Клон Дьявола
Скотт Сиглер


Далеко на канадском севере международной группой ученых проводятся сверхсекретные трансгенные эксперименты. Их цель — синтезировать предка всех млекопитающих, универсальный клон, невосприимчивый ни к одному вирусу. Однако опыты с самого начала идут не так, как было задумано. После того как весь персонал гренландской биостанции «Новозим» поразила неизвестная смертельная зараза, правительство принимает решение уничтожить лаборатории. Но руководство базы «Генада» тайно перебрасывает разработки с Баффиновой Земли на остров Черный Маниту. Там их работы по выделению генома предка увенчиваются успехом. Искусственно выведенные существа быстро растут. Слишком быстро растут…


Моим фанатам — с благодарностью


Валькирия рядом со мной кричит и смеется от кровожадной ненависти и радости убийства… и я вместе с ней.

    
Фрэнк Миллер. «Город грехов»


Книга первая

ГРЕНЛАНДИЯ


7 ноября. Гренландия

Пол Фишер представлял себе конец света чуть более… техногенным. Скрежет техники, грохот разбивающихся машин, крики людей, ослепительные вспышки выстрелов. Или, например, бомба, рвущая Землю в клочья. Но здесь, в Гренландии, где нет ничего, кроме слежавшегося снега, гор без конца и края да верениц ледников, ползущих к горизонту, — ни тебе пылающих городов, брошенных автомобилей и всякой прочей подобной ерунды… Всего лишь крохотный вирус да несколько свиней.

С вертолета «Блэк хоук» UH-60 Пол спрыгнул на снежное поле, позолоченное зарей. Его встречала женщина: отороченный мехом капюшон куртки ВВС туго затянут, защищая голову от ледяного ветра.

Резким взмахом руки она отдала честь:

— Полковник Фишер?

Пол кивнул и небрежно отсалютовал в ответ.

— Второй лейтенант Лора Бернс, полковник. Генерал Курри ждет вас. Сюда, пожалуйста, сэр.

Она повернулась и зашагала к трем белым сборным модулям — их покатые гофрированные крыши удачно вписывались в ландшафт. Модули соединяли две трубы-галереи, как бы довершая строение, напоминающее городок для хомячка, сооруженный двадцать четыре часа назад. Негромко гудел дизель-генератор; на крышах модулей торчали две спутниковые тарелки.

Пол шел за девушкой; их тени сливались в одну длинную изломанную форму, ползущую по взрыхленному снегу. Ему не терпелось попасть внутрь и согреться: от этих холодов чертовски ныло левое колено. Пол рассеянно подумал, замужем ли эта молодая лейтенантша и показалась бы она интересной его сыну или нет. Мысли невольно свернули на тему, когда же сын наконец обзаведется семьей и подарит Полу внучат, которых дед будет баловать.

Над головой с ревом пронеслась пара F-16, а им вдогонку — эхо. По-видимому, патрульные из эскадрильи Рейкьявика: эта зона была объявлена запретной для полетов сразу после того, как «Новозим» объявил тревогу «Биологическая опасность».

На ходу Пол разглядывал узкую долину. В двух милях виднелся комплекс «Новозим»: главное здание, приютившее рядом исследовательские лаборатории и жилые помещения сотрудников, взлетно-посадочная полоса, осветительные мачты, железная сторожевая вышка, два маленьких чистеньких свинарника из листового железа и электроизгородь в человеческий рост, опоясывавшая весь комплекс.

Девушка — «второй лейтенант Бернс», мысленно поправил себя Пол — повела его к среднему модулю. Тамбур-шлюза не было. Полноценный временный центр биозащиты сооружать было некогда, и парни с гренландской авиабазы Туле отправили сюда подразделение связи и управления. В принципе, не так уж это и важно. Разведка почти не сомневалась: вирусы не ушли за пределы комплекса «Новозим».

Ключевым было слово «почти».

Пол открыл дверь и шагнул в натопленное помещение. Генерал Эван Курри поднял глаза и махнул Фишеру подойти к секции мониторов, занимавшей всю дальнюю стену. В тесном помещении за терминалами сидели несколько американских солдат. За их спинами стоя наблюдала маленькая группа старших офицеров — датчан.

Сурово-хмурое лицо Курри, стриженные под «ежик» волосы цвета соли с перцем и четыре поблескивающие звезды — типичный голливудский киногенерал, вот только из образа немного выпадали рост пять футов пять дюймов и иссиня-черная кожа.

— Привет, Пол, — Курри протянул руку и уверенно пожал. — Хотелось бы, конечно, сказать, что рад снова видеть вас, но нынче все так же плохо, как в прошлый раз. А было это… года три назад?

— Три, день в день, — сказал Пол.

— Да ну? Хорошая у вас память.

— Такое вряд ли забудешь, сэр.

Курри мрачно кивнул. Люди гибли и под его командованием тоже. Он все понимал.

Генерал повернулся к датским командирам:

— Господа, это полковник Пол Фишер из Института исследований инфекционных заболеваний вооруженных сил США, или USAMRIID,[1 - USAMRIID — United States Army Medical Research Institute for Infections Diseases. — Здесь и далее прим. ред.] — Курри проговорил сокращение как «ю-сэм-рид». — Отдела «особо опасных угроз», и окончательное решение по выходу из сложившейся у нас ситуации будет принимать он. Вопросы?

Тон, которым Курри проговорил «особо опасных угроз» и «вопросы», ясно дал понять, что никаких вопросов он слышать не желает. Датчане лишь кивнули.

Курри повернулся к Полу:

— Звонил Мюррей Лонгуорт. Сообщил, что балом правите вы. Я обеспечиваю выполнение ваших приказов. Любых.

— Благодарю, генерал, — сказал Пол, хотя благодарным себя не чувствовал ни капли. Любой облеченный подобным доверием с удовольствием свалил бы его на кого-нибудь другого. — Итак, что у нас?

Курри молча показал на самый крупный центральный монитор.

Пол отчего-то ожидал увидеть размытые изображения. Во всех этих «апокалиптических» фильмах сцены кровавой бойни шли на фоне щедрого количества статичных, мерцающих огней и скользящих дверей, беспорядочно открывавшихся и захлопывавшихся. По какой-то причине каждая сцена светопреставления была отмечена нестандартными электрическими эффектами.

Но здесь Голливуда и близко не было. Освещение было ярким и ровным, и картина на мониторе — вполне отчетливой.

Съемка велась с расположенной сверху камеры слежения. По полу лаборатории полз мужчина. Он заходился кашлем, глубоким и мокрым — таким, что связывает диафрагму затяжными приступами, заставляя сомневаться, а удастся ли следующий вздох, и отнимая надежду на глоток воздуха. Каждый раз изо рта несчастного вылетали хлопья желто-розовой пены, уже покрывавшей его подбородок и испачкавшей белый халат.

С каждым мучительно слабым движением рук он издавал слабый шум «иеех…». Внизу экрана была надпись: «Д-р Понс Мэтал».

— Ох, это ж Понс, проговорил Пол. — Проклятье!

— Вы его знаете?

— Немного. Читал его исследования, пару раз встречались на вирусологических конференциях. Один раз пили пиво. Выдающийся ученый.

— Ему сейчас очень худо, — сказал Курри, желваки его играли, когда он наблюдал за мужчиной. — Что с ним происходит?

Пол слишком хорошо знал ответ. Он видел, как ровно три года назад умирали люди — именно так.

— Легкие доктора Мэтала наполняются слизью и гноем и теряют эластичность. Ему невероятно трудно сделать вдох. Он захлебывается в своих собственных выделениях.

— Значит, именно так он умрет? Захлебнется?

— Скорее всего. Если поражение тканей достаточно обширно, оно может затронуть легочную артерию. Он истечет кровью.

— Как мы узнаем, что это случится?

— Узнаете, уверяю вас, — сказал Пол. — Сколько выжило?

— Нисколько. Доктор Мэтал — последний. Остальные двадцать семь сотрудников — в «Новозиме». Отчет есть по всем.

Курри кивнул солдату за одним из пультов. На главном мониторе осталась картинка мучительно ползущего Мэтала, в то время как экраны поменьше высветили серии неподвижных изображений. Полу хватило секунды понять, что перед ним не стоп-кадры, а «живое» видео, только люди на экранах не двигались.

На каждом экране — распростертое тело. У одних на рубашках виднелись розовато-желтые пятна, как у Мэтала. У других на губах и одежде виднелась кровь. Несколько тел выдавали и более явные причины смерти — огнестрельные ранения. Кто-то, возможно сам Мэтал, решил, что штамм гриппа смертельно опасен. Он просто не дал людям покинуть здания комплекса и не стал разбираться, обнаружили те симптомы или нет.

От увиденных кадров у Пола больно сжался желудок — особенно от тех, на которых были женщины. Рты покрывала розовая пена, распахнутые мертвые глаза выглядели жутко. Все напоминало ему инцидент трехлетней давности. Тогда Пола, как сейчас Понса, заставили позвонить… и Кларисса Колдинг умерла.

Пол вздохнул и попытался отогнать воспоминания прочь. Пора браться за работу.

— Генерал, когда поступило первое подтверждение заражения?

— Менее тридцати шести часов назад, — Курри сверился со своими часами. — По записям Мэтала, он застрелил семерых. Двадцать умерли от инфекции. В общем, зараза распространяется довольно быстро.

Преуменьшение. Пол в жизни не видел, чтоб инфекция распространялась настолько стремительно и убивала так быстро. Никто не видел.

— Система обнаружения и контроля заражения комплекса исправна, — доложил Курри. — Имеются только два входа, отрицательно герметичных воздушных шлюза, и оба полностью работоспособны. Система очистки воздуха в рабочем состоянии и запущена.

Пол кивнул. Отрицательное давление — своеобразный ключ. Если будет нарушена герметичность контура здания — повреждены стены, двери или окна, — свежий воздух ворвется внутрь, препятствуя выходу наружу зараженного воздуха.

— И вы уверены, что весь персонал «сосчитан»?

Курри кивнул:

— В «Новозиме» строгие порядки. Администрация помогла нам найти каждого, кто находился за пределами корпуса на момент тревоги. Всех поместили в карантин, на данный момент ни у одного не проявляются симптомы. Все под контролем.

На экране движение Мэтала совсем замедлилось. Дыхание участилось, и каждое сопровождалось неприятным звуком хлюпающей слизи. Пол тяжело сглотнул.

— Доктор Мэтал оставил нам какие-нибудь конкретные записи по заболеванию?

Курри подобрал со стола клипборд и протянул ему.

— Мэтал сказал, это новый мутант гриппа А. «Зино зу ноуз», кажется.

— Зинозуносис, — поправил Пол, проговорив его как «зи-но-зу-но-сис».

— Именно, — сказал Курри. — Еще он сказал, что это пострашнее «испанки» тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Пол быстро пролистал записи. У Мэтала не было времени правильно идентифицировать вирус, но ученый теоретизировал, что он может представлять собой тип мутации Н3N1. Пол пробегал глазами по строчкам, страшась увидеть, и заморгал, когда все-таки увидел: персонал Мэтала пробовал «осилтамивир» и «занавивир» — два противовирусных препарата, известных тем, что ослабляют свиной грипп. Толку не было ни от того, ни от другого.

— Я не ученый, Фишер, — сказал генерал Курри. — Но знаю достаточно, чтобы понять: тот вирус не настолько опасен, чтобы уничтожить всех и вся. И я удивлен, что гражданский служащий, такой как Мэтал, перестрелял своих людей.

— Он увидел, как быстро распространяется вирус, и был вынужден остановить его таким способом. Мэтал решил, что его смерть и смерть его коллег лучше, чем потенциальная гибель миллионов.

— Да ладно вам, — сказал Курри. — Я ж не собираюсь слизывать эту розовую дрянь с подбородка Мэтала или делать что-то подобное… Однако насколько это опасно?

— В девятьсот восемнадцатом эпидемия унесла пятьдесят миллионов жизней. Тогда население планеты насчитывало всего лишь два миллиарда. Сейчас — почти семь. Следовательно, сегодня можно ожидать семьдесят миллионов смертей. И тогда не было самолетов, генерал. Не было даже автострад. Сейчас же можно улететь в любую точку мира менее чем за день, и люди именно так и делают, причем постоянно.

— Но это же всего лишь свиной грипп, — сказал Курри. — Этот, как его, H1N1. Который убил — сколько, несколько тысяч? Обыкновенный, «стандартный» грипп убивает четверть миллиона людей в год. Так что прошу извинить меня за непрофессиональный подход, Фишер, но я ни в грош не верю в сказку про пандемию H1N1.

Пол кивнул:

— H1N1 не убил бы никого в «Новозиме». У них ведь медицинская аппаратура, врачи, антивирусные средства… Они знали, что делали. Это не захолустье где-то в третьем мире, а биотехнический комплекс мирового класса. А «пандемия» — это всего лишь термин для обозначения эпидемии, охватившей большую территорию. Первый случай H1N1 был зарегистрирован в Мехико. Уже через шесть недель после первого сообщения случаи заболевания были подтверждены в двадцати трех странах. Глобально. А будь это вирус Мэтала, мы бы, черт возьми, получили смертность в семьдесят пять процентов по всему миру. Представляете, сколько народу он может убить?

— Пять миллиардов, ответил Курри. — Да, я умею считать. Вы не поверите, но, чтобы стать генералом, приходится сдавать зачет по математике.

— Простите, сэр…

Курри наблюдал за Мэталом. Казалось, прежде чем заговорить, генерал несколько секунд жевал воображаемую резинку:

— Фишер, вы нарисовали наихреновейшую перспективу.

— Да, сэр. Именно это я и сделал.

Еще пара секунд жевания виртуальной жвачки, затем пауза.

— Я знаю, как бы поступил, окажись в вашей шкуре. Пошел бы на все. По самые помидоры.

— А если я захочу пойти на все, генерал, — сказал Пол, пропустив мимо ушей про «помидоры». — Какие у меня варианты?

— Мы плотно сотрудничаем с датским правительством и премьер-министром Гренландии. Они хотят, чтобы от этой штуки не осталось и следа, и поддержат любые наши действия. В Туле наготове «Кость» с восемью BLU-96.

Пол кивнул. «Кость» — бомбардировщик B-1, BLU-96 — дветысячефунтовые топливовоздушные бомбы. На заранее установленной высоте бомбы раскрываются и выбрасывают распыленное топливо, которое смешивается с окружающим воздухом и образует облако быстро испаряющейся взрывчатой смеси, при воспламенении которой достигаются температуры около 2000 градусов по Фаренгейту, испепеляя все в радиусе одной мили — включая вирусы и их носителей.

— Генерал, другие варианты у нас есть?

— Конечно, — ответил Курри. — Еще два. Можем развернуть две бригады в биозащитных костюмах, чтобы исследовать объект, но в этом случае рискуем по неосторожности или небрежности создать утечку вируса… Или же сократить потери и сбросить на объект «Детройт».

Пол посмотрел на генерала:

— Ядерную бомбу? У вас есть ядерная бомба?

— Меньше мегатонны, — ответил Курри. — Но она вычистит все вокруг в трехмильном радиусе. Эвакуационные вертолеты уже «на товсь». Отвезем наших людей на безопасное расстояние, оставим здесь все как есть, а потом зажжем рождественскую елку.

Курри не шутил. Чертова бомба. Фишер бросил взгляд на монитор с видом на территорию за пределами комплекса «Новозим». На картинке у одного из ангаров бродили свиньи. Мэтал и «Новозим» надеялись превратить этих хрюшек в стадо доноров человеческих органов. Они работали над исследованием ксенотрансплантации — науки пересадки органов одного животного другому. Сотни биотехнологических компаний трудились над исследованиями в аналогичных направлениях, и каждое несло в себе отдаленную угрозу. Отдаленную, но реальную, как и развернувшаяся сейчас перед ними сцена.

По иронии, внешне свиньи абсолютно не напоминали больных. Наоборот — животные выглядели счастливыми, насколько могут быть таковыми свиньи: ели, копали полузамерзшую грязную почву, спали. Пол почувствовал странную грусть оттого, что животным суждено погибнуть.

— Сколько понадобится времени В-1, чтобы сбросить бомбы?

— С момента моего приказа — две минуты, — ответил Курри. — «Кость» в данный момент на базе.

Пол кивнул:

— Давайте. Он надеялся, что бомбы успеют положить конец страданиям Мэтала прежде, чем откажут его легкие.

Курри снял трубку телефона и отдал короткий приказ:

— Выполняйте!

На мониторе очередной приступ кашля скрутил тело Мэтала в позу зародыша. Ученый слабо задергался, затем перекатился на спину. Руки вытянулись вверх, пальцы скрючились, как когти. Ему удался еще один судорожный глоток воздуха, но следующий приступ кашля сотряс тело. Кровь вырвалась изо рта мощной струей, как из пожарного рукава, и ударила в лампы дневного света. Затем тело обмякло, а красная влага все еще пузырилась на губах, стекала изо рта и капала на ученого с потолка.

— Бог ты мой… — проговорил Курри. — С ума сойти…

Пол решил, что с него хватит:

— Мне нужен канал закрытой связи.

Курри показал на другой аппарат, встроенный в мощную консоль управления:

— Прямой с Лэнгли. Лонгуорт ждет вашего звонка.

Мюррей Лонгуорт. Замдиректора ЦРУ и босс подразделения Пола в USAMRIID. Лонгуорт контролировал безымянную группу, объединяющую представителей отделов ЦРУ, ФБР, USAMRIID, Национальной безопасности и других департаментов, — мощную силу, задачей которой была борьба с угрозами биологического характера. Легитимность? Сомнительно в лучшем случае. Секретность? Полная. Полномочия? Насчет этого вопросов даже не возникало, за исключением моментов, когда Мюррей Лонгуорт разговаривал с самим вице-президентом.

Пол снял трубку. Босс ответил после первого гудка.

— Лонгуорт. Что скажете, полковник?

— Я приказал генералу Курри применить топливные бомбы.

Небольшая пауза.

— До сих пор не верится, — сказал Лонгуорт. — Из-за какой-то чертовой свиньи? Как может свиной вирус заражать людей?

Пол вздохнул. Лонгуорт правил балом, но не понимал сути. И наверное, не поймет. Один из главных мониторов переключился с трансляции неподвижной процессии мертвых на дрожащую картинку комплекса «Новозима» с высоты птичьего полета. Камера на борту бомбардировщика.

— Геном свиньи был изменен для возможности включения в него человеческого белка, — объяснил Пол. — Это необходимо для того, чтобы сделать органы свиньи пригодными для трансплантации людям. Новая разновидность свиного гриппа инкорпорировала в себя эти белки и непредвиденно видоизменилась.

— А теперь скажите так, чтоб я понял.

— Вирус — быстро распространяющийся, передается воздушно-капельным путем, лечение неизвестно, трое из четверых людей умирают в страшных муках. Угроза глобальной эпидемии в течение восьми недель. По шкале от одного до десяти это восемь, и в данном конкретном случае «десятка» означает вымирание человечества. Здесь необходимо выжечь все дотла, сэр.

Пол услышал тяжкий вздох Лонгуорта.

— Закругляйтесь там как можно скорее и возвращайтесь в Вашингтон, — сказал Лонгуорт. — Президент Гуттьериз созывает совещание. Все европейские государства, Индия, Китай — все, кто способен справиться с такой работой. Мы сворачиваем все исследования подобного типа. На совещании мне нужны вы.

— Понял, сказал Пол. Закрытое собрание. От катастрофы библейских масштабов отделял лишь неисправный шлюз, и мировые лидеры соберутся втайне обсудить опции. Никто ничего не узнает.

Даже семья Мэтала.

На мониторе трансляции с камеры бомбардировщика Фишер узнал поле, через которое только что шел, а затем — белый модульный городок. Мгновение спустя он услышал рев реактивных двигателей. Оставались секунды.

— После собрания в Вашингтоне принимайтесь за «Генаду», — сказал Мюррей. — Мы сворачиваем все работы, но в первую очередь в «Генаде» на Баффиновой Земле.

Монитор переключился на картинку с камеры, которая, по-видимому, была установлена вместе с радарными тарелками на крыше модуля. Комплекс «Новозим» оставался на экране лишь секунду, затем гигантская оранжевая вспышка залила экран. Земля содрогнулась. Маленькое грибовидное облако поднялось в рассветное небо.

— Сэр, — сказал Пол. — Полагаю, мне следует отправиться в лаборатории «Монсанто» в Южной Африке или в бразильском «Гензиме»?

— Сначала «Генада», — ответил Лонгуорт. — Нам уже известно, что эти сумасшедшие братья Пальоне проводили эксперименты над людьми. Вот где явная угроза. Какие успехи в поисках русской девушки?

Русская девушка. Галина Порискова, доктор философии. Она угрожала выступить с разоблачениями об экспериментах над людьми в «Генаде», позвонила Фишеру, встретилась с ним и заявила, что обладает доказательствами, но предоставить их не успела, так как Пальоне успели ее уволить.

— Проверяем кое-какие финансовые операции, — сказал Пол. — Инвестиции и все такое. УНБ твердо уверено, что она в Москве, но нам не удается уломать русских на сотрудничество.

— Ну, теперь, полагаю, удастся, — ответил Лонгуорт. — Я подключу Госдепартамент. Последний раз, когда мы прижали «Генаду», Пи-Джей Колдингу удалось замести следы экспериментов над людьми. А еще — увести у вас прямо из-под носа Порискову. Так что пока он не успел опять нам нагадить, «Генадой» надо заняться в первую очередь.

Пол сглотнул, прикрыл глаза. Так и знал, что всплывет имя Пи-Джея Колдинга.

— Понятно, сэр, — ответил он. — Но напомню вам, что в комплексе Баффина у меня агент. Я могу отправить ему сообщение. И если что-то окажется не так, агент выведет из строя транспортные средства, лишив возможности эвакуации Колдинга и всего проекта.

— Мне все не дает покоя, кто там этот ваш агент.

— Пока ваши люди не раскопают, каким образом Магнус и Данте Пальоне получают доступ к информации из ЦРУ, лучше, если я буду единственным, кто знает его имя.

— Я сказал, не дает покоя, а не то, что это неверная стратегия. Вот что, полковник, а ваш агент не может отправить вам ответное сообщение?

Пол скрипнул зубами. Он точно знал, куда клонит собеседник.

— Нет, сэр.

— А это значит, вы не будете знать, когда до братьев Пальоне дойдет информация о бомбе, которую вы только что сбросили. Они скоро выяснят, что произошло, а когда это произойдет, Колдинг быстренько упрячет проект «Генада». Я не собираюсь рассказывать президенту о существовании без вести пропавшего ксенотрансплантационного отдела, особенно после того, что произошло сегодня. Пока идет собрание в Вашингтоне, я вызову взвод быстрого реагирования из подразделения ХБРЯ. Отправитесь с ними.

Взвод быстрого реагирования подразделения ХБРЯ. Химического, бактериологического, радиологического и ядерного оружия. Пол не так много знал об этих ребятах, ему не дозволено было много знать, но это были не простые солдаты-срочники в костюмах химзащиты. Войска особого назначения. Убийцы с интеллектом.

— Вас ждет самолет в Туле, — сказал Лонгуорт. — Дайте команду своему агенту вывести из строя все транспортные средства, чтобы Колдинг и персонал «Генады» не смогли удрать.

Из огня да в полымя. Эта акция оставит агента Пола без всякой поддержки до приземления команды ХБРЯ. Учитывая квалификацию сил охраны «Генады», ничего хорошего ждать не придется.

— Сэр, давайте просто подождем. У них в лаборатории пятьдесят животных… Через десять часов они недалеко уйдут.

— Полковник Фишер, закончим на этом. Как только я получу подтверждение от канадцев, вы прикажете вашему агенту вывести из строя все транспортные средства, изъять любые данные исследований и уничтожить павианов.

— Коров, сэр, — поправил Пол. — С павианами работают в «Монсанто». А в «Генаде» — с коровами.

— Значит, уничтожить всех коров. И прекратите спорить со мной.

Пол расстроенно потер лицо. Клер, его бывшая жена, частенько говорила ему, что это движение делает его похожим на маленького мальчика, которому очень хочется спать. Привычку свою он не бросил и теперь всякий раз, когда тер лицо, всегда вспоминал, как она недовольно одергивала его.

— Полковник Фишер, — сказал Лонгуорт. — Вы собираетесь следовать моим распоряжениям или нет?

— Да, сэр. Я отдам приказ, как только получу от вас «зеленый свет».


Книга вторая

ОСТРОВ БАФФИНОВА ЗЕМЛЯ


7 ноября. Хочу тебе присниться

«Остановитесь, руки!»

Она смахнула пальцами волосы с глаз. Волосы упрямо опустились — медленно и плавно, будто паря, и она вновь откинула их. Ее маленькие ладони двигались будто по собственной воле — хватали, протыкали, делали стежки.

«Остановитесь, руки», — хотелось ей сказать, но она не могла говорить. Она могла только наблюдать.

Это было неправильно и опасно.

И тем, что она заслужила, заслужила тем, что была скверной. Ее рассудок наполнялся смутным страхом, серо-металлическим туманом обреченности.

Ее руки держали пушистую, пухлую черно-белую панду. Но она помнила, что ее любимая игрушка была немножко другой. Да, тело было панды, но отсутствовали лапы — передние, задние — и голова.

Руки как одержимые потянулись куда-то вниз и вернулись с оранжево-черной лапой плюшевого тигра; ткань оторвана в том месте, где лапа когда-то соединялась с плечом, белый пушок свисал длинными прядями. Руки Цзянь Дэн начали шить. Быстро замелькала игла. Лапа тигра вернулась к телу.

Она почувствовала, что укололась иголкой. Посмотрела на одержимую руку. Струйка крови побежала по ее крохотному пухлому пальчику. Капелька скопилась меж пальцев и упала на тело панды, испачкав пушистый белый мех.

Страх волной едва ощутимых укольчиков прокатился по телу — как укусы миллиона хищных бактерий. Ее миниатюрное тело содрогнулось.

Рука вновь потянулась вниз. На этот раз она подняла длинную, болтающуюся серо-белую ногу носочной обезьяны.

Замелькала иголка. Еще стежки. Одержимые руки приставили ногу к телу панды: теперь на черно-белое легла строчка тонких красных прожилок.

— Shou, ting xia lai, — удалось наконец выговорить ей. «Перестаньте, руки». Но те ее не слушались.

Почему она заговорила на китайском? Сейчас она так редко говорит на нем. Хотя нет, это не так, потому что ей пять лет и это единственный язык, который она знает.

Желто-коричневая лапа тигра.

Опять укололась.

Снова кровь.

Розоватая рука от пластмассовой куклы.

Опять больно.

Снова кровь.

— Shou, ting xia lai, — молила она с полными слез глазами. — Qing ting xia lai.

«Перестаньте, руки. Пожалуйста, перестаньте!»

Руки не слушались и опять потянулись вниз, но на этот раз не нашли искусственный мех или пластмассу. На этот раз они принесли ей что-то холодное и твердое.

Оторванная маленькая голова. Грязная черная шерсть, скользкая от крови. Широкий рот, мертвые черные глаза. Совсем не похожее на существо, когда-либо жившее на свете или которому суждено на свете жить. Если только кто-то не сотворил его.

Цзянь зарыдала.

А руки продолжали шить.


Видеофон вспыхнул раздражающе резким светом: Пи-Джей Колдинг вздрогнул и проснулся. Он прищурился на светящиеся красным цифры часов на базе видеофона: шесть четырнадцать утра. Поганое время, но и дата тоже — седьмое ноября.

Черт. Он надеялся, что сегодня весь день будет спать. Колдинг медленно протянул руку и нажал кнопку «ответить».

Плоский дисплей явил усталое, грустное лицо Гюнтера Джонса: пухлые губы и сонные глаза неизменно создавали впечатление, будто он под кайфом.

— У нее опять, — сообщил Гюнтер голосом лишь чуть менее сонным, чем у Колдинга. — Пятьдесят два года, а ночные кошмары как у ребенка.

— Ничего ей с этим не поделать, Гюн. Не будь с ней так строг. Дай-ка мне картинку из ее комнаты, может, на этот раз все не так плохо.

Гюнтер посмотрел вниз, руки отыскали несколько кнопок. Он предпочитал ночные смены. Удобно устроившись на посту охраны, Гюнтер «мониторил» два десятка камер, покрывавших голую территорию комплекса «Генада» на острове Баффинова Земля, большого ангара, приютившего и коров, и транспортные средства, переходы и лаборатории главного здания. Восемь жилых помещений главного корпуса также были оборудованы камерами, но Колдинг распорядился их отключить. За исключением комнаты Цзянь — в ней камеры работали постоянно. Гюнтер почти все ночные вахты напролет сочинял любовные вампирские романы, не сводя, однако, глаз с Цзянь. Это было главной обязанностью ночного дежурного — следить, чтобы та не пыталась покончить с собой.

Лицо Гюнтера на дисплее сменила черно-белая картинка с высоко расположенной камеры: очень полная женщина, ворочающаяся на постели, густые черные волосы закрывали большую часть лица. Колдинг разглядел, как двигаются ее губы, увидел ее испуганный взгляд.

Выспаться сегодня не удастся.

— Ладно, Гюн. Я позабочусь о ней.

Он нажал «отбой», и экран потемнел. Колдинг выскользнул из постели, голые ноги ощутили неприятно холодный пол. Как бы сильно в помещении ни топили, пол всегда оставался ледяным. Он влез в потрепанные шлепанцы, натянул халат и вставил в левое ухо крохотный наушник. Затем легонько постучал по нему кончиком пальца, включая связь.

— Гюнтер, проверка связи.

— Вас слышу, босс.

— Хорошо, я уже иду. Если она очнется до моего прихода — кричи.

«Беретту» Колдинг хранил в ящике прикроватной тумбочки. Пистолет сегодня не нужен. Он направлялся к Цзянь.


Ее кровоточащие пальцы превратили панду из черно-белой в черно-красную. Тельце панды, лапа тигра, нога носочной обезьянки, рука пластмассовой куклы и черная голова с полным заостренных зубов ртом. Ее непослушные руки держали странное существо, уродца вроде Франкенштейна доктора Сьюза, собранного из нелепо подобранных частей тела.

— Не надо, — прошептал голос маленькой девочки Цзянь. — Пожалуйста, хватит.

Она молила и в то же время, словно наблюдая знакомый старый фильм, знала, что последует дальше. Она начала кричать чуть раньше, за мгновение до того, как черные глаза распахнулись и впились взглядом прямо в нее: первобытные, бесчувственные, но вне всяких сомнений — голодные.

Что-то потрясло ее, потрясло. Неведомое животное с телом панды раскрыло рот в жуткой улыбке. Дьявольской улыбке. Непарные конечности — розовая пластмасса куклы и тигровая оранжево-черная полосатость — дрогнули и потянулись к ней.

Как только существо раскрыло рот, чтобы укусить, это что-то потрясло ее еще сильнее…


Колдинг еще раз легонько потряс Цзянь. Та моргнула, просыпаясь, но выражение ужаса оставалось на заспанном лице. Шелковистые черные волосы слиплись от пота и слез.

— Цзянь, все хорошо.

Он наблюдал эту женщину уже два года, пытаясь помочь ей — и потому, что это было его работой, и потому, что она стала ему добрым другом. Для Цзянь дни делились на плохие и хорошие. Плохие дни причиняли страдание Колдингу, вынуждая чувствовать себя некомпетентным и бессильным. Однако он всегда напоминал себе, что Цзянь все еще жива и это кое-что значило. Дважды та пыталась покончить с собой — обе попытки он пресек лично. Цзянь моргнула еще раз, возможно пытаясь глядеть сквозь волосы, и, выбросив руки, порывисто обняла Колдинга. Он обнял ее в ответ, похлопав по спине и этим как бы отгоняя ее страхи, — как свою дочку, а не женщину пятидесяти двух лет.

— Я опять видела сон, мистер Колдинг.

— Все хорошо, — ответил Колдинг. Он чувствовал ее слезы у себя на щеке и плече. Цзянь всех мужчин звала «мистер»: с ее сильным акцентом это всегда звучало как «мии-ста». Ему так и не удалось уговорить ее называть его по имени.

— Все хорошо, Цзянь. Может, еще поспишь?

Она подалась назад, отстраняясь от него, и вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Нет. Только не спать.

— Да ладно, Цзянь. Просто попытайся. Я же знаю, последние три дня спала не больше шести часов.

— Нет.

— Ну, хоть попробуй, а?

— Нет! — Она повернулась и выбралась из-под одеяла, удивительно грациозная для женщины, весившей 250 фунтов и ростом пять футов шесть дюймов. До Колдинга слишком поздно дошло, что на ней лишь только верх пижамы. Он смущенно отвернулся, но Цзянь будто ничего не замечала.

— Поскольку я встала, надо поработать, — заявила она. — Сегодня утром у нас очередной тест иммунной реакции.

Колдинг потер глаза, отчасти для того, чтобы не выглядеть, будто старается не смотреть. Он уставился на знакомую шахматную доску на комоде. Цзянь выиграла у него девяносто семь раз кряду, но кто считал?

Бутылочка с ее лекарством соседствовала с шахматной доской. Прозрачная полоска, бегущая вниз по боку бутылки, позволяла видеть, сколько жидкости оставалось. Поперек полоски черными аккуратными буквами были нанесены даты в убывающем порядке: вверху — первое ноября, тридцатое ноября — внизу. Уровень жидкости был сейчас на отметке «7 ноября».

— Да, лекарства я принимаю, — сказал Цзянь. — Может, я и сумасшедшая, но не дура.

Но принимала ли она их на самом деле? Состояние только ухудшалось, частота и интенсивность кошмаров росли.

— Не говори так о себе, Цзянь. Я тебя сумасшедшей не считаю.

— А еще вы не считаете себя симпатичным, — сказала женщина. — Это доказывает, что ваше мнение спорно.

«Вжик» молнии ее брюк подсказал ему, что можно смотреть в ее сторону. Цзянь натягивала гавайскую рубашку — цвета лайма с желтыми азалиями — поверх белой футболки с пятнами от пота. Густые черные волосы по-прежнему влажно свисали, закрывая лицо, но сквозь эти волосы Колдинг видел черные круги под налитыми кровью, испуганными глазами.

Она прошла к своему причудливому компьютерному столу, села и включила питание. Семь плоских мониторов вспыхнули, окутав ее беловатым свечением: три на столе, два по бокам и четыре над ними в ряд — все мониторы чуть наклонены и установлены полукругом так, что Цзянь приходилось вертеть головой слева направо, чтобы видеть их все.

Колдинг поставил бутылку с лекарством на место и подошел к ее рабочему месту. Все семь экранов изображали плавающую ленточку букв «A», «G», «T» и «C». Время от времени буквы меняли цвета, иногда переливались яркими полосками, иногда и то и другое одновременно. У Колдинга это ассоциировалось с многоцветной цифровой рвотой.

Иммунная реакция являлась препятствием, которое научная троица генадских гениев — Клаус Румкорф, Эрика Хёль и Цзянь — элементарно была не в состоянии преодолеть. Это был последний серьезный теоретический барьер, ставший между «Генадой» и перспективой спасения сотен тысяч жизней в год. Сейчас, поскольку Цзянь проснулась, она приготовится к тесту или, скорее всего, к очередной неудаче и, как водится, — к ярости и возмущению доктора Клауса Румкорфа.

— Тебе что-нибудь надо? — спросил Колдинг.

Цзянь покачала головой, ее внимание уже было сосредоточено на одном из больших мониторов. По опыту Колдинг знал, что она его, скорее всего, уже не слышит. Не отрывая взгляда от монитора, Цзянь открыла небольшой холодильник, прятавшийся под ее столом, и вытащила бутылку «Доктора Пеппера». Ее рука чуть заметно дрожала, когда она открывала бутылку и делала большой глоток.

— Ну а я, пожалуй, пойду досплю, — сказал Колдинг. — Если что надо — кричи, хорошо?

Цзянь что-то пробурчала, но Колдинг не понял, была ли это реакция на его слова или на какие-то данные с экрана.

Он был уже на пороге, когда она окликнула его:

— Мистер Колдинг?

Он обернулся. Цзянь показывала на один из мониторов.

— Сегодня седьмое ноября, — сказала она. — Простите. Очень жаль, что я не была с ней знакома.

К глазам тотчас подступили слезы. Он проглотил ком в горле, крепко сжал зубы от боли в груди.

— Спасибо, — проговорил он.

Цзянь кивнула и отвернулась к своим мониторам. Колдинг вышел, прежде чем она успела заметить, что он плачет.

В этот день три года назад умерла Кларисса. Порой ему казалось, что часы успели тикнуть лишь раз с того мгновения и он поцеловал ее буквально вчера. А иногда ему с трудом удавалось вспомнить ее лицо, будто он никогда прежде не знал ее. Но всегда, каждую минуту следующего дня, боль ее отсутствия не отпускала его.

Колдинг притворно закашлялся — чтобы вытереть глаза на тот случай, если за ним в настенную камеру наблюдает Гюнтер — и зашагал к своей комнате. Исследовательский комплекс напоминал здание школы: шлакобетонные стены, окрашенные в нейтрально-серый цвет, пестрый плиточный пол, огнетушители в паре с пожарными топорами на каждой стене. Были даже маленькие ручки с маркировкой «тянуть» на высоте плеча, хотя предназначались не для подачи пожарной тревоги, а для закрытия воздушных шлюзов на случай вирусного заражения.

Колдинг добрался до своей комнаты и захлопнул за собой дверь.

— Все спокойно, Гюн.

— Мне понравилась та часть, где она сказала, что не дура, — сказал Гюнтер. — Преуменьшение века!

— Кто бы говорил.

— Поспите, босс. Я присмотрю за ней.

Колдинг кивнул, хотя был в комнате один. Не ляжет он спать сегодня. Сны становятся все хуже. Последние два раза, когда подобное случалось, через две недели у нее начинались галлюцинации, и в итоге она пыталась убить себя. В недавней своей попытке Цзянь заперлась в уборной и наполнила помещение газообразным азотом. Ее ассистент, Тим Фили, понял, что она делает, и позвал на помощь. Колдинг ворвался задолго до «последнего момента». Но дело не в том, как близко она подошла к этому моменту, — дело было в тенденции. Ночные кошмары, галлюцинации, затем попытка суицида. Доктор Румкорф уже подкорректировал минимально эффективную дозу лекарства для нее, но кто знает, поможет это или нет?

Колдинг обязан доложить. Клаус Румкорф блестящий ученый, Эрика Хёль — легенда, но без Лю Цзянь Дэн проект просто прекратит существование.


7 ноября. Холод собачий

Ссутулившись, Колдинг вошел в кабинет засекреченной связи и уселся за стол. Он заранее оделся потеплее: поверх джинсов зимний полукомбинезон, теплые башмаки и большой черный пуховик с эмблемой «Генады» — красной «Г» слева на груди. Не стоит общаться с начальством в халате.

Этот терминал — единственное место в комплексе, откуда можно было позвонить или получить вызов. Причем связаться можно было только со штаб-квартирой «Генады» за пределами Лиф Рэпидз, Манитоба. Заставка экрана прокручивала на мониторе логотип «Генады». Колдинг стукнул по «пробелу». Компьютер был сконфигурирован для единственной задачи, поэтому логотип исчез, и запустился процесс установки связи. Сейчас мобильный телефон Данте выдал особый звонок, сообщая о необходимости подойти к терминалу закрытой связи.

Колдинг терпеливо ждал, пытаясь подобрать нужные слова для сообщения. Минуты через две на экране появилась улыбающаяся физиономия Данте.

— Доброе утро, Пи-Джей. Как погодка?

Колдинг выдавил усмешку на затасканную шутку. На Баффиновой Земле, широта шестьдесят градусов, были только две температуры — «колотун» и «холод собачий».

— Терпимо, сэр. Заметьте, я нечасто выбираюсь наружу, но по крайней мере здесь, внутри, у нас все отлично.

Данте кивнул. Колдинг давно знал, что шеф любил слышать что-нибудь позитивное: такой процесс Колдинг называл «подслащиванием». Он не осуждал Данте за это: вложи он сам почти полмиллиарда долларов в проект, ему бы тоже хотелось слышать добрые вести.

Благородный загар Данте выдавал богатого мужчину, который мог частенько позволить себе спа даже в такой глуши, как Манитоба. Густые, цвета воронова крыла волосы создавали впечатление, будто он только поднялся с кресла парикмахерской где-нибудь в Голливуде, а ослепительно-белая улыбка — о тщательном уходе за зубами со студенческих лет. Его непропорционально крупная челюсть всегда фигурировала в карикатурах и политических комиксах. Это было лицо биотехнологической компании-миллиардера, державшее инвесторов в тонусе и восторженном энтузиазме.

— А я только собрался тебе звонить, — сказал Данте. — Мы приобрели еще несколько геномов млекопитающих. В настоящий момент Валентайн вылетает с ними и будет у тебя минут через тридцать. Пожалуйста, будь готов встретить его, мне нужно, чтобы он сразу же вернулся.

— Считайте, сделано, — ответил Колдинг.

Данте подался чуть ближе к камере, на лице — выжидание:

— Ну, раз уж вы позвонили мне, полагаю, у вас добрые вести о последнем тесте иммунной реакции?

— Как раз сейчас начали, — сказал Колдинг. — Узнаем через несколько часов.

— На этот раз должно получиться. Должно. В противном случае, думаю, придется вовлечь больше народу — людей топ-уровня.

Колдинг покачал головой:

— Я по-прежнему настоятельно рекомендую воздержаться от этого. Сейчас мы в безопасности. Вовлечете больше людей — откроете дверь для агента ЦРУ.

— Но у нас есть специальная проверка сведений…

— Да бросьте, Данте, — перебил Колдинг, не желая вновь начинать этот разговор. — Вы же для этого меня и наняли. Мы работаем с минимальными затратами. Четверо ученых, четверо охранников — вот и все, что нам надо.

— А по-моему, совершенно очевидно, что это не все, что нам надо! — Лицо Данте трансформировалось в злобную узкоглазую маску.

— Я знаю эту команду. И однажды спас этот проект, помните?

Данте, выпрямившись, отодвинулся от камеры, сделал глубокий вдох, затем выдох.

— Да, Пи-Джей. Это ты спас проект. Отлично. Ну, раз ты звонишь не с добрыми вестями, значит — с плохими.

— Цзянь. Она… У нее опять кошмары. Я хотел, чтобы вы знали.

— Так же плохо, как тогда?

Колдинг покачал головой:

— Нет. Во всяком случае, пока.

— Что говорит Румкорф?

— Корректирует дозу ее лекарства. Он не считает галлюцинации большой проблемой и уверен, нам удастся держать ее состояние под контролем.

Данте кивнул, мускулы его огромной челюсти чуть заметно подрагивали:

— Эта старуха меня бесит. Неудивительно, что китайцы сбагрили ее нам.

Вот урод. «Сбагрили»? Данте едва ли не умолял китайцев разрешить включить Цзянь в состав сотрудников «Генады».

— Да ладно, Данте, вы же знаете, мы только выгадали от этой сделки.

— Выгадаем мы только в случае, если ее вдруг осенит и мы получим прибыль. А если не осенит — много людей погибнет ужасной смертью.

— Я очень хорошо представляю себе последствия неудачи, Данте.

Сердитый взгляд Пальоне чуть смягчился.

— Разумеется, Пи-Джей. Простите. Но мы не можем без конца вваливать средства в эту бездонную яму. Наш инвестор требует результатов. Позвоните, если что выяснится.

— Да, сэр, — сказал Колдинг и прервал связь.

Крутящийся логотип «Генады» вернулся на экран. У «Генады» много инвесторов, но волновался Данте лишь по поводу одного — китайского правительства. Раз уж Данте так вышел из себя, китайцы, наверное, настаивают на возвращении своих значительных — и, по-видимому, секретных — инвестиций.

А это означает, что времени в обрез.


7 ноября. Тасманские волки

Колдинг вышел из воздушного шлюза главного здания на утренний холод. Даже спустя много месяцев он не привык к местным температурам. Он неловко побежал словно человек, старающийся высовывать из пальто как можно меньше себя, — и быстро преодолел пятьдесят метров до ангара.

Ангар совершенно не вписывался в снежный унылый ландшафт и казался здесь инородным телом. Семь этажей вверх, 150 ярдов в длину, 100 ярдов в ширину. Две широченные откатные двери, в которые свободно прошел бы самолет, который никогда не прилетит, оттого и использовали ангар как коровник и как гараж для двух машин комплекса. В левую откатную створку была встроена простая, в рост человека входная дверь. Колдинг вразвалочку подбежал к ней и скользнул внутрь.

Внутри — тепло. Спасибо власть имущим. Он подошел к одному из обогревателей и нажимал кнопку «теплее» снова и снова — до упора и, пока стягивал перчатки, держа руки над решеткой, с удовольствием вслушивался в шипение природного газа в хлорвиниловой трубке. Компьютер в помещении охраны управлял этим подогревателем и пятьюдесятью или шестьюдесятью такими же, установленными по периметру пола и потолка, но временный перегрев был настоящим блаженством.

— Эй, завязывай, — окликнул его высокий голос. — Ты что, добавил жару? Здесь и так тепло — очуметь.

— Это потому, что ты мутант из Канады! — крикнул Колдинг через плечо. — Тебя, наверно, родили в иглу… — Он отдернул руки: их едва не опалило. Ну вот, полегчало.

Колдинг вновь натянул перчатки, удерживая тепло, испускаемое его согревшейся кожей. Он повернулся и увидел упитанного Брэйди Джованни, запускающего дизель маленькой автоцистерны, которую они использовали для заправки вертолета Бобби Валентайна.

В ангаре было не так уж «тепло, очуметь», как заявил Брэйди, но заметно выше точки замерзания. В здании в семьсот квадратных футов жили пятьдесят голштинских коров — в дальнем его конце. До них было больше шестидесяти ярдов — доказательство размера здания. Крупные черно-белые животные мирно жевали.

Изредка одно из них издавало «му-у», эхом отражавшееся от листового металла крыши на высоте семи этажей.

На этом же конце ангара приютились автоцистерна и «Хамви». Последний использовался очень редко. Кроме еженедельных визуальных проверок резервного сервера, который располагался в конце взлетной полосы комплекса, длиной в милю, также раз в неделю на нем возили Эрику Хёль инспектировать два комплекса с резервными стадами Баффиновой Земли. Каждый находился в тридцати милях. Шестьдесят миль туда и обратно с Хёль — это так же весело, как клизма из колючей проволоки.

Брэйди выбрался из автоцистерны, оставив двигатель работать на холостых.

— Для Бобби все готово, — сказал он. — Как только чоппер сядет, сразу начну заправлять.

— Сегодня там дьявольский холод, — сказал Колдинг. — Когда откроешь двери, убедись, что добавил жару — чтобы коров не заморозить.

— Само собой. Добавлю им жару. Так сказать, «в нашем городишке наступают горячие деньки»…[2 - Песня Фрэнка Синатры «А Hot Time in the Old Town».] сегодня утром.

Брэйди, по обыкновению, засмеялся собственной шутке. Колдинг улыбнулся и неопределенно кивнул, тактично пытаясь уловить юмор. Смех Брэйди звучал почти так же, как и его голос: высокий и резкий, скорее характерный для пятнадцатилетней девушки, чем для мужчины шести футов четырех дюймов ростом и трех сотен фунтов весом. Как охранник Брэйди производил сильное впечатление. Никто не понимал его шуток, даже Гюнтер или Энди Кростуэйт, служившие с ним в канадских спецслужбах.

Кстати, об Энди… Колдинг взглянул на свои часы. Чуть за десять тридцать утра. Подумать только, Энди «Отморозок» Кростуэйт опаздывает.

— Брэйди, Энди не объявлялся?

Тот покачал головой.

— Черт. Значит, скоро появится, поможет тебе заправлять. Я выйду ненадолго. Держи оборону. — Брэйди пронзительно рассмеялся. — Держи оборону. Отлично сказано!

Колдинг улыбнулся и кивнул. Он с трудом понимал юмор Брэйди, — а сейчас, похоже, тот не понял собственной шутки.

Он вышел из маленькой двери служебного входа ангара в морозное ослепительно-белое утро. Утрамбованный снег скрипел под ногами, пока те не стали утопать по щиколотку в нетронутых заносах. Колдинг стоял один, обводя взглядом белый простор Баффиновой Земли. Не считая лаборатории за спиной, в пределах видимости не было ни единого строения.

Три года сегодня. К черту сон, сегодня надо напиться. Может, с Тимом Фили — после утреннего эксперимента. Тим всегда готов выпить, и всегда у него найдется под рукой бутылочка.

Три года.

— Как же я хочу, чтоб ты вернулась… — пробормотал Колдинг.

Но Кларисса не могла вернуться, как бы сильно он того ни хотел. Ему не удавалось притупить боль, надолго поселившуюся в груди. Но что он мог сделать — так это заниматься этими чертовыми проектными работами… И тем самым спасти сотни тысяч людей от возможности испытывать такую вот боль, как у него.

Он повернулся взглянуть на жилой комплекс, почти на два года ставший его домом. Ярдах в пятидесяти к юго-западу от ангара стояло еще одно здание комплекса. Квадратное, из шлакобетонных блоков строение выглядело незамысловатым. Оба его входа были оборудованы воздушными шлюзами, в которых поддерживалось давление чуть ниже атмосферного. Отрезвляющая мысль: дом Колдинга был местом, предназначенным для хранения смерти.

Под крышей здания размещались самые передовые лаборатории для генетиков, компьютеры и ветеринарные медикаменты, а также маленький кафетерий, комната отдыха и девять квартир по шестьсот квадратных футов. По размаху — солидный комплекс, но после двадцати месяцев изоляции даже в «башне Трампа»[3 - 58-этажный небоскреб в Нью-Йорке; высота 202 м.] разовьется клаустрофобия.

Между ангаром и главным комплексом стояла металлическая платформа, поддерживавшая десятифутовую спутниковую тарелку. Платформа, ангар и сооружения объекта — вот и все признаки цивилизации Баффиновой Земли.

Эхо принесло отдаленный низкий стрекот лопастей. Колдинг повернулся и увидел темную точку на горизонте. Точка быстро выросла в знакомый контур вертолета «Сикорский S-76C». Колдинг восхищался этой машиной. Если взять типичный вертолет ТВ-новостей, убрать все эмблемы и логотипы и выкрасить в черный цвет, то получится близнец «Сикорского» Бобби. С двенадцатью местами и дальностью полета более четырех сотен морских миль, он был способен в критической ситуации доставить весь личный состав комплекса в безопасное место.

Вертолет приблизился и, как шумная тень, нырнул вниз к взлетно-посадочной полосе длиной в милю, взбивая облака снежной пыли. Вышли шасси. Бобби Валентайн аккуратно посадил машину.

Чуть погодя над снежным ландшафтом разнесся металлический скрежет. Массивные двери ангара — 240 футов шириной и 70 высотой — медленно расползлись ровно настолько, чтобы прошла автоцистерна. Брэйди вывел ее и остановил рядом с «Сикорским». Колдинг направился к вертолету, поглядывая на ангарные двери: закроются или нет.

Двери остались открытыми. Значит, закрыть их некому: Энди Кростуэйта в ангаре нет.

Воздушный шлюз главного здания открылся. Колдинг ожидал увидеть Энди, но на холод выскочил Гюнтер Джонс. При шести футах двух дюймах он стоял «глаза в глаза» с Колдингом, но был намного худее; его черная куртка с эмблемой «Генады» болталась на тощем теле, как просторная рубашка на плечиках.

— Гюн, где, черт побери, Отморозок?

— Дрыхнет. Не хотел вас, ребята, оставлять недоукомплектованными, — он протянул Колдингу «уоки-токи». — Он врубает видеофон в комнате Энди.

Колдинг вздохнул и нажал тангенту.

— Энди, ответь.

Ответа нет.

— Энди, ответь. Я буду тебя доставать, пока не ответишь.

Динамик проскрипел в ответ:

— Ты мне мешаешь. Я пытаюсь заснуть.

— Давай, шевелись, Энди, топай сюда. Гюнтера пора менять.

— А Гюн здесь?

— Здесь, прикрывает твою ленивую задницу.

— Ну, тогда разрешаю всем расслабиться… Отстань, Колдинг.

— Черт возьми, Энди, давай сюда и делай свою работу.

— Не, я пас. В данный момент мой уровень по шкале GAF[4 - Global Assessment of Functioning — шкала общей оценки функционального статуса.] крайне низок.

GAF? Колдинг взглянул на Гюнтера.

— Это значит, ему все пофиг, — перевел Гюнтер.

Колдинг считал Энди здесь лишь чуть более полезным, чем собачье дерьмо суточной свежести. Отморозок когда-то служил вместе с Магнусом, и это было единственной причиной, по которой вредный маленький ублюдок вообще получил работу.

— Энди, я…

— О, — донесся голос Энди, — похоже, эта штуковина сломалась…

Щелчок, и разговор прервался. Колдинг решил его не возобновлять.

— Да ладно, не парься, — сказал Гюнтер. — Плевать. Дай мне поздороваться с Бобби, а потом закрою ангар и добавлю тепла. Лады?

Колдинг кивнул. Они с Гюнтером подошли к «Сикорскому», когда вращение лопастей замедлилось и из кабины спрыгнул Бобби Валентайн.

Бобби был частным пилотом братьев Пальоне и универсальным курьером на все случаи жизни. Он откинул густые светло-русые волосы с глаз и сверкнул улыбкой, которая всюду служила ему пропуском. В левой руке Бобби держал металлический ящичек размером с коробку для обедов, правую протянул Колдингу, и тот крепко пожал ее.

— Пи-Джей, ну, как ты тут?

— Отлично, Бобби-Ви, — ответил Колдинг. — Долетел нормально?

Бобби кивнул:

— Все бы ничего, да только бы успеть унести отсюда ноги до прихода циклона. — Бобби протянул руку Гюнтеру. — Гюн, старина, как тебе пишется?

— Хорошо пишется, честное слово! Третью книгу почти закончил. Стефани Мейер никак не узнает, что ударило ее.

— Ну, ты гигант, — похвалил Бобби.

Гюнтер кивнул и потрусил к ангару. Он пробежал мимо Брэйди, который тащил заправочный шланг к «Сикорскому».

Бобби осторожно, словно фамильную ценность, поднял металлический ящик и вручил его Колдингу.

— Вот здесь очередной каталог вымирающих, — сказал Бобби. — Карибский тюлень-монах, стеллерова морская корова, свиноногий бандикут и тасманский волк.

— Тасманский волк? Они же вымерли еще в тридцатых?

Бобби кивнул:

— Мы нашли чучело одного в Окленде. Вытянули ДНК из шерсти или еще откуда… Ну, ладно, посылка доставлена, я — обратно.

— Так сразу? Доктор Румкорф умирает хочет полетать с тобой.

Бобби бросил взгляд на часы:

— А может герр доктор сделать это сию минуту?

— Сию минуту у него самый разгар эксперимента с иммунной реакцией эмбриона.

— Тогда прошу прощения: ждать не могу, — сказал Бобби. — К тому же доку Румкорфу вряд ли нужны еще уроки. Я захвачу его в другой раз.

Колдинг взглянул на свои часы: без десяти одиннадцать. Румкорф и компания трудятся уже три часа и скоро должны закончить. Колдинг поспешил внутрь, оставив Брэйди и Гюнтера, торопящихся поскорее отправить Бобби.

В этот раз, по счастью, в отличие от последних пятнадцати эмбриональных тестов, Колдингу удастся сообщить Данте хорошие новости.


Вот это характер!

Крохотный плавающий кластер клеток не был способен мыслить, не был способен реагировать или чувствовать. А если б мог, то чувствовал лишь одно…

Страх.

Страх к монстру, подплывшему слишком близко. Бесформенный, вероломный, безжалостный монстр дотянулся гладкими, как бы струящимися усиками, которые коснулись сгустка клеток, пробуя поверхность.

Плавающий сгусток чуть вибрировал каждый раз, когда одна из его клеток завершала митоз, деля одну клетку на две дочерние. Все это происходило быстро… гораздо быстрее, чем в любом другом животном, иной биологической форме. Ничто на свете не делилось с такой скоростью и такой эффективностью. Именно с такой скоростью живые сгустки начинали вибрировать каждые три или четыре минуты, клетки делились, с каждым разом удваивая количество.

Бесформенный монстр? Макрофаг, охотник-убийца, белая кровяная клетка, взятая из крови какой-то коровы и упавшая в чашку Петри с гибридной яйцеклеткой.

Усики монстра тянулись вперед — гибкие, бесформенные, струящиеся, словно обладающая интеллектом вода. Они гладили быстро делящееся яйцо, распознавая химические вещества, пробуя яйцо с одной лишь целью: узнать, было ли яйцо своим.

Оно им не было. Яйцо было чужим.

А все чужое должно быть уничтожено.


Даже на этой ранней стадии Цзянь знала: их вновь постигла неудача.

Она, Клаус Румкорф, Эрика Хёль и Тим Фили смотрели на гигантский монитор, занимавший всю стену плотно забитой оборудованием генетической лаборатории. Верхний правый угол монитора показывал зеленые цифры: 72/150. На поле широченного экрана светилась сетка квадратов, десять в высоту, пятнадцать в ширину. Больше половины из них были черными. В каждом из остальных квадратов застыло изображение зернистой черно-белой онлайн-картинки сильно увеличенного эмбриона.

Число 150 обозначало количество эмбрионов на момент начала эксперимента. Пятьдесят коров, три генетически модифицированные яйцеклетки от каждой коровы, каждая яйцеклетка вовлечена в воспроизведение без оплодотворения. Как только оплодотворенная клетка, называемая зиготой, делилась на две дочерние клетки, она становилась эмбрионом — растущим организмом. Каждый эмбрион сидел в чашке Петри, заполненной богатой питательной средой и элементами иммунной системы от «родной» коровы: макрофаги, натуральные клетки-убийцы и Т-лимфоциты — элементы, скомбинированные для того, чтобы выполнять функции, образно говоря, «киллеров специальных сил», нацеленных на вирусы, бактерии и другие болезнетворные микроорганизмы.

«72» — количество оставшихся в живых эмбрионов, пока еще не уничтоженных ненасытными лейкоцитами.

Цзянь заметила, как изменились цифры на счетчике: 68/150.

Румкорф, казалось, вибрирует от ярости; частота этой вибрации немного увеличивалась всякий раз, как уменьшалась первая цифра. Ростом он был чуть выше Цзянь, но в весе она превосходила его фунтов на сто. За толстыми стеклами очков в темной оправе глаза ученого очень напоминали глазки жука. Чем больше он кипел, тем больше его трясло. А чем больше его трясло, тем больше расходился зачес на его темени, обнажая поблескивающую лысину.

65/150.

— Скандал… — обронила Эрика, ее интеллигентный голландский акцент сочился раздражением.

Цзянь глянула на чопорную женщину. Она ненавидела Хёль не только за то, что та была законченной стервой, но еще и за то, чем не обладала сама Цзянь: Эрика была хороша собой и женственна. Волосы с серебристой сединой Хёль затягивала в тугой узел — это открывало надменное лицо. У нее были неизбежные для любой сорокапятилетней женщины морщинки, но ни одна из них даже не напоминала морщинку от смеха. Хёль была так бледна, что Цзянь частенько спрашивала себя, видела ли эта женщина последние тридцать лет что-нибудь, кроме бессолнечного лабораторного интерьера.

61/150.

— Время? — спросил Румкорф.

Цзянь, Тим и Эрика автоматически посмотрели на свои часы, но вопрос предназначался Эрике.

— Двадцать одна минута десять секунд, — сообщила она.

— Уберите с экрана «неудачников», — процедил сквозь зубы Румкорф. Тим Фили тихонько набрал на клавиатуре несколько клавиш. Черные квадраты исчезли. Шестьдесят один квадрат, теперь большего размера, остались.

Тим числился ассистентом Цзянь, биологом с впечатляющими биоинформатическими навыками. Разумеется, до уровня Цзянь он недотягивал, но его мультидисциплинарный подход к решениям задач служил мостиком через провал между компьютерным мастерством Цзянь и биологической квалификацией Эрики. Он был крупнее Румкорфа, но ненамного. Цзянь бесило, что даже если на проекте мужчин и женщин по двое, она всегда оказывалась самой крупной из присутствующих в помещении.

Цзянь пригляделась к одному из квадратов. Крохотный эмбрион — беспощадный, серый, полупрозрачный кластер клеток, очерченный белесым кругом. В шестнадцати клетках критерий оценки изменился с эмбриона на морулу — в переводе с латинского «шелковица», названную за его схожесть с плодами тутового дерева. Обычно эмбриону млекопитающего требовалось несколько дней для достижения стадии морулы, но создания Цзянь добирались до этой стадии всего за двадцать минут.

Оставшись одна, морула продолжит деление до тех пор, пока не превратится в полый пузырек клеток, известный как бластоциста, или зародышевый пузырек. Но чтобы развиваться, бластоцисте придется внедриться в материнский околоплодник. А это невозможно до тех пор, пока иммунная система коровы воспринимает эмбрион как вредное инородное тело.

54/150.

Цзянь сфокусировала внимание на этом квадратике. С левой стороны морулы начал «вытекать» в поле зрения макрофаг, двигаясь как амеба и в процессе движения удлиняя-вытягивая ложноножку.

По всей ширине огромного монитора один за другим мигали и гасли белые квадраты.

48/150.

— Черт, — прошипел Румкорф, и Цзянь удивилась, как это ему удается столь отчетливо выговаривать слова сквозь крепко сжатые зубы.

Макрофаг воздействовал на химические вещества, захватывая молекулы из окружающей среды и вступая с ними в реакцию. Внешняя оболочка морулы, или вителлиновый слой, была оболочкой той же яйцеклетки, взятой от коровы. Это означало, что она была на 100 процентов натуральной, родной для коровы, то есть являлась тем, что микрофаги, по идее, не должны атаковать. Но то, что находилось внутри наружной оболочки, было творением Цзянь… Цзянь и ее «Машины Бога».

34/150.

— Еще раз уберите, — велел Румкорф.

Тим пощелкал клавишами. Черные квадраты вновь исчезли: оставшиеся серые выросли еще больше.

И почти в то же мгновение увеличившиеся квадраты стали мерцать и чернеть.

24/150.

— Блин! — воскликнула Эрика намеренно грубо.

Внутри морулы затрепетала клетка. Ее края ужались, форма изменилась с круга на песочные часы. Митоз. Усик макрофага протянулся к моруле, коснулся ее, будто лаская.

14/150.

Все аморфное тело макрофага появилось в поле зрения — сероватая бесформенная масса.

9/150.

Квадраты неуклонно мерцали и чернели, будто насмехаясь над Цзянь и напоминая ей о недостатке опыта, тупости и неудаче.

4/150.

Макрофаг еще приблизился к моруле. Делящаяся клетка еще раз содрогнулась, и одна клетка стала двумя. Прирост, успех, но было слишком поздно.

1/150.

Усики макрофага протянулись к кластеру, затем коснулись тыльной стороны, окружая его, соединились и поглотили жертву.

Квадрат почернел, оставив лишь белую сетку и зеленый номер.

0/150.

— Что ж, это было впечатляюще, — сказал Румкорф. — Глаз не оторвать.

— О, прошу вас, — сказал Эрика. — Я не желаю этого слышать.

Румкорф развернулся к ней:

— Нет, уж послушайте. Мы обязаны выдать результаты. Ради бога, Эрика, ведь вся ваша карьера строилась на основе этого процесса.

— Не сказала бы. Квагга[5 - Квагга — истребленное непарнокопытное животное, подвид бурчелловой зебры.] и зебра генетически почти идентичны. А то, что мы пытаемся создать здесь, Клаус, — искусственное, то есть неестественное. Если Цзянь не может выдать правильный геном, значит, эксперимент некорректен с самого начала.

Цзянь мучительно захотелось куда-нибудь спрятаться. Румкорф и Эрика были любовниками — когда-то, но не сейчас. Сейчас они воевали, как разведенные супруги.

Эрика резко показала большим пальцем на Цзянь:

— Вот кто виноват. Все, на что она способна, — это дать мне эмбрион с 65-процентной вероятностью успеха. Мне же, чтобы иметь хоть какой-то шанс, нужно по меньшей мере 90 процентов.

— Да вы обе виноваты, — парировал Румкорф. — Мы что-то проглядели. Иммунную реакцию вызывают сигналы конкретных белков. Вам надо выяснить, какие гены вырабатывают белки, являющиеся причиной срывов.

— Мы пытались, — ответила Эрика. — Проверяли все от и до, снова и снова. Компьютер продолжает анализировать, мы продолжаем вносить изменения, но всякий раз происходит одно и то же.

Румкорф медленно провел рукой по волосам, почти вернув зачес на место.

— Мы приблизились почти вплотную. Надо попытаться сменить направление наших рассуждений. Я точно знаю, критическая ошибка — вот она, перед нашим носом, и мы просто никак не можем разглядеть ее.

Тим встал, потянулся и быстро провел обеими руками по коротким, но густым светлым волосам, одновременно глядя прямо на Румкорфа. Интересно, подумала Цзянь, это он специально в насмешку над выпадающими волосами Клауса?

— Сто раз проделывали, — сказал Тим. — Я уже, помимо своей, проверяю всю работу Цзянь и Эрики.

Эрика взвилась:

— Как будто ты в состоянии хотя бы понять мою работу, идиот.

— Замолчите! — сказала Цзянь. — Не смейте так говорить с Тимом.

Эрика ухмыльнулась — сначала Цзянь, затем — Тиму:

— Ты такой большой мужчина, Тим. И тебе не обойтись без заступничества старой толстухи?

Тело Тима не шелохнулось — за исключением его правой руки: он вытянул ее и средним пальцем щелкнул Эрику.

— Хватит, мистер Фили, — вмешался Румкорф. — Если вам недостает ума полностью отдаться работе, меньшее, что вы можете сделать, — это захлопнуть рот и сфокусировать свой никчемный мозг на своем маленьком компьютере.

Руки Тима сжались в кулаки. Цзянь стало очень жаль его. Тим Фили, вероятно, привык быть всегда «самым умным человеком в комнате». Здесь же он был самым безгласным: Клаус никогда не давал ему забывать об этом.

— Понимаю, все разочарованы, — сказал Румкорф. — Но мы должны найти способ начать мыслить в новых направлениях. Мы так близко к цели, неужели вы не чувствуете?

Его большие, как у жука, глаза обвели взглядом комнату, ловя запоздалые кивки согласия. Они были близко, так раздражающе близко. Цзянь просто не удавалось найти этот недостающий штрих. Это почти заставляло ее мечтать о днях до начала приема лекарства — тогда идеи приходили свободнее и быстрее. Но нет, так нельзя — она знала слишком хорошо, куда это могло завести.

Цзянь, Тим и даже Эрика смотрели в пол.

— В бою все средства хороши, — продолжал Румкорф. — Чего бы это ни стоило, мы добьемся своего. Мы провалили тест иммунной реакции всего лишь в шестнадцатый раз… Так, все сейчас отправляйтесь по своим комнатам и продолжайте работать по отдельности. Может, если мы перестанем кидаться друг на друга, то хотя бы найдем препятствие и устраним его.

Цзянь кивнула, вышла из лаборатории и направилась обратно в свои крохотные апартаменты. Шестнадцать тестов иммунной реакции, шестнадцать провалов… Она должна найти способ заставить семнадцатый получиться, обязана, потому что миллионы жизней зависели от нее, от нее одной.


8 ноября. «Game… over»?

Данте сидел за своим массивным столом из белого мрамора, смотрел и ждал. Его брат Магнус устроился по другую сторону стола, откинувшись на спинку одного из двух кожаных кресел — мобильный телефон прижат к левому уху, глаза чуть прищурены. Ноздри Магнуса раздувались. Большой палец беспрестанно крутил перстень Кубка Грея[6 - Кубок Грея — трофей чемпиона Канадской футбольной лиги (канадский футбол). Помимо него каждому игроку команды-чемпиона вручается памятный перстень.] на правой руке. На гладко бритой голове бликовали лампы кабинета.

Любому в этом мире Магнус показался бы абсолютно спокойным. На самом деле он и был спокоен. Всегда, по крайней мере внешне. Но Данте знал Магнуса всю свою жизнь и мог сказать, когда что-то глодало брата изнутри.

— Продолжайте, — сказал Магнус в телефон.

Данте посмотрел на стену кабинета, разглядывая серии эскизов — подлинников Леонардо да Винчи. Работы художника были воплощением контроля, спокойствия и выдержки, методичного совершенствования. Принципов, за которые Данте бился на всех этапах своей жизни.

— Исполняйте, — завершил разговор Магнус. Ноздри опять раздулись — едва заметно. Он стал медленно выпрямляться, пока его спина не сделалась идеально прямой.

Разделенные лишь полутора годами, Данте и Магнус были очень похожи: у обоих фиалковые глаза, массивные челюсти, оба высокие и крепко сбитые, но Магнус намного больше времени проводил в тренажерном зале, и это было заметно.

Хотя оба были мгновенно узнаваемы как братья, младший обладал еще одним ключевым отличием: он выглядел опасным — по большей части благодаря тонкому шраму, тянувшемуся от левой брови вниз к левой щеке. И в те мгновения, когда Магнус бывал сосредоточен, как, например, сейчас, устремив взгляд в никуда, его холодный разум перерабатывал информацию; правда была в том, что младший брат Данте выглядел просто зловеще.

Магнус сложил телефон, небрежно опустил его во внутренний карман сшитого на заказ спортивного пиджака, затем медленно откинулся на спинку и забросил левую ногу на правую:

— «Новозим» в Дании взорван.

— Взорван? Активисты «Прав животных» наседают?

— Покруче, — сказал Магнус. — Наш маленький друг хакер из АНБ[7 - Агентство национальной безопасности США.] не уверена, но она полагает, что это был боеприпас объемного взрыва.

Магнус медленно выдохнул. Не было нужды переспрашивать, что это значило. Существовала только одна причина сжигать дотла комплекс стоимостью миллиард долларов: вирус перескочил на людей.

— А Мэтал и его команда?

— Мертв, — ответил Магнус. — Он находился в комплексе. Весь персонал погиб.

Данте кивнул. «Новозим» — основной конкурент «Генады». Мэтал был их ответом на Клауса Румкорфа. Новый комплекс можно всегда отстроить, вот только уже не заменишь такого таланта, как Румкорф или Мэтал. В гонке за жизнеспособной ксенотрансплантацией «Новозим» можно было больше не учитывать.

— Это нам на руку, — сказал Данте. — «Новозим» выбыл из игры.

Магнус улыбнулся — одними уголками губ.

— Боюсь, это игра закончена. Для всех и каждого. «G-8» сделает все, чтобы закрыть нас всех. Фермерша говорит, исполнитель у них Фишер, а начнет он с нас.

Фермерша — псевдоним их человека в АНБ. Своего настоящего имени не раскрывает, общается с ней только Магнус. Информация Фермерши была всегда достоверной, права она и сейчас: перспектива столкновения с Фишером сулила им серьезные проблемы.

Гнев, раздражение и беспокойство — все разом полыхнуло в груди Данте. Фишер начал охоту за «Генадой», когда Галина Порискова попыталась устроить публичный скандал, обнародовав материал об экспериментах с эмбрионами суррогатных матерей. Данте нанял Пи-Джей Колдинга и Тима Фили, чтобы избавиться от всех улик. Если б эти двое не справились, Фишер точно прихлопнул бы компанию, а Данте и Магнуса упрятал бы за решетку.

Улыбка Магнуса увяла, вернулся пустой взгляд.

— Иронично, не находишь?

— Что именно?

— То, что нас закрывают в связи с опасностью распространения вируса, в то время как конкретное направление нашей работы гарантирует, что этого не может произойти. Если б ты не держал исследование в тайне, «G-8» оставила бы нас в покое.

— Мы не могли анонсировать наш метод. Иначе б и «Новозим», и «Монсанто», и остальные наверняка попытались бы скопировать его.

Магнус пожал плечами и поднял брови, что означало у него уступку.

Это было плохо, но, возможно, и не совсем: Данте мог найти иной способ справиться с этим.

— А если мы им сообщим сейчас? Я могу позвонить Фишеру. Или нет, лучше пусть Колдинг. У них обоих было что-то в прошлом.

Магнус рассмеялся.

— Они вообще-то не партнеры по покеру. Да в любом случае — уже поздно. Нам не поверят, что наши методы безопасны, особенно после инцидента в «Новозиме». Все кончено.

Данте глубоко вздохнул. Затем медленно выдохнул. Выход всегда есть. Он не сделал «Генаду» одним из крупнейших биотехнологических центров в мире тем, что сидел и ждал, пока что-то произойдет. А преуспел потому, что всегда продумывал все наперед.

— Мы предполагали такой вариант событий, — сказал Данте. — Поэтому у нас есть план.

Магнус несколько секунд молча смотрел на него. Правой рукой он тер левое предплечье — в тишине комнаты негромко шуршала ткань. Ноздри его вновь раздувались.

— Данте, я не верю, чтобы ты всерьез говорил об использовании этой штуки.

— Всерьез. Думаешь, мы потратили пятьдесят миллионов долларов на что-то такое, что не используем, когда больше всего в нем нуждаемся? Румкорф на пороге успеха. Они могут получить эмбриона уже через пару недель.

— Обещания, обещания… — вздохнул Магнус. — Просто смешно, вот уже полгода, как я слышу одну и ту же фразу: «через пару недель».

— Румкорф дает результаты, Магнус. Синтетическая бактерия Вентера, спасшая кваггу от исчезновения… Каждый проект, к которому он прикасается, обречен на успех. Он выдает работу нобелевского качества с десятилетнего возраста.

— А миллиардные долги делал тоже с десяти лет?

— Да плевать на долги, — сказал Данте. — Мы инвестировали слишком много денег, чтобы сейчас все бросить.

— Инвестировали? Ты так это называешь? Мы без гроша. Колодец сух. Ты хоть представляешь себе, сколько стоит получить разрешение на это хитроумное изобретение?

— Знаю.

— А как насчет Сары Пьюринэм и ее команды? Четыре новых носа, глубоко засунутых в наш бизнес. Чем больше народу, тем больше шансов для инфильтрации.

— Говоришь прямо как Колдинг.

Легкая улыбка вернулась:

— Редкий случай, уверяю тебя, но иногда Колдинг прав. Каждый дополнительный сотрудник — риск. Или ты уже забыл о Галине?

Данте почувствовал, как горит лицо. Он не любил говорить об этой девушке, особенно с братом.

— Нет, я не забыл ее. Но Пьюринэм и ее команду взять придется. Выбора у нас нет.

— Есть у нас выбор. С Галиной мы же нашли его.

Дело было не в том, что сказал Магнус, в том, как он это сказал. Данте несколько раз мигнул.

— Не смешно.

— Странно, — сказал Магнус. — Мое чувство юмора известно довольно широко.

Данте покачал головой. Наверняка Магнус предложил такое не всерьез.

— Разные вещи. Эти люди лояльны к нам, так что можешь больше не упоминать об этом.

— Ты уверен? Колдинг и Фили — они ведь оба служили в USAMRIID, где сейчас работает Фишер.

— Если б не Колдинг, у нас бы не было даже компании.

— А Фили? — Магнус пожал плечами. — Откуда ты знаешь, что он у Колдинга не на коротком поводке?

Данте потер виски.

— А какой у нас выбор? Колдинг говорит, Фили — единственная причина, по которой Эрика и Цзянь могут работать вместе.

— Думаю, пора с этим заканчивать.

— И что потом? Поставить китайцев перед фактом, сказав, что Цзянь умерла? Что плакали их денежки?

Магнус взглянул на эскизы да Винчи.

— Что касается денег, китайцы перекрыли кран еще до инцидента в «Новозиме». Больше никаких дорогих покупок для вас, бледнолицые. Вся компания по уши в долгах из-за проекта Румкорфа, а мы сейчас только увеличиваем расходы с Пьюринэм и самолетом — чем мы будем за это расплачиваться?

— У меня запланирована презентация для инвесторов. Пять невероятно богатых особ. Я вынужден запросить больше, чем планировал изначально.

Магнус повернулся взглянуть на Данте. Магнус редко проявлял эмоции, но Данте знал, как подметить такие черточки, которые выдавали признаки гнева и разочарования. Магнус обладал еще одной привычкой, которую проявлял, кажется, только в разговорах с братом, — наполовину приподнятые в изумлении брови.

— Пять? — переспросил он. — И думаешь заполучить их всех?

— Само собой.

Магнус вновь улыбнулся — на этот раз искренне. Он умел многое, чего не было дано Данте, но он не был способен очаровать миллиардеров настолько, чтобы заставить их раскошелиться. А Данте мог. В любое время.

— Этот проект слишком важен, чтобы сейчас останавливаться, — сказал Данте. — Речь ведь идет о сотнях тысяч жизней.

— Сотнях тысяч? Это ты для красного словца, да? А подразумеваешь, наверное, жизнь одного конкретного человека, верно?

Данте зарделся.

— Да я не об этом, — сказал он, отлично зная, что, когда дело доходит до сути, эта одна жизнь — его жизнь — и была именно тем, о чем шла речь. — Мы стремимся вперед и продвигаемся, Магнус. Это несет пользу всему человечеству. И мне плевать, если мы понесем убытки. Этот проект вознесет «Генаду» на вершину, именно этого хотел бы наш отец.

Магнус смотрел в никуда, но взгляд его смягчился, самую малость, и он кивнул.

Магнус, сейчас просто тяжелый период, но крепчайшая сталь выплавляется при высочайших температурах. Ну что, мы вместе?

Тот глубоко вздохнул, затем выдохнул и расслабился.

— Ну конечно, вместе. Как всегда. Ты же знаешь, мог бы и не спрашивать. Я просто не собираюсь механически подтверждать, что все сказанное тобой — истина в последней инстанции.

— Если б ты так делал — грош цена нам как команде. Пожалуйста, подготовь Пьюринэм и ее людей, поедешь с ними. Загрузите в самолет одно стадо из местных резервных. Переброска пройдет быстрее, если нам не придется грузить скот Баффиновой Земли. Через полчаса после взлета позвони Колдингу и скажи, чтоб собрал персонал для срочной эвакуации. Даже если Фишер что-то пронюхает, не думаю, что у него будет время среагировать.

Магнус встал и вышел из кабинета. Данте придется понаблюдать за ним. Брат делает свое дело, вопросов нет, но в стрессовые периоды, как, например, этот, он может сделать ошибочные заключения.

Как то, что он сделал по Галине Порисковой.


8 ноября. Бег — отстой

— Ненавижу бегать, — сказал Гарольд Миллер между глубокими вдохами.

— Блин, а я-то как ненавижу, — ответил Мэтт «Каппи» Капистрано.

Сара Пьюринэм покачала головой, затем вытерла пот с глаз:

— Три круга осталось. Вперед.

Снаружи ангара зимние ветры неслись над снежными полями Манитобы. Однако внутри поддерживалось комфортное тепло. Большой самолет занимал почти все пространство, но Сара убедилась, что все оборудование размещено как минимум в шести футах от стен ангара; таким образом, в их распоряжении была полноценная беговая дорожка по периметру здания. Штатские или военные, ее мальчики должны оставаться в форме.

— Бег — отстой, — не унимался Гарольд.

— Полный отстой, — вторил Каппи.

Двойняшки, как звали Гарольда и Каппи, усовершенствовали свою способность выглядеть достойными сожаления до актерского мастерства. Оба бежали трусцой, чуть опустив головы, руки не работали ритмично в такт, а безвольно болтались. Двигались оба одинаково, и выражения физиономий имели одинаковые, и повторяли друг друга, как попугаи-подхалимы. Они и в самом деле сошли бы за двойняшек, если б не тот факт, что Каппи был черен, как карикатура старого Эла Джонсона, а кожа Миллера, будь хоть немного белее, показалась бы прозрачной.

Сара посмотрела на дальнюю стену. Алонсо Барелла, последний член ее команды, обошел всех на полкруга.

— Давайте, ребятки, догоним Со.

— Без меня, — сказал Гарольд: темп его жалкой трусцы упал до шага.

— Ага, — подхватил Каппи. — Сама догоняй.

Одно дело жаловаться и стонать, а другое — отказаться выполнять. Сара собралась было «власть употребить», но спохватилась: они больше не в вооруженных силах и она для них — не старший по званию. Они все партнеры. Друзья.

Орать на ребят она не стала, только удвоила шаг, оставляя Двойняшек за спиной. Сара добежала до угла и свернула налево. Может, на этот раз она догонит Со.

В отличие от Двойняшек, Алонсо Барелла любил бегать. Этот худой парень мог быть на ногах день напролет. Сара еще прибавила ходу, наполовину сокращая расстояние, затем стала медленно снижать темп: зазвонил ее телефон. Не стандартным звонком, а мелодией Дарта Вэйдера из «Звездных войн» — особый рингтон, которым она обозначила Магнуса Пальоне.

— Со! Стой!

Бежавший впереди Алонсо остановился и повернулся, продолжая бег трусцой на месте. Он даже не вспотел.

Сара ответила. В течение нескольких секунд она выслушивала приказы. После года получения зарплаты за сплошное безделье — за исключением разве что техобслуживания, — пришло время «выгулять» Фреда и отработать содержание экипажа.

И — тотчас пришло ей в голову, — может, она наконец вновь увидит этот кусок дерьма, Пи-Джей Колдинга.


8 ноября. Не такая

В лаборатории ветеринарной медицины сидела Эрика Хёль и тихонько ругалась сквозь зубы. Шестнадцать откровенных провалов в тестах иммунной реакции. Клаус уже давно бесится, но в этот раз его лицо так побагровело, что Эрика встревожилась, не хватил ли удар ее бывшего любовника.

Клаус. Какой же он кретин! Эрика ненавидела научные неудачи и все-таки невольно ощущала в себе чуточку удовольствия, видя Клауса таким взбешенным. Таким… удрученным.

А ведь она любила его — когда они работали вместе над проектом квагги. Клаус хотел невозможного — чтобы Эрика любила его одного. Но она не такая. У нее были свои нужды, отправные стимулы, побуждения и мечты, которые невозможно было игнорировать и которые не нуждались в корректировках. С ней все было в порядке. Она любила мужчин. И женщин тоже. Если бы Клаус был тем, кто ей нужен, он бы понял это и принял. Но — нет, несмотря на все свои таланты, на его благочестивое эго и успехи, глубоко внутри он был малодушным, мечтающим управлять остальными. Человеком, желающим быть единственным.

Она по-прежнему любила Клауса.

И по-прежнему любила Галину.

И потеряла обоих. Несчастье — штука сама по себе скверная, а уж двойная его доза — растущая в геометрической прогрессии мука.

Галина была ассистентом куда лучше Тима Фили. Дело вовсе не в том, что Тим тупой: просто некоторые люди действуют на другом уровне. Тим был достаточно компетентен, он также был вполне способен выполнять другие функции, а Галина — нет.

Эрика уже была влюблена в Клауса, когда Данте взял на работу Галину. Родилась вторая любовь. Эрике следовало рассказать Клаусу, но она слишком хорошо знала, как он отреагирует. Поэтому хранила тайну, и все закончилось настолько плохо, насколько возможно: Клаус застал их в постели.

Клаус заставил Данте выкинуть Галину из проекта. И тогда Порискова попросила Эрику тоже уйти, чтобы они могли быть вместе. И что выбрала Эрика? Проект. Тогда она сказала себе: это куда важнее, чем романтические развлечения. Ох, тот разговор с Галиной, тот последний разговор — как он ранил сердце девушки…

Галина не собиралась принять это безропотно. Она решила бороться за Эрику. По крайней мере, так она сказала. Галина пригрозила предать огласке информацию об экспериментах над людьми в «Генаде», но через несколько недель Данте и Магнус откупились от девушки. За молчание они дали ей миллионы и выслали обратно в Россию. Похоже, любовь, как и все на свете, имеет цену.

«Я выбираю проект». Именно это и сказала себе тогда Эрика. За последний год она все же поняла истинную причину, из-за которой осталась: Клаус. Она хотела быть с ним. Но он так и не простил ее. Она умоляла его дать ей еще один шанс, но он не уступал. Он никогда не упоминал об инциденте. Когда они вместе работали в лаборатории, держался с Эрикой так же, как и раньше. Во многих отношениях это было даже хуже — теперь Клаус обращался с ней, как с коллегой, с подчиненной, словно не существовало сотни их чувственных ночей.

Эрика выбрала проект, и теперь это стало единственным, что у нее осталось.

Принцип стандартных проектов клонирования был отчетливо предсказуем. Первое: выделить клетку у животного, которое хотите клонировать — как правило, стволовую, — и энуклеировать ее, то есть удалить из нее ядро. Второе: взять яйцеклетку у суррогатной матери и также ее энуклеировать. Третье: поместить ядро стволовой клетки в вылущенную яйцеклетку, подвергнуть электрическому шоку, чтобы «сплавить», объединить их, и затем ждать, когда единая клетка начнет делиться в процессе, называемом митозом. Если это произойдет — внедрить гибридную яйцеклетку в суррогатную мать и предоставить ей развиваться естественным путем.

Этот метод взял начало от легендарного клонирования Долли, шотландской овцы. Вскоре последовала лавина клонированных образцов: рыб, птиц, коз, крупного рогатого скота, даже собак и кошек. Процесс сделался настолько корректно сформулированным, что его элементы уже преподавали в средней школе.

Главным во всех методах клонирования было использование того же самого или схожего вида и для яйцеклетки, и для существа, которое будет клонировано. Для проекта предка, однако, последний близкий родственник умер приблизительно 260 миллионов лет назад. Компьютерная программа Цзянь, которую они все прозвали «Машиной Бога», воспроизвела геном, который фактически создал жизнеспособный эмбрион, самостоятельно делящийся, подвергаясь нескольким циклам митоза. В чашке Петри этот этап, этот невозможный этап, уже был преодолен. Но в чашке Петри вырастить животное невозможно: до тех пор, пока не удастся изловчиться и заставить иммунную систему коровы принять эмбрион как «родной», как самое себя, он не мог развиться до плода. И проект застрял на месте.

С кваггой все получилось относительно просто. Животное приходилось зебре близким родственником. Как только они культивировали хромосом квагги из ДНК, «вытянутой» из волоса и других останков, они ввели его в энуклеированную яйцеклетку зебры, а затем внедрили яйцеклетку назад в суррогатную зебру-мать.

Поначалу не сработало. Иммунная система зебры отторгла эмбрион. Эрика нашла решение проблемы путем изолирования нуклеотидной последовательности гена, которая вырабатывала антигены — вызывавшие нарушения белки, — и затем заменила последовательность аналогичным сегментом из ДНК зебры. Это была крохотная секция ДНК, и они были не вполне уверены, для чего она была закодирована, но метод сработал. Без устраненных белков-аллергенов тело зебры нормально справлялось с беременностью, и животное разрешилось первым жеребенком-кваггой на Земле, спустя почти столетие после вымирания последнего взрослого экземпляра.

Все дело в том, что ДНК зебры и квагги на 99 % идентичны. Сейчас, однако, у их ученой группы не было генетически «близкой» матери. А были спроектированный с помощью компьютера геном и живая корова.

«Машина Бога» Цзянь задавала «рейтинг жизнеспособности» для оценки шансов гибридного зародыша пройти тест иммунной реакции и затем в процессе суррогатной беременности развиваться вплоть до рождения. Она оценивала продукты известных последовательностей ДНК в сравнении с менее известными или даже совсем не известными. Пока что 65 процентов были их высшим достижением. Где-то в тех остававшихся 35 процентах присутствовали белки, которые приводили в действие иммунную систему коровы. Эти 35 процентов состояли из миллиардов нуклеотидов, миллионов последовательностей — слишком много, чтобы устранить их путем проб и ошибок. Никто не знал точно, какие гены закодированы и для каких признаков. Эрика и Цзянь продолжали менять неизвестные последовательности, но не могли сказать наверняка, каким будет результат: то ли изменится белок, влияющий на цвет глаз животного, то ли белок, являющийся критическим компонентом развития его мозга. И они не могли это знать, пока животное не вырастет из грозди недифференцированных клеток. Чтобы сработал эксперимент с иммунной системой, им необходимо получить показатель рейтинга жизнеспособности в 80 процентов, а возможно, и больше.

Когда они только начали проект с геномами млекопитающих, доступными «онлайн» в общественном достоянии, рейтинг был низким. Первая тысяча геномов выдала рейтинг в 11 процентов. Следующая тысяча подняла их на порог 20 процентов. После обработки четырех тысяч геномов млекопитающих они преодолели барьер в 45 процентов жизнеспособности. С этого момента бездонные ресурсы «Генады» приступили к генетическому секвентированию редких млекопитающих, даже исчезнувших биологических видов, и с каждым рейтинг чуть поднимался.

А может, именно четыре новых вида Бобби Валентайна помогут преодолеть барьер 80 процентов? А если нет — что она может изменить? Может, новый подход и дополнительные геномы — все это вместе привнесет перелом? Одна половинка Эрики верила в успех, другая, более сильная, — в неудачу. Последнее, что она хотела бы видеть, — доктора Клауса Румкорфа, награжденного за то, что все это время он был нудным, мелочным болваном.


8 ноября. У каждой фотографии своя история

Магнус сложил мобильный телефон и опустил в левый карман пиджака. Сделал глоток «Юкон Джека».[8 - Полусладкий крепкий канадский ликер.] Тихонько брякнули кубики льда. Он поставил стакан и положил обе руки на стол. Медленно вздохнул и выдохнул. Вдох — выдох.

В контраст к эскизам да Винчи брата и бесценным шедеврам в оформлении кабинета Магнуса преобладали личные мотивы: десятки фото и даже настенный выставочный стенд.

На нескольких снимках был запечатлен улыбающийся после завершившейся операции Магнус в различных униформах: маскировочной желтовато-коричневой, зеленой, а на одной — в толстом «мокром» гидрокостюме. На всех он позировал с другими такими же перемазанными, улыбающимися, опасного вида мужчинами. Четыре физиономии то и дело повторялись: Энди Кростуэйт, Гюнтер Джонс, Брэйди Джованни и Бобби Валентайн. Это были фотографии тех лет, когда Магнус служил во Второй объединенной оперативной группе — контртеррористическом подразделении канадского спецназа. На большинстве тех фотографий он улыбался. Тогда жизнь имела смысл.

Самый крупный снимок — из той поры, когда Магнус играл тайтэндом в «Калгари Стэмпедерз» Канадской футбольной лиги: в красно-белой форме, вытянувшийся в струнку, чтобы поймать мяч за мгновение перед приземлением в конечной зоне. Самое беззаботное время — время между уходом из армии и началом работы с Данте в «Генаде».

Не все снимки были времен КФЛ или службы в спецназе. Вот Магнус и Энди Кростуэйт держат охотничьи ружья, стоя на коленях перед старой стеной черного камня; кровавая вереница отрезанных оленьих голов протянулась перед ними. Данте всякий раз просил эту фотографию убрать, добавляя, что ей не место в кабинете, но Магнус любил ее и потому оставил. Были здесь, конечно, и «открыточные» фото: снимки Магнуса и Данте, рыбачащих нахлыстом в Монтане, на деловом собрании в Брюсселе, вдвоем на яхте на юге Франции. Эти фотографии с братом были настоящим сокровищем: семья — святое. Данте был единственным родным человеком, оставшимся у него.

Данте также просил Магнуса убрать отсюда деревянный стенд, но тот об этом и слышать не хотел. В левой части стенда красовались награды Магнуса и знаки отличия. В правой — выстроились десять боевых ножей «Ка-Бар», закрепленные кончиками лезвий вниз, заточкой вправо. Каждый хранил свою историю. На пяти ножах было заметно обесцвечивание металла, раскаленного огнем. Оставалось достаточно места для трех-четырех ножей в правой части стенда: какие-то истории еще ждут своего начала или продолжения…

Магнус вновь сделал глубокий вдох, сфокусировался, медленно выдохнул, затем повернулся к компьютеру и открыл электронную таблицу.

Множество красных пометок.

Его брат просто изматывал «Генаду» ради какой-то альтруистической фантазии. И во имя чего? Замененный орган покупал вам что — десять лет? Может, двадцать? Вселенной как минимум тринадцать миллиардов лет — существуют ли даже десятичные знаки, чтобы измерить соотношение двадцати против этой цифры?

Все умирают. Кто-то раньше, кто-то позже.

Данте обладал глубоким умом, ловкостью, деловым чутьем. Именно поэтому папа оставил компанию Данте, а не Магнусу. Мудрое решение, верное. Но вот чего не было у Данте — настоящей силы воли. Хотя не так страшно: именно для этого и существуют братья. Когда настанет час для тяжелых решений, Магнус защитит своего брата. Магнус убедится, что все сделано как надо.


8 ноября. Игры, в которые играют люди

Колдинг постучал в дверь обиталища Тима Фили.

— Войдите, — донесся голос Тима.

Колдинг подергал ручку — заперто.

— Закрыто, балбес.

— Ты знаешь код.

— Тим, кода твоей двери я не знаю.

— Пароль моего компьютера помнишь? Такой же, шеф.

Колдинг вздохнул. Пароль он знал — его все знали: 6969. Методы высокой безопасности их компьютерного эксперта, проживающего по месту службы. Колдинг набрал комбинацию на клавишной панели на стене рядом с дверью.

Тим сидел на диване своей крохотной гостиной, лэптоп стоял на кофейном столике перед ним. Также на кофейном столике полупустая бутылка скотча «Талискер». Тим любил этот скотч.

Его апартаменты выглядели точно такими же, как у Цзянь и как каждые вторые в комплексе: около шестидесяти квадратных футов уютного пространства, разделенные на гостиную, кухоньку, ванную и спальню.

— Слушай, Тим, а почему это ты работаешь здесь, а не с Цзянь?

— А потому, что наш Маленький Господин Румкорф хочет, чтобы мы думали по отдельности и нестандартно.

— Тест опять провалился?

Тим кивнул. Колдинг подошел к дивану и заглянул в экран лэптопа Тима.

— Приятель, — сказал Колдинг, — а что, скотч и тетрис — неотъемлемые части процесса нестандартного мышления?

Тим пожал плечами:

— Очевидно, мой мозг действительно ни на что не годен. Я с одинаковым успехом мог бы исследовать новые территории, как хорошее пойло или высшую сумму баллов.

— Да брось ты. Твой лопатник должен быть украшен вышивкой «наглый ублюдок». Как Румкорф перенес это?

Тим поставил игру на паузу и глотнул виски.

— Румкорф — сволочуга, каких поискать.

— Не уверен, — сказал Колдинг. — Он просто упертый мужик.

— Да он продаст тебя в мгновение ока, если это даст ему то, что он хочет. Продаст с потрохами любого из нас. — Тим и Румкорф конфликтовали с самого начала. Тим молодец, ему удалось приглушить неприязнь и играть свою роль. По большей части. — Знаешь, что на самом деле жжет мне задницу?

— Что?

— Что именно Цзянь делает настоящую работу. Как и Эрика. А Румкорф собирается заполучить львиную долю заслуги.

— Да бог с ним, — сказал Колдинг. — Мы здесь, чтобы спасти человеческие жизни и изменить историю. Не ради славы.

— Ха. А я здесь за денежки.

Колдинг почувствовал прилив гнева, но подавил его. Тим, наверное, шутит. А может, и нет. Какая разница. Поскольку Тим способствует успеху проекта, он волен иметь какую угодно мотивацию.

— Мне заглянуть к Румкорфу?

Тим пожал плечами:

— Если нравится торчать на глазах у ходячего говорящего придурка — твое дело. Он будет в генетической лаборатории, не сомневаюсь. Вот только зачем, если можно припарковать ненадолго свою задницу и опрокинуть стаканчик со мной, братишка?

— Я должен для начала обойти всех. А вечерком, может, и опрокинем.

Тим покачал головой:

— He-а, вечером не смогу. Я… Я сейчас немного отдохну, но через несколько часов закроюсь тут. С головой окунусь в поиск, веришь? Тиму надо поработать в одиночестве. И прежде чем ты спросишь, к Цзянь я заглядывал — она в порядке. И еще, пока ты не спросил — чуть позже я обязательно прослежу, чтобы она приняла лекарства.

— Черт возьми, у тебя никак прорезался дар экстрасенсорного восприятия или как?

— Оно самое, или базисная кратковременная память, — сказал Тим. — Если не собираешься надраться со мной, будь добр, свали, а я окунусь в цифровые дебри… «Тетриса».

Колдинг небрежно отсалютовал и вышел из квартирки.

Как и предсказал Тим, Румкорф стоял в одиночестве в генетической лаборатории, неотрывно глядя на экран во всю стену, заполненный одними только черными квадратами.

— Как дела, док?

Румкорф повернулся, налитый яростью взгляд как будто чуть смягчился при виде Колдинга:

— Боюсь, сегодня я не готов отвечать на приветствия в таком же бодром духе, мой друг.

— Суккоташ[9 - Суккоташ — блюдо из молодой кукурузы и бобов.] не прижился, — сказал Колдинг. — Все плохо?

— Плохо, плохо. Мы в тупике. Убежден, мы упускаем что-то в общем и целом очевидное.

— А не пробовал выключить, а затем опять включить?

Румкорф сердито зыркнул и следом рассмеялся:

— Если б все так просто… Бобби еще здесь? Я бы немного полетал — надо развеяться…

— Извини, ему пришлось почти сразу стартовать. Если это тебя утешит — он оставил четыре новых образца.

Маленький человек вздохнул:

— Да кто его знает. Может, в одном из них найдется ответ. Попроси, пожалуйста, Тима заняться ими прямо сейчас.

— Тим очень занят, — сказал Колдинг. — Ломает над чем-то голову.

Румкорф закатил глаза:

— Ну, ты и здоров врать! Опять «Тетрис»?

Колдинг кивнул.

Румкорф устало потер глаза:

— Тогда пусть ими займется Цзянь. Работа, конечно, не ее масштаба, но, может, это как-то разнообразит ей жизнь.

— Кстати, о Цзянь: ее кошмары все хуже.

— Да? А что — участились? Стали более интенсивными?

Румкорф выстреливал слова стремительно и отрывисто. Он как будто чуть оживился. Интересно, частенько думал Колдинг, видел ли он в Цзянь человека или набор симптомов, очередную научную проблему, которую предстояло решить?

— Три ночи подряд, — ответил Колдинг. — Насчет интенсивности ничего не могу сказать.

— Галлюцинации были?

— Не думаю. Вы хотите еще раз поменять ей дозу?

Румкорф покачал головой.

— Нет, нам надо довести до конца курс после последней смены, посмотреть, скорректирует ли он ситуацию, прежде чем вносить изменения.

— Но спит она все меньше и меньше. Мне очень тревожно за нее.

— Тебе тревожно за все и за всех, — сказал Румкорф. — Доверься мне, я внесу поправки до того, как она вновь начнет думать о самоубийстве. Нам нельзя терять Цзянь, верно?

Колдинг пожевал нижнюю губу. Румкорф здесь был врачом, он и раньше помогал Цзянь. Может, маленький человек прав и в таких случаях просто нужно время?

— Хорошо, — сказал Колдинг. — Я отдам образцы Цзянь. Ну а ты как — что я могу для тебя сделать?

— У тебя Нобелевская премия в кармане?

— Нет, это не Нобелевская премия, просто я на самом деле рад тебя видеть.

Румкорф вновь рассмеялся и вытолкал Колдинга из лаборатории.


8 ноября. Перспектива длиною в жизнь

Пятеро собравшихся в шикарном конференц-зале «Генады» были одними из первых в рейтинге Fortune 500.[10 - Рейтинг 500 крупнейших мировых компаний, критерием составления которого служит выручка компании. Список составляется и публикуется ежегодно журналом «Fortune».] Двое мужчин и женщина из Америки, британский плейбой-делец и китайский транспортный магнат. Оба американца заработали миллиарды на технологии — один на программах, другой на поисковой системе, — в то время как женщина превратила скромный семейный гостиничный бизнес во вторую в мире сеть отелей.

Транспортный магнат представлял самый большой риск. Если информация дойдет до Госсовета КНР, Данте за многое придется отвечать. В Госсовете полагали, что останутся единственным инвестором этого проекта. По его удачном завершении китайское правительство сможет помочь полутора миллионам своих граждан, ожидающих трансплантации органов. Всего лишь с сотней тысяч потенциальных доноров ежегодно Народная республика отчаянно искала способ помочь своему народу. Ситуация оборачивалась настолько тревожной, что правозащитные организации требовали умерщвления заключенных и использования их тел в качестве доноров. Китай остро нуждался в решении. Таким решением был проект Румкорфа.

Однако транспортный магнат не стал бы одним из богатейших людей на планете, лишь разглагольствуя об исключительных инвестиционных возможностях. Он не пропадет. Данте, по крайней мере, надеялся, что не пропадет.

Пальоне приветствовал миллионеров, выдав из набора улыбок самую обаятельную, и перешел к сути вопроса:

— В финансировании решающего проекта «Генады» сложилась критическая ситуация. Нам необходимы денежные средства, и как можно скорее. Это даст вам «окно возможности». Все вы подписали соглашения о неразглашении, так что я просто перейду к делу.

Он взял пульт и нажал кнопку, включив огромный плоский монитор на стене. Экран отобразил диаграмму с поднимающейся зазубренной красной линией.

— Красная линия символизирует возрастающее количество людей в Соединенных Штатах с неизлечимыми заболеваниями, ожидающих трансплантации органов. В настоящий момент их более ста тысяч; пять лет назад было восемьдесят тысяч и десять лет назад — пятьдесят три. Каждые десять минут к списку добавляется новое имя. В этом году доступными для трансплантации будут всего лишь около пятнадцати тысяч органов, из них, по грубым подсчетам, 55 процентов от умерших доноров, остальные — от живых. Средняя продолжительность ожидания донорской почки в США — четырнадцать месяцев. Разница между спросом органа и его доступностью возрастает приблизительно на 20 процентов ежегодно. И приблизительно четырнадцать тысяч американцев умрут уже в этом году, не дождавшись органа.

Это цифры только по Соединенным Штатам. В мировом же масштабе, по данным некоторых источников, семьсот пятьдесят тысяч человек нуждаются в пересадке почки. Не говоря об остро нуждающихся в пересадке сердца, легких и печени.

По оценкам «Генады», средняя стоимость замены органа будет около пятидесяти тысяч долларов. Это означает, что ежегодная продажа достигнет тридцати семи миллиардов. И это текущие продажи. С повышением уровня жизни и медицинского обслуживания в Индии, Китае и так далее в условиях развивающегося мира мы полагаем увеличение нуждающихся в трансплантации органов в ближайшие десять лет вдвое. Вы позволите продолжить?

Головы пятерых инвесторов склонились в синхронном кивке.

— Некоторые компании пытаются разрешить этот дефицит с помощью процесса, известного как «ксенотрансплантация»: пересадки органов либо тканей от животного одного биологического вида к другому.

— Органы животных, — проговорил маленький человек с толстыми стеклами очков и всклокоченными волосами, один из магнатов американской индустрии компьютерных программ и, по некоторым стандартам, богатейший человек на земле. — Сердца бабуинов, свиные печенки и все такое.

Данте кивнул и улыбнулся:

— С нынешней технологией ксенотрансплантат может поддержать кого-то в живых несколько дней, самое большее — недель, и лишь при условии постоянного нахождения пациента в стационаре. Видите ли, иммунная система человека, как правило, отторгает орган. Подавление этой иммунной реакции является задачей большинства компаний, но ее решение ведет к более масштабному риску. Ксенотрансплантация раскрывает возможность вспышки вирусной инфекции. Когда вы внедряете чужеродный орган в тело человека, вместе с ним вы также внедряете и вирусы, которые содержит этот орган. Как правило, такие вирусы быстро погибают, поскольку не приспособлены к атаке клеток хозяина-человека. Но в случае, если они адаптируются и смогут проникать в клетки человека, мы можем получить инфекцию, против которой у людей не найдется природных антител.

— Вирус H1N1, — сказал транспортный магнат. — Свиной грипп, атипичная пневмония, птичий грипп. Вы об этом?

— Или нечто похожее на только что случившееся в Гренландии, — сказала единственная женщина. — Мне это не кажется ценной инвестицией. Скорее способом убить миллионы.

Ее комментарий застал Данте врасплох. Четверо мужчин посмотрели на женщину: о Гренландии они явно не слышали, но их уверенность тем не менее растаяла. По-видимому, «Генада» была не единственной компанией со связями «наверху». У Данте промелькнула мысль, не приторговывает ли Фермерша информацией с другими партнерами.

— В «Генаде» найдено решение, — сказал Пальоне. — Мы, наверное, единственное ценное инвестирование в этой области, поскольку наш процесс исключает всякую возможность передачи вирусной инфекции от донора-животного к человеку.

Он нажал кнопку на пульте. На экране появилось меленькое существо, сидящее на гнилом бревне, окруженном экзотической растительностью доисторических джунглей. Форма тела существа напоминало каплеобразную: толстое посередине, сужающееся к тонким бедрам и заканчивающееся коротким, заостренным хвостом. Задние лапы торчали под углом сорок пять градусов от худощавых бедер, далее — колени и лапы, расположенные дальше от тела по сравнению с кошкой или собакой. Передние лапы тоже были оттопырены, но под меньшим углом. Редкая серебристая шерсть покрывала маленькое гибкое тело. Хотя оно обладало чертами современных животных — например, длинными усами, торчавшими из заостренного носа, — выглядело существо безошибочно первобытным.

— Это тринаксодон, живший около двухсот миллионов лет назад. Один из подкласса синапсидов, также называемых предками млекопитающих. Что-то вроде тринаксодона дало начало всем остальным. Это «что-то» приходится далеким предком вам, мне, собакам, дельфинам — всем видам млекопитающих. Этот предок, друзья, является тем, что воссоздает «Генада» и что даст вам заработать очень-очень много денег.

Человечек с всклокоченной шевелюрой встал, улыбаясь от уха до уха, глаза возбужденно заблестели:

— Позвольте уточнить: вы создаете этого нашего предка для того, чтобы пересаживать его органы людям, спасать им жизнь и в то же время исключить возможность заражения этими опасными вирусами?

Данте кивнул.

— Мы создадим животное, подобное прародителю млекопитающих. Поскольку предок будет создан из основы ДНК, мы можем гарантировать, что получившееся в результате животное не будет носителем естественных вирусов, способных адаптироваться к тому, чтобы инфицировать человека. Каталогизация и обработка этих компьютерных данных есть наука, которая называется биоинформатикой. Проект «Геном человека» и компания «Целера Геномикс» установили последовательность всего генетического кода человека, вплоть до каждого последнего нуклеотида, но люди были только началом. Ученые расшифровали последовательности тысяч млекопитающих, внося данные цифрового анализа в общедоступные базы данных — таких, как Банк генов. Эти геномы в сочетании с геномами животных, которые мы расшифровали самостоятельно, дают «Генаде» полный генетический код почти каждого млекопитающего нашей планеты.

— Я не понимаю, — подал голос транспортный магнат. — У вас есть геномы современных животных, но не этого ископаемого?

— Генетическая мутация является основополагающим принципом эволюции, — сказал Данте. — Но не все гены мутируют со «скоростью». В то время как виды ответвляются от общего предка, некоторые гены мутируют быстрее, а некоторые не мутируют совсем. Используя «молекулярные часы», так сказать, мы можем рассчитать, какие последовательности изменились, и, сравнив этот ген с таким же, но другого млекопитающего, сможем сказать, какая последовательность старше, ближе к генетическому коду прародителя.

Женщина улыбнулась.

— Нет слов, насколько элементарна концепция! Просто используй наименьший общий знаменатель. Выбираем все, что «индивидуально», и остаемся со всем «общим».

Данте кивнул. Кажется, доходит. Женщину убедить было сложнее всего. Софтверный магнат «созрел», Данте не сомневался, что, если женщина даст денег, оставшиеся трое сделают то же самое.

— Наши сотрудники создали компьютерную лабораторию эволюции, — продолжил Данте. — Ее программа производит статистический анализ геномов, основанных на вероятной функции каждой генной последовательности. Компьютер работает с нашим представленным в цифровой форме геномом предка, прогнозируя окончательный внешний вид и функции, затем вносит изменения, вновь прогнозирует и оценивает возможность для ожидаемых признаков. Эволюция в миниатюре, только в обратном порядке и в миллион раз быстрее, чем в природе. Мы создаем существо в компьютере, один нуклеотид зараз. А поскольку оно создано «с нуля», то свободно от любого вирусного заражения.

— Но это животное на экране… — заговорил китаец. — Оно слишком мелкое. Вы не можете пересадить мне его сердце.

— Совершенно верно, — ответил Данте. — Но животное на экране было создано только «в силиконовом чипе», то есть в компьютере, чтобы нам было с чего начинать, от чего отталкиваться. И мы это сделали. С этого момента компьютер добавил виртуальное специфичное генное кодирование для «подгонки» размера и совместимости с человеческим органом. Наше первое живое «потомство» идеальным не будет, но мы в состоянии проанализировать фенотип — размер животного и его внешний вид — на фоне генотипа, фактического кодирования ДНК. Имея на руках эти результаты, мы продолжаем модифицировать геном до того момента, пока органы животного не станут идеально подходить для трансплантации человеку.

Всклокоченный человечек опустился на стул:

— Но если вы обладаете такой технологией, почему бы просто не выращивать органы индивидуально?

— Некоторые компании работают исключительно над этим проектом, но пока такое невозможно. А когда станет возможным, для выращивания отдельных органов потребуется дорогостоящая лаборатория или производственный центр. Короче, стоимость органа будет астрономической. Предки «Генады», с другой стороны, будут стадными животными. И что самое важное, их можно будет разводить. Все, что от нас потребуется, — это предоставить им пастбище и корм. Спрос на органы растет? Не проблема: увеличим поголовье.

— Как насчет ЛЕОЖ?[11 - «Люди за этичное обращение с животными», от англ. People for the Ethical Treatment of Animals — организация, ведущая борьбу за права животных.] — спросила женщина. — Как насчет «Фронта освобождения животных»? Они давно точат зуб на ксенотрансплантационные исследования.

— Мы полагаем, что и в этом вопросе у нас конкурентоспособное преимущество, — ответил Данте. — Предки в природе не встречаются. Мы их сделали, вплоть до самых последних нитей ДНК. Мы даже сможем использовать этот факт, чтобы вынудить другие компании прекратить исследования на свиньях и приматах. Раз уж «Генада» уже решила проблему, значит, больше нет нужды продолжать потенциально опасные исследования.

Софтверный магнат рассмеялся:

— Мечтаете о монополии? Монополии на человеческую жизнь?

Данте кивнул.

— Леди и джентльмены, ничто не продается так, как сама жизнь. Когда мы добьемся успеха, мы станем единственным вендором. Мы сможем назначить такую цену, какую только выдержит рынок. А поскольку миллионы людей не вполне готовы к смерти, рынок выдержит очень много.

Час спустя все пятеро ушли и вынесли единое решение: «да». Это дало «Генаде» достаточно капитала: по крайней мере, еще на год.

Магнус будет просто счастлив.


8 ноября. Точка-точка-точка…

Наручные часы зажужжали. Это было жужжание не будильника, потому что будильник пищал. Жужжание означало лишь одно.

Контакт.

Жужжание являлось пятиминутным предупреждением, сигналом уйти куда-нибудь, где можно остаться наедине, прежде чем придет полный текст сообщения. В комнате он был один. Пять минут тянулись долго-долго.

Спрятанный в часах микрочип принял строго зашифрованные сигналы со спутника. Чип расшифровал эти сигналы и «прожужжал» их азбукой Морзе:


«Уничтожить коммуникации».


«Уничтожить все транспортные средства».


«Уничтожить все данные».


«Поддержка приземляется в 17:00».


То есть команда приступить к действиям. Спустя столько времени! Как странно: сейчас, когда проект так близок к завершению, к продлению жизней миллионам людей. Нет, не «когда»… правильным словом было «если». Не оставалось никакой гарантии, что они вновь когда-либо подавят иммунную реакцию.

Да, собственно, кого это колышет? Кто-нибудь когда-нибудь все же выяснит это. Поскольку Румкорф не получил кредита, значит, не судьба.

Будет опасно, но план готов и не так уж труден. Без лишнего шума вывести из строя транспортные средства и средства связи с целью полной изоляции объекта. После чего уничтожить данные — текущие и резервные. А потом? «Включить дурака» и дожидаться прибытия полковника Фишера и его головорезов.

Последовательность нажатий клавиш вывела на экран монитора компьютера секретное меню. Несколько готовых к запуску программ спрятаны внутри потока заархивированного генетического кода длиною в мили. Безусловно, было небезопасно прятать программы в готовом к использованию формате, имея в команде Цзянь. Эта женщина взаимодействовала с компьютерами способом, не поддающимся логике: если хакерные программы просто «сидели» там, Цзянь непременно отыщет их.

Программы эти нанесут незначительный вред. Порция его будет зависеть от того, спит Цзянь или бодрствует. Она была единственной действительной переменной, а это означало, что с ней необходимо было что-то сделать, иначе план не сработает.

Несмотря ни на что, сегодня ночью все будет кончено… так или иначе.


8 ноября. Рюмочка с «прицепом»

A

G

C

T

Снова и снова бесконечные цепочки бежали сверху вниз по экрану, некоторые сегменты подсвечены желтым, некоторые — зеленым, какие-то — красным и другими цветами. Специальный язык. Истинный язык жизни. Язык, который по какой-то причине лишь она одна могла по-настоящему видеть и понимать.

Биологическая поэзия.

— Цзянь?

Она моргнула. Поэзия вновь обратилась в бегущие по экрану буквы, а сама она сейчас в лаборатории биоинформатики. Цзянь подняла глаза и увидела стоявшего перед ее столом Тима.

— Мистер Фили, — не успела она сказать это, как поняла, что он стоит здесь уже несколько секунд, снова и снова негромко зовя ее по имени. Часть ее рассудка слышала Тима, но не пожелала выходить из того особого состояния.

— Вы мой босс, — сказал он. — Подумайте, может, наконец хватит называть меня «мистером»?

Та покачала головой. Нет, она так не может. Она иногда пыталась, пыталась сказать «Пи-Джей», или «Тим», или «Клаус», но всякий раз получалось «мистер Колдинг», либо «мистер Фили», либо «доктор Румкорф».

Компьютерная рабочая станция в семь мониторов была точно такой же, как и в комнате Цзянь. Тим показал ей бутылочку и стаканчик для приема лекарства и протянул ей из-за боковых мониторов.

— Вы кое-что забыли.

Ее лекарство.

Она взглянула на бутылочку, затем — на свои часы. Опоздала с лекарством на два часа.

— Ох, простите, — Цзянь взяла бутылочку и пластиковый стаканчик.

Тим обошел стол и стал рядом с ее креслом.

— А чем это вы занимаетесь? Вы же должны быть в постели. Может, все-таки пойдете спать?

Она покачала головой, поставила бутылочку на стол и потянулась к холодильнику под столом.

— Запивка, — сказал Тим и вытащил из кармана лабораторного халата банку «Доктора Пеппера». Цзянь уловила запах алкоголя в его дыхании.

— Мистер Фили, вы пили?

— Всего пару рюмочек, — ответил он. — Кстати, о рюмочках: лекарства — твои рюмочки, а эта банка — твой «прицеп». Так что — вперед!

Тим заставил ее рассмеяться. Он был хорошим помощником, хотя и не таким, каким была Галина. Но если Галина почти все свое время проводила с Эрикой, Тим следил за тем, чтобы Цзянь вовремя принимала лекарства, спала, даже ела. Порой Цзянь и в самом деле забывала о еде, когда с головой уходила в работу и минуты превращались в часы, а те — в дни.

Цзянь налила в стаканчик лимоннокислый натрий до отметки в пять миллиметров, выпила лекарство и следом сразу же осушила банку «Доктора Пеппера». Газировка пузырилась во рту, смывая противный натриевый вкус. Но дурной привкус стоило потерпеть — он делал ее нормальной, способной функционировать, не видя… их. Лекарство давало ей возможность работать.

Она вновь потянулась к холодильнику, но Тим вытянул из другого кармана вторую банку.

— Запивка, — повторил он.

Цзянь чуть зарделась. Тим и Пи-Джей так трогательно о ней заботятся, и это делало ее пребывание здесь довольно сносным, несмотря на давление Румкорфа и постоянные гнусные злобные подначки этой злобной стервы Эрики.

— Цзянь, да ладно вам, — сказал Тим. — Мы же не первый раз проваливаем иммунный тест. Отдохните немного: работа не волк. А утром возьмемся за дело.

— Нет, мы должны работать. Есть новости?

— Ага, — ответил Тим. — Офигительный новый счет в «Тетрисе».

— Вы, наверное, очень гордитесь им.

— Не сказать, чтобы очень. Я его перепрограммировал, чтобы победить. Вам, может, тоже стоит попробовать поиграть — в видеошахматы. Дайте своему разуму ненадолго другое занятие.

Цзянь пожала плечами. Она не собиралась читать взрослому человеку лекцию о пользе напряженной работы.

— Ну же, Цзянь. Идите спать.

— Пойду, — сказала она. — Вот только закончу секвентирование четырех новых образцов и — сразу спать.

— Обещаете?

Цзянь кивнула.

— Ну и ладно, — сказал Тим. — Что-то я выдохся. Дуреж «Тетриса» отнимает последние силы. Спокойной ночи.

Фили повернулся и вышел. Цзянь потерла глаза. Как же она устала! Однако завершить процесс времени займет немного.

Они уже давно собрали образцы каждого живого млекопитающего, известного людям. После этого Данте начал обзаводиться образцами вымерших видов. Каждый раз, когда они оцифровывали один из тех дополнительных геномов, индекс жизнеспособности «Машины Бога» поднимался. Поднимут ли их привезенные Бобби новые образцы к порогу 80 процентов?

На Земле несметное количество разновидностей животных, но каждое из них состоит из простого набора четырех нуклеотидов: аденина, гуанина, цитозина и тимина. Эти четыре основных нуклеотида создают структуру двойной спирали — дезоксирибонуклеиновой кислоты, или ДНК. Некоторые люди не понимают, что такое «двойная спираль», зато всем понятно любимое название Цзянь — «винтовая лестница».

Различие между нитями, по обе стороны «ступенек» лесенки ДНК, еще более ограничено — всего лишь до двух комбинаций: аденин может быть связан с тимином, а гуанин — с цитозином. Но количество комбинаций вдоль «сторон» лестницы — четыре буквы А, G, Т и С — может быть бесконечным.

Эти бесчисленные комбинации и являлись тем, что собиралась Цзянь анализировать и оцифровывать — так, чтобы «Машина Бога» могла увидеть полный геном каждого животного и сравнить его с последовательностью главного предка.

Первым делом она выделила клеточную ДНК каждого вымершего млекопитающего и поместила в отдельные пробирки. В каждую пробирку добавила свой мастер-микс.[12 - Смесь-раствор для проведения ПЦР — метода полимеразной цепной реакции, наиболее популярного метода анализа ДНК.] Микс состоял из полимеразы ДНК, случайных праймеров и четырех основных нуклеотидов. В микс также входили дидезоксинуклеотиды, или нуклеотиды с чуть отличной химической структурой, содержавшие флуоресцентный срез и имеющие решающее значение в финальной стадии процесса.

Для проведения цепной полимеразной реакции Цзянь поместила пробирки в амплификатор — устройство, предназначенное для производства миллиардов копий ДНК-мишеней. Сначала ПЦР-машина «раззиповала» ДНК, нагрев ее до температуры 95 °C, тем самым разорвав водородные связи между двумя цепями ДНК. Затем машина охладила смесь до 55 °C, и вступили в действие праймеры. Праймер для цепочки ДНК — что фундамент для кирпичной стены: цепочки ДНК не могут формироваться случайно, им необходимо начать с праймера. Понижение температуры позволило праймерам прикрепиться к комплементарным срезам на одной цепочке ДНК — так, чтобы праймер с комбинацией ACTGA образовал связи с комбинацией TGACT на противоположной стороне «винтовой лестницы». А связывается с С, Т соединяется с G, и одним кликом мышки выставляется точка отсчета.

А потом еще раз подогреть.

Пока температура поднималась до 72 °C, ДНК-полимераза началась с произвольных праймеров и двинулась вниз к открытой цепочке, фиксируя свободные нуклеотиды в незавершенные однонитиевые ДНК — наподобие поезда-строителя, оставляющего за собой готовый путь. В результате получались две идеальные копии исходной, оригинальной цепочки ДНК. С этого момента процесс начинал быстро повторяться снова и снова: две копии становились четырьмя, затем восемью, шестнадцатью — и все выливалось в быстрый экспоненциальный рост.

За прошедшие годы Цзянь пришлось преодолеть немало этапов, но теперь весь процесс сделался автоматическим. Ее машина создала миллионы точных копий, отмеченных крохотными флуоресцентными пятнышками, обозначавшими срезы. Чтобы заставить эти пятнышки светиться, компьютер применил лазер, затем отсчитал срезы. И в результате? Анализ ДНК животного, нуклеотид за нуклеотидом. Миллионы копий, выполненных с высочайшей точностью.

Итоговые данные автоматически поступают в суперкомпьютер, известный как «Машина Бога», и здесь за их обработку принимались программы Цзянь. Она задвинула крышку ПЦР-машин и запустила их в автоматическом режиме.

Всего через несколько часов четыре новые последовательности ДНК присоединятся к тысячам уже секвентированным. Она вывела на экран базу данных обрабатываемого генома.


Секвентирование генома А17: в процессе

Алгоритм коррекции: в процессе

Прогнозируемая вероятность жизнеспособности: 65,0567%


Снова и снова мощная «Машина Бога» обрабатывала триллионы комбинаций ДНК, выискивая уникальный набор, который породит жизнеспособный эмбрион. Еще несколько новых образцов, может, несколько видов млекопитающих, и они его получат.

Цзянь продолжала свой секретный эксперимент — тот, о котором Румкорф даже не подозревает. Колдинг приказал уничтожить все компоненты программы по человеческой суррогатной матери. Цзянь сохранила самую-самую малость. Особую малость. Геном предка с 99,65 процента вероятности выживания — тот, что наверняка подавит иммунную реакцию.

Иммунную реакцию не коровы, а… ее собственную иммунную реакцию.

Это был ее маленький секрет еще на этапе создания суррогата человека. В качестве основного рабочего шаблона Цзянь использовала свою ДНК. Ирония заключалась в том, что настойчивое требование Колдинга уничтожения человеческих суррогатов спасло компанию, но если б они могли использовать суррогат человека, им бы удалось успешно провести имплантацию с первого же раза. Цзянь сохранила собственные модифицированные яйцеклетки, спрятав их внутри высокой — по грудь — емкости с жидким азотом, в котором также хранились последние шестнадцать циклов геномов «Машины Бога». Это были, в конце концов, ее яйцеклетки, и она не находила в себе сил расстаться с ними.

Возможно, если эксперименты с коровами в конце концов провалятся, она использует их. Миллионы жизней балансируют на грани смерти. Не исключено, что даже сам Румкорф поможет. Он так отчаянно надеялся на успех, так рассчитывал заставить Цзянь образумиться и прекратить быть такой тупой, такой неудачницей…

Столько людей. Столько людей умирает каждый день, умирает из-за ее некомпетентности.

Надо расслабиться. Возможно, Тим прав… Может, немного поиграть? Буквально несколько минуток. Если она прервет работу, никто даже не узнает. Цзянь осторожно развернулась к левому нижнему монитору и запустила шахматную программу «Chess Master». Сейчас совсем не время играть! Но она так растеряна… Ну, давай, уровень Каспарова, покажи, на что способен.

Она всегда побеждала на уровне Каспарова. По крайней мере, компьютерная программа была достаточно сильна, чтобы заставить ее продумывать свои ходы. Среди всех участников проекта в этом равных ей не было. Бедняга Пи-Джей всякий раз так силился выиграть, но не мог продумать больше чем на пять-шесть ходов вперед. Цзянь видела все партии наперед еще до того, как сделан первый ход.

Она глядела на черно-белые квадратики, аккуратно выстроившиеся на виртуальной шахматной доске. Компьютер ждал, пока она сделает первый ход, но по какой-то причине Цзянь находила в себе силы лишь смотреть на клетки. Черные клетки. Белые клетки. Черные и белые.

Черные и белые.

Они могли бы быть и других цветов, но игра осталась бы прежней. Голубые и красные, желтые и фиолетовые — без разницы, потому что роль самой доски от этого не менялась.

Доска, что лежала под черно-белыми клеточками. Черными и белыми…

…как коровьи шкуры.

— Нашла… — прошептала она. — Нашла!

Цзянь закрыла игру и вывела на экран геном коровы. Ведь все ясно же как день! Почему же это раньше не приходило ей в голову? Если самым важным были внутренние органы — то, что было «под», она могла исключить сотни потенциально проблемных генов устранением того, что было над: оболочки, наружного покрова.

«Машина Бога» могла обработать это изменение даже в процессе обсчитывания геномов четырех вымерших млекопитающих. Достаточно ли будет всего этого, чтобы поднять уровень жизнеспособности до 80 процентов?

Главный терминал рабочей станции выдал сигнал ошибки, требовавший ее внимания. Цзянь щелкнула по иконке сообщения. «Ошибка удаленного резервного копирования».


Внешнее хранилище данных, десятипетабайтный массив накопителей, находящийся в кирпичном здании с постоянной температурой в конце взлетно-посадочной полосы… вышел из строя. С момента установки четырнадцать месяцев система работала без единого сбоя. Массив был спроектирован так, чтобы выжить в любой ситуации и сохранить эксперимент в случае наихудшего развития событий в главном корпусе. Поломка компьютеров, пожар, электромагнитное излучение… Цзянь говорили, что он выдержит даже сильный взрыв так называемой «топливной бомбы», хотя она не могла представить, зачем кому-то понадобится сбрасывать столь разрушительную штуку на совершенно безобидный научный комплекс.

Ну как же некстати! Цзянь чувствовала вдохновение, именно которого ей так не хватало, чтобы решить проблему иммунной реакции. Но она очень сомневалась в случайности выхода из строя резервного сервера: это дело чьих-то рук. И сейчас ей надо было сделать две вещи сразу: разобраться с ошибкой сервера и одновременно ввести генетический код, осенивший ее, как порыв горного ветра. Цзянь отключила компьютерную лабораторию от сети комплекса и следом запустила программу диагностики.


8 ноября. Миссис Сэнсом


«Руки Маргариты двигались сами по себе, будто одержимые невидимым демоном страсти. Она освободила лямочки лифа, неторопливо обнажая нежные полукружья грудей. Когда ночной воздух ласково коснулся сосков, она тихонько охнула… Откуда в ней столько смелости?

— Да, миссис Сэнсом, — пылко кивнул Крейг. — Позвольте мне взглянуть.

— Позволю, Крейг, — чувственно проворковала она.

Она смотрела на него глазами, потерявшими от страсти фокус. Она хотела его. Но он был вампиром! Причем вампиром-конюхом! Она взлетела так высоко, начав со служанки, завоевав руку Эдварда и став миссис Эдвард Сэнсом — герцогиней Тетшир и очень богатой женщиной с деньгами, драгоценностями и многочисленными личными слугами. Она поступает неправильно, разве нет? Это зло! Надо бежать! Бежать к пастору Джонсону и что-то делать, иначе она обратится в зловещего обитателя ночи и возжаждет крови невинных.

Однако повернуться и убежать она не успела: Крейг поднялся и легко высвободился из штанов. Его пенис сверкнул в лунном свете, словно был усеян толчеными рубинами».


Гюнтер Джонс откинулся на спинку и перечитал написанное. Недурно, надо сказать. Как тебе, Стефани Майер, а? Каково? Немного симпатичных вампиров, немного романтики, чуток запретного плода, который оборачивается сексом, и — бац: вампирский роман.

Лучше всего ему творилось в ранние утренние часы. Один, в комнатке поста охраны, никто его не беспокоил, особенно в 03.00. Нет, от работы он не отлынивал… просто ее, работы, было немного. Помимо наблюдения за тем, чтобы Цзянь не попыталась что-нибудь сотворить с собой, Гюнтер выполнил все процедуры по регламенту и проверил, что системы сигнализации находятся в подключенном режиме. Если вдруг требовалось на что-то взглянуть воочию, он будил Брэйди или Энди, в зависимости от того, кто дежурил.

Камеры системы видеонаблюдения перекрывали все внутренние помещения комплекса, предоставляя ему вид с любого возможного ракурса. После почти двух лет, проведенных здесь, Гюнтер научился прямо-таки виртуозно держать мониторы в периферийном зрении: если на них происходило какое-то движение, он тотчас замечал это. Только никогда ничего не двигалось. Это означало, что Джонсу платили чертовски хорошие деньги в основном за то, что он часами сидел и строчил.

Гюнтер уже завершил два романа в серии «Жаркие сумерки»: «Жаркие сумерки» и «Жаркий вечер». Как только он допишет эту, «Жаркую полночь», — придется подыскивать агентов, чтобы протолкнуть улетную трилогию.

Компьютер пропищал, выдав сигнал предупреждения. Гюнтер уменьшил окно редактора — не забыв, однако, прежде всего сохранить текст романа и не потерять тех изумительных слов, — и увидел пульсирующую табличку сообщения:


«Падение уровня сигнала спутниковой связи».


Он вывел на дисплей программу настройки и нажал кнопку «переподключиться», затем подождал, восстановится ли связь, как это обычно происходило. Колдингу не нравилось, когда пропадал сигнал космической связи, хотя время от времени это случалось по причине, им не понятной. Появилось новое сообщение:


«Сигнал отсутствует. Ошибка переподключения».


Ничего себе! Что-то новенькое. Гюнтер повторил команду и стал ждать.


«Сигнал отсутствует. Ошибка переподключения».


«Вот Колдинг взбесится», — подумал Гюнтер и запустил программу диагностики.


«Отказ оборудования».


Он уставился на экран. Отказ оборудования? Такого здесь еще не бывало. Согласно инструкции по ремонту оставалось сделать только одно — отправить кого-то посмотреть. Он повернулся к видеофону и послал вызов в комнату Брэйди.


8 ноября. Горячие деньки в старом городе

Брэйди Джованни не боялся холода, но это не означало, что он не придавал ему значения. Он был из тех, кто в детстве всегда слушался маму. А слушаться в детстве маму, живя в Саскатуне, означало одеваться тепло.

В часы дежурства одеться тепло значило спать в теплых кальсонах и носках, дабы сократить время на одевание в случае экстренного вызова. Когда его разбудил звонок Гюнтера, Брэйди понадобилось всего несколько секунд, чтобы натянуть черный генадский пуховик, зимний комбинезон в цвет, армейские теплые перчатки, шарф и штуковину, из-за которой Отморозок Кроссуэйт без конца дразнил его, — шерстяную шапку, связанную не кем-нибудь, а матерью Брэйди. Шапка была ему впору, плотно облегая большую голову вместе с гарнитурой — микрофоном и наушником в ухе.

Брэйди набрал код доступа на выходной двери воздушного шлюза. Та открылась. Он шагнул в камеру, закрыл дверь и выждал пять секунд, пока не уравнялось давление. «Би-ип» от двери просигнализировал о завершении цикла.

— Гюн, это Брэйди, уже выхожу.

— Принято, — проговорил ему в ухо голос Гюнтера.

С «береттой» в руке Брэйди открыл тяжелый запирающий механизм выходной двери и вышел на морозный ночной воздух. Прожекторы периметра освещали территорию. Тыльная сторона спутниковой тарелки была ему видна уже от двери. Никаких там шевелений. Он припустил бегом сквозь снег и ударивший в грудь ледяной ветер. Пусть себе дует, сколько влезет, Брэйди хорошо подготовился. Может, даже чуть перестарался: струйки пота побежали вниз от подмышек, несмотря на мороз.

Он не переставая зорко смотрел на тарелку, пока нарезал вокруг нее широкий круг. Да что вообще может случиться в таком изолированном комплексе? Даже такая невидаль, как неисправность оборудования, вызвала здоровое возбуждение, дала ему шанс проявить себя добросовестным служакой.

Спутниковая тарелка пятнадцати футов в диаметре смотрела на звезду, в сторону от Брэйди. Круговая пробежка привела его к фронтальной ее части — отсюда был виден ресивер, укрепленный на металлических лапах, тянувшихся внутрь и вверх от вогнутой тарелки. Во время движения Брэйди постоянно менял угол обзора слева направо, затем справа налево.

Голос Гюнтера пропищал ему в ухо:

— Ты еще там?

— Я в двадцати футах от тебя, и ты прекрасно это знаешь, — ответил Брэйди. — Ты же глазеешь на меня по тепловизору, а?

В крохотном наушнике смех Гюнтера прозвучал тоненько:

— Ага, просто балдею от этой штуковины. Первый раз врубил. Все стоит, один ты бродишь, чувак.

Брэйди подошел поближе к фронтальной части тарелки. Не видя никакого движения, он приблизился, чтобы проверить ресивер. И смотрел на узел полных три секунды, не веря своим глазам.

Баффинова Земля перестала быть скучной.


Видеофон вновь замерцал резким цифровым светом. Колдинг застонал, перекатился на другой бок и взглянул на экран — 3.22 утра. Опять Цзянь? Господи, здесь дадут человеку хоть немного поспать? Колдинг нажал кнопку «соединение».

— В чем дело, Гюн?

— У нас проблема, — торопливо проговорил Гюнтер. — Ретранслятор поврежден.

Сон Колдинга мгновенно улетучился:

— Что значит «поврежден»?

— Я подключу Брэйди, — ответил Гюнтер. — Брэйди, Колдинг на связи, скажи ему, что видел.

На экране осталось лицо Гюнтера, а из динамиков зазвучал девичий голос Брэйди:

— Какой-то псих раздолбал ретранслятор. С тарелкой все нормально, но узел приемо-передатчика просто всмятку. Похоже на следы от топора.

«Топора»… Во внутренних помещениях небольшого комплекса на пожарных щитах было двадцать пять топоров. Тот, кто повредил спутниковую тарелку, выходил из здания.

— Гюнтер, — сказал Колдинг, — включи все камеры жилых помещений, пересчитай народ по головам и доложи мне, немедленно.

— Сию минуту, босс, — Гюнтер перевел взгляд от экрана на невидимый монитор.

— Так, поглядим… Цзянь не спит, сидит в лаборатории биоинформатики, что-то печатает. Румкорф в кровати, похоже, спит. Энди отсоединил камеру в своей комнате, но я слышу его храп по видеофону. Хёль под одеялом. Брэйди у тарелки, я здесь, вы там, а… Оп-па!.. Тима в комнате нет.

Колдинг встал:

— Нет в комнате? А где он? Просканировать все здание в инфракрасном на предмет обнаружения тела.

Грустные глаза Гюнтера сосредоточенно сузились:

— Хм… Тепловизор подтверждает визуальный осмотр. Все, кроме Брэйди и Тима. Я тут еще проверил данные контроля входа-выхода. За последние два часа никто не набирал код на вход или выход.

— А я? — сказал Брэйди. — Я же только что вышел наружу.

— Не отмечено, — сказал Гюнтер. — Кто-то снес данные слежения. Кстати, похоже, что камеры в коридорах «закольцованы». Я… Я не могу сказать, как давно, потому что они были в режиме реального времени.

Колдинг принялся натягивать одежду.

— Проверь регистрацию доступа админа. Чей код выключил те системы?

— Ух… — Колдинг услышал, как щелкают клавиши под пальцами Гюнтера. — Ищу.

— Скорее, Гюн! Ты должен знать, как это делается!

— Да знаю, знаю! Секундочку… вот. Код доступа 6969.

Код Тима. Но почему? С чего вдруг Тиму творить такое спустя столько времени… Зачем?.. Разве что…

— Брэйди, — сказал Колдинг. — Найди мне Тима. Он устроил саботаж.

— Слушаюсь, сэр.

— И гляди в оба. У него топор — по меньшей мере. Не исключено, есть и другое оружие.

— Слушаюсь, сэр, — повторил Брэйди. — Убрать его?

— Нет! Боже упаси, никого не надо убивать, — сказал Колдинг, шокированный тем, как скоро Брэйди вынес смертельный приговор другу. Но Брэйди мыслил как солдат, и Колдингу следовало мыслить так же. Если Тима и вправду перекупила другая биотехнологическая компания или, хуже того, он работал на спецслужбы отдела биотехнологических угроз Лонгуорта, тогда вообще трудно представить, что этот тип в состоянии тут наворотить.

— Защищайтесь, если придется, — сказал Колдинг. — Но делайте все возможное, чтобы не застрелить его, понятно?

— Да, сэр, — от возбуждения тон голоса Брэйди повысился еще на одну нотку.

— Гюнтер, — сказал Колдинг, — разбуди Энди и скажи, чтоб охранял резервный воздушный шлюз. Если Тим снаружи, он не должен войти сюда. И чтобы внутренние камеры работали.

— Блин, да я не знаю, как это сделать.

— Ты же говорил мне, что знаешь систему назубок, черт тебя дери!

— Да знаю, знаю! Моя вина, но сейчас я их исправить не могу. Вы же хотите, чтоб я вышел наружу его искать?

Колдинг с досады топнул ногой. Гюнтер был слишком занят своими чертовыми вампирскими романами, чтобы быть подготовленным и информированным, как полагалось по штату. Колдинг сам виноват, что поверил ему на слово.

— Сиди на посту охраны и держи все под контролем.

— Есть, сэр, — лицо Гюнтера исчезло с экрана.

Колдинг втиснул ноги в ботинки, достал из ящика ночной тумбочки «беретту» и выщелкнул магазин: полный. Прежде чем влезть в пуховик, он убедился, что пистолет на предохранителе. Бесшумно открыл дверь, осторожно оглядел коридор и, никого не заметив, направился к главному воздушному шлюзу.


На экране админа красовались пять сообщений об ошибках:


Ошибка резервного копирования

Неисправность спутникового оборудования

Неисправность системы контроля доступа к двери

Неисправность системы видеонаблюдения

Падение температуры воздуха в ангаре до опасного уровня


Пальцы Цзянь порхали над клавиатурой, вызывая одно меню следом за другим или пытаясь это сделать: большинство из них оказалось блокировано. Ее код доступа стерт. Надо было торопиться. Кто бы это ни сделал — хотел стереть все данные исследования. Отчего-то оборвалась спутниковая связь, и ей не удалось даже отправить измененные данные в штаб-квартиру «Генады» в Манитобе. Более того, хакер уже стер данные на жестком диске внешнего резервного сервера. Взял и стер. Единственные оставшиеся активные данные были на главном диске, находящемся прямо под ее столом в лаборатории биоинформатики. Цзянь успела засечь атаку на этот диск и отбила ее. Если б она спала, они бы потеряли все, что «Машина Бога» произвела с момента привоза Бобби Валентайном последних образцов.

Вот это точно стало бы настоящим крахом… потому что все наконец получилось.

Цзянь разделила свое внимание между стиранием последних следов буйства компьютерных программ и наблюдением за сообщениями «Машины Бога». С другими проблемами она справится сразу же, как только сможет. Привести в порядок камеры — пара пустяков, но вот отчего упала температура в ангаре, она не знала. Кто-то вручную выключил отражательные печи, но зачем?

Ход мыслей прервала «Машина Бога», выдав радостный звон колокольчиков, прозвучавший в сложившейся ситуации просто зловеще. Цзянь подняла глаза на верхний средний левый монитор — тот, что выдал новое сообщение:


Секвентирование геномов А17: завершено

Алгоритм проверочного считывания: завершено

Вероятность жизнеспособности: 95,0567%


Девяносто пять процентов! Она сделала это. А теперь, чего бы это ни стоило, Цзянь должна защитить полученные данные.

Он балансировал между сознанием и бессознательностью. Обрывки звуков… сложились в его имя, мерзкий привкус во рту. Энди Кростуэйт хотел лишь одного — не просыпаться.

Но этот гнус Гюнтер, похоже, не заткнется.

— Энди, подъем!

Единственным источником света в комнате был видеофон, который, черт бы его взял, стоял так близко и слепил сонно щурящиеся глаза Энди. На дисплее торчала башка идиота Гюнтера с такой физиономией, будто еще секунда — и он не добежит до горшка.

— Гюн, у тебя что, фантазия на книжонки кончилась, а?

— Энди, я серьезно, вставай давай скорее.

— Да пошел ты…

— Подъем!! Тим устроил диверсию, тебе надо срочно топать охранять запасной выход!

Энди протянул руку и перевернул видеофон экраном вниз. Затем накрыл его одной из подушек — голос Гюнтера она приглушила не полностью, но Энди спал крепко, и этих манипуляций оказалось вполне достаточно.

— Энди, засранец, вставай!

Картинка с видеофона Энди стала черной. Гюнтер снова принялся орать, затем его внимание отвлекло движение на другом мониторе.

Ангар.

— Брэйди! Брэйди, прием!

— Гюн, не ори, а? Гарнитура у меня в ухе, соображаешь?

— Ну да… извини, — продолжил Гюнтер спокойным голосом. Тепловизор показывает коров в стойлах ангара и какое-то движение у машин: человек.

— Один человек? Ты уверен?

Гюнтер взглянул еще раз. Монохромный монитор показывал теплый объект в светлых, более холодных тонах — от серого к черному. Помимо коров и загадочного источника тепла, Гюнтер различал лишь Брэйди, двигавшегося от спутниковой тарелки к фронтальной двери ангара.

— Подтверждаю: цель одна. Скорее всего, Тим.

— Тебе видно, что он делает? Где он?

— Похоже, он у капота «Хамви»… Нет, идет в глубь ангара. Он идет к коровам! Давайте скорее!

Голос Колдинга прозвучал на этом же канале:

— Брэйди, не кипятись. Я уже выхожу.

Гюнтер увидел тепловое пятно Гюнтера рядом с входом в ангар.

— Надо брать его прямо сейчас, — проговорил Брэйди, приблизившись на последние десять футов. — Нельзя давать Тиму убивать коров.

— Нет! — сказал Колдинг. — Брэйди, стой, жди!

На черно-серой картинке монитора Гюнтер разглядел, как белое пятно сигнатуры Тима стало стремительно удаляться от задней двери ангара. Сигнатура остановилась буквально на секунду, затем Гюнтер увидел крохотное белое мерцание, двигающееся назад к ангару. Очень маленькое, размером много меньше человека и очень быстро двигающееся.

— Брэйди, осторожно, у меня еще один источник тепла…


Из намоченной бензином веревки получился простейший запал. Диверсант оставил один ее конец за задней дверью, а пятьдесят футов отмотал наружу. Осталось лишь разок щелкнуть зажигалкой. Буквально через две секунды после того, как мощное тело Брэйди Джованни вломилось через входную дверь, пламя веревки доплясало до ангара и поцеловало облако скопившегося газа.

Огненный болид стартовал в дальнем конце ангара и вырос экспоненциально, выплеснувшись с давлением в двадцать фунтов на квадратный дюйм, что эквивалентно порыву ветра в 470 миль/час. Ударная волна швырнула Брэйди назад. Если б за его мощной спиной оказалась дверь, он бы, наверное, выжил, но он ударился о внутреннюю стену ангара и погиб. Брэйди не увидел, как его объял огненный шар в три тысячи градусов по Фаренгейту, не заметил, как вспыхнула одежда, и уже не почувствовал, как запузырилась кожа.

Коровам повезло еще меньше. Пятисотфунтовых созданий ударная волна расшвыряла, словно собачонок. Вспыхивая, как спички, они опрокидывались в стойлах, некоторых влепило в стены ангара со страшным звуком, различимым даже на фоне взрыва.

Огромная крыша ангара будто приподнялась, побалансировав на разбухающем облаке пламени, и затем обрушилась, сокрушая «Хамви» и заправщик, пробив его цистерну и скормив авиатопливо все еще беснующемуся огненному шару. Темно-оранжевое пламя выплеснулось из разбитого ангара, коробя металл и расплавляя пластик.


Прежде чем мать Энди бросила его, дабы попробовать свои силы в проституции с лесорубами Альберты, она частенько поговаривала, что ее сын может не проснуться, даже если через его комнату промчится стадо бизонов. Так было до армии. Наряду со многими вещами, не способными потревожить его сон (как, например, противный голос Гюнтера из видеофона), мощный, сотрясший землю взрыв не был таковым. Что Энди твердо усвоил в этой жизни — как успеть быстро проснуться, чтобы не быть убитым.

Он успел слететь с кровати и прижаться к полу с «береттой» в руках, прежде чем до него дошло, что он услышал: Гюнтер пытался его разбудить.

— Упс… — проговорил Энди.

Не поднимаясь с пола, он принялся натягивать одежду.


В кровати Эрики Хёль Тим Фили перекатился на бок, отбросив с лица простыню. Что же это за идиот так чертовски шумит? Вдобавок он весь взмок. Кто-то укрыл его с головой. Черт, комната все еще кружилась как сумасшедшая. Вот уж что умеют эти голландки, так это пить. Пить и заниматься любовью, как никто другой. Тим частенько спрашивал себя, какова была Эрика Хёль в двадцать лет, и следом напоминал себе, что, может, не так уж это интересно: женщине сорок пять, а он всякий раз оставался чуть жив после их любовных сессий.

Он протянул руку к Эрике, но ее половина кровати оказалась пуста. Наверное, пошла в туалет. Комнату вновь крутануло, и Тим опять провалился в глубокий сон.


Вот это взрыв, вот это шум! Эрике Хёль даже не верилось, что ее план сработал. Простаки. И задняя дверь не охранялась. По ее расчетам, Энди уже должен быть здесь. Она взглянула на часы и стала ждать. Еще пять секунд до запуска последней программы хакерской атаки. Как только это произойдет, она вернется внутрь, убедится, что петабайтный диск лаборатории биоинформатики стерт, затем прокрадется в постель к Тиму и «включит дурочку». А если по дороге вдруг нарвется на Колдинга, то скажет, что пытается убежать от Тима, который ни с того ни с сего начал угрожать и неадекватно себя вести. Уловка, конечно, ненадолго, но Фишер с головорезами скоро приземлятся, и Эрика будет в безопасности. Вот тогда она прямо в лицо скажет Клаусу все, и ее бывший любовник узнает, что это она уничтожила все плоды его работы.

Эрика не отрывала глаз от часов, отсчитывая секунды.


Гюнтер Джонс отчаялся докричаться до Брэйди. А тот ответить уже не мог. Пожар в ангаре сделал внутренние инфракрасные камеры бесполезными. Коридорные видеокамеры все были закольцованы, но камеры всех жилых помещений оставались исправны.

И тут все его мониторы одновременно заполнились «снегом». Компьютерный терминал пискнул, выдав бессмысленное сообщение:


Отказ системы камер слежения.


— Приехали… — сказал Гюнтер и полез под компьютер за руководством по обслуживанию.


Эрика зажала топор под мышкой и вновь взглянула на часы. Ее программа, наверное, только-только запустилась и отключила камеры. Пора уходить. Как говорится, теперь или никогда. Она вгляделась в маленькое оконце двери заднего воздушного шлюза — никого. На цифровой клавиатуре замка Эрика набрала «6969», затем вошла внутрь и захлопнула за собой дверь. Процесс уравнивания давления в воздушном шлюзе занял всего пять секунд, показавшихся ей пятью минутами: Гюнтер, Энди, Брэйди или Колдинг могли оказаться где-то поблизости или даже следовать за ней снаружи. И они все вооружены.

Пятисекундный цикл завершился, внутренняя дверь шлюза пискнула и открылась. Эрика неслышно вбежала в здание комплекса и направилась к лаборатории биоинформатики. Если ее программа сработала, все кончено. Если Цзянь этому помешала, Эрике придется уничтожить петабайтный диск вручную.


Колдинг открыл воздушный шлюз главного входа, чтобы видеть пламя, с ревом вырывающееся из разрушенного ангара. Густой дым крутился в ночном ветре, заслоняя звезды. Даже в пятидесяти ярдах жар был почти обжигающим. Он присел за булыжником слева от входа и спрятался на случай, если увидит Тима, и чтобы укрыться от ярости бушевавшего огня.

В голове по-прежнему не укладывалось, что Тим выжидал два года, упорно трудился в проекте, по-настоящему отдавал себя работе, ратовал за его успех — все лишь для того, чтобы внезапно сотворить такое. Колдинг полагал, что знал этого человека.

— Гюнтер, где, черт возьми, Тим? — его наушник выдал статический разряд вслед за голосом Гюнтера.

— Все камеры вырубило. Я ничего не вижу. А Брэйди был в ангаре, когда там рвануло.

«Черт!»

— Брэйди, отзовись, — позвал Колдинг.

Никто не отозвался.

— Брэйди, если ты меня слышишь, щелкни два раза по микрофону. Как-нибудь дай нам знать, что ты там.

Колдинг ждал — три медленных вдоха и выдоха, — но ответа не услышал. Если Брэйди успел войти в ангар, он наверняка был уже мертв.

И это делало Тима Фили убийцей.

Колдинг должен был защитить своих ученых. А значит, во-первых, нейтрализовать Тима, во-вторых, отыскать Брэйди. Чертова приоритезация: ведь если Брэйди где-то истекает кровью и не в силах ответить, задержка поиска может стоить ему жизни. Но Брэйди Джованни платили за то, что в случае необходимости он будет рисковать жизнью, а Румкорфу, Цзянь и Эрике — нет.

Колдинг осматривал территорию насколько мог спокойно и терпеливо. И ничего не видел.

Дверь воздушного шлюза открылась. Колдинг повернулся, вскинув «беретту», готовый стрелять в Тима, если тот сделает неверное движение. Только целился он не в Тима… а в Энди Кростуэйта, который, по идее, должен был охранять заднюю дверь.

— Чтоб тебя… — ругнулся про себя Колдинг, отводя пистолет и вновь опускаясь на колени за камень.

Энди на полусогнутых добежал до камня и стал на колени слева от Колдинга. Этот человечек взял сектор обзора слева от себя, подразумевая, что Колдинг возьмет себе сектор справа. Энди явно не паниковал; он был спокоен и терпелив и делал все правильно… за исключением, конечно, самого главного: не стоял у задней двери, которую ему было приказано охранять.

— Энди, отсюда ни шагу, — велел Колдинг. — Я иду внутрь, соберу народ и приведу к шлюзу главного входа, а ты будешь за ними наблюдать отсюда. И не шевелись, пока не позову. Понял?

— Давай, уматывай, — ответил Энди, — и не учи меня, блин.

Ярость закипела в Колдинге, но для любой битвы существовало место и время.

— Просто оставайся здесь, — нажал Колдинг, затем рванулся к шлюзу главного входа и скрылся внутри. Если Гюнтер не запустил камеры, ему придется проверять одну за другой каждую комнату.


Эрика неслышно скользнула в лабораторию биоинформатики и увидела единственное, чего так не хотела видеть, — Лю Цзянь Дэн за своей мультимониторной рабочей станцией. Толстые пальцы молотили по клавиатуре: «клик-клак-клик-клак».

Цзянь повернулась в кресле, густые черные волосы упали на лицо, как маска. Глаза Эрики автоматически метнулись к монитору верхнего ряда над головой Цзянь.


Секвентирование генома А17: завершено

Алгоритм коррекции: завершено

Прогнозируемая вероятность жизнеспособности: 95,0567%


— Получилось, — сказала Эрика. — Глазам не верю.

— Так это ты… — жутко прошептала Цзянь. — Это ты все убила.

Эрика опустила взгляд на свои руки. Она и забыла, что все еще держит пожарный топор. Она была так близка к тому, чтобы все провернуть и незамеченной вернуться в свою комнату. Но теперь ее видела Цзянь. Свидетельство Эрики против Тима — одно дело, но всему, что ему скажет Цзянь, Колдинг поверит автоматически.

Теперь узнают, что все сотворила она. Ну и что? Что они ей сделают — уволят? Отсюда никому никуда не деться, да и люди Фишера скоро будут здесь.

Единственное, что имело значение, — результаты исследования.

Цзянь встала, протянула руку под стол и одним мягким движением вытянула салазки с петабайтным диском длиною в фут.

Две женщины, лицом к лицу, в руках Цзянь — будущее проекта, в руках Эрики — топор.

— Цзянь, отдай его мне, и ничего не будет.

Цзянь встала, отрицательно покачала головой и сделала шаг назад.

Эрика шагнула вперед.


Пальцы Гюнтера бежали по строчкам страниц распечатки инструкции. Он должен выяснить, как перезагрузить систему видеонаблюдения. В описании сказано, что перезагрузка сбросит режим «закольцовки» типа «пошел-ты-Фили» и подобные хакерские фокусы.

В наушнике зашипел голос Колдинга:

— Гюн, ну что, где этот ублюдок?

— Я пытаюсь… Стоп. Вот оно! Просто вызвать экран командной строки, ввести эту часть кода…

— Гюн! Вруби эти чертовы камеры!

— Секунду! — он напечатал код и нажал «ввод».

Мониторы мигнули, а затем все ожили.

— Врубил! Еще секундочку…

У него снова появилась полная картина с камер наблюдения комплекса. Он пробежался взглядом по мониторам в поиске движения. Пустой холл, Румкорф на корточках у изголовья кровати, пустая генетическая лаборатория, комната Эрики… Одеяла откинуты, но это не Эрика… Затем лаборатория биоинформатики, вот Эрика, держит топор и надвигается на Цзянь…

— Блин, Колдинг! Это не Тим, это Эрика!

— Что?

— Тим дрыхнет в комнате Эрики. Бегите в биоинформатику, скорее, Эрика собирается убить Цзянь!!!

Еще один «бип» присоединился к какофонии звонков из комнаты видеонаблюдения. Гюнтер знал, что означал этот сигнал: цель на экране радара.

— А у нас еще одна проблема. Борт на посадку. Ожидаемое время прибытия… пять минут.


— Уходи, — сказала Цзянь тоненьким, почти детским голосом.

Никому причинять боль Эрика не хотела, но времени у нее не оставалось.

Цзянь пятилась, пока спина не уперлась в стену. Бежать некуда. Эрика протянула левую руку, прося диск. Цзянь бросилась ничком на пол, накрыв телом салазки с диском и одновременно пронзительно завизжав. Эрика подскочила к ней, ухватила крупную женщину за плечо и сильно дернула, пытаясь перевернуть на бок.

— Цзянь, отдай! — Она продолжала тянуть без всякого эффекта — женщина не двигалась. Острая головка топора пробьет затылочную кость, словно яичную скорлупу, но у Эрики и мысли не было убивать.

Она перешагнула через ноги Цзянь, затем потянулась правой рукой, схватила полную пригоршню густых черных волос и дернула. Голова китаянки откинулась назад, и та взвыла от боли. Эрика просунула обух топора под горло Цзянь, затем взялась за топорище обеими руками и потянула холодное дерево, упираясь в теплую плоть.

Цзянь начала задыхаться: чтобы ухватиться за топор, ей надо было отпустить диск, и тогда Эрика его разобьет, чтобы закончить эту возню. Эрика налегла сильнее, неуклонно увеличивая давление на полную шею Цзянь, но та не разжимала рук!

— Отдай диск, стерва! — прошипела Эрика по-голландски.

Цзянь заметалась из стороны в сторону, задыхаясь и хрипя, но продолжала крепко прижимать к себе диск.


Колдинг ворвался в лабораторию биоинформатики, чтобы увидеть жуткое зрелище: рычащая тощая сорокапятилетняя женщина силится с помощью топорища придушить 250-фунтовую китаянку в гавайской рубашке. Два ученых средних лет отчаянно боролись, как пара сокамерников во время расовых беспорядков.

Он вошел быстро, не снижая темпа, опустив пистолет, даже когда сократил расстояние. Мелькнула мысль, куда его девать, поскольку кобуры у него не было и он не собирался стрелять в голландку, боясь попасть в Цзянь. Эрика посмотрела вверх в тот момент, когда Колдинг схватил ее за левое плечо и дернул. Это движение застало Эрику врасплох. Левая ее рука соскользнула с топорища, и женщина полетела назад, правой рукой по-прежнему держа топорище посередине. Цзянь сипло, болезненно закашлялась.

Колдинг небрежно держал «беретту» у правого бока — больше как заслон, чем оружие. Эрика перекатилась на пятую точку и увидела пистолет. Глаза ее округлились от мгновенного узнавания и паники; она даже покачала головой, словно говоря «нет, это не входило в ее планы».

— Доктор Хёль! Бросьте этот…

Но это было все, что он успел, прежде чем она запаниковала и махнула топором, который держала правой рукой. Взмах был медленный и неуклюжий, но Колдинг не ожидал такой поспешной реакции. Верхняя часть лезвия пропорола его пуховик. Полетели мелкие белые перья. Жгучая боль опалила его от левого плеча до груди.

Вес топора и инерция движения развернули Эрику, все еще сидящую на ягодицах, — рука ушла вперед, за ней вытянулось вперед тело, будто она кинулась что-то подобрать с пола. С противным чавкающим звуком лезвие топора вонзилось в линолеум.

Колдинг не думал, а просто двигался, сделав шаг вперед и врезав Эрике Хёль по ребрам. Он почувствовал и услышал, как что-то треснуло. Женщина испустила странный, резкий крик, почти сразу же оборвавшийся. Удар опрокинул ее на спину. Топор застрял в линолеумной плитке, ручка торчала под углом сорок пять градусов — все напоминало кадр из дешевого ужастика.

Чувствуя, как боль пронизывает грудь, Колдинг сделал еще шаг вперед и поднес «беретту» к переносице Эрики. Здравомыслие проснулось в самую последнюю секунду. Он отпрянул назад, борясь с собственной инерцией, пока кончик ствола «беретты» не коснулся перекошенного болью лица с силой матушкиного поцелуя на ночь.

А Эрика Хёль и так никуда не собиралась. Она попыталась пошевелиться, но мучительная боль в сломанных ребрах буквально пригвоздила ее к полу. Колдинг помотал головой, словно отгоняя ярость. Он уже успел прийти в ужас от того, что так жестоко ранил ее, но ведь женщина ударила его топором, едрена вошь! Черт, как же больно… Насколько здорово она его порезала?

Хриплый, утробный кашель отвлек его внимание от Эрики.

— Цзянь, вы в порядке?

Та помедлила, затем подняла взгляд — глаза были едва видны за копной черных волос, — с трудом поднялась на ноги и обвила руками его шею, едва не сбив с ног. Ее руки крепко сжали его. Негромкие рыдания вдруг сотрясли ее тело.

— Я в… порядке, мистер… Колдинг. Она… она чуть не задушила меня.

Колдинг держал левую руку опущенной и чуть отведя в сторону от Цзянь. Боль, казалось, расползалась в стороны: отчего-то болели его левый локоть и правое плечо, хотя задеты не были. Он чувствовал, как прилипла к коже намокшая рубашка. Он тихонько похлопал Цзянь правой рукой, все еще сжимавшей пистолет.

— Ну-ну, успокойтесь, все позади. А теперь вам придется отпустить меня: надо разобраться в произошедшем.

Цзянь еще раз сжала объятия, и Колдинг едва не вскрикнул. Она отпустила его и подхватила с пола то, что продолжала крепко держать, когда Эрика душила ее.

— Что это?

— Петабайтный диск, — ответила Цзянь, голос ее стал чуть спокойнее. — У нас наконец получилось.

У Колдинга не оставалось времени спросить, что она имеет в виду, потому что в наушнике проскрипел возбужденный голос Гюнтера:

— Босс, отличная работа, но эта хреновина уже на подлете.

Кто? Боевики, нанятые конкурентом? Нет, он нутром чуял, это наверняка люди Лонгуорта.

— Сколько до посадки?

— Меньше трех минут.

— Так, слушай внимательно. Не исключено, это спецназ США, может, Канады, но в любом случае — вооруженный до зубов. Собери Румкорфа и Тима, и пусть идут к шлюзу центрального входа. Оставь их с Энди, а сам беги по периметру и посмотри, может, найдешь Брэйди. Я хочу, чтобы все наши люди выглядели спокойными и были на виду, с оружием в кобурах. Все понял?

— Оружие в кобурах, понял.

— Хорошо. Если это группа захвата, нам не выстоять, и я не хочу, чтобы пострадал кто-то еще.

— Понял, сэр, выполняю.

В лабораторию биоинформатики вошел Энди Кростуэйт. От него исходил густой запах горелого масла, а еще вонь, которую Колдинг надеялся никогда больше снова не услышать: вонь горелой человеческой плоти.

Лицо, ладони и рукава куртки Энди были в жирных подтеках. Одним взглядом он охватил сцену, затем прошел вперед и опустил пистолет, целясь в распростертую Эрику Хёль.

— Тебе хана, сука.

— Черт тебя дери, Энди, — возмутился Колдинг. — Ты опять оставил пост?

— Да завязывай ты со своей уставной ахинеей! «Оставил пост»… Это не долбаный фильм Джона Уэйна. Собираешься кончить эту сучку или нет?

— Мы никого не собираемся кончать! Протри глаза, это же Эрика.

— Я знаю, кто она. Вероломная стерва, которая работала бок о бок с нами два долбаных года, а потом вдруг взяла и убила Брэйди.

Сердце Колдинга упало.

— Брэйди мертв?

Энди кивнул. Его верхняя губа оттопыривалась, и казалось, что он скалится, когда говорит.

— Я вытащил его тело из ангара. Он сгорел заживо, — Энди сверкнул глазами на Эрику. — Так кто тебе платит, шлюха? «Монсанто»? «Генетрон»? Сколько ты получила за убийство парня, который два года охранял твою задницу каждый день?

Эрика зажмурила глаза — не только от боли. Колдинг увидел, как ее охватило раскаяние. Никогда и никого она не хотела убивать.

Энди вскинул «беретту», опустился на колени и приставил ствол ко лбу Эрики. Та зажмурилась еще крепче.

Колдинг поднял свою «беретту».

Краем глаза Энди уловил его движение. Когда он повернулся, прямо на него смотрел ствол пистолета.

— Энди, брось оружие.

Тот открыл рот, затем закрыл.

— Ты что творишь, твою мать?

— Я сказал, брось оружие. Трупов сегодня больше не будет.

Второй раз спустя столько минут Колдинг сделал движение прежде, чем подумал, словно застигнутый врасплох на скоростной полосе. Никогда в жизни он не целился из оружия в кого-либо и сейчас чувствовал, что попал в незнакомую ситуацию: погибший коллега в ангаре, раненая женщина перед ним на полу, заходящий на посадку вертолет и пистолет в собственной руке, направленный в лицо убийцы из спецназа. Если Энди вдруг взбесится и попытается применить свое оружие, у Колдинга — лишь доля секунды, чтобы нажать на курок, иначе он будет убит.

Двигаясь медленно, Энди стал подниматься на ноги, одновременно нацеливая пистолет в потолок.

— Ладно, ладно, шеф, ухожу.

Колдинг вел стволом, пока Энди поднимался, не сводя его с лица парня.

— Я велел тебе бросить оружие. И выведи из корпуса Цзянь.

— Но у нас «гости». Вы хотите, чтобы я вышел отсюда безоружным?

Энди задал риторический вопрос, но это было именно то, чего хотел Колдинг.

— Энди, я сказал, брось свою чертову пушку и выходи из главного… сейчас же.

Энди медленно присел на корточки и опустил пистолет на пол.

— Пожалел дерьмо… Дождешься, что Магнус узнает… — Он ухватил Цзянь за локоть и повел к выходу. Та прижимала диск к груди, как единственного ребенка.

Когда они вышли из лаборатории, Колдинг вздохнул. Ничем хорошим не кончится, если нажить себе врага в лице Энди Кростуэйта. Но здесь больше никто не должен умереть, вот и все. Он поднял пистолет Энди, поставил на предохранитель и сунул за пояс штанов. Затем опустился на колени подле Эрики.

— Доктор Хёль, простите, что мне пришлось так с вами поступить.


Господи, как больно! Она подозревала, что сломано несколько ребер, но раньше ничего себе не ломала. Боль забирала все силы. Казалось, будто ей в правый бок вколотили толстые палки. Или копья. Зазубренные, из стекла.

— Доктор Хёль, — сказал Колдинг. — Ответьте, пожалуйста. Вы меня слышите?

Она не могла даже пошевелиться. Малейшее движение будило волны почти ослепляющей боли в груди. Но какой бы жуткой ни была эта боль, она не заглушала ужаса от сознания того, что Эрика убила человека.

Говорить было тоже больно, и тем не менее ей удалось вымолвить несколько слов:

— А Брэйди правда… умер?

Колдинг отвел взгляд в сторону, оглянулся и затем кивнул.

— Если Энди так взбеленился, значит, да. Умер.

Господи, о чем она думала? Взрослая женщина, а не коммандос. Неужели месть Клаусу всего этого стоила?

Уж конечно, не жизни Брэйди — милого парня, такого вежливого, почтительного… Сколько ему — двадцать восемь? Двадцать девять? Она не могла припомнить, а теперь это уже не имело значения, поскольку свое тридцатилетие он уже не встретит.

— Боже мой… Колдинг, я… Клянусь, я не хотела…

Колдинг кивнул. Он не злорадствовал и не сердился. Он выглядел очень грустным, как человек, только что ставший свидетелем несчастья и понимавший, что оно произошло на самом деле, но никак не желавший смириться с этим.

— Доктор Хёль, я обязан сохранить жизнь всем остальным. Расскажите, чего нам ждать.

Она было решила пожать плечами, но это оказалось еще больнее, чем говорить:

— Не знаю… Фишер… вот-вот будет здесь.

Колдинг вновь кивнул, будто ее слова лишь подтвердили его подозрения.

— Почему он летит именно сейчас? Ведь мы здесь уже два года.

Она покачала головой:

— Без понятия. Я-то просто думала… погубить Клауса. Я не хотела, клянусь вам.

— Ладно, — сказал Колдинг. Он протянул руку и осторожно погладил ее по голове. — Постарайтесь пока не двигаться. Я сразу же вернусь, как только найду что-нибудь болеутоляющее.

Пи-Джей Колдинг встал и выбежал из лаборатории, оставив Эрику Хёль плачущей от стыда, потрясения и мучительной боли.


8 ноября. Карета подана

Колдинг побежал в ванную и разорвал упаковку закрепленной на стене аптечки. Он выхватил марлевый бинт, пакеты для стерилизации и баночку с болеутоляющим «Эдвил». Облегчит ли боль Эрики «Эдвил»? Он не знал, но должен был что-то сделать. Не сдержался, вышел из себя и ударил женщину по ребрам со всей силы. Он вел себя как зверь, словно перед ним был Пол Фишер.

«Вспомни топор, начальничек. Топор Эрики едва тебя не угробил».

Нет, какие могут быть отговорки: ранение Эрики, смерть Брэйди и взрыв — он за все в ответе.

Колдинг распахнул пуховик и посмотрел на себя в зеркало ванной. Серая нательная рубашка пропиталась кровью. Он осторожно оттянул распоротую ткань посмотреть на рану. Кровь все еще проступала каплями, но это была скорее глубокая царапина, чем опасное для жизни ранение. Достаточно серьезно, чтобы врезать женщине по ребрам? Нет. Однако он вновь попробовал эту мысль на вкус — странно было чувствовать вину за то, что защищался от нападения.

Колдинг принялся разрывать упаковку бинта, когда его внимание привлек рев реактивных двигателей. Боль Эрики, собственная рана — этому придется подождать. Он движением плеч накинул пуховик, выдув небольшое облако пушистых белых перышек, и побежал к воздушному шлюзу главного входа. Через несколько секунд Колдинг шагнул в зимнюю ночь. Пожар ангара заметно утих. Легкий ветер нес падающий снег под углом, делая прожекторы освещения периметра похожими на мерцающие конусы света. Двигатели приближающегося самолета ревели уже немыслимо.

Фишер уже почти здесь.

Фишер. Человек, который организовал расследования деятельности трансгенных компаний и координировал подразделения ЦКЗ,[13 - Центр контроля заболеваний.] ВОЗ, ЦРУ и USAMRIID. Фишер, который, несомненно, обладал возможностью манипулировать на расстоянии женщинами с разбитыми сердцами, обращая их в саботажниц и неосторожных убийц.

Человек, который когда-то возглавлял проект, убивший жену Колдинга.

Все это заставило Пи-Джея отчаянно надеяться на еще один раунд с ним, сделать нечто куда более значительное, чем просто врезать по колену. Ярость Колдинга была неуместна против сорокапятилетней женщины. А против Пола Фишера — совсем другое дело.

У сломанной спутниковой антенны стояли Гюнтер, Энди, Румкорф, Цзянь и Тим Фили. У Гюнтера, храни его бог, пистолет был в кобуре. Колдинг подошел и стал с ними рядом; «беретта» — в правой руке у бедра, стволом вниз. Он старался держать в поле зрения Энди. Тим, похоже, был настолько пьян, что мог рухнуть в любой момент. Цзянь всем телом содрогалась от рыданий.

В двадцати футах от группы зеленый брезент накрывал бесформенную тлеющую глыбу. Глыбу размером приблизительно с Брэйди Джованни. Ночной ветер громко хлопал концами брезента и удушливую вонь уносил прочь почти без остатка. Почти. Жуткий запах паленого мяса и горящего масла все еще стоял в воздухе.

Никто из них не смотрел на тело. Наоборот, все глядели вверх, в ночное небо. Летательный аппарат, о котором предупреждал Гюнтер, заходил на посадку, но это был не вертолет: они увидели массивный неосвещенный силуэт, черное брюхо ловило отсветы пламени догорающего ангара.

— Mein Gott, — ахнул Румкорф. — Вот это громадина…

Колдинг не верил своим глазам. Вспыхнули фары самолета, швырнув длинные конусы света на заснеженную посадочную полосу. Он был таким большим, что, казалось, неподвижно завис в воздухе. Лишь один самолет мог обладать такими размерами…

С-5 «Гэлакси».

— Сара, — тихо обронил Колдинг.

Но это невозможно. Атака Эрики произошла только что. Как мог Данте отреагировать так быстро?

С-5 был идеей Колдинга. Летающая лаборатория для сохранения проекта предков на случай… например, подобного произошедшему сегодня. Один из крупнейших самолетов в мире, 247-футовый С-5 был размером с футбольное поле — от лицевой до лицевой. Размах крыльев — как у рук великана, 222 фута от кончика до кончика, а верхняя точка хвоста была на высоте шестиэтажного дома. Кокпит напоминал маленький черный глаз Циклопа, врезанный в вытянутый и закругленный треугольник фюзеляжа. 450 000-фунтовый монстр — достаточно большой, чтобы перебросить полностью оборудованную биотехнологическую лабораторию вместе с коровами в любую точку на планете.

Пять блоков массивных колес, каждое размером с «Фольксваген»-«жук», выползли из брюха, чтобы встретить снег посадочной полосы. С-5 двигался словно в замедленном воспроизведении, и все же это был реактивный самолет, заходивший на посадку со скоростью 120 миль/час.

Гюнтер передвинулся и стал у плеча Колдинга:

— Что мы должны делать?

Если бы не горящий ангар, обуглившееся тело на земле и женщина в лаборатории биоинформатики с минимум парой сломанных ребер, вопрос бы рассмешил Колдинга.

— Что делать? Садиться. Карета подана.


8 ноября. Зона военных действий

Хвостовая рампа С-5 медленно опускалась. Ветер набрал скорость, сыпал редким снегом через посадочную полосу и вынуждал закрывать руками прищуренные глаза. Из раскрывающегося двадцатифутового зева самолета, будто из раскаленной пещеры, плеснуло ярким светом, нарисовав неясный дрожащий ореол в полупрозрачной снежной пелене. Колдинг едва не вздрогнул, вообразив гигантского механического монстра, распахнувшего челюсти и готового одним махом проглотить проект Румкорфа.

Когда рампа опустилась наполовину, на ней показался человек, идущий к краю.

Магнус Пальоне.

У Энди вырвалось триумфальное «Йес!». Он бросил на Колдинга угрожающий взгляд — мол, жди неприятностей — и побежал встречать старого дружка. Магнус и Энди напоминали Колдингу человека и щенка терьера. Энди был энергичным, постоянно недовольным и сердитым, обожал и боготворил своего хозяина. Магнусу, очевидно, нравилась компания Энди, но, если того требовала дисциплина, мог и всыпать дружку по первое число.

На плече Магнуса висела большая черная спортивная сумка. Вес содержимого туго натянул брезентовые лямки, однако он нес ее с небрежной легкостью — словно буханку хлеба. Пальоне шел к Колдингу, пристально разглядывая людей и разрушения.

Его глаза остановились на трупе, и несколько секунд он смотрел не отрываясь.

— Это Брэйди?

Колдинг кивнул.

Магнус поднял глаза, лицо было пустым:

— Кто это сделал?

Колдинг сглотнул. Сердце понеслось. Ни одной эмоции не читалось на лице Магнуса, но поведение изменилось — он буквально излучал опасность.

— Доктор Хёль.

— Шутишь, — сказал Магнус. — Все это дело рук обычной женщины? Чего ради?

Колдинг глянул на Румкорфа, решив было солгать, чтобы как можно меньше накалять обстановку, но не нашел в этом смысла:

— Хотела отомстить Клаусу за то, что выгнал Галину из проекта.

Клаус моргнул. Снег прилипал к его очкам в черной оправе. Он опустил глаза на труп Брэйди, затем поднял их, одновременно сделав подсознательный шаг назад от дымящегося тела, словно отделяя себя от него.

— Бред какой-то, — сказал Клаус. — Эрика Хёль — прежде всего ученый. Я не верю.

— А вы поверьте, — прохрипела Цзянь. — Она уничтожила резервный сервер и все результаты на нем.

Лицо запаниковавшего Клауса побелело, а грудь заходила ходуном. От Колдинга не ускользнуло, что Румкорфа в это мгновение больше волновал его проект, чем мертвое тело на земле.

— Все результаты? Она уничтожила наши результаты? Как вы могли позволить ей сделать это?!

Цзянь вытянула руку с петабайтным диском. Женщина выглядела напуганной, страдающей от боли и печальной одновременно, но Колдинг готов был поспорить, что частичка ее души страшно обрадовалась панике Румкорфа.

— Я все сохранила здесь, — сказала она. — К тому же у нас получилось. Девяносто пять процентов жизнеспособности.

Колдинг почувствовал прилив восторга — еще одна эмоция, присоединившаяся к суматохе в голове и в душе. Неужели они все-таки сделали это?

— Девяносто пять… — повторил Румкорф, угроза и гнев на лице сменились изумленно-радостным волнением. — Вот это да!

— Молодцы, — сказал Магнус. — Что ж, хорошо то, что хорошо кончается. А поскольку бесценные данные остались у нас, значит, все хорошо.

Румкорф начал было с ним соглашаться, затем понял, что Магнус так шутит. Клаус уставился себе под ноги.

Магнус обратил мрачный взгляд на Колдинга.

— Где Хёль?

— В лаборатории биоинформатики. Все под контролем.

— Если вы называете моего мертвого друга и миллионные убытки ситуацией «под контролем», Бубба, значит, наши с вами терминологии сильно разнятся, — Магнус любил называть американцев «Бубба». Особенно Колдинга. Непонятно, чего он вкладывал в это слово больше — юмора или оскорбления.

— Я-то было решил, здесь группа захвата поработала, — подал голос Энди. — А оказалось, престарелая нимфоманка. К Колдингу все вопросы.

— Энди, захлопнись, — сказал Магнус. — Сейчас недосуг. Давайте-ка все на борт, мы переезжаем.

Крепкий порыв ветра заставил всех пригнуть головы, закрыть ладонями глаза и сделать полушаг, чтобы не потерять равновесие. Всех, кроме Магнуса. Тот стоял как статуя и не сводил глаз с Колдинга. Пи-Джей с каменным лицом смотрел на него, подозревая, что Магнус видит его насквозь.

— Пора выдвигаться, — сказал Пальоне. — Доктор Румкорф, у вас есть безъядерные клетки для всего резервного стада?

— Ну конечно. В хранилище главной лаборатории.

— Несите, — сказал Магнус. — На борту имеются дубликаты вашего оборудования, включая «Машину Бога», и ждать, пока мы приземлимся, вам не придется: можете прогонять тесты иммунной реакции во время полета.

Цзянь отдала Колдингу диск.

— Я принесу, — сказала она, прикрыла рукой лицо от ветра и побежала к воздушному шлюзу главного входа.

Магнус вновь опустил взгляд на укрытое брезентом тело Брэйди Джованни. Затем поднял глаза и кивнул, как бы давая понять, что полностью осознал ситуацию.

— Колдинг, всех на борт. Времени в обрез. Я останусь и вызову вертолет для эвакуации доктора Хёль.

Энди вышел вперед.

— Что за дела, Марк? — Огни «Гэлакси» отбрасывали странные тени на глаза Энди, под крылья его носа, под подбородок, придавая лицу что-то демоническое. — Эта сучка убила Брэйди, слышь? А когда я попытался разрулить это, Колдинг наехал на меня и даже забрал у меня пистолет. И долбаная пушка до сих пор у него, понял? Ты что, пытаешься мне впарить, что оставляешь его главным? Да он понятия не…

Магнус выбросил левую руку и схватил Энди за горло, прервав разглагольствования маленького охранника. Хватка была настолько контролируемой, что выглядела едва ли не деликатной: секунду назад Энди говорил, а в следующую уже задыхался, глаза изумленно выпучены. Мощная ладонь полностью захватила его горло.

— Энди, — сказал Магнус, — я, кажется, просил тебя заткнуться.

Руки Энди взметнулись вверх в попытке отделить палец и оттянуть его назад. Колдинг увидел, как Магнус сжал пальцы — самую малость. Глаза Энди расширились еще больше, он поднял руки вверх ладонями наружу. Магнус отпустил его и вновь взглянул на Колдинга, будто ничего не произошло. Надрывно кашляя, Энди согнулся пополам, держась за горло. Он вроде остыл и смирился, но было ясно, что Магнус мог передавить ему дыхательное горло, лишь чуть усилив хватку.

— Сюда летит Фишер, — сказал Магнус. — У нас крайне ограниченное «окно» спутниковой связи, мы должны отправляться прямо сейчас. Мы минут тридцать вызывали вас, но… — он показал на поврежденную спутниковую тарелку. — Похоже, ваш телефон не обслуживается. По нашей информации, у нас на все про все не больше сорока минут. Я хочу, чтобы уже в пять «С-пятый» был в воздухе. Отдайте Энди оружие.

Колдинг вытянул «беретту» из-за пояса и протянул Энди. Магнус оглянулся на самолет.

— Начали! — помахал он рукой, давая знак кому-то внутри спускаться по рампе.

Саре Пьюринэм.

Вот она — по меньшей мере пять футов десять дюймов, может, чуть выше, если считать кончики коротко стриженных, взъерошенных светлых волос. Светло-голубые глаза — маленькие точечки колючего электрического света, встроенные в веснушчатую кожу лица. Точно как в последний раз, Колдинг не заметил и следа косметики. Все, чем можно было покрыть эту кожу, лишь преуменьшит ее природную красоту. Она была словно девушка с открытки — серфингистка, ушедшая служить в ВВС.

Сара сошла на землю и стала прямо перед Колдингом. Вид у нее был раздраженный. Чем — операцией? Или тем, как он с ней обошелся? Не исключено, и тем и другим.

И почти сразу же Колдинг почувствовал, что безумно хочет ее, как в день их первой встречи. Тогда он поддался этому чувству и предал память совсем недавно умершей жены. Мысль о Клариссе разворошила старую рану. Однако сейчас есть вещи поважнее, чем смотреть с вожделением на эту женщину.

— Мистер Колдинг, — сказала Сара ровным голосом. — Надо же, где встретились.

— Пьюринэм, — кивнул ей в ответ Колдинг.

Сара повернулась к Магнусу:

— Что, черт возьми, здесь творится? Похоже на зону военных действий.

Румкорф вышел вперед:

— Да, а что случилось-то? Если Эрика на самом деле хотела мне навредить, так что такого? Почему полковник Фишер опять преследует нас?

Магнус оглядел всех — одного за другим, будто раздумывая, стоит ли провести на этой земле еще какое-то время.

— В «Новозиме» вспышка вирусной инфекции. Смертность 75 процентов.

Глаза Румкорфа округлились.

— Семьдесят пять процентов? Я всегда говорил, что метод Мэтала небезупречен. Это ужасно. Утечка вируса есть?

— Пресекли, — ответил Магнус. — Американцы сработали быстро. Фишер уничтожил лабораторию вакуумной бомбой, а затем приступил к закрытию всех трансгенных проектов. Мы не исключение.

— Нет, — покачал головой Румкорф. — Нет. Только не сейчас, когда мы так близко. Мы должны продолжать.

— Ну, так грузитесь в этот чертов самолет, — велел Магнус. — Уводим проект в «подполье». Все ваши компьютеры скоро отключат от сети. Все до единого. Если вы не уберетесь отсюда до прибытия Фишера, ваша Нобелевская премия затеряется по почте.

Сара сощурила глаза:

— А это кто такой — полковник Фишер? Мы говорим о штатовских вояках? И что это за труп? Я на такое дерьмо не подписывалась.

Магнус быстро повернулся и шагнул к Саре — они оказались лицом к лицу. Ей пришлось смотреть прямо в глаза Магнусу.

— Вы подписывались делать все, что вам будет приказано, — сказал он. — И уже неплохо получили по нашим чекам. А сейчас, если не хотите потерять ваш бизнес, дайте команду экипажу приступить к погрузке самолета. У вас четыре минуты.

Сара удерживала его взгляд лишь секунду, затем отвернулась и крикнула голосом, моментально утонувшим в реве работающих вхолостую двигателей:

— Приступили, парни! Через четыре минуты взлет!

Трое мужчин в черных пуховиках «Генада» сошли по грузовой рампе. Колдинг узнал невысокого испанца Алонсо Бареллу. За ним шли Гарольд и Каппи, черный и белый «двойняшки».

— Сдайте оружие, — скомандовала Сара. — На моем самолете разрешено иметь оружие только командиру и членам экипажа, так что сдайте свое Гарольду.

Гарольд подошел и протянул руки. Колдинг выщелкнул магазин, проверил патронник и затем вручил «беретту» вместе с обоймой Гарольду. Гюнтер поторопился проделать то же самое.

Энди засмеялся Саре, затем ухватил себя за мотню и потряс.

— Пистолет я придержу, а тебе подарю свою пушку, летчица. Как тебе, а?

Сара пожала плечами:

— Значит, в самолет не сядешь. Оставайся здесь и трахай коров или что придется.

— Прекратить! — рявкнул Магнус. — Пистолет останется у Энди. Продолжайте погрузку. — Он посмотрел на Сару. — Вы не против, капитан?

Сара зыркнула на Энди, который продолжал смеяться, затем вновь повернулась к Магнусу.

— Никак нет, — ответила она. — Слушаюсь.

Магнус бросил взгляд на свои часы.

— У вас две минуты на сбор личных вещей.

Энди и Гюнтер бросились к главному зданию. Колдинг остался стоять. Не двинулся и Румкорф.

Из главного входа вышла Цзянь. Ночной ветер сильно трепал ее одежду. Она с трудом толкала перед собой тележку, груженную большим алюминиевым контейнером. Алонсо побежал помочь ей. Каппи поднырнул под руку Тима Фили и помог пьяному и сонному ученому подняться по рампе. Гюнтер и Энди скоро вернулись. Гюнтер тащил рюкзак, набитый книгами, а Энди — мятый коричневый бумажный пакет: похоже, решил сберечь свою коллекцию порножурналов. Оба охранника бегом поднялись по рампе в брюхо С-5.

Колдинг остался с Магнусом наедине.

— Куда летим?

— Озеро Верхнее, остров под названием Черный Маниту.

— Верхнее? А каким, интересно, образом мы протащим эту штуковину, — Колдинг ткнул большим пальцем в сторону С-5, — через сетку ПВО Канады, а потом — США?

Магнус посмотрел в сторону, будто вопрос вызвал у него раздражение:

— У нас свой человек в аэропорту Икалуит и план полета, в котором мы значимся как грузовой «семьсот сорок седьмой», следующий из Икалуита в аэропорт Тандер-Бэй. Есть у нас человек и в Тандер-Бэе — сдается мне, там на зарплате диспетчеров экономят; он должен зарегистрировать нас как заходящих на посадку. Время полета — часа три, Бубба. Как пройдем Тандер-Бэй, Сара переведет С-5 на ночной режим: без ходовых огней и высота полета ниже зоны захвата радаров. Между Тандер-Бэем и Черным Маниту ничего нет. Двадцать минут полета на малой высоте.

Колдинг кивнул. Звучало вполне реально.

— А не слишком ли Черный Маниту близок к цивилизации, учитывая характер наших занятий?

Магнус рассмеялся:

— Близок к цивилизации? Посмотрим, что вы скажете, когда окажетесь там, — он расстегнул на четверть молнию черной брезентовой сумки, вытянул манильскую папку и закрыл молнию за мгновение до того, как Колдинг успел заглянуть внутрь. — Здесь все, что вам надо знать. На острове всего пять человек, и все работают на «Генаду». Клейтон Дитвейлер — наш управляющий на острове. Когда увидите его сына Гэри, скажите ему, чтоб подготовил мой снегоход.

Колдинг взял папку.

— С этого момента вы в зоне сетки ПВО. Отключить все средства связи, кроме закрытого канала с Манитобой. Никаких беспроводных устройств, Интернета — ничего. Вас просто нет, ребята, ясно?

Звучало тревожно, но Колдинг знал, что это был единственный способ спасти проект. Черт возьми, С-5 был его идеей, тем самым способом сохранить проекту жизнь, если кто-то попытается их прихлопнуть.

Он вспомнил, как Магнус смотрел на труп Брэйди, и смертельную вибрацию в его голосе, когда тот спросил: «Кто это сделал?» Если Колдинг улетит, то оставит Эрику один на один с этим человеком.

— А как же доктор Хёль?

— Ты о бабе, которая в одиночку, без посторонней помощи, провалила твою операцию и убила моего друга?

Колдинг издал шумный выдох, собравший облачко пара перед его лицом, затем медленно кивнул.

— Не волнуйся, Бубба. Я о ней позабочусь.

— Магнус, она не собиралась сделать Брэйди что-то плохое. Ее нанял Фишер, она хотела только уничтожить работу Румкорфа и…

— Ты, похоже, меня за дурака держишь, — мягко сказал Магнус. — Думаешь, ты умнее меня, да?

Колдинг покачал головой, может, чуть торопливо.

Пальоне улыбнулся.

— Думаешь, Бубба. Ты считаешь, я настолько тупой, что могу убить женщину, которая работает на Фишера? Разговор окончен. А сейчас давай в самолет — или оставайся здесь и болтай со своим старым приятелем Полом Фишером, когда тот приземлится.

Колдинг помедлил еще секунду, не в силах справиться с нахлынувшим страхом. Разве у него был выбор? Если он хочет успеха проекта, то должен доверять Магнусу. Колдинг повернулся и стал подниматься по грузовой рампе С-5.

Рампа привела его в огромный грузовой отсек. Двадцать футов поперек, он был почти достаточно широким для двухполосного хайвэя. Колдинг сам проверял схемы инженеров, помогал в составлении проекта, но готовый продукт ему еще видеть не приходилось. Очутившись внутри, единственное, что он мог делать, — остановиться и глядеть на коров. А те дружно таращились на него в ответ.

Отсюда просматривалось все внутреннее пространство длинного фюзеляжа до носовой грузовой рампы, в этот момент сложенной за закрытым носовым обтекателем: более чем на сто футов тянулись стойла для скота, на семь футов в глубину, двадцать пять в ширину с пятифутовым проходом ближе к середине. Прозрачные пластиковые перегородки отделяли каждое стойло, и в каждом имелась прозрачная пластиковая дверь с контейнером, в который автоматически загружались кормовые гранулы. На наружной стороне каждой двери был плоский контрольный монитор, показывавший пульс, вес и некоторые другие — Колдинг сразу не разобрал — данные каждой коровы.

Стойла населяли большеглазые черно-белые голштинские коровы, и каждая частично поддерживалась надежной, свисавшей с потолка сбруей. Копыта все же касались палубы, но основной вес держала сбруя, дабы во время полета стопятидесятифунтовые животные не метались по стойлам. Раздающееся время от времени мычание только усиливало сюрреалистичность картины. Запах коров и свежего навоза был здесь подавляющим. С правого уха каждого животного свисала пластиковая бирка: А-1, А-2, А-3 и так далее.

Коровы казались абсолютно спокойными и счастливыми. Спокойными, но большими, высотой пять футов в холке. Как управлять полусотней таких животных в самолете, если что-то вдруг вызовет у них панику, Колдинг не мог себе представить.

Справа от него на рампе имелся кормовой трап на вторую палубу, вместившую оборудование, компьютеры и рабочие места для Румкорфа и Цзянь. Там, наверху, имелась почти вся аппаратура из комплекса «Баффин», разница лишь в гораздо меньшем пространстве для работы.

За коровьими стойлами и по правой стороне центрального прохода на двадцать футов протянулся участок ветеринарной лаборатории с компьютерами, шкафчиками снабжения и длинным металлическим столом вдоль края прохода. Слева от прохода находился небольшой пятачок открытого пространства, куда с верхней палубы могла опускаться грузовая платформа размером десять на семь футов. Позади него виднелись три ряда кресел, по четыре в каждом. За ними — сложенная носовая рампа и металлический трап на верхнюю палубу.

Миллер и Каппи торопливо проверяли показания на дисплеях и пробовали ремни поддержки каждой коровы. Оба по нескольку раз мельком взглянули на Колдинга, будто ждали, что он пройдет вперед, но тот застыл на месте, завороженный интерьером воздушного гиганта. Два члена экипажа, шагая почти в ногу, быстро подошли к нему.

— Вам надо сесть, сэр, — сказал Миллер.

— Ага, — добавил Каппи. — Надо сесть.

Колдинг, извиняясь, кивнул и прошел в глубь самолета.

— Простите, ребята, просто немного… ошалел от всего этого. И не называйте меня «сэром», зовите Пи-Джей.

— О’кей, — сказал Миллер.

— Ага, о’кей, — подхватил Каппи.

Они проводили его к креслам, где Энди, Гюнтер, Румкорф, Цзянь и Тим уже сидели пристегнутые. Медленно сложилась кормовая рампа. Две задние двери внешнего контура закрылись за ней, возвращая корпусу самолета гладкий аэродинамичный профиль. Весь носовой отсек С-5 мог подниматься, как гигантская раззявленная пасть. С опущенными обеими — носовой и кормовой — рампами пятидесятисемитонный, двенадцатифутовый в ширину танк «М-1 Абрамс» мог заехать в самолет с одного конца и выехать с другого.

Колдинг уселся и потянулся за ремнями, морщась от боли, когда от движения напомнили о себе раны на плече и груди.

С трапа на верхнюю палубу соскочила Сара. Она повернулась и увидела, как он возится с ремнями.

— Поторопись, Колдинг, пристегивайся скорее, мы взлетаем, черт возьми.

— Я… уф, мне самому никак.

Сара подошла к нему. В ярком освещении самолета она как будто заметила его порванную куртку и кровь в первый раз.

— Ну и дела, — сказала она. — Покажи-ка свою рану.

— Да ерунда. Можешь просто помочь мне натянуть ремни?

Та проигнорировала его слова: протянула руки и, отогнув полу пуховика, заглянула внутрь. С шипением вздохнула сквозь зубы, увидев рану.

— Чем это?

— Топором.

Энди рассмеялся своим неприятным резким смехом:

— Старая баба — топором, вот чем. Тебе, Колдинг, лучше не встречаться с моей бабулей: порвет тебе задницу на раз-два-три.

— Энди, — оборвала его Сара, — заткнись, а? Колдинг, когда взлетим, я позабочусь об этом. А пока постарайся не залить кровью мой самолет.

Она обхватила руками бока его кресла, взялась за ремни, подтянула их и пристегнула. Управившись, вернулась к носовому трапу и поднялась.

Спустя несколько секунд мощно загудели четыре гигантских турбореактивных двигателя «ТГ39». Колдинг почувствовал, как массивный самолет начал медленно двигаться вперед. Ускорение вдавило его в спинку кресла. Разгоняясь, самолет грохотал по заснеженной полосе; когда шасси оторвались от земли, грохот почти стих.


8 ноября. Получай

Три «Блэкхоука» шли низко, футах в тридцати над потемневшим от ночи снегом. Два ведущих вертолета сделали широкий круг над периметром комплекса Баффиновой Земли. Третий «Блэкхоук» завис на подлете.

Внутри этой третьей машины полковник Пол Фишер внимательно рассматривал в бинокль разрушения внизу. Руины большого строения из листового железа напоминали гигантскую смятую банку от пепси-колы. Угасающее пламя выбрасывало кольца черного дыма сквозь разорванный металл. Место напоминало зону военных действий. Хорошо, что он взял с собой двадцать четыре бойца.

Пол был в синем мешковатом защитном комплекте. Ему казалось, что он смотрится нелепо, но костюм «Чемтурион» должен защитить от любого возбудителя инфекции. По крайней мере, если надеть шлем, который сейчас лежал у его ног — в качестве слабого знака протеста против основанных на невежестве строгих правил, предписанных Мюрреем Лонгуортом. Это не меняло того факта, что Пол напоминал то ли Смурфа,[14 - Персонаж знаменитого французского комикса и мультсериала.] то ли Зефирного человека,[15 - Персонаж из фильма «Охотники за привидениями».] то ли нечто среднее между ними обоими.

Восемь вооруженных мужчин, сидевшие рядом с ним в полных комплектах индивидуальных средств химзащиты MOPP, выглядели еще страшнее. Такой комплект состоял из маски и капюшона, закрывавших шею и плечи, а также темно-серого закрытого костюма и перчаток. Вся экипировка обеспечивала значительную степень защиты от химической, биологической, радиационной и даже ядерной угрозы. Не такую, конечно, как костюм Зефирного человека на Фишере, должным образом одетого, но комплекты MOPP, уступая по степени защищенности, давали преимущество в мобильности. Он не сомневался: эти люди могут двигаться быстро и эффективно использовать свое жуткого вида оружие огневой поддержки морской пехоты — М249 и компактные пистолет-пулеметы NP90.

Еще по восемь облаченных в MOPP бойцов несли на борту другие два «Блэкхоука»: шестнадцать человек, которые ворвутся в комплекс и все законсервируют. Восьмерка с Полом была отчасти резервом, отчасти «нянькой». А ребенком, которому требовалась такая «нянька», был, конечно, он. Фишер не являлся участником боевой операции. Когда бойцы не разговаривали непосредственно с ним, то именовали его «багаж».

В любом случае все это снаряжение было излишеством. Вероятность очередной вспышки эпидемии смертельного трансгенного вируса прямо сейчас была ничтожно мала. Но приказы Мюррея Лонгуорта были одновременно и неприятны, и ясны: входить в комплекс с максимальной осторожностью.

Однажды Колдинг уже уклонился от них, заставив исчезнуть целый исследовательский проект, и уничтожил все до единого свидетельства правонарушений «Генады». Именно поэтому Лонгуорт хотел ударить стремительно, жестко и не дать Колдингу успеть повториться. С удивлением глядя на горящий ангар, Пол думал, не опоздали ли они.

— Полковник Фишер, — обернулся к нему второй пилот. — Вспомогательная постройка уничтожена, но главное здание комплекса внешне не пострадало. Команды готовы к высадке.

— Давайте команду занять комплекс, — велел Пол.

На отдалении два «Блэкхоука» сорвались со своей орбиты и приблизились к комплексу.


Радар выдал дистанцию до приближающегося борта. Сто пятьдесят метров, расстояние сокращается.

Эрика Хёль плакала. Клейкая лента удерживала ее в кресле поста охраны — том самом, на котором Гюнтер Джонс штамповал два своих полных романа и почти завершил третий. Ей не удавалось освободить руки из оков толстой серебристой пленки, и с каждой попыткой ребра вонзались в тело зазубренными стеклянными пиками.

«…сто двадцать пять метров…»

Большая часть ленты из того же мотка была обмотана вокруг ее голеней вместе с небольшим, размером с кулак, шариком мягкой замазки. Магнус объяснил, что замазка — это «Демекс», пластиковая взрывчатка. Он подробно рассказал все Эрике, объяснив, что конкретно случится, когда вертолет приблизится на сто метров.

«…сто пятнадцать метров…»

Свернутый кольцами провод бежал от «Демекса» к маленькому роутеру, подключенному к радарному комплексу. Роутер показывал десять красных огоньков — каждый огонек соответствовал десятку метров. Другие девять проводов убегали через порог поста охраны к остальным помещениям комплекса, где были подключены к более крупным «шарам» пластида.

Никто не спешил ей на помощь. Ее мелочная мстительность убила Брэйди, а через несколько мгновений прикончит и ее саму. Холодное осознание наконец пришло к Эрике. Она перестала плакать. Напоследок она успела пожелать Клаусу Румкорфу и Галине Порисковой прожить долгие, счастливые жизни.

Скоординированный взрыв сотряс шлакобетонное здание комплекса. Даже несмотря на то, что находился от него на удалении пятисот метров, Фишер дернулся назад от распустившегося огненного шара, который кратко подсветил ночь и отразился от белого снега. В течение секунды крепкое здание обратилось в горящие и дымящиеся развалины.

— Уходите! Уходите! — услышал он голос пилота. «Блэкхоук» Фишера продолжал висеть, но два других стремительно отвернули от комплекса на случай новых взрывов или враждебных действий с земли.

Колдинг умный ублюдок, спору нет, но он на такое не пошел бы. Рука Магнуса Пальоне. Наверняка. «Черт…»

— Держитесь подальше от главного здания! — крикнул Пол второму пилоту. — Передайте другим вертолетам, чтоб облетели по широкому кругу на предмет обнаружения людей на земле, соблюдая предельную осторожность: кое-кто из сотрудников «Генады» прошел подготовку в спецназе.

Фишер знал: они ничего не найдут. Никаких результатов исследований, никаких доказательств. «Генада» вновь ускользнула.


8 ноября. Пидж

Через двадцать минут после взлета Колдинг увидел спускающуюся по носовому трапу Сару. Она улыбнулась своим пассажирам и заговорила с притворным радушием бортпроводницы:

— Леди и джентльмены, наш полет продолжается. Вы можете свободно передвигаться по салону.

Тим по-прежнему пребывал в «отключке», а Цзянь и Румкорф отстегнули ремни. Последний встал и медленно двинулся мимо стойл к кормовому трапу, по которому забрался на вторую палубу — в лабораторию. Цзянь последовала за ним, продолжая прижимать к себе петабайтный диск, как мягкую игрушку.

Гюнтер и Энди встали и потянулись — на оставшееся время полета особых дел у обоих не предвиделось.

— Какой же Брэйди кретин, — сказал Гюнтер. — Из всякого фуфла выкарабкивались, и он вдруг умирает на такой работе.

— Точняк! — сказал Энди, затем ухватил Гюнтера за плечо в редком для него внешнем проявлении духа товарищества. — Помнишь тот дом на окраине Кабула?

Гюнтер посмотрел в сторону, затем опустил взгляд.

— Ну. Да, помню. Если б не Брэйди, мне бы крышка.

— Тебе и мне — нам обоим, братан, — сказал Энди.

Гюнтер поднял взгляд на Сару. Тени не до конца подавленных воспоминаний затуманили ему глаза.

— Эй, здесь у вас найдется свободный компьютер с текстовой программой? Чтобы можно было воткнуть? — Он вытянул из кармана кольцо для ключей — на нем блеснула серебристая флешка с красным логотипом «Генады».

Сара посмотрела на флешку:

— Там что? Рабочие файлы?

— Роман про голубых, — ответил Энди. — Это так Гюн удирает от воспоминаний о нашем с ним старом добром времечке. Да, Гюн?

Гюнтер пожал плечами и вновь опустил взгляд.

— Есть у нас компьютер, — быстро сказала Сара. — Идите оба за мной. И… Колдинг, я серьезно насчет того, чтоб не заляпать кровью мой самолет. Заставлю отмывать. Если кто из вас хочет поспать — могу показать помещение для отдыха.

Энди плотоядно покосился на Сару:

— Я не прочь, если придешь ко мне под бочок, а? Можешь реквизировать мою пушку дедовским способом, а?

Сара закатила глаза:

— Размечтался, коротышка.

Энди засмеялся, скривив рот в полуулыбке-полуухмылке. Не похоже, чтобы он сильно переживал по поводу смерти своего дружка, хотя, с другой стороны, Колдинг имел совсем небольшой боевой опыт. Возможно, способность быстро приходить в себя была частью того, что делало из человека профессионального солдата.

Сара не повела их к носовому или кормовому трапу, а нажала и удерживала кнопку в обшивке салона. Взвыли механизмы — платформа десять на десять опустилась на гидравлической лапе.

— Это у нас для тяжелых грузов, — пояснила Сара. — Или для подъема раненых в лазарет.

Они зашли на железный решетчатый пол платформы. Сара подержала несколько секунд нажатой кнопку на гидравлической лапе, и они поехали вверх.

Когда платформа достигла верхней точки, Колдинг оглянулся и посмотрел на тысячу квадратных футов лабораторного пространства второй палубы. Большой плоский монитор шириной восемь футов и высотой пять возвышался на задней переборке. Флуоресцентные лампы заливали мягким светом сверкающее оборудование, черные лабораторные столы, небольшие мониторы компьютеров и белые кабинеты — все удобно и компактно встроено в арочный фюзеляж С-5.

Цзянь уже сидела, с головой погруженная в программу, за точной копией своего рабочего стола — семимониторной рабочей станцией. Румкорф переходил от одного прибора к другому, любовно проводя руками по различным поверхностям, задерживая на секунду взгляд, затем удовлетворенно кивая и переходя к следующему. Колдинг почувствовал, как в душе у него поднимается гордость при виде собственного проекта, воплощенного в жизнь, и нескрываемого одобрения Румкорфа и Цзянь.

— Крепко вы упаковали этого малыша, — сказала Сара. — Не знаю, за каким бесом нужны все эти железяки, но вид у них явно дорогой.

— Не то слово, — кивнул Колдинг.

— Идем, — сказал Сара. — Комната отдыха между лабораторией и кабиной самолета.

Она прошла через узкий проход и продемонстрировала крохотную кухню, изолятор на две кровати, комнату отдыха с тремя койками и комнатушку с двумя диванами и плоским телевизором, вмонтированным в стену; на полу под телевизором — консоль видеоигры и полка с играми.

— Вот это дело! — обрадовался Энди, тотчас усевшись перед телевизором и запустив игру «Мэдден».

— Черт, — сказал Гюнтер. — Какой же здоровый самолет!

Колдинг кивнул:

— Поэтому мы и выбрали его. С нашей полезной нагрузкой он может покрыть без дозаправки более тридцати пяти сотен миль. Это дает нам просто колоссальный диапазон. К тому же здесь мы защищены от внешних воздействий — и можем делать всю работу прямо на борту.

Сара показала на встроенный в стену столик с лэптопом:

— Захотите писать, Гюнтер, — пожалуйста.

— Если честно, я выдохся, — ответил Гюнтер. — Лучше посплю.

Может, Энди и удалось быстро забыть смерть Брэйди, но Гюнтер выглядел подавленным. Как долго он знал Брэйди? Пять лет? Десять? Колдинг больно ощущал потерю, но сам знал Брэйди меньше двух лет, к тому же они с ним никогда не были близкими друзьями. Гюнтеру, наверное, очень тяжко сейчас.

— Гюн, — сказал Колдинг. — Мне так жаль Брэйди…

Гюн кивнул — безмолвное «спасибо». Волоча ноги, он направился к койке.

Сара осторожно взяла Колдинга за локоть:

— Пойдем-ка, — она провела его несколько футов до маленького изолятора и указала на одну из двух железных коек. Тот сел. Без единого слова она помогла ему выбраться из порванного пуховика. Клочья белого пуха вылетали из подкладки и плыли по воздуху. Взяв хирургические ножницы, она срезала разодранную, окровавленную рубашку.

Духами Сара не пользовалась, но Пи-Джей остро и так близко ощутил запах ее кожи. Она пахла в точности так же, как и два с половиной года назад.

Он вытянул шею взглянуть как следует на свою рану. Кончик лезвия топора порезал его от левого плеча до грудины. Повезло. Пройди острие чуть глубже, оно рассекло бы пополам грудные мышцы. Сара промыла рану.

— Шить надо?

Сара помотала головой:

— По правде говоря, просто шикарная царапина.

Ее пальцы нежно скользили по его коже, смывая все еще сочащуюся кровь. Она собрала комочки белого пуха с пореза, потом осторожно нанесла антибиотическую мазь на рану. Было больно, но от прикосновений пальцев стало как будто легче. Управилась Сара быстро, забинтовала рану, обернула бинт вокруг груди и закрепила его киперной лентой.

Несмотря на нежные прикосновения, от Сары так и веяло враждебностью. Ему надо поговорить с ней, как-то уладить все…

— Сара, знаешь, я…

— Не утруждайся. Ты получил что хотел — меня, а через меня — экипаж для этого самолета.

Так вот что она думала? Что он просто использовал ее?

— Нет, все было совсем не так.

— Неужели? — она встала, выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Ее голова чуть возвышалась над его головой. — Совсем не так? А как оно было, Пидж?

«Пидж». Этим странным имечком она стала называть его после того, как они переспали. Тогда оно казалось ему прикольным. Сейчас же его звучание покоробило Колдинга.

— Зови меня, пожалуйста, Пи-Джей.

— Не поняла?..

— Уф… ну, ты знаешь, последний раз ты называла меня Пидж, когда мы… м-м…

Сара склонила голову и улыбнулась так, как улыбаются какому-нибудь трепачу в баре, прежде чем расквасить ему нос.

— Тогда вот что, — сказала она. — Предоставлю тебе выбор. Я могу называть тебя Пидж — или мистер Вонючий-Кусок-Дерьма-Который-Использовал-Меня-Как-Последнюю-Шлюху. Как тебе?

Колдинг только моргал.

— Уф… Это не… В смысле… все же не так было.

Она скрестила на груди руки.

— Тогда как, а? Использовал свой волшебный пенис, чтоб заставить меня подписать контракт?

Он чувствовал, как пылает лицо. Кларисса никогда так с ним не разговаривала.

— Ну, — сказала Сара. — Какое имя выбираешь?

Он хотел лишь одного — закончить этот разговор. Немедленно.

— Пидж.

— Я не сомневалась. А теперь ложись и выспись. Когда будем на подлете к Черному Маниту, я пришлю кого-нибудь сыграть тебе подъем.

Сара вышла из изолятора и повернула налево, к кабине пилотов. Колдинг смотрел ей вслед, вслед единственной женщине — не считая жены, — с которой спал за последние шесть лет.

Может, она и права. Может, так ему и надо. И тут вспомнилось мертвое тело Брэйди, вспомнилось, как ударил Эрику Хёль по ребрам; он вспомнил, что Фишер не отступится и продолжит охоту на всех них. Эти вещи были куда важнее, чем беспокойство о чувствах Сары Пьюринэм.

Он отлепился от кровати и прошел в комнату отдыха. Гюнтер уже вовсю храпел. Но его храп недолго мешал Колдингу заснуть.


8 ноября. Полный комплект

— Перестаньте, руки…

Окровавленные руки Цзянь не слушались. Они продолжали шить. В этот раз иголочные уколы были больнее, и каждый пронизывал будто до кости. Черно-белый мех панды стал влажно-красным.

— Перестаньте, руки!

Она закончила шить. В точности как и раньше и до того, большие черные бессмысленные глаза существа, дрогнув, раскрылись и заморгали, как у пьяницы, очнувшегося на полуденном солнце.

«Зло».

Цзянь почувствовала, что существо источает зло, как скунс — острую вонь. Она хотела бежать, но тело отказывалось повиноваться, вроде ее сбрендивших рук.

Зла достаточно, чтобы убить ее. А разве она этого не заслуживает?

Существо посмотрело на нее. И распахнуло широкий рот.

Цзянь начала кричать.


Сара и Алонсо сидели в кабине С-5. До отказа забитое аппаратурой помещение благоухало искусственной хвоей: над панелью приборов Алонсо повесил три «елочки» автомобильных ароматизаторов.

Сара чувствовала напряжение, исходящее от ее второго пилота.

— Ну, выкладывай, Со, — сказала она. — Сто лет уже сидишь, язык прикусив. Если есть что сказать — говори.

Алонсо с демонстративным тщанием осматривал чуть ли не каждый прибор перед собой. Сара держала паузу и просто наблюдала за ним.

Дверь в кабину открылась. Вошли Миллер и Каппи. Обычно во время полета в кабину они не заходили никогда.

— Так-так-так, — сказала Сара. — Вся банда в сборе, полный комплект. И сейчас ты, похоже, заговоришь, а, Со?

Алонсо кивнул.

— Ты правда хочешь, чтоб мы это сказали?

— Сказали — что?

Миллер коротко рассмеялся.

— Мы та-а-акие скрытные и загадочные. Может, сама догадаешься, о чем речь?

— Ага, сказал Каппи. — Сама-сама.

— И попробую… — Сара потерла подбородок, глядя вверх. — Духи подсказывают мне… Вы озабочены тем, что мы взялись за транспортировку генетического эксперимента, о котором нам ничего не известно, так?

— Бз-з-з, — прожужжал Алонсо. — Ответ неверный, но спасибо за участие в игре.

— Ладно, ребята, хватит. Расскажите, в чем дело. Миллер, опусти задницу в кресло и выкладывай.

Миллер занял место наблюдателя, располагавшееся сразу за креслом второго пилота.

— Само собой, этот генетический хлам настораживает, — сказал он. — Но я подписывался на это. Я знал, на что иду.

Каппи остался стоять. Он скрестил на груди руки.

— Вот на что мы не подписывались, так это летать на «Фреде» в долбаную зону военных действий с полным набором горящих зданий и трупов, грузить на борт раненых и сматывать удочки по-быстрому. Новый «Фред» не предназначен для операций в горячих точках, как эта, не говоря уж о переоборудованном. И ты знаешь об этом.

«Фредами» называлась вся линейка модельного ряда С-5. Этим самолетам, как правило, требовалось около шестнадцати часов техобслуживания на каждый полетный час. В модернизированной версии появилось шедевральное от первого до последнего винтика оборудование, поэтому обслуживание существенно упростилось, и тем не менее Миллер был прав: эта машина не предназначена для боевых операций. Но что сейчас они могли изменить? Сара пожала плечами, очень надеясь, что вид у нее при этом бесстрастный.

Ее позиция пришлась Алонсо не по душе.

— Сара, там человек погиб. Это же, по идее, научный эксперимент, а не боевик.

Теперь настал черед Сары отвести взгляд, пробежавшись им по приборам. Она с этими ребятами вместе уже семь лет, начинали в ее экипаже С-5, когда еще служили в ВВС. Когда они демобилизовались, купили на паях Боинг-74 7, переоборудованный исключительно для грузовых перевозок. Была масса заказов на транспортировку от контрабандистов наркотиков, но Сара и ее команда за подобную работу никогда не брались. Большую часть дохода составляли заказы от «FedEx» и «UPS», особенно в те дни, когда эти компании были завалены грузами, требовавшими срочной доставки.

Они стали владельцами собственной компании, сами управляли своей судьбой, и это было захватывающим ощущением. К сожалению, падение спроса на перевозки по всему миру застало их врасплох. Они стали стремительно запаздывать с платежами и сейчас рисковали потерять все.

Тогда-то и появился Пи-Джей Колдинг. Ее рыцарь в сверкающих доспехах. Если Сара и ее команда согласятся переоборудовать «генадского» Франкенштейна С-5, компания полностью оплатит их долги за 747-й и еще выдаст каждому из них шестизначную зарплату — в качестве гонорара. Все, что требовалось от Сары и трех ее самых близких друзей, — поддерживать С-5 в отличном техническом состоянии и быть готовыми вылететь в любой момент.

— Ребята, у нас договор, — сказал Сара. — Мы взяли у «Генады» деньги. Много денег. И братья Пальоне не могут вот так просто открыть «Желтые страницы» и найти другой экипаж для этой птички.

— Пальоне? — сказал Алонсо. — Ты точно уверена, что не имеешь в виду Колдинга? Мы не слепые, Сара. Ты и раньше крутила с парнями, но от этого козла у тебя явно башню снесло.

— Да пошел ты, — сказал Сара. — Разок переспали, и все. И больше не собираюсь, а если и соберусь, то ты, черт возьми, точно знаешь, что это никак не повлияет на мое решение. Суть в том, что мы незаменимы. Если выйдем из игры, то здорово подставим «Генаду».

— Знаю, босс, — сказал Миллер. — Да только получается, что за это дерьмо тут убивать готовы.

— Во-во, — подхватил Каппи. — Готовы убивать. А что долбаное правительство Штатов? Или вояки? И что, кстати, это за чувак — полковник Фишер?

— И как насчет обгорелого трупа? — спросил Алонсо. — Мы тут ни при каких делах.

Сара потерла виски кончиками пальцев. Алонсо прав. Они все были правы, но и вариантов у них не было никаких.

— Ребята, ситуация у нас, конечно, не ахти, но если мы просто спокойно продолжим свою работу, то получим назад наш 747-й — без долгов. И ради этого я готова рискнуть. А если слиняем, то потеряем все, за что бились. И если честно, я лучше сдохну. Но если вы, ребята, хотите выйти из игры, только скажите словечко, и мы уходим сразу же, как только приземлимся.

Она взглянула на каждого по очереди. Решить должны все. Она не должна их принуждать, да и не собиралась. Все они — одна семья; эти парни заменили ей братьев, которых у нее никогда не было.

Экипаж смотрел кто куда — под ноги, на приборы, только не на Сару. Ни один из них не хотел больше работать на «чужого дядю». Но как далеко они готовы пойти ради этого?

Она высунулась со своего кресла и остановила тяжелый взгляд на Алонсо:

— Ну? Я не могу это делать за вас. Решайте.

Казалось, Алонсо хотелось слиться со своим креслом. Он терпеть не мог неловких ситуаций.

— Предпочитаю быть сам себе хозяин. Но если что закрутится, ты должна обещать нам, что вся эта заварушка с сожженным телом была не более чем одноразовая случайность, иначе мы выходим из игры. По рукам?

Сара кивнула.

— Тогда все, проехали, — сказал Алонсо. — Присматриваем друг за другом. Работаем до конца. Я в деле.

Сара повернулась взглянуть на Двойняшек, уже зная ответ.

— Со прав, — сказал Миллер. — Твою мать, я в деле.

Каппи поднял оба больших пальца:

— Я тоже. И даже добавлю обязательное «твою мать», чтобы поклясться, как это делают крутые парни.

Сара рассмеялась:

— Отлично. Ну а поскольку мы все прояснили, давайте займемся работой. Я схожу проведаю Цзянь и Румкорфа. Со, продолжай лететь. Каппи и Миллер, проверьте этого алкаша Тима Фили. Если он еще в отключке, пусть остается в кресле пристегнутым.

Сара последовала за Каппи и Миллером из кабины. Они спустились по носовому трапу на нижнюю палубу, а Сара направилась к лаборатории верхней палубы.


Тигровая лапа и рука ребенка одновременно потянулись вверх, к ее лицу. Из кончиков пальцев и подушечек показались изогнутые швейные иглы.

— Нет, — захныкала Цзянь, — пожалуйста, не надо…

Иглы впились ей в плечи. Широкий рот раскрылся и потянулся к ее лицу.

Дыхание как у щенка.

Длинные зубы, влажные от слюны.

Цзянь разжала пальцы, державшие уродца, и тот упал на траву. Приземлился на все четыре конечности и заковылял к ней, яростно шипя, черные глаза сощурены от ненависти и голода.

Вот сейчас, наконец, ее боль и страдания закончатся…


Войдя в лабораторию, Сара нашла Цзянь спящей на компьютерном столе: голова тяжело опущена на руки на левой половине клавиатуры. Блестящие волосы словно таяли на черной поверхности стола, сливаясь с ней. Она спала, но не была неподвижна — подергивалась и тихонько хныкала.

Румкорф сидел за терминалом у противоположной стены лаборатории, то ли игнорируя кошмары Цзянь, то ли просто их не замечая.

— Доктор Румкорф, — обратилась к нему Сара. — С ней все в порядке?

Он поднял на нее глаза, посмотрел на Цзянь и махнул рукой:

— У нее постоянно так, — и вновь склонился за работой.

Вот придурок. Сара тихонько потрясла Цзянь за плечи. Женщина вздрогнула и проснулась, увидела Сару и отпрянула, будто та была чудовищем из кошмара.

— Успокойтесь, — сказала ей Пьюринэм. — Все хорошо.

Цзянь поморгала, сделала глубокий вдох, задержала дыхание, затем медленно, неторопливо выдохнула. Ну и видок у нее. Наверное, сон был высший класс. Глаза Цзянь метнулись вправо, к мониторам, затем она резко наклонилась заглянуть под стол.

— Цзянь, что такое?

— Видели его?

— Да кого?

Цзянь ищущим взглядом быстро обвела лабораторию:

— Я видела одного из них.

— Одного из… кого, милая?

Женщина прижала кулаки к глазам и потерла:

— Показалось, будто что-то видела. Но там ничего нет.

Сара протянула руку и погладила длинные черные волосы Цзянь:

— Дыши глубоко, подружка. Это просто дурной сон, только и всего.

Цзянь в ответ смотрела на нее испуганными, ввалившимися глазами.

— Только и всего… — повторила она шепотом и тихонько засмеялась. Смех был настолько пронзительно высоким, что вполне мог сойти за визг, подумала Сара.

Цзянь повернулась к компьютеру, плечи ссутулены, волосы, свисая, закрывают лицо. У нее была осанка женщины, которую поколачивает муж или бойфренд. А Румкорф, похоже, просто по рассеянности ничего не заметил. Полный придурок.

— Мисс Пьюринэм, можно вопрос?

— Не называйте меня «мисс», — сказал Сара и улыбнулась. — Я зарабатываю себе на жизнь. Зовите меня Сарой.

Цзянь помотала головой.

— Я использую только уважительные формы обращения.

— О’кей, тогда «Сара» — это уважительная форма. — Сара нежно подняла пальцем подбородок Цзянь, чуть отклонив ее голову назад. На шее Цзянь отчетливо виднелись ярко-красные пятна, предшественники уже формирующихся черных синяков. — К шее надо приложить лед.

— Я в порядке, мисс Пьюринэм.

— Сара. Я сейчас принесу лед, и вы его приложите. А теперь давайте свой вопрос.

— Где вы раздобыли такой самолет? Это же летающая лаборатория. Здесь все, что нам надо, просто невероятно.

— Это С5-Б, который когда-то разбился при посадке на базе ВВС в Дублине, — рассказала Сара. — Большую его часть Колдинг приобрел по цене металлолома через одну из фиктивных компаний «Генады». Кое-какие узлы достались нам от двух других катастроф, а новые двигатели — по особому контракту с «Боингом». Колдинг отправился на Баффиннову Землю с вами; я со своим экипажем наблюдала за сборкой нового проекта самолета в Бразилии. Влили денежек, хорошенько взболтали, и у «Генады» теперь своя собственная «прокачанная» летающая лаборатория.

— Из нескольких частей вы получили единое целое, — сказала Цзянь и затем кивнула. — Примерно то же я сделала для «Генады», но внутри компьютера.

— Только ведь вы, ребята, шинкуете клетки, ДНК и все такое, — сказала Сара. — Это же нельзя сделать на компьютере, верно?

Цзянь вскочила и утиной походочкой направилась к устройству в белом корпусе. Она явно обрадовалась возможности поговорить о чем-нибудь или с кем-нибудь. Цзянь показала рукой на сложный прибор, как модель на автошоу демонстрирует новый концепт-кар.

— Это наш олигосинтезатор. Я делаю геномы в компьютере, а эта машина создает ДНК — один нуклеотид зараз; так же, как изготавливаются связи между звеньями цепочки, только в гораздо более мелком масштабе.

На взгляд Сары, ничего такого выдающегося в этой машине не было — штуковина высотой по пояс, почти вся покрыта белым пластиком, ощетинившаяся аккуратными трубками, шлангами и пластиковыми баночками. Она вовсе не выглядела настолько научно-фантастически, но то, что рассказывала о ней Цзянь… это было уже за гранью фантастики.

— Боюсь, я не совсем поняла, — сказала Сара. — По-вашему, это что-то вроде биологического струйного принтера? И может делать… Ну, не знаю… что-то вроде «продвинутого» ДНК?

Цзянь кивнула.

— Это самая передовая машина такого типа в мире. Она может строить полноценные, на заказ, хромосомы, которые мы создаем и тестируем в компьютере.

— Офигеть… С ума сойти. Только представить себе мозг, который придумал все это.

— Этот мозг — мой, — сказала Цзянь. Она гордо улыбнулась; выражение ее лица, казалось, явило скрытый резерв красоты, которую Сара не смогла разглядеть в ней прежде. — Я изобрела этот компьютер и называю его «Машиной Бога», потому что эта олигомашина как десница Божья. Прикольно, да?

Нет. Совсем не прикольно. От одного названия у Сары холодок пробежал по спине. «Машина Бога». Прямо в сердце ее самолета.

Саре это очень не понравилось. Ни на йоту.

— Схожу принесу вам льда, — сказала Сара. — Я быстро.


8 ноября. «Машина Бога»

Сара осторожно обернула марлю вокруг шеи Цзянь. В марлю был завернут маленький пакет со льдом, приложенный к темнеющим кровоподтекам. Цзянь покрутила головой, приноравливаясь к компрессу, но все время не переставала печатать. Глаза ее стреляли по полусфере семи экранов, Сара ничего не понимала в ее действиях: единственное, что она видела на экранах, — бесконечные вереницы из четырех букв «С, G, Т, А»…

— Понимаю, вы такая умная и все такое, — сказал Сара. — Но разве не компьютер управляет процессом кодирования?

Цзянь пожала плечами:

— Иногда я вижу сны, которые подсказывают мне идею. Я модифицирую геном так, модифицирую этак. И надеюсь, что могу перезагрузить последние результаты нашего исследования с диска, который взяла с собой.

Словно желая подкрепить сказанное, Цзянь вывела на экран новое окно, напечатала несколько строчек кода, затем вернулась к бесконечной развертке строчек «С, G, Т, А». Компьютер выдал громкий одиночный сигнал. Цзянь резко вздохнула и задержала дыхание, вглядываясь в экран с пугающей напряженностью. Она напомнила Саре игрока в кости, ждущего момента, когда кубики перестанут кувыркаться.

Цзянь кликнула мышкой, и Сара увидела на экране слова, которые смогла прочитать:


Восстановление из резервной копии: завершено

Геном А17: загружен

Вероятная жизнеспособность: 95,0567%

Начать синтез: Да/Нет


Из-за терминала вынырнула голова Румкорфа.

— Загружен?

— Да, доктор Румкорф, — ответила Цзянь.

Он подбежал. Точнее было бы сказать «примчался», потому что этот суетливый человечек напоминал Саре крысу в очках.

— Сара, — сказал он, — пожалуйста, сходите разбудите мистера Фили. Скажите, нам надо подготовить и прогнать тест на иммунную реакцию. Срочно.

Сара увидела, как правая рука Цзянь двинула мышкой. На экране указатель завис над «Да». Левая ладонь Цзянь лежала плашмя на столе, затем она скрестила пальцы и кликнула мышкой.

Из олигомашины послышалось механическое гудение. Десница Божья. Сара быстро вышла из лаборатории, отчасти чтобы разбудить Фили, отчасти потому, что ей захотелось держаться от этой машины подальше.


8 ноября. Румкорф спасает положение

Непрекращающийся гул летящего С-5 заполнял неподвижность и тишину лаборатории, но Клаус едва замечал его. Все его внимание сосредоточилось на встроенном в переборку мониторе, как и внимание Цзянь и Тима.

Вновь сетка из 150 квадратов. Из них черными были только девятнадцать.

131/150.

Они беспрестанно сверялись с часами — с цифрами в нижнем углу монитора, а заодно и со всеми теми, что можно было отыскать в помещении. Никогда прежде не было в процессе такой долгой паузы — обычно на этой стадии теста оставалось не более десяти яйцеклеток.

Почернел еще один квадрат.

130/150.

Три человека затаив дыхание ждали неизбежного каскада черных квадратов. Но его все не было.

— Мистер Фили, — сказал Клаус. — Время? — Он мог бы и сам свериться с часами на экране, но не мог заставить себя поверить в происходящее. Это какая-то ошибка. У Тима было официальное время, и именно его хотел услышать Клаус. Прежде этим занималась Эрика, но она перестала быть частью проекта. Теперь ее обязанности — все до единой — перешли к Тиму.

— Двадцать четыре минуты тринадцать секунд, — доложил Тим.

Клаус почувствовал проблеск надежды. А вдруг… Он наблюдал, ждал. Черных квадратов больше не появлялось. Эмбрионы вибрировали, в то время как их клетки делились. Смертельные макрофаги сидели бок о бок с морулами, но больше не атаковали.

Все молчали. Внезапно Клаус заметил, что шум двигателей был единственным звуком в лаборатории.

— Время?

Тим начал говорить, затем икнул и прикрыл рот. Эрика была не только высочайшим интеллектуалом, но и, несомненно, лучше переносила похмелье.

— Двадцать восемь минут тридцать секунд, — проговорил Тим, справившись с собой. — Отметка.

В квадрате тридцать восемь яйцеклетка задрожала: еще один успешный митоз. Макрофаги двигались бесцельно.

Клаус сделал это. Он победил иммунную реакцию.

Его стратегия была рискованной: ограничение доз лекарств Цзянь вернуло ее маниакально-депрессивные симптомы, но вместе с этим освежило ее рассудок. Самые творческие решения приходили к ней всякий раз, когда она балансировала на пороге сумасшествия. Возможно, в скором времени Клаус подведет ее к нормальной дозе лекарств, но только не сейчас — сейчас она нужна ему в «лучшей форме». Следующим шел процесс имплантации. Если и он принесет проблемы, им потребуются быстрые решения. Проект преследовали мировые правительства, и скорость сейчас играла огромную роль.

Кошмары Цзянь становились страшнее, но ее галлюцинации начались лишь совсем недавно. У Клауса приблизительно неделя до того, как дело дойдет до самоубийства. Может, меньше. Но таковой была «ставка»: на кону — бессмертие.

Он отсчитал еще шестьдесят секунд, дабы окончательно убедиться.

Больше черных квадратов не появилось.

— Это успех, — объявил Румкорф. — А теперь готовим яйцеклетки к имплантации.

Как же сейчас не хватало Эрики! Несмотря на ту жуть, что она сотворила, ученым она была блестящим. Вполне возможно, он даже оставит ее имя в документах исследования, которые появятся впоследствии. Цзянь при этом получит компенсационный кредит. Она заслужила. Клаус посмотрел, как она ощупывает пальцами бандаж вокруг шеи, покрывающий синяки, которые поставила ей Эрика. Женщины. Все они ненормальные.

— Цзянь, а что изменилось? — спросил Клаус. — Ты что-то поменяла?

— Помогли четыре новых образца, доктор Румкорф, и еще у меня была идея, очень простая, о которой мы как-то не подумали. Нам требовались внутренние органы, и мы кодированием пытались их сделать совместимыми с человеческими. Остальное тело мы «проходили» по частям, меняя небольшие группы белков за один раз, пытаясь найти недостающий «кусочек пазла совместимости». Идею мне подсказал мистер Фили.

— Я? — удивился Фили.

— Да. Мне пришло в голову, что существует один орган, бесполезный для наших задач. Я дала задание компьютеру выкачать целиком ДНК для этого органа, затем «исполнить» сто тысяч поколений тестовой эволюции. Похоже, ДНК, ассоциированная с тем органом, была последним триггером иммунной реакции.

— Да, но каким органом… — начал было Клаус и осекся. Нет. Все так просто? Он просил их «сделать шаг назад», думать каждому по отдельности. Цзянь именно так и поступила — и нашла то, что им следовало разглядеть еще семь месяцев назад.

— И? — спросил Тим. — Что за орган?

— Самый большой орган, — сказал Клаус, постаравшись опередить Цзянь. — Наружный покров. Кожа.

Тим перевел взгляд с Клауса на Цзянь:

— Кожа?

Цзянь кивнула, едва приметно улыбнувшись.

— Предки будут иметь коровью шкуру.

— Значит, всё? — сказал Тим. — Проблема решена?

Разумеется, проблемы это не решало. Парень явно не обладал даже крупицей блестящих способностей Эрики.

— Не говорите глупости, мистер Фили. Единственное, что мы сделали, — преодолели барьер иммунной реакции. Это позволяет имплантировать, вести наблюдение, оценивать и модифицировать по ходу дела. Не исключено, что мы потеряем всех эмбрионов за несколько дней имплантации. Когда мы клонировали кваггу, то имплантировали более двенадцати сотен бластоцист, прежде чем одному эмбриону удалось дожить до рождения. Эта часть проекта квагги была доктора Хёль, мистер Фили. Теперь она ваша.

Глаза Тима сузились:

— Но… но я же ассистент Цзянь. Надо взамен Эрики кого-нибудь сюда вызвать.

— Некого вызывать, — сказала Клаус. — Мы изолированы и пока вынуждены скрываться. Поздравляю, мистер Фили, вы только что получили повышение.

— Но… но я не могу… Она же брала образцы из вымерших… И я не могу…

— Можете. И будете, — нажал Клаус. — Пора взрослеть, мистер Фили. На ваши плечи теперь возложены миллионы предотвращенных смертей.

Тим вновь моргнул. Он раскрыл было рот что-то сказать, но икнул и метнулся к раковине — его вырвало.


Книга третья

ОСТРОВ ЧЕРНЫЙ МАНИТУ


9 ноября. На бреющем полете

С повисшим на хвосте утренним солнцем С-5 приближался к острову Черный Маниту — крохотной полоске белого, коричневого и зеленого посреди сверкающего голубого великолепия озера Верхнее. Колдинг сидел в кресле наблюдателя. Хотелось спать. Глаза слипались. Ныла рана.

— Держите, — сказал Каппи и вложил ему в руку пластиковый стаканчик с кофе.

— Спасибо, — сказал Колдинг. — За рубашку и куртку — тоже.

Каппи отсалютовал двумя пальцами и вышел из кабины. Колдинг поставил кофе, приглядывая за стаканчиком, чтобы не пролился, пока он открывает папку Магнуса. Жидкость дрожала в такт вибрации моторов С-5.

Пи-Джей сделал глоток — «ух, крепкое варево» — и посмотрел через лобовой фонарь кабины. Они шли низко: солнце, искрясь на белых шапках волн, легло широким, на многие мили, конусом фотовспышек.

— Занесло черт знает куда… — сказал Алонсо. — И они называют эти штуковины «озерами»? Я океаны видал поменьше.

— Потому их и называют Великими озерами, малыш, — сказал Сара. — Даже не верится, что ты никогда их не видел. Надо почаще выбираться из дома.

— Ага, — сказал Алонсо. — Мичиган в самом верху моего списка будущих турпоездок. Особенно Детройт.

— Нет, почти весь штат просто классный, — сказала Сара. — Я выросла недалеко от этих краев, в городке Чебойган.

Алонсо кивнул:

— Ты выросла там. Ну, тогда это многое объясняет.

Сара хлопнула его правой рукой по плечу. Он засмеялся, затем повернулся в кресле и обратился к Колдингу:

— А вы, дружище, откуда?

— Джорджия. Маленький городок за Эт…

— Может, для начала посадим самолет? — перебила Сара.

Колдинг откинулся на спинку кресла. Алонсо длинно присвистнул. До посадки оставалось не менее пяти минут, но никто об этом не заикнулся. Похоже, Сара хотела сохранить деловой тон разговора — по крайней мере, в той части, которая затрагивала Колдинга.

С места наблюдателя перед Пи-Джеем открывался ошеломляющий вид через лобовой колпак кабины. Черный Маниту казался почти целиком белым, испещренным пятнами коричневого и зеленого. Остров тянулся строго с юго-запада на северо-восток. Колдинг сверился с картой в манильской папке. Десять миль «от кончика до кончика», три мили поперек в самой широкой части. Глубокие заливы и фиорды делали его похожим на тропический архипелаг. Береговую черту окаймлял широкий песчаный пляж.

Алонсо, подражая южному акценту, пропел, смешно растягивая слова:

— «А далеко ль до ближайшего го-о-рода? Да бли-и-изко-о-о».

— Это Мичиган, идиот, — сказала Сара. — Убирай свое дурацкое банджо.

Колдинг вновь заглянул в карту.

— Нечасто вам придется ездить на пикники с местными. Ближайший городок Коппер Харбор, часа три по воде.

Алонсо застонал.

— А на самолете или вертолете?

— Без вариантов. Как только приземлимся, с острова — никаких полетов.

— Блин, — ругнулся Алонсо. — Похоже, какое-то время мне придется ходить на свидание с Рози Палмс и ее пятью дружками.

— У нее другое имя, — сказала Сара. — В наших местах это зовется «свидание с мисс Мичиган».

Колдинг продолжал листать содержимое папки.

— А здесь чуть более комфортно, чем кажется на первый взгляд. Говорят, раньше на острове был четырехзвездный курорт. И вроде здесь даже отдыхала Мэрилин Монро.

Остров рос в размерах, уже заполняя горизонт впереди.

— Радар не обнаружен, — доложил Алонсо. — У них что, полоса есть, а радара нет?

— Хм-м… — Колдинг пролистал еще несколько страничек. — Они включают его только на посадки и взлеты. Данте не хочет, чтобы кто-то гадал, с чего вдруг на острове посреди озера молотит радар.

В этот момент, будто условный сигнал, в кабине раздался негромкий «бип».

— А вот и радар, — сказал Сара. — Нас вроде ждут.

Колдинг вновь вытянулся телом вперед.

— Перед посадкой пролетите вдоль острова.

— Пожалуйста, — добавила Сара.

Колдинг посмотрел на нее.

— Пожалуйста — что?

— Пролетите вдоль острова, пожалуйста, — сказала Сара, не поворачиваясь от иллюминатора и избегая встречаться с ним взглядом. — Пока мы не сядем, командую здесь я, помнишь?

Алонсо посмотрел на Сару с комичным выражением лица. Наклонив голову, он оглянулся на Колдинга, будто бы спрашивая: «Что здесь происходит?» Колдинг молча пожал плечами.

— Со, следи за приборами, — велела Сара. Алонсо повернулся в кресле, приняв рабочее положение.

Вот, значит, как оно будет дальше. Что ж, на острове будет достаточно места, чтобы держаться подальше от этой женщины.

— Капитан Пьюринэм, — обратился Колдинг. — Я не очень вас затрудню, если попрошу вас любезно пролететь вдоль острова, прежде чем зайти на посадку? Пожалуйста.

— Совсем не затрудните, — ответила Сара. — Стандартная процедура, вообще-то, могли бы даже не спрашивать.

Алонсо вновь так же странно посмотрел на нее, затем пожал плечами и вернулся к своим обязанностям.

Сара отвернула С-5 от острова подальше на север, заложила обратный вираж и приблизилась к северо-восточной оконечности; Колдинг отслеживал ее маневр по карте, пока С-5 подлетал к острову. Залив Рэплейе разрезал северо-восточную оконечность острова на две части длиной в милю каждая — два покрытых снегом языка. Во многих местах торчали из-под белого покрывала скалы, коричневые и серые или черные от только что растаявшего снега, — он же покрывал землю на дюйм-два, лежал комьями на голых ветвях дубов и тополей и тяжело нагружал ветки елей и сосен.

Миновав залив, они пролетели над аккуратным маленьким строением фермы и просторным красным коровником с черной, из просмоленного гонта, крышей. Из серых гонтов пятифутовыми буквами было выложено слово «Баллантайн». Колдинг разглядел коров, топчущихся на припудренном снегом пастбище за коровником, и быструю тень от какого-то бегущего черного существа. Скорее всего, собаки.

От коровника уходила дорога, и казалось, будто С-5 летит, повторяя ее легкий изгиб. Слева от дороги шли поля, давно не паханные, с пятнами молодых тополей и сосен здесь и там. Справа — поднимался на верные пятьсот футов центральный гребень острова. Ровно посередине острова, прямо из этого гребня торчала маленькая, на длинных деревянных сваях будка. Рядом с ней стояла узкая, из окрашенного в красно-белые цвета металлокаркаса мачта связи с двумя квадратной формы устройствами, смонтированными по бокам. На ее вершине крутилась небольшая антенна радара.

Алонсо показал на деревянную башню:

— Медведь Смоки[16 - Smokey the Bear — талисман Службы леса, принятый решением Конгресса США в 1944 г. символ борьбы за предотвращение лесных пожаров: симпатяга-медведь в джинсах, шляпе и униформе лесника, с лопатой в руках.] в действии?

Колдинг полистал папку.

— Старая пожарная наблюдательная вышка. Оснащена сиреной воздушной тревоги и всякой всячиной. На металлической вышке — оборудование канала надежной спутниковой связи с «Генадой». И «глушилка», блокирующая все виды связи входящей и исходящей.

— «Глушилка»? — спросила Сара. — Как же тогда можно поговорить с кем-то на другом конце острова?

— Обычные телефонные столбы, — ответил Колдинг. — Полностью изолированные, не подключенные ни к какой внешней системе. Посмотрите, справа от дороги: наземные линии связи протянуты ко всем домам. Ко всем занятым зданиям, которых… всего пять, включая ангар.

— Пять домов… — повторил Алонсо. — Чую, жизнь здесь бьет ключом.

Они миновали центр острова, оставив позади две вышки. Слева, на юго-восточном берегу, Колдинг увидел крохотную гавань. Блоки зазубренного гранита окружали остров, торча над поверхностью буквально сразу за кромкой воды. Единственный вход в гавань с виду казался свободным. Массивные кучи бетонных и скальных обломков составляли волнорез гавани, разбивавший неугомонные волны озера Верхнего в мелкую рябь. Большая белая рыбацкая посудина, может даже тридцатифутовик, пришвартована к длинному черному причалу.

Вдоль дороги меж редких домов росли неухоженные деревья. Почти все жилища казались заброшенными. Колдинг разглядел всего три здания, за которыми как будто хорошо присматривали: один жилой дом, еще один коровник и хауз-комбо. За изгородями большие участки развороченной земли — значит, коровник не пустовал.

Почти сразу за этой фермой они пошли над открытым пространством, окаймленным группкой невысоких строений. Колдингу не удалось как следует разглядеть их, кроме крепкой с виду церкви из черного камня с высокой колокольней.

Ближе к юго-восточной оконечности острова лес уступал укрытой снегом поляне с правильными рядами искусственных посадок деревьев. В конце поляны торчал большой трехэтажный кирпичный особняк: словно замок какого-нибудь лорда старой Англии, он гордо возвышался над прилегающими владениями. Высокое расположение давало ему господствующий вид южной оконечности Черного Маниту: песчаный пляж в ожерелье скал, а дальше, до самого горизонта, — ничего, кроме воды.

В полумиле прямо на юг от особняка вилась широкая просека через лес, напоминая чрезмерных размеров фарвей поля для гольфа. Колдингу пришлось заглянуть в бумажную карту, чтобы понять логику: если прочертить зрительную ось от конца до конца, фарвей в средней части был шириной в милю. Достаточно места, чтобы посадить С-5. Данте Пальоне построил посадочную полосу так, чтобы она не была похожа на посадочную полосу — по крайней мере, при съемке с любого спутника зондирования.

Философия спутникового камуфляжа вела прямо к ангару. Поначалу Колдинг ничего не разглядел и был вынужден делать выборочную проверку по карте, прежде чем заметил визуально. Ангар был таким же огромным, как и тот, что на Баффиновой Земле, но с проволочной сеткой над крышей, спускавшейся вниз почти вплотную к подступавшим деревьям. Густая «рощица» муляжей сосновых макушек торчала из сетки. С земли это, наверное, смотрелось как самый халтурный камуфляж, какой только можно вообразить, но с любого спутника или даже идущего на нормальной высоте самолета ничего, кроме поросшего лесом холма, не разглядеть.

— Так, полюбовались окрестностями, и хватит, — сказала Сара. — Давай сажать малышку.

— Вас понял, — кивнул Алонсо.

Сара заложила вираж влево, выполняя разворот С-5 над водой. Посадка удивила Колдинга — она вышла на удивление мягкой, как на каком-нибудь коммерческом рейсе.

Ведомый Сарой С-5 замедлил бег и вполз в ангар, замаскированный под вершину холма.


9 ноября. Как делишки, э?

Пока турбины самолета останавливались, Двойняшки опустили кормовую рампу, и Пи-Джей Колдинг покинул самолет. Место выглядело и ощущалось как странно знакомое: такой же здоровенный ангар со стойлами для коров в одном конце, такие же огромные двери, распахнутые на заснеженные окрестности. И конечно, автозаправщик — Колдинг сделал отметку в памяти найти кого-то из своих людей, чтобы припарковать его.

Как только его ноги ступили на бетонный пол ангара, в широкий проход зарулили «Хамви» и старенький потрепанный красный «Форд» F150. На капоте «Хамви» красовался логотип «Вигвам Отто». Вышли двое мужчин в черных пуховиках с эмблемой вигвама, вышитой на левой груди. Колдинг узнал этих людей по личным фотографиям из папки, которой снабдил его Магнус: Клейтон Дитвейлер и его тридцати с чем-то летний сын Гэри. Клейтон содержал в порядке особняк и большую часть острова. Гэри водил катер, над которым пролетал С-5, а также был единственным на острове человеком, поддерживавшим связь с большой землей.

Из фордовского грузовичка выбрались еще трое: высокий человек примерно одних лет с Клейтоном и мужчина с женщиной — обоим чуть за тридцать. Колдинг узнал их также по персональным данным из папки: Свен Баллантайн, Джеймс Гарви и Стефани Гарви соответственно.

Клейтон подошел и протянул руку. Избыточный вес явно мешал пожилому человеку двигаться, и, похоже, у него болело бедро. С каждым его шагом раздавалось металлическое бряканье большого кольца с ключами у пояса; из-за особенности его походки этот звук казался более похожим на клацанье шпор меткого стрелка с Дикого Запада, чем на звон ключей швейцара. Колдинг пожал протянутую руку, ощутив грубую кожу и костные мозоли.

— Добро пожаловать на Черный Маниту, э? — сказал Клейтон. — Клейтон Дитвейлер. А вы, должно быть, Колдинг.

Колдингу не удалось распознать его акцент. Ничего похожего он прежде не слышал. Угрюмая маска Клейтона настолько срослась с его неизменными морщинами, что, похоже, была единственным выражением лица этого человека. Из-за трехдневной жесткой щетины его морщины казались еще рельефнее. От густых седых волос, зачесанных строго назад и казавшихся влажно-жирными, пахло «Бриллкримом». Пятна грязи, жира и как будто горчицы украшали его черный пуховик.

— Рад познакомиться, — сказал Колдинг. Он повернулся к молодому Дитвейлеру. А вы, наверное, Гэри, наш связной с материком?

Тот кивнул и пожал руку. Парень выглядел как живая реклама «Аберкромби и Фитч». Его пуховик был новым и чистым. Модные темные очки свисали на шнуре с шеи. Кожу покрывал настолько плотный загар, что та казалась жесткой. На шее у него болталось ожерелье из пеньки, а в правом ухе сверкала маленькая золотая петелька. Колдинг почувствовал немножко странный, несильный, но густой запах, веявший от Гэри, показавшийся ему знакомым, но разгадать его не удалось.

Колдинг обменялся рукопожатием со Свеном и Джеймсом. Каждый ухаживал за резервным стадом в пятьдесят коров. Свен был плотным, коренастым пожилым мужчиной лет шестидесяти со старомодными усами и песочного цвета волосами, густо присыпанными сединой. Усы почти полностью прикрывали неприятного вида пучки волос из ноздрей. Почти. Свен очень смахивал на партнера Сэма Эллиота из какого-нибудь старого вестерна.

А толстошеий Джеймс напоминал бывшего футболиста — нападающего, не квотербека — и, наверное, мог бы послужить моделью для выражения «бесхитростный малый». У Стефани была простодушная улыбка и, надо же, бигуди в рыжих волосах.

Колдинг потянулся пожать руку Стефани, но не смог: она сунула ему тарелку, укрытую пищевой пленкой.

Шоколадные кексы.

— Вот, пожалуйста, — проговорила она с таким же, как у Клейтона, акцентом. — Наш семейный рецепт, э?

— Угу, спасибо, — Колдинг принял тарелку.

Джеймс ткнул жену кулаком в плечо:

— С каких это пор наша семья зовется «Данкан Хайнес»?

Стефани уткнула руки в бедра и зло посмотрела на мужа.

— А кто придумал добавлять грецкие орехи?

— Да сама ты грецкий орех, — сказал Джеймс.

— Это у тебя лицо как грецкий орех, — сказала Стефани.

Клейтон закатил глаза.

— Да ради бога, заткнитесь вы оба!

— Сам заткнись, — сказал Джеймс. Странного акцента у него не было — просто характерный среднезападный гнусавый выговор.

Клейтон раздраженно помотал головой:

— Да боже ты мой, все закрыли пасти. Продолжим, мистер Колдинг. Вы только что познакомились со всем населением Черного Маниту в количестве пяти человек. А теперь нам пора возвращаться к работе. Просто хотел, чтобы вы узнали каждого, дабы не задавали мне идиотских вопросов весь чертов день напролет.

— Вообще-то, Клейтон, мне еще много чего надо узнать. И похоже, вы, ребята, отлично присматриваете за особняком и территорией.

— Да вы никак удивлены? — сказал Клейтон. — Думали, такой старый пень, как я, не в состоянии позаботиться о бизнесе?

Это был явно не день для Колдинга, когда можно подружиться или влиять на людей.

— Я совсем не то имел в виду.

— Я здесь заведую вот уже тридцать лет, э? — Глаза Клейтона сузились под кустистыми седыми бровями. — И то, что Данте попросил позаботиться о вас, вовсе не означает, что я буду, как собачонка, слушаться ваших приказов. Ясно вам?

Гэри закатил глаза, словно уже миллион раз выслушивал задиристую позицию папаши. Остальные неловко озирались.

— Так. А теперь погодите секундочку, — сказал Колдинг. — Давайте кое-что проясним прямо сейчас…

Прежде чем Колдинг смог продолжить, Клейтон отвернулся и посмотрел вверх, на люк кормовой аппарели С-5. Колдинг услышал звуки легких шагов по рампе.

— Эй, Пи-Джей, — окликнула его Сара. — Кто твои новые друзья?

— Да мы тут, ясное дело, разговариваем, — ответил Клейтон. — А вы, черт возьми, кто такая, э?

— А я, черт возьми, пилот, э? — ответила Сара, в точности сымитировав акцент Клейтона.

Тот чуть отклонился назад все с той же сердитой гримасой на лице.

— Вы что это, смеетесь над тем, как я говорю?

Сара рассмеялась.

— Только чуть-чуть. Я выросла в Чебойгане. Летние каникулы всегда проводила в Солт-Сент-Мари.

— Это со стороны Мичигана или со стороны Канады? — спросил Клейтон.

— Со стороны Мичигана, разумеется. Я тролл.

Лицо Клейтона озарилось искренней, дружеской улыбкой — перед ними стоял совсем другой человек.

В замешательстве Колдинг смотрел во все глаза, как Клейтон протягивает свою заскорузлую ладонь. Сара пожала ее и представила себя остальным аборигенам Черного Маниту. Если представление Колдинга выглядело в лучшем случае неуклюжим, то представление Сары походило на воссоединение старинных друзей. Ее естественное очарование успокоило всех, кто ее окружал.

Сара увидела тарелку в руках Колдинга. Она подняла пленку и как ни в чем не бывало вытащила кекс.

— Вот это да, выглядит восхитительно! Кто их пек?

— Я! — ответила Стефани. — Заходите как-нибудь, выпьем кофейку. Я испекла эти кексы. Это мои любимые, потому что делаю их по старому семейному рецепту.

— Так, — подал голос Колдинг, — закончим с кексами. Капитан Пьюринэм, если вы вернетесь к своим обязанностям, я хотел бы поговорить с Клейтоном.

— Не сейчас, — сказал Клейтон. — Разве я не говорил вам, что у меня дел до такой-то матери?

Колдингу пришлось слишком много перенести за последние несколько часов, чтобы терпеть такой вздор. Он чувствовал, что теряет терпение, и начал было говорить, но Гэри опередил его.

— Слышь, пап, — сказал он. — Тебе все равно везти меня обратно к лодке. Мистер Колдинг может поехать с нами, познакомиться с островом. Пятнадцать минут туда и обратно. Он из «Генады», пап. Это же те парни, что платят тебе.

Клейтон на секунду отвернулся. Логика сына, похоже, его раздражала.

— Ладно, — сказал он. — Я захвачу вас, Колдинг, но только если с нами поедет Сара.

— Я еду, — согласилась Сара, не дав ответить Колдингу. Он почувствовал, то ли несколько часов сна притупили реакцию, то ли еще что-то: сегодня все его опережали.

— Капитан Пьюринэм, — сказал Колдинг. — Вам нечем заняться?

Она пожала плечами:

— Абсолютно. Ребята сделают все, что надо. Поедем прокатимся.

Клейтон протянул руку и сцапал кексик с тарелки Колдинга. Откусил кусок, роняя крошки, несколько их застряло в густой щетине.

— А вкусно, Стефани.

— Спасибо! — просияла та.

— Побудете с Джеймсом, покажете людям дом?

— Конечно! — согласилась Стефани. — С радостью. Обратно можем пешком, еще не так уж и холодно, правда, Джеймс?

Джеймс не затруднил себя ответом, потому что Клейтон уже ушел. Старик забрался в «Хамви» и с силой хлопнул дверью.

Колдинг посмотрел на Гэри:

— Ваш папа всегда такой?

Гэри непринужденно улыбнулся. Колдинг так и не понял, что за запах шел от него.

— К сожалению, да, — ответил Гэри. — Но вы особо не переживайте. Он трудяга, каких на свете не сыщешь. И если что-то надо сделать, это будет сделано. Лады? — он произнес последнее слово так, будто ставил подпись на контракте — контракте, который Колдингу придется просто принять, потому что так было надо. Гэри явно не желал своему отцу неприятностей.

— Лады, — ответил Колдинг. — Предоставлю ему презумпцию невиновности.

Гэри улыбнулся и неторопливо кивнул, задействовав в кивке не только голову, но и плечи.

— Ну и отлично. А я за вашу выдержку предоставлю вам место рядом с водителем.

— Вы очень добры, — сказал Колдинг, мгновенно уловив, что тот положил глаз на Сару. Гэри повернулся и забрался на заднее сиденье «Хамви».

Колдинг сердито взглянул на Пьюринэм:

— Едешь, просто чтобы побесить меня?

— Ага, — ответила Сара. — Не дергайся, полно и других причин.

— Да мне-то что. А что это за «тролл» и зачем в конце предложения вставлять «э»?

Сара рассмеялась.

— Клейтон и остальные — юпперы.

— Что за юпперы?

— Жители Верхнего полуострова Мичигана. Ну, Верхний полуостров, сокращенно «U.P.», отсюда юппер, дошло? У юпперов очень заметный акцент, ни на какой другой не похожий. «Ya» вместо «yes», «da» вместо «the», и большинство предложений они заканчивают «э?», что, по сути, означает риторический вопрос. Ты привыкнешь. И если юппер из мест, что выше моста, угадай, как они зовут тех, кто живет за мостом?

— А, — догадался Колдинг, — троллы живут за мостом. Ух ты. Высокоинтеллектуальная культура там, в ваших краях.

От рявкнувшего клаксона «Хамви» оба вздрогнули. Клейтон, держа одну руку на руле, второй раздраженно описал в воздухе круг — мол, поехали уже.

— Мне определенно не нравится этот тип, — сказал Колдинг.

Сара обошла машину к левой задней двери.

— Это нормально, ты ему тоже не нравишься. Как и всем остальным.

Колдинг вздохнул и забрался на пассажирское сиденье «Хамви».

Клейтон резко сдал назад, и внедорожник с визгом вылетел из ангара. Он свернул направо и резко затормозил, едва не вывалив всех из кресел, затем воткнул первую скорость и рванул по грязной дороге, что тянулась посередине острова, как спинной хребет.


9 ноября. Братская любовь

Локти Данте покоились на столе белого мрамора, а руки поддерживали голову. Как вообще такое могло произойти? Они все глубже и глубже шагали в кучу собачьего дерьма высотой в человеческий рост.

Он поднял голову. Магнус сидел перед столом, развалившись в кресле, и, казалось, ни на йоту не был обеспокоен последствиями своей активности.

— Магнус, как ты мог сотворить такое? — Данте говорил спокойно и тихо. Наверное, слишком долго он игнорировал грустную правду: его брат был настоящим социопатом.

— Расслабься, — сказал Магнус. — Проблема решена.

— Решена? Решена?! Ты убил Эрику Хёль!

— А что бы ты сделал, повысил ее в должности?

Лицо Данте сморщилось от досады. Он почувствовал боль в груди. Ударил кулаком по столу — всего лишь раз. Кулак замер, как молоток аукциониста.

— Данте, кроме шуток, тебе надо успокоиться, — Магнус тоже говорил так спокойно, будто обсуждал бюджет на совете директоров. Его спокойствие еще больше разъярило Данте. Его родной брат — убийца.

— Я не вижу проблемы, — сказал Магнус. — Наш комплекс уничтожен, включая наше оборудование и коров. Я заставил Фермершу послать е-мейл в СМИ: мол, ответственность за взрыв взял на себя Фронт защиты животных. Они, черт возьми, не хотели никому причинить боль, но, как сообщили они в своем письме, если вы совершаете злодеяния с божьими тварями, не вините ФЗЖ в случае нанесения сопутствующего ущерба.

— Фишер в курсе, что это бред собачий.

— Конечно, в курсе, — сказал Магнус. — Но ФЗЖ в последние несколько месяцев стал более агрессивным, так что легенда вполне подходящая. СМИ ее слопают. А если слопают они, значит, купится и 08. Все хотят, чтобы ксенотрансплантацию прикрыли, и знаешь что? Теперь нас прикрыли, точно так же, как и всех остальных. И что может с этим поделать Фишер?

Он будет искать проект Румкорфа, вот что.

И не найдет его. Фишер понятия не имеет, куда подевались Бубба и его команда. Пока на Черном Маниту кто-то не сваляет дурака и не попытается связаться с внешним миром, мы вне подозрений. Это то, чего ты хотел, Данте, — время для Румкорфа, чтобы он мог закончить проект.

Данте молчал. Магнус не просто принял поспешное решение, не разволновался, не вышел из себя из-за гибели его коллеги — он продумал все от начала до конца. В некоторой степени Данте даже хотелось бы, чтобы это была реакция, так сказать, преступление по страсти. Ее было бы проще понять, чем заранее обдуманное убийство.

— Это не Афганистан, Магнус. Не бой. Ради всего святого, ты убил женщину!

Брат улыбнулся.

— Вот только не надо делать вид, будто не знаешь, какой я, хорошо? И что втайне ты не вздохнул с облегчением, когда так удобно исчезла Галина.

Данте откинулся на спинку, будто получил пощечину. Он не хотел, чтобы Галина умерла, ни секунды.

— Я никакого отношения к ее смерти не имею. Ты это сделал, а не я, — он почувствовал, как бешено забился пульс в висках. И словно запылала кожа.

Магнус почесал правое предплечье.

— Ты мне сказал: мол, хотелось бы, чтобы Галина могла просто уехать. Что, по-твоему, я должен был делать, услышав это? Неужели ты думаешь, я не расстарался бы для тебя?

Данте отвел взгляд. Магнус ошибался. Все было не так. Не так. Данте всего лишь хотел продолжить проект, принести пользу всему человечеству. Конечно, он хотел, чтобы Галина ушла, именно так он и сказал в присутствии Магнуса. Сказал… и увидел холод в глазах брата… и не прибавил ни слова.

— Данте, ты знаешь, я люблю тебя, но давай быть честными, ты слишком мягкий. Ты перенял у папы умение управлять компанией, мобилизовывать капитал, рисоваться перед общественностью — все это здорово. Когда я наблюдаю за тем, как ты выступаешь на собрании правления или перед медиабратией, я тобой восторгаюсь. Мне такое не дано. Но когда доходит до дел иного рода? Тех, что за кадром? Папашка наш был кремень, в тебе этого нет. А во мне есть. Но вместе мы классная команда, согласен?

Данте вновь почувствовал эту боль в груди. На этот раз острее. Глаза брата — такие холодные, бесчувственные…

— Уйди, Магнус. Просто уйди с глаз моих.

Магнус встал и вышел, оставив Данте наедине со стрессом и стыдом.


9 ноября. Педик

«Хамви» Клейтона двигался по дороге, над которой они пролетали. Неудивительно: другой дороги здесь не было. По обе стороны стеной стояли деревья и с полуголых коричневых ветвей, на дюйм укрытых оплывающим снегом, роняли капли талой воды. У многих деревьев были белые, с черными пятнышками, стволы с отслаивающейся, похожей на пергамент корой. В компании своих анемичных лиственных собратьев крепкой статью выделялись сосны.

Следов присутствия человека почти не видно… И от этого все казалось щемяще красивым. Запущенные грунтовые дороги время от времени ответвлялись от шоссе, убегая к маленьким ветхим домишкам, которые Колдинг видел с борта самолета.

Они проехали мимо заросшей дороги к старому городу с большой церковью. Вскоре лес немного поредел. Дорога быстро взобралась на пологую дюну с пятнами высокой травы. Спуск с дюны выходил к маленькой островной бухте.

Прибрежные запахи долетали до открытого окна вперемешку с сильной вонью дохлой рыбы. Там и сям по берегу крупные багряно-серые скальные обнажения уходили прямо к воде: одни — словно припав к земле и чуть выделяясь гладкими спинами, другие торчали вертикально, как маленькие утесы. Пестро-рыжие сухие лишайники покрывали вершины скал, добавляя им текстуры и насыщенности. В длинных промежутках между скал не было ничего, кроме песка, травы и редких всклокоченных деревьев, тянущих ветки с двадцатифутовых пологих дюн. Толстые бревна крупными пятнами выделялись на пляже. На некоторых еще сохранились растопыренные пальцы корней, белые и лишенные коры. Они напоминали выбеленные безжалостным солнцем пустыни кости животных.

Дорога заканчивалась у почерневшего деревянного причала, уходившего на сорок футов в спокойные воды бухты. Небольшой сарай притулился в начале причала, а у его дальнего конца Колдинг заметил посудину Гэри. Тридцатишестифутовый катер типа «Шарккэт» с открытым мостиком. Идеальное судно для рыбалки в открытом море или вечеринки у причала с пятнадцатью близкими друзьями. Черная с золотом надпись на корме гласила: «Das Otto II».

Гэри выскочил из «Хамви», Колдинг — за ним следом. Оба зашагали по причалу к катеру. Находясь так близко к парню и благодаря солнечному свету, Колдинг заметил, что радужные оболочки Гэри расширены. Колдинг наконец догадался, что ему не давало покоя: запах, сонный взгляд, не сходящая полуулыбка… Парень был под кайфом.

— Гэри, ты никак марихуану покуриваешь?

Плечи парня вздрогнули, как от беззвучного смешка.

— Ага. Я покуриваю марихуану, мистер Нарки Наркинсон. А чо, угостить?

— Нет, — сказал Колдинг. — Просто интересно, до какой степени вы обдолбаны.

Гэри пожал плечами.

— Не знаю, чувак… А какова градация?

Вот черт. И это — единственная связь с материком?

Улыбка Гэри увяла.

— Ты, братишка, не парься. Если я малость пыхаю, это вовсе не значит, что плохо делаю свое дело.

— Не люблю наркотики, — ответил Колдинг. — И тех, кто их делает.

Гэри закатил глаза. Когда он это сделал, Колдинг будто услышал собственные слова через уши Гэри. С каких это пор он начал разговаривать как школьный методист? Тем не менее парня необходимо прощупать — дабы убедиться, насколько ответствен мог быть Гэри Дитвейлер.

— Магнус говорит, вы человек самостоятельный.

— Что Магнус говорит, то я и делаю, — пожал плечами Гэри. — Потому и таскаю эту дурацкую штуковину. — Он дернул молнию куртки вниз и чуть раздвинул полы — так, чтобы Колдинг увидел оружие: самый предпочитаемый в «Генаде» пистолет — «беретта 96» в наплечной кобуре.

Колдинг кивнул:

— Доводилось когда-нибудь применять по работе?

— Я что, похож на Клинта Иствуда? — рассмеялся Гэри. — Предпочитаю другое оружие — бутылочку односолодового. Я получаю больше, попивая в барах в Хоутон-Хенкоке, чем мог бы с этой дурацкой пушкой. Говорю с незнакомцами, расспрашиваю. Вызнаю, зачем эти люди в городе. Выясняю, проявляют ли люди интерес к Черному Маниту, чего быть не должно, поскольку о нем ведают только местные. Так что у меня одно оружие — текила и бурбон.

Колдинг уловил искренность в голосе Гэри: этому парню явно не нравилось таскать с собой пистолет.

— Если вы так не любите оружие, зачем тогда работаете на «Генаду»?

Гэри кивнул в сторону «Хамви»:

— Чувак, папашка мой прожил на этом острове пятьдесят лет. И уезжать не собирается. Придет время, здесь его и похороню. Для него я здесь, врубаешься? И если я пашу на «Генаду», значит, мне платят за то, чтобы быть рядом с ним. Я заколачиваю сумасшедшие деньги, а единственное, что делаю, — рассекаю на этой красивой посудине и трахаю туристок. Раз или два в год приезжают Магнус и Данте, я говорю «да, сэр» и «нет, сэр» и везу их, куда прикажут. Может, стрелок я аховый, но это скорее похоже на нескончаемые каникулы, чем на работу.

— Но вы примените этот пистолет, если будет надо? — спросил Колдинг, голос его был низким и серьезным. — Если мои люди будут в опасности и я вызову вас сюда, вы готовы делать, что прикажу?

— Папашка теперь один из ваших людей. И я сделаю все, чтобы защитить его.

Колдинг протянул руку:

— Гэри, я думаю, мы нашли общий язык.

Простодушная улыбка вернулась на лицо Гэри, он пожал протянутую руку:

— Если что нужно на материке, можете использовать суперсекретное мегашпионское радио в комнате секьюрити. Папа покажет, как меня высвистать.

— Благодарю. О, кстати, Магнус просил вам кое-что передать. Он просил вас проверить, готов ли его снегоход.

— Готов. Вон в том сарае, вместе с моим, — Гэри показал на черный железный сарайчик в начале причала. — Я держу его здесь, чтобы, когда навалит снегу пять футов, я мог ездить от причала до дома.

— Пять футов снега? — переспросил Колдинг и рассмеялся. — Да ну вас, я ж не вчера родился.

Гэри лишь скривился улыбкой курильщика травки и кивнул.

Колдинг оборвал смех.

— Погодите, вы серьезно? Пять футов?

— Ну да, — сказал Гэри. — Это если зима мягкая.

— Эй, вы двое, хорош трепаться, э? — донесся крик Клейтона из машины. — Мне работать надо.

Гэри отрывисто отсалютовал отцу, затем отвязал швартов и запрыгнул на катер. Он взобрался по трапу на открытый мостик. Секундами позже пробудились и утробно и мощно заурчали двигатели «Шарккэта». Судно было достаточно просторным, чтобы эвакуировать весь персонал, если дойдет до этого.

Гэри помахал Колдингу и крикнул:

— Удачи, шеф. Если что надо — вызывайте!

Двигатели взревели, и катер рванул к выходу из гавани, оставляя мощный кильватерный след.

Колдинг вернулся к «Хамви» и забрался в машину.

Клейтон посмотрел катеру вслед, затем покачал головой:

— Такой хвастунишка… Я люблю его, но это так тяжело, когда твой сын педик.

— Педик? — удивился Колдинг. — Вы полагаете, ваш сын — гей?

Клейтон пожал плечами:

— Так у него серьга, э? Гомосексуалист, точно говорю.

— Подумать только, — сказала Сара. — Сережка у мужчины? Ну, тогда он точно гомосексуалист.

Колдинг потер глаза.

— Клейтон, вы действительно человек высокой культуры и эрудиции.

— А что, не так, что ли? — сказал Клейтон. — Ладно, давайте-ка заканчивать с этим дерьмом, чтоб я мог заняться делами. Мне платят за поддержание имущества в рабочем состоянии, а не за подработку таксистом.

Выражение «соль земли» недостаточно емко характеризует Дитвейлера. Скорее скала, на которой может проступить эта соль.

— Клейтон, вам, по-моему, пора остыть.

— Да-а? А на это что скажете, э? — Клейтон наклонился влево и выдал громкий и резкий пук. Вонь гнилых яиц тотчас наполнила салон «Хамви».

— Твою мать, — буркнул Колдинг и высунул голову в окно. Сара выдала рвотный звук и, захохотав, сползла с заднего сиденья.

— О, Клейтон! — крикнула она, дыша через рукав рубахи. — Что это залезло вам в задницу и сдохло там?

Плечи Клейтона подпрыгнули от смешка. Он сделал глубокий вдох через нос:

— Ох, классно получилось, а, Колдинг? Добро пожаловать на Черный Маниту, горожанин.

— Отвезите нас, пожалуйста, назад, к дому, — попросил Колдинг. — Я хочу осмотреть пост охраны.

Клейтон сдал машину задом с причала, затем проехал занесенную песком отмостку и забрался на дюны. Когда он выбрался на ведущую к дому дорогу, то все еще продолжал смеяться.


9 ноября. Пей, пока не стошнит

Безумие. Тим Фили проработал с Цзянь два года, поэтому был уверен, что распознает безумие, когда увидит его. А как назвать все это? Ну да, безумие.

Менее двадцати четырех часов назад Эрика Хёль вылизывала односолодовый скотч из его пупка. Медленно. Это было здорово. Это было так остро, так весело и так сексуально. Конечно, застрять на заледенелом острове на долгие месяцы совсем не прикольно, но застрять там с отвязной голландской пумой[17 - Пумой в англоязычных странах называют женщин, которые пережили 40-летие, но не потеряли интерес к сексу и любовной романтике. При этом они отдают предпочтение молодым партнерам.] делало пребывание здесь относительно приемлемым.

А потом? Взрывы. Диверсия. Обугленный Брэйди Джованни. Та же самая отвязная голландская пума едва не зарубила Цзянь пожарным топором. Колдинг весь в крови. Гигантский самолет и долбаная секретная база, полная юпперов. Прямо как фильм о Джеймсе Бонде при участии натуральной деревенщины.

И, наверное, хуже всего то, что его наградили обязанностями Эрики.

Надо выпить. Может, отыщется где-нибудь в доме рюмочка-другая, может, даже раньше, чем он найдет оружие, — потому что если ему придется слушать эту не в меру счастливую женщину с бигуди в волосах еще хоть минуту, то он застрелится.

— Это мой любимый вид на весь остров, — сказала Стефани. — С заднего крыльца.

— Да ну? — сказал Тим. — Я б сказал, подходящее название для черного хода.

Стефани рассмеялась. А ее бывший качок-муж — нет. Он сердито зыркнул на Тима, ясно давая понять: «Поосторожней, дубина». Хоть он и не такой огромный, каким был Брэйди, но достаточно крупный. Тим решил быть поосторожней.

То ли в похмелье дело, то ли нет — от вида с просторной веранды у Тима просто перехватило дыхание. Дом был жемчужиной, венчавшей корону запятнанных снегом золотисто-песчаных дюн, полого спускавшихся к берегу.

Крупинки песка вперемешку со снегом мело по ступеням тесаного камня, что вели почти к самому пляжу. Белые шапки сверкали на волнах до самого горизонта. Сотни пенящихся точек непоколебимо стояли под ударами накатывающих волн: убийцы кораблей — гранитные глыбы. В двухстах ярдах от берега торчала скала, поднимаясь на шестьдесят футов над водой.

— А что это за здоровая скала, похожая на лошадиную голову?

— Да она так и называется, Лошадиная голова, — ответила Стефани.

Ну конечно, потому ее так и назвали. Остров Черный Маниту, поэтическое место.

— Идемте, — сказала Стефани. — Еще столько всего надо вам показать!

В конце веранды красовалось широкое, от пола до потолка венецианское окно. Французские двери выходили в просторную гостиную с кожаной мебелью и дорогого вида столами. В центре широкого, красного дерева стеллажа, плотно заставленного старинными томами в кожаных переплетах, — плоская панель большого телевизора. В тон стеллажу — барная стойка: красное дерево с мраморной полкой и медной отделкой — она доминировала в комнате. А позади стойки — слава тебе господи! — хорошо освещенный стеклянный бар с сотнями бутылок.

Тим направился прямиком к нему. Одинокие стаканы выстроились аккуратным рядком на белой салфетке, словно дожидаясь дружеского рукопожатия. Он схватил один из них и принялся рассматривать бутылки на полках.

— Рановато для выпивки, а? — предположил Джеймс.

— Для «Джелло»[18 - Небольшой бумажный стаканчик, в котором содержится смесь желе с водкой, шнапсом или другим крепким алкогольным напитком.] всегда найдется местечко, большой брат.

Тим обратил внимание, что в коллекции преобладал напиток одной марки и занимал целую полку.

— Ух ты, да здесь «Юкон Джека» в самый раз до второго пришествия! Если, конечно, Христу понравится пить, пока не стошнит.

— Я б вам не советовала его трогать, — тихо проговорила Стефани. — Это все принадлежит Магнусу.

А, Магнусу. Ну, ладно, Тима устроит и что-нибудь другое.

— Мать моя… — проговорил Тим, вытягивая бутылку скотча «Каол Ила». — Иди к папочке.

Он налил себе стакан и выпил одним махом. Огненным шариком напиток покатился вниз. Первый стакан был всего лишь лекарством от похмелья, честное слово. Второй — просто чтоб попробовать.

— Мистер Фили, — обратился к нему Джеймс. — Извините, но нам еще работать…

Тим оставил бутылку на стойке и следом за Джеймсом и Стефани вышел из гостиной. Остальная часть здания буквально дышала высшим классом рубежа веков. Двадцатый век, заметьте, — не чета двадцать первому. Тиковые панели, красное дерево, в каждой комнате — сверкающая хрусталем люстра. В прошлом, несомненно, это местечко было просто райским уголком.

Но ни стиль, ни уют не в состоянии были скрыть возраст здания. Там и здесь покривился пол, кое-где отошли и неплотно прилегали тиковые панели. В каждой комнате либо коридоре были заметны следы косметических ремонтов — налет десятилетий давал себя знать.

— Тридцать гостевых комнат, — сообщила Стефани. — Столовая с кухней и все такое. В подвале — жилье для всей прислуги, сейчас в основном используется как хранилище. Там же — центральный пост управления, но в него нам не попасть, потому что только Клейтон знает код замка. Мы покажем вам вашу комнату и отправимся по своим делам.

Его комната. Классно. Наконец можно будет поспать нормально, а не в этом убогом кресле ВВС, спроектированном маркизом де Садом. Еще пара стаканчиков — и восхитительный сон. Он опустошил свой стакан.

— Мистер Фили, вы мне нужны! — резкий немецкий акцент: голос как кинжал вонзился в ухо Тиму. Сердце ухнуло в пятки, словно его застукали над эротическим журналом родители. Он обернулся и увидел Клауса Румкорфа, стоящего в коридоре, руки в боки. — Мистер Фили! Вы что, пьете?

Тим посмотрел на пустой стакан в своей руке, будто только что увидел его:

— А, это? Нет, он валялся, а я его просто подобрал, я же приличный парень. «Чистота — залог благочестия», так ведь?

— Мы готовы приступить к имплантации, — сказал Румкорф. — Идемте со мной в самолет. Немедленно.

Румкорф повернулся и быстро зашагал по коридору. Стефани пожала плечами и вытянула перед собой руку ладонью вверх. Тим отдал ей стакан и пошел догонять Румкорфа.


9 ноября. Сверхсекретный пароль

Колдинг шел за Сарой и Клейтоном по коридорам особняка, затем вниз по лестничной клетке.

— Джек Керуак любил приезжать сюда на отдых, знаете ли, — сказал Клейтон. — Мы частенько пили с ним пиво.

Колдинг метнул на него недоверчивый взгляд:

— Вы пили с Керуаком?

— Ага. Классный парень. Но слишком уж колобродил. Если заводился, мог опустошить целый бар.

Колдинг попытался представить одного из величайших литераторов Америки отрывающимся в забитом юпперами баре, но картинка не сложилась.

— А как насчет Мэрилин Монро? — спросила Сара. — Я слышала, она тоже бывала здесь. Вы с ней тоже пили?

— Она все больше в одиночку, э? Зато я трахал ее. Классные сиськи.

Утилитарный подвал демонстрировал куда меньше украшений, чем два верхних этажа. Всюду не было ни пылинки. Клейтон остановился перед дверью с маленьким номеронабирателем и четыре раза ткнул указательным пальцем 0–0–0–0. Внутри двери щелкнул тяжелый засов.

— Круто, — хмыкнула Сара. — Хитрый пароль, Клейтон.

Старик пожал плечами и вошел в абсолютно «современную» комнату: белые стены с флуоресцентным освещением, встроенным в белый потолок из звукоизолирующей плитки. Ряд мониторов наблюдения на одной стене над белым столом с очень знакомого вида компьютером. На мониторе компьютера медленно вертелся логотип «Генады».

Но не стол завладел вниманием Колдинга. То, что привлекло его взгляд и мгновенно встревожило, было трехполочным стеллажом для оружия, занимавшим центр комнаты.

— А здесь у Магнуса коробка с игрушками, — сообщил Клейтон.

Колдинг изумленно рассматривал стеллаж. Он провел пальцами по ряду штурмовых винтовок: три германских «хеклер и кох» МР5, две «беретты» AR70, британская SA80 с толстым прибором ночного видения и тройным магазином, четыре израильских девятимиллиметровых «узи» и пара австрийских снайперских винтовок «штайр 69». Под винтовками шла полка с любимыми пистолетами Магнуса — «береттой-96». Десять штук. Коробки и коробочки с магазинами и боеприпасами занимали нижнюю полку. Два кевларовых пуленепробиваемых жилета висели с краю стеллажа.

Были здесь и другие запасы: аптечки первой помощи, ИРП,[19 - Индивидуальный рацион питания.] четыре пропановых баллона с насадками-горелками, четыре зажигалки и пятнадцать еще не распакованных ножей «Ка-Бар» в картонных коробках.

— Зачем это все? — с плохо скрытым беспокойством спросила Сара. — Магнус воевать собрался?

Клейтон пожал плечами.

— Он вообще парень со странностями.

На средней полке Колдинг заметил три маленьких деревянных ящика для боеприпасов. Он почувствовал холод в животе, когда осторожно вытянул ящичек, открыл его и увидел содержимое.

— «Демекс»? Пластиковая взрывчатка?

— И детонаторы, — добавил Клейтон. — Не скажу, что очень рад хранить это в моем особняке.

Колдинг увидел еще кое-что. На нижней полке — длинная черная брезентовая сумка. Он потянул молнию. Внутри находился пятифутовой длины ящик тускло-зеленого военного окраса, закрытый на четыре металлические защелки.

— Нет, — тихо сказала Сара. — Только не говорите мне, что там то, что я думаю.

Колдинг откинул петли запоров и поднял крышку: пятифутовая металлическая труба с утолщением на одном конце, окрашенная в оливково-зеленый цвет. Перед рукояткой Колдинг разглядел металлический прямоугольник, раскладывающийся в IFF-антенну — радиолокационная система опознавания самолетов типа «свой — чужой». Полезная деталь, учитывая, что этой штуковине по зубам любая воздушная цель.

— ПЗРК[20 - ПЗРК — переносной зенитный ракетный комплекс.] «Стингер», — констатировал он.

— Я же просила не говорить мне, — сказала Сара. Ее голос звучал тревожно: неудивительная реакция для пилота, глядящего на ракету — убийцу самолетов. — Кто-нибудь может объяснить, зачем Магнусу ракета «земля — воздух»?

Колдинг не знал ответа. Он закрыл молнию на сумке, сунул ее на место, выпрямился и подошел к столу с секцией мониторов. Настройки были точь-в-точь такими же, как на оставленной базе Баффиновой Земли.

— Клейтон, каковы границы зоны покрытия камер видеонаблюдения?

Клейтон подошел к мониторной стойке и принялся нажимать кнопки. На экранах разворачивались серии видов: пространство вокруг особняка, гавань, танцевальный зал, гостевые комнаты, кухня. Колдинг удивленно подмечал, с какой легкостью Клейтон управляется: старик хорошо ориентировался в охранной системе.

— Хорошее покрытие, — сказал Клейтон. — У нас есть даже эта чума — инфракрасные камеры. Всё под постоянным видеоконтролем, включая комнаты каждого гостя.

— Камеры комнат отключите, — велел Колдинг. — Все, кроме Цзянь.

Он проследил, как Клейтон исполнил команду.

— Готово, — доложил тот. — А зачем оставили Цзянь? Вам нравятся пип-шоу толстушек?

— Я… нет, Клейтон, мне не нравятся пип-шоу толстушек. Цзянь как-то раз попыталась покончить с собой. За ней нужно вести постоянное наблюдение. Как только мы здесь закончим, пожалуйста, сходите к ней в комнату и уберите все стеклянное, включая зеркала. Снимите люстру и соорудите что-нибудь попроще: не должно быть ничего, на чем она могла бы повеситься.

Впервые Клейтон не стал ерничать:

— Сделаю. Комната будет безопасной.

— А как ангар? — спросила Сара. — Он тоже просматривается?

Клейтон нажал несколько кнопок: вид ангара с разных камер, изнутри и снаружи. Он остановился, когда камеры показали громадину С-5.

— Внутри самолета есть разъемы для камер. Сара, ваши парни уже подключили их?

— Если процедура была в полетном чек-листе, может, и подключили.

Клейтон продолжил нажимать кнопки. Теперь мониторы показали Алонсо в кокпите С-5, Цзянь в лаборатории второй палубы и Тима Фили в ветеринарной станции через проход от секции кресел. Клейтон изменил ракурс, показал Гарольда и Каппи, шагавших от коровы к корове и открывавших плексигласовые двери. Нажатием кнопки опускалась сбруя, и животные четырьмя копытами вставали на палубу. Двойняшки выводили коров из самолета по две за один раз.

— Ага, — сказал Клейтон, — подключили. Вот это все покрытие, что имеем. Никаких проводов, никаких мобильников, никакого Интернета. Наземные линии связи идут в дом Джеймса, в мой, а в ангаре и в каждой комнате особняка есть свой добавочный номер. Связь с материком возможна только с секретного терминала, — он показал на маленький компьютер в дальнем конце стола. Точно таким же Колдинг пользовался на Баффиновой Земле.

— Этой штукой можно вызвать моего сына в Манитобе, — продолжил Клейтон. — Мы здесь заботимся друг о друге, и мы бдительны, э? Но случись что, помощь придет в лучшем случае через три часа.

— Завтра я хочу осмотреть остров, — сказал Колдинг. — От и до. Дадите «Хамви»?

Клейтон помотал головой.

— He-а. На Черном Маниту полно топей. А вы не волнуйтесь, э? Я да «Надж» — мы все вам покажем.

— «Надж»?

— Ага, — кивнул Клейтон. — Тед Наджент. «Надж», э?

— Ладно, — сказала Сара. — Если уж Дэдли Тэдли в деле, то я и подавно.

Здорово. Меньше всего Колдингу надо было, чтобы за ним увязалась женщина.

— Уф, Сара, в этот раз тебе ехать необязательно. Побудь здесь.

Она пожала плечами:

— Да как я могу. Это же «Надж», понимаешь?

— Вот именно, — сверкнул колючей улыбкой Клейтон. — Спать не собираетесь? Чтоб завтра ровно в восемь оба стояли на крыльце, ясно?

— Ясно, — ответила Сара. — Надо согласовать с моим экипажем. Подбросите меня к ангару, Клейтон?

— Да с радостью, э? Колдинг, ваша комната номер двадцать четыре. До завтра.

Колдинг кивнул, почти сразу же забыв о Саре и Клейтоне, оставивших его одного в мониторной. Кто бы ни был этот «Надж», очень скоро он узнает это.

Колдинг вернулся к оружию, проверяя работоспособность каждой единицы без исключения. Он прикидывал возможности и непредвиденные ситуации. До большой земли три часа на катере, только вот катера на острове нет. Кроме Гэри Дитвейлера и братьев Пальоне, ни одна живая душа не ведала, что они на Черном Маниту. Ни одна. Однако, напомнил себе Пи-Джей, именно так и должно быть, если они хотят закончить исследования, возродить к жизни предка и подарить надежду миллионам.


9 ноября. Оранжевые пауки

Цзянь чуть запнулась, но Колдинг сильной рукой поддержал ее.

— Мистер Колдинг, я не хочу спать. Надо еще поработать.

— И не пытайтесь, милая, — сказал Колдинг. — Шагайте, шагайте, вам пора спать.

Он привел ее в холл особняка. Она, Румкорф и Тим закончили имплантацию. Каждой корове ввели в матку бластоцисту, которые в скором времени имплантируются в стенку матки, формируя эмбрион и плаценту. Вслед за этим последствия ее кодирования вынудят эмбрионы к делению и формированию однояйцевых-моноамниотических близнецов. Мистер Фили назвал это «Отделом генетических распродаж, два по цене одного». Некоторые могут разделиться и трижды, выдав тройню. Все это, конечно, предполагало, что иммунная система продолжит воспринимать эмбрионы как «самое себя».

Движение.

Вон там, слева от нее. Цзянь быстро глянула туда. Ничего. Могло это быть оранжевой вспышкой?

— Цзянь, — сказал Колдинг. — Ты в порядке?

Она еще секунду смотрела туда: так и есть — ничего.

— Все хорошо, мистер Колдинг.

Они пошли дальше. Колдинг ее настоящий друг, единственный друг с тех пор, как правительство посчитало ее семилетним гением. Именно тогда ее забрали из родного дома в горах, отняли от семьи и отправили в спецшколу.

Много времени прошло, прежде чем Цзянь оправдала ожидания и продемонстрировала еще большие успехи, обгоняя своих коллег в Китайской академии наук. В одиннадцать она опубликовала свою первую работу по генетике. К тринадцати Цзянь выступала на конференциях, и ее лицо появлялось во всех новостях, как живой пример стремления Китая к научному лидерству.

А потом случились два обстоятельства. Первое: она начала видеть дурные вещи. Второе: Цзянь открыла для себя компьютеры.

Поначалу эти дурные вещи были вещами скорее странными. Тени в закоулках ее сознания, предметы, которые словно прятались, когда она искала их. Галлюцинации становились все страшнее. Иногда они напоминали маленьких синих паучков, изредка — больших оранжевых пауков. Иногда забирались на нее, а бывало, и кусали.

Даже когда Цзянь показывала людям свои руки со следами укусов, никто не верил ей. Девушку пичкали лекарствами. Когда помогало, когда нет. Зато всегда помогал компьютер. Цзянь была среди первых людей в мире, кто в полном смысле слова использовал компьютеры для того, чтобы оцифровать нуклеотидные последовательности гена, понять, что мир силикона и электронов в состоянии воспроизводить ультрамикроскопический мир ДНК. И когда она с головой окунулась в генетический код, то не увидела ничего, кроме кода. Никаких пауков.

Катились годы, некоторые хуже других. Лекарства менялись. Пауки ненадолго исчезли, им на смену пришли зеленые длиннозубые крысы, но затем пауки вернулись, а крысы остались. Когда к паукам и крысам присоединились четырехфутовые пурпурные сороконожки, Цзянь впервые решила положить всему конец. Люди остановили ее. Остановили ее и вернули в работу. Но так трудно работать, когда пауки, крысы и сороконожки кусают тебя… В конечном счете боссы перестали нагружать Цзянь работой, которую она была не в состоянии завершить. Они оставили ее самостоятельно исследовать свой компьютеризированный мир четырех букв: «А», «С», «G» и «Т».

В какой-то период — Цзянь точно не помнила когда — она вновь начала писать научные статьи. Большинство материалов было сфокусировано на теории оцифровки всего генома млекопитающих, создания виртуального мира, способного продемонстрировать взаимосвязь видов. Коммерческой или медицинской ценности ее работы не представляли, и боссы просто не стали ей препятствовать. По крайней мере, ее гений демонстрировал миру славу Народной партии.

Но как-то раз боссы объявили Цзянь, что она уезжает. И отправили к Данте Пальоне в «Генаду» работать с Клаусом Румкорфом. «Продолжай играть в компьютеры, — напутствовали они ее. — И если все сложится хорошо, тебе поставят памятники».

Экспериментировать она начала с людьми, помещая созданных ее компьютером геномы внутрь маток волонтеров, которые не имели никакого понятия о происходящем. Цзянь знала, что так нельзя, что это плохо, но если ты не можешь спать оттого, что десяток волосатых пауков ползают по твоему лицу, разница между «хорошо» и «плохо» сглаживается.

Эксперименты закончились провалом. Некоторые результаты оказались страшнее пауков, крыс и сороконожек. Цзянь изо всех сил старалась забыть о них.

А потом Данте взял на работу Тима Фили и Пи-Джей Колдинга. Последний настоял на прекращении экспериментов с людьми в «Генаде». И заставил Румкорфа назначить Цзянь новое лекарство.

И пауки ушли.

— Вот твоя комната, — сказал Колдинг. — Нравится?

Цзянь коснулась пальцами красно-коричневых обоев, ощущая фактуру бархатистых узоров. Пластиковый светильник на высоком потолке казался здесь неуместным, словно его только что подвесили вместо «родного». Красивая деревянная, с четырьмя столбиками кровать ждала ее, пухлое белое стеганое одеяло звало ее, будто любовник.

Самым важным, конечно, был здесь еще один семимониторный компьютерный стол. Такой же, как на борту С-5 и как на острове. Умница Данте. Он всегда заботился о том, чтобы Цзянь могла работать, где бы ни находилась.

— В этом местечке обычно тусовались богатеи да знаменитости, — сказал Колдинг. — Скоро и ты станешь такой же. Богатой и знаменитой.

Цзянь забралась на матрас и вздохнула, восторженно изумляясь нежности пухового одеяла. Опустила голову на подушку. Колдинг укутал одеялом ее плечи.

— Вам нравится Сара, правда? — неожиданно спросила Цзянь.

Пи-Джей открыл рот и закрыл.

— Мистер Колдинг, она очень хорошая. Вам следует встречаться с ней.

— Мы не можем встречаться, Цзянь. Потому что моя жена умерла всего… — Он умолк.

— Больше трех лет назад, — договорила за него Цзянь. — Времени прошло много, мистер Колдинг.

— Три года… — тихо проговорил Колдинг, словно определяя для себя, много это или мало.

— Идите к Саре, прямо сейчас. Идите к ней в комнату, поговорите.

Она махнула ему рукой уходить и, не успел он дойти до порога, забылась сном.


9 ноября. «Мое оружие — мое ружье»

Стук в дверь. Сердце Сары забилось. Пи-Джей? Пришел извиниться по-человечески. Она решила ненавидеть его, но совместная поездка в «Хамви» оказалась ошибкой, заставившей ее вспомнить, почему два года назад она с самого начала хотела его.

На часах 11.15 вечера. Она быстренько оглядела себя в большом — во весь рост — зеркале. По словам Стефани, Мэрилин была на Черном Маниту частой гостьей, всякий раз останавливаясь в комнате 17, и очень часто гляделась в это зеркало. Вот только у Мэрилин наверняка не было таких мешков под глазами и поношенного, мятого летного комбинезона; да и не была она такой грязной и потной после долгого перелета.

А, какая разница… Сара не собиралась спать с Колдингом. Она в состоянии справиться со своими гормонами. Колдинг — потребитель, и ничего тут не поделаешь. И ей до лампочки его карие глаза. И то, как он целуется.

«Да порви ты с ним, идиотка. Раз обманул, два… Шел бы он к черту».

Сара глубоко вздохнула, подошла к двери и открыла ее, чтоб увидеть… плотоядно скалящуюся физиономию Энди Кростуэйта.

— Привет, красотка. Все еще хочешь конфисковать мою пушку?

Сара почувствовала смесь отвращения и разочарования.

— Энди, спать пора.

— Именно! — сказал он и попытался протиснуться в полуоткрытую дверь.

Сара Пьюринэм не вчера родилась на свет и кое-чему научилась. Она блокировала дверной проем телом. От этого движения они так плотно прижались друг к другу, что могли бы поцеловаться. Плотоядная ухмылка Энди расползлась еще шире.

— Во, — сказал он. — Я об этом.

— Последнее предупреждение, Энди. Уходи.

Он рассмеялся ей в лицо.

Сара сделала резкое движение коленом вверх — Энди в пах. Она могла бы ударить и сильнее, но ей хотелось лишь немного ошеломить его, не отправляя в лазарет. Тот негромко ухнул и согнулся пополам. Сара положила ему на голову ладонь и толкнула. Споткнувшись, он сделал два шага назад — достаточно, чтобы она могла захлопнуть дверь и закрыть на замок.

Сара заглянула в глазок. Энди смотрел на дверь. Больше не скалился. Сейчас он был похож на человека, готового взорвать здание правительства к чертям собачьим. Даже за закрытой дверью Сара почувствовала холодок страха.

Затем Энди выпрямился и улыбнулся, зная, что она видит его в глазок. Он повернулся и пошел по коридору, по-прежнему прижимая правую руку к паху.


9 ноября. Смутьян

Имплантация + 0 дней

Пока персонал «Генады» спал, подопытные существа перешли в следующую стадию. Внутри каждой из пятидесяти коров имплантированные бластоциты плыли через маточную полость матки до того момента, пока не коснулись стенки матки.

В точке контакта клетки быстро превратились в трофобласты. Приспособленные к определенным условиям клетки трофобластов делились, проникая в стенку матки, — примерно так зарываются в рыхлое морское дно якоря. Процесс характерен для всех млекопитающих — за исключением того, что ни одно млекопитающее, даже крохотная мышка, не претерпевает этот процесс так быстро. Трофобласты соединялись с клетками коровы для создания плаценты, а также чтобы распространить вокруг остаток бластоцисты для образования амниотической оболочки — плодного пузыря, наполненного жидкостью, которая будет защищать его содержимое от ударов и толчков.

Менее чем через три часа после этой деликатной посадки еще одна партия клеток отделится от трофобласта. Вторая партия клеток, или эмбриобласт, и станет тем самым предком. Когда эмбриобласт отделится, часть кодирования Цзянь вынудит его расщепиться надвое. Внутри амниотических мешков половинки быстро начнут развиваться в самостоятельные организмы.

«Отдел распродаж, два по цене одного».

А что же иммунные системы коров? Реакции не последовало. Вообще никакой.

Некогда человек по имени Роджер Баннистер шокировал мир, пробежав милю менее чем за 4 минуты и установив рекорд, который эксперты объявили «невозможным». Созданный Цзянь процесс был биологическим эквивалентом тому рекорду или стал бы им, если бы Роджер пробежал свою милю ровно за тридцать секунд.

Менее чем двадцать четыре часа спустя после того, как безъядерная клетка впервые сплавилась с искусственно созданной ДНК, произошла гаструляция. В процессе беременности человека гаструляция происходит не ранее чем спустя две недели.

«Гаструляцией» обозначается такой процесс, когда две клетки прекращают быть копиями друг друга и начинают обретать особые функции тканей и органов. Из грозди единообразных, недифференцированных клеток три раздельных слоя формируют: эктодерму, энтодерму и мезодерму. Мезодерма становится структурой животного, включая мышцы, кости, сердечно-сосудистую систему и систему репродуктивную. Энтодерма в конечном счете развивается в пищеварительную и дыхательную системы. Эктодерма же генерирует кожу и нервную систему, включая мозг.

В то время как три слоя объединились с целью создания предка, эктодерма окажется настоящим смутьяном.


10 ноября. Дохлая белка

Колдинг стоял на крыльце особняка и, несмотря на то что был одет в пуховик, содрогался от холода раннего утра. Он взглянул на часы. Семнадцать минут девятого. Сара пристально смотрела на него. Пи-Джей делал вид, что не замечает.

— Привет, Колдинг, — сказал она. — Если эти часы не телепортатор из «Звездных войн», они не заставят Клейтона приехать раньше.

— Телепортаторы были в «Звездном пути», а не в «Войнах».

— Ох, прокололась. Спасибо, ботаник, разъяснил.

— Да ладно тебе. Клейтон опаздывает, вот и все.

Она приложила ладони к щекам и изобразила потрясение. Затем окинула взглядом укрытую снегом лужайку перед особняком и длинную извилистую подъездную дорожку — и там и там не было ни души.

— Похоже, соберем все утренние пробки. И опоздаем на слет треккеров![21 - Треккеры, или трекки, — поклонники научно-фантастической вселенной «Звездный путь»; на сегодняшний день треккеры представляют собой большое движение. Традиционно наиболее многочисленное трек-движение в англоязычных странах — в Англии и на родине сериала, в США.]

Ее резкий, язвительный тон уже начинал не на шутку бесить его.

— Тебе что, нефиг делать, Пьюринэм? Или мне еще один день выслушивать от тебя гадости?

— Ради тебя, Пидж, я отменила все свои дела.

Снова эта кличка. Она заставила Колдинга вспомнить ее обнаженной, вспомнить шелковистость ее веснушчатой кожи.

«Больше трех лет назад, — сказала Цзянь. — Времени прошло много, мистер Колдинг».

Нет. Не будет ничего. Сара явно презирает его, и тому есть причина. Колдинг порой мечтал контролировать рынок по обнаружению причин, по которым чувствуешь себя виноватым, и сейчас был именно такой случай.

— Послушай, Сара. Я… Я обычно не… Не в моем это характере — вести себя так. С женщинами. В смысле как я поступил с тобой.

— Не в твоем характере поматросить и бросить?

— М-м… нет.

— Ага, поняла. Я, значит, исключение? Как же повезло всем остальным женщинам, к которым ты относишься с достоинством и уважением.

Колдинг начал было говорить «да нет никаких женщин», но оборвал себя. Он чувствовал, что чем больше говорит, тем большим идиотом выглядит.

Характерное бульканье дизеля спасло его от полного смущения. По звуку — большой грузовик. Деревья за петляющей подъездной дорожкой несколько секунд скрывали машину из виду. Урчание сделалось громче, когда источник показался из-за деревьев и вырулил на заснеженную дорогу.

Сара рассмеялась и захлопала в ладоши.

Колдинг посмотрел на странный автомобиль, затем перевел взгляд на Сару:

— Что за черт?

— Так это наверняка «Надж». Обалдеть…

Колдинг не сводил глаз со штуковины, катящейся к ним. Громыхающая, из двух частей — как из двух вагончиков — состоящая машина, выкрашенная белой краской — белой с черными полосками, под зебру. Передняя половина выглядела как четырехдверная железная коробка, поставленная на танковые гусеницы с пространством внутри для переднего и заднего многоместных нераздельных сидений. Тупорылый, похожий на обрубок, скошенный впереди капот сходил на нет, оканчиваясь двумя массивными фарами и бампером из металлической решетки. На крыше имелся люк над передним пассажирским местом и второй — по всей длине заднего сиденья.

Задняя часть выглядела как переделанная грузовая платформа, едущая на собственной паре гусениц. На этой платформе был установлен небольшой пневматический подъемник с белой, в человеческий рост, пластиковой корзиной, тоже выкрашенной под зебру, — что-то вроде люльки для ремонта телефонных линий или других работ на высоте. Две половины транспортного средства соединял шарнирный узел.

Клейтон проехал по подъездной дорожке, остановился против широких каменных ступеней, высунулся из окна водителя и улыбнулся Саре:

— Привет, красавица. — Старик перевел взгляд на Колдинга, и улыбка угасла. — Едем, э? Не собираюсь убивать на вас целый день.

— Клейтон, — ответил Колдинг. — Что, черт возьми, это такое?

— Это «Би-ви-206».[22 - Bv206, Bandvagn 206, или BV-206 «Лось» — гусеничный двухсекционный вездеход, разработанный в 1974 г. шведской фирмой Haegglunds для шведской армии.] Шведские вояки продали вездеход Магнусу как лишнюю штатную единицу. Я на ней кошу взлетную полосу, торю колеи для снегоходов и ремонтирую телефонные линии, когда их рвет штормом. Территория-то будь здоров, э? И почти вся — либо топь, либо грязь, либо шестифутовые сугробы.

— Значит, Тэдом Наджентом вы прозвали эту штуковину. Почему?

Сара подняла руку, как на уроке в школе. Затем подпрыгнула на месте и помахала рукой.

— Ой, ой, учитель, можно я, можно я?

— Мисс Пьюринэм, — сказал Клейтон. — Пожалуйста, расскажите об этом классу.

— Тэдом Наджентом машину назвали потому, что она может ехать по болоту. Как Медведь Фред.[23 - Fred Bear (1902–1988) — писатель, телеведущий, охотился исключительно с луком и стрелами, занимался промышленным изготовлением луков. Увековечен в песне «Fred Bear» рок-музыканта Тэда Наджента, бывшего ему другом.]

Колдинг переводил взгляд с Клейтона на Сару и обратно.

— Какой такой Медведь Фред? О чем вы, черт побери?

— О песне, — пояснила Сара. — Это мичиганские заморочки, тебе не понять. Просто прими к сведению.

Сара запрыгнула на заднее сиденье. Колдинг зашел со стороны переднего пассажирского места и открыл дверь, чуть помедлив, чтобы провести рукой по полосатой поверхности. На вид броня могла выдержать обстрел из орудия малого калибра. Итак, у Магнуса был «Стингер», достойный пехотного взвода набор стрелкового оружия и транспорт для переброски войск. Замечательно.

Колдинг запрыгнул в кабину и захлопнул дверь.

— Вы опоздали, Клейтон.

— Проспал. Привилегия молодых, — он включил передачу и отъехал от особняка.

— Ну, тогда и меня можете называть «красавцем-мужчиной». Я хоть покраснею…

— Да на фиг вас. Значит так, я отвезу вас на северо-западный берег, покажу колеи для снегохода. Они, правда, пока в основном по грязи да по болотам, пока все не схватится морозом. Потом повезу вокруг к Норт-Пойнт, и, если вы не против, Свен скажет вам пару слов.

Колдинг пожал плечами. Почему бы и нет? Все равно надо осмотреть весь остров, даже если он замерзает. Колдинг начал поднимать окно.

— Ах да, — сказал Клейтон. — Можно попросить не поднимать окно? Пару дней назад наехал на белку и не успел выпотрошить. Если закрыть окно — вонять будет жутко.

И как реагировать? Клейтон удосужился вежливо попросить. Ни капли едкого тона на этот раз. Может, старик понемногу оттаивает? Колдинг пожал плечами и вновь закрутил ручкой открытия окна.

Они направились на северо-запад. Большая часть пути напоминала древнюю дорогу, заросшую и ухабистую, кое-где в черных пятнах двухфутовых ям черной застоявшейся воды. «Би-ви» беспрепятственно катился через все это. Одно болото казалось добрых двадцати футов глубиной посередине, но «Надж» доказал, что он настоящая амфибия, — вкатился в воду и поплыл, рассекая поверхность, пока гусеницы не цапанули грязь на противоположном берегу. Вот уж чертова машина.

За густыми деревьями Колдингу время от времени удавалось разглядеть брошенные дома с сугробами снега на замшелых крышах. Кое-где сквозь полуразвалившиеся стены проросли молодые деревца.

Сара сидела, подавшись телом вперед, предпочитая смотреть в ветровое стекло, а не по сторонам.

— Похоже, здесь раньше жило много народу.

— Да, — отозвался Клейтон. — Лет сорок назад у нас было тысячи три постоянных жителей. По большей части работники на медном руднике, ну и летом — туристы.

— А что произошло?

— У нас был… Авария была. На медной шахте. Погибло двадцать два человека. Эта дорога — прямо туда, я покажу.

Он разогнал «Наджа» до головокружительной скорости в двадцать миль в час. По крыше и бортам машины скребли ветви, но Клейтон без усилий огибал стволы деревьев.

Они выскочили на открытый участок близ высокого скалистого хребта острова. Колдинг увидел некрашеный деревянный сарайчик, почти побелевший от времени. Словно реквизит из старого немого кино, едва различимый знак — начертанное наспех кистью слово «Опасно».

— Старая шахта, — сказал Клейтон. — Когда-то отсюда черпали медь тоннами, ажиотаж был навроде золотой лихорадки на Диком Западе.

— Жуткое место… — поежилась Сара. — Это здесь погибли люди?

— Большинство, — сказал Клейтон. — Они так и остались там, по крайней мере, их кости. Ночью, когда тихо-тихо, можно услышать, как они зовут оттуда, просят помощи.

Колдинг мог бы и посмеяться над предрассудками такого рода, но воспоминания Клейтона каким-то образом проникли в тайничок души, где рядом с болью таился, возможно, страх.

— Завал словно разбил городу сердце, — продолжал Клейтон. — С годами люди уехали отсюда. Нас оставалось человек пятьдесят, когда здесь появился Данте и всех выкупил. Оставил меня да Свена. Джеймс и Стефани — новички, их привезли ухаживать за резервным стадом… Ладно, хорош трындеть, не люблю я об этом.

Клейтон включил передачу, и «Би-ви» повез их обратно в лес, нещадно мотая и подбрасывая на ухабах. Настроение старика как будто улучшалось, по мере того как они отдалялись от шахты.

— По-моему, белкиными кишками все же пованивает, — сказал он. — Колдинг, вы опустили окно до упора?

— Да, взгляните сами.

Клейтон посмотрел и кивнул.

— Тогда порядок, э? Пусть так и остается. Свое я подниму, а то немного озяб. Мы, старики, все время мерзнем.

Он взялся за ручку стеклоподъемника в тот момент, когда они выскочили из-за деревьев на край участка небольшой фермы. Колдинг узнал сарай — по крыше из дранки с буквами «Баллантайн». Это было место, откуда начинались две единственные незаброшенные дороги острова. Или заканчивались — как посмотреть.

Клейтон затормозил на подъездной дорожке Свена, вышел из машины, затем по непонятной причине шагнул на решетчатый бампер и взобрался на крышу машины. Колдинг сначала глянул на потолок кабины, затем высунулся из окна поинтересоваться у Клейтона, что тот делает.

Высунувшись наружу, Пи-Джей боковым зрением уловил движение справа от себя. Он повернулся и увидел черный силуэт с выпученными глазами, летящий по воздуху, и раскрытую пасть с блестящими зубами. Животное в атаке влетело прямо через открытое пассажирское окно и на всем ходу врезалось в Колдинга, опрокинув его на сиденье.

Собака. Мокрая собака. Паника Колдинга тотчас улеглась, как только псина принялась яростно вылизывать ему лицо. Он пытался оттолкнуть собаку, но она так льнула к нему, словно от этого зависела ее жизнь. Даже сквозь радостный скулеж собаки Колдинг слышал доносящийся с крыши громкий сиплый смех Клейтона.

— Бог ты мой! — воскликнула Сара с заднего сиденья. — Какой очаровашка!

— Какая очаровашка, — прилетел мужской голос. — Муки! Ну-ка слезь с человека и вон из машины, э?

Пучеглазая, с черной шерстью пастушья собака умудрилась мокро лизнуть Колдинга еще разок, развернулась и вылетела в окно с грациозностью прыгающей газели.

— Какая лапочка, — сказала Сара.

Колдинг сел и рукавом куртки стал вытирать собачью слюну с лица.

— Твою мать… Весь в соплях.

Свен Баллантайн подошел и остановился в пяти футах от «Би-ви». Муки села рядышком — морда вперед, глаза широко раскрыты, неподвижная, как статуя, за исключением пушистого хвоста, с тихим шорохом мотавшегося по снегу.

Клейтон по-прежнему оставался на крыше и продолжал смеяться.

И в этот момент Колдинг уловил запах.

— Мама… — вновь подала голос с заднего сиденья Сара. Ее смех придавал словам звучание стаккато. — Что… откуда такая вонища?

Жуткий запах, похоже, исходил от рук Колдинга и его одежды. Нос Пи-Джея непроизвольно сморщился.

— Вам, наверное, захочется вымыться, — сказал Свен. Муки сегодня утром нашла какую-то дохлятину. Она как найдет такое, всякий раз обязательно вываляется в этом с ног до головы. Вы уж извините…

Смех Клейтона стал еще громче.

— Да все нормально, — сказал Колдинг. — Господи, ну и вонь. Что это?

— Мертвая… бел… ка! — прокричал с крыши Клейтон. Его смех превратился в истеричный визгливый кашель. — Сейчас… Обмочусь… Я же потому и опоздал. Нашел… дохлую белку, знал, что эта чертова шавка покатается на ней… а потом прыгнет на вас… Ой, умора!

— Извините, — повторил Свен. — Мне правда очень неловко, что вы так перемазались, и вообще… Муки всегда найдет приключения на свою задницу. Такая егоза…

Колдинг заметил, что, несмотря на свои слова, Свен большой ладонью рассеянно почесывал вонючую голову собаки. То ли он безоговорочно любил ее, то ли у него были трудности с обонянием. Муки подняла морду и посмотрела на хозяина с блаженным почтением.

Колдинг постучал кулаком в потолок кабины:

— Поехали!

Ему удалось выдавить улыбку. Свен же просто кивнул в ответ. Муки раскрыла пасть и вывалила набок язык — широкая улыбка счастливой собаки.

Клейтон сполз с крыши. Не успели его ноги коснуться земли, как Муки пулей сорвалась с места. Вот черт, эта собака умеет бегать. Клейтон скользнул в водительскую дверь с поразительной живостью, захлопнув ее перед самым носом вонючей собаки. Муки прыгнула на высокое окошко, демонстрируя потрясающую прыгучесть. Мокрая шерсть измазала стекло. Она отчаянно лаяла и скулила, не в силах заскочить поздороваться.

— На сегодня хватит, вонючка, — сказал ей Клейтон, все еще посмеиваясь. — Я приеду тебя навестить, когда папочка тебя выкупает, э?

— Возвращаемся в особняк, — скомандовал Колдинг.

Клейтон еще немного посмеялся — звук, который в другой раз мог бы быть заразительным, если б мишенью шутки был не Колдинг.

— А что такое, красавчик? — удивился Клейтон. — Вы вроде как собрались осмотреть старый город.

— Завтра, — ответил Колдинг. — Вы от души поржали надо мной, теперь везите обратно, чтоб я вымылся и сжег к черту эту одежку.

Клейтон воткнул передачу и направился по дорожке к выезду. Когда Колдинг выбрался из кабины и подошел к ступеням главного входа особняка, старик так и продолжал смеяться.


10 ноября. Два по цене одного

Имплантация + 2 дня

На нижней палубе С-5 Цзянь наблюдала, как Тим двигает портативный ультразвуковой датчик поперек брюха «коровы-34». «Воздушная» сбруя, подхватив корову под ногами, бедрами и грудью, удерживала животное на весу.

Датчик передавал информацию в портативный УЗИ-терминал, установленный тут же, за стойлом «тридцать четвертой». Перед терминалом сидел доктор Румкорф, уместив маленькие ягодицы на деревянном табурете, пальцы рук играли кнопками и рассеянно ласкали черный трекбол.

Монитор, в который он смотрел, не показывал ничего, кроме голубого индикатора процесса, выполненного чуть больше за половину, и цифр «53 процента».

За свою карьеру Цзянь видела, как развивалась УЗИ-диагностика: от зернистых двухмерных изображений, показывающих глубину от нисходящей перспективы, до того, что они имеют сейчас: полные, вращающиеся 3D-модели с анимированными изображениями, показывающими естественные движения животного в утробе.


75 процентов.

В наэлектризованном воздухе почти осязалось радостное удовлетворение от совсем уже близкого финала многолетнего труда.


82 процента.

— Не будем горячиться, — сказал Румкорф, хотя говорил сейчас только он. Клаус рассеянно раскачивался из стороны в сторону, дожидаясь окончания процесса. — Когда Эрика… то есть доктор Хёль и я вернули кваггу из перечня вымерших, на это ушло пятьдесят два имплантационных цикла, прежде чем мы скорректировали геном до кондиции, способной добиться живорождения.


88 процентов.

Цзянь чувствовала облегчение, прилив сил и даже легкость. За последние несколько недель она немного потеряла в весе — отчасти потому, что забывала есть, отчасти оттого, что жуткий стресс держал ее желудок почти все время съежившимся. Всего через два дня после имплантации обыкновенный эмбрион млекопитающего будет размером не более красного пятнышка на маточной стенке. Наподобие большого мокрого прыщика. Но по ее вычислениям и астрономическим темпам роста, которые они наблюдают у эмбриона, то, что сейчас в утробе у «коровы-34», окажется заметно крупнее.


94 процента.

Рука Тима продолжала совершать круговые движения по животу подвешенной коровы. Он казался сонным. Может, чуть выпившим. Опять. С момента посадки на острове он ни разу не улыбнулся. А там, на Баффиновой Земле, с лица Тима улыбка не сходила.


100 процентов… обработка данных…

Индикатор процесса заполнился, затем на экране появилось золотистое изображение.

Цзянь впилась взглядом в монитор.

Тим вышел из стойла, посмотрел на экран и застыл на месте и тихо проговорил:

— Ё-моё…

Цзянь медленно покачала головой, не веря глазам. Она знала, что зародыши будут расти быстро, она их программировала на это, но чтобы так…

— Цзянь, — проговорил Румкорф. — Вы еще более талантливы, чем я думал.

УЗИ-картинка явила двух эмбрионов, притянутых друг к другу в крепком объятии. Румкорф медленно двинул правой рукой над трэкболом, поворачивая трехмерное изображение, чтобы разглядеть крошечные черты эмбрионов. Непропорционально крупные головы уже почти сформированы, каждая больше, чем остальные части тел. Большие черные точки — развивающиеся глаза. На телах словно ростки — крохотные конечности. Цзянь видела смутные очертания формирующихся внутренних органов.

— Фили, — спросил Румкорф, — насколько они велики, как по-вашему?

— М-м-м… по меньшей мере, восемь унций, — голос Тима упал до едва слышного шепота. — Может, даже чуть больше. Нормальный эмбриотический рост для двухсотфунтового млекопитающего должен быть менее десятой части унции.

— Превышение эмбриотического роста в восемьдесят раз, — подытожил Румкорф. — Это даже больше, чем вы планировали, Цзянь. Фантастика!

«Фантастика». Было ли это слово правильным, чтобы описать происходящее? Нет. Совсем. Из одной клетки до полуфунта менее чем за сорок восемь часов. Ей бы ликовать. Но вместо этого Цзянь чувствовала страх.

И не знала отчего.


11 ноября. «Это все о Бенджаминах»

Имплантация + 2 дня

Полковник Пол Фишер стоял на опушке бразильского тропического леса и пристально вглядывался в темный небосвод. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким опустошенным и измученным. Ноги ныли. Глаза жгло. Депривации сна и плотный график скачков по миру доконали бы и двадцати летнего, а Полу было почти пятьдесят.

«Амген» построил ксенотрансплантационный комплекс в самом сердце непроходимых джунглей. Захватывающий вид окружал огороженную территорию, по большей части из-за того, что здесь не было дорог, чтобы нарушить границу деревьев. Для доставки и отправки использовались вертолеты. Позади Пола спецподразделение батальона защиты от ХБРЯ двигалось по территории комплекса, завершая операцию по захвату объекта и прекращению исследований «Амгена».

С одного дерева на другое проплыла птица. Что за птица, интересно? Может, когда вся эта возня завершится, Пол уйдет в отставку, вернется сюда и будет месяцами составлять каталоги видов птиц просто так, забавы ради. Однако, прежде чем рассчитывать на отставку, надо доделать работу.

От раздумий отвлекли приближающиеся шаги. Он повернулся и увидел шагающего к нему бойца спецподразделения. Этот был крупнее всех, и глядя на него, Пол вдруг чувствовал такую угрозу, какую не ощущал никогда в жизни. На бойце был защитный комбинезон без капюшона, открывающий ежик очень коротко стриженных светлых волос и большой участок рубцовой ткани на том месте, где должно было быть правое ухо. В правой руке он нес FN Р90,[24 - Бельгийский пистолет-пулемет компании «ФМ Герсталь».] в левой — спутниковый телефон.

— Полковник Фишер, сэр.

Пол тщетно попытался вспомнить имя солдата, затем схитрил и взглянул на именную нашивку слева на груди.

— Что там, сержант О’Дойл?

— Мистер Лонгуорт запрашивает отчет о ходе операции.

О’Дойл протянул трубку. Пол взял ее. О’Дойл сделал шаг вперед и взял под наблюдение линию деревьев — обе руки на автомате Р90. Пол поднес к уху спутниковый телефон — тот весил, казалось, восемь тысяч фунтов.

— Фишер на связи.

— Полковник, — услышал он голос Мюррея Лонгуорта. — Как у вас?

— Заняли объект. Признаков биологической опасности не обнаружено, с виду все чисто. — Ну разумеется, все чисто. Катастрофа в «Новозиме» оказалась «счастливой» случайностью. Пол и его спецгруппа произвели вылеты на четыре континента и прикрыли пять научных комплексов за последние три дня, и он знал, что не будет никаких проблем, пока кому-нибудь не придет в голову идиотская идея оказать сопротивление.

— Отличная работа, полковник, — сказал Лонгуорт. — Осталась одна «Генада», вот только черт знает, куда они делись.

— Есть какие-нибудь новости?

— Никаких. Как сквозь землю. Колдинг просто орел.

Пол кивнул. Колдинг орел. Когда они вместе работали в USARMIID, Пол даже не подозревал, насколько тот умен.

— А насчет замораживания счетов «Генады» тоже ничего? Разве нельзя выкурить их таким способом?

— Швейцария, Каймановы острова и Китай отказываются сотрудничать в этой области. Все три страны уверены, что биотеррористическая атака была на самом деле и что «Генада» вне игры. У Данте Пальоне широкая сеть бизнесов в этих странах, так что его счета не заморозят, если мы не сможем чем-нибудь конкретным доказать им, что «Генада» по-прежнему занимается исследованиями в области ксенотрансплантации. Продолжайте копать, полковник. Найдите мне что-нибудь осязаемое, вещественное — чтоб я мог предъявить правительствам этих стран. Есть что от русских о Порисковой?

— Пока ничего, сэр, — ответил Пол. — Но их усилия обнадеживают.

Уже больше года Пол пытается добиться от русских помощи в обнаружении Галины Порисковой, бывшей сотрудницы «Генады» и правдоискателя. Русские власти не реагировали, но в последние три дня все поменялось. Несколько тамошних агентств позвонили Полу напрямую и поинтересовались, что конкретно ему надо и чем они могли бы помочь ему. Насколько он понял, русские задействовали как минимум полсотни следователей для поиска любого следа Порисковой.

— Что ж, уже кое-что, — сказал Лонгуорт. — И сколько они собираются искать ее?

— Они полагают управиться за четыре-пять дней.

— Хорошо. Я по своим каналам тоже продолжу поиск. Подключу Интерпол и кое-какие агентства. Все выясним, полковник, а вы продолжайте начатое.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Пол и вернул телефон О’Дойлу.

Интересно, подумал он, насколько уставшим показался Мюррею Лонгуорту его голос, что он решил перейти на ободряющие слова. Однако хоть в его голосе и слышалась усталость, она была наполовину меньше той, что ощущало его тело.


11 ноября. «Галерея» или «Джагз»

Имплантация + 2 дня

Энди Кростуэйт переложил коричневый продовольственный пакет в левую руку, удовлетворенно вздохнул и набрал на цифровой панели помещения поста охраны «0–0–0–0». Внутри его поджидал знакомый стеллаж с оружием.

Реальное оружие может нанести реальный урон.

Правда, и «беретту 96» не назовешь игрушкой. В магазине одиннадцать патронов калибра 40 плюс один в патроннике (у Энди всегда в патроннике был патрон) — двенадцать выстрелов нешуточной убойной силы. Он не был фанатом «96-й», но это все же лучше, чем ничего.

Куда больше ему нравился пистолет-пулемет «хе-клер и кох» МР5. Магнус поставил вариант 40-го калибра, того же, что и у их личного оружия — «беретты». У МР5 тридцатизарядный магазин и темп стрельбы восемьсот выстрелов в минуту. При попадании на сотне метров эта штуковина делала из оленя гамбургер в живом виде и валила наповал людей.

Энди вытащил из стеллажа один из МР5 и понес его к столу с мониторами камер наблюдения. Свой измочаленный бумажный коричневый пакет он бухнул на стол — тот приземлился набок и прорвался, высыпав на столешницу экземпляры «Галереи» и «Джагз».[25 - Популярные мужские журналы.]

Энди сел, поглаживая пальцами хорошо знакомые обводы оружия. Его б разобрать, почистить и собрать… Хоть какое-то полезное дело, чтоб скоротать время этого никому не нужного дежурства. Идиотизм. Здесь их никто не сыщет.

Но мониторы он все же проверил. Управление точь-в-точь как на Баффиновой Земле. Еще один плюс последовательности Магнуса. Зачем платить деньги на обучение народа различным системам, если можно научить один раз и установить одинаковые во всех комплексах, верно? Все по делу. У Магнуса все по делу.

Энди проверил сигналы от инфракрасных датчиков по периметру вокруг зданий особняка и ангара. Тепловизоры работали отлично — и ничего не показывали. Он переключил обратно на черно-белые изображения территорий и внутренних помещений особняка. Некоторые из маленьких пятидюймовых мониторов показывали черные квадраты — Колдинг в своем репертуаре: никакого мониторинга частных апартаментов за исключением этой суицидальной китайской сучки.

А как насчет загадочной комнаты за номером 17 — комнаты Сары? Эх, и здесь камера выключена.

Он опустил МР5 на стол, затем щелкнул выключателем. Ага, экран ожил и выдал изображение комнаты Сары Пьюринэм. Вот она, в кроватке. Черт, слишком темно. Энди поискал настройки… О, ночное видение. Он нажал кнопку и увидел верхнюю часть обнаженного тела Сары Пьюринэм в ореоле зеленоватого свечения. Всего лишь размер «В», но он все равно с удовольствием бы…

Вот только она не стала бы. Лесбиянка.

— Ну, за мной не заржавеет, я тебе устрою, стерва долговязая…

Энди наблюдал за тем, как спит Сара. Он глаз с нее не спустит, дождется, пока та совершит ошибку. Не мытьем так катаньем, образно или буквально, но Сару Пьюринэм он оприходует.


12 ноября. Штучка в машине

Имплантация + 3 дня

Следующим утром Колдинг, Клейтон и Сара поехали на «Хамви». Хоть это был и не «Надж», Колдинг держал окошко со своей стороны закрытым.

Они достигли развилки, что вела к бухте. На этот раз Клейтон взял влево. Больше деревьев, больше снега, больше разваленных домов. Пять минут спустя деревья закончились, уступив место старому городу. Клейтон въехал на центральную площадь — мощенный булыжником круг ярдов пятьдесят в диаметре. Некоторые запорошенные снегом камни растрескались или же просто отсутствовали, и кое-где из этих провалов проросли деревца.

Старый колодец, сложенный из таких же булыжников, сидел точно в центре круга. Местами кладка осыпалась — камни валялись рядом, словно выпавшие зубы. Колодец вызывал ассоциацию с потайным ходом в ад из второсортного ужастика.

Клейтон остановил «Хаммер». Все трое вышли и отправились пешком.

— Добро пожаловать в деловой центр Черного Маниту, — объявил Клейтон. — Уверен, городской парень, ты чувствуешь себя здесь, как дома, э?

— Верно, — сказал Колдинг. — И, чую, за следующим холмом — здание городской оперы.

Городские строения были в немного лучшем состоянии, чем полуразвалившиеся жилые дома там, в лесу. Здания выстроились по окружности, как цифры на часах. Если брать за север полдень, десятью часами была готическая, черного камня церковь. Массивное здание доминировало над городской площадью и напоминало припавшего к земле гранитного бульдога. Казалось, оно обладало таким весом, что в любой момент остальной город может вздыбиться, как более легкий конец покосившихся детских качелей. Несколько окон выглядели целыми, но их стекла заметно покоробились, и создавалось ощущение, будто крепкое здание едва заметно колышется. С крутого ската шиферной крыши, как пинакль, поднималась колокольня — без колокола.

Клейтон показал на зеленое здание футах в двадцати от церкви на позиции восьми часов. Окно все еще оставалось декорированным выцветшим желтым баннером в форме звезды с надписью: «Граунд Чак». Внутри Колдинг увидел пустые прилавки и полки.

— Здесь был магазин Бетти, — сказал Клейтон. — Комбинация бакалейной лавки с хозтоварами. Бетти еще оставалась здесь, когда Данте всех выкупил.

Дорога убегала на семь часов между магазином и красным зданием с изъеденной молью головой лося над дверью. Один стеклянный глаз давно отсутствовал. Клочья лосиной шерсти свисали, как бесовские вымпелы.

— А здесь был охотничий магазин Свена Баллантайна, — сказал Клейтон. — Он открывал его в сезон охоты на оленя. Магнус и этот маленький злющий хмырь Энди Кростуэйт приезжали лет пять назад и зверствовали так, что перебили всех оленей до единого. Отрезали им головы и фотографировались вон у той стены.

— Боже, — сказал Колдинг. — Не знал, что Магнус такой активный борец за охрану природы.

— Довел меня до белого каления, э? Олени водились здесь с 1948 года, когда ледяной мост соединял остров с материком. Бродили здесь всюду запросто…

Колдинг недоверчиво глянул на Клейтона:

— Ледяной мост?

— Ну.

— От материка, — вмешалась Сара, — три часа ходу.

— Ну.

Сара покачала головой:

— Клейтон, вы совсем уж заврались. Да где взять столько льда, чтобы перекрыть такое пространство открытой воды?

Клейтон харкнул и плюнул на один из щербатых камней мостовой.

— На следующей неделе сами увидите — лед станет повсюду вокруг. В нормальную зиму лед в заливе Рэплейе два фута толщиной уже к концу ноября. Эта зима холодной будет. Может, самой холодной, сколько себя помню.

Он показал на дом из тесаных бревен и грубого бруса, стоящий на позиции четырех часов, прямо напротив церкви. За исключением последней, это было единственным в городе двухэтажным зданием.

— Особняк, в котором вы остановились, был для народа богатого, зато сюда, в «Вигвам» Черного Маниту, приезжало много и простого люда — поохотиться, расслабиться.

Еще несколько деревянных домов окружали центральную площадь. На всех облупилась и облезла краска. Некоторые просели под сгнившими, замшелыми крышами. И ни души кругом.

— Клейтон, — сказала Сара. — Вы, похоже, забыли ту штуковину в машине.

Старик посмотрел на нее, затем кивнул.

— Черт, ты, похоже, права, э? Я мигом.

Клейтон повернулся и быстрым шагом направился к «Хаммеру».

Колдинг взглянул на Сару:

— «Штуковину»?

— Штуковину, — сказала она. — В машине.

Клейтон поравнялся с «Хаммером», забрался внутрь, завел двигатель и поехал по дороге из города.

Колдинг наблюдал за тем, как черная машина скрылась за деревьями в направлении особняка.

— Ты договорилась с Клейтоном, чтобы он высадил нас?

— Именно так, — кивнула Сара.

— Уф. А не лучше была бы шутка, если бы ты сейчас сидела в машине вместе с ним?

— На этот раз я не шутила. Мне нужно было твое полное внимание.

Он вгляделся в нее. Стервозность ушла. Вид у Сары был исключительно деловой.

— Хорошо. Я слушаю.

— Почти угадал. Только слушать собиралась я. А ты — собирался рассказать мне кое-что. Как это ты вдруг начал работать на «Генаду», как нашел меня и почему провел ту единственную изумительную ночь со мной, а потом исчез.

— Сара, мы…

— Сию минуту, Пи-Джей. Отвечай мне сейчас же. У нас были отношения. Я думала, что была дура дурой и напридумывала себе, но в последние пару дней я окончательно убедилась, что мое первоначальное влечение к тебе не было ошибкой. Мы связаны друг с другом, так ведь?

Он мог солгать. Просто сказать «нет», развернуться и зашагать к особняку, и дело с концом. Вместо этого Пи-Джей кивнул.

Она едва заметно улыбнулась. Показалось, что напряжение чуть отпустило ее.

— Хорошо. Это хорошо. Что ж, тогда колись.

Колдинг окинул взглядом мертвый город. Они реально были нигде — в самом его сердце. По меньшей мере в получасе ходьбы от особняка.

А, черт, почему бы и нет?

— Я был в армии. Работал на USARMIID, в армейском подразделении по защите обслуживающего персонала от биологической угрозы. Там познакомился со своей женой. Клариссой. Она работала вирусологом. Мы прожили в браке два года, а потом… несчастный случай. Слышала когда-нибудь об H5N1?

Сара помотала головой.

— Птичий грипп. Террористическая ячейка делала попытки провезти его в Америку старым проверенным способом: заразить своих людей и переправить их к нам. ЦРУ взяло их. Пригласили USARMIID — не можем ли мы как-нибудь помочь переносчикам. Короче, не были соблюдены надлежащие меры предосторожности. Тот тип, что отвечал за операцию — полковник Пол Фишер, — решил обращаться с носителями как с людьми, а не как со зверьем-террористами, какими они на самом деле были. Один из них… один из них развязался, сорвал маску с лица моей жены и… кашлянул и плюнул ей в лицо.[26 - На самом деле случаи заражения человеком человека до сих пор не подтверждены.]

Глаза Сары расширились от страха. Наверное, представила себя на месте Клариссы. Во всяком случае, пыталась: кто в самом деле может знать, каково это — вдохнуть смерть?

Колдинг продолжил — остановиться он просто уже не мог:

— Клариссу поместили в палату интенсивной терапии. У нее началась пневмония, она справилась с ней, но птичий грипп дал осложнение — вирусный миокардит.

— Что это?

— Вирусная инфекция сердца. У нее развилась особенно быстро. Поразила мышечную ткань, сделала сердце слабым, чрезмерно увеличенным. По сути, убила его.

Сара прикрыла ладошкой рот. Внешне она напоминала девчонку-сорванца, но этот жест эмпатии к мертвой женщине, которую она никогда не знала, казался удивительно женственным.

— А разве нельзя было сделать ей пересадку?

— Вирус по-прежнему оставался в организме. Не было никакого способа узнать, что он не заразит новое сердце. Они… они, видите ли, не могут себе позволить тратить впустую органы для пересадки пациенту из группы риска.

— Поскольку органов не хватает, — сказала Сара, легонько покивав. Грусть наполняла ее глаза.

— Ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Через несколько дней мне… В общем, мне сказали, что надежды на поправку нет. Ее так мучили боли, она была так слаба… Кларисса ускользнула прежде, чем нам удалось найти решение. Так что мне пришлось сделать это ради нее. Я знал, она бы не захотела мучиться, и оставался лишь один вопрос — когда.

Колдинг был вынужден на секунду остановиться. Ни с кем еще он не говорил об этом с того момента, когда все произошло. Говорить об этом — ворошить тяжкие воспоминания, вновь и вновь переживать ту муку. Руки Клариссы, такие слабые, что не могли удерживать его руки, и он держал их. Прежде чем ее поместили в «вентилятор», Пи-Джей сказал ей, что все будет хорошо. Она возразила слабым голосом, чтобы он не глупил: она знает, что происходит в ее теле. Наверное, лучше, чем кто-либо, потому что умирает от того, что изучала целых десять лет.

Сара протянула руку и коснулась его плеча:

— И ты остановил ее страдания — ради нее?

Он кивнул. И потекли слезы. Он больше не мог их удерживать… Ее глаза закрыты, глаза, которые она больше никогда не откроет. Вот сестра отсоединяет капельницу, убирает дыхательную трубку. Ее вдохи — едва заметные, неглубокие судорожные глоточки. Сестра выходит, закрывает дверь, оставив их вдвоем проделать путь к концу. Пока смерть не разлучит их…

Рука Сары на его руке, ласково скользит вверх и вниз:

— И что ты сделал потом?

Снова воспоминания, такие же яркие. Кипевшая в нем тогда ярость. Все его горе и боль, вылившиеся в чистейшую агрессию.

— Сел в машину и поехал к Фишеру.

— Поговорить с ним?

— Нет, — ответил Колдинг. — Убить. Я сшиб его, как только увидел, вмазал от души по колену. К моменту, когда нас растащили, лицо у него было как кровавая тряпка. Вояки хотели отдать меня под трибунал, но Фишер пустил в ход связи, чтоб дело замяли. Мне устроили увольнение с военной службы без почестей и привилегий.

— И что ты делал потом? — повторила Сара.

— Ничего. Полгода бездельничал. Нагуливал жир. Жалел себя. Получал пособие по безработице. Тосковал по жене. Потом мне позвонил Данте Пальоне. «Генада» взялась за решение проблемы дефицита органов. У них было множество направлений опытных исследований, но один подразумевал участие женщин в вынашивании трансгенных беременностей животных.

— Вынашивание… ты шутишь? И это — на законном основании?

— Нет. Научный работник «Генады» по имени Галина Порискова настучала про эксперимент Фишеру. У Данте было второе направление исследований, которые должны были решить проблему нехватки органов раз и навсегда, но если Фишер выдвинет им обвинения в экспериментах над людьми, то второе направление никогда не будет завершено. Я пообещал присоединиться, только если Данте немедленно свернет опыты с людьми. Хотел он слышать это от меня или нет, но я был нужен Данте. Я знал, как работает Фишер, знал методы USARMIID. Пальоне остановил эксперименты. Но к тому времени, когда Фишер добрался до «Генады», следов прегрешений не осталось никаких.

— Данте умен, — сказал Сара. — Безжалостен, но умен. Нанять человека, который сделает все, чтобы не дать людям умереть так, как умерла его жена, я права?

— Чертовски откровенно, но в самую точку.

— А Тим? Он каким боком здесь?

— Он выполнял кое-какие подрядные работы для USARMIID, — сказал Колдинг. — Исследовательского плана. Там мы и познакомились. В некоторой области науки я разбираюсь, но мне нужен был свой человек, чтобы быть уверенным, что «Генада» ведет честную игру. Я взял его на работу приходящим уборщиком. А когда Галина ушла, Данте завалил его деньгами, только чтобы Тим остался и заменил ее.

— Но как Данте нашел тебя? Как он узнал о тебе, о Фишере и о твоей жене?

— Точно так же, как нашел тебя, когда я подкинул идею о С-5. У Магнуса и Данте есть человек в высших кругах. По-моему, в НАСА. Человек этот имеет доступ к личным делам, и не только. Мы нашли тебя, выяснили, что тебе нечем платить за твой «семьсот сорок седьмой». А потом я пришел переговорить с тобой, и так получилось… получилось.

— Да, — сказала Сара. — Я помню. Вот и замкнулся круг. Почему же ты хотя бы не позвонил или не попрощался?

— Пойми, прошу… Я встретил тебя… через семь месяцев после смерти жены. Ты говорила о связи? Да, я тоже ее чувствую, но не мог такое чувствовать, когда ее могила еще только-только стала остывать. Я не мог предать ее память таким вот…

Сара шагнула и подалась телом вперед, пока их груди не встретились. Она подняла руки и погладила его по щеке; кончики ее пальцев были теплыми, несмотря на холод вокруг.

— Неудивительно, почему ты так фанатично предан этому проекту, Пидж. Я думала, ты мерзкий гаденыш, но теперь знаю, что ошибалась — ты совсем не мерзкий.

Колдинг рассмеялся:

— Ух ты. Не зря, значит, я вывернул тебе душу.

Ее улыбка угасла, и она снова коснулась его щеки.

— Любая женщина просто растаяла бы в душе, узнай она, каково тебе пришлось, Пидж. Ты сделал то, что считал нужным, чтобы хранить память о жене. Но с тех пор как она ушла, прошло уже больше семи месяцев. Ты волен продолжать жизнь дальше.

Колдинг склонился к Саре и поцеловал ее. Ее губы были мягкими и теплыми, и он забыл о холоде.


13 ноября. Не называй меня Большим папой

Имплантация + 4 дня

Один из его мобильных телефонов зазвонил. Левый нижний внутренний карман пиджака. Этот номер знал только один человек. Магнус быстро прошел в свой кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Ни к чему Данте участвовать в этом разговоре. Пока, во всяком случае.

Энтузиазм брата как будто угасает. Подобную ситуацию им уже приходилось пережить. С Галиной. Магнус, разумеется, все замял, как замнет и сейчас.

Он ответил в трубку:

— Говорите.

— А, приве-е-е-ет, Большой папа.

Телефонный код района — 702: Лас-Вегас. Все, что он знал о Фермерше: она когда-то работала в УНБ. Может, и сейчас там. Судя по паршивому качеству, сигнал преодолел добрую дюжину релейных станций, и Вегасом там и не пахло.

— Ты точно знаешь, где закатить вечеринку, — проговорила она. — Папа ищет тебя и твоих друзей в молочной промышленности.

Магнус кивнул. «Папой» был Фишер. Только ради этого она бы не стала звонить. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: замдиректора ЦРУ Мюррей Лонгуорт пустит Фишера по следу Румкорфа и Цзянь. Он не любил оставлять хвосты.

— Почему бы папе не спросить меня напрямую? Он знает, где я живу.

— Знает, — ответила она. — Он едет навестить твоего братца.

Магнус почувствовал, как глаза сами сузились и поджались губы. Он дал себе команду расслабиться.

— И как успехи папы в поиске моих друзей?

— Ни малейшего понятия, с какого конца подступать. Черт, Большой папа, даже я не знаю, где они.

Подобный ответ от этой женщины можно назвать комплиментом: если Фермерша не может вас найти, значит, отыскать вас невозможно. Колдинг и Данте лихо провернули это дело, спрятав проект прямо под носом у американцев.

— Папа расстроен, — сказала Фермерша. — Если ваши друзья будут сидеть тихо, не думаю, что он вообще их найдет.

— Спасибо, порадовала. Что-то еще?

— Хотела бы немножко расширить свой гардероб. С каждым днем все так дорожает…

Фермерша просила прибавки. Она, черт бы ее взял, могла бы иметь прибавку. Благодаря ее интеллекту «Генада» осталась единственной лошадкой в гонке трансплантации.

— Хорошо, — сказал Магнус. — Возможно, Санта-Клаус будет добр к тебе в этом году.

— Я люблю Санту. Я люблю сидеть у него на коленях.

Магнус вздохнул и нажал отбой. Стоит Фермерше начать сексуальные намеки, ее будет не остановить. По правде говоря, звучала она чертовски сексуально, но он достаточно наслушался о ней в определенных кругах, чтобы знать: примешь горизонтальное положение с Фермершей, и все может закончиться очень плохо. У этой женщины с психикой не все в порядке.

Фишер и Лонгуорт пребывали в растерянности. В странах Большой восьмерки понятия не имели, что «Генада» продолжает поиск. Знали китайцы, но рассказывать не собирались: тем самым они бы поставили крест на шансе спасти миллионы своих соотечественников.

«Генада» сейчас располагала самым ценным ресурсом, на который могла рассчитывать, — временем. И все шло к тому, что проект Румкорфа мог стать успешным.


14 ноября. Жаркая полночь

Имплантация + 5 дней

Колдинг набрал суперсекретный пароль «0–0–0–0» и вошел в пост охраны. Гюнтер сидел у пульта, глаза широко раскрыты, пальцы летают над клавиатурой.

— Секундочку, — бросил он, не отрывая взгляда от экрана. Его пальцы не останавливались ни на секунду. Колдинг закрыл за собой дверь и стал ждать. Когда Гюнтера одолевает писательский зуд, остается лишь одно — дожидаться, когда он вернется к реальности.

«Она закричала… и схватила… сломанный кий для пула, — бормотал под нос Гюнтер, склоняясь так близко к монитору, что приходилось чуть поворачивать голову, чтобы читать слева направо. — Больше никогда, сказал Сэнсом… никогда… тебе не причинить боль моей любви. Он резко, с силой опустил кий… как топор… и кончик прошил насквозь… незащищенную… грудь… Каунт Даркона. Когда тело… исчезло… нет, погоди, когда тело… распалось… да, так лучше… он понял: все кончено. На веки вечные».

Гюнтер откинулся на спинку так, что кресло едва не опрокинулось, и победно вскинул кулаки.

— Конец, блин!

— Ты все?

— Да, черт возьми. Я только что закончил «Жаркую полночь». Готова трилогия!

— Отличная работа, — Колдинг взглянул на свои часы. — Не хотелось бы портить тебе праздник, но мне нужно отчитаться перед Данте.

— О да, конечно, — Гюнтер встал, затем потянулся сделать еще несколько нажатий клавиш. — Только сохраню этот кусочек великолепия.

— Мои поздравления. Когда собираешься отправить издателям? Как это вообще все будет?

— К черту издателей, — ответил Гюнтер. — Я собираюсь выложить своего младенца.

— Выложить?

— Ага. В онлайн, — пояснил Гюнтер. — Вот увидишь. Я соберу столько фанатов, что издатели будут просто вынуждены предложить мне вкусный жирный договор.

Гюнтер направился к выходу, глаза вновь полусонные и полузакрытые. Он вытянул руку с растопыренными пальцами, Колдинг по ней хлопнул, после чего Гюнтер вышел, прикрыв за собой дверь.

Выложить книгу в сеть, бесплатно? Ничего глупее Колдинг в жизни не слышал.

Он двинул мышкой, кликнул на иконке с надписью «Манитоба» и стал терпеливо дожидаться соединения по линии закрытой связи с домашним офисом. Менее чем через минуту на экране появилась улыбающаяся физиономия Данте.

— Доброе утро, Пи-Джей. Как погодка у вас?

— Холодает, сэр. Говорят, нас еще снегом завалит.

— Зато погоняете на снегоходах. Замечательное время! Что у тебя?

— Они сделали это.

Колдинг наблюдал за реакцией Данте: надежда и скепсис.

— Они сделали — что конкретно?

— Имплантация.

— Ну, наконец-то, — скорее выдохнул, чем сказал Данте. — И пока все успешно?

Колдинг кивнул:

— Сорок семь коров стельные. Две отторгли имплантат, у одной беременность прервалась на второй день. Более того, все беременности — двойни или тройни.

Данте просиял широкой, искренней улыбкой. Колдинг подумал, что еще ни разу не видел настоящей, от души, улыбки Данте. Она делала его слегка похожим на маньяка.

— Теперь когда? — спросил Пальоне. — Когда ждать родов?

— Честно говоря, не знаем, — ответил Колдинг. — Главным нашим достижением было добраться до этого этапа, но доктор Румкорф сказал, что осложнения будут обязательно. Эмбрионы растут очень быстро, поэтому трудно реагировать на неожиданные проблемы. Прошло всего-то пять дней, а они уже фунтов по пятнадцать каждый.

— Если они выживут, сколько времени пройдет до живого животного, Пи-Джей?

— Сейчас слишком рано об этом, — Колдинг пожал плечами, — но, наверное, от одного до трех месяцев.

Данте скривился.

— Приложите максимум усилий, чтобы дать мне хотя бы одно взрослое животное.

— Постараемся. Данте, раз уж мы на связи, могу я спросить, какие есть новости о докторе Хёль?

Данте откинулся на спинку. Было заметно, как он переменился в одно мгновение.

— С ней все отлично. Не волнуйся о ней, работай спокойно.

Эта тема явно была запретной. И отсюда, с Черного Маниту, Колдинг ничего не мог с этим поделать.

— А полковник Фишер? Догадывается, где мы?

— Нет, — покачал головой Данте. — Но ищет. Землю роет. Мы должны получить живых животных, если хотим иметь на своей стороне СМИ и общественность.

— Плоды будут расти со своей скоростью, Данте. Теперь уж как природа распорядится…

Данте ответ не понравился, но ему пришлось его принять. Он достаточно разбирался в биологии, чтобы понять: теперь все должно идти своим чередом.

— Очень хорошо, Пи-Джей. Держите меня в курсе.

Данте прервал связь. Колдинг посмотрел на часы. Можно сходить проведать Цзянь или попробовать найти Сару. Хотя Цзянь сейчас с Румкорфом и Тимом… с ней все в порядке.

Значит, он пойдет поищет Сару. Колдинг вышел из помещения поста охраны, вновь удивившись тому, насколько нервничает и волнуется перед разговором с ней.


14 ноября. Вкус

Имплантация + 5 дней

Два формирующихся существа плавали внутри плодного пузыря, прижавшись лбами друг к другу, словно спящие влюбленные. Жидкая среда поддерживала их растущий вес. Миллионы химических соединений свободно дрейфовали в составе этой жидкости. Некоторые из этих соединений были достаточно сильными, чтобы регистрироваться как запахи.

И другие, достаточно сильные, чтобы регистрироваться как вкусы.

Внутри двух крохотных ротиков эти вкусовые соединения приземлялись на крохотные язычки. Только что сформировавшиеся дендриты выстреливали химические сообщения — сообщения, которые преодолевали крохотный промежуток, известный как синапс, чтобы приземлиться на аксоны следующей нервной клетки. Этот процесс путешествовал по цепочке — от крохотных язычков до крохотных мозгов — за долю секунды.

Вкусовые сигналы приводили в действие крайне примитивную зону в только что сформировавшихся мозгах. И фактически вкус «запустил» мозги в первый раз.

Не было ни мыслей, ни решений, хотя они и появятся достаточно скоро. Была лишь скоротечная, интенсивная гонка со временем наперегонки.

А вкус пробудил инстинкт, который будет двигать каждым моментом бодрствования этого существа.

Голод.


15 ноября. Корова номер шестнадцать,

минус одна

Имплантация + 6 дней

Кто-то тряс его за плечо.

Клаус Румкорф попытался открыть глаза, но их словно залило клеем. Сквозь сомкнутые веки бил резкий свет.

— Док, подъем.

Голос Тима? Тима, который заменил Эрику. Острое, болезненное осознание пустоты. Клаус ведь сказал себе, что больше не чувствует к этой женщине ровно ничего. В это легко было поверить, но сейчас, когда ее не стало, он чувствовал, как ему не хватает Эрики.

— Да просыпайтесь, черт вас дери, — голос Тима звенел тревогой. От него разило виски. И нечистым телом: интересно, как давно он был в душе последний раз?

— Ну давай, старичок, — молил Тим. — У нас проблема с коровой номер шестнадцать.

Клаус застонал. Спина задеревенела. Где он спал? На койке. В самолете. Ему даже в голову не пришло вернуться в особняк. Вместо этого он спал в комнате отдыха самолета. А запах немытого тела? Это не от Тима. И душ, наверное, исправен. Клаус разлепил глаза и увидел расплывчатое, обеспокоенное лицо Тима.

— Шестнадцатая? — спросил Клаус, потянувшись за очками. — У нее двойня или тройня?

— Была двойня, — ответил Тим. — А сейчас УЗИ показывает только один эмбрион.

Клаус нацепил очки. Слова Тима попали в цель. Клаус встал и вышел из комнатушки, Тим следовал буквально по пятам.


15 ноября. Это ненормально

Имплантация + 6 дней

Колдинг невольно заморгал. Разумеется, наука есть наука, но это не отменяло того факта, что он наблюдал за тем, как Тим Фили ввел трубку в вагину коровы. Животное было подвешено на ремнях, удерживавших копыта в нескольких дюймах над полом. Длинные перчатки на руках Тима были в комковатой светлой субстанции, которой, решил Колдинг, могла быть только коровья смегма.

— Еще чуть глубже, — сказал Румкорф: голос звучал ровно, но чувствовалось, что он с трудом сдерживает гнев и раздражение. Клаус сидел за портативной оптоволоконной рабочей станцией, напряженно всматриваясь в изображение монитора, — розоватый туннель: коровья матка, вид изнутри.

Станция трехмерного УЗИ стояла рядом, прижатая к двери стойла, что напротив «коровы-16». Цзянь, наполовину скрытая аппаратурой, старалась не мешать. Румкорф втиснул свою рабочую станцию сюда, раздраженный тем, что высокотехнологичное золотистое изображение показало только одного зародыша предка там, где вчера их было два. Затем он начал орать, по-видимому, когда Цзянь улизнула, чтобы вызвать в С-5 Колдинга.

— Глубже, — повторил Румкорф. — Глубже давай.

— Обожаю, когда вы говорите сальности, — сказал Колдинг.

Румкорф вздохнул и покачал головой:

— Неподходящее время для идиотских шуток.

— О, пардон, просто хочу поднять вам настроение.

— Хочешь, да не поднимешь.

Румкорф был в ярости оттого, что корова реабсорбировала одного из двух своих зародышей. Реабсорбация происходила, когда тело матери предпринимало некое примитивное, однако ожидаемое решение не только отказаться от крохотного плода, но также разложить его и вновь использовать как «сырье». Проблема состояла в том, что реабсорбация случалась только тогда, когда зародыши весили несколько унций, — и никогда не случалось, когда вес их достигал почти двадцати фунтов.

— Да глубже, черт! — рявкнул Румкорф. — Я не собираюсь торчать тут весь день! — Зачес, прикрывавший его лысину, начал расползаться.

Тим в стойле начал потеть.

— Да ладно вам, док, — сказал Колдинг. — Не переживайте так.

— В вашем участии не нуждаюсь, Колдинг. Заткнитесь, или я вышвырну вас отсюда. Мистер Фили, вы просто несносный идиот! Вы можете хотя бы исполнять свои чертовы обязанности?

Истерику пора было прекращать. Колдинг опустил руку на плечо Румкорфу, большой палец скользнул за трапециевидную мышцу слева от шеи, а указательный палец оказался спереди, прямо над ключицей. Последовало одновременное нажатие обоих пальцев.

Румкорф застыл в кресле и коротко с шипением выдохнул.

— Нам всем здесь очень нелегко, док. Согласны?

— Да, — ответил Румкорф. — Конечно.

— Хорошо. И вы знаете, что крик и стресс серьезно влияют на Цзянь, поэтому давайте все решать спокойно. Тим отлично справляется, согласны?

Колдинг чуть ослабил хватку, но продолжал крепко удерживать мышцу между указательным и большим пальцами.

— Конечно, — согласился Румкорф. — М-м… Тимоти. Приношу извинения.

В стойле рассеянно кивнул Тим. Его внимание было по-прежнему сосредоточено на оптоволоконной трубке.

Колдинг разжал пальцы и быстро и дружелюбно размял плечи Румкорфу.

— Ну, вот и отлично, док.

Румкорф подался вперед, наверное уже забывая выговор Колдинга. На мониторе появилось кристально чистое изображение. Колдинг почувствовал, что справа подошла Цзянь, слева — Тим; все трое смотрели на картинку поверх всклокоченного зачеса Румкорфа.

Клаус протянул руку, коснувшись экрана кончиками пальцев:

— Красивый, правда?

— Он вырос, — тихо проговорил Тим. — Он не должен быть таким большим… Это невозможно.

Плацентарный пузырь заполнил экран — полупрозрачный, розовато-белый, с прожилками красных и голубых вен. Внутри пузыря — эмбрион предка в профиль. Его голова казалась вдвое крупнее тела. Крохотные лапки сложены под длинной мордочкой, большую часть которой занимал огромный, голубоватый прикрытый глаз. Колдинг даже разглядел маленькую, трепещущую штучку… бьющееся сердце предка.

— Средний вес эмбрионов двадцать фунтов, — тихо сообщила Цзянь. — Они набирают двадцать фунтов за шесть дней.

Кончики пальцев Румкорфа обвели контур закрытого глаза. Он повернулся и ошеломленно посмотрел на Колдинга, от гнева не осталось и следа.

— Вы понимаете? Мы сделали невозможное!

Колдинг был не в силах подобрать слова. До настоящего времени это было чем-то на бумаге, процессом, которым он руководил, — по сути примерно так человек может руководить линией сборки на заводе. Даже золотистого цвета изображение на экране трехмерного УЗИ казалось каким-то… Голливудом. Живое изображение с оптоволоконной камеры наконец окончательно продемонстрировало в полном цвете: это было живое существо. Созданный человеком организм, родившийся где-то в гениальных фантазиях Цзянь и Румкорфа, затем прорвавшийся своим путем к жизни.

Колдинг с трудом оторвал взгляд от экрана, чтобы посмотреть на маленького человека, благодаря которому все это случилось:

— Чертовски впечатляюще, док.

Румкорф повернулся, улыбнулся и начал было отвечать, но испуганный крик Цзянь оборвал его. Ужас исказил ее лицо в карикатурную гримасу смятения, приковал ее внимание к экрану рабочей станции. Как один, Колдинг и Румкорф повернулись к экрану.

Эмбрион предка, раскрыв глаз, смотрел прямо на них.

Румкорф отдернул пальцы от экрана и едва не опрокинулся на Пи-Джея.

Волна неизъяснимого страха прокатилась вверх по позвоночнику Колдинга, прежде чем он вспомнил, что перед ним всего лишь компьютерный монитор, а на нем — изображение маленького эмбриона, а не какого-то шестифутового зверя, вперившего в него злобный пристальный взгляд.

Руки Цзянь взметнулись к голове и схватили полные пригоршни волос:

— Тиан-а! Он бросится на нас!

— Цзянь, ну-ка успокоиться! — рявкнул Колдинг. — Клаус, такое возможно?

— Нет, — ответил Тим. — Черта с два такое возможно.

Цвет кожи Румкорфа казался еще бледнее обычного, как у полуживого.

— Признаться, это несколько необычно, однако не настолько, чтобы беспокоиться.

— Что? — удивился Тим. — Несколько неожиданно? Мужик, ты что плетешь? Да ты только посмотри на эту чертовщину!

— Мистер Фили! Я не собираюсь…

И вновь Румкорфа прервали, на этот раз смазанным движением на мониторе, приковавшим внимание всех четверых. Эмбрион предка повернул клиновидную голову. Теперь два черных глаза пристально смотрели с экрана прямо через полупрозрачный плацентарный пузырь. Колдинг понимал, что на самом деле эмбрион смотрит на оптоволоконную камеру внутри матки, но маленькие глазки, казалось, сверлили взглядом именно его.

— Странно, — проговорил Румкорф. — Большинство млекопитающих открывают глаза лишь после появления на свет.

Эмбрион раскрыл рот и качнулся вперед, ударившись о внутреннюю стенку пузыря и промяв ее наружу, как мокрый розовый воздушный шарик. Все вздрогнули. Цзянь закричала еще громче. Крохотная головка подалась назад, растянутая и порванная оболочка пузыря обвисла. Еще один яростный удар. Непропорционально большая голова продралась сквозь оболочку в облаке крутящейся жидкости. Зияющая глотка, заостренные зубы. Челюсти схлопнулись, и изображение исчезло с экрана, сменившись «снегом» помех.

Из стойла донесся звук всплеска. Колдинг оглянулся и увидел жидкость, хлещущую из коровьей вагины, трехсекундный поток, низвергающийся на пол и тотчас резко прекратившийся.

Цзянь закричала что-то на китайском; ее голос звенел, полный легко узнаваемого страха. Она схватила себя обеими руками за волосы и дернула. В стиснутых пальцах остались длинные черные пряди.

Колдинг схватил ее за плечи и развернул к себе:

— Цзянь, прекрати немедленно!

Она уставилась на него: в распахнутых глазах — первобытный страх. Она словно была в ужасе от Колдинга, словно это был не ее друг, а кто-то другой. Или что-то другое. Цзянь выдрала еще две пригоршни волос из головы, затем с силой пихнула Колдинга в грудь. Движение застало его врасплох. Он попытался удержать равновесие, но зацепился ногой за табурет Румкорфа, сбив его и уронив обоих мужчин на обрезиненную палубу. Цзянь бросилась бежать и скрылась из виду на склоне опущенной кормовой рампы, откуда прилетело эхо ее тяжелых шагов.

Румкорф первым оказался на ногах, удивив проворством. Он помог подняться Колдингу.

— Вы в порядке?

— В полном. Док, даже не пытайтесь убедить меня в том, что увиденное мной сейчас — нормально.

— По-видимому, это всего лишь рефлекторная актив…

— Идите к черту! — сказал Тим. — Вам не мешало бы подучить биологию, доктор Румкорф.

Колдинг оставил обоих, бросившись мимо покорных коров в плексигласовых стойлах, и сбежал с кормовой рампы.

— Цзянь, подожди!

Она продолжала бежать к двери ангара; жир трясся в такт ее паническому бегу. Колдинг догнал ее за мгновение до того, как она ухватилась за ручку двери. Цзянь развернулась и вновь попыталась оттолкнуть его, но он схватил ее за запястья. Несколько мгновений китаянка сопротивлялась, но он держал крепко. Ее расширенные ужасом глаза смотрели на него, не узнавая.

— Тише, тише, — сказал Колдинг. — Цзянь, просто успокойся, и все.

Она часто-часто заморгала, затем ее зрению словно вернули резкость. Она упала ему на руки. От внезапного движения и ее веса Колдинг отступил на шаг, но удержал. Цзянь обвила его руками и прижалась головой к груди, ее тело била дрожь.


16 ноября. Аутопсия

Имплантация + 7 дней

Румкорф вздохнул, глядя вниз на эмбрион предка, свернувшегося на лотке для вскрытия. Эмбрион порвал плодный пузырь для того, чтобы наброситься на микроскопическую камеру, тем самым выплеснув заключенную в пузыре жизнеобеспечивающую жидкость. И вскоре после этого умер.

С этого момента они воздержатся от оптоволоконных осмотров и ограничатся трехмерными УЗИ — во избежание повторных случаев. Дополнительные ультразвуковые исследования стада показали, что каждая корова носила лишь одного эмбриона. Все двойни и тройни погибли.

Разглядывая трупик размером с кошку на лотке перед собой, Румкорф никак не мог осмыслить, что ему от роду меньше недели. Развитие млекопитающих никогда не идет таким путем. Слово «невозможно» проносилось у него в мозгу каждые несколько секунд, несмотря на то что факты — вот они, перед ним.

Его руки в перчатках положили маленькое тело на весы. Двадцать один фунт. Всего за шесть дней. Но чему он так удивляется? Еще с начальных этапов планирования они добивались возможности быстрого роста. И в первую очередь именно для этого отыскали Цзянь.

Клаус прочитал опубликованные материалы ее исследования и понял, что Цзянь может теоретически создать искусственный геном, а затем экспериментировать в цифровой форме до тех пор, пока им удастся изменить темпы нормального роста. Это было во время чтения второй или третьей работы Цзянь, он точно не помнил, — его будто осенило: в голове вдруг сложился весь проект предка. Его работа над проектом клонирования квагги, прорывы в компьютерной мощи, достижения в олигонуклеотидной технологии — составляющие вдруг стали ясны, и Румкорф увидел свою судьбу. Итак, части целого существовали, требуемая технология — в избытке. Все, чего действительно не хватало проекту, — достаточное количество денег.

Вентер финансировал клонирование квагги, но о проекте предка даже и слышать не захотел. Он даже назвал проект «смехотворным». Поэтому Клаус добился встречи с Данте Пальоне, главным исполнительным директором корпорации «Генада».

Данте с жаром взялся за проект. Он видел реальную возможность воплощения мечты Клауса. Данте раздобыл Цзянь, и проекту было дано рождение. Передовая экспертиза Эрики Хёль в клонировании крупных млекопитающих явилась прекрасной параллелью для теоретической работы Цзянь, поэтому Данте нанял и ее. И теперь, после нескольких оставленных направлений экспериментальных работ, спустя пять долгих лет, мечта Клауса стала реальностью.

По трапу поднялся Тим Фили. Он был встревожен, лоб его блестел от пота, а нос как будто чуть покраснел.

— Что накопал, старичок?

Вот же лузер. Как Клаус мечтал о возвращении Эрики! Просто чтобы вновь увидеть ее лицо…

— Еще работаю над этим, мистер Фили. И перестаньте называть меня «старичок».

Тим ткнул мертвого эмбриона и тут же отдернул палец.

— Ну, чувачок, и хреновина, блин, у тебя тут.

— Вы удивительно красноречивы.

— Умора, — хмыкнул Тим. — Ваша мама говорила мне то же самое.

— Я бы предпочел, чтобы вы не ссылались на мою мать.

— А я бы предпочел места в ложу на игру «Пистонс»,[27 - Команда Национальной баскетбольной ассоциации «Детройт Пистонс».] а потом — партейку в покер «Texas Reach-around», да только ни того, ни другого мне не видать.

Клаус помедлил, решив было поинтересоваться, что это за «Reach-arounds», покачал головой и передумал.

— Жуткий он какой-то, — сказал Тим. — Физиология, на первый взгляд, такая знакомая, почти как у человеческого в первый триместр, если только вынести за скобки большой размер.

Тим был прав. Этот в самом деле немного напоминал человеческий эмбрион. Клаус отрезал сердце. Оно уже неплохо развилось и выглядело очень человеческим. Настолько, что, положи два рядом — различить было бы невозможно. Пересадка в человека на практике должна оказаться чрезвычайно простой.

Конечности предка уже формировались в их окончательную форму. Что-то настораживающее виделось Клаусу в крохотных, похожих на иголочки когтях на концах каждого пальчика. Когти, как у кошки, а не копыта, как у коровы. Это Цзянь так закодировала? Возможно, это оказалось результатом придуманного ею широкого обмена кожного покрова. Поскольку органы получились правильными, ноги особого значения не имели.

Величина головы и черепной коробки также вызвала удивление Клауса. Безусловно, Цзянь использовала массу генетической информации от высших млекопитающих. Но сейчас еще слишком рано говорить, сохранятся ли настоящие пропорции тела от рождения до взросления.

— Эй, старичок, — оторвал от размышлений голос Тима. — Хочешь, скажу кое-что по-настоящему жуткое?

Клаус вздохнул:

— Говорите, доктор Фили.

— Я тут кое-что подсчитал. И по моим прикидкам, у наших эмбрионов конверсия корма — пятьдесят процентов.

Клаус замер и посмотрел на молодого человека:

— Пятьдесят процентов?

Тим кивнул.

— Учитывая количество пищи, слопанной мамашами, минус их предельно допустимую интенсивность обмена веществ и вынося за скобки плодный вес.

Клаус будто взглянул на препарируемое существо в ином свете. Пятьдесят процентов всего потребляемого предком преобразовывалось в мускулы, кости либо другие ткани. Много больше, чем у любого другого млекопитающего.

— Это важное, но не жуткое дополнение, — продолжил Тим. — А то, отчего у меня едет крыша и вибрирует задница, — это перспективы роста от Цзянь. По ее таблицам, шестидневный эмбрион должен весить пять фунтов, а не двадцать.

Клаус поднял глаза. Цифры ему были известны, но он не дал себе труда осознать, что лежащий на столе эмбрион в четыре раза больше, чем запрограммированный Цзянь. Уменьшение дозы ее лекарства дало требуемое улучшение, но Клаус невольно спрашивал себя, какие детали она могла упустить, пребывая в творческом состоянии сознания. Что именно она не смогла задокументировать?

А могло так случиться, что она не ведала, что творила?

Все это, однако, неважно. Определяющим фактором являлось то, что у них есть живые млекопитающие, вынашивающие в себе суррогатных хозяев. С этого времени все, что от них требовалось, — изучать картину роста и соответственно корректировать геном. Успех был задан, единственной переменной являлось время.

Клаус продолжил вскрытие, сделав разрез желудка. Содержимое вылилось на лоток.

Ни один из них не произнес и слова.

Перед ними в лотке лежала загадка исчезнувшего эмбриона. Румкорф неотрывно смотрел на миниатюрные полупереваренные косточки. В них с трудом угадывались части скелета.

В материнской утробе предки пожирали друг друга.


16 ноября. Донесение русских

Имплантация + 7 дней

Пол Фишер сверлил взглядом запечатанный пухлый конверт на своем столе. Он почти боялся открыть его. Если конверт не содержит информацию, которая окажется полезной, у него почти не останется выбора.

Помимо содержимого конверта, Пола волновал тот факт, что Интерпол подтвердил его единственную реальную зацепку. Агентство обнаружило малобюджетную связь между «Генадой» и компанией в Великобритании под названием «Ф. Н. Уоллис, Инк.», которая приобретала запчасти и узлы отданного на слом С-5 «Гэлакси». С этим открытием все части заняли для Пола свои места: огромный самолет, способный перенести весь эксперимент Румкорфа в любую точку земного шара. Но информация о том, что у «Генады» имеется С-5, полезна лишь, если самолет или не засекречен, либо снова летает. Пол знал: Колдинг постарается, чтобы не случилось ни первое, ни второе.

Нет, на данный момент лучшим шансом Пола было найти Галину Порискову.

Именно поэтому он боялся открыть донесение в конверте, лежавшем перед ним. Здесь мог оказаться ключ к местонахождению Порисковой. Буквально несколько минут назад конверт доставил и вручил лично в руки реальный русский лейтенант в сопровождении двух МП.[28 - Военная полиция США.] Русский попросил Пола предъявить удостоверение личности, внимательно изучил и лишь после этого попросил расписаться в получении документов. Вмешательства Галины могло быть достаточным, чтобы убедить Швейцарию, Каймановы острова и Китай заморозить активы «Генады». Если Полу этого не удастся, другого способа выудить Колдинга не существовало.

Больше Пол тянуть был не в силах. Он открыл конверт и обнаружил в нем две манильские папки: толстую и тонкую. Толстая лежала сверху — с нее он и начал. Лист за листом здесь шли финансовые документы — как будто подтверждавшие, что Галина живет на широкую ногу повсюду: как в России, так и в Западной Европе. Хотя после финансовой документации он нашел нечто куда более интересное. Вырисовывалась следующая картина: когда русские сыщики отслеживали самолетные билеты и гостиничные счета на имя Галины, то обнаруживали, что более чем в половине случаев никакое имя не всплывало. Время от времени высокая блондинка делала крупные приобретения, такие как драгоценности и предметы искусства, — но Галина была брюнеткой ростом пять футов пять дюймов. И что в остатке? Галина не была замечена в России или где-либо еще с момента ее встречи с Полом два года назад.

Это означало, что тоненькая папка могла содержать лишь одно.

Пол раскрыл ее. Если от текста на четырех страничках по спине побежали мурашки, то от фотографий кровь застыла в жилах.

Он снял трубку и нажал кнопку вызова ассистента.

— Да, сэр?

— Лонгуорта найдите мне, пожалуйста. Немедленно.

— Слушаюсь, сэр.

Пол опустил трубку и стал ждать ответного звонка. Второе донесение перевернуло все. Будучи просто жутким, оно тем не менее давало ему рычаги, в которых он так нуждался. Если от С-5 потянется ниточка, он сможет поколдовать над этой темой и изложить свои доводы для замораживания активов «Генады» по всему миру. Но на это нужно время. Однако, принимая во внимание, что у «Генады» в правительстве есть «крот», Данте, не исключено, будет на шаг впереди.

Если только Пол не найдет способа удостовериться, что «крот» ничего не заметит.

Он взглянул на отчет русских. Не на содержание, а на сам документ — на папку. Бумага. Курьер. Вот что ему надо, не электронная почта, не базы данных и телефонные звонки… никакой электроники.

Зазвонил телефон.

— Полковник Фишер.

— Что там у вас, Пол? — донесся из трубки голос Лонгуорта. — Уже нашли их?

— У меня интересная идея. Если вы одобрите, я хотел бы попробовать кое-что особенное. Мы должны застать их врасплох, если хотим получить импульс, продолжить атаку.

— Звучит обнадеживающе, — ответил Лонгуорт. — Что у вас на уме?

— Сейчас не хотел бы говорить, сэр. Я направлю к вам курьера со служебной запиской.

— Зачем курьера? Отправьте имейл.

— Нет. Не могу, — ответил Пол.

Лонгуорт помедлил секунду.

— Понятно. Хорошо, полковник. Присылайте свою записку. А заодно отправьте сообщения каждому, чья помощь вам нужна. Я распоряжусь, чтобы в вашем распоряжении имелось столько курьеров, сколько потребуется.

— Благодарю, сэр.

Пол повесил трубку и подсчитал кое-что в уме. Для осуществления задуманного потребуется три дня, возможно, четыре. И если все пройдет как надо, то вскоре он нанесет еще один визит в комплекс «Генады».

И тогда он наверняка найдет куда больше, чем пустое здание.


17 ноября. Прогулка по пляжу

Имплантация + 8 дней

Колдинг и Сара шли вдоль берега залива Рэплейе. Снег, камни и песок хрустели под ногами. Два языка земли со стороны каждого берега составляли заполненное водой «U» длиной в милю, указывающую на северо-восток — к безбрежному разливу озера Верхнее. Звезды рассыпались бриллиантовыми крошками на покрывале черного бархата.

Ему просто необходимо было хоть немного личного времени, хотя бы один час. Цзянь немного отошла после приступа паники, но еще продолжала дергаться, стрелять глазами по углам. У нее опять начались галлюцинации, хотя она отрицала это. Колдинг попросил Румкорфа чуть увеличить дозу ее лекарства.

Залив Рэплейе был в десяти милях от особняка, от ангара… от лаборатории. Сара взяла напрокат потешный «Би-ви-206», или «Надж», и они смогли ненадолго удрать от всех. Как-то трудно все складывается: эмбрион, глотающий камеру, теряющая самообладание Цзянь, неискренность Данте, Фишер, ведущий на них охоту. Но ведь оно того стоило… разве нет? Спасти миллионы жизней, избавить людей от боли, через которую прошла его жена, — разве их цель не оправдывает средства? Неделю назад он сказал бы «да». Теперь Колдинг уже не был так уверен.

Плотный ветер дул с северо-востока, теребя нейлон его черного пуховика. Пи-Джей жутко замерз. А Саре, казалось, было вполне комфортно в джинсах, свитере и ветровке.

— В тебе, наверное, есть что-то от пингвина, — проворчал он. — Я, конечно, понимаю, ты родилась в этих краях и все такое, но здесь чертовски холодно.

— В принципе, тридцать два градуса — точка замерзания.[29 - По шкале Фаренгейта.] А сейчас по меньшей мере сорок пять. Весна прямо.

Колдинг улыбнулся и покачал головой, подумав, каково ей будет в знойный летний день в Атланте.

— Так что пользуйся теплым деньком, пока можно. На этом острове с декабря до февраля обычно стоят морозы.

Колдинга передернуло от ее слов.

— Нерадостная перспектива. Мне этого хватило и на Баффиновой Земле.

— Ну, ты сравнил, Пидж. Зато здесь так красиво. Именно сюда еще с пятидесятых годов приезжали расслабляться сливки общества, к тому же тебе платят за пребывание здесь. Знаешь, сколько стоит ночка на таком вот курорте?

— Да мы же черт-те где. Я бы гроша ломаного не отдал.

Сара закатила глаза.

— Вот в этом ты весь, Пидж. Последний из жмотов-романтиков.

Колдинг остановился и взглянул на Сару. Ее короткие светлые волосы трепал ветер. Она обладала красотой, которой он не встречал ни в одной другой женщине, даже в Клариссе. Даже когда Сара щурилась от сильного ветра, он ловил себя на том, что любуется ее морщинками от смеха в уголках глаз.

Она повернулась, встретилась с его взглядом и улыбнулась.

— Я решила простить тебя за то, что ты был мерзким гаденышем.

— Спасибо, хорошая новость.

— Ага. Только все равно ты мне еще должен.

— Да?

— Да. По полной программе.

— Понятно. Вот только не знаю, как же мне к тебе подлизаться…

Она усмехнулась.

— В «Надже» есть печка. А прикольно будет использовать любимую машинку Клейтона… не совсем по назначению, а?

Он почувствовал холодок в груди, тотчас сменившийся жаркой вибрацией, достигшей кончиков пальцев и пяток. В «Надже»?

— Ух… — проронил он.

Сара взяла его за руку и повела к раскрашенной под зебру машине.


18 ноября. У нас заканчивается время

Имплантация + 9 дней

Пи-Джей Колдинг понял: он сказал что-то очень-очень не то. Но не знал, что именно.

Данте смотрел на него с экрана терминала, щурясь от едва сдерживаемой ярости.

— Даже не верится, что вы настолько глупы.

— Но я не понимаю, — он всего лишь доложил о новостях работы группы Румкорфа. — Все идет даже лучше, чем мы предполагали. Вскрытия показали невероятный, здоровый рост.

Данте помотал головой так, будто услышал нечто настолько глупое, что едва заслуживает ответа:

— Вы же умный человек. Или я, по крайней мере, так думал. Интересно, хватит ли вам ума догадаться, какое слово в вашем предложении взбесило меня.

Колдинг лихорадочно соображал.

— Я… я по-прежнему не могу понять…

— «Вскрытия»! — проорал Данте. Каждый произнесенный слог он сопровождал ударом кулаком по столу. — Вскры… мать вашу… ти… я!

— Но, сэр, после того как первый эмбрион атаковал оптоволоконную камеру, вынашивающая его корова…

— Неожиданно выкинула, уже знаю. И разумеется, вы произвели аутопсию того эмбриона, идиот. Но скольких еще вы убили?

«Убили»… В применении к лабораторным животным?

— Двух, — ответил Колдинг. — Они росли слишком быстро, и Клаус хотел правильно задокументировать их развитие.

— Мне не нужно документирование! — тоненькая ниточка слюны повисла с нижней губы Данте и болталась. — Мне нужны живые животные! И что вы такого непонятного услышали во фразе «у нас заканчивается время»?

— Данте, вскрытия жизненно необходимы для долговременного, перспективного успеха нашего проекта. Предназначение этих животных — комплектовать совместимые с человеческим организмом органы. Если родятся животные с органами, имеющими какой-то врожденный дефект, Цзянь понадобятся все мыслимые данные, чтобы выяснить, где, на какой стадии развития проявляется этот дефект. Что будет, если проблемы всплывут позже?

— А что будет, если этого «позже» не будет? — Данте встал и наклонился к камере. Его лицо заполнило весь экран.

Колдинг невольно вспомнил эмбриона предка, бросившегося на видеокамеру.

— Мы не можем рисковать ни одним из них, — сказал Данте. — Нам нужно хотя бы одно живое существо, чтобы получить мировую поддержку и вынудить Фишера отвязаться к чертям собачьим. — Данте моргнул несколько раз и вновь опустился в кресло. Тыльной стороной ладони он вытер губы, смахнув струйку слюны.

И больше ни слова о Фишере. То ли Данте был с ним неискренен, то ли что-то изменилось.

— Данте, дайте мне переговорить с Фишером. Я его знаю. Я могу сказать ему, как близки мы к успеху, и сбавлю ему обороты.

— Категорическое «нет». Я не дам ему шанса обнаружить проект.

— Но, сэр, мы…

— Нет! Он не может найти Черный Маниту. Фишер знает о Хёль. Ваше дело заботиться о проекте, я же позабочусь обо всем остальном. И хочу, чтобы вы себе уяснили вот что, — Данте снова вырос во весь экран, выпучив фиалковые глаза, — больше… никаких… вскрытий. Не сметь убивать ни единого эмбриона, по любой причине. Вы поняли?

Колдинг кивнул.

Данте разорвал связь, не добавив больше ни слова. На экране неторопливо закрутился логотип «Генады».

Колдинг подумал о реакции Данте. Этот человек был всегда так выдержан, но сегодня сорвался. Просто потерял самообладание и, возможно, сказал вещи, которые говорить не хотел. «Фишер знает о Хёль». Конечно, Фишер знал о ней — она же была его агентом. Если только…

Если только Фишер не узнал, что Хёль… мертва. А если она мертва, существовал лишь один человек, имевший возможность убить ее до того, как Фишер смог бы обеспечить ей безопасность.

Магнус Пальоне.

Но это было всего лишь предположение, к тому же притянутое за уши. Слава богу, Магнус был очень далеко, в штаб-квартире Манитобы.

И пока он остается там, все пройдет просто замечательно.


19 ноября. «Молли Макбаттер»

Имплантация + 10 дней

В кабине С-5 Сара Пьюринэм насвистывала мелодию песенки Наджента, пробегая глазами перечень работ по техобслуживанию. Она и Алонсо делали еженедельную комплексную проверку систем управления и контроля. Пара компонентов требовала доработки, но в целом состояние Большого Фреда надежно. Даже на военной базе, полной техников, обслуживание этих самолетов было кошмаром. А здесь? Уверенность в готовности вылететь в любой момент стоила полноценного рабочего дня.

— Со, связь проверял?

Алонсо кивнул.

— Да, умница. И она была прекрасной. Такой же, как пять минут назад — когда ты спрашивала меня о том же.

А, точно. Она уже спрашивала.

Алонсо опустил планшет на колени и взглянул на Сару:

— Не знай я тебя лучше, я бы поклялся, что кто-то тебя от души поимел.

Сара схватила свой планшет и хлопнула Алонсо по макушке. Он дернулся и захохотал, потирая место удара.

— Ох! А ты, похоже, и не отрицаешь.

Она пожала плечами. Раз Со уже все вычислил, какой смысл врать ему.

— Сара, а как же «чтобы я еще раз так запала на кого-нибудь»?

— Ну, я была не права. Подай на меня в суд.

Он вертел в руках планшет.

— Просто… Понимаешь, плевать, с кем ты там разминаешься, но мы уже видели, как у тебя все валилось из рук, когда вы с Колдингом собачились последний раз.

— А теперь все по-другому.

Так оно и было: по-другому. Но беспокойство Алонсо заставило взглянуть на все его глазами. Сара действительно ненавидела Колдинга. А сейчас? Почему она так переменилась к нему всего за пару дней?

— Ладно, у тебя своя голова на плечах, — сказал Алонсо. — Я в том смысле, чтоб ты ею думала.

Сара закатила глаза.

— Слушай, меня достал твой словесный понос. Я иду проверять системы ангара. Вы, юноша, остаетесь здесь и хорошенько подумаете над тем, что тут наговорили, и пусть вам будет стыдно.

Она встала и повернулась. Алонсо поднял руку и улыбнулся Сара хлопнула его ладонь своей. Со поддержал ее, но в беспокойстве друга она видела смысл. Видела разумом, но не сердцем.

«Ты в такой беде, девушка. Ты летишь в пропасть и знаешь это».

Ничего поделать с собой она не могла. Подумать только: причиной того, что он ни разу не позвонил ей, Колдинг назвал горе по умершей жене. Печально и так трогательно романтично, с ума сойти можно.

Сара спустилась на первую палубу, где работали с коровами Цзянь, Румкорф и Тим.

— Доброе утро, — с приветливой улыбкой поздоровалась Цзянь. Она стояла в крайнем стойле номер 25, занималась коровой… ага, значит, «коровой-25». Блестящие черные волосы женщины были в беспорядке. Колдинг рассказал Саре об инциденте с эмбрионом, о нервном срыве Цзянь, о том, как она рвала на себе волосы…

— Доброе утро, Цзянь. Как вы?

Та помахала рукой. «Отлично», — говорил ее жест. Она вернулась к работе.

Сара пересекла проход почесать нос корове с биркой в ухе «А-34». Это было крупное животное. Черт, да они все здесь большие. В Саре пять футов десять дюймов росту, а глаза коров, когда они поднимали головы, приходились на одном уровне с ее глазами. «Тридцать четвертая» — белоголовая с черным пятном вокруг правого глаза. Она напомнила Саре собаку Питэй из старого телесериала «Пострелята». Сара почесала корове нос в широкой костистой части. Глаза животного сузились от удовольствия. Корова ткнулась ей в руку, ее шея такая сильная и голова такая большая, что Сара, запнувшись, отступила на шаг.

— Эй, ты что, тихо, милая, — со смехом проговорила Сара. — Не жадничай, а то затопчешь.

Тим поднял глаза от своей терпеливой пациентки.

— А не пошла бы ты, а? Мы тут вообще-то работаем.

Саре будто пощечину дали. Она же зашла просто поздороваться. Прежде чем она успела ответить, Цзянь, шаркая ногами, вышла из стойла номер двадцать пять и хмуро взглянула на Тима.

— Сара может пойти туда, куда захочет, — сказала она холодно. — А ты захлопни пасть, а не то ее захлопну я.

Тим неторопливо поморгал. Знай Сара наверняка, она бы поклялась, что Фили был пьян.

— Ну-ну, — ответил Тим. — У кого у нас сегодня крыша съехала?

Цзянь сощурилась на него:

— И что это значит?

— Значит, что ты ку-ку, — сказал Тим. — Могу перевести на английский. Ты дура сумасшедшая.

— Фили! — рявкнул Румкорф. — Прекратите.

— Отвянь, — огрызнулся Тим. — Меня достала твоя мерзкая маленькая нацистская пасть.

Румкорф помедлил, открыл было рот что-то сказать, закрыл его, затем открыл снова:

— Ты угрожаешь мне физической расправой?

Тим помотал головой.

— Нет, я сказал, что меня достала твоя нацистская пасть. Это заявление о предпочтении. Однако больше всего мне хочется задрать ногу над твоей задницей так высоко, чтоб ты мог понюхать мои пальцы. Вот это, чтоб тебе было понятно, и есть угроза физической расправы.

Румкорф моргал. Тим не отрываясь смотрел на него. Цзянь и Сара переводили взгляд с одного на другого. Сара чувствовала: она должна что-то сделать, чтобы разрядить обстановку.

— Цзянь, у тебя листочка бумаги не найдется? — спросила она.

Китаянка секунду помедлила, затем сделала, о чем ее просили. Сара схватила черный несмываемый маркер и написала что-то на листе.

Цзянь прочла и прикрыла рот ладонью, пытаясь скрыть смешок. Затем взяла моток скотча, вытянула небольшую полоску и прилепила листок к стойлу. Аккуратными печатными буквами на нем красовалось: «Молли Бакбаттер».[30 - Известная марка обезжиренного коровьего масла и сыра.]

— Им нужно дать клички, — пояснила Сара. — Ну что это за имя — «Номер тридцать четыре»? Отныне она зовется Молли Макбаттер.

Румкорф взялся было протестовать, но Цзянь схватила маркер и второй лист бумаги. С чуть ли не детским ликованием она написала кличку и приклеила ее к сорок третьему стойлу. Здесь обитала корова с абсолютно белой головой — единственная белоголовая во всем стаде: естественно, ее назвали Бетти.

Румкорф вздохнул, пожал плечами.

— Ну, и ладно. Надеюсь, вреда от этого не будет.

— Просто отложим на потом, — сказал Тим. — Вот что будет.

Сара умоляюще посмотрела на него. Тим взглянул на нее в ответ и чуть закатил глаза:

— Отложим, короче, если не назовете одну Сэр-Мычит-Помногу. И тогда мы все в шоколаде.

Цзянь взяла третий лист.

— Как по буквам «мычитпамногу»?

Сара улыбнулась и подмигнула Тиму; он улыбнулся в ответ, затем продиктовал Цзянь слово по буквам.


20 ноября. Паяльная лампа

Имплантация + 11 дней

— Что значит «он здесь»?

Секретарь повторила сообщение. Желудок Данте Пальоне опять ухнул — на этот раз еще ниже, чем в первый.

— Скажите Магнусу, пусть проходит в мой кабинет, быстрее.

Данте откинулся на спинку кресла. Ладони описали круги по холодному мрамору столешницы. Дело плохо.

Кабинет Магнуса был рядом. Он появился почти сразу, крупное тело беззвучно скользнуло за дверь:

— Звали, о повелитель?

— Фишер, — проговорил Данте. — Он здесь.

Магнус застыл на месте. Секунду, казалось, переваривал информацию, затем пожал плечами:

— Мог бы и позвонить сначала, только ты, наверное, не стал бы торопиться назначать ему встречу. Расслабься, братишка, справимся.

Магнус опустился в одно из двух кресел по другую сторону стола. Как он может быть так чертовски спокоен?

— Фермерша не звонила? — спросил Данте. — Тоже могла бы предупредить о приходе Фишера.

— Знала бы — предупредила, — сказал Магнус. — Фишер, наверное, решил не информировать никого о своих передвижениях. Знает, что кто-то перехватывает его сообщения, вот и перестал их рассылать.

— На что он еще мог сподобиться, о чем мы не знаем?

— Надеюсь, сейчас выясним, — пожал плечами Магнус.

Через несколько секунд порог кабинета переступил полковник Фишер. Он пришел не один. Его сопровождали двое мужчин в форме вооруженных сил Канады, а также трое в гражданском. Фуражку Фишер держал под мышкой. В другой руке он нес кожаный рюкзак с открытым верхом.

— Полковник Фишер, это недопустимо, — с ходу заявил Данте. Если вы явились затем, чтобы продолжить свою охоту на ведьм против «Генады», могу вас уверить: вы доставите потрясающее удовольствие нашим адвокатам.

— Я ненадолго, — ответил Фишер. — И давайте сразу к делу. Где Клаус Румкорф, Лю Цзянь Дэн, Тим Фили и Патрик Джеймс Колдинг?

— В бегах, — ответил Магнус. — По слухам, некие экотеррористы угрожают их убить. Мы обязаны защищать своих людей.

Фишер смотрел на Магнуса сверху вниз.

— Защищать? Как вы защитили Эрику Хёль?

— Печальный факт, — сказал Магнус. — Мы спасли четверых из пяти. А вы, американцы, конечно, раструбите, будто ухлопали восемьсот?

— Магнус, — подал голос Данте. — Дай-ка я.

Магнус кивнул, но глаз с Фишера не сводил. Пол повернулся лицом к старшему из братьев Пальоне.

— Полковник, — сказал Данте, — я прошу вас уйти.

— Позвольте сначала доходчиво объяснить, — сказал Фишер. — Канадское правительство, правительства США и некоторых других стран взаимодействуют с целью заморозить активы «Генады».

Желудок Данте будто перекувырнулся, и он почувствовал уже знакомую щемящую боль в груди. Он знал, что этот день настанет.

— Нет у вас такого международного рычага воздействия, Фишер. Вы не можете заморозить наши активы.

— Не все, но можем, — ответил Фишер. — Швейцария и Каймановы острова пока в процессе, но к концу дня решение будет принято. И вы ошибаетесь. После инцидента в «Новозиме» у меня есть этот международный рычаг. Даже китайцы.

Фишер сделал паузу, подвесив последнее слово в воздухе. У Данте пересохло во рту.

— Я не оратор, Данте, так что скажу просто. Мы в курсе, что вы продолжаете исследование, несущее потенциальную угрозу человечеству. Вы думали, что можете вести его, несмотря на требования G8 прекратить работы. Вы известны своими находчивыми деловыми решениями, но это решение просто глупо.

Магнус подался вперед:

— Вы называете моего брата глупцом?

— Какая проницательность, — сказал Фишер. — Канадское правительство расследует убийство Эрики Хёль. Румкорф, Фили, Колдинг и Лю Цзянь Дэн официально признаны главными подозреваемыми. И все четверо объявлены в розыск по обвинению в тяжких убийствах нескольких лиц.

Данте посмотрел на Магнуса, затем вновь на Фишера.

— «Нескольких»? О чем это вы, черт побери?

Фишер сунул руку в свой кожаный рюкзачок, достал манильскую папку и выложил на стол перед Данте.

— Российские власти опознали труп Джейн Доу по ДНК, соответствующей ДНК пропавшей женщины. Эта пропавшая женщина была Галиной Порисковой, бывшей сотрудницей «Генады». И хотя ее останки претерпели сильное разложение, русские утверждают, что тело было подвергнуто сожжению интенсивным пламенем. Предположительно, паяльной лампой. Это утверждение основано на том факте, что в некоторых местах сожжены кости. Также у нее был отрезан правый мизинец. Галина Порискова намеревалась прикрыть «Генаду», Данте, но была замучена до смерти. Послушайте, вы и я оба знаем, кто сделал это, но Цзянь, Румкорф и Колдинг — официальные подозреваемые. Счета «Генады» заморожены в связи с тем, как ваш брат только что предположил, — что вы укрываете подозреваемых.

Магнус улыбнулся. Данте узнал редкое выражение на лице брата — уважение.

— Полковник Фишер, — сказал Данте. — Я уверяю вас, что…

— Бросьте, — сказал Фишер. — По состоянию на настоящий момент «Генада» закрыта.

Он вытащил другую папку из рюкзака и бросил ее на заключение об убийстве Галины.

— Здесь то, что нам известно о вашем С-5. Блестящая работа, признаю. Нам нужна ваша летающая лаборатория, все материалы вашего исследования и ваши сотрудники. И хотя у меня большое желание видеть вас и вашего психованного брата за решеткой, моя миссия — найти Румкорфа и остальных. Если мы найдем их, значит, «Генада» больше не укрывает беглецов. Ваши счета разморозят, — полковник выложил на стол визитку. — Захотите со мной связаться, здесь мой номер. В противном случае — удачи вам во взаимоотношениях с Канадской королевской конной полицией.

Фишер развернулся и вышел из кабинета, чуть прихрамывая. Остальные последовали за ним.

Магнус сидел молча. Данте оттолкнул в сторону папку С-5 и раскрыл заключение об убийстве Галины. Там были фотографии. Боль в груди усилилась, стала резче.

— Магнус… как ты мог?

— Она была угрозой.

Угрозой. А еще она была человеком. Плоть обожжена до кости. В какое животное превратился брат?

— Да ничего мне не сделают, — сказал Магнус. — Данте, я здесь, чтобы защищать тебя.

— Такая защита нам не нужна. Надо озадачить наших адвокатов, чтобы занялись этим немедля.

— Да брось, Данте, — махнул рукой Магнус. — Адвокатов? Что, по-твоему, они в состоянии сделать против бюрократов стран свободного мира?

— Но надо же делать хоть что-нибудь.

— Надо ли? А не проще будет, если Фишер просто… исчезнет?

Данте посмотрел в холодные глаза брата. Ничего более радикального Магнус придумать не мог. Это даже вменяемым трудно назвать.

Затем Данте вновь опустил глаза на фотографии и подумал: а был ли когда-нибудь Магнус нормальным?

— Ты не сделаешь ничего, — сказал Данте. — Слышишь меня? Ничего! Я займусь этим. Все, что нам надо, — живое животное. Как только мы его получим, мы все обнародуем. И нас оставят в покое. У них не поднимется рука на компанию, способную спасти миллионы жизней. И кстати, Магнус, ты нужен мне на Черном Маниту. Ты должен убедиться, что там порядок.

Магнус несколько секунд молча смотрел на брата.

— Хочешь убрать меня с дороги?

— Нет, дело в другом, — ответил Данте, но оба поняли, что дело именно в этом. — Проект — наша единственная надежда. Если с этим циклом эмбрионов не получится, на второй денег нам взять неоткуда. Я велел Колдингу не сметь убивать ни единого эмбриона, ни по какой причине — а ты проконтролируешь, чтобы он выполнил мой приказ. Ты также должен убедиться, что остров «на замке». Если кто-то сбежит и попадется Фишеру, он найдет Черный Маниту, и тогда всему конец. Ты можешь это сделать, Магнус? Ты можешь это сделать для меня?

Магнус моргнул, и взгляд его чуть смягчился.

— Черт, ну, ты мастер, братец. Разумом-то я ухватываю все, что ты делаешь, но когда ты так складно излагаешь — сердце велит повиноваться.

— Едешь?

— Да, — кивнул он. — Прямо сейчас позвоню Бобби, и вылетаем. На Черном Маниту буду завтра утром. Будь добр, позвони Колдингу и дай ему знать, чтоб несколько дней подежурил за Энди.

Магнус повернулся и вышел.

Данте сделал несколько неторопливых и глубоких вдохов и выдохов, пока боль в груди не стала стихать. Колдинг не обрадуется прилету Магнуса на Черный Маниту, но это было не самым плохим.


22 ноября. Жаркий вечер

Имплантация + 13 дней

Тихо спускаясь по ступеням к подвалу, Сара оглянулась. Никого. Она подошла к двери поста охраны, набрала суперсекретный код и скользнула внутрь. Колдинг сидел за мониторами, ноги забросив на стол, толстая пачка бумаг в руке. Лицо его осветилось, как только он увидел Сару. Какая улыбка! Пропал парень.

— Привет, — сказал он. — Кто-нибудь видел, как ты вошла?

Она покачала головой.

— От хвоста я, кажется, оторвалась, мистер Бонд.

— Да ладно тебе. Не хочу, чтобы Магнус пронюхал о нас. Формально я ведь твой начальник.

— Значит, можешь распоряжаться мной в любое время, — Сара подошла к столу, прижалась к нему и погладила по голове. — Я спустилась сюда получить немного тайной любви. А ты чем тут занимаешься? Разве это не входит в обязанности Энди или Гюнтера?

Колдинг покачал головой.

— Только до того момента, как Бобби вчера десантировал Магнуса. А Магнус, похоже, предпочитает компанию Энди, так что эти двое или гоняют на снегоходах, или накачиваются в гостиной.

— Внезапное изменение в иерархии? Энди, наверное, рад до чертиков.

— Ну да. Бродит вокруг, как кот, замучивший канарейку. Но и в этом есть свой плюс. Я не могу присматривать за Цзянь так плотно, как хотел бы, зато наблюдаю за ней по лабораторным камерам. Ну, и пытаюсь читать — урывками.

Стопка бумаг в руке напоминала рукопись. Заголовок вверху — «Жаркий вечер. Гюнтер Джонс».

— Ух ты! Это ж тот дурацкий вампирский роман Гюнтера?

Он кивнул.

— Тот самый; только, знаешь, оказалось, не такой уж дурацкий. Не шедевр, конечно, но честно скажу, не оторваться. А первый я уже прочел — «Жаркие сумерки».

Колдинг осторожно положил пачку страниц, затем потянулся к полке и взял другу пухлую пачку.

— Держи, — он протянул рукопись Саре. — «Жаркие сумерки», первая книга серии.

— Так ты серьезно? По-твоему, стоит?

— Я, во всяком случае, подсел на нее. Сам себе удивился, но очень хочу выяснить, как Маргарита управится с Каунт Дарконом. — Он замолчал и просто смотрел на нее, будто прикидывая некие варианты.

— Что? — спросила Сара. — У меня козявка под носом или что-то еще?

Колдинг улыбнулся и покачал головой.

— Нет, козявок нет. Просто я… По-моему, ты должна знать, что происходит с зародышами. Не думаю, что это так уж серьезно, но тебе надо знать. Только обещай мне, что не расскажешь экипажу.

— А почему я не должна им говорить?

— Потому, что ты этого не должна знать, — ответил Колдинг. — Мне нравятся твои ребята, но пойми меня правильно: если Миллер и Каппи начнут болтать и Магнус поймет, что они в курсе, по шапке получу я, и тогда…

— И что тогда?

— Да так, ничего. Просто считаю, что тебе такое давление ни к чему.

Сара никогда ничего не скрывала от своего экипажа, но доверяла Пи-Джею.

— Хорошо. Обещаю.

Она ждала. Наконец он заговорил и поведал о том, что происходило на борту ее самолета, что росло в коровьих утробах.

Это встревожило ее, но ненадолго.


24 ноября. Ну и рожа!

Имплантация +15 дней

Колдинг вошел в гостиную, зная, что увидит ставшую привычной за последние три дня картину: Магнус и Энди наливаются до потери пульса. Разумеется, ничего не изменилось.

Магнус развалился на одном из коричневых кожаных кресел. В левой руке он держал стакан с янтарной жидкостью и льдом. Полупустая бутылка «Юкон Джека» стояла перед ним на столе из красного дерева. Рядом с бутылкой лежал пульт от плоского телевизора гостиной.

Справа от Пальоне сидел в кресле Энди «Отморозок» Кростуэйт: башмаки скинуты, ноги в белых носках отдыхают на кофейном столике, в руке пиво «Роллинг Рок», самодовольная улыбка кривит губы.

— Колдинг, — сказал Магнус. — Готовы доложить?

Пи-Джей почувствовал, как начало гореть лицо. Каждый день он обязан стоять перед Магнусом и докладывать. Колдинг подозревал, что ежедневное шоу — идея Энди, нечто вроде мести за то, что пришлось подчиниться тогда, на Баффиновой Земле.

— За время вахты замечаний по охране не было, — сказал Колдинг. — Что-то еще?

Магнус сделал намеренно неторопливый глоток.

— Да, две вещи. Как успехи в лаборатории?

— Лучше не бывает. Тим прикинул, что все эмбрионы уже более сотни фунтов. Пару минут назад я связывался с Румкорфом — он сказал, примерно через неделю можем попробовать кесарево.

Магнус вздернул брови. Он посмотрел на Энди — тот пожал плечами и отхлебнул пива. Пальоне вернул взгляд Колдингу:

— Позвольте мне убедиться, правильно ли я понял. Кесарево — в смысле вы их выпотрошите и предкам будет дана жизнь?

— Будем надеяться, что так.

— Значит, это уже больше не гипотетически? Вы уверяете, что мы фактически сделали это?

— Если эмбрионы выживут в течение следующей недели — да, мы сделали это. Если нет — тогда Цзянь и Румкорф модифицируют геном. Но на этот раз мы подошли настолько близко, что вопрос стоит не «если», а «когда».

Магнус отпил еще и улыбнулся:

— Мой брат сделал это. — Он осушил стакан одним глотком, взял бутылку и налил себе еще.

— Вы сказали «две вещи», — напомнил Колдинг. — Какая вторая?

— Как поживает Цзянь, Колдинг?

Пи-Джей почувствовал холодок страха.

— Отлично поживает.

Улыбка Энди расползлась шире.

— А вот Энди мне другое рассказывает, — продолжил Магнус. — Он говорит, что она… какой восхитительный коллоквиализм ты употребил, Энди?

— Дурнее клоповьей какашки на горелом тосте.

Магнус показал на Энди и изобразил пальцами спускаемый курок.

— Во, точно. «Дурнее клоповьей какашки на горелом тосте». Странно, я здесь уже четыре дня, а вы мне так и не доложили. Я предоставил вам уйму времени. Я даже назначил вам определенный час для доклада, чтобы вы держали меня в курсе дел, но вы как будто не желаете быть откровенным со своим боссом. Почему так, Бубба?

Колдинг пожал плечами и посмотрел в большое окно на раскинувшийся простор озера Верхнее. Что еще известно Энди? Знает ли он, что у Цзянь снова начались галлюцинации?

— У Цзянь есть кое-какие личные проблемы, но это цена, которую мы платим за сотрудничество с гением.

— Согласен, — кивнул Магнус, — с гением. А гений заслуживает доверия? Не может так случиться, что ее вдруг одолеет ностальгия и она попытается махнуть на материк?

Теперь Колдинг понял, что беспокоило Магнуса. Сумасшедшая Цзянь непредсказуема и может выкинуть что угодно, включая попытку контакта с внешним миром.

— Она в порядке, — сказал Пи-Джей. — Поверьте мне.

Магнус пристально посмотрел на него и ничего не сказал. Колдингу стоило максимума усилий, чтобы не отвернуться и выдержать взгляд этих холодных фиалковых глаз.

— Ладно, Бубба, поверю на слово, — Магнус отвернулся взглянуть на венецианское окно. Колдинг понял, что может идти. Он уже шагнул к выходу из гостиной, когда голос Магнуса остановил его.

— Ах да, Бубба, еще кое-что.

Колдинг остановился и повернулся:

— Да?

— Как супервайзер «Генады», полагаете, это мудро — спать с наемной работницей?

Магнус знал. Колдинг посмотрел на Энди — тот лишь продолжал ухмыляться.

— Я-то поначалу принял Сару за лесбиянку, — подал голос Энди. — Но, блин, эта курочка любит петушка, а, Колдинг?

Магнус взял со стола пульт. Темный экран телевизора проснулся к жизни призрачно-зеленоватой картинкой с камеры ночного видения. Постель Сары, Колдинг на спине, Сара на нем — наездница.

Колдинг почувствовал, как пальцы сжимаются в кулаки.

Магнус поднял стакан, салютуя экрану.

— Впечатляет. Конечно, «разве может быть много слишком хорошего»?[31 - В. Шекспир. «Как вам это понравится», акт IV, сцена 1.]

Колдинг сжал зубы:

— Я же приказал выключить камеры комнат.

— Да ну? — сказал Энди. — Мне, наверное, не передали. Блин, какие же сиськи у этой сучки…

Волна ярости захлестнула Колдинга, угрожая выплеснуться наружу. Лишь однажды в жизни он хотел убить человека — в тот день, когда бросился на Пола Фишера. Нет, надо успокоиться, чтобы ясно мыслить. Этот треугольник Эрика — Клаус — Галина едва не уничтожил проект. Магнусу может не понравиться любовная связь Колдинга и Сары. Если Эрику Хёль убил Магнус, он без сожаления расправится и с Сарой Пьюринэм.

Магнус нажал на копку паузы: на стоп-кадре Сара откинулась далеко назад, уперев руки на кровать за спиной, груди отчетливо выделились. За ее плечом Колдинг видел свои собственные глаза, крепко зажмуренные в экстазе, рот — комбинация улыбки и оскала.

— Эй, Колдинг, — сказал Энди. — Ну, мужик, у тебя там и рожа. Клевая.

Магнус покачал головой:

— Я полагал, вы честный парень, Бубба. Тесная дружба с подчиненным запрещена.

— Какая жалость… Вы теперь на меня рапорт напишете? В личное дело вкатаете? — Колдинг посмотрел на стену, всем видом пытаясь изобразить скуку. — Чего вы хотите, Магнус?

— Хочу знать, является ли Сара Пьюринэм вашей подружкой.

— Я сплю с ней. И что? — Собственные слова казались ему такими слабыми.

— И только, Бубба? Всего лишь «сплю»?

Колдинг пожал плечами:

— Это противоречит правилам компании?

Магнус рассмеялся:

— Не противоречит букве закона, но ведь вы ее начальник.

Колдинг решил прикинуться стереотипным свинтусом — убедить Пальоне, что ему плевать на Сару.

— То есть вы приказываете прекратить спать с ней?

— Не надо волноваться, Бубба. Я просто хочу убедиться, не влюбились ли вы — что может отрицательно сказаться на независимости вашего решения.

— В этом плане можете не беспокоиться, — сказал Колдинг.

— Значит, — подытожил Магнус, — Сара для вас — всего лишь шлюха?

— Да какие вопросы, она же трахается как шлюха, — сказал Энди. — Где, по-вашему, она научилась так «работать»?

— Вот именно, где? — подхватил Магнус. — А свою киску она каждому дает?

Энди рассмеялся.

— Не каждому. Мне, например, не даст.

— Неудивительно, — сказал Колдинг. — Ей неинтересна бесконечно малая величина твоего члена, коротышка.

Смех Энди тотчас увял.

Магнус хмыкнул и повернулся к Энди:

— «Бесконечно малая величина члена». Если сказанное за рамками твоего лексикона, поясню: это оскорбление. Ты собираешься это так оставить?

Энди встал и откатил в сторону бутылку с пивом по столу — она упала, проливая содержимое на безукоризненно чистый ковер Клейтона.

— Твою мать, Колдинг, сейчас ты у меня получишь.

— Сядь, Энди.

Энди взглянул на Магнуса, затем вновь перевел взгляд на Колдинга.

— Но ты же сказал…

— Сядь! — гаркнул Магнус так громко, что Колдинг вздрогнул. Энди сел.

Магнус насмешливо отсалютовал стаканом Колдингу.

— Трахайте, кого хочется, Бубба, главное — делайте свою работу. Но помните: некоторых Купидон убивает стрелами, некоторых — ловит силками.

Он проговорил это так, что у Колдинга кровь застыла в жилах.

— Купидон? Магнус, при всем моем уважении, я не понимаю, о чем вы.

Вновь эта полуулыбка.

— Вы в Америке в школе Шекспира не проходили?

— Нет вроде… Я по литературе не очень…

Магнус едва заметно кивнул, будто это заявление ответило на его давнишний вопрос.

— Можете идти. Уверен, вам есть чем — или кем — заняться.

Колдинг вышел из гостиной. Мало того, что проблем личного характера у него добавилось, он выпустил из внимания свою главную обязанность — Цзянь. Магнус наблюдал за ней. Колдинг обязан был убедиться, что женщина получает необходимую помощь. А Румкорф должен определить дозу лекарства Цзянь, причем сделать это немедленно.


24 ноября. Вы же понимаете

Имплантация + 15 дней

Снег не принес мощный шторм с яростными порывами ветра — он просто пошел. Дюйм здесь, еще пару за ночь — там: не плотные заряды, а легкий снежок, но неустанно: каждый день на протяжении последних недель. Только сейчас Колдинг по-настоящему заметил, что все вокруг погребено под белым одеялом в полфута.

А хлопья продолжали падать.

Он стоял у самой воды, наблюдая, как Клаус Румкорф пытается запускать «блинчики». Позади над ними раскинулось широкое заднее крыльцо особняка. Перед ними — вода, белые барашки и глыба Лошадиной головы.

Румкорф подобрал у края воды плоский камень. Голыш дважды выскальзывал из его одетой в перчатку руки, прежде чем Клаус успевал ухватить его перед замахом. Камень подскочил лишь раз и врезался в трехфутовую волну.

— Вода должна быть поспокойней, — заметил Колдинг.

— А сейчас вы физик, да?

— Бросьте, док. Давайте поговорим. Мы должны помочь Цзянь.

Румкорф пожал плечами:

— Нагрузки и стресс обостряют ее симптомы, и мы, как говорится, под прицелом. Единственное, что мы можем для нее сделать, мы делаем.

— Ваш ответ — отмазка, и вы это прекрасно знаете.

Румкорф продолжал пристально смотреть на воду, словно пытаясь приглядеться к Лошадиной голове ярдах в двухстах от берега.

— Несколько месяцев у нее все было хорошо, — продолжил Колдинг. — А сейчас она бьется изо всех сил. Галлюцинирует. Мы должны остановить это, прежде чем она вновь попытается наложить на себя руки.

— Я увеличил ей дозу.

Румкорф пытался поднять другой камень, но тот все время вываливался из толстенной черной, слишком большой перчатки. После третьей попытки он сдался и просто стоял, выпрямившись и глядя на неспокойную воду.

Что-то здесь было не так. Румкорф — практичный мечтатель, педант, но ничто в этом проекте не происходило без гения Цзянь. И тем не менее доктор, казалось, нисколько не обеспокоен тем, что ее биохимия изменилась, а ему, возможно, придется поднапрячься и найти новое эффективное лекарство.

— Надо будет, я вызову сюда еще кого-нибудь, другого врача, который сможет ей помочь, — сказал Колдинг.

Неожиданно Румкорфа охватило такое беспокойство, что, образно говоря, было едва ли на пару градусов ниже паники:

— Если вызовете сюда другого врача или отвезете ее на материк, американцы могут найти нас и закрыть проект.

Колдинг поднял вверх обе руки в перчатках, ладонями вверх:

— Если вы не можете помочь ей, чего вы хотите от меня?

— Занимайтесь своей работой! — закричал Румкорф. — Охраняйте нас, охраняйте нашу тайну, пока я не закончу свою работу. Обязанность Цзянь — помогать мне создавать предка, что она в настоящее время с успехом и делает, так что, может, нам просто надо стойко переносить превратности судьбы.

Этому болвану Цзянь элементарно до лампочки. Его заботит только свой эксперимент.

— Вы же врач, — сказал Колдинг, — и должны помогать людям.

— Вот именно этим я и занимаюсь. Помогаю миллионам людей. А вы не заметили, Пи-Джей, что самые блестящие идеи приходят ей в голову, когда на нее «накатывает»? Это во благо. И вы, как никто, должны понимать это.

Колдинг смотрел на маленького ученого, забыв в это мгновение о холоде. Да, он понимал. Румкорфу было не до поисков нового лекарства, поскольку он знал, что нынешнее должно работать, как ему надо… если верно подобрать дозу.

— Ублюдок, — сказал Колдинг. — Так ты уменьшил дозу.

Румкорф пожал плечами и вновь принялся разглядывать Лошадиную голову.

Внезапно думать стало просто невыносимо, и Колдинг почувствовал, что хочет лишь одного — влепить Румкорфу по зубам.

— И как долго это продолжается?

— Пять недель. Так надо было — и получилось. Вы же понимаете.

Колдинг выбросил левую руку, схватил Румкорфа за загривок и подтянул маленького мужчину к себе.

— Не сметь прикасаться…

Румкорфу не удалось договорить, потому что правая рука Колдинга сомкнулась на его горле, надавив на адамово яблоко. Руками в перчатках Румкорф тщетно силился отодрать руки от горла. Еще одно воспоминание мелькнуло в голове Колдинга: как Магнус на Баффиновой Земле сжал чуть посильнее горло Энди, чтобы тот прекратил борьбу. Руки Колдинга напряглись. Он разок встряхнул Румкорфа.

Кося сквозь очки выпученными от ужаса глазами, Клаус перестал сопротивляться и замер.

— Сделай все как надо, — прошипел Колдинг. — Или я тебя сделаю.

Он оттолкнул от себя Румкорфа, может, слишком сильно — тот запнулся и упал, поскользнувшись на занесенном снегом песке. Опираясь на руку за спиной, Клаус смотрел вверх на Колдинга. Пи-Джей вдруг увидел сцену глазами Клауса: мужчина более крупный, более сильный, навис над ним, готовый нанести удар.

Здравомыслие вдруг словно вернулось к нему, а вместе с ним — сильнейшее смущение:

— Клаус… я…

— Не подходите, — сказал Клаус. — Я подправлю ее лекарство, только держитесь от меня подальше, — он неловко поднялся на ноги и побежал к ступеням особняка, обогнув Колдинга на безопасном расстоянии.

Колдинг не знал, что обеспокоило его больше — то, что он вышел из себя и поднял на Румкорфа руку или что на короткое мгновение использовал поведение Магнуса Пальоне в качестве эталона.

— Черт, — выругался он.

Колдинг подождал несколько секунд, дав фору Румкорфу, а затем пошел к ступеням крыльца.

Он навестит Цзянь, а потом поищет Сару.


25 ноября. Глупая корова

Имплантация + 16 дней

В три часа утра Цзянь вдруг обнаружила, что осталась совсем одна на верхней палубе С-5. Она похлопала глазами и взглянула на перечень работ, который вывела на экран монитора. Не может быть. Но вот же она, запись регистратора нажатий клавиатуры, который не лжет.

Только что Цзянь завершила белковый анализ. Результаты выглядели знакомо. Теперь она знала почему: она делала такой же анализ и вчера, и позавчера. Но совсем не помнила, что сделала их.

Цзянь вывела еще несколько журналов, чтобы просмотреть, чем занималась. Что-то она помнила, как делала, что-то — нет. Может, все от недосыпания? Не успевала она забыться хотя бы минут на двадцать, как к ней приходил этот уродец — зверь из ее грез.

Сегодня лекарство принес доктор Румкорф, а не мистер Фили. Румкорф сказал, что внес изменение. Ее телу понадобится какое-то время, чтобы адаптироваться к новой дозе. Дня три, может, четыре, сказал он. И уже завтра Цзянь начнет чувствовать себя лучше. Ну а когда она почувствует, что ей правда лучше, не могла бы она, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, обязательно сообщить об этом мистеру Колдингу?

Только ей не будет лучше. Врет доктор Румкорф. Ей врут все.

Не врут только цифры.

Может, из-за ее несостоятельности и появились грезы. Пауки. Крысы. Уродец. И цифры.

Движение слева. Цзянь повернулась и одновременно отступила на шаг и тут же почувствовала, как вниз по ноге устремилась струйка мочи.

Оранжевый паук.

Большой, с ее голову, глядит прямо на нее. Рука Цзянь метнулась к столу, где оставался «Доктор Пеппер». Она схватила бутылку и метнула ее — все одним стремительным движением: открытая бутылка, выбрасывая за собой хвост из коричневой жидкости и белой пены, полетела в угол.

Паук отполз с того места, где пластиковая бутылка встретилась с полом и закрутилась, расплескивая содержимое.

— Цу кай![32 - Убирайся! (кит.)] — завизжала Цзянь. — Цу кай!

Паук исчез. Наверное, пролез в какую-нибудь щель, хотя никакой щели здесь не было. Проклятые пауки.

Цифры. Она должна привести в порядок цифры, систематизировать так, чтобы предки получились нормальными.

Погоди… предки… для человеческих органов?

Вот оно! Как они могли надеяться создать животное с трансплантируемыми органами? Из коровы? Она могла им в этом лишь помочь, помочь им наладить работу всего проекта. Только им нужен другой тип хозяина — организма для развития в нем эмбрионов.

Цзянь натянула перчатки, открыла контейнер с жидким азотом и стала осторожно доставать лотки с образцами, отставляя их в сторону, пока не нашла тот, который искала. Тот, о котором никто не знал. Остальные лотки она сложила обратно, а этот, особый, взяла с собой и спустилась на лифте на пустую нижнюю палубу.

Некоторые коровы спали. Те, что бодрствовали, наблюдали за ней. У Сэра-Мычит-Помногу на голове сидела оранжевая крыса. Буренка как будто не замечала, что крыса грызет ей черно-белое ухо и красная кровь течет по гладкой широкой коровьей щеке. Корова лишь рассеянно смотрела на Цзянь.

Глупая корова.

Цзянь тихонько прошла по центральному проходу, пытаясь не обращать внимания на несколько пар глаз, провожающих ее взглядами. Она открыла шкафчики на «территории» мистера Фили. Там, в стерильной упаковке, находилось то, что ей было нужно: катетер, похожий на тонкую кухонную спринцовку.

Цзянь взяла пакет с катетером и положила его и лоток с образцом на лабораторный стол.

Трансплантация выращенного в искусственных условиях зародыша производилась доктором под контролем и управлением прибора УЗИ. Но для УЗИ требуется еще одна пара рук. У Цзянь не было другой пары рук. Очень плохо, что оранжевые пауки не могут помочь: у них их целая куча.

Придется лежать на спине, но она справится минут за пять.

И к тому же… это были ее яйцеклетки. И она вольна делать с ними все, что захочет.


25 ноября. Обоснованное беспокойство

Имплантация + 16 дней

Клаус Румкорф сидел у экрана УЗИ, дожидаясь, когда Тим закончит водить трансдюсером по брюху Молли Макбаттер. Клаус чувствовал привязанность к Молли, но лишь потому, что корова проявляла уровень интеллекта выше среднего. А еще ему нравилось, когда она тыкалась носом ему в грудь и он чесал ей за ухом (разумеется, когда никто не видел).

Цзянь, слава богу, выглядела уже гораздо лучше. Даже причесалась. Еще два, от силы три дня, и она вновь станет прежней — более или менее креативной Цзянь. Ну и хорошо, поскольку они вышли на финишную прямую. Сомнений не осталось: предки должны дожить до своевременного разрешения от бремени, и все данные указывали, что они должны пойти «на своих четырех».

Этот дебил Колдинг дал волю рукам. Да как он осмелился! Хотя Колдинг прав. По крайней мере, отчасти. Если б Цзянь убила себя, это не помогло бы проекту. Оставив за спиной самую значительную проблему, Клаус смог быть милосердным и скорректировать ее лекарство. Она по-прежнему стреляет глазами по углам, но, по его подсчетам, это поведение прекратится к концу дня.

Индикатор выполнения заполнился. На экране появилась окрашенная в золотистые тона картинка.

— Heilige scheisse,[33 - Срань господня (нем.).] — пробормотал Клаус по-немецки: слова сорвались с языка, прежде чем он понял это.

Дитя Молли проделало долгий путь с самого начала как микроскопический шарик недифференцированных клеток. Не знай Клаус, он бы определил возраст существа на экране в четыре-пять месяцев, но никак не две недели.

Цзянь заглянула к нему в экран. Затем помотала головой, словно стряхивая видение, и вновь взглянула.

— Какой-то сбой, наверное, — проговорила она. — В этом эмбрионе по меньшей мере сотня фунтов.

— Больше, — сказал Тим, выйдя из стойла Молли. — Попробуй один к тридцати.

— Нет, — сказала Цзянь. — Моя программа говорит, что предки на этом сроке должны быть не более сорока фунтов.

— Твоя программа против прибора? — усмехнулся Тим. — Думаю, прибор победит, Фрут Лупе.[34 - «Фрут Лупс» — марка готовых завтраков из хлопьев (фирма «Келлогс»).]

— Хватит обзываться, — сказал Клаус, удивившись самому себе, что вдруг решил защитить Цзянь.

— Плевать на дебильную программу Цзянь, — не унимался Тим. — Смотрите на показания прибора, блин. Сто с прицепом фунтов за две недели? Да никто на свете не растет такими темпами. Даже слон, никто!

Клаус восхищенно изумлялся жизнью, которую сотворил. Задние ноги эмбриона казались намного толще, чем по его теории. Передние выглядели тоже сильными, но были худее и длиннее, чем задние. Отсюда можно было предположить, что существо двигается, держась как бы под углом, как горилла на четырех конечностях, в противоположность горизонтальному расположению тела бегущей собаки или тигра.

Скелетная структура также демонстрировала значительный рост. Ребра выглядели очень толстыми и расширявшимися от головы до самых бедер: они росли одно напротив другого, напоминая нечто вроде внутреннего панциря.

— Док, — сказал Тим. — Что будем делать?

— Наблюдать и документировать, — ответил Клаус. — И готовиться к кесареву сечению через неделю. Возможно, раньше.

— Да я не об этом, старик. На фоне таких темпов роста на следующей неделе эти заразы наберут по триста фунтов.

Румкорф кивнул:

— Верно, а вес взрослой особи может быть четыреста, а то и пятьсот фунтов. Вы правы, внутренние органы могут оказаться слишком большими. Мы подработаем геном для второго поколения, но прямо сейчас мы можем использовать печенки, может, даже почки.

Лицо Тима пошло морщинами, будто перед ним невероятно тупой человек.

— Что? — спросил Клаус. — Какая на этот раз проблема?

— Да я не о трансплантатах и не об органах, ботаник ты чертов. — Тим взглянул на Цзянь. — Вникаешь, о чем я, Фрути Пебблс?[35 - «Фрути Пебблс» марка готовых завтраков из хлопьев (компания «Пост Сереалс»).]

— Мистер Фили, — сказал Клаус. — Я не собираюсь вам повтор…

— Хищники, — ответила Цзянь. — Зубы. Когти. Предположительно триста фунтов при рождении и, не исключено, двойное увеличение в течение нескольких дней спустя. Куда нам их девать? Чем будем кормить?

Клаус беспомощно взглянул на нее, затем повернулся посмотреть на золотистый экран рабочей станции. При помощи трэкбола он повернул изображение эмбриона, разглядывая во всех ракурсах. Зубы. Когти. Мускулы. Агрессия. Атакующий камеру, убивающий уже в материнской утробе.

— Возможно, тихо проговорил он, — ваше беспокойство обоснованно.


26 ноября. Шах и мат

Имплантация + 17 дней

Колдинг смотрел на шахматную доску и обдумывал свой следующий ход. Провалить партию он не мог, поскольку почти уже победил. Никто на проекте ни разу еще не выигрывал у Цзянь. Допустим, ее мозг работал все еще чуть заторможенно из-за уменьшения дозы лекарства, но в этой партии Колдинг одержит победу в любом случае.

Последние два дня он как мог избегал Сары. Разумеется, после того как побывал у нее в комнате и вывел из строя камеры наблюдения. Он не знал, как сказать ей, что у Энди «Отморозка» Кростуэйта есть видео ее обнаженной, занимающейся любовью.

Свою сдержанность Пи-Джей объяснил тем, что должен сосредоточить внимание на Цзянь, и в последнее время заметно сачковал от работы. Сара поняла. И Пи-Джей не лгал, поскольку на самом деле сфокусировался на Цзянь, внимательно отслеживая ее прогресс и следя за тем, чтобы Румкорф давал ей верную дозу. А заодно помногу играл с ней в шахматы.

Колдинг пошел конем и улыбнулся:

— Шах.

Цзянь безучастно смотрела в венецианское окно гостиной. Казалось, она совсем забыла о существовании Колдинга. Но выглядела намного лучше: совершенно очевидно, что верная доза работала.

— Цзянь?

Она беспрестанно крутила в руках бутылку «Доктора Пеппера», пока напиток не сделался светло-коричневым: темный карамельный оттенок смешался с белыми пузырьками, ищущими выхода. Когда она наконец откроет ее, подумал Колдинг, будет взрыв.

— Эй, девушка, обратите внимание: вам шах!

Она бросила взгляд на доску и вновь принялась крутить бутылку.

— Цзянь, поговори со мной. Что тебя гложет?

Она посмотрела на него, взгляд вновь сосредоточенный:

— Он слишком крупный.

— Я в курсе, это нормально. Гэри Дитвейлер заказал материал для мощных клеток. Через пару дней их доставят. Док сказал мне, что так мы сможем держать зверей под контролем.

Цзянь засмеялась:

— Доктор Румкорф мечтает увидеть свое имя на обложке «Таймс». Он рискнул бы всеми нами.

Колдинг думал об ограниченной дозе лекарств. Цзянь была права больше, чем она знала. Он также думал о клетках и о крохотном, кидающемся на камеру эмбрионе, разросшемся до двухсот фунтов. Или больше. Румкорф уверил его, что все будет хорошо, но заверения ученого казались ему сомнительными. Если Цзянь обеспокоена, значит, и Колдингу беспокоиться есть о чем.

— А почему зародыши настолько больше, чем вы предполагали?

Она посмотрела под ноги. Бутылка завращалась быстрее.

— Я… делала перспективные оценки, но… может, я тогда не так ясно соображала.

«Не так ясно соображала». Пи-Джей мысленно прикинул временные рамки. Цзянь пережила озарение, выдав успешный пакет данных именно тогда, когда они оставили Баффинову Землю три недели назад… Через две недели, как Румкорф начал уменьшать ей дозу.

— Цзянь, подумай, пожалуйста. Ты сказала, что делала программу для стадного животного. Послушного, порядка двухсот фунтов веса взрослой особи. Но получились предки другого веса, и это агрессивное поведение, эти… клыки.

Она подняла голову, посмотрела ему в глаза. Колдингу не удалось прочитать ее взгляд. На лице женщины он видел сомнение, смущение.

— Я думала, что программирую травоядное. А получился… хищник.

«Элементарно, Ватсон!» Травоядные не пожирают друг друга в утробе. Будь у «Генады» больше времени и ресурсов, Колдинг просто списал бы эту партию эмбрионов и заставил Цзянь начать все заново. Вот только Магнус не позволит.

— Я хочу уехать, — неожиданно проговорила она. — Хочу уехать отсюда. Если мы не остановимся, произойдет что-то очень дурное. Мы должны сообщить кому-нибудь.

У Колдинга перехватило дыхание. Он автоматически бросил взгляд на камеру в верхнем углу. На посту охраны сейчас Гюнтер. Видел он Колдинга и Цзянь здесь? Камеры не оборудованы микрофонами… но ведь он думал, что и в комнате Сары видео отключено. Кто знает, в чем он еще ошибался? А если Магнус узнает, что Цзянь ведет разговоры об отъезде?

— Цзянь, никогда больше не говори этого. Никогда даже не думай говорить такое, никому. Поняла?

— Но, мистер Колдинг, я боюсь, что я… я… — Голос ее прервался.

— Эти твои недомолвки меня очень беспокоят, Цзянь. Просто скажи, в чем дело.

Она посмотрела на шахматную фигуру в своей руке и ничего не ответила.

— Цзянь, пожалуйста, скажи. Чего ты боишься?

Глаза ее сузились. Что сейчас происходило в ее гениальной голове?

— Я делала вещи, о которых не могу вспомнить, — ответила она. — И полагаю… Я еще раз просмотрю все кодирование, может, найду что-то…

Цзянь опустила ладью на доску — на новую позицию, которая блокировала его шах. Колдинг улыбнулся и стал двигать слона на атакующую позицию, когда заметил, что своей ладьей она бьет его слона и этим ставит шах слоном его королю.

— Шах и мат в два хода, — бесцветным голосом объявила она.

— Вот черт, — обронил Колдинг.

Бутылка завращалась еще быстрее. Не говоря ни слова, Цзянь поднялась и вышла.


27 ноября. Убить их всех

Имплантация + 18 дней

С затаенным дыханием Цзянь ждала, пока Клаус Румкорф закончит читать на своем компьютере ее отчет. В лаборатории верхней палубы они были одни. Она чувствовала себя лучше, но не в те моменты, когда поблизости находился Клаус. Его присутствие будило стресс: она становилась нервной, дерганой. А еще стресс вызывал к жизни ее тени.

Румкорф отвернулся от экрана и посмотрел на Цзянь:

— Но как вы это делали, вы не помните?

Она покачала головой.

— Не помню, но взгляните, это же реальный код, который я использовала для генома. Вот почему мои прогнозируемые показатели роста настолько отличны от реальных.

Румкорф выпучил глаза. Никогда Цзянь не видела у него такого взгляда — полного сомнения, страха. Он опять повернулся к экрану.

— Понятно, — вздохнул он. — Ну а сейчас, когда вы это узнали, у вас есть новые прогнозы? — Тон был таким, словно он не желал слышать ответа.

— Да, доктор Румкорф, — она вновь заглянула в распечатку, что держала в руках, хотя знала ответ наизусть. — Вес при рождении около двухсот пятидесяти фунтов.

Он сглотнул. А она услышала, как он это сделал. Трясущиеся руки протянулись за узенькими очками для чтения.

— И вашим наиболее вероятным предположением… относительно веса взрослой особи…

— Более пятисот фунтов.

В полной растерянности Клаус поковырял в носу и вытер палец о брючину.

— Что ж, это в духе тенденции роста, которую мы наблюдаем у эмбрионов. Однако функций или размеров органов мы не узнаем наверняка, пока у нас не будет взрослых особей. Тогда мы сможем внести изменения и попробовать еще раз.

Цзянь не верила своим ушам. Увидеть взрослых особей? Он в своем уме?

— Доктор Румкорф, мы должны уничтожить их.

Его голова резко повернулась к ней, в глазах тлела ярость:

— Уничтожить их? Но мы почти победили!

Цзянь помотала головой:

— Мы делаем что-то очень плохое. Мы творим беду.

— Скоро привезут клетки. Убивать мы никого не будем.

Цзянь начала было говорить, но тут с кормового трапа высунулась голова мистера Фили:

— Эй, народ! Давайте быстро вниз!

Голова исчезла. Румкорф и Цзянь поспешили за ним на первую палубу.

Мистер Фили стоял рядом с Молли Макбаттер. Голова Молли свесилась почти до пола. Тоненькие струйки крови текли у нее изо рта.

Румкорф опустился на колени заглянуть в подернутые слизью глаза.

— Что с ней?

Тим покачал головой:

— Не в курсе. Пришел сюда минут десять назад и — вот, увидел…

— Десять минут? Да вы должны были прийти несколько часов назад, мистер Фили. Вы опять пили или просто отсыпались после вчерашнего?

— Да пошел ты, говнюк, — бросил Тим и бросился по проходу к своему уголку лаборатории напротив пассажирских кресел и лифта. Он порылся в ящиках шкафа и вернулся с наполненным жидкостью внутривенным пакетом и капельницей.

— И что? — спросил Румкорф. — С ней-то что? Здесь больше нет доктора Хёль, чтоб утирать вам нос, пьяный идиот.

— Знаешь что, дорогой шеф, — Тим подвесил пакет на крючок над стойлом Молли, затем опустился на колени, чтобы ввести иглу ей в шею. — Ты очень рискуешь. Еще одно слово — и врежу тебе от души.

— Можете вы просто сказать, что случилось с коровой?!

— Худо ей! Ее будто собственное тело пожирает. Я б сказал, внезапное проявление симптомов недоедания.

Цзянь накануне вечером осматривала коров, и с ними было все хорошо. «Недоедания»? Как такое могло произойти? Да что ж такое: стрессы один за другим. Она почувствовала зуд по всему телу. Ей захотелось бежать отсюда, бежать от Румкорфа, от Фили, от коров.

— Странно, — протянул Румкорф. — Недоедания быть не может. Кормушка Молли полна, она даже не притронулась к еде. Мы всем увеличили порции в связи с повышенным темпом роста эмбрионов. Вчера она так не выглядела… ведь так?

— Еще как так, — сказал Тим. — Что бы ни сделало ее больной, это сделало ее настолько больной, что она перестала есть. Такие симптомы проявляет пока только она одна, так что я проверю, может, что-то не так с системой внутривенного введения. Может, насос сломался или иглу зажало?

Цзянь посмотрела на остальных коров — все выглядели по-прежнему бодро. Затем ее внимание привлекло какое-то движение в сорок первом стойле. Холод разлился в груди: через разделяющую стойла перегородку тянулась крохотная ручка пластиковой куклы. А в паре дюймах слева от нее — черно-оранжевая тигровая лапа.

— Нет, — громким шепотом вырвалось у Цзянь.

Лапа и рука уродца мелко задрожали. Из-за стены медленно высунулась черная голова. Цзянь крепко зажмурила глаза и вонзила себе пальцы в живот, посылая волну тупой боли вверх по телу. Потом встряхнула головой и открыла глаза.

Видение исчезло.

— Цзянь, — раздался резкий голос Румкорфа. Она от неожиданности подпрыгнула и повернулась к нему.

— Цзянь, вы слышали меня? — На лице у него было недовольство, а у мистера Фили отвращение.

— Нет, доктор Румкорф. Что вы сказали?

— Я спросил, что вы об этом думаете.

Цзянь быстро глянула на больную корову, затем вновь на Румкорфа.

— Мистер Фили прав: причина болезни коровы — быстрый рост плода.

Тим ввел новую иглу для капельницы в шею Молли.

— Хочу увеличить объем внутривенного кормления, — пояснил он. — Надеюсь, это приведет в норму метаболизм, чтобы она вновь начала есть корм. Я увеличу нормы корма всем коровам еще на двадцать пять процентов. Полагаю, ночью в какой-то момент Молли стало настолько худо, что она прекратила есть, и, чтобы сохранить плод, ее тело начало расщеплять мышцы. И с того момента физиологические изменения развивалась каскадно.

— Необходимо установить проверки каждые два часа, — сказал Румкорф. — Поделим дежурства с «ненаучными» сотрудниками.

Тим покачал головой:

— Есть предложение получше, старичок. Я запрограммирую их мониторы следить за жизненно важными органами и «привяжу» это к компьютеру на посту охраны. Если что пойдет не так, дежурный балбес услышит звуковой сигнал, включит зум на камере и прокукарекает нам. Проще простого.

Цзянь помотала головой:

— Нет. Просто дайте им умереть.

Румкорф зыркнул на нее.

Тим медленно кивнул:

— Блин, а отличница-то права, — сказал он.

— Не права, — прошипел Румкорф, длинно и так свирепо, что Цзянь отступила на полшага. — Эти животные не умрут, — продолжил он. — А если это случится, клянусь богом, я уничтожу ваши карьеры. Тимоти, у вас будет единственный способ приблизиться к лаборатории — со шваброй в руках. Вам же, Цзянь, обещаю, что, когда вас вернут в Китай, остаток жизни вы будете догнивать в психушке.

Глаза Румкорфа были выпучены от ярости. Презрительная усмешка кривила его верхнюю губу. «Какой мерзкий». Цзянь даже отвернулась. А когда сделала это, Румкорф впился взглядом в Тима. Тим опустил глаза — вся его бравада растаяла.

Румкорф пошел назад к кормовому трапу и забрался на вторую палубу. Цзянь продолжала молчать. Она обязана что-то сделать, чтобы остановить проект, но что, что? Мистер Колдинг велел ей молчать. Доктор Румкорф только что отказался слушать. Мистер Фили — пустозвон. Сара? Она была не из тех, кто принимает решения.

Цзянь не на кого положиться. Она поняла, что надо делать. Один вопрос — хватит ли на это мужества?


27 ноября. Прекрасное «эндо»

Имплантация + 18 дней

Колдинг постепенно приноровился к снегоходу и чувствовал, что такая езда ему нравится. Жужжа, как злой рой, сани неслись по дорожке утрамбованного снега к причалам: Магнус и Энди впереди, за ними Алонсо и Двойняшки, следом Колдинг, а Сара — последней.

Она чуть отстала — на случай, если у Колдинга что-то не заладится. Управлять этим кораблем, конечно, проще, чем космическим, но, как и во всем остальном, нужна сноровка.

Там, впереди, дорога взбиралась на укрытую снегом дюну и сбегала в бухту. Колдинг сделал большие глаза, увидев, как Магнус и Энди ускорились вверх по склону, подлетели на вершине и, оставив за собой кометные хвосты снежной пыли, скрылись за хребтом дюны. Алонсо и Двойняшки взяли подъем более консервативно и перевалили на ту сторону, не отрывая полозьев от земли. Колдинг сбросил скорость и остановился, не доезжая добрых пятидесяти ярдов до дюны.

Подъехала Сара.

— Красота, правда? — Ее улыбка сияла на полуденном солнце. Даже в очках и шлеме, прячущих ее глаза, волосы и уши, она выглядела потрясающе. Шлем не закрывал ее веснушек.

Колдинг перевел взгляд на дюну. Высота, на которую подлетели сани Магнуса, казалась пугающей и в то же время невероятно заманчивой.

— Как бы так приземлиться и не убиться?

— Перед прыжком держать ногами упор, но колени должны быть полусогнуты. В момент приземления резко толкнуться ногами — они самортизируют удар.

— Как на велосипеде-внедорожнике.

Она кивнула.

— Если ты прыгал на таком велосипеде, значит, знаешь, как это работает. Я поеду рядом, просто следи за моей скоростью.

Колдинг покачал головой:

— А если разобью машину?

— «Генаде» наверняка по карману новые. Не дрейфь.

Сара газанула, и снегоход с ревом помчался прочь. Колдинг крепко сжал дроссель. Сани так рванули вперед, что он едва не слетел. Эти штуковины были явно созданы для скорости. Он догнал Сару у подножия дюны. Поднимающийся склон придавил его к сиденью. Продолжая ускоряться, Пи-Джей вылетел на гребень и взлетел.

Опьяняющая невесомость. Перед ним распахнулась бухта, бело-голубая, «Отто II», медленно покачивающийся на легкой зыби. Снегоход ухнул вниз. Колдинг согнул колени и оттолкнулся.

Резкий удар, боль во всем теле, глухой хлопок полозьев. Опять невесомость, уже не пьянящая, и следом — резкое сотрясение головы внутри шлема. Скольжение лицом вниз. Ощущение холода в шее и левом плече.

Движение прекратилось.

— Блин, — вырвалось у Колдинга.

— Эй! — долетел голос Сары. — Ты жив?

Он рывком сел. И сразу же почувствовал, как пласт снега скользнул за рубашку к животу. Сара присела на корточки перед ним, без шлема, в глазах тревога.

— Да вроде жив, — сказал Колдинг. Он стянул перчатки, расстегнул молнию комбинезона и начал шарить рукой под рубашкой, выуживая холоднющий снег. — Ничто не пострадало, кроме гордости.

— Ты выглядел так сексуально, — сказала Сара. — Но только до момента приземления.

Колдинг засмеялся и встал. Его снегоход чуть завалился набок, пластиковое ветровое стекло перечеркнула трещина. Он поставил машину на полозья. За исключением стекла, она выглядела как новенькая. Снегоход Сары, разумеется, не пострадал.

— А ты, я смотрю, приземлилась как профи.

— Я начала кататься еще в старших классах, — сказал Сара. — Меня дружок из Гейлорда научил.

— Ты встречалась с гей-лордом?

— Это город, дурачок. К югу от Чебойгана. Наши главные соперники в школьном футболе. А я, десятиклассница, встречалась с парнем из выпускного класса школы-соперника… прямо скандал. Он всегда брал меня кататься на снегоходе.

— Как его звали?

Сара начала было говорить, но замолчала.

— Блин, я же помнила. Это ж когда было-то, почти двадцать лет назад? А, да, Дон Джевелл. Видишь, я все еще смышленая, несмотря на преклонные годы.

— Ты по-прежнему держишь с ним связь?

Она покачала головой:

— Не общались со школьных времен. Понятия не имею, где он и что с ним.

Их внимание привлекло тарахтенье дизеля «Наджа». «Снегоупорная» машина Клейтона перевалила через дюну на благопристойной скорости и продолжила движение в сторону причала. А на причале Колдинг увидел всех остальных уже за работой — шла разгрузка «Отто II». Магнус, Энди, экипаж Сары, Свен, Джеймс и Стефани Гарви выносили на причал металлические стойки, рулоны крупной сетки-рабицы и мешки с цементом. Собака Муки скакала вокруг, лаяла, поднимала тучи снега по грудь высотой, прежде чем тормозить каждые двадцать-тридцать футов, замирала — уши, усыпанные снегом, торчком, черные глаза то и дело внимательно вглядываются в линию леса на предмет какой-нибудь угрозы своему хозяину.

— Пойдем поработаем, — сказал Колдинг. — Последнее, что мне сейчас надо, — если Магнус решит, что я сачок. И помни: никаких публичных проявлений чувств.

— Кайфолом, — усмехнулась Сара.

Они быстро пошли к причалу, «Надж» ехал за ними следом. У начала пристани Гэри Дитвейлер и Свен Баллантайн складывали мешки с цементом: Гэри тащил один сорокафунтовый мешок, Свен — три.

— Как вы, мистер Колдинг? — спросил Гэри. — Неслабое эндо у вас получилось.

— Эндо?

— Он имеет в виду ваше приземление, э? — пояснил Свен. — Я тоже часто употребляю это слово.

Колдинг засмеялся и пожал плечами.

Гэри похлопал рукой по куче мешков с цементом, уже сложенных по пять в высоту и шесть в длину.

— По-моему, крутовато для коровьего загона.

Смех Свена напоминал звуки трескающегося льда:

— Новорожденные на подходе, Гэри. Дорогие малыши. Их надо беречь.

Колдинг кивнул. Сара отвернулась. Она знала, для чего понадобились ограждения повышенной прочности. Клейтон, Гэри, Свен и оба Гарви — нет. Так распорядился Магнус: кроме Колдинга и научного персонала, никто ничего знать не должен.

Свен повернулся и пошел к причалу за очередной порцией груза.

— Видел прогноз погоды, — сказал Гэри. — Мой вам совет: стройте эти клетки поскорее. Через три дня ожидается шторм. Как налетит — ничего вам делать не даст. А пять футов снега, что я вам обещал, наверняка получите.

— Ну и отлично, — сказал Колдинг. — Значит, Рождество придет раньше.

Гэри подался к нему. Пи-Джей обдало стойким запахом «травки».

— Мистер Колдинг, неужто эти мощные заборы — для коров? Слушайте, что здесь в самом деле творится, а? Я просто хочу знать, насколько в безопасности мой папаша.

— Дрейфишь, э? — подошел, прихрамывая по-стариковски, Клейтон. — Ты мне в сиделки не нужен, сынок.

— Но, пап, тут фигня какая-то.

— Ну да, какая-то фигня, — Клейтон согнул колени, сунул по сорокафунтовому мешку с цементом под мышки и выпрямился. — Надо эту всю «фигню» погрузить на «Наджа». За работу, э? — он оттащил мешки к задней секции «Би-ви» и принялся их там укладывать.

Гэри поджал губы и покачал головой. Беспокойство за отца пробивалось даже сквозь марихуановый кайф.

Колдинг взялся за два мешка и тут же уронил один. Черт возьми, восемьдесят фунтов цемента — это вам не буханка хлеба. Клейтон подхватил два мешка так, будто они ничего не весили, а Свен таскал по три. Несомненно, жизнь в экологически чистой местности имеет свои преимущества.

— Хватит уже груши околачивать, э? — крикнул Клейтон. — Может, вы свои голубые делишки обсудите в свободное время, мать вашу?

Гэри рассмеялся, поднял мешок и потащил его к полосатой машине. Колдинг изловчился и подхватил два мешка, едва не сломав при этом спину, но будь он проклят, если Клейтону под силу поднять больше, чем ему.


28 ноября. Смерть находит лазейку

Имплантация + 19 дней

«Инициировать связь…»

Одно и то же предложение на всех семи экранах, окруживших и поглотивших ее. Осталось лишь нажать «ввод», и появится кто-нибудь, кто сможет выслушать ее. И принять меры.

Цзянь ничего не стоило внести в конфигурацию сети кое-какое изменение, которое никто не заметит. На Черном Маниту не было ни внешней телефонной связи, ни радио, ни Интернета. Никакой возможности позвонить куда-либо — только связь с Гэри Дитвейлером или штаб-квартирой компании в Манитобе. Но внутри самого комплекса Манитобы? Вся компьютерная сеть соединена с Интернетом — значит, и с внешним миром.

Цзянь должна что-то предпринять: ее ошибка, ее кодирование. Что же все-таки она сделала? Большинство поздних вечеров работала в лаборатории одна и сейчас не помнила почти ничего, кроме белесой мути с оранжевыми пауками и пурпурными многоножками. Но кое-что всплывало в сознании — достаточно, чтобы понимать, почему она сотворила геном, стремительно растущий сейчас в коровьих чревах.

Почему?

Потому что опять хотела убить себя.

Никакого доступа к ножам, скальпелям, никакого стекла в ее комнате, никаких химикатов, таблеток, не на чем повеситься, и все же ее искривленный рассудок нашел лазейку, нашел лазейку…

…предки.

Но созданные ею монстры не просто убьют ее. Они убьют доктора Румкорфа, мистера Фили, Стефани и Джеймса. Сару.

Они убьют мистера Колдинга.

Цзянь никому не могла рассказать, что натворила. Никогда. Это была не просто попытка самоубийства, ее безумие подвергло риску жизни всех. Ее отправят обратно в Китай, в «психушку», как сказал доктор Румкорф.

Нет у нее обратного пути. Цзянь вспомнила чувство безнадежности, свое отчаянное желание смерти и одновременно невозможности сделать что-то из-за смирительной рубашки. Она вспомнила, какой там запах.

Цзянь должна остановить проект, но она не может никому сказать, почему это так важно, или признаться в том, что она сделала.

Закрытый канал связи с Манитобой был средством последней надежды. С его помощью она могла войти в сеть, по сети выйти в Интернет и затем сделать простой звонок с помощью IP-телефонии. Единственная проблема: чтобы запустить канал спутниковой связи, необходимо отключить «глушилку»[36 - Генератор помех, или станция активного радиоэлектронного подавления.] Черного Маниту. Если в этот момент дежурный на посту охраны не будет спать, он заметит, что кто-то пытается установить связь с материком.

Цзянь взглянула на свой палец, замерший над клавиатурой. Он чуть заметно дрожал. Она убрала руку. Не сейчас. Не сейчас. Она еще раз попробует найти того, кто ее выслушает.

А если ее не станут слушать, она знает, что надо делать.


28 ноября. Фишер ждет…

Имплантация + 19 дней

Пол Фишер просматривал распечатки докладов, сводившиеся к одному лаконичному слову-итогу:

«Ничего».

Это все, что у них было: ничего. Множество правоохранительных, военных и разведывательных учреждений тщательно проверили каждую крупицу финансовой информации «Генады», истории компании, личных дел сотрудников и всего остального, что могло содержать сведения о нахождении Клауса Румкорфа, Лю Цзянь Дэн, Тима Фили или Патрика Джеймса Колдинга. Сейчас агентура даже вела поиск и других людей — Магнуса Пальоне, который исчез вскоре после визита Пола в Манитобу, и подозреваемых членов экипажа принадлежавшего «Генаде» С-5: Сары Пьюринэм, Алонсо Бареллы, Гарольда Миллера и Мэтта «Каппи» Капистрано.

Искали их всех, и до сих пор… ничего.

Фишер оттолкнул бумаги и откинулся в кресле. Придется признать поражение. Колдинг победил.

Единственное, что ему остается, — ждать и надеяться, что кто-нибудь в «Генаде» совершит ошибку.


29 ноября. Дебильные орки и эльфы

Имплантация + 20 дней

Роман-фэнтези. Точно. Вот где можно денежек нарыть. Дебильные орки, эльфы, колдуны и всякая такая бредятина. Как на такое народ покупается?

Гюнтер знал, что вампирский любовный роман — гарантированный успех. Почему бы не выдать какую-нибудь ахинею в стиле романа-фэнтези под псевдонимом? Блин, это делали восемнадцати летние, заколачивали миллионы долларов, перекраивая Толкиена, а он что — хуже? Ботаны покупали и будут покупать что угодно с драконом на обложке.

Начать надо с квеста. Точно! Они всегда так и начинаются: какой-нибудь тупой сын фермера, отправляясь на какие-нибудь поиски, во время которых с ним случаются всякие разные приключения, ему придется продираться через волшебные топи или что-то в таком роде, а затем…

Писк зуммера с консоли вдребезги разнес его концентрацию. Тот самый звонок оповещения, который установил Тим для сигналов тревоги о жизненно важных показателях состояния коров. Так и есть: повышенный пульс у Мисс Молочный Коктейль. Гюнтер пробежался по клавишам управления, переключая мониторы на интерьер нижней палубы С-5.

Он начал дистанционно двигать камеру, когда сигнал изменил звук с писка на устойчивый гул. Прямая изолиния на кардиографе: остановка сердца.

— Ну ни фига себе…

Гюнтер разворачивал камеру, пока та не нацелилась на стойло Мисс Молочный Коктейль. На черно-белом экране — темная лужа, вытекающая из-под прозрачной пластиковой двери.


29 ноября. 210 фунтов 6 унций

Имплантация + 20 дней

Трехмерное УЗИ — классное изобретение, но Клаусу всякий раз чудился в нем какой-то… подвох. Может, из-за золотистой расцветки экрана, а может, оттого, как маленькая компьютерная модель вращалась, послушная манипуляциям трэкбола. Он понимал, что изображения реальны, но на плоском ЖК-мониторе они все же выглядели тем, чем по сути и являлись: компьютерной графикой. А компьютерная графика, вне зависимости от степени детализации, не могла сравниться с реальным объектом.

С тем, который в данный момент находился на лабораторном столе. Он лежал не в лотке для диссекции, поскольку таких больших лотков просто не существовало. Он даже не помещался целиком на чертовом столе. Румкорф, Тим и Цзянь стояли здесь, глядя на труп, который вытащили из брюха Мисс Молочный Коктейль.

— Умереть не встать, — сказал Тим. — Вы только посмотрите на эти когти.

Именно на них и смотрел Клаус. На зубы, на передние и задние лапы, свисавшие по разные стороны черного стола. Он в десятый раз посмотрел на свой компьютер, все еще поражаясь весу. Реальному весу, а не одному из вычислений Тима.

Двести десять фунтов шесть унций.

Длина — пять футов от кончика носа до конца бесхвостой задницы. Ростки шерсти, пробивающиеся сквозь розовую кожу. За последние три дня животное набрало пятьдесят пять фунтов.

Боже мой, что же за тварь сотворила Цзянь?

— Смотрите, какие зубы, — прошептала она.

— Смотрю, — сказал Румкорф. — Ты что, не видишь?

Длинные и заостренные, зубы предка определенно предназначались для убийства. Для вырывания больших кусков плоти и глотания их целиком. Полный рот клыков и полное отсутствие резцов или коренных зубов.

Тим осторожно протянул руку и провел пальцами вдоль мощной головы животного:

— Этот нижний дентиарий такой мощный…

Тяжелая нижняя челюсть была по меньшей мере два фута шириной в основании, придавая голове широкую треугольную форму, сужающуюся к носу. Впечатляли бугры прилегавших к челюсти мускулов.

Клаус не был готов к такому. Тринадцать дней они не видели эмбриона вне утробы матери, с тех пор как Данте запретил вскрытия. Тринадцать дней назад, 115 фунтов назад.

— Тимоти, — сказал Клаус. — Немедленно приступайте к вскрытию Мисс Молочный Коктейль. Мы должны знать, отчего она умерла. Начинайте.

Тим побежал к трапу и спустился.

Клаус внимательно исследовал череп. Два фута в ширину, два в длину, последние двенадцать дюймов длины — ничего, кроме челюстей и зубов. Тем не менее существо обладало пропорционально большой черепной коробкой. Соотношение массы мозга к телу было близким к волчьему.

Череп был не единственной шокирующей особенностью. Передние лапы сохранили свое относительное преимущество длины перед задними конечностями. Существо должно двигаться полувертикально. Все лапы оканчивались мощными, мускулистыми пальцами, каждый увенчан шестидюймовым когтем. Малого радиуса кривизны, заостренные когти, как у крупной кошки.

— Теперь вы убедились, — взмолилась Цзянь. — Доктор Румкорф, пожалуйста!

— Рот закройте, — тихо проговорил Клаус. Больше он не потерпит неповиновения от Цзянь и Тимоти и будет время от времени напоминать им об этом. — Плод, несомненно, пройдет через большие физиологические изменения, прежде чем будет готов к рождению. Но чего я не могу понять, так это выпячивания у него на затылке. — Двухфутовой длины тяж хряща, тонкий, но крепкий, протянулся от затылка эмбриона.

Румкорф осторожно приподнял хрящ — находящаяся в процессе формирования кожа тянулась от него вниз к спине существа.

— Внешне очень напоминает разновидность спинного паруса диметродона, — сказал Клаус. — Не знаю, что вы кодировали для этого, Цзянь. Послушайте, вы же должны помнить что-то такое необычное. Скажите, а?

Цзянь посмотрела на плод, затем подняла взгляд на Клауса. В ее глазах стояли слезы.

— Я не помню, для чего это… — ответила она. — Но это неважно. Пожалуйста, доктор Румкорф, мы на острове, где никто нам не поможет. Мы должны остановить это, вы же можете попросить…

Цзянь, вы еще помните, как выглядит ваша психушка?

Она отпрянула, как от удара. Клаус знал, что она провела несколько лет в лечебнице, прежде чем соотечественники вернули ее к некоему подобию здравомыслия. Идеальная угроза, чтобы держать Цзянь в узде.

— Возвращайтесь к работе, — сказал он. — Этого зверя сотворили вы. Еще раз проверьте весь код, выясните, к чему нам надо быть готовыми. Вы меня поняли?

Цзянь попятилась, кивая, затем повернулась и пошла вразвалочку к трапу. Клаус не отрываясь глядел ей вслед, на случай, если эта жалкая толстая физиономия обернется. Один раз она это сделала, увидела, что за ней наблюдают, и еще быстрей заковыляла к трапу.

Оставшись один, Клаус смотрел на большой труп. Когти. Клыки. Эта широченная челюсть. Этот гребень.

Клетки выдержат.

Должны выдержать.


30 ноября. Пощечина

Имплантация + 21 день

Тим посмотрел на подвесной монитор — и его передернуло. Глотнуть бы сейчас чего покрепче, но он не решался вытащить фляжку из заднего кармана. При Румкорфе-то. И это, пожалуй, не лучший момент, чтобы напиваться.

Цзянь стояла рядом с экраном и тоже, подняв голову, смотрела на него, снова и снова бормоча что-то на китайском и переминаясь с ноги на ногу. Сейчас она ничем не напоминала ученого, а скорее походила на лунатика.

Румкорф сидел на табурете, попеременно глядя то на внутривенную иглу в своей руке, то вверх на монитор.

— Значит, игла вышла из вены, — монотонным голосом невозмутимого научного аналитика продолжал он. — Когда, по-вашему, это произошло, мистер Фили?

— Примерно в одиннадцать вечера, — ответил Тим. — Я проверил записи насоса для внутривенного. Зарегистрировано изменение давления, но недостаточное для подачи сигнала тревоги, потому что насос продолжил работу. У Мисс Молочный Коктейль обнаружена небольшая гематома в месте введения иглы. По моим подсчетам, эмбрион начал поедать плодный пузырь примерно в двенадцать ноль пять, тем самым вызвав у матери внутреннее кровоизлияние. Блин, да этот черт просто сожрал плаценту, а заодно — кусок маточной стенки. Согласно записям кардиографа, смерть Мисс Молочный Коктейль зарегистрирована в 12.37. Плод захлебнулся в ее крови приблизительно в 12.56.

Голова Румкорфа резко повернулась назад. И вновь этот свирепый взгляд, обращенный к Тиму.

— Мистер Фили, вы уверены в этих цифрах? Как только Мисс Молочный Коктейль умерла, плод должен был задохнуться в течение нескольких минут, не получая кислорода из ее крови.

Вот он, самый трудный момент, самый-самый трудный.

— Этот… Уф… Когда этот плод начал… дрыгаться, он когтями пробил несколько отверстий в животе коровы. Через них попало немного… немного воздуха, которым он пытался дышать, я так думаю, но вместе с воздухом он наглотался крови матери…

Румкорф явно был в шоке.

— Выходит, плод пережил свою мать?

— Приблизительно на девятнадцать минут, — ответил Тим. — Когда отсоединилась игла, я думаю, ребенок Молочного Коктейля почувствовал… э… почувствовал голод и попробовал слопать первое, до чего смог дотянуться.

— Очень плохо, — сказал Румкорф. — Надо увеличить ввод нутриента и установить дежурства, чтобы каждый час проверять капельницы.

— Доктор Румкорф, — сказала Цзянь. — Все зашло слишком далеко. Мы должны убить коров, сегодня же. Прямо сейчас!

— Прекратите! — визг Румкорфа прокатился эхом по второй палубе самолета. — В первую очередь хочу напомнить, что все это время вы не находились в здравом рассудке, а сейчас вдруг поправились? Совершенно очевидно, что лекарства не пошли вам впрок. Я сыт по горло вашими параноидальными разглагольствованиями!

— А не пошел бы ты в задницу, — предложил Тим. Да он сам в уме ли? Доказательство надвигающейся катастрофы — вот оно, на столе перед ними. — Не будь ты дебилом, старичок. Раскрой глаза, блин! Мы должны поубивать этих чертовых мутантов прямо сейчас.

Маленькое лицо Румкорфа сморщилось от ярости:

— Я не позволю вам, двум… трусам разрушить все. Мы годами работали над этим! И почти у цели…

— Прошу вас, — сказал Цзянь. — Доктор Румкорф, выслушайте меня. Мы должны…

Румкорф топнул ногой по обрезиненному полу, обрывая ее:

— Цзянь, убирайтесь! Я не желаю больше слушать это! Вон из моей лаборатории! И чтоб я не видел вас в этом самолете! Вы уволены! Вон, вон, вон!!

Тим и Цзянь переглянулись, затем оба посмотрели на Румкорфа.

— Вон, я сказал! Пошла вон! — Он ткнул пальцем в сторону трапа, каждой клеткой тела источая гнев.

Цзянь спустилась вниз.

Ну, может, и правда не самое подходящее время напиться, но именно это Тим и собрался сделать. Он вытянул из кармана фляжку, отвинтил пробку и сделал хороший глоток. Ах, вот она, сила скотча.

По руке вдруг ударили, и фляжка перелетела через лабораторию, оставляя за собой хвост скотча. Затем что-то мелькнуло, и Тим ощутил жгучую боль в правой щеке.

Румкорф влепил ему пощечину. Он стоял нос к носу с Тимом, его зачес распушился, торча в сотню разных направлений, глаза широко раскрыты и не моргают за толстыми черными очками.

— Фили, вы что, забыли, что я вам говорил о вашей карьере?

— Да плевать на карьеру, — ответил Тим. — Я просто хочу унести ноги с этого острова живым.

— Не верю, что вы покупаетесь на параноидальный бред Цзянь.

Тим Фили не выдержал. Он с силой толкнул Румкорфа в грудь. Маленький человечек запнулся и полетел назад, поворачиваясь, чтобы приземлиться на руки и колени. Он начал было подниматься, но Тим вскочил ему на спину. Они стали бороться, затем Фили обеими руками схватил Румкорфа за голову и повернул — так, чтобы его лицо было обращено к большому экрану.

— Смотри, старичок, нет, ты смотри! Этот гад пытался сожрать материнское чрево. Единственный, у кого здесь параноидальный бред, — это ты! Что будет, когда они родятся? Чем мы будем их кормить?

Тим не заметил локтя. Он скатился на бок, сплюнул кровь разбитой нижней губы, челюсть раздирала боль.

Задыхаясь и дрожа, Румкорф встал и посмотрел вниз.

— Кормить можно скотиной с других ферм. И заставить Данте наладить поставку еды. Это наука, Фили, и мы здесь, чтобы заставить ее работать на людей. Если б у меня была Эрика, но ее нет. У меня есть вы. А теперь несите свою задницу вниз и начните удвоение пищевых добавок. Я не дам потерять еще один эмбрион, когда мы так близко.

Тим секунду смотрел на него, прежде чем ощутил смутное беспокойство. Он боялся Клауса Румкорфа. Маленький немец прав: Тим оказался трусом.

С пылающим от позора и смущения лицом он поднялся, опасливо проскользнул мимо Румкорфа и торопливо спустился по кормовому трапу.

Тим всегда считал Клауса одержимым, но чтоб настолько? Это уже другой уровень. Да любой увидел бы опасность. И Румкорф должен видеть ее тоже, должен, вот только он все еще надеется посадить свои творения в новые клетки. Да эти чертовы твари будут крупнее львов.

Мимо стойл Тим шагал посередине прохода к своей лаборатории. Его внимательный взгляд не пропустил ни один раздувшийся коровий живот.


30 ноября. Звонок

Имплантация + 21 день

Шаркая ногами, Цзянь шла по коридору, мелкие шажки делали ее продвижение небыстрым. Она яростно крутила в руках бутылку «Доктора Пеппера»: вверх донышком, вниз, вверх-вниз. Цзянь вошла в свою комнату, захлопнула дверь и заперла ее. Подошла к туалетному столику и не стала двигать его, а подняла. Чуть пыхтя от усилий, поставила столик напротив двери. Взгляд ее упал на большую кровать с балдахином на четырех столбиках. Она скользнула за спинку и налегла со всей силы. Деревянные ножки заскрежетали по полированному каменному полу. Кровать идеально притиснулась к столику.

Цзянь села за компьютерный стол и запустила программу, которую написала два дня назад. Последняя надежда. Румкорф не станет слушать ни ее, ни Тима. Колдинг ничего не сделает. Выбора не оставалось.

Она ввела несколько команд. Программа запустилась окошком со словами: «Готовность инициировать контакт».

Цзянь нажала «ввод».


На посту охраны, сгорбившись за монитором системы безопасности, сидел Энди Кростуэйт. Его большой пакет с порнографией стоял рядышком, от частых путешествий коричневая бумага протерлась почти до толщины туалетной. Но Энди смотрел не последний выпуск «Джагз» или «Галереи». Он читал «Жаркую полночь» — примерно на середине. Он, наверное, больше других был шокирован тем, что старина Гюн мог написать такую классную книгу, и тем, что он сам так подсядет на какую-то вампирскую любовную ересь. Но это не просто любовная ересь, Гюн в своей книжке выдал больше сексуальных сцен, чем вечерние киношки канала «Скинимакс».

Энди не хотел, чтобы кто-нибудь застал его за книгой, особенно Магнус, который всегда вставлял к месту и не к месту своего Шекспира. Энди Шекспира читал мало, но чертовски хорошо знал, что древний английский старикашка не писал о помощниках конюха — вампирах-убийцах с блестящими рубиновыми членами. Этот отрывок просто гениальный, Гюнтер, дружище… ге-ни-аль-ный.

Длинный «би-ип» привлек его внимание к главному монитору. Выскочило окно командной строки с двумя сообщениями:


Запуск процесса остановки подавителя помех

Работа подавителя помех остановлена


— Что за?..

Энди сгреб вместе листы романа Гюнтера, водрузил их поверх пакета с порнографией и бросился к клавиатуре. Он вызвал главное меню системы охраны и кликнул по иконке «глушилки». Ну конечно, статус — «выключен». Он щелкнул «включить».


Доступ запрещен


Энди почувствовал холод в груди.

Журнал команд вновь ожил, на этот раз сообщая:


Запуск передатчика

Подключение к телефонной сети… Набор номера…


Энди повернулся к монитору камер и стал «листать» каналы. Кокпит С-5: никого. Лаборатория С-5: Румкорф за лабораторным столом, не у компьютера. Ветеринарный отсек С-5: Тим в стойле номер 4, возится с коровой, тоже не за компьютером. Комната Магнуса: пусто. Колдинга: спит в кровати. Комната Цзянь…

А что это вся мебель придвинута к двери? И она… она сидит за своим идиотским компьютерным столом.

— Твою мать!

Вновь побежали строчки команд:


Голосовая связь установлена. Номер вызываемого абонента: USARMIID


— Ни хрена себе! — Энди схватил телефон и набрал местный номер комнаты Магнуса. Пока звонил, запустил мониторинг канала закрытой спутниковой связи.


Обнаружен канал голосовой IP-связи. Желаете ли вы контролировать аудио: Да/Нет?


Энди нажал «да», чтобы слушать. Он вывел на экран окно управления передатчика и кликнул «разъединить», уже зная, что увидит.


Доступ запрещен


А Магнус все не отвечал.

— А, чтоб вас всех!.. — Энди увеличил громкость на мониторах.


Энергичный голос ответил на седьмом звонке.

— USARMIID, чем могу вам помочь? — Из-за маленьких компьютерных динамиков голос казался механическим.

— Мне нужен полковник Фишер.

— Простите, мэм?..

— Мне нужен Пол Фишер. Zhe shi hen jin ji.

— Мэм, я…

— Фишер! Я должна поговорить с Фишером о проблемах нашего трансгенного эксперимента. Если вы будете тратить время, чтобы отследить этот звонок, меня убьют прежде, чем кто-то сможет ответить.

Короткая пауза.

— Минутку, мэм.

Цзянь смотрела на монитор и не видела его. Перед ее глазами было лишь одно — призрачное видение иглозубого зародыша, бросающегося на оптоволоконную камеру.

Магнус застегнул штаны, вжикнул молнией, затем вышел из туалета взять со стола телефон, трезвонивший уже больше минуты.

— Магнус у аппарата.

— Где тебя черти носят?! — заорал Энди так громко, что Магнус вздрогнул и отдернул руку с трубкой от уха.

— Не вопи, — сказал он. — Я какал.

— Ага, как и Цзянь — на всех нас. Она, похоже, связалась с Манитобой и оттуда пытается позвонить Фишеру!

Магнус открыл ящик стола и достал «беретту 96».

— Можешь отключить наш передатчик?

— Да не могу! Она меня как-то отрубила, «глушилку» — тоже. От меня «глушилка» не запускается.

Магнус прижал плечом трубку к уху, проверил одиннадцатизарядный магазин — полный.

— И она с ним сейчас говорит?

— Кажется, пока ждет.

— Где остальные? Где Колдинг?

Короткая пауза.

— Спит он. Румкорф и Тим в С-5. Сара с экипажем там же, занимаются техобслуживанием. Гюнтер, наверное, поехал кататься на снегоходе. Где Клейтон — не знаю, может, с Гюнтером.

Магнус на секунду задумался и вновь запустил руку в ящик — достал вторую «беретту».

— Значит, так, Энди. Возьми с оружейного стенда «девяносто шестую». Сплавь ее куда-нибудь, убедись, что ее не найдут и что на стенде останется пустое место.

— Понял.

Магнус опустил вторую «беретту» в задний карман брюк и вышел в коридор.

— Вы слушаете, мэм?

— Да.

— Соединяю вас, мэм.

Звук в телефоне чуть изменился, и будто на фоне легких помех раздался мужской голос:

— Полковник Фишер слушает.

— Это доктор Лю Цзянь Дэн. Слушайте внимательно.

Она услышала удивленный возглас прежде, чем начала говорить:

— Цзянь Дэн… послушайте, мы вас иска…

— Замолчите! — Ее терпение иссякло. Время почти вышло. Слишком много стрессов. Они сейчас будут здесь, крысы, пауки, нелепые монстры с зубами и когтями. — Замолчите и слушайте! Они слишком большие.

— Кто слишком большой?

— Они. Кодирование ошибочно. Я не знаю, как я это сделала, но это убьет нас всех.

— Доктор, пожалуйста, успокойтесь.

Косяк ее двери содрогнулся — пять мощных ударов. Такие громкие! Цзянь закричала и сделала шаг от компьютера. Руки метнулись к голове и схватили полные пригоршни черных волос. Дверь снова затряслась от мощных ударов.

— Мэм? Доктор? — прилетел из динамиков голос Фишера, слабый и далекий, и утонул в грохоте ударов и криках Цзянь.


Магнус понял, что стучать бесполезно, и просто врезал по двери — прямой правой, перенеся на руку вес тела. Дерево треснуло со звуком выстрела. Белый зазубренный раскол появился на толстой коричневой двери. Магнус чуть отступил и ударил еще раз, но уже сильнее — и кулак прошел насквозь. Мазки крови окрасили ощетинившееся осколками отверстие. Он бросил короткий взгляд на свой кулак — на костяшках пальцев содрана кожа. Двухдюймовая щепка торчала между указательным и средним пальцами. Вниз по руке текла кровь.

Магнус вытащил щепку, отбросил ее, затем сунул руку в дыру и оторвал огромный, с голову, кусок дверной панели. Затем шагнул вперед и через пролом заглянул в комнату Цзянь.


Для ее измученного рассудка это было слишком — от неистовых ударов в дверь он рассыпал последние крохи здравой мысли. Когда Магнус заглянул в комнату, Цзянь увидела не человеческое лицо, а черную голову с улыбающимися злобными глазами и длинными зубами, с которых капала слюна.

То самое лицо — мордочка уродца из ее грез.

Доктор Лю Цзянь Дэн закричала в последний раз.

Магнус достал «беретту», спокойно прицелился в пролом и выстрелил. Пуля ударила Цзянь в висок, чуть выше левого глаза, пробила кость и вышибла мозг, вырвав часть затылка в облаке розового и красного.

Выстрел отбросил ее на шаг назад, заморозив тот последний крик в ее горле. Со свисающими из развороченного затылка осколками костей и частями мозга Ли Цзянь Дэн удалось сделать шажок вперед, удержать равновесие на секунду, а затем она рухнула ничком на пол.


30 ноября. Провал

Имплантация + 21 день

Колдинг сел на кровати и заморгал, пытаясь прогнать сон. Был выстрел или ему приснилось? Инстинктивный сигнал тревоги звенел где-то в подсознании.

— Цзянь…

Он отбросил одеяло и бросился в коридор к ее комнате.

Колдинг нашел ее дверь полуоткрытой. Он попробовал открыть полностью, но что-то мешало. Туалетный столик, понял он, протискиваясь в комнату… и тут увидел тело.

Он ринулся мимо Магнуса и Энди. Цзянь лежала на полу в расползающейся луже крови. Левая рука сжата в кулак, пряди ее черных волос торчали между пальцев. Правая рука сжимала «беретту 96». Проверять пульс нужды не было — дыра в затылке размером с кулак снимала все вопросы.

— Видать, пролезла в зону охраны, — сказал Энди. — Дубина Клейтон и его код.

— Она была умницей, — сказал Магнус. — Даже если у него был настоящий код, она бы все равно его вычислила — ради интереса.

Колдинг опустился на колени подле своего друга. Женщины, которую он должен был защищать. Не только потому, что это была его работа, но потому, что Цзянь очень нуждалась в ком-то, кто помогал бы ей выжить.

А он подвел ее.

Точно так же, как подвел Клариссу.

Давным-давно ему следовало отправить Цзянь с острова. Ей нужна была помощь, настоящая помощь; ее нужно было увезти от напряжения, которое так губительно отражалось на ее психике, как бы хороши ни были лекарства. Нет же, он игнорировал ее нужды из-за чертова проекта. Из-за надежды миллионов.

Колдинг поднял глаза на Энди:

— Что случилось?

— Увидел ее во время дежурного видеопросмотра, — рассказал Энди. У нее была «беретта», она что-то бормотала на этом своем «чинг-чанг-чонг»…

Магнус поцокал языком, выбрав самый неудачный способ выразить сочувствие. Колдингу захотелось вырвать ему язык.

— Энди позвонил мне, я примчался сюда, но дверь оказалась блокирована, — рассказал свою версию Магнус. — Я попытался поговорить с ней, но она по-английски не отвечала. Я не успел попасть внутрь, чтобы остановить ее. — Он поднял все еще кровоточащую руку, словно его кровь была неоспоримым доказательством его усилий спасти Цзянь.

И даже несмотря на то, что мозги высоко ценимого его компанией гения сейчас стекали по стенам, Магнус Пальоне не продемонстрировал ни грамма эмоций. Колдинг вспомнил свои подозрения насчет Эрики Хёль — как Данте не проронил о ней ни слова.

Он вспомнил, как оставил Эрику с Магнусом.

Но Эрика пыталась все уничтожить, она в тайном сговоре с Фишером. Цзянь не сделала ничего похожего. Если только… не выполнила свою угрозу связаться с окружающим миром.

Колдинг оглядел комнату в поисках телефона, «уоки-токи», даже двух жестяных банок, соединенных нитками. Но ничего не обнаружил. Позвонить отсюда было невозможно, Данте позаботился. Невозможно, кроме как по закрытому каналу связи с Манитобой, но тот был за семью замками.

И тут его взгляд остановился на компьютере. Цзянь удалось вычислить, как использовать компьютер для призыва о помощи. Он взглянул на брызги крови на стене, некоторые капли все еще медленно стекали вниз. Затем посмотрел на пролом в двери. В момент смерти Цзянь была лицом к дыре в двери.

Не она убила себя.

— Такая трагедия… — сказал Магнус. — Она столько раз пыталась покончить с собой, и вот — получилось.

Энди наклонился и вынул пистолет из руки Цзянь.

— Что будем делать?

«Убить вас, зверье, вот что надо делать» — мысль, словно удар колокола, прогудела в голове Колдинга. С огромным трудом он сдерживал себя. Без оружия у него не было ни шанса против Магнуса или Энди. Несмотря на ярость и ненависть, ощущение неоспоримой потребности сделать что-то, он все-таки должен был оставаться спокойным. Находчивым. Попробовать увезти Сару, Румкорфа и остальных с острова. Как только Сара окажется в безопасности, он подумает о правосудии. А сейчас будет подыгрывать, чтобы хоть немного оттянуть время.

— Нельзя говорить другим о ее смерти, — сказал Колдинг. — Они потеряют доверие, и это поставит проект под угрозу.

Магнус посмотрел на него сверху вниз. Едва заметная улыбка играла в уголках рта.

— А что ты предлагаешь, Бубба? Сказать им, что она прилегла вздремнуть?

— Что-нибудь в этом роде. Объявим, что у нее был нервный срыв. Все знают, как она реагирует на стрессы. Скажем, что дали ей несколько выходных. К тому времени, надеюсь, предки родятся и мы получим здоровых животных.

Энди покачал головой:

— А как же выстрел?

Колдинг сделал широкий жест рукой:

— Разве кто-то еще прибежал поинтересоваться, что случилось?

— Колдинг прав, — сказал Магнус. — Мы заколотим дверь, скажем, мол, пришлось ломать, когда у нее поехала крыша. Никто не входил, кроме Колдинга, поскольку она доверяла ему одному. Годится, Бубба?

Колдинг кивнул, вновь сердце больно сжалось от слов Пальоне.

— Отлично, — сказал Магнус. — Колдинг, поторопитесь похоронить ее, пока никто не заявился.

Пи-Джей встал.

— Вы шутите?

— Нельзя оставлять тело: вонять будет, — сказал Магнус. — И я не собираюсь класть ее в морозильную камеру, чтобы там об нее споткнулся Клейтон. Будь вы более прилежны, она сейчас была бы жива, так что вам и разгребать. Выполняйте. Немедленно.

Колдинг задумался на пару секунд, все еще пытаясь побороть свою ярость. Все, что сейчас имело для него значение, — увезти с острова Сару. И для этого он сделает все, что угодно.

— Вы правы, — сказал он. — Я позабочусь об этом.

Магнус повернулся и вышел за дверь. Энди последовал за ним, оставив Колдинга наедине с трупом друга.


30 ноября. Эндшпиль

Имплантация + 21 день

Магнус сидел перед терминалом поста охраны, толстые пальцы отбивали ритм по столешнице: ба-ба-ба-бум, ба-ба-ба-бум, ба-ба-ба-бум. Он ждал, когда на мониторе появится лицо Данте. А пока ждал — вновь перечитывал имейл.


От: Фермерша

Кому: Большому папочке

Тема: Домашние приколы


Прошел слух о дурацком приколе — звонке папочке. Звонят какие-то придурки. RORFL[37 - «Покатываюсь от смеха» — интернетовский акроним.] Телефонные хулиганы сделали большую глупость. Папочкины ребята из офиса собираются отследить звонок. Это займет дней пять, максимум шесть. Ой, а я не смогу взять машину. Папочка ищет ее. Ищет изо всех сил.

TTYL[38 - «Поговорим позже».]

    
Фермерша


Вот и все. Данте и сам должен понимать это. Бежать больше некуда. Использовать С-5 еще раз — в лучшем случае громадный риск. Даже если им удастся взлететь с острова незамеченными, секретных баз у них больше не оставалось. У Фишера будет доступ к зоне спутниковой связи и армия наблюдателей. Разумеется, сразу все увидеть он не сможет, но мир будет выключен для С-5: подкупить авиадиспетчеров не удастся. Если С-5 попадет в зону захвата радара аэропорта, даже самого заштатного, все будет кончено.

Пять дней, возможно, шесть.

Наконец логотип «Генады» исчез — его сменило напуганное лицо брата.

— Магнус, что у вас творится? Мои компьютерщики сообщили, что наша система вызывала USARMIID?

— Вызывала Цзянь, — сказал Магнус. — «Хакнула» систему закрытой связи, использовала твою сторону для звонка Фишеру, — он наблюдал за выражением лица Данте: неверие, гнев и следом испуг.

— Что… что она сказала ему?

— Да дежурная болтовня. Что она ела на завтрак, ход исследования — в таком ключе. Только в одном нам повезло: она не успела дать наши координаты.

— Ты вовремя прервал связь?

— Да, можно так сказать.

— Ты… нет, ты не сделал этого, — проговорил Данте. — Магнус, пожалуйста, скажи, что ты не сделал этого.

Тот промолчал.

— Но она стоит всего проекта. Идиот! Да мы ни на что не способны без нее!

Магнус здесь, у черта на рогах, принимает непростые мгновенные решения, чтобы спасти «Генаде» задницу, и Данте называет идиотом его?

— И что — что теперь?! — визжал Данте, тряся кулаком перед камерой за сотни миль отсюда. — Вот оно, твое блестящее решение, психопат чертов! Что теперь делать?

— Урезать расходы, — сказал Магнус. — Заметать следы, использовать другие возможности.

— Что значит «урезать расходы»?

— Большой брат, ты бы вынул голову из задницы, да поскорее. Ты что, не понял? Цзянь звонила Фишеру. Ему нужны Колдинг и Румкорф — он надеется заставить их дать показания, чтобы прибить нас по другим обвинениям. Но когда мы выдадим Колдинга и Румкорфа Фишеру, мы убедимся, что они не заговорят. Никогда. Это он повернул игру таким образом. Не мы. Он получает, что просит, и в G-8 знают наверняка, что «Генада» вышла из трансгенной игры. Именно этого на самом деле хотят все правительства. Наши адвокаты разморозили счета. Мы идем дальше.

Данте подался к камере — его лицо заполнило весь экран.

— Так нельзя! Они ведь наши люди, и мы так близко! Как только предки родятся, общественность и пресса не позволят никому препятствовать нам. Мы победили, нам нужно всего лишь несколько дней!

Лицо Магнуса было непроницаемым, но в душе он чувствовал такой редкий холодок грусти. Бедный Данте. Никогда не умел принимать именно тех решений, которые нужны в конкретный момент.

Лицо Данте осветилось, словно в его голове вдруг мелькнул ответ на все мировые проблемы. Сейчас он был похож на ученика из коррекционной школы, который после многочасовых безуспешных попыток наконец нашел ошибку.

— Манитоба! Слушай, а давай перебросим С-5 в Манитобу? Я дам команду персоналу соорудить помещения, в которых можно будет содержать животных размером с тигра.

Магнус кивнул. Точно. Почему бы не попробовать?

— Отлично, братишка. Когда скажешь приступать?

— Давай прикинем. По акватории озера Верхнее этой ночью должна пройти снежная буря. Не исключено, снежные заряды уже сейчас бьют по Черному Маниту. По прогнозам синоптиков, это будет продолжаться пару дней, а следом идет еще один шторм. Полагаю, ты поговорил с Фермершей?

— Получил от нее имейл, — ответил Магнус. — По ее прогнозу, у нас есть пять дней.

— Отлично. Мне сначала надо сделать несколько «перелетов», чтобы стряхнуть с хвоста людей Фишера. Через четыре дня буду на Черном Маниту, как только второй шторм немного утихнет; захвачу с собой план полета и готовую стратегию. О’кей?

— Штормы серьезные?

Данте потянулся к клавиатуре. Картинка сменилась картой погоды Мичигана. Земля коричневая, вода голубая, два кулака шторма — злая зеленая масса, нависшая зловещим саваном над северным берегом озера Верхнее.

— Да-а-а, — протянул Магнус. — Шторм будь здоров.

На экран вернулось лицо Данте.

— Ветры силы почти ураганной. Никто в такую погоду не летает, и любое судно станет капсулой смерти. Просто дай мне четыре дня, Магнус. Я буду у вас четвертого декабря. Мы должны, найти выход.

Магнус кивнул.

— Четыре дня? Думаю, продержусь.

— Вот и славно, — сказал Данте. — Увидишь, братишка, мы пробьемся. Вместе.

Магнус улыбнулся и отключил связь. Семья — такая странная штука. Можно выбрать, с кем спать, кого убить, но брата себе выбрать невозможно.

Лететь в штаб-квартиру «Генады»? На огромном самолете, который разыскивает Фишер? У Данте явно крыша едет.

Магнус запустил программу изменения пароля компьютера, закрывающую доступ всем, кроме него. Когда он закончил, вышел из поста охраны и направился к ангару.


30 ноября. Колдинг прощается

Тыльной стороной ладони Колдинг провел по лбу — только грязь размазал, а пот не вытер. Как же дошло до этого? Как?

Он нагнулся, черпнул лопатой последнюю порцию земли, бросил ее на холмик и прихлопал. За всю свою гениальность, за свой блестящий ум, который должен был веки вечные славиться по всему миру и в книгах по истории, Лю Цзянь Дэн закончила жизнь в тесной, мерзлой, неизвестной могиле.

Теперь от нее не останется ничего, кроме углерода.

Могилу пришлось делать узенькую. Чертовски тяжело было копать здесь. Сначала Пи-Джей пробивался через восемнадцать дюймов промерзшей почвы. Под ней температура земли была близкой к замерзанию, поскольку кристалликов льда ему больше не попадалось. Руки начали отказывать на глубине футов четырех, и Колдинг перестал копать и опустил Цзянь в яму. Она здесь ненадолго. Об этом он позаботится. Вскоре снегом прикроет следы раскопанной земли, и могила исчезнет. Но он найдет ее — на маленькой полянке близ одинокой молодой березки, еще не достигшей и десяти футов роста.

Колдинг поднял кирку, посмотрел на нее, подумал, с каким наслаждением воткнул бы острие в голову Магнуса Пальоне. «Ничего, недолго осталось». Он опустил кирку, натянул пуховик и достал из кармана банку «Доктора Пеппера».

— Прости, Цзянь. Не уберег я тебя.

Вот и весь панегирик, на который ему хватило сил.

Колдинг бережно поставил банку «Доктора Пеппера» на свежий холмик, закинул на плечо лопату и кирку и зашагал к особняку.


30 ноября. Ас

В гостиной, свернувшись калачиком на кожаном кресле, сидела Сара, укрыв ноги одеялом. Она прочла почти половину распечатки «Жаркие сумерки». Без Колдинга, не показывающегося последние несколько дней, свободное время Сара проводила за чтением романа Гюнтера. Не очень-то в ее вкусе, зато прикольно читать книгу, которую написал твой знакомый. Хотя сразу видно, что писал ее мужчина: «рубиновые пенисы»… Да неужели?..

Книга нравилась, но глаза ее через короткие интервалы отрывались от строчек, чтобы подолгу смотреть в окно на разгулявшиеся воды и обледеневшие скалы. Полуденное солнце пряталось за облаками — серыми и постепенно наливавшимися к горизонту чернотой дорожной грязи.

В гостиную вошел Колдинг. Лицо Сары просияло, но ответной улыбки она не дождалась. Вид у него был помятый, грязный и замерзший. Мокрые от грязи штаны липли к ногам. Он прошел прямо к ней и встал, глядя вниз. Она никогда не видела Колдинга таким: на лице Пи-Джея смешались гнев, решимость и страх.

— Что читаешь?

Он знал, что она читала. Он сам дал ей распечатку.

— М-м… Книгу Гюнтера.

— Да? И как, нравится?

Он протянул руку. Странно. Сара отдала ему рукопись. Пи-Джей взял листы, и они выскользнули у него из рук. Он нагнулся подобрать, начет сгребать в пачку.

— Прости, — сказал он и вернул ей рукопись. — Как-нибудь почитаю… Сейчас надо кое-чем заняться. Потом…

Он повернулся и вышел, ничего больше не сказав. Сара опустила книгу на колени и пальцем погладила крохотный клочок бумаги, едва выглядывавший вверху пачки. Клочок, которого секунду назад здесь не было.

Она небрежно перелистала до страницы, на которой лежал листок, и прочитала короткую записку, которую Колдинг сунул в рукопись:

«Магнус убил Цзянь. Я только что похоронил ее. Думаю, Эрику убил тоже он. Мы в большой беде. Виду не подавай. Возможно, очень скоро нам придется улетать. Будь готова сделать без колебаний то, что я скажу. От этого зависит твоя жизнь. Записку съешь, чтобы Магнус ее не нашел».

В глазах потемнело. Сара проморгалась, затем прочла снова.

Цзянь… мертва?

Эрика Хёль — убита?

Пидж ни за что не стал бы так шутить. Только не об убийстве. Бог ты мой!..

Как можно более небрежно Сара смяла записку. Очень трудно было не поднимать взгляда на камеры, висевшие в каждом углу комнаты. Она поднесла руку ко рту и кашлянула. Рот наполнил вкус бумаги, она кашлянула еще пару раз, рукой у рта прикрывая отчаянные движения челюстей. И наконец проглотила.

Саре вдруг отчаянно захотелось срочно собрать свой экипаж. Прогнать полную проверку С-5 и удостовериться, что все в исправном состоянии. Если придется действовать быстро, сюрпризы техники ей совсем ни к чему. Она положила книгу на пол и не спеша направилась в комнату Алонсо.


Сара, Алонсо, Каппи и Миллер брели по снегу, преодолевая полмили от особняка до ангара. Тяжелые черные тучи перекрыли горизонт, разметав по небу серый фон. Первые хлопья снега закрутили бешеные хороводы. Совсем скоро снега будет очень много.

— Скажешь наконец, что стряслось, или нет? — спросил Алонсо, по своему обыкновению подняв в холод плечи до уровня ушей. — Неужели ты хочешь, чтоб мы поверили в твою «внезапную проверку»?

— Кончай ныть, Со, — ответила Сара. — Делай, что говорят.

— Брешешь, босс, — сказал Миллер.

— Точно, — согласилась Сара. — Брешу.

Она остановилась. Следом остановились все. Снег крутился вокруг них. Она посмотрела каждому в глаза. Ее друзья. Ее семья.

— Парни, вы мне верите?

Все трое кивнули.

— Тогда проверяйте и не задавайте вопросов.

Сара повернулась и зашагала к ангару. Друзья последовали за ней. Чем меньше они знают, тем меньше шансов, что кто-то из них ошибется и раскроет их карты Магнусу. Если он убил Цзянь, то, недолго думая, расстреляет и экипаж С-5.

Экипаж вошел в самолет, оставляя набирающий силу ветер завывать снаружи. Оказавшись на месте, Сара остановилась раздать инструкции.

— Миллер, Каппи — вам проверка полетных сбруй каждой коровы.

Двойняшки переглянулись.

— На всякий случай, да? — спросил Миллер.

— Ага, — подхватил Каппи. — На случай, если нам придется гипотетически взлетать при плохой погоде?

Сара кивнула. Двойняшки дружно кивнули в ответ и быстро отправились выполнять приказ. Сара зашагала по проходу между стойлами, Алонсо шел рядом.

— Странно, — сказал он. — Я почему-то тоже ощущаю этот зуд — пройтись по предполетному чек-листу.

— Я начну с лаборатории, — сказала Сара. — А ты… знаешь, проверь-ка, все ли оборудование на замках. На всякий случай.

— Понял, на всякий случай. Поскольку у меня и в мыслях нет сообщать тебе, что идущий на нас шторм будет отменно мощным сукиным сыном.

— Нет, в шторм мы, конечно, не полетим, — сказала Сара. — Но когда он пройдет… в любом случае не помешает быть готовыми.

— Ни слова больше, mon capitaine,[39 - Мой капитан (фр.).] — Алонсо направился к лаборатории Тима и приступил к работе.

Сара пошла к носовому трапу через коровник, почувствовав внезапный прилив раздражения неизбывным запахом скота и вонью коровьего дерьма. Алонсо был прав. Шторм и вправду намечался отменный, и к тому времени, когда они подготовят С-5 к взлету, он будет проходить как раз над ними. До завтра — до начала шторма — взлетать небезопасно. Это давало ей одну ночь на то, чтобы уговорить Колдинга улететь.

Она взобралась по носовому трапу и прошла в кабину… чтобы найти там Магнуса Пальоне, сидящего в кресле командира. Он улыбнулся ей. Огоньки приборов играли на его свежевыбритой лысине. Пульс Сары забился в два раза быстрее, и тело словно умылось волной адреналина.

— Сара, вы в порядке? Вы словно призрака увидели.

— Да просто вы напугали меня до смерти, мистер Пальоне. Какого черта вы здесь делаете?

Магнус пожал плечами:

— Просто проверяю самолет, хочу убедиться, что все в рабочем состоянии. Вы ведь не против, если ваш босс хочет выяснить, что вы собой представляете?

— Конечно, нет, — вымученно улыбнулась она.

— Как там погодка — портится?

Сара почувствовала, как пот выступает под мышками. Может, он решил, что она слишком много знает? И пришел сюда убить и ее?

— Да, сэр, портится. Ветер усиливается. Шторм пройдет над нами довольно скоро.

— А нашу большую птичку, наверное, трудно поднять в воздух при такой погоде?

Сара кивнула, может, чересчур охотно, обрадовавшись возможности обсудить реальную тему.

— Да, чертовски. Взлетать сейчас было бы чистой глупостью.

— Но вы бы справились, — Магнус поднялся из кресла и подошел ближе, ломая трехфутовое безопасное расстояние. Киллер смотрел на нее сверху вниз. Одна, так близко к нему — Сара чувствовала себя маленькой девочкой, вернувшейся домой из школы после очередного нарушения дисциплины и ожидающей приказания отца принести ремень.

Нет, не девочкой… она чувствовала себя насекомым.

Магнус медленно протянул руку и смахнул снежинку с ее плеча.

— Думаю, такой ас, как вы, смог бы поднять эту зверюгу в шторм.

Ее голос в ответ прозвучал тоненько и слабо:

— Я… ну, да… мы сможем. В случае, например, крайней необходимости…

Магнус улыбнулся.

— Что ж, считайте это крайней необходимостью. У Данте есть информация, что уже завтра утром здесь может быть полковник Фишер. Мы снимаемся сегодня ночью.

Сара смотрела на него, чувствуя, как страх смывает волна гнева.

— Надеюсь, вы шутите, Магнус. Я не дразнила вас насчет шторма.

— Не шучу, — ответил Магнус.

Он подался к ней. Сара невольно отпрянула, когда его покрытое шрамами лицо со странными фиалковыми глазами остановилось в нескольких дюймах от ее лица. Его дыхание благоухало «Юкон Джеком».

— Приказываю к двадцати трем часам покинуть остров, — сказал он. — И ни секундой позже, ясно вам?

Его голос уже не был спокойным, ровным и монотонным, как за несколько мгновений до этого. Сейчас он звенел властностью — голос, который, без сомнения, бросал людей в атаку: стрелять, убивать.

— Слушаюсь, сэр, — слова будто сами по себе слетели с ее губ.

Магнус сделал шаг назад, кивнул один раз — четко, словно породистый прусский офицер, щелкающий каблуками блестящих сапог. Затем скользнул мимо нее к выходу из кабины.

Сару передернуло. Может, шторм окажется не таким страшным, как они думали. Но даже если и так, улететь гораздо лучше, чем застрять здесь с Магнусом Пальоне.


Книга четвертая

ПОЛЕТ С-5


30 ноября. 19.34

— Вы два чертовых, вконец рехнувшихся придурка — отправлять нас в такую погоду.

Сара. В словах не стесняется. Вот только Колдинг был абсолютно с ней согласен, чувствуя себя первосортным придурком, поскольку приказ взлетать в «такую погоду» считал единственным способом отправить ее в безопасное место. И этим — вот парадокс — подвергая смертельной опасности.

Магнус вел «Би-ви» Клейтона: Колдинг на пассажирском сиденье, Сара сидела сзади. Вот как мощно обрушился шторм: чтобы преодолеть полмили от особняка до ангара, понадобился «Надж». Колдинг повидал много снежных бурь, но ни разу местом наблюдения не был остров посреди озера Верхнее. Ветер, казалось, сотрясал даже землю — сжатый кулак ревущего неудержимого божества. Снег не падал — он прошивал насквозь. Плотные белые полосы гнало во всех направлениях, даже вверх. И это пока всего лишь передний край убийственного бурана, уже снизивший видимость до двадцати футов.

Сара наклонилась к переднему сиденью.

— Позвольте мне прояснить кое-что. Вы видите, как все заносит снегом? В ВВС мы бы уже отдали запрет на все полеты.

— Так вы не в ВВС, — ответил Магнус. — Я понял вас, когда вы высказали свое мнение в третий и в четвертый раз. Десятый станет перебором. — На Магнусе был большой черный пуховик, поднятый капюшон прятал его лицо. Колдинг никак не мог избавиться от впечатления, что он напоминал модернизированную версию «Беспощадного жнеца» — Смерти за рулем «Би-ви-206».

По мере продвижения смутные огни впереди становились яснее. Видимость была настолько смазанной, что, когда с расстояния пятидесяти футов Колдингу удалось разглядеть хвост гигантского лайнера, нос его оставался заштрихованным серо-белой пеленой шторма. За хлещущей мутью черный контур самолета казался неестественно огромным и каким-то неземным.

Магнус остановил вездеход в нескольких ярдах от С-5. Демонический рев ветра заглушал даже звук работающих на холостых оборотах двигателей. Колдинг, Магнус и Сара поспешно выбрались из вездехода и забрались по кормовой рампе, с огромным трудом преодолевая сопротивление ветра.

«Невероятно» беременные коровы находились в своих плексигласовых стойлах — каждую поддерживала полетная сбруя, копыта болтались в полудюйме от пола. Внутривенные трубки торчали из шеи каждой. Животные казались удивительно спокойными. Безучастные выражения их морд демонстрировали полную неосведомленность об опасности вокруг, о штормовых ветрах, которые скоро начнут сотрясать самолет, как коктейльный шейкер.

Сара откинула капюшон пуховика. Короткие светлые волосы торчали во все стороны — как это обычно бывает у нее после нескольких часов занятий любовью.

— Надо переждать, — она посмотрела на обоих мужчин, Колдинг понял, что ее слова предназначались ему. Сара просила подыграть ей. — Еще раз говорю, это безумие лететь в такую погоду. Мы погубим проект, не говоря уже о коллективных задницах — моей и моего экипажа.

Неужели она так и не поняла? Это же ее попытка улететь с острова, подальше от Магнуса.

— Не исключено, что Фишер уже в пути, — сказал Колдинг. — Мы должны вывезти тебя отсюда как можно скорее.

— Да ладно, ребята, — возразила Сара. — Здесь и сейчас никто не сядет. Давайте подождем, пусть пройдет основная масса шторма. Взлетим по плохой погоде, но когда это будет выполнимо.

— Все, надоело! — сказал Магнус так громко, что коровы повернулись посмотреть. — Ты взлетаешь прямо сейчас.

Колдинг мысленно умолял ее прекратить жаловаться и просто подчиниться.

— Я отказываюсь, — сказала Сара. — Полеты — мой служебный долг; мы ждем. Мне все это очень не нравится.

— Заткнись! — рявкнул Колдинг. — Никто не спрашивал, нравится тебе или нет. Делай свою чертову работу и командуй взлетом!

Сара удивленно уставилась на него — ему почудилось, что в ее глазах он прочитал: «предатель». Колдинг тут же возненавидел себя, но он должен заставить Сару улететь с острова раньше, чем ее жалобы вынудят Пальоне передумать.

Магнус переводил взгляд с Колдинга на Сару и обратно и улыбался.

— И помните, принцесса: полное радиомолчание. Если Фишер там, нам нельзя раскрывать карты. Никакого радио, пока не будете в тридцати милях от Манитобы, ясно?

Сара кивнула.

— Хорошо, — сказал Магнус. — Итак. Летите курсом на юго-запад — обходите шторм, затем на северо-восток, чтобы не попасть в зону радара аэропорта Тандер-Бэй. После этого берете курс на штаб-квартиру. Цзянь, Гюнтер, Колдинг, Энди и я — мы пока остаемся. Колдинг, уходим.

Сара как будто смутилась, услышав имя Цзянь, но ничего не сказала.

Колдинг последовал за Магнусом к выходу и вниз по рампе. Безопасность Сары и всех остальных теперь всецело зависела от ее полетного мастерства.


30 ноября, 20.46

Мощный нисходящий поток прихлопнул «Гэлакси» весом в полмиллиона фунтов, швырнув содрогающийся в бешеной тряске самолет на две сотни футов вниз в мгновение ока. Интересно, подумала Сара — уже в седьмой, по ее подсчетам, раз за последние пятнадцать минут, — уже конец или еще нет? Она потянула штурвал на себя, борясь с ураганным ветром. Порыв угас так же внезапно, как и возник, и она вернула С-5 на высоту пять тысяч футов.

Лицо Алонсо было белым как полотно: впечатляющий барометр его нервного состояния, учитывая темный цвет лица парня. Движения его головы были резкими, какими-то птичьими, когда глаза перескакивали с прибора на прибор.

— Это безумие, — проговорил он. — Надо сажать машину!

— А куда, не подскажешь? Мы примерно над серединой Верхнего.

Боковой ветер ударил С-5, встряхнув его так мощно, что Сара клацнула зубами. Ей приходилось попадать в тяжелые условия полета, но в такую передрягу — ни разу.

— Мы здесь, Со, и ничего уже с этим не поделаешь. Завязывай причитать, лучше помоги мне управиться.

Будь у нее возможность открутить кино чуть назад, она б, наверное, вытащила свою «беретту» и попытала счастья в стрельбе, чем вылетать в такой шторм. Правду ли написал в записке Пидж? Была ли Цзянь убита или это трюк, чтобы мотивировать ее вылететь в такую жуткую погоду? Неужели он опять ее использовал?

Нет, не может быть. Он хотел отправить ее с ребятами прочь от Магнуса. У Пиджа не было выбора: тот уже убил Цзянь, а значит, жизнь кого угодно не стоила для него и ломаного гроша. Если это был единственный шанс Пьюринэм взлететь с острова, доставить экипаж в безопасное место, ей пришлось принять его.

Самолет дал резкий крен влево, тело дернулось, натянув ремни безопасности. Несмотря на то что коровы обитали палубой ниже, она слышала, как они мычали, ревели — эти звуки несли наверх ощутимый ужас. Сара разделяла это чувство, задаваясь вопросом: какой же должна быть сила шторма, что с такой непринужденностью швыряет «Гэлакси»?

Алонсо бросил взгляд на приборную панель, затем посмотрел на Сару округлившимися от страха глазами:

— Последний порыв был шестьдесят два узла. — Его лицо было влажным от пота, но руки держали штурвал уверенно.

— Главное — спокойствие, Со. Это совсем нетрудно.

Она сосредоточилась на приборах. В окно смотреть не стала: нечего там было смотреть — снег да лед.


30 ноября, 20.55

С курткой в руке Сара спустилась по кормовому трапу. На нижней палубе творилось невообразимое. Два или три шкафа распахнулись — содержимое разлетелось по лаборатории: листы бумаги, стерильные вакуумные упаковки, разбитые пробирки и чашки Петри. Миллер крутился здесь, подбирая разбросанное оборудование, пытаясь навести хоть какой-то порядок.

Жалобные стоны коров разрывали сердце. Звуки были не единственным, что исходило от них, — в лаборатории стоял плотный запах сортира. Носы и рты животных покрывала пена, шкуры блестели от пота. Большие черные глаза искали хоть какой-то выход.

В дальнем конце коровника рядом со сложенной кормовой рампой Сара увидела открытую дверь стойла номер три. Тим Фили и Каппи были в проходе; Каппи стоял на коленях, верхней частью тела навалившись на голову коровы и пытаясь заставить ее стоять спокойно. Глаза животного конвульсивно моргали, язык вывалился. Тим Фили с силой прижимал коленом мощную шею коровы. Он держал пузырек и пытался иглой шприца попасть внутрь его. Яркая кровь покрывала рукава его куртки.

Сара бросилась к ним. В стоячем положении коровы имели достаточно свободного места в стойлах, в лежачем — едва ли. Корова лежала на правом боку, ногами к носу самолета. Кровь сочилась из ее развороченного живота: рваная, влажно поблескивающая рана бежала от вымени почти до самой грудины. Из разрыва торчала маленькая, окровавленная когтистая задняя лапа и вяло подергивалась в такт конвульсиям коровы. Эмбрион. Эмбрион хищника. Боже мой… до сего мгновения все казалось страшной сказкой. Если коровы разродятся, будут ли опасны новорожденные? Нет, даже если они сейчас вдруг родятся, они ведь все-таки еще «дети».

Грудь коровы аритмично вздымалась и опадала. По трещине в стене стойла стало понятно: там было место крепления страховочных ремней — «сбруи». В какой-то момент жуткого перелета корову мотануло с такой силой, что крепление выдрало из переборки, корова упала, и от жестокого удара ее чрезмерно большой живот лопнул.

На двери стойла висел листок бумаги с написанной фломастером надписью — накорябанной рукой Цзянь кличкой «Мисс Пирожок-с-сыром». Сара вспомнила убитую подругу, и сердце больно сжалось.

Тим все пытался попасть иголкой в пузырек. Шторм по-прежнему встряхивал и бросал С-5, но все же не настолько сильно, чтобы так ему мешать.

— Эй, трудяга, — сказала Сара, — может, помочь?

— Сам управлюсь, — язык у него заплетался.

Сара посмотрела вниз на Каппи, который одними губами сказал: «Он пьяный».

Нашел время…

Тим наконец попал иголкой в горлышко, набрал в шприц желтую жидкость. Потом положил пузырек в карман, несколько раз пощелкал пальцем по шприцу и чуть нажал на поршень. Жидкость выстрелила с конца иглы.

— Держите ее, — попросил Тим и еще сильнее придавил коленями шею коровы. Сара наклонилась рядом с Каппи, положила руки на голову коровы. Даже вялые подергивания выдавали силу животного.

Тим схватил трубку капельницы, все еще торчавшую из шеи коровы, ввел иглу в порт и вдавил поршень до конца. Судороги коровы замедлились, затем прекратились.

Сара наблюдала за Тимом. Он не двигался, не дышал — просто смотрел на корову. Наконец через несколько секунд лицо его словно умылось облегчением.

Тим поднялся на ноги и, надув щеки, испустил долгий выдох.

— Так, ну, теперь точно пора выпить. Я тут весь извелся, пока…

С душераздирающим воплем корова словно рывком вдруг вернулась к жизни. Передняя нога выстрелила вперед, влепив копытом в правое колено Тима так стремительно и мощно, что сбила его с ног. Он упал ногами в проход, телом — в стойло и скользнул вниз по коровьему развороченному, окровавленному животу.

Сара увернулась от удара копытом и сунула руку в стойло ухватить за рукав Тима, потянула его, и тот начал было выкарабкиваться, но тут обратным движением передняя нога коровы тяжело ударила острым краем копыта Тиму в лоб. Голова его дернулась назад, кровь мгновенно хлынула из-под волос и залила лицо. Сара, удерживая равновесие правой рукой, держась за стенку стойла, левой крепко держала Тима.

— Каппи, помоги мне вытащить его оттуда!

Тот подпрыгнул, держась руками за косяки открытой двери, в прыжке высоко поджал колени и приземлился, придавив голенями передние ноги коровы. В голове Сары вдруг непрошено мелькнула мысль остановиться и поаплодировать блестящему прыжку. Движения Мисс Пирожок-с-сыром стали замедляться. Каппи сунулся дальше в стойло и ухватил Тима за грудки.

Сара и Каппи наклонились вперед, чтобы вытащить Тима. В то же самое мгновение из развороченного живота коровы выскользнуло окровавленное нечто. Сара увидела лишь, как мелькнуло что-то мокро-красное, раззявленный треугольный рот и длинные белые зубы, с лязгом сомкнувшиеся на левой руке Каппи. Звук разгрызаемых костей присоединился к коровьему реву и последовавшему тотчас за ним воплю Каппи.

Внутри тесной плексигласовой клетки, разбрызгивая кровь, в смертельной панике вновь забилась корова весом полторы тысячи фунтов. Теряя сознание, Тим плюхнулся у разорванного туловища животного и его дергающихся задних ног. Правой рукой Каппи, словно обезумев, молотил вцепившееся в его левую руку существо.

Сара вытащила «беретту» и стала стрелять в голову корове; в тесном помещении выстрелы отдавались негромким коротким эхом. Первая пуля почти полностью снесла нижнюю челюсть. Вторая миновала мечущуюся голову животного и впилась в пол. Третья превратила коровий глаз в кровавую красную дыру.

Мисс Пирожок-с-сыром забилась еще сильнее. Она испустила странный печальный вопль, так резанувший душу, — вопль, который Сара никогда не забудет, несмотря на все ужасы последующих дней.

Сара тяжело упала коленями на сильную шею Мисс Пирожка. Она вложила ствол корове в ухо и еще раз нажала на спуск. Кровью плеснуло ей на куртку, в лицо.

Корова перестала реветь.

Каппи — нет.

С искаженным от муки лицом, кулаком правой руки он исступленно осыпал ударами окровавленное существо, сомкнувшее челюсти на его левой.

— Пусти-пусти-пусти! — Он резко качнулся к проходу и полностью вытащил осклизлого уродца из коровьего брюха.

«Ни фига себе! Какой же он здоровый-то, мама родная!» Сара рефлексивно отскочила на шаг назад, инстинкт буквально кричал ей держаться подальше от существа.

Откуда-то появился Миллер: бросившись всем телом на окровавленного урода, он обхватив его руками и закричал:

— Сара, пристрели его!

Сара приставила ствол к мерзкой, лишенной кожи голове, чуть наклонила «беретту», чтобы не задеть руку Каппи, и спустила курок. Ошметок размером с бейсбольный шар выбросило из черепа в фонтане брызг крови, мозга и костей.

Существо обмякло, раскрыв челюсти ровно настолько, чтобы Каппи смог наконец высвободить из страшных зубов свою изуродованную руку.

Сара тыльной стороной ладони вытерла влажное лицо — оно еще пылало, но быстро отходило в стылом воздухе самолета.


Остальные коровы дергались и взбрыкивали, удерживаемые полетной «сбруей»: по-видимому их напугали крики Мисс Пирожок-с-сыром. Кончики копыт задевали пол, наполняя самолет щелкающими и царапающими звуками.

В ветеринарном отсеке Сара увидела Румкорфа, вцепившегося в край лабораторного стола.

— Помоги… мне, — слабым голосом позвал ее Каппи, словно прося вернуться к реальности.

— Сейчас, дружище, — сказал Миллер. Он наклонился, чтобы осмотреть рану своего лучшего друга.

Сара поднялась и попыталась оценить потери: двое раненых людей, одна огромная корова, мертвая тварь размером с датского дога и крови больше, чем на скотобойне.

— Миллер, насколько все плохо?

Он подвинулся, чтобы Саре было видно руку Каппи. Словно со стороны, она услышала, как невольно ахнула: зубы монстра в нескольких местах сломали Каппи лучевую и локтевую кости. Кровь из раны сильной струей стекала ему на бедро и на пол, где смешивалась с кровью мертвой коровы и жуткого уродца. Его рука болезненно тряслась, когда Миллер шевелил ею, словно целыми на ней осталось лишь несколько нитей мышц.

— Помощь нужна. Срочно, — сказал Миллер и, сорвав с себя куртку, обмотал вокруг раны друга, пытаясь давлением остановить кровотечение. Потом посмотрел на окровавленный труп новорожденного. — Сара, что это за дрянь? Ни фига ведь не корова, а?

— Дохлятина, вот и все, — ответила Сара. — И как только выйдем из штормовой зоны, откроем кормовую рампу и вышвырнем этих чертовых коров всех до единой в озеро Верхнее.

Пьюринэм поспешила к панели интеркома и нажала кнопку «Кабина пилотов».

— Алонсо, вызывай Манитобу, прямо сейчас. Срочно нужен запасной аэродром.

В динамике проскрипел голос Алонсо:

— Но Магнус приказал соблюдать радиомолчание.

— Каппи серьезно ранен. Вызови Манитобу и передай, что мы запрашиваем посадку и медпомощь. Срочно. Если не найдут, мы поворачиваем на Гоутон-Хэнкок.

— Понял.

Сара кинулась обратно в третье стойло мимо все еще беспокойных, дергающихся коров. Ремни и застежки гремели, копыта громко клацали о толстый плексиглас.

Уродец оставался в проходе, теряя кровь в медленно расползающейся луже. Красным пачкался мех — белый с черными пятнами. Тяжелая треугольная голова казалась очень большой — размером с туловище. Странный нарост торчал в задней части черепа — похожий на рог антилопы, но параллельный плотному кряжистому телу. Нарост, однако, не был костяным — он казался эластичным. От нароста вниз к окровавленной спине существа тянулась кожа.

Сара попыталась думать, попыталась мысленно переварить происшедшее… Она не была готова к такому. Никто не мог быть готов к такому. Она оглянулась на ветлабораторию, где по-прежнему стоял Румкорф, вцепившись в лабораторный стол.

— Док! Быстро сюда, у нас раненый!

Румкорф отклеился от стола с заметным усилием воли, затем припустил рысцой по проходу. Сара не нашла сил смотреть на Каппи и взглянула на эмбриона. Теперь понятно, почему Мисс Пирожок-с-сыром так металась, несмотря на бежавший по венам яд. Лишенные кожи маленькие лапы, еще сложенные на теле, оканчивались шестидюймовыми, похожими на иголки когтями.

«Эта… тварь, она ведь умирать не хотела. Яд почуяла… и попыталась удрать».

Сара не заметила, как рядом с ней оказался Румкорф — он присел рядом с Каппи и Миллером, погрузив колени в лужи смешанной крови. Клаус долго осматривал рану, затем начал вытаскивать из своих брюк ремень.

— Держите его, — сказал он Миллеру.

Румкорф обернул петлей ремня руку Каппи сразу над жуткой раной и продел язычок через пряжку. Миллер ухватил Каппи за здоровую руку и плечо. Сара перегнулась через Румкорфа и взялась руками за лодыжки раненого.

Румкорф наклонился к уху Каппи:

— Мне пришлось наложить жгут, чтобы остановить кровь. Будет очень больно, вы поняли?

Не размыкая крепко зажмуренных глаз, Каппи кивнул.

— Держите его, — повторил Румкорф и ровным усилием крепко затянул ремень.

Каппи резко запрокинул голову и закричал.

Румкорф подтянул еще, а затем обернул свободный конец вокруг руки и закрепил его.

— Тащите в изолятор. Я осмотрю Тима и, как освобожусь, сразу приду.

— Сара, — сказал Миллер. — Бери Каппи за ноги.

Они понесли раненого друга мимо стойл с коровами. Платформа лифта опустилась. Продолжая держать Каппи, Сара с Миллером поднялись на лифте на вторую палубу.


30 ноября, 20.59

В изоляторе Каппи положили на стол. От порога до лифта за ними протянулась дорожка крови, словно в искаженной версии сказки «Гензель и Гретель».

— Господи, как же больно, — прошипел Каппи сквозь сжатые зубы.

Миллер распахнул шкафчик, вытащил марлю и пневматическую шину.

— Ты просто потерпи, братишка. Все будет хорошо. — Он поднял глаза на Сару. — Надо садиться. Срочно.

Сара подошла к интеркому изолятора и нажала кнопку «Кабина пилотов».

— Со, как дела?

Нет ответа.

Она вновь нажала кнопку.

— Со, ответь.

И вновь нет ответа.

И тут она почуяла запах… дыма.

Сара вновь ощутила волну адреналина и кинулась по короткому коридору в кабину.

Тоненькие белые завитки выбивались из-за закрытой двери кабины. Она рывком распахнула дверь. В кабине висел дым, распространяя смутное свечение разноцветных огней приборов.

— Со, ты в порядке?

— Где тебя черти носили? — Обе руки Алонсо были на штурвале, он даже не оглянулся на нее. — Рация полетела. Как только врубил передатчик, раздался хлопок. Я попытался дозваться тебя, но, похоже, накрылась и внутренняя связь. Ну, я и развел огонь. Все у нас в порядке, не считая того, что мы немые и глухие, пока я не вылезу отсюда и не займусь этим.

«Хлопок»… как только он попытался включить радио.

— Вот гад, тихонько выругалась она.

Сара попыталась припомнить, где сидел Магнус. Она посмотрела на блок приемопередатчика, заглянула под кресло наблюдателя и во все закоулки кабины.

— Сара, ты что шаришь? Блин, да ты вся в крови!

— Все нормально, уже проехали, — ответила Сара и выскочила за дверь. Она побежала в комнату отдыха, заглянула под металлические койки, сорвала матрацы. Ничего. Осмотрела изголовья, шкафчики с запчастями, под крохотным умывальником… снова ничего.

«Пожалуйста, ну, пожалуйста, пусть я ошибусь!»

Она перешла в игровую. Взгляд тут же упал на плоский телевизор. Сара кинулась к нему, внезапно ощутив острый зуд в затылке, и перегнулась заглянуть за экран.

Там, между телевизором и бортом корпуса, было втиснуто столько пластиковой взрывчатки, сколько она в жизни своей не видела.


30 ноября, 21.03

Сара неотрывно смотрела на бомбу. Так много проводов, идущих к корпусу, к задней панели телевизора, к полу. Она присела на колени, стараясь ничего не задеть, глаза искали, пока не нашли — маленький жидкокристаллический таймер, на котором шел отсчет 9.01… 9.00… 8.59… 8.58…

«Успокойся-успокойся-тихо-спокойно-если-не-будешь-мыслить-ясно-умрешь».

Колдинг с Магнусом отправляли С-5 не в Манитобу — они отправляли его на дно озера Верхнее. К тому времени как шторм пройдет, не останется ни С-5, ни каких-либо его следов. Тысяча футов воды навсегда спрячут обломки.

Им даже не выброситься: в такой шторм парашюты запутает, и они разобьются. Если удар об воду на предельно низкой скорости не убьет их, то они очень скоро утонут в ледяной воде. Даже если удастся забраться в спасательный плот, им не выжить в двадцатисемифутовых волнах и при ветре в семьдесят узлов. Дашь SOS или не дашь — никто не успеет на помощь.

Она глубоко вздохнула. «Думай. Рассуждай логически, думай». Выход должен быть. Сара синхронизировала свои часы с таймером бомбы — в 21.12 пластит разнесет С-5 в клочья. Она ничего не понимала в разминировании. Как и ее экипаж. Все эти провода… Если попробовать двинуть бомбу — наверняка тут же взорвется. Можно начать выдергивать провода, но это уже как последний, отчаянный шанс. Она побежала в кабину, где схватила летную карту и бросила ее на маленький столик в навигационном отсеке. Ее руки разгладили карту, случайно размазав по бумаге кровь.

— Со, где мы?

— На полпути по дуге вокруг шторма. Всего в ста милях от Гоутон-Хэнкока.

Она сверилась с картой.

— Гоутон-Хэнкок отставить, не успеем. На борту бомба, нам осталось жить девять минут.

Алонсо тут же включил автопилот, выбрался из своего кресла и подсел к Саре.

— Девять минут? А кто бомбу подкинул?

— Скорее всего, Магнус. Я видела его здесь за несколько часов до взлета.

Она бросила взгляд на часы: 21.04. Восемь минут. Они не дотянут до Гоутон-Хэнкока. Сумасшедший полет Магнуса по дуге погубит их посередине озера Верхнее: они нидокуда не дотянут.

Почти нидокуда… Одно место все же оставалось.

— Давай на курс обратно в шторм, — велела Пьюринэм. — Полный газ! Возвращаемся на остров.

— Назад, на остров? К Магнусу? Да ни в жисть!

Выдержка оставила Сару. Она протянула испачканную в крови руку и ухватила Алонсо за воротник пуховика.

— Нет у нас выбора! Смотри на эту чертову карту. Нам некуда податься — бомба рванет раньше!

— Но он же хочет убить нас…

Левая рука Сары присоединилась к правой. С каждым словом она встряхивала его воротник, дергая скользкую, набитую пухом ткань.

— Я… знаю… это! Они включают радар только для регулярных взлетов или посадок, помнишь? Он выключен, они же не знают, что мы летим, поэтому возвращай нас в шторм!

Она выпустила воротник. Алонсо моргнул несколько раз, затем полез назад в кресло второго пилота. Моторы взвыли. Сара держалась за стол, пока С-5 с креном разворачивался.

— Курс на шторм, — доложил Алонсо. — Только чтобы нас засечь, радар им не нужен. Даже в такой дерьмовой видимости нас будет видно на полосе.

Должен быть выход, что-то такое… Ее глаза впились в карту… и тут ей вспомнились слова Клейтона. Точно! Это сработает, должно сработать, иначе они погибнут. Сара потащила карту к Алонсо.

— Садимся не на полосу.

Прежде чем он успел спросить куда, ее палец ткнулся в точку назначения. Алонсо бросил один взгляд на карту, затем поднял на нее полные ужаса глаза.

— Залив Рэплейе? Не получится.

— Он длиной в милю и полностью замерз.

— Мы садимся на лед — лед, который не увидим, пока не будем над ним как минимум в ста футах, мы не знаем его толщины. Я захожу на полосу, и будем отбивать ее у Магнуса.

— Да у него есть ракета — этот чертов «Стингер»! Полоса всего в полумиле от особняка: если он услышит нас на подлете, ему потребуется тридцать секунд, чтоб сбить нас еще в воздухе. Со, если хочешь жить, у тебя есть пять минут, чтобы посадить нас на залив! Сажай самолет и сразу же бегом помогать Миллеру вытащить отсюда Каппи.

Сара выскочила из кабины, успев бросить карту на столик. Если за пять минут они долетят до залива, это даст им две минуты отойти на безопасное расстояние. Она поспешила по коридорчику назад, в окровавленный лазарет. Миллер все еще возился с лежавшим без сознания Каппи.

— Кровотечение я остановил, — сообщил Миллер. — Вызывай сюда скорее доктора Румкорфа.

— Некогда, — сказала Сара. — Слушай внимательно. На борту бомба. Привяжи хорошенько Каппи, мы возвращаемся на Черный Маниту. Будем аварийно садиться на лед залива. Шансы мизерные, но это единственный выход. Все понял?

— Да, мэм.

— Молодец. Когда приземлимся, Со поможет тебе вытащить Каппи. Все надо будет делать очень быстро, иначе погибнем.

Она проскочила через лабораторию верхней палубы и спустилась по кормовому трапу. Румкорф и так и не очнувшийся Тим были все еще в стойле номер три. Клаус нашел немного хирургической нити и сейчас заканчивал накладывать швы на лоб Тима. Даже в таких сумасшедших условиях полета стежки выглядели плотными и аккуратно маленькими.

Румкорф заговорил, не отрывая глаз от работы:

— У Тима могут быть внутренние повреждения. Его надо срочно в больницу, нам самим двигать его нельзя.

— Плевать, — сказала Сара. — Мы идем на аварийную посадку, Тима надо посадить в кресло и пристегнуть. Срочно.

Румкорф поднял глаза:

— Аварийную… а в чем дело?

— Магнус решил ликвидировать проект, а заодно и всех нас. На борту бомба, которая рванет через шесть минут.

У Румкорфа отвисла челюсть.

— Бомба? Но какой смысл? Пальоне инвестировали в этот проект миллионы!

— А теперь выходят из игры и сокращают убытки.

— Но как же коровы, они…

— Да к дьяволу ваших коров! Вы что, не понимаете? Нет больше никакого проекта. Магнус хочет его похоронить, и нас вместе с ним. Давайте быстро в лабораторию Тима — там в шкафчиках аварийные комплекты. Нам придется скрываться в зимнем лесу… не знаю, как долго. Соберите одеяла, куртки… Бегом!

Румкорф заковылял к шкафчикам, оставив Сару с бессознательным Тимом Фили. Парню, похоже, крепко досталось. Он по-прежнему лежал рядом с Мисс Пирожок-с-сыром, одежда намокла от ее крови, голова — на задних ногах коровы, икры — на ее передних. Кожа под двумя десятками швов покраснела и опухла.

О, черт, его колено: крови не было, но раздуло так, что материя брючины на колене плотно натянулась. Не надо быть доктором, чтобы видеть: самостоятельно Фили идти не сможет. Сара схватила его за руки и потянула, пробуя посадить. Затем присела на корточки, просунула руки ему под мышки и вокруг спины и поднялась. Тим выпрямился, как тряпичная марионетка. Черт, он оказался совсем не тяжелым, от силы сорок пять вместе с мокрой одеждой.

Сара ухватилась за его правое плечо, просунула свою левую руку меж ногами и взвалила Тима себе на плечи приемом «перенос партнера на плече». Осторожно переступив через ноги коровы, вышла в проход и добралась до кресел. Здесь она бережно посадила Тима, пристегнула ремнями. И проверила часы — 21.08… Четыре минуты.

Сара перебежала по проходу к Румкорфу, который раскладывал кучками сухие пайки, аптечки и одеяла. Им нужно было все, что они могли унести. Если удастся сесть незамеченными и они останутся в живых после посадки, остров достаточно велик, чтобы прятаться — но как долго?

Она нашла рюкзаки и сунула один Румкорфу — тот начал заталкивать в него свои кучки.

— Но почему? — кипел он. — Почему, ради всего святого, скажите мне, они убивают проект?

— Док, пакуйтесь, а?

Надо как-то выключить из игры Магнуса до того, как он узнает, что самолет вернулся. У Пальоне под рукой в подвале весь арсенал: если он, Энди и Гюнтер пойдут в наступление, у Сары и ее ребят не будет ни шанса.

— Они не сделают этого, — не унимался Румкорф. — Они не закроют мой проект, я просто не допущу этого.

— Да вы заткнетесь, а?

Начать надо будет с дома Свена Баллантайна. Он ближе всех к заливу Рэплейе. Отнести туда Каппи, может, взять в заложники Свена. Вряд ли удастся узнать, что известно старику или на чьей он стороне.

«А как же Пидж? На чьей он стороне?»

Придется признать факты: Колдинг был частью проекта, однако в заминированном С-5 его задницы не было.

Самолет внезапно накренился. Сара ухватилась за дверцу шкафчика, вылетевшие припасы поехали по полу. Румкорф упал на спину, покатился и въехал в лабораторный стол. Крупные тела коров натянули ремни, и нижняя палуба вновь наполнилась ревом.

— Док, вы как?

— Лучше не бывает! Сейчас подгружу еще кое-что из запасов.

— Нет, давайте быстро в кресло.

Самолет несколько раз бросило из стороны в сторону, пока Румкорф карабкался в свое кресло и пристегивался. Припасы возило по полу. Сара проверила часы в тот момент, когда стрелка показала девять часов десять минут — жить оставалось две минуты. Вот-вот уже должны садиться, в любую секунду. Она надежно застегнула молнии вещмешков и понесла их к креслам.

Самолет одновременно свалился на левый борт и провалился в яму. На секунду Сара ощутила невесомость. Пол ушел из-под ног и следом неожиданно вернулся и ударил ее в лицо. Тупая боль наполнила мозг, как похмельный гул. Перед глазами все поплыло. Она поморгала несколько раз и попыталась встать.

Кто-то звал ее. Румкорф. Сара помотала головой, способность мыслить медленно возвращалась.

— До посадки тридцать секунд. — Голос будто бы Алонсо… но ведь он… в кабине…

— Сара! Поднимайтесь! — А это кричал Румкорф. — Не двигайтесь, я сейчас подойду.

— Не вставать! — Словно яркой вспышкой вернулся разум. Еще одна такая же яма может и его нокаутировать.

— Двадцать секунд, — голос Алонсо шел из динамиков. Наверное, починил и внутреннюю связь.

Сара потеряла бесценное время. Самолет под ней падал и поднимался. Она бросила вещмешки и поползла; пришлось ползти, потому что стоять на ногах женщина просто не могла. Извиваясь змеей, Сара втянула себя в кресло.

— Десять секунд, — объявил Алонсо шокирующе невозмутимым голосом.

Сара застегнула первую пряжку; в голове что-то гудело и пульсировало, руки повиновались так медленно…

— Пять…

«…когда самолет шлепнется — тебе не жить, тебя вышвырнет из кресла, ты умрешь…»

— Четыре…

«Ну-ка, успокойся, найди ремни, застегни пряжку…»

— Три…

«…мы пробьем лед и утонем в ледяной воде…»

— Две…

Руки наконец нащупали вторую пряжку, замок защелкнулся.

— Одна…

«…вот оно, о, Колдинг, почему ты не спас меня, почему-почему-поче…»

Полет в свободно падающем лифте завершился сокрушительным толчком, сотрясшим каждый атом ее тела. Они зашли на посадку с чуть большим, чем нужно было, креном. Мозг тотчас отметил «галочкой» возможные повреждения — носовой обтекатель точно не откроется, что сделает носовую аппарель бесполезной. Повреждение топливных баков? Может их зацепить и залить самолет огнем? На льду С-5 может развернуть боком и закрутить?

Толчки и удары едва не вырвали ее тело из ремней. Пять нескончаемых секунд катились, наполненные визгом и скрежетом металла, вгрызающегося в прочный лед.

Инерция еще сильнее натянула ее ремни: С-5 замедлялся. Десять секунд спустя скольжение застопорилось, и ее тело отбросило на спинку кресла. Сара поспешно отстегнула ремни и бросила взгляд на часы — было все еще 21.10. Чувствовалось так, будто миновала мучительная вечность, хотя аварийная посадка заняла менее минуты.

Сара бросилась по проходу в корму, рев коров и негромкое цоканье били в уши. Она шлепнула ладонью по кнопке опускания кормовой рампы. Гидравлика взвыла, раскрывая створки задних дверей, и металлическая кормовая рампа, медленно разворачиваясь, стала опускаться. Влекомый ветром снег ворвался внутрь, словно лавина газа. В завывании ветра чудилось наслаждение: он будто того и ждал — второго шанса добраться до людей внутри огромного самолета. Сара отвернулась от ударов снежной бури и схватила микрофон внутренней связи.

— Со, живой?

— Живой. Офигеть, мы живы!

— Помоги Миллеру спустить Каппи, бегом!

Сара кинулась по проходу обратно к секции кресел. Румкорф уже встал — брел на подкашивающихся ногах, держась за лабораторный стол, в сторону рампы. Миновав его, она бросилась к Тиму. Отстегнув так и не очнувшегося парня, она присела и вновь взвалила его на плечо тем же приемом. Затем поднялась…

…и почувствовала, как вибрирует пол от тяжелой поступи шагов. Она повернулась лицом к кормовой рампе. Прямо на нее по проходу неслась корова — огромная, черно-белая, с огромными, вылезшими из орбит, безумными от паники глазами. Сара перебежала через проход к лабораторному столу и успела взобраться на него, двигаясь крайне неуклюже из-за ноши на плечах. Удержать Тима не удалось: пальцы разжались, и он выскользнул, с грохотом рухнув на палубу по ту сторону стола. Корова пронеслась мимо, гулко протопав копытами по обрезиненному покрытию, чуть задев огромным задом ноги Сары, прежде чем та успела убрать их за край стола, — и врезалась в сложенную носовую аппарель так мощно, что от удара содрогнулся весь самолет. Корова дернулась назад, яростно развернулась, налетев на одно из кресел и порезавшись. Хлынувшая потоком кровь окрасила черно-белую шкуру и пол, когда корова побежала в другом направлении — к еще не опустившейся кормовой рампе.

Завывающие ураганной силы ветры прорывались в двадцатифутовые кормовые ворота, швыряя снег в грузовой отсек. Еще две обезумевшие коровы бросились из напитанного ужасом самолета к рампе — к свободе. Они толкали друг друга, пытаясь выбраться наружу. Копыто одной из них поскользнулось на трупе Мисс Пирожок-с-сыром; она упала тяжело, передняя нога подломилась сухо и громко, как выстрелила. Животное взревело от страха и боли, пытаясь подняться и выбраться, но сломанная нога не поддержала ее усилий.

Сара увидела Румкорфа, переходившего от стойла к стойлу — тот открывал двери и нажимал кнопки механизма отстегивания сбруи. Толстые брезентовые ремни медленно опускались на дюйм-два, давая копытам животных твердо стать на пол, и следом падали на пол. Животные мгновенно ретировались из узких стойл и в панике неслись к рампе.

— Какого черта вы делаете?! — закричала Сара, пытаясь перекрыть грохот бури и рев скота.

Но Румкорф не ответил. Ветер трепал его зачес во все стороны. Некоторые коровы бежали к рампе. Остальные стояли на месте, оглушенные, напуганные.

Сверху донесся звук механизмов лифта. Платформа пошла вниз. На металлической сетке она увидела стоящих Алонсо и Миллера; каждый держался за ручки «каталки», на которой лежал Каппи. Лифт опустит их по другую сторону прохода напротив лабораторного стола.

— Сара! — закричал Алонсо. Она едва слышала за шумом. — Дальше что?

— Уходим, скорее!

Медленно опускался лифт, открывая их ступни, голени, колени.

Охваченная паникой корова ошиблась направлением и бросилась прочь от задних ворот. Она врезалась в черный лабораторный стол, накренив его и повалив Сару на Тима. Корова ударила еще раз, и стол опрокинулся. Сара выставила вверх руки как раз вовремя, не дав краю тяжелого стола врезаться в нее. Мышцы рук страшно напряглись, когда она попыталась оттолкнуть стол в сторону.

Сара услышала железный скрежет, тревожные крики мужчин, мучительный рев охваченного болью животного, услышала, как умолк механизм лифта и затем заработал вновь.

О нет! Алонсо поехал наверх!

Сара закричала и заставила дрожащие руки толкнуть из последних сил. Стол чуть сдвинулся в сторону, и ей удалось убрать ноги прежде, чем она отпустила стол. Тяжелая черная столешница врезалась в пол, как гильотина. Теперь ставший на попа стол защищал ее от истекающей кровью, обезумевшей коровы весом в полторы тысячи фунтов.

— Алонсо, назад!

На решетке ушедшего наверх лифта Сара успела заметить только ногу кого-то уходящего с платформы — и все. Опоздала. Лифт стоял на верхней палубе, с угла капала кровь — в это место врезалась корова. Алонсо повез Каппи к кормовому трапу, решив, что такой путь безопаснее. Сара глянула на часы — 21.11.

Одна минута.

Сколько от этой последней минуты уже миновало? Пять секунд, десять? Время вышло. Сара почувствовала, как слезы — горячие, нежданные и неудержимые — побежали по щекам.

У ее ребят не получится.

«Не-успеть-не-успеть-не-успеть…»

Тим оказался у нее на плечах еще до того, как она об этом подумала. Сара шагнула мимо стола и присоединилась к паническому бегству стада. Ревущие черно-белые тела громоздились вокруг нее, били, толкали слева и справа, но она отказывалась падать, отказывалась умирать.

«Не-успеть-не-успеть-не-успеть…»

Сара почувствовала, что опора под ногами изменилась — обрезиненная палуба сменилась на гулкую сталь рампы, потом ее ноги захлюпали по ледяной, дюймовой глубины воде. Огни внутри С-5 высветили конус крутящегося снега и широкую, длинную и влажную борозду, выгрызенную в покрытом снегом льду. Вода пузырилась из тысяч трещин: мерцающая, расползающаяся поверхность, пожиравшая падающие хлопья. Белые простыни взмывали вверх и вокруг нее, расползались на нити, лезли в глаза и рот.

«Сколько еще секундочек, не-успею-не-успею-не-успею…»

Сара свернула влево, мимо борозды, и провалилась в снег по пояс. Холода она не чувствовала, не слышала ревущих коров; она просто шла, уходя прочь от самолета, от смерти — к жизни.

«Все равно погибнем, вот сейчас, в любую секу…»

Удар, грохот — и она летит через раскаленное чрево доменной печи. Больно ударяется и скользит лицом вперед по укрытому снегом льду…

Сара с трудом поднялась и оглянулась. Взрыв разломил С-5 сразу за кабиной и еще — за крыльями: Магнус заложил две бомбы. Ослепляющее пламя било на тридцать футов вверх, ярко подсвечивая штормовой замерзший залив трепещущим блеском.

Слева от нее ничком неподвижно лежал Тим. Экипаж либо погиб, либо сгорел заживо. И ни черта она не могла с этим поделать. Спасать оставалось только одного — Тима Фили. И вновь уже отработанным движением она взвалила его себе на плечи. С чего это она решила, что он легкий? Сара потащила свое бремя, с огромным трудом, полушажками пробиваясь по пояс в снегу.

Еще один взрыв грохнул за спиной — топливные баки. На этот раз она ушла достаточно далеко и поэтому избежала сокрушительных последствий ударной волны. Сара повернулась бросить последний беспокойный взгляд. Казалось, будто пылающий С-5 дергается, как умирающая антилопа от смертельного укуса льва. Саре понадобилось несколько мгновений, чтобы понять почему: самолет проваливался сквозь растрескавшийся лед. Раздался низкий, раскатистый треск — не выдержал лед, — затем похожий на стон скрежет металла о ледяную кромку, потом шипение того же самого металла, раскаленного докрасна, встретившегося с водой. Через несколько секунд хвост скрылся.

Сара вглядывалась сквозь слепящий снег, надеясь увидеть чудо, надеясь увидеть одного из друзей. А вдруг они успели выскочить, вдруг они были в другой части корпуса.

Вот опять мощный треск. Середина разломленного фюзеляжа чуть просела. Мгновение она оставалась наверху, поддерживаемая горящими крыльями, плотно прижатыми ко льду, затем крылья заскрипели, прогнулись и, наконец, с треском надломились у оснований: фюзеляж скользнул под воду. За ним последовали огромные двигатели «Боинга», увлекая за собой почти сломанные крылья. На льду оставались какие-то обломки, уже начавшие белеть: их заносило снегом.

С-5 почти полностью исчез. Через четыре-пять часов на месте катастрофы останутся бесформенные белые сугробы. Сара услышала прощальное шипение: последний обломок раскаленного металла скользнул в воду, а затем — ничего, лишь гул бурана.

Нет, прилетел еще один звук — слабый призыв мычащей коровы.

Сара содрогнулась. Они вернулись на остров, где кто-то действительно желал их смерти. Ни одеял, ни еды, ни защиты от пурги, кроме их черных пуховиков. Она даже берега не видела.

«У животных есть инстинкты, которых нет у меня… Коровы найдут берег».

Пьюринэм выдохлась. Она не знала, сколько еще тащить Тима. Из залива надо выбираться, искать какое-нибудь укрытие от ветра или умирать — будто и не покидали самолета. Сара поправила ношу на плечах, чуть наклонилась вперед навстречу ветру и пошла, ориентируясь на едва слышимое мычание.


30 ноября, 21.27

Коровы жались друг к другу серо-белой кучкой: в такой темени ничто не казалось белым. Мощные, с тяжелыми ветвями сосны лишь отчасти сдерживали ветер. Снег продолжал налетать плотными зарядами — даже в лесу он был настолько глубоким, что таял уже под разбухшими коровьими брюхами.

Охваченная сильной дрожью, Сара привалилась к стволу дерева и попробовала тереть свои скрюченные, хрупкие пальцы: их кончики пронизывала острая боль. Но боль — не самое плохое. Вот если они станут неметь — значит, обморожение. Ей казалось, будто ее скелет целиком из обледеневшей стали.

Надо искать укрытие. Тим лежал, как тряпичная кукла, на земле, и вокруг его тела уже наметало снег. Сара сомневалась, проживет ли он хотя бы час, не говоря уже о ночи. Ей казалось, что было градусов двадцать ниже нуля, с ветром и того хуже.

Недалеко от бухты Рэплейе жил Свен Баллантайн. Если б ей удалось найти дом Свена, она могла бы спасти Тима. Но в какую сторону идти? Видимость менее двадцати футов. Ни луны, ни звезд. Единственный шанс — пробиваться самой, найти дом Свена и вернуться за Тимом.

Сара нашла огромную сосну с ветвями, так придавленными снегом, что под ними образовалось подобие маленькой пещеры. Холодные как лед, руки протянулись и обломали сухие, мертвые ветки, расчистив пространство. Оно получилось небольшое, но закрытое от ветра. Туда она затащила Тима.

Управившись, Сара почувствовала непреодолимое желание лечь рядом с ним и просто уснуть. Усталость наполняла все тело, как и пульсирующая боль от ударов пытавшегося вырваться на волю стада и контузии от взрывной волны. Но помимо физического изнеможения, она едва не теряла рассудок от горя — потери друзей. Постигла ли их мгновенная смерть при взрыве? Или они погибли в огне?

Сара избежала серьезных ожогов, что было единственной доброй новостью. Ей было больно, ее трясло, и хотелось только одного — отключиться.

Она взглянула на Тима Фили, лежащего лицом вниз посреди сосновых ветвей, сломанных сучьев и сухих веточек. Если они не найдут настоящего крова, он умрет. Сара заплакала… ей не хотелось вылезать отсюда. Вообще. Она больше не могла.

Но она должна.

Холодные пальцы вытерли слезы. Сара глубоко задышала через нос, укрепляясь в решимости. Затем натянула рукава пуховика на негнущиеся пальцы и осторожно выбралась из-под ветвей — так, чтобы не обрушить снежные стены.


30 ноября, 21.38

Каждые пять минут ураганный ветер ненадолго стихал, но лишь для того, чтобы разгуляться вновь. В эти секундные передышки заряды снега как будто ослабевали, улучшая видимость от футов двадцати до почти сотни, — и в этих просветах далекий слабый огонек показался ей маяком надежды.

Сара припала к стволу дерева на краю леса, напряженно вглядываясь через поле в мерцающий свет. Сил оставалось совсем немного. Если выяснится, что ей мерещится, их хватит лишь на то, чтобы вернуться к дереву Тима, заползти под ветви и дать природе решить их участь.

Она вышла в поле. Не сдерживаемый деревьями, ветер здесь дул куда сильнее, хлестал снегом по лицу, глазам. Она наклонилась вперед и стала пробиваться, бредя по пояс в снегу. Но с каждым неловким шагом огонек светил ей будто чуть ярче и уверенней.

Еще несколько шагов, еще одно затишье, и перед Сарой предстало зрелище, прекраснее которого в ее жизни не было.

Свет горел на стене коровника.

Коровник Свена.

Она развернулась и побрела по своей траншее назад.


В пяти футах от двери коровника ноги перестали слушаться Сару. Полмили она тащила на себе 145-фунтового мужчину по пояс в снегу, и теперь ее тело сдалось. Сара упала лицом в пушистый восьмифутовый сугроб, который намел ветер, бившийся в стены красного амбара. Тим почти исчез, заметенный снегом, — одни ноги торчали.

Она не могла подняться. Не хотела подниматься. Гори все синим пламенем. Ну, замерзнет она тут до смерти, и что? Магнус все равно достанет ее — это лишь вопрос времени. Почему бы не закончить все сразу и сейчас, просто встретить смерть, как ее друзья, которых она не смогла спасти?

Алонсо, Каппи, Миллер.

Почему нельзя просто опустить руки?

Потому. Потому, что она хотела видеть Магнуса Пальоне мертвым. Это более чем достаточная причина продолжить борьбу.

Сара собралась с духом. Даже не позаботившись смести снег с лица, она поковыляла к большой сдвижной двери коровника. Закоченевшие руки ухватились за черную ручку. Ослабевшие мускулы напряглись, толкнули, и, скрипнув металлическими роликами, дверь отошла на пару футов.

Она шагнула внутрь и, оставив за порогом шторм, очутилась в оазисе тишины.

А как ЭТИ попали сюда?

Сквозь влагу слезящихся глаз она увидела десятка два коров, безмятежно лежащих в полнящихся сеном стойлах. Она помотала головой, пытаясь прояснить мысли. Коровы Свена… а не те, из самолета.

Усилием воли Сара заставила себя вернуться в буран. Она ухватила Тима за ноги и потянула его из сугроба. Лицо Фили скользило по занесенной снегом земле, но это было единственным, на что она оставалась способна. Наконец, после всех мук холода, боли и отчаяния, она втащила Тима в убежище.

Сара доковыляла до сдвижной двери и своим весом навалилась на черную ручку. Ветром надуло внутрь снега, словно некая сверхъестественная рука в последний раз протянулась за ускользающей добычей. Ролики взвизгнули, когда дверь захлопнулась, оставив ветер бесноваться и выть снаружи.

В коровнике было не тепло, но ощутимо выше нуля. Сара слышала гудение работающего на бензине генератора. Она обвела взглядом просторное помещение и увидела оранжевый отсвет переносных обогревателей.

Безопасность.

Она сделала это. С последними остатками сил подтащила Тима, оставила перед одним из больших электрических обогревателей и рухнула.

Сон пришел почти мгновенно.


Книга пятая

НОВОРОЖДЕННЫЕ


Клейтон для верности еще два раза соскреб снег, затем приставил лопату к стене особняка, взял банку с солью и разбросал гранулы по свежерасчищенному льду. Открыл застекленную створчатую дверь в гостиную, неожиданно повернулся и бросил на Колдинга тяжелый настороженный взгляд.

— А скажи-ка, парень, — спросил он. — Скажи как на духу. Ты просто развлекаешься с девчонкой или любишь ее?

Вопрос безмерно усилил страдания Колдинга, сознание своей беспомощности. Такое знакомое чувство вновь подступающих слез, только на этот раз — слез отчаяния, а может, слез ярости.

— Я люблю ее.

Клейтон кивнул, стянул перчатку и потер рот.

— Так и думал. Если что надо — дай знать. Повидал я на этом острове столько говнюков — приезжали, уезжали… Что-то здесь не так, нутром чую. — Он обил снег с ботинок. — Что-то в самом деле не так, э? Так или иначе, а очень скоро нам с этим придется иметь дело.

Клейтон вошел внутрь и захлопнул за собой дверь, оставив Колдинга одного в холодном утре гадать, что означали его слова.


1 декабря, 07.15

Она спала на ложе из тупых гвоздей, что ли? Каждая клеточка пульсировала и вопила от боли. И даже ее обонянию досталось: в нос ударил крепкий запах пота и грязной соломы — ароматы, безошибочно связанные с коровами и навозом.

Сара приподнялась на локте. Очень хотелось спать. Спать дни, недели, однако сейчас надо пошевеливаться. Она посмотрела на Тима Фили — и тотчас почувствовала, что все мучения были не зря.

Он сидел на полу, прижав колени к груди — голова опущена, глаза закрыты, — и едва заметно покачивался.

— Тим? — проскрипела она: горло пересохло. — Ты как?

Он поднял голову. Правая сторона лица превратилась в сплошной фиолетово-багровый синяк от линии волос до подбородка. Высохшая кровь проступила на черной линии тянувшегося по лбу шва. Вокруг обоих глаз чернели круги.

— Скорее никак, чем как, — ответил Тим. — Я долго был в отключке?

Сара сделала глубокий вдох, а затем выдала Тиму сжатую версию всего, что знала сама: смерть Цзянь, Колдинг, выгнавший самолет в шторм, бомба Магнуса, аварийная посадка и мучительный путь к коровнику Свена.

Несколько мгновений Тим сидел молча, переваривая услышанное. Потом осторожно потер распухшее колено, морщась даже от легкого прикосновения.

— В общем, все умерли, кроме тебя да меня. Меня б тоже не было, не протащи ты мою задницу в буран целую милю?

Сара кивнула.

— Спасибо, — сказал Тим. Проще слова быть не могло, как не могло быть искреннее взгляда благодарности и неподдельного изумления в его глазах. — Значит, Румкорф завалил всю работу… Надеюсь, он не выжил.

Пьюринэм окинула коровник взглядом — на этот раз внимательным, не упуская деталей. Чисто типовое сооружение: проход пятнадцать футов шириной, достаточно просторный для проезда большого сельскохозяйственного трактора. По двадцать пять стойл вдоль каждой стены. Над каждым стойлом рядом полные сеновалы — все под высокой сводчатой крышей, поддерживаемой толстыми деревянными стропилами. Несколько мелких птичек порхали там, негромким тоненьким чириканьем придавая оптимистичные нотки их мрачной ситуации. Большие коровьи головы торчали почти из всех стойл, огромные черные глаза с удивлением разглядывали лежавших на полу чужаков. Первое стойло слева от откатной двери вместо коровы приютило новенький снегоход «Арктик кэт». Находка не особо обрадовала: на нем можно удрать отсюда — но куда?

— Тим, здесь оставаться нельзя. Как колено?

— Да хрен его знает как. Похоже, чашечка разбита. Опираться на ногу точно не могу.

Сара покачала головой.

— Я едва не сдохла, пока тащила тебя сюда. Ты пойдешь со мной, и пойдешь ножками. Я тебе помогу, но ты точно идешь со мной.

— А как же буран? Здесь тепло…

— Ветер уже не такой сильный: шторм, похоже, выдохся. А это значит, вот-вот сюда нагрянет Свен — коров проведать.

— Но ведь нам нужна помощь. Мне больно, мне нужен доктор.

Сара потерла глаза. Ну почему единственный, кроме нее, спасенный не Алонсо, не кто-то из Двойняшек — ребята с характером, — а этот трусливый хорек?

— Тим, послушай меня. Если Магнус прознает, что мы выжили, он нас достанет. Мы все еще слишком близко от самолета. Нам надо уносить отсюда ноги и попытаться найти Колдинга. Может, этот снегоход пригодится.

Тим посмотрел на «Арктик кэт», но мысленно охватил куда большую картину.

— Разве не Колдинг дал нам команду на взлет? Как ты можешь ему доверять после этого?

Сара сделала медленный вдох. Она не могла доверять Колдингу. Но те ночи, что они провели вместе, слова, что он говорил ей… По самой меньшей мере, он представлял куда меньший риск, чем Гюнтер, Энди или даже Клейтон.

— Я не знаю, можем ли мы доверять ему.

Снаружи гавкнула собака, и оба замерли.

Дверь амбара откатилась, открыв лишь небольшую щель. Сара схватила Тима за руку и дернула его в стойло как раз в то мгновение, когда дверь еще чуть отползла, швырнув на пол коровника золотистый прямоугольник ясного зимнего солнечного утра.


Свен Баллантайн налег на дверь в третий раз. Снегу на дверь намело высоко, отчасти блокировав проход, частично подморозив полозья. Открылась она ровно настолько, чтобы он смог проскользнуть внутрь. Муки шмыгнула ему между ног и забежала в коровник, яростно виляя хвостом. Она носилась от коровы к корове, всем своим видом говоря «привет!» друзьям, по которым так соскучилась за время шторма, бросая на каждую корову короткий внимательный взгляд и напоминая им всем, мол, вот она, опять здесь и она здесь старшая.

— Успокойся, девочка, — сказал Свен. — Ручаюсь, они тоже по тебе соскучились, э?

И тут Свен Баллантайн услышал мычание.

Во всяком случае, ему показалось, что услышал его. Только звук прилетел не из коровника.

Он выглянул в открытую дверь на ослепляющий белый простор своего заснеженного скошенного луга, сейчас похожего на застывшее поле белых волн, убегавших полого вверх к мощным соснам на краю леса.

«Му-у-у-у!»

Вот, опять. И явно не грезится.

Муки принялась лаять, длинное «гав-гав-гав-гав» — своеобразный сигнал тревоги, обычно зарезервированный для белок-нарушителей или наглых кроликов. Но Свен не видел, не оглянулся посмотреть, как подняла Муки шерсть на загривке из-за двух потрепанных людей, прячущихся в стойле, припавших к полу у черно-белых ног законного обитателя стойла.

«Гав-гав-гавгавгав!»

— Помолчи-ка, подружка, — бросил Свен.

«Му-у-у-у!»

Ну, точно. И не одна корова, несколько.

«Гавгав-гав-гавгав-гав!»

— Да заткнись ты, я сказал!

Крик подействовал на Муки, как шлепок свернутой в трубку газетой: голова опустилась к полу, хвост загнулся между задних лап.

Свен вышел из коровника. Он вгляделся в дальний край ослепляющего поля, пытаясь уловить движение. Пришлось щуриться — отраженный свет бил в глаза. Там… коровы. На самом краю его поля.

Свен толкнул дверь, чуть расширив проход, вошел внутрь и забрался на «Арктик кэт». Снегоход завелся сразу. Звук двигателя сдул Муки прочь от двух людей, которых его хозяин не заметил. Собака тявкнула на снегоход и проделала три стремительных круга.

Свен вывел сани из коровника и поддал газу. Муки помчалась следом, не переставая лаять.


1 декабря, 07.31

Клейтон сидел в уютной теплой кабине «Наджа». Из динамиков лился голос Фрэнка Синатры. Синатра… да, любил мужик закладывать за галстук. Клейтон с нежностью вспоминал свои первые дни на острове, когда он, Фрэнк и Дин напоили Сэмми. Когда Сэмми отключился, Клейтон заменил стеклянный глаз певца шариком от подшипника. На следующее утро Сэмми перепугался до смерти, но Фрэнк решил, что шутка получилась классной.

Здесь всегда так красиво после большого шторма. Самое красивое место на земле, ей-богу. Не было и дня, чтобы Клейтон не благодарил Господа за то, что дал ему прожить на острове вот уже более пятидесяти лет, да еще получая за это деньги.

Буран будто покрыл все толстым слоем белой пастилы. Сосны напоминали грузных белых великанов со страницы детской раскраски. А голые ветви лиственных деревьев снег превратил в ажурные фигурки. Миллиарды снежинок отражали утреннее солнце, заставляя ландшафт мерцать и искриться.

«Би-ви» тянул груженые сани — они торили колею для снегоходов. Четырнадцать дюймов снега выпало менее чем за сутки. Свежий снег означал, что Магнус непременно захочет покататься, и Клейтон должен быть уверен, что колеи правильно укатаны и готовы к использованию.

Этот парень, Магнус, странный какой-то. Да и брат его Данте ненамного лучше. Поначалу Клейтон думал, что Колдинг — еще один придурок из «Генады», навроде этого лизоблюда Энди Кростуэйта. Однако, скорее всего, Колдинг нормальный мужик. Бедняга, весь извелся, так волнуется за Сару… И не он один. Клейтону эта девушка тоже пришлась по душе.

Он чуял: какая-то дрянь затевается на Черном Маниту. Какая-то страшная дрянь. Пятьдесят лет он здесь. Достаточно для того, чтобы чувствовать душу острова, чтобы знать, когда что-то воняет покруче скунсового выхлопа.

Ну да ладно. Что толку волноваться, еще пока ничего не стряслось. «Que sera, sera»,[40 - «Будь что будет» (фр.).] как пела когда-то Дорис Дэй. Эх, какая была красотка. Вот только жаль, не дала. Маленькая дразнилка…

Мурлыча под нос «Му Way»,[41 - «Мой путь» в исполнении Ф. Синатры.] Клейтон двигался по колее, гадая, приземлились ли уже в Манитобе Сара и компания.


1 декабря, 07.34

Сара рискнула выглянуть из-за перегородки стойла. Через открытую дверь коровника она увидела Свена, его собаку, а вдалеке, на краю заснеженного поля, — несколько коров.

— Вставай, Тим. Уходим.

— Уходим — куда?

Вопрос на миллион долларов. Можно попробовать в дом Свена, дождаться его возвращения и… что? Достать «беретту» и застрелить старика? Взять в заложники? Больше спрятаться негде. Кроме…

— Заброшенный город, — вспомнила она. — В самом центре острова. Там можно немного отлежаться и прикинуть, что делать дальше.

— Далеко?

— Миль пять.

Тим посмотрел на Сару так, будто на лбу у нее начал расти рог.

— Пять миль? Пешком?!

— Это единственный вариант, — кивнула Сара.

— Не единственный. — Тим указал на пистолет на бедре Сары.

— Нет, — ответила она. — Мы не знаем, имеет ли Свен к этому отношение. Я не собираюсь причинять ему боль.

— А кто тебя заставляет стрелять в него — просто наведи на него пушку и…

— Нет, Тим. Я знаю, что такое оружие. Раз уж навел эту штуку на человека, значит, будь готов применить ее, а я не собираюсь убивать старика. К тому же, насколько мне известно, Магнус вроде бы обязал его докладывать обстановку каждые пару часов.

— Или Колдингу.

Сара промолчала.

— Я так думаю, надо брать дом, — сказал Тим.

— Плевать, что ты думаешь.

Сара подкралась к двери коровника и выглянула. Свен все еще был там, у коров с «Боинга». Муки бороздила снег, завершая широкий круг вокруг стада. Свен, скорее всего, вернется тем же путем, каким пришел, а значит, Саре и Тиму нельзя выходить из дверей фронтона: слишком много нетронутого снега, Свен сразу же заметит следы.

Сара пошла по амбару в поисках второго выхода. Точно напротив большой сдвижной двери она увидела обыкновенную, на петлях, дверь с окошком в четыре створки в верхней половине. Рукавом она оттаяла маленький кругляшок и посмотрела наружу. Ничего особенного — сугробы, крохотный, заваленный снегом сарайчик да несколько заборных столбов, увенчанных снежными шапками.

Она потянула на себя дверь — медленно, чтобы наметенный с другой стороны снег не обвалился в амбар. А снегу здесь было по пояс. Сара сделала шаг в высокий сугроб, затем протянула назад руку помочь хромающему Тиму Фили. Аккуратно закрыла за собой дверь. Немного снега все же попало внутрь, но она надеялась, что постоянно работающие нагреватели растопят его до возвращения Свена.

Бок о бок, прижавшись спинами к коровнику, стояли они с Тимом, а перед ними простирался длинный участок нетронутой белизны, лишь местами отмеченной высокими гребнями наносов. Одинокая цепочка следов тянулась к сараю. Следы те были чуть припорошены снегом и оттого казались смазанными и пушистыми.

— А смотри, — сказал Тим. — Окошки сарая не замерзли. Внутри тепло.

Он был прав. По-видимому, электрический обогреватель как в коровнике. Заманчиво, но слишком рискованно.

— Нельзя нам туда, — сказала Сара. — Похоже, Свен наведывался в сарай ночью. Значит, и днем может заглянуть. Он всего-то шесть на шесть, если придет — не спрячешься.

— Черт… Что будем делать, командирша?

— Уходить и надеяться, что он не попрется в сарай и не увидит наши следы. Вперед.

Она подставила плечо под руку Тиму, чтобы взять на себя часть его веса. Так вдвоем они побрели по глубокому снегу.


Свен огляделся вокруг — нет ли поблизости людей. Должен же кто-то быть. Обязательно. Не с неба же, в конце концов, свалились сорок пять коров. Это не стадо Джеймса Гарви. Насколько знал Свен, коровы Джеймса не были стельными, а эти дамочки были — на все сто.

Муки делала свое дело, нарезая круги вокруг стада, время от времени замирая с опущенной головой и пристально вглядываясь во что-то под ногами. Будь у нее вместо глаз лазеры — прожгла бы землю насквозь. Она сбила коров вместе и дожидалась команд Свена.

Он подошел к одной из коров. Голова у нее была целиком белая с черным пятном вокруг глаза. На пластиковой бирке, пришпиленной к уху, значилось «А-34», а чуть ниже несмываемым маркером кто-то нацарапал «Молли Макбаттер». Бирка означала, что коровы были из главного комплекса на юге острова. «Каким образом, черт возьми, они пропутешествовали десять миль ночью, в самый разгул бури?»

Ну, привет, Молли. Ночка у тебя была, видать, интересная, э?

Корова ничего не сказала.

Свен не видел никаких следов. Лишь несколько присыпанных снегом глубоких борозд в снегу. Выходит, коровы стояли здесь несколько часов, сбившись в кучу на краю леса и дожидаясь, пока буран не заметет их тропу.

Свен продолжал поглаживать Молли и приговаривать низким, спокойным голосом:

— Ну что, дамочки, я, наверно, отведу вас под крышу, э? На подходе еще один шторм.

Он поднял вытянутую руку. Муки стремительно повернула голову, оставив тело неподвижным, глаза устремлены только на Свена. Она едва не лучилась энергией. Это было ее самое любимое занятие. Разве что кроме сна.

— Муки, ищи!

Гибкая собака метнулась по снегу к лесу. Она поищет отбившихся животных и, если найдет, пригонит их сюда.

Свен завел снегоход и погнал стадо к коровнику.


1 декабря, 08.14

Клейтон остановил «Наджа» перед коровником Свена. Он оставил двигатель работать на холостых и спрыгнул на снег. Мгновением позже сорок пять фунтов счастливой до чертиков бордер колли выметнулись из коровника. Муки подлетела к Клейтону и, положив передние лапы ему на грудь, подпрыгивала на задних, стараясь вытянуться в струнку и дотянуться языком до его лица. Она скулила от возбуждения.

— Да тихо ты, э? — смеялся Клейтон и вертел головой, пытаясь отвернуть лицо от настойчивого языка Муки. — Успокойся, девочка.

— Муки, сидеть! — скомандовал Свен. Задница Муки хлопнулась в снег. Язык болтался из улыбающейся пасти. Хвост ходил влево-вправо, поднимая облачка пушистого снега.

— Доброе утро, Свен. Думал, дай-ка тормозну, загляну, как там старый хрыч пережил бурю.

— Нормально пережил, — ответил Свен. — Ты приехал телефонные провода чинить?

Клейтон покачал головой:

— Нет пока. Сначала колею укатаю. А что, провода порвало?

— Ну да. Пытался дозвониться в особняк, сообщить, что их коровы у меня.

Поначалу Клейтон не уловил смысла сказанного. Потом уставился на Свена, повернулся и зашагал к открытой двери коровника. Свен пошел с ним. Муки побежала за Свеном как привязанная в нескольких дюймах от его ног.

В коровнике Клейтон увидел сорок с чем-то коров, стоящих в проходе. Он подошел к одной и проверил бирку на ухе: «А-13» и фломастером снизу — «Красотка Клара».

— Видишь, ярлык «А», — сказал Клейтон. — Она из главного стада.

— Ага, — ответил Свен.

— Будь я проклят, если это не я видел, как вчера этих коров погрузили в чертов самолет.

— Так он, видать, вернулся.

Клейтон помотал головой.

— Я б тогда видел, как он садится у особняка.

— Ну, тогда если еще не научились делать парашюты для коров, значит, самолет где-то сел.

Клейтон кивнул. Помимо особняка и ангара, С-5 был самой большой чертовиной на острове. Не мог он приземлиться на пятачке, как вертолет.

А людей ты видел, Свен? Кто-то же должен быть с коровами.

— Ни души, — покачал головой Свен.

— Черт, это дурнее, чем олень-импотент в брачный сезон. Бред собачий. А ночью ничего не слышал?

— Спал как младенец, э? В смысле слышал только, как ветер выл, больше ничего.

Присутствие коров подразумевало приземление или, по крайней мере, аварийную посадку. Если выжили коровы, значит, люди — тоже. Что означает: люди либо отпустили коров, а сами ушли в другом направлении… или же люди где-то прятались. Но отчего? От кого?

— Свен, честно говоря, я не знаю, что и думать.

— И я.

— Могу я тебя попросить малость придержать язык, не трепаться об этом? Ну, пока я не выясню, что и как, э?

Свен пожал плечами.

— Мне вообще-то все равно. Они здесь в безопасности. Да и как я кому скажу, пока ты тут прохлаждаешься, вместо того чтоб чинить провода, э?

Клейтон медленно кивнул, его глаза по-прежнему бегали по пришлым коровам, волшебным образом появившимся в коровнике Свена.

— Провода исправлю сегодня. А сейчас съезжу-ка я в Норт-Пойнт и посмотрю; может, там что увижу.

— Дай знать, если что.

Клейтон взглянул напоследок на Красотку Клару. Вид у нее был нездоровый, глаза подернуты тонким слоем слизи.

— Видок у них неважнецкий, не находишь?

— Нахожу, — ответил Свен. — Чуть живые…

Клейтон повернулся и пошел к «Наджу».


1 декабря, 08.46

Сара и Тим стояли, дрожа от холода, в лесу; между ними и дорогой оставался лишь толстый ствол мощной, укутанной снегом сосны. Шторм унесся прочь, но мороз остался. Он будто завис в воздухе и неосязаемым прессом неослабно давил на них, отнимая силы и вызывая оцепенение.

Когда утробное ворчанье дизеля взломало могучее зимнее безмолвие, они укрылись в лесу. По укатанной дороге идти намного легче — благодаря «Надженту» и утренней трудовой этике Клейтона. Сугробы по пояс в лесу, с другой стороны, превращали каждый шаг в борьбу.

Дизельный двигатель затарахтел громче, ближе, затем звук изменился: холостые обороты.

Вездеход остановился.

Сара выглянула из-за дерева. Тепло укутанный Клейтон вылезал из машины. Сара вновь пригнулась за стволом, затем вытянула руку из рукава пуховика, который дублировал почти бесполезную перчатку. Сердце бухало в груди. Она отстегнула ремешок кобуры и вытащила «беретту». Голой кожей ладони пистолет ощущался как глыба льда.

— П-п-правильн-но, — прошептал, клацая зубами, Тим. — Давай грохнем старика и в-в-возьмем себе его танк.

— Никого грохать не будем, — шикнула на него Сара. Она не хотела причинить зло Клейтону точно так же, как и Свену, но Клейтон остановился в этом месте не случайно. Если он найдет их и скажет Магнусу…

Она снова выглянула из-за ствола. Клейтон остановился у края дороги, запустил руки в зимние штаны, выудил пенис и стал мочиться на сугроб. Бедра его чуть двигались, меняя направление струи.

— Что он делает? — прошептал Тим.

Сара удивленно помотала головой.

— Похоже, выписывает на снегу свое имя.

Струйка иссякла. Клейтон застегнул молнию, затем поднял ногу и выпустил газы мощным звуком, эхом отразившимся от заснеженных деревьев.

— А теперь можете выходить! — заорал он. — Если не возражаете, я не полезу за вами в лес, э?

Сара подумала о том, как холодны и хрупки ее пальцы; уверенности в том, что она способна почувствовать спусковой крючок, совсем не было.

— А в машине у меня тепло-о-о, э?

— Сара, — взмолился Тим, — может… я… так задубел.

Помимо черных стежков шва и фиолетового синяка, лицо Тима цветом почти не отличалось от окружавшего их снега. Он безудержно дрожал. Может, и стоило им забраться в дом Свена, но тот шанс был упущен.

И что теперь? А теперь шансов не осталось вообще.

Сара сделала шаг из-за ствола дерева и подняла пистолет.

Руки старика взметнулись вверх.

— Умереть не встать, Сара! Не направляй на меня эту штуку, э?

— Клейтон, стоять на месте, не двигаться, ясно?

Тот кивнул. Сара протянула руку за спину и помогла Тиму подняться на ноги. Оба вышли из-за дерева и с трудом потащились к дороге.

— Отойдите вправо, — велела Сара Клейтону. — Встаньте в тот сугроб.

— В который писал? Это гадко, Сара.

— Хорошо, тогда не туда, только уберитесь в сугроб. Любое резкое движение, и я прострелю вам коленную чашечку.

— Да у меня и так артрит колени замучил.

— Клейтон, заткнитесь! Тим, забирайся в машину и закрой за собой дверь.

Клейтон шагнул в сугроб на обочине, увязнув по самый пах: резкие движения были исключены.

Дико дрожа, Тим заковылял по снегу и выбрался на дорогу. Сара продолжала держать Клейтона на мушке. Тим забрался в кабину и захлопнул дверь. Очутившись внутри, он обнял себя за плечи и трясся, как щенок в грозу.

— Сара, — заговорил Клейтон. — Опусти эту чертову пушку. Ты так дрожишь, что того и гляди пристрелишь меня ненароком.

Сара взглянула на свою руку: пистолет ходил ходуном, словно живой и такой же, как и она, замерзший. Она опустила руку.

— Как вы узнали, что мы именно здесь?

— Увидел следы на снегу. А еще, когда увидел тех коров, что грузили в самолет, решил, кто-то из экипажа должен быть поблизости.

— Вы прямо Коломбо, Клейтон.

— Ага, Питер Фальк нервно курит в сторонке. Только не время для сказок, девочка. Где твоя команда?

Сара с новой силой ощутила боль утраты. Она покачала головой.

— Вот оно как… — проговорил Клейтон. — Спаслись только ты и Тим?

Что это — искреннее сочувствие или игра?

— Клейтон, сколько людей знает, что мы разбились?

Без понятия, э? В особняке никто ничего не слышал. Даже не верится, что такая громадина села и никто на острове не прознал.

— Да уж. Верится с трудом, — она снова подняла пистолет и навела его на Клейтона. — Когда Магнус отправил вас искать нас? Вы сообщили ему по радио, что нашли коров?

Клейтон помотал головой:

— Ты уже всерьез начинаешь меня бесить этой чертовой пушкой. Сара, Магнус не посылал меня сюда. Я торю колею и трамбую дорожки после каждой метели.

Сильная дрожь била все тело Сары. Клейтон, похоже, прав: она может случайно пальнуть в него. Он же старик, господи. Он живет на острове, появившись за много лет до Магнуса, Данте и «Генады»… как, по крайней мере, сам говорит. И никакими силами ей не узнать, кто он, черт его дери, на самом деле.

— Один я знаю, что вы здесь, — сказал Клейтон. — А сейчас давай-ка быстро в чертов трактор, пока не обморозилась, э?

Только когда Клейтон упомянул обморожение, Сара почувствовала, что из пальцев ушла боль — они онемели.

Она успела сделать три шага к «Би-ви», прежде чем перед глазами все поплыло — и она рухнула без чувств лицом в снег.


1 декабря, 10.05

Свен стоял на крыльце своего дома, Муки на своей неизменной позиции сбоку у ног хозяина. Соль, что он насыпал растопить лед, хрустела под ногами при каждом движении. Только глубокой зимой бывало время, когда стояла мертвая тишина не слыхать абсолютно ничего и никого.

Кроме коров.

Шумы производили новые коровы. Жуткие шумы — будто им нездоровилось, или их мучили боли… или одновременно и то и другое. Свен гадал, не было ли ошибкой смешивать приблудных коров со своими, учитывая, что его стадо было резервным на случай инфицирования основного стада. Однако стельные коровы стоили целое состояние, и казалось вполне логичным, что Данте захочет, чтобы им предоставили кров и уход.

Свен побрел к коровнику, Муки — следом, едва не наступая на пятки. Собака казалась будто бы немного подавленной. Свен откатил дверь и вошел.

Муки зарычала.

Сигнал был крайне тревожный: в то время как шустрая черная пастушка лаяла на все, что двигалось, а также почти на все, что — нет, рычала она крайне редко.

— Что это на тебя нашло, э?

Муки стремглав бросилась в коровник, на ходу безостановочно выдавая «роророророро» в адрес стельных коров. Она металась за ними, между ними, забегала за них, кидалась на их ноги.

— Муки! Поганка!

Она никак сдурела? Корова с белой головой и черным пятном вокруг глаза вышла, спотыкаясь, из коровника, подгоняемая собакой с оскаленной пастью. Муки пыталась выгнать новых коров на мороз.

— Муки, чтоб тебя! Прекрати!

Муки не прекратила. Она вернулась в коровник и принялась за вторую стельную, тоже больного вида корову. На этот раз Свен перехватил собаку, сцапав ее за шкирку. Он высоко поднял ее. Муки завизжала, будто он ударил ее монтировкой. Закладывающий уши звук был ее автоматическим механизмом защиты, способом избежать беды, а главное — всегда разбивал Свену сердце.

Однако это не отменяло факта, что она провинилась — слетела с катушек с этими новыми коровами. Он сунул ее под мышку и удерживал второй сильной рукой. Ее больше никуда не пустят — Муки понимала это. Свен быстро подошел к Молли Макбаттер. Корова увидела Муки, развернулась и быстро пошла назад в коровник.

Как только Молли остановилась, Свен вошел и внимательно взглянул на нее. Корова опустила голову так низко, что нос оказался в нескольких дюймах от земли. Белая слизь толстым слоем покрывала ее глаза и стекала по щекам, оставляя длинные, влажные, зловонные дорожки. Потеки соплей и слюны свисали с носа и нижней челюсти животного, качаясь всякий раз, когда несчастное создание испускало долгое и жалобное «му-у-у-у».

Свен оглядел своих коров, стоявших в стойлах. Они казались здоровыми и бодрыми: головы подняты, глаза нормальные. Но вот приблудные… Они все были в том же состоянии, что и Молли. Буквально несколько часов назад они выглядели куда лучше. Какой бы ни была эта хворь — она одолела новеньких очень быстро.

Ему ничего не оставалось делать — только ждать. Вот-вот Клейтон наладит связь, а там и Тим Фили приедет и осмотрит коров.

Свободной рукой Свен как следует закрыл дверь коровника. Хвост Муки принялся молотить по его бедру.

— Нет-нет, с тобой что-то не так, — сказал он, хотя знал, что это ложь и что чертова собака тоже знает это. Он опустил Муки на землю. Она нарезала три стремительных круга и гавкнула. С бегущей слева собакой Свен зашагал к дому, гадая, что же делать дальше.


1 декабря, 12.25

Рука осторожно потрясла ее за плечо.

Саре не хотелось просыпаться. Кровать, настолько пышная от одеял, что она едва не вспотела. Обычно в такую жару она чувствовала себя некомфортно, но сейчас было как никогда хорошо.

— Сара, проснись, э?

Веки ее, затрепетав, разлепились, и она увидела физиономию Клейтона в седой щетине, склонившегося над ней. Он сидел у нее на кровати. Тим тоже смотрел на нее сверху, костыль под его левой мышкой, в правой руке — наполовину съеденная куриная ножка. Цвет вернулся на его лицо. И хотя швы выглядели жутковато, опухоль под ними немного спала.

Сара села, наслаждаясь таким благословенным чувством: ей не было холодно!

— Что стряслось? Я голая?

— Ты вырубилась, — рассказал Тим. — Клейтон затащил тебя в машину и отвез нас к себе домой. Мы с ним раздели тебя: одежда была вся сырая. Клейтон вел себя как истинный джентльмен, а вот я подергал тебя за соски.

— Да черта с два, — сказал Клейтон.

Сара протерла глаза. Подняла их на Клейтона. Ее «беретта» торчала из-за пояса толстых зимних штанов старика.

На пушку смотришь? Очень надеюсь, потому что если ты пялишься на моего дружка, Колдинг может на меня очень обидеться, э? — Он вытащил «беретту» и протянул ей рукояткой вперед. — Обещаешь больше никогда в меня не целиться?

Сара кивнула и забрала пистолет. По крайней мере, одному человеку можно доверять.

Клейтон, похоже, был безмерно рад избавиться от оружия.

— Тим рассказал мне про бомбу. Я знал, что Магнус тот еще гаденыш, но не думал, что он способен зайти так далеко. Где ж вы шмякнулись?

— В заливе Рэплейе, — ответила Сара. — Прямо на лед.

— Без дураков?

— Без дураков.

— И что — он сейчас стоит там?

— Скорее всего, почти весь ушел под лед, когда бомба рванула.

— Сомневаюсь, — сказал Клейтон. — Слишком, зараза, большой. Будет минутка, смотаюсь туда, посмотрю, что и как. Магнус сейчас в любой момент может собраться погонять на снегоходе. Правда, ни одна колея не проходит по заливу. Если он будет держаться проторенных дорожек, нам бояться нечего, даже если самолет будет немножко видно.

Сара кивнула:

— А что потом? Что нам делать-то, Клейтон?

— Надо как-то вас переправить с острова. Коровы у Свена в коровнике. Если Магнус узнает, он станет искать выживших. Телефоны не работают, но такое долго не утаишь.

Сара вспомнила монстра, выскользнувшего из разодранного живота коровы.

— Надо сказать Свену, чтоб держался подальше от коров.

— Подальше от коров? — переспросил Клейтон. — Разве корова может быть опасной?

— Не коровы, — сказал Тим. — А то, что они вынашивают.

— А что они вынашивают?

— Монстров, — ответила Сара.

— Ого, — сказал Клейтон. — Что ж, это многое объясняет.

— Да ничего страшного, — успокоил Тим. — Коровы лишены внутривенного питания, и эмбрионы не получают пищи. Из того, что мы видели, коровы должны просто умереть, а с ними — эмбрионы.

Сара покачала головой.

— Нет, эта тварь вылезла наружу и напала на Каппи.

— Так коровий живот был уже распорот, — возразил Тим. — Новорожденный и так прожил бы недолго.

Клейтон переводил взгляд с Тима на Сару:

— Монстр вылез из коровы, укусил Каппи, а что случилось потом?

— Почти перекусил Каппи руку, и я застрелила монстра.

— Ну и ну… — протянул Клейтон. — Пожалуй, надо срочно сообщить Свену, чтобы держался от коров подальше.

Тим оторвал зубами еще курятины и продолжил с набитым ртом:

— На этой стадии лучше ошибаться в сторону осторожности. Без искусственного питания зародыши долго не протянут. И поскольку никто к коровам не будет подходить, коровы умрут, зародыши — тоже, и вопрос решен. Лучше не придумаешь.

Клейтон почесал свою щетину — с таким звуком, будто тер наждачную бумагу.

Я скажу Свену, только это не меняет того факта, что мы должны убрать вас с острова. Думаю, я могу сохранить в секрете появление коров и катастрофу день-другой, и этого окажется достаточно, чтобы вызвать сюда сына с катером и переправить вас на материк. Скажу Колдингу; надеюсь, мы займем чем-нибудь Магнуса.

При звуке имени Колдинга Сара почувствовала укол одиночества, а вместе с ним — подозрения:

— Нет. Колдингу говорить нельзя.

Глаза Клейтона чуть сузились, и он опустил руку на плечо Саре.

— Ты уверена, что не хочешь рассказать ему обо всем? Он жутко за тебя переживает.

Сара хотела рассказать Колдингу, хотела каждую секунду, чтоб он оказался рядом, но сейчас это было бы неразумно.

— Пи-Джей отправил нас на заминированном самолете, а сам остался на земле.

Тим раскрыл было рот что-то сказать, помедлил, затем оторвал еще кусочек мяса от куриной ноги. Глубоко в душе Сара понимала, что Колдинг все бы сделал ради нее, но факты и чувства существуют порознь… И три мертвых друга представляли чертовски очевидный факт.

От крепкого порыва ветра чуть задребезжало оконное стекло. За ним слева направо пролетели несколько крупных снежинок.

Клейтон поднялся:

— Ну, раз ты так решила, так тому и быть. К ночи на подходе еще один шторм. Ожидается, что врежет как следует. Не знаю, сможет ли Гэри добраться сюда по такой погоде. Вам двоим лучше на ночь оставаться здесь, отдохнете хоть нормально. Завтра я спрячу вас в старом городе, э? А я прямо сейчас еду чинить провода, чтобы Свен мог дозвониться, если я ему понадоблюсь. В комоде можете подобрать себе что-нибудь из моей одежды, еда в холодильнике — ешьте что найдете. Но сидите тихо! Кто бы ни постучал — просто не отвечайте.

Он погладил Сару по плечу и вышел из спальни. Она оттолкнула одеяла и села. Тим, роясь в шкафу Клейтона, притворился, что не смотрит. Он кинул ей фланелевую рубаху и джинсы — Сара торопливо оделась.

— Сара, — сказал Тим. — Это тот, кто я думаю? — Он смотрел на фотографию в рамке на комоде.

Она встала и пригляделась.

— Вот это да-а…

На снимке — Мэрилин Монро и молодой Клейтон Дитвейлер в пылком поцелуе.


1 декабря, 12.45

Клейтон вошел в помещение поста безопасности и увидел Колдинга: тот сидел за столом, упорно переключая каналы мониторинга — так обычно щелкают пультом телевизора, когда нечего смотреть.

— Привет, Клейтон, — поздоровался Колдинг. — Заходи, поболтаем?

— Недосуг мне трепаться. Да и не к тебе шел. Телефонные провода оборвало. А где именно обрывы — можно узнать по компьютеру.

Колдинг встал и уступил ему место за столом.

— Будь моим гостем. — Он прошел к стенду с оружием и снял одну из «беретт», затем уселся на край стола и начал разбирать пистолет.

Клейтон сел и, двигая «мышкой», запустил программу проверки целостности телефонной линии. Индикатор выполнения программы начал заполняться… Один на один с Колдингом. Насколько знал Клейтон, в этом помещении видеокамер нет. А если и были, где за ним с Колдингом можно было бы наблюдать? Весь мониторинг Большой брат осуществлял отсюда. Какая ирония: пост безопасности — пожалуй, единственное во всем здании особняка безопасное место для разговора.

Может, он почувствует, как-то поймет, что Колдингу можно доверять?

— От Сары пока ничего?

Губа Колдинга чуть приподнялась, будто бы он собрался коротко огрызнуться, но выражение тут же исчезло.

— Пока ничего… — его руки продолжали вынимать детали из пистолета, протирать их тряпочкой, смазывать, полировать. — Магнус ввел новые пароли и перекрыл мне доступ к компьютеру. Я не могу позвонить Данте и выяснить, что происходит.

Было плохо, стало хуже…

— А зачем Магнус поменял пароли?

— Говорит, безопасность под угрозой, — пожал плечами Колдинг. — Хочет быть единственным, кто имеет право получать или отправлять сообщения.

Пальцы Колдинга, не останавливаясь, трудились над оружием. Вот он, шанс Клейтона рассказать ему… но на другой чаше были жизни Сары и Тима.

— Колдинг, я… — его голос оборвался.

Руки Пи-Джея замерли. Он поднял глаза.

— Вы — что?

Не успел Клейтон заговорить вновь, как компьютер громко пискнул: программа проверки линий закончила работу. И в то же мгновение решимость Клейтона растаяла. Он поступит, как его просили.

— Ничего, — ответил он и развернулся к компьютеру.

На экране высветились четыре обрыва: один возле его дома, один около дома Гарви и два на линии, идущей от дома Свена. Клейтон распечатал ремонтную карту и ушел.

Сара откусывала сыр прямо от головки и запивала молоком из стакана. Как она может чувствовать голод в такое время? Плевать. Еда давала рукам занятие, хоть и не получалось отключить рассудок, не думать о погибших друзьях.

Они с Тимом обошли весь дом Клейтона, разглядывая черно-белые фотографии в рамках и выцветшие полароидные снимки, при виде которых любой папарацци позеленел бы от зависти.

— Ну и ну! — удивлялся Тим. — Смотри, здесь он пьет с Фрэнком Синатрой.

И точно: черно-белый снимок, на котором мистер Голубые Глаза салютует камере наполовину полным бокалом, а невероятно молодой Клейтон Дитвейлер — бутылкой «Будвайзера». Справа — другой черно-белый снимок с еще более знаменитым лицом.

— Ого! — вновь воскликнул Тим. — А тут он рыбачит с этим чертовым президентом — Рейганом. И — ох ты! — это ж Брижит Бардо, молоденькая! Адски хороша, катается на закорках у Клейтона… Сколько ему здесь, лет двадцать пять?

Тим продолжал болтать, но Сара не слушала. Мысли ее уже переместились в более мрачную область — туда, где она, может быть, узнает, каково это будет, влепить пулю Магнусу Пальоне прямо в мозг.


Клейтон терпеливо ждал, пока полосатая, под зебру, корзина подъемника доползет до макушки деревянного столба. Он был примерно в четверти мили к северо-востоку от наблюдательной вышки и мачты «глушилки». Пока поднимался наблюдал, как уже разворачивался, обретая форму, новый шторм. Хмурые, серо-черные облака цвета прокисшего шоколадного молока заполняли небо, неуклонно увеличиваясь в размере и количестве, глотая дневной свет. Ветер разгуливался с самого утра и сейчас дул миль десять в час.

Провод перебило упавшее дерево. Устранив разрыв, Клейтон соединит Свена с особняком. Но как только он это сделает, Свен сможет позвонить в особняк и попытаться вызвать Тима Фили осмотреть коров. И все потому, что коровы больны: если Свен выяснит, что коровы вынашивают монстров, он тотчас позвонит Магнусу. Удерживать такую информацию в тайне от Свена — себе дороже, но все дело в том, что от любого решения Клейтона зависели две жизни.

Корзина достигла вершины. Нет у него выбора: он должен держать Свена в неведении, пока Тим и Сара не покинут остров. Клейтон подсоединил оранжевую тестовую трубку и набрал номер Свена.


Зазвонил телефон. Муки на него гавкнула. Она гавкала на все и вся.

— Молчи, девчонка! — велел ей Свен, подходя к телефону. — Да, Свен на проводе.

— Свен, это Клейтон, — голос казался очень далеким и скрипучим.

— Клейтон, коровы эти крепко больны, слышишь, э? И им все хуже и хуже. Кто приедет сюда помочь мне?

— Слушай, Свен, есть проблема. «Генада» затевает что-то скверное. Ты можешь просто не подходить к коровнику день-другой, пока шторм не пройдет?

Что несет этот старый пес? Очередная небылица в его духе?

— Нет, Клейтон, я не могу «не подходить к коровнику». За моим стадом вообще-то надо ухаживать, э?

Последовала пауза — не было почти ни звука, за исключением статического потрескивания и, возможно, шороха ветра в микрофоне Клейтона.

— Свен, послушай меня, э? Просто доверься мне в этом.

Клейтон явно не понимал состояния приблудных коров или что значит быть ответственным за безопасность и благополучное состояние тех животных.

— Знаешь что, Клейтон? Давай ты просто починишь провода, и все.

— Говорю тебе, в «Генаде» затевается дурное.

— Да? «Генада» подписывает мне чек на зарплату каждые две недели. А не ты. А теперь чини телефон, или я сам поеду в особняк.

Свен услышал приглушенные ругательства и то, что прозвучало так, будто кто-то с силой врезал по большой пластиковой корзине изнутри.

— Свен, ты помнишь, когда умерла твоя жена?

Вопрос ошарашил его. При чем тут смерть жены, черт побери?

— Ну конечно, помню, Клейтон. Ты к чему это клонишь, э?

— Ты помнишь, как я взял на себя твои заботы? Когда ты… горевал?

Широкая мозолистая ладонь сжала телефонную трубку. «Горевал». Можно и так назвать. Валялся на кровати и рыдал, не ел неделю, не шевельнул и пальцем, чтобы помочь себе… Вот так оно точнее. Клейтон тогда позаботился обо всем.

— Клейтон Дитвейлер, ты пытаешься мне сказать, что я должен тебе?

— Точно, а сейчас извлекаю выгоду. Просто сиди тихо. И держись подальше от коровника, Свен.

Вот же сукин сын, припомнил. Но как бы там ни было, Клейтон заметно волновался.

— А ты не хочешь мне рассказать, в чем сыр-бор?

— Хочу, Свен, но не могу.

Что-то новенькое: Клейтон никогда так не «гнал». Наверное, что-то очень серьезное.

— Ждать буду, пока не кончится буря, но не дольше. Завтра утром так или иначе кто-то должен сюда приехать.

Пауза.

— Без вопросов. Но до этого я с тобой поговорю.

Свен повесил трубку и взглянул в окно, тревожные мысли кружились в голове, как злобный ветер, набиравший силу за окном. Клейтона он знает… да, уже тридцать лет. Свен кивнул: подождать-то он может, пока не стихнет буря. Ну а потом придется сразу же приступить к своим обязанностям.

Свен покрутил шеей. Услышал и почувствовал хруст старых косточек. Работа была достаточно утомительной и без этих новых переживаний. Он чувствовал, что очень устал. Опустил взгляд на Муки, которая посмотрела в ответ на него, пушистый хвост неожиданно заметался по полу.

— Ну что, девочка, ты готова отправиться спать со своим стариком?

Муки гавкнула и побежала в спальню. Свен отправился следом. Муки закрутилась у изножья кровати. Свен не стал раздеваться, просто лег поверх одеял на своей стороне. Муки запрыгнула на кровать и свернулась клубком на излюбленном месте — в изгибе ног хозяина.

Оба почти сразу же провалились в сон.

До Клейтона вдруг дошло, что он не пересчитал коров по головам — тех, что спаслись из самолета. А вдруг не все добрались до Свена? Дом Гарви был довольно близко к месту крушения — может, пара коров забрела к ним? Если Джеймс нашел их, просто сел на снегоход и поехал в особняк выяснить, что происходит…

Клейтон набрал номер Гарви. Стефани ответила на втором гудке.

— Слушаю?

— Стефани, это Клейтон.

— Ох, Клейтон! Ты не заскочишь сегодня? Я могла бы приготовить твои любимые кексики, сварить кофейку, посидим и…

— Ты не могла бы позвать Джеймса? Это важно.

— Хорошо, сейчас позову.

Клейтон ждал, задаваясь вопросом, не ошибся ли он. Его действия могут Свена, Стефани и Джеймса подвергнуть потенциальной опасности — во имя спасения Тима и Сары от опасности реальной. В любом случае дерьмовый звонок.

— Алло, Клейтон, привет, — раздался в трубке голос Джеймса. — Здорово, что ты наладил связь так быстро.

— Да пока не наладил, — сказал Клейтон. — Звоню со своей трубки с одного из обрывов. Слушай, Джеймс, ты не видел ничего странного?

— В каком смысле — странного?

— Ну, в смысле… необычного? С твоими коровами?

— Только что от них. Все отлично. А почему ты спрашиваешь?

Клейтон облегченно вздохнул:

— Да так просто. Свен говорит, его коровы что-то малость захандрили.

— Нет, мои в отличной форме. Но ты постарайся, пожалуйста, наладить связь поскорее. Если какая зараза, я хотел бы быть уверен, что смогу дозвониться мистеру Фили.

— Ночью ждем еще одну бурю, так что нет смысла сейчас возиться с проводами. Приведу все в порядок завтра к полудню. Хорошего тебе дня, Джеймс.

— И тебе.

Клейтон отключился, довольный, что одним беспокойством меньше.


За окном спальни разгуливалась и набирала силу буря. Уже дрожали в деревянных рамах стекла, но этого шума было недостаточно, чтобы разбудить Свена. Разбудила его пара других звуков — низкое, утробное рычание Муки. И коровы.

Истошно ревущие коровы.

«Держись подальше от коровника, Свен».

Он сел на кровати. Точно такие же звуки он слышал еще мальчишкой в Онтонагоне. Тогда он оставил дверь в коровник неплотно закрытой — ровно настолько, чтобы посреди ночи туда пролезла свора озверевших от голода койотов и набросилась на беспомощную дойную корову… Стремительно соскочив с кровати и спешно натягивая зимние штаны и башмаки, Свен продолжал гадать над природой пронзительных воплей коровьего ужаса, звуков настолько громких, что он явственно слышал их, несмотря на шум ветра скоростью в двадцать пять миль в час и расстояние в полсотни ярдов от дома до коровника.

Почему же Клейтон велел ему держаться от коровника подальше?

Болезни не могут заставить коров так вопить. Только хищники.

Он подошел к оружейной стойке и взял ружье «моссберг 500». По пути к двери на ходу накинул куртку и, перекладывая ружье из одной руки в другую, надел ее. «Моссберг» заряжен. Свен всегда держал его заряженным.

Муки уже вся извелась. Ее маленькое тело содрогалось от яростного лая. «Ро-ророророро-ро-ро!»

Свен чуть приоткрыл дверь и высунулся.

«Ро-ророро-РОРоро-ро!»

Стройное тело Муки попыталось протиснуться между косяком двери и ногой хозяина. Свен повернул ногу и блокировал ей проход. Каждый «гав» был пронзительным взрывом собачьей ярости.

— Муки, ну-ка успокойся!

Та не успокаивалась.

Коровы заревели еще громче. Свен услышал звуки, напоминающие гром, но буквально через секунду понял: это были звуки… полуторатысячефунтовых туш, бьющихся в стены стойл, в стены коровника.

Тут он почувствовал, что Муки все же просунула голову меж его икр. Он резко свел ноги вместе, но голова Муки и плечи уже проскользнули наружу. Свен еще крепче сжал ноги и протянул вниз правую руку, кончики пальцев скользнули под собачий ошейник.

— Муки, черт тебя дери, стоять!

Муки рванулась, дернув Свена вперед. Ложе дробовика задело косяк, и ружье повалилось за порог. Свен инстинктивно выбросил правую руку схватить его, и в этот момент Муки вылетела с крыльца и метнулась к коровнику.

— Муки! Стоять!

Муки не остановилась.

Свен бросился за ней. Как только он сбежал с крыльца, оставив безопасный домашний кров, на него набросился ветер и едва не сбил с ног. Снег летел с такой силой, что жалил лицо и руки.

На бегу Свен дослал патрон в патронник.

Муки стояла перед большой откатной дверью коровника, лая так отчаянно, что с сотрясающейся морды летела слюна — длинными тоненькими нитями, завиваясь вокруг носа и головы.

Свен, держа ружье правой рукой, расставил ноги и заскользил по снегу. Муки была так занята облаиванием двери, что заметила своего хозяина слишком поздно. Она было повернулась бежать, но левая рука Свена схватила собаку за шкирку и высоко подняла.

— Плохая собака! Плохая!

Длинный пушистый хвост Муки поджался меж задних лап, и она принялась визжать.

— Да прекрати ты, поганка! Если я сказал «стоять», значит, надо стоять!

Что-то с силой врезалось в дверь изнутри. Свен схватился обеими руками за ружье. Муки полетела на землю. Свен направил «моссберг» на дверь. Муки шмыгнула ему за спину.

Даже при таком ветре Свен учуял запах… паленой шерсти?

Истошный рев коров, тяжелые удары, треск ломающегося дерева и… еще какой-то звук… рычание? Что-то внутри творилось с его коровами. Точно не болезнь, и уж черта с два Свен будет «держаться подальше» от коровника, если какой-то хищник жрет его коров!

Тяжело дыша от всплеска адреналина и странного чувства отчаяния, Свен сжимал в правой руке дробовик, не снимая пальца со спускового крючка, а левой ухватился за черную ручку сдвижной двери. Потянув, он приоткрыл ее на дюйм — ровно настолько, чтобы одним глазом заглянуть внутрь.

Лавиной хлынули запахи: дерьма, животного страха, паленой шерсти… и тяжелый запах крови. Девяносто охваченных паникой коров в помещении, рассчитанном на пятьдесят спокойных. Они бегали вперед-назад, будто ища выхода, врезались в стойла, в стены, друг в дружку. Кровью были забрызганы стены, кипы сена, сами коровы. На полу — красные длинные липкие потеки и отпечатки копыт. Прямо перед ботинком Свена длинной змеей от одной стены коровника до другой вилось содержимое кишечника; его влажную поверхность облепляли грязь и сено.

Свен вертел головой — стараясь разглядеть помещение под разными углами и найти источник опасности. Он не собирался полностью открывать дверь, пока не поймет, с чем имеет дело. Свен вытянул шею, пытаясь заглянуть за подвижную массу скота. И мельком увидел изуродованные коровьи трупы, растерзанные так, что их шкуры казались ярко-красными с темно-красными отметинами, а не черно-белыми.

Бум!

Корова врезалась в дверь, и Свен отпрыгнул назад. В груди от страха похолодело — он пригнулся и посмотрел внутрь. Корова опять бросилась на дверь: удар был такой, будто в нее ударила молния.

Бирки в ухе нет. Это его корова.

Еще две коровы присоединились к ней, возможно учуяв шанс выскочить на волю.

Бам-бам-бам!

Все три ударили в дверь — почти пять тысяч фунтов отчаявшихся животных. Свен изумленно смотрел, как первая корова ударила вновь — на этот раз с такой силой, что кожа между глаз лопнула от середины носа и до точки за ушами. Кровь хлынула вниз по морде, но вместо того чтобы остановиться, животное вновь устремилось вперед.

Вам!

Ни у одной из этих трех не было бирок. Это его коровы. Надо вывести свое стадо. Оно уже увидело путь на волю — даже если он закроет дверь, они разобьются насмерть, пытаясь убежать из этого ада. Если он выпустит их, то сможет застрелить хищника, а потом они с Муки соберут стадо и загонят обратно.

Свен приставил ружье к двери и взялся обеими руками за заиндевевшую ручку. Коровы продолжали бить в дверь, при каждом ударе на мгновение сбивая ее с направляющей роликов. Он налег со всей силы, взрывая снег каблуками, пытаясь двигать дверь частыми рывками. От ударов дверь угрожающе скрипела и вибрировала. Первая корова — голова в крови, лоскутья кожи свисают с носа и морды — наполовину протиснулась в щель, застряв в ней плечами. Она вытолкнула низ двери наружу, тем самым сместив ролики с направляющей. Свен снова потянул изо всех сил, но не смог даже сдвинуть дверь с места. Коровы продолжали неистово молотить в нее.

Еще одна корова высунулась вслед за первой, прорываясь вперед, пытаясь переползти у той по спине, продраться через щель, острыми копытами молотя по голове, что была под ними. Свен откинулся назад и всем своим весом налег на дверь та не двигалась.

Бам-бам-бам!

Словно выстрел, треснуло дерево. Свен глянул вверх: левый ролик почти оторван.

Бам-бам-бам!

Вышибло все ролики и шрапнелью сыпануло в снег. Десять футов высотой, восемь шириной и три дюйма толщиной — дверь упала, как подъемный мост.

Свен не успел отскочить.

Дверь из толстого дерева выбила облако крутящегося снега, рухнув на землю и… на его ногу, чуть выше лодыжки. Малая и большая берцовые кости хрустнули, как свежие морковки.

С выпученными побелевшими глазами, с покрытыми пеной мордами, коровы с ревом устремились наружу, словно единый объятый ужасом организм. Каждый гулкий шаг, каждый удар копытом по двери бил по сломанной ноге Свена, прижимая к земле, не давая ее вытащить. Его крики влились в панические вопли охваченного паникой стада.

Некоторые коровы спотыкались и падали. Сзади напирали, обегали вокруг, скакали прямо по упавшим. Животных словно выпирало из коровника — как бело-красное облако газа, они устремлялись прочь, через укрытое снегом поле — в нарастающий шторм.

Свен лежал в снегу, крепко зажмурившись, оскалив зубы и широко распахнув рот в беззвучном мучительном крике. Он пытался высвободить ногу, но малейшее движение раздирало тело жгучей болью. Крутящиеся черные точки затуманивали зрение. Яростно мотнув головой, он ненадолго отогнал их. Из ботинок вытекала кровь, пятная снег расползающейся красной жижей.

Больно, не больно — но надо как-то выбираться, даже если для этого придется оторвать собственную ногу. Существо, которое перерезало коров, все еще там, внутри. Превозмогая муку, Свен сел и просунул пальцы под дверь. Надо лишь чуть-чуть приподнять…

Его старые, натруженные мускулы взбугрились, когда он отчаянно попытался поднять трехсотфунтовую дверь. Дерево приподнялось буквально на долю дюйма, но этого оказалось достаточно, чтобы он удвоил усилия. Вот она поднялась еще на полдюйма и… внезапно рухнула вниз, будто ей повелел сам Господь.

Голова Свена запрокинулась в невольном вопле. Слезы хлынули из глаз, быстро застывая блестящими дорожками на щеках.

На двери стояла корова.

Она не ревела и не металась в панике, а просто вышла на упавшую дверь и встала. Свен узнал белую голову с черным пятом вокруг глаза — Молли Макбаттер.

— Шагай, черт тебя дери! Ты, долбаная корова, шагай!

Она стояла. Муки вылетела вперед, принялась хватать ее за задние ноги, но Молли не двигалась. Она стояла, снег собирался у нее на спине, тусклые глаза смотрели в никуда, тяжелое брюхо было округло раздутым и висело низко-низко.

Висело низко и — шевелилось.

— Уйди с двери, зараза такая! Уйди с долб…

Эпитет Свена угас на полуслове: широкий густой поток крови изо рта Молли Макбаттер выплеснулся на упавшую дверь коровника. И так же внезапно прекратился, лишь несколько капель продолжало падать, затем хлынул вновь, как малиновая рвота. Она повернула голову в сторону, вяло, будто с огромным усилием, а затем посмотрела прямо на Свена.

«Му-у-у-у!»

Этот горестно-унылый звук был последним, который издала Молли Макбаттер. Лишь только он прервался, его сменил другой звук. Приглушенный хруст ломающихся ребер.

Боль Свена не забылась — она словно отошла куда-то очень далеко, сделавшись эхом своей прежней интенсивности.

Еще один хруст.

Ребра Молли… двигались.

Из коровы продралась кровавая лапа, шестидюймовые когти разодрали в ее брюхе огромную дыру. Кровь и жидкость полились галлонами на дверь, забрызгав искаженное ужасом лицо Свена.

— Господи Иисусе…

Колени Молли задрожали. Глаза закатились, оставив лишь полуприкрытые белки. Она тяжело рухнула набок, еще сильнее придавив дверью почти оторванную ногу Свена. Боль прошила ему голову. Рой черных пчел заслонил видимость, угрожая унести с собой в темноту.

Лай сбоку будто вернул Свену зрение. Рядом с ним стояла Муки, выпятив грудь, шерсть дыбом неестественно высоко, зубы оскалены; звук, вылетающий из ее рта, больше напоминал рев, чем лай.

Брюхо Молли, только что огромное и раздутое, сейчас обвисло. Лапа вновь высунулась, разрывая несчастную от грудины до влагалища. Окровавленное, покрытое слизью существо выскользнуло наружу.

Зрение Свена туманили слезы и страшная боль. Он был на грани потери сознания. Зарычал и просунул пальцы под дверь: поднять или умереть. Он бросил на это все остатки сил, пока дерево не врезалось в его плоть и не затрещали кости пальцев от невыносимой нагрузки. Дверь не сдвинулась. Мышцы его ослабли — лишь на мгновение, — и в это самое мгновение он понял: не получится.

Сквозь дымку полузабытья и летящего снега в ярком свете из коровника Свен увидел, как существо подняло вымазанную в крови голову. Большую треугольную голову, слишком крупную по отношению к туловищу. Под кроваво-красной слизью просматривалась шкура как у коровы… белая голова с черным пятном вокруг левого глаза.

Веки разлепились, моргнули, и существо посмотрело прямо на Свена. Он опрокинулся на снег, черные пчелы в глазах — теперь большие, как воробьи, — летали вокруг головы, полностью перекрыв видимость. Из последних сил он приподнялся на локте. И поискал глазами дробовик — но тот лежал где-то под дверью. Воробьи разбухли до жирных ворон.

Движение со стороны коровника. Сквозь колышущуюся пелену Свен увидел, как вышли три существа — одно за другим. Эти тоже были все в крови, но по большей части подсохшей, за исключением их пастей и когтей, которые влажно-красно блестели. Черно-бело-красно. Двигались они неуклюже, каждый шаг — как открытие.

Одно из них раскрыло большую пасть и хватануло Молли за заднюю ногу. Существо замотало головой, как Муки треплет жевательную игрушку. Кости затрещали, брызнула кровь, и задняя нога с хрустом отделилась. Движение головой вверх, несколько движений челюстей, и ноги как не было. Двое других принялись рвать Молли, отхватывая огромные куски.

Покрытые слизью глаза Молли все еще моргали.

Однако существо, выбравшееся из ее живота, не набросилось на живую еще корову. Оно постояло на покачивающихся лапах и заковыляло в сторону Свена.

И тогда его атаковала Муки: завернув верхнюю губу и рыча, она яростно впилась белыми зубами в большую голову существа. Собака дергалась и извивалась, порвала себе пасть, но отхватила хищнику правое ухо.

Клацнули челюсти. Утробное рычание Муки мгновенно сменилось визгом — настоящим, а не притворным, которым она пыталась разжалобить Свена, когда тот воспитывал ее. Муки отбросило куда-то вправо от него. Свен не смог разглядеть, где она приземлилась, потому что сквозь метание черных точек увидел: существо приближалось к нему.

Черные глаза не выпускали его глаз.

Пасть открывается… зубы — блестят.

Горячее дыхание на его лице, дыхание как у щенка. Мозг Свена наполнился замечательным воспоминанием: маленький, теплый комочек черной шерсти, уместившийся на ладони, крохотный розовый язычок, целующий его щеку.

Затем что-то укололо его шею — будто вонзилась дюжина острых ножей.

Вороны вдруг превратились в гигантских грифов и затмили ему весь свет.

Затем ничего.


2 декабря, 06.02

«Тед Наджент» остановился напротив большой каменной церкви. Слабеющая буря мела снегом со стен черного камня во всех направлениях — вниз, в стороны, даже вверх. Сара, Тим и Клейтон соскочили на снег и пошли к двери. Сара смотрела, как Клейтон, стянув рукавицы, исследовал огромное кольцо с ключами.

Черные стены церкви казались мощными, как крепостные. Если и нашлось бы на острове местечко, в котором она могла бы продержаться до прихода помощи, то вот оно.

Клейтон отыскал ключ. Двенадцатифутовой высоты дверь открылась со зловещим, «готическим» скрежетом. Сара и Тим последовали за Клейтоном внутрь и захлопнули дверь, отрезав ветру путь. Снег, что надуло за эти секунды, мягко оседал на пол.

Сара, задрав голову, смотрела на деревянные балки потолка тридцатифутовой высоты. По большей части серовато-черное, дерево было теплого коричневого цвета в тех местах, где кое-где сохранились участки лака. Свет раннего утра пробивался сквозь оконные витражи со сценками из жизни двенадцати апостолов. Большинство скамей сохранились, хотя местами подгнили. У двух-трех были сломаны ножки: покосившись, они опирались одним концом на пол.

Хоры нависали над высокой входной дверью: галерея тянулась по обеим стенам церкви и под витражными апостолами. У дальней стены церкви выделялся гранитный, в три ступени, алтарь, отчасти напоминая сцену. В глубине этой сцены стоял двадцатифутовой высоты крест, а на переднем плане — сгнивший, резного дерева подиум. Все здание пропиталось плесневелой сыростью мокрого камня.

Сара показала на хоры:

— А как мы туда заберемся?

— За алтарем справа лестница, — ответил Клейтон. — Узкая, но крепкая. И прежде чем ты спросишь: с хоров уже попадете на колокольню.

— Магнус сюда не заглядывает? — спросил Тим. — Не здесь он отрывает крылья птенцам? Свежует белок живьем?

— Ключ от церкви только у меня. Покуда Свен будет держать язык за зубами, никто сюда не сунется. Последнее мероприятие здесь имело место лет сорок назад, когда я и Элвис пришли сюда после закрытия и выдули кувшин «отвертки» с Энн-Маргрет,[42 - Энн-Маргрет Ульсон (р. 1941) — известная американская актриса.] но сейчас не время для воспоминаний.

Сара подняла глаза на витражного святого Андрея. В одном месте на левой половине его лица стеклышко выпало. В разбитую щеку залетали снежинки.

— Что дальше?

Клейтон поскреб серую щетину.

— Что? Сыну я обычно звоню с терминала закрытой связи; свяжусь, узнаю, когда он сможет быть здесь на катере.

— Клейтон, — сказала Сара. — А Магнус не «пасет» этот терминал?

На мгновение старик задумался, разглядывая пыльного витражного святого Павла, затем кивнул:

— Наверное, пасет, но выбора-то у нас нет.

Из-за них Клейтон рисковал жизнью. Если Магнус убил незаменимого талантливого ученого, то уж точно без раздумий застрелит и привратника с пищеварительными проблемами.

Клейтон выскользнул из входной двери и быстро вернулся, в руках — одеяла, фонарик, пластмассовый ящик и керосиновый обогреватель.

— Слева от алтаря подготовительная комната. Она маленькая — туда бы я поставил обогреватель. Чтобы газы выходили — проделайте в потолке дыру. Окон здесь нет, и света никто не увидит. Вот тут, в ящике, немного еды. Хорошенько согрейтесь: сегодня ночью крепко похолодает.

Сара взяла у него обогреватель и одеяла.

Когда будете связываться?

Клейтон подумал и почесал за ухом:

— Сначала должен убедиться, что никто за мной не наблюдает. А еще я не могу вот так взять и бросить свою работу, иначе Магнус что-то почует, э? Я устраню обрывы проводов на южной стороне острова, потом буду ездить запускать проверку линий и ловить момент, когда останусь на посту охраны один.

Тим закатил глаза.

— Слышь, дед, и как долго ждать, э?

— Закрой варежку, сынок, — сказал Клейтон. — Я увезу вас с острова. Как только дозвонюсь, через три часа Гэри будет здесь. А вы сидите и не высовывайтесь.

Клейтон отдал Тиму остальные пожитки, вышел и запер за собой скрежетнувшую дверь. Сара и Тим понесли одеяла, ящик и обогреватель к алтарю.

Тим остановился у алтаря и опустился на колени, низко склонив голову в безмолвной молитве.

— Вот уж ни за что б не подумала, что ты верующий, — проговорила Сара.

— Пользуюсь тем, что дают, — ответил Тим. — Включая вуду. Есть цыпленок для жертвы?

Сара покачала головой.

— Ну, тогда ничего не остается, кроме этого.

Сара была не против подождать, пока он закончит.


2 декабря, 08.23

Джеймс Гарви натянул парку «Отто Лодж». Радостно насвистывая «Ковбоя» Кида Рока, он зашнуровал снегоступы и двинулся к коровнику. Буря не буря, а работать надо.

Утреннее солнце ярко било сквозь летящий снег и искрилось на широких снежных полях. Еще несколько дюймов подвалило за эту ночь, подумал он, а Клейтон наверняка уже проторил и укатал дороги и колеи. Как управится с утренними хлопотами по хозяйству, они со Стефани могут прокатиться на санях разок-другой вокруг острова.

Он зашагал к коровнику, до которого было двадцать пять ярдов, но остановился, заслышав жалобный скулеж собаки. Джеймс пошел на звук, завернул за угол дома и увидел Муки, собаку Свена, сжавшуюся в комок и дрожавшую всем телом.

— Боже мой, Муки… что с тобой стряслось?

Левое плечо бедняжки было распорото и залито кровью. Левую лапу она держала на весу, словно не могла от боли опираться на нее. Длинная глубокая рана на лбу сочилась кровью. Снег набился в шерсть, на усах белели ледяные комочки. Муки подковыляла к Джеймсу и привалилась к человеку. И заскулила еще громче.

Джеймс осторожно смел снег с ее мордочки.

— Успокойся, девочка, все хорошо.

Ответом было низкое, злое рычание, вырвавшееся из закрытой пасти. Джеймс отдернул руку: а вдруг бешенство?

И тут понял: Муки рычала не на него. Она рычала на нечто, бывшее там, на пастбище. Он вгляделся через сверкающий снег и увидел что-то черное, белое и красное. Нет, что-то было черным и белым, а красным был снег.

Красным от крови.

Мертвая корова. Одна из его коров? Разве волку по силам приплыть с Большой земли? Броситься на корову, искалечить ее и убежать? Джеймс поднял руку козырьком ко лбу, пытаясь хоть немного заслонить глаза от яркого снега и солнца. Может, она не мертвая — лежащая корова вдруг как-то неестественно дернулась.

Из-за туши вдруг показалась голова. Джеймс смог разглядеть лишь черно-белую шерсть, измазанную красным — свежей кровью коровы. Трудно определить на таком расстоянии, но голова эта выглядела… странно.

— Что еще за чертовщина? — пробормотал он, еще больше прищурив глаза. На волка не похож. Муки тоже этот зверь поранил?

Туша коровы загораживала второе существо. Единственное, что разглядел Джеймс, — большая, странной формы голова волка.

И тут волк поднял свой гребень.

Джеймс моргнул несколько раз, его мозг пытался зарегистрировать то, что увидели глаза. Гребень, поднимающийся из головы. Волк чуть повернулся, на краткое мгновение показав Джеймсу полоску ярко-желтой кожи с красновато-оранжевыми подтеками.

«Это точно не волк. И это, мать ее, уж точно не корова».

Джеймс повернулся и медленно пошел к дому, не спуская глаз с существа. Зверюга оставалась за лежащей коровой. И все время, пока Джеймс наблюдал за зверем, тот наблюдал за Джеймсом. Гребень опустился, поднялся и затем опустился вновь.

«Что же это за тварь такая?»

Он поискал глазами Муки и не нашел. Потом вошел в дом и захлопнул дверь, прежде чем опуститься на колени снять снегоступы. В окно гостиной ему все еще было видно существо на поле. Оно так и оставалось за коровой и по-прежнему глядело в сторону дома.

Стефани молча смотрела на Джеймса, с бигуди в волосах, в белом махровом халате и с дымящейся кружкой кофе в каждой руке. На лице замешательство пополам с изумлением.

— Милый, погодка-то разгулялась! Да и ветер, похоже, стихает, я тебе приготовила кофейку. Может, когда управишься с коровами, мы погуляем по лесу и…

— Неси «ремингтон».

Ее полуулыбка угасла. В кои-то веки она в ответ не сказала ничего: молча поставила чашки, повернулась и побежала в спальню.

Джеймс отбросил снегоступы, поднялся на ноги и последовал за женой. Она встретила его на пороге комнаты и протянула «ремингон 870» и коробку патронов.

— Джеймс, что происходит?

Предложение всего из трех слов. Для Стефани это, наверное, было рекордом.

— Какая-то тварь задрала в поле корову.

Он быстро набил магазин патронами.

— Какая такая тварь-то, если не волк? А волков-то у нас на острове нету, в глаза не видели никогда вообще.

— Не волк это. Звони в особняк.

Стефани подошла к столику и сняла трубку. Испуганными глазами посмотрела на мужа.

— Так и не работает.

— Чертов Клейтон.

От вопля Стефани он едва не наложил в штаны. Жена смотрела в окно гостиной. Джеймс тоже повернулся к окну и мельком увидел существо с поля: крупная треугольная голова, окровавленная пасть, полная длинных заостренных зубов, узкие черные глаза и этот странный, торчком стоящий гребень. В то же мгновение он вскинул к плечу ружье и выстрелил.

Окно вышибло наружу. Голова существа дернулась назад. Оно рухнуло, как мешок картошки, красное облако тотчас стало расползаться вокруг него на снегу. Ветром швырнуло назад в комнату занавески, хлопья снега и волну морозного воздуха.

Джеймс дослал заряд в патронник и шагнул вперед.

— Джеймс, нет!

Теперь всего два слова. Наверное, Стефани обретала лаконичность только в минуту опасности. Держа приклад прижатым к плечу и щурясь от ветра, он пригнулся под хлопающими занавесками. Из головы зверя текла кровь, пятная снег: ярко-красное на ослепительно-белом. Несмотря на дыру размером с гамбургер, он силился подняться. Джеймс подался телом вперед из окна, тщательно прицелился и снова выстрелил — на этот раз всего с трех футов.

Существо рухнуло замертво.

Джеймс дослал еще один патрон в патронник и впился взглядом в мертвое животное. Ничего подобного он в жизни не видел. Длинные передние конечности заканчивались толстыми лапами с жуткими когтями. Черно-белая шкура в точности как у голштинцев в его коровнике. Плотная туша весом фунтов триста пятьдесят. С виду немного напоминает покрытую коровьей шкурой помесь орангутана с аллигатором. Чтобы так заглянуть в окно гостиной, зверю пришлось встать на задние лапы, а передние с огромными когтями положить на подоконник.

— Джеймс, милый, я напугана до смерти! И так страшно дует! Надо немедленно закрыть окно. — Стефани била дрожь, она крепко обнимала себя за плечи.

Морозный порыв влетел через окно и подхватил абажур настольной лампы, словно морской бриз, наполняющий парус. Лампа свалилась на пол, лампочка от удара разбилась. Занавески облепили лицо Джеймса. Он отвел их в сторону и приставил «ремингтон» к подоконнику.

— Пойдем спустимся в подвал, поможешь мне принести лист фанеры.

Стефани пошла за ним вниз по ступеням.

— Милый, я никогда не видела ничего подобного! Что это за исчадие ада?

Он услышал в ее голосе страх и понял, насколько была безопасной их жизнь на острове всего каких-то пять минут назад. Ни преступности, никакой опасности, пока уважаешь силу природы и зимы.

— Я не знаю, что это, Стеф.

Джеймс вытянул лист фанеры из стопки, осторожно развернул так, чтобы жена взялась за край без сколов.

Сверху прилетел звон — ветер свалил еще что-то. Надо поторопиться заделать окно, пока на ковер в гостиной не навалит полдюйма снега.

Они потащили фанеру наверх. Джеймс шел сзади, направляя их к окну, но остановился, когда услышал приглушенный хруст стекла под ногами. Он посмотрел вниз и увидел несколько осколков стекла на ковре.

Но ведь стекло должно было вылететь наружу…

Внезапная страшная догадка ошеломила, как пощечина. Он уронил фанеру и обернулся.

В разбитом окне — огромная башка второго зверя, на этот раз белоголового с черным пятном вокруг левого глаза. На месте левого уха розовел участок рубцовой ткани. До зверя был всего лишь фут — так близко, что Джеймс почувствовал жар его дыхания, запахом напоминавшее дыхание щенка.

А ружья уже не было.

Он резко остановился, отлично помня, что оставил ружье там, и гадая, куда оно могло подеваться, но тут Стефани снова начала кричать. На этот раз это был не крик ужаса, а крик боли, боли от длинных узких зубов, разрывающих махровую ткань халата и нежную кожу.

У Джеймса было одно короткое мгновение понять, что не один такой зверь внутри дома. Краем глаза он заметил еще одного, поспешно карабкающегося через окно с широко разинутой пастью и выпущенными когтями. Джеймс потянулся за упавшей лампой.

Он схватил ее, но успел лишь замахнуться — и рухнул под весом двух тварей.


2 декабря, 15.45

Энди передвинул своего короля назад. Ситуация безнадежная — ему не справиться с методичной атакой Магнуса. Исход ясен, однако партию они все равно доигрывали. Не то чтобы им нечем было заняться на этом чертовом острове, кроме как мастурбировать, что Энди и так уже делал сегодня дважды. На этот раз журнал «Джаггз». Его коллекция «Галереи» уже немного приелась.

Они сидели в гостиной, Магнус в своем кожаном кресле, Энди — на диване, шахматная доска разложена на кофейном столике. По обе стороны доски стояли стаканы с виски, один для Магнуса, со льдом, второй для Энди — безо льда, как и положено пить эту дрянь. В бутылке «Юкон Джека» оставалось чуть меньше половины. Энди так захмелел, что невольно спрашивал себя: может ли он вырубиться прямо так, сидя?

Толстая правая рука Магнуса нерешительно зависла над доской.

Энди раздраженно вздохнул:

— Да ладно, Магнус, кончай гнать; будто ты не знаешь, чем ходить.

— «Зрелище — петля», дорогой Энди.

— Что, еще одна из этих твоих цитаточек, которые должны научить меня чему-то в жизни?

Магнус улыбнулся.

— Самое важное ты и так знаешь, например как метко стрелять. Что же до остального… Поверь, остальное — философские бредни.

Магнус двинул свою королеву на клетку прямо над королем Энди. Тот не мог бить королеву, не подставив себя под шах от караулившей ладьи Магнуса.

— Гад ты, — сказал Энди. Его всерьез бесило, что он не может обыграть Магнуса. Никогда. — В шахматы пусть голубые дуются. Так что дальше?

— Ты, похоже, опять продул.

— В смысле с самолетом и всем…

— А, ты про это.

Энди кивнул. Иногда Магнус посвящал его в происходящее, иногда нет. Накачанный по самое горло «Джеком», может, шеф выдаст пару секретов.

— А дальше — политика выжидания, — сказал Магнус. — Мы заявляем о пропаже С-5. Начнутся поиски, но ничего не найдут.

— Без плана полета? Авиакатастрофа или типа того?

— Они знают, что у нас есть С-5, — сказал Магнус. — Колдинг дал приказ ему взлетать над большой водой, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.

Может, все дело в кайфе, но у Энди никак не связывались концы с концами.

— Колдинг приказал?

Магнус кивнул.

— А как же Фишер? У него же такой зуб на тебя и Данте.

— Исследование закончено, — сказал Магнус. — Именно этого и хотели правительства. Им плевать на зуб Фишера. Как только мы подключаем юристов и поднимаем шум правительства дают команду Фишеру «назад», вот и все.

— Хм. Неужели все так просто?

Магнус взял свой стакан и сделал большой глоток.

— Поживем — увидим, верно?

«Поживем — увидим». Магнус умел планировать далеко вперед, умел заставить все крутиться-вертеться так, чтобы со стороны казалось, будто он ничего не предпринимает. Такой способ мышления спасал Энди жизнь как минимум в полудюжине раз, причем в ситуациях куда более суровых, чем эта. Много людей погибло под командованием Магнуса, но еще больше выжило, когда ситуация подсказывала, что у них нет на это права.

— Что с телом Цзянь?

— Его найдут.

— Кто?

— Мы.

— Погоди. Зачем тогда ты велел Колдингу закопать ее?

— Чтобы мы могли ее откопать. Или хотя бы ее часть. В могиле оставим достаточно, чтобы помочь дружкам Фишера обнаружить ДНК Колдинга на ее останках. Волосы, кожу, отпечатки пальцев и тому подобную дрянь.

Энди помотал головой. Магнус опять поражал его.

— Значит, это Колдингу припаяют убийство Цзянь?

Магнус кивнул.

— А тело обнаружим мы?

— Совершенно верно.

— А мы, типа, узнали, что Колдинг убил ее… Как узнали?

Магнус вздохнул.

— Из признания умирающего. Которое получили сразу же после того, как застрелили его в порядке самообороны.

Энди передвинул своего короля.

— А он напал на нас?.. Почему?

— Мы с тобой были в «Манитобе». Потеряли контакт со всеми на острове. С Клейтоном, Свеном, супругами Гарви, учеными… Бобби направил нас сюда, чтобы разобраться в происходящем. Мы выяснили, что Колдинг устроил диверсию на С-5, затем поубивал всех после того, как самолет улетел. Он же должен был убедиться, что не осталось свидетелей? Когда мы с ним столкнулись, он и нас попытался убрать.

— Ух ты, — сказал Энди. — Этот Колдинг психопат прямо.

— Печально, зато правда.

— Если я правильно понимаю… Все это наворотил Колдинг… А с чего вдруг?

— С того, что ты спишь с Сарой.

— А я с ней спал?

— Да.

— Клево. Всегда «за».

— Цзянь узнала, что ты делаешь с девчонкой Колдинга, — продолжил Магнус. — И вот она, как настоящий друг, рассказала Колдингу. Бубба обезумел и пристрелил Цзянь на месте. Кстати, у этого парня уже бывали моменты, когда он терял самообладание. Он возжелал смерти Сары, забрался в С-5 и подложил бомбу. И попытался замести следы. Убил всех. Бобби присылает нас сюда разобраться, а Колдинг пытается нас укокошить.

Потому что он сбрендил.

Именно. Но мы защищаемся. И уже умирая, он рассказывает нам, как все было и где похоронил Цзянь.

— Эх, жаль, — вздохнул Энди. — Такой проект прикрыли. И остались всего-то ты, я и Гюнтер.

— Гюнтеру повезло, что у него затянулась вахта на пожарной вышке. К тому же телефонные провода оборвало. Гюнтер стоит на своем посту, как хороший солдат, и понятия не имеет, что тут творится.

— Гюн останется с нами в игре?

— Принимая во внимание его шансы в случае отказа — да, думаю, с нами.

Энди кивнул. Гюнтер был не дурак.

— От всей этой человеческой трагедии, от этих загубленных жизней мне так грустно. Кстати, когда именно Колдинг рехнулся и перестрелял всех на острове?

— Завтра, — ответил Магнус. — Ты ведь не откажешь, если я попрошу тебя завтра сделать для меня кое-какую «мокрую» работенку, а?

— Разве откажет себе барбос полизать под хвостом? Я все сделаю. А что думает обо всем этом Данте?

— Порой мой брат нуждается в помощи таких, как мы, даже если он вообще не в курсе, что нуждается в ней.

Магнус двинул ладью — шах и мат.

Энди покачал головой.

— Я тебе говорил, что никогда не любил тебя?

— Говорил. Просто будь благодарен, что я люблю тебя. По крайней мере, больше, чем люблю Колдинга.

Магнус подлил себе «Юкон Джека», а Энди стал расставлять фигуры для новой партии.


2 декабря, 19.10

Клейтон не мог больше откладывать. Надо использовать свои шансы. Он тянул время и не устранял обрыв телефонных проводов в надежде, что Магнус и Энди поедут кататься на снегоходах по его дорожкам. Не выгорело. Они и носа не казали из особняка; значит, придется поломать голову, как их выкурить.

Он вкатил тележку для мытья полов в гостиную. Магнус сидел в кожаном кресле лицом к венецианскому окну. Энди Отморозок развалился на диване. Между ними на кофейном столике лежала шахматная доска.

— Эй, Клейтон, — подал голос Энди. — Давай сюда, прибери-ка в этом свинарнике, ладно?

Клейтон обвел взглядом помещение. Всюду грязные тарелки, пустые банки из-под пива и две опорожненные бутылки «Юкон Джека». Эти болваны не удосужились за весь день хоть что-то поднять с пола: просто бросали вокруг себя мусор и объедки, будто это какая-то ночлежка.

— Вы б, ребята, хоть ковер пожалели! Что ж вы гадите вокруг, как чертовы гориллы, э?

Энди поднял свой стакан.

— Заодно и это можешь организовать.

— Заодно и мой зад можешь поцеловать, гомик.

— Здесь и вправду грязновато, — вмешался Магнус. — Ты, старик, заболел или как?

Клейтон фыркнул, забыв о страхе в коротком взрыве гнева:

— Я весь день пахал на морозе и только сейчас пришел сюда. И сначала приберусь в других помещениях, а вы, два голубка, можете еще малость посидеть в своей помойке и обождать.

Магнус медленно развернулся в кресле взглянуть на Клейтона.

— А ты, похоже, стареешь, — сказал он. — Похоже, придется поискать тебе замену.

— Хочешь уволить — увольняй. А до того времени у меня хватит работы. Начну с поста охраны, — Клейтон выкатил тележку из гостиной и направился к лестнице. Может, они доиграют партию, продолжая пить. Сейчас, поскольку он знает, где эти двое, то должен попытаться.

Клейтон стащил тяжелую тележку вниз по ступеням, подкатил ее к посту охраны и открыл дверь. В качающемся кресле сидел Гюнтер, ноги на компьютере, глаза закрыты — дремлет. Как только Клейтон вошел, его глаза открылись.

Гюнтер быстро выпрямился, словно его застали за чем-то дурным. Увидев Клейтона, он улыбнулся, а улыбка мгновенно превратилась в зевок.

— Черт, Клейтон, напугали. Думал, Магнус.

— На этот счет будь спокоен. Он в гостиной, «керосинит» с Энди. Слушай, я дочитал «Жаркую полночь». Из всех трех — лучшая.

Гюнтер улыбнулся:

— Вы так быстро прочитали?

— Ну да. Мне понравилось. Твоя главная героиня напомнила мне Лиз Тейлор. Лиз была горячая штучка, должен сказать. Обожала «как собачки».

Гюнтер рассмеялся и покачал головой:

— Да ну вас, Клейтон! Но спасибо, что прочитали книгу.

— Не за что. Из соображений порядочности ты, конечно, никому не скажешь, что я читаю вампирские романы?

— Разумеется.

— У тебя талант, — сказал Клейтон. — В отличие от этих голубков, которых ты называешь друзьями. — Он задрал голову к потолку, обозначив гостиную.

Гюнтер потер глаза.

— Они мне не друзья, Клейтон. Сослуживцы, только и всего. Блин, как же меня плющит! По шестнадцать часов в день…

— Что — здесь?

— Магнус заставил меня и Колдинга стоять по десять часов на пожарной башне: визуальный контроль за пролетающими объектами. А у Энди вахты всего по четыре часа в день, чертов лизоблюд.

— Что верно, то верно. Выходит, Колдинг сейчас на башне?

— Да, — кивнул Гюнтер. — Морозит там задницу. Нет ничего лучше торчать в тридцати футах над землей в жестяной конуре в разгар зимы.

— Зачем Магнус заставляет вас делать это?

Гюнтер пожал плечами.

— Думает, в любую секунду может прилететь Данте, а мы предупредим, — еще один, с хрустом, зевок.

— Слушай, писатель, сходи-ка на кухню, налей себе кофе. Магнус даже не узнает, что ты уходил. А я за тебя посижу, э?

— Точно, хлебнуть кофе было бы здорово. Ты уверен, что знаешь, как с этим всем управляться?

— А по-твоему, кто, черт возьми, со всем этим управлялся, пока вы не нагрянули?

Гюнтер улыбнулся, потянулся, слез с кресла и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Клейтон сел за стол и двинул мышкой. Вертящийся логотип «Генады» исчез с экрана, сменившись голубым фоном и приглашением регистрации для входа в систему. Клейтон ввел логин и пароль.

Компьютер неожиданно выдал недовольное «би-и-ип». На экране зажглось «неверный пароль». Клейтон закрыл окно и вошел в программу администрирования. Клейтон любил Черный Маниту, но ни на мгновение не забывал, что, если что-то пойдет не так, его сын был единственной надежной связью с остальным миром. И поэтому Клейтон убедился, что полностью изучил работу терминала закрытой связи и управление «глушилки» — всего, что имело какое-то отношение к имеющимся на острове средствам связи.

— Не такой я старый и тупой, как тебе кажется, лысый ублюдок.

Клейтон как-то давно запускал программу администрирования, чтобы установить себе статус супер-юзера с правом отмены любого изменения парольной защиты. Он вошел с паролем «0–0–0–1», своим мудреным паролем, и система ожила. Краешком глаза он посматривал и за экранами системы видеоконтроля: Гюнтер шел на кухню, Энди и Магнус по-прежнему подогревались «Юкон Джеком» и корпели над шахматами.

Сейчас или никогда. Он кликнул на иконке «Гоутон» и стал ждать.

— Ну, давай, — прошептал Клейтон. — Только б ты был дома, сынок, пожалуйста, будь дома!

Спустя несколько секунд, показавшихся безмолвной вечностью, экран один раз мигнул, а затем явил лицо Гэри.

— Пап? Что случилось?

— Ты мне нужен здесь прямо сейчас.

— Погода, пап. Сейчас я не рискну выходить на катере.

— Магнус взорвал самолет. Он убивает людей.

Гэри ошеломленно поморгал.

— Папа, это ведь не очередная твоя байка, да?

Клейтон помотал головой.

— Погиб почти весь экипаж. Спаслись только Сара и Тим. Если Магнус их найдет, им не жить.

Гэри прищурился, заиграл желваками.

— Говори, что делать, папа.

Неожиданно Клейтон почувствовал прилив гордости. Гэри уже не был похож на маленького мальчика или на курильщика травки — сын Клейтона вдруг стал похож на мужчину.

— Ребят я спрятал в церкви, — продолжил Клейтон. — Подходи тихо, без огней, забери их и увези на материк.

— А ты с ними? Я и тебя оттуда заберу.

— Насчет меня не волнуйся, э? Мне здесь надо приглядеть кое за кем. Увози Сару и Тима с острова, и чтоб больше я об этом не слышал ни слова, ты понял?

Гэри кивнул.

— Копам звонить?

Клейтон почесал бороду.

— Пока не надо. Позвонишь, когда вернешься с ребятами. Если сюда сунутся местные копы, да даже если чертовы вояки сюда сунутся, Магнус может сотворить что угодно.

Гэри сделал глубокий вздох и медленно выдохнул.

— Ладно, сделаем так. Сегодня ночью не могу — это элементарное самоубийство. Штормы просто раздирают озеро. Народ говорит, погода там как в песне «Гибель „Эдмунда Фицджеральда“».[43 - Песня, написанная, исполненная и записанная канадским автором-исполнителем Гордоном Лайтфутом в память о затонувшем 10 ноября 1975 г. на озере Верхнее балкере-сухогрузе «Эдмунд Фицджеральд» и 29 погибших членах его экипажа.] По прогнозу, завтра к утру немного стихнет, не совсем, правда, но я рискну. Буду у вас сразу, как стемнеет. Сможете дождаться?

Гэри был опытный моряк, знал погоду. К тому же существовал предел риску, которого Клейтон ожидал от сына.

Хорошо, так и сделаем. Будь осторожен. Магнус велел держать включенной «глушилку» постоянно, радиосвязь бесполезна: ты не докричишься, а я не смогу предупредить, если кто-то будет тебя «встречать». В общем, дело опасное.

— Неужели опасное? Ты правда так считаешь?

— Я считаю, что ты наглец.

— Это у тебя лицо наглое.

Сынок шутил — ради спокойствия Клейтона. Гэри вел себя как отец, пытающийся погасить страх своего ребенка.

— Ладно, Гэри, все нормально. Бывали у меня переделки и покруче. Когда доберешься до церкви, мигни два раза фонариком. Люблю тебя, сын.

— Я тоже тебя люблю, папка.

Клейтон отключил канал связи и вышел из системы. Через несколько секунд он уже орудовал шваброй и успел вымыть пол наполовину, когда на пороге появился Гюнтер с дымящейся чашкой кофе в руке.


3 декабря, 06.05

Неясный силуэт выскользнул из сарая за коровником Свена Баллантайна. Тепло сарая спасло ему жизнь, но нельзя же там оставаться все время. Силуэт побрел к дому, заметно хромая. Каждый шаг отдавался болью в ожогах, синяках и обмороженных местах.

Так давно ни крошки во рту. Раны нуждались в обработке. Скоро они могут начать гноиться, если это уже не случилось.

И эти… твари. Он видел, как они задрали корову, разорвали в клочья.

Вдобавок наверняка Магнус не желал его смерти. Это бессмысленно, а потому не может быть правдой. Надо добраться до особняка, где куча оружия.

Он прошел мимо фронтона коровника. Двери нараспашку — вернее, дверей не было. Никакого движения. С превеликой осторожностью заглянул внутрь. Намело снега, а кроме этого — ничего.

Вроде ничего. Ни коров, ни людей — ничего, кроме раскиданного сена, сломанных стойл… и куч испражнений, куда ни взглянешь. Он поднял одну из замерзших кучек и пригляделся к ней.

И от увиденного едва не закричал.

Он быстро покинул коровник и захромал к дому, с опаской оглядываясь по сторонам.


3 декабря, 06.34

— Запомни, Гэри мигнет фонарем два раза, — наставлял Клейтон Сару. — Вы ответите тоже двумя. Если что иначе — замрите. Будет холодно, но вам придется дежурить на колокольне и ждать его.

Она кивнула. Столько грусти в глазах этой девочки. Каково это, подумал Клейтон, вот так, в один миг, потерять всех друзей. Своих он уже почти всех потерял, а еще двух жен, да еще дочь — только не сразу, с годами. В живых лишь один друг остался — Свен.

Сара опустила ему руку на плечо:

— Даже не знаю, как благодарить вас.

Старик начал было говорить «на этот счет не беспокойся», но она взяла его лицо в ладони и быстро поцеловала, затем порывисто и крепко обняла. Клейтон ошеломленно постоял мгновение, затем обнял ее в ответ. Сара отпустила его и смахнула слезу.

Клейтон запер за собой церковную дверь. Никто не хватится подогревателя, керосина и припасов, которые он стянул для Сары. Хотя риск всей затеи просто сумасшедший. Он оставил на снегу следы, но этого не избежать. Оставалось только надеяться, что какой-нибудь любитель погонять на снегоходе не остановится поглазеть вокруг…

Забравшись в натопленную кабину «Теда Наджента», Клейтон облегченно вздохнул, включил передачу и двинулся по следам треков. Он закончит торить колеи и дорожки, делая вид, что ничего не произошло. Мимо проплыл дом Джеймса и Стефани. Будь хозяева на крылечке, Клейтон мог бы помахать им. Но никакого движения в доме Гарви он не заметил. Может, раннее утро на этом отмороженном острове — подходящее время только для старых дураков?

Полозья тяжелых саней, буксируемых вездеходом, трамбовали шесть дюймов свежевыпавшего снега в идеальную для снегохода колею. Клейтон включил CD-плеер. Какая-нибудь старенькая песенка Боба Сигера будет сейчас очень кстати.

Он повернул к северо-западу — дорога вскоре выведет его к месту, откуда видно залив Рэплейе. Там, прямо на юго-запад от залива, кабель Гарви соединялся с главной линией. Клейтон сверился с распечаткой ремонтной карты и направился к месту разрыва.

Упавшее дерево привалилось к одному из телефонных столбов. Провод не порван, а значит, всего лишь залом: дел на пару минут.

Клейтон выбрался из вездехода и достал из задней секции бензопилу. «Поулан» других он не признавал. Со знанием дела старик перепилил дерево так, чтобы оно упало не на провод, залез в корзину подъемника и поднялся до места излома. С этой позиции отлично просматривался залив Рэплейе. Сначала он ничего не заметил. Затем взгляд его зацепился за несколько странных, покрытых снегом возвышений там, на льду: некоторые отмечены высокими загибающимися сугробами-заносами. Обломки. Если б он просто любовался видами, то вообще не обратил бы внимания на эти бугорки или, по крайней мере, принял их за торосы. Еще несколько часов, и, будем надеяться, Гэри увезет Сару и Тима с острова.

Клейтон переключил внимание на ремонт проводов, не ведая о том, что за каждым его движением наблюдают шесть пар голодных глаз.


Три предка достигли края колеи. Их утробы были полны. Они чувствовали сонливость. Но еда почти вся кончилась — надо искать еще.

Шум машины привлек их, заставил протащиться через лес обещанием новой жертвы. Они смотрели на нее, на новую форму, издававшую постоянный звук, очень похожий на низкое злобное рычание. Это существо пахло как палка, которая убивала. Но еще оно пахло едой.

Двое из них выдвинулись было вперед, но Младшая Молли Макбаттер резко выбросила вверх и опустила гребень, приказывая им становиться. Рычавшее существо пахло слишком похоже на палку. Два брата Молли попятились и залегли в снег так, что едва ли не одни глаза оставались над белой поверхностью.

Движение — высоко вверх, к макушке тонкого дерева. Вот это была жертва, это была еда. Тонкое дерево сложилось само в себя, опустив их добычу обратно на рычащее существо. Затем жертва залезла внутрь шумного существа. Шумное существо начало убегать.

Младшая Молли Макбаттер задрала гребень вверх и оставила так, подав сигнал всем выдвигаться.

Толстые лапы разгребали снег — расстояние сокращалось. Шумное существо стартовало медленно, но мало-помалу разогналось. Младшая Молли Макбаттер в ярости зарычала и побежала быстрее, но шумное существо услышало их и стало отрываться все заметней.

Молли перешла на трусцу, затем отстала. Ее брюхо было слишком полным — она не могла быстро бежать. Наблюдая за тем, как шумное существо скрывается из виду, она поняла, почему оно могло двигаться так быстро. Здесь не было деревьев — только длинное, широкое открытое место, уходившее все дальше к лесу. Шумное существо любило открытые места.

Справа от Младшей Молли Макбаттер один из братьев издал низкий жалобный стон. «Есть хочу». Скоро их станет мучить голод, а он был самым тяжким чувством из тех, что были им ведомы.

Они сели и стали ждать. Жертва пришла этим путем. Значит, она вернется.


3 декабря, 08.15

Сара несла одеяло. По узкой лестнице она медленно поднималась следом за Тимом. Костыль помогал ему в ходьбе, но вот с коленом дела по-прежнему обстояли плохо.

— Нет, это идиотизм, — проворчал он. — Мне надо было остаться в подготовительной комнате.

Этот парень когда-нибудь не ныл?

— Ползи потихоньку. Тебе тоже придется дежурить на колокольне, Тим: мне ведь рано или поздно надо будет поспать.

Тим вздохнул и вновь заковылял вверх по ступеням, которые вели от алтаря к галерее хоров. Расстояние между стенами было чуть шире его плеч. Какие же некрупные люди, думала Сара, жили, когда строилась церковь… два или сколько столетий назад?

Тим наконец выбрался на галерею:

— Теперь что?

Сара показала рукой вдоль балкона на железный трап у фронтальной стены церкви.

— Нам туда. Прикинь, как будешь забираться, я тебя не потащу.

— То, что ты спасла мне жизнь, вовсе не отменяет факта, что ты злющая стерва. И это еще очень мягко сказано.

— Лезь давай.

Тим поковылял к трапу. Балкончик хоров был сложен из того же черного камня, что и церковные стены, но украшен резными деревянными перилами. Сара свесилась над перилами и посмотрела вниз на обветшалое убранство церкви. Когда-то здесь было красиво.

Тиму все же удалось вскарабкаться по двадцатифутовому, кованого железа, трапу. Шуму от парня было больше обычного: он всеми силами старался показать Саре, как ему больно и трудно.

Она перебросила одеяло через плечо, взобралась вслед за ним и выбралась через люк. Башенка была футов десять диаметром, по кругу шли четыре каменные колонны, поднимаясь из каменной стены высотой по пояс и поддерживая крышу а-ля ведьмин колпак. Сару передернуло, когда ветром пронизало открытую башенку, — место показалось ей самым холодным на острове.

С точки зрения тактики устроились они как нельзя лучше. Отсюда виден весь город и даже дальше — местность вдоль проторенной колеи, что вела к бухте. Толстые каменные стены непробиваемы для стрелкового оружия. Судьба занесла ее в самое защищенное место на Черном Маниту.

Если, конечно, Магнуса не угораздит взять в руки «Стингер».

— Так, — сказал Тим. — Задание выполнено. Разрешите спускаться вниз? Я замерз.

Она протянула ему одеяло:

— Отставить. С этого момента ты на посту. До ночи Гэри не появится, но мы должны смотреть в оба — на случай, если кто станет приближаться к нашей позиции. Устраивайся поудобней и веди наблюдение. Через четыре часа я тебя сменю.

— Да ладно, Сара. Я уже задубел, мне надо выпить.

Видение Тима, пытающегося попасть иглой шприца в капельницу, мелькнуло у нее в памяти. Верную ли дозу он ввел корове? Могла ли ошибка пьяного стоить жизни Каппи, Алонсо и Миллеру?

— Свою дозу ты сегодня выпил, — ответила Сара. — Давай работай, не то хуже будет.

Тим принялся было снова жаловаться, но она, не слушая, полезла вниз.


3 декабря, 21.30

Страшно матерясь, Энди аккуратно опустил трубку телефона на базу. Дело принимало наимерзейший оборот, причем очень быстро. Да как это вообще возможно?

Он пулей вылетел из поста охраны, вверх по лестнице и — в гостиную. Магнус сидел там с только что открытой бутылкой «Юкон Джека» в руке, вперив невидящий взгляд в снежную ночь за венецианским окном.

— Магнус, у нас большая проблема. Только что звонил Румкорф.

Магнус резко повернулся в кресле. Энди сделал невольный шаг назад.

— Если ты гонишь, Кростуэйт, я прямо сейчас одарю тебя миллионом долларов.

Энди покачал головой:

— Какой «гонишь», он позвонил из дома Свена.

Магнус секунду смотрел на него, затем вновь повернулся лицом к окну. Он от души хлебнул из бутылки, вытер рот тыльной стороной ладони. Энди переминался с ноги на ногу, дожидаясь приказа.

Наконец Магнус поднялся, завинтил бутылку и поставил ее на стол.

— Клейтона не видел?

Энди покачал головой.

— Давно.

— Кто на пожарной башне?

— Гюнтер, — ответил Энди. — Колдинг, наверное, спит у себя.

— Давай за Колдингом. Скажи, что Румкорф звонил. Ты не в курсе, что происходит, потому что Румкорф должен был быть на борту. И отправляйтесь оба к дому Свена. По пути уберешь Колдинга.

«Да, да! Блин, да!»

— Нет проблем, — кивнул Энди. — А что потом?

— Заберешь себе «беретту» Колдинга. Убьешь Румкорфа. Убьешь Свена, когда пойдешь обратно по колее, убьешь Джеймса и Стефани Гарви.

Женщина. Классно! Вот с ней-то он может повременить, припасет на десерт.

Энди почувствовал железную хватку на своей шее прежде, чем заметил движение Магнуса. Черт, какой же этот мужик быстрый! Энди стоял молча и очень, очень спокойно: босс придвинулся так близко, что Энди уловил запах «Юкон Джека» в его дыхании.

У нас небольшие неприятности, Энди. Все улики должны указывать на Колдинга. Так что если ты полезешь к Стефани Гарви, ты оставишь улику не от Колдинга. Я вдолблю это в твою башку так, что даже такой конченый извращенец, как ты, поймет. Ты пристрелишь ее, а касаться не смей. Понял меня? Моргни: «нет» — один раз, «да» — два раза.

Энди моргнул дважды.

— Если Румкорф выжил, значит, не исключено, что и остальные — тоже. Скорее всего, прячутся. Так что делай единственное, что ты умеешь делать хорошо, — убей каждого, кого увидишь. Это верная стратегия, Энди. Если согласен — моргни два раза. Если не согласен — один, но если моргнешь один раз, я раздавлю тебе трахею, а потом сяду здесь, буду потягивать виски и наблюдать, как ты задыхаешься.

Энди моргнул дважды.

Магнус разжал пальцы. Энди почувствовал, как кислород хлынул в легкие. Он еще раз моргнул дважды, только чтобы убедиться, что понял услышанное.

— Отомри, — бросил Магнус.

Энди рванул к двери, оттуда — к Колдингу.


3 декабря, 21.41

Через десять минут после звонка Румкорфа Пи-Джей Колдинг выжимал дроссель снегохода до предела. Энди за ним следом — оба неслись по укатанной Клейтоном колее. Огни фар скакали по деревьям, мелькавшим зелеными, коричневыми и белыми пятнами.

Мысли Колдинга неслись быстрее снегохода. Каким образом мог Румкорф вернуться? Пи-Джей же своими глазами видел взлет. И никто с тех пор не прилетал. Может, С-5 разбился?

Если Румкорф выжил, значит, могла выжить и Сара. Но если так, почему она не связалась с ним?

Потому что не доверяла.

Это был единственный разумный вывод. Энди или Магнус организовали диверсию, и Сара разбила С-5 на Черном Маниту. Не посадила, а разбила, поскольку взлетно-посадочная полоса была единственным местом, где такой большой самолет можно сажать безопасно. А отправил ее Колдинг. Если Сара выжила, то считает, что он предал ее, будучи заодно с Магнусом и Энди.

Надо найти ее и все объяснить. Но важнее всего — уберечь от Магнуса, а это диктовало единственный план действий — устранение Энди Кростуэйта. Сначала Энди, затем — Магнуса.

Колдинг спрашивал себя, может ли он нажать курок. Нет, это в дурном кино, следом подумал он, такие слова бормочет себе под нос главный герой перед выстрелом. А он может и сделает это.

Пи-Джей хотел отъехать как можно дальше от особняка и Магнуса, прежде чем сделать свой ход. Может, Румкорф как-то отвлечет Энди, чтобы Колдинг смог незаметно зайти ему за спину. Энди был хорошо обученным убийцей, и Пи-Джей знал, что у него будет только один выстрел.


3 декабря, 21.45

Магнус летел на своем «Арктик кэте» по главной дороге. «Идеальное состояние дороги» — хорошо утрамбованный снег — звучало немного иронично, учитывая, что укатывал ее Клейтон, однако Магнус направлялся к дому старика, потому что тот, по-видимому, начал халтурить.

Клейтон Дитвейлер всегда был воплощением трудовой этики «синего воротничка». Может, выглядел он всегда так, будто спал в горчице и не подозревал о существовании бритвы, однако в особняке всегда было чисто, и телефонные линии работали: казалось, невидимые руки успевали позаботиться обо всем.

Но последние два дня Магнус почти не видел Клейтона. Ни у особняка, ни у ангара. Дорожки и колеи были проторены, но сколько на это уходило времени? Устранение обрывов линий тоже занимало у старика явно больше времени, чем требовалось. Но самое важное: в особняке стало грязно. Ничего как будто особенного: несколько бумажек там и здесь, но для Клейтона это из ряда вон.

Все наводило на мысль о том, что внимание старика было сфокусировано на чем-то другом, и после звонка Румкорфа у Магнуса появилась отличная идея.

Пальоне свернул на подъездную дорожку Клейтона, подошел к входной двери и нажал ручку. Закрыто. Он достал «беретту», поднял ногу и ударил в дверь — та распахнулась, грохнув о стену внутри.

Дома никого. Он заглянул в кухню, затем прошел через гостиную. Ничего. Переместился в спальню. Постель не убрана. По всему полу разбросана одежда. Магнус уже собрался уходить, когда что-то белое в куче одежды привлекло его взгляд. Он нагнулся и поднял.

Бюстгальтер.

— Энди, ты был прав в одном, — объявил комнате Магнус. — Сара Пьюринэм — дрянь, каких поискать.

Каким-то образом Пьюринэм вернула чертов самолет. Это значит, что ни много ни мало, а четверо обученных в армии людей сейчас на острове. Вооруженные «береттами».

Он подошел к настенному телефону. Рядом с аппаратом висела фотография молодых Клейтона и Клинта Иствуда, каждый из них держал крупную радужную форель, оба улыбались, как умалишенные.

Магнус набрал общий номер особняка. Никто не снимает. Чертова Клейтона опять где-то носит; скорее всего, он там, где спрятал Сару и остальных.

Интересно, а Сара и ее экипаж — с Румкорфом? Может, Энди сейчас прямо на пути в засаду? Магнус набрал другой номер.

— Сторожевая башня, Гюнтер на связи.

— Гюн, это Магнус. Данте не видать?

— Нет. Как и других летательных аппаратов.

Хоть что-то хорошо. Магнус должен зачистить все концы, пока не прилетел братишка. Данте, может, закроет глаза на убийство, которое уже случилось, но не потерпит, если Магнус начнет на его глазах отстреливать людей.

— Врубай радар и оставь включенным, — велел Магнус. — Я поеду покатаюсь. Что увидишь, включай сирену воздушной тревоги.

— Слушаюсь, сэр.

— Энди и Колдинга не видел?

— Только что прошли два снегохода, — сказал Гюнтер. — Похоже, они.

— А вездеход Клейтона?

— Видел полосатую колымагу минут пять назад; шла на юго-запад, в сторону особняка. Маге, я здесь просто задубел. Может, я слезу, повахчу немного на посту охраны?

Магнус повесил трубку, не ответив. Клейтон едет к особняку. Может, за оружием? Везет с собой Сару и ее ребят?

«Арктик кэт» намного резвее «Би-ви-206». Магнус выбежал из дома Клейтона: во что бы то ни стало он должен оказаться в особняке первым.


3 декабря, 21.50

Колдинг летел на полном газу, выжимая все возможное из снегохода. Фары «Арктик кэта» выхватывали узкий конус из лесной темени. Колея выскочила из-за деревьев у бухты Большого Тодда и побежала вдоль линии берега. Вяло отсвечивала припорошенная облаком луна.

Слово «бухта» мало подходило для пляжа на северо-западе острова, усеянного крупными острыми обломками изъеденного временем и погодой известняка, но по сути это был небольшой залив, поэтому давным-давно кто-то дал ему имя. Колдинг бросил торопливый взгляд на воду и… посмотрел еще раз. Маленькая бухта полностью замерзла. По меньшей мере полмили льда протянулось от берега, словно Черный Маниту вдруг подрос. Жуткому холоду оказалось мало земли — он хотел заполучить все, включая пенящиеся воды озера Верхнее.

Пи-Джей вновь перевел взгляд на колею, и руки инстинктивно сжали рычаги тормозов: поперек дорожки лежало дерево. Колдинг с трудом удержал снегоход. Заднюю часть занесло влево, но ему удалось остановиться параллельно упавшему стволу. Сани сейчас смотрели носом точно на трехфутовой высоты сугроб по правой стороне дороги.

В мертвом и лишенном коры, диаметром около фута стволе, блокировавшем путь, мало что осталось от дерева. Если б Колдинг налетел на него на полной скорости, он разбил бы снегоход, а может, и сам убился. Дерево рухнуло с левой стороны колеи и перекрыло не всю дорогу, протянувшись лишь фута на четыре. Они с Энди легко могли объехать его справа.

Но что-то с этим деревом было не так.

Сзади замедлился и остановился на своем «Поларисе» Энди, осветив фарами препятствие. Колдинг слез с «Арктик кэта» и присел на колени у бревна. Он поднял защитную маску, чтобы получше рассмотреть: старое дерево покрывали белые, длинные, глубокие параллельные борозды.

Следы когтей. Когтей… Может, медведь?

«Не медведя. Ты знаешь чьи».

Нет. Не может быть.

Пи-Джей почувствовал, как Энди подходит к нему со спины. На протяжении многих лет Энди много раз бывал на Черном Маниту. Может, он скажет, что это в порядке вещей, а не то, в чем Колдинг был почти уверен. Колдинг похлопал по отметинам когтей левой рукой.

— Энди, взгляни-ка. Ты когда-нибудь видел такое на острове?

Энди наклонился.

— Не думаю. Что это?

— Очень похоже на следы когтей. Пожалуйста, скажи мне, что на острове водятся медведи.

Энди выпрямился, качая головой.

— Не видел тут ни одного. Хотя в местных лесах бывал сто раз.

Колдинг провел пальцами в перчатке по глубоким следам. Четыре параллельные борозды были почти в дюйме друг от друга. Когти должны быть просто огромными. Интересно, подумал он, куда двигалось это существо — на юго-запад, к особняку, или на север, к Румкорфу?

И тут он увидел следы. Повсюду. Сотни следов, впечатанных в плотную колею: большие, восемь дюймов шириной и фут длиной, четкие дырочки кончиков когтей перед отметиной каждой лапы. Фары снегохода рисовали длинные черные тени внутри отпечатков, делая их глубже, шире и зловещей.

Если Румкорфу удалось вернуться, значит… могли вернуться и коровы.

Воспоминание о зародыше, бросающемся на камеру, вдруг тревожно всколыхнуло память. Несколько фунтов тогда, а сейчас? Наверное, за двести.

Колдинг встал и пошел назад к своему снегоходу.

— Энди, поехали отсюда скорей. Кажется, я знаю, кто оставил отметины на бревне. — Он перекинул ногу через сиденье и сел. Прежде чем нажать кнопку стартера, он чуть помедлил и оглянулся. Энди стоял там же и стягивал перчатки:

— Ну, это место лучше не придумаешь.

— Для чего?

Одним плавным движением Энди расстегнул молнию комбинезона, запустил внутрь руку и вытянул ее уже с «береттой», нацеленной на Колдинга.

— Для того, чтобы отплатить тебе за то, что ты меня «опустил».

Колдинг завороженно смотрел на пистолет. Как он мог быть таким болваном? Надо было попытаться убрать Энди в ту же секунду, как он понял, что С-5 на острове. Теперь уже никак не успеть расстегнуть комбинезон и выхватить пистолет — Энди пристрелит его.

— Энди, коро… коровы… Магнус говорил тебе, что внутри тех коров? Секунду, послушай меня… взгляни на эти странные следы. Это те самые существа.

Энди кивнул:

— Согласен, проблема, точно. Но знаешь что? Это не проблема для тебя. Уже.

Вот и все. Сейчас он умрет, застреленный на этом промерзшем острове.

— Энди, прошу тебя, — Пи-Джей слышал, как его голос чуть дрогнул. Интересно, это звучит просьба о пощаде? Это из его рта вылетела она? — Слушай, старина, это плохо, это неправильно, не делай этого…

— Ошибаешься. Мне Магнус приказал. Или ты, или я. Хорошо, плохо, но пушка у меня, и я выбрал тебя.

Разум Колдинга в панике метался сказать что-то, но слов не находилось. Каково оно — когда тебя пристрелят? Боже мой, боже мой… может, броситься Энди в ноги, может…

Щелчок взведенного курка.

— Ты готов, Бубба?

Колдинг ничего не сказал, не мог ничего сказать.

Темноту прорезал треск. Всем телом Колдинг вздрогнул в стремительном предчувствии смертельной боли, но через долю секунды понял, что звук прилетел из леса. Хруст сломанной ветки.

Энди повернул голову на звук. Пистолет остался наведенным на Колдинга.

Пи-Джей шевельнулся, готовый броситься на Энди, но не успел даже приподняться с сиденья, как тот повернулся, словно пригвоздив взглядом Колдинга.

— Даже не думай, урод.

Колдинг замер. «Облажался. Как же я облажался…»

Еще один сухой треск, на этот раз тише, но все еще отчетливый. Колдингу показалось, что он видит движение там, в темноте леса.

От деревьев за спиной Энди прилетел низкий, неспешный, утробный рык.

Колдинг весь покрылся мурашками. Он ощутил в себе такой незнакомый первобытный страх, несравненно острее, чем от нацеленного в лицо дула пистолета.

Энди сделал несколько шагов назад, увеличив расстояние до Колдинга, затем вгляделся в черноту леса. У Пи-Джея перехватило дыхание. Он должен бежать отсюда, должендолжендолжен, но Энди не даст ему даже пошевелиться.

— Их полно, — заговорил наконец Колдинг; слова вылетали торопливо. — Штук сорок, без меня тебе с ними не справиться, загрызут. Два пистолета, слышишь, два!

— Болтаешь слишком много, — ответил Энди. Он еще раз прицелился в Колдинга. — Я не шутил, козлина.

И тут из леса что-то метнулось.

Энди вздрогнул и одновременно выстрелил, выбросив вперед руку. Пуля впилась в сиденье за Колдингом, распоров винил и выпустив на волю большой пук поролона.

Невероятное.

Это было единственно верным словом для выскочившего существа. Белое с черными пятнами, размером со льва, на вид — смесь гориллы с гиеной, мощные плечи, черные глаза-бусинки, пасть настолько большая, что могла перекусить человека пополам, и зубы такие, будто могли рвать листовую сталь. Намного тяжелее четырехсот фунтов.

— Ни хрена себе… — проговорил Энди.

Существо с рыком кинулось к ним, мощные мускулы пульсировали под черно-белой шкурой, выпирающая грудь толкала и разбрасывала снег, как летящий по воде скоростной катер. Длинный гребень поднимался за его головой, а от него к спине тянулась ярко-желтая перепонка.

«Лучше б я получил пулю», — эта мысль Колдинга затмила все остальные.

Он вдавил пальцем кнопку «Пуск». Мотор завелся, и Колдинг резко выкрутил газ.

Энди крутанулся на месте, чтобы выстрелить в Колдинга, но мгновенно передумал и повернулся к приближающемуся существу — до него оставалось всего двадцать ярдов, и расстояние быстро сокращалось.

Бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах.

Сани Колдинга рванули вверх и перелетели через трехфутовый занос. Он с трудом вырулил влево, параллельно колее.

Бах-бах-бах-бах.

Каждый выстрел вынуждал Колдинга вздрагивать и гадать: может, в него летят пули, а он просто не чувствует? Снегоход кренило в глубоком снегу. Разогнаться не удавалось. Колдинг оглянулся на зверя, силящегося ползти к Энди: он получил как минимум десять пуль с расстояния прямого выстрела и все равно двигался к своей цели, хватая огромными челюстями пустой воздух.

Энди повернулся, поймав глазами Колдинга. Пустой магазин выпал в снег. Второй был уже у Энди в руке — он вставил его в рукоять «беретты» с тошнотворной профессиональной поспешностью.

Колдинг бросил взгляд вперед и пригнулся, так как снегоход наконец ускорился. Единственное, что он слышал, — мощный рев двигателя. Упавшее дерево мелькнуло слева.

И тогда он увидел их.

Впереди и справа еще два зверя выходили из ночной темени леса, лишь чуть подсвеченные фарами его снегохода. До них оставалось десять ярдов, и расстояние быстро таяло.

В плексигласовом ветровом стекле пробила отверстие пуля.

Колдинг взял влево, к колее. Теперь надо перескочить сугроб, как показывала Сара. Дроссель и так был открыт до отказа, но он все равно тянул ручку на себя.

Резкая боль обожгла правое плечо, но руля Пи-Джей не выпустил.

Сближаясь спереди справа, первый зверь прыгнул на него. Снегоход взлетел на сугроб, и Колдинг с силой оттолкнулся ногами от полозьев. Сани выскочили на колею, закрутив за спиной наездника снежный шлейф. Словно в замедленном воспроизведении, Колдинг видел, как лапы с неправдоподобно длинными когтями тянулись все дальше и дальше, замыкая дугу как раз в том месте, где только что была его задница. Корму снегохода, который в этот момент находился еще в воздухе, накренило влево. Колдинг бросил тело вправо, противодействуя крену, и «Арктик кэт» тяжело брякнулся на колею, болезненно тряхнув тело и резко дернув голову седока вперед. Сани повело в занос, закрутило, но остановиться значило погибнуть, и Колдинг отчаянным усилием укротил машину.

На укатанном грунте снегоход за несколько секунд набрал пятьдесят миль в час, ревущей ракетой помчавшись вдоль темной колеи. Звери попытались преследовать, но буквально через несколько мгновений поняли, что эту добычу не догнать.

И тогда они вновь обратили внимание на другую жертву — ту, что стояла за поваленным деревом.


3 декабря, 21.53

Энди пять раз выстрелил в Колдинга, прежде чем почувствовал когти на своей ноге. Он непроизвольно подпрыгнул вверх, резко выбросив вперед ногу и сохранив равновесие за мгновение перед тем, как перескочить через упавшее дерево. Не веря своим глазам, он смотрел вниз на монстра.

«Я же эту заразу прострелил двенадцать раз».

И все равно зверь дополз до него, оставляя на снегу ярко-красный след, подсвеченный фарами снегохода. Энди прицелился в голову. Зверь раскрыл пасть — огромную и жуткую, так и не оставив намерения отобрать жизнь у Энди.

Он нажал на спуск: бах-бах-бах-бах-бах!

Пули летели в раскрытую пасть, ломая острые зубы, дырявя черный язык, а потом вылетая из затылка в фонтанах крови.

Голова — по-прежнему с открытой пастью — наконец упала и замерла. Облачко последнего дыхания с шипением вырвалось на волю и растворилось.

Растворился и рев снегохода Колдинга.

Энди услышал звуки со стороны леса. Отвратительное медно-кислое чувство расцветало у него в желудке, когда стало ясно, что мертвая зверюга здесь не одна. Он вставил последнюю из трех обойм в «беретту».

Два широких шага — и он у «Полариса». Оседлал его и сунул пистолет в расстегнутый комбинезон. Лишь доля секунды на принятие решения: преследовать Колдинга или развернуть машину и гнать по колее назад.

Назад, к особняку, к оружию помощнее.

Он выкрутил газ и взял круто вправо, отклонив тело, чтобы помочь машине в резком повороте. Сзади слева, за упавшим деревом, он увидел двух существ, их белые шкуры кошмарно отсвечивали красным в свете заднего габарита. Они мчались за ним, опустив головы, тяжело ступая лапами, в черных глазах — первобытная ярость.

Энди наконец развернулся и понесся по колее к особняку. Скорость ощущалась как радость спасения, как глоток жизни.

Справа от него из леса вышли еще два зверя, но им не хватит прыти остановить его. Господи, но какие же они здоровые, как медведи с акульими плавниками.

Выматерив их сквозь зубы, Энди еще ниже припал к рулю. Иракцам не удалось его укокошить, как не удалось и афганцам, гаитянцам, колумбийцам, непальцам или кто-блин-такие-откуда-взялись талибам, а уж этим недоноскам из пробирки черта с два он дастся.

Затем Энди увидел дерево — сначала кренящееся, затем падающее все быстрее и быстрее, роняющее снежные шапки с ветвей. Оно рухнуло на землю в облаке снежной пудры, полностью перегородив путь в пятидесяти ярдах впереди него.

Левой рукой Энди сжал тормоз, правая нырнула под куртку за пистолетом. Фары его саней подсветили колею, дерево поперек и еще одного раскрывшего пасть зверя.

В точности такого же, как те две твари за спиной несколько секунд назад.

Инерция тормозящих саней тянула его тело вперед, но Энди повернулся на сиденье, чтобы стрелять в преследователей.

Они оказались проворней, чем он думал.

В момент, когда он обернулся, Энди увидел перед собой летящую массу черного с белым вокруг гигантской распахнутой пасти. Зубы сомкнулись на руке с пистолетом, пройдя сквозь кожу и кость, словно это были прикрытые салфеткой прутики. Лапы выпустили когти, погасив инерцию прыжка, а огромная голова мотнулась вправо, сбросив Энди с сиденья. Он ударился о землю, стремительно перекатился и вскочил на ноги.

И только сейчас понял, что руки от локтя у него нет.

У него было лишь мгновение взглянуть, удивиться сюрреалистичному виду того, что осталось от руки — торчащие осколки костей и разорванная плоть, — и тут же на полной скорости в него врезался второй преследователь. Зубы впились в грудь и плечо. Энди успел вскрикнуть лишь раз, прежде чем еще два подоспевших справа существа включились в борьбу.

Менее чем через полминуты после первого укуса на месте гибели Энди остались лишь пятна крови и опрокинутый снегоход.


3 декабря, 22.00

Колдинг затормозил до полной остановки на подъеме, с которого видны были и дом Свена, и колеи за ним. Десять минут прошло с начала сумасшедшей гонки за жизнь. Пульс бешено стучал в висках, и ему даже пришло в голову, что его жизнь оборвет не пуля, не монстр, а остановка сердца.

Он обернулся и посмотрел назад, держа «беретту» наготове. Сразу за ним — ничего, но разве можно быть уверенным? Колдинг напряженно вгляделся в темноту, в укутанный непроницаемыми тенями лес по обе стороны, готовый уловить движение или странного вида черно-белое пятно.

Мышцы не расслаблялись. Ствол пистолета подрагивал вместе с державшей его рукой. В темноте ему мерещились сотни существ — за каждым стволом, под каждой покрытой снегом веткой каждого дерева, — готовящиеся к прыжку, выжидающие момента, когда он отвернется, чтобы кинуться на него и разорвать.

Колдинг задержал дыхание, затем будто с трудом испустил долгий, неторопливый выдох. Надо взять себя в руки. Ничего там нет. Эмоции бушевали в нем: страх перед незнакомыми существами, отчаяние от неведения, что с Сарой, воспоминание о том, как унизительно выпрашивал себе жизнь. Он должен успокоиться. Успокоиться и подумать. Сара, может быть, еще жива; не исключено, что она с Румкорфом — прячутся в доме Свена. Вот отсюда он и начнет.

Пи-Джей переложил пистолет в правую руку, затем потянулся назад левой и в первый раз ощупал рану на правом плече. Ощущение такое, словно раскаленную кочергу прижали к обожженной коже и не опускали. На пальцах осталась свежая кровь — правда, немного. Он медленно покрутил рукой. Больно, конечно, но движения не стеснены. Пуля Энди не задела кость.

Это ранение было у Колдинга первым в жизни, но он не посчитал его такой уж трагедией. Вытер кровь о штанину комбинезона, вновь переложил «беретту» в левую руку и повел машину правой — вниз по склону к огням сарая Свена. Надо куда-то спрятаться, и не из-за монстров: ему никак было не узнать, гнался ли за ним Энди. Может, он даже смотрел на него в эту самую секунду, тщательно прицеливаясь.

Колдинг вскинул пистолет, как только увидел маленького человека в черном пуховике в открытой двери сарая. Энди? Нет, этот человек еще ниже ростом, чем Энди.

Румкорф.

Пи-Джей не сразу отвел от него пистолет, какое-то время держа Клауса на прицеле. Какого черта он тут делает? Думай, думай. Он подъехал и остановился прямо напротив Румкорфа, но двигатель глушить не стал — тот тарахтел на холостых оборотах, пока Колдинг разглядывал доктора.

Клаус Румкорф был похож на жертву пыток. Почти все лицо покрывали влажные пузыри ожогов. Шапки не было. Левая сторона скальпа чернела в тех местах, где не была содрана кожа. Пучки почерневшего пуха свисали, готовые вот-вот сорваться, там, где от куртки оставались клочья порванного и расплавленного нейлона, не дававшего ни тепла, ни защиты. Губы опухшие, потрескавшиеся и белые. Глаза казались пустыми — будто из них ушла жизнь.

— Господи, док, вы в порядке? Где Сара и экипаж?

Румкорф не ответил. Он протянул левую руку. Без перчатки. Пальцы распухли, сделавшись вдвое толще — обмороженные и синие от лопнувших сосудов. Обморожение второй степени, буквально в паре часов от третьей степени, которая потребует ампутации пальцев. Доктора надо завести в дом. Насколько же не в себе был Румкорф, что ждал снаружи дома Свена и не заходил?

И где в таком случае Свен?

На своей изувеченной ладони Румкорф держал что-то коричневое с белыми прожилками, которые мерцали в падавшем из сарая свете.

— Я виноват, — тоненьким голосом проговорил Румкорф. — Я во всем виноват…

— Док, Сара с вами?

Тот покачал головой.

— Она спаслась? Где самолет?

Румкорф заговорил чужим, отрешенным голосом:

— Я успел выскочить перед самым взрывом. Волной меня выбросило, я пролетел по воздуху… немного обгорел. Никого больше не видел — все погибли.

Боль. Не физическая. Острая… такая же выворачивающая, как тогда, когда на его глазах умирала Кларисса. Нет, не верю.

— Вы видели, как она погибла? Видели ее тело? А экипаж Алонсо и двойняшки?

— Я очнулся в снегу, — ответил Румкорф. — Я же сказал, я больше никого не видел. Я пришел сюда и спрятался в сарае. А потом эмбрионы… они, они стали вылезать… Я видел, как они нападали на коров и рвали их. Столько шума… Предки бродят здесь, Пи-Джей, поверьте мне.

— Открыли Америку… Вон, взгляните на заднюю часть снегохода.

Румкорф посмотрел на распоротое сиденье. Клочья белого поролона торчали из порезов винила. Колдинг заметил, как глаза Румкорфа перескакивают с пореза на порез, и едва ли не услышал наяву, как в мозгу у него щелкают вычисления.

— А что, крупные?

— Крупные, — ответил Колдинг. — Много больше четырехсот фунтов, может, четыреста пятьдесят.

— Не может быть. Им же понадобились бы… десятки тысяч фунтов еды, чтобы набрать такой вес.

Колдинг оглянулся на коровник.

— А пятьдесят коров по пятнадцать сотен фунтов каждая их устроят?

Румкорф посмотрел на коровник, явно ошеломленный вопросом:

— Да… Да, этого хватит. И если они доберутся до других коров, что у Гарви, например, то они могут вырасти еще больше.

Гарви. Черт!

— Садитесь, — скомандовал Колдинг. Румкорф жалобно ойкнул от боли, когда забирался на изуродованное когтями сиденье.

Колдинг проехал пятьдесят ярдов к дому и остановился у дальней стены так, чтобы его не было видно с дороги. Он вбежал внутрь, все время ощущая на лице домашнее тепло, пока искал и нашел телефон.

Румкорф вошел за ним следом.

— Кому звоните? Я уже звонил в особняк и говорил с Энди.

— Да я уж догадался, — сказал Колдинг. — Я звоню Гарви.

Губки, гудки, гудки…

— Да вы позвоните в особняк, — сказал Румкорф. — Скажите, чтоб прислали этот зебру-танк, пожалуйста, пусть заберут нас отсюда.

Колдинг повесил трубку.

— Не могу. Я ехал сюда с Энди по приказу Магнуса. И Энди пытался убить меня.

— Энди мертв?

— Не знаю. Может, его порвали предки, а может, едет сейчас сюда, за нами.

Румкорф без сил опустился на пол. Он по-прежнему держал в руке коричневый предмет.

— Выходит, Магнус хотел убить меня.

— Не просто так ведь называют вас чертовым гением. Поднимайтесь, уходим.

— Куда? Магнус убьет нас.

— Надо добраться до Гарви. У них телефон не отвечает.

— Значит, они тоже мертвы, — сказал Румкорф, мотая головой. — Нельзя к ним.

— Док, надо! И вас я здесь не оставлю, так что идем.

Румкорф еще яростней затряс головой, глаза широко распахнуты, тоненькая струйка слюны в правом углу рта.

— Nein! Nein! Я видел из окна сарая. Они прыгали на коров и убивали их, жрали их. Жрали все без разбору, Колдинг, кости, шкуры…

Он вытянул свою обмороженную руку, вновь демонстрируя темный камень в белую крапинку. Но… это оказался не камень. Это был твердый шмат темно-коричневого цвета с вкраплениями белых кристалликов льда.

— Док, что это?

— Стул.

— Что?

— Фекалии, Scheisse. Кал предков.

Колдинг наконец узнал одно из белых вкраплений — человеческий зуб. Коренной.

— О господи…

— Они сожрали Свена, — сказал Румкорф. — Свена и всех коров, Колдинг. Вместе с костями и всем остальным. Вы понимаете? С костями и всем остальным!

Предки были здесь — охотились. Их теперь можно встретить в любом месте острова. Где угодно. Колдинг усилием воли заставил руки не дрожать. Он не знал, где Сара и жива ли она. Но Гарви? Он помнил, где их дом. А Магнус знал, где искать Румкорфа, независимо от того, выжил Энди или нет. Надо срочно убираться как можно дальше от дома Свена.

— Док, едем к дому Гарви. Можете садиться на снегоход вместе со мной, или я заставлю вас сделать это. Но мне совсем не хочется снова применять силу по отношению к вам, верите?

Маленький человек посмотрел на него, вновь покачал головой, затем выронил замерзший кал предка на кухонный пол.

— Из-за вас нас убьют, — проговорил он. — Поехали.


3 декабря, 22.45

Широким скотчем Магнус обмотал лодыжки Клейтона, надежно привязанного к складному стулу. До этого он скрутил руки старика за спиной. Резкий свет флуоресцентных ламп поста охраны играл на опухающем левом глазе Клейтона; голова его свисала вниз, беспомощно болтаясь при каждом толчке.

Голова чуть приподнялась. Клейтон быстро заморгал, словно очнулся и собрался с силами:

— Кто-нибудь, помогите! Уберите от меня этого ублюдка!

Все тихо. Он понял, где находится и что произошло.

Магнус коротко ударил его — голова старика дернулась назад, нижняя губа разбита.

— Здесь никого нет, Клейтон. Гюнтер на пожарной вышке. Колдинг к этому времени труп. Ждем лишь возвращения Энди, а мы с тобой знаем, как крепко он тебя любит.

Клейтон сплюнул кровь на пол.

Магнус приехал первым и просто сидел в комнате поста охраны с выключенным светом. Клейтон явился один, включил свет, затем Магнус ударил его, и опять стало темно. Вот так просто.

Пальоне подошел к стойке с оружием и вытащил один из компактных пистолетов-пулеметов МР-5. Пристегнул к нему ремень, зарядил и положил на пол.

Время любезностей закончилось. Пора добавить новый нож к его коллекции.

Магнус снял с полки одну из белых коробок «Ка-Бар». Он открыл ее и взглянул на округлую рукоять, изготовленную из плотно пригнанных кожаных шайб, взглянул на кожаные ножны. Он знал, что у ножей особенный запах. Магнус бросил коробку и продел свой ремень сквозь петлю ножен — они удобно легли на левом боку. И только когда нож занял положенное место, Магнус схватился за рукоять и вытянул его.

Семидюймовое, черненой стали лезвие словно улыбалось ему. Нож совсем не отражал света, кроме тоненькой полоски бритвенно-острого края лезвия.

— Мы знакомы, — сказал Магнус ножу.

Он держал нож в правой руке, левой подняв с пола МР5. Оружие ощущалось таким солидным, надежным в его руках. Гармоничным. Настоящим. Столько возможностей… Но он всегда отлично знал, что делать с ножом. Нож делал все решения простыми. Он встал напротив Клейтона и опустил «Ка-Бар» на пол.

Старик посмотрел на нож. Он был очень напуган и в то же время каждой своей клеточкой источал гнев.

— Клейтон, у меня нет времени. Я уже проделывал это. Много раз. И точно знаю, как добиться чего хочу. Для тебя лучше, если ты просто поможешь мне. Ты понимаешь?

Клейтон молчал.

— Где ты спрятал Сару Пьюринэм?

— А ты никогда не искал дырку от своей задницы? Хотя нет, твоя ж голова уже там, значит, можно не спрашивать — ты ее уже нашел.

Наглый старый ублюдок. Ничего, у Магнуса для него есть кое-что особенное. Он закинул МР5 на плечо и вернулся к стойке с оружием. Там он навинтил мундштук газовой горелки к баллону с пропаном. Открыл клапан, взял с полки зажигалку и вновь стал перед Клейтоном.

Клейтон увидел газовый баллон, услышал шипение газа и помотал головой. Он понял.

— Не делай этого, урод.

Магнус щелкнул зажигалкой. Острый язычок голубого пламени проснулся к жизни с легким хлопком. Зажигалку он опустил в карман. У Магнуса была своя философия, когда дело доходило до пыток: «Видеть — это поверить, но ощущение — это уверенность».

Он поднял с пола нож и стал нагревать лезвие. Обычно этот этап он проделывал в темноте, чтобы огонек горелки был единственным источником света до того момента, пока не раскалится докрасна лезвие. Колоссальный психологический мотиватор до начала процедуры «резания», но сейчас на него элементарно не хватит времени.

— Последний шанс, — сказал Магнус, аккуратно водя пламенем вверх и вниз по лезвию ножа. — Ты все равно расскажешь мне то, что я хочу знать. Вопрос лишь в том, насколько серьезно я тебя поджарю, пока ты наконец заговоришь.

— Ну, так давай, жарь, — прошипел Клейтон; он крепко зажмурил глаза в ожидании муки. — «Трус умирает много раз до смерти, а храбрый смерть один лишь раз вкушает».

Цитата прозвучала настолько неожиданно, что Магнус опустил горелку.

— Я в шоке. Ты знаешь «Юлия Цезаря»?

— Лично не знаком, — ответил Клейтон, по-прежнему не открывая плотно зажмуренных глаз. — Керуак ляпнул эту ересь, когда мы с ним искали себе шлюшек в Коппер-Харбор.

Типичный американец. Грубый и неотесанный. Однако грубый или нет, старик этот оказался крепче, чем Магнус предполагал. Разговоры — напрасная трата времени, если не знать меры.

Магнус закрыл клапан горелки, опустил баллон с пропаном на пол и зашел за спину Клейтону. Он схватил правый мизинец старика и воткнул горячее лезвие в кожу. Вытекла кровь, зашипев на раскаленной стали. Клейтон закричал, когда лезвие дошло до кости. Кровь потекла обильнее. Комнату наполнил запах горелой плоти. Клейтон забился в кресле и уже кричал не переставая, но Магнус не останавливался: он наклонился и, продолжая резать, стал выкручивать и тянуть мизинец из сустава пальца. Так выкручивают горячее жареное крылышко. Кровь брызнула на пол, когда раздался треск и показался кусок хряща.

Еще два движения лезвием по остаткам плоти… и мизинец отрезан.

Магнус обошел Клейтона и стал перед ним, подбрасывая окровавленный палец на ладони. Щеки Клейтона блестели от слез. Из глубокого разрыва на нижней губе, куда пришелся удар Магнуса, текла кровь. Сейчас он уже не был похож на полного ненависти и несгибаемого задиру.

Это был просто старик.

— У тебя осталось девять, — сказал Магнус. — Будешь говорить?

Клейтон кивнул.

— Молодец. Кто с Сарой?

— Только… Тим Фили. Остальные погибли.

— А Румкорф? Он с ними?

Клейтон покачал головой.

— Ты уверен, Клейтон?

Старик кивнул.

— Он тоже погиб. Сара сказала, он… взорвался… вместе с остальными.

Лгал ли старик? Не исключено, что Румкорф и Пьюринэм спасались по отдельности.

— Рассказывай, как вернулся С-5.

— Они упали в заливе Рэплейе. Лед толстый… В самолете была бомба. Они выбрались, и тут все взорвалось, лед расплавился, а самолет провалился.

Похоже на правду. Если Сара посадила самолет перед самым взрывом, наверняка была паника — все бросились на выход. Румкорф мог выбраться и отдельно. Сара посадила С-5 на лед и оставила тонуть. Эта дрянь порушила все его так тщательно продуманные планы, всю его педантичную работу.

— Говори, где они.

Клейтон сказал.

Магнус запустил руку за комбинезон старика, вниз к ремню, и вытащил пухлую связку ключей.

— Не против, если я прокачусь на твоем средстве передвижения, а, отец? — «Би-ви» был закрытым, достаточно хорошо бронирован. Снегоход быстрее, но незащищен, а у Сары «беретта».

Магнус торопливо затолкал в рюкзак обоймы МР5, запасную «беретту» и аптечку первой помощи. Также туда полетели пластиковая взрывчатка, таймеры — на случай, если Сара приготовилась к осаде. А что, если ему понадобится от нее какая-нибудь информация? Он сунул в рюкзак газовую горелку и закинул его за плечо.

Затем его взгляд упал на черную брезентовую сумку на нижней полке оружейного стеллажа. Фишер может заявиться и раньше, кто его знает… надо быть готовым к любой непредвиденной ситуации. Он прихватил и сумку.

Магнус пошел к двери, затем повернулся еще раз взглянуть на измученного старика. Всегда лучше оставлять субъектов в живых, пока ты уверен, что у тебя надежные сведения, оставлять их в темноте и тишине — так, чтобы дать им сосредоточиться только на своей боли. Кто-то может найти в себе достаточно мужества сопротивляться допросу первые несколько минут после потери пальца, но спустя два или три часа муки и страха перед тем, что ждет дальше?.. Все всегда говорили правду.

— Оставляю тебя здесь, — сказал Магнус. — И вернусь, если ты что-то забыл.

Он поднял руку, погасил свет и вышел, захлопнув дверь в темное помещение поста охраны. Он не знал, что задержало Энди, жив ли он вообще, зато до Сары Пьюринэм и Тима Фили всего лишь одна непродолжительная поездка на снегоходе.


3 декабря, 23.07

Гэри Дитвейлер в жизни не видел такого шторма. Свирепый ветер разогнал десятифутовые волны. Всюду плавали небольшие льдины. И хотя среди них вряд ли нашлась бы достаточно крупная, чтобы повредить «Отто II», ему чертовски не хотелось выяснять это на скорости в двадцать узлов.

Как только показались очертания острова, он выключил ходовые огни, повел судно по GPS и надел очки ночного видения. Густые облака прятали звезды и сдерживали сияние луны до слабого свечения, но этого освещения хватало, чтобы ориентироваться в переливающихся оттенках неоновой зелени.

Чем ближе Гэри подходил к бухте, тем гуще становилась шуга. Льдинки размером с бейсбольные мячики собирались, как плотно упакованный плавающий мусор, делая воду похожей на зыбкую твердь, вздымающуюся и опадающую с каждой волной. «Отто II» рассекал ее поверхность, оставляя за кормой дорожку чистой воды, державшуюся лишь секунды, прежде чем пелена крутящихся обломков льда не смыкалась вновь.

Короткие волны с плеском бились о пилоны при входе в бухту. Точнее, бились они о двадцать футов бугристого, сплошного, в торосах, льда, окружавшего пилоны. Гэри изумленно покрутил головой. Если морозы продержатся, через день-два вход в бухту закроет льдом. Именно так и произошло зимой 68-го, что ли, года, как рассказывал отец.

Гэри сбросил ход и — что еще важнее — снизил шум. Достаточно шумел ветер, чтобы заглушить рокот двигателей, если, конечно, его никто не поджидал на причале. «Отто II» миновал обледеневший вход в бухту. За стенами волнорезов волны снизились до трех футов. Он едва верил глазам: как и пилоны на входе, берег и причал обросли бугристым льдом футов на тридцать. Волны постоянно выплескивали воду и свежие льдинки на эту замерзшую и растущую береговую линию.

А там, на берегу? Психопат с оружием. Нет, минуточку, с арсеналом оружия. Но это не главное. Главное — он нужен отцу. Гэри нужен этим людям. А ему всего лишь надо дойти до острова, добраться до церкви, а затем доставить людей к катеру, уйти с острова, и они будут в безопасности.

А вот пришвартоваться не удастся. Лед у причала слишком толстый, но у кромки открытой воды он тоньше. А где-то посередине — достаточно крепкий, чтобы выдержать вес человека. Гэри прибавил газу, чуть-чуть увеличивая скорость. Катер с негромким хрустом встретился с кромкой. Звук этот быстро сменился на хорошо различимый треск, а затем — скрип: катер замедлялся, ломая и толкая перед собой листы полудюймовой толщины льда. Наконец, в пятнадцати футах от причала «Отто II» замер.

Гэри заглушил двигатель и остался один на один с воем ветра и противным скрипом льда о корпус катера. Он натянул на себя оранжевый спасательный жилет. Если вдруг провалится в ледяную воду, без жилета будет мало шансов продержаться достаточно долго, чтобы потом хватило сил добраться до отапливаемой каюты катера.

Гэри взял багор и пошел на нос, пробуя острием лед. Должен выдержать.

Осторожно он перекинул ногу через борт и, не перенося на нее вес тела, потолкал ногой лед. Держит. Поставил вторую ногу на лед, но продолжал лежать грудью на борту, ухватившись за него руками. Лед держал. Гэри надавил сильнее, перенося на твердую поверхность еще больше своего веса. Лед все еще держал. Волны подбрасывали к ногам воду и шугу. Он тяжело сглотнул и медленно перенес всю массу тела, по-прежнему не отрывая рук от релинга на случай, если вдруг провалится.

Лед выдержал.

Гэри заскользил по льду, преодолевая фут за шаг и стараясь распределять вес тела на обе ноги одновременно. Опасная зона, похоже, заканчивалась через несколько ярдов: у причала лед должен быть дюймов шесть толщиной, способным выдержать десяток человек.

В десяти футах от катера под левой ногой лед треснул. Вода забулькала, пробиваясь в тонкие трещины.

Гэри замер, веки вечные ожидая, что лед не выдержит. Все-таки выдержал. Он двинул левую ногу вперед, за границы залитых водой трещин. Сделав несколько скользящих шажков, понял, что опасность позади, и осторожно зашагал к причалу.

В дневные часы укутанный снегом остров, наверное, был необычайно красив, но через очки ночного видения скорее напоминал окрашенный в зеленые тона пейзаж ядерной зимы. Ветер вил нити из снега и тянул их через пляж. Обремененные белыми шапками сосны напоминали грузных монстров, застрявших в бело-зеленых тенетах.

Гэри похлопал по выступу комбинезона на левом боку: твердость оружия успокаивала его, придавая уверенности. Он подошел к сарайчику в начале причала. Его снегоход «Ски-Ду» мгновенно покроет расстояние в милю до города-призрака. Из соображений безопасности отправиться пешком было бы предпочтительней, но на острове находился Магнус Пальоне: Гэри не ощущал в себе желания устраивать состязание в ходьбе, ценой которого будет его жизнь. Что-то подсказывало ему: бывший спецназовец-киллер находился в лучшей форме, чем наркоман-бездельник.

Он перелез через сугроб к сараю и забрался внутрь. Мотор «Ски-Ду» дважды просыпался и тут же глох. На третий раз завелся.

Спасательный жилет Гэри снял. Если придется бежать или прятаться, светоотражательные полосы на оранжевом фоне — не лучшая маскировка. Гэри вырулил на колею, не набирая скорость, чтобы шуметь как можно меньше. Фары и габариты выключил, ориентируясь только по инфракрасным очкам. «Ски-Ду» скользил по снегу толщиной в дюйм-два, нападавшему со времени последней утрамбовки. По обеим сторонам вздымался темный лес, как стены каньона.

Буквально через три минуты Гэри за деревьями увидел колокольню церкви. Он снял очки, расстегнул молнию комбинезона, вытащил фонарик, направил его на колокольню и дважды мигнул.


Сара и Тим, прижавшись друг к другу, съежились под тремя одеялами, от которых было мало толку: холод пронизывал башенку колокольни насквозь. Когда Сара увидела двойную вспышку с темной дорожки из гавани, она не поверила глазам, решив, что ей почудилось. Вторая двойная вспышка, однако, сомнения развеяла.

— И думать не моги, — стуча зубами, прошипел Тим.

— Ага, — сказала Сара, подняла свой фонарик и с трудом, из-за толстых рукавиц Клейтона, дважды нажала на кнопку. Затем опустила фонарик, поднесла к глазам бинокль и повела им слева направо, вглядываясь в подсвеченную лишь снежной белизной городскую площадь.


Гэри увидел ответные вспышки. А вот теперь — предельная осторожность. Может, там засел Магнус и ловит его «на живца». Он опять похлопал по пистолету, просто чтобы убедиться, что тот на месте. Это безумие, черт его знает какое безумие: он был завсегдатаем баров, лодочником, немного приторговывал дурью — и вовсе не годился для таких вот акций в духе дядюшки Клинта.[44 - Имеется в виду знаменитый американский актер, звезда вестернов и боевиков Клинт Иствуд.]

Гэри убрал фонарик и вновь нацепил очки ночного видения. Кто там засел в башенке — сейчас узнать невозможно. Надо приготовиться удирать — на всякий случай. Он развернул «Ски-Ду» на дороге, нацелив его на обратный путь. Слез с него. Сейчас или никогда. Папа просил его о помощи. Быстренько пешком — к церкви, так же быстро обратно — и полный порядок.

Он достиг черты города прежде, чем заметил движение.


Сара опустила бинокль:

— Что за черт?

— Какой такой черт?

Тим потянулся за биноклем, но Сара оттолкнула его руку и вновь поднесла окуляры к глазам. Там, внизу, в темноте что-то двигалось. Что-то большое. Кралось за деревьями на границе крохотного городка.

— О нет, — тихо охнула она. — Нет, Господи, только не это…


Гэри замер. Может, что-то не так с очками ночного видения, подумал-понадеялся он, хотя прекрасно знал, что очки работают отлично. На краю города, у сторожки, менее чем в ста футах отсюда… медведь? Нет, голова крупновата. Слишком крупная голова. В очках черно-белая пятнистая шкура существа испускала призрачное бледно-зеленое свечение. Что-то на его спине резко поднималось и опадало.

Вот оно широко раскрыло глаза. Гэри понял это, потому что прибор внезапно показал две светящиеся бело-зеленые точки в середине большой головы.

Оно смотрело на него, рот полуоткрыт, длинные заостренные зубы светились влажными изумрудами.


— Да беги же, идиот, — прошептала Сара. — Дьявол, ты что, не видишь их?

Человек стоял не шевелясь, глядя на что-то темное у угла сторожки. Скорее всего, он не видел, как остальные звери — Сара второпях насчитала как минимум двадцать — приближались к нему с разных сторон городка.

— Сара, — снова зашипел Тим. — Что там такое?

Она протянула ему бинокль и показала, куда смотреть:

— Скажи мне, что я рехнулась. Скажи, что это не те, о ком я думаю.

Тим смотрел всего лишь секунду.

— Бли-и-ин!

Не это хотела услышать Сара. Она начала просматривать город, горизонт — выискивая, как можно было помочь человеку.


Ветер свистел в укутанных снегом соснах. Гэри медленно снял рукавицы, не сводя глаз с медведя-или-как-его-там у сторожки. Если он не заберет Сару и Тима сейчас, они останутся в ловушке на много дней. Он понятия не имел, что за животное перед ним, но это, в конце концов, всего лишь животное. А он — человек с оружием.

Гэри медленно запустил руку в комбинезон, пытаясь обуздать свой страх и стараясь оставаться спокойным. Где-то слева треснула ветка. Если этот звук был слышен против ветра, значит, ветка толстая. Очень толстая. Гэри повернулся, грудь заполошно вздымалась; он уже знал, что увидит. В семидесяти пяти футах, на краю леса, еще один большеротый медведь светился зеленым в свете прибора ночного видения. И тот тоже смотрел прямо на него.

Кроха отваги, населявшая Гэри, тотчас испарилась. Так, может, эти двое не одни? Сколько их тут всего? Стараясь не шевелиться и не дышать, он обвел взглядом местность.

Третий у охотничьего магазина.

Четвертый и пятый у церкви.

Шестой на краю леса справа.

Гэри Дитвейлер повернулся и бросился бежать так быстро, насколько позволял мешковатый комбинезон. Нейлоновые штанины со свистом терлись друг о друга: мрачная пародия на бегущего в зимнем комбинезоне малыша.

Сара тщательно прицелилась в ведущего зверя, преследовавшего Гэри Дитвейлера. Неожиданный удар отбросил ее к колонне. Сильные костлявые пальцы накрыли ее рот. Ее крепко держал Тим. Сара яростно высвободила руки, чтобы оттолкнуть его, но Тим придвинулся так близко, что его губы прижались к ее уху.

— Не шевелись! — прошептал он. — Тихо. Прямо под нами еще.

Она оттолкнула его, но тут же замерла. Затем медленно заглянула за парапет и посмотрела вниз. На фоне сероватого в свете мутной луны снега она насчитала семь животных. Все они, задрав морды, смотрели на колокольню.

«Глядят прямо на нас».

Так, во всяком случае, показалось поначалу, но Сара поняла, что существа просто поворачивали головы — искали. Они не смотрели на нее, но совершенно очевидно, они ее искали.

Рев — низкий и надрывный, полный первобытной ненависти — прилетел с дорожки, что вела к причалу.


Когда он услышал первый рев, его сердце будто остановилось, но ноги продолжали работать. Гэри несся без оглядки. Еще один рев — поближе. Он вложил всю энергию в бег, ноги в тяжелых башмаках громко топали, вбивая снег в колею, руки работали, как помпы.

Как ковбой с Дикого Запада запрыгивал в седло, Гэри взлетел, расставив в стороны ноги, и приземлился ягодицами точно на сиденье «Ски-Ду». Разогретая машина стартовала с первого раза, он выкрутил на себя ручку газа и с ревом рванул по дорожке.

«Черт, как же их много!» Несколько зверей словно протаяли сквозь деревья — «стены каньона», — спеша к нему со всех сторон. Снегоход нес Гэри мимо их мускулистых тел. Дорога туда, занявшая у него пять минут, сейчас — с выкрученным до предела газом — обернулась чуть больше одной. Оставался гребень дюны, а за ним — уже катер.

«Еще один». Зверь вышел из-за дюны со стороны бухты, остановился на гребне и припал на полусогнутых лапах, напоминая теннисиста в ожидании подачи. Гэри сбавил скорость, резко свернул вправо и поехал к гребню дюны наискосок. Монстр тоже кинулся наискосок вниз по склону, пытаясь отрезать его. Когда он почти достиг саней, Гэри дал машине полный газ. Монстр попытался изменить угол своей атаки, но Гэри уже проскочил.

Он заложил крутой вираж влево как раз вовремя, чтобы перелететь гребень: катер перед его глазами как маяк надежды. «Так близко!» Он тяжело приземлился и затормозил. «Ски-Ду» пошел юзом и заскользил — Гэри соскочил и кинулся бежать еще до того, как снегоход прекратил движение.

Еще один рев — «Господи, о черт, о боже!» — не более чем в нескольких футах позади. Так близко, что если лезть рукой за пистолетом — замедлишь бег и угодишь в огромную пасть.

Гэри вылетел на причал — от его шагов завибрировало схваченное ледяной коркой дерево. Он насчитал шесть шагов, прежде чем уловил тяжелые вибрации от глухого топота лап преследователей.

Гэри достиг конца причала и толкнулся ногами, как прыгун в длину. Позади причал затрясся от чего-то массивного, тоже оттолкнувшегося от него.

Еще в воздухе огромные челюсти сомкнулись на его груди. Гэри почувствовал дюжину колющих ударов и чудовищное давление, а затем упал на лед так жестко, как на бетонный пол. Лед, как показалось, держал секунду, долю секунды, а затем опора вдруг исчезла — словно открылся люк, и оба оказались в ледяной воде. Холод ошеломил. Дыхание сковало в груди — оно схватилось льдом, как эта бухта.

Мучительное давление вдруг ослабло.

«Плыви или погибай».

Гэри с силой толкнулся руками и ногами. Вода напитала комбинезон, превращая его в свинцовый саван, тянувший ко дну. Он рванулся еще сильней. Голова выскочила на поверхность. Отчаянным усилием он отвоевал себе глоток воздуха.

Как пришедшие из глубин «Челюсти», рядом с ним вырвалось на поверхность существо; гигантская пасть хватала воздух, мощные лапы шлепали по воде, борясь за опору на тонком льду, крошившемся от каждого его удара.

Гэри попытался плыть. Ноги и руки слушались как бы с замедленной реакцией. Это напоминало заплыв в зыбучем песке. Его голова снова ушла под воду. Он мучительно пытался вынырнуть, но комбинезон неумолимо тянул вниз, как якорь.

«Плыви или погибай».

Гэри зарычал и оттолкнулся, устремляя тело к поверхности. Он был так близко, всего лишь в футе от катера.

А за спиной зверь ушел под воду в последний раз. Гэри оглянулся, зная, что осталось жить секунды, понимая, что должен сконцентрироваться, но не смог удержаться.

Существа с коровьими шкурами запрудили весь причал. Рассеянный лунный свет играл на их белой шерсти, впитываясь в черные пятна — черные, как ночь вокруг. Десятки монстров, скопившиеся у края причала, черными глазами смотрели вниз на Гэри. Они не собирались гнаться за ним. Он был почти у них в лапах…

Гэри пытался плыть, но мышцы просто перестали слушаться его приказов. Горло его словно заткнуло пробкой. Не вздохнуть. Свинцовый комбинезон вновь потянул вниз.

Гэри еще раз попытался дотянуться до трапа на корме «Отто II». Мокрые скользкие рукавицы ударились о нижнюю ступеньку и соскользнули. Рука ушла вниз, и в рот хлынула вода.

«Плыви… или…»


Сара и Тим наблюдали, как семь зверюг в коровьих шкурах бродили вокруг церкви — принюхивались, приглядывались, прислушивались.

— Ты же специалист, — прошептала Сара едва слышно. — Что делать-то?

Тим медленно покачал головой и пожал плечами.

Предки вдруг как по команде прекратили принюхиваться. Они подняли головы и повернули их в сторону севера. Словно все разом что-то услышали. Сара прислушалась, и через несколько секунд до нее донесся… слабый отдаленный звук.

Звук мотора.

Как единая команда, звери развернулись на звук. Сара наблюдала, как они уходили — странной, вразвалочку, походкой, как бы припадая к земле, — и исчезали в лесу.


3 декабря, 23.20

Магнус сбросил скорость «Би-ви». Церковь уже близко, и Сара может услышать дизель. Он подойдет на своих двоих, незаметно проникнет внутрь и убьет ее. Магнус всегда предпочитал быть на своих двоих.

Он выскочил на снег и закинул МР5 за плечо. Запасные магазины отправились в карман. С «береттой» в правой руке и незажженным фонариком в правой, он дошел до ствола старой шахты. Магнус двигался осторожно и тихо. Если Клейтон говорил правду, ему будут противостоять женщина-пилот ВВС и маленький ученый-алкаш с нерабочим коленом. Казалось бы, легкая добыча, однако Магнус до сих пор жив потому, что усвоил: не существует никакой легкой добычи — оружие являлось величайшим в мире «уравнителем». А у Сары Пьюринэм оно было.

Старую деревянную дверь в шахту почти всю залепило летящим снегом. Ветер завывал в деревьях, и казалось, сама шахта вторит ему воем. Клейтон всегда говорил, что это призраки людей, умерших здесь, но на самом-то деле просто ветер гулял по какой-то не видимой отсюда вентиляционной шахте.

Магнус подошел к двери, проваливаясь почти по пояс в девственный снег. Вокруг никаких следов, даже сугробы нетронуты. Он попытался прикинуть, сколько снега могло выпасть за последние три дня. Очень много, но недостаточно, чтобы поверхность была идеально ровной. Если Клейтон накидал перед дверью снег после того, как пустил внутрь Сару и Тима, последний шторм выровнял поверхность, если, конечно, не существовало еще одного входа в шахту.

Или — а вот это скорее всего — Клейтон наврал.

— Вот же хмырь старый, — тихо процедил Магнус. — Не ожидал…

Шум в лесу, с южной стороны колеи. Магнус рухнул плашмя, тело провалилось ниже уровня снега. Он убрал в кобуру «беретту» и стянул с плеча МР5. Застигнутый на открытом месте, приподнял голову лишь настолько, чтобы выглянуть над самой поверхностью снега. Он долго всматривался в лес, но в темноте ничего не удалось разглядеть.

Опять звук. Странный, хрипло-гортанный, теперь прилетевший со стороны «Би-ви». Отрезан. Магнус вновь пригнул голову к снегу, затем пополз влево, поближе к двери в шахту. Нет никого в этой шахте. Если это ловушка, ему не хотелось стать легкой мишенью, помигав фонариком.

Но он же должен знать, кто ему противостоит.

Правой рукой Пальоне схватил МР5 и поднялся на одно колено, продолжая пригибаться. Вытянутая вперед левая рука держала фонарь над кромкой сугроба. Он направил его в сторону леса — на участок футах в двадцати пяти отсюда — и включил.

Вдоль деревьев, обозначавших край колеи, внизу, у самой земли, луч отразили светящиеся звериные глаза. Магнус провел лучом по дуге слева направо, от деревьев — к «Би-ви»: всюду, куда падал луч, он зажигал огоньки глаз. По меньшей мере два десятка пар на участке протяженностью пятьдесят метров.

Магнус выключил фонарь. Коровы? Нет… те самые существа, которых те вынашивали. Твари, для которых его люди приготовили мощные клетки. Но ведь самолет разбился всего три дня назад — как могли настолько вымахать «детеныши»?

Одиночный рев вырвался из леса, тут же подхваченный десятками других: какофония звериных зовов-откликов. В слабом свете луны, едва пробивавшемся сквозь тучи, звери вырвались из леса, как линия атакующей пехоты.

Двадцать метров. Быстро приближаются.

Магнус вскочил и побежал к ветхой двери заброшенной шахты. Наклонив плечо, он ударом разнес в щепки старое дерево. Оказавшись внутри, на бегу направил луч фонаря в ствол шахты и прибавил ходу, стараясь не поскользнуться на мерзлом грунте.

Он успел преодолеть всего десяток метров, как услышал, что монстры прорываются через остатки двери. Магнус остановился, развернулся и направил одновременно фонарь и МР5 на начало туннеля. Стрельбу одной рукой не назовешь прицельной, но в таком тесном пространстве это неважно. Он дал три очереди по три выстрела, наполнив узкое каменное нутро шахты оглушительным грохотом. Первый зверь, прорвавшийся через дверь, был с черной головой и белым пятном на носу. Три пули калибра 0.40 пробили его череп. Он упал, дергаясь и брыкаясь, частично заблокировав дверь своим телом.

Луч подпрыгивающего фонаря заставлял кошмарную сцену пульсировать с пугающей интенсивностью. Все больше черно-белых монстров, больших голов, черных глаз, раскрытых пастей с кинжальными зубами проталкивалось через дверь, топча еще вздрагивавшего сородича.

Магнус повернулся и опять побежал, пытаясь держать равновесие на уходящей вниз мерзлой земле. Туннель резко сворачивал вправо.

А дальше — тупик.

Бешено пляшущий луч скакал по доходящей до потолка куче крупных камней и сломанного крепежа. Магнус полез на нее сбоку, ища выход. Справа от себя он заметил свой единственный шанс — темный полупроходной канал, грязеотстойник размером с гроб.

Не останавливаясь, чтобы подумать, Магнус втиснулся в крохотное пространство, держа МР5 близко к телу и копая тыльной стороной фонарика: словно бешеный барсук, роющий укрытие в дрожащем свете стробирующего светового сигнала. Надо расчистить достаточно места, чтобы можно было развернуться.

Рев наполнил шахту, эхо отскакивало от стен и каменных глыб с режущей ухо силой. Магнус тоже рычал: скрючившись почти в позе эмбриона, он продолжал окапываться. Лицо и плечо притиснулись к стене, словно его затолкал гигантский земляной кулак. Мерзлая земля больно царапала щеку. На боль он не обращал внимания, работая, пока не удалось усесться на пятую точку и вытянуть перед собой ноги; высота похожей на гроб ямы доходила ему до плеч, и сидеть пришлось, наклонив голову вниз и чуть влево.

Невероятных размеров голова зверя сунулась в полупроходной канал, заполнив его целиком. Пасть раскрылась, но не полностью — высота не позволила. Верхняя челюсть сбила землю с потолка, нижняя — прижалась к голеням Магнуса, сильно их придавив. Жаркое дыхание, вырываясь наружу, тотчас обращалось в пар. Дрожащий луч фонаря осветил глотку до самого конца.

Это миндалина там?

Зверь почувствовал под своей челюстью ноги Магнуса и, щелкнув зубами, попытался повернуть голову влево, чтобы ухватить его колени или бедра.

Магнус выпустил три очереди. Девять пуль снесли зубы, вспороли язык, прошли в мозг. Плеснуло кровью и залило все — руки Магнуса, куртку, ноги, даже лицо; кровь зверя смешалась с его кровью из свежих ссадин и порезов.

Животное издало сдавленный, булькающий звук. Его рот наполовину закрылся, и стали видны широко раскрытые черные, расфокусированные глаза. Оно безвольно скользнуло из дыры и скатилось вниз.

В отверстии вдруг показалось еще одно черно-белое пятно. Магнус дал две очереди, но не понял, попал или нет.

И стал ждать.

Больше ничья голова не пыталась просунуться в крохотную дыру его убежища.

Магнус скрючился, как мог, и полез за новой обоймой в карман. Вставил ее и стал ждать следующей атаки. Но ее не последовало.

Он никогда не испытывал сильного страха в бою, но это… это было нечто совершенно особенное. Хотя страх и не являлся причиной отступать. Если они вернутся — он будет биться.

Существовали гораздо менее славные способы потерять жизнь.

Магнус услышал звук — будто волокли тело по замерзшей земле, затем шумы, напомнившие ему волков, раздирающих оленя в фильме канала «Дискавери».

Прижав спину к задней стенке полупроходного канала, он высунул наружу фонарь и направил луч на дальнюю стену. И ничего не увидел. Что бы там ни было — все происходило в нескольких метрах от его укрытия.

Он услышал, как хищники вернулись в шахту, как они дышат, иногда негромко поскуливают и ворчат — очень похоже на звуки, что издают крупные игривые собаки.

Предки ждали. Они ждали его.

Мокрый от крови своего врага, Магнус попытался устроиться поудобнее. Это было квинтэссенцией боя: он пережил несколько кратких мгновений неподдельного ужаса, а сейчас, по-видимому, пришло время для более продолжительных скуки и ожидания.

Если удастся выбраться из этой передряги, он точно знал, как отпразднует, — с небольшой помощью старого друга Клейтона Дитвейлера.


Книга шестая

4 ДЕКАБРЯ


06.18

Гюнтер поплотнее закутался в одеяло, но дрожь не унималась. Это идиотизм. Чистой воды. Он смотрел в окна будки, нимало не радуясь предрассветному виду с десятиметровой деревянной башни, которая и сама стояла на гребне высокого холма. Перед ним раскинулся весь остров — северный и южный берег, каждый около километра отсюда, особняк километрах в восьми к юго-востоку, Норт-Пойнт — менее восьми к северо-востоку.

Прожекторы, установленные под маленькой наблюдательной будкой, отбрасывали пятно света диаметром в пятьдесят метров на белый снег внизу. Минус двадцать, а у него в деревянной конуре один-единственный керосиновый обогреватель — только чтобы не околеть насмерть. И все же это куда лучше, чем находиться при Магнусе.

Гюнтер взглянул на вращающуюся зеленую линию развертки радара и увидел то же, что и последние пять часов: абсолютно ничего. Он попробовал закутаться еще туже. С него хватит! Когда вернутся с острова, он уволится из «Генады». Лютый холод, самоубийства, трансгенная дичь, Энди «Отморозок» Кростуэйт, опять лютый холод, диверсия, ожидание штурма спецгруппы ЦРУ, и опять холод — нет уж, он сыт по горло.

Блок радара выдал тоненький «бип».

На самом последнем кольце шкалы дальности появился маленький зеленый треугольник цели. Гюнтер наблюдал, как зеленая линия развертки медленно описала круг и прошла над треугольником, — еще один «бип». Неопознанный самолет приближался с юга, дистанция 50 километров.

Гюнтер снял трубку телефона и набрал внутренний номер поста охраны. Гудки. Никто не берет.

— Ну, давай, давай… Где вас всех черти носят?

Если где и носит, то не рядом с телефоном. Что ж, на такой случай Магнус дал особые инструкции. Взгляд Гюнтера упал на кнопку старинной сирены воздушной тревоги, которую слышно в любой точке острова.

Он вдавил кнопку.


06.20

Колдинг услышал отдаленное эхо сирены на ферме Джеймса Гарви. Он резко выпрямился. Они с Румкорфом изучали примитивную, нарисованную от руки карту острова, пытаясь выработать план битвы: обнаружить местонахождение Сары, при этом максимально избежав встречи с предками.

Румкорф повернулся к окну.

— Что за звук? Тревога?

Колдинг забинтовал доктору голову и руки бинтом, что нашелся в аптечке первой помощи. Марля закрыла Румкорфу уши, поэтому Пи-Джей прилепил ему к повязке пластырем дужки очков. Даже в эти тяжелые минуты Колдинг вынужден был признать, что доктор выглядел более потешно, чем всегда.

Любезностью на любезность Румкорф обработал и перевязал огнестрельную рану Колдинга. Оказалось, чуть страшнее царапины. Учитывая, что Румкорф фактически был доктором, Колдинг допустил, что обмен оказался равноценным.

Несколько секунд они прислушивались к сирене, напоминая двух собак, заслышавших зов хозяина издалека, затем Румкорф заговорил:

— Это значит, мы спасены?

— Не знаю. Полагаю, где-то на подходе самолет или катер. Гюнтер не смог дозвониться и включил сирену пожарной тревоги.

— Выходит, он не дозвонился в особняк?

Колдинг кивнул.

— Где ж тогда Магнус? Где Клейтон?

— Надеюсь, Клейтон не там же, где Свен и Гарви.

Разгромленная гостиная супругов Гарви и разбитое окно поведали обо всем. Крови было немного, в основном потому, что оказался съеденным ковер, на котором должны были оставаться большие пятна. Небольшое количество брызг подсказало Колдингу куда больше. Он рискнул и сбегал к коровнику, где увидел очень похожую картину. Гарви и их коровы сейчас представляли собой обычную биомассу, давшую прибавку растущим предкам.

Лист фанеры сиротливо лежал посреди комнаты. Колдинг и Румкорф заколотили разбитое окно, выключили везде свет и старались сидеть как можно тише. Какая-то зверская ночь, он прячется в чужом доме, сходит с ума от мыслей: где Сара, в безопасном ли месте, не грозит ли ей этот жуткий холод. Отправляться на ее поиски в темноте равносильно самоубийству. Предки передвигаются очень быстро и тихо, их черно-белые шкуры — прекрасный камуфляж для зимней ночи. Пи-Джей планировал дождаться полного рассвета, но сирена все изменила.

— Надо добраться до посадочной полосы, — сказал Колдинг. — Это летит Бобби на «Сикорском». Двенадцать мест. На нем мы можем увезти с острова всех.

— До полосы две мили. А там предки.

Колдинг порывисто надел куртку.

— И Сара, док. А если у нас будет вертолет, на нем мы сможем ее поискать.

— Ага, мы подошли к тому моменту, когда вы говорите, что я могу остаться, если мне не понравится ваш план?

— Нет. К тому моменту, когда я говорю, что буду драть вам задницу, пока вы не сядете на снегоход.

Румкорф покачал головой и натянул куртку.

Колдинг подбежал к двери и выглянул — предков как будто не видно. Сжав «беретту» обеими руками, он сошел с крыльца и завел двигатель снегохода.


06.22

Новый шум.

Последние семь часов Магнус провел, прислушиваясь к дыханию, шороху движений и самому тревожному звуку в мире — все возрастающему урчанию в утробах предков. Их было так много, что этот звук очень напоминал мурлыканье гигантской кошки.

Новый шум был едва слышным, отдаленным, непрерывным, но поначалу распознать его никак не удавалось. Существа тоже обратили на звук внимание, поскольку шорохи их возни вдруг разом усилились, потом сделались тише и — все окончательно стихло.

Магнус выждал пять бесконечных минут, но не услышал ничего, кроме этого отдаленного гудения. Он щелкнул фонариком — туннель пуст. Но за углом все равно не видно.

Пальоне медленно вытянул свое крупное тело из норы, стараясь производить как можно меньше шума. После семи часов, проведенных втиснутым в мерзлую могилу, его затекшие мышцы отказывались повиноваться. Наконец он выбрался и едва не упал, потеряв равновесие. Пригнувшись, сидя на корточках, направил МР5 вместе с лучом фонаря вверх по туннелю, ожидая броска хищников из-за угла.

Атаки не последовало.

Магнус тихо дошел до поворота и выглянул.

Пусто.

Неужели они бросили его? С автоматом наготове он побежал рысцой вверх по стволу шахты. Достигнув входа, он наконец понял, что это был за звук, — сирена воздушной тревоги.

О нет. Нет-нет-нет! Летит Бобби Валентайн, а с ним наверняка Данте.

Магнус выглянул наружу. Еще темно, хотя свет зари проступал сквозь лес над горизонтом. Рядом с шахтой — ничего, кроме деревьев и, в пятидесяти метрах, — «Би-ви».

Надо предупредить брата. Магнус бросился к зебра-полосатой машине. На бегу он внимательно приглядывался к лесу, но не заметил никакого движения. Вскочил в кабину и захлопнул дверь.

Бронированный вездеход. Выгодная для обороны позиция. Это дало ему секунду для раздумий.

Вертолет не вызвать. Вездеход не оборудован рацией — спасибо его дурацкой политике секретности. Вертолет сядет и здорово нашумит. А шум может привлечь монстров.

Он вытащил связку ключей Клейтона, чтобы завести «Наджа», и замер. У Клейтона ключи от всех зданий на острове, включая старый город.

Магнус зажег фонарик, положил на сиденье и в его свете стал перебирать ключи, разглядывая один за другим. «Приют Черный Маниту» — весь почерневший. Охотничий магазин Свена, такой же. Ключ от церкви…

…В луче блеснули свежие царапины.

Что ж, вскорости мы пообщаемся с ними со всеми, с Клейтоном, Сарой и Тимом, но в первую очередь надо добраться до взлетно-посадочной полосы и защитить брата.


06.24

Сара распахнула люк трапа и забралась в башенку, затем помогла вылезти хромому Тиму. Над их головами мерцали звезды, неохотно уступая небо занимающейся заре. Шум, казавшийся слабым за толстыми церковными стенами, здесь, на открытом месте, был отчетливым и громким.

— Сирена воздушной тревоги? — удивился Тим. — Налет, что ли?

— Не думаю. Но тот, кто вон в той вышке, явно хочет сообщить всем о приближении к острову чего-то…

— Или пытается позвать на помощь.

Сара дрожала от холода.

— Ну, если монстров там еще нет, значит, скоро будут. Эти твари, похоже, идут на звук. Дай бог нашим гостям хорошей скорости.

— Только не Магнусу, — тихо проговорил Тим.

Сара кивнула. Вот бы повезло…


06.28

Гюнтер зажал голову руками в перчатках, но помогало слабо: в маленькой будке наблюдательной вышки рев сирены, казалось, ввинчивался в уши. Поразительно: он нашел способ изгадить и без того мерзкую ситуацию.

Гюнтер заставил себя опустить руки, чтобы осмотреть горизонт в бинокль. Далеко-далеко он заметил крохотную черную точку. «Сикорский» Бобби. Чтобы посадить эту штуку, помощь Валентайну не нужна. Гюнтер свое дело сделал. Пора возвращаться на базу. Можно наконец согреться.

Он повесил бинокль на шею, выключил обогреватель, вышел из будки на узкий деревянный помост и стал спускаться по отвесной лестнице. До земли оставалось метра три, когда боковым зрением он заметил движение слева. Гюнтер инстинктивно остановился и посмотрел.

Словно желтая вспышка, но не света… больше похожая на флаг или что-то вроде треугольного флажка-вымпела: вверх-вниз, вверх-вниз с неровными интервалами: футах в пятидесяти отсюда, прямо на границе круга света от прожекторов вышки, в центре странного участка снега с пятнами черных камней.

Держась за лестницу одной рукой, он поднял к глазам бинокль, чуть наклонился и посмотрел.

Даже в неярком освещении прожекторов вышки он увидел это. Сердце зашлось от ужаса. Не флажок на снегу, а животное… огромное, невиданное, явно опасное животное. Но что это за зверь? И почему сидит здесь?

Звук движения справа. Гюнтер опустил бинокль и повернулся.

Еще одно существо скачет во весь опор к нему, скачет как-то странно, в полуприседе, вразвалочку, как прямоходящий дракон с острова Комодо. Вот зверь подобрался и прыгнул, широко раскрыв большущую пасть с рядами длинных белых зубов.

Гюнтер обеими руками ухватился за перекладину и высоко поджал ноги.

Зверь врезался в лестницу как раз в том месте, где только что были ноги Гюнтера. Широкие челюсти с лязгом схватили воздух за мгновение до того, как, повинуясь инерции, мощное тело пронеслось через лестницу и разнесло холодное сухое дерево на сотни щепок. Оставшаяся верхняя часть лестницы содрогнулась от удара так мощно, что едва не сбросила Гюнтера.

Существо неуклюже упало в снег, тотчас принявшись в ярости грызть обломки стоек и ступенек.

Ноги Гюнтера беспомощно болтались в воздухе, пока он пытался подтянуться выше. Остатки лестницы опасно качались из стороны в сторону, сверху донесся треск расщепляемого дерева. Он поднял голову — правая стойка лестницы треснула и отлетела. Только одна левая оставалась прикрепленной в вышке.

Вновь движение внизу. Существо, по-видимому, догадалось, что пролетело мимо еды. Свирепо мотая головой, оно освободило пасть от окровавленных щепок, развернулось и присело для повторного прыжка.

Гюнтер подналег и подтянулся так, чтобы поставить ногу на нижнюю ступеньку раскачивающейся лестницы. Он едва успел подняться, как челюсти вновь схватили воздух.

Он лез вверх, дерево раскачивалось при каждом шаге. Его руки ухватились за помост в последнее мгновение: крепление не выдержало, и лестница полетела вниз. Сделав мах ногами вперед, он втянул себя на помост в тот момент, когда тело пошло назад. Надо срочно добраться до телефона.

А внизу зверь разочарованно взревел — тоскливый, глубокий, утробный звук, отразившийся эхом от деревьев, отчетливо слышный даже на фоне воя сирены. Гюнтер понял, что это был не одиночный рев. Шагая по помосту, он остановился и посмотрел вокруг.

Их стало больше. Десятки жутких созданий приближались от леса со всех сторон, словно в каком-то ночном кошмаре из детства, устремляясь к свету прожекторов странной раскачивающейся походкой. Огромные, как тигры, они собрались у подножия вышки, длинные когти глубоко царапали дерево — они пытались карабкаться наверх, страшные зубы сверкали в пастях.

Пальцы невольно сжали деревянный поручень. Гюнтер сделал глубокий вдох, затем выдохнул. Спокойно. Просто очередной бой, не похожий на все остальные, вот и все. Взять себя в руки, сохранять контроль, включить логику и с ее помощью принять решение, как учил его Магнус.

Кем бы ни были эти черти, сюда им не забраться. На десять метров вверх не прыгнуть. Он заскочил в будку, схватил телефон и нажал кнопку «Общий вызов».

Гудки.

Никто не ответил.

Под ногами вышка вдруг начала трястись.

Сначала небольшие вибрации, но через несколько секунд ему пришлось прижать ладони к стене, чтобы удержать равновесие.

«Кто-нибудь, черт подери! Ответьте!»

Никто не ответил.

Тряска усилилась.

Он положил трубку, выбежал на помост и посмотрел вниз.

Существа атаковали четыре толстых деревянных столба, поддерживавших будку. Работая зубами и когтями, они выдирали большие куски и отбрасывали в сторону, прежде чем приняться вырывать новые. Грубые деревянные кинжалы впивались им в носы, губы, языки, покрывая черно-белые морды брызгами свежей крови. Но они все равно грызли, рвали, лезли один на другого, чтобы добраться до дерева.

Такое неподвластно логическим решениям. Ничему такое не подвластно. Страх прочно обосновался в положенном месте его желудка. Он пропал и понял это. Гюнтер вытащил «беретту» и держал наготове, зная, что она ему не поможет.

Вышка начала крениться влево, но остановилась. Гюнтер в отчаянии вцепился в поручень. Мочевой пузырь опорожнился, его содержимое — последнее краткое ощущение тепла в жестоком холоде.

Оглушительно треснув, рухнул второй столб. Десятиметровая вышка начала заваливаться на юг: поначалу медленно, но быстро набирая скорость, как падающее дерево. Крик Гюнтера замер в глотке, когда вышка рухнула в снег. Будка разбилась, а вместе с ней — Гюнтер, сломав при ударе десятки костей.

К несчастью, падение не убило его.

Едва живой, но еще в сознании, Гюнтер перекатился на плечо и посмотрел в сторону основания вышки. Падение разбило все прожекторы, кроме одного — и этот последний освещал зловещую сцену подступающей смерти. Они шли, надвигались, как приливная волна, черно-белая приливная волна с пенным гребнем широко раскрытых пастей и длинных зубов.

Какая метафора — ох, как жаль, что он не может записать…

Он был так слаб, что не нашел в себе сил на последний крик, когда его стали рвать.


06.34

В разливающемся над рассвирепевшими водами озера Верхнее рассвете и ветре, хлещущем спины волн, рев снегохода «Арктик кэт» будто вторил самой природе. Колдинг не переставал удивляться, как быстро машина двигается по голому льду: на восьмидесяти милях в час он ощущал себя крылатой ракетой.

Несколько дней назад льда здесь не было и в помине. Черный Маниту продолжал расти, расползаясь громадной кляксой белых чернил.

Они с Клаусом воспользовались этим новым льдом, чтобы обойти вокруг Норт-Пойнта в поисках занесенных снегом обломков самолета, усеявших скованную льдом бухту Рэплейе. Ни единого следа Сары. Сейчас они направлялись на юго-запад, и берег быстро чертил линию слева. Колдинг молил, только бы не вылететь на участок слабого льда: любая авария на такой скорости будет смертельной. А может, думал он, там, на берегу, таясь за линией деревьев, за ними внимательно наблюдают эти существа.

Когда они добрались до Лошадиной головы с нахлобученной снежной шапкой, Колдинг замедлился и остановился оценить боевую обстановку. Бухта Бойд замерзла полностью, до самого острова Эмма. То, что два месяца назад было водами коварного залива с подводными камнями, теперь стало полем прочного льда. На высоком крутом утесе торчал особняк, будя ассоциации с фортом Моултри из рассказа Эдгара Алана По.

И тут он увидел приближающийся вертолет. Он прищурил глаза, защищаясь от восходящего солнца… точно, «Сикорский» Бобби. И может, с Данте на борту. Если Магнус жив, он наверняка выйдет встретить брата и этим даст Колдингу небольшое оконце возможности попасть в особняк и взять оружие помощнее — для защиты как против предков, так и против самого Магнуса. Если Энди жив и сидит в особняке, тогда все закончится тем или иным путем очень быстро.

Но как предупредить Данте и Бобби о кровавом буйстве предков? Возможно, Данте знал о плане взрыва. Знал и ничего не сделал, чтобы остановить его. Черт, да может, он сам все придумал? Или Магнус действовал самостоятельно? Если Колдинг что-то не предпримет, могут погибнуть невинные люди. А попытается предупредить их, убьют они его? А Магнус убьет? Твердых ответов не было, и любой план действий либо бездействия вел к смерти.

Румкорф потянул его за плечо:

— Вы хотели встречать их на посадочной полосе? Они нас обгонят.

Колдинг покачал головой.

— Нам надо запастись оружием. Эти монстры могут появиться откуда угодно.

— Значит, нам придется подниматься по ступеням, ножками, прямиком в особняк, где нас может поджидать Магнус?

— Именно, — ответил Колдинг. — Готовы?

— Менее чем когда-либо я сейчас готов к этому безумию… Поехали.

Колдинг подождал, пока Румкорф покрепче обхватит его, запустил двигатель и помчался к берегу.


06.41

Колдинг преодолел последние ступени. Он направил «беретту» прямо над каменным полом патио, повел ею слева направо, готовый среагировать на какое-либо движение. Может, он даже увидит Магнуса? Человека так хорошо тренированного, такого опасного. А что сталось с Энди? Удалось ли ему вернуться? И где сейчас Гюнтер? На чьей стороне будет Гюн?

Колдинг облизал пересохшие губы. Выбора никакого. Он должен раздобыть оружие посерьезней и заодно вооружить Клауса. Колдинг, пригнувшись, пошел вперед. Он слышал, как за ним по пятам следует Румкорф.

Они пересекли крыльцо и вошли в гостиную — Колдинг первым с «береттой» наготове. Двигаясь быстро, но осторожно и тихо, они спустились по лестнице вниз к запертой двери поста охраны.

Он повернулся к Румкорфу и шепнул:

— Будьте за моей спиной, в двух футах позади. Как увидите, что я повернулся, удирайте со всех ног. Увидите, что я упал, — бегите еще быстрей, понятно?

Румкорф торопливо кивнул. Его прилепленные пластырем очки качнулись на замотанной в окровавленную марлю голове.

Колдинг набрал «0–0–0–0» и открыл дверь в темную комнату. И услышал хрип.

Борясь со страхом увидеть предка или Магнуса, поджидающих его здесь в темноте, он протянул руку и щелкнул выключателем… и увидел Клейтона Дитвейлера, примотанного широким скотчем к металлическому складному стулу, стоявшему в луже крови. Колдинг вытянул руку назад, схватил Румкорфа, втащил его и захлопнул дверь. Двум мужчинам пришлось ступить в лужу крови, чтобы развязать Клейтона.

— Сделайте так, чтобы он смог идти, скорее, — сказал Колдинг. Он подбежал к шкафу с оружием, схватил аптечку первой помощи и сунул ее Румкорфу.

— Скотч, — сказал Румкорф. — Мне нужен нож.

Колдинг дал ему одну из коробок «Ка-Бар». Румкорф стал резать скотч, а Колдинг тем временем пролез за стол и начал просматривать камеры слежения. Если он обнаружит Магнуса и остальных где-либо на территории, это определит его последующие шаги.

— Проснитесь, — сказал Румкорф Клейтону. — Ну же, просыпайтесь.

— Какого… — старик открыл глаза и часто заморгал.

Не отрывая взгляда от мониторов, Колдинг сказал:

— Клейтон, за что Магнус вас так?

Клейтон закашлялся и сплюнул кровь на пол.

— Хотел… знать, где Сара.

Слова ударили Колдинга, словно сапог в живот.

— Сара жива?!

— Я упрятал их в церкви. А Магнусу сказал, что в шахте, чтобы выиграть время.

— Время? Для чего?

— Для Гэри, — ответил Клейтон. — Мой сын, он шел сюда на катере. Он, наверное, уже забрал их и возвращается на материк. Я могу вызвать его по каналу закрытой связи и узнать, идет ли он назад.

Сара, может быть, не только жива, но и уже не на острове.

Румкорф скатал из марли подобие кровоостанавливающего жгута и обернул его вокруг обрубка мизинца Клейтона.

— Вам очень больно, да?

В ответ Клейтон ухватил конец жгута свободной рукой, а второй зажал зубами; зарычав от ярости и боли, дернул и затянул жгут покрепче. Затем вытер кровь со рта тыльной стороной здоровой ладони, поднялся на ноги и подошел к столу.

— Дайте сяду. Вызову Гэри.

Колдинг встал и подвинулся, но продолжал следить за мониторами. Он увидел «Би-ви», двигающийся по дороге к ангару. Вертолет приземлился, лопасти замедлялись, но еще продолжали взбивать облако рыхлого снега.

Двери вертолета распахнулись. Вышли Бобби Валентайн и Данте Пальоне и направились к ангару.

А за их спинами, в лесу, — смутный признак движения.

Колдинг переключился на инфракрасный режим.

Экран зажегся белыми кляксами, которые ярко светились на фоне серого и черного фона деревьев.

— Боже правый! — ахнул Румкорф. — Надо срочно им помочь!

Колдинг покачал головой, думая, правильное ли он принял решение.

— Ничем мы им не поможем, док. Ничем.


Данте и Бобби вышли из ангара и направились к особняку по занесенной снегом дороге в одну полосу.

Младшая Макбаттер, теперь 510 фунтов весом и очень, очень голодная, тихо сидела и наблюдала за своей жертвой.

Она и сородичи услышали шумную штуку в воздухе и преследовали ее под прикрытием деревьев. Предки увидели, как она снижается, определили, где она может встретиться с землей. Младшая Макбаттер знала: жертвы любят открытые пространства. Вот там ее сородичи и ждали.

Других животных, тех, что были большими, легко добыть. Но этих — высоких, тонких… они могли быть опасными. У них палка. Палка, которая убивает.

Она и ее братья уже научились не спешить, когда чуяли палку. У них теперь новый способ охоты — терпеливый, выжидательный.

Младшая Макбаттер тихонько подняла спинной гребень три раза, подавая сигнал остальным. Слюна наполнила рот и закапала на снег. Сквозь закрытую пасть она тихонько заскулила.

Заскулила от голода.


Магнус вдавил педаль газа в пол и не отпускал. «Би-ви» — тихоход. У подножия холма, в конце узкой, очерченной гребнем сугробов и линией деревьев дороги, он увидел останавливающиеся лопасти «Сикорского». И отходящих от ангара Бобби Валентайна и Данте.

Его брат.

Единственный родственник.

— Ну, давай, давай же! — Хоть весь мир зайдись криком — ничто не заставит «Наджа» ехать чуточку быстрее.


Данте быстро шагал по колее к особняку, Бобби Валентайн шел рядом. Впереди на холме Данте увидел снегоочиститель Клейтона, тащившийся по дороге.

— Не очень похоже на встречу героя, — сказал Бобби. — Колымага Клейтона. Я-то думал здесь как минимум будет Магнус на «Хаммере».

Данте промолчал. За всю свою жизнь он никогда не был так зол. Ангар оказался пуст. С-5 исчез. Магнус продемонстрировал открытое неповиновение, перебросил лабораторию. Восхитительный проект закончен. Неприкрытая ярость бушевала в Данте и мешала сосредоточиться.

Он почувствовал руку на груди — Бобби остановил его, пытаясь о чем-то предупредить. Пилот напряженно смотрел вперед по убегавшей колее. Данте проследил за его взглядом. Метрах в десяти что-то лежало, наполовину зарывшись в придорожный сугроб. Что-то черное с белым. Корова? Существо едва заметно пошевелилось — так двигается раненое животное. Снег вокруг животного был раскидан и местами протоптан до земли, в других оставался глубиной в метр. Как будто животное перед своей гибелью вступило в смертельную схватку.

Бобби сделал осторожный шаг вперед, пригляделся и отступил.

— Давайте к вертолету, медленно, без резких движений, потому что ни черта это не корова. — Он запустил руку за полу кожаной летной куртки и вытащил пистолет.

И тут в голове Данте сложилась логическая цепочка: коровья шкура, но голова слишком крупная, слишком широкая, и тело — мускулистое, узкие бедра…

…узкие, как у синапсидов.

— Это предок! — сказал Данте. — Румкорф… у него получилось.

Годы работы, миллиарды долларов — и они наконец сделали это.

Они победили.

Завороженный, Данте пошел было к своему творению.

И вновь рука Бобби на груди остановила его.

— Босс, не вздумайте, назад, к вертолету, скорее!

Данте моргнул, перевел взгляд на Бобби, затем на зверя. Огромного, могучего зверя. Да, пожалуй, вертолет сейчас будет самым безопасным местом.

— Хорошо, — сказал Данте. И повернулся идти обратно.

Сугробы взорвались облаком снежной пыли. Из них вылетели семь огромных хищников, словно демоны, порожденные ледяным адом.

Бобби среагировал мгновенно. Он вскинул пистолет и выстрелил в ближайшее существо, но длинные когти прошли сквозь шею Бобби, как ножи, вспарывающие надувной шар, наполненный красной водой. Отрезанная голова отлетела к ногам Данте. Не успело упасть обезглавленное тело, как два зверя из нападавших раскрыли огромные пасти и бросились на него. Один вцепился в тело в районе талии, второй сомкнул челюсти на верхней части груди. Оба свирепо дернули, разорвав Бобби под грудиной пополам. Первое существо яростно трясло окровавленной мордой с набитым ртом, и ноги Бобби тряслись, словно тот был тряпичной куклой. Данте увидел, как летят в воздух внутренности. Некоторые упали на землю, а какие-то еще в воздухе были подхвачены другими предками.

Данте повернулся и побежал по дороге.


— Нет, дьявол, нет-нет-нет!!!

В каких-то ста метрах от взлетно-посадочной полосы Магнус наблюдал, как предки бросились вдогонку за его братом.


Колдинг не в силах был оторваться от инфракрасной картинки на мониторе. Белые светящиеся мазки нескольких крупных животных вырвались из темных цветов леса по обе стороны узкой дороги.

Они гнались за другим белым мазком… с человеческими очертаниями. Данте Пальоне.

Маленький кулачок Румкорфа, тот, что не был обморожен, негромко бил и бил по столу.

— Что я наделал? Кого сотворил?

Первый белый мазок сбил Данте на полушаге. Лишь на мгновение мазки человека и хищника слились, став единым светящимся пятном на экране. Мазок Данте, минус нога, кувырком пролетел в воздухе, белый след горячей крови протянулся дугой от еще одного обрубка. Как принимающий и защитный бек, два зверя прыгнули и вцепились в Данте еще до того, как тело жертвы ударилось об землю. Они дергали и трясли головами, разрывая человека на части. Еще три сородича врезались в светящуюся кучу и присоединились к бешеному пиршеству.

Вот так, ни за что, погиб Данте. Стая монстров рванула к вертолету, окружая его, опустив носы к земле.

Румкорф продолжал колотить по столу:

— Что я наделал?

Колдинг переключился в обычный режим просмотра. «Би-ви» притормозил, постоял пару секунд, затем свернул налево и медленно поплыл по дороге, что вела в глубь острова, к старому городу.

К дороге, что вела к церкви.

— Клейтон, вы дозвонились Гэри?

— Не отвечает он, э? Думаю, еще не добрался до Большой земли. Надо найти его.

Колдинг повернулся к Румкорфу:

— Вертолет Бобби: вы же можете летать на этой штуковине?

Румкорф кивнул.

Мониторы показали: еще больше предков рысью вылетели из леса, чтобы присоединиться к убийцам Данте и Бобби. Они окружили «Сикорского». Колдинг насчитал как минимум тридцать голов. Коренастые животные принюхивались, возбужденно вскидывая и опуская спинные гребни. Затем, как по команде, все повернули головы посмотреть вдоль изгибающейся взлетно-посадочной полосы.

Колдинг увеличил угол захвата камеры. На краю длинной полосы стояла черная собака, левая лапа поднята, словно ей больно было на нее опираться; все ее тело сотрясалось от неумолчного лая.

Как идеально тренированная армия, звери дружно сорвались с места и помчались к собаке Свена Баллантайна.

Тело Муки содрогнулось от еще одного заряда лая, затем она повернулась и побежала к густому лесу, подступавшему к северо-восточной оконечности полосы — той самой, по которой недавно садился и взлетал С-5; стая устремилась за собакой следом.

Колдинг понял: вот он, шанс добраться до вертолета, другого может и не быть.

— Клейтон, мы уходим, вы как, нормально?

— Терпимо. Давайте двинем к церкви. Может, Гэри там с Сарой, а если нет — от церкви махнем в бухту.

Колдинг покачал головой:

— Нет, вы летите с Румкорфом на вертолете. Не верю, что он не смоется от нас. Простите, док, но не верю.

Клейтон схватил Колдинга за руку.

— Этот ублюдок Магнус отрезал мне палец и сейчас, может быть, ищет моего сына. Я беру одну из этих пушек и иду убивать гадину. Ясно тебе, Колдинг?

Пи-Джей взглянул в глаза старика, увидел в них ярость, ненависть и непоколебимую решимость.

— Да не убегу я, — сказал Румкорф. — Я… Я клянусь вам. Я во всем виноват. Все погибли из-за меня. Клянусь, Пи-Джей, я не брошу вас.

Колдинг взглянул на Румкорфа. Ученый умоляюще смотрел на него. Похоже, он отчаянно цеплялся за малейшую возможность искупить вину. Можно ли ему доверять? Колдинг оглянулся на Клейтона, зная, что нет у него выбора.

— Ладно, Клейтон. Но если вы отстанете, вам придется действовать на свой страх и риск. Это совсем не похоже на одну из ваших баек о том, как вы охотились с Чарльзом Бронсоном или с кем там еще, и я не собираюсь помирать из-за того, что вы не поспеете за мной.

— Ясно-понятно. Только не ясно, зачем ты приплел какого-то Чарльза Бронсона, я о таком и не слыхивал.

Колдинг взял британскую автоматическую винтовку SA80. Пять полных магазинов рассовал по карманам комбинезона. Клейтон взял себе «узи».

— Этого хватит. Мы с Чарли Хестоном в 70-х любили пострелять из этих пушечек.

Колдинг взял со стенда «беретту 96», зарядил обойму и протянул оружие Румкорфу:

— Пользоваться умеете, док?

Румкорф взглянул на пистолет:

— Насколько я могу предположить, дуло я должен направить, а на спуск нажать.

— Верно. А если один из предков погонится за вами, давите все время, пока магазин не опустеет и затвор не отскочит назад, поняли?

Глаза Румкорфа наполнились тоскливым страхом, но он кивнул.

Колдинг взглянул на стеллаж с оружием, затем выскользнул из своего комбинезона, взял пуленепробиваемый жилет и бросил его Клейтону, второй надел сам. Итак, есть оружие, кое-какая защита, средство передвижения; не было одного — времени.

— Мы втроем едем на снегоходе к вертолету. Док, вы поднимаете вертолет. Возможно, шум привлечет предков, даст Клейтону и мне шанс добраться до церкви раньше Магнуса. Смотрите на меня — когда мы убьем Магнуса, я дам отмашку. Посадите вертолет у колодца. Помните: до того, как придут монстры, времени у нас будет мало, так что будьте готовы тотчас взять нас на борт; и сразу же берем курс на материк.

— Паршивый у тебя план, — сказал Клейтон.

— У вас есть лучше?

Старик помотал головой.

— Тогда вперед.

Все трое выбежали из комнаты поста охраны.


06.49

Магнус запарковал вездеход позади заброшенного бревенчатого домика — так, чтобы строение оказалось между ним и церковью. Заглушил двигатель и выскочил на снег с МР5 за плечом.

Он остался один на белом свете. Как перст.

И виновата во всем Сара Пьюринэм. Если б она повела самолет так, как ей приказали, — взорвалась бы над водой, предки погибли бы… И Данте остался бы жив.

Чувство потери ему прежде было неведомо. Умер отец, но он был стар, с больным сердцем. У Магнуса были годы, чтобы мысленно подготовиться к этому. А это… это его брат, вся его семья. К этой боли Магнус не смог бы подготовиться никогда: слишком острой и всеобъемлющей оказалась она. Он страдал — и в этом страдании не было ничего похожего на физическую боль.

Сара. На ней вся вина.

Магнус не видел, чтобы хоть один предок преследовал его, но это не означало, что они не явятся. Поначалу он ехал медленно в надежде, что дизель на малых оборотах работает достаточно тихо и не привлечет их внимания. Но через четверть километра он пустил «Надж» на максимальной скорости. Услышали, нет? Он не знал. Если услышали — значит, минут десять у них займет добежать сюда от ангара — если помчатся во весь опор.

Этого ему хватит для того, что он должен сделать.

Магнус внимательно осмотрел окружающую территорию. Ни признака движения. От домика до церкви было всего 50 метров.

«Пора получить по заслугам, стерва».


— О нет… — Сара резко пригнулась, лишь лоб и глаза выглядывали над стеной башенки. — Тим, замри; похоже, к нам Магнус.

Тим медленно переместился к краю колокольни и посмотрел:

— Черт! Он за нами. Идет сюда! Стреляй же!

Сара остро ощутила страх Тима, поскольку чувствовала то же. Убийца шагал к церкви с поразительным спокойствием. С автоматом в руках. Утреннее солнце отражалось от лысой головы. Грязь и потеки крови покрывали одежду.

Чьей крови?

Если Магнус не заметил ее тут, наверху, значит, у нее в запасе один «чистый» выстрел, прежде чем он среагирует. Один выстрел: из пистолета, с высоты почти четырех этажей, с трясущихся от холода рук…

Сара чувствовала страх Тима, но чувствовала и разгорающуюся ярость. Этот лысый ублюдок убил Алонсо, Миллера, Каппи. И обязан поплатиться.

Магнус приближался, двигаясь с упругой атлетической грацией. Она должна обуздать свой страх, вспомнить, что была солдатом, и подстрелить убийцу. Она может, просто обязана. Сара прицелилась, крепко зажав рифленую рукоять с накаткой, чувствуя, как стылый металл вжимается в плоть. Она подстрелит Магнуса на полпути между деревянным домиком и колодцем, где он окажется без укрытия.

Ну, еще несколько шагов…


Магнус остановился. Что-то было не так. Он чуял это. Волоски у него на загривке встали дыбом, и не жуткий холод тому причиной. Горе затуманило его рассудок, привнесло безрассудство в решения. Горе и потребность дать ему выход, сорваться на ком-то, отомстить… Из-за всего этого он сам себя завел в жуткую тактическую позицию. Голое место, никакого укрытия. Инстинкты подсказывали ему повернуть обратно и искать другой подход.

Но сюда вот-вот заявятся предки. Времени в обрез.

И эта стерва должна расплатиться.


Сара плавно нажала на спуск — как учил папа, когда они охотились на оленя в Чебойгане. Она нажала… и невольно вздрогнула, когда грохнул выстрел.

Магнус услышал пистолетный выстрел лишь за миллисекунду до того, как пуля впилась в его мясистое левое бедро. Боль ошпарила ногу, но ранение он заработал не впервые. Он инстинктивно повалился вправо.

Хлопок еще одного выстрела — мимо.

Он приземлился на правое плечо и, перекатившись, переключил МР5 в режим автоматической стрельбы.

Третий выстрел. Этой стерве не откажешь в хладнокровии — спокойно выцеливает, пытаясь стрелять наверняка, но все равно промазала. Он услышал, как пуля прожужжала у его правого уха, когда вскакивал на ноги.

Магнус дал очередь, выпустив десять пуль менее чем за секунду.


Сара едва успела пригнуться — пули выбили искры из гранитных стен, наполнив воздух летящими осколками камней, мягко упавшими на ее трясущееся тело. Она же попала в него, точно знала, что попала; почему же он стреляет в ответ?

— Тим, не высовывайся! — Бесполезный совет: его б на то воля, Тим бы слился с каменным полом.

Сара с усилием обрела контроль над дыханием. Еще хотя бы один выстрел…


Минуло всего пять секунд, как пуля попала в ногу, и тут пришла настоящая боль.

Магнус захромал назад, МР5 по-прежнему направлен на колокольню. Он выдал еще одну очередь из пяти выстрелов. Пули выбили крохотный фейерверк, встретившись с гранитной стеной. Какой же он болван. Церковь — настоящая крепость против огня стрелкового оружия. Нужен пластит. Черт, может, даже «Стингер». «Я ей устрою…»

Стараясь не обращать внимания на боль, Магнус выщелкнул пустой магазин и вставил новый — все это он проделал, пятясь назад и не сводя глаз с черной башни.

Сара хотела стрелять еще, хотела прикончить его, но никак не могла заставить себя подняться и выглянуть над краем, подставляясь под пули. Она приказывала телу двигаться. А оно ее не слушалось.

Откуда-то из-за бревенчатого домика донесся голос Магнуса — зычный и низкий:

— Ты не убила меня, Сара. Не по зубам я тебе!

Его голос, казалось, заполнил лес: будто деревья сделались наделенными сверхъестественной силой, способной растерзать ее. Саре вдруг страстно захотелось, чтобы вернулись монстры и сожрали Магнуса. Но их и след простыл…

— Ох и плохо тебе сейчас будет, — вновь прилетел его голос. — Очень плохо.

Не поднимая головы над краем стены, она крикнула в ответ:

— Ну, так давай, начинай раздавать, а? Прямо сейчас выходи и начинай!

— О-о-очень плохо! — заорал Магнус. — Я порежу тебе запястья и дам тебе полюбоваться, как ты будешь истекать кровью. Я подпалю тебя — буду жечь, пока твои кости не почернеют. Я обещаю тебе, шлюха, обещаю, что ты будешь умолять, а я не стану слушать.

Сара зажмурилась от напряжения, поднимавшегося в ее мозгу, в ее груди. Сколько она еще может продержаться? Теперь Магнус точно знал, где они. Бежать она не может, тем более когда вокруг эти звери. Пальоне больше не повторит глупости и не выйдет из укрытия — ей надо искать другое место для обороны.

Магнус убьет ее, даст ей медленно истечь кровью, поджарит ее…

Нет, она не даст ужасу завладеть ею. Она будет биться с этим уродом, биться до последнего.

— Тим, поднимай свою задницу. Спускаемся.

Фили пополз к люку. Он спускался осторожно, стараясь не нагружать распухшее колено. Сара спускалась следом, гадая, как скоро Магнус пойдет в наступление.


06.52

Под весом трех мужчин «Арктик кэт» шел тяжело, но до «Сикорского» они добрались. Услышали ли монстры завывание двигателя снегохода? Придут или нет?

Колдинг остановил сани. Румкорф сполз с сиденья и забрался в вертолет, руками в рукавицах захлопнув за собой дверь. Клейтон остался сидеть, здоровой рукой продолжая обнимать за талию Колдинга.

Пи-Джей увеличил обороты двигателя, заставив его работать как можно громче. Надо привлечь внимание предков, чтобы знать, где они, убедиться, что они у него за спиной. Если он поедет прямо в старый город, звери могут атаковать в любой точке на протяжении всего пути. Может быть, они уже в старом городе. А если они там — как ему спасти Сару?

Он внимательно пригляделся к опушке леса, но никакого движения не заметил.

Колдинг вновь выкрутил ручку газа. Рев мотора пронесся над полосой, отразился эхом от ангара и больно резанул по ушам. В нос ударила вонь выхлопных газов.

Колдинг почувствовал, что объятие Клейтона изменилось от мужского «чуть-держусь-за-тебя» до отчаянной хватки страха.

— Бог ты мой… — ахнул старик.

В четверти мили от них из леса вылетели монстры и черно-белым потоком хлынули на взлетную полосу. Как минимум тридцать огромных, сильных, свирепых зверей — фаланга мускулов и зубов.

— Клейтон, держитесь крепче! — крикнул Колдинг и дал газу.

«Арктик кэт» среагировал по-прежнему чуть заторможенно, но, освободившись от лишних 150 фунтов веса Румкорфа, машина легко устремилась обратно по колее к особняку. Колдинг свернул направо на главную дорогу, повторяя путь Магнуса. Он обгонит хищников и отыграет минут десять форы, чтобы подобать Сару и Тима, если те еще живы. А потом, если удастся либо убить, либо убежать от Магнуса, они дождутся Румкорфа, сядут в вертолет и покинут этот забытый богом остров.

Ну а если честно… Шансы поганые. Но других не было.

На полной скорости «Арктик кэт» уходил к городу. Монстры гнались за ним.


06.55

Магнус сидел в кабине «Би-ви», рядом на сиденье — раскрытая аптечка первой помощи. В правой руке он держал нож «Ка-Бар», левая прижимала к бедру окровавленный ком марли. Надо остановить кровотечение. Кровь уже намочила носок, ботинок и низ брючины до левого колена. Интересно, подумал он, умеют ли предки выслеживать по следу крови.

Недооценил он Сару. Так ему и надо — за собственную тупость он заслуживал быть подстреленным: вышел на открытое место, как последний идиот. Сначала Клейтон, затем Сара; Магнус потерял сноровку и — преимущество.

Рану он вскрыл ножом. Странно было видеть свою кровь на лезвие ножа, но ему не впервой. Он отнял комок марли взглянуть. Разорванная плоть тотчас наполнилась густо-красной кровью.

Дьявол! Она задела артерию. Магнус вновь прижал комок к ране и с силой придавил, пока болью не стала пульсировать вся нога. Знакомая ситуация. Одно давление вряд ли поможет, да и ждать у него времени не было.

Рана была на внешней стороне бедра, близко к колену, и он знал, что задета не бедренная артерия. Возможно… как там ее… латеральная, огибающая бедренную кость? Да какая разница; надо остановить кровь и пойти пришить эту девку.

Магнус зажал нож между коленей кончиком лезвия вверх. Правой рукой потянулся назад, поискал в брезентовой сумке и наконец нашел пропановую горелку.

Какая ирония.

Скольких он уже поджарил такой вот горелкой? Сколько жизней отнял с ее помощью? А сейчас, может статься, это приспособление ему спасет жизнь.

Магнус локтем вдавил комок марли в рану, затем открыл вентиль на пропановом баллоне. Выудив зажигалку из кармана, поджег газ, направил синий язычок пламени на кончик ножа и подождал, пока лезвие накалится.

Надо прижечь рану. Отнять марлю, вставить нож в рану и прижечь артерию. Затем перевязать потуже, и можно будет идти. Неизвестно, правда, откроется ли рана вновь, но он выиграет время и получит возможность передвигаться.

Лезвие начало краснеть.

— Ну, ты за это заплатишь, Сара. Я придумаю, как заставить тебя платить мне снова и снова.

Он перекрыл вентиль и бросил баллон, держа нож в правой руке. Раскаленный кончик завис в полудюйме от марли.

— «И где вина, там упадет топор».

Левой рукой Магнус убрал тампон, а правой ввел острие ножа во входное отверстие от пули. Кровь запузырилась, и мышца зашипела, наполнив кабину вездехода вонью паленого мяса.


06.58

Клаус Румкорф неподвижно сгорбился на сиденье пилота. Двигались одни глаза: он наблюдал за тем, как последний из стаи предков проскочил мимо «Сикорского» и понесся по дороге к особняку. Это были последние отставшие из стаи, что бросилась вдогонку Колдингу и Клейтону.

Клаус сидел на правом сиденье вертолета, глядя в плексигласовое окно двери. И если он мог смотреть наружу, значит, его могли видеть внутри кабины, поэтому сидеть надо тихо-тихо… А тихо сидеть так трудно, когда тело бьет дрожь от холода и нескрываемого страха.

Как мог он быть так слеп? С того самого момента, как эмбрионы начали оформляться, он знал — где-то в глубине души, — что они будут нести смерть, а не жизнь. Все теперь стало понятно, обрело свой извращенный смысл. Он урезал Цзянь дозу лекарства, чтобы растормошить, «снять с тормозов» ее потрясающий гений. Но вместе с тем вернулись ее маниакально-депрессивные симптомы, ее суицидные порывы, и она проявляла эти порывы тем, что создавала таких вот тварей.

Последний из предков свернул на главную дорогу к старому городу. Надо просто посидеть еще несколько минут, убедиться, что у него есть время взлететь в случае, если шум двигателя «Сикорского» вновь приведет их сюда.

Только сейчас, буквально в смертельной осаде, Клаус осознал, что он за человек. Проект предков был направлен не на спасение жизней людей, а на создание живого существа. «С нуля». Не какой-то бактерии или вируса, не простейшего с несколькими тысячами генов, но большого, развитого млекопитающего.

Сотворение жизни — исключительная привилегия Бога.

Бога, а отныне — и Клауса Румкорфа?

Он долго пребывал в таком комфортабельном заблуждении — и поздно спохватился. А когда иллюзии начали таять, когда на глазах Клауса его же творение едва не убило Каппи, у него был еще шанс все остановить. После посадки на лед надо было дать коровам умереть, но он позволил собственной непомерной спеси руководить своими действиями.

У Клауса перехватило дыхание. В конце колеи от главной дороги обратно трусил одинокий предок. Он остановился на перекрестке в ста ярдах от вертолета.

И как будто смотрел прямо на него.

— Нет, — прошептал Клаус. — Пожалуйста, нет.

Гребень предка вдруг резко вскинулся, полупрозрачная желтая перепонка осветилась утренним солнцем. Широко открылась зубастая пасть. Клаусу внутри кабины не было слышно, но он знал, что зверь издал страшный рев, созывая своих собратьев назад.

Клаус выпрямился на сиденье, протянул руку над головой и нажал кнопку стартера первого двигателя. Обмороженный палец протестующе взвыл, но он не заметил боли. Лопасти начали вращение.

Тело неудержимо дрожало. Одинокий хищник припустил к вертолету с бешеной скоростью питбуля-переростка. Сотня ярдов быстро таяла.

Клаус вернул внимание к приборам управления. Стрелка прибора «N1» показывала 51 процент и шла вверх. Он нажал кнопку запуска второго двигателя.

Не в силах удержаться, он вновь поднял взгляд. Предок покрыл половину дистанции — достаточно, чтобы Клаус разглядел черные бусины глаз и мощные мускулы, бугрящиеся под белой с черными пятнами шкурой. Но не от этого похолодело в груди Клауса. Позади монстра лес будто взорвался, изрыгнув устрашающую черно-белую волну. Набирая скорость, стая понеслась по узкой дорожке, как конница варваров на лютого врага.

Он поставил переключатель управления первым двигателем в положение «полет», почувствовал, как быстрее завращались лопасти. Через несколько секунд он поднимется в воздух.

Что-то ударило его справа, бросив на панель управления, разделявшую два передних сиденья. Слишком тяжелое, чтобы выдержать, придавило его, затем — ощущение чего-то ускользающего прочь. Клаус открыл глаза и увидел свободно болтающийся лист плексигласа, а на нем влажный, осклизлый след — окно кабины пилотов. Он начал садиться и сталкивать его, когда вновь резко навалилась тяжесть; он врезался затылком в твердые пластмассовые переключатели и кнопки. Ему в лицо ударил плексиглас, расплющил нос, и Клаус, часто-часто моргая, рассеянно подметил, что его ресницы задевают о стекло. За плексигласом, в дюймах от лица, была широко распахнутая пасть предка. Зверь дернулся вперед и хватанул зубами, однако загнутые внутрь клыки встретили пластик. Он опять раскрыл пасть и хватанул опять — и вновь безуспешно. С каждым его броском вертолет покачивался. Клаус услышал и почувствовал, как дерут плексиглас когти, и в голове мелькнула картинка собаки, пытающейся устоять на линолеумном полу. Затем тварь вновь соскользнула из проема наружу.

Вместе с плексигласом.

Клаус рывком выпрямился, очки куда-то слетели — все вокруг в легкой дымке. Предок шлепнулся на задницу и, дрыгнув задними лапами на укрытом снегом бетоне, начал неуклюже подниматься.

«Господи-господи-господи…»

Клаус сунул руку в карман куртки и вытащил пистолет, который ему дал Колдинг. Он взял «беретту» обеими руками, крепко прижав локти к ребрам.

Предок присел — изготовился прыгнуть в «Сикорского».

Клаус услышал первые два выстрела до того, как понял, что стреляет. Его палец плясал на крючке вновь и вновь, куда чаще, чем мог стрелять пистолет. Научная, наблюдательная частичка его рассудка с интересом отметила, что все одиннадцать выстрелов попали зверю в морду.

Затвор отскочил назад.

Монстр упал, на белом снегу хлещущая кровь казалась почти неоново-красной.

А за умирающим животным, которое он сотворил, Клаус увидел топочущую черно-белую массу орды предков уже всего лишь в тридцати метрах от себя.

Он бросил пистолет. Глаза метались по кабине, а руки в этот момент потянулись вверх, переключили второй двигатель в полетный режим. Он увидел на полу свои очки и подхватил их. Одна дужка сломана. Вторую он воткнул в повязку на голове. Линзы чуть перекосило, зато пропал туман в глазах.

Стая уже в десяти метрах.

Вращающиеся лопасти наконец подняли «Сикорского». Клаус часто задышал, увидев, как один из бежавших первым зверей прыгнул, подлетел к фюзеляжу и… промахнулся.

Поврежденная машина устремилась к городу-призраку.

Стая голодных предков рванула за ней.


07.01

Колдинг и Клейтон остановились среди деревьев на краю города в добрых двадцати ярдах от ближайшего строения. Облезлая голова лося над входом в охотничий магазинчик Свена таращилась на них единственным глазом. Чтобы принять решение, Колдингу хватило бы и минуты, но он не знал, была ли она у него.

Он заглушил двигатель снегохода и прислушался. Ветер совсем стих. В лесах стояла бы мертвая тишина, если б не отдаленный гул «Сикорского». Что ж, неплохо: по крайней мере, доку удалось подняться в воздух.

— За нами есть кто? — спросил он Клейтона.

— Не видел их с момента, как мы выскочили на дорогу. Если они бегут сюда, значит, мы здорово их опередили… — Клейтон склонил голову набок и посмотрел вверх на него. О, слышишь?

Гул вертолета стал громче. Времени не оставалось совсем.

— Слышу, — ответил Колдинг. — Если Сара в церкви, то где конкретно?

— Будь я на ее месте, то забрался б вон туда, на колокольню. Ступени на хоры справа за алтарем, а оттуда — лестница на колокольню.

Колдинг поднял взгляд на колокольню в надежде увидеть ее лицо. Никакого движения сверху. Может, там кто-то сейчас и смотрит вниз на него, но если он сидит неподвижно — увидеть никого не удастся.

Пи-Джей закусил нижнюю губу. Они даже не знают, там ли Сара и Тим. Может, Гэри удалось забрать их с острова? Или Магнус уже убил их? Но как узнать? Способ есть — нужно всего лишь рискнуть жизнью.

— Клейтон, мы начинаем сразу же, как подлетит док. Это выманит Магнуса, и у нас будет шанс подстрелить его.

Клейтон вытянул шею и посмотрел через городскую площадь:

— Мы будем как на ладони секунд десять-пятнадцать. Магнус может успеть снять нас?

Колдинг кивнул.

— Если он ждет или услышит, как мы едем, — да, сможет. Зависит только от того, где именно он засел.

— А если мы попадем в церковь, а он уже там?

Пи-Джей помедлил. Гнев начал подавлять страх.

— Значит, убьем его.

Клейтон яростно кивнул:

— Это первый раз, когда я услышал от тебя что-то вразумительное. Ты рулишь, я стреляю.

Колдинг завел «Арктик кэт» и стал ждать подлета «Сикорского».


07.03

Тим посмотрел на потолок.

— Сара, слышишь?

Она прислушалась.

— Ничего не слышу.

— Во… громче. Похоже на…

Она услышала — едва-едва, но услышала.

— …на вертолет.

Не сговариваясь, оба полезли по лестнице к люку башенки.


07.04

Магнус услышал стрекот лопастей. Приближался вертолет. Данте и Бобби погибли на его глазах, а это означало, что оставался лишь один человек, способный управлять «Сикорским».

Румкорф. Человек, убивший его брата.

— А для тебя, док, я припас кое-что особенное. Помяни мое слово.

Он потянулся к заднему сиденью.


07.05

Гудение «Сикорского» переросло в рев, когда он пролетел точно над позицией Колдинга. Вертолет замедлился и пошел на разворот, чтобы зайти над колодцем.

— Клейтон, стартуем! Увидишь Магнуса — стреляй не раздумывая!

— Да что ты говоришь? Веди машину, балбес!

Колдинг выкрутил газ.

«Арктик кэт» вылетел на открытое место.

Сара в жизни не видела такой красоты: «Сикорский S-76С» — Бобби Валентайн на подходе, да так низко. Но внизу, на земле, она увидела кое-что получше: Колдинга на снегоходе она узнала даже упакованного в комбинезон. За спиной у Пи-Джея сидел Клейтон, держа одной рукой «узи». Надежда и любовь будто взорвались у Сары в груди. Они могут сделать это! Но где-то рядом Магнус. Он может убить Колдинга в любую секунду. Сара оглядела площадь, пытаясь высмотреть верзилу.

Вот, у старого бревенчатого домика… Магнус!

Когда она увидел, что у Пальоне в руках, росточек надежды съежился и умер.


07.06

Сара, Тим, Колдинг, Клейтон и Магнус следили за белым хвостом ракеты «Стингер». Странное дело: тот, кому она предназначалась, был занят тем, что пытался приладить свои сломанные очки: ракеты Клаус Румкорф так и не заметил.

Пятифутовый реактивный снаряд навелся на горячую трубу выхлопа «Сикорского». Румкорф развернул вертолет носом к центру города как раз в тот момент, когда ракета прошила окно кабины. Контакт — и боеголовка взорвалась, распустившись ослепительно-ярким оранжевым шаром.

Обломки «Сикорского» и потоки горящего топлива жутким противным дождем обрушились на старый город.


Вертолет взорвался впереди по курсу снегохода. Колдинг рванул управление резко вправо, в сторону от церкви. Внезапное движение застало Клейтона врасплох и выбросило с сиденья. Старик упал на заснеженную землю, перекатился один раз, немного проехал по снегу и остановился.

Он не двигался.

Колдингу удалось усидеть, пока он пытался выровнять сани. Вокруг сыпались горящие обломки. Пи-Джей сжал тормоза и сделал резкий поворот влево, когда хвостовой винт — с продолжающим вращаться ротором — врезался в землю прямо перед ним. На этот раз он повернул слишком резко: снегоход сильно накренился на правый бок. Колдинг успел спрыгнуть, а машина трижды с грохотом перевернулась. Приземлилась она на полозья, но корпус из стекловолокна оказался разрушен без возможности восстановления.

Колдинг крепко ударился. Он уловил запах паленых перьев, прежде чем ощутил жар и понял, что горит его рукав. Пи-Джей покатился по земле, вжимая горящую руку в снег. Пламя с шипением угасло прежде, чем поранило его.

Он встал, дым и пар валили от остатков рукава, на лице застыла убийственная решимость. Он снял с плеча SA80 и поискал взглядом цель.

Голос из-за спины:

— Брось оружие, Бубба.

Ярость. Страх. И растаявшая уверенность. Колдинг боролся с желанием резко развернуться и ответить очередью. Только не успеть ему сделать и четверть оборота, как его скосит Магнус. Ничего ему не сделать.

Колдинг бросил винтовку.

— И «беретту», — подсказал Магнус. — Медленно.

Колдинг неспешно вытащил из-за пазухи комбинезона пистолет и отбросил в сторону — тот утонул в снегу.

— А теперь руки вверх и повернись. Мы с тобой пойдем на свидание с твоей горячей девчонкой.


07.08

Ливень горящего топлива поджег бревенчатый домик. Сара смотрела, как длинные языки пламени взметались к утреннему солнцу, мотаясь из стороны в сторону: просыпался ветер. По ее подсчетам, старое деревянное строение будет полностью охвачено огнем минут через пятнадцать. Несколько городских зданий уже горели или начинали тлеть. Комбинация «Сикорский» — «Стингер» довершит процесс, начавшийся после аварии на шахте пятьдесят лет назад.

Но хуже всего было то, что и сама церковь вот-вот могла оказаться в огне. Обломок двигателя, дико вращаясь в воздухе, описал дугу в тридцать ярдов и рухнул на церковную крышу. Маленькие язычки пламени не увядали — будто искали способ добраться до сухих деревянных балок под шиферной плиткой.

С колокольни Саре было не подобраться к огню. Даже если б это ей удалось, затушить его было нечем. Каменная башенка колокольни их не спасет: когда пламя наберет силу, их с Тимом поджарит снизу, если до этого они не задохнутся от дыма.

— Тим, надо удирать.

— Черта с два, — ответил Фили. — Вертолет, взрыв — на шум сейчас прибегут монстры.

— Или удираем, или поджаримся. Пошли.

Тим помедлил, но лишь секунду, и заковылял, опираясь на костыль, к люку. Сара открыла его Тиму. Он начал неуклюже спускаться, и тут оба услышали, как заговорила вслух смерть.

— Са-а-а-ара-а-а-а! — Магнус внутри церкви. — Ты посмотри, кого я тебе привел!

От захлестнувшей ярости Сара зарычала, даже несмотря на то, что от страха и порыва бежать и спрятаться больно свело желудок. Страшно не страшно — выход был только один: через мертвое тело Магнуса Пальоне.

— Сиди здесь, — велела он Тиму. — Сама разберусь.

И она стала спускаться вниз.


07.09

В центре прохода меж сломанных и заплесневелых скамей стоял Колдинг, а позади — Магнус с направленным ему в спину автоматом. Здесь уже пахло дымом. Маленькие огоньки плясали на стропилах слева от него, наполняя церковь мерцанием. Вверху несколько солнечных лучей пробилось сквозь витражи с двенадцатью апостолами. Справа, на хорах, как показалось Колдингу, кто-то таился в глубокой тени.

Сара.

Магнус за спиной тоже увидел ее.

— О, там восток! — крикнул Магнус хорам. — А Сара — солнце! Я привел тебе дружка, повидаться ненадолго.

Он крепко держал Колдинга за капюшон пуховика на расстоянии вытянутой руки. Пальоне был слишком опытен, чтобы уткнуть дуло автомата в спину пленнику: внезапное движение могло направить дуло на пустое место. Колдинг знал, что МР5 Магнус держит низко, у бедра. Если развернуться и сделать движение, автомат разнесет ему в клочья ребра и живот.

Еще одно едва заметное движение на хорах, но уже в другой точке.

— Думаешь, мне нужен этот кусок дерьма? — прилетел из тени звонкий голос. — Этот гнус послал меня на смерть.

— Да ладно, — сказал Магнус. — Ты же знаешь, что это я послал.

— Брехня. Я сейчас пристрелю вас обоих. И на этот раз, Магнус, я не схалтурю.

Колдинг взглянул в направлении голоса, но не увидел ее в густой тени хоров. Черт, а она умница. Правая рука Колдинга сжалась в кулак, указательный палец показал вправо, большой — вверх, имитируя пистолет. Он медленно двинул левой рукой и указал себе на грудь. Пи-Джей понятия не имел, поняла ли она и сделает ли, если поняла.


Клейтон поднял голову.

— О… мне явно пора в отпуск.

Вокруг него полыхает старый город, он валяется со сломанной ногой, сюда спешат неведомые звери, и вдобавок какой-то канадский говнюк отрезал ему мизинец. Он лежал недвижимо и молча, пытаясь осознать случившееся, прежде чем что-то предпринять.

Движение слева, ярдах в двадцати, на краю города, где колея ныряла в лес. Сочно-желтый проблеск.

Его окружали горящие обломки, и воздух колыхался от трепещущих волн тепла. Если лежать смирно, можно спрятаться от зверей на несколько минут. Однако если не двигаться, рано или поздно они все равно доберутся до него.

Клейтон медленно повернул голову вправо. Домик был в огне, старое сухое дерево красно светилось, языки пламени взлетали к небу на тридцать футов. Там не спрячешься.

Но позади домика, сразу за стеной огня, он подметил кусочек такого знакомого зебро-полосатого бока. Клейтон скривился, изготовившись к боли, и пополз.


07.10

Неторопливо, но уверенно огонь расползался по стропилам, наполняя церковь трепетным, судорожным мерцанием. Тени прыгали, и большое распятие будто вздрагивало от боли.

«Давай же, — мысленно приказал Колдинг, словно Сара могла читать его мысли, — стреляй в меня!»

Магнус оставался позади Колдинга, но продолжал кричать хорам:

— Сара, может, отправишь сюда Фили? В обмен на Колдинга. Ты мне не нужна. Мне нужен только Фили. Ты слишком мало знаешь, чтобы быть для меня опасной.

— Тогда зачем ты пытался убить меня? — прилетел ее голос из другой точки.

— Я пытался убить не тебя. А Фили и Румкорфа. Ты просто оказалась в ненужном месте в ненужное время.

— Как и мой экипаж.

— Так мы ж тебе за это дали надбавку, — сказал Магнус. — Включи голову. Цзянь мертва. Румкорф мертв. Единственный, кто мне нужен, — Тим, и на этом все. Вы с Колдингом можете отправляться восвояси. Если вам удастся уйти с острова — желаю успеха! По крайней мере, у вас будет шанс. Ну, что скажешь на это?

Тишина.

— А на черта мне мертвый Колдинг?

— Он не мертвый, — сказал Магнус. — Вот он, стоит перед…

Оглушительно грохнул выстрел. Колдингу в грудь словно ударили молотом. Он инстинктивно дернулся назад, задел ногами скамью и опрокинулся на Магнуса. Приземлился на правый бок, перевернулся лицом вниз и замер.

Магнус наполовину просунул тело под скамью, надеясь, что пули калибра 0.40 ее не пробьют. Прозвенел еще один выстрел — пуля влепилась в промерзшее гнилое дерево.

— А что на это скажешь, Магнус? — окликнули его хоры. — Разменной монеты не осталось, гад ползучий?

Магнус вынырнул из-за скамьи и открыл огонь по хорам. Очередью деревянные перила перерубило пополам, дождем сыпанули щепки. Сара мелькнула в совсем другом месте — Магнус пригнулся как раз в момент ее третьего выстрела.


Пьюринэм осталась лежать на животе, стреляя меж балясин перил. Жуткое мерцание горящих стропил очень мешало выцеливать Магнуса, который продолжал ползать под скамьями и, периодически выныривая, поливать хоры пулями. От дыма Сара дышала уже с трудом. У нее осталось два патрона, может, три: черт, она сбилась со счета.

«Я застрелила его. Он хотел, чтобы я застрелила его».

Колдинг наверняка был в пуленепробиваемом жилете — это единственная причина, по которой он просил ее стрелять в него. Этот выстрел лишил Магнуса живого щита и в некотором смысле отвел опасность от Колдинга. Не дай бог, молилась Сара про себя, что она неправильно поняла его сигналы и убила человека, которого любила.

Сара отползла от края балкона, чтобы оказаться вне угла обзора Магнуса, и несколько раз перекатилась влево. Надо постоянно менять позицию. Левую ногу обожгло. Ударом она отбросила тлеющий фрагмент стропила. Над головой продолжали красться по потолку языки пламени. Сара еще несколько раз перекатилась подальше от опасного места. Прижавшись к полу, она осторожно подползла к краю галереи.


07.11

Колдинг кашлянул. Тоненькая струйка слюны с кровью упала на подбородок. Впечатление такое, будто грудь насквозь пробили бейсбольной битой. Он сунул руку под жилет. Больно, чертовски больно, но пальцы не ощутили крови. Кровь была во рту: кажется, прокусил губу.

Он посмотрел под скамьями — единственное преимущество его «лежачей» позиции. Магнуса отсюда ему видно не было. Маленькими метеорами каждые несколько секунд падали горящие части балок. Некоторые скамьи уже занимались огнем, остальные просто тлели. Пламя змейками вилось по покоробленному деревянному полу. Удушливый дым расползался по церкви, ел глаза.

Колдинг привстал на колени и посмотрел над скамьями. Под таким слабым укрытием Магнус мог прятаться только в нескольких футах от него. Пи-Джей знал, что ему надо сделать бросок к алтарю и ступеням на хоры, надо добраться до Сары, но Магнус без труда срежет его очередью.

И тут за спиной высокие тяжелые двери вдруг распахнулись, створки врезались в стену, наполнив горящую церковь светом утра. Десяток желтых гребней взметнулись над скамьями, устремляясь вперед.

Забыв про боль в груди, Колдинг вскочил, обогнул угол скамьи и метнулся к алтарю.

Когда грохнули распахнувшиеся двери, Магнус выглянул из-за мощного распятия алтаря. В мерцающей горячей дымке и растущем облаке дыма он увидел с десяток демонов, заскочивших в церковь: мускулы как у вскормленных на стероидах львов, крупные головы с челюстями шире и длиннее крокодильих, странные желтые спинные плавники, судорожно взлетающие вверх-вниз.

Движение слева. Человек. Колдинг — живой, бежит к правому краю алтаря. Снять его, убрать переменную, заняться остальными. Магнус поднял МР5.


«А вот теперь попался, сволочь!»

Сара увидела, как Магнус спрятался за толстым распятием, и стала выжидать момента для выстрела. В краткое мгновение полного осознания мир вдруг замедлил вращение, и она увидела все: монстров, хлынувших в церковь, Колдинга, бегущего к ступеням, Магнуса, выходящего из-за креста и поднимающего МР5.

Она нажала на курок. Прежде чем сработал механизм, горящий обломок стропила упал ей на ногу, сбив прицел чуть вправо…

…Пуля выхватила большой кусок из старинного распятия, брызнув щепками в щеку Магнуса. Он резко пригнулся, скривившись от боли. Затем выглянул с другой стороны и выпустил длинную очередь в надежде попасть в Колдинга, но тот уже проскочил вверх по лестнице. Магнус бросил взгляд вправо, в зал церкви. Их штук двадцать. Несколько кинулось по главному проходу, другие поползли через заплесневелые, тлеющие скамьи — у всех была одна цель: он. Магнус выдвинулся из-за креста и, приволакивая ногу, пошел к ступеням, непрерывно стреляя из МР5. Ближайший к нему зверь тяжело рухнул, хлеща кровью из полудюжины пулевых ран, но монстров было столько…


Сара прихлопала язычки пламени на брезентовой штанине и заглянула за край галереи, чтобы сделать еще один выстрел. Дым больно ел глаза. Она с трудом подавила кашель. Магнус шаркал влево от своей позиции, к ступеням, его внимание отвлекла волна несущихся к нему «земных акул». На этот раз убийце деваться некуда. Она подняла пистолет.

Выстрела не последовало.

Магазин пуст.

Пьюринэм сунула пистолет в кобуру и бросилась к лесенке на колокольню.


С трудом дыша, Колдинг преодолел последнюю ступеньку. Здесь, на хорах, дым был гуще, и ему не удалось сдержать жестокого кашля. Сквозь черные клубы он разглядел Сару в конце галереи, точнее, ее ногу на нижней ступени железной лесенки.

— Пидж, скорее! За мной наверх!

Колдинг подбежал к лестнице и полез вслед за Сарой, надеясь, что она знает, что делает.


Магнус несся вверх по ступеням, паля вслепую назад, пока МР5 не клацнул сухо впустую. На ходу он попытался сменить магазин, но, прыгая через две ступени по узкой лестнице, перекинуть автомат вперед не смог. Деревянные ступени дрожали от чего-то более крупного, чем он сам.

Он почти миновал последнюю ступень, когда получил удар сзади. Его лицо врезалось в каменный пол галереи хоров. МР5 заскользил прочь. Приготовленный полный магазин выпал из руки, ударился о стену и полетел с галереи вниз, на горящие скамьи.

Резкая боль вспорола тыльную сторону левой ноги.

Магнус перекатился на спину, согнул правую ногу и ударил со всей силы. Он почувствовал, как башмак впечатался в напряженный крепкий мускул, кожу и кость. Животное взревело от ярости и боли. В едином движении Магнус сел, поджав под себя ноги и перенеся вес тела на пятки, а пальцы рук уперев в пол. Большое животное оправилось от удара, попятилось и прыгнуло через последние пять ступеней. Магнус бросился навстречу, нырнув под челюсти и врезавшись плечом в горло монстра. Удар, потрясший все тело Магнуса, был намного сильнее, чем ему приходилось получать в КФЛ,[45 - Канадская футбольная лига.] но его оказалось достаточно, чтобы запереть тело зверя в узком проходе лестницы. Резко уклонившись вправо, Магнус замкнул мощные руки на толстой, как бочка, шее предка: левая рука снизу, правая — сверху. Большое тело зверя, зажатое меж стен лестницы, блокировало путь остальным.

Магнус испустил яростный, первобытный рев и сдавил изо всех сил. Мускулистый зверь дергал головой, пытаясь развернуть ее и пустить в ход челюсти, нанести смертельный укус, но лестница не давала повернуться. Магнус рассчитал по времени: рывок влево, пауза, рывок вправо, пауза — и, двинув левую руку чуть выше по морде зверя, воткнул большой палец в его правый глаз. Затем протолкнул еще глубже и согнул его, использовав внутреннюю часть скуловой кости как рукоять. Огромная голова подалась назад, челюсти защелкали «клац-клац-клац», монстр пытался попятиться, но напиравшие сзади собратья блокировали ступени позади него.

За ту долю секунды, потребовавшуюся зверю, чтобы понять, что отступить не удастся, правая рука Магнуса выхватила нож. По-прежнему держа большой палец левой руки глубоко погруженным в глазницу, Магнус всадил «Ка-Бар» ему в глотку.

— Это ты убил Данте!

Плюясь, с перекошенным лицом — маской психотической ярости, Магнус провернул нож, выдернул его и ударил вновь. Кровь хлынула на ступени и ему на ноги таким мощным потоком, что плеск ее был слышен даже сквозь треск пламени и рев собратьев этого ублюдка.

— Вы, вы все убили Данте! Слышишь, Колдинг? Сейчас я прибью эту тварь и приду за вами. Вы убили моего брата!

Предок вдруг обмяк, а затем дернулся назад, вниз по ступеням. Но такого быть не могло. Магнус не сразу понял: это его сдернули напиравшие снизу. Некоторые начали кусать его, вырывая огромные куски, пачкая кровью ступени и стены. Но лишь некоторые, поскольку остальные протискивались мимо пожирателей и пожираемого.

Магнус шагнул вперед встретить их. По ступеням вверх они могли пролезать лишь по одному, и он перебьет их всех.

Врукопашную.

Одного за другим.


07.14

Сара выбралась из люка. На две ступеньки позади Колдинг остановился, не в силах отвернуться от битвы. Он не верил своим глазам. Магнус увернулся за мгновение до того, как громадная голова выскочила снизу — зубы с лязгом хватанули пустоту. Магнус ударил в ответ, каблук левого ботинка отбросил голову монстра на угол лестницы. Прежде чем зверь успел поймать равновесие и отпрянуть, рука Магнуса, описав дугу сверху вниз, утопила нож в левой глазнице животного. Пальоне закричал, выдернул клинок, затем нанес удар снизу, глубоко вонзив окровавленную сталь в шею монстра. Теряя кровь, зверь продолжал сражаться.

— Нет, — тихо приговорил Колдинг. — Тебе не жить.

Он положил руки на перила металлической лестницы и скользнул вниз. Там схватил обломок упавшего стропила и поднял его как факел — шипящий и потрескивающий пламенем.

— А это за Цзянь и доктора.

Колдинг чуть отступил и швырнул горящее дерево. Обломок прокрутился три раза в воздухе, прежде чем горящим концом ударить в лицо Магнусу слева. Верзила закричал и упал на спину. Колдинг быстро полез вверх по лестнице.


Магнус прижал ладони к обожженной щеке. Даже несмотря на то, что его кожа пошла пузырями и он выл от боли, Пальоне понимал: надо двигаться. Он быстро сел, попытавшись как можно скорее убрать под себя ноги, но не успел: широкая пасть и длинные зубы уже смыкались на его лице. Магнус взметнул к лицу руки и зацепил большие пальцы, как крюки, за кожу в углах челюстей животного. Пятьсот десять фунтов веса опрокинули его на спину. Он выпрямил руки перед собой, пальцы снаружи ухватили пригоршни жесткой шерсти. Челюсти схлопнулись менее чем в дюйме от его носа. Острые когти вонзились в его мощную грудь.

Магнус пытался поднять ноги, чтобы ударить каблуками в глаза, когда второй предок появился от него справа, цапнув сверху его руку, плечо, пробив зубами грудь и легкие.

Глаза Магнуса вылезли из орбит, тело напряглось. Зверь замотал головой, ломая ему кости, разрывая плоть. И вновь горячая кровь на его лице — на этот раз уже его кровь.

Движение слева. Третья тварь с широко раскрытой пастью перекрыла мерцающий свет пожара. Трехфутовой ширины челюсти сомкнулись со страшной сокрушительной силой. Зубы пробили сверху правый висок Магнуса, снизу — левую скулу и сомкнулись где-то в мозге.


Колдинг ногой захлопнул крышку люка. Сара бросилась к нему, и — наконец-то — он сжал ее в объятиях. Тело ее сотрясали рыдания. Их тела слились, и он почувствовал, как радостно и облегченно вздохнула его душа. Он поцеловал перепачканный сажей лоб.

— Успокойся, — сказал Колдинг достаточно громко, чтобы она услышала в реве пожара.

Продолжая держать ее, он быстро огляделся. Огнем была охвачена уже почти вся крыша, десятифутовые языки пламени взлетали над остатками шиферной плитки. Из церкви донесся мощный деревянный треск, сопровождаемый звуком чего-то рухнувшего на пол в гуще ревущего пламени. Затем раздался ужасающий многоголосый рев-вой попавших в западню предков.

Пламя добралось почти до самой колокольни. Каменные стены башенки огонь не возьмет, но этого и не потребуется: испепеляющий жар мощной волной шел вверх, а круглая башня направляла его, как дымоход печной трубы.

Колдинг погладил Сару по спине:

— Все, успокойся, Сара. Надо выбираться отсюда.

— Да пусть поплачет, — сказал кто-то за спиной. Он повернулся и увидел Тима Фили, измученного, тяжело опирающегося на костыль. — Пусть плачет, Колдинг. Нет отсюда выхода. Даже если мы выберемся из башни, посмотри, что нас ждет.

Колдинг чуть подвинул Сару влево и заглянул через край. Десятки предков кружили вокруг основания башни. Некоторые безуспешно пытались карабкаться по черному камню. Другие просто-напросто грызли его, ломая длинные зубы, словно пытаясь выдрать фундамент из-под своих ног. Каждые несколько секунд из открытых двойных дверей выскакивал очередной предок. Некоторые горели, волоча за собой хвост дыма, их черно-белые шкуры добавляли вонь паленого меха к картине побоища в городе-призраке.

Тим прав. Это конец.

— Ш-ш-ш, — успокаивал Колдинг Сару, гладя по голове. — Все будет хорошо.

Тим начал смеяться — нездоровым, безумным смехом человека, лишившегося последней надежды. Но за этим смехом, за гулом разгуливавшегося огня и ревом голодных предков — Колдинг услышал кое-что еще.

Булькающее тарахтение «Теда Наджента».


07.17

Клейтон Дитвейлер кривился, когда выжимал сцепление сломанной ногой. Боль пыталась доминировать над мыслями, но он гнал ее прочь, сосредоточившись на текущем задании. Бывало и побольнее.

— Везу, везу вам подарочки, маленькие гаденыши, — левой рукой он держал руль, в правой сжимал «узи». — Пора вас убивать и складывать штабелями.

«Надж» быстро обошел вокруг горящего домика, поворачиваясь вокруг своей оси на широких танковых траках, и направился к церкви. Предки, окружавшие башню колокольни, как по команде повернулись, когда он с ревом покатил на них.


Младшая Макбаттер увидела странное шумное животное, с ревом приближающееся к ее собратьям. Совсем недавно оно стояло, было тихим и спокойным и совсем не пахло едой — а теперь запахло. И еще чем-то.

Убивающей палкой.

Младшая Макбаттер подняла гребень три раза, подав сигнал тревоги, но некоторые собратья его не заметили — те, у которых голод заглушил чувство самосохранения.


Клейтон остановил «Наджа» у стены, перебрался на пассажирское сиденье, встал, опираясь на здоровую ногу, и высунулся по пояс из верхнего люка.

— Проголодались? — крикнул он приближающейся стае. — Дядя Клейтон привез вам пожрать!

Он открыл огонь из «узи» короткими, выверенными очередями — так, как научил его Чак Хестон. Первая очередь попала ведущему предку точно в центр груди, сбив на полушаге. Клейтон подстрелил еще двух, наповал уложив одного и отстрелив лапу другому — тот упал на укрытую снегом землю, крутясь от боли.

Старик скользнул вниз и захлопнул за собой люк, затем дал полный газ и направил машину прямо на раненого предка. Клейтон Дитвейлер улыбался, когда гусеницы раздавили грудную клетку зверя, оставив позади две дергающиеся половины туловища.

Он довел «Наджа» до башни колокольни и остановился. Вставив новый магазин, снова высунул голову из люка. Из-за колокольни выскочил мощный зверь — весу в нем было более 550 фунтов.

— Получай! — сказал Клейтон, нажал на спуск — и не отпускал.

Двадцать пять пуль вылетели менее чем за три секунды. Череп животного взорвался облаком мозга, костей и крови. Он упал вперед, по инерции тело заскользило по снегу и уткнулось остатками головы в правую переднюю гусеницу «Наджа».

Клейтон перезарядил автомат и поискал глазами новую цель. Монстры теперь держались на расстоянии, оставаясь в тени или прикрываясь небольшими очагами огня: марево искажало контуры их тел, превращая в колышущихся демонов-призраков. Большинство из них не подходили ближе чем на двадцать ярдов, пожирая трупы павших соплеменников с яростным, шокирующим отчаянием.

Клейтон поднял глаза на башню колокольни. Над краем стены торчали лица Колдинга, Сары и Тима, те что-то радостно кричали ему.


07.19

Колдинг смотрел, как Клейтон выполз из люка на крыше вездехода. Лицо старика сморщилось от боли, но он, двигаясь так быстро, как только мог, перебрался в заднюю секцию. Никогда бы Колдингу не пришло в голову назвать Клейтона Дитвейлера красивым, но, наблюдая, как тот поднимается в корзине подъемника с болтающимся на ремне у груди «узи», он мог бы назвать его Мисс Америкой, Мисс Вселенной и Моделью года «Плейбоя» — в одной славно пукающей упаковке.

Корзина поднялась до уровня башенки. Колдинг протянул руку и схватил Клейтона за плечо:

— Старый хитрый черт! Ты спас нас!

Клейтон оттолкнул его руку и передал ему «узи».

— С меня хватит, отстрелялся. Где Гэри?

— Я видела его этой ночью, — сказала Сара. — Он уехал на снегоходе. Монстры гнались за ним, но… Не знаю, удалось ли ему уйти.

Клейтон обмяк. Колдинг шагнул в корзину и, скользнув под его рукой, удержал старика. Сара забралась следом, затем помогла Тиму. Четверым едва хватило места. Колдинг справился с простым управлением, направив корзину вниз, к вездеходу.

Предки метались поблизости, но просто так под пули не лезли. Одни таились на краю леса, другие — за горящими обломками. Они были достаточно смышлены, чтобы блокировать дороги и использовать укрытия. Колдинг и предположить не мог, что они вообще будут вести себя как животные.

Сара вылезла из корзины в открытую заднюю секцию машины, затем перескочила через сцепку и кинулась к двери водителя. Колдинг помог выбраться Тиму, перейти через переднюю секцию и спуститься в люк задней. Клейтон покинул корзину самостоятельно, но его левая нога выглядела неважно: комбинезон оттопыривался под странным углом и в этом месте был напитан кровью. Открытый перелом. Колдинг проследил взглядом за тем, как старик опустился в задний люк, пытаясь представить, как же крут Клейтон Дитвейлер, что с такой болью не только продержался до сих пор, но и спас их всех.

Движение, шорохи. Предки подступают ближе.

Колдинг спрыгнул на землю, побежал к пассажирской двери, забрался внутрь и высунул голову из переднего люка — так, как делал это Клейтон.

Справа к вездеходу устремился предок. Клейтон вскинул «узи» и второпях дал очередь. Несколько пуль ушло мимо, но минимум две попали зверю в грудь. Тот остановился, чуть забуксовав, и задергался как ребенок, ужаленный пчелой. Колдинг дал для верности еще две очереди, так как животное попыталось уползти, и не понял на этот раз, попал или нет.

Клейтон протянул Колдингу магазин.

— Это последний, — сказал он. — Не трать зря.

Один полный, один, наверное, наполовину пуст… На круг сорок пять патронов.

— Держитесь! — крикнула Сара и повела «Наджа» прочь от церковного ада. Городская площадь выглядела как зона военных действий: пылающие здания, металлические обломки.

Колдинг почувствовал, что кто-то тянет его за подол пуховика. Он взглянул вниз. Тим протягивал ему зеленую брезентовую сумку. Колдинг заглянул в нее несколько раз — коротко, стараясь не отрываться от наблюдения за окружающим более чем на секунду зараз. Два… нет, три фунта «Демекса». Десятка два детонаторов. Его сердце радостно подскочило, когда он увидел четыре магазина, но похолодело вновь, когда стало ясно, что они от МР5, оставшегося где-то в горящей церкви.

Сара вела вездеход на северо-восток. Голова Колдинга торчала из люка; ему приходилось кричать, чтобы перекрыть ветер, рев пожара и радостное тарахтенье двигателя:

— Сара, куда рулишь?

— В бухту! Катер Гэри может быть еще там. А топлива мало. До особняка можем не дотянуть, так что — в бухту.

Она не стала ждать ответа — просто вела машину. Ей удалось объехать почти все обломки «Сикорского». То, что было не объехать, она просто переезжала. «Надж» раскачивался, подминая искореженный металл.

Сара выбралась из города на дорогу, по обеим сторонам потянулся густой лес, до гавани оставалось около мили.

Три предка выскочили из леса слева. Колдинг дал короткую очередь по ведущему. Монстр замедлился, но продолжил бег. Колдинг выпустил еще три пули. Одна из них попала предку в глаз. Он упал в снег, тряся головой, как оглушенный электрическим током. Два его компаньона остановились, несколько секунд смотрели на удаляющийся вездеход, затем повернулись и набросились на упавшего товарища. В считаные секунды к кровавому пиру присоединились еще три существа. Упавший отчаянно бился, нанося кровавые раны длинными когтями, но в конце концов пал: его раздирали и проглатывали огромными кусками.

Колдинг и не подозревал о существовании подобной дикости. Впервые он подумал, способны ли эти твари размножаться. А если да и если зверью удастся выбраться с острова… Ну, если уж совсем откровенно, это не его забота. Пусть парится кто-то из высокооплачиваемых. Он хотел лишь одного — увезти этих людей подальше от опасности.

Предки продолжали погоню, несясь параллельно вездеходу, но держась за деревьями. Они были как тени в глубине: проблеск белого, отражение от черного глаза-бусинки, но и кое-что еще. Каждые ярдов сто одна из тварей набиралась храбрости и атаковала. Колдинг выжидал, пока они не сблизились настолько нервирующе близко, чтобы не промахнуться. Он подбил одного удачным попаданием в голову — пуля, наверное, металась внутри черепа, разрывая ему мозг. Остальные вели себя так, будто пули их просто раздражали: они ускорялись, делали пару кругов и опять удирали в лес. «Узи» Колдингу сейчас казался бесполезным… ему нужна была пушка.

Ветер с залива встретил их скоростью в двадцать миль в час. «Надж» шел против ветра, и Колдинг на крыше жестоко страдал от двадцатиградусного мороза. Лицо больно обжигало, а уши и нос уже ничего не чувствовали.

Через полмили монстры отстали. В бухте это даст несколько бесценных минут форы.

Они перевалили через гребень дюны, и перед глазами распахнулся широкий, до самого горизонта, простор штормового озера Верхнее. У причала Колдинг увидел снегоход Гэри. А еще он увидел «Отто II». Катер был в дальнем конце бухты, футах в двадцати от внутренней стены северного волнореза.

Вездеход замедлил ход, с хрустом давя прибрежные торосы, прежде чем Сара остановилась на подъезде к причалу.

Клейтон крикнул в мощный ветер:

— Гэри! Сынок! Ты здесь?

Ответа не было. В такой оглушительно ревущий ветер, даже если Гэри был на борту катера, он вряд ли бы услышал отца. Кряхтя, Клейтон с трудом выбрался на снег, затем потянулся на заднее сиденье и схватил костыль Тима.

— Эй! — возмутился тот.

— Перебьешься, — ответил Клейтон и заковылял по льду к катеру сына.

Колдинг посмотрел назад — предков не видно. Получилось.

Затем он перевел взгляд на катер и увидел…

Они все увидели.

Сара вышла из двери с водительского места. И замерла.

— Нет, — проронил сидевший в кабине Тим, голос его был пропитан горечью и болью. — Нет, я не могу больше, это просто невыносимо…

Колдинг взглянул вниз на Сару — та пожала плечами, будто сбрасывая с них тяжесть слов. Он посмотрел назад, на бухту, и рассудок его «поплыл», как от сильного удара.

Всю бухту покрывал крепкий лед. До самого входа в нее, до волнореза, неровный лист покрытого снегом льда сиял, напоминая непомерно растекшуюся лужу потрескавшегося белого бетона. В центре ее одиноко торчал «Отто II», чуть заметно кренясь на левый борт, где лед неровными пластами как бы подпирал его.

Холодный ветер пронизывал Колдинга насквозь. Ему вдруг захотелось бросить все и просто лечь. Лечь и спать, спать…

— Пидж, — окликнула снизу Сара. — Что делать будем?

Он взял себя в руки. Какой-то выход должен быть.

— «Би-ви-206» ведь амфибия, верно?

Сара покачала головой:

— Верно, только до материка на этой жестянке не добраться. Ты посмотри, какие там волны.

Колдинг посмотрел. Далеко за молом, за границей льда двигались пятнадцатифутовые волны, словно монстры в погоне за жертвой.

— Вернуться нам, наверное, и не удастся, но мы можем по льду дойти до воды и там ждать помощи?

Сара пожала плечами.

— Возможно. Но когда бак опустеет, ветром нас прибьет к берегу. Сам знаешь, что нас тогда ждет.

Колдинг чувствовал, как слабеет тело — от холода и растущего отчаяния. В любую секунду могли нагрянуть предки.

— Чтобы заполучить катер, нужен ледокол. Или что-то подобное.

Сара подняла голову и посмотрела на него:

— Надеюсь, ты припас ледокол в кармане, а может, ты просто рад меня видеть, — ни искорки юмора или радости в ее словах. Она сдалась.

Колдинг покачал было головой, затем вспомнил о висящей на плече брезентовой сумке. Сумке, набитой пластитом и детонаторами. Он взглянул на снегоход Гэри.

— Клейтон! Давайте сюда!

Клейтон обернулся и посмотрел — даже отсюда можно было разглядеть грусть на его лице. Сложив рупором чашкой ладони, он прокричал:

— Я иду искать сына!

Колдинг помахал ему рукой, чтоб возвращался.

— Если не сломаем лед, с острова не уйдем, а предки заберутся прямо на катер. Давайте назад и заводите снегоход Гэри — скорее!

Клейтон бросил еще один взгляд на катер и заковылял к снегоходу.

Пи-Джей выбрался из люка и вытряхнул содержимое сумки на снег.

— Сара, Тим, помогите мне. Кто-нибудь из вас знает, как делать бомбу с часовым механизмом?

Оба покачали головами, затем каждый из них взял в руки по таймеру и принялся нажимать кнопки. Нужда — мать изобретений, и сегодня эта мать была той еще стервой.


07.28

Младшая Макбаттер осторожно поднялась на вершину дюны и посмотрела вниз. Жертва сидела у края воды. Она втянула ноздрями воздух: несмотря на сильный ветер, она все еще чуяла едва уловимый запах палки. Один раз палка ужалила ее. И ей больше не хотелось.

Желудок ворочался и урчал, но ощущение было несколько иным, не таким болезненным, как прежде. Она чувствовала, что эта перемена не имела отношения к куску ноги, съеденной там, у огня.

Младшая Макбаттер резко вскинула гребень, подав особый сигнал. Позади нее оставшиеся предки рассыпались вдоль хребта дюны, перекрыв жертве все пути к бегству.


07.28

«Ски-Ду» Гэри урчал на холостых рядом: Колдинг, Тим и Сара торопливо собирали одну за другой бомбы размером с кулак. Таймеры и вправду оказались немудреными. Все были синхронизированы по часам Колдинга, но время детонации еще предстояло выставить. Колдинг не знал, сколько уйдет на это времени, но и не мог бросить дело на полпути.

Ну, вот почти все готовы, осталось всего несколько штук.

Клейтон сидел на заднем сиденье «Наджа», привалившись к боковому окну. То ли потерял сознание, то ли задремал.

Тим поднял взгляд от своей кучи мячиков пластита и детонаторов:

— Явились.

Эх, слишком скоро. Колдинг и Сара быстро взглянули на заснеженную дюну: чуть заметные признаки движения вниз по склону, будто ветки сдувает ветром с гребня. И еще мелькание чего-то желтого.

Предки не атаковали.

Колдинг вспомнил, какие они смышленые… они знали об опасности оружия. Он встал и навел «узи» на дюну, затем быстро глянул на часы.

— Ставим таймеры на семь тридцать, скорее! И складываем все в мешок!

Сара и Тим без возражений сгребли бомбы в кучу и принялись выставлять таймеры. Хватит ли времени?

Сара протянула ему мешок.

— Не напортачь, — сказала она.

Любая другая на ее месте сказала бы «удачи» или, по крайней мере, «надеюсь, ты знаешь, что делаешь», но только не Сара. Пи-Джей вручил ей «узи», закинул полный бомб мешок за плечо и, вскочив на снегоход Гэри, повел сани по бугристому льду к «Отто II».

Он достиг катера и поехал широким кругом вокруг, бросая на ходу мячики пластита.


07.28.33

Сара увидела двух предков, перескочивших через гребень дюны и устремившихся вниз по заснеженному склону.

«Почему только двое?»

— Тим, быстро в машину!

Сара открыла огонь, пятясь к «Би-ви». Первая очередь оказалась удачной — пули попали предку в переднюю лапу. Он полетел кувырком в облаке снега и песка.

Она выпустила очередь во второго, оказавшегося уже всего в пятнадцати футах от нее — так близко, что Сара разглядела язык в открытой пасти. В пасть пули и влетели.

А он все продолжал бежать.

Страх удержал палец на нажатом спуске. Все пули влепились в морду. Предок остановился в каких-то пяти футах от нее, яростно тряся головой, затем попытался убежать, но не успел, тяжело завалившись набок и дергая мощными конечностями.

Сара прицелилась в голову и выстрелила.

Вылетели две пули, затем маленький автомат сказал «щелк». Сара несколько раз моргнула, попыталась вновь давить на спуск, пропитанным адреналином мозгом не сознавая, что осталась без патронов.

И опять — «щелк».

Над вершиной дюны показались головы десятков предков. Желтые гребни задиристо торчали вверх.

— Чтоб я сдох, — сказал Тим. — А ведь они в курсе, что патроны кончились.

Предки вскочили и сыпанули вниз по снежному склону дюны, широко раскрытые пасти ревели в так долго откладываемом триумфе.

Сара отшвырнула в сторону «узи» и запрыгнула на водительское место. Выжав газ до полу, она направила машину прямо на лед. Тот, по идее, должен треснуть, но «Надж» может двигаться по воде. Если ей удастся подвести его к «Отто II», этого, возможно, будет достаточно.

По идее…


07.28.54

Колдинг на предельной скорости гнал «Ски-Ду» по неровному льду. В любую секунду тонкий панцирь мог проломиться под ним и похоронить в черной ледяной воде.

Но лед держал.

Пи-Джей домчался до волнореза у входа в бухту и остановился футах в тридцати от открытой воды. Ближе не отважился. Бросил взрывчатку. Мячик размером с кулак подскочил раз и успокоился футах в пяти от неспокойной воды. Колдинг оглянулся на катер. Цепочка из десяти бомб протянулась между «Отто II» и входом в бухту, еще шесть он раскидал по кругу вокруг самого катера. Сверился с часами: осталось пятьдесят пять секунд, и обратный отсчет продолжался.

Звук дизеля и грохот металла привлек его внимание: зебро-полосатый «Би-ви-206» выбрался на лед. Танковые гусеницы шлифовали неровную поверхность, снижая скорость машины миль до десяти в час. Стая предков была всего лишь в тридцати футах от вездехода, и расстояние быстро сокращалось.

Сердце его упало: предки доберутся до «Отто II» раньше его. Он заглянул в брезентовую сумку. Осталось еще восемь шариков пластита.

И в их запалах тикали таймеры.

Пятьдесят секунд…

Колдинг направил «Ски-Ду» к берегу и рванул ручку газа.


07.29.11

До катера им оставалось всего двадцать пять футов. Сара посмотрела в боковое зеркало: три предка у заднего бампера.

Раздался гулкий, рассыпчатый треск, затем под «Би-ви» проломился лед, и машина оказалась в воде. Головы пассажиров дернулись вперед, будто вездеход налетел на стену.

Ледяная вода зеленым валом перекатилась через лобовое стекло, прошла по крыше и хлынула в открытый верхний люк.

Непрошеному крику не дал вырваться из горла холодный душ.


07.29.16

Колдинг увидел, как «Надж» провалился в воду. Вездеход ушел почти полностью, затем вынырнул, как поплавок в замедленном воспроизведении. Под двумя первыми предками подломился лед — они упали в ледяную воду. Бежавший последним уцепился за корзину подъемника на задней платформе.

Сейчас Колдинг ничем не мог помочь Саре. У него не было оружия, не было даже ножа. Ей придется справляться своими силами.

Он повернул влево, между берегом и стаей предков, продолжая бросать на ходу шарики взрывчатки.

Сорок секунд…


07.29.21

Самообладание вернулось к Саре. Не обращая внимания на ледяную воду в кабине, доходившую до щиколоток, она вдавила педаль газа в пол. «Надж» медленно двинулся вперед, выгрызая лед.

— Тим, давай сюда. Держи ногу на газе!

Тим придвинулся. Сара перескочила через него на пассажирское сиденье, как только он взялся за руль.

Сара выбралась из люка над пассажирским местом, вода стекала с ее ног. Она села на корточки, стараясь удерживать равновесие на скользкой и раскачивающейся железной крыше. Надо пробиться к «Отто II» и переправить всех на борт.

И тут она услышала рев. Так близко, что он больно отдался в ушах, и Сара почувствовала горячее дыхание на затылке. «Ну вот, — мелькнуло в голове, — пришел и мой черед».

Она обернулась встретиться с судьбой лицом к лицу. На крыше «Би-ви» взгромоздился предок, длинные когти противно скребли металл: зверь изо всех сил старался не соскользнуть. До него меньше двух футов. Такой огромный. Такой огромный.

Скривив губы, Сара зарычала. Мокрые волосы облепили лицо, ее глаза — источающие ненависть щели; сейчас она была больше похожа на животное, на зверя, готовящегося подороже отдать свою жизнь.

«Давай, сволочь. Закончим поскорее».

Предок раззявил пасть и прыгнул вперед.

Сара зажмурилась.

Пять выстрелов.

Предок попятился, кровь текла из глаза, из пасти, из носа. Мощные когтистые лапы заскользили по мокрой крыше, и он полетел в воду, подняв тучи брызг, как булыжник, сброшенный с высоты десятого этажа.

Сара повернулась, не в силах осознать того, что все еще жива.

На носу катера, укутанный в толстое одеяло, стоял Гэри Дитвейлер с дымящейся «береттой» в вытянутой руке.

— Ну, наконец-то, — проскрипел из «Наджа» голос Клейтона. — Где тебя черти носили, сынок?


07.29.45

Колдинг бросил последний шарик пластита и повернул в сторону «Отто II», рискнув бросить взгляд на часы.

Двенадцать секунд.

Шанс у него только один. Он выкрутил газ и пригнулся к рулю, взявшись за него покрепче, — «Ски-Ду» рванул навстречу к катеру.


07.29.49

Время неумолимо таяло. «Би-ви» проскрежетал корпусом по борту «Отто II», отогнав лед от правого борта катера. Сара и Тим забрались на палубу, а Гэри тем временем стал вытягивать отца из люка вездехода. Клейтон из-за боли не удержался от крика, но с помощью сына тоже оказался на борту.

Сара поискала взглядом Колдинга — и не нашла.

— Гэри! Где Колдинг?

Гэри подбежал к коротенькому трапу на ходовой мостик. Поднимаясь по нему, он вытянул руку влево в сторону бухты.

Сара посмотрела. Пидж мчался к ним, «Ски-Ду» подбрасывало на неровном льду, как джип по изрытой колеями лощине.

Она взглянула на часы. «Две, одна…»


07.30.00

Двадцать четыре мячика «Демекса» сдетонировали одновременно. С визгом полетела ледяная шрапнель, некоторые осколки зашвырнуло на добрую милю.

Кольцо из шести взрывов опоясало «Отто II». Взрывная волна устремилась внутрь кольца — такая сильная, что сбила ближайших к катеру предков в воду. Сара и Тим залегли на палубе, град осколков льда осыпал их.

Колдинг находился на полпути между кольцом и катером, когда взорвался пластит. Ударная волна догнала его, ударив в спину, и так мощно пнула «Ски-Ду», словно раскапризничавшийся ребенок — игрушку. Колдинг полетел по воздуху, кружащийся волчком снегоход выбило из-под него и подняло в воздух: ударившись об лед, тот разлетелся дюжиной обломков.

Колдинг приземлился в пятнадцати футах от левого борта катера и покатился кубарем по льду. Пролетев так еще пять футов, он плюхнулся в только что образовавшуюся полынью в каких-то пяти футах от катера.

Сара с ужасом смотрела, как Пи-Джей ушел под воду.

— Веревку! — она развязала свой жилет. — Да дайте же какую-нибудь веревку!

С ревом проснулись двигатели «Отто II». Гэри свесился с мостика и показал на рундук.

Сара открыла его и вытащила длинный красно-белый тонкий нейлоновый трос. Тут же рядом оказался Гэри с наложенной кое-как повязкой на груди, из-под которой проступали большие влажно-красные пятна ожогов. Сара протянула ему свободный конец троса.

— Обвяжи мне вокруг талии! — Она стянула свитер, скинула ботинки, а Гэри сделал, как она просила. — Не вытягивай меня, пока я не дерну веревку, ясно?

Гэри покачал головой:

— В такой воде ты продержишься всего несколько секунд, ты не…

Она вытянула руки и прижала к его щекам.

— Потащишь меня до того, как подам сигнал, — пристрелю. Ты меня понял?

Гэри кивнул.

Сара повернулась, перелезла через фальшборт и прыгнула в воду.

Холодный душ от короткого погружения «Би-ви» был плох, но никак не сравним с этим. Она пыталась остаться под водой, а тело изо всех сил сопротивлялось, инстинктивно рвалось на поверхность.

«Всплывай, всплывай…»

Ее голова вынырнула на поверхность за мгновение до того, как Сара успела издать крик первобытного, инстинктивного страха. Она посмотрела вверх, на катер. Гэри стоял там, красно-белый трос в руках, на лице — вопрос: «Вытягивать?»

Сара не ответила. Она сделала глубокий, с хрипом, вдох и заставила себя нырнуть. Холод ободрал кожу, как терка, вонзившись в тело иглами боли. Она сделала гребок, другой. В темной воде почти ничего не разглядеть.

«Господи, как холодно…»

Легкие вопили о глотке воздуха, но Сара ушла еще глубже. Она не оставит его там, на глубине. Женщина продолжала грести со всей быстро тающей энергией.

«Ну, где же ты? Я не хочу тебя терять…»

Ничего не видно. В голове оглушительно стучала кровь. Сердце бахало, как басовый барабан, — быстрее, быстрее.

Рука ударилась о скользкий камень на дне. Все, больше не могу, надо наверх. Пьюринэм вытянула руки, чтобы оттолкнуться от дна, и тут пальцы уткнулись во что-то мягкое.

Как ткань.

Она сжала пальцы. Это было тело Колдинга.

«Он не шевелится…»

Сара обхватила ногами его спину и дернула за трос. И тут же подхватила Пи-Джея под мышки, крепко прижав его к груди в отчаянном, нежном объятии. Трос натянулся, сдавив ей талию, и стал поднимать обоих на поверхность.

«Не могу дышать, не могу дышать…»

Рот Сары открылся сам по себе. Ледяная вода хлынула в глотку. Она забилась, паника овладела ей, и все равно она отказывалась отпускать свою ношу.

Голова Сары выскочила на поверхность. Она сделала судорожный глоток воздуха, заходясь кашлем, и едва почувствовала руки, втянувшие ее на борт. Тело колотило, словно в припадке эпилепсии. Кто-то стащил с нее штаны и укутал в одеяло, прежде чем мысли вновь стали принадлежать ей.

Она села. Тим склонился над Колдингом, делая тому сердечно-легочную реанимацию.

Не в силах пошевелиться, Сара наблюдала за ним, не переставая надсадно кашлять. Вновь взревели двигатели, и она ощутила, как катер рванул вперед.

Колдинг кашлянул, выплеснув воду из легких себе на лицо. Тим перевернул его на бок. Пидж вновь кашлянул, затем Сара услышала радостный звук воздуха, устремляющегося в его легкие.

— Помоги раздеть его, — велел Тим.

Они освободили тело Колдинга от промокшего комбинезона. Пи-Джей кашлял не переставая, но слабыми движениями помогал раздевать себя. Сара подсела поближе и придерживала его — оба их тела, обнаженные, мокрые, продрогшие, завернуты в одно одеяло. Гэри набросил на них второе, окровавленное — то самое, которое только что было на его плечах.

— Все, жить будете, — сказал Тим. — Пойду взгляну на Клейтона. — Он захромал на нос, оставив Сару и Колдинга прижавшимися друг к другу; их тела дрожали как одно.

— Выходит, теперь я твой должник, — прошептал Колдинг синими губами.

Сара кивнула:

— Выходит…

Они поцеловались. Губы ледяные и вялые, но это было неважно. Сара забыла о смерти, потому что у нее была жизнь, у нее был он.

Они победили. Отдав очень многое. Но теперь все кончено.

Они выжили.

Прижавшись друг к другу, дрожа в унисон, они смотрели на удаляющийся берег: «Отто II» покидал остров Черный Маниту.

Последние восемь шариков пластита взорвали лед позади стаи хищников и отрезали их от берега, оставив на небольшой плите льда. Предки обежали ее вокруг, ища выхода, но деваться было некуда. Небольшой кусок у края обломился под весом одного — предок упал в воду, беспомощно молотя толстыми лапами по воде. Это длилось каких-то несколько секунд — зверь исчез под черной водой.

Сама плита раскололась надвое. Когда это произошло, семь предков на краю левой половины оказались слишком тяжелы: льдина поднялась, как большие качели. Все семеро попытались было развернуться и бежать вверх, но оказалось слишком поздно: все полетели в воду, обреченные на бесполезные попытки выплыть.

А льдина продолжала раскалываться на части.

Сара и Колдинг слышали рев животных даже сквозь ветер и шум работавших на полном ходу двигателей. Один за другим предки падали в воду и исчезали.

На плаву остался последний предок. У него отсутствовало левое ухо, а голова была абсолютно белой, за исключением черного пятна вокруг левого глаза. Он смотрел на катер, казалось, прямо на Сару и Колдинга. Затем открыл пасть и испустил рев неукротимой, бешеной, первобытной ярости.

И тут Колдинг заметил: в воде что-то движется — животное с мокрой, черной головой. Мог ли кто-то из предков выплыть после всего? И тут вдруг образ в его мозгу обрел определенную форму.

— Муки… — прохрипел Колдинг. Он поднял голову и крикнул мостику: — Гэри, стоп машина!

Черная бордер-колли быстро плыла в ледяной воде, направляясь прямо к небольшой льдине, на которой оставался последний предок.

— Муки! — закричал Колдинг. — Мотай оттуда скорей! Плыви к нам, малышка!

Но собака и ухом не повела. Она доплыла до льдины и из последних сил вскарабкалась на нее.


Младшая Макбаттер повернулась и увидела маленькое существо. Эту хищницу она уже видела прежде — там, где выбралась из большого животного и потом получила свой первый в жизни укус от загнанной жертвы с раненой ногой. Это существо тогда бросилось на нее, сделало ей больно.

Распахнув пасть, Младшая Макбаттер яростно взревела, посылая вызов новой угрозе. Маленькая хищница неуклюже заползла на льдину и зарычала в ответ: ее «роророро» было таким жалким, но несло в себе не меньше ненависти и первобытной отваги.

Младшая Макбаттер сделал шаг к хищнице, но тут же остановилась: лед качался от каждого движения. На ее глазах все собратья попадали в воду и не вернулись. Надо замереть, не двигаться.

Маленькая хищница с лаем побежала к ней, остановившись на расстоянии удара лапой. Черная, оттопыренная назад губа обнажила маленькие белые зубы. Она делала угрожающие выпады, не переставая рычать и лаять.


Колдинг отвернулся от битвы на льдине взглянуть, как Тим помогает Клейтону перейти на корму.

— Пап! — крикнул Гэри с мостика. — Ты в порядке?

— В порядке, ответил Клейтон. Он поднял голову и улыбнулся Гэри. Горжусь тобой, сынок. А теперь увези меня отсюда к чертовой матери.

Колдинг показал на плавучую льдину:

— Клейтон, эта чумовая собака знает вас, отзовите ее сюда! Что она творит?

Клейтон тяжело навалился на фальшборт и посмотрел.

— А ведь Свена никто не видел, э? Он, наверное, погиб, а Муки, я так полагаю, знает об этом. И собралась отомстить.

Муки лаяла так отчаянно, что сотрясалось все ее маленькое тело. Последний предок предпринял осторожный выпад и попробовал хватануть собаку зубами. Муки легко отскочила и продолжила лаять и рычать.

Одноухий предок отвел назад голову и сделал второй выпад. В то же мгновение льдина наклонилась — собака и предок полетели в воду. Льдина с плеском выровнялась. Огромная белая голова с черной отметиной показалась на поверхности. Длинными когтями предок безуспешно пытался уцепиться за край льдины, и с каждым ударом лапы лед лишь крошился. Зверь открыл пасть для последнего рыка и ушел под воду.

Колдинг до боли в глазах всматривался в черную поверхность, надеясь, веря. И наконец увидел черное пятнышко, разрезающее воду с ледяным крошевом.

— Сюда, девочка!

Было видно, как устала собака и что плывет она прямо к катеру. Волны поднимали ее и мешали плыть. Она задыхалась, выплевывая воду глубокими, с надуванием щек, выдохами. Колдинг вытянулся, как только мог. Сара едва удерживала его ноги, помогая вытянуться еще дальше. Вот голова Муки ушла под воду, затем появилась вновь. Она уже почти не плыла. Колдинг еще чуть вытянулся… и руки ухватились за ошейник. Он потащил Муки наверх. Сара свесилась с борта и помогла ему вытянуть чуть живую, поджавшую хвост собаку. Муки лежала на палубе: ее била сильная дрожь, она часто-часто дышала — еще один раненый, обессилевший спасенный.

А хвост мокро шлепал по палубе.

Вот, наконец, и все.

Шестеро спасшихся с острова Черный Маниту выходили на штормовой простор озера Верхнее.


Эпилог


Он стоял на гребне дюны — левая лапа поднята перед грудью, — наблюдая, как жертва уплывает уже на другой шумной штуке. Ветер дул ему в морду, принося их запах. Он хотел этих костлявых жертв, хотел разорвать их в клочья, но теперь по другой причине.

Какой причине? Младший Мычит-Помногу хотел убить их. Хотел отомстить. Они уничтожили его собратьев и его вожака. Но есть он их не хотел, потому что впервые за свою четырехдневную жизнь больше не был голодным.

Одно из костлявых существ ужалило его рот палкой. Он прижал толстый язык к месту укола, чувствуя, что нет зуба там, где он был. А еще его больно ужалили в лапу, так сильно, что больно было ходить. Младший Мычит-Помногу поэтому и отстал от стаи. И подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как упал в воду вожак. Упал и не вернулся.

Ненависть. Ненависть к костлявой жертве, ненависть много, много сильнее, чем даже его худшие мучения от голода.

Шум за спиной. Он резко развернулся, обнажив пасть с отбитым зубом, готовый атаковать на трех лапах.

Но это был не костлявый. Это один из его сородичей. Спаленная черная кожа покрывала правую половину головы. Правый глаз — пустая глазница во влажном обрамлении. Были еще ожоги — на правом плече и на боку.

Собрат шел против ветра, поэтому он учуял его в последний момент. Сейчас же в его раненый нос ударила густая вонь паленой шерсти и поджаренной плоти. Он также распознал и его характерный запах: никто из его собратьев не пах так. Если еще кто-то из сородичей остался.

А еще он учуял и другой запах — запах, который привел его в возбуждение совсем иное, новое и восхитительное.

Это был запах… самки.


Рыжая белка остановилась и завороженно уставилась на сокровище.

Целая куча сосновых шишек.

Она чуяла семена внутри. Вкуснятина! А она так голодна…

Были, правда, и другие запахи. Запах мертвого животного. Запах другой белки — едва уловимый и странный, но тем не менее он был.

Она посмотрела вверх, ища глазами силуэты, запрограммированные в ее инстинктах: маленькая голова рядом с крыльями, длинный широкий хвост, силуэты ястребов и сов. Ничего. Белка быстро засеменила вперед, но через несколько футов остановилась снова.

Теперь он стал отчетлив — этот новый запах, необычный запах. Какого-то животного, однако ей не знакомого. От всего нового она обычно пускалась наутек. Но как же целая куча шишек! Столько еды!

Белка подошла ближе. Куча была у дыры в земле рядом с маленьким белым деревом. Дыра такая же, как кроличья нора. А рядом с норой лежала блестящая штука размером немногим больше самой белки. Как обломок ветки, только толще и более гладкая. Круглые бока были темно-красные, с точками — белыми, как снег. Солнце отражалось от ее верха. От этого вида ей еще больше захотелось есть, потому что обычно, когда она видела блестящий предмет, поблизости оказывались измятые вещи с соленой едой внутри.

Движение.

Белка шмыгнула прочь, затем остановилась и оглянулась. Движение за кучей шишек. Взмах пушистого беличьего хвостика. Одна из белок уже ест шишки! Но это были ее шишки!

Она припустила к куче и обогнула ее, чтобы прогнать соперника.

Полный ужаса взгляд — здесь ничего, кроме беличьего хвостика! Опасность! Она повернулась удрать, но почувствовала болезненный укол в спину. Белка завизжала и вновь рванула бежать, но что-то подняло ее в воздух. Лапки молотили пустоту. Она повернула голову атаковать то, что причиняло боль спине, но укусила что-то жесткое.

Даже объятая паникой, она распознала вкус.

Кость.

Кость, длинная и тонкая, как палка. А на другом конце было незнакомое животное, от которого шел тот странный запах. Белка не могла повернуть голову до конца, но мельком увидела белую кожу и голову, покрытую длинным, густым черным мехом.

Существо, державшее кость, тащило ее в нору. Темнота окружила ее, осталась лишь точечка света, сквозившего сверху. Ее маленькие лапки принялись рыть землю, скрести, толкать, царапать когтями, но ничего не менялось. Штука в ее спине толкала ее все дальше и дальше вниз, вонь смерти становилась гуще, сильнее.

Она увидела большие изогнутые кости, разбросанные всюду с отметинами зубов. Она попала внутрь чего-то мертвого. Больно!

Точка света теперь казалась такой далекой. Белка почувствовала, как что-то схватило и удерживало ее. Она визжала и визжала. Ее голова металась из стороны в сторону, щелкала зубами — все ради того, чтобы убежать, чтобы выжить.

Что-то с хрустом сдавило ей шею. Тело ее напряглось, затем обмякло. Она почувствовала, как от нее оторвали кусок. Маленький рот открывался и закрывался, мелкие вздохи замедлялись; наконец она перестала дергаться и смогла рассмотреть окружающее.

Она увидела разодранные, лишенные мяса трупы своих сородичей, сложенные в аккуратную кучку меха и костей.


От автора


Самая ранняя версия этого романа впервые увидела свет в виде бесплатного, с продолжениями, подкаста аудиокниги,[46 - Подкаст — цифровая запись радио- или телепрограммы, которую можно скачать из Интернета.] транслировавшегося с сентября 2005-го по февраль 2006 года. Вновь «Предок» поднял голову как малотиражный роман, опубликованный 1 апреля 2007 года. Без бюджета маркетинга, без рекламы и освещения в СМИ, печатная версия «Предка» получила седьмое место в списке хитов на «Amazon.com» и второе в жанре художественной прозы после «Гарри Поттер и Дары Смерти». «Предок» задержался там ненадолго, но он был там, и это кое-что да значит.

Успех этот пришел благодаря живому слову моих слушателей — людей, которые окрестили себя «фанатами». Тех, что провели головокружительное время в стране Сиглеризма. Этот успех и привел напрямую к издательскому договору с «Краун» — договору, предусматривавшему масштабную переделку и переиздание «Предка», который вы сейчас держите в руках.

«Предок» символизирует все фазы моего творческого пути: от бесплатных онлайновых аудиокниг к неожиданному малотиражному успеху и, наконец, к роману-бестселлеру в твердой обложке. Этот роман — живое воплощение моей мечты стать писателем, моей многотрудной работы, и как результат — финального успеха в получении честного шанса на звездный час — и, самое главное, возможности доставить вам удовольствие, а значит, доказать, что я чего-то стою как рассказчик.

Существованию самой карьеры как писателя я обязан фанатам, которые загружали бесплатную онлайн-аудиокнигу, затем продолжали радоваться моим работам и этим подпитывать мои усилия. Я стольким обязан моим слушателям — моим фанатам. Вот почему вам я и посвящаю этот роман — вы кладезь моей фантазии.

А что сказать тебе, держащему сейчас эту книгу? Я из кожи вон лез, чтобы сделать мою историю как можно лучше. Надеюсь, тебе интересно было, и надеюсь, мы видимся не в последний раз.


notes


Примечания


1


USAMRIID — United States Army Medical Research Institute for Infections Diseases. — Здесь и далее прим. ред.


2


Песня Фрэнка Синатры «А Hot Time in the Old Town».


3


58-этажный небоскреб в Нью-Йорке; высота 202 м.


4


Global Assessment of Functioning — шкала общей оценки функционального статуса.


5


Квагга — истребленное непарнокопытное животное, подвид бурчелловой зебры.


6


Кубок Грея — трофей чемпиона Канадской футбольной лиги (канадский футбол). Помимо него каждому игроку команды-чемпиона вручается памятный перстень.


7


Агентство национальной безопасности США.


8


Полусладкий крепкий канадский ликер.


9


Суккоташ — блюдо из молодой кукурузы и бобов.


10


Рейтинг 500 крупнейших мировых компаний, критерием составления которого служит выручка компании. Список составляется и публикуется ежегодно журналом «Fortune».


11


«Люди за этичное обращение с животными», от англ. People for the Ethical Treatment of Animals — организация, ведущая борьбу за права животных.


12


Смесь-раствор для проведения ПЦР — метода полимеразной цепной реакции, наиболее популярного метода анализа ДНК.


13


Центр контроля заболеваний.


14


Персонаж знаменитого французского комикса и мультсериала.


15


Персонаж из фильма «Охотники за привидениями».


16


Smokey the Bear — талисман Службы леса, принятый решением Конгресса США в 1944 г. символ борьбы за предотвращение лесных пожаров: симпатяга-медведь в джинсах, шляпе и униформе лесника, с лопатой в руках.


17


Пумой в англоязычных странах называют женщин, которые пережили 40-летие, но не потеряли интерес к сексу и любовной романтике. При этом они отдают предпочтение молодым партнерам.


18


Небольшой бумажный стаканчик, в котором содержится смесь желе с водкой, шнапсом или другим крепким алкогольным напитком.


19


Индивидуальный рацион питания.


20


ПЗРК — переносной зенитный ракетный комплекс.


21


Треккеры, или трекки, — поклонники научно-фантастической вселенной «Звездный путь»; на сегодняшний день треккеры представляют собой большое движение. Традиционно наиболее многочисленное трек-движение в англоязычных странах — в Англии и на родине сериала, в США.


22


Bv206, Bandvagn 206, или BV-206 «Лось» — гусеничный двухсекционный вездеход, разработанный в 1974 г. шведской фирмой Haegglunds для шведской армии.


23


Fred Bear (1902–1988) — писатель, телеведущий, охотился исключительно с луком и стрелами, занимался промышленным изготовлением луков. Увековечен в песне «Fred Bear» рок-музыканта Тэда Наджента, бывшего ему другом.


24


Бельгийский пистолет-пулемет компании «ФМ Герсталь».


25


Популярные мужские журналы.


26


На самом деле случаи заражения человеком человека до сих пор не подтверждены.


27


Команда Национальной баскетбольной ассоциации «Детройт Пистонс».


28


Военная полиция США.


29


По шкале Фаренгейта.


30


Известная марка обезжиренного коровьего масла и сыра.


31


В. Шекспир. «Как вам это понравится», акт IV, сцена 1.


32


Убирайся! (кит.)


33


Срань господня (нем.).


34


«Фрут Лупс» — марка готовых завтраков из хлопьев (фирма «Келлогс»).


35


«Фрути Пебблс» марка готовых завтраков из хлопьев (компания «Пост Сереалс»).


36


Генератор помех, или станция активного радиоэлектронного подавления.


37


«Покатываюсь от смеха» — интернетовский акроним.


38


«Поговорим позже».


39


Мой капитан (фр.).


40


«Будь что будет» (фр.).


41


«Мой путь» в исполнении Ф. Синатры.


42


Энн-Маргрет Ульсон (р. 1941) — известная американская актриса.


43


Песня, написанная, исполненная и записанная канадским автором-исполнителем Гордоном Лайтфутом в память о затонувшем 10 ноября 1975 г. на озере Верхнее балкере-сухогрузе «Эдмунд Фицджеральд» и 29 погибших членах его экипажа.


44


Имеется в виду знаменитый американский актер, звезда вестернов и боевиков Клинт Иствуд.


45


Канадская футбольная лига.


46


Подкаст — цифровая запись радио- или телепрограммы, которую можно скачать из Интернета.