Друзья бога
Сергей Слюсаренко


Корсары #4






Через моря и океаны, через невзгоды и тайны древних цивилизаций идет капитан Андреа Амалфийский в поисках тайны своего рождения. С детства он сохранил в себе верность друзьям, любовь к женщине, отвагу и честь. Ни мистические тайны, ни предательства и коварные враги не заставят его изменить своим друзьям и своим принципам. Но от судьбы не уйти…






Сергей Слюсаренко

ДРУЗЬЯ БОГА


Я список кораблей прочел до середины…

    

Осип Мандельштам








Глава 1


«Il giorno del giudizio, per gli amalfitaniche andranno in Paradiso saraun giornocome tutti gli altri».

Scrisse e sottoscrisse, nel 1877, Renato Fucini.

Letterato raffinatissimo e toscano fino alla cima dei capelli, Renato Fucini presentò nel suo libro «Napoli a occhio nudo», una realtaa dir poco terrificante




«В Судный День, амалфитане, которые попадут в рай, не заметят никакой разницы».

Написал и подчеркнул Ренато Фучини, Тосканский до кончиков волос писатель, в книге «Неаполь невооруженным глазом», 1877 год, описывая ужасную жизнь на юге Италии




Благословен амалфийский[1 - Амалфи (Amalfi) — приморский город в итальянской провинции Салерно, местопребывание архиепископа и столица средневековой республики.] берег. Сотни и сотни лет трудолюбивые люди вгрызались в неприступные скалы и в конце концов создали жемчужину южного берега Италии. Отступив от кромки моря на несколько метров, словно в сказочном видении, вертикально вверх уходит город. Улицы — узкие лесенки с потертыми тысячами подошв ступеньками — соединяют между собой дома, увитые цветущей пассифлорой и скрытые в зарослях бугенвиллей. На одном из верхних уровней города спрятался монастырь капуцинов,[2 - Капуцины (лат. Capucini ordinis fratrum minorum) — ветвь францисканцев. Орден основан в 1525 г. Бедность часто соединялась у капуцинов с недостатком образования; они справедливо назывались пролетариями среди монахов.] уже триста лет дающий приют монахам древнего ордена.

Андреа с утра должен был вымыть террасу, защищенную древним фикусом от палящего солнца. Аббат Марео, заменявший мальчику и отца, и мать, и учителя, хоть не наказывал за плохую работу поркой, все равно не допускал, чтобы его воспитанник ленился. Работая шваброй, Андреа успевал поглядывать на море, маленький кусочек которого блестел сквозь ограду террасы. Мальчик любил море, несмотря на то, что оно поглотило самую страшную тайну его жизни, оставив сиротой и связав навсегда с монастырем. Но мальчик, не помня никакой жизни, кроме монастырской, рос веселым и прилежным послушником.

Утренний бриз приносил сюда, на террасу, легкий запах цветущих лимонов, который кружил голову и отвлекал мальчика от работы. Привлеченный ароматом деревьев фиолетовый шмель-плотник, большой, как птица, загудел над перилами, словно жалуясь на жизнь.

— Кыш отсюда! — Андреа махнул шваброй на страшное насекомое. Проследив за тем, как рассерженный шмель с жужжанием упал в воздушные струи, мальчик глянул на сверкающее в утреннем солнце море. И застыл, держа в руках швабру, с которой капала на камень вода.

Как волшебные птицы, раскинув крылья над водой, в бухту Амалфи входили парусники. Шесть небольших кораблей с непривычными косыми парусами, ощетинившиеся пушками вдоль бортов. Андреа много раз видел торговые суда, приходившие в город. Амалфи славился своей бумагой, щедрая земля позволяла торговать зерном и фруктами, но вот таких кораблей, с торчащими по бортам пушками, видеть не доводилось.

Совершив ловкий маневр, эскадра развернулась к берегу бортами. В одно мгновение их окутали клубы дыма, и через секунду донеслось раскатистое «бум», ударившее по ушам. И сразу же брызги кирпича разлетелись от сторожевых башен, стоящих на берегу. Второй залп ударил по городу. Андреа стоял со шваброй наперевес и с ужасом смотрел, как запылали дома. Корабли не переставали бомбардировать город, а тем временем с десяток шлюпок были спущены на воду и хищной стаей ринулись к берегу. Мальчик наблюдал за происходящим, словно все это случилось где-то очень далеко, а не прямо внизу под ногами, как будто до набережной, на которую высаживались люди с оружием, не было всего несколько сотен ступенек.

— Ну что ты стоишь! — раздался сердитый окрик аббата Марео. — Ждешь, когда тебя убьют пираты?

Мальчик растерянно оглянулся. У входа на террасу стоял его учитель. Аббат Джанкарло Марео был взволнован и нервно теребил узелок веревки, которая подпоясывала его темно-коричневую сутану. Видимо, монах прибежал из молитвенной комнаты, где он находился в это время согласно распорядку. Выбритая макушка была покрыта каплями пота, аббат хрипло дышал.

— Мальчик мой, послушай. — Аббат перевел дыхание и продолжил: — Это сарацины, пираты, ты должен бежать, они грабят и увозят в рабство! Беги в горы, в Равелло. Они так далеко не пойдут.

— А вы, падре? — Голос Андреа дрогнул.

— Я стар, далеко не уйду. И кто-то должен защитить монастырь.

— Я тоже могу, я умею стрелять из арбалета! — задорно воскликнул мальчик.

— Возьми крест святой из моей кельи и беги. Не вздумай воевать, спасайся, мой мальчик. — Аббат взял воспитанника за плечо и подтолкнул его к выходу с террасы.

Андреа не посмел ослушаться учителя. Он кубарем скатился по лестнице этажом ниже, туда, где была келья Джанкарло. Темные коридоры монастыря, скромные беленые стены — он их не замечал. В келье Андреа сорвал висевший на гвозде дубовый крест и уже собрался выскочить из здания, но на мгновение забежал в свою комнатку и накинул на себя сутану, такую же, как у аббата, только сшитую по размеру. Мальчик привязал к тяжелому кресту веревку и забросил его за спину.

А потом он вышел в коридор, который оставался безлюдным, и осторожно прошел к своему тайнику — там под лестницей, за кованым сундуком, был спрятан арбалет. Когда-то давно ранним утром Андреа бежал к зеленщику и у приморской таверны нашел этот арбалет вместе со связкой болтов. Наверное, кто-то из гвардии забыл после пирушки. Конечно, находку надо было вернуть, но арбалет был таким восхитительным, что Андреа решил пока его спрятать, проиграть, а потом отдать. Вот сейчас он ему и пригодится!

С тяжелым оружием и крестом за спиной Андреа побежал на верхний этаж, откуда можно было пробраться выше в город, а там уже легко прошмыгнуть к тропинке, уходящей из Амалфи в горы, к дальнему поселку Равелло. Мальчик вышел на крышу и побежал к краю посмотреть, что же происходит внизу — в городе и в окрестностях. Видно было, как по набережной бежали горожане, спасаясь от пиратов. Даже сюда, на северную оконечность города, доносились крики несчастных. Но хуже всего было то, что около десятка бородатых людей в белых тюрбанах со страшными саблями в руках уже стояли на пороге монастыря. Раздался грохот — это ломали входную дверь. Андреа понимал, что должен бежать, как приказал аббат, но, словно связанный веревками, не мог сделать ни шагу.

Мальчик зарядил арбалет, вращая зарядную ручку, положил болт в паз и выстрелил. Один из пиратов страшно закричал, держась за раненую руку. Андреа снова зарядил арбалет и выстрелил. И опять вопль. Сарацины поняли, откуда ведется стрельба, и спрятались под стеной. Когда мальчик взвел тетиву в третий раз, злобный крик раздался из люка на крыше. Оттуда показалась безобразная черная рожа в тюрбане. Мавр, высунувшись по грудь, метнул тяжелый нож. Андреа попытался увернуться от летящего лезвия, и нож с глухим стуком ударил в крест. А болт, выпущенный мальчиком в ответ, пробил мавру глаз. Пират рухнул в люк.

Снова зарядить арбалет не удалось, что-то случилось с воротом, и шестеренка, громко хрустнув, сломала зарядную гребенку. Андреа чуть не заплакал с досады, но на крышу вскочили один за другим три мавра. Они боялись нападать, видя в руках мальчика оружие, не понимая, что оно не заряжено. Заминка была мимолетна. Пираты кинулись к мальчику, ударом повалили его на крышу. Двое вцепились в руки, а третий сорвал с головы Андреа капюшон и занес саблю, чтобы отсечь ребенку голову. Андреа даже не вспомнил о молитве, а просто закрыл глаза.

Грозный окрик остановил казнь. На крыше появился четвертый пират. Судя по всему, он был у них главным. Его белоснежный тюрбан оттенял иссиня-черную бороду, в руке сарацин сжимал украшенную драгоценными камнями и тонкой резьбой саблю. Он подошел к мальчику и жестом приказал поднять его на ноги. Андреа, стиснув зубы от ненависти, глянул прямо в глаза пирату. Тот самодовольно осклабился, поднял саблю к горлу мальчика. И резким взмахом разрезал веревку, держащую крест. Мавр, который только что пытался отрубить Андреа голову, с отвращением отбросил крест ногой. Старший что-то сказал на гортанном языке и, потрогав рукой светлые, почти золотые волосы Андреа, повернулся и скрылся в люке. Мальчику крепко связали руки и потащили вниз.

В коридорах монастыря Андреа понял, что произошло. Полы и стены были залиты кровью. На ступеньках лестниц лежали убитые братья, а упоенные победой пираты громили мебель, ища золото. Хотя какое может быть золото у капуцинов? У входа в молельню Андреа увидел лежащего без признаков жизни Марео, борода его была в крови. Все остальное происходило словно в тумане. Мальчика повели по ступеням к морю через разграбленный горящий город.

На набережной пленника втолкнули в шлюпку, приказав лечь на дно. Это был даже не приказ, а грубый пинок в спину в сопровождении совершенно непонятных гортанных слов. Пираты были довольны набегом. Они громко разговаривали, смеялись и не обращали никакого внимания на пленников. Они предвкушали дележку награбленного, и остальное их сейчас мало интересовало. Через некоторое время, когда Андреа уже затошнило от качки, лодка ударилась обо что-то твердое. Мальчика резко дернули за веревки, крепко связывавшие кисти рук, и подняли на ноги. Лодка причалила к борту большого корабля. Андреа привязали за ноги, спущенной с палубы веревкой, и, как барана, подняли на борт.

Мальчик лежал на грязной, пахнущей гнилью и мочой палубе и ждал своей участи. Кисти рук уже ничего не чувствовали, и когда веревку развязали, по ладоням побежали болезненные жгучие мурашки. Тут Андреа понял, что вместе с ним на палубу выгрузили еще с десяток пленников. В основном это были молодые девушки. Гадко хихикая, пираты собрали девушек вместе и увели в темный трюм в задней части корабля. Андреа и еще одного молодого человека подвели к люку в палубе и столкнули вниз. Чьи-то руки подхватили их и спасли от ушибов и серьезных травм. В трюме было темно, глаза после яркого солнца ничего не различали.

— Эй, амико, давай сюда! — услышал Андреа голос, который явно принадлежал мальчишке.

Худая, сильная ладонь схватила Андреа и увлекла в глубь трюма.

— Рассказывай, ты кто такой? — Глаза уже привыкли к темноте, и Андреа смог рассмотреть, что с ним разговаривает худой кучерявый мальчик примерно его же возраста.

Даже в сумраке трюма в мальчике можно было угадать выходца из Южной Италии. Тонкие черты лица, протяжный говор, черные блестящие глаза.

— А ты кто такой? — не очень вежливо отозвался Андреа.

— Ты чего, поп, такой бука? — ничуть не обиделся собеседник. — Раз попал сюда, надо помогать друг другу! Я Топо,[3 - Торо (ит.) — мышка.] из Неаполя.

— Да вижу, что не миланезе, — почти дружески сказал Андреа. — Наполетане все так разговаривают, что не разбери-поймешь. А я здешний.

— Все мы теперь здешние, — мрачно произнес Топо. — Ты откуда родом? Думаешь, здесь, в этой крысиной норе, я догадываюсь, где мы сейчас? Хотя раз ты капуцин, так точно мы еще в Италии.

— Я из Амалфи. И не поп я. Просто в монастыре жил. Они аббата убили…

— Расскажи кому-нибудь другому, что ты местный. С такими кудрями, — хохотнул Топо. — Ты видел еще блондинов, кроме себя? Ну ладно, не хочешь — не говори. Только тебе надо подумать хорошенько, что сказать этим вонючкам. Иначе продадут какому-нибудь толстому паше, и будешь ты у него сам знаешь кем.

— Кем? — Андреа искренне удивился. — А что придумать? Ты что-то такое говоришь, я ничего не понимаю.

— Вот сразу видно, что ты или не местный, или у тебя попы совсем мозги вышибли молитвами!

Топо приложил палец к губам и заговорил трагическим шепотом:

— Это же магрибские[4 - Магриб (араб. ал-Магриб — «запад») — название, данное средневековыми арабскими географами странам, расположенным к западу от Египта.] пираты, берберы. Они город разграбили и взяли людей продавать в рабство. Но некоторых они брали, чтобы выкуп получить. Ты пойми, если какого башмачника взять и ждать выкупа, сто лет пройдет. Его лучше стразу выгодно продать. А вот если какого графа или, там, герцога, то выкуп за него пришлют, и немалый. По тебе сразу видно, что можно, не мучаясь, хорошие деньги сделать. Вот тебя и взяли. Так бы не возились. Девушка в гарем — гораздо выгоднее.

— А тебя тогда зачем сюда взяли?

— Я граф Эдуардо Марчелло Ди Кавальканти! — прошептал Топо. — Ну, сказал так. Там такое дело. Мой отец служит кучером у Кавальканти, но они в тот день, когда на Баколи напали, уехали в Неаполь. А мне в доме разрешили остаться, собрать в саду поломанные после дождя ветки. Заплатить обещали. Ну, вот когда налетели сарацины, я и сообразил, что лучше прикинуться графским сыном, чем просто рабом стать или головы лишиться. Так что ты лучше правду скажи, ну или как-то так, что, мол, благородный. А потом придумаем что-нибудь.

— Врать нехорошо, — не согласился Андреа.

— Они тебе потом покажут, что значит нехорошо! — сказал Топо и чиркнул большим пальцем по горлу. — Меня зовут вообще-то Рикардо Бартолино.

Тут, словно кто-то услышал их разговор, распахнулся люк в трюм и раздался голос:

— Эй, амалфитанин, иди сюда! — говорили практически без акцента.

Нехотя, медленно Андреа поднялся по лестнице на палубу. Щурясь на солнце, он осторожно осмотрелся. Палуба была залита вечерним малиновым светом. Посредине, у грот-мачты, стояло громадное кресло, устеленное дорогим ковром. В кресле, вальяжно откинувшись, небрежно держа мундштук кальяна, сидел толстый мужчина с выражением полного безразличия на лице. Его пальцы, короткие и толстые, выглядели грязными, а громадные перстни усиливали это впечатление. Роскошный халат, расшитый золотым позументом и драгоценными камнями, открывал только ступни в туфлях из золотой парчи с загнутыми вверх носами. Лицо украшала ухоженная черная борода, отливающая хной. Было ясно, что он здесь самый главный.

— Скажи господину, кто ты! — строго приказал тот, который позвал Андреа из трюма.

Он был примерно лет тридцати, в европейском камзоле, его рубаха из тонкого шелка с пышным жабо давно нуждалась в стирке.

— Я Андреа, — просто ответил мальчик.

— Откуда ты родом? Что делал в монастыре? — не отставал человек.

— Я там жил.

Европеец перевел слова пленника хозяину. Тот поморщился и произнес несколько слов.

— Господин Амирал-паша спрашивает, почему на тебе этот балахон? Ты монах?

— Я был воспитанником монастыря, почему бы мне не надеть ту же одежду, что носят все братья, — спокойно ответил Андреа. И повторил: — Я не монах, я воспитанник. Как можно быть монахом в двенадцать лет?

— Que testarudo![5 - Какой упрямец! (исп.)] — пробормотал себе под нос по-испански переводчик. Видимо, этот язык был для него родным.

— Mi no el testarudo! — жестко ответил мальчик. — Digo la verdad.[6 - Я не упрямец! Я говорю правду (исп.).]

— Ты говоришь по-испански? — несказанно удивился переводчик.

— Хоть это и запрещено уставом монастыря, но мой учитель, аббат Марео, учил меня и языкам, и наукам, — с гордостью сказал Андреа.

— Не ври! Признавайся, ты сын знатных родителей? Все равно мы узнаем. А нет — тебя продадут на невольничьем рынке Магриба. Найдется немало знатных людей, которые захотят купить такого миловидного мальчика. Ты понимаешь, надеюсь. А если ты скажешь, где твои родители, и напишешь им письмо, раз ты такой грамотный, то у тебя есть шанс дождаться освобождения в сносных условиях. Целым и невредимым.




Конечно, Андреа понимал, что, соври он сейчас, придумай себе каких-нибудь знатных родственников, его жизнь и вправду хоть на время стала бы легче и появилась бы надежда на спасение. Но врать, тем более себе в угоду, он не умел.

— Я все сказал. — Андреа опять перешел на родной ему итальянский язык.

Резкий удар плети по икрам заставил мальчика упасть на колени. Второй удар, по спине, опрокинул его лицом вниз, на грязную, давно не мытую палубу.

— Это тебе задаток, чтобы думал быстрее, а думать надо быстро, до берега пару дней хода. И запомни, это я тебе говорю, Эстебан Эерчекуэлья, моли небо, чтобы ты вспомнил, откуда ты родом и кто твои родители. Откуда у тебя благородное лицо и белые кудри. Проваливай. — Испанец произнес короткую фразу по-арабски, крепкие руки грубо схватили Андреа за шиворот и в два приема дотащили до люка, ведущего в трюм. От боли и обиды на глазах мальчика выступили слезы.

— Ты что? Совсем глупый? — спросил его Топо после того, как пришедший в себя Андреа пересказал ему разговор на палубе. Топо спросил громко и возмущенно, его голос прозвучал неожиданно в мрачной тишине, и это вызвало возмущение у остальных пленников.

— А ну заткнитесь, черти! — раздалось из непроглядной глубины трюма.

— Врать — грех, — твердо, хоть и шепотом, сказал Андреа.

— А загнуться в рабстве — глупость! — ничуть не смутился Топо. — Ну и сиди!

Мальчики насупились, как подравшиеся коты, и молча сидели, отвернувшись друг от друга. Все, что случилось сегодня, жестокие и невероятные события привели к тому, что Андреа, хоть и на пустой желудок, тихо сполз с борта на жесткий пол и быстро уснул. Легкая вибрация корпуса шебеки,[7 - Шебека — быстроходное боевое судно магрибских пиратов. Большая шебека имела на борту до 20 пушек и несла экипаж 300–400 человек.] несущейся на всех парусах на юг, только убаюкивала. Сон, глубокий и исцеляющий, постепенно погрузил всех пленников в небытие. Даже корабельные крысы, вышедшие на промысел, когда утихли люди, не смогли потревожить это больное царство Морфея.

Разбудили Андреа гортанные крики, топот ног по палубе. Шебека выполняла резкий маневр, люди в трюме, не ожидавшие его, покатились по пайолам.[8 - Пайол — съемный деревянный настил в корабельных помещениях.] Затем раздался грохот пушек на палубе, да такой, что заложило уши. А потом начался ад. С треском разлетелась обшивка на борту — ядро пробило пиратский корабль насквозь, чудом не убив никого из пленных. Крики возбуждения на палубе сменились воплями страха и боли. Раз за разом громыхали пушки, раздавались взрывы. В какое-то мгновение Андреа заметил через пробоину, как в море мелькнул громадный корабль, окутанный клубами порохового дыма. Топо вцепился в руку приятеля то ли от страха, то ли от восторга и радостно воскликнул:

— Англичане! Сейчас они этим покажут!!!

Корпус корабля сотряс сильный удар, и теперь звуки на палубе изменились. Канонаду сменили выстрелы из пистолей, резкие, словно удары по жестяному листу палкой. Раздался звон клинков, это значило, что начался рукопашный бой и пошло в дело холодное оружие. Крики с палубы становились все ожесточенней и, достигнув апогея, словно оборвались. В тишине, накрывшей корабли, были слышны только стоны раненых.

Топо, движимый скорее любопытством, чем жаждой свободы, крадучись поднялся по лестнице к люку и, толкая его вверх, попытался открыть. Мальчик только налег плечом, но тут люк распахнулся словно по волшебству. Прямо в нос Топо уткнулся ствол пистолета.

— Мы пленники, мы свои! — закричал он, сразу поняв, что схватка на палубе окончена и пираты побеждены. Сильная рука в перчатке рывком выхватила Топо за шиворот и вознесла его на палубу.

— Кто вы есть будете? — на очень плохом итальянском спросил Топо человек, выдернувший его из трюма.

— Я Топо, — только и сообразил ответить мальчик. — Я из Баколи,[9 - Баколи (ит. Bacoli) — город в провинции Неаполь.] меня похитили…

Только тут он осмотрелся. Палуба была усеяна трупами. Видимо, после нескольких залпов большинство мавров разорвало на куски пушечными ядрами. Снесенные под корень обе мачты лежали поперек корабля. Пиратов, оставшихся в живых после бомбардировки и абордажа, собрали на полубаке под охраной вооруженных мушкетами людей. Среди уцелевших оказались Амирал-паша и Эстебан. Пиратская шебека, намертво привязанная канатами к борту громадного галеона,[10 - Галеон (исп. galeon, также галион, от фр. galion) — большое многопалубное парусное судно XVI–XVIII веков с сильным артиллерийским вооружением.] являла собой печальное зрелище. На расстоянии нескольких сотен футов стояли еще два боевых корабля с английскими флагами. А на воде догорали остатки пиратского флота. Кораблю Амирал-паши повезло больше других. Его не пустили на дно, как остальные. Топо понял, что эти два корабля и разгромили в молниеносной схватке пиратов.

— Там мой товарищ! — закричал мальчик. — Там, я сейчас!

Оторопевший англичанин не успел его остановить, и Топо и вправду как мышка юркнул в трюм и через мгновение вытащил смущенного и упирающегося Андреа.

— Вот это мой товарищ! Он все расскажет! Он и по-английски понимает, — тарахтел Топо без умолку.

— С чего ты взял, что я говорю по-английски? — возмутился Андреа.

— Ты из Британии? — перебил мальчиков строгий голос.

Голос принадлежал статному человеку в широкополой шляпе с белым плюмажем. Высокие ботфорты из мягкой кожи делали его фигуру стройнее. Рука лежала на эфесе шпаги, усыпанной бриллиантами. Изумрудный жилет оттенял белизну шелковой рубахи с широкими рукавами. Только алое пятно крови на рукаве напоминало о том, что этот человек только что участвовал в кровавой схватке.

— Нет, я из Амалфи, — на безупречном английском ответил Андреа. — Меня зовут Андреа, я воспитанник монастыря капуцинов. Был воспитанником.

— Ты мало похож на жителей Тирренского побережья. Но это дело твое, не хочешь — не говори. Ты можешь рассказать, что произошло в Амалфи? Я капитан Питер Стейтс, к вашим услугам. — Капитан несколько церемонно и нарочито поклонился. — Тебя проводят в мою каюту, где я с интересом послушаю твой рассказ.

Стейтс жестом отдал приказ одному из офицеров, и тот проводил Андреа на корму через дверь, ведущую вниз, в капитанскую каюту. Андреа, никогда не бывавший на корабле, чуть не упал, споткнувшись о высокий комингс.[11 - Комингс — стальные листы или деревянные брусья, ограждающие люки от попадания воды внутрь помещений.]

Мальчик, проведший всю свою жизнь в монастыре и не видевший жилья менее скромного, чем монашеская келья, оторопел от роскоши капитанской каюты. Золоченые рамы, золотые и хрустальные кубки на столе, дорогое оружие на стенах, шелк с серебряным шитьем, устилающий кожаный диван, — все это было непривычно для него и поражало воображение. Мальчик скромно присел на дубовый табурет, стоящий возле капитанского стола. Невиданные никогда морские инструменты, громадная колба песочных часов и карта, украшенная в углу дивными рисунками, — Андреа чувствовал, что попал в чужой, странный и манящий мир. Мир приключений, морей и дальних странствий. Осторожно, чтобы не разбить ненароком, бывший воспитанник капуцинов перевернул часы. Заструился желтый песок из далекой Сахары, отсчитывая новое время. И новую жизнь.




Глава 2


Всему свое время… Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать.

    

Еккл. 3:1,4






Галеон «Юникорн» несся под английским флагом по Средиземному морю на запад, к Гибралтару. В капитанской каюте Стейтс держал в руках хрустальный кубок венецианской работы, наполненный марсалой, и слушал рассказ Андреа о нападении мавров на Амалфи. Казалось, Стейтс относился совершенно бесстрастно к рассказу мальчика, но как только тот окончил, капитан вскочил и нервно заходил вдоль стола.

— Собаке собачья смерть! — прорычал он. — Пусть его грязная шебека с висельниками пугает всех мавров до скончания века!

Капитан посмотрел на недоуменное лицо мальчика и добавил:

— Пашу и этого изменника, Эстебана, мы повесили, а корабль их пустили в дрейф. Пусть поплавают. — Англичанин был очень взволнован. — Я был в Амалфи совсем недавно, я поклонялся мощам апостола Андрея. Мне невозможно представить, что мусульмане топтали святыню. Сожгли монастырь… Но ничего, я решил, что сделаю так, как вы и просите.

— Мы просим? — не понял Андреа.

— Твой друг Топо просил за себя и за тебя, и я согласен. Оставайтесь юнгами у меня на корабле. Вы станете хорошими моряками. Иди, твой друг ждет тебя на палубе.

Андреа, так и не закрыв рот от удивления, как сомнамбула, покинул капитанскую каюту.

На палубе, устроившись на рустере[12 - Рустер — решетчатая крышка люка] грот-люка, с независимым видом морского волка сидел Топо. Довольная физиономия мальчика говорила, что он уверен в том, что жизнь удалась.

— Ты что придумал? — набросился Андреа на Топо. — Какие юнги? Кто тебя просил? Мне надо в монастырь! Я не хочу быть моряком! Почему ты за меня распоряжаешься?

— Во-первых, не моряком, а капером![13 - Капер — частное лицо, которое с разрешения верховной власти воюющего государства снаряжает за свой счет судно с целью захвата купеческих кораблей неприятеля.] «Юникорн» — каперское судно. Во-вторых, в какой монастырь? Ты сам говорил, что его сожгли. И, в-третьих, кто отомстит за твоего аббата? — как ни в чем не бывало возразил Топо.

— Не твое дело! А ты о родителях своих подумал?

— Мой папаша только рад будет, что один из двенадцати его отпрысков слез с шеи. Ты думаешь, он вообще помнит обо мне? — Топо поднялся с люка и, отряхнув штаны, заявил; — Хватит скулить, пошли, шкипер нас ждать не будет! Пока ты там болтал у капитана, я тут все уже разведал!

Топо решительно зашагал к полубаку и, не доходя до него, нырнул в открытый люк. Задержавшись на лестнице, он жестом позвал за собой Андреа. Вздохнув и подобрав балахон, Андреа поплелся за Топо.

— Эй, отче, грехи не отпустишь? — раздался голос откуда-то сверху.

Андреа от неожиданности вздрогнул и перекрестился. Дружный хохот корабельной команды, которая все это время, рассевшись кто на шкафуте,[14 - Шкафут — (от голл. «schavot» — стеллаж) — широкие доски, уложенные горизонтально вдоль бортов парусного судна. Служили для прохода с бака на квартердек.] кто на краю квартердека,[15 - Кватердек — возвышение верхней палубы парусного судна в его кормовой части.] кто и просто на бочках вдоль борта, наблюдала за мальчиками, смутил Андреа окончательно. Мальчик рванулся к люку, где его поджидал Топо, но, споткнувшись о плохо подобранный балахон, растянулся на палубе. Очередной взрыв хохота вывел его из себя. Оскорбленный Андреа вскочил, схватил первую попавшуюся под руку палку и, встав в боевую позу, закричал:

— Кому смешно, идите сюда, сейчас я отпущу грехи! — И вызвал еще больший смех.

— А ну, заткнитесь, уроды! Делать нечего? — раздался спокойный хриплый голос.

На плечо Андреа легла тяжелая рука. Мальчик затравленно оглянулся. У него за спиной стоял немолодой человек в черном камзоле грубого сукна, в треуголке без всяких украшений. Его короткие штаны были подвязаны узлом под коленями поверх серых чулок. Тупоносые туфли были начищены до зеркального блеска.

— Не обращай внимания, они люди грубые, но добрые, — успокоил мальчика человек, забирая у Андреа из рук швабру, которую тот продолжал держать с воинственным видом. — Я боцман, зови меня мистер Коэн. Ребята просто рады новому человеку в команде, вот и веселятся. Иди к своему дружку, получите обмундирование. Пусть потом шкипер вам покажет ваше место. Его зовут Голди, Джон Голди.

Поддержка боцмана успокоила Андреа, и он достаточно уверенно дошел до люка, где уже скрылась голова Топо, сбежавшего от насмешек. Шлепая сандалиями по палубе, мальчик спустился в темноту трюма.

— Сюда, — раздался голос Топо.

Открылась дверь, и огонь от фонаря упал желтой полосой в длинный узкий коридор. За дверью оказалась каптерка, в которой, ворча что-то под нос, орудовал толстяк в засаленной рубахе. Он был коренастый, с блестящей лысиной и широкой, аккуратно постриженной бородой. Перекладывая вещи, толстяк бормотал;

— Набрали ребятню на мою голову, а мне им амуницию подбирай. — Ворчание скорее было данью некоему ритуалу, чем искренним выражением недовольства. — А, явились, морские котята! А ну, помогите пожилому человеку! Чему вас только учили?

Андреа, воспитанный в послушании, почти инстинктивно дернулся, чтобы помочь шкиперу.

— Так. Вот вам задание. — Шкипер обрадовался, что можно переложить часть забот на плечи мальчиков, и отдал приказ уже строгим, командным голосом: — Всю амуницию отсюда на палубу — развернуть, встряхнуть, проветрить и сложить вот здесь, на пустой полке. Только чтобы аккуратно!

Андреа перевел слова бородача, и на лице Топо появилась унылая гримаса.

— А саблю? — дрогнувшим голосом спросил Топо.

Андреа перевел.

— Что саблю? — не понял шкипер.

— Саблю дадите? — не унимался Топо, не обращая внимания на то, что Андреа дергал его за рукав.

— А! Тебе сабля нужна? Ну как же я мог забыть! — Голди, казалось, обрадовался. Он опустился на четвереньки и зашарил под шкафом, запертым на большой замок.

Через мгновение толстяк, кряхтя, вытащил из-под шкафа громадный палаш. В меру ржавый и неимоверно тяжелый, что было видно даже со стороны.

— Так. Вот тут еще к нему ножны. — Моряк еще раз пошарил под шкафом и достал столь же неуклюжие ножны, скорее похожие на ящик. — Носить только в ножнах. Как работу окончишь — почистишь оружие и мне покажешь! Я проверю.

Топо, выслушав перевод, с восторгом принял оружие и немедленно с помощью веревки водрузил его себе на пояс. Андреа с ужасом заметил, что веревку Топо незаметно, прямо-таки с дьявольской проворностью, сдернул с его пояса, от чего капуцинский балахон повис бесформенным мешком.

— А ты, монашек, может, тебе мушкет дать? Очень помогает, когда надо белье просушить на палубе. — В голосе шкипера звучала издевка.

— Нет, спасибо, господин моряк, я не люблю оружие, — скромно ответил Андреа, не поняв английского юмора.

— Хм, — с удовлетворением произнес шкипер. — Ну, давайте работать! А то расселись тут!

— Извините, а можно я оставлю это здесь? — спросил Андреа, сбросив с себя балахон и оставшись в одних коротких брюках и застиранной холщовой рубахе.

— Давай сюда! — согласился Джон. — У меня не пропадет!

Он принял балахон из рук мальчика, пощупал добротную шерстяную ткань, довольно хмыкнул еще раз и небрежно бросил одежду на табуретку.

Андреа, не задерживаясь, схватил в охапку одежду, неаккуратно сложенную на полке, и, стараясь не споткнуться и не рассыпать белье в узком коридоре, направился на палубу. Там он выбрал место, хорошо освещаемое солнцем, быстренько разложил рубахи и панталоны, старясь, чтобы белье не смялось. Потом направился за второй партией обмундирования, но сначала помог Топо. Тот, схватив слишком много вещей, застрял в люке, заклинив себя своим громадным палашом намертво. Андреа принял у бедолаги груз и положил его на палубу, думая, что Топо в это время направится за новой порцией тряпок. Но с удивлением увидел, что товарищ, вытащив себя и палаш наружу, занялся фехтовальными упражнениями, изображая, судя по всему, битву трехсот спартанцев с персами. Андреа дождался, когда пала очередная сотня персов, и строго сказал:

— Рикардо! Ты поступаешь нехорошо, я не должен работать один и за тебя, и за себя.

— Ой, ой, подумаешь! Святой падре! Работает тот, кто не умеет обращаться с оружием! — ответил Топо. Но все-таки спрятал палаш в ножны и нырнул в люк.

Работа шла споро. После третьего похода в трюм Топо, изнемогая от веса своего страшного оружия, сначала предложил Андреа поносить палаш, потому что это очень почетно, а после четвертого захода как бы случайно забыл его в каптерке.

Амуниция, быстро просохнув под палящим средиземноморским солнцем, была скоро собрана и уложена на полках. Во время работы Андреа постоянно ощущал на себе взгляды матросов, которые с интересом следили за мальчиками. Конечно, новые члены команды вызывали любопытство, в однообразной жизни моряков появилось хоть какое-то развлечение.

— Молодцы, молодцы. — Голди хлебнул какой-то жидкости из мутной бутылки и продолжил: — Так. Ты, монашек, будешь у нас старшим юнгой, вот тебе и соответствующий мундир!

Шкипер, погремев ключом, отпер один из своих шкафов и извлек из него стопку одежды.

— А почему он старший? — раздался голос Топо. — Он ведь…

Джон Голди оглянулся и коротким движением отвесил чудовищный щелчок по лбу мальчишке.

— Не перебивай старших! — И, пока Топо выл от боли и, как ему казалось, от несправедливости, спокойно продолжил: — Вот это мундир юнги Его Величества Карла Первого,[16 - Карл I — король Англии с 27 марта 1625 года В ходе гражданских войн Карл I потерпел поражение, был предан суду парламента и казнен 30 января 1649 года в Лондоне.] да покоится с миром его обезглавленное тело и да пребудет его душа в раю. Конечно, форма не очень новая, но качественная и хорошо кроена. И вот, юнга, возьми это от меня и помолись о душе старого Джона Голди.

Шкипер опять вернулся к шкафу и извлек из него футляр красного дерева. Откинув декоративный запор, он извлек оттуда кортик. Это было оружие тонкой дамасской работы. Не ритуальный кинжал с драгоценностями, бесполезный в бою и красивый на параде. Это было настоящее оружие. В скупом свете свечи кортик сверкнул травленой гранью на лезвии. Андреа показалось на минуту, что лезвие засияло своим, таинственным светом.

Мальчик с трепетом принял кортик и, положив его на табурет рядом с собой, прикоснулся к одежде, словно пытаясь оценить ее. Голубой камзольчик, золотое шитье, бархатные штаны, тонкие, брюссельских мастериц, кружева на сорочке.

— Спасибо, господин Голди, это очень красивая форма. Но мне кажется, что она не совсем подходит для того, чтобы в ней работать. Я бы оставил ее для торжественного случая. Не могли бы вы выдать мне что-нибудь попроще? — Андреа прекрасно понимал, что, вырядись он таким попугаем, команда на палубе, склонная к шуткам, долго бы не давала ему покоя. — Я могу остаться и в моих простых панталонах, но, боюсь, вид монашеского исподнего будет оскорбителен для команды…

— Разумно, разумно. Извини меня, парень. — Шкипер удовлетворенно кивнул. — Редко когда у нас бывали юнги, которым бы не хотелось покрасоваться в парадном мундире. Но видать, жизнь тебя учила правильным вещам.

Джон легко, словно ему не мешал большой живот, забрался по приставной лесенке на дальнюю полку и извлек на свет аккуратно сложенные штаны и рубаху.

— А теперь пойдем, у нас койки для юнг давно пустуют. — Голди подтолкнул мальчиков к выходу.

Тщательно заперев каптерку гигантским замком, шкипер двинулся по коридору до фок-люка.[17 - Фок-люк — люк у фок-мачты.] На палубе он подождал, пока его догонят ребята. Потом на удивление ловко для своей комплекции нырнул в узкую дверь под полубаком, исчез в темноте. Юнги двинулись за ним, прижимая к груди полученное имущество.

— Вот тут ваши хоромы. — Голди показал две узенькие лавки по обе стороны прохода, мало похожие на кровати. — Устраивайтесь и поступайте в распоряжение боцмана, он заждался. — Шкипер осветил спальные места фонарем и, не задерживаясь ни минуты, убрался восвояси. А мальчики остались в кромешной темноте после того, как за толстяком затворилась дверь.

— Да-а-а… — протянул Топо, — натерпимся мы тут. Ну, ничего, до первого боя! В бою можно взять добычу.

— А воевать обязательно? — осторожно поинтересовался Андреа. — И с кем?

— Как с кем? С испанцами! — с восторгом произнес Топо. — Мы, каперы, не терпим на море этих мерзавцев!

— Мы каперы? — Андреа вроде и слышал это слово от Рикардо и раньше, но не понимал его смысла. — Кто мы?

— Ну как! Капитан же сказал, что он капер Его Величества Карла Второго,[18 - Карл II — король Англии и Шотландии с 1660 по 1685 год, старший сын Карла I.] а это значит, что мы будем нападать на испанцев и всех врагов британской короны и… — Тут Топо замялся, понимая, что слово «грабить» может расстроить его религиозного товарища. — И мстить за разрушенные города и села!

— Мстить — грех, — ответил Андреа и вздохнул. Новая жизнь ему нравилась все меньше и меньше.

— Зато будем богатыми. Пошли к боцману, он, наверное, научит нас стрелять из пушки!

Боцман, как оказалось, уже ждал мальчиков.

— Allora, ragazzi, voi mangiare?[19 - Ну что, ребята, хотите есть? (искаж. ит.)] — весело спросил Коэн, проявив знание итальянского языка.

— Да! — радостно сообщил Топо.

— Спасибо, мы сыты, — не в лад ответил скромный Андреа.

— Ну, молодое дело такое! Живот всегда сводит, — кивнул удовлетворенно боцман. — Так вот, швабры в руки, и от юта до полубака выдраить так, чтобы блестело, как… как мои штиблеты!

— Но у вас же… — начал Топо, заметив, что носы боцманской обуви были покрыты слоем какой-то трухи.

— Так вот, юнга, если я говорю, чтобы блестело как моя обувь, а обувь не блестит, то что делает юнга, первым заметивший непорядок?

— Я подозреваю, что если скажу, что палубу мыть не надо, то это будет не тот ответ, который вы бы хотели услышать, господин боцман, — упавшим голосом произнес Топо.

— Сообразительный мальчик, далеко пойдешь, — прогудел мистер Коэн.

Боцман присел на шкафут и, кряхтя, стащил свои остроносые штиблеты.

— Юнга, покажите мне, как должна сверкать палуба!

Топо принял обувь и, слегка вздрогнув от запаха пяток Коэна, вопросительно глянул на боцмана:

— Господин боцман, а где взять тряпочку, чтобы почистить?

— Эй, вахтовые, — внезапно громовым голосом проорал Коэн. — Кто ветошью с юнгой поделится?

Поделиться решили многие, и через мгновение, словно подбитые птицы, к ногам Топо упали с десяток тряпок разных размеров. Палубная вахта галеона была так вышколена, что юнги, совсем еще неопытные в корабельной жизни, даже не замечали матросов, каждый из которых занимался своим делом на корабле.

Топо, не теряя бодрости духа, достаточно ловко прошелся по ботинкам боцмана, и они засияли в руках у юнги черным солнцем.

— Молодец, ловко! — похвалил Коуэн. — Теперь каждое утро будешь так делать.

Заметив на физиономии мальчишки выражение глубокой неудовлетворенности, боцман добавил, видимо, для того чтобы восстановить справедливость:

— А ты, монашек, будешь подавать кофе. Итальянцы хорошо кофе готовят. Заодно узнаешь, где камбуз и чем надо коку помочь. Не забудь — четвертые склянки[20 - Склянками во времена парусного флота называли песочные часы с получасовым ходом. По ним на судах отсчитывали время. Каждые 30 минут часы переворачивались вахтенным матросом, что сопровождалось сигналом рынды.] утром. Это шесть утра. Ты считать умеешь?

Андреа смиренно кивнул, не понимая, что такое «склянки», «камбуз», «кок», не понимая, почему его судьба так наказывает и ради чего ему все эти испытания. Но работа шваброй, хорошо знакомая, быстро успокоила и разогнала ненужные тревоги. Рикардо, как ни странно, тоже не ленился, и скоро дерево палубы засияло как свежеструганное, что вызвало у исподволь поглядывающего боцмана прилив альтруизма.

— Молодцы! Топайте на камбуз, передайте от меня, чтобы скряга Игнобль накормил вас как следует!

— Я думаю, камбуз где-то рядом с нашими койками, — задумчиво произнес Топо. — Пойдем поищем.

После недолгих поисков, потыкавшись в темных коридорах, ребята нашли камбуз. К этому времени Топо уже объяснил товарищу, что это значит. Но там их ждали новые проблемы — у мальчиков не было ни мисок, ни ложек, ни кружек. Пришлось искать шкипера, который сообщил приунывшим юнгам, что надо быть немного любознательней и проверить рундуки у своих коек. Андреа пожаловался на непроглядную тьму, и шкипер, тяжко вздохнув, порылся в своих закромах и вытащил кремень и кресало, посоветовав зажечь свечку, которая должна быть где-то там, рядом с койками.

В итоге все быстро устроилось. Ребята обнаружили у себя под койками маленькие сундучки, рундуки поморскому. В них нашли простые, но столь необходимые в повседневной жизни вещи: оловянные котелки, деревянные ложки, глиняные кружки, бечевку и еще всякую мелочь, видимо, оставшуюся от предыдущих хозяев. Каждый рундук закрывался на замок, и это было большим чудом для ребят — у них появлялись свои собственные, только им подвластные хранилища личных вещей. В свой рундук Андреа сразу спрятал кортик, не веря, что он ему скоро, понадобится.

Повторный визит на камбуз оказался уже вполне удачным. Скромный обед из гороховой похлебки и трухлявых сухарей мальчики подмели в один присест. События последних двух дней, полные страшных приключений и невероятных поворотов судьбы, заглушали звериный голод, который наконец удалось утолить. Хмыкнув, кок выдал им еще по одной порции похлебки и по большой морковке, никак не оправдывая характеристику «скряга», которой наделил его боцман.

Тем временем «Юникорн» стремительно несся вдоль северного побережья Африки к Гибралтару. Не отставала от него бригантина «Анабель», на нее сразу после боя перенесли всю добычу и раненых, так как судовой хирург был только там.

Утомленные впечатлениями и работой мальчики, видя, что ближе к вечеру никто ими не интересуется, тихонько прошмыгнули к своим койкам и мгновенно заснули.

Андреа проснулся от того, что его трясли за плечо.

— Вставай, надо боцману кофе варить, — почему-то шепотом говорил Топо. — А то, если не сделать, он потом линьком выдерет.

— Он говорил что-то про склянки, что, уже пора? — В темноте трюма Андреа с трудом продрал глаза.

— Да, я всю ночь считал!

Андреа не поверил товарищу, но все-таки окончательно проснулся, и ребята вдвоем двинулись для начала на камбуз. Утренний, совершенно эфемерный свет золотил палубу.

На корабельной кухне уже кипела работа, и Игнобль, удивившись приходу мальчиков, даже попытался их заставить убирать камбуз, который уже был изрядно замусорен рыбьей требухой. Андреа твердо объяснил, что у них задание боцмана, которое надо срочно выполнить. Кофе варить им кок не доверил, но через пару минут вручил поднос с медным кувшинчиком, из-под крышки которого шел головокружительный аромат.

Этим запахом боцмана привели в чувство, и пока тот наслаждался утренним кофе, Топо тщательно драил ботинки.

— Только смотри поменяй левый с правым местами! И каждое утро так делай, я забываю, — распорядился Коэн. — А то знаю я вас…

Боцман мальчиков не отпустил, а дал им задание чистить дельные вещи,[21 - Дельные вещи — общее название для некоторых вспомогательных деталей оборудования корпуса судна.] пока они не засияют в лучах утреннего солнца. Андреа, получив задание, застыл в недоумении, совершенно не понимая, что же это за вещи, и только после того, как боцман просто объяснил: «драить все, что из меди», приступил к работе.

На палубе начиналась обычная корабельная жизнь. Солдаты, которые успели прийти в себя после боя, от нечего делать расположились на шканцах и занимались кто чем — починкой амуниции, чисткой оружия, или просто болтали ни о чем друг с другом.

Медяшки поддавались чистке поначалу очень плохо, но навык пришел достаточно быстро, и Андреа, привыкший в монастыре к простому труду, даже увлекся работой. Через некоторое время гвалт, поднятый на ахтердеке,[22 - Ахтердек — наиболее высокая палуба, находящаяся на корме судна.] заставил мальчика поднять голову. Он увидел, как Топо, зажав что-то в кулаке, пытается вырваться из рук здоровенного бородатого солдата. Солдат был в совершенном бешенстве, он грозно рычал, Топо верещал что-то, а остальные громко смеялись. Андреа бросился на помощь. Он как мог успокоил бородача и клятвенно пообещал здоровяку, что Топо не убежит, и они сейчас все выяснят и разберутся. Только после этого удалось вырвать приятеля из железной хватки солдата.

— Он сам проиграл! — сообщил Топо.

— Что кому проиграл? — не понял Андреа. — Объясни толком!

— Я ему в «три стакана» предложил поиграть, а он жульничает! — не очень внятно объяснил Топо.

— Какие три стакана? — Андреа начал злиться. — И что ты ему мог предложить? Ты же по-английски ни слова!

— Да что там того английского, я уже почти все понимаю, — беспечно ответил Топо. — Он как выиграл у меня скудо вначале, так доволен был, а потом мне проиграл и отнимать начал!

— Никогда не играй на деньги, это нехорошо, — сказал Андреа с интонациями проповедника. — Отдай, что ты выиграл, и давай работать!

— Не отдам! — гордо заявил Топо и, воспользовавшись тем, что его никто не держит, порскнул по шкафуту в сторону юта. Там он стал немедленно делать вид, что драит кнехт.

За ним под хохот и улюлюканье солдат рванулся проигравший, и неизвестно, как бы все закончилось, если бы не вмешался офицер, который вышел из двери капитанской каюты. Он рявкнул так, что у Андреа подогнулись коленки. В течение нескольких секунд порядок был наведен. Солдата офицер жестко приструнил и за то, что играл с малолетним юнгой в азартные игры, и за то, что пытался уйти от оплаты проигрыша. Мальчика подозвал подоспевший на шум боцман и сразу же, не вдаваясь, в подробности, врезал по седалищу сложенной вдвое веревкой, от чего Топо взвыл. А Андреа получил нагоняй за то, что не следит за порядком среди юнг. После восстановления мира мальчики вернулись к своим медяшкам, и уже через пару минут Топо как ни в чем не бывало весело рассказывал о том, как здорово он облапошил солдата в «три стакана».

Подгоняемые сирокко,[23 - Сирокко — сильный сухой ветер в Средиземноморье, приносящий в Европу большое количество пыли из пустынь Африки и Аравийского п-ова.] разыгравшимся на несколько дней, корабли проскочили Гибралтар очень скоро и взяли курс на север, намереваясь обогнуть Пиренеи и как можно скорей прибыть в Саутгемптон. Юнги постепенно осваивали морское дело, лицо Андреа, белое от природы, покрылось ровным загаром, а от морского воздуха и работы мальчики почти постоянно были голодными, как волчата. Впрочем, команда всегда помогала чем могла, и у друзей не было никакого повода унывать.

Атлантика встретила юнг первой серьезной качкой. Один из дней практически выпал из их жизни, мальчики провели его в борьбе с тошнотой и в длительных зависаниях на планшире[24 - Планшир — самый верхний брус на фальшборте палубных судов (фальшборт — продолжение борта выше открытой верхней палубы).] над водой. Но и к качке ребята в итоге приноровились. «Анабель» и «Юникорн» обходили полуостров как можно дальше от берегов, чтобы не столкнуться с испанцами. Капитан понимал, что в этих местах у него не очень много шансов против мощных эскадр Испании, которая считала эти воды практически своими.




Глава 3

		Ах, иначе в былые года



		Колдовала земля с небесами,



		Дива дивные зрелись тогда,



		Чуда чудные деялись сами…








    

Н. Гумилев. «Змей»






В эту ночь Андреа не спалось. Сначала не давал уснуть печальный скрип шпангоута[25 - Шпангоут — ребро судового остова.] у изголовья койки, потом мешали отрывистые команды вахтовым, доносившиеся с палубы. В конце концов Андреа, устав от бессонницы, поднялся на свежий воздух. Уже светало. Рваные клочья тумана, окружавшие судно, полностью закрывали видимость, делая пространство вокруг корабля замкнутым и мрачным. Андреа помахал рукой рулевому и подошел к борту. Вода разбегалась от форштевня[26 - Форштевень — брус, образующий переднюю оконечность судна (продолжение киля в носовой части).] в стороны с тихим журчанием. Андреа смотрел на мирную гладь моря как завороженный. Белая пена усиливала черноту воды, и казалось, корабль летит над бездной, у которой нет ни дна, ни предела.

Но вдруг вода за бортом изменилась, словно гигантский, невидимый утюг прошелся по ней и сделал ее ровной и твердой. Морская гладь вспучилась, и на ее поверхности показалась отвратительная голова чудовища. Плоский череп рептилии поднялся выше планшира. Морское чудовище, длинная шея которого была покрыта серебристо-розовой чешуей, лишь слегка поднялось над водой, его громадное тело скрывало море. Демон моря двигался со скоростью корабля, не прикладывая никаких усилий для этого. Словно ища что-то на поверхности, змей поднял голову выше и повернул страшную морду в сторону Андреа. В громадных светящихся глазах чудовища, казалось, промелькнула мысль.

Змей подплыл ближе к кораблю и, поднявшись над водой еще выше, приблизился к Андреа вплотную. Мальчик чувствовал дыхание зверя, он мог протянуть руку и коснуться его блестящей морды. Змей внимательно смотрел на мальчика, Андреа почудилось, что он пытается что-то сказать. Но внезапно, будто его кто-то позвал из пучины, змей дернулся всей своей громадой, резко отвернулся и исчез в море. Андреа, даже не успев испугаться, оглянулся. Он был уверен, что все, кто находился на палубе, тоже видели чудовище.

Однако вахта занималась рутинной работой, и никто ничего не заметил. Неожиданно налетел шквал и разорвал пелену тумана. В полумиле впереди чернела громада чужого корабля. Прежде чем Андреа успел что-то сообразить, пушечный грохот разорвал утреннюю тишину. Ядро шлепнулось по курсу «Юникорна» — неизвестный корабль приказывал лечь в дрейф. Слаженность действий матросов заворожила Андреа. Юнга ошеломленно смотрел, как вдруг, словно по мановению волшебной палочки, палубная команда, руководимая капитаном, стала подбирать паруса. Стейт, стоя на квартердеке, пристально вглядывался в чужака.

«Юникорн» убрал все паруса, однако матросы оставались на реях, готовые выполнить любую команду своего капитана. Подбежал канонир и, выслушав краткие инструкции Стейта, нырнул на батарейную палубу через грота-люк.[27 - Грота-люк — люк у грот-мачты.] Чужой корабль, а это был бриг[28 - Бриг — двухмачтовый корабль XVII–XIX вв. с прямыми парусами.] с превосходящим по числу пушек вооружением, величественно двинулся к «Юникорну». Андреа уже рассмотрел испанский флаг на грот-мачте и ясно видел открытые пушечные амбразуры.

— А ну, юнга, брысь отсюда! — Рык боцмана вывел мальчика из оцепенения. — Быстро в трюм и не высовываться!

Андреа рысцой кинулся к бизань-люку,[29 - Бизань-люк — люк у бизань-мачты.] но, юркнув в него, все-таки не пошел дальше к своей койке, а остался стоять на лестнице так, что над палубой торчала только макушка. Мальчику очень хотелось посмотреть, что же будет дальше.

Грохот пушечного залпа с борта «Юникорна» едва не сшиб Андреа с ног. Палубная команда в мгновение ока развернула паруса, и корабль ринулся навстречу испанцу, не успевшему отреагировать на атаку галеона. Еще один залп сотряс корпус «Юникорна», и Андреа увидел, как у чужого корабля снесло сразу две мачты.

Пока грохотали пушки, на левом планшире выстроились солдаты, готовясь к абордажу. На бриге видели, что проигрывают бой, но ничего не смогли сделать. Корабли подошли вплотную друг к другу. Взвились в небо энтер-дреки,[30 - Энтер-дрек — небольшой ручной якорь-кошка При абордаже бросался на неприятельское судно для более надежного сцепления с ним.] намертво привязывая к борту «Юникорна» испанское судно.

Хотя галеон действовал быстро, «Анабель» тоже успела подойти к испанцу на расстояние выстрела, готовая вступить в бой. Стремительность атаки «Юникорна» была смертельной. После залпа из мушкетов на палубу брига ринулись солдаты, и завязалась рукопашная схватка. Андреа в какой-то момент поймал себя на том, что он и сам, зажав в руках невидимую абордажную саблю, пытается рубить врага. Но потом спохватился и уже не отрываясь наблюдал за тем, что происходит на борту испанского корабля. Казалось, победа команды «Юникорна» неизбежна. Но в какой-то момент испанцы, понимая, что их поражение равнозначно смерти, в безумном порыве выдавили английских солдат с полубака и просочились на палубу «Юникорна».

Андреа в ужасе слабодушно подумал о бегстве в трюм, но тут он получил мягкий толчок под зад. Снизу, сопя и кряхтя, выбирался Топо. Он тащил свой невероятный палаш, кроме того, сжимал в руке кортик. Не думая ни о чем, в азарте боя, Андреа выхватил из рук приятеля свой кортик и вылетел с безумным воплем на палубу. Испанцы, прорвавшиеся на галеон, не обращали на детей внимания, и первая попытка вступить в схватку окончилась для мальчиков пинками, полученными непонятно от кого. Они не заметили, кто их оттолкнул — испанцы или свои. Но внезапно ситуация резко изменилась.

Испанские моряки сумели пробить брешь в цепи солдат, и мальчики оказались лицом к лицу с двумя вражескими кирасирами, которые пытались прорваться на квартердек, где находились капитан и штурман, наблюдавшие за боем с возвышения. Мальчики ринулись по лестнице на ют. Сами не зная зачем — то ли под защиту взрослых, то ли чтобы отступить на выгодную позицию. Андреа, поскользнувшись на ступеньке, кубарем скатился вниз, прямо под ноги испанцу. Быстро вскочил и стал, как умел, размахивать кортиком, защищаясь от врага. Ошарашенный возрастом противника, тот на мгновение остановился. И эта заминка его погубила. Сверху выскочил Топо со страшным, как ему самому казалось, криком и нанес своим палашом испанцу удар по голове, защищенной шлемом. Топо в пылу схватки даже не вынул палаш из тяжелых ножен, из-за чего удар получился совершенно ошеломительный. Эту короткую стычку завершили два выстрела из пистолей, капитан и штурман поставили победную точку. Прорыв с вражеского корабля был ликвидирован очень быстро, и через несколько минут схватка была завершена на палубе врага.

С командой испанцев было покончено. Пленных собрали на полубаке. Погибших отправили на дно. Раненых солдат и матросов с «Юникорна» переправили на «Анабель», участие которой в схватке не понадобилось.

Андреа сидел на шкафуте и дрожал… Несмотря на то, что бой с испанцами был не первым в его жизни, а побоище в Амалфи была намного страшнее, мальчик не мог прийти в себя, он словно не воспринимал окружающий мир, и перед глазами стояли сцены сражения. Рядом с ним сидел Рикардо. Он тоже был возбужден, но скорее не от схватки, а от осознания своего героизма. Расколотые о шлем испанца ножны он то и дело вертел в руке, словно ожидая похвалы от кого-нибудь.

— Ну что, вояки, живы? — Над ребятами нависла громада того самого солдата, которого Топо обыграл в «три стакана».

Мальчик перепугался намного больше, чем в бою. Он подумал, что солдат сейчас с ним расквитается. Топо вскочил, но потом передумал и сел.

— Только что я вам скажу, пацаны. Вам надо учиться! — неожиданно сказал бородач. — А то в следующем бою с ножиком и лопатой этой, — солдат кивнул на палаш, — можно и без головы оказаться. — Держите! — Верзила достал из-за спины две абордажные сабли. — Вот вам подарок. Толедская сталь, а испанцам они больше не нужны.

Мальчики приняли подарки с замершими от восторга сердцами. А у Андреа даже прошла дрожь, с которой он безуспешно боролся.

— Спасибо, господин… — начал Андреа, но солдат его перебил.

— Какой я тебе господин! Зовите меня Нат. Нат Гарвей. — Он протянул мальчишкам свою громадную, мозолистую ладонь.

Так у юнг появился первый товарищ на корабле. И вечером Гарвей начал учить мальчиков правилам сражения в морских баталиях. Позже он стал давать уроки фехтования, вырезав для этого деревянные сабли. Эти уроки для ребят были самым приятным занятием, хотя боцман ворчал, что, мол, лучше бы они занимались работой…

Поздно вечером, уже устраиваясь ко сну, Андреа спросил Топо:

— Слушай, а почему мы стали стрелять по этим испанцам? Они же ничего плохого не делали. Плыли бы мы дальше, и ладно, и драться бы не пришлось.

— Ну, ты совсем глупый, что ли? Мы же каперы! Английские каперы никогда перед испанцами не дрогнут! А с другой стороны, это же испанцы, от них любой гадости ждать можно. Они в португальских водах все еще хозяйничают! А мы им показали, кто тут хозяин морей!

— Ну, мы ничего не показали, а вот капитан да, он хитрый. И солдаты, конечно, храбрые, — сказал Андреа. — А ты откуда знаешь про каперов, про Португалию и Испанию?

— А у нас в Баколи, как соберутся в воскресенье старики возле озера в городском парке, так и начинают говорить. И про страны всякие, и про то, что в мире делается. Я часто их слушал. Сядешь рядом и слушаешь. А как они разболтаются, про все забывают. Иногда можно и сольдо из кармана у них потянуть, а они ничего не видят и не слышат.

— Ты вор? — изумился Андреа. — Воровать нехорошо!

— Да что я там украл? У них вообще только мелочь и бывает. Такие монеты даже тянуть нет смысла. Небось от Нерона еще в карманах завалялась.

— Дай мне слово, что никогда больше не будешь красть, — неожиданно строго сказал Андреа.

— Даю! — не раздумывая, поклялся Топо. Скорость принятия решения вызывала сомнения в искренности клятвы. Но для Андреа это было не так важно. — Мы теперь пираты! То есть каперы.

Уже засыпая, Андреа нащупал в темноте свою саблю и провел пальцами по украшенному резьбой эфесу. Когда сон уже почти сморил Андреа, утренняя встреча с морским чудовищем внезапно и страшно всплыла из глубин памяти, куда ее загнали события дня.

— Топо, сегодня утром, перед тем как испанец появился, я видел чудовище в море, — трагическим шепотом сообщил Андреа.

— Угу, — раздался сонный голос Топо.

— Что угу? — обиделся Андреа.

— Угу, — повторил Топо и больше не отзывался.

День окончился.




Галеон летел на всех парусах на север, в родную Англию. Мальчики освоились на корабле, их жизнь постепенно приобретала размеренный и спокойный ритм. Команда к юнгам привыкла быстро, и скоро они считались равноправными членами экипажа. С одной стороны, им нравилось, что они уже почти настоящие моряки, но с другой — никаких поблажек ожидать не приходилось.

Осенний ветер свежел, и не привыкшие к холоду дети южной Италии по ночам мерзли. Шкипер сам выдал дополнительные одеяла, заметив, как дрожали мальчишки спросонок. Утренний кофе боцману, ботинки, палуба, выдраенная до блеска, медяшки, сияющие на солнце, возня на камбузе, упражнения в фехтовании, которые ни на день не забывал устраивать Нат Гарвей, а иногда и вахты по ночам, рядом с рулевым, чтобы разговором не давать ему уснуть, такой была размеренная, ставшая привычной жизнь ребят на корабле.

Вторая неделя путешествия подходила к концу. Ребята уже выяснили, что в Саутгемптоне[31 - Саутгемптон — город-порт на юге Англии, на берегу Солентского пролива.] предстоит длительная стоянка, ремонт обоих кораблей и вообще веселые времена, и ждали прибытия в порт не меньше всех остальных членов команды.

Обогнув рано утром с востока остров Уайт, маленькая эскадра наконец вошла в залив Саутгемптона и на закатном солнце вместе с приливом вошла в порт. Первое в жизни путешествие по морю для Андреа и Топо было окончено.

Андреа проснулся от тишины. Не было ощущения непрерывного движения, не было привычных звуков, всегда присутствующих на корабле, — голосов, скрипа снастей и шелеста парусов, которые доносились с палубы и днем, и ночью. Только мирное «тук-тук-тук» в такт покачиваниям корпуса галеона. Андреа передернулся от утреннего холода, запахнул теплую курточку, выданную шкипером, и выбрался на палубу. Мир погрузился в белую мглу. Ранний октябрьский снег окутал Саутгемптон. Снежная пелена нависла над портом, над недвижимой водой гавани, над кораблем, свисая большими белыми языками с уставших рей «Юникорна». Падающий хлопьями снег заглушал звуки, и казалось, что в порту и в городе, темнеющем невдалеке, царила полная, нереальная тишина.

— Что затих, юнга? — Боцман вышел на палубу и, щурясь, с блаженным спокойствием смотрел на снег. — Красиво? Небось не каждый день такое увидишь!

— Я такого никогда не видел. Говорят, в Амалфи был однажды снег, но это еще до меня. — Голос Андреа дрогнул. — Но мне он так нравится. Я готов всю жизнь прожить там, где снег.

— А… э… ноги не замерзнут? — спросил Коэн. — Пойдем ко мне.

Андреа с сожалением бросил взгляд на заснеженный порт и город и последовал за боцманом. Но тот отправился не к себе, а в шкиперскую кладовую. Там он лично, отстранив возмущенного шкипера, выбрал для Андреа мягкие сапоги, даже не сапоги, а высокие ботфорты. Коэн сам, с кряхтением нагнувшись, научил Андреа завязывать кожаный шнурок чуть выше колена, так чтобы ботфорты щегольски расправились на ноге. Помедлив, он достал вторую пару и приказал отдать Топо. Потом отстегнул кошелек от пояса и выдал Андреа несколько монет.

— Бери своего дружка, и сходите в город, что вам тут сидеть. — Боцман, словно снежная погода разбудила в нем самые добрые христианские чувства, погладил по голове Андреа и вздохнул. — Только смотрите осторожно, мерзавцев всяких в городе полно.

— Спасибо. — Андреа с достоинством принял и деньги, и одежду. Но внутри у него что-то дрогнуло. Хоть в монастыре аббат Марео и не был чрезмерно строг, но выросший без семьи мальчик ценил доброту. — Мы немножко погуляем.

Через несколько минут приятели в щегольских курточках, в новеньких ботфортах, не забыв пристегнуть свои сабли, немного великоватые для них, сошли на берег саутгемптонского причала. Сначала друзьям показалось, что под ними качается земля. После стольких дней на море качка стала нормой, а неподвижная земля вызывала качку. Ребят это очень развеселило, потому что придавало их походке особый морской шик.

Сам город Топо и Андреа не понравился. Порт, совсем не похожий на веселые южные гавани, темные закопченные дома, непривычно широкие прямые улицы. Хотя обилие экипажей и роскошь городской знати впечатляли. В таверне «Гатто неро», сразу возле городских ворот, они с видом морских волков заказали по кружке грога и после второго глотка захмелели так, что у Топо уши загорелись рубиновым светом, а у Андреа неожиданно стало двоиться в глазах. Люди, гравюры на стенах таверны, меланхоличный хозяин — все казалось смешным, но захотелось наружу, на свежий воздух, под падающий с неба снег, никогда раньше не виданный, но такой приятный.

Побродив бесцельно по улицам, ребята вышли к городскому парку, который был такой большой, что казалось, в нем можно заблудиться. Широкие аллеи под вековыми липами, ухоженные газоны. Для кого они создавались, непонятно — парк был пустынен. Топо предположил, что разбивать такие парки — это просто безумие, потому что тут никто не гуляет и не видно ни одного цыганского цирка вроде тех, которые каждый год приезжали на центральную площадь Баколи. А потом мальчики увидели в глубине, слева от центральной аллеи, маленький ухоженный пруд, в котором гордо, не обращая внимания на снег и непогоду, плавали величественные лебеди. Таких птиц мальчики не видели никогда и остановились как завороженные. Сначала корыстные птицы подплыли к ребятам, но, убедившись, что ничего от них не дождешься, вернулись в центр водоема. Но вдруг как по команде лебеди ринулись к противоположному берегу. Сквозь серую пелену на той стороне угадывалась хрупкая фигурка, которая кормила птиц.

Не сговариваясь, юнги ринулись в обход пруда. Худенькая девочка, склонившись над водой, бросала крошки лебедям. На девочке было длинное манто, закрывавшее ее голову широким капюшоном. Услышав сопение за спиной, она обернулась и внимательно посмотрела на приближающихся ребят. Из-под капюшона выбивались огненно-рыжие вьющиеся волосы. Топо, словно кто-то пнул его под зад, заорал совершеннейшую чушь:

— Кошелек или смерть! — И для убедительности положил руку на эфес своей сабли.

— Что?

Девочка смотрела на них с удивлением, без какого-либо страха. В ее глубоких темно-серых глазах играли веселые искорки.

— Это он шутит, — ответил Андреа. — А как зовут этих птиц? А вы понимаете по-итальянски?

— Лебеди, — ответила она просто и добавила: — А вы кто?

Топо, словно его потянули за язык, заявил:

— Мы пираты! Мы тебя берем в плен! — Он перешел на свой ужасный английский.

— Да? — Девочка улыбнулась. — И что мы будем делать в плену?

— А мы сначала будем грабить! Отдавай! — не унимался Топо.

— Вот возьми. — Девочка рассмеялась, она думала, что это такая игра. Она сняла с пальца простенькое колечко с узором и протянула его почему-то Андреа, а не страшному грабителю Топо.

— А как тебя зовут? — спросил Андреа и толкнул локтем Топо, который опять пытался заняться разбоем.

Андреа волновался, словно впервые говорил с девочкой.

— Анна. А вас?

— Я Андреа, а это…

— Я — Черная летучая гроза морей!

— Уходите, Андреа, вам тут лучше не… — Анна не успела договорить. Из снежного покрова, словно с обратной страницы книги, выскочили люди. Это были важного вида дамы в широких платьях, с ними несколько обвешанных оружием военных со шпагами наголо. И даже три всадника, совершенно неуместных тут, в городском парке.

Дамы стали охать и отряхивать Анну от снега. Военные делали вид, что участвуют в кровавой битве и готовы умереть за что-нибудь святое. Они скакали по кругу, размахивали не к месту саблями и оглашали сонный парк громкими возгласами. Кони ломали запорошенный снегом газон, оставляя на нем горячие черные лунки от копыт. А на мальчиков никто не обращал никакого внимания. Так же как появились из снежного марева, так же в него и исчезли все эти люди, уведя с собой девочку.

Топо еще долго хорохорился, обвиняя приятеля в том, что тот не дал ему захватить пленницу для выкупа. А Андреа, грустно, словно он потерял что-то ценное в жизни, брел, не обращая внимания на снег, сыпавшийся за воротник, на мокрые чавкающие ботфорты, на саблю, которая уже, кажется, набила синяк на бедре. Он не мог забыть серые спокойные и полные достоинства глаза Анны. Он сжимал в кулаке колечко, не зная, что с ним делать.

Уже на пристани, словно очнувшись от наваждения, Андреа встрепенулся и, повернувшись к Топо, спросил:

— А ты дурак?

— Почему сразу и дурак? — ничуть не обидевшись, ответил вопросом на вопрос Топо.

— Да потому что…

Но тут его прервал окрик с борта «Юникорна»:

— Эй, где вас носит? — шумел шкипер. — Андреа, к капитану!

Обрадованный тем, что нет нужды продолжать неприятный разговор, Андреа бегом поднялся на борт и отправился на корму, в каюту капитана, в которой он не был с того момента, когда рассказывал о нападении сарацинов на Амалфи.

— Ну, заходи, юнга — Капитан встал из-за своего стола навстречу мальчику. — Ты за эти недели и вправду возмужал. Мне говорил штурман, что и ты твой приятель хорошо трудились. Садись.

Стейтс потрепал Андреа по плечу и усадил его в кресло посреди каюты.

— Не буду лукавить и тянуть. Ты хороший юнга. И из тебя вырастет хороший моряк. — Капитан наклонился над столом и взял в руки распечатанное письмо. — Но… ты умеешь читать?

— Да, господин капитан, вопреки уставу ордена капуцинов покойный аббат Марео, мой учитель, уделял много времени моей учебе.

— Тогда прочти это.

Андреа взял из рук капитана письмо, начал всматриваться в каллиграфически выписанные буквы.

— Ты вслух читай, возможно, твоя латынь лучше моей, — улыбнулся капитан.

Текст давался с трудом, он отличался по стилистике и грамматике от евангелических канонов латыни, но Андреа в конце концов справился.






Его превосходительству капитану Питеру Стейтсу, эсквайру.

Не имея возможности действовать установленным путем, милостиво обращаюсь к Вам с просьбой принять посильное участие в судьбе отрока по имени Андреа, спасенного Вами из языческого плена. Сей отрок, отмеченный прилежанием и послушанием во время его пребывания в монастыре, заслужил христианскую любовь среди братьев. В силу того, что Андреа потерял родителей в младенчестве и нет никаких возможностей найти близких его, я как генеральный викарий Святого Ордена Капуцинов смиренно прошу Ваше превосходительство поместить отрока на обучение в Королевском военно-морском колледже Гринвича в качестве кадета. В свою очередь Орден берет на себя расходы по содержанию и полному пансиону отрока на все время обучения. В случае успешного окончания образования мы также готовы поддержать молитвой и материально его первые шаги в светской жизни.

Смиренно преклоняя наши главы перед Вами, известным мужеством и добродетелью офицером Королевского флота, благодарим за помощь.

Во имя Всевышнего!

    

Генеральный викарий Святого Ордена Капуцинов Марко д'Авиано.







— Ну что, юнга, собирайся. Тебя сегодня отвезут, — сказал Стейтс. — Мне жаль расставаться с тобой. С появлением тебя и твоего друга словно что-то доброе пришло на корабль. Но теперь ты станешь хорошим капитаном.

Андреа стоял и не знал, плакать или радоваться. Конечно, когда твоя жизнь обеспечена на много лет вперед — это приятно. Новая, незнакомая и такая заманчивая жизнь манила и одновременно пугала. Однако сомнений в выборе у Андреа не было.

— А как же Топо?

— Это хорошо, что ты помнишь о товарище, — улыбнулся капитан. — Я тебе обещаю — с ним все будет хорошо!

Андреа вышел на палубу, где, переминаясь с ноги на ногу, его ждал друг.

— Я уезжаю. Учиться. Меня мой Орден, ну, орден капуцинов, отправляет. Мы теперь не скоро встретимся, — грустно сказал Андреа.

— Во как! Здорово! — Топо обрадовался за товарища. — Вот только обещай…

— Обещаю, я буду писать и в гости приезжать! А потом возьму тебя к себе на корабль! — выпалил Андреа.

— Это, конечно, хорошо, но я про другое. Ты мне кортик свой подаришь? На память?




Глава 4

		Завидую тебе, питомец моря смелый,



		Под сенью парусов и в бурях поседелый!








    

А. С. Пушкин






Ранним майским утром 1680 года с борта брига «Санта Катарина» сошел на берег в Порт-Ройале молодой лейтенант военно-морских сил Великобритании. Город встретил его тропической жарой, незнакомыми запахами, почти непонятным, сильно искаженным английским языком разношерстной толпы в порту. В сопровождении капитана «Санта Катарины» сэра Арчибальда Коуэна лейтенант отправился на прием к вице-губернатору Ямайки, который в отсутствие самого губернатора выполнял его обязанности. Сэр Генри Морган принял их в своем кабинете без каких-либо задержек. Вице-губернатор был давно знаком с Коуэном и поддерживал с ним дружеские отношения. Стремительно встав из-за стола, так что даже распахнулись полы изумрудного камзола, Морган вышел навстречу своему приятелю. Сэр Арчибальд после теплых объятий с сэром Генри немедленно представил своего попутчика:

— Познакомься, это лейтенант Андреа Амалфитано, выпускник королевской военно-морской академии. Прибыл сюда для несения службы.

Андреа скромно поклонился. Годы учебы изменили его. Широкоплечий молодой человек с гордо посаженной головой смотрел спокойно и уверенно. Длинные вьющиеся кудри пшеничного цвета заменяли ему модный парик.

Морган, поправив щегольские закрученные вверх усы, принял из рук Андреа документы, удостоверяющие его офицерское звание и наивысшие похвалы от академии.

— Наконец! — удовлетворенно произнес вице-губернатор. — Сколько ни просил я прислать мне грамотного офицера для пополнения флота, все отмалчивались. Я буду крайне признателен, если вы примете предложение поступить помощником капитана на бригантину «Мария Целеста». Сегодня вечером ожидается ее возвращение. По прибытии корабля я представлю вас капитану Лоренсу Принцу. В ближайшее время ему, а если вы примете предложение, то и вам, будет предоставлена возможность выполнить одну очень деликатную миссию.

Морган вернул документы молодому офицеру.

— Не желаете ли отдохнуть с дороги? У меня в резиденции есть комната для гостей.

Андреа отказался, сославшись на то, что ему хочется поближе познакомиться с новыми для него местами. Хотя на самом деле он хотел побыть один. Ни капитан Принц, ни Морган не возражали, и Андреа отправился на праздную прогулку, договорившись о встрече в порту немедленно по прибытии «Марии Целесты».




В таверне «Tres gordos»[32 - «Три толстяка» (исп.).] было немноголюдно. Молодой лейтенант, осмотревшись и слегка смущаясь, скромно устроился за столиком в дальнем углу, так чтобы оставаться незамеченным и хорошо видеть весь зал. Андреа был наслышан о нравах Ямайки и чувствовал себя неуютно, не освоившись с местными традициями. Он не успел даже рассмотреть таверну, а к его столу уже подплыла необъятных размеров дама, видимо, хозяйка заведения.

— Овсянка, сэр? — с заметным ямайским акцентом спросила она посетителя.

— Почему овсянка? — Перспектива получить тарелку овсянки, измучившей Андреа за годы учебы в Англии, испугала.

— Ну, вы благородный англичанин, только прибыли на «Санта Катарине», что еще вы можете заказать? — Хозяйка говорила совершенно серьезно, но в ее глазах мелькали задорные огоньки.

— Ну почему же! Велите подать что-нибудь, чем славится ваша таверна, — ответил Андреа.

— Девочку? — хохотнула тетка.

— Нет, поесть, то есть еды, — покраснев, ответил Андреа. Но, не желая сразу опозориться перед местным людом, добавил: — Для начала.

Надо сказать, что за восемь лет, проведенных в кадетской школе, а потом в академии, Андреа в значительной степени отвык от монастырского аскетизма, оставаясь, впрочем, вполне добропорядочным молодым человеком. Хозяйка, удовлетворенно хмыкнув, удалилась восвояси, и тотчас же молодой расторопный парень в холщовых штанах и цветастой рубахе принес мутную бутылку с жидкостью и небольшой глиняный кубок. Андреа осторожно понюхал содержимое и понял, что его опасения не напрасны. В бутылке был ром. Юноша поискал глазами хозяйку заведения и, не найдя, стал стоически ожидать развития событий. Очень скоро принесли блюдо из свинины с восхитительным запахом тимьяна, и, воспользовавшись случаем, Андреа попросил юную мулатку, которая подавала на стол, принести воды. Та хихикнула и убежала, бросив на молодого человека страстный взгляд. Незамедлительно к столу прибыла матрона и строго посмотрела на посетителя:

— Зачем вам, молодой человек, понадобилась вода?

— Пить, — просто ответил Андреа.

Его незамысловатый ответ вызвал у хозяйки приступ гомерического хохота.

— Со времен испанцев здесь ни один человек не заказывал воду, чтобы пить! Был один странный гость, но ему вода понадобилась, чтобы мыть руки. Но вот чтобы пить! Это вы, молодой человек, что-то не то говорите. Или это у вас, в Старом Свете, новая мода?

— Я из Лондона прибыл, — смутился Андреа.

— Ну, тогда пейте хотя бы пиво! — Женщина удалилась, давая понять, что разговор окончен.

Пиво прекрасно подошло к сочной свинине, которую приправили местным соусом «жерк».[33 - Жерк — традиционный очень острый ямайский соус, основу которого составляют перец, чеснок и тростниковый сахар.] Пока Андреа утолял зверский аппетит, а он с самого прибытия в порт еще ничего не ел, таверна постепенно заполнилась посетителями — разношерстным людом карибского порта. Загорелые буканьеры[34 - Буканьеры — французские охотники на быков с острова Эспаньола (Гаити).] в грубых одеждах и сельскими манерами, люди в пестрых рубахах, с обветренными лицами, видимо, простые пираты, несколько офицеров из местных, с любопытством поглядывающих на Андреа. Но тот был так поглощен едой, что ничего не замечал.

В какой-то момент, когда нежное мясо и пиво привели Андреа в блаженное состояние, ему стало интересно наблюдать за посетителями таверны, и хозяйка казалась уже не такой брутальной, а служанка-мулатка — очаровательной и не такой уж черной. И тут Андреа заметил, что за дальним столом разгоралась ссора. Сначала это был разговор на повышенных тонах, который постепенно стал настолько громким, что все посетители притихли и напряглись. Потом разговор превратился в набор невнятных выкриков. А затем раздался звон расколотого графина.

Из своего достаточно безопасного и скрытного места Андреа наблюдал за происходящим скорее с любопытством, чем с соучастием. Он не принимал пока ничьей стороны и ждал, как будут развиваться события. Страсти разгорались. Сидящие за столом мужчины сначала вскочили и стали отчаянно жестикулировать, пытаясь доказать друг другу нечто очень важное. А потом полетели в стороны стулья, с грохотом раскололся стол, и столпившиеся у его обломков люди разлетелись по углам таверны, как будто кто-то разорвал сплетенный клубок.

В центре таверны шла уже банальная драка. Против четырех громил сомнительного вида дрался худой черноволосый юноша, который, впрочем, ничуть не смущался количественным перевесом своих врагов. В его правой руке была зажата абордажная сабля, которой он вращал с такой скоростью и лихостью, что никто из противников не смел сделать выпад. Видя, что бой неравный, Андреа, следуя как своим, так и привитым за годы учебы принципам, легко одним прыжком преодолел расстояние до места схватки и, обнажив шпагу, строго произнес:

— Господа! Я не знаю причину ссоры, я не знаю, кто вы. Но я знаю одно — вам следует прекратить и мирно разрешить спор. В противном случае я буду на стороне слабейшего. — Андреа говорил строго и уверенно, но его голос чуть заметно дрожал, что придавало ему злой оттенок.

Реакция последовала совершенно неожиданная.

— Я — слабейший? — Юноша, который только что так отчаянно сопротивлялся четырехкратно превосходящему противнику, возмутился совершенно искренне. — Это я — слабейший?!

Словно бес вселился в черноволосого. В невероятном боевом фуэте он врезался в толпу врагов и несколькими выпадами разметал их. Двое со стонами повалились на пол, а остальные, сокрушенные и повергнутые, немедленно ретировались.

— Извините, не смею мешать. — Андреа был недоволен, что от его искренней помощи отказались, и отправился в глубь зала, чтобы рассчитаться за ужин и покинуть таверну. Он аккуратно положил пару монет на стойку в углу, над которой невозмутимо возвышалась хозяйка, наблюдавшая издалека за дракой в ее заведении. Но не успел он отвести руку от денег, как в дубовую столешницу вонзился кортик, завибрировав низкой, гулкой нотой. Даже годы не смогли вычеркнуть из памяти этот червленый дамасский клинок и резные узоры на ручке. Не веря своей догадке, Андреа обернулся. Прямо в глаза ему радостно и иронично смотрел тот самый юноша, которому Андреа так неудачно пытался помочь.

— Топо? — только и смог произнести Андреа.

— Нет, я крыса подзаборная, которая драться не умеет! — Топо, а это, естественно, был он, кинулся к товарищу и крепко обнял его. — А ты почему письма не писал?

— Я писал, — не очень уверенно ответил тот. — На «Юникорн».

— Ну, понятно… На потопленный через полгода «Юникорн». Да ладно! Садись, выпьем!

— Мальвина! Всем выпивку! Он платит! — заорал Топо, кивая на Андреа.

Казалось, годы сильно изменили внешность друга, но через несколько минут Андреа уже ни за что бы не сказал, чем мальчик Топо из того давнего времени отличается от Топо нынешнего. Только в какой-то момент, когда у приятеля нечаянно сдвинулся рукав, Андреа заметил грубый шрам на запястье.

— Это где тебя так?

— Да пустяк, абордаж — дело такое, что иногда и не заметишь, как тебя полоснут, — отмахнулся Топо.




Адмирал Хозе-Мигуэль Антонеэлья по прибытии в порт Валенсии получил секретный пакет из главного штаба военно-морских сил. В секретном приказе эскадре адмирала Антонеэлья совместно с эскадрой адмирала дона Эстебана Карраро дэ Мальэро предписывалось немедленно выступить для выполнения важнейшей миссии. По имеющимся данным, английский флот, базирующийся на Ямайке, предпримет коварное нападение на Ла-Корунью[35 - Ла-Корунья — крупный город на северо-западе Испании. В 1588 году из порта Ла-Коруньи вышла Непобедимая армада, а после ее поражения город подвергся нападению пиратов Френсиса Дрейка.] с целью как разрушения фортификационных сооружений, так и захвата святынь веры, владение которыми оспаривает Английская корона. Оба флота должны скрытно дождаться, когда вражеская флотилия займет гавань Ла-Коруньи, и уничтожить на стоянке весь английский флот. Ни в коем случае не ввязываться в бой первыми, учитывая, что на настоящий момент существует формальное отсутствие войны между странами. Вражеский флот выследить, дать ему возможность войти в гавань, позволить встать на стоянку и ожидать его вторжения.




После долгой разлуки друзья не могли наговориться. Рассказ Андреа о своей жизни был, конечно, сух и прост. Учеба, учебные плавания, учебные стрельбы и тому подобное. Топо же, как оказалось, провел эти годы бурно. Хоть он и не называл все своими именами, было понятно, что жизнь джентльмена удачи увлекла его полностью и безоговорочно. Андреа, помня о том, что вечером ему предстоят дела, ограничился кувшином пива, и когда оно подошло к концу, предложил выйти на свежий воздух. Порт-Ройаль жил своей невероятной жизнью. Казалось, все краски мира смешались в этом карибском то ли раю, то ли аду. Спешащие по делам господ негры в белых штанах, знатные дамы под кружевными зонтиками, бросающие нескромные взгляды на молодого офицера с золотыми кудрями, омерзительного вида нищие, вдыхающие наркотический дым. Андреа даже показалось, что у него самого закружилась голова от его запаха.

— Они на эту траву, похоже, молятся. — Топо заметил, что товарищ поморщился, глядя на очередного нищего с трубкой в зубах. — А ведь просто конопля. Пройдет немного времени, и они, будь уверен, создадут себе конопляного бога. Негры, что с них взять, они вообще даже прически себе делают не как люди. Сопли какие-то вареные.

Но блаженное настроение Топо внезапно улетучилось, когда из-за угла появился наряд военных, патрулировавших город. Рикардо напрягся и сжал эфес своей сабли. Его страх оказался не напрасным. Завидев приятелей, дозорные обнажили шпаги и решительно направились к молодым людям.

— Не знаю, кто вы, господин, — старший обратился к Андреа, — но вашего попутчика мы обязаны арестовать.

— Разрешите поинтересоваться, по какому праву и по какой причине? — Андреа спокойно глянул на командира и демонстративно поправил перевязь шпаги.

— Арестовать как пирата! — выкрикнул командир дозора, шагнул к Топо и попытался перехватить его за руку, уже вытаскивающую клинок из ножен.

Но друзья, словно чувствуя друг друга, слаженно отступили, молниеносно обнажив оружие.

— Если вы собираетесь арестовать этого человека, то сначала предъявите свои права и ордер на его арест. — Голос Андреа ничуть не выдавал волнения, которое охватило его. — Иначе убирайтесь туда, откуда пришли.

— Я не буду отчитываться перед каким-то бродягой и напыщенным франтом, — развязно ответил офицер.

Патруль как по команде ринулся на друзей, сделав величайшую ошибку. И бродяга Топо, и изысканно одетый Андреа были не по зубам дозорным. Казалось, военные никогда в жизни не сталкивались с такими искусными фехтовальщиками. Хулиганская, коварная и беспощадная школа Топо, явно приобретенная им в боях, и рафинированная, легкая и от этого еще более страшная для врага академическая выучка у Андреа. Прекрасно понимая, что убивать официальных людей — себе дороже, товарищи легко отбили атаку, изорвав у стражников широкие рукава камзолов точными ударами. Отступивший патруль был смущен, и их командир вернулся к переговорам, понимая, что даже при численном превосходстве шансов у них мало.

— Я имею предписание от вице-губернатора арестовывать всех, подозреваемых в пиратстве, и препровождать для суда в крепость. Этот человек таковым подозреваемым и является. Если вы не одумаетесь, — офицер обращался к Андреа, — и не прекратите потворствовать вашему спутнику, то вы последуете следом за ним.

— Ну, во-первых, нас еще надо арестовать, — фыркнул Топо. — А это у вас вряд ли получится.

— А во-вторых, — вмешался Андреа, — у меня есть предписание от того же вице-губернатора прибыть для несения службы на «Марию Целесту» сегодня же. И вы препятствуете выполнению этого предписания, преграждая мне, лейтенанту королевских военно-морских сил, помощнику капитана Лоренса Принца, и моему денщику прибыть на корабль для несения службы королю и отечеству!

Начальник дозора помрачнел и сник. Нервно пошевелив усами, он вложил шпагу в ножны и пробормотал:

— Вот мы сегодня проверим, какие вы офицеры флота.

— Это ваше право, — галантно раскланялся Андреа и в свою очередь спрятал оружие.

Чуть поколебавшись, Топо сделал то же самое, и друзья гордо зашагали вперед, даже не стараясь обойти опешивший патруль.

— Это что значит? — спросил Топо, когда они удалились от патруля на достаточное расстояние. — Какой я тебе денщик?

— Ну, какой из тебя денщик, я могу себе представить! Но допустить, чтобы тебя вздернули к утру за пиратство, тоже не могу. Так что давай пока держаться вместе. Считай — отдаю долг за то, что ты меня в юнги когда-то определил.

— Только одно условие! — потребовал Топо. — Туфли чистить не буду. И никакого кофе по утрам!

— И никакого рома по вечерам! — Андреа не остался в долгу.

В гавань Порт-Ройаля под приветственный залп пушек форта входила гордая бригантина «Мария Целеста». Убрав основные паруса, на одном фор-марселе,[36 - Марсель — второй снизу парус на мачте. Фор-марсель — марсель на фок-мачте.] она важно подошла к пирсу. На пристани ее ожидали встречающие. Особое место среди них занимал сэр Генри Морган, окруженный свитой и охраной в сверкающих под вечерним солнцем кирасах. Оставив команду заниматься необходимыми по прибытии в порт делами, по трапу спустился капитан Принц.

Обменявшись теплыми рукопожатиями с Морганом, капитан выслушал представление нового помощника и несколько церемонно пригласил его на борт. Топо, не давая даже повода усомниться в том, что он денщик Андреа, немедленно поднялся на борт и в компании боцмана отправился осматривать судно с хозяйским видом.




Глава 5


Но они ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного.

    

Лк. 18:34






Рассекая темные воды Атлантики, эскадра кильватерным строем неслась на северо-восток с попутным ветром. «Мария Целеста», замыкающая строй, держала условленную дистанцию, и казалось, что никаких причин для того, чтобы на пути до Ла-Коруньи возникли препятствия, не предвиделось. Даже когда на подходе к Пиренеям на горизонте показался силуэт чужого корабля, никто не забеспокоился. Как появился корабль на горизонте, так и исчезнет.

Английская эскадра под командованием адмирала лорда Эффингема получила от верховного командования простую задачу. Раз за разом проход английских кораблей вокруг северо-западного побережья Испании, неизбежный для навигации, становился все более трудным и опасным. Форты Ла-Коруньи не колеблясь открывали огонь и мешали регулярному судоходству. В задачи армады Эффингема входило принуждение к ненападению распоясавшихся испанских вояк и наведение порядка, вполне соответствующего мирному договору между Англией и Испанией. Не подозревая ни на секунду, что самые секретные миссии королевского флота немедленно становятся известны врагам, флот двигался к цели.

А в это время две испанские эскадры готовились захлопнуть ловушку. Вычислив время прибытия англичан, они затаились по обе стороны от Ла-Коруньи в полной готовности. Эскадра адмирала Д'Арчимбальда Д'Эчекуэльо с востока должна была скрытно подойти к гавани и, дождавшись Хосе-Мигуэля Антонеэльо, всеми силами ударить по вставшей к тому времени на стоянку английской эскадре. Англичане уже должны были напасть на город и, оставив на стоянке корабли, почти полным составом отправиться грабить Ла-Корунью.

Андреа в ожидании своего первого боя волновался. Эскадра, не нарушая строгих гордых линий строя, приближалась к Ла-Корунье. Предположительно через пару часов должны были появиться туманные очертания берега. Стоя на полубаке, Андреа всматривался в горизонт. И вдруг возникло какое-то до боли знакомое ощущение. Засосало под ложечкой, непонятная тревога и восторг наполнили его душу. Казалось, еще мгновение — и он вспомнит, что значит это чувство, но тут чудовищный удар сотряс корпус «Марии Целесты». Удар был такой силы, что штурвал вырвался из рук рулевого и завертелся с невероятной скоростью, как ветряная мельница. Второй удар подбросил корабль вверх, словно щепку.

Бригантина подпрыгнула над поверхностью моря на несколько метров и рухнула, подняв стену брызг. И сквозь эту водную пелену Андреа явственно увидел громадное тело. Морской Змей, который, казалось, совсем недавно, настолько крепкими были воспоминания, всматривался в лицо мальчика Андреа и не тронул его. Теперь разъяренное чудовище крушило корабль. Под следующим ударом не выдержал корпус, и страшный хруст ломающихся шпангоутов разнесся над морем. А зверь будто упивался тем, что творил. Еще удар — и бригантина разлетелась на две половинки, рассыпая экипаж по воде. Несколько мгновений — и на волнах от прекрасной бригантины остались только обломки, за которые цеплялись люди.

Эскадра сбросила паруса и остановилась. Какое-то время моряки со всех не пострадавших кораблей с ужасом смотрели туда, где только что была бригантина, пытаясь понять, что же случилось. Когда волнение и паника улеглись и стало понятно, что чудовище скрылось в бездне, спустили шлюпки на помощь экипажу «Марии Целесты».

На счастье, уцелели почти все, утонули только два негра, которые перед нападением помогали коку. Потерпевших распределили среди кораблей эскадры. На все это ушло почти полдня, но в конце концов эскадра опять двинулась к цели. Никто не заметил, как спустя некоторое время к месту гибели «Марии Целесты» подошел трехмачтовый бриг под папским флагом. С брига спустили шлюпку, в нее сели десять человек. Шлюпка долго кружила среди обломков. В конце концов люди вернулась и на бриг.




Сгустившиеся сумерки заставили эскадру лечь в дрейф — ночное нападение на Ла-Корунью было опасно, и адмирал Эффингем решил поставить победную точку в походе утром следующего дня. Андреа и Топо, переправленные на бриг «Летящий», были приняты хоть и настороженно, но вполне дружелюбно. Капитан Тармер отдал им пассажирскую каюту и предоставил друзей самим себе.

Ранняя заря встретила английскую эскадру сюрпризом. Как только на горизонте появились силуэты высоких каменных стен замка Сан-Антон с нависающими над водой башенками, стало ясно — на входе в гавань Ла-Коруньи стоит вражеский флот. Самым поразительным было то, что этот испанский флот — а красно-желтые флаги на грот-мачтах не оставляли сомнений — вел тяжелый бой с кораблями, стоящими в гавани Ла-Коруньи. Всеми орудиями испанцы бомбардировали порт своего собственного города, и почему это происходит, англичанам было непонятно. Но задача лорда Эффингема состояла не в том, чтобы анализировать ситуацию, а в том, чтобы выполнить долг даже тогда, когда диспозиция не ясна.

Он немедленно отдал приказ эскадре разделиться на две группы. Попутный ветер позволял обеим частям армады моментально сменять друг друга на линии огня, а развороты кораблей зависели только от опыта и выучки парусных команд.

Первый проход полуэскадры увенчался залпом из всех бортовых орудий. Испанцы, увлеченные боем с неизвестным врагом, не заметили, как подошли англичане. Ошеломленные атакой с тыла, корабли Хосе-Мигуэля Антонеэльо стали поспешно переносить огонь на другой борт. В это время на позицию вышла вторая половина английской эскадры, и ее залп стал смертельным для испанских кораблей. На палубах вспыхнул пожар. Исход схватки определил меткий выстрел канонира с «Летящего». Ядро попало в пороховой склад, и от флагмана Хосе-Мигуэля остались только дымящиеся куски дерева на поверхности моря.

Корабли лорда Эффингема свободно вошли в бухту Ла-Коруньи и к своему изумлению увидели там еще одну испанскую эскадру, сильно потрепанную артиллерией. Не успев выйти из одной схватки, морякам пришлось вступить в другое, не менее жестокое сражение. Так как расстояние между кораблями было крайне малым, лорд отдал приказ на абордажную атаку всеми доступными силами. «Летящий» немедленно вошел в контакт с галеоном «Отон» и, накрепко притянув его к себе энтер-дреками, выбросил абордажный десант на вражеский борт. Но первый же десант провалился — шальной заряд из мушкета напрочь вышиб мозги капитану Тармеру, решившему лично возглавить абордажную команду. Солдаты, потеряв командира, на мгновение замялись, и это позволило испанцам вытеснить их с абордажных мостиков и даже прорваться на борт «Летящего» в районе полубака.

— Держать! — раздался внезапно громогласный приказ. — Все на полубак!

Команду отдал Андреа. Топо, не ожидавший такого от своего товарища, даже раскрыл рот. Солдаты ринулись к месту прорыва, а Андреа немедленно перепрыгнул на борт испанца. Как берсерк, безумный в боевом угаре, Андреа врубился в испанские ряды, разметая не очень ловких из-за тяжелых кирас солдат. Не задерживаясь ни на секунду, за ним последовал Рикардо. Неожиданная атака оттянула силы от полубака, и это моментально переломило ход боя. Испанцы не могли одновременно держать оборону на юте, где их в нечеловеческом азарте рубили Андреа и Топо, и прорыв на полубаке. Шаткое равновесие моментально рухнуло, и английская абордажная команда ринулась на борт «Отона». Воодушевленные храбростью офицеров, они смели оборону испанцев, и в одну минуту бой был окончен.

После боя удалось выяснить, что же произошло на самом деле. Подготовка испанцами хитрой операции завершилась неожиданной ошибкой. Адмирал Д'Арчимбальда Д'Эчекуэльо, движимый желанием получить наибольшие выгоды от победы над англичанами и свято веривший своей разведке, был полностью уверен, что эскадра Эффингема уже вошла в порт Ла-Коруньи. Ночью, никоим образом не согласовав свои действия с Хосе-Мигуэлем Антонеэльо, он ввел свои корабли в гавань. Но не нашел там никого. Англичане, в силу известных событий, задержались. Видя свой промах, Д'Эчекуэльо решил выйти из гавани. Но там уже стояли силы Антонеэльо. Он, будучи в полной уверенности, что из бухты выходят коварные англичане, для обмана поднявшие испанские флаги, приказал открыть огонь. Даже показания пленных не убедили адмирала Мигуэле Антонеэльо, что перед ним эскадра Д'Эчекуэльо. Он безжалостно бомбардировал корабли в гавани Ла-Коруньи, уверенный, что уничтожает английскую эскадру. За этим занятием его и застал Эффингем.




Глава б


Auspicia sunt fausta.[37 - Предзнаменования благоприятны (лат.).]




Пребывая на борту «Летящей» Андреа откровенно скучал. После схватки в бухте Ла-Коруньи помощник капитана, принявший командование бригом, полностью отдалил Андреа от несения службы, справедливо полагая, что не стоит подрывать авторитет капитана присутствием чужака, пусть даже достойно проявившего себя в бою. Практически все время Андреа проводил в выделенной ему каюте, праздно изучая старинные книги из книжного шкафа капитана. Топо, наоборот, был привлечен к матросской службе и почти не виделся с товарищем.

В дверь каюты постучали, вернее, осторожно поскребли, словно опасаясь чего-то.

— Входите, — громко сказал Андреа, отложив в сторону модную книгу Эксквемелина[38 - Александр Оливье Эксквемелин (ок. 1645–1707) — врач, пират, путешественник, автор книги «Пираты Америки». Первое издание ее вышло в 1678 в Амстердаме.] о пиратах Америки.

Это был Рикардо. Оглянувшись, он проскользнул в каюту и запер за собой дверь.

— Ты чего такой напуганный? Или Змея увидел? — улыбнулся Андреа.

— Вот в том-то и дело, — не очень понятно пробормотал Топо. — Я тут подслушал, о чем матросы болтают… Не нравится им, что мы на борту.

— Чем же мы им мешаем? — искренне удивился Андреа. — Капитан весьма любезен с нами, я надеюсь, что и ты не сильно страдаешь от работы. И вообще мы скоро прибудем на Ямайку, все будет отлично!

— А говорят они, — не обращая внимания на слова приятеля, продолжил Топо, — что не зря на «Целесту» напало чудовище. Они думают — все из-за тебя!

— Как ты можешь верить в такие суеверные бредни? Мы шли последними в строю, вот безумная тварь и напала на крайний корабль.

— Я-то, может, и не верю, но вот… — замялся Топо. — Я так понимаю, что команда, если вдруг что-то произойдет, может взбунтоваться. Ты же прекрасно видел, что это за народ.

— Ты преувеличиваешь, Топо, — сказал Андреа. — Мы что, не показали себя в бою, мы что, желали кому-то беды? Кому я могу мешать? Ведь я так же, как и вся команда «Целесты», был жертвой нападения Змея, так почему…

Чудовищный удар по кораблю прервал слова Андреа. Не успели друзья даже сообразить, что произошло, как второй удар сотряс судно… Внешняя стенка каюты прогнулась, с хрустом проломились доски, в каюту ворвался шквал морской воды. В огромный пролом удалось увидеть промелькнувшее тело Морского Змея. Следующая атака пришлась на днище, и опять раздался треск ломающегося дерева. Друзья, не сговариваясь, ринулись через зияющую пробоину прочь с судна, чтобы их не затянул на дно погибающий корабль. Через несколько минут от «Летящего» остались только обломки и барахтающиеся на воде моряки.

Как и в прошлый раз, помощь пришла быстро, людей подняли на борт флагмана. Мокрая и злая команда «Летящего» сгрудилась у правого шкафута. Хотя моряки только что избежали смерти, но выглядели очень воинственно. Они молча вытолкали Андреа на средину палубы и стали требовать для разговора капитана. Через несколько минут на палубу поднялся адмирал Мозли в сопровождении капитана Принца, которого адмирал после гибели «Целесты» пригласил на борт флагмана. Даже появление высшего командования не поменяло настроение озлобленных людей.

— Я вижу, что экипаж «Летящего» недоволен своим чудесным спасением? — скривив пренебрежительную мину, спросил Мозли у Принца, причем достаточно громко, чтобы его слова услышала вся команда.

— Возможно, я не разделяю мнение команды, но в ситуации, когда у меня уже нет корабля, я позволю себе довести до вас мнение этих людей, — нетвердым голосом ответил Принц. — Они уверены, что в нападении на нас Морского Змея виноват Андреа Амалфийский.

— Мало ли, что они считают! — возмутился Мозли.

— Адмирал, — раздался голос канонира Кубица, старого морского волка с обвислыми усами и тяжелым взглядом. — Мы служим вам верой и правдой, но законы морского братства нарушать нельзя.

— Очень интересно, с каких это пор я должен следовать законам пиратов? — не меняя тона, спросил адмирал.

— Раз вы командуете эскадрой с Ямайки, закон братства нарушать нельзя, — нисколько не смущаясь, повторил Кубица. — И вы должны принять наше решение.

— Вы, может быть, черную метку хотите мне вручить? — с насмешкой спросил Мозли. — А на рее поболтаться не хотите? Капитан, выясните у этих людей, чего им нужно.

Адмирал поднял голову и гордо удалился в свою каюту, не взглянув ни на спасенных, ни на своих моряков. То ли он и вправду считал ниже своего достоинства беседовать с бунтовщиками, то ли почувствовал скрытую угрозу. Во всяком случае, всю тяжесть переговоров он переложил на плечи капитана Принца.

— Итак, кто изложит претензии? — обратился капитан Принц сразу ко всем, кто стоял на палубе.

— Позвольте мне, — неожиданно прозвучал голос Остина Свини, боцмана флагмана.

— А что, у вас тоже есть претензии? Я думал, проблемы у экипажа «Летящего».

— Это наша общая проблема, — возразил Свини и вышел вперед из-за спин моряков. — Если Змей хочет кого-то убить, он будет топить корабли до тех пор, пока не погибнет тот, за кем он охотится.

— И какие ваши предложения? — спросил Принц.

— Отдайте Змею лейтенантика вашего, и спокойствие в эскадре будет восстановлено.

— Но почему именно его? — удивился капитан.

— Это он, мы знаем, что это он! Мы не первый год плаваем, а как только появился вот этот, — Свини совершенно непочтительно ткнул пальцем в сторону изумленного Андреа, — все пошло прахом! Пусть Змей его ищет в пучине!

Одобрительный гул подтвердил, что все — и команда флагмана, и моряки с «Летящего» — полностью согласны с боцманом. Обстановка на палубе накалялась. Люди сомкнули круг, так что теперь капитана Принца и Андреа окружала плотная и разъяренная толпа. Андреа заметил, как один из матросов, стоявший за спиной Свини, достал из-за спины наваху. Капитан Принц тоже заметил это и демонстративно, внешне сохраняя спокойствие, положил ладони на рукоятки посеребренных пистолей. Это вызвало только большую злобу у команды, которая понимала свое преимущество. Солдаты, собравшиеся на юте, наблюдали за происходящим с интересом. И хотя ни кодекс, ни морские традиции на солдат не распространялись, было понятно, что они вмешиваться в происходящее не будут, по крайней мере никто не будет защищать капитана.

— Подождите, — Андреа поднял руку, — у меня есть предложение.

— Нечего болтать! За борт его! — прозвучал глухой ропот в толпе.

— Да ладно, послушаем, что он скажет, — гадко склабясь, сказал боцман.

— Вы что, уже капитан здесь? — резко одернул его капитан Принц. — Не пристало вам в моем присутствии команды отдавать.

— Это еще неизвестно, — прошипел боцман, но глаза отвел.

— Говорите, лейтенант. — Капитан выразительно посмотрел на Андреа, словно подбадривая.

— Я понимаю ваше беспокойство, господа, и, чтобы развеять его, прошу высадить меня в первом же порту. До Гаити я доберусь сам, а вы сможете убедиться, что на мне нет печати рока, — решительно произнес Андреа.

— Да сейчас, как же! Да нас опять к вечеру твой зверь на дно отправит! — снова не соблюдая субординацию, вмешался боцман. — Не бойся, красавчик, тебя не повесят. В шлюпку — и за борт. И пусть твой рок тебя бережет.

— Что вы позволяете себе, боцман? — вскрикнул капитан и осекся. На него были направлены стволы десятков пистолей. Моряки обнажили оружие, показывая, что не отступят.

— Постойте, капитан. — Андреа положил руку на плечо Принца. — Вы же видите, они не ведают, что творят. А я не пропаду. Прощайте, и до встречи на Ямайке.

Андреа решительно шагнул к борту, с которого расторопные моряки уже спешили спустить шлюпку. Легко запрыгнув в утлое суденышко, Андреа картинно помахал шляпой и скрылся за бортом. Шлюпка, глухо ударившись о воду, закачалась в кормовой струе и стала стремительно увеличивать расстояние между негостеприимным кораблем и юношей, который все так и стоял, провожая взглядом флагман. Внезапно Андреа увидел, как на планшир вскочил Топо и, вспорхнув над Атлантикой, прыгнул в воду. Через минуту Андреа вытаскивал друга на борт шлюпки.

— Как был попом, так и остался. — Топо взял в руки кортик, который он сжимал в зубах, пока плыл к шлюпке. — Все люди братья, подставь другую щеку, и да простится им все. А они просто шайка мерзавцев.

— А ты кто тогда? — улыбаясь, спросил Андреа, он был очень рад, что друг не оставил его. — Зачем эти кульбиты?

— Я друзей не бросаю! А ты бросил! Не взял меня с собой! Ладно, хватит болтать, ставим весла.

— Поставить-то поставим, а что, ты на веслах до Ямайки решил идти? Мы ведь только примерно знаем, где находимся!

— Ну, прямо, учился, учился, а никак не выучился! — Топо запустил руку за пазуху и извлек оттуда мокрый свиток. — Вот пусть теперь они новую карту ищут.

— Где ты?.. — изумился Андреа.

— А как ты думаешь? Я что, не понял, чем все кончится? Знаем, плавали. Пока ты там из себя благородного корчил, я успел из каюты адмирала карту позаимствовать. Там и наш маршрут проложен.

Топо откупорил анкерок[39 - Анкерок (нидерл. anker) — деревянный бочонок. Входит в снабжение шлюпок и служит для хранения запасов пресной воды, вместимостью от 16 до 50 литров.] и, убедившись, что воды там достаточно, сделал несколько глотков.

Карта на дорогой провощеной бумаге совершенно не пострадала от воды, и Андреа с радостью обнаружил, что в данный момент они были всего в двух десятках миль к югу от Бермуд. По крайней мере об этом говорила последняя отметка на карте. Недолго думая друзья взялись за весла. Над гладью Атлантики заскрипели уключины, и казалось, что есть в мире только этот звук, мерные шлепки весел о воду и натруженное дыхание гребцов. А потом, сверкнув багровым закатом, зашло солнце, и небо расцветилось океаном звезд. Кое-как улегшись на банках, друзья смотрели на вселенную, а она смотрела на них. Еле слышный плеск воды о борт шлюпки убаюкивал, и, несмотря на неудобства, Андреа и Топо заснули очень быстро. Течение и легкий ветерок благоприятствовали и почти незаметно подталкивали лодку в сторону архипелага.

Когда ночь была совсем непроглядна, а лодка тихонько покачиваясь на волнах, дрейфовала на север, внезапно, тревожно и волшебно ночной воздух стал неподвижен и липок от ночного зноя. Сморщенная рябь океана, которая только что размывала отражение звезд, стала похожа на разлитое море ртути. Гладкое, незыблемое, но хранящее подвижность, неестественную для такой тяжелой субстанции, оно словно приблизило звездное небо. Казалось, что мириады небесных светил упали с неба на океанскую гладь, и вселенная превратилось в одно целое, где нет ни моря, ни земли, ни мироздания.

А посреди этого звездного ничего стояла лодка с мирно спящими уставшими молодыми людьми. Весь мир застыл в тревожном ожидании. И тут плоская поверхность океана лопнула, словно рассеченная ножом, и обнажила сначала гигантскую спину, а потом и голову морского чудовища, которое опять вышло из бесконечной океанской Абиссинии. Шумно выдохнув, Змей поднялся высоко над бортом лодки и с завороженным вниманием стал смотреть на людей. Ночная тьма практически скрывала детали инфернального создания, только черный невидимый силуэт просматривался среди звезд. Удовлетворившись, зверь беззвучно ушел в глубины океана, блеснув напоследок кольцами чудовищного тела.

Через мгновение уже ничто не напоминало ни об океанской тверди, ни о Морском Змее, ни о ночном чуде.

Андреа проснулся от яркого света и негромкого мерного стука. Сначала молодой человек даже не понял, где находится, но события предыдущего дня быстро восстановились в памяти, и он ловко вскочил на ноги.

Утреннее солнце жгло нещадно, заливая все вокруг раскаленным желтым светом. Шлюпка стояла возле большого брига и, качаясь на волнах, билась о его борт, постукивая деревом о дерево. С планшира свешивался штормтрап, приглашая подняться на корабль. Андреа успел заметить, что нос шлюпки был надежно привязан к спущенному сверху концу. И только тут молодой лейтенант сообразил, что его друга Рикардо в шлюпке нет. С тревогой в душе Андреа поднялся на борт брига. Там, на палубе, он и увидел Топо, мирно беседующего с человеком благородного вида.

— О! Рады вас видеть на борту «Прегьеры»,[40 - Pregiera (ит.) — молитва.] господин лейтенант! — поприветствовал он Андреа по-итальянски. — Баш товарищ спал не так крепко, как вы, он сразу проснулся, и мы с ним решили вас не будить. Судя по рассказам, у вас был вчера непростой день. Ах, простите, я капитан Ренато Мардзокини, флот Священного Ватикана. Мне приятно спасти соотечественников. Несмотря на то что родина христианина — весь мир.

— Я Андреа Амалфийский, лейтенант Королевского флота Британии, — откланялся Андреа. — Я очень благодарен и обязан вам за помощь.

— Мы все должны благодарить Бога. Вы — за спасение, я — за радость встречи с вами, — улыбнулся капитан. — В любом случае ваши злоключения окончены. Ваш товарищ уже сообщил мне, что вы следовали на Ямайку, это вполне совпадет с нашей миссией.

— Вашей миссией? — Андреа почему-то встревожился.

— Да, — спокойно ответил Мардзокини. — Папская забота о пастве во всех концах света не имеет предела. Я не понял, почему вы вдруг встревожились?

— Нет, нет, это не тревога, просто я вырос в монастыре, и…

— И деяния церкви вам небезразличны? Это похвально, — удовлетворенно произнес капитан. — Но сейчас вам лучше позаботиться о своем теле, дабы укрепить дух. Я приглашаю вас в свою каюту, легкий завтрак вам не помешает.

Каюта капитана скорее напоминала строгий кабинет ученого-теолога, чем логово морского волка. Шагреневые обложки инкунабул,[41 - Инкунабула (лат. incunabula — колыбель, раннее детство, начало) — книга, напечатанная на начальном этапе книгопечатания (условно до 1 января 1501 г.).] потемневшие от времени свитки, древнее распятие на стене. Впрочем, без навигационных инструментов и карт не обошлось, однако даже они выглядели здесь древними, впитавшими в себя дух времен.

Андреа выразительно глянул на Топо, проявившего излишний интерес к яшмовым четкам, лежавшим на углу стола.

— Располагайтесь, молодые люди, сейчас подадут скромную трапезу. — Капитан указал на кожаный диван, полуовалом расположенный под кормовыми окнами брига.

Через мгновение в каюту проскользнул служка с подносом. Скромная трапеза состояла из рябчиков под трюфельным соусом, нежнейшей темной ветчины с грушами, блюдом вяленых калабрийских помидоров в прованском масле. Кувшин с охлажденной фалангиной[42 - Фалангина — вино из белого сорта винограда из Кампании (Италия).] был кстати, несмотря на утреннее время.

Капитан Мардзокини вел за завтраком задушевную беседу ни о чем, словно его собеседники были не только что спасенные моряки, а старые друзья, зашедшие в гости. После завтрака капитан предложил молодым людям отдохнуть на палубе, сославшись на срочные дела. А тем временем для них подготовят гостевые каюты, в которых они смогут провести время до прибытия на Ямайку.

Сразу бросилось в глаза, что моряки брига «Прегьера» вели себя совершенно не так, как команда эскадры адмирала Мозли. Одетые как один в скромную льняную униформу, они ловко делали свою работу, выполняя краткие приказы боцмана. Они были похожи на служек в церкви. А паруса, ловя несильный ветер, несли бриг на запад, к Карибам.

Путешествие на «Прегьере» уже на второй день стало невыносимым для друзей. Полностью отстраненные от какой-либо деятельности, они тяготились бездельем. Молчаливая команда тоже угнетала своим аскетизмом. Все общение ограничивалось приемом пищи в обществе капитана, впрочем, он был интересным собеседником.

Однажды Андреа решил попросить у Ренато воспользоваться его богатой библиотекой, чтобы хоть как-то убить время. Он отправился к капитанской каюте, и здесь его ожидал неприятный сюрприз. У входа стоял вооруженный охранник в форме ватиканского швейцарского гвардейца. Отработанным движением алебарды он преградил путь. Понимая, что разговаривать со швейцарцем бессмысленно, Андреа поднялся на палубу и спросил у боцмана, почему вход в каюту капитана запрещен. Боцман явно смутился, но объяснил, что на корабле находится пассажир, встреча которого с Андреа и его другом нежелательна, так как тот хочет сохранять инкогнито.

Андреа, неприятно удивленный таким таинственным поведением капитана и пассажира, отправился в свою каюту. Однако через несколько минут в дверь постучали, и вошел Ренато Мардзокини. Он извинился за недоразумение и практически повторил слова боцмана о пассажире, хранящем инкогнито. Кроме того, капитан добавил, что в некоторых миссиях папского престола необходимо соблюдать повышенную скромность. Хотя бы до поры до времени. Словно догадываясь о цели визита к нему Андреа, капитан предложил ему почитать один из увлекательнейших манускриптов. Ренато выразил уверенность, что такое познавательное чтение скрасит пребывание на судне. Кроме того, Мардзокини сообщил, что для друга Андреа, Рикардо, тоже найдется увлекательная книга — пересказ библии с неповторимыми иллюстрациями Дюрера из коллекции самого папы. Причем капитан зачем-то сделал ударение на слове «иллюстрации». Впрочем, он был совершенно прав. Через несколько минут служка принес книги. Топо вручили роскошнейший том с гравюрами, а Андреа — древнейшую книгу на латыни. Сердце у лейтенанта дрогнуло, когда он прочел название: «Морской Змей — промысел Божий или кара Небесная».

А через два для «Прегьера» стала на рейд Порт-Ройаля. Первый морской поход Андреа был окончен.




Глава 7


Друзья Бога и враги мира — так называли себя средневековые балтийские пираты — витальеры, — основываясь на латинском выражении «Pirata hostis humani generis» («Пират — враг человеческого рода»).




Капитанская шлюпка неспешно входила в бухту Порт-Ройаля. Мардзокини объяснил нежелание швартоваться именно спецификой своей миссии. На корме шлюпки устроились Андреа с Топо. Так как их одежда после стольких приключений выглядела затрапезно, капитан велел выдать им, как он сказал, «безделицы» из собственного гардероба. Друзья сейчас выглядели наряженными по последней итальянской моде, в приталенных камзолах и шелковых рубашках из тончайшего крепдешина. Однако в одежде присутствовала некоторая странность. Хоть и были пошиты камзолы прекрасно, с изящным кроем, но предназначались они для служащих Ватикана и отличались аскетической скромностью. Кроме того, капитан подарил Андреа шпагу венецианской работы, решив, что офицеру без оружия сходить на берег не пристало. Шпага немедленно стала предметом зависти Топо.

На берегу шлюпку ждали офицеры из службы Моргана. Некоторые из них знали Андреа еще до похода и тепло его приветствовали. Здесь же друзья узнали о том, что эскадра так и не вернулась в порт и, по слухам, полностью уничтожена в бою превосходящими силами испанцев. Впрочем, встречающие в основном были заняты капитаном Мардзокини и успели переброситься с Андреа только парой слов. Во дворце вице-губернатора молодому лейтенанту предложили отдохнуть в гостиной в силу крайней приватности встречи Моргана с Ренато Мардзокини. Андреа и Топо давно поняли, что миссия Ватикана очень специфична, и не возражали. Вслед за капитаном в кабинет Моргана четверо моряков с «Прегьеры» внесли большой сундук, который прибыл вместе с капитаном на шлюпке. Аудиенция у вице-губернатора оказалась достаточно краткой, друзья даже не успели заскучать в приемной.

Покинув кабинет вице-губернатора, Мардзокини по-дружески распрощался с Андреа и Топо и сообщил, что он немедля отправляется на борт своего корабля. Он пожал руку Андреа, очень внимательно заглянув ему в глаза, словно ища ответа на какой-то вопрос, известный ему одному.

Как только Роберто покинул резиденцию, распахнулись двери кабинета Моргана, и тот, широко улыбаясь, вышел навстречу молодым людям. Сэр Генри по-отечески обнял Андреа, даже обменялся кратким рукопожатием с Топо, которого в предыдущих встречах не замечал, и пригласил обоих в свой кабинет. Там он немедленно велел подать в честь возвращения из похода шампанского, безумно дорогого на Ямайке. Андреа скромно и справедливо заметил, что поход никак нельзя назвать удачным, скорее трагическим. На это Морган сообщил, что остатки эскадры все-таки дошли до Эспаньолы[43 - Эспаньола — одно из названий о. Гаити в колониальный период (1492–1804), другое — Санто-Доминго.] и что божье провидение спасло именно тот галеон, на котором были сосредоточены трофеи с Ла-Коруньи.

— Мне достоверно известно о вашем достойном поведении и как офицера во время боя за Ла-Корунью, и как джентльмена при конфликте с командой. Я думаю, что у нас еще найдется время послушать вашу историю. Я также весьма удовлетворен и верностью вашего денщика. — Морган бросил взгляд на Топо. — Но я бы не хотел досаждать вам своими расспросами. Вам предстоит много работы в ближайшие дни. Сейчас же я предлагаю вам занять вашу резиденцию.

— Мою резиденцию? — не выдержал и перебил Андреа.

— Да, вашу. — Вице-губернатор сиял, довольный произведенным эффектом. — Стремление папской миссии совершенно совпало с моими намерениями, и я, пользуясь данной мне властью, выделяю вам в собственность… Впрочем, сами все увидите. Я думаю, что прислугу вы сможете нанять и завтра, определившись в потребностях. Ну а несколько негров, не самых ленивых, я пришлю вам вечером, пусть это будет подарок от меня. Завтра утром жду вас в порту. У меня для вас еще один сюрприз. Нет! Не спрашивайте какой! Но знайте, все это не даром, службу вашу никто не отменял. Имею честь откланяться, вас проведет Денис Габор, мой адъютант.

Адъютант Моргана, молодой человек в нежно-розовом камзоле, из-под которого выбивались волны брюссельских кружев, в немыслимой голубой шляпе с радужным плюмажем, с громадным солитером в мочке уха, церемонно пригласил друзей на выход. Денис придерживал эфес шпаги двумя пальцами, оттопырив остальные, словно боялся порезаться. Широко расставляя носки ботфортов, он направился к выходу, приглашая следовать за ним.

— Мне очень приятно помочь таким симпатичным молодым мужчинам, — произнес Габор, выйдя из тени и прохлады резиденции в знойный воздух Порт-Ройаля. — Тут вот Морган попросил вам передать.

Денис долго путался в складках своего немыслимого камзола, но в конце концов отстегнул от пояса увесистый кошель.

— Это вам на первое время, ведь нельзя же совсем без денег. Вы знаете, Морган не любит сам давать деньги, поэтому попросил меня…

Топо пресек словесный поток жеманного адъютанта и достаточно грубо отнял кошелек.

— Ого, — удивился Топо, развязав серебряный шнурок, — да тут…

— Да, вы теперь многое себе можете позволить. — Денис посмотрел на Андреа долгим, нескромным взглядом.

Несмотря на жару, ладони адъютант прятал под тонкими оранжевыми лайковыми перчатками. Он время от времени поправлял их и, отведя руку, рассматривал, насколько гладко лежит лайка на ладонях.

— А что случилось? — Андреа не мог и представить, почему у него так изменился статус.

— Из всех офицеров эскадры адмирала Мозли осталось только десять человек. С учетом всех затрат, пай лейтенанта весьма высок, — с видом большого знатока изрек Денис. — Ну а с учетом папской миссии…

— А какое это отношение имеет ко мне? — удивился Андреа.

— Депозит на ваше имя от Ватикана в размере миллиона пистолей, это существенно, — сообщил Габор с превосходством человека очень осведомленного.

— А ты и вправду мыс Горн обошел под парусом? — совершенно неожиданно спросил Топо.

— Эта па-ачему? — нараспев спросил Денис, удивившись.

— Ну, серьга в ухе…[44 - Существовала традиция, по которой моряк, обогнувший мыс Горн, имел право носить в левом ухе серьгу.]

— Что за глупости? Я не переношу качки, — почему-то возмутился Денис и прекратил разговор, гордо отвернувшись.

Впрочем, через мгновение адъютант опять начал болтать.

— Вот ваша вилла, ее прошлого хозяина, полковника Моурильо Де Альвадо, повесили. Испанец, на что они еще годятся? — Габор повел рукой в воздухе, очерчивая белоснежное бунгало, наполовину укрытое в зарослях банана. — После того как испанцев с Ямайки прогнали, здесь сначала была временная резиденция губернатора, а потом, когда закончили дворец, здание было в резерве вице-губернатора. Вот теперь, я думаю, господин Морган хорошо продал недвижимость.

Ничего не поняв из слов адъютанта о продаже недвижимости, друзья поднялись на порог дома. Денис отстегнул от пояса ключ и отпер входную дверь. Из темноты пахнуло прохладой и цветами.

— Помещение убиралось и содержалось в порядке, не беспокойтесь. — Раскачиваясь на ходу, как жеманная девица, Денис вошел в здание и распахнул шторы на окнах. В громадную гостиную хлынул свет.

Холл был уставлен мебелью, закрытой от пыли парусиновыми чехлами. Вдоль стены наверх уходила резная лестница темного дерева.

— Там наверху спальни, — улыбнулся в очередной раз Габор. — Хотите, я вам покажу?

— Нет, не надо! — встревожился Топо. — Потом!

Габор смерил Топо уничтожающим взглядом и продолжил:

— Сейчас к вам негры придут, заставьте их навести порядок. А я пока прощаюсь, дорогие мои.

— Тьфу, гадость, — резюмировал Топо общение с Денисом, когда тот скрылся из виду.

Очень скоро пришли негры — три молодых парня в белых парусиновых штанах и две толстые тетки в цветастых платьях-балахонах и с намотанными на головы большими платками. Андреа не имел опыта общения с рабами и замялся, не зная, что с ними делать. Но его товарищ проявил невероятные организаторские способности. Он заставил мужчин прибрать помещения, расчехлить мебель и доставить питьевую воду, а женщин Топо отправил за провиантом, вручив им одну монету из кошелька.

— Я ждал здесь, на Ямайке, чего угодно, но не такого оборота дел, — довольно произнес он, устроившись на дорогой оттоманке посреди гостиной.

Топо затянулся дымом громадной сигары, которую он обнаружил на письменном столе в глубине холла. Пуская сизые кольца в потолок и время от времени рассматривая свои грязные ноги в стоптанных штиблетах, он, похоже, наслаждался жизнью впервые за много лет. Потом, вспомнив что-то, Топо стал изучать содержимое шкафов и комодов. В одном шкафу он обнаружил то, что искал. Теперь уже он курил, прихлебывая ром из хрустального графина, не удосуживаясь налить жидкость в бокал.

— Жизнь прекрасна, — голосом абсолютно удовлетворенного человека произнес Топо.

— А я не люблю таких поворотов, боюсь, за это все придется платить. — Андреа не мог успокоиться.

— Ну и что, разве у нас нечем платить? — Топо тронул носком башмака кошелек на столе. — Да успокойся ты! Наслаждайся!

Наслаждение прервали негритянки с продуктами. Судя по всему, сумма, выданная им на покупки, была великовата. Еду привезли на двух телегах, запряженных волами. Рабы кинулись разгружать десятки кур, окорока, морские деликатесы и неописуемые горы экзотических фруктов. Бочонок с вином был достойным завершением этого изобилия.

— Зачем так много? — удивился Топо.

— Масса велел купить на все, но на все не получилось сразу. Завтра подвезут остальное, — сообщила самая толстая служанка. — Господин позволит приготовить обед?

Андреа не успел ответить, как Топо многозначительно кивнул и жестом удалил прислугу.

— С каких пор ты у нас господин? — возмутился Андреа.

— Ну, для них я господин, а ты… ты — недостижимый господин, — ничуть не смутился приятель. — Да и ждать, пока ты что-то решишь, — так скорее с голоду помрешь.

— Тоже мне голодающий, — незлобно буркнул Андреа.

К тому времени, когда расторопная прислуга приготовила ужин, у друзей уже слипались глаза. Смоль тропической ночи упала на побережье, принеся с собой вечерний бриз и прохладу. Дружно, словно ими кто-то дирижировал, затрещали цикады, открывшиеся ночные цветы наполнили воздух благоуханием и невинной негой. Андреа, несмотря на усталость, решил выйти на террасу, расположенную по обе стороны от входа на виллу. К звукам и ароматам ночного сада примешивался рокот недалекого океана, где ни на секунду не прекращался легкий, умиротворяющий прибой. Внезапно из темноты густых зарослей донесся слабый звук, скорее писк. Кто-то жалобно плакал. Не рискуя шагнуть в темноту сада, Андреа вернулся в дом, снял со стены просмоленный факел, зажег его и уже собрался выйти наружу, как сонный ворчливый голос Топо остановил его.

— Тебя и тут чудища преследуют? Ты куда собрался?

— Там какой-то звук странный, как будто кто-то плачет. Может, надо помочь?

Топо тяжко вздохнул и, словно это была его обязанность, поднялся с оттоманки, забрал у друга факел и отправился в сад. Андреа последовал за ним.

— Вон там, — показал он рукой, — словно кто-то просит о помощи.

Топо жестом приказал замолчать и вслушался в ночные звуки. Не прошло и нескольких секунд, как кто-то опять пискнул в гуще.

— Тоже мне, — произнес Топо, — ты что, вообще среди людей не жил? Кыс-кыс-кыс!

На этот клич из сплетения кустов испанского дрока немедленно выскочил маленький котенок, как будто все это время ждал приглашения.

— Ты, наверное, в жизни кота не видел! Животное голодное, накормить надо. — Топо, не задерживаясь, отправился в дом.

Андреа, никогда не ожидавший от своего приятеля сострадания, пожал плечами и пошел за ним. Не выпуская котенка из рук, Топо отыскал глиняную плошку, налил в нее молока и поставил на столе. Потом осторожно посадил рядом котенка и погладил. Животное, не раздумывая, опустило в молоко мордочку по самые уши и, заурчав, стало жадно лакать, словно его не кормили с прошлого лета. Напившись, котенок, моментально заснул, даже не слез со стола. И во сне он не перестал мурлыкать.

— Назовем его Барбаросса![45 - Барбаросса (barba rossa (ит.) — красная борода) — имя, которое христиане дали семье морских разбойников и турецких адмиралов XVI века — Аруджу (Харуджу), Хызыру (Хайр эд-Дину, Хайраддину) и Хасану, сыну Хайраддина.] — сказал Топо. — Он рыжий, рыжие коты приносят удачу.

— Ты его хочешь оставить здесь жить? — удивился Андреа.

— Всю жизни мечтал дома кота иметь. Но сначала родители не позволяли, а потом… — замялся Топо, — потом у меня дома не было.

— Ну, как хочешь, только… Если мы в море пойдем, кто за ним следить будет?

— Пусть слуги за ним ухаживают, — спокойно сообщил Топо так, словно у него слуги были всю жизнь. — Можно купить негра, который будет котом заниматься. Что не так сделает — повесим!

— Кота? — изумился Андреа. — Повесить бедное создание?

— Ну, ты и скажешь. Негра, конечно. Кота же за что вешать? — совершенно спокойно заявил Топо. — Ладно, давай спать, а то шумим тут, можем его разбудить.

Возражений не было. На втором этаже здания друзья нашли уютные спальни, в которых предусмотрительная прислуга уже все приготовила ко сну. Андреа с трудом добрался до роскошной кровати и немедленно провалился в целительный сон.




Утро ворвалось ярким светом в окна, которые Андреа не догадался зашторить с вечера, и громкими разговорами из сада. Для начала он снял с головы кота, который притопал к нему среди ночи и уснул на подушке. Потом спустился вниз и увидел, что завтрак уже сервирован. Со стороны кухни доносился волшебный запах кофе. Не дожидаясь Топо, Андреа устроился у накрытого кофейного столика. Словно чертик из табакерки выскочил чернокожий раб с подносом в руках. Раб был одет в белоснежные штаны и курточку с начищенными медными пуговицами. Юноше казалось, что все происходящее с ним нереально. На подносе рядом с кофейником лежало приглашение от вице-губернатора Генри Моргана прибыть сегодня в одиннадцать часов утра на адмиральскую пристань порта. Андреа уже допивал кофе, когда сверху спустился заспанный Рикардо. Он шел со второго этажа, держа под мышкой кота. Кот не возражал.

— Эй, там!

Топо пощелкал пальцами в воздухе, вызывая прислугу.

— Накорми Барбароссу, причеши его и спроси у женщин, что у них есть от блох, — деловито озадачил Топо подбежавшего негра. — И если обидите кота — повешу.

— Как-то не по-христиански ты, — пробормотал Андреа. — С утра о коте думаешь, а не о молитве.

В ответ товарищ только неопределенно хмыкнул и передал кота подоспевшей женщине.

Топо, словно он с младых ногтей привык к такой роскошной жизни, подождал, пока слуга нальет ему кофе, и, прикурив сигару, уселся с чашкой в кресло на веранде.

— Ты не рассиживайся, нас к одиннадцати на пристань вызывают. Не знаю, что еще Морган задумал.

— М-да… — задумчиво протянул Топо, выпустив кольцо дыма. — Вот только я заметил, что тут не носят такое, как нам выдали на «Прегьере». То ли мода не дошла, то ли тут нравы другие…

— Слушай, ведь несколько дней назад ты болтался посреди океана в шлюпке, а сейчас тебя покрой камзола не устраивает? — возмутился Андреа. — Быстро собрался, и идем, время не ждет!

— Да еще целый час. — Топо как ни в чем не бывало вытащил из бокового кармана часы, блеснувшие тусклым золотом.

— А это у тебя откуда?

— Пока некоторые дрыхнут, мы с Барбароссой дом изучили. Ты знаешь, предыдущие хозяева сбежали отсюда, оставив много полезных вещей.

— Нехорошо брать чужое! — сердито произнес Андреа.

Рикардо засмеялся, сначала сдержанно, потом громко и в итоге просто залился хохотом.

— Ну, ты шутник, — утирая несуществующие слезы, проговорил Топо, окончив смеяться. — Нельзя брать чужого… Это ты скажи в Ла-Корунье! Расскажи великому пирату Моргану! Пока есть деньги и есть места, где денег много, мы всегда будем брать чужое!

— Кто мы? — не понял Андреа.

— Мы — пираты! Мы властелины морей и жизней!

— Я не пират! Я честный офицер английского флота! — Андреа даже вскочил в запале.

Вошла служанка и, увидев, что хозяева ругаются, поставила котенка на стол и немедленно вышла из гостиной.

— Во-первых, никакой разницы, во-вторых, чем отличаются каперы от пиратов, ты не знаешь случайно? — не унимался Топо.

— Мы воюем с Испанией! Мы…

— Да успокойся, Андреа. — Топо резко перешел на примирительный тон. — Жизнь — штука не одноцветная. Ответь, ты в жизни сделал что-то ужасное, за что тебе стыдно?

— Нет, — решительно сказал Андреа.

— Ну, вот и успокойся! Я тоже так думаю. А пиратом тебя объявить могут и на ровном месте, в силу политической необходимости. Пока ты нужен власть имущим — ты герой и друг Бога. Как станешь поперек дороги — сразу станешь преступником и пиратом. И врагом всех людей.

— Но красть — это грех!

— Ты про часы? — искренне удивился Топо. — Так я, может, взял их поносить, пока хозяина нет. Чтобы смазка механизма не загустела. Кстати, там еще кое-что нашлось, идем покажу.

Андреа покорно последовал за товарищем. Тот же, водрузив причесанного котенка на плечо, отправился на веранду и, выйдя в сад, пошел к тыльной стороне здания. Там находилась небольшая дверь, которая, как оказалось, вела в оружейную. Топо отпер дверь одним из ключей в громадной связке, которую он нес, держа за кольцо.

— Я еще вчера эти ключи нашел, они в моей спальне в тумбочке лежали, — объяснил он.

— Как это ты все находишь постоянно, откуда такие способности?

— Жизнь научила, — буркнул Топо.

Оружейная комната скорее походила на музей или арсенал, чем на хранилище оружия на одинокой вилле. Вдоль стен в сумрачном свете, проникающем через щелеподобные окна, затянутые решетками, на стеллажах лежало холодное оружие, пистолеты, мушкеты. В углу стояло несколько бочек с порохом.

Андреа, зачарованный, прошел вдоль деревянных стоек. Пальцы словно сами по себе касались драгоценных эфесов, покрытых серебром рукоятей, филигранных ножен. Обойдя всю комнату по периметру, он резко остановился и, не колеблясь ни на минуту, выхватил с полки шпагу. Блеснув темным металлом, лезвие со свистом распороло воздух.

— Ты выбрал? — поинтересовался Топо.

— Она меня сама выбрала. Прекрасный клинок. Вот только что это за вензель?

Андреа поднес поближе к глазам оружие, пытаясь разобраться в вязи узора на гарде.

— Похоже на греческий, хотя клинок явно толедский.

Потом он снял со стеллажа ножны, лежавшие рядом со шпагой, и набросил на плечо перевязь.

— Вот лучшее украшение офицера, а совсем не атласный камзол! Ты обойдешься кортиком или?.. — Андреа нетерпеливо глянул на товарища.

Топо обиженно засопел, вытащил с полки ужасающего вида крис[46 - Крис — национальный кинжал с характерной асимметричной волнистой формой клинка Распространен в Индонезии, на Филиппинах и в Малайзии.] и, прицепив его к поясу, всем видом показал, что готов идти на встречу к Моргану.

— Ты как любил в детстве громадные палаши и бессмысленные тесаки, так и не изменился, — рассмеялся Андреа. — Ладно, потом определимся окончательно, пошли, пора.

— Но ты же не отдашь мне ту шпагу, что тебе подарил Мардзокини.

— Ладно, подарю, только ты оставь этот ужас тут. — Андреа показал на крис.

Топо, довольный удачным приобретением, немедленно положил оружие на место. Через минуту он уже тщательно пристегивал венецианскую шпагу к поясу.




Глава 8

		Счастливый путь!.. С лицейского порога



		Ты на корабль перешагнул шутя,



		И с той поры в морях твоя дорога,



		О волн и бурь любимое дитя!








    

А. С. Пушкин






Несмотря на ранее утро, солнце уже царило над Порт-Ройалем. Марево раскаленного воздуха поднималось над пыльными пальмами, и даже легкий ветерок, слетавший на город через залив, только усиливал жару, обдавая все живое потоками раскаленного воздуха. Невзирая на зной, на адмиральской пристани собралась вся местная знать. Укрытые кружевными зонтами дамы стоически боролись с солнцем, свита вице-губернатора блистала разноцветными камзолами по последней парижской моде. Пестрые плюмажи казались еще ярче на фоне серых камней пристани.

Андреа, оставив Рикардо чуть в стороне из субординационных соображений, скромно стоял посреди свиты, не зная, по какому поводу такое собрание и зачем его пригласили. На все расспросы ему отвечали с таинственными улыбками: мол, скоро узнаешь сам. И ждать пришлось недолго. Огромной белой птицей из-за мыса показался трехмачтовый парусник. Легко, словно невесомый, он развернулся и под приветственный гром пушек вошел в гавань. Андреа еще никогда не видел кораблей таких очертаний. Что-то стремительное и грозное было в его линиях.

— Вот посмотрите, это фрегат, новейшее судно королевского флота, — раздался голос Генри Моргана, который незаметно подошел к Андреа со спины. — Ради этого я вас и пригласил сюда.

— Да, спасибо, господин вице-губернатор, это впечатляющее зрелище, — поблагодарил Андреа.

— Корабль будет украшением нашего флота здесь, на Карибах, — продолжил Морган. — Но дождитесь швартовки, пойдемте со мной, встретим полковника Крайза.

— Капитана?

— Идемте-идемте. — Сэр Генри не ответил на вопрос Андреа.

Лихо пришвартовавшись на одних кливерах,[47 - Кливер — косой треугольный парус, ставящийся впереди фок-мачты.] фрегат застыл у пирса, с борта опустился трап, и по нему на берег ступили офицеры, которые выглядели совсем юными на фоне своего командира. Полковник Крайз оказался немолодым, толстоватым человеком. Из-под небольшой шляпы выбивались черные локоны парика. Полковник с достоинством поприветствовал вице-губернатора и высших офицеров его свиты. И тут, совершенно неожиданно для Андреа, Морган обернулся и подтолкнул его вперед.

— Вот, дорогой мой полковник, тот самый молодой человек, капитан Андреа Амалфитано, — улыбаясь, представил он юношу.

— Очень, очень рад познакомиться лично. — Крайз пожал руку ничего не понимающему Андреа. — Я надеюсь, что под вашим командованием «Диссект»[48 - Dissect (англ.) — рассекающий.] послужит короне и Вест-Индской компании.

Полковник отступил чуть в сторону и произнес, обращаясь к своим офицерам:

— Господа, представляю вам капитана фрегата «Диссект», господина лейтенанта Андреа Амалфитано, с этого момента вы поступаете к нему в полное подчинение. Благодарю вас за службу! Я горд, что имел возможность пройти с вами от берегов Англии в сей благословенный край, где я, выходя в отставку, намереваюсь провести свои последние дни.

Видя некоторое замешательство на лицах офицеров «Диссекта», Морган добавил:

— Прошу не судить по скромному одеянию о вашем новом командире. Капитан только что прибыл из труднейшего похода и, не успев позаботиться о новом гардеробе взамен потерянного, поспешил встречать свой корабль.

У молодых офицеров не было и мысли возразить вице-губернатору. На их лицах появились приветливые улыбки, хотя, конечно, не все были довольны, что капитаном у них будет такой молодой офицер.

Морган, отсалютовав тростью, дал понять, что формальности окончены, и направился к своему экипажу, стоявшему невдалеке.

— Господин вице-губернатор, извините мою назойливость, — Андреа поспешил за Морганом, — я не до конца понимаю, что происходит. Я потрясен, нет, я просто… не могу найти слов.

— Ах, простите меня, Андреа, за эту импровизацию, — улыбнулся сэр Генри. — Я хотел дать вам вчера отдохнуть и не предупредил, простите меня великодушно. Все в порядке, ваши покровители очень могущественны, а вы достойны этого. Ах да, я совсем забыл!

Морган театрально извлек из обшлага свиток и вручил его Андреа.

— Это вам. Приказ о новом звании. Теперь вы будете нести службу на «Диссекте» как капитан королевского флота и выполните каперскую службу с честью. Вы же имеете каперский сертификат?

— Нет, — чуть помедлив, ответил Андреа.

— Не беда. — Морган достал второй свиток. — Властью, данной мне королем, я сейчас его вам выдам.

Вице-губернатор подал знак адъютанту, и ему немедленно принесли дорожный писчий набор. Посмотрев еще раз на документы Андреа, он вписал несколько слов.

— Вот, держите! — Морган посыпал свежие чернила песком и, стряхнув его через мгновение, протянул грамоту новоиспеченному капитану.

Все еще ошеломленный, Андреа прочел:






10 июля 1680 г.

Мы, Карл II Стюарт — король Англии, Шотландии и Ирландии, настоящим объявляем:

Пусть знают все, кому будет предъявлен этот выданный нами патент, что нам угодно выставить корабли для борьбы с морскими разбойниками, совершающими набеги на побережье королевств, а также для удобства торговли с этими владениями.

Принимая во внимание достоинства и знания, которые совместились в лице лейтенанта королевского флота Андреа Амалфитано, и оказывая ему доверие, надеемся, что он будет честно исполнять все, что касается порученного ему.

В силу вышесказанного нам угодно и приятно назначить его капитаном военного корабля. В соответствии с полномочиями, названными выше, он может оснастить за свой собственный счет корабль, со всеми необходимыми шлюпками, пушками, экипажем, боеприпасами и провизией, как он сочтет удобным, для того, чтобы вести войну с подданными короля Испании, мусульманами, пиратами, морскими бродягами, захватывать их корабли, их товары и добро, отводить их в любой порт королевства.

Здесь нужно дать отчет об этих кораблях нашим чиновникам; они занесут все полученные сведения в книги, которые ведутся специально для этой цели, и решат, являются ли эти корабли и все найденное на них законным призом.

Он может останавливать и обыскивать любые корабли, которые сочтет нужным, если заподозрит, что они нагружены товарами наших врагов; заходить в их порты, но во всех случаях относиться доброжелательно ко всем союзникам нашей короны, платить таможенную пошлину от захваченных призов, согласно размерам, принятым в этом королевстве.

Сим мы просим всех королей, принцев и сюзеренных правителей, а также республики, штаты, их наместников, генералов, адмиралов, губернаторов провинций, городов и портов, капитанов и офицеров оказывать вышеозначенному Андреа Амалфитано всяческую помощь и содействие и предоставлять ему право заходить и покидать их порты на своем корабле с людьми, призами и всеми теми вещами, которыми он может владеть.

С нашей стороны, мы обязуемся сделать то же в подобных случаях и отдать приказ нашим губернаторам, генералам и офицерам позволять союзникам приходить к нам со своими призами на то время, которое они сочтут нужным. В подтверждение чего мы приказали послать это каперское свидетельство, подписали его и велели скрепить большой королевской печатью.

Дано в городе Лондоне в 10-й день июля месяца 1680 года.

    

Король Карл II Стюарт.







— И учтите, Андреа, «Диссект» снаряжен именно на ваши средства, те, что переданы мне папским посланцем, так что, — тут Морган сделал паузу, — попутного ветра вашему кораблю! Жду вас у себя сегодня вечером на приеме. Там и поговорим о деле.

Вице-губернатор, гордо подняв голову, направился к экипажу, а молодой человек так и остался стоять со свитком в руках, в полной растерянности и нерешительности.

— Капитан, не хотите ли познакомиться с кораблем. — Из прострации его вывел офицер «Диссекта». — Разрешите представиться, помощник капитана, лейтенант Джесси Сайлер.

— Очень приятно. — Андреа улыбнулся и пожал лейтенанту руку. — Вы не могли бы познакомить меня с командой?

Сайлер представил капитану остальных офицеров и предложил подняться на борт. С легким волнением и смущением Андреа шагнул на палубу, где выстроилась команда. Впервые он ступил на борт корабля в ранге капитана. И он это осознал, когда прошелся вдоль строя моряков.

Фрегат удивлял не только своими очертаниями, но и тем, что посередине корабля практически отсутствовал опер-дек.[49 - Опер-дек — верхняя батарейная палуба вниз от баковых и кормовых надстроек.] Единственная батарейная палуба оказалась открытой, что давало фрегату преимущество в случае бокового крена. Такая конструкция корабля позволяла вести огонь, не боясь затопления. И хотя фрегат еще не был полностью укомплектован артиллерией, он мог принять на вооружение как минимум тридцать пушек девятифунтового калибра.

Инспекцию корабля прервал вахтовый матрос, который сообщил, что какой-то человек хочет подняться на борт, потому что он адъютант господина капитана.

— Выглядит этот человек странно, — продолжил вахтенный. — У него на плече сидит, вы не поверите, кот. Если не сказать, котенок. Изволите прогнать?

— Нет, нет, ни в коем случае! Кота не трогать! А этот человек действительно мой адъютант. Просите.

Топо явился незамедлительно. Вид у него был такой, словно капитаном назначили его самого. Впрочем, Барбаросса тоже выглядел важно и даже слегка надменно. Словно все происходящее было организовано только для него.

— Господа, это мой адъютант Рикардо Бартолино. Прошу принять его как члена команды. — Андреа представил друга офицерам. — А на плече у него наш корабельный кот. В отличие от рыжих людей рыжий кот приносит счастье. У меня убедительная просьба к господам офицерам, боцман, также доведите до моряков, что это животное, по кличке Барбаросса, ставится на полное довольствие и обижать его не следует ни при каких обстоятельствах.

Боцман от таких слов побагровел, но сдержался. Однако все-таки задал вопрос.

— Коты, они ведь гадят. А кто?..

— Мой адъютант полностью берет на себя все обязанности по уходу за котом. Я имею в виду соблюдение чистоты.

Барбаросса, который все это время сидел на плече Топо спокойно, внезапно проявил активность. Он осторожно, цепляясь когтями за одежду, сполз на палубу и без всякого стеснения стал тщательно обнюхивать ботинки боцмана. Удовлетворившись, он по-деловому потерся о них и отправился изучать свой корабль.

Капитанская каюта оказалась практически не оборудованной, только стол с инструментами, скромная койка и свитки карт, стоящие в углу. Полковник Крайз, по-видимому, свой первый и последний поход на «Диссекте» провел в полном аскетизме, не желая тратить силы на обустройство корабля, на котором ему не плавать.

В сопровождении помощника новый капитан прошел на бак вдоль перил, установленных с обеих сторон там, где шкафут нависал над батарейной палубой.

Все члены команды находились на своих местах. Чтобы познакомиться и представиться, Андреа пришлось сначала пройти на бак, потом по ступенькам на пушечную палубу и только потом на квартердек. На шканцах собрались офицеры, и капитан познакомился лично с каждым из них.

В итоге удовлетворенный осмотром фрегата Андреа отдал приказ сойти на берег всем, свободным от вахты. Сам он еще немного прошелся по кораблю вместе с боцманом. «Диссект», хоть и прошел Атлантику, выглядел так, словно только что сошел со стапелей.

Андреа подробно расспросил Сайлера и боцмана Йорген Хан-Вайера о том, чем необходимо дооснастить «Диссект». Главной проблемой считалось полное отсутствие артиллерии и даже канонира. Андреа пообещал решить эти вопросы в ближайшее время. Попрощавшись, Андреа отправился готовиться к приему у Моргана, пропустить который он никак не мог.




Глава 9

		Еще бокалов жажда просит



		Залить горячий жир котлет,



		Но звон брегета им доносит,



		Что новый начался балет.








    

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»






Вечерний прием в резиденции вице-губернатора был в полном разгаре. Несмотря на это, хозяин лично вышел встречать Андреа, опять смутив его своим особым вниманием.

— Рад, очень рад, что вы нашли время посетить наш праздник. — Генри Морган жестом пригласил Андреа следовать в зал, где происходил прием. — Сегодня у нас выступает ваш соотечественник, молодой музыкант Скарлатти, у него просто восхитительный оркестр. Я думаю, у этого артиста великое будущее. Шведская королева милостиво уговорила его посетить нас.

В зале, украшенном диковинными цветами, был накрыт роскошный стол. Позади гостей стояли рабы с опахалами, разгоняя густой от жары тропический воздух, а заодно с ним и насекомых, слетевшихся на запах и свет.

— Господа, минуточку внимания! — Вице-губернатор дождался окончания клавесинной сонаты, исполняемой маэстро, и постучал ножом о хрустальный бокал. — Имею честь представить вам моего нового друга, господина Андреа Амалфитано, капитана Амалфитано. Несмотря на свой юный возраст, он уже смог проявить себя как отважный офицер и умелый моряк. Кроме того, наш гость исполняет важнейшую миссию Святого престола. А вы, господа, не упустите своей выгоды — помочь капитану оснастить его новое судно. Этим вы поможете и ему, и мне, ну и, наверное, своему делу.

Гости вежливо заулыбались, поднимая бокалы с вином в честь молодого человека.

— Пусть они повеселятся, а я понимаю, что просто обязан объяснить вам происходящее. Пойдемте в мой кабинет, — тихо произнес Морган и добавил, чтобы услышали все: — Продолжайте, господа, я покажу капитану мою резиденцию.

Вице-губернатор спокойным шагом отправился к лестнице, ведущей на второй этаж дворца, Андреа последовал за ним. Там в торце длинного коридора Морган отпер небольшую скромную дверь и пригласил войти. За дверью находился просторный кабинет, освещенный несколькими масляными лампами. Дрожащий свет придавал помещению таинственность. Желтые блики играли на полках с книгами и картами. К стене на толстой черной цепи был прикован якорь, видимо, дорогой хозяину. В дальнем углу чернел большой кованый сундук с затейливыми запорами. За сундуком стояло черное знамя, намотанное на древко.

Хозяин кабинета устроился в глубоком кожаном кресле у стола, раскрыл шкатулку темного дерева и извлек оттуда большую сигару. Приподняв коробку, он предложил закурить Андреа, но тот поблагодарил и отказался, сказавшись непривычным к табаку. Морган поджег от лампы длинную лучину, стал долго и старательно раскуривать сигару и, раскурив, аккуратно снял бандероль. Пауза, повисшая в кабинете, становилась напряженной, но тут Морган, выпустив громадное облако дыма, прервал ее.

— Я понимаю, капитан, что вы крайне удивлены событиями последних дней, тех событий, которые касаются вашей персоны. Но смею заверить, ничего фантастического в них нет. В силу определенных обстоятельств, в которые даже я остаюсь не посвящен, Ватикан взял на себя обязанность защитить ваш жизненный путь — по крайней мере на определенном его отрезке.

Произнеся столь длинную фразу, вице-губернатор, словно вспомнил что-то, поднялся и достал из шкафа графин и два бокала.

— Немного вина не помешает хорошей беседе, — не подразумевающим возражения тоном сказал Морган и наполнил бокалы. — Я никак не привыкну к местным напиткам, вино мне привозят из Европы.

— Так вот, все что я могу сказать, — продолжил сэр Генри, сделав большой глоток вина и опять затянувшись сигарой, — это только то, что у вас есть высокие покровители. Однако, как я понимаю, подобное покровительство требует от вас и определенной благодарности, вернее, преданной службы. Вы согласны?

— Да, разумеется. — Андреа счел необходимым предварительно согласиться и добавил: — Правое дело церкви требует от нас всех верной службы.

— Я рад, что вы так хорошо понимаете свои обязанности, — кивнул Морган. — И то, что вам выпала возможность стать капитаном «Диссекта», это только первый шаг к выполнению долга.

— Но я не вполне…

— Терпение, мой друг, терпение, — загадочно улыбнулся вице-губернатор. — Для начала я сообщу вам, что, пользуясь доверием церкви, из средств, которые предназначены для вашего существования, я выкупил фрегат на ваше имя. Не беспокойтесь, это практически не повлияло на объем депозита, который папский посланец оставил здесь для вас. По условиям предоставления этого депозита вы можете тратить только проценты, которые будут начисляться на это состояние. А оно в свою очередь передано на хранение в Акционерный банк Ост-Индской компании. Поверьте мне, проценты — хорошие деньги, при желании вы можете жить вполне обеспеченно, как рантье. Кроме того, для снаряжения вашего судна выделена определенная сумма из основного капитала плюс некоторое количество для содержания корабельной кассы. Вы ведь должны вначале нанять команду, выплатить хоть какое-то жалованье.

— А в дальнейшем, если это мое судно, где я возьму… — обеспокоился Андреа.

— Ну, друг мой, вы же капер! Океаны, полные испанских судов, сокровища мира, сокрытые в тайниках наших врагов, — это все ваше. Естественно, за вычетом процентов, полагающихся Короне и Ямайке. Но это мелочи. Сейчас не об этом. Снарядив «Диссект», вы должны выполнить одну очень деликатную и трудную миссию. Вы что-нибудь слышали о Монтесуме?

— О несчастном императоре ацтеков? Конечно, я изучал историю конкистадоров в морской академии.

— И вы знаете о его сокровищах?

— Это, по-видимому, сказка, — ответил Андреа. — Красивая романтическая сказка.

— Ну… Великий Морской Змей — тоже сказка, не так ли? — улыбнулся вице-губернатор. Однако глаза его при этом остались жесткими и серьезными.

— Я понимаю, о чем вы.

— Вот и отлично. Об этой миссии меня просил побеспокоиться посланец папы. Причем учтите, Рим интересуют ни сокровища Монтесумы, ни его несметные богатства. Рим интересует священный амулет. Вы должны найти его для церкви.

— Но ведь я даже не подозреваю, где его…

— В Теночтитлане, разрушенной столице ацтеков. Ватикану удалось найти карту с описанием места, где хранится этот амулет. Нефритовый череп, который, по преданиям варваров, обладает высшей магической силой.

Сэр Генри, отставив бокал, направился к сундуку. После сложных манипуляций с запорами крышка откинулась, и хозяин кабинета достал оттуда большую кожаную папку. Внутри оказался кусок ткани. Морган развернул ее на столе, решительно сдвинув в сторону все, что ему мешало.

— Вот смотрите, — ткнул он пальцем в смутные узоры на ткани. — Вот такие у ацтеков были карты. Вы что-нибудь в этом понимаете?

— Нет, это для меня хуже китайской грамоты, — признался Андреа.

— Поэтому вам придется призвать в помощь одного человека. Он появится в свое время. А пока надо обсудить детали этой миссии. На настоящий момент нам известно только одно, что сам идол находится где-то в Теночтитлане, поэтому, кроме морской экспедиции, надо подготовить и сухопутную. И еще одна проблема.

— Я так понимаю, основная проблема в том, что Мексика — это территория Испании?

— Именно это и есть основная задача, требующая нетрадиционного решения. Я предлагаю вам в то время, пока вы будете снаряжаться, обдумать варианты. Потом обсудим. Идемте к публике, я думаю, вам будет полезно познакомиться с нужными людьми. Вам же срочно надо оснащать корабль.

Морган взял карту, спрятал ее в кожаную папку и вернул на место в сундук.

— Карту вы получите перед походом. Миссия должна выполняться в строжайшей секретности. При покупке снаряжения пользуйтесь вот этим. — Морган достал из того же сундука тонкую книжицу. — Это именные чеки правительства острова, так что никто не откажет.




Внизу продолжался бал. Насытившиеся гости разбрелись по залу, но как только появился Андреа, его немедленно подхватил по руку бодрый толстячок. Его голову украшал пышный парик цвета воронова крыла, из-под которого градом катился пот.

— Разрешите представиться, я Грехам Трулли, поставщик двора Его Императорского Величества, я могу представить вам по совершенно бросовой цене хорошее мясо. Лучшие буканьеры Карибов работают на меня. Поверьте, я готов ради уважения к вам, господину Моргану и церкви сделать невиданные скидки. И тридцать процентов — само собой! Давайте завтра встретимся?

— Да, да, — рассеянно сказал Андреа, смущенный таким напором. — Приходите ко мне, обсудим.

— Позвольте, я познакомлю вас с женой и дочерью, — не отставал Трулли.

Не выпуская локтя капитана, он устремился в дальний конец зала. По пути он ухитрился свободной рукой поймать лакея с подносом и вручить Андреа бокал с шампанским, а второй взять себе.

— Милые мои, — обратился Трулли к двум дамам в пышных кринолинах, — господин Андреа Амалфитано, мой добрый друг.

Дамы были практически неразличимы. Только по количеству пудры можно было определить, кто из них мать, а кто дочь.

— Андреа, — юноша склонил голову, представляясь.

— Мирабелла, — сказала та, которая была, по-видимому, дочкой Трулли, и хищно стрельнула глазами. — Я так рада, так рада с вами познакомиться. Вы знаете, мы по средам даем приемы, мы будем рады вас видеть у нас. Правда, мама?

— Ах, Мирабелла, негоже так говорить молодой даме, — делано строго ответила та, которую назвали мамой. — Я госпожа Сильвия Трулли, мать этой проказницы.

Дама стрельнула глазами точно так же, как Мирабелла, и продолжила:

— Конечно, мы будем рады видеть вас у нас, вы ведь так одиноки в городе.

— Да, приходите, я буду очень рада, — вторила дочка. — Даже просто так приходите. Как захотите, так сразу и приходите.

— Очень польщен, я не премину посетить вас, а сейчас извините, я должен откланяться. — Андреа поспешил ретироваться от настойчивых дам.

Пока он пробирался к выходу, еще несколько господ уверили его в своем почтении и предложили помочь в оснащении судна практически даром. Андреа с трудом ускользнул от внимания хищных гостей бала и быстро зашагал домой.

Несмотря на роскошь дворца вице-губернатора, улицы Порт-Ройаля были убоги и темны. Но полная луна светила достаточно, чтобы найти дорогу. Когда в сумраке стала угадываться вилла, за спиной Андреа послышалось легкое покашливание. Он резко остановился и развернулся. И темноты придорожных пальм на дорогу вышли две фигуры. Судя по звукам сзади, Андреа окружили, он мельком оглянулся и увидел еще двоих. Сомнений в недобрых намерениях этих людей не было.

— Что же ты, молодой господин, по ночам сам гуляешь? Камзол не боишься испачкать? — прохрипел один из бандитов.

— Кто вы и что вам угодно? — громко спросил Андреа, нащупывая рукоять шпаги.

— Кто же еще? Здесь, на острове, только джентльмены удачи. А ты, молодой господин, не представился нам. Нехорошо. Придется вину искупить.

— Не несите чушь!

— Отдай кошелек и гуляй спокойно, — раздался голос сзади. — Тебе же лучше.

Андреа, выхватив шпагу, резким круговым движением отогнал бандитов на пару шагов от себя и отпрянул в тень деревьев. В этом был определенный риск, там могли оказаться сообщники. Но риск оправдался. Не ожидая такого пируэта, бандиты кинулись за ним в темноту зарослей. Но свист рассекаемого шпагой воздуха дал знать, что жертва не сбежала, а, наоборот, принимает бой. Андреа видел в тусклом лунном свете силуэты нападавших, а те его потеряли из виду. Двумя взмахами шпаги Андреа распорол живот тому, кто был чуть впереди, и в длинном резком выпаде пронзил горло другого. Оставшиеся грабители поняли, что надо отойти на дорогу, и не спешили нападать. Скорее всего эти двое были или опытнее, или умнее своих сообщников, корчившихся сейчас в траве. Не сговариваясь, они шагнули под покров деревьев с противоположной стороны дороги. Теперь у Андреа была непростая ситуация. Он не видел бандитов и выйти на свет не мог — сразу бы оказался в неудобном положении.

— Эй, красавчик, выходи, поговорим, — раздался голос из зарослей. — Все равно до утра там не просидишь! Нехорошо быть таким заносчивым, надо делиться. Законы берегового братства надо соблюдать, красавчик.

— Это кто тут попрекает законами берегового братства? — внезапно раздался знакомый голос.

Степенно, ничуть и ничего не опасаясь, на дорогу вышел Топо. Он появился в самый подходящий момент.

— Дуремат! Выходи, ты думаешь, я не узнал твой гнусный акцент? — Топо говорил неприятным издевательским тоном.

Андреа, понимая, что нет нужды прятаться, подошел к товарищу. Они стали спиной к спине, с обнаженным оружием, ожидая нападения. Несколько мгновений в ночной темноте висела мертвая тишина, нарушавшаяся только странным монотонным звуком. Потом из черноты придорожных зарослей раздался треск ломаемых веток и злобная ругань — бродяги решили ретироваться, проклиная весь мир и сопляков в придачу. Когда голоса бандитов утихли, Андреа шепотом спросил:

— Что это? Ты слышишь?

— Где? — застыл Топо.

— С твоей стороны идет, вот послушай — похоже на тихий рокот.

Топо, сбросив напряженное оцепенение, развернулся.

— Ты что? Совсем дикий? — с удивлением спросил он. — Это же Барри мурчит.

— Ты о чем?

Топо расстегнул верхнюю пуговицу камзола, даже в тусклом свете луны было видно, что одежда топорщится. За пазухой у Рикардо мирно спал котенок, оглушая округу громким мурлыканьем.

— Слушай, ты что, совсем как ребенок? Почему у тебя кот за пазухой?

— Так это я должен у тебя спросить, почему ты ночью шляешься один, — рассердился Топо. — Я как дурак ждал тебя возле дворца Моргана, ты же местных традиций не знаешь, а ты выскочил, как шальной, и побежал. Еле угнался за тобой. А кот… ну не бросать же его дома? Ему скучно.

— Пусть с блохами своими разговаривает! Ты бы и драться стал с котом за пазухой?

— С кем драться? С шушерой Дуремата? — рассмеялся Топо. — Да они трусы. Только на убогих в темноте могут нападать. Вот если бы Туран со своими головорезами решился тебя пощупать, тогда бы…

— Что тогда бы?

— Ну, тогда пришлось бы Барри высадить. Но это пока он не привык к сражениям. Я думаю, научу его на плече сидеть! Гораздо лучше попугая!

— Тьфу ты! Пошли домой.

— Да, пошли. Кота кормить пора, — согласился Топо.

— Ты только о коте думаешь?

— Ну а что мне делать, пока единственный друг в высшем свете вращается? Нам, простолюдинам, приходится у порога скучать. А кот, он в чинах не разбирается, не бросит.

— Топо, извини, но ведь это не от меня зависит, ведь…

— Да ладно, проехали. Пошли домой.




Глава 10

		И боль, и пыль, и пушек гром…



		Ах, это будет все потом.








    

Б. Окуджава. 1959 г.






— Мы не сможем подойти к побережью Мексики незаметно, а если даже и подойдем, то что? На следующий день целая армада испанского флота будет нас расстреливать из пушек, стоя на рейде. — Рикки говорил очевидные вещи, пока Андреа внимательно изучал карту.

— Без тебя знаю, — прервал он Топо. — Вот ты мне только объясни. Насколько испанцы контролируют свои сухопутные границы? А про то, что с моря мы не сможем туда попасть, это и так понятно.

Уже светало. Над столом, на котором была разложена карта и стояли бокалы с ромом, висел сизый сигарный туман. Но до сих пор друзья так и не решили, как можно проникнуть в континентальную Мексику и остаться в живых. Да еще и вернуться назад.

— Ну, испанцы народ такой… Ничего они не охраняют! Все равно все беды к ним приходят с моря. И все удачи.

— Тогда мы высадимся в Британском Гондурасе, там наша колония. И сушей пойдем в Мексику. Все равно надо готовиться к тому, что придется пройти немало.

— Тут больше пятисот миль! По суше, по проклятой богом сельве, ты что, с ума сошел? — взорвался Топо. — Да потом еще обратно!

— А обратно мы не пойдем! «Диссект» будет нас ждать у побережья Мексики.

— Ты же только, что…

— У западного побережья. Там, где у испанцев практически нет флота.

— Ты хочешь пройти мыс Горн дважды? С востока и с запада? — Изумлению Топо не было предела. — Его и с запада не каждый осилит.

— При маневренности нашего корабля пройти мыс мы сможем, главное, чтобы команда была опытная. А опыта они наберутся, когда с востока его пройдут.

— А кто поведет судно? Или ты хочешь остаться на борту, пока другие будут для тебя искать золото? Ты наивен, золото найдут, и ищи-свищи!

— Нет, я пойду с экспедицией по суше, я думаю, что помощник капитана справится с задачей, — сказал Андреа, не отрывая взгляда от карты. — А ты поможешь ему.

Друзья явно устали от рома, сигар и долгого разговора. Они поднялись и перешли на веранду. Усевшись в плетеные кресла, некоторое время молчали. Но потом Топо вдруг заявил:

— Я тебя одного не отпущу! Тебя вообще одного нельзя отпускать! Опять попрешься ночью через бандитские вотчины.

— Кот твой будет тосковать на корабле. И упадет без тебя в воду, промокнет и заболеет.

— Я кота с собой возьму! Я друзей не оставляю!

— Угу, еще курицу заведи в друзья. Коту нельзя в сельву. Там крокодилы, они обожают котов.

Топо ничего не ответил и задумался.

— Ладно, в деталях определимся позже. Сейчас спать пора, завтра, то есть уже сегодня, надо заняться «Диссектом». — Андреа поднялся и, пошатываясь, ушел в дом. Барбаросса кратко мяукнул и побежал следом.

Утро принесло главные заботы по подготовке корабля. Рикардо поручалось осуществить контроль за поставками провианта, Андреа же занялся более серьезными, военными делами. Топо был поражен, когда увидел, что на фрегат уже идет погрузка. Это было сюрпризом и для капитана. Боцман на вопрос Топо ответил, что на рассвете прибыл очень респектабельный и важный господин, представился поставщиком двора Его Императорского Величества, а также главным поставщиком провианта на «Диссект», Грехамом Трулли. И что все обговорено заранее с капитаном. Топо решительно остановил одного из носильщиков.

— А ну стой, болван! — Рикки сбросил с плеча носильщика мешок с вяленым мясом, который источал отвратительный запах. — Тебе, скотина, кто разрешил это на корабль тащить?

— Так, господин, это мне мой хозяин велел, сам господин Трулли, господин. — Негр-носильщик умоляюще прижимал руки к груди и непрерывно кланялся.

— Развели тут, — взревел Топо и молнией взлетел на палубу, где Андреа согласовывал список вооружения необходимого для дооснащения «Диссекта».

— Андреа, да что это такое! — Но, увидев строгий взгляд товарища, запнулся и потом продолжил: — Господин капитан, меня не предупредили, что сегодня будут грузить провизию, а тут целая толпа рабов с сотней мешков вонючего мяса. Что делать? Они на какого-то Трулли ссылаются!

— Черт, вот же наглый купец, — возмутился Андреа. — Я ведь ни о чем его не просил. Топо… э… господин адъютант, отошлите их всех обратно. Потом разберемся.

Господин адъютант хмыкнул и пошел выполнять приказ.

Андреа предстояла непростая задача — сообщить офицерам о подготовке к походу и при этом оставить в полной тайне его цель, до самого выхода в море. Еще нужно было подготовить и оснастить корабль. А оснастка предстояла приличная. Потому что тридцатипушечный фрегат укомплектован был только пятью старыми пушками и несколькими ручными фальконетами[50 - Фальконет — орудие XVI–XVIII веков калибра 45–65 мм.] на баке, и кроме того, в экипаже отсутствовал канонир. А без него Андреа не хотел закупать вооружение. Посему всю округу известили о том, что на фрегат требуется канонир без вредных привычек. Это условие сильно развеселило Топо. Согласно его жизненному опыту, трезвый канонир не попадет ядром даже в пушечный люк собственного корабля. Впрочем, опыт у Рикки был специфичен и подробности своей морской жизни он не разглашал. Он ограничился визитом в ближайшую таверну, уверив, что этого вполне достаточно, чтобы в желающих не было отбоя. И оказался прав.

Примерно через полчаса на пристани стали собираться сомнительного вида личности, которые сбились в сердитую кучку и, поглядывая на палубу фрегата, ожидали появления капитана. Когда боцман Хан-Вайер доложил о том, что толпа канониров ждет на пристани, Андреа обрадовался. Он решил, что набрать недостающих членов команды будет так же просто.

Первым на палубу поднялся ухоженный мужчина лет тридцати. Даже в жару он был наряжен в кожаные брюки, такой же жилет, розовые с зеленым ботфорты. Человек представился сержантом Слейтером и немедленно сообщил, что лучшего канонира во всем порту не найти. На вопрос о послужном списке Слейтер ответил, что служил на стольких кораблях, что все и не упомнишь, и что он настолько известен в Карибском бассейне, что нет нужды рассказывать о себе. Андреа спросил его, что он думает о вооружении фрегата, на что кандидат в канониры неожиданно заявил;

— Меня мало интересует, как оснащен корабль. Это дело простолюдинов — разбираться в медяшках.

— Но как вы собираетесь воевать, не зная вооружения? — изумился Андреа. К сожалению, он не видел, как Топо за спиной Слейтера крутит пальцем у виска.

— А зачем? — в свою очередь удивился Слейтер. — У вас должны быть младшие канониры, а мое дело — общее тактическое руководство.

— Ладно. Мы с вами свяжемся, когда примем решение.

— А как вы со мной свяжетесь? — не отставал Слейтер.

— Я позвоню, — сказал Андреа первое пришедшее на ум.

— Как позвоните?

— В корабельный колокол позвоню, вы поймете. — Терпение Андреа лопалось. — Вахта, проводите господина.

Слейтер обиженно покинул палубу, ему на смену сразу же выскочил грязноватого вида человек. Он тоже клялся, что он самый лучший канонир на Карибах, что он с самим Морганом служил и что… В общем, хвалить себя не стеснялся. Всего удалось послушать человек пятнадцать самых лучших на Карибах канониров, служивших вместе с Морганом, под знаменами герцога Нортумберлендского и знавших самого Флинта. Андреа понял всю бессмысленность такой затеи и приказал устроить всем кандидатам экзамен.

Естественно, надо было предупредить власти о том, что готовятся мирные маневры, вряд ли кому-либо понравилась бы стрельба у самого Порт-Ройаля. Заодно у Андреа появилась возможность впервые выйти в море, хоть и недалеко, но на своем корабле. В миле на юг от Порт-Ройаля находился микроскопический островок, хорошо подходивший для того, чтобы провести стрельбы. Загрузив на борт пару десятков старых бочек и столько же кандидатов в канониры, «Диссект», красиво обойдя мыс, вышел на траверз острова.

Бочки шлюпками доставили на берег и расставили их на сверкающем белизной песке. С палубы корабля было хорошо видно, что остров пустынен, и среди десятка пальм вряд ли может спрятаться какая-нибудь невинная жертва. Андреа, изучавший артиллерийское дело в академии и прекрасно представлявший возможности своих старых пушек, установил первую дистанцию в полтысячи футов, разумно полагая, что такое расстояние не составит труда для меткой стрельбы опытному канониру. Но каково же было его изумление, что стрелять согласились только пятеро. В первом порыве капитан даже решил выбросить пятнадцать обманщиков за борт. Но потом сдержался и отправил их на ют, чтобы не мешали, пригрозив, что потом они будут драить палубу в наказание за обман. Топо сообщил, что на время стрельб ему надо разобрать бумаги в капитанской каюте, и быстро исчез из виду. Он опасался за нервы Барбароссы, непривычного к канонаде.

Канониры, сопя, стали наводить пушки, отмеривать порох, разжигать фитили. Делали они это медленно и, как показалось Андреа, неловко. Грянул залп. Все ядра улетели в глубь острова, одно упало в воду в сотне футов от борта. Точно так же упало и настроение у капитана. Судя по всему, ни один из кандидатов стрелять не умел. По крайней мере не умел попадать.

— Я так скажу, господин Амалфитано, — раздался из-за спины Андреа сиплый голос. — Среди этого сброда вам не найти канонира. — Говорил немолодой, сухонький бородатый мужчина. Андреа видел его среди кандидатов, но потом потерял из виду. Этот мужичок и не отказывался стрелять, и не стрелял. Казалось, он просто прятался где-то за спинами все это время. Одет он был престранно, в просторную полотняную рубаху, подпоясанную веревкой, и такие же широкие штаны. Всклокоченная седая борода и редкие волосы на голове делали его похожим скорее на воробья-забулдыгу, чем на канонира.

— Если ваше превосходительство соизволит, я могу стрельнуть.

— Ну, стрельни, если можешь. — Андреа, не веря в успех, махнул рукой.

— Только, пожалуйста, прикажите отойти еще на пятьсот футов, а то в упор как-то несолидно.

Андреа глянул на мужичка и кивнул боцману, который внимательно слушал разговор:

— Выполняйте, боцман, все равно нам домой возвращаться.

Переложив галс, фрегат описал большой полукруг и встал уже на расстоянии в тысячу футов от мишеней.

— И еще, господин капитан, раз уж у вас не одна пушка на палубе, не позволите ли вы мне выделить команду, у вас там целых пять мишеней, не оставлять же их зазря. — Мужичок хитро глянул на Андреа. — Заодно посмотрим, на что ваши матросики способны.

— Я не понял, кто кого проверяет, — вспылил Андреа, но быстро успокоился, поняв, что тот говорит дело, и согласился. — Выбирайте, кто вам нужен.

Мужичок подошел к матросам, сгрудившимся у квартердека и наблюдавшим за готовившимися стрельбами. Отобрав с десяток крепких парней, спустился с ними по ступенькам с правого шкафута на пушечную палубу и начал колдовать над пушками. Он приглядывался к острову, слюнявил палец, изучая направление ветра, заставлял служек выставить пушки в люках и самолично вгонял правила[51 - Горизонтальную наводку орудия производили при помощи деревянных правил, служивших рычагами для передвижения задней части лафета. Для наводки по вертикали применяли небольшие железные правила, которыми поднимали казенную часть орудия. Добившись нужного положения ствола, правила заменяли деревянным клином.] под лафеты. Пока наводили орудия, из капитанской каюты вышел Барри и, снедаемый любопытством, устроился на палубе.

После не очень долгих манипуляций мужичок самолично разжег пять фитилей и раздал матросам. Последовала короткая последняя инструкция, канонир поднялся наверх и, устроившись на планшире, посмотрел еще раз на остров и резко скомандовал «пли». Бахнул первый выстрел, на острове поднялся столб песка, за ним немедленно раздался второй, третий, и так все пять. Словно адские часы отсчитали в пять секунд пушечные залпы. Сомнений не было — одна за другой бочки были разнесены вдребезги. Стоявшие на борту моряки и офицеры зааплодировали.

— Как вас зовут? — Андреа в порыве пожал мужичку руку.

— Мокей, — представился тот.

— Это что же за имя? Ты откуда?

— Да вы и страны такой не знаете. Из России, — чуть стесняясь, ответил Мокей.

— Не знал, что в Тартарии знакомы с пушечным делом, но это не важно. У вас на родине верят в Бога? Вы христианин?

— Да уж не басурман! — обиделся мужичок.

— Ну, что же, господин Мокей, вы теперь канонир Мокей, с вашего позволения. — Андреа еще раз пожал руку своему канониру.

— Так-то оно так, но я бы хотел сначала выяснить, какие условия службы, да…

— Условия обычные, жалованье канонира императорского флота плюс процент от приза.

— И еще, — продолжил Мокей, проявив недюжинную хватку, — я должен обучить матросиков, которые будут при орудиях. И кроме того…

— Что еще?

— Вы меня простите, господин капитан, но ваш ром я не принимаю, дозвольте мне водку выдавать вместо этой гадости. Десять лет не могу привыкнуть. Вздутие живота у меня от него.

— А что такое водка? Это у вас в Тартарии пьют?

— Вы не знаете, что такое водка? — Мокей явно валял дурака. О том, что такое водка, не знал никто на корабле.

— Уважаемый, по-моему, вы переходите границы. Говорите, что вам нужно. — Андреа, совершенно безразличный к спиртному, был далек от таких проблем и не хотел ими заниматься.

— Дозвольте, я закуплю в счет провианта на судне? Обещаю, никто не пожалеет.

— Да, сделайте милость. — Андреа понял, что в общем-то ради хорошего канонира можно и рискнуть.

— Тогда договорились. Я, конечно, сомневаюсь, что в этой дыре найду водку, но спирт должен быть.

— Почему дыре? — удивился Андреа. — Порт-Ройаль — столица Ямайки.

— Да, конечно, но она так далеко от Москвы…

— Москвы? — не понял Андреа и добавил: — А водка — то же самое, что спирт?

— Ну… это настолько водка, насколько тростник — это ром.

— Ладно, действуйте, как считаете нужным, я отдам распоряжение боцману.

Андреа уже собрался отдать команду на возвращение, но тут на палубу выскочил взбешенный Топо.

— Где Барри! Что вы с ним сделали?!

— Не сторож я коту твоему, — сказал Андреа. — Ты, кажется, заболел своим котом.

— Это добрый дух корабля, а не кот! А вы стрельбу начали, не предупредили! Где он? Вы могли его убить своими пушками!

Но все кончилось очень быстро и счастливо. Услышав голос своего хозяина, Барбаросса подал сигнал. От грохота пушек он укрылся на грота-марсе,[52 - Марс — площадка на топе составной мачты. Служит местом для работ при постановке и уборке парусов. Грота-марс — марс на грот-мачте.] откуда и заорал гнусным голосом.

В итоге в гавань вернулись без потерь, не считая злых на судьбу неудачливых кандидатов на место канонира.

— Как же тебя сюда занесло с востока? — провожая на берег Мокея, спросил Андреа.

— Как, как… — пробормотал канонир, — а то вы, господин капитан, из этих мест. Тоже, видать, издалека?




Глава 11

		Заснул Чапультепек — роскошный парк ацтеков,



		Растоптанных в борьбе за красные цветы.



		Затих напрасный шум повторных человеков.



		Созвездья дружные сияют с высоты.








    

К. Бальмонт






А на берегу Андреа ждал Трулли, подпрыгивая от нетерпения.

— Дорогой друг, моя жена жаждет встретиться с вами у нас на приеме. — Трулли подхватил Андреа под локоть, как только тот ступил на берег. — Вы так поразили ее своей образованностью и манерами, что она просто уверена — вы будете героем вечера. И не обращайте внимания на недоразумение, негры, как всегда, перепутали и взяли провиант не на том складе. Я прикажу доставить все, что необходимо.

— Господин Трулли, я с удовольствием посещу вашу семью, — вяло стал отбиваться Андреа, — но поверьте, что я пока не намерен закупать провизию, у меня много других забот.

— Мы решим все ваши заботы одним мановением руки, только скажите. — Трулли впился в Андреа, как пиявка в задницу. — Только скажите мне!

И тут Андреа придумал, как избавиться от купца.

— Мокей, Мокей! — закричал Андреа, пытаясь остановить канонира, который уже почти скрылся из виду. Тот оглянулся и поспешил обратно. — Вот, господин Трулли, мой канонир имеет необходимость приобрести кое-что для обеспечения экспедиции, он вам все объяснит. Господин канонир, господин Трулли желает помочь в приобретении провианта, и, может быть, он сможет поставить для вас эту, как ее, водовку или как вы ее называли?

— А деньги? — немедленно отреагировал Мокей.

— О деньгах не беспокойтесь, я выставлю счет потом, — вмешался Трулли. — Только скажите, что вам надо.

— Ну и отлично, договаривайтесь, я должен вас оставить. — Воспользовавшись тем, что Трулли на минутку отпустил его локоть, Андреа поспешил скрыться.

Он направился к резиденции Моргана, где в это время ему была назначена аудиенция. Вице-губернатор принял Андреа, как всегда, радушно и внимательно выслушал план, который составили друзья для похода в Мексику.

Морган нервно заходил по кабинету, предложение Андреа его сильно взволновало.

— Ты понимаешь, что значит пройти по сельве такое расстояние? Это ведь безумие. И как сможет твой корабль вернуться потом? Ведь и ты сам, и твоя команда — молодые, не очень опытные моряки. Извини меня, я, конечно, крайне уважаю твое образование и твоих попечителей, но…

— Господин Морган, я понимаю вашу тревогу. Поверьте, я не менее вас озабочен этим походом. Но если сравнить вероятность быть потопленным испанским флотом на рейде мексиканского побережья и неудачей сухопутной экспедиции, то, согласитесь, решение в пользу последней.

— Но как смогут тяжеловооруженные солдаты, привыкшие воевать, а не лазить по болотам, преодолеть этот путь? И оружие, и кирасы погубят их при первом форсировании водной преграды, — не унимался сэр Генри.

Он стал долго и тщательно раскуривать сигару. Табачный дым подействовал на него умиротворяюще, и Морган, упав в свое глубокое кресло, уже спокойно попросил:

— Расскажите мне в деталях, как вы намереваетесь организовать эту экспедицию.

— Во-первых, господин вице-губернатор, я сразу понял, что сухопутная экспедиция должна быть проведена без участия солдат. Мне предстоит собрать группу, способную преодолеть все эти преграды — сельву, болота, реки, возможные стычки с племенами диких индейцев и успешно прийти к цели. Которая, кстати, мне пока и неизвестна точно.

— Чуть позже мы обсудим это, не торопитесь, — прервал его Морган. — Продолжайте.

— Так вот, пока мы, а сухопутную экспедицию намерен возглавить я лично, будем прорываться в Мексику, у команды «Диссекта» будет много времени набраться морского опыта. Опыт — сын ошибок.

— Ваши слова да поэту бы в уста, — усмехнулся Морган. — Ну, хорошо, делайте как хотите, в конце концов, корабль ваш. Теперь познакомьтесь — человек, который объяснит вам смысл карты.

Вице-губернатор подошел к стене, завешенной гобеленом, и отвернул его. За тканью обнаружилась потайная дверь. Морган открыл ее и жестом позвал в кабинет кого-то из глубины скрытой комнаты. На свет вышел странного вида человек.

— Мой друг Манко Роки, он ацтек. Он потомок тех немногих, кто выжил в бойне, устроенной испанцами. Манко будет и вашим другом. Ему можно полностью доверять. — Генри повернулся в сторону индейца: — Вот Манко, это капитан Андреа Амалфийский, отнесись к нему, как ко мне.

Индеец действительно выглядел необычно. Его широкое, с тонкими чертами лицо обрамляли черные волосы, которые удерживала бисерная повязка на лбу. Одет Манко был в древний наряд ацтекского воина — красно-рыжий плащ с белой каймой, завязанный на груди узлом. На ногах было некое подобие сандалий, оплетающих ноги до колен. Двигался индеец слегка скованно, казалось, что его что-то угнетало.

— Очень приятно. — Андреа протянул руку, но ацтек не пожал ее, а слегка церемонно поклонился, приложив руку к сердцу.

— Наш друг может прочесть карту и помочь в поиске наследия Монтесумы, — сказал Морган и отправился к заветному сундуку. Он достал карту и жестом пригласил Манко к столу, на котором развернул древнюю реликвию. Индеец внимательно изучил ее и, ничего не говоря, кивнул. Отлично. До начала похода карта останется у меня. — Морган спрятал документ в сундук и тщательно его запер. Потом вернулся к столу и продолжил: — Манко придет на корабль, когда это будет нужно.

Индеец повернулся и покинул кабинет.

— Никак не могу привыкнуть к их манерам, словно с тенью разговариваешь. Но этот краснокожий пока никогда не обманывал. И только он знает древние знаки своего народа. Цель вашей экспедиции он сообщит уже после того, как вы выйдете в море. Слишком много любопытных вокруг.

— Вы мне не доверяете? — вспыхнул Андреа.

— Я не доверяю никому! И в особенности друзьям. Но в данном случае опасность исходит не от вас. Каждое произнесенное слово может быть услышано тем, кому оно не предназначено. — Вице-губернатор говорил эти непростые слова совершенно спокойно, ничуть не смущаясь.

Потом Морган поднялся со своего кресла и вернулся к сундуку. Он снова достал все ту же карту и вручил ее Андреа.

— Она будет у вас, а наш дикий друг пусть думает, что карта здесь. На всякий случай.

— А вот теперь вы мне доверяете, — горько усмехнулся Андреа.

— Я? Как я могу вам не доверять, если все ваше состояние под моим контролем? — рассмеялся Морган. — Вы же не сумасшедший — отказаться от своего состояния ради призрачной добычи?

Вице-губернатор с широкой улыбкой вышел из-за стола, давая понять, что встреча окончена.

— Завершайте подготовку корабля. И учтите, задача собрать людей, способных отправиться с вами по суше в Мексику через ад тропической сельвы, целиком и полностью на ваших плечах.




«Диссект» был готов к плаванию. Две недели, отведенные на подготовку и переоснащение, пролетели как один день. Андреа, казалось, падал от усталости, занятие непривычным для него интендантским делом утомляло безмерно. Хоть и удалось всю артиллерийскую часть переложить на плечи Мокея, от чего тот и не открещивался, а боцман сам предложил организовать закупки необходимого инструмента и леса для ремонтного запаса, но заготовки провианта и подбор команды полностью зависели от капитана. Прежде всего было очень трудно отбиться от назойливого Трулли. Вначале Андреа никак не мог понять, почему этот человек с такой настойчивостью пытается забить трюмы фрегата тухлым мясом, червивыми сухарями и мешками муки пополам с опилками. Казалось бы, купец совершенно откровенно пытается обмануть капитана. Но однажды все тайное стало ясным. Понимая, что Андреа решительно отказывается от его товара, Трулли как-то вечером явился домой к Андреа.

— Господин капитан, — хитро улыбаясь и косясь, начал после церемонных приветствий разговор Трулли, — у меня к вам приватный разговор, требующий полного тет-а-тета.

При этом Трулли многозначительно покосился на Топо, сидевшего в кресле с отрешенным видом и пускавшего кольца сигарного дыма.

— У меня нет секретов от моего товарища, — возразил Андреа, но Топо перебил его:

— Мне пора кормить кота, он должен привыкать к режиму, — и немедленно поднялся по лестнице на второй этаж, в свою комнату.

— Так вот, — как ни в чем не бывало продолжил Трулли, — я хорошо понимаю ваши опасения, мой друг, и поэтому, чтобы у вас не было никаких сомнений в моей кристальной честности, я готов заплатить вам за часть товара авансом.

— Я ничего не понимаю. — Андреа даже мотнул головой, словно пытаясь сбросить пелену с глаз. — Вы? Мне? Заплатите? За что?

— Я понимаю, что вы можете сомневаться в традициях Ямайки и в особенности Порт-Ройаля, но поверьте мне, тридцатипроцентная компенсация — это вполне неплохо, поверьте мне. Тем более что поставки спирта на ваш корабль уже завершены. Я не буду ждать оплаты.

— Уважаемый господин Трулли, я совершенно не понимаю ничего из того, что вы говорите. У меня нет никакого опыта в подобного рода операциях, и возможно, я не в курсе некоторых тонкостей.

— А! — Трулли обрадовался. — А я беспокоился, что вас не удовлетворяют мои условия! Ну, я тогда вам сейчас все объясню. Скажите, ведь вице-губернатор платит за все поставки на «Диссект», так ведь?

— Ну, отчасти да, но какая разница, кто платит?

— А какая разница, откуда у нас в кармане деньги? Я вам поставляю провиант, Морган оплачивает по счетам, а вы получаете свои тридцать процентов и тихо радуетесь благам жизни. А на что еще пригодны казенные деньги?

— Но ведь деньги это мои! Морган платит из моих денег!

— Молодой человек. — Вложив в голос максимум иронии, Трулли расцвел в очередной улыбке. — Я вам даю единственный шанс получить хоть что-то из денег, полностью причитающихся вам! Иначе от Моргана вы получите только сушеный хвост игуаны.

— Но ведь ваш товар плохой, мясо тухлое, — не переставал возмущаться Андреа. — Чем будет питаться команда?

— Команда пусть скажет спасибо и за это. А для капитанского стола я, уж будьте уверены, поставлю нечто особенно изысканное.

— Извините, господин Трулли, — Андреа встал, показывая, что разговор закончен, — но я не нуждаюсь в подобного вида услугах. Честь имею.

— Совершенно напрасно. — Трулли не скрывал, что он взбешен. — Я вас покину. Но вы об этом сильно пожалеете. И придете меня просить. И тридцать процентов я вам уже не предложу. До свидания, молодой капитан.

Трулли обиженной крысой засеменил к выходу, на ходу натягивая шляпу на парик.

— И что хотела эта гнида от тебя? Судя по его злобному ворчанию, вы не договорились. — Топо вернулся немедленно, как только затихли шаги Трулли. На плече у Рикки дремал Барбаросса, лениво поигрывая во сне когтями.

— Представляешь, он хотел мне всучить полные отбросы вместо провианта и, пользуясь тем, что оплата идет через Моргана, задрать невероятную цену. А мне выплатить компенсацию. Что за жулик!

— А сколько он тебе обещал? — небрежно спросил Топо.

— Тридцать процентов.

— И вправду жулик. Меньше чем за пятьдесят никто на Ямайке такие дела не делает. Но хочешь, я найду тебе человека и на шестьдесят.

— Да ты что? Хочешь меня толкнуть на преступление? — Возмущению Андреа не было предела.

— Да какое преступление, обычное предпринимательство. Я уверен, что от Трулли еще и Моргану перепадает. А ты словно в монастыре вырос. Ладно, завтра вместе этим делом займемся.

* * *


Наутро Рикки растолкал друга ни свет ни заря, и друзья, наспех взбодрившись чашкой кофе, отправились организовывать поставки провианта. Топо попросил не задавать лишних вопросов, а только слушать и мотать на ус.

Первая встреча произошла в таверне «Эсмеральда». Несмотря на раннее утро, там было немало народа. Судя по поведению посетителей, все они пришли сюда отнюдь не за тарелкой бобового рагу и кружкой утреннего рома, а совсем с другой целью.

Топо осмотрелся в сумраке таверны, выбрал столик, где сидел угрюмого вида здоровяк с черной и жесткой, словно из завитого конского волоса, бородой.

— Здорово, Кашпур, как охота, как дело? — поприветствовал Топо бородача.

Тот повел плечами, словно пытался прогнать насекомое, засевшее под серой рубахой.

— Нормально, — неохотно буркнул он и, приподняв указательным пальцем большую кружку за ручку, убедился, что она все-таки пуста.

Рикки немедленно помахал рукой, и в ответ на этот жест к нему устремился служка с кувшином питья.

— Вот, вина выпей. За наше здоровье.

— И сам не подохни, — угрюмо ответил Кашпур, но от вина не отказался.

По нему было видно, что нет большего унижения — пить слабенькое вино с самого утра вместо нормальной порции рома.

— Договоримся — с меня пинта рома, — угадал его настроение Топо.

— Сколько? — только и спросил Кашпур.

— Команде на три месяца.

— На «Диссект»? — проявил осведомленность бородач.

— Да, на него.

— Завтра в три ночи подойдем к борту, готовь грузчиков.

— Что платим? — Топо понизил голос.

Бородатый наклонился поближе к Рикардо и зашептал ему на ухо. Тот молча кивал в ответ. Выслушав, он протянул руку и скрепил этот непонятный для Андреа договор рукопожатием. Потом Топо опять помахал служке, и Кашпуру принесли большую, призовую кружку рома.

Рикардо встал из-за стола и позвал Андреа за другой столик. Там, словно ожидая друзей, скучал худой до болезненности мужчина. Даже в таверне с подслеповатыми, немытыми окнами его лысина сверкала, как золотой фунт.

— А, Топо, рад тебя видеть! — сказал человек. — А это, я так понимаю, господин капитан Амалфитано? Очень, очень рад. Меня зовут Бен Эгглентон, зовите меня просто Бен. Итак, какие объемы вас интересуют?

— Нам нужен живой провиант на три месяца. Объемы вы понимаете, — вел Топо новые переговоры. — Что вы можете предложить?

— Бен может все, — улыбнулся торговец. — Вот только вопрос оплаты…

— Векселя вице-губернатора вас устроят? — подключился Андреа, не желавший оставаться в стороне.

— Если там будет дополнительная именная отметка. Мне необходимо произвести некоторые операции в Лондоне и…

— Я сообщу сегодня вечером после беседы с его превосходительством, — ответил Андреа.

— Итак, что вы предлагаете нам? — спросил Топо Эгглентона.

— Черепахи. Отловлены совсем недавно. Три месяца гарантированно сохранятся. Ну и свиньи, куры, это зависит от того, сколько у вас места. Я думаю, ваш боцман сможет точно сказать.

— Тогда по рукам? — Топо не собирался обсуждать мелочи.

Этот договор тоже скрепили рукопожатием.

— Ты можешь мне объяснить, о чем ты договорился с этим монстром Кашпуром? Что за тайные дела? — спросил Андреа своего адъютанта, когда Эгглентон ушел.

— Кашпур — самый главный маклер у буканьеров. И ему можно доверять. Если иметь дело с ним, то никогда твоя команда не будет жрать гнилое мясо. Он все организует и сегодня же ночью загрузит черепах и солонину нам на борт.

— А почему ночью, почему так странно договаривались?

— Потому что это пойдет мимо властей! Никто налога не заплатит. — Топо приложил палец к губам.

— Так, а как же я ему заплачу? Это же официальные закупки! — изумился Андреа.

— Ха! Так ты и не будешь у него ничего покупать! Ты просто оплатишь покупку пороха, мушкетов и еще кое-каких боеприпасов. В итоге тебе все в полцены обойдется!

— А зачем нам оружие?

— Ты совсем на своей учебе головой ослаб? — фыркнул Топо. — Простых вещей не понимаешь? Оружие заберут люди Кашпура, когда перегрузят провиант.

— Я подозреваю, что это не очень честно… — растерянно произнес Андреа.

Рикардо вскипел:

— А то, что буканьерам надо как-то выживать, что даже свою добычу отстоять им чертовски трудно, пусть тебя не беспокоит! Конечно, мы теперь благородные сеньоры…

— Успокойся, Рикки, — сказал Андреа. — Делай как знаешь. Пойдем на корабль, проверим, как идут дела с артиллерией.




Глава 12

		Уланы с пестрыми значками,



		Драгуны с конскими хвостами,



		Все промелькнули перед нами,



		Все побывали тут.








    

М. Ю. Лермонтов. «Бородино»






У фрегата суетились матросы, шла погрузка последних пушек. Помимо прочего Мокей настоял на приобретении морской мортиры[53 - Мортира — орудие с коротким стволом (обычно менее 15 калибров) для навесной стрельбы.] и установил ее в шлюпочном люке посреди корабля. При этом канонир потребовал некоторых доработок на батарейном деке. Несколько массивных сосновых балок были проложены поперек палубы и концами закреплены на шпангоуте. Эти балки послужили постаментом для мортиры. Теперь отдача от орудия, которая, судя по калибру, должна быть нешуточной, передавалась прямо на корпус фрегата и не угрожала проломить палубу.

Канонир наблюдал, как с пристани на корабль грузились пушки. Он напряженно следил за тем, как черная громада орудия медленно ползет вверх, накрепко перехваченная канатами. Скрип плохо смазанного блока разносился над всей пристанью.

— Господин капитан! — Мокей увидел Андреа и заспешил к нему. — Нехорошо получается. Обман сплошной.

— Что еще случилось? Ты ведь сам пушки выбирал.

— Да что там пушки, — махнул рукой Мокей. — Этот Трулли шельмой оказался.

— Ну, это мы уже знаем, а тебя он чем обидел? — спросил Андреа взволнованного канонира.

— Шельма он, я и говорю. Первую бутыль дал попробовать, все чин чином, спирт как спирт. А как все загрузили, я решил проверить. Вода в остальных.

— Та-а-ак… Что делать будем? — оглянулся на товарища Андреа.

— Эх, куда бы вы все без меня… — делано вздохнул Топо. — Только не забудь предупредить, чтобы этому Трулли ни копейки не платили. Вот же…

Андреа понимал, что и в деле пополнения команды ему не обойтись без Рикардо, знавшего все входы и выходы в городе и каждую дворнягу, околачивающуюся вокруг порта и злачных заведений. Топо же был очень озабочен подбором моряков для этого похода, тем более что нужны были люди, готовые к переходу по суше, который обещал быть крайне непростым. Но, несмотря ни на что, к тому времени как солнце начало клониться к закату, на пирсе у фрегата собрались с десяток разношерстных кандидатов, которых объединяло одно — они походили на закоренелых бродяг.

— Это что за сброд ты привел? — изумился Андреа. — С ними ты предлагаешь идти через Британский Гондурас?

— Тебе нужны те, кто сможет пройти сельву, или расфуфыренные франты? — обиделся Топо. — Эти люди тверды как камень, а то, что им не очень везло в жизни… поверь, такое с каждым может случиться.

— Ладно, альтруист, побеседуем с этими героями. — Андреа понимал, что других людей все равно они найти не успеют. — Позови сначала Мокея, ему нужны опытные пушкари, может, кто-то из этих людей подойдет.

Андреа понимал, что, в сущности, его товарищ прав, и перебирать харчами в такой ситуации не стоит, а нужно просто тщательно выбирать людей из того, что есть.

Канонир немедленно, как только ему передали просьбу капитана, отправился к кучке людей, стоящих на берегу. Андреа решил на первых порах не вмешиваться и наблюдал за разговором Мокея с кандидатами издалека. Пушкарь сначала говорил спокойно, потом неожиданно перешел на повышенный тон. Кончилось тем, что Мокей ловко, коротким ударом съездил в нос одному из потенциальных членов команды и, взяв за рукав другого, направился на борт корабля.

— Вот этого я бы взял, это Томи Мур, я с ним… — Что с ним, Мокей не стал уточнять.

Андреа, полностью доверяя канониру, который до сих пор не дал ни одного повода усомниться в его порядочности и профессионализме, молча кивнул. Потом спросил:

— А что это за рукоприкладство было? Что там случилось?

— А козел там один, ни хрена, ой, извините, не смыслит в мортирах, а берется рассуждать.

— А что вообще за народ? Стоит мне с ними говорить? — Андреа надеялся, что Мокей сможет кого-то порекомендовать.

— Больше пушкарей среди них нет, — сообщил Мокей и, видимо решив, что разговор окончен, повел своего новобранца туда, где шла погрузка последней пушки.

— Немногословен он, однако, — заметил Топо.

— А ты научись с тысячи футов из пушки в бочку попадать, потом критикуй. — Андреа был слегка раздражен.

— Я и со ста не попаду, — улыбнулся Топо. — Я что, что-то против имею? Но Мокей очень странный человек. Сколько славных пир… ой, капитанов его хотели нанять, но вот он только к тебе пришел. И еще говорят, что он с чертями знается.

— Да, конечно. Поэтому перед тем как выстрелить из пушки, крестится. Не говори ерунды, — сказал Андреа напоследок и решительно зашагал по сходням на берег для разговора с пришедшими наниматься людьми.

При виде приближающегося капитана народ на пирсе сам построился в неровную шеренгу. Видимо, таков был ритуал, о котором Андреа не догадывался. Он немного скованно прошел вдоль строя, выбирая, с кого начать, и, решив, что не надо полагаться на случай, приступил к опросу с правого фланга. Перед этим капитан, правда, сказал короткую речь:

— Мне нужны люди, которые могут не только идти под парусом и служить мне верой и правдой, но и те, кто сможет пойти в поход через болота и сельву.

Кандидаты отреагировали на слова капитана так, словно поход через сельву был чем-то само собой разумеющимся. Андреа даже заподозрил, что секретная миссия фрегата им известна. Тут раздался голос Топо, который все это время, как настоящий вышколенный адъютант, следовал тенью за другом.

— Вы поняли, голодранцы, что говорит господин капитан? — Топо опять говорил с нарочито неприятными интонациями. — Когда господин капитан подойдет к вам, необходимо отдать честь, представиться и сообщить послужной список. Если есть рекомендации, вручить господину капитану. Вопросов не задавать, глаз в сторону не отводить! Стоять смирно, сволочи!

Андреа не ожидал такого напора от своего адъютанта, но в душе, видя, как подтянулся строй и действительно стал по стойке «смирно», поблагодарил более опытного в общении с моряками Ямайки друга.

— Дениз Мартин, я родом из Йорка, — первым отозвался чуть одутловатый мужчина. Его блеклые глаза соответствовали редким бесцветным волосам, сквозь которые проблескивала розовая кожа. — Бриг «Морской волк», старший матрос. Бриг «Королева», денщик Даниеля Шепарда. Я тогда не просто денщиком был, я фактически кораблем командовал. Линкор «Солей Руаяль», я там коком был. Ну, всякое в жизни случается. Ну, я так могу до бесконечности.

— А рекомендации есть? — строго спросил Топо.

— Утонули рекомендации, ты будто сам не знаешь, — мрачно произнес Дениз.

Рикки выразительно посмотрел на Андреа, мол, надо брать. Андреа, ничего не сказав, перешел к следующему кандидату.

— Сайлес Руут. Я обычный матрос, паруса знаю. Я был буканьером, так что по суше ходил достаточно. И зверя завалить могу одним кинжалом. — Второй кандидат был типичный голландец. Длинный, тощий, выглядевший слегка растерянным, но при этом хранящий внутреннее спокойствие и уверенность.

— Ну, я думаю, быков нам убивать не придется, — ответил Андреа. — Где служили?

— Мы с другом, — Руут кивнул на стоящего рядом с ним невысокого смуглого человека, — Питером Казинсом на шебеке «Синяя птица» и на «Псе войны». Простыми матросами.

Голландец называл корабли с такой гордостью, словно это было самой главной рекомендацией. Питер Казинс являлся прямой противоположностью Сайлесу. Невысокий, с густой бородой, переходящей в заросли на груди, торчащие из расстегнутой рубахи.

— Ален Бакстер! — лихо отрапортовал следующий. — Был старшим матросом на корабле полковника Бишопа «Синко Льягас». Рекомендации можно получить у господина вице-губернатора.

Плотный, сухощавый Ален сразу понравился Андреа, и он не стал его подробно расспрашивать.

Потом представился Йоганн Цеб, говоривший с резким северным акцентом. Был он родом из Германии, кроме обычной морской профессии, по его словам, мог быть кузнецом и механиком. Впрочем, непонятно было, как искусство механика могло помочь в походе.

Торро Вальдес, самый заметный среди кандидатов, стоял слегка в стороне. Был он одет по последней моде, и голову его украшал громадный черный парик, прикрытый сверху дорогой шляпой. Судя по тому, как Вальдес время от времени поглаживал парик, тот был предметом его особой гордости. Но в разговоре испанец оказался дельным малым. Его знание испанского языка как родного могло оказаться очень полезным в переходе через Америку, и Андреа без колебаний взял его в команду.

В итоге отобрали десятка полтора человек и одного мальчика со странным именем Тукали взяли юнгой, за него просил боцман.

Андреа считал, что юнга в таком сложном походе совершенно не нужен.

— Капитан, простите меня, может, юнга нам и не нужен, но я уверен, что этот шустрый пацан, не пойди он с нами, через неделю уйдет с Джоном Моррисом пороховой обезьяной.[54 - Пороховая обезьяна — так назвали 11–13 летних мальчишек, которых пираты заманивали на свои корабли наиболее ловких и пронырливых портовых мальчишек и использовали их ловкость и сноровку. Они занимались чисткой оружия, уборкой корабельных помещений, подносили порох и заряды во время боя. Новички на пиратском судне, как правило, проходили обучение в роли пороховой обезьяны невзирая на возраст. Пороховые обезьяны были наиболее низкооплачиваемыми моряками.] Жалко мальчишку.

Андреа, уже совершенно измотанный, приказал боцману окончить все формальности самому.

Потом приказал подать ему обед на двоих в каюту, и они с Топо решили хоть часик отдохнуть от суеты.

— Господин капитан! — В дверь постучал вахтенный матрос. — К вам посетитель!

— Ты кого-то ждешь? — Топо, который, судя по всему, поселился навсегда в каюте Андреа, пересел из кресла, предназначенного капитану, на диванчик в углу.

— Кого там принесло?

— Он представился доктором Травалини. Джузеппе Травалини, — робко сообщил вахтенный.

— Я, кажется, сейчас умру со смеха. Доктор — и Травалини![55 - Travagli (ит.) — мучения, родовые схватки.] — развеселился Топо.

— Ладно, зови. — Андреа для солидности вернулся за свой стол.

— Добрый день, господин капитан, позвольте представиться, Джузеппе Травалини, доктор, приват-доцент медицины, хирург и хиропрактик. — Гость говорил с легким акцентом, который скорее заключался в четком и строгом произнесении слов, чем в их искажении. Был он высок и худ. Парика не носил, ему хватало черных густых волос, краше любого парика. Одет он был просто, можно даже сказать, с изысканной рациональностью. Андреа сразу заметил, что ладони у Травалини были узкие и сильные, с ухоженными ногтями.

— У вас интересная фамилия. Вы итальянец? — спросил Андреа.

Капитан встал из-за стола и, пожав руку посетителю, предложил ему разделить с ними трапезу. Расторопный вахтенный немедленно принес еще один столовый прибор и бокал.

— Да, я из центральной Италии. Я вырос в Реканати, есть такой маленький городок. — Травалини показал пальцами, какой маленький этот городок. — Десять поколений моих предков были врачами, вот и фамилия скорее всего благоприобретенная.

— Очень приятно, надеюсь, вы не забыли родной язык. — Андреа перешел на итальянский. — Кстати, мой друг и адъютант — он тоже наш земляк.

— Топо, — представился молодой человек.

— Ну, у вас имя тоже необычное, — улыбнулся доктор, перейдя на итальянский сиролезский говор. — Вообще, если разобраться в наших именах, можно целую историю написать. Вот у меня была знакомая, она…

— Чем обязаны вашему визиту? — не очень вежливо перебил Андреа.

— Я осведомлен о подготовке экспедиции и, понимая, что у вас на корабле нет врача, готов предложить свои услуги.

— Как нет, ведь господин Мак Кормик — прекрасный врач! — возразил Андреа.

— Я очень высокого мнения о Джозефе Мак Кормике, но при всем моем уважении он не врач, он фельдшер, — произнес Травалини.

— А какая разница? — искренне удивился Топо. — Он не умеет перевязать рану или отпилить ногу, если надо?

— Молодой человек, фельдшер вообще-то не обязан уметь ампутировать конечности, но, естественно, Джозеф, мой добрый друг и коллега, — может. Но если возникнет реально серьезная ситуация… Кроме того, мои познания в современной фармакологии помогут вам во многом при переходе сельвы.

Андреа от неожиданности даже поперхнулся вином.

— А откуда вам известно, что нам надо идти через сельву?

— Молодой человек, считайте, что врачебная тайна еще более строга, чем тайна исповеди. Я не могу разгласить свои источники.

— Да, брось Андреа, не волнуйся. Я не хотел тебя расстраивать, но даже последняя ворона на местном кладбище знает, зачем и куда мы идем, — успокоил друга Топо.

— Поэтому, — продолжил врач, — я бы настоятельно рекомендовал вам, господин капитан, иметь настоящего врача на борту.

— У вас есть рекомендации? — Андреа понял, что Травалини говорит дело.

— В избытке! — Травалини раскрыл саквояж, который он поставил на пол, когда вошел в каюту, и достал несколько свернутых в рулон бумаг.

Капитан для вида просмотрел их и, выдержав короткую паузу, скорее для порядка, сообщил:

— Считайте, что вы приняты.

— Тогда я должен проверить, насколько хорошо снаряжена медицинская часть на корабле. Никаких претензий к фельдшеру, но каждая метла метет по-своему, вы понимаете. Пока есть время, я могу доставить все необходимое.

Тут у Андреа родилась неожиданная мысль.

— Скажите, господин Травалини, а медицинский спирт… Вы можете закупить чуть большее количество?

— Зачем он вам? Я обязательно прослежу за комплектом, но лишний спирт…

— У нас есть определенные требования от канонира. Он настаивает на некотором запасе этой жидкости для него. Я прошу, выслушайте его и вместе закупите ровно столько, сколько нужно.

— Нет проблем, о чем разговор. Вообще, господин капитан, вам чрезвычайно повезло. Только вчера мне прислали из Швейцарии новые хирургические инструменты. Вот посмотрите, какая прелесть!

Травалини опять открыл свой саквояж и стал извлекать из него ужасные вещи.

— Вот взгляните, — стал рассказывать и показывать врач, — прекрасная ампутационная пила. Я пробовал она за три движения перепиливает берцовую кость. А вот щипцы для удаления моляров, вы посмотрите, какая прекрасная линия. Кстати, вам не надо вырвать зуб?

Врач извлек следующий инструмент.

— Посмотрите, какие прекрасные обратные ножницы! — В глазах Травалини горел адский огонь. — Вот этот центральный штырь можно вставить в рану, расширить ее и извлечь стрелу. К сожалению, от этой процедуры часто умирают от болевого шока, но бывают и спасенные!

Андреа впился в столешницу пальцами так, что побелели костяшки. Барбаросса, который все это время мирно урчал, свернувшись клубком на углу капитанского стола, подскочил и с диким воплем метнулся прочь.

— А вот пинцет для извлечения пуль! — радостно продолжал врач. — Вы же понимаете, что пройти глубоко в раневой канал не каждый фельдшер сможет! Но прогресс ушел так далеко, что можно… ну вы поняли. А вот посмотрите, какой прекрасный расширитель шейки матки! — Новый приступ энтузиазма обуял врача — Хотя да, нам это вряд ли пригодится. Но ведь мы собираемся в дальние страны? И вот жемчужина мой коллекции — нож для обрезания!

— Нам-то он зачем? — Топо, с интересом слушавший врача, удивился.

— Кто знает, кто знает, что день грядущий нам готовит, — патетически ответил Травалини.

Андреа, пытаясь хоть как-то привести свои нервы в порядок, поднялся, взял из коробки на столе сигару и стал ее раскуривать.

— Вот хорошо, что вы, господин капитан, мне напомнили! У меня есть клизма для введения в анус табачного дыма! Помогает при утоплении! Я сам видел, как посиневший утопленник после такой процедур розовел! Я сейчас продемонстрирую…

— Я понял, вы приняты в экипаж, — только и смог произнести зеленый, как рокфор, Андреа, уронив сигару.

Топо, наоборот, очень заинтересовался демонстрацией, дождался, когда врач иссякнет, и спросил:

— А скажите доктор, вот у меня вот тут, — он ткнул себя пальцем в бок, — иногда болит. Вы не знаете, отчего?

— Надо провести обследование, — без энтузиазма произнес Травалини. — Тогда можно поставить точный диагноз.

— А вы посмотрите, доктор, посмотрите. — Топо стал задирать рубашку.

— Так, друг мой, у тебя будет предостаточно времени во время похода, — выдавил из себя Андреа. — Идемте отсюда, доктор, я познакомлю вас с офицерами. Нет, саквояж оставьте.

— Подождите, подождите, а вот у Барбароссы лишний коготь, — не отставал Топо. — Может, это опасно, вдруг он зацепится за что-нибудь…




Глава 13

		Эй ты, мальчик, толстопуз,



		Ближе стань немножко…



		Дай кусочек откусить



		От румяной ножки!








    

С. Черный






Легко, словно перышко в ручейке, «Диссект» отчалил от пристани и, медленно набирая скорость, взял курс на запад. Порт-Ройаль в контражуре восходящего солнца казался черным силуэтом на фоне желтеющего рассветного неба. Тихонько всхлипывала кильватерная струя, пока еще, на малом ходу корабля, слабая и невысокая. Порт еще не начал таять в дымке, а чувство, которое охватывает путешественника в бесконечном просторе моря, уже захватило душу Андреа. Рядом стоял Топо с неизменным Барбароссой, спящим на плече. Негромкие команды штурмана, проводящего фрегат на выход из бухты, спокойные движения матросов на вантах, которые приготовились развернуть все парусное вооружение, только придавали происходящему таинственность и торжественность.

Первые дни перехода до Британского Гондураса были тяжелыми для Андреа. Он, словно мать у колыбели младенца, прислушивался к каждому звуку на фрегате, каждый скрип снастей вызывал у него тревогу. Это был первый поход в ранге капитана и на корабле совершенно не знакомой, новой конструкции. Но все две недели перехода были неспешными и спокойными, ничего более или менее необычного не произошло. Команда, прибывшая еще из Англии, притиралась с новобранцами. Конечно, не прошло без мелких недоразумений и ссор, но и боцман, и лейтенант Сайлер держали команду в строгости. К тому времени, как на западе показались очертания американского берега, экипаж выглядел уже монолитным и слаженным.




Рио-Белиз несла мутные потоки в океан, намыв гигантскую дельту, выдающуюся далеко от материка. Почти до самого берега реку скрывали мангровые заросли — непроходимые сторожа сельвы. Правое побережье у самого устья было достаточно чистым, чтобы высадиться без особых проблем, не считая нескольких сосен местного сорта. Серый песок был гладким, словно на него никогда не ступал человек. Выгрузка не заняла много времени. Люди высадились на берег и расположились на ящиках и мешках с провиантом, устроив пирамиду из мушкетов рядом с бочонками пороха.

— Придется все бросить, — неожиданно раздался из-за спины голос индейца.

Андреа, до этого спокойно наблюдавший за высадкой, обернулся. Манко со своей вечно бесстрастной миной стоял на самом срезе воды, так что волны время от времени заливали его ступни.

— Ты меня постоянно пугаешь своей манерой появляться внезапно. Почему бросить?

— Нам надо пройти по реке до скал, а потом забраться на них, все эти ваши вещи мы поднять не сможем.

— А нет другого пути? Может, можно обойти скалы? — с надеждой спросил Андреа.

— Есть другой путь — дольше и опасней. Но тогда придется все бросить прямо сейчас. Надо делать плоты и ставить парус, против реки трудно грести.

— А что же ты сразу не сказал? Мы же могли на корабле все спланировать!

— Откуда я знал, как мы будем идти? Я здесь никогда не был.

— А откуда ты сейчас знаешь про реку и про скалы?

— Сельва сказала.

— И что она тебе еще сказала? — Андреа вложил в вопрос весь имеющийся сарказм.

— Надо взять парусов с корабля. И оставить там все тяжелое. Еды много нам не надо.

— Это почему же нам не надо еды? — удивился Андреа.

— На скалы поднимется только половина. До цели дойдут только трое.

— Это тоже сельва сказала? — спросил Андреа, но, глянув на Манко, почувствовал, что шутка не удалась. На какое-то мгновение Андреа показалось, что ацтек говорит правду.

— Здесь должны быть люди. Здесь жили майя, они нам близки. Я вернусь.

Манко стремительно направился в сторону зарослей и исчез там в мгновение ока.

Андреа, понимая, что в любом случае достичь цели можно будет, только полностью доверяя индейцу, решил послушать его совета. На берегу закипела работа. С фрегата было доставлено все необходимое, чтобы соорудить три добротных плота с небольшими прямыми парусами, подходящими для речной навигации. Плоты строили из красного мангрового дерева, в изобилии растущего на берегу. На окончательную подготовку ушло три дня. Именно на третий день в лагере снова появился индеец. Как ни в чем не бывало он уселся на корточки у костра и, щурясь на огонь, произнес:

— Завтра утром отправляемся.

— Ты встретился с людьми, которые здесь живут? — поинтересовался Андреа.

Ответ был типичным для Манко и крайне лаконичным: «Да». Андреа не стал расспрашивать, зная, что от индейца больше ничего не добьешься. Манко не стал задерживаться у костра, осмотрелся и направился к ближайшей сосне. Он тщательно срезал кору и начал отрезать длинные полоски древесины. Нарезав достаточное количество, он связал их в плотную фашину[56 - Фашина (нем. Faschie, от лат. fascis — связка прутьев, пучок) — туго стянутая связка хвороста.] куском лыка, валявшегося неподалеку.

Травалини с Андреа внимательно наблюдали за действиями индейца.

— Интересно… — пробормотал врач и, терзаемый любопытством, направился к нему.

— Скажи, уважаемый, зачем тебе древесина здешней сосны? Может, это какое-то лекарство?

— Надо.

Потом Манко подошел к плотам, которые еще не были спущены на воду и лежали на песке, и тщательно их изучил. Видимо, его все удовлетворило, и Манко устроился на одном из них — лег, подложил свою сумку под голову и немедленно заснул.

Утренний бриз дул с востока, пытался загнать реку обратно в русло и не дать мутным струям разрезать синеву моря серо-бурыми полосами. Этот же ветер разорвал робкий туман над рекой и словно пригласил в дорогу. Андреа — его разбудил индеец легким прикосновением к плечу — проснулся моментально и отдал команду отправляться в путь. Прямые паруса легко взяли ветер, и плоты неспешно, но уверенно двинулись вверх по течению. Индеец устроился на передней кромке первого плота, на котором находились капитан, врач и Дэниз Мартин, угрюмый блондин из Йорка, в качестве рулевого. Путешествие под парусом было до того однообразное и скучное, что Андреа даже стало клонить в сон. Черная вода реки казалась мертвой, из плотных зарослей, обрамляющих реку, ни разу не появилось ни одно живое существо. Когда подкрались сумерки, Манко сказал, что нужно развести огонь и поставить вахту.

— Что нам может грозить здесь, на реке? — Травалини чувствовал себя как на прогулке и даже ухитрился устроить себе на плоту нечто наподобие кресла.

— Угроза не будет прыгать перед носом или предупреждать. Она даже угрожать не будет. Придет и уведет, — мрачно ответил ацтек.

На песок, заранее насыпанный на корме, индеец положил несколько тех самых сосновых щепок и стал высекать огонь. Над кучкой сразу поднялся ароматный дымок, а потом и пламя. Костер разгорелся очень быстро, но ацтек отбросил самую большую щепку и закрепил ее на мачте, так чтобы дым от нее распространялся по всему плоту.

— Москиты боятся, — снизошел он до объяснения.

Травалини, невзирая на сумрак, стал что-то записывать свою книжицу.

— Вот что значит дитя природы, — пробурчал он себе под нос.

Разведенный огонь немедленно сгустил мрак вокруг плота. Ветер к ночи практически стих, и было решено стать на короткий якорь посреди реки. Плоты подогнали друг к другу, прочно скрепили веревками и стали готовиться к ночлегу. Перекусив солониной, на огне вскипятили воды и, заварив ароматное какао, расселись, где кто смог устроиться. Несмотря на усталость, сон не приходил, и через несколько минут, раскурив трубки, так что над ночной рекой повисла легкая дымная пелена, путешественники завели тихий разговор ни о чем. Один Манко молчал, завернувшись в свое одеяло и неподвижно глядя в черноту реки и окружающего пространства.

Сайлес Руут сидел на краю последнего плота и боролся со сном. Он был единственный, кому спать нельзя — была его вахта. Чтобы хоть как-то разогнать пелену с глаз, он наклонился над еле различимой поверхностью реки и зачерпнул пригоршню воды. Легкое умывание помогло, но не очень. Второй раз освежиться не удалось. Громада речного чудовища, многометрового каймана, метнулась из воды и намертво, как клещами палача-инквизитора, ухватила руку Сайлеса. Дикий вопль разорвал ночной покой над рекой. Руут не успел ни ухватиться за что-нибудь, ни выхватить нож, а крокодил уже сдернул его с плота и начал страшный танец — вращать еще кричащую от страха и боли жертву, стараясь переломить ей хребет. Сайлес не переставал орать и пытался вырваться из смертельной хватки челюстей. Первым выхватил пистолет Питер Казинс, друг Сайлеса, который спал неподалеку. Грохнул выстрел. Пуля с гадким свистом отскочила от рогового нароста на спине каймана, и тот ринулся в темные воды реки, увлекая за собой жертву. Мгновенно настала тишина, только растревоженная вода плеснула несколько раз о бревна. И все.

— Черный кайман. Ими кишит река, — без каких-либо эмоций произнес индеец.

— Что же ты молчал? — возмутился Травалини.

— А разве не видно? — Манко вытащил из костра ветку и поднял надо головой так, чтобы свет упал на реку. Сотни красных точек — отражений света от крокодильих глаз — расцветили чернь воды.

— Никому не приближаться к краю. — Андреа взял себя в руки и смог отдать команду спокойно. — Кто следующий заступает на вахту?




Ночной кошмар, словно ключ, открывший некие ворота в сознании, поверг всех в тревожный сон.

Андреа проснулся от тягучего ощущения холода. Но не физического, а внутреннего. Словно кто-то скользкий и ледяной пытался забраться ему в душу. Юноша медленно открыл глаза. Уже светало, и над рекой лежал неровный туман. На передней кромке плота как изваяние сидел индеец. Он, казалось, не шелохнулся с вечера, завернувшись в свое одеяло. Заметив, что капитан не спит, Манко приложил палец к губам и потом показал в сторону берега, почти не видного сквозь белые клубы тумана. Андреа повернул голову, но вначале не увидел ничего необычного. Перенеся взгляд с берега на туман, он обомлел. Это был не просто утренний туман. Человекообразные призраки висели над водой. Они словно обступили плоты. Жуткий ужас, нечеловеческий, необъяснимый, стал заползать в грудь Андреа. Чем сильнее ужас охватывал его, тем плотнее сжимался смертельный круг хоровода призраков. И Андреа сделал то, что считал нужным. Годы жизни в монастыре, хоть и далекие, научили его смирять себя и контролировать чувства. Он перекрестился и заорал во всю мощь легких: «Изыди, дьявол!» Он прокричал это, уже не чувствуя ни страха, ни смятения, а только ненависть к силам потустороннего мира. С воем призраки ринулись в небо и растаяли. Впрочем, может, это не они выли, а просто кричали моряки, внезапно разбуженные капитаном.

— Призраки питаются страхом и смятением, — произнес индеец тихо, как только стих галдеж и Андреа навел порядок в команде.

— Но ведь все спали, не было никакого страха или ужаса, — смутился Андреа.

— Страх поселился в нас вчера. Теперь духи умерших будут идти за нами до самого дворца Монтесумы. — Индеец завернулся поплотнее в свое одеяло-пончо и больше не разговаривал.

* * *


Пополудни Манко, не обращавший внимания ни на людей на плотах, ни на реку, ни на заросли вдоль берегов, вдруг встрепенулся и сказал:

— За следующей излучиной реки будет приток, нам надо свернуть в него.

Андреа, не понимая, откуда у индейца, никогда не бывавшего в этих местах, такие сведения, возражать все-таки не стал и отдал команду приготовиться. Действительно, через некоторое время путешественники увидели широкое ответвление русла вправо и свернули в него. Но спустя час русло ушло на юг и скоро уперлось в высокий водопад. Искрящийся в солнечном свете поток брызг летел с сорокафутовой высоты.

— Теперь надо подниматься на скалы, дальше дорога через сельву. Плоты не нужны, — сообщил индеец.

— Да как же мы поднимемся наверх? — удивился Андреа. Впрочем, не он один, у всей команды на лице был нарисован как минимум скепсис.

— Лианы, — только и сказал Манко.

И вправду, по скалам спускались сотни лиан разной толщины. Но представить себе, как с их помощью лезть наверх, Андреа не мог. Словно поняв сомнения капитана, ацтек взял шест у рулевого и подогнал плот вплотную к скале, справа от стремнины водопада. Ничего не говоря, он уцепился, как обезьяна, за зеленую лиану толщиной в пару дюймов и стал карабкаться по скале, цепляясь пальцами ног за малейший выступ на мокрых, замшевших и осклизлых камнях. На середине подъема, когда казалось, уже невозможно продолжать головокружительный подъем, Манко бросил лиану и двинулся по узенькому карнизу к водопаду. Подойдя к нему, он на секунду остановился, а потом исчез за стеной воды. Стоящие внизу путешественники оцепенели, решив, что индеец погиб. Через некоторое время он показался по ту сторону потока и как ни в чем не бывало продолжил подъем, подхватив новую лиану. Скоро он уже был на вершине водопада, уселся на корточки и невозмутимо уставился куда-то вдаль.

Андреа вздохнул в очередной раз, подавляя раздражение манерами аборигена, и отдал команду:

— Все видели, как наш проводник поднялся? Теперь мы должны сделать так же.

Первым пошел капитан. За ним приготовился Травалини, а потом должны были идти остальные члены группы. Решили, что, когда врач достигнет середины пути, ему передадут на веревке, которую он прихватит собой, саквояж с медикаментами. Передачу остального груза распределили между теми, кто будет подниматься следом.

После первого же десятка футов у Андреа стали болеть руки от невероятного напряжения. Камни были скользкие, как будто натерты жиром. В какой-то момент юноша даже подумал, что сейчас он улетит вниз на плот. И жутко мешала шпага, которая, казалось, нарочно била его по бедрам и ногам. Но узенький естественный карниз все-таки был достигнут. Стоя спиной к мокрой скале, Андреа переводил дыхание. Он даже помахал товарищам внизу — мол, все отлично. Касаясь правой рукой скользкого камня, капитан шагнул под струю водопада. И тут оказалось, что там, под водяным языком, карниз расширяется. Потоки воды, огибая камень, не размыли и не отполировали его за тысячи лет. Через десяток шагов Андреа вынырнул с другой стороны водопада. С невероятным напряжением, но уже намного уверенней, он вскарабкался с помощью лианы наверх. Индеец, сидящий все в той же позе, не обратил на него никакого внимания. Впрочем, Андреа ничуть не удивился. Через час подъем успешно завершился и для остальных участников похода.




Глава 14

		Еще вчера явился мне тот призрак,



		Страдающий, болезненный… Его я



		Не назову по имени; бывают



		Мгновения, когда зову я этим



		Любимым именем все муки жизни,



		Всю жизнь… Готов поверить я, что демон,



		Мой демон внутренний, то имя принял



		И образ тот… Его вчера я видел…








    

Аполлон Григорьев






Отсюда, с вершины водопада, открывался вид на много миль на север. Казалось, зеленое одеяло сельвы расстелили неаккуратно, и оно волнами невысоких гор раскинулось до самого горизонта.

— Сельва. Здесь живут духи ушедших великих. — Манко с мистическим трепетом достал из своей перекидной сумки небольшой мешочек и извлек из него щепоть какой-то пыли. Проговорив одними губами то ли молитву, то ли заклинание, он подбросил пыль вверх и дождался, пока ее серый мазок не растворится в потоках воздуха. Потом, как обычно не предупредив и не позвав за собой, он двинулся вперед, в заросли. Сельва в отличие от реки, пахнущей только сыростью, была наполнена пьянящими, влажными и насыщенными запахами. Здесь, под вековыми деревьями, царил вечный полумрак, и воздух, не знавший ветерка, был вязок и тяжел. Через десять шагов Манко остановился и поднял руку, требуя внимания. Он подождал, когда подошли все, и сказал:

— Нельзя трогать деревья. Многие несут смерть. Вот, — он указал пальцем на ствол, который, казалось, вместо коры был покрыт длинными иглами. — Это чертово дерево. Если пораниться — то рана здесь, в сельве, не заживет. Человек сгниет заживо. Нельзя трогать. И остальные деревья тоже.

Индеец, окончив урок, достал свой нож и стал аккуратно срезать иглы с чертова дерева. После нескольких минут упорной работы он оголил древесину и стал нарезать ее на тонкие кусочки.

— Скажите, друг мой, а это зачем? — не преминул спросить Травалини.

— Боль снимает. Пригодится.

Врач удовлетворенно кивнул и немедленно занес новую пометку в дневник. Больше часа путешественники прорубались сквозь сельву, пока наконец не вышли к узкой реке. Она текла внизу, в выбитом в породе ложе, на глубине десятка футов. Но поток был стремителен, и кипящие буруны говорили об обилии валунов на дне. Андреа не стал раздумывать и приказал рубить деревья, благо в этом месте, кроме бесполезных пальм, попадались и сосны. Десятидюймовый ствол с легким стуком упал на камни на другой стороне реки. Андреа проследил, чтобы бревно было установлено надежно и не соскользнуло с опоры. Первым пошел Дениз, обвязавшись страховочным концом. Он лег на бревно, перекрестив ступни, и стал медленно ползти вперед. Бревно прекрасно выдержало человека. Страховку использовали для того, чтобы соорудить нечто вроде перил. После этого преграда была быстро преодолена остальными.

Андреа уже хотел дать команду двигаться дальше, но тут индеец поднял руку, приказывая жестом — замри. Как кошка, стремительно и беззвучно, он кинулся к капитану и опустился перед ним на колени. Андреа опустил глаза и обомлел. На его ноге сидел жутких размеров тарантул. Юноша видел таких тварей только на рисунках в книгах, но узнал сразу. Индеец, одной рукой все еще показывая «не шевелись», поднес другую к пауку и еле заметными движениями заманил его на ладонь. Потом Манко поднялся, держа паука на ладони перед лицом. И шепотом, пытаясь не напугать насекомое, сказал:

— Это страшный паук. Вот его рот, если укусит, то человек умрет в страшных муках. Но он не кусает просто так. С ним можно договориться.

И индеец погладил мохнатое чудовище по спине. Паук, как будто это ему понравилось, застыл и убрал воинственно выставленные лапы. Погладив еще раз черную тварь, индеец резким движением отбросил ее в сторону, на пальмовые листья. Тарантул, возмущенно помахав лапами после приземления, с достоинством скрылся в листве.

— Не надо убивать паука. Если не надо, — сказал индеец и добавил: — Надо делать привал, через два часа стемнеет.

Ни слова не говоря, впрочем, к этому все уже привыкли, индеец срубил мертвую пальму и, расколов ее вдоль, добыл сердцевину. Она вспыхнула от огнива, как порох. Индеец положил на огонь пару веток и отошел. Само собой разумелось, что костер будут поддерживать другие.

Индеец сидел в отдалении в строгой неподвижной позе с закрытыми глазами и бормотал что-то индейское себе под нос. Набормотавшись, он резко и ловко вскочил на ноги и быстрыми шагами направился к стоящему недалеко от костра дереву. Это была какая-то разновидность акации у основания больших двоякоперистых листьев торчали парные колючки устрашающего вида. Манко стал стучать рукояткой своего ножа по колючкам. Травалини, словно боевой конь при звуке трубы, немедленно подбежал к индейцу и стал внимательно следить за его действиями. Тот, чувствуя, что вопросов не избежать, нехотя стал рассказывать сам:

— Мне нужна кора этого дерева. Но если не прогнать муравьев, — индеец стал опять с остервенением стучать по колючкам, распугивая насекомых, то кору не возьмешь.

— Почему? — удивился Травалини.

— Кусаются.

— А кора зачем?

— Кора останавливает сердце. Оно начинает биться очень медленно.

Травалини, очень взволновавшись этими словами, стал выпытывать у индейца, зачем нужно останавливать сердце, но в ответ не прозвучало больше ни слова.

— У нас нет воды, мы так долго не протянем. — Травалини все время страдал от жажды, а особенно от отсутствия вина.

— Тут должны быть пещеры. Надо немного пройти, скорее всего они там. — Манко показал рукой в темные заросли.

И вправду через двадцать минут лес впереди потемнел еще сильнее — вверх уходила скала из карстовых пород, ее основание было изрыто потоками когда-то протекавшей здесь реки. Осмотревшись, индеец срубил ствол тонкого деревца. Один конец его он расщепил на несколько полосок. С помощью коры и щепок запасенной сосны он соорудил факел, который моментально вспыхнул от искры огнива.

— Там может быть и еда, — сказал Манко и нырнул в черную пасть пещеры. Андреа и Ален Бакстер последовали за ним. Капитан специально взял Аллена, юркости и гибкости шотландца мог позавидовать даже Топо, а в пещере такие способности просто необходимы.

Под каменными сводами было сыро и страшно. Мягкий песок, скопившийся под ногами, тихо поскрипывал. Первое, что нашел индеец, — струйку воды, стекавшую со сталактита.

— Эта вода чистая. Она прошла гору, и духи земли очистили ее, — сообщил Манко и подставил свой калебас[57 - Калебас — название сосудов для питья горячего настоя листьев падуба парагвайского, более известного как мате.] под источник. То же проделали и остальные. Андреа хотел отправиться назад, но тут Манко увидел что-то на низком своде пещеры.

— Тихо! Это скорпион!

— Да что ты жуков всяких находишь? — Андреа очень не любил насекомых.

— Он не опасный. — Индеец ловко поймал пещерного скорпиона за лапу и стал рассматривать. — Он не опасный, — повторил ацтек, — но совсем не вкусный.

Потом спокойно взял скорпиона в рот и захрустел им, как крылышком куропатки.

Андреа и Бакстер с трудом подавили рвотный рефлекс и заспешили наружу. Но Манко не унимался. Он сообщил, что в таких пещерах должны водиться сигути — гигантские крысы, очень вкусные и полезные. Крысу, к счастью, найти не удалось.

Вернувшись в лагерь, Андреа отправил Бакстера с людьми за водой. А под руководством Манко стали разбивать лагерь.

— На земле спать нельзя, — строго сказал ацтек.

Он наклонился и ладонью сгреб в сторону мертвую листву, устилающую землю. Под этим пологом шевелилась всякая гадость — черви, жучки, муравьи.

Индеец стал показывать, как сделать импровизированный гамак. Сначала Манко осмотрелся и выбрал три дерева толщиной в десять-пятнадцать дюймов, стоящих рядом, так что они образовывали остроугольный треугольник. Потом были вырублены две длинные палки, крепкие, чтобы могли выдержать вес человека. Индеец привязал обе к дальнему дереву, а противоположные их концы к другим двум деревьям. Получилась конструкция, которую он стал перевязывать длинными лентами отпавшей коры. Из нее он соорудил некое подобие решетки. На нее уложил разрезанные вдоль пальмовые листья. В итоге у Манко получилось довольно удобное ложе. Навес от дождя сделали так же, как и саму кровать, только из палок потоньше, настелив сверху широкие листья кровельной пальмы.

— Ну, что? Ночь проведем в безопасности? Или есть опасность? — Травалини достаточно ловко соорудил себе лежак и сейчас с каким-то нереальным эстетизмом укладывал крышу над ночлегом.

— Тут ягуаров много. Но они боятся людей. Если костер не погаснет, не придут. Ночью надо бояться вампиров. Мышей летучих. И еще тут змеи.

Ацтек забрался на свой лежак и продолжил:

— Они кусают за кончики пальцев. Не почувствуешь. Поэтому надо спать так. — Он обхватил себя руками и спрятал ладони под мышками.

Словно утомленный таким длинным монологом, индеец моментально заснул. Или притворился спящим.

— А я легенду слыхал, — начал вдруг рассказывать врач, — что самое опасное на ночлеге — это питоны. Один человек так вот заснул, просыпается, а руки и не чувствует. Боа ночью заглотал руку. Ну, боа убили, руку освободили, а она уже переваренная.

Травалини, удовлетворенный гробовой тишиной, наступившей после его рассказа, устроился поудобней на лежаке и захрапел. Андреа распределил вахты и тоже лег.

Он лежал под навесом пальмовых листьев и, пытаясь заснуть, смотрел на языки пламени. У костра сидел вахтенный Бакстер и время от времени подбрасывал ветки. С одной стороны, он не давал костру погаснуть, с другой — старался хоть как-то размяться и не поддаться сну. Пламя играло на лице Алена, то скрывая его черты, то освещая черную бороду. Но ночь и сон брали свое. Постепенно Бакстер стал все реже двигаться, просто сидел у костра, и только блеск огня в глазах говорил о том, что вахтенный не спит. Мир вокруг Андреа сузился до этого костра и сидящего возле него человека. Человека, от которого во многом зависела жизнь всех участников похода. В какое-то мгновение, когда Андреа уже стал засыпать, ему показалось, что между ним и костром возник длинный тоннель, черный, с языками пламени на конце. Но внезапно этот тоннель исчез, и Андреа, словно и не засыпал, видел и костер, и человека, сидящего у костра.

Синий огонь, исходящий от земли, как ни старался, не мог осветить темную фигуру. Только немигающие строгие глаза вахтенного светились в ночи. Человек у костра зашевелился и перевел взгляд на Андреа. Зеленые языки пламени взметнулись и озарили хранящего огонь. Корона из черных перьев неземных птиц украшала его голову. На его плечах, ниспадая на грудь, было надето золотое украшение, больше похожее на латы. Оно отливало кровавым в отблесках костра. Даже на таком расстоянии на груди у человека была видна фигурка воина с орлиными крыльями, висящая на массивной цепи. Тот, кто поднялся от костра, уже стоял в двух шагах от Андреа, сжимая в левой руке короткое золотое копье. Человек сделал шаг вперед, и тут пламя вознеслось к небу узким высоким столбом, осветив фигуру полностью.

Только сейчас Андреа увидел, что у человека вместо головы сверкающий хрустальный череп с алмазными, играющими всеми цветами радуги зубами. Медленно, словно каждый шаг давался ему невероятно трудно, демон поднял руку. В руке тускло сверкнул короткий нож. Все так же неспешно демон подошел к Андреа и занес нож для удара. А юноша не мог двинуться, скованный адским ужасом и пеленой неведомых пут, не позволявших шелохнуться, даже защищая свою жизнь. Почти невидимое в ночи лезвие ножа приближалось к горлу, и в какой-то момент Андреа почувствовал, как каменно-холодное лезвие коснулось шеи и кожа разошлась под его напором. Но смертельное движение оружия остановил протяжный, тоскливый крик. Андреа, сбросив с себя сон, вскочил в лежаке, ударившись головой о навес, и закричал во все горло.

— Все в порядке, господин капитан! — раздался голос Алана. — Это сова, наверное, разоралась. Все тихо. Пойду я сменщика будить.

Андреа, весь в холодном поту, рухнул на лежак и моментально заснул.

Утро пришло с истерическими воплями птиц, пробивающимся под веки светом и треском веток в костре. Утренний вахтенный, зная, что пора поднимать лагерь, развел огонь, от которого могла сгореть вся сельва, и с неуместной жизнерадостностью варил кофе. Прошлый раз Манко лично сварил какао, но команде оно не понравилось.

Андреа встал не сразу. С остатками сна никак не хотели улетать страшные видения ночи. Но когда в конце концов удалось окончательно разделить сон и реальность, он вздохнул с облегчением. Сон — это всего лишь сон. Легко соскользнув на землю, Андреа решительно отправился за порцией кофе. Присев на корточки у костра, он с благодарностью принял от вахтенного кружку ароматного напитка. И только тут понял, что что-то мешает ему взять ее. В правой руке Андреа сжимал, совершенно не ощущая этого, нож. Лезвие было сделано из кремня, твердый камень был обработан грубо, простыми сколами и только напоминал настоящий нож. Но рукоятка была произведением искусства. Золотая мозаика, повторяя изгибы искусного литья, изображала человека, сидящего на корточках и положившего узкую бороду на лезвие. Андреа машинально потрогал острие пальцем и поразился. Каменный нож был острее бритвы и немедля оставил кровавую бусинку на подушечке большого пальца. Андреа спрятал нож, ему не хотелось, чтобы кто-нибудь его увидел.

— Эко вас муравей за шею укусил, — вернул к реальности капитана голос вахтенного. — Как резанул прямо!

Андреа провел рукой по шее и сразу почувствовал зуд, переходящий в боль. Небольшая царапина на самом горле уже засохла, но свернувшаяся струйка крови, опустившаяся почти до ключицы, говорила сама за себя.

— Ерунда, — буркнул Андреа, сделал глоток обжигающего кофе из глиняной кружки и закашлялся.

Тем временем весь лагерь пришел в движение. Кто-то протирал глаза, кто-то опорожнял мочевой пузырь, не утруждаясь отойти подальше.

Завтрак окончили быстро, и уже через полчаса после подъема отряд двинулся дальше сквозь вечный сумрак сельвы. Уже перед самым выходом индеец высмотрел одно из деревьев и сделал в нем несколько глубоких надрезов. Потом он подождал, пока на подставленный листок натечет немного сока.

— А это что? Лекарство? — поинтересовался Травалини.

— Это дерево саподилья, — ответил индеец и, показав сок на листке, добавил: — Чикле, высохнет — можно жевать.

— Зачем жевать? Лекарство? — Неугомонный Травалини не пропускал случая пополнить свой медицинский опыт.

— Нет. Просто.

Команда уже привыкла продираться через влажный ароматный подлесок, и казалось, что опасное путешествие превратилось в легкую прогулку. Но неожиданно, без всяких видимых примет, лес уперся в бурную речку, которая падала с сорокафутовой высоты в озеро. Бурный поток не оставлял никаких надежд перейти на ту сторону, и Манко повел отряд влево, к водопаду. У самого водопада путешественники остановились, ожидая, что предложит проводник.

Тот бесстрастно изучил лианы, свисающие со скалы, и обрубил с одного конца ту, что от водопада уходила в сельву. Манко стал сворачивать лиану кольцами, как веревку. Потом, набрав бухту необходимой длины, обрубил второй конец. Лиана была тонкая, не больше полдюйма толщиной. Подобрав у среза водопада камень, индеец привязал его концу лианы. Раскрутив, как пращу, он швырнул привязанный камень туда, где в маленькое озерцо ударяла струя воды, срывающаяся с водопада. Камень неслышно на фоне рева воды упал в воду и потянул за собой лиану.

Через какое-то время погружение окончилось, и индеец, наматывая лиану на руку, стал вытаскивать свою снасть. За действиями проводника все следили как завороженные. Манко извлек всю лиану и камень и удовлетворенно хмыкнул. Как всегда, крайне сдержанно и без каких-либо комментариев. Положив свернутую лиану на землю, индеец прыгнул с обрыва в основание водопада. На несколько секунд он скрылся в пенной воде. Но потом его голова показалась на поверхности, и, не очень ловко выгребая, он выбрался на противоположный берег. Нисколько не заботясь о том, что одежда и вещи его промокли насквозь, Манко уселся в своей обычной невозмутимой позе на валуне на той стороне стремнины и уставился в вечность.

— Я так понимаю, нам надо повторить этот трюк? — осторожно поинтересовался врач.

— Поклажу связать, прыгаем вместе и держим веревку, которая привязана к грузу, — скомандовал Андреа. — Так мы ничего не потеряем.

Один за другим путешественники прыгнули в воду, но в итоге все выбрались на тот берег, и мокрая поклажа хоть и с трудом, но была спасена.

— Скажи, Манко, а зачем ты стал лиану вырезать, если можно было и веревку взять, чтобы глубину померить? — Алан не выдержал и спросил проводника.

— Я всегда мерил лианой, — только и ответил индеец.

Алан отвернулся и так, чтобы никто не видел, зло сплюнул на землю и пробормотал заговор от бесов.

Для того чтобы продолжить путь, пришлось развести костер и высушить одежду. Правда, Манко предпочел остаться как был. Он, не обращая внимания на мокрое пончо, осмотрел поляну, на которой устроили привал, запустил руку к самому основанию торчащих практически из гумуса листьев перистой пальмы, вырвал один из них. Пальмовый лист оканчивался белой мясистой ножкой. Индеец откусил его и смачно захрустел. Травалини немедленно последовал его примеру.

— И как? Вкусно? — поинтересовался Мартин.

— Очень, — не переставая жевать, ответил врач. — Такое удовольствие я получал последний раз, когда жевал плотный картон. Но это в отличие от картона — сладкое. Рекомендую. Сахар поможет сохранить силы.

Остальные члены экспедиции, полностью доверившись врачу, стали выдергивать стебли, чтобы подкрепиться перед новым переходом. В это время раздался жуткий вопль. Алан прыгал по поляне, держась за руку, а его лицо исказила гримаса страшной боли.

— Змея, змея, — только и мог сказать он.

Андреа ринулся к тому месту, где Алан только что пытался оборвать пальмовый лист. Там, омерзительно треща погремушкой, свивалась в кольца после нападения гремучая змея футов в девять длиной. Резкий удар шпагой отсек ей голову. Андреа поспешил к пострадавшему. Алан уже не кричал. Он лежал на земле мертвенно-бледный, в испарине. Сознание покидало его, он судорожно шевелил губами, пытаясь что-то сказать.

— Твой нож! — потребовал Манко и протянул руку Андреа.

Тот выхватил каменный нож и протянул индейцу. Ацтек резким и уверенным движением рассек кожу на запястье Алана и припал губами к ране. Высосав кровь, он быстро достал из своей сумки кусочки коры акации и приложил к ране. Потом он каменным ножом разжал зубы Алана и запихал ему в рот ту же кору.

Алан к тому времени потерял сознание и лежал неподвижно.

— Теперь надо ждать, — сказал индеец.

Он достал из своей неисчерпаемой сумки пучок промокшей травы и с трудом разжег его от костра. Трава сильно дымила. Манко сел на колени у лежащего без чувств человека и стал водить пучком над бездыханным телом. Тишину сельвы нарушила унылая песня, скорее даже подвывание. Индеец колдовал. Он качался всем телом, держа в одной руке дымящую траву, а другой сжимая нож с золотой рукояткой. Казалось, и песня, и дым будут стелиться над умирающим вечно. Но вот Манко замер и, прервав вой, упал рядом с Аланом.

Андреа подошел поближе. Ацтек был бледен, но дышал ровно и спокойно. Алан лежал без чувств, но на его лице уже не было смертельной испарины и щеки порозовели. Андреа забрал нож из ослабшей руки индейца и спрятал его подальше.

Оба лежали неподвижно около часа. А потом Манко встал, завернулся в пончо, отошел от Алана и как ни в чем не бывало уселся в стороне на корточки.

Андреа подошел и сел на прелую листву рядом.

— Откуда ты знал про нож? — тихо, только для ушей индейца, спросил он.

— Этим ножом вырезали сердце у жертв. Это нож высшего жреца, — почти не шевеля губами, ответил Манко.

— Но откуда ты…

— Ты избран. Монтесума ждет тебя. Тебя ждет испытание.

— Какое испытание? Что ты говоришь?

— Никто не прошел испытания до сих пор.

— Я не хочу никаких испытаний. — Андреа говорил как можно тише.

— Ты избран. А избранный должен пройти испытание.

Андреа посмотрел на индейца, пытаясь прочесть хоть что-то в его глазах. Но глаза Манко были закрыты, и больше он не ответил ни на один вопрос.

— Это же гениально! — Травалини дергал за рукав Андреа. — Это гениальная находка.

— Вы о чем? — Андреа глянул на врача непонимающим взглядом.

— Эта медицина индейцев! Замедлить сердцебиение, чтобы кровь не разносила яд по телу! По приезду я должен написать доклад в королевское общество.

— В какое общество? — Андреа был далек в мыслях и от медицины, и от королей, и от их обществ.

— Ну, я не знаю, не важно, — увлеченно говорил Травалини. — Так принято — писать в королевское общество. Я не писал, пока не интересовался. Но это же переворот в медицине!




Глава 15

		Даже если на землю вернемся



		мы вторично, согласно Гафизу,



		мы, конечно, с тобой разминемся.



		Я тебя никогда не увижу.



		И окажется так минимальным



		наше непониманье с тобою



		перед будущим непониманьем



		двух живых с пустотой неживою.








    

А. Вознесенский






«Диссект» без особых приключений шел на юг. Вахты сменялись вахтами, Топо от вынужденного безделья стал читать книги из библиотеки в капитанской каюте. Мокей с благословения исполняющего обязанности капитана лейтенанта Джесси Сайлера сколотил команду из семи квартер-артиллеристов[58 - Квартер-артиллерист — артиллерист, отвечающий за четыре орудия.] и учил их хитростям артиллерийского дела. Незаметно проскочили экватор. Все чаще по ночам на палубу падали стаи летучих рыб, что очень радовало кока.

Топо, впервые в жизни оказавшись в Южном полушарии, с восторгом изучал ночное звездное небо с непривычными созвездиями. Он даже попросил Ван Фогта, штурмана, научить его навигации в здешних широтах, на что тот, тоже не обремененный излишними заботами, с удовольствием согласился.

Во время занятий штурман иногда начинал странные разговоры о несправедливости бытия. О том, что все в мире уже давно досталось узкому кругу лиц, и простой человек никогда не сможет выбиться из нищеты в люди. Что-то в этих беседах Топо раздражало, и он всеми силами уходил от вязких, бессмысленных разговоров. Тем более что в рассуждениях штурмана определенно присутствовала нехорошая зависть к Андреа, любимчику судьбы в глазах Ван Фогта. Постепенно занятия со штурманом сошли на нет, и Топо в основном пребывал в блаженном ничегонеделании. Фрегат медленно обходил гигантскую, таинственную страну Бразилию со страшной и волшебной Амазонией, скрытой внутри материка.

Однажды вечером Топо услышал разговор двух моряков, сидевших в темноте батарейной палубы. Топо так и не понял, кто это был. Один из собеседников рассказывал легенду, которую он услышал от одного бразильского индейца. Легенда эта была о сотворении мира. Легенда говорила о том, что до сотворения мира были отец и сын Райру и Кару. Кару, сын, был умный, и это очень злило отца его, Райру. Много способов испробовал отец, чтобы извести сына, но ничего не получалось. Однажды отец сделал из листьев броненосца и намазал клеем его хвост. Когда сын по просьбе отца взял за хвост броненосца, то зверь из листьев затянул сына под землю. Но через несколько дней сын вернулся и рассказал Райру, что под землей он нашел много людей и что все они будут работать на них. А еще перед этим Кару из камня сделал небо. Так вот, отец простил сына, дал ему веревку и отправил за людьми под землю. По веревке поднялись много красивых людей и еще немножко некрасивых. Отец сделал краску, чтобы отличить мужчин от женщин. Тут нескладный рассказ прервался громким смехом собеседника. Рассказчик не обиделся и сказал, что из легенды слова не выкинешь. Так вот, некрасивых людей отец Райру превратил в разных животных. В общем, мир так и появился.

— А смысл в чем? — Топо не выдержал и спросил с высоты юта.

На палубе замолкли, а потом раздался голос того, кто рассказывал легенду:

— А то, что каждый видит мир по-своему. И сам придумывает, как мир появился. И каждый, если захочет, будет жить в своем мире. А подслушивать нехорошо, можно и поплатиться.

— Это кто тут мне угрожает? — Возмущенный Топо прыгнул вниз, на пушечный дек. Но никого там он не нашел.

* * *


Спустя неделю «Диссект» шел бакштагом[59 - Бакштаг — курс, образующий с направлением ветра угол более 100 и менее 170 градусов, то есть ветер по отношению к кораблю дует сзади-сбоку.] правого галса,[60 - Галс — движение судна относительно ветра. Различают левый (ветер дует в левый борт) и правый (ветер дует в правый борт) галсы.] и ровный ветер не создавал никаких проблем ни команде, ни офицерам.

— Что это там, на горизонте? — Сайлер внимательно смотрел в подзорную трубу и бормотал сам себе. — Не нравится мне это. Лево руля, курс ост!

На полубаке кроме лейтенанта и Топо был только Барбаросса, который к тому времени освоился на корабле настолько, что крысы практически исчезли. Громкий приказ не понравился животному, и кот, не теряя важности, скрылся в направлении капитанской каюты.

Вахтенный офицер, а сейчас было время лейтенанта Сайруса Санториуса, принял новый курс от капитана и подал команду «К повороту оверштаг!».[61 - Оверштаг — поворот парусного судна на другой галс носом против встречного ветра.] Парусная команда рассыпалась по вантам, убирая паруса на реях и выставляя кливера, стаксели и апсели.[62 - Апсель — косой треугольный парус, самый нижний из стакселей.] Когда фрегат лег на новый курс, обрасопили[63 - Обрасопить — изменить положение такелажа с помощью снасти, служащей для разворота паруса в горизонтальном положении.] реи и поставили прямое парусное вооружение, фрегат ринулся навстречу горизонту, где уже четко виднелись два корабля.

Очень скоро Сайлер убедился, что его тревога была оправданна. Там, вдалеке, шел неравный бой. Пиратский галеон с черным флагом на гроте терзал трехмачтовую шхуну под незнакомым флагом. Было совершенно ясно, что это гражданское судно. Несмотря на то что «Диссект» имел большое преимущество в скорости и маневре, сейчас оно было трудно реализуемо. Шхуна, стоявшая между галеоном и «Диссектом», не давала возможности открыть прямой огонь, а обход вывел бы «Диссект» на подветренную сторону и лишил бы его преимущества внезапного нападения. Тут к Сайлеру осторожно обратился Мокей, понимая проблемы диспозиции. Они тихонько переговорили, и Мокей отправился на пушечную палубу.

Команде был отдан приказ приблизится на тысячу футов к кораблям, где ситуация становилась критической — галеон абордажными крючьями намертво приковал к себе шхуну, и его команда готовилась к абордажу.

Пока фрегат заходил по дуге к месту схватки, с батарейной палубы подняли шлюпку, до сих пор скрывавшую мортиру, о которой вовремя позаботился Мокей. Грозное орудие чудовищного калибра, скорее уместное на бомбардирском корабле, стояло, разверзнув жерло к небу. Мокей стал манипулировать правилами, наводя мортиру. Потом по его приказу мортиру зарядили квартер-артиллеристы, которым канонир полностью доверял. Сам Мокей отмерял запальную трубку в многофунтовом полом ядре. Выдернув из палубных досок фитильный пальник, он тщательно разжег фитиль и застыл, как охотничья собака, в ожидании.

Дождавшись, когда галеон приблизился к пиратам ровно на столько, чтобы можно было открыть огонь мортирой, Мокей поднес фитиль к запальному отверстию. От чудовищного выстрела «Диссект» просел на несколько футов в воде. Мокей, оглушенный больше всех, даже не стал следить за результатом. Рассекая воздух, громадное ядро взлетело в небо и, описав дугу, сверглось прямо на галеон. Снаряд пробил палубный настил до самого трюма, где и взорвался. Над кораблем поднялась облако огня. Команда шхуны, видимо готовившаяся к последнему бою, не растерялась. Беглый огонь из фальконетов с опер-дека смел уцелевших после бомбардировки пиратов, все еще рвущихся на абордаж. Канаты абордажных крючьев были перерублены, и освободившаяся шхуна ринулась в сторону от галеона, преподнося борта пирата пушкам «Диссекта» как на блюдечке.

— Орудия, к бою! — заорал Сайлер, не отрываясь от подзорной трубы. — Первый залп книппелями![64 - Книппель — два снаряда или ядра, соединенные цепью, которыми стреляли одновременно из двух орудий.]

Мокей, уже пришедший в себя после грохота мортиры, немедленно поднял свою команду. Служки распечатали красные кокоры,[65 - Кокор — цилиндрический сосуд, служащий для подачи вручную к орудиям зарядов из погреба.] извлекая картузы.[66 - Зарядный картуз — мешочек цилиндрической формы из сырцового шелка для размещения порохового заряда картузного орудия.] Заряды полетели в жерла пушек, заработали прибойники,[67 - Прибойник — шест с утолщением на одном конце, употреблявшийся для забивания пушечных зарядов.] уплотняя заряд, потом последовали пыжи и, наконец, полуядра книппелей.




Медленно, словно растягивая удовольствие, открылись пушечные люки в правом борту «Диссекта», и из них, как носы хищных зверей, показались жерла пушек.

— Паруса убрать. — Сайлер пытался зафиксировать фрегат для точной стрельбы.

Протравники уже прокололи картузы, и из пороховых рогов в запальные отверстия был засыпан мелкий порох. Мокей лично, не слишком доверяя в первом бою своим ученикам, навел пушки. И тут на мгновение над океаном повисла тишина. Запальщики не отрываясь смотрели на канонира, ожидая приказа. В момент, только ему известный, канонир коротко махнул рукой. Вышколенная Мокеем команда дала залп. Не гулкий выдох всех орудий сразу, а рокот бьющих одна за другой с точностью хронометра пушек.

Взвизгнули книппели, рассекая воздух, и через секунду от рангоута[68 - Рангоут — деревянные или металлические детали судов, предназначенные для несения парусов, выполнения грузовых работ, подъема сигналов и т. д.] пиратского галеона осталось только облако щепок, разлетающихся над океаном. Медленно, словно надеясь выжить, падали мачты.

— Ядрами по бортам, заряжай! — Сайлер не давал передышки врагу.

Заработали банники,[69 - Банник — деревянная цилиндрическая колодка со щеткой, насаженная на древко. Служит для очистки канала орудия от порохового нагара.] прочищая стволы пушек, опять полетели картузы. Через мгновение залп всех орудий разнес орудийные порты и золото краски на борту галеона. Пираты уже были практически побеждены, и настало время для стремительного абордажа «Диссект», ловко маневрируя парусами, стал вдоль борта пиратского галеона. Взлетели абордажные крючья и сразу же, так как никто не сомневался, что победа уже одержана, переброшены абордажные доски.

Абордажем руководил Роберт Шантенберг. Молодой лейтенант словно ждал момента для героизма, выхватил шпагу и первым ринулся на доску, увлекая за собой команду. Но не успел он сделать двух шагов, как пиратская пуля разнесла ему голову. Атакующие остановились в нерешительности, с ужасом глядя на залитую кровью командира дорогу на борт галеона.

— Что застыли, инвалиды? — раздалось внезапно над палубой.




Топо с саблей в руках вскочил на фальшборт, как будто несомый ветром, и, отвязав шкот,[70 - Шкот — снасть, прикрепленная к нижним углам паруса и проведенная в направлении к корме судна.] полетел, ухватившись за веревку, на пиратский корабль. Влетев на палубу неприятеля, он одним взмахом снес голову ближайшему противнику и, не задумываясь об опасности, врубился в самую гущу пиратов, приготовившихся отразить атаку. Абордажная команда «Диссекта», воодушевленная отвагой юноши, с криками «Ура!» грозным валом двинулась на врага. Жаркая сабельная схватка с остатками пиратского войска заполнила всю палубу галеона от бака до юта. Бой продолжался недолго. Видя, что шансов нет, пираты побросали оружие. Топо некоторое время стоял посреди палубы, не опуская оружия, смотрел на десяток мертвых врагов, лежащих вокруг него. Потом, придя в себя, он спокойно вытер саблю о камзол ближайшего трупа и направился к борту, где, подняв руки, дико озирались выжившие пираты.

— Кто капитан? — рявкнул Топо.

— Так вы же его сами… — пробормотал один из пленных и ткнул пальцем куда-то за спину. — Вон голова лежит.

Рикки оглянулся. Оказалось, что его первой жертвой оказался капитан пиратского галеона. Топо подхватил невесть откуда взявшегося Барбароссу и отправился на «Диссект».

— Браво, адъютант, — приветствовал его на борту Джесси Сайлер. — Честно говоря, теперь я понимаю, почему наш капитан так ценит вас. Я буду беседовать с ним, чтобы вам была назначена достойная вас должность на корабле.

Польщенный Топо только сделал неопределенный благодарственный жест рукой.

На галеон отправился офицер «Диссекта», чтобы решить судьбу пиратов и организовать перегрузку всего ценного на фрегат. Шхуна, которая только что была таким чудесным образом спасена от разграбления и гибели, спустила на воду шлюпку, и к «Диссекту» направилась небольшая делегация. Через некоторое время гости уже поднимались по шторм-трапу на фрегат.

Первым на палубу взошел высокий мужчина в дорогой одежде.

— Господин капитан, — гость безошибочно узнал в Джесси Сайлере капитана корабля, — от моего имени и имени моей команды я прошу принять нашу благодарность за спасение. Позвольте представиться, я Альфонсо IV, герцог Моденский. Сегодня нам послало вас провидение. Примите заверения в искренности нашей благодарности и разрешите в честь дружбы преподнести вот этот скромный подарок.

По приказу дюка на борт подняли длинный футляр, в котором находилась шпага с эфесом, усыпанным бриллиантами. Лейтенант Сайлер принял подарок с благодарностью. Но спасенный герцог этим не ограничился. Он уверил, что от его имени на борт корабля будет доставлено некоторое денежное вознаграждение всем членам команды. Кроме того, дюк пригласил офицеров фрегата посетить шхуну, где будет дан торжественный ужин.

— Господин герцог, мои офицеры с удовольствием посетят ваш корабль, однако я бы с вашего позволения включил в делегацию одного молодого человека, он пока не офицер, но его мужество в значительной степени предопределило итог боя. Кроме того, он ваш соотечественник.

Сайлер позвал жестом Рикки, и тот, не снимая с плеча кота, подошел к герцогу.

— Топо, — представился он.

— Топо? — удивился дюк.

— Простите, Рикардо Бартолино, просто все мои друзья всегда зовут меня Топо, — смутился Рикки.

— Ваш капитан только что говорил мне о вашем мужестве, — сказал герцог. — Я хочу пригласить вас посетить сегодня мой корабль вместе с офицерами.

— Спасибо, господин герцог, — поблагодарил Топо. — Но вот мой друг, Барбаросса, он будет скучать и нервничать. Он тяжело перенес бой.

Рикки погладил кота, который лежал на плече и тщательно делал вид, что все происходящее вокруг не имеет к нему никакого отношения.

Надо сказать, что Топо просто искал повод не идти на прием, быть простолюдином на приме у знати ему не очень хотелось. К тому же ему не нравилось, что капитаном называют Сайлеса. Но слова Топо вызвали у герцога только смех. Он сказал по-итальянски:

— Ну что вы, молодой человек, приглашаю вас только с вашим другом. Тем более я уверен, что его визит будет очень приятен для некоторых пассажиров моего корабля.

— До вечера. Надеюсь, ваша миссия не сильно пострадает от такой задержки. Пока мы можем закрепить наши борта рядом, — перешел герцог на английский.

Когда стремительные тропические сумерки упали на море и корабли, делегация «Диссекта» направилась на борт шхуны герцога Моденского. Итальянский караул, словно и не было этим утром кровавого боя, встретил победителей салютом, сверкая кирасами и шлемами в колеблющемся пламени факелов. Герцог Альфонсо IV в присутствии всей команды опять поблагодарил моряков и офицеров «Диссекта» и пригласил гостей к ужину.

Апартаменты дюка поражали роскошью и изыском. Убранство и размеры, непривычно большие, говорили о том, что шхуна выполняла скорее представительские функции, чем транспортные. В каюте уже был накрыт богатый стол. Топо засмотрелся на великолепную золотую солонку, которая была скорее скульптурной композицией, чем столовым прибором. Видя интерес молодого человека, герцог совершенно по-свойски похлопал Топо по свободному от кота плечу и сказал:

— Я вижу, молодой человек, вы разбираетесь в прекрасном. Это работа самого Челлини. — И, обратившись ко всем присутствующим, сообщил: — Господа, сейчас я хочу представить вас моей дочери, маркизе Анне.

Немного театрально, а было уже понятно, что правитель Модены любил внешние эффекты, охрана распахнула дверь и замерла в почтенном ожидании. В каюту, приветливо кивнув страже, вошла девушка в белом платье. Огненно-рыжие волосы не были уложены в замысловатую по моде прическу, а свободно растекались по плечам. Из украшений на девушке были только скромный коллар вокруг шеи с десятком крупных бриллиантов. Золотая цепь с медальоном лежала на плечах и была практически незаметна. Сердце Рикки сладко екнуло, словно он провалился в бездну. Герцог начал формальную процедуру представления. Впрочем, Анна моментально превратила скучный ритуал в дружескую беседу. Девушка обладала настолько легким и веселым нравом, что через секунду в капитанской каюте уже был не светский прием, а скорее встреча друзей.

Когда дошла очередь до Топо, тот окончательно растерялся. Он и так последние несколько минут чувствовал себя не в своей тарелке. Незаметное, но очевидное пренебрежительное отношение к нему, косые взгляды на Барбароссу и общая атмосфера светского раута тяготили его вольнолюбивую душу. Но как только к нему подошла Анна, вся тревога исчезла куда-то далеко и безвозвратно.

— И как его зовут? — Анна, ничуть не опасаясь острых когтей, погладила кота.

— Это Барбаросса. — Топо заговорил по-итальянски. — Он добрый.

Обрадованный кот тем временем заурчал так, что плечо Топо задрожало.

— А ты Топо, мне отец говорил про тебя. Он рассказывал, как ты снес саблей голову этому мерзкому Торро н'Арчимбальду.

— А вы что, знали имя капитана пиратов? — изумился Топо.

— Да его и пиратом сложно назвать, он долго прикидывался другом отца. И напал на нас, узнав, что отец везет налог со своих владений в Аргентине. Там у нас плантации, и наш наместник сам следит за всем. Отец только иногда наведывается. Вот на этот раз я его уговорила меня взять с собой…

— Дорогая, ты утомишь нашего героя своими разговорами. — Герцог был обеспокоен, что его дочь так долго разговаривает с простолюдином. — Позволь, дорогая, я представлю тебя лейтенанту Санториусу. Этот молодой человек, оказывается…

Санториуса Рикки недолюбливал. Он не сомневался, что сейчас Анне будут рассказывать какие-то небылицы об этом пижоне, богатом и благородном. Уходя, Анна оглянулась и улыбнулась Топо.

Рикки загрустил. Он подошел к фуршетному столу и выбрал несколько закусок, которые только ухудшили его настроение. Стол был накрыт в лучших традициях Модены, и итальянская кухня, почти забытая за столько лет, вызвала у юноши щемящую ностальгию. Чего нельзя было сказать о его хвостатом друге. Барри, которому разрешили сидеть только на коленях у Топо, а никак не на столе, на чем кот вначале настаивал, проявил невероятную активность и немедленно подцепил когтем с вилки своего хозяина сначала ароматную оливку, а потом запеченную в тесте креветку. Топо принял у матроса, обслуживающего фуршет, бокал вина, которое ему показалось водянистым, и понял, что сейчас ему нужна хорошая порция рома. Стараясь не привлекать внимания, юноша покинул каюту и вышел на палубу. Там на планшире сидели матросы и тоже отмечали чудесное спасение. При виде Рикардо они замолчали. Повисла пауза. Топо приветливо улыбнулся и спросил:

— Ну, что вы уставились? Кота не видели?

— Нет, господин, мы просто…

— Какой я вам господин? Я такой же моряк, как и вы, и если вы не нальете мне сейчас же пинту рома и не дадите кусок мяса коту, то вы определенно поступите вопреки законам морского братства.

— Но ведь вы были с господами… — возразил один и моряков.

— Так, какой я вам, cazzo,[71 - Cazzo (ит.) — краткое итальянское ругательство.] господин? Протрите глаза и не верьте прихотям благородных. Я Топо, просто Топо. Ну, можете прибавлять к титулу «Гроза Морей».

Рассевшиеся на планшире моряки засмеялись. Через мгновение на палубе уже сидела обычная компания морских бродяг и шумно вспоминала приключения сегодняшнего дня. Барри, предоставленный самому себе, наслаждался грудинкой и, налопавшись до круглого живота, пошел гулять по кораблю, изучая новые для себя места.

А на палубе завязалась непринужденная беседа. Обсуждали и сегодняшний бой, и все мировые проблемы — от засилья испанцев в этих местах до подлости н'Арчимбальда. Топо узнал интересную для себя вещь — этот испанец, оказывается, рассчитывал породниться с герцогом, но Анна отвергла его. Эта история понравилась Рикки, и он поднял кружку за маркизу. Он уже пребывал в том благостном настроении, когда, невзирая ни на что, хочется любить всех, покорять моря и править миром. Но тут он вспомнил, что давно не видел Барбароссу. Опасаясь, что зверь заблудится, Топо отправился на поиски. Такая забота о коте вызвала добродушный смех среди матросов.

Облазив шхуну от юта до бака, Топо всерьез забеспокоился. Обычно кот не уходил далеко от него и тем более на незнакомом судне. В итоге повезло. На квартердеке, утроившись в плетеном кресле, сидела Анна. У нее на руках, свернувшись клубком, лежал Барбаросса. Учуяв хозяина, он только изменил позу, положил голову на лапу и внимательно уставился на Топо.

— Я убежала оттуда. Не люблю я эти сборища породистых coglioni.[72 - Coglione (ит.) — длинное итальянское ругательство.] — Анна улыбнулась. — Я знала, что ты придешь за своим другом. Расскажи о себе.

— Барбаросса мой соратник. А друг мой сейчас далеко.

— А кто твой друг?

— Он настоящий капитан «Диссекта». Андреа Амалфийский. Сейчас он идет сквозь ад сельвы Британского Гондураса. И там, по ту сторону Америки, мы должны встретиться с ним. Мы дружим с детства, только его судьба более удачлива, чем моя. Он и образование получил, и… — Ром ударил в голову сильнее, чем Топо предполагал, и слова неслись, опережая мысли. — А я простой…

— Ты простой кто? Моряк?

— Я простой пират, силами судьбы вознесенный до простого моряка.

— Да брось ты. Тогда я должна сказать, что я простая пиратка, силою судьбы вынужденная быть маркизой. Я бы все отдала, чтобы променять свой дворец на море и паруса. Но вот это, — девушка взяла в руки медальон со сложным узором, висевший у нее на груди, в руки и показала его Топо, — никогда не даст мне свободы.

— Это что? Заклятие?

— Для меня — да. Это символ герцогства Модены.

У меня нет братьев. А значит, я — главная наследница престола и династии. Тем более что моя старшая сестра вышла замуж и уехала на британские острова. Да ладно, это все династические сложности, не стоит их обсуждать в такой прекрасный вечер.

Анна помолчала и внезапно добавила:

— У меня такое ощущение, что я знаю тебя много лет. Не знаю почему, но когда ты сказал про своего товарища, мне показалось, что я хорошо себе его представляю. Хочешь, я поговорю с отцом, и он даст тебе хорошее место у нас при дворе? Мы сможем видеться иногда. А можешь и судьбу себе устроить. Я помогу.

— Спасибо, маркиза. Но у меня уже есть то, о чем вы только мечтаете. Море и свобода.

— И соратник и друг, — грустно добавила Анна. — А давай договоримся, вы со своим другом приплывете к нам? Ведь это же возможно?

— Боюсь, маркиза, вы забудете скоро о бедном пирате, — слегка рисуясь, сказал Топо. — И не пустите нас на порог.

— Я вижу, что ты совсем не бедный пират, а глупый! — рассердилась девушка. — Вот возьми своего соратника и никуда не уходи отсюда, пока я не вернусь.

Рикки, ничего не понимая, застыл с котом на руках. Анна вернулась через минуту.

— Вот держи, горе-пират. — Анна совсем не выглядела разгневанной, скорее возбужденной.

В ладонь Топо лег круглый металлический предмет.

— Это копия моего медальона. Того, кто предъявит его, немедленно с почестями приведут ко двору в Модене. И я буду знать об этом.

— А у вас много таких?

— Я на каждом углу раздаю золотые символы каждому хромому нищему и глупому пирату. — Анна рассердилась не на шутку. — Так что можете не беречь его. Потеряете — новый найдете на любой помойке.

— Извините, я глупость сказал.

— Не извините, а извини. Прости меня, я понимаю, что ставлю тебя в неловкое положение, но ты, наверное, первый человек, с которым мне так легко разговаривать.

Рикки и Анна стояли на квартердеке. Луна, сошедшая с ума в эту ночь, освещала молодых людей, залив их призрачным светом так, что они были похожи на серебряные изваяния. Если бы для них в этот момент существовал мир и если бы они могли отвлечься друг от друга, то они бы увидели то, что происходило за кормой. Там, словно залитая стеклом, застыла поверхность океана. Над ней поднялась гигантская голова Морского Змея. Барбаросса ни единым мускулом не дрогнул, но весь напрягся, не отводя круглых желтых глаз от чудовища, готовый в любую секунду броситься и разорвать зверя на части. Но на этот раз Змей был спокоен. Он безразлично посмотрел на стоящую на палубе пару и, не найдя того, кого искал, исчез.

— Tesoro![73 - Tesoro (ит.) — сокровище, распространенное ласковое обращение.] Вот ты где! — раздался голос герцога Моденского. — Что же ты нас совсем оставила?

— Господин герцог, ваша дочь помогла найти моего кота, — за девушку ответил Топо. — Так что не вините ее, это я во всем виноват. Рыжий только на ее голос и откликнулся.

Словно аргумент, Топо приподнял на руке кота, который, как только появился герцог, немедленно забрался хозяину на плечо.

— Ах, Анна, твое желание помогать несчастным неиссякаемо, — сказал герцог и демонстративно поправился: — Я имел в виду, несчастной божьей твари, коту.

Топо, прекрасно поняв, что на самом деле имел в виду герцог, не подал виду. Барбаросса тоже все понял и с полным безразличием к особе герцога уставился на луну.

Церемонно откланявшись, Рикардо отправился на борт «Диссекта», намертво соединенного со шхуной канатами и переходными мостками. Команда фрегата тоже не скучала в этот вечер. К тому моменту как Топо возвратился на борт, моряки, утомленные боем и последующим отдыхом, мирно храпели вповалку. Вахта тоже не напрягалась и не усердствовала в строгом соблюдении устава. Все отдыхали. У входа в капитанскую каюту Топо остановил Мокей, который почему-то не спал.

— Вернулся? Это хорошо! — Борода у Мокея по обыкновению была всклокочена. — Может, по маленькой пропустим? Ты парень хороший, а мне не с кем водки выпить. Все ром глушат, а у меня от его запаха несварение. Давай по маленькой? За победу!

Мокей продемонстрировал Рикки бутыль. В лунном свете она была кристально прозрачна. На дне бутыли угадывался стручок перца. Топо не хотел пить, но отказать бомбардиру не посмел. Мокей немедленно извлек два серебряных шкалика и ловко наполнил их водкой. Топо уже собирался опрокинуть свой бокальчик, но Мокей остановил его.

— Не будь басурманом, надо соблюдать правила. Вот вы люди южные и красоты не цените. Подожди. — Мокей непонятно откуда достал два кривых огурца. Но были они странного вида и запаха.

— Я в пороховом погребе один из бочонков под засол приспособил, — совершенно непонятно объяснил Мокей. — Ну, давай.

Мокей чокнулся с Рикки и, опрокинув стопку, захрустел огурцом. Топо повторил те же манипуляции и с удивлением понял, что огурец, приготовленный пушкарем, прекрасен на вкус. Он был острый и пряный, совершенно не похожий на принятые на Карибах маринады.

— О! — крякнул Мокей. — Это да… Ну, давай, пацан, спать пора. И это, еще. Держи ухо востро! И друга своего береги.

Последние слова Мокей произнес настолько тихо, что его услышал только Топо.




Глава 16

		Фрегат летит на риф.



		Но мы таим надежду,



		Что будет он счастлив



		И что проскочит между



		Харибдою и Сциллой,



		Хранимый Высшей Силой.



		Что остается нам?



		Убавить паруса.



		Удерживать штурвал.



		И, укрепясь молитвой,



		Надеяться на то,



		Что внемлют небеса



		И пронесут фрегат



		Над Сциллой и Харибдой.








    

Д. Самойлов






Долгий, печальный рев разнесся над океаном. Встревоженные офицеры собрались на квартердеке и, вооружившись подзорными трубами, смотрели на горизонт.

— Да кит это, господа, синий кит, — спокойно объяснил боцман.

Хан-Вайер видел, что молодые офицеры, никогда до этого толком не бывавшие в этих широтах, были напуганы, хотя и не подавали виду.

— Гон сейчас, видать, у них, вот и зовет подругу. — Боцман, щурясь на ярком солнце, всматривался в морское пространство. — А вот и он, родимый!

Примерно в паре миль на юг, еле различимая на фоне белесой воды, в небо ударила струя тумана, увлекаемая могучим выдохом морского исполина.

— Да, кит бы нам сейчас пригодился, — задумчиво произнес лейтенант Сайлер.

— Только команду дайте, — неожиданно возбужденно сказал боцман.

— Вы о чем, господин Хан-Вайер? — удивился офицер.

Ничего не говоря, боцман с неожиданной прытью рванулся в трюм и спустя несколько мгновений вернулся с коротким стальным гарпуном в руках.

— Десять лет я бил китов у Гренландии до того, как стал… э… как застрял на Карибах. Ох, тряхну стариной!

— Командуйте! — Сайлер улыбнулся.

Воодушевленный боцман уже было собрался отдать команду рулевому, но невесть откуда возникший Мокей остановил его.

— Ты что, этой штуковиной в кита кидать собрался? — показал пальцем на гарпун бомбардир.

— Да! Я не промахнусь!

— Да вот я смотрю и думаю, тряпки на рукоять намотать — и точь-в-точь под калибр наших фальконетов. — Мокей взял в руки гарпун и проверил, как стальное кольцо для веревки бегает по рукояти.

— Если бы я не видел тебя в деле, то не решился бы, а так — давай!

Канонир отправился на ют к левому носовому фальконету. Там он, приказав своей команде принести несколько бухт тонкого каната, стал возиться с гарпуном. Привязав конец к кольцу на гарпуне, он обмотал ветошью рукоятку и, зарядив порохом фальконет, с помощью деревянной киянки вогнал в ствол гарпун. Соединив вместе несколько бухт каната, он аккуратно разложил их на палубе, не забыв прикрепить свободный конец намертво к кнехту. Потом Мокей, взяв с собой двух помощников, отправился на пушечную палубу и там разъяснил пушкарям, что надо делать.

Боцман отдал рулевому команду править на кита, который был уже хорошо виден по носу. Затем, проклиная всех чертей и матросов, боцман заставил поднять все паруса. «Диссект» ринулся в погоню за китом.

Морской исполин тем временем, совершенно не обращая внимания на приближающийся фрегат, резвился на океанском просторе и время от времени оглашал пространство страстным призывом. Когда до кита оставалось не более четверти мили, Мокей поднял руку, сигналя о готовности.

Боцман, видимо, хорошо представляя то, что сейчас будет, приказал убрать все паруса. Фрегат застыл, как собака, учуявшая зверя.

Глухо бахнул залп фальконета. Шипя, стала разматываться веревка, увлекаемая гарпуном. Выстрел был точен. Раненый колосс, не понимая, что происходит, ринулся в пучину, но, чувствуя, что что-то удерживает его, взвился на полтуловища над водой. Корпус фрегата дернулся, увлекаемый морским гигантом. Кит попытался погрузиться и снова выскочил из пучины. Вот тут его достал залп из пушки основного калибра. Служки выполнили задание канонира блестяще. Оглушенный кит, дернувшись в агонии, застыл бездыханно на поверхности океана.

Команда, с восторгом и страхом наблюдавшая за этой битвой титанов, заорала «Ура!». Боцман, потрясенный искусством канонира, расцеловал его и немедленно взял командование в свои руки. «Диссект» неспешно на стакселях двинулся к туше, одновременно за борт была спущена шлюпка с десятком матросов, вооруженных палашами. Когда кит был уже у самого борта, с фрегата бросили толстые канаты, которыми моментально спеленали добычу. Гигантский хвост, на тот случай, если зверь не убит, а только оглушен, отрубили немедленно. Когда началась разделка туши под управлением того же боцмана, вода вокруг корабля загустела от крови под бешеный восторг налетевших акул. Боцман и вправду оказался дока в разделке китов. Спустившись на второй шлюпке, он стал руководить с основательным знанием дела. Китовый жир сначала отсекли от мяса у головы и, отслоив пару метров, накрепко привязали этот пласт к веревке. Веревку прикрепили к брашпилю[74 - Брашпиль (нидерл. braadspil) — судовая лебедка с двумя барабанами на горизонтальном валу для подъема якоря или швартовки.] и начали выбирать.

Хан-Вайер тщательно следил, чтобы матросы палашами правильно подрезали жир, не давая порваться громадной полосе китового сала. Так, поворачивая полуразделанную тушу, содрали весь жир, который потом сложили на палубе. Дальше, отпихивая веслами обнаглевших акул, вырезали самые лучшие куски мяса и амбру. Даже китовый ус не остался брошенным. Команда поднялась на борт, обрубила концы, удерживающие останки кита. В океане началось безумное пиршество морских хищников. Вода вокруг бывшего властелина морей бурлила недолго.

— Поздравляю вас, боцман, это было великолепное зрелище, и достойная добыча — награда и вам, и команде. — Лейтенант Джесси Сайлер хотел пожать руку боцману, но потом передумал, не желая испачкаться кровью. — А теперь, пожалуйста, проследите, чтобы организовали переработку жира на ворвань.[75 - Ворвань — термин, которым называли жидкий жир, добываемый из морских млекопитающих.] Она нам, как; я думаю, скоро пригодится.

— Да куда нам столько? — удивился боцман. — В ближайшем порту мы сможем хорошо продать и жир, и амбру.

— И расставьте бочки с ворванью вдоль бортов, — Сайлер не стал объяснять боцману, зачем.

Жир топили два дня. Барбаросса, которого только ленивый не угостил китовым мясом, значительно прибавил в весе и все свободное время играл с кусочком китовой шкуры в тени на планшире. Когда вся добыча была переработана, бочки заколочены, а палуба выдраена под зорким и строгим наблюдением боцмана, над «Диссектом» развеялся смрад. Топо совершенно не понимал, зачем нужна была эта возня с китом и ворванью, однако честно участвовал в общих работах.

Холод южных широт с каждым днем становился все ощутимее. Исчезли летучие рыбы, все чаще небо затягивали тучи. Крепчал ветер. Портилась погода, и портилось настроение экипажа. По вечерам в матросском отсеке рассказывали леденящие кровь истории о мысе Горн те, кто хоть раз проходил его. А прошедших его с востока на запад в команде не было вообще. «Диссект» крался вдоль американского побережья, готовясь к своей главной битве — битве за «ревущие сороковые».[76 - Ревущие сороковые — название, данное моряками океаническим пространствам между 40° и 50° широты в Южном полушарии, где дуют сильные и устойчивые западные ветры, вызывающие частые штормы.] В какой-то момент фрегат взял восточнее и по большой дуге стал приближаться к проливу Ле-Мер. Огненная Земля осталась далеко справа, и словно по команде откуда-то свыше фрегату в нос ударил встречный ветер.

Вахта Топо в эту ночь была непростой. Сплошной стеной шел дождь. Большие волны, вздымающиеся по носу фрегата в сотне ярдов впереди от форштевня, разлетались белыми светящимися гривами. Словно из адского котла вылетали изумрудные струи воды. Был сезон свечения океана. Бурун, который перед собой вздымал нос корабля, был словно изукрашен бриллиантами, а за кормой стелился уходящий на сто футов в глубину волнистый свет. Лавируя, фрегат медленно шел на запад, и каждая миля приносила ухудшение погоды и все выше поднимающиеся волны.

В какой-то момент океан словно переломился пополам. Удар волны высотой в шестьдесят футов ударил в борт. Рулевого так швырнуло, что вышибло четыре штурвальные ручки. Окровавленного моряка унесли в трюм, где им занялся фельдшер Мак Кормик. Рикардо, не дожидаясь команды от вахтенного офицера, сам стал за штурвал, удерживая «Диссект» на курсе. Топо казалось, что тысяча чертей вцепились в руль корабля и пытаются вырвать штурвал. Юноша так вцепился в него, что казалось, из-под ногтей сейчас пойдет кровь. Вся команда была поднята по штормовой тревоге. По приказу боцмана срочно заколотили шлюпочный люк парусиной, чтобы не залить трюм тоннами налетающей на корабль воды. Поставили только штормовой стаксель, но даже с минимальным парусным вооружением фрегат был во власти стихии. «Диссект» швыряло как пушинку в ураганном ветре. Чтобы хоть как-то удерживать корабль, бросили плавучие якоря и концы в воду. Это помогло ненадолго.

— Масло за борт! — проревел Сайлер, перекрикивая вой океана. — Разбить бочки!

Это был последний отчаянный шаг, лейтенант приказал вылить ворвань за борт, чтобы хоть как-то угомонить волны. Матросы, словно по пляшущей крышке ада, прорвались к бортам, ударами топоров разбили бочки, и зловонная масляная жижа хлынула за борт. Приняв жертву, океан успокоился, судно стало послушнее. Но чем ближе был мыс Горн, тем бесполезнее становились усилия людей. Битва за мыс длилась уже вторые сутки, но он так и стоял туманной глыбой в мареве дождя. Сайлер, посеревший от усталости и бессонных ночей, еле держался на ногах, морская болезнь свалила половину членов экипажа, но все-таки люди неумолимо, фут за футом продвигали фрегат на запад. И вот наконец мыс Горн поравнялся с «Диссектом». Толстый слой мхов и лишайников, покрывавший скалу с востока, окончился, и она засверкала на утреннем солнце кварцевыми вкраплениями.

Непонятно почему, но команде стало легче. То ли накопился опыт борьбы с бешеным штормом, то ли и вправду стихия стала отступать перед упорством человека, но с каждым часом движение фрегата становилось все увереннее и увереннее. И уже не слабая надежда выжить, а уверенность в победе двигала людей в бой с океанами, Тихим и Атлантическим, которые и сами, казалось, устали в вечной битве друг с другом, сойдясь в этой точке земного шара.

Человек победил. Фрегат «Диссект», истерзанный штормом, с сорванными реями, сломанным грот-стень-штагом,[77 - Штаги — снасти стоячего такелажа, поддерживающие в диаметральной плоскости мачты, стеньги и пр.] порванным нижним брамселем[78 - Брамсель — прямой парус, поднимаемый на брам-стеньге над марселем.] фок мачты, изодранным парусом под поникшим бизань-рю,[79 - Бизань-рю — наклонная рея бизань-мачты.] вышел в Тихий океан, в который раз посрамив провидение.




Глава 17

		Или за миром призрачных явлений,



		Нам тщетно суждено, бесплодно жизнь губя,



		Искать себя, искать тебя,



		О разрушения зиждительного гений?



		Пора, пора тебе, о демон мировой,



		Разбить последние оплоты



		И кончить весь расчет с дряхлеющей землей…



		Уже совершены подземные работы,



		Основы сущего подкопаны давно…



		Давно создание творцом осуждено,



		Чего ж ты ждешь еще?..








    

Аполлон Григорьев






Шла третья неделя перехода через материк. Алан, вполне оправившийся после укуса змеи, шел, разделяя груз наравне со всеми. Путешественники, освоившись, насколько это было возможно, в сельве, уже без труда добывали пищу, благо заросли кишели зверьем. Манко, впрочем, отказался участвовать в охоте, сославшись на то, что ему хватало личинок и жуков. Однако ни Андреа, ни другие употреблять такую пищу так и не научились, хотя вид поедаемых насекомых уже не вызывал рвотного рефлекса. Дни сменялись ночами, переходы — приготовлениями к ночлегу и привалами…

Манко внезапно остановился и стал прислушиваться к звукам сельвы. Он принюхивался к запахам, внимательно смотрел вокруг, словно пытаясь понять что-то неуловимое, но очень важное. Потом внезапно улыбка, наверное, первая за все время, озарила его лицо.

— Я дома.

— Ты о чем? — спросил Мартин.

— Мы на земле ацтеков! Это моя родина. — Манко поднял руки к небу, словно взывая к своим, никому не ведомым богам.

— Значит, мы в Гватемале? — Андреа хорошо помнил границы империи индейцев.

— Мы на земле теночке,[80 - Ацтеки называли себя «мешика» или «теночка» и «тлальтелолька» — в зависимости от города происхождения (Теночтитлан, Тлателолько).] — ответил индеец и, ни секунды не сомневаясь, указал рукой вперед. — Там Теночтитлан.

— Сколько еще идти, не скажете? — спросил Травалини.

— По царству мертвых идут всю жизнь, — ответил Манко и зашагал вперед. — И только через него мы пройдем эти земли.

На слова индейца особого внимания не обратили. Хотя легкое, сосущее изнутри беспокойство накрепко запало в душу Андреа. И жертвенный нож тревожно оттягивал карман.

Сельва сильно изменилась, пропали уходящие в небо деревья, стало светлее. Но индеец, несмотря на то, что дорога упростилась, стал напряженнее и осторожнее. Ближе к вечеру Манко предложил сделать привал пораньше. Он объяснил это тем, что ночлег надо оборудовать особым образом — лес кишел ягуарами.

На этот раз индеец показал, как делать подвесные лежбища-гнезда. Треугольники из стволов тонких сосен, изобиловавших здесь, переплели лианами и подняли на высоту в десяток футов над землей с помощью тех же лиан, привязанных к толстым веткам больших деревьев. Теперь ни ягуар, ни змеи не смогли бы добраться до людей. Удовлетворенный висячим бивуаком Манко предложил даже не ставить вахту на ночь, чем весьма обрадовал порядочно уставших людей. До глубокой ночи путешественники сидели у костра, ведя тихую беседу.

Андреа, устроившись в своем гнезде, впервые за долгие дни перехода почувствовал себя спокойно. Человек привыкает ко всему, и даже постоянная тревога, мучившая Андреа, ушла куда-то далеко, в те места мироздания, куда улетает дым от костра. Сквозь густую листву были видны несколько звезд на иссиня-черном небе, и Андреа уже собрался так и уснуть, глядя на них, но тихий шорох внизу заставил его посмотреть туда, на место бивуака.

Почти умершие угли погасшего костра чуть освещали поляну мистическим, багровым светом. Сначала Андреа даже подумал, что шорох был обманом слуха, но в конце концов он сумел рассмотреть почти на самом краю поляны плотное тело ягуара. Зверь, видимо, и сам боялся подойти ближе к кострищу и, затаившись, изучал стоянку людей издалека. Успокоившись, хищник двинулся к чуть тлеющим углям на полусогнутых лапах, припадая брюхом к палой листве. Зверь не знал, что человек за ним наблюдает, и, приблизившись к костру, стал обнюхивать объедки людского ужина. Уже совершенно спокойно он двинулся вокруг костра. Дойдя до такого места, с которого Андреа видел только черный силуэт на фоне остывающих угольев, зверь остановился и сел, уставившись на темно-красные огни. Ягуар сидел неподвижно, словно черное изваяние в огненном контражуре. Андреа, стараясь сдерживать дыхание, глядел на хищника. Так ягуар просидел минут десять, но потом вдруг обернулся, сверкнув красными глазами, и спросил Андреа:

— Что тебе нужно в царстве мертвых?

Потом, не дожидаясь ответа, ночной гость поднялся на задних лапах и выпрямился во весь свой гигантский рост. Его голова была на уровне глаз Андреа. Но это была не голова ягуара. Страшное, искаженное страданием человеческое лицо смотрело на юношу. Тело тоже не было телом ягуара. Это был тот призрак, который оставил ритуальный нож в руке Андреа. Все та же золотая фигурка на груди и светящиеся перья украшали привидение.

— Иди ко мне в Шибальбу,[81 - Шибальба — подземный мир, преисподняя у майя, место тяжелых испытаний и трансформаций, место, через которое люди должны пройти, чтобы заново родиться.] царство мертвых ждет тебя, — прошептал призрак.

Андреа впился в ветки сосны, из которых было сооружено его лежбище, так что кора заскрипела, но не шелохнулся.

— Отдай мой нож, отдай, он не твой, — продолжал шипеть ночной гость. Призрак протянул руку к Андреа, и тут у юноши нервы не выдержали, и он закричал, осенив себя крестным знамением: «Изыди, дьявол!!!»

Словно черная пелена слетела с глаз Андреа. Он стоял на коленях на своем лежаке среди освещенного утренним солнцем леса и громко кричал. Люди, разбуженные протяжным воплем командира, выскочили из кроватей-гнезд, словно их выдуло ураганом.

Какое-то время в лагере царила суета и неразбериха, но как только все поняли, что их разбудил просто ночной кошмар капитана, успокоились. Только один Манко стоял в стороне, сжав губы в узкую полоску. Казалось, он все знал о страшном сне Андреа.

Через час тяжелейшего перехода путешественники вышли к узенькой речке. Манко предложил дальше двигаться по ней. Речушка была мелкой, не доходила до колена, а нужды ломиться через непроходимую чащобу не было. Постепенно берега реки стали подниматься, и в конце концов путники оказались в узком коридоре. Необходимо было или двигаться дальше по текущей в ущелье реки, или же выбираться наверх и снова продираться сквозь джунгли. Андреа, понимая, что настало время принять решение, жестом приказал остановиться.

— Так, Вальдес и Цеб, идите выясните, что там дальше, — скомандовал Андреа. — Только далеко не заходите и будьте осторожны.

Разведка ушла вперед, за поворот стремнины, остальные, прислонившись к почти отвесной скале, отдыхали.

— Что скажешь, Манко, ты же все видел не хуже меня этой ночью? — спросил Андреа.

— На пути в преисподнюю надо войти в три дома — Манко говорил, почти не разжимая губ, словно чревовещатель. — Этой ночью ты был в Доме Ягуара. И сумел выйти из него.

— Но почему ты решил, что мы идем в преисподнюю?

— Монтесума тебя ждет там. Мертвые ждут там, где живет смерть. Тебе еще придется пройти Дом Мрака и Дом Холода. Потом ты увидишь вход в Шибальбу.

Андреа ничего не успел больше спросить у индейца, вернулась разведка.

— Там сразу ущелье сужается. — Торро Вальдес перевел дыхание, движение вверх-вниз по реке отобрало у него много сил. — И уходит в камни. Надо возвращаться и искать выход наверх.

Торро давно потерял парик, которым так гордился, и теперь, измотанный разведкой, выглядел как ощипанная птица — лысый, но гордый.

— Надо идти за рекой, — неожиданно произнес Манко.

— Мы там подохнем! — испуганно отозвался Цеб.

Манко ничего не сказал, лишь глянул прямо в глаза Андреа.

— Пошли, — только и сказал Андреа и двинулся вниз по руслу.

Сразу за поворотом река и вправду ринулась в грот, образованный гигантскими валунами.

Андреа оглянулся и, убедившись, что его подчиненные ждут от него действий, шагнул под черный каменный свод. Через несколько шагов пахнуло холодом. В пещере течение воды отзывалось гулким эхо. Вначале стены освещалась светом, идущим от воды, но постепенно он становился все слабее и слабее. Манко разжег предусмотрительно приготовленный факел. От слабого дрожащего света факела пространство вокруг путешественников сомкнулось, смутная тревога впилась в сердца. Люди стали двигаться плотной группой, боясь отступить хоть на шаг в сторону. Через полчаса к журчанию воды добавился приглушенный рокот. Причину его удалось выяснить очень скоро — впереди ожидал водопад высотой в десять футов, не меньше. Спускаться было решено по веревке, прыгать в черноту пещерной воды никто не рискнул. Андреа с факелом должен был идти последним. Уже когда до воды оставалось не более трех футов, веревка звонко лопнула, и Андреа полетел в воду. Огонь пшикнул и погас. Наступила кромешная темнота. Промокший насквозь факел зажечь не удалось.

— Я же говорил… — начал Иоганн Цеб, но Андреа оборвал его:

— Молчать! Идти вперед, держаться рукой за стену!

Андреа, нащупав скользкий камень, двинулся вперед по течению воды. Первые шаги дались с трудом, дно реки было песчаным. Но у самой стены, ограничивающей водяной поток, было много камней, замшелых и скользких. Андреа боролся с водой, со склизкими камнями, но двигался вперед и слышал, что его друзья тоже не отстают. Но тут он почувствовал, что начинает замерзать. Теплый воздух будто отрезало пещерным могильным холодом. С каждым мгновением становилось все сложнее двигать руками и ногами, кровь словно загустела и не хотела бежать по сосудам. Роптание команды долетало до ушей капитана все отчетливее. Но останавливаться было нельзя. Еще через сотню шагов Андреа показалось, что глаза начинают привыкать к темноте. Словно вода, освещенная изнутри, указывала путь к спасению. Через несколько мгновений юноша понял, что уже видит свои руки. Но свет был не похож на заблудившийся в воде отблеск дневного светила. Он скорее напоминал мертвое свечение гнилушек в трухлявом лесу. Его зеленый оттенок был неживым и вызывал тревогу. Свет стал усиливаться и дрожать, Андреа остановился в тяжелом предчувствии.

Сияющий гигант вырвался из-под воды, осветив пещеру так ярко, что Андреа увидел и всех своих товарищей, у которых на лицах застыл ужас, и Манко, сжимавшего в руке нож. Мерзкое чудовище, похожее на крокодила с рыбьим туловищем, оглушительно ударило хвостом по воде. Оно осмотрелось, сверкнув изумрудными глазами, и в резком выпаде схватило Цеба поперек туловища. Иоганн истошно закричал, но, видимо, пятидюймовые зубы зверя проткнули легкие человека, и страшный крик боли перешел в беспомощное хлюпанье. Зверь резко мотнул головой, раздался хруст ломающегося позвоночника, и моряк повис бездыханно в гигантских челюстях. Люди стояли словно окаменев, глядя на жестокую расправу, не в силах ни бежать, ни защищаться. Но светящееся чудовище, похоже, убило человека не ради пищи. Еще раз резко мотнув головой, оно отбросило тело Цеба в сторону. В освещенной воде вокруг трупа стало расползаться темное пятно крови. Издавая чуть слышное утробное ворчание, демон всматривался в людей, выбирая новую жертву.

Андреа, не дожидаясь нового нападения, выхватил шпагу и бросился вперед. Он понимал, что ждать смерти не сопротивляясь — еще хуже, чем воевать с монстром, превосходящим человека многократно в силе и размерах. Зверь, или кто это был, словно почуяв, что от шпаги исходит угроза, стал следить за оружием, ловко отражая шипастой лапой все удары Андреа. Чудовище играло с человеком, ожидая, когда у того кончатся силы, чтобы потом перекусить пополам.

Андреа решил изменить тактику, он вытащил нож, тот самый, из кремня, и теперь зверя отвлекали уже две цели. Но чудовище словно испугалось чего-то. И если только что оно легко отбивало выпады Андреа, то от ножа только уворачивалось, урча и переливаясь всеми оттенками мертвенно-зеленого света. Юноша, почувствовав, что его положение не такое уж безнадежное, постарался прижать монстра к стене. Тот стал отходить по течению реки в глубь пещеры. Внезапно он словно наткнулся на стену. Отход монстру перекрыл Манко. В высоко поднятой руке он держал круглый металлический предмет, и чудовище застыло и прижалось к стене, гадко завыв.

Андреа в глубоком выпаде попытался достать зверя шпагой, но тот опять отбил клинок. И тут, уже теряя равновесие после неудачного удара, Андреа изловчился и полоснул ножом по светящейся шкуре. Нож, словно это был не грубо вырубленный из камня клинок, а острейшая бритва, распорол монстру брюхо. Оттуда вывалилась гора пульсирующих внутренностей, окрашенных в зловещие, переливающиеся, тревожные цвета. Кишки упали в воду, и зверь, словно пытаясь спастись, нырнул на дно, но, не проплыв и пяти футов, забился в конвульсиях и издох, испустив дикий предсмертный вопль.

— Это Сипактли.[82 - Сипактли — в ацтекской мифологии чудовище, имевшее облик одновременно рыбы и крокодила.] Хоть Кетцалькоатль ее убил, она все равно бережет вход в царство мертвых, — раздался голос Манко.

— Что ты ему показал? — спросил Андреа, постепенно приходя в себя.

— Это знак Камня Солнца.[83 - Камень Солнца — монолитный базальтовый диск с символическим изображением ацтекской космогонии и солнечного культа.] — На ладони индейца лежал круглый, покрытый узором амулет из золота. — Он всегда со мной.

Манко связал разорванный кожаный шнурок и повесил амулет себе на шею, спрятав его под одеждой.

— Пошли дальше, пусть мертвые хоронят себя сами, — сказал Манко.

— Куда? Опять во тьму, дьяволу в задницу? — взвился Заморра. — Ты знаешь, что нас там ждет?

Он ткнул пальцем в темноту пещеры.

— А здесь нас что ждет? — бесстрастно спросил Андреа.

Юноша подошел к плавающему на поверхности трупу чудовища и двумя ударами отсек ему лапу.

— Вот нам будет освещение. Не пропадем в темноте.

Андреа отдал лапу Сипактли Манко, а себе добыл еще одну.

— Вот так будет лучше. Вперед!

— Я тоже хочу взять образец, — внезапно встрепенулся Травалини, который давно ничем не выдавал своего присутствия. — Это совершенно уникальный экспонат. Такая химера, да еще светится! Воистину, этот поход внесет в историю естествознания невиданный вклад. Уважаемый Манко, как, вы сказали, называется этот зверь?

— Это не зверь. Это жена Тлальтекутли, — ответил индеец. — Из них Кетцалькоатль сделал Землю.

— Я понимаю, что это легенда, но скажите, уважаемый, они часто в этих местах попадаются?

— Кетцалькоатль вместе с Тескатлипокой убили и его, и его жену. Давно. — Манко сказал это так уверенно, что у врача пропало всякое желание выяснять дальше. Травалини открыл свой саквояж, который он все время прижимал к груди, спасая от влаги, вынул оттуда скальпель и направился к поверженному чудовищу.

Врач, старясь не запачкаться кровью монстра, попытался отрезать кусочек ткани в том месте, где Андреа только что отсек лапу. Но скальпель, грустно скрипнув в тишине пещеры, скользнул по толстой шкуре. Травалини повторил попытку, пробуя отрезать кусок мышцы, но скальпель из великолепной швейцарской стали вдруг размягчился, словно это был кусок студня, и повис в руке доктора мягкой субстанцией.

— Как же так? — только и смог пробормотать врач.

— Хватит экспериментировать, — остановил его Андреа. — Пошли, я вам потом всю лапу отдам.

В призрачном зеленом свете двинулись вперед, после того, как по настоянию доктора прочли молитву за упокой бедного Цеба.

Через час Андреа почувствовал движение воздуха. Это был хороший знак, видимо, впереди ждал выход из пещеры. Свежий ветерок заметили все, это прибавило сил. И вот через полчаса пути при тусклом свете, исходящем от лап чудовища, мрак впереди рассеялся. Пещера резко разошлась в стороны, превратившись в гигантский грот с бирюзовой водой. Еще немного — и путники оказались под чистым небом. Река уносилась из-под земли в широкую долину с пологими берегами. Изнемогая от усталости, мокрой одежды, раскисшей в воде обуви и холода, который на открытом воздухе опять дал о себе знать, путешественники выбрались на покрытый песком берег.

Густой хвойный лес рос по обе стороны реки. После непроходимых джунглей и могильного подземелья казалось, что поход окончился в раю. Травалини, ни на секунду не забывая о своих научных изысканиях, занялся лапой монстра. К его ужасу, под солнечным светом конечность чудовища затвердела еще больше и при первом же прикосновении рассыпалась горсткой пыли.

Живительный огонь костра привел путников в расслабленное и умиротворенное состояние духа. Даже воспоминания о страшной гибели товарища, казалось, отступили далеко, в глубокие закоулки памяти. Внезапно раздался жуткий протяжный вой.

— Кто это? — всполошился первым Хаби.

— Обезьяна-ревун, — ответил Манко.

Индеец ловко подскочил, размотал свою поклажу и приготовил лук.

— Если мне повезет, у нас будет свежая еда. — Манко с отвращением глянул на кусок солонины, который он так и не смог разжевать, и беззвучно растворился в лесной тени.

— Он предлагает нам есть обезьяну? — в один голос возмутились Алан и Заморра.

Для моряков, привыкших к скудному морскому рациону, солонина была самой привычной пищей.

— Лучше рома в такое время провизии нет! — добавил Хаби.

Андреа, понимая, что сегодня уже никто не найдет в себе силы сделать еще хоть один шаг, приказал:

— Доктор, выдайте ром!

Травалини возражать не стал. Через полчаса, когда вернулся Манко, в лагере уже царило добродушное блаженство.

— О, смотрите, наш друг все-таки убил мартышку! — с трудом выговаривая слова, сказал Вальдес.

Индеец возвращался с добычей. За спиной у него болталась освежеванная тушка крупной обезьяны.

— Уважаемый, а как же ты собираешься употребить в пищу мясо своего родственника? — не унимался Вальдес. — Мы ведь не едим людей, почему же ты собрался зажарить обезьяну? А вдруг она не вкусная?

Шутка пьяного Вальдеса развеселила еще несколько человек.

— Мясо человека тоже вкусное. Сладкое, — сухо ответил Манко.

Произнес это он так буднично, что у моряков по спине пробежали мурашки. Индеец сбросил добычу и вытащил нож. Потом направился к костру, чтобы соорудить вертел. Проходя мимо Вальдеса, Манко сделал короткое движение ножом, словно перекидывая его из одной руки в другую. Шляпа Вальдеса, висевшая на спине моряка и удерживаемая только шнурком на шее, тихо упала. Шнурок был срезан словно бритвой. Но Вальдес был готов поклясться на Библии, что между ним и Манко было не менее пяти футов. Торро хотел схватиться за нож, но, заметив жесткий взгляд капитана, понял, что клинок Андреа без всяких колебаний остановит любое движение, фыркнул и сделал вид, что ничего не произошло.

Аромат, который разнесся от зажаренной обезьяны, не оставил равнодушных. То ли это был зверский голод истосковавшихся по свежатине путешественников, то ли в этом виноваты особые специи, которыми сдобрил мясо Манко. Во всяком случае, о том, что это обезьянье мясо, все забыли.

Быстрые тропические сумерки скоро накрыли лагерь. Манко впервые за весь переход не стал настаивать на хитроумных гамаках, лишь показал, как сделать подстилку из хвои возле костра.

Когда люди заснули и над рекой и над лесом повис храп пьяненьких путешественников, Манко осторожно разбудил Андреа. Вернее, даже не разбудил, а просто не дал ему провалиться в блаженную темноту.

— Ты убил Сипактли. Ты вошел в Шибальбу. Но до храма Монтесумы тебя ждет еще одно испытание. Муж Сипактли придет за тобой. Тлальтекутли ждет тебя.

— Почему я должен проходить эти испытания? — устало спросил Андреа.

— Ты не проходишь испытания. Та просто идешь своим путем. И путь твой сейчас лежит через царство мертвых.

— Сколько нам еще идти до цели?

— Дальше равнина. Мы в Мексике. Если боги позволят, то завтра сможем встретить людей. Дальше можно передвигаться на мулах.

— Подожди, мы что, уже дошли? Почему же ты молчал? — Андреа вскочил, изумленный такой новостью. — Подожди, я пойду умоюсь. Сон прогоню.

Свет от костра прыгал по неподвижной речной глади. Вода, словно утомленная борьбой с ущельем и пещерой, текла здесь спокойно. Казалось, что поверхность недвижна и река тоже спит, как и измученные путешественники.

Андреа наклонился и зачерпнул ладонью немного воды. Сон не хотел уходить. Пришлось сесть на корточки и набрать полные пригоршни. Потом еще раз. Но тут острая боль пронзила мизинец. Странное существо, помесь лягушки с ящерицей, длиной в три дюйма, вцепилось в палец. Андреа с силой тряхнул рукой. Зверек чвакнул о землю и застыл. Андреа, не видевший никогда таких странных созданий, взял его за хвост двумя пальцами и вернулся к костру.

— Сегодня день больших сражений, посмотри, какой монстр на меня напал! Мог бы и съесть!

Манко, потрогав палочкой тело пресмыкающегося, помолчал немного и произнес:

— Вот и последнее испытание. Это Тлальтекутли.

— Манко, ты всерьез?

— Боги причудливы, — ответил индеец и, завернувшись в свое пончо, немедленно уснул.




Глава 18

		Встает зеленый шар над синевой зыбей,



		И небо вдалеке прозрачно голубое…



		И месяц, опьянев от тишины и зноя,



		Разорван на куски ударом тонких рей…



		Скелеты бригантин, как черные бойцы,



		Вонзили копья мачт в лазурную бумагу…



		И пурпурный корсар безмолвно точит шпагу,



		Чтоб гибель разнести в далекие концы.








    

Э. Багрицкий






Словно раненый зверь «Диссект» искал ближайшее, удобное для якорной стоянки место. Его нашли чуть северней острова Андерсена, в глубоко уходящих в материк фиордах. Сайлер дал команде сутки на отдых, понимая, что люди измотаны до предела. Несмотря на это, нашлась группа добровольцев для высадки на берег в поисках дичи и свежей воды. Сайлер решил тоже спуститься на берег, надо было не только запастись провизией, но и по возможности присмотреть лес для ремонта фрегата. Хотя на самом деле лейтенант просто соскучился по суше.

Суровый берег Южной Америки встретил моряков галдящими птицами на скользких скалах. Сайлер взял с собой двух матросов и отправился в глубь материка на разведку, остальные решили попытать счастья и подстрелить несколько морских львов, водившихся в изобилии в прибрежных камнях. Аскетичная природа Огненной Земли превратила прогулку по суше в скучную экспедицию. Сделав небольшой круг, Сайлер вернулся к берегу. Оказалось, что охота оказалась удачной, и на шлюпку уже грузили разделанные туши морских львов.

Через час лодка мягко ударилась о борт «Диссекта». Сайлер первым поднялся по трапу на борт. Крепкие руки матросов подхватили лейтенанта, и резкий удар в спину бросил его на палубу. Кто-то тяжелый, сопя, уселся на него сверху и стал связывать руки веревкой.

— Ваше время, молодой человек, кончилось. — Помощник капитана узнал голос штурмана.

Ван Фогт стоял у поверженного офицера и довольно ухмылялся.

— Вы что себе надумали? — Лейтенант с трудом поднялся. — Вы понимаете, что вам грозит за бунт?

— Бунт? Оставьте красивые слова палачам. Мы просто восстановили справедливость.

— О какой справедливости вы говорите?

— Не будьте идиотом, лейтенант, — в разговор вмешался Сайрус Санториус.

До сих пор он стоял за спиной Сайлера, храня молчание.

— А, и вы с ними заодно. Ясно… — грустно произнес Сайлер.

— Неужели не понятно, что ваши сюсюканья с итальянцами, тогда когда великолепный приз был уже у нас на блюдечке, отвернул от вас всю команду?

— Жажда легкой добычи позволяет вам в одно мгновение из офицера королевского флота Его Величества стать пиратом? — возмутился Сайлер.

— Каперскую лицензию у меня никто не отнимал. А ты, глупый сопляк, так и не узнаешь, что такое власть, слава и богатство. — На лице Санториуса играла отвратительная улыбка. — Повесить его.

Последние слова он сказал словно в никуда, но в голосе его звучал металл.

— Это кто тут гавкает? — послышался негромкий, чуть хрипловатый голос штурмана. — Ты, что ли, тут капитан? Поубавь спесь и радуйся, что ты не полетел за борт еще час назад. Хвали всевышнего, что тебя оставили в команде. Тебе еще предстоит доказать, что мы не ошиблись.

— Чему обязан такой любезностью? — спросил Сайлер. — Или вы придумали более изощренный способ от меня избавиться?

— Мы же не варвары! — осклабился боцман. — И скажите спасибо канониру.

Ван Фогт махнул рукой, и несколько матросов взяли Сайлера под руки и немедленно спустили его в шлюпку, которую к тому времени не успели поднять на борт. Потом эти же люди загрузили туда бочонок пороха, мешочек с боеприпасами, шпагу лейтенанта и мушкет. Вслед за лейтенантом в шлюпку был высажен фельдшер Джозеф Мак Кормик, который, как потом выяснилось, насмерть отказался оставаться в команде с пиратами. Шлюпку оттолкнули от борта в сторону берега. Основная оснастка «Диссекта» была уже приведена в порядок, фрегат поднял паруса и скоро исчез за правой оконечностью бухты. Через некоторое время лодка с Сайлером и Мак Кормиком уткнулась в скалистый берег Огненной Земли, который не сулил никакой надежды на выживание.

Дверь в каморку, где лежал связанный Топо, открылась, и в свете чахлого фонаря появился штурман.

— Ну что, еще осталось желание со мной спорить? — без всякого вступления спросил Ван Фогт.

— Я убью тебя, — послышалось в ответ.

Губы у Топо были разбиты, и слова давались ему с трудом. Кроме того, связанные за спиной запястья распухли, и юноша почти не чувствовал их.

— Еще успеется. — Штурман никак не отреагировал на угрозу. — Я могу тебе предложить сделку.

— Я с пиратами в сделки не вступаю!

Этот ответ Топо искренне рассмешил Ван Фогта. Тот даже сел на пол от смеха.

— Ты, первый жулик в Порт-Ройале, известный каждой собаке на Ямайке как самый неудачливый пират, не заработавший делом ни монеты, изображаешь из себя аристократа! Ну, насмешил старика, насмешил! Ты вот что, — штурман поднялся с пола, — уйти на корм рыбам всегда успеешь, а пока послушай.

Топо промолчал, соглашаясь выслушать.

— Мне от тебя надо одно, чтобы ты был на борту до встречи с твоим дружком, капитаном бывшим, Андреа. А как мы подберем его, так и иди на все четыре стороны. Ну или плыви. Океана на всех хватит.

— А если я не соглашусь?

— Ты все равно останешься на борту, только будешь сидеть в этой кладовке все время. А вот это… — Ван Фогт вытащил за шиворот из мешка, который он принес с собой, упирающегося Барбароссу, — полетит за борт. Ты подумай.

Кот, вывернувшись, освободился от хватки боцмана и, тихо пискнув, кинулся к Топо. Подбежал и ткнулся лбом в лицо хозяину, словно пытаясь его подбодрить.

— Хорошо, — ответил Топо.

— Ну и молодец. — Ван Фогт вытащил нож и перерезал веревки. — Но только учти, капитанская каюта теперь занята, будешь жить здесь. Запирать тебя никто не будет. Считай себя важным пассажиром.

Штурман мерзко захохотал и ушел наверх. Топо растер затекшие ладони. Придя немного в себя, он уже решился подняться на палубу, но тут раздались шаги. К нему шел новый гость. Это оказался Мокей. Пушкарь принес воды и еды. Впрочем, о еде юноша даже и не вспоминал до сих пор.

— Ну что, бедолага, давай решать, как жить дальше. — В свете фонаря казалось, что густая борода Мокея не седая, а багровая. — Ты, конечно, храбрец, не побоялся против всех пойти, только ведь могли не по затылку поленом, а ножом под ребро.

— А ты с ними заодно?

— Я только с собой заодно, — улыбнулся Мокей. — Ты прости старика, но не всегда смерть — это слава.

— Джентльмен удачи не начинает с предательства, — отрезал Топо.

— Пацан ты еще. Да ты Ван Фогта должен на коленях благодарить, он тебя от верной смерти спас. Хотели тебе кишки выпустить.

— За что?

— Ну неужели не понятно? Шалопай, который ничего не делает, живет в каюте капитана и при этом ни за что не отвечает, кроме как за своего кота… Ну, не любят простые люди таких, ой не любят.

— Ясно, — мрачно произнес Топо. — И что теперь? Прощения просить?

Рикки перекусил и после того, как Мокей перебинтовал ему голову, внезапно осознал случившееся не только разумом, но и душой. Он стиснул зубы до боли, и еле сдержался, чтобы не заплакать от обиды. Как так?! Какие-то мерзавцы посмели захватить корабль! И чей корабль!

— Я убью его или он убьет меня, — прошипел Топо.

— Да никого ты не убьешь голыми руками. И пока ты нужен новому капитану, тебя тоже не тронут. Только я не знаю, зачем ты ему нужен. Ладно, ты постарайся не высовываться пока. Пусть у них кровь поостынет.

— Мокей, а почему они именно сейчас решили фрегат захватить, ведь были же и лучше возможности?

— Ага, ты видел эту свору? Как бы они Горн прошли? С востока на запад! Ладно, будем надеяться. Не знаю, правда, на что.

Мокей потрепал по голове кота, который принял ласку благосклонно, и удалился.




Четвертый день продвижения «Диссекта» на север начался с того, что марсовой заорал: «Корабль по носу!»

Судно, которое шло параллельным курсом, было галеоном под английским флагом. На корме удалось прочесть название «Вэгтейл». Ван Фогт, изучив в подзорную трубу парусник, немедленно принял решение. Штурман, ставший капитаном, был уверен, что малое пушечное вооружение галеона свидетельствует о том, что судно это — торговое. Видимо, англичане в Тихом океане чувствовали себя свободнее и рисковали ходить в одиночку. Подняв все паруса, фрегат ринулся вдогонку за галеоном. Широко развевающийся английский флаг «Диссекта» не вызвал никакой тревоги у англичан. Когда корабли поравнялись на расстоянии меньше кабельтова, команда галеона замахала шляпами «Диссекту», приветствуя земляков.

Пираты, а иначе теперь и нельзя было назвать команду фрегата, ответили дружественным приветствием. Тем временем Ван Фогт, в бешенстве от того, что не смог найти канонира, отдал приказ сблизиться. Артиллеристы не совсем слаженно в отсутствие главного пушкаря зарядили орудия и были в полной готовности у закрытых пушечных люков. От артиллерии не требовалось особого искусства. По команде Ван Фогта открылись люки, и выкатившиеся орудия немедленно дали залп по борту галеона. Практически в упор. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, на гроте взмыл черный флаг. В воздух полетели абордажные крючья, и «Вэгтейл», с пылающей палубой и разнесенными в щепки грот- и бизань-мачтами, был моментально намертво прижат к «Диссекту» энтердеками. Абордажная команда с устрашающими воплями бросилась на палубу галеона.

Несмотря на то что экипаж торгового судна был ошеломлен и дезориентирован, схватка завязалась нешуточная. Абордажной группой руководил лейтенант Санториус. Ему Ван Фогт даровал должность помощника капитана. Впрочем, Санториус при абордаже не рвался вперед, а осмотрительно координировал действия с юта «Диссекта». Экипаж торгового судна оборонялся неожиданно стойко. Это взбесило пиратов. Прорвавшись на палубу галеона, они устроили настоящую резню. Зажав англичан с двух сторон у обломков грота, пираты методично, с каким-то адским спокойствием убивали несчастных одного за другим. Понимая, что оборона бессмысленна, остатки экипажа галеона сдались. Капитан «Вэгтейла» поднял руку, призывая своих людей сложить оружие. Сам он выступил вперед и отдал шпагу подоспевшему с «Диссекта» Санториусу.

— Несмотря на то, что вы напали на нас подло, под фальшивым флагом, — сказал капитан галеона, — я надеюсь, что вы проявите благородство и отнесетесь гуманно к моей команде.

Санториус скривился и приказал разоружить моряков «Вэгтейла». Им связали руки и загнали на корму, где моряки покорно ждали своей участи. Санториус, гордый своей победой, отправился на борт «Диссекта», чтобы обсудить с Ван Фогтом следующие шаги. После краткой беседы с лейтенантом тот потребовал привести к нему капитана галеона.

— Назовите ваше имя, — с брезгливой миной на лице потребовал Ван Фогт.

— Я полковник Ландмарк. Я выполняю миссию по поручению вице-короля Индии, а значит, и самого короля Англии.

— Вот что, полковник, вы должны благодарить провидение за то, что я, Андреа Амалфийский, сохраняю вам жизнь. Берите своих людей, ваши шлюпки целы, и да поможет вам Бог, — сообщил Ван Фогт.

Через пятнадцать минут три шлюпки с бывшей командой «Вэгтейла» отчалили от галеона. Вместе с капитаном Ландмарком и оставшимися в живых десятью моряками на шлюпки погрузили раненых. А в это время на борту галеона царил разбойничий праздник. В трюмах был обнаружен большой груз кувшинов с благовониями, селитрой и специями. Двадцать бочонков с отличным ромом, предназначавшимся явно на продажу, очень обрадовали пиратов. Но особый восторг вызвали несметные сокровища, спрятанные в самой глубине трюма. Около тысячи серебряных и пятьсот золотых слитков, очевидно, перевозившихся контрабандно, немедленно перегрузили на борт фрегата. Через несколько часов, после того как с галеона было утащено все мало-мальски ценное, «Вэгтейл» подожгли, и вскоре океан навсегда поглотил несчастный корабль.

Вечером на борту «Диссекта» шла дележка добычи. Ван Фогт, воспользовавшись гардеробом капитана галеона, нарядился в умопомрачительный лиловый камзол и вышел на квартердек. Ему казалось, что в такой одежде он выглядит богатым и благородным. Широкополая шляпа с немеренным плюмажем, пристегнутым к тулье золотой брошью, завершала наряд.

— Уважаемые джентльмены удачи, я хочу, чтобы сейчас, после первой нашей победы, мы, чтобы избежать недоразумений, подписали общий договор. Нет возражений? — начал речь бывший штурман.

Одобрительный гул голосов подтвердил, что команда согласна.

— Пользуясь кодексом великого Дрейка,[84 - Сэр Фрэнсис Дрейк (ок. 1540–1596) — английский мореплаватель, корсар, вице-адмирал времен Елизаветы I. Ему приписывается создание кодекса пиратов.] я предлагаю простые законы. Пока я капитан, я беру на себя ответственность за все, но вы должны выполнять мои приказы беспрекословно. За измену — смерть. Если команда недовольна — можете избрать другого капитана. Но пока я капитан — я здесь бог! Согласны?

Возражений не было.

— Теперь, мы будем жить по справедливости. И добыча должна делится честно. Мне как капитану десятая часть. И потом все остальное поровну между членами команды. Офицерам полтора пая. Врачу два пая.

— У нас нет врача, — возразил кто-то из толпы.

— Так будет! Я сохраню его пай. Нет возражений?

Тишина. Все внимательно слушали капитана.

— За присвоение приза, за обман при дележе — смерть!

— Смерть! — радостно заорали пираты.

— А ты скажи, капитан, вот камзол твой и шляпа — это как? Ты присвоил? — подал голос матрос Лимо Каннир.

— Я присвоил? Можете считать, что это часть моей доли! Но капитан должен выглядеть капитаном, а не оборванцем.

— Ладно, что ты цепляешься. — Лимо толкнули в спину товарищи.

Матросам не терпелось приступить к дележу. Но для начала Ван Фогт велел откупорить бочонок рома. Пока команда передавалась пьянству, новоявленный капитан потребовал отыскать канонира, который так и не объявился с начала погони за галеоном. Мокея нашли в кладовке, где сидел Топо. Канонир был пьян до невменяемости и на все вопросы отвечал мычанием. Это обстоятельство было принято как оправдательное и спасло его от расправы. Но, естественно, ни Мокей, ни тем более Топо не получили ни грана из награбленного.

Ван Фогт лично с помощью Санториуса проводил подсчет добычи, тщательно пересчитывая и слитки, и утварь, и даже одежду, доставленную с галеона. Когда все было готово и составлены подробные списки, началось самое сложное — раздел приза на части. С учетом того, что команда была мертвецки пьяна и не так строго следила за равноценностью долей, процесс прошел гладко. К вечеру награбленное растащили по матросским сундукам и откупорили новую бочку рома. Теперь и капитан, и Санториус уже не отказались от хорошей порции спиртного.

— Скажите, Ван Фогт, — начал лейтенант, но Фогт остановил его.

— Называйте меня просто — господин капитан, — с улыбкой произнес недавний штурман.

— Хорошо, капитан, — с трудом подавив сарказм, продолжил Санториус, — а зачем вы назвались Андреа Амалфийским перед этим полковником?

— О, это мудрое и дальновидное решение! — Капитан поднял указательный палец. — Во-первых, если эти несчастные доберутся до берега, очень скоро все будут знать, что этот наглый выскочка, я имею в виду Андреа, стал на опасную тропу. А во-вторых, если команда под моим началом поднимет бунт против этого неразумного капитана, то нас примут на Ямайке с распростертыми объятиями, как героев. Вот и войдем мы в гавань Порт-Ройаля не джентльменами удачи, а добропорядочными моряками Его Величества. А нам нужен отдых и ремонт в родном порту. И команду надо пополнить надежными людьми.

Такая изощренность удивила даже лишенного моральных устоев Санториуса.




Глава 19

		Вот и допил я прекрасное какао,



		сердце мое плачет и болит,



		только лишь страдаю на земле я.



		Правда ли то, неужели то правда,



		Что вся наша жизнь проходит на этой земле?



		Нет, не вся это жизнь — лишь один ее миг!



		Здесь зеленый нефрит превращается в крошку,



		Украшенья из золота обращаются в прах,



		И даже прекрасные перья кецаля тускнеют…



		Нет, не вся это жизнь — лишь один ее миг!








    

Несауалькойотль (1402–1472) — автор изысканной ацтекской философской лирики






Джунгли отступили, словно устали мешать путешественникам. Но теперь на сотни миль вперед простирались горы и ущелья. Глядя на бесконечный горный массив, Андреа впервые за все время похода подумал, что он не сможет преодолеть это горное пространство. Его настроение, видимо, передалось остальным участникам похода. Особенно пугала громада Истактепетля.[85 - Истактепетль — один из крупнейших вулканов Мексики.] Манко сказал, что Белая гора, что означало это название на языке ацтеков, — священная гора и что про нее нельзя говорить плохо, иначе разгневается. И что только эта гора решит — пропустить людей или нет. Потрясенные видом величественной снежной вершины путешественники и вправду словно потеряли последние силы. Решено было сделать привал.

Манко был уверен, что где-то рядом живут люди, и у них можно будет купить мулов. В лагере, разбитом у подножия устремленного в небеса вулкана, решили несколько дней отдохнуть. За это время индеец должен был найти людей и договориться о покупке мулов. Ацтек словно не чувствовал никакой усталости и немедленно отправился на север.

Вернулся он через два дня, ведя за собой десяток мулов. Как рассказал Манко, в нескольких милях на север было небольшое индейское поселение, и он даже нашел там дальнего родственника. Однако индейцы советовали поскорее отправиться в путь, потому что местный колдун видел плохие знаки. К радости путешественников, Манко не только привел животных, но и привез на них свежих овощей и фруктов. Кроме того, на боку одного из безразличных ко всему мулов было навешано с десяток калебас, полных пульке — хмельного, тягучего и пенистого напитка из сока агавы. Пока стреноженные мулы пощипывали травку вокруг лагеря, путешественники наконец позволили себе расслабиться и полностью забыть о том, какой переход им еще предстоит. У костра завязалась непринужденная беседа, в которой впервые участвовал Манко.




Сначала пришла еле заметная тревога. Даже не тревога, а просто пауза в разговоре, словно тихий ангел пролетел. Захрапели мулы, сначала тихонько, потом громче и громче. Манко кинулся их успокаивать. Но тяжкий низкий гул усилил тревогу, превращая ее в первобытный ужас. Сначала слабый, как гудение майского жука, но с каждой секундой он вырастал и становился страшнее и страшнее. Мимо, даже не пугаясь огня, пронесся табун гуанако.[86 - Гуанако — млекопитающее рода лам.] А потом ахнул взрыв, заставивший людей упасть на землю, а мулов — ринуться прочь от стоянки. Все вокруг озарилось лиловым светом. Истактепетль, выбросив в небо вулканическую бомбу, стал истекать потоками лавы. Люди в панике метались по лагерю. Андреа сначала тоже растерялся, но тут увидел спокойное лицо врача. Травалини с иронической усмешкой выудил уголек из костра и спокойно раскуривал трубку. Казалось, что извержение вулкана никак его не касалось.

— Доктор, помогите мне! — Андреа видел, что только Травалини сейчас сохраняет трезвость мысли.

— Успокойтесь, капитан. Я пережил два извержения Везувия, и эти китайские огни меня не впечатляют. К тому же ветер дует от нас, и нам никак не страшен пепел. Ну а лава сюда дойдет только через несколько дней. — Травалини выпустил облако ароматного дыма из своей трубки. — Садитесь рядом, я уверен, что через несколько минут все ваши люди поймут, что суета бессмысленна. А животные… Куда убежит стреноженный мул? Не дальше соседней кочки.

Андреа, собрав волю в кулак, сел рядом с врачом и, приняв от него кубинскую сигару, невесть каким образом сбереженную в походе, стал прикуривать, делая вид, что он спокоен и не обращает внимания на извержение Истактепетля.

— В 1630 году, за десять лет до моего рождения, мои родители пережили катастрофическое извержение, такого, пожалуй, не было со времен гибели Помпеи и Геркуланума. Но даже тогда, хоть пепел и засыпал Турцию, никто не испугался так, чтобы метаться, как мечутся сейчас наши друзья, — спокойно, словно на лекции, рассказывал Травалини. — Извержение — дело такое, преходящее. Тем более что от нас до кратера очень далеко.

Манко к этому времени уже собрал испуганных мулов и, видя, что Андреа и доктор спокойно сидят у костра, сел на корточки рядом. Несмотря на то что всего несколько мгновений назад индеец паниковал не меньше, чем остальные, теперь он хранил непроницаемый вид. Ацтек не спеша раскуривал свою длинную трубку и сидел прищурившись, словно всматривался в вечность. Дым из трубки отливал сизым. Андреа знал, что Манко не всегда курит только табак. Видимо, это придавало индейцу силы сохранять нечеловеческое спокойствие.

Через пятнадцать минут люди, перестав метаться, искать защиты у бога и просто прятаться под одеялом, собрались у костра. Грохот вулкана уже не казался ужасным, отблески лавы выглядели забавными, а легкий аромат серы придавал вечеру некоторую пикантность.

Утром, вполне отдохнув, экспедиция, погрузившись на мулов, отправилась на север, вперед к древним руинам Теночтитлана.

За две недели последующего перехода пришлось приноравливаться и привыкать к новым ландшафтам. Переход через горы требовал совсем других навыков. Горные массивы не сдавались просто так. Каждый перевал стоил множества шишек и синяков. После трудных переходов обветренные и сожженные коварным горным солнцем губы не могли произнести ничего, кроме слова «ром». Обмороженные пальцы не держали даже ложки, а ночевки на снежниках не приносили отдыха. Сколько раз у Андреа замирало сердце под внезапно разверзающимися горными пропастями. Сколько раз нога соскальзывала в коварный ранклюфт,[87 - Ранклюфт — трещина (промоина) между ледником и скалами. Достигает 1 метра в ширину и до 8 метров в глубину.] оставляя болезненные ссадины на голени. Но с упорством, которое встречается только у людей, экспедиция шла вперед и вперед.

На вторую неделю от мулов осталась только половина, остальных поглотили бездонные трещины и пропасти. Потом одного мула пришлось забить, так как в пропасть улетели последние запасы провизии. Но всему приходит конец. Кончился и этот тяжелейший штурм горных хребтов. Вечером путники, не имея ни сил, ни желания разбить лагерь, просто заснули вокруг костра, после того как окончился спуск с очередного перевала.




Утро пришло с резкими солнечными лучами, прорывающимися под сомкнутые веки, и жизнерадостным хрустом. Мулы, обнаружив изумрудные заросли чертополоха, утомленные за долгий переход сухими мхами и невкусными рододендронами, поглощали сочную пищу. Впервые за долгие недели животные смогли и поесть вволю, и отдохнуть на росистых лугах. Утренние лучи солнца осветили желтый камень руин Теночтитлана.

— Ну что, Манко, ты говорил, что только трое дойдут. — Андреа смотрел на древние пирамиды с восторгом победителя. — А ведь потери минимальные. Не все так плохо в итоге.

— До цели дойдут трое, — невозмутимо упорствовал Манко.

— Ладно, думай как хочешь. Итак, господа, прошу разбить настоящий лагерь, а не стоянку на ночлег. Завтра утром я, Манко и наш уважаемый доктор идем в храм. Остальные остаются в лагере и к вечеру ждут нашего возвращения. — Андреа не рискнул идти за добычей прямо сейчас.

Пока готовился бивуак, он отозвал индейца в сторону для приватной беседы.

— Итак, Манко, что говорит твоя карта, где нам искать этот нефритовый череп? Ведь очевидно, что если мы будем рыться здесь наобум, то до скончания дней ничего не найдем.

— Зачем тебе карта, если тебя позвал Монтесума?

— Я понимаю, ты ближе к этим богам, чем я, но даже зов Монтесумы не подсказывает мне, куда идти.

— Надо идти. Дорога сама приведет к цели.

— Но где здесь дорога? — громко возмутился Андреа.

— Иди там, где идешь. — Манко замолчал и спокойно пошел в лагерь.

Андреа долго не мог заснуть, тревога будоражила кровь. Он долго ворочался, не находя себе места у костра. Потом, измученный бессонницей, Андреа поднялся и стал проверять оружие. В слабом свете углей удалось даже почистить пистолеты. Работа позволила успокоиться, и наконец пришел сон. Тревожный, изматывающий не меньше, чем бессонница.

Утром, после порции крепкого кофе, Андреа отдал последние распоряжения. Он с Травалини и Манко идет к храмам. Остальные после обеда должны собрать лагерь, отправиться в центр Теночтитлана, где и ждать арьергард у подножия двуглавой пирамиды, которая отсюда была хорошо видна.

До города шли в полном молчании. И несмотря на то что граница города была иллюзорной, в какой-то момент Андреа понял — они вошли в Теночтитлан. Исчез легкий ветерок, так же как исчезли птичьи крики и шелест деревьев. Сейчас их окружала плотная тишина и неподвижность. Казалось, что люди находятся среди гигантских театральных декораций в замкнутом пространстве. Только мелкие камешки похрустывали под ногами, хоть как-то давая знать, что все происходящее — реально. Лишь рядом с руинами можно было оценить, насколько колоссальными были эти творения рук человеческих.

— Манко, — шепотом, словно боясь спугнуть кого-то, спросил врач, — а вот эта пирамида в центре, двуглавая, — это гробница?

— Это великий храм наших богов, — объяснил индеец.

— Мы идем туда. — Андреа показал рукой на вершину храма.

— Почему? — удивился Травалини. — Ведь если это храм, то можно найти вход в него и не забираясь наверх.

— Не знаю почему.

— Испанцы осквернили храм, — вдруг подал голос Манко. — Они выломали громадные куски из него и увезли. Строить свой храм. На них лежит проклятие Вицлипуцли.

— Вицлипуцли — это… — начал Травалини с видом знатока.

— Это бог солнца и войны. Это его святилище. — Манко показал рукой на левую вершину храма. Он говорил с такими интонациями, что у Джузеппе пропало всякое желание пошутить.

— А справа — это чье?

— Тлалока, бога дождя и воды.

— Они жили там? — Доктор уже достал свою записную книжку, пытаясь на ходу записывать.

— В присутствии богов надо хранить молчание, — остановил его индеец.

Подъем на вершину храма оказался очень сложным. Почти двухсотфутовая лестница быстро сбила дыхание, от напряжения по лицам людей заструился пот. В конце концов, когда казалось, что колени отказывают, вершина была достигнута. Отсюда открывался величественный вид на мертвый город.

— А что внутри? — опять не выдержал Травалини и направился к тому сооружению на вершине пирамиды, которое Манко назвал святилищем Вицлипуцли.

— Здесь приносили жертвы богам. Твоим ножом рассекали грудь юношей. — Манко посмотрел на Андреа. — А потом у жертв вырезали сердце.

— Этим ножом? — Андреа вытащил каменный ноле из кармана.

Небеса как будто только и ждали этого. Словно дыхание древних богов, пронесся порыв ветра. Небо немедленно потемнело в сгущающихся тучах. Хотя мгновение назад в безоблачном синем небосводе не было ни облачка. А ритуальный нож в руке Андреа вдруг засветился каким-то дьявольским, неземным синим огнем. Разорвав небо и ударив по барабанным перепонкам, с неба ринулась лента белой молнии и окончилась на острие ножа. Андреа сжал нож до боли в суставах, до крови из-под ногтей, только бы не упустить его.

Одновременно с раскатами грома у подножия пирамиды сгустились клубы синего тумана, закрывшие полностью ее основание. Туман дрожал и пульсировал в такт тревожным раскатам. Из тумана, лежащего не выше десяти ступенек, вышли люди и медленно потянулись к вершине храма, туда, где находился Андреа с товарищами. Потоком тягучей материи людские тела покрывали пирамиду и поднимались вверх. Они были обнаженными, движения их были неуверенны. Они то ли на ощупь искали дорогу, то ли пытались дотянуться до стоящих на вершине Андреа с товарищами. Когда толпа приблизилась к вершине настолько, что уже были видны их безумные пустые глаза, Андреа с ужасом рассмотрел страшные раны у них на груди, обнажающие глубины грудной клетки там, где должно быть сердце.

В смятении Андреа и его товарищи стали отходить внутрь храма в поисках хоть какого-то убежища. Но гром загремел с удесятеренной силой, и все трое полетели в разверзшийся пол храма. Они летели в каменном колодце, сложенном из прямоугольных камней, изо всех сил цепляясь за стены, чтобы хоть как-то замедлить стремительное падение и не разбиться. Долгий полет в темноте окончился болезненным ударом обо что-то твердое. С ужасом и отвращением люди увидели, что они лежат на пирамиде из человеческих черепов. Эта жуткая куча находилась посреди громадного зала. От стен помещения исходил рассеянный, тревожный золотистый свет. Как только Андреа пришел в себя, он увидел, как из-за колонн, удерживающих потолок, вышли человеческие фигуры. На них были золотые латы, прикрывающие грудь, в руках они держали страшные топоры с длинными рукоятями. Эти могучие воины шли неспешно к людям, и в их намерениях не приходилось сомневаться.

Андреа, понимая, что уже нет пути для отступления, выхватил чудом уцелевшую шпагу и, соскочив с пирамиды из черепов, стал в боевую позицию посреди зала. Он почувствовал, как его товарищи последовали за ним и стали спиной к спине в круговую оборону. А воины подземелья тем временем сжимали цепь, окружив людей смертельным кругом.

Когда призраки приблизились настолько, что сомкнули строй, один из них сделал первый выпад. С широким замахом лезвие топора, казалось, неотвратимо летело в голову Андреа, но юноша успел в последний момент пригнуться и ответить ударом шпаги в не защищенное горло латника. Захрипев, воин упал. Андреа немедленно подхватил его оружие и, вращая топор над головой, двинулся на врага, пытаясь разорвать плотную цепь. Но воины в золотых латах, казалось, не воспринимали людей как достойных противников и наступали, не обратив внимания на потерю. С жестким звоном топор Андреа встретился с оружием одного из них, удар отозвался болью в руке юноши.

Андреа немедленно поменял тактику. Он успел заметить, что подземные воины двигаются однообразно, как куклы с хитроумным механизмом внутри. Они наносили рубящие удары слева направо, не меняя тактики, не стараясь обороняться. Резким, восходящим выпадом Андреа удалось свалить еще одного. А дальше пошла боевая карусель, в которой завертелись все. Кружа с топором в руках, как бешеный кот, юноша стал врубаться в ряды латников. Те, словно крысы за флейтой, двинусь за Андреа, который переместился в другое крыло зала. Травалини и Манко, видя, что теперь нападают только на капитана, смогли зайти с тыла латникам и завалить троих. Через несколько минут бой был окончен. На полу валялись трупы в золотых латах. Андреа стоял посреди подземелья и тяжело дышал.

— Манко, ты можешь мне объяснить, что происходит? — Он наконец восстановил дыхание настолько, что смог говорить.

— Монтесума охраняет вход в свой дом, — ответил индеец.

— Ясно, — буркнул Андреа. — А где теперь искать этот нефритовый череп? Что говорит твоя карта, Манко?

— Вот знак, ищи его. — Манко развернул карту перед глазами Андреа.

— Слушай, местный, — терпение Андреа лопнуло, и он схватил индейца за грудки. — Я понимаю, ты великий воин и твое племя — великое. Но вот сейчас я здесь самый великий, ты понял? Мне осточертела твоя постная непроницаемая рожа и твои постоянные ссылки на богов, ты понял? Вот теперь скажи мне ясно, ты же говорил, что понимаешь в этой карте, где находится череп?

Оскорбленный Манко отскочил от Андреа, как кошка от воды, и подобрал с пола один из валявшихся на полу топоров. Индеец стал в позу обороны и приготовился драться. С лезвия его оружия на пол капали тягучие капли крови. Откуда на топоре появилась кровь, было непонятно, никто из людей не получил ни царапины.

— Да ты что, совсем рехнулся в этих склепах? — взревел Андреа.

На глазах изумленного Травалини Андреа подошел к Манко. Тот, не задумываясь, рубанул топором. Рукоять скользнула по предплечью Андреа, он ловко перехватил топор, вырвал его из рук индейца и мощным ударом в челюсть уложил Манко на пол.

— Развели тут мракобесие. — Юноша еле сдержался, чтобы не плюнуть на пол.

Пока Манко елозил ногами по полу, старясь подняться, Андреа подобрал выпавшую из рук индейца карту.

На куске ткани он смог рассмотреть только замысловатую картинку в левом верхнем углу. Основной рисунок был практически неразличим в тусклом освещении склепа. Андреа смотрел на карту, пытаясь понять, что на ней изображено, а за спиной у него сопел Травалини.

— Очень интересный свиток, — проговорил врач и протянул руку к карте, чтобы посмотреть ее поближе.

Капитан не возражал.

— Какой воистину интересный документ, — повторил врач. — И материал необычный.

Доктор извлек из кармана лупу, непонятным образом уцелевшую в походе, и стал рассматривать мелкие детали.

— Вы не можете посветить? Мне кажется, тут есть что-то интересное. — Травалини попытался посмотреть карту на просвет, но в сумраке ничего не смог увидеть.

— Да как? Ни огнива, не свечки.

— Приложите к стене, — раздался слабый голос Манко.

— Не умничай! — оборвал его Андреа. — Я с тобой потом поговорю.

Но врач все-таки подошел к ближайшей стене, мерцавшей призрачным светом, и приложил к ней карту. Та засверкала, как будто стала частью этой светящейся стены.

— Смотрите, тут появился узор! — Травалини ткнул пальцем в карту, но Андреа и сам увидел, что на свитке проступила паутина из прямых линий.

— Я вижу, но какой в этом смысл?

— Я думаю, скрытый, — важно сообщил Джузеппе. — Это, видимо, ключ к разгадке.

— Я все равно ничего не понимаю, — сокрушенно произнес Андреа.

— Вы знаете, — задумчиво произнес врач, — у меня есть определенная мысль. Мой знакомый профессор Миммо Грассо провел несколько лет при дворе императора Японии Гокомэ. И вот в этой удивительной стране есть много оригинальных обычаев. Например, в банях там принято пользоваться услугами юных банщиц, и еще японцы, например, едят сырых креветок и…

— Доктор, сейчас не время для изучения варварских обычаев, — прервал его Андреа.

— Да-да, я увлекся. Так вот, там есть такое странное искусство, называется «оригами». Меня ему научил мой друг Миммо.

— Короче, Травалини!

— Вот смотрите! — Врач стал складывать карту по тем линиям, которые появились в призрачном свете. После нескольких перегибов из карты получился небольшой квадратный фунтик.

— А вот теперь самое главное — раскрыть оригами. Вот! — Доктор потянул за один уголок квадрата, и карта развернулась, но в виде цветка. На лице Травалини сияла улыбка восторга.

— Ну и? — спросил Андреа.

Сверху на лепестках соединялись между собой отрывочные фрагменты узора, который сначала был разбросан по всему полю карты с обеих сторон свитка.

— А теперь смотрите. — Травалини картинно указал рукой на прямоугольный каменный блок. — Вот куча черепов. Значит, на этом постаменте и было то самое древнее капище. А если вы проявите немного усердия, то сможете рассмотреть на его боковой стороне именно этот узор.

Врач, невероятно довольный и своим открытием, и самим собой, показал на рисунок, который образовался из сложенной карты.

— Я так думаю, это и есть решение нашей задачи. Здесь и находится цель нашего путешествия.

Андреа внимательно осмотрел каменную глыбу, провел рукой по шершавым завиткам. Каменное сооружение выглядело монолитным.

— Нож, возьми нож, — опять раздался голос Манко, который сидел на полу там же, где его побили.

Андреа недобро глянул на индейца, но все-таки достал каменный нож. Лезвие пыхнуло зеленоватым огнем, отразив струящийся со стен свет. Внимательно осмотрев узор на жертвеннике, юноша обнаружил посередине узкую, почти не видимую в сложном рельефе, щель. Андреа вставил в нее нож, и гигантский монолитный блок вдруг со скрипом раскрылся, как будто это была простая деревянная шкатулка. Внутри на горе золотых дисков стоял, призрачно светясь, нефритовый череп. Андреа протянул к нему руку, но тут пол завибрировал, стены загорелись ярче, раздался низкий гул. Одна из стен с грохотом отъехала в сторону, и в помещение ворвались клубы красного тумана. На какое-то время он полностью лишил людей способности ориентироваться. Но, словно от порыва свежего ветра, туман рассеялся, открыв стоящего посреди храма человека. В нем Андреа узнал гостя из своих ночных кошмаров. Манко с ужасом в глазах немедленно пал ниц. Потом он обернулся к Андреа и Травалини и страшным шепотом произнес:

— На колени, это Монтесума!

Но Андреа и не подумал преклоняться. Монтесума был в золотом одеянии, его голову украшал убор из золотых перьев, в руках он держал высокий посох. Взгляд Монтесумы, до сих пор устремленный в никуда, вдруг остановился на Андреа.

— Ты освободил меня, теперь ты тоже свободен, — произнес Монтесума.

Андреа готов был поклясться, что на лице ацтека не дрогнул ни один мускул и губы не шевелились. Но голос звучал в юноши прямо в голове.

— Отдай мне нож и иди, — заговорил Монтесума.

Андреа на секунду растерялся, но потом выхватил каменный нож из отверстия и, сделав над собой усилие, подошел к хозяину подземелья и протянул ему нож, держа его за лезвие.

Тот поднял руку и прикоснулся к рукоятке ножа. Тотчас словно тысяча чертей запели песню. Страшный вой ворвался в уши, ударил по барабанным перепонкам. Воздушный вихрь, как будто вырвавшись из ада, закрутил всех, оторвал людей от пола, бросил их на стену, с грохотом раскидал сотни черепов, которые с треском рассыпались в прах. Вихрь закружил Монтесуму, который растаял в нем бесследно. После этого стихия успокоилась. В помещении храма повисла смертельная тишина. Зеленое призрачное свечение погасло, но стена, из-за которой пришел Монтесума, не вернулась на место, оставив выход наружу, откуда шел обычный дневной, живой свет.

— Эй, тут есть кто живой? — раздался голос снаружи. Это был Торро Вальдес.

— Здесь! Сюда! — заорали Андреа и Травалини. Манко при этом хранил молчание, хотя тоже заметно обрадовался.

В проем разрушенной стены вошли остальные участники экспедиции. Они, как и было договорено, ждали у храма. Но ничего о происходящем не знали и не догадывались, пока взрыв, как им показалось, не разнес внешнюю стену.

— Грузите золото, надо уходить. — Андреа спешил покинуть это страшное место.

Сам он снял с мула свою поклажу и извлек оттуда белую холстину. В нее завернул череп и спрятал его надежно в переметную сумку на боках мула. Но тут из пирамиды раздались крики и звуки борьбы. Почуяв недоброе, юноша бросился обратно в храм. Там в сумраке он увидел, как Заморра с Хаби связывают руки поваленному на пол Травалини.

— Это что происходит?! — взревел Андреа.

— Спокойно, капитан, мы просто не умеем делить на восемь. Только на четыре, — раздался за спиной хриплый голос Торро Вальдеса. Ствол пистолета уперся в спину капитана.

— Ну и набрали мы сброда на Ямайке, — только и смог сказать Андреа.

Быстрыми и неприятными движениями руки Вальдеса обшарили карманы Андреа и сняли с перевязи шпагу.

— Пригнись! — раздался внезапно крик Манко.

Андреа, ведомый скорее инстинктом, чем разумом, рухнул на пол. А боевой топор ацтеков со свистом вошел прямо в лоб Вальдесу. Падая, тот в агонии все-таки спустил курок. Прогремел выстрел, но Андреа не стал разбираться, куда угодила пуля. Выдернув из головы Торро топор, он за один прыжок преодолел расстояние до лежащего врача. В бешенстве Андреа двумя ударами уложил предателей.

— Где четвертый? — крикнул Андреа.

— В углу. — Манко показал куда-то себе за спину. — Он меня связать хотел. Я ведь говорил, что придут только трое.

— Спасибо, Манко, ты спас мне жизнь. — Андреа протянул руку индейцу. — Но в морду я дал тебе по делу!

— Ты мне брат, я на брата не обижаюсь. — Манко ответил на рукопожатие.

Через час небольшой караван из десяти мулов и трех всадников двинулся на запад, к берегу Тихого океана.




Глава 20

		Закрутили петлю ловко.



		Леденеет кровь.



		Перекинулась веревка.



		«Ей, не прекословь!»



		Под ногой — сухие корни,



		А под носом — смерть.



		Выше, виселица, вздерни



		В голубую твердь!



		Подвели: зажмурюсь, нет ли —



		Думать поотвык.



		Вот и высунул из петли



		Красный свой язык








    

Андрей Белый






Лагерь разбили на берегу живописной бухты Сиуатанехо, где путешественники должны были дождаться прихода «Диссекта». Золото на всякий случай спрятали в тайнике, вырытом в зарослях пальм, подступающих к самой кромке океана. Там же оставили мулов, соорудив временный загон из тонких стволов молодых акаций.

Неделя отдыха на райском побережье океана пошла Андреа, Манко и Травалини на пользу. Мучения перехода забылись, усталость прошла, раны затянулись, не оставив никаких следов, кроме нескольких мелких шрамов. Манко после событий в пирамиде изменился, от его замкнутой таинственности почти не осталось и следа, и по вечерам часто рассказывал смешные истории из ацтекского эпоса. Но каждый раз, когда Андреа намеками пытался поговорить с ним о том, что произошло в храме, индеец упорно уходил от вопросов. Наконец Андреа спросил его в лоб:

— Манко, я понимаю, что ты не хочешь мне ничего объяснять. Но я все-таки хочу знать, что произошло там, с какими силами мы столкнулись. Я прошу, объясни. — Андреа, сидя у костра, следил за реакцией индейца, освещенного пляшущими языками огня. — Я уважаю твою веру и традиции твоего народа, но поверь, в моем желании понять нет ни грамма желания владеть. Только знать.

— Много лет назад испанцы разорили нашу империю, и Монтесума предал нас, — неожиданно заговорил индеец.

— Предал? Я слышал, что он погиб, борясь с захватчиками.

— Монтесума думал, что умер. Но нет прощения предателю! — Манко, казалось, даже чуть поднялся в воздух над костром, столько возмущения и силы было в его глазах.

— Кого он предал? — спросил Травалини. — Великий Монтесума боролся в рядах освободительного движения…

— Он хотел принять вашу веру, — мрачно изрек Манко.

— А что, вера царя стоит жизни народа? — не унимался врач.

— Вера стоит жизни.

— Чья жизнь — цена веры?

— Того, кто верит.

— Во что, во что верит? В то, что если вырезать сердце у невинного юноши, то всем станет сразу хорошо?

— Юноша первый в это верит. Верил. И его жизнь была подвигом.

— Варварство не есть подвиг. Варварство — это потакание низменным инстинктам.

— А разве инстинкт может быть низменным?

На мгновение повисла пауза. Андреа не знал такого слова — «инстинкт», Травалини употребил его в силу своей природной склонности к академической дискуссии. Но вот то, что Манко знал это слово, — просто обрушило спор.

— Когда Монтесума решил принять вашу веру, он предал нас. Нельзя предать веру ради свободы — уперся Манко. — Вот Кетцалькоатль и проклял его. Монтесума умер, но его дух должен был сидеть взаперти до освобождения.

— Сидеть где? Манко, я все, конечно, понимаю, но уж если он стал христианином, дух Монтесумы не может быть нигде, кроме как во власти Бога!

— А он и не стал христианином. Он просто собирался нас предать.

— Манко, тысячу раз готов повторить: прийти в лоно истинной церкви — это не предать, это спасти ваши души.

— Это твоя вера. Вот ты и спас его.

— Что значит спас?

— Ты дал душе Монтесумы пойти туда, куда она хотела. Ты открыл храм его души.

— Ага, а дрался я с чертями?

— Ты его освободил. И отдал ему нож. Вот его дух и ушел к верхним людям.

— И что теперь?

— А теперь — все. Вы оба свободны.

— А почему именно я смог его освободить?

— Спроси у богов. Избранный богами часто изгой у людей. И наоборот. Но это все пашня не нашего плуга. Вон смотри, корабль!

Манко протянул руку, указывая куда-то в сторону океана.

— Как ты можешь увидеть корабль в темноте? — изумился Травалини.

Но тут словно в подтверждение слов индейца грянул пушечный выстрел. Во вспышке холостого заряда Андреа успел различить знакомые очертания «Диссекта». Юноша выхватил из костра ветку и стал ею размахивать, стараясь привлечь внимание команды корабля. К нему присоединился врач. Видимо, их сигналы увидели с фрегата. В ответ им помигали фонарем и опять грянул холостой залп пушки.

Через полчаса спущенная с борта фрегата шлюпка неслась на десятке весел по воде. Море приветливо фосфоресцировало, придавая встрече особую торжественность. На носу, раскачиваясь в такт гребкам, стоял человек с фонарем в руках. С берега было не видно, кто это, но все равно Андре, Травалини и даже индеец были готовы прыгать от радости.

— Это Санториус! Сайрус, мы здесь! — Андреа изо всех сил размахивал горящей веткой.

Однако и так было понятно, что шлюпка шла именно к ним. Через несколько минут Андреа уже обнимал своего офицера. На глазах Травалини даже навернулись слезы.

— Давайте погрузим все, и на борт. — Санториус, казалось, устал от объятий и поторапливал Андреа с товарищами. Команда шлюпки не сошла на берег, моряки сидели молча и сушили весла.

— Нет, сейчас на борт! В темноте тяжело грузиться! — Андреа спешил на свой корабль.

— А где все? — Санториус понял, что всего три человека ожидают на берегу.

— Потом, завтра утром! Давайте на борт!

Шлюпка, приняв пассажиров, устремилась на рейд «Диссекта».

— А что же Топо, почему он не пошел с вами? — спросил Андреа.

— Он готовит вам встречу на борту, — спокойно ответил Сайрус. — Сюрприз.

— Вот же неугомонный, — улыбнулся Андреа.

— И вправду неугомонный, — согласился Санториус.

Шлюпка глухо ударилась о борт, и Андреа взлетел на родной корабль, словно пилигрим, возвращающийся домой.

— Добро пожаловать на борт! — встретил Андреа голос Ван Фогта. — Рад видеть вас дома!

Андреа осмотрелся и понял, что все не так, как надо. У грот-мачты стоял штурман в дорогой одежде, не сняв шляпу, как это требовал этикет. Чуть дальше бизани стоял бледный даже в свете фонарей Топо. И еще на палубе стояли матросы, с пистолями за поясами, совершенно неуместными при встрече капитана.

— Штурман, почему встреча не по этикету? — голос Андреа предательски дрогнул.

— А так вышло, у нас власть поменялась, — гадко усмехнувшись, ответил Ван Фогт.

— Да? — Андреа сам для себя неожиданно успокоился. Все стало на свои места, и нервы немедленно пришли в порядок. Главное — не оставалось сомнений как действовать. — И кто теперь тут главный?

— Осмелюсь представиться, капитан «Диссекта» Ван Фогт. — Штурман шутовски снял шляпу и в поклоне расшаркался. — Прошу любить и жаловать.

Андреа молниеносным движением выхватил шпагу и точным ударом пронзил глаз штурмана, воткнув лезвие в мозг. Тот, не издав ни звука, рухнул на палубу.

— Кто еще хочет тут быть капитаном? — холодно и жестко спросил Андреа.

— Не хорохорься, мальчик, тут есть, кому командовать, — раздался из-за спины голос Санториуса, — ты потерял корабль, поэтому…

— А теперь послушайте меня, сволочи! — раздался громовой голос из глубины пушечной палубы. — Это говорю вам я, канонир Мокей!

Все повернулись на голос Мокея, пираты на минуту даже забыли об Андреа. Канонир стоял возле мортиры с запалом в руке.

— Вот смотрите, уроды! Мортира направлена в зенит. Если я сейчас поднесу запал, то через миг бомба весом в сотню фунтов рухнет на палубу. И от вас, сволочи, уже ничего не останется. Вы сомневаетесь в меткости вашего канонира?

— Мокей, не стоит суетиться, — прервал его Санториус. — Ведь мы же сохранили вашу жизнь…

— Боцман, хоть ты и сволочь, освободи Топо. — Андреа понял, что никто из команды не хочет погибнуть сейчас же, а намерения Мокея не оставляли сомнений.

— Да, капитан! — Хан-Вайер метнулся к Топо и разрезал веревку, связывавшую его руки.

Никто из моряков, вооруженных пистолями, не достал оружие. Андреа, отдавая команду, рисковал, но он рассчитывал, что, будучи уверенными в своем превосходстве, восставшие даже не удосужились зарядить пистоли.

Юноша, размяв онемевшие руки, спокойно отнял нож у боцмана и подошел к Санториусу.

— Вот посмотри, ублюдок, у меня в руке нож, только нож, а у тебя и пистолет, и шпага. А ты знаешь, что сейчас произойдет и почему?

— Ты сдохнешь. — Санториус отвел пистолет от головы Андреа.

И моментально лишился оружия, потому что капитан резким ударом выбил пистолет из рук лейтенанта.

Тут с легким свистом воздух разрезал летящий клинок. Лейтенант захрипел и упал на палубу со скальпелем в горле.

— Хирург должен уметь обращаться со своим инструментом, — весело сказал Травалини и развел руками.

— Эта сволочь убила Барбароссу. — На глазах Топо навернулись слезы. — Живого выбросил в море.

Он с легкостью, словно это был не мертвец, а мешок с сеном, перебросил труп Санториуса через планшир.

— Итак, кто еще недоволен капитаном? — Андреа повернулся к команде, стоящей в растерянности на палубе. — Давайте признавайтесь. Нас трое, а вас много. Ну?

Голос Андреа был жесток и не оставлял никаких надежд бунтовщикам.

И тут в толпе моряков раздался резкий всхлип. Команда расступилась. На палубе лежал труп с перерезанным горлом.

— Извините, капитан, тут был один, который… — промямлил Лимо Каннир. — Вот мы его и того… Мы люди подневольные. Мы всегда вас капитаном считали и считаем.

— Ладно, бог вам судья. Пока. А сейчас ты, — Андреа показал пальцем на Лимо, — Травалини и Манко, заберите оружие и всех в трюм, под замок.

— А что потом? — спросил Травалини.

— Утром разберемся. Но одно могу сказать: невиновных простят, виновных — повесят. Лучше будет, если дело не дойдет до властей. Всем по местам! Отбой! Мокей — на охрану моей каюты.

Когда за Андреа и Топо закрылись двери, капитан плеснул в кружку рома, залпом выпил его и спросил:

— Что происходит? Ты знаешь, сколько раз я уже задаю себе такой вопрос?! Как получилось, что корабль захватил этот сброд? Ты же нанимал людей в Порт-Ройале! Что произошло? Объясни мне, где Сайлер?

Рикки то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

— Сегодня, когда вышли на рейд, Ван Фогт поставил условие: или я сделаю все, чтобы ты не догадался о бунте, или он… — Топо не стал говорить, «что он». — А Санториус взял Барри и просто вышвырнул его за борт. Потом связали меня и поставили у бизань-мачты. И сказали: одно мое неосторожное слово — и убьют всех вас сразу же.

— Что же они меня не убили?

— У них был договор: если ты всю добычу привезешь на борт — убить. Если же ты не привезешь золото сразу, то тогда, шантажируя тебя заложником, заставить привезти добычу или показать, где ты ее спрятал. Заложник — это значит я.

— А Мокей? Он был с ними, а потом передумал? Я понимаю, матросня, им все равно, с кем и куда, но канонир?

— Он весь переход прикидывался мертвецки пьяным. Ну, не то чтобы совсем уж прикидывался…

Андреа подошел к двери, распахнул ее и отдал команду:

— Канонира сюда!

Мокей, стоящий на страже, от неожиданности вздрогнул и вошел в каюту.

— Ну, заходи, заходи, — сказал Андреа, — рассказывай. А то от Топо, который в конуре просидел все время, подробностей не узнаешь.

— Да что тут рассказывать. То, что много гниленького народа набрали в Порт-Ройале, я сразу заприметил. Себе в пушкари я потому сам и набирал, чтобы на них положиться можно было. Но моих людей было мало. А как шхуну итальянскую выручили, так вся эта шваль по углам шептаться стала. Мол, почему удачу упускаем, где наша доля… Ну и приятелю вашему, Топо то есть, — Мокей кивнул в сторону юноши, — глотку перерезать хотели.

— А мне за что? — удивился Топо.

— Не любят любимчиков, да и уверены были, что ты поставлен присматривать за командой.

— А что за шхуна? — перебил Андреа.

— Я потом объясню, — ответил Топо. — Пусть он расскажет.

— Так вот, — продолжил Мокей. — Как Горн прошли, сами-то они боялись без Сайлера, так и устроили бунт.

— И ты пошел вместе с ними? — Андреа глянул строго прямо в глаза канониру.

— А на рожон переть славы мало, да и Топо пусть спасибо скажет, что жив остался. Это я Ван Фогту мыслишку кинул, что вас, капитан, трудно будет на борт заманить, если его не будет. И сказал еще, что помощника вашего и фельдшера отпустить надо, не по чести их убивать. Но вот он не даст соврать: когда напали на англичанина, я честно спрятался. Прикинулся пьяным. Пиратствовать, да еще на своих нападать — это не по мне.

— Так. Еще и англичане. Много взяли добычи? — Андреа с досады хлопнул себя по колену ладонью.

— Взяли-то много, но потом за неделю в Ла-Серене[88 - Ла-Серена — город в Чили.] спустили.

— Это как же так? Английское судно вошло в испанский порт, да еще… — Андреа нервно заходил по каюте.

— У Фогта там свои люди были. Он все заранее продумал, — сказал канонир.

— А что же боцман? Тоже с ними заодно?

— Йорген Хан-Вайер лошадка темная. Вроде и за них, вроде и не очень. Не разбери-поймешь.

— Сколько в команде человек, активно участвовавших в бунте?

Капитан слегка успокоился и сел на диван, установленный вдоль кормовой застекленной галереи.

— Что там верещит? — Андреа повертел головой, услышав странный звук.

Он развернулся и открыл окно. С жалобным писком, мокрый и несчастный, в каюту вполз Барбаросса.

— Барри! — Топо подскочил, схватил своего кота и прижал к груди. — Живой! Ай, умница. Полотенце дайте!

— Видать, не оплошал, животина! Доплыл до якорного каната, — улыбнулся Мокей.

— Топо, ты можешь подтвердить слова канонира? — продолжил прерванный разговор Андреа.

— Конечно, мертвецки пьян, — невпопад ответил Топо.

— Хорошо, Мокей, я верю вам. Тем более что если бы не ваша помощь в самый критический момент, сейчас, наверное, мы бы не беседовали здесь. Вы можете поручиться за кого-нибудь в команде, что они будут на моей стороне в дальнейшем?

— Да, человек за пять я точно могу поручиться, — кивнул канонир.

— Писать умеете?

— Да.

— Тогда вот вам бумага, перо, напишите список, их сейчас освободят, пусть они стоят на вахте по очереди. Нельзя позволить вспыхнуть бунту. И пусть приведут боцмана.

— Есть, капитан! — Мокей с явным удовлетворением посмотрел на Андреа. — Наконец у нас есть капитан.

Когда привели Хан-Вайера, Топо уже перестал тискать своего кота и отправил его спать, предварительно накормив так, что живот у Барри раздулся, как бурдюк.

— Вызывали, капитан? — хмуро пробурчал боцман.

— Не вызывал, а приказал привести, — жестко ответил Андреа. — Я хочу услышать вашу версию бунта. И выяснить вашу роль в этой грязной истории.

— А я что, я ничего, — промямлил Йорген Хан-Вайер. — Я и глазом моргнуть не успел, а команда уже черную метку мне принесла. Выбор у меня был один — или за борт, или остаться боцманом.

— Что же вы за боцман, что не могли заметить, что в команде назревает бунт? И почему вы остались боцманом, даже когда власть на корабле перешла в руки пиратов?

Топо смотрел на своего друга с удивлением. Совсем недавно, когда они расстались, Андреа был еще застенчивым, хоть и умелым офицером, но никогда не был таким жестким и неумолимым. Словно за эти несколько месяцев Андреа стал другим человеком.

— Ну… — боцман замялся.

— Без «ну»! Я вправе повесить вас прямо сейчас! Как участника бунта и пирата! — Андреа вскочил, подошел вплотную к Йоргену и посмотрел ему прямо в глаза.

Жесткие слова капитана заставили боцмана собраться, и он заговорил уже увереннее.

— То, что в команде растет недовольство, я заметил уже давно. Все надеялись, что в нашем походе будет в основном выполняться каперская миссия. — Голос боцмана окреп, словно Йорген сам себя стал убеждать в своей правоте. — Но я думал, что неудовольствие уляжется после первого же удачного дела. Однако случая такого не представлялось. А после того как спасли итальянца, команда затихла. Кто же знал, что штурман к тому времени уже подбил команду на бунт. Он без труда нашел слабовольных и жадных до денег.

— Вы знали штурмана раньше?

— Нет, он новый человек в городе, это только сейчас он сам рассказал свою историю.

— Какую?

— Он раньше на Тортуге отирался. Ходил на промысел с самим Бразильцем, Роком Бразильцем. Потом они что-то там не поделили, и он ушел от него. Хитрый был, как тысяча чертей.

— И вы пошли за ним?

— А какой у меня был выбор? Прогуляться по доске? Тут большого ума не надо, — мрачно произнес боцман.

— Я думаю, сейчас каждый из тех, кто сидит под стражей в трюме, мне ответит так же, — сказал Андреа. Он еще раз глянул в глаза боцману и вернулся в свое кресло. — Как же так вышло, что один мерзавец заставил бояться весь экипаж? Или не весь? Сколько у него было сторонников?

— Человек десять были готовы идти за ним до конца. Этого хватило, чтобы разоружить остальных. Троих они убили, эта скотина Франсуа Олоне перерезал горло Тукали только за то, что он не так на него глянул. Пацана не пожалел! А командира отправили на берег вместе с фельдшером. Ну и то, что Санториус был на стороне Ван Фогта, сильно помогло. Вроде как вся ответственность на офицере.

— Да уж, мне наука. Нельзя доверять свой корабль никому, — сам себе сказал Андреа. — Вы знаете всех зачинщиков?

— Да, конечно, они даже в трюме в кучку сбились, боятся, что их свои же на ножи поставят.

— Откуда в трюме у безоружных матросов ножи?

Боцман только развел руками: мол, вопрос не серьезный.

— Скажите боцман, они способны на новый бунт?

— Команда не пойдет на новый бунт, но пару человек из них уже слишком замарались в крови, боюсь, от них всего можно ждать.

— Так, Рикки, бери людей и этих мерзавцев, Хан-Вайер покажет кого, и посадить их отдельно в карцер. И чтобы шанса у них не было выскользнуть до утра. — Топо без особого удовольствия встал, он уже клевал носом. — А вы, боцман, пока исполняйте свои обязанности. И от того, как вы их будете исполнять, зависит ваша дальнейшая судьба. Старшим помощником на корабле я назначаю Топо, то есть Рикардо Бартолино, лейтенанта Бартолино. Завтра всех поднять на рассвете. Сейчас после выполнения доложить и спать. Вы, боцман, можете ночевать в своей каюте.

Утром, когда небо над Сиуатанехо осветило багровым светом скалы, торчащие посреди бухты, весь экипаж «Диссекта» был построен на шкафуте по обе стороны над батарейным деком. Распахнулась дверь, и из капитанской каюты вышел Андреа в сопровождении Топо и Травалини. Они были одеты в парадные камзолы, при оружии. Шляпы с гордым плюмажем украшали их головы. Травалини на этот раз был вооружен непривычной для него шпагой, однако он так изящно держал руку на эфесе, словно был рожден с клинком в руках.

Андреа осмотрел моряков, они без всякой команды стояли по стойке «смирно», пытаясь смотреть прямо в глаза капитану, и произнес:

— Вы покрыли свои головы позором. Не только потому, что встали на преступный путь, но и тем, что проявили трусость, не сумев подавить бунт. Но я дам вам шанс до окончания похода заслужить прощение. Не всем. Есть те, кому прощение не положено. Стража, приведите осужденных.

Пока стража ходила за приговоренными, никто на палубе не шелохнулся. Только легкий утренний бриз теребил широкие шелковые рукава рубашки Андреа и перья на шляпе. Капитан в это время, словно ища поддержки откуда-то извне, крутил резное кольцо на мизинце.

— Именем короля я, капитан фрегата «Диссект», офицер королевского флота Андреа Амалфитано, властью, данной мне, приговариваю Франсуа Олоне и Даниэла Шеппарда, — Андреа ткнул пальцем в бледных от ужаса пиратов, — за предательство, за измену присяге, за убийства и морской разбой к смерти! Повесить!

Топо нервно сглотнул. Он никак не ожидал от друга такого решения. Стража быстро соорудила две петли и перекинула их через грота-рей[89 - Грота-рей — самый нижний рей на грот-мачте.] по обе стороны мачты.

— Капитан, дай хоть слово сказать, — уже с петлей на шее произнес Олоне. — Напоследок.

— Ты уже все сказал, — жестко ответил Андреа и кивнул, отдавая приказ.

Толчком в спину обоих приговоренных столкнули с края шкафута в шлюпочный люк. Раздался гадкий хруст сломанных шей, и два бездыханных тела закачались на рее.

— Приведите остальных, — приказал капитан.

Восьмерых зачинщиков немедленно привели. Один из них увидел на веревках два трупа и обмочился от страха.

— Я знаю, что мера вашего преступления требует вас повесить рядом с этим отребьем. Но я вам дарую жизнь. Вас высадят на этом берегу. Жалко, правда, такое райское место портить вашим присутствием, но находиться на моем корабле вы не имеете права. Вам дадут один нож на всех. Надеюсь, что вы этим ножом в ближайшие дни перережете друг другу глотки. Еще вы можете взять мулов, которых найдете на берегу. И постарайтесь исчезнуть с берега к вечеру, иначе я отдам команду стрелять. А канонир у нас меткий.

Матросы не верили своим ушам. Они не сомневались, что сейчас будут болтаться на рее.

— Спасибо, господин! — Один из матросов упал на колени. — Прости нас.

— Бог простит. Спустить две шлюпки.

В одну шлюпку погрузили осужденных, во вторую сели Манко, Топо и вооруженные матросы, за которых поручился Мокей.

Через минуту обе шлюпки уже неслись к берегу. Там Манко и Топо отправились в заросли и, найдя мулов, нагрузили их спрятанным золотом. Сокровища в мешках перегрузили на шлюпку. Нефритовый череп Манко от себя не отпускал и прижимал к груди холстину, в которую была завернута реликвия, пока не поднялся на борт фрегата. Осужденным отдали мулов, нож и топор и оставили на волю Божью. Обе шлюпки вернулись без приключений. К вечеру на берегу не видно было ни души.

Пока высаживали осужденных, пока шлюпки шли обратно с грузом, экипаж находился на палубе, Андреа не давал команды разойтись.

Золото и череп подняли на палубу, и Андреа опять обратился к экипажу;

— Я знаю законы и традиции. Все добытое необходимо делить с командой, раз уж мы занимаемся каперством. Но на этот раз я поступлю иначе. Чтобы в будущем вы принимали правильные решения и оставались верными своему капитану. Половина золота, — Андреа пнул ногой один из мешков, и золотые кругляшки рассыпались по палубе, — будет поделена между мной, врачом, Манко, Рикардо и канониром. По известным всем правилам. Десятина пойдет Короне. Остальное будет общим фондом. Если вы в бою смоете кровью свое преступление, я буду награждать вас из этого фонда. Всем ясно?

— Да, — прозвучал нестройный хор голосов.

— Всё! Разойтись по местам, готовиться к отходу! — Андреа, придерживая шпагу, отправился в свою каюту, за ним последовали его товарищи.

— Налейте рому. — Андреа в каюте вдруг обмяк, так, словно он бесконечно устал.

— Подожди! Есть средство лучше рома, я проверял, — остановил его Топо, он выскочил из каюты и через минуту вернулся с Мокеем. У канонира в руках была бутылка с водкой и кувшин с огурцами.

— Капитан, позвольте угостить. После повешения самое лучшее средство! — Мокей, не дожидаясь разрешения, достал из шкафа бокалы, разлил водку и выложил на тарелку огурцы. — Я покажу, как надо!

Пушкарь взял двумя пальцами бокал, в левую руку огурец и, неожиданно приняв изящную позу, произнес:

— Ну, за упокой несчастных! Пусть их души попляшут в аду! — и выпив залпом водку, крякнул и закусил огурцом.

Андреа не очень ловко повторил процедуру, но крякать не стал. Неожиданно и напиток Мокея, и его манера пить спиртное, и закусывать, и даже совершенно экзотические соленые огурцы понравились капитану. Травалини, тоже потрясенный, немедленно достал свой блокнот и стал пытать Мокея, как готовить и водку, и огурцы. После того как налили опять, а потом опять, напряжение спало окончательно, и Андреа, спокойно сидя в кресле, начал разговор.

— Мокей, я прошу вас, останьтесь с нами, мы хотим обсудить дальнейший поход. Самая большая проблема у нас — это отсутствие штурмана.

— Я думаю, надо в первом же порту искать, — предположил Травалини.

— Первый порт, в котором мы сможем искать — это Лима, но в отличие от покойного штурмана я не имею ни интересов, ни друзей в испанских портах, — покачал головой Андреа.

— Но Англия ведь не воюет с Испанией? — удивился Травалини. — У нас совершенно простая проблема: мы ищем штурмана.

— Полагаю, что после того, что произошло в Ла-Корунье, я никогда не войду в испанский порт без риска быть повешенным, — сказал Андреа. — Ладно, придется мне и за штурмана пока побыть. Лейтенант, отдавайте команду на возвращение домой!

Рикки, еще не привыкший к новому званию, слишком живо ринулся выполнять приказ. Через секунду с палубы донеслись громкие команды нового старшего помощника, которые он сдабривал итальянскими словами, выученными в детстве в подворотнях Баколи.

Выйдя из бухты на кливерах, фрегат в открытом океане развернулся, поднял все паруса и пошел на юго-восток, к Галапагосам. Там Андреа намеревался пополнить запас воды и провизии перед большим переходом.

Спустя несколько месяцев «Диссект» гордо, на марселях, вошел в Порт-Ройаль. Ямайка встретила фрегат грохотом салюта из пушек форта.




Глава 21

		Я отыскал сокровища на дне —



		Глухое серебро таинственного груза,



		И вот из глубины прозрачная медуза



		Протягивает щупальца ко мне!



		Скользящей липкостью сожми мою печаль,



		С зеленым хрусталем позволь теснее слиться…



		…В раскрывшихся глазах мелькают только птицы,



		И пена облаков, и золотая даль.








    

Э. Багрицкий. 1916 г.






Морган сидел в своем кабинете, погруженный в мрачные мысли. Давление из Лондона ощущалось все сильнее и сильнее. Даже показательные казни нескольких особенно непослушных флибустьеров не давали никакой гарантии, что Генри сможет сохранить власть на Ямайке. С другой стороны, эти действия вице-губернатора начинали возмущать недавних соратников Моргана по морским авантюрам. Да и здоровье уже было не то, годы и болезни не позволяли вернуться к делам «джентльменов удачи», если в губернаторском кресле станет совсем неуютно.

Тягостные раздумья Моргана прервал адъютант Габор. Он как всегда был одет в камзол ошеломительного цвета, сегодня канареечного, зеленые штаны и голубую шляпу. Экстравагантный адъютант сообщил о том, что в порт прибыл «Диссект», и в данный момент его капитан просит аудиенции его превосходительства. Морган, забыв о тревогах, с радостью велел проводить гостя. Если миссия молодого капитана удалась, то появлялись очень хорошие шансы укрепить отношения с папским престолом, а поддержка Рима сейчас очень бы не помешала вице-губернатору.

— А! Входите-входите, капитан! Как я рад! — Морган вышел навстречу Андреа и крепко его обнял. — Садитесь, я весь в нетерпении услышать ваш рассказ!

— Сначала вот. Главное. — Андреа выложил на стол тщательно упакованный череп. Потом, развернув холстину, молодой капитан протянул реликвию Моргану. — Ваше задание выполнено!

— Браво, юноша, браво! — Генри сиял так, словно это было самое главное событие в его жизни. — Габор, шампанского!!!

Морган принял нефритовый череп из рук Андреа и немедленно, пока не пришел адъютант, спрятал его в сейф.

Габор, не скрывая своего удивления от столь теплого приема, в несколько ловких движений поставил на стол бокалы, открыл шампанское и разлил его.

— Вы свободны, — сказал ему Морган, не желая вести беседу при свидетелях.

Андреа попытался что-то сказать, но Морган остановил его и произнес тост во славу молодого морехода. Шампанское было действительно прекрасным.

— А сейчас, капитан, я жду подробного рассказа. Смею предположить, глядя на вас, столь возмужавшего, что путешествие было не из простых.

Устроившись поудобней в своем глубоком кресле, Морган слушал почти часовой доклад, а вернее, даже поэтический рассказ о походе. Но когда капитан «Диссекта» дошел до описания бунта на фрегате, Генри Морган помрачнел. Андреа закончил свой рассказ, и в кабинете повисла тягучая пауза.

— Жаль, что вы повесили мерзавцев, — с искренним сожалением произнес Морган. — Здесь это было бы намного показательней и политически грамотней. Но я с вами вполне согласен, везти их через два океана, не наведя страхом железного порядка на судне, неразумно. Вы поступили правильно. Но я вас прошу об одном — ни слова о бунте и пиратстве на «Диссекте». В тот момент, когда я трачу последние силы на борьбу с разбоем на морях, огласить, что в моем собственном флоте возможны такие бунты, такие отвратительные предательства, неправильно. Вы согласны со мной?

— Да, ваше превосходительство. Никто из моих офицеров не проговорится. Команда сама заинтересована в том, чтобы ничто не выплыло дальше бортов фрегата.

— Вот и отличненько! — Морган опять пришел в благостное состояние духа. — Но боюсь, что ваша миссия не закончена. Вы готовы немедленно выйти в море?

— Только после ремонта «Диссекта». — Андреа отрицательно покачал головой. — В походе нас сильно потрепало. К тому же за столь долгий переход мы обросли, заметно упала скорость. Необходимо чистить корпус, а это требует поднятия фрегата на стапель. На все надо время.

— Да, согласен. Но тогда я снаряжу судно, и вы как его пассажир должны будете доставить этот череп в… — Морган запнулся, — в Малагу.

— В Испанию? Но ведь мы тайно от испанцев проникали в Мексику! Ведь мы сражались с ними в походе! — Изумлению Андреа не было предела.

— Дорогой мой Андреа, — грустно улыбнулся Морган. — Не стоит вам вдаваться в политические дебри. Эта миссия была не государственная, а религиозная. И пойдете вы сейчас в ранге курьера от Ватикана. А вы знаете, у меня идея! Вы пойдете с испанцами!

— Я — с испанцами? Но я не знаю испанского языка, — соврал Андреа, не найдя другой отговорки.

— Ваша задача не говорить, а молча сидеть в каюте. Я распоряжусь, чтобы вас обеспечили всем необходимым, и отправлю личную шхуну «Merchant Jamaica»[90 - «Ямайский купец» (исп.).] на Эспаньолу. У вас будет мое письмо к губернатору Бертрану д'Ожерону. Он сможет договориться с испанцами на Тортуге. У французов это лучше получается.

— А кому передать череп в Малаге? — Андреа понял, что от его мнения сейчас ничего не зависит, и смирился с необходимостью нового похода.

— Я дам вам еще одно письмо, вы с ним должны явиться к моему человеку в порту. Все просто. Итак, даю вам два дня на отдых, а пока организую подготовку шхуны.

— Я могу идти? — Андреа не терпелось домой в свою виллу.

— Да, конечно. Но… — замялся Морган. — Вы что-то говорили о том, что нашли не только череп?

— Да конечно! — Андреа даже покраснел от стыда, что забыл рассказать о доле, которую он должен передать властям. — Сейчас как раз идет разгрузка золота, и его доставят к вам немедленно. Я не знаю, как его пересчитать, там около ста фунтов веса.

— Спасибо еще раз, капитан! — обрадовался Морган, которому обычно приходилось с большим трудом выбивать из капитанов обязательные платежи. — С такими офицерами, как вы, Корона будет процветать.

Спустя пару часов, когда Андреа был уже у себя на вилле и сидел на веранде с Топо в ожидании ужина, золото доставили Моргану. Половину он немедленно спрятал, остальное было оформлено как поступление от каперства.




Шхуна «Ямайский купец», личное судно Моргана, которое он держал для особых поручений, давно уже не выходила в открытое море. Дела вице-губернатора были в основном сосредоточены на внутренних проблемах Порт-Ройаля. Но команду шхуны Морган держал в полной готовности к срочным миссиям, а корабль — в полном снаряжении. Поэтому на этот раз никаких особых приготовлений не требовалось. Морган только распорядился загрузить дополнительный провиант и воду. Вечером в его кабинет прибыл капитан шхуны Кид Ричардз. Кид был неповторим своим внешним видом. Совершенно не считаясь ни с модой, ни с традициями, он был обвешан талисманами, добытыми на окраинах всего мира. Серебряные украшения он вплетал в кончики бороды и прически, тонкие пальцы украшали крупные перстни и кольца. Под шляпой, скорее напоминавшей цилиндр, был повязан давно не стиранный шелковый шарф. Темно-коричневый камзол развевался на ходу. Шел капитан, чуть раскачиваясь, не снимая руку с эфеса шпаги.

— Кид, ты соскучился по волнам? — встретил Ричардза вопросом Морган. — Покататься не хочешь?

— Все что угодно, Генри, старый «Купец» застоялся. Куда на этот раз? И в чем суть похода? — Кид был давним товарищем Моргана и, не дожидаясь приглашения, развалился в кресле.

— Ты юношу этого, Андреа Амалфийского, знаешь?

— Ну, так, слегка. Это ему ты «Диссект» подарил, да? — Кид осмотрелся и, увидев в досягаемости графин с ромом, немедленно наполнил хрустальный стакан. — А я, твой друг, должен торчать почти круглый год в порту на лоханке.

— Не подарил, успокойся. Ватикан почему-то очень заинтересован в этом мальчике. Я не знаю, кто там у него покровитель, но деньги они мне дали хорошие. И фрегат оплатили. Так что подарком это можно назвать очень условно. Так вот, надеюсь, у тебя нет никакой неприязни к этому человеку?

— Я его не знаю лично, какая неприязнь? А в чем дело?

— Через два дня ты возьмешь его на борт и доставишь на Тортугу. Сначала надо будет проводить амалфитанина к де Пуанси. Надо чтобы никто не мешал этому юноше выполнить его миссию на острове. Затем познакомить с Хиллом Брюнером. А потом можешь возвращаться назад. И никакой самодеятельности! Чтобы никаких дел на море, понятно?

— То есть, если я увижу в кабельтове от меня испанского купца, я должен отсалютовать ему, помахать шляпой и идти дальше? — Морщинистое худое лицо Ричардза расцвело саркастической улыбкой.

— Я борюсь с пиратством всеми доступными мне способами! Забудь об этом! — почти прокричал Морган. Потом продолжил тихо: — По крайней мере никто об этом знать не должен.

— Ладно, поработаю я извозчиком для молодых выскочек. — Капитан убедился, что ром выпит, и налил себе следующую порцию.

— Да брось ты, он славный малый и хороший моряк. И судя по всему, удача преследует его.

— Это ты про Змея, который топит суда? — Кид проявил поразительную осведомленность о событиях, связанных с Ла-Коруньей.

— Я не верю в сказки о Змеях. Что-то там не заладилось тогда. Или ты сам боишься Морского Змея? — Морган вял из большого блюда сочное яблоко и захрустел им, брызнув соком на камзол.

* * *


Возвращение домой больше всех обрадовало Барбароссу. Когда Топо и Андреа только приближались к вилле, наблюдая за жизнью в Порт-Ройале из кареты, кот внезапно оживился и, не дождавшись конца пути, выпрыгнул в окно экипажа и побежал к дому. Друзей он встретил сидя на пороге с важным видом, словно ждал их много лет, не сходя с места. Прислуга, которую известил неведомо кто, уже полным ходом готовила праздничную трапезу, помещение внутри виллы блестели чистотой и свежестью. Даже в канун Рождества жара не спадала, и тенистая вилла была для друзей райским пристанищем после многомесячного путешествия. Барри, набегавшись по саду и наведя строгий порядок среди расплодившихся мышей, тоже отдыхал, свернувшись клубком у ног Андреа. А Топо, пуская в потолок кольца сигарного дыма, устроился в глубоком кожаном кресле и предавался мечтам.

— Андреа, а как ты думаешь, может, нам стоит пойти на родину, я за столько лет соскучился по итальянским берегам… — не глядя на товарища, произнес Топо.

— Что-то ностальгия в тебе поздно проснулась. — Андреа, думая о том, что через два дня ему предстоит очередной поход, не хотел отвлекаться на что-то другое.

— Ну, проснулась. В Модену бы зашли…

— А это зачем?

— Помнишь, я рассказывал, как мы, пока ты скорпионов по лесам ловил, спасли герцога Моденского? Так вот дочка его, Анна, меня в гости звала. Кстати, обещала мне судьбу устроить, отправить на учебу. Я бы мог стать настоящим морским офицером.

— Топо, не нуди. Ты настоящий офицер. Я тебе присвоил звание лейтенанта, — возмутился Андреа. — Я же не ищу ту девушку, из Саутгемптона. Придет время, и мы встретимся.

— Ну, ты бы мог с таким же успехом присвоить мне звание адмирала. Ты даже патент мне не выписал. А мог бы, кстати. А мне, может быть, хочется не только саблей махать при абордаже. Я, может быть, хочу учиться. — В голосе Топо появились нотки легкой обиды. — А ты все еще про детство вспоминаешь? Какой-то ты… наивный.

— Для этого надо плыть в Италию? А что тебе мешает учиться здесь? Вон книжки, пушкарь Мокей научит тебя канонирскому делу так, что тебе не будет равных на море.

— Ясно, — буркнул Топо. — Тоже мне друг называется.

— Слушай, я тебе завтра лейтенантский патент от самого Моргана дам! И вообще мне послезавтра уходить надолго в море, даже не отдохнув толком. Не надо жаловаться на жизнь.

— А мне сидеть тут, на вилле, кота дрессировать? Девок из таверны гонять? Мне двадцать лет! Я должен в таком возрасте уже достичь многого, а ты…

— Топо, давай договоримся так. Пока я буду на Малагу ходить, ты займись ремонтом «Диссекта». Заодно изучишь корабельное дело. Раз ты так хочешь учиться. Потом, когда я вернусь, мы поговорим, да? Я могу заодно, чтобы ты не скучал, нанять тебе учителя танцев.

— Да ну тебя. — Топо сделал вид, что обиделся.

Он отвернулся и, достав из-под рубахи медальон Анны, стал рассматривать его, щурясь в сумраке вечерней виллы.




Андреа взошел на борт «Ямайского купца» ранним утром 14 декабря. Капитан Кид Ричардз сдержанно поприветствовал гостя и показал ему пассажирскую каюту. Через час, подняв стакселя, шхуна осторожно вышла из бухты и, развернувшись, полным ходом пошла в обход Ямайки на северо-восток, к Эспаньоле. Переход занял всего несколько дней, и Андреа даже не успел заскучать от безделья, как на горизонте замаячил пологий берег Эспаньолы. Команда «Купца», не сильно напрягавшаяся весь переход, сейчас оживилась, готовясь обойти северную оконечность острова.

— Вот смотрите, молодой человек, мои люди очень нервничали, когда узнали, какого пассажира им придется взять на борт. — К Андреа, стоящему на квартердеке, подошел Кид. — Но ведь суеверия — это глупость! Моя воля выше суеверий.

— А почему? Почему они нервничали?

— Да все сказки про Великого Морского Змея, который за вами якобы охотится.

— Конечно, сказки. Не может же тупое создание охотиться за мной специально. Просто мне не повезло быть в тех местах, где это чудовище резвилось. Ведь в походе вокруг Америки ничего подобного не было.

— То есть вы хотите сказать, что это все было на самом деле? — Капитан Ричардз осклабился ироничной улыбкой, сверкнув золотым зубом.

— Вы сомневаетесь в моей честности? — вспылил Андреа.

— Я? Ни в коем случае. — Кид как бы невзначай положил руку на эфес. — Но я знаю, что моряка с корабля просто так за борт не выбрасывают.

Андреа и Ричардз смотрели друг другу в глаза, и напряженность между ними росла. Непонятная агрессивность капитана вызывала недоумение и обиду. Но внезапно Кид побледнел и окаменел, глядя куда-то за спину Андреа.

— Хр… — только и смог выдавить из себя Ричардз.

Юноша оглянулся. Над бортом на добрые двадцать футов возвышалось туловище Змея. С плоской головы стекали струи воды. Чудовище, казалось, было невесомым и плыло со скоростью шхуны, совершенно не напрягаясь. Влажные глаза внимательно смотрели на Андреа. Снова какая-то мысль отразилась в глазах гиганта, словно он пытался что-то вспомнить и не мог. Но потом туловище Морского Змея вдруг резко дернулось, и он всем своим весом обрушился на палубу. Корабль захрустел, как гигантская скорлупа. Змей опять поднялся над водой и рухнул, ломая борта, на шхуну. Еще два удара — и корабль разломился пополам. Змей не угомонился и стал крошить быстро погружающийся в бездну корабль, разнося его на мелкие куски. Еще мгновение — и на поверхности плавали только обломки и цепляющиеся за них люди. Крики тонущих неслись над океаном.

Андреа, выброшенный за борт после второго удара Змея, вцепился в обломок грот-мачты и с ужасом ждал своей участи. Эти места кишели акулами, и шансы продержаться на воде хоть недолго были крайне малы. Поэтому, когда Андреа почувствовал, что в его ноги под водой ткнулось что-то, душа на мгновение ушла в пятки. Но на поверхность, фыркая, как тюлень, вынырнул Кид. Его шляпа, непонятно каким образом сохранившаяся на голове, обвисла полями вниз и стала похожа на шутовской колпак. Капитан Ричардз, еще плохо ориентируясь в пространстве, резким ударом вонзил обломок шпаги, который он держал в руке, в мачту и намертво, закрепился на ней.

— О, господин капитан! — Андреа моментально забыл недавний ужас и искренне обрадовался. — Рад, что вы живы!

— Аналогично, — ответил Кид и попытался поднять поля шляпы, но одной рукой это сделать было неудобно. — Могу принести свои извинения, я действительно не верил в сказки про морских змеев.

— Вы опять это называете это сказкой?

— Сказка — это то, что сейчас за вашей спиной я вижу парус приближающегося брига. И если он окажется более расторопным, чем здешние акулы, то шанс поужинать сегодня будет у нас. В отличие от акул. Сюда!!! — Кид заорал изо всех сил, пытаясь привлечь внимание команды брига.

Держась за обломок своей шпаги, намертво вбитой в дерево, он приподнялся над водой и замахал шляпой.

— Эге-ге-ге-гей!!! — разнеслось над местом крушения «Купца».

А с брига, а Андреа узнал по очертаниям спасительную «Прегьеру», уже спускалась на помощь шлюпка.

— Ну что, дорогой капитан, вот нам опять пришлось свидеться. — Потерпевших на борту встречал капитан Ренато Мардзокини. — Жаль, что нам приходится встречаться всегда в тяжкую минуту.

— Спасибо, капитан. — Ричардз поклонился, сделав шляпой широкий жест. — Ни я, ни выжившие члены моего экипажа никогда не забудут вашей доброты.

— Но мне кажется, не так все просто, не правда ли, капитан? — Андреа прекрасно понимал, что «Прегьера» рядом с катастрофой оказалась совсем не случайно.

— Дорогой Андреа, ничто в мире не просто, я думаю, вам следует переодеться в сухое платье, а потом… — Ренато замялся. — Потом с вами хочет поговорить мой патрон. Остальные члены команды тоже могут воспользоваться гостеприимством папского посланца и, сменив одежду, отведать нашей трапезы. Добро пожаловать на борт, и хвала Господу за ваше спасение! Идемте, мой друг.

Капитан Мардзокини увлек Андреа, оставив спасенных моряков на попечение боцмана. Б капитанской каюте Андреа переоделся в чистый скромный камзол тонкого итальянского шитья и восстановил силы стаканом портвейна и гроздью мускатного винограда. Все это время он был один в капитанской каюте.

— Ну, здравствуй, мальчик мой, — раздался за спиной до боли знакомый голос.

Андреа резко обернулся. На пороге стоял седой человек в балахоне францисканца. Левую щеку пересекал старый шрам. Андреа почувствовал, как кровь отливает от лица.

— Падре, вы живы! — Юноша не выдержал и бросился обнимать аббата Марео. А это, без сомнения, был он.

— Да, Андреа, да, прости меня, я не мог все эти годы с тобой встретиться. — По щекам старика текли слезы.

— Но ведь… Я же видел вас мертвым тогда!

— Как видишь, я жив. А ты стал совсем взрослый. Но давай пройдем в мою каюту, нам есть о чем поговорить. — Аббат Марео улыбнулся той неуловимой улыбкой, которую Андреа помнил с детства, и вышел из капитанской каюты, знаком показав юноше следовать за ним.

Каюта Марео располагалась по правому борту недалеко от капитанской. Она была не меньше, но казалась совсем тесной из-за обилия книжных шкафов, забитых древними фолиантами. Посреди каюты стоял стол, накрытый с немонашеской роскошью. Видя удивленный взгляд Андреа, аббат сказал;

— Нет-нет, я не изменил своим принципам. Этот стол накрыт ради тебя. Ты молод и ты воин. Тебе нужна хорошая пища.

Трюфеля, варенные в вине, с мясным соусом, каннеллони, фаршированные олениной, нежнейшее минестроне, артишоки в оливковом масле, неизменные сухие помидоры по-калабрийски и, конечно, неаполитанская баба на десерт. И ко всему этому кувшин фалангины. Андреа не забыл южно-итальянскую кухню и на какое-то время потерял связь с внешним миром, полностью погрузившись в блаженство трапезы. Аббат сидел напротив и наслаждался хлебом, испеченным на углях, сдабривая его оливковым маслом и орегано. Про вино он, конечно, не забывал. Только когда Андреа задымил предложенной дорогой сигарой, начался долгий разговор.

Тогда, почти десять лет назад, во время нападения сарацин, аббат Джанкарло Марео, пытаясь спасти святыни монастыря, стоял на обороне молельни, но, получив удар тяжелой саблей, упал без сознания в первые же минуты боя. Горожане, пришедшие тушить горевший монастырь, собрали немногочисленных выживших, все они были тяжело ранены, и отнесли в госпиталь. Марео несколько дней был без сознания, никто не верил в его выздоровление. Но однажды словно кто-то сдернул пелену с разума Джанкарло. Он пришел в себя ночью, стоя на величественной лестнице собора Апостола Андрея. Ведомый высшей силой он шел наверх. Кованые ворота собора распахнулись сами по себе, и аббат вошел внутрь, туда, где покоился великий апостол. Внутри собора разливался голубоватый свет, а рядом с алтарем стоял величественный человек в белом одеянии. У Марео не было ни грана сомнения, что это сам Андрей Первозванный ждет его.

— Подойди ко мне ближе, я давно не говорил ни с кем. — Лицо апостола закрывал глубокий клобук. Голос звучал мягко и спокойно.

Марео перестал чувствовать боль в раненой голове, тело обрело невесомость. Он подошел к Андрею и упал на колени.

— Слава Господу нашему, — прошептал аббат.

Апостол обнял его за плечи и заставил подняться.

— Скажи мне, падре, готов ли ты посвятить себя жизни другого человека?

— Ради веры и добродетели.

— Ради веры и справедливости. Отрок Андреа отныне будет твоей жизнью и твоим делом. Этот юноша избран Им. Но он не должен знать о твоей помощи, пока не станет зрелым. Готов ли ты взять на себя это бремя?

— Твоим словом и именем, — смиренно произнес аббат, — я сделаю все, что в моих скромных силах.

— Сила человека безгранична. Возьми это, и когда тебя призовут в Рим, покажи. И еще. Собирай знаки Великого Морского Змея. Не теряй отрока на море. И запомни, доброта придет в мир, если мы будем призывать ее. А сейчас спи.

Аббата Марео нашли утром спящим перед алтарем сном младенца. От его страшной раны остался только свежий шрам. В руке Марео сжимал железный ключ. А через неделю к аббату прибыл посыльный от папы Климента X с требованием немедленно прибыть в Ватикан. Оказывается, в тот же день, когда был исцелен Марео, у папы было видение, в котором апостол Андрей призвал папу найти аббата. Кроме того, в видении апостол указал на панель резного дуба, украшающую стену в одном из помещений папской резиденции. Сие было не понято главой престола.

Аббата Марео вызвали, и скоро он уже был на аудиенции у главы церкви. Климент с замиранием сердца выслушал рассказ Джанкарло с того момента, как на конвент напали сарацины, до того, как исцеленного аббата нашли у склепа с мощами Андрея Первозванного. Особое внимание папа обратил на старинный ключ, который ему показал аббат. Помня о символах видения, он приказал изучить дубовую панель, и вскоре там была найдена замаскированная личина, в которую этот ключ легко вошел. Панель отошла в сторону, открыв тайную кладовую с несметными сокровищами.

Учитывая божье провидение, папа Климент повелел выделить определенную часть этого несметного богатства в пользу отрока, о судьбе которого пекся апостол. Так Андреа получил поддержку Святого престола. Позже, когда Андреа получил образование, Марео был вынужден построить бриг за деньги Ватикана. В обязанности аббата вменялось, кроме страховки морских путешествий молодого капитана, выполнение определенных секретных заданий папы в разных странах. Именно это обстоятельство и лишило аббата возможности последовать за «Диссектом» вокруг Америки.

Помня о словах апостола, аббат Марео каждый раз, когда Змей нападал на корабль Андреа, тщательно изучал останки кораблей на воде и каждый раз находил обломок, на котором Великий Змей оставлял свой знак. Каждый раз, круша корабль, на котором был Андреа, Змей ударял хвостом по борту и отсекал от досок корабля небольшие куски, на которых оставлял словно выжженный тавром особый символ. Первое время этот символ светился вопреки здравому смыслу даже в морских водах. По этому свечению и находили нужный знак, если прибывали к месту крушения вовремя. Все эти годы аббат пытался понять смысл таинственных знаков и не находил ответа.

Андреа слушал рассказ аббата, как волшебную сказку, совершенно не понимая глубины событий, которые стояли за всей его жизнью. Рассказ Марео вызывал у него трепет и восторг одновременно. Но, свято веря своему учителю, Андреа не усомнился ни в одном слове.

— Но почему я, почему? Кто я такой? — только и смог произнести он.

— Происхождение человека не всегда определяет величие его деяний. Да, история твоего рождения покрыта тайной, постичь которую ни я, ни кто-либо другой пока не смог.

— Меня нашли на берегу моря младенцем, — произнес Андреа с детства знакомую фразу. — И приютили в монастыре. Это все, что известно. Это же вы мне говорили всегда.

— Это почти все, что известно о тебе. Но не все.

— Что вы хотите сказать? Есть еще что-то? — Андреа даже привстал с кресла.

— Да, тебя нашли на берегу, — кивнул Марео. — Но не просто на берегу. Море прибило шлюпку, в которой спал младенец, завернутый в шелковую пеленку. Там же в шлюпке был сундук, полный золотых монет.

Аббат с некоторым трудом встал и подошел к большому шкафу в глубине каюты. Распахнув его, он жестом позвал Андреа.

— Вот он, этот сундук, это твое золото. Монастырь хранил его, чтобы, когда ты вырастешь, дать тебе образование и капитал для начала жизни, если ты не посвятишь свою жизнь служению Господу. Но провидение распорядилось так, что о тебе заботятся высшие силы. Это твое.

— А что пеленка? Может, там есть хоть вензель, или вышито мое имя, или…

— Милый мальчик, я вижу, что во время учебы ты читал романтические книги. Нет там ничего. На сундуке есть некий вензель, но он не дает разгадки, скорее всего это простое украшение. Даже никакой мысли для поиска. Прости. Удовлетворись тем, что ты избранник Неба.

— Но ведь меня мог несколько раз убить этот самый проклятый Змей!

— Но ведь не убил? — Марео хитро глянул на Андреа. — И потом, кто знает, он хотел убить тебя или спасти? Например, сегодня ты ведь потерял реликвию, да?

— Да. И я не знаю, как оправдать теперь смерть моих товарищей, погибших в поисках этой реликвии. Как оправдать те физические и духовные муки, что они перенесли. Как я оправдаюсь перед Генри Морганом? Это позор для меня!

— А теперь послушай меня, мальчик мой. Ватикан — это не только папа Климент и его кардиналы. Внутри высших кругов церкви существует много разрозненных, а порой и противоборствующих орденов. Не буду тебе давать урок христианской конспирологии, скажу лишь одно. Орден Золотой шпоры,[91 - Орден Золотой шпоры — папский рыцарский орден. В наградной иерархии Ватикана занимает вторую позицию после Высшего ордена Христа.] очень могущественный, считает своим долгом собирать святыни всего мира, дабы они служили церкви. Но иногда рвение в вере, не подкрепленное знанием, приводит к беде. И особенно неумно не верить легендам других народов. Это по настоянию ордена Морган отправил тебя в экспедицию. Жаль, что я не знал. Собрав в одном месте все двенадцать нефритовых черепов, можно вызвать силы тьмы на землю. Так что вопрос о том, хотел ли тебя убить Змей или спасти, остается открытым. Если ты в спокойном состоянии духа вспомнишь все случаи, когда нападало чудовище, возможно, ты сделаешь интересные выводы.

— Но ведь все равно гибли люди! Нельзя спасать одного за счет других!

— Оставь мораль Змея — Змею. Пусть тебя не мучают угрызения совести. — Марео наполнил бокал вином и медленно выпил. — А сейчас отдохни, мальчик мой. Мы возвращаемся в Порт-Ройаль.

— Вы должны остановиться на моей вилле! Вам тоже нужен отдых. — Андреа вспомнил безоблачную жизнь в монастыре, беседы с аббатом, учебу и, ему захотелось заплакать. И еще хотя бы один раз взглянуть на море со склонов Амалфи.

Тяжелый вязкий сон моментально охватил Андреа, как только он добрался до свой койки в гостевой каюте. Сначала сон был просто черным и безысходным, но потом яркие сновидения стали будоражить душу молодого человека. Снежная равнина с идущим по ней караваном, девушка у пруда с лебедями и лица родителей, которых он никогда не видел. А потом в сон пришел кот и стал мурлыкать. А потом наступило утро, и резкие лучи зимнего тропического солнца ворвались в иллюминатор его каюты. Андреа проснулся и понял, что он проснулся в другой жизни. Что все, что до сих пор с ним произошло, имеет новый смысл, и его задача — понять.




Глава 22

		Вспыхнут, ли звезды — я вспомню, что прежде блистали



		Эти же звезды. А выйду случайно к парому, —



		Прежде — подумаю — эти же весла плескали…



		Будто о жизни и думать нельзя по-другому!



		Ты говоришь, говоришь, как на родине лунной



		Снег освещенный летел вороному под ноги,



		Как без оглядки, взволнованный, сильный и юный,



		В поле открытое мчался ты вниз по дороге!



		Верил ты в счастье, как верят в простую удачу,



		Слушал о счастье младенческий говор природы, —



		Что ж, говори! Но не думай, что, если заплачу,



		Значит, и сам я жалею такие же годы.








    

Николай Рубцов






На прием к Моргану Марео отправился вместе с Андреа и Кидом. Причем первым в кабинет вице-губернатора вошли аббат и Ричардз, и только спустя какое-то время был приглашен Андреа.

— Рад, рад, капитан, видеть вас живым и здоровым. — Морган выглядел вполне довольным. — Даже потеря моей личной шхуны не может мне испортить удовольствие видеть тебя, Кида и господина папского посланца здесь, у меня в кабинете. Ну, что, господа, давайте отметим ваше возвращение шампанским!

— Да, черт возьми! — обрадовался Кид и тут же, покраснев, добавил: — Извините, господин аббат, ничего личного! Это так, фигура речи.

— На первый раз, господин капитан, на первый раз, — ехидно улыбнулся Марео. — А от шампанского отказаться не смею.

Дальше шла простая светская беседа, обсуждение закладки новой личной шхуны Моргана. Вице-губернатор между прочим сообщил, что ремонт «Диссекта» окончен и что он потрясен организаторскими способностями помощника Андреа — Рикардо Бартолино, более известного как Топо, и даже готов его нанять для проведения работ по постройке своей шхуны. Воспользовавшись этим, Андреа сообщил, что спешит на свой фрегат, и, откланявшись, вместе с Марео отправился в строительный док, где сегодня спустили отремонтированный «Диссект». Навстречу Андреа уже спешил Топо, ему только что сообщили, что его товарищ вернулся на «Прегьере».

— Что-то ты слишком часто возвращаешься не на том судне, на котором уходишь. — Топо с радостью толкнул Андреа в плечо и при этом чуть покосился на аббата.

— Топо, ты не представляешь, кто это! Это же аббат Марео! — с воодушевлением представил своего учителя Андреа.

— Да? — ничего не понимая, сказал Рикки.

— Извините, падре, можно я с товарищем секундочку поговорю наедине? — вежливо спросил Андреа и, не дожидаясь ответа, увлек Топо в сторону.

Джанкарло с легкой усмешкой наблюдал, как Андреа рассказывал что-то своему другу, жестикулируя по-итальянски. Словно и не было долгих лет разлуки, Марео видел в Андреа все того же беззаботного и доброго мальчика. После живой беседы друзья вернулись к аббату.

— Очень рад, что вы живы! — сообщил совсем невпопад Топо.

— А я-то как рад! — рассмеялся Марео. — Ну что, помощник, показывай «Диссект», я его не видел с тех пор, как по моему заказу он был заложен в Саутгемптоне.

— Так это вы? — только и смог произнести изумленный Андреа.

— Ничто на земле не делается без божьего соизволения, — ответил Марео и двинулся по трапу на палубу фрегата.

Аббат со знанием дела осмотрел такелаж, практически обновленный при ремонте, с большим любопытством изучил мортиру и укрепленный под нее дек, потом попросил проводить его в капитанскую каюту. Джанкарло очень хотел увидеть, как обустраивает свой быт его воспитанник. В каюте их ждал Барбаросса, немедленно выгнувший спину на незнакомца. После непродолжительного общения кот позволил себя погладить и милостиво согласился на дружбу с аббатом Марео. Удовлетворенный аббат поздравил Топо с прекрасно ухоженным кораблем и предложил отправиться на виллу. Заодно он попросил послать гонца на «Прегьеру».

— Пусть мне оттуда привезут некоторые вещи, мне необходимые, — пояснил он свое желание.

Груз с «Прегьеры» привезли тогда, когда после роскошного обеда Джанкарло и Андреа отдыхали на веранде, а Топо пытался научить Барри команде «сидеть».

— Ага, в самый раз. Нельзя предаваться праздности. — Марео оживился, словно и не было обильной трапезы. — Андреа, пожалуйста, возьми этот сундучок, и пойдем к письменному столу.

С брига привезли два сундука, и тот, на который указал аббат, был небольшой и легкий. Андреа отнес его к столу, а вот второй, который внесли четыре дюжих негра, оказался очень тяжелым. Его пока оставили на террасе. Марео сказал, что с его содержимым он познакомит попозже.

— Вот смотри, в этом сундуке куски дерева с погибших судов, на которые нападал Змей. На те суда, где был ты. — Аббат стал раскладывать на столе темные обломки.

На каждом из них и вправду был знак, словно нанесенный тавром. Видимо, для порядка все куски были обрезаны от лишнего дерева и сейчас представляли собой аккуратные плашки. Знаки были выдавлены достаточно глубоко, и структура дерева на самих линиях знаков была словно спрессована. Все знаки различались, и понять их систему не удавалось. Они были не похожи ни на древние египетские иероглифы, ни на клинопись, ни на арабскую вязь. Впрочем, ожидать, что Змей будет оставлять клейма, понятные человеку, не приходилось.

— Каждый раз после нападения мои люди искали их в воде, и каждый раз находили. Это клеймо ставит Змей своим хвостом. Всегда новое. Я долго думал, пытаясь понять, что они значат, но… — Аббат стал раскладывать знаки на столе, повторяя историю каждого. — Мне кажется, что они словно укладываются в некий круг. Вот такой.

Действительно, после того как Джанкарло разложил знаки по кругу в определенном порядке, они словно создали какой-то стройный связный рисунок. Но понять его смысл не представлялось возможным.

— Кажется, что не хватает ключа, главного знака, который должен был стать посредине. — Аббат нахмурился и теребил бороду.

— А что вы за пасьянс раскладываете? — Топо, не научив кота ничему новому, подошел к столу.

— Да вот пытаемся понять смысл этих знаков, — объяснил Андреа.

Рикки нагнулся над столом, опершись о него локтями и положив подбородок на кулаки.

— Это головоломка такая? Нет в ней смысла.

Из расстегнутого ворота его шелковой рубахи выскочил медальон Анны, который Топо всегда носил на шнурке.

— Что это? — Аббат удивленно показал пальцем на медальон. — Ты можешь его снять?

— Да, конечно. Это мне подарили! — Топо осторожно, если не сказать с нежностью, снял медальон и протянул его Марео. Аббат, повернувшись к свету и вытянув руку, чтобы его немолодым глазам было легче разобрать мелкие детали, внимательно осмотрел металлический кружок.

— Вот теперь посмотрите, я своим глазам не верю! — Джанкарло положил медальон посреди круга, образованного обломками.

Совершенно невероятным образом странный узор на медальоне Анны совпадал со знаками на обломках, которые оставлял Змей. Более того, система знаков, которую образовывали разложенные кругом куски дерева, словно отражалась в узоре на металлическом круге.

— Откуда это у тебя, Топо? — Марео словно столкнулся с настоящим чудом, говорил с волнением в голосе. — Мне кажется, это похоже на буквы. Но чего-то все равно не хватает! Что-то ускользает.

— Это подарок маркизы Анны, дочки герцога Модены. Однажды, когда испанские свиньи напали на… — начал рассказ Топо, но аббат остановил его жестом.

— Я должен немедленно снарядить бриг и идти туда. Твоя тайна, Андреа, не может оставаться тайной вечно, — воскликнул Марео.

— Мы тоже должны! — обрадовался Топо. — Я давно говорил, что нам надо в Модену! «Диссект» отремонтирован, и нам просто необходимо испытать его в серьезном походе!

— Ну, вы решили меня убедить большинством голосов? — улыбнулся Андреа. — Только я предлагаю вам, падре, пойти на нашем корабле. Мы ведь толком и не поговорили.

— Выйти лучше вместе, двумя кораблями. Путешествие не близкое, и вдвоем надежнее. Но только если я на «Прегьере» не сделаю вначале визит с докладом в Ватикан, я буду неправильно понят. Так что, боюсь, после Гибралтара нам все равно придется расстаться на некоторое время.

— Но, я думаю, это не страшно, вы же потом придете в Модену? И еще… — Андреа замялся. — Я ведь состою на службе. Без согласия Моргана…

— Брось, мой мальчик. Ты свободный капер, не надо так серьезно относиться к власти Моргана над тобой. Да и мое слово в любом случае кое-что значит.

— Тогда завтра начинаем подготовку к походу! Топо, ты следишь за нашими финансами? Не все спустил на ремонт? — Андреа прекрасно знал, что Рикки не будет экономить чужие деньги.

— А вот здесь я позволю себе снова вмешаться, — сказал Марео. — Не поленитесь принести сюда второй сундук. Нет-нет! Сами, не надо звать негров!

Вдвоем с Топо Андреа с трудом дотащили сундук до середины холла.

— Вот это твое. — Аббат открыл замок и распахнул сундук. Сундук был полон золотых монет. — Это — то самое золото, что было в шлюпке, в которой нашли тебя. Ты можешь им распорядиться по своему усмотрению.

Андреа с замиранием сердца подошел к сундуку. Только сейчас он понял, что всю жизнь его мучил один вопрос, на который он хотел знать ответ больше всего. Кто он? Впервые он мог прикоснуться к разгадке тайны своего рождения. Сундук из мореного дуба был сработан на века. Крышку его украшала резьба — вздыбившийся олень. Андреа провел пальцем по поверхности полустертого рельефа. Сундук был почти полностью заполнен золотыми монетами. Поверх золота лежала сложенная квадратом шелковая голубая ткань. Андреа взял ее в руки и посмотрел вопросительно на аббата.

— Это та самая пеленка, в которую ты был завернут.

Юноша расправил шелк на столе. По краю пеленка была вышита странным узором, скорее орнаментом, из крестообразных стежков, составлявшим сложный геометрический рисунок.

— Видишь, Андреа, тут и вправду нет никаких вензелей. Только вот это шитье, которого не знают в наших местах.

Андреа прижал кусок ткани к лицу, словно пытаясь вспомнить запахи детства.

— Ладно, время откроет все тайны. — Он положил пеленку в сундук. — Будем готовиться к походу. Но сегодня останемся дома. Я устал и хотел бы с вами, падре…

О планах Андреа так и не удалось узнать, доложили о прибытии Травалини. Андреа, который не виделся с врачом с самого возвращения из Америки, очень обрадовался и немедленно представил его аббату Марео. По случаю гостей Топо немедленно потребовал от прислуги ужин, причем торжественный. Барбаросса, понимая, что сейчас самое интересное для него будет происходить на кухне, немедленно убежал туда. Травалини, обрадовавшись земляку, немедленно стал рассказывать о последнем походе, о тех замечательных ботанических открытиях, которые удалось сделать, и о невероятных приключениях, связанных с призраком Монтесумы. С аббатом немедленно завязалась теологическая дискуссия о смысле мистических, а порой и просто фантастических событий в экспедиции.

Потом был ужин, после ужина опять долгая беседа на террасе. Зимнее небо было усыпано мириадами звезд, и прозрачный тропический воздух ни одним дуновением не искажал картину мира. Не стесняясь людей, цикады вели свой концерт. Барри, утомленный дежурством по кухне, мирно спал на коленях Топо, время от времени пытаясь побежать во сне. Рикардо вертел в руках талисман Анны и созерцал ночное небо.

— Топо, расскажи мне об этой девушке, что подарила тебе медальон. Ведь каким-то странным образом она связана со мной. — Андреа сел в кресло, стоявшее рядом с Топо.

— Она такая… — мечтательно произнес Топо.

— Это я уже слыхал.

— Понимаешь, она хорошая…

— Ну, какой ты зануда!

— А как мне не быть занудой? Неужели ты, мой друг, не можешь понять, что такая девушка навсегда останется только в мечтах! Кому нужен безродный пират?

— Какой же ты пират? — искренне удивился Андреа.

— Самый обыкновенный пират. И ты таким станешь скоро.

— Что это ты такое говоришь? Я никогда не стану пиратом!

— Нельзя оставаться все время чистым, когда живешь в грязи. — Топо неожиданно заговорил жестко, как будто его обидели. — И ты поймешь это рано или поздно. Как бы ты себя ни называл — все равно станешь простым пиратом.

— Я не такой!

— Все мы были не такими. Вот ты, Андреа, все-таки жил под каким-то стеклянным колпаком, в придуманном мире. Сначала в монастыре, а потом в этой твоей академии или где там. Все чистенько, аккуратненько, мечтаешь тихо о девочке, которую видел пять минут и десять лет назад. — Топо неожиданно разволновался. — Ты даже в бою ведешь себя так, словно на занятиях по фехтованию в своей академии. У тебя мир делится на черное и белое, и ты уверен, что ты всегда на белой стороне.

— Да чего ты? Обиделся на что-то?

— Да нет, не обиделся я! Я просто боюсь, что в один прекрасный день судьба повернется к тебе не той стороной, и ты от неожиданности сделаешь что-нибудь такое, что потом мы вдвоем будем расхлебывать всю жизнь!

— А почему мы? Ведь это ко мне жизнь повернется?

— А потому, что я твой друг! А настоящие друзья не предают! — заявил Топо.

— Но ведь ты только что говорил, что не все так однозначно в мире? Ты имел в виду и дружбу тоже? — Андреа смотрел внимательно на товарища, пытаясь прочесть ответ в его глазах.

— Нет! Друг — он или друг, или нет!

— Ну, вот видишь! Ты тоже иногда делишь некоторые вещи только на белое и только на черное.

— Да ну тебя! Развел тут философию прямо как поп какой-то! Мне надо кота покормить!

— Так ел уже. — Андреа рассмеялся.

— А вдруг еще захочет! За соратником надо ухаживать! — важно ответил Топо и отправился в сад искать кота.

А с утра друзей полностью поглотили заботы по подготовке фрегата к походу. Опять закупки провианта, опять переговоры с поставщиками в темных тавернах. Мокей, учитывая то, что его огурцы нравились всем, потребовал заготовить несколько дубовых бочек небольшого объема и лично руководил засолкой, долго собирая нужные травы и специи. Только после того, как этот немаловажный этап экипировки был закончен, канонир приступил к контролю закупок пороха, ядер и всего того, что необходимо было для восполнения артиллерийского погреба.

Андреа дал указание боцману, чтобы на фрегат взяли запасной лес на случай необходимости ремонта корабля на ходу, чтобы не зависеть от спекулянтов в порту прибытия. Были приобретены новые плотницкие инструменты. Не забыл поучаствовать в подготовке и Травалини. Он настоял на покупке новомодного лекарства из коры хинного дерева. Врач уверял, что это наилучший и наисовременнейший способ лечения тропической лихорадки. Кроме того, Травалини, специально договорившись с Манко, собрал множество местных трав и кореньев и приготовил из них снадобья, которые намеревался потом с выгодой продать в Европе как совершенно новые лекарства.

Еще Андреа приказал закупить всей команде новую форму, соответствующую уставу королевского флота, до сих пор его команда одевалась достаточно разношерстно.

Через несколько дней все было готово к походу в Европу.




Глава 23

		Когда тебя замучил враг



		И с треском лопнуло терпенье,



		Ты сделай самый главный шаг,



		Ты сделай самый главный шаг —



		Ты вспомни раковины пенье…



		Поднимем якорь поутру,



		На корабле у нас порядок:



		По солнцу выверен маршрут,



		По солнцу выверен маршрут



		И в трюме сложены заряды.



		Теперь для страха места нет,



		И больше прятаться не надо:



		С тобой клинок и пистолет,



		С тобой клинок и пистолет,



		И за тобой — твоя команда.








    

Владислав Крапивин. 1976 г.






Ранним январским утром «Диссект» и «Прегьера» в кильватерном строю покинули бухту Порт-Ройаля и, взяв курс на восток, ринулись между Антигуа и Гваделупой в направлении Гибралтара. Аббат Марео, вполне доверяя своему экипажу и капитану Мардзокини, решил идти на борту «Диссекта». Тем более он всерьез занялся обучением Рикардо навигации. К концу похода, найдя в Бартолино прилежного ученика, аббат сделал из него настоящего штурмана. Сразу после прохода Гибралтара Джанкарло, как и собирался, перешел на «Прегьеру». Еще немного корабли шли кильватерным строем, но вот «Прегьера» изящно накренилась в развороте и ушла на север, а «Диссект» отправился в обход Сицилии, чтобы, пройдя Ионическое море, войти в Адриатику. Целью похода была Венеция, а дальше путешествие должно было продолжиться по суше, в Модену.

Солнечный день и лазурное небо над Ионическим морем даровали экипажу фрегата покой. Андреа и Топо, словно почувствовав родной, не забытый с детства воздух, почти все время проводили на палубе.

— Не нравится мне это. — Топо отвел подзорную трубу и протянул ее другу. — Вот там смотри. Мне кажется, это дым.

— Да, но, по-моему, это дым от пушечных залпов. — Андреа не отрываясь смотрел на белое пятнышко на самом горизонте. — Рулевой, курс ост! Поднять все паруса!

Капитан, не колеблясь ни секунды, принял решение и отдал команды. Никаких военных действий сейчас в этих местах не велось, и то, что он увидел, могло быть только пиратским нападением. Сарацины все еще чувствовали себя в этих местах безнаказанными. Андреа долго ждал момента поквитаться с ними. На всех парусах фрегат ринулся туда, вперед к горизонту. Через два часа стало ясно: с десяток сарацинских шебек взяли в кольцо шхуну под британским флагом. Шхуна огрызалась пушечными залпами, как загнанный в угол зверь, но, судя по всему, силы и ядра у команды кончались.

— Мокей, мы можем помочь артиллерией? — Андреа вызвал на мостик канонира.

— Если дать залп с нашей позиции, то скорее всего мы попадем и в магометан, и в шхуну, — покачал головой Мокей. — Хотя… Позвольте попробовать?

— Конечно, пробуй. На расстояние выстрела мы подойдем через час, готовь своих людей.

— Есть, капитан!

Мокей, что-то бормоча себе под нос, отправился на пушечный дек. Андреа видел, как канонир собрал артиллерийские расчеты и стал им объяснять задачу. По изумленным лицам пушкарей было видно, что Мокей говорил им что-то необычное. Но вышколенная команда не стала спорить и кинулась к пушкам. Железными правилами приподняли лафеты так, что стволы пушек наклонились к воде. Загнали клинья, и теперь пушки с правого борта стояли в необычном строе, стволы их поникли. Деревянные правила приготовили для точной наводки, когда «Диссект» выйдет на боевую позицию.

Канонир задумался на какое-то время, подбирая картузы нужного объема, чувствовалось, что Мокей готовится к бою намного тщательней, чем обычно. Но вот уже порох ушел в стволы, прибойниками вогнали пыжи, ядра и опять пыжи. Пальники уже вонзили в палубу, фитили на них курились легким белым дымком. Потом в ход пошли протравники, и в запальные отверстия насыпали горсти мелкого пороха. Артиллерийская команда застыла в ожидании. Мокей не отрываясь смотрел в море.

Когда дистанция до места боя сократилась настолько, что можно было начинать стрельбу, Мокей кивнул Андреа. Капитан отдал команду парусной команде. Те уже давно были в напряженном ожидании. Моментально обрасопив реи, матросы развернули фрегат почти на месте. Теперь «Диссект» встал на позицию. Мокей, отдав команду поправить пушки деревянными правилами, застыл с поднятой рукой. Дождавшись одному ему понятного момента, он опустил руку, отдав команду: «Пли!»

Никто из команды фрегата, а за действиями пушкарей следили все не отрываясь, не ожидал того, что произошло. Пушки ударили залпом по воде. Ядра по пологой траектории отразились от поверхности спокойного моря и рикошетом отскочили, несясь почти на уровне моря к шебекам. Через секунду ядра ударили по бортам сарацин, разнося их в щепки. Но артиллеристы «Диссекта» не прекратили работы. Ловкими, отработанными долгими тренировками движениями сначала клоцами,[92 - Клоц — цилиндрическая щетка из щетины, насаженная на длинный шток и служившая для чистки орудия.] а затем банниками прочистили стволы и, поправив прицелы, зарядили пушки. Опять последовал рикошетный залп, и над сарацинской флотилией поднялась стена огня. Судя по всему, был поражен пороховой погреб одной из шебек.

Андреа, поняв, что большего от артиллерии и не нужно, немедленно отдал команду к новому повороту, и вот уже «Диссект», как бойцовый пес, летел к месту боя. Абордажная команда, приготовив энтердеки, стояла на шкафуте. Когда фрегат приблизился к шхуне, стала ясна полная диспозиция. Сарацины к моменту первого залпа «Диссекта» уже высадились на борт английского корабля, и там сейчас шел ожесточенный, неравный бой. Однако сарацинские шебеки сейчас были разбросаны артиллерийским огнем и не могли обеспечить подкрепление пиратам, штурмовавшим шхуну.

Поэтому Андреа решил сначала высадить десант на шхуну, чтобы помочь героически обороняющимся англичанам. Эту команду он возглавил лично. Вторая команда, под руководством Рикардо, должна была высадиться на шебеку, которая, судя по богатому убранству, была адмиральской. Двойной десант удался очень легко. Заанкерив одновременно шебеку и шхуну, «Диссект» стал между ними. Абордажные трапы легли на борта, и два десанта ринулись каждый на свое судно. Задача у Топо была проще. Подавленные и деморализованные сарацины на адмиральской шебеке сопротивлялись вяло и быстро сдались. А вот на шхуне шел нешуточный бой. Десант ударил в тыл пиратам, увлеченным сабельной рубкой. Палуба была скользкой от крови, а сарацинам, зажатым с двух сторон, не оставалось ничего, как драться до последнего. Они понимали, что пощады им не будет, слишком уж большие потери понесла команда шхуны при абордаже.

Андреа сражался так, словно в него вселился бес. Казалось, его шпага летала, со свистом разрезая воздух и нанося удары. В сутолоке боя не было возможности демонстрировать высокое искусство фехтования. Схватка была жестокой, сарацины дрались подло, и для сражающихся главным было не пропустить удар со спины. Постепенно, вместе с тем, как ряды пиратов сокращались, бой рассеялся по всей палубе.

Капитан вступил в поединок с одним из самых искусных сарацинских пиратов. Андреа сам сделал этот выбор. Он видел, как бритоголовый пират, в ярких красных шароварах и голый по пояс, ловко уходил от клинков и поражал противников одного за другим точными ударами. Поэтому Андреа и взял его на себя, понимая, что из всей команды только он в силах помериться силами с этим басурманом. Пират, видя, что ему бросили вызов, ринулся на Андреа, но тот легко увернулся от выпада. Сарацина это взбесило, и он с ревом нанес рубящий удар сверху. Кривая сабля могла переломить шпагу пополам, но Андреа успел принять ее на клинок рядом с гардой.

Пират понял, что его соперник гораздо серьезней всех остальных, и, отскочив, стал в позицию напротив Андреа. Налившиеся кровью глаза сверлили противника, словно пытаясь убить его взглядом. Убедившись, что с наскоку ничего не выйдет, пират пошел по кругу, пытаясь зайти с фланга. Андреа двигался вместе с пиратом, чтобы оставаться все время напротив. В какой-то момент нервы у сарацина сдали. А может, уже кончалось действие гашиша, обязательного у них перед боем. Пират попытался в очередном выпаде достать Андреа. Юноша чуть качнулся в сторону, еле заметным движением отразил сабельный удар. И вдогонку пролетающему мимо сопернику послал короткий укол прямо в шейный позвонок под лысым черепом. Сарацин, не издав ни звука, упал ничком.

И тут Андреа понял, что все кончилось. Окружив место его схватки с пиратом, победители, а это была команда шхуны и «Диссекта», следили за последней стычкой. Удачный выпад Андреа был встречен криками восторга. Моряки шхуны обнимали спасителей, они и не надеялись на благополучный исход боя с превосходящим во много крат соперником.

— Разрешите представиться, я полковник Макгрей, Ричард Макгрей. — Вперед вышел невысокий плотный человек. В руке он сжимал окровавленную шпагу. — Я капитан «Просперити», от себя лично и от имени команды благодарю вас за наше спасение.

Полковник поклонился и пожал руку Андреа.

— Я капитан Королевского флота Андреа Амалфийский, капитан «Диссекта». Мы выполнили долг моряков Его Величества. Я рад, что мы успели вовремя.

Андреа, еще не отойдя от возбуждения, не заметил, что, когда он представился, по лицу Макгрея пробежала тень.

— Однако пока мы разговариваем, наши товарищи, наверное, еще ведут бой на адмиральской шебеке. — Андреа стремительно направился к борту.

В сотне футов от «Диссекта» на борту шебеки стоял Рикки, держась за ванты. Он был в прекрасном расположении духа и махал рукой Андреа, показывая, что все прекрасно.

— Извините, полковник, мне надо срочно организовать помощь раненым. Я думаю, сил вашего лекаря недостаточно. Разрешите мне переправить часть пострадавших на «Диссект»?

— Я не вижу ни одного аргумента за то, чтобы вы просили у меня какого-либо разрешения, — даже излишне вежливо ответил Макгрей. — Вы победитель. Но вы совершенно правы, надо помочь несчастным.

Силами моряков «Диссекта» и «Просперити» всех раненых из команды Андреа переправили на фрегат. Там на палубе Травалини уже разворачивал свои страшные инструменты.

— Песок на палубу, — закричал врач, видя, как нерешительно топчутся моряки вокруг операционной, — сейчас тут будет скользко, как на льду.

Травалини, потеряв связь с внешним миром, погрузился в свою страшную работу военного хирурга. Над палубой поднялся стон и вой раненых, которым вынимали пули, зашивали раны, ампутировали размозженные конечности. Травалини — с закатанными рукавами, в окровавленном фартуке — был богом. Ни секунды не задумываясь, он колдовал над пострадавшими. Но всему приходит конец, и вот последнего пациента с забинтованной головой унесли в трюм, где был организован лазарет.

Андреа, завороженно наблюдавший за действиями врача, сбросил оцепенение и подошел к операционному столу.

— Я думаю, вы сегодня главный герой на нашем корабле. Спасибо вам. — Капитан хотел пожать руку врачу, но тот отказался. Его руки были по локоть в крови. — Воды доктору, — приказал Андреа.

На его призыв, как ни странно, первым отреагировал Мокей. Из деревянного ведра, приготовленного на пушечной позиции, он вылил воду врачу на руки. Розовая струя потекла на палубу, усыпанную окровавленным песком.

— Доктор, хотите, я вас тоже вылечу? — внезапно спросил Мокей.

— Я не болен, — ответил Травалини, но по напряженному лицу было видно, что помощь ему как раз нужна.

— Да разве обязательно болеть, чтобы лечиться, — усмехнулся канонир. — Вот, примите для души.

Мокей отстегнул от пояса флягу, оглянулся и кивнул одному из своих пушкарей. Тот, понимая командира без слов, ринулся в трюм и буквально через секунду вернулся с кувшином. Мокей, сполоснув руку, извлек из кувшина неизменный огурец и только после этого протянул врачу фляжку.

— Вот, поверьте, в таком лечении я больший специалист, чем вы. А вам нужно беречь душу, уж больно работа у вас тяжелая.

Травалини, уже понимая, о каком лекарстве идет речь, сделал громадный глоток из фляжки и, немедленно выхватив из рук Мокея огурец, откусил половину.

— Ээээх! — только и произнес врач. С лица схлынула напряженная бледность. — Вот что я скажу тебе, Мокей, я с твоей помощью напишу трактат «О пользе тартарской водки в лечении душевных недугов». Мы станем знаменитыми.

— Это правильное дело, — согласился Мокей. — Только не тартарской, а русской!

— Дорогой Травалини, вы просто… — Андреа не нашел слов и просто пожал врачу руку.

— Да бросьте, обычный костоправ, — смутился врач. — А вот вам… Ну-ка, повернитесь.

Травалини силой заставил Андреа показать спину. В пылу боя тот и не заметил, как кто-то из пиратов все-таки полоснул его сзади.

— Так, на сегодня, значит, еще не все, — сказал врач и, взяв со стола ланцет, рассек рубаху и обнажил спину юноши. — Какая гадкая рана, придется обработать и наложить швы, иначе может воспалиться. Оружие у этих мерзавцев не чищенное и несет массу заразы.

— А может, просто забинтовать? — с надеждой спросил Андреа. — Дел невпроворот, надо еще к Топо на шебеку.

— А мы быстро! — Травалини приложился еще раз к услужливо поднесенной Мокеем фляжке и, выудив новый огурец, закусил.

Несмотря на выпитое, корабельный врач работал точно и быстро. Он плеснул на рану спирту, заставив Андреа зашипеть, и стал готовить нить для шитья.

— Вы бы приняли, капитан, не так больно будет. — Мокей протянул флягу.

Юноша, у которого от боли побледнело лицо, сначала заколебался, но потом решительно выпил и повернулся спиной к врачу.

— Шейте! — сказал Андреа. Его голос выдал, что он все-таки боится этой процедуры.

Но Травалини провел манипуляцию так ловко, наложив три шва в самом широком месте раны, что Андреа успел только крякнуть. Потом, наложив широкую повязку вокруг торса, Травалини сказал:

— Вот теперь можете идти к своему другу.

Капитан глянул с благодарностью на врача и не совсем твердой походкой двинулся по перекинутому на борт шебеки мостику. Травалини в это время попросил боцмана организовать чистку палубу от крови и ампутированных конечностей.




На борту шебеки Рикки наводил военный порядок. Молниеносный абордаж ошеломил пиратов, и без того потрясенных рикошетной бомбардировкой Мокея. Топо построил пиратов на палубе и с довольным видом в ожидании капитана прохаживался вдоль строя с саблей в руках.

— Молодец, Топо! Какие потери?

— Одна потеря — Барри не смог тут повеселиться, а в трюме этой грязной шебеки много крыс, — с улыбкой ответил товарищ. — Командир этой банды, опасаясь за свою жизнь, сразу приказал сдаться. Шансов у них не было никаких. Ты бы видел, как я влетел на палубу. Я сразу троим головы снес!

Для подкрепления своих слов Топо взмахнул саблей.

— И где головы? — с иронией спросил Андреа.

— Там! — ничуть не смутившись, ответил Топо, показав рукой куда-то себе за спину. — В море улетели.

— Ладно, улетели так улетели. Ты выяснил, кто тут у них главный?

— Да вот он, красавец. Пытался откупиться сразу. — Рикки ткнул пальцем в человека, стоящего на правом фланге.

Это был достаточно молодой, атлетически сложенный человек с иссиня-черной бородой. Видимо, в скоротечной схватке он потерял тюрбан, и теперь его бритый череп блестел на солнце. Шаровары из дорогого шелка, туфли, шитые золотом, с загнутыми вверх носами, тяжелые перстни на пальцах выдавали в нем аристократа, если, конечно, на сарацин распространяется понятие «аристократ».

— Вы говорите по-английски или по-итальянски? — обратился Андреа к главарю пиратов.

Тот вначале гордо отвернулся, но, поняв, что такое поведение не имеет смысла, ответил на чистейшем английском.

— Я адмирал Саид ибн Амирал, и вы можете получить за меня хороший выкуп. Я магрибский паша, и моя жизнь стоит дорого.

— Что же ты, ибн, тогда разбоем занимаешься? Что же свою жизнь не ценишь? Ты же знаешь, что мы пиратов вешаем. — Андреа смотрел на адмирала с отвращением. Его раздражал это холеный сарацин. В памяти Андреа события десятилетней давности отложили глубокий рубец.

— Не пират! — внезапно возмутился сарацин. — Я борец за справедливость! Веками вы порабощали нас, верных сынов Аллаха. Вы сжигали наши города, издевались над моим народом! Моя борьба — это борьба с несправедливостью!

— А, так ты борец за идею! Интересно, как такие идеи соотносятся с убийством невинных людей?

— Неверный по определению — виновен! — лопаясь от пафоса, ответил сарацин. — Мой отец погиб десять лет назад в борьбе с неверными.

И тут Андреа вспомнил. Амирал-паша! Пират, который напал на Амалфи, которого потом повесил капитан английской эскадры вместе с предателем-испанцем.

— Амирал-паша — твой отец?

— Ты знал великого Амирал-пашу? Да! Я горжусь своим отцом! — Сарацин еще больше распалил себя, словно не он находился в плачевном положении, а это Андреа был у него в плену.

— Будь моя воля, я бы тебя повесил сейчас прямо на рее. Но, видимо, поступлю по-другому. — Андреа было противно смотреть на сарацина. — Связать его и отправить на «Просперити». Пусть там решают. В конце концов, ты не на меня напал.

— Я требую, чтобы со мной был доставлен и мой гарем, — неожиданно заявил пират.

— Что? — изумился Андреа. — У тебя тут гарем?

И тут неуемный смех охватил капитана. Он хохотал как безумный, и другие члены его команды, остававшиеся на борту шебеки, заразились этим смехом. Несколько минут на палубе стоял гомерический хохот.

— Черт с тобой. — Андреа утер слезы. — Забирай свой гарем, своих верблюдов и ослиц. Пусть капитан Макгрей разбирается.

Когда главаря пиратов и спрятавшийся в его каюте гарем, с головы до ног замотанный в тряпки, переправили на «Просперити», Андреа отдал другой приказ. Понимая, что победителем в схватке был все-таки экипаж «Диссекта», он приказал обыскать все уцелевшие шебеки и переправить все ценное на борт фрегата. Добычу нужно было разделить между командой по всем правилам кодекса. Ведь никто не лишал статуса каперства ни Андреа, ни его экипаж.

Обыск трех уцелевших шебек дал прекрасные результаты. Видимо, эскадра Саида уже давно промышляла и была удачлива в пиратском рейде. На борт «Диссекта» было доставлено примерно тысяча фунтов золотых монет, несметное количество золотой посуды, и самое главное, в каюте Саида ибн Амирала был найден вместительный ларец, полный бриллиантов. Стоимость их не смогли оценить даже примерно. Небеса явно благоволили Андреа и его команде. Захватить награбленное пиратами, которые промышляли в море не один месяц, удалось легко и без больших потерь. При разделе добычи была учтена обязательная десятина в пользу ямайских властей, часть, скорее символическая, была предоставлена экипажу «Просперити» в качестве компенсации потерь, остальное было разделено согласно всем общепринятых правилам. Однако Андреа настоял, и не нашлось никого, кто бы возразил, что доля пушкарей удваивалась, а Мокей получает пятикратный пай. Это было вполне справедливо с учетом того, что только благодаря искусству канонира удалось так легко выиграть бой.




Глава 24

		Предательство, предательство



		Предательство, предательство



		Души незаживающий ожог



		Рыдать устал, рыдать устал



		Рыдать устал, рыдать устал



		Рыдать устал над мертвыми рожок



		Зовет за тридевять земель



		Трубы серебряная трель



		И лошади несутся по стерне.



		Но что тебе святая цель



		Когда пробитая шинель



		От выстрела дымится на спине!








    

Александр Городницкий. 1977 г.






Вечером, прежде чем убрать абордажные трапы, Андреа в сопровождении Топо и Травалини решил навести прощальный визит на «Просперити». К тому времени экипаж шхуны уже отдохнул, корабельный врач сделал все возможное для раненых. По приказу капитана Макгрея всех пиратов, за исключением их главаря, повесили. Саида заперли в трюме, чтобы доставить на берег, где английский суд разберется, что с ним делать. Гарем паши из восьми жен вначале отправили на камбуз, в помощь коку. Но выяснилось, что магометанские женщины не только не умеют готовить, но вообще не приучены работать. С помощью боцманской плетки их все-таки удалось привлечь к уборке помещений и мытью палубы. Правда, жены Саида не позволили снять сетчатый мешок с лица. Впрочем, после того как капитан все-таки увидел одну из них без паранджи и изумился ее непривычной цивилизованному человеку внешности, решено было оставить все как есть.

Капитан «Просперити» принял гостей в своей каюте и за богатым ужином рассказал подробности нападения магрибских пиратов. «Просперити» шел в составе эскадры Ост-Индской компании в Венецию, где они должны были, кроме доставки грузов, провести переговоры с банками о кредитовании компании. Случайно, из-за свирепого шторма, корабль Макгрея чуть отстал, и немедленно, словно за ними следили, налетела пиратская эскадра. Только своевременная помощь спасла «Просперити». Андреа предложил идти до Венеции вместе, и это предложение очень обрадовало Макгрея.

Несмотря на то, что вечер был достаточно непринужденным и поднимались тосты за морское братство, за товарищей, капитан «Просперити» почти все время отводил глаза, когда говорил с Андреа. Во всем его поведении, в его нарочитой любезности свозила легкая фальшь. Впрочем, Андреа это не беспокоило. Ужин окончился, гости вернулись на «Диссект». Убрав трапы, корабли подняли паруса и двинулись на север, к великолепной Венеции. Дальнейшее путешествие в тихих водах Адриатики прошло беззаботно. Первым в порт Венеции вошел «Просперити», где стал на стоянку рядом со своей потерянной ранее эскадрой. Капитан Макгрей немедленно сошел на берег и отправился на корабль командующего. Через пару часов в порт вошел «Диссект», как всегда на одних кливерах, и с первого захода стал на стоянку у пирса.

Андреа, соскучившись по суше, разрешил всем свободным от вахты спуститься на берег и первым ступил на землю Венеции. Но там его ждал сюрприз. Немедленно, как только его нога коснулась суши, к нему ринулся отряд из десяти вооруженных человек. Ими командовал офицер английского флота.

— Капитан Андреа Амалфийский? — спросил офицер.

— Да, совершенно верно, — поклонился Андреа. — С кем имею честь?

— Господин капитан, властью, данной мне королем и президентом Ост-Индской компании, я вынужден арестовать вас, — не представившись, сообщил офицер. — Прошу сдать оружие.

Андреа от неожиданности даже не нашел слов, чтобы ответить, и лишь спросил;

— Почему?

— Вы обвиняетесь в пиратстве, в нападении на суда Его Величества, в преступлениях на морях и подлежите содержанию под стражей, — заявил офицер.

Пока он говорил это, его люди, воспользовавшись замешательством Андреа, сняли с него шпагу.

— Ваш корабль тоже берется под арест. Вашим моряками запрещается сходить на берег до окончания судебного разбирательства. По договоренности с властями вы будете помещены в местную тюрьму при портовом гарнизоне. Прошу следовать за стражей.

Андреа в полном изумлении наблюдал, как большой отряд солдат окружает «Диссект», как, не церемонясь, прикладами загоняют на борт моряков, успевших ступить на берег. Все для него происходило как в тумане.

Под конвоем Андреа последовал в форт, там по винтовой лестнице его провели в глубокий, пахнущий сыростью и плесенью подвал. При свете фонарей отперли решетку камеры. Конвоир грубо толкнул Андреа вглубь. Прежде чем решетку заперли, в камеру вошел человек с кандалами в руках. Он надел их на руки и ноги Андреа и заклепал ловким ударом тяжелого молотка. У Андреа не было никаких сил хотя бы сопротивляться. Он следовал указаниям тюремщиков с робостью подавленного пленника.

Звякнули ключи гигантского замка на решетке, и охрана ушла, переговариваясь между собой о чем-то постороннем. Только когда свет факела полностью растворился в глубине каземата, Андреа понял, что где-то высоко под потолком камеры есть маленькое окошко, несущее тусклый дневной свет. Свет был так слаб, что только усиливал темноту. Из черных углов, совершенно не стесняясь, торчали носы гигантских крыс. Андреа инстинктивно подобрал ноги, уж больно нагло выглядели обитатели камеры. Камера была совершенно убогой. В углу стояло ведро, судя по запаху, оно использовалось вместо ночного горшка. У стены на цепях висела полка, и Андреа, поняв, что сидеть на полу совершенно бессмысленно, перебрался на нее. В качестве постельных принадлежностей, видимо, надо было использовать клок трухлявой соломы, который лежал на досках.

Андреа сидел, обхватив колени руками, и пытался понять, что же произошло. Почему вдруг жизнь так обернулась против него? Какая-то чудовищная ошибка ввела в заблуждение руководство английской эскадры, а совершенно очевидно, что его арестовали именно офицеры оттуда. Неужели, помогая «Просперити», он нарушил какие-то правила? И почему арестовано все его судно? Почему он обвинен в пиратстве? На каком основании? Шаги по каменной лестнице отвлекли его от тяжких мыслей.

Пришли два стражника, они несли большой чан, от которого поднимался легкий пар. Факел они закрепили на стене в специальном кольце, неясный свет обрисовал подземелье. Только тут Андреа рассмотрел, что в каземате не только одна его камера, напротив в свете факела вырисовывалась такая же решетка, как и на его камере. Из-за решетки немедленно высунулась худая, в струпьях рука и протянула стражникам миску. Стражник лениво шлепнул из ковша жидкость в миску, которая тотчас исчезла во тьме камеры. Та же процедура повторилась в следующей камере. Потом надсмотрщик подошел к решетке Андреа. Не видя перед собой миски, стражник ударил ковшом по решетке.

— Миску ему дай, ждать не будет! — раздался скрипучий голос из камеры напротив.

Андреа стал озираться в поисках миски и ничего не нашел. Стражник, не дожидаясь, плеснул жижу на пол и бросил туда же кусок хлеба. Проделав эту процедуру, стража вытащила из крепления на стене факел и удалилась, гремя сапогами по каменной лестнице.

— Что же ты ему миску не дал? — раздался все тот же голос. Говоривший при этом хлебал из миски, и это не прибавляло его голосу никакого очарования.

— Нет здесь никакой миски, — растерянно ответил Андреа.

— Да ты что, совсем нищий, в тюрьму пошел без посуды? Как ты тут сидеть собрался-то?

— Это какая-то ошибка! Я ни в чем не виноват. Разберутся и выпустят через час.

Эти слова почему-то вызвали приступ хохота у обитателей каземата.

— Ну, ты даешь, парень! Ты должен славить господа или проклинать, что сейчас не болтаешься на виселице. А перед этим с тобой порезвился бы палач с утробной кошкой. Но провести здесь остаток своих дней не намного приятнее. По крайней мере ты, судя по голосу, молод и здоров. Значит, помучаешься дольше.

— Но ведь есть же суд! — попытался возразить Андреа.

Это вызвало новый приступ хохота.

— Если судить всех пиратов, то не хватит судей. Не мечтай, никто о тебе не вспомнит! А вспомнят, только если захотят вздернуть.

— Я не верю! — только и смог сказать Андреа. — У меня есть друзья, они меня не бросят.

— Значит, будет кому поделить твое барахло после смерти!

— Злые вы какие-то, — сказал Андреа. — А где миску взять?

— Купить, где же! — ответили из темноты.

— У кого?

— Ну как, заплати тюремщику сто дукатов, получишь миску.

— За сто дукатов можно купить полтаверны! — возмутился Андреа.

— Ну купи, — опять хохотнули из каземата.

Андреа обхватил голову руками и попытался заснуть. Но твердые доски впивались в бока, суета крыс, дожирающих вылитую на пол похлебку, и бормотание в соседних камерах не давали уснуть. Потом, поняв, что сон так и не придет, Андреа нащупал на поясе кошелек, непонятно почему не отнятый при аресте, пересчитал в нем деньги. Когда через несколько часов пришли стражники с пищей, он, ничего не говоря, протянул сквозь решетку руку с деньгами. Стражник принял деньги как само собой разумеющееся, достал из заплечного мешка миску, ложку и, плеснув баланды в миску, просунул ее сквозь решетку в камере. Пища, которая оказалась в посуде, была совершенно несъедобна, и Андреа выплеснул ее на пол на радость крысам. Потом он высунул кружку и дождался, когда в нее нальют воды. Так одной водой и хлебом пополам с отрубями он поужинал. Как-то незаметно пришел сон.

Проснулся юноша от странного чувства, ему казалось, что его душат. Ему снилось или казалось в сонном бреду, будто кто-то громадный сидит у него на груди и пытается вырвать сердце. Андреа вскочил, ничего не понимая, и только тер глаза кулаками, пытаясь освободиться от наваждения. Возмущенный кошачий «мяв» привел его в чувство. Промелькнула совершенно безумная мысль.

— Барри, кыс-кыс-кыс, — с надеждой позвал Андреа.

Раздалось довольное «мур-р-р», и здоровенный котяра немедленно прыгнул на колени хозяину. Он стал гладить кота так, словно пришло спасение, а тот только довольно подставлял голову и неприлично громко мурлыкал. Андреа гладил Барри, и от этого ему становилось еще грустнее. Словно кот напоминал ему о том, что тот мир, в котором было все понятно и справедливо, исчез навсегда.

Барбаросса, удовлетворившись ласками, в знак благодарности небольно куснул Андреа за палец и прыгнул в темноту. По раздавшейся немедленно возне, писку и суетному шуршанию стало понятно, что кот решил в первую очередь навести порядок в камере и освободить ее от крыс. Появление Барри вернуло узнику присутствие духа, и он почти спокойно уснул, готовый к борьбе. Робкий сон чуть не спугнул орудийный гром. Но это был одиночный выстрел, и в итоге сон овладел Андреа. От пронзительного холода зимней Венеции ночью спасал теплый комок под боком. Барбаросса не бросил друга.

Утро принесло грохот бака с хлебовом и ругань тюремщиков. Барбаросса, не желая с ними встречаться, спрятался в дальнем темном углу. Когда подошла очередь высунуть миску для порции похлебки, Андреа щедро поделился едой с Барри. Однако кот понюхал еду для вида и, потрясая задней лапой, удалился в темный угол. Через мгновение он притащил оттуда здоровенную крысу и положил ее у ног Андреа, явно отвечая добром на добро. Андреа не успел отказаться от угощения, как по лестнице опять застучали шаги. На этот раз стражники отперли камеру и приказали Андреа идти вперед. Уверенный, что сейчас все недоразумения разрешатся, он бодро зашагал по ступеням наверх. Выйдя из каземата, Андреа зажмурился, сутки в полной темноте обострили зрение, и сейчас яркий солнечный свет ослепил его.

— Чего тормозишь, шагай! — Стражник грубо толкнул заключенного древком алебарды.

Грубость охранника оскорбила Андреа, но его положение не позволяло даже возмутиться, а тем более сопротивляться насилию. Стражники провели Андреа через двор и ввели в помещение, которое Андреа сразу оценил как зал судебных заседаний. За высокой кафедрой сидели трое судей в мантиях и париках.

— Подсудимый, назовите свое имя и звание, если у вас было такое, — без всякого предисловия произнес сидевший посередине судья.

— Я Андреа Амалфийский, капитан военно-морских сил Его Величества, — сдержанно ответил Андреа. — Прошу объяснить…

— Вы обвиняетесь в нарушении присяги, использовании судна в целях пиратства, захвате кораблей Его Величества, убийствах и грабежах, — и не думая слушать вопросы Андреа, продолжил судья.

— Это ошибка, — только и смог ответить Андреа.

— По докладу полковника Ландмарка на его судно, у западного побережья Америки напал фрегат «Диссект» и, совершив разбой и ограбление, скрылся с награбленным. Вы подтверждаете этот факт?

— Нет, в это время я находился на материке в Мексике. Фрегат двигался мне навстречу под командованием лейтенанта Сай…

— Полковник Ландмарк сообщает, что нападение было осуществлено под командованием некоего Андреа Амалфийского.

— Это ложь! — не выдержал и крикнул Андреа.

— Занесите в протокол, что обвиняемый оскорблял полковника Ост-Индской компании и высокий суд, — без всяких эмоций сказал судья. Его помощник начал быстро гусиным пером что-то чиркать на листе бумаги.

— Я не пытаюсь никого оскорбить. — Голос Андреа дрогнул. — Я докладывал вице-губернатору Ямайки, что в мое отсутствие на корабле был бунт, и некоторое время он контролировался негодяями, которые позже были схвачены и наказаны.

— Об этом мы уже знаем из доклада лейтенанта Сайлера…

— Он жив? — Андреа обрадовался в надежде, что его товарищ выжил.

— Да, он прошел страшные испытания на Огненной Земле. Но в его докладе, о котором нам сообщили, не говорится, что вы не участвовали в тех событиях. Что вы можете сказать в свое оправдание? Есть ли что-либо, что неизвестно суду?

— Я не виновен, — нетвердым голосом, понимая, что никакие слова ему не помогут, сказал Андреа.

— Да, ничего оригинального вы не смогли придумать. Именем власти, данной мне королем и главой Ост-Индской компании, объявляется приговор. — Судьи встали, расправив мантии и завитые парики. — За разбой и пиратство, за нанесенный ущерб имуществу компании Андреа Амалфийский лишается офицерского звания и приговаривается к смертной казни путем повешения за шею до удушения, если же смерть не наступит ранее по другим причинам. Аналогично приговариваются все члены экипажа фрегата «Диссект», находящиеся под стражей на борту корабля. Имущество упомянутого Андреа Амалфийского передается в пользу Ост-Индской компании, за исключением десятины, передаваемой за информирование полковнику Ост-Индской компании Макгрею.

Деревянный молоток в руке судьи грохнул по дубовой столешнице, объявляя об окончании суда.

— Радуйся, что вешать тебя будут по британским законам, через десять дней после приговора, так что еще похлебаешь баланду, — как в тумане услышал Андреа голос охранника, когда его вводили в каземат. Но особой радости почему-то эта новость ему не принесла.

Только в темноте сырой камеры к Андреа вернулась способность соображать. Он никак не мог понять, почему он неожиданно оказался в такой, мягко говоря, непростой ситуации. Что неправильного он сделал в последние дни, почему его судьба приняла такой резкий поворот. С тяжелыми мыслями сидел Андреа на тюремных досках, не видя выхода и теряя надежду. Барбаросса, словно пытаясь поддержать хозяина, прыгнул на откидной топчан и сел рядом с человеком. Тихое мурлыканье раздалось в каземате.




Глава 25

		Никто не спросит, чье богатство,



		где взято и какой ценой:



		война, торговля и пиратство —



		три вида сущности одной…








    

Гете. «Фауст»






Топо поспешил за Андреа спуститься на берег, но потом решил вернуться и прихватить с собой Барбароссу. Кот истосковался по суше и с удовольствием прогулялся бы по Венеции на плече хозяина. Но когда спустя минуту Топо поднялся на палубу, он увидел, как Андреа уводит конвой. Он также заметил, что конвой не был местный, венецианский. Скорее всего это были англичане из Ост-Индской компании, которая позволяла себе хозяйничать в Венецианской республике, приходящей в упадок. Барри, словно почуяв неладное, вырвался из рук и ринулся по трапу на берег.

Дальше юноша с удивлением наблюдал, как вооруженный до зубов отряд выстроился на пристани, чтобы ни один из моряков «Диссекта» не спустился на сушу. Более того, на берегу напротив фрегата были установлены несколько пушек на случай, если «Диссект» решит уйти без разрешения. Рикардо, знавший не понаслышке о методах и повадках компании, понимал, что нужно предпринимать срочные меры. Когда начало смеркаться, он юркнул в трюм и отыскал Мокея. Тайком, чтобы их не заметили, они пробрались в каюту капитана. Там без посторонних ушей и вдали от посторонних глаз они составили план. Решено было, что Топо сбежит с корабля и всеми правдами и неправдами прорвется в Модену, куда в ближайшие дни прибудет, а может, уже прибыл Джанкарло Марео. Рикки привлек Мокея к операции не только потому, что полностью ему доверял. На канонира возлагались отвлекающие действия. Мокей выслушал план, пожевал прокуренный ус и согласился.

— Только вот что, парень, я бы на твоем месте побольше денег взял. — Мокей словно проиграл в уме все возможные перипетии путешествия в Модену. — Будут деньги — будет и прямая дорога куда хочешь.

— Тогда надо… — замялся Топо. И добавил: — Я ведь все свои деньги хранил у капитана.

— Ну, что ж. Что-то мне подсказывает — вот тот сундук надо ломать. Там точно что-то найдется. Я думаю, твой друг тебя простит. И чувствую я, завтра на палубу поднимется гвардия, и у нас не только деньги отнимут, но и последнюю рубаху.

Мокей с видом опытного взломщика осмотрел сундук, затаившийся под столом капитана. Он долго изучал резного оленя на крышке, при этом хмыкал и качал головой. Потом достал из-за пояса нож, легким движением вскрыл внутренний замок. Как и предполагалось, сундук был полон золота. Но канонира больше всего привлек сложенный в несколько раз кусок шелковой ткани.

— Интересно, откуда это? — пробормотал себе под нос Мокей, ощупывая узор по краю ткани.

— А тут еще и шкатулка. — Топо запустил руку в груду золота и вытащил деревянную коробку.

Каково было его изумление, когда внутри шкатулки обнаружилось несметное количество крупных бриллиантов.

— Да тут каждый камешек стоит больше, чем все золото в сундуке! — изумленно сказал Топо.

— Тогда надо сделать так! — Хоть план побега и был придуман юношей, но слова старого морского волка он слушал и полностью доверял канониру.

Мокей достал из сундука шелковый лоскут, пересыпал в него бриллианты, один из них он вручил Топо, остальные завязал в узелок и, осмотревшись, запихал его в старый кувшин, стоявший в углу. А потом взял пустую бутылку со стола, расколотил ее и ссыпал в кувшин осколки.

— Может, и не заметят. Лазить будут по шкафам, по столам, сейф точно вынесут, а горшок с мусором мало кого заинтересует. Ты, парень, возьми золота сколько утащишь, а камешек на крайний случай сохрани, да?

Рикки возражать не стал.

Примерно в полночь корпус «Диссекта» сотряс грохот мортиры. Холостой выстрел осветил гавань не хуже китайского фейерверка. Пока стражники на берегу суетились, не понимая, что произошло, Топо скользнул через борт и, набрав как можно больше воздуха, нырнул в холодную февральскую воду. Потом он еще долго плыл, подбираясь к южной оконечности Венецианского порта, подальше от кораблей английской эскадры. Уже из последних сил он выполз на берег и лег, стараясь отдышаться. Зимнее море — не самое лучшее место для заплывов, и Топо какое-то время казалось, что он не сможет перебороть пронизывающий холод и что вот-вот ноги сведет смертельная судорога и темные воды Адриатики поглотят его навсегда. Через полчаса он уже немного пришел в себя и согрелся, насколько это можно было в мокрой одежде. Рикардо прислушался и понял, что суета в гавани после выстрела мортиры стихла, выбрался из порта и, избегая больших улиц, отправился на поиски места, где можно окончательно согреться и приготовиться к походу. Стуча зубами, Топо добрался до ближайшей таверны, которая была открыта ночью, и после коротких переговоров с хозяйкой, скрепленных золотой монетой, получил ночлег.

— А что же ты, благородный господин, — пожилая и худая, как сушеная рыба, хозяйка освещала оплывшей свечой путь на второй этаж, где сдавались номера, — мокрый такой? Под дождь попал? Интересно, где?

— Какой дождь! Бандиты тут у вас совершенно обнаглели. Я направлялся в Модену по торговым делам. И вот! Напали просто на улице! По голове стукнули. — Топо притронулся к затылку, и на лице у него появилось неподдельное выражение боли. — И в море кинули.

— И денег не взяли? — В голосе хозяйки промелькнуло недоверие.

— Забрали, но не все. Видимо, спугнул их кто-то, — самозабвенно врал Топо. — Вы лучше скажите, вы мне камзол сможете купить к утру? И еще мне нужна лошадь. Дела не терпят промедления.

— Да где же я возьму лошадь?

— Ну, подумайте, вы же местная. — В руку хозяйки скользнул еще один золотой.

— Я даже и не знаю, господин, чем вам помочь. Уж очень мне вас жалко. Поговорю с мужем, может, он согласится нашу кобылу вам дать на время.

— Вот и хорошо. — Топо остановил хозяйку, которая уже отперла дверь в комнатку. — И учтите, если вы мне поможете, я вас дополнительно отблагодарю.

— Да проще простого! Я вам дам камзол моего мужа!

— Ваш муж просто клад! — обрадовался Топо. — Извините, я сейчас хочу снять мокрую одежду.

Через несколько мгновений в приоткрытую дверь просунулась женская рука, держащая темный потрепанный камзол на вешалке. Топо, прикинув, что он вполне подходит, достал еще несколько золотых, что было даже слишком за поношенную одежду, и вложил их в хозяйскую ладонь, все еще ждущую за дверью. Словно в ответ на это на пол комнатки поставили бутылку с ромом, который был как нельзя кстати после сегодняшних водных процедур.

Утро встретило Рикардо серым небом и неизменным в это время года ветром. Топо, с тяжелой после рома головой, нашел в себе силы выпить кофе, заботливо предложенный хозяйкой. Она сразу же сообщила, что ее муж очень не хотел отдавать лошадь, но готов сдать ее в аренду за десять золотых и сорок золотых залога.

— За эти деньги можно купить табун! — возмутился Топо, что в общем-то в его положении не имело смысла.

— Вы понимаете, господин, мы очень привязались к нашей бедной кобылке, а тут соседи придут, спросят — куда делясь наша любимица, а как мы им объясним? Не будем же мы говорить им про разбойников и прочие страхи? Нет, конечно. А лошадка хорошая!

В итоге сторговались в сумме на тридцать золотых и мешок провизии в дорогу.

Прежде чем начать путешествие, Рикки посетил одну из оружейных лавок Венеции, а их тут было много, и приобрел себе отличную шпагу. Ничуть не хуже предыдущей. Отправляться в путь через горы в незнакомых местах с одним кортиком было воистину неразумно.

Ленивая кобылка трусила по каменистой дороге, совершенно не обращая внимания на попытки Топо пришпорить ее. Она двигалась только тем шагом, который ей нравился. Но, в общем, не слишком медленно, и к вечеру Рикки преодолел уже большую часть пути, избежав снежных заносов и бурь на горном участке. Когда Топо проехал пограничный столб герцогства Моденского, его сердце начало биться чаще. Он не знал, из-за чего — от возможности спасти друга или от того, что скоро увидится с Анной. Дорога тем временем шла через лес, и сгущающиеся сумерки вселяли тревогу. Беспокоился он не зря. Через несколько минут он увидел всадника в темном плаще, стоящего с невозмутимым видом поперек дороги. Топо придержал кобылу и, подъехав ближе, вежливо осведомился:

— Не позволит ли мне благородный сеньор продолжить мое путешествие?

— А кто сказал, что южанам можно разъезжать здесь даром? — с типичным шипящим сиролезским выговором спросил всадник.

Ясно, что он узнал в юноше южанина по протяжному неаполитанскому выговору. Но родина собеседников не имела никакого значения. Даже не оборачиваясь, по топоту копыт Топо понял, что сзади, со спины, выехали из лесной чащи еще двое.

Рикардо тяжко вздохнул. Меньше всего он хотел сейчас разбираться с разбойниками. Тем более здесь, в чужих для него местах, и сейчас, когда промедление могло стоить жизни друзьям. Он сидел в седле расслабленно, стараясь следить за всеми бандитами сразу. Те, видя, что жертва пока не сопротивляется, и чувствуя легкую добычу, приближались к Топо.




Глава 26

		Привет вам, тюрьмы короля,



		Где жизнь влачат рабы!



		Меня сегодня ждет петля



		И гладкие столбы.



		В полях войны среди мечей



		Встречал я смерть не раз,



		Но не дрожал я перед ней —



		Не дрогну и сейчас!



		Разбейте сталь моих оков,



		Верните мой доспех.



		Пусть выйдет десять смельчаков,



		Я одолею всех.



		И перед смертью об одном



		Душа моя грустит,



		Что за меня в краю родном



		Никто не отомстит.



		Прости, мой край! Весь мир, прощай!



		Меня поймали в сеть.



		Но жалок тот, кто смерти ждет,



		Не смея умереть!








    

Роберт Бернс.






Утро казни словно по заказу было безоблачным и безветренным. Андреа разбудили шаги тюремщиков. С ними пришел и священник. Именно поэтому заключенный понял, что казнь состоится сегодня.

— Готов ли ты покаяться в содеянных злодеяниях, сын мой? — спросил священник.

— Я не сделал ничего в своей жизни, в чем бы сейчас было нужно каяться, — твердо ответил Андреа.

— Гордыня говорит в тебе, но перед богом мы все равны. А тебе надо побеспокоиться о душе, — не отставал падре.

— Вы так уверены в своей правоте? — В душе Андреа поднялся протест. Он никак не хотел говорить о душе с этим посетителем.

— Я верую в Господа нашего.

— А я уверен, что у вас могут возникнуть большие проблемы если не с Господом, так с Ватиканом, если там узнают о том, что сегодня произойдет.

— Поверь мне, сын мой, — смиренно продолжил священник, — все, кого я исповедовал в этом царстве скорби, придумывали много интересного. И на папу ссылались, и на королей. Но в итоге все каялись и исповедовались. А ведь иногда исповедь приводила и к освобождению.

— Как же так, падре? — удивился Андреа. — Вы только что мне говорили о спасении души, а теперь говорите о спасении тела? Церковное ли это дело?

— Сокровища, которые добывают пираты, иногда служат церкви. И указав, где лежит награбленное, пират может даже избежать смерти. Сила Бога превыше силы государства.

— Уйди! Не оскорбляй имя Господне. — Возмущению Андреа не было предела. Церковь, которая воспитала его, которая для него всегда была символом истинной веры, в судный час пришла к нему вымогать деньги. — И знайте, вас, как фарисея, Бог покарает!

— Дурачок, — только и сказал поп и, перекрестив камеру, громко добавил: — Выводите!

Андреа, несмотря на то, что тюремщики приказали немедленно выходить, обнял Барри и ласково сказал ему бессмысленные слова. Потом, потрепав кота по голове, подобрал кандалы, натершие за время пребывания в тюрьме кровавые рубцы на запястьях и лодыжках, и вышел из камеры. Яркий свет ударил по отвыкшим глазам. Юноша закрыл лицо ладонью и только спустя какое-то время смог осмотреться. Тюремный двор за эти дни сильно изменился. Посреди каменной площади стояло несколько десятков новеньких свежеструганных виселиц. Судя по всему, плотников набирали для строительства самых лучших, и виселицы выглядели прекрасно, словно храм. Какой-то извращенный эстет даже украсил поперечины из толстых брусьев крупной рельефной резьбой, скорее всего для того, чтобы порадовать казнимых красивым эшафотом.

Вокруг виселиц собрались не только офицеры английской эскадры, но и вся знать Венеции. Город был давно лишен столь интересного зрелища, и только эскадра Ост-Индской компании предоставила горожанам почти забытое развлечение. У каменной стены каземата стояли строем моряки «Диссекта». Андреа обвел толпу глазами в надежде увидеть Топо. Но его не было. Юноша до последней секунды надеялся, что они с другом что-нибудь придумают. По обе стороны от капитана встали стражники и чуть позади священник. Впереди с важным видом стал человек в черном камзоле, с толстой золотой цепью на шее. В руках он держал два серебряных весла — символ адмиральской власти. Андреа поймал себя на мысли, что он смотрит на это все с отстраненным любопытством, словно на казнь привели не его.

На фоне моряков выделялись две фигуры, стоящие с высоко поднятыми головами. Это были Травалини и Мокей. Врач, увидев Андреа, помахал ему рукой. Выстроенные в полукаре барабанщики взяли в руки палочки, и раздалась дробь, видимо, для того чтобы придать зрелищу особую торжественность. Священник, выйдя на середину площади, начал длинную и скучную проповедь о преступлениях на морях и о врагах мира — пиратах. Андреа, слушая святошу, вдруг подумал, что он зря так и не стал пиратом, настолько далека от него была и продажная мораль судей, и фарисейские рассуждения священника, и пышная мишура казни.

Поп окончил, и на трибуну, сооруженную напротив виселиц, поднялся тучный мужчина. Судя по знакам различия на военном камзоле, это был глава английской эскадры. Он поклонился группе знати, стоящей чуть в стороне, скорее всего городским властям. Дождавшись ответного поклона, англичанин развернул свиток, который ему подал человек в черной мантии. Это был текст приговора.

Андреа не вслушивался в слова, он все еще надеялся, что придумает, как остановить казнь, добиться если не справедливости, то хотя бы возможности спастись. Зачтение приговора время от времени прерывалось громкими возгласами со стороны знати, возмущенной кровавыми злодеяниями капитана Андреа Амалфийского и экипажа «Диссекта». Приговор был в итоге зачитан. Всех расковали и подвели к виселицам. Видимо, желая произвести наибольший эффект, приговоренных решили казнить одновременно, благо палачей, а ими были моряки английской эскадры, хватало.

— Стойте! — Андреа нашел в себе силы. — Я имею право на последнее слово.

— Имеете, имеете, — с гадкой улыбкой произнес командующий. — Говорите!

— Я… — начал Андреа.

— Достаточно, слово вы уже сказали, — оборвал его англичанин.

Он был очень доволен своей шуткой и громко рассмеялся, глядя на знать и ожидая от них поддержки. Но почему-то шутку не оценили. Толпа молча и хмуро смотрела на англичанина.

Командующий поднял руку с платком, чтобы отдать последний приказ, но тут над площадью раздался громогласный голос:

— Немедленно прекратить! Именем святой церкви!

На площадь в сопровождении двух английских офицеров стремительно вошел человек в одежде монаха-бенедиктинца. Конечно, это был аббат Джанкарло Марео.

Джанкарло подошел к командующему и стал говорить ему что-то, но Андреа с возвышения эшафота не мог разобрать слов. Сердце радостно забилось, казалось, что спасение пришло в последнюю минуту. Но слова аббата англичанина не убедили. Он жестом отдал приказ, и те офицеры, которые сопровождали Марео, взяли аббата за руки и попытались увести с площади. Джанкарло, несмотря на годы, ловко увернулся, выхватил откуда-то из складок одеяния маленький предмет и поднес его к губам Раздался резкий, режущий уши свист. Андреа опять показалось, что он смотрит спектакль, далекий от реальности и от понимания.

Свист оборвался, но тишина не вернулась на площадь. Дробный рокот донесся со стороны города. Никто не успел даже предположить, что происходит, как на площадь ворвались около пятидесяти всадников. Были они странного, скорее даже сказочного вида. Облаченные в длинные, почти до пят, кольчуги, надетые под черные плащи с белыми восьмиконечными крестами на груди. Такие же кресты украшали большие щиты каждого из всадников. Лица их скрывали маски, прикрепленные к округлым шлемам. Кони, словно они неслись по мягкому газону, не скользили и не спотыкались на бугристой брусчатке плаца. Вооруженные всадники влетели на площадь и, не раздумывая, метнули копья в солдат, охраняющих приговоренных. С воем и хрипами упали первые жертвы. Андреа понял, что он свободен, и, словно окрыленный великой силой, вырвал копье из ближайшего трупа и кинулся через площадь туда, где офицеры еще держали за руки Марео. Двумя страшными ударами он освободил Джанкарло и прокричал:

— Падре, уходите туда, за эшафоты, тут опасно!

После этого Андреа обернулся в поисках человека, о встрече с которым он мечтал все время, пока сидел в каземате, — Макгрея. Он еще раньше заметил его в свите английского командующего. Сейчас англичанин стоял на том же месте, не успев даже спрятаться в вихре стремительной атаки черных всадников.

— Иди сюда, предатель! — заорал Андреа, вызывая Макгрея на открытое пространство.

Тот слабодушно отступил в глубину, за солдатские спины. Английские солдаты выдвинулись вперед и обнажили клинки. К счастью приговоренных, войска на казнь пришли без ружей, посчитав их неуместными на таком празднике. Но даже для искусного фехтовальщика Андреа схватка с двумя десятками солдат-дуболомов была бессмысленной. Но тут он понял, что он не один. Пока всадники разбирались с основной массой военных, в дальнем углу площади, у выхода из галереи, не замедлили включиться в схватку моряки «Диссекта». Английские солдаты, увидев, что против них выступают вооруженные копьями разъяренные «пираты», не выдержали и кинулись бежать.

— Андреа, держи! — От строя всадников отделился один. Он сорвал с головы шлем, полностью закрывавший лицо. Это был Топо.

Топо ловко перехватил в руке узкий меч и, держа его за острие, перебросил другу. Старинное оружие оказалось на удивление легким и удобным. Солдаты, за штыками которых прятался Макгрей, поняли, что именно его ищет Андреа, и вежливо, но жестко вытолкали англичанина на открытое пространство.

— Что, предатель, страшно? — На изможденном и заросшем щетиной лице Андреа воспалённые глаза сверкали жаждой мести.

Макгрей нашел в себе силы взять в руки шпагу и стать в позицию. Несколько секунд противники смотрели друг на друга, выжидая момент для удара. В это время их окружили кольцом черные всадники, образовав небольшую арену.

Андреа понимал, что его оружие хоть и более массивное, но не может противостоять быстрой шпаге, и решился на неожиданное действие. Он закричал, скорее от азарта боя, чем от ненависти, раскрутил меч над головою и сам, включившись в это вращение, широким ударом врезался в Макгрея, все еще стоявшего в позиции.

Удар был чудовищный. Меч переломил шпагу противника и дальше по инерции снес англичанину голову. Схватка окончилась, даже не успев начаться. Андреа растерянно оглянулся на черных всадников. Они стояли, непроницаемые в своих доспехах, словно воины Апокалипсиса. Но тут их строй раздвинулся и пропустил аббата Марео.

— Мальчик мой, я так рад! Я успел! — со слезами на глазах произнес аббат. — Но давай собирай своих людей. Мы должны немедленно двигаться на «Диссект», пока основные силы англичан не подошли с эскадры.

Андреа не нужно было повторять два раза. В схватке с солдатами погибли трое его людей, но остальные, даже раненные, были вполне способны передвигаться. Собравшись под защиту всадников, команда «Диссекта» быстро, насколько это было возможно, двинулась к фрегату. Там, в гавани, предстояла еще короткая стычка с охранявшими корабль солдатами, но она решилась еще быстрее, чем в тюремном дворе.

Всадники с явным неудовольствием оставили коней в порту и тоже поднялись на палубу. Последним поднялся на борт Топо. Он задержался в казематах, ища своего кота. Сейчас Барбаросса с невозмутимым видом дремал на плече хозяина. На палубе кот даже не глянул в сторону Андреа, словно это не он сидел возле хозяина все страшные дни в подземелье. Через несколько минут фрегат ринулся прочь от пирса.

При этом корабль пошел дугой, чтобы оказаться на небольшом расстоянии от стоящих у берега кораблей английской эскадры. Тут уже Мокей со своими пушкарями азартно и мстительно устроил побоище ничего не подозревающим англичанам. Сначала бомбардировка книппелями снесла под корень мачты на большинстве кораблей, а потом беглый огонь по бортам на уровне ватерлинии, подкрепляемый редкими залпами мортиры, крушащей палубы, привел эскадру в плачевное состояние. Темп стрельбы «Диссекта» был настолько высок, что Мокей приказал поставить дополнительно по два человека на орудие — охлаждать мокрыми банниками раскаленные пушки. Избиение английской эскадры словно освободило у команды те тревожные мысли и страшные ожидания, которыми они жили все эти дни. Никого не мучили угрызения совести или сомнения. Только жажда жизни, месть за унижения и предательство вдохновляли людей в этой схватке. Закончив страшное дело, «Диссект» рванул прочь из негостеприимной бухты Венеции, прочь от виселиц и казематов. Свежий февральский ветер нес фрегат по Адриатике. Прочь на юг, в теплые моря, в свободный мир, подальше от предателей и коварных адмиралов.




Глава 27

		Ни ревности, ни скуки, ни злословью



		Моей души живой я не отдам.



		Блуждая по несчетным городам,



		Одним я услажден всегда — любовью!



		Мой ум увлек меня к средневековью,



		Ко дням служенья тающим мечтам.



		И, крестоносец, годы я отдам,



		Чтоб розы снов зарделись алой кровью.



		Моей! Моей! Неверных больше нет.



		В пустыне — все смешавших — долгих лет



		Сравнялись все молитвы и проклятья.



		И в верность дней не верю я один.



		Во имя жертвы, счастья без объятья,



		Я сумрачный, я гордый паладин!








    

К. Бальмонт






Андреа наслаждался, поглощая чечевичную похлебку с солониной. Лучшей пищи на «Диссекте» не нашлось. Судно было полностью разграблено английскими солдатами. Но после дней, проведенных в тюрьме, для Андреа эта еда казалась божественной. Насытившись наконец, Андреа с блаженством уселся в любимое кожаное кресло и приготовился слушать товарищей. Начал, конечно, Топо. Похоже, он немного привирал, но суть событий сильно не исказил.

Разбойники, окружившие Рикардо на подъезде к Модене, никак не ожидали, что в одиноком путнике они найдут не человека, а разъяренную фурию. Рикки спокойно сидел в седле, словно ожидая, когда его обыщут и заберут все до последней монетки. Но когда бандиты приблизились, Топо молниеносным движением выхватил кортик и метнул его в горло тому бандиту, который преградил ему путь. И так же молниеносно, обнажив свою шпагу, Топо нанес удар одному из бандитов, подкрадывавшихся с тыла.

Разбойники оказались плохими фехтовальщиками. А может, они просто не вынесли того напора, с которым ринулся на них Рикардо. Через минуту на дороге валялись два трупа, а третий разбойник, не оглядываясь, пришпоривал коня, уносясь подальше от места неудачной охоты. Вытерев оружие от крови, Топо пересел на коня одного из разбойников — он был порезвее кобылки из таверны и гораздо свежее. Через несколько минут Рикардо успел въехать в городские ворота почти перед самым их закрытием. Прежде чем в море с аббатом Марео было договорено, что встретятся они во дворце герцога Моденского.

Джанкарло ни на минуту не сомневался, что папский посланец будет всегда принят с должным почтением. В силу этого Топо немедленно направился именно туда. С замиранием сердца двинулся к дворцу герцога. Высокое, мрачное здание нависало над площадью. По бокам величественного портала с колоннами возвышались великолепные скульптуры. Стражники в парадной форме стояли у кованых ворот. Рикки решил не испытывать судьбу, а сразу использовать главный аргумент. Он достал из-под рубахи медальон Анны и без лишних слов показал его стражникам. Словно чертик из табакерки немедленно выскочил офицер, который все это время находился в будке, стоящей неподалеку. Отдав честь, он проводил посетителя через ворота, украшенные сверху черным кованым орлом, и попросил остаться во внутреннем дворе замка.

— Будьте так любезны, подождите здесь. Это двор для почетных гостей. — Офицер откланялся и немедленно скрылся в сумраке галереи, которая обрамляла по периметру двор. Галерея была двухэтажная с чередой массивных мраморных колонн. Замок произвел на Топо тяжелое гнетущее впечатление. Во всем чувствовалась страсть к гигантизму и показная роскошь.

Рикардо нервно прохаживался по дворику, когда в верхней галерее раздались стремительные шаги. Рикки даже не успел выскочить на середину двора, как по ступеням сбежала Анна Она, казалось, была бесконечна рада Топо. Не соблюдая этикета, маркиза бросилась ему на шею.

— Я так тебя ждала! А когда этот аббат появился вчера и сказал, что он твой друг, я поняла, что вот-вот что-то в мире изменится. — Анна сжала в руке ладонь Топо и не хотела отпускать. — Так много времени прошло, я уже не верила, что мы встретимся!

— Я тоже, — только и смог выдавить из себя Топо. — Но тут… С моим товарищем беда. Мне надо немедленно увидеться с аббатом Марео.

Ждать долго не пришлось, аббат спешил следом за Анной в сопровождении герцога.

— Рад вас видеть, молодой человек! — сказал герцог, не проявив при этом никаких признаков радости.

— Благодарю вас, ваше высочество, но неотложные дела требуют от меня срочно отбыть вместе с падре. Мой товарищ в беде.

— Да-да! — Герцог явно обрадовался. — Не смею вас задерживать.

— Что случилось, Топо? — встревожился Марео.

Рикки вкратце рассказал, что случилось с ними в Венеции, специально для герцога сделав упор на том, что произошло недоразумение. Марео мгновенно оценил ситуацию.

С этого момента рассказ продолжил Джанкарло, поскольку он знал и понимал последующие события лучше.

— Было очевидно, что дело не терпит промедления. Тем более, герцог сам предложил мне помощь, а именно в конном транспорте. Вот мы и выступили немедленно в Венецию.

— Извините, падре, а эти, — Андреа кивнул на закрытую дверь каюты, желая таким образом напомнить, что воины с крестами на одеждах находятся здесь, на корабле, — ваши всадники апокалиптические. Кто они?

— Это моя охрана. Меня всегда сопровождает охрана, но обычно мы не ездим верхом. — Марео постарался быстро прекратить разговор на эту тему.

В это мгновение в дверь каюты постучали, и вошел Травалини.

— Разрешите? Я должен проверить состояние здоровья моего капитана! Казематы сырой Венеции — не самое лучшее место для молодого растущего организма. Так же, впрочем, как и для старого.

— Спасибо, я вполне хорошо себя чувствую, — попытался отказаться от услуг врача Андреа.

— Сейчас мы узнаем, как вы себе чувствуете. — Травалини извлек из кармана стетоскоп. — Доверьтесь профессионалу.

Врач заставил Андреа задрать рубашку и после многократных слов «Дышите — не дышите», проверки пульса и перкуссии удовлетворенно сообщил, что все в порядке.

— Не покидайте нас, у нас хоть и скромная вечеря, но я буду рад видеть вас здесь. Жаль, нечего выпить. Все вынесли эти мерзавцы. — Андреа оправил рубашку и вернулся в свое кресло. Хоть он и говорил, что чувствует себя прекрасно, ноги его пока плохо держали.

— Я думаю, есть вариант. Вы забыли про нашего канонира. Я уверен на сто процентов, что англичане не позарились на его напиток, приняв его за жидкость для технических нужд. Но поверьте, это именно то, что нам нужно. — Травалини скромно устроился на диване рядом с аббатом.

Через несколько минут Мокей в неизвестно где раздобытой свежей белоснежной рубахе явился в капитанскую каюту, прижимая к животу темную бутыль с водкой.

— Я хочу поблагодарить вас, мои друзья, и вас, падре, вы мне не друг, вы мне заменили отца, за все, что вы сделали для меня сегодня. За вас! — Андреа поднял стакан с огненным напитком и залпом осушил его. За ним последовали остальные.

— Но, — Травалини осторожно прожевал кусок солонины, прислушиваясь к своим ощущениям, и обратился к Марео, — я очень удивлен, откуда вы, падре, из какой преисподней привели госпитальеров?

— Да, — после некоторой паузы ответил Джанкарло, — видимо, мне придется рассказать все. Все тайное когда-нибудь становится явным. Но, господа, то, что я расскажу, не должно выйти за пределы этой каюты.

Задумавшись ненадолго, Марео поправил свой балахон, скорее не от того, что тот был не в порядке, а для того, чтобы собраться с мыслями.

— Много лет назад, даже много сотен лет назад, выходцы из Амалфи, купцы, перевозили паломников в святые земли. Они же, чтобы отдать дань господу нашему и труду паломников, восстановили госпиталь, который разрушил басурманин, египетский халиф Хаким, — начал свой, судя по всему, долгий рассказ Марео. — При госпитале построили церковь Марии Латинской, богослужения в которой отправляли монахи-бенедиктинцы. Само собой, во враждебном окружении, а иного в стране сарацин и ждать было нечего, жизнь монахов была трудна. Но вот когда на землю Иерусалимскую пришли рыцари Первого крестового похода, провозглашенного Урбаном II под командованием Готфрида Бульонского, произошли воистину чудесные события. При осаде Иерусалима воины Христовы испытывали большой недостаток в продовольствии, так как никто не рассчитывал на долгие военные действия. Но Жерар Авенский, тоже амалфиец, глава монашеского братства, самоотверженно пытался помочь своим единоверцам во время осады. Он стал сбрасывать с крепостных стен осаждающим хлеб.

Аббат Марео так увлекся рассказом, что даже встал, голос его звучал с волнением и верой, словно он сам был участником тех давних событий.

— Естественно, коварные мусульмане схватили его и, привязав к высокому столбу, подняли над крепостными стенами. Они думали, что крестоносцы прекратят стрельбу по городу, чтобы не попасть в своего. Но великий Готфрид был тверд в своих убеждениях. Он понимал, что гибель за Господа нашего Иисуса — это высшая честь для монаха, и отдал артиллерии приказ стрелять. Осаждавшие ждали чуда, они верили, что Господь придет к ним на помощь, но вражеский огонь уничтожил их орудия, и осаду были вынуждены снять. Иерусалим взяли чуть позже и не за счет бомбардировки, а за счет личного мужества Готфрида, ворвавшегося на крепостную стену с одним из соратников. И каково же было изумление, когда оказалось, что Жерар жив! Именно его подвиг сломил дух осажденных мусульман и поселил среди них сомнения в вере. Ведь камни из баллист, которые летели тогда в город, превращались в хлеб, чудесным образом спасая святого Жерара от гибели. Хотя, возможно, спасло его другое.

Аббат замолчал и задумался на мгновение. Ровно настолько, чтобы опять наполнились бокалы и были осушены за веру. Мокей слушал с некоторым сомнением, но не мешал рассказчику.

— Потрясенные чудом многие рыцари Крестового похода вступили в монашеское братство госпитальеров и уже совсем скоро под мудрым руководством Жерара, братство превратилось в монашеский орден. Велики были дела этого ордена. Многие рыцари пали, защищая пилигримов, многие стали известны своими славными деяниями в Европе. Ну и конечно, могущество ордена обеспокоило власти Ватикана. Нестяжательство и подвижничество рыцарей-госпитальеров позволили скопить несметные богатства, которые уходили только на благие дела и не доставались папскому престолу. Знания, которыми овладел орден, в первую очередь в области медицины, раздражали церковную власть.

Тут аббат замолчал и задумался. Судя по всему, история, им рассказанная, каким-то образом касалась и его, вызывая скорбные воспоминания.

— В 1238 году, уже своей второй буллой, папа практически отлучил госпитальеров от церкви. И разрушил, как казалось ему, орден, отняв все средства ордена, запретив его и даже его символы. Но разве можно запретить благие деяния?..

— Но ведь сейчас не тринадцатый век! От госпитальеров не осталось и следа, с тех пор прошло больше четырехсот лет! — Травалини, хранивший все это время внимательное молчание, словно взорвался.

— Как видите… Амалфи хранит не только традиции, но и великие тайны. Все эти годы мы были верны великому ордену. Втайне существовали его рыцари, приняв обычный монашеский образ и живя только молитвами. Ну, еще, конечно, воинскими экзерсисами, позволяющими содержать тело и дух в бодром состоянии. — Марео хитро улыбнулся. — Капучино конвент — один из древних центров госпитальеров — выжил. И когда настал нужный момент, рыцари надели свои древние одежды и взяли в руки мечи, снискавшие славу еще в Крестовые походы. Ради великого дела.

— Но ведь когда на Амалфи напал Амирал-паша, защищать монастырь было некому… — вспомнил Андреа.

— Провидение Господне нам не понять. Я же послал тебя в Равелло, туда, куда уехали за день до тех трагических событий все братья-госпитальеры. Поклонение древнему катакомбному храму в Равелло — давняя традиция. И надо же, как случилось…

— А разве стоило ради жизни какого-то пирата, а иначе меня не называли англичане, раскрывать тайну? Тайну четырех столетий? — не переставал удивляться Андреа.

— Откуда ты знаешь, к каким великим делам стали сейчас сопричастны они, эти последние госпитальеры?

— А знания, медицинские знания вы сохранили? — не утерпел Травалини.

— Всему свое время, мой друг, всему свое время, — улыбнулся аббат.

— Падре, вы сказали, что, возможно, святого Жерара спасло и другое? — Топо, который слушал весь рассказ с открытым ртом, машинально гладя кота, вдруг очнулся.

— Ты внимателен, Топо. Чертовски, прости меня, Господи, внимателен. Конечно, другое. Священный Грааль. Именно он хранился у основателей ордена, именно он был в руках у Жерара, когда он вышел навстречу Готфриду. Госпитальеры передали его рыцарям-крестоносцам, чтобы те доставили святыню в Ватикан. С тех пор ее никто из смертных никогда не видел. Но госпитальеры поклялись вернуть реликвию христианам.

Андреа уже ничего не понимал. Тонкая нить связи между сегодняшним утром казни и великими Крестовыми походами и дальше, до страстей Господних, не прояснила его мысли. Видя на лице молодого человека смятение, Джанкарло добавил:

— Не спеши услышать ответ, подожди, и ты все поймешь.

— Ну, хорошо, я все понял — происходящее уже за пределами моего понимания. Мы вообще куда плывем? — В голосе Андреа проскользнула досада.

— Это тебе решать, куда мы сейчас направим корабль. Единственное, я хочу попросить тебя зайти в бухту Байи, там меня будет ждать «Прегьера», — ответил Джанкарло.

— А как же встреча с герцогом Моденским, вам удалось что-либо узнать? — Андреа вернулся к исходному моменту, приведшему к последним трагическим событиям.

— Нет, мы только начали разговор, как явился наш друг. — Джанкарло поклонился в сторону Топо.

— Так что, все было зря? — В голосе Андреа звучала искренняя досада.

— Ну почему, я же увиделся с Анной! — вмешался Топо.

— Я бесконечно рад за тебя. Но в итоге в противовес твоим успехам мы имеем следующее. — Андреа говорил с горечью в голосе, не желая смириться с такими стремительными изменениями в своей жизни. — Мы все объявлены пиратами, и теперь английский флот будет гоняться за нами, как за бешеными псами. «Диссект» хоть цел, но разграблен, у нас нет ни гроша, и ничего из того, что нам было нужно, мы не выяснили. Ура, господа!

— Ну, что тебе сказать. Ты же знаешь, нельзя быть друзьями Господа Бога, не будучи врагами всего мира. Истина простая, — ответил ему Джанкарло. — И эта закономерность всегда делает из удачливого моряка и смелого человека пирата, а не купца. Хотя, конечно, по сути, купец гораздо более алчен и жесток, чем вольный корсар.

Для Андреа с его пуританским воспитанием и обостренным чувством справедливости это было малым утешением.

— А можно мне вставить маленькое слово? — Мокей, не проронивший ни звука во время всей дискуссии, решил вмешаться.

— Конечно, почему ты спрашиваешь? — удивился Андреа. — Ты человек, которому мы многократно обязаны жизнью и морской славой. Зачем ты стесняешься?

— По нашему обычаю надо выпить по третьей, и уже потом все выяснится. И все решится.

Никто не стал возражать. Мокей щедро разлил водку, при этом сообщив, что это один из лучших вариантов его напитка, и предложил выпить за друзей. На том и порешили.

— Так вот, во-первых, я думаю, что не все так безысходно. Эти, из компании, вычистили все до основания, я вижу, что сундука, — Мокей ткнул пальцем под стол, — и след простыл!

— А че-е-е-ерт! — закричал Рикардо и, не выпуская из рук кота, кинулся к окну, под которым скромно стоял горшок, заполненный доверху битым стеклом.

Топо под довольную улыбку Мокея опорожнил сосуд на стол. Выпала голубая шелковая тряпочка, развязав которую Топо явил публике гору сверкающих бриллиантов.

— Видишь, не такой ты уже и бедный, — обрадовался Джанкарло.

— Вот только меня один вопрос мучает с того самого момента, как я эту тряпицу увидал. Откуда она? — спросил Мокей, поднимая за уголок голубой шелк с узором по краю.

— Странный вопрос, — удивился Джанкарло. — Это пеленка, в которую был завернут Андреа, когда его нашли много лет назад. Тебя что-то смущает?

— Да уж… удивительно увидеть здесь, за столько миль от моей родины, вышивку. Родную, русскую. Со снежинками, петушками и еловыми лапками. — Мокей показал на элементы вышивки. — И еще сундук тот… Он что, тоже из России?

— Да откуда мне знать? — воскликнул аббат. — Он был в шлюпке, в которой лежал младенец, запеленатый в эту ткань. И эти камни, и золото — это то, что было в сундуке.

— А вот олень на крышке сундука… там крышка была потрепанная, и не все сохранилось. Шея оленя должна быть пронзена стрелой, — сказал Мокей.

— Что значит должна? — удивился Андреа. Остальные, кто находился в каюте, затихли.

— Время стерло мелкие детали, вырезанные на дереве. Это герб князя Чикова, которому я служил когда-то. — Тут Мокей замолк. — Пока все не кончилось тем, чем кончилось. — За светлую память князя. — Мокей молниеносно наполнил стаканы и поднял свой. — Не чокаясь!




Глава 28

		Я тебе расскажу о России,



		Где злодействует соловей,



		Сжатый страшной любовной силой,



		Как серебряный силомер!







		Там храм матери чудотворной!



		От стены наклонились в пруд



		Белоснежные контрфорсы,



		Словно лошади, воду пьют!








    

А. Вознесенский






— Наш царь, Алексей Михайлович, был человек высокообразованный и набожный, — начал Мокей длинный рассказ. — Сделал для России много, очень много. Царство ему небесное. Так вот, — продолжил Мокей, — давно это было. Отправил царь посольство в Англию в 1662 году. И был посол поражен тем, как морское дело в Европе развито. Он уже и в Курляндии хотел дело это организовать в пользу России. Но канцлер тамошний сказал, что надо в России близ Астрахани свои верфи строить. Не знаю я, почему так вышло, но посол решил за свои деньги купить корабли. Чтобы потом в Россию на них прийти и показать царю, мол, как надо морское дело развивать. И построил два галеона и команду русскую привез и обучил. А хотел он, посол, пройти через Черное море в Днепр, прорваться через басурман и дойти до Киева. Но не вышло. Исчез в море корабль, на котором посол был. А второй галеон…

Мокей замолчал и задумался.

— Что второй галеон? — Андреа слушал как завороженный. — Что с ним?

— А ничего. Напали на нас пираты в Тирренском море. Я спасся чудом, на обломке три дня на волнах болтался, пока не подобрали рыбаки. Ну а потом… Не обо мне речь. Послом был князь Чиков Василий Игнатьевич. И забрала пучина и его, и супругу его Елизавету Матвеевну, и младенца. А вот видать, что младенец-то и выжил. — Мокей посмотрел на Андреа, и на глазах его появились слезы.

— Ты знал моего отца? И мать? — Голос Андреа дрогнул. Он был готов ко всему, но только не к тому, что человек, знавший тайну его происхождения, все это время находился рядом.

— Кто знает, ты ли тот карапуз, которого я и видел-то всего раз, когда крестил его отец Амвросий, но статью ты точно похож на князя, — ответил Мокей.

— Да… странные пути избирает Господь, дабы испытать нас, — произнес Марео. — И крещен ты был, видно, два раза. Но для Господа нашего важны дела, а не ритуалы.

— Вы слишком прогрессивны для аббата. — Травалини произнес эту фразу скорее одобрительно, чем критично.

— Всем нам по делам воздастся, а не по словам. — Аббат перекрестился. — Но история твоя, Мокей, поистине удивительна. Ты не только сберег для Андреа его состояние, но и сохранил историю его происхождения. При следующей аудиенции у папы я сообщу ему об этом в подробностях. Я думаю, наш капитан достоин того, чтобы его титул был восстановлен.

— Ну, что, князь, по последней? — Топо, который никак не ожидал, что его лучший друг окажется столь благородных кровей, решил проверить, не изменятся ли их отношения после такого поворота.

— Не смей фамильярничать, смерд! — закричал Андреа. — И стоять в присутствии князя!

В каюте повисла тягостная тишина. А Андреа взял со стола огурец, запустил его в Топо и, попав, зашелся в заразительном смехе.

— Что, испугался? То-то же! Я не бастард! И это главное. И теперь у меня есть фамилия! И я знаю, откуда я! Я Андреа Чиков!

Топо, который на мгновение и вправду испугался за разум своего друга, обнял Андреа, и через секунду к дружеским объятиям присоединились остальные. Получилась куча мала.

— Знал бы я это тогда, в Саутгемптоне, я бы не молчал перед той девочкой, — сказал Андреа после того, как толкотня окончилась.

— А ты все не можешь ее забыть? А имени, наверное, и не знаешь или не помнишь? — Топо уже знал о многолетних душевных страданиях, скорее придуманных, чем реальных, связанных с романтической, восторженной любовью Андреа, но не говорил с ним об этом. — Бери пример с меня! Моя Анна реальна, и ей наплевать на титулы.

Андреа, не желая продолжать этот разговор, только повертел кольцо на мизинце и сказал:

— Итак, мы идем в Байю! У нас хватит провизии дойти туда без остановок?

— Я тогда приступаю к работе? Я же лейтенант и твой помощник? Или ты передумал у Моргана сертификат просить? — спросил Топо.

— Приступай! И не забудь, у нас на борту гости, распорядись, чтобы боцман обеспечил им приемлемые условия.

— Не стоит сильно беспокоиться, мои люди скромны и привыкли к спартанскому образу жизни. — Джанкарло Марео попытался остановить Рикки, который немедленно ринулся выполнять приказ капитана.

— Я думаю, им было достаточно скромной жизни на «Прегьере», а здесь они гости, давай, Рикардо, вперед! — распорядился Андреа. — И пусть Мокей их тоже угостит своей жидкостью.

Беглое обследование «Диссекта» показало, что провизии, при скромном ее расходовании, должно хватить на переход даже с учетом госпитальеров. Команда отдыхала после событий последних дней, и скоро уже приключения в венецианском порту вспоминались со смехом. А что до потери всех денег экипажа, то никто особенно и не беспокоился, пребывая в уверенности, что удачливость капитана приведет к новым победам и новым добычам.

Обогнув южную оконечность Апеннинского полуострова, фрегат легко скользнул между материком и Сицилией и спокойным зимним утром вошел в бухту Байи, где их уже поджидала на рейде «Прегьера». Корабли стали рядом, и на борт «Прегьеры» перешли Джанкарло Марео и его воины. «Диссект» уже должен был отшвартоваться и идти на стоянку у одного из пирсов в бухте, однако аббат срочно вызвал к себе на борт Андреа и Топо.

— Вы просто не поверите! — На лице у аббата сияла довольная, лукавая улыбка. — У нас совершенно неожиданный гость на корабле.

— Кто? — в один голос спросили друзья.

— Вы знаете, дочка герцога Моденского оказалась очень интересной особой. Она оставила отца и сразу же, как мы отправились из Модены в Венецию, сама прибыла на борт «Прегьеры», которая была в это время по ту сторону Апеннин.

— Где она? — Топо уже рванулся искать.

— Она сейчас сошла на берег, осмотреть достопримечательности Байи. Здесь просто чудесно!

— Да знаю я, я же из Баколи родом, — ответил Рикки. — А куда именно?

— Да разве Байя такая большая? — удивился аббат. — Спешите, ищите!

Рикардо с молчаливого одобрения капитана отдал команду спустить шлюпку, и с командой из пяти моряков друзья отправились на берег. С ними также последовал и боцман, в задачу которого входила организация длительной стоянки и поставок провианта на фрегат. Для этого ему был выдан один из бриллиантов с целью обмена или продажи.

Шлюпка мягко ткнулась в берег, и Топо на крыльях любви первым выскочил на темный песок. И остановился в смятении. Необходимо было решить, куда идти.

— О каких достопримечательностях говорил аббат? — Андреа вообще ничего не знал об этом городке.

— Ну, когда я маленьким был, мне рассказывали, что тут Нерон строил бани и места для развлечений. Да и вообще ты хоть знаешь, почему Байя так называется? — Топо говорил с товарищем, а сам внимательно смотрел по сторонам, словно надеялся увидеть девушку прямо здесь.

— Да ничего я не знаю!

— Когда Эней высадился впервые на полуостров, он назвал эту бухту именем своего друга. Кстати, английское слово «bay», бухта, именно от этого места пошло.

— Никогда бы не подумал, что ты так хорошо знаешь классику. — Андреа был слегка обескуражен рассказом друга — ему было стыдно признаться, что «Энеиду» он так и не прочел, хотя и должен был во время учебы.

— Так вот, Нерон здесь много чего построил, здесь же жила его мать, Агриппина. Я вот точно знаю. — Топо показал пальцем на руины невдалеке. — Вот здесь ее и убили. Сам же сыночек.

— Ты думаешь, что твоя маркиза именно там? Я имею в виду, смотрит эту могилу?

— Ну, не знаю, она скорее пошла в храмы. Тут очень красивые древнеримские святилища, тоже Нерон строил.

— Благородные сеньоры! — Звонкий детский голосок привлек внимание друзей. Маленький мальчик лет десяти, живописно чумазый, дергал Топо за штанину. — Вам не нужен проводник?

— Это кто же собирается быть проводником? — улыбнулся Андреа. — Уж не ты ли?

— Я знаю тут каждую щель и каждый кустик! Я местный! — Мальчуган гордо вытер сопли. Видимо, так он подтверждал свою солидность.

— А вот ответь, любезный… — начал Топо.

— Деньги вперед! — Мальчик проявил недюжинную коммерческую сноровку.

— У нас нет денег, — ответил Андреа, карманы которого и вправду были пусты.

— Тогда сами ищите, — отрезал мальчик.

— Подожди, подожди, вот посмотри. — Топо выудил из кармана золотой. — У меня есть, и этот золотой будет твой, если ты поможешь нам с одним делом. Согласен?

— Я не работаю в кредит! — не очень уверенно ответил мальчик. Совершенно очевидно, что такие деньги ему и не снились, но марку надо было держать.

— А ты учись! Времена настают новые, без кредита ни одно коммерческое начинание не будет иметь успеха. — Топо выдал эту тираду, чем поставил в тупик ребенка и поверг в изумление Андреа.

— Хорошо, но расценки будут выше! — согласился мальчик.

— Это уже лучше, о знаток Байи. Итак, мы сейчас с тобой организуем комиссию «Байя и товарищи», да?

— А? — Мальчик оторопел и уже ничего не понимал.

— Ты у нас будешь Байем, в честь города. И главой гильдии проводников по городским руинам. Согласен?

— Ага, — на всякий случай согласился мальчик.

— Теперь расскажи, пожалуйста, сегодня тут одна благородная сеньора на берег сходила, ты случайно не знаешь, где она? — Топо повертел в пальцах монету.

— Да она пошла смотреть храм Эхо! Я сам ей рассказал, как туда пройти. — Мальчишка обрадовался, он был уверен, что деньги уже заработал.

— Вот давай и нас туда отведи. — Андреа понял, что пора прекращать эти уроки коммерции, и забрал у Топо золотой.

Тропа стремительно вилась вверх, в нависающие над Баей заросли драцены, кактусов и гигантских агав. Подъем неожиданно окончился, и узенькая дорожка превратилась в заброшенную аллею парка, где через буйные многовековые кущи проглядывали старинные мраморные скульптуры, арки полуразрушенных строений и обломки гигантских барельефов. Под ногами сквозь выложенные неведомо когда кирпичные дорожки пробивалась изумрудная трава.

— Вот это все тут Нерон построил. Большой души человек был, — сообщил юный проводник. — Он тут столько настроил, и храмы, и термы, и…

— Что-то не видно пользы от этих терм, ты сам-то когда последний раз мылся? — засмеялся Топо. — А про душевность не надо. Историю с его мамашей все знают. Да и вообще все семейство — тот еще гадючник.

Обиженный мальчик замолчал на какое-то время, но потом как ни в чем не бывало продолжил:

— Вот сейчас нам вниз надо, там храм Эхо и будет.

— А что же это за храм такой, что в него надо ходить? — спросил Андреа. — Языческий храм, чем он может быть интересен?

— А он волшебный! — без тени сомнения сказал мальчик. — Там вечная рыба по кругу плавает, и если сказать слово, то оно восемь раз обойдет храм по кругу и к тебе возвращается. Если рыбу погладить и слово сказать — то оно вернется к тебе и исполнится!

— Представляю, как по развалинам капища ходит хромая рыба и ловит слова. — Андреа почему-то нервничал.

— А вот он! — Мальчик показал рукой на каменный купол, срытый в зарослях акаций.

— Ну, вот и идите туда, — сказал Андреа. — Я вообще не знаю, чего я сюда пошел. Твоя маркиза, ты ее и ищи. У меня своя есть!

Рикки, не обращая внимания на эти слова, быстро зашагал к куполу, время от времени выдергивая завязшие в ползучих растениях сапоги.

Юноша вошел через низкий сводчатый вход в храм. После ослепительного солнца снаружи в первое мгновение он не мог разглядеть ничего, словно находился в кромешной темноте. Потом глаза привыкли, и в тоненьком лучике света, пробивающемся сквозь дырку в своде, он увидел Анну. Она сидела на краю узкого канала, проложенного по кругу вдоль стены. Солнечный зайчик, маленький, словно монета, играл в ее огненно-рыжих волосах, разбиваясь о них и освещая нежным светом изящную шею. Девушка опустила руку в воду, видимо, пытаясь погладить ту самую вечную рыбу. Светлое платье, кажущееся в сумраке неестественно белым, подчеркивало тонкую талию.

— Привет, — тихо сказал Топо.

— Привет, привет, привет… — Звук и вправду словно побежал по стене и вернулся многократным эхо.

Анна оглянулась, не понимая, откуда раздались слова, и, увидев Рикки, улыбнулась.

— Вот видишь, теперь я за тобой пришла. Я знала, что ты меня будешь здесь искать. — Анна поднялась и подошла к Топо.

— Но как ты оказалась на «Прегьере»? — Топо задал не самый уместный вопрос.

— Ну а что мне оставалось делать? Ты явился из ниоткуда на минуту и даже… И даже… В общем, я убежала из дома, тем более что падре рассказал, что его корабль пойдет на встречу с вашим фрегатом. А как там, кстати, твой друг? Все в порядке?

— Пойдем, я познакомлю! — Топо осмелился взять Анну за руку и повел ее к выходу.

Снаружи, ослепленные солнцем, они простояли несколько минут, прикрывая глаза ладонями. Потом Топо сказал:

— Вот, Анна, это мой друг Андреа. Мой лучший друг и мой капитан.

Андреа стоял бледный, сжав губы. Он сразу узнал в Анне девочку, которую видел всего один раз в детстве и о которой помнил всю жизнь, храня в душе ее образ.

— Анна, — скромно представилась маркиза.

— Я знаю. А ты не помнишь? — Андреа с трудом стащил с мизинца кольцо и протянул его девушке.

Тут уже Анне предстояло изумиться.

— Так это… это вы! Саутгемптон, пруд в парке. Два мальчика, играющих в разбойников? Я тогда убежала от нянек кормить лебедей. Ох и влетело мне тогда. Папенька еле сдержался, чтобы…

— Я помнил о тебе все годы, — только и смог сказать Андреа.

— Я тронута, — ответила маркиза. — Но пойдем же скорее на ваш корабль. Я так давно мечтала еще раз на него вернуться!

— Вы идите, я хочу еще немножко погулять по парку, — сказал капитан. И, видя сомнение спутников, добавил: — Идите, идите.

Анна, почувствовав, что встреча каким-то образом расстроила юношу, увлекла Топо за собой, к выходу из парка.

— Ну что, местный, отведи меня в порт. — Андреа дождался, когда Анна и Топо исчезнут в зелени зарослей. — Или куда тут еще?

— А кто платить будет? — изумился мальчик. — Я тут вас туда-сюда вожу, деньги обещали, и где они?

— Ну, на, возьми свой золотой! — Андреа вручил мальчику монету.

Мальчик попробовал на зуб золото и, спрятав добычу поглубже, за щеку, заявил:

— Я сейчас разведаю путь, чтобы все было нормально, а то тут места такие… и вернусь. Подожди меня немножко, я вернусь.

Андреа даже не успел ответить, как мальчик исчез, словно растворился среди руин и плюща.

Что-то подсказывало, что ждать мальчика нет смысла, платежи авансом в южной Италии никогда не приводили к честному завершению сделки, и молодой граф Чиков, ориентируясь по солнцу, отправился к морю. «Прегьера» уже стояла на пирсе, Андреа, ни на минуту не задумываясь, поднялся на борт, к Джанкарло.

— Что такое? — Марео сразу понял, что с его воспитанником что-то произошло.

— Скажите, падре, вот почему так всегда? Я хранил память об Анне все эти годы. Для меня она была… А тут вдруг Топо, и…

— А, мальчик мой, я понимаю твои страдания. Но… — Джанкарло задумался, пытаясь подобрать правильные слова. — Ты знаешь, жизнь ведь не всегда такая…

— Справедливая? — подсказал Андреа.

— Справедливая жизнь? Ты знаешь, это вопрос философский. В мире все справедливо. Если побеждает подлец, то это только потому, что праведник не противостоит ему, если девушка, которую ты боготворишь, симпатизирует другому. То тут… То тут никого нельзя винить — ни себя, ни ее, ни его… Браки заключаются на небесах. Но…

— Что но? — Слова падре никак не утешили Андреа.

— Ты за эти годы стал воином. Но когда-то надо становиться и мужчиной. — Аббат грустно глянул на Андреа. — И прими это с честью и достоинством. А с другой стороны… Вот Топо просто души не чает в своем коте, кормит, ухаживает, а кот за тобой бегает, за тебя готов все свои девять кошачьих жизней отдать… В любви нет правил.




Глава 29

		И пахла соль путешествием



		В страны диких людей



		Пахли крабы пришествием



		И переченьем морей



		Больно неверно не выбрано



		Нам ли в этом всем жить



		Мы ли все это видели



		Как нам это постичь



		Как нам это прочувствовать



		С чем нам это сравнить



		Море, вечность, предчувствие



		Дай силы хранить.











Организовать на «Диссект» поставку провизии, пресной воды и всего остального, необходимого для большого перехода, оказалось проще простого. Однако вместо рома пришлось закупить достаточное количество вина, которого здесь хватало с избытком.

Рикки почти все время проводил с Анной, она с рвением историка изучала древности Байи. Но через несколько дней все приготовления были окончены. Андреа за заботами почти перестал думать о делах душевных. А когда Топо и Анна поднялись после прогулок на борт «Диссекта», Андреа, взяв себя в руки, приказал устроить небольшой дружеский обед в капитанской каюте. Естественно, были приглашены и Джанкарло, и Травалини, и Мокей как самые близкие друзья. Сначала беседа не клеилась, присутствие девушки в мужской компании заставляло большинство говорить банальности, но постепенно благодаря непосредственности Анны, ее прекрасному характеру и живому уму беседа в конце концов потекла плавно и непринужденно. Анна с замиранием сердца слушала о приключениях в Британском Гондурасе, о тайнах ацтеков, о жарких схватках с пиратами. Впрочем, она их видела своими глазами. Но потом Марео внезапно поменял тему разговора.

— Милая Анна, я думаю, что в ближайшее время мы отправимся в поход. Нам так и не удалось прояснить у вашего отца один вопрос, но сейчас, поверьте, нам нужно уйти подальше от этих мест. Потом, когда все устроится и восторжествует справедливость, мы сможем вернуться к вам. И тогда уже, надеюсь, нам ничто не помешает. Я надеюсь, вы позволите нам взять на себя хлопоты по обеспечению вашего возвращения домой? Я думаю, что, поговорив со здешними властями, смогу организовать вам и транспорт, и подобающую охрану.

— А что вы хотели выяснить у моего отца, если это не секрет? — Анна как будто пропустила мимо ушей слова о возвращении.

— А ваш друг не рассказывал вам? — удивился аббат и глянул на Топо.

— Ну, как-то не до того было, — смущенно протянул тот.

— Мы прибыли к вам в попытке пролить свет на одну тайну, связанную с нашим капитаном. — Падре кивнул в сторону Андреа. — И хоть мы ничего не успели в Модене, последующие события позволили нам выяснить нечто, как мне кажется, важное. Я имею в виду тайну происхождения Андреа.

— Тайну? Я ничего не знаю, — удивилась девушка.

— Андреа, воспитанник нашего монастыря, на самом деле, по всей видимости, русский князь из древнего рода Чиковых.

— Русский? Я когда-то слышала, что есть такие племена на востоке и что они живут вместе с медведями и отличаются от людей малым ростом и черными когтями. А Андреа такой милый и культурный человек, что даже не верится. — Анна улыбнулась.

— Но есть другая, не менее важная тайна, разгадка которой напрямую связана с вашей семьей.

— Мы тоже из русских? — Анна засмеялась.

— Нет-нет, это тайна другого рода — Аббат улыбнулся в ответ. — Ты позволишь рассказать нашей гостье?

Андреа кивнул.

— Так получилось, и Господь только знает почему, что нашего дорогого капитана преследует морское чудовище, Великий Морской Змей. Хотя это и…

— Вы приехали в Модену расспросить моего отца о легенде нашей семьи? — Девушка искренне удивилась. — Спросили бы меня. Это же все знают! Ну, у нас в семье все знают.

— Ты можешь, то есть вы можете ее рассказать? — с волнением в голосе спросил Андреа.

— Но это только легенда, древняя и сказочная, я так думаю.

— Так расскажи нам ее, милое дитя! — Аббат не верил, что великая тайна может быть открыта так легко.

— Рыцарь Готфрид, наш давний-давний предок… — начала Анна.

Андреа и Джанкарло переглянулись, ведь они совсем недавно упоминали в беседе это имя.

— …получил от святого Жерара Священный Грааль, чтобы доставить его в Рим. Великий рыцарь поклялся выполнить эту миссию или умереть.

Анна рассказывала легенду легко и весело, как будто это была детская сказка, хотя, наверное, для нее это и была просто волшебная история.

— Так вот, он не смог выполнить клятву. Совсем недалеко от берега на корабли крестоносцев напали сарацины. Коварно и подло. Готфрид сражался как лев, но было понятно, что бедные рыцари не смогут противостоять громадной эскадре мусульман. Варвары захватят святыню и осквернят ее! И вот тогда, когда, казалось, это неминуемо, из морских глубин поднялся Великий Морской Змей. Страшное чудовище разбило корабль крестоносцев и проглотило и Готфрида, и Грааль. С тех пор…

Девушка увлеклась рассказом. Ее щеки покраснели, глаза горели. Простая сказка очаровала и взволновала ее.

— С тех пор Великий Морской Змей не знает покоя. Он рыщет по морям, нападает на корабли, но души тех, кого он проглотил, борются с ним изнутри. Души не могут покинуть Змея до тех пор, пока Грааль находится во чреве чудовища. Души несчастных подают сигнал людям, заставляя Змея оставлять знаки на разбитых кораблях. Тот, кто в конце концов сможет победить Змея, сделает два великих дела сразу. Вернет христианам Грааль и освободит души погибших.

— А твой медальон? Он что значит? — вмешался Топо, который слушал историю с открытым ртом.

— Медальон? Это практически все, что осталось от рыцаря Готфрида. Его привез единственный из спасшихся рыцарей. Он на обломке мачты неделю плыл по морю, но все-таки добрался до берега.

— При этом он греб оторванной в бою ногой, используя ее как весло, — добавил с ухмылкой Топо.

— Дело в том… — Марео, волнуясь, вскочил и достал из шкатулки деревянные обломки со знаками Змея. — Вот!

Аббат протянул руку Топо, тот сразу понял, снял медальон и передал его священнику. Джанкарло выложил на столе круг из деревянных плашек, расположив посередине медальон.

— Ты понимаешь, девочка моя, что здесь, в этом медальоне, хранится еще нечто очень важное. Мы не можем прочесть эти знаки! — Аббат смотрел на Анну с надеждой, будто она вдруг, с помощью высших сил, поможет найти решение. — Вот здесь… — начал аббат объяснять змеиный узор.

Но тут, совершенно без всякого повода, на стол вскочил Барбаросса. Он пробежался по разложенным символам и, раскидав их по полу, с прыжком убрался прочь. От аккуратного узора, разложенного Джанкарло на столе, ничего не осталось.

— Я думаю, что так вы ничего не поймете. Я же сказала, что медальон — это почти все, что осталось нам от тех славных событий. — Она внимательно рассматривала следы Змея, которые аббат, кряхтя, собрал с пола, и даже поцарапала один из них ногтем, пытаясь понять природу рисунка. — Есть этот золотой круг, но есть еще и большое плоское кольцо, внешняя часть медальона, оно как раз чуть больше самого медальона, и на нем тоже непонятный узор.

— Где оно? Где? — в один голос закричали и Андреа, и Марео.

— Ну, я же говорила, у меня есть старшая сестра. Оно у нее.

— Надо срочно возвращаться в Модену после того, что мы узнали. — Андреа говорил так, словно его не ждали неминуемый арест и казнь, которая в следующий раз могла стать фатальной.

— Нет, моя сестра уже восемь лет как замужем за герцогом Йоркским. Она живет в Англии.

— Ну да, — Джанкарло хлопнул себя по лбу ладонью, — конечно! Я старый осел! Мария Моденская, которая с большой вероятностью станет через пару лет королевой Англии! До того момента, как восторжествует истина, любой заход в английский порт однозначен смертному приговору.

— Почему? Вы не говорили, что вам может грозить опасность в Англии, — удивилась Анна.

— Понимаешь, дорогая Анна, у нас сложилась совершенно невероятная ситуация. Именно с ней и был связан срочный визит Рикардо в Модену, именно поэтому я должен был так спешно покинуть ваш гостеприимный замок. — Аббат жестом остановил Андреа, не дав юноше даже открыть рот. — По ложному обвинению в пиратстве Андреа был арестован в Венеции и приговорен к смерти. И приговор был от имени английского короля, правда, в исполнении мерзавцев из Ост-Индской компании. Вот поэтому…

— Вы думаете, сестра мне откажет в аудиенции? — улыбнулась Анна.

— Вам-то не откажет! Но сначала нас всех посадят за решетку в самом сыром и глубоком каземате! И уже никакой герцог Йоркский нам не поможет. — Аббат был очень расстроен.

— Тогда я поеду одна! — в запале сказала Анна.

— И я с тобой! — Топо был готов идти за Анной на край света.

— Дорогие мои, у нас же есть более простые варианты. Давайте сделаем так! — Андреа обрадовался и забегал по каюте, потирая ладони. — Анна под моей охраной отправляется домой. Мы все идем на Ямайку, где я постараюсь обговорить все детали с Морганом и решить часть наших проблем. По крайней мере какое-то время мы будем в относительной безопасности. А вы, Анна, если сможете, напишите письмо вашей сестре. Ну или если ваш отец, герцог Альфонсо, согласится, посетите ее сами. А потом, когда ваша уважаемая сестра поможет восстановлению истины и справедливости, мы все счастливо возобновим наши усилия в разгадке тайны.

— Нет, — неожиданно жестко сказала Анна. — Я не согласна.

— То есть? Ты не хочешь мне помочь? — удивился Андреа.

— Когда я вернусь в Модену, то произойдет нечто ужасное. Я уже никому не смогу помочь. Поэтому…

— Что может произойти? — Возмущенный Топо даже схватился за эфес шпаги. — Я не дам тебя в обиду!

— Спасибо, Топо, но, боюсь, против армии ты будешь бессилен. А когда срываются королевские браки, то их восстанавливает именно армия. Я не хочу ничего объяснять, но я пойду с вами на Карибы. И уже оттуда свяжусь с сестрой. Вернее, я пошлю письмо отсюда, а ждать ответа буду там, вместе с вами. И Змея мы должны победить вместе — это долг моей семьи, значит, и мой долг.

— Женщина на корабле — это же к несчастью… — Андреа покраснел и замолк.

— Ну, можно подумать, что ты на корабле — это великая удача! — вступился за Анну Топо. — И Барри к ней привязался.

— Топо, ну хоть сейчас не приплетай своего кота, — фыркнул Андреа. — Которого я, кстати, никогда в обиду не дам. — И немедленно погладил кота по лобастой голове, словно извиняясь.

— Друзья мои, я предлагаю простое решение. Анна может пойти на моем корабле. У меня команда особенная, и никакие суеверия нам не страшны…

— Вы сговорились, — только и смог произнести Андреа.

— Андреа, милый мой друг, это будет для меня еще больший подарок, чем тот бриллиант, который подарил мне Рикардо, — сказала Анна.

— Какой бриллиант? — не понял Андреа и посмотрел на Топо. — Откуда у тебя бриллиант?

— Я сэкономил, не будь жадиной. — Рикки отвел глаза в сторону.

— Так, я понимаю, что мне уже ничего не изменить. Завтра выходим. А ты, Рикки, проследи, чтобы нашей гостье, то есть гостье аббата, были созданы все условия на «Прегьере».

— Есть, капитан! — Топо вскочил по стойке «смирно», улыбаясь во весь рот.

Андреа в смешанных чувствах вышел на палубу, пытаясь понять, а скорее принять последние события.

И на палубе капитан не смог найти покоя. Прямо у борта «Диссекта» на волнах болталась маленькая шлюпка. В ней сидел и горько плакал мальчик.

— Бай, что случилось, почему слезы и почему ты тут? — Андреа немедленно отдал приказ поднять на палубу несчастного.

— Я, я… — Чумазый мальчишка, жуликоватый проводник, плакал навзрыд, не имея возможности сказать ни слова.

— Воды ему! — скомандовал Андреа.

— Я хотел монетку спрятать, а он отнял и побил меня!!! — Мальчик перестал икать и залился горючими слезами.

— Кто он? Я убью его! — возмутился Андреа.

— Дядя Лоренцо. И сказал, что убьет меня, если я еще не принесу. Он всегда меня бьет, а тут такие деньги большие. Господин капитан, заберите меня отсюда!!!

— Куда забрать? — Андреа присел на корточки, пытаясь напоить водой мальчугана.

— В дальние стра-а-аны! — Пацан опять зарыдал.

* * *


В полдень «Диссект» и «Прегьера» параллельными курсами отправились на запад. Первое время Топо и Андреа, стоя на шканцах, смотрели на шхуну, где у борта Джанкарло и Анна тоже не отрываясь наблюдали за друзьями. Корабли шли в неведомое, в никуда, в борьбу и победы, в поиски счастья и ответов на загадки. В поисках Великого Змея, который уже ждал их в бездне океанов. А на самом юте, уже отмытый, сидел юнга и в полном блаженстве смотрел в небо, мечтая о своих морях и своих небесах.

Давно уже зашло солнце, и небо расцветили мириады звезд. Давно уже все свободные от вахт моряки спали. И только на самой корме, опершись на гакаборт, стоял капитан Андреа Чиков Амалфийский. Рядом с ним, чуть склонив голову набок, чтобы хоть ухом касаться человека, сидел Барбаросса. Спокойный и знающий заранее все, что будет потом.


notes



Примечания





1


Амалфи (Amalfi) — приморский город в итальянской провинции Салерно, местопребывание архиепископа и столица средневековой республики.




2


Капуцины (лат. Capucini ordinis fratrum minorum) — ветвь францисканцев. Орден основан в 1525 г. Бедность часто соединялась у капуцинов с недостатком образования; они справедливо назывались пролетариями среди монахов.




3


Торо (ит.) — мышка.




4


Магриб (араб. ал-Магриб — «запад») — название, данное средневековыми арабскими географами странам, расположенным к западу от Египта.




5


Какой упрямец! (исп.)




6


Я не упрямец! Я говорю правду (исп.).




7


Шебека — быстроходное боевое судно магрибских пиратов. Большая шебека имела на борту до 20 пушек и несла экипаж 300–400 человек.




8


Пайол — съемный деревянный настил в корабельных помещениях.




9


Баколи (ит. Bacoli) — город в провинции Неаполь.




10


Галеон (исп. galeon, также галион, от фр. galion) — большое многопалубное парусное судно XVI–XVIII веков с сильным артиллерийским вооружением.




11


Комингс — стальные листы или деревянные брусья, ограждающие люки от попадания воды внутрь помещений.




12


Рустер — решетчатая крышка люка




13


Капер — частное лицо, которое с разрешения верховной власти воюющего государства снаряжает за свой счет судно с целью захвата купеческих кораблей неприятеля.




14


Шкафут — (от голл. «schavot» — стеллаж) — широкие доски, уложенные горизонтально вдоль бортов парусного судна. Служили для прохода с бака на квартердек.




15


Кватердек — возвышение верхней палубы парусного судна в его кормовой части.




16


Карл I — король Англии с 27 марта 1625 года В ходе гражданских войн Карл I потерпел поражение, был предан суду парламента и казнен 30 января 1649 года в Лондоне.




17


Фок-люк — люк у фок-мачты.




18


Карл II — король Англии и Шотландии с 1660 по 1685 год, старший сын Карла I.




19


Ну что, ребята, хотите есть? (искаж. ит.)




20


Склянками во времена парусного флота называли песочные часы с получасовым ходом. По ним на судах отсчитывали время. Каждые 30 минут часы переворачивались вахтенным матросом, что сопровождалось сигналом рынды.




21


Дельные вещи — общее название для некоторых вспомогательных деталей оборудования корпуса судна.




22


Ахтердек — наиболее высокая палуба, находящаяся на корме судна.




23


Сирокко — сильный сухой ветер в Средиземноморье, приносящий в Европу большое количество пыли из пустынь Африки и Аравийского п-ова.




24


Планшир — самый верхний брус на фальшборте палубных судов (фальшборт — продолжение борта выше открытой верхней палубы).




25


Шпангоут — ребро судового остова.




26


Форштевень — брус, образующий переднюю оконечность судна (продолжение киля в носовой части).




27


Грота-люк — люк у грот-мачты.




28


Бриг — двухмачтовый корабль XVII–XIX вв. с прямыми парусами.




29


Бизань-люк — люк у бизань-мачты.




30


Энтер-дрек — небольшой ручной якорь-кошка При абордаже бросался на неприятельское судно для более надежного сцепления с ним.




31


Саутгемптон — город-порт на юге Англии, на берегу Солентского пролива.




32


«Три толстяка» (исп.).




33


Жерк — традиционный очень острый ямайский соус, основу которого составляют перец, чеснок и тростниковый сахар.




34


Буканьеры — французские охотники на быков с острова Эспаньола (Гаити).




35


Ла-Корунья — крупный город на северо-западе Испании. В 1588 году из порта Ла-Коруньи вышла Непобедимая армада, а после ее поражения город подвергся нападению пиратов Френсиса Дрейка.




36


Марсель — второй снизу парус на мачте. Фор-марсель — марсель на фок-мачте.




37


Предзнаменования благоприятны (лат.).




38


Александр Оливье Эксквемелин (ок. 1645–1707) — врач, пират, путешественник, автор книги «Пираты Америки». Первое издание ее вышло в 1678 в Амстердаме.




39


Анкерок (нидерл. anker) — деревянный бочонок. Входит в снабжение шлюпок и служит для хранения запасов пресной воды, вместимостью от 16 до 50 литров.




40


Pregiera (ит.) — молитва.




41


Инкунабула (лат. incunabula — колыбель, раннее детство, начало) — книга, напечатанная на начальном этапе книгопечатания (условно до 1 января 1501 г.).




42


Фалангина — вино из белого сорта винограда из Кампании (Италия).




43


Эспаньола — одно из названий о. Гаити в колониальный период (1492–1804), другое — Санто-Доминго.




44


Существовала традиция, по которой моряк, обогнувший мыс Горн, имел право носить в левом ухе серьгу.




45


Барбаросса (barba rossa (ит.) — красная борода) — имя, которое христиане дали семье морских разбойников и турецких адмиралов XVI века — Аруджу (Харуджу), Хызыру (Хайр эд-Дину, Хайраддину) и Хасану, сыну Хайраддина.




46


Крис — национальный кинжал с характерной асимметричной волнистой формой клинка Распространен в Индонезии, на Филиппинах и в Малайзии.




47


Кливер — косой треугольный парус, ставящийся впереди фок-мачты.




48


Dissect (англ.) — рассекающий.




49


Опер-дек — верхняя батарейная палуба вниз от баковых и кормовых надстроек.




50


Фальконет — орудие XVI–XVIII веков калибра 45–65 мм.




51


Горизонтальную наводку орудия производили при помощи деревянных правил, служивших рычагами для передвижения задней части лафета. Для наводки по вертикали применяли небольшие железные правила, которыми поднимали казенную часть орудия. Добившись нужного положения ствола, правила заменяли деревянным клином.




52


Марс — площадка на топе составной мачты. Служит местом для работ при постановке и уборке парусов. Грота-марс — марс на грот-мачте.




53


Мортира — орудие с коротким стволом (обычно менее 15 калибров) для навесной стрельбы.




54


Пороховая обезьяна — так назвали 11–13 летних мальчишек, которых пираты заманивали на свои корабли наиболее ловких и пронырливых портовых мальчишек и использовали их ловкость и сноровку. Они занимались чисткой оружия, уборкой корабельных помещений, подносили порох и заряды во время боя. Новички на пиратском судне, как правило, проходили обучение в роли пороховой обезьяны невзирая на возраст. Пороховые обезьяны были наиболее низкооплачиваемыми моряками.




55


Travagli (ит.) — мучения, родовые схватки.




56


Фашина (нем. Faschie, от лат. fascis — связка прутьев, пучок) — туго стянутая связка хвороста.




57


Калебас — название сосудов для питья горячего настоя листьев падуба парагвайского, более известного как мате.




58


Квартер-артиллерист — артиллерист, отвечающий за четыре орудия.




59


Бакштаг — курс, образующий с направлением ветра угол более 100 и менее 170 градусов, то есть ветер по отношению к кораблю дует сзади-сбоку.




60


Галс — движение судна относительно ветра. Различают левый (ветер дует в левый борт) и правый (ветер дует в правый борт) галсы.




61


Оверштаг — поворот парусного судна на другой галс носом против встречного ветра.




62


Апсель — косой треугольный парус, самый нижний из стакселей.




63


Обрасопить — изменить положение такелажа с помощью снасти, служащей для разворота паруса в горизонтальном положении.




64


Книппель — два снаряда или ядра, соединенные цепью, которыми стреляли одновременно из двух орудий.




65


Кокор — цилиндрический сосуд, служащий для подачи вручную к орудиям зарядов из погреба.




66


Зарядный картуз — мешочек цилиндрической формы из сырцового шелка для размещения порохового заряда картузного орудия.




67


Прибойник — шест с утолщением на одном конце, употреблявшийся для забивания пушечных зарядов.




68


Рангоут — деревянные или металлические детали судов, предназначенные для несения парусов, выполнения грузовых работ, подъема сигналов и т. д.




69


Банник — деревянная цилиндрическая колодка со щеткой, насаженная на древко. Служит для очистки канала орудия от порохового нагара.




70


Шкот — снасть, прикрепленная к нижним углам паруса и проведенная в направлении к корме судна.




71


Cazzo (ит.) — краткое итальянское ругательство.




72


Coglione (ит.) — длинное итальянское ругательство.




73


Tesoro (ит.) — сокровище, распространенное ласковое обращение.




74


Брашпиль (нидерл. braadspil) — судовая лебедка с двумя барабанами на горизонтальном валу для подъема якоря или швартовки.




75


Ворвань — термин, которым называли жидкий жир, добываемый из морских млекопитающих.




76


Ревущие сороковые — название, данное моряками океаническим пространствам между 40° и 50° широты в Южном полушарии, где дуют сильные и устойчивые западные ветры, вызывающие частые штормы.




77


Штаги — снасти стоячего такелажа, поддерживающие в диаметральной плоскости мачты, стеньги и пр.




78


Брамсель — прямой парус, поднимаемый на брам-стеньге над марселем.




79


Бизань-рю — наклонная рея бизань-мачты.




80


Ацтеки называли себя «мешика» или «теночка» и «тлальтелолька» — в зависимости от города происхождения (Теночтитлан, Тлателолько).




81


Шибальба — подземный мир, преисподняя у майя, место тяжелых испытаний и трансформаций, место, через которое люди должны пройти, чтобы заново родиться.




82


Сипактли — в ацтекской мифологии чудовище, имевшее облик одновременно рыбы и крокодила.




83


Камень Солнца — монолитный базальтовый диск с символическим изображением ацтекской космогонии и солнечного культа.




84


Сэр Фрэнсис Дрейк (ок. 1540–1596) — английский мореплаватель, корсар, вице-адмирал времен Елизаветы I. Ему приписывается создание кодекса пиратов.




85


Истактепетль — один из крупнейших вулканов Мексики.




86


Гуанако — млекопитающее рода лам.




87


Ранклюфт — трещина (промоина) между ледником и скалами. Достигает 1 метра в ширину и до 8 метров в глубину.




88


Ла-Серена — город в Чили.




89


Грота-рей — самый нижний рей на грот-мачте.




90


«Ямайский купец» (исп.).




91


Орден Золотой шпоры — папский рыцарский орден. В наградной иерархии Ватикана занимает вторую позицию после Высшего ордена Христа.




92


Клоц — цилиндрическая щетка из щетины, насаженная на длинный шток и служившая для чистки орудия.