тебя убить ее. Просто врежь ей хорошенько, чтобы она на какое-то время вырубилась, а мы смогли бы спокойно выбраться отсюда. Похоже, что вы оба больше не собираетесь быть вместе. Ты порвал с ней сегодня, так? Она сама мне сказала.

Он повернулся и посмотрел на Викторию. Она медленно приподняла подбородок. По его лицу невозможно было ничего прочесть, оно было непроницаемо, и она не слышала, чтобы он возражал Ди-Ди.

— Ты действительно это сказала ей?

— Да, — снова вмешалась Ди-Ди, — поэтому я предлагаю тебе двойное удовольствие: у тебя есть шанс получить не только хорошие деньги, но и умопомрачительный секс, о котором ты мог только мечтать.

Джон даже глазом не повел в ее сторону.

— Тори ошибается. Это не ей, а мне показалось, что она не нуждается во мне. — Его глаза остановились на Виктории. — Звони в полицию… дорогая. А потом мы разберемся, что к чему.

— Что? Нет-нет! Мерзавец! — Непристойно выругавшись, Ди-Ди попыталась вырваться из его цепких рук, но не тут-то было. Тогда она впилась зубами в его руку, но Джон что-то сделал с ее запястьем, и она моментально затихла. Она выронила коробку, содержимое вывалилось на пол, и она заскулила, глядя на чеки. Слезы бежали по ее щекам.

Виктория не двинулась с места, пока Джон не повторил:

— Звони в полицию. — И улыбнулся ей. — Дорогая.

Она повернулась, чтобы выполнить его приказание, но когда набрала 911, одна мысль вдруг ударила ей в голову: «Он думал, что не нужен мне? Но почему он это решил?» Они должны поговорить. Затем воспоминание об убийственной улыбке Мильонни и о его «дорогая» всплыло в ее сознании, и уголки ее губ приподнялись.

Разумеется, наивно было ждать, что ситуация разрешится не только быстро, но и без лишнего шума. Взвыли сирены полицейских автомобилей, которые детектив Симпсон послал к воротам вместе с репортерами. И все, кто находился в доме, сбежались посмотреть, что случилось. Виктория позволила Джареду остаться, но отослала Эсме назад к Хелен, а прислугу отправила заниматься своими делами. В конце концов Виктория и Джон рассказали историю с чеками, показали потайной шкаф и продемонстрировали, как он работает. Полицейские увели Ди-Ди, и комната опустела, в ней остались только Джон, Виктория и Джаред. Джон повернулся к юноше.

— Понимаю, что у тебя немало вопросов, но ты не возражаешь, если я попрошу оставить нас на несколько минут? Нам надо кое-что обсудить, мы и так откладывали это слишком долго.

— Конечно, — кивнул Джаред и направился к дверям, но, повернувшись, взглянул на них. Улыбка стерла печаль, которая слишком часто появлялась на его лице в последнее время. — Вы собираетесь сообщить нам что-то важное?

Это было скорее утверждение, чем вопрос, но Джон кивнул:

— Да. С тебя публично будут сняты все обвинения, парень. Это хорошо.

— Ух ты! — воскликнул Джаред и улыбнулся еще шире. — Это просто здорово.

Когда он ушел, захлопнув за собой дверь, Джон повернулся к Виктории.

Он провел пальцем по ее щеке, и она почувствовала, как искры пробежали по всему телу.

— Ты в порядке? — спросил он. Она кивнула.

Он подвинулся чуть ближе, убрал руки в карманы и раскачивался, переступая с пятки на носок.

— Тори… ты любишь меня? — Поморщившись, как от боли, он покачал головой. — Прости, ты можешь не отвечать. Я хотел поговорить насчет того, что произошло…

Именно для этого я искал тебя, когда вошел в офис и увидел тебя и Ди-Ди.

— Да?

— Да. — Он подошел поближе. — Потому что я понял сегодня, что люблю тебя. И я решил, что должен сказать тебе об этом… ничего не ожидая в ответ.

Радость, ни с чем не сравнимая радость вспыхнула в ее душе, окрашивая все кругом в самые радужные тона. Словно это был какой-то праздник — Четвертое июля, или ее день рождения, или тот день, когда она впервые держала на руках Эсме, — только помноженный во сто крат.

— Я всегда придерживался определенных границ, когда дело касалось женщин, — проговорил Джон низким хриплым голосом. — Но только не с тобой. Не знаю, ответишь ли ты на мое чувство или нет, но я хочу, чтобы ты знала: ты единственная женщина на всем белом свете, которая нужна мне.

— Я отвечу, Джон. Я тоже люблю тебя.

— И из этого следует… что? — Белозубая улыбка осветила его смуглое лицо. — Значит — да?

— Да! Я люблю тебя слишком сильно, Джон, и я надеялась, что наши отношения не закончатся просто так, ничем. Я была в отчаянии, когда ты сказал Эсме, что ничего не выйдет…

— Потому что я думал, что ты этого хотела! Ты так рассердилась, когда я сообщил репортерам, что я отец Эсме и…

— Просто мы не сказали ей, и я не хотела, чтобы кто-то опередил нас. Не хотела, чтобы какой-то предприимчивый представитель желтой прессы рылся в ее подноготной и клеймо «отец неизвестен» преследовало ее всю жизнь.

— Да, теперь я это понимаю, но тогда я решил, что ты стыдилась меня, считала, что я недостаточно хорош для тебя, чтобы заявлять публично, что я отец твоей дочери.

Подойдя ближе, она ударила его в грудь ладонью.

— Когда ты наконец поймешь, кто я такая?

— Я понял, дорогая. Уже понял. Раньше. Я уяснил это раз и навсегда; собственно, я знал это еще в Пенсаколе, но умудрился забыть: ты никогда не была и не будешь высокомерной. Я знаю, если тебе не понравится какой-то мой поступок или ты не захочешь иметь со мной дело по какой-то другой причине, ты скажешь мне. — Он привлек ее к себе и заглянул ей в глаза. — Значит, наша помолвка станет настоящей и мы поженимся, так? Я думаю, мы должны сделать это не откладывая…

Она заморгала, глядя на него. Что это — предложение? С легким вздохом она улыбнулась и обняла его за шею. Он неисправим, как тот кот, который нагулялся, а ночью пришел домой погреться у печки. Почти домашний, но… не вполне. Может быть, это изменится, когда он поверит в ее любовь? Возможно, но она была уверена — он никогда не превратится в пай-мальчика. Ну и что? Так или иначе, но он уже доказал свою любовь. И не раз… Он настоящий мужчина, который без колебания отдал бы за нее свою жизнь, не требуя ничего взамен.

Она поцеловала его в губы. Горячо и быстро.

— Большая работа для меня. Ты хочешь, чтобы была пышная свадьба?

— Господи, нет! И надеюсь, ты тоже. — Он прищурился, глядя на нее, и получил улыбку в ответ. — Ага, ты рада, что наконец-то посадишь меня на цепь. Очень мило!

Она рассмеялась:

— Должна заметить, когда дело касается выхода в общество, ты относишься к этому очень легко, и, если честно, я думаю, ты впишешься в наш круг даже лучше, чем я. — Он рассмеялся, и она снова поцеловала его. Когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, она сказала: — Что-нибудь скромное, и чтобы были только свои: ты, я, Джаред и Эсме; ну и еще несколько родных и близких друзей. Мне кажется, это больше соответствует твоему стилю.

— Ты угадала. — Он жадно посмотрел на стол, затем отпустил ее и отступил назад. — Нам лучше уйти отсюда, —пробормотал он без особого энтузиазма, — пока я не уложил тебя на этот стол. И потом, наши дети умирают от любопытства. Если мы хотим ввести их в курс дела и, что еще более важно, прервать на корню слухи среди прислуги, ты не должна соблазнять меня.

Они смеялись, покидая офис, но остановились поцеловаться, не дойдя до конца лестницы. И этот поцелуй становился все жарче, когда раздался голос Джареда:

— Вот вы где!

Джон отпустил Тори и повернулся к юноше. Джаред улыбался во весь рот.

— Эй, похоже, ты будешь первым, кто узнает потрясающую новость: твоя сестра только что согласилась выйти за меня замуж.

Улыбка Джареда потускнела. Взгляд потемнел и замер. Он вежливо кивнул:

— Прекрасно. Примите мои поздравления. Значит, мне нужно подыскивать новую школу.

Ее сердце сжалось при мысли о том, что жизнь, которая была у ее брата, приучила его не ждать от перемен ничего хорошего. Женитьбы отца означали перевод в другую школу.

Прежде чем она открыла рот, чтобы переубедить его, вмешался Джон:

— Правильно, тебе стоит сделать это.

Она вздернула голову и посмотрела на него в замешательстве.

— Рокет!

Отступив назад, он подошел к ее брату.

— Подумай о Денвере, — посоветовал он, невзирая на ее протесты. Обняв Джареда за шею, он притянул его к себе и потрепал по голове, которая оказалась на одном уровне с его головой. — Тогда ты сможешь жить с нами.

О Господи! Ей следовало лучше знать его! Она так любила его в этот момент… Она любила его, любила до боли.

Радар Эсме, должно быть, работал не переставая, потому что она не заставила себя ждать и появилась, стуча каблучками по лестнице. И скоро все в доме знали о деталях ареста Ди-Ди и о предстоящей свадьбе. Последняя новость, естественно, вызвала бурную реакцию и закончилась маленьким фуршетом на кухне.


Все было чудесно, но только спустя полтора часа Виктория смогла остаться один на один с Джоном. Она последовала за ним в спальню, закрыла за собой дверь и упала в его объятия. Смеясь, он кружил ее по комнате, пока они не рухнули на кровать.

Виктория затуманенными глазами смотрела на него. Упершись в постель с обеих сторон от ее плеч, он навис над ней всем телом. Темные волосы, завязанные, как обычно, в хвост, касались ее груди, и она потянулась к ним рукой.

— Ты только что имел возможность испытать на себе всю ту суету и неразбериху, которая отныне станет твоей жизнью. Ты и сейчас готов подписаться под этим?

— Черт побери — да! Для меня понятие «семья» всегда было чем-то абстрактным, я всегда жил сам по себе. — Склонив голову, он прикоснулся губами к ее щеке. — И не сомневайся, дорогая, теперь вы все моя семья. Отныне и навсегда.

— Не возражаю. — Она выгнула шею. — Ты не хотел бы что-нибудь добавить к этому?

Подняв голову, он вопросительно посмотрел на нее.

— Ты имеешь в виду еще детей? — Его глаза просияли. — Почему бы и нет? Пусть будет династия.

— Династия? Я правильно поняла, мистер Мильонни? — Она похлопала ресницами, глядя на него. — Ты думаешь, что справишься с этой задачей?

Опустившись на нее всей тяжестью своего тела, он пошевелил бедрами.

— О-о, я вижу, что готов, — засмеялась Тори.

— Вполне, дорогая, — шепнул он. — Что ты скажешь, если мы начнем прямо сейчас?

— Сейчас? — Она позволила своим коленям раскрыться и глубоко вздохнула, когда он без промедления воспользовался предоставленной возможностью.

— Не надо ничего откладывать на потом, дорогая. Я убежден в этом на сто процентов, А если с первого раза не получится, ничего, мы наверстаем. — Он целовал ее, пока отяжелевшие веки не прикрыли ее глаза, а с губ не слетел тихий стон. Он приподнялся на руках, чтобы посмотреть на нее. Его улыбка была счастливой, глаза светились любовью, а пальцы были нежнее, чем летний ветерок, когда он прикоснулся к ее влажным губам. Опустив голову, он прошептал ей на ухо: — Практика, практика и еще раз практика…


Эпилог


Наконец-то выдался момент, когда впервые за последние несколько часов Джон мог насладиться одиночеством. Прислонившись к стене банкетного зала отеля «Браун-Палас», арендованного им и Тори для свадьбы, он испытывал истинное счастье. Отстукивая ритм мелодии, которую исполнял джаз-банд в другом конце зала, Джон не переставал удивляться, что никто не танцует. Присутствующие разбрелись кто куда. Его невеста удалилась с дамами, и даже Купер и Зак, вместо того чтобы поболтать с ним и поздравить, исчезли несколько минут назад. У него было смутное подозрение, что они возятся с его автомобилем на стоянке. Можно подумать, что они не взрослые мужчины, а подростки. Хотя даже Джаред действовал более рассудительно.

Не успела эта мысль прийти ему в голову, как его новый родственник предстал перед ним собственной персоной, одетый в смокинг и с сияющей улыбкой на лице. Эта улыбка была откровением для Джона и заставила его изменить свое мнение о юноше. Великолепно. Конечно, его приятелям уже удалось приручить этого парня.

— Ваши друзья — классные ребята! Зак сказал мне, что Куп на самом деле Джеймс Ли Купер. Я читал «Полет орла». Неужели это он написал?

— Тебе понравилось, да?

— Я бы сказал — это здорово. Куп говорит, что Зак отлично видит в темноте, поэтому он руководил ночными операциями в морской пехоте. А Зак рассказал мне, что Купа прозвали «железный человек» — чем сложнее была ситуация, тем крепче были его нервы. Но когда я спросил их, почему они зовут вас « Рокет», они рассмеялись и ответили: «Пусть лучше он сам расскажет». Так почему, Джон?

— Потому что мой «приборчик» работает так же безотказно, как ракетная установка.

Джаред захохотал.

— Это правда, да?

Что за черт! Бывает так, что правда удивительнее вымысла.

— Бог с ним, со снаряжением… — Внезапно вспомнив о записке в кармане, Джон сказал: — Послушай, пока мы вдвоем, у меня есть кое-что для тебя.

— Да?

Засунув руку в карман, Джон вытащил сложенный листок бумаги и протянул его юноше.

— Я нашел Пи-Джей, знаю, что последнее время ты не интересовался этим вопросом, и все же я подумал — пусть у тебя на всякий случай будут ее координаты. Вдруг тебе захочется поговорить с ней?

Джаред взял листок и молча разглядывал его.

— Так она в Вайоминге?

— Да. Ее мать работает по ночам на заправке.

Юноша молча смотрел на записку. Убрав ее в карман, он повернулся к Джону.

— Спасибо. — Джаред помолчал, затем, помедлив, спросил: — Рокет, вы не знаете, не могу ли я получить сотню баксов из моего наследства, не дожидаясь окончания всех формальностей?

— Нет, но я могу дать тебе в долг.

— Правда? — Джаред недоверчиво посмотрел на него, словно сомневался, не ослышался ли. Наконец он сказал: — Не спрашивая, зачем они мне?

— Конечно. — Рокет пожал плечами. — У тебя есть голова на плечах, я не сомневаюсь, что причина серьезная.

— Да, — кивнул Джаред. — В Денвере одна женщина дала мне деньги, хотя для нее это было весьма затруднительно… но я напомнил ей ее сына, который погиб в Ираке. Я хотел бы вернуть ей долг.

— Она дала тебе сто баксов?

— Нет, она дала мне и Пи-Джей три доллара, но я видел, что у нее в кошельке их было всего пять, и это еще больше смутило меня.

— Ты молодец, Джаред, забудь о долге. Я прямо сейчас выпишу тебе чек на эту сумму. Это будет маленькая благотворительная акция со стороны твоей сестры и меня.

Он достал чековую книжку из того же кармана, откуда извлек адрес Пи-Джей, подписал чек и, вырвав его из книжки, передал Джареду.

Джаред сунул его в карман.

— Спасибо. — Он помолчал, потом добавил: — Я действительно рад, что Тори выходит за вас.

— Ты рад, и мы тоже рады. А я, в свою очередь, счастлив, что теперь у меня есть ты. Ты хороший парень, Джад.

Джареду было приятно слышать это, но он боялся проявить излишнюю сентиментальность. К счастью, прежде чем эмоции вышли из-под контроля, послышался взволнованный голосок Эсме.

— Эй, папа, посмотри на меня! — крикнула Эсме, восседая на плечах Купера. Держась за его длинные светлые волосы, девочка не без страха смотрела вниз и немножко нервничала оттого, что до пола так далеко. Сердце Джона сжалось не только от слова «папа», но и от ее вида: огромные сверкающие глаза, нарядное платье и лаковые туфельки, и волосы, в художественном беспорядке спадающие на плечи.

— Да. Я вижу, — сказал он. — Как тебе удалось уговорить этого большого дядю покатать тебя?

— Он сам предложил! У мистера Блэкстока есть племянница, ее зовут Лиззи, она на два года старше меня. Он сказал, что мы как-нибудь непременно навестим ее! — Она потянула Купа за волосы и нагнулась, пытаясь заглянуть ему в лицо, а он, просияв, приподнял голову, чтобы увидеть ее. — Я хочу вниз, мистер Блэксток.

— Зови меня Куп, малышка. — Он пригнулся и, взяв Эсме обеими руками за талию, осторожно поставил на пол. Сосредоточенно сдвинув брови, поправил ее юбочку. — Ну вот…

Эсме улыбнулась ему во весь рот.

— Спасибо, что покатали меня, мистер Куп. Это было просто супер! Я должна пойти и рассказать Ребекке и тете Фионе. — Резко развернувшись, так что вверх взлетела не только юбка платья, но и нижние кружевные юбки, Эсме побежала к дверям.

Виктория, которая наблюдала эту картину, стоя в двух шагах, подошла к мужчинам.

— У тебя такие замечательные друзья, Джон!

Рокет повернулся.

— Ах, это ты! — Нежно обняв Тори за плечи, он притянул ее к себе и, отодвинув фату подбородком, шепнул ей на ухо: — Так лучше. Мы уже не делали это примерно десять минут. Я уже начал волноваться. Где ты пропадала?

— Пошла поздороваться с Ронни… и Лили, которая поначалу поразила меня.

Куп улыбнулся:

— Волосы Мэрилин Монро и не менее соблазнительное тело?

Виктория ответила ему улыбкой:

— Точно. Настоящая секс-бомба, надеюсь, она не доставит мне неприятностей. Но дело не в этом… Вы наверняка все слышали о Ди-Ди, а она и Лили очень похожи… внешне. Но стоило понаблюдать пару минут, как она заботилась о вашей жене в дамской комнате, чтобы понять, что единственная вещь, которая связывает этих двух женщин, — внешняя привлекательность, и ничего больше. Лили действительно прекрасная женщина. И очень добрая.

Черные брови Купа сошлись в одну линию.

— Ронни было плохо?

— Да, боюсь, что так. — Виктория придвинулась к нему и сжала ею руку пониже плеча. — Мои поздравления, хотя должна предупредить вас, что ваше имя не раз упоминалось между приступами тошноты, когда она склонялась над туалетом.

— Ты собираешься стать отцом? — Джон похлопал друга по плечу. — Так это же здорово, старина!

Куп скромно потупился, но в его глазах появилось гордое выражение, когда его взгляд остановился на двери дамской комнаты.

— Спасибо. Мы действительно пребываем в приятном ожидании. За исключением того, что по утрам Ронни мучает тошнота. Она уже на второй половине срока, и мы надеемся, что это скоро пройдет.

Его шоколадные глаза внезапно сверкнули, он прошел мимо Виктории, которая, бросив взгляд через плечо, увидела группку оживленно беседующих женщин и тоже направилась к ним.

— Привет, крошка, — пробормотал Куп, целуя жену в щеку. — Ты в порядке?

— Да. — Ронни отбросила волосы, прилипшие к вспотевшему лбу, и улыбнулась. — Мне гораздо лучше.

— Но ты такая бледная, моя принцесса.

Джон бросил на друга насмешливый взгляд.

— Как ты сказал? Принцесса?

Тори ткнула его локтем в бок, надеясь, что он понял.

У Ронни была на удивление светлая кожа, и Виктория не могла уловить принципиальной разницы между тем, как выглядела эта женщина до беременности, и тем, как выглядит сейчас.

Пэм и Фрэнк присоединились к ним, когда музыканты заиграли зажигательную мелодию. Пэм и Ронни принялись оживленно обсуждать неприятные моменты беременности, а Тори начала рассказывать Лили о большом доме, который они только что приобрели в Денвере, когда вдруг жена Зака посмотрела куда-то мимо нее. Тори видела, как светлые брови блондинки удивленно поползли вверх.

— О мой Бог! Взгляните на Зака!

Виктория повернулась и увидела, что Зак танцует с Герт. Высокий брюнет ловко крутанул пожилую даму, потом они выставили левые ноги вперед и, прижавшись щека к щеке, сделали несколько слаженных па.

Улыбаясь от удовольствия, Герт оглянулась на жену и друзей своего партнера и поняла, что все в восторге. Когда танец подошел к финалу, Джон и Купер вопили, хлопали и кричали, выражая свое одобрение.

Зак отсалютовал зрителям, принимая их поздравления, и галантно проводил свою даму к гостям. Подойдя к жене, он быстро наклонился и поцеловал ее в губы, все еще полуоткрытые от удивления.

— Прости, милая, но я настаиваю на разводе. Я и Герт уезжаем танцевать на Ямайку.

— Нехорошо шутить над пожилой дамой, мальчик. — Герт легонько шлепнула его и поправила свою высокую прическу привычным жестом. — Мой кардиостимулятор не в состоянии выдержать подобную нагрузку.

Все рассмеялись, но Лили продолжала смотреть на Зака, пребывая в полнейшем изумлении.

— Где ты научился этому?

— Я брал уроки по четвергам, когда говорил тебе, что хожу на курсы читать лекции новобранцам. Ты когда-то обмолвилась, что хотела бы, чтобы я научился танцевать. — Он нежно провел кончиками пальцев по ее щеке. — Я решил сделать тебе сюрприз…

— Потрясающе, Закарий! У тебя получилось. — Она схватила его за руку и потянула. — Пойдем, покажи мне, что еще ты умеешь!

Джаред только что подошел к этой группе и кивнул в сторону Зака.

— Он преподает? — спросил он, оттенок разочарования послышался в его голосе.

— Приходит день, старина, когда ты становишься слишком стар для разведки, — вздохнул Купер. — Кроме того, Зак не просто учит, он один из лучших инструкторов МОУТ.

— А что такое МОУТ?

— Военная операция в черте города, — объяснил Джон. — Современные приемы ведения боя становятся с каждым днем все более актуальными в пределах городской территории. И эта программа включает серию экспериментов по разработке и освоению новых тактик и технологий. Мы собирались в Северную Каролину, но прежде чем Зак уйдет в отставку на следующий год, он может застолбить местечко для тебя. Это реально.

Глаза Джареда загорелись.

— Правда?

— У тебя получится. — Джон одобрительно кивнул.

— Запросто, — согласился Куп и начал рассказывать о занятиях, на которых ему довелось присутствовать. Виктория наблюдала, как трое взрослых мужчин улеглись на ковер на полу, целясь из воображаемого оружия.

Видя, как оживился ее брат, она подумала, что нет на свете женщины счастливее ее. Не только потому, что завладела сердцем единственного мужчины, который был необходим ей как воздух, но еще и потому, что подарила Джареду старшего брата. И все трое образовали сплоченный дружный круг.

Джон повернулся и сел; увидев, что она наблюдает за ним, усмехнулся уголком губ.

— Ты можешь держать парнишку подальше от нас, детка, но ты никогда не удержишь его от морской пехоты.

Он поднялся и подошел к ней.

— Хочешь, я расскажу тебе, какая ты красивая сегодня? — Он отодвинул фату от ее лица. — Я хочу, чтобы на тебе не было ничего, только эта фата. — Пробравшись пальцами в вырез ее платья, он лукаво улыбнулся. — Окей, может быть, еще эти туфли на шпильках, и это все…

— Джон, Боже мой, как же я люблю тебя!

— Это что такое? — нахмурился он, заметив слезинку, блеснувшую на ее щеке. — Что случилось, детка? — Потянувшись, он поймал слезинку губами и, опустившись на одно колено, посмотрел на Тори. — Сентиментальный момент, дорогая?

Она вырвала руку.

— Ты невозможен!

— И горжусь этим, — улыбнулся Джон. Взяв ее руку, он осторожно погладил обручальное кольцо на безымянном пальце. Его глаза сияли такой любовью, что у нее дух захватило.

И тут же, приподняв Тори над полом, он нежно поцеловал ее в губы.

— Однако не отчаивайся, дорогая, — сказал он, поставив ее на ноги, — у нас впереди много-много лет, и ты еще успеешь перевоспитать меня.


notes


1


Эс-Фай, Semper Fidelis — «Всегда верен» — девиз морской пехоты США. — Здесь и далее примеч. пер.


2


Район Денвера


3


Реактивный снаряд, ракета (англ.).


4


Неуклонно прогрессирующий паралич конечностей.


5


Сливки сливок (фр.).


6


Сеть ресторанов фаст-фул.


7


Стартовая площадка для удара


8


Часть поля для гольфа.


9


Помощник игрока, переносящий во время игры сумку с клюшками.


10


Клюшка для укладывания мяча в лунку на гриме.


11


Детский бейсбол


12


Мальчик, подносящий клюшки и мячи для гольфа