Освободите тело для спецназа
Сергей Анатольевич Шемякин








Роман «Освободите тело для спецназа» — фантастический боевик на основе мистики и эзотерики. Сержант русского СПЕЦНАЗА в теле американского магистра математики. Во время азербайджано-армянского конфликта в Нагорном Карабахе, группа спецназа направляется для оказания помощи по выводу российского мотострелкового полка по Лачинскому коридору. В результате боевых действий, выполнив задачу, сержант Глеб Ткачев смертельно ранен. Используя свои возможности, ему удаётся сохранить жизнь и вселиться в тело умершего на операционном столе американца. БЕРЕГИСЬ! РУССКИЙ СПЕЦНАЗ В АМЕРИКЕ! Это светлая книга, читайте на здоровье! Да не прервётся до срока нить вашей жизни! (внесены изменения от 31.07.2013 г.)

Сергей Шемякин






Сергей Шемякин

Освободите тело для спецназа


Моему брату ВИКТОРУ — офицеру Советской Армии посвящается




Не важно, какого цвета на бойце берет- черный, зеленый или голубой.

У спецназа цвет один — краповый! Окроплённый кровью, своей или врага. Как повезет!






Ч а с т ь 1. Краповый берет.[1 - Берет красно-бордового цвета. Символ чести и доблести в войсках специального назначения.]





Г л а в а 1


Боевой тир. Полумрак. Резкий запах сгоревшего пороха. Подвальная тишина.

За спиной угадывается фигура Мени — хитрого узкоглазого казаха, при необходимости вполне успешно косящего под китайца, склонившегося в своей бронированной будке над пультом тренажёра.

— Опять что-то химичит, гадёныш, — лениво подумал Глеб, ожидая сигнала. Тир представлял из себя закрытый полукруг радиусом пятнадцать метров и примыкающий к нему тамбур с местом для изготовки к стрельбе и пультом режимов установки мишеней. Всего мишеней было десять: прямоугольники 40 на 30 сантиметров с подсветкой, имитирующей лазерные прицелы и вспышки выстрелов. В этом упражнении появлялось только шесть. Задача выглядела простой, как грабли: за три секунды во встречном ночном бою свалить шестерых. Для решения имелся автомат, магазин патронов и граната. А дальше шли сплошные минусы: дверной проём находился в точке центра полукруга и влетев во внутрь помещения сразу же два америкоса, забившихся по углам, оказывались у тебя за спиной. Левого то ещё можно было достать в броске, а вот правого — не развернёшься, или автомат держи одной рукой или уже после приземления в перевороте. Задержался на тебе лазерный луч вражеского прицела пол секунды — крякает зуммер — ранен, два раза «попали» — два кряка — «убит»! Загорается свет, оценка — «два» и напутствие по трансляции от ефрейтора Есменеева: «Ну что боец, будем учиться крякать или Родину защищать?» «В твоем доме будет играть музыка, но ты её не услышишь!» «По нём заплачет мать старушка…» и прочие приколы в том же духе. Казах, надо отдать должное, не повторялся.

Над входом загорелся зелёный глазок — «Готовность», через несколько секунд красный — «Бой». Глеб прижался к косяку и катнул гранату в проём вправо от себя: «Мы спецназ, вас — на раз!» — перехватил он автомат обоими руками, сдвинувшись к центру прохода.




По ушам гулко ударил хлопок имитационной гранаты и широкая лавка, на которой сжатой пружиной стоял сержант, мгновенно опрокинулась, бросив его в полёт на изрядно попорченный пулями пол. Время взревело. Распластавшись на лету, Глеб выкинул из-под себя автомат и, выгнувшись, длинной очередью с трудом дотянулся до первых двух фигур, появившихся слева сзади и справа на два часа.

— Сука! — выдохнул он тремя секундами спустя, когда, привычно врезавшись в щербатый бетон, не снимая пальца со спуска бешено клокотавшего автомата откатился в сторону, перечёркивая стволом начало потянувшихся к нему лазерных лучей. — Всё-таки сзади обоих пиндосов поставил.

Вдавившись в холодный пол, ожидая результата стрельбы, Глеб добавил, уже без злости, чисто по инерции, ещё пару «ласковых», зная, что опять не подфартило. Ещё бы четверть секундочки и он успел бы снять справа сзади «шестого».

Когда загорелась цифра «5» и в тире вспыхнул полный свет, сержант с досады поморщился и быстро поднявшись, направился к выходу. Рекорд Глеба Ткачева и на этот раз не состоялся. Хотя на это обижаться было грех. ТКАЧ и так в роте считался одним из первых, что в рукопашном бое, что в стрельбе. Только комроты Зверев при отработке стрельбы в закрытом помещении мог в падении поразить пять мишеней. Обычно выбивали две-три, реже четыре. Но майор работал автоматом как портняжка иглой и дырки протыкал где хотел. У Глеба в этом деле тоже прорезался неожиданный талант и два месяца назад, повторив майорский рекорд, он произвел в роте настоящий фурор. Сам ЗВЕРЬ тогда, царапнув колючим взглядом, пожал ему руку и немногословно похвалил:

— Молодец! Толково отстрелял!

С тех пор сержант задался целью вписать своё имя в ротные анналы, срезав, в падении с переворотом не пять мишеней, а все шесть. И хоть состоялся очередной облом, но ещё не вечер! Будет и у Глеба на улице праздник.

Собственно первый боевой приём солдата — это быстро упасть и откатиться в сторону. Площадь ростовой фигуры в пять раз больше, чем прижавшегося к земле бойца, и попасть в него гораздо труднее. Мгновенно упасть — это дорогого стоит. Цена в бою — жизнь. Упадёшь тысячу раз, уже и научишься колени, локти, лицо и затылок беречь. Упадёшь десять тысяч — будешь уже работать на рефлексах и будет тебе уже без разницы куда падать: на землю ли, бетон, вперёд, назад, вбок или «на выстрел». Да и здесь, на тренажёре — стандартное падение вперёд с ускользающей опоры высотой пятьдесят сантиметров, стрельба по вспышкам выстрелов в падении и откате в сторону — ничего особенного. Ну поставил ему Меня двух пиндосов сзади, трех справа и одного слева, ну так это естественно, поскольку прекрасно знал, что Глеб правша. А правше вправо развернуть ствол значительно труднее, чем влево, больше времени надо. Сержант поэтому и гранату кидал вправо, чтобы почистить этот сектор. Хреново то, что пятый слева начал стрелять на полсекунды раньше чем шестой сзади. Разворот ствола влево, потом вправо и назад, вот полсекундочки и ушло. Тут надо было думать.




Глеб Ткачёв был обстоятельным человеком. Всё, за что он брался, он делал на совесть. Вот и педагогический закончил с отличием, и по-английски шпарил не хуже истинного англичанина, да и по-немецки разговаривал почти свободно. И секцию каратэ, куда его затащил на первом курсе закадычный дружок Сережка Яковлев, он не бросил, как тот, через год, а занимался упорно все пять лет, получив черный пояс. По этим двум причинам Глеб и попал в спецназ, когда его высчитал дотошный военком.

Но была у Ткачева тайна, которую он никому не доверял. Слишком уж она была неожиданной, даже для него, не говоря об окружающих.

От девчонок, вплоть до пятого курса, Ткач не знал как отбиться. Во-первых, парней в институте было мало (кто сейчас из мужиков идет в педагогический, даже на ИНЯЗ?). А во-вторых, Глеб был парнем действительно видным: рост под метр девяносто, белозубая улыбка, карие глаза, темные широкие брови, в общем «отпад», как говорили о нем девицы и валом валили «на Глебушку», если тому доводилось выступать в каких-либо соревнованиях.

На пятом курсе как отрезало. Ткач это понял не сразу, занятый самим собой, а спустя месяца три, почувствовав, что девушки боязливо его сторонятся, словно ощущая в нем что-то сверхъестественное, тревожное и опасное. Он уже не казался им надежным человеком, за которым «как за каменной стеной», а наоборот внушал смутные, непонятные опасения. Что-то было в его взгляде такое, от чего у них мурашки пробегали по коже и прелестницы старательно отводили глаза.

Мужчины же, ничего не замечали. Для них Ткачёв ничуть не изменился, по горло занятый подготовкой к защите диплома и изматывающими тренировками в спортивном зале. Для мужчин он оставался прежним, хотя это было не совсем так.




Г л а в а 2


Всё началось на третьем курсе.

— Сила духа удесятеряет силу тела! — твердил им сенсей, заставляя вкладывать в удары что-то неведомое и нематериальное, что нельзя ни пощупать, ни попробовать, и чему почти невозможно научиться. Он снова и снова демонстрировал страшные, нечеловеческие удары, от которых, казалось, должна была в первую очередь разлететься рука, а не преграда, гораздо более прочная и твердая, чем человеческая плоть, но неожиданно рассыпавшаяся под ударом железного кулака. Да, сенсей не зря стажировался в Японии, носил черный пояс и имел высокий дан! Ученикам было до него, как саженцу до взрослого дерева. И хорошо, если встретится щедрая почва и умелый уход, а то зачахнешь тоненьким прутиком, так и не поднявшись высоко от земли.

А Глеб хотел подняться как можно выше, хотя бы приблизиться к сенсею, но не было у него той тайной силы, которой владел учитель. Будь то удар или защита. Того ведь хоть палкой бей, даже следов на теле не остаётся. А без этого куда? Вот и начал он на третьем курсе заниматься аутогенными тренировками и йогой. Настойчиво и упорно, по несколько часов в день…

Не попадись ему в конце восемьдесят девятого книга американского биолога Лайэлла Уотсона, глядишь, многое в его жизни сложилось бы по другому. Но он купил ее за довольно крутую по тем временам цену — восемь рублей, не подозревая, что из чистого любопытства дал толчок цепочке полумистических, но вполне реальных событий.

Написанная Уотсоном книга о жизни и смерти, могла поразить любого: Что не стареет на Земле? Был ли у человека третий глаз? Зачем покойнику скрещивают руки? Где размещается душа? Нужно ли видеть сны?

Десятки, сотни вопросов, на которые Уотсон давал ответы. Ткач даже с месяц не ел яиц, вычитав, что яйца перед смертью, когда их бросают в кипяток, «кричат» и падают в «обморок». Но была в этой книге глава, которая просто требовала попытаться сделать то, что без соответствующей подготовки не получилось у американского исследователя, хотя многие люди вполне успешно проделывали это с незапамятных времен.

Глеб и сейчас, два года спустя, помнил свой первый опыт. На улице стоял апрель, было тепло, и вовсю зеленела трава. Он не чувствовал себя ослабевшим, хотя месяц сидел на овощной диете и ограничивался в пище. Денёк выдался как по заказу: ласково светило солнышко, на небе ни тучки, воздух прозрачный — за сто верст видно, и жить хочется — аж не могу! Весна! Что там говорить!

Мать с отцом ушли на работу, сестренка накрасилась, как на конкурс красоты (это в восьмом то классе?!) и потопала в школу, весело стрельнув напоследок глазами. Утро начиналось как обычно.

Глеб сделал зарядку, принял душ, достал на завтрак из холодильника пару яблок, купленных с вечера на рынке, выпил чашку несладкого чая и сел писать записку родителям:






«Не пугайтесь! Я не умер! Это психологический опыт.

Тело моё не трогайте и никого к нему не подпускайте!

Глеб».





Когда он поставил после своего имени точку, ему стало вдруг страшновато. «Может позвать кого-нибудь на всякий случай? — мелькнула у него мысль. — Хотя нет, не надо». — Слишком долго всё объяснять придется, — сказал он вслух, успокаивая звуком голоса сам себя. Но страх не унимался, заставляя холодеть в груди и тревожно сжиматься сердце, а лихорадочное волнение всё нарастало, переходя в еле заметную внутреннюю дрожь.

«Я спокоен, спокоен, спокоен. Чувствую себя хорошо», — произнес он мысленно команду самовнушения, снимая страх. «Думаю об астральном полёте спокойно. Думаю об астральном полёте спокойно. Думаю об астральном полёте спокойно. Мне интересно летать», — настроил он себя на эксперимент.

Ощутив прилив настроения, положил записку на подушку и пошёл на кухню. Набрал высокую кастрюлю теплой воды, долго манипулируя с кранами, чтобы подобрать нужную температуру, близкую к температуре тела, а затем отнёс кастрюлю в спальню, поставив на пол возле кровати. Устроившись поверх покрывала на самом краю постели, Глеб положил рядом с собой записку, чуть раздвинул ноги, поскольку в книге категорически запрещалось скрещивать конечности, и опустил левую руку в воду.

Его лёгкие привычно сделали расслабляющий, неглубокий вдох-выдох, и сознание заученно отключилось от всего происходящего вокруг. После короткой паузы он мысленно помолчал, сосредотачивая внимание на чувстве покоя и, после очередного вдоха-выдоха, в голове привычно пронеслось: «Я спокоен, спокоен, спокоен… Мои мышцы расслаблены, тяжелые, тёплые… Мои мышцы расслаблены, тяжелые, теплые…» — мысленно прокрутил он установочную фразу только дважды, зная, что после третьей команды на него нападает сонливость. Тело стало совершенно расслабленным и невесомым. Глеб вошёл в состояние медитации. Он представил себя взбирающимся вверх по крутой лестнице, уходившей концом в бездонную синеву неба, которая делалась всё прозрачней и прозрачней, но всё равно оставалась синевой, как он не стремился вырваться из её спокойных ровных объятий, заполнивших всё кругом. Только лестница и безбрежная синева: снизу, сверху и со всех сторон. А руки неторопливо перебирают перекладины: раз-два, раз-два, раз-два-три. Медленно и плавно, словно потешаясь над наивностью этого человечка, осмелившегося взбираться в бесконечность. Они не устанут, нет, эти руки! Просто человечку не хватит и жизни пересчитать все ступеньки этой лестницы, ведущей в никуда.

И человечек, кажется, это понял.

Он представил себя лёгким облачком пара, всё быстрее и быстрее несущимся невесомо вверх. Одна ступенька, вторая, третья. Вот они уже замелькали — не сосчитать. А скорость всё нарастает и нарастает. Уже не лестница, а сплошная бегущая лента с двумя черными полосами по краям и чуть размытой серединой. И это облачко уже несётся как экспресс: У — У - У — У! А синева уже не беспредельна. Она суживается, суживается, как горло кувшина и впереди уже маячит выход, неясным, светлым пятном.

— Это конец, конец, конец! А — А - А — А! — ликует человечек, врываясь в вожделенное небытие.




Г л а в а 3


— Ткачёв, не мечтай! — одернул задумавшегося сержанта командир группы Козырев. Старлей был чуть низковат для спецназовца, но жилист и обладал звериной силой. Он нажал на кнопку пульта и на экране появился очередной слайд.

— Авиабаза Райт-Паттерсон, штат Огайо, — пояснил он. — Основная взлетно-посадочная полоса: длина — 3900 метров, ширина — 90 метров. Имеется четыре ВПП меньших размеров, а также…, - потянулся Козырев указкой к экрану, — сеть рулёжных дорожек, групповые и одиночные стоянки самолётов…, ангары…, склады…, - сделал он продолжительную паузу, привлекая внимание, — боеприпасов… вооружений… ГСМ. Помимо этого имеются технические и административно-служебные здания, для нас особого интереса не представляющие, за исключением: штаба…, пункта управления полетами… и мест размещения личного состава. На аэродроме могут базироваться: самолёты стратегической авиации, — ткнул он указкой в одиночную стоянку, где распластал свои огромные крылья ядерный бомбардировщик Б-52, - и другие типы самолётов.

— Системы охраны, — поменял Козырев слайд, — стационарная, доплеровская, радиолокационная — АН/ТРС-39. Может обнаружить ползущего человека на расстоянии до двух километров, идущего — до семи. Состоит… из разнесённых на расстояние до 70 метров приёмников и передатчиков радиолокационных сигналов, имеющих по две антенны. Простейший способ выведения из строя — создание помех на частоте передатчика 1,7 гигагерц. Имеется также возможность повреждения питающего кабеля. Вот в этом месте, — показал Козырев на слайде, — а при налёте — уничтожение приёмных или передающих антенн. Охрана имеет один вертолётный патруль и пять-шесть автомобильных. В военное время может быть усилена до роты. Помимо стационарной радиолокационной системы, используются:… носимые РЛС АН\ППС С-10 — для патрулей и миниатюрные системы АН/ЖСС-20 для охраны внутренних помещений, в том числе и с ядерными боеприпасами. Но об этом поговорим на другом часе, — отложил старший лейтенант указку и включил полное освещение в классе.

— Командуйте, сержант!

— Встать, смирно! — поднявшись, привычно скомандовал Ткачёв и секунду спустя, когда все встали, продублировал вслед за Козыревым:

— Вольно. Перерыв!

Занятие было обзорным. Глеб знал, что через месяц он будет знать про авиабазу Райт-Паттерсон всё, что ему положено. О всех мало-мальски важных объектах, путях возможного проникновения и отхода, о всех населённых пунктах в окрестностях базы, дорогах, мостах, о всех местах пригодных для укрытия и ведения разведки. Козырев заставит вызубрить всё. И его группа целый месяц будет отрабатывать десяток всевозможных вариантов уничтожения авиабазы горсткой людей. Это был уже не первый объект, который изучал Глеб в роте специального назначения.

Рота Зверева в случае войны действовала на американском направлении. Сюда подбирались люди, знающие английский. И язык тоже входил в обязательную программу подготовки, также же как рукопашный бой, стрельба, минно-взрывное дело, радиосвязь, прыжки с парашютом и многое другое, без чего спецназовцу не обойтись. Нет у него ни мощного тыла, ни прикрытия. Не предвидел — убит, не проверил — убит, не заметил — убит, не услышал — убит, зазевался — убит, промахнулся — убит! Он может рассчитывать только на себя и товарищей. На свой ум — холодный и решительный, на свои руки — тренированные и умелые, на свои ноги — быстрые и неутомимые. И не многим посчастливится уцелеть.

Но не взлетят из шахт десятки вражьих ракет, не поднимутся в воздух десятки ядерных бомбардировщиков, не отойдут от береговых причалов десятки вражеских кораблей. Смерти нет, ребята!!!

Поклонись ему низко, этому парню, которому суждено первым шагнуть в горнило войны. Он даёт тебе жизнь!




Г л а в а 4


…Глеб парил под потолком в углу своей комнаты. Было легко и радостно, как будто избавился от каких-то оков, опутывающих по рукам и ногам, и получил долгожданную волю.

Внизу, на самом краю кровати, лежало его тело, обнаженное по пояс, в старых спортивных штанах. «Надо же, получилось, получилось!» — со счастливым чувством подумал он, весь купаясь в ощущениях блаженства и какой-то воздушной, непередаваемой неги, как будто ласковый океан раскачивал его на пологих качелях.

«А штаны-то, оказывается, совсем износились — коленки светятся», — мелькнула у него забавная мысль, заставившая его улыбнуться. И он опустился поближе к своему неподвижному телу, рядом с которым лежала записка, написанная полчаса назад. Глеб протянул руку и попытался ее поднять, но это не удалось. Пальцы брались за листок, он даже чувствовал гладкую поверхность бумаги, но когда он поднимал руку, записка оставалась на месте.

Прекратив свои бесполезные попытки, Глеб подошёл к зеркалу. Как он и ожидал, своё астральное тело он в нём не увидел, только краешек окна и кресло в углу. Покрутившись и так, и сяк, отодвинувшись чуть дальше и приблизившись вплотную, Ткач так ничего и не рассмотрел в холодной поверхности стекла (разве что мелькнула какая-то тень, но это могло и почудиться). А вот сам себя он видел. Его призрачное тело было одето точно так же, как и то что лежало на кровати. Разве что цвет штанов был чуть бледнее.

Удовлетворённо хмыкнув, он шагнул к двери и протянул руку. Но с дверной ручкой повторилось то же самое, что и с листом бумаги. Пальцы её ощущали, но когда он начинал тянуть, двигалась только его рука. Дверь даже не думала шелохнуться.

«Эх! Не догадался оставить дверь открытой! Хотя…»

Глеб, не долго думая, растопырил пятерню и нажал на дверь. Ладонь прошла насквозь, почувствовав еле уловимую плотность материала.

— М-да, — чуть озадаченно буркнул он, видя свою руку только до запястья, и, на всякий случай, осторожно пошевелил пальцами. Пальцы, без всякого сомнения, работали нормально, хотя их и не было видно. Ткач осторожно приблизился, с опаской наблюдая, как выкрашенное белой краской полотно двери «пожирает» его вытянутую руку и, коснувшись поверхности лбом, секунду подумав, начал потихоньку продавливать и голову, закрыв на всякий случай глаза.

Никаких неприятных ощущений не было. Тело неестественно наклонилось вперед и в нормальных условиях давно бы потеряло равновесие.

«Грохнулся бы мордой вниз, как пить дать», — почувствовав, что голова прошла, облегчённо открыл он глаза и критически осмотрел свою, согнутую в локте руку, плечо и часть туловища, барельефом застывшие в оформлении дверного косяка.

— Неплохо, но страшновато, — оценил Глеб свою скульптурную композицию и поспешил сделать шаг вперёд, очутившись, наконец, в коридоре. Постоял там с минуту, судорожно пытаясь сосредоточиться на мелькнувшей и ушедшей мысли о равновесии:

— Конечно же, какое к черту равновесие! Все мои восемьдесят килограмм на кровати остались! — радостно шлёпнул он себя по лбу, как будто решив труднейшую задачу.

«Но ведь тогда меня и матушка Земля не должна притягивать, если веса нет?!» — со страхом подумал он, представив на мгновенье, что его тело медленно — медленно начинает подниматься вверх, легко оторвавшись от привычной тверди. Его страх ещё больше усилился, когда потолок быстро стал надвигаться, в мгновенье накрыв темнотой. А когда он панически заработал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, то уже наполовину торчал в чужом коридоре этажом выше.

«Я спокоен, спокоен, спокоен», — привычно пробормотал Глеб установочную фразу, пытаясь вернуть себе самообладание.

— Мать честна! Знать бы, где упасть — соломки постелил, — уперся он уже более спокойно руками в пол, соображая, что лучше — вылезти совсем или спрыгнуть назад.

Решить он не успел. Дверь комнаты неожиданно распахнулась и в коридор выпорхнула Ленка.

Ткач так и застыл от неожиданности, задрав голову и широко распахнув глаза.

«Это называется, приплыли», — только и успел подумать он, когда, задев его полой халатика, та промчалась в ванную. «Везёт же некоторым!» — облегчённо выдохнул Глеб, сообразив, что девушка его не заметила, и решительно вытащил ноги.

В ванной зашумел душ и через секунду донеслось Ленкино подвывание: — О - о — о - ой!

Видно вода, льющаяся из распылителя, была поначалу холодной.

«Интересно, закричит или нет? А может действительно меня не видит?» — не подумав, что может напугать девушку до смерти, просунул он через дверь ванной руку и энергично помахал ею несколько раз, чтобы привлечь внимание.

Ленка не закричала, а наоборот, что-то начала мурлыкать себе под нос, не очень разборчивое из-за шума воды.

Глеб вытянул шею, осторожно вдавил голову и уставился на девушку. Та стояла во весь рост за полиэтиленовой шторкой и медленно поворачивалась под резкими водяными струями, подняв почти к самому распылителю тонкие красивые руки.

«Черта лысого она увидит с закрытыми то глазами», — сообразил новоявленный экспериментатор. Решив всё же дождаться, пока на него соизволят обратить внимание, Ткач протиснулся в ванную весь. За шторку он не полез, чувствуя какое-то недоверие к льющейся воде.

Ленка, кокетливо склонив головку, старательно промыла свои роскошные длинные волосы, а затем, легонько их отжав, закрутила узлом на макушке. Потом она намылила маленькую губку и ласково прошлась по своим розовым коленочкам, ямке пупочка и крепким грудкам с вишенками сосков. Глеб старательно ловил её редкие мимолётные взгляды, направленные в его сторону, впрочем, не слишком явные из-за чуть запотевшей полупрозрачной плёнки. Никаких эротических вожделений он пока не ощущал, но с удовольствием наблюдал, как девушка, чуть раздвинув ноги, не обошла вниманием аккуратный чёрный треугольничек внизу живота и круглые, словно по циркулю выписанные, ягодицы.

Соседка была на два года моложе его и училась в том же педагогическом, что и Ткачёв. Знал он её лет десять — их семьи одновременно въехали в новый дом. Ткач шутливо при встречах называл её Еленой Прекрасной, совсем и не приметив как-то, что из застенчивого цыплёнка действительно вырос белый лебедь.

Елена, наконец, выключила душ и отдёрнула шторку. Глеб стоял в шаге от неё, и не увидеть его было просто невозможно. Но девушка не обращала на него никакого внимания. Она плавно перенесла через край ванны ножку и потянулась за висевшем на крючке полотенцем. При этом девчонка так аппетитно для мужского глаза выгнулась в талии, эдаким крутым, но восхитительно плавным изгибом, что Глеб с сомнением покосился на свои сильно выцветшие спортивные штаны, ожидая, что те начнут предательски оттопыриваться. Но со штанами всё было в полном порядке.

Ленка стояла к нему боком и чуть нагнувшись, вытирала свои точёные ножки. «Хороша чертовка!» — подумал он и, не удержавшись, дотронулся до налившегося тяжестью остроконечного холма, завораживающего своим дьявольским колыханием.

Девушка ничего не почувствовала. Глеб осторожно убрал руку от этой наверняка прохладной и упругой, с капельками воды груди и, окинув ещё раз Леночку восхищённым взглядом, попятился в коридор.

Не решившись вернуться в свою квартиру через потолок (а вдруг проскочит мимо своего этажа), Ткач, продавившись через дверь, спустился по лестнице, ни на кого больше не наткнувшись. Прошло уже много времени и он вдруг, неожиданно для себя, испугался. Испугался отчаянно, до ужаса, что не сможет, не сможет, если не поспешит, вернуться назад в своё тело.

Страх возник внезапно, неожиданно, беспричинно, едва он попал в свою квартиру. Этот животный ужас налетел как ураган, безжалостно ломая волю и отметая любые попытки сопротивления. И, уже ничего не соображая, Глеб панически бросился в свою комнату, рванув напрямик через стену, не выбирая дороги.

… Очнулся он весь в поту на краю кровати, Сердце учащённо билось, а руку неприятно холодила остывшая вода….




Г л а в а 5


Не удивляйся, читатель. Многое порой кажется фантастическим, сказочным и невероятным. Но это только кажется.

З а д у м а й с я:

У человечества сотни племен и народностей, сотни религий и верований, бессчетное множество обычаев и традиций, но все люди, не зависимо от того, к какой расе они принадлежат, весьма серьёзно относятся к факту смерти. Это присуще всем! Ни у одной нации, ни у одного самого маленького народа, вы не найдёте безразличного отношения к умершим. Тысячи всевозможных погребальных обрядов, отличающихся несказанной роскошью или предельной скромностью сопровождают в последний путь усопших. И если задаться вопросом п о ч е м у? то напрашивается один вполне резонный ответ — люди верят, что со смертью человека начинается новая, загробная жизнь, не важно рай это или ад, возвышенные небеса или чудесный оазис в песках, страна воды и тумана или земля счастливой охоты.

Кто поведал о них? Видел ли кто-нибудь, стоял ли кто-то на их пороге?

ДА! Возможно и видели, но на пороге стояли точно!

В этом, читатель, можешь быть абсолютно уверен. Таких людей вокруг, на удивление, очень много. — Миллионы! И с каждым годом их становится всё больше и больше. Это те, кто умер и вновь вернулся к жизни, это люди — пережившие клиническую смерть. Они уже не такие, как мы, они лучше нас. Их духовный мир богаче, жизнь полнее, они добрее и заботливее, не говоря уже о возросших психических возможностях.

Прежде чем вернуться назад, они стояли там — на пороге загробной жизни и им есть что рассказать. Их свидетельства бесценны, интересны и необычайны. Но из множества непреложно установленных и научно доказанных фактов, хочется обратить внимание именно на те, которые наибольшим образом связаны с нашим повествованием.

С незапамятных времен об умершем говорили: «Его душа покинула бренное тело». И были, несомненно, правы. Уже в 1906 году американский врач Мак-Дугалл взвесил субстанцию, покидающую умирающего человека — 21 грамм. Съёмка современной специальной аппаратурой даёт однозначный ответ: действительно, в момент смерти, от физического тела человека отделяется «астральное тело», обладающее по свидетельствам очевидцев, переживших клиническую смерть, разумом, памятью и чувствами умершего. Оно в большинстве случаев не видимо для окружающих и не может вступать с ними в контакт, но оно «видит», «слышит», «чувствует» и «говорит». И не его вина, что живые его не слышат.

Астральное тело свободно, без каких-либо ограничений, перемещается в пространстве и по последним научным предположениям, скорее всего, является средством передвижения для разума и духа. И не удивляйся, читатель, если после несчастного случая, подобно многим, ты увидишь себя со стороны. — То ли в искорёженной машине, то ли на операционном столе среди врачей, суетящихся над твоим окровавленным бренным телом, сделавшим последний вздох, знай — ты вышел, ты в астральном теле!

Да пусть не разорвется нить жизни, связывающая их воедино!

Человек — существо энергетическое. Его тело — это просто одежда, необходимая для существования в нашем мире. Одежда весьма сложная, представляющая химико-биологическую электрическую машину. Но сам человек находится внутри, и своё «Я» никогда не отождествляет со своим телом. Это как компьютер — сколько бы «железа» и прибамбасов ты на него не навесил, но главная суть компьютера — процессор. Главная же суть человека — это душа (три верхних энергетических уровня), связанная с астральным телом (три нижних энергетических уровня), а потом лишь идёт управляемое ими физическое тело. Астральное тело своей формой повторяет тело физическое. Имеет защитную оболочку (ауру), многочисленные энергетические и управляющие каналы, энергетические узлы (чакры) для получения и распределения энергии. Оно непосредственно связано с телом человека и управляет им через специальный канал. Как свидетельствуют очевидцы этот канал выглядит как серебристая нить, выходящая из центра лба человека. Это — нить жизни. Если она рвётся — физическое тело умирает.

Что ж делать, пришла пора сменить «одежду», старое тело. А там уж что дадут!

Как там у Высоцкого:
		    «Пускай живёшь ты дворником — родишься вновь прорабом,



		   А после из прораба до министра дорастёшь, —



		   Но если туп, как дерево — родишься баобабом



		   И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь».








Бог сам знает какую душу и в какое тело поместить.[2 - Минимальное время задокументированной реинкарнации (нового рождения умершего человека) — полтора года. Это, как правило, умершие дети. В большинстве случаев срок гораздо больше — измеряется десятками и даже сотнями лет. Интересно, на каком складе лежат наши души?]




Г л а в а 6


— Подберите себе группу, Игорь Петрович. Человек десять, не больше! Команду я уже дал, людей вам выделят по вашему усмотрению, — поднял Зверев глаза на старшего лейтенанта.

«Что-то неспроста командир расщедрился!», — кивнул понимающе Козырев и, незаметно подавшись вперед, стрельнул взглядом по карте, которую почти полностью прикрывала огромная командирская ладонь. «Кавказ, скорее всего», — подумал он, так и не выхватив ни одного названия, но отметив густо наложенную сеть горизонталей, характерную для гор и зелёный фон лесистой местности.

— Молодых солдат не берите, только тех, кто прослужил не менее года, — продолжил майор, отметив про себя мимолётный манёвр старлея. — Ну, да вы, сами знаете….

— Задача у вашей группы следующая…, - решив больше не испытывать терпение подчинённого, развернул он на столе вызвавшую любопытство карту. — Обеспечить без каких-либо потерь выход мотострелкового полка из Нагорного Карабаха… на участке Лачин — Горис. — обвёл майор карандашом участок. — Возможны попытки блокирования подразделений полка с целью захвата вооружения и техники группами боевиков, как с азербайджанской, так и с армянской стороны. Противник — «условный», огонь открывать только при явном нападении. Постарайтесь обойтись без ненужных жертв. Сделайте упор на разведку…, - секунду помолчал Зверев, давая возможность осмыслить сказанное. — Вся трасса от Степанокерта прикрывается подразделениями ВДВ[3 - ВДВ — Воздушно-десантные войска.], нам, Игорь Петрович, приказали усилить наиболее сложный участок. Войдите с ними во взаимодействие. Позывные и радиочастоты возьмёте у начальника связи. У десантников получите два БРДМ[4 - БРДМ — боевая разведывательно-дозорная машина десанта.], их командир, подполковник Селиванов, в курсе. Указания ему даны. Фамилию я здесь на всякий случай пометил, — показал Зверев едва заметную надпись справа на поле…

— Вооружение со склада получите обычное, армейское, включая бронежилеты. Средства связи подберёте по вашему усмотрению. Доставка транспортным самолётом, затем вертолётом вас перебросят в Лачин. На сборы — сутки! — закончил майор, протягивая Козыреву карту…

— Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ майор. Разрешите выполнять?! — поднялся со стула старший лейтенант.

— Действуйте. Ни пуха, ни пера!

— К чёрту, командир! — улыбнулся старлей и, ловко козырнув, исчез из кабинета.

* * *


… Через полтора суток группа Козырева была в Лачине и, получив БРДМы, вышла на маршрут.




Стояло лето. Всё вокруг дышало зноем, юг есть юг. Солнце неутомимо размягчало асфальт, а под бронёй царил стойкий запах бензина, железа и солдатского пота. Лес по обочинам потускнел, посерел от придорожной пыли, изнывая в ожидании дождя.

Шоссе то ныряло вниз, то взбиралось круто вверх, отмечая полоской струящегося марева очередной перегиб. Ехали медленно, внимательно рассматривая через триплексы местность, а редкие машины торопились побыстрее проскочить мимо их, внушающих опасение БРДМ.

У моста через неглубокую, но бурную Анкеру их попытались задержать какие-то вооружённые люди. Козырев приказал сбавить скорость и, высунувшись по пояс из люка, помахал им беретом. Задняя машина тут же сместилась на левую сторону дороги, прикрыв командира крупнокалиберным пулемётом. Бородачи, рассмотрев русского, отошли на обочину, прокричав что-то неразборчивое, но, судя по их лицам, вполне мирное.




Участок прошли минут за сорок: два малолюдных, тронутых войной селения, мост, двенадцать километров дороги в зоне боевых действий и почти столько же на территории Армении.

Козырев быстро оценил обстановку и решил взять большую часть маршрута под постоянный контроль на все оставшиеся двое суток до вывода полка.

— Первый разведдозор — Савин, Рымарев. Старший — Савин. Возьмёте под наблюдение вот этот участок… в Армении, — показал старший лейтенант на карте. — Он самый длинный, около пяти километров. Дальше от границы идут населённые пункты. Вряд ли боевики будут там что-то затевать…, - остановился на секунду Козырев, твердо решив для себя, попозже, перед самым маршем полка, проверить эти, казавшиеся мирными, сёла.

— Разведку вести днём и ночью поочерёдным патрулированием участка в полосе одного километра от шоссе. На связь выходить каждые два часа, начиная с шестнадцати ноль-ноль. При обнаружении скоплений вооруженных людей или бандформирований, докладывать немедленно. Связь на установленных радиочастотах. В бой вступать только при явном нападении! При необходимости запросить помощь. Я, с техникой, буду находиться в районе Лачина.

… Остальным дозорам Козырев нарезал участки уже в Азербайджане, от границы до самого Лачина.

Глебу и Димке Жохову достался кусок шоссе от моста до крутого спуска в распадок. Лента асфальта, изогнувшись змеей у реки, упрямо лезла в гору, прочертив её склон светло-рыжими откосами, а затем, делая несколько плавных поворотов, круто уводила вниз. За два часа спецназовцы прочесали весь лес по обе стороны дороги, и нашли хорошую точку для наблюдения, откуда шоссе почти полностью просматривалось.

— Ты как думаешь, сержант, будет какая-нибудь заварушка или напрасно двое суток здесь проторчим? — спросил Жохов, лениво кусая травинку.

Глеб опустил бинокль и пристально посмотрел на напарника: — Пострелять захотелось?! — жёстко бросил он….

— Не без этого, — после несколько затянувшейся паузы, даже не повернув головы, спокойно согласился тот… — Хочется всё-таки настоящего дела попробовать.

— Смотри, Димка, первый блин может и комом быть! — смягчился Глеб. — Лишат берета, позора не оберёшься.

— Будь спок, сержант, до этого не дойдёт! — выплюнул тот, наконец, травинку и успокаивающе выкатил на сержанта ангельски чистые и ясные глаза.

— Ну-ну…, - взялся Ткачёв за бинокль. — Твои слова — да Богу в уши, — с сомнением сказал он, памятуя упрямый характер Жоха.

— Да что ты, в самом деле, Глеб, — обиженно сказал Димка, уловив недоверие в голосе сержанта. — Приказ я помню, и провоцировать никого не собираюсь!

— Ладно, замнём для ясности, — обернулся Ткачёв к напарнику и секунду спустя примирительно пояснил: — А участок у нас для нападения самый подходящий. Если взорвать мост и обрушить вон тот откос, — ткнул он пальцем на видневшийся слева краешек светло-желтой осыпи, то полк не полк, а колонну батальона точно можно отрезать. Я бы на их месте так и сделал. Отсёк хвост колонны, и всё. Со стороны Армении пока полк не освободит шоссе, инженерная техника не пройдёт, а в Ланчине и Шуше, если она и есть, то на содействие азербайджанских властей особо рассчитывать не приходится. Ну, а если сделать несколько хороших завалов на трассе, когда голова колонны уйдёт в Армению. То сидеть этому батальону в мышеловке не одну неделю.

— Ну, армяне на это вряд ли пойдут, — резонно заметил Жохов. — Они по этой дороге Карабах снабжают!

— Армяне, да! — согласился Глеб. Но азербайджанцам прямая выгода. Во-первых, дорогу закупорят, во-вторых, техника не уйдёт в Армению, чего они боятся. Сейчас каждый хочет на этот полк лапу наложить. Думаешь десантуру и нас зря что ли сюда бросили? Наверняка жареным пахнет. Так что смотри в оба.

Жохов воспринял последние слова как команду и поднялся с земли: — Пойду я, обегу участок, — повесил он автомат на плечо и выжидающе посмотрел на Глеба.

— Хорошо, у тебя два часа. К шестнадцати будем командиру докладывать, а потом обустраиваться.




Г л а в а 7


Обе БРДМ Козырев увёл в сторону Лачина, взяв эту обузу на свой, более многочисленный дозор, состоящий из трёх человек, включая и старшего лейтенанта. Хотя БРДМ-ка маленькая и юркая, но всё равно не везде в горах найдёшь подходящий съезд в лес, опять же нужно технику маскировать и охранять.

Разведдозоры Козырев на трассе высаживал скрытно, рассчитывая, что никто этого не обнаружил, а БРДМы демонстративно пригнал назад под Лачин, вот, дескать, съездили и назад вернулись. Тем более, что никто кроме командира десантников Селиванова и его начальника штаба не знал, сколько у Козырева будет людей.

Не желая засвечивать группу, восемь человек с лёгким вооружением он высадил из зависшего вертолёта в трёх километрах от города, с приказом скрытно выйти к шоссе. А с двумя оставшимися разгрузил на вертодроме упакованную в ящики весьма солидную экипировку группы и, выставив охрану, в сопровождении Золотовского отправился за БРДМами.

Через три часа, обговорив всё с Селивановым, получив технику и загрузив снаряжение, он подобрал своих людей на трассе, заметив подаваемые из кустов световые вспышки небольшим зеркальцем….

… Машины по шоссе шли редко. Только проскочившие на большой скорости два тентованных грузовика, в одном из которых под плохо зашнурованным брезентом Глебу удалось рассмотреть небольшие зелёные ящики армейского образца, представляли какой-то интерес. Это шоссе, пролегающее по упорно удерживаемому армянскими боевиками «ланчинскому коридору», не очень-то походило на «дорогу жизни», снабжающую Карабах.

В пятнадцать пятьдесят вернулся Жохов, в темпе прочесавший весь участок.

— Чисто кругом, — доложил он, — только у моста пост: шесть боевиков. Обедать изволят… с винишком, — презрительно скривил он губы.

— Ты бы ещё этикетки на бутылках срисовал, для полноты картины!

— Учту! В следующий раз обязательно бинокль возьму, — охотно согласился Димка. — Полянка там. Ближе, чем на двадцать метров подобраться не удалось. А с биноклем, я, для вас, товарищ сержант, коли заинтересовались, не только марку вина разведаю, но и чей разлив они пьют.

— Ладно, кончай трепаться, неси рацию. Пора командиру докладывать, — остановил его Глеб.

Включив и настроив рацию, он доложил о численности поста у реки и о двух проследовавших тентованных КАМАЗах предположительно с боеприпасами.

Наскоро поев (аппетита у обоих не было, видно сказывалась жара), начали обустраивать пост. Из плащ-палаток соорудили крохотную палатку на одного, занесли туда вещи и тщательно замаскировали. Побродив по лесу, набрали сухих сучьев и разбросали их двухметровой полосой вокруг лагеря — предосторожность на ночь, когда треск сухого дерева под ногой звучит как выстрел, предупреждая о чьём-то приближении. Затем, положив Жохова отдыхать, Глеб опять принялся через бинокль наблюдать за шоссе и прилегающим лесом.

Ветра не было. Жара вроде и не собиралась спадать, хотя солнце давным-давно перевалило за зенит. Тело обливалось потом и хотелось пить.

«Забыл давеча сказать Димке, чтобы подобрался к речке», — упрекнул себя сержант, булькнув последними глотками из армейской фляги. — «Теперь до самого вечера придётся терпеть, хотя…»

Он потихоньку взял свой мешок, который Жохов выставил наружу, когда забирался в палатку и, порывшись в нём, достал чистый целлофановый пакет. Выбрав на дереве подходящую ветку с густой листвой и хорошо освещённую солнцем, он надел на нее пакет и плотно завязал верёвочкой, чтобы тот не соскочил. Солнце палило еще во всю, и времени было вполне достаточно, чтобы через час-другой в пакете сконденсировалось с полстакана воды….

Жохова будить не пришлось. Тот проснулся сам, когда сержант в очередной раз докладывал по рации командиру.

«Маловато, конечно, поспал, — взглянув на мрачную физиономию напарника, — подумал Глеб, — ну да делать нечего».

Димка протёр глаза и смачно зевнул, разгоняя сонную одурь: — Дрянь какая-то снилась, даже вспоминать не хочется и башка тяжёлая….

— Со сна это! Обежишь участок в темпе — встряхнёшься! У моста подольше покрутись — уточнить надо: усиливают ли охрану на ночь, меняют ли караул, но особо долго там не сиди — к двадцати часам чтобы был здесь. Я сам ещё хочу посветлу пробежаться! И вот это возьми, — протянул Глеб ему свою фляжку, — наберёшь у речки!

Димка молча прицепил сержантову флягу на ремень, забросил на плечо автомат и, хрустнув напоследок где-то за кустами сучком, растворился в лесу.

… Жара к вечеру спала. Время тянулось медленно: последняя машина прошуршала шинами внизу минут тридцать назад и всё.

«Попробовать, что ли?» — чувствуя от неподвижности привычную расслабленность, подумал Глеб. «Опасно — вдруг кто-нибудь наскочит», — резко встряхнулся он, отгоняя заманчивую идею.

Был у него уже на этот счёт прискорбный случай.

… Той весной, девяностого, дипломник педагогического Глеб Ткачёв не просто «зациклился», а зациклился (по его мнению) весьма основательно. Три часа в день на подготовку к госэкзаменам, два — на карате, шесть — на сон, всё остальное время на то, что с непостижимой таинственной силой манило и притягивало его, пуще, чем алкоголика тянет недопитый партнёром стакан, азартней, чем редкостная марка манит заядлого филателиста.

После первого удачного опыта, все его мысли, чувства и дела были заняты только астральными полётами. Перво-наперво он, не подумавши, врезал в свою комнату замок, несказанно обидев этим своих родителей и зародив в них кучу всяких подозрений. Это стоило ему трёх дней недовольных бурчаний и увещеваний, пока предки, наконец, не смирились с его «непонятной и странной обособленностью», казавшейся им весьма подозрительной. И они были, конечно, правы.

Запершись, Глеб по несколько часов в день занимался йогой, впадая в состояние медитации и транса. Овощная диета пошла ему на пользу, он сбросил лишний вес, получив завидную лёгкость и стремительность не только в движениях, но и в достижении нужного состояния.

Второй раз он сумел выйти из тела дней через десять. Две попытки до этого по непонятным причинам не удались. Почему? — На этот вопрос он не смог бы ответить и сейчас. Может оттого, что на улице чуть похолодало? Хотя температура была заведомо выше тех двадцати градусов, ниже которых по данным исследователей попытки отделения астрального тела не получаются. Но зато после второго раза, как прорвало. Неудач больше не было.

Сначала он экспериментировал с опаской, два-три раза в неделю, аккуратно записывая наиболее ценные наблюдения в блокнот, а в конце мая обнаглел настолько, что почти каждое утро парил над своей кроватью, а если была хорошая погода, то и на улице.

Бесценный опыт накапливался по крохам. Глеб уже твёрдо знал, что может находиться вне тела от сорока восьми до пятидесяти двух минут. Выше этого предела продлить астральный полёт ему не удавалось. — Неумолимый страх захлёстывал разум, мгновенно гася все попытки какого-либо сопротивления, и Глеб с отчаянным воплем врывался в своё, бешено содрогающееся от такого вселения тело. После этого он пару дней скверно себя чувствовал, как будто его хватили мешком по голове, ощущая слабость и подавленность.

Став чуть поопытнее, Глеб перестал доводить полёты до критической черты, а, зависнув над телом, мысленно представлял, что, проникая через макушку во внутрь, сливается со своей оболочкой воедино.

С каждым разом его сознание всё легче покидало тело и скоро это стало настолько обыденным, что достаточно было полностью расслабиться и погрузиться в себя, чтобы достичь желаемого результата. Ему уже не нужна была ни кастрюля с водой, ни долгая медитация, ни строгая диета. От своего дома на Теннисной до Хлебной площади, которая находилась на другом конце Самары, он пролетал за считанные мгновенья, достаточно было только представить место, куда хотелось попасть, или задать какое-либо направление — прямо, влево, вверх, вниз — любое!

Глеб хранил свою тайну пуще глаза, прекрасно понимая, что найдётся не мало заинтересованных людей и учреждений, готовых тут же использовать его необыкновенные возможности. Шпион бы из него, конечно, получился классный, ибо никакого труда Ткачу не составляло проникнуть на любой охраняемый объект, секретную лабораторию или заглянуть в чужой сейф. А когда в июле, после долгих попыток, ему удалось, наконец, усилием воли сдвинуть листок бумаги, то он понял, что при желании может даже что-то и украсть. Уже одно это, если каким-то образом выплывет наружу, заставит многие спецслужбы без устали гоняться за ним, чтобы завербовать, перевербовать, а, скорее всего — просто убить! А кому хочется умирать? — Естественно никому!

Хотя шпионом — ещё куда ни шло (может таких как он и не одна сотня уже?), а вот вполне реальная перспектива на всю оставшуюся жизнь превратиться а подопытного кролика, Глеба Ткачёва ну никак не прельщала. Не нравилась ему такая перспектива, как и то, если бы его ославили шарлатаном или отправили в «психушку». Проще было, чтоб никто, ничего не знал.

… В армии он остерегался уходить в астральные путешествия. Казарма есть казарма — кругом люди. И так долго скрываемая тайна могла быть нежданно-негаданно случайно кем-то раскрыта. Трижды, правда, за первые полгода, он рискнул побывать дома, посмотреть на своих родителей и сестрёнку. Первый раз стоил ему нервов и изрядного испуга. Спал он на втором ярусе и когда вышел из тела, то увидел, что он такой не один. Если сам он болтался под потолком, то ещё шесть астральных тел неподвижно висело в сорока сантиметрах над бойцами. Лбы спецназовцев и астральных проекций были связаны толстым, толщиной в палец хорошо видным пульсирующим жгутом. Было жутко, пока он не сообразил — устали ребята, энергией пополняются, летают видно во сне. А третий раз чуть вообще не кончился для него печально. Едва Глеб успел вернуться назад, как сыграли ночную тревогу. Точнее, он даже чуть опоздал — солдаты уже горохом сыпались с коек второго яруса. Вот тогда-то, он испугался по-настоящему. Подумать только: дай Зверев команду чуть раньше и всё…. Дневальный бы безуспешно тряс его за плечо, крича: «Ткачёв, вставай! Тревога! Вставай же Ткачёв!» А через минуту уже бы подскочил командир группы с ротным, а через пять прибежал бы врач или санинструктор и было бы всем весело…. Так что после этого Глеб зарёкся экспериментировать по ночам, ну а днём тем более не представлялось возможности. Из тела он по-прежнему выходил, не желая терять приобретённые навыки, но дальше казармы не перемещался.

Поэтому и отбросил он сейчас, казавшуюся столь заманчивой, идею астрального разведполёта над трассой, хотя эта мысль искушала его все два часа, пока он поджидал Жохова.

Димка вернулся к сроку: — Эта пьеса начинает меня утомлять, — с места в карьер забалаболил он. — Ну, аж никакого «антиресу»! Те же горы и те же морды. Двое по мосту вышагивают, а остальные в карты режутся. Смены нет, да я, думаю, и не будет. Эти ребята хорошо устроились. Щоб я так жил! Вроде и при деле, а житуха курортная! И командир не зверь и всё есть — и закусить и выпить! Им бы ещё пляжик отгрохать, чтоб дамский пол под рукой был, да колодец выкопать, а то вода в речке по цвету напоминает, как бы это поделикатней выразиться… во… мочу молодого поросёнка, но зато по вкусу… — настоящий «Боржоми», правда с хлопьями! Я для тебя, старшой, тоже расстарался!

Глеб взял протянутую Димкой фляжку, поблагодарил и, бросив туда таблетку пантоцида, нацепил на ремень. Пить он сейчас не хотел, выпив минут двадцать назад грамм сто воды, скопившейся в пакете. Не спеша опустил закатанные по локоть рукава куртки, скрывая блеск часов и металлического браслета и, не поддержав легкомысленного трепа напарника, распорядился:

— Выйдешь через пять минут на связь с Козыревым. Скажешь, что всё в норме. Я к двадцати двум подойду…. Ну, будь! — хлопнул он легонько по подставленной Димкиной ладони и, подхватив автомат, двинулся в сторону распадка.

— В яму смотри у реки не угоди, — заботливо предупредил Жохов. — Там края обсыпаются….




Г л а в а 8


Кавказский лес богат. Что только там не растёт, под благодатным южным солнцем. — Стройные ясени тянут свои могучие стволы вверх, туда же устремляются красавцы дубы и на желающие отставать нарядные клёны.

С ними соседствуют бук, граб, сосна и даже вечнозелёный тисс. А под их кронами наливает свои бордовые ягоды кизил, нежно желтеет алыча, да и дикая яблоня с грушей предлагают свои маленькие кисло-сладкие плоды. Корявый боярышник у тропинки норовит шипастыми неприглядными ветками загородить путь тому, кто собрался сорвать ягодку поспелее, а акация хватает одежду своими колючками просто так, из озорства. Орешник, жимолость, бересклет в немыслимом хороводе кружат вокруг деревьев, а терн, ежевика и, напросившийся к ним в компанию шиповник, выставили колючий заслон у дорог и опушек.

Глеб двигался не торопясь, в метрах ста от дороги, почти не различимый в своей камуфлированной форме среди леса. Когда же склон горы круто устремился вверх, сержант приблизился к шоссе, взрезавшему горную складку пятидесятиметровым откосом. Скала почти вертикально уходила вниз, вплотную примыкая к полотну дороги. Те три-пять метров, которые отделяли скальное основание от местами выщербленного асфальта, погоды, конечно не делали. «Если здесь рвануть — завал будет что надо», — подумал он, осторожно отступая от края. — «Всю дорогу завалит напрочь!»

Хотя он и сомневался, что какой-либо здравомыслящий подрывник поставит заряд сверху, но всё равно внимательно прочесал всю полосу над скальным откосом, пытаясь отыскать какие-либо следы, оставленные недавно побывавшим здесь человеком.

Не обнаружив ничего подозрительного, Глеб прибавил темп, памятуя, что в лесу темнеет быстрее, а времени у него в обрез. Следуя вдоль спускающегося в распадок шоссе, он пересёк условную черту своего участка и углубился метров на сто в зону Коржова и Саблина, рассчитывая перебежать здесь дорогу, поскольку шоссе в этом месте делало поворот и слева не просматривалось.

Ткач спрятал в карман берет, повесил автомат вдоль левого бедра, прикрыв оружие от нескромных взглядов рукой и, подойдя к кромке кустов, осмотрелся и прислушался. Было тихо. Выдвинувшись из-за листвы чуть вперёд, он пристально ощупал взглядом кусты, скрывающие слева поворот шоссе, а затем посмотрел направо, где лента асфальта убегала вверх и пропадала на перегибе у осыпи. Резким рывком метнулся через дорогу, усердно кося в сторону осыпи глазом, мгновенно пролетев те десять метров, которые отделяли его от намеченного в зарослях прогала. Нырнув под защиту листвы, он тут же присел и замер, пытаясь уловить что-нибудь постороннее, подозрительное, не вписывающееся в лесную тишину.

Распрямившись, сержант перевесил автомат под правую руку и неслышным, мягким шагом двинулся вдоль дороги. Он шёл зигзагом, то удаляясь от шоссе метров на двести, то приближаясь почти вплотную, стараясь охватить прочёсыванием как можно большую площадь. Лёгкий ветерок, потянувший со стороны реки, был ему на руку: лес зашумел, скрадывая шаги и можно было прибавить ходу, не опасаясь выдать своё местоположение. Хотя, когда Глеб добрался до скалы, ветерок также внезапно и стих, как и начался.

Откос снизу выглядел ещё более внушительно, чем сверху. Маскируясь в кустах у обочины, Глеб его рассматривал минут пятнадцать. Две трещины, достаточно широкие, змеились почти у самого низа чуть правее центральной части. Здоровенные каменюги, оторвавшиеся когда-то от скалы, лежали не только у подножья, но и на противоположной стороне дороги. До одного из них Глеб мог даже дотянуться при желании, высунув руку из листвы. Место для диверсии подходило на все сто. «М — да, — с досадой подумал он, — прямо «блюдечко с голубой каёмочкой»: и подходы скрытные и отходить есть куда, и завал будет что надо. Пару шашек в трещину сунуть, метров двадцать наверняка обрушится, если не больше». Сержант сплюнул и начал отползать от обочины.

К мосту он вышел уже в начале десятого. Охрана стояла та же, на ночь её никто и не думал усиливать. Двое боевиков, которым видно порядком надоело бесцельно слоняться по мосту, сошлись в центре, перекурить.

«Охрана! Едрит твою налево!» — с чувством брезгливости подумал сержант, наблюдая, как два поддатых бородача чего-то не поделив, устроили ссору. Хотя слов Глеб не понимал, но и без этого было ясно, что дело идёт к драке. Хотелось выскочить на мост и набить обоим морду.

Когда так называемые «часовые» готовы были вцепиться друг в друга, полог палатки на противоположном берегу откинулся и, высунувшаяся лохматая голова что-то прокричала в сторону возмутителей тишины, вопли которых неслись на всю округу. Те нехотя разошлись, продолжая ругаться, но уже на полтона ниже. Лохматый щёлкнул затвором автомата, и часовые мигом очутились по разные стороны моста. Считая инцидент исчерпанным, чуть выждав, старший поста скрылся в палатке, напоследок что-то недовольно пробурчав.

Посмотрев на часы, а времени оставалось впритык, Глеб двинулся назад. Он благополучно пересёк ещё раз дорогу и, углубившись метров на пятьдесят в лес, направился в сторону своей стоянки. Идти вдоль крутого склона было не очень удобно, да и в лесу стало почти темно. Прогалы между деревьями, теряясь во мраке сумерек, плохо просматривались, и приходилось, чтобы не опоздать, ломиться местами напрямую. «Надо будет время патрулирования увеличить до трёх часов, а то ночью не успеешь обежать участок», — подумал он, захрустев сучьями на подходе к своей базе.

Приостановившись, он два раза тихонько клацнул прицельной планкой, зная, что Димка наверняка уже держит его на мушке, но ответного сигнала не расслышал. Это встревожило и озадачило. Глеб тут же присел, левой рукой нащупал на земле два сучка и, осторожно переложив их, беззвучно сместился в сторону. Он проделал это несколько раз, пока не сдвинулся метра на три от той точки, откуда подавал сигнал. Затем, убирая сучья перед собой, осторожно стал двигаться вперёд.

Тишина стояла полная. Лишь где-то верещала цикада, да еле слышно пищал над ухом одинокий комар.

«Не может быть, чтоб заснул. Наверняка что-то случилось!» — билась тревожная мысль, когда Глеб осторожно подбирался к палатке. Её вход он с трудом обнаружил за непроницаемым забором из веток, которые не поленился навтыкать вокруг Жохов.

Сержант облегчённо вздохнул, понимая, что если у напарника было на это время, то ничего страшного пока не произошло. Он, стараясь не особо шуметь, расчистил вход и присев, заглянул внутрь. Палатка стояла пустой — ни вещмешков, ни рации. Лишь с правой стороны валялся кусок обломанной ветки, едва различимый в темноте. Ветка, конечно, лежала не просто так. Глеб потрогал свежий излом у верхушки, ещё сочившийся влагой и, догадавшись, завернул угол брезента в том месте, где раньше лежала ветка. Пошарив в листве, он извлёк на свет божий записку, оставленную Димкой. Чтобы прочитать, пришлось подойти к обрыву, где было посветлее и поднести клочок бумаги к самым глазам:






«В 21.30 выходил на связь 10-й. Пропал Саб.

Мне приказано срочно выдвигаться к ним. Держи ушки на макушке, поглядывай не только по сторонам, но и наверх. Д».





«Конспиратор хренов! — подумал озабоченно Глеб. — Теперь ещё в потёмках придётся и дерево искать, куда он вещи спрятал». Но даже в темноте нужное дерево сержант отыскал сразу, с первого захода. Оно было самое подходящее — густое и с крепкими ветками. Жохов подвесил оба мешка и рацию в метрах четырёх над землёй, посчитав, что ночью, до прихода сержанта никто не найдёт.

Глеб снял всё имущество и отнёс в палатку. Достав фонарь, опустил светофильтр и при ослабленном зелёном свете начал осматривать содержимое мешка Жохова. Не хватало шести снаряжённых магазинов, четырёх гранат, пистолета с запасной обоймой, фонарика и прибора ночного видения. Несколько успокоенный увиденным, он аккуратно завязал Димкин мешок и взялся за свой. Распаковал и надел притороченный к вещмешку бронежилет, помянув нелестным эпитетом напарника, не пожелавшего таскать эту армейскую тяжесть по горам. «Ну да ладно. Бог не выдаст — свинья не съест!» — подумал он о Димке и сплюнул три раза, по старой примете, чтобы не накликать беду.

Загнал в ствол Макарова патрон, пристегнул карабин шнура к рукояти и спрятал пистолет во внутренний карман куртки. Уложив в сумки гранаты и магазины, отодвинул их в сторону, чтобы не мешали. Туда же, вынув из чехла, бросил запасной нож, чтобы потом, перед выходом, спрятать его в потайной карман. Карман, специально прорезанный сзади, у воротника, был очень удобен для броска ножа из-за головы. Рассовав по карманам перевязочные пакеты и аптечку, Глеб достал ПНВ и аккуратно завязал мешок. Застегнув крепление на затылке, включил аккумулятор прибора. Ночи как не бывало. В светло-зелёном свете видно было не хуже чем днём. Не хватало только привычного глазу разноцветья красок, и несколько необычно выявлялись многочисленные контрасты в освещенности.

Минут десять понаблюдав за дорогой и послушав ночь, Глеб решил с часок отдохнуть, прежде чем пуститься в обход участка, охрана которого теперь легла только на него одного. Он забрался в палатку и, устроившись поудобнее, закрыл глаза, пытаясь задремать. Но сон не шёл, отпугнутый тревожными мыслями о пропавшем Косте Саблине и ушедшем без бронежилета Димке.




Г л а в а 9


— Ты выдэл! Выдэл! — с заметным кавказским акцентом прошипел жилистый коротышка в полувоенной форме одежды, взволнованно ткнув в бок напарника, приникшего к окулярам бинокля.

— Я что, без глаз, что ли?! — проводив оптикой второй БРДМ, с цифрой «25» на броне, после долгой паузы соизволил ответить тот…. — Спецназ, мать их за ногу! — определил он, пряча бинокль. — Давай, сваливаем отсюда, пока не засекли!

— Ты что, савсэм голову патэрял? — вскинулся на него кавказец. А бабки думаэшь нам проста так, нэ за что, атслюнявят?!

— Ну, шкет, ты даёшь! — изумленно взъерошил свой неотросший бобрик Груздь. — Ты что, хочешь этих волчар сделать?!… Да эти два кента в беретках взвод запросто уложат! А нашу кодлу — в минуту под орех разделают! Спецназ это… ты понимаешь — СПЕЦНАЗ! — сделав нажим на последнем слове, уставился он в тёмные, чуть навыкате, глаза ингуша.

— Пуля нэ разбираэт, какая на головэ шапка! Да я за адну вот эту вынтовку, — потряс Шамиль возбуждённо оружием, — готов их хот сэйчас на тот свэт проводыть! А тут эщё настоящые дэньги дают. Двадцать тысяч! Зэлёных! Нэ считая рублей…. Ты нэ мужчына, Груздь!…

— Если ты не закроешь свою пасть, то нас спишут в расход прямо здесь! На весь лес шухаришь! Пойдём к Ибрагиму, — остановил он готового опять взорваться напарника, — пусть он сам решает, что дальше делать! — и, повернувшись, направился в сторону от дороги.

Шли они недолго, минут двадцать, отойдя по склону с километр. Груздь уверенно держал направление на неприметную ложбину в чаще, где стояли две, неразличимые с пяти шагов, брезентовые палатки. В лесу он ориентировался почти свободно, да и двигался весьма уверенно, ловко огибая деревья и совсем беззвучно раздвигая кусты. Семь лет на лесоповале — что-то значили.

Шамиль же, выросший на окраине Орджоникидзе (теперешний Владикавказ), был сугубо городским человеком. И, в общем-то, его знакомство с природой, до недавнего времени, ограничивалось «Рестораном — Сад» в самом центре города, да парком около ресторана «Нар» на берегу Терека, где кружево построенных ещё в старину искусственных проток окружала пышная зелень по берегам. Лес Шамиль не любил и побаивался заблудиться, как и случилось с ним две недели назад в Карабахе, где он, унося ноги, отбился в горах от небольшой группы своих, добывавших в зоне боёв ценности и оружие. И хотя ему и досталось несколько золотых побрякушек, но пять заветных нарезных стволов, чтобы вооружить всех мужчин в семье, он так и не добыл. А в одиночку заниматься мародерством было слишком рискованно. Проще было записаться у тех же армян в боевики, получить автомат и в подходящий момент незаметно смыться, поживившись при возможности ещё чем-нибудь. И не попадись он на глаза Ибрагиму, так бы, скорее всего и произошло. Но тот предложил это, в общем-то, плёвое, но выгодное дело и Шамиль, не раздумывая, согласился.

Ибрагим подбирал подходящих людей осторожно и сути дела не раскрывал. У Шамиля он только спросил, хорошо ли тот плавает и стреляет и, получив утвердительный ответ, увёл его из Лачина в горы. Плавание Ибрагим не проверял, но, дав снайперскую винтовку с глушителем, заставил ингуша сделать несколько выстрелов и остался доволен результатом, когда тот положил пули тесным треугольником в ствол тонкой сосны за четыреста метров. Не зря Шамиль по приказу отца с полгода регулярно ходил в стрелковую секцию и постреливал в тире из малокалиберки. Пригодилось.

Собранную группу любой кадровик назвал бы многонациональной. Если красавец Ибрагим наверняка прежде хаживал по Баку и звался Ибрагим-оглы, то подрывник Тофик был без сомненья армянином. Классный сапёр, прошедший горнило Афганистана, он и через несколько лет не утратил навыки, вколоченные войной. Дополнял эту компанию Сомов (последняя кличка Груздь), чистокровный русак из-под Ярославля, мастерски владевший ножом и еще не так давно рубивший тайгу по второму сроку.

— Свои, — негромко сказал ярославец и остановился, заслышав шорох в кустах. Шамиль, выглянув из-за спины притормозившего Груздя, заметил лишь, как качнулась ветка, задетая стволом автомата.

Груздь ловко проскользнул в густую зелень кустов, скрывавшую ложбину и оказался в лагере. Шамиль, зацепившись прикладом и выругавшись, ввалился следом.

Георгий — пятый участник их группы (если его можно было так назвать), неодобрительно поморщился, но смолчал.

— Кажется, дело пахнет керосином, Ибрагим, — сказал Груздь. — Только что с БТРа два спецназовца выпрыгнули, почти рядом с нашим местом. Засекут, как пить дать!

— Шлёпнуть их надо и дэло с концом….

— Ты, таракан, не чирикай! Пулю схлопотать хочешь? Да они беретки специально на башку нацепили, чтобы их фраера зачуханные за версту обходили.

— Помолчи, Шамиль, — остановил Ибрагим назревавшую ссору. — Убивать кого-либо в наши планы не входит. Давай, рассказывай! — кивнул он Груздю.

Тот с профессиональной наблюдательностью подробно изложил всё, что видел, назвав номера обоих БРДМ и даже описав внешность сержанта, который дважды настороженно оглянулся, прежде чем скрыться в зарослях.

— И дозор этот, наверняка не один, — многозначительно закончил Сомов.

— Добавить что-нибудь можешь? — повернулся Ибрагим к притихшему ингушу.

— Нэт… — растерялся тот. — У мэня бынокля нэ было! — тут же нашёлся Шамиль, наливаясь гневом, что не может сказать Ибрагиму ничего весомого и, чувствуя себя униженным оттого, что не заметил даже половины тех подробностей, которые неторопливо выложил урка.

— Хорошо, — сказал Ибрагим и повернулся к егерю. — Мустафаевич, — обратился он к Георгию на русский манер по отчеству, — здесь найдётся ещё одно подходящее место в километрах трёх, не дальше?

— Найдётся, но там обрыв пониже, метров двадцать всего!

Ибрагим нагнулся и, вытащив из мешка пачку денег, протянул её егерю: — Это за работу, как договаривались. А вот это, — он вытащил из мешка ещё две пачки, — если разузнаешь всё об этих ребятах в краповых беретах. Ты пойми правильно, Георгий! Ты — егерь! Участок — твой! Тебе проще всего проверить оба интересующих нас откоса. И если они где-то выставили дозоры, то нам надо знать хотя бы где?! Иначе просто подставим под пули свои головы. А для тебя риска никакого. Форма на тебе егерская, двустволка, ну кто обратит на тебя внимание? Даже если столкнешься, нос к носу, ну что они сделают?! — У тебя работа такая — по лесу ходить!…

Георгий на секунду задумался: — … Ладно, но половину суммы прямо сейчас, а за остальными я потом подойду, — сказал он, не очень-то доверяя этим людям и собираясь на всякий случай припрятать тут же в лесу полученные деньги.

— Ну, вот и отлично, — протянул ему Ибрагим ещё десять тысяч. — Договорились!

— К вечеру ждите! — сунул егерь обе пачки в карман галифе и, поправив потёртый ремень двустволки, не преминул добавить: — Но учтите, ребята… если что — я о вас ничего не знаю и вы обо мне — тоже! — Он повернулся и скрылся в зарослях.

— Ты за падло нас не держи, — пробурчал вслед егерю Груздь, почувствовав его недоверие.




Г л а в а 10


Георгий вернулся часа через четыре.

… Участок свой он знал как пять пальцев и тут же на ходу прикинул с десяток укромных мест, откуда лучше всего просматривалось шоссе. «Наверняка солдаты выбрали одно из них, если им приказали охранять дорогу», — подумал он. Все удобные для наблюдения точки лежали выше шоссе, кроме одной — у поворота, где на маленьком треугольнике ровной земли между дорожным ограждением и крутым откосом росло несколько кустов и деревьев. Поэтому в пятистах метрах от моста егерь пересёк шоссе и двинулся по верхнему склону вдоль дороги, не сомневаясь, что солдаты должны быть где-то здесь.

На следы он наткнулся минут через тридцать, различив отпечатки армейских сапог. Два следа тянулись параллельно друг другу на дистанции пять-десять шагов — то забираясь в гору, то спускаясь почти к самому шоссе. «Прочёсывают, — решил Георгий, — или место подходящее для наблюдения выбирают».

«Могут и на Ибрагима наткнуться», — обеспокоился он, когда следы, нырнув в распадок, пересекли шоссе, оставив несколько еле заметных вмятин на размякшем от солнца асфальте. Дальше по следам он не пошёл, понимая, что солдаты, прочесав лес ниже дороги, наверняка вернутся назад.

Азербайджанец по отцу и русский по матери, он помогал Ибрагиму, в общем-то, не только из-за денег. Егерь был против того, чтобы Армения отторгла Карабах, принадлежащий Азербайджану. Зов крови — есть зов крови. И когда убивают твоих соплеменников, все разумные доводы отметаются в сторону к удовольствию клятых политиканов поддерживающих эту, никому не нужную войну. Но подставлять себя под шальную пулю, если вдруг боевики Ибрагима сцепятся с солдатами, егерь не собирался. Двигаясь по-прежнему по верхнему склону, миновав спуск, он привычно зашагал в гору, намериваясь тщательно обследовать второй, потребовавшийся Ибрагиму откос.

В его спором шаге не чувствовалось никакого напряжения, хотя ему давно перевалило за сорок. По этим горам Георгий ходил уже больше десятка лет и натренированные ноги, крепкие и жилистые, приобрели неутомимость стальных пружин. Одетые в мягкие ичиги, они упруго и почти неслышно несли егеря по его лесным владениям, готовые без устали служить хозяину сутки, двое, а, если понадобится, то и трое.

Ещё на один след он наткнулся почти сразу, поднявшись метров на двести в гору. След вёл от шоссе и человек, оставивший его, двигался в том же направлении, что и егерь. Отпечатки сапог, никак не меньше сорок пятого — сорок шестого размера, петляли по склону то вверх, то вниз. «Наверняка ещё один солдат», — решил Георгий, быстро двигаясь по заросшему склону. Он не боялся наткнуться на этого здоровяка, ибо след был получасовой давности, да и засады не боялся — присутствие людей егерь чувствовал за версту.

Собаки у него не было. Когда-то в детстве огромный лохматый пёс напугал его до такой степени, что неприятное, боязливое чувство к собакам осталось у него на всю жизнь. Он их не любил, и собаки, обычно, платили ему тем же, встречая и провожая злобным лаем, когда егерь заходил в село. В лучшем случае угрожающе рычали, не решаясь наброситься на вооружённого человека.

Одинокие многочасовые обходы лесных кварталов настолько обострили его чувства, что присутствие посторонних в лесу он (непонятным даже для него образом) действительно улавливал издалека. Местные браконьеры обычно обходили его участок стороной — слишком много неприятностей принёс им рослый, жилистый егерь, неожиданно появляющийся в самый неподходящий момент. Его пару раз пытались подстрелить, но безрезультатно, если не считать того, что одного из злоумышленников он всё-таки поймал и основательно избив, сдал властям. Зато на участке Георгия водились в изобилии косули, кабаны и даже изредка попадались олени, забрёдшие из заповедника.

Следы вывели егеря к самой вершине откоса. Он знал, что сейчас там есть люди и приближаться более чем на пятьдесят шагов не стал. Место для наблюдения на этом участке было, несомненно, лучшим. С кромки откоса шоссе просматривалось в обе стороны почти на километр. Георгий постоял минут пять, и его чуткое ухо уловило приглушённые голоса. Разговаривали двое, но слишком тихо, чтобы понять о чём.

— «Берег», я «Волна — три», приём! — неожиданно вполне отчётливо разобрал он и тут же почувствовал, что в его направлении двинулся человек. Егерь тут же беззвучно сместился назад и застыл, как застыл и человек, по всей видимости, охранявший радиста. Слышно отсюда ничего не было, да и случайную фразу ему удалось разобрать только потому, что солдат непроизвольно повысил голос.

Он подождал ещё немного и, уловив очередное движение часового, отошёл ещё дальше, обходя откос стороной и замыкая его в полукруг.

Как он и предполагал, следы, ведущие к откосу, обнаружились им минут через десять. Прошли двое, причём отпечаток здоровенного сапога был ему уже знаком. «Наверняка с какой-нибудь ношей шли», — намётанным взглядом по глубине следа определил егерь. «А здесь высаживались из БТРа», — дойдя по следу до шоссе, нашёл он место высадки. Стало ясно, что солдат отрядили для охраны дороги, а поскольку они обосновались над самым обрывом, то вряд ли позволят что-то сделать у них под самым носом.

Чтобы выявить наблюдательный пост ближнего к мосту дозора, ему понадобился ещё час с небольшим. Спецназовцы к этому времени уже успели обосноваться, и Георгий обнаружил их стоянку в трёхстах метрах правее вершины уходящей вниз скалы. Следов они наоставляли много и ему не составило труда пройти по одному из них, чтобы прощупать маршрут патрулирования. Он спустился по следу Жохова в распадок, пересёк шоссе, сообразив, что здесь проходит граница между постами, и направился по нижнему склону, тщательно повторяя все Жоховские зигзаги.

«Хорошо, что среди солдат нет следопыта, а то бы могло получиться совсем плохо», — поморщился Георгий, когда след Жохова дважды пересёк следы боевиков Ибрагима. — «Не хватало ещё, чтобы солдата русского убили!»

В лагере Георгий появился незаметно. Шамиль, стоящий на охране и проморгавший приближение егеря лишь возбуждённо сопел, чувствуя свою промашку. — Шайтан! — злобно сплюнул он сквозь зубы, снова прячась в кусты, из которых вылез, когда за его спиной раздались голоса.

Георгий отозвал Ибрагима в сторону и выложил ему всё, что удалось узнать. — А лагерь надо будет перенести подальше от дороги, след не дошёл каких-то метров двести, — закончил он. — И не давай, пожалуйста, своим людям убивать солдат. Они к этой войне не имеют никакого отношения!

— Я не враг сам себе, чтобы с ними связываться, — успокоил его Ибрагим и вручил оставшиеся деньги. — Я ещё собираюсь домой вернуться!

— Тогда успеха вам! Если что, ты знаешь, где мой кордон, — попрощался егерь и быстро скрылся в лесу.




Г л а в а 11


— Уходим отсюда! На сборы десять минут! — распорядился Ибрагим, проводив взглядом лесника. Он решил последовать его совету и передвинуть базу чуть дальше. «Убрать бы его, а то при случае он и нас с такой же лёгкостью выследит. Да и знает нас всех в лицо», — подумал он мимолётно об ушедшем Георгии, который, в общем-то, был ему симпатичен. «Сделаем дело, видно будет, — решил он. — Может ещё пригодится».

Проследив, чтобы ничего не осталось, Ибрагим повёл свою группу ниже и левее по склону. Примерно в километре он ещё раньше присмотрел подходящее укромное место. Тофик и Груздь тащили взрывчатку, Шамиль молча кряхтел под тяжестью вещмешков, да и сам Ибрагим был изрядно нагружен — две противотанковые мины, катушка с проводом, взрыватели в деревянной коробке и разная мелочь, тщательно завёрнутая в кусок брезента.

В зарослях акации на крошечной полянке сбросили с плеч весь груз.

— Значит так, — сказал Ибрагим, удобно усевшись на палаточный свёрток и закурив, — половину работы мы уже сделали — заминировали мост, но дело несколько осложнилось: откос, где мы намеривались заложить взрывчатку, сейчас под наблюдением спецназовского патруля. Пост у них левее откоса метров на триста, там, где шоссе делает поворот. Дорога ими наверняка просматривается и вряд ли нам удастся подобраться незамеченными даже ночью, разве только под самым обрывом. Но… если нас засекут… расстреляют сверху в один момент.

— А второй откос? — поинтересовался Груздь.

— Там тоже парный дозор с рацией, причём прямо над скалой. Так что давайте думать!

— Если не уберём каким-то образом патруль, то взрывчатку не заложить, — твёрдо сказал Тофик. — Мне нужен как минимум час, чтобы замаскировать всё как следует и запах отбить от собак. Сапёр в Лачине не зря своих псов расхваливал, те мигом взрывчатку учуют, и вся работа прахом пойдёт.

— Выслэдить абоих и убить! — не выдержал Шамиль.

— Нам ещё полтора суток здесь кантоваться! Ты что, хочешь нам шухер устроить?! Чтобы нас здесь пулями между ёлок гоняли?! — вскипел Груздь. — Придурок! — сплюнул он, окатив кавказца презрительным взглядом.

— Это кто?! Я?… Я дурак?! — взвился Шамиль.

— Ты зенки не пучь! Я не собираюсь снова в страну лимонию на парашу!

— А ну прекратите, вмешался Ибрагим, понимая, что ссора может окончиться плачевно и группа, скорее всего, останется без снайпера.

Шамиль зло скрежетнул зубами и сел, поставив винтовку между колен. Внутри у него всё клокотало от бешенства и злобы. Небритая физиономия Груздя помягчала, а рука незаметно соскользнула с черенка ножа. Он отвернулся от ингуша, скрывая издевательскую ухмылку, которая наверняка бы довела Шамиля до белого каления.

— Здесь надо хитростью брать… Сколько говоришь, Тофик, тебе надо — час? — Будет у тебя час! Век воли не видать!… Кинем этих фраеров как миленьких! — блеснув золотой фиксой, рассмеялся Груздь довольный собой — варит ещё башка оказывается….




Г л а в а 12


Костя Саблин на телеграфный провод, идущий перпендикулярно дороге, наткнулся около двадцати часов, не доходя метров триста до распадка. Два часа назад, когда он проходил аналогичным маршрутом, провода не было. Он постоял, прислушиваясь и обшаривая настороженным взглядом застывший лес и, не уловив ничего подозрительного, повернул вдоль проложенной кем-то линии. Сдвоенный телефонный кабель вывел его к густому кусту у обочины шоссе. Провод был явно новым, изоляция нигде не выглядела потёртой и не имела характерных поперечных изломов, появляющихся на старой оплётке. «Метров двадцать», — прикинул он длину смотанного в небольшую бухту остатка провода, блестевшего свежим металлом на зачищенных от изоляции концах. «Хватит даже до той стороны дороги», — встревожился ефрейтор.

Он приподнялся, маскируясь в листве, и пристально осмотрел противоположную сторону дороги: взрывать там было нечего, асфальт был не тронут, да и на обочинах, цепко ощупав каждый бугорок, каждую ямку, глаз не заметил следов закладки фугаса.

Следуя вдоль дороги, Костя прошёл метров тридцать в ту и другую сторону, но подходящего места для минирования не нашёл. Водопропускное сооружение под дорогой располагалось значительно левее, а здесь разве что можно было дерево подорвать, чтоб на минуту перекрыть шоссе и более ничего. «Может под телефон для наблюдателя?» — подумал он, прекрасно понимая, что и эта версия не выдерживает никакой критики, поскольку дорога с этого места просматривалась в обе стороны метров на сто, не дальше.

Этот кабель ему всё больше не нравился, вызывая своей подозрительной нецелесообразностью очень нехорошие предчувствия.

— Ладно, посмотрим, что там на другом конце, — тихонько пробормотал он сам себе и повернул от дороги вглубь леса.

Провод наверняка прокладывали посветлу, поскольку тащили его не напрямую, а по еле заметной звериной тропке. Двухметровому Саблину то и дело приходилось нагибаться, подныривая под ветки или осторожно отводить их рукой. Дважды он попадал в густые заросли и, продираясь сквозь кусты, ему лишь оставалось только материться про себя на выдававший его предательский треск.

Он отошёл от дороги шагов на пятьсот, когда синевато-зелёный кабель скрылся между двумя кустами боярышника, переплетёнными настолько тесно, что их колючие ветки образовали низенький, не более семидесяти сантиметров туннель. Кусты того же боярышника обступали со всех сторон, и лезть через них было бы верхом глупости.

Саблин присел и настороженно заглянул в глубь хода. На чёрно-серых колючках висело несколько клочков шерсти. «Кабаны, наверное», — подумалось ему. Он долго прислушивался, прежде чем опустился на колени и осторожно полез вперёд. Туннель был не велик — метра три всего. Провод тонкой ниткой извивался по дну, а затем уходил дальше, теряясь в густой траве. Тревожное предчувствие навалилось с новой силой, заставляя непроизвольно замедлять движения. «Засмеёт Корж, если назад вернусь!» — отбросил он мысль о помощи напарника, медленно, затаив дыхание, пробираясь по туннелю. Казалось, прошла вечность, пока он на четвереньках прополз этот трёхметровый ход. От напряжения ломило спину, а стекающий по лицу пот, срывался с крючковатого носа и едкими каплями висел на ресницах. Он с минуту отдыхал, настороженным взглядом ощупывая зелень прилегающего леса, прежде чем его рука потянулась и отодвинула мешавшую у выхода ветку….

Что-то мелькнуло, и зелёная петля выдернула Саблина из кустов. Проволока ужасным рывком почти перерезала шею, удерживая грузное, раскачивающее тело в полуметре от земли….




Г л а в а 13


— Не трогай ничего! — остановил Груздь Шамиля, потянувшегося к автомату Саблина. — Пускай лежит. Бери катушку и быстрее сматывай провод — не ровен час, еще кого-нибудь на нас выведет.

Пока Шамиль занимался телеграфным кабелем, Груздь не торопясь, осмотрел всё кругом. Кроме сбитой коры на дереве, куда забирался для засады ингуш, Сомов ничего, что могло бы их выдать, не обнаружил. Разве чуть примятая местами трава. «Ну да ночь на носу, а к утру всё поднимется.

Хорошо, что у этого лоха хоть на этот раз хватило ума не рыпаться, — подумал он, затирая землёй белевшее на стволе место. — А мог бы запросто ложануть своим винторезом, падла, и всё б не в цвет пошло!» — сплюнул он, вспомнив, с каким трудом удалось согнуть подходящее дерево и насторожить петлю.

«Пусть теперь браконьеров местных ловят!» — отойдя на пару шагов, присмотрелся он к своей работе, пытаясь отличить на тёмной коре замазанное землёй место. Но всё было сделано добротно.

Груздь смотал через локоть конец кабеля, который уводил от пробитого кабанами хода еще метров на пятьдесят и остановился, рассматривая схваченного петлёй солдата. Щедро забрызгав траву алыми каплями, под ним натекло уже изрядное пятно крови. Несколько багровых бусинок окропило металлический приклад автомата, лежащего у самых ног, видно солдат выпустил его на последнем вздохе. «Здоровый бугай, однако», — без особого сожаления подумал Груздь и, согнувшись, полез в кабаний ход.

Стараясь сократить время, он пошёл навстречу ингушу, аккуратно мотая кабель, пока не услышал легкого поскрипывания телефонной катушки.

Быстро перемотав на нее весь провод, они направились чуть в сторону от базы.

— Стой! — скомандовал Груздь, отойдя метров с полкилометра. — Давай, снимай, — показал он на портянки, намотанные у Шамиля поверх сапог и закреплённые бинтом. Сам он тоже сорвал обмотки со своих армейских ботинок и, смяв грязную материю в комок, забросил его подальше в кусты. Портянки принадлежали Ибрагиму и Тофику и вполне могли сбить с толку собаку, если кто-то вздумает брать след от кабаньего лаза. Да и обмотанная тряпками обувь, оставляла на земле непонятные, смазанные отпечатки. Сойдя с еле заметной тропинки, уводившей от нужного направления, они, петляя, торопливо зашагали к своему лагерю.

— Ну как? — встретил их вопросом Тофик.

— Всё хоккэй! — осклабился довольно Шамиль. — На адного мэньше! Глазом нэ успэли моргнуть, а он уже на дэрэво вспорхнул. Шапка красная и клювом в бэрёзу… Вэтер падуэт, он эщё и стучать начнёт… дятэл! — засмеялся с издёвкой ингуш, вспомнив, наконец, вертевшееся в голове название птицы.

«Вложит первому встречному и сам не заметит, фраер парчушный, — отвернулся Груздь, пряча злой блеск глаз. — Придётся эту вошь сопливую на перо поставить все-таки, как дело сделаем, — спустя мгновенье решил он. — Так понадёжней будет».

Тофик неодобрительно посмотрел на Шамиля, щерившего свои крупные красивые зубы и ничего не сказав, опять занялся детонаторами, доставая их из деревянного пенала и заботливо протирая ветошью….

… Ибрагим пришёл, когда начало темнеть.

— Еле дождался, пока он через прогалину пройдёт. Руки и ноги совсем затекли на этом чёртовом дереве. Хорошо, что они быстро отреагировали, а то в потёмках мог и не заметить. У вас то как?

— Всё тип-топ, Ибрагим — как задумали! — ответил Груздь.

— Тогда действуем по плану! Тофик и Шамиль берите взрывчатку, а мы — остальное.

Через несколько минут, основательно нагруженные, они двинулись к шоссе.




Г л а в а 14


Глеб пролежал, отдыхая, недолго. Минут двадцать. Посторонний звук заставил расслабленное тело напрячься. Как запоздавшая городская красотка, спешащая с дискотеки домой, не подозревает, что призывное цоканье её каблуков в ночи слышно за два квартала, так и человек, неторопливо двигающийся внизу шоссе, очевидно, не предполагал, что звук кованых башмаков выдаёт его приближение за сотню метров.

Шаги были мужскими. Размеренные и грузные, они настораживали именно своей неторопливостью, а не чем-то иным. Можно было ещё представить человека, которого какая-то причина (и наверняка серьёзная), заставила ночью торопливо мерить дорожные километры, но представить человека, не спеша вышагивающего в это время… в горах… давящих темнотой и безлюдьем?

«Дикость какая-то!» — оценил ситуацию Глеб, потихоньку навешивая на себя амуницию. Он снял автомат с предохранителя, дослал патрон и нацепив ПНВ, вылез из палатки: — Посмотрим, что ты за птица!

«Вот дурень, то!» — подумал он о себе, глянув вниз: на шоссе два мужика несли какой-то ящик, не особо тяжёлый, но судя по размеру и не пёрышко. «В ногу идут, потому и не слышно, — сообразил он. — А второй, скорее всего в кроссовках».

Глеб, ступая осторожно, начал пробираться в том же направлении, что и эти двое. «Доведу до моста, — решил он, не сомневаясь, что ночная парочка вышагивает к селу. — Посмотрим, как с ними охрана разберётся».

Сержант двигался почти бесшумно, временами теряя шоссе из вида, но ориентируясь по хорошо слышным внизу шагам.

— Далеко ещё? — донёсся до него приглушённый голос.

— Да нет… метров триста, — разобрал он хриплый с придыханием ответ.

«Ящик, наверное, тяжёлый, всё-таки…. или издалека тащат… и явно не к мосту», — подумал Глеб, силясь вспомнить, что там будет через триста метров. Ничего необычного память не подсказала. Он чуть-чуть ускорил шаг, приближаясь к шоссе и стараясь немного оторваться от тех двоих, что шли внизу.

«Где-то здесь, пожалуй», — прикинул он, выйдя почти к самой обочине. Дорога в этом месте едва врезалась в гору, образуя откос всего в рост человека. Эти два метра высоты особой помехи для сержанта не представляли. Он лишь глянул вниз, отметив, на случай если придётся прыгать, что обочина чистая, без камней и перевёл взгляд дальше, туда, откуда подходили заинтересовавшие его люди.

Прячась за стволом дерева, Глеб хорошо рассмотрел обоих. Первый, коротко стриженный, с длинными руками, выглядел крепышом. Второй, с тонкими усиками, не русский, был на полголовы ниже и значительно слабее. Здоровяк двигался несколько странно, высоко поднимая колени и с силой опуская стопу, как будто вколачивал в асфальт гвозди. «Ишь как старательно топает, — мелькнула у сержанта мысль. — На журавля похож».

— Давай сменим руки, — предложил крепыш, чуть приостанавливаясь.

Его напарник, ничего не ответив, взялся за планку двумя руками, и они, ловко повернувшись вместе с ящиком, поменялись местами. Теперь Груздь оказался ближе к обочине.

Глеб замер, внимательно наблюдая, как парочка протопала мимо него и остановилась около километрового столба.

На шоссе щёлкнула зажигалка, на секунду высветив руку и верхушку столба: — Точно восемьдесят девятый, — раздался удовлетворённый голос здоровяка. — Ты что, в темноте видишь?!

— Да нет, не первый раз просто. Давай вон у кустика посидим, чтобы на дороге не маячить.

Мужики взяли ящик и скрылись за придорожным кустом.

— Долго ждать то?

— Я думаю с полчаса, — ответил здоровяку усатый. — Посвети-ка!

Глеб услышал, как за кустом вторично чиркнула зажигалка.

— Чуть больше, но почти угадал, — донёсся голос кавказца, посмотревшего, очевидно, на часы.

— А не подведёт нас этот шакал?

— Не должен, десять раз всё объяснил. В крайнем случае, ящик спрячем где-нибудь, да подождём до обеда. В обед Руслан должен ехать, он обязательно заберёт и передаст кому надо.

Голоса, раздававшиеся в пяти метрах, смолкли. Глеб, сообразив, что придётся ждать никак не меньше тридцати минут, осторожно опустился на корточки и сел, прислонившись спиной к дереву. Земля уже остыла, и густая трава была чуть влажной. Сержант сидел неподвижно, слившись с темнотой леса, вслушиваясь в тишину и не обращая внимания на неприятную сырость, настойчиво проникавшую сквозь плотный материал брюк.

«Посмотрю, что за машина заберёт груз, и доложу», — решил он. Содержимое ящика его заинтересовало. В нём могло быть всё, что угодно, в том числе и взрывчатка. Ведь была какая-то причина, заставляющая этих людей переправлять свой груз ночью, заботливо пряча от посторонних глаз.

Время тянулось медленно. Сидевшие за кустами хлопцы начинали нервничать. Они трижды щёлкали зажигалкой, освещая стрелки часов, а когда перевалило за тридцать минут, в непечатных словосочетаниях перемыли этому «придурку» Карену, который должен был подъехать, все косточки.

— Ладно, — решил кавказец, — ты посиди здесь пяток минут, я вниз спущусь, место выберу.

— Может… прикончим один пузырь, а то что-то холодать стало? — помявшись, как-то неуверенно, предложил его компаньон, поднимаясь с ящика.

— С ума, что ли, сошёл?! Их и так там всего пять! Ты же знаешь, что в Степанакерте за бутылку водки можно муки или хлеба на целую неделю выменять. Соображай, что говоришь! У брата только детей четверо. Им этих продуктов, — пнул он в сердцах по ящику, — и на месяц не хватит! Да и ополовинят ещё по дороге, сволочи! — сплюнул он.

— Извини, Арсен, — повинился русский. — Давай, берём сразу ящик, да спускаемся.

Глеб подождал, пока они скрылись за полотном дороги, и направился к своей стоянке, не подозревая, что эти двое, растворившиеся в ночной мгле, судорожно прислушиваются: не идёт ли кто за ними и гадают — удалось или нет?

— Ты его слышал? — отойдя шагов на пятьсот, шепотом спросил Ибрагим.

— Не уверен, — так же шепотом ответил Груздь, — … один раз, по-моему, что-то звякнуло и всё. Но думаю, спецназ мы всё-таки сделали. Если бы минёра застукали, наверняка бы шухер поднялся. А пока тихо, как на кладбище.

Они замолчали, чувствуя себя без оружия, к которому уже успели привыкнуть, не очень то уютно. Груздь даже оставил свой неразлучный нож, опасаясь, что солдату придёт в голову мысль их остановить и обыскать.

— Давай-ка его сюда, — чуть слышно сказал Сомов и взвалил на плечо ящик со всеми их съестными припасами. — Так потише будет, а то всё время за кусты цепляемся.




Г л а в а 15


Сержант осторожно подобрался к стоянке, которую сейчас никто не охранял, но всё вокруг было спокойно. Сеанс радиосвязи он просрочил и, понимая, что командир волнуется, поспешил включить рацию.

— Хорошо, Глеб, — принял его доклад Козырев. — От души прямо отлегло. Я уж подумал, что и с тобой что-то случилось…

Последовала непродолжительная пауза, видно командир подбирал нужные слова:

… - Ребята нашли тело… Кости Саблина, — чуть замедленно, с расстановкой, выдавил он. И даже через потрескивания рации Глеб уловил резко изменившийся, осевший голос командира.

— Что с ним? — еле слышно прохрипел сержант, чувствуя, как каменеют губы.

— Попал в браконьерскую ловушку. Днём попытаемся разобраться. Так что повнимательнее там!… А теперь слушай приказ: сроки сдвинуты на минус один! Гости начнут собираться к одиннадцати. Как понял? Приём?!

— Вас понял, — ответил Глеб. — Жду гостей к одиннадцати минус один.

— Разрешаю отдохнуть два часа. Время выбери по своему усмотрению! Ну, давай, ни пуха — ни пера! — попрощался старший лейтенант.

Глеб выключил рацию и снял наушники. Спать он не хотел. Разве заснёшь после такого сообщения?

С Костей они пришли в спецназ вместе. Добродушный здоровяк с кулаками, напоминающими двухпудовые гири, после службы мечтал у себя в Воронеже, где осталась мать и две сестрички, устроиться тренером по рукопашному бою. Вести секцию и не со взрослыми, нет! — С детьми! Уж очень он любил возиться с малышами, а фотографию своих малолетних сестрёнок, со смешными косичками, он показывал Глебу (с тех пор как мать прислала её в феврале) раз десять. И сейчас эта фотография наверняка лежит в его военном билете, улыбаясь тому, кто его раскроет, двумя счастливыми рожицами без нескольких молочных зубов.

Сержант опустил голову, охваченный бесконечной, нестерпимо рвущей сердце жалостью по погибшему другу, не чувствуя, как слезой набухают веки, и кровенит ладонь лопнувший в кулаке наушник. Ноздри его затрепетали. Задёргались губы. И, резко откинувшись на траву, он застонал, выталкивая перехвативший горло комок.

Лежал он довольно долго. Потом мгновенно взял себя в руки и поднялся. Повесил попорченные наушники на рацию и надел ПНВ.

Шёл первый час ночи. На шоссе всё вымерло. Полная тишина. Ни ветерка, ни шороха. И даже лес замер в неподвижности, словно тоже заснул.

Но Глеб не верил в эту кажущуюся неподвижность и безлюдье. Растревоженные чувства улавливали затаившуюся неподалёку угрозу. Нет, не рядом, а где-то там, по ту сторону дороги, надёжно скрытую мерцающей листвой. Он мог бы даже без особого труда определить примерное направление, откуда она исходила. «Бред какой-то», — отогнал он подспудные ощущения, но всё же внимательно осмотрел весь склон, показавшийся опасным, не подозревая, что именно там находилась база Ибрагима.

Его люди в это время, плотно поев и распив за удачу поллитровку, спешно сворачивали лагерь. Группа делилась. Ибрагим с Тофиком шли к мосту, а Груздь с Шамилём оставались охранять фугас, заложенный под скалой.

— Вот откроешь эту крышечку и нажмёшь под неё кнопку, — давал Тофик последние наставления Груздю. — Больше ничего не делай и смотри не повреди, радио — вещь тонкая! Действует на расстоянии пятьсот метров в зоне прямой видимости. От скалы отойдите чуть вправо или влево, чтобы случайно камнями не зацепило. Собак не бойтесь, я там специальной смесью хорошенько присыпал, взрывчатку почуять не должны! Ну, а остальное сами по обстоятельствам сообразите. Как услышите наш взрыв, так и действуйте, только обязательно подгадайте в промежуток между машинами или подразделениями, чтобы ни технику, ни людей не зацепило. Нам лишние трудности ни к чему!

— Не дрейфь! Всё будет тип-топ. Рванём за милу душу! — спрятал Груздь пульт в нагрудный карман.

— Как дело сделаете, сразу отходите, наверняка прочёсывать начнут. Встречаемся там, где условились, — напоследок сказал Ибрагим. — И смотрите в оба — на пулю не наскочите! — дружески хлопнул он по плечу Сомова и остающегося с ним Шамиля.




Г л а в а 16


До рассвета Глеб дважды обошёл весь участок, и даже часок поспал. День обещал быть хорошим. Не успело ещё солнышко появиться во всей красе, а лес уже проснулся, приветствуя раннее утро весёлым птичьим многоголосьем. Зелень посвежела. Дышалось легко. На небе — ни тучки. Благодать!

Сержант ополоснул после сна лицо, налив воды в горсть, несколько раз энергично присел, разгоняя кровь и усевшись на влажную от росы траву, вскрыл банку консервов на завтрак. Похрумкав ржаной галетой, сделал несколько долгих глотков из фляги, проталкивая в ссохшееся горло изумительно прохладную после ночи воду. Связавшись в очередной раз с Козыревым, он стал выдвигаться в сторону распадка.

Сапоги вскоре почернели (влажная трава не хуже щётки смахнула всю вчерашнюю пыль), а затем побурели от налипшей цветочной пыльцы. Оглянувшись, Глеб слегка поморщился: темная полоса сбитой росы, предательски тянувшаяся за ним, была отчётливо видна на фоне нетронутых, серебряных капель, матово блестевших на поседевшей траве.

«Час — полтора точно продержится!» — недовольно подумал он…. «Хотя может это и к лучшему? Чужак тоже себя выдаст!»…

Внимательно слушая лес, сержант мягко скользил между деревьями, выбирая подобие тропинок и не забывая время от времени оглядываться назад. Через пятнадцать минут он уже пересёк шоссе и двинулся вдоль нижнего склона, намериваясь осмотреть наиболее опасные места и тот район, который показался ему ночью подозрительным. Да и на ночных визитёров, наверняка ещё дрыхнувших около восемьдесят девятого километра, не мешало взглянуть ещё разок.

Глеб подобрался к самой обочине напротив откоса и залёг в придорожных кустах настолько близко к полотну дороги, что сдвинься он на пару метров левее — без труда бы дотянулся до серого от придорожной пыли бетонного столбика, два десятка которых стерегли опасную крутизну. Поведя линзами бинокля по ребристой скале, разлинеенной светло-серыми косыми пластами, он замер, вцепившись взглядом в то место, где ещё несколько часов назад была приметная трещина.

«Неужели заминировали, суки?!» — ахнул сержант, почувствовав, как сразу вспотели ладони, и обдало холодком. Он оторвал бинокль от глаз и прищурился: сомнений не было — вон одна трещина, а правее, в двадцати метрах, находилась другая, сейчас почти не различимая, настолько удачно она была заложена камнями и присыпана гравием.

«Прошляпил… мудак!» — обругал он сам себя. «Под самым носом прошляпил!» — Мать твою так! — зло сплюнул он, отползая назад.

«Скорее всего, радиофугас, — решил Глеб, поднимаясь на ноги и углубляясь в лес, — проводов не видно, да через шоссе их незаметно и не проложишь. А замаскировали хорошо, сволочи. Но когда успели?»

Впрочем, на этот вопрос сержант мог ответить однозначно — после двадцати двух часов. Он тут же насчитал четыре промежутка по часу и более, когда это место им не контролировалось: дважды он обходил участок, час спал и часа полтора потратил на этих двоих с ящиком….

Додумать Ткачёв не успел. Выпущенная кем-то пуля, злым шмелём взвизгнула у щеки и ушла в заросли, с треском дырявя листву. Тело среагировало само, привычно ринувшись вниз, к земле. Глеб с маху врезался в куст и, не удержавшись, вскрикнул, откатываясь в сторону — сук раскровенил всю скулу….

— Попал?! — угрожающе прошипел Груздь, подавшись вперёд и пытаясь разглядеть внизу убитого.

— Это уже падаль, а нэ «волкодав»! Пуля нэ разбираэт, какая на головэ шапка! — припомнив слова Сомова, ехидно съязвил ингуш.

— Видишь его?

— … Нэт, — повёл тот прицелом, — только ноги, тэло дэрэво закрываэт.

— Бей по ногам!

«Нэ доверяет, шакал!» — оскорбился Шамиль, что, впрочем, не помешало ему два раза плавно нажать на спуск.

Слабые хлопки почти слились друг с другом, ноги в прицеле дёрнулись, пригвождённые пулями к земле, а на штанинах камуфлированных брюк тут же стали набухать два тёмных кровавых пятна.

Глеб не успел даже вскрикнуть. Дикая, сумасшедшая боль огненным, жгучим снарядом пронзила всё тело, опалила сердце и чёрно-багровой россыпью взорвалась в мозгу. Откинутая до хруста в позвонках шея обмякла, руки подломились, и он ткнулся лицом в траву с оскаленным в судорожной гримасе ртом, так и не разразившимся звериным криком.




Г л а в а 17


— Метко палишь, — одобрительно сказал Груздь, возвращая Шамилю винтовку, через прицел которой он добрых пять минут, пристально разглядывал ноги сержанта, подкарауливая их малейшее движение. Но отчётливо чернеющие сапоги, раскинутые на ширину плеч, так ни разу и не дрогнули. Только темнеющие пятна на брюках жадными языками неумолимо расползались вширь от чёрных пулевых отметин, посаженных аккуратно посередине бёдер и наверняка раздробивших кость.

— Я пойду, поглазею, а ты здесь на атасе посиди. Если что — патронов не жалей! Держи его всё время на мушке, и по сторонам секи, не забывай! — распорядился Груздь и начал спускаться с дерева.

Очутившись на земле, Сомов перевесил автомат из-за спины на грудь и достал нож. Его по-прежнему беспокоил ясно услышанный вскрик солдата после первого выстрела Шамиля. Выстрела же, конечно — не очень удачного. Убитый наповал (по мнению Груздя), должен был падать молча. И эта малюсенькая пауза, отделившая выстрел от вскрика, ой как ему не нравилась. Как не нравилось и положение ног, привычно раскинутых на ширину плеч для стрельбы лёжа, с развёрнутыми наружу носками сапог. — Мёртвые изготовку к бою не принимают!

Нет, он не опасался нарваться на неожиданные неприятности (после своих наблюдений никаких неожиданностей он не ждал). «Добивать придётся!» — вот что ему не нравилось. Не любил Груздь на мокруху коренным ходить. Засыплешься — к стенке поставят! С присущей ему осторожностью, он двинулся не напрямик, а стал забирать влево, намереваясь зайти со стороны дороги и оказаться у спецназовца за спиной.

… Сознание вернулось к Глебу всплеском яростной боли и панического страха. Хотелось броситься вперёд (убежать, убежать!), сжаться, сделаться меньше, стать совсем маленьким (чтоб не попали, не попали!) и забиться в любую неприметную норку. Но парализованное страхом тело не подчинялось. Оно затвердело каменной глыбой, не желая не только куда-то бежать, но и двигаться.

«Я спокоен… спокоен… спокоен…», — привычно прикрылся Глеб заветной фразой, обретая способность соображать, и чувствуя, как повинуясь его воле, уходит этот дикий страх и приходит так нужное ему спокойствие.

«Бедра холодные, холодные, холодные», — подал он, сосредоточившись, нужную команду мышцам ног, зная, что после этого должны сузиться сосуды и уменьшиться кровотечение.

«Боль всё слабее… слабее… слабее», — в такт накатывающей пульсации мысленно внушал он, подавляя болевые ощущения и заставляя боль отступать, отступать… отступать!

«Чувствую себя хорошо…. Чувствую себя хорошо…. Чувствую себя хорошо», — придал он себе заряд бодрости, с радостью отмечая, как тело наливается силой, голова становится светлой, мысли четкими. А боль, хотя и не исчезла совсем, но отодвинулась, спряталась, стала меньше, незаметней.

«Я всё могу!» — торжествующе закончил сержант, чувствуя в себе уверенность и твёрдую решимость добиться победы. И пусть первый раунд был не за ним, но по-настоящему бой ещё и не начинался!…

Глеб лежал неподвижно, вслушиваясь в тишину и анализируя ситуацию: «Наверняка снайпер… и винтовка с глушителем, — оценил он все три выстрела. — Можно считать повезло, что первая пуля — мимо, а то была бы дырка в башке!»…. «Веткой, наверное, отклонило», — мимолётно подумал он о причинах промаха. «А почему два следующих выстрела в ноги? Сначала ведь явно бил в голову, — быстро прокручивал события Глеб, — …а потом в ноги… и с задержкой… как будто раздумывал: стрелять или не стрелять?!»

«Вряд ли он хотел меня стреножить, скорее всего — угробить к чертям собачьим!… Так почему же в ноги?»… «Не видит, сволочь! Прикрыт я чем-то!» — догадался сержант. Но догадка догадкой, а всё могло быть совсем и не так. Захотелось, скажем, пареньку с винтовкой немного порезвиться, вот и всадил он от нечего делать в распластанного перед ним Глеба Ткачёва ещё пару пуль на всякий случай. «Ладно, попробуем».

Сержант открыл глаза и медленно, плавно, стараясь сделать это незаметно, напряг мышцы шеи и чуть приподнял голову. Неподвижно застывшая спина закаменела в ожидании очередного выстрела, и Ткач явно ощутил неприятный холодок между лопаток, начисто забыв, что на нём бронежилет. Тело сжалось, ожидая раскалённого кусочка свинца, который вот-вот вопьётся в шевельнувшуюся плоть, безжалостно разрывая её, и калеча. Хотелось вскочить и мгновенным броском выскользнуть из прицела проклятого снайпера.

Сержант разлепил ссохшиеся губы и зло ощерился: «Посмотрим ещё, кто кого!» Выдавленное вслед за этим на резком выдохе короткое ругательство смахнуло последние остатки страха и оцепенения. Повернув голову, он осмотрелся: слева его скрывал куст, а справа — три толстых древесных ствола. Глеб придвинул автомат поближе и сдвинул переводчик на стрельбу очередями. Штык-нож из чехла и пистолет из внутреннего кармана он доставать не стал, опасаясь выдать себя неуклюжим движением.

Снайпер, конечно, был где-то справа, за деревьями и стрелял сверху. С земли бы ему после первого промаха Глеба ни в жизнь не достать. Нужно было что-то решать. Силы потихоньку уходили. «Видно артерию зацепил, гад!» Он сжал мышцы в комок, собираясь одним рывком выдернуть ноги из опасного сектора, но тут его слух уловил тихий треск ветки.

Размышлять времени больше не было. Звук (на самом деле еле слышный), прозвучал в его голове привычным сигналом имитационной гранаты. Тело работало само, как хорошо отлаженная машина. И плевать на какую-то дурацкую боль в неподвижных ногах, слишком высока сейчас ставка — жизнь! Рывок плечами… Пол оборота влево… Автомат одной рукой вдоль тела… Вот ОН — на груди автомат в руке нож — «ВРАГ!»… Дикий крик и замах… «Поздно, парень — получи!»… Очередь… «Назад! — Снайпер!»… Переворот через голову… В глазах калейдоскоп: вздыбившиеся деревья, смазанная зелень, пряжка ремня… Страшная боль!

— А - А — А - А! «Почему не слышно как он упал?… Кто же это так орёт?… Мать честная, да это же я ору!!»

Глеб до хруста напряг мышцы лица и замотал головой, пытаясь стиснуть зубы и остановить свой звериный вой.

«Здорово врубился… как под трамваем побывал», — выплыв на поверхность из тёмной пелены, помутившей сознание, подумал он, совсем не чувствуя ног, которыми с маху врезался в землю. «Знатный кувырок…. забыли, правда, предупредить, что упражнение не для инвалидов», — попробовал он пошутить, с трудом приподнимая плечи, чтобы посмотреть на нападавшего.

Тот, отброшенный выстрелами в упор, завалился в куст, и Глеб узрел только ребристые подошвы ботинок. — «Видно не услышал за своими воплями! Три пули в грудь — достаточно!»

С минуту отлежавшись, он высунул ствол автомата из-за дерева и дал длинную очередь на весь магазин в предполагаемом направлении снайпера. Сержант не надеялся попасть, просто хотел показать, что он ещё здесь, за этим деревом, и он ещё жив! «Пусть понервничает, сука!»

Перезарядив автомат, Ткач с большим трудом сел, привалившись спиной к бугристой древесной коре, и занялся ранами. Достав из кармана аптечку, размером и цветом смахивающую на пачку «Примы», он сделал себе обезболивающий укол, расчётливо поделив содержимое шприц-тюбика на оба бедра. Боль сразу уменьшилась, перейдя в разряд вполне терпимой, хотя малейшее движение правой ногой, которую он быстро перебинтовывал, вызывало её яростные всплески. Пуля, раздробив кость, застряла где-то внутри, но рана почти не кровоточила. А вот с левой ногой — было сложнее. Сквозное отверстие располагалось чуть ближе к паху. И кровь, пульсируя маленькими толчками, тут же промочила оба тампона и все слои бинта, которые сержант наматывал прямо поверх штанины. «Надо бы жгут», — подумал он, но мысль была явно не ко времени. Он сполз в траву и, волоча ноги, начал менять позицию.

Прикрываясь деревьями, Глеб упорно протискивался через кусты, понимая, что листва надёжно укроет от враждебного, ищущего взгляда и всегда выдаст приближение чужака. Но далеко от тела убитого боевика сержант отползать не собирался. Это было не разумно. У того вполне мог оказаться пульт для подрыва радиофугаса, и не стоило кому-то давать возможность его забрать.

Он остановился на крохотном пятачке, посчитав, что тех двадцати метров, которые удалось проползти — вполне достаточно. С трудом развернувшись среди кустов Ткач начал готовиться к бою. Достал из сумок и разложил гранаты, вытащил и снял с предохранителя пистолет, примериваясь, поудобнее вдавил локти и обломил несколько веток, мешавших автоматному стволу свободно перемещаться. «А выбор не велик — или я их, или они меня!» — поёжился он, понимая, что оказался на положении «подранка», которого обязательно попытаются добить.

Снайпер, конечно, если не дурак, должен был уже сменить позицию и сейчас шарить прицелом, отыскивая солдата. С простреленными ногами далеко ведь не уйдёшь!

«Если их много, долго ждать не будут, — решил Глеб. — Побоятся резину тянуть!»

«Ну а если мало?… Будут, скорее всего, выжидать. Пока терпения хватит… или пока обстановка не изменится!»

Собственно, продержаться ему надо было часа три. Даже если на соседних постах не услышали его стрельбу (что маловероятно), то Козырев наверняка кого-то пришлёт, почуяв неладное.

«И эта сука вполне может кому-то из ребят дырку в башке сделать!» — со злобной яростью подумал он о снайпере. И тотчас вздрогнул от этой, опалившей его мысли, сообразив, что Димка Жохов, услышав Глебовы выстрелы, может примчаться сюда и раньше — в любой момент! И в любой момент может нарваться на пулю. «А этот оболтус даже бронежилета не взял…», — со щемящей тоской подумал он о напарнике.

Воображение тут же услужливо нарисовало кровавое пятно, расплывающееся на кармане Димкиной куртки, и Глебу стало не по себе. Он сплюнул три раза, чтобы не сглазить, а мысли лихорадочно заметались в поисках выхода. Даже боль в онемевших ногах куда-то ушла, словно не желала отвлекать подобными пустяками.

«Главное снайпер… Главное снайпер…, - безостановочно вертелось в голове. — Остальных ребята в момент сделают! Главное снайпер!»




Г л а в а 18


«Морда бледная, как у мертвеца… и побриться бы не мешало», — рассматривая себя со стороны, парил над своим телом Глеб Ткачёв.

Тело лежало на спине, сжимая в одной руке автомат, в другой — Макаров. «А гранаты забыл поближе переложить — не дотянуться сразу», — отметил он свою ошибку, заметив в траве четыре темно-зелёных цилиндра. «Ну да ладно, черт с ними!»

Он взмыл повыше и медленно описал вокруг своего тела несколько расширяющихся кругов, захватив метров пятьдесят пространства. Над убитым он повисел секунд тридцать, пытаясь получше его разглядеть.

Тот лежал полубоком, вцепившись одной рукой в надломленные ветки молодого орешника, сжимая в другой нож. «Зэк, наверное, — подумал Глеб, рассмотрев на судорожно сжатых пальцах татуированные перстни. — Жаль лица не видно», — окинул он еще раз взглядом часть щеки, маленькое прижатое ухо и короткий бобрик тёмных волос. Что-то во внешности убитого было знакомо, но что, сержант никак не мог сообразить, пока не поднялся повыше. «Ботинки… мать честная… ботинки! Ну, конечно, же!» Он тут же вспомнил эти ноги в узких штанах, старательно топающие подошвами по асфальту. Да и лицо убитого (сейчас уткнувшееся в траву) тоже припомнил. «Значит и второй где-то здесь, с усиками который, — подумал он. — Да и состав понятен: минимум трое. Двое отвлекали, один минировал. Если учесть снайпера, возможно прикрывавшего минёра — тогда четверо».

Глеб взмыл выше деревьев и медленно сделал круг с радиусом метров сто, внимательно обшаривая взглядом участок горного склона. «А ловко они меня с ящиком обули», — усмехнулся он, закладывая очередной вираж и чувствуя радостную лёгкость. Всё-таки астральный полёт — есть астральный полёт. Он захватывал, втягивал, даря ощущение свободы и беспредельных возможностей.

«Знали, что в это время у меня напарника не было, иначе бы не стали мимо меня ящик таскать!» — вернулся он к действительности и, не обнаружив среди леса никакого движения, начал медленно снижаться. «А может они и с Костей Саблиным руку приложили?»…

Он приземлился у дерева, которое прикрыло его от пуль снайпера и, с минуту потолкавшись около него, определил сектор, откуда могли стрелять. Приподнявшись метра на три, чтобы кусты не мешали обзору, Глеб довольно быстро понёсся в том направлении, делая расширяющиеся зигзаги.

… «Этот недоносок даже место не догадался сменить», — со злобной радостью подумал он, обнаружив, наконец, снайпера. Тот довольно удобно расположился в метрах десяти над землёй в развилке дерева на сидушке, сделанной из куска брезента и нескольких ремней, привязанных к ветвям.

Откос с дерева просматривался великолепно. В том числе и те кусты, к которым подползал Глеб, когда обнаружил заминированную расщелину. От прильнувшего к прицелу снайпера тянуло запахом водки. «Вдарить бы тебе сейчас как следует, сука, чтобы вниз хряснулся!» — и, не удержавшись, отвесил всё-таки темноволосому ублюдку бесполезную затрещину. Тот даже не шелохнулся, хотя Глебова рука хлёстким ударом прошла от уха до уха через всю башку. «Ну, ничего, я тебя и пулей сниму, урод!»

«Теперь, главное, дерево запомнить», — направился он назад, то и дело оборачиваясь, чтобы заприметить ориентиры.

Вернувшись к своему телу, сержант минут пять кружился по лесу, стараясь подобрать подходящую позицию. «Лады!» — наконец удовлетворённо хмыкнул он. Корявый дуб с обломанной верхушкой густой кроной надёжно прикрывал сверху примыкавший к нему подлесок. Узкий просвет между его ветвями неприметной амбразурой, отороченной узором зелёной листвы, смотрел как раз куда надо. На эту вражину, что засела в своем, метрах в двухстах от дороги, гнезде.

Глеб, примериваясь, прилёг, но и с земли этот парень был как на ладони. Позиция попалась знатная! Во-первых — недалеко, во-вторых — вниз по склону, в-третьих — подобраться можно незаметно: богато разросшийся орешник всё прикрыл своими листьями-кругляшами.

Хоть время и поджимало (вдруг эта сволочь надумает слезать!), но Глеб предусмотрительно еще раз облетел весь прилегающий район. Не ровен час — ещё кто-то появится! А затем дважды «прополз» этот участок в тридцать шагов от своего распластанного тела к заветному дубу, выбирая простой и короткий маршрут. Он прекрасно понимал, что эти движения, которые сейчас не требуют никакого труда, через пять минут станут неимоверно тяжёлой ношей. Память цепко отметила и оба поворота, которые нужно сделать, чтобы не выползти на просматриваемый сверху прогал, и то место, где требовалось остановиться, чтобы поймать на мушку снайпера.

«Пора!» — решил он, и на несколько секунд завис над своим телом.

Морда была ещё та! — перемазанная в крови, бледная, с ввалившимися щеками и синюшным цветом прикрытых век.

«Эко тебе досталось», — со щемящим чувством жалости подумал он о самом себе и, сосредоточившись привычной тонкой струйкой потёк к макушке.

«Мать честная, до чего же больно!» — ахнул он, стиснув зубы. И не удержавшись, начал тихонечко подвывать:

— У - У — У - У! — в безнадёжной попытке этим протяжным «у-у-у-у» хоть как-то уменьшить эту рвущую, пульсирующую боль.

Боль была свежей, яростной, невыносимой! Как будто снайпер только сейчас выпустил свои безжалостные пули!… Где она, та спасительная темнота беспамятства, которая помогла ему в прошлый раз?! Не было её… НЕ БЫЛО!!!

Сердце бухало как колокол, толкая тяжёлую тугую кровь медленными ударами парового молота. И эти удары пытались, пытались пробить голову изнутри, вырвавшись кровавыми ручейками из носа и ушей. Снизу, от ног, толчками вонзались тупые раскалённые жала, скручивающие тело в непредусмотренную никакими законами спираль и вызывающие желание орать во всё горло, и бешено кататься, ничего не соображая, по земле.

Переход от легкого, безмятежно-радостного астрального состояния был настолько резок, что, пытаясь спастись от разом навалившейся стотонной боли, он забарахтался изо всех сил, как утопающий, пытающийся вырваться из толщи захлестнувшей волны. И… неожиданно почувствовал мгновенное облегчение, не сообразив сразу, что опять висит над своим телом, видя всё тоже осунувшееся бледное лицо с ввалившимися щеками и синюшным цветом прикрытых век….

«Тьфу ты… епонский бог», — чертыхнулся он и, повисев секунд тридцать, опять устремился к макушке.

На этот раз он уже знал, что его ждет…

«Я спокоен, спокоен, спокоен», — как щитом закрылся Глеб первой фразой, не дав боли сразу взять над собой верх.

«Я легко владею собой», — спешно укрепил он свои позиции и тут же, ощущая растущую уверенность, нанёс решительный удар. «Боль всё слабее… слабее… слабее…», — медленно выговаривал он, чувствуя, как та, подстёгнутая его волей заметалась, съёжилась и отступила. Спряталась до времени в своей пульсирующей, багрово-чёрной, оставленной пулей норе. Боль притихшая, но готовая в любую минуту ринуться в безжалостную атаку, чтобы грызть, рвать, жечь, неотступно терзать свою жертву, если вдруг учует малейшую слабину.

Глеб перевернулся на живот, спрятал вывалившийся из руки пистолет, подобрал гранаты и пополз на свой последний рубеж.

Раз-два-три! Раз-два-три! Раз-два-три! — работали локти, как неутомимые паровозные шатуны, передвигая грузное тело без малого сантиметров на семьдесят. Раз — два — три! Раз — два — три! Раз — два — три! И ничего, что ноги волочатся по земле и осколки раздробленной кости, цепляясь друг за друга, вбивают красные иглу в мозг. Руки-то работают! Раз — два — три! Раз — два — три!…

Но этого неутомимого движения, взбодрённого аутотренингом тела, хватило ровно на полдороги. Крови… слишком много крови…

Раз — два-а-а… тр-р-ри-и… Р-ра-а-з… д-д-ва-а-а…

Дурак ты, сержант! Вот и повязка сползла. Жгут надо было!

И не удивляйся, что штанина к ноге прилипла. Ты лучше назад оглянись — дорожка-то, кровавая за тобой тянется. И перекошенная физиономия, которой ты в траву сунулся, уж белее и быть не может. Слабак ты оказывается, Глеб Ткачёв! Слабак!




Г л а в а 19


… «Шалишь!… Сдохну, а доползу!»…

Кто сказал, что в тебе всего три четыреста семьдесят? — Это только когда ты в пирамиде стоишь, да и то без магазина! После марш-броска на все десять тянешь, а отмотаешь полста КеМе — как гиря двухпудовая на плече висишь.

Ну а сейчас сколько? Центнер? Два?

Толкай давай! Выше ствол! Ещё выше! Что, круги розовые перед глазами и пелена?! — У штангистов тоже круги и жилы рвутся, когда вес за двести!

Что-то чёрное появилось??

Не поймёшь что? — Да мушка же это, мушка! Совмещай!

Рябит всё и цели не видно?!

Ждать и держать! Держать!… Держать… Мать твою! Держа-а-а-ть! Чёрт с ней, с прокушенной в кровь губой! Должна же она пропасть, эта мутно-розовая пелена!… Держать!

Не чувствуешь, что ли — мушка вниз пошла! Держа-а-а-ть!

… Ну а теперь дави… плавно, без рывка. Ты же его уже видишь…. Вот он, в просвете листвы, СУКА!!




Палец Глеба придавил спуск, и автомат прогрохотал короткой очередью.

«Как мешок с дерьмом», — проследив за ломающим ветки, стремительно упавшим телом, облегчённо ткнулся сержант лицом в траву. Медленно прикрыл веки и замер. Сил больше не было. И даже рана уже не пульсировала остатками крови.

«Не успеют», — отстранённо подумал он, чувствуя, как безжизненно деревенеют обескровленные мышцы, и снизу, от ног, неумолимо поднимается лютый холод. «А жаль»…

«СМЕРТИ НЕТ, РЕБЯТА!»…




Ч а с т ь 2 По ту сторону смерти



— Всё. Будем зашивать! — удовлетворённо распрямился Эберс, отодвигаясь в сторону и давая возможность подойти ординатору с аппаратом для наложения швов… — Не думал я, что он выдержит. Две пули в грудь — это две пули в грудь, а не косточки от изюма!… Крепким оказался! Хотя по виду, честно говоря, этого не скажешь, — окинул он взглядом долговязого парня, лежащего на операционном столе, мосластые колени которого беззастенчиво выпирали через простынь, а здоровенные стопы ног, торчащие несуразными холмами, сами просились, чтобы их укоротили дюйма эдак на два.

Свет налобной лампы хирурга, сместившись на лицо пациента, неожиданно резко оттенил мертвенную бледность кожи и посеревшее под прозрачной маской губы.

— Остановка дыхания! — тут же, подтверждая возникшие опасения, ударил по нервам голос анестезиолога. — Дыхания нет. Пульс слабеет!

«Сглазил, чёрт меня возьми! — выругался про себя Эберс. — Наверняка бронхиальный спазм»…

— Немедленно полкубика атропина и тройную дозу дитилина. Отсос слизи их бронхов! — негромко распорядился хирург, стараясь унять волнение. Ему нестерпимо захотелось снять марлевую повязку и закурить. Он не курил уже три часа. Да и вообще, если бы не привезли этого парня с пулевыми ранениями, он давно бы сидел дома и потягивал в кресле свой любимый шерри.

Хотя бригада работала быстро и чётко, но Эберсу казалось, что люди ползают как сонные мухи. Время! Вот чего ему не хватало. Хотя бы несколько минут….

— Артериальное давление падает, — неуместно бодрым баритоном прокаркал Дементини, вызвав у Эберса чувство неприязни. — Тридцать… — Двадцать… — Остановка сердца! — добил Эберса итальяшка под монотонный писк кардиографа, чертившего на экране мерцающую прямую…




Г л а в а 1


Лишь на секунду зависнув над своим, распластанным внизу телом, сержант взмыл круто вверх.

«Наверняка командиру о стрельбе уже доложили», — стремительно понёсся Глеб в сторону Лачина, рассчитывая наткнуться на высланный Козыревым БРДМ. Времени было в обрез, это он чувствовал точно. Костлявая стояла рядом, а может уже и замахнулась своей косой. И не то чтобы сержант здорово боялся этого мига, отделяющего живого от мертвого (аксиому: физическое тело смертно — он усвоил крепко!), но всё равно было как-то не по себе, тоскливо и тревожно.

Собственно выбор был не богат: надеяться на помощь (зная, что живым до госпиталя всё равно не довезут), или попытаться за оставшееся время отыскать себе другое тело. Если первый вариант выглядел безнадёжным, то второй, не смотря на всю его авантюрность и сомнительность, давал хоть какой-то шанс, не отвергая, кстати, и первого.

«Вот они!» — засёк Глеб родную «двадцать пятку» и два десантных БТРа, двигавшихся плотной колонной и уже миновавших мост.

«Всё, больше здесь делать нечего!», мгновенно приостановился он, ничуть теперь не сомневаясь, что максимум через час, старлей с десантниками, прочесав весь участок, найдут и убитых боевиков и истёкшего кровью сержанта Ткачёва. И дай бог, не видеть застывшего над ним командира, непослушной рукой стягивающего с головы свой берет.

Ткач не представлял, сможет ли он вселиться в чужое тело, но вопрос: КАК ЭТО СДЕЛАТЬ? пока отходил на второй план. Сначала его, это тело, нужно было найти! — Тело только что умершего человека, в котором ещё не потухла искорка жизни!

Самым подходящим местом для этого были, конечно, больницы. Но как Глеб не старался, он сумел вспомнить местонахождение только трех: Пироговки, где работала его мать; Клинической — у Московского шоссе и Святой Терезы в Дейтоне — самом крупном городе рядом с американской базой Райт-Паттерсон, подходы к которой целый месяц неутомимо вдалбливал Козырев.

В Пироговке особо ничего не светило: пятница — не операционный день, а рассчитывать, что именно в этот момент под нож дежурного хирурга привезут какого-нибудь бедолагу, было, в общем-то, не совсем резонно, а скорее всего и глупо. Да и вся затея выглядела не лучше.

Ну а что ещё оставалось?!

Повернувшись лицом к северу, там, где примерно лежала Самара, Глеб сосредоточился. Он представил себе укрытое тополями здание больницы, строгую колоннаду над входом, широкие ступени, ведущие к массивной, отделанной бронзой двери и даже латунную ручку, которая всегда поражала его своей изящной вычурностью и ослепительным сиянием. Удерживая в памяти картину Пироговки, он всё усиливал и усиливал желание попасть туда, пока в голове не раздалось привычное жужжание, переходящее в шипящий свист.

Через несколько секунд он уже стоял перед Пироговкой.

— Куда прёшь! — услышал Глеб истошный крик, едва проник через закрытую дверь и сделал пару шагов. Со стороны коридора с вывеской «Приёмное отделение» на него яростно взирал элементёр.[5 - Э л е м е н т ё р — дух умершего человека.] Сознание тут же уловило источаемую им ненависть и злость. Да и искажённое яростью лицо и тёмная аура с пятнами лярв,[6 - Л я р в ы — астральные существа, порождённые страстями и дурными наклонностями.] говорили сами за себя.

— Успокойся, парень! Чего орёшь, — примирительно сказал Глеб, решая, что делать. С обитателями астрала он сталкивался крайне редко, и ни в какой контакт до сих пор не вступал.

Дух от слов сержанта взъярился ещё сильнее и, размахивая руками двинулся на Ткачёва, походя сбросив со стола у медсестры кипу бумаг, от чего та испуганно вскочила и замерла, недоумённо хлопая глазами.

«Псих какой-то!» — невольно попятился сержант от диких воплей элементёра, которых кроме него никто не воспринимал. «Только что слюной не брызжет!»

Дух бесновался уже рядом, в двух шагах, не переходя, однако, какую-то невидимую черту. Он верещал на все голоса и размахивал руками как мельница.

«Пугает!» — сообразил Глеб. Он смело шагнул вперёд, но неожиданно какая-то навалившаяся сила упруго отбросила его к самым дверям. Даже не отбросила, а просто передвинула как ненужную вещь под всё усиливающиеся и усиливающиеся вопли элементёра, переходящие в угрожающий рёв. Через секунду эта же сила вышибла Глеба и на улицу.

«Ну, ни черта себе!!!» — ошарашено уставился сержант на здание больницы, очутившись на самой последней ступеньке лестницы. Он не сводил взгляда с широкой двери, за которой остался ярившийся злобой дух, не позволивший даже проникнуть на его территорию. Уж чего-чего, а такого Глеб не ожидал.

Впрочем, в растерянности он был недолго. «О чём тут собственно думать! — встрепенулся сержант. — Хирургия, то — на третьем!» И начал стремительно подниматься вверх, на третий этаж.

— Пусть он подавится своим вестибюлем, псих недоделанный, — ворчал сержант, заглядывая по очереди во все операционные боксы.

Те были пусты и безлюдны. Лишь холодный блеск хрома и строгая неприветливая тишина.

«Этого, собственно, и следовало ожидать, с досадой подумал Глеб. — Кто сюда в такую рань заявится! Хотя стоп! Это по Москве — восемь, а по-местному уже десять! Должно, должно пофартить!»

Он резко взмыл вверх и взял направление на Клиническую больницу. Потратив несколько минут, чтобы отыскать нужный корпус, он и здесь, к своему огорчению встретил ту же неприветливую тишину. Операций явно не предвиделось, и только нянечка в коридоре брякала ведром и шлепала мокрой тряпкой, протирая влажный линолеум.

«Ладно, Дейтон, так Дейтон! — взял себя в руки сержант. — Бог троицу любит!»

Он напрягся, вспоминая фотографию больницы Святой Терезы, которую показывал в путеводителе по городу Козырев, пока возникший в памяти образ, не стал ясным и четким…




Г л а в а 2


Две лярвы крутились над операционным столом, что-то выжидая. Они были отвратительны.

От одной веяло ненавистью, желанием убивать, она жаждала крови. Кровь питала её, давая драгоценную жизненную силу. И сейчас она непомерно разбухла, напитываясь этой силой все три часа, пока шла операция. В тёмном облаке, размером с футбольный мяч, проступало что-то звериное, жестокое и плотоядное. Сознание не улавливало мгновенно происходящих трансформаций в этом чёрном пятне, но оттуда скалилось ничем неприкрытое зло, и было страшно.

От второй исходили волны чувственности. Она не выглядела столь пугающе, как первая, да и размером была всего с кулак, однако и к ней Глеб чувствовал отвращение и неприязнь.

«Я спокоен, спокоен, спокоен. Я уверен в себе. Я всё могу!» — мысленно произнёс сержант мантру аутотренинга, укрепляя свою волю и дух. И тут же отметил, как лярвы, потянувшиеся было к нему, отпрянув, опять зависли над столом. Он вдруг отчетливо осознал, для чего эти твари здесь. Они тоже хотели материализоваться, не желая растворяться в астрале. Им нужен был ослабевший астросом[7 - А с т р о с о м — астральное тело, которым обладает живой или умерший человек (элементёр). После того, как элементёр очистится от лярв, его душа, из астрального тела переходит в высший духовный план, а оставшийся астральный труп постепенно растворяется в астрале.], чтобы продлить своё мерзкое существование.

И Глеб не завидовал тому человеку, в которого вселятся эти два злобных астральных сгустка, сделав из слабовольного бедняги патентованного сумасшедшего, убийцу и насильника. Мало ли в больницу привозят людей в бессознательном состоянии, чей астросом и дух не могут дать достойный отпор.[8 - РОДНЫЕ и БЛИЗКИЕ, не оставляйте больных в одиночестве, без своего внимания, любви и заботы. Вы даёте им силы!] Для лярв — это шанс. Оставшись без хозяина, чьи нервные силы породили и питали их, им остаётся только одно: или угаснуть, или внедриться в другого человека. А ослабевший астросом — вполне заманчивая добыча!

«Ну, в этого парня вы вряд ли вселитесь! Да и я, очевидно, тоже!» — подумал Глеб, услышав, как хирург дал команду зашивать рану.

«Что же теперь делать-то?!… Разве что местный морг навестить?»

Он живо представил замороженное, скрюченное тело с заиндевевшей кожей и инеем на ресницах, лежащее в окружении таких же посиневших покойников, и ему, от всплывшей картинки, стало не по себе. Да и вряд ли удастся оживить труп, у которого лишь в клеточках крови осталось немного жизни, достаточной разве для того, чтобы отросли ногти и волосы, но никак не для воскрешения. Для этого надо очень много жизненной силы, а её то у Глеба как раз не было. Он чувствовал, что там, в горах, его простреленное снайпером тело всё слабеет и слабеет, и нить, связывающая оба тела в неразрывное едино, становится всё тоньше и тоньше.

Задумавшегося сержанта, отвлёкшегося от того, что происходило в операционной, встряхнул резкий голос реаниматора:

— Артериальное давление падает… — Тридцать… — Двадцать… Остановка сердца…

Над телом парня, которому делали операцию, появился шлейф из переплетённых розово-голубых струй и потянулся к потолку в левый угол.

Через мгновенье Глеб уже видел его отделившийся астросом. Аура у бедняги была светлой, и он почувствовал к нему расположение. «Хороший видно человек был, добрый», — подумал он.

Американец с минуту висел в углу, рассматривая сверху своё тело, пока его не подхватил астральный вихрь. Заодно он засосал и маленькую лярву, неосторожно приблизившуюся к элементёру.

От распластанного на столе тела, вокруг которого энергично суетились врачи, вслед уносящемуся по астральному коридору американцу, тянулась тонкая флюидная нить, мерцавшая серебром. Она на глазах стала таять, меняя оттенки от серебряного до прозрачно-голубого и скоро лопнула совсем. И тогда Глеб понял, что с парнем — всё! В мир живых американец больше не вернется!

В следующий момент Ткач, не теряя ни секунды, устремился к укрытой белым чепцом макушке.

***


В чужое тело он входил медленно и осторожно. Оно было ему узко. Глеб понял это сразу, ощутив, что в плечах и груди он будет сантиметров на пять пошире американца. Зато рост оказался подходящим. Минуту или две, отключившись от всего постороннего, сержант пытался нащупать ритм колебаний чужого тела. Ему показалось, что он начал уже его ощущать, когда тело вдруг неожиданно дёрнулось, выгнувшись стремительной дугой, так, что затрещали кости, а затем опять рухнуло на стол, сведя все старания Глеба на нет.

— Заряд! — уловил он очередную команду хирурга, и опять тело бешено рванулось вверх, подброшенное разрядом в полторы тысячи вольт.

— Изменений нет! — донёсся откуда-то сбоку женский голос.

Трижды Эберс повторял команду, но кардиограф упрямо пищал, как надоедливый комар (вызывая зубную боль) и чертил на экране прямую.

— Адреналин в сердце! — распорядился врач. — Прямой массаж!

Глеб почувствовал, как в его астросом проникает стальная игла, и еле ощутимо начинает двигаться рука врача, плавно сжимая чужое сердце.

Сообразив, что больше ему мешать не будут, он начал повторно вживаться в тело.

— Сколько прошло? — отметил он краем сознания вопрос, заданный где-то рядом.

— Шесть минут!

— Кажется, мы его потеряли…

Дальнейшего разговора Глеб уже не слышал, полностью погрузившись в свои ощущения.

Вторая попытка оказалась успешней. По проторенной тропе идти всегда легче, да и электрошок оказался не бесполезным — он заметно добавил сил. Уже через минуту Глеб понял, что может, может управлять этим телом. Он чувствовал его! Каждый нерв и каждую клеточку! Каждый кровеносный сосудик, будь то артерия или маленький каппиляр. Человек ведь никогда не задумывается, почему он ест, пьёт, дышит. Почему стучит сердце или выделяется желудочный сок. Всей органической жизнью внутри тела ведает астросом. Он управляет дыханием, кровообращением, желудочными процессами, заменяет испорченные клетки, восстанавливает ткани и уничтожает микробов.

Забыв об этой простой истине, сержант попробовал запустить чужое сердце силой воли. Но у него ничего не получилось. И не могло получиться! Уж очень различны дух и материя, и лишь астросом способен связать их в единое целое.

«Ерунда какая-то… я же чувствую его. Ну, давай же сжимайся!» — сделал Глеб ещё одну попытку. Но сердце американца по-прежнему молчало. «Что же делать! Что делать-то!» — металась лихорадочно мысль в поисках выхода. С каждым мгновеньем положение становилось всё отчаяннее. Кровь не циркулировала. Он чувствовал, как не получая живительного кислорода, испуская щемяще-тревожную волну, начали задыхаться клетки чужого мозга. Как сузились сосуды, а через кожу начала уходить энергия — видимо тело остывало.

«Ещё минута, две, и… конец!» — понял Глеб.

«Я спокоен, спокоен, спокоен! Я всё могу!» — взял он себя в руки с твердой уверенностью, что справится. Для этого не хватало лишь какой-то малости.

«Ну, конечно же! — через несколько секунд сообразил он. — Мой астросом — это мой астросом! И закодирован на моё тело! На черта ему ещё чужим заниматься?! Он и не будет, если его не заставить»…

Глеб сосредоточился. «Это моё тело, моё!» — внушал он сам себе, всё прочнее вживаясь в тело американца. — «Я весь растворился здесь. Это я! Это Я! Это моё тело. Моё! Я оживаю! Оживаю! Оживаю! Я всё могу! Я оживаю!»

И дело пошло. Сердце бухнуло один раз, потом другой и начало ритмично сокращаться. Лёгкие сделали, наконец-то, первый вздох, и тревожная волна, испускаемая мозгом, пошла на убыль.

Астральное тело сопротивлялось. Ну не могло оно взять такой перегруз. Оно отчаянно пульсировало резко опавшей аурой, пожарной мигалкой предупреждая об опасности. Ощущений было не передать. Навалившаяся раздвоенность пугала. Два тела, две головы, два мозга, слитые в небывалом симбиозе — есть от чего прийти в ужас. «Это моё тело, моё! — беспрестанно подстёгивал он себя, не давая возможности астросому покинуть тело умершего американца — Я здесь! Это я! Я в своём теле!»

И связи со старым, оставшимся в горах телом, начали заметно слабеть. Пульсации на порядок уменьшились. Аура сменила цвет с пожарно-красного на жёлто-оранжевый. «Получилось! Получилось!» — ликовал Глеб, чувствуя, как по артериям американца заструилась наполненная живительной силой кровь.

— Браво, коллеги, мы его вытащили! — услышал он голос склонившегося хирурга, и в ту же секунду вздрогнул от обрушившегося на него удара со стороны темени.

Сила, нанёсшая удар, вмяла астросом и продолжала давить (давить, давить!), стараясь прорвать ауру и проникнуть во внутрь. Присосавшись пиявкой, она давила как пресс, медленно и неумолимо, отвоёвывая под черепной коробкой миллиметр за миллиметром. И некуда от неё было деться!

Под этим напором ненависти и зла, энергетическая оболочка астросома выгнулась опасной дугой, готовая вот-вот лопнуть. Глеб сопротивлялся отчаянно. Этому порождению тьмы он мог противопоставить только свою волю и крепость духа. От бешеного напряжения он дрожал как струна, пытаясь остановить проклятую лярву, и, происходи это на физическом плане, наверняка бы сейчас трещали кости и крошились зубы, насмерть стиснутые окаменевшими от усилия мышцами.

Он ни о чём не думал. Он не мог ни о чём думать! Всё его существо сосредоточилось на отпоре. Он был стальной пружиной, сжатой почти до предела, но стремившейся распрямиться. Стеной, упрямо стоявшей под натиском ревущего бульдозера. Скалой, вставшей на пути дьявольского урагана. Он был солдатом, которому пути отступления нет. Враг должен быть остановлен! Должен! Не считаясь ни с чем!

И это ему удалось. Лярва продолжала безжалостно давить, но дальше не продвигалась. Наступило шаткое равновесие. Как два борца тяжеловеса они сцепились в центре ковра и замерли. И лишь бугрившиеся мышцы, верёвками вздувавшиеся под кожей и надсадный стон выдавали предельное напряжение схватки.

Глеб чувствовал, что долго так продолжаться не может. Он уже дошёл до ручки: аура потускнела, сокращаясь с каждой секундой, и оболочка астросома делалась всё тоньше и тоньше. Энергия уходила, назревал неизбежный конец…

Лярве же, казалась, всё нипочём. Чего там? Она была близка к цели и неумолимо рвалась внутрь. Напор её, если и ослаб, то лишь на чуть-чуть, на йоту, на микроскопическую малость. Куда там устоять против неё!

Прошла секунда, растянутая как вечность, затем вторая… третья…. И этот жуткий давящий пресс тронулся… и пошёл. Медленно-медленно, миллиметр за миллиметром, опрокидывая всякое сопротивление и не оставляя никаких надежд. Глеб взвыл, выплёскивая в отчаянном крике последние остатки сил, а пресс всё двигался и двигался…




Г л а в а 3


— «Берег!» «Берег!» Я «Волна-3!» Приём! — взволнованно выговаривал в микрофон Коржов, не обращая внимания на дышавшего ему в затылок Димку.

— «Волна- 3», я «Берег!» Слушаю вас. Приём!

— На участке «четыре» — стрельба. Две очереди: короткая и через минуту — длинная. По звуку — «АК».

— Место засекли?

— Да! На нижнем склоне, примерно в середине участка!

— У тебя кто на патрулировании? — щелкнул тангентой Козырев.

— Все здесь! Фомин только что вернулся, а Жохов ещё не ушёл.

— Хорошо! Отправляй обоих! Задача: провести разведку и доложить. При обнаружении крупных бандформирований в бой не вступать. В остальных случаях действовать по обстановке. Работать парой в пределах визуальной видимости. Старший — Жохов. И передай ребятам, чтоб побереглись! Хватит нам уже… — услышал в наушниках тяжёлый козыревкий вздох Коржов, понимая, что командир переживает за Костю Саблина. — А усиление я вышлю немедленно! — закончил старлей разговор, выходя из связи.

Через минуту, навесив полную экипировку, Димка вместе с Фоминым двинулся выполнять поставленную задачу. Метров сто отошли от поста Коржова шагом, а потом рванули по верхнему склону бегом до самого распадка. Ноги у обоих гудели: за ночь поспать так толком и не пришлось — часик, полтора — не больше. Именно Ромка, которого старлей (как и Фомина) прислал в помощь с соседнего участка, наткнулся на кабаний лаз и погибшего Саблина. Пока доложили Козыреву и по его приказу вынесли завёрнутое в плащ-палатку тело к дороге, шёл уже второй час ночи. А потом часа три без устали шарили по всей округе, в тайной надежде отыскать этих сволочей, что поставили петлю и отделать мерзавцев так, чтобы мать родная не узнала. Но не повезло.

— Ничего, с утра засаду сделаем. Надо будет — сутки, двое просидим, а поймаем! — успокаивал их рассудительный Коржов.

А утром — новый «подарок»! — Стрельба на ткачёвском участке. И на перестрелку не похоже. Как будто кто-то пострелять решил, или сигнал какой подать.

Нет, за Глеба Димка особо не волновался. Ткач себя в обиду не даст! Но мог и свалиться в яму какую-нибудь, или расщелину. Горы, есть горы!

В распадке сбавили шаг и, отдышавшись, по одному перебежали шоссе. Не успели отойти от дороги шагов на сто, как снова где-то впереди прозвучала приглушенная лесом очередь.

— Осыпь там есть в центре участка, — шепнул Фомину Жохов, — я думаю — около неё!

Дальше они двинулись уступом, пробираясь с предельной осторожностью. Жохов шёл головным, а Ромка прикрывал его сзади, сместившись, шагов на пять левее. Изредка останавливались и присев к земле, прислушивались. Фомин, по выработавшейся привычке, тут же разворачивался «спиной к спине», обшаривая стволом оставшиеся позади кусты.

К откосу вышли минут через тридцать. Жохов молча показал напарнику пальцем на видневшийся изломанный край и тот кивнул, что понял: прибыли на место. «Надо всё-таки откос осмотреть, — решил про себя Димка. — Чем чёрт не шутит. Ткач не зря на эту скалу глаз положил». Он дал напарнику сигнал, и они начали подниматься к дороге. Оставив Фомина под прикрытием деревьев, ефрейтор юркой ящерицей пополз к придорожным кустам. «Ну вот, другое дело. Всё видать!» — высунув голову из листвы, обежал он взглядом исчерченную светло-серыми пластами скалу. Взгляд ни за что не зацепился, но что-то было определённо не так. Димка напрягся, прикрыв глаза, вспоминая этот откос таким, каким видел его вчера. Но нужная картинка ускользала, никак не желая выплывать из памяти. Тогда он начал внимательно изучать откос слева направо метр за метром.

«Эх, бинокль бы», посетовал он, напряжённо ощупывая глазами каменную стену, уходящую далеко в стороны. Но бинокля не было, и он, прищурившись, продолжал методично осматривать кусок за куском, пока не наткнулся взглядом на трещину. «А трещины было две», — тут же вспомнил ефрейтор, и его зрачки заметались, отыскивая вторую. Но её не было. «Ну ни хрена себе!» — потёр он заслезившиеся от напряжения глаза, но и после его манипуляций трещина не появилась.

Жохов осторожно отполз назад к прикрывавшему его Ромке:

— Скалу какая-то сука заминировала! — шепотом сказал он. — Давай по-тихому гони вокруг! Пересечёшь шоссе и вон там, — показал он пальцем, — чуть левее вершины, у самого края, наш лагерь. Найдёшь рацию, доложишь командиру. А здесь пока пошарю!

Фомин ещё раз посмотрел на вершину, запоминая место, кивнул и скрылся. А Димка, спустившись метров на сто по склону, начал осторожно пробираться вдоль шоссе, передвигаясь от дерева к дереву.




Г л а в а 4


И вдруг всё изменилось, как по мановению волшебной палочки.

Флюидная нить, связывающая его со своим телом, уже почти невидимая, готовая с секунды на секунду оборваться, вдруг засияла, сделалась ярче, отчётливей, резче. Куда и девалась её вылинявшая предсмертная голубизна — исчезла, спряталась, растворилась, захлёстнутая тёплыми живительными вихрями, стремительно менявшими оттенок от бледно-розового, до красного. Умны были предки, с незапамятных времён ходившие в бой с червлёными щитами и стягами. Красный цвет — цвет жизни!! И эти красные живительные вихри, несущиеся по оболочке нити, решили всё!

Глеб ахнул, почувствовав, как в него вливаются силы — свежие, мощные и кристально чистые, пронизанные духом единства, сострадания и любви. Он и не подозревал, что в это время там, в горах Кавказа, над неподвижно застывшим, распластанным на земле телом сержанта Ткачёва стоял и плакал, склонив голову, его друг Димка Жохов. И слёзы лились у него по пыльным щекам и дрожали губы — от жалости, горя и бессилья что-либо уже изменить.[9 - Не стесняйтесь плакать по близкому вам человеку. — Вы даёте силы его душе!] Он не видел этих Димкиных слёз (как не видел их и никто другой), но знал твёрдо, что он теперь не один. Дружескую руку разве с чем-нибудь спутаешь?! И куда там этой лярве против двоих! На-кась — выкуси!

Глеб мгновенно обуздал её, восстановив утраченное равновесие.

Теперь он мог даже соображать и контролировать обстановку.

Секунд тридцать, накапливая силы, он бездействовал, пока не почувствовал, что сил хватит. И тогда пружина разжалась!

Уверенный в себе, сержант вложил в удар всё. И мрачный, дышащий ненавистью сгусток, не только отлетел в сторону, отброшенный ментальной энергией, но и лопнул темными лохмотьями, которые тут же стали исчезать в переплетении охвативших их розово-голубых астральных струй.

Ткач облегчённо выдохнул: хорошо-то как, когда тебе на мозги ничего не давит! Да и победа — она всегда ПОБЕДА! И чем труднее досталась, тем сильнее хочется вопить от счастья, смеяться и жить! А потом… — передышка! Пусть маленькая, короткая, но передышка! А как без неё?! — Для того и Победа! И ВСЯ СУТЬ ЕЁ, наверное, именно в этом — в маленьком кусочке спокойствия и тишины.

Но проклятый кардиограф передышки не дал. Наплевать ему на Глебову победу, радость и всё остальное. Его комариный писк настойчиво лез в сознание, пробиваясь из отстранённого внешнего мира. Чужое (или уже своё?) сердце опять встало. Ткач не знал когда — сейчас, или минуту назад, но мозг американца тревожного сигнала пока не давал. Так что времени ещё хватало. Глеб поспешно поймал ритм, сливаясь с колебаниями тела в единое целое, и заставил астросом опять запустить сердце и восстановить дыхание.

— Не хочет парень умирать! Опять выкарабкался! — услышал он голос хирурга. — Но зашивать пока повременим. И кислорода добавьте ещё пять процентов!

В операционной всё замерло, лишь тихо звякал перекладываемой медсестрой инструмент.

Глеб тоже замер, продолжая усиленно вживаться в чужое тело. Мозг американца, одурманенный наркозом, был блокирован. И как сержант ни силился, его астросом не мог подключить ни физиологическое зрение, ни осязание, ни чужой слух. А может астросому такая задача была и не по силам — будучи связанным с одним телом, полностью управлять другим. Глеб этого не знал.

А между тем флюидная нить начала опять тускнеть, перешла в голубизну и, постепенно теряя цвет, делалась всё тоньше и тоньше. Ткач почувствовал, как на него накатывает страх, заставляющий вернуться назад, в своё истинное тело. Но это был уже не тот страх, которому было невозможно сопротивляться, который ураганом загонял его обратно, не смотря ни на какие препятствия или желания. Это был другой страх — робкий, слабый, уменьшенный в десятки раз.

Сержант настороженно сжался, понимая, что сейчас что-то произойдёт, и флюидная нить в ту же секунду лопнула, навсегда отделив Глеба Ткачёва от застывшего в горах тела.

Дальше была тьма….




Г л а в а 5


— Ты кого пришил, Рудди? — вперив свои маленькие глазки в стоявшего напротив здоровяка, ласковым голосом спросил Редфорд.

— Как кого?! Ищейку из Иллинойса! Ты же сам приказал! — почувствовав неладное, сразу подобрался тот.

— Ты читать умеешь, тварь безмозглая?! — взорвался толстяк, метнув в съёжившегося от крика верзилу вечерний выпуск «Дейтон стар».

— Умею! — буркнул Тоффер, нагибаясь за газетой и усиленно изображая страх. Хотя в душе он иногда и посмеивался над боссом, но никогда не забывал, что этот проворный толстячок мог выхватывать револьвер и палить из него не хуже своего известного однофамильца, снимавшегося в вестернах. Но там пули летали киношные, а здесь могло перепасть и настоящей — свинцовой.

— Так читай, если умеешь! Там отчеркнуто!

Рудди поднял газету и в разделе новостей нашёл маленькую заметку, обведённую карандашом.

— Этого не может быть, босс! Я стрелял в него с пяти шагов. Это был точно он!

— Какое там точно! Ты же видишь, что написано, — выхватил газету Редфорд: «Ричард Хадсон, преподаватель колледжа, 28 лет, тяжело ранен около 14 часов на Паркер-стрит. В коматозном состоянии доставлен в больницу Святой Терезы».

— Ты даже не убил его, придурок! — махая газетой перед носом своего киллера, разъярялся всё больше Коротышка Майк. — Ты ошибся дважды, чего не делают даже начинающие!… Смотри, Рудди — не ошибись в третий, — неожиданно успокоившись, зловеще пообещал он, и у Тоффера от этого тона действительно побежали мурашки. — А может, ты специально не того пришил? — подозрительно сощурил глаза Редфорд, вглядываясь в лицо побледневшего киллера.

— Это был он, я тебе точно говорю, Майк!

— Ладно, в завтрашних газетах узнаем подробности. Но смотри, Рудди, я не собираюсь садиться на электрический стул из-за слишком длинного носа этого говнюка. Обрежь его! Иначе…

— Я всё понял, Майк! — повинно склонил голову Рудди, чувствуя, что по уши в дерьме.

— Ладно, иди! Но до завтра пока ничего не предпринимай!

Тоффер кивнул и вышел.

Что-либо предпринимать он и не собирался. Нужно было обдумать ситуацию. Так крупно он не прокалывался никогда.

Вставив ключ, он открыл дверцу понтиака и угрюмо плюхнулся на сиденье. Кресло жалобно всхлипнуло, принимая хозяйский вес, угодливо повторив изгибы литого тела. Машина заметно качнулась. Да и было от чего: Тоффер тянул фунтов на двести пятьдесят. А при своём росте в шесть футов и два дюйма, он выглядел настоящим громилой. Рудди знал это, но от такого недостатка никуда не денешься. Таким уж уродился! В его работе неприметная внешность — идеальный подарок, а здоровенного жлоба как не маскируй, всё равно получится здоровенный жлоб. Пусть горбатый, хромой, пузатый, но жлоб. Рост в карман не спрячешь! Впрочем, одно средство было.

И Тоффер им неизменно пользовался. Только дурак с куриными мозгами, маячащий над толпой водонапорной башней, может рассчитывать, что его не заметят. Куда там, коли ты на голову выше остальных! И не надейся! Умный же, усядется где-нибудь потихоньку, его и не видно. Куда тот рост делся! Никто и внимания не обратит.

Тоффер предпочитал сидеть в машине и стрелять тоже из неё — прицельно, две пули в грудь. Как-никак, восемь убийств за пять лет, и все в дейтонской полиции значатся как не раскрытые. Рудольф Джеймс Тоффер числился в своём деле отнюдь не дилетантом, а тут такая осечка.

Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он включил зажигание и плавно тронул машину, выруливая со стоянки. Нужно было пропустить рюмочку и обдумать завтрашний день. Не дай бог, ещё раз обложатся, Майк тогда не простит. Тоффер пересёк подсвеченный огнями мост через Майами, делящую город на две части и впадающую в ста милях южнее в главную реку штата — Огайо, и свернул на Фридмен стрит.

«Неужели действительно ошибся?» — задавал он который раз сам себе один и тот же вопрос, и который раз не мог дать точный ответ. Вроде бы накладки быть не должно. И подстрелил он его у пиццерии, куда пронырливый детектив заглядывал подкрепиться. И рост его, и лицо, и даже светлые, здоровенного размера туфли, бросающиеся в глаза.

Была, правда, одна малость, которая сводила на нет всё остальное. Этот парень, падая, недоумённо вскинул глаза. А во взгляде сквозила боль, растерянность и непонимание: За что? У засранца из Иллинойса, которого приказал пристрелить Коротышка, такого взгляда быть не могло. Тот знал, на что шёл, влезая в это дерьмовое дело.

Остановившись у ночного бара, Тоффер припарковал машину и вышел. Он предпочитал этот полутёмный, прокуренный бар всем остальным. Здесь, по крайней мере, никто не визжал, испуская со сцены истошные вопли, как будто ему защемили яйца, и не пытался подавиться микрофоном, глотая его вместе со штангой. Музыка играла тихо, а у молодой певички был приятный ласковый голос. Нужно было немножко расслабиться. Завтра предстоял тяжёлый день.




Г л а в а 6


Сначала в мозг начали проникать какие-то звуки. Слабые, отдалённые, ни о чём не говорящие. Ровные и монотонные, они прокрадывались в сознание исподволь, настойчиво пробуждая к жизни одурманенный наркозом мозг. Эти звуки — отстранённые, ни с чем не связанные, накатывающие неизвестно откуда тихим непонятным шумом, наконец стали явственнее, чётче и определённее: «Жужжит… что-то», — подумал Глеб, проваливаясь опять в тишину.

А аппаратура продолжала мерно гудеть, протянув к лежащему на койке человеку свои провода и трубки. Датчики регистрировали норму. Несколько раз в палату заходила сестра, проверяя показания приборов и настороженно прислушиваясь к тяжёлому дыханию. Но Глеб этого не слышал. Сознание возвращалось лишь изредка, на короткие мгновения, чтобы как плеснувшая на рассвете рыба, тут же уйти обратно в сонную глубь воды….

Очнулся он уже под утро. Сил совсем не было. Слабость придавливала к кровати, и ничего не хотелось делать, даже пошевелить пальцем. Аппаратура тихонько гудела, а в прозрачной трубке капельницы набухала очередная, готовая сорваться вниз капля.

Боли в груди от зашитой хирургом раны он не ощущал. Боль, возможно, должна была прийти позже, когда окончательно закончится действие наркоза, а вот ноги, простреленные в бёдрах — тихонько ныли. Хотя чего им ныть — абсолютно здоровым, худым американским ногам. Но ныли! Как частенько ноют у инвалидов культи отрезанных рук и ног, получая сигналы от сохранившихся астральных конечностей.

«Вроде… получилось», — с потугами родилась достаточно внятная мысль в тяжёлой, ничего не соображающей голове. Дальше пошло легче, хотя мысли в башке перекатывались увесистыми булыжниками, как после хорошей попойки.

«Точно получилось!» — уже увереннее сказал себе Глеб.

Морщась от усилия, он попытался открыть глаза. Веки неохотно поползли вверх, чтобы тут же захлопнуться, едва сетчатка уловила свет. На них как будто повесили по маленькой гирьке.

«Что-то, однако, вижу», — облегчённо подумал он, копя силы для следующей попытки…. «Интересно, а очки этот парень носил?… Неудобно, наверное, в очках то, — мысленно примерил он на себя толстую роговую оправу. — Ладно, привыкну, если что! Люди и не к такому привыкают».

Ткач полежал спокойно минут десять и снова напрягся, пытаясь открыть глаза. Веки трепетали пойманными мотыльками, пока, наконец, не взметнулись вверх. В палате горело приглушённое ночное освещение, да и за окном уже начинались предрассветные сумерки.

«Повезло! Не хуже, чем своими, — обрадовался сержант, успев разглядеть спинку кровати, входную дверь и висевшую на стенке фотографию в рамке. — И очков носить не придётся!» Он расслабился, и глаза тут же закрылись. «Ничего, перезимуем! Силёнок бы только поднабрать»….




Г л а в а 7


— Не забудьте, офицер, доктор разрешил всего пять минут, — приоткрыв дверь, напомнила медсестра, пропуская в палату плотного невысокого человека лет тридцати.

— Неужели я так плохо выгляжу?! — с хорошо разыгранным огорчением повернулся тот к остановившейся на пороге симпатичной сестричке.

— Да нет… в общем-то, неплохо, — растерянно пробормотала девушка, не зная, что ответить на странный вопрос посетителя, не сводящего с неё вопросительно-грустных глаз…. — Даже совсем неплохо, — чуть твёрже сказала она.

— Фу-у. Вы меня успокоили! — обрадовано выдохнул полицейский. — А я, грешным делом подумал, что сильно начинаю смахивать на своего старика, которому все тоже твердят: не забудьте, не забудьте! Но ему уже за шестьдесят, и у него, к сожалению… — склероз! — с неотразимой улыбкой, разведя руками, закончил он.

Девушка засмеялась и прикрыла дверь.

— Десять минут теперь обеспечено, — подмигнул Глебу вошедший, усаживаясь на стул.

— Я лейтенант полиции Дэйв Митчелл, — представился детектив, переходя на деловой тон. — Мне поручено вести расследование по вашему случаю.

Он выжидательно замолчал, рассчитывая, что пострадавший что-нибудь скажет, но тот лишь чуть заметно шевельнул головой.

— Вы видели, кто в вас стрелял?

— Наверное, видел. Но я ничего не помню, лейтенант! — старательно выговаривая слова, произнёс тихо Глеб. — Не только того, кто в меня стрелял, но даже имени своего не помню….

— Ну, это не самая сложная проблема, мистер Хадсон! Доктор ещё вчера предупредил меня, что у вас амнезия. Когда вас ранили, четыре дня назад, при вас оказались водительские права, так что нам не составило труда установить вашу личность. Вы — Ричард Хадсон, двадцать восемь лет, преподаёте в колледже математику. Тут я собрал кое-какой материал, в надежде освежить вашу память, — сочувственно сказал детектив, вынимая из кармана пачку фотографий.

Судя по толщине пакета, детектив явно поскромничал.

— Вот дом, в котором вы живёте, Олд Бридч восемнадцать, — поднёс он фотографию к лицу Глеба. — Это хороший район, спокойный…. - с минуту держал он фото, давая возможность всмотреться в детали. — А вот здание колледжа, — показал он другой снимок. — Оно недалеко от вашей квартиры — всего в четырёх кварталах…. В тот злосчастный день, мистер Хадсон, вы возвращались с заседания учебного совета. Заседание закончилось в тринадцать часов, а в тринадцать двадцать на вас было совершено покушение. Напротив вот этой пиццерии — хозяин Джон Кильтон, — показал очередную фотографию лейтенант, на которой через большие квадратные стёкла можно было рассмотреть даже посетителей, сидящих за небольшими столиками. — А вот на этот снимок прошу обратить особое внимание: «Мерседес-350 Турбо»… — именно из такой машины, по показаниям свидетелей, в вас стреляли. Манёвренная, неброская, достаточно скоростная…

— На джип похожа, — сказал Глеб, вглядываясь в фотографию.

— Да, так оно и есть. Мы обнаружили вчера одну такую за городом — облита бензином и сожжена. Возможно как раз та, которую мы ищем. Сейчас проверяем всех владельцев. Но я сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Наверняка, машину где-то угнали.

Митчелл сложил вынутые снимки обратно в конверт и положил их на тумбочку.

— К сожалению, мне уже пора. Будет время, попросите сестру, она вам покажет все фотографии. На обороте имеются пояснения. Врач это разрешил — считает, что пойдёт на пользу. А я через пару дней загляну снова, может, вы что-то и припомните. И, честно говоря, я рад за вас, что вы выкарабкались.

Лейтенант дружески коснулся плеча и вышел. Вышел он как раз вовремя, поскольку рассерженная Сьюзен уже летела по коридору ему навстречу.

— Вы задержались, офицер! — тоном судебного обвинителя отчеканила медсестра. — Я вынуждена буду доложить доктору!

— Искренне прошу прощения, — повинно склонил голову Митчелл. — Я понимаю, что раненный ещё очень слаб, но никуда не денешься — служба! — поднял он кающиеся глаза на сестру. — Я показал ему несколько фотографий, в надежде, что он что-нибудь вспомнит, но, увы…. Однако, будем надеяться на лучшее, — доброжелательно дотронулся он до локтя девушки, одной этой фразой сразу заработав себе сторонника. — Я наведаюсь через пару дней. К этому времени мистер Хадсон наверняка пойдёт на поправку.




Г л а в а 8


Из трёх медсестёр, под неусыпное око которых попал Глеб, больше всего ему приглянулась Сьюзен. Элизабет тоже, конечно, была ничего, но уж больно деловитая. Ну а про старшую медсестру и говорить не приходилось: точь-в-точь как в России-Матушке — дракон в юбке! Какой там американский стандарт — улыбка в тридцать два зуба?! — Сплошная угрюмость на лице и больше ничего. Грымза — грымзой! А вот Сьюзен, та да! Сиськи из-под халатика сами выпрыгивают. Как нагнётся над постелью, так у Глеба сначала краска к щекам приливает, затем мурашки по всему телу бегут, глаза сверкать начинают и «процесс», что называется, «пошёл».

Глаз, конечно, он своих не видит, их видит Сьюзен. А у неё своя терапия. Она лучше доктора знает, когда больной на поправку идёт. Засверкали у пациента глаза — вот и ладненько — выздоравливать начал.

И улыбка этого у неё ещё радостней. Она и подушечку бережно поправит, и дотронется ласково, и скажет что-нибудь приятное. Добрая она, Сьюзен. И милая.

Глеб на неё уже на третий день глаз положил. Первый день он лежал тюфяк-тюфяком, ни на что не реагируя. А вот на третий и по сторонам замечать кое-что начал. Да и говорить уже мог. Эберс с ним несколько минут беседовал, когда осмотр делал. Тогда же и диагноз поставил — амнезия.

А вообще-то Эберс всё удивлялся, что ему удалось на операционном столе выжить, и до сих пор удивляется — раны уж больно быстро заживают. Вдвое быстрее обычного. Хотя сам Глеб ничего особенного в этом не видел.

Астросом то его, в отличие от астросома американца, почти не пострадал. Его в грудь пулями не дырявили и ножом хирурга не рассекали. Вот потому и раны на груди заживают быстро. А ноги вот ноют. Сержант уже жалился по этому поводу Эберсу. Тот сначала не придал значения, но после того, как обнаружил на бёдрах два пятнышка потемневшей кожи — забеспокоился. Приказал взять соскоб и сделать рентген, потом замучил анализами, а в итоге назначил обычный массаж.

Силёнок за ту неделю, что Глеб валялся в кровати, заметно прибавилось. Раны затянулись, и он без труда уже мог работать руками. Вставать пока не разрешали, но ночью он сам разок попробовал подняться — всё было нормально.

К телу своему он постепенно привык, хотя на его взгляд, руки в кости были тонковаты, да и мышцы недостаточно развиты. Сьюзен по его просьбе принесла зеркало, и он долго рассматривал своё, совсем незнакомое лицо. Оно было чужим: выгоревшие светлые волосы, тонкий, прямой нос, мощный подбородок, глубоко посаженные непонятного серо-голубого цвета глаза — всё было чужим. Даже маленький, незаметный шрамик на нижней, чуть оттопыренной губе, приобретённый, очевидно, в детстве.

— Симпатичный, можешь в этом даже не сомневаться, — усмотрев, как он недовольно хмурит брови, тут же высказалась Сьюзен, отодвигая зеркало в сторону. — Наверняка за тобой в колледже куча студенток увивалась. Для них преподавателя оттрахать, всё равно, что медаль Конгресса заработать! Тем более такого красавчика!

Она уставилась на него дерзкими смеющимися глазами, и Глеб почувствовал, как у него запылали уши.

— Ты думаешь, я помню?! — хрипло выдавил он из себя, не отрывая взгляда от её полуоткрытых манящих губ.

— Ах, ты мой бедненький! — наклонилась над ним Сьюзен. Её язычок пробежал возбуждающей искоркой по губам Глеба один раз, второй, третий, а потом тёплые губы наградили ласковым поцелуем.

— Неужели ничего не помнишь? — подняла она смеющееся лицо.

— Не помню! — упрямо тряхнул он головой, рассчитывая на продолжение.

Девушка тихонько засмеялась и опять склонилась над ним, будоража свежим дыханием и ароматом губ.

— Сейчас запомнишь, хитрюга, — пообещала она и легонько обожгла первым, коротким как укус, поцелуем. За ним последовал второй, третий… десятый…. Да разве можно их сосчитать, если голова идёт кругом от прикосновения этих жарких, нежных, аппетитно-сладких девичьих губ! Проглотил бы их вместе с хозяйкой не один, не два, а тысячу раз!




Г л а в а 9


На невнимание к своей персоне Глеб пожаловаться не мог. В понедельник опять зашёл Митчелл.

— Я тут кое-что тебе принёс, Рич! — бросил он на тумбочку пакет с фруктами. — А в коридоре тебя еще целая делегация из колледжа дожидается. Там одна такая красотка есть, что я начал таять, как мороженное, — плюхнулся он на стул, вытирая платком потную шею. — И, насколько я понял, эта красотка питает к тебе определённые чувства, — с нажимом сказал он. — Она с такой досадой закусила губку, когда меня пустили вперёд, что во мне на секунду заговорила совесть, — засмеялся Дейв, пряча платок в карман.

— А кто она такая? — заинтересованно приподнял голову Глеб.

— Если бы я знал! Скорее всего, тоже преподаватель. Выглядит на двадцать пять, стройная блондинка, так и просится на обложку. Ей бы для «Пентхауза» сниматься, а не в колледже преподавать. Так что считай, что тебе повезло, приятель, — ткнул он легонько в плечо привставшего Глеба.

«А красотку эту, и все её связи надо будет хорошенько прощупать, — продолжая улыбаться, подумал лейтенант, — из-за такой крали, многие пойдут на всё».

— Ну ладно, к делу, — мгновенно сбросил с лица улыбку Митчелл. — В общем, расследование, как я и предполагал, зашло в тупик. Работал наверняка профессионал, и меня это очень настораживает. Стрелял из револьвера сорок пятого калибра с глушителем. Хозяина той сожжённой машины мы установили: она краденая. Свидетели говорят, что в машине был белый, в очках, с огненно-рыжей шевелюрой. Сам понимаешь, что это явно для простаков — наверняка парик, да и грим наложен. Для себя лично, я больше хороших ходов не вижу, за исключением одного: мне нужно знать хотя бы причину, из-за которой тебя собирались убить. Что ты скажешь мне на это, Рич?

— Что я могу тебе сказать, Дейв? Ты уже в третий раз приходишь и спрашиваешь об одном и том же. Не помню я….

— Ты не вбивай себе в голову, что не помнишь. Поднатужься, покопайся в мозгах, может что и выплывет. А то опять нераскрытое дело на участке будет висеть, — с огорчением сказал лейтенант.

— Ладно, я попытаюсь, — неохотно пообещал Глеб.

— Вот и отлично, — удовлетворился его обещанием Митчелл, доставая из кармана небольшой пакет. — Я тут тебе вещи твои принёс: бумажник, в нём сто двадцать долларов, кредитная карточка, водительские права, часы, расчёска и ключи, — достал он из пакета брелок с ключами. — Вот эти — от квартиры, адрес ты помнишь: Олд Бридч восемнадцать, второй этаж, квартира пять. А эти — от машины. Ты её держишь в трёх кварталах от дома, в гараже Гаррисона, он по той же улице. Квартиру и машину мы, на всякий случай, осмотрели, вдруг какому-нибудь придурку придёт в голову взрывное устройство заложить, так что не удивляйся, если найдёшь их опечатанными.

А вообще, Рич, как выйдешь из больницы, веди себя поосторожней. Вряд ли тем, кто собирался тебя прикончить, придётся по вкусу то, что ты до сих пор по земле ходишь. А тут ещё эти вонючие газетчики проходу не дают. К тебе приходил кто-то из этих уродов?

— Да, вчера заходил какой-то журналист, не то Болдеринз, не то Булдеринг, я не разобрал толком.

— Бодстринг — репортёр уголовной хроники. Сколько он нашей кровушки попил, недоносок. Вечно свой нос засунет, куда не надо. На вот, почитай на досуге этого засранца, — вытащил он из оттопыренного кармана свёрнутую газету, — писать он умеет.

Глеб взял протянутую газету, сложенную так, что в глаза сразу бросался крупный заголовок: «ВСПОМНИТ ЛИ РИЧАРД ХАДСОН СВОЕГО УБИЙЦУ?!»

Считай, что этой статьёй, — постучал лейтенант пальцем по газете, — он тебе мишень на спину повесил, сволочь! Теперь можно даже ставки делать, когда тебя прихлопнут — на этой неделе, или на следующей….

«Ну, это мы ещё посмотрим… кто кого», — подумал Глеб, но вслух ничего не сказал.

— Да, вот возьми ещё распечатку с нашего компьютера, тебе будет интересно.

— Спасибо, Дейв, — поблагодарил Глеб, забирая оторванную от рулона полосу.

Благодарил он искренне, испытывая к лейтенанту не только чувство признательности, но и расположение. Митчелл ему нравился. Он был прост в обхождении, дружелюбен, ненавязчив, легко сходился с людьми, а главное — делал добро! Не говорил о нём, а делал. Доброжелательно, бескорыстно, следуя заповеди: «Помоги ближнему своему». Такого человека стоило уважать, и Глеб его уважал.

Хотя распечатка содержала всего десяток строчек, но Глеб наконец-то получил возможность узнать кое-что из своей новой биографии.

Родился он, оказывается, в мае 1964 года в Стоктоне, штат Калифорния. В 1987-м окончил Калифорнийский университет в Беркли, получив степень магистра. С 1988 года проживает в Дейтоне, штат Огайо, преподаёт в Дейтонском технологическом колледже. Холост. Из ближайших родственников значился только отец, проживающий, судя по адресу, в том же Стоктоне, в Калифорнии. Мать, как оказалось, умерла четыре года назад. Братьев и сестёр не было.

— Мы твоему старику позвонили на прошлой неделе, поставили в известность, — словно почувствовав, о чём задумался его подопечный, сказал Митчелл. — Обещал позвонить, и при первой возможности — приехать. Так что не переживай особо — встретитесь, всё само собой и образуется. Телефон его, я там сбоку написал на всякий случай.

«А мои, вчера, поминки наверняка делали, девять дней, как никак», — с тоской подумал Глеб, живо представив сгорбившегося за столом отца и всхлипывающую мать, которую безуспешно пытается успокоить Олька, готовая сама в любой момент зареветь. Он горестно вздохнул и, заметив, что Митчелл за ним внимательно наблюдает, тут же перевёл разговор на другую тему.

— Тут написано, что я имею степень «магистра», это как? — спросил Глеб, по простоте душевной представляя американского магистра сродни нашему доценту или кандидату наук.

«А про отца видно помнит», — отметил про себя лейтенант, пускаясь в объяснения.

Американцы, как оказалось, высшим образованием считали любое образование после средней школы, не важно, что ты кончаешь — колледж, институт или университет. Закончил двухгодичный колледж — младший специалист; трёхгодичный институт или профессиональную школу — техник; четырёхгодичный институт или университет — бакалавр. Ну, а если дополнительно ещё годик-два там же потёр штаны — магистр. Так что в СССР, все, кто вузы закончил, по американским меркам — магистры, ну на худой конец (может где-то и четырехгодичное обучение есть) — бакалавры.

«Да и я, выходит магистр то вполне взаправдашний, — усмехнулся Глеб, — зря, что ли от звонка до звонка горбатился?!»

— Ты чему улыбаешься, — остановил Дейв свой рассказ, подозрительно покосившись на своего подопечного.

— Да так, не обращай внимания, — махнул рукой Глеб. Не мог же он сказать лейтенанту, что находит систему американского образования несколько странной. Двухгодичные колледжи, судя по объяснениям Митчелла, тянули только на советское ПТУ и к высшему академическому образованию, по мнению Глеба, отношения не имели. Институт соответствовал техникуму, да и то надо было посмотреть — у американцев были и двухгодичные институты. «А вообще странно, конечно, когда учёные степени не башкой, а задницей зарабатывают. Хрен бы им у нас даже кандидата дали, хоть десять лет проучись, пока диссертацию не напишешь и не защитишь».

— Многие солидные университеты носят название штата, — продолжил Митчелл. — А Калифорнийских так целых два — один в Беркли, который ты закончил, второй — в Лос-Анжелесе. Но тот, который в Беркли — престижней. Так что тебе повезло, Рич. Можешь сделать неплохую карьеру, если, конечно, всё нормально пойдёт. Но я очень надеюсь, что память у тебя восстановится.

Митчелл поднялся, прощаясь, и уже у самой двери с улыбкой заметил:

— Да, Рич, когда посетительница уйдёт, не забудь попросить у сестрички укольчик от «столбняка», а то на животе спать не сможешь!

Глеб расхохотался его шутке, а лейтенант поспешно скрылся, чтобы тут же, приоткрыв дверь и просунув голову в щель, добавить: — И не забудь подумать над причиной нападения — я на тебя рассчитываю!

«Штирлиц американский, — усмехнулся сержант. — Хотя Семёнова наверняка не читал, но тоже знает, что запоминается последняя фраза».

Как только Митчелл ушёл, Глеб почувствовал, что волнуется. Если ни медперсонал, ни детектив не имели ни малейшего понятия о Ричарде Хадсоне (пока тот не попал в больницу), то сейчас должны были прийти люди, которые хорошо Хадсона знали, и долгое время с ним общались. Бояться Глебу было нечего. Этих людей он действительно «не помнил». Он и не мог их помнить, поскольку никогда и не знал. И поведение его, в любом случае, должно было выглядеть вполне естественным в соответствии с поставленным диагнозом. Но он не хотел ненароком обидеть или причинить боль этим людям, с которыми у умершего американца были свои, возможно близкие отношения. Глеб передвинул подушку чуть повыше, чтобы придать телу некое полусидящее положение, поправил простынь, подоткнув её к низеньким бортикам кровати, расправил на груди невзрачную больничную пижаму и потянулся к тумбочке за расчёской. Но достать её не успел — в дверь постучали.

«Не соврал лейтенант!» — ахнул Глеб, чувствуя, как его губы сами собой растягиваются в дурацкую улыбку.

Девушка выглядела действительно ошеломляюще. Роскошные густые волосы цвета спелой пшеницы, помимо воли, приковывали взгляд, заставляя от восхищения замереть, и заворожено затаить дыхание. Золотой струящийся водопад, изумительными витыми струйками рассыпавшись по плечам, с разбега налетал на дерзко торчащую грудь и, найдя ложбинку, устремлялся туда, вскипая прядями по тёмному шелку блузки. Можно было только удивляться искусству парикмахера и матушки-природы, сумевших создать это чудо. Волосы искрились, светились на солнце сияющим нимбом, высвечивая нежное, чуть тронутое загаром лицо. Куда там королевской короне с её холодным блеском металла и драгоценных камней. В эту гриву золотистых волос хотелось немедленно запустить пальцы, зарыться в них лицом, чтобы хоть на мгновенье почувствовать их воздушную мягкость и ласковое живое тепло. Очаровательная улыбка, тревожно распахнутые радостные глаза, чуть вздёрнутый точёный носик, что тут сказать — красавица, да и только!! А ноги то, ноги! Дал же Боже! Поневоле зайдёшься слюной. При такой даме остаётся только состроить зверскую рожу, расставить пошире руки и кричать: — Не подходи — Моё!!!

«Интересно, кем она ему приходится?» — успел подумать Глеб, как девушка, задержавшись на мгновенье у двери, стремительно шагнула к кровати.

— Здравствуй, Ричард, — нагнулась она к нему и влепила в губы поцелуй, нимало не смущаясь молодого мужчины и девушки, вошедших следом за ней.

Накрытый золотым шатром, сержант почувствовал, как у него сбилось дыханье и учащённо забухало сердце.

— Хай, — еле слышно выдавил он приветствие, когда она подняла голову.

— Как ты тут, старина? — оттеснив блондинку, энергично потряс ему руку крепыш лет тридцати. — Мы вот с Кэрол, и моей Джейн, притянул он к себе (словно поясняя, кто есть кто) стройную шатенку, уже четвёртый раз пытаемся к тебе попасть. Но всё почему-то не пускают. А Кэрол, так просто уже извелась вся. В тот день, когда тебя ранили, она до самого утра в больнице просидела, пока не сказали, что опасности уже нет. Да и мы тоже все за тебя переволновались. Ты не поверишь, даже этот старый пень Маккрайф — твой заплесневелый шеф, подошёл ко мне на днях и говорит: «Мистер Брейтон, вы кажется приятель Ричарда? Как его самочувствие, вы были у него?» И при этом как всегда подёргивает себя за свой шнобель, который у него и так, как у орла, — потянув четырьмя пальцами несколько раз за кончик носа, продемонстрировал Брейтон привычку чужого шефа. — А когда я ему сказал, что свидания пока не разрешают, то он уж очень расстроился. Наверняка без тебя у него вся работа в лаборатории валится. Ты же сам знаешь — в прикладной математике он ни бельмеса не смыслит!

— Ну, зачем ты так, Майкл, — остановила его Джейн. — Доктор Маккрайф вполне приличный человек. Он наверняка поинтересовался не только из вежливости.

«Кэрол! Её зовут Кэрол!» — подумал Глеб, не сводя глаз с блондинки. Из сказанного он не пропустил ни слова. И даже не чувствуя себя Ричардом Хадсоном, он был благодарен этой девушке, просидевшую целую ночь в больнице, в постоянном страхе за своего американца, наверняка заплаканную и несчастную от постигшей её беды.

— Спасибо, что зашли, — улыбнулся он. — Честно говоря, я очень рад! Меня тут только полиция навещает.

Не успел он закончить фразу, как увидел в глазах Кэрол новую вспышку тревоги.

— Что-то не так? — вопросительно приподнял он брови.

— У тебя акцент непонятный появился, — смущенно ответила девушка.

— И не только это! — решил расставить все точки над «и» сержант. — Вас, наверное, предупредили, что у меня после операции амнезия. Так что не удивляйтесь, я много чего не помню.

Даже меня?! — не удержавшись, спросила девушка, напряжённо сцепив кисти рук и прижав их к груди. Голос её, выдавая волнение, слегка дрогнул, переходя на хриплые ноты, и только глухарь не уловил бы в них затаённой надежды вперемешку с отчаянием, жалостью и неподдельной болью.

— Смутно, — неудачно соврал Глеб, невольно краснея.

— Я же тебе говорил! — вмешался Майкл. — А ты боялась, повернулся он к Кэрол. — Такую как ты, разве можно забыть?! Да ни за что!

— Это точно, — искренне поддержал Глеб, ничуть в этом не сомневаясь. Но Кэрол промолчала.

Лишь глаза её начали наливаться слезами….




Г л а в а 10


Глеба выписали в пятницу. Ровно через две недели. Как Эберс внутренне не противился этому, но делать было нечего. Швы давно сняли, раны зажили полностью, и даже шрамы на груди приобрели вид двухмесячной давности. А сам пациент уже через неделю из категории доходяг перешёл в разряд жизнерадостных бездельников, будоражащих медперсонал.

Перед выпиской, Эберс пригласил пациента к себе в кабинет:

— Мы сделали всё возможное, мистер Хадсон, чтобы поставить вас на ноги, — усадив Глеба в мягкое кресло, доброжелательно начал врач, устраиваясь напротив. — Двигательные функции у вас восстановились, никаких послеоперационных осложнений не наблюдается, практически вы здоровы! За исключением одного — у вас частичная амнезия. Вы слишком долго находились в состоянии клинической смерти, в связи с этим имеются временные нарушения некоторых функций мозга. Это меня тревожит больше всего. Как вы смотрите, мистер Хадсон, на то, чтобы недельки две провести в частной клинике? Там есть хорошие, опытные психиатры, они сделают всё возможное, чтобы восстановить вашу память.

Он секунду помолчал и с грустной пессимистической ноткой добавил: — Хотя, конечно, рассчитывать на стопроцентный результат не приходится…. Но это — шанс! Иначе вам будет трудно вернуться к прежней работе в колледже. Вы ведь сейчас наверняка не припомните даже теорему Пифагора, не говоря уже о дифференциальном исчислении. «Ну, это ты шалишь! У Надежды Петровны и мёртвый теорему Пифагора докажет, — с тёплым чувством подумал о своей школьной учительнице Глеб. — Да и с высшей математикой — без проблем!»

— А чья это клиника? — поднял он глаза на Эберса.

— Профессора Эйремана, — ответил врач, доверительно подавшись вперёд. — Отличное оборудование, грамотный персонал, специализируются как раз в нужной нам области.

— Понимаете, доктор, я уже порядком устал валяться на койке. Хочется спортом позаниматься, встряхнуться как-то, словом привести себя в норму.

— Никаких трудностей в этом не вижу. Условия там прекрасные: свежий воздух, отличный парк, есть спортзал, бассейн и прочее. Да и никто не собирается держать вас в четырёх стенах. Не понравится — соберёте вещи и уедете!

— Хорошо, я согласен, — кивнул Глеб, сообразив, что отказываться от такого предложения особых причин нет.

— Вот и отлично, — сказал Эберс, доставая из кармана и протягивая Глебу визитную карточку. — Вас будут ждать. Здесь адрес и телефон. Если изменятся планы — позвоните. Я думаю лучше всего вам подъехать туда в понедельник — все будут на местах.

— Спасибо, доктор, — поднялся из кресла Глеб.

— Не за что! Это наш долг. Удачи вам, мистер Хадсон! — проводил пациента до двери Эберс.

Довольный собой, хирург подошёл к столу и усевшись на краешек, взялся за телефон:

— Давид, с тебя приглашение на обед!… Да, согласился… с понедельника. Но больше двух недель его не держи — закончится страховка. А поскольку его наверняка уволят из-за профессиональной непригодности, то рискуешь заполучить неплатёжеспособного клиента….

Поболтав еще пару минут о семье и общих знакомых, Эберс положил трубку.

Глеб же спустился на лифте на свой этаж и опять завалился на койку в ожидании Сьюзен. Медсестра обещала освободиться и отвезти его домой.

Связка ключей, бумажник, водительские права, все, что было при нём в момент нападения, заботами Дейва Митчелла уже давно лежало в тумбочке. Одежду сегодня тоже принесли — выстиранную и хорошо проглаженную. Только вот рубашка была новой в нераспечатанной магазинной упаковке. Куда делась старая, с дырками от пуль, никто не пояснял. Но это были мелочи, на которые можно не обращать внимание. Сержант повалялся с полчаса и, изнывая от безделья и не зная, куда себя приткнуть, решил спуститься вниз, пообедать.

Первые десять дней ему привозили пищу на специальной тележке прямо в палату. Когда же он окреп, и смог свободно передвигаться, разрешили ходить в столовую. Столовая ему не понравилась. От советского общепита она далеко не ушла: унылые желто-горчичные стены, потолок, выложенный какой-то несуразной картонной плиткой, местами вспученной от влаги, «Г» — образная линия раздачи с грудой не очень чистых подносов — всё как у нас. Блюд, правда, было в изобилии, но выглядели они мрачно, начиная от потемневшего винегрета и моркови, и кончая мутным пойлом под названием «куриный бульон».

«Привыкли жрать дерьмо всухомятку», — брезгливо окатил он взглядом стоящего перед ним в такой же мятой пижаме больного, деловито ставившего на поднос то, от чего любого русского пронесло бы ещё до окончания обеда. «Борща бы!» — с тоской подумал сержант, долго примериваясь, что взять. Поколебавшись, он поставил на поднос два пластмассовых закрытых стаканчика со сметаной, томатный сок, две булочки и картофель фри с бифштексом. Кассирша-регистраторша пробила его фамилию, номер палаты и назвала сумму в десять долларов сорок четыре цента. Сумма была доллара на четыре больше, чем у отошедшего уже от кассы американца. «Экономит видно парень», — подумал Глеб и, кивнув кассирше, направился к столику.

Булочки оказались непропечёнными и безвкусными, зато сметана — отменная: воткни ложку — будет стоять. Бифштекс был тоже хоть куда — сочный, пальчики оближешь, зато картофель, картофель!! «Только продукты переводят!!!» — злобно хрустел он просвечивающими насквозь ломтиками, отдающими прогорклым маслом.

«Хоть второй раз становись!» — закончив еду, с чувством неутолённого голода поставил Глеб свой поднос на конвейер с грязной посудой. И представил, как от удивления округлились бы глаза у кассирши, сделай он это в действительности. «А если третий раз с подносом встать — точно из-за кассы вывалится!» — развеселился он. Настроение несколько поднялось.

Сержант вошёл в подошедший лифт и, нажав кнопку «Вверх», стал подниматься на свой пятый этаж, носивший, на медицинском жаргоне, название БИТ — блока интенсивной терапии. Здоровенный лифт, видно рассчитанный на перевозку больничных каталок, хоть и выглядел старым, но надо отдать ему должное — работал почти бесшумно. Двери распахивались на каждом этаже, впуская и выпуская людей.

С больничными лифтами Глеб освоился быстро. Главный, по центру здания, имел четыре кабины. Когда две, поочерёдно, шли вверх, другие две в это время опускались вниз. Тут гляди внимательно на световой указатель, а то, как в метро: сядешь в поезд не на той стороне платформы — уедешь в другую сторону. Были ещё и вспомогательные лифты справа и слева в конце длиннющих коридоров, те работали по вызову.

Для Глеба многое выглядело странным. Спешил, спешил человек, подлетел к дверям лифта и замер. И будет стоять и стоять, хотя ему и спуститься то всего на этаж. Ждать приходилось, в общем, недолго, самое большее — пару минут, но это невозмутимое ожидание резало русский глаз. Американцу, если есть лифт, никогда и в голову не придёт топать по лестнице, пусть это и будет в два раза быстрее. Не приучены они. Да и лестница, куда разок из любопытства заглянул сержант, оставляла впечатление отнюдь не из приятных: заплёванная, грязно-окурочная полутьма. Точь-в-точь, как у нас в зачуханных подъездах. Здесь, правда, лампочки не выкручивали, но и менять перегоревшие особо не торопились. Да и мысль — принести из дома перегоревшую лампочку и ввернуть её на работе вместо целой — в американской башке вряд ли когда появится. Русская это мысль! А у них и мысли другие, и сами они другие. Толстые и ленивые. Пусть даже не ленивые, но малоподвижные и толстые, это точно. Глеб уже присмотрелся к ним в больнице. Это только в кино всех американок стройными красотками показывают. А на самом деле стройных — не больше трети. Следят они конечно за собой (по мере возможности, естественно), ну да природу-матушку не обдуришь: жирок всё копится и копится. Оно и понятно: если пешком только до гаража ходить и по ступенькам за всю жизнь не разу не подняться — любой будет семь на восемь, восемь на семь. И никакая диета не поможет. Поневоле приходится разную всячину изобретать: от аэробики, до бега трусцой.

И мысли у них в трёх плоскостях вращаются: о себе, о семье и как заработать побольше. До остального им дела нет. Этих разговоров в коридоре Глеб наслушался от таких же бедолаг, как и он сам, по горло. А по ряду вопросов мог уже и сам справки давать. К примеру, программа социального страхования «Медикэр», когда пациент старше 65 лет оплачивает только первый день пребывания в стационаре — 356 долларов, а потом за него в течение двух месяцев платит государство. Ну а если не вылечился в установленное время, дальше платишь сам — двадцать пять процентов. Но Глебу эта халява не угрожала. До шестидесяти пяти еще дожить надо, чтобы государство за тебя платило, и взносы всю жизнь вносить. А при обычной страховке (если она у тебя есть), всё равно приходится 20 % за лечение выкладывать из своего кармана. А цены больничные будь здоров и не кашляй: анализ крови — 50 долларов, капельница — 120, двухдневное обследование — 1226, гланды вырезать — 2500, операция на сердце — сто двадцать тысяч с хвостиком. Тут крохоборы больничные любую малость посчитают, даже то, сколько раз за тобой сестра судно вынесла. За каждую таблетку бабки выложишь и немалые, здесь даже аспирин идёт по пятнадцать долларов за штуку. Так что болеть особо не рекомендуется. Если что серьёзное, потом годами будешь расплачиваться.

Глеб дождался, когда лифт остановился на пятом и шагнул в коридор. Повернув направо, он миновал сестринский пост, где толстушка Нэнси — палатный регистратор, высунув как обычно кончик языка и прижав телефонную трубку, старательно записывала данные анализов из лаборатории, а старшая медсестра Гретти Баум, яростно шуршала бумагами, проверяя назначения для больных. Она свирепо взглянула на него, но Глеб, игнорируя её косой взгляд, специально направился в дальний конец коридора, чтобы рассказать парочку анекдотов маячащим там больным. Грымза-Гретти терпеть не могла, когда мужики, в пределах подвластной её территории, ржали как кони, неизвестно над чем.




Г л а в а 11


Глеб распрощался с лечащим ординатором и спустился вниз в вестибюль. Народу здесь как всегда было много — больные, родственники, посетители. Изредка мелькали халаты персонала — в правом крыле находилось отделение скорой помощи. У дверей стоял вооружённый охранник, цепким взглядом через витринное стекло встречавший посетителей, едва они начинали подниматься по мраморным ступеням.

«На черта он интересно здесь нужен?» — подумал Глеб, отметив, что в силу привычки никто не обращает на топтавшегося у входа охранника никакого внимания, как будто его здесь и не было. «У нас бы народ точно обалдел», — усмехнулся сержант, представив как в Самаре этого парня уже бы через час задолбали вопросом: За каким лядом его здесь поставили? А через день, он бы уже назубок знал, в каком кабинете принимает терапевт и будет ли ухо-горло-нос в следующую пятницу.

Усевшись на свободное кресло у стены, Глеб стал поджидать Сьюзен, наблюдая, как медсестра в вестибюле из-за стеклянной амбразуры умело дирижирует людским потоком: одним предлагая подождать, других отправляя к лифтовым холлам, а третьих — восвояси, удовлетворив их настойчивое любопытство.

Ждать долго не пришлось. Девушка переоделась за пять минут и выглядела, надо признать, на все сто. Перехватив несколько мужских взглядов, направленных на Сьюзен, он поспешил ей навстречу.

— Я не долго? — улыбнулась она.

— Нет, что ты, — распахнул он перед ней стеклянную дверь и сделал приглашающий жест.

Сьюзен гордо вскинула головку и королевой проплыла мимо косившего глазом охранника. Что может быть приятнее для женщины, чем внимание мужчины?! Тем более, что до сих пор, ни один из них не удосужился придержать для нее эту тяжёлую стеклянную дверь.

Солнце обрушилось на них прямо на ступеньках, едва вышли из-под бетонного козырька. Привыкнув к прохладе кондиционеров, Глеб только сейчас сообразил, что лето, оказывается, ещё не кончилось. На улице царил зной и не малейшего ветерка. Конец августа в Дейтоне — как конец света — сплошное пекло.

— Пойдём, моя машина вон там, на стоянке, — кивнула Сьюзен и, подцепив Глеба за руку, потащила его за собой. Её маленькая прохладная ладошка и хрупкое, доверчиво прижатое плечико, тронули в душе сержанта какую-то новую струнку. Что может быть притягательнее для мужчины, чем девичья доверчивость! От её нежных пальчиков по всему телу разливалось завораживающее тепло, а плечо так уютно и по-домашнему прижалось к его боку, что у сержанта перехватило горло. Шагал бы так с ней рядышком и шагал….

Машина была маленькая, красная, с откинутым верхом. Сьюзен лихо крутила руль и, выкатившись со стоянки, уверенно вписалась у перекрёстка в автомобильный поток.

— А ты хорошо водишь, — похвалил Глеб девушку, когда они остановились перед светофором.

— Я ещё не совсем привыкла — у меня новая машина, недавно купила. Мотор как зверь: сто пятьдесят миль — запросто! — похвасталась Сьюзен.

— Хорошая тачка! — счёл нужным заметить Глеб, похлопав ладонью по приборной доске и пытаясь незаметно чуть передвинуть ноги, для которых места было явно маловато. За те несколько дней, что он болтался среди выздоравливающих, ему об автомобилях прожужжали все уши. Для американца, машина — всё. И хотя в технике они не черта не понимают, не то что русские автомобилисты, для которых разобрать карбюратор — раз плюнуть, но свои машины любят и ездить умеют. Хочешь сказать американцу приятное — похвали его машину.

Сьюзен вставила кассету в магнитофон и плавно тронулась на зелёный свет. Кварталы тянулись один за другим с красивыми, ухоженными газонами и разноцветными, как на картинке, коттеджами. На окраине жил народ побогаче. Ближе к центру пошли высотные дома, конторы, офисы, жилые здания.

Как Глеб и предполагал, судя по названию улицы, его дом находился где-то около старого моста. Но мост, на который они въехали, назвать «старым» не поворачивался язык — вполне модерновый автомобильный мост в четыре полосы движения. Сьюзен промчалась по нему со скоростью пули и метров через двести свернула направо, въехав в старинный квартал. Газонов здесь не было, но и без них дома выглядели величественно — каждый отстроен на свой лад, с лепными украшениями, барельефами, небольшими статуями. Дома стояли тесно, почти примыкая друг к другу, а небольшие промежутки между ними были забраны кованой решеткой.

— Приехали, — весело сказала Сьюзен, останавливаясь у дома с номером восемнадцать.

— Премного благодарен вам, леди! — улыбнулся Глеб, прикрыв ладонью её руку, лежащую на руле. — И знаете… мне как-то стало очень грустно за Президента Соединённых Штатов…, - перейдя на серьёзный тон, сделал он длинную паузу, уловив, как сразу напряглась её рука, а в глазах заметались тревожные искорки. — У него никогда не будет водителя с такими красивыми ножками.

Сьюзен изумлённо вскинула брови и в ту же секунду разразилась смехом. Она закатывалась как колокольчик, то пригибаясь к рулю, то откидываясь на спинку кресла — настолько заразительно и весело, что Глеб начал хохотать вместе с ней.

— Ты знаешь, Рич, а я ненароком подумала, что у тебя «крыша» поехала, — вытирая выступившие от смеха слёзы, сказала она.

— Не переживай! Что-что, а голова у меня крепкая, кирпичи могу колоть! «точнее мог!» — поправил он сам себя и, заметив, как у Сьюзен опять начинают округляться глаза, тут же добавил: — А что ей будет, этой башке, там и мозгов-то всего на одну порцию!

— Как это — «на одну порцию»? — непонимающе уставилась она на него.

— А я разве тебе не рассказывал? — придвинулся к ней поближе Глеб. — Заходит как-то мой приятель (он тоже, кстати, математик, как и я) в китайский ресторанчик, берёт меню и в разделе «Фирменные блюда» читает: Мозги магистра математики, 1 порция — десять долларов. Мозги банковского служащего — двадцать долларов. Мозги патрульного полицейского, 1 порция — двести долларов. Ну приятель, конечно, возмутился, подзывает официанта и спрашивает: «Это что такое! Почему мозги магистра — десять долларов, а какого-то занюханного копа — двести!» Официант учтиво заглянул в меню и так вежливо ему на ухо и говорит: «Всё правильно, сэр! Сами подумайте, сколько этих копов надо настрелять, чтобы на одну порцию хватило?!»

Сьюзен взорвалась от смеха. Она хохотала так, держась за живот, что редкие прохожие начали обращать на них внимание, а в доме, напротив, к окну на втором этаже прилипло чьё-то любопытное лицо.

Глеб вылез из машины и, обойдя её, открыл дверцу с левой стороны:

— А не желает ли прекрасная леди на зависть всем окрестным мужчинам, проводить вверенного ей больного в его апартаменты? — затейливо раскланялся он. — От этой жары и здоровый сдвинется!

— Леди желает! — выключив двигатель, решительно оперлась на предложенную руку девушка, выбираясь из машины.

Глеб захлопнул дверцу и, подхватив Сьюзен под локоток, направился к ступенькам дома.

Две гипсовые статуи подпирали небольшой портал, а входную дверь украшала разлапистая бронзовая ручка и крышка почтового ящика, расположенная вертикально, вдоль косяка, с затейливо отлитыми буквами «Post». Судя по кнопкам переговорного устройства, встроенного в левую половину массивной двухстворчатой двери, квартир в доме насчитывалось шесть. Замок был обычный, английский.

— Так, посмотрим, какой же из них? — достав ключи, попробовал Глеб сначала один, потом другой. Подошёл жёлтый, выглядевший самым старым на связке. Сержант толкнул дверь и пропустил Сьюзен вперёд.

Дом внутри явно перестраивался и не соответствовал тому облику, который рисовался с улицы. Стариной здесь и не пахло. За исключением лестницы. Лестницу видно сочли вполне приёмлемой и оставили. Неширокие мраморные ступени вели наверх, две вазы из розового камня украшали перила. Свет, проникавший через полукруглое окно над входной дверью и со стороны лестницы, освещал три тёмных двери квартир — две справа, и одну — слева, и небольшой ковёр на полу, который, собственно, и являлся единственным ярким предметом в этой прихожей.

— Почту посмотри, Рич. Тебе наверняка есть что-то, — показала Сьюзен на прямоугольную корзину из металлической сетки, прилаженную у дверного косяка.

— Да здесь всё — мне! — взяв пару свёртков сверху, прочитал он на склеивающей ленточке свою фамилию и адрес. — Пойдем, потом заберу! Тут слишком много.

Глеб бросил почтовые упаковки назад и потянул девушку к лестнице. «Интересно, — подумал он, поднимаясь на второй этаж, — на черта они газеты в рулон сворачивают? Удобней, что ли? И ящики почтовые у них не такие как у нас, — вспомнил он бросившиеся в глаза «скворечники» с большими полукруглыми отверстиями, мелькавшие на столбиках у самой дороги, когда Сьюзен везла его из больницы. — У нас бы давно всё вытащили, даже и открывать не надо, только руку засунь».

«Свою» квартиру он узнал сразу, не глядя даже на номер. Дверь была оклеена бело-жёлтой полосатой лентой с надписью «Полиция Дейтона» на фоне какой-то заковыристой эмблемы.

— Ой, Ричард, а у тебя квартира опечатана, — с тревогой сказала Сьюзен.

— Я знаю, меня предупредили, — спокойно достал он ключи, намериваясь открыть дверь.

— Да нет же, видишь что написано! — ткнула она в мелкие буквы, оттеснённые каймой сверху и снизу наклейки. — Вскрывать только в присутствии представителя закона.

— Ерунда всё это, не бери в голову! — потянул сержант за плохо приклеенный уголок наклейки, который тут же оборвался, оставшись у него в пальцах. «Толково придумано! Только ножом соскоблить, а так в жизни не отдерёшь», — рассмотрел он на бело-желтой плёнке сетку еле заметной перфорации.

— Не надо, Рич, давай лучше полицейского вызовем! — потянула его от двери Сьюзен.

— Да не переживай ты об этом, — наконец сообразил он. — Мне лейтенант Митчелл разрешил, — покривил душой Глеб, вставляя ключ. «Странный народ! — хмыкнул он про себя. У нас хоть сто таких ленточек нацепи, всем наплевать. Да хоть гвоздями заколоти! Кому надо всегда у соседа топорик попросит. Законники хреновы!» — толкнул он дверь, услышав, как щелкнул, открываясь, замок.




Г л а в а 12


Прихожая была небольшой. Хромированная вешалка, зеркало в полный рост, фотография на стене — вот собственно и всё. Ни привычных шлёпанцев в углу, сиротливо дожидавшихся хозяина, ни сброшенной обуви. Темно-коричневая дверь в комнату, застеклённая квадратами. Строгая такая дверь, солидная, как в учреждениях, разве что стёкла не захватаны пальцами многочисленных посетителей.

— А у тебя здесь очень даже мило, — проскользнув в комнату, сказала Сьюзен, осматриваясь по сторонам.

«Да, неплохо живёт», — подумал Глеб, вертя головой вслед за девушкой.

Комната впечатляла размерами. «Метров шестьдесят, не меньше!» — прикинул он. Место напротив окон, очевидно, предназначалось для гостей. Диван и два кресла окружали низенький прямоугольный столик, стоящий на однотонном красном ковре. В левом углу у Хадсона был оборудован рабочий кабинет: письменный стол с монитором компьютера, стеллаж с книгами, приземистый шкаф с несколькими ящиками внизу. В торце комнаты красовался камин. Эта стена, оклеенная светлыми обоями под кирпич, выглядела особенно удачно. Два скрещенных ружья, оленьи рога над камином и старинные часы на каминной полке смотрелись здорово. На полу лежала какая-то шкура, скорее всего, судя по ружьям — старый охотничий трофей. Правее стояла чёрная резная этажерка с небольшим телевизором и какой-то аудио аппаратурой. Видно хозяин любил отдыхать, посиживая возле камина.

— Ты знаешь, Сьюзен, а я здесь совсем ничего не помню, как будто в чужой квартире, — оградил себя сержант от возможных вопросов.

— Не переживай, Рич! — взяла она его ласково за руку. — Через день-два ты здесь обживёшься, и всё встанет на свои места.

— Что бы я делал, если бы у меня не было такой утешительницы, — легонько коснулся он губами её щеки и, приобняв, потянул к кухне. — Давай посмотрим, может что-то и выпить в холодильнике найдется, а то в горле пересохло.

Кухня была здесь же, в комнате. Отгороженная Г-образным разделочным столом, она смотрелась великолепно — чёрный пластик и хром. Собственно кухня поразила Глеба больше всего. Как-то непривычно было видеть все эти кухонные атрибуты в жилой комнате. Три высоких табурета с круглыми мягкими сиденьями, электроплита, над которой козырьком навис раструб вытяжки, четыре навесных шкафчика, мойка, две длинные тумбы у стены с кухонным оборудованием и холодильник, тоже чёрный, с двумя хромированными накладками вместо ручек.

— О, у тебя тут много всего, — открыла нижнюю дверку Сьюзен. — Что будешь, колу или пиво?

— Пиво, конечно! — не задумываясь, выбрал Глеб. Он и понятно, какой самарский мужик откажется от пива?! Наверное, нигде пива не пьют больше, чем в Самаре. На «бочках» народу всегда черным-черно, поэтому берут не кружками, а канистрами или, на худой конец, трехлитровыми банками. А из-за кружки, что два часа в очереди стоять?! Только время тратить!

— Смотри, пей осторожнее — холодное, — протянула ему металлическую банку Сьюзен.

О баночном пиве Ткач слышал, но пробовать его ему не доводилось. Он посмотрел, как девушка ловко потянула за открывашку на своей банке, и повторил тоже самое. «А ничего…, - сделав пару глотков, подумал он. — У нас, правда, со старого пивзавода получше будет, а это на чешское больше смахивает, но главное — не разбавлено».

— Пойдём, посмотрим, что там, — указал Глеб на дверной проём, прикрытый плетёной занавесью с тёмными деревянными шариками. Он отодвинул толстые, со вкусом вывязанные нити и по квартире поплыл тихий, приятный звон — К каждой нитке внизу был привязан махонький колокольчик. Дальше шёл коридор с несколькими дверями. За первой находился туалет, за второй — здоровенная кладовка, где висела одежда, аккуратно развешанная на плечиках, а внизу, на полочке, стояло минимум пар десять обуви; за третьей была ванная. Ванная впечатляла: тот же чёрный кафель и хром. Одна стена в зеркалах, от пола до потолка; душевая кабина, прикрытая прозрачной дверцей; бирюзовая ванна — большая и широкая — невиданная роскошь для простого самарского парня. «В эту ванну я точно умещусь!» — обрадовано подумал Глеб.

За четвёртой дверью в торце коридора оказалась спальня.

— Ну, ни хрена себе! — не удержавшись, выдал фразу сержант по-русски, на которую, к счастью, Сьюзен, сражённая увиденным, не обратила внимание.

В комнате ничего не было. Кроме кровати. Огромной и великолепной. Она стояла на однотонном ковре такого чистого василькового цвета, что взгляд невольно вздрагивал, впиваясь в эту изумительную синеву, а потом останавливался, заворожено впитывая это настоящее цветовое чудо. Белое мохнатое покрывало чуть искрилось под солнечными лучами, вливавшимися в окно, вызывая желание дотронуться рукой и ощутить его нежную, податливую мягкость. Атласные подушки, непривычной цилиндрической формы, свежо поблескивали туго набитыми боками, как будто на них никто, никогда не лежал.

«Аэродром целый!» — восхищённо подумал Глеб.

— Прелесть какая, — выдохнула Сьюзен, и со всей непосредственностью, сбросив туфельки, плюхнулась на кровать. Счастливо засмеявшись, она перекатилась по ней несколько раз и застыла, разбросив руки и зарывшись лицом в мягкий мех.

У Глеба что-то ёкнуло. Он присел на кровать и легонько провёл рукой по её спине, почувствовав, как мгновенно напряглось её тело, словно у дикого зверька, готового вот-вот укусить. Она медленно повернулась и в упор посмотрела на него своими карими глазищами в пол лица. Глеб виновато потупился под её взглядом, не зная, что делать, и судорожно решая, убрать свою руку или нет.

Что там говорить, по части женщин Глеб Ткачёв подвигов не совершал. И опыта у него было с мышиный хвостик, не то что у его дружка Мишки Дороговского, переспавшего с половиной курса. Как-то не складывалось у Глеба с теми девчонками, которые ему нравились. А от тех, которые не нравились, он сам старался держаться подальше. Были, правда, случайные связи, но в основном «под этим делом», а поскольку употреблял он редко, то все его любовные похождения можно было пересчитать по пальцам.

— А ты действительно девственник, Рич, — ровным голосом тихо сказала Сьюзен. И не было в этом голосе ничего: ни укора, ни удивления, так — сплошная отстранённость, как будто взяли и оборвали ту ниточку, которая секунду назад ещё связывала их.

У Глеба мучительно дёрнулся кадык, он тоскливо поднял голову… и улыбнулся. Широко и радостно. А чего ему было не улыбаться?! Говорить она могла всё что угодно, а глаза куда спрячешь? И разбитая секунду назад ваза, которую, казалось, как не старайся — не склеить, оказывается, не только не разбита, но даже и не думала падать. И что-то оборвавшееся в душе, оказывается, и не рвалось никогда, а стало крепче, сильнее, волнительней.

Глаза её смеялись, окутывая нежностью, этого верзилу, робкого, словно школьник и такого славного.

Глеб наклонился над ней и поцеловал. Один раз, второй, третий…. В губы… шею… лицо. Он навис над ней неподатливой скалой, и её просто некуда было деться от этих обжигающих поцелуев. Да и не хотелось, по правде говоря. Она пьянела от вкуса его губ и запаха кожи. Её руки обняли сержанта за шею и потянули на себя, заваливая на бок. И едва Глеб коснулся кровати, как Сьюзен ловко выскочила, наградив его коротким поцелуем:

— Мне надо принять душ!

— Я с тобой! — запалённо прохрипел он, приподнимаясь и не сводя с неё горящих желанием глаз.

— Не поместимся, — одобрительно засмеялась она.

— Поме-е-стимся, — убеждённо покачал Ткач головой, улыбаясь во весь рот улыбкой счастливого человека.

… Сьюзен была красивой. Глеб млел от восторга, без всякого стыда и стеснения рассматривая её. Круглая литая попка, высокая талия, роскошная грудь. Да разве можно описать красивую женщину? Когда тонкие руки и худые плечики будоражат своей беззащитностью. А непостижимо гордо выставленный зад мучительно хочется куснуть, проверив, так ли он упруг на самом деле, как выглядит. А как передать этот волнующий изгиб бедра, переходящий в заветный треугольник, при виде которого у сильной половины начинают зашкаливать «приборы». А ножки, ножки! Да им можно оду петь, этим женским ножкам, стройным и обольстительным до неприличия.

— Ты прелесть просто, — облизнув пересохшие губы, выдохнул Глеб.

— Лучше полотенце найди, девственник, — засмущавшись, грубовато сказала она и нырнула в кабинку, прикрыв дверцу.

Ткач выскочил из ванной и понёсся в кладовку. Только там он рассчитывал найти полотенце, поскольку целую стену там занимали встроенные шкафы, в которые они не заглянули.

Он лихорадочно распахнул первый — сорочки и нижнее бельё; второй — спортивный инвентарь; третий — постельные принадлежности; и только в четвёртом — то, что надо. Он взял здоровенное полотенце, в которого можно было запросто и слона завернуть и два махровых халата. «Сойдёт!» — быстро забросил он выпавшие из шкафа вещи и ринулся назад в ванную.

Какие там сорок пять секунд на раздевание?! — Это блеф, когда за оргстеклом маячит то, от чего нельзя отвести глаз. Даже первогодок перекроет норматив вдвое, что уж там говорить о сержанте. Молния вжик — нет штанов. Подол рубашки вверх (ну какой дурак будет пуговицы расстёгивать) — нет рубашки! Трусы вниз, майку вверх — ГОТОВ!!! «Гадство, носки забыл! — Чёрт с ними, чище будут!»

Он потянул за ручку и распахнул дверцу.

— Ну, ты даёшь, Рич! — отодвинувшись чуть в сторону, засмеялась Сьюзен, вытирая мокрыми ладошками лицо. Он непонимающе уставился на неё, не сообразив, что с другой стороны полупрозрачного стекла она пристально наблюдала за его цирковыми армейскими упражнениями. — Я и глазом не успела моргнуть, а ты уже здесь!

Она чуть приблизилась и провела кончиками пальцев по его груди и животу.

— Ты тоже красивый, — прошептала она, скользя руками всё ниже и ниже. — Какой он у тебя большой, коснулась она осторожно его вздыбившегося орудия и опустила глаза, наслаждаясь видом этого пульсирующего в ладонях чуда. «А старый был больше!» — чуть не выпалил Глеб хвастливо, но вовремя прикусил язык. Он притянул её к себе и начал жадно целовать, не обращая внимания на тёплые струйки воды, секущие из распылителя. Его руки гладили её спину, грудь, бёдра, упиваясь сладкими прикосновениями к восхитительной коже. Ладони вбирали в себя эту нежную пьянящую плоть, впитывая каждый кусочек её тела, чтобы тут же переметнуться на другое место, ещё более притягательное, еще более нежное, нетерпеливо дожидавшееся своей очереди. Как он жалел, что у него не тысяча рук! Обнять бы её всю, от пяток до кончиков пальцев.

Сью постанывала, изнемогая от его губ и рук. Её соски напряглись, раскалёнными пиками вонзаясь ему в грудь. И он, не выдержав, легко приподнял её за упругую попку, ставшей сразу округло-огромной, когда девичьи колени с податливой готовностью прильнули к его бокам….

А после душа — белый «аэродром»….

Он был ненасытен, как зелёный пилот, наконец-то дорвавшийся до полётов. Его нервы трепетали, голова шла кругом, хотелось от восторга орать и плакать. Он метался в сладостном упоении, делая переворот за переворотом, закладывал виражи, пикировал, вонзался штопором в эту несущуюся навстречу цель и, «отстрелявшись», тут же шёл на повторный заход. «Летчиком» он был от Бога! Лишь что-то лепетала Сью, уткнувшись горячими губами в шею, да тело её с протяжным криком, взрывалось в который раз, заставляя его с новой силой метаться от полыхавшей в нём страсти. Какая там к чёрту посадка! Если баки полны и боекомплект — под завязку! ЕЩЁ! ЕЩЁ! ЕЩЁ!!!

И даже часа через три, когда они счастливые, расслабленно бултыхались в ванне, он всё равно хотел её. И глядя на эти груди, всплывшие среди пены как морские мины, влажными и крутыми боками, ему нестерпимо хотелось ухватиться пальцами за эти торчащие детонаторами соски, чтобы ещё разок раствориться в этой огненной буре, имя которой — ЖЕНЩИНА!




Г л а в а 13


Под вечер, сославшись на то, что её ждёт мама, Сьюзен ушла. Глеб проводил её до машины.

— Ты был великолепен, Рич — чмокнула она его на прощанье в щеку.

— Рад стараться, леди! — вытянулся он по стойке смирно, выпятив грудь. Но, почувствовав, что девушка на его шутовство вот-вот обидится, взял ее руки и, прижав к груди, искренне сказал: — Ты просто прелесть, Сью…. И очень мне нравишься…. Очень….

Девушка ему поверила. Он заметил, как чуть дрогнули зрачки, и глаза радостно засияли. Она поцеловала его ещё раз и села в машину.

— И не забудь, я тебя завтра жду к обеду, — торопливо сказал он, когда заурчал мотор.

— И не надейся! — погрозила она ему пальчиком. — Я не забуду! Не каждый день меня приглашают долговязые и нахальные магистры.

На «долговязого и нахального» Глеб не обиделся. Слова звучали ласково и нежно, лаская слух. Сьюзен выжала сцепление и плавно тронула машину от тротуара. Она дважды оборачивалась, и Глеб махал ей рукой, опасаясь, что она во что-нибудь врежется.

На душе было светло и празднично. Перескакивая через ступеньку, он птицей взлетел наверх и с упоением мурлыкая «Бухгалтера», начал толкаться по всей квартире из угла в угол. Толкался то он, в общем, не бесцельно — искал подходящую сумку или пакет, чтобы сходить в магазин, но одно другому не мешало. Уж очень хорошо пританцовывалось под это радостно-мажорное: «Бух-галтер! Милый мой бухгалтер! Та-та-та-та, та-та-та-та!» Слов то дальше он не помнил, да они и не к чему слова, когда на душе праздник. Гуляй, Самара!

Минут через пять, сменив рубашку и найдя довольно приличный на его взгляд пакет, он опять вышел на улицу. Секунду постояв, он повернул налево — в сторону, противоположную той, откуда они приехали с Сьюзен. В начале улицы, насколько он помнил, магазинов не было.

Супермаркет он нашёл через два квартала, почти рядом с гаражом Гаррисона, где, по словам Митчелла, стояла его машина. Магазин располагался с другой стороны улицы, чуть наискосок. И хотя уличное освещение ещё не зажгли, но над магазином уже зазывно вспыхивала реклама. Глеб, чуть волнуясь, пощупал в кармане бумажник (не испарился ли?), толкнул стеклянную дверь и впервые в жизни вошёл в американский магазин.

Разобрался он быстро. Принцип был тот же, что и в советских «Универсамах» застойных времён. Только вместо металлических корзинок с ручками, стояли никелированные тележки на колёсиках. Да от всевозможных товаров, в непривычно яркой упаковке, рябило в глазах.

Среди многочисленных стеллажей и полок, вытянувшихся рядами, он катал свою тележку добрых полчаса, пока не набрал всё необходимое для завтрашнего обеда. Когда он остановился перед стеллажом с фруктами, у него разбежались глаза — слишком много всяких диковинок здесь лежало. Половину из них он не только не пробовал, но и не знал даже, как они называются. После долгих размышлений, не желая попасть впросак, сержант остановил свой выбор на ананасе и грозди бананов. Фрукты были относительно дороги, но больше всего его поразило, что червивые яблоки стоили на пятьдесят центов дороже хороших. «Считают, что червяк тоже не дурак — грызёт то, что получше!» — сообразил он, удивляясь американскому умению нажиться даже на червоточине.

Не удалось купить самого главного — мяса или фарша для пельменей. Колбаса, ветчина, буженина — пожалуйста. Бифштексы, шницеля, расфасованные в пакетики — бери, не хочу. Но свежего мяса не было.

Две девицы бойко рассчитывали покупателей, укладывая покупки в точно такие же пластиковые пакеты, какой лежал у него в кармане. «Зря искал», — подумал Глеб и, заметив, как мужчина впереди него протянул кассирше кредитную карточку, тоже достал из бумажника свою. «Если что не так, расплачусь наличными», — с долей неуверенности протянул он девушке свою кредитку. Но всё оказалось «так». Она всунула её в щель аппарата, и его счёт в банке облегчился на пятьдесят с лишним долларов.

— Вам доставить на дом, мистер Хадсон? — спросила его упаковщица, сложив покупки в два пакета.

«А меня здесь, оказывается, знают», — задержал на девушке взгляд сержант и с улыбкой ответил: — Нет, спасибо, я с собой заберу. А вы не подскажете, есть ли по близости мясной магазин?

— Да, конечно, — доброжелательно улыбнулась девчонка в ответ, и тут же пояснила, — направо за угол, через два дома.

Глеб поблагодарил ещё раз и, забрав свои пакеты, направился к выходу.

Пока он торчал в супермаркете, уже стемнело. Зажглись фонари, а неоновых огней стало раза в два больше. Отыскав магазин и купив без всяких проблем говядины и свинины, сержант двинулся домой. Шёл он не торопясь, наслаждаясь благодатным вечером, когда осточертевшая жара, наконец то спала, и лёгкие с удовольствием вбирали не обжигающий зной мартена, а живительный влажный воздух, принесённый ласковым ветерком с реки.

«Так, на первое — борщ, на второе — пельмени, на десерт — фрукты. Салатик ещё какой-нибудь сварганю и лады, — прикидывал Глеб завтрашний обед. — Окрошечки бы, конечно, по такой жаре, ну да ни кваса, ни хлеба ржаного здесь не найдёшь, наверное. А без ржаного сухаря, какой квас?!»

Готовить, надо отметить, Ткач умел хорошо. На первом и втором курсе ему частенько приходилось стоять у плиты. Мать работала тогда участковым врачом (пока не перешла в Пироговку), приходила затемно, валясь с ног от усталости, после десятка полтора вызовов к больным. Вот они и брали с отцом часть хозяйственных забот на себя. А когда подросла Ольга, то со свойственной ей решительностью, быстренько забрала кухню в свои руки. Всё у неё там сияло, каждая вещь лежала на своём месте, и она частенько им с батькой делала выговор, если они, по своей мужской бестолковости, клали что-то не туда, где положено. Готовить сестрёнка любила, и всегда краснела от удовольствия, когда отец и брат без зазрения совести нахваливали её стряпню. А по части пирогов, пирожков и пирожных Ольча вообще была докой. Даже мать порой удивлённо ахала, когда та вынимала из духовки своё очередное творение, дразнящее сдобным запахом и глянцевой хрустящей корочкой….

— Ты не находишь, Боб, что этот долговязый джентльмен устал нести наши пакеты? — неожиданно загородили Глебу дорогу две фигуры, отделившиеся от стены дома.

— Не только пакеты, но и бумажник, по-моему, тоже! — отозвался тот, которого назвали Бобом. Он поигрывал для устрашения ножом, делая кистью небольшие круговые движения. Второй, с той же целью, похлопывал себе по ладони сложенными нунчаками — медленно и методично, лишь позванивала цепочка, соединяющая концы забранных металлом палочек.

Сержант, остановившись, молчал. Бросить пакеты на землю было жалко — высыпятся, а поставить их к стенке — напроситься, чтобы пнули по рёбрам, хотя свободные руки ему бы не помешали в такой ситуации. Он ждал. Эти двое впереди тоже чего-то ждали. Пауза затягивалась.

«Чего они ждут?» — прокручивал Глеб, удивляясь, что парни не нападают, и в ту же секунду почувствовал за спиной движение. «Ясно чего — третьего!» — непроизвольно напрягся он, чуть сгибая для толчка ноги в коленях.

— Не дергайся, придурок, — раздалось сзади, — целее будешь! Давай сюда пакеты, и бумажник давай!

Большие ладони легли на его руки и, ухватившись, потянули за полиэтиленовые ручки, которые Глеб тут же выпустил и сделал два стремительных удара ногами. Один короткий — пяткой вперёд, который согнул пополам и отбросил подонка с нунчаками на задницу, второй боковой в подбородок Бобу, от которого тот, даже не пискнув, пролетел метра три и грохнулся на мостовую. Молниеносно повернувшись, сержант перехватил руки третьего: — Спасибо, что подержал, приятель! — выдохнул он в лицо стоявшему сзади грабителю, не успевшему ничего сообразить и, откинув голову, саданул его лбом в переносицу. Тот, залившись кровью, сразу обмяк, и Глеб, опуская его потихоньку на асфальт, высвободил из безвольных пальцев свои пакеты.

— Ещё раз попадётесь, башку оторву! — придавил он к земле руку корчившегося юнца и, забрав у него нунчаки, пошёл дальше, провожаемый злобным, мстительным взглядом.

До дома было не далеко, чуть больше квартала. И он шёл не спеша, даже не подозревая, что очнись здоровяк с разбитой рожей тремя минутами раньше, то, не раздумывая, шмальнул бы из лежащего в кармане револьвера ему в спину. Благо кругом ночь.




Г л а в а 14


В субботу с утра позвонил Митчелл:

— Добрый день, Ричард. Как у тебя дела, обжился уже в квартире?

— Да у меня всё нормально, Дейв, спасибо. Но имей ввиду: ко мне вчера вечером в квартале от дома три паренька прицепились — пытались меня ограбить, так я грешным делом, попортил им немного фотографии.

— Как они выглядели?! — встревожился лейтенант.

— Да кто их в темноте разберёт. Один высокий — с меня, двое других — метр семьдесят — метр семьдесят пять. Молодые, лет двадцати, может чуть старше. У одного нос должен быть всмятку, а у другого челюсть наверняка сломана. У третьего синяк в области живота. Нож я там, в потёмках искать не стал, а нунчаки забрал!

— Они что, тебе даже ни разу не врезали?

— Не успели. Видно рассчитывали, что бумажник я им сам отдам, без всякого сопротивления.

— Ну, ты даёшь, Рич! Ладно, сиди дома и на улицу ни ногой. Дверь кроме меня никому не открывай! Да, в столе у тебя лежит пистолет, задиктуй мне номер, я оформлю тебе разрешение на ношение оружия.

— Погоди минутку, — отложил Глеб трубку и направился к письменному столу. Он начал открывать ящики и во втором сверху действительно обнаружил пистолет. Там же лежали запасные обоймы и коробки с патронами. «ФП — 70» — прочитал он на рукоятке марку пистолета, а на затворе название фирмы: «Гехлер — Кох» и мелкую надпись «сделано в Германии». Пистолет был хорош: 9 мм, самовзвод, с двухрядовым магазином на восемнадцать патрон. Если для кого-то он и был великоват, то для ткачёвской руки в самый раз.

Сержант зачитал Митчеллу набитый на оружии номер и тот повесил трубку, бросив напоследок: — Жди! Через час приеду!

Глеб хмыкнул про себя, удивляясь тому, откуда лейтенант знает, где у него лежит пистолет и, услышав гудки, повесил трубку. «Наверно нашли, когда квартиру осматривали», — пришёл он к единственному выводу и вернулся к изготовлению пельменей, от которых его отвлёк звонок полицейского.

Пальцы его уверенно защипывали края кружков, вырезанных стаканом из раскатанного теста, и укладывали готовые пельмени на посыпанную мукой разделочную доску. Фарш он сделал хороший — смешав свинину с говядиной и добавив несколько луковиц. Пельмени должны были выйти на славу. «Налеплю штук сто, и хватит», — мурлыкая под нос привязавшегося «Бухгалтера», начал раскатывать он очередную пластину теста бутылкой из-под виски, поскольку скалки у Хадсона не нашлось.

На плите что-то зашипело. Глеб, повернувшись, поспешил приподнять крышку с кастрюли, где варилось мясо для борща. Сняв пену, он поставил регулятор на самое маленькое деление, чтобы сильно не бурлило и не перехлёстывало через край. К тому времени, когда пришёл Митчелл, с пельменями он покончил и готовил заправку для борща, помешивая в сковородке нарезанные соломкой овощи, ожидая, пока лук приобретёт золотистый оттенок.

— Никак ты в кухарки заделался, Рич?! — окинув удивлённым взглядом голубой фартук и зажатую в руке ложку, сказал лейтенант.

— Проходи быстрее, Дейв, а то подгорит, — закрыл Глеб за Митчеллом дверь и поспешил на кухню.

— Ты знаешь, а пахнет вкусно, — подошёл сзади лейтенант, наблюдая, как он добавляет готовую заправку в бульон, где уже минут пятнадцать варилась капуста, картофель и слегка притушенная свекла.

— Борщ это, — пояснил сержант, прикрывая крышку. — Он всегда вкусно пахнет! Дал бы попробовать, но не готов пока. А вот пельменями я тебя угощу!

— Пельменями?! А это что такое?

— Пальчики оближешь, как попробуешь! — засмеялся Глеб и быстро налив полкастрюли воды, поставил её на плиту. — Я вчера Сьюзен на обед пригласил, вот и готовлюсь потихоньку.

— Ну-ну! — с сомненьем в голосе сказал лейтенант, сообразив, что Сьюзен — это, скорее всего, та медсестра, вокруг которой его подопечный крутился последнюю неделю. — Не думаю, что она будет в восторге. Она наверняка рассчитывает, что ты поведёшь её в какой-нибудь ресторан и, помяни моё слово, наденет своё лучшее платье и сходит к парикмахеру. А женщины не любят, когда их старания пропадают впустую.

— Может ты и прав, — погрустнел Глеб. — Посмотрим!

— Ну, а как насчёт блондинки? Ты что, дал ей отставку? — поинтересовался Митчелл.

Скорее всего, это она мне дала! Забежала в больницу ещё разок, ровно на минуту, и как ветром сдуло. Ни ответа, ни привета!

— Так позвони ей! — посоветовал лейтенант.

— Ты хочешь, Дейв, чтоб бабы мне глаза выцарапали? Тем более, я её телефона — не знаю!

— Причина уважительная, засмеялся Митчелл. — Только когда встретишься с ней, придумай что-нибудь поубедительнее. А то она обязательно спросит, куда ты дел телефонную книгу, которая у тебя всегда валялась на столике рядом с аппаратом.

— Ты считаешь, что она была у меня дома?!

— М-да! — пробурчал Митчелл. — Видно «крыша» у тебя поехала сильнее, чем я предполагал. Да будет тебе известно, Рич, Кэрол Джанвейн «числится», если можно употребить такое слово, твоей невестой. Она из хорошей семьи, богата. И ваши отношения, как нам удалось установить, длятся второй год. Кстати, это может быть одним из мотивов покушения. Поверь мне, на свете найдётся достаточно сволочей, которые прикончат соперника и за менее лакомый кусок…. Чужими руками, конечно!

— Так ты думаешь, в меня стреляли, чтобы заполучить Кэрол?!

— Может быть и так. Мы прорабатываем эту версию, но пока ни на какой след не вышли. Но разговор не об этом, меня сейчас больше всего занимает вчерашнее нападение!

— Погоди минуточку, — сказал Глеб, заметив, что закипела вода. Он подсолил кипящую воду и запустил в кастрюльку порцию пельменей. Дождавшись, пока они сварятся и всплывут, он выловил их шумовкой и выложил на блюдо, бросив сверху кусочек сливочного масла, которое тотчас растаяло. Себе сержант тоже положил на тарелку с десяток — попробовать.

— Садись, — сказал он Митчеллу, пододвигая ему сметану. — Со сметанкой в самый раз, — обмакнув пельмень в густую сметану, отправил Ткач его в рот, захлёбываясь горячим соком.

Митчелл последовал его примеру. Через пару минут, съев уже с десяток пельменей, он изрёк: — Дурой она будет, если потащит тебя в ресторан, не попробовав твоей стряпни. Ничего лучшего ей там не подадут! Слово полицейского!

— Я тоже на это рассчитываю, — расплылся от похвалы Глеб. Пельмени действительно получились хоть куда….

— Ну, давай рассказывай! — попив кофе, вернулся к цели своего прихода лейтенант. Он выпустил колечко дыма и уставился на подопечного.

— Я ходил в супермаркет за покупками. Сам понимаешь, к обеду надо было кое-что прикупить, — начал Глеб делиться впечатлениями. — Возвращался уже, когда стемнело. В полутора кварталах отсюда из ниши дома выскочили двое. Потребовали мои пакеты с покупками и бумажник. У одного был нож, а у другого — вот эти нунчаки, — достал он из ящика стола оружие грабителей.

— Фабричные, — взяв их за цепочку двумя пальцами, констатировал Митчелл.

— Сзади, в это время, подошёл третий. Роста примерно моего — дышал мне в затылок, и без зазрения совести забрал у меня из рук пакеты и приказал доставать бумажник. Мне это, естественно, не понравилось и, как только он освободил меня от ноши, я им и дал по разу. Они ведь не знали, что я немного когда-то каратэ занимался.

— А ты рассмотрел их, Рич?

— Да не очень. Вот то, что африканца ни одного не было, это точно! Один помоложе выглядел — лет восемнадцать — двадцать, а двое постарше. Того, которому я челюсть свернул — Бобом назвали. Да я особо к лицам и не присматривался, темно же было, — начал оправдываться Глеб, понимая, что не очень-то много сведений может сообщить Митчеллу. — Я ведь думал шпана просто.

— Шпана обычно в этом районе не грабит, — пояснил лейтенант. — Это спокойный район. А ты бы узнал их, если встретил?

— Сейчас их любой узнает. У одного нос сломан, а у другого челюсть. Молодого я пожалел: так, стукнул легонько, чтобы на задницу сел и всё!

— А что же ты сразу в полицию не позвонил, как пришёл?

— Да знаешь, как-то в голову не пришло. Да и телефон я не помню. «Не ноль — два же набирать!» — подумал сержант про себя.

— Ты знаешь, Ричард, что-то мне не очень верится в твой рассказ, — посмотрел на него внимательно Митчелл. — Не похож ты ни на Брюса Ли, ни на Сильверста Сталлоне. Даже я, наложил бы в штаны, если бы меня встретили трое вооружённых грабителей, а при мне не оказалось бы моей пушки. Хотя я, за десять лет полицейской службы, уж поверь мне, во всякие переделки попадал.

— Да я же тебе объяснял, Дейв! Они тоже не предполагали, что получат отпор. Я, конечно, уже давно не в форме, да и ранение сказывается, но кое-что ещё могу! Становись вот здесь! — поднял он с кресла Митчелла и поставил посередине комнаты. — Имей в виду, я буду на тебя нападать, но удар только обозначу. Если сумеешь, поставь блок.

Сержант чуть приблизился к полицейскому, набрав ту дистанцию, на которой находились остановившие его грабители.

— Мае-какато-гери-ке-коми — толчковый удар пяткой вперёд, — быстро сказал он, и его нога настолько стремительно ринулась к животу лейтенанта, что тот даже не успел сгруппироваться, почувствовав лёгкое касание стопы. — Йоко-гери-ке-аге — боковой хлещущий удар вверх, — тут же протараторил Глеб, и его нога, нацеленная на этот раз в голову, остановилась в нескольких сантиметрах от подбородка Митчелла, заставив того запоздало отшатнуться. — Ну, а к третьему, я просто повернулся, перехватил его руки, чтобы он не уронил мои пакеты и ткнул его лбом в переносицу, — проимитировал движение сержант. — Вот, собственно, и всё!…

— М-да, — сказал Митчелл. — Убедительно! Если надумаешь вдруг уходить из колледжа — место в полиции я тебе гарантирую! Ну а все муниципальные больницы мы проверим! Не думаю я, что они обратятся в частную клинику, — усмехнулся он. — У тебя найдется чистый полиэтиленовый пакет? Если здесь остались отпечатки, — поднял он за цепочку нунчаки, — мы этого ублюдка вычислим в один момент. Он наверняка значится в картотеке. Хотя посадить, мы его вряд ли посадим. — Нет свидетелей! А друг на друга они показания давать не станут. Главное установить — случайно они там оказались, или их кто-то подослал…. Ты дом запомнил, возле которого на тебя напали?

— Да, конечно, — отыскав пакет, протянул его лейтенанту Глеб. — По этой же стороне улицы, что и мой, в середине следующего квартала. Он там один такой, с нишами в стенах. Раньше скульптуры, наверное, стояли.

— Ну и чудненько! Я пошлю человека, он опросит жильцов. Может и свидетели найдутся. Хотя рассчитывать на это особо не приходится…. Да, чуть не забыл, — полез в карман Митчелл, — вот тебе разрешение на ношение оружия. Действительно в пределах штата.

— Спасибо, Дейв, поблагодарил Глеб, беря удостоверение. — А винчестер я могу с собой возить?

— С этим никаких проблем. На охотничьи ружья разрешений не надо, — пояснил лейтенант, собираясь уходить.

— Заходи завтра на борщ, он на второй день ещё вкуснее становится, — провожая Митчелла к дверям, пригласил Глеб.




— Спасибо, Рич, рад бы, но не обещаю. Дел по горло. А позвонить — позвоню обязательно! И будь поосторожней, пожалуйста. Мой телефон у тебя есть, если что, звони сразу в любое время. И имей в виду: эта уличная мразь весьма злопамятна. Вполне возможно, что попытаются свести с тобой счёты.

— Чёрт с ними, я в понедельник уезжаю на две недели в клинику Эйремана. А за две недели много воды утечёт.

— Хорошо если так. Но сегодня и завтра постарайся не очень афишировать свою персону. Они ведь знают приблизительно, где ты живёшь, а рост у тебя приметный!

— О кей, Дейв! Я поберегусь!




Г л а в а 15


— Поедим, Вилли, перекусим чего-нибудь. С утра не жравши, живот уже подвело.

— Заткнись, Джек! Радуйся, что в тачке сидишь, а не на чердаке говно голубиное топчешь. Ты забыл, что Эрик дал всего три дня, чтобы мы нашли этого ублюдка?! Так что помалкивай и не вводи в грех, если не хочешь, чтобы тебе рёбра пересчитали. Губастый шутить не будет!

— Давай тогда я схожу один. От меня всё равно никакого прока. Узнать, я его не узнаю, поскольку никогда не видел, а так хоть гамбургер тебе принесу, — просительно посмотрел не приятеля Джек, дохнув из щербатого рта неприятным смрадом.

— Ладно, иди, — брезгливо отвернувшись, полез в карман сидевший за рулём Вильям. — И жвачку себе купи… мятную! — протянул он двадцать баксов Джеку, получившего в банде вполне законное прозвище «Вонючка». В глаза, правда, его никто так не называл, поскольку тот реагировал на прозвище, как бык на красную тряпку и сразу бросался в драку, хотя был тщедушен и невысок. Но отвратительный запах гниющей пищи, исходивший от его больного желудка, сводил все потуги бедняги на нет.

Не успел Джек открыть дверцу, чтобы вылезти из машины, как Торрес схватил его за плечо: — Сиди спокойно. Вот он, ублюдок долговязый!…

Глеб шёл по противоположной стороне улицы, и шёл быстро. Не обращая особого внимания ни на прохожих, ни на припаркованные к тротуару автомобили. Спиртного в квартире Хадсона было достаточно, но как оказалось, вина он не держал. В небольшом баре стояло несколько бутылок виски и бренди. По мнению Глеба, выпивка абсолютно не подходящая для девушки. А до прихода Сьюзен оставалось чуть больше часа. Вот Ткач и торопился, совсем как-то упустив предупреждения Митчелла, и не заметив, как по другой стороне улицы за ним увязался Джек — Вонючка.

«Быстро мы его отловили!» — внутренне ликовал Торрес, объехав квартал и помахав рукой торчащему у супермаркета Джеку. «Всё, конец тебе парень, конец! Уж чего-чего, а своего сломанного носа Губастый тебе век не простит!» Он притормозил, останавливаясь у светофора и, качнувшись, легонько задел телом руль. «Здорово эта скотина меня вчера приложила, до сих пор всё болит!» — со злобой и известной долей уважения подумал Вилли, трогаясь на зелёный свет. Он проехал ещё два квартала и прижал машину к тротуару.

Долговязый обидчик появился минут через десять. Он быстро пронёсся мимо машины, не обратив внимания на отвернувшегося водителя в тёмных очках. Вильям проводил его рассеянным взглядом, отметив, как тот зашёл в следующий дом. В ту же минуту на переднее сиденье юркнул Вонючка.

— Его зовут Хадсон! Купил вино, — шмыгнув носом, сказал Джек. — В супермаркете его знают. Я сам слышал, как с ним поздоровалась кассирша, назвав «мистер Хадсон».

— Молодец! — похвалил приятеля Торрес. — Можешь двигать теперь за гамбургерами, а я тут покараулю ещё немного. Не зря же он бутылку взял, может к нему гости какие пожалуют!

Проводив взглядом Джека, он развалился на сиденье и расслабился. «А у Губастого башка варит. Правильно решил, что этот долговязый где-то рядом живёт. Ну что ж, даст бог, рассчитаемся… сполна…». Глаза потихоньку слипались. Клонило в сон. Ночью толком поспать не удалось….

Вернувшийся с гамбургерами и бутылкой колы, Джек растолкал задремавшего Торреса. И вовремя. К дому, за которым они наблюдали, подкатил красный фордик с открытым верхом.

— Кажется, это его девка! — прогундосил Джек с набитым ртом, подавшись вперёд.

— Сиди спокойно, — сбил его пыл Вильям, внимательно наблюдая, как выскочивший из дома Хадсон, улыбающийся во весь рот, поддержал за локоток приехавшую девчонку, помогая её выбраться из машины, подвёл к двери и пропустил вперед. «Вряд ли это его подружка, — подумал он. — Слишком вежлив!»

Торрес принялся за пакет с едой, который притащил напарник, а потом завалился спать на заднее сиденье, наказав Вонючке не спускать глаз со стоящей перед домом машины. Тот, медленно перекатывая во рту жвачку, вертел маленькой головкой во все стороны. Время тянулось медленно.

Ближе к вечеру Вилли перегнал машину на квартал вперёд, чтобы не слишком мозолить глаза обитателям улицы. И когда около двадцати часов красный фордик, наконец, тронулся, и набрав скорость, помчался по Олд Бридч, Торрес не торопясь завёл мотор и погнал свою машину следом. Он держался на почтительном расстоянии, хотя эта предосторожность была, в общем-то, излишней. — Счастливая и радостная Сьюзен, у которой на душе всё пело от переполнявших её чувств, вряд ли бы заметила преследователей, уткнись они ей даже в багажник.




Г л а в а 16


Лежа в постели в воскресенье по утру, Глеб мысленно перебирал весь вчерашний день.

Без всякого преувеличения суббота удалась на славу. От обеда Сьюзен была в восторге. Хотя Митчелл, несомненно, оказался тоже прав. — Сью приехала при полном параде, рассчитывая, что они пойдут в ресторан. Когда Глеб сказал, что обедать они будут у него дома, она чуть погрустнела, но тут же опять расцвела улыбкой, услышав, что специально для неё, он приготовил обед по рецептам русской кухни.

Обед прошёл что надо! Наконец-то, сержанту удалось дорваться до борща. Да и вино, по его мнению, оказалось хорошим. А что может быть приятнее, чем болтовня с красивой девушкой и неспешное потягивание винишка из высоких бокалов. Сплошное удовольствие! Пока суть да дело, он кое о чём и расспросил: как платить по счетам (в том числе и за больницу), как снять деньги в банке, как выписать чек (чековая книжка обнаружилась в ящике стола) и о многом другом, что было для него премудростью за семью печатями. Никто ведь и не думал готовить его для внешней разведки. Готовили его для спецназа: «А перед нами всё цветёт — за нами, всё — горит!» Так что учиться американскому образу жизни Глебу приходилось самому. А Сью, пока они болтали, всё поддразнивала его: то невинно проведя язычком по своим алым губкам, то приняв такую обольстительную позу в плотно облегающем тело платье, что сержант только ахал про себя и на секунду замолкал, сбиваясь с мысли. Да мало ли у женщин способов очаровать мужчину?! Ей Бог и глазки дал, и улыбку, и голосок нежный. Проведёт ласковыми пальчиками по щеке — внутри всё и переворачивается! Кончились её поддразнивания тем, чем и должны были кончиться. — Подхватил её Глеб на руки и понёс в спальню….

Ткач улыбнулся приятным воспоминаниям и потянувшись, бодро вскочил на ноги. Побрился, умылся, сделал зарядку и пошёл готовить завтрак. Пара яиц, кусок колбасы, чашка чая — что ещё спецназу надо! Можно браться за дела.

В клинику Глеб собирался скрупулёзно. Долго пересматривал гардероб Хадсона, выбирая подходящее. И хотя вещи были вполне приличными, красивыми и добротными, но душа к ним не лежала: чужие они, и всё тут! Не свои, не родные! Даже запах не тот! И хотя мысленно он понимал, что это его вещи, а не кого-то другого, но всё равно испытывал некоторое чувство брезгливости и неудобства, примеряя оставшуюся после Хадсона одежду. Сумки подходящей он в доме не нашёл, но обнаружил хороший кожаный чемодан, не очень большой, но вместительный. Как раз то, что надо, чтобы уложить отобранные вещи.

Пол дня сержант ходил по квартире, осматривая всё подряд. Перебрал содержимое всех ящиков и шкафов. Попавший в руки фотоальбом он изучал долго, особенно несколько семейных фотографий на первых страницах. Мать Хадсона была высокой худощавой женщиной на полголовы выше отца. Ричард видно пошёл в неё. Отец — крепкий мужчина с сединой в волосах, выглядел на всех фотографиях сердитым с сурово прищуренными глазами. «Кремень видно мужик», — подумал Глеб, вглядываясь в скуластое лицо с нависшими бровями и плотно сжатым ртом.

В альбоме нашлось много студенческих фотографий: с друзьями, без друзей и даже в смешной четырёхугольной шапочке с кисточкой, сделанной, очевидно по выпуску. А в конце — десятка два снимков более поздних, снятых наверняка в Дейтоне, с которых улыбалась Кэрол. Девушка выглядела великолепно, да и Ричард вместе с ней смотрелся неплохо. «Красивая пара, ничего не скажешь!» — закрыл альбом сержант, утверждая его на место. «Надо будет ей позвонить, а то действительно нехорошо как-то получается».

В отношении Кэрол он определиться не мог. Она притягивала, привораживала своей красотой и в тоже время пугала. Глеб даже вроде робел перед ней, той робостью, которая возникает, когда протягиваешь руку к чужой, поразившей тебя, изумительной, но хрупкой вещи. Эх, не дай Бог уронить или разбить! Он жалел её. Ну в чём она виновата, что так сложилась судьба?! — Ни в чём! И Ричарда она любила по-настоящему! Глеб это чувствовал. А сейчас всё пошло кувырком, всё стало неопределённым, особенно для неё. И причина всему — Глеб Ткачёв. Он был виноват, и он это знал.

Влюбись он в невесту Ричарда — и всё бы вернулось на свои места, сняв большую часть проблем. Но кроме чувства восхищения, Глеб (как ему казалось) к ней ничего не испытывал. Ему нравилась Сьюзен. А может он просто инстинктивно опасался сближаться с Кэрол Джанвейн, не желая играть роль её возлюбленного, которую ему навязывали обстоятельства. Роль, несомненно приятную, но насквозь лживую и лицемерную, сулящую в будущем не только одни плюсы, но и минусы.

Телефон Кэрол он искал недолго. В справочнике, среди трёх Джанвейнов, Кэрол значилась одна. Глеб набрал номер, напряжённо ожидая когда снимут трубку, а когда после долгих гудков женский голос предложил ему оставить информацию на автоответчике или перезвонить, он на секунду растерялся, не сразу сообразив, что девушки нет дома. Ткач чуть помедлил, собираясь с мыслями и сказал:

— Кэрол, это Ричард. Меня выписали из больницы, но в понедельник я на две недели еду в клинику Эйремана. Предложили пройти курс лечения, чтобы восстановить память.

Он не стал уточнять, что его выписали два дня назад, понимая, что девушка может обидеться и, посему, сказав ещё несколько расхожих фраз, облегчённо вздохнув с чувством выполненного долга повесил трубку.

«Наверное и мне кто-нибудь звонил, пока меня не было дома», — склонился он над своим автоответчиком, внимательно рассматривая кнопки и надписи. Управление оказалось схожим с кассетным магнитофоном. Он перемотал ленту назад и ткнул кнопку воспроизведения.

Записей оказалось две:

— Ричард, я рад, что ты выкарабкался и поправляешься. Лейтенант Митчелл мне звонил. Приеду, как только утрясу свои проблемы с делами. Дней через двадцать. До встречи!

«Отец!» — понял Глеб, почувствовав в голосе тёплые нотки, пробивавшиеся сквозь рубленные телеграфные фразы.

Второй звонок принадлежал Кэрол:

— Ричард, милый, это Кэрол! Страшно волнуюсь, что ты не узнаешь мой голос, как не узнал меня, когда нас пустили первый раз к тебе в палату. Не отрицай, не узнал! Я это поняла по твоим глазам. Ты посмотрел на меня как на чужую! Заинтересованно, но как на чужую!

Кэрол сделала паузу, справляясь с собой и Глеб почувствовал за этой паузой острую боль и неподдельное горе. — Я тебя в этом не виню, — сказала она уже спокойней. — Но страшно переживаю за тебя и за наше будущее. Позвони мне, пожалуйста, когда выпишут из больницы. Очень хочу тебя увидеть. Я не верю, что ты меня забыл, не верю… не верю….

Глеб услышал, как задрожал её голос, а потом раздался щелчок положенной трубки.

«М-да, — подумал он, — нехорошо получается». Сержант прокрутил записи дважды и задумался. Подумать было о чём. Как строить свои отношения с Кэрол? Рвать их или нет? С одной стороны, продолжать отношения, играя роль Ричарда, Глебу не улыбалось. Это означало связать себя по рукам и ногам всеми взаимосвязями Хадсона. А с другой стороны, оттолкнуть девушку, которая тебя любит, из-за сторонних соображений — просто не по-человечески. Не по-божески. Такие вещи аукаются долго. Любовь переходит в ненависть и от этого хуже становится двоим: и тому, кто мечтает отомстить за разбитое сердце, призывая на голову виновника страшные кары, и человеку, отрёкшемуся от любви.[10 - Не бросайте любимых! Убивая любовь, вы рождаете зло!]

Глеб не подозревал, что в это время в двадцати километрах от Дейтона тоже шёл разговор, имевший непосредственное отношение к нему и Кэрол. Майкл Брейтон с женой пригласили её на уик-энд, поскольку пока Ричард лежал в больнице, Кэрол совсем захандрила. Она гостила у Брейтонов второй день. В воскресенье с утра они загорали около маленького бассейна, болтая о пустяках, и Джейн решила, что момент вполне подходящий. Она давно собиралась поговорить с Кэрол о помолвке с Ричардом, объявленной на день Благодарения.

— Послушай, Кэр, — отправив Майкла делать коктейли, доверительно начала она, повернувшись к соседнему шезлонгу, — ты замуж за него не торопись. Вы знакомы уже два года. Ничего страшного не будет, если подождёте ещё. Многие и позже вступают в брак, ты же знаешь. А помолвку, я думаю, надо пока отложить. Он и не помнит о ней наверняка. Представь, если у него не восстановится память! Нет, нет! Не о тебе речь! — тут же успокаивающе коснулась плеча подруги Джейн. — Тебя то он вспомнит, можешь не сомневаться, а если даже не вспомнит, то не забудет точно! Я видела какими глазами он на тебя таращился в больнице. Так что в этом не сомневайся. Но если не восстановится память, карьере его — конец, не смотря на его диплом. А зачем тебе… извини за прямоту, такой муж?! Пусть даже он найдёт другую работу, но как только его выкинут из колледжа, он станет человеком иного круга. Половина ваших знакомых не захочет его знать, а вторая половина перестанет здороваться. И даже если ты всё-таки выйдешь за него замуж, у тебя всё равно будут постоянно шептаться за спиной по поводу твоего полоумного мужа. От этого ты не куда не денешься! Ты этого хочешь? Этого?!

— Я люблю его, Джейн! Люблю! — не выдержав, вскочила Кэрол и оттолкнув пытающуюся обнять её подругу, бросилась к дому, вытирая на ходу слёзы.

Уик-энд был безнадёжно испорчен.




Г л а в а 17


В ночь с воскресенья на понедельник, Глеб спал беспокойно. Его мучили кошмары. То из небольшой темно-серой машины в Хадсона начинал стрелять крепкий человек с огненно-рыжими волосами. То этот же человек, смерив его холодным взглядом, резко выворачивал руль своего грузовика, мчащегося по ночному шоссе, и отброшенная легковушка срывалась с дороги и начинала бешено кувыркаться, пока не замирала, превратившись в груду металлолома. В этот момент Глеб, вздрагивая, просыпался, чувствуя, как на лбу выступает липкая испарина. Кошмар возвращался с назойливостью мухи, стоило ему лишь закрыть глаза и провалиться в сон. После третьего раза до него наконец-то дошло, что эта назойливость не спроста. Подсознание выплёскивало жизненно важную информацию, полученную из астрала. Недаром, засыпая, он задавал себе вопрос: Кто убил Ричарда Хадсона? Ответ, вот он — в этом кошмаре.

Глеб попробовал представить лицо убийцы, но не смог. Память удерживала лишь контур событий в кошмарных снах, не запечатлевая никаких деталей. Хотя детали несомненно были. Но он, проснувшись, просто не мог их вспомнить. Они ускользали.

«Так не пойдёт!» — подумал он и решительно встав, зажёг ночник и пошлёпал босыми ногами в комнату. Достал из письменного стола блокнот и ручку. Забравшись опять в постель, он начал внушать себе: «Сейчас засну. Всё, что увижу во сне, вспомню и запишу… Вспомню и запишу…. Вспомню и запишу».

Сон сморил его тотчас. Глеб спал, он знал что спит, но в тоже время что-то внутри него настороженно затаилось, ожидая появление кошмара. Тот долго ждать не заставил. Он выплыл из серой пятнистой мглы, постепенно наливаясь резкостью и цветом.

И вот он опять видит подымающуюся в глубине машины руку, серые холодные глаза, большой нос, плотно сжатые губы. Всё как в замедленном кино: дуло револьвера, изуродованное глушителем, чёрный зрачок ствола и две вспышки. Затем рука опускается, блеснув на мгновенье белым кольцом на безымянном пальце, кладёт револьвер на сиденье и тянется к рулю….

Следующий эпизод шёл без всякого разрыва вслед за первым, как будто потусторонний «режиссёр», следуя какому-то своему непонятному замыслу, решил объединить сновидения в одно целое.

… По пустынному ночному шоссе мчалась машина. За рулём сидел человек в светлой футболке и курил, стряхивая пепел в пепельницу на дверке. Ветер через опущенное стекло легонько теребил его волосы. Света приборной доски вполне хватало, чтобы Глеб понял — перед ним Хадсон. Тот утопил акселератор, собираясь обогнать маячивший впереди грузовик, и подал машину чуть влево. Виденье тут же переместилось в кабину грузовика.

… Звук пищащего маячка становился всё сильнее — жертва приближалась. Тонкие губы растянулись в злой усмешке, показав на секунду крепкие зубы, а потом выплыло всё лицо: холодные глаза, большой крючковатый нос, и лоб, прорезанный несколькими продольными морщинами. Человек, сидевший в грузовике, бросил быстрый взгляд в зеркало, убеждаясь, что сзади кроме догонявшей его машины никого нет и дождавшись, пока легковушка пойдёт на обгон, резко вывернул руль влево. А дальше всё шло без звука и явно не в голливудской трактовке. Ни скрежета тормозов, ни визга рвущегося металла, ни грохота огненного взрыва, создающего впечатление, что все машины в Америке предназначены лишь для того, чтобы когда-нибудь взорваться. Эта не взорвалась. Она птицей вылетела с бетонки шоссе и начала кувыркаться по склону. Грузовик тут же затормозил. Убийца спустился вниз. Его рука, с белым кольцом на пальце, пролезла под искорёженную крышу, коснулась неестественно вывернутой шеи водителя и, не нащупав пульса, исчезла. Было тихо, темно и жутко. Всё на секунду замерло и сжалось в этой скребущей по нервам застывшей тишине, пока откуда-то сверху с тихим шелестом не стала падать развёрнутая газета, мутным белым пятном накрывая изуродованный автомобиль и погибшего в нём человека. Листы её белым саваном легли на крышу машины, края опустились вниз и глаз в этой увеличено-белёсой мути уловил название — «Акрон — Пресс». Дату мешал рассмотреть загнутый уголок, трепетавший как на ветру слева направо, отчего цифры мельтешили, сливаясь друг с другом и читался лишь месяц — АВГУСТ. Всё остальное выглядело размытым и нерезким, сознание не разбирало ни заголовков, ни фотографий, ничего….

Кошмар кончился и Глеб проснулся. Он помнил всё, всё до мелочей. И будь он художником, запросто бы нарисовал портрет убийцы. Сержант достал из-под подушки блокнот и начал скрупулёзно заносить туда добытые сведения, исписывая страничку за страничкой.

Пока он писал, в нём зарождалось беспокойство. «Неужели это меня а автомобильной катастрофе?… Сволочи! Не получилось пулей, решили грузовиком…. Хотя вряд ли…. Газета была за август, сегодня уже тридцатое, а завтра уже первое сентября!… Стоп, парниша! В августе ведь — тридцать один день?!!… Позвонить с утра Митчеллу, что ли?… Ну и что я ему скажу? Что видел сон?… А может ерунда всё это? Да нет, вряд ли! Такие сны всю жизнь «вещими» называли. Надо будет завтра поберечься! А парень этот, наверняка из мафии, судя по радиомаяку…. А может спецслужба чья-то?»…

Глеб взялся опять за блокнот и начал составлять описание убийцы. «Пусть у Дейва хоть какая-то ниточка будет, если со мной что-нибудь случится. А вообще пора этим негодяем заняться всерьёз. Нечего ему белый свет коптить!» — подумал сержант, кусая кончик ручки по старой институтской привычке.

Работа продвигалась успешно. Глеб время от времени закрывал глаза и память услужливо вызывала запечатлённый образ убийцы. Минут через двадцать описание было готово. Может оно и не соответствовало принятым полицейским стандартам, но Глеб был доволен. Он с удовольствием перечитал ещё раз то, что у него получилось:






«Высокий мужчина, белый, рост не ниже метр девяносто, крупного телосложения, возраст около 35 лет. Волосы скорее тёмные. Глаза маленькие, серые, чуть ввалившиеся. Брови прямые, чёрные, широкие. На переносице срослись. Нос большой, хрящеватый, с горбинкой. Кончик носа чуть висит. Губы тонкие, в ниточку, прямые. Зубы крупные. Подбородок мощный, слегка выдаётся вперёд. На лбу несколько продольных морщин. Шея крепкая, кажется короче из-за развитых трапециевидных мышц. Сложение атлетическое. Грудь широкая, плечи слегка опущены. Пальцы толстые с заметными чёрными волосками. На безымянном пальце левой руки — кольцо белого цвета».





Глеб поставил на листке дату и размашистую подпись Хадсона, на овладение которой потратил в воскресенье целый час. Подпись вышла что надо. Сунув блокнот под подушку, он погасил свет и опять забрался в постель. Шёл третий час ночи тридцать первого августа….




Г л а в а 18


Утро выдалось хорошее. Не жарко, и дышалось легко. Глеб не спеша шествовал к гаражу Гаррисона, внимательно поглядывая по сторонам. На нем была футболка и лёгкая спортивная куртка, которую пришлось надеть, чтобы прикрыть засунутый за пояс пистолет. Да и карманов в ней имелось великое множество — есть куда рассовать документы, ключи и прочую мелочь.

В гараже его знали.

— Доброе утро, мистер Хадсон, — поприветствовал его улыбающийся толстяк в полинявшей, но идеально чистой спецовке, едва Глеб вошёл в гараж. — Ваша машина в полном порядке, — сказал он, когда Ткач в ответ тоже поздоровался и улыбнулся. — Заправлена и проверена. Полиция её тоже осматривала, — снизил он голос, доверительно приблизившись. — Так что не волнуйтесь, никто из посторонних к ней не подходил. Нас предупредили и мы смотрели в оба!

— Спасибо, мистер…

— Томпсон, — поспешил вывести из затруднения толстяк. — Я здешний механик.

— Спасибо, мистер Томпсон, — улыбнулся Глеб. — Понимаете, после ранения у меня стало плоховато с памятью.

— Не переживайте, мистер Хадсон. Я уверен, всё наладится. Пойдёмте, я вас провожу.

Томпсон повёл Глеба за конторку направо.

— Вот ваша машина! Мы её поставили поближе, чтобы удобней было присматривать. А так, обычное ваше место — «12 А» — по правой стороне! — ткнул механик в направлении линейки выстроенных «ёлочкой» машин.

Сержант, бросив взгляд на машину, вздрогнул. Машина была точно такой же, что он видел во сне. По крайней мере передок и приборная доска.

— Что-то не так?! — заметил его реакцию толстяк.

— Да нет, всё в порядке, спасибо вам! — поблагодарил Глеб, доставая ключи.

— Будете выезжать, посигнальте, я открою вам решётку, — сказал Томпсон и направился к эстакаде, где стоял на обслуживании чей-то автомобиль.

Глеб открыл дверцу и сел за руль. В салоне чуть припахивало бензином, и он, прежде чем включить зажигание, опустил стекло. Педалей было две, а рычаг переключения передач отсутствовал. Такую машину, с автоматической коробкой, ему доводилось водить всего дважды, ещё в учебке. Прогрев двигатель, сержант потихоньку тронулся. На его короткий сигнал, Томпсон нажал на кнопку дистанционного управления и решётка, перекрывавшая трёхметровый туннель, медленно спряталась в стену. Опробуя новое приобретение, он объехал по кругу несколько кварталов. Машина была что надо: легко слушалась руля, шла плавно, мгновенно набирала скорость. «Тачка для «чайников» — руль, газ и тормоз. Но удобно, нет лишних движений, меньше устанешь, если придётся долго ехать», — прикинул он, останавливаясь около своего дома.

Глеб вышел и, захлопнув дверку, поднялся по ступенькам. Беспокойство, снедавшее его, заставило обернуться: «Точь-в-точь такая же, зараза! Даже стекло опущено!» — выругался он глядя на машину, и только потом сообразил, что допустил оплошность. «Не хватало ещё, чтоб обчистили!» — повернул он назад, чтобы закрыть стекло. Хотя дел в доме у него всего на несколько минут — позвонить Митчеллу, да забрать чемодан, но бережёного и Бог бережёт. А то если сдуру ещё и угонят, то и до клиники не доберёшься, разве что на такси.

Заблудиться Глеб не боялся. Город то он в общем вполне представлял, не зря Козырев гонял по путеводителю. Да и у Хадсона в книгах он нашёл подробный план Дейтона и окрестностей, который тот видно купил по необходимости, когда года три назад приехал сюда работать. Клиника Эйремана значилась в двадцати милях северо-западнее города по 350-му шоссе. И было бы странно, если бы сержант её не нашёл. «Командир бы такого не простил», — с грустью подумал он, снимая трубку телефона и набирая номер лейтенанта.

— Лейтенант Митчелл, двенадцатый полицейский участок, почти сразу услышал Глеб, как будто его звонка ожидали.

— Привет, Дейв, это Ричард!… Знаешь, вчера ночью я кое-что вспомнил насчёт этого парня и могу…

— Не говори больше ничего, я сейчас подъеду.

— Да я на секундочку заскочил, за вещами!

— Ничего, пятнадцать минут подождёшь! — бросил трубку Митчелл и Глеб живо представил, как тот пулей вылетел из своего кабинета на втором этаже и, скатившись по лестнице, почти бегом понёсся к машине. «Ничего про сон рассказывать не буду, — решил сержант. — Скажу, что вспомнил, и всё!»

Он вырвал из блокнота листок с приметами убийцы и, спрятав блокнот в карман, уселся в кресло ждать лейтенанта. Тот приехал даже чуть раньше, чем обещал, и не один.

— Познакомься!… Это мой напарник — Рой Батлер! — представил Митчелл крепко сбитого молодого парня лет двадцати пяти.

— Ричард Хадсон! — протянул руку Глеб, ощутив дружеское рукопожатие. Они обменялись взглядами и почувствовали друг к другу расположение. Парень был добряком, это понял бы каждый, взглянув на его открытое лицо и щедрую улыбку.

— Подобрал его на всякий случай по пути, — кивнул лейтенант на Батлера. — Он хороший сыщик и стреляет отменно.

— Рад познакомиться, Рой, — улыбнулся новому знакомому Глеб и заметив, что тот засмущался, перевёл разговор на другую тему: — У тебя, Дейв, кабинет на каком этаже?

— На втором, а что?

— Да так… просто поинтересовался, может когда пригодится.

Митчелл окинул его чуть удивлённым взглядом и не дождавшись пояснения, сказал:

— Ладно, давай выкладывай свои новости, Рич, а потом и мы кое-что расскажем.

Глеб протянул ему листок из блокнота: — Вот то, что я вспомнил!

Лейтенант впился взглядом в написанный текст. Губы его слегка шевелились, словно он проговаривал про себя все указанные приметы, а на лице, по мере чтения, расплывалась довольная улыбка.

— Я же говорил, что ты всё вспомнишь, Рич! — хлопнул он радостно Глеба по плечу. — Нужно было только поднапрячься маленько!

— Да напрягался я, напрягался! Только вот про причину, по которой в меня стреляли, я ничего нового сказать не могу! Не знаю!

— Ничего, всё постепенно восстановится, Рич! Да и у Эйремана, я слышал, хорошая клиника, так что всё будет нормально…. Ознакомься! — отдал он листок Батлеру и опять повернулся к Глебу: — У нас, кстати, дела тоже немного сдвинулись. На тех нунчаках оказались прекрасные пальчики и мы их владельца вычислили: Вильям Торрес — восемнадцать лет, дважды задерживался по мелочёвке, — протянул он собеседнику фотографию. — Ребята его сегодня арестуют!

— Вроде похож…, - не совсем уверенно сказал сержант, поскольку на снимке у Торреса была шевелюра, как у девушки, до самых плеч. — Только сейчас он не такой патлатый! — рассмотрев на фото знакомую цыплячью шею, твёрдо сказал Глеб, возвращая снимок.

— Если не возражаешь, я заберу твой листок с собой и приобщу к делу в качестве показаний, — заметив, что Батлер всё прочитал, взял у напарника описание убийцы Митчелл.

— Я для этого и написал! Если надо, Дейв, то и официальную бумагу можно составить, — не рискнул Ткач применить слово «протокол», имея весьма смутные понятия об американской юриспруденции.

— Не надо, нас пока это вполне устроит. А вот художника в клинику я тебе пришлю! Он нарисует портрет, а ты посмотришь. Идёт?!

— О чём речь! Пусть приезжает в любое время.

— Ну, вот и договорились! И будь пожалуйста осторожнее, Ричард. Мало ли что. Если почувствуешь, что за тобой следят, сразу звони! Мы примем меры.

Полицейские распрощались и ушли. Глеб прошёлся по комнатам, проверив, не горит ли свет и забрав чемодан, спустился к машине.

Он тронулся по Олд Бридч и через два квартала свернул на мост, не заметив, как далеко сзади в хвост ему пристроился невзрачный «паккард».




Г л а в а 19


Выехав из Дейтона, Ткач погнал машину по триста пятидесятому шоссе в направлении Толидо. Искать ничего не пришлось. Через двадцать миль, заметив указатель, он повернул направо, на дорогу зажатую с одной стороны убранным кукурузным полем, а с другой — перелеском. Проехав ещё километр, он уткнулся в изящные ворота с ажурной решёткой, на левом столбе которых висела небольшая, отлитая из металла вывеска: «Клиника Эйремана». Ниже, более мелкими буквами значилось: «частное владение».

Из сторожевой будки у ворот, тут же вышел охранник:

— Чем могу быть полезен, сэр! — подошёл он к машине.

— Я - Ричард Хадсон. Меня направили сюда на лечение, — протянул Глеб охраннику визитную карточку, которую ему вручил Эберс.

— Минутку, сэр, — взяв у Глеба визитку, скрылся охранник в будке. Позвонив по телефону, он выскочил обратно: — Проезжайте, мистер Хадсон! Прямо, а перед цветником повернёте направо. Там стоянка и вас встретят. Всего доброго! — Он махнул рукой, и ворота поползли в сторону, скрываясь за бетонным забором, почти незаметным из-за густой зелени. «Видно вдвоём дежурят», — подумал сержант и поблагодарив, тронул машину вперёд.

Ткач доехал до цветника, который представлял из себя огромный прямоугольник, засаженный яркими цветами, и повернул на стоянку. Не успел он припарковаться, как к нему подошла миловидная девушка, лет двадцати пяти, в белом, несомненно идущем ей халате.

— Здравствуйте, мистер Хадсон. Я, Мэри Стоун — ваш ординатор.

— Рад познакомиться, доктор. Меня зовут Ричард, — улыбнулся её Глеб и вежливо поклонился, заметив, что молодая докторша, видно держа дистанцию, не собирается протягивать ему руку.

— Мы очень рады, что вы решили довериться нашим специалистам. У нас отличные врачи и современное оборудование. И мы искренне надеемся вам помочь!

— Спасибо, мисс Стоун, я тоже на это рассчитываю, — поддержал её Глеб, и тут же твердо добавил: — Но надеюсь, что курс лечения не будет слишком утомительным!

— Ну нет, что вы! — вскинула на него глаза врач. — Мы постараемся избавить вас от неприятных процедур.

— Тогда я весь в вашем распоряжении, мисс Стоун, — извинительно улыбнулся сержант, чувствуя, что своим тоном привел девушку в некоторое замешательство.

— В таком случае, прошу за мной, я отведу вас в комнату.

Глеб нырнул в машину и подхватил свой чемодан.

— Вещи можете оставить, их вам принесут…

— Ничего, он лёгкий, — тряхнув чемоданом, отказался сержант — Я вполне справлюсь сам.

Он захлопнул дверцу и последовал вслед за докторшей.

— Вы будете жить во втором корпусе, инструктировала она его на ходу. — Можете передвигаться беспрепятственно по всей территории клиники, за исключением корпуса номер один. Там у нас тяжело больные. Вплотную к ограждению территории желательно не подходить — сработает сигнализация. Если понадобится отлучиться, на этот случай, мистер Хадсон, у вас будет пропуск. Покажете охраннику — он вас выпустит. Но это — нежелательно, пока не пройдёте полный курс лечения…. Я всё понятно разъяснила? — посмотрела на него девушка.

— Не сомневайтесь, я всё усвоил, доктор: в корпус номер один не заходить, к забору не подходить, при необходимости охранник выпустит по пропуску.

— У вас, оказывается, совсем не так плохо с памятью, как предполагали.

— Ну, в таком очаровательном обществе, — пустил Глеб пробный шар, — я думаю, мои дела совсем пойдут на поправку.

— Вы ещё и комплименты оказывается неплохо делаете, — засмеялась она, засияв от удовольствия.

— Знаете, доктор, я всё время испытываю неудобство, называя вас «мисс Стоун». Это всё-таки как-то слишком официально и казённо. Вы не будете против, если мы будем обращаться друг к другу по имени?

— Это несколько не в наших правилах, мистер Хадсон, но предложение принимается… Ричард, с запинкой сказала она, чуть покраснев.

Сержант тут же пошёл испытанным путём, снискавшим ему популярность среди персонала больницы Святой Терезы:

— Вы знаете, Мэри, я всю жизнь боялся медиков, как чёрт ладана. И знаете почему?!

Девушка заинтересованно подняла глаза, ожидая пояснения.

— Собрался как-то консилиум врачей у постели больного. Долго они совещались, спорили, аж до хрипоты, а потом старый врач, которому все эти крики порядком надоели, сказал: «Кончайте обсуждать эти мелочи! Нужно решить главный вопрос: БУДЕМ МЫ ЕГО ЛЕЧИТЬ?… ИЛИ ПУСКАЙ ЖИВЁТ?!»

Мэри хохотала до слёз. Видно она была смешливой по натуре и смех был у неё настолько заразительным, что Глеб тоже засмеялся.

— Ой! — прикрыла она ладошкой рот, сообразив, что они подошли к зданию.

— Не волнуйтесь, смех полезен всем, а больным тем более, — почувствовав о чём она подумала, сказал сержант.

— Всё, Ричард, анекдотов больше не рассказывать, а то мы переполошим весь корпус.

Она нажала кнопку и толкнула дверь. Глеб сообразил, что замки электронные и, очевидно, при необходимости блокируются. Да и само здание, хоть и выглядело красиво с ажурными решетками на окнах, но по сути дела было тюрьмой. Крепкие стены, металлическая дверь (стыдливо прикрытая полировкой), хорошо замаскированная видеокамера, ощупывающая вход — всё говорило о том, что сбежать отсюда, без ведома администрации, не так то просто.

— Вас где больше устроит, на первом этаже, или на втором? — остановились в вестибюле Мэри.

— Лучше на втором, я к нему привык, у меня квартира тоже на втором, — откликнулся Глеб, кивнув привставшему за стеклом охраннику. «И обзор сверху лучше», — подумал он.

Хотя в трех метрах левее Глеб усмотрел лестницу, они поднялись на лифте. Мэри, проведя по короткому коридору, открыла ключом дверь:

— Вот ваша комната, Ричард. Заходите и располагайтесь, — пропустила она его вперёд. — Если что-то понадобится, нажмите кнопку вызова, подойдёт медсестра. А через час я сама вам всё покажу и познакомлю с соседями.

Она мило улыбнулась и прикрыв дверь, ушла.

Глеб осмотрелся. Комната была большой, в два окна и выглядела уютной. Телевизор, видеомагнитофон, телефон, два мягких кресла, секретер, кровать, ковёр на полу — обставлено со вкусом.

Пока Глеб осматривал комнату и развешивал во встроенном шкафу вещи, Мэри Стоун поспешила к шефу. Кабинет Эйремана находился здесь же, во втором корпусе, на первом этаже.

— Ну и как первое впечатление о больном, доктор Стоун? — кивнул он на кресло, предлагая сесть.

— Положительное. Сангвиник, сильный волевой характер, общителен, память функциональна — помнит анекдоты и пословицы. Наблюдателен и понятлив. Первое впечатление — вполне здоровый молодой человек.

— Никак, коллега, он вам приглянулся?

— Да, — чуть порозовела Мэри и твёрдо посмотрела на расплывшуюся физиономию шефа. — Он вызывает чувство расположения. Симпатичен и воспитан. Однако с намеченными процедурами наверняка возникнут трудности. Он не склонен проходить весь курс лечения.

— Он вам это сам сказал? Встрепенулся Эйреман.

— Достаточно ясно дал понять!

— Хорошо, снимем энцефалограмму, а там посмотрим, что назначить!

Эйреман нажал кнопку, отключая магнитофон, фиксирующий разговор и, достав из ящика стола пластиковую карточку, протянул её Мэри:

— Вот его пропуск, я думаю трудностей у нас с ним не будет.

— Без сомнения, — взяла девушка пропуск и встала, понимая, что разговор закончен. — Я пойду, введу его в курс дела.

— Смотрите, не влюбитесь, коллега! — игриво погрозил её пальцем Эйреман, потянувшись к ящику с сигарами.

«Жирный боров!» — обругала про себя Мэри шефа и вышла….




Г л а в а 20


В первый же день Глеб обошёл всю территорию клиники. Площадь она занимала значительную. Замечателен был парк, напоминавший кусочек девственного леса, не смотря на тропинки, выложенные крупной галькой и изредка встречавшиеся беседки для отдыха. По краю парка протекал ручей, унося свои прозрачные струи через толстую решетку у забора. Там стояло небольшое озерцо. Видно сток чуть забился и ручей растёкся, ища щели под железобетонными плитами ограды.

Бассейнов в клинике имелось целых два — открытый (около корпуса), где можно было позагорать и закрытый. Спортзал — Глеб таких залов и не видел! Тренажёров всяких — не счесть, половина из которых напичкана всяческой электроникой. Не очень то они ему подходили, но мускулатуру подкачать было можно. Мускулатура у Хадсона, по мнению Глеба, выглядела несколько слабовато. Да и мышечные рефлексы недостаточно развиты. Предстоящие две недели сержант решил потратить на то, чтобы в какой-то мере привести себя в надлежащую форму. Он конечно понимал, что за такой короткий срок довести физические параметры Хадсона до старых, Глебовых, не удастся, на это потребуются месяцы, если не годы, но начинать нужно сразу, сейчас.

Ткач и начал сразу, с первого дня. Как только с него сняли энцефалограмму мозга и до обеда время оказалось в его распоряжении, он переоделся в спортивную форму и размявшись, решил пробежать пяток километров. Тело легко неслось по парковым дорожкам, а ноги, поджарые ноги Ричарда Хадсона, не чувствовали усталости. Да и грудь вздымалась медленно и ритмично, а не захлёбывалась в судорожных вздохах уже через километр. Расстояние Глеб, естественно, не мерил, исходя из простого расчёта: тридцать минут бега — пять километров, час — десять. Он набегал час двадцать, прежде чем почувствовал усталость. На такой результат, он, по правде говоря, не рассчитывал. Видно Хадсон вплотную занимался бегом, и его сухие, крепкие мышцы выдерживали значительную нагрузку. Это радовало.

С этого дня сержант составил себе график тренировок, согласовав его с Мэри Стоун: два часа — кросс, два часа — карате, час — плавание, час — спортзал. Девушка поохала, но согласилась. С лечением они тоже договорились — принимать какие-нибудь химические препараты Глеб категорически отказался, как отказался и от гипноза. С ним провели несколько психологических тестов, и окончательно выяснив, что особых нарушений в психике нет, оставили в покое, ограничившись занятиями по развитию памяти.

Для первого урока Глеба пригласили в кабинет доктора Стоун. Мэри выглядела очаровательно: свежеё, бодрой, с задорным блеском в глазах. Белый халат и кокетливая шапочка делали её ещё привлекательней. Она усадила его на вращающийся стул перед своим столом и чуть засмущавшись под его оценивающим взглядом, начала:

— Задание, Ричард, очень простое. Я положу на стол несколько предметов, вы их будите видеть ровно пять секунд, после этого называете их в любом порядке, как запомнили. Хорошо?

— Хорошо! — кивнул Глеб.

Мэри нажала на кнопку и между ней и пациентом поднялась плотная матерчатая шторка зелёного цвета, спрятав от взгляда стол. Секунд двадцать девушка что-то раскладывала на столешнице, затем сказала: — Внимание!

Шторка, благозвучно пискнув, упала вниз и через пять секунд, пискнув чуть другим тоном, вернулась а прежнее положение. Предметов на столе оказалось пять, и Глеб не задумываясь их назвал:

— Зажигалка, сигареты, ножницы, нитки, карандаш.

На маленьком табло засветились две цифры: 0,5 сек. и 4,0 сек. — время начала и конца ответа. Она занесла их в карточку в графу под номером один, где значились те пять предметов, которые назвал Глеб и разложила следующие. Их тоже было пять, но других.

— Внимание! — услышал сержант. Шторка опять скользнула вниз-вверх и он быстро сказал: — Ключ, часы, расчёска, пуговица, очки!

Электроника, реагирующая на голос и регистрирующая правильность ответов высветила цифры: 0.2 сек. — 3.2 сек. Мэри заполнила вторую графу и перешла к следующей. Предметов на этот раз было шесть, затем семь, восемь…. Но ни разу начало ответов не перевалило за пол секунды. Мэри начала волноваться:

— Вы наверное подсматриваете, Ричард?!

— Каким образом, мисс?! — чуть привстал и вытянул шею поверх шторки Глеб. — Тут надо быть жирафом, чтоб заглянуть, — засмеялся он.

Мэри тоже улыбнулась и расслабилась.

— Хорошо, продолжим….

Когда дошли до двадцати предметов, она выключила аппаратуру.

— Всё, на первый раз хватит. Я не знаю, что выдаст компьютер после анализа данных, но могу сказать сразу: зрительная память у вас феноменальная, Ричард! Вы ни разу не ошиблись! Как вы это делаете, поделитесь секретом?!

— Да, наверное, как и все! Просто закрываю глаза и передо мной картинка стоит. Я и перечисляю все предметы, что видел, подряд слева направо.

— Картинка яркая?

— Да, яркая и объёмная, как хорошее цветное фото.

«Память эйдетическая, с яркими образами», — сделала она пометку в своём блокноте.

— Знаете, Ричард, образная память судя даже по первому опыту, у вас в норме. Мы, конечно, еще проверим и слуховую, и осязательную, и даже вкусовую, но вряд ли обнаружим отклонения. Двигательная память и словесно-логическая у вас, скорее всего тоже в порядке. Понимаете, Ричард, в зависимости от времени хранения информации, у человека различают память кратковременную и долгосрочную. С кратковременной, воспринимающей раздражители от органов чувств, у вас, по моему мнению, всё обстоит благополучно. А вот с долгосрочной, хранящей наиболее важную информацию в течение всей жизни, у вас, к сожалению, неполадки. Точнее не с самой памятью, поскольку долгосрочная память очень устойчива и её очень трудно разрушить, а с механизмом извлечения из неё необходимой информации. Механизм этот, — пояснила она, по каким-то причинам не может вытащить информацию о некоторых событиях вашей жизни. Обычно мы применяем психостимуляторы, но они тоже дают эффект только в двадцати — тридцати процентах случаев. У многих пациентов память полностью возвращается только со временем. Но расстраиваться не стоит! В любом случае наши занятия окажут на вашу память положительное воздействие. И вы должны твердо усвоить, Ричард: ваша память всегда находится при вас! Нужно только научиться вспоминать то, что вы хотите! — закончила девушка разговор.

«Моя то память при мне, а вот где память Хадсона — это вопрос?!» — подумал сержант. Он поднялся и от души поблагодарив Мэри, вышел из кабинета.




Г л а в а 21


Глеб щадил тело Хадсона и в первые три дня нагрузок больших не давал, чтобы у организма была возможность постепенно втянуться. Если с общефизической подготовкой дела шли неплохо, то с каратэ всё оказалось не так гладко, как хотелось. — Суставы закрепощены, мышцы не растянуты, нет резкости и нужной быстроты, а отдельные приёмы просто невыполнимы. Да оно и понятно — все эти новые упражнения были для тела непривычными, а потому — утомительно-болезненными. Попробуй-ка взмахнуть ногой выше головы, если она никогда раньше выше пояса не поднималась!! Мышцы не помнили нужных движений и они получались вялыми, неточными и опасными. Запросто можно было растянуть связку или порвать сухожилие. «И как это я сумел тех трёх придурков успокоить?!» — подумал он, попытавшись в первый день выполнить традиционный с и т э й к а т а[11 - СИТЭЙ КАТА — обязательные ката на 1-й дан чёрного пояса. Ката — комплекс движений, включающий стойки, удары, блоки, связки и т. д.] и сразу почувствовав, что ничего не получается. И он начал методично отрабатывать приём за приёмом, как первогодок: сначала медленно — на технику, затем всё быстрее и быстрее, заставляя мышцы запоминать и мгновенно реагировать на мыленный посыл. «Главное — добиться автоматизма», — думал он, быстро нанося очередной о з — ц у к и[12 - ОЗ-ЦУКИ — удар кулаком в средний уровень из положения передней стойки с нижним блоком предплечьем.] в ствол дерева. Кулак ныл, а со ствола сыпались чешуйки коры…

Три дня промелькнули стремительно. Физические упражнения, занятия с Мэри и глубокий мгновенный сон. Разве что после ужина Глеб позволял себе поболтать с Робертом — соседом по этажу, да сходить с ним в бассейн, снимая усталость. Два других соседа, обитающих в его крыле в счёт не шли.

Два старых маразматика, наверняка богатые, лечились давно и упорно. Да и Роберта никто бы не подумал отнести к бедным.

«Роберт К. Вудфорт. Дейтон Банк. Управляющий», — значилось на его визитной карточке. Он был молод, всего на пять лет старше Хадсона, умён и приветлив. Правда после черепно-мозговой травмы, полученной в автомобильной аварии, у него случались «заскоки». Он мог внезапно остановиться, судорожно соображая куда это он шёл и зачем, или в середине разговора сменить тему, забывая, о чём шла до этого речь. Зачастую это выходило довольно смешно, но Глеб никогда не смеялся. Смеяться над больными людьми — грех!

Через три дня приехал Дейв. За Ричарда он особо не переживал, зная, что у Эйремана охрана надёжная, и вряд ли постороннему удастся проникнуть на территорию. А вот чтобы засечь возможный «хвост» за подопечным, отправил в качестве сопровождающего Батлера, в задачу которого входило проводить Хадсона в клинику и выяснить, не ведётся ли слежка. Митчелл специально познакомил Ричарда со своим напарником, чтобы в случае непредвиденных осложнений на дороге, Хадсон знал на кого опереться. Но эти предосторожности оказались излишни, слежки Батлер не обнаружил.

Лейтенант приехал по делу. Он привёз с собой полицейского художника — тощую девицу лет двадцати восьми, в джинсах, огромных очках, с чёрными, как у цыганки глазами. Художницу звали Оливия Коллинз. Сославшись на духоту, Митчелл потащил Глеба в парк, подальше от установленных в помещениях скрытых камер и микрофонов. Они весьма удобно устроились в беседке, и Оливия, открыв папку, вытащила несколько рисунков.

— Я сделала несколько набросков по вашему описанию, — деловито сказала она. — Отберите наиболее похожие и мы подправим их до полного сходства.

Глеб взял протянутые листы, удивившись про себя её необычному, завораживающему голосу, никак не соответствующему внешности. Наброски были выполнены в карандаше: в фас, в профиль, и три четверти. Надо отдать должное — они были вполне схожи с оригиналом. Оливия подправила лишь несколько деталей: чуть сдвинула глаза, придав им холодный блеск, сделала чуть меньше подбородок, обозначила чуть резче морщины. Она работала быстро. Пальцы державшие карандаш, уверенно метались по бумаге и с каждым разом сержант убеждался, что портрет становится всё точнее и точнее. Он закрывал глаза, снова и снова воспроизводя в памяти картинку убийства, а Ливи уверенно добавляла к портрету штрих за штрихом, или снимала резинкой неудачные линии. Через сорок минут портрет был готов.

— С вами легко работать, мистер Хадсон, — поблагодарила его девушка. — Обычно на это уходит несколько часов. Да и свидетели чаще всего путаются и не могут определиться в деталях. Приходится, зачастую, делать несколько сеансов.

Она сложила рисунки в папку и попрощавшись, пошла к машине. Митчелл и Глеб не спеша направились следом.

— Этих парней, что пытались тебя ограбить, мы нашли. Один с переломом челюсти лежит в больнице, второй с расплющенным носом, отлёживается дома. Так что взяли под стражу и допросили только одного, благо могли предъявить ему нунчаки. Он тут же заявил, что потерял их третьего дня на улице и ни в каком ограблении не участвовал, а носил их для того, чтобы отбиваться от хулиганов. В общем, люди эти случайные и на профессионалов никак не завязаны. Все принадлежат к банде Губастого — Эрика Виндлоу — того, которому ты вмял нос. Данные на них кое-какие имеются, но по серьёзному делу никто из них ни разу не привлекался. Работу соответствующую мы провели, и теперь они к тебе не подойдут на пушечный выстрел, — усмехнулся недобро Митчелл.

«Отделали наверное беднягу по первое число», — пожалел задержанного Глеб, вспомнив родную самарскую милицию, где «умельцы» обработают валенком так, что будешь волком выть, а следов не останется.

— Ну а убийцу будем искать, благо теперь есть портрет. Судя по почерку, он у нас по нескольким нераскрытым делам проходит. Любит стрелять дважды в область сердца из сорок пятого калибра.

Глеб проводил лейтенанта до машины и тот, пожелав быстрее выздоравливать, уехал.

Сержант опять вернулся к своим тренировкам, не подозревая, что ночью ему приснится старый сон: грузовик, опрокинутая машина и падающий с шелестом августовский номер «АКРОН — ПРЕСС»….




Г л а в а 22


Очередной учебный урок подходил к концу. На экране телевизора бешеным галопом скакали слова, символы, геометрические фигуры, порядок появления которых и количество он должен был запомнить. Приходилось напрягать внимание и быстро проговаривать то, что мелькало на экране: «две звезды», «скрипичный ключ», «яблоко», «квадрат», «три треугольника»… иначе ничего не запоминалось. Зрительная память здесь не помогала, а если помогала, то чуть-чуть. Из тридцати выбрасываемых на экран монитора смысловых понятий, Глеб, в лучшем случае, запоминал половину, да и то путался в очерёдности. Однако после десятого раза он приспособился и дела пошли в гору. Количество запоминаний понемногу полезло вверх и уже к двадцатой попытке достигло отметки в семьдесят процентов. Затем видно начала сказываться усталость, результаты ухудшились и Мэри поспешила прекратить тренинг.

— У вас и так неплохие результаты, Ричард! Всё должно делаться постепенно. Время у нас ещё есть.

— Я понимаю это, доктор, — потёр уставшие глаза Глеб. Вставать со стула он не торопился. — Хочу попросить об одной услуге, если вас не затруднит, конечно, — выжидательно посмотрел он на доктора.

— Да, пожалуйста, — удивлённо сказала она, чуть замявшись. (Ох, не приучены американцы обращаться друг к другу за помощью. Не попросят и сами не помогут.)

— Вы мне можете достать все газеты «Акрон-Пресс» за август месяц?

— Конечно! Это не сложно! Я запрошу городскую публичную библиотеку и для вас сделают копии. Вас интересует какая-то статья?

— Да нет. Если честно сказать, мне сегодня ночью, не знаю почему, приснилась газета именно с этим названием. Хотя я никогда в жизни её не выписывал и не читал!

— И вы хорошо запомнили весь сон?

— К сожалению, нет. Собственно только название газеты и всё.

— Наверное видели случайно у кого-то, вот и выплыло из подсознания.

— Скорее всего так оно и есть, но всё равно, я бы хотел её полистать, — гнул своё Глеб — Я сегодня же договорюсь, а завтра привезут копии. Вас устроит?

— Спасибо, Мэри! Буду очень признателен!

Он раскланялся и направился к себе в комнату, переодеться в шорты и футболку. Едва он успел натянуть спортивную форму, как постучала медсестра: — К вам посетитель. Девушка. Ждёт вас внизу, — быстро отрапортовала сестра и прикрыла дверь.

«Кто же это может быть?» — с волнением подумал Глеб и, быстро натянув кроссовки и пройдясь расчёской по шевелюре, скатился вниз.

— На улице! — кивнул охранник Боб на дверь. Глеб его понял. Он сунул руку в карман за пропуском и чертыхнулся — пластиковый пропуск остался в брюках и в щель электронного замка вставить было нечего.

— Ладно, — сообразив в чём дело, недовольно покачал головой за стеклом Боб. Он набрал какую-то комбинацию на своём пульте и разблокировал дверь. Глеб выскочил наружу.

В тени на лавочке его поджидала Кэрол.

Боже, как она была хороша! Даст же господь, если захочет! Хоть статую лепи, хоть картину рисуй! А глядеть, так и не наглядишься! Волосы — руном золотым до пояса, глаза — два смарагда лучистых, губы — цветочек заветный аленький! Сказка, да и только!

Кэрол встала и у Глеба затрепыхало сердчишко: уж слишком радостные были у неё глаза. Такими глазами смотрят только на одного человека на свете — на любимого. И никуда от этих радостно-зовущих глаз не денешься, не скроешься и не спрячешься. А Глеб и не собирался прятаться! Он тонул в них с восторженным изумлением, чувствуя, как что-то стремительно отмякает внутри, заставляя губы растягиваться в добрую ласковую улыбку.

— Ричард, милый! Я так соскучилась по тебе, — шагнула она ему навстречу и начала целовать.

Он поневоле обнял её за хрупкие плечи, ошеломлённый свежестью губ и мягкой податливости прильнувшего женского тела. «А-А-А, будь что будет», — спустя мгновенье сдался он, ощущая как страстный огонь её упругой груди, стремительно пробежав по жилам, заставил запылать щёки и разжёг неукротимое желание.

— Пойдём куда-нибудь, — лишь на мгновенье оторвавшись от его губ, прошептала она, снова награждая поцелуем….

Они пошли в парк, благо до него было три десятка шагов. Голова у Глеба шла кругом, и едва их скрыли деревья, он подхватил её на руки и понёс, безумно целуя куда придётся: у глаза, губы, шею…. Ноги сами несли его к укромной полянке в дальнем конце у ручья.

… Его руки заметно дрожали, когда он расстёгивал маленькие пуговки на её платье, то ли от напряжения, хотя никакой усталости он не чувствовал, то ли от обуревавшей его страсти….

Как она была хороша! «Откуда они берутся с такими ногами?» — дотронулся он губами до нежной кожи её бедра, легонько стягивая последний оплот женской стыдливости, который то и трусиками назвать было нельзя — так, одна видимость, а не трусики.

Глеб завидовал сам себе. Его трясло. Он удивлялся, восхищался, обмирал, с робкой жадностью касаясь этого тела руками, губами, взглядом, с упоением вдыхая его оглушающий, сводящий с ума аромат. Её тело трепетало у него в руках, доводя своими пленительными изгибами и сладкими стонами до безумной, нетерпеливой дрожи. Изнемогая, он опустился на траву, ласково потянув девушку за собой.

— Любимый мой, — чуть слышно пролепетала она, склонившись над ним и накрыв шатром золотистых волос.

«Фея!» — восторженно подумал Глеб, прежде чем их бёдра соединились, заставив обоих слиться в едином, мучительно-сладостном крике, вознесшим их до самых небес.

Она отдавалась ему снова и снова. А он ласкал, ласкал, и никак не мог наласкаться! Всё ушло в сторону. Не было ни парка, ни клиники и никого вокруг. Только они! Как она была хороша! Ум удивлялся этой обескураживающей красоте, глаза восхищались, а руки и губы тянулись к ней, не в силах ничего с собой поделать. Он хотел её, он не мог без неё, она была для него всем. Разве можно прожить без этих любящих глаз, без этих ласковых нежных губ, без её счастливой улыбки, от которой всё на душе поёт. Да как он жил без этого раньше?! Как вообще без этого можно жить?!!

Он любил её. Это он сейчас знал твёрдо. Любил больше жизни. И эти маленькие изящные ушки, спрятавшиеся в золотистой гриве — целуешь их, а она начинает заливаться нежным колокольчиком. И эти сладкие тёплые губы — целуешь их, и чувствуешь, как начинает твердеть и наливаться соком её восхитительная грудь. И эти темно-розовые соски — набухающие под поцелуями на глазах. И натруженный золотистый треугольник («Надо же, у блондинок он тоже блонде!»), на который так удобно ложится рука. Он любил её голос, её ласковые пальчики, её доверчиво запрокинутую шею с пульсирующей голубой жилкой. Он любил её всю. Даже маленькую родинку на левой щеке….

— Мне никогда не было так чудесно с тобой, Рич, — благодарно потёрлась она носом о его плечо. — Но ты даже любить стал не так как раньше. Как будто ты — это не ты! — ища какой-то ответ на свои сомнения и страхи, заглянула она ему в глаза. — Меня это пугает, — тихо сказала она, опустив ресницы. — Джейн советовала мне на время прекратить с тобой всякие отношения, опасаясь, что ты не сможешь вернуться в колледж. Но я безумно тебя люблю, и мне наплевать на твою математику и на то, что будут говорить знакомые у нас за спиной, — прильнула она к нему, крепко-крепко обняв, словно хотела сказать, что никогда, никому на всём белом свете его не отдаст.

— Я тоже люблю тебя, Кэр, — искренне ответил он, коснувшись ладонью её лица. — Ты даже не представляешь как! — поцеловал он её а мгновенно налившиеся слезами глаза и бережно стал гладить по спутанным золотым волосам. А слёзы текли, и никто не вытирал. Это были счастливые слёзы….




Г л а в а 23


Как и обещали, газеты Глебу привезли на следующий день. Всё удовольствие обошлось в шестьдесят восемь долларов сорок шесть центов. Он довольно равнодушно отнёсся к этой увесистой пачке бумаги, пролистать которую собирался сразу по получении. Все его мысли были заняты Кэр. «Надо же, дурак, не догадался пригласить, чтобы она приехала в субботу или воскресенье. Наверняка у неё будет свободное время!» Глеб метался из угла в угол, переживая за свою тупость и бестолковость, а мысль позвонить, так и не пришла ему в голову. Да разве она придёт, эта мысль, если у человека сроду не было дома телефона?! Зато родилась другая: «А может в астрал выйти?» Он даже подпрыгнул от такого удачного решения: «Мать честная! Каждый день могу её видеть!»

На душе у него сразу стало легче, настроение поднялось и быстренько переодевшись в спортивную форму, Глеб побежал разминаться в парк.

Всё получалось лучше чем обычно: и удары, и связки, и блоки. «Сэнсей был бы доволен», — радовался он, колошматя ствол дерева. Даже кулаки ныли меньше обычного, то ли пообвыкли, то ли организм не замечал такой мелочи, как кулаки. «Как заново родился!» — сделав высокий прыжок, подумал он, ощущая бешеный прилив сил и энергии. Тело его то крутилось волчком, рассыпая молниеносные удары, то после яростного «Киай!» застывало в секундной задержке, чтобы через мгновенье взорваться новой чередой неуловимых движений….

За газеты сержант взялся после обеда, начав просмотр сразу с четырнадцатого числа — той даты, когда убили Хадсона, а его ранили под Ланчином. Он понимал конечно, что нужное ему сообщение могло быть и раньше. — Астральный мир штука сложная, здесь и прошедшие события, и настоящие, и будущие, порождённые не только действиями, но и помыслами людей. «Мешанина», одним словом. И не каждый сумеет разобраться и расставить эти астральные образы по временной шкале. А человек, обладающий таким даром, во все времена пользовался завидной известностью, не зависимо от того, как его называли: оракулом, прорицателем или ясновидящим. Да и те частенько ошибались, не в силах правильно осмыслить увиденное. Однако есть еще и интуиция, а та определённо подсказывала Глебу, что раньше 14-го газеты можно и не листать — зряшная работа!

Кстати, интуиция — тоже чувство дарованное и рождённое астралом. Многие люди получают жизненно важную информацию напрямую, а большинству — подсказывают. «Это ангел-хранитель меня уберёг!» — не стесняясь говаривали в старину. «Да ты в рубашке родился!» — говорят теперь счастливчику, избежавшему смертельной опасности, считая неудобным поминать каких-то ангелов. Поотвыкли уже! А они есть. Практически у каждого человека! И не один, а как правило несколько. Подсказывают, направляют, заботятся. Они знают тебя по прошлым жизням. Ты им друг, они любят тебя. Они твои спутники и советчики. Прислушайся к своему внутреннему голосу человек. Духи-наставники всегда помогут!

Глеб и прислушался. И начав просматривать «Акрон-Пресс» с пятнадцатого числа, уже через два номера наткнулся на то, что искал. «Хадсон!» — ахнул он, впившись взглядом в две фотографии, сопровождаемых небольшой заметкой. На одной топорщился искореженным металлом тот самый автомобиль, привидевшийся ему во сне, а на второй — портрет Хадсона, помещённый в траурную рамку. Портрет чуть размытый (видно увеличивали с какого-то документа), но не оставляющий никаких сомнений.

Ткач торопливо прочитал заметку:






«Семнадцатого августа, ранним утром, офицер патрульной службы Морис Кортейн в ста футах от полотна двести двадцатого федерального шоссе обнаружил тело погибшего в автомобильной катастрофе мужчины. Куда мчался прошлой ночью Джимми Хантер — частный сыщик из Иллинойса?!»





«Надо же, как похож! — еще раз недоверчиво посмотрел Глеб на снимок и даже подошёл к зеркалу, чтобы окончательно в этом убедиться: — Копия!»

Мысли тут же завертелись клубком, связывая все события воедино: «Ошибся видно кто-то с Хадсоном…. Хотели сыщика… сыщика хотели… а убили совсем другого… Судьба видно…. Бедняга Рич… А этот парень из Иллинойса — молодец! Крепко он хвост прищемил, если по всему штату за ним гоняться стали, сволочи!»

— Ну погоди… робяты, — с угрозой выдавил он по-русски, — ещё не вечер! Сочтемся!

Сержант ещё раз прочитал заметку и начал прокручивать ситуацию:

«Хантер — из соседнего штата…. Наверняка расследовал какое-то местное дело, а следы привели в Дейтон. Тут его и решили убрать…. Видно вплотную подобрался, если пулями стали потчевать. А вот на кой чёрт его понесло в Акрон? — Непонятно!… Хотя почему именно в Акрон, а скажем не в Кливленд!?»

Глеб не поленился сходить к машине и достать атлас дорог.

Двести двадцатое шоссе соединяло Колумбус — столицу штата, с Кливлендом — крупнейшим портом на Великих озёрах. Акрон находился совсем недалеко от последнего, в милях пятидесяти, не больше. А дальше дороги вели на запад — на Толидо, и на восток — в сторону Буффало, огибая изрезанное побережье озера Эри. Так что журналист из «Акрон-Пресс», надо отдать ему должное — «зрил в корень»! И вопрос: «Куда мчался Джимми Хантер — частный сыщик из Иллинойса?» был не простым. Слишком много городов и городишек прилепились к побережью озера. И каждый из них мог быть конечной целью детектива.

«Ладно, разберёмся!» — с силой ударил кулаком в подставленную ладонь сержант. Громко и зло. Многообещающе!




Г л а в а 24


Под новеньким шерстяным пледом, полученным у сестры-хозяйки, было жарко, не смотря на открытое окно и опустившуюся ночь. Глеб долго крутился, чувствуя, как необмятая шерсть покалывает кожу. Но без пледа — не обойдёшься. Психиатрическая клиника не слишком подходящее место, чтобы уходя в астрал, бросить своё тело на произвол судьбы. Такая клиника (с точки зрения оккультизма) — астральная помойка, на которой правит слабость и зло. Это скопище лярв, проникших в чужой астросом, это скопище вселившихся духов и элементёров. Глазом не успеешь моргнуть, а твоё оставленное тело захватит новый хозяин. И горе тебе, если твоя душа слаба и нет сил, чтобы выкинуть обнаглевшую тварь подальше. В лучшем случае, если уживешься с ней, на всю жизнь останешься идиотом с робкими проблесками рассудка, а в худшем… Это будешь уже не ты. Останется лишь твоё тело и лярва в нем — полновластный хозяин. И будет оно в безумстве выть на луну или метаться по комнате, стуча головой в обитые поролоном стены…. А кому этого хочется?!

Глебу по крайней мере не хотелось. Вот и обернулся он в шерстяной плед на манер египетских жрецов — больших мастеров по части экстериоризации.[13 - ЭКСТЕРИОРИЗАЦИЯ — выход в астральный мир.] Те, правда, еще и бодрствовали над телом своего путешествующего собрата, образуя мощную магическую цепь, как для защиты, так и для поддержания его духовной силы. Но чего нет — того нет!

Сойдёт и шерстяное одеяло.

Глеб крутился долго и никак не мог войти в транс. И причиной тому была не жара — что-то мешало. Как только он начинал расслабляться, так тотчас в сознании возникала какая-то непонятная угроза. Просачиваясь неизвестно откуда, угроза становилась всё явственней. Ткач даже подобрался весь, пытаясь слиться с этими подспудными ощущениями. Он впитывал их как губка, всеми порами тела, стараясь почувствовать, понять, осознать, что же за этим стоит….

Нет! Ему ничего не грозило! Это он знал точно. «Кому же кому?! Близким… родным… знакомым?!» — напрягся он, обливаясь холодным потом. И в мозгу что-то «щёлкнуло», и тут же выплыло имя. «Сьюзен!» — кричало всё у него внутри. «Сьюзен!» — вот кто нуждался в помощи.

Он даже знал от кого исходила эта угроза. «Шавки проклятые! Не хватило смелости по-мужски отомстить, так решили с ней посчитаться! Подлюги!»

«Я спокоен, спокоен, спокоен», — произнёс он мысленно фразу, пытаясь вернуть себя в норму. Он повторил её ещё дважды, прежде чем почувствовал, что его перестало колотить.

«Мышцы расслабленные, тяжелые, тёплые», — начал он очередную попытку вхождения в транс, отстраняясь от внешнего мира. «Я всё могу. Я всё могу»….

На этот раз получилось. Под потолком Глеб провисел с минуту — вполне достаточно, чтобы осмотреться и свыкнуться с новым положением.

Тело Хадсона, завёрнутое в клетчатый плед, с бисеринками пота на лбу, лежало чужеродным свёртком и воспринималось как чужое. И только связующая серебрившаяся нить говорила об обратном! — Его это было тело, его! Глебово! Хотя конечно новое и не совсем привычное. Человек ведь и к обновке то не всякой привыкает, а тут тело. В старом то, как никак, двадцать четыре года землю топтал, а в новом — всего три недели. Ну, да не беда. Привыкнет!

Сержант представил себе лицо Сьюзен и чуть напрягся, усиливая желание увидеть её вблизи. Он не знал ни её адреса, ни телефона, но это ему сейчас было и не нужно. Её лицо, которое он представил отчётливо — вот та путеводная звезда, которая указывала дорогу.

Всё произошло почти мгновенно. Пауза темноты, расчерченная полосками красно-голубого цвета и Глеб, даже не успев сообразить, что начался перенос, оказался в метре от девушки. Та безудержно смеялась, как и её мать — приятная женщина лет сорока пяти. В первую секунду сержант подумал, что смеются над ним, но чуть повернувшись, сообразил, что стоит напротив телевизора.

— Мам, мам, ты только посмотри! — в изнеможении хохотала Сьюзен, протягивая руку к экрану, где вовсю потешал публику Бобби Хилл. Да, будь сейчас время, Глеб за кампанию тоже бы посмеялся над ужимками этого популярного комика, но времени, к сожалению, не было.

Опасность приближалась. Становилась явственнее и острее. Сержант стремительно вылетел на улицу и завис.

Дом, окружённый небольшим газоном, открыто стоял среди таких же домов, полосой тянувшихся влево и вправо. В двадцати метрах проходило шоссе. «Пригород», — понял Глеб и подлетел к почтовому ящику, чтобы уточниться по месту. «Гринвей — 64», — с трудом прочитал он плохо освещенный адрес. «Северо-западный район, где-то недалеко от больницы», — прикинул сержант, поднимая голову от ящика и осматриваясь по сторонам.

В ту же секунду между деревьями, росшими вдоль шоссе, замельтешил свет фар. Глеб рванулся навстречу приближающейся машине, явственно осознав, что угроза исходит именно от неё. Он пристроился на крыше и поспешил протиснуть лицо в салон.

— Действуем как договорились! Как только Джек справится с замком, вваливаемся все сразу. А ты, Толстяк, развернёшь машину и встанешь на том месте, где тебе показывали. И смотри в оба!

«Зря я тебя пожалел, недоносок! — узнал Ткач говорившего. — Попадёшься ещё раз — хана тебе, сучонок!»

Он скользнул вверх и через мгновенье оказался около входных дверей.

Дверь была крепкой. Но замок, замок — настоящее дерьмо. Хоть отверткой, хоть кредитной карточкой открывай, чем хочешь. Только в щель найди что засунуть. Глеб решительно шагнул внутрь дома: задвижка — не закрыта, цепочка — не наброшена.

— Эх, бабы… мать вашу так! — не выдержал сержант.

Напряжение нарастало. Он чувствовал, как вокруг дома усиливается поле зла. Должно было случиться что-то страшное. И даже женщины в комнате, видно ощутив тревогу, перестали смеяться. По крайней мере Глеб их не слышал. Всё замерло. Астрал потемнел, переходя в фиолетово-чёрные цвета и сделался плотнее, гуще, готовясь навечно запечатлеть очередное информационное клише.

«Задержать их надо как-то, задержать!» — лихорадочно метался его взгляд по двери, которая вот-вот должна была распахнуться. С массивной цепочкой и задвижкой он бы, конечно, не справился, а вот опустить маленький стопор замка стоило попробовать.

«Только бы он нормально работал… только бы он нормально работал… а то если как у меня дома, то всё… конец!»

Глеб внутренне сжался и, концентрируясь, нанес мысленный удар. Пластмассовая кнопка дрогнула, но не сдвинулась ни на миллиметр. Он снова сжался и нанёс второй удар, третий, четвёртый, пятый…. Стопор стоял мёртво! Вот уже снаружи кто-то подошёл и легонько потянул дверь на себя. Щель между замком и косяком расширилась и туда проникло лезвие ножа. Лезвие двинулось вверх. Вот оно уже скребет по язычку. Сейчас отодвинет!

…Шестой… седьмой…. «Не успею!» — Па-а-длы! — с отчаянной яростью завопил он, вкладывая в этот последний удар ВСЁ!!!

И защелка соскользнула, соскользнула вниз, надёжно прихватив замочное жало.

Глеб обмяк, собираясь с силами, чувствуя себя канарейкой, по пьяной лавочке выжатой вместо лимона в стакан с коньяком. А снаружи Вонючка - Джек упорно сопел под дверью, пытаясь сдвинуть это чёртово жало, которое ещё вчера, пока женщин не было дома, он дважды отжимал с завидной лёгкостью.

Сержант отдыхал не более минуты. Дольше он себе позволить не мог. Он сосредоточился и, представив свою комнату в клинике, через мгновенье очутился там, где хотел. Он завис над телом и плавно потёк к макушке, становясь снова Ричардом Хадсоном.

«Не зря я плед намотал», — подумал он, благополучно вселившись в оставленное тело. «Окажись здесь сейчас лярва…». — Б-р-р-р! — передёрнул он плечами, суматошно выбираясь из шерстяного свёртка и вставая с кровати. В ногах чувствовалась слабость и чуть подташнивало.

Проковыляв к телефону, Глеб набрал служебный номер Митчелла.

— Двенадцатый полицейский участок, сержант Джонсон, — услышал он в трубке.

— Я бы хотел переговорить с лейтенантом Митчеллом!

— А по какому делу? Сейчас уже ночь, а лейтенант три часа назад убыл домой.

— Моя фамилия Хадсон! Дело идёт о нападении на двух женщин, адрес: Гринвей — 64. Сейчас бандиты вламываются в дом, нужно срочно направить патруль! Их пятеро, возможно вооружены!

— А вы откуда звоните, мистер Хадсон!

— Из клиники Эйремана, — опрометчиво брякнул Глеб, тут же сообразив, что этого говорить не стоило.

— Вы их пациент? — сразу заинтересовался сержант.

— Да, но поймите, это не имеет никакого отношения к делу!

— Хорошо, мистер Хадсон, ваше сообщение мы приняли и предпримем незамедлительные меры.

Сержант бросил трубку и расхохотался. Звонок «психа» скрасил утомительную скуку ночного дежурства. «Артист! — весело подумал он. — С такой тревогой в голосе говорил, что я почти поверил».

Когда через полчаса вернулся его напарник, притащив из соседней забегаловки пакет с сэндвичами, Джонсон, жуя очередной бутерброд и прихлёбывая из чашки кофе, между делом заикнулся и о насмешившем его звонке.

— Ты мудак, Дик! — сразу взвился Райтнер. — Хотя откуда тебе знать, ты три дня как из отпуска! Звони в четвертый участок, это их район, пусть немедленно отправляют туда патруль. А я позвоню лейтенанту!

— Райтнер начал набирать домашний номер Митчелла, попутно поясняя оторопевшему сержанту: — Хадсон — это тот парень, который умудрился выжить, получив две пули в грудь из сорок пятого. У лейтенанта на него большие виды. И не вздумай кому-нибудь ляпнуть откуда он звонил. Местопребывание лейтенант держал от всех в тайне. Если с ним что-то случится — Митчелл нам яйца оторвёт!

А Глеб тем временем, прихватив пистолет с запасной обоймой, уже мчался в сторону Дейтона. Стрелка спидометра перевалила за отметку «100», а ему казалось, что машина ползёт со скоростью черепахи. «Надо же, так опростоволоситься!» — ругал он себя последними словами, вспоминая последний разговор с полицией. Сержант понял сразу, что ему не поверили.

Действовал он стремительно. Позвонив Митчеллу на квартиру и не застав того дома, уже через минуту заводил свой форд. Охрана, взглянув на пропуск, выпустила без звука, тут же доложив начальнику об убытии пациента. — По девкам видно парень захотел прогуляться, — решил старший охраны. — Шефу я сам утром доложу, а вы пометьте время, когда приедет….

Шоссе было почти пустым и Глеб гнал на всю железку, обгоняя изредка встречавшиеся машины. При въезде в город скорость пришлось сбросить. «Не успеваю! Не успеваю!» — скрипел он зубами, останавливаясь у очередного светофора и наблюдая, как стрелка часов неумолимо скачет вперёд. Пока он пересёк город и добрался до ведущего к больнице шоссе, прошло минут сорок. Ещё пять ему потребовалось, чтобы доехать до дома Сьюзен.

Сержант остановил машину на обочине и метнулся через газон, на бегу рассматривая дом. Дверь была по-прежнему закрыта и в окнах горел свет. Глеб вжался в простенок и осторожно заглянул в окно гостиной — никого, хотя телевизор продолжал работать. «Опоздал! Опоздал, мать твою!» — остро почувствовал он пустоту этого дома, казавшегося вымершим. «Неужели с собой забрали?» — подумал он, не желая даже мысли допустить о более страшном варианте.

Глеб быстро обошёл вокруг. Сзади в окне было вырезано стекло. «Отсюда забрались сволочи!» — легонько тронул он приоткрытую раму и ещё раз прислушавшись, перелез через подоконник.

В комнате было темно. Лишь узкая полоска света пробивалась из-под двери, за которой невнятно хрипел телевизор. Сержант снял пистолет с предохранителя и нащупав дверную ручку, рванул её на себя, разом охватывая взглядом гостиную, настороженно ловя посторонние звуки и малейшее движение. «Никого», — отметил он, не спеша покидать темноту комнаты и готовый в любой момент уйти под защиту стены. Взгляд, обежав гостиную, зацепился за чашку, раздавленную чьей-то ногой около дивана. Вторая чашка сиротливо стояла на столе рядом с тарелкой бисквитов. Неприкаянная и одинокая. Сердце болезненно сжалось. «Сволочи!» — выскользнул Глеб на свет и метнулся к кухне. — Никого. Оставался второй этаж. «Две комнаты или три?» — прикидывал он, неслышно приближаясь к лестнице. «Чулан?» — проскочила мысль, когда взгляд уперся в стенку, закрывавшую пространство под лестницей. «Проверить!» Рука потянулась к маленькой дверке и когда легла на ручку, сержант уже знал, что там кто-то есть. Он резко рванул дверцу на себя, готовый тут же нажать на спуск. «Суки!» — чуть не вырвалось у него вслух. В чулане лежала мать Сьюзен. Руки и ноги у неё были связаны, а на лбу чернел кровоподтёк. Глеб дотронулся пальцами до шеи. «Жива!» — обрадовался он, почувствовав теплоту кожи и нащупав слабенький пульс. Стараясь не шуметь, сержант вытащил женщину наружу и поспешно сорвал пластырь, закрывающий рот. Посетовав, что нет ножа, чтобы разрезать верёвки, он уложил её на пол и стал подниматься наверх. «Ничего, пару минут потерпит, потом скорую помощь вызову».

Комнат на втором этаже оказалось две. Одна — слева, другая — справа. Он выбрал левую. Прикрывшись косяком, пнул дверь ногой и кубарем вкатился в темноту. Пистолет мгновенно описал полукруг, ловя стволом малейшее движение. Но ни глаз, ни ухо ничего опасного не обнаружили. Через секунду, развернувшись, он уже лежал на полу, держа под прицелом противоположную дверь. Но на шум оттуда никто не выскочил. Сержант поднялся с пола, и осмотрелся. Света через дверной проём вполне хватало. «Спальня!» — сообразил он, увидев заправленную кровать и нетронутую обстановку. Он пересёк маленькую площадку и остановился перед дверью напротив.

Только сейчас он понял, почему он выбрал сначала левую дверь, а не эту. Ему не хотелось (не хотелось!) её открывать. Ой как не хотелось… Там царила… смерть! Он знал это, чувствовал. И душа тоскливо и муторно ныла, сопротивляясь его намерению туда войти. Постояв секунду, Глеб нехотя толкнул дверь и замер…

Вторая комната, ярко освещённая, была тоже спальней! — Вечной спальней….

На кровати лежала обнажённая Сьюзен. Руки её были привязаны к спинке кусками верёвки, а весь левый бок и простынь залиты кровью. Глеб судорожно сглотнул и с трудом сделал несколько шагов на не желавших слушаться ногах. «Ножом, — понял он, увидев две раны под левой грудью. — Прямо в сердце».

— Ну, суки, Берегись! Из-под земли достану!!! — сорвавшись, в бессильной ярости заорал он и начал бешено пинать всё, что попадалось вокруг.

Остановил его не разлетевшийся от пинка стул, а мегафон, разорвавший в окрест тишину ночи:

— Говорит лейтенант полиции Шеффер! Дом окружён. Выходите и сдавайтесь! Оружие выбрасывать у входа. При попытке сопротивления откроем огонь!

— Приехали всё-таки, гоблины! Забить бы вам этот матюгальник в глотку! Пидорасы! — зло сплюнул он, матеря нерасторопность полицейских. Сержант положил ладонь на лоб девушки и закрыл широко распахнутые глаза. «Спи спокойно, Сью. Они за это ответят. Я обещаю…»

Спустившись, Глеб открыл дверь и крикнул:

— Не стрелять! Я один! — и с поднятыми руками вышел на улицу, под свет фар. «Богатый сегодня у них улов, — с горькой издёвкой подумал он, ожидая, пока четверо полицейских, наведя револьверы, не приблизятся, — спецназа берут!» Сержант стоял крепко, широко расставив ноги и злился, глядя на приближавшихся в сферических шлёмах и бронежилетах людей: «АКМ бы сюда, — мелькнула непроизвольная мысль, — ни один бы даже выстрелить не успел!»

— Лечь на землю! Руки за голову! — прокричал офицер с пяти шагов, и полицейские тут же взяли его в полукруг, неотрывно держа на прицеле.

«Дрейфят америкашки!» — усмехнулся Глеб про себя и с неохотой опустился на пыльный асфальт. В ту же секунду на его запястьях защёлкнулись наручники.

Его подняли и обыскали, вытащив из-за пояса пистолет.

— Почему не выбросили оружие?! — взвился лейтенант, тряся перед носом обнаруженным пистолетом.

— У меня на него есть разрешение! — с вызовом ответил Глеб, всё еще злясь на этих нерасторопных ребят. — Во внутреннем кармане куртки, вместе с документами, — показал он кивком головы. — И вызовите «скорую»! — Женщина без сознания!

— Без вас разберёмся! — отрезал Шеффер. — Ведите его к машине и зачитайте ему права, он арестован!

Двое взяли его за плечи и потащили к машине.

— Полегче, ребята, я и сам могу дойти!

— Заткнись, пока не получил по почкам! — рявкнул державший его справа сержант, но усердия оба несколько поубавили.

Забрав у него документы и зачитав права, посадили в машину. Один сел рядом, второй остался снаружи.

Шеффер подошёл через пять минут.

— Лейтенант, — счёл своим долгом доложить сержант, — судя по документам, это — Ричард Хадсон! Заметив, как мохнатые брови Шеффера вопросительно сдвинулись вверх, он добавил: — Да, тот самый, сэр, в которого три недели назад стреляли, и о котором писали газеты.

— Одна женщина убита, вторая в критическом состоянии. Вызовите экспертов и «скорую», а этого, — кивнул Шеффер в сторону машины, где сидел Глеб, — везите в участок Уилсон. Там разберёмся.

Лейтенант повернулся и направился обратно к дому. Но не успел он пройти и десятка шагов, как подкатила машина с репортёрами. Шеффера мигом окружили и забросали вопросами. Лейтенант отделавшись парой фраз, поспешил скрыться от этой волчьей стаи за дверями, приказав никого не впускать, и вся газетная братия тотчас рассыпалась по сторонам, ища более лёгкую добычу. И прежде чем сержант Уилсон успел тронуться, увозя арестованного, его машину успели расстрелять в упор вспышками «блицев».




Г л а в а 25


Глеб проснулся от довольно чувствительного пинка.

— Вставай, долговязый! Ты не на Гавайях! Сейчас за тобой придут!

— Мог бы и поласковее разбудить, приятель! — отодвинул Глеб в сторону склонившегося над ним здоровенного мулата.

— Я тебя после того, как в камеру вернёшься «обласкаю»! А то боюсь, фотокарточка неудачной получится! — загоготал тот, и камера его поддержала.

Глеб приподнялся и сел. Вчера, когда его втолкнули сюда, показав на нижние нары, в полутёмном помещении он не очень то и осмотрелся. Усталость навалилась такая, что он сразу отключился, едва голова коснулась обшитой дерматином подушки.

Камера в общем-то выглядела ничего. Не очень большая, но и не маленькая. Где-то три на шесть. Вместо одной стены — сплошная решётка. Напротив — металлические нары в два яруса. В углу умывальник и унитаз, огороженный низкой перегородкой из матового пластика. На очке как раз сидела какая-то образина и взахлёб надрывалась над шуткой мулата, прихлопывая от возбуждения по верху загородки, доходившей ему до подмышек.

В камере, судя по количеству нар, был полный комплект: три негритоса, два мексиканца и он — Глеб Ткачёв. Не смотря на неласковую побудку, задираться сержант не стал. Парней этих можно было понять. Они видно сидели не первый день и им было скучно. Ну а почему не развлечься, покуражившись над новичком?

Он подошёл к раковине и открыв кран, ополоснул лицо и руки, вытерев их носовым платком. В правоте слов мулата он убедился, едва окончив утренний моцион. За ним действительно пришли. Дюжий полицейский повёл его фотографироваться. Женщина-фотограф повесила ему на шею чёрную трафаретку с его именем и фамилией и сделала несколько снимков в разных ракурсах. Сопровождающий полисмен буравил Глеба глазами, не снимая руки с рукоятки револьвера — как никак — убийца! Затем его повели на дактилоскопию и полицейский компьютер пополнился новыми данными о Ричарде Хадсоне….

— Ну что, кажется тебя уже сфотографировали, красавчик? — едва полицейский закрыл решётку камеры и ушёл, подрулил к нему тот негритос с физиономией обезьяны, что сидел на унитазе.

— Да, а что?! — резко ответил Глеб, решив расставить всё на свои места.

— Тогда пора, по-моему, тебе на мордашку грим наложить!

— Ну и зануда ты, парень, — покачал головой Глеб и ткнул негра одним пальцем в болевую точку. Тот свалился как подкошенный. Камера от неожиданности ахнула и замерла.

— А пальцев у меня на всех хватит, — негромко сказал сержант, растопырив свою грязную пятерню. — Раз, два, три, четыре, пять! — сосчитал он, загибая пальцы в кулак. — Так что советую не связываться! — предупредил он на всякий случай непонятливых и пошёл к умывальнику отмывать руки от краски.

Случись это в России, все бы тут же накинулись на обидчика: как же — «Наших бьют!» Здесь же народ оказался поспокойнее. Мулат, с приятелем, молча подняли своего стонущего товарища и положили на нары. Мексиканцы задвинулись в свой угол.

— Не держите зла, ребята! У него через десять минут всё пройдёт, — повернулся к ним Глеб, вытирая руки.

— А ты за что попал сюда, парень? — видно надумав пойти на мировую, спросил мулат.

— Копы считают, что я убийца.

— Тебя что, прямо на горячем сцапали?!

— Что-то вроде того.

— Ну тогда тебе не отвертеться, приятель! Зачем им кого-то другого искать, если у них уже есть ты? — сказал рассудительно негр с нотками сочувствия в голосе.

— Я надеюсь, что меня выпустят, как только разберутся.

— Ты видно никогда не сталкивался с этими засранцами. Ставлю двадцать баксов, что они упекут тебя как миленького, даже если ты не виноват!…

… Мулат двадцатку проиграл. Митчелл забрал Ричарда из камеры уже через час.

— С тобой не соскучишься, Рич! — шагнул он ему навстречу и дружески пожал руку, когда полицейский завёл Глеба в кабинет лейтенанта Шеффера. Тот поморщился, видя такую фамильярность коллеги по отношению к подозреваемому в убийстве, но ничего не сказал.

— Давай рассказывай! Шеффер хочет тебя послушать, — кивнул Дейв на лейтенанта, усаживая Глеба на стул.

— Мой рассказ возможно покажется вам не совсем обычным, но вы его сможете… если захотите, конечно… проверить, с нажимом и некоторой долей ехидства произнёс он, в упор посмотрев на собеседников.

— Не сомневайтесь, мистер Хадсон! Мы — п р о в е р и м! — с неприкрытой недоброжелательностью ответил Шеффер. — Это наша обязанность!

Глеб кивнул и продолжил:

— Вчера ночью, как обычно, в двадцать два тридцать, я лёг спать. И мне приснился сон: в доме две женщины смотрят телевизор. Вдруг подъезжает машина, из нее выходят четверо, а пятый отгоняет машину в сторону. Эти четверо пытаются ножом открыть дверной замок. Я чувствую, что намерения у них явно не добрые. Вот-вот дверь поддастся и тогда…. А женщины смотрят телевизор и ничего не подозревают. И тут я к своему ужасу узнал в одной из них Сьюзен и проснулся.

— Вы имеете в виду убитую Сьюзен Марлоу? — перебил его Шеффер.

— Да, именно её, — ответил Глеб. «Марлоу, конечно Марлоу! Как же я это мог забыть?!» — подумал он про себя.

— А откуда вы её знаете?

— Она работает медсестрой… точнее работала, — с тоскливой грустью поправился он, и голос его чуть дрогнул, — в больнице Святой Терезы. Я лежал у неё в палате.

— У вас с ней были интимные отношения?

— А это важно, лейтенант? — поднял Глеб печальные глаза на Шеффера. Во всём случившемся он винил только себя. Если бы он вовремя вспомнил фамилию, Сьюзен наверняка бы удалось предупредить. Ну сколько эти Марлоу в телефонной книге — ну пусть десяток, не больше. За десять минут он бы запросто их всех обзвонил. Да и через доктора Эберса можно было предупредить или через администратора больницы. «Мудак ты Глеб Ткачёв, и башкой совсем не думаешь», — корил он себя….

— Вы можете не отвечать на этот вопрос, но это будет внесено в протокол.

— Заносите что хотите, — набычился Глеб.

— Ладно, Рич, не кипятись, — вмешался Митчелл, рассказывай, что было дальше.

— А дальше я позвонил тебе. Но поскольку тебя не застал, выложил всё дежурному сержанту — Джонсон, кажется. Сержант мне не поверил, так как я на его вопрос, имел неосторожность ляпнуть, что звоню из клиники Эйремана. Что мне оставалось делать? Я сел в машину и поехал к ней домой.

— Так вы находитесь на излечении в психиатрической клинике? — снова перебил его слегка изумлённый Шеффер.

— Да, ну и что из этого?! — с вызовом ответил Глеб, на что впрочем лейтенант не обратил никакого внимания.

— И по какому поводу, если не секрет?

— У меня после ранения частичная амнезия, пропадание памяти, — угрюмо пояснил Глеб, понимая какой вопрос последует следующим.

— В таком случае вы могли и не помнить, что убили женщину?!

— Не мне об этом судить, я не специалист в области амнезии, — отрезал сержант, зло посмотрев на Шеффера, пытающегося загнать его в угол. — Когда я приехал, она уже была мертва.

— Брось, Джим! — слегка толкнул коллегу локтём Митчелл. — Дай ему рассказать, а потом будешь задавать вопросы.

— Хорошо, продолжайте, — согласился лейтенант, не желая ссориться с Митчеллом на глазах у допрашиваемого ими обвиняемого.

— Я сел в машину, но хотя гнал как мог, всё равно не успел. Около дома уже никого не было. Я подёргал дверь, заглянул в окно, пытаясь что-либо увидеть, поскольку там горел свет. А затем обошёл дом кругом. С задней стороны было выдавлено стекло и рама приоткрыта. Я достал пистолет и забрался в комнату. Под лестницей обнаружил женщину, очевидно мать Сьюзен. Она мне говорила, что живёт с матерью, — счёл нужным пояснить сержант. Вытащил её из чулана, уложил на пол, сорвал с лица пластырь и стал подниматься на второй этаж. Буквально через минуту с улицы начали кричать в мегафон. Я вышел и сдался. Вот собственно и всё, — закончил Глеб.

— Сколько времени вы ехали от клиники до дома Марлоу? — спросил тут же Шеффер.

— Сорок четыре минуты!

— Откуда такая точность?! — ухмыльнулся лейтенант.

— Когда человек торопится, он всё время смотрит на часы. Это по-моему естественно.

— И вы, в таком состоянии, смогли запомнить время?

— У меня хорошая зрительная память. Феноменальная, как говорит доктор Стоун.

— А ты не запомнил, Рич, тех бандитов, которых видел во сне, — вмешался Митчелл.

— Только троих: толстяка водителя… худого заморыша с порчеными зубами, ну а третьего… ты и сам знаешь. Его фотографию ты мне показывал. Вильям Торрес, если мне не изменяет память.

— Как это я сразу не сообразил! Ублюдки поганые! — хлопнул себя по лбу Митчелл. — Решили все-таки отомстить, Сволочи! Я позвоню от тебя, Джим! — схватился за трубку детектив, не дожидаясь ответа Шеффера.

Набрав номер, он распорядился немедленно арестовать Торреса, Гарвина и Виндлоу по обвинению в убийстве.

— Ребята пусть смотрят в оба, они могут быть вооружены, — инструктировал Митчелл сержанта, — а если в поле зрения попадется толстяк или заморыш с гнилыми зубами, взять и их. Да, и пришлите в четвёртый участок Оливию Коллинз, для неё есть работа! — закончил он разговор, кладя трубку.

— По-моему, настало время и меня ввести в курс дела, — сказал, обидчиво поджав губы, Шеффер. — Насколько я понял, у тебя есть дополнительная информация, Дейв!

— Я и не собираюсь её придерживать, — откликнулся Митчелл. И рассказал всё, что имело отношение к данному эпизоду, ни словом не упомянув о портрете убийцы, который составил Глеб. — Сам понимаешь, — подытожил он, — Ричард для нас ценнейший свидетель. На твоём участке ведь тоже висит нераскрытое убийство двумя выстрелами из сорок пятого? — посмотрел он в упор на Шеффера. — И мы должны были, особенно после вторичного нападения на него, обеспечить ему охрану. Но поскольку ему предложили подлечиться у Эйремана, то нас это вполне устраивало. Там его было не так просто достать — охрана там серьёзная.

— А кто знал, что вы его упрятали в клинику? — поинтересовался Шеффер.

— Я, — начал загибать пальцы Митчелл, — Батлер (он сопровождал Ричарда до клиники, чтобы отсечь слежку), Оливия Коллинз, доктор Эберс — врач больницы Святой Терезы, ну и, естественно, персонал клиники Эйремана. Эйремана и Эберса я предупредил, чтобы по Хадсону никакой информации никому не давали, и если кто-то заинтересуется им — тут же сообщили об этом в полицию.

— Ну а девушка знала об этом? — спросил Шеффер, повернувшись к Глебу.

— Вы думаете, на неё напали, чтобы… чтобы узнать где я нахожусь? — произнёс взволнованно Ткач.

— Вполне возможно, мистер Хадсон, — ответил Шеффер и понимающе переглянулся с Митчеллом. Дело могло принять совсем неожиданный оборот.

— Вам придётся сдать анализ спермы. Без этого я не могу вас выпустить, даже под поручительство лейтенанта, — ткнул Шеффер пальцем в направлении Митчелла. — Девушку перед смертью изнасиловали трое мужчин. Если анализ даст отрицательный результат, мы, возможно, снимем с вас обвинение, мистер Хадсон.




Г л а в а 26


— Ты читал утренние газеты, Генрих? — взволнованно дышал в трубку Эйреман, вытирая оплывшее лицо платком.

— Не волнуйся Давид, — попытался успокоить его Эберс. — Пока ничего страшного.

— Ну и клиента ты мне подсунул! Если этот парень действительно напал на женщин, представляешь, что здесь начнется?! Пострадает репутация моей клиники и все усилия последних лет пойдут насмарку.

— У меня неприятности уже начались. Не забывай, что Сьюзен Марлоу работала в нашей больнице, и этот чёртов Хадсон лежал здесь же! Я уже с утра имел беседу с полицией и еле отбился от журналистов. Но ты, Давид, пока в стороне. Эти борзописцы ещё не пронюхали, что он лечился у тебя в клинике, а полиция, насколько я понял, давать им такой информации не собирается. Писакам же надо подбросить что-нибудь стоящее, сделать из этого парня героя, что ли. Наверняка он к убийству не имеет никакого отношения. У тебя ведь есть связи в полиции, так попытайся разузнать что-нибудь! А с журналистами я сам всё улажу.

— Хорошо, Генрих, я тебе перезвоню, — повесил трубку Эйреман.

С полицейским психологом, Джиной Квислинг, под предлогом заботы о пациенте, ему удалось связаться после обеда.

— Можете не волноваться за своего пациента, мистер Эйреман, — сказала она ему. — Он вполне вменяем, рассуждает здраво и, судя по моим наблюдениям, серьёзных психических отклонений у него нет.

— Вы присутствовали на его допросах?

— Да, меня пригласили, после того, как лейтенанту Шефферу стало известно, что он лечился в вашей клинике.

— Я чувствую, что вас что-то насторожило в его поведении, коллега?!

— Понимаете… — замялась Джина, — Хадсон утверждает, что увидел во сне, как бандиты пытались проникнуть в дом Сьюзен Марлоу. Он позвонил в полицию, а затем сам примчался выручать девушку. Шеффер отнёсся к такому объяснению весьма настороженно. Собственно в мою задачу как раз и входило проанализировать этот вопрос.

— Вы наверное в курсе, коллега, что Хадсон пережил клиническую смерть?! — тут же сориентировался Эйреман. — И знакомы, конечно, с работами Ринга, Грейсона, Кора, исследовавших предсмертные состояния? Я лично, ничего необычного в том, что у Хадсона развились какие-то особые способности, в том числе и к предсказаниям, не нахожу! — быстро протараторил в трубку Эйреман. — Он вполне мог видеть во сне то, о чём говорит.

— Я читала результаты последних исследований по этому вопросу, доктор Эйреман, и даже последние работы Грофа по трансцендентальным состояниям и вполне с вами согласна. Могу даже сказать больше: я убеждена, что Хадсон не врёт, о чём я и сказала лейтенанту Шефферу.

— Спасибо, мисс Квислинг. Я буду рад, если у нашего подопечного всё закончится благополучно. Вы у меня прямо камень с души сняли.

— Ну что вы, доктор Эйреман. Я же понимаю, что у вас могли возникнуть сложности, если бы Хадсон что-то натворил. Но он производит хорошее впечатление и, я думаю, вы можете не волноваться за репутацию клиники.

— Ещё раз спасибо, что успокоили, мисс Квислинг, я ваш должник!

— Ну что вы, всегда рада помочь коллеге. Всего хорошего, — закончила разговор Джина, положив трубку. «Приятный человек, — подумала она, — пока не увидишь воочию». И брезгливо передёрнула плечами: «Жирный боров!»

Эйреман тем временем уже названивал Эберсу.

— Кажется наши дела с этим Хадсоном не так плохи, Генрих, как я предполагал. Он выдвинул версию, что увидел во сне, как в дом Марлоу пытаются проникнуть бандиты. Позвонил в полицию и сам кинулся спасать девушку.

— Во сне? Это что — шутка, Давид? — спросил удивлённо Эберс.

— Я уже вышел из такого возраста, чтобы шутить! — обиделся Эйреман. — Я пришлю тебе через час несколько статей по этому вопросу и плёнку его разговора с полицией, если он действительно туда звонил! Обмозгуй всё хорошенько, прежде чем выкладывать журналистам. На этом деле можно сделать неплохую рекламу для нас обоих.

Эйреман вызвал начальника службы безопасности и тот через десять минут принёс плёнку с записью телефонных разговоров больных. Давид был человеком осторожным. Не передоверяя никому, он сам переписал звонок Глеба в полицейский участок на чистую кассету и заклеил её в конверт. Клиника была напичкана аппаратурой для слежки. Но об этом даже среди персонала мало кто знал. Чтобы подобрать несколько журналов и сделать в нужных местах закладки, доктору хватило пяти минут. Он сложил подобранный материал и конверт с кассетой в бумажный пакет, заклеил его и отдал поджидавшему посыльному со строгим наказом вручить лично Эберсу.

Колесо завертелось.




Г л а в а 27


— Читал? — перекинул Тофферу через стол газету Редфорд.

— Да, босс, читал. Если не посадят на электрический стул, то лет сорок парню обеспечено.

— А вот это ты читал? — метнул он по крышке стола свежий выпуск «Дейтон Стар».

Рудди даже не пришлось листать. С первой полосы на него смотрела фотография Хадсона.






 «НОВЫЙ ЯСНОВИДЯЩИЙ», «СКАЛЬПЕЛЬ ДОКТОРА ЭБЕРСА ТВОРИТ ЧУДЕСА!», «ПОЧЕМУ УБИЛИ СЬЮЗЕН МАРЛОУ?», «ЗНАЕТ ЛИ ХАДСОН, КТО ЗА НИМ ОХОТИТСЯ?!»





Редфорд терпеливо ждал, пока его киллер прочитает всю страничку.

— Ну и что ты обо всём этом думаешь, Рудди? — вкрадчиво спросил он, когда Тоффер отложил газету.

— Убрать надо этого парня, босс, от греха подальше. Эта шумиха вокруг него нам совсем ни к чему.

— Соображаешь ты правильно, Рудди. Ну а вдруг это не очередная «утка», и он действительно может предугадывать события?

— Ну что ж, пусть попробует. Это даже интересно, — достал он свой кольт, крутанул его на пальце и мгновенно спрятал в кобуру под пиджаком.

— Не будь идиотом, Рудди! — тут же одёрнул его Редфорд. — Отнесись к делу серьёзно. Это по твоей милости мы расхлёбываем это дерьмо. Не дай бог найдётся умник и сопоставит всю эту заварушку вокруг этого преподавателя из колледжа с тем детективом! Чем тоньше ты провернёшь дело, тем лучше. И никаких выстрелов! — Только несчастный случай!… Эдак недельки через две, я думаю, пока всё не уляжется, — постучал он пальцем по газете.

— Я понял, босс, — кивнул Тоффер и, попрощавшись, направился к выходу….

А в полицейском участке дела, между тем, крутились своим чередом. Митчелл уехал, а Шеффер, в присутствии женщины-психолога, полтора часа изводил Глеба своими вопросами. Затем приехала Оливия Коллинз.

— Здравствуйте, мистер Хадсон! — поздоровалась она с ним как со старым знакомым, улыбнувшись. Шеффер прервал допрос и полицейский препроводил их в отдельную комнату, оставшись за дверью. — Начнем? — спросила она своим ласкающим слух контральто, разложив на столе листы бумаги.

— Начнем! — согласился Глеб и начал не торопясь описывать сначала толстяка — водителя, затем худого парнишку с гнилозубым ртом. Через полтора часа на стол Шефферу легло два портрета, которые тут же размножили и передали на соседние участки. А Глебу, наконец, принесли долгожданный обед.

После обеда его опять повели к Шефферу. Лейтенант на этот раз был настроен более миролюбиво:

— Хочу порадовать вас, мистер Хадсон. Анализ на сперму дал отрицательный результат. А ваши показания мы проверили. Вы действительно в двадцать три ноль две звонили из клиники, предупредив о нападении сержанта полиции и убыли оттуда в двадцать три десять. Об этом есть запись у охранника. Наряд полиции оцепил дом ровно в полночь. Поскольку вы утверждаете, что ехали сорок четыре минуты, то у вас оставалось всего шесть минут, чтобы проникнуть в дом и совершить убийство. С одной стороны это не так мало, чтобы убить, но и не много, если учесть, что вам надо было затащить Сьюзен Марлоу наверх, раздеть, привязать к кровати, связать её мать. В любом случае изнасиловать её вы уже не успевали. И есть еще один маленький нюанс, который говорит в вашу пользу мистер Хадсон. И любой, даже мало опытный адвокат, обязательно воспользуется им, чтобы выиграть дело вчистую, — внимательно посмотрел Шеффер на Глеба. — Мои люди трижды проделали путь от клиники до дома Марлоу, на вашей машине разумеется, но никто не уложился в сорок четыре минуты. Лучший результат — пятьдесят!

— Вы ехали днём, а я ночью, — буркнул Глеб. — Ночью машин меньше, и педаль до пола надо давить, если хочешь успеть.

Шеффер не стал говорить, что на время следственного эксперимента частично перекрыли движение на шоссе, и что компьютер с учетом дорожной обстановки выбирал наиболее оптимальный вариант.

— Я понимаю это, мистер Хадсон, — не счёл нужным он объяснять подробности Глебу. — Думаю в ближайшие часы всё прояснится, и мы сможем вас выпустить не только под поручительство лейтенанта Митчелла, но и снять с вас все обвинения. Я сейчас еду в больницу. Если мне дадут возможность переговорить с миссис Марлоу — она пришла в себя, всё сразу станет ясно.

Глеба отвели в комнату с единственным окном, забранным решёткой, где кроме стола, стула и кресла в углу ничего не было.

«Осторожный, засранец!» — уважительно подумал он о Шеффере, слушая, как за запертой дверью прохаживается стерегущий его полицейский. Он уселся в кресло и задремал. Разбудил его ворвавшийся в комнату Митчелл:

— Всё, Рич, кончились твои мытарства. Мои ребята всех повязали два часа назад! Кроме Торреса, — уточнил он. — Тот попытался сбежать, бросился через дорогу и его сбила машина. Отправили говнюка в морг!

«За зло воздаётся злом, — подумал Глеб и перекрестился. — Бог ему судья!»

— Мы их всех рассадили по разным камерам, — выкладывал возбуждённо Митчелл, — и допросили. Раскололись как сырые яйца, и дружков всех сдали. Валят всё на Торреса — дескать он убил. Рассвирепел, когда она ему, чуть очухавшись, коленкой между ног съездила и ударил ножом. Убивать то в общем они не собирались, изнасиловать только, чтоб тебе отомстить…. Извини, — сказал он, заметив как разом потускнело лицо Глеба. — Пойдём, сейчас должен Шеффер из больницы приехать.

Шеффер приехал через пять минут. Митчелл довольный тем, что его ребята утёрли нос парням из четвёртого участка, выстреливал информацией как из пулемёта.

А вот копии их допроса, — вручил он лейтенанту пачку листов. — Поскольку дело поручили тебе, то арестованных доставят, как только дашь команду.

— Хорошо, — сказал Шеффер и повернулся к Глебу. — Миссис Марлоу тоже не подтвердила, что вы были среди нападавших, мистер Хадсон. Но опознала Торреса и Гнилозубого. Так что всякие обвинения с вас снимаются. Я рад за вас, — протянул он руку сержанту.

— Спасибо, лейтенант, — сдержанно поблагодарил Глеб. — Если понадоблюсь, вы найдёте меня в клинике.

— Задержитесь ещё на минутку, вам вернут документы и оружие. А это возьмите на память. Вы наверняка ещё не читали, — протянул Шеффер ему выпуск «Дейтон Стар» с фотографией Хадсона на первой полосе.




Г л а в а 28


— Твой будущий муж начинает приобретать скандальную известность, — едва успев пройти в комнату, с быстротой ядовитой змеи не преминула укусить свою подругу Джейн Брейтон. — Погляди, что про него пишут! — ловко, одним рывком, развернула она газету.

Кэрол вспыхнула, но смолчала, увидев портрет Ричарда на первой странице. Взяв непослушными руками газетные листы, она не сумела прочитать ни строчки — из покрасневших глаз опять потекли горькие слёзы. «Неужели Ричард убийца? Неужели Ричард — убийца?!» — не оставляла её одна единственная мысль, преследовавшая с тупой безысходностью целый день.

Ещё утром «доброжелательная» стерва-соседка вручила ей утренний выпуск «Дейтон Стар» со словами: — Вам это будет интересно, милочка! Вы же не выписываете местную газету?!

Кэрол вздрогнула, столкнувшись с ней взглядом, почувствовав, как холодный комок страха сжал неожиданно сердце, и оно ухнуло вниз, неизвестно куда, наверное в преисподню. Не в силах произнести ни слова, она лишь молча смотрела на соседку-толстуху расширенными от ужаса глазами, а та, секунду постояв и не дождавшись ответа, медленно повернулась, пряча торжествующую гримасу и заковыляла на своих утиных ножках прочь.

Кэрол стояла долго, пока немножко не пришла в себя. Она закрыла дверь и опустилась на пол — ноги не держали. Этот дьявольский взгляд миссис Катеринг злее отточенного кинжала вонзился в самое сердце. Прикрытый слащавой улыбкой, он грозил бедой, неожиданной и мучительной. И газета, которую та ей всунула в руки, вызывала омерзение и полуобморочный страх, как будто Кэрол держала в руках не газету, а скользкую ядовитую гадину….

«Одна женщина убита, вторая в тяжёлом состоянии!» «Убийца ли Ричард Хадсон — 28-летний преподаватель, схваченный полицией на месте преступления?!» — значилось под серией снимков, запечатлевших задержанного Ричарда в наручниках и траурное шествие полицейских, выносивших из дома на носилках неподвижные тела.

Кэрол безутешно разрыдалась. Она сидела и плакала прямо у дверей, на полу, прислонив голову к жёсткому косяку. А в голове билась только одна мысль: «Неужели Ричард убийца?!»… «Неужели Ричард — убийца?!»

— Ричард!! — кричало её сердце, истекая кровью от непереносимых страданий. Она рыдала, закрыв лицо руками и пеняла на злодейку судьбу, которая сначала попыталась отнять любимого дурацкой пулей, а когда это не удалось, то коварно стёрла у него память. Что может быть горше, чем взгляд родного человека, который тебя не узнаёт?! А ты помнишь его глаза, несущие радость; его губы, прильнувшие к твоим; его руки, крепко держащие тебя в объятьях. Что может быть горше, когда любимый тебя даже не бросил, нет, а просто забыл! Как что-то мелкое, ненужное, ничего не значащее. Ты для него — никто, чужая! Что может быть горше?! Как пережить это? Как?! А тут ещё это!

— Господи, за что? — шептали лихорадочно её губы, а слёзы текли и текли из-под пальцев, закрывавших осунувшееся лицо.

Она проплакала весь день, не желая никого видеть и не подходя к телефону, который названивал беспрерывно. Открыла она только Джейн, ломившейся в дом с упорством носорога.

— Кэр, открой! — кричала Джейн непрерывно в течение десяти минут в селектор. — Я знаю, что ты дома! Открой, Кэр!

Кэр открыла и тут же пожалела, заметив в руках подруги злополучную газету. Но газета оказалась не та. Это она сообразила не сразу.

— Говорила я тебе, я тебя предупреждала! — металась перед ней Джейн. — Не пара он тебе! Ясновидящего из него делают!… Какой он к чёрту ясновидящий! Спит с кем попало, подлец, да ещё в газеты умудряется попасть! Забудь о нём, Кэр, забудь! Нечего себя мучить!

— О чём ты говоришь, Джейн? — всхлипывая, вытерла слёзы промокшим платком Кэрол. — Я ничего не пойму, — посмотрела она на подругу своими заплаканными глазищами. Той стало её жалко.

— Не переживай так, родная, — обняла её Джейн за плечи и повела к дивану. — Всё утрясётся как-нибудь, поверь мне. И не огорчайся. Эти журналисты всегда всякую гадость пишут. Посиди тут, я тебе кофе приготовлю, — выскользнула она на кухню, сообразив, что у зарёванной подруги с утра маковой росинки во рту не было.

Кэрол немножко успокоилась и начала читать. Когда через пять минут Джейн вернулась с подносом, она застала её в совсем другом настроении.

— Он не убийца, Джейн! Не убийца! — подняла Кэрол заплаканное лицо, светившееся таким счастьем, нежностью и любовью, что у Джейн перехватило дыхание.

«Не бросит! — подумала она… И правильно сделает!» — и обняв, вскочившую с дивана подругу… захлюпала носом вместе с ней….




Г л а в а 29


— К тебе можно, Ричард? — постучался к нему в дверь на следующее утро, после возвращения в клинику, Вудфорт.

— Заходи, пожалуйста, Роберт, всегда рад тебя видеть! — открыл дверь пошире Глеб, пропуская соседа в комнату.

— Ты знаешь, — заговорщески подмигнул ему Вудфорт, вся клиника второй день перемывает тебе косточки, начиная с охранника у входа, и кончая дипломированным медперсоналом. И заметь! — поднял он палец вверх. — Вопрос всех волнует только один: ясновидящий ты на самом деле, или нет?! А наши старики соседи, — кивнул он на стенку, — даже побились об заклад, довольно крупный, я тебе скажу. А меня сговорили выпытать у тебя эту страшную тайну! А я с них, — не удержавшись, засмеялся Вудфорт, — слупил двадцать процентов за услуги. Так что не стесняйся, выкладывай! Половина комиссионных — твоя!

— Знаешь, Роберт, — улыбнулся ему Глеб, — по-моему, плакали наши денежки. На этот вопрос я и сам не знаю ответа.

— Не крути мне мозги, Рич. Они у меня и так не туда повёрнуты. Вариант беспроигрышный: скажешь «Да!» — платит один, скажешь «Нет!» — платит второй.

— Давай тогда монетку бросим, — предложил Глеб, — орёл — «да», решка — «нет».

— Давай! — не подозревая розыгрыша, согласился Вудфорт. — Это будет по-честному!

Глеб открыл портмоне и достал металлический доллар. Взвесив его на ладони, он решил что монета вполне подойдёт.

— Только давай договоримся, Роберт, что если выпадет третий вариант, ты никому об этом не расскажешь!

— Третий вариант? — удивился Вудфорт и недоумённо пожал плечами. — Хорошо, банкиры умеют хранить тайны. Я никому про него не скажу, — пообещал он.

Глеб сдвинулся на полшага в сторону кадки с цветком и метнул монету. Та бешено завертелась и застыв в верхней точке траектории, стремительно понеслась вниз. «Раз!» — воткнулась она точно ребром в мягкую влажную землю… И у Вудфорта отвисла челюсть.

— Вот видишь, Роберт, засмеялся глядя на него Глеб, — даже монета не хочет говорить ни «Да», ни «Нет»! Так что старичкам так и поясни, что ясновидящим я себя не считаю, а вот то, что я во сне увидел опасность, угрожающую девушке — это было, от этого не открещиваюсь!…

Первым делом, проводив соседа, он позвонил Кэрол. «Наверняка места себе не находит, начитавшись про это убийство», — думал он, набирая номер. Трубку сняли мгновенно.

— Кэр, это я, Ричард, — ласково сказал он и больше ничего сказать не успел. Трубка расплакалась навзрыд, тонко и жалостно. — Ну что ты, что ты, малышка, — пытался он её успокоить. — Всё хорошо, меня выпустили и плакать не стоит Не плачь, солнышко моё….

Но трубка не унималась.

— Всё, я сейчас еду к тебе, — решительно сказал Глеб. Плач сразу же осёкся.

— Не вз-з-дума-а-й, — не очень внятно произнесла она из-за сдерживаемых всхлипов и тут же выкрикнула: — За тобой же охотятся, Ричард!!! — Выкрикнула громко, с надрывом, так что задребезжала мембрана.

— Всё это газетные враки. Никто за мной не охотится! «Кишка у них тонка за мной охотиться!» — подумал он.

— Но в тебя же стреляли, Ричард. И девушку убили!

— Это всё случайности, поверь мне. Я знаю, что говорю. Можешь на этот счёт успокоиться. И полиция такого же мнения, — соврал он.

— Всё равно не приезжай, — тяжело вздохнув, успокаиваясь, сказала Кэрол. — Я сама завтра приеду. Приведу себя в порядок и приеду.

«Ур-ра!» — обрадовался Глеб. «Завтра сама приедет!» Они разговаривали ещё не менее получаса, а в душе у него всё ликовало: «Завтра… приедет!»

***


…Вудфорт заглянул после обеда снова.

— Держи, — протянул он Глебу две тысячи долларов. — И не вздумай отказываться. Плохим бы я был банкиром, если бы у меня тоже не было «третьего» варианта, — усмехнулся он. — А старики, так даже довольны — не пришлось раскошеливаться, отделались только комиссионными. На тайнах всегда делались неплохие деньги!

Дальше Вудфорт понёс околесицу, и Глеб понял, что у соседа опять «соскочила пластинка». С минуту он рассказывал про какого-то Патрика Винга — управляющего банком в каком-то маленьком городишке, а потом замолк, начисто забыв о чём говорил.

— О чём это я тут трепался? — вопросительно посмотрел он на сержанта.

— Ты принёс мне две тысячи долларов, Роберт — комиссионные, что ты получил от мистера Кортичелли и Роузена, — пояснил Глеб, пожалев про себя беднягу Вудфорта.

— Ах да! Они твои, как договаривались! А старики, так те даже светились от удовольствия, что никто из них не оказался в числе проигравших.

— Спасибо, Роберт, — поблагодарил Глеб, забирая деньги. — Знаешь что, заходи ко мне вечером, поболтаем немножко. Я попробую помочь тебе с твоим недугом.

— Ты это серьёзно, Рич?! — вскинул на него глаза Вудфорт.

— Результат не гарантирую, но хуже тебе не будет, — твердо ответил Глеб, черпая эту твёрдость из неизвестно откуда взявшейся уверенности, что он м о ж е т помочь этому человеку. И не только может, но и должен!

Раньше Глеб не ощущал в себе способности к целительству. Хотя каждый человек наделён таким даром и может при желании его развить. Психическое исцеление столь же старо, как само человечество. Любой получает этот дар от рождения, о чём большинство даже не догадывается, а пользуются им вообще считанные единицы. Хотя здесь не нужны ни тайные заклинания, ни кровавые ритуалы, ни долгие годы отшельничества. Нужны лишь небольшие знания и навыки, которые любой нормальный человек может приобрести за несколько месяцев.

Знаний у Ткача было вполне достаточно. В йоге он разбирался основательно, как и в некоторых методиках исцеления, весьма многочисленных и разнообразных. Человечество за тысячи лет существования изобрело их столько, что тут есть из чего выбирать. Навыков, правда, у него — кот наплакал (дальше самоисцеления дело никогда не шло), но навыки — дело наживное.[14 - Примечание. Далее приведена реальная методика психического исцеления. Нелюбопытный читатель может эту главу смело пропустить, кроме последнего абзаца.]

Ближе к вечеру Глеб сначала занялся самим собой. Он сел на стул с прямой спинкой, который принесла по его просьбе медсестра и плотно прижал ступни к полу. Положив руки на бёдра и развернув их ладонями вверх, он принял открытую позу, дающую возможность психической энергии свободно течь через все чакры[15 - Ч а к р ы — энергетические центры астрального тела, имеющие специальное предназначение. Различают чакры основные и второстепенные. Основные расположены: первая — в основании позвоночника (у мужчин) или между яичниками (у женщин); вторая — под пупком; третья — в солнечном сплетении; четвёртая — в сердце; пятая — в основании гортани; шестая — в центре лба; седьмая — на макушке. Второстепенные чакры располагаются в ладонях рук и стопах ног. Подробнее смотри в специальной литературе.] тела. Закрыв глаза, сержант расслабился, отбросив все посторонние мысли. Затем, он ярко представил себе шнур, выходящий из основания его позвоночника и медленно спускающийся вниз. Вот тот коснулся пола, прошёл через перекрытие, проник на первый этаж, пробил ещё одно перекрытие и попал в подвал. Ещё три метра пространства… толстый бетонный пол подвала… и шнур ввинтился в землю.

Сержант просидел в таком состоянии несколько минут, пока не почувствовал надёжность своего «заземления». Воображаемый шнур связал накрепко его с Матушкой — Землёй.

Затем он представил ауру вокруг своего тела, не напрягаясь и не стараясь её увидеть. Она возникла белёсым туманом, размывающим и увеличивающим контуры тела. Глеб чуть выждал, пока изображение не стало чуточку чётче и весь уйдя в ощущения, начал её «осматривать». Сначала голову, затем шею, потом плечи….

«Стоп!» — скомандовал он сам себе, обнаружив весьма тонкий и холодный участок ауры на левом плече — энергия текла здесь не так как надо. Сержант запомнил это место и мысленно заскользил дальше: к рукам, затем по торсу, где нашёл плотный горячий участок внизу живота, потом к ногам и далее к ступням. На бёдрах он тоже обнаружил холодные участки в тех местах, куда его ранил снайпер. «С ногами понятно, а плечо и не болело совсем», — подумал он. И создав в своём воображении тёплый оранжевый свет — цвет исцеления, направил его к плечу. Плечо купалось и нежилось в этом свете, поглощая его, и чувство холода стало таять, таять и через минуту исчезло совсем. Тоже самое он проделал с обоими бёдрами и взялся за живот.

Теперь он представил свои руки, остановившиеся напротив горячего и плотного участка на животе и начавшие медленно разгонять скопившуюся здесь избыточную энергию. Воображаемые руки делали плавные пассы, перемещая тепло к более холодным участкам: к ногам, груди, шее. Спустя несколько минут Глеб добился ощущения равномерности. Не было больше в ауре ни горячих, ни холодных участков. Энергия текла свободно, нигде не слабея и нигде не накапливаясь. Можно было двигаться дальше.

Воображение тут же заработало, воспроизведя образ светло-золотистого потока, омывающего всё его тело. Космическая энергия цвета утреннего солнышка радостно струилась вокруг, делая ауру ярче, сильнее и заставляя её светиться. Аура разлохматилась игривыми всплесками, подобно солнечным протуберанцам и сержант, остановив этот нескончаемый золотистый поток, опять представил свои руки, приглаживающие буйные всплески энергии сверху вниз, от головы к ногам. Лишняя энергия уходила в заземляющий шнур, меняя оттенок на светло-коричневый.

Сеанс был окончен. Глеб открыл глаза и сложил ладони, переплетя пальцы. Соединение рук препятствовало утечке энергии из чакр. Он посидел спокойно в течение нескольких минут, давая возможность заряженным чакрам выровнять энергетику организма, а затем глубоко нагнулся, расцепив руки. Голова его свисала между ног, макушка была направлена к полу. Поза не входила в разряд удобных, но позволяла сбросить излишек набранной энергии. Через минуту Глеб встал, выпрямился и хорошенько потянулся. Заключительная фаза, судя по тому, что он чувствовал себя превосходно, ощущая бодрость и прилив сил, прошла нормально. Можно было заняться и соседом.

Роберт пришёл через полчаса. Держался он скованно и Глеб сразу понял, что Вудфорт волнуется.

— Не трясись, ты не к дантисту пришёл, — дружески легонько толкнул его локтём Глеб и засмеялся.

— Это точно, — нехотя улыбнулся Вудфорт.

Ткач вызвал медсестру и попросил принести ещё один стул.

— А зачем он вам, мистер Хадсон? — возвратившись со стулом, полюбопытствовала она.

— Знаете, Бетти, — забрал у неё стул сержант, — что по этому поводу говорил Мэрфи? Он говорил, что когда вам вздумается постучать по дереву, вы с ужасом осознаёте, что вокруг вас только пластик и алюминий!

— В таком случае, вам бы вполне хватило и одного, — ничуть не обидевшись, игриво кивнула медсестра на второй стул.

— У них… звук разный, — нашёлся Глеб и всё дружно рассмеялись.

— Завтра по клинике будет гулять ещё одна легенда, — кивнул в сторону скрывшейся медсестры Вудфорт, — про два деревянных стула.

— Ничего. Лишь бы легенда была доброй. Доброе слово в грех не вводит. А теперь садись вот сюда, Роберт, — Глеб поставил стул посередине комнаты. — Расслабься и ни о чём не переживай. Всё будет хорошо.

Он заставил его прижать ступни к полу и положить руки на колени, повернув кисти вверх. — Твоя задача посидеть спокойно. Глаза можешь держать закрытыми или открытыми, как тебе нравится. Внимания на меня особо не обращай, за полчаса я надеюсь управиться, — коротко проинструктировал его Глеб.

Сержант уселся на свой стул, закрыл глаза и расслабился. Себя он «заземлил» быстро, а вот с Вудфортом возился несколько дольше: привычный шнур, созданный воображением, никак не хотел опускаться от основания чужого позвоночника. Дело пошло на лад, когда перед мысленным взором возник ствол толстого дерева. Тот охотно побежал вниз, протыкая пол и перекрытия, накрепко соединив первую чакру банкира с Землёй. Удивляться этому собственно не стоило. Сержант работал с чужой энергией и заземляющий стержень выглядел иначе, чем его собственный. Он просто забыл об этой особенности, потому и возился долго. Что там ни говори, всё-таки Вудфорт — первый его пациент.

Глеб открыл глаза и встал. — Всё нормально, Роберт, — сказал он, подходя к соседу вплотную и снова закрывая глаза. Он мысленно проверил ещё раз надёжность заземления и весь ушел в ощущения. Его руки, делая пассы, медленно двигались сверху вниз, ощупывая ауру Вудфорта. Он чувствовал лёгкое покалывание и тепло, исходящее от нее, а спустя минуту увидел и зрительный образ. Аура банкира выглядела многоцветной (словно слоёный пирог), местами переходя в хаотические пятна. Преобладали жёлтые и красные тона — цвета интеллекта и эмоций. Однако много было и серого. «Боится!» — сообразил Глеб и не открывая глаз тихо с нажимом произнёс: — Всё будет хорошо, Роберт. Всё будет хорошо!

Калейдоскоп цветности сразу сдвинулся, и серого — цвета недомогания и страха, стало гораздо меньше.

Через несколько минут сержант закончил осмотр. Аура была ущербной. Над головой она практически отсутствовала — так, еле заметная полоска, поскольку в результате травмы были повреждены седьмая и пятая чакры. Седьмая — на макушке, оказалась полузакрыта, а у пятой — горловой, разорван отросток, связывающий её с энергетическим каналом, проходящим позади всего позвоночника и соединяющим все чакры в единое целое. Помимо этого, как и у большинства людей, ведущих сидячий образ жизни и редко занимающихся физическими упражнениями, ниже колен аура Вудфорта тоже имела дефект — была слабой и разряженной. Для квалифицированного целителя устранить эти недостатки труда не составляло, но Глебу пришлось попотеть.

Он опустил свои руки к солнечному сплетению пациента и представил себе его третью чакру. На ментальном экране та выглядела чётко — яркое пятно размером с полтинник, заполненное белёсыми энергетическими вихрями. Делая пассы, Глеб начал выдавливать из этого пятна всё ненужное, лишнее, весь психический мусор. Сначала через энергетический канал вниз — ко второй чакре, затем — к первой, и, наконец, через заземляющий стержень к Земле. Очистив нижние чакры, он тут же заполнил их целительной оранжевой энергией, заставив засиять маленькими яркими солнышками.

— Пока всё удачно, Роберт, — почувствовав, как тот пошевелился, сказал Глеб, давая себе короткую передышку.

Не расслабляясь и удерживая зрительный образ, он приступил к работе над горловой чакрой. Отросток был разорван почти посередине. Сержант попытался сначала его чуть удлинить, чтобы как-то связать концы, но из этого ничего не получилось — растягиваться, тот растягивался, но завязываться категорически не хотел. От напряжения у Глеба начали подрагивать колени и по лицу побежали ручейки пота. «Я всё могу!» — мысленно добавил он себе уверенности и силы.

Бросив завязывать неподдающийся узел и соединив концы отростка друг с другом, он представил себе, как вворачивает их один в другой, будто на них есть резьба. Медленно и осторожно. Один виток… второй… третий…. Медленно и осторожно. «Вроде зацепилось», — затаил он дыханье, осторожно поворачивая и трясясь, как бы эта эфемерная гайка не соскочила. Ещё виток….

— Фу! — облегчённо выдохнул он. — Кажись самую главную поломку устранили, — сообщил он Вудфорту.

Тот хотел что-то сказать, но вспомнив инструктаж, промолчал.

Открыв глаза и вытерев пот, Глеб минуты три отдыхал. Роберт таращился на него во все глаза. Он подмигнул ему и постарался успокоить:

— Пока всё идёт успешно. Не переживай. Потерпишь ещё чуток и можно будет шампанское заказывать!

Глеб снова закрыл глаза и вызвал на своём ментальном экране ауру банкира. Та заметно изменилась — приобрела почти нормальные размеры и только над головой имела небольшой провал.

С седьмой чакрой было проще. Вудфорт и сам бы мог открыть её, если бы знал, что для этого надо просто захотеть. Сержант представил её в своём воображении подобно полузакрытому бутону тюльпана и заставил лепестки цветка открыться. Он закрыл её снова, сжав лепестки в бутон, а затем вновь открыл. И так повторил несколько раз, убедившись, что механизм работает и чакра открыта. Седьмая — «коронная» чакра отвечает за поступление энергии из космоса. Человек, обычно, об этом не задумывается и, регулируя поток энергии, поступающий в его психическую систему, управляет чакрами автоматически. Но иногда, при каких-то физических или психических травмах, эта астральная автоматика нарушается и тогда приходится наводить порядок усилием воли.

Восстановив работоспособность «коронной» чакры, Глеб начал чистить четвёртую, пятую и шестую, и через седьмую выводить наружу. Его рука плавно ходила снизу вверх, вынимая что-то из головы Вудфорта и отбрасывая в сторону. Затем он заполнил верхние чакры целительной энергией, с удовлетворением наблюдая, как они засверкали оранжевыми дисками.

Сеанс продвигался успешно. Самое главное было сделано: дефекты устранены, чакры очищены. Оставалось подправить ауру и провести заключительный этап.

Глеб представил, как через ножные чакры Вудфорта потекла в тело светло-коричневая энергия Земли. Он дал ей подняться до солнечного сплетения и остановил поток, направив сверху другой — золотистый поток Космоса. Смешав эти потоки в третьей чакре, ведающей распределением энергии в организме, он чуть выждал, пока смесь не приобрела однородность, напоминая по цвету кофе с молоком и заставил её пройти через всё тело. Он не торопился, наблюдая, как смесь циркулирует по энергетическим каналам, перетекая с одного места в другое и как выравнивается аура, в том числе и у ног.

Через пару минут, посчитав эффект достаточным, он направил эту энергию вниз, в заземляющий стержень. Проверив ещё раз ауру и не обнаружив ни горячих, ни холодных участков, Глеб пригладил её руками, делая пассы сверху вниз.

— Всё, Роберт, — сказал он, не открывая глаз. — Соедини теперь ладони, переплети пальцы и посиди так несколько минут. Я сейчас закончу.

Сержант представил магнит, находящийся перед его собственной аурой и заставил его оттянуть назад ту энергию, которая могла перейти от него к Вудфорту. Затем он представил второй магнит, уже у ауры Роберта и заставил его принять ту энергию, которая могла перейти от банкира к нему самому. Чужая энергия целителю ни к чему, с ней можно перенять и недуги пациента, поэтому закон прост: забери своё и верни назад чужое, случайно тебе доставшееся.

Глеб открыл глаза и посмотрев на встревоженное лицо Вудфорта, засмеялся: — Всё нормально, Роберт. Считай эту битву мы выиграли. А теперь делай как я!

Он сел на стул и, наклонившись вперёд, свесил голову ниже колен. Вудфорт проделал то же самое. Посидев так с минуту, сержант встал и как следует потянулся.

— Хватит, Роберт, хватит, — положил он руку на плечо соседа. — Теперь потянись хорошенько и пройдись по комнате. Устал поди сидеть?!

— Это точно! Задницы уже не чувствую, — засмеялся Вудфорт, сладко потягиваясь….

— Ты знаешь, Рич, я как будто помолодел! — заявил он через несколько минут, энергично вышагивая вокруг стула, на котором восседал довольный Глеб.

— Это я тебя немножко энергией подзарядил, да подправил кое-что. У тебя горло после автомобильной аварии не болело?

— Болело. Врачи патологии не обнаружили, сказали, что скорее всего на нервной почве. Головой то я сильно саданулся — стекло вдребезги.

— У тебя здесь, — показал Глеб на горло, — энергетический канал порвался. А в этом месте, у основания гортани, важный центр, обеспечивающий коммуникацию. Разрыв я соединил, как сумел, так что всё должно быть в порядке.

— Ты думаешь, что я больше не буду заговариваться?! — прямо спросил Вудфорт.

— Надеюсь! — не кривя ответил Глеб. — Ты только не переживай и не думай об этом. Считай — никакого сеанса не было! А то во вред пойдёт, если начнёшь себя вопросами мучить!

— Спасибо тебе, Ричард, — поблагодарил Вудфорт. — Даже если не поможет, всё равно спасибо! — пожал он руку прощаясь.

… Вудфорт выписался через неделю. Вполне здоровым. А в Дейтонском банке на счёт Ричарда Хадсона была переведена сумма в сто двадцать одну тысячу долларов. Этой же суммы недосчитался мистер Эйреман, поскольку пациент Вудфорт, ввиду полного излечения, отказался от дальнейшего пребывания в клинике.




Г л а в а 30


Поджидая Кэрол, Глеб изменил свой обычный распорядок и сделав с утра пробежку, остался в комнате. Кэр приехала около десяти. Он засёк её сразу, едва она появилась перед зданием корпуса. Всё-таки второй этаж — это второй этаж!

Погода с утра не баловала. По небу сновали тучи и, кажется, собирался дождь. На этом пасмурном фоне, девушка, в своём красном платье и лёгком белом жакете, смотрелась ярким праздничным пятном. Пока её красные туфельки споро мерили серый асфальт перед фасадом, Глеб был уже внизу.

— Не перетрудись! — крикнул ему весело охранник Боб, тоже заметив её на экране монитора. Крикнул он правда поздновато — за Глебом уже закрывалась дверь, но Ткач его всё равно услышал.

«Засранец!» — улыбнулся сержант, и так с улыбкой и предстал перед Кэрол, тут же подхватив её и суматошно закружив. Девушка только ахнула и радостно рассмеялась, поддавшись этому кружению и утопая в свете любящих глаз. Куда и девались её страхи, мучавшие до сих пор.

Глеб ласково поцеловал смеющиеся губы и опустил девушку на землю.

— Пойдём отсюда, а то за нами подсматривают! — со смехом кивнул он на уставившуюся на них камеру.

— Пусть завидуют! — вернула она ему поцелуй и шаловливо помахала объективу рукой, одарив стоявшего у монитора охранника такой счастливой улыбкой, что у того всё внутри ёкнуло. «Везёт же некоторым», — с грустью подумал Боб. А Глеб обнял Кэрол за плечи, и они зашагали в парк, подальше от людских глаз и телекамер охраны.

— Ты ждал меня, да?! — заглянула она ему в глаза, чуть забежав вперёд.

— Все три дня, как мы расстались, — бережно погладил он её по золоту волос, останавливаясь. — И считал каждый час и каждую минутку.

— И даже тогда, когда мчался спасать эту девушку?

— И даже тогда! — твёрдо сказал он, не опуская взгляда. — Понимаешь… в смерти Сьюзен в какой-то степени виноват и я! — и заметив, как Кэрол вздрогнула, тут же пояснил: — На прошлой неделе я избил трёх подонков, пытавшихся меня ограбить. И они решили отомстить вот таким образом. Сочли её моей невестой, выследили и убили. Я ведь в субботу приглашал её на обед, — честно признался Глеб. — Если бы она тогда не приехала — была бы жива!

Кэрол на его признание даже не прореагировала (привыкли американцы обедать по кафе и ресторанам!). Зато отреагировала на другое:

— Так они хотели убить меня? — испуганно понизив голос, адресовала она свой вопрос в пространство, оглушённая таким откровением.

— Да нет, — успокаивающе прижал её к себе Глеб, — не тебя конкретно, а просто близкого мне человека. Да, собственно, убивать они и не собирались. Изнасиловать хотели всей кампанией, мерзавцы! Но своё они получат. Полиция уже всех арестовала, а убийцу сам Господь Бог наказал — убегая от полицейских, тот попал под колёса автомобиля. Так что беспокоиться особых причин нет.

— А вдруг их подослали те, кто за тобой охотится?! — вцепилась в его руку Кэрол, настолько сильно, что ногти впились ему в кожу.

— Выдумка всё это, — нежно погладил он её по руке, чувствуя, как слабеет хватка. — Журналисты постарались! А на самом деле хотели убить совсем другого человека, который удивительно на меня похож… У меня есть его портрет, — заметив недоверчивый взгляд девушки, сказал Глеб. — Я тебе его покажу.

— А кто он? — с сомнением спросила Кэрол, всё-таки не очень поверив его словам.

— Частный детектив из Иллинойса. Я думаю, что в Дейтоне он расследовал какое-то дело, и видно весьма удачно, если его решили убрать.

— А откуда у тебя его портрет? И почему ты думаешь, что тебя с ним перепутали?! — не унималась Кэр.

Глеб посмотрел на неё — растревоженную, взволнованную и понял, что сегодня у них ничего не получится. Меньше всего она сейчас думала о сексе.

— Ладно, пойдём, я покажу тебе газету с заметкой про этого парня. Может тогда ты немножко успокоишься, — недовольно сказал он. Его можно было понять. Какому мужику понравится, если все мысли, примчавшейся к тебе женщины, заняты не долгожданной встречей, а чем-то другим!

Кэрол это почувствовала, и пока они шли назад к корпусу, пыталась загладить свою «вину».

— Я приеду к тебе завтра, родной мой, — гладила она нежно его руку, едва поспевая за его сердитыми шагами. — И после завтра…. И буду приезжать каждый день, если ты захочешь….

Глеб упрямо молчал, строя из себя обиженного, а потом тихонько засмеялся:

— Каждый день не надо. А то я умру от сладкого, — поцеловал он её в полураскрытые губы, вкуса спелой клубники….




Г л а в а 31


Первая неделя пролетела стремительно. Пошла вторая. Седьмого числа — первый понедельник сентября, никаких процедур и лечебных занятий не было. Праздник, так праздник! Вся Америка отмечала День труда. Что-то напоминающее наш праздник Урожая, только вполне официально и с американским размахом.

Кэр примчалась с самого утра.

— Поехали, прокатимся, Ричард! Нечего в четырёх стенах киснуть. Я взяла билеты на родео, — радостно сообщила она.

— Отлично, любовь моя, — весело подхватил он её и чмокнул в нос. — Но мне надо переодеться.

— Я подожду тебя в машине, сумасшедший, — шутливо отбивалась она, пытаясь коснуться ногами земли.

— Я мигом, — наконец отпустил её Глеб, всю зацеловав: и глаза, и губы, и полыхавшие румянцем щёки.

Вернулся он действительно мигом. Кэрол едва успела дойти до стоянки и, забравшись в машину, подправить макияж.

Он шел быстро, одетый во всё белое. Белый джемпер, сорочка, белые брюки и легкие белые туфли. Сердце её замерло: именно так он был одет два года назад, когда они познакомились на вечеринке у Брейтонов.

Он шёл к машине и улыбался. И, заметив, что она на него смотрит, издали помахал её рукой. Как тогда. Его улыбка стала ещё шире, а лицо светилось. Он был красив, её Ричард.

— И куда повезёт меня моя принцесса?! — пригнув голову, ловко скользнул он на соседнее сиденье.

— На край света, — потёрлась она щекой о его плечо, вскинув глаза.

— Тогда поехали, — счастливо засмеялся он, утонув в их изумрудном сиянии.

— Как прикажет мой сказочный принц! — повернула она ключ и плавно тронулась.

«Второй раз меня дама везёт», — подумал он и сердце заныло от предчувствия недоброго. Потом, через несколько минут, это чувство ушло, оставив лишь где-то в глубине сознания булавочный укол, как предупреждение и напоминание на будущее.

Ехали они недолго, минут сорок. Кэрол везла его в какой-то небольшой городок к западу от Дейтона.

— Там самое лучшее родео, — вещала она не хуже телевизионного комментатора. — Вот увидишь, тебе понравится. Начало в двенадцать часов. Успеем ещё посмотреть кучу всего интересного.

Городишко был маленький. Шоссе проходило по центральной улице, где располагался основной комплекс городских зданий: бензоколонка с здоровенной надписью «Шелл»; кинотеатр с бетонным экраном, чтобы смотреть не выходя из машины; банк, десяток магазинов, полицейский участок, пара мотелей на маленькой площади, и чуть в глубине, за аккуратными домиками — церковь. Тротуары только в центре. Да и зачем они американцу, если он и в магазин, и на работу, и к друзьям на машине катит. Лиши его колёс, и он сразу останется один одинёшенек — ни в гости сходить, ни в церковь, ни стаканчик в местной забегаловке пропустить. На своих двоих никто не попрётся.

Кэрол со знанием дела свернула с площади влево, к зелёному лугу и флагам, полоскавшимся вдалеке. Народу было много, это Глеб понял сразу по скопищу машин, застывших на огороженной ленточкой импровизированной стоянке. Десятка три ярмарочно раскрашенных палаток, балаганов, тентов пёстрым кольцом облепили собранный из щитов и стальных трубок амфитеатр.

Ткачу всё было в диковину. Они простояли минут двадцать, наблюдая, как на помост с весами местные фермеры втаскивали здоровенные тыквы, огромных, прямо гигантских размеров.

Жалко у меня нет волшебной палочки, — посетовал Глеб. — Взмахнул бы, и из такой тыквы наверняка бы получилась чудесная карета, чтобы везти мою Золушку на бал, — обнял он Кэрол.

— Да, жалко, что у тебя нет волшебной палочки, — засмеялась она. — Я бы с удовольствием хоть раз в жизни проехалась в карете, — прижалась она к нему крепко-крепко.

Они дождались, пока победителю вручат приз и, поаплодировав ему вместе со зрителями, пошли дальше.

Услышав хлопки выстрелов, Глеб потянул Кэрол в тир. Стреляли из пистолетов. «Пневматические» — сообразил он, наблюдая, как хозяин тира набивает в обойму крупные чёрные пули. Глеб таких пистолетов не видел. Они не требовали перезаряжания после каждого выстрела и выглядели как обычные кольты. Условия были просты — пять попаданий подряд — приз! Глеб заплатил три доллара и, взвесив пистолет в руке, сделал навскидку пять выстрелов один за другим. Пух-пух-пух-пух-пух! — прозвучали они почти слитно, и под одобрительные выкрики любителей пострелять, он стал владельцем большого розового слонёнка.

Кэрол обрадовано захлопала в ладоши.

— Говорят, слоники приносят счастье, — вручил он ей выигранный «трофей».

— Спасибо, милый, — поцеловала она его в щёку и тут же, платочком, заботливо стёрла оставшийся от поцелуя след помады.

— Пойдём, положим в машину, — купив мороженное, предложил он Кэрол, кивнув на большое розовое счастье, которое девушка еле обхватывала одной рукой.

— Угу, — согласилась она, расправляясь со своей порцией эскимо. Но едва они отошли от торговых палаток, как в голове у Глеба тревожно заныл тот булавочный укол, спрятанный до этого где-то далеко в подсознании. Сержант подобрался и незаметным движением отбросил мороженное в траву.

Опасность грозила оттуда, куда они шли. Глеб это чувствовал. Глаза его быстро обежали стоянку и он понял: «Да, вон те… мотоциклисты»… «Сейчас вот этот парень повернётся, увидит Кэрол, и…»

Глеб мгновенно сделал шаг вперёд и, сместившись, закрыл девушку собой. Нет, этих ребят он не боялся, но то что они начнут приставать и возникнет драка, знал на все сто. Начнёт вон тот низенький, который ковыряется сейчас с мотоциклом. «Эй, сучка, поедим, прокатимся!» — бросит он, и вся банда, по знаку главаря, вмиг окружит их, оттесняя за машины, подальше с глаз. Но сначала, этот белобрысый парень в кожанке, который командует всем этим сбродом, должен увидеть Кэрол. А он её не увидит и не будет рассматривать в упор, поедая глазами все те пятьдесят шагов, что им предстояло сделать до стоянки.

Глеб повернулся к девушке:

— Знаешь, Кэр, я подумал, что нечего наше розовое счастье на произвол судьбы в машине оставлять, — улыбнулся он. — Давай пока подержу!

— Угу, — согласилась она, облизывая палец, по которому уже потекло.

И они пошли назад. Она чуть впереди, а он сзади, обняв рукой за талию, а второй прижимая мохнатого розового слонёнка. Передумали они весьма вовремя — зрители уже начали заполнять амфитеатр. Толпа чинно вливалась в распахнутые ворота, занимая места. Хотя до представления было ещё двадцать минут, но на арене уже во всю развёртывалось действо: скакали ковбои, стреляя друг в друга из револьверов, мелькали вращаемые в крепких руках лассо и неистово храпели кони, остановленные лихими наездниками на всём скаку.

На трибуне негде было упасть яблоку. И едва они с Кэрол успели усесться, зазвучал гимн Соединённых Штатов. И вся эта ревущая, многоголосая публика тут же встала и мощно подхватила мелодию. Глеб слов не знал, но рот открывал исправно, подпевая по мере возможности окончания фраз. «А у нас, даже до развала Союза, слов гимна никто толком не знал, — с сожалением подумал он. — В лучшем случае только первый куплет!» Здесь же, пели все, начиная от детей и кончая сморщенными старушками.

После гимна началось представление. Мощные злые быки вихрем выскакивали из загородок, неся на себе седока. Они бешено метались по арене, пытаясь сбросить с себя отчаянного смельчака, мотая его как тряпичную куклу. Редко кому удавалось усидеть до победного гонга. Всадники зорко следили за скатившимся с холки человеком, не давая быку подцепить его на рога. Амфитеатр гудел как растревоженный улей, встречая подбадривающим рёвом каждого нового претендента. Официальный приз, как было объявлено, составлял тридцать тысяч долларов, не считая личных пожертвований и поступлений от тотализатора. Спустя час, претендентов осталось двое, и жюри, посовещавшись, приняло решение: полотняный мешочек с деньгами привязали к рогам огромного чёрного животного — выигрывал тот, кто сумеет его сорвать.

Глебу финал не понравился. Два человека рисковали жизнями на потеху толпе. Чем-то это напоминало бои гладиаторов, кровавые и жестокие. Публика прямо взвыла от восторга, когда бык всё-таки изловчился распороть одному смельчаку плечо. Может кому-то в душе и было жалко этого беднягу, но судя по этим, оскаленным в крике рожам, в это абсолютно не верилось.

Раненый не покинул арену, а перебросившись парой слов с конкурентом, начал отвлекать быка на себя. И его соперник умудрился молниеносным броском запрыгнуть быку на спину и, сорвав мешочек, скатиться на землю. Он, вопя во всё горло и потряхивая призом, промчался вокруг арены и публика встала, приветствуя победителя.

— Пойдём, — потянула его Кэрол к выходу, когда государственный гимн отзвучал второй раз. Толпа подхватила и понесла их по проходу, пока через горло ворот не вытолкнула наружу.

— Ты не возражаешь, если я поведу машину?! — спросил Глеб, почувствовав вновь тревогу, когда девушка уселась за руль. Она ничего не сказала, лишь передвинулась на соседнее сиденье, уступая ему место.

Чувство тревоги продолжало нарастать и достигло пика минут через двадцать, когда они уже мчались по шоссе в направлении Дейтона. Поток машин заметно поредел, многие свернули на боковые дороги, уводящие в сельскую глубинку.

— Что-то не так? — спросила Кэрол, заметив, что он всё время крутится, поглядывая по сторонам.

— Пригнись-ка, чтобы тебя не было видно, — сказал он, заметив в зеркале догоняющих их мотоциклистов.

Кэрол, надо отдать ей должное, тут же выполнила его команду и сползла с сиденья вниз, тревожно блестя поднятыми вверх глазами.

Через минуту мотоциклисты настигли их и с рёвом промчались дальше, не обратив на Глеба особого внимания. Только главарь прошёлся по подавшемуся чуть вперёд водителю цепким взглядом.

«Вовремя я сообразил, — подумал Глеб, сбрасывая немножко скорость. — Если бы за рулём сидела Кэр, уже имели бы неприятности».

— Всё, можешь садиться нормально, — сказал он через минуту, почувствовав, что опасность миновала. Байкеров уже не было видно, они скрылись где-то впереди, а может свернули на боковое шоссе.

— Ну и что всё это значит, Рич? — взволнованно спросила девушка, повернувшись к нему.

— Всё нормально, малышка, — чмокнул он её в щеку и, не выдержав её пристального взгляда, в котором плескалась тревога, пояснил: — Я просто не хотел, чтобы эти парни на мотоциклах тебя увидели. У нас бы наверняка были неприятности.

— Ты в этом уверен?!

— Да, — коротко ответил он и уставился на дорогу.

Девушка замерла, не спуская с него глаз. Глеб почувствовал, как она старательно разглядывает его, будто видит впервые.

— Значит ты всё-таки ясновидящий, — негромко сказала она, утвердительно и без всяких эмоций.

— Конечно! А ты разве в этом сомневалась? — засмеялся Глеб. — Я даже могу тебе, моя принцесса, предсказать будущее на ближайшие тридцать минут: Мы едем ко мне, на Олд Бридч восемнадцать!

— А вот тут ты ошибся, мой дорогой ясновидящий! К тебе мы не поедем! — решительно отказалась Кэр.

— Тогда куда?! — не выдержал затянувшейся паузы Глеб.

— Конечно ко мне, мой милый, — тихонько улыбнулась она, потянувшись к нему губами.




Г л а в а 32


В среду приехал Митчелл. Он привёз судебного исполнителя — молодого розовощёкого человека.

— Вам предлагается, мистер Хадсон, выступить в суде в качестве свидетеля обвинения по делу об убийстве Сьюзен Марлоу, — представившись, вручил он Глебу под роспись повестку в суд на двадцать третье сентября. — Если вы не сможете по болезни или каким-то другим причинам явиться туда, вам надлежит своевременно уведомить об этом судебные органы, — строго посмотрел он на Глеба из-под очков.

— Я думаю, что смогу, мистер Нортон, — сухо ответил сержант.

— Вот и хорошо, мистер Хадсон. Всего вам наилучшего, — попрощавшись, откланялся тот.

— Ладно, с этим закончили, — спрятав повестку в карман, повернулся Глеб к Митчеллу. — Давай, рассказывай! Есть какие-нибудь новости?

— По твоему делу, ничего утешительного, Рич. Мы прогнали портрет этого парня, что в тебя стрелял, через компьютер, но никаких данных не получили. В нашем штате за ним ничего не числится. Если же я раздам его портрет полицейским, то боюсь он скроется раньше, чем мы его поймаем.

— В таком случае у меня кое-что для тебя есть, Дейв. Иди к машине, я сейчас принесу.

Глеб вернулся к себе в корпус и через пять минут принёс лейтенанту газету.

— На, читай, — усевшись в машину и захлопнув за собой дверцу, вытащил он из кармана свёрнутый номер «Акрон-Пресс» за семнадцатое августа.

Митчелл внимательно прочитал заметку, несколько раз переводя взгляд в фотографии на Глеба, словно желая лишний раз убедиться.

— М-да! — сказал он. — Совсем неожиданный поворот. Обычно эти ребята не ошибаются.

— Обрати внимание — у него машина той же марки, что и у меня, да и цвет у неё наверняка такой же — серый.

— М-да! — ещё раз пробормотал Митчелл, пристально рассматривая фотографию с покореженным автомобилем. — Я заберу её у тебя, — аккуратно сложил он газету по сгибам.

— Нет уж, уволь, — отнял газету Глеб. — Эту копию сделали для меня. А себе закажи в публичной библиотеке сам, сколько надо.

— Так тебе сняли копию в библиотеке? — заинтересовался лейтенант.

— Да, а что?! Я попросил, мне и скопировали все номера этой газеты за август месяц.

— Но зачем, Рич?

— Мне приснилось, что я попадаю в автомобильную катастрофу, Дейв. А эта газета, белым саваном потом накрывает мою машину. Название я увидел чётко, а вот число никак не мог разобрать, только месяц. Я и заказал все номера за август.

— Ты не шутишь? — на всякий случай спросил Митчелл, не зная, как отреагировать на этот рассказ.

— Я пошёл, — обиделся Глеб, берясь за ручку дверки.

— Значит не шутишь, — констатировал лейтенант. — В таком случае, больше спи, Рич, — грустно улыбнулся он. — Муниципалитету придётся тогда поставить тебя в штат и за каждый твой сон платить деньги!… А задачу своим парням я поставлю. Они разузнают об этом детективе всё, что смогут. Видно он крепко кого-то взял за глотку, если решили его убрать.

— Я тоже так подумал, Дейв. Скорее всего Хантер раскопал что-то здесь, в Дейтоне. И наверняка это связано с мафией.

— Да, дело серьёзное, — согласился Митчелл. — Может к тебе действительно личную охрану приставить?

— На черта я им сдался, — засмеялся Глеб. — Ты лучше сам поберегись!

— Тогда до встречи, — протянул ему руку Дейв. — Если что, звони немедленно. Номера телефонов ты знаешь.

Сержант вылез из машины и Митчелл тут же уехал.

Вечером, растревоженный разговором с лейтенантом, Глеб обдумывал чтобы ему предпринять и как выяснить всё до конца.

— Ну и дурак же я, — хлопнул он себя по лбу, подымаясь с кровати, на которой валялся битый час. «И как это я раньше не сообразил», - запер он дверь на чисто символический замок, который свободно открывался как ключом, так и нажатием кнопки у охранника. «Я ведь этого парня в любом месте могу достать!»

Он посмотрел на часы — до ужина оставалось час двадцать. «Успею!» — решил он.

Улёгшись на кровать, он замотался в плед и расслабился. В транс он вошёл быстро и уже через пять минут незримым пятном висел под потолком.

Сосредоточившись, он начал скрупулезно лепить на своём ментальном экране образ убийцы: маленькие, чуть ввалившиеся глаза, большой хрящеватый нос, тонкие в ниточку губы. Память услужливо добавляла детали, делая лицо живым. Глеб захотел увидеть это лицо воочию и астрал тут же подчинился, на мгновенье обдав темнотой, расцвеченной красно-синими сполохами, и шорохом не начавшей играть пластинки.

Через мгновенье Глеб очутился в двух шагах от человека, стрелявшего в Хадсона.

Тот сидел, втиснувшись в кресло, которое явно было не рассчитано на его внушительную фигуру, и вёл разговор с лысым толстяком, сидевшим за столом.

— Ну, а что у тебя, Рудди, с этим преподавателем из колледжа?

— Всё нормально, босс. Мы его вычислили — через его девчонку. Он сейчас в клинике у Эйремана. На следующей неделе выписывается.

— Ну и какие планы?

— Через день-два, как выйдет, организуем автомобильную катастрофу.

— У тебя в клинике свой человек? — поинтересовался толстяк, прикуривая сигару.

— Нет, мы просто прослушиваем телефон его подружки, — пояснил киллер.

— И кто же она?

— Преподаватель из того же колледжа — Кэрол Джанвейн. Ох, и хороша штучка! У меня аж слюни потекли, когда Морни притащил её фотографию.

«Ах ты падла! — вскипел Глеб. — Только попадись, я тебе эти слюни назад в глотку забью вместе с зубами!»

— Джанвейн… Джанвейн…, - силился вспомнить толстяк. — Это не у её отца фирма по торговле недвижимостью?

— Память тебя никогда не подводила, Майк, — польстил боссу Тоффер.

— На этом и стоим! — хвастливо сказал шеф. — И не вздумайте эту сучку-штучку трогать! — резко сменил он тон. — Хватит нам этой девки из Иллинойса. До сих пор разобраться не можем.

— О чём речь, босс! Мы же ещё не совсем идиоты. Её папаша не одного, а десяток детективов наймёт.

— То-то же, — подобрел толстяк. — Я, собственно, вызвал тебя по другому делу, Рудди…, - сделал он паузу, заставившую Глеба сразу насторожиться. — Марк заболел, а тут как назло крупный заказ подвернулся. Надо будет завтра двух русских девок на остров перебросить.

— Ты же знаешь босс, я терпеть не могу этого Мясника. И он меня, кстати, тоже, — поморщился Тоффер.

— Это приказ, Рудди, — резко сказал Редфорд. — Тем более, сам знаешь, что Шнайдер, кроме тебя и Марка, в свои владения никого не пустит.

Хорошо, босс. Но если этот придурок по пьяной лавочке опять на меня набросится со своим выводком, я его пришибу!

— Не дури, Рудди. Где мы ещё такого специалиста найдём?! Выедешь пораньше, сдашь товар и сразу назад, чтобы на вечерний паром успеть. Ночевать у него не оставайся, а фургон с восьми часов будет в гараже у Марка. Вот ключи, — резко бросил их Редфорд в направлении Тоффера, который мгновенно вскинул руку и сжал пальцы. Ключи даже не звякнули.

«А реакция у него отменная», — оценил Глеб.

— Большой от гаража, поменьше — от машины, — счёл нужным пояснить босс.

— Хорошо, Майк, — высвободился из кресла Тоффер. — Как сдам товар, я тебе позвоню.

Глеб поспешил вслед за убийцей к выходу. Толстяк его сейчас не интересовал. То, что тот руководил местной мафией, было и так ясно. Отыскать его можно будет в любой момент. Сержант его круглую рожу запомнил навечно. А вот за так называемым «Рудди», проследить следовало обязательно.

На улице к тому времени уже стемнело. Рудди сел в машину и выехал за ворота виллы. Охраны в воротах сержант не заметил. Видно «Майк» жил вполне легально, а если и держал охрану, то внутри дома, но выяснять этот вопрос сейчас было не время. Глеб поднялся метров на сто, чтобы осмотреться. Вилла, судя по огням, располагалась где-то в километрах десяти к северо-западу от Дейтона. Если, конечно, это были огни Дейтона, а не какого-нибудь другого крупного города. Фары машины киллера двумя размазанными лучиками смещались вправо, в сторону магистрального шоссе.

«Интересно, куда он повернёт?» — снизился Глеб к машине и пристроился сзади. Подфарники высвечивали номерной знак ОГД 772, который сержант тут же взял на заметку. Он следовал за машиной минут пять и убедившись, что она повернула в сторону города, снова взмыл вверх. Время поджимало. Прошло уже минут сорок, как он вышел в астрал, и при здравом размышлении стало ясно, что проследить за убийцей до конца ему не удастся. А вот определиться, что за город лежал внизу, конечно стоило. Сержант прибавил скорость и поднялся еще выше. Да, внизу лежал Дейтон. Река, мост, здания в центре не оставляли сомнений.

«Ну и чудненько! Проще будет до вас добраться, засранцы!» — подумал Глеб. Он сосредоточился и, представив свою комнату в клинике, через мгновение уже висел под потолком. Выждав немного, он не спеша потёк к белобрысой макушке Хадсона.




Г л а в а 33


«Надо всё-таки позвонить Митчеллу», — поужинав и всё хорошенько обдумав, принял решение Глеб.

Было уже поздно, и он сразу набрал домашний номер лейтенанта.

— Алло, я вас слушаю, — пропел приятный женский голос в телефонной мембране.

«Жена, наверное», — сообразил сержант. — Добрый вечер, я бы хотел переговорить с Дейвом, — поспешно сказал он, опасаясь, что женщина положит трубку.

— Минуточку, Дейв сейчас подойдёт, — довольно благожелательно отозвалась она и в мембране всё смолкло секунд на двадцать.

— Слушаю вас, — донёсся спокойный голос Митчелла.

— Дейв, это я, Ричард.

— Что случилось, Рич! — сразу встрепенулся лейтенант.

— Дейв! За моей невестой следят! И телефон её наверняка прослушивается. Я хочу, чтобы ты организовал ей надёжную охрану! — выпалил Глеб.

— С чего ты взял?

— Я наткнулся на этого киллера, которого ты ищешь, прямо около её дома. У него машина тёмного цвета номерной знак ОГД 772. Мне пришлось целый час мотаться по городу, прежде чем удалось сбросить хвост, — врал Ткач без зазрения совести.

— Ты откуда звонишь?

— Из клиники, конечно.

— Оставайся там и не высовывай из комнаты носа. Выключи свет и зашторь окно. Необходимые меры мы примем.

— Спасибо, Дейв, — облегчённо повесил трубку сержант. «Прикроют завтра Кэрол, и то хорошо. Мне и нужен то всего денёк», — подумал он.

«… Хотя, если топорно сработают, всё это может вылезти боком».

Глеб, однако, оперативность лейтенанта недооценил. Пока он переодевался в дорожную одежду — тёмные брюки, рубашка, куртка, Митчелл успел сделать несколько звонков: в участок, в управление полиции и начальнику охраны.

Результаты этих звонков сказались уже через час. В клинику приехал начальник охраны, а через десять минут усиленный наряд полиции, вооруженный штурмовыми винтовками. И если полицейские, которых запустили во внутрь, на стоянку, знали только то, что ожидается нападение, то Самуэл Резинг — начальник охраны, был далеко не дурак. Он не сомневался из-за кого началась эта свистопляска. И когда охранник у ворот доложил ему, что Ричард Хадсон в двадцать два десять покинул клинику, он заметно повеселел.

— Об этом никому не распространяйся, — коротко приказал он, подумав, что люди, решившие убрать Хадсона, могут этого и не знать. А полицейские, если пронюхают, тут же укатят обратно в Дейтон, оставив его один на один с вполне вероятными проблемами.

Глеб тем временем уже выезжал из города. Ему пришлось сделать крюк, чтобы заскочить на двадцать минут домой. Забрав винчестер, охотничье снаряжение, запасные обоймы к пистолету, нож, бинокль, камуфлированный комбинезон, кой-какую одежду, обувь и кое-что по мелочам, он завернул всё это в плед и бросил узел в машину. Деньгами он был богат — две тысячи наличными, что вручил ему Вудфорт — вполне приличная сумма даже по американским стандартам.

План у него был прост. Он не собирался следить за убийцей, поскольку это дело представлялось ему хлопотным и сложным. Во-первых, тот наверняка бы его заметил — за триста километров пути мудрено не заметить хвост, а во-вторых, не зная, где находится гараж Марка, можно было безнадёжно отстать ещё на самом старте — слишком много дорог вело из Дейтона. Глеб же надеялся перехватить гангстера у самой цели. Судя по времени возвращения, цель его вырисовывалась вполне ясно — побережье озера Эри, чтобы оттуда на пароме добраться до какого-то островка. На карте островов значилось несколько: Келлис; Южный, Средний и Северный Баас; Путинбей и ряд других, принадлежащих уже Канаде. Чтобы попасть на шоссе, идущее вдоль побережья озера, имелось всего два варианта — ехать на Толидо, или на Кливленд. Глеб выбрал Кливленд. Не даром ведь детектива из Иллинойса убили всего в шестидесяти милях от него, возможно Хантер направлялся именно туда. Хотя особой роли это не играло — какую бы дорогу не выбрал убийца, двигаясь по прибрежному шоссе, сержант успевал перехватить его на обоих маршрутах. А вот дальше предстояло самое сложное — довести его до одного из многочисленных портов и переправиться вместе с ним на пароме.

Поэтому Глеб и помчался на ночь глядя в Кливленд, намереваясь переспать там ночь, и где-то часов около двенадцати, встретив гангстера на шоссе, с его помощью попасть к этому таинственному Шнайдеру — Мяснику, и узнать, за каким чёртом к нему везут двух девушек. И не просто девушек, а — русских, русских! Встретить которых в Дейтоне — всё равно, что увидеть негра в Самаре на площади Кирова!

А пока сержант гнал к Кливленду, Митчелл, приехав на службу, работал не покладая рук. Уже стоял напротив дома Кэрол Джанвейн фургон, из которого велось наблюдение за всеми подходами и проезжавшими автомобилями. Уже специалист из управления, поднятый из постели и ругавшийся, как пьяный докер, наконец то отстроил свою аппаратуру и дал заключение, что телефон Джанвейн действительно прослушивается. Ему требовалось два-три звонка по её номеру, чтобы выяснить где проведено подключение и откуда ведётся запись. Митчелл запретил делать это до утра, боясь вспугнуть неурочными звонками людей, подключившихся к телефонной сети. Здесь торопиться не следовало. Можно было потянуть ниточку к самому центру клубка. А если окажется, что владелец машины, преследовавший Ричарда, действительно тот человек, которого они ищут в течение четырёх лет, то можно считать, что полиции Дейтона крупно повезло. Тем более, что есть свидетель.

Связавшись с полицейским нарядом в клинике, и убедившись, что там всё нормально, Митчелл поехал домой. По крайней мере за Ричарда и его невесту он был спокоен. Остальные дела могли потерпеть до утра.




Г л а в а 34


Глеб остановился в мотеле перед самым Кливлендом. Место нашлось. Дежурный портье протёр заспанные глаза и, бросив маленькую анкетку, коротко изрёк: — Двадцать долларов!

Сержант быстро её заполнил — фамилия, адрес, марка и номер машины, место работы, и вернул сонному пареньку вместе с двадцатидолларовой банкнотой.

— Номер восемь, — мгновенно смахнул тот деньги со стойки, вручив взамен ключи. — Будете утром уезжать, оставьте их в замке, — зевая, напомнил он.

Глеб поблагодарил и вышел, пожелав пареньку спокойной ночи. Сев в машину, он проехал пятьдесят метров и припарковался на площадке с цифрой «8».

По российским меркам номер бы сошёл за люкс, стоило лишь добавить на пол ковёр, да поставить перегородку, сделав из одной комнаты две. «Не зря деньги берут», — подумал сержант, попробовав матрац сначала на одной кровати, потом на другой. Те были огромными, хоть вдоль ложись, хоть поперёк и, главное, не продавлены боками сотен постояльцев до кочкообразного состояния. И бельё, не чета нашему, порой застиранному до унылой серости, благоухало нетронутой свежестью и белизной. Всё вокруг вылизано, ни пылинки, лишь мерно гудит кондиционер. На письменном столе открытки, конверты, бумага — пользуйся! Здесь же телефон. В верхнем ящике — Библия. В одной тумбочке два запасных одеяла, в другой дюжина разнокалиберных полотенец и запечатанный прозрачный пакет с мелочами для постояльцев, где предусмотрено всё — начиная от спичек, и кончая иголкой с нитками. И везде вышито или вытеснено золотом то же название, что горело над входом: «Уэстерн». Везде — «Уэстерн»! И на куске мыла, и на стоящих на полочке в ванной стаканах, упакованных в прозрачные мешочки, и даже на ленте, рассекающей по диагонали простерилизованный белоснежный унитаз. Не было этого знака разве что на Библии, да на телевизоре, скромно стоящем в углу.

Осмотрев комнату, Глеб вернулся к машине и забрал свой узел с вещами, решив, что надёжнее держать их под боком. «Без сумки совсем труба!» — с огорчением разложил он на соседней койке помявшуюся одежду, и умывшись, забрался в постель. «Сплю четыре часа…. Сплю четыре часа….» — трижды прокрутил он и безмятежно заснул, сладко расслабившись на хрустящих простынях.

Проснулся Глеб, как и заказывал — пол восьмого. И в этом не было ничего удивительного. Каждый человек имеет собственный биологический будильник, им только надо правильно пользоваться. И бесполезны попытки тех людей, которые старательно уговаривают проснуться в шесть, семь, восемь часов. Организм этих уговоров не понимает. Задайте ему продолжительность сна, и он уверенно разбудит вас когда надо. В противном случае, вы так же уверенно проспите, или промучаетесь всю ночь не смыкая глаз. Но никогда не «заводите» свой будильник меньше чем на пятнадцать минут — вы не успеете выспаться и будете чувствовать себя разбитым.

Глеб чувствовал себя нормально. Четыре часа сна — это уже кое-что. Он быстро поднялся, зашёл в туалет, умылся и выглянул в окно. Всё было тип-топ — машина на месте, погода чудесная, а утро — просто прелесть. Настроение сразу скакнуло вверх, и сержант забравшись снова в постель, уже через минуту-другую радостно ввинчивался в звонкую синеву, несясь на всех парах к заветному горлышку. «Не робей, ребята!» — восторженно вопил человечек, метеором вонзаясь в восхитительно-радостный мир.

Это восторженное чувство не оставляло его все тридцать минут, что он провёл в астрале. Даже на Рудди он вышел удачно — тот как раз сворачивал к неприметному въезду между двумя зданиями на Пикчер-стрит, который заканчивался металлической шторкой гаражной двери.

Тоффер вышел из машины и мельком оглянувшись, не торопясь подошёл к воротам. Достал ключ и, открыв дверцу небольшой ниши в стене с пультом управления, потыкал указательным пальцем кнопки на пульте, и металлическая рифлёная дверь поползла вверх. Сев в машину, он тут же заехал в полутёмное помещение. Глеб последовал за ним. Гараж был на несколько машин, но сейчас здесь стоял только неброский темно-серый фургон. Рудди действовал быстро. Проверив, на месте ли груз, он тут же сел за руль фургончика и выгнал его на улицу, оставив свою машину в гараже. На всё ушло не более минуты и еще секунд тридцать, чтобы опустить ворота.

Пока киллер запирал двери, Глеб проник в кузов фургона. «Надо же, — улыбнулся он, увидев двух спящих девушек, — с шиком везут!» Те мирно посапывали, укрытые пледами, на низеньких раскладушках, стоящих одна возле другой. И никто ни в жизнь бы не подумал, что это пленницы: спят себе девчонки в машине, да и всё. Симпатичные, здоровые, молодые. Ни синяков, ни следов побоев. Ни верёвок, ни злобных гангстеров с пистолетами (не считая Рудди, конечно). А тот, не успев сесть за руль, тут же нацепил тёмные очки и улыбку во весь рот — стопроцентный американец. Какой же он, к чертям собачьим, убийца?! — Отдохнуть парень едет на пару дней с девчонками!

Глеб взмыл над машиной и сопровождал фургон, пока Тоффер не выехал из Дейтона по триста пятидесятому шоссе в направлении на Толидо. Нужно было возвращаться. Сержант сосредоточился и после трёхсекундной паузы уже висел над своим телом.

План нуждался в корректировке. Глеб оделся и, забрав из машины карту дорог, снова вернулся в номер. В принципе, шанс, что Рудди повернёт на Кливленд, ещё был, пока тот не проехал Сидни — небольшой городок севернее Дейтона. Минут через двадцать всё должно было определиться. Глеб не торопясь собрал вещи и сложил их в машину. Затем закрыл дверь номера изнутри и опять забрался в постель….

На этот раз ему потребовалось минут десять, чтобы выйти в астрал. И не было уже того восторженно-радостного настроения, с которым он покидал тело час назад. Зависнув в углу, сержант представил лицо Рудди, и астрал зашуршал хриплым шумом истёртой грампластинки и через несколько мгновений, испещрённых розово-голубыми сполохами, выбросил его над каким-то шоссе.

Глеб не успел ахнуть, как на него со скоростью девяносто миль в час налетела машина. Одна, вторая, третья…. Он ощущал неприятные тягучие толчки, а глаз фиксировал лишь мелькавшие лица водителей. «Ну, ни черта себе!» — поспешно дёрнулся он вверх, чувствуя себя несколько ошарашено после этих автомобильных ударов.

Сержант опустил глаза вниз, на своё астральное тело, и порядком струхнул: оно стало совсем блеклым, как тогда, когда его подстрелил снайпер. Будто из него отсосали все соки и всю энергию.

«Кажись приплыл!» — оценил он своё состояние, чётко понимая, что у него возникли неожиданные трудности. Сержант поднялся повыше и помчался вслед за уносящимися на север автомобилями. «Херсон перед нами, прорвёмся штыками!» — отложил он все предстоящие заморочки на потом, внимательно высматривая нужную ему машину.

Фургон он настиг через две минуты. Невозмутимо покуривая, Рудди гнал его по правой полосе, держа установленную скорость и не пытаясь никого обгонять. Судя по дорожному указателю, до Сидни оставалось три мили. «Пять километров», — перевёл для себя Глеб и проник в фургон, чтобы претворить в жизнь только что пришедшую мысль. Мысль была великолепна, обеспечивая весьма надёжный запасной вариант. Он посмотрел на девушек и выбрал лежавшую справа, с более запоминающимся лицом. Он рассматривал её в течение двух минут, закрывая глаза и воспроизводя в памяти черты лица. Чуть курносый нос, пухлые губы, родинку на левой скуле, нежный овал лица, маленькое ушко, выглядывающее из копны тёмно-русых волос рубиновой серёжкой; высокий, чистый, без единой морщинки лоб. «Лет девятнадцать — двадцать», — подумал он, давая себе отдых и переводя взгляд на подругу. Та выглядела года на два постарше, а может такое впечатление создавали две горькие складочки, протянувшиеся от крыльев носа к краешкам губ.

Между тем Тоффер, проехав Сидни, погнал дальше на Толидо, даже не посмотрев на кливлендский указатель. «Вот засранец!» — обругал Ткач гангстера, выбравшего другую дорогу. — «Наверно маршрут жёстко у них накатан».

Взмыв вверх, он сосредоточился на желании вернуться к своему телу….




Г л а в а 35


Выехать Глеб смог минут через сорок. Половину этого времени он пластом лежал на кровати, ослабев настолько, что не в силах был шевельнуть и пальцем. Теоретически он знал, конечно, что его астральному телу может нанести вред и пуля, и лезвие ножа, но никогда не подозревал, что любой предмет, двигающийся со значительной скоростью, обладает такой способностью. И будь при нём его старый блокнотик, куда он заносил все заслуживающие внимания сведения, он непременно внёс бы и сегодняшний случай. Но блокнотик остался дома, в Самаре, надёжно спрятанный за нижним ящиком письменного стола. А Глеб лежал здесь, выжатый как лимон, и думал, что делать.

Через двадцать минут он с трудом сел, спустил ноги на пол и подоткнул под спину подушку, чтобы не завалиться назад. Предстояло медитировать, «заземляться», наполнять чакры энергией Земли и Космоса и восстанавливать ущербную ауру. Это сейчас было главным. Без нормальной энергетики тела ему не сделать и трёх шагов.

Уже в середине цикла Глеб почувствовал себя значительно лучше. А когда он, проведя последние операции, встал и потянулся — куда и девался тот человек, полчаса назад напоминавший покойника. Энергия бурлила в нём ключом — вполне бы хватило в охотку разгрузить пару вагонов на товарной станции, или пробежать километров двадцать.

Сержант взглянул на часы — те показывали девять сорок. Киллер за это время успел уже отмахать километров сто пятьдесят — двести от Дейтона. «Ладно, не будем дёргаться», — подбодрил он сам себя, понимая, что не успевает перехватить Рудди у Толидо. Взгляд его, рассеянно обежал комнату и словно по чьему-то приказу остановился на телефонной книге. Сержант аж взвыл от своей недогадливости: — Нет! Ну надо же быть таким тупым балбесом! — схватил он здоровенный гроссбух и быстро стал искать справочные службы, повторяя вслух: — Ткачёв, здесь кругом связь! Здесь кругом связь! Пользуйся! Пользуйся! Здесь кругом связь!

Через пять минут он уже имел всю нужную информацию. В будние дни паром к островам на озере Эри ходил только из порта Клинтон. А сегодня была пятница. «Успею!» — отыскав порт на карте, обрадовался он, и через минуту, закрыв номер и оставив ключи в скважине, уже гнал в сторону дымящего трубами Кливленда.

Машина неслась на предельно-разрешённой скорости, замедляя ход лишь проскакивая прибрежные городки: Лейквуд, Лорейн, Сандаски и десяток других, помельче, прижавшихся к побережью. Шоссе то вплотную подступало к берегу, то уходило чуть в сторону, зажатое железной дорогой. Вода в озере была зелёной, а у берега ковром плавали водоросли.

Эри — самому мелководному из Великих озёр, досталось от человека больше всего. Окружённое сетью промышленных предприятий, озеро гибло. Ретивые журналисты иначе как «мёртвым» его не называли. Хотя это, конечно, было преувеличением. И рыба ещё кой-какая водилась, и живность ещё не вся повывелась. Американцы, борясь с загрязнением отходами, выделяли значительные средства, но это уже ничего не решало. Озеро старилось, зарастая бескрайними полями водорослей, и через несколько десятков лет вполне могло превратиться в болото.

Сержант мчался без передыху три часа и всё-таки не успел Точнее успел — паром, под названием «Янки Клипер», от пристани ещё не отвалил, но был уже до отказа забит автомобилями и на борт никого не брали. Через десять минут он дал гудок и медленно отошёл, взяв курс на остров Келлис — ближайший от побережья. И Глебу ничего другого не оставалось, как проводить сожалеющим взглядом уплывающий на нём тёмно-серый фургон, стоящий у самого борта в предпоследнем ряду. Спросив на пристани, он узнал, что паром вернётся через четыре часа и больше сегодня не пойдёт. В будние дни тот делал только два рейса: рано утром и в обед. Купив рекламную карту, сержант вернулся в машину.

Остров предлагал купание, рыбалку, хорошее вино из местных сортов винограда и прекрасный полигон для стрельбы из винтовки. Добраться до острова проблему не составляло. Два причала рядом со стоянкой парома были густо уставлены лодками и катерами.

Торопиться сейчас смысла уже не имело. Первым делом Глеб хорошенько поел, поскольку организм настойчиво требовал пищи, и набрал про запас гамбургеров и несколько банок колы. Потом он объехал ближайшие магазинчики, приобретя, наконец, большую дорожную сумку и атрибуты рыбалки: удочки, снасти, наживку, благо такого добра кругом хватало. Затем вернулся к причалам.

Присмотрев подходящий катерок, он подошёл к загоравшему на нём человеку:

— Здравствуйте. Вы не подскажете, у кого можно взять на прокат лодку или катер на денёк? Хочу порыбачить.

— Это тебе обойдётся в восемьдесят баксов приятель, плюс залог. А если лодку поведу я, то в сотню!

— А велик ли залог? — поинтересовался Глеб.

— Да ерунда, всего то тысяча, — усмехнулся парень, прекрасно понимая, что такие деньги ему никто никогда не заплатит.

— Хорошо, — согласился сержант. — Я плачу тебе сотню и считай, что ты условно едешь со мной!

— Договорились! — сразу расцвёл парень. Грузи вещи!

Глеб загнал машину на стоянку в пятидесяти метрах от причала и, уложив в сумку одежду и припасы, а удочки засунув в чехол вместе с винчестером, направился к лодке. На голову он нацепил широкополую шляпу. Как никак, после обеда солнце припекало изрядно.

Управление оказалось простым: руль, кнопки «Пуск», «Стоп», «Задний ход» и рычажок газа. Встроенный гирокомпас показывал курс, имелся тахометр, указатель скорости и счётчик пройденного пути.

— Заправка на сорок часов хода, — пояснил парень. — Если что случится — нажмёшь вот на эту кнопку, — показал он на маленький приборчик, установленный справа, — включится радиомаяк и тебя подберёт спасательная служба. Он вручил Глебу карту озера и, забрав свою сотню, выпрыгнул на настил.

— Удачной рыбалки! — крикнул он вслед, наблюдая как парень, взявший в аренду катер, лихо отвалил от причала и, набирая скорость, помчался прочь от берега. За гулом мотора сержант его не услышал.




Г л а в а 36


Катер шёл ходко. Двигатель мерно гудел, волны практически не было, и вскоре впереди, в голубом мареве, зелёным пятном появился остров. Сержант достал из сумки бинокль, и левее по курсу обнаружил ещё несколько островков, которые зелёными клумбами торчали над водой в нескольких милях к северо-западу.

«Лес — это хорошо!» — подумал он, прильнув к окулярам и всматриваясь в быстро приближающийся берег, поросший высокими стройными деревьями. Отложив бинокль, Глеб направил лодку в обход острова, подыскивая укромное место, где можно причалить. Едва он обогнул небольшой мысок, как увидел пляж с несколькими ярко выкрашенными строениями. Судя по рекламной карте, пляжей на острове было три. Этот — южный, ближайший к гавани, был не слишком многолюден, поскольку паром, огибая остров причаливал с противоположной стороны, где была достаточная глубина. Несколько человек поднялось с песка и побежало к воде, рассчитывая покачаться на волнах от катера Глеба, когда он промчался мимо пляжа в ста метрах.

Сержант сбавил скорость и шёл вдоль берега ещё минут десять, пока не отыскал подходящее местечко. Сначала он думал, что это какая-то протока, хорошо укрытая кустами, и, сбросив обороты до самых малых, направил туда своё судёнышко. Но протока, чуть расширившись, оказалась маленькой бухточкой, метров тридцать длиной, узким языком проникшая в береговую кромку. Лучшего места было не найти: и на большую воду можно выскочить в один момент, и посторонний глаз не заметит. Глеб, подработав задним ходом, потихоньку развернул катер носом к выходу, подогнав его бортом к берегу. «Теперь в самый раз, никуда не денется!» — пропустив верёвку за дерево, намотал он конец на швартовочный кнехт. Имитируя рыбную ловлю, Ткач быстро размотал удочки и насадив червяка из банки с наживкой, забросил снасти на середину бухточки.

Червей то, конечно, Глеб зря насадил: не успел он сполоснуть руки от жирного перегноя, как один из поплавков тут же пошёл на дно.

— Эх, мать честна! — подхватил он удилище, подсекая добычу. И едва успел вытащить первую рыбёшку, как тут же пришлось тащить и вторую. «Не врёт реклама», — возбуждённо подумал он, снимая её с крючка, а руки сами уже привычно цепляли нового червяка и глаза неотрывно смотрели на пляшущий, готовый вот-вот нырнуть поплавок.

Рыба, напоминавшая волжских подлещиков, клевала как бешеная. За полчаса Глеб натаскал штук двадцать. — Всё, хватит! Остановил он себя, забрасывая пустые крючки. «Через недельку надо будет сюда ещё раз обязательно приехать…. С Кэрол!»

Эта мысль ему настолько понравилась, что он от удовольствия тихонько засмеялся, представив, как они наварят вечерком ухи и сядут рядышком у костра, крепко обнявшись. И он будет рассказывать ей всякие смешные истории, а она, прижавшись к его боку, будет весело заливаться счастливым звоночком….

В астрал он вышел быстро. Хорошее настроение — это хорошее настроение!

— Ну что, спецназ?! Вперёд! — скомандовал он сам себе и сделал первый круг над деревьями вокруг бухты. Потом ещё один, ещё и ещё. Круги расширялись. Глаз привычно фиксировал: в ста метрах слева — тропинка, ведёт от берега к шоссе. До шоссе — четыреста метров. Перед тропинкой какой-то указатель и знак, запрещающий проезд. Людей нет.

Глеб снизился к указателю и прочитал: «Частное владение. Проезд запрещён». «Оно и лучше!» — подумал он. Можно было начинать, без риска, что в ближайшие десять-пятнадцать минут кто-нибудь наткнётся на его неподвижное тело в катере и поднимет шум.

Ткач сосредоточился и представил лицо захваченной гангстерами девушки. Он всплыло в сознании четко и ярко: чуть курносый нос, припухшие губы, нежный овал лица и даже еле заметная пульсирующая жилка на изящной девичьей шее. Перенёсся он мгновенно, даже не успев этого осознать. Только что был в лесу, а теперь уже здесь — в маленькой комнате без окон с привинченной к полу кроватью. «Видно где-то совсем рядом», — оценил такой быстрый перенос сержант.

Девушка сидела на койке, испуганно таращась по сторонам, не понимая, как она сюда попала. Проснулась она видно недавно и ещё не совсем отошла от снотворного.

Задерживаться в этой комнатушке Глеб не стал и прямо через дверь шагнул в коридор. Покрашенные в серый цвет стены и слабое освещение вызывали чувство тревоги. Ни одного окна, несколько обитых дерматином дверей и лестница в конце коридора, ведущая наверх. «Подвал!» — сообразил сержант и в ту же секунду услышал приглушённый стук и неразборчивые выкрики. Он подошёл к двери, за которой они раздавались и, вдавив голову, заглянул в очередную камеру.

— Выпустите меня отсюда! — на плохом английском выкрикивала вторая девушка, яростно колотя в мягкую обивку двери. «Хорошо хоть не по морде!» — усмехнулся сержант, наблюдая как её кулачки безжалостно обрабатывают крепкую кожу чуть ниже его подбородка.

Убрав голову, он быстро осмотрел остальные комнаты с правой и левой стороны, обнаружив еще одну такую же камеру с койкой, санузел с душевой кабиной, а в трех других — медицинское оборудование непонятного назначения. Сюрприз его ждал за двустворчатой дверью в конце коридора.

— Ну ни хрена себе! — ахнул он, увидев огромную операционную. Та, в госпитале Святой Терезы, где его оперировал Эберс, против этой, тянула лишь на статус захудалой районной больнички. Хирургический центр, сплошняком набитый всевозможной аппаратурой, даже слабо освещённый, внушал уважение. «Интересно, на черта им такой?! Не аборты же делать?!» — заметив стоящее в углу гинекологическое кресло, подумал он.

Выйдя из операционной, Глеб направился к лестнице. Выход из подвала закрывала металлическая дверь с кодозамком. Он прошёл через неё и очутился в тёмном отсеке, единственным освещением которого служила неоновая лампочка, подсвечивающая кнопочную панель замка. Сделав ещё четыре шага и миновав последнюю преграду, сержант наконец увидел дневной свет.

Он стоял в большой комнате, обставленной как кабинет или библиотека. По крайней мере, одну стену, ту, откуда он появился, занимали стеллажи с книгами. Письменный стол, персоналка, пара кресел, диван — из мебели больше ничего не было. За столом сидел мужчина лет пятидесяти. Первое, что бросалось в глаза — розовая блестящая лысина, окаймлённая кустиками волос. Склонив голову, тот что-то писал. Закончив, он отложил ручку и, взглянув на настольные часы, нажал кнопку селектора:

— Эдвард, скажи Бригсу, пусть займётся пациентками. Они уже наверняка проснулись! — проскрипел он режущим слух голосом.

По повелительному, хозяйскому тону, Глеб сообразил, что перед ним сам Шнайдер — Мясник. Кличка ему явно не шла. Красная, изрезанная морщинами рожа, маленькие глаза-буравчики, спрятанные под кустистыми бровями и мощными надбровными дугами, приплюснутый нос, мощные руки заросшие настолько густо волосами, что казались чёрными. Нет, Мясник скорее всего походил на африканскую гориллу, свирепую и жестокую. И будь он в России, кличку бы ему дали соответствующую, обозвав в лучшем случае Бабуином.

— Шеф! Ребята застоялись и просят разрешения…

— Вам что, на острове девок мало?! — перебил недовольно Шнайдер.

— Шеф! Это же русские девки! Мне может за всю жизнь не придётся ни одной русской трахнуть! — просительно проканючил Эдвард.

Хорошо, — секунду подумав, сказал Шнайдер. — Той, что в левом боксе, можете завтра заняться. Она нам понадобится на следующей неделе. А ту, что в правом, не вздумайте трогать, на неё срочный заказ!… Ты понял меня, Эдвард?!

— Так точно, шеф! — по-военному рявкнул в селектор Эдди.

— И не вздумайте мне попортить товар! Чтоб никакого скотства и групповщины! — отчеканил Шнайдер.

— Ну что вы, шеф, мы же понимаем!

— Ни черта вы не понимаете, — пробурчал неразборчиво Шнайдер, выключая селектор. — Будь у неё совместимость по четырём антигенам, только бы облизывались вокруг неё, да жрать носили до вторника….

Несвязное бормотание Мясника прервал приход симпатичного парня с подносом.

— Двадцать три шестьдесят восемь, — проскрипел Шнайдер, подняв на парня глаза. — Да повежливей там, пусть успокоятся.

— Хорошо, шеф, — кивнул Бригс, и, ловко балансируя подносом, подошёл к стеллажу, у которого стоял Глеб. Сунув руку между полок, он что-то там нажал, и стеллаж совершенно беззвучно повернулся, открывая тамбур перед стальной дверью.

Глеб заглянул под полку, но ничего особенного под ней не увидел, только планку, привёрнутую тремя шурупами к боковине. «Наверно, какой-то из шурупов», — подумал он, и поспешил вслед за Бригсом. Тот нажал маленькую кнопку над замком и, выждав несколько секунд, пока сзади с лёгким щелчком не закроется стеллаж, набрал на кодозамке 2368. Толстая металлическая дверь отползла в сторону. Парень шагнул на площадку и, нажав кнопку уже с внутренней стороны, заставил дверь закрыться. Весело насвистывая, он начал спускаться в подвал. Глеб же повернул назад, чтобы быстренько обследовать весь дом.

Обитателей оказалось шесть человек, все мужчины. Трое, судя по мускулатуре и висевших на поясах револьверах, состояли охранниками. Роль спустившегося в подвал Бригса и тощего очкарика, валявшегося на кровати и читавшего книжку, Глеб определить затруднялся. Если первый вполне мог сойти за человека на побегушках, то второй скорее всего был врачом, поскольку на столе у него валялось несколько медицинских журналов.

Сержант поднялся над домом. Двухэтажный особняк, ничем не примечательный, стоял за высоким забором из металлических прутьев, вокруг которого полосой в два метра росли высокие кусты, идеально скрывающие всё, что творилось во дворе. За домом, на бетонированной площадке, застыл небольшой двухместный вертолёт с прозрачной кабиной, сразу приковавший внимание сержанта. «Бригс наверное за пилота, — подумалось ему. — Больше некому. Те мордовороты рожей не вышли!»

Он облетел особняк по периметру. Охрана оказалась серьёзнее, чем он предполагал. Весь прямоугольник двора держался под контролем радиолучевых средств, стойки которых с излучателями стояли по углам, сразу за полосой кустов. «Значит и видеокамеры должны быть», — прикинул сержант и полетел назад к дому, решив обследовать ещё и чердак, в центре которого подозрительным пупком торчала башенка со шпилем.

Здесь он нашёл седьмого. Тот сидел в кресле перед четырьмя мониторами и потягивал пиво. Неподвижно установленные под карнизом крыши, широкоугольные камеры давали отличный обзор. Хотя время уже поджимало, Глеб простоял перед экранами несколько минут, ища лазейку. Он сравнивал картинки на всех мониторах, обшаривая взглядом края экранов. «Кажется есть!» — обрадовался он. — «Точно есть!» — уже увереннее сказал она сам себе, сравнив первый и последний экран. Если на первом по левому краю отчетливо просматривалась угловая стойка, то на четвёртом по правому краю она была не видна. Периметр был не замкнут. Глеб проследил границу, выхватываемую объективом четвёртой камеры со всей скрупулезностью: выступающая ветка куста, краешек дорожки, щербинка на асфальте перед самым домом. Больше глазу зацепиться было не за что — сплошной травяной покров. Так же внимательно он отследил границу, отсекаемую первой камерой. На стыке несомненно имелся проход! Вот только какой? Метр… пол метра?

Сержант поднялся над домом и опустился у угла ограды. Проход оказался сантиметров семьдесят. Глеб с минуту приглядывался к ориентирам, чтобы и в темноте не сбиться в сторону, когда придется ползти к дому. «На правый скат башенки», — окончательно определился он, прикинув, что её будет видно и ночью.

Поднявшись метров на сто вверх, сержант осмотрелся, чтобы определить местоположение самого дома.

— Везёт, однако! — довольно пробурчал он, сообразив, что его катер совсем рядышком. Вон шоссе, вон указатель, а вон и тропинка ведущая к берегу. Сместившись, Глеб сделал несколько кругов над укрытым в бухте катером, проверяя, не появился ли кто поблизости, и вернулся назад к дому. Дело осталось за малым — решить, как туда проникнуть.

Окна первого этажа были забраны декоративной решёткой и попасть в особняк можно было только через двери. Их было две — одна парадная, вторая, сзади — к вертолётной площадке. Этот вариант не подходил, поскольку без соответствующих навыков вряд ли бы ему удалось взломать двери втихую, хотя камеры и не фиксировали пространство у самых стен. А вот чердак был заманчив. Из четырёх чердачных окошек, которые осмотрел Глеб, одно оказалось не закрыто совсем, а у другого, которым видно часто пользовались, задвижка держалась на одном шурупе — чуть надави — отскочит. «То, что надо! — принял решение сержант. — Заодно и охрану можно проредить, если нужда будет!».

На чердаке не было ни обычного хлама, ни мусора. Стропила кровли опирались на стенки башни, монолитом стоящей посередине. Если у чердачных окон высота помещения составляла метра полтора, то у башни — верных два метра.

Обойдя башню, Глеб мельком глянул в приоткрытую дверь на охранника и начал спускаться по лестнице, ведущей с чердака вниз, мысленно прикидывая различные ситуации. Вышел он из дома через прямо парадную дверь, попутно осмотрев и замок. Замок был стандартным, английским, хотя и с цепочкой. Хозяин видно не хотел, чтобы случайному посетителю бросилось в глаза что-то необычное. Даже входная дверь была не сплошной, а застеклена квадратами (стекло правда было пуленепробиваемым, но об этом Шнайдер докладывать никому не собирался).

Глеб отошёл метров на двадцать от особняка и осмотрел стены. Чтобы взобраться на крышу, альпинистская подготовка не требовалась. По водосточной трубе — раз, по решётке окна до второго этажа и оттуда на крышу — два, а проще всего вон там, в углу — по вбитому в стенку проводу громоотвода.

Больше задерживаться у дома Глеб не стал, время поджимало, он это чувствовал. Поднявшись вверх, он помчался в сторону бухточки и, описав круг, завис над своим телом, неподвижно застывшим на дне катера….




Г л а в а 37


Шнайдер ещё раз запустил программу компьютера, но машина выдала тот же результат: один миллион пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Это был максимум.

Мясник нажал кнопку и начал выводить распечатку: за сердце для девочки из Чикаго — круглая цифра с шестью нулями, за почку для больницы Канзас-Сити — сто пятьдесят тысяч. «Жалко, что она совместима всего по трём антигенам, а то бы имели двести!» За глазные яблоки — триста, вторая почка — сто. «Если не откажутся, конечно, в Новом Орлеане!»… «И на консервации потом ещё наберём тысяч двести!»

— Неплохо! — удовлетворённо хмыкнул Мясник, включая селектор. — Грогстайл, готовьте пациентку из правого бокса. Оперируем через час. Изымаем всё, по полной программе!

Очкарик на койке встрепенулся: — Почитать не дадут, — недовольно проворчал он, откладывая книгу. И подключившись к селектору уже другим тоном сказал: — Хорошо, Док, я понял — из правого бокса, операция через час.

Ничего не подозревавший Глеб, тем временем споро потрошил рыбу на ужин. В пяти шагах в углублении горел костёрчик, и он по мере прогорания подбрасывал туда сухие ветки. Отыскав на берегу глину, сержант обмазал ей с десяток рыбёшек и сунул их в угли. «Картошечки бы испечь, — подумал он, — было бы здорово!» Через десять минут он извлёк ставшие каменными глиняные ломти и расколотил. Рыбка запеклась что надо — вкуснятина, даже с чёрствым гамбургером вприкуску.

Темнело быстро. Переодевшись в комбинезон и кроссовки, он постелил на дно катера одеяло и, бросив под голову сумку, улёгся спать. Всё-таки и прошлая ночь особо не задалась, да и эта обещала быть бессонной.

В общих чертах его план выглядел так: подобраться к особняку, после разведки нейтрализовать охранника на крыше, спуститься в подвал и вывести девушек на волю. Потом в катер, и подальше от этого острова. Не считая случайностей, в плане имелось три слабых места: код в подвал, ключи от камер и вертолёт. Хотя двери внизу можно и высадить, вряд ли кто услышит, да и вертолёту, если организуют погоню, не так то легко будет найти их ночью посередине озера. А вот если Шнайдер поменял код входного замка, то тогда труба дело — без взрывчатки ту дверь не свернуть.

Глеб ещё минут десять думал над кодом, вертя эти цифры 2368 и так, и эдак, пока не заснул. Вода легонько хлюпала о борт, над островом повисли звёзды, и откуда-то издалека неслась чуть слышная музыка. Люди отдыхали.

Проснулся сержант уже в первом часу, с чувством, что пока спал, видел во сне что-то важное. Припомнить, однако, не удавалось. Сполоснув лицо, он принялся медленно жевать гамбургер, запивая его колой.

Тишина стояла полная. Даже вода, успокоившись, не плескалась о дюралевый нос катерка. И под мерные жевки челюстей, перемалывающих булку, из глубины сознания вдруг выплыло «10 сентября» и тут же цифра «2368». Глеб, чуть не поперхнувшись вставшим поперёк горла куском, перестал жевать. Он быстро глотнул из банки и отдышавшись подумал: «Мог бы и сам сообразить!»

Ларчик открывался просто. Первая и четвёртая цифры в сумме давали день, а вторая и третья — месяц. И Шнайдер, даже забыв, всегда имел возможность подобрать код — не было ничего проще.

Покончив с гамбургером, сержант взялся за дело. Зарядил винчестер, уложил его на дно катера и прикрыл сверху одеялом. Поковырявшись в инструментальном ящике, нашёл небольшую монтировку — вполне подходящую, чтобы взломать замки в подвале. Отрезав от тёмной рубахи кусок ткани, сделал маску, прикрыв нос и нижнюю часть лица. Ткнув пальцем в ил у берега, провёл по лбу и у глаз несколько тёмных полос. Попробовал легко ли выходит из ножен нож и, загнав патрон в ствол пистолета, Глеб выпрыгнул из катера и, перевернув бейсболку козырьком назад, направился в лес. Монтировку он держал в рукаве, готовый в любой момент пустить её в ход. Два мотка верёвки, уложенные в карманы комбинезона, немного мешали при ходьбе, и он переложил их за пазуху, посчитав, что так будет лучше.

До особняка Глеб шёл пятнадцать минут. Сначала по тропинке, а затем лесом вдоль шоссе. Ограду он преодолел легко, уж больно удобные поперечинки были наварены между прутьев. Шагай как по ступенькам! «Даже девчата перелезут!» — подумал он, осторожно спускаясь с другой стороны забора. Прислушавшись, сержант вытащил нож и, срезая ветку за веткой, проделал в кустах достаточно широкий проход в самом углу периметра. Улёгшись поудобней, он принялся наблюдать за домом. Там было тихо. Горело несколько фонарей на дворе, да окно на втором этаже.

Полежав минут двадцать, вникая в обстановку, Глеб перевернулся на спину и начал впадать в транс. Над головой мерцали подмигивая звёзды, а из-за листвы высовывался узкий серпик зарождавшегося месяца. Ночь убаюкивала. Тихо, ни шороха. Расслабиться бы, да заснуть. Сержант немного поёрзал спиной, вдавливая в землю какой-то сучок и отгоняя подступавшую дремоту….

И вот он уже лёгкое облачко, которое с головокружительной быстротой мчится в высь, в беспредельную синеву. — У-У-У-У! — вырвался он в астрал, в очередной раз захлебнувшись в ликующем крике, упиваясь лёгкостью и свободой. Зависнув всего лишь на секунду, он описал вокруг своего тела торжествующий круг и ринулся к особняку.

— Спецназ! Вперёд!

Перед стеной он, правда, благоразумно сбавил скорость и стал медленно проникать на второй этаж. «Сначала дом, потом подвал, в башню и назад», — решил он протискиваясь сквозь стену в ту комнату, где горел свет.

Повезло ему, или нет, Глеб пока оценить не мог. Но факт, что четыре мужика не спали, а с остервенением резались в карты, оставался фактом.

— Тебе сдавать, Эдди, — весело посмеиваясь, бросил колоду Бригс сидевшему напротив крепышу. Судя по куче лежавших перед ним банкнотов, ему было с чего посмеиваться.

— Не скаль зубы летун, ещё не вечер! — огрызнулся Эдди, ловко тасуя колоду.

Сержант удовлетворённо хмыкнул, получив подтверждение, что Бригс, как он и думал — пилот вертолёта. Остальные в этой компании были охранниками. «И как это они его не обчистили скопом?!» — подумал Глеб, удивившись, и вышел через закрытую дверь, чтобы проверить остальные комнаты. В одной спал тщедушный медик, положив свои очки на раскрытую книжку под ночником, в другой шумно храпел Шнайдер, оставшиеся оказались пустыми. Значит людей в доме не прибавилось.

«Интересно, сколько они ещё будут играть и когда у них смена в башне?» — задался вопросом сержант, спускаясь на первый этаж. Дверь в кабинет Шнайдера была приоткрыта. «Везёт! — оценил Глеб. — Не дай Бог, пришлось бы замок ломать».

Свет от фонарей с улицы двумя косыми параллелограммами падал на пол, выхватывая в полутёмной комнате уголок шнайдеровского стола, кресло и часть ковра. Обойдя по привычке светлые участки, сержант подошёл к стеллажу и двинулся вперёд, сначала в отсек, где маячком горела лампочка замка, а затем в подвал.

Подойдя к первой камере, Глеб осмотрел дверь: «Подломлю на раз!» — подумал он, усмотрев щель между полотном двери и косяком, куда можно было вставить монтировку. «В крайнем случае — вышибу!» — вдавил он голову во внутрь комнаты, решив посмотреть что там творится. Девушка спала, свернувшись калачиком. В тусклом свете единственной лампочки чуть заметно вздымалась её грудь. «Не дай бог, если опять снотворное вкололи, — забеспокоился сержант. — Двоих мне не вытащить! Надо глянуть на вторую». Пропустив не занятый средний бокс, он заглянул в следующий. Тот был пуст. Осталась лишь смятая постель. «Ну и где же она?» — метнулся он к центральной камере, чувствуя тревогу. Аккуратно заправленная койка и — никого! «Куда же они её дели?!» — забеспокоился Глеб по-настоящему, заглядывая во все комнаты подряд.

На душе у него стало нехорошо. Муторно и тоскливо. Он ещё только приближался к двери операционной, а внутри уже свербело: — Не заходи! Не заходи! — Как тогда, когда он стоял перед комнатой Сьюзен.

Сжав зубы, сержант сделал шаг, а затем второй. Шагнул, хотя всё естество противилось этому. Глеб чувствовал этот тугой сгусток астрала, ощущал его всей кожей и всем существом. Около него тяжело было двигаться и даже дышать. Этот сгусток хранил отпечаток насильственной смерти. Смерти страшной, безжалостной и жестокой. Злобным холодным камнем этот сгусток застыл посередине потока, и астрал огибал его, разнося печальную весть скрученными тугими жгутами.

БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ ЗЛЫЕ УБИЙЦЫ! БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ!

Можно уйти от закона, можно уйти от полиции, можно забиться в укромную щель. Но куда уйдёшь от астрала?! Он достанет везде! Нет убийце прощения! Если погибнет сразу — пусть считает, что ему повезло. Иначе будет страдать и мучиться всю оставшуюся горькую жизнь. Астрал не мстит, нет! Он высекает в злобной душе искру раскаяния. И знай человек, поднявший руку на своего собрата — ты поднял её на себя! Если убил из-за денег — быть тебе бедняком! Если любишь жену — стать тебе вдовым! Вместо свободы — тюрьма, вместо здоровья — болезнь, вместо радости — горе. У тебя не будет детей или рок прикуёт их к постели и кошмарные сны будут сниться каждую ночь. Страдай человек! Очищайся от скверны! Может Бог и простит, что забыл ты заповедь божью: НЕ УБИЙ! НЕ УБИЙ!

Девушка лежала в стандартном прорезиненном мешке, для перевозки трупов. Взгляд, споткнувшись о него, тут же попадал в ловушку. Слишком чёрным смотрелся этот страшный мешок на белом операционном столе. Слишком чёрным! Как само зло. Глаза впивались в него намертво, с ужасом улавливая за складками клеёнки контуры человеческого тела.

Несколько шагов к этому мешку Глеб проделал стиснув зубы и унимая невольную дрожь. Его астросом корчился, не желая туда шагать, и всё внутри кричало: Не надо! Не надо!

— Су-у-ки! — отчаянно завопил он, зацепившись взглядом за то, от чего уберегал его астросом. — Не задёрнули молнию до конца: русые волосы, высокий лоб и пустые глазницы с запёкшейся кровью! Часть посеревшего носа, а дальше, дальше — чёрный мешок! И не видно ни миловидных припухших губ, ни приметной родинки на левой щеке. Ничего. «Живую резали суки! Живую!»….

— Су-у-ки! — бешено орал он, отступая назад, и захлёбываясь от боли в груди и ярости. Его трясло от нахлынувших чувств, собственной беспомощности и невозможности вернуть безвинно загубленную жизнь. Хотелось прикончить этих подонков, стереть их с лица Земли раз и навсегда. Жалость острым гвоздём рвала душу, и хотелось выть, орать и крушить всё подряд.

Глеб простоял в коридоре несколько минут. В таком состоянии действовать было нельзя. «Я спокоен, спокоен, спокоен», — внушал он себе, пока не почувствовал, как ушла бившая его дрожь и появилась способность трезво соображать. «А я ещё монтировку хотел чем-то мягким обмотать… дурак!… Чтобы никого не изувечить…. Ну держись, сучары!»

Он взмыл вверх к башне, проскакивая одно перекрытие за другим.

Охранник лениво развалился в кресле, поглядывая на мониторы. Глеб присмотрелся ещё раз к первому и четвёртому экрану, ощупывая границу прохода. «У дорожки надо поосторожней», — подумал он и вышел из башни в полуоткрытую дверь. Спустился с чердака, заглянув ещё разок в комнату, где засели картёжники и перенёсся к своему телу.

Через десять минут он был готов действовать. Часы показывали пятнадцать минут третьего. — Ну, с Богом! — сказал он сам себе и медленно пополз в проход.

Радиолучевой сигнализации сержант не опасался. Обычно у большинства систем в полутора-двух метров от стоек была мёртвая зона, их и выносили соответственно за охраняемый периметр, а не ставили как здесь по углам забора. Но даже если бы она и сработала, вероятность того, что поднимут тревогу, была мизерной. Что её поднимать, если на камерах пусто?!

Не отрывая взгляда, Глеб полз на правый скат башни. Опасаться он начал, когда до дома оставалось метров двадцать. Крыша башни уже ни просматривалась, но не это его смущало (он давно уже приметил на стене дома подходящий по направлению ориентир). Хуже было другое — от фонарей над входом, падавшая влево от его тела тень, становилась резче и заметнее, явно пересекая границу прохода. Сержант стал двигаться ещё медленнее, буквально по сантиметрам, мысленно представив себе, как по краю экрана практически незаметно смещается тёмная полоска.

«Фу!» — выдохнул он, добравшись до стены. «Там, где пехота не пройдёт, и бронепоезд не промчится, спецназ на пузе проползёт, и ничего с ним не случится!» — вспомнилась спецназовская считалка для темпового переползания на полкилометра. Хотя здесь рвать из последних сил не пришлось, но та замедленность движений тоже вымотала достаточно.

Отдышавшись и оценив обстановку, сержант начал карабкаться наверх. «Как по заказу сделали», — подтянувшись, втиснул он носок кроссовки на очередной держатель, забитый в стену. Громоотвод — аккуратно покрашенный металлический стержень, диаметром миллиметров десять, держал великолепно и даже не гнулся под его тяжестью. Будь это в боевом штурме, он бы не думая, выдержит, или нет, секунд за пять взметнулся бы на крышу, а теперь, его главное оружие — скрытность и тишина. Вот Глеб потихоньку и подтягивался, стараясь всю тяжесть тела перенести на держатели, забитые в стену. «Чуть бы дальше от стенки проложили и был бы не громоотвод, а лестница. А если бы у бабушки были яйца, то была бы она дедушкой», — выдёргивая застрявшую ногу с последней перекладины, осторожно перевалился он через край крыши. Крыша не издала ни звука. Американцы строили добротно.

Подобравшись к чердачному окну, сержант, прислушиваясь, открыл раму и бесшумно соскользнул вниз. Полуоткрытая дверь в башню запоздало скрипнула, когда он резко рванул её на себя и опустил на голову сидящего охранника монтировку. Тот мешком запрокинулся в сторону. «Порядок!» — ударил он его ещё раз по правому предплечью, но теперь уже в полную силу. Рука хрустнула. Он стащил оглушённого охранника с кресла и связав, забил в рот кляп. «Захочет — выживет, но стрелять уже не будет», без всякого сожаления подумал он, посмотрев на часы. Было без двадцати три. «Не дай Бог у них в три смена!» — забеспокоился Глеб и, перетащив охранника в темень чердака, начал спускаться по лестнице на второй этаж.

Чтобы заблокировать комнаты, ему понадобилось чуть больше минуты. Он просто связал ручки дверей комнат Шнайдера и медика (расположенные напротив), а ручки двери, за которой сидели картёжники, привязал к перилам. Защита конечно не ахти какая, но пять минут, пока эта орава не вышибет двери или не оторвёт ручки, она гарантировала.

Закончив на втором этаже, Глеб проскользнул вниз в кабинет Мясника. Он постоял несколько секунд, привыкая к полутьме и направился к стеллажу.

Затаив дыхание, он поочерёдно надавил на шляпки всех трех шурупов, но стеллаж и не думал поворачиваться. «Что за чертовщина… полка что ли не та?» — отошёл он на пару шагов, окидывая взглядом стеллаж. Полка была та! Именно под неё Бригс засовывал руку. Глеб попробовал ещё раз, но результат был тот же, пока он не догадался нажать на торец якобы «привинченной» планки. Та легко сдвинулась, и сразу же заработал механизм, открывающий вход в подвал. Сержант нажал на кнопку под замком и стеллаж тотчас закрылся, запирая его в отсеке перед металлической дверью. «Будет весело, если они меня здесь прихватят», — подумал он набирая код.

На код «2368» замок не прореагировал. — Вот, гад, уже сменил, скотина! — выругался он и, отжав цифру восемь, вдавил на конце девятку, прибавив один день. Но замок не открывался. «Так, пробуем сначала день!… Месяц вряд ли будет менять — наверняка поленится!» — начал он подбирать крайние цифры, набирая одиннадцатое число: 9–2, 3–8, 4–7, 5–6, 6–5, 7–4. Замок сработал, когда он набрал «8–3». «Ништяк!» — шагнул Глеб в подвал, оставляя проход открытым.

Дверь в камеру он подломил в один момент. Сунул монтировку — кра-ак! И всё, замка как не бывало.

Девушка продолжала спать, даже не изменив позу. Она лежала свернувшись калачиком на узкой кровати, отрезанная от мира серыми стенами.

— Вставай подруженька! — тихонько тронув её за плечо, склонился над ней Глеб.

Девушка проснулась. Заметив, как от страха у неё начали округляться глаза, сержант поспешил зажать ей рот: — Не вздумай орать, дурёха! — сказал он по-русски. — С ума сошла, что ли?!

— Пусти! — глухо промычала она.

Уловив появившуюся во взгляде осмысленность, Глеб убрал руку, тут же спросив: — Тебя как звать, красавица?!

— Вика! — выпалила она. — А ты кто такой?!

— Я?… — Глеб на секунду замялся…. — Принц из сказки. Пришёл вот принцессу освободить!

— Да пошёл ты знаешь куда, козёл сраный! — посчитав ответ за насмешку и не собираясь её спускать, окрысилась девица.

— Тебя что, по башке мешком стукнули?! — опешил Ткач. — А ну поднимайся! Живо! — прикрикнул он.

— Никуда я с тобой, бандюга, не пойду! — отрезала девушка.

— Ну ты даёшь, подруга! — засмеялся Глеб, сообразив, наконец, опустить полумаску. — Не бандит я, не бандит. Ей богу — не бандит! Скороговоркой сказал он. — Маскировка это, чтоб не узнали. Давай подымайся, да выметаемся отсюда к ядрёной Фене, пока всё тихо.

— А чего это мне с тобой идти? — продолжала упираться Вика. — Мне и здесь хорошо!

— Ты совсем дура, оказывается! — обозлился Глеб, чувствуя, как уходит время. — Хочешь, чтоб тебя, как твою подружку зарезали?

— Какую подружку? — встрепенулась Вика.

— Ту, которую вместе с тобой привезли!

— Не вешай мне лапшу, козёл! Никуда меня не возили! Нечего меня на понт брать!

Сержант понял, что уговорами тут не поможешь. Разговор пошёл не так и не туда. И чтобы он сейчас не говорил, веры ему не будет.

— Ну держись, старуха! — сгрёб он девицу в охапку. — Надеюсь нервы у тебя крепкие!

Он сдавил её так, что она не могла даже пискнуть и бегом бросился к двери операционной. — Гляди! — поставив её на ноги, дёрнул он молнию на мешке.

Лучше бы этого он не делал. Вика мгновенно побледнела, и не подхвати он её, тут же грохнулась бы на пол. Глеб энергично похлопал её по щекам, но девушка была в глубоком обмороке. «Ну и придурок же ты, сержант! Не хватало ещё, чтобы с сердцем что-то!» — заметался он по операционной, ища нашатырь, открывая все шкафчики и дверки. Лекарства не попадались. Левая стена вся состояла из холодильников, уставленных контейнерами с человеческими органами. Сержанта чуть не стошнило от этих разнокалиберных кусков человеческой плоти. Отвернувшись, он наткнулся взглядом на раковину, где хирурги видно мыли руки после своего чёрного дела. Глеб открыл кран и, набрав в рот воды, плеснул девице в лицо. Веки её чуть дрогнули. Он влепил ей хорошую пощечину и обрадовался, заметив, как зло блеснули её глаза.

— Кончай придуриваться. Сматываемся отсюда! Сейчас охрана прискочит! — поднял он её с пола. Вика бросила ещё раз беглый на чёрный мешок, прощаясь с подругой и, подталкиваемая Глебом, пошла к выходу.

— Ты русский? — задала она один единственный вопрос, пока они шли по коридору.

… - В душе, — чуть помолчав ответил Глеб. — А звать меня — Ричард…. И не обижайся на грубость, — добавил он. — Времени у нас в обрез.

Он взглянул на часы: те показывали без пяти три.

— Чёрт, туфли твои забыли, — выругался он, нажав на кнопку и наблюдая, как стальная дверь закрывает вход в подвал. — Но возвращаться не будем, примета плохая. Если начнут стрелять — падай сразу на пол, не думая! — инструктировал он. — Как выберемся из дома, бежишь во всю прыть за мной, понятно?!

— Да-а! — ответила девушка, дрожа всем телом. Страх только сейчас коснулся её.

Глеб больно сжал ей руку: — Не дрейфь, и не вздумай заорать! А то в момент приплывём. Их здесь шесть человек.

Услышав как тихо щелкнул замок закрывшейся двери, он снова нажал на кнопку и вынул из-за пояса пистолет, ожидая, пока стеллаж повернётся в сторону. Сержант ловил малейший шорох, но в кабинете всё было тихо. «Кажется, пронесло», — подумал он и, запустив руку под полку, закрыл потайной ход. «Чем позже хватятся, тем лучше».

— А теперь тихо, как мышка, — прошептал он и потянул девушку за собой.

Они осторожно вышли из кабинета и направились к выходу. Но едва Глеб открыл замок и снял цепочку, как услышал глухие звуки и ругань на втором этаже. Кто-то дёргал там дверь, пытаясь выбраться из комнаты.

— За мной! — скомандовал он и выскользнул на улицу. Подхватив Вику за руку, сержант вихрем пронёсся вдоль дома и, добежав до угла, рванул прямо к сделанному в кустах проходу. «Один, два, три, четыре, пять…, - отсчитывал он про себя время. — Десять секунд! Неплохо!» — одним рывком вскинул он её на забор. «А смена у них оказывается всё-таки в три!»

Сам он перемахнул на ту сторону кошкой, едва дождавшись, пока девушка перелезет через верх.

— Руки отпусти! — подхватил он её за талию и сдёрнул вниз. — Теперь за мной. О ногах не думай! О них некогда думать! И лицо одной рукой прикрой!

Глеб схватил её за руку и понёсся по лесу. Времени выбирать дорогу не было. Через пять минут они достигли тропинки.

— Я больше не могу! — взмолилась Вика, дыша как загнанная лошадь.

— Тогда терпи! — сказал сержант, засовывая пистолет за пояс. Он приподнял девушку и забросил её на плечо. Скорость его увеличилась сразу вдвое. Во-первых — тропинка, а во-вторых, нести её было сподручнее, чем тащить. Вниз, к берегу, ноги несли сами. Глеб отмахал эти четыреста метров в один момент.

— А теперь сама, ножками, — опустил он её на землю. — А то, не дай Бог, уроню.

Он снова взял её за руку и потянул по крутому косогору вниз к воде.

— Залезай! — скомандовал он, когда они вышли к катеру. Ловким движением сержант сбросил петли с катерного кнехта и сдёрнул чалку с дерева. Запустив двигатель на малые обороты, он вывел катер из бухточки, взяв курс на материк. Опасаясь, что их засекут, прежде чем дать полный газ, он отошёл от острова с километр, часто всматриваясь в оставленный за кормой берег. Затем мотор взревел и катер понёсся стрелой.




Г л а в а 38


Шнайдер позвонил Редфорду, подняв его с постели:

— Майк, у нас неприятности! Кто-то выкрал пациентку.

— Когда?

— Двадцать минут назад!

— Что думаешь предпринять?

— Вышлю сейчас вертолёт, остальных пошлю обшаривать остров.

— Что требуется от меня?

— Нужно перекрыть берег. Ребята слышали шум катера. И организовать поиск этой девицы и похитителей. Пациентка номер два. Данные на неё у тебя есть. И имей ввиду, что в этом деле без твоего засранца Рудди наверняка не обошлось. Кого-то он притащил на хвосте. Сработано слишком профессионально, даже сигнализация не помогла! — бросил трубку Мясник, чертыхнувшись и посчитав дальнейший разговор ненужным. Главное сказано.

Редфорд тут же схватился за телефон. «Хорошо, что Тоффер заночевал в Клинтоне!» — поспешно набрал он номер мотеля.

— Наши подъедут часа через четыре. Свяжись с Алексом, пусть помогут людьми! — пояснив ситуацию, распорядился он. — Кстати, Мясник утверждает, что это ты привёл хвост.

— Побойся бога, Майк! Я проверялся раз десять. Всё было чисто, и на паром въехал предпоследним. Не мог я привести хвост!

— Так может это твой «ясновидящий» воду мутит?!

— Ну ты даёшь, Майк! Тут специалист нужен, чтоб всё это втихую провернуть.

— Специалиста могло и ФБР дать и не одного. Так что смотри там в оба. Слишком много поставлено на карту. И свяжись с Мясником из телефона-автомата, может у него новая информация появилась.

Редфорд сделал ещё несколько звонков, собирая своих людей. Провал был крупным. Контору Мясника необходимо было срочно сворачивать, пока до неё не добралась полиция. А там оборудования на несколько миллионов.




Звук приближающегося вертолёта Глеб услышал через пол часа. «Нашли всё-таки сволочи!» — подумал он и, чуть сбавив ход, достал винчестер.

— Иди сюда, — позвал он Вику, удобно устроившуюся у кормы. Девушка встала и, подтянув сползающие рукава его, явно большой куртки, прошла вперёд.

— Если начнут стрелять, будешь крутить штурвал. Сначала влево, потом вправо. Но не резко! А то опрокинемся!

— Можно я сначала попробую?

— Пробуй, они уже рядом!

Вертолёт через несколько секунд пронёсся у них над головой и сделав разворот, начал заходить навстречу. Очередь прозвучала почти неслышно в накатывающем рокоте мотора, лишь злые огоньки заплясали с правой стороны кабины.

Глеб успел выстрелить всего один раз, но видно промахнулся. Вертолёт слишком быстро прошмыгнул над катером темным пятном с двумя габаритными огнями. Пулемётчик тоже не попал — все пули легли за кормой. «А вот теперь он нам вмажет на полную катушку!» — подумал сержант, заметив, как вертолёт, сделав вираж, развернулся и с угрожающим тарахтящим свистом начал заходить сзади. Он начал посылать пулю за пулей навстречу приближающейся машине, смутно улавливая в ночи её контур. Пулемёт в ответ тут же зашёлся длинной очередью, и если бы в это время Вика не крутанула штурвал, им бы пришёл конец. Пули с противным чваканьем прошлись по краю кормы, и только щепки полетели от деревянного планширя и кормовой банки. Глеба по инерции отбросило к борту, и в ту же самую секунду, когда вертолёт проносился рядом с ними — рукой можно достать, он выхватил пистолет и разрядил треть обоймы прямо в кабину, блеснувшую стеклом. «Достал гадов!» — молнией пронеслась мысль, едва ухо уловило короткий вскрик, а тело уже напряглось и через мгновенье сержант стоял на ногах. Он подхватил откатившийся винчестер и начал торопливо загонять в приёмник патроны. Но вертолёт больше не атаковал. Развернувшись, он держался на почтительном расстоянии.

«Отстрелялись, гниды!» — облегчённо вздохнул Глеб, догадавшись, что стрелять больше некому. «А вот на берегу они нас наверняка встретят!»

— Всё, можешь расслабиться! — крикнул он Вике, съёжившейся за штурвалом. — Первый тайм мы выиграли!

Он подошёл к девушке и подправил курс: — Вот так держи! Иначе мимо порта проскочим.

— Они улетели?! — повернулась к нему девушка, не выпуская штурвал.

— Да нет, ведут нас до берега, а там через полчаса вторая серия будет.

— У меня вся спина от страха занеме-е-ла, — расплакалась она. — А до берега… до берега мы не доплывё-ё-м… у меня под нога-а-ми хлюпает….

— Не плачь, подруженька, — утёр он ей слёзы, успокаивая. — Доплывём. У американцев катера не тонут.

А дело было швах. Решётка на дне уже плавала в воде, и не будь он в кроссовках, уже бы почувствовал её холод. «Только этого нам ещё не хватало», — подумал он, понимая, что если они затонут, то не помогут никакие спасательные жилеты — их найдут и убьют, не ночью, так утром. «Ладно, посмотрим, для начала, как у них спасатели работают, — нажал он кнопку аварийного радиомаяка. — По крайней мере, хоть катер осмотрят, когда причалим!»

— Прибавь-ка газу! — скомандовал он и, положив её руку на сектор газа, передвинул рычаг в крайнее положение. «Так хоть заливать поменьше будет», — развернувшись, направился он к корме искать пробоины.

Дырок от пуль, пробивших дюралевый корпус, Глеб насчитал пять. Из двух, на днище, били фонтанчики, а три пришлись выше ватерлинии. Он заткнул их кусками тряпки, свернутыми в жгуты, но вода всё равно продолжала откуда-то поступать и сколько он не шарил пальцами в чёрной, припахивающей соляркой воде, больше отверстий не нашёл. «Не фунт изюма, конечно, но как-нибудь доплывём!» — взялся он энергично за найденный в ящике черпак. «Минут двадцать осталось, а там, нам бы только до телефона добраться!»

Воды в катере не уменьшалось, несмотря на все старания Глеба. Хотя больше её тоже не становилось. «Может вдоль побережья рвануть? — подумал он, работая черпаком. — Часа два-три и вертолёт уйдёт — баки то у него не резиновые?»

Он обсасывал эту мысль и так, и эдак, но вынужден был отказаться. «Пришлют вторую вертушку, как рассветёт, и расстреляют нас за милу душу!» А быть просто мишенью, ему никак не улыбалось. «Вперёд и с песней!» — принял он наконец решение и, отложив черпак, сам встал к штурвалу, направив катер в сторону от огней порта, видневшихся впереди.

***


— Катер изменил курс. Достигнет берега через десять минут в восьми милях западнее города, — прокричал в рацию Бригс.

— Тебя понял, сынок, — обрадовано пробурчал Шнайдер. — Меньше будет хлопот!

Он набрал номер телефона. Тоффер выскочил из машины и подбежал к звонившему в трёх шагах автомату. — Оставь пару ребят на всякий случай в порту, — услышал он в трубке голос Мясника, — а сам выдвигайся в сторону Толидо. Они причалят через десять минут в восьми милях от города.

Тоффер оставил даже троих, тех кто показался ему покруче и посмышлёней. «Мне и двоих вполне хватит, чтобы трупы утопить», подумал он, усаживая головорезов Алекса в свою машину.

***


«Пусть помечутся, может удастся их растащить!» — взял через пять минут прежний курс на огни порта Глеб.

— Из катера ни ногой! — сказал он Вике. — Садись вниз и не высовывайся и винчестер вот возьми. Как причалим, наверняка стрельба начнётся, но ты сиди и не дёргайся. И держись крепче, будем прямо на берег выбрасываться. Они небось на причале нас ждут, а мы мимо них прямо к автомобильной стоянке. А дальше не зевай, как крикну, пулей ко мне. Запрыгиваем в мою тачку и ходу! Всё поняла?!

— Всё! — сказала девушка. — А если тебя убьют?!

— Зае… замучаются пыль глотать, поправился Глеб.

— А ты и матом оказывается можешь, принц Ричард!

— Я много чего могу! Держись крепче, подружка и голову береги! В порт заходим.

Глеб нацелился на лодочный причал, а затем, заложив циркуляцию, в мгновенье ока обогнул его и направил катер прямо к стоянке, расположенной в пятидесяти метрах правее. Обороты он всё же перед самым берегом сбросил и даже успел включить реверс, но удар всё равно получился сильным. Катер, разметав фонтаном мелкий прибрежный ил, на одну треть вылез носом на сушу. То что надо! Двигатель он тут же отрубил создавая тишину и порадовался, что городское освещение достаточно далеко: на пирсе и автостоянке.

Когда две фигуры торопливо метнулись от причала к катеру, сержанта там уже не было. «Лишь бы они эту посудину сразу дырявить не стали — окрас светлый, видно всё-таки!» — подумал он беря их на мушку. Те мчались со всех ног с пистолетами на изготовку. «А вдруг ещё кто-то есть?!» — полыхнуло огнём в мозгу, а рука уже сама скользнула к бедру, и навстречу набегающему гангстеру полетел нож. Тот завалился мордой в землю, даже не вскрикнув, а следом второй, споткнувшись в темноте о напарника. Ситуация — лучше не придумаешь, на один бросок!

Парень едва успел приподнять голову и открыть рот, чтобы выплюнуть песок и выругаться, как кошкой метнувшийся сержант всадил ему в глотку ствол своего «Гехлера», кроша зубы и обдирая нёбо.

— Только пикнешь — убью! — прошипел он в лицо парализованному ужасом бандиту. — Сколько вас? Кроме тебя еще есть кто-то?!

Тот замычал, пытаясь что-то сказать, и Глеб нерасчётливо потянул пистолет на себя. Ничего не соображая от страха, парень истошно заверещал и вскочил, заставив сержанта метнуться следом. Он поймал его за крепкую шею и двинул рукояткой в висок. В ту же секунду от стоянки раздалась автоматная очередь, горохом рассыпавшаяся по обшивке катера. «Ещё одна сволочь!» — мгновенно развернулся в сторону выстрелов сержант и трижды нажал на спуск. Автомат смолк. «Порядок!»

Выждав секунд пять, не появится ли кто ещё, он бросил обмякшее тело и ударом ноги перевернул второго убитого, выдернув у него из горла свой нож.

— Вика, вперёд! — крикнул он и побежал к стоянке, чувствуя, как девушка дышит ему в затылок.

— Быстро! — открыв дверцу, втолкнул он её в машину и сам плюхнулся следом, поспешно вставляя ключ зажигания.

Где-то вдалеке завыла полицейская сирена, но Глеб уже выруливал со стоянки, взяв направление на восток. Уточнять, кто быстрее подъедет к месту перестрелки — полиция или бандиты, он не собирался.

А вертолёт, сделав круг, повернул к острову, чтобы с рассветом вылететь в Чикаго. Бизнес прежде всего!

Вот оно — застывшее в контейнере русское сердце, стоимостью в миллион американских бумажек. А вот они — продажные твари и недоумки, втоптавшие в грязь свой народ. Сколько миллионов русских сердец вы заставили замолчать?! Что ещё не продали, что ещё не разграбили в угоду дядюшке Сэму, набивая свои карманы без дна?! Это вы развалили великую страну! Это вы расстреляли российский парламент! Это вы сделали беспризорными сотни тысяч детей! Это вы заставили бомжевать и сдохнуть от голода на помойках сорок миллионов человек! Имя вам — дермократы! И не отсидеться вам ни за Кремлёвской стеной, ни за охраной Рублёвки, ни на заграничных виллах. Ох не отсидеться! Не спрятаться и за телохранителями, сколько бы их вы себе не приставили — хоть двадцать человек, хоть сорок тысяч! От Бога не скроешься! Астрал вас уже записал! Всех! Ждите кары, приспешники зла!




Г л а в а 39


Тоффер был не дурак. В указанном месте он простоял не более пяти минут. Выбравшись из фургона он внимательно вслушивался в тишину ночи. Дорога в этом месте почти вплотную подходила к озеру, но ничего, похожего на шум катерного мотора, киллер не услышал. А вертолёт, если и стрекотал, то где-то очень далеко.

— Поехали! — сказал он, глянув на часы, и ребята Алекса послушно забрались в машину.

Когда фургон подъезжал к порту, Тоффер заметил полицейские мигалки. — Фараоны впереди, — бросил он в кузов, — что-то не сладилось! — и свернул на боковую улочку. Объехав квартал, остановился у первого телефона автомата.

Шнайдер взял трубку мгновенно:

— Вырви этот гвоздь из нашей задницы, Рудди! Иначе нам конец! — проревел Мясник и Тоффер почувствовал в его голосе нотки страха.

— Не паникуй, Ганс! Куда он денется! Не сегодня, так завтра!

— Какое к чёрту завтра! Если он доберётся до телефона, у меня будет полный дом гостей!

— Тогда не трать время, Ганс, — прервал его стенания Тоффер. — Что там произошло в порту?

Шнайдер, тяжело вздохнув, быстро заговорил:

— Этот парень ухлопал на причале всех людей Алекса. Высокий, в камуфлированной форме. На стоянке у него была машина. Светло-серый форд последней модели. Номера, как утверждает пилот — Дейтонские. Полиции он дожидаться не стал — ушёл в восточном направлении минут десять назад.

— Считай, что он уже наш, Ганс, — уверенно сказал Рудди. — Свяжись с Майком, ребята должны быть уже в получасе езды от Кливленда. Пусть пасут его на шоссе между Лорейном и Лейквудом. Ему некуда будет деться!

Тоффер бросил трубку и запрыгнул в кабину:

— Этот засранец угробил всех ребят на причале, — сказал он вопросительно смотревшим на него парням.

Те сразу помрачнели.

— Как же так…. Они ведь его ждали! — растерянно пробормотал один.

— Этот парень, наверняка профессионал, — пояснил Тоффер с нотками сожаления в голосе. — И у вас есть шанс надрать ему задницу, если не боитесь, конечно! — сказал он отворачиваясь, зная, что наживку наверняка заглотят.

— Поехали! — тут же весьма чувствительно ткнул кулаком в спину Тоффера тот, что был постарше. — Мы должны привезти Алексу его голову!

Киллер не заставил себя долго упрашивать и усмехнувшись, нажал акселератор до отказа. Фургон рванулся с места и помчался, набирая скорость. Форсированный двигатель мерно гудел и машина стелилась над дорогой, оставляя позади милю за милей.

Рудди особо не беспокоился. Через полчаса или час он этого парня догонит. Деться ему некуда — впереди на двадцать миль ни одного отворота, а если он и свернёт с шоссе на какую-нибудь грунтовку, ведущую к ферме, то какой дурак будет с ним разговаривать в пять утра? А через двадцать миль бензоколонка. Машин ночью совсем мало и светлый форд хозяин наверняка приметил.

Глеб же не сомневался, что спокойно добраться до Дейтона ему не дадут. Как пить дать, организуют погоню и выставят, где смогут, заслоны. Если мафиози сумели выслать на его поиски вертолёт и перекрыть за сорок минут после обнаружения берег, то с ними следовало считаться. Людей у них видно достаточно.

«Надо будет переждать где-нибудь часа три-четыре, а затем рвануть в другую сторону, — подумал он. — Где, где, а уж обратно в Клинтоне они нас не ждут!» Эта мысль пришла ему в голову, когда он отмахал от города километров пятнадцать. «Заодно и поспим немножко, а повезёт, так и Митчеллу удастся позвонить!»

Сержант чуть сбавил скорость и начал внимательно присматриваться по сторонам. Фары выхватывали полосу кустов и деревьев, вплотную подступавших к шоссе. Просеку и уходящую вправо по ней дорогу, он проскочил через пару минут. Резко затормозив, от чего ойкнула Вика, он сдал назад и свернул на грунтовку.

— Не боись, подруга! Переждём, пока погоня прокатит, да рванём в другую сторону!

— Ты думаешь, они за нами гонятся?

— А кто их знает! Но бережёного — и Бог бережёт!

Глеб плавно крутил руль, вписываясь в изгибы петляющей по лесу дороги. «Интересно, куда она нас выведет? Хотя, какая разница, всё равно надо рассвета дожидаться!» И он свернул налево, заметив выхваченный фарами небольшой прогал.

Часы показывали пять тридцать.

— Здесь пока остановимся, — заглушил он мотор и вылез, вслушиваясь в предрассветную ночь. Кругом было тихо. Лес еще не проснулся.

Сержант снова забрался в машину и прикрыл дверцу.

— Я покемарю час-полтора, — повернулся он к Вике, — а ты, если хочешь, можешь устроиться на заднем сиденье, там попросторнее.

— Я спать не хочу, — отказалась девушка, — а ты ложись, я покараулю.

— Я малознакомым девицам караульную службу не доверяю, — улыбнулся Глеб. — Ты лучше мне тогда расскажи, если спать не хочешь, как вы вляпались в эту историю.

— А что там рассказывать! Очень просто вляпались, как все. Меня Борька Грошев из барнаульского «Интерсервиса» в Китай сосватал. Я официанткой работала в Шаньяне, ресторан «Тай Хуа». Хороший ресторан, красивый. А сзади комнаты, где русские девушки китайцев ублажают. Месяца не прошло и меня заставлять начали. Неделю голодом морят, а потом запрут в комнатёнку, окошко откроют и морозят тебя, как таракана. Девчата и сдаются. А мы с Танькой, ни в какую!… Ни в ка-а-кую…. - захлюпала носом в темноте Вика, и Глеб понял, что девушка вспомнила убитую Мясником подругу. — С нами ещё Света была… — сквозь тихий плач разобрал Глеб, — воспаление… лёгких….

Сержант сидел не шевелясь, лишь желваки ходили на скулах, да горло стягивало тугим обручем от этих горестных всхлипов.

Спустя несколько минут Вика успокоилась.

— Когда Света умерла, китайцы переполошились, вдруг власти что узнают, и нас продали, от греха подальше. Накачали наркотиками и переправили в Гонконг, а оттуда в Штаты. И оказались мы в публичном доме в Дейтоне. Ну американцы с нами вообще не церемонились. Изнасиловали хором на третий день. Первых то два дня, — всхлипнув, пояснила Вика, — нас анализы водили сдавать. А мы с Танькой, дуры, всё удивлялись: надо же, медицина у них какая?! Столько анализов берут, будто мы в космонавтки записались!

Она несколько секунд помолчала:

— Усмирили они нас быстро. Вколют дрянь какую-то, а дальше сплошная жуть — от боли на стенку лезешь и орёшь, как резаная. А негритос, которого к нам приставили, только посмеивается, да ещё и держит тебя, говнюк, так что не вырваться! А от этого боль ещё злее, ещё нестерпимее. Танюшка сначала больше минуты не выдерживала — сознание теряла, а потом видно притерпелась и орала, как и положено целый час, пока действие препарата не кончится. Так что через неделю, мы были как шелковые, и готовы на всё, лишь бы нас опять в этот подвал не засунули.

Вика тяжело вздохнула и замолчала. Глеб тоже молчал. Что он мог сказать этой несчастной девчонке, которую одна гнусная мразь продала в кабалу другой, а та, поспешив избавиться от неприятностей, а заодно и сорвать куш, продала её третьей, ещё более гнусной сволочи. Что он мог сказать этой несчастной девчонке, которую, поманив хорошей работой, подло обманули, предназначив под нож хирурга, а чтобы не даром жрала хлеб, сделали из неё проститутку, до тех пор, пока не отыщется подходящий клиент с изношенным сердцем или загубленной почкой. Ох уж эта американская предприимчивость! Забить бы вам в глотку ваши бумажки, ради которых вы готовы на всё! Волки вы, в личине добропорядочности, пытающиеся сожрать всех вокруг!

— А откуда она, твоя подруга? — спросил он, чтобы хоть звуком своего голоса разогнать эту, мучительно-тяжёлую паузу.

— Из Читы она. Таня Емельянова, двадцать лет всего, — опять захлюпала носом Вика.

— Не плачь, — тихо сказал Глеб. — За подругу твою, мы сочтёмся! А тебя, в русское консульство или посольство отправим — домой поедешь.

— Как же, ждут там меня в посольстве! Сами поди каждый доллар считают, да телеграммы в Москву шлют, чтобы денег прислали. На какие шиши ехать-то….

«Что деньги! Живой бы тебя довезти!» — подумал он про себя, а вслух сказал: — Это не проблема. Если они не найдут, я найду!

Девушка, блеснув в темноте белками, подняла глаза:

— А ты не американец, Ричард… нет, не американец, — тихо произнесла она.

— С чего ты это взяла?

— Те бы не дали… а если б дали, то только в долг. И по-русски ты очень чисто говоришь.

— У меня отец в Москве пять лет работал, и я учился в советской школе, — соврал Глеб. — И не принимай меня за советского разведчика, я не Штирлиц!

— На москвича ты тоже не катишь! Там все — уроды и сволочи! Только карманы набивают, народным добром торгуя. Катька вот рассказывала, что в Чите у них вообще коммунизм настал. Кроме железной дороги ни одно предприятие не работает. Зарплату уже год не платят, никому, кроме военных, чтоб власть московскую на штыки не подняли. Бензина нет, газа нет, свет по вееру.

— Ну и где же здесь коммунизм? — удивился Глеб.

— А троллейбус у них ходит бесплатно. Всё равно народу за проезд платить нечем. И водители на троллейбусах бесплатно работают, знают, что всё равно зарплату не дадут. У них в городе своя тепловая электростанция и угольный карьер где-то рядом, за счёт этого и держатся. А то бы вымерзли, как мамонты. Морозы то там зимой — за сорок. А от голода китайцы спасают. Танька говорила, у них в Чите два рынка китайских есть. Шмотками и жратвой торгуют, в основном на обмен. Всё очень дёшево. За армейскую шинель можно две кожаных куртки выменять, а уж лапши в пакетиках — не меряно. И мэр у них мужик правильный. Сказал: Денег нет и не будет! Берите земли сколько надо, сажайте картошку. Танюшка говорила, у них в Чите, кроме картошки, ничего не растёт нормально. Мерзлота, и лето короткое. Зато ягод и грибов в лесу — море. И народ там хороший, в беде никогда не бросят. Военные часть своего пайка в детские дома отдают, с больницей лекарствами делятся. Долларов никто в глаза не видел. Уехать никуда нельзя, денег даже на плацкарту не наскребёшь. А вот в Китай ездят, на экскурсионном автобусе. Там до границы меньше ста километров. Танька очень о китайцах хорошо отзывалась: честные и работящие. На этом и попалась. Оказывается и там сволочи есть, не только в Москве.

— Сволочи есть везде, — согласился Глеб. — Процент только разный. В Москве их, наверняка, сейчас больше, чем в Америке. Вся гниль со страны туда собралась.

— А скажи, Ричард, если не секрет, конечно, ты зачем взялся меня из подвала вытаскивать?! — вернулась к терзавшему её вопросу девушка.

— По чистой случайности! — решил немного ввести её в курс дела Глеб. — Я следил за мужчиной, который привёз вас на остров. Я и знать не знал, что вы у него в фургоне, пока вас, сонных, не стали заносить в дом. А когда случайно подслушал, что вы русские, то, естественно, заинтересовался, зачем это двух русских девчонок сюда привезли, да ещё тайно.

— Так ты из полиции? — перебила его Вика.

— Нет, к сожалению. Иначе бы их всех уже давно арестовали. Я преподаватель колледжа. А тот человек, которого я попытался выследить, недавно всадил в меня две пули из пистолета, пытаясь убить. Но это, как видишь, у него не получилось. Это наемный киллер, его уже давно ищут.

— Преподаватель колледжа, ну ни черта себе?!… А, поняла… ты, наверняка, преподаешь там стрельбу и какое-нибудь кун-фу.

— Математику я преподаю, математику, — пробурчал Глеб.

— Ну, для математика ты слишком хорошо стреляешь, мой милый принц! — поддела она его, грустно улыбнувшись.

— В Америке многие хорошо стреляют. Я даже призы брал на стрелковых состязаниях, — вспомнил он висевший на стене у Хадсона диплом какого-то охотничьего клуба. — Да и каратэ я действительно раньше занимался.

— По-моему, ты просто мне вешаешь лапшу, — приблизила к нему своё лицо Вика, как будто в потёмках хотела что-то рассмотреть.

— Ладно, если не веришь, можешь считать меня полицейским, — сказал Глеб, решив, что так девушке будет спокойней. — И от тебя я хочу только одного — чтобы ты слушалась беспрекословно. Скажу: «Замри!», значит замри! Скажу: «Тихо!», значит тихо и даже дышишь после этого через раз. И, главное, без моей команды никуда не лезешь! Понятно?!

— Да, — ответила девушка. — Без команды — никуда!

— Ну вот и молодец! А теперь спи, давай. У нас всего час до рассвета остался.

Вика завозилась на своём сиденье, устраиваясь поудобней, а Глеб, выждав, пока она затихнет, тут же закрыл глаза. «Спать, один час!» — приказал он себе, и почти сразу провалился в сон.




Г л а в а 40


— Эй парень, ты не заметил, минут десять назад светлый форд мимо заправки не проезжал? — спросил Тоффер у паренька, вышедшего навстречу, когда они подъехали к бензоколонке.

— Я не обратил внимания, мистер, — ответил тот, ловко отворачивая пробку бензобака.

— А может вот это освежит твою память? — достал Рудди десятидолларовую купюру.

Парень подошёл к кабине и забрал протянутую банкноту:

— Уже двадцать минут не было машин. Последним проехал тёмный додж.

— От тебя можно позвонить?

— Да, пожалуйста, телефон-автомат слева в коридоре.

— Один за мной, — тихо бросил Тоффер через плечо в салон. — Полный бак! — сказал он заправщику, хлопнув дверкой кабины, и направился к зданию бензоколонки в сопровождении Джека, вылезшего из фургона.

— За дурачков нас считает, — тихо пояснял он ему. — Дальше не поехал, свернул где-то. Позвонишь Алексу, объяснишь ситуацию, пусть пришлёт сюда человек шесть с рациями и радиотелефоном и перекроет въезд в город. Ему хорошо заплатят.

— Вот и отлично! Отсюда никуда не денется! — сказал Тоффер, когда Джек переговорил со своим шефом и Алекс пообещал через полчаса перекрыть въезд в Клинтон и прислать подкрепление. — Расплатись пока и задержи этого парня, чтоб под ногами не крутился, — кивнул он в сторону рабочего бензоколонки, протягивая деньги на бензин.

Через минуту Тоффер уже разговаривал с Редфордом:

— Майк, наших ребят надо перенацелить. Этот парень видно решил отсидеться и свернул куда-то. Я в двадцати милях от Клинтона на бензоколонке. Здесь он не проезжал. С Алексом я договорился, людей он пришлёт, не бесплатно, конечно.

— Нас устроит любая сумма, — отозвался Редфорд. — Мелочиться сейчас не время. Кстати, я навёл справки по своим каналам: «ясновидящего» в клинике нет. Уехал позавчера вечером!

— Спасибо за новость, Майк, я тебя понял! Ребят сориентируй по моему фургону, я поставлю его где-нибудь на дороге. Их там встретят. Всё! — закончил Тоффер, вешая трубку.

Он не торопясь залез в машину и, развернувшись, направился в сторону Клинтона. Ехал он медленно, внимательно вглядываясь в предрассветный сумрак. Заметив съезд в лес, тут же остановился.

— Одного высадим здесь. У вас какое оружие?

— Пистолеты. Сорок пятый калибр, — отозвался Джек.

— Это не пойдёт! — сказал Тоффер. Он нагнулся и сдвинув коврик в кабине, открыл крышку замаскированного тайника. — Держите! — протянул он одному и второму по скорострельному «Узи» и запасному магазину. — Обращаться умеете?

— Ты за кого нас держишь, приятель?! — обиделся тот, что был помоложе.

— Не в обиду будет сказано, но этот парень уже ухлопал троих, — напомнил Рудди. — А я не хочу, чтобы к этим троим, он добавил и вас.

— Лучше свою башку побереги, она тоже не железная, — сбавил тон молодой, ловко передёрнув затвор.

На его реплику Тоффер не обратил никакого внимания:

— Пройдёшь по дороге в лес, метров двести — триста, и будешь там ждать. Если увидишь светлый форд, берёшь его на мушку и садишь по нему, пока патроны не кончатся. Убьёшь — премия пятьдесят тысяч. А мы поедем дальше. Если попадётся ещё дорога, высажу Джека, ну а третью, закрою сам. Где-то через час, как подъедут люди, все эти дороги мы проверим, сколько бы их не было. Отсюда им не уйти.

Гарри выпрыгнул из фургона и, перейдя пустынное шоссе, направился по дороге в лес. «Дурачок, прямо по середине дороги топает!» — подумал Тоффер, проводив взглядом скрывшуюся фигуру. «Хрен мы его поймаем с этими городскими придурками, если он надумает уйти лесом!» — тронул гангстер рывком машину, чувствуя, как подкатывает страх. Если дело провалится, то босс, обрубая концы, уберёт его, Тоффера, в первую очередь. Это было ясно, как божий день. «Не зря он мне про Хадсона напомнил! Застрелил бы этого математика сразу, и не было б никаких проблем! Хотя сам виноват, но от этого не легче. Куда деваться-то?»

Рудди напряжённо обдумывал эту мысль, прикидывая и так и эдак, пока его не прервал возглас Джека: — Стой, дорогу проскочил!

Тоффер затормозил и сдал назад. — Удачи! — бросил он вылезшему из машины Джеку и, подождав, пока тот захлопнет дверцу, поехал дальше. Третью дорогу он обнаружил в милях десяти от бензоколонки и, съехав с шоссе, остановился, перекрыв машиной этот аппендикс, уходящий в лес.

Пока ему оставалось только ждать и надеяться.




Г л а в а 41


Глеб проснулся без пяти семь. «В самый раз», — подумал он и тихо выбравшись из машины, размялся, сделав несколько энергичных движений. В лесу стояла тишина. Лёгкий туман висел над самой землёй, а листва, которой он коснулся рукой, была влажной. «Через полчаса совсем рассветёт», — прикинул он и начал будить девушку. Та проснулась мгновенно, как будто и не спала.

— Водички хочешь? — спросил Глеб, нашаривая на заднем сиденье банку колы.

— Глоточек, — поблагодарила она кивком, прильнув губами к прохладному металлу.

— Выйди, разомнись, через несколько минут поедем, — приоткрыл он ей дверцу.

Вика послушно выбралась из машины, тут же тихонько ойкнув: — Здесь сыро, оказывается…. «Как это я дурак забыл, что она без обуви осталась?!»

Сержант подождал, не выходя из машины, пока она сделает все свои дела, а потом полез в багажник. На её счастье, помимо домкрата и запасного колеса, там нашёлся изрядный кусок тряпки, вполне годный для изготовления обувки.

— Давай ногу, — сказал он, забравшись опять в машину и располосовав ножом тряпку на две портянки. — Сюда ложи, на колени!

Вика повернулась и, опёршись на дверцу спиной, поставила измазанную ногу ему на колено. Глеб смахнул с поцарапанной ступни прилипшие травинки и ловко намотал портянку. — Погоди, сейчас верёвкой укрепим! Сержант достал из кармана остатки верёвки и, отрезав метра полтора, укрепил портянку на ноге, сделав несколько витков на подъёме и выше щиколотки.

— Попробуй, не туго? — спросил он, и девушка послушно пошевелила ступнёй.

— В самый раз!

— Тогда давай вторую! — скомандовал Глеб и так же споро замотал ей вторую ногу. — Если что не так, скажи. Лучше сразу переделаем. Может нам ещё придётся и по лесу бегать.

Вика пошевелила ступнями и постучала ногами о пол машины:

— Нет, всё нормально! Вполне удобно!

— Ну и отлично! Тогда поехали! Попытаемся сначала дозвониться моему другу, — поворотом ключа запустил он двигатель.

— А кто у тебя друг?! — заинтересовалась она.

— Лейтенант полиции, — ответил ей Глеб, прогревая двигатель и медленно выворачивая из кустов на лесную дорогу. — А теперь опусти стекло и внимательно слушай лес со своей стороны.

Минут через пять они выкатились на поляну перед двухэтажным домом с несколькими хозяйственными постройками вокруг. Судя по машине, которая стояла перед крыльцом, хозяева были на месте.

Справа залаяла собака, посаженная на цепь у сарая.

— Сиди здесь и не вздумай вылезать, — сказал он Вике, останавливая машину в тридцати метрах от дома.

— Ты хоть косынку эту чёрную с шеи сними, — напомнила ему девушка.

Глеб сдёрнул с шеи импровизированную маску, о которой совсем забыл, и шапочку с головы. — Спасибо, — поблагодарил он и, пригладив волосы, выбрался из машины.

Сержант спокойно приблизился к крылечку и постучал в дверь:

— Извините, пожалуйста за столь ранний визит, — почувствовав за ней шевеление, громко сказал он. — Я бы хотел переговорить!

— А в чём дело? — раздался из-за двери мужской голос.

— Мне нужно срочно позвонить в полицейский участок!

— Напрасно стараешься, парень! Нас предупредили о твоём появлении. Если немедленно не уберёшься с моей земли, буду стрелять!

За дверью демонстративно щёлкнули затвором и Глеб услышал, как хозяин в полголоса сказал: — Звони в полицию, Мэри! Тот, кого они ищут — у нас.

— Да я сам из полиции! — рявкнул Глеб, сдвигаясь за косяк.

— Считаю до трёх и начинаю стрелять! — не поддался на его удочку хозяин дома. — Раз!… Два!…

— Ладно, чёрт с тобой, ухожу! — крикнул сержант. — Но я на самом деле из полиции, — добавил он, опасаясь выстрела в спину.

«Вот и сходил за хлебушком!» — зло хлопнул он дверцей, садясь за руль и разворачивая машину.

— Ситуация осложнилась, подруженька! — остановил он форд метров через двести. — Не знаю как, но они вычислили, что далеко мы от Клинтона не уехали. Так что опять придётся стрелять!

Глеб вытащил винчестер, засунутый между сидений и объяснил девушке, как с ним обращаться. — А теперь забирайся назад и ложись на пол. Винчестер бери с собой. Если со мной что случится, вываливаешься из машины и бегом в лес. Ну а там, как Бог даст!

… - Не вздумай оставить меня одну, принц Ричард! Родина тебе этого не простит, — невесело пошутила она, скрючившись сзади между сидений.

Глеб быстро погнал по дороге, внимательно ощупывая глазами лес. «Если и будут ждать, то скорее всего у самого шоссе», — прикинул он. «А с телефоном они оперативно сработали. Наверняка предупредили всех в окрестности, чтоб не давали позвонить».

Сержант не подозревал, что идея с телефоном принадлежала Мяснику. Как только он получил информацию от Редфорда, что парочка исчезла вблизи Клинтона, он посадил своего парня обзванивать от имени полиции все окрестные фермы и частные владения, расположенные вдоль шоссе. Таких набралось немного. Всего восемь. За двадцать минут удалось довести до всех, что в окрестностях города появился опасный преступник в камуфлированной форме на светлом форде последней модели. Он грабит и убивает доверчивых людей, впустивших его в дом, якобы позвонить. Охранник Мясника, представлявшийся сержантом Томасом, давал и номер телефона, по которому нужно было сразу же позвонить, если преступник объявится. За содействие обещалось вознаграждение.

Ловушка сработала через полчаса. Шнайдер сам позвонил Алексу:

— Они на ферме Хиггинсов, по правой стороне, четыре мили не доезжая бензоколонки. Пусть ребята поторопятся! Высокий мужчина в камуфлированном комбинезоне и девка.

— Готовь деньги, Ганс! По сто тысяч за каждого и за моих парней страховку по пятьдесят кусков!

— Мы же договаривались за этих двоих по пятьдесят?! — попытался скостить Шнайдер.

— Ты нам не пояснил, с кем мы имеем дело, — резонно заметил Алекс.

— Хорошо, — согласился Мясник, сообразив, что сейчас не тот момент, чтобы торговаться, время то уходит и можно остаться совсем без штанов.

Он повесил трубку и перезвонил Редфорду, сообщив последние новости.

«Никуда они теперь не денутся!» — повеселел босс дейтонской мафии, тут же проинформировав свою группу, на бешеной скорости на трёх машинах гнавших в сторону Кливленда. Парни должны были подоспеть к нужному месту минут через сорок, максимум через пятьдесят.

***


«Если они не перекрыли выезд, проеду ещё миль двадцать на восток и опять сверну!» — решил сержант, придавливая педаль и собираясь на скорости проскочить последний участок дороги перед шоссе. Пистолет он держал в руке, готовый мгновенно огрызнуться огнём.

«Тормози!» — вдруг полыхнуло в мозгу огнём, и Глеб мгновенно нажал на тормоз, тут же скатываясь вниз.

Автомат ударил спереди справа с двадцати метров, разнеся в момент лобовое стекло. И не нырни Глеб вниз под защиту мотора, тут бы ему и конец. Пули с визгом врывались в салон, кроша всё на своём пути, обсыпая Вику ошмётками пластика и обивки. Глеба там уже не было. С первыми выстрелами сержант выкатился из машины, не собираясь дёшево отдавать свою жизнь. А автоматчик упрямо дырявил застывший форд, пока не кончился магазин.

«Один и боится!» — сообразил Глеб и, воспользовавшись паузой, под прикрытием машины на четвереньках метнулся в лес. Слух уловил, как клацнул затвор, досылая в патронник патрон. «Магазин вставил! Сейчас перемещаться начнет!» Тело напряглось и уши ловили малейший шорох:

— Ш-р-р… ш-р-р… ш-р-….

Третьего шага гангстер сделать не успел. Глеб мгновенно встал во весь рост и дважды нажал на спуск. «Громко ходишь, парень», — поморщился он, уловив, как от головы стоящего через дорогу человека полетели куски. «Затылок наверное вынесло. Упокой Господи его душу!» Он чуть выждал и стремительно перебежал дорогу. Стараясь не смотреть на превратившееся в месиво лицо, он забрал у убитого «узи» и торчащий за поясом пистолет. «Вике с ним удобнее будет!» — подумал он и метнулся назад к машине.

— Жива?! — распахнул он заднюю дверку.

— Жива, жива! Только чуть не обмочилась со страху! — попятилась она задом, выбираясь из автомобиля.

— Не журись, подружка! — хлопнул он её легонько по заголившейся попке. — То ли ещё будет!

Вика ойкнула, попыталась лягнуть его ногой и, наконец-то, выбралась наружу, держа одной рукой винчестер, а второй одёргивая задравшуюся юбку.

— Давай сюда! — забрал он у неё винтовку и забросил себе за спину. — А тебе вот это, — протянул он ей пистолет, — полегче будет. Патрон в стволе, — предупредил он, — опустишь вот этот предохранитель вниз, нажмёшь на спуск, он и выстрелит. Восемь раз нажмёшь, восемь раз выстрелит. Но держи двумя руками, а то у него отдача сильная.

— С пистолетом я управлюсь, — спрятала его в карман куртки Вика. — А вот что мы дальше будем делать?

— Ноги уносить! Что нам еще остаётся?!

Глеб на всякий случай попробовал завести машину, но мотор, исклёванный пулями, только взвывал стартёром, а дальше дело не шло.

— Всё! Оставили нас без колёс! Но это может и к лучшему. По лесу за нами бегать вряд ли много желающих найдётся.

Он взглянул на её голые измазанные коленки и увёл с дороги в кусты: — Постой здесь! — приказал сержант и через минуту вернулся со штанами убитого. — Одевай!

— Да я в них утону!

— Зато не поцарапаешься и теплее будет.

Вика неохотно напялила брюки, затянув ремень на последнюю дырку, а Глеб подрезал ей штанины ножом.

— Всё, уходим! Это уже по нашу душу едут! — потянул он девушку в лес, услышав звук приближающейся машины.




Г л а в а 42


Три машины промчались мимо Тоффера, даже не притормозив. Четвёртая остановилась лишь на мгновенье и высунувшийся водитель крикнул:

— Давай за нами! Он в четырёх милях не доезжая бензоколонки!

Рудди запрыгнул в фургон и, выехав на шоссе, погнал в указанную сторону. «Это там где я первого парня оставил», — подумал он. Расклад пока был ему не ясен. Судя по тому, что люди Алекса не остановились, они точно знали куда ехать и не собирались кого-то привлекать к этому делу. Это его в общем-то вполне устраивало, был бы результат.

«Надо Джека хотя бы забрать, потом не до этого будет!» — свернул он на показавшийся справа съезд. Через триста метров он заметил махнувшего ему из кустов боевика. Тоффер остановился и, с трудом развернувшись на узкой дороге, открыл дверцу кабины: — Запрыгивай!

Джек быстро забрался в машину и Рудди тут же тронулся.

— Случилось что-то?! — задал вопрос Джек, клацая зубами. Он основательно продрог от утренней сырости.

— Сам не знаю! — ответил Тоффер, выворачивая на шоссе. — Ваши ребята, проскочив мимо, сказали, что та парочка, которую мы ищем — в четырёх милях от бензоколонки.

— Это там где мы Гарри оставили?

— По всей видимости там!

— А ты знаешь, минут пятнадцать-двадцать назад, мне показалось, что я слышал с той стороны автоматную стрельбу.

Тоффер покосился на Джека и прибавил газу: — Точно слышал?!

— По крайней мере, мне так показалось. Одна длинная очередь на весь магазин.

— А второй не было?!

— Нет, по-моему. Да и первую еле слышно было, лес всё-таки.

— Тогда пятьдесят на пятьдесят!

Ты это о чём? — покосился на Тоффера переставший клацать зубами Джек.

— А больше вариантов нет, — пояснил киллер. — Или ваш парень эту парочку прищучил, или они его. Но я склонен ко второму. Сейчас узнаем, — вывернул он руль, сворачивая на лесную дорогу, туда, где они оставили Гарри.

Изрешечённая машина и лежавший в кустах труп объяснили всё без слов.

— Нет, но зачем этот ублюдок штаны с него снял?! — бушевал какой-то здоровяк, размахивая пистолетом над телом убитого.

— А ты что, не понимаешь, что ли! — взорвался Тоффер, не выдержав царящего кругом бардака. — Яйца хотел ему отрезать!

— Как яйца?! — опешил гангстер.

— Чтобы по почте вашему боссу прислать! — отрезал Тоффер. — Нечего придуркам размножаться!

Шум сразу смолк.

— Ты кто такой, парень! — угрожающе спросил один, который очевидно был здесь за старшего.

— Кто я?! — обдал всю эту публику холодным взглядом Рудди. — Я — киллер!

Он обежал ещё раз боевиков своим пустым неживым взглядом, от которого у многих побежали мурашки по коже и остановил его на старшем: — Вы уже четверых потеряли! А если так и дальше пойдёт, у Алекса не останется людей и, что самое главное, вы не выполните контракт! Теперь про штаны! С ним — девка, а девки, как известно, носят юбки. А с голыми ногами по лесу не больно то побегаешь.

— Так ты думаешь… — начал один, но Тоффер его перебил:

— Да, думаю! Во-первых, этот парень пойдёт лесом, а во-вторых, он уже наверняка воевал, если не побрезговал снять брюки с убитого. И в-третьих, он — профессионал, и вы, против него — мальчишки из лагеря бойскаутов.

Люди Алекса недовольно заворчали, но Тоффер поднял руку: — Я здесь не для того, чтобы кого-то оскорблять. Я здесь для того, чтобы оказать вам помощь и скорректировать действия ещё одной группы, которая прибудет из Дейтона. На ваш контракт никто не посягает. Тому же, кто ухлопает этого парня, помимо контракта обещана премия в пятьдесят тысяч, — счёл нужным напомнить он.

— Так что ты предлагаешь? — решил не нагнетать обстановку старший над боевиками.

— Отправь одного назад, пусть отвезёт убитого. Второго, на моём фургоне, поставь у съезда на просёлок, только с рацией. К нему, где-то через час, — посмотрел Тоффер на часы, — подъедет группа из Дейтона. Машину надо сжечь. Остальные пойдут со мной, как только найдём следы.

— Ты сможешь найти их след?!

— Смогу, если мне не будут мешать, — отозвался Рудди и направился в лес.

Он сделал круг и через пятнадцать минут нашёл то, что искал. Влажная почва хорошо держала отпечатки кроссовок. Следы же девушки, вообще было нельзя ни с чем спутать. Тоффер так и не мог сообразить, что у неё за обувь.

— Они двинулись в направлении Кливленда, — сообщил он результаты своих поисков. — Отправь быстро четверых, пусть перекроют ту дорогу, что от бензоколонки идёт на юг. В любом случае они должны её пересечь, или будут пытаться пристроиться там на попутку.

Старший кивнул и четверо парней, сев в оставшиеся машины, уехали. Труп уже увезли и фургон поставили там, где указал Тоффер. Людей осталось всего четверо: Тоффер, Джек, старший, назвавшийся Синклером и здоровенный негр по имени Джон, работающий у Алекса вышибалой в игорном доме.

— Поджигай! — скомандовал киллер и машина Глеба, щедро политая бензином, запылала в одно мгновенье. — А теперь уходим!… Если что, мы — агенты ФБР, — пояснил Рудди, выводя свою группу на след. — Преследуем опасного преступника. Удостоверение у меня имеется. Фальшивое, конечно, — поспешил добавить он, заметив косой взгляд негра.

По следу он вёл уверенно. Для заядлого охотника, каким когда-то был Тоффер, идти по следу не составляло труда. Восемь с лишним лет, вместе с отцом, водил он любителей поохотиться по скалистым грядам и лесам Миннесоты. И если бы не тот случайный выстрел, до сих пор был бы жив его старик, да и он — не попал бы в тюрьму и не стал бы в последствии профессиональным убийцей.

— Свяжись с фургоном, — сказал Тоффер, когда они отмахали уже изрядное расстояние. — Пусть переставит машину на пару миль ближе к бензоколонке.

Синклер отдал соответствующее распоряжение, а заодно опросил и тех, кто патрулировал шоссе впереди. Дичь пока на глаза никому не попалась. Всё было тихо.




Г л а в а 43


Часы показывали 8.52, когда они упёрлись в широкое шоссе, уходившее на юг.

— Хреново, когда карты нет, — пробурчал Глеб, поймав за куртку Вику, чуть не выскочившую на дорогу. — Сиди здесь, я осмотрюсь, что к чему!

Сержант прошёл метров пятьдесят вдоль опушки и, высмотрев подходящие кустики, мыском разросшиеся от леса почти до самой обочины, осторожно заполз в них и минут пять наблюдал.

Дело было швах. Лес выходил к шоссе полосой не более километра. Справа виднелись поля, а слева, как и следовало ожидать, бурлило Кливлендское шоссе. А впереди эта полоска леса скорее всего сходила на нет. «Загонят в этот треугольник и обложат со всех сторон, — подумал сержант, отбрасывая мысль пересечь дорогу. — Если уже не обложили!» — остановил он взгляд на стоящей в ста метрах справа машине. Человек, сидевший на заднем сиденье неотступно пялился в их сторону. «А ведь у парня завтра шея будет болеть», — пожалел он незадачливого гангстера и начал внимательно ощупывать взглядом дорогу, пытаясь определить места возможных засад. Глаз привычно фиксировал все детали, и когда Глеб засёк одну и ту же машину, третий раз мелькнувшую перед ним в течение пяти минут, то всё стало ясно: «Один пост и патрульная машина!»

— И куды теперь крестьянину податься?! — пробормотал он, начиная спешно выбираться из кустов. «Он с детства не любил овал, он с детства угол рисовал!» — ни с того, ни с сего мелькнули вдруг в голове строчки давно забытого стихотворения. — Всё правильно! — оценил подсказку сержант, быстро возвращаясь к тому месту, где оставил девушку.

— Передохнула?! Ну тогда вперёд и в темпе, — поднял он с земли Вику. — Иначе вдуют нам, как шведам под Полтавой!

Шли они быстро, обстановка могла измениться в любой момент.

— В метрах четырехстах отсюда, дороги пересекаются. Там наверняка какая-то забегаловка стоит, — пояснял он на ходу. — Останешься в лесу, а я попробую оттуда позвонить. Если почувствую неладное — вернусь! Ну а если что-то случится — поворачиваешь влево и идёшь лесом в обратную сторону. На дорогу не выходи — у них везде патрули на машинах!

Через пять минут они вышли к тыльной стороне бензоколонки, стоящей от леса в метрах тридцати. Глеб снял с себя всё оружие, оставив только нож и пистолет. Опасности он не чувствовал.

— Ну я пошёл, вроде тихо всё, — дотронулся он до её плеча и, подобравшись к краю кустов, стремительно перебежал к углу здания, облицованного стеклоплиткой. Осмотревшись, и не заметив ничего подозрительного, он обогнул дом.

Машин на стоянке не было, это было хорошим знаком, и Ткач не спеша поднялся по ступенькам.

— Доброе утро мистер! — встретил Глеба у входа паренёк, появившийся на звук мелодично тренькнувшего колокольчика. — Что вы хотели?

— Пару банок колы, — ответил Глеб, сообразив, что попал в небольшой магазинчик при бензоколонке, — и воспользоваться вашим телефоном!

— С вас шестьдесят восемь центов, — приветливо улыбнулся ему парень и получив десятидолларовую бумажку, стремительно отсчитал сдачу и выставил на прилавок две банки колы. — Телефон вон там, — кивнул он на полупрозрачный колпак, висевший на стене.

Сержант подошёл к автомату и полистав потрёпанную телефонную книгу, висевшую на шнурке, нашёл код Дейтона.

— Лейтенант Митчелл, двенадцатый полицейский участок! — услышал наконец долгожданные слова в трубке Глеб.

— Дейв, это я, Ричард! — приглушив голос, сказал он.

— Мы тебя уже второй день ищем, куда ты подевался дружище?!

— Дейв включи диктофон, говорить буду быстро, времени у меня нет!

— Включено, — перебил его Дэйв, — выкладывай!

— Киллера звать Рудди. Свою машину он оставил в гараже на Пикчерс-стрит, неприметный въезд между двумя зданиями, на одном вывеска «Темпл». Там он пересел в фургон и выехал на озеро Эри в порт Клинтон. Оттуда перебрался на пароме до острова Келлис. А теперь запоминай! Южное побережье острова, слева от пляжа пятьсот-семьсот метров здание, двухэтажный особняк с вертолётной площадкой. Имеется охрана и сигнализация. Под домом подпольная операционная. Занимаются трансплантацией органов. Так вот, — перевёл Глеб дух, бросив очередную монетку, — эта сволочь, привезла в фургоне двух девушек. Девушки русские. Нелегально переправленные из России — Таня Емельянова и Вика Пушкарёва. Одну они вчера ночью зарезали.

— Как зарезали?! — перебил Дейв.

— На органы! Вырезали глаза и все внутренности. Вторую мне удалось спасти. Руководит всем пожилой хирург, фамилия Шнайдер. Дверь в подземную операционную в его кабинете за стеллажом книг. Открывается набором из четырёх цифр: первая и четвёртая — дата, вторая и третья — месяц. Действовать надо немедленно, пока они не замели следы. Возможно, что тот детектив из Иллинойса, тоже разыскивал пропавшую девушку. Русских же девчонок, до того, как перевезти на остров держали в каком-то публичном доме в Дейтоне. Приставь надёжную охрану к Кэрол, Дейв, надёжную! — выделил он последнее слово. — И присылай кого-то меня выручать! Я в двадцати милях восточнее Клинтона, звоню с бензоколонки.

В трубке опять загудело и Глеб поспешил сунуть в щель новую монету.

— За тебя крепко взялись?! — воспользовавшись паузой с тревогой спросил Митчелл.

— Да! Гоняют всю ночь! Сначала попытались с вертолёта потопить мой катер, затем устроили засаду на причале, а теперь обложили весь лес. Три трупа в Клинтоне, один в лесу, ну и пулемётчику досталось, когда он поливал меня с геликоптера. Так что, если сочтёшь нужным, сообщи местной полиции, но имей в виду, она тоже в этом деле может быть замазана. Подожди!… Что-то не ладно. Дейв, кажется меня засекли! — спиной почувствовав опасность, метнулся Ткач за простенок.

В ту же секунду стеклянная дверь помещения разлетелась вдребезги и Митчелл явно разобрал треск автоматной очереди. Он ещё секунд тридцать слышал звуки стрельбы, а потом телефон отключился.




Г л а в а 44


Митчелл раздумывал недолго, благо уже неделю, пока шеф был в отпуске, он возглавлял участок и все люди находились в его распоряжении.

— Соедините меня с отделением ФБР в Колумбусе,[16 - Колумбус — столица штата Огайо.]- набрав код, приказал он телефонистке.

В трубке дважды щёлкнуло и сочный мужской голос ударил в мембрану: — Агент ФБР Райтон, слушаю вас!

— Лейтенант Митчелл, двенадцатый полицейский участок Дейтона, — представился в свою очередь Митчелл. — Примите срочную информацию на диктофон! — сказал он и пустил запись. Про диктофон можно было и не упоминать, ФБР регистрировала все поступавшие звонки.

— Необходимо немедленно направить туда людей и вертолёты! — дождавшись, пока кончится запись, заговорил лейтенант. — Ричард Хадсон звонил мне пять минут назад. Он преподаватель колледжа, проходит свидетелем по делу о ряде убийств в Дейтоне, совершённых профессиональным киллером. Если Хадсона там убьют, мы потеряем единственного свидетеля. Прошу принять незамедлительные меры!

— Я вас понял, лейтенант! Меры мы примем. Полицию Клинтона по этому вопросу не информируйте и передайте факсом фотографию Хадсона!

— Хорошо, — сказал Митчелл и положил трубку. Теперь он мог быть спокойным. Этим звонком он убил сразу трёх зайцев: привлёк силы ФБР, поскольку дело явно шло о преступной организации и похищении людей; обеспечил Ричарду максимально быструю и надёжную поддержку и, пресёк возможные попытки давления со стороны заинтересованных лиц в Дейтоне.

О том, что такие попытки будут, Митчелл не сомневался. Слишком велика была ставка, если мафия задействовала десятки людей.

Отдав распоряжение насчёт фотографии, лейтенант вызвал Батлера:

— Рой! — сказал он напарнику, которому доверял как себе. — Возьмёшь с собой трёх надёжных ребят, организуешь охрану Кэрол Джанвейн. Из дома её не выпускай, держи связь с наружным наблюдением.

— А что случилось, Дейв? — улыбнулся Батлер.

— Дело пахнет жареным! Ричард прищемил мафиози хвост! Так что прихватите винтовки и бронежилеты и его подружку зачехлите. И не скаль зубы, отвечаешь за неё головой!

— Слушаюсь, лейтенант! — вытянулся Батлер, пряча улыбку.

— Никому не болтай и в дом постарайтесь попасть незаметно, а то весь город будет знать, что Кэрол Джанвейн под охраной полиции…. Всё на этом! — махнул Митчелл рукой, отпуская Роя. — И пришли ко мне Джонсона с напарником.

Сержант и его напарник Том Чизрой, явились тут же.

— Дело спешное, ребята, — сказал Митчелл, как только они вошли в кабинет — Поедете вот по этому адресу, — протянул он им бумажку. — Там сидит несколько ублюдков и прослушивают телефонные переговоры. Вряд ли они вооружены, но будьте к этому готовы. По дороге заберёте эксперта из управления, я ему позвоню. Поможете ему изъять всю аппаратуру и плёнки. Арестуете всех, кто будет находиться в квартире. Вот ордер, — протянул им Митчелл документ. Арестованных привезёте сюда. Если завалите операцию, можете на глаза больше не попадаться!

— Есть, не попадаться! — дружно рявкнули приятели.

Отправив Джонсона и Чизроя, лейтенант опять взялся за телефон. Нужно было поставить в известность шефа полиции и попросить людей, а тот уж пусть звонит окружному атторнею и мэру, если сочтёт нужным. У Митчелла сейчас и своих забот по горло: выявить, кому ночью звонили из Клинтона, взять под наблюдение гараж, послать толковых парней по борделям, может что разнюхают. «Если лысый хрен упрётся, придётся снимать патрулей с улиц», — подумал он, набирая номер босса.

Но «лысый хрен» не упёрся и людей дал. Запись телефонного разговора с Хадсоном производила должное впечатление, особенно финал — аккомпанемент автоматных очередей и безжизненный писк телефонной трубки.




Г л а в а 45


Простенок Глеба не спас. Почувствовав, как ожгло левое плечо, он тут же растянулся на полу. «Из картона что ли курвы стены сделали?!» — заметив над головой появившуюся строчку от пуль, метнулся он под защиту прилавка, за которым уже лежал вздрагивающий паренёк. А стены плевались кусочками сухой штукатурки, пылью и горошинами свинца, пронизывающими их насквозь. И тонкие лучики света врывались во внутрь, вслед за злобно визжащими пулями. А пули остервенело молотили по полкам, сбивая пирамидки аккуратно расставленных банок, дырявя какие-то пакеты и засыпая пол осколками стекла, месивом кетчупа и порошка из разлетающихся неизвестно с чем коробок. Прилавок, сколоченный из хороших досок пока держал.

«Из двух стволов бьют, суки!» — приподнял Глеб голову, оглядываясь. Времени здесь лежать у него не было. Две-три минуты — вот всё, что он мог себе позволить. Ибо через пять здесь будет вся банда.

— Ты не ранен? — спросил он дёрнувшегося под боком парнишку.

— Нас убьют?! — ошалевшими от ужаса глазами взглянул тот на Глеба.

— С чего ты взял, дурень?! — успокаивающе положил ему на плечо руку сержант. — Это твоё ружьё? — потянулся он за спрятанным под прилавком дробовиком.

— Моё!

— Чем заряжено?

— Картечью!

Глеб, высунувшись сбоку от прилавка, дважды саданул в направлении гангстеров. Эффект получился что надо. Стихшие было автоматы опять заработали в полную силу, а в стене от картечи появились две дыры размером с кулак.

— Не надо стрелять, не надо! — взмолился парнишка. — Через десять минут приедет полиция, я включил сигнализацию!

— Если мы отсюда по быстрому не выберемся, то через пять минут нас ухлопают, — сказал Глеб. — У тебя патроны ещё есть?

— В ящике, — показал тот глазами наверх.

Сержант одним рывком выдернул ящик из прилавка и, раскидав содержимое, нашёл коробку с патронами.

— Живём! — обрадовано сказал он и начал уверенно и быстро пополнять подствольный магазин дробовика.

Гангстеры, видно экономя патроны, били уже по зданию короткими очередями с промежутком секунд в двадцать. Позицию они так и не сменили, держа под прицелом входную дверь, да видно и не собирались входить внутрь, ожидая подмоги.

Глеб сдвинулся на полметра к промежутку между полками и повернувшись сделал пять быстрых выстрелов в заднюю стену. Картечь пробила пять дыр, очертив неровный круг. Автоматы снаружи опять взъярились, высказывая своё недоумение. «Ещё бы разок и само выпало!» — подумал он, видя, что расстояние между дырами великовато. Но времени на вторую серию выстрелов не было. Всё решали секунды.

Глеб тут же перевернулся на спину, лишь охнув, зацепившись за край прилавка раненым плечом и поджав ноги, что было силы ударил в стену. В промежутках между дырками побежали трещины. Сержант сцепил зубы и ударил ещё раз и ещё, и неровный круг внизу стены вывалился.

— Сиди здесь, — бросил он пареньку и извернувшись вьюном, с пистолетом в руке, метнулся в пробитый лаз.

Если и бывают в жизни чёрные моменты, то этот был именно из таких. Плечи и грудь намертво застряли в дыре, и он вертелся как червяк на крючке, судорожно пытаясь помочь себе локтями и задыхаясь от недостатка воздуха в стиснутых лёгких и боли от острых выступов, вонзившихся в тело.

— Подтолкни, — заорал он, в надежде, что паренёк за стеной его расслышит, а сам переложил пистолет в левую руку, чтобы выстрелами встретить гангстера, решившегося обогнуть дом. Он чувствовал, как тот побежал к зданию, как проскользнул вдоль торцевой стены и вот с е й ч а с собирается осторожно высунуть голову из-за угла. Он слышал, как второй в это время безжалостно поливает бензоколонку, достреливая последние патроны. И автомат его стрекочет и стрекочет, заполняя помещение визжащими кусками свинца.

«Не попаду», — понял Глеб, заметив появившуюся из-за стены часть лица с тревожно блестевшим глазом. Пистолет ходил ходуном, левая рука, ужаленная пулей у плеча, никак не хотела подниматься, а правая, зажатая стеной, лишь закрывала обзор.

«Сейчас высунет дуло и хана!» — отчаянно задёргался Ткач, пытаясь ввинтиться назад в дыру. Но в это время в его ноги упёрлись и начали подталкивать наружу.

— А-А-А! — заорал Глеб, понимая, что приходит конец и видя, как из-за угла, медленно, словно в киношной съёмке, появляются Ствол — Плечо — Глаз!

Чувствуя, как что-то рвётся в плече, он как смог поднял пистолет и начал отчаянно стрелять, опустошая обойму. Но, обычно точные пули, сейчас ложились не туда, то врезаясь в отмостку у стены, то уносясь далеко в сторону. Он бил в белый свет как в копеечку. Брал на испуг!

И Глаз это понял. Ствол пошёл вниз, накрывая прицелом торчащие из стены руки и голову человека, огрызавшегося бесполезным огнём и палец плавно потянул за спуск….

«Всё!» — замер Глеб, увидев зрачок автомата, уставившийся ему в лицо. И словно подтверждая это, его пистолет клацнул, раззявив пасть затвора и выбросил последнюю стреляную гильзу. Последнюю….




Г л а в а 46


Тоффер со своей группой не дошёл до шоссе с километр, когда уловил хорошо слышные автоматные очереди.

— Кажется они на него наткнулись! — остановился он, предостерегающе подняв руку. Люди замерли и несколько секунд молчали, вслушиваясь в тишину леса и доносившиеся звуки стрельбы.

— Всё, сходим со следа! — решил Тоффер. — Это должно быть у бензоколонки. — Передай всем ребятам, пусть стягиваются к этому месту. Если появится полиция, выдавать себя за агентов ФБР. Эту парочку надо ухлопать любой ценой. Премия — сто тысяч!

— Это мне нравится! — осклабился негр. — Ставки повышаются!

Синклер начал вызывать всех на связь и передавать распоряжение Тоффера, в том числе и о премии. Одна машина не отвечала. — Повезло ребятам, это наверняка они стрельбу подняли, — сказал завистливо Джон.

— За работу платят, когда она выполнена! — обрезал его Рудди, выбирая нужное направление. — А теперь не отставать! — скомандовал он, двинувшись вперёд.

Он сразу взял высокий темп, рассчитывая минут через десять выйти к бензоколонке. Выстрелы вскоре смолкли, но Тоффер вёл уверенно, прислушиваясь к тревожащей его тишине. Сопение за его спиной становилось всё громче, и всё чаще трещали сзади под ногами кусты.

«Недоноски городские. Даже милю пройти как следуют не могут!» — матерился он про себя, недовольно морщась.

Первым сдох Джек, не спавший всю ночь. Синклер держался на одном самолюбии. Лишь Джон, служивший когда-то в морской пехоте, выглядел молодцом, а не уставшей клячей.

— Джек, не отставай! — подстегнул Тоффер, чуть замедляя темп.

— У меня вся нога в кровь растёрта, — попытался оправдаться парень. — Знать бы, что по лесу придётся столько ходить, хрен бы я туфли одел.

— Не видать тебе этой премии Джек, как своих ушей, — поддел его негр. — Бьюсь об заклад, если этот парень сейчас здесь появится, ты в него с трёх шагов не попадёшь!

Джек промолчал, поморщившись в очередной раз от боли.

— Нечего болтать о ерунде, — оборвал никчемный разговор Тоффер. — Через пару минут выйдем к бензоколонке. Синклер, свяжись с парнями, узнай, что там.

Гангстер вышел на связь и, услышав новости, сплюнул: — Вот паскуда!

— Что там?! — отреагировал киллер, сбавляя ход.

— У нас ещё два трупа и твои ребята приехали — восемь человек. Хотят с тобой переговорить.

Тоффер взял у него рацию.

— Что будем делать? — донёсся до него хриплый голос Майлза.

— Убитых убрать, о свидетелях тоже «позаботься», — распорядился Тоффер. — В каком направлении они ушли?

— Местные парни говорят, что назад к Клинтону.

— Оставь парочку ребят сзади бензоколонки, только таких, которые ногами могут ходить. Я их подберу. Местные парни пусть перекроют южное шоссе, а наши закроют пару миль по трассе. Связь постоянно через каждые десять минут. И имей в виду: в любой момент может приехать полиция.

— Мы работаем от солидной фирмы, — усмехнулся Майлз. — Если приедет, воспользуемся её услугами. Нечего ей бездельничать!

— Хорошо, — понял его Тоффер. — Только не зарывайся!

— Значит так, — повернулся он к Синклеру. — Берёшь Джека и выходишь на южное шоссе. Организуешь наблюдение и вышлешь одну машину в объезд леса. Может он теперь полями попытается уйти. Джон и я, двигаемся к бензоколонке, а оттуда по следу. Рацию я заберу.

— Хорошо, — согласился Синклер, понимая, что бегать по лесу они с Джеком сейчас не в состоянии. Да и не хотелось ему больше участвовать в этом деле, даже за такие деньги.

— Тогда вам туда! — махнул рукой Тоффер, и в сопровождении негра устремился к бензоколонке, не желая терять ни секунды.




Г л а в а 47


— А ты молодец, принцесса! — сказал Глеб останавливаясь, когда они промчались по лесу без малого с километр. — Я уже думал всё, конец пришёл!

— Если бы тебя убили, меня бы… тоже… разве что через час, — переводя дыхание прохрипела Вика.

— Всё равно молодец! Честно говоря, не ожидал! — ещё раз похвалил он девушку, вспомнив, как настигнутый её очередью, вывалился из-за угла целившийся в него бандит. И как истошно закричал второй, ринувшийся не вовремя на подмогу, и настигнутый её пулями у торцовой стены. И как Вика, упёршись ногами, отчаянно тащила его из дыры, а он только рычал от боли, чувствуя, как раздирает тело проклятый выступ, вонзившийся в спину.

— Жалко только, что парнишка с нами не побежал. Если его найдут, то наверняка прикончат.

— Ничего, он не дурак! В кустах отсидится! Небось сам видел, как ещё две машины с бандюгами прикатили. А уговаривать его, у нас просто времени не было.

— Так то оно так, но всё равно жалко, — расстегнул Глеб комбинезон, оголяя торс. — На вот, — протянул он ей нож, — разрежь майку, надо плечо перевязать!

— Ой, да у тебя и на правой лопатке рана! — ахнула Вика, увидев его окровавленную спину.

— Это я в дыре за какую-то железку зацепился! — стиснул зубы Глеб, когда она решительно придавила оторванный лоскут, из-под которого текла кровь, и начала бинтовать отрезанным от майки куском. Затем она перевязала и левое плечо. Пуля, пройдя по касательной, проделала изрядную борозду в плечевой мышце. — К доктору надо, а то заражение будет, — обеспокоено сказала девушка, завязывая покрепче узелок и видя как вдавившаяся в глубокую ложбину ткань, пропитывается кровью.

— Где его взять, доктора?! Нас ещё минимум часа три будут по лесу гонять, пока Митчелл помощь не пришлёт.

Натянув комбинезон, Глеб пошевелил плечами, пробуя, не сползут ли повязки, но те держались хорошо.

— Порядок! — одобрительно сказал он и занялся оружием. Боеприпасов было не густо. Две запасные обоймы к его пистолету, три десятка патронов к винчестеру, да два полупустых магазина к «узи», один из которых он забрал у убитого на бензоколонке. Был ещё правда пистолет у Вики, но это — последний резерв.

Ткач набил патроны в один рожок и, выкинув пустой магазин, протянул девушке автомат: — Владей! У тебя хорошо получается!

— Рада стараться, командир! — вскинула та руку к виску.

— Вольно! Вольно! — улыбнулся Глеб. Награждаю вас боевыми сто грамм, боец Пушкарёва! — полез он в карман брюк, выуживая оттуда купленную на бензоколонке банку колы.

— Ты волшебник, Ричард! — расцвела девушка.

— Забота о подчинённых — первое качество командира! — подняв палец, наставительно сказал он, открывая банку.

Подождав, пока она напьётся, допил остатки колы и забросив банку подальше, скомандовал: — А теперь, боец Пушкарёва, за мной!

Часы показывали 9.25….

Глеб держался в пятистах метрах от шоссе, не собираясь на него выходить. Шоссе было под наблюдением, он это чувствовал, как чувствовал и то, что сзади, по следу, катится погоня. Сержант прекрасно понимал, что через час-два их догонят — Вике нужного темпа не выдержать! Всё-таки она послабее мужика, да и ночь бессонная скажется. Да и сам Глеб был не в том состоянии, когда можно марш-броском отмахать без роздыха двадцать километров. Раны ныли и чувствовалась слабость. Как не крути, а крови он потерял изрядно. Так что выход напрашивался только один: погоню сбить, пока есть силы и возможности, а бесконечное метание по лесу ещё не довёло их до кондиции загнанных зайцев.

«Кажись то, что надо!» — решил сержант, наткнувшись минут через пять на подходящую поляну. Он пересёк её по середине и сделав петлю, зашёл с края. Теперь оставалось только ждать, пока преследователи выскочат на открытое место.

— Привал! — скомандовал он Вике. — Полчаса! Через полчаса чуток постреляем и рванём дальше!

— Как постреляем?! — округлились у девушки глаза.

— Прицельно, из засады! — отбросив шутливый тон, жёстко сказал Глеб. — И чем больше мы их тут положим, тем лучше!

Заметив, как она побледнела, он легонько подцепил её пальцем за нос, приподнимая голову:

— Не дрейфь! Их человек пять-шесть, не больше. Разделаем под орех!

Он быстро обшарил край поляны, выбирая место для позиции и направление отхода. Было бы глупо получить шальную пулю, когда гангстеры начнут огрызаться беспорядочным огнём. «Вику положу здесь, а сам залягу в двух шагах — деревья нас и прикроют!» — принял Глеб окончательное решение.

— Иди сюда, — позвал он девушку. — Вот твоё место, — улёгся сержант на землю, примериваясь, хорош ли обзор и, срезав мешавшую ветку, опять поднялся. — Делаешь одну, о д н у короткую очередь и бежишь вон за то дерево. Я, следом за тобой. А пока ложись и отдыхай, поскольку бегать придётся быстро.

Полянка, конечно, была маловата — метров сорок, не больше. «Если они растянутся, всех не снять, — подумал Ткач, устраиваясь у соседнего дерева. — Ну да сколько получится! Уложим двоих — троих, и то хлеб!»

— Ричард, мне плохо видно, — в полголоса пожалилась Вика, пристраивая поудобнее автомат.

Глеб приподнялся: девушка легла не там, где он указал, а с другой стороны дерева, поближе к нему.

— Перейдите, товарищ Пушкарёва на ту позицию, которую я вам определил, — сделав зверское лицо, сурово сказал он. — И не занимайтесь самодеятельностью!

— Ты прям как старшина, — шмыгнула она носом, но место сменила.

— А теперь, боец, расслабьтесь и отдыхайте. О приближении бандитов я вас предупрежу. И ни звука больше! Понятно?!

Девушка обиженно молчала.

— Понятно, я вас спрашиваю?!

— Так точно, — неохотно ответила она, шмыгнув носом второй раз.

Вика, конечно, боялась, и Глеб её понимал. Одно дело отбиваясь, в запале, садануть в кого-то на пол магазина, совсем другое — лежать и ждать человека, чтобы его убить. Для солдата, засада — один из тактических приёмов боя, для гражданского лица — убийство. «Зря я наверное заставляю её это делать», — подумал он и начал впадать в транс.

В астрал он вышел быстро — сутки не ел, да и ослабел изрядно. «Если их больше десятка, то придётся не сладко!» — сделал он над поляной несколько расширяющихся кругов, прежде чем переключиться на след. Вокруг было спокойно. Лес ничем особым от подмосковного не отличался (даже берёзки просматривались). Сержант напряжённо всматривался, выискивая фигуры людей мелькнувшие среди деревьев, но около поляны всё было чисто.

Глеб пошёл над самыми макушками, ожидая вот-вот наткнуться на преследовавшую их группу и остановился перед самой бензоколонкой, сообразив, что погоню всё-таки проглядел. «Дурак! — обругал он сам себя. — Надо было сразу повыше подняться!» Бросив взгляд на заправку, где стояло несколько машин, в том числе и полицейская, он пошёл зигзагами в обратную сторону. Шедших по следу гангстеров, он нашёл чуть ближе к шоссе, чем рассчитывал. Их было четверо, и до поляны им ещё оставалось километра полтора.

«Ба! И ты здесь! — обрадовано подумал сержант, снизившись и узнав в человеке, идущим по следу первым, убийцу Хадсона. — Это хорошо!» Присмотрелся он и к остальным — негру и двум белым. Негр шёл за Рудди в трёх шагах, настороженно вертя головой и держа свой «узи» у пояса. Двое белых, вооружённых винтовками М-16, замыкали отряд. «Да вы никак, хлопчики, в бронежилетах?!» — намётанным взглядом оценил Ткач чуть заметную скованность этих двух жлобов при ходьбе. «Придётся бить в голову, чтоб шкурку не попортить!» — хмыкнул он и стал набирать высоту, чтобы осмотреться.

Лес за бензоколонкой действительно сходился клином на нет. Справа его поджимали поля и железная дорога, а слева за шоссе — берег озера. В сторону Клинтона лесной массив несколько расширялся, но ширина полосы нигде не превышала пяти-шести километров. Так что двигаться можно было только в направлении города, с учётом, что лес рассекало несколько поперечных дорог.

«Порядок, теперь хоть ясно куда топать!» — подумал Глеб, возвращаясь к месту, где оставил Вику. Он опустился прямо на поляне и секунд тридцать присматривался со стороны к выбранной им позиции. Замаскирована та была хорошо, ни девушку, ни его самого видно не было. «Пока стрелять не начнём, ни черта они нас не обнаружат!» — удовлетворился он осмотром и, переместившись, завис над своим телом….




Г л а в а 48


— Ты там не заснула ещё? — тихо спросил Глеб.

— Не-е-т! — помотала головой девушка, чуть шевельнувшись. А ухо Глеба в этом коротком ответе уловило какую-то затаённую робость и растерянность.

Откуда появляется жалость? Одна интонация, одно слово — и всё! И не надо видеть ни измученного лица, ни исцарапанных ног, обёрнутых в рямки, ни усталых набрякших глаз. Одна интонация, одно слово, чуть дрогнувший голос, и человека становится так жалко, что в пору некрасиво оттопырив губы и скорбно подрагивая подбородком расплакаться самому.

— Иди ко мне, — тихо позвал её сержант.

Вика тут же вскочила и обогнув разделявший их куст, присела рядом.

— Значит так, подружка моя милая, — ласково положил он ей на плечо руку, — я тут прикинул, что к чему и решил немножко наш план изменить. Спрячешься вон за тем деревом, — показал он пальцем в глубь леса. — Будешь сидеть там тихо, как мышка и не дёргаться, пока я не разберусь с этими ребятами и не помчусь к тебе. А вот если заметишь, что за мной кто-то рванул следом, дашь по нему хорошую очередь, так, чтобы у него после этого пропало всякое желание за мной бегать. Хорошо?!

— Ты думаешь так будет лучше? — недоверчиво спросила она, подозревая какой-то подвох.

— Можешь в этом не сомневаться. И давай быстрее! Через пять минут они уже подойдут. У тебя времени только-только чтобы там осмотреться. А когда начнется стрельба из-за дерева не высовывайся! Пуля она дура, ей наплевать, что ты молодая и хорошенькая, — потрепал он её за щёчку.

— Ну смотри, принц Ричард, тебе виднее, — нехотя встала она и пошла к тому дереву, которое он ей указал.

Дерево укрыло её всю. Оно было старое, с грубой, местами трухлявой корой, к которой не очень то приятно было прикасаться. Она опёрлась на него плечом и брезгливо поморщилась, когда подгнившее корьё мягко подалось, и вниз, под ноги, посыпалась труха. Ричарда она видела хорошо, а вот поляна не просматривалась, за исключением самого краешка. Девушка замерла, слушая лес, как замер и Глеб, положив рядом винчестер и достав пистолет….

Группа Тоффера шла быстро. Сержант почувствовал их приближение метров за сто. «Первого Рудди, а потом как получится, — подумал он, поудобнее вдавливая локоть и поднимая пистолет. — Без следопыта дальше они хрен пойдут!»

Треск кустов перед самой поляной прекратился и до Глеба донёсся чей-то невнятный голос. «Почуяли, гниды!» — заволновался он, напрягая слух и пытаясь определить, что же сейчас произойдёт.

Две фигуры тут же метнулись из кустов и стремительно пересекли поляну. Палец чуть сам не нажал на спуск, когда глаз поймал их в прорезь прицела. «Фу ты, чёрт!» — выругался он, сообразив, что киллера среди них не было. «Хитрый, гад! Вперёд в бронежилетах послал», — успокоился он, поняв смысл возникшей перед поляной заминки.

Через секунд двадцать появилась и вторая пара. Эти не торопились. Рудди шёл впереди, за ним, чуть сместившись влево, негр, зыркающий по сторонам глазами.

«Тёртый видно парень», — мелькнула мысль, а палец уже давил на спуск.

«Голова — грудь. Голова — грудь!» — метался пистолет, захлёбываясь беспрерывными выстрелами. «Теперь влево!»

— Бам — бам — бам — бам! — влепил он четыре пули в видневшуюся в кустах фигуру. Та заорала и дёрнулась в сторону, показав на мгновенье искажённое страхом лицо. — Бам! — ударил ещё раз пистолет, обрывая крик, и в ту же секунду истошной скороговоркой зашлась М-16, срезая ветки и обсыпая сержанта ошметками сорванной с дерева коры.

«Прицельно бьёт, сука!» — перекатился Глеб под защиту ствола и как только винтовка подавилась последним патроном, он тут же вскочил и, подхватив винчестер, бросился к дереву, за которым с автоматом в руках напряжённо застыла Вика.

— За мной! — схватил он её за локоть и потащил в глубь леса, отсчитывая про себя секунды.

Парень возился долго, видно магазин был где-то в кармане. На счёт десять винтовка залаяла снова, но уже короткими, опасливыми очередями — мол не подходи, а то — укушу! «Кому ты нужен, хрен моржовый, — сбавил ход Глеб. — Нас не тронешь, так и мы не тронем!»

Он притормозил, подхватив споткнувшуюся Вику:

— На левую или на правую?! — встряхнул он её, ставя на ноги.

— На пра-а-вую, — кряхтела Вика, потирая ушибленную о пенёк коленку.

— Ну тогда это к счастью подруженька! К счастью!

Он улыбнулся. Ласково и по-доброму. И куда делся тот жёсткий прищур глаз, которым он окатил её у дерева, бросив короткое: «За мной!» — Растаял! Испарился! Как будто его и не было.

«Какой он к чёрту американец! Русский он. Русский!» — подумала она, улыбаясь ему сквозь набежавшие слёзы. Ей было больно. Больно и радостно….




Г л а в а 49


Глеб не угадал. Помощь пришла быстрее. Кливлендское подразделение ФБР по Северному району штата Огайо действовало энергично. Его руководитель агент Скотт Вилсон уже через двадцать минут после получения информации из Колумбуса поднял в воздух четыре вертолёта с группами СВАТ. Два из них взяли курс на остров Келлис, а два — к бензоколонке в двадцати милях восточнее Клинтона. Группу на остров возглавил агент ФБР Томас Вальд. Сам Вилсон летел с группой на Клинтон, поскольку задачу спасения свидетеля считал более важной.

Задачу Вилсон ставил по закрытой радиосвязи уже после взлёта:

— Томас, по полученной информации на южном побережье острова Келлис имеется подпольная лаборатория по извлечению человеческих органов для трансплантации. Местоположение: южная оконечность, пятьсот-семьсот метров от пляжа, частное двухэтажное строение с вертолётной площадкой. Имеется охрана неустановленной численности и сигнализация. Охрана вооружена, достоверно известно о наличии пулемёта. Вчера с паромом доставлено было двое девушек, причём русских. Одна из них ночью убита и разделана на органы. Вторую освободил Ричард Хадсон, помнишь — последняя неудачная жертва разыскиваемого киллера в Дейтоне. Бандиты гонялись за ними всю ночь и сейчас зажали в лесном массиве восточнее Клинтона. Заправляет всем хирург Шнайдер. Операционная находится в подвале под домом. Дверь замаскирована книжным стеллажом в кабинете Шнайдера. Задача твоей группы — здание захватить, обнаружить лабораторию, всех находящихся внутри арестовать. Да, Томас, в первую очередь найдите труп девушки, чтобы ни один адвокат отмазать не смог, и любую информацию по похищениям людей и деятельности лаборатории. После захвата пришлём группу экспертов.

— Слушаюсь, сэр.

— Майору Доновану передай — Пусть эту мразь, если попробуют оказать сопротивление, особо не жалеет, но помнит, что обвиняемые и подозреваемые в убийстве нам необходимы, чтобы раскрутить весь клубок. Кто-то ведь людей им поставлял? И наверняка не один десяток.

***


Вертолёты приближались к целям. Скотт, проинструктировав свою группу, посматривал на часы: «В девять Хадсон позвонил, двадцать минут сбор и получение информации, сорок минут лета — к десяти должны выйти к цели. Нормально. За час он отойдёт максимум километров на семь от бензоколонки. Найдём!»

***


Два военно-транспортных вертолёта Белл-412 вышли к бензоколонке в десять ноль две. Замеченное с воздуха скопление машин, в том числе и полицейских говорило, что это именно то место, к которому стремилась группа ФБР. Первоочередную задачу, которую поставил Вилсон — проверить всех людей, оказавшихся вблизи места нападения, решили просто. Один из вертолётов сел в пятидесяти метрах прямо на дорогу, заблокировав шоссе к городу, второй завис в пятидесяти метрах с другой стороны прикрыв пулемётами высадку пятёрки СВАТ и агента ФБР Скотта Вилсона.

— Никому не двигаться! Всем оставаться на местах! Работает ФБР. Огонь на поражение! — перекрывая рёв винтов проорал дважды динамик вертолёта, зависшего в пятнадцати метрах над дорогой. И тут же, словно подтверждая это заявление, пулемётчик всадил короткую очередь по капоту попытавшегося вырваться от бензоколонки автомобиля. Пули с металлическим звоном прошили мотор, разнеся блок цилиндров, и машина встала. Выбираться из неё никто не торопился.

Чёрные фигуры спецназа ФБР в бронежилетах и сферах, ощетинившись стволами пистолетов-пулемётов МП-5, броском достигли бензоколонки. Снайпер прикрывал всю группу, ловя любое опасное движение.

— Агент ФБР Вилсон! — громко прокричал Скотт. — Всем выйти из машин! Полицейским собраться слева от входа, остальным лечь! Руки за голову!

По еле заметному знаку капитана Стоуна, двое бойцов рванулись к подбитому автомобилю. Один на ходу выхватил Глок-12 и прижавшись к корпусу машины около багажника, заглянул в заднее стекло. Водитель был один. Боец сдвинулся вперёд сунул ствол пистолета в полуоткрытое окно водителя и скомандовал: — Выходи! А то яйца отстрелю!

Здоровяк, сидевший в машине, повернул бледное покрытое испариной лицо и хрипло сказал: — Не могу. Ноги отказали.

Чтобы выдернуть водителя на улицу и обездвижить пластиковыми наручниками, потребовалось пять секунд. От мужика ощутимо попахивало и брюки были мокрыми. «Обоссался, гадёныш, с перепуга!» — подумал боец, затягивая пластиковую петлю на ногах.

Через три минуты все двенадцать человек гражданских были связаны и обысканы. Стволы обнаружили у троих. Те, кто поумней — скинули.

Вилсон, в сопровождении капитана Стоуна подошёл к полицейским.

— Помощник шерифа Дэн Стаховски, — представился старший.

— Агент ФБР Вилсон, — представился Скотт, не подавая руки. — Доложите кратко по обстановке и как здесь оказались.

— Сэр! Сегодня ночью в районе портовых причалов была перестрелка. Причина непонятна. На месте перестрелки обнаружены двое убитых из банды Алекса, третий тяжело ранен, сейчас находится в больнице. Там же найден расстрелянный пулями катер. Катер принадлежит местному жителю Томасу Лорингу. Сейчас шериф Лутц занимается этим делом. В девять часов сработал тревожный сигнал из здания бензоколонки. Шеф отправил сюда два вооружённых экипажа и меня старшим. Прибыли тридцать минут назад. Здесь уже работали сотрудники ФБР. Пытались нас выпроводить, но я отказался. Это наша территория! — с вызовом сказал Стаховски.

— Дело взято на контроль Кливлендским Подразделением ФБР по Северному району штата Огайо, — усмехнулся Вилсон. — Но выпроваживать я вас не стану. Вы, со своими людьми, нам поможете. Согласны?

— Да, сэр!

— Хорошо. Где сейчас находятся сотрудники ФБР, прибывшие до нас?

— Смею заметить, что ваш спецназ уже уткнул их мордой в землю, — сдерживая усмешку, показал Стаховски пальцем в сторону связанных. — Из Дейтона приехали, их машины с дейтонскими номерами.

Если помощник шерифа сдерживался, то четверо его подчинённых лыбились во все тридцать два зуба. Ну как же! ФБР своих «упаковало». Будет что рассказать ребятам в городе.

«Хорошо хоть не ржут!» — подумал Вилсон.

— Тот, который пытался выехать со стоянки, показывал документы и жетон на имя агента ФБР Мангольда, — добавил Стаховски.

После этой фразы Скотт сразу подобрался. «Не мог никто из наших ребят успеть приехать из Дейтона, ну никак не мог», — подумал он. И тут же кивнул капитану Стоуну:

— Обыскать. Не развязывать. Охрану усилить.

Улыбки на лицах полицейских сразу же пропали.

Стоун подал знак рукой и вертолёт с шоссе поднялся, направив пулемёт на людей у бензоколонки. Подбежавшему бойцу что-то тихо сказал и тот мигом подтащил обсосанного мужика.

— Все его вещи в пакет, — распорядился Вилсон. — Оружие у него было?

— Да, Сэр! Вот его «глок», сняли вместе с оперативной кобурой, — доложил боец, протягивая кобуру с пистолетом, обмотанную ремнями.

Из всех изъятых вещей Скотт вычленил сразу две: удостоверение и радиотелефон.

— Стаховски, подойдите сюда, пожалуйста, подозвал Вилсон помощника шерифа. — Именно это удостоверение он вам показывал? — развернул Скотт удостоверение.

— Да, сэр!

— Это ваше удостоверение, господин Мангольд? — присел агент около связанного, замечая как у того заметались глаза.

— Капитан, запросите, пусть пробьют номер удостоверения и фамилию агента Мангольда. Это фальшивка. Зачитать гражданину права и допросить. Кто послал, сколько человек, где остальные. Кому он звонил четыре раза по телефону. Запросить указанный номер по нашим каналам, выявить абонента и арестовать. Вызвать сюда два фургона для арестованных и охрану. Допрашивайте вон там в лесочке, — кивнул Вилсон, — чтобы он нам не мешал.

— Вы не имеете права! — завопил мнимый агент, но тут же захрипел, когда стоящий сзади боец, крутанул ему ворот, затягивая на горле.

— Господин Мангольд, вы арестованы по обвинению в покушении на убийство, — невозмутимо произнёс Вилсон. — Уводите.

— Вас же, господа полицейские, прошу помочь в опознании. Предполагаю, что среди задержанных есть и жители Клинтона. Город у вас небольшой, тысяч семь всего, может кого и навскидку узнаете. При опознании ничего вслух не говорите. Прошли, посмотрели, а потом мне в сторонке скажете. Для опознания вас позовут.

— Лейтенант, подозвал Скотт, ближайшего бойца, охранявшего уложенных в аккуратный рядок задержанных. — Быстро рассортируйте их мне на две кучки: все, кто из Клинтона в одну, остальных — в другую. Местных орлов уложить лицом вверх. Переговариваться не давать.

Затем Вилсон повернулся к полицейским:

— Вам, господа офицеры, пока находиться у входа, а мы с помощником шерифа осмотрим здание. Пойдёмте Дэн, — пригласил Вилсон.

Они зашли в помещение. Такого разгрома Скотт уже не видел давно.

— Вы здесь были уже?

— Нет нас агенты внутрь не пустили. Сплошное решето, — высказал своё мнение Стаховски, оглядевшись по сторонам. — Вряд ли кто-то уцелел. Жалко Джима, мать вся обрыдается.

— Это вы о ком? — спросил Скотт.

— Да парень здесь работал — шестнадцать лет, Джим Стокер. Сосед мой, через четыре дома живёт. Ублюдки! Даже мальца не пожалели!

— Может и уцелел ваш малец, — сказал Вилсон, заметив дыру за прилавком. — Дырка как раз мальцу вылезти.

Они обошли прилавок и осмотрели отверстие.

— Что скажете, Дэн?

— Пробивали изнутри, и никак ни Джим. Он парень хлипкий, ему стену не выломать. Через дыру крупный кто-то лез, с трудом, но вылез. Зацепился за арматуру, оставил клок спины и одежды.

— Пойдёмте, осмотрим снаружи, не будем экспертам здесь работы прибавлять.

Они пошли в обход здания. Нашли два изрядных пятна крови, присыпанных пылью. Ну да опытный глаз не обманешь.

— На углу башку кому-то прострелили, — показал Дэн брызги крови и ошмётки на стенке. — А второго очередью на уровне груди положили. Ну а стреляли примерно вон от того куста. Два трупа точно должно быть, только вот где они?

— Ничего, отыщутся, — пробормотал Вилсон, направляясь к кустам на которые указал полицейский. — А вы правы, Дэн, — сказал агент поднимая с земли стреляную гильзу. — Судя по гильзе, стреляли из «узи».

— Дядя Дэн, дядя Дэн! — негромко раздалось из кустов. — Это я, Джим. Джим Стокер.

— Вылезай, бедолага, — расплылся в щедрой улыбке Стаховски. — Или ты ранен? — тут же перестав улыбаться, озабоченно шагнул он на голос.

— Нет, нет, я не ранен, — мелькнув мимо Вилсона, бросился парень к полицейскому. — Испугался очень, — прижался парень к Дэну, как своей единственной защите.

— Слава Богу, малыш, что ты уцелел, — прижал к себе паренька Стаховски, положив ему руку на затылок. — Но сейчас ты уже под защитой полиции и ФБР, так что можешь расслабиться.

— Представьте меня вашему соседу, Дэн, — вмешался Вилсон, понимая, что время идёт, а поиски Хадсона и девушки пока и не начинались.

— Это агент ФБР Скотт Вилсон, — отодвинул от себя Джима Стаховски, вытирая ему выступившие слёзы. — Можешь ему всё рассказать, как мне, ничего не скрывая.

Джим всё выложил за пять минут. Подробно. Даже то, что бандиты минут десять шарились по кустам, пытаясь его отыскать.

— А ты видел куда делись трупы убитых вон у той стены? — задал последний вопрос Скотт.

— Да. Подъехал серый форд Пирса, их положили в багажник и он поехал в сторону города.

— Молодец, парень! — пожал ему руку агент. — Ты очень нам помог. Только перед друзьями и девчонками не хвастай. Операция секретная. Говори: убежал и спрятался, пока полиция не приехала. Ничего не видел и не знаю. А мы позаботимся о твоей безопасности.

— Дэн, — тихонько сказал он полицейскому, — ты побудь с ним пока здесь, нечего парня светить. Я пришлю своего человека, он отведёт его метров двести вдоль дороги, а там посадим в вертолёт.

— Джим, ты хочешь на боевом вертолёте прокатиться?

— Конечно, сэр. А то ведь сменщик только к вечеру подъедет.

— Ну и отлично. Жди, я пришлю за тобой бойца.

Не успел Вилсон обойти здание, как к нему подскочил капитан Стоун:

— Сэр, ваши указания выполнены. Удостоверение фальшивое, номер не соответствует. Агент Мангольд имеется в подразделении Колумбуса, и сейчас находится на месте. Описание внешности не совпадает. Фургоны с охраной прибудут через два часа. Фамилия арестованного Майлз. Он из Дейтона, работает на Майка Редфорта по кличке Коротышка Майк. Прибыло восемь человек в помощь некоему Рудди. Задача — зачистить Хадсона и русскую девушку. Привлечена банда Алекса из Клинтона. Обязались уплатить по сто тысяч за каждого. В настоящее время этот Рудди преследует Хадсона, с ним трое, все вооружены. Трассу к городу патрулируют бандитские дозоры, перпендикулярное шоссе тоже. Их загнали вот в этот треугольник, сэр, — показал капитан пальцем на электронном планшете.

— Что по Дейтону, Морис? — спросил Вилсон у капитана.

— Информация им передана, готовятся брать Редфорта.

— Майор не звонил? Как у них там на острове?

— Долетели нормально, сейчас работают, сэр. Ориентировочные данные будут через двадцать минут, к одиннадцати.

— Тогда слушай задачу, капитан:

— Двоих оставляешь на охране захваченных бандитов, быть внимательными, находиться постоянно на связи. Кинолога с собакой и напарником пускаешь по следу. След брать от дыры в задней стене, там есть клок одежды Хадсона. Одного бойца сейчас пошлёшь в обход сооружения, там в кустах помощник шерифа и парень, который работал на бензоколонке. Он свидетель. Парня пусть боец проведёт лесом вдоль шоссе, метров на триста, — показал Вилсон направление, — там заберём вертолётом. Полицейского направить сюда. Основная задача вертолётам и группе: в течение десяти минут выявить все патрульные машины бандитов в направлении города. Всех задержать и арестовать. Ну а мы с тобой будем барражировать над лесом, попробуем высмотреть Хадсона с воздуха.

— Разрешите выполнять, сэр?

— Давай, действуй! Через пять минут поставлю задачу полиции и освобожусь. Парня подберём в наш вертолёт.




Г л а в а 50


Если группа капитана Стоуна специализировалась на действиях в сельской местности, то группа майора Донована была чисто штурмовой и работала по захвату зданий и освобождению заложников. Задача была сложной — штурмовать без разведки здание с неизвестным числом охранников. Майор спланировал штурм, принял решение и поставил задачи подчиненным в течение двадцати минут. Во-первых, надо было захватить вертолётную площадку, чтобы исключить возможность побега бандитов воздухом. Во-вторых, захватить крышу, как наиболее пригодную точку для контроля за окрестностями. В-третьих организовать противодействие вражеским снайперам, если таковые найдутся. В-четвёртых создать две ударные группы, работающие с разных направлений внутри дома. В-пятых проконтролировать побережье на предмет бегства бандитов на катерах. Донован пока не мог определиться только в одном, если одна группа однозначно действовала от вертолётной площадки (к ней наверняка из дома вёл запасной выход), то вторая группа имела варианты: атаковать с фасада или с крыши. С крыши было удобнее и безопаснее — группа сразу выходила в центр здания (если имелся вход с чердачного помещения) и значительно уменьшался шанс обстрела бойцов из построек вокруг дома.

Вертолёты, при подлёте снизились, обошли остров по широкой дуге и зашли на цель с севера. Майор прильнул к биноклю. Дом опытным глазом он выхватил сразу и тут же отдал распоряжение:

— Группа «Браво» атакует через крышу. Там есть большая башенка. Снайперам взять на контроль, возможен пулемёт. Группа «Браво» идёт первой и прикрывает высадку остальных. Надеть маски!

Бойцы СВАТ работали слаженно. Не успел вертолёт зависнуть над крышей, как четыре чёрных фигуры с белой надписью на груди «ФБР» скользнули по тросам вниз. Один из бойцов тут же разбил стекло и бросил во внутрь башни гранату со слезоточивым газом. Второй держал наготове боевую М 69, готовую нашпиговать осколками чердачное помещение, если в ответ начнут стрелять. Третий и четвёртый распластались на крыше, взяв по контроль внутренний двор и вертолётную площадку. Вертолёт поднялся вверх и отскочил назад беря под прицел своих пулемётов фасад дома. Снайпер на вертолёте ловил малейшее враждебное движение. Вертолёт майора с группой «Альфа» и агентом Томасом Вальдом после этого сел сзади дома, прямо на вертолётную площадку, оказавшейся свободной. «Сбежали уже, сволочи!» — подумал Вальд.

— Башню зачистили. Здесь у них пункт охраны. Одного взяли. Идём вниз, бойцов с крыши снимаю! — доложил командир «Браво».

— Группе «альфа» — вперёд, — скомандовал Донован. — Включить оповещение! Борту шестнадцать обследовать ближайшее побережье!

«Никому не двигаться! Всем оставаться на своих местах! Работает ФБР. Огонь на поражение!» — заорал мегафон вертолёта и штурм начался.

Заднюю металлическую дверь вынесли накладным зарядом и группа «альфа» ринулась внутрь.

***


После звонка Редфорта Шнайдер несколько приободрился. Новости были хорошими. Хадсона удалось зажать у бензоколонки и даже ранить. И то что Рудди с ребятами встал на след тоже радовало. «Никуда он с девчонкой, да еще раненый, не денется. Тоффер — волк еще тот, догонит».

Чувствовал себя Шнайдер паршиво. Бессонная ночь, сплошной стресс, да ещё этого дурака Хьюго, умудрившегося при атаке с вертолёта получить две пули, пришлось оперировать. И страх. Мясник боялся. Очень боялся. Он оказался между молотом и наковальней. От властей его ждал электрический стул, от компаньонов — пуля. Если сбежавшую от него жертву и парня не поймают, то Коротышка прикажет обрубить концы. И тот же Тоффер может обеденным паромом уже добраться сюда, чтобы взять его жизнь. Да и не факт, что никто из охраны уже не получил приказ от Редфорта влепить ему в башку кусочек свинца.

«Перестрелять их всех что ли, к чёртовой матери, а самому потихоньку на катере смотаться с проклятого острова? — подумалось ему. — Надо хоть на часок прилечь, а то голова совсем ничего не соображает».

Приняв решение, Шнайдер прямо из кабинета прошел в свои апартаменты и вызвал по селектору пост охраны:

— Дик, смотри за обстановкой в четыре глаза! Я прилягу, вымотался весь. Через час меня разбудишь! Если будут звонить из Дейтона или с побережья, разбудишь немедленно.

— Без вопросов. Сделаю, шеф!

Не раздеваясь, Шнайдер бросил под голову подушку и улёгся на кожаный диван. Заснул он мгновенно.

* * *


Разбудил его истошный вопль охранника по включившейся связи:

— Шеф, шеф! Просыпайтесь! Вертолёты над домом! Ше-е-ф! — истошно орал Дик. — Вертолёты над домом! Это ФБР! Шеф! Атакуют крышу! Шеф, что де…, - последнее слово смазалось неудержимым кашлем… — Сволочи, — ещё успел разобрать Мясник, ринувшись в свой кабинет.

Был, был у Шнайдера свой джокер в рукаве. Минута — ему больше не надо. Благо, что компьютер включён. Осталось только вытащить нужный файл, набрать код и время, и от лаборатории ничего не останется. Спец, который замуровывал в стены направленные заряды, гарантировал, что всё внутри перемелет в пыль. Да и в самом компьютере установил двадцати граммовую шашку с задержкой срабатывания в три минуты.

«Тела нет. Лаборатории нет. Пусть попробуют доказать! — рухнул он в кресло, открывая нужный файл. — Надо — судью купим! Дам миллион, будет мало — дам десять! Куда он денется?! Поборемся ещё»…




Г л а в а 51


Как Вилсон и предполагал все местные оказались из банды Алекса. Троих полицейские опознали даже по именам.

— Дэн, а сколько вообще в группировке Алекса людей?

— Да немного. Человек тридцать. Под ним игорный дом, проститутки и наркотой потихоньку приторговывает. Обычный набор. Бар еще небольшой содержит. До сегодняшнего дня задерживался два раза, оба — за участие в драках. У местных байкеров он в авторитете, гоняет с ними по округе, когда время есть. Тридцать лет, шатен, физически крепкий, девчонкам нравится, но как человек — полное дерьмо. В участке есть фото, если понадобится.

— Ладно, Дэн. Забирай своих людей и следуйте в Клинтон. Задача такая: найти два трупа убитых, которых отсюда увезли в город и арестовать Алекса. Рассчитываю, что сил у местной полиции на это хватит. Мои люди пока будут вертолётами прочёсывать лес. Фургоны с арестованными охрана доставит сначала в Клинтон, потом повезём их к себе в Кливленд. Вот номер, — черканул агент несколько цифр, — позвонишь, соединят прямо с вертолетом. Держите нас в курсе. Если что пойдёт не так, сообщай немедленно. Шерифа поставь в известность, что банда Алекса за серьёзные деньги подписалась на убийство двух людей.

Скотт распрощался с полицейскими и побежал к вертолёту.

Через триста метров вертолёт опять приземлился. Подобрали бойца и Джима Стокера. Парня усадили на боковое кресло и пристегнули.

— Видишь, как тебе повезло, Джим. И на вертолёте боевом полетаешь. Сейчас будем над лесом курсировать, попытаемся найти того парня, которого пытались у тебя на бензоколонке застрелить. Наблюдай вот в этот проём, если что-то на земле увидишь, то скажешь, — дружески похлопал Скотт парня по плечу, таращившегося на всё вокруг ошарашенным взглядом.

Вертолёт поднялся на сто метров и пошёл над лесом. Что там для вертолёта прочесать лесную полосу пятнадцать километров длиной! Да за полчаса он четыре раза туда-сюда смотается. Поэтому результат появился уже на первом проходе, через три минуты.

— Впереди поляна, сэр. Вижу тела людей! — доложил пилот по связи.

— Зависнуть! Группа к бою! — распорядился Вилсон. — Капитан Стоун, командуйте!

Группы то уже у капитана и не было. Двое из его пятёрки охраняло арестованных. Одного он отправил на усиление второй пятёрки, которая должна была задержать бандитские патрули на трассе, поскольку и та лишилась двух человек, идущих по следу с собакой. Так что у капитана остался всего один боец — сержант Ник Стокман.

— Боб, — скомандовал Стоун пилоту, — два круга вокруг поляны! Бортмеханику за пулемёт! Включить оповещение! Наблюдать! Огня без команды не открывать!

Вертолёт набрал скорость и накренившись пошёл в облёт поляны. Пулемётчик уже сидел перед проёмом в вертолётном борту пристёгнутый ремнями крепления и водил стволом, выискивая цели. Тела в центре поляны лежали неподвижно. Шевелений не наблюдалось.

— В центре один белый, один афроамериканец, — доложил сержант рассматривая лежащие тела в прицел снайперской винтовки. У обоих попадания в голову. Третий — на опушке, от большой сосны правее пять. Просматривается плохо, скрыт кустами. Чётко просматриваются остатки следа, пересекающего поляну. В радиусе сто метров от поляны незамаскированных людей не обнаружено. Предполагаю засаду на группу, шедшую по следу.

— Боб, большую сосну видишь? Садись с противоположной стороны — распорядился Стоун. А про себя подумал: «Молодец парень! Не хуже бойца СВАТ отработал. Хотя наш бы и не рискнул в одиночку засаду на четверых устраивать, просто добавил ходу. Всё равно это городская шваль через час бы сама сдохла от усталости».

— Сержант, я слева, ты справа, обходим поляну по лесу, встреча у большой сосны, — скомандовал капитан, когда вертолёт приземлился.

Две тёмных фигуры с надписью на спине «ФБР», через проём борта, обращённого к лесу тут же заученно спрыгнули на землю и скрылись в зарослях. Вертолёт поднялся в воздух и стал барражировать над поляной, готовый поддержать огнём десантированную группу.

— Сэр, — услышал через семь минут Вилсон, доклад капитана по рации, — Поляну вокруг обследовали. Обнаружили место засады. Судя по следам в засаде было двое. Возможно одна из них женщина — размер ступни 23–24. След от засады ведёт в глубь лесного массива по направлению к городу. Преследователей было четверо. У сосны в кустах — третий труп. Четвёртый, расстреляв все патроны, винтовку бросил и рванул в направлении шоссе. Кинологу с напарником я отдал приказ сойти со старого следа и в темпе двигаться к поляне, будут через десять — пятнадцать минут. Второму вертолёту дал команду заблокировать шоссе в районе возможного выхода сбежавшего бандита. Два бандитских патруля они уже повязали. Арестовано четыре человека, все с оружием. Вам можно приземляться, сэр, для осмотра тел.

Вилсон скомандовал на посадку. Боб посадил машину в том же самом месте и заглушил двигатель.

— Джим, оставайся в вертолёте! Мы недолго, — распорядился Скотт.

Тела убитых на поляне лежали в метре друг от друга. Вилсон сделал несколько снимков с разных ракурсов, распорядился обыскать трупы и пошел к сосне, фотографировать третьего. На этом был одет бронежилет.

«Лихой стрелок, этот Хадсон, — подумал агент, — три трупа и все в голову». Из-под завалившегося в кусты убитого, выглядывал ствол М-16. Вторая винтовка валялась в метрах трёх у соседнего дерева. Щелкнув несколько раз фотоаппаратом, Вилсон вышел обратно на поляну.

— Сэр, — подошёл капитан Стоун, — у нас ещё один «агент» ФБР. Некий Джеймс Хопкинс, — протянул он удостоверение и жетон Скотту. — Изъяли вон у того белого.

— Запрос сделали?

— Да. Обещали связаться через пять минут.

— Ладно, Эдвард, пойдём, покажешь место засады и будем взлетать. Сержант пусть обыщет третье тело и останется для охраны, до прибытия следственной группы. Кинологу двигаться по следу Хадсона. Его надо вытаскивать из этого леса обязательно. Он наш главный свидетель, да и девушка тоже.

Капитан отдал распоряжения и повёл Вилсона к месту засады.

— Из «глока» стрелял, — подняв гильзу, определил агент.

— Да, — согласился Стоун. — Точно и быстро. Эти двое на поляне даже среагировать не успели. Белый получил пулю в висок и левый бок, чернокожий в лоб, видно успел повернуть голову и тоже в левый бок. Стрелял лёжа, раневые каналы снизу вверх. Толковый парень, — огласил своё мнение капитан.

Подошёл сержант: — Сэр, у чернокожего бандита документов нет. Двое других, судя по водительским удостоверениям из Дейтона, — протянул запаянные в пластик документы Стокман. — Тот который у сосны, огонь открыть не успел, магазин в винтовке полон, запасной тоже. Во внутреннем кармане куртки я у него обнаружил вот этот портрет, — развернул снайпер сложенную бумажку. — Вероятно это парень, за которым они охотились. Скорее всего с какой-то газеты отксерокопировали — с правой стороны полоска текста видна, — показал пальцем сержант. — В трёх метрах от убитого в траве нашел пустую обойму от М- 16. Значит тот, который сбежал, отстрелял по нашему парню два магазина — гильз там много разбросано вокруг, а потом, наложив в штаны, дал дёру.

— Спасибо за работу Ник, — поблагодарил Вилсон. — А на портрете действительно Хадсон.

На поляну выкатилась кинологическая группа. Пёс, дважды подав голос: «Прибыли мол», запалено дыша, тут же улёгся у ног хозяина, как любой солдат дорожащий каждой минутой отдыха.

— По следу работать сможет? — обратился к лейтенанту Вилсон.

— Конечно, сэр, — чуть обиделся за собаку Патрик Берн.

— Ну а сами, сильно устали?

— Да что вы сэр, мы и пробежали мили три, не больше.

— Хорошо! Посмотрите сюда, — развернул перед кинологами листок с портретом Вилсон, — это Ричард Хадсон. Сейчас капитан Стоун покажет откуда брать след, отдохнёте пять минут и вперёд. Задача: найти в лесу парня и девушку, а затем под вашей охраной вывести их к шоссе. Они вооружены, возможно откроют по вам огонь. Их бандиты всю ночь по лесу гоняли. Ответного огня не открывать. Попытаться вступить в контакт. Парень доверяет лейтенанту полиции Дэйву Митчеллу. Вступите в контакт, кричите что вы от лейтенанта Дэйва Митчелла, он прислал вас на помощь. Связь держать постоянно. Об обнаружении доклад. О контакте успешном или неуспешном доклад. При выходе к шоссе доклад. Там мы вас заберём вертолётом. Задачу поняли?

— Да, сэр. Так точно сэр!

— Как фамилия лейтенанта на которого вам необходимо будет ссылаться?

— Дэйв Митчелл, сэр, — ответили напарники в один голос.

— Молодцы! Я не думаю, что разрыв составляет больше трёх миль. Так что вы их догоните. Удачи вам парни, — пожелал Вилсон.

Через три минуты вертолёт взлетел и начал барражировать над лесом на высоте пятьдесят метров. Из внешнего мегафона раздавался уверенный голос Вилсона: «Говорит агент ФБР Скотт Вилсон! Ричард Хадсон остановитесь и не двигайтесь! К вам на помощь направлено два офицера ФБР. Они вас найдут и помогут!»… «Говорит агент ФБР Скотт Вилсон!»…




Г л а в а 52


Группа «альфа» мгновенно проскочила двухметровый аппендикс, отделявший запасной выход от центрального коридора и разошлась вправо-влево двумя двойками, готовыми огрызнуться огнём автоматов.

— Сэр, вы снаружи у входа, пока не зачистим, — указал майор место агенту Вальду. Тот послушно прижался к стене у запасного выхода и вытащил штатный «глок».

Майор Донован не торопясь шагнул в коридорчик, которым в дом проскочили его ребята и привычно осмотрелся. На стене рядом с огнетушителями висел электрощиток.

— Всем внимание, — бросил майор в рацию. — Выключаю электроэнергию! — предупредил он своих бойцов, опуская вниз рубильники основного и аварийного питания.




Шнайдер бешено колотил по кнопкам клавиатуры своего АВМ: «Так пароль правильный, теперь время… пять минут хватит?… хватит. Чёрт возьми, а ведь в боксе Хьюго лежит после операции… Чёрт с ним… Одним придурком будет меньше…». Рука потянулась к кнопке «Enter», но тут компьютер сдох. Коротко пискнув, монитор погас, стянувшись в центральную яркую точку. «Как не везёт то!?» — подумал Мясник опуская в бессилье руки. Руки дрожали. Сердце ходило ходуном, с усилием прогоняя загустевшую кровь. «Так и до инфаркта недалеко»… «Вот Коротышке радости будет»… «А вот хрен ему в задницу»… «Вместе на стул сядем!» — твёрдо решил Мясник поднимаясь на встречу вкатившегося в кабинет бойцу с автоматом.

— Лечь, лицом вниз, руки за голову, — скомандовал второй, от дверей, наводя ствол.

Шнайдер лёг, уткнувшись носом в ковёр. На запястьях тут же защёлкнулись наручники и чужие руки умело обыскали. «А ковёр надо бы пропылесосить…», — подумалось ему и сознание медленно отключилось.

***


— Сэр, это «Браво». Второй этаж зачищен. Двое охранников и один врач. Наши действия?

— Отправь одного бойца за агентом Вальдом. Врача допросить. Выяснить где тело убитой девушки, — распорядился майор по рации, а сам направился к двери в торце коридора, откуда призывно махал рукой командир группы «альфа».

— Сэр, первый этаж проверен. Задержан один человек. Находился у компьютера. Без сознания. Опросить не удалось. Судя по кабинету — здешний босс.

— Твои что ли постарались?

— Нет, Сэр! Сопротивления не оказал. Обыскали, да надели наручники. Хотели пару вопросов задать, а он в ауте. Хотя дыхание есть, но хриплое. Может яд принял, может с сердцем что. Положили пока на правый бок, да наручники спереди перестегнули.

«Вот дерьмо! Так и уйдёт главный фигурант в лапы похоронных агентов. И с правосудием не успеет попрощаться, урод», — скривился майор.

— «Браво», доктор что-нибудь сказал? — запросил Донован по рации.

— Нет пока. Но куда он денется!

— Давайте его вниз. Первую помощь своему шефу будет оказывать. Если есть аптечка, пусть несёт с собой. А вы займитесь охранниками. Развести их по разным комнатам и не церемониться. Вопрос пока один — где труп?!

Переключившись на другую частоту, майор приказал одному вертолёту продолжать облёт побережья и окрестностей виллы, а второму приземлиться, возможно придётся доставлять задержанного в больницу.

Подошел Томас Вальд и услышав последнюю фразу, спросил:

— Что-то не так, Мэт?

— Да босс этой банды пытается уйти от правосудия. С сердцем что-то. А так всё нормально. В доме задержали пять человек. Трое охранников, один врач и этот, сердечник. Сейчас отправлю двоих людей обыскать помещения во дворе, выставлю охрану и можно приступать.

Майор дал знак лейтенанту, и двое бойцов, открыв парадный вход выскользнуло из дома.

Привели врача. Врач Вальду не понравился. Тощий очкарик тридцати лет с бегающими глазками и всклоченными волосами.

— Снимите него наручники, — распорядился Томас. — Я — агент ФБР, Томас Вальд, представился он. — Назовите своё имя, фамилию и профессию!

— Питер Грогстайл, врач анестезиолог, — скороговоркой пробормотал задержанный.

— Вы знаете этого человека? Кто он? — указал Томас на лежащего на полу человека.

— Да, это хозяин виллы Ганс Шнайдер, он тоже врач.

— Первую помощь оказать сможете? У него возможно что-то с сердцем.

— Извините, не смогу. Нужен нашатырь и нитроглицерин. А аптечки у нас нет.

— Так возьмите в подвале, у вас же там целая операционная, — забросил пробный камень Вальд.

— О каком подвале вы ведёте речь, — заверещал Грогстайл. — Я ничего не знаю. И вообще я здесь в качестве гостя!

— Оденьте на него наручники, — кивнул Томас бойцу. — Гражданин Грогстайл, вы арестованы по обвинению в убийстве. И вообще, советую сотрудничать со следствием. Я не сомневаюсь, что когда мы вскроем операционную, то найдём изрядное количество отпечатков ваших пальцев.

Вальд отвернулся, а потом резко прыгнул к арестованному, ткнув его стволом пистолета под челюсть:

— Говори где вход! Говори где тело убитой! — заорал он резко и зло, схватив его за ворот рубашки и буравя пистолетом шею. — Говори, говори! — затягивал он всё сильнее ворот. — А то будешь как твой шеф лежать! — орал Вальд, наблюдая, как от удушья и страха расширяются зрачки арестованного. — Ни до какого суда не доживёшь! Повесился и всё! — отпустил он чуть захват, учуяв что арестованный обмочился и уже на грани. — Говори где вход! Говори! Говори! — вкручивал агент ствол пистолета в челюстную кость.

— Там за стел-л-ажом, — прохрипел Грогстайл, оседая вниз на подкосившихся ногах.

Но Томас опуститься ему не дал. Он вздёрнул его вверх и потащил к стеллажу.

— Показывай мразь, как открыть! Говори! Говори! Если жить хочешь!

— Третья планка снизу… от себя… нажать, — окончательно сдался Грогстайл.

Боец, контролирующий арестованного, тут же переместился вперёд и нажал нужную планку. Стеллаж повернулся, открывая вход.

— Мэт, — обратился Вальд к майору, — пусть дальше его бойцы допросят, есть ли кто в подвале и где тело убитой девушки. И гони сюда сапёра, там вроде бронированная дверь.

Бойцы потащили обмякшего врача в соседнюю комнату, а к двери проследовал сапёр, расстегивая на ходу сумку с пластитом и взрывателями.

— Сэр, это «Браво», — раздалось в наушнике рации у майора. — Один из охранников показал, что тело девушки находится в подсобке рядом с гаражом. Опущено в ванну с серной кислотой, должно уже раствориться. Вскрыли шкаф с оружием охраны, четыре М-16, один пулемёт и десятка полтора гранат. Пистолетов изъято три. В подвале должен быть ещё один раненый охранник. Ему делали операцию. Возможно наличие оружия. На вилле находится всего шесть человек, седьмой — вертолётчик — улетел ночью.

— Ричардсон, — распорядился Донован, — без нас ничего не взрывай, пока только готовься и за этим присматривай, — кивнул майор на Шнайдера, уткнувшегося виском в ковер.

— Семнадцатый борт, — переключил майор частоту, — закончить облёт! Приземляйтесь у виллы. Шестнадцатый борт — посмотреть в вертолётной аптечке нашатырь и нитроглицерин, как найдете, пусть бортмеханик несёт в дом. Тут у одного «плохого» парня сердечко зашкаливает, не помер бы, гнида!

— Всем внимание! — переключил Донован ещё раз рацию. — Выяснить у арестованных марку и позывной вертолёта, имя пилота, цель и маршрут полёта. По выяснению доложить и направить данные на базу для розыска и задержания.




Г л а в а 53


— Сэр, это вас, шестнадцатый борт, — протянул бортмеханик гарнитуру вертолётной радиостанции Вилсону. — Скремблер включён.

— Агент Скотт Вилсон, слушаю, — надев наушники и поправив ларингофон, представился начальник Кливлендского Подразделения ФБР.

— Шеф, это Томас Вальд. Докладываю. Арестовано шесть человек — два врача и четыре охранника. Один из охранников ранен ночью при атаке с вертолёта на катер Хадсона. У врача Ганса Шнайдера — сердечный приступ, первая помощь оказана. Он является руководителем этой преступной группы. Врачей, двух охранников, в том числе и раненного, я отправил на вертолёте к нам на базу. Двух оставшихся арестованных перебросим после окончания операции. Найдены остатки тела убитой девушки. Для уничтожения тел бандой использовался бак с серной кислотой. Мы просто вовремя успели. Остались части тела в районе бёдер. Останки обильно промыты водой, чтобы прекратить реакцию. Вполне можем провести генетическую экспертизу. Ход в подземную операционную нашли и осмотрели. Это просто ужас, сколько там изъятых органов. Меня до сих пор колотит, хотя вскрыли всего несколько спец контейнеров. Сапёр говорит, что подземелье заминировано. Он нашёл однотипные следы замурованных зарядов в стенах камер, где содержались предназначенные на закланье люди. Необходим хороший специалист по разминированию и криминалисты. Электроэнергия во время штурма майором Донованом была отключена. Шнайдер в это время сидел за компьютером, возможно взорвать просто не успел. Вполне вероятно в базе данных осталась интересующая нас информация. Вертолётчик, некий Бригс Лавалье, повёз вырезанное сердце для трансплантации в Чикаго. Я приказал задержать его только после передачи органа, засняв на видео камеру. За медработниками клиники проследить и заняться ими после проведения операции по трансплантации. Пусть этой смертью хоть одну жизнь спасут.

— Это ты правильно распорядился Томас, — отреагировал Вальд. — Только передай ребятам из Чикаго, пусть постараются потихоньку добыть какие-нибудь остатки от органа после операции. Проведём генетическую экспертизу и получим твёрдое доказательство, что вырезанное сердце принадлежало убитой девушке. А вообще, вы с майором молодцы! Хорошая работа.

— Какие будут указания, сэр?

— У Донована сколько людей осталось?

— Двоих он отправил на вертолёте для охраны арестованных, восемь человек здесь, при нём.

— Пусть оставит двоих для охраны места преступления до прибытия экспертной группы. Сам с остальными бойцами и двумя арестованными охранниками перелетает в Клинтон. Ты Томас остаёшься пока на острове.

Как только найдём Хадсона я тоже с группами СВАТ направлюсь в Клинтон. Мы уже арестовали десятка полтора бандитов, до прибытия транспорта будем свозить всех в городской полицейский участок. Ну и город еще немножко почистим.

— Слушаюсь, сэр!

Отдав гарнитуру рации борт механику, Вилсон прислонился к подрагивающему борту вертолёта. «А неплохо мы с утра поработали. Банду Шнайдера взяли, считай, всю. Банду Алекса основательно проредили, да и его самого возьмём, никуда он не денется. Дейтонскую мафию пощипали основательно. Да и Редфорд на электрический стул пойдёт, наверняка Шнайдер даст на него показания. Несколько дел закроем по розыску пропавших. Если выбьем нужную информацию у Коротышки, можем выйти на организованные группы похитителей. Не всех же похищала дейтонская банда, наверняка и другие отметились. Медиков почистим, если получится. А Хадсона и девчонку русскую надо будет под программу защиты свидетелей ввести, а то могут до суда и не дожить…» — осмысливал Скотт навалившийся клубок событий.

— Сэр, это опять вас, — коснулся бортмеханик плеча агента.

— Что, кинологи? — встрепенулся Вилсон.

— Нет, Дейтон на связи. Скремблер включён.

— Агент ФБР Скотт Вилсон, — взяв вертолётную гарнитуру, представился руководитель Подразделения ФБР по Северному району штата.

— Агент ФБР Сэм Кранк.

Вилсон знал Кранка давно, ещё по Академии ФБР, куда поступили одновременно и проучились пятнадцать недель бок о бок. Кранк служил в криминально следственном отделе и занимался организованной преступностью и похищениями людей.

— Привет, Сэм! Чем порадуешь, старый приятель?

— Не знаю, обрадует тебя это или нет, но одной головной болью в Дейтоне стало меньше. Коротышку Майка круто нашпиговали свинцом.

— Да ну?!

— Не знаю, что нашло на этого идиота, но дело было так. В десять ноль пять на дом Кэрол Джанвейн было совершено нападение с целью похищения.

— А это ещё кто такая?

— Скотт, ты отстал от жизни! Кэрол Джанвейн является невестой самого популярного на сегодняшний день человека в Дейтоне — Ричарда Хадсона. Исключительно красива. У них с Хадсоном долгий любовный роман и дело движется к свадьбе. Глядя на неё, мне хочется сразу стать холостым. И вообще семейным мужикам с ней лучше не встречаться, чревато разочарованием в собственной супруге. Мы даже поначалу подозревали, что Хадсона подстрелил кто-то из ревнивых конкурентов. Но эта версия ничего не дала. Ну так вот. В десять ноль пять двое похитителей переодетых в форму полиции позвонили к ней в дом. Они бы её и увезли куда надо, у них уже и салфетка с хлороформом была наготове, но… Появилось одно «НО». За пол часа до этого лейтенант Митчелл выставил там вооружённую засаду. Двое полицейских дали возможность похитителям приложить к лицу девушки салфетку, и попытались их, после этого действия, арестовать. Одного нападавшего, схватившегося за кольт, застрелили на месте, а второму бандиту прострелили ногу, повыше колена. Раненого допросили и узнали, что заказ на похищение им дал Редфорд. Позвонили своему лейтенанту, ну а тот уже довёл информацию до нас. Мы естественно стали спешно форсировать операцию по захвату Коротышки Майка. Ибо эти уроды должны были ему отзвониться через пол часа после захвата девушки. Хорошо полиция дала десятка два людей, а то бы Редфорда упустили. Когда мы обложили его нору, он отдал своим гориллам приказ стрелять на поражение, ну а сам смылся. Снайпера двоих из его охраны уложили наповал, одного ранили, остальные трое сдались. А из дома у него, оказывается, шёл подземный ход. Им он и выбрался на соседнюю улицу. Оцепить мы успели только один квартал, а дальше просто расставили несколько наблюдателей. Вот один полицейский и засёк, как он останавливает такси. Выстрелил в воздух и закричал. Таксист сообразил и дал газу, а Редфорд выхватил револьвер и застрелил набегавшего офицера. Тут его полиция и кончила. Дырок десять. Самое интересное, что никого из гражданских не зацепили, хотя стреляли издалека.

— Накипело видно у ребят. Его ведь трижды на суде отмазывали. Это даже лучше, что Коротышку без прокурора отправили прямо в ад. Но всё равно поганец умудрился ещё одну жизнь забрать. Ну да дьявол с ним! Ты мне лучше Сэм поясни, а с чего лейтенант Митчелл засаду у Кэрол Джанвейн поставил?

— Скотт, ты же слышал запись телефонного звонка Хадсона лейтенанту Митчеллу. Во-первых — они приятели. Во-вторых — Хадсон настоятельно просил выставить охрану. В-третьих, только дурак не послушает человека видящего ход событий наперёд. А Дейв Митчелл очень толковый полицейский.

— Сэм, я не понял, ты что считаешь Хадсона ясновидящим?

— Не один я, весь город так считает.

— Да, я действительно отстал от жизни, — сказал Вилсон. — Просвети меня пожалуйста, почему весь Дейтон считает Хадсона ясновидящим?

— А как ты Скотт отнесёшься к тому, что человек, находясь за двадцать пять миль, во сне видит, что медсестре, которая ухаживала за ним в больнице грозит опасность. Он звонит в полицейский участок и говорит что по такому то адресу бандой шпаны совершается преступление. Сам садится в машину и едет туда, спасать Сьюзен Марлоу. Правда не успел, девушку уже убили. С его слов художник нарисовал портреты предполагаемых убийц. Всех засранцев взяли в тот же день. Они сознались. А теперь я расскажу тебе то, о чём мне рассказал Митчелл и чего не знают пока газетчики. В Хадсона стреляли по ошибке. Хотели убить частного детектива из Иллинойса, разыскивающего пропавшую девушку. Хадсон — двойник этого детектива, копия. Даже машины у них одной марки. А раскрылось всё это очень просто. Хадсон во сне увидел газету «Акрон Пресс» за август этого года. Заказал в библиотеке ксерокопии за весь месяц и нашел в номере от семнадцатого числа фото и статью о гибели своего двойника. Газета у меня есть, можешь в этом не сомневаться. Так что в его способностях держать руку на пульсе событий у меня сомнений нет. Опять же с этим нападением на его невесту, я прослушал запись раз десять и склонен считать, что он уже знал, что на Кэрол Джанвейн нападут.

— Да, ты меня порядком удивил своими новостями, Сэм. Я их обдумаю. Могу тебе сообщить, что люди Коротышки здесь отметились тоже. Двое убиты, шесть человек мы арестовали, одного ищем. Имена арестованных сообщим чуть позже. Информация по подпольному центру трансплантации и убийству девушки подтвердилась. Непосредственные фигуранты взяты под стражу. Направь все поиски в Дейтоне на обнаружение групп похитителей. По горячим следам возможно удастся получить какую-нибудь информацию. Я уже дал запрос в Колумбус о выезде на остров большой группы экспертов, они будут держать тебя в курсе.

— Хорошо, Скотт. Задачу я понял.




Г л а в а 54


Далеко от места засады Ткач уходить не стал. «Заныкаться надо, нечего зря ноги бить», — отскочив километра на три от поляны, решил он. Лёжку сержант устроил в кустах орешника на небольшом пригорке. Срубив несколько кустов ножом, он постелил ветки на слегка влажную землю.

— Ложись, Вика. Будем отдыхать, пока помощь не придёт.

— А ты?

— Сейчас я, амбразур для наблюдения понаделаю и тоже лягу.

«Вдоль лощинки никто не полезет, уж больно заросла кустами, услышим сразу, а вот на эти два дерева и сосну надо пробить». Сержант срезал несколько мешавших веток и оборвал с десяток листьев у самой земли. «Сойдёт», — решил он, отойдя от кустов метров на двадцать и пытаясь разглядеть лёжку. Маскировка была удачной. «Если кто покатит по следу, как раз под пули выйдут, лишь бы у них гранат не было», — подумал он протискиваясь, сквозь кусты и устраиваясь рядом с девушкой.

— Ричард, а ты думаешь помощь придёт?

— Должна! Я своему приятелю в полиции звонил. Он человек ответственный. Но часа два-три подождать придётся, а может и больше. Ну а насчёт тех, что я на поляне положил, ты не думай — бандиты это. Тот, которого я первым застрелил — профессиональный киллер, на нем куча трупов. Я ведь только недавно из больницы выписался. Чудом выжил. Этот парень мне две пули в грудь всадил. Так что теперь квиты. А вообще, думаешь почему они за нас так взялись? Свидетели мы с тобой оба. Похищение людей — это федеральное преступление, за него лет сорок тюрьмы светит, а с убийством — электрический стул. Так что хирурги эти, что людей на органы резали, считай смертники. Да и тот, кто это всё затеял — тоже. У американцев всё просто, как Жеглов завещал: Вор должен сидеть в тюрьме, а убийца лежать в земле! Здесь каждый имеет право защищать свою жизнь. Это в России всё через жопу. Одного бандита можешь убить, а второго не моги, ибо сам сядешь за превышение самообороны.

— Так ты и «Время встречи изменить нельзя» смотрел?

— Смотрел, но только давно. Давай на английский переходить. В Дейтоне, где я живу и преподаю математику никто не знает, что я говорю по-русски. И этот секрет должен остаться между нами.

— Но я же по-английски с пято-на-десято!

— Вот и тренируйся, пока возможность есть. Найдёт нас полиция, молчи больше, пока переводчика не дадут. Поняла? — перешёл на английский язык сержант.

— Угу, — закивала головой Вика и замолкла.

Глеб, лежа на животе, вытянулся во весь рост, положил пистолет перед собой и расслабился. Винчестер лежал слева, пистолет под рукой, полупустая обойма заменена на полную. Он был готов. Тянуло правда в сон и ныли раны. Если левое плечо только жгло, то рану на спине саднило и дёргало. «Как бы заражения не было. Хреново, что нечем обработать», — подумал сержант. «Ладно, попробуем по-другому».

— Ты меня пока не тревожь, — повернулся он к Вике, — я минут на пятнадцать задремлю, а то приустал маленько. Если что услышишь, толкай сразу, не раздумывая. Хорошо?

— Угу, — ответила девушка, подтягивая автомат поближе.

— И в окошечко поглядывай, — ткнул пальцем сержант в сделанный в кустах просвет. — Если люди появятся, их снизу по пояс будет видно. Сама не стреляй, вдруг свои окажутся.

— Спи, Ричард, я есть страж, — по-английски, морща лоб и растягивая с усердием губы, ответила девушка.

— Very good, my military girlfriend[17 - Очень хорошо, моя военная подруга (англ.)], — похвалил её Глеб и отвернулся, уткнувшись лицом в локоть правой руки.

«Я спокоен, спокоен, спокоен», — начал он привычную мантру для расслабления и вхождения в транс.

«Я легко владею собой. Я легко владею собой. Я владею собой легко», — закрепил сержант своё расслабленное состояние и приступил к исцелению. Он представил яркий оранжевый шар, появившийся у его макушки и попробовал загнать его в верхнюю чакру. Но шар не шёл. Точнее практически не уменьшался, так и оставаясь у макушки оранжевым апельсином. «Поза не та», — понял он. Ткач разжал кулаки и выпрямил правую руку, уткнувшись носом в листья подстеленного орешника. Повернул кисти рук ладонями вверх. Результат не замедлил сказаться сразу. Оранжевый шар с целительной энергией начал уменьшаться, втягиваясь в чакру. Верхняя чакра сразу засияла ярким оранжевым диском. Глеб стал перекачивать энергию в следующие чакры, спускаясь постепенно к срединной чакре у солнечного сплетения. «Хватит, пожалуй» — решил сержант чувствуя, что энергетические каналы уже полны энергией. Он представил, как его рука начала делать пассы, гоня эту энергию к тёмному, холодному месту на спине, где гнездилась рана. Холодное место постепенно теплело, холод уже не впивался острыми иглами, а потемнение окуталось оранжевым пятном, смывающим некрозные ткани. Через минуты четыре потемнение в ауре пропало и разгладив оранжевый сгусток, он погнал его к ране на левом плече. Здесь потемнение было совсем маленьким и справился с ним сержант быстрее. «Вроде всё нормально, — оценил он свою работу. — Наверняка эффект какой-нибудь должен быть». Глебу не приходилось раньше лечить раны и результатов такого лечения он просто не знал, но считал, что действовал правильно. Ткач пригладил разлохматившуюся ауру и начал давать себе установку: «Боли нет. Раны затянутся. Боли нет. Раны затянутся. Боли нет. Раны затянутся! Затянутся быстро!»

«Я спокоен, спокоен, спокоен. Я всё могу!» — начал он выходить из транса, ощущая покалывание в занемевших руках и запах примятой листвы орешника.

«Вроде всё путём!» — оценил он своё состояние, прислушиваясь к себе и не делая никаких движений. «Надо действительно минут пятнадцать подремать, самое то будет», — расслабил тело сержант, положив правую руку на пистолет. И сон пришёл тут же, даря спасительные минуты отдыха уставшему, израненному телу.

Вика разбудила его через полчаса.

— Ричард, Ричард, — коснулась она его правого плеча, — вертолёт тарахтит!

— Что? — поднял голову Глеб, сразу же цапнув пистолет.

— Вертолёт, кажется, кружит вон там, — показала девушка пальцем направление откуда они пришли.

— Да, — согласился сержант, прислушавшись. — Наверное над той поляной, где мы погоню положили… Ладно, пока подождем и посмотрим, что там за Карлсон к нам в гости ломится. Может подмога прилетела, а может бандюги опять вертолётом разжились.

Глеб встал, разминая ноги и легонько пошевелил плечами: раны почти не чувствовались. Шум вертолёта затих. «Сели наверное. Поляна то вполне позволяет», — подумалось ему. Хотелось пить, есть и сходить по маленькому. Если первые два желания были пока невыполнимы, то препятствий третьему сержант не видел.

— Я на секундочку, — сказал он Вике и нырнул в кусты вглубь ложбинки.

— Ты тоже сходи в кустики пока есть возможность, — предложил он девушке, когда вернулся. — Автомат здесь оставь, — среагировал сержант, когда Вика, привстав потянула за ремень Узи. — Мешаться будет.

Минут через двадцать вертолет опять взлетел. Гул двигателя быстро приближался. Густой кустарник прикрывал надёжно, тем более сержант не поленился связать пару верхушек кустов прямо над лёжкой. Вертолёт, судя по звуку, должен был пройти левее метров на двести и в зону обнаружения они никак не попадали.

— Говорит агент ФБР Скотт Вилсон, — неожиданно услышал Глеб мощную вертолётную трансляцию. — Ричард Хадсон, оставайтесь на месте и не двигайтесь! К вам на помощь направлено два офицера ФБР. Они вас найдут и помогут!

Рокот вертолёта сместился в сторону и начал удаляться. «Зигзагом идут», — сообразил сержант.

— Ричард! Это нас ищут? Нас?!

— Да! Приказали оставаться на месте. Обещали найти и оказать помощь.

— Слава те, Господи, — захлюпала носом Вика, прижавшись сбоку и уткнувшись лицом в его пропылённый камуфляж. И только тело её слегка подрагивало от сдерживаемого плача.

— Не плачь подружка, — погладил он девушку по спутанным, замусоренным волосам. — Мы же русские! Выдюжим!




Г л а в а 55


— Сэр, — повернулся к агенту капитан Стоун. — Группа лейтенанта Берга нашла Хадсона и девушку. Рандеву состоялось без эксцессов. Помогла ссылка на Митчелла. Оказана помощь, группа движется к шоссе. Ориентировочное время выхода к трассе через пятнадцать-двадцать минут. Дадут сигнал красной ракетой.

— Передайте Бергу мои поздравления. Хорошая работа, — откликнулся Вилсон. — Что у нас с транспортом для арестованных, капитан?

— Прибудет через два часа.

— Перенацельте наш транспорт на Клинтон. Всех арестованных будем концентрировать в местном полицейском участке. Запросите у полиции два автобуса к бензоколонке на двадцатом километре. Будем забирать арестованных оттуда и перевозить в город под нашей охраной. У бензоколонки оставьте двух человек до прибытия группы экспертов. Группе Берга дайте отдохнуть два часа и поставьте на след сбежавшего бандита. Предупредите, что тот вооружён. Будете договариваться с полицией об автобусах, поинтересуйтесь как у них идут дела, что сделано по отысканию пропавших трупов и Алекса.

— Будет исполнено, сэр.

— Спасибо, Морис.

Стоун передвинулся к вертолётному комплексу спец связи, отдавая распоряжения, а Вилсон опять прильнул к иллюминатору. Вертолёт шёл над опушкой леса вплотную к шоссе. Пройдя пять километров, пилот развернул машину в обратную сторону, стараясь не удаляться от места, где должна была выйти к шоссе группа кинолога Берга.

«Хадсон ранен, потребуется операция и госпиталь, — прикидывал Вилсон. — Состояние девушки не ясно, но медицинская помощь тоже будет необходима. Наверняка Хадсон захочет вернуться в Дейтон. Вот там обоих и госпитализируем. Тем более девушка может пригодиться для опознания дейтонских бандитов и борделя, где её держали. А всех остальных арестованных отправим в Кливленд на базу. Меньше людей понадобится, чтобы оперативно выбить из этих засранцев информацию. Буду докладывать, надо будет запросить серьёзную поддержку людьми. Наверняка и на острове эксперты нароют кучу материала. Пропажа девушки из Иллинойса уже всплыла. И таких, похищенных и убитых, может оказаться не один десяток. Придётся, после проведения экспертиз, людей рассылать в десятки мест, а своими силами тут не справиться».

— Сэр! — прервал размышления агента капитан Стоун. — Я связался с полицейским участком: автобусы за арестованными сейчас выезжают. Обнаружено три трупа, два доставлены от бензоколонки, один привезён из леса. Трупы определены в морг. Алекс пытался скрыться на байке, полиции пришлось стрелять. Картечью перебит коленный сустав, сейчас в местной больнице оказывают помощь.

— Не повезло придурку. Будет теперь по тюрьме на протезе расхаживать, — отозвался агент. — Значит так, Морис, как возьмём на борт Хадсона и девушку, летим в Клинтон. Я остаюсь там. Ты с двумя бойцами перебрасываешь наших главных свидетелей в Дейтон и определяешь их в госпиталь. Охрана их тушек на тебе, до момента, пока дейтонские ребята не сменят. Постарайся разместить в одном блоке в отдельных палатах, чтобы удобно было организовать постоянную охрану. Я сейчас позвоню Сэму Кранку, он там руководит силами ФБР, чтоб тебя встретили, подогнали санитарную машину и оказали помощь. Пилот пусть обеспокоится заправкой вертолёта. Как передашь подопечных, вылетаешь сюда. И не забудь Морис, эти люди нам нужны ЖИВЫМИ!

— Я понял, сэр!

Скотт Вилсон достал из кармана куртки радиотелефон, перевёл его в закрытый режим и созвонился с Сэмом, проинструктировав насчёт медперсонала, лекарств, приёма пищи и охраны свидетелей. Говорили недолго, у обоих агентов дел было по горло.

— Сэр! — повернув голову, закричал в проход пилот. — Вижу красную ракету!

— Приземляйся! — скомандовал Вилсон. — А вторая вертушка пусть с воздуха прикроет, а потом тоже садится. — Заберёшь кого надо, — пояснил он Стоуну, — и группу Берга к поляне перебросишь.

— Боевая готовность! — скомандовал Стоун. — Семнадцатому борту прикрыть место посадки! Бортмеханики к пулемётам! Снайперам при попытке атаки огонь на поражение!




Вильям Репер, по кличке Штырь, в банде Редфорда числился на подхвате. Серьёзных дел ему не поручали, в основном торчал охранником в притонах. Достоинств у него было три: был он спортивным и физически крепким, умел достаточно неплохо драться и прилично стрелять. Вот из-за этих качеств его в составе группы из восьми человек Редфорд и бросил на подмогу Рудди. Рудди прихлопнули влёт, как прихлопнули и Патрика и местного чёрномазого. И Вильям был рад до задницы, что убрался с той поляны живым. Винтовку он не бросил, не потому, что хотел кого-то убить, а потому, что сначала было страшно бросить своё единственное оружие, а потом он уперся в шоссе, над которым летали эти чёртовы вертолёты с надписью на брюхе ФБР. В конце концов Штырь решил, что как только геликоптеры улетят, протереть от пальчиков выданную ему М-16, засыпать листвой и напроситься на шоссе кому-нибудь в попутчики. Деньги у него были. Вильям лежал в придорожных кустах уже час, матерясь и глотая придорожную пыль. Он не беспокоился, что его заметят с воздуха, поскольку старый дуб, у ствола которого он устроился, прикрывал его сверху надёжно. Всё было хорошо, пока из леса вдоль шоссе не взлетела красная ракета и не опустилась в десяти метрах от Вильяма. Он чуть не вскочил от неожиданности и не бросился бегом вглубь чащи, но тело само сжалось в комок и застыло в неподвижности. — Фу! — выдохнул облегчённо Штырь, сообразив, что это вояки подают какой-то сигнал. Он потихоньку раздвинул стволом кусты и буквально на полметра подался вперёд, пытаясь рассмотреть, какая же сука запулила ракету в его сторону. Видно Вильям просто не знал расхожую фразу, что любопытство сгубило кошку.

— Справа, двести, цель, — спокойно сказал сержант Стокман, выжимая спуск. — Ориентир большой дуб. Цель поражена, — так же спокойно добавил он секунду спустя.

Вертолёт завис над дубом, размётывая воздушным напором листву.

— Вижу лежащего человека. Рядом винтовка! — доложил пилот вертолёта. Капитан Стоун, нырнув в кабину, навёл бинокль: — Поражение в голову. Винтовка М-16. Хорошая работа, сержант! — проорал он из кабины.

— Садимся! — распорядился Вилсон.

Вертолёт пошёл на посадку.

— Берг, оставайтесь на месте. Рядом с вами засада, — распорядился Стоун по рации. — Семнадцатому борту прикрыть место нашей посадки, затем приземлиться. Группе «Танго» прочесать лесной массив на расстоянии сто метров от места высадки. При попытке атаки огонь на поражение!

Вертолёт сел в тридцати метрах от дуба. Два чёрных силуэта тут же выпрыгнули и метнулись к лесу. Бортмеханик, обеспечивая тылы, водил стволом пулемёта по зарослям на вдоль обочины, готовый мгновенно нажать на спуск. В пятидесяти метрах над шоссе завис второй вертолёт, прикрывая многочисленными стволами севшую машину. Стоун бежал впереди, Стокман за ним. Сержант уже заменил свою винтовку на МР-5 и навесил за спину запасной бронежилет и шлём. Нырнув в лес, капитан тут же перешёл на шаг и махнул рукой, указывая напарнику направление. Стокман сдвинулся правее и выдвинулся чуть вперёд, оставаясь в зоне прямой видимости. Так, не спеша, они и двинулись к точке, где взлетела ракета.




Ткач наблюдал за собакой. Пёс ему нравился. Чуть крупнее немецкой овчарки, чёрный с рыжими подпалинами и умной мордой. И великолепно обученный. Глеб это понял, как только засёк пса из кустов орешника, где они обосновались с Викой. Брюс шмыгнул за ствол сосны и лёг, скрывшись в траве. Он не гавкнул, не рванулся к цели, за которой шёл по следу, а постарался ничем не выдать себя и хозяина, двигавшегося позади.

Вот и сейчас, после того как напарник лейтенанта Берга, вплотную выдвинулся к шоссе, дал ракету и вернулся назад к группе, пёс постоянно был начеку. Он не спеша поворачивал голову и чуть подрагивал ушами, упрямо фильтруя звуки леса, заглушаемые шумом вертолётных винтов. Что-то почуяв, пес встал, тронул лапой Берга и показал мордой «смотри вон туда». Лейтенант дважды щелкнул по ларингофону и, видно расслышав ответ, тихо сказал: — Свои.

Из-за деревьев появилась сначала одна тёмная фигура бойца СВАТ, затем вторая.

— Капитан Стоун, ФБР, — представился один из прибывших, приподняв на секунду забрало шлёма. — Сержант, давай сюда сбрую, девушку оденем.

К Вике тут же подскочил здоровый хлопец мигом подготовил бронежилет и со словами: — Оденьте пожалуйста, мисс, — нахлобучил его Пушкарёвой на шею. Та даже взвизгнула от неожиданности. — Не бойтесь, мисс, это для вашей безопасности, — успокоительно бормотал хлопец, помогая ей просунуть руку и затягивая ремни с липучками. — Теперь шлём, мисс, — протянул Стокман чёрную матовую сферу, помогая надеть и застегнуть подбородочный ремень. Спецназовцы, пока одевали Вику, уже рассредоточились по лесу, взяв охраняемых в кольцо. — Готово, сэр, — тихо доложил сержант в рацию и незаметно растворился среди деревьев. Появившийся Стоун внёс ясность:

— Движемся в направлении вертолёта, совершившего посадку на шоссе. Я иду впереди, вы за мной на расстоянии пяти метров. Стрелять ни в кого не надо, вокруг мои люди. Как выйдем к шоссе, перебежкой по одному в окружении моих бойцов к ждущему нас борту. Сначала проведём девушку, затем вас, мистер Хадсон. Всё понятно?

— А куда потом полетим? — полюбопытствовал Глеб.

— Сначала в Клинтон, а затем в Дейтон. Доставим вас обоих в госпиталь.

— Хорошо. Нас устраивает, — согласился Ткач. — Девушке нужен будет переводчик. Она плохо говорит по-английски, — на всякий случай предупредил он.

— Это всё потом! Никто сейчас её допрашивать не будет. Сейчас задача добраться до вертолёта и взлететь. Двинулись! Держать дистанцию! — скомандовал капитан и, повернувшись, направился по своему следу.

— Держись за этим парнем в пяти метрах, — шепнул Глеб Вике по-русски. — Движемся к вертолёту, полетим в Дейтон. Не стреляй, вокруг спецназ ФБР. Я сзади.

К нужной точке группа Стоуна вышла через пять минут.

— Сэр, это пятый, — как нельзя вовремя прошёл доклад группы «танго». — Местность проверена, чисто. Убит, судя по документам, некий Вильям Репер из Дейтона. Тело и винтовка загружены на борт.

— Я на опушке напротив восемнадцатого борта. Двух человек ко мне с запасным бронежилетом и шлёмом! — распорядился Стоун.

«Перестраховывается капитан, — подумал Глеб, — тут и пробежать то всего двадцать метров. И машины по шоссе не идут, наверняка подступы перекрыли».

Через две минуты Глеба тоже экипировали в бронежилет и шлём. Капитан махнул рукой и четверо бойцов, взяв девушку в «коробочку», быстрым шагом направились к вертолёту. Передний боец всё время вертел головой, отслеживая обстановку и задавая направление и темп движения. Двое, которые двигались по бокам, шли приставными шагами, развернувшись к Вике спиной, готовые перечеркнуть автоматными очередями пространство справа и слева. Задний спецназовец левой рукой «контролировал объект», придерживая девушку за матерчатую ручку, нашитую на бронежилет между лопаток. В его задачу входило подстраховать при падении и смене направления или толкнуть в нужную сторону, уводя из-под выстрелов. Сама Вика тоже держалась за бронежилет направляющего бойца.

«Наших ребят на такое не натаскивают, — подумал Глеб, наблюдая за слаженной работой СВАТ, — разве телохранителей каких при правительстве».

Сержант Ткачёв не знал, что в декабре 1991 года будет подписано Беловежское соглашение о прекращении деятельности Союза ССР и создании Союза независимых государств. Что Съезд народных депутатов РСФСР трижды откажется рассматривать вопрос о расторжении Союзного договора 1922 года. Не знал и того, что в 93 году Ельцин издаст указ N 1400 о прекращении деятельности Съезда народных депутатов РСФСР. И высший орган власти в стране будет расстрелян танками. С тысячами человеческих жизней, о которых скромно умолчат. Конституция будет заменена, власть из рук Советов перейдёт к президенту. Вот тогда-то и будет создана Федеральная служба охраны численностью в десятки тысяч человек, для охраны тела Ельцина и его сообщников. Слишком много в стране появится желающих пострелять по Гайдарам, Чубайсам и прочим «реформаторам», ударными темпами распродающих и разваливающих Россию.

Глеб на секунду отвлёкся и даже не успел заметить, как девушку упрятали вертолет. Четвёрка бойцов развернулась и бегом метнулась обратно.

— Ваша очередь, сэр, — сказал один, встав перед Глебом. — Цепляйтесь! А когда будем двигаться, голову пригните, чтоб пониже быть и выполняйте все мои команды.

Ткач взялся за лямку и по команде «Пошли» группа весьма резво двинулась к вертолёту. Мелькали только ноги в крепких ботинках.

— Лямку отпустить! Пригнуться сильнее! Ногу на приступку и в геликоптер, — распорядился лидер, смещаясь влево и давая дорогу сержанту. Проём был достаточно широк и ведущий группы тоже встал на ступеньку, и как только Глеб нырнул в вертолёт, тут же сместился, закрывая его спиной.

— Я агент ФБР Скотт Вилсон, — представился невысокий крепыш в бронежилете, когда сержанта усадили в кресло.

— Ричард Хадсон, — назвал себя Ткачёв, расслабляя с облегчением натруженные ноги.

— ФБР и правительство Соединённых штатов благодарит вас, мистер Хадсон, за сообщение о столь опасном преступлении совершённом на территории штата Огайо, за мужество и смелость в противодействии организованным преступным элементам. Вас и мисс Пушкарёву доставят в госпиталь Дейтона, для оказания медицинской помощи и полного излечения за счёт федеральных служб. Охрану мы обеспечим!

— Спасибо, сэр.

— Капитан, — повернулся агент к заскочившему в вертолёт Стоуну. — Рассаживайте людей и летим в Клинтон. Группу Берга с собакой тоже на борт. Сбежавшего бандита искать не надо — это тот с винтовкой, которого подстрелили у дуба.

Осмотревшись в салоне, Ричард узнал паренька с бензоколонки, сидевшего в самом хвосте. Он улыбнулся ему и помахал рукой:

— Я рад, что ты жив, приятель!

— Я тоже рад этому, сэр! — весело протараторил паренёк, расплываясь счастливой улыбкой.

Двигатель загудел и вертолёт взмыл вверх. Летели не более пяти минут и приземлились на центральной площади Клинтона, где располагалась мэрия, полицейский участок и несколько магазинов.

— У меня ещё много дел, мистер Хадсон, — подошёл агент к Ричарду, — но мы ещё увидимся. Если возникнут какие-либо вопросы или трудности, звоните немедленно. Вот моя визитка, — протянул фэбээровец белый кусочек картона с золотым обрезом, на котором было написано: «Скотт Т. Вилсон, тел. 216-522-1400». — В Дейтон вас сопроводит капитан Стоун с бойцами и разместит в госпитале. До встречи и желаю быстрее поправляться, распрощался Вилсон и покинул вертолёт.

— Ну что, полетели? — подошёл Стоун.

— Нам бы попить и перекусить чего-нибудь, — сказал Глеб, — а то в горле всё ссохлось.

— Это мы сейчас организуем, — махнул рукой капитан бойцу, показав пальцем на магазин.

Через пять минут тот принёс пластиковый пакет с едой и напитками. Жить стало лучше, жить стало веселее. Даже Вика немного раскрепостилась хлебнув лимонада и зажевав гамбургером. Глеб же не спеша потягивал бутылочку пива и тихо радовался под мерный рокот вертолёта. Он летел «домой», он летел к любимой девушке. «Как устроюсь в палате, тут же позвоню. И даже телефонная книга не нужна. Я номер наизусть помню. Нет, не так — как приеду в госпиталь, так СРАЗУ и позвоню. Там как раз справа от входа телефон весит. Кэрол тут же и примчится».

Надо отметить что здесь Глеб Ткачев мал-мал не угадал. Кэрол уже была в госпитале. Её положили в стационар на сутки, взяв ряд анализов на воздействие хлороформа. Митчелл не хотел рисковать ни её здоровьем, ни жизнью и приставил, естественно, полицейский пост.

Хотя полёт длился недолго, около часа, но Ричард весь извёлся. Время тянулось как резиновое. На аэродроме уже поджидала санитарка и машина с двумя агентами ФБР. Капитан распорядился подогнать санитарную машину прямо к вертолёту. Ричарда и Вику быстро загрузили внутрь, под охраной двух бойцов СВАТ, а сам Стоун уселся в кабину рядом с водителем, положив автомат на колени. Сзади санитарку прикрывала машина фэбээровцев. До госпиталя добрались без происшествий. В Дейтоне собственно козни строить было уже некому. Коротышку Майка ухлопали, большинство его шайки взяли или отправили вслед за патроном.




Г л а в а 56


Когда телефон Кэрол не ответил Глеб взволновался не на шутку. Он почувствовал, что за этими безразличными гудками стоит какая-то неприятность. «Я спокоен, спокоен, спокоен» — одёрнул он сам себя, чувствуя что рука, держащая, чуть припахивающую от дезинфекции телефонную трубку больничного аппарата, начинает непроизвольно сжиматься, грозя её раздавить. «Надо Митчеллу позвонить», — мелькнула мысль. И пальцы безошибочно набрали номер полицейского участка.

— Дейв, что с Кэрол? — сразу же задал терзавший его вопрос Глеб, как только Митчелл подошёл к аппарату. — Её телефон не отвечает!

— Я рад тебя слышать, Рич! С Кэрол всё в порядке, не волнуйся. Ты сам сейчас где?

— В госпитале Святой Терезы, меня немножко зацепило.

— Надеюсь не как в прошлый раз?

— Да нет, на этот раз повезло, плечо малость попортили.

— Ну тогда можешь твёрдо рассчитывать, что как только тебя врачи выпустят из смотровой, Кэрол будет висеть у тебя на шее.

— Спасибо, друг! Ещё увидимся.

— Выздоравливай, Рич и пусть все пули свистят мимо. Удачи!

— «Ну вот, ещё и Кэрол какая-то появилась», — мельком подумала Вика, рассматривая из-за плеча бойца обширный вестибюль со снующими людьми.

Как только Глеб повесил трубку, вся охрана, окружавшая их кольцом, сдвинулась ещё плотнее.

— Вы зря раскрыли своё местоположение, — наклонившись вплотную к Глебу тихо сказал Стоун.

— Я звонил лейтенанту полиции Митчеллу, он не из болтунов.

— Двинулись, — скомандовал один из агентов, показывая направление.

Они пересекли вестибюль и, под любопытными взглядами, двинулись к правому коридору.

— Снимите с него снаряжение, — скомандовал капитан бойцам, а сам нырнул за дверь, проверить безопасность помещения.

В смотровой комнате, куда Глеба запустили первым, медсестра вскинула к груди руки: — Ой! Мистер Хадсон, вы опять к нам?

Глеб посмотрел на девушку недоумённо — её он не знал.

— Да вот… так получилось, — заторможено промямлил он, останавливаясь.

— А вы его откуда знаете? — вынырнул из-за спины Стоун, прикрывая дверь кабинета.

— Да кто ж в Дейтоне его не знает, — вмешалась врач, рассматривая Глеба из-под очков. — О нем все газеты писали.

— Тогда о том, что мистер Хадсон снова находится у вас в госпитале прошу не распространяться. Это служебная тайна. У него ранение плеча и спины, необходимо оказать помощь. Раны обрабатывали в полевых условиях.

— Конечно, конечно, сделаем всё необходимое, — поднялась из-за стола врач. — Люси, помоги мистеру Хадсону снять куртку.

Медсестра быстренько усадила Глеба на кушетку, расстегнула пуговицы на груди и рукавах, зайдя сзади аккуратно освободила плечи и ловко стащила камуфляжную куртку вниз. Медицинскими ножницами срезала бинты, которыми, обматывал его в лесу лейтенант Берг, и открыла раны. Тампонами с перекисью смыла запёкшуюся кровь и осторожно обработала входное и выходное отверстия на плече и спину.

Врач осмотрела раны и села за стол, заполнять карту медицинских назначений.

— Люси, наложи тампоны с антисептиком и фиксирующую повязку, — распорядилась она, не теряя время.

— Вас когда ранило, мистер Хадсон?

— Сегодня в девять часов утра.

Врач сделала пометку.

— Что-то кололи?

— Да, — вмешался Стоун, — обезболивающее и противостолбнячную вакцину.

— Раны сильно беспокоят, мистер Хадсон?

— Сейчас нет, ноют потихоньку.

— Тогда мои выводы следующие, — подняла голову врач. — Заражения нет, состояние ран хорошее. Показано: сегодня — общая дезинфекция тела с последующей перевязкой. Завтра с утра — операция по прочистке пулевого канала, возможно внутри есть остатки ткани от обмундирования, а также операция по прочистке раны спины и наложения швов. Дальнейший реабилитационный период в стационаре до двух недель.

Глебу сделали укол антибиотика, (Стоун не постеснялся проверить ампулу), помогли одеться и выставили за дверь. За дверью уже пару минут раздавались голоса и шло какое-то шевеление, что определённо нервировало капитана.




— Господин офицер, — вас к телефону лейтенант Митчелл, — оповестила полицейского медсестра. Рой Батлер поднялся со стула, недоверчиво выставил голову из закутка, где находился его пост и осмотрел коридор. Всё было тихо, посторонних не наблюдалось. Рубашка под бронежилетом пропотела насквозь, хотя работал кондиционер.

Бросив взгляд на охраняемую дверь больничной палаты и поправив пояс с оружием, Батлер вышел в коридор ещё раз осмотрелся и двинулся к медицинскому посту. Перехватив вопросительный взгляд напарника, охранявшего площадку лифта и лестницу, поднёс два растопыренных пальца к глазам, мол «Смотри в оба». Том Паттерсон понимающе кивнул и положил руку на рукоять револьвера. Подойдя к посту, Батлер взял трубку: — Слушаю тебя Дейв!

— Рой, информация не для распространения. Хадсон легко ранен и сейчас его повели в смотровую на первом этаже. Я пообещал, что как только он оттуда выйдет, то увидит целую и невредимую мисс Джанвейн. Так что бери Кэрол и осторожненько на первый этаж. Там его охраняют ребята из ФБР, наверняка где-то уже организовали для Ричарда отдельный бокс. Переговори с ними, чтобы туда и Кэрол определить. Только не свети, что она под охраной полиции. Скажи что является невестой мистера Хадсона и на неё было совершено нападение с попыткой захвата. Если девушку удастся сплавить фэбээровцам, сразу возвращайтесь в участок. У нас тут работы не продохнуть. Давай, Рой, действуй!

Через минуту, переговорив с медсестрой и напарником, сержант легонько постучав, приоткрыл дверь палаты:

— Мисс Джанвейн, это я, сержант Батлер.

— Заходите, офицер, скука здесь ужасная, даже поговорить не с кем.

— Ну, за этим дело не станет, собеседника я вам нашёл, да ещё какого…,- сделал паузу сержант, интригуя девушку. — Если вы конечно не против поболтать с Ричардом Хадсоном.

— Он здесь?! — выдохнула Кэрол.

— Здесь, здесь! — тихонько рассмеялся Батлер. — Его в смотровой сейчас доктор осматривает. Мне лейтенант Митчелл приказал организовать вам встречу. Так что собирайтесь мисс Джанвейн, спускаемся на первый этаж.

Кэрол мгновенно вскочила с кровати, сунула ноги в больничные тапочки и растерянно остановилась: — Ой, а как же я в пижаме?

— Сейчас одежду принесут! — сказал сержант, похвалив себя за предусмотрительность. — На переодевание три минуты, предупредил он, — иначе опоздаем.

Медсестра принесла одежду и туфли, упакованные в целлофановый пакет.

С переодеванием Кэрол управилась быстрее отведённого срока. Взглянув на себя в зеркальце, подправила помаду на губах и выпорхнула в коридор.

— Держитесь в шаге за мной, мисс Джанвейн, — проинструктировал Батлер. — Сзади вас пойдёт капрал Паттерсон. Спускаемся на первый этаж и движемся в правый коридор к смотровой комнате.




— Сэр, к нам полиция. Вооружены — склонив голову к агенту ФБР, сопровождавшего бойцов с аэродрома в госпиталь, — тихо сказал Стокман, сдвигаясь ближе к стене коридора и открывая себе директрису стрельбы. Второй боец тут задвинул Вику в угол у дверного косяка, закрыв её своим телом и поднял ствол пистолета - пулемёта.

— Я сержант Батлер, — остановившись в трёх метрах от группы людей, приготовившихся к открытию огня, сказал полицейский. — По приказу лейтенанта полиции Митчелла, хочу переговорить с вашим старшим.

Батлер говорил спокойно, но чувствовал как в опорной ноге дёргается какая-то жилка. Страшно это, когда тебе в лицо смотрит зрачок ствола.

Низкий коротышка в гражданском костюме вытащил руку из-под полы пиджака и шагнул навстречу: — Агент ФБР Генри Барк. Что вы хотели сержант?

— Лейтенант Митчелл приказал мне доставить к смотровой комнате мисс Кэрол Джанвейн — невесту мистера Хадсона.

— А почему под охраной? Она что, арестована?

— На мисс Джанвейн было осуществлено нападение с целью похищения. Так что лейтенант приказал на всякий случай выделить охрану, чтобы доставить вам из рук в руки, — пояснил Батлер сдвигаясь в сторону и давая возможность увидеть девушку.

— Охренеть, — разобрал Батлер из невнятных восклицаний Барка и понимая, что агент «завис» тут же доиграл партию до конца: — Разрешите быть свободными, сэр?!

— Да, да сержант. Свободен, — с трудом прохрипел Барк, потянув вниз узел сдавливающего шею галстука. — «Везёт же людям»…

— Пройдёмте, мисс, — сделал он приглашающий знак девушке в сторону смотровой. «Просто королевна», — восторженно пожирал девушку глазами фэбээровец, не забывая прикрыть её со спины.

— Это мисс Кэрол Джанвейн — невеста мистера Хадсона, — представил агент свою спутницу. Ваш жених сейчас у врача. Придется подождать, он скоро выйдет.

Агент легонько кивнул и сержант Стокман отодвинулся от стены и приблизился вплотную: — На неё было совершено нападение с целью похищения. Смотреть в оба, — тихо сказал Барк.

— Я понял, сэр, — так же тихо ответил Стокман. Он сделал бойцу знак и тот передвинулся на шаг вперёд.

— Пройдите сюда, мисс. Здесь у стены вам будет удобнее.

Кэрол прошла вперёд и встала у стены рядом с девушкой в шлеме и бронежилете. От девушки пахло потом и порохом.

«Вот и появилась у принца Ричарда НАСТОЯЩАЯ ПРИНЦЕССА, — с грустью подумала Вика, вдыхая аромат духов американки. — Красивая… ну просто жуть, какая красивая… гадина. А всё равно, ЭТО НАШ ПРИНЦ! — РУССКИЙ! В вашей проклятой Америке таких парней нет!»




Г л а в а 57


Глеб отлежал в госпитале уже десять дней. Обе операции прошли успешно и раны не беспокоили. Агенты ФБР задачу по охране свидетелей себе упростили, затребовав у госпиталя отдельный бокс с четырьмя палатами. В первой палате от входа находилась охрана из двух человек, во второй Кэрол Джанвейн, затем Ричард и Вика Пушкарёва. Первую неделю фэбээровцы ходили часто. Снимали показания, показывали многочисленные фотографии криминальных субъектов. Кроме нескольких убитых, Глеб узнал и какого-то Алекса, сказав, что видел его в группе байкеров, когда ездили с Кэрол на родео. Вика опознала несколько личностей из публичного дома, где их содержали с Таней до отправки на стол патологоанатома. Через неделю наплыв посетителей спал. Кэрол разрешили покидать госпиталь, видно опасность снизилась. Но дома её начали доставать журналисты, пытаясь прояснить вопрос, правда ли что Ричард Хадсон опять ранен и как он себя чувствует. Слухи, о том что Хадсон лежит с ранением в госпитале, разошлись по Дейтону, как ни пыталось сохранить это в тайне ФБР. Арестованных по делу уже перевалило за второй десяток и это не предел, как проинформировал его всё знающий Митчелл, заходивший три дня назад. ФБР, по его словам, удалось выйти и зацепиться за банду похитителей людей, работающую в нескольких штатах. Между разговорами, Дейв истребовал у него ключи от квартиры, чтобы сапёры проверили на предмет закладки взрывчатки и спросил какой самый лучший парадный костюм ему привести для выписки. Обещался заехать как раз сегодня.

Кэрол, самое удивительное, неплохо сошлась с Викой. Глеб правда не мог себе представить, что они нашли общего, но девчонки, можно сказать подружились. Сначала Кэрол притащила целую пачку модных журналов, а потом из магазинов по её заказу доставили кучу вещей для Вики. Ткачёву пришлось выступить в роли ценителя, просмотрев показ коллекции одежды и обуви с одной манекенщицей и одной ведущей. Все его оценки сводились к трем критериям: Великолепно, Отлично, Хорошо. Да и что можно ещё сказать — во что ни одень красивую девушку, она всё равно красивой будет. Ножки ровненькие, личико симпатичное, грудки лихо торчат, попка округло оттопыривается — ну что ещё мужику надо?! «Хорошая жена кому-то достанется» — подумал Глеб. — «Наша, русская жена. Не предаст, на баксы не разменяет и поддержит всегда!»

Вчера был последний осмотр врача. Доктор Эберс, чистивший и зашивавший обе раны Ричарду Хадсону был доволен вдвойне. Во-первых, обе операции были проведены качественно, выздоравливание завершено успешно, швы сняты. Во-вторых, как только разрешат выдать информацию в прессе, все газеты раструбят, чьими стараниями и умениями мистер Хадсон второй раз возвращён к полноценной жизни. А такая реклама — это уважение, авторитет и новые клиенты. «Бог за вас, мистер Хадсон. Но постарайтесь под пули больше не подставляться!» — пожелал он своему пациенту, сообщив, что завтра после обеда на выписку.

С утра сразу навалились дела. Только успели позавтракать, как в сопровождении ещё одного агента ФБР прибыло два парикмахера, мужской и женский. Первый с энтузиазмом взялся за Глеба, второго отвели в палату Вики. Через час парикмахер закончил, от платы отказался, заявив, что работа уже оплачена. — Да и вообще, мистер Хадсон, — заговорщицки понизил голос мастер бритвы и ножниц, — если бы я знал, что мои профессиональные услуги потребовались такому известному человеку как вы, я бы сам приплатил тем господам, которые доставили меня сюда. Но своей Саре я всё равно намекну, кого мне сегодня посчастливилось обслуживать. Удачи вам, мистер Хадсон, — поклонился парикмахер и выскользнул за дверь.

Вслед за парикмахером прискакала Кэрол. В светлом деловом костюме она была дивно как хороша. С минуту потормошив Глеба и потершись о его гладко выбритые щёки, не рискуя оставлять на них след помады, усвистала в палату к Вике, посмотреть, что там вытворяют с её причёской.

С Кэрол было всё решено. Регистрация в мэрии. Венчание в церкви. Белое платье для невесты и метание букета для подружек, ну какая свадьба без этого. Свадебная вечеринка в доме отца Кэрол в фамильном особняке Джанвейнов. И вот он, новоиспечённый муж, Глеб Ткачёв, прошу любить и жаловать. На всё про всё пять дней после выписки. А дальше свадебное путешествие: сначала в Стоктон в Калифорнию, показать молодую жену отцу Хадсона, а затем куда пожелают — хоть на Гавайи, хоть в Париж. Чем меньше об их местопребывании будет знать людей, тем лучше, проинструктировал их агент ФБР. В Дейтон надо будет вернуться через полтора — два месяца к судебному заседанию. Дату нужно будет уточнить по телефону. Дали несколько телефонных номеров, куда можно обратиться в случае опасности. Вику до суда решено было поселить в доме Кэрол вместе с девушкой-агентом. Якобы молодые, уезжая, сдали дом в аренду студенткам. После суда мисс Пушкарёва сможет вылететь на родину в СССР или, если пожелает, оформить проживание в Соединённых Штатах. Вике уже осточертели заграницы и по дому она очень скучала. Глеб тоже скучал. Он мог конечно сейчас съездить в Москву, в качестве туриста. «Перестройка» сейчас и в Америке модное слово. Но в Самару его официально не пустят даже сейчас, слишком там много военных заводов, а побывать на Родине и не заехать домой — это сплошной мазохизм и расстройство. Сержант стал подсчитывать, сколько же дней прошло с момента его смерти в горах Кавказа и насчитал тридцать семь. «Так, лихо я погулял. Две раны успел заработать и почти жениться! Надо будет на сорок дней к своим слетать. Весточку бросить, что живой. Пусть порадуются». Это была хорошая мысль и Глеб аж расцвёл. «Точно, напишу записку и попробую передать. Дня через три дня дам Кэрол увольнительную до двадцати четырёх отметить девичник, а сам наведаюсь домой. У нас здесь день будет, а в Самаре уже вечер. Красота! Надо только время посчитать, чтоб там часов девять было, чтоб гости с поминок разошлись».

В палату ворвалась Кэрол:

— Ты бы видел, какая с этой причёской Вика красивая!

— Ты всё равно лучше, — поймал Глеб свою принцессу за руку и поцеловал. На этом всё и ограничилось, поскольку в дверь вежливо постучали.

— Войдите, — недовольно пробурчал Глеб, чуть отстраняясь от девушки.

— Это я, Дейв Митчелл, — радостно улыбнулся лейтенант, — принёс одежду для нашего героя. Рич, у тебя есть двадцать минут, чтоб переодеться и поволноваться перед награждением. Через двадцать минут сюда прибудет вице-мэр, начальник полиции с сопровождающими лицами и вручат награды мисс Пушкарёвой и тебе. Лейтенант вручил оторопевшему Глебу пакет и повернулся к девушке: — Вы, как всегда, просто ослепительны мисс Джанвейн. Ваше присутствие на церемонии награждения будет просто необходимо, чтобы скрасить унылость чиновничьих мундиров, — поцеловал он девушке руку и скрылся за дверью.

Секунду в палате стояла ошарашенная тишина.

«НУ НИ ХРЕНА СЕБЕ!» — подумал Ткачёв.

— Я так рада за тебя, милый, — ласково поцеловала застывшего жениха в губы Кэрол, забирая пакет с одеждой. — Давай снимай эту пижаму, я помогу тебе быстренько одеться!

«Грамоту наверно какую-нибудь дадут», — успокоился сержант, натягивая брюки от светлого костюма.

Через пять минут Глеб был одет. Кэрол покрутила его туда-сюда, сняла несуществующую пылинку и отошла на шаг:

— В этом костюме ты просто неотразим, Рич! — оценила она своего жениха. Потом прильнула, нежно коснулась губами и тихонько прошептала: — Мне тебя уже хочется.

— Мне тоже, — шепнул он ей, возвращая поцелуй.

— Ладно, я побежала к Вике, помогу ей…. Но после награждения, ты — мой! — добавила она уже от двери, направив на Глеба указательный палец.

«Понял… не дурак… как домой приедем, сразу в койку… и требовать, требовать продолжения банкета», — вожделённо подумал сержант, провожая взглядом закрывающуюся за девушкой дверь. Он быстренько прибрал лишние вещи в шкаф, поправил постель и подошёл к зеркалу: «Да, вид вполне приличный даже в ЗАГС можно идти, то бишь в мэрию, да и галстук Кэрол красиво завязала, мне бы так не суметь».

Чувствовал он себя великолепно. Десять дней постельного режима — это сила. И не скажешь сразу, что тут главнее: режим принятия пищи и лекарств или горизонтальное положение больного. Первые пять дней Глебу приходилось лежать на правом боку и животе, чтоб не потревожить раны, ну а потом он уже особо и внимания не обращал, зажило всё как на собаке. Даже поправился на два кило.

— Рич, это мы с Викой, — приоткрыв дверь, сказала Кэрол. Девушки зашли в палату. Пара была отпад. Блондинка с шатенкой в белых туфельках и светлых костюмах.

— Да, боевая подруга, выглядишь ты просто очаровательно, — Глеб оглядев девушку, поцеловал ей руку, заставив Вику покраснеть. — И причёска тебе идёт. Американские женихи в очередь выстроятся. Глядишь и в Америке останешься.

— Не, я домой хочу. Надоело уже по загранице мотаться.

— Думаю месяца два тебе всё равно придётся здесь проторчать.

— Да, со мной уже разговаривал на эту тему парень из ФБР. Сообщил, кстати, что нашли мой загранпаспорт.

— Ой, кажется идут, — встрепенулась Кэрол.

— Давайте вот тут у стеночки встанем, освободим гостям место, — быстренько передвинул сержант девушек.

В комнату вошли пятеро. Делегацию возглавлял седой мужчина в чёрном костюме с золотой цепью на шее, набранной из двухсантиметровых квадратиков. Трое в парадных полицейских мундирах и девушка — переводчица от ФБР. Лейтенант Митчелл, входивший в делегацию, представил всех присутствующих и вице-мэр Дэвис Райт начал речь. Говорил он складно и убедительно, переводчица бойко озвучивала на русском. Потом перешли к награждению. Зам. начальника полиции открыл папку, достал оттуда наградной лист и длинную бархатную коробочку. Вице-мэр взял лист и начал читать:






Муниципалитет города Дейтона, штат Колумбия, Соединённые штаты Америки, постановляет: 1. За смелость и решительные действия по пресечению уголовных преступлений наградить гражданку Советского Союза Викторию Алексеевну Пушкарёву памятным золотым медальоном.

2. На медальоне выгравировать надпись: «Русской девушке Виктории Пушкарёвой за смелость и решительность от благодарных жителей Дейтона».

3.Выплатить Виктории Пушкарёвой призовую сумму в размере десяти тысяч долларов.

4. Обеспечить мисс Пушкарёвой достойное содержание до окончания суда над преступниками и покупку билета на самолёт до Москвы за счёт выплат из бюджета города Дейтона.

    

Мэр Дейтона Стив Килби.







— Разрешите, мне, как представителю мэрии вручить вам награду.

Дэвис Райт подошёл к пунцовой Виктории, одел ей медальон на шею, поцеловал в щёчку, вручил наградной лист с коробочкой и неизвестно откуда появившийся букет белых роз. Митчелл сделал несколько снимков фотоаппаратом.

— Мне очень приятно награждать такую очаровательную девушку как вы, мисс Виктория. Если вы решите остаться в нашей стране, то мэрия поможет вам с оформлением вида на жительство. Дейтон всегда рад приветствовать ещё одну красавицу среди числа своих жителей. Наши адвокаты помогут вам написать исковое заявление на получение компенсации морального вреда и сумма, я думаю, будет солидной. Очень рад, что все неприятности для вас кончились. Желаю счастья, здоровья и успехов во всём.

— Спасибо, — тихо сказала Вика, готовая расплакаться.

Вице-мэр поклонился и отодвинулся в сторону.

«Вот и решились у девочки все проблемы, — подумал Глеб. — А медальон хорош, сантиметра четыре в диаметре, камушки какие-то на крышке и цепочка солидная. Не поскупились империалисты».

На передний план выдвинулся начальник полиции. Говорил он не так красиво, как вице-мэр, но по делу, не вдаваясь в подробности:

— Впервые в истории Дейтона награда полиции будет вручена гражданскому лицу. Ричард Хадсон благодаря своей решительности и отваге внес несомненный вклад в борьбу с преступностью штата, вскрыв преступную группировку, занимающуюся имплантацией органов у похищенных людей. Не преувеличивая, я смело могу назвать его героем. Под угрозой смерти он спас похищенную девушку Викторию Пушкарёву и не смотря на ранение вышел победителем из схватки с преступными элементами, развязавшими на них яростную охоту.






За проявленные отвагу и мужество в противостоянии вооружённым преступным элементам при выполнении гражданского долга — наградить гражданина Соединённых Штатов Америки Ричарда Хадсона Медалью полицейской службы штата Огайо «За храбрость».





Начальник полиции, закончив читать наградной лист, двинулся к Глебу и под аплодисменты приколол ему на пиджак медаль.

- Штирлиц никогда не был так близок к провалу, — подумал сержант, незаметно расслабляя левую ногу из принятого им положения «смирно». — Не хватало ещё гаркнуть «Служу Советскому Союзу».

— Поздравляю с наградой, мистер Хадсон. Вы её честно заслужили. Храбрости и отваги вам не занимать. Если у вас возникнут трудности с работой, то имейте ввиду, что полиция Дейтона будет рада видеть вас в своих рядах. Успешную карьеру мы вам гарантируем.

— Спасибо, сэр. Но я по профессии всё-таки преподаватель, а не юрист. Но ваше предложение мне весьма лестно, — пожал Глеб протянутую руку.

Официальная часть кончилась и все присутствующие подошли к Ричарду и Виктории поздравить от себя лично. Митчелл только успевал щёлкать фотоаппаратом. Когда боссы с переводчицей покинули палату, вот тут то оторвалась Кэрол.

— Милый! Я всегда мечтала выйти замуж за героя! — кричала она, повиснув у Глеба на шее и покрывая его лицо поцелуями. — Когда пойдём венчаться и в мэрию, обязательно наденешь медаль. Пусть все видят и завидуют, что у меня муж не только красавец, но настоящий храбрец и мужчина! Настоящий храбрец и мужчина!

— И герой, — подсказал сбоку Митчелл, делая очередной снимок.

— И герой! — подтвердила Кэрол ещё одним поцелуем в губы.

— А мисс Виктория не желает поблагодарить Ричарда за спасение? — привлёк лейтенант стоящую сбоку Вику.

— Конечно! Посмотрим ещё, чьи поцелуи слаще! — добавила она по-русски. И отложив цветы ринулась к Глебу. — Отважный рыцарь! Храбрый защитник! Бескорыстный спаситель! Настоящий принц! — выкрикивала она в подражание Кэрол, сопровождая каждый эпитет поцелуем.

— Это мой принц, — потянула её от своего жениха Кэрол.

— Это наш принц! — влепив последний поцелуй, отстранилась Вика.

— Да, девчонки, так меня ещё никогда не чествовали. Я уже пьяный от ваших поцелуев.

— Ладно, для истории я всё заснял, — подвёл итоги Митчелл. — Через два месяца продам фото газетчикам за большие деньги. Деньги все мои — как продюсера. Вам же вся слава и фотографии на память. Сейчас, я отмываю нашего героя от губной помады, девушки в течение десяти минут чистят пёрышки, собирают вещи, и едем домой.

— Ты умывайся, — взял полотенце лейтенант, — а я буду тебя вводить в курс дела. Вся полиция Дейтона готова тебя носить на руках. У нас наградили медалями «За храбрость» пять человек. Двоих за удачную засаду у мисс Джанвейн при её похищении. Там один похититель был убит, второго арестовали и быстренько раскололи. Вышли на заказчика — Коротышку Майка. Брали его ребята из ФБР, но тот через подземный ход скрылся. Это наш район мы стояли в оцеплении. Джим Марано его засёк на соседней улице, пытался задержать, но Коротышка открыл огонь. Марано наградили посмертно. Ну, а после того, как он убил полицейского, мы его с сержантом Честером в два ствола и отработали. Одна пуля Марано, три моих и четыре сержанта. Одной тварью в городе стало меньше. Так что меня и Честера тоже наградили.

— Искренне поздравляю, Дейв, — сказал сержант, забирая полотенце. — С этими тварями так и надо: пулю в лоб и всё. Вор должен сидеть в тюрьме, убийца должен лежать в земле.

— Парни из ФБР, когда брали штурмом дом Редфорда половину его охраны тоже положили. В общем людей арестовано очень много, группировку Коротышки считай всю зачистили. Закрыли оба его борделя, казино и ресторан. В связи с этим у тебя есть реальная возможность стать весьма богатым человеком. Все три пули тебе обеспечил Коротышка Майк, это мы в суде свободно докажем, поэтому имеешь законную компенсацию за моральный и материальный вред, тем более с частичной амнезией после ранения. Юриста толкового мы подберём, сумма будет выглядеть в пределах нескольких миллионов. Вике тоже будет причитаться и от Редфорда и от Мясника Шнайдера. А деньги у того и другого на счетах солидные. Так что ты не только храбрый, но и богатый жених. И я за тебя рад. Но лучше не суйся больше никуда, Рич. Удача может и подвести.

— Да я вроде вполне простой парень, меня не трогают и я никого не трогаю. Тем более жена молодая, свадебное путешествие и сплошная романтика.

— Вот это свадебное путешествие меня и беспокоит. Слишком невеста у тебя неординарная, такие женщины неприятности притягивают как магнит. Лучше бы вы в Дейтоне медовый месяц провели. Мне бы было спокойней.

— Хорошо, Дейв, твоё предупреждение я понял и поберегусь. Съездим к моему отцу, познакомлю с женой и забьёмся куда-нибудь на горный курорт, где народу поменьше.

— Ну и ладно. Давай быстро соберём оставшиеся вещи, скажем охране до свидания и поедем. Да, завтра все наши собираются отмечать награды, но тебя не приглашаю, нечего тебе излишне светиться. Лучше с невестой побудь. Да и Кэрол предупреди чтобы о твоих героических подвигах особо не распространялась. Это уже после суда она сможет всему городу рассказать какой у неё муж герой и дать прессе десяток интервью.




Г л а в а 58


В астрал Глеб вышел легко. Видно сказались бурный день и ночь проведённая с Кэрол. В общем, за прошедшие сутки, сержант Советский Спецназ не посрамил, да ещё и утром добавил маленькую злую контратаку на сладкое девичье тело:

— Это, чтоб тебе стриптизера какого-нибудь не захотелось, — сказал он ей на ушко, добившись очередного оргазма.

— Какой стриптизёр, милый, — ты и в постели настоящий герой, мне переживаний на полгода хватит, — благодарно поцеловала девушка Глеба.

В душ она шла широко расставив ноги. Не жаловалась, но и дураку было понятно, что там, он ей своим штыком, всё натёр. Глеб завидовал сам себе — ох и красивая у него невеста! «Убью гадов! Попробуйте только руку к ней протянуть!»

Они вместе позавтракали и сержант счёл нужным провести небольшой инструктаж:

— Подарок положи в сумочку, протянул он ей маленький дамский револьвер двадцать второго калибра. (Никелированный чудо револьверчик, предварительно позвонив, вчера притащил вместе с лицензией Митчелл, в качестве подарка от награждённых полицейских. Кэрол он очень понравился. Вещица была действительно изящной и красивой. Весила всего двести семьдесят грамм.) Если вдруг придётся стрелять, то стреляй не думая. Из такого человека не убьёшь, но остановишь сразу. Револьвер заряжен, из сумочки без дела не доставай и подружкам не показывай, а то не хватало на девичнике несчастного случая. И вообще я за тебя очень переживаю, родная. Когда ты около меня, то мне спокойно, — поцеловал он в щёку Кэрол, легонько обняв за плечи.

— Ты знаешь, Рич, мне тоже, — прижалась к нему девушка, обняв обеими руками.

— Хотя ФБР говорит, что основных фигурантов дела уже взяли, но бережёного и Бог бережёт. Может быть повторная попытка похищения. Полгорода уже знает, что ты выходишь замуж и у тебя намечается девичник. Гостиница место людное, могут подсыпать вам снотворное, наркоту или что-то возбуждающее. Почувствуешь что-то неладное, сразу звони мне и Митчеллу. Я через три минуты приеду, гостиницу я эту знаю, она недалеко. Номер то хороший сняли?

— Да, триста первый — люкс.

— Люкс — это хорошо. Только много не пейте. Пьяная женщина себе не хозяйка. В общем веселитесь. Ты у меня умненькая, сообразишь что к чему, главное по сторонам посматривай. Я буду дома тебя ждать. Закончится у вас, позвони, я приеду в любое время.

— Береги себя, — сказал он девушке на прощание, проводив вниз к припаркованной машине.

Поднявшись к себе на второй этаж, он позвонил лейтенанту.

— Дэйв, Кэрол поехала. Сначала к себе домой, переодеться и сделать причёску, а затем в гостиницу у Старого моста. Номер триста первый люкс. Сбор у них на четырнадцать часов.

— Не волнуйся друг, невеста твоя под колпаком Дейтонской полиции. Доведут, проследят, и домой доставят. А в гостинице уже с утра пара агентов воздух нюхает. Номер уже проверили. Закладок нет, жучков и видеокамер нет. Гостиничная охрана проинструктирована. Так что спи спокойно после бессонной ночи.

— А ты откуда знаешь про бессонную ночь?

— Догадываюсь! Методом дедукции.

— Ладно, Шерлок Холмс, к шестнадцати часам жду с ребятами.

— Придём обязательно, но на час. В восемнадцать в нашем баре чествование награждённых.

— Ладно, тогда до встречи. Пойду действительно отдохну.




Отдыхать сержант естественно не пошёл. Съездил в супермаркет, набрал закуски и выпивки для мужиков, для Кэрол всяких вкусностей и бутылку шампанского. Переоделся в спортивные штаны и футболку, и сел сочинять весточку родным. Записку написал на маленьком кусочке бумаги чуть больше спичечного коробка. Глеб сомневался, что и такой кусочек сможет протащить по астралу до Самары. Он просто никогда не пробовал так делать. Затея могла выйти боком. Но на эксперименты времени не было.

«В крайнем случае брошу и всё», — успокоил он себя. Записку положил на край столика, чтобы было удобнее схватить пальцами за свисающий уголок.

В астрал сержант вышел легко. Повисел немного в углу комнаты, быстро облетел вокруг дома, осмотрел подступы к квартире и вернулся назад. Всё было штатно, никаких неожиданностей не намечалось.

Глеб приблизился к столику, двумя пальцами легко подхватил маленькую бумажку и начал настраиваться на Самару. Представил себе свою комнату с весёлыми виниловыми обоями, письменный стол, кровать, полки с книгами и прыгнул. Астрал привычно зашипел, смазывая всё вокруг в серебряно-голубые полосы, но спустя десяток секунд Глеб понял что начались неприятности. Невесомая бумажка в руке начала приобретать вес, цвет полос сместился в сине-фиолетовый спектр, а вместо размеренного шипенья обтекающих астральных струй слышалось недовольное гудение трансформатора. «Кажись, приплыл. Подставился по полной, мудак!» Бумажка в руке уже весила килограмм пять, а трансформатор гудел просто угрожающе У-У-У-У!

***


— Оля, сходи, посмотри, кажется у Глеба в комнате что-то хлопнуло.

***


— «Бросать надо!» Ощутимый хлопок и тишина. «Кажись финиш! Не зря Зверев сто раз говорил, что главное оружие спецназа это голова! И не кирпичи ею колоть, а думать. Думать и ещё раз думать! Патронов на всех не хватит! Слава Богу, что обошлось». Глеб из-под потолка обвёл взглядом СВОЮ комнату, тускло освещённую уличным фонарём и расплылся в улыбке: «Мать честна, Я всё-таки дома!!!»

Щёлкнул выключатель, загорелся свет и в комнату влетела сестрёнка. Взгляд её настороженно пробежали по комнате и замер на порхавшей бумажке. Треклятая записка, покувыркавшись приземлилась на письменный стол. «А ведь могла и взорваться или сгореть, кто её знает сколько энергии за время переноса накопила! — подумал сержант. — Хлопок то был сильный. Хорошо вовремя отпустил. А то бы стал призраком без пальцев».

Ольга схватила бумажку и помчалась назад на кухню, где сидели родители. Гостей с поминок уже проводили, Стол в большой комнате убрали, посуду помыли и сели всей семьёй на кухне, как было привычно и удобно.

Сержант тут же подхватился и устремился за сестрой.

— Пап, я свет включаю, а эта бумажка в воздухе порхает и прямо на Глебов стол.

Батя сидел в «парадном» пиджаке с тремя орденами и держал в руке рюмку водки. Отец Глеба, Ткачёв Николай Петрович, работал на заводе Куйбышевского агрегатно-конструкторского производственного объединения токарем шестого разряда. Был награждён двумя орденами «Трудовой Славы» и орденом «Знак почёта». Завод производил шасси для разных типов самолётов, как военных, так и гражданских. А отцовы друзья из девятнадцатого цеха, Семён Лыхварь и Виктор Варлашин имели по шесть орденов. У дяди Вити был даже орден Ленина. И ведь было за что! Министерство авиационной промышленности выпускало несколько сотен самолётов в год[18 - С развалом СССР и экономическим кризисом 1998 года авиационная промышленность потерпела сокрушительный спад производства. Если в СССР выпускалось 450 — 550 самолётов и 300 — 400 вертолётов в год, то в 2010 году (абсолютный минимум) выпущено 6 самолётов и 8 вертолётов. Выход из СССР Украины и Узбекистана (Днепропетровск, Харьков, Запорожье, Ташкент) отсёк РФ от производства транспортных самолётов. РФ в настоящее время вынуждена под транспортные самолёты переоборудовать пассажирские машины. Проведение приватизации, реформ московских и питерских реформаторов, отсутствие государственных заказов и финансирования привело к фактическому уничтожению ряда конструкторских бюро и заводов в Москве, Ульяновске, Саратове, Самаре, Казани, Уфе, то есть в центральной полосе России. Остались производства в Сибири (Новосибирск, Иркутск) и Дальнем Востоке (Комсомольск — на — Амуре), способные производить боевые самолёты в непосредственной близости с Китаем. В случае начала боевых действий Российская федерация будет лишена возможности производить истребители и бомбардировщики. План Правительства, выделив свыше 4 триллионов рублей к 2020 году закупить 600 самолётов и 1100 вертолётов для Вооружённых сил РФ носит декларативный характер, по принципу «мы вам деньги — вы нам стулья». Абсолютно не учитывая отсутствие квалифицированных авиационных рабочих и инженерно-технического состава для развёртывания производства, необходимость возобновления и реконструкции производственных фондов. Сомнения возникают и на предмет наличия лётчиков, способных управлять как гражданскими, так и военными машинами, поскольку государственная подготовка военных лётчиков стараниями господина Сердюкова развалена, а гражданских пилотов отсутствует вообще. Уже сейчас в гражданском флоте существует значительная нехватка обычных пилотов. (Здесь и ранее примеч. автора)], люди работали на Родину, на её мощь и безопасность, не жалея себя, бывало по десять и даже по двенадцать часов в смену. Тот же Куйбышевский 18-й Авиационный завод, выпускавший в войну штурмовики ИЛ-2, когда Глеб уходил в армию, уже выпустил свыше 900 бортов ТУ-154, помимо этого производя и противолодочные бомбардировщики ТУ-142.

Отец поставил рюмку и взял бумажку: — Мелковато написано. Мать, ты в очках, прочитай.

Мама взяла записку, пригляделась и начала читать:

— Здравствуйте мои дорогие, мама, папа и Ольча!

Мама растерянно остановилась, сняла очки и посмотрела на отца:

— Коля, как же так? Подписано: «Глеб» и дата сегодняшняя стоит?

Губы её мелко задрожали, и из глаз потекли слёзы.

— Давай сюда, Тая! — забрал записку отец. — Олька, мигом мне очки с серванта принеси!

Пока сестрёнка бегала Глеб кинул взгляд на стол. На столе в рамке стояла его фотография в военной форме, которую он посылал после года службы. Угол фото был перехвачен чёрной ленточкой. Перед фото стоял стакан с водкой, накрытый куском чёрного хлеба, а на хлебе лежал орден «Красной звезды». Перед стаканом лежала бумага, где крупными буквами было написано «Благодарственное письмо». «Кажется и дома наградили!» — мелькнула мысль.

Отец неспешно достал очки из футляра и начал читать вслух:






«Здравствуйте мои дорогие мама, папа и Ольча. Хотя тело моё лежит в земле, но я жив. Сорок дней живу в теле американца. Уже освоился и привык. Вот в качестве призрака выбрался вас навестить. Я сейчас здесь, вас вижу и слышу. По возможности позвоню или навещу. В Америке меня зовут Ричард. Записку уничтожьте. Целую. Глеб».





— А число то действительно сегодняшнее. Может розыгрыш чей-то? Но такими вещами у нас не шутят, — пробурчал отец. — Доча, давай ещё раз расскажи как ты эту бумажку нашла.

— Как-как?! — встрепенулась сестрёнка. — Зажгла свет у Глеба в комнате, а она по воздуху кувыркается и на письменный стол падает.

М-м-да! — протянул отец, — всё бы хорошо, но не верится что-то.

— Меня Ольчей только Глеб называл — сокращённое от Олечка, — вставила свои пять копеек Ольга свет Николаевна.

— Глебушка, ты сейчас здесь и нас слышишь? — с дрожащей надеждой в голосе спросила мать.

— Слышу мама, слышу. Да что толку. О! — сообразил сержант. Он поднял со стола свою записку и поднёс к свечке, что горела около портрета. Записка сгорела. Родные от удивления примолкли. Первой встрепенулась мать:

— Сынок, значит ты здесь и нас слышишь. Мы все тебя очень любим и надеемся на встречу.

— Я тоже вас всех люблю, — погладил он мать по голове и она почувствовала его руку.

— Я чувствую твою руку, ты погладил меня по волосам, — сказала она.

— Глеб, и меня тоже погладь, — попросила сестрёнка. Он погладил и русые волосы сестрёнки. — Я тоже тебя чувствую, — восхищённо произнесла сестра. Сержант шутя подхватил несколько невесомых прядей её волос и попытался намотать ей на нос, но длинные волосы за аккуратный носик не очень то хотели цепляться. Но все это увидели.

— Глеб, твои командиры письмо из части прислали, — поднял батя документ и положил его на раскрытую ладонь, с надеждой что сын его сейчас возьмёт.

Сержант и взял, но поскольку бумага была толстой и тяжёлой, то пришлось опустить письмо на край стола.






«Уважаемые Таисия Дмитриевна и Николай Петрович, Ваш сын сержант Ткачёв Глеб Николаевич пал смертью храбрых в бою с бандой боевиков, пытавшихся осуществить подрыв горной дороги при проходе колонны советских войск. Ваш сын, выполняя задание Министерства Обороны СССР по охране и разведке участка дороги в Нагорном Карабахе обнаружил закладку фугаса на горном склоне. Место минирования охранялось вражеским снайпером, который произвёл несколько прицельных выстрелов по сержанту Ткачёву. Будучи тяжело раненым в бёдра ног, Ваш сын отважно вступил в бой и сумел уничтожить подрывника, а затем, сменив позицию и снайпера, ранившего его. Помощь подоспела через двадцать минут, но Ваш сын уже погиб от кровопотери из ран. Тело Вашего сына будет доставлено по месту жительства для захоронения с воинскими почестями.

Командование части благодарит Вас Таисия Дмитриевна и Вас Николай Петрович за воспитание Вашего сына смелым и отважным воином, патриотом своей страны. Ведь его умелые действия помогли спасти жизни десяткам советских солдат. Сержант Ткачёв Глеб Николаевич за свой подвиг и стойкость при выполнении солдатского долга представлен к правительственной награде (посмертно).

Низкий Вам поклон.

Командир войсковой части 35564-С полковник В.С. Шумарин.

Заместитель командира по политической части подполковник Э.Г. Данилов».





Показав, что прочитал, Глеб подтолкнул Письмо дальше на стол.

— А это, — дотронулся отец до ордена, — майор из военкомата приходил неделю тому назад, награду твою вручил. Письмо то на четвёртый день пришло, как тебя убили. А тело через неделю привезли в цинке. Цинк мы вскрыли, похоронили в обычном гробу, в форме. Почётный караул стрелял трижды, да и народу на похоронах было много. Одноклассники твои были, из института девчонки, спортсмены из секции, ну и с работы моей и материной. Майор сказал, что ты отличным солдатом был, если сумел диверсанта завалить и со снайпером посчитаться. От снайпера уйти почти невозможно. От воинской части на похороны приехал старший лейтенант Козырев и дружок твой Димка Жохов, он твой берет нам передал. Ну и рассказал что можно. Козырев всё больше отмалчивался. Димка говорил, что неприятности у него: убили трех диверсантов, одного в плен взяли, а потеряли двух солдат. Хорошо что задачу выполнили, ничего подорвать не дали, а то бы сожрали вашего старлея. Хотя мне ваш командир группы очень даже вдумчивым мужиком показался. Я бы с таким в разведку пошёл.

Отец вдруг встрепенулся, прервав размеренную речь, видно прорезалась какая-то мысль: — Оля, быстро неси пару газет и ножниц сколько есть. Будем буквы вырезать! Глеб, ты же можешь двигать лёгкие бумажки?!

Сержант мог, но уже чувствовал, что время начинает поджимать. Сестрёнка принесла всё нужное секунд за тридцать и вся семья по-стахановски принялась вырезать буквы из заголовков. Глеб работал пальцами быстро, выкладывая буквы в строку: «время… уходить… целую… встретимся… люблю… всех…» Он скомандовал возвращение, чувствуя, что через несколько секунд его начнет засасывать самопроизвольно.

В тело Хадсона удалось вернуться успешно. Чувствуя слабость, он еще минут двадцать полежал на кровати, вспоминая встречу с родными и улыбаясь. Родных повидать — для солдата за счастье. А уж дома то сколько разговоров будет…

Глеб встал, направляясь на кухню, готовить нехитрую мужскую закуску. Всё у него было хорошо. Впереди ждала свадьба, любимая девушка и свадебное путешествие. Только пока он, быстро работая ножом, пластал ветчину, сыр и колбаску, в голове потихоньку крутилась мыслишка:

«А не съездить ли нам на месячишко домой. В России уж точно никакие американские бандиты не достанут. Там не у них — там у меня всё схвачено. Надо будет с Кэрол поговорить на эту тему. В Америке хорошо, но домой то ведь хочется! Очень хочется…».

Спецназ всегда надеется вернуться!



notes



Примечания





1


Берет красно-бордового цвета. Символ чести и доблести в войсках специального назначения.




2


Минимальное время задокументированной реинкарнации (нового рождения умершего человека) — полтора года. Это, как правило, умершие дети. В большинстве случаев срок гораздо больше — измеряется десятками и даже сотнями лет. Интересно, на каком складе лежат наши души?




3


ВДВ — Воздушно-десантные войска.




4


БРДМ — боевая разведывательно-дозорная машина десанта.




5


Э л е м е н т ё р — дух умершего человека.




6


Л я р в ы — астральные существа, порождённые страстями и дурными наклонностями.




7


А с т р о с о м — астральное тело, которым обладает живой или умерший человек (элементёр). После того, как элементёр очистится от лярв, его душа, из астрального тела переходит в высший духовный план, а оставшийся астральный труп постепенно растворяется в астрале.




8


РОДНЫЕ и БЛИЗКИЕ, не оставляйте больных в одиночестве, без своего внимания, любви и заботы. Вы даёте им силы!




9


Не стесняйтесь плакать по близкому вам человеку. — Вы даёте силы его душе!




10


Не бросайте любимых! Убивая любовь, вы рождаете зло!




11


СИТЭЙ КАТА — обязательные ката на 1-й дан чёрного пояса. Ката — комплекс движений, включающий стойки, удары, блоки, связки и т. д.




12


ОЗ-ЦУКИ — удар кулаком в средний уровень из положения передней стойки с нижним блоком предплечьем.




13


ЭКСТЕРИОРИЗАЦИЯ — выход в астральный мир.




14


Примечание. Далее приведена реальная методика психического исцеления. Нелюбопытный читатель может эту главу смело пропустить, кроме последнего абзаца.




15


Ч а к р ы — энергетические центры астрального тела, имеющие специальное предназначение. Различают чакры основные и второстепенные. Основные расположены: первая — в основании позвоночника (у мужчин) или между яичниками (у женщин); вторая — под пупком; третья — в солнечном сплетении; четвёртая — в сердце; пятая — в основании гортани; шестая — в центре лба; седьмая — на макушке. Второстепенные чакры располагаются в ладонях рук и стопах ног. Подробнее смотри в специальной литературе.




16


Колумбус — столица штата Огайо.




17


Очень хорошо, моя военная подруга (англ.)




18


С развалом СССР и экономическим кризисом 1998 года авиационная промышленность потерпела сокрушительный спад производства. Если в СССР выпускалось 450 — 550 самолётов и 300 — 400 вертолётов в год, то в 2010 году (абсолютный минимум) выпущено 6 самолётов и 8 вертолётов. Выход из СССР Украины и Узбекистана (Днепропетровск, Харьков, Запорожье, Ташкент) отсёк РФ от производства транспортных самолётов. РФ в настоящее время вынуждена под транспортные самолёты переоборудовать пассажирские машины. Проведение приватизации, реформ московских и питерских реформаторов, отсутствие государственных заказов и финансирования привело к фактическому уничтожению ряда конструкторских бюро и заводов в Москве, Ульяновске, Саратове, Самаре, Казани, Уфе, то есть в центральной полосе России. Остались производства в Сибири (Новосибирск, Иркутск) и Дальнем Востоке (Комсомольск — на — Амуре), способные производить боевые самолёты в непосредственной близости с Китаем. В случае начала боевых действий Российская федерация будет лишена возможности производить истребители и бомбардировщики. План Правительства, выделив свыше 4 триллионов рублей к 2020 году закупить 600 самолётов и 1100 вертолётов для Вооружённых сил РФ носит декларативный характер, по принципу «мы вам деньги — вы нам стулья». Абсолютно не учитывая отсутствие квалифицированных авиационных рабочих и инженерно-технического состава для развёртывания производства, необходимость возобновления и реконструкции производственных фондов. Сомнения возникают и на предмет наличия лётчиков, способных управлять как гражданскими, так и военными машинами, поскольку государственная подготовка военных лётчиков стараниями господина Сердюкова развалена, а гражданских пилотов отсутствует вообще. Уже сейчас в гражданском флоте существует значительная нехватка обычных пилотов. (Здесь и ранее примеч. автора)