Лик зверя
Сергей Борисович Дмитрюк


Лицом к Солнцу #2






Роман является прямым продолжением предыдущего романа «Зуб Кобры». Героями его являются так же сотрудники Охранных Систем Земли. Действие разворачивается как на самой Земле, так и в одной из космических колоний Трудового Братства, где люди ведут активное освоение чужой планеты с очень похожими на земные условиями обитания. Сюда спецслужбами Сообщества заброшены несколько агентов для сбора данных и подготовки предстоящей военной экспансии. Но контрразведке Земли становится известно о деятельности этих агентов, и руководство Охранных Систем разрабатывает операцию по их обезвреживанию, выполнение которой возлагается на двух главных героев романа. Один из них прибывает в эту колонию под видом руководителя Биологической защиты, другой оставаясь на Земле, ведет опасную и сложную игру с одним из вражеских агентов в специальном лагере подготовки новобранцев для космической колонии. Оба расследования идут параллельным повествованием. Постепенно герой, оказавшийся в мире чужой планеты начинает понимать, что помимо следов присутствия здесь кого-то враждебного земным поселенцам, но, несомненно, тоже человека, он и его товарищи столкнулись с проявлением чего-то неизведанного и непонятного и это вскоре может коренным образом поменять жизнь всего человечества.






СЕРГЕЙ ДМИТРЮК

ЛИК ЗВЕРЯ





Глава первая Вдали от дома


Я бегу среди холмов, поросших вишенником, не чувствуя под собой усталых ног. Сердце неистово колотится в груди, гулко и болезненно отдаваясь в висках ударами вечевого колокола.

Какой это круг? Десятый?.. Двенадцатый?.. Я давно уже сбился со счета. Холмы мелькают по сторонам, похожие один на другой… А может быть, я просто бегу вокруг одного и того же? Кажется, сейчас за поворотом будет березовая роща…

Я выскакиваю из-за холма, и что же? Ничего подобного! Передо мной — широкая река, медленные волны которой несут по долине сверкающие солнечные блики и исчезают среди высокой травы, едва колышущейся на сухом ветру. У самого горизонта виднеются одинокие низкие сосны, взбегающие на пологую песчаную насыпь.

Но я хорошо помню, что здесь была роща молодой березовой поросли, а еще раньше — скалистый утес. И тогда в сознании медленно всплывает догадка: ведь я всего лишь марионетка в чьих-то опытных руках! И вместе с этой догадкой приходит озарение — этот «некто» и есть пресловутый Модулятор Случайностей, про который нам столько говорили. Но если это так, то я не должен знать об этом. Откуда же тогда в моей голове появились эти мысли?.. Произошел какой-то сбой в системе, но какой?.. Насколько все серьезно и чем мне это может грозить?..

Невольно я запаниковал, и Модулятор тут же отреагировал на это: острый, словно разряд тока, толчок, казалось, в самое подсознание, толкнул меня в эту ленивую воду, заставляя плыть к противоположному берегу. Когда до него оставалось не больше десяти метров, я понял, что не доплыву. Дернувшись из последних сил, я отчаянно замахал руками, словно раненая птица крыльями. Со стороны это, наверное, выглядело смешно, но мне сейчас было совсем не до смеха. Я чувствовал, что действительно тону.

Уже порядком нахлебавшись воды, я неожиданно понял, что лежу на чем-то твердом. Поднял голову — перед глазами качаются стебли трав; неброские полевые цветы теряются среди луговой зелени. Впереди небольшая возвышенность, поросшая соснами, — та самая, которую я видел с другого берега реки. Но самой реки уже не было и в помине… Опять этот проклятый Модулятор!

Я снова поднимаюсь на ноги. Мышцы одеревенели, не слушаются меня. Я с трудом волочу ноги, понимая, что должен бежать к соснам — там начинается спуск в овраг и следующий этап моей изматывающей гонки. Эти мысли рождаются в голове независимо от моего сознания, словно я действительно могу знать, что ждет меня впереди. Они приходят в мой мозг откуда-то извне, будто подсказанные кем-то… Ну конечно же, это опять Модулятор! Он следит за каждым моим движением, бесстрастно отмечая промахи и ошибки, зачисляя и снимая очки. Он решает, гожусь ли я, как и все остальные, которых я сейчас не вижу, для освоения новых миров, могу ли я носить гордое звание звездопроходца. Все, что меня окружает здесь, — это только испытательный полигон для новобранцев Космического Флота Трудового Братства, и все мы — «подопытные кролики» для Модулятора.

В моем представлении возник образ громадного комплекса сложнейших вычислительных машин: сплетение огромного числа световодных каналов и кристаллических призм; разноцветные огоньки мигают на панелях, словно внимательные глаза, следящие за мной, — то ехидные, едва мерцающие, то пылающие грозным пламенем, в котором самом есть что-то недоброжелательное.

И снова я вынужден подчиниться подсказке невидимого вездесущего Наставника и Судьи и бежать к далеким соснам, спотыкаясь о камни и задыхаясь сухим ветром, с одной тупой, назойливой мыслью в голове: «Только бы добежать… только бы добежать…»

Наконец, я достиг вершины насыпи, остановился у корявой, низкорослой сосны, переводя дух. Внизу был действительно овраг, заросший колючими кустами шиповника. Я смотрю туда, но ничего не вижу. Где же то препятствие, которое мне нужно преодолеть?.. Прежде чем эта мысль успевает промелькнуть в моем мозгу, заросли внизу вздрагивают, и из них, словно на пружинах, выскакивают четыре оптические мишени с контурами человеческих фигур и излучателями на изготовку. Это уже что-то новенькое!

Я выхватываю пистолет, но правая ближняя мишень опережает меня: огненные стрелы ее излучателя ударяют в ближайшую сосну, расщепляют и воспламеняют ствол. Если бы я не успел прыгнуть в сторону, меня наверняка прошило бы насквозь. Стреляют эти автоматические болваны неплохо!

Перевернувшись через плечо, я разряжаю всю обойму по противнику. Две мишени в центре падают, но их двойники тут же отвечают длинными очередями в мою сторону. Песок под моими ногами плавится, и я вынужден кататься по земле, пока меняю обойму в своем пистолете. Но зоркие «глаза» телекамер неотступно следят за моими движениями, не давая мне подняться под непрерывным огнем.

Я откатываюсь к сосне, передергиваю затвор и снова расстреливаю все двадцать пуль по противнику, но все же одна мишень остается цела.

«Плохо!» — этот голос обрушивается на меня откуда-то сверху, как гром среди ясного неба.

«Электронный истукан!» — мысленно ругаюсь я. Эта мысль приходит ко мне последней, после этого я уже ничего не вижу вокруг себя. Только спустя несколько секунд, сквозь рассеявшийся липкий туман я различаю, что лежу на полу большой комнаты, где вместо стен зеркала, в которых еще мерцают призрачные картины степных просторов, холмы, поросшие вишенником, и медленная тихая река, убегающая к горизонту…

Поднявшись на непослушные ноги, я обвожу туманным взором эту комнату и, наконец, начинаю понимать, что же здесь на самом деле произошло. Бутафория?!. Значит, все это лишь искусная инсценировка, хорошо разыгранный в моем мозгу спектакль с использованием эйдопластической[1 - Эйдопластический — метод создания объемного голографического изображения, максимально приближенный к реальному и позволяющий зрителю находиться как бы внутри виртуального действия. (фант.)] съемки и генератора чувственных ощущений? Значит, все это время я не покидал этой комнаты и проделывал все свои головокружительные трюки, находясь в глубоком сне?.. А может быть, я ничего и не проделывал — только ощущал и представлял созданные кем-то образы?.. Святое небо! Ведь все, скорее всего, так и было!

Вспомнилось, как все это началось, как нашу группу привели в узкий коридор с множеством дверей. Меня, как и всех остальных, поставили перед одной из них. Кратко рассказали про Модулятор и про возможные препятствия на моем пути и раскрыли дверь… За дверью была степь — сухая и бесплодная, залитая слепящим солнцем, — самая настоящая степь! Я ясно чувствовал пылящую землю под ногами, слышал тоскливый шорох сухой травы, ощущал горячий пряный ветер, ласкавший мое лицо. Все было реальное и самое настоящее! Я перешагнул порог комнаты и побежал навстречу солнцу, так и не заметив, в какой именно момент переступил грань между реальностью и заранее запрограммированным сном. Все мои приключения были лишь сложным тестом, оценивавшим способности моего мозга, физическую и нервную подготовку. Мои мышцы, руководимые умной машиной, неустанно работали, подгоняемые электрическими импульсами, а слабые нейрохимические токи, синтезируемые Модулятором, заставляли активизироваться или бездействовать нервную систему. Недвижимый, я жил движением.

Я снова обвел комнату туманным взором. Напряжение в теле не спадало, и меня било в лихорадке. Вдруг где-то наверху что-то щелкнуло, и бесстрастный металлический голос объявил: «Доброволец Сид Новак! Ваше испытание прервано в результате замыкания в системе. Вами набрано тридцать баллов. Окончательные результаты тестирования будут сообщены вам через сорок восемь часов. Покиньте, пожалуйста, учебный полигон. Система замкнута… система замкнута… Покиньте учебный полигон…»




Я проснулся, обливаясь холодным потом. Сел на постели. Где же я? Яркие солнечные лучи заливают комнату. Снаружи слышны крики птиц, шум моря, шелест листвы деревьев… Комната как комната, пора бы уже привыкнуть. В голове все еще туман, но я уже понимаю, что нахожусь в своем коттедже на Терре, причем третий год! На циферблате шесть утра. За окном, занимающим почти всю противоположную стену, виден край скалистого обрыва; за ним — бесконечный простор моря, с белыми точками птиц в густо-синем небе. Сверху над домиком нависают широкие лохматые листья, похожие на листья пальмы. Они колышутся, бьются в стекла.

Все коттеджи Базы построены на залесенном склоне холма с видом на море. Внизу, под обрывом — широкий песчаный пляж. Выбежав из коттеджа, можно спуститься к морю и искупаться. Но купаться сейчас мне не хотелось.

Что это за кошмар мне снился? Вспомнилось, как меня готовили перед отправкой на Терру… Раньше, во сне, я ничего не знал о существовании Земли и всего, что было связано с ней. Но прошло уже три года, как я покинул Землю… Неужели это ностальгия?

Я встал с постели, подошел к окну и распахнул верхние рамы. В комнату ворвался влажный морской ветер, шум волн и прибрежных пальм, утренние голоса птиц. На востоке, низко над морским горизонтом, занимая там почти треть неба, висел туманный голубовато-зеленый диск Нерея — планеты-гиганта, спутником которой являлась Терра. Правее его, восходя к зениту, светились два белесых серпика: так отсюда выглядели две другие луны Нерея — Гемера и Кекроп. Много выше их, почти в самом зените, жарко пылало желтое солнце Терры, золотя верхушки деревьев густого леса, покрывавшего побережье до южного горизонта.

Многие экспедиции Трудового Братства, посланные к другим звездам, открывали там миры, населенные различной жизнью, но ни один из этих миров не был так похож на нашу Землю, как мир Терры. Открытая совершенно случайно около тридцати лет назад планетная система Альфы Эридана состояла из трех планет-гигантов, каждая из которых была в несколько раз больше нашего Юпитера. У звездолетчиков не было никакой надежды встретить здесь сколько-нибудь пригодный для жизни мир, но удача неожиданно улыбнулась им. Одна из лун третьей по счету огромной планеты обладала атмосферой, почти полностью идентичной земной атмосфере. Размеры самого спутника тоже соответствовали земным. И, о чудо! Спустившись на поверхность спутника, исследователи обнаружили здесь густые леса, теплые моря, богатый животный мир в лучах ласкового солнца. Люди словно оказались на далекой родной планете, и их первым восторженным криком было: «Земля! Прекрасная Земля!»

Я сладко потянулся, наслаждаясь прелестью утра. Все-таки, что бы там ни говорили, как бы ни была сильна тоска по Земле, а здесь, на Терре, тоже можно жить. Ведь перед тобой еще непознанный, дикий и прекрасный мир, который люди только-только начинают осваивать по-настоящему и надолго; строят здесь новые города, научные поселки, центры отдыха. Природа планеты еще не тронута грандиозными преобразованиями, призванными улучшить (в разумных пределах, конечно) существование здесь людей, и ты чувствуешь себя первопроходцем, жизнь которого полна неожиданных опасностей и неповторимой романтики. Вот уже три года, как я здесь, а чувства эти не притупились со временем, даже наоборот, обострились с еще большей силой, обретя новую окраску.

Поначалу для меня все здесь было необычно и ново. Шутка ли — начальник Биологической защиты Терры! Когда Громов сообщил мне о моем новом назначении, я растерялся и даже огорчился. Трудно было расстаться с работой, которой отдал столько лет; с друзьями, каких, наверное, уже никогда не встречу; с привычной, бурлящей жизнью Трудового Братства, наполненной неустанным творческим трудом, радостями и печалями, каждодневным познанием нового и бесконечным совершенствованием человека на пути к грандиозным свершениям будущего. Трудно было свыкнуться с мыслью о необходимости покинуть Землю и все, что было с ней связано.

Помню, Громов вызвал меня к себе рано утром. Город еще спал, окутанный предрассветной дымкой. Начальник Особого отдела долго молчал, стоя перед окном, а я сидел в кресле напротив его стола и внимательно наблюдал за ним. Уже выходя из дома, я знал, что разговор предстоит серьезный, — Громов на экране визиофона выглядел необычайно хмурым и озабоченным. Он не стал бы из-за пустяков поднимать меня так рано с постели. Скорее всего, хотел поговорить в спокойной обстановке, пока не собрались все сотрудники Отдела и не начался обычный хлопотный рабочий день, ставящий перед всеми нами тысячи проблем и вопросов и не дающий права ошибиться, решая их.

Я уже начал немного волноваться, когда Громов, не отрывая взгляда от окна, наконец заговорил:

— Все-таки, как преобразилась наша жизнь за последние шесть веков, а? Сид? Смотри, как теперь живут люди: в домах, похожих на целые города, где все продумано и сделано для удобства человека; к их услугам новейшие открытия науки и техника, какой человечество не знало никогда прежде. Мы научились управлять магнитным полем Земли и использовать гравитацию для своих нужд. Мы можем достигать звезд в несравненно короткие сроки, которые наши предки могли представить только в самых смелых своих мечтах, и строить там свои города, осваивать все новые и новые звездные колонии. А как теперь работают? Весело, с радостным вдохновением, с полной отдачей всех сил. А отдыхают как?! Это же праздник счастья и молодости! Да, да, именно молодости, потому что понятие «старость», благодаря достижениям нашей медицины, теперь утратило свое прежнее значение.

Громов помолчал. Затем, медленно повернувшись ко мне, заговорил снова:

— И все нам мало! Перевернули, переделали всю планету по своему вкусу, преобразили ее, сделали такой же молодой, как и мы сами, как и наше общество. И вот, в своем неуемном желании нового познания и перемен, устремляемся в далекий космос, к другим, еще не освоенным мирам, в надежде найти там свои древние истоки… Ты понимаешь, о чем я? Таинства, открывшиеся нам после находок в марсианских пирамидах и пирамидах Древнего Египта, заставляют человечество по-новому взглянуть на свою историю. Многое еще не раскрыто и не исследовано, но это лишь вопрос времени. Не от того ли наше извечное стремление к таинственным и манящим звездам? А все для чего? Для того, чтобы преобразить эти еще дикие миры, устроить их по-своему — красиво и удобно для жизни, творчества и работы человека! Наши звездные колонии — это кусочки светлого мира Земли в глубинах Вселенной.

Громов стал медленно прохаживаться вдоль массивного стола, изготовленного из искусственного черного дерева и занимавшего почти весь простенок между громадными хрустально-прозрачными окнами, сквозь которые могучим потоком лился солнечный свет. Отсюда, с высоты двенадцатого этажа, было видно, как колышутся на утреннем ветру пушистые ветви серебристых южноафриканских лейкодендронов[2 - Лейкодендрон — южноафриканское дерево с блестящей серебристой хвоей], ровными аллеями окаймлявших площадь Совета; как уходят к солнечному горизонту широкие стрелы проспектов — Тополиного и Серебряных Рос, вдоль которых, среди густой зелени громадных деревьев, волнами космического прибоя вздымались белоснежные дома, пылавшие арками окон и застекленных галерей, протянувшихся на невероятной высоте.

— Человечество никогда не перестанет существовать, Сид, — Громов посмотрел на меня, — потому что оно устремлено в космос, а значит в будущее. Я знаю, что один из очень важных психологических устоев творческой жизни — сознание бесконечности пространства с его непостижимыми границами и неисчислимыми, еще не открытыми человеком, мирами. Бездонные пучины космоса существуют даже вне знания Земли и в самых неожиданных комбинациях законов материального мира. Но я уверен, что когда-нибудь мы достигнем и их и переделаем существующие там миры по-своему, не затронув сути, но сделав их лучше, такими, как наша Земля…

Я внимательно слушал Громова, стараясь понять, почему вдруг он заговорил об этом. Проблема была слишком грандиозной, чтобы обсуждать ее нам, по сути, не специалистам в этой области. Неужели дают о себе знать прожитые годы? Ведь Громову должно быть не меньше ста шестидесяти лет, хотя после «восстановления» выглядел он не больше, чем на пятьдесят. И все же груз прожитого, накопленные знания невозможно стереть никакими усилиями хирурга или биохимика. Но подобная слабость была никак не свойственна Громову.

— Трудовое Братство, Сид, — тем временем продолжал он, — вкладывает огромные средства в программу освоения новых миров, не жалея ни труда, ни усилий на этом пути. В добровольцах, желающих осваивать новые планеты, недостатка нет. Совет Экономики буквально завален просьбами и коллективными заявками. Люди целыми семьями хотят переселиться на необжитые планеты! Но наши возможности в массовой заброске колонистов пока ограничены плохо изученными свойствами материи на границе нуль-пространства, таящего в себе огромную опасность для всего живого. На новые миры отправляются пока что небольшие исследовательские экспедиции, состоящие в основном из ученых и звездолетчиков экипажей космических кораблей. Они изучают ближайшие к нам окрестности Вселенной, отыскивая планеты, более-менее подходящие для жизни человека. Такие исследования сопряжены с большим риском и очень трудоемкие. Поэтому Совет Экономики разработал детальную программу освоения уже открытых планет земного типа. Для этой цели специально отбираются группы специалистов в определенных областях науки, из которых формируются исследовательские партии и отправляются на новые миры для их освоения и обживания. И только потом, постепенно, эти колонии будут пополняться за счет вновь прибывающих переселенцев…

Громов немного помолчал, словно желая дать мне время проникнуться важностью сказанного им. Затем заговорил снова:

— Пожалуй, единственной планетой, которой сейчас придается особое значение, является Терра… Да ты и сам об этом знаешь. Терра и находится ближе других изученных планет, и освоена лучше. К тому же, условия жизни на Терре почти идентичны земным, несмотря на то, что она представляет собой всего лишь спутник планеты-гиганта. Это действительно уникальный случай: островок земной жизни за миллиарды километров от нас, в пучинах холода и мертвой материи, случайно открытый исследователями, скитавшимися среди звезд.

Громов снова замолчал, подходя к окну. Передвинув крохотный рычажок в стене, он опустил оптические шторы, и стекла окон заволокло полупрозрачным сиреневым туманом, сквозь который солнечный свет казался перламутровым зыбким сиянием, заполнявшим кабинет наподобие таинственной вязкой жидкости.

— Человечество, Сид, извечно стремилось отыскать в глубинах Вселенной мир, похожий на наш, чтобы не чувствовать себя такими одинокими и беспомощными среди бесконечного множества звезд, галактик, облаков пыли и газа, несущих первородную враждебность ко всему живому. Вот почему так велика была наша радость, когда нам посчастливилось, наконец, найти такой мир совсем близко от нас. Мы устремились в этот мир, окрыленные мечтой сотворить там новый дом для себя, для своих детей и внуков. На Терре уже строятся первые города, которые совсем скоро примут тысячи колонистов, пожелавших поселиться там. На Южном материке, у побережья моря, разрослось множество научных поселков и станций, объединенных в единую научную Базу и являющихся, по сути, самостоятельным большим городом.

Но здесь, на Терре, как и на некоторых других планетах, мы неожиданно столкнулись с проблемой биологической защиты, на первый взгляд, кажущейся прозаичной. Обилие животной и растительной жизни, рожденной чужеродным миром, несет в себе определенную опасность для человека. Сейчас я не говорю об опасности заражения неизвестными доселе вирусами. Сам понимаешь, без соответствующей профилактической подготовки и долгих кропотливых исследований всех возможных бактерий и микроорганизмов никто не станет поселяться на новых мирах. Но такие планеты, как Терра, заселены неизвестными, порой очень опасными, хищниками, как животного, так и растительного происхождения, угрожающими жизни людей. Поэтому, помимо исследовательской работы, люди там вынуждены вести элементарную борьбу за выживание. Разумеется, такое не допустимо.

Трудовое Братство сейчас создает специальные биологические службы, в основе своей состоящие из истребительных отрядов, в задачи которых входит охрана колонистов от хищников любого вида, а также более тщательное изучение растительного и животного мира новых планет, создание заповедников и лесопарковых зон вокруг будущих городов…

Громов приостановился, сел в кресло напротив меня; положил сцепленные пальцы на крышку стола и задумчиво посмотрел мне в глаза. Я понял, что он подошел к главному, ради чего затеял весь этот разговор. В уголках его плотно сжатых губ собрались тонкие морщинки.

— Понимаешь, Сид, сейчас, в сложившейся ситуации, биологическая защита Терры нуждается в опытном, знающем эту специфику начальнике…

Я, кажется, начал понимать, куда он клонит.

— Эта работа, — продолжал Громов, — требует определенных навыков, присущих нам с тобой. Ты понимаешь, о чем я? Терра — не Земля. Шальной воздух свободы может вскружить голову некоторым, скажем так, не очень принципиальным добровольцам. Не секрет, что, несмотря на огромную работу, проделываемую ПОТИ[3 - ПОТИ — Психическая очистка и трансформация индивида, — одно из подразделений в системе ОСО, следящее за чистотой наследственности каждого человека Земли, избавляя его от болезней и последствий вредного влияния неустроенной жизни прежних времен.] по очистке наследственности человечества, несмотря на все усилия тысяч и тысяч воспитателей, растящих наших детей, иногда еще встречаются отдельные рецидивы и появляются люди, лишенные принципов и морали, способные нести огромную угрозу для остальных членов общества. А теперь представь, что если такой «индивид» попадет на просторы необжитой планеты, где контроль общества ослаблен? Сколько неисчислимых бед он может принести там?..

За шесть веков, прошедших после Мирового Воссоединения, мы добились значительных успехов в воспитании нового человека новой Земли. Столько трудов и невероятных усилий потрачено обществом на этом пути! Мы создали продуманную, высокодуховную систему воспитания подрастающего поколения, задействовав в ней сотни тысяч самых замечательных людей; мы избавили наследственность каждого от пагубных влияний прежних веков неустроенной жизни, въевшихся в нее, словно ржавчина. Но, тем не менее, до конца этот путь пока еще не пройден. Еще не отпала необходимость и в нас с тобой, работниках Охранных Систем. Идет борьба, Сид, грандиозная борьба за нового человека, требующая от каждого чуткости, внимания и напряжения всех душевных сил.

Вот почему в новых колониях Трудового Братства на должности начальников Биологических защит выдвигаются сейчас люди из ОСО. Им предоставляются особые полномочия, и именно на них возлагается контроль над людьми. Да, да, именно контроль! Но в это понятие надо вкладывать не грубое вмешательство в личную жизнь колонистов, а тонкую психологическую работу, постоянное общение с людьми и, если хочешь, некоторый воспитательный момент. Поэтому Совет Экономики обратился за помощью к нам, к Совету ОСО. Бехайлу Менгеша вызвал меня, ну и… — Громов снова замолчал, явно не решаясь сказать то, о чем собирался. Тяжело вздохнул.

— Так вот, Сид. Я предложил твою кандидатуру Менгеше, и он одобрил ее. Совет Экономики также не против. Теперь решающее слово за тобой.

Он выжидательно посмотрел на меня. Я молчал, глядя на блестящую поверхность стола, в черной глубине которой плавали наши отражения. Сразу что-то решить было трудно. Признаться, предложение Громова застало меня врасплох. Никогда раньше я не думал об этом. И потом, как же моя работа здесь, на Земле? Я не представлял себя без нее.

— Работа на Терре не менее важное занятие, чем твоя работа здесь, в Особом отделе, — Громов словно читал мои мысли. — Но, Сид, вдумайся — это же новая планета! Неужели у тебя не захватывает дух при мысли об этом? — Глаза Громова возбужденно заблестели. — Кому, как не тебе, нужна такая работа? Ты же, ко всему прочему, экзобиолог[4 - Экзобиология — наука о внеземной жизни («экзо» — греч. «снаружи», «вне»).]!.. Понимаю, тебе трудно решиться вот так вот, сразу, поэтому и не тороплю с ответом. Обдумай все как следует, посоветуйся с женой. У нас есть еще время: если решишься, придется перед отправкой на Терру пройти подготовку на Учебном полигоне и недельный карантин на Орбитальной-6, с вакцинацией и тестированием. Так что не спеши.

— Признаться, — добавил он, — мне трудно будет расстаться с тобой. Ребята, я слышал, прозвали тебя «сотрудником номер один»? — Он усмехнулся, и глаза его по-доброму заблестели. — Ты мне дорог, Сид, это верно… Да и не только ты один! Все вы для меня, как дети родные… Ну, хватит об этом! — спохватился он. — Думай, решай сам!

Я вышел из здания Совета ОСО, размышляя над словами Громова. На ступенях широкой лестницы, отлитой из голубой смальты и полого спускавшейся от главного входа на площадь Совета, под сень тихих аллей, я столкнулся с Юлием Торреной.

— Ты что такой печальный? — весело приветствовал меня заместитель Громова, крепко пожимая мою руку и улыбаясь белозубым ртом. Его слегка вытянутое лицо сейчас казалось еще более продолговатым. Неподдающиеся никакому ветру, рыжие тугие кудри спадали на выпуклый высокий лоб, и Торрена безуспешно пытался разгладить их.

Я не сразу понял, о чем он, и Юлий дружески похлопал меня по плечу:

— Что? Опять нагоняй от «старика» получил? А? Да ты не расстраивайся особо! Иван человек отходчивый и справедливый. Этого у него не отнимешь. К тому же, он в тебе души не чает, как в сыне.

— Да, да, — рассеянно произнес я. — «Сотрудник номер один» я у него?

— Конечно! — весело подхватил Торрена. — Может, и не все он тебе прощает, но если и накажет когда, то это только чтобы другим неповадно было, для воспитания. Ну, ладно, старик! Спешу! Увидимся позже. Извини. Пока!

Юлий кивнул на прощание и скрылся за дверями из опалово-желтого волокнистого стекла, ведшими внутрь величественного здания Совета ОСО, возвышавшегося, наподобие древней пагоды, над остальной площадью.

Я посмотрел ему вслед, вдохнул полной грудью налетевшего утреннего ветра и шагнул на движущийся тротуар, понесший меня в сторону проспекта Сиреневых Рос.

Сейчас я остро ощущал потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями и чувствами. Светлана?.. Она, конечно же, все поймет и поступит так, как решу я. «Женщина, как жена и подруга мужчины, в нашем обществе должна быть ему опорой и подмогой во всем. Быть рядом с любимым человеком не только физически, но и духовно — вот главный смысл совместной жизни. Идти рядом, рука об руку, иначе и не должно быть! Разве не так?» — вот ее слова, которые она не раз говорила мне. Нет, не ее милая преданность нужна мне сейчас. Мужской совет старого друга — вот в чем нуждался я в эту минуту.

Влад был сейчас далеко, в Тибете, где проходил переподготовку в Школе ОСО. Конечно, можно связаться с ним по визиофону, но разговаривать, находясь по разные стороны стереопроекций, мне сейчас не хотелось. Пожалуй, следует поговорить с Артуром Порта. Давний мой друг, он наверняка посоветует, как поступить.

Я взглянул на часы. Оставалось надеяться, что в это время он еще дома. Вызывать его по визиофону я не стал. Сошел с тротуара на боковую дорожку и, пройдя с десяток метров под покровом низких ветвей молодых кленов, ступил на другой тротуар, бежавший по широкой оливковой аллее в противоположную сторону. Миновав площадь Совета, я выехал на проспект Солнца. Порта жил на площади Театральных Искусств, примыкавшей к проспекту Солнца с востока.

С бокового прохода на тротуар выходила группа малышей лет пяти-шести, возглавляемая молоденькой воспитательницей. Дети заметно растерялись, остановившись на смотровой площадке. Вид широкого, двухсотметрового проспекта, обсаженного аллеями широколиственных кленов, дубов и кедров, между которыми бежали пластмассовые тротуары; огромных домов, похожих на застывшие волны из белоснежного плавленого камня, тонувших в зелени деревьев и горевших на солнце зеркалами широких, раскрытых небу и ветру окон, поразил их. Видимо, они впервые были здесь, и теперь, с открытыми от восхищения ртами, глазели по сторонам. Возбуждение их было столь велико, что они шумно и восторженно заголосили, перебивая друг друга, так что воспитательнице пришлось призвать их к порядку.

Среди этих малышей вполне мог оказаться и наш Максим. Я невольно поискал взглядом, но не увидел его в этой группе детей.

Светлана была несказанно счастлива, когда у нас родился ребенок. Пробудившееся в ней древнее чувство — чувство материнства — очень изменило ее. Казалось, она стала еще мягче, еще чувственнее, чем прежде. Первый год жизни нашего малыша она была на необычайном подъеме. Просто светилась от счастья и любви. Правда, когда Максиму исполнилось два года и настало время передавать заботы о его дальнейшем воспитании в руки общества, Светлана немного сникла, но вскоре, как и все женщины Трудового Братства, стала относиться к этой необходимости с пониманием.




Введение новой системы воспитания детей, когда общество полностью снимало с родителей ребенка ответственность за его судьбу, вызвало много споров среди психологов, педагогов и простых членов Трудового Братства. Несколько десятилетий шли ожесточенные споры о необходимости и правомерности подобного шага и о возможных психологических последствиях его для родителей. Но, в конце концов, возобладал разум, так как всем было совершенно очевидно одно — новая жизнь, которой жило теперь человечество Земли; те грандиозные преобразования планеты, которые затеяли люди; освоение ближнего космоса и выход человека на далекие звездные трассы требовали от каждого члена Трудового Братства неимоверных усилий — духовных и физических. Все это было невозможно без воспитания людей нового поколения — людей Нового Времени, наделенных совершенными духовными качествами, воспеваемыми человечеством на протяжении сотен веков своей истории. Могли ли это сделать сами родители? Конечно же, нет!

До Мирового Воссоединения появление в семье малыша ставило перед его родителями множество проблем чисто бытового характера: как прокормить, во что одеть ребенка, как дать ему хорошее воспитание и дальнейшее образование? В те времена — времена несовершенных и разобщенных государств, когда войны и политические катаклизмы были в порядке вещей, а тяжелый и плохо оплачиваемый труд считался нормой, — люди могли только мечтать о счастливой и обеспеченной жизни, и лишь единицы могли себе позволить растить своих детей в полном достатке, согревая их родительской заботой. Большинство же землян стояло на пороге отчаяния, едва сводя концы с концами. Вот почему так широко были распространены тогда всевозможные стрессы и психические расстройства. Дети же в подобной ситуации из радости и великого дара превращались в нежелательную обузу. Естественно, ни о каком высокодуховном воспитании каждого маленького жителя Земли не могло идти и речи, ведь и сами родители зачастую были малообразованны и духовно бедны. Все это в купе не могло не сказаться и на рождаемости, поэтому на рубеже XX–XXI веков старой истории во многих техногенных государствах Земли она катастрофически стала падать.

Мир потихоньку катился к пропасти, из которой уже не было возврата. Лишенное родительской заботы и внимания, никому не нужное и предоставленное самим себе, молодое поколение порождало бездушных, жестокосердных циников и безжалостных убийц-садистов, мстивших всему обществу за свою загубленную жизнь. Появлению огромного количества всевозможных маньяков и людей с отклонениями в психике в немалой степени способствовали и общие генетические изменения в биологической природе человека, вызванные катастрофическим разрушением экологического баланса Земли. Слишком далеко зашло человечество в своем бездумном уничтожении природных ресурсов родной планеты, засорении воздуха и вод радиоактивными, химическими и токсичными отходами, вырубке лесов и истреблении животных. Человек — покоритель и хозяин Природы — мог остаться со всеми своими «достижениями цивилизации» один на пустынной и безжизненной планете. Оставалось сделать последний шаг, и он был сделан — катастрофа, разразившаяся в начале XXI века, изменила мир и изменила восприятие человека. Мир постепенно становился новым.

С приходом на Землю Новой Эры — Эры Мирового Воссоединения, когда жизнь людей кардинально поменялась к лучшему, и объединенное Человечество взялось возрождать разрушенную и увядающую планету, — Трудовое Братство взяло на себя заботу о своем будущем, о детях Земли. Теперь подрастающее поколение с юных лет живет в специальных воспитательных школах. В них опытные и чуткие воспитатели, специально отобранные для этого среди множества желающих, терпеливо и кропотливо прививают детям основополагающие моральные принципы нашего общества, дают глубокое духовное и творческое развитие каждой нарождающейся личности. Поэтому, выйдя из стен школы, любой из детей вступал на нелегкий путь построения новой светлой жизни и укрепления могущества и процветания Земли наравне со взрослыми.

Достигнув двадцатилетнего возраста, каждый из детей, вооружившись широчайшим спектром полученных в школе знаний в различных областях науки и техники, обогатившись глубокими познаниями по истории и культуре человечества Земли, вступал на путь стажера, чтобы, с честью пройдя все испытания, в дальнейшем пойти избранной дорогой, внося свой неоценимый вклад в общее дело.




Я подошел ближе. Девушка-воспитатель обернулась; глаза ее озорно блеснули из-под пушистой пепельно-русой пряди волос, упавшей на высокий лоб.

— Чистого вам неба! — поприветствовал я ее и улыбнулся: — Что? Трудно с такими непоседами?

Она выпрямилась, убрала с лица волосы, с интересом разглядывая меня. Помедлив, улыбнулась в ответ:

— Ой! Вы не представляете, сколько с ними хлопот! Раньше, когда я еще училась, воспитание детей казалось мне самым заурядным делом. Что тут уметь?.. Теперь я понимаю, как сильно тогда ошибалась и была беспечна!

— И давно вы это поняли? — поинтересовался я.

Воспитательница нагнулась, останавливая малыша, шагнувшего было на движущийся тротуар. Снова улыбнулась, щурясь на солнце.

— Как только осознала, что воспитание детей — это мое призвание, — два года назад. А до этого кем я только не работала: и контролером на фабрике по производству одежды, и дизайнером, и лаборантом на плавучем заводе по изготовлению растительного белка. Даже егерем в заповеднике работала, в Центральной Африке!.. Что, не верится? — спросила она, перехватив мой взгляд.

— Нет. Но вам, должно быть, совсем немного лет?

— Двадцать четыре, — с охотой ответила она. — Все свои дела я успела переделать, будучи стажером. И все же так мало сделано в жизни, хотя впереди еще столько лет труда и свершений!

— Не расстраивайтесь, — успокоил я ее. — На нас с вами еще хватит и великих открытий, и грандиозных свершений. Целый бесконечный мир перед нами, где тысячи миров ждут наших с вами заботливых рук.

Я замолчал, почувствовав, как кто-то тянет меня за рукав куртки. Посмотрев вниз, увидел большие карие глазенки, с любопытством смотрящие на меня, — симпатичный карапуз в голубых шортах и желтой маечке доверительно подошел ко мне вплотную и задрал вверх голову. Я присел на корточки возле него, и он тут же осторожно коснулся маленькой теплой ручонкой моего лба. Затем изрек деловито и серьезно:

— Дядя! Ты такой большой! Тебе должно быть видно, что там, за теми деревьями? Посмотри, пожалуйста, — и он указал в сторону аллеи кленов.

Я взглянул на девушку-воспитателя. Та, прикрыв ладонью рот, прыснула со смеху. Глаза ее возбужденно блестели на разрумянившемся лице.

— Вот Эоли говорит, — тем же тоном продолжал мальчик, имея в виду своего приятеля — кудрявого белокурого мальчугана, стоявшего позади него важно подбоченившись, — что если подняться высоко-высоко, над этими деревьями, то можно увидеть озеро! А я так думаю, что никакого озера там нет и он все придумал. Ведь мы никогда здесь раньше не были, так откуда ему знать про озеро?

— А вот и есть! — не сдавался Эоли, смело выходя вперед. — Я знаю, я видел по визиофону. Ты, дядя, посмотри, пожалуйста, и скажи нам. Ведь взрослые никогда не обманывают!

— А хочешь посмотреть сам? — спросил я, обращаясь к первому мальчику.

— Конечно, хочу! Но я маленький, и мне не видно! Придется ждать, когда я вырасту таким же большим, как и ты, — огорчился он. — А Лума не разрешает подниматься так высоко.

— Зачем же ждать так долго? — улыбнулся я. — Давай попросим Луму сделать для тебя исключение? А? — Я посмотрел на девушку. — Ведь она добрая тетя?

— Точно! — подтвердил малыш.

На губах девушки заиграла улыбка.

— Вот видишь? Ну-ка! — Я осторожно поднял мальчика и усадил его у себя на шее.

Он обхватил мою голову маленькими ручонками, торжествующе глядя на своих сверстников, оставшихся на тротуаре. Дети обступили нас со всех сторон, взволнованно следя за своим товарищем.

— Ну как? Видишь озеро? — весело спросил я.

— Ага, вижу! Вон оно, там! — Мальчик указал рукой куда-то поверх деревьев.

Я же с самого начала знал, что озеро там действительно есть, но решил дать ребенку самому насладиться этим открытием. Маленький человек Земли познавал мир, в котором ему предстояло жить бок о бок со своими друзьями, и собственные знания были для него сейчас намного важнее, чем подсказанные взрослыми.

— Ой! Смотрите! — неожиданно воскликнул он, указывая на юг, где в небе над Городом пролетала стайка серебристых точек — гравипланы.

— Смотрите, смотрите! Серебряные птицы! — радостно закричала девочка со смешными косичками, одетая в сиреневое платьице с желтыми цветочками.

Дети, как по команде, задрали головы к небу.

— И вовсе это никакие не птицы, а гравипланы! — авторитетно поправил свою подругу стоявший рядом мальчик в золотистых шортах и такой же майке. — Большая уже, а не знаешь!

— А вот и нет! Не гравипланы, а птицы! — возразила девочка. — Правда же, Лума? — обратилась она за помощью к воспитательнице. — Гравипланы большие и холодные, а эти маленькие и живые! Как в сказке, которую вы вчера нам рассказывали!

— Конечно, Чеди, ты права! — улыбнулась девушка. — Но и Кай тоже прав. Учитесь видеть мир каждый по-своему, ведь это замечательно здорово! Никогда не нужно подстраиваться под мнение других людей. Будьте независимы и уверены в своей правоте, но и не забывайте уважительно относиться к взглядам окружающих. Они имеют на них полное право. Если тебе в этих блестящих точках видятся сказочные птицы — это прекрасно. Значит, ты в душе мечтатель и творец. Возможно, когда ты вырастешь, то станешь хорошим писателем и напишешь много замечательных, интересных книг. А Кай станет лучшим конструктором, который придумает новую летательную машину, способную использовать для движения какие-то, еще не известные нам физические поля или передвигаться даже во времени! Так или иначе, этот мир, дети, открыт для вас, и только для вас. Не бойтесь выдумывать его таким, каким хотите, чтобы он был. Девушка взглянула на меня, ища поддержки. Я ободряюще кивнул ей, видя, как дети с замиранием сердца внимают каждому ее слову. Можно было не сомневаться, что она научит их быть настоящими людьми, жить честно и красиво. Вот на таких воспитателях, беззаветно преданных своему делу, душевно чутких и отзывчивых, и держится Трудовое Братство, а значит, мы пойдем далеко-далеко, до самых глубин Вселенной, неся к звездам теплоту своей души и вечную человеческую любовь!

От этих мыслей на душе стало светло и радостно, словно весь этот солнечный мир вдруг наполнил ее, заставляя сильнее биться сердце в груди.

— А меня подними! — попросил курчавый мальчик Эоли. — Я тоже хочу посмотреть.

— И меня! И меня! — загалдели наперебой со всех сторон дети.

— Что вы, что вы, ребята! — испугалась Лума. — Дяде, наверное, некогда. Он спешит!

— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Смотрите, Лума, как светятся у них глаза! Было бы не справедливо лишать остальных этой радости.

Я по очереди сажал себе на шею детишек. Они с восторгом поднимались на эту «грандиозную» высоту, каждый раз издавая вздох восхищения. Когда последний из них, налюбовавшись вдоволь, был опущен мною на землю, я помог девушке-воспитателю вывести детей на тротуар и, узнав, что они идут в том же направлении, как и я, пошел вместе с ними.

— Я хочу показать им деодаровый[5 - Деодар — гималайский кедр.] парк с его ступенчатыми водопадами, — рассказывала Лума. — На мой взгляд, это одно из самых красивых мест в этой части Города, не считая, конечно, Открытых Оранжерей и Водного Стадиона. По-моему, нужно приобщать детей к пониманию прекрасного с самого раннего детства и учить их воспринимать красоту во всех ее оттенках не разумом, а душой, самим сердцем… Разве я не права? — Она вопросительно посмотрела на меня. Темные глаза ее возбужденно блестели.

Я согласно кивнул. В это время дети оживленно загалдели: по легкой ажурной эстакаде над нами промчался магнитный поезд. Снизу, сквозь полупрозрачное полотно магнитной дороги, было видно, как под плоскими днищами вагонов вращаются дисперсионные[6 - Дисперсия — от англ. disperse — рассеивать.] диски.

Дорога пересекала проспект на стометровой высоте, опираясь на гигантские конусообразные башни, служившие одновременно станциями пересадки. Эти башни-станции, разделенные равными промежутками, высились над Городом до самого горизонта — дорога проходила над жилыми кварталами, над парками и обширными садами, пробегала над многочисленными озерами и водохранилищами. На восточных и южных окраинах Города к ней примыкали векторные магистрали, расходившиеся во все концы планеты и вливавшиеся в единую сеть Общеконтинентальной Дороги, гигантской спиралью обегавшей весь земной шар: от северных широт до южного полюса.

Лума ждала моего ответа. Помолчав, я сказал:

— Вы, конечно же, правы. Без понимания красоты окружающего мира невозможно понимание ценности жизни в целом. Ребенок никогда не сломает ветку дерева, если будет видеть, как оно совершенно и прекрасно, не обидит собаку или кошку, сознавая их таким же неповторимым творением природы, как и он сам. Только тогда у него появится сострадание ко всему живому и осознанное стремление оберегать и охранять его. Если мы добьемся этого сейчас, то впоследствии значительно снизим вероятность появления в нашем обществе людей, видящих себя центром всей Вселенной и не замечающих вокруг присутствия других живых существ. Ведь такие люди, как островки неправильной, вредоносной жизни, незаметно прорастают в чистом океане человеческого бытия, и если их вовремя не обезвредить, то они принесут непоправимые страдания и беды остальным людям. Вот почему так важно не допустить их появления в нашей жизни, и на вас, воспитателях, лежит основная забота об этом. Ведь общество доверило вам свою главную ценность — наших детей, которые сменят нас на пути построения новой жизни через несколько десятилетий. Поверьте мне, Лума, вы делаете великое дело!

— Скажите, а кем работаете вы? — спросила девушка, на которую мои слова, видимо, произвели сильное впечатление.

Я усмехнулся и беспечно пожал плечами.

— У меня не такая интересная работа, как у вас. Кому-то, в конце концов, необходимо быть стражем общества, чтобы исправлять чужие ошибки и упущения… Знаете, как в природе? Животные-санитары очищают свой мир от больных и слабых, чтобы те не приносили вред здоровым.

— Так значит вы «лиловый»? — догадалась Лума и тут же спохватилась: — Ой! Простите. Я хотела сказать, что вы работаете в ОСО?

— Да. Но я не вижу в ваших словах ничего обидного. В этой форме ходят тысячи замечательных людей, готовых в любую минуту отдать жизнь ради счастья и спокойствия жителей Земли, и я горжусь, что могу носить ее вместе с ними.

— Конечно-конечно! — поспешила добавить девушка. — Я совсем не то хотела сказать. Просто вы говорили об этом так… — Она помолчала, подбирая слова. — Обыденно, что ли? А ведь у вас такая замечательная работа! Подумать только — охранять общество! Да половина моих ребят мечтают об этом!

Лума возбужденно оглядела своих питомцев, занятых созерцанием окрестностей.

— Ну, им-то, пожалуй, об этом мечтать не стоит! — Я тоже посмотрел на детей. — Думаю, совсем уже скоро необходимость в таких людях, как я, отпадет вовсе. Мы идем вперед семимильными шагами, и если ваши усилия принесут свои бесценные плоды, то через десяток-другой лет мы сможем не опасаться возможности повторения прошлой истории.

— Вы так думаете? — Девушка внимательно посмотрела на меня.

— Да. Я уверен в этом.

— Знаете что? — сказала Лума, беря меня за руку. — Приходите к нам, в детский городок! Нашим девочкам-воспитателям будет очень интересно послушать о вашей работе. Обещайте, что придете.

— Я бы с удовольствием, Лума. Только обстоятельства складываются так, что в самое ближайшее время мне придется покинуть Землю. Получил новое назначение, на Терру.

— Ой! Как жаль! — огорченно воскликнула девушка. — Но ничего не поделаешь. Тогда я желаю вам успехов в вашей работе…

— Пожелайте лучше, чтобы этой работы было как можно меньше!

Лума откинула с лица волосы, улыбнулась:

— Ну что ж, пожалуй, вы правы. Успехов желать нужно мне. А вам — чистого неба! — традиционно попрощалась она, протягивая мне руку.

Я осторожно пожал ее узкую твердую ладонь и соскочил с тротуара на боковую дорожку. Постояв немного, помахал на прощание удаляющимся детям и их симпатичной воспитательнице и двинулся в глубь широкой аллеи из цветущих тюльпанных деревьев к высокому зданию из молочно-белого плавленого камня. Его волнистые контуры четко рисовались на фоне бесконечно глубокого солнечного неба.

Я не ошибся: Артур Порта был дома. Он встретил меня в одних плавках, сонный и слегка недовольный. Мы вошли с ним в полутемную комнату, застланную светло-зеленым ворсовым ковром. Он кивнул мне на глубокие кресла, расставленные вдоль стен, мерцавших голубыми огоньками звездного неба, и отправился в ванную, шурша босыми ногами по ковру.

Подойдя к окну, я убрал оптические шторы, и радостный поток солнечного света наполнил комнату, ослепительно блестя в темной полировке мебели из искусственного дерева. Вдоль левой стены, над широким диваном нежного кремового цвета, висело несколько репродукций известных картин, отображавших все разнообразие земной природы.

Я остановился около одной из них, внимательно вглядываясь в гладко отполированную полосу прозрачного кристалла. В глубине ее могучие вековые сосны стояли на краю песчаного откоса, пронизанного узловатыми жилами корней. Солнечный свет, заливавший весь передний план, не в силах был рассеять первобытный мрак, скрывавший от зрителя глубины этого сказочного леса, где, казалось, таились самые немыслимые чудища, рожденные древними сказаниями и поверьями. Свежестью лесного утра и неведомой тайной веяло от этой удивительной картины.

— Ты, как всегда, спозаранку? — констатировал Порта, появившись в проеме двери, ведшей в соседнюю комнату. — Не считаешься с тем, что нормальные люди в такую рань еще спят. Могу я хотя бы иногда позволить себе такую роскошь?

Я сел в кресло, посмотрел на него.

— Ладно, не ворчи. Неужели у вас в ПОТИ все такие лежебоки? Ты только посмотри, какое утро! А ты пыхтишь, как недовольный медведь, которого раньше времени подняли из берлоги.

— У нас, в отличие от особистов, работа психологически тонкая, — парировал Артур. — Чтобы постоянно быть в форме, я должен чувствовать себя отдохнувшим и свежим, как утренняя роза.

— Скорее, как спелый каштан, — усмехнулся я, оглядев его кряжистую фигуру.

Порта поиграл мышцами шеи и удивленно приподнял правую бровь.

— Артур! Мне действительно нужен твой дружеский совет.

— Есть будешь? — примирительно спросил Порта.

— Буду.

— Только ты извини, готовить я не мастак. Так что придется воспользоваться меню ближайшего Дома пищи. Ты что предпочитаешь?

— Мне все равно. Закажи то же, что и себе.

— Тогда завтрак «номер три», — кивнул Артур, подходя к визиофону, вмонтированному в овальной нише около входа, и набирая код Дома пищи. — Я всегда выбираю этот завтрак, — пояснил он. — Чудный рацион! Тебе понравится.

— Послушай, Артур. Почему до сих пор ты не женился? Или хотя бы не завел себе подругу? — сам не знаю зачем, спросил я. — В твоем доме явно не хватает женской руки и заботы.

Мой вопрос, казалось, озадачил его. Пожав плечами, он присел на подлокотник кресла около меня.

— Ты знаешь, как-то не вышло. По молодости ни с кем не сошелся, а теперь, наверное, уже поздно…

— Это никогда не поздно! — сказал я.

Порта недоверчиво посмотрел на меня. Неохотно признался:

— Потом, мне никогда не везло с женщинами. Для меня они — тайна за семью печатями. Может быть, я не нравлюсь им?

— Ну, это ты брось! Чтобы ты не нравился девушкам? Это знаешь…

— Я точно тебе говорю, Сид! — Артур смутился еще больше. — Понимаешь, несколько лет назад у меня была одна… знакомая. Встречались… Нравились друг другу, а потом…

Он замолчал.

— С ней что-нибудь случилось? — осторожно спросил я.

— Да нет. Просто однажды я увидел ее с другим парнем. Они шли по улице, улыбались, шутили, и я сразу все понял…

— Может быть, они были просто друзьями? Ты пробовал поговорить с ней на эту тему?

— Нет, Сид. Это была не простая дружба. Там все было по-настоящему! Я знаю… Если бы ты видел ее глаза, когда она говорила с этим парнем! На меня она никогда так не смотрела… Э! — махнул он рукой. — Что там вспоминать!

До нас донесся призывный сигнал, возвещавший о доставке нашего заказа из Дома пищи, и мы оба направились на кухню.

— Так о чем ты хотел поговорить со мной? — спросил Артур, когда мы уже сидели в просторной и светлой столовой.

Широкое арочное окно, застекленное полупрозрачными пластинами янтарного цвета, создавало в помещении зыбкое золотистое свечение, висевшее в воздухе легким утренним туманом.

Артур сидел напротив меня за овальным столом из прозрачного волокнистого стекла и с наслаждением откусывал от бутерброда, намазанного медом, запивая его опалово-розовым соком.

Я пододвинул к себе баночку с медом и взял хлеб. Сказал как можно спокойнее:

— Я хотел посоветоваться с тобой. Сегодня Громов предложил мне перейти на другую работу.

— Да ну? — Артур отложил в сторону бутерброд, вопрошающе уставился на меня. — И куда же? В другой отдел?

Я отрицательно покачал головой.

— Бери выше! Меня рекомендовали на должность начальника Биологической защиты Терры.

Порта шумно выдохнул воздух и откинулся в плетеном кресле.

— И ты раздумываешь? — спросил он, удивленно глядя на меня.

— А ты хотел, чтобы я, бросив все разом, очертя голову, полетел за десяток парсек, на край света? У меня здесь семья: жена, ребенок! Светлана еще не закончила свою работу по ис следованию находок в пирамидах Кидонии[7 - Кидония — область на поверхности Марса, в районе Ацидалийской равнины, где обнаружен ряд загадочных объектов, в т. ч. марсианский «Сфинкс», пирамиды и другие образования, явно искусственного происхождения.]. Ты представляешь, какое это событие для любого протоэкзобиолога[8 - Протоэкзобиология — наука, занимающаяся изучением древней внеземной жизни (фант.).]?

— Святая наивность! — воскликнул Артур. — Да ты хотя бы представляешь себе, что такое работа на Терре? Нет?.. Нет, ты не представляешь! Иначе не пришел бы ко мне, а был бы уже там. Это же грандиозный полигон, неизведанный край! Нигде ты больше не найдешь такой возможности проверить себя, полностью отдаться труду. И какому труду!

— Да, но… — попытался возразить я, но Порта перебил меня:

— Извини, Сид, но твои аргументы кажутся мне неубедительными! Твоя Светлана — умница! Не сомневаюсь, что она все поймет. А ее работа… Конечно, это грандиозное открытие для всего человечества, и его необходимо довести до ума. Но никто тебя не заставляет тащить ее с собой прямо сейчас. Пускай она завершит свои исследования вместе с Акирой Кендзо, а потом прилетит к тебе на Терру с триумфом победы.

Пойми, если ты откажешься сейчас от этого предложения, то другого такого случая может больше никогда не представиться. Громов просто пошлет вместо тебя Влада… Громов! Молодец, светлая голова! Предложил ему такую работу, а он сидит здесь у меня и раздумывает! Да ты знаешь, что даже дети считают работу на Терре престижной и почетной, а ты, здоровый, опытный особист, позволяешь себе колебаться! Лучше подумай о том, что скажешь своему сыну, когда тот подрастет и спросит тебя: «Папа! А почему ты отказался лететь на Терру?» Что ты скажешь ему в ответ? А? Что смалодушничал, испугался трудностей, не захотел променять насиженное место в земной берлоге на необжитой край под чужим солнцем? Так, что ли?

— Перестань! — оборвал я его излияния. — Ты прекрасно знаешь, что все не так.

— «Знаешь»? — Артур отхлебнул сока. — Может быть, и знаю! Только вот не пойму, кто сейчас сидит передо мной. Сижу и не узнаю своего старого друга, с которым попадал не в один пере плет! Ты зачем ко мне пришел? Надеялся, что я поплачусь вместе с тобой в жилетку?.. Ах! Он такой бедный и несчастный! Как же мне его жаль!.. А мне не жаль! Если хочешь знать, мне просто противно! — Порта встал. Разгоряченный, подошел к окну.

— Нет, Сид! Тут может быть только два ответа: либо ты действительно смалодушничал, либо не понимаешь, какую возможность дает тебе в руки случай в лице нашего Громова. Если это так, тогда сознайся лучше во втором.

Артур помолчал, потом взглянул на меня. Я поморщился под его взглядом.

— Сид, подумай о старике. В какое положение ты поставишь его своим отказом. Ведь он верит в тебя, в своего лучшего воспитанника, и поручился за тебя перед Менгешей. А ты хочешь обмануть его надежды?

— Да что ты, в самом деле, набросился на меня! — обиделся я.

Артур усмехнулся.

— Избаловала тебя семейная жизнь! Обленился, ожирел. А еще спрашиваешь, почему я не женился до сих пор! Да, глядя на то, как ты опустился, я вообще никогда не свяжусь ни с одной девчонкой!

— Перестань! При чем здесь это?

— При всем! Раньше я знал отличного парня, готового в любую минуту, не задумываясь, рискнуть жизнью ради общего дела. Но это было шесть лет назад, до того, как он попал на Марс. Что же я вижу теперь? Передо мной сидит какой-то обыватель, мучающийся сомнениями, что для него лучше: трудности звездной колонии или налаженная земная жизнь.

— Ну, знаешь! — не выдержал я. — Я пришел к тебе выслушать дружеский совет, а ты…

— Если хочешь выслушать дружеский совет, изволь: бери жену и отправляйся на Терру, не раздумывая больше! Это место только для тебя, пойми же это, наконец! Сам бы полетел, простым добровольцем, да вот только не отпустят меня из ПОТИ…




От воспоминаний меня отвлек сигнал вызова, доносившийся от визиофона в соседней комнате. Я протер ладонями лицо, стирая с него последние остатки сна, и пошел отвечать на вызов.

На вспыхнувшем экране появился Роман Сарко — статный парень с кудрявыми золотистыми волосами русского добра-молодца и смешливыми голубыми глазами, смотревшими из-под низких белесых бровей прямо и открыто. Он поприветствовал меня жестом руки.

— Сид! Есть важный разговор!

— С самого утра, и важный разговор? А нельзя было повременить? Ты видишь, в каком я виде?

Сарко критически оглядел меня. Пробормотал что-то невнятное, типа «м-да!», но тут же твердо сказал:

— Понимаешь, разговор действительно очень важный. Это касается тигров…

— Что? Что-нибудь случилось? — насторожился я.

— Пока нет, но может случиться.

— Говори без загадок! Я ничего не понимаю!

— Сам я, пожалуй, не смогу тебе всего объяснить. А вот… — Он посмотрел куда-то в сторону. — В общем, мы придем к тебе: я и Ли. Можно? Она тебе все объяснит.

— Хорошо. — Я выключил визиофон. Экран стал пустым и плоским.

Роман Сарко прибыл на Терру год назад. До этого он был патрульным на Орбитальной-12 и работал по программе «Купол». Не знаю, что заставило его сменить работу (сам он никогда не рассказывал об этом), но истребителем Биологической защиты он был отменным. Отдавался работе полностью. Мог по несколько дней пропадать в джунглях, наблюдая за животными. Любил природу, был всегда веселый и жизнерадостный, как ионный душ.

Ли Лин появилась на Базе примерно в то же время, что и Сарко. До Терры работала биологом в морской экспедиции на Тихом океане, но в том, что пошла в истребители Биологической защиты, я не видел ничего особенного — на Терре работало много девушек, ни в чем не уступавших мужчинам. Самоуверенные высказывания Сарко по многим вопросам современной науки всегда вызывали у Ли Лин бурное негодование. Они частенько спорили по малейшему поводу, и даже ссорились, но мне всегда казалось, что за всем этим стоит большое и светлое чувство, старательно прикрываемое юношеским максимализмом.

Эти двое симпатичных ребят и были моими самыми близкими помощниками.

Так что же все-таки случилось с тиграми?..

Тигров завезли на Терру год назад. Здесь, на Южном материке, большую часть суши занимает лес — труднопроходимые тропические джунгли, полные хищных зверей и ядовитых растений. Земные ученые давно спорили над программой биоколонизации Терры, пытаясь найти наиболее оптимальный способ борьбы с местными хищниками и защиты от них людей. Вот тогда-то молодой экзобиолог Тим Минциус из Академии Звездной Биологии и предложил смелый эксперимент. По его замыслу тигры — грозные хищники и хозяева земных джунглей — должны были быстро приспособиться в местных условиях и повести борьбу за выживание с более слабыми террианскими хищниками.

Поначалу все шло, как и было задумано учеными. Партию из двухсот тигров обоего пола привезли с Земли и выпустили в джунгли в окрестностях Базы и лагеря Биологической защиты. Правда, в этот же день произошел очень неприятный инцидент: один из биологов, сопровождавших животных, пропал без вести.

Андре Бертон углубился в джунгли, намереваясь понаблюдать за первыми реакциями тигров в чужих условиях, и больше никто не видел его в живых. Тщательные трехдневные поиски ни к чему не привели. Бертон исчез бесследно. Возможно, он погиб в схватке с тигром, а может быть, не смог выбраться из чащобы, ведь затеряться в джунглях очень легко. Странным было то, что сигналы его личного датчика (такие датчики были вшиты под кожу запястья каждого, работавшего на Терре), который в любом случае должен был остаться целым, также не удалось обнаружить. Во всяком случае, в дальнейшем тигры никак не проявляли своей агрессивности по отношению к людям. Они действительно очень скоро адаптировались в террианских джунглях и с большим аппетитом принялись пожирать не только местную живность, но и наиболее опасных хищников — хрипунов. Семь месяцев тщательных исследований и наблюдений за полосатыми кошками дали отличные результаты. Ученые уже праздновали победу, как вдруг поведение тигров сильно изменилось.

Все началось с того, что несколько агрессивных кошек напали на исследовательскую группу, ведшую наблюдения к югу от побережья. Один из биологов был тяжело ранен. К счастью, врачам удалось спасти ему жизнь, но с этого дня между тиграми и людьми началась негласная война, шедшая с переменным успехом. Тигры стали неуправляемыми, норовили напасть на людей из засады, а иногда даже отваживались нападать на жилые поселки. В этой обстановке у нас, работников Биологической защиты, значительно прибавилось проблем.

Каждодневно я получал тревожные сводки с многочисленных постов Биологической защиты, разбросанных по всему материку. Если раньше общие переклички по постам проводились не чаще трех раз в неделю, то теперь экстренная линия связи ни на минуту не смолкала. В наших руках оказался обоюдоострый меч, справиться с которым было очень нелегко. Настораживало и то, что не все тигры вели себя агрессивно, а лишь те, которые обитали недалеко от южного побережья. Именно это обстоятельство зародило у нас подозрение о распространении среди животных неизвестной эпидемии…

В дверь постучали, и тут же в комнату вошел Сарко. Я вышел ему навстречу. На нем был форменный комбинезон светло-песочного цвета, с нашивкой Биологической защиты на правом плече и большими накладными карманами. На ремне висела кобура с пистолетом-парализатором (все истребители носили оружие).

В дверной проем мне была видна дорожка между скалистыми склонами, поросшими низкими лохматыми деревьями, ведшая к моему коттеджу. Крепкая маленькая фигурка Ли Лин спешила к домику, темным силуэтом выделяясь на солнце. Ее шаги показались мне необыкновенно легкими, почти летящими. На ней золотистого цвета широкая рубашка с распахнутым воротом, такого же цвета шорты, на голове козырек от солнца.

Вот она, наконец, взбежала на последнюю площадку дорожки, вошла в дом, распространяя вокруг приятный, едва уловимый запах здорового тела, освеженного тонизирующим воздушным потоком.

— Всем привет! — Ли весело сверкнула глазами. Голова ее высоко поднялась; нетерпеливая и отважная усмешка обнажила зубы под короткой верхней губой.

Я невольно усмехнулся, глядя на нее.

— Почему ты смеешься? — спросила Ли, поднимая короткий носик.

— Эта маленькая наяда[9 - Наяды — нимфы вод, ручьев и источников (греч.)] очень сердита с утра? — улыбнулся я.

— И вовсе я не сердитая, — возразила Ли, проходя на середину комнаты и усаживаясь в надувное кресло. — Я озабоченная!

— Чем же ты озабочена, позволь узнать? — спросил я, садясь на постель.

Сарко остался стоять, прислонившись к стене около окна.

— Не смейся! Это очень важно. Как я и думала, Роман не смог проникнуться серьезностью случившегося и не вселил ее в тебя!

Сарко попытался сказать что-то в свое оправдание, но я остановил его:

— Ладно. Шутки в сторону. Что произошло?

Ли наклонилась вперед, и ее взгляд, только что мечтательный и рассеянный, сделался глубоким и твердым.

— Я знаю, от чего тигры стали людоедами! — почти шепотом сказала она.

— Да-а? — протянул я. Слишком уверенный тон девушки заставил меня засомневаться. — И от чего же они стали людоедами?

— Вот от этого! — Девушка достала из нагрудного кармана небольшую ампулу с какой-то белесой пылью, протянула ее мне.

— Что это? — Я взял ампулу, осмотрел содержимое. Порошок мелкий, кристаллический, с резким запахом. На вкус чуть сладковатый.

— Это так называемый «эпресин», — пояснила Ли. — Сильнодействующий психотропный препарат, вызывающий угнетение психики, неосознанную ярость и агрессию, особенно у животных, с их сложными бессознательными инстинктами. Попадая в организм через органы дыхания или с пищей, он уменьшает выброс фосфора из организма, подавляя действие гормонов гипофиза. Тем самым нарушается важнейшая питуитарно-адреналиновая психическая ось во внутренней секреции организма и получается искусственный психоз, типа глубокой истерии или шизофрении. Это расщепляет нормально сбалансированное сознание, отделив сознательный процесс мышления от подсознательного.

— Ты хорошо осведомлена в этом вопросе! — сказал я, покосившись на ампулу, которую все еще держал в руках.

— Стараюсь! — усмехнулась Ли. — По сути, этот порошок является галлюциногеном. Конечно, животные стоят на более низкой ступени нервной организации, чем человек, но и у них он может вызвать бешенство, неосознанный страх, отпугивая их.

— И где ты взяла его? — спросил я.

— Нашла вчера в джунглях. Наблюдая за Линдой, я случайно заметила рассыпанный у ручья порошок… — Она осеклась, не закончив фразы.

— То есть как в джунглях? — Я пристально посмотрел на девушку. — Я же запретил тебе все эти эксперименты по приручению тигров, особенно этой твоей любимицы, Линды! Как прикажешь понимать тебя?

— Я самовольно производила наблюдения, ни у кого не спросившись, — едва слышно пролепетала Ли, виновато опуская бедовые глаза. — Не сердись, Сид.

— Так! — Я откинулся на подушку, посмотрел на Сарко. Тот пожал плечами, показывая, что он здесь ни при чем. — Ты слышал? Она самовольно! И каким ангельским голоском она говорит мне об этом. Нет, и с такими людьми я вынужден здесь работать! Никакой дисциплины, а полный детский сад! Взрослые люди, и не понимают простых уставных правил.

Ли еще ниже опустила голову. Попросила жалобно:

— Ну, пожалуйста, Сид! Я же по инструкции, с парализатором и на дистанции…

— «С парализатором»! — передразнил я. — Девчонка! Да ты пальцем пошевелить не успеешь, как тигр слопает тебя, такую кроху! И парализатора твоего не останется.

Ли, потупив взор, сидела в кресле. Щеки у нее горели. Мне даже стало ее жаль.

— Ну, хорошо, — примирительно сказал я. — Прощу еще раз, но в последний!

Девушка вскинула голову, радостно блестя глазами.

— А за находку спасибо. Интересная находка. Значит, ты говоришь, что у ручья нашла порошок?

— Да, — кивнула Ли. — Был рассыпан на песке и на листьях кустов. Я собрала, сколько смогла, и сразу же на Базу. Провела микроанализ — все подтвердилось.

— Странно. — Я встал, в задумчивости прошелся по комнате. — Откуда эпресин взялся в джунглях? Где это место?

— Недалеко от южного побережья, — охотно ответила Ли.

— У южного побережья?

— Может, кто-то случайно рассыпал там порошок, кто-то из наших? — вставил Роман.

— Исключено! — категорически заявила Ли. — Я узнавала: такого порошка нет ни на Базе, ни вообще на Терре.

— Ли права, — согласился я. — Порошок рассыпали у ручья не случайно. Думаю, чтобы отпугнуть хищников от этого места. Кому-то необходимо было обезопасить себя от возможного нападения. Для чего?.. Может быть, чтобы иметь возможность выполнять там какую-то работу, длительную, не на один день?

— Работу? — задумчиво повторил Роман. — Насколько я знаю, в этом районе не ведется никаких исследований.

Он озадаченно посмотрел на меня.

— Ты прав, — согласно кивнул я. — Это еще один вопрос, на который нам предстоит найти ответ.

Я задумчиво повертел в руках ампулу с белым порошком.

— Эпресина нет на Терре… Откуда ему здесь вдруг взяться? Значит, кто-то провез его сюда тайно? Но кто и с какой целью?

Я посмотрел на товарищей. Казалось, они были растерянны не меньше меня.

— Неужели, это кто-нибудь из наших? — Сарко недоуменно посмотрел на меня.

— Может быть… Но твой вопрос таит в себе предположение о присутствии на Терре каких-то «чужих»?

— Да нет, Сид! — отмахнулся Роман. — Это какая-то ерунда!

— Сейчас нам трудно судить об этом. Во всяком случае, этот неизвестный преследует какую-то цель. Вот только какую?

— А помните, как странно повели себя тигры в первый день эксперимента? — задумчиво произнесла Ли. — Тогда еще погиб этот биолог, Бертон. Его тело так и не нашли. Может быть, это тоже из-за порошка? — Она вопросительно посмотрела на нас.

— А какая тут связь? Не вижу связи! — возразил Сарко. — По-моему, эту историю не стоит связывать со случившимся сейчас. Слишком много тогда было неясного. И тигры тут, может быть, вовсе ни при чем.

— Во всяком случае, во всем нужно хорошенько разобраться. Не будем делать скоропалительных выводов, — подытожил я. — Где точно ты нашла порошок? — обратился я к девушке, доставая карту.

— Могу показать, — с готовностью встала Ли.

— Об этом не может быть и речи! — остановил я ее. — С меня достаточно твоей самодеятельности. Мы пойдем вдвоем с Романом. Назови только точные координаты.

— Ну и пожалуйста! — Ли обиженно отвернулась к окну. Сказала через плечо: — Без меня вы все равно ничего не найдете!

Я переглянулся с Романом. Он пожал плечами: ну что с ней поделать? С минуту я размышлял, потом махнул рукой:

— Ладно. Идите, готовьте катер.




Мы вышли из бухты и пошли на запад, вдоль скалистой гряды, подступавшей почти вплотную к морю. Волнения почти не было, и большой, сверкающий на солнце катер Биологической защиты скользил по воде, похожий на сказочную летучую рыбу.

За управлением был Роман, а мы с Ли сидели на заднем сидении. Девушка закинула руки за голову, оперлась спиной о выступ сидения и мечтательно прищурила глаза. Солнцезащитный козырек бросал короткую тень на ее лицо. На сидении рядом с ней лежал парализатор; из нагрудного кармана рубашки торчала микрорация.

Я снял ремень с кобурой, расстегнул до пояса комбинезон, подвернул до локтей рукава. Солнце стояло довольно высоко и уже начинало припекать.

Роман вел катер размашисто, по-богатырски, вспарывая днищем судна водную гладь и поднимая тучи брызг. Далеко по морю, навстречу солнцу, разбегались мириады сверкающих крылышек на гребнях пологих волн, делая водную поверхность похожей на гигантское золотое поле. Через полчаса прибрежные скалы поредели, покрылись густым лесом. Из глубины джунглей вытекало множество небольших речушек, впадавших в море.

Теперь Ли внимательно всматривалась в лес на берегу, обхватив руками голые колени. Неожиданно она положила руку на плечо Романа:

— Здесь!

Сарко послушно направил катер в естественный тоннель из деревьев, росших по обоим берегам узкой лесной речушки. До предела сбавил скорость.

Ветви деревьев спускались низко к воде, переплетались над нашими головами, образуя сплошной полог. Тропический лес был полон ароматных, пьянящих запахов экзотических цветов, терпких запахов хвои и гниющих древесных стволов, плававших тут же, в воде. Ближе к берегу, прямо из воды, торчали длинные стебли каких-то растений, лишенные листьев и увенчанные большими розовыми шарами. Насекомые целыми тучами вились над этими не то цветами, не то плодами. Сверху, между листвой, свисали похожие на вытянутые чаши или колокола, большие бутоны белых цветов, в каждом из которых вполне могла поместиться человеческая голова.

Я сидел, разглядывая прыгающих между ветками птиц, как в настоящих земных тропиках, всех цветов радуги. Перехватил взгляд Ли: прямо над нами, на дереве лохматом, как пальма, висели большие круглые плоды, опутанные коричневыми волокнами. Очень напоминает земной кокос.

— Кокос? Вполне может быть съедобным. Но никаких лакомств! Понятно, Ли?

Девушка безразлично пожала плечами и отвернулась.

Спустя некоторое время мы причалили к узкой кромке песка, вдававшейся в лес. Я подхватил ремни с оружием и приборами, соскочил на берег. Обернулся, чтобы помочь Ли, но она ловко выпрыгнула из катера на песок. Поправила солнцезащитный козырек, улыбнулась мне.

Вместе с ней мы вошли в лес. Роман вытащил катер на берег, достал из-за пояса тесак и стал прорубаться сквозь заросли вслед за нами, без устали работая остро отточенным ножом. Я шел впереди Ли, обрубая ветки и лианы. Работа эта утомляла быстро. Остановившись передохнуть, я обратил внимание на слабый писк, исходивший от приборов. Взглянув на анализатор, я подивился его показаниям: судя по всему, где-то поблизости находились выходы на поверхность месторождений радиоактивных руд. Я двинулся дальше и вдруг, ударив в очередной раз ножом по кусту, услышал голос Ли:

— Сид! Роман! Идите сюда!

Я отодвинул измочаленные ножом лохмотья веток, прошел через кусты и увидел Ли. Она вся подтянулась и шла, осторожно ступая, будто опасаясь западни, по огромному стволу поваленного дерева. Через несколько шагов спрыгнула в заросли кустарника. Мы с Романом последовали ее примеру и почти сразу же оказались на обширной поляне. Кругом стоял неприятный резкий запах, от которого скоро начала кружиться голова. Мы были вынуждены вставить в нос и рот биофильтры. Теперь можно было спокойно осмотреть всю поляну.

Слева, наполовину скрытая деревьями, видна невысокая скалистая гряда, уходящая в глубь леса. При приближении к ней датчики радиации тревожно и протяжно запели, предупреждая о грозящей опасности. Видимо, там был какой-то разлом или расщелина, ведшая в пещеру, обнажавшая глубокие слои скальных пород.

Мы вернулись назад. На противоположном конце поляны течет ручей. Земля здесь утоптана многочисленными животными, приходившими на водопой. В некоторых местах отчетливо различимы следы чьих-то лап, глубокие рытвины от копыт.

Я присел, изучая следы. Чаще всего здесь бывали копытные животные, но у самой воды я без труда увидел характерный след — тигр! Он приходил сюда несколько дней назад: земля успела рассохнуться и потрескаться. Выпрямившись, я расстегнул кобуру. Роман удивленно посмотрел на меня.

— Следов порошка совсем не осталось. Возможно, он уже полностью растворился?

— Давайте осмотрим джунгли вокруг, — предложила Ли. — Может быть, что-нибудь удастся обнаружить еще. В прошлый раз я спешила и не исследовала местность более тщательно.

— Согласен, — кивнул я. — Мы с Романом осмотрим заросли, а ты будешь ждать нас на катере.

— Сид, ты не имеешь права лишать меня возможности исследований! Я ученый, биолог! — Глаза Ли искрились гневом и слезами, щеки пылали.

— Ты, прежде всего, женщина — слабая и беззащитная! — мягко поправил ее я. — Хочешь заниматься исследованиями? Пожалуйста! Экспериментируй, сколько хочешь… в заповеднике, на Базе. А здесь тебе не место. Джунгли на чужой планете — мало подходящее место для прогулок девушек. Не забывай, что, прежде всего, я ответственен за ваши жизни, и решения здесь буду принимать тоже я!

— А как же Роман? — Ли откинула назад косы. — Ему, значит, можно? Можно? Да?

— Роман — мужчина! Он не нуждается в защите и сможет постоять за себя.

— Мужчина! — язвительно произнесла девушка и отвернулась. — Подумаешь, мужчина! Им, значит, можно, а нам нельзя? Что это за дискриминация такая?! Разве на Земле такое возможно? Да я, если хочешь знать, не хуже вас сумею постоять за себя и ничуть не испугаюсь! Может, только в силе уступлю вам, и только. — Ли жалобно всхлипнула. Смахнула кулачком крупные детские слезы, которые уже потекли по ее щекам.

— Истребитель Ли Лин! — грозно сказал я.

От моих слов девушка вздрогнула, боязливо покосилась на меня.

— Вам известно, что такое приказ старшего? — тем же грозным тоном спросил я.

— Известно, — едва слышно ответила девушка.

— Тогда выполняйте мое распоряжение: возвращайтесь на катер и ждите там нас, не выходя на берег!

Ли с поникшей головой направилась к катеру.

— Послушай, Сид! — Роман взял меня за руку. — Позволь ей пойти с нами. Поверь, я не меньше тебя ответственен за ее жизнь… Мне она дороже собственной. Жестоко оставлять ее в стороне от событий.

Я посмотрел в глаза Сарко. Он сильнее сжал мою руку, кивнул: все будет хорошо! По правде, мне и самому было жаль девушку. Ведь именно благодаря ей мы натолкнулись на загадочные следы. Я оглянулся. Ли взбиралась на поваленный ствол, понуро глядя себе под ноги. Во всем ее облике была невысказанная обида.

— Ли! — позвал ее я, но она даже не обернулась, продолжая карабкаться на ствол.

— Ли! Так и быть! Идем с нами, — снова позвал я.

Девушка сразу же обернулась. Печать скорби на ее лице сменилась возбужденной радостью. Спрыгнув с дерева, она быстро подбежала к нам.

— Предлагаю разделиться, — сказал Роман. — Давайте пойдем в разных направлениях. Так нам удастся обследовать больший участок джунглей.

— Разумно, — согласился я. — Предупреждаю, будьте предельно осторожны! Держите наготове оружие. Но применять его разрешаю только при крайней необходимости. Обо всем подозрительном немедленно сообщайте мне. Связь держать постоянно!

— Ясно! — кивнул Сарко, доставая тесак.

Ли, не говоря ни слова, покосилась на Романа и вошла в лес в том месте, где сквозь листву просвечивали солнечные лучи, золотя верхушки деревьев. Роман полез в заросли на юге поляны, а я, перепрыгнув ручей, двинулся на северо-запад.




Снова приходилось усиленно прорубаться сквозь первобытный лес. Бурые плесневелые стволы высоких деревьев сходились так близко, что я с трудом протискивался между ними. Ноги заплетались в высокой жесткой траве; колючие кустарники цеплялись за одежду, норовя разорвать прочную ткань комбинезона, которая не протыкалась даже металлической иглой (в джунглях, где полным-полно ядовитых растений и насекомых, такая предосторожность была не лишней). Я с ужасом подумал о шортах Ли. Нет, нельзя было разрешать ей идти вместе с нами!

Сквозь широкие треугольные листья едва просвечивало солнце. Сверху, с деревьев, спускались причудливые водянистые жгуты ярко-красного цвета. Создавалось впечатление, будто они наполнены настоящей кровью. Когда же я ударял по ним ножом, они съеживались, совсем как живые. Поднимавшиеся от почвы душные испарения густыми клочьями желтого тумана висели между деревьями. Почва под ногами хлюпала и проваливалась, выпуская наружу лужицы мутной черной воды. Иногда дорогу мне преграждали небольшие болотца, которые приходилось обходить стороной.

Я весь взмок, неустанно работая тесаком. Время от времени останавливался, проверял связь. Мои спутники тут же отзывались, сообщая, что у них все в порядке, но тоже пока никаких результатов. Судя по приборам, я находился в трехстах метрах от поляны, с которой мы начали свои поиски. Деревья впереди стали расти реже, колючие заросли кустарника сменились густой порослью тростника. Начался пологий подъем.

Я остановился, чтобы немного передохнуть, и вдруг услышал отдаленный хруст веток и приглушенный рык. Я мгновенно обернулся, выхватывая из кобуры пистолет. Звуки доносились с подветренной стороны, и вскоре я увидел, как в зарослях, в нескольких шагах от меня, что-то двигается. С трудом мне удалось различить длинный гибкий контур, почти сливавшийся со стеблями тростника. И вдруг, в десяти шагах от себя, я увидел огромную кошачью морду. Большие топазовые глаза смотрели на меня без злобы, настороженно и внимательно. Неровные полосы черного цвета, расходившиеся по морде от носа и глаз ко лбу и ушам, придавали ей слегка удивленный и забавный вид.

Тигр был молодой и очень красивый. И все же я предостерегающе поднял пистолет, целя ему в голову и держа напряженный палец на спуске. Но огромная кошка вытянула шею, повела носом, нюхая воздух, и медленно и грациозно отступила назад, в заросли. Я вздохнул с облегчением: убивать такое красивое животное мне совсем не хотелось. Сунув пистолет обратно в кобуру, я вдруг услышал приглушенный вскрик Сарко, что-то вроде «иащ-щ».

— Роман? — быстро спросил я.

Сарко не ответил. Что-то случилось? Да, точно, в наушниках слышится пыхтение, но вскоре все стихло. Его пеленг пропал, слышен только фон. Возможно, это только помеха? Я быстро связался с Ли. Она отозвалась сразу же.

— Ли! С Романом что-то случилось! Я потерял его пеленг. Где он находится? Ты его видишь?

Некоторое время микрорация молчала. Я терпеливо ждал. Наконец, Ли торопливо заговорила:

— Сид! Он в пятистах метрах от меня, на юго-восток. По моим приборам, там что-то происходит. Что-то странное… Ой, Сид! Он с кем-то борется! На него кто-то напал! Это тигр! Тигр!..

Я бросился назад, в направлении, указанном Ли, на ходу увертываясь от свисающих веток, норовивших ударить меня по лицу. Крикнул:

— Я бегу, Роман! Попробуй продержаться!

Если бы пространство, разделявшее нас, было открытым, я преодолел бы его за десять минут. Но бежать сквозь первобытную чащобу было не так-то легко. Я наотмашь обрубал лианы, перепрыгивал через кусты. Сердце бешено колотилось в груди, в висках стучала кровь. Да нет же! Это не сердце! Это пеленг в моей микрорации, совсем слабый и еле слышный.

Я остановился, прислушиваясь. Повернул направо. Пеленг сразу усилился по частоте, и я понял, что нахожусь на верном пути. Перескочив через бурелом, разметал в стороны шапки цветов. Сделав несколько скачков, оказался на открытом пространстве. Сразу же увидел Романа: он лежал, скорчившись, на животе, лицом к земле, совсем близко от меня. Жив?.. Ранен?..

Я бросился к нему, присел рядом. Сарко лежал, не шевелясь. Я нагнулся к его лицу. Неужели мертв?

— Роман!.. — Я слегка потряс его за плечо. — Роман, это я! Слышишь? Очнись, Роман!

Голова Сарко вяло болталась из стороны в сторону. Пощупав артерию на шее, я почувствовал слабый пульс. Значит, жив! Наконец, Сарко издал слабое мычание, и плечи его дернулись.

— Роман, как ты? Жив?

Сарко смотрел на меня бессмысленными глазами. Выдавил из себя:

— Он… сейчас… нападет. Он спрыгнул… с дерева…

— Кто? Тигр? На тебя напал тигр?

— Нет… Это был человек!

— Человек? — Я ничего не понимал. Снова посмотрел на Сарко. Он лежал с закрытыми глазами. Я нагнулся над ним.

— Роман… Открой глаза! Роман! Я беру тебя за руку. Вот за эту… Пошевели ею, слышишь? Шевельни рукой!

Роман открыл глаза.

— Позвоночник цел? — спросил я.

— Цел… — Сарко попытался приподняться и грузно осел. — Все цело… Сид! Это был человек! Он спрыгнул с дерева.

В эту минуту раздался хруст веток, и я обернулся. На поляну выскочила Ли, увидела нас. Подскочила к Роману.

— Что с ним?

— Думаю, все в порядке. Кости целы.

Оставив Сарко на попечение Ли Лин, я решил осмотреться. Трава кругом на поляне была примята. Судя по следам, кто-то действительно влез на дерево и спрыгнул оттуда на Романа. Но зачем? И главное кто?

Я снова подошел к лежащему на земле Сарко. Ли заботливо обтирала его лицо медицинской салфеткой. Колени ее были исцарапаны в кровь. Я заметил, что девушка тщательно смазала все раны СКРом (смазывающе-клеящий медицинский раствор).

— Как себя чувствуешь? — спросил я Романа.

Роман открыл один глаз. Долго рассматривал листья над головой. Затем посмотрел на меня.

— Что? Чувствую?.. Да я в полном порядке! — Он дернулся, собираясь встать, и сморщился от боли. Стал ощупывать себя.

Сел. Поиграл плечами.

— Это же надо, какой я идиот! Родиться таким кретином! Полным, законченным!

Я протянул ему флягу с водой.

— Ладно, Роман. Лучше освежи горло.

Он отвинтил крышку, сделал глоток. Ли уселась прямо на траву подле него, прислонилась спиной к дереву. Я остался стоять.

— Кто это был? Ты успел его рассмотреть?

— Очень плохо. — Роман прополоскал горло. — Кажется, он был одет в серый комбинезон. Лицо?.. Нет, лицо я не разглядел. Он спрыгнул на меня с дерева. Я даже не успел опомниться. — Он с досадой хлопнул себя по правому бедру. Спохватился, снимая расстегнутую кобуру.

— Ах, черт! Он же взял мой пистолет! Сид! Он отнял у меня оружие!

Я нахмурился.

— Сид! Почему он напал на меня? Что он хотел? Убить меня?

— Вряд ли, — покачал я головой. — В этом случае он убил бы тебя сразу. Возможно, он хотел завладеть твоим оружием или что-то выяснить у тебя…

— Что выяснить? — не понял Роман.

— Если бы я знал! — Я взял у него флягу, сделал несколько глотков.

— «Он», «он»! — воскликнула Ли Лин. — О ком мы вообще говорим? Кто этот таинственный «он»?.. Признаюсь, я начинаю бояться оставаться здесь!

— К сожалению, пока мы не можем ответить на этот вопрос, — сказал я, вглядываясь в заросли. — Но, кем бы ни был этот человек, теперь у него есть оружие Романа, и он может быть для нас опасен. Поэтому его нужно найти. И мы будем его искать!

— Я же его упустил! Бездарно упустил! — Роман с досады махнул рукой.

— Мы упустили! Не ты, а мы!

— Может быть, это тот, кто рассыпал порошок? — предположила Ли.

Я не ответил ей. Заросли тростника на краю поляны вздрогнули, послышался шорох. Роман вскочил на ноги, выхватывая тесак. Я с самого начала держал наготове свой пистолет.

Заросли еще раз колыхнулись, и на поляну выскочило небольшое животное, похожее на косулю. Большие округлые глаза зверя испуганно уставились на нас. Секунду он стоял в растерянности. Потом со всех ног бросился назад, в чащобу. Некоторое время еще был слышен хруст ломаемых им веток, потом все стихло.

Ли посмотрела сначала на Романа, потом на меня. Спросила:

— Что будем делать, ребята?

Сарко пожал плечами, покосился в мою сторону.

— Ладно. Пора возвращаться на Базу, — сказал я. — Нужно все хорошенько обдумать и обсудить в спокойной обстановке.

— А как же этот, «лесной»? — воскликнула Ли. — Он же уйдет, уйдет далеко в джунгли!

— Что же ты предлагаешь? Искать его прямо сейчас втроем? Это бессмысленно и опасно! — возразил Сарко.

— Но как же тогда быть? — Ли свела свои черные брови.

— Вести поиски нужно с гравиплана, — сказал я. — Неплохо было бы подождать, пока этот «лесной» не проявит себя еще как-нибудь. Тогда нам будет легче понять, что руководит им, а значит, легче искать его.

— Значит, ждать? — спросила Ли.

Я кивнул:

— Да. Другого выхода я пока не вижу.

Воцарилось общее молчание. Первой его нарушила Ли Лин.

— Нет. Я бы ни за что не стала ждать! — сказала она, сверкая глазами. — Выследила бы его и обезвредила!

— Одна? — Сарко невесело хохотнул.

— Одна! — Девушка вздернула носик, угрожающе потрясла своим парализатором.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — сказал я. — Поэтому с сегодняшнего дня не должно быть никаких самовольных действий с вашей стороны. Только с моего ведома! Особенно это касается тебя, Ли. Все прогулки в лес прекратить. Свои эксперименты можешь проводить в заповеднике, на Базе. Самодеятельности я больше не потерплю и за любые самовольные действия отправлю на Землю первым же рейсом!

Конечно же, я преувеличивал. Отсылать на Землю сотрудников Биологической защиты я не имел права. Но мои слова произвели впечатление на товарищей. Они молча переглянулись. Ли опустила глаза.

Мы вернулись к катеру. Выбравшись из леса, двинулись назад, вдоль скалистого берега. На этот раз катер вел я. Он несся, точно с горы на гору, по медленным волнам. Роман лежал на заднем сидении, положив голову на колени Ли. Девушка заботливо гладила его по лицу и волосам, а Сарко нарочито громко вздыхал и охал, изображая тяжелобольного. Ли, конечно же, понимала, что он просто дурачится, и снисходительно и нежно улыбалась на все его охи и вздохи.

Время от времени я поглядывал на них, не переставая думать о случившемся в лесу. Очень уж все происшедшее было непонятно и загадочно. Какой-то таинственный человек прячется в джунглях, зачем-то отравляет лесные ручьи, нападает на Романа и крадет у него оружие… Для чего ему все это? Какую цель он преследует? И, наконец, самое главное — кто этот человек? Откуда он взялся на Терре?..

— Может, искупаемся? — неожиданно предложил Роман.

Действительно, было очень жарко. Громадное голубое «зеркало» Нерея, низко висевшего над восточным горизонтом, пригревало здешний мир почти так же, как стоявшее в зените солнце. Термометр на приборном щитке катера показывал тридцать градусов тепла. Ко всему прочему, мы все вымазались в грязи, блуждая по джунглям.

Я осмотрел берег, выбирая место. Заметил небольшую бухточку среди скал и направил туда катер.

Прибой вел однообразную ритмическую песню. Море выглядело почти черным, с легким золотистым отливом. Там, где сквозь неглубокую воду просвечивали отмели, оно угрюмо зеленело. Ступать на упругий песок было одним удовольствием. Прохладный ветер обдувал разгоряченное лицо, принося соленые запахи моря и крики птиц. Пляж выглядел оживленным: помимо мелких птах, напоминавших куликов и трясогузок, встречалось много чаек и бакланов. Не обращая на нас внимания, крупные бело-черные птицы сидели повсюду: на отмелях и косах, над вспененным мелководьем кружились в поисках пищи.

Роман и Ли шли сзади. По скрипу песка и гравия я почувствовал, что они направились в сторону прибрежных зарослей. Обернулся. Мои товарищи отошли в глубь пляжа, вскарабкались наверх и пошли по скальному карнизу. Проводив их взглядом, я посмотрел на море.

Солнце ласкало кожу жаркими лучами. Синее небо стелилось над всем этим великолепием невесомым прозрачным пологом. Конечно, ему не хватало глубины и необъятности земного неба, и все же оно было прекрасно. Бескрайняя водная гладь едва колыхалась, словно во встряхнутом стакане.

Я расстегнул ремни, опустил их на песок вместе с парализатором и приборами. Снял ботинки, скинул комбинезон. Теперь на мне остались только плавки. Несколько минут, зажмурившись, я стоял, наслаждаясь жарким солнцем. Открыв глаза, разбежался и прыгнул в пенную волну.

Теплая вода подхватила меня, увлекая за собой. Я не стал сопротивляться ее нежной силе, лишь изредка делая короткие гребки руками. Отплыв от берега достаточно далеко, я так же, не спеша, развернулся и на волнах прилива выбрался на мелководье. Чувствуя приятную свежесть во всем теле, вышел из воды. Осмотрелся, выискивая удобное место, и лег на песок, недалеко от широкой свежей борозды, — скорее всего, следа какого-то пресмыкающегося. Прислушался.

Никаких посторонних звуков не доносилось. Те же крики птиц, тот же шорох волн о прибрежный песок. Интересно, куда пошли Роман и Ли?

Поодаль, низко над самой водой, пролетело несколько сине-зеленых птиц. Я приподнялся на локте, глядя на горизонт. Услышал шорох. Посмотрел в сторону: из-за камней вышли Роман и Ли, ослепительная в черно-желтой купальной повязке.

— Как вода? — деловито осведомился Сарко, кидая на песок свою одежду.

Я показал ему большой палец: отлично!

— Ой! Здесь, наверное, полно рыбы? — воскликнула Ли, потягиваясь и следя за полетом птиц над водой.

Невольно я залюбовался ее точеной фигуркой. Загорелая кожа блестела в лучах солнца, словно отполированная бронза. Небольшие упругие груди высоко поднялись, дразня темными кружками сосков. Словно гордясь своим телом, девушка провела рукой вдоль живота, опустившись к бедру, и дразняще посмотрела на Сарко.

Роман подошел к ней и, воскликнув: «Насчет рыбы мы сейчас проверим!», подхватил девушку на руки. Ли, весело смеясь, забилась в его крепких объятиях, пытаясь вырваться.

— Что ты делаешь, сумасшедший! Пусти, пусти меня сейчас же!

Сарко, не обращая внимания на ее шутливое сопротивление, внес девушку на руках в воду и бросил со всего маху в набежавшую волну. Над пляжем раздались радостные визги и пыхтение. Мокрая и скользкая, словно русалка, Ли, поднимая тучи брызг, легко парила над поверхностью воды. Щурясь от солнца и удовольствия, я следил за товарищами. Потом снова лег на песок, глядя в безоблачное небо.

Смеясь и отдуваясь, Ли выбежала на берег. Ее маленькие ступни легко ступали по песку. Остановившись у самой кромки воды, она принялась отжимать мокрые волосы. Покосившись на меня, улыбнулась.

Сарко, словно громадный медведь, бежал к ней по воде, поднимая тучи брызг. Ли вдохнула полной грудью морского ветра и села на песок подле меня, обхватив руками колени. Блестящие капли воды стекали по ее коже, быстро испаряясь на солнце.

— Вот она, красота! — восторженно произнесла девушка, показывая на бескрайнюю гладь моря и чугунно-серые горы вдали, увенчанные грядой ослепительно-белых облаков. — Надо наслаждаться, жить ею. Сливаться с природой всем своим существом. А ты не разрешаешь мне забираться в джунгли! Разве это справедливо?

Она укоризненно посмотрела на меня. В темных зрачках ее играли солнечные зайчики.

— И не разрешу, — спокойно сказал я. — Разве я могу подвергать опасности такую замечательную девушку?

Ли Лин громко фыркнула. Я снова закрыл глаза, подставляя лицо солнцу.

— Правильно, Сид! — сказал подошедший к нам Роман. — С таким телом, как у тебя, нужно быть артисткой или танцовщицей на Земле, а не лазить по джунглям на Терре.

— Ничего особенного в моем теле нет, — возразила девушка. — Я ничем не лучше любой земной женщины. Давно прошли те времена, когда женская красота считалась чем-то особенным и редким. Современная женщина красива, изящна и нежна, как богиня, но она и настоящая подруга мужчине в его рискованных делах и начинаниях! Если хочешь знать, то я тебя, такого медведя, запросто поборю, хоть я и маленькая, слабая женщина!

Ли вскочила на ноги, озорно блестя глазами.

— Ты? Меня? — рассмеялся Роман, окидывая ее взглядом и играя мышцами.

— Да, да! Тебя! Не смейся, — спокойно сказала девушка, глядя на него исподлобья.

— Не смеши меня, Лин, — отмахнулся Роман.

— Не веришь? А ну, давай! — Ли вышла на середину пляжа, делая Роману призывные жесты.

Я сел, с интересом следя за происходящим.

— Давай! — с азартом воскликнул Роман.

— Ну, ты даешь! — казалось, он впервые увидел девушку.

— Что? Еще хочешь или хватит? — поддразнивая его, сощурилась Ли.

— Никогда бы не подумал, что в девушке может быть столько силы и ловкости! — воскликнул Роман.

— А ты всегда привык побеждать девушек только своей силой? — не унималась Ли.

Сарко ничего не ответил, только отмахнулся. Было видно, что он сильно раздосадован своей неудачей. Насупившись, он сел на песок возле меня, разминая ногу. Покосился на девушку.

— Где ты этому научилась?

— Так, один старик научил, — отмахнулась Ли. Откинула назад волосы, присаживаясь около нас и поджав под себя ноги.

— Неплохой прием! — похвалил я. — Такому мастеру, как твой учитель, самое место среди инструкторов Школы ОСО.

Ли ничего не ответила, только пожала плечами. Повернулась к Роману:

— Нога болит?

— Ерунда!

— Теперь ты тоже считаешь, что джунгли не для слабых женщин?

Роман снова насупился и отвернулся. Девушка звонко рассмеялась. Я тоже не выдержал и расхохотался.

— Давайте еще искупаемся? — предложила Ли, вскакивая и встряхивая волосами.

— Идет!

Он медленно подошел к девушке, внимательно следившей за его движениями. Высокий и мускулистый, как статуя древнего бога, он был выше Ли Лин на целую голову, и рядом с ним она казалась совсем маленькой и хрупкой.

Широко раскинув руки, Сарко двинулся на нее, собираясь сгрести девушку в охапку, но она молниеносно пригнулась, проскочила под его руками и сделала едва заметное движение рукой, от которого Роман кубарем полетел на песок. Но он тут же вскочил на ноги, отплевываясь песком, попавшим в рот. В глазах у него застыло недоуменное выражение. По-моему, он так до конца и не понял, что же произошло.

Ли пригнулась и начала обходить его справа, ступая на песок осторожно и мягко, словно лань в лесу. Но Сарко и не собирался сдаваться. Он снова бросился на Ли, успев схватить ее за руку. Не сопротивляясь ему, девушка грациозно отступила на шаг назад, двигаясь по дуге, и увлекла за собой Романа. Когда он уже потерял равновесие, она неожиданно резко дернула его за руку в противоположном движению направлении, и Роман снова со всего маху полетел на песок вниз головой. Ли отступила в сторону, но он схватил ее за ногу, повалил на песок, пытаясь подмять под себя.

Я испугался за девушку: этот здоровяк вполне мог раздавить ее своим весом. Но мои опасения оказались напрасными. Хрупкая Ли Лин ловко, словно уж, выскользнула из-под противника. Сильно дернула Сарко за голень, переворачивая его на живот и проводя болевой прием. Роман забарабанил руками по песку, прося пощады. Девушка сразу же отпустила его. Поднялась на ноги, отряхивая с мокрого тела песок и сверкая глазами.

Я не удержался от восторженных аплодисментов в ее честь. Роман, недовольно пыхтя, поднялся на ноги.




Глава вторая Снова в строю


— Влад! Владя!.. Ну, вставай же, соня!

Я приоткрыл один глаз. Солнечный луч золотит ресницы. Снова закрыл.

— Ну, Владя! Хватит притворяться!

Я сразу же открыл глаза. Таня сидела рядом со мной и внимательно смотрела на меня. Я улыбнулся ей. И она улыбнулась мне; наклонилась, коснулась губами моих губ. Я задержал их, но она медленно выпрямилась. Я снова привлек ее к себе обеими руками. Нашел губами ее влажный рот, мягкие губы.

Я целовал ее долго. Я лежал на спине, и, когда она поднимала лицо, я мог заглянуть в ее маленькие, пронизанные солнцем ноздри. Ее теплое упругое тело касалось моего, вызывая во мне трепетные, волнующие чувства. Я гладил ее густые волосы, шею, руки; целовал ее лицо. Глаза ее были прикрыты, ресницы щекотали мне щеку. Губы потемнели и слегка набухли, шевелясь в беззвучных словах. Наконец, она спросила шепотом:

— Ты женился бы, если бы меня не было?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда!

— Почему?

— Потому что я люблю тебя! Если бы тебя не было, я никого не смог бы полюбить так же, как тебя… Не надо об этом, дорогая! — Я коснулся губами ее теплого плеча.

— Нет, давай поговорим, давай! А если бы так случилось… Ну, что пришлось бы?

— О чем ты? Глупости, Танюшка! Мне никто не нужен! Мне нужна только ты!

Таня склонилась надо мной. Я ощущал ее дыхание на своих губах. Она так крепко обняла меня, что у меня на мгновение перехватило дух. Шепнула:

— Скажи об этом иначе.

— Я люблю тебя!

Я повернулся на бок, притянул ее к себе, прижал к груди. Она зажмурилась, обняла меня за шею, слегка откинула назад голову. Темные волосы ее рассыпались по подушке. Я прильнул губами к ее теплой груди, и тихий стон блаженства сорвался с ее уст. Она еще крепче прижала к себе мою голову, и по ее телу волной прошла судорога — оно стало твердым, точно дерево…

Мы лежали, по-прежнему обнимаясь. Волосы Тани касались моей щеки. Дразнящий, приятный аромат исходил от них, путая мысли. Таня лежала, опустив лицо мне на грудь. Наконец, она подняла голову и в упор взглянула на меня потемневшими глазами. На губах у нее блуждала дразнящая улыбка.

Я снова поддался колдовской силе ее глаз, ее близкому горячему дыханию, упорному взгляду. Но она осторожно высвободилась из моих объятий, улыбнулась.

— Пора вставать, Влад! Уже давно рассвело.

Приподнявшись на руках, она склонилась надо мной. Волосы бесшумным водопадом упали ей на лицо. Я взял руками ее голову, прикоснулся губами к ее глазам, целуя теплые веки.

— Ну, Влад! Нельзя же так! — воспротивилась она. Прогнулась назад, садясь на постели. Ласково провела пальцами по моему виску, где совсем еще недавно был длинный шрам.

Я задержал ее руку, поцеловал теплую ладонь. Она улыбнулась по-матерински снисходительно, встала с постели, отбрасывая назад волосы и расправляя их. Подошла к окну и раздвинула полупрозрачные оптические шторы, глядя на море.

Я следил за ее движениями, невольно любуясь ее великолепной, словно точеной фигурой, четко рисовавшейся бронзовым силуэтом на фоне лазурного неба и бескрайнего морского простора.

Вот она обернулась, посмотрела на меня сквозь прядки волос. Провела ладонью по руке и плечу приглашающим жестом, и глаза ее заблестели.

— Я пойду оденусь. А ты немедленно вставай! Стыдно валяться в постели столько времени! Неужели твой организм не чувствует потребности в движении? Иди к морю и искупайся! Морские ванны по утрам освежают.

Она улыбнулась мне и вышла в соседнюю комнату.

Я отбросил простыню, сел на постели. Осмотрелся. Просторная, со стеной из прозрачных листов волокнистого стекла, комната выходила к морю, плескавшему свои волны под скалистым обрывом. На полу — ковер палевого оттенка. Большие столы и диваны из искусственного шелковистого серого дерева с золотистой обивкой создавали привычный домашний уют. Стены выполнены в приглушенных красно-коричневых тонах. Вся обстановка вокруг давала хороший душевный настрой.

Я взял лежавший в кресле купальный халат, подошел к прозрачной стене и, распахнув боковые створки, вышел на обширную веранду, открытую небу и морю. Ветер нес соленые запахи с просторов океана, голоса птиц; трепал мои волосы, наполняя меня холодной свежестью раннего утра.

Ровные ряды араукарий и сибирских кедров спускались вниз, к скалистому берегу, освобожденному от вековых оков льда, и тревожно шумели на ветру жесткой хвоей.

Сбежав по узкой, прорезанной в скале дорожке к морю, я оглянулся.

Легкое, почти невесомое здание санатория парило над темным пологом деревьев, ослепительно сверкая стеклами широких окон в лучах высоко стоящего белого совсем крохотного солнца.

Это рукотворное чудо, созданное усилиями лучших ученых Земли три века назад, странно и непривычно смотрелось рядом с настоящим Солнцем, низко висевшим над восточным горизонтом. Но именно благодаря этому искусственному шару раскаленной плазмы люди, наконец, смогли существенно улучшить климат на своей планете, частично растопив полярные льды Арктики и Антарктики. Только теперь, после сокращения полярных фронтов и перераспределения высвободившихся от таяния льдов водных масс, вечная весна пришла в районы, ранее скованные вечной мерзлотой, а в умеренных широтах климат стал благодатным и теплым, таким, как ранее был только в Средиземноморье.

А на шестом континенте, на треть освобожденном от ледяного панциря, человечеству открылись богатые кладовые никогда ранее не используемых полезных ископаемых, давшие мощный толчок в развитии экономики Трудового Братства. Здесь же располагались многочисленные геотермальные энергостанции, снабжавшие Землю половиной всей вырабатываемой на ней энергии. В глубинные скважины, пробуренные в трещевидных горячих скальных породах, нагнеталась океанская вода. Здесь она быстро нагревалась и под высоким давлением выходила через другую скважину, превращаясь в пар, который вращал турбины электрогенераторов. К тому же, новый климат южного полюса оказывал благотворное воздействие на организм человека, поэтому вдоль всего Антарктического побережья протянулась сеть оздоровительных клиник, санаториев и лечебниц. Сюда со всей Земли стекались нуждающиеся в срочной медицинской помощи.

Одним из таких учреждений был санаторий восстановительной хирургии и ревитации[10 - Ревитация — раздел эниобиополевой медицины, изучающий волновые функции человеческого организма. Метод ревитации позволяет создавать такие комбинации электронных фаз, которые поворачивают процессы в организме в нужную сторону, останавливая развитие болезней и поворачивая вспять процессы старения. (фант.)], расположившийся на земле Эндерби. Время, проведенное в нем, надолго останется в моей памяти. Здесь была какая-то своя, особенная жизнь — неторопливая и размеренная. Грандиозные дела и события, происходившие на Земле ежедневно, казалось, не затрагивали ее. Трудовое Братство жило по-иному — кипучей, бурлящей жизнью каждодневных свершений и подвигов. Но эта жизнь проходила мимо меня, оставаясь за стеной лиловых скал и бескрайним простором моря. И для меня это было особенно тяжело и непривычно.

Не раз мне казалось, что какими-то сказочными силами я перенесен на другую планету, где весь смысл жизни сводился к еде и сну по расписанию, под сенью двух солнц. Но и этот крохотный мир санатория в первые месяцы моего пребывания здесь был ограничен стенами госпитальной палаты. Единственное, что тогда связывало меня с внешним миром, — крики птиц и шум моря за распахнутыми окнами. И лишь когда я начал понемногу ходить и врачи разрешили мне кратковременные прогулки на свежем воздухе, этот мир расширился для меня: в него вошли скалистое нагорье, тенистый еловый парк санатория и, конечно же, море! Его близость, шум волн, даже запах вызывали во мне радостные чувства, пробуждали новые силы и уверенность в себе. После трех месяцев, проведенных в госпитальной палате, морской простор показался мне бесконечным и слепящим.

«Вот она, стихия, окружающая тебя, — говорил я себе. — То спокойная, размеренная, то грозная и клокочущая. И ты — капля в этом океане жизни общества! Без такой капли океан не оскудеет, но сама капля высохнет, перестанет существовать, оторванная от него». Так и я, оторванный от полнокровной жизни общества, от любимой работы, от людей, с которыми прошла вся моя жизнь, чувствовал, что высыхаю, теряю былую уверенность в своих силах, отделенный от могучей массы, такой же, как та, что бьется сейчас о камни под скалой, где слиты воедино усилия миллиардов таких же, как я, «капель».

Вокруг меня происходит что-то значительное, непреходяще-важное для всего общества, а я вынужден безучастно наблюдать за всем этим и набираться сил. С каждым днем такое положение вещей становилось все более и более невыносимым для меня. Но врачи были неумолимы в своем решении, и, наверное, они по-своему были правы. Слишком дорогой ценой, слишком большими усилиями им удалось вернуть меня к жизни после всего случившегося. И если бы не их заботы, не стоять бы мне сейчас здесь, на берегу, не смотреть на это небо, не слушать шепот волн о прибрежный песок и шелест хвои в сосновых аллеях.

Странно, но я почти ничего не помнил из случившегося со мной. В памяти накрепко засел только короткий полет среди звезд около чужой планеты, ощущение чего-то легкого и прекрасного, а потом… ослепительная вспышка огня затопила все! Провал памяти, долгий, бесконечно мучительный кошмар и, наконец, возвращение сознания, как исцеление угнетенной психики. Теперь, по прошествии стольких месяцев, все это казалось тяжелым сном, и только еще не изглаженные шрамы по всему телу напоминали о напряженной борьбе врачей за мою жизнь.

Я скинул с плеч халат, уже собираясь войти в по-северному холодную воду, как кто-то окликнул меня. Я обернулся. Из-под пушистых ветвей молодого кедровника показалась знакомая худая фигура. Я увидел под нависшими бровями прищуренные глаза, крупный, слегка горбатый нос, скулы, резко очерченные запавшими щеками. На тонких губах играла веселая улыбка. Громов!

Я кинулся к нему.

— Иван Вениаминович! Вот не ожидал вас увидеть здесь!

— Здравствуй, Влад! — Громов, продолжая улыбаться, крепко обнял меня. Отстранился: — Ну-ка, ну-ка! Дай на тебя посмотреть!.. Как себя чувствуешь?

— Все в порядке! — отмахнулся я. — Давно здоров, но врачи еще не разрешают покидать санаторий. Говорят, что выпишут только через три дня… Но как вы оказались здесь? Давно приехали?

— Всего час назад, — охотно ответил Громов, еще больше щурясь на ярком солнце. — А оказался здесь проездом: в Школе ОСО сегодня День выпуска. Ты что же, забыл?

— Ну конечно же! — хлопнул я себя по лбу. — Сегодня же двадцать пятое августа!

— Да, — кивнул Громов. — Когда-то этот день был знаменательным и для вас с Сидом. Давно ли?.. Хотя, давно, действительно давно! Теперь вы совсем другие… или это просто я сильно постарел?

Громов помолчал, затем посмотрел на меня.

— Ты не занят сейчас?

— Шутите? — усмехнулся я. — Все мои занятия здесь сводятся к ничегонеделанью, которое врачи называют восстановительным периодом!

— Я вижу, тебе порядком наскучило здесь? — сощурился Громов. — А где твоя жена?

— Она здесь, со мной. Это единственный человек, который поддерживает меня здесь. Если бы ее не было со мной, не знаю, как бы я вынес это шестимесячное заточение!

— Ну, ты скажешь тоже! — усмехнулся Громов. — Кстати, она не станет беспокоиться, если я увезу тебя на время?

— А что такое? Куда вы хотите меня увезти?

— Я хотел предложить тебе прокатиться немного, на природу. Ты знаешь, здесь замечательная природа! По дороге сюда я приглядел отличное местечко. Не возражаешь? Мой магнитор стоит тут, недалеко. — Громов приподнял рукой ветку с красноватой хвоей, пропуская меня.

— Но врачи не разрешают мне покидать санаторий.

Я остановился в нерешительности.

— А мы потихоньку от них! Никто и не узнает.

Я встретился взглядом с глазами Громова, и на его губах заиграла совсем мальчишеская улыбка.

Мы ехали довольно долго в открытом магниторе, который Громов взял на ближайшей транспортной станции, вдоль побережья. Горы, кое-где поросшие лесом, давно остались на востоке, и теперь мы мчались по бескрайней равнине, постепенно повышавшейся и переходившей в обширное плоскогорье.

Вдруг на горизонте появилась узкая красная полоска, почти сливавшаяся с небом. Громов прибавил ускорения, и через несколько минут наш магнитор ворвался на обширное поле, поросшее ярко-алыми цветами. Здесь Громов остановил магнитор, выключил магнитный активатор и вылез из машины. Осмотревшись кругом, вдохнул полной грудью, словно только сейчас смог дышать по-настоящему. Обернулся ко мне.

— Ну, как ты находишь этот уголок? Правда, прелестное местечко?

Я вылез из машины и сразу же оказался по пояс в алом море цветов, мерно клонившихся под бодрящим ветром и перебегавших волнами. Полы моего халата намокли от росы. Я ощутил, как расширяется моя грудь, как легкие вбирают живительный воздух и сильно стучит сердце.

Громов сел на землю и тут же утонул в ярком сиянии цветов. Я опустился рядом с ним, с наслаждением вдыхая терпкие ароматы дикого луга. После долгого молчания Громов наконец заговорил:

— Знаешь, Влад, сегодня, когда я смотрел на этих ребят в новеньких лиловых мундирах, мне почему-то вспомнилось, как пришли в Отдел вы: ты, Сид, Порта, Тадеуш Сабуро… Помнишь? Какие вы были тогда несмышленые, романтичные и уверенные, что жизнь полна счастья и радости. На самом деле все было не так просто. Со временем мы все это понимаем. Иначе и быть не может, когда идет такое грандиозное строительство новой жизни. Путь, выбранный нами, требует от каждого полной самоотдачи, полной самодисциплины и понимания поставленных целей. Ты не согласен со мной?

— Что случилось, Иван Вениаминович? Что-то важное? Иначе бы вы не приехали с другого континента перед самой моей выпиской… Новое задание?

Громов пристально посмотрел на меня, сорвал травинку. Повертел ее, показал:

— Видишь? Это травинка Земли — планеты, с которой у меня связано все. Все, ты понимаешь? Работа, любимая женщина, лучшие годы жизни, бессонные ночи и счастливые рассветы, запахи, звуки, сны… Как ты думаешь, стоит ли отдать ради всего этого свою жизнь?

— Иван Вениаминович, меня не нужно убеждать! — Я посмотрел ему в глаза.

Громов усмехнулся. Осторожно прихватил травинку губами, прикусил.

— Я тебя не убеждаю. Я хочу, чтобы ты понял.

— Понял что?

— Что я не могу в данной ситуации приказывать тебе что-либо. Понимаешь? Просто не имею на это права. Даже если бы ты был абсолютно здоров, я, прежде всего, должен был спросить тебя, считаешь ли ты нужным для себя быть с нами и в дальнейшем, или же…

Я быстро встал. Громов все еще покусывал травинку, спокойно глядя на меня снизу вверх.

— Даже если бы я лишился руки, ноги или же еще чего-нибудь, — тихо сказал я, — даже тогда я не ушел бы из Отдела! И дело совсем не в том, что наша медицина способна теперь творить настоящие чудеса. Эта работа — моя жизнь! Лишить меня ее — значит лишить меня самой жизни! Мне очень жаль, Иван Вениаминович, что вы могли подумать обо мне так плохо.

Громов прищурился на солнце, перекусил травинку.

— Обиделся? Зря. Я знал, что тебе будет трудно понять меня. И все же не горячись, Влад. Итак, если я правильно понял тебя, ты решил?

— Да! — буркнул я и отвернулся.

— Ну, вот и хорошо! — Громов хлопнул меня по плечу, поднявшись на ноги. — А за разговор наш не обижайся, не стоит. Так, если уж очень захочется помянуть старика… А вообще-то, не стоит!

Он задумчиво посмотрел вдаль на качающиеся под ветром стебли сочной травы.

— Знаешь, Влад. Последнее время я все яснее чувствую, что конец моей жизни застанет меня вдали от Земли. Не знаю, так ли это будет на самом деле, но если действительно так, то обидно.

Громов все еще смотрел на далекий горизонт. Ветер трепал его густые волосы цвета спелой ржи, старательно зачесанные назад. Я ничего не ответил ему. Посмотрел туда же.

Маленькая женская фигурка порхала среди цветов. При виде ее сердце сдавила теснящая грусть. Я всмотрелся в темный силуэт. Нет, это была не Таня! Повернулся к Громову.

— Так какое задание, Иван Вениаминович?

— Знаешь что? Поговорим об этом после. Завтра ведь Праздник Братства. Отдохни. Отправляйся с женой в Город, на Водный Стадион. Повеселись, вдохни полной грудью настоящей жизни. Ведь какое событие завтра предстоит, ты понимаешь? А? Жена у тебя красавица, умница. Уверен, ей будет приятно побывать на празднике, и не одной, а вместе с тобой! Поезжай. А уж потом и за дела возьмемся.

Громов положил руку мне на плечо, посмотрел в глаза. Улыбнулся по-детски открыто.




Простившись с Громовым, я вернулся в санаторий. Таня купалась. Был слышен шум воды в душевой.

— Танечка! — позвал я с порога.

Ее лицо, залитое водой, показалось между прозрачными створками дверей душевой.

— Где моя форма? Куда ты ее положила? — спросил я.

— Все вещи лежат там! — Она показала на встроенные шкафы и снова исчезла в душевой.

— Ты купалась в море? — спросил я, когда она вернулась в комнату, легко ступая босыми ногами по мягкому ковру. От ее обнаженного тела исходил приятный легкий аромат каких-то экзотических цветов.

Она молчала, причесываясь перед зеркалом. Только теперь я заметил, какая она бледная. Ее глаза в зеркале смотрели на меня настороженно.

— Зачем к тебе приезжал Громов?

Ее вопрос озадачил меня.

— Он был на дне выпускников Школы ОСО. На обратном пути решил проведать нас, — как можно спокойнее, ответил я.

— Только? — Таня внимательно следила за мной в зеркале.

— Ну конечно, любимая! Разве ты не веришь мне? — Я обнял ее сзади за плечи, чтобы уйти от этих все понимающих серых глаз, поцеловал в шею. Но она высвободилась из моих объятий. Спросила строго:

— Ты говоришь мне правду? — Глаза ее следили за мной так же внимательно. Под ее взглядом у меня слабели ноги.

— Зачем мне тебя обманывать, дорогая? А еще он предложил нам съездить в Город, на Праздник Братства, развлечься и отдохнуть.

— Правда? — обрадовалась Таня. Она сразу успокоилась. — Да, но ведь тебя отпустят из санатория только через три дня! — заволновалась она.

— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Думаю, врачи пойдут нам навстречу. Шутка ли, пропустить такое событие! Ты рада, любимая?

Я погладил ее по мокрым волосам и снова обнял. Она прижалась к моей груди, шепнула:

— Влад! Мне так хорошо с тобой! Так хорошо…

* * *


Магнитный поезд стремительно и бесшумно скользил над океанским простором, колыхавшим свои воды под полотном Дороги, опиравшейся на грандиозные, стометровые, стальные башни. Спустя два часа мы въехали на векторное кольцо Дороги, протянувшееся вдоль всего Австрало-Азиатского жилого пояса, а еще через час под полотном Дороги поплыли пенящиеся потоки горных рек, глыбы камней, встававших на пути могучих водоворотов, — мы пересекали Центральный сектор пояса, охватывавший обширные территории Южной и Юго-Восточной Азии и всю южную Сибирь, вплоть до Урала.

На востоке полчища исполинских вершин шли рядами, как волны космического прибоя. На юго-запад и юг горы постепенно спускались к цветущим жарким равнинам, где в обрамлении деодаровых рощ росли бесконечные фруктовые сады; плавучие поля, усеянные сочными, трескавшимися на солнце, арбузами и дынями, были обрамлены прозрачными зеленоватыми озерами. Но мы с каждой минутой все дальше удалялись от них.

Вскоре грозные горные пейзажи сменились высокими древними песчаными дюнами, заросшими елями и соснами, а местами могучими кедрами; потянулись лиственничные леса вдоль пойм спокойных величавых рек, несших свои медленные воды среди плодородных полей, уходивших к самому горизонту, на которых неустанно трудились роботы-землепашцы, возделывавшие благодатную землю.

Когда поезд начал пересекать бескрайний фруктовый пояс, сменивший собой сухие бесплодные степи, когда-то простиравшиеся здесь, и за окном вагона потянулись бесконечные, геометрически правильные ряды цитрусовых деревьев, Таня повернулась ко мне. Долго и пристально смотрела на меня. Потом, облокотившись на мягкий боковой выступ окна, спросила:

— Скажи, Влад, хорошо ли живут люди в Сообществе?

Я посмотрел на нее. Всю дорогу она молчала, задумчиво глядя на открывавшиеся за окном вагона пейзажи. Я видел, что она поглощена какими-то своими мыслями, и не мешал ей.

После моего выздоровления она очень сильно изменилась. В ней появилась странная молчаливая покорность, которой раньше я не знал у нее. Она старалась всюду следовать за мной, выполнять малейшие мои желания, опекала меня, как ребенка. Ее внимание доставляло мне несказанную радость, и вместе с тем я чувствовал себя неловко, сознавая, что она с трудом перенесла случившееся со мной и теперь боится его повторения. Отсюда и эта ее покорность, и постоянное желание быть рядом со мной, и готовность ободрить меня приветливой улыбкой, ласковым словом или взглядом. Наверное, она наивно полагала, что тем самым сможет уберечь нас от повторения случившегося. Она была напугана тенью смерти, прошедшей надо мной, и этот страх сломил в ней что-то, заставил смотреть на мир по-иному. Сама она никогда не говорила мне об этом, но я знал, я чувствовал, что все именно так, и без ее слов.

Таня ждала ответа. Я посмотрел ей в глаза.

— Почему ты спрашиваешь, дорогая?

— Я много думала о том, что ты рассказывал мне об этой планете и о ее людях… Ведь у нас, в Трудовом Братстве, почти ничего не знают о нравах, царящих в Сообществе, и о том, как там живется простым людям. Конечно, в том не наша вина, а правителей Сообщества, которые не хотят мирного сосуществования с Землей…

— Ты правильно сказала о правителях Сообщества. Шестьсот лет назад, когда Высший Суд приговорил «черных мятежников», пытавшихся помешать Мировому Воссоединению, к вечному изгнанию с нашей планеты, никто не задумывался о будущем, вернее, очень трудно было заглянуть в него так далеко. Сама эта высылка горстки отщепенцев была нужна людям Земли, чтобы избежать возможности повторения подобной трагедии впоследствии. Мы получили хороший урок, но горечь утраты была слишком велика, чтобы в тот момент смотреть на вещи трезво. Хотелось поскорее все забыть… Сейчас же даже ребенок понимает, что забыть навсегда целые периоды своей истории невозможно, как бы мы того ни хотели.

— Да, я понимаю, — грустно кивнула Таня.

— Теперь, — продолжал я, — по прошествии времени, когда маленькая группа изгнанников с родной планеты превратилась в целый народ, заселивший чужой мир, — народ со своей культурой, обычаями и нравами, — невозможно и дальше делать вид, будто бы мы не существуем друг для друга. Ты права, мы не хотели отгораживаться от Гивеи глухой стеной непонимания и недоверия. Мы всегда шли на любые контакты с Сообществом, помогая им в освоении нового мира. Люди, имеющие общие корни на Земле, общих предков, одну кровь, наконец, не могут и не должны враждовать между собой! Это прекрасно понимают простые люди Сообщества, но так уж сложилось, что у власти на Гивее стоят недалекие и злобные правители, все помыслы которых направлены на завоевание космического господства ради личной выгоды, а не на мирное добрососедство с нами. К счастью, многие на Гивее понимают бессмысленность подобной вражды и готовы бороться с деспотией и угнетением властей. Таких борцов — отчаянных и бесстрашных, настоящих героев — становится все больше и больше. И хотя их силы еще слишком малы, чтобы свергнуть преступных диктаторов, я уверен, что не далек тот день, когда мы сможем протянуть друг другу руку дружбы сквозь безбрежные просторы космоса, разделяющие наши миры.

— Да, я знаю, ты встречался там с ними, — сказала Таня.

— Встречался, — подтвердил я. — Я видел их лица, смотрел им в глаза, полные мужества и веры в свою победу. Такие люди способны повести за собой народ к светлому будущему…

— Ты имеешь в виду ту девушку? — тихо спросила Таня. — Дочь промышленника? Кажется, ее имя Кунти? Я помню, ты рассказывал мне о ней.

— Да. Но не только ее. Подобных ей много в Сообществе.

— Но почему, Влад, почему тогда они не могут добиться успеха в своей борьбе?

— Видишь ли… — Я замялся. Вопрос, который задала Таня, был непростым. — Здесь не так все просто, как кажется на первый взгляд. Причин много, и одна из них, безусловно, кроется в той пропагандистской шумихе, полной лжи и ненависти к нам, которая развернута правителями Сообщества. На Гивее обывателя чуть ли не с самого детства приучают видеть в Трудовом Братстве своего заклятого врага, намеренно искажая ту немногочисленную информацию о Земле, которая иногда просачивается в Сообщество. Фальсифицируя очевидные факты, правду подменяя домыслами, правители Гивеи стремятся воспитать из людей нерассуждающих фанатиков, покорных их воле.

— Какой ужас! — прошептала Таня, хватаясь за вспыхнувшие щеки. — Какой ужас! — повторила она, сокрушенно качая головой.

— В отношении простого народа, — продолжал я, — их тактика совсем иная. Если проводить параллели, то правильнее всего будет сравнить ее с политикой, основанной на принципах философии «Лао-цзы»[11 - Лао-цзы (Ли Эр) — автор древнекитайского трактата «Лао-цзы» (древнее название «Дао дэ цзин» 4–3 вв. до н. э.), канонического сочинения даосизма. Основное понятие — дао, которое метафорически уподобляется воде (податливость).]. Сам Лао-цзы, наверное, и не предполагал, что его учение окажется как нельзя более подходящим для угнетения целой планеты. В руках хитрых и коварных диктаторов оно обрело совершенно иное звучание. Взяв за основу только образ действий — недеяние, уступчивость, покорность, отказ от желаний и борьбы — и преподнеся его народу как основополагающий, предначертанный богами смысл существования каждого человека, они сумели добиться полного подчинения. Самих себя они тоже показали в особо выгодном свете: правитель-мудрец, который, отвергнув роскошь и войну, возвращает народ к простоте, чистоте и неведению, якобы существовавшим до возникновения культуры и морали. Тем самым они добились желанного результата, одурманив слепой ненавистью к нам одну половину своего народа и притупив бдительность другой половины призывами к покорности и всепрощению.

Я помолчал, глядя в окно. Широкая полоса солнечного света, лившегося сквозь прозрачную крышу вагона, лежала яркими бликами на стекле, искрилась в Таниных волосах.

— Впрочем, — снова заговорил я, повернувшись к ней, — правители Сообщества не открыли ничего нового. Правители-тираны древних государств Земли поступали точно так же со своими народами. Вот почему так трудно тем, кто решил бороться против угнетения и произвола властей на Гивее. Им приходится вести двойную борьбу: с одной стороны, это борьба с угнетателями — жестокая и кровопролитная, уносящая жизни лучших, а с другой стороны, это борьба за души людей — не менее тяжелая и кропотливая, требующая огромного терпения и времени.

Я посмотрел на Таню. Глаза у нее блестели.

— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но я стал невольным свидетелем его и не мог сдержаться.

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся, встретившись взглядом с человеком средних лет, сидевшим в соседнем ряду кресел и смущенно улыбавшимся. В его лице не было ничего особенного: широкое и добродушное, с твердым волевым подбородком и немного крупноватым носом, оно походило на лица с древнерусских картин, не раз виденных мною в художественных и исторических музеях. В серых глазах незнакомца застыл живой интерес.

Таня выглянула из-за моего плеча, с любопытством рассматривая нашего попутчика. Заметив ее интерес, незнакомец смутился еще больше.

— Еще раз простите, — торопливо заговорил он, — но вы так интересно рассказывали о борьбе народов за свою свободу, с таким запалом… Вы бывали в Сообществе?

— Довелось побывать, — кивнул я.

— О! Это сразу заметно, — еще больше оживился человек с русским лицом. — Не каждый из нас может похвастаться таким глубинным пониманием жизни на Гивее. М-да… — Он замолчал, о чем-то задумавшись. Потом спохватился: — Но я позволю себе не согласиться с вами!

— В чем же? — поинтересовался я.

— В трактовке идей борьбы. По-моему, если народ действительно жаждет освобождения от гнета тиранов, его нельзя одурманить никакими призывами к покорности и отказу от борьбы и тем более опорочить в его глазах представление о своих братьях по крови, представить белое черным.

— Разве я сказал, что народ Гивеи одурманен и потерял желание бороться? — удивился я. — По-моему, «Свободная Республика для Народа», основанная Квой Сеном, доказала всем, что народ Сообщества не сломлен. Наоборот, он непреклонен в своем стремлении к свободе и равенству. Народный вождь Квой Сен первым ступил на путь, ведущий к победе, и его смерть и смерть его сподвижников придала остальным уверенности в правильности избранного пути.

Мой неожиданный собеседник умолк. Немного помолчав, он произнес:

— Тогда, возможно, я не до конца понял вас. Это моя вина. Я не хотел показаться бестактным и, видимо, пропустил вашу основную мысль.

Таня положила пальцы мне на ладонь. Я посмотрел на нее и сразу понял, чего она хочет.

— Не стоит расстраиваться из-за этого, — сказал я, обращаясь к нашему попутчику. — Если хотите, я могу повторить свой рассказ более подробно. Вам, наверное, будет интересно?

— О, да! Конечно! — оживился человек. — Если вас это не затруднит.

— Нисколько, — улыбнулся я. — Вы ведь тоже едете в Город? Я не ошибся?

— Да. Вы правильно догадались.

— В таком случае, у нас еще достаточно времени. Вот только одно обстоятельство…

— Что такое? — встревожился человек.

— Мы с вами еще не познакомились.

— Ах, вы об этом! — обрадовался мой попутчик. — Что ж, признаю свою вину и здесь. Меня зовут Антон Коробов. — Он протянул мне руку.

— Очень приятно. Влад Стив. — Я пожал его крепкую ладонь. — Значит, я не ошибся? В вас есть русские корни?

— И немалые! — весело согласился Коробов. — Великий народ, и очень много вынесший и страдавший за свою историю.

— Да, я знаю. Вы тоже собрались на праздник?

— Конечно. Сейчас все едут в Город ради этого события. Ведь вы тоже? Я не ошибся? — Коробов улыбнулся Тане.

— Верно. Мы с женой действительно хотели отдохнуть на Водном Стадионе.

— С женой? — протянул Коробов подчеркнуто почтительно.

— Да. Знакомьтесь, моя жена Таня.

— Какая у вас замечательная жена… Я хотел сказать, какая она красивая женщина, — уточнил наш попутчик, снова смущаясь. — Мне очень приятно.

Он слегка склонил голову, выражая свое почтение.

— Кстати, в ней тоже течет изрядная доля русской крови, — заметил я не без гордости.

— Да, — согласился Коробов, — это сразу заметно. Подобная красота, чистая, как бы напоенная самой природой теплотой и нежностью черт, была присуща только русским женщинам.

Таня улыбнулась в ответ на его комплимент и прижалась щекой к моему плечу, возбужденно блестя глазами.

— А откуда вы едете, если не секрет? — снова спросил Коробов.

— Муж был на излечении в Антарктическом санатории, — ответила за меня Таня. — Сейчас ему стало лучше, и мы возвращаемся обратно в Город. Он работает в ОСО и недавно очень сильно пострадал. К счастью, врачи помогли ему встать на ноги.

— Так вы «лиловый»? — оживился Коробов. — Теперь мне понятна ваша осведомленность о гивейской жизни. А это происшествие, оно тоже как-то связано с Сообществом?

— Да, но это совсем другая история. Если позволите, я не буду излагать ее здесь и сейчас?

— Да-да! Конечно! — согласился Коробов.

— Послушайте, Антон! А чем занимаетесь вы в этой жизни? — спросил я.

— О! Мое занятие более прозаическое, нежели ваше. Я писатель. Пишу книги об истории Земли и ее народов. Отсюда и мой интерес к жизни на Гивее.

— Ой! Как интересно! — воскликнула Таня. — Никогда не встречалась с живым писателем и не думала, что они такие, как вы. Они всегда представлялись мне несколько иначе…

— Старцами с густой бородой, уединившимися от всего мира и скрипящими пером по бумаге? — добродушно усмехнулся Коробов.

— Что-то вроде того, — согласилась Таня и весело рассмеялась.

— Нет, писателю нельзя жить в отрыве от всего мира, — покачал головой Коробов. — Особенно сейчас, когда наша жизнь полна каждодневными свершениями. Иначе его книги просто не станут читать. Вот возьмите хотя бы предстоящий Праздник Братства. Сколько человеческих судеб, свершений, потерь и находок, отчаянных терзаний и радостных побед стоит за этим событием! Или взять иной мир, где довелось побывать вашему мужу. Там тоже живут люди со своими переживаниями, надеждами и радостями, и о них нам так мало известно. Вот почему я хочу написать книгу о Гивее, и ваш муж может мне в этом помочь.

— С удовольствием! — сказал я. — Если это так важно для вас, я охотно поведаю все, что знаю о Сообществе.

Мы проговорили всю дорогу. Наш новый знакомый оказался очень интересным собеседником, способным не только внимательно слушать, но и высказывать свое мнение, проявляя при этом завидную эрудицию и осведомленность во многих вопросах.

Через два часа впереди и слева от дороги показались контуры обширных лесов Заповедника. Поезд помчался по голой степи, огибая леса с востока и минуя полноводную реку, несшую свои спокойные воды на юг, к морю. Через какое-то время мы уже въезжали на окраины Города — нынешней столицы объединенной Земли, занимавшей огромную территорию от Уральских гор до побережья Атлантики на востоке и западе и спускавшейся от Балтийского моря к Средиземноморью на юге.

Я прильнул к окну, с жадностью всматриваясь в кварталы аккуратных маленьких домиков, раскинувшиеся среди фруктовых садов и цветущих акаций. Таня тоже смотрела в окно. Смотрел на приближающийся Город и Коробов.

Гигантская эстакада магнитной дороги парила в воздухе над многочисленными фабриками и заводами Окраины, уходившими глубоко под землю; переносилась через полноводную реку, теряясь на бескрайних просторах жилых массивов Города. Наконец, поезд влетел на широкий проспект Братства, прямой стрелой уходивший к горизонту. Внизу замелькали большие дома, подобно величавым кораблям плывшие среди зелени деревьев; тенистые парки и широкие аллеи пересекали проспект во всех направлениях, уходили уступами на восток и юг; сверкающие на солнце каналы, снабженные искусственными водопадами, соединяли рукотворные озера чистейшей голубой воды, усеянные, словно бабочками, разноцветными парусами небольших прогулочных яхт.

Наш поезд приближался к площади Открытых Оранжерей, и нам с Таней пришла пора выходить. Коробов без долгих объяснений понял, что настало время расставаться, и тоже поднялся из своего кресла.

— Вы уже выходите?

— Да. Мы с женой живем неподалеку от площади.

— Как жаль, — огорчился Коробов. — Как жаль, что нам приходится расставаться. Мне нужно в другой конец Города. Я живу сейчас на Сиреневой улице… Ну что ж! Ничего не поделаешь. Надеюсь, мы еще встретимся с вами на празднике? — На губах его появилась слегка растерянная и смущенная улыбка.

— Конечно! Вы были очень интересным собеседником, Антон. Мне хотелось бы продолжить наше знакомство.

— В таком случае, до встречи?

— До встречи!

Поезд остановился внутри башни-станции, и мы с Таней, попрощавшись с нашим новым знакомым, вышли на широкий перрон, под сень полупрозрачного купола крыши станции, отливавшего в лучах жаркого солнца янтарем. На голубых полированных плитах пола медленно плыли тени пассажиров магнитной дороги — уже приехавших и только уезжавших. Красочные витражи на стенах станции, пронизанные солнцем, разбрасывали в пространство веера разноцветных бликов. Обычная тишина, царящая на таких станциях, здесь нарушалась приглушенным гулом радостных голосов, доносившимся снаружи.

Мы с Таней переглянулись. Видимо, Город уже охватила та радостная суматоха, которая обычно предшествует большим праздникам. И сейчас я чувствовал, что наконец-то возвращаюсь к привычной жизни, после стольких месяцев вынужденного затворничества.

Сев в скоростной лифт, мы с Таней стали спускаться со стометровой высоты башни вниз, к ее подножью. Сквозь прозрачные стенки кабины открывался вид на преобразившийся проспект Открытых Оранжерей. Ленты движущихся тротуаров несли потоки людей в разных направлениях, смыкаясь и расходясь по примыкающим к проспекту улицам. Солнце радостным потоком заливало все вокруг, и листва деревьев в аллеях между тротуарами казалась изумрудно-золотистой.

Выйдя со станции и попав в людской водоворот, мы миновали вместе с группой каких-то веселых ребят площадь Роз и через улицу Героев-Астронавтов выехали на площадь Независимости, к Дому искусств. Здесь нам пришлось расстаться с нашими новыми попутчиками: они ехали дальше, к площади Совета, намереваясь кратчайшим путем добраться до Большого Водного Стадиона. Мы же с Таней сошли с движущегося тротуара и углубились в аллею могучих вековых дубов, торжественно шелестевших на ветру густыми кронами. В конце ее, плавно изгибая линии белокаменного фасада, словно пытаясь оторваться от земли и устремиться в светлое небо в свободном птичьем полете, стоял наш дом.

Перед услужливо распахнувшимися дверцами лифта Таня остановилась, словно не решаясь войти в прозрачную кабину. Посмотрела на меня.

— Я так давно не была здесь, что, кажется, этот дом считает меня чужой.

— Ерунда!

Я нежно обнял ее за плечи и шагнул в кабину, легко взлетевшую на наш этаж. За дверью из желтоватого волокнистого стекла открылась знакомая до мельчайших деталей обстановка уютных комнат. Сердце забилось часто и радостно. Наверное, такие же чувства испытывали наши далекие предки, возвращавшиеся под сень своего жилища после долгих странствий, ища в нем защиту и тепло очага.

Таня подошла к боковой стене, нажала крохотный рычажок. Когда через десять минут бесшумные насосы, скрытые в стенах, полу и потолке комнат, втянули всю пыль, успевшую скопиться за время нашего отсутствия, Таня подошла к широкому окну, выходившему на открытую лоджию, и распахнула створки. Глубоко вдохнула ворвавшийся в комнату теплый ветер, обернулась ко мне. Глаза ее радостно улыбались.

— Ну, вот и дома!

— Нужно будет сделать перестановку. Все-таки мы начинаем новую жизнь. Как ты думаешь? — Я вопросительно посмотрел на нее.

Она взяла меня за руку и уткнулась лицом мне в грудь.

* * *


Разбудил меня шум чьих-то голосов. Я повернулся на бок, шаря спросонья рукой, — постель была необычно широкой, и мне чего-то не хватало. На Танином месте я нащупал лишь остывшую простыню.

И вдруг, словно выстрел из пушки, раздался радостный многоголосый вскрик. Я вскочил на постели, недоуменно тараща глаза и не понимая, что происходит. Стены комнаты напротив не было. Вместо нее открывался простор широкого проспекта, залитого солнцем. Шальной утренний ветер взбивал кудри деревьев, ровными рядами уходивших к горизонту; трепал волосы тысяч людей, шедших колоннами навстречу солнцу. Море радостных, счастливых лиц проходило передо мной в этом могучем живом потоке. Люди весело и возбужденно переговаривались, смеялись заразительно громко и открыто, крепко обнимались, выражая свою радость. Среди людских колонн яркими пятнами мелькали грозди цветов. От пестроты красок рябило в глазах.
		Мы братья единой, великой семьи!



		Судьба наша пусть нелегка,



		Но принципы чести и долга свои



		Мы будем нести сквозь века!








Звуки мелодии неслись над колоннами людей, отзываясь многоголосым эхом в словах песни.
		Достигнув немыслимых звезд и планет,



		Бесстрашно ступив в мир иной,



		Мы знаем, что дух наш там будет согрет



		Заботой и лаской земной!








Я все еще пытался понять, что происходит и где я, когда лица отдельных людей сменились величественной панорамой всего Города, и моя растерянность сразу же ушла. Я понял, что это Таня развернула голографическую проекцию экрана визиофона во всю стену, и я, неожиданно для себя, перенесся на праздничные улицы — шел утренний выпуск общеземных новостей, и эйдопластический проектор отображал у нас в доме то, что сейчас творилось в различных уголках планеты.

Ай да проказница! Она хотела удивить меня, сонного, и ей это удалось. Но где же она сама?

Я огляделся и увидел ее: она стояла у входа в соседнюю комнату, прислонившись к стене, и слабо улыбалась. Волосы ее были небрежно собраны на затылке, а на обнаженные плечи накинута легкая шелковая рубашка.

Я долго, совершенно спокойно рассматривал ее — от пристальных серых глаз, в которых играли озорные смешливые чертики, до сильных, стройных ног, обутых в странную, сверкающую огоньками обувь. Под тонким шелком проступали все изгибы ее тела, дразня воображение и маня своей доступностью. Мне нестерпимо захотелось ее обнять, но я поборол в себе это желание.

Святое небо! Как же я медленно просыпаюсь! Она же обворожительно прекрасна сегодня, как никогда раньше! Знакомые мне до малейшей линии, черты ее лица таили сейчас в себе какую-то неуловимую перемену. Я ломал голову, пытаясь понять, что же изменилось в ее облике. Может быть, в глазах появилась какая-то сияющая глубина, оттененная густыми черными ресницами?.. И губы стали немного ярче и чувственнее?.. Кажется, она воспользовалась биокосметикой, «углубив» взгляд специальным гормональным «воспламенителем» и наложив на губы «огненный блеск».

Таня все еще внимательно смотрела на меня, и было видно, что она довольна произведенным на меня эффектом.

— Ну, ты и спишь! — наконец сказала она, подходя к постели. — В санатории ты вставал гораздо раньше!

— Неужели все проспал? — Я вскочил с постели, пытаясь окончательно стряхнуть с себя остатки сна.

— Не пугайся, — успокоила меня Таня. — Еще не все… Ты здоров?

— Вполне. А почему ты спрашиваешь?

Она подошла ко мне, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Ночью ты бредил, кричал во сне. У тебя был жар, и я делала тебе компресс.

— Да?.. Ничего не помню.

— Как ты себя чувствуешь? — Таня все так же внимательно наблюдала за мной.

— Нормально. Только вот голова немного болит… Мне снился какой-то кошмар?

— Наверное… Влад! — Она взяла меня за руку, крепко сжала мои пальцы. — Давай вернемся в санаторий? Ты, верно, не совсем еще здоров.

Я заглянул в ее глаза и увидел в них знакомое мне с некоторых пор выражение, от которого мне хотелось бить себя кулаками в грудь, рвать на себе волосы и кричать. При виде испуга в ее глазах мне становилось невыносимо от сознания, что я причиняю ей страдания.

— Ерунда! — Я нежно погладил ее по плечу. — Обычный кошмар. Наверное, немного устал с дороги. Слишком много впечатлений для первого раза. Не стоит придавать этому такого значения.

— Правда? — Она подняла на меня глаза. Некоторое время в них еще стоял страх, смешанный с жалостью. Потом она улыбнулась.

— Ну, хорошо. Тогда иди умывайся, а потом поможешь выбрать мне платье.

Я послушно отправился в ванную комнату, а когда вернулся, она сидела в кресле перед экраном визиофона, на котором, медленно сменяя друг друга, проходили различные модели платьев.

— Я вызвала ближайший Дом моды, — сообщила она, взглянув на меня. — Как тебе вот эта модель?

Она расширила стереопроекцию, перенеся ее на середину комнаты, и в воздухе повисли полупрозрачные контуры сразу нескольких платьев. Таня легко соскочила с кресла и нырнула в одну из проекций, словно действительно одевшись в иллюзорное изображение.

— Очень неплохо, — кивнул я.

— Да? — Она критически осмотрела себя в зеркале, но осталась чем-то недовольна. — Нет, пожалуй, лучше вот это! Оно больше подходит к цвету моих глаз. Ты не находишь?

Платье действительно было очень красивым. Тонкая ткань аметистового цвета переливалась на солнце крохотными гранатовыми огоньками, плотно облегая Танину фигуру и оставляя открытыми ее загорелые ноги. На спине и груди были глубокие овальные вырезы, позволявшие созерцать гладкую, бархатистую кожу Тани.

— Ну как? — спросила она, явно довольная своим выбором.

— Замечательно, — искренне похвалил я.

— Значит, возьму это! — заключила она и, убрав с экрана изображение, стала набирать код Дома моды. — Твою форму я положила в гостиной. Иди одевайся, — бросила через плечо и лучезарно улыбнулась.

* * *


Громадное зеркало Большого Водного Стадиона окаймлялось темными, почти черными от густых еловых лесов, холмами. С юга часть склона наиболее высокого холма была срезана под острым углом к воде и образовывала грандиозный амфитеатр. Внизу его начинался комплекс бассейнов и искусственных озер до десяти километров в поперечнике.

Парапет из плавленого белого камня, подходивший к самой воде, казался фарфоровым. Громадными кольцами он поднимался вверх, деля амфитеатр на ярусы и сектора. Далеко в воду вдавались разграничительные барьеры, образуя множество небольших бассейнов для купания и водных игр. Большое количество каналов расходилось от Стадиона радиусами, пересекая тенистые парки, окружавшие его, и исчезало из виду.

Мы с Таней стояли на обзорной площадке, разместившейся, точно ласточкино гнездо, на склоне одного из холмов, и смотрели вниз. Там по водной глади, почти не касаясь ее, парили разноцветные остроугольные паруса. Яхты кружились по воде, похожие на маленьких мотыльков. Отсюда, с высоты нескольких десятков метров, они выглядели совсем как игрушечные.

Гранитный диск площадки был окружен барьером из металлических трубок. Таня облокотилась на перила, наклонилась вперед, вглядываясь куда-то. Повернулась ко мне. Сверкая глазами, сказала:

— Пойдем искупаемся? А, Влад?

Я посмотрел вниз и вправо, где виднелись крохотные точки людей, плескавшихся в воде.

— Пойдем! — Таня потянула меня за руку.

Я не стал возражать. Мы спустились на нижний ярус и сразу же оказались в окружении цветущих деревьев. Зеленые лужайки здесь, окаймленные лириодендронами — тюльпанными деревьями — были залиты солнечным светом. Многочисленные пары бродили среди деревьев, вдыхая чудесный аромат крупных, похожих на чаши, красных цветов, яркими пятнами выделявшихся среди листвы.

Мы вышли на одну из таких лужаек и стали спускаться вдоль канала с многоступенчатыми водопадами. Склон холма здесь был наиболее пологим, разделенным на широкие площадки, образовывавшие гигантскую лестницу.

Таня шла рядом, прижавшись к моему плечу и задумчиво глядя себе под ноги. Мне показалось, что она чем-то озабочена.

— Что с тобой, маленькая? — Я наклонил голову, стараясь заглянуть ей в глаза. — Почему ты грустишь?

Она подняла голову, улыбнулась. Но глаза ее еще какое-то время оставались затуманенными печалью.

— Влад, может быть, глупо, что я постоянно таскаюсь с тобой? — начала она.

— О чем ты?

— Не перебивай меня, пожалуйста! Выслушай. Я знаю, что ты многого не говоришь мне, стараясь не причинять своей глупой жене лишнюю боль. Особенно после всего… всего, что произошло с тобой. Да, да! Не спорь со мной! Я знаю, я чувствую это. И ты зря стараешься обмануть меня.

— Обмануть? О чем ты, дорогая?

Она замолчала, печально глядя мне в глаза. Такое начало мне не понравилось. Я не хотел омрачать праздника, но раз она сама заговорила об этом, лгать было глупо.

— Любимая, ты должна меня понять…

— Я понимаю все. Ты ни в чем не виноват, Влад. Не расстраивайся. Сама не знаю, что со мной такое… После всего случившегося с тобой, у меня здесь (она приложила руку к груди около сердца) появилось что-то незнакомое. Оно мучает меня, и в то же время теперь все, что связано с тобой, я понимаю почти без слов… Скажи, твой начальник, Громов, он приезжал с каким-то поручением для тебя? Да?

О небо! Она все еще думает об этом! Мне казалось, что она давно забыла о визите Громова. Я покосился на нее.

— Только не лги мне, пожалуйста! — быстро сказала она. — Я все равно не поверю. Я понимаю, что у тебя могут быть причины… серьезные. Но если хочешь, чтобы… ну, видишь ли… в общем, не обманывай меня! Хорошо? Всю правду, несмотря ни на что!

Я остановился, взял ее за плечи, заглянул в глаза.

— Танечка, если ты думаешь, что… Таня, ведь ты знаешь, я люблю тебя!

— Я знаю, Влад, знаю. И все же? Ты обещал! Скажи. — Она жадно всматривалась в мое лицо, ища ответа на свой вопрос.

— Я сам еще толком ничего не знаю, — сказал я, отпуская ее.

Таня внимательно посмотрела на меня.

— Действительно, я почти ничего не знаю, — снова заговорил я, поняв ее взгляд. — Возможно, ты права.

— Это опасно? — спросила Таня. — Хотя, зачем я спрашиваю! Разве была твоя работа когда-нибудь неопасной? — Она с горечью посмотрела на меня.

— Танечка! Дорогая! Я ничего не скрываю от тебя. Поверь, в этом нет ничего страшного…

— Нет, нет! Замолчи, пожалуйста! — Таня отбежала от меня на несколько шагов, словно защищаясь от моих слов. Остановилась, вернулась снова.

— Идем купаться! — сказала она, протягивая мне руку и улыбаясь.

Я стоял в смятении, не узнавая ее. Сказал охрипшим голосом:

— Я всегда буду рядом с тобой!

— Вот и прекрасно! Идем.

Она взяла меня за руку и побежала вниз по дорожке. Через минуту мы оказались на песчаной площадке перед бассейном. Гребешки сверкающих на солнце волн набегали на розовый песок искусственного пляжа. Таня быстро скинула платье и, разбежавшись, бросилась в воду, подняв тучи брызг. Ее загорелая фигурка в ярко-малиновых плавках пронеслась стремительной призрачной тенью в глубине хрустально-прозрачной голубой жидкости. Через секунду она уже вынырнула метрах в двадцати от берега и, обернувшись, призывно замахала мне рукой.

Торопливо сняв с себя одежду, я кинулся навстречу прохладной воде, тут же оказавшись в жидком, горящем на солнце, хрустале. Сразу исчезли все звуки, и я очутился в безмолвном, таинственном мире, поддерживавшем мое тело, словно на заботливых руках. Мерцавшие на дне бассейна солнечные зайчики были похожи на звезды — я словно парил в бескрайних глубинах неведомой Вселенной! Душу наполнил восторг и радость. Казалось, мое тело способно вытворять любые, даже самые немыслимые вещи. В этот миг что-то мягкое слегка толкнуло меня в спину. Испугавшись, я быстро повернулся навстречу солнечным струям, пронизывавшим воду, и тут же вынырнул на поверхность.

Таня, весело смеясь, плескалась рядом, разбрасывая вокруг тучи брызг. Я был рад, что настроение у нее снова поднялось. Двумя короткими гребками я подплыл к ней, схватил ее за гладкие, скользкие плечи, переворачивая на спину. Она радостно вскрикнула, забилась в моих руках, точно рыба. Оттолкнувшись от моих плеч, устремилась к берегу. Весело смеясь, выбежала на песок и остановилась у самой воды, встряхивая волосы. Я вылез следом за ней; сел на песок у ее ног, отдуваясь и стирая с лица капли воды.

— Какой ты смешной! — воскликнула Таня, блестя глазами. — И хороший!

Она порывисто опустилась на колени и крепко поцеловала меня в губы. Я прижал ее к себе, опрокидываясь на песок. Ее мокрое от воды тело скользнуло по моему телу.

— Сумасшедший! Что ты делаешь? Влад!

Рядом, в бассейне весело плескалось множество людей, со смехом и гиканьем наслаждаясь приветливостью воды и солнечным теплом. Все они, как и мы с Таней, были полны радости и жизненных сил. Но я не замечал вокруг ничего. Я видел только огромные серые глаза Тани, сверкавшие на ее раскрасневшемся лице. Ощущение сияющей глубины этих глаз кружило мне голову, заставляя забыть обо всем.

В эту минуту со стороны трибун Стадиона донеслись призывные и торжественные звуки сотен фанфар.

— Влад! Что это? — Таня приподнялась на локте, вслушиваясь в доносимые ветром звуки.

— Праздник начинается! Идем скорее!

Я быстро поднялся, отряхивая песок и беря свою одежду. Потянул ее за руку. Она встала, подобрала платье, увлекаемая мною, торопливо зашагала в сторону главного амфитеатра.

Вместе с нами со всех уголков Стадиона спешили туда сотни людей. Через несколько минут здесь должны были развернуться главные события праздника. Взобравшись на шестой ярус амфитеатра, мы с Таней остановились, отыскивая свободное место.

Тысячи людей уже заполнили трибуны. Многие приехали сюда из других уголков планеты, чтобы воочию полюбоваться грандиозным представлением лучших артистов Трудового Братства. Над трибунами носился возбужденный, радостный гомон голосов, предвещавший начало действа.

Таня прошла вперед, осторожно пробираясь между зрителями, уже занявшими свои места. В этот момент я заметил, как по боковому проходу, навстречу мне спускается юная девушка. Что-то радостно-знакомое проскользнуло в ее облике: задумчивые, слегка раскосые, темные глаза; сужающийся к подбородку смуглый овал лица и масса развевающихся на ветру черных волос. Яркое воспоминание тоскливо стеснило мою грудь, но я усилием воли отбросил его, подумав, что память очень коварная вещь, особенно, когда речь идет о недавно прошедшем.

Девушка прошла мимо, оставив после себя в воздухе легкий, едва уловимый цветочный аромат. Она даже не взглянула на меня, спустившись на ярус ниже и затерявшись среди шумной группы молодежи. А я все еще стоял и глупо смотрел ей вслед, раздираемый противоречивыми чувствами.

— Влад! Ну что же ты?

Я обернулся. Таня стояла в десяти шагах от меня и призывно махала мне рукой. Стряхнув с себя назойливые воспоминания, словно остатки сна, я направился к ней.

— Что с тобой? — спросила Таня, когда я опустился на сидение рядом с ней.

Я почувствовал, как она осторожно берет меня за руку, и посмотрел в ее встревоженные глаза.

— Тебе плохо?

— Ничего… Это так… сейчас пройдет.

Я отвел взгляд в сторону, но Таня все так же испытующе смотрела на меня.

— Скажи мне правду. Ты совсем бледный! Ты неважно чувствуешь себя? Влад? Скажи… — допытывалась она.

— Да нет же, дорогая, это совсем другое. Просто… Понимаешь, я увидел сейчас девушку, похожую… В общем, мне показалось, что она похожа на одну мою знакомую из недавнего прошлого.

Таня опустила глаза.

— Я поняла, Влад. Ты имеешь в виду Кунти? Верно?

Я согласно кивнул. Таня снова взяла меня за руку.

— Я не требую от тебя забыть все, что было у тебя там, — тихо начала она. — Я понимаю, что одного моего желания для этого мало… Но, Влад, ты должен понять и меня — так дальше нельзя!

Я посмотрел ей в глаза, показавшиеся мне бездонными колодцами тайны.

— Ты не поняла меня, маленькая! Я совсем не то имел в виду. Ты же знаешь…

— Нет, Влад, это ты не понял меня, — прервала она мои излияния. Твердо сказала: — И хватит об этом! Смотри, как здесь замечательно красиво!

Она окинула взглядом заполненные ряды амфитеатра. Я хотел сказать ей еще что-то, но в эту секунду над трибунами вновь зазвучали призывные звуки фанфар. Над Стадионом воцарилась полнейшая тишина, нарушаемая лишь шумом ветра и плеском волн в многочисленных озерах. И в этой торжественной тишине прозвучали разносимые громкоговорителями во все уголки Водного Стадиона слова диктора:

— Братья и сестры! Мы обращаемся сегодня ко всем вам, живущим на нашей прекрасной планете или волею судьбы заброшенным в далекие уголки космоса! Слушайте все Большой Водный Стадион! Сегодня наш общий праздник, радость которого достигает сейчас самых далеких звезд, где трудятся наши отважные земляне, оставшиеся душой здесь, с нами.

Все мы, плечом к плечу, прошли тот великий путь страданий, потерь и находок, великих открытий и великих разочарований, чтобы сейчас носить гордое имя могучей и единой семьи — Человечества! Перед всеми нами — будущее, полное светлых надежд, смелых устремлений и радостных ожиданий. И от каждого из нас в полной мере зависит, чтобы это будущее стало таким же счастливым для наших детей и внуков, как для нас наше настоящее. Мы стоим на пороге новой эры в истории человечества — Эры Полного Единения Людей! Сегодняшний день только предвестник этой эры, и потому мы отмечаем его, как великий общепланетный Праздник Братства. Мы желаем счастья вам, люди Земли, и пускай ничто не сможет омрачить его!..

С последними словами диктора, под радостные звуки фанфар, в небо взвились сотни трепещущих серебристых ромбов и тысячи чудесных разноцветных бабочек, на мгновение заслонивших небо сказочным пестрым ковром. Ромбы поднялись над Стадионом огромными птицами и, подхваченные ветром, унеслись на просторы городских проспектов и улиц. По людскому морю на трибунах амфитеатра пробежало оживление, сбегавшее волнами вниз, к подножию сцены, открытой водному простору и небу. Все взоры сейчас обратились туда, где начиналось представление.

Мощнейшие громкоговорители несли звуки величавой, удивительно красивой музыки над головами тысяч и тысяч людей, над лесистыми холмами, парками, над водной гладью озер и бассейнов. Громадные, стометровые экраны голографонов были выставлены на верхних ярусах амфитеатра и позволяли видеть происходящее на сцене из любой точки Стадиона. Такие же экраны были расставлены повсюду в окрестностях этого грандиозного спортивного сооружения, и любой желающий мог приобщиться к удивительному и сказочному действу.

Не отрываясь, я смотрел вниз, на сцену, где происходило невероятное. Удивительные по пластике и ритму танцы, превосходные мелодичные голоса, полное соответствие музыки и света — все это целиком захватывало зрителя, уводило его на край пропасти, где, казалось, должен был оборваться невозможно прекрасный сон.

Юные золотистые тела артистов жили на сцене пламенной, удивительно естественной жизнью, разворачивая перед зрителем длинный путь человеческой истории, начинавшийся от холодных первобытных пещер, где люди вели неустанную борьбу за свое существование, и постепенно восходящий по спирали, через тернии и препоны, к светлым векам современности. Миллиарды жизней вспыхивали и мгновенно угасали, подобно искрам костра на ветру, на этом бесконечно долгом пути, и в унисон им разгорался и затухал алый огонь в глубине сцены. Под тревожные аккорды мелодии гибкие тела артистов и танцоров вздымались и тут же опадали, неся печать смерти и разрушения, словно воздавая молитву слепым силам природы. Но тут же на смену им приходили другие — счастливые и полные радости жизни, и победное золотистое свечение лилось со сцены, возвещая о приходе нового времени, когда человек стал полноправным хозяином своей судьбы и уверенной ногой исследователя ступил на звездные тропы, уводящие его в глубины Вселенной.

Я был полностью зачарован и совершенно потрясен увиденным. Все это так не походило на невзрачные картины переполненных ночных клубов, виденные мною на Гивее, завсегдатаям которых наскучило смотреть, как над их кофейными чашечками мелькают пышные телеса полунагих танцовщиц. Здесь же передо мной была сама жизнь, во всех ее оттенках и полутонах.

Я посмотрел на Таню. Она плакала от восторга и счастья, щеки ее горели пламенным румянцем. Только тут я заметил, что по боковому проходу в направлении нашего сектора взбирается невысокий человек с эмблемой ОСО на рукаве куртки, и сердце мое тревожно заныло. Человек этот был, скорее всего, посыльным. Он все время сверялся со своим микропеленгатором связи по КЭО (каналы экстренного оповещения), пытаясь поймать сигнал моего личного датчика. Вот он остановился около нашего яруса, внимательно вглядываясь в сидящих на трибуне зрителей. Никто не замечал этого ничем не примечательного человека. Все были поглощены удивительным зрелищем, творившимся сейчас на хрустальной грани между водой и небом, а он, казалось, вовсе не замечал представления, сосредоточенно изучая лица сидящих вокруг людей.

Вот наши глаза встретились, и на сухом лице посыльного отразилась слабая улыбка. Он стал пробираться к нашим сидениям и через минуту опустился на свободное место подле меня. Таня, заметившая, что я больше не смотрю на сцену, тревожно следила за ним. Посыльный снова улыбнулся.

— Влад Стив?

— Да, это я.

— Извините, что беспокою вас во время отдыха, — торопливо и вполголоса заговорил он, — но с вами никак не могли связаться. Пришлось прибегнуть к микропеленгатору.

— Что-нибудь случилось?

— Вас просят срочно явиться в Совет ОСО, лично к начальнику Особого отдела Громову. — Он протянул мне карточку вызова.

— Почему такая срочность? — удивился я.

Посыльный только пожал плечами и, уважительно кивнув, стал пробираться обратно к проходу, стараясь никому не мешать. Я повернулся к Тане. Она взволнованно смотрела на меня. Попросила:

— Можно я пойду с тобой?

— Не думаю, что это хорошая мысль, малыш, — осторожно и нежно я сжал ее запястье. — Лучше ты оставайся на празднике. Тебе ведь здесь нравится? Верно? Ну, вот и хорошо! А я скоро вернусь. Не волнуйся. Думаю, это ненадолго.

Таня опустила глаза, кивнула. Я поцеловал ее в щеку и стал спускаться по проходу, заполненному людьми.

* * *


Когда я вошел в кабинет Громова, начальник Особого отдела стоял у широко распахнутого окна и вдыхал полной грудью врывавшийся в комнату ветер, напоенный запахами цветов и прохладой водного простора. Он обернулся мне навстречу, радостно блестя глазами и протягивая жилистую руку.

— Что творится в Городе! А, Влад? Да что там, в Городе — по всей Земле! — на щеках его проступил слабый румянец. — Никогда еще не было такого грандиозного праздника! Ты только посмотри! — Он снова подошел к окну, увлекая меня за собой. — Это же настоящее людское море, полное молодости и задора жизни! А их лица? Ты когда-нибудь видел столько счастливых и радостных лиц сразу?

Я выглянул в окно, и хотя сам только что вырвался из этого шумного людского потока, вид празднично оформленного проспекта и площади Совета снова привел меня в восторг.

— Праздник Братства, — снова заговорил Громов, — это предвестник наступающей новой эры в истории земного человечества! Ты слышал, как сказали об этом сегодня на Стадионе?.. Неужели, Влад, я не доживу до того времени, когда наша с тобой работа станет ненужной обществу и это здание превратится в музей истории? — Он отвернулся к окну и скорбно поджал губы. — А ведь этот день когда-нибудь наступит, — через минуту уверенно произнес он. — И, поверь мне, время нашего забвения не так далеко, как это может показаться… Эх! Хотя бы одним глазком взглянуть на наших потомков, хоть на миг перенестись в их мир! Как жаль, что мы пока не властны над временем и только в космосе научились немного усмирять его бег!

Я внимательно посмотрел на Громова. Заметив мой взгляд, он согласно кивнул:

— Да, да, ты прав! Это преддверие старости. Все чаще я замечаю у себя ее коварные признаки. Ведь мне уже сто шестьдесят, а это, согласись, в наше время возраст! — тяжело вздохнув, он отошел от окна. Опустился в глубокое кресло у стола, на свое обычное место. С тоской посмотрел на меня. — Неизбежное наступление старости только подстегивает меня, торопит жить! Остается все меньше времени, а сделать предстоит еще так много!

С площади Совета, сквозь распахнутые окна ветер приносил торжественные звуки музыки и радостный гомон голосов. Но они не мешали разговору. Легкие полупрозрачные занавеси на окнах колыхались под порывами ветра, взлетая к потолку, подобно испуганным птицам.

— Как себя чувствуешь? — Глаза Громова из задумчивых сделались внимательными. — Голова еще болит?

— Теперь уже нет. Месяц назад еще побаливала немного, а теперь нет. Правда, врачи предупредили, чтобы никаких чрезмерных нагрузок на мозг не было.

Громов согласно кивнул.

— Соскучился по работе? Если честно?

— Если честно? — Я посмотрел на него, улыбнулся. — Очень! Посмотрел бы я на вас в моем положении! Все эти восстановительные процедуры, прогулки, усиленное питание витаминами… Надоело все ужасно!

— Ну, это ты брось! — воскликнул Громов. — Лечиться тебе было необходимо. Если бы ты только видел, каким тебя подобрали патрульные «Купола»! На тебе живого места не было! Спасибо нашим врачам-волшебникам, буквально по частям тебя собрали. Если бы ты тогда не надел скафандр, не продержаться бы тебе восьми часов в открытом космосе. Да еще пластиплоть помогла лицо сохранить, а то бы не узнала тебя твоя Татьяна!

— Но теперь-то я здоров! — нетерпеливо воскликнул я, передергивая плечами. Согнул и разогнул руки, напрягая мускулы. — Здоров полностью!

— Здоров? — Громов придирчиво изучал мое лицо. Вдруг спросил: — А твоя жена?

— Что жена? — не понял я.

— Я к тому, что, может быть, появились причины, заставившие тебя изменить свое прежнее мнение? — пояснил Громов, прищурившись.

— Нет. У нас с ней все решено, — твердо сказал я. — Давно решено.

Помедлив, Громов улыбнулся:

— Ну, вот и хорошо! Правильно решили. Знаешь, замечательная у тебя жена! Просто умница!

— Вы же ее совсем не знаете, — удивился я.

— Зато я знаю тебя, Влад. У такого парня не может быть плохой жены.

— Иван Вениаминович, вы меня, как ребенка, хвалите. Мне даже неловко, правда.

— Все вы для меня, как дети. Вот и много вас, и разные вы все, а для меня точно сыновья и дочери родные. Раз уж не получилось у меня подарить обществу своих собственных детей, так хотя бы вас я старался сделать такими, чтобы Трудовое Братство гордилось всеми вами…

Я молча слушал его. У Громова действительно никого не было, кроме нас, — ни жены, ни детей, ни родственников. Хотя одиноким он себя никогда не чувствовал. На Земле невозможно быть одиноким — всюду тебя окружают чуткие и заботливые люди, готовые в любую минуту прийти на помощь, подбодрить в печали, укрепить мудрым советом, разделить с тобой твою радость.

— Да ты меня совсем не слушаешь, — сказал Громов. — И действительно, что это я в воспоминания ударился? Вызвал тебя по делу, а сам меланхолию развел.

Мне стало стыдно, что, задумавшись, я прослушал его последние слова. Но он, казалось, не придал этому особого значения. Спросил:

— Наверное, ты думаешь, почему это я вызвал тебя сейчас, прямо с праздника?

— Признаться, да, — кивнул я, вспомнив про Таню.

— Не расстраивайся. Но дело действительно чрезвычайной важности и не терпит отлагательства. Ведь мы с тобой приглашены на заседание Высшего Суда.

— Высший Суд? — Я немало удивился.

— Да, — подтвердил Громов. — Подобное событие — явление в нашей истории довольно редкое. На моей памяти было всего два заседания Суда, последнее из которых состоялось во время Хартумского конфликта. А сегодня состоится суд над новым смертельным оружием, изготовленным в Сообществе. Мы его теперь называем «Зуб Кобры».

Я быстро посмотрел на Громова.

— Совет ОСО совместно с Советом Экономики, — продолжал он, — решили провести это заседание именно сегодня, двадцать шестого августа, в день Праздника Братства. Высший Суд будет транслироваться по визиосети Города и общепланетной информационной сети; сообщение о нем увидят во всех звездных колониях Трудового Братства, на других планетах, куда оно попадет через систему Галактической связи. Это будет еще одним подарком людям Земли в этот радостный день. Мы с тобой приглашены в качестве свидетелей, а обвинителем будет все Человечество!

— Иван Вениаминович! Неужели это победа?

— Несомненно, Влад, и какая победа! Хотя «Кобра» все еще обладает своим смертоносным «Зубом», нам теперь известно противоядие, и он больше не опасен для нас.

Я встал, но Громов знаком остановил меня.

— Не спеши. До начала заседания еще два часа. У нас с тобой есть время, чтобы обсудить кое-какие вопросы.

Я снова опустился в кресло, а Громов не спеша подошел к окну. С минуту он молчал, словно собираясь с мыслями, затем спросил:

— Ты случайно не интересуешься ядерной физикой?

— В общем, я знаком с основными положениями в пределах программы общей школы, но серьезно никогда этим не занимался. Почему вы спрашиваете об этом?

Вместо ответа Громов достал из своего стола небольшую металлическую коробку, раскрыл ее и высыпал на стол красновато-бурые кристаллы.

— Тебе известно, что это такое?

Я осторожно тронул пальцем один из кристаллов, поднял на Громова глаза.

— Монацит?

— Точно, — Громов выпрямился. — Минерал класса фосфатов, источник редкоземельных элементов цериевой группы и тория. Ты знаешь, что торий, уран, радий — все это радиоактивные металлы…

— Извините, Иван Вениаминович, но я не совсем понимаю вас.

— Терпение, Влад, терпение. Остановимся на одном из этих металлов — радии. Хорошо известно каждому школьнику, что при распаде радия образуется инертный газ радон. Ты еще не понял, к чему я клоню? Нет? Ну, хорошо, объясню все, без загадок. Понимаешь, Влад, наши ученые тщательно проанализировали все добытые тобой материалы по программе «Левиафан» и пришли к одному интересному выводу. В списке насильственной колонизации других планет, намеченном Сообществом, на первом месте стоит Терра. Почему Сообщество заинтересовалось прежде всего Террой?

— Ну, это вполне объяснимо, — сказал я. — На Терре очень благоприятные условия для жизни, богатый растительный и животный мир, благодатный климат. Мы и сами выбрали ее для своей колонии прежде всего потому, что она очень похожа на нашу Землю. К тому же Терра малообжитая, а Сообществу необходимы новые земли.

— Все это так, — согласился Громов, — но на самом деле разговоры о перенаселении Сообщества пока что остаются только разговорами, и оно ни в коей мере Гивее не грозит. Земное человечество просуществовало сорок тысяч лет, прежде чем перед ним встал подобный вопрос. А сколько существует Сообщество? То-то! На Гивее каждый знает, что Терру уже осваиваем мы, осваиваем капитально и надолго. Поэтому Сообщество вряд ли пойдет на нарушение взаимных соглашений, иначе это грозило бы глобальным конфликтом между Землей и Гивеей. К подобному они пока что не готовы. И, тем не менее, Терра. Почему?

Громов медленно прошелся по кабинету.

— Почему они так стремятся завладеть Террой? На этот вопрос есть исчерпывающий ответ. Я не случайно заговорил с тобой о монаците, уране и радии и получаемом из него радоне. Вспомни, ведь в основе нового излучателя лежит именно радон! Теперь ты понимаешь? Вот тот меч, с помощью которого они надеялись проложить себе огненную дорогу к звездам! Но для его производства им необходимо сырье, которым Гивея чрезвычайно бедна. Естественно, Терра, малообжитая и богатая урановыми рудами, привлекла внимание правителей Сообщества в первую очередь. Достаточно было взять любую геологическую карту планеты, чтобы понять, насколько она лакомый кусочек. Ведь мы ничего не скрываем!

— Все это так, — согласился я. — Но почему вы вдруг заговорили об этом? Ведь вопрос с излучателем практически решен. Теперь, когда все чертежи и расчеты в наших руках, когда уже создано особое защитное поле, угроза для нас отпала.

— Не вдруг, Влад! Не вдруг! Ты прав, сейчас угроза снята, но год-два назад проблема эта еще стояла очень остро.

— Год назад?

— Да, год назад программа «Левиафан» была для Сообщества вполне актуальна и перспективна. Да и сейчас, я уверен, они все еще не теряют надежды на реванш.

Громов достал из стола пачку пластиковых квадратных карточек, бросил их на стол.

— Вот, взгляни!

— Что это? — Я удивленно посмотрел на своего начальника. Взял карточки в руки.

— А как ты думаешь? — прищурился Громов.

— Насколько я понимаю, это какие-то радиограммы? Только какие-то странные.

— Верно. Точнее, это шифрограммы.

— Что все это значит, Иван Вениаминович?

— Сейчас все объясню. Но давай по порядку. Три года назад Внешние Станции Связи перехватили короткую шифрованную радиопередачу с Терры. Перехват был, можно сказать, случайным. Передача длилась в эфире всего две секунды, и радисты вышли на нее, как говорится, святым духом. То, что радиограмма оказалась шифрованной, насторожило радистов. Они передали все сведения в Центр и запросили инструкций. Радиограмму расшифровать не удалось. Вскоре был установлен еще один любопытный факт. Как раз перед самой шифропередачей в Договорной Зоне появились ракетопланы Сообщества, покурсировали несколько минут и ушли за границы Зоны. Враждебных намерений они не проявили, поэтому преследовать их наши патрульные не стали. Любопытно, не правда ли? Совершенно ясно, что все это было заранее спланировано и рассчитано до секунд.

Громов помолчал, словно собираясь с мыслями, затем заговорил снова:

— Понимая это, Центр передал все сведения нам, в Отдел, и мы начали более тщательное расследование. Оказалось, что после этого случая Внешние Станции стали регулярно принимать шифрованные радиограммы, шедшие с Терры через одинаковые промежутки времени и на одной и той же частоте. И каждый раз таинственные передачи сопровождались появлением у границ системы солнца Терры ракетопланов Сообщества.

Вот тогда-то у нас и возникло предположение, что на Терре действует резидент Сообщества. Но с какой целью он был направлен туда, оставалось неясным. И еще один вопрос интересовал нас: кто этот резидент? Не исключена была возможность вербовки кого-то из наших ученых, работавших на Терре, но вскоре эта версия отпала. Мы попросили работников КОРАСС (контрольно-распределительная станция связи) Терры проконтролировать в течение определенного времени направление всех передач, ведущихся с радиостанций Терры. Это ничего не дало. Ни одна из передач не совпадала с шифрованными ни по времени, ни по направлению. Это окончательно убедило нас, что на Терре действует опытный агент Сообщества, оснащенный мощной автономной рацией. Такой поворот событий настораживал.

Шифрограммы по-прежнему не поддавались расшифровке, причем шифр менялся в каждой последующей передаче. В этой ситуации необходимо было действовать быстро и решительно: с Терры шла утечка какой-то, несомненно важной, информации. Допустить этого и в дальнейшем мы не могли.

— Поэтому вы и направили на Терру Сида? — спросил я.

— Да. К тому времени на Терре не было специализированной организации, способной обеспечить безопасность исследователей и поселенцев, защитить их от местных хищников и вредоносных микроорганизмов, как это делает наша, земная, Биологическая защита. Поэтому я, с одобрения Менгеши и Совета Экономики, форсировал создание на Терре своей собственной Биологической защиты и выдвинул кандидатуру Сида Новака на пост ее начальника, как самую подходящую. Но Сида я не стал предупреждать о том, что на Терре действует резидент Сообщества.

— Почему? — удивился я.

— Все должно было выглядеть вполне естественно, чтобы не спугнуть вражеского агента. Ты же знаешь инициативность Сида! И потом, я надеялся на его опыт и интуицию оперативного сотрудника. Какие-то ситуации обязательно должны были привлечь его внимание… Но, к сожалению, я ошибся в своих надеждах.

— То есть? — не понял я.

— Почти одновременно с отправкой на Терру Сида, шифрованные радиопередачи прекратились. Ракетопланы Сообщества еще некоторое время после этого появлялись вблизи Эпсилона Эридана, но потом и они исчезли.

— Может быть, резидент что-то заподозрил и просто прекратил выходить на связь со своими хозяевами? — предположил я.

— Вначале и мы так подумали, — сказал Громов, — но потом стало ясно, что с резидентом что-то случилось, иначе его хозяева знали бы о причинах прекращения связи и не стали бы рисковать, посылая к Терре свои ракетопланы. Возможно, он случайно погиб в джунглях или же у него попросту вышла из строя рация… Так или иначе, но шифрограммы в дальнейшем не повторялись, и мы уже вздохнули было с облегчением, как Сообщество преподнесло нам еще один неприятный «сюрприз».

— Что такое? — насторожился я.

— Год назад Внешние Станции вновь зафиксировали шифрованную радиопередачу с Терры! Вот взгляни, — Громов достал из стола еще одну пачку карточек, протянул их мне. — Передача на этот раз продолжалась три секунды и велась с радиостанции Базы Биологической защиты Терры. Характер шифра был тот же, что и раньше, а значит, это была еще одна победа разведслужб Сообщества, сумевших дважды внедрить к нам своих агентов, да так, что мы ничего об этом не знали. Нужно было принимать решительные меры по нейтрализации нового агента. Мы предположили, что он внедрен к нам, скорее всего, под видом истребителя Биологической защиты. Кроме того, у нас в руках теперь находились материалы по программе «Левиафан», добытые тобой в Сообществе. Их изучение привело нас к догадке о цели миссии резидента на Терре: его задачей, несомненно, было более тщательное изучение запасов радиоактивных руд на этой планете. А должность истребителя Биологической защиты как нельзя лучше подходила для этого. Возможность свободно передвигаться по планете, не вызывая при этом ни у кого подозрений, доступ к самым отдаленным ее уголкам, куда наши ученые еще не добрались, — все это необходимо агенту, выполняющему подобную задачу. Кроме того, есть еще одна причина…

Громов достал геологическую карту Терры.

— Смотри.

Я привстал, изучая рельеф, нанесенный на тонкий прозрачный пластик.

— Влад, не туда смотришь! — Громов положил ладонь, закрывая участок карты.

Окружавшие его пальцы разноцветные крапинки вспыхивали, показывая геологическую структуру горных пород. Кадмий, слюда, кремний. Все признаки того, что где-то поблизости находится крупное месторождение урановых руд.

— База Биологической защиты расположена в таком районе, где наиболее часто встречаются выходы на поверхность горных пород, — продолжал Громов, убирая ладонь. — Все это подтверждает правильность наших выводов о том, что резидента следует искать среди сотрудников Биологической защиты. Совет ОСО поручил нашему Отделу разработать контроперацию по скорейшему обезвреживанию агента Сообщества. Но как распознать чужого среди двух тысяч землян, работающих на Терре ради блага Трудового Братства? Ведь это должен быть хорошо законспирированный, отлично подготовленный профессионал. Чтобы обнаружить его, необходимы были длительные наблюдения за всеми сотрудниками Биологической защиты — наблюдения очень осторожные, чтобы не выдать себя и, самое главное, не обидеть необоснованными подозрениями честных людей.

Исходя из всего этого, я направил на Терру нашего сотрудника под видом простого истребителя, возложив на него основную тяжесть этой трудной задачи. Другого выхода в сложившейся ситуации я просто не видел.

— Нашего сотрудника? — удивился я. — Кто он?

— Ты его не можешь знать. Он получил это задание сразу же после окончания Школы ОСО. Это самое первое задание в его жизни, но от того, как он с ним справится, зависит успех всей нашей операции.

— Ему удалось что-нибудь выяснить?

— Пока что нет, но я уверен, что очень скоро он нападет на нужный след. Я получаю от него регулярные отчеты через систему Галактической связи. В них он сообщает о проделанной работе и старается держать меня в курсе всех событий, происходящих на Терре.

— Вы хотите направить меня в помощь этому сотруднику? — Я внимательно посмотрел на Громова.

— Нет. Для тебя у меня есть другое, более важное задание. Дело в том, что нашим дешифровщикам удалось наконец подобрать ключ к одной из последних шифрограмм резидента. Вот она, прочитай.

Он протянул мне текст компьютерной дешифровки. Я внимательно прочитал содержание.






«Левиафану. Центр 45. Прошу вашего разрешения срочно прислать дополнительного специалиста-геолога для успешного выполнения работ точно по графику. Возникли непредвиденные трудности с передачей информации. В дальнейшем возможно временное прекращение связи. Агента жду не позднее десятого октября по календарю ТБ.

Раджниш».





— Понятно, — сказал я, взглянув на Громова.

— Ну, вот и хорошо, — кивнул он. — Я знал, что ты все поймешь. Разумеется, мы не можем допустить проникновения к нам еще одного агента из Сообщества.

— Каким образом я должен провести операцию?

— Это решать тебе самому. Могу сообщить только то, что группа добровольцев для отправки на Терру, в которой предположительно должен находиться агент их разведслужб, уже формируется. Тебе придется войти в ее состав под видом обычного волонтера. Отправляйся на Учебный полигон, где эта группа проходит предполетную подготовку, и действуй сообразно обстоятельствам.

— Ясно, — кивнул я.

— Если потребуется моя помощь или информация, можешь связаться со мной в любое время. Возможно, придется на время покинуть Землю, и даже оказаться на Терре… Будь готов ко всему. И главное, не забывай ни на минуту о том, что теперь ты простой доброволец. Я надеюсь на тебя, Влад!




Глава третья С в е т л а н а


Гравиплан парил на высоте пятисот метров, то и дело резко взмывая вверх в восходящих потоках воздуха, содрогаясь, как содрогается крохотное суденышко, сталкиваясь с огромным водяным валом.

Внизу, далеко на запад, расстилалось море. У горизонта, где низко висел громадный узкий серп родительской планеты, оно сливалось с прозрачным небом, растворяясь в бесконечности. Скалистый берег моря зубчатой стеной тянулся вдоль линии воды, полого поднимаясь вверх многочисленными грядами, которые образовывали террасы, густо поросшие лесом и прорезанные ложбинами с блестевшими в них узкими лесными речушками.

Постепенно лес становился все реже. Громадные, высотой не менее ста — ста пятидесяти метров, деревья, напоминавшие земные сосны и секвойи, окружали кольцевидную гряду плоских холмов, огражденную с юга красно-фиолетовой стеной обрывов. На севере же за ней высились далекие горы, одетые синей дымкой. Ближние ко мне холмы выглядели темными, но дальше, к югу, они светлели, становясь почти лиловыми. Мягкие, округлые вершины их напоминали волны воздушной ткани.

Среди листвы деревьев запестрели оранжевые и ярко-желтые крыши домиков, облепивших склоны холмов, словно ласточкины гнезда. Они спускались вниз, на дно огромной котловины, образовывали целые кварталы небольшого поселения строителей нового города.

Ленты широких улиц и залитых солнцем проспектов уже прорезали гущу деревьев на дне котловины и потянулись на много километров в глубь первобытного леса, переходя в округлые площади, окруженные тенистыми аллеями и уютными скверами. Высоко, выше деревьев, поднимались белоснежные дома из плавленого камня, сверкавшие на солнце огромными зеркалами окон. Тонкие летящие арки, перекинутые между поляроидными крышами, подвесные дорожки и смотровые площадки парили в воздухе, словно невесомые. Широкие эскалаторы и эстакады поднимались по залесенным склонам холмов, уходя к их вершинам. Там, на свободном от леса пространстве, располагались взлетные полосы гравипланов, обзорные вышки и куполовидные здания энергетических станций. Чуть дальше, где вновь отстроенные здания расступались, образуя огромную прямоугольную площадь, выстроились в ряд гигантские аркады, жемчужно-розовые, как в лучах утренней зари, уходившие к самому горизонту. Там на пластмассовых плитах площади двигались крохотные черные точки людей, сновали магниторы и магнитобусы.

Я нагнулся, вглядываясь сквозь прозрачный купол кабины в одно из строящихся зданий на широком, не менее двухсот метров, проспекте, разрезанном продольными аллеями тонкоствольных широколиственных деревьев. Этот дом был спроектирован Светланой, работавшей здесь, на строительстве нового города для земных переселенцев.

Первое время ей было трудно привыкнуть к необычным условиям малообжитой планеты, вдали от дома. Но скучать здесь не приходилось. Дел на Терре хватало всем, ведь строительство, развернутое неугомонными землянами, требовало присутствия множества специалистов различного направления. И Светлана принялась проектировать и строить дома, сменив профессию археолога и став на время архитектором, о чем не раз мечтала на Земле. Именно здесь ее новый талант раскрылся в полной мере.

По единому замыслу земных архитекторов, города на Терре должны были воплощать самые смелые идеи современного зодчества, став прототипами городов будущего. Широкие светлые проспекты и обширные площади, органично вплетающиеся в окружающую природу; легкие летящие конструкции; большие, но не громоздкие дома, похожие на волшебные сказочные корабли, как бы парящие над холмами, среди зелени тропических лесов; простор, обилие солнечного света и воздуха, органичное соединение с окружающим ландшафтом — главные признаки таких городов.

Широко раскрывалось небу полулунное сооружение, похожее на громадный цветок лотоса, лепестки которого, сотканные из отдельных сегментов этажей, отливали полированными полупрозрачными пластинами волокнистого стекла. Лестница из розового плавленого камня вела к центру этого здания, на громадную и крутую арку, окруженную на верхней площадке открытой галереей. Оба конца ее высоко и смело выдвинулись, нависая над проспектом и окружающими постройками, прикрытые прозрачными зонтами стеклянных куполов.

Мой гравиплан завис над недостроенным зданием, возводимым невдалеке от Светланиного дома. Сделав небольшой круг, выбирая место для посадки, я опустил машину на свободную площадку перед этим домом, окруженную рядами невысоких пирамидальных деревьев.

Легкие стеклянные сегменты этажей были нанизаны один над другим на огромный несущий стержень, словно хрустальные ветви громадного дерева росли из толстого ствола в разные стороны. Роботы-монтажники, похожие на больших жуков-богомолов, усердно трудились над созданием одной из стен, суетливо разъезжая по направляющим площадкам, высоко поднятым над землей. Одни из них расплавляли горную породу, заливая ее в подготовленные формы, и стена здания медленно, но неуклонно росла вверх, нанизываемая на тонкие трубки внутренних сетей жизнеобеспечения. Другие же, чуть поодаль, старательно шлифовали уже готовые стены мощными ультразвуковыми резаками, и застывший камень приобретал гладкость стекла или же волнистость морской раковины, отливая на солнце различными оттенками, от золотисто-желтого, до нежно-перламутрового.

Громадные арочные витрины окон поблескивали листами голубоватого волокнистого стекла, не уступавшего по прочности самому стойкому сплаву. Тонкие и легкие каркасы серебристого металла, вплавленные в камень стен, поблескивали узкими лезвиями в лучах высокого солнца.

Я вылез из кабины гравиплана и бодро зашагал по узкой дорожке, огибавшей площадку и ведшей к лотосоподобному зданию. Мое появление здесь привлекло внимание нескольких девушек-работниц, управлявших десятком автоматических тележек-каров, подвозивших к зданию связки толстых электрических кабелей и серебристых металлических конструкций. Одна из девушек приветливо замахала мне рукой и весело крикнула:

— Эй! Как там, на небе? Дождя не ожидается?

Остальные девушки задорно рассмеялись на ее шутку, сверкая глазами и белозубыми улыбками. Я оглядел их загорелые, полные здоровья и молодости лица и улыбнулся. Ответил на шутку таким же непринужденным тоном:

— Пока что не ожидается. Если хотите, можем слетать вместе и проверить.

— А что? С таким пилотом не страшно и к звездам полететь! — не унималась все та же девушка, черноглазая и смуглая.

Они вновь засмеялись, тихонько перешептываясь между собой и озорно сверкая глазами. Я спросил у них, где можно найти Светлану, и черноглазая вызвалась позвать ее, пошутив при этом по поводу моей бессердечности. Девушка быстро скрылась под сенью «зонтика» главного входа, остальные же вернулись к своей прежней работе, не переставая при этом обмениваться шутками и задорно смеяться.

Глядя на них, я подумал, что труд современных людей стал совсем непохожим на труд тех, кто жил во времена до Мирового Воссоединения. Вот, скажем, здесь, на строительстве нового города, за несколько парсек от Земли, на каждом шагу встречаешь следы этого труда — не угнетающего, не трагического и надрывного, труда ради выживания, а радостного увлечения, счастья победы над собой и стихией, удовлетворенной жажды познания.

Я улыбнулся своим мыслям и опустился прямо на землю в тени невысокого раскидистого дерева, с интересом наблюдая за тем, как ловко и сноровисто работают роботы-манипуляторы, руководимые девушками-операторами. Они оснащали несущие трубки каркаса дома сложным сплетением тонких волоконных кабелей, по которым в скором времени потечет поток живительной энергии от силовых станций на вершине холма; просторные помещения наполнятся звуками и объемным изображением визиофонной связи.

В это время за моей спиной послышались чьи-то торопливые шаги. Я обернулся. Светлана быстрым, легким шагом шла в мою сторону, поправляя на ходу растрепанные ветром волосы. Как и на остальных работницах, на ней был просторный комбинезон бирюзового цвета; на щеках рдел легкий румянец. Она остановилась в двух шагах от меня, жадно вглядываясь в мое лицо. В глазах ее светилось радостное волнение.

Я быстро поднялся ей навстречу, раскрывая свои объятия, в которые она тут же нырнула нежным, теплым котенком.

— Тебя не было целую вечность! — В ее голосе прозвучал легкий укор. — Сид! Я так соскучилась по тебе, так соскучилась! — Она подняла на меня светящиеся любовью глаза. — Почему ты так долго не ехал?

— Было много дел, дорогая. Мы же разговаривали с тобой по визиофону несколько дней назад.

Светлана отмахнулась, шутливо надув губы:

— Это совсем не то! Разве это близость?.. Вот сейчас, когда ты рядом… — Она снова спрятала лицо у меня на груди.

— Как ты здесь? — спросил я, глядя в глубь тенистой аллеи, почти вплотную примыкавшей к полулунному зданию. Деревья там вздымали в глубину неба несчетное число ярусов коротких ветвей с темной синеватой хвоей.

Голубые плиты покрытия проспекта в лучах высоко стоящего солнца отливали слабым матовым блеском. Движущиеся тротуары пока что бездействовали. Несколько прозрачных каплевидных магнитобусов промчались куда-то, перевозя немногочисленных пассажиров.

Светлана подняла голову. На губах у нее блуждала счастливая улыбка.

— У меня все хорошо. Ты видишь это здание?

— Да. Что это будет?

— Здесь будет Дворец искусств. Представляешь? Первый Дворец искусств на Терре! Тебе нравится? Это мой лучший проект с тех пор, как я занялась архитектурой.

— По-моему, это бесподобно! — искренне восхитился я.

— Но это еще что! — оживилась Светлана, сверкая глазами. — Смотри, какой проспект выстроили! Знаешь, как он будет называться? Проспектом Любви! Правда, красиво?

— Красиво, очень, — согласился я.

— Здесь будут жить одни влюбленные, — не унималась Светлана, делая свободный и широкий жест рукой, как бы охватывая все пространство вокруг. — Представляешь, сколько влюбленных будет сразу? Настоящий праздник любви!

— Ты слишком романтично воспринимаешь окружающее, — улыбнулся я, нежно обнимая ее за плечи.

— Да, да! Именно так и будет! — воскликнула она, нетерпеливо отстраняясь и возбужденно блестя глазами. — На проспекте Любви должны жить только влюбленные, так же, как проспект Юности создан для молодых.

Светлана убрала с лица волосы; посмотрела, будто удивляясь моей несообразительности.

— Ну, хорошо, — сказал я, — а где же тогда должны жить пожилые люди? Ведь нет же проспекта Стариков или площади Умудренных Жизнью!

— На Терре все люди молодые, — смело возразила Светлана. — Мы строим города и поселки для них и называем их соответственно.

— Но ведь молодые тоже когда-нибудь состарятся, — не сдавался я. — И тогда ваши названия потеряют для них свою актуальность.

Светлана на минуту задумалась. Ее прямые темные брови сдвинулись в одну линию, придав лицу озабоченное выражение. Но вскоре оно снова прояснилось.

— Ты не прав, Сид! Ведь у нас, на Земле, нет старых людей в давнишнем понимании этого слова. Даже достигнув зрелого, по нынешним меркам, возраста, люди всегда имеют возможность обновить свой организм. Поэтому, умудренные жизнью, они будут чувствовать себя на улицах наших городов такими же молодыми. Главное — оставаться молодым в душе. Но если уж ты так хочешь, то можно будет придумать названия и для них. К примеру, площадь Памяти или же улица Мудрых. Что, не согласен?

— Согласен. Сдаюсь! — рассмеялся я. — Ты способна убедить кого угодно!

— Так-то! — Светлана победоносно уперлась кулачками мне в грудь. Затем склонилась к моему лицу, шепнула: — Идем ко мне! Только предупрежу своих девочек. Хорошо?

Она снова побежала к строящемуся зданию и скрылась в глубине главного входа. Минуты через три появилась снова, уже переодевшись в легкое платье нежного розового оттенка, полупрозрачная ткань которого поблескивала на солнце тонкими золотыми нитями, сплетавшимися в причудливый цветочный узор. Подошла ко мне, улыбаясь и слегка щурясь.

— Идем?

Большинство отстроенных домов в городе еще не было заселено, и от этого обширные пространства вокруг казались пустынными и безлюдными. Земляне прибывали на Терру небольшими партиями, пройдя перед этим специальную подготовку и курс вакцинации. Но в скором времени число колонистов значительно возрастет. Жизнь здесь станет более безопасной благодаря неустанному труду специалистов Биологической защиты, в лабораториях которой изучаются болезнетворные вирусы, чтобы потом уничтожить их по всей планете и сделать пребывание здесь человека комфортным и спокойным, почти таким же, как на Земле.

Вот тогда оживут движущиеся тротуары проспектов и улиц; заспешат по ним сотни тысяч людей — отважных героев, смело шагнувших в бездонные глубины космоса, чтобы ручейки земной жизни заполнили безжизненные доселе пространства Вселенной, разлились безбрежным океаном человеческой мудрости и доброты; живая человеческая речь сменит собой заунывное завывание ветра над лесистыми холмами и горными отрогами.

Дом, в котором временно жила Светлана, разместился у подножия одного из холмов. Широкие ступени этажей поднимались по заросшему лесом склону, сверкая на солнце огромными окнами. Нижние этажи служили верхним своеобразной открытой террасой для отдыха и прогулок, где также могли садиться гравипланы, принося различные грузы и забирая пассажиров. На вершине холма был устроен обширный парк, в котором зеленые лужайки, тенистые деревья, бассейны и ступенчатые водопады на фоне синих, покрытых лесом гор, располагали к отдыху и покою.

Исполинские деревья с серебристой хвоей, стройные, как свечи, стояли здесь, наедине с синим небосводом, словно перенесенные из далеких земных эпох. Лес этот внушал благоговейный трепет и вызывал восторг у всех, кто попадал сюда.

— Ты знаешь, — заговорила Светлана, медленно идя рядом со мной и крепко прижимаясь к моему плечу, — когда тебя нет здесь, мне почему-то кажется, что ты стал любить меня меньше. И тогда меня охватывает страх, такой сильный, что я не могу совладать с собой и готова бежать через всю планету, только бы встретиться с тобой.

Она остановилась.

— Но ведь я не права, правда, Сид?

— В чем? В том, что мои чувства к тебе изменились? — Я внимательно посмотрел в ее глаза — кусочек чистого земного неба. — Ты хочешь узнать, люблю ли я тебя, как прежде? Пожалуй, нет… Нет! Я люблю тебя еще сильнее! Единственная моя! — Я обнял ее, крепко прижал к своей груди. — Как ты могла подумать такое? Что это за странные и вредоносные мысли приходят в твою прелестную головку? Разве можно мучить себя подобной ерундой?!

Шутливо нахмурившись, я подхватил ее на руки, но она вырвалась из моих объятий и, весело смеясь, побежала прочь, в глубь парка. Я пустился за ней, и через минуту мы оказались на обширной лужайке, в центре которой, заключенный в каменную чашу, бил фонтан.

Туман из мельчайших водных брызг окружил нас прозрачной легкой завесой, переливавшейся на солнце всеми цветами радуги. Светлана протянула мне обе руки, и я схватил их и в порыве любви и восхищения притянул ее к себе, окунаясь в бездонную тайну ее чудесных глаз, призывно и страстно смотревших на меня. Казалось, в это мгновение и леса, и горы, и все потоки этой планеты согласно притихли, оставив в мире только нас двоих.

На губах Светланы рождались и умирали слова, такие понятные и дорогие мне слова. Но какое они имели сейчас значение! Я ловил ее губы своими, наслаждаясь протяжными и томительными поцелуями; я вдыхал аромат ее кожи, от которого кружилась голова. По ее лицу и шее катились крупные капли воды, сверкая драгоценными алмазами на бронзовом теле. Наконец, она опомнилась.

— Мы же все промокли! Бежим скорее в дом!

Она потянула меня за руку, убирая с лица прилипшие пряди волос. А я не чувствовал стекавшей за воротник рубашки воды. Я хотел быть рядом с ней каждую минуту, каждое мгновение, где угодно! Смеясь и оглядываясь на меня, она побежала к дому, и я последовал за ней, чувствуя, как меня наполняет та же радость, как легко, словно на крыльях, парит моя душа.

Прозрачная кабинка лифта быстро и бесшумно подняла нас на нужный этаж. Я открыл тонкую дверь из голубого волокнистого стекла, пропуская вперед жену. Она юркнула внутрь. Остановилась посреди гостиной, скинув туфли и отжимая мокрые волосы. Я быстро подошел к ней, ступая по толстому пушистому ковру, попытался обнять ее, но она отстранилась.

— Помоги расстегнуть платье! — попросила она, задорно блестя глазами.

Я аккуратно расстегнул застежку, и платье сразу же соскользнуло с ее плеч прямо на ковер. Она осмотрела себя в большом зеркале на стене и повернулась ко мне.

— Ты же весь мокрый! Раздевайся скорее!

Быстро скинув с себя одежду, я снова обнял ее. В безумном порыве любви, охватившем нас обоих, мы опустились прямо на ковер, и я стал покрывать поцелуями ее трепетное тело. С губ Светланы слетали тихие стоны и слова нежности; глаза ее, затуманенные страстью, горели на засыпанном волосами лице. Ее тонкие пальцы гладили мои плечи и спину.

Наконец, не в силах больше сдерживаться, я крепко прижал ее к себе, почувствовав влажный жар ее тела. В этот миг глаза ее заблестели с еще большей бесовской силой; грудь ее, высокая и упругая, вздрагивала при каждом движении, дразняще маня к себе. Всем своим телом, сильно выгибая спину, она стремилась мне навстречу. Ноги ее гибко обхватили мою талию. Она прижимала меня к себе все с большей силой, пока, наконец, мощная судорога не сотрясла ее тело, и слезы радости и упоения не проступили меж ее плотно сомкнутых ресниц. Обессиленные и счастливые, мы замерли на ковре, жадно ловя мгновения блаженной истомы…

Гостиная выходила окнами на море, и в распахнутые настежь створки рам свободно врывался влажный морской ветер, тихий шорох волн о прибрежный песок, вечерние голоса птиц.

Светлана повернулась ко мне, лениво, словно пантера, потягиваясь всем телом; протянула мне левую руку. Я немедленно взял ее, и наши пальцы переплелись.

— Знаешь, Сид, не так давно я услышала одну очень интересную историю из прошлого Терры.

— Историю? Какую, малыш?

— Мне она показалась весьма забавной. Ведь ты знаешь мою страсть ко всему древнему и легендарному — ее ничем не унять. Так вот, это случилось давно, тогда еще на Терре не было постоянных поселений и здесь работало всего несколько исследовательских экспедиций — маленькая горстка людей, заброшенных в чужой, далекий мир. Это были нелегкие времена для земных исследователей. Всюду их подстерегала опасность. Хищные звери и ядовитые растения притаились в лесных дебрях, готовые в любую минуту напасть на неосторожных землян. Страшные болезни, вызываемые неведомыми ранее вирусами, от которых не было спасения, поджидали их на каждом шагу.

Но, несмотря ни на что, люди отважно вступали с ними в борьбу, бросая смелый вызов природе чужого мира. Небольшими группами пробирались они все дальше, в глубь планеты, стремясь понять, как устроен этот мир. На катерах и вездеходах они попадали в самые глухие места в джунглях, колесили по бескрайним степным просторам восточного полушария планеты, взбирались на крутые отроги древних гор.

Одна из таких групп отправилась в долгий путь к далекому восточному морю, в надежде найти там богатые залежи минералов. В этой группе было только два человека — юноша и девушка, молодые геологи…

Я внимательно слушал рассказ Светланы, и перед моим мысленным взором вставали картины тех далеких теперь уже времен, когда мир Терры только-только открывался человеку Земли. И мне казалось, что это не какие-то неизвестные геологи отправились в трудный, полный опасностей путь, а это мы со Светланой пустились на крохотном суденышке по просторам чужого моря в увлекательное путешествие.

— … Они преодолели огромное расстояние, — лился певучий голос Светланы, — проделали уже большую часть пути, когда начавшаяся страшная буря сбила их с намеченного курса и разбила их катер. Только чудом им удалось спастись и добраться до берега. Здесь, в степи, их и застала наступившая ночь. Людям ничего не оставалось делать, как устроиться на ночлег. Они развели костер, сели рядом. Юноша обнял свою спутницу, прижал ее к себе.

Тепло костра разливалось вокруг. Постепенно оно согрело людей. Плечи девушки перестали дрожать. Она больше не чувствовала холода, страха и усталости. Ей было очень хорошо и спокойно рядом со своим спутником. Как завороженные, смотрели они на трепещущее пламя костра. В окутавшей их темноте, в струях теплого воздуха возникали, плыли и кружились оранжево-лиловые блики. Они быстро таяли, но, после короткого перерыва, вслед за исчезнувшими летели новые. Обугленные сучья громко потрескивали и постреливали, выбрасывая в окружающую темноту снопы ослепительных красных искр, улетавших в бездонную черноту неба и смешивавшихся там со звездами.

Юноша и девушка задумчиво следили за их полетом, думая каждый о своем. И вдруг на небе что-то произошло. Изумленные люди сначала даже не поняли, что именно случилось. Черный купол, усыпанный звездами, как будто раскололся надвое, обнажив громадную пропасть, из глубины которой вырывались языки ослепительного голубого пламени. Этот загадочный космический огонь на мгновение осветил всю степь, и разбуженные, перепуганные животные бросились бежать прочь, оглашая степь безумными криками и ржанием.

В одно мгновение пропасть на небе увеличилась до самого горизонта, и испуганная девушка в страхе прижалась к своему спутнику. А глаза того неотрывно следили за происходящим. В этот миг ему показалось, что время неожиданно остановило свой бег и холодная глыба чужого пространства, горевшего незнакомыми звездами, обрушилась на них сверху, наводя ужас и смятение на все живое вокруг.

Цепочки ярких звезд сплетались в невиданные созвездия, сгущались в огненные шары, пронизывающие холодный мрак стрелами белого света. Облака светящегося газа уходили в беспредельные дали, скрывая таинственные черные глубины загадочной Вселенной. Видение это длилось несколько минут, а может быть и мгновений, и потом края космической бездны так же неожиданно сомкнулись.

Людям показалось, что в этот миг от звезд отделилось крохотное светящееся пятнышко, похожее на блик от костра, бесшумно и стремительно достигло горизонта и бесследно растворилось в темноте. Они прислушались, но ветер не донес до них ничего, кроме мерного рокота волн близкого моря. Ночь снова окутала степь своим бархатным покрывалом, принося тишину и спокойствие…

Светлана замолчала, мечтательно глядя перед собой. Она лежала, сцепив руки под затылком. Груди ее высоко поднялись, а продольная впадинка посреди тела углубилась.

— Это сказка? — после некоторого молчания спросил я.

— Скорее легенда, — отозвалась она, поворачиваясь на бок и лениво кладя руку мне на плечо. — Но ты представляешь, Сид, как это здорово, что на Терре уже начинают появляться свои легенды, притчи, сказки, называй их как хочешь! Это же первые признаки зарождающейся новой культуры — культуры планеты Терра! А значит, здесь очень скоро появится и новое общество!

— Новое? Мне казалось, что мы привносим сюда наше, земное общество, без вариантов и различий?

— Я с тобой не спорю, Сид. И все же в чем-то это общество будет отличным от нашего. Ведь мы не властны над ходом истории полностью. Конечно же, и здесь все будет устроено так же, как и на Земле, но культура, обычаи, обряды местных жителей станут немного иными. Согласись, это неизбежно. Так будет и на других колониях Трудового Братства. В этом и заключено бессмертие земного человечества, рассаживающего семена своей жизни везде во Вселенной. Конечно же, все произойдет не сразу, не в одно столетие, но так будет!.. Эх, как бы я хотела хоть одним глазком взглянуть на тот, будущий мир Терры! — Она порывисто приподнялась на локте. — Знаешь, вот закончится наша с тобой работа здесь, и я обязательно вернусь в археологию или, может быть, стану этнографом.

Она нежно погладила меня по плечу. Улыбнувшись, сказала:

— Включи, пожалуйста, теледатчик. Сегодня идет передача сообщений с Земли.

Я встал, подошел к ячеистому шару в углу комнаты. В лучах заходящего солнца он казался жемчужно-розовым. Отодвинув штору на окне, я выглянул наружу. Золотисто-палевый свет поднимался из-за далекого черного берега там, где призрачный острый серп Нерея разрезал надвигающуюся ночную мглу. Море в бликах заката сделалось голубовато-серым.

Я обернулся. Светлана лежала на широком низком диване, откинувшись на мягкие надувные подушки, бронзовая в лучах заката, и внимательно смотрела на меня. Ставшие угольно-черными, прямые черты бровей оттеняли синеву ее глаз; полоска ровных зубов полуоткрытого рта казалась блестящей жемчужиной. Я вернулся к ней и опустился рядом на постель. Гибко прогнувшись, Светлана села за моей спиной и обняла меня за плечи.

Из купола теледатчика выдвинулся крохотный цилиндр на высокой ножке и загорелся фиолетово-розовым светом. Перед противоположной стеной комнаты сгустилось, фокусируясь, изображение. В это время загорелся синий глазок на нижней панели теледатчика, и неясные, торопливо двигавшиеся контуры людей вдруг обозначились резко и объемно. Ячеистый шар вспыхнул, и сразу погас закат, стены исчезли, и мы как бы очутились в девственном лесу на берегах Амазонки. Деревья толпились по сторонам, опутанные лианами. Их ветви местами сплетались, образуя сплошной зеленый полог. Множество птиц перелетали с ветки на ветку, прячась в густой листве, прямо над нашими головами, оглашая пространства леса резкими стрекочущими криками.

Вся комната, вернее, ее пол напоминал теперь небольшой островок, заброшенный в глубь зеленого лесного океана. Через секунду этот островок двинулся с места — деревья обтекали его по сторонам, смыкаясь за нашими спинами в непроходимую чащу. Воздух наполнили неповторимые терпкие запахи тропического леса, щекотавшие нос и будившие в душе давно забытые первобытные чувства.

Вот впереди посветлело, быстро мелькнула узкая полоса воды и тут же исчезла, заслоненная густыми зарослями бамбука. «Остров» остановился, неподвижно повиснув в воздухе. Вокруг, касаясь друг друга, шуршали стебли бамбука, метелки его кивали налетевшему ветерку. Раздался слабый треск, какие-то удары, заросли в одном месте раздвинулись, и из-за сплетения стеблей показалась фигура человека.




«Прекрасна и удивительна природа Амазонского заповедника, — произнес красивый голос диктора. — Оставленный людьми почти нетронутым, он являет нам множество удивительных, более нигде не встречающихся видов животного и растительного мира».

— Я работал там в молодости, будучи еще стажером, — шепнул я на ухо Светлане.

Картины в теледатчике продолжали сменяться. Шли общепланетные новости. Появлялись панорамы больших строек, светлые цеха заводов, лаборатории научных институтов. Поля, засеянные генетически перестроенными зерновыми, дававшими необычайные урожаи, и фруктовые сады, пестревшие громадными сочными яблоками, апельсинами, грушами, деревья в которых плодоносили круглый год, широкими полосами уходили к горизонту. Огромные морские плавучие фермы покачивались на медленных океанических волнах, дрейфуя между континентами и давая ежегодно сотни тонн морских моллюсков и водорослей, чрезвычайно богатых витаминами и микроэлементами.

Кругом кипела жизнь, полная радостного увлеченного труда и самозабвенного творчества. Само собой, как и везде в жизни, все это переплеталось с разочарованиями, грустью и тревогами. Но все эти тоскливые дни, усталость и препоны не могли ни отвратить от увлеченности исследованием, ни посеять сомнения в правильности избранного пути.

Вдруг движение вокруг нас замерло. Мы со Светланой словно висели на большой высоте, а внизу, на равнине, раскинулся Город, вернее небольшая его часть, омываемая с востока величавой неторопливой рекой.

Сначала негромко, с каждой секундой все более усиливаясь, зазвучали призывные звуки, похожие на звуки фанфар. Через мгновение они разлились торжественными переливами, и в душе появилось радостное и волнующее чувство ожидания скорого наступления какого-то значительного события. Фанфары достигли самой высокой ноты и рассыпались мелодичными трелями серебряных колокольчиков.

Крохотный островок нашей комнаты неожиданно и стремительно начал падать вниз с этой грандиозной высоты. Земля с каждой секундой неотвратимо приближалась. Иллюзия падения была столь реальной, что у меня перехватило дыхание. Светлана прижалась ко мне, широко раскрытыми глазами глядя вниз. В какое-то мгновение мне показалось, что мы неизбежно разобьемся.

Мелькнули, сливаясь, контуры домов, и радостный шум тысяч голосов оглушил нас, заставил вздрогнуть. Волны радостного возбуждения и восторга перекатывались по людскому морю, разлившемуся по улицам и площадям Города. Миллионы веселых улыбающихся лиц, тысячи цветущих деревьев и открытых оранжерей, слепивших глаза пестротой красок, — казалось, вся радость планеты вылилась сейчас на проспекты и площади главного города Земли.

Мы со Светланой переглянулись, не понимая, что происходит. Какое-то, несомненно, важное событие свершилось за миллиарды километров от нас, на родной планете, и мы ничего не знали об этом.

В эту минуту, перебивая шум радостных возгласов, несшихся над колоннами людей, загремел взволнованный и торжественный голос диктора: «Дорогие друзья-земляне! Братья и сестры! К вам, исследователи далеких просторов Вселенной, мы обращаемся в этот радостный для всей Земли день. Сегодня у нас большой праздник — День Всепланетного Братства! Праздник Братства! Вам, посланцы человеческой цивилизации на рубежах освоенных миров и в межзвездных просторах, шлют свой привет все люди планеты-матери!

Вновь и вновь мы с гордостью вспоминаем сегодня имена каждого, кто ушел прокладывать дороги в звездное будущее — великое будущее человечества! — ибо сегодня мы стоим на пороге новой эры — Эры свершения самых смелых и грандиозных замыслов человека, Эры полного единения людей в стремлении к совершенству, красоте и познанию природы и самих себя. Вам, любимые дети Земли, суждено переступить этот порог в будущее раньше нас. Вы ступили на звездную тропу, ведущую за горизонты познания, и мы желаем сегодня всем вам огромного, как Вселенная, человеческого счастья!»

Светлана обняла меня сзади за плечи, прижалась горячей щекой к моей щеке.

— Это же про нас, Сид! — радостное восхищение сквозило в ее глазах.

Я кивнул, не в силах произнести ни слова. Прижал ее к себе. Сердце наполнила трепетная радость. От сознания чего-то очень важного, всеобъемлющего, свершившегося там, на Земле, скрытой от нас в глубинах космического пространства, меня охватило волнение, нараставшее с каждой секундой. Я понимал, что произошло величайшее событие в многовековой истории человечества, и во многом наступление этого события зависело от нас со Светланой и еще от тысяч и тысяч других исследователей, работавших вдали от Земли, сделавших первые шаги в глубь бесконечного, полного загадок и тайн пространства.

— Какое сегодня число? — спросил я и не узнал собственного голоса. Слова прозвучали глухо и хрипло.

— Двадцать шестое августа… Что с тобой, милый? — Светлана крепче обняла меня, пытаясь заглянуть мне в глаза.

— Так… ничего… Это от радости.

Я повернулся к ней. Она подняла ко мне свое лицо, светящееся бесконечной любовью в рамке пепельно-русых волос. Я окунулся в ее глаза, ощущение сияющей глубины которых заставило меня на минуту забыть обо всем, но тут снова зазвучал взволнованный голос диктора:




«Сегодня, в этот радостный для всех нас день, мы с гордостью можем сказать, что в пройденные нами шесть веков, плечом к плечу, в братской любви и заботе о ближнем, мы сумели наконец прикоснуться к тайным чертогам познания, за которыми скрыта подлинная история земного человечества, его долгий и тернистый путь, приведший нас к нынешним вершинам. За этим величайшим открытием нашего времени стоит героический труд и упорство наших замечательных ученых, экзоархеологов и протоэкзобиологов[12 - Экзоархеология — наука, изучающая остатки древних внеземных цивилизаций («экзо» — греч. «снаружи», «вне»). Протоэкзобиология — наука о древней внеземной жизни. (фант.)] — Акиры Кендзо, Эйго Хары и Светланы Новак. Эти отважные люди своим кропотливым трудом и долгими исканиями помогли нам разгадать древнейшие тайны пирамид марсианской Кидонии и Египта, открыть загадки древних Теотиуакана и Тиауанако.

Кто мы?.. Откуда пришли?.. Каково наше предназначение в этом мире?.. Теперь мы можем во многом ответить на эти извечные вопросы. Еще не все добытые знания поняты и расшифрованы, но уже сейчас мы с уверенностью можем сказать, что наш путь лежит от далеких звезд и не заканчивается на Земле. Наверное, поэтому в душе каждого человека сидит извечное стремление к перемене мест, его желание вырваться на необъятные звездные просторы в неуемной жажде познания и поиске себе подобных. Мы с вами приняли эстафету от наших предков и должны пронести ее до конца ради наших потомков!»




Голос диктора смолк, и опять раздались призывные звуки фанфар и мелодичный перезвон колокольчиков. Ощущение холодной космической бездны, внезапно разверзнувшейся перед нами, заставило вздрогнуть. Не раз виденная мною величественная картина бездонного звездного простора никогда не теряла своей завораживающей притягательности. Глаз привычно выхватывал из сонма звезд знакомые с детства линии созвездий, отмечая яркие главные светила.

Взгляд мой остановился на тусклой желтой звездочке почти на самой окраине грандиозного звездного колеса Млечного Пути. Сердце тоскливо заныло. Это было наше земное Солнце, такое родное и зовущее. Где-то там, на орбите около него, находилась и неповторимая Земля — эта лучезарная цель всех звездолетчиков, отправляющихся в чужие миры, о которой они избегают говорить в начале полета и которая все чаще грезится им в последние месяцы обратного пути. Вот крохотное желтое пятнышко в гигантском звездном водовороте, перемешанном клочьями черной пустоты, вспыхнуло, словно разгораясь, затмевая собой другие звезды. От него оторвался тонкий лучик света, устремился пущенной стрелой в бескрайний звездный простор, достиг нас и неожиданно развернулся трепещущим золотым полотнищем.

В эту секунду снова зазвучал голос диктора, отдающийся многоголосым эхом: «Внимание!.. Внимание!.. Галактическая система связи вызывает КОРАСС-1, КОРАСС-2, КОРАСС-3, КОРАСС-4, КОРАСС-5, входящие в общее векторное кольцо связи!.. Передается важное общепланетное сообщение. Трансляция ведется в диапазоне частот всей Солнечной системы. Вызываются все Орбитальные и колонии Трудового Братства!

Сегодня, двадцать шестого августа 651 года Мирового Воссоединения, с вами будет говорить столица Земли. Слушайте все!..»

Золотистая пелена, окружавшая нас, неожиданно разорвалась. В глубине космоса появилась Земля, такая, какой ее видят пилоты дальних звездных рейсов, возвращающиеся домой. Крохотный бело-голубой шар медленно приближался и рос, постепенно занимая все пространство вокруг.

Вот уже наш «островок» пронзил плотный облачный покров и понесся над материками и океанами в направлении, обратном направлению вращения планеты. Ушли на восток ребра высоких Гималайских гор, огромным шрамом лежавшие на теле планеты. Появилась обширная низкая равнина в устье величавой реки. Кадры замелькали с ошеломляющей быстротой, приближая поверхность Земли, где раскинулся на много тысяч квадратных километров белокаменный Город, утопающий в зелени парков, садов и аллей.

Прямо перед нами возникла и выросла громадная пирамида розового камня — здание Совета ОСО, окруженное со всех сторон аллеями южноафриканских лейкодендронов, дымившихся на ярком солнце серебристой хвоей.

Затаив дыхание, я следил за происходящим. Сердце в груди билось тревожно и часто. Вот появился большой округлый зал, стены которого были отделаны барельефами, вырезанными на огромных пластинах прозрачно-золотистого янтаря. Ряды мраморных колонн обступали с двух сторон крутой амфитеатр, поднимавшийся к прозрачному куполу высокого потолка. Я без труда узнал главный зал заседаний Совета.

У подножия амфитеатра на небольшом возвышении за изогнутым подковой столом сидели трое людей в одинаковой лиловой форме. При виде их я радостно улыбнулся. В этот миг камера показала их лица крупным планом.

Председатель Совета ОСО Бехайлу Менгеша — огромный и сияющий — сидел, немного подавшись вперед. Его темная кожа слабо поблескивала, словно полированное черное дерево. Яркие белки глаз и ровные белые зубы резко выделялись на широком лице. Рядом с ним сидели Громов и Юлий Торрена. Я надеялся увидеть здесь и Влада, но его нигде не было, хотя мне почему-то показалось, что в эту минуту он должен находиться где-то рядом.

Торрена был, как всегда, взъерошен и курчав. Немного бесшабашные серые глаза его пытливо смотрели на меня из-под густых светлых бровей. Громов казался усталым и еще более худым и седовласым, чем прежде, когда мы виделись с ним в последний раз. Он устремил на меня долгий пронзительный взгляд, словно сидел тут же, рядом с нами, и мог видеть меня и Светлану.

В эту минуту мне неодолимо захотелось быть там, на Земле, рядом со своими товарищами, и, как и прежде, делить с ними радости и печали нашей нелегкой работы. Взволнованный этими мыслями, я невольно подался вперед, но ощутил нежные объятия Светланы, удержавшие меня. Она ободряюще улыбнулась мне, зябко кутаясь в простыню.

Менгеша переглянулся с Громовым и выжидательно посмотрел на невидимую нам аудиторию. Словно угадав его желания, оператор эйдопластической съемки дал зрителям крупный план председателя Совета ОСО. Лицо Менгеши стало торжественным и немного суровым.

— Братья и сестры! — произнес он во всю мощь своего громыхающего голоса. — Сегодня у нас на Земле радостный день. Все вы сейчас отдыхаете и веселитесь на Празднике Братства здесь, в Городе, во многих других уголках нашей необъятной планеты и в далеких звездных колониях Трудового Братства. Над вами безоблачное голубое небо и теплое желтое Солнце… или же иное небо и иные солнца дальних миров. Но, так или иначе, именно земное небо и земное Солнце послужили символами Охранных Систем Общества, и именно они символизируют нашу с вами жизнь, ставшую за шесть веков всепланетного братства безоблачной и светлой, лишенной страданий и унижения прежних времен. Все вы уверены, что так будет всегда, и для ваших детей, и для ваших внуков, и для их детей и внуков. И вы безмерно правы! Не теряйте этой уверенности никогда, ибо мы, люди в лиловой форме, поставлены обществом на страже вашего покоя и счастья и не допустим, чтобы что-то могло омрачить его. Я, председатель Совета Охранных Систем Земли, заверяю вас в этом с полной ответственностью.

Менгеша слегка откашлялся, затем продолжил:

— Сегодня мы хотим сообщить вам об одном очень важном событии, на фоне которого наш сегодняшний праздник будет выглядеть еще более радостным и значимым. Хотя событие это и не столь радостно для нас самих… Впрочем, я, наверное, передам слово моему коллеге, начальнику Особого отдела Охранных Систем Общества, Ивану Вениаминовичу Громову. Он более подробно расскажет вам о случившемся. Пожалуйста, Иван Вениаминович!

Менгеша повернулся к Громову, и оператор теперь уже показал крупным планом того. Громов выпрямился в своем кресле и покосился на председателя Совета ОСО. Хорошо зная Громова, я понял, что мой бывший начальник волнуется. В эту минуту его волнение невольно передалось и мне.

— Друзья! — после небольшой паузы заговорил Громов. — Бехайлу Менгеша уже сказал о том, что мы стоим на страже вашего покоя и мирного труда и не допустим, чтобы кто-либо нарушил его. Мы всегда старались оставаться как бы в тени, чтобы наша работа не приносила вам лишних волнений и тревог, но в этот знаменательный день мы решились оторвать вас от отдыха, чтобы сообщить о произошедшем совсем недавно значительном событии (хотя во временном отношении оно растянуто значительно дольше).

Все вы, конечно, помните трагедию трехлетней давности (я имею в виду события, связанные с Хартумским конфликтом) и сопереживали судьбе наших патрульных Эда Руцкого и Иана Сайко. Тогда на границе Договорной Зоны на них было совершено разбойное нападение ракетопланов Сообщества. К сожалению, сегодня мы не смогли пригласить Сайко и Руцкого сюда, потому что состояние их здоровья по-прежнему остается критическим, несмотря на всю мощь и искусство нашей современной медицины.

Как вы помните, специальная комиссия, расследовавшая обстоятельства этого происшествия, пришла к выводу, что против патрульных Трудового Братства было применено опасное оружие, защиты от которого у нас не было. В результате один из наших пилотов погиб, а двое других получили очень серьезные повреждения, как телесные, так и психические. Мы давно подозревали, что Сообщество в тайне от нас занимается разработками какого-то нового, чрезвычайно разрушительного оружия, строя тем самым далекоидущие планы по захвату и подчинению своему диктату других планет, входящих в пояс земного расселения. Все это, безусловно, являлось грубейшим нарушением Договора, заключенного между нами и Сообществом четыре века назад.

Громов немного помолчал, как бы собираясь с мыслями. Затем заговорил снова:

— Все мы знаем, как велика перед нами вина тех, чьими потомками являются нынешние правители Сообщества, сколько горя и страданий принесли они нашей цивилизации на начальных этапах Мирового Воссоединения. За это Высший Суд Земли приговорил их к вечному изгнанию с нашей планеты. Много воды утекло с тех пор, но сегодня мы вынуждены снова созвать Высший Суд, чтобы выслушать ваше мнение. Вопрос один — о смертоносной угрозе, нависшей над всеми нами со стороны Сообщества…

— Я думаю, Иван Вениаминович, — вмешался Менгеша, — следовало бы более подробно прояснить суть дела.

Громов согласно кивнул. Откашлявшись, протянул вперед руку — огромная рука его появилась в воздухе, взяла переданную кем-то стопку прозрачных пластиковых листов с какими-то записями. Он положил ее перед собой и заговорил снова:

— Как я уже сказал, у нас возникли серьезные подозрения в том, что Сообщество занимается разработками оружия в тайне от мирового мнения. Это несло большую опасность для всех обитаемых миров, и мы не могли мириться с подобным положением дел. По поручению Совета ОСО нашим Отделом была разработана операция по внедрению в Сообщество нашего сотрудника с целью добычи им информации, подтверждающей или опровергающей наши опасения. И этому сотруднику удалось получить неопровержимые доказательства того, что работы над новым оружием в Сообществе давно уже перешли от стадии технических проектов к действующим промышленным образцам. Производством этого оружия — радонного излучателя, вызывающего расщепление вещества на молекулярном уровне, — занимается одна из ведущих фирм Сообщества. Более того, в наших руках оказались материалы широкомасштабной программы захвата других планет военными силами Гивеи, программы, именуемой ими «Левиафан».

Друзья! Наш сотрудник находился на Гивее сравнительно небольшое время, но и этого было достаточно, чтобы ужаснуться той неимоверной клевете и ненависти, которой правители Сообщества окружают все, что связано с Трудовым Братством. На этом фоне изготовленный учеными Гивеи радонный излучатель выглядит особенно зловеще. Сообщество надеялось получить в свои руки всесокрушающий меч, с помощью которого рассчитывало проложить себе кровавый путь к звездам и к господству во Вселенной. Но мы не допустили этого. Теперь в наших руках есть надежная защита против этого оружия, и мы можем дать достойный отпор всем, кто попытается нам помешать мирным путем идти по звездной дороге навстречу новым мирам.

Конечно, я не хочу сказать, что все на Гивее поддерживают преступные замыслы своих правителей. Разумеется, это не так. В Сообществе достаточно сил, готовых противостоять агрессии и разжиганию войны между нашими народами. Наш человек встречался с этими людьми, он уверяет, что свободолюбивый дух незабвенного Квой Сена жив в памяти народа Гивеи. И все же у этих бесстрашных борцов нет пока возможности остановить самим преступные помыслы своих диктаторов. Вот почему сегодня мы вынуждены обратиться к Высшему Суду планеты, чтобы предотвратить нависшую над всеми нами опасность.

Громов замолчал, и тяжкий удар медного гонга разнесся под сводами зала, возвещая о начале сбора мнений. Все трое, сидевшие за столом, выпрямились, устремив взоры куда-то на верхние ряды амфитеатра. Я знал, что в этом месте висело большое счетное табло, где сейчас отражались результаты голосования.

Незнакомый, отдающий металлом голос в это время произнес: «Высший Суд начинает свою работу! Членом Суда — обвинителем или защитником может стать любой землянин, независимо от его местонахождения в данное время. Сбор мнений и их обсуждение будет производиться непрерывно в течение семи дней информационно-распределительным Центром Совета ОСО. Вызывайте его по визиофонному коду для Земли 148-24 -13-В. Для межзвездной связи используйте код связи Совета ОСО — Сигма /546-12-410-М. Результаты голосования будут объявлены особым решением Совета ОСО и Всеобщего Народного Совета и оформлены соответствующими официальными документами, которые будут переданы правительству Сообщества. За всей интересующей вас информацией вы можете обращаться в ИРЦ Совета ОСО или же в любой информационный центр планеты.

Итак, Высший Суд начинает свою работу! Высказывайте свои мнения, анализируйте представленные факты. Мы ждем вашего окончательного решения».

Голос диктора смолк, и снова тяжкий медный бой гонга сотряс воздух.




Передача с Земли давно закончилась, а я все еще лежал на постели и глядел в темноту перед собой. Произошедшее сегодня там, на Земле, потрясло меня до глубины души, и сейчас я испытывал противоречивые чувства тоски и радости. Мысли о том, что мои товарищи рискуют жизнью ради спасения всего человечества, в то время как я нахожусь здесь, на Терре, не давали мне покоя. Моя нынешняя работа по охране исследователей от хищников, разработке защитных вакцин и изучению местной природы казалась мне сейчас малозначимой в сравнении с задачами, которые приходится решать Громову или тому же Владу. Ведь это он, рискуя жизнью, побывал в Сообществе и раздобыл так необходимые нам сведения. В этом я нисколько не сомневался, отлично зная своего старого друга и Громова. Неспроста Влада не было на заседании Высшего Суда. Значит, операция, разработанная Громовым, до конца не закончена, и он не хочет рисковать, открывая все свои карты. Что же происходит? К чему еще Громов готовит Влада, старательно оберегая его от посторонних глаз?

Я чувствовал, что оказался в стороне от каких-то очень важных событий, которые рано или поздно затронут и меня. И это неведение рождало в моей душе смутную тревогу.

Поняв мое состояние, Светлана прильнула ко мне теплым комочком. Я обнял ее, невидимую в темноте, ласково погладил по волосам. Она положила голову мне на плечо и вскоре заснула тихим и спокойным сном. А я еще долго не мог заснуть, мучаясь в сомнениях и догадках.

Разбудил меня настойчивый писк. Сквозь сон я почувствовал, что еще очень рано. Попытался отмахнуться от этого писка, заглушить его, но зуммер пищал прямо над ухом — тонко, по-комариному назойливо. Вдруг я понял: ведь это аварийный вызов визиофона, доносящийся из соседней комнаты!

Я открыл глаза. В спальне темно. Рядом, прижавшись щекой к подушке, спит Светлана. Посмотрел на часы — три часа ночи по земному времени. Осторожно освободив свою руку из-под головы жены, я встал.

— Ты куда, милый? — сонно спросила она, поворачиваясь на другой бок.

— Я сейчас приду. Спи, родная.

Светлана поймала мою руку, бормоча:

— Не ходи никуда.

— Я скоро. Там кто-то вызывает по визиофону. Ты спи.

В соседней комнате розовый огонек вызова на приемной панели визиофона ритмично мигал, сопровождаемый зуммером. Я нажал на клавишу, включая обратную связь. Некоторое время экран оставался пустым и темным. Сигнальные часы над крылом отражателя шли по земному времени. Наконец, в глубине полусферы вспыхнул слабый зеленоватый огонь, сгустился сизым туманом и, развернувшись, повис в воздухе реальным объемным изображением. Я увидел узкое помещение, заставленное аппаратурой, и сразу же узнал радиостанцию Базы. Взволнованный Роман Сарко склонился ко мне, отделившись от темной стены. Заметив меня, он облегченно вздохнул.

— Уф-ф-ф! Наконец-то удалось с тобой связаться! Я уж думал, не дождусь тебя.

— Что случилось? — спросил я, зябко передернув плечами.

Вентилятор под потолком гнал потоки воздуха, и в гостиной было немного прохладно, а я не догадался накинуть на себя что-нибудь.

Роман стер со лба струившийся пот. Несколько секунд молчал и вдруг выпалил:

— Ли Лин пропала!

— То есть как пропала? — Я изумленно посмотрел на Сарко. Он был явно в растерянности: тяжело дышал, в глазах тревога и недоумение.

— Она ушла сегодня вечером из лагеря, и больше ее никто не видел, — с трудом произнес он. — Прямо не знаю, что и думать!

— Прежде всего, успокойся! Может быть, ничего страшного еще не случилось. Мало ли куда она могла пойти. Ты же знаешь характер Ли.

— В том-то и дело! — не выдержав, воскликнул Роман. — Некуда ей было идти в это время! В лагере ее нет, в заповеднике тоже. Ее вообще нет на Базе! Я здесь облазил каждый угол! И никто ее не видел.

— А ты связаться с ней пробовал?

— Пробовал. Никто не отвечает. Может быть, она рацию с собой не взяла? — Он с надеждой посмотрел на меня.

— Может быть… — Я растерянно осмотрелся по сторонам, соображая, что предпринять.

— Да, Сид! — вдруг опомнился Сарко. — Еще тут у нас, на Базе, пожар!

— Как пожар? Вот это новость! Час от часу не легче!

Роман пожал плечами, словно извиняясь. Снова вытер со лба пот. Посмотрел на меня.

— Кто-нибудь пострадал? — спросил я.

— Нет. Все обошлось без жертв. Частично сгорели склады с продовольствием и одеждой. Три ангара выгорели полностью.

— Причины выяснил? От чего загорелось?

— Выясняю… — Роман неопределенно пожал плечами. — Пока трудно понять. Скорее всего, какие-то неполадки в системе энергоснабжения или же самовозгорание, что, конечно, маловероятно. Ты же знаешь, при пожаре что-то обнаружить очень трудно.

— Знаю, — оборвал я его. — Ладно. Сейчас вылетаю на Базу. Без меня ничего не предпринимай.

Сарко согласно кивнул и отключил связь. Полусфера экрана снова сделалась темной и пустой. Я вернулся в спальню.

Светлана не спала: ждала меня, сидя на постели. Когда я вошел, она спросила:

— Что-нибудь случилось, Сид?

— Да.

Я подошел к постели, принялся искать свою одежду. Светлана внимательно наблюдала за мной. Снова спросила:

— Что случилось, Сид?

— На Базе произошел пожар… и еще одна девушка, моя сотрудница, пропала. Такие вот дела!

В темноте я ощупал кресло, стал шарить в шкафу. Задев какой-то твердый предмет, скорее всего письменный стол, больно ушиб колено. Наконец я отыскал свой комбинезон и принялся натягивать его. Светлана по-прежнему сидела на постели. Ее темный контур четко рисовался на фоне окна. Я не видел ее глаз, но чувствовал, что она смотрит на меня. Сказал, не то, чтобы успокоить ее, не то, чтобы нарушить молчание:

— Я должен лететь на Базу, дорогая.

— Прямо сейчас? — тихо спросила она.

— Да, дорогая. Прямо сейчас. Ты же понимаешь, что без меня там ничего не решится.

Она встала. Кутаясь в купальный халат, подошла ко мне. Я осмотрелся: не забыл ли чего? Светлана положила руки мне на плечи, подняла ко мне лицо.

— Ты вернешься сегодня?

— Не знаю, дорогая. Я свяжусь с тобой по визиофону, сообщу, как идут дела. Хорошо?

Она погладила меня по щеке, шепнула:

— Сид!

— Что, любимая?

— Обними меня!

Я крепко обнял ее, поцеловал в губы. Отпустив, шагнул к стеклянной двери, ведшей на открытую террасу. Светлана пошла вслед за мной.

Гравиплан стоял на плоской крыше нижнего этажа, служившей верхнему этажу обширной террасой. Я забрался в кабину, включил проверочные тумблеры и антигравитатор. Светлана помахала на прощание мне рукой и вернулась в комнату. Я взял в руки штурвал, и гравиплан, мягко и бесшумно соскользнув вниз с крыши дома, полетел на юг вдоль скалистого берега.

На западе, в стороне от освещенной дуги бухты и огней порта, темнело море, сливавшееся с темным небом в бесконечный простор, усыпанный яркими огнями звезд. Звезды плыли прямо в воде, и казалось, что ты стоишь на краю таинственного океана, способного в одночасье поглотить тебя и растворить в бесконечности.




Глава четвертая Рисунок обезьяны


Роман ждал меня на окраине лагеря: стоял на скалистой гряде и всматривался в темное небо. Я сделал круг над грядой, показывая, что буду садиться ближе к домикам. Сарко сразу все понял и, ловко перескакивая с камня на камень, побежал к лагерю. Когда я вылез из кабины, он уже подходил к гравиплану.

Я испытующе взглянул на него: на возбужденном лице красные пятна, глаза лихорадочно блестят. Во время нашего разговора по визиофону он не был таким взволнованным. Значит, произошло что-то еще.

— Ну, выкладывай, что тут у вас произошло? — спросил я, направляясь по дорожке в лагерь.

— Пожар начался приблизительно в час ночи или около того, — сообщил Роман. Он шел рядом, глядя себе под ноги, и то и дело ерошил волосы на затылке — признак сильного волнения. — На складах в это время уже никого не было, весь лагерь улегся спать. Так никто ничего и не заметил бы, не очутись рядом двое ихтиологов. Их группа занимается ночными исследованиями в сорока километрах от Базы. Возвращаясь в лагерь, они-то и подняли тревогу.

— А как же система вакуумной противопожарной безопасности? Она, что же, была отключена?

— Сам не понимаю, почему она не сработала! — Роман недоуменно пожал плечами. — Я лично проверял сигнализацию. Все было в полном порядке.

— А ты не допускаешь, что сигнализацию могли отключить? — Я посмотрел ему в глаза.

Роман растерянно заморгал.

— Ты думаешь?.. Да нет! Кому такое могло понадобиться? Нет, я не могу себе представить, чтобы…

— Во сколько ты проверял систему? — прервал я его.

— В двенадцать часов. Мы дежурили с Яном Лайкотисом, радистом с Базы. Я включил сигнализацию. Лайкотис продублировал меня, и мы вместе прошлись по системе, модулируя имитацию пожара с вероятностью один к трем. Все по инструкции. Система работала исправно. Контрольная ФВМ (фотонно-вычислительная машина) была постоянно включена. Откачка воздуха во всех ангарах происходила одновременно.

— И сколько это отняло у вас времени?

— Как обычно, минут двадцать — двадцать пять.

— Значит, в течение этого времени на дежурном посту никого не было?

— Выходит, что так… — Роман выглядел совсем растерянным. Красные пятна на его щеках стали еще более заметными.

— Ясно. — Я остановился. — За это время вполне можно было прийти на пост и отключить сигнализацию. Вы, конечно же, не возвращались назад?

— Разумеется. Все было исправно, и мы пошли спать… вернее, пошел спать я, а Ян… У него на Базе есть девушка. Ну, в общем…

— Понятно! Если это действительно так, то человек, отключивший сигнализацию, хорошо знал порядок проверки системы и вообще весь распорядок Базы: все, до минуты! Он дождался момента, когда вы закончили проверку, и выключил систему как раз тогда, когда вы ничего не могли заподозрить. Или же он просто проследил за вами и сразу, как только вы ушли, повредил на каком-то участке релейную линию, запускающую в действие вакуумную систему.

— Но и в том, и в другом случае ты уверен, что тут действовал именно человек? Ты исключаешь возможность технической неполадки? — Роман пристально посмотрел на меня.

— Абсолютно! Хотя возможность чистой случайности, конечно же, есть, тем не менее, у меня нет сомнений в том, что здесь действовал именно человек.

— Но, Сид! — воскликнул Сарко. — Я не могу понять, кто это мог сделать? И зачем? Просто в голове не укладывается!

— Этот вопрос гораздо сложнее, — нахмурился я. — Логически можно подозревать любого, работающего на Базе. Но подозревать всех сразу, значит, не подозревать никого! А это плохо, очень плохо в данной ситуации!

Я помолчал, потом добавил:

— Правда, у меня есть веские основания подозревать одного человека…

— Ты имеешь в виду того, «лесного»? — догадался Роман.

— Да, — утвердительно кивнул я.

— Но зачем ему все это? — еще больше изумился Сарко.

— Не знаю… Наверное, затем же, зачем он рассыпал отравляющий порошок в джунглях и отнял у тебя оружие. Мы имеем дело с явным вредительством, мотивацию которого я не могу понять. И, что самое обидное, мы уже во второй раз сталкиваемся со следами его деятельности, но самого его поймать не можем. Мы даже ни разу толком не видели его самого!

— М-да… — протянул Роман, потирая подбородок.

— Много сгорело на складах? — поинтересовался я.

— Почти все запасы одежды, часть продовольствия и оборудования… — Роман опустил глаза, как будто сам был виноват в этом. — Ангары стоят целехонькие, а внутри один пепел!

— Нужно срочно связаться с Землей и запросить у нее помощи ближайшим рейсом, — распорядился я.

— Хорошо, — кивнул Роман.

Мы подошли к складским ангарам, включили фонари. Большие здания, сложенные из медных рифленых листов, снаружи выглядели абсолютно невредимыми. Лишь приглядевшись, я заметил, что соединительные клепки в некоторых местах расплавились от нагрева и растеклись по стенам крупными каплями застывшего серебристого металла.

Внутри складов все выглядело, как в камере сгорания ракетного двигателя. Стены почернели от копоти и сажи, пол завален толстым слоем пепла, слипшегося с кусками расплавленного пластика. Кое-где тлеющие угли еще дымились. Едкий, трудно переносимый запах сгоревшей синтетики наполнял помещение.

Осмотревшись, я понял, что найти здесь что-либо будет очень сложно. Единственное, что мы с Романом могли сейчас сделать, это попытаться определить очаг возгорания. Недалеко от входа было довольно обширное пространство, где, судя по большим кучам пепла, располагались какие-то тюки. Степень выгорания здесь была особенно сильной. Судя по всему, пожар начался именно отсюда.

— Что находилось в этом месте, ты выяснил? — спросил я у подошедшего Сарко.

Он заглянул в инвентарную запись своей ЭЗП, подсвечивая себе фонарем.

— Судя по записям, здесь лежали тюки с одеждой, спальные мешки и другие вещи.

Носком ботинка я разгреб золу и пепел, посветил фонариком. В луче света среди углей что-то тускло блеснуло, похожее на кусок проволоки. Я нагнулся и осторожно поднял остатки тонкой обгоревшей трубки из металлизированной фольги. Сарко подошел ко мне вплотную, посмотрел через мое плечо на находку.

— Знаешь, что это такое? — спросил я.

Роман пригляделся повнимательнее.

— Похоже на серную зажигательную шашку… Такие иногда применяют для освещения в джунглях.

— Точно! Она самая и есть! — Я взглянул на него. — А здесь хранились такие шашки?

— Нет. Только одежда и другие тканые вещи. Ты же знаешь, пожароопасные предметы никогда не хранят с легковоспламеняющимися.

— Значит, одежда, — подытожил я. — А ее легче всего поджечь. Все очень просто! И в то же время у меня складывается впечатление, что нам нарочно подбрасывают доказательства и улики. Только вот с какой целью?.. — Я снова посмотрел на Романа.

— Ну, ясно! — сказал он. — Здесь ему было легче всего поджечь, и он не стал тратить время, чтобы остаться незамеченным. Он же наверняка должен был спешить.

— Теперь ты понимаешь, что пожар вовсе не случайность?

Мы оба замолчали. Снаружи в ангар падала широкая полоса света. Погасив фонари, мы вышли из помещения.

— Ли так и не появилась? — спросил я и по виду Сарко сразу понял ответ.

— Ума не приложу, куда она могла подеваться! — вздохнул он. — А тут еще выяснилось, что ее видели во время пожара поблизости от складов. После этого, судя по всему, она и исчезла из лагеря… Что если вся эта история как-то связана с этим «лесным»? А, Сид?

Роман тревожно посмотрел на меня.

— Ты говорил, что по микрорации никто не отвечает. А ты пробовал поймать поле ее датчика? Ведь датчик в любом случае должен быть при ней.

— Вот болван! — Сарко хлопнул себя по лбу. — Не додуматься до такой простой вещи! Нет, Сид, я полнейший идиот!

— Перестань! — успокоил я его. — Не додумался ты потому, что думал не о том.

Сарко положил руку мне на плечо.

— Ты прав. Я очень переживаю за нее. Возможно, поэтому…

— Ладно. Хватит заниматься самобичеванием. Если исчезновение Ли как-то связано с этим «лесным», то нам следует поторопиться! Может случиться непоправимое. Идем к моему гравиплану!




Начало светать. Небо на востоке приобрело нежный розоватый оттенок. Серебристые облака плыли по небу, достигали горизонта и таяли на глазах, как снежные. Тускнеющий обод Нерея нависал над лесом, не в силах соперничать с всходящим солнцем.

Мы с Романом прочесали уже довольно большой участок джунглей, но пока безрезультатно. Ориентируясь по приборам, улавливающим сигналы датчика Ли, мы избороздили не один квадрат по карте. Бортовая ФВМ, связанная постоянной связью со спутником, молчала, не подавая никаких сигналов. Но как только поле датчика Ли Лин обнаружится, все остальное займет не больше нескольких минут.

Я сидел за управлением и ломал голову над тем, куда же мог подеваться датчик Ли. Вживленный под кожу любому, работающему на Терре, личный датчик должен остаться в теле при любых, даже самых трагических обстоятельствах. Здесь же не было совершенно никаких сигналов, и это сбивало меня с толку.

Роман Сарко сидел в кресле рядом со мной и пристально смотрел вниз, за стекло кабины, на качающуюся под гравипланом темную стену леса. Неожиданно мне в голову пришла мысль: может быть, он чувствует Ли гораздо лучше всякого локатора и сейчас напряженно всматривается в невидимый «экран» ощущений внутри себя? В этот момент Роман посмотрел на меня и задумчиво спросил:

— Как ты думаешь, откуда мог взяться на Терре этот таинственный тип?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Пока мне трудно что-либо сказать на этот счет… У меня одни только догадки. Возможно, мы имеем дело с очередным проявлением нездоровой наследственности, а может быть…

Я замолчал. Узкий серпик Нерея резал темное небо над лесом на две огромные половины, одна из которых еще сверкала крупными горошинами звезд, а другая уже приобрела нежный перламутрово-розовый оттенок. Откуда-то оттуда, из глубины леса, шел отчетливый сигнал, принимаемый нашими приборами. На поисковом дисплее совершенно ясно плясала острая синусоида как раз на нужной частоте. Ли?! Да, без сомнения это ее поле!

Роман нагнулся к дисплею, взволнованно спросил:

— Ты видишь?!

— Да. Давай на снижение!

Гравиплан застыл на месте, развернулся, возвращаясь к прежнему курсу. Пока что перемещений девушки не видно. Она находится на одном месте, километрах в пяти от нас. Я снизил скорость и высоту полета: теперь мы ползли над деревьями, почти касаясь корпусом гравиплана их верхушек. Я напряженно следил за синусоидой, стараясь накрыть место, откуда исходил сигнал, как можно точнее. Вот! На экране метнулся короткий след. Достаточно!

Роман тронул меня за плечо, показывая в сторону. Я посмотрел вниз: за стеклом, метрах в трехстах увидел свободное место, вполне пригодное для посадки. Сарко открыл люк, сбросил канат и сразу же спрыгнул вниз. Снизив скорость до минимума, я осторожно опустил аппарат между раскидистыми деревьями и последовал за ним. Роман ожидал меня в стороне.

Бежать через джунгли было делом не из легких. В темноте то и дело мы натыкались на коряги и торчащие из земли корни. Деревья стали расти гуще, поэтому пришлось прорубать себе дорогу тесаком. Роман шел впереди меня, словно слон, проламывая ветки и наотмашь срубая острым ножом свисающие с деревьев лианы. Микропеленгатор показывал, что до Ли оставалось еще метров шестьдесят. Можно было бы пробить излучателем себе дорогу в чаще, но где-то впереди, в ночном лесу, находилась девушка и ничего не знала о нашем приближении. Мы могли только навредить ей, поэтому об излучателе пришлось забыть.

Роман ударил ножом по дереву, привалился плечом к стволу, пытаясь свалить его. Я поспешил ему на помощь. Дерево натужно затрещало и с шумом повалилось на землю, ломая ветки соседних деревьев. С громкими криками шарахнулись в сторону несколько разбуженных птиц.

Жемчужные полосы предрассветного тумана вились плотным покрывалом над росистой поляной, открывшейся нашему взгляду, стелились низко над травой, уходя в черную глубокую тьму на опушке леса. Разгоравшаяся заря гасила серп Нерея, полускрытого верхушками деревьев. Казалось, все вокруг замерло, и лишь туман вел свою волшебную игру, становясь с каждой секундой все более розовым и неясным. И только в центре поляны клочья тумана оставались по-прежнему плотными и густыми, поднимаясь к светлеющему небу полупрозрачным трепетным цилиндром.

Мы остановились в невольном изумлении. Вдруг Роман схватил меня за руку.

— Смотри!

Теперь и я совершенно отчетливо увидел, что в самом центре туманного цилиндра, на мягкой мшистой кочке, лежит Ли Лин. Неужели мертва?!

Роман бросился к ней и тут же отлетел в сторону, едва достигнув туманной стены. Ругаясь и чертыхаясь, он покатился по земле, явно не понимая, что происходит. Удивленный не меньше его, я только теперь заметил, что туман стелется не по всей поляне, как это показалось нам вначале, а концентрируется плотным кольцом вокруг девушки.

— Сид! Что же это такое?! — Сарко подошел почти вплотную к туманной стене и осторожно потрогал рукой белесую массу. Как оказалось, она была вязкой, но довольно упругой. Рука Романа ушла в нее почти по запястье, но внутренней границы так и не достигла.

— Ли! — отчаявшись, крикнул Роман. — Очнись, Ли! Слышишь?

Девушка совершенно не реагировала на наше присутствие и не шевелилась. Было неясно, спит ли она, или же…

— Ли! — снова крикнул Роман.

— Бесполезно, — остановил я его. — Она нас не слышит.

Я ощупал полупрозрачную завесу, окружавшую девушку. Неизвестный мне материал был совершенно лишен каких бы то ни было физических свойств, словно я потрогал очень плотную пустоту.

— Скорее всего, этот «туман» не пропускает звук, — наконец, сделал я заключение, посмотрев на растерянного товарища.

— Что это за чертовщина? — раздосадованно воскликнул Сарко, обходя туманный цилиндр со всех сторон. — Что все это может значить? — Он изумленно посмотрел на меня.

— Понятия не имею, — отозвался я, удивленный не меньше его, и снова осмотрел неожиданную преграду. — Может быть, Ли что-то прояснит нам?

— Прояснит?! — с досадой воскликнул Сарко. — Хорошо бы! Только как мы это выясним у нее? И вообще, нам даже не известно, жива ли она! Сид, что же делать? — Он подошел ко мне и крепко сжал мою руку.

— Постой-ка! — спохватился я. Неожиданная мысль пришла мне в голову. — Ведь мы с тобой видим ее? Значит, это вещество пропускает свет? Так? Ты понимаешь меня? Роман, очнись!

— Да, да! Конечно, ты прав! Ты просто гений, Сид! — просиял от радости Роман.

— Скорее бери свой фонарь! — сказал я, выбирая такое место, где было бы хорошо видно лицо девушки. — Если она просто спит, это должно помочь нам, — пояснил я, но Роман все уже понял и так. Он подскочил ко мне, лихорадочно включая свой фонарь и направляя луч света на лицо девушки.

Несколько секунд никакого эффекта от нашей затеи не было. Я уже начал думать, что ошибся в своих догадках, но в этот миг девушка пошевелилась и, морщась от яркого света, прикрыла лицо рукой. Мы с Романом переглянулись. Его глаза победно блестели. В этот момент Ли очнулась окончательно, вскочила на ноги и, увидев нас, бросилась Роману на шею.

Я с изумлением отметил, что туманная преграда беспрепятственно пропустила девушку, словно загадочного тумана не было и в помине. Расцеловав Романа, Ли повисла на шее у меня. Слезы катились у нее по щекам, глаза блестели счастливой радостью.

— Мальчики! Родные мои! Как я рада вас снова видеть!

Сарко довольно фыркнул, утирая рукавом вспотевший лоб. Придерживая одной рукой девушку, я дернул Романа за плечо.

— Смотри!

Туман на поляне таял буквально на глазах. От причудливого дворца с лабиринтом серебряных просвечивающихся стен осталась лишь слабая дымка, которую ветер сдувал к краю поляны.

— Ну и дела! — только и смог выдохнуть Роман.

— О чем вы? — не поняла Ли.

— Что с тобой случилось? — спросил я. Первая радость встречи начала проходить, и на смену ей пришла строгость начальника.

Ли моментально почувствовала это и опустила бедовые глаза.

— Опять эти твои «штучки»?! — Я строго смотрел на нее сверху вниз.

— Не кипятись, Сид! — вмешался Роман. — Все-таки мы ее нашли. Разве этого мало?

— Ты так считаешь? — Я пристально посмотрел на него.

— Извини, Сид. Я, конечно же, виновата… — тихо пролепетала Ли, не поднимая глаз.

— Ах, она виновата! — воскликнул я. — Скажите, пожалуйста! Мы осознали свою вину и готовы понести заслуженное наказание? А в тайне надеемся, что героев не судят? Так, что ли? Нет, голубушка! Выдать себя за героиню тебе на этот раз не удастся!

— Но, Сид! У меня были серьезные причины покинуть лагерь, — смело возразила Ли.

— Какие причины? Ты знаешь, что творится на Базе? Или ты думаешь, что у меня недостаточно забот и я могу ежеминутно нянчиться со своими сотрудниками?.. Да будет тебе известно, что на Базе произошел пожар, а я, вместо того, чтобы выяснять его причины, вынужден искать тебя ночью в джунглях!

— Именно из-за пожара я и ушла с Базы, — спокойно сказала девушка. И помолчав, загадочно добавила: — Я видела того, кто поджег склады!

— Что? Ты серьезно?

Мы с Романом переглянулись.

— Вполне, — так же спокойно кивнула Ли.

— Ну, тогда это в корне меняет дело! — воскликнул Роман. — Ну-ка, идемте к гравиплану. Там все и расскажешь.

Мы добрались до гравиплана, влезли в аппарат. Я закрыл за собой люк. Роман сел за управление, поднял машину в воздух. Развернув, взял курс в сторону Базы.

Мы летели над предрассветными джунглями. Ли сидела на боковом сидении рядом со мной и неторопливо отвечала на мои вопросы. Роман внимательно слушал нас, следя за навигационными приборами. Иногда он через плечо поглядывал на Ли, словно хотел убедиться, все ли с ней в порядке. Я слушал девушку очень внимательно, стараясь ничего не упустить из ее рассказа.

Почему она оказалась в джунглях, да еще ночью? Потому что видела около складов человека, вызвавшего ее подозрения. Она как раз проходила мимо ангаров, где хранилась одежда, когда этот человек вышел из ближнего ангара и, озираясь по сторонам, побежал в сторону леса. Через минуту он уже скрылся в чаще джунглей. Как выглядел этот человек? Она плохо рассмотрела его, потому что было темно. Хорошо запомнила только то, что одет он был в комбинезон серого цвета или что-то вроде комбинезона. Нет, лица его она не видела, но уверена, что человек этот не с Базы. Почему? На этот вопрос ей трудно ответить, но она абсолютно убеждена в своей правоте.

Странное поведение незнакомца насторожило ее. Она заглянула в ангар, а там бушевало пламя. Сначала она растерялась. Нет, не испугалась вовсе. Сразу вспомнила про систему вакуумной защиты, но она почему-то не работала. Что решила предпринять? Решила догнать незнакомца, потому что тушить пожар одной было бы не под силу. Найти незнакомца в джунглях удалось не сразу (потеряла время, осматривая ангар). Несколько минут шла по следу, пока вдруг не столкнулась с незнакомцем нос к носу. Но здесь ей не повезло: ее противник оказался проворнее.

— Понимаешь, Сид, — говорила Ли, раскрасневшаяся, по обыкновению подняв короткий носик. — Я никак не могу понять, куда же он подевался. Я шла за ним след в след, пока мы не оказались на той самой поляне, где вы нашли меня.

— А что случилось на той поляне? — спросил я.

— Что случилось? Я плохо помню… — Ли наморщила лоб, припоминая что-то. — Помню, я выбежала на эту поляну… на другом конце поляны стоит тот, в сером… потом что-то произошло… Мне трудно объяснить, что именно. Это, как удар, но не болезненный, нет. Скорее, даже наоборот… Помню, я почувствовала странное облегчение, словно бы что-то мучившее меня до этого вдруг исчезло и на его место пришел полный покой. Потом мгновенное выключение сознания… Все, больше ничего не помню! — Ли сокрушенно посмотрела на меня.

— Девочка, постарайся вспомнить, что было потом, — попросил я ее.

Ли сделала над собой усилие, напрягая память.

— Пожалуй, помню что-то розовое и теплое перед глазами… кажется… Да, да, музыка! Очень красивая музыка, но какая-то странная. Я такой никогда не слышала.

— Почему странная?

— Н-не знаю… Я не задумывалась над этим. Скорее всего, просто чувствовала необычность происходящего. Еще помню какой-то красный мерцающий свет впереди. Потом… потом… Нет! Больше ничего не помню!

Девушка жалобно посмотрела на меня.

— Ну, хорошо, — сказал я, задумчиво глядя в иллюминатор на проплывавший внизу лес.

— Знаешь, Сид, — вновь заговорила Ли. — Все это было очень необычно. Как будто происходило не со мной, а с кем-то другим, а я только воспринимала его ощущения и мысли, которые приходили ко мне откуда-то извне… Правда, странно?

— В самом деле, все это более чем странно, — отозвался из кабины Роман, не перестававший слушать наш разговор.

— Это ощущение пришло ко мне еще во время преследования, — снова заговорила Ли. — Когда я шла по следу того незнакомца. В какой-то момент мне вдруг показалось, что я гонюсь совсем не за тем человеком, которого видела вначале.

— Как прикажешь тебя понимать? — спросил я и подозрительно посмотрел на девушку.

— Не сердись, Сид. Это действительно выглядит странным. Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума? Признаться, мне и самой в какой-то момент нечто подобное пришло в голову. Но, поверь, я абсолютно в здравом уме!

— Я верю. Но почему ты не отвечала на вызовы Базы? Ведь рация была при тебе.

— Здесь тоже что-то не совсем понятное, — вздохнула Ли. — Я несколько раз пыталась связаться с Базой, но эфир молчал. Никто не отвечал на мои запросы. Не понимаю, в чем тут дело. Может быть, моя рация неисправна?

Я взял у нее ее микрорацию и внимательно осмотрел. Прибор был в полном порядке.

— Никаких повреждений. Тем более странно, почему ни ты не могла выйти на связь, ни Роман не мог вызвать тебя.

— А Роман пытался связаться со мной? — быстро спросила Ли и посмотрела на Сарко.

— Да, детка! Весь эфир прослушал, в надежде поймать твои позывные. И ничего! Прямо какая-то блокада эфира, что ли?! — Роман озадаченно пожал плечами.

— Никакой блокады пространства! — отрезал я. — Человечество, к счастью, до этого еще не дошло… и вряд ли когда-нибудь дойдет! Давайте смотреть на вещи трезво. Пока для нас остается неясным отсутствие связи. Вполне возможно, что это как-то связано с тем туманом…

— Да, туман! — спохватился Сарко. — Откуда он взялся?

Роман посмотрел на Ли.

— Туман? — удивилась девушка. — Какой туман? О чем вы говорите, мальчики?

— Ну как же! Разве ты забыла? — сказал Сарко. — Когда мы нашли тебя, ты была окружена стеной тумана. Такой вязкой и упругой.

— Ты что-то путаешь, — недоверчиво улыбнулась Ли и посмотрела на меня. — Не было никакого тумана.

— Ошибаешься, — возразил я, — туман действительно был. Разве ты ничего не видела? Вспомни хорошенько, Ли!

— Нет, ничего не было. Это вы что-то путаете.

— Перестань, Ли! — воскликнул Роман. — Напряги свою память. Ведь ты же умница, светлая голова!

Ли снова нахмурилась.

— Я спала… или нет? — Она вопросительно посмотрела на меня. — Потом очнулась…

— Ну-ну! — подгонял ее Сарко.

— Очнулась, — более уверенно произнесла Ли. — Увидела вас… встала… подбежала к тебе, Роман… Нет. Никакого тумана не было! Это я хорошо помню.

Мы с Сарко недоуменно переглянулись. Может быть, она действительно немного не в себе? Или же это мы с Романом ненормальные? Иногда бывают случаи коллективного психоза. Я снова посмотрел на девушку. Она выглядела вполне нормальной. Скорее всего, за всем этим скрывается что-то другое. Вот только что? Может быть, этот странный туман изнутри был совершенно прозрачен и Ли действительно ничего не заметила? Но, черт возьми, откуда же он все-таки взялся?! Почему девушка так неожиданно потеряла сознание? И почему она теперь почти ничего не помнит? Если всему причиной какой-то таинственный человек, то надо признать, что он обладает какими-то необычными, исключительными способностями или же техническими средствами, которых нет у нас. Это, во-первых, странный туман, который, скорее всего, служит каким-то защитным самостабилизирующимся экраном. Во-вторых, умение приводить человека в бессознательное состояние со значительного расстояния с помощью гипноза или каких-то приспособлений, характер которых мне опять же не ясен. Ну и, наконец, блокада эфира, что, конечно, маловероятно. Все это вместе взятое говорит о том, что человек этот не из Трудового Братства… Тогда откуда? Из Сообщества?.. Если это так, то тогда с огорчением придется признать, что Сообщество обошло нас, и намного.

Совершенно ясно только одно: этот незнакомец очень не прост и опасен для нас. Это отличный профессионал, обладающий удивительно точным расчетом, и у него имеется техника, которой нет у нас. Возможно, он как-то связан с нападением на Романа (скорее всего, в обоих случаях действовало одно и то же лицо), но здесь есть одно «но». Лишив сознания Ли, таинственный незнакомец оградил ее защитным полем, прекрасно понимая, что беспомощная девушка будет обречена в ночных джунглях. Подобный поступок совершенно не вяжется с его предыдущими враждебными действиями по отношению к нам. Почему он спасает Ли? Ведь ему не нужны лишние свидетели… Нет. Пока я ничего не могу понять во всей этой истории. Все слишком путано и фантастично!

— Слушайте, братцы! — вдруг воскликнул Роман. — Знаете, что мне сейчас пришло в голову? Я, кажется, знаю, откуда взялся этот, в сером комбинезоне! Помните случай, когда на Терру привезли тигров? Ну, тогда еще пропал биолог, Андре Бертон! Все решили, что его разорвали тигры, и тела даже не нашли. Все концы словно в воду. Сдается мне, что не чистое здесь было дело!

— То есть ты хочешь сказать, что Бертон специально укрылся в джунглях? — спросил я.

— Ну да!

— Ерунда! Зачем ему все это?

— Предположим, очередной рецидив с нездоровой психикой, чрезмерное самолюбие, а как результат, появление различных комплексов и обида на общество. Не понятый другими людьми талант, который тем опаснее, чем больше он противопоставляет себя обществу. Тебе же известно такое! Это не проявляется сразу. Только потом, совершенно неожиданно, открывается истинное лицо такого человека; сквозь благоразумие и ученость прорывается настоящий лик зверя!

— Ты прав, — согласился с ним я. — Подобное, хоть и редко, но еще встречается у нас, несмотря на все усилия генных инженеров из ПОТИ по очистке наследственности каждого человека от пагубного влияния последствий тех бедствий и страданий, которые испытывало человечество на протяжении прежних веков… Ты знал Бертона?

— Нет. По-моему, его мало кто знал из наших. Он только прибыл на Терру с этой партией тигров и не успел еще ни с кем как следует познакомиться. Что это был за человек? Ты можешь сказать?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Но если этот таинственный незнакомец действительно Бертон, тогда объясни мне, откуда у него самостабилизирующееся защитное поле, способность приводить людей в бессознательное состояние на расстоянии и, возможно, «блокада эфира»?

Сарко потер лоб, посмотрел на Ли, словно ища поддержки. Он поставил гравиплан на автопилот и теперь сидел рядом с нами.

— Возможно, — наконец, медленно заговорил он, — что «туман» связан с чем-то другим… Какое-нибудь загадочное природное явление, о котором нам пока ничего не известно. Ведь Терра еще мало изучена и может преподнести много сюрпризов… Но я могу дать тебе и другую версию, объясняющую и «туман», и «блокаду эфира», и, возможно, многое другое.

— Ну-ка, ну-ка! Интересно. Что это за версия?

Сарко прищурился, посмотрел на меня с азартом.

— Представь себе, что один талантливый ученый сделал какое-то гениальное открытие, способное перевернуть всю науку, но весьма опасное с точки зрения общечеловеческой морали и культуры. Что он изобрел? Ну, хотя бы что-то вроде «блокады эфира» или нового энергетического поля.

— Предположим, — согласился я. — И что же из этого следует?

— Так как его изобретение впоследствии могло обернуться для людей немалыми бедами, общество отвергает этого ученого и настаивает на прекращении его опытов. Страстно любящий свое детище, этот человек озлобился на всех людей. Появилась затаенная обида, комплекс неудачника и бездаря. Видя же, что на Земле ему не находится места с его изобретением, он устремляется в космос, ища там одиночества и успокоения своей душе. И он вербуется биологом в исследовательскую экспедицию, отправляющуюся на Терру. Здесь в нем пробуждается что-то вроде веры в даосизм[13 - Даосизм — одно из основных направлений древнекитайской философии. Основное понятие — «дао», что в переводе с китайского буквально означает «путь». В центре учения призыв к человеку стряхнуть с себя оковы обязанности и долга и вернуться к жизни, близкой к природе.]. К тому же, на малоосвоенной Терре он мог, без особых помех, проводить свои запрещенные опыты, укрывшись глубоко в джунглях. Ну, как тебе такая версия?

— По-твоему, Бертон был не простым биологом, а загадочным ученым, не понятым обществом?

— Конечно!

Я задумался. Все происшедшее очень походило на рисунок обезьяны — множество ярких беспорядочных мазков, лишенных всякого смысла. Так и здесь. У нас на руках скопилось большое количество всевозможных фактов и свидетельств, но построить из всего этого четкую осмысленную картину происходящего пока совершенно невозможно.

— Что ж, — наконец проговорил я. — Может быть, твоя идея не лишена смысла. И все равно мы обязаны найти этого человека и изолировать его, пока он не принес нам еще больше бед. Кто бы, в конечном счете, он ни был: гениальный ученый или сумасшедший фанатик.

— А разве я спорю? — воскликнул Роман. Помолчав, добавил: — Найти! Легко сказать. Пока что я не представляю, где его можно искать? Это же планета, целая планета, Сид!

— Но это не повод отступать! Не сдаваться же? Попробовать мы должны, просто обязаны!

Уже совсем рассвело. Едва мы сели на стартовой площадке Базы и вылезли из гравиплана, как из ближнего корпуса нам навстречу выбежал радист Ян Лайкотис. Первой его заметила Ли Лин.

— Что-то случилось? — Она вопросительно посмотрела на нас с Романом.

— Ну, наконец-то! — Лайкотис, переводя дух, остановился в двух шагах от нас, вытирая рукавом вспотевший лоб. Темные пряди волос прилипли к его вискам.

— Где вы пропадаете?

— Что случилось? — Я выступил вперед.

— Сид! Вот уже несколько раз вас вызывала геологическая станция 57 из Страны Вечной Тени!

— Из Страны Вечной Тени? А что там у них случилось?

— Точно не знаю. Что-то насчет тигров. Ведь вы ведете за ними наблюдение?

— Тигров? — Я переглянулся с товарищами. Они тоже недоумевали.

Страна Вечной Тени находилась у северного полюса Терры. Холодный и суровый край, никогда не видавший солнца. Температура воздуха там не поднимается выше минус пятидесяти градусов. Единственные обитатели этих широт — работники немногочисленных геологических и геофизических станций. Откуда там могли взяться тигры? За тысячи километров от ареала их обитания, установленного нами здесь, на Южном материке? Возможность миграции нужно было исключить сразу: на пути у животных вставала непреодолимая преграда — море. К тому же, подобную миграцию мы никак не могли пропустить.

— А ты, Ян, ничего не напутал? — спросил я у Лайкотиса.

— Вы что, издеваетесь? — обиделся он. — Идемте! Мы записали для вас сообщение. Убедитесь сами.

— Идем.

Мы с Лайкотисом отправились на радиостанцию, а Роман с Ли Лин пошли в лагерь. Ян Лайкотис связался через спутник с КОРАСС, ведавшей общепланетной визиофонной связью, и вскоре на экране нашего визиофона возник диспетчер распределительной станции. Он внимательно посмотрел на меня. Я представился и спросил, в чем дело.

— С геологической станции 57 пришло сообщение, — последовал ответ. — У них там появилось несколько особей тигров. Просят срочно прибыть кого-нибудь из Биологической защиты, желательно из руководства. Вас вызывали четыре раза, но мы не могли никого застать на месте.

— А вы знаете, где находится эта станция? — спросил я.

— Да, знаю. А в чем дело? — удивился диспетчер.

— Все в порядке, — вовремя спохватился я. Ведь он не был виноват в этой путанице. — Ладно. Разберемся.

— Что сообщить на станцию? — диспетчер вопросительно посмотрел на меня.

— Сообщите, что я вылетаю. Сегодня!




Глава пятая Плато Декан


Было далеко за полдень, когда я выходил из магнитного поезда на станции шестнадцатого сектора Австрало-Азиатского жилого пояса Общеконтинентальной Дороги. Прозрачные двери вагона бесшумно закрылись за моей спиной, и поезд так же бесшумно двинулся с места, с каждой секундой набирая огромную скорость. Я посмотрел вслед удаляющимся вагонам и вздохнул. Что-то грустное всегда было в виде уходящего с перрона поезда. Наверное, подсознательно люди связывают это с ожиданием каких-то перемен в своей жизни, сознанием невозвратимости ушедшего в прошлое. Эти воспоминания тянутся за нами со стародавних времен, когда будущее в неустроенном обществе пугало человека своей неизвестностью, таившей возможные потери, беды и даже смерть. Теперь же человек не страшился грядущего, обещавшего ему новые открытия, радость познания и светлую энергию коллективного труда. Будущее простиралось перед ним бескрайним солнечным простором, напоенным братской любовью и заботой каждого человека о каждом человеке.

На станции было малолюдно. Оглядевшись по сторонам, я взял в руки небольшой пластиковый чемодан, где лежали мои личные вещи, и направился к выходу. На площадке, под нависающим зонтиком входа, в лицо пахнуло сухим жаром. Зной сразу же охватил меня. Малолюдье и вечно шумящий ветер делали станцию и небольшой городок вблизи нее какими-то безвременными, вернее, вневременными.

Степь, раскинувшаяся за городком, казалась бескрайним морем, перекатывающим волны высокой серебристой травы. В странной свежести горячего ветра и запаха цветов и трав я ощутил пламенную радость жизни и свободы. Душу наполнили светлые чувства. Захотелось петь, кружиться, бежать очертя голову по степи, без конца, не останавливаясь. Пройдя с километр в направлении на юг, я остановился. С наслаждением вдохнул ветер. Бросил чемодан в траву и повалился рядом, раскинув в стороны руки и ноги.

Надо мной в вышине, далеко-далеко, кружились черные точки птиц. Стрекот цикад и протяжное пение жаворонка уносились к этому крохотному кусочку голубого неба, светившегося между качающимися стеблями трав и не тронутого ни единым облачком. Я закрыл глаза и сам не заметил, как впал в легкое забытье.

Очнулся я, словно от какого-то удара. Открыл глаза. Стебли трав все так же клонятся надо мной на ветру, тихо шуршат пушистыми метелками. Бесхитростные полевые цветы кивают, словно вторя протяжной песне ветра. Прямо над собой увидел девичье лицо. Большие хмуроватые глаза карего цвета смотрели на меня настороженно.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет. Наоборот, мне очень хорошо, — беспечно ответил я на ее вопрос и, сам не знаю зачем, радостно улыбнулся.

Девушка выпрямилась, откинула назад волосы — они у нее были густые и черные, слегка вьющиеся на затылке. Она немного удивленно пожала плечами и опять покосилась на меня.

— Что ты здесь делаешь? — спросила, не скрывая своего любопытства. Голос у нее походил на звонкое журчание весеннего ручейка.

— Ничего. Просто лежу.

Я приподнялся на локте, рассматривая ее немного широкое в скулах и сужающееся к подбородку лицо. В общем, его можно было назвать красивым. Слегка приподнятые к вискам брови вразлет, прямой и короткий носик с закругленным кончиком и маленький рот, делавший ее похожей на ребенка. Как она оказалась здесь?

Тем временем девушка, ничуть не смущаясь, смотрела на меня, явно проявляя к моей персоне повышенный интерес. На ней была надета длинная, пунцового цвета юбка из легкой ткани и расшитая золотыми нитями тонкая кофта, оставлявшая полностью открытым живот. Подобные наряды походили на те, что когда-то носили женщины древнего Индостана и приобрели в последнее время чрезвычайную популярность у женщин Трудового Братства из-за своей простоты и удобства. А разработал их, как я знал, очень талантливый художник-модельер Тим Эфос, живший в пятом секторе Афро-Американского жилого пояса. В черных волосах девушки, у правого виска, была воткнута полевая ромашка. Во всем ее облике не было ничего вызывающего, и вместе с тем так много чисто женского кокетства и природной загадочности, что я снова невольно улыбнулся.

— А ты как оказалась здесь?

Она пожала плечами так, словно удивилась моему вопросу. Подняла руку, убирая с лица упавшую прядь волос. Широкие кольца браслетов на ее тонком запястье скатились к локтю, тихо звякнув. Девушка посмотрела на меня из-под ладони.

— Я живу здесь.

— Что, прямо в степи?

— Почему в степи? — еще больше удивилась она. — В городке, у станции. Мой отец — смотритель путевого маяка.

— А-а! — протянул я. — Значит, живешь с отцом?

Она согласно кивнула. Я все еще рассматривал ее, пытаясь понять, почему ее лицо кажется каким-то необычным. Нет, не только красивым. В нем есть еще что-то, какая-то черта, какая-то особенность, которая все время ускользала от моего понимания.

— Смешной ты! — пухлые, изогнутые тугим луком, губы незнакомки дрогнули в легкой усмешке.

— Почему я смешной?

Она склонила голову набок, совсем как это делает любопытный щенок, и покосилась на меня. Несколько секунд молчала, будто обдумывая, что ответить. Наконец, насмешливо сказала:

— Лежишь здесь… один… посреди степи. Радуешься вот чему-то… Странно!

— Чего же тут странного? — улыбнулся я. — Смотри, как здесь хорошо! Простор, ветер, трава, словно морские волны… Так и хочется забыть обо всем и лежать вот так без конца. Разве тебе не хочется того же?

Она снова задумалась. Улыбнулась.

— Н-не знаю… Я привыкла ко всему этому. Выросла в степи. А ты, наверное, приехал сюда издалека?

— Из Города.

— Из Города? Что же, по делам или так, отдохнуть, в степи полежать? — В ее глубоких темных глазах заблестели насмешливые искорки.

— По делам. Я записался добровольцем на Терру. Теперь вот отправляюсь на Учебный полигон. Кстати, ты не покажешь мне туда дорогу? Полигон должен быть где-то поблизости, недалеко от станции.

— Конечно, покажу. Отчего же не показать? Так значит, ты из добровольцев? — Она заметно оживилась.

— Угу. Я вижу, они тебе хорошо знакомы? Так?

Я сел на траву. Девушка уселась рядом со мной, утвердительно кивнула:

— Верно. С тех пор, как здесь выстроили Полигон, вашего брата, добровольца, каждую неделю прибывает с полсотни. Все веселые такие, шутят, с собой зовут… — Она замолчала, мечтательно улыбаясь.

— А ты что?

— Что я? Я не против, полетела бы, вот только…

— Что «только»?

— Не приглашал еще такой, как ты, а то давно бы уже улетела! — немного помолчав, сказала она и бросила на меня длинный косой взгляд.

Я не ответил ей, опасаясь обидеть девушку случайным вопросом. Но она, казалось, не придала своим словам особого значения. Посмотрела на меня прямо и открыто. Улыбнулась как-то странно: не то грустно, не то задумчиво.

— Ну что? Показать тебе дорогу или сам отыщешь?

— Если тебе не трудно, то покажи.

— Чего же тут трудного? Дело привычное, места знакомые. Почему не помочь человеку? Здесь не далеко, километра три будет на юго-восток. — Она махнула рукой, указывая направление, и браслеты на ее запястье мелодично звякнули. — Не боишься? — В глазах девушки вновь заиграли озорные огоньки.

— Чего? — не понял я.

— Так… — Она неопределенно пожала плечами.

Я поднялся с земли, протянул ей руку, чтобы помочь встать, но она, не обратив на это внимания, ловко вскочила на ноги и легким грациозным движением расправила юбку. Только теперь я понял, что она совсем небольшого роста: ее голова едва-едва доставала до моего плеча. Высокая трава доходила ей почти до пояса, и юбка у нее была вся перепачкана в цветочной пыльце. Но, несмотря на свой небольшой рост, девушка была очень подвижной и спортивной. Глядя на ее изящную, крепкую фигурку, сразу можно было понять, что она давно и серьезно дружит с гимнастикой или танцами. Я широко шагал по траве, но девушка ни на шаг не отставала от меня, легко скользя среди цветов, словно плыла по огромному цветочному морю. Через некоторое время она спросила:

— Как тебя зовут?

— Влад Стив.

— Влад, — повторила она, словно прислушиваясь к звуку своего голоса. — Неплохо! А мое имя — Весна.

— Весна? — удивился я.

— Да. Я родилась весной, когда в степи цветут тюльпаны. Замечательное время! Вот отец и назвал меня Весной. Разве плохо? — Она пристально посмотрела на меня, слегка щурясь на ярком солнце. Ветер сбивал ее волосы на лицо, и ей приходилось то и дело поправлять их, свободным движением откидывая назад.

— Вовсе нет. У тебя замечательное имя! — ответил я, машинально отметив про себя, что у нее очень красивые волосы, с каким-то необычным медным оттенком. И вообще, в этой девушке было много привлекательного. От такой можно вполне потерять голову.

Словно угадав мои мысли, Весна пристально посмотрела на меня из-под темной пряди, упавшей ей на глаза. Взгляд мой скользнул по ее лицу и на мгновение остановился на ее губах — сочно-розовые и слегка влажные, они трепетно вздрагивали, но через минуту на них появилась доверчивая улыбка.

— Ты женат? — спросила она и тут же на ходу стала рвать полевые цветы, складывая их в замысловатый букет.

— Женат, — кивнул я, немного замедляя ходьбу.

— И дети есть? — тем же слегка рассеянным и беспечным тоном спросила Весна.

Я уже успел заметить, что она имеет обыкновение говорить немного рассеянно, словно ее заботят не произнесенные слова, а что-то совсем другое.

— Нет. Детей пока нет, — ответил я.

Весна остановилась, придирчиво рассматривая составленный букет. Огляделась по сторонам. Нагнувшись, сорвала еще несколько маков и добавила их к остальным цветам. Снова осмотрела букет, слегка отодвигая его от себя. Теперь она осталась довольна им, и на губах у нее вновь появилась удивленная улыбка. Мне даже показалось, что она не расслышала моего ответа, но через минуту она спросила тем же рассеянным тоном:

— Значит, детей нет?

— Нет.

— Что так?

Я посмотрел на нее. Интересно, сколько ей лет? На вид около двадцати, может быть, чуть больше, но ее детская непосредственность делала ее одновременно и немного забавной и очень милой. «Хорошо это или плохо?» — снова машинально подумал я, особо не задумываясь над этим. Ответил:

— Еще успею. У меня вся жизнь впереди. Ведь мне только тридцать пять, и в запасе у меня еще как минимум целый век.

— Ты вовсе не старый! — воскликнула девушка. — Я совсем не это имела в виду. А вот твоя жена… она не очень-то любит тебя! — сделала она неожиданное заключение.

— Ошибаешься. Жена меня любит, — возразил я.

— Что ты можешь понимать в этом? — смело возразила Весна и махнула рукой. — Женская душа не подвластна мужскому пониманию. Это уж я тебе точно говорю. Послушай меня: если у вас до сих пор не было детей, значит, твоя жена не совсем уверена в своих чувствах или ее что-то пугает в тебе.

Я внимательно посмотрел на девушку. Может быть, в чем-то она была права? Последнее время в наших с Таней отношениях появилось что-то чуждое, какой-то холодок, который неотступно преследовал нас обоих и которого я старался не замечать, страшась разрыва с ней.

— Я обидела тебя? — Весна взяла меня за руку, заглядывая в глаза. — Прости, я не хотела говорить ничего лишнего. Не придавай моим словам особого значения.

— Ничего страшного, — успокоил я ее. — Может быть, в чем-то ты даже права… А ты сама любишь детей?

— Да, конечно! — охотно ответила она. — Дети — это наша радость. Смотришь на них и как будто наблюдаешь за подрастающими цветами, как они постепенно распускаются во всей своей красе, набирают жизненные силы. А ты рядом с ними — такой большой и сильный, и должен оберегать и лелеять их.

— Ты, наверное, хотела бы стать воспитателем или наставником? — спросил я, внимательно глядя на нее. — По-моему, у тебя врожденное призвание для этой работы.

— Да, — кивнула она. — Я всегда мечтала работать с детьми, дарить им свою душевную теплоту и преданность.

— Отчего же не стала?

— Сейчас я нужнее здесь, отцу, — с легкой грустью, но твердо ответила она. — Но потом, может быть через год или два, обязательно буду работать в воспитательной школе на каком-нибудь острове, скажем в Исландии.

Она замолчала. Потом спросила, поднеся к лицу собранный букет и косясь на меня:

— Ты, наверное, думаешь, что я слишком болтлива?

С опозданием, но она все-таки угадала мои мысли.

— Послушай, но чем же ты помогаешь здесь своему отцу? Разве здесь много работы? — удивился я.

— Что ты? Конечно! — в глазах ее появилось изумление. — На Дороге же масса дел! За всем надо уследить, все проверить. Хотя есть много машин, но без человека им все равно не обойтись… А вообще-то, я биолог по образованию и между дел заканчиваю здесь свою работу.

— Интересно. Если не секрет, что это за работа?

— Отчего же. Я занимаюсь фундаментальным изучением Аюрведы[14 - Аюрведа — распространенная в Индии система традиционной медицины, основанная на использовании растений. Становление Аюрведы (или «науки о жизни») относится к 400–600 гг. до н. э. и было составной частью общего развития научной и философской мысли в Индии того времени. Аюрведа состоит из восьми разделов: хирургии; болезней уха, горла, носа и зубов; методов лечения болезней; психиатрии и психотерапии; методов лечения отравлений и методов повышения половой потенции.]. Слышал про такую? И даже пишу очень серьезный научный труд. Правда-правда!

— Но, насколько я понимаю, подобным учением должны интересоваться скорее врачи, нежели биологи.

— Не скажи! — смело возразила Весна. — Без биологов и ботаников тут не обойтись. Вспомни времена, когда Трудовое Братство приступило к грандиозному проекту сокращения полярных фронтов, чтобы улучшить климат Земли и значительно ослабить бушевавшие в прежние времена на нашей планете бури и ураганы, одновременно с этим высвободив от вечной мерзлоты обширные, богатые неизрасходованными природными ресурсами и плодородные земли на севере Европы и Америки. Именно тогда встала проблема появления на Земле древних вирусов и бактерий, дремавших миллионы лет во льдах и несших человечеству новые, неизведанные болезни и эпидемии. Разве справились бы тогда с этой напастью сами врачи без помощи микробиологов, ботаников и генетиков?

— Да, я знаю об этом. Именно тогда на Земле была создана Биологическая защита, вошедшая в Охранные Системы и призванная контролировать появление на планете любого нового вируса и заблаговременно предупреждать развитие любой опасной болезни. Но мы отвлеклись. Так где же ты черпаешь материал для своей книги?

— Как где? — снова изумилась Весна. — Посмотри, какое кругом богатство! — Она остановилась и повела вокруг рукой. Сказала восхищенно: — Это же настоящая кладовая лекарственных трав! Разве не так?

Я согласно кивнул. Степь действительно впечатляла буйством красок и растительности.

— Почитай «Шушрута-Самхита» и «Чарака-Самхита»[15 - «Шушрута-Самхита» и «Чарака-Самхита» — трактаты, входящие в Аюрведу, составленные в VI–III в.в. до н. э.], - продолжала девушка, — и ты поймешь, что биологическое начало в Аюрведе гораздо важнее, нежели медицинское.

— Согласен, — кивнул я. — Но медицина за последние два века достигла таких высот, что вряд ли сегодня ей столь необходимы знания о лекарственных травах. Современные методы основаны на глубоком изучении возможностей управления эниополями в теле человека, или, как их раньше называли, аурой или праной.

— Да, я знаю об этом, — согласилась Весна. — Наша медицина придает большое значение изучению и управлению волновыми функциями организма и цветопраническому лечению, основанному на применении внутренних энергетических потоков человеческого тела с различной длиной волны — так называемой пране, воздействием которой на психоэнергетические центры человеческого тела — чакры — можно победить любую болезнь. Нашим ученым даже удалось создать специальный эниобиоиндуктор, с помощью которого мы теперь можем повернуть вспять процессы старения в нашем организме и тем самым осуществить исконную мечту человечества о «вечной» молодости.

Весна остановилась и посмотрела на меня слегка грустными глазами.

— Но, Влад, согласись, что человек, как творение Природы, никогда не чурался мудрости и знаний, рожденных этой Природой. Исконно он использовал богатую природную кладовую себе во благо, тогда еще не ведая о сложностях энергетических взаимодействий во Вселенной и только каким-то древним чутьем, заложенным в него далекими предками, отыскивая среди богатого разнообразия растительного мира целебные травы, помогавшие ему бороться с недугами. Не будь этого, мы бы с тобой сейчас не стояли здесь, в самом сердце плато Декан, и не гордились могуществом и величием современной науки, которая во многом обязана нашим далеким предкам, написавшим для нас Аюрведу.

Девушка замолчала, глядя на меня сверкающими глазами. Я не стал с ней спорить, покоренный искренней убежденностью ее слов. Да и что я мог ей возразить?

Гряда плоских холмов, окруженная мерцающей стеной восходящих токов воздуха, отмечала начало широкого плоскогорья. Мы взобрались на перевальную точку, откуда открывался вид на глубокую котловину, поросшую серой пахучей полынью и обрамленную желтыми обрывами. Царство цветущей, знойной равнины, напоенной влажностью, пропитанной цветением и разложением буйной растительности, осталось позади.

В центре котловины белым полукольцом лежало главное здание Учебного полигона, горевшее на закатном солнце огнем стеклянных стен и крыш. С северо-запада и востока к нему примыкали многочисленные постройки жилого городка, словно трудолюбивые пчелы, слетевшиеся к улью.

— Ну, вот он, твой Полигон! — Весна остановилась, указывая вниз рукой. — Надеюсь, теперь не заблудишься?

— Теперь уже нет, — улыбнулся я.

— Вот и хорошо! — кивнула девушка. — Ладно. Мне пора. Отец, наверное, уже заждался меня. Дорогу я тебе показала, а у самой еще дел полно! Пойду я.

— Спасибо тебе! — Я поймал ее руку, слегка сжал теплые пальцы. Ладонь у нее была горячая и сухая.

— Не за что! — отмахнулась Весна. Посмотрела на меня, блестя глазами. Прищурившись, сказала: — А все-таки, я бы полетела с тобой… Ладно. Прощай! Побегу… Ах, да! Это тебе на память, — спохватилась она, протягивая мне букет. — Может быть, еще свидимся когда-нибудь.

— Может быть.

Она еще раз улыбнулась, небрежно махнула мне на прощание рукой и, не оглядываясь, побежала вниз по узкой тропинке. Я смотрел ей вслед, пока маленькая фигурка девушки не растаяла в призрачном сиянии цветущей долины. Бросив взгляд на незатейливый букет, подаренный моей новой знакомой с таким красивым именем, я стал спускаться на плоскогорье.

Спуск был более пологим, чем подъем. Высокая, по колено, серебристая полынь хлестала по ногам, волновалась под неослабевающим ветром. Я миновал глубокую балку, по дну которой протекал ручей, взобрался на пригорок и почти сразу оказался в тенистой аллее манговых деревьев.

Песчаная дорожка вдоль широкого канала с темной медленной водой вела к главному зданию Полигона. Множество извилистых тропинок, залитых голубоватой смальтой (непрозрачным стеклом), примыкало к аллее. Парами или по несколько человек по ним спешили люди в одинаковых голубых комбинезонах с нашивками Звездного Флота. Здесь было много женщин, что, впрочем, меня нисколько не удивило, ведь женщины в Трудовом Братстве в любом сложном и опасном деле всегда были наравне с мужчинами.

Аллея привела меня прямо к входу в главный корпус, и, выйдя из-под низких ветвей деревьев, я оказался на круглой площадке, где была установлена скульптура в честь покорителей Глубокого Космоса. На минуту я остановился, восхищенно рассматривая изображение юноши, который, напрягая мускулистое тело, отрывался от земли в неудержимом стремлении к звездам. Вся его фигура выражала страстное желание полета, ощущения свободы и легкости безбрежного звездного океана. Прямо над скульптурой юноши нависал выпуклый полупрозрачный диск, козырьком прикрывавший вход. За дверьми входа, отлитыми из волокнистого стекла янтарного оттенка, начиналась длинная галерея, в которую я и направился, сразу же ощутив прохладу тенистого коридора.

Огромные залы, полные света и воздуха; синие полы и лестницы из серебристого алюминия; окна во всю стену, то хрустально прозрачные, то нежно опалесцирующие.

Я шел по кольцевой галерее, от которой, наподобие колесных спиц, расходились в разные стороны широкие коридоры. Слева от меня множество лестниц вели на верхние этажи, а справа гигантским цилиндром, отлитым из непрозрачного волокнистого стекла матового оттенка, на несколько этажей поднимались аудитории, где проводились занятия с добровольцами. Этот цилиндр возвышался в самом центре главного здания, увенчанный куполом небольшой обсерватории. Переходные галереи крепились к нему наподобие подвесных мостиков, паря в воздухе на уровне различных этажей. За непрозрачными стенами аудиторий двигались едва различимые контуры находившихся там людей. Точно кровеносные сосуды, в толще стекла виделось множество красных тонких трубок системы воздухообмена и охлаждения. Из некоторых аудиторий доносилась приглушенная звукоизоляцией речь преподавателей, читавших различные лекции.

Я остановился около одной из дверей и прислушался.

— … Галактические координаты — это системы координат с основной плоскостью, проходящей через центр Галактики и совпадающей с плоскостью Млечного Пути, — неторопливо излагал преподаватель материал лекции. — Эта плоскость пересекает небесную сферу по линии галактического экватора. Координаты: галактическая долгота — дуга галактического экватора от направления на центр Галактики против часовой стрелки, если смотреть с севера; галактическая широта — дуга круга галактической широты от галактического экватора до светила. А теперь перейдем к рассмотрению вопроса о расчете геликоидальных координат пространственно-временного континуума, с определением точки перехода в нуль-пространство…

Я осторожно заглянул в аудиторию. Шла лекция по астронавигации. На стеклах окон были опущены поляроидные фильтры, и в обширном зале царил приятный полумрак. На небольшом возвышении, за прозрачной кафедрой, светившейся в сумраке пультом управления, спиной ко мне стоял преподаватель, читавший лекцию. Два мощных стереоэкрана под потолком зала были включены и создавали иллюзию безграничной глубины космического пространства, где среди звезд висела призрачная координатная сетка огромной полусферы.

— Посмотрим внимательнее на пространственно-временной поток, — продолжал преподаватель, обращаясь к аудитории и легко скользя световой указкой по изображению, висевшему в воздухе. — Все вы знаете, что течение этого потока подчинено сложным законам, общее представление о которых можно получить, рассматривая широко известную еще в древности «ленту Мебиуса». Энергетические взаимосвязи и взаимопроникновения во Вселенной столь многогранны, что мы пока что имеем лишь поверхностное представление об истинном устройстве пространственно-временного континуума, изучение которого неустанно ведется нашими учеными. Мы лишь нащупали способ проникновения в нуль-пространство, представляющее собой заветный коридор, как бы пронизывающий насквозь множественные миры нашей Вселенной, где свет распространяется не прямолинейно, а закручивается в своеобразную многослойную спираль, уходящую в бесконечность. Вот почему полеты современных кораблей, разработанных по технологии ОПВП (остановленного пространственно-временного потока), сопряжены для звездолетчиков с определенным риском. Ступая по тропе, пролегающей по границе Жизни и Смерти, Света и Мрака, они рискуют в любую минуту оступиться в неведомую пропасть, в темных глубинах которой таится неведомый нам сонм загадочных миров…

Закрыв за собой дверь, я двинулся дальше по коридору, вспоминая, как когда-то сам обучался в Звездной Академии, постигая основы астронавигации, физики звезд, планетологии и прикладной астрономии. Теперь обо всем этом следовало на время забыть и делать вид, что я познаю все тонкости астрономических наук на столь глубоком уровне впервые.

Остановившись около другой аудитории, я понял, что там идут занятия по изучению технических средств борьбы с хищниками на других планетах.

— В настоящее время, — объяснял преподаватель, — для борьбы с хищниками на других планетах Биологической защитой, наряду с обычными энергетическими излучателями, применяются пистолеты-парализаторы системы «Файрем». Этот пистолет являет собой образец, разработанный нашими техниками на основе систем огнестрельного оружия конца двадцатого века, использовавших ударно-капсюльный метод воспламенения порохового заряда, сообщавшего металлической пуле начальную скорость полета. Пистолет-парализатор введен в обращение в Трудовом Братстве на начальных этапах Мирового Воссоединения и в настоящее время используется только в Охранных Системах Общества с особого разрешения Всеобщего Народного Совета.

Емкость магазина пистолета-парализатора «Файрем» составляет двадцать патрон с пулями специального электрошокового действия. Попадая в цель, подобная пуля аккумулирует сильный электрический разряд, приводящий к частичной потере двигательных функций, но безопасный для жизни и здоровья жертвы. В комплект также входят газовые пули аналогичного действия и обычные боезаряды, в настоящее время не используемые на Земле и за ее пределами.

Как мы видим, возможность использования электрошоковых и газовых пуль, наряду с традиционными зарядами, ставит систему «Файрем» в ряд парализаторов и отличает ее от всех ранее существовавших систем оружия. Более подробно ознакомиться с техническими характеристиками пистолета и его устройством вы сможете на практических занятиях на полигоне. А теперь перейдем к изучению химических и бактерицидных средств обезвреживания.

Я приоткрыл дверь аудитории и увидел огромный лекционный зал. Около большого экрана, исписанного сложными химическими формулами, стоял высокий молодой преподаватель и вел урок. Бегло осмотрев аудиторию, внимательно и сосредоточенно следившую за объяснениями лектора, я закрыл дверь. Миновав несколько лестниц, я оказался этажом выше и отыскал здесь кабинет начальника Учебного полигона.

В просторной комнате, за столом из искусственного белоснежного дерева сидел средних лет мужчина с усталым лицом и просматривал тонкий лист электронного справочника, на экране которого появлялся какой-то светящийся текст. Окно комнаты было задернуто поляроидным фильтром, и в помещении стоял мягкий полумрак. Справа, в дальнем углу, располагался небольшой изогнутый пульт. Три стереоэкрана над ним занимали часть стены, но сейчас были выключены, и бездонная чернота лежала в глубине небольших полусфер. Ниже шли ряды плоских кристаллических экранов, отображавших происходящее в различных аудиториях.

Когда я вошел в это помещение, сидевший за столом поднял на меня глубокозапавшие васильковые глаза, в которых застыл немой вопрос. С минуту он внимательно изучал меня, затем приветливо улыбнулся.

— Я хотел бы увидеть начальника Учебного полигона Мвена Макебу, — ответив на его приветствие, сказал я.

Мужчина упруго поднялся из-за стола, не переставая улыбаться.

— К сожалению, Мвен Макеба в настоящее время читает лекцию в шестой аудитории и не сможет уделить вам внимания. Если вы не против, я мог бы выслушать вас вместо него. Мое имя Вир Норин. Я член сектора руководства Полигона и заместитель Мвена Макебы. Какой у вас вопрос?

— Я прибыл в группу добровольцев для Биологической защиты Терры.

— Как ваше имя?

— Влад Стив.

— Влад Стив? — повторил Вир Норин. Он отложил в сторону лист электронного справочника, сложив его пополам, как обычный лист бумаги, и подошел к информационному дисплею ФВМ. — Одну минуточку. Мне нужно уточнить кое-какие данные.

Нажав на пульте несколько клавиш, Норин прочел строки появившегося на экране текста и снова повернулся ко мне.

— Вы правы, заявка на имя Влада Стива поступила два дня назад. Значит, решили лететь на Терру? Молодец! Правильно решили! — заместитель Макебы протянул мне руку и крепко пожал мою ладонь.

Его добродушная веселость немного смутила меня, но я не подал вида.

— Что, цветочки любите? — поинтересовался Норин, заметив в моих руках букет, подаренный Весной.

Я посмотрел на цветы и, не знаю почему, опустил руку, в которой держал букет, неуклюже пряча его за спиной. Заметив мое неловкое движение, проницательный заместитель начальника Полигона улыбнулся еще шире, добродушно произнес:

— Понимаю. Сам люблю природу, а она у нас здесь просто замечательная, как видите. Все-таки мы с вами в самом сердце Индостана, издревле славившегося своими женщинами, магами и, конечно же, удивительной и живописной природой, заворожившей не одного поэта и художника древности. Вот только пробудете вы здесь не так долго. А я уже, можно считать, стал старожилом этих мест — работаю здесь шестой год. М-да…

Он замолчал, задумчиво потер подбородок. Взглянув на меня, воскликнул:

— Что это я? Заговорил вас совсем. Вы, наверное, устали с дороги? Отдохнуть вам нужно, с людьми познакомиться. Ваша группа числится за номером двести шесть. Сейчас они на уроке самозащиты. Если хотите, можете полюбопытствовать.

— Я могу расположиться где-нибудь?

— Да, конечно! Ваш домик номер сорок два, — сообщил Вир Норин. — Это налево, как выйдете из здания. Помещения у нас не очень большие, но вполне уютные. Думаю, вы останетесь довольны.

Заместитель Макебы протянул мне руку, прощаясь. Поблагодарив его, я вышел из здания под жаркое полуденное солнце. Свой домик я отыскал довольно быстро. Он расположился в ряду других уютных коттеджей, составлявших обширный жилой поселок, раскинувшийся среди зарослей манговых и тюльпанных деревьев.

Живая изгородь из кустов акаций, никогда не выраставших выше полутора метров благодаря генной селекции, как и трава на газонах вокруг домиков, в результате все той же селекции казавшаяся всегда аккуратно подстриженной, отделяла коттеджи от дорожек, покрытых твердой смальтой, по которым спешили по своим делам люди в голубой униформе.

Домик с покатой оранжевой крышей и белыми стенами казался очень привлекательным. Внутри его все выглядело по-домашнему уютно и тепло. Небольшие помещения, со вкусом обставленные изящной мягкой мебелью, удобные встроенные шкафы, глубокие кресла, располагавшие к отдыху, и столики из шелковистого дерева. На окнах, видимо для большего уюта, вместо обычных светофильтров висели красивые полупрозрачные занавеси, создававшие в комнатах мягкий полумрак. Здесь, судя по всему, несколько недель никто не жил, но нигде на мебели я не заметил следов пыли. Помещения были хорошо проветрены, и в воздухе стоял легкий ионизированный запах, как после грозы.

Обслуживающий персонал Полигона следил за помещениями отменно. Все было аккуратно убрано, на столе в гостиной стояла хрустальная ваза, в которую я и поставил цветы. Положив свой чемодан в кресло у окна, я осмотрелся. Может быть, вздремнуть? Широкий мягкий диван, застланный пушистым ковром, манил расположиться на отдых, но мне совсем не хотелось спать. Наоборот, я чувствовал в себе необычный прилив сил. Норин сказал, что моя группа сейчас находится на уроке самообороны. Может быть, действительно пойти посмотреть?

Немного поразмыслив, я встал и вышел из домика. Двое молодых ребят и девушка, проходившие мимо, сообщили мне, что занятия группы двести шесть проходят на Круглой Лужайке. Они показали дорогу, и я направился в указанном направлении.

Все дорожки на Полигоне были обсажены акациями, магнолиями и жасмином, заросли которого источали дурманящий терпкий аромат, привлекая множество насекомых. Вообще, как я успел заметить, здесь было очень много зелени, гармонично сочетавшейся в ландшафтных композициях с причудливыми сооружениями из естественного камня и струящейся прозрачной воды.

То, что спортивные занятия проводились на природе, а не в специально оборудованном помещении, понравилось мне. Пробравшись через кусты акации, я оказался на свободном пространстве и сразу же увидел большую спортивную площадку, на которой собралось с десяток человек в специальных кимоно. Подошел ближе.

Все добровольцы сидели по краю площадки, а чуть в стороне стоял невысокий, коротко стриженный человек в черном кимоно.

«Учитель», — догадался я. Еще издалека я услышал его неторопливую речь. Темные зоркие глаза этого человека сразу же заметили мое появление, но он не подал вида, что знает о моем присутствии. Его ученики, исполненные сосредоточенного внимания, слушали объяснения своего наставника, не смея даже пошевелиться. Я опустился прямо на траву недалеко от всех остальных и стал прислушиваться к рассказу наставника.

— Искусство самозащиты, — рассказывал он, — уходит своими корнями в глубокую древность. Первое упоминание о приемах борьбы без оружия содержится в «Махабхарате» — древнем религиозном эпосе православных индусов. В нем герой Бхима убивает своего противника ударом ноги. Это вовсе не преувеличение. На протяжении своей истории разные народы создавали различные виды борьбы, приемы которых использовались как воинами во время сражений, так и простыми людьми для своей защиты от вооруженных феодалов и разбойников. В те смутные времена, изобиловавшие кровопролитными войнами и насилием, появление подобных знаний было закономерным.

Наиболее значительного развития искусство борьбы достигло на Востоке, в древнем Китае, откуда оно перекинулось на Японские острова. Здесь именитые японские феодалы, именовавшиеся самураями, в значительной степени упростив традиционные виды китайской борьбы и отбросив их глубокую философскую основу, сделали основной упор на боевые качества этого искусства применительно к конкретным военным действиям. Разработанные ими приемы хранились в строгой тайне в узком родовом кругу и передавались из поколения в поколение. Но это не значит, что в среде простого народа подобных знаний не существовало. Именно поэтому у различных боевых искусств было множество школ, стили и методы ведения поединка в которых существенно отличались друг от друга, из-за чего между ними зачастую возникали противоборства, в ходе которых каждая из школ стремилась доказать превосходство своего стиля над всеми остальными.

Наставник на минуту замолчал, желая убедиться, внимательно ли его слушают, но его опасения были напрасны. Все добровольцы жадно внимали каждому его слову.

— Мы с вами изучаем японскую борьбу дзю-до, — продолжал учитель. — Эта борьба имеет сравнительно небольшую историю, в отличие, скажем, от китайского тай-чи или японского джиу-джитсу, традиции которых уходят в глубокую древность. Дзю-до в переводе означает «гибкий путь» — гибкий путь к победе над противником, где главное не физическая сила, а высочайшая техника исполнения приемов, способность предугадывать замыслы противника и молниеносно находить правильное тактическое решение по ведению поединка. Приемы дзю-до просты в исполнении и очень эффективны. На предыдущих занятиях вы уже успели ознакомиться с техникой проведения основных бросков и техникой падений. Мы с вами также рассматривали тактику ведения поединка. Цель нашего сегодняшнего занятия — закрепить полученные вами знания.

Наставник зорко оглядел своих учеников, и его взгляд остановился на двух молодых парнях, сидевших рядом.

— Фехнер и Карручи! — коротко скомандовал он.

Тотчас двое названных добровольцев поднялись с земли и вышли на середину площадки. У меня появилась возможность рассмотреть обоих получше. Один из них был высоким, темноволосым атлетом, с ясными голубыми глазами и задорной улыбкой на губах. Гладкая загорелая кожа туго обтягивала его лицо, но, в общем-то, этого парня можно было без преувеличения назвать красивым. Вторым был русоволосый парень, немного худощавый, но стройный, с короткой остренькой бородкой на слегка вытянутом лице.

Оба добровольца выжидательно посмотрели на своего учителя. Тот кивнул, и противники, поклонившись друг другу, сразу же встали в исходные стойки: один в защитную, другой в атакующую.

— Поединок! — громко скомандовал учитель.

Исполнявший роль нападающего быстро выбросил вперед руки, пытаясь схватить противника за отворот куртки, но тот ловко перехватил их и быстро провел переднюю подсечку. Светловолосый парень, умело сгруппировавшись, упал на песок. Брюнет посмотрел на учителя, ожидая его одобрения, но тот недовольно покачал головой.

— Мягче, Фехнер! Этот прием проводится мягче. Быстрота необходима, но не резкость! Помните, что один из основателей дзю-до — Дзигаро Кано учил: главный принцип этой борьбы — мягкость победит зло. Именно мягкость! Хорошенько запомните это. А теперь повторим прием еще раз.

Ученики послушно повторили прием, на этот раз поменявшись ролями. Техника исполнения, показанная добровольцем Карручи, вызвала одобрительные возгласы у зрителей, но учитель снова остался недоволен.

— Плохо! Очень плохо! Фехнер, как вы падаете?

Темноволосый парень растерянно посмотрел на своего наставника.

— Как вы нас учили. Разве не правильно?

— Не в этом дело. Вы падаете по правилам, страхуетесь. Все верно, как учили, но я совсем не об этом. Оказавшись на земле, вы сразу же лишаете себя возможности продолжить поединок. Более того, упав, вы отказываетесь от дальнейшей борьбы. Подобное поведение в корне неверно! Одно из правил дзю-до гласит: «падая — нападай». Даже когда борец оказался на земле, он должен уметь продолжить поединок, используя действия противника для своей пользы.

Учитель вышел на площадку, отстранив темноволосого Фехнера. Сказал, обращаясь ко второму добровольцу:

— Показываю, как все должно выглядеть. Карручи нападайте на меня! Нападайте, не придерживаясь никаких правил, как хотите. Все остальные внимательно наблюдают за нами.

Светловолосый парень с бородкой неуверенно приблизился к наставнику, явно не решаясь начать поединок.

— Смелее! — ободрил его тот. — Чувствуйте себя увереннее. Не бойтесь нанести мне повреждения.

Карручи глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и вдруг резко, наотмашь ударил учителя правой рукой так, если бы держал в ней нож. Но учитель быстрым встречным движением легко остановил руку нападавшего, уходя всем корпусом влево. Карручи тут же отступил назад и снова ударил учителя, на этот раз ногой. Наставник быстро переместился ему навстречу, сокращая дистанцию до минимума. Подхватив ногу Карручи, наставник слегка толкнул добровольца в грудь, одновременно проводя заднюю подножку. Не удержавшись на ногах, Карручи упал на спину.

— А теперь нападают сразу Фехнер, Карручи и Сингх, — скомандовал учитель.

На площадку вышел невысокий смуглый человек, крепкого телосложения, с пронзительным взглядом черных, как ночь, глаз и слегка горбатым носом. Поправив кимоно, он решительно приблизился к учителю.

Трое добровольцев с самым устрашающим видом окружили своего наставника, но тот даже бровью не повел. Он спокойно выжидал нападения и, когда ученики одновременно двинулись на него с трех сторон, провел несколько молниеносных бросков, повергнув незадачливую тройку на землю. Все произошло за какие-то несколько секунд.

Зрители восхищенно зааплодировали. Я улыбнулся, по достоинству оценив мастерство наставника. Карручи, Фехнер и Сингх поднялись с земли, стыдливо опустив глаза. Видимо, более запальчивый Фехнер махнул с досады рукой, воскликнул:

— Все равно я не понимаю, зачем нужно это насилие в наше время? По-моему, все эти приемы бессмысленны и жестоки. Более темные и невежественные предки, может быть, и находили какое-то удовольствие в физическом превосходстве над другими людьми, но неужели мы, строящие новое светлое общество, будем уподобляться им?!

Я все еще стоял в стороне, наблюдая за происходящим на площадке. Среди собравшихся здесь людей вполне мог находиться и затаившийся враг. С этой минуты я не должен был упустить ни одного слова, ни одного поступка каждого из этих людей, может быть даже, мне следовало научиться читать их мысли, чтобы с полной достоверностью определить, кто из них чужой. Хотя резидента Сообщества на Полигоне пока могло и не быть, ведь формирование нашей группы еще не завершено, а точные сроки засылки резидента нам с Громовым были не известны.

На минуту я прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Интуиция подсказывала мне, что враг уже среди этих людей, вот только кто он? Я снова открыл глаза, внимательно всматриваясь в лица окружавших меня добровольцев. Все они ничем не отличались от тысяч других жителей Трудового Братства, готовых в любую минуту на отважный подвиг ради блага и процветания общества, готовых покинуть родную Землю, чтобы отправиться в чужой, неизведанный мир, неся с собой эстафету разума и добра все дальше к звездам. Нет, так просто определить своего противника мне не удастся. Нужно время, долгие кропотливые наблюдения и анализ собранных фактов. Одним чутьем здесь не обойтись.

Вопрос, заданный добровольцем Фехнером, заставил нахмуриться наставника и притихнуть и задуматься всех остальных.

— Возможно, в чем-то вы и правы, — сказал, наконец, учитель. — Но вы не правы в главном. Вы назвали борьбу насилием, а это верно только наполовину, если не сказать, что неверно вовсе. Любая борьба изначально создавалась ради защиты от насилия. Совсем другое дело, в чьи руки попадало это искусство. Вот почему все великие наставники так тщательно подходили к выбору своих учеников и скрывали свое искусство от несведущих. И это касается не только древних единоборств. Каких-нибудь полторы тысячи лет назад любое научное открытие, попав в руки алчных и корыстных людей, сразу же превращалось из созидательного в разрушительное, служа только военным целям. А разве ученые, двигавшие человеческий прогресс, стремились навредить людям? Вовсе нет. Так и в борьбе: из благородного искусства в нечестных руках она превращается во зло, несущее страдания всем остальным людям. Мы изучаем с вами приемы борьбы только потому, что они в дальнейшем могут пригодиться вам в вашей будущей работе. При современном уровне развития морали в нашем обществе мы не опасаемся, что эти знания попадут в нечестные руки и послужат преступным целям. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?

Наставник внимательно посмотрел на добровольца Фехнера. Тот упрямо покачал головой:

— И все равно, я не согласен с вами!

— Это ваше право, — спокойно сказал учитель, давая понять, что спор на этом исчерпан. Повернувшись к остальным, он скомандовал: — Все отрабатывают комплекс приемов номер два — свободная схватка.

Сидевшие по краю площадки добровольцы разом поднялись с земли и, разбившись на пары, стали старательно отрабатывать приемы защиты. Некоторое время темноволосый парень смотрел на них, потом махнул рукой и направился в мою сторону. Меня он заметил сразу.

— Никак к нам пополнение прибыло? Ты из добровольцев? Я угадал?

— Угадал, — кивнул я.

— Давно приехал?

— Сегодня.

— Тоже биолог? — Глаза моего нового знакомого засветились надеждой.

— Почему тоже? — удивился я.

— Прости, — извинился он. — Может быть, я не совсем ясно выражаюсь? Взвинтили меня сейчас.

— Я видел.

— Да? И что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, вы оба правы, но каждый по-своему.

— Возможно, — согласился он, тормоша чубатую голову. — Так вот, почему я принял тебя за биолога. Просто сам я работаю биологом и так привык общаться в их кругу, что всех принимаю за своих коллег. Ты уж извини.

— Ничего страшного, — успокоил его я. — Тем более что ты действительно оказался прав: я экзобиолог.

— Прекрасно! Значит, мы действительно из одной команды? Будем знакомы? Меня зовут Клим Фехнер.

— Влад Стив, — представился я.

— Звучное имя! — одобрил Фехнер и пожал мою руку. Открыто и добродушно улыбнулся, блеснув белозубым ртом.

Я тоже улыбнулся ему. Похоже, этот запальчивый голубоглазый парень начинал мне все больше нравиться.

— Ну что, пойдем в лагерь? — предложил Фехнер. — Нужно отметить твой приезд по старинному обычаю. Страсть, как люблю старинные обычаи и обряды! Есть в них что-то завораживающе-привлекательное. И не вздумай возражать! Я уже всех здесь успел заразить этой страстью. — Он весело рассмеялся и, положив руку мне на плечо, как старому другу, повел меня в лагерь, не переставая рассказывать мне о здешней жизни и нравах добровольцев.

* * *


Четыре дня после моего приезда на Учебный полигон прошли как-то незаметно. Легко и непринужденно я включился в размеренную, наполненную событиями жизнь добровольца, проходящего учебу на Полигоне. График подготовки перед отправкой на Терру будущих истребителей Биологической защиты был очень насыщенным и напряженным. Многое нужно было успеть сделать, многому научиться. Лекции, тренировки, практические занятия следовали друг за другом почти непрерывно, и казалось, что мозг просто не способен усвоить такой поток новой информации. Но проходило время, и полученные знания накрепко оседали в голове, тем более что мне было значительно легче, чем остальным добровольцам.

Теперь наша группа была полностью укомплектована. В нее влились еще пять человек: двое экзоботаников, один ихтиолог и два микробиолога. Вместе с ними нас стало ровно двадцать человек, и это только усложнило мою задачу по поиску среди них тайного резидента Сообщества.

С первого дня своего пребывания на Полигоне я внимательно присматривался к окружавшим меня людям, но пока мои наблюдения не дали никаких существенных результатов. И только однажды, став случайным свидетелем разговора двух добровольцев — Фехнера и Карручи, я стал более пристально следить за последним. А разговор был следующий.

Фехнер спросил у Карручи, почему тот решил лететь на Терру, на что Карручи раздраженно ответил:

— Это мое личное дело и никого больше не касается!

Фехнер, немного смущенный резкостью его тона, сказал:

— Что ты за человек, Джино? Стоит тебя о чем-то спросить, как ты сразу же ощетиниваешься, словно еж. А что такого я спросил-то?

— Ничего! — огрызнулся Карручи. — Тогда зачем вообще спрашивать о чем-то?

Фехнер недоуменно пожал плечами.

— Просто я подумал, что там, на Терре, нам предстоит проработать вместе, возможно, не один год. Хотелось бы узнать тебя поближе, подружиться, может быть… — Фехнер помолчал, затем добавил: — Мне почему-то кажется, что на душе у тебя творится что-то неладное. Может быть, это какая-то душевная рана или обида?

— А ведь я тебя своим душеприказчиком не выбирал! Что? Хочется покопаться в чужой душе? Пожалеть меня? А? — Карручи неприятно усмехнулся.

— Если нужно, я всегда готов выслушать и помочь товарищу, — с готовностью ответил Фехнер.

— Да не нужна мне твоя помощь и участие не нужно! Понятно? Не нужно! Все вы добренькими хотите казаться, готовыми к самопожертвованию ради другого! Рисуетесь друг перед другом, просто противно смотреть!

Фехнер молчал, потом сказал:

— Даже не знаю, Джино, стоит ли тебе вообще лететь на Терру с такими мыслями… Тебе, что же, плохо живется в Трудовом Братстве?

Карручи внимательно посмотрел на своего товарища.

— А вот этого я не говорил! Понял?

— Но ведь подумал? Так? — Фехнер пристально смотрел ему в глаза.

— Слушай, Клим! К чему весь этот разговор? Куда ты клонишь? И какое тебе дело до того, о чем я думаю?! — Карручи отвернулся от него. Бросил через плечо: — А если и так? Что? Сообщишь обо мне в ПОТИ, чтобы обследовали мою генетическую наследственность?

— Нет. Но я бы тебе посоветовал еще раз побеседовать с нашим психологом, прежде чем отправляться так далеко от Земли.

— Запомни, не каждому подходит то, что нравится другому и устраивает многих, — философски заметил Карручи. — Может быть, мне и в Академию Душевной Гармонии обратиться?

— Ясно, — сказал Фехнер. — Значит, ты думаешь, что на Терре найдешь для себя свободу? Только свободу от чего? Или просто хочешь независимости?

Карручи снова пристально взглянул на него.

— А ты очень умен, Клим! Признаться, я думал о тебе несколько иначе.

— Вот как? — Фехнер приподнял одну бровь.

— Ты считаешь меня трусом? — спросил Карручи.

— Нет, я так не думаю, — спокойно ответил Фехнер. — Трус не решился бы лететь на Терру. Такой полет совсем не похож на увлекательное и беззаботное путешествие. Нет, Джино, ты не трус, но и храбрость бывает разной! Ты… — Фехнер замолчал.

— Что я? Договаривай! — Карручи пристально смотрел на него.

— Не знаю, как и сказать, — снова начал Фехнер. — Ты почему-то замкнулся в себе. По-моему, тебе кажется, что на свете существуют только твои проблемы и беды, а чужих ты просто не замечаешь. Ты поставил себя в центр Вселенной и обижен на всех за то, что они не понимают тебя. Мне искренне жаль тебя, Джино.

— Оставь свои сожаления при себе! Я в них не нуждаюсь! — воскликнул Карручи и ушел.

Случайно подслушанный разговор двух добровольцев долгое время не давал мне покоя. Размышляя над ним, я пытался понять, что же за человек этот Джино Карручи? Внешне он ничем не отличался от всех остальных добровольцев, разве что был немного замкнут и хмур, но ведь у каждого человека свои особенности. Всякий раз, когда я сталкивался с ним в аудиториях, на спортивных площадках или же просто во время отдыха, меня настораживал взгляд этого человека. Внешне добродушные карие глаза его хранили в себе что-то недоброжелательное, какую-то враждебную настороженность, совсем не присущую людям нашего общества. Возможно, за всем этим скрывалась какая-то человеческая трагедия, но может быть, это было вызвано и чем-то иным?

Мне совсем не хотелось сужать круг подозреваемых на первых же этапах нашей с Громовым операции, но он помимо моей воли сузился сам собой.

Как-то во время очередных учебных стрельбищ я улучил момент, когда мы остались одни, и подошел к Карручи, который, стоя у барьера, перезаряжал пистолет. Я встал рядом с ним и посмотрел на мишени в отдалении. Заметив меня, Карручи покосился в мою сторону.

— А ты неплохо стреляешь! — похвалил его я, вынимая свой пистолет и небрежно кладя его на стойку барьера. Затем достал обоймы с электрошоковыми пулями.

— Отец меня учил стрелять еще в детстве, — неохотно ответил Карручи.

— В детстве? — удивился я. — Интересно, кем он работает? Как видно, твой отец неплохой стрелок?

Карручи, как мне показалось, немного печально посмотрел на меня. И хотя он был явно не расположен к доверительной беседе, отступать я не собирался.

— Мой отец работал в Амазонском заповеднике смотрителем, пока… — Джино замолчал и нахмурился еще больше.

— Прости, я, кажется, задал бестактный вопрос?

— Да нет. Чего уж там! — махнул рукой Карручи. — Я давно уже свыкся с мыслью, что его больше нет со мной.

— Случилось какое-то несчастье? — осторожно спросил я.

Карручи замолчал. Я терпеливо ждал, когда он заговорит снова. Наконец, он вздохнул.

— Когда мне было только пять лет, моя мать решила лететь с одной из звездных экспедиций в отдаленную колонию Трудового Братства. Она не собиралась оставаться там надолго, просто работала врачом на исследовательском корабле экспедиции. Они стартовали летом, но так получилось, что связь с их кораблем вскоре оборвалась… Потом я узнал, что до той колонии они так и не долетели. До сих пор никто в точности не знает, что же в действительности произошло с их кораблем. Он словно канул в бесконечности, не оставив никаких следов… Вот так я остался без матери. Мой отец очень переживал эту потерю. Он забрал меня из воспитательной школы, и мы поселились у него на базе Биологической защиты, в Амазонском заповеднике. Отец часто говорил, что видит во мне образ моей матери, что я очень похож на нее. Я был для него той связующей нитью, которая соединяла его память с прошлым.

Так мы прожили вместе целых пять лет. Отцу удалось увлечь меня своей работой, и я с удовольствием подолгу путешествовал вместе с ним по дебрям амазонских джунглей. Но, как видно, какой-то злой рок преследовал нашу семью. Однажды, как сейчас помню, несколько дней подряд шел проливной дождь, и одна из многочисленных речушек, затерявшихся в джунглях, вышла из берегов, подмыв фундамент отдаленной заставы Биологической защиты. Пострадало несколько биологов, и к нам пришло сообщение с просьбой о помощи. День уже клонился к вечеру, когда отец срочно стал собираться в дорогу. Он не хотел дожидаться прилета гравиплана с отрядом спасателей и решил отправиться на заставу один на катере прямо по реке. Меня он отказывался брать с собой, но я напросился ехать вместе с ним. Пройдя по реке несколько километров, мы, наконец, вышли на берег и углубились в джунгли…

Джино на минуту замолчал, глядя прямо перед собой. Мне показалось, что сейчас он заново переживает события той ночи.

— Не знаю, откуда взялся этот проклятый сель, — снова заговорил он сдавленным голосом. — Потоки грязной воды обрушились на нас прямо из леса, смыв под откос, вместе с гнилыми древесными стволами. Помню, как я катился вниз, захлебываясь грязью, путаясь в стеблях травы и обдирая локти и колени о сломанные ветки. Уже в самом низу, зацепившись за какую-то корягу, я застрял, едва не упав во взбесившуюся реку. В это мгновение что-то тяжелое и большое перелетело через меня и грузно упало в воду. К своему ужасу я понял, что это было тело моего отца. Его окровавленная голова показалась над мутной водой, и он попытался зацепиться за торчавшие из берега корни, но силы быстро оставляли его. Безумно испугавшись, я закричал что есть мочи, осознав, что сейчас я могу потерять его навсегда. Судорожно протянув к нему свои руки, я пытался помочь ему выбраться на берег, но что я мог сделать, маленький десятилетний мальчик! В этот последний миг я увидел его лицо — такое печальное и отрешенное, словно он уже осознал свою неизбежную гибель и нашу вечную разлуку. Потоки темной воды накрыли его с головой и унесли от меня куда-то в непроглядную ночь…

— А что было потом? — негромко спросил я.

Джино вздрогнул, посмотрел на меня затуманенными глазами.

— Я все еще висел на той проклятой коряге, не видя ничего вокруг себя. Слезы застилали мои глаза. Я никак не мог понять, как все это случилось. Ведь мне всегда и везде рассказывали о могуществе нашего общества, о всесилии нашей науки и медицины, о том, что люди всегда приходят друг другу на помощь, поддерживают в трудную минуту. Мне казалось, что вот сейчас должны появиться эти добрые и всесильные люди и спасти моего отца… Но ничего не происходило, никто не спешил мне на помощь, и мое детское существо негодовало, не в силах смириться с подобной несправедливостью. Только на утро меня отыскал спасательный отряд, а тело отца так и не смогли найти, хотя обследовали все русло той злополучной реки. Все, что удалось обнаружить спасателям, — это вот этот медальон, — Джино расстегнул комбинезон, и я увидел, что на шее у него висит круглый серебряный медальон. Глубоко в металле была выгравирована четырехконечная звезда с раскрытым цветком лотоса в центре.

— Он принадлежал моему отцу, — продолжал Карручи. — Такой же был и у моей матери. Когда-то они договорились носить их в знак своей любви… Глупо, конечно!

Я взглянул на медальон и стал заряжать свой пистолет. Карручи снова погрузился в воспоминания, а я думал о своем: «Его медальон… Где-то я уже видел эту странную символику? Но где?..» Я усиленно напрягал свою память, стараясь забраться в самые отдаленные ее глубины. У меня было совершенно отчетливое ощущение, что я видел эту символику совсем недавно. Но где?!. Стоп! Я даже вздрогнул. Лента памяти сдвинулась с места и начала стремительно раскручиваться назад: Громов вызывает меня из Школы ОСО; новое задание; первые дни моего пребывания в Сообществе; случайная встреча с Кунти и ее отцом в ночном ресторане; потом я встретил ее в парке и мы вместе ездили к океану… Вот оно! У океана стоял монастырь — старый и заброшенный, куда мы зашли вместе с Кунти. Сейчас я явственно увидел перед своим мысленным взором тенистый пантеон, изъеденные ветром и водой камни. В верхнем левом углу пилона одной из колонн, в камне была высечена четырехконечная звезда с цветком лотоса в центре: символ какой-то древней религии, давно забытой на Земле, да и на Гивее тоже… Что это? Случайность? Совпадение? Или же?..

— Послушай, Джино! Я давно хотел тебя спросить. Может быть, тебе это покажется странным, но… Почему ты решил лететь на Терру?

Карручи внимательно посмотрел на меня.

— Я же не спрашиваю, почему летишь ты!

— Могу ответить, — с готовностью сказал я, всматриваясь в его лицо.

— Зачем мне это? — пожал он плечами, отводя взгляд в сторону. — У каждого свои причины.

— Не хочешь говорить? Ну что ж, это твое право.

— Ты не сердись, Влад, — неожиданно доверительно сказал Карручи, беря меня за руку. — Просто я не люблю говорить о себе, да и про других слушать тоже не люблю. Такой уж я человек, и ничего тут не поделаешь. Ты можешь подумать, что на душе у меня есть какая-то злоба, но это не так. Мое детство прошло вдали от людей, и, наверное, поэтому во мне есть что-то дикое.

— Хочешь пари? — предложил я, неожиданно меняя тему разговора.

— Пари? — удивился Джино.

— Да. Ставлю на кон на сорок очков больше, чем у тебя. Идет?

— Ты? — Карручи окинул меня насмешливым оценивающим взглядом. Было видно, что он абсолютно уверен в результате предстоящего соревнования.

— Спорим? Если выигрываешь ты, то я отдам тебе двадцать очков на контрольных стрельбах. Если выиграю я, тогда свои очки отдашь мне ты.

— Идет, — согласился Карручи. — Кто будет стрелять первым?

— Стреляй ты, — предложил я.

— Хорошо, — кивнул Джино и подошел к пульту управления мишенями. Видимо, предвкушая легкую победу, он нажал несколько кнопок на пульте, и на огневой полосе появились новые мишени, снабженные специальными электропроводными кругами, позволявшими считывать очки.

Вставив в свой пистолет обойму, Карручи застыл у барьера, устремив пристальный взор к мишеням. Два выстрела один за другим гулко прогремели над стрельбищем. В следующую минуту Карручи припал на одно колено и выпустил по мишеням еще пять пуль. Затем стремительно вскочил на ноги и расстрелял оставшиеся патроны.

Я внимательно наблюдал за мишенями в отдалении, где мгновенно вспыхивали голубые искры электрических разрядов. Закончив стрельбу, Карручи подошел ко мне, явно довольный собой. Я улыбнулся ему.

— Неплохо! Шестьдесят восемь очков за один раз — это результат!

— Теперь твоя очередь, — спокойно сказал Карручи и облокотился на стойку барьера.

Я достал пистолет, посмотрел в сторону Джино.

— Думаешь, у меня ничего не получится?

Карручи усмехнулся, щурясь на солнце. Быстро вскинув руку, почти не целясь и стоя вполоборота к мишеням, я нажал на спуск, уложив все двадцать пуль в «яблочко». Улыбка мгновенно исчезла с лица Карручи. Он был немного ошеломлен увиденным, но старался не подать вида.

— Вот так-то, Джино! — Я похлопал его по плечу. — Может быть, постреляем еще?

— В другой раз! — недовольно буркнул Карручи и, досадливо махнув рукой, пошел в лагерь.

Я стоял у барьера, глядя ему вслед и продолжая думать о странной связи его медальона с символикой в древнем храме на Гивее. В это время кто-то негромко окликнул меня:

— Влад!

Я недоуменно обернулся, но никого рядом не увидел. Что за ерунда? Может быть, мне послышалось?

— Кто здесь?

За кустами жасмина послышался звонкий женский смех. Я быстро подскочил к кустам, и почти сразу из листвы показалось улыбающееся лицо Весны. Я опешил еще больше. Как она здесь оказалась?

— Привет! — Глаза девушки искрились радостью. Она немного удивленно посмотрела на меня и вылезла из кустов.

— Что ты тут делаешь? — спросил я.

— Я? — казалось, она еще больше удивилась. Пожала плечами: — Ничего.

Она поискала глазами подходящее место и уселась на траву в тени жасминного куста. Сегодня на ней было легкое желтое платье без рукавов, с рисунком из расплывчатых черных пятен, перехваченное на тонкой талии широким черным поясом. Неизменные браслеты на ее тонких загорелых руках весело позвякивали всякий раз, когда она теребила свои короткие косы. Весна подняла на меня лучистые глаза.

— Разве ты не рад видеть меня? — удивилась она. — Ну, что ты стоишь, как деревянный? Садись рядом!

Я сел на траву около нее.

— На вот! Это тебе.

Она ловко, словно фокусник, извлекла неизвестно откуда большой спелый плод манго и протянула его мне.

— И все же, что ты делаешь на Полигоне? — спросил я, беря манго из ее рук.

Весна обхватила руками колени, склонила голову набок и посмотрела на меня искоса. Сказала, словно размышляя:

— Сегодня ночью я смотрела на звезды… Мне совсем не хотелось спать, и я пошла на холм, рядом с нашим домом, села там и смотрела на небо… Знаешь, какие у нас тут звезды? Очень близкие и теплые! Я смотрела на них, и мне почему-то захотелось увидеть тебя. Даже не знаю почему, — она пожала плечами, с наивной доверчивостью глядя на меня. — Так сильно захотелось, что я едва дождалась утра. Веришь? Со мной такое впервые.

— Значит, захотела увидеть меня? — кивнул я. — И что же?

— Ничего, — снова пожала плечами Весна. — Просто со мной такого раньше никогда не было. А разве тебе не бывает иногда как-то одиноко, когда страшно хочется побыть с кем-нибудь близким?

— Бывает.

Я посмотрел на далекий горизонт, где стайки белых облаков плыли на восток, быстро тая в чистейшей голубизне неба. Золотистая листва деревьев едва слышно шелестела под легкими касаниями ветра, навевая грустные мысли.

Весна придвинулась ко мне еще ближе и положила руку мне на плечо. Шепнула доверительно:

— Знаешь, Влад, я ведь много думала о нашем с тобой разговоре… Ну, о том, помнишь? Так вот, я почти решилась!

— Решилась на что? — не понял я.

Ее лицо было совсем близко. Я чувствовал у себя на щеке ее горячее взволнованное дыхание. Маленькие ноздри ее ритмично расширялись и сужались в такт дыханию. В темных непроглядных зрачках, в самой глубине их, играли озорные чертики.

Мой вопрос заставил ее громко фыркнуть. Она отодвинулась от меня и посмотрела так, словно я был каким-то мерзким насекомым, ползущим по ее руке.

— Лететь на Терру! — сказала девушка тоном, от которого я чуть не рассмеялся.

— Ах, вот оно что! — воскликнул я. — Понятно! Значит, все-таки решилась? А как же твой отец?

Она погрустнела.

— Да, отец останется совсем один… В общем-то, конечно, не один. На Земле невозможно быть одиноким и несчастным, но… — Она беспомощно посмотрела на меня, словно ожидая поддержки.

— Ну, вот и хорошо. По-моему, тебе лучше оставаться на Земле.

Я собрался вставать, но Весна вскочила первой. Посмотрела на меня, гневно блестя глазами.

— Это почему же? Ты что же, считаешь меня беспомощной?!

Я поспешил успокоить ее.

— Просто, если ты улетишь на Терру, то на Земле больше не будет весны. А как же людям жить без весны? И потом, я думаю, здесь ты сможешь принести обществу гораздо больше пользы, воспитывая наших детей.

Она улыбнулась в ответ на мой комплимент.

— Смешной ты! Но все равно, ты мне нравишься… Тебе не покажется странным, если я попрошу тебя поцеловать меня? — помолчав, спросила она и посмотрела на меня такими доверчивыми и по-детски наивными глазами, что я не смог сдержать улыбки.

— Если ты этого так хочешь.

Она зажмурилась и осторожно положила свои руки мне на плечи. Я слегка привлек ее к себе и поцеловал в лоб. Весна надула губы, фыркнула.

— Не так! Ну же, Влад, по-настоящему! И не считай меня наивной дурочкой, просто мне этого хочется, сама не знаю почему. Это, как в храме Вишванатха, во время исполнения обрядов Шораши-Пуджа и Майтхуна[16 - Шораши-Пуджа и Майтхуна — древние тантрические обряды.]. Помнишь?

Я заглянул в ее бездонные глаза, кивнул. На мгновение в памяти всплыли школьные годы, когда мы все познавали тайны и премудрости взрослой жизни. Обряды посвящения любовным наукам, проходившие в древних храмах Коджурахо, были самыми волнующими. Я склонился к лицу Весны и осторожно коснулся ее влажного рта, словно делал это первый раз в жизни. Ее губы показались мне лепестками едва распустившейся розы, увлажненными утренней росой. Легкий аромат, исходивший от ее кожи, вскружил мне голову. С трудом я заставил себя оторваться от ее губ.

Глубоко вздохнув, Весна опустилась с мысков на землю. Задумчиво произнесла:

— Значит, бывает и так?

— Как? — не понял я.

Она не ответила. Подняла на меня сверкающие глаза.

— Ты скоро улетаешь?

— Через неделю.

— Можно я приду проводить тебя?

— Конечно. Если хочешь.

— Только ты ничего такого не подумай! Просто ты мне понравился как человек. Только и всего. Но это совершенно ни к чему тебя не обязывает! — Она слегка потупилась, и на щеках у нее заиграл легкий румянец.

— Да, вот еще что! — опомнилась девушка. — Почему я пришла сюда? Я хотела тебе сказать, чтобы ты опасался Скорпиона — его звезды недобры к тебе! Я видела это сегодня ночью. — Она еще раз посмотрела на меня и быстро скрылась в кустах жасмина.

— Весна! Постой! — спохватился я, бросился за ней, но девушки и след простыл.

Немного обескураженный, я стоял, озираясь по сторонам. Что это она говорила тут про Скорпиона? Бред какой-то! Что все это может значить?




Глава шестая Тонкие грани истины


Я лежал в маленькой спальне, отделенной тяжелыми занавесями от других комнат, и прислушивался к незнакомым звукам южной ночи. Огромный квадрат окна был бездонным черным колодцем, на дне которого сияли крупные звезды.

Странное дело, но когда вот так лежишь, глядя на звезды, время ощутимо замедляет свой бег, почти останавливается, словно ты вливаешься в таинственный поток вечности. Может быть, это оттого, что земные минуты и часы теряют смысл, мельчают перед величием бездны, раскинувшейся над нами, где время измеряется миллиардами световых лет? В сравнении с ними человеческая жизнь кажется искрой, мелькнувшей среди ночи и тут же погасшей, не успев дать ни света, ни тепла…

Сколько же нужно таких вот искр, чтобы озарить этот вечный мрак, растопить этот ужасающий холод, наполнить его человеческим теплом и земной жизнью? Сотни, тысячи поколений людей нужны, чтобы проникнуть в запретные глубины, объять силой человеческого разума необъятные просторы Вселенной…

Мысленно я ужаснулся, представив себе весь этот нескончаемый поток человеческих жизней, растянувшийся на миллионы лет и исчезающий где-то в глубинах вечности.

Время. Оно течет для нас медленной рекой в нескончаемом потоке звезд и галактик, почти стоит на месте, тысячелетиями не меняя, для человеческого глаза, линий созвездий, которые мы видим на нашем земном небе такими же, какими их видели шумерские астрономы и древние египтяне. И в этом величавом потоке летит крохотная голубая планета, которой люди дали такое теплое и родное имя — Земля.

Время — оно так быстротечно на этой планете для нас, землян, которым была бы мала и вечность…

Прошло две недели с моего прибытия на Полигон, а что удалось мне узнать? Почти ничего. Из двадцати добровольцев выявить одного затаившегося врага за четырнадцать дней, конечно, сложно. Люди в нашем отряде подобрались самые разные, со всех концов планеты. У каждого до Полигона была своя судьба. Кто-то уже успел совершить в своей жизни значимые дела, оставить свой памятный след на Земле, а у кого-то великие свершения были только впереди, и он связывал свои надежды с предстоящим полетом и работой на Терре. С кем-то из этих людей у меня сразу завязались дружеские отношения, к кому-то я только присматривался, но в целом в нашем отряде сложился отличный и сплоченный коллектив.

И, тем не менее, мое внимание привлекли несколько человек. Ничем особенным они не выделялись среди других, но интуиция подсказывала мне, что именно на них мне следует обратить более пристальный взор. Главным из них был Джино Карручи. Странный медальон, увиденный мною у него, сыграл немаловажную роль в моих логических построениях относительно причастности Карручи к спецслужбам Сообщества. Но и здесь было все не так просто. Все в конечном счете могло оказаться обычным совпадением, хотя утверждать это однозначно я бы не осмелился.

Больше всего меня сейчас интересовала личность Карручи. Я прекрасно понимал, что во многом на его характер, как и на всю его жизнь, повлияла та давнишняя трагедия, когда погиб его отец. Именно в детстве в его сознании отложилось недоверие к людям и обида на общество. Душа его разрывалась от противоречивых чувств. Он не мог осознать, что никто, кроме трагической случайности, не был виноват в смерти дорогого ему человека. Это непонимание Джино Карручи вынес из своего детства, и именно оно родило в нем стремление к одиночеству. Вот почему этот парень так стремился убежать с Земли на далекую планету…

Наверное, все так и было на самом деле, если, конечно, рассказ Карручи о своем детстве правдив и достоверен. А что если все рассказанное им — только хорошо разработанное прикрытие, вымысел от начала до конца? Ведь и такую возможность исключить полностью я не мог. Значит, необходимо терпение и время, чтобы разобраться во всем окончательно, не обидев при этом Джино незаслуженным подозрением.

Что таится в душе каждого человека, сразу и не разберешь. За внешней замкнутостью и скрытностью может оказаться светлая и чистая душа, требующая простого участия в залечивании застарелых ран. И наоборот. Если вдуматься, то этот самый агент должен быть общительным весельчаком, способным втереться в любую компанию, не вызывая при этом никаких подозрений. Ведь такому легче общаться с людьми, завоевывать их доверие. Ему предстоит работать среди них, делить их заботы и радости. На роль такого «рубахи парня» вполне подходил Клим Фехнер, и именно поэтому он был вторым в числе моих подозреваемых. Недаром же в первый день нашего знакомства он так понравился мне своей искренней убежденностью во вреде любого насилия. Мы почти сразу подружились с ним, хотя ни с кем еще я так быстро не сближался в своей жизни. В Фехнере действительно было какое-то особое человеческое обаяние, сразу располагавшее к нему… или же это было хорошо отработанное умение привлекать к себе людей.

Итак, Карручи или Фехнер? Кто из этих двоих?..

Я встал, подошел к окну. Деревья в саду в свете звезд казались голубыми. Узкий серпик луны стоял высоко в небе и давал света не больше, чем далекие звезды. На память пришли слова одного из наставников, обучавших нас в Школе ОСО: «Помни, что противник всегда может оказаться хитрее и сильнее, чем ты о нем думаешь. Поэтому одинаково опасно недооценить своего противника и переоценивать его силы». Может быть, так и есть? Что если наши противники из спецслужб Сообщества избрали третий вариант — вариант агента-невидимки, затерянного в толпе и ничем не выделяющегося среди остальных? Этот вариант был бы для меня провальным, но только в том случае, если бы мы находились в Сообществе. У нас же на Земле не было и не могло быть безликой серой толпы.

В безграничном разнообразии земной жизни каждый человек становился подобным драгоценному алмазу, сверкающему всеми гранями своего таланта в лучах братской любви. Каждый житель Трудового Братства был уникален и неповторим в своей индивидуальности, стремясь всеми силами принести обществу как можно больше пользы. И общество предоставляло неограниченные возможности для этого.

Вот почему обнаружить среди добровольцев человека, играющего роль «серой мышки», мне не составляло бы труда, но такого человека среди моих новых товарищей не было. Поэтому я снова оказался на перепутье дорог. Какую из них избрать? По какой направить все свои усилия? Ошибиться было никак нельзя, ведь на исправление ошибки у меня не будет времени. Агента необходимо обезвредить до прилета нашего отряда на Терру, иначе вся операция, разработанная Громовым, полетит к черту. Нет, здесь, как в старинных сказках, без указующего камня не обойтись: «Налево пойдешь — ничего не найдешь; направо пойдешь — голову потеряешь; прямо пойдешь — к цели придешь».

Я усмехнулся. Жаль, что я не сказочный витязь. Хотя постой! А что если каким-то образом заставить агента выдать себя? Хотя бы косвенно, но раскрыться? Ведь это мысль! Вот только как это сделать?.. Может быть, нервный стресс?.. Пожалуй, сильное нервное потрясение, особенно на бессознательном уровне, могло бы заставить потерять над собой контроль даже самых волевых людей. И тогда, тогда я узнаю дорожку, по которой нужно идти дальше…




Неожиданно мысли мои оборвались, и мое внимание привлек странный темный силуэт на противоположной стороне улицы жилого городка. Прильнув к оконному стеклу, я стал всматриваться в темноту. Силуэт двигался вдоль черной стены деревьев по краю дороги. Теперь я отчетливо различал абрис человека. Он явно хотел остаться незамеченным, и это насторожило меня.

Осторожно повернув створку рамы и открыв окно, я легко выпрыгнул в сад и бесшумно приблизился к живой изгороди из кустов акаций. Человек шел со стороны главного корпуса, и теперь я ясно видел его фигуру: высокий, широкоплечий, в комбинезоне, казавшемся серым в свете луны. Что-то очень знакомое было во всем его виде. Вдруг я понял — ведь это же Фехнер! Но что он делает здесь ночью?

«Клим!» — хотел было окликнуть я его, но тут же осекся. Мне стало интересно проследить за ним.

Фехнер быстро шел вдоль рядов акаций, отделявших домики добровольцев от дороги. Я спрятался за одним из кустов, и во время, потому что Фехнер уже поравнялся с тем местом, где стоял я. Он прошел буквально в двух шагах от меня, и сквозь ветки я отчетливо увидел его лицо, обтянутое серой кожей. Спустя несколько секунд я выглянул из-за своего укрытия. Фехнер удалялся от меня. Еще минута, и он скроется из вида в темноте.

Я протиснулся между кустами, перекатился на другую сторону дороги и осторожно пошел за ним. Он шел, не оглядываясь, стараясь держаться в тени деревьев. Я бесшумно двигался между стволами низкорослых кленов, стараясь не упустить его из вида и не привлечь его внимания. С каждой минутой во мне все больше разгоралось любопытство. Я понимал, что подглядывать за другим человеком нехорошо, но в моем положении было не до приличий. Что может означать эта странная ночная прогулка?

Неожиданно Фехнер остановился, и прежде чем я понял, в чем дело, он исчез среди зарослей кустарника. Выждав для верности несколько минут, я осторожно приблизился к этому месту. Заглянул за кусты. На свободном пространстве, освещенный луной, стоял одинокий домик (я сообразил, что это домик Карручи). Свет в окнах не горел. Вокруг все было тихо. Невысокие деревья сада молчаливо стояли под звездами. Фехнера нигде не было видно. Он словно сквозь землю провалился! Может быть, зашел в дом?

Я еще раз осмотрел сад. Одно из деревьев показалось мне притаившимся человеком, но, приглядевшись, я понял, что ошибся. Значит, Фехнер действительно зашел в дом? Или, может быть, он исчез вообще не в этом месте? Вернувшись на противоположную сторону улицы, я притаился в тени одного из деревьев, не спуская глаз с дороги и кустов. В голову лезли самые невероятные мысли и догадки.

Конечно же, ничего необычного в случившемся не было. Мало ли зачем Фехнеру понадобилось пойти к Карручи. Может быть, ему нужно было о чем-то важном поговорить с ним?.. В два часа ночи?.. М-да… Неожиданно мне в голову пришла мысль: «А что если они заодно?.. Хотя нет, не может быть. Ведь в шифровке говорилось только об одном агенте». Тем не менее, поведение Фехнера выглядело очень странным. Почему он так старался остаться незамеченным? Что за тайны? Почему два этих человека, одинаково подозреваемых мною, вдруг неожиданно так тесно пересеклись?..

Между тем, свет в домике Карручи по-прежнему не загорался. Прошло уже больше двадцати минут, а Фехнер все еще не появился. «Пойти сейчас к Карручи и все выяснить! — подумал я, но тут же остановил сам себя. — Нет. Так я только все испорчу. Мое появление там сейчас будет совершенно необъяснимо». Я лихорадочно искал предлог, под которым можно было бы прийти к Карручи, но не находил ничего вразумительного. Промаявшись в нерешительности еще с полчаса, я понял, что жду напрасно. Фехнер вполне мог уйти другой дорогой или остаться в домике Карручи до самого утра.

Оставив свой «пост», я вернулся к себе, интуитивно чувствуя, что за всем произошедшим кроется нечто более серьезное, чем простая случайность.

На следующий день, сидя на лекции, я думал о том же. Излагаемый преподавателем материал совершенно не лез в голову, и его голос начинал меня раздражать. Иногда я незаметно поглядывал то на Фехнера, то на Карручи. Первый сидел справа от меня и был, как всегда, беззаботен и весел. Он с увлечением записывал лекцию в свою ЭЗП (электронную записную книжку), внимательно слушая наставника. «Настоящий студент, да и только!» — подумал я и мысленно усмехнулся.

Карручи же, сидевший несколькими рядами ниже, напротив, был рассеян и чем-то обеспокоен. Он явно только делал вид, что записывает лекцию, на самом же деле на уме у него было, по-видимому, совсем другое.

— Итак, — преподаватель оперся на кафедру, всматриваясь в лица слушателей, — мы с вами ознакомились с природой Терры в целом. А теперь перейдем к более детальному изучению представителей ее животного и растительного мира, которые должны особо вас интересовать, как будущих истребителей Биологической защиты.

Под прозрачной кафедрой зелеными огоньками вспыхнуло информационное табло. Преподаватель прикрыл ладонью несколько крохотных светящихся глазков на нем, и два огромных шара под потолком лекционного зала медленно повернулись вокруг оси, обнажая плоскости гемисферных[17 - Гемисферный — полусферический.] стереоэкранов. Свет в зале погас, и демонстрационные экраны ожили объемными цветными слайдами. Эйдопластический метод съемки делал изображения почти живыми.

— Основными растениями, относимыми нашими учеными к классу хищных плотоядных, — снова заговорил преподаватель, указывая на появившееся изображение, — на Терре являются скорпены и литозы. Литозы представляют собой нечто вроде бесформенного кома липкой слизи, обычно зеленого или желтоватого цвета. Их очень легко принять за простую кочку, поросшую травой. Попав в литозу, жертва уже не может выбраться. Литоза обволакивает свою добычу полностью, поэтому ее объем может увеличиваться в два-три раза от первоначального объема. У этого хищника, как и у всех растений, нет желудка и пищеварительной системы в нашем понимании. Для переваривания пищи литозе служит вся поверхность ее «тела». Это очень опасные хищники, но весьма предсказуемы, к тому же они не способны к передвижению. Их жертвами, как правило, становятся невнимательные или молодые неопытные животные.

Картинка, висевшая в воздухе посреди зала, сменилась.

— Скорпены, — продолжал объяснять учитель, — больше всего похожи на торчащий из почвы корень какого-нибудь растения. Ближе к земле скорпена сильно утолщена и имеет яйцевидный нарост, от которого вверх поднимается длинный отросток, напоминающий клешню жука-богомола. Этой самой клешней скорпена хватает проходящую мимо жертву, сдавливая ее и тем самым умерщвляя. Сила клешни скорпены необычайная. Ею она без труда ломает кости крупных животных и присасывается к своей добыче множеством присосок, расположенных между клешней и яйцевидным утолщением. После этого она высасывает кровь жертвы, которой и питается. Так что это растение с полным основанием можно назвать вампиром террианской флоры.

Я внутренне содрогнулся, выслушивая все эти «миленькие» истории про тамошних гадов, но их перечень, видимо, был еще далеко не закончен.

— Наиболее крупным и опасным хищником животного мира в террианских джунглях, — бесстрастно рассказывал преподаватель, меняя картинки в стереоэкранах, — является брокоу, или, как его в просторечии называют, просто хрипун. Это животное ведет обычно ночной образ жизни и обладает исключительной способностью к адаптации. Ареал расселения хрипунов очень велик — от джунглей Южного материка до гнилых топей и болотистых озер восточного побережья.

После его слов возникло и повисло в воздухе огромное изображение мерзкой свиноподобной твари с острой крысиной мордой. Тугое тело ее, полностью лишенное волосяного покрова, бледно-розового цвета, было испещрено ярко-алыми пятнами и полосами. Зеленоватые бисеринки глаз смотрели исподлобья злобно и яростно.

В этот момент я почувствовал, как кто-то придвинулся ко мне и дотронулся до моего локтя. Обернувшись, я увидел Клима Фехнера. Он покосился на изображение, висевшее в воздухе, и негромко произнес:

— Ну и мерзость!

Я встретился с ним взглядом. Он склонился ко мне, шепнул:

— Послушай, Влад! Ты ничего не слышал про послезавтрашнее испытание?

— Нет. А что такое?

— Говорят, через два дня нас всех подвергнут какому-то особому тесту, что-то вроде экзамена. Кто не наберет положенной суммы очков, того спишут из группы.

— Да? Ну и что?

— Как что? — удивился Фехнер. — Понимаешь, я не совсем уверен в себе… Что если не справлюсь? Сорвусь? Что тогда? Прощай на веки Терра — мечта моей юности! Тебе, может быть, смешно, а для меня это будет настоящая трагедия.

Я взглянул на него.

— Перестань, Клим! Кому-кому, а только не тебе жаловаться на свои способности. Ты в зеркало на себя когда-нибудь смотрел?

— А что? — не понял Фехнер.

Я подставил ему свое левое плечо, где было закреплено небольшое треугольное зеркальце для наружного осмотра. С минуту Клим изучал в нем свое отражение.

— Ну и как? — спросил я, наблюдая за ним.

— В общем-то, ничего… — удовлетворенно ответил он.

— То-то! И девушкам ты нравишься. Вон Тая глаз с тебя не сводит! — кивнул я в сторону Таи Радж, сидевшей в соседнем ряду справа.

Тая была единственной девушкой в нашей группе. Молчаливая и пламенная, она, по общему мнению, была похожа на девушек древней Азии, смело защищавших свою честь и достоинство с помощью острых кинжалов, которые они постоянно носили с собой. Заметив, что мы смотрим на нее, девушка смутилась и опустила глаза к дисплею, делая вид, что читает данные редактора-информатора.

— Ты думаешь? — с сомнением произнес Клим, после того как Тая бросила на него темный огненный взгляд.

— А ты сам не видишь?

— Знаешь, их трудно понять, этих женщин. Сегодня у них одно на уме, завтра другое… Но все равно, спасибо тебе. Ты настоящий друг, Влад!

— Послушай, — перебил его я, — а что это за испытание? Ты знаешь?

— Точно не скажу, — пожал плечами Фехнер, — но ребята говорили про какой-то Модулятор Случайностей. Может быть, слышал?

— Нет, не слышал.

Я намеренно солгал ему. В действительности я прекрасно знал, что такое Модулятор Случайностей. Однажды мне уже довелось подвергнуться подобному испытанию.

Так вот он какой, мой указующий камень из сказки? Все складывается очень удачно. Лучше и быть не может. Вот кто поможет мне нащупать нужную дорогу в лабиринте догадок и сомнений! Нужно будет обязательно поговорить с начальником Полигона и убедить его помочь мне. Думаю, он пойдет мне навстречу. Гораздо сложнее будет придумать ключевой эпизод испытания, который послужит детонатором мощного психического взрыва и заставит агента как-то выдать себя.

По окончании лекции, уже выходя из аудитории, я столкнулся с Джино Карручи. Он уступил мне дорогу, но я остановился. Внимательно посмотрел на него.

— Что с тобой, Джино? Ты чем-то расстроен сегодня?

— А что, очень заметно? — по обыкновению раздраженно буркнул Карручи, но, поняв, что я не надсмехаюсь, сказал более мягко: — Понимаешь, Влад, незадача какая вышла! Медальон отца у меня пропал!

— Как пропал?

Карручи раздосадованно пожал плечами.

— Ума не приложу, куда он мог подеваться! Вчера весь день был со мной, не снимал я его ни разу. Вечером лег спать, а утром встал и вижу, что медальона нет. Весь дом облазил и не нашел ничего. Даже в сад выходил.

— Ну и?

— Да где там! — Карручи с досады махнул рукой.

— Может быть, ты снимал его и забыл, куда положил?

— Да нет же! Что же я, без головы, что ли? Он же был единственной памятью, оставшейся у меня от отца!

Я дружески похлопал его по плечу.

— Ладно, не расстраивайся так. Может быть, что-нибудь придумаем? Во всяком случае, поищи его еще раз в доме.

— Э-э! — снова махнул рукой Карручи и вышел.

* * *


У Карручи пропал медальон. Для него это должно быть большой трагедией. Шутка ли, единственная память об отце!.. А если никакого отца никогда не было? Посторонним людям это может показаться странным, но, если продолжать развивать мою версию, то все становится на свои места.

Позавчера Карручи показывал мне медальон. Я его об этом не просил! Все вышло совершенно случайно во время нашего с ним разговора… А если не случайно? Что если Карручи специально сделал это, чтобы подкрепить свой рассказ вещественным доказательством? Ведь он не мог знать о том, что я был в Сообществе и видел там подобную символику в заброшенном храме, куда мы забрели вместе с Кунти. Проверить его рассказ мне было бы сложно, ведь я не знал ни имени его отца, ни точного времени, когда он погиб. Но почему тогда теперь он решил сменить тактику? Возможно, я чем-то выдал себя во время нашего разговора и он заметил мою особую заинтересованность? Вот почему понадобилась вся эта история с пропажей медальона?..

Что ж, может быть, Карручи действительно агент из Сообщества. Но даже если так оно и есть, из всего происшедшего следует один очень неприятный для меня вывод: я полностью раскрыт своим противником! Вот так-то! Теперь он затаится либо будет действовать решительно и даже попытается убрать меня со своей дороги.

Но есть еще один вариант всех этих событий. Возможно, Карручи не имеет никакого отношения ни к исчезновению медальона, ни к секретным службам Сообщества вообще. Сейчас мне вспомнилось странное событие, произошедшее прошлой ночью. Фехнер. Ведь это он тогда заходил в домик Карручи! Нет ли тут связи? Не исключено, что это именно он взял медальон Джино. Но смысл такого поступка? Если предположить, что агентом является Фехнер, тогда, чтобы отвести от себя подозрение, он вполне мог решиться выкрасть эту вещицу, заметив каким-то образом, что она меня заинтересовала. По его разумению, мои подозрения насчет Карручи только усилятся, а он останется в стороне и спокойно будет наблюдать за дальнейшим развитием событий. Но и в этом случае получается, что агенту заранее известно, кто я на самом деле. М-да… Вырисовывается весьма невеселая картина. Все почему-то сводится к моему визиту на Гивею, о котором никто, кроме людей из ОСО, не знал. Выходит, этот агент знает обо мне гораздо больше, чем я думаю? Ерунда какая-то!

Опять я оказался на распутье. Я стоял в саду у своего коттеджа и думал о том, что помочь мне в этой ситуации может только Модулятор Случайностей. Ночь давно опустилась на землю — внезапно, без переходов и полутонов, как обычно бывает в южных широтах. К такому неожиданному сгущению мрака, после безумно красивого заката, я никак еще не мог привыкнуть.

Стоя под крупными звездами, я вдыхал ночную прохладу, перемешанную будоражащими запахами диковинных растений и цветов. Казалось, стоит протянуть руку, и достанешь до этого бархатного черного полога, на котором, словно драгоценные алмазы, рассыпаны мириады звезд.

В это мгновение что-то бесшумно ударилось в листву акации, около которой я стоял, и стремительно пронеслось в нескольких сантиметрах от моего лица. От неожиданности я вздрогнул, но тут же опомнился и резко отпрыгнул в сторону, падая на траву. Секунду не шевелился, прислушиваясь. Затем вскочил на ноги и, перепрыгнув через кусты, выскочил на дорожку перед домом.

Вокруг никого не было. Стояла полнейшая тишина. Только откуда-то издалека доносилось едва слышное стрекотание цикад. Может быть, мне только показалось? Какое-нибудь ночное насекомое пролетело около моей щеки?.. Признаться, сейчас я склонен был думать совсем иначе. Кто-то хотел меня убить! Выстрел был бесшумным, причем из неизвестного мне оружия. Это не мог быть ни излучатель, ни тем более электрошоковый парализатор.

Вернувшись в сад, я долго шарил в траве, осматривал стены домика, примерно определив траекторию полета неизвестного мне снаряда, но так ничего и не нашел. Снова вышел на дорожку, осмотрел песок и траву в кленовой аллее. Никаких следов там тоже не было. Совершенно разбитый, я вернулся в дом. Долго лежал в темной комнате, отгоняя от себя тревожные мысли. Уснул я только под утро.




Начальника Учебного полигона я застал за ремонтом громоздкой установки, которая, видимо, относилась к обслуживанию главного корпуса энергией. Полноватый и невысокий чернокожий человек, одетый в рубашку с коротким рукавом и светлые просторные штаны, был совсем не похож на руководителя такого огромного и сложного комплекса, каким был наш Полигон. Трудно было понять, сколько ему лет, потому что в круглых черных глазах его сквозило столько молодецкого задора, что можно было подумать, будто он только-только вступил в обязанности стажера.

— Я хотел бы видеть начальника Учебного полигона Мвена Макебу. Это вы? — окликнул я его.

Чернокожий человек внимательно оглядел меня с ног до головы. Вытер тыльной стороной ладони пот, катившийся по его широкому лицу, и широко и дружелюбно улыбнулся, сверкнув на солнце белозубым ртом.

— Да какой я начальник! — отмахнулся он, протягивая мне руку. — Сами видите, чем приходится заниматься!

Он указал на сложное переплетение каких-то кабелей, проводов и трубок в чреве металлического кожуха.

— Двести человек персонала — разве этого достаточно для такой махины? Рабочих рук постоянно не хватает, хотя здесь почти все автоматизировано и доведено до ума. Ведь наш Полигон единственный в своем роде. А знаете, сколько людей проходит через него ежегодно? То-то! Колоний у Трудового Братства становится все больше. Людей нужно готовить к новым условиям жизни еще здесь, на Земле, а это очень ответственная и сложная работа, уж поверьте мне!

Макеба прищурился. Посмотрел на меня лукаво.

— Вы, наверное, из добровольцев? Новенький?

Я утвердительно кивнул.

— Что? Страшновато? — добродушно усмехнулся Макеба, ероша короткие жесткие волосы у себя на голове. — Нервничаете?.. Ничего, справитесь. Вон какой парень!

— Да я особо и не переживаю на этот счет, — пожал я плечами. — У меня к вам другой вопрос. Хотелось поговорить с вами с глазу на глаз, если можно?

— Ну, что ж. Если это действительно необходимо… Только позвольте мне до конца разобраться с этой вот штукой. — Он кивнул на разобранный силовой агрегат. — Я уже почти понял, в чем тут дело.

Я не стал возражать, и Макеба снова углубился в недра огромной машины. Ожидая его, я уселся невдалеке, прямо на траву. Где-то высоко в небе пели птицы: протяжно, и как мне показалось, тоскливо. Сидя так, я почти не видел, что творится вокруг. Высокая густая трава скрывала меня почти с головой, поэтому было полнейшей неожиданностью, когда сзади вдруг послышался какой-то шорох, а затем чьи-то шаги.

Я обернулся на звук. Раздвигая стебли лебеды, на свободное пространство выбралась небольшая автоматическая тележка-тягач, поблескивая на солнце полированными боками и мерно мигая крохотными красными огоньками на панели дистанционного управления. Маленький робот, словно живой зверек, остановился на краю дорожки, растерянно озираясь по сторонам и приглушенно жужжа. Вслед за ним из высокой травы показалась девушка, одетая в открытый комбинезон, легкую майку и солнцезащитный козырек на голове. Тень от козырька делала ее широкое лицо более округлым.

Она остановилась, разглядывая меня, словно удивленная тем, что встретила здесь людей. Затем, отерев рукой пот со лба, фыркнула и, обернувшись назад, вдруг крикнула неожиданно резким голосом:

— Эй, Алек! Ты что, заснул там? Давай трави кабель!

С этими словами она перешла на другую сторону тропинки и снова скрылась в зарослях лебеды. Тележка-тягач, натужно закряхтев, устремилась за своей хозяйкой, покорно таща толстую жилу волоконного кабеля.

— Вот она! — победно воскликнул Макеба.

Я поднялся с земли, посмотрел на него. Начальник Учеб-ного полигона, выпрямившись во весь свой небольшой рост, держал в руках кусок провода с пластмассовой коробкой на конце. Весь его вид выражал удовлетворение и торжество.

— Я с самого начала знал, что все дело именно в ней! — изрек он, обращаясь не столько ко мне, сколько к своим мыслям.

Повертев испорченный блок в руках, он торжественно положил его на крышку агрегата. Подошел ко мне, вытирая платком руки.

— Ну вот, теперь я в вашем полном распоряжении! Мвен Макеба! — представился он.

— Влад Стив… Вообще-то, я не простой доброволец. Я работаю в ОСО и здесь ввиду особых обстоятельств. Но об этом никто не должен знать!

— Сотрудник Охранных Систем? — Макеба немало удивился. — Разве Трудовому Братству больше не нужны «лиловые»? Неужели мы, наконец, добились этого?

— К сожалению, пока еще нет. Но здесь, на Полигоне, я с другой целью, которую я вам объяснить не могу. Вы понимаете? — Я внимательно посмотрел на него.

— Да, пожалуй, — кивнул Макеба. — Так чем же я должен вам помочь?

Я осмотрелся по сторонам. Через дорожку тянулся кабель, с одной стороны которого была девушка, управлявшая тележкой-тягачем, а с другой — невидимый пока мне Алек. Но он, судя по всему, был еще далеко.

— Завтра ведь начнутся испытания на Модуляторе Случайностей? — Я посмотрел на Макебу. Тот утвердительно кивнул.

— Я немного знаком с вашей системой проверки. Все это только хорошо разыгранный спектакль, не так ли?

— Ну, не совсем, конечно, — пожал плечами Макеба, — но, в принципе, вы правы. Мы используем глубинные, подсознательные структуры мозга, где заложены самые скрытые возможности человека, о существовании которых он даже не подозревает. Иными словами, мы заставляем его мозг работать на восемьдесят процентов эффективнее, чем в повседневной жизни, настраивая его таким образом, чтобы эти способности включались всякий раз, когда человек попадает в экстремальные обстоятельства. Это хорошо отработанная методика. Нечто подобное давно используется в учебном процессе обычных воспитательных школ и позволяет нашим детям за короткие сроки осваивать массу информации по самому широкому аспекту современных знаний.

— Да, я знаю, — кивнул я. — Но условия испытания программируются заранее на Модуляторе Случайностей, и для каждого испытуемого они индивидуальны? Верно?

— Все правильно. Мы рассматриваем совокупность торсионных полей для каждого добровольца в отдельности, — подтвердил Макеба. Прищурился: — А вы неплохо осведомлены!

— Просто мне уже приходилось участвовать в подобном испытании. Около двух лет назад… Но мы с вами отвлеклись. Мне необходимо, чтобы вы ввели в программы всех испытуемых один несложный тест. Если, конечно, такое возможно?

— В принципе, да. Только если это не повредит здоровью людей. Что это за тест?

— Только одно слово: «Левиафан».

— Левиафан? Это что-то из библейской мифологии? — задумчиво произнес начальник Учебного полигона.

— Не совсем… Это долго объяснять, поэтому не будем заострять на этом внимания. Когда-нибудь вы об этом узнаете сами. Было бы очень хорошо, если бы это слово не ассоциировалось в Модуляторе для испытуемых ни с какими образами. Просто пускай оно исходит как бы извне, как «голос свыше». Во время эксперимента вы ведь контролируете психическое состояние испытуемых?

— Конечно, — кивнул Макеба. — Мы записываем все импульсы мозга и можем составить визуальный ряд по некоторым из них, особо сильным.

— Замечательно! Мне будет необходимо знать, у кого из испытуемых произойдет неадекватная реакция на заданный мною тест. Это возможно?

— Вполне, — кивнул Макеба. Помолчав, сказал, словно извиняясь: — Сами понимаете, я не могу принимать единоличных решений. Нужно посоветоваться с сектором руководства Полигоном. Но, думаю, с их стороны возражений тоже не будет. Ведь это дело, как я понимаю, имеет для вас очень большое значение?

— Очень!

— А сами вы тоже хотите участвовать в испытании?

— Да.

— Но зачем это вам? — удивился Макеба. — Мы могли бы устроить все так, что вас никто не заподозрит.

— Спасибо, не нужно. Это испытание очень важно для меня самого. Хочу проверить, на что я еще способен.

— Ну что ж, — вздохнул Макеба. — Это ваше право. Не стану вас отговаривать. Кстати, у вас уже сняли энцефалограмму?

— Нет.

— Тогда идемте. Сейчас как раз готовят Модулятор.

Макеба взял меня под руку, и мы направились к главному корпусу, где располагалась медицинская лаборатория. В обширном и светлом помещении кроме нас оказалось еще два ассистента Макебы, но он сразу же отпустил их. Усадил меня в глубокое кресло перед низким плоским пультом, расположенным между двумя фотонными вычислительными машинами. Правее, у стены, стояли какие-то серебристые цилиндры, увенчанные куполообразными крышками, от которых отходили сложные сплетения тонких волоконных кабелей, терявшихся где-то под потолком помещения. Две мощные силовые катушки стояли тут же, на полу, и тихо урчали в такт мерному потрескиванию, исходившему от загадочных цилиндров.

Макеба аккуратно надел мне на голову тонкий металлический обруч с множеством бериллиевых и рениевых[18 - Бериллий и рений — редкие металлы.] контактов.

— Мы записываем глубинные процессы, происходящие в мозге на уровне подсознания, — объяснял он, настраивая аппаратуру. — Можно сказать, вторгаемся в святая святых сущности человека. Именно в подсознании записаны самые сильные человеческие переживания и самые долговечные воспоминания, порой неосознанные, давно забытые. Они и являются основой, фундаментом для Модулятора Случайностей, который составляет из них индивидуальную программу. Одновременно с помощью нейростимуляции мы активизируем незадействованные в повседневной жизни участки мозга, давая, таким образом, человеку практически неограниченные возможности по управлению своим телом. Конечно, мы не раскрываем всех своих секретов перед каждым испытуемым, но вам можно.

— Нечто подобное используется нами в восстановительных аппаратах памяти, — сказал я, ерзая в кресле, стараясь приспособиться к необычному положению. — Таким образом, мы получаем «фотографии памяти» — эонопликации. Иногда приходится прибегать к подобному методу, чтобы разобраться в скрытых причинах поведения человека, с разрешения Всеобщего Народного Совета, конечно.

— Верно, — согласился Макеба. — Но хватит об этом. Теперь постарайтесь полностью расслабиться и ни о чем не думать. Пусть вас ничто не волнует. Можно подключать Модулятор?

Он внимательно посмотрел на меня. Волнение, охватившее меня, когда Макеба закрепил на мне обруч с электродами, теперь исчезло.

— Можно, — сказал я, закрывая глаза. Сквозь ресницы увидел розоватый свет контрольных лампочек на черной панели Модулятора.

«Таня?» — мысленно, проверяя себя, произнес я, готовый сразу же отступиться. Какое-то время я был сплошной нежностью и искренней тоской, готовый к терпению и бесконечным жертвам. Таня — без очертаний, без формы, без лица — заполнила все мое сознание, заставляя мое сердце томиться нежной истомой. Я слился с ней в единое целое, каждой клеточкой своего тела ощущая ее в себе. Затем образ Тани исчез, уступив место бесконечному черному простору космоса. Я почувствовал себя бессильным и ничтожным под пристальным взглядом холодных далеких звезд, но в это время из бездны мрака выплыло суровое лицо Громова, заслонившее собой звезды. Его глаза были устремлены на меня, источая отцовскую заботу и легкую печаль. Присутствие Громова придало мне уверенности и силы, словно вместе с его образом мне на помощь пришли сотни отважных людей в лиловой форме. Эта картина медленно исчезла, и на какое-то время (не знаю на какое) я забыл о Полигоне, о своем задании, о Тане, о Громове — обо всем, что связывало меня с этим миром. Во мне вспыхнуло и окрепло желание защитить человечество от коварных замыслов наших противников, и я ясно понял, что смогу сделать это несмотря ни на что. Эта мысль окончательно успокоила меня, и бесформенная серая пустота вокруг рассеялась. В тот же миг раздалось два громких щелчка — выключилась аппаратура.

Я открыл глаза и зажмурился от яркого солнечного света, лившегося в распахнутые настежь окна. Макеба стоял рядом и испытующе смотрел на меня.

— Как вы полагаете, получилось? — спросил он.

— Думаю, да, — ответил я.

— Хорошо.

Макеба подошел ко мне и снял с моей головы потеплевший обруч. Я встал и прошелся по залу, разминая затекшие ноги. Снова появились ассистенты Макебы и встали каждый около своего пульта. Слабо загудели под током трансформаторы, и по вертикальным панелям на серебристых цилиндрах побежали розоватые огоньки. Гул тока стал совсем не слышен. Казалось, ничего не происходило. Вся работа теперь перешла к мощным ФВМ, и эксперимент теперь шел независимо ни от кого. Мне больше нечего было здесь делать, и я, попрощавшись с Макебой, вышел из лаборатории.

* * *


Зная, что предугадать все ситуации, которые может предложить Модулятор Случайностей, невозможно, я все же не ожидал, что окажусь в самом центре раскаленной безжизненной пустыни. По установке Модулятора я должен был двигаться строго на юг, ни на шаг не отклоняясь от намеченного курса. Сколько именно нужно было так идти, я не знал, но уже на втором часу пути понял, что долго не протяну. Песок под ногами был раскален настолько, что его жар обжигал ступни ног даже сквозь подошвы ботинок. А кругом не было ни деревца, ни кустика, способного дать хоть какую-то тень. Пропитанная потом рубаха затвердела, превратившись в твердый картон.

Взобравшись на очередной бархан, я с изумлением заметил на востоке, там, где желтое раскаленное небо сливалось с желтым песком пустыни, медленно плывущий в трепещущем жарком мареве караван верблюдов. Ничего не зная о нем, я остановился, пытаясь понять, что мне делать дальше, но таинственный караван быстро исчез из вида, поэтому я решил, что это был обычный мираж.

Страшно хотелось пить. Я поискал взглядом какой-нибудь оазис, где мог быть колодец с водой, и тут заметил странное сооружение левее от себя. Я мог поклясться, что еще минуту назад его там не было. С расстояния в два-три километра оно выглядело, как обычное приземистое здание, скорее всего, деревянное и очень древнее, потому что таких сейчас не строят. Что-то внутри моего мозга толкнуло меня в эту сторону, и я послушно стал спускаться вниз, с трудом передвигая ноги в медленно текущем песке.

Расстояние, разделявшее меня и это сооружение, оказалось гораздо меньшим, чем мне показалось вначале, поэтому через полчаса я уже смог хорошенько рассмотреть его. Выглядело оно довольно странно. С большой натяжкой эту постройку можно было назвать ангаром высотой метров пять-шесть, сколоченным из грубо оструганных досок. Доски даже не были как следует подогнаны одна к другой, и стены загадочного здания зияли широкими щелями, в которые задувал горячий ветер. На передней стене, почти под самой крышей, располагалось большое окно без рамы. Но больше всего меня удивило то, что самой крыши не было вовсе, впрочем, так же, как и одной из боковых стен, которую заменял голый каркас из высохшего деревянного бруса.

Я вошел внутрь этой непонятной постройки и обнаружил там небольшую металлическую емкость, на дне которой были видны остатки какой-то маслянистой жидкости. Воды здесь тоже не было. Испытав разочарование, я облизнул пересохшие губы. Странное ощущение, возникшее в душе, заставило меня обернуться.

На песке, в двух шагах от меня, стоял новехонький магнитор. Откуда он здесь взялся?! Ведь его не было, когда я заходил в здание! Я осмотрелся по сторонам, но никого больше не увидел. Подошел к машине, заглянул внутрь. В кабине было пусто, но меня не покидало ощущение, что магнитором совсем недавно пользовались. Оранжевые огоньки на шкалах счетчиков инерции горели, показывая минимум мощности магнитного поля. Активатор был включен, поэтому не оставалось сомнений, что в этом магниторе кто-то только что приехал.

Вдруг я почувствовал — этот «кто-то» находится за моей спиной! Резко обернулся. Так и есть: у входа в здание стояли двое типов довольно странного вида. Одеты они были в длинные, нелепого покроя плащи черного цвета; на головах у них были защитные шлемы с затемненными козырьками, опущенными на самые глаза. И это в такую-то жару! Лиц этих людей я разглядеть не смог. Но как они здесь оказались?

Пока я раздумывал над этим, откуда-то извне ко мне пришло ощущение, что появление этих таинственных людей угрожает моей жизни. От незнакомцев исходил почти ощутимый запах опасности. Нужно было срочно искать пути к спасению, и я принялся лихорадочно обдумывать свое положение. Отступать было некуда. Кругом бескрайняя пустыня, просматривающаяся на многие километры. Единственным спасением может служить этот магнитор. Если быстро сесть в него и дать сразу ускорение на полную мощность активатора, то вполне можно оторваться от этих таинственных типов в черном, ведь других транспортных средств у них нет… А может быть, есть? Черт возьми! Почему я решил, что они намерены гоняться за мной? Ерунда какая-то!

Не сводя глаз с этих двоих, я медленно опустил руку к дверце магнитора, но она оказалась запертой. Вот тебе раз! Не поверив сам себе, я с силой дернул дверцу, и в это время один из незнакомцев в черном подал признаки жизни: он медленно двинулся в мою сторону, и мне показалось, что под плащом у него находится какое-то оружие. Я решительно шагнул ему навстречу, но тут второй тип тоже сдвинулся с места, направляясь мне наперерез. Я понял, что перевес будет на их стороне, ведь оба моих противника наверняка вооружены, а у меня только голые руки.

Не долго думая, я перемахнул через магнитор и побежал, стараясь укрыться за стеной здания. И в ту же секунду ближний ко мне тип в черном плаще выхватил из-под плаща излучатель. Ослепительная стрела огня метнулась в мою сторону. Я едва успел упасть на песок, как дощатая стена над моей головой разлетелась горящими осколками. Откатившись в сторону, я вскочил на ноги, но тут же снова упал и покатился по песку, потому что излучатель, появившийся в руках второго человека в черном, пробил в стене огромную дыру. Оказавшись на ногах, я изо всех сил побежал вокруг здания.

Сделав полный круг, я снова выскочил к магнитору. Лихорадочно огляделся по сторонам. Моих противников нигде не было видно. Дверца магнитора, к моему удивлению, оказалась открытой, а активатор был включенным. Времени на раздумья не было. Я вскочил в салон машины, резко рванул стартер, давая вертикальное ускорение. Магнитор стремительным скачком перелетел через бархан и на полной скорости помчался по пустыне. Тень от машины, парившей в полуметре от поверхности земли, бесшумно скользила по раскаленному песку, ломаясь и кривясь на встречных рытвинах и ямах.

Никогда не ведомое мне чувство страха, охватившее меня в первые минуты погони, постепенно прошло. Сидевшее глубоко в подсознании воспоминание о том, что все происходящее — это только специально разработанная Модулятором программа испытания, успокоило меня. Подтверждением тому был таинственный магнитор, который, поднимая тучи пыли, неотступно следовал за мной на экране заднего обзора.

Вот это да! Меня преследовали! Осознав это, я почувствовал нечто вроде азарта. Ведя по пустыне свой магнитор, я обдумывал, как можно скрыться, обманув моих преследователей, которые ни на метр не отставали от меня, и только тут заметил, что магнитор больше не подчиняется моим командам. Стрелка курсографа неуклонно указывала на юг, что бы я не предпринимал. Обеспокоенный этим, я попытался запросить бортовую ФВМ о состоянии всех систем, но получил еще более обескураживающие результаты. Вычислительная машина выдавала мне все, что угодно, — от расчета сложнейших уравнений ядерной физики до процентного содержания атмосферной влаги в настоящее время — только не интересовавшую меня информацию. Замечательно! Я находился в неуправляемой машине, ехал в неизвестном направлении, за мной гнались двое каких-то вооруженных типов, да еще, в довершение всего, кто-то руководил мной, словно какой-то марионеткой, не давая действовать самостоятельно.

В это время впереди появилась отдаленная цепь пологих холмов — целая песчаная гряда. Я бросил быстрый взгляд на экран заднего обзора: магнитор моих преследователей двигался в полумиле позади меня, не отставая ни на йоту. Песчаная гряда стремительно приближалась. Когда до нее оставалось десятка два метров, я попробовал задать машине вертикальное ускорение. К счастью, на этот раз моя попытка удалась, и магнитор резко взлетел на вершину огромного бархана, перескочил его и стремительно помчался вниз по пологому склону, осыпая тонны горячего песка.

Только теперь я увидел, что впереди, у подножья песчаной горы, возвышается все тот же дощатый ангар, который я покинул полчаса назад, спасаясь от своих преследователей. Ну, это уже слишком! Выходит, я проделал весь этот путь только для того, чтобы вернуться туда, откуда он начался?

Впрочем, нет. Это было уже не прежнее неказистое сооружение. Картина перед моими глазами странным образом менялась, и на месте деревянного ангара из жаркого марева пустыни выросла совершенно новая постройка, чем-то напоминавшая ветряную мельницу древности, какие я видел на старинных гравюрах. Эта «мельница» появилась прямо по курсу моего движения, и я с ужасом вспомнил про неисправное управление магнитора, в котором я оказался по прихоти всесильного Модулятора. Через секунду на передней панели вспыхнул и тревожно замигал сигнал, предупреждающий об опасности.

Расстояние между мной и этим непонятным зданием стремительно сокращалось. До него оставалось всего пятьсот метров… триста… двести… Я с ужасом наблюдал, как яркий оранжевый кубик в шкале дальномера быстро падает вниз и нервно трепещущие цифры сменяются одна за другой. В последний момент, уже предчувствуя неминуемое столкновение, я в отчаянии нажал на кнопку вертикального ускорения, но магнитор взлетел над землей только на метр, не больше. Инстинктивно вжавшись в спинку кресла, я закрыл глаза и всем телом почувствовал страшной силы удар.

Машина с ходу врезалась в деревянную стену «мельницы», пробив ее насквозь. Со страшным треском и скрежетом разлетелись в разные стороны обломки дерева. Подо мной что-то хрустнуло, словно переломили пополам металлический прут, и раздался страшный грохот взрыва. Ослепительное пламя моментально окутало всю машину, потянулось за ней бешеным крутящимся хвостом. Все сооружение вспыхнуло пылающим факелом. Это видение промелькнуло перед моими глазами почти мгновенно, потому что сразу же после взрыва какая-то неведомая сила подбросила мое кресло вверх и швырнула его в сторону — сработала аварийная катапульта. Я покатился по песку, теряя сознание…




Первым чувством, когда я очнулся, была жажда. Во рту все пересохло и нестерпимо жгло. Колючий язык казался высохшей морской губкой. Я лежал на твердой земле, и горячая сухая пыль забивалась мне в ноздри, обжигала горло. Кажется, жив… Я осторожно пошевелил рукой, скосил в сторону глаза.

Справа от меня ясно просматривалось некое подобие жилого поселка: маленькие глинобитные домики, полузасыпанные песком, казались нежилыми и давно брошенными. Темные провалы окон были обращены к пустыне мертвыми глазницами иссохших на жаре черепов. Где я? Что со мной?

Я с трудом поднялся на ноги, не сразу вспомнив, почему оказался здесь, и в эту минуту увидел колодец, прямо посреди улицы. Вода! Как безумный, я бросился к нему и жадно припал к ровной поверхности воды, заполнявшей колодец до самых краев. Никогда раньше я не думал, что смогу выпить столько много. Утолив, наконец, свою жажду, я отер рукавом рубахи рот и посмотрел в сторону поселка. Пустыня давно уже начала наступать на этот крохотный мирок человеческого жилья и в скором времени может полностью его поглотить. Гонимый ветром песок быстро засыпал улицы, сравнивал с землей плоские крыши домов. Только вот этот колодец каким-то чудом еще остался нетронутым безжалостной стихией.

Я снова взглянул на ровную поверхность воды и вздрогнул от неожиданности — в темной глубине колодца плавали смутные отражения моих недавних преследователей. Быстро подняв глаза, я увидел их. Они стояли в нескольких шагах от меня: в тех же не подвижных позах, темных плащах и защитных шлемах. Ну, хватит с меня этих игр! Что хотят от меня эти молчаливые истуканы? Чего они за мной увязались?

— Эй, вы! — крикнул я, сжимая кулаки. — Что вам от меня нужно? Какого черта вы гоняетесь за мной уже второй час?

Едва я успел договорить, как один из моих преследователей полез рукой под свой плащ, явно намереваясь достать оттуда оружие.

— Что, опять излучатель? Ну уж нет!

Я стремительно бросился к ним, в два прыжка преодолев расстояние, разделявшее нас. Не дав им опомниться, с ходу нанес удар ближнему противнику, но он на удивление легко ушел от него и, пружинисто подпрыгнув вверх, оказался за моей спиной. Такого я от них не ожидал. Едва я успел перегруппироваться, как оба моих противника угрожающе двинулись на меня с двух сторон. Я не мог видеть их глаза, и это сильно осложняло мое положение.

Резко опустив руку вниз по дуге, я остановил удар одного из нападавших, но мой «блок» лишь частично ослабил его силу. В следующее мгновение мне едва удалось отбить удар, нацеленный в мое лицо, и снова я почувствовал необычную, нечеловеческую силу, исходившую от моего противника. Изловчившись, я схватил одного из них за полу плаща и рванул на себя, пытаясь повалить его на землю, но ткань не выдержала, порвалась, и мой соперник проворно выскочил из неудобной одежды. Я отступил назад, изумленно глядя на него.

Передо мной стояла девушка — высокая и изящная, в обтягивающем, лоснящемся на солнце костюме и высоких сапожках. На правом плече у нее поблескивал широкий металлический браслет. Второй нападавший на меня также скинул с плеч свой плащ, оказавшись тоже девушкой, как две капли воды похожей на первую.

Признаться, я был ошеломлен. Драться с хрупкими жен-щинами было выше моих сил и против всяких правил. Но мои сомнения рассеялись, когда эти двое сняли, наконец, свои шлемы, и я увидел их лица. Их глаза — стеклянно-прозрачные и неподвижные — это были глаза роботов! Так вот откуда эта нечеловеческая сила в их руках?

Люди-роботы, вернее биороботы, сделанные столь искусно, что отличить их от настоящих людей можно было только по глазам, да еще по их необычным способностям. В повседневной жизни Трудового Братства подобные машины использовались в тех случаях, когда необходимая работа была сопряжена с большим риском для человеческой жизни: на разработках подводных рудников; при очистке древних хранилищ ядовитых химикатов и радиоактивных веществ; на сборках орбитальных комплексов; при освоении новых, малоизученных миров иных звездных систем, — везде, где человеку было не под силу справиться самому. Здесь же им отводилась непривычная роль соперника в учебной схватке. И раньше я никогда не видел, чтобы биороботов изготавливали в образе женщин.

А каково было мне? Бороться с машинами, которые заведомо сильнее тебя, не чувствуют боли и усталости! Что за чушь?! Ведь я — человек! Одно из самых совершенных творений природы, а они лишь творение рук человека!

Эта мысль немного ободрила меня и придала сил. Поэтому, когда стоявшая рядом «девушка» потянулась к излучателю, висевшему у нее на поясе, я решительно остановил ее руку. В этот миг мне довелось встретиться взглядом с глазами робота: пустыми зрачками, похожими на холодные кристаллы, за которыми не было и намека на человеческие чувства и переживания. От этого взгляда мне стало не по себе. А робот, может быть, почувствовав мое состояние, вырвался из моих рук и оттолкнул меня в сторону. Не удержавшись на ногах, я упал на землю, сгруппировавшись и ожидая удара, но его почему-то не последовало. Изумленный, я поднял голову.

Кругом было темно. Ущербный диск серой луны кровавым отблеском освещал небольшую поляну, окруженную со всех сторон низкорослыми, похожими на земные кедры деревьями. Знакомый сад… или парк?.. Смутные воспоминания, встревоженные увиденным, постепенно поднимались из глубины памяти. Спустя секунду я услышал чьи-то голоса, приближавшиеся к поляне со всех сторон. Неожиданно понял — ведь это гонятся за мной! Ну конечно! Я же на вилле Креса Садора, главы компании «Лидер» и отца Кунти, я на Гивее! Сегодня день рождения Садора. Кунти привела меня в кабинет своего отца, а сама вернулась к гостям. Она просто замечательная девушка! Без нее я бы не смог ничего сделать. Но за дверью кабинета неожиданно появился телохранитель Садора — старый Сакумаса… Потом наша с ним схват ка, и вот я здесь, в саду, пытаюсь пробраться к заветному магнитору, оставленному для меня все той же Кунти. Мне нужно скорее выбраться из ловушки и доставить добытую информацию на Землю, Громову…

Эта погоня снилась мне последние несколько месяцев, пока я находился на излечении в Антарктическом санатории. После всего ужасного и трагичного, что довелось мне пережить на Гивее, после того, как я заново родился на операционном столе благодаря стараниям эниохирургов, такой удар по моей психике был слишком сильным и жестоким.

Я услышал треск ломаемых чьими-то тяжелыми шагами веток и встрепенулся. Среди деревьев замелькали неясные тени. В следующую минуту я почувствовал, как слабеют мои ноги, как становятся ватными, как холодный пот струится по моему лицу и стекает за воротник рубашки. Из-за деревьев выскочили какие-то люди в черной одежде. Я поднял руку, в которой сжимал излучатель, и понял, что теряю сознание…

Очнулся я на полу зеркальной комнаты. Перед глазами был туман, а холодный металлический голос настойчиво повторял: «…эксперимент прерван. Испытуемый не выдержал предложенной психической установки на критическую ситуацию. Срочно покиньте помещение! Система замкнута… система замкнута… система замкнута…»

Я с трудом поднялся на ноги и вышел в коридор. Остановился у двери, прижавшись спиной к стене и пытаясь унять беспорядочное кружение перед глазами. Из комнаты напротив два ассистента Макебы в серебристых халатах выносили на носилках человека.

— Вот и этот не выдержал! — сочувственно сказал один из них, указывая на меня.

Второй согласно кивнул:

— Там слабые не нужны.

Я посмотрел на добровольца, лежащего на носилках; узнал в нем Шандора Радича, парня из нашей группы. Проводив глазами ассистентов Макебы, я шагнул в проход и понял, что потерял ориентацию, наткнувшись на стену коридора. Потирая ушибленный лоб, заметил, как из соседней с моей комнаты вышла Тая Радж. Девушка была бледной и осунувшейся, с трудом переставляла ноги, но испытание выдержала. Молодец! Интересно, что ей предложил Модулятор в качестве тестов? Любопытно было бы взглянуть на ее программу, ведь женщины видят мир несколько иначе, больше полагаясь на свои чувства, нежели на холодный разум.

Тая увидела меня, улыбнулась ободряюще и, держась за стену, направилась к выходу. Я посмотрел ей вслед и, шатаясь и борясь с тошнотой, побрел в противоположную сторону. Сейчас меня больше всего беспокоило не собственное самочувствие, а совсем другое.

В аппаратной кипела работа. Широкие приборные панели перемигивались разноцветными огоньками. Большие экраны под потолком маячили призрачными картинами и непонятными образами, сотканными в единую программу для каждого испытуемого. Макеба сидел на винтовом стуле перед вогнутым пультом, усыпанным кнопками, и сосредоточенно следил за показаниями приборов на вертикальном щитке и за происходящим на экранах. Время от времени он отдавал короткие распоряжения своим помощникам, сидевшим у дублирующего пульта и корректировавшим импульсы, поступающие от Модулятора.

Макеба не сразу заметил мое присутствие в аппаратной. Я стоял, прислонившись к дверному косяку, стараясь остановить нескончаемое кружение перед глазами. Наконец, Макеба обернулся в мою сторону. Вид у него был озабоченный. Он быстро встал и подошел ко мне.

— Что же это вы, голубчик? Уверяли меня, что справитесь, а сами? Я же предупреждал вас! Ну-ка, сядьте, сядьте! На вас лица нет. Вот, понюхайте. — Он достал из кармана своего халата какую-то ампулу, разломил ее и поднес к моему лицу.

Я глубоко вдохнул воздух и замотал головой:

— Бр-р-р!.. Что это?

— Самый обычный аммиак, — пожал плечами Макеба. — Да, да! Вдохните, вдохните еще! Вам нужно прийти в себя.

— Спасибо… Я уже… уже пришел в себя.

— Да? — начальник Учебного полигона подозрительно посмотрел на меня. — Стивен! Вызови-ка сюда врачей! — обратился он к сидевшему неподалеку ассистенту.

— Не нужно врачей! — остановил я его. — Что с экспериментом?

— Ах, вы об этом? Что ж, по-моему, кое-что получилось. Правда, испытание еще не закончено для всех. — Макеба сел на свой стул, что-то включил на пульте. Снова повернулся ко мне: — На ваш тест явно отреагировали только двое…

— Кто? Как их имена? — Я в нетерпении облизнул пересохшие губы.

— Первый… — Макеба взглянул на дисплей в центре пульта. — Первый — это Джино Карручи.

— Как он вел себя?

— Весьма странно. Судя по всему, он пытался покончить с собой. Естественно, в виртуальной реальности это не возможно. Мы ввели условную фразу в самый критический момент действия…

— А второй? — перебил я его, чувствуя, как сердце в груди замирает от волнения.

— Вторым был Клим Фехнер. Но с ним все гораздо сложнее. Его реакция была не столь выражена, как у Карручи. Трудно понять, что именно он испытывал в этот момент, но, тем не менее, во время подачи условной фразы его артериальное давление резко подскочило и пульс участился на порядок.

— А остальные? — спросил я.

— Все остальные испытуемые никак не отреагировали на вашу условную фразу. И давление, и сердцебиение — у всех все в норме.

Макеба замолчал, внимательно глядя на меня. Я обдумывал сказанное им. Произнес в раздумье:

— Значит, Карручи и Фехнер?..

— Да, — кивнул Макеба и добавил: — К сожалению, теперь мы вынуждены будем списать Карручи до следующего раза. Ведь он не выдержал испытания.

— Ни в коем случае! — воскликнул я. — Ни в коем случае нельзя делать этого! Не чините ему никаких препятствий. Пускай он вместе со всеми добровольцами летит на Терру.

— Ну, знаете, — начал было Макеба, но, взглянув на меня, осекся. — Хорошо. Если это так важно для вас и если вы возьмете на себя всю ответственность…

— Безусловно, — заверил я его.

— Что ж, — пожал он плечами. — Тогда я не против.

— Большое спасибо!

Я встал и пожал ему руку.

— Только никому не говорите про наш разговор. Ни слова! Хорошо?

Макеба сделал вид, будто откусывает себе язык. Я попрощался с ним и вышел из аппаратной. В тот же день я вызвал по визиофону Совет ОСО, Громова.

Мы оказались с ним лицом к лицу, как если бы Громов вошел и сел в моей комнате между стеной и экраном. Невидимая граница контакта фронтальных сторон стереопроекций заключала в себе все разделявшее нас расстояние. Я сообщил Громову о результатах проведенного мною эксперимента и о своих наблюдениях за добровольцами. Выслушав меня, начальник Особого отдела о чем-то долго думал, постукивая пальцами по крышке стола. Я терпеливо ожидал его решения.

— Знаешь, Влад, — сказал наконец Громов, — твоя изобретательность и смекалка заслуживает похвалы, но, думаю, мало что доказывает. Ты только не огорчайся.

— Как же так? — начал было я, но Громов остановил меня жестом руки.

— Все это вполне может быть результатом слишком богатой фантазии или угнетенной психики. Ты же сам указывал на постоянную подавленность Карручи, его явное душевное нездоровье. А ведь любой из этих двоих наверняка знаком с историей религий и древней литературой, хотя бы в рамках академической программы. Подумай сам, что может нарисовать в затуманенном мозгу подобная фраза в момент наивысшего нервного напряжения? То-то!

— Во всяком случае, — добавил он, видя мое огорчение, — твердо сказать, что мы обнаружили резидента Сообщества, пока нельзя. Но есть еще кое-что интересное во всей этой истории. По своим каналам мы уточнили некоторые биографические данные Фехнера и Карручи. В целом оба говорят о себе правду, за исключением некоторых незначительных деталей. Так, Джино Карручи действительно провел все свое детство в Амазонском заповеднике, находясь на попечении своего отца, факт гибели которого документально подтвержден несколькими свидетелями того трагического события. Биографические данные Фехнера тоже совпадают с установленными нами свидетельствами знавших его людей.

— Значит, они оба чисты и я искал не там?

— Не спеши! Тут есть одно «но», вернее даже два, — прервал меня Громов. — И у того, и у другого в рассказе о себе закрались некоторые «неточности».

— Да? — Я весь напрягся, стараясь ничего не упустить из сказанного Громовым.

— Карручи в разговоре с тобой упомянул о своей матери, которая отправилась в звездную экспедицию врачом, и их корабль бесследно исчез. На самом деле таких кораблей в то время было три, но ни на одном из них в списке экипажа не было женщин-врачей с таким именем. Теперь о Фехнере. Он якобы обучался в Банголорском биологическом университете, после чего несколько месяцев работал пилотом в системе «Купол». Но, по нашим данным, ни в списках выпускников Банголорского университета, ни в перечне пилотов «Купола» его за тот период не было… Все это, конечно же, мелочи, и вполне может быть, что здесь закрались какие-то неточности, но нельзя исключать и возможности более серьезной подоплеки.

Громов помолчал, затем сказал:

— Думаю, тебе все же придется продолжить свои наблюдения. Возможно, в итоге ты окажешься прав. Если это действительно один из этих людей, то рано или поздно он выдаст себя. Очень хорошо, что в руках у нас оказался конец ниточки, за который стоит потянуть. Когда вы вылетаете на Орбитальную-6?

— Через два дня.

Громов подошел к самой границе, разделявшей наши проекции. Внимательно вгляделся в мое лицо. Помолчав, сказал:

— Ну, ладно. До встречи! Будь предельно осторожен. Жду от тебя новых сообщений.

Я кивнул и выключил визиофон.




Глава седьмая Страна вечной тени


Ледяной ветер рвал одежду, обжигал лицо, сбивал с ног. Я плот нее запахнул воротник меховой куртки и накинул капюшон. Колючий снег косо сыпал откуда-то сверху. Напрягая зрение, я всматривался в сумрак впереди. Небо на юге было темное, почти черное там, где встречалось с краем земли. На севере, вдали можно было разглядеть длинную гряду гор, которые уходили вправо, становясь все выше и выше, пока не терялись в далях за моей спиной — там, где начиналась Страна Вечной Тени.

Казалось, до гор не так уж и далеко, однако мне пришлось еще очень долго идти по заснеженной равнине, прежде чем горы эти заметно приблизились. Несколько раз я останавливался, чтобы передохнуть. Ходьба по глубокому снегу сильно утомляла. Еще около получаса я шел в направлении гор, окончательно выбившись из сил, пока наконец не оказался около высокой каменной стены, выросшей из темноты прямо передо мной. Быстро отыскав проход, я протиснулся в полутораметровое овальное отверстие и оказался на широком внутреннем дворе геологической станции 57.

Три шарообразных здания соединялись между собой цилиндрическим обручем переходных коридоров и занимали почти половину пространства за оградой. В центре всего сооружения возвышался шпиль наблюдательной башни, терявшийся своей верхушкой в тучах снега и опасно раскачивавшийся под порывами неослабевающего ветра. Несколько мощных прожекторов освещали внутренний двор.

Прямо передо мной был переходной тамбур. Я взялся за ручку двери и сразу ощутил, как перчатка прилипла к ледяному металлу. Потребовалось некоторое усилие, чтобы открыть дверь, преодолев сопротивление пневматической защелки, после чего я оказался в темном тамбуре. Здесь было тепло и уютно. Постояв некоторое время перед закрытой внутренней дверью и прислушиваясь к завыванию ветра за тонкими стенами, я решительно вошел внутрь станции.

Узкий коридор уходил в глубь ее, плавно изгибаясь. Пол здесь был покрыт толстым слоем вспененного упругого пластика ко ричневатого оттенка. Небольшие округлые лампы на стенах изливали неяркий желтоватый свет, не раздражавший глаза. В полнейшей тишине было слышно шипение газовой смеси в решетчатых окошках-отдушинах, расположенных по верху стен.

Вдруг, совершенно отчетливо, до меня донеслись негромкие звуки музыки, лившейся откуда-то из глубины станции. Я прислушался и через минуту снова услышал тихие аккорды красивой и величавой мелодии, звучавшей где-то справа от меня. Пошел на звук и в конце коридора увидел полосу света, лежавшую на полу. Распахнул дверь и оказался в радиорубке.

Помещение выглядело довольно просторным, хотя большую часть его занимали столы с приборами и сам передатчик. На столе у левой стены стоял открытый термос, были разложены бутерброды с ветчиной, сушеные фрукты; открытая баночка с медом распространяла вокруг приятный сладковатый аромат, к которому примешивался терпкий запах свежесваренного кофе и цитрусовых. Рядом в кресле сидел человек в шерстяном свитере и кожаных штанах с большими нашивными карманами на бедрах. Он что-то негромко напевал себе под нос в унисон льющейся из передатчика музыке и ел прямо из банки мясные консервы, время от времени запивая их кофе. На потолке в рубке горели яркие лампы.

При моем появлении человек отложил в сторону недоеденный бутерброд и вопросительно посмотрел на меня, словно удивляясь тому, откуда здесь мог взяться посторонний. Но уже через минуту он сообразил, что к чему, и встал мне навстречу, протягивая руку и широко улыбаясь.

— Вы из Биологической защиты? — Он тронул пришитый к моей куртке личный знак.

— А вы как будто удивлены? — улыбнулся я, стягивая перчатку и пожимая его шероховатую ладонь.

— Нет, что вы! Напротив, я ждал вас. Меня зовут Варгаш. Семен Варгаш, — представился он. — Я руковожу группой геологов, которые работают на этой станции… Хотя назвать меня руководителем было бы слишком громко, — застенчиво и слегка грустно улыбнулся он. Добавил: — Вообще-то, нас на станции только трое: я и двое моих товарищей. Просто они выбрали меня старшим.

— Понятно, — кивнул я. — А мое имя Сид Новак. Я начальник Биологической защиты Терры.

— Вы, наверное, замерзли с дороги? — спохватился Варгаш, заметив мой взгляд, брошенный на дымящийся термос. Гостеприимно пододвинул мне свободное кресло. — Сегодня ужасная погода! Вы к такой не привыкли на Южном материке? Хотите кофе?

— Не откажусь.

Я снял куртку, сел в предложенное кресло. Поискал взглядом, куда бы повесить свою одежду, и, не найдя ничего подходящего, положил ее прямо себе на колени. Варгаш сел напротив, налил мне кофе из термоса, пододвинул бутерброды и фрукты.

— Угощайтесь. Правда, меню у нас не очень разнообразное… Но, если хотите, я могу принести еще мясных консервов.

— Не надо, — остановил я его. — Всего этого вполне достаточно. К тому же, я не голоден.

Варгаш не стал возражать. Молча взял чашку с кофе, откусил начатый бутерброд и стал медленно и тщательно пережевывать его. Голубые глаза его под густыми белесыми бровями задумчиво блуждали по помещению. Во взгляде было что-то грустное и усталое.

Отпивая маленькими глотками кофе и украдкой разглядывая своего нового знакомого, я подумал о том, что работа здесь должна быть опасна и тяжела. Суровый край требовал напряжения всех сил, небывалой выдержки и выносливости. Люди, подобные Варгашу, заслуживали уважения своей отвагой. Сотни таких же, как он, героев бесстрашно пускались в опасные путешествия к неизведанным мирам, чтобы принести человечеству новое знание и не требуя совершенно ничего взамен. Именно благодаря их кропотливому труду Трудовое Братство сумело достичь дальних звездных систем и обосновать там свои колонии, где жили и работали такие же скромные герои, как мой новый знакомый.

Допив кофе, я откинулся в кресле, с удовольствием чувствуя, как тепло медленно растекается по всему телу.

— Знаете, — вдруг заговорил Варгаш, нарушая молчание, — я ведь вызвал вас вовсе не из-за тигров.

— То есть как? — удивился я.

— Вы уж извините меня, но я посчитал, что о таком лучше будет поначалу умолчать и поставить в известность только лиц заинтересованных… Я ведь знаю, что у вас, в Биологической защите, работают люди из ОСО.

Да что случилось, наконец?! — не выдержал я. — Вы можете толком мне объяснить?

— Видите ли, — Варгаш аккуратно разгладил складку на штанах. — Дело в том, что мы обнаружили труп человека…

— Труп?

— Да, мертвое тело… Совсем случайно.

— Подождите, подождите! — остановил я его, пытаясь сообразить, что же все-таки произошло. — Ну-ка, давайте все по порядку! Когда это произошло? Как? Где? Где вы обнаружили труп?

Варгаш отставил в сторону чашку с кофе, почесал в затылке, словно обдумывая, с чего начать. Наконец заговорил:

— Значит, так. Двадцать пятого…

— Это позавчера? — уточнил я.

— Да, — согласно кивнул Варгаш. — Мы начали проходку новой штольни на южном склоне Медвежьего Кряжа (это в пяти километрах отсюда). Наметили место, сняли верхний слой породы. Оказалось, неудачно. Там встречаются крупные выходы на поверхность месторождений иридия, но поначалу нам не повезло. Пришлось сменить место. В тот день была сильная метель, почти как сегодня. Сканер ионизатора долго не давал никаких результатов, и нам пришлось повозиться, прежде чем мы обнаружили выход породы. Расчистив от снега место для будущей штольни, приготовились устанавливать «кротов» — это такие специальные буровые машины. Знаете? Так вот, тут-то мы и увидели, что в снегу что-то лежит. Пригляделись получше — человек! Представляете? Там под снегом небольшая расщелина. Так он, видимо, провалился туда. Ну, очистили мы расщелину от снега, достали его. Тело закоченевшее, твердое, как дерево. Лицо все инеем покрылось, глаза остекленели и вымерзли… Жуткое зрелище!

Варгаш поежился. Взял чашку, залпом допил содержимое. Посмотрел на меня.

— Кто кроме вас видел этот труп? — спросил я.

— Все видели! Ведь нас на станции только трое. Пробные бурения всегда проводим вместе… Признаться, и мертвеца этого не я обнаружил, а Лойи. У нее глаза молодые, зоркие.

— Кто такая Лойи?

— Лойи Симсон — наш геолог, — пояснил Варгаш.

— А как зовут третьего сотрудника?

— Рубен Балага.

— Значит, труп видели все трое, включая вас?

— Верно, — кивнул Варгаш.

— Странно… Откуда взялся труп в этих безлюдных местах? Ведь до постройки здесь вашей станции, люди почти не появлялись в этих широтах… Когда построили станцию?

— Год назад. Но самым странным, — добавил Варгаш, — мне показалось другое: человек этот одет в легкий комбинезон. Такая одежда впору для Южного материка, а здесь она явно не по сезону. Не мудрено было замерзнуть. И как только он оказался там, да еще упал в эту расщелину? Просто ума не приложу!

— Упал или его сбросили туда, — задумчиво сказал я.

— Вы думаете? — Варгаш тревожно посмотрел на меня.

— Да. Такую возможность тоже нельзя списывать со счетов. Не исключено, что человека этого специально столкнули в расщелину, чтобы убить… или же сначала убили, а потом сбросили туда, чтобы скрыть все следы. Что вы сделали с телом? — Я посмотрел на геолога.

— Очистили от снега, вытащили на ровное место и укрыли тентом.

— Это плохо.

Я сокрушенно покачал головой.

— Что? Мы сделали что-нибудь не так? — насторожился Варгаш.

— Да. Не нужно было трогать тело! Все должно было оставаться на местах, ведь там могли быть какие-то следы, улики, предметы, которые вы могли не заметить.

— А-а, — протянул Варгаш. — Понимаю. Действительно, я как-то об этом не подумал. Нас же никто не обучал этому. Кто же мог знать, что это так важно?

— Ладно, — вздохнул я. — Что сделано, то сделано. Вот что. Я хотел бы поговорить с вашими товарищами. Это возможно сейчас?

— Вполне. Я приглашу их сюда?

— Да. Пожалуйста.

Варгаш поднялся и вышел из рубки. На какое-то время я остался один. Появилась возможность обдумать сложившуюся ситуацию, сопоставить открывшиеся факты. Я встал, подошел к круглому окну-иллюминатору. За толстым стеклом по-прежнему завывал ветер, мела пурга. Снежные облака проносились в лучах прожекторов. Я посмотрел на небо, пытаясь различить звезды. Тщетно. В снежных клубах не было видно совершенно ничего. Еще раз взглянув в темноту за стеклом, я отошел от окна.

В это время в рубку порывисто вошла девушка среднего роста и остановилась у входа, разглядывая меня. Я увидел скользящий взгляд темных глаз под низкими бровями, взмах длинных ресниц и пряди золотистых вьющихся волос, ниспадающие на прямые плечи. Слегка полноватые губы маленького рта были плотно сжаты, и это придавало девушке решительный вид. Ее прямая и в то же время свободная и нескованная осанка говорила о долгой дружбе со спортом, гимнастикой или танцами. На ней были надеты теплые брюки, белый шерстяной свитер и короткая, по пояс, кожаная куртка, которую она небрежно накинула на плечи. По всему ее виду можно было понять, что девушку только что подняли с постели. Видимо, поэтому у нее такой недовольный вид.

Вслед за ней в рубку вошли Варгаш и высокий черноволосый и смуглый мужчина атлетического телосложения, представившийся Рубеном Балагой. Девушку, как я понял, звали Лойи Симсон. Она быстро подошла к приборному столу и присела на подлокотник кресла, в котором осталась лежать моя одежда. Ее темные глаза продолжали внимательно изучать меня.

— Почему вы так смотрите на меня? — спросил я, прислонившись к вертикальной стойке и глядя на девушку.

Какое-то время она продолжала молча разглядывать мое лицо, словно не расслышав моих слов. Потом быстро и гибко (я так и не понял, как ей это удалось) опустилась в глубину кресла, убрав мою куртку.

— Так вот вы, значит, какой? — сказала, усмехнувшись.

— Какой? — не понял я.

Она тронула подбородком свое плечо, посмотрела искоса. Произнесла с легким оттенком сомнения:

— Я себе представляла истребителей Биологической защиты совсем другими…

— Вот как?

Мне стало интересно услышать ее мнение на этот счет. Слегка прищурившись и стараясь скрыть напрашивавшуюся улыбку, я спросил:

— Насколько я вас понял, мой образ несколько не соответствует вашему представлению о работниках Биологической защиты? Так? Интересно, какими же они должны быть, по вашему мнению?

— Лойи слишком романтична, Сид, — вступил в разговор Варгаш, давно уже морщившийся от недовольства. — Ты не обижайся на нее.

Он сделал такое лицо и так красноречиво пожал плечами, что я едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

— Ну что ты! Какие могут быть обиды? — серьезно ответил я. — Мне действительно интересно ее мнение.

Критика девушки, которой, наверное, было немногим больше двадцати и которая еще не утратила максимализма и простодушия, свойственных этому возрасту, была для меня гораздо важнее тысяч похвал убеленных сединой и умудренных жизненным опытом наставников.

— Итак? — Я выжидательно посмотрел на Лойи.

— Это должны быть высокие, красивые парни, шагающие навстречу звездам, презирая опасности и смерть! — выпалила девушка, вздернув короткий носик.

Я прошелся по рубке, остановился около окна.

— Ну что ж… Пожалуй, я действительно не совсем соответствую вашему образу. Но есть у нас и сильные, и красивые, и презирающие опасность. Есть, можете мне поверить.

— Простите. Я обидела вас? — потупилась девушка. — Я действительно много болтаю лишнего.

Ее маленькие, словно резные, уши густо покраснели.

— Ерунда! — отмахнулся я. — Я никогда и не претендовал на роль героя. Но давайте все же поговорим о деле, ради которого мы здесь собрались. А о том, каким должен быть романтический образ покорителя Вселенной поговорим в другое, более подходящее время. Дам вам только один совет: читайте больше о первых звездопроходцах. Вот где и подвиги, и борьба со стихиями, и самопожертвование ради общего блага!

Лойи согласно кивнула.

— Итак? — Я снова встал напротив девушки. — Значит, это вы первая обнаружили труп?

— Да, это так.

Девушка зябко передернула плечами.

— Хотя, признаться, лучше бы этого вовсе не было!

— Расскажите, пожалуйста, подробнее обо всем. Как это произошло? При каких обстоятельствах?

— Мы приступили к разработке нового шурфа, — начала свой рассказ Лойи. — Как обычно, расчистили скалу, изучили мощность залегания рудоносного пласта и уже начали монтировать шурфопроходчиков… Вот тут-то все и произошло! Не знаю, как я оступилась с края площадки, как провалилась в снег? На первый взгляд, казалось, что там не так глубоко, но в этом месте, под снегом, была расщелина в скале, вот в нее-то я и угодила со всего маху. Хорошо еще, что снег там был глубокий, а то, наверное, все кости бы себе переломала. Рубен и Семен поспешили мне на помощь. Верхний слой снега там мерзлый, а под коркой наста он рыхлый. Они вон какие! Не то что снег, дерево под ними не выдержит. Обвалили они на меня целый сугроб! Я, конечно, очень на них рассердилась, а потом вижу… Мама моя! Из снега ноги торчат — человеческие ноги! Понимаете? В общем, я немного испугалась…

— Как же, немного! — усмехнулся Варгаш. — Такой крик подняла, что чуть перепонки в ушах не полопались!

— Хорошо тебе сейчас смеяться! — без обиды воскликнула Лойи. — А каково было мне в ту минуту? Падает на меня этот сугроб, а под ним ноги!.. Человек!.. Мертвый человек!

— Так. — Я задумчиво повертел в руках перчатки. — А как лежало тело?

— На спине, — с готовностью ответила Лойи. — Поза у него была такая неприятная… такая… — Она попыталась изобразить позу трупа. Сморщилась и отвернулась.

— Вы не заметили ничего странного вокруг? — снова спросил я.

— Странного в чем? — не поняла девушка. — В мертвеце?

— И в нем, и в окружающей обстановке. Ну, что-нибудь необычное, неестественное?

Лойи на минуту задумалась, нахмурив брови. Наконец, сказала:

— Пожалуй, ничего особого… Разве что одет он был как-то… Как бы это сказать? Не по сезону, что ли? Легкий комбинезон, летние ботинки… Для наших мест такая одежда не годится.

— Значит, одет он был не по сезону? Понятно. Ну, а еще что? Больше ничего?

Лойи снова наморщила лоб, стараясь припомнить подробности того дня. Через минуту сдалась:

— Нет. Больше ничего не было. Кругом ведь все засыпано снегом. Никаких следов я не видела.

— Труп наверняка сбросили с гравиплана, — неожиданно сказал Рубен Балага, до сих пор молчаливо стоявший у двери.

— Почему вы так решили? — Я быстро повернулся к нему. — Может быть, человек упал в расщелину со склона скалы? Оступился, как и Лойи?

— Видите ли, — спокойно сказал Балага, — если бы вы были там, то сами поняли, что это не так. Высота в этом месте небольшая. Со дна расщелины до верха откоса метра три, не больше. А у мертвеца все кости переломаны и позвоночник. Там кругом снег, так что, чтобы так изуродоваться, нужно было упасть с очень большой высоты.

— Что ж, я не видел тела, но вполне согласен с вами.

— Рубен прав, — вступил в разговор Варгаш. — Этого парня наверняка сбросили с порядочной высоты. Позвоночник у него едва кожу на животе не вспорол!

— В последнее время вы не замечали никаких полетов на гравиплане в окрестностях станции? — спросил я.

Варгаш отрицательно покачал головой:

— Нет. Ничего подобного не было. В этих местах вообще редко кто появляется без особой надобности. Страна Вечной Тени для людей — это, прежде всего, холод, бескрайние снега и вечная ночь. Случайным людям здесь делать нечего.

— А если не случайным? Ведь вам должны доставлять продукты, инструменты, оборудование?

— Верно, — согласился Варгаш. — Раз в неделю прилетает грузовой гравиплан с Базы. Пилот забирает у нас образцы породы и оставляет продовольствие и новое оборудование. Но он человек вполне надежный. К тому же, мы обычно встречаем его около станции.

— Когда в последний раз прилетал гравиплан?

— В среду.

— И все было как всегда?

— Да. Мы взяли коробки с продуктами, погрузили два контейнера с пробными образцами, и он улетел на Базу.

— Гравиплан всегда прилетает в одно и то же время? Не было задержек? Из-за непогоды, например, или поломок?

— Нет. С этим было всегда все четко, точно по графику. Он всегда прилетает в шесть вечера, даже если непогода.

Я встал.

— Мне хотелось бы увидеть труп. Это возможно сейчас?

Варгаш замялся, переглянулся с товарищами. Лойи Симсон зябко передернула плечами. Рубен Балага остался невозмутим.

— Возможно-то, конечно, возможно, — наконец сказал Варгаш. — Только нужно ли? А? Сид? Труп, он ведь сам никуда не уйдет. Лежит он сейчас там же, где мы его оставили. Зачем так спешить? Подумай сам: кругом ночь, снег валит… Что если тебе подождать до утра? У нас как раз и комната свободная есть. К утру, думаю, метель стихнет, да и посветлее будет. Признаться, ребята устали сегодня. Сам понимаешь, работа здесь — не мотыльков собирать на цветах. Места тоже не курорт.

Я взглянул за окно. Клубы снега все так же проносились в свете прожекторов, ветер задувал, казалось, с еще большей ожесточенностью. Припомнилась дорога на станцию, которую мне пришлось проделать пешком по глубокому снегу. Я, конечно же, мог и один добраться до штольни, где лежал труп, только дорогу узнать. Но, сознавая, что в теплой и уютной станции гораздо лучше, чем там, в снежной, пронизанной холодом пустыне, я согласился с доводами Варгаша.

Мне выделили отдельную комнату, если так можно было назвать тесную кабину почти на самом верху наблюдательной башни, где едва помещались стол и откидная койка, и все разошлись спать. Бросив куртку на стол, я критически оглядел свое временное жилище. Расстелил надувной матрац и, не раздеваясь, повалился на него.

Я лежал без сна на спине, глядя в потолок кабины и прислушиваясь к вою ветра за стенами станции. По времени уже близился рассвет, но за окном было все так же темно. Тревожные мысли сменяли одна другую, не давая заснуть.

Что же все-таки произошло здесь? Откуда взялся этот труп? А появился он здесь, скорее всего, давно, видимо, еще до строительства самой станции 57. Версия с грузовым гравипланом, приписанным к станции, на котором могли доставить труп в Страну Вечной Тени, сразу же отпадает. Как выяснилось, гравиплан ни разу не опаздывал с прибытием.

По Терре разбросано множество научных станций: они есть и здесь, на полюсе, и на другом материке, в двух тысячах километров отсюда. Там кругом леса и горы, и люди зачастую оторваны от внешнего мира, вернее мирка — того наиболее освоенного района на Южном материке, где сосредоточились основные базы всех научных экспедиций. Иногда маленькая задержка в доставке необходимых грузов может обернуться непоправимой трагедией. Поэтому все грузовые гравипланы вылетают точно по графику, рассчитанному до минут.

Если труп лежит в расщелине уже давно — год или около того, значит, истоки этой трагедии нужно искать именно в то время. Я рылся в своей памяти, пытаясь припомнить все случаи исчезновения людей, которые были мне известны. Подобные происшествия, хотя и имели место на Терре, но все же были не так часты. Хорошо отлаженная система спутникового слежения позволяла в считанные секунды определить местонахождение любого человека по сигналам его личного датчика, вживленного под кожу. Но этот труп обнаружили только сейчас, значит…

Я быстро сел на постели. Неожиданная догадка пронзила сознание, словно молния. Мысль об этом была столь очевидна, что не прийти к ней сразу же, как только я услышал о трупе в легкой одежде, было бездарно с моей стороны. Ведь именно год назад, когда тигров только завезли на Терру, бесследно исчез биолог Андре Бертон. Его тогда так и не нашли даже по сигналам личного датчика, которые попросту отсутствовали. В последнее время мы с моими помощниками так часто говорили о нем, и вот теперь мысль о пропавшем Бертоне приходит мне в голову в последнюю очередь!

Роман говорил, что под личиной исчезнувшего биолога может скрываться гений-одиночка, не понятый обществом… Что ж, возможность подобного поворота событий пока полностью исключать нельзя, ведь в подтверждение этой версии говорят некоторые факты. К тому же еще предстоит опознать труп. Но и то, что я узнал сегодня, тоже немаловажно. Случай преднамеренного убийства человека или чья-то преступная халатность, повлекшая за собой смерть человека, — это происшествие в Трудовом Братстве чрезвычайное, идущее вразрез с Высшим Законом, по которому человеческая жизнь бесценна и охраняема обществом в любой точке Вселенной. Поэтому мой долг найти виновных и предать их Высшему Суду.

В любом случае, дело приобретает очень серьезный оборот. Не ясна пока причина всего случившегося с Бертоном, но изобретательность, с которой скрыли его смерть, говорит о том, что здесь замешан профессионал. Это мне не нравится. Такого здесь, на Терре, еще не было, а значит, все это неспроста. Легкий холодок страха пронизал сознание при мысли, что убийца Берто на, возможно, ходит где-то рядом, умело скрывая свой звериный лик под маской добродушия.

Эх! Как бы я хотел увидеть сейчас труп собственными глазами. Наверняка там есть что-то, что не заметили ни Варгаш, ни его товарищи. Необходимо крепче зацепиться за ниточку, которую удалось поймать, иначе она скользнет в руках, и поминай ее как звали! А мне очень нужно размотать весь клубок.

Я снова прислушался. Ветер почти стих. В комнате было темно, только высоко под потолком плясали едва заметные красноватые блики. Постой! Откуда они здесь взялись? Ведь на полюсе солнце не всходит вовсе. Судя по всему, свет струился из окна. Охваченный любопытством, я встал, подошел ближе.

Прожектор на башне сдвинуло ветром, и его свет сюда не доходил. Вверху было черное непроглядное небо. Крупные хлопья снега падали оттуда, становясь красноватыми, словно залитыми кровью… Да нет же! Я прижался лбом к холодному стеклу. Далеко впереди, над снежной пустыней, окутанной мраком, тянулись тонкие лучи света: что-то около десяти мерцающих красных световых полос, протянувшихся с юга на север. Они пронзали окружающую темноту, словно тонкие светящиеся провода из раскаленного чугуна.

Напрягая зрение, я вглядывался в ночь. Похоже, лучи эти пульсировали, то становясь более тусклыми, почти невидимыми, то разгораясь яркими снопами света, озарявшими первозданный мрак полюса.

В это время в дверь кто-то тихо постучал. Я вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, недовольно спросил:

— Кто там?

Ответа не последовало. Я быстро подошел к двери и распахнул ее. На пороге стояла Лойи Симсон, все в том же свитере и брюках. Казалось, она так и не ложилась спать.

— Это вы? — удивился я.

— Извините, что я так рано, — негромко произнесла она, — но мне необходимо вам рассказать что-то очень важное. Можно войти?

— Да, конечно.

Я пропустил ее в комнату и закрыл дверь. Обернулся. Девушка стояла спиной к окну. Красноватый отблеск играл в ее волосах. Я не видел ее лица, но мне почему-то показалось, что она улыбается.

— Вы, наверное, удивлены? — так же тихо спросила она.

— Немного, — признался я.

— Но мне действительно нужно поговорить с вами, — словно оправдываясь, быстро произнесла Лойи. — Выслушайте меня, пожалуйста!

— Конечно. Я весь внимание.

Я подошел к ней. Она взяла меня за руку, заставила сесть на койку. Сама села рядом. Я ощутил у себя на лице ее горячее дыхание. Девушка смотрела на меня широко раскрытыми взволнованными глазами. Наконец, заговорила:

— Я хочу рассказать вам это, потому что Семен и Рубен стали бы смеяться надо мной и ничему бы не поверили или решили, что я больна…

— Ну зачем вы так?

— Да, да! Вы их не знаете, — взволнованно и быстро заговорила девушка. — Они ведь считают меня ребенком и всячески опекают, еще и потому, что я женщина. А ведь я уже давно не ребенок! Что же с того, что я еще стажер? Раз я прилетела сюда, значит, Трудовое Братство доверяет мне это дело, а они думают, что я не справлюсь! Меня это с каждым днем все больше раздражает.

— Зря вы так, — сказал я. — Они просто заботятся о вас и по-своему любят.

Лойи еще шире раскрыла глаза, всматриваясь в мое затемненное лицо. Но спорить со мной не стала. Спросила:

— Помните, я рассказывала вам, как обнаружила труп?

— Помню.

— Так вот, я вам не все рассказала!

— Не все? Что вы имеете в виду?

— Сейчас поймете. Когда я провалилась в эту расщелину и увидела там труп, честно вам скажу, меня чуть было не вырвало, так плохо стало. Со мной такого еще никогда не было. Только не подумайте, что меня пугает смерть. Нет. Просто все это произошло слишком неожиданно.

Лойи замолчала на секунду, словно переводя дух.

— Так вот, — заговорила она снова. — Я отвернулась от мертвеца и вдруг… Там кругом каменные гряды, ведь Медвежий Кряж очень разветвленный. Самый высокий склон расположен в центре. Вот по нему-то и шел этот человек! Я сама это видела!

— Постойте, постойте! Человек? Какой еще человек? — насторожился я.

— Да, человек! Откуда он там взялся, я не знаю. Но вид у него был очень странный, и на человека-то даже не совсем похожий.

— То есть как это? — не понял я.

— Ну, как бы это объяснить?.. — Лойи потерла пальцами лоб, подбирая нужные слова. — Так-то он вроде бы и человек: руки, ноги, тело — все это у него есть. Только вот голова какая-то странная — расширенная и плоская. А спереди два больших глаза, выпученных, как у морского окуня… И еще, рядом с ним прямо по скале шел тигр, самый настоящий!

Я с сомнением посмотрел на девушку. Заметив мой взгляд, она слегка смутилась, поспешно добавила:

— Мне тогда показалось странным еще и то, что человек этот и тигр были какими-то прозрачными… ну, знаете, как бывают изображения, спроецированные в голографоне, словно это не живые существа были, а кадры эйдопластики.

— А вы уверены, что на самом деле видели их? — осторожно спросил я. — Может быть, вам это только показалось? Ведь вы были напуганы, а в таком состоянии может привидеться всякое…

— Ну, вот! Вы тоже! — обиженно воскликнула девушка и отвернулась. — Я думала, что вы мудрый, доверилась вам, а вы такой же, как Варгаш!

— Не обижайтесь, Лойи. Я просто хочу разобраться во всем этом до конца, чтобы не было никаких неточностей… Так вы уверены в том, что видели этого человека и тигра вместе с ним на склоне горы в тот момент, когда обнаружили труп?

— Уверена! Хотя я и была не в себе, рассудка я все же не теряла, и глаза у меня были на месте! Этих двоих я видела так же хорошо, как сейчас вижу вас! — выпалила девушка, поджав пухлые губы.

— Хорошо. А куда потом подевался этот человек?

— Не знаю, — Лойи отвернулась к окну. — В этот самый момент Семен и Рубен обвалили на меня сугроб, а когда я выбралась из снега, на скале уже никого не было.

— Вы рассказали об увиденном товарищам?

— Нет.

— Почему?

— Они бы не поверили мне… Нет, они бы, конечно, выслушали меня и не показали бы вида, что не доверяют мне! Но как я могла доказать им свою правоту? Ведь на скале уже никого не было.

— А почему вы не пошли искать этого человека? Может быть, он спустился в расщелину?

— Нет, вряд ли.

— Вы в этом уверены? Почему?

— Потому, что он шел по самому гребню скалы! Одно это мне показалось очень странным. Разве может нормальный человек пройти по гребню скалы, да еще с тигром рядом?

— Вот видите! Вы сами признаете, что все это очень… м-м… необычно.

Девушка быстро повернулась ко мне, собираясь сказать что-то обидное, но я поспешил успокоить ее.

— Я хотел бы вам верить. У меня просто нет оснований не доверять вам… Но все рассказанное вами слишком фантастично, чтобы решить что-либо сразу. Как вы думаете, Варгаш и Балага видели этого человека?

— Думаю, нет. Они бы непременно заговорили со мной о нем, но ребята были так заняты моим спасением из сугроба, что наверняка ничего не заметили.

— Так.

— Знаете, что я думаю? — сказала Лойи, беря меня за руку. — Может быть, появление этого человека как-то связано с трупом?

— Вряд ли мы здесь имеем дело с чем-то, напоминающим метемпсихоз[19 - Метемпсихоз (от греческого metempsychosis — переселение души) — в религиозной мифологии представление о перевоплощении души после смерти тела в новое тело какого-либо растения, животного, человека и т. п.]. Если уж и говорить об известных науке торсионных полях и сложной взаимосвязи и взаимопроникновении энергий в окружающей нас Вселенной, то, скорее всего, мы не смогли бы увидеть нечто подобное без специальной аппаратуры.

Я потер лоб, соображая, что же предпринять, как вписать странный рассказ девушки в начавшую выстраиваться у меня в голове версию. В этот момент свечение за окном разгорелось с особой силой, и комнату наполнил призрачный красноватый туман. Лойи покосилась за окно.

— Что это? — спросил я.

— «Красная заря», — ответила девушка. Встала, прижалась лицом к стеклу.

— «Красная заря»?

Я тоже подошел к окну.

— Разве вы никогда не видели «зорь»? — удивилась Лойи, но тут же спохватилась: — Ах, да! Я забыла, что вы здесь впервые. А мы к этому уже привыкли, хотя поначалу тоже удивлялись. Слишком уж необычное явление, правда?

— Действительно, — согласился я, — странное явление. А как это объясняют ученые?

— Ученые? — Лойи откинула назад волосы, посмотрела на меня удивленно. — Никто из ученых всерьез никогда не занимался этим. Правда, мы с ребятами как-то раз пытались изучать «зарю»…

— И что же?

— Ерунда! Все, что нам удалось сделать, это провести анализ светового потока и определить направление его распространения.

— У вас сохранились индикатрисы[20 - Индикатриса (франц. indicatrice, букв. — указывающая) — в оптике физическое изображение зависимости характеристик светового поля (яркости, поляризации света) или оптических характеристик среды (показателей преломления, отражательной способности) от направления.]?

— Что вы?! Если бы это был серьезный научный эксперимент, а тут… По-видимому, эти «зори» зарождаются где-то на Южном материке и пересекают Страну Вечной Тени до самого полюса. Судя по всему, это разновидность световой волны, возникающей в нижних слоях атмосферы в результате сильной наэлектризованности воздуха или же сильной ионизации. Правда, не понятно, что является причиной подобной ионизации… Сейчас довольно слабая «заря». Иногда число линий в ней доходит до ста — ста пятидесяти, и тогда на небе полыхает целое сияние, как у нас, на Земле, в Арктике. Но больше всего меня поражает закономерность их модуляций. Сначала появляются три линии, а затем по возрастающей: пять, семь, девять, одиннадцать и так далее. И каждый раз количество лучей принимает нечетное значение, а потом вдруг все идет на убыль в обратном порядке отсчета. Интересно, правда?

Я посмотрел на огненные линии, прочерченные по небу в ночном мраке снежной пустыни.

— И как часто бывают такие «зори»?

— Обычно через две недели, но иногда чаще, через несколько дней. Тогда они менее яркие… Кстати, когда мы нашли труп, тоже была «красная заря». Может быть, поэтому мне и привиделся тот странный человек на скале?

Девушка замолчала, глядя на красное сияние за окном. Потом шагнула к двери, посмотрела на меня.

— Ладно, спите. Скоро утро!

Она, словно тень, скользнула за дверь и исчезла в темноте узкого коридора. А я остался стоять у окна, глядя на необычную «красную зарю» и думая о том, что мне рассказала Лойи.

* * *


В восемь часов утра Варгаш постучал в дверь моей комнаты. Я вскочил с койки, пытаясь сообразить, где нахожусь. Увидев улыбающееся лицо Варгаша, сразу вспомнил все, что было вчера вечером. Спустив ноги на пол, я протер ладонями лицо, стирая остатки сна.

— Что? Несладко спалось на новом месте? — весело спросил Варгаш. — Это все от «красной зари». Я тоже чувствую себя неважно всегда, когда «заря». Голова не болит?

— Вроде нет.

Я мотнул головой, ощутил легкую тяжесть в затылке.

— Как погода?

— Погода прекрасная! Южный ветерок. Метель кончилась. Просто загляденье! Сейчас позавтракаем и отправимся к месту.

Я посмотрел за окно и с удивлением отметил, что спросонья принял за яркий солнечный свет — свет прожектора, восстановленного на башне. В остальном же кругом по-прежнему царила ночная тьма. Течение времени в Стране Вечной Тени отмечалось только часами, и ты словно выпадал из общего временного потока.

Настроение у меня было неважное. Всю ночь меня мучили кошмары. Мне мерещились гигантские тени, кравшиеся вдоль частокола черных скал, какие-то бездонные пропасти, извергающие клубы красного дыма. Проанализировав все эти бессвязные картины из сна, я пришел к выводу, что инстинкты подсознания предупреждают меня о какой-то угрозе, отдаленной, но, тем не менее, несомненной.

Поднявшись с постели, я отправился умываться. Приняв ионный душ и окончательно придя в себя после сна, я спустился в столовую станции. Здесь за столом уже сидели все трое обитателей этого крохотного мирка. Ждали только меня.

Лойи встретила мое появление насмешливым взглядом. Я же старался не подать вида, что мучаюсь в догадках. Одна только мысль не выходила у меня из головы: поскорее увидеть место, где нашли мертвеца, и сам труп.

Рубен Балага, показавшийся мне вчера молчаливым и немного хмурым, на самом деле оказался очень веселым парнем, любящим пошутить на самые разные темы. Таким людям всегда легко, в каких бы трудных условиях они не находились. Даже сдержанный Варгаш, сосредоточенно пережевывавший мясные консервы из искусственного белка и отхлебывавший маленькими глотками кофе из чашки, после очередной прибаутки Балаги не выдержал и начал глухо и прерывисто смеяться. Но особенно звонко и заразительно смеялась Лойи Симсон.

Ее чрезмерное веселье насторожило меня. Понаблюдав за девушкой, я заметил, что веселье это напускное. В действительности же она была внутренне очень напряжена, и вскоре я сообразил почему. Она приглядывалась ко мне, стараясь понять, какое впечатление произвел на меня наш вчерашний ночной разговор. Судя по всему, она придавала ему большое значение, и это заставило меня несколько по-иному взглянуть на ее рассказ.

Закончив завтрак и собравшись в дорогу, мы все вчетвером отправились к Медвежьему Кряжу. На станции оказалось два магнитора, совершенно не заменимых в здешних суровых условиях. Одним из них мы и воспользовались. Варгаш сел за управление. Рядом с ним уселся Рубен, а мы с Лойи разместились на заднем сидении. Раскрасневшаяся на морозе девушка сбросила с головы меховой капюшон куртки. Еще минуту назад веселая и смеющаяся, сейчас она, казалось, ушла в себя и задумчиво глядела в черноту ночи за лобовым стеклом.

Магнитор скользил мягко и бесшумно над заснеженной пустыней. Легкие снеговые облака появлялись в лучах осветительных огней, закручивались спиральными волчками, обтекая корпус аппарата, и исчезали в темноте. Дико метались черные тени в промоинах и впадинах, и окружающий мрак то отступал, то набегал вплотную. В наплывах темноты вверху на мгновение появлялись одинокие огоньки звезд. Незаметно мы достигли перевала, и снова оголенная пустыня развернулась перед нами.

На потолке салона горел крохотный огонек, и его неяркий свет делал этот маленький кусочек земного мира необычайно уютным среди холода и мрака ледяной пустыни на чужой планете.

— Скажи, Семен, — нарушил я общее молчание, — в тот день, когда вы обнаружили труп, ты не заметил ничего необычного на Медвежьем Кряже?

При моих словах Лойи в упор взглянула на меня, и я прочел в ее глазах такую детскую наивную надежду, что пожалел о том, что завел этот разговор.

— Необычного? — переспросил Варгаш, не отрывая взгляда от дороги. — Что ты имеешь в виду? На мой взгляд, самым необычным там был труп. Разве не так?

— Ты не понял. Я хотел сказать совсем о другом. Может быть, в тот день наблюдались какие-нибудь необычные атмосферные явления, миражи? В частности, в тот момент, когда Лойи обнаружила труп.

— Явления? — Варгаш на минуту задумался, потом покачал головой: — Да нет, ничего такого не было. Кроме «красной зари», конечно, но к ней мы уже привыкли.

— А ты, Рубен, ничего не заметил?

— Нет, Сид. Я тоже ничего необычного не видел. Тогда я больше думал о том, как вытащить из расщелины эту девчонку, — Балага кивнул в сторону Лойи. — Мне было не до того. А почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось?

— Да нет. Это я так, для ясности.

Мы с Лойи обменялись взглядами. Она хотела что-то сказать, но в этот момент Варгаш дал вертикальное ускорение. Магнитор резко подпрыгнул вверх, перелетел через громадный сугроб, плюхнулся плоским днищем на снег и замер.

— Ну, вот и приехали, — буднично сообщил Варгаш, выключая магнитный активатор.

Я пригляделся. Впереди смутно вырисовывался контур заснеженной скалистой гряды, крутые отроги которой уходили куда-то в непроглядную темноту.

— Это и есть Медвежий Кряж? — спросил я.

— Он самый. Ты не беспокойся, — Варгаш щелкнул замком и откинул боковую дверцу магнитора вверх, — там есть прожектор. Сейчас он выключен, поэтому здесь так темно.

— Но я слышал, что горные шахты работают непрерывно?

— Так оно и есть, — подтвердил Рубен Балага. — В нашей штольне сейчас тоже кипит работа — трудятся роботы-проходчики. Мы их именуем просто «кротами». Но свет им не нужен, потому что у них автономное освещение. Электричество мы используем только для площадной ионизации, просвечивая скалу.

Я тоже откинул дверцу со своей стороны и вылез из магнитора. Вслед за мной ловко выскочила Лойи. Ледяной ветер ударил в лицо, обжигая кожу и сбивая дыхание. Я оглянулся. Варгаш показал рукой: идите за мной! Слов слышно не было. Ветер заглушал речь, губы стыли на морозе и отказывались слушаться. Включив подогрев своей куртки и плотно застегнув пневматические застежки, я посмотрел на Лойи.

Маленькая и хрупкая, она стояла, склоняясь на ветру, словно цветок, по колено в снегу. Я взял ее за руку, запахнул меховой капюшон ее куртки по самые глаза девушки, и мы двинулись по следам шедших впереди геологов. Мы шли минут пять, но они показались мне часом. Лойи часто спотыкалась, и тогда я подхватывал ее, но она тут же высвобождалась из моих рук, отрицательно мотала головой и что-то напряженно кричала. До меня долетали лишь обрывки фраз.

Медвежий Кряж вырос перед нами из темноты пологой, изборожденной трещинами и расщелинами каменной громадой. В сумраке он действительно чем-то напоминал лежащего на земле медведя. Высокий хребет вздымался над землей мощной медвежьей спиной; по бокам от него отходили гряды поменьше — «лапы», а спереди массивный склон был похож на огромную голову зверя. Вот на этом-то склоне и расположилась штольня, огороженная толстыми силовыми кабелями.

Мы взобрались на склон по специально вырубленным в камне ступенькам и остановились на небольшой открытой площадке, где на фоне снега темнела гора отработанной породы, беспрерывно выбрасываемой из глубокой шахты. Когда Варгаш включил прожектор, контрасты стали резче: ослепительно сверкающий белизной снег, лиловые контуры гор, чернеющий вход в шахту.

Я заглянул в темный провал. В лицо сразу пахнуло гарью и сыростью. Внизу что-то урчало и ворочалось, словно там был громадный жук, посаженный в коробку. Блестящие острые лопатки вращались с удивительной быстротой, выбрасывая из узкого отверстия отработанную породу. В свете прожектора они сверкали голубизной металла.

Варгаш склонился к самому моему уху и прокричал:

— Он там!

Семен указал за выступ скалы справа. Мы направились туда, прижимаясь к скальной стене, чтобы не упасть в расщелину. Труп лежал в неглубокой нише, накрытый тентом. Ветер здесь был не такой сильный, так что можно было разобрать некоторые слова.

Я взялся за край полотнища. Материал примерз к трупу, и понадобилось некоторое усилие, чтобы отодрать его. Мертвец, казалось, промерз насквозь, так что кристаллики льда выступили на коричневатой коже. Мне показалось, что я дотронулся до деревянной чурки. Кожа на лице трупа натянулась, исказив черты лица и сделав их отталкивающими. Горло провалилось, словно его вовсе не было. Но в остальном труп сохранился прекрасно. Никаких следов разложения я не обнаружил. Да это было и не удивительно, на таком-то холоде!

Мои товарищи стояли рядом и молчаливо наблюдали за происходящим. Когда я сдернул с трупа покрывало, Лойи издала неопределенное восклицание и отвернулась. Я не обратил на это внимания. Мне сейчас было не до того. Продолжив осмотр трупа, я старался изучить его как можно более тщательно. Конечно, определить, хотя бы примерно, время смерти этого человека я не мог. Необходимо было проводить специальную медицинскую экспертизу в условиях лаборатории.

Мертвец действительно был одет в легкий комбинезон, какие носят на Южном побережье. На груди у него отчетливо просматривалось темное пятно запекшейся крови. Позвоночник у трупа был жестоко переломан и выпирал спереди. Создавалось впечатление, что уже замерзшее тело переломили пополам. Мне с трудом удалось оторвать от шеи трупа ворот куртки — материал стал похож на лист жести. Переломанные ребра торчали из разорванной кожи. Кровь темным застывшим налетом покрывала все тело. Никаких нашивных знаков на куртке не было, и это меня насторожило.

Я осмотрел шею покойника. Ближе к правому плечу хорошо просматривался крохотный разрез, через который, видимо, удалили личный датчик. Это ясно говорило о том, что смерть этого человека наступила не случайно. Я выпрямился.

— Где вы его нашли?

— Здесь, недалеко, — Варгаш показал куда-то за скалу. Спросил: — Идем?

Мы вернулись назад, сбиваемые с ног порывами ветра. У самого края расщелины Варгаш остановился, указывая рукой вниз. Сделал движение, показывая, что падает, и замахал руками. Я посмотрел вниз. Снег казался глубоким и плотным. Подумав, я кивнул Варгашу и прыгнул на дно расщелины. Провалившись в снег по пояс, я с большим трудом выбрался на свободное место. Хотя вчерашняя метель уже порядком намела здесь снега, все же можно было заметить, что застывшие снежные пласты были совсем недавно обрушены.

Я расчистил камни, осмотрелся. Бурые пятна просматривались повсюду. Но ничего существенного я здесь не обнаружил. Задрал голову, махнул рукой геологам. Стоявшие наверху и следившие за мной Варгаш и Балага сбросили мне страховочный трос. Подхваченный двумя ге-ологами, наверху я оказался почти сразу.

— Ну что? — крикнул Варгаш, наклонившись ко мне и морщась от бившего в лицо ветра.

— Ничего! — задыхаясь, прокричал я. — Уходим!

Варгаш принес мешок. Мы спрятали в него тело и перенесли его в магнитор.

— Ты хочешь забрать его с собой? — спросил Варгаш, когда мы уже сидели в машине.

— Да. Необходима медицинская экспертиза, чтобы установить причину смерти и провести опознание тела.

— Неужели это так важно? — удивилась Лойи, которая все еще никак не могла привыкнуть к мысли, что за спиной у нее лежит замерзшее человеческое тело.

— Очень. Здесь две стороны медали: либо смерть этого человека наступила от падения на камни, либо он умер от чего-то другого и его тело сбросили в расщелину уже после смерти. Если подтвердится первое, тогда мы будем иметь дело с чьим-то преступным малодушием. Возможно, этот человек как-то выпал из гравиплана, и те, кто был вместе с ним, ничего не сделали для его спасения. Если же верно второе, тогда налицо тщательно продуманное преднамеренное убийство!

Я посмотрел на своих спутников. Они молчали, обдумывая мои слова. Всю обратную дорогу никто из них не проронил больше ни слова.

В этот же день, спустя два часа, я уже прощался со своими новыми товарищами. Они помогли мне перенести мертвое тело в гравиплан и провожали меня взглядами, пока мой аппарат не скрылся из вида. Включив стабилизатор и взяв курс на юг, я с каждой минутой все дальше удалялся от холодной и неприветливой Страны Вечной Тени. Страны, где нет восходов и закатов, где царит вечная ночь и где затерялась геологическая станция 57 — этот крохотный земной мирок в океане холода и мрака, в котором живут, работают, борются со стихиями прекрасные мужественные люди.




Глава восьмая Дыхание смерти


Широкий коридор госпиталя освещался продолговатыми лампами на потолке. Расплывчатые пятна отраженного света лежали на стенах. Царившая кругом тишина делала пугающе громкими мои шаги. Одна из дверей, расположенных вдоль правой стены, распахнулась, и из нее в коридор вышли две молоденькие санитарки в серебристых полупрозрачных халатах. Они бесшумно скользнули мимо меня и скрылись за поворотом коридора. Я подошел к двери, на которой был нарисован желтый круг, решительно открыл ее и шагнул внутрь.

Обширное помещение напоминало одновременно и госпитальную палату, и лабораторию. Два высоких человека в медицинской одежде катили между вертикальными стойками тележку, на которой лежало что-то продолговатое, накрытое желтой материей. Третий человек, стоявший у распахнутого окна, обернулся мне навстречу, как только я вошел. Он выглядел сильно уставшим и от этого казался много старше своих лет. Серебристый халат-паутинка придавал его и без того бледному лицу полотняный оттенок. Густые брови его хмурились, но меня он встретил довольно приветливо.

— А, это вы? Проходите. Садитесь.

Он пододвинул мне винтовой стул, стоявший рядом с ним.

— Доктор! Ну как?

Я посмотрел в его зеленовато-серые глаза, не обратив внимания на предложенный стул. Врач усмехнулся, видя мое нетерпение; почесал щеку, слегка морщась.

— Я вижу, вам не терпится узнать результаты экспертизы? Вон в какую рань поднялись!

— Ерунда! — отмахнулся я. — Удалось что-нибудь выяснить? Личность этого человека установили?

— Ну что ж. Хоть я и был бы сейчас не прочь выспаться, придется все-таки уступить вашему горячему интересу. Только сядьте. Садитесь, садитесь! Я как-то не привык вести серьезные беседы стоя.

Я послушно опустился на предложенный стул. С минуту врач молчал, словно собираясь с мыслями. Сквозь распахнутое окно были слышны радостные крики птиц и равномерный шум близкого моря. Наконец, врач заговорил:

— Трудную задачу вы нам задали, очень трудную! Но кое-что все-таки удалось узнать. Действительно тело пролежало в снегу около года, возможно, чуть больше. Это подтверждается общим сканированием. По взятым образцам ДНК удалось установить личность погибшего. Им оказался Андре Бертон — биолог, бесследно пропавший с Базы год назад.

При его словах я мысленно порадовался своей первоначальной догадке. Значит, это действительно тот самый исчезнувший биолог.

— Ошибки быть не может?

— Исключено, — врач покачал головой. — Мы сравнили имеющиеся в архиве Базы образцы с образцами, взятыми у трупа. Все сходится. Это совершенно точно. Особенно сложно было определить причину смерти этого человека. Тело сильно изуродовано и повреждено. Судите сами: перелом основания черепа, перелом правой височной кости, перелом позвоночника, множественные переломы ребер, с повреждением внутренних органов и кожного покрова. И все же…

Он приостановился, словно прислушиваясь к чему-то.

— Ну? — не удержался я. — Он погиб от падения на камни?

— Э-э, молодой человек! А нервишки у вас сдают! Может быть, мне вас тоже осмотреть? Когда вы в последний раз отдыхали?.. Ну, хорошо, хорошо! Шучу! Не обижайтесь. Так вот, смерть этого человека наступила не от падения на камни, а значительно раньше. Падение только изуродовало уже мертвое тело. На самом деле Андре Бертон погиб от паралича сердца примерно за час-два до того, как его сбросили с гравиплана.

— Вы сказали погиб, доктор? Что вы имеете в виду? Может быть, паралич сердца наступил во время падения от страха? Или же…

— Молодой человек! — перебил он меня. — Я уже двадцать лет работаю в медицине, поэтому когда я говорю, что этот человек погиб от паралича сердца, то я имею в виду, что он был вызван отнюдь не естественными причинами, как вы изволили заметить.

— То есть? — не понял я.

— Все дело в том, что причиной паралича послужило вот это… — Доктор достал из кармана халата небольшую металлическую коробочку, осторожно пинцетом извлек из нее что-то и положил на стол передо мной.

— Вот, взгляните.

— Что это такое?

— Весьма хитроумное оружие, насколько я могу судить. Оно начинено смертельным ядом, который и вызывает моментальный паралич сердца.

— Что? Доктор, я не ослышался? — Я даже привстал со своего места.

— Нисколько. Посмотрите сами. Только осторожно! Возьмите пинцет. Не исключено, что это еще способно убивать.

Я аккуратно взял пинцетом со стола крохотную, не больше ногтя, голубоватую стрелу с заостренным, как у старинного гарпуна, концом.

— Такая вот стрела, начиненная ядом, — прокомментировал врач, — попадая в тело человека, вызывает мгновенный паралич сердечной мышцы и через два часа полностью растворяется, не оставляя никаких следов. Поэтому обнаружить истинную причину смерти после такого ранения практически невозможно. Только благодаря чистой случайности, осматривая одежду убитого, мне удалось найти в одной из пуговиц это смертоносное оружие. Случай — воистину великая вещь! Не застрянь эта стрела в одежде Бертона и не сохранись там благодаря сильному холоду, в котором находилось тело продолжительное время, мы с вами так ничего и не узнали бы об этом убийстве.

Врач задумчиво посмотрел в окно. Затем добавил:

— Я отправил эту стрелу на экспертизу. Все подтвердилось: и наличие яда, и растворяющийся в активной среде материал, из которого она изготовлена. Кстати, яд этот растительного происхождения, и явно не земного или террианского.

Некоторое время мы сидели молча. Врач, легонько постукивая пальцами по крышке стола, рассматривал далекие облака, плывшие над гладью моря и таявшие где-то за восточным горизонтом. Он щурился на ярком солнце, и было видно, как ему приятно солнечное тепло. А у меня в голове мысли проносились с ураганной быстротой.

— Дам вам один совет, если позволите, — сказал вдруг мой собеседник. — Опасайтесь человека, совершившего это убийство. Это очень опасный человек!

Я посмотрел ему в глаза.

— Доктор! Его нужно еще найти!

— Да, конечно, — согласился он. — Я не могу давать вам в этом деле советов, но таких людей нужно искать не там, где мы думаем. Оглянитесь вокруг. Не исключено, что он где-то рядом, а вы даже не подозреваете о его существовании. Когда вам станет это ясно, как «инь» и «ян»[21 - Инь-ян — основные понятия др. китайск. натурфилософии. Впервые использованы в книге «И цзин», как полярные первоначала: темное и светлое, женское и мужское, пассивное и активное, и т. п. Школа натурфилософов (иньянцзя) связала «инь-ян» с учением о взаимопревращении пяти стихий (металл, дерево, вода, огонь и земля).], именно тогда вы поймаете его… или ее.

— Спасибо, доктор!

Совершенно разбитый, я попрощался с ним и вышел. День клонился к концу. Я окинул взглядом маленькие аккуратные домики лагеря, крыши которых были выкрашены в яркие желтые и оранжевые цвета, и побрел к зданию Базы.

Своих товарищей я застал здесь же, в библиотеке. Судя по всему, их отношения в этот момент вновь обострились, и я даже пожалел, что помешал им своим появлением. Ли стояла, глядя в окно, спиной к Роману, который сидел в кресле с довольно жалким видом и что-то объяснял ей. Я не расслышал, что именно, потому что при моем появлении Сарко сразу же замолчал и встал мне навстречу. Ли тоже обернулась, явно обрадованная моим приходом.

— Ну как дела? — поинтересовался Роман. — Что-то у тебя слишком хмурый вид? Узнал что-нибудь?

— Ничего нового.

Я посмотрел ему в глаза, устало опустился в кресло. Почему-то сейчас мне вспомнился совет врача, и я сказал неправду.

— Совсем ничего? — Роман внимательно смотрел мне в глаза. — Вид у тебя неважный.

— Врачи сделали все, что могли, но труп слишком сильно изувечен. Единственное, что удалось установить, это то, что смерть наступила от паралича сердца, видимо, вызванного падением с большой высоты. Скорее всего, этот человек выпал из гравиплана и упал на камни.

Роман задумчиво почесал в затылке.

— Нет, Сид. Что-то здесь не так. Ведь человек этот явно с Южно го материка. Как он мог оказаться там, в Стране Вечной Тени?

— Возможно, все произошло во время исследовательского облета северного полюса Терры. Несчастный случай или что-то в этом роде, — пожал я плечами.

— Ну, не знаю… Может быть, — сказал Роман и сел в кресло напротив.

— Тогда не было никаких облетов Страны Вечной Тени! — медленно, словно размышляя, сказала Ли, стоявшая у окна.

Я быстро посмотрел на нее. Откуда ей известно о времени гибели Бертона? Ведь я ни словом не обмолвился об этом с ними.

— Когда тогда? — сдавленным голосом спросил я, не сводя с нее глаз.

Ли вздрогнула. На секунду на ее лице появилось легкое замешательство.

— Ну, когда погиб этот человек… — проговорила она, растерянно улыбнувшись.

— Извини, но я не понимаю тебя!

— Я просто хотела сказать, что вряд ли этот человек совершал облет Страны Вечной Тени в одиночку, — совладав с собой, ответила девушка. — Такой полет сопряжен с большим риском. Но почему ему никто не помог?

— Что ты думаешь делать дальше? — спросил меня Роман.

Мне показалось, что он не хочет, чтобы я расспрашивал Ли. Но почему?

— Думаю, нужно искать того странного типа, которого видела в джунглях Ли и который напал на тебя, — меняя тему разговора, ответил я.

— Да, но каким образом? — удивился Сарко.

— Есть у меня один план, — сказал я, устало откинувшись в кресле.

— Поделись.

— Хочу облететь джунгли на гравиплане с термографом. Возможно, так нам удастся отыскать этого таинственного незнакомца. Надежда, конечно, слабая, но все же есть.

— Да, но ведь это же колоссальная работа! — воскликнул Роман и озабоченно почесал в затылке.

— Работа большая, не спорю, — согласился я. — Но ты мне в этом поможешь, надеюсь?

— Разумеется! О чем разговор, Сид? Мог бы и не спрашивать! В любом деле я с тобой. Можешь на меня положиться.

— Значит, договорились?

Я встал, направляясь к выходу.

— Ты уходишь? — спросил Роман.

— Пойду пройдусь немного. Что-то голова раскалывается! Подышу свежим воздухом на побережье.

Я вышел в коридор. С минуту постоял около двери, прислушиваясь. Судя по всему, Сарко подошел к двери, спросил, обращаясь к Ли:

— Как ты думаешь, Сид догадывается о чем-нибудь?

— Не знаю, — в голосе девушки прозвучало легкое раздражение. — У меня сейчас совсем другое на уме!.. Да и у него тоже.

Я вышел из здания и быстро пошел по направлению к госпиталю. Того самого врача, с которым я беседовал полчаса назад, я там не застал. Мне сказали, что он ушел отдыхать к себе в домик. Отыскать нужный коттедж мне не составило особого труда. Такой же, как и все остальные, просторный, с плоской ярко-оранжевой крышей, он приютился среди цветущего кустарника в ряду других коттеджей Базы под номером шестьдесят три.

Взбежав по ступенькам лестницы на открытую веранду, я постучал в стеклянную дверь. Доктор, в золотистом купальном халате и босой, сидел в кресле-качалке, стилизованном под старину, и задумчиво смотрел на простирающиеся у подножья крутого скалистого склона морские дали. Время от времени он отпивал сок из высокого стеклянного бокала, и опаловая жидкость вспыхивала в лучах закатного солнца багровыми переливами.

В комнате было прохладно и тихо. Сквозь распахнутые окна внутрь врывались порывы морского ветра и приводили в движение легкие занавеси.

— А, это опять вы? — заметив меня, спокойно сказал врач, словно ждал моего прихода. — Я вижу, у вас сегодня неспокойный день? Что-нибудь случилось?

— Я хотел задать вам еще один вопрос, доктор, — переводя дыхание, сказал я.

— Вы проходите, проходите! — Он указал мне на кресло-качалку рядом с собой. — Что вы там, в дверях стоите? Садитесь вот здесь. Поверьте, это очень удобно!

Я сел в кресло. Старинная, прекрасно сработанная вещь. Такие я видел только в музеях. Интересно, откуда они у него?

— Хотите сока? Когда я устаю или перенервничаю, всегда пью сок гуаго. Это местный плод. Знаете? Очень сочный и очень полезный, как оказалось. Выпьете со мной?

— Пожалуй, — согласился я.

Врач на минуту вышел из комнаты и вернулся с другим бокалом, наполненным опаловой жидкостью. Протянул его мне. Я принял бокал из его рук и залпом выпил содержимое. Сок действительно оказался приятного сладковатого, немного пряного вкуса. Я перевел дух и посмотрел на своего собеседника.

— Скажите, доктор, вы говорили кому-нибудь еще о результатах экспертизы тела Бертона?

— Говорил, — подтвердил он так же спокойно.

— Кому?

— Одной девушке. Кажется, она тоже работает в Биологической защите. Во всяком случае, на ней была ваша униформа. Вот только не припомню ее имени…

— Ли Лин?

— Да, верно! Это была она. Такая милая и маленькая.

— Она сама просила вас об этом?

— Ну, разумеется! Она пришла в госпиталь рано утром, примерно в шесть. Как раз незадолго до вас. Спросила у меня о результатах сканирования тела, поступившего к нам вчера.

— И вы рассказали ей о времени смерти Бертона?

— Я не видел причин скрывать этого, — врач пожал плечами. — Она же ваша сотрудница!

— А от чего умер Бертон, вы ей тоже сказали?

— Да. Правда, она меня об этом не спрашивала, но я подробно ей все объяснил, как и вам.

Он замолчал, глядя на меня. Спросил:

— Этого не стоило делать? Что-нибудь случилось?

— Нет, нет! Все в порядке. А больше никто не интересовался результатами обследования тела Бертона?

— Нет. Больше никто.

— Тогда у меня будет к вам большая просьба.

— Да, пожалуйста.

— Если вдруг кто-нибудь еще будет проявлять интерес к этой смерти, скажите ему, что Бертон погиб от паралича сердца при падении с большой высоты. Хорошо? И еще я вас попрошу сразу же сообщить мне имя человека, интересовавшегося этим.

— Конечно. А все-таки что случилось?

— Не стоит сейчас говорить об этом.

Я простился с ним и вышел из коттеджа. Ветер ударил в лицо прохладной волной. Я вдохнул его полной грудью, ощущая терпкие и таинственные запахи джунглей. В душу мою закрались мучительные сомнения. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Сейчас я уже ничего не понимал. Все перепуталось в голове: пожар на складах; порошок, рассыпанный в джунглях; таинственный незнакомец, напавший на Романа и встретившийся в лесу Ли Лин; труп Андре Бертона, обнаруженный геологами за тысячи километров от Южного материка… И, наконец, странное поведение самой Ли, которая раньше меня узнает о результатах обследования тела Бертона и скрывает это от нас. Зачем ей все это? Поведение девушки выглядело, по меньшей мере, странно…

Среди отдельных фактов, столь разрозненных и непонятных для меня, новое звено в цепи таинственных событий — истребитель Биологической защиты Ли Лин — выглядело таким же неясным и не вяжущимся в единую картину моей версии, как и все остальные. К тому же, я никак не мог заподозрить эту девушку в убийстве человека, потому что цель подобного убийства для меня также была совершенно не ясна.

Я остановился, огляделся по сторонам. Тяжело опустился на траву на краю скалистого откоса, под которым простирался бескрайний песчаный пляж. Море внизу приобрело густой аметистовый оттенок, переливавшийся сверкающими бликами, как будто кто-то разлил на поверхность воды расплавленное серебро. Узкий серп Нерея почти касался воды у самого горизонта, замыкая эту призрачную серебряную дорожку.

Итак, попробуем проанализировать все, что у меня имеется. Прежде всего, нужно разбить все собранные факты на несколько составляющих, чтобы потом либо объединить их, либо отбросить лишнее. Первое, с чем мы столкнулись, это таинственный незнакомец, которого видели в джунглях Роман и Ли Лин. Фактами, указывающими на его существование, являются: пропажа оружия Романа, порошок, рассыпанный в джунглях, пожар на складах и загадочный туман, который мы видели с Романом. Предположим, что этот человек действительно реально существует и по каким-то причинам все время пытается нам навредить. Что мне это дает? Для чего он все это делает? Вообще, кто он такой и откуда здесь взялся?..

Роман высказал на этот счет предположение об ученом-одиночке с задетым чрезмерным самолюбием, который проник на Терру под видом биолога Андре Бертона. Но Бертон мертв, значит, это не мог быть он. Выходит, это кто-то другой? Кто? И почему он так странно ведет себя? На его месте я бы старался не обнаруживать своего присутствия. Он же делает все, чтобы мы узнали о нем. Не логично… Кроме того, как любой живой человек, этот незнакомец должен чем-то питаться. Вопрос — чем? Предположение, что у него имеется многолетний запас продовольствия, выглядит слишком нереальным. А между тем, пропаж продовольствия со складов Базы никогда не отмечалось… Да, опять ничего не понятно! Можно было бы связать объект, виденный Лойи Симсон на Медвежьем Кряже, незнакомца, встреченного Ли Лин у складов на пожаре, и человека, напавшего на Романа, в единое целое, но связь эта получается какой-то слишком уж тонкой и непрочной.

Теперь второе — смерть Бертона. Предполагать на этот счет что-либо также сложно. На Терре работают более двадцати тысяч человек. Если даже отбросить большую часть из них и оставить только тех, кто имел непосредственные контакты с Бертоном, то и тогда остается не менее двадцати-тридцати человек. Ведь Андре Бертон имел контакты практически со всеми сотрудниками Биологической защиты, работающими на Базе, а также со многими другими: биологами, техниками, пилотами. Но как найти среди такого количества людей настоящего убийцу, тем более что с момента преступления прошло больше года? Убийца мог давно покинуть Терру, и тогда шанс поймать его ничтожно мал. Прежде всего, мне необходимо понять причину, по которой убили Бертона. Только так я могу надеяться выйти на настоящего убийцу. Но и здесь мне совершенно ничего не приходило в голову…

И, наконец, третье — странное поведение Ли Лин, которая явно что-то скрывает. Я вспомнил, что это именно она обнаружила в джунглях эпресин, именно она видела человека, устроившего пожар на складах Базы, и именно Ли Лин проявила подозрительный интерес к смерти Бертона. Что же за всем этим стоит?..

Я лежал, закинув руки за голову, и смотрел на темнеющее небо, следя за покачивающимися верхушками высокоствольных деревьев, сквозь которые просматривались нарождающиеся звезды. В направлении галактического центра слабо светилось тусклое пятно звездной пыли, подчеркивавшее черноту вечернего неба. Правее его редкой цепочкой вились редкие звезды, уходившие к полюсу Галактики.

Сам не заметив как, я заснул. Проснулся я от легкого шума и не сразу понял, что это шелестит ветер, налетевший в предрассветный час из просторов моря. Возникло тоскливое чувство и тотчас исчезло. Я не знал, было ли оно вызвано шелестом ветра или чем-то другим. Постепенно спутанные мысли вчерашнего дня начали снова овладевать мною. Чтобы как-то отогнать их от себя, я спустился к морю.

Утреннее купание немного освежило меня и придало бодрости. Было еще очень рано. Я пошел к Сарко, но, к моему удивлению, дома Романа не оказалось. Поразмыслив, я направился на Базу.

На круглой каменной площадке, где располагались гравипланы, было пустынно. Роман стоял около каплевидной машины, раскинувшей в стороны треугольники крыльев, и что-то разглядывал под кожухом стабилизатора, где был скрыт сверхпроводящий индуктор и дисперсионные диски. Наконец, он выпрямился, вытирая тряпкой замасленные руки. Похлопал по обшивке аппарата: ласково, по-дружески.

— Ну что? — обернулся он, когда я подошел. — Летим? Машины я проверил. Все в норме.

Откинув люк, я забрался в свой аппарат, стоявший рядом. Опустившись на мягкое сидение, осмотрел приборы, щелкнул проверочным тумблером. Счетчики инерции негромко и протяжно запели, показывая близость других аппаратов. В остальном все было в порядке.

Сарко взлетел первым. Сделал круг над лагерем и, взяв курс на юг, стал быстро удаляться. Я поднял свой аппарат. Через несколько секунд внизу раскинулась панорама всего лагеря. На юге мелькнуло и через мгновение развернулось громадным зеркалом море, окаймленное скалистыми откосами гор, заросших лесом. В последний момент я посмотрел вниз и увидел маленькую фигурку: Ли Лин стояла на стартовой площадке и махала мне рукой. Мне показалось, что она чем-то взволнована. Увидев за стеклом кабины меня, она подняла над головой руки, что-то усиленно крича. На секунду я завис в воздухе, помахал ей в ответ рукой, но решил не возвращаться.

Когда аппарат уже плыл над джунглями, я подумал о том, что могло так взволновать девушку. Солнце заливало кабину, слепило глаза. Я опустил поляроидный фильтр на лобовом стекле, и купол кабины сделался снаружи зеркальным. Включил голограскоп. Теперь у меня была возможность внимательно следить за приборами, одновременно наблюдая за происходящим вокруг. Связаться с Сарко? Я повернул тумблер и тут же услышал голос Романа.

— Сид! Привет! Какие новости?

— Пока никаких. А как у тебя? Ты далеко?

— В третьем квадрате, над бухточкой на побережье.

Я взглянул на карту.

— Твои предложения?

— Мои? — Роман помедлил. — А какие могут быть предложения? Если обнаружим его, высадиться с двух сторон и окружить. Только осторожно… Я вот о чем подумал, Сид. Может быть, нам стоило взять с собой еще ребят? Все-таки дело серьезное.

— Ничего, как-нибудь справимся. Я не могу привлекать к этому делу других людей, пока ничего толком не ясно… Ладно. Сейчас делим секторы: ты начинаешь облет с отметки двести градусов, а я — здесь. Возможно, придется оставить машину. Не мне тебе объяснять, какую опасность может представлять этот человек. Помни, что он вооружен, и действуй мобильно и наверняка.

— Не беспокойся, Сид! Все будет в порядке. Ух! Только попадись он мне! Я уж с ним разберусь!

— Только никакой самодеятельности, Роман! Ты меня понял? Действуй осторожно.

— Хорошо, хорошо! Не беспокойся. Все будет в лучшем виде! Ему от меня не уйти.

— И еще одно, — перебил я его. — Чаще выходи на связь, чтобы мы могли корректировать свои действия.

— Часов в семь я буду в квадрате девять, — Роман посмотрел на карту. — Устроит?

— Договорились, в семь. До связи!

— До связи!

Роман отключил канал передатчика и исчез с экрана моей микрорации. Я взглянул на термограф. Ничего не изменилось за те несколько минут нашего разговора. Отдельные красноватые пятна, двигавшиеся по экрану прибора, никак не походили по своим размерам на человека и были, скорее всего, какими-то мелкими животными. Когда же Роман в очередной раз вызвал меня на связь, я был уже в двухстах километрах к северу от Базы.

Сарко сообщил, что ведет поиск, двигаясь вдоль побережья, и высказал намерение через полчаса изменить курс и выйти к отметке двадцать шесть градусов. Я не стал возражать. Подумав, решил: если поиски в этом направлении ничего не дадут, нужно будет возвращаться на Базу. Сказал об этом Роману. Он разделял мое мнение. Поинтересовавшись результатами моих наблюдений и узнав, что все также безрезультатно, Сарко простился до следующего сеанса связи.




Мой гравиплан медленно плыл над джунглями. Я взглянул на карту. Мы обследовали уже более сорока процентов леса вокруг Базы, где можно было бы предположительно обнаружить неизвестного, и все впустую. Хотя с самого начала мне было ясно, что вся наша затея ни к чему не приведет, я пошел на этот шаг от безысходности, запутавшись в своих догадках. Конечно же, глупо надеяться найти в джунглях человека, только используя приборы. Это все равно, что искать иголку в стоге сена, выражаясь на старинный манер… Странно, почему Роман поддержал меня в этой авантюре? Почему он не отговорил меня сразу, не переубедил? Или он тоже на перепутье и не знает, как поступить? Надо бы спросить его об этом.

Я потянулся к тумблеру бортовой связи и тут совершенно отчетливо увидел на боковом экране, как внизу, чуть ли не прямо подо мной, блеснул металлический диск. Может быть, показалось? Я остановил гравиплан. Взгляд мой в эту минуту упал на геологическую карту, светившуюся на лобовом стекле. Разноцветные контуры отмечали наличие различных химических элементов. Бледные красноватые пятна выдавали присутствие радиоактивных металлов — урановых руд.

Я выглянул наружу. Гравиплан висел над одной точкой. Неожиданная мысль пронеслась в моей голове. Извилистые контуры горного хребта на карте соответствовали горной цепи внизу, проступавшей среди деревьев правее меня, в трехстах метрах к востоку. Пятна радиоактивности тянулись именно к ней! Вдруг я понял, где именно нужно искать этого человека, если он вообще существует. Ну конечно! Как же я раньше не додумался до этого? Ведь неподалеку от ручья, где Ли обнаружила порошок эпресина, тоже была горная цепь со следами радиоактивности. Я сам тогда зарегистрировал наличие слабого излучения. И на поляне, где мы с Романом отыскали Ли после пожара, судя по карте, также присутствуют близкие залежи урановых руд! Оба этих места, как и то, над которым я сейчас завис на гравиплане, лежат в узкой красной полосе, отмеченной на карте и протянувшейся до самого побережья. Вполне можно было бы предположить, что этот таинственный незнакомец по каким-то причинам проявляет интерес к урановым рудам.

Я быстро вернулся метров на двести назад по прежнему курсу, стараясь засечь по приборам место, где блеснул загадочный металлический диск. Посмотрел в боковой иллюминатор. Судя по всему, это была та самая точка, но теперь я ничего не видел внизу, среди зелени. Может быть, мне только показалось?

Я снизил скорость до минимума и стал осторожно снижаться. Потоки воздуха, поднимаемые работой посадочных двигателей, пригибали деревья, заставляли бешено метаться их кроны, разнося в стороны сломанные ветки. Гудение стабилизаторов нарастало с каждой минутой, и это насторожило меня. Когда мой аппарат был в сорока метрах от земли, стрелки счетчиков инерции неожиданно прыгнули к нулевым отметкам, дернулись и замерли в таком положении. Внутри у меня все похолодело. Аппарат сильно тряхнуло и бросило вниз. Я вцепился в штурвал управления, пытаясь вывести машину из смертельного пикирования. Бортовая ФВМ, работавшая независимо от остальных систем, мгновенно произвела подсчет вероятности столкновения с землей и тут же выдала результаты на дисплее. Прочитав их, я укрепился в своих опасениях.

Вспыхнула и тревожно замигала красная лампа на потолке кабины — сигнал опасности. В ее коротких всполохах передо мной заметались контуры вздыбленных деревьев, голубое небо, узкая полоса горизонта. Почувствовав, что аппарат сносит на восток, к той самой горной гряде, в последний миг я подумал о катапультировании.

Через секунду гравиплан со страшным воем рухнул в лесную чащу, пронесся несколько десятков метров, ломая верхушки деревьев, и перевернулся. Почти тут же я почувствовал, как могучая сила, словно развернувшаяся пружина, отбросила меня вместе с креслом куда-то в сторону. Последнее, что я успел увидеть, это то, как мой гравиплан падает на деревья и ослепительная вспышка огня полностью поглощает его. Оглушительный гром взрыва разнесся над джунглями. Несколько деревьев упали совсем рядом. Едкий сизый дым пополз по лесу. Все произошло в какие-то доли секунды, и в следующее мгновение тело мое пронзила страшная боль. Красное море затопило сознание…

Не знаю, сколько времени я находился в забытьи, но когда открыл глаза, то увидел, что уже наступила ночь. Глубокая тьма ползла между стволами деревьев, неся с собой неведомые опасности и страхи. Я поднял голову. Надо мной качались широкие листья, за которыми открывалось чернеющее небо. Звезды казались далекими и холодными, и только слабое голубоватое свечение родительской планеты едва-едва озаряло верхушки деревьев.

Попробовав встать, я сразу же понял, что не смогу этого сделать: что-то тяжелое лежало на моих ногах, придавливая их к земле. Может быть, это ремни посадочного кресла? Я взглянул на свои ноги и с ужасом обнаружил, что меня придавило стволом векового дерева, видимо, поваленного взрывом. Неужели теперь мне не удастся выбраться из-под него?

После нескольких попыток высвободиться, я окончательно выбился из сил и лег на траву, кусая от досады губы. Прислушавшись, вдруг понял, что с наступлением ночи меня окружили незнакомые звуки и шорохи. Из джунглей несся какой-то скрежет, чей-то протяжный вой и истерическое хохотание. Невольно мне стало не по себе, и сколько я себя не убеждал, что все это в порядке вещей, неприятное чувство холодного покалывания где-то в области шеи не проходило. Подумалось: мало хорошего сейчас в моем положении — лежу беспомощный, придавленный деревом, а кругом ночной лес, полный хищников.

На всякий случай я достал пистолет и положил его рядом с собой. Вспомнил про микрорацию. Вытащил ее из нагрудного кармана комбинезона, но она, к моему ужасу, оказалась неисправной. Дрожащими от волнения пальцами я нажимал кнопки, но эфир безнадежно молчал, и экран не загорался. Это был конец! Придавленный деревом, я лежал посреди ночных джунглей далекой планеты, не в силах сообщить о своем бедственном положении и позвать кого-либо на помощь.

От охватившей меня досады я с яростью ударил кулаком по злосчастному стволу, придавившему меня. Прижал ладони к лицу. Один, совершенно один! Начавшая овладевать мною паника была страшнее ночных джунглей, страшнее любых хищников. Для меня она означала неминуемую гибель, поэтому, собрав всю свою волю, я взял себя в руки и попытался трезво оценить сложившуюся ситуацию. Ведь не все еще для меня потеряно. Где-то недалеко должен находиться Роман Сарко. С момента нашей последней связи прошло уже более восьми часов, и все это время я не выходил в эфир и не отзывался на вызовы Сарко. Значит, это должно было насторожить его, и он наверняка уже ищет меня. Сигналы моего личного датчика помогут ему в этом. Ведь так же мы нашли с ним пропавшую в лесу Ли Лин. Возможно даже, что Роман уже связался с Базой, сообщил о случившемся и попросил помощи. Все вместе они обязательно найдут меня!

Не так страшен и ночной лес с его хищниками: я пролежал без сознания несколько часов, но меня никто не тронул. А теперь, когда я очнулся и могу защищаться, мне вообще никто не страшен. Да и дерево, придавившее меня, можно попытаться сдвинуть с места, если хорошенько постараться. Нужно только очень захотеть этого.

Все эти мысли немного ободрили меня и придали мне сил. Обхватив обеими руками толстый ствол и напрягая все мышцы, я снова попытался сдвинуть поваленное дерево с места, хотя в моем положении сделать это было совсем непросто. Надрываясь, я предпринял последнее усилие, и тяжелый ствол дрогнул, словно сжалился надо мной. Перед глазами у меня поплыли красные круги. Я почувствовал, что снова теряю силы, но все же выбрался из-под упавшего на меня дерева.

Ну, вот я и свободен! Правая нога сильно болела, но, ощупав ее, я понял, что перелома нет. Осмотрелся по сторонам. Меня окружал темный лес, едва освещенный тусклым светом Нерея. Из черной чащобы по-прежнему доносились неприятные звуки. Я перевернулся на спину. Острая боль в ноге давала о себе знать при каждом движении. Я запрокинул голову. Запахи джунглей — незнакомые, дразнящие и терпкие — лились отовсюду, пьянили, пробуждали в душе неясные чувства и древние инстинкты.

Я прислушался. Где-то совсем рядом тихо журчала вода. Неожиданно для себя я понял, что хочу пить — просто умираю от жажды! Повернувшись на бок, я пополз на звук, волоча за собой больную ногу. Высокие стебли растений с пушистыми шапками цветов мягко ударяли меня по лицу; пахучая пыльца набивалась в нос, щекотала горло. Локти проваливались в густой сырой мох.

Звук текущей воды был слышен теперь где-то правее. Я раздвинул кусты и увидел извилистый лесной ручей. Вода в нем была темной, и только на мелководье она серебрилась мелкой рябью, казавшейся издалека листом алюминия. Прямо передо мной ручей преграждала упавшая в воду кривая коряга. Навалившись на нее всем телом, я достал из кармана комбинезона специальный фильтрующий пакет и наполнил его водой. Некоторое время вода оставалась густо-фиолетовой, смешавшись с бактерицидной смесью. Когда, наконец, содержимое пакета снова сделалось прозрачным, я с жадностью выпил его одним большим глотком.

Вода была теплой и с горьковатым привкусом. Этот вкус ей придавала защитная очищающая смесь, но без нее пить воду здесь было нельзя. Кому как не мне было хорошо известно о наличии на чужой, малообжитой планете опасных бактерий и вирусов, способных вызвать любое заражение, любую страшную болезнь, не поддающуюся лечению. Ведь, несмотря на обязательную вакцинацию, нам до сих пор еще не были известны все возможные разносчики эпидемий, существующих на Терре и смертельных для земного человека. Кропотливая работа по их выявлению велась специалистами Биологической защиты каждодневно.

У всех нас на памяти были случаи, когда утратившие бдительность звездолетчики, оказавшись на планете с богатой растительной и животной жизнью, пренебрегали элементарными правилами безопасности, поедая сочные на вид плоды и выпивая воду прямо из источников и рек, и становились жертвами своей беззаботности. В результате молодые и здоровые люди погибали, пораженные неизвестными болезнями, и никто не в силах был им помочь или облегчить их страдания.

Я с отвращением отбросил в сторону фильтрующий пакет. Жажду я так и не утолил, но все же стало немного легче. Внимание мое привлек странный шум и возня в стороне от ручья. Вытащив пистолет и сняв с ремня фонарь, я осветил темноту перед собой, готовый к любым неожиданностям.

Впереди, метрах в двадцати от меня, было подобие небольшой поляны. Деревья там толпились сплошной стеной, подступая вплотную к клочку свободного пространства. Их кроны были так густы, что образовывали сплошной полог из кривых ветвей и широких, иззубренных листьев, переплетенных лианами и гибкими стеблями вьюнов. На поляне неясные тени, беспорядочно двигаясь, то сбивались в одну огромную тень, то разбегались, словно преследуя друг друга.

Я подобрал с земли толстую палку и, опираясь на нее, как на костыль, поднялся на ноги. Пересиливая боль в правом бедре, приблизился к поляне, стараясь не шуметь. Укрывшись за толстым стволом дерева, я пригляделся. В слабом свете звезд можно было рассмотреть неясные контуры свиноподобных тварей, похожих на горы вздрагивающего серого студня. Одна, две, три… Я насчитал шесть мерзких животных, копошащихся в центре поляны. Что здесь делают эти ночные падальщики?

Хрипуны, не замечая меня, пыхтели и отвратительно сопели, не переставая возиться около какого-то темного предмета на траве. Добычи им было явно мало, и они отталкивали друг друга, издавая глухие угрожающие звуки и хрипы. Более напористые и наглые лезли прямо через головы своих сородичей, устраивали драку.

Меня взяло любопытство. Появилось какое-то тревожное смутное предчувствие, постепенно переросшее в догадку. Я поднял пистолет, стараясь прицелиться как можно тщательнее. Рука дрожала от напряжения. Я нажал на спуск.

Напуганные звуками выстрелов, несколько хрипунов с громким визгом откатились в сторону, в кусты, но, не достигнув спасительной цели, замерли на траве. Один из хрипунов не успел даже отреагировать на опасность: повалился, не сходя с места, сраженный зарядом электрошоковой пули.

Я засунул пистолет обратно в кобуру и вышел из-за своего укрытия на поляну. Подошел ближе к темному предмету на траве и вместе с радостью, что моя догадка оказалась верной, почувствовал отвращение.

В луже крови на траве лежал мертвый тигр, страшно изуродованный падальщиками. Шкура его на брюхе была вспорота, и из нее торчали обглоданные ребра. Повсюду на земле были разбросаны объеденные внутренности и куски кровоточащего мяса. Свиноподобная тварь, лежавшая рядом с тигром, не в силах пошевелиться, боязливо ворочала зелеными глазками, наблюдая за мной.

Я с отвращением пнул ее ногой, и мягкая туша повалилась на бок, задрав окровавленную морду и короткие куцые лапки, снабженные острыми когтями. И тут я заметил нечто, заинтересовавшее меня. Нагнулся, осветил фонарем траву под ногами. Теперь можно было отчетливо видеть, что в когтях передних лап тигра застрял небольшой лоскут какой-то ткани, измазанный кровью. Я осторожно взял его в руки, рассмотрел в свете фонаря.

Необычная материя была теплой и шелковистой на ощупь, и вместе с тем казалось, что она искусно соткана из каких-то тонких металлических нитей серого цвета, поблескивавших серебряным отливом в ярких лучах света. Ничего подобного на Земле я никогда не видел. Это явно не был кусок от обычного комбинезона, какие носят на Терре все наши исследователи. Но тогда откуда он мог взяться здесь?

Я внимательно осмотрелся по сторонам, но ничего более интересного не нашел. Снова взглянул на мертвую дикую кошку. Неужели хрипуны смогли справиться с живым тигром? Носком ботинка я повернул голову тигра, посветил фонарем. На лбу у кошки, выше глаз, было отчетливо различимо расплывчатое сероватое пятно. Что это? Я нагнулся. Шкура животного в этом месте была сильно опалена, но это не было похоже на разряд боевого излучателя, тем более, этот след не могла оставить электрошоковая пуля. Скорее всего, тигра кто-то оглушил мощным зарядом неизвестной мне энергии, хотя убивать его, судя по всему, не хотели. Но кто мог это сделать?

Ничего не понимая, я опустился на траву. В голове снова появились назойливые мысли о таинственном незнакомце, за которым мы безуспешно гонялись с Романом и Ли Лин. Уж не его ли это рук дело? В эту минуту с противоположной стороны поляны послышался какой-то шорох. Готовый к неожиданному нападению, я быстро обернулся, вскидывая пистолет. Пригляделся к неясной тени, отделившейся от темной стены леса на краю поляны: хрипун полз ко мне, зарываясь мордой в прелую листву и ветки. Почуял добычу!

Не раздумывая, я выстрелил в него. Электрошоковые пули с жужжанием вонзились в темноту. Полыхнули короткие голубоватые вспышки электрических разрядов, и животное замерло, уткнувшись мордой в траву. Теперь они начнут сползаться сюда со всего леса, чуя запах свежей крови. Нужно было уходить с этой поляны, иначе я могу оказаться в роли этого несчастного тигра.

Я достал микрорацию. Упругая пластмасса корпуса осталась невредимой, но устройство было по-прежнему неисправно. Сигнальная лампочка на приемной панели никак не хотела загораться. Я снова спрятал рацию в карман, покосился на останки тигра. Что же делать? До рассвета осталось часа четыре. Темное небо понемногу уже начинало приобретать сероватый оттенок. Куда мне идти, чтобы обезопасить себя от хищников и спокойно дождаться рассвета и помощи от товарищей?

Посветив вокруг фонарем, я различил в глубине леса что-то похожее на невысокие горы или скопление крупных камней. Видимо, это была та самая скалистая гряда, которую я видел на карте. Поднявшись с земли и с трудом волоча больную ногу, я двинулся в ту сторону, надеясь найти там какое-нибудь надежное укрытие — пещеру или еще что-нибудь в этом роде. На краю поляны я споткнулся, сломав свою палку-костыль. Хотел было схватиться за торчащий из земли корень, чтобы сохранить равновесие, но тут же в ужасе отпрянул назад — торчащая из земли коряга, словно громадная клешня, стремительно схватила сухую ветку, сдавливая и ломая ее в труху.

Скорпена! Я попятился, только сейчас разглядев уродливое шаровидное утолщение на конце «клешни», наполовину скрытое травой. Торчащий из нее отросток конвульсивно сокращался, пытаясь схватить недоступную добычу. Отерев со лба выступивший холодный пот, я вынул нож, висевший на правом бедре, и осторожно приблизился к коварному растению-хищнику. Размахнувшись, я ударил острым лезвием по «телу» скорпены. Она скорчилась, переломилась пополам; из шаровидного нароста, рассеченного ножом, брызнула синяя, дурно пахнущая жидкость и вывалились останки какого-то, до конца не переваренного животного.

Стараясь не дышать этой вонью, я вытер лезвие ножа о траву и отошел в сторону. Теперь уже я более внимательно всматривался в различные кочки и корни, встречавшиеся на моем пути, помня о грозящей мне опасности. Через несколько минут я добрался до залесенного склона невысокой скалы.

Темная каменная стена уходила вверх, рассеченная трещинами и расщелинами. Колючий кустарник густыми зарослями рос у подножья скальной гряды, взбираясь выше по камням. Я прошел вдоль скалы несколько метров, исцарапав руки о колючки. Мое внимание привлекла одна из расщелин. Она была значительно шире других, к тому же, как мне показалось, трава у ее входа была сильно вытоптана. Что это? Лесные звери, или?..

Я склонился к зияющему чернотой отверстию, включил фонарь. Узкая щель в скале переходила в обширный грот, но характерного запаха сырости и плесени я не почувствовал, и это еще больше насторожило меня. Осторожно спустившись в расщелину, я двинулся в глубь грота. Стены его имели странную поверхность, словно камень чем-то разрезали, вынув из монолитной скалы большую массу породы. Я посветил себе фонарем, рассматривая камни внимательнее. Провел по ним пальцами: поверхность была слегка шероховатой и удивительно теплой на ощупь. Похоже, что здесь работал какой-то неизвестный механизм, ведь грот этот был явно искусственного происхождения.

Что за ерунда?! Я совершенно ничего не понимал. Свет фонаря тонул в темноте, и я не сразу заметил, что впереди дорогу мне заслонила чья-то грузная тень. Человек или зверь? Я поднял фонарь, но тень сразу же метнулась в сторону, растворившись в темноте, в глубине грота. И все же я успел заметить нескладное серое тело на коротких ногах и большую, вжатую в плечи голову незнакомца. Человек! Это был явно человек!

Я бросился за ним, сгоряча забыв про больную ногу. Впереди оказалась тесная пещера и еще один ход. Осветив темный провал, я понял: ход параллельный, выходит наружу, наверное, недалеко о первого, через который я попал сюда. Не раздумывая, тут же кинулся назад, хромая и спотыкаясь о камни. На ходу выхватил пистолет. Выскочив наружу, осмотрелся. Никого! Если ход действительно ведет в лес, то это где-то левее от меня. Я двинулся вдоль стены и вдруг услышал шорох позади себя. Резко обернулся, держа наготове пистолет.

Я даже не успел опомниться, как из зарослей кустарника на меня прыгнула громадная полосатая кошка. Она пролетела в воздухе гибкой тенью и обрушилась на меня со страшной силой всем своим весом, сбив с ног. Я упал, выронив пистолет. Тигр подмял меня под себя, яростно рыча и норовя вцепиться зубами мне в голову. Собрав все свои силы и ловкость, я с трудом сбросил его с себя и поднялся на ноги, встретив новую атаку разъяренной кошки лицом к лицу. Тигр ударил меня передними лапами, и я почувствовал, как его когти, словно острые стальные крючья, рвут мясо у меня на плечах и груди. Из последних сил я оттолкнул его от себя и ударил фонарем, но это не остановило его, а лишь вызвало еще большую ярость. Сцепившись, мы упали на землю. Непослушными пальцами я сдавил ему горло, с ужасом глядя в круглые желтые глаза хищника, сверкающие дикой яростью. От ударов зверя тело пронзали тысячи раскаленных ножей. Я чувствовал, как с каждой минутой теряю силы. Струившаяся по лицу кровь заливала глаза, мешая смотреть.

Тигр захрипел и судорожно рванулся в сторону, и в этот миг я, наконец, выхватил нож и ударил его в грудь. Что-то хрупнуло под моей рукой, и зверь жалобно взвыл и метнулся прочь. Я повалился на живот, смутно видя, как раненая кошка отползает в кусты. Дернувшись, я попытался встать, но кровавое море затопило мое сознание, и я снова упал на траву…

Не знаю, сколько я на этот раз пролежал без сознания, но когда стал понемногу приходить в себя, то услышал какие-то звуки совсем рядом: шум шагов, чье-то тяжелое дыхание. Это возвращался зверь! Я попытался пошевелиться, но у меня больше не было сил, чтобы бороться за свою жизнь. Вдруг я почувствовал чье-то осторожное прикосновение, и знакомый голос произнес:

— Сволочи!.. Какие сволочи!.. Сид? Сид, ты жив?

Я с трудом открыл глаза и сквозь кровавый туман увидел лицо Романа. Он склонился надо мной. Только сейчас, ощутив, что лежу на земле, я понял, что все это — реальность.

Роман отпихнул ногой парализованного хрипуна и подхватил меня за плечи, пытаясь посадить. Я схватил его за руку, прохрипел:

— Роман! Я видел его!

— Ты что, сумасшедший? Лежи! На тебе места живого нет! Ты потерял столько крови… О, небо! Мне нужно срочно доставить тебя в госпиталь!

— Ты не понял… — с трудом выговорил я. — Понимаешь? Он был где-то здесь!

— Кто? — Сарко нахмурился. — Тигр?

— Нет. Тот, кого мы искали… Понимаешь?

— Ты бредишь.

— Да нет же! Я видел его своими глазами!

— Ну, ладно. Разберемся. Ты лежи.

Роман достал из кармана комбинезона тюбик с СКРом и осторожно разлил прозрачный голубоватый гель на мои раны. Я почувствовал острое жжение, затем мышцы сковал холод, пробираясь до самых костей.

— Пока будет держать, — сообщил Сарко. — Но тебе нужно срочно оказать медицинскую помощь! Иначе… — Он сделал красноречивый жест рукой. Стал освобождать меня от ремней с оружием и приборами.

— Ну-ка, хватайся. Крепче!

Роман подставил мне свою спину, взвалил меня себе на плечи. Поднялся с земли, тяжело пошел через кусты. Мы оказались на поляне. Я увидел гравиплан Сарко. Люк был открыт. Роман взобрался внутрь аппарата, осторожно положил меня на мягкое сидение. Сам уселся за управление и сразу же поднял гравиплан в воздух. Всю дорогу я лежал в полузабытьи. Роман часто оглядывался на меня. Иногда до меня доходили его слова.

— Что с тобой случилось? Авария?

Я мотнул головой. С трудом ворочая губами, проговорил:

— Что-то в стабилизаторе…

— Ты сообщил о себе на Базу? Я не мог с тобой связаться. Нашел по сигналам датчика. Еще немного, и эти падальщики растащили бы тебя по всему лесу… Ты сообщил об аварии?

— Нет. Моя рация неисправна…

Сарко говорил отрывисто и взволнованно. Когда я сказал про рацию, он замолчал и не произнес больше ни слова до самой Базы. А я погрузился в тревожную дремоту, граничившую с обмороком, и очнулся только тогда, когда мы сели на Базе.




Глава девятая Орбитальная — 6


Простор мира, усеянного иглами звезд, торжественная монументальная неподвижность, кажущаяся незыблемой и вековечной, вселяли в душу чувство счастья, освобождения, сознания собственной силы. Внезапно что-то изменилось в этом мире, затерянном во мраке и чудовищном холоде на окраинах Солнечной системы. Я не сразу сообразил, что это зажглись осветители челночного ракетоплана. Еще чернее стала темнота вокруг, потускнели свирепые звезды. Мне очень хотелось посмотреть в сторону Земли, но я знал, что там сейчас было только Солнце.

В ярком белом свете ощутимо выделился громадный корпус Орбитальной-6. Покрытие ее из кристаллически перестроенного анизотропного иридия сверкало в лучах прожектора огненными искрами. Через несколько минут ракетоплан уменьшил напряжение: свет стал желтым и менее интенсивным. Я отчетливо увидел длинный цилиндрический корпус с широкими окнами-иллюминаторами и пристроенным к другому концу куполом обсерватории. Ниже располагались доки для межпланетных кораблей, мощные энергоприемники и технические помещения станции. Все это венчалось громадным кольцом, собранным из отдельных цилиндрических секций, в котором размещались жилые помещения Орбитальной, заманчиво горевшие множеством иллюминаторов.

На пульте управления нашего корабля задребезжал звонок — сигнал подготовки к стыковке. Яркий свет загорелся на звездном узоре неба и тотчас погас, потом вспыхнул еще и еще. На Орбитальной-6, отвечая ему, также зажигались и гасли огни. Завязался безмолвный световой разговор. Ракетоплан медленно приближался к цели, поочередно работая маневровыми двигателями и слегка раскачиваясь в пустоте. Теперь наш корабль шел по радиотропе — локатор станции цепко держал его в своем луче. Пилоты ракетоплана изредка отдавали короткие команды по внешней связи, сверяясь с работой навигаторов в приемном доке станции.

Я внимательно следил за точными движениями звездопроходцев. Сидевший рядом со мной Клим Фехнер положил руку мне на плечо, кивнул в сторону станции. Я выглянул в боковой иллюминатор. Под килем ракетоплана загорелись зеленые огни, отмечая стыковочные узлы. Тотчас в темноте обозначился правильный квадрат, отмеченный мерцающими желтыми огнями, — это медленно приближалась площадка причала. Ракетоплан беззвучно повернулся, выпустив две ослепительные струи газов из маневровых двигателей. Звезды заплясали в диком хороводе, исчезло далекое Солнце, и вся Вселенная, казалось, мчалась неизвестно куда. Орбитальная оказалась не сбоку, а где-то внизу, и корабль, воспользовавшись этим, осторожно спустился на приготовленное ему место на маленьком «ракетодроме».

Теперь я мог подробнее рассмотреть стыковочный ангар. Громадная глубокая ниша уходила внутрь станции. Обшивка здесь была словно изглодана оспой: мелкие и крупные щербины и щели — следы от мелких метеоритных частиц — покрывали корпус станции. Над нишей располагалась бортовая наблюдательная площадка, где за толстым стеклом сидел человек и сосредоточенно следил за нами, переговариваясь с кем-то, кто сидел сзади. В глубине ангара я заметил еще несколько ракетопланов. Судя по выступающим рулям высоты и широким веерам фотоэлементов, это были автоматические грузовые корабли, доставлявшие на станцию грузы серы с Ио и метана с Тритона и Титана[22 - Ио — один из наиболее крупных спутников Юпитера; Тритон и Титан — самые крупные спутники Нептуна и Сатурна соответственно.].

Стыковка закончилась. Мы поблагодарили пилота и выбрались в тесную шлюзовую камеру. Около минуты ждали, пока откачается воздух. Затем люк беззвучно распахнулся, и я шагнул в пустоту. Узкая платформа из рифленых листов циркониевой бронзы вела во входной тамбур станции. Мгновенно я перестал ощущать, где верх, где низ. Звезды были всюду: справа, слева, сзади, впереди, внизу. Лишь переходная площадка, к которой плотно прилипали магнитные подошвы ботинок скафандра, давала относительное представление об объеме в этом бесконечном невесомом мире.

Шедшая рядом со мной Тая Радж неожиданно пошатнулась, взмахнула руками, хватаясь за воздух. Я поспешил удержать ее. Услышал в наушниках взволнованный голос девушки:

— Извини, Влад. С непривычки у меня закружилась голова.

Все время кажется, что могу упасть в эту бездонную пропасть!

— Ничего, — ободрил ее я. — К этому быстро привыкаешь. Старайся не думать о бесконечности. Представь, что плывешь в удивительно прозрачной воде над дном океана. И не забывай про магнитные ботинки!

Я не видел лица Таи Радж — его скрывал опущенный светофильтр шлема, — но мне показалось, что она благодарно улыбнулась мне.

— Действительно, — снова зазвучал в наушниках шлемофона ее голос, теперь уже с оттенком восхищения, — это очень красиво! Помнишь, как у поэта: «купаться в звездах»?!

В наушниках у меня раздался веселый смешок, и голос Майя Ирвинга произнес:

— Ага! Попробуй, искупайся!

Я сообразил, что наш разговор был слышен и всем остальным добровольцам.

— А как ты, Клим? — обратился я к подошедшему Фехнеру, который двигался сзади нас.

— Ты о чем? — не понял он.

— Не боишься провалиться туда? — Я указал за пределы причала, в черную пустоту, пронизанную острыми иглами звезд.

— А чего бояться? — удивился Фехнер.

— Можно подумать, что для тебя это привычное дело? — усмехнулся я.

— Просто я всегда помню про магнитные ботинки, — пожал плечами Клим.

— А ты, оказывается, закоренелый технарь! — рассмеялся я.

Толстая стальная крышка, закрывавшая входной тамбур, отскочила в сторону и опять захлопнулась, как только мы вошли внутрь. Когда насосы накачали в тамбур воздух и давление стало нормальным, я снял шлем. Оглядевшись, сказал:

— Ну, вот и дома!

Мои товарищи стояли тут же, расстегивая скафандры и помогая друг другу освободиться от защитной одежды. Карручи снял свой шлем следом за мной; встряхнул головой, вытирая со лба пот. Глубоко вдохнув воздух, сказал:

— Пахнет чем-то знакомым… Не могу понять чем…

— Гарью ракетных дюз! — засмеялся Лу Мин, и его узкие темные глаза превратились в крохотные щелочки.

Все дружно рассмеялись. Напряжение ожидания стыковки отхлынуло, уступив место обычным человеческим чувствам.

* * *


Первые дни, проведенные на станции, ничем особенным не отличались. Медики именовали этот период «адаптацией к изменившимся условиям обитания». У меня такая адаптация не вызывала особых забот, но людям, впервые попавшим на Орбитальную, было трудно привыкнуть к не очень просторным помещениям станции, где больше заботились об экономии места, нежели о комфорте. Искусственная гравитация и необходимость дышать биосмесью также требовали некоторой привычки. И, наконец, сама мысль, что за пределами станции царит полный вакуум, немыслимый холод и до Земли почти триста шестьдесят миллионов километров, вселяла в души новичков смутные опасения и страх.

Но, так или иначе, люди постепенно приспосабливались к новым условиям жизни. Во многом этому способствовала постоянная занятость всех добровольцев: подготовка к будущей работе на Терре не прекращалась и здесь, на станции. Поэтому к исходу шестых суток пребывания на Орбитальной все пятнадцать человек, оставшиеся в нашей группе после испытания на Земле, выглядели бодрыми и жизнерадостными, так, словно провели здесь, по меньшей мере, несколько месяцев.

Подошло время вакцинации, и вся наша бодрость сразу же исчезла. После первых прививок у всех добровольцев появилась непривычная слабость, головокружение и вялость. Мы забеспокоились, но врачи объяснили нам, что это нормальная реакция человеческого организма на чужеродные вирусы, что очень скоро все пройдет, как только выработаются защитные антитела.

Всю эту неделю я продолжал свои наблюдения за Карручи и Фехнером. После случая с Модулятором я стал еще больше подозревать Карручи. В какой-то степени он сам был виноват в этом. С момента нашего отлета с Земли Джино стал совсем замкнутым и нелюдимым. Если раньше он иногда откровенничал со мной, то теперь совсем избегал разговоров о себе. В его взгляде я видел затаенную тревогу и не мог никак объяснить себе его поведение. Может быть, он действительно затаился?

Фехнер же, напротив, был весел и беспечен, как никогда. Казалось, даже вакцинация не омрачила его приподнятого на строения. Он много шутил, флиртовал со стюардессами на станции, в общем, был на высоте. Наверное, ожидание скорого прибытия на Терру вызывало в нем такую бурю эмоций.

Между тем дни сменялись один за другим, и все ближе подходило время последнего старта — нашего старта к Терре. Тяжелее всего для меня была разлука с Таней. Теперь, когда нас разделяла бездна пространства, когда передо мной стоял сложный выбор и необходимость принятия ответственного решения, ее близость была необходима мне, как никогда. Несколько раз мы разговаривали с ней по визиофону, и всякий раз она старалась выглядеть бодрой и веселой. Но я видел, что в глазах у нее таится печаль и какая-то отчужденность. Она как-то изменилась со времени моего отлета. Я силился понять, чем вызвана эта перемена, и не мог, и от этого меня охватывала тревога и смутное предчувствие какой-то беды.

Спустя два дня после нашего последнего разговора, начались учебные полеты на ракетопланах службы «Купол». Правда, прежде чем разрешить их, нас по многу часов заставляли изучать устройство космических кораблей легкого класса, предназначенных для полетов по внутренним трассам Солнечной системы, учили отрабатывать на тренажерах элементы звездного пилотажа и с честью выходить из нештатных ситуаций. Теперь ответственное время зачетов и экзаменов было позади, и мы могли с чистой совестью вылетать одни, без инструкторов. В этот день был наш третий самостоятельный полет. Инструкция требовала, чтобы полеты патрульных кораблей проходили двойками и с ограниченным сектором разлета. Я летел с Фехнером, хотя мне больше хотелось полететь вместе с Карручи, но жеребьевка решила иначе.

Честно говоря, для меня эти полеты были чем-то более значимым, нежели простые уроки пилотажа. Новичкам порой трудно понять, какие чувства испытываешь после долгой разлуки с космосом и какая радость охватывает тебя, когда удается вновь сесть за штурвал ракетоплана. Как приятно ощущать, что эта мощная машина слушается каждого твоего движения, подчиняется любой твоей команде. Полеты среди звезд — это ни с чем не сравнимое ощущение, никогда и нигде больше не испытываемое человеком. Они полностью захватывают тебя, завораживают бесконечным простором Вселенной, оставляют в душе неизгладимое впечатление. До сих пор я помнил свой первый полет, а ведь это было много лет назад!

В девять часов утра по земному времени мы всей группой пришли на Стартовую. Ракетопланы стояли здесь в ряд на расчерченной в белую и голубую шашечки площадке. Проверив наружные системы и двигатели, мы забрались каждый в свой аппарат.

Я задраил люк и сел за управление. Расположение приборов на пульте было знакомо мне до малейших подробностей. Я вполне мог лететь по ним с закрытыми глазами, ориентируясь только на голосовые команды бортового компьютера. Нажав несколько клавиш, я включил режим подготовки к старту. Щелкнул тумблером на вертикальном щитке, расположенном над головой, — на лобовом стекле загорелась звездная карта. До старта оставалось чуть больше тридцати секунд. Я пристегнул ремни кресла и взялся за штурвал.

Загудел насос откачки воздуха. Поползла вверх наружная дверь, и машинный шум потонул в образовавшейся пустоте. За сдвинувшейся выходной заслонкой во всей своей грозной наготе встала черная сверкающая бездна. Раздалась команда к старту, и один за другим ракетопланы начали покидать Стартовую. Яркие пылающие шары рвущегося из дюз пламени моментально превращались в едва различимые световые росчерки на фоне Млечного Пути, в то время как ближайшие затмевали собой звезды.

Я тоже включил двигатели разгона своего ракетоплана, и мой аппарат плавно соскользнул в звездную пустоту, словно нырнул с мостика в воду. Иглы звезд сразу же обожгли глаза, и на них навернулись слезы. Светящаяся Вселенная будто сжалась в кулак, потеряла расстояние, глубину и ширину. Я поспешил опустить светофильтр своего скафандра. Теперь простор мира, усыпанного острыми огнями звезд, стал более приветливым. Я повернул тумблер на панели связи и тут же услышал голос Фехнера:

— Влад! Ты как?

— Все в порядке. А ты?

— Уф! Это грандиозно! Никогда не думал, что управлять ракетопланом самому будет так замечательно здорово! Мне все время кажется, что я лечу не в аппарате, а на своих собственных крыльях. Ощущение полета полное. Ты знаешь, по-моему, во мне сейчас столько силы, что я бы смог свернуть всю Вселенную!

В наушниках у меня послышался восторженный вздох Кли ма. Я усмехнулся про себя, а вслух сказал серьезно:

— Ты там не очень увлекайся! Без акробатики, понял? Помни, мы отвечаем друг за друга!

— Хорошо, Влад. Не беспокойся, все будет по инструкции. Хотя, сознаюсь, меня так и подмывает сделать какой-нибудь «кульбит» или пустить ракетоплан по спирали Дорсета! — Он рассмеялся и выключил связь.

Признаться, у меня самого за последние полчаса полета тоже не раз возникало желание сделать что-нибудь эдакое, но всякий раз я сдерживал себя, опасаясь выдать свои познания и опыт пилота. Поэтому я старался управлять ракетопланом на уровне начинающего стажера.

Через час мы взяли курс к отметке в двадцать шесть градусов, собираясь выйти на установленный сектор разлета, оставив далеко позади себя сероватый и холодный Плутон и его красноватый спутник Харон. Наш путь лежал намного дальше его, в самую глубину пояса Койпера[23 - Пояс Койпера — кольцо небольших планетоподобных тел, размером 100–200 километров в поперечнике, состоящих из камня и льда, расположенное по дальнему краю Солнечной системы, за орбитой Нептуна.], где встречались огромные скопления разнородных планетезималей[24 - Планетезималь — небольшие планетоподобные тела, расположенные в поясе Койпера.].

Я стал внимательнее следить за показаниями приборов, включив круговую систему локации, чтобы избежать нежелательного столкновения с какой-нибудь глыбой льда или обломком скалы. Подумав, решил предупредить об этом Фехнера и настроил поисковый локатор. Ракетоплан Клима шел параллельным курсом, чуть-чуть впереди меня. Выглянув в иллюминатор, я совершенно отчетливо различил яркую огненную точку среди звезд в созвездии Стрельца. Правее ее и немного сзади можно было разглядеть два крохотных световых штриха. Ракетопланы? Я сверился со звездным интерферометром[25 - Звездный интерферометр — астрономический оптический прибор для измерения чрезвычайно малых угловых расстояний на основе интерференции света.]. Действительно, по угловым размерам объекты похожи на ракетопланы. В этом квадрате сейчас должны были находиться Карручи и Том Саймон.

Почему-то мне захотелось связаться с ними, и я положил палец на кнопку бортовой связи, но тут вдруг услышал взволно ванный голос Фехнера:

— Алло! Борт! Влад, ты меня слышишь?

— Да. Что случилось, Клим?

— Не знаю. Я теряю управление! Маневровые двигатели перестали работать. Не могу понять, в чем дело. Я сам проверял все перед стартом. Никаких неисправностей не было. По-моему, произошел какой-то сбой в системе управления и бортовой ФВМ. Что делать, Влад? Меня сносит к отметке двадцать один градус, и мне нечем погасить набранное ускорение!

Этого только не хватало! Что могло случиться с ракетопланом Фехнера? Я быстро взглянул на экран локатора, дал тридцатикратное увеличение. Ракетоплан моего напарника по-прежнему двигался тем же курсом, но его почему-то раскачивало из стороны в сторону. С каждой минутой эта качка становилась все более ощутимой, и хотя ракетоплан был оборудован отличной антиинерционной системой, при такой скорости полета перегрузки неминуемо возрастали и становились предельными.

— Послушай, Клим! — почти прокричал я. — Сбрось скорость и останови дрейф!

— Не могу! Нет тяги в тормозных двигателях! Счетчики инерции почти на нулях.

— Ребята! Что случилось? Вам нужна помощь? — услышал я взволнованный голос Тома Саймона по внешней связи.

— Пока не знаю, — отозвался я. — У Клима серьезные проблемы с управлением. Попробуйте сообщить об этом на станцию и попросить помощи.

— Хорошо. Мы будем следовать за вами для подстраховки, — отозвался Том Саймон.

— Да, пожалуй, так будет лучше, — согласился я и снова обратился к Фехнеру: — Клим! Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Ты сможешь сесть?

— Не уверен… А что ты задумал?

— Взгляни на карту у себя над головой… Видишь? Мы пересекли орбиту Плутона. Впереди, на расстоянии в два с половиной миллиарда километров, расположена планета Эреб. Она как раз по курсу нашего движения. Это два с половиной часа полета. Продержишься?

— Попробую.

— Хорошо. Я считаю, что единственный выход в сложившейся ситуации — это вынужденная посадка на планете. Если дотянешь до нее… Проверь исправность посадочных двигателей.

— Сейчас запрошу свою ФВМ.

Эфир некоторое время молчал. Я напряженно ждал ответа, не отрываясь следя за кораблем Фехнера на экране радара. Наконец, в наушниках послышался голос Клима:

— Влад! ФВМ показывает, что посадочный блок исправен! Что будем делать?

Я облегченно вздохнул. Сказал:

— Попробуй изменить курс, используя планетарные двигатели. Не спеши. Иначе все испортишь.

— Влад! Но ведь там никто и никогда не высаживался до нас! — воскликнул Фехнер.

— Что ж, значит, нам суждено быть первыми.

— А ты думаешь, у нас получится? — засомневался Клим.

— Стоит попробовать.

— Влад прав! — отозвался Джино Карручи, следовавший вместе с Томом Саймоном параллельным курсом. — Другого выхода у тебя нет. Мы подстрахуем вас, если что.

— Но если я посажу туда ракетоплан, то мне уже не взлететь с планеты! — воскликнул Фехнер.

— Ничего. Выберемся на моем, — успокоил я его.

— А как же машина?

— Плюнь! Речь сейчас идет о твоей жизни!

Фехнер не стал со мной спорить. Я подвел свой аппарат к его ракетоплану как можно ближе, рискуя нарушить предел сближения. После получасовых усилий и маневров посадочными двигателями, Фехнеру все же удалось затормозить и несколько изменить свой курс, но затем он сообщил, что уже не может набрать прежнюю скорость, и нам пришлось почти три часа добираться до заветной цели. А впереди еще предстоял сложный маневр выхода на орбиту Эреба и посадка на планете. Наконец, на передних экранах из кромешной тьмы медленно выплыл желтовато-серый диск планеты, открытой всего лишь два века назад.

Сразу же после того, как человечество совершило свои первые полеты к ближайшим звездам, на отдаленных окраинах Солнечной системы, за орбитой Плутона, отважными звездолетчиками были обнаружены две новые неизведанные планеты, обращавшиеся вокруг нашего Солнца на расстоянии в пятьдесят пять и семьдесят семь астрономических единиц. Орбиты этих двух планет пролегали на дальних оконечностях пояса Койпера, среди огромного скопления каменных и ледяных глыб.

Еще в прежние века, задолго до Мирового Воссоединения, земные ученые, наблюдая за движением комет и астероидов, высказывали предположения о наличии у нашего Солнца десятой гигантской планеты или даже звезды — коричневого карлика, которой дали имя Немезида, в память о древней богине возмездия. Эта темная звезда, которую никак не удавалось обнаружить визуальными методами, вселяла в души людей почти мистический ужас. Впоследствии, изучая древние легенды и мифы народов Земли, ученые Трудового Братства пришли к выводу, что многие из них несут в себе представления о нашем звездном мире как о системе, состоящей из одиннадцати или двенадцати планет. Эти мифы очень скоро подтвердились открытиями, сделанными на Марсе нашими экзоархеологами.

Сокровищницы египетских и марсианских пирамид, давшие человечеству бездну еще до конца не понятых и не расшифрованных знаний древнейшей цивилизации, когда-то породившей земное человечество, представили нам истинную картину всей Солнечной системы и устройства Вселенной вообще. Уже расшифрованные и переведенные на земной язык данные подтвердили предположения ученых о когда-то существовавшей на современной орбите Марса, на расстоянии в двести двадцать восемь миллионов километров от Солнца, десятой планете, давно названной Фаэтоном, и ее двух спутниках — Климене и Эпафе. Все они погибли примерно сорок тысяч лет назад в результате катастрофы вселенского масштаба, погубившей также и планету Марс. Последствием этой грандиозной катастрофы явилось изменение орбиты Марса, который до этого находился значительно ближе к Солнцу. Марс также лишился своей атмосферы и громадных запасов воды. Его взорвавшийся спутник Танатос ударил огромными осколками по планете, сорвав с ее северного полушария трехкилометровый слой планетарной коры и окончательно довершив уничтожение некогда цветущей планеты. Разрушительные силы этой катастрофы были столь велики, что планетная твердь Марса не выдержала и лопнула почти на четверть диаметра планеты, образовав гигантскую пропасть в семь километ ров глубиной.

Благодаря полученным новым знаниям мы теперь имеем представление о том, что нынешняя девятая планета Плутон была когда-то спутником планеты-гиганта Нептун, который захватил его из пояса Койпера. Но впоследствии Плутон был вновь выброшен в результате гравитационного противодействия с более крупным спутником Тритоном. Именно этим объясняются необычно малые размеры Плутона и сильный наклон его орбиты.

На схеме древних, неведомых нам астрономов, найденной в пятигранной пирамиде Солнца на Марсе, были также показаны еще две планеты нашей системы, расположенные за орбитой Нептуна. К моменту обнаружения этой золотой пластины с выгравированной звездной картой, мы уже знали об их существовании от наших исследователей, отважившихся проникнуть в запретные просторы Вселенной.

Первую из этих планет, отстоящую от Солнца на восемь миллиардов километров и обращающуюся вокруг него по круговой орбите за четыреста восемь земных лет, назвали Эреб. По диаметру она на две трети превосходила Меркурий и была окружена плотной метаново-азотной атмосферой, с примесями серы и кремния. Эреб имел три крохотных спутника, лишенных атмосферы и представлявших собой каменно-ледяные глыбы, не превышавшие двухсот километров в диаметре. Земные ученые дали им имена: Лета, Ахеронт и Коцит. Солнце отсюда выглядело желтой звездой с угловым диаметром всего в тридцать шесть секунд и светило много слабее, чем Юпитер на земном небе.

Но еще дальше Эреба, в вечном мраке и лютом холоде, на расстоянии в одиннадцать с половиной миллиардов километров от Солнца, медленно ползла по своей орбите гигантская последняя планета Солнечной системы — Танат. Огромный газовый шар в три раза превышал по диаметру Юпитер и состоял из водорода, метана и лития, напоминая таинственное, нерожденное солнце или коричневого карлика. Хотя солнечный свет, достигавший столь отдаленных окрестностей, был чрезвычайно слаб — Солнце на небе Таната имело бы диаметр всего лишь в двадцать семь секунд дуги, — поверхностная температура планеты-сверхгиганта была в десять раз больше, чем на Юпитере. Это говорило о том, что в глубинах загадочной планеты был скрыт какой-то мощный источник тепловой энергии, но все же недостаточный для начала в его недрах термоядерных реакций, чтобы зажечь его, как настоящую звезду.

Как и Юпитер, Танат обладал сонмом крохотных лун-астероидов. Шести самым крупным из них исследователи дали имена: Орф, Минос, Кера, Радамант, Эриния и Левкада. Их сероватые каменные тела неслись с бешеной скоростью над черной, не отражающей света поверхностью Таната, в глубинах ядовитой атмосферы которого, возможно, проносились ужасающие вихри и невиданные смерчи. Что таилось в темном чреве страшной планеты, никто не знал: еще ни один исследовательский аппарат Земли не погружался в этот вечный мрак. Так же, как ни один из ракетопланов Трудового Братства не садился доселе на поверхности негостеприимного Эреба.

Сейчас мы находились почти на самой границе Солнечной системы. Хотя много дальше Таната, на расстоянии одного светового года от Солнца, располагалось кометное облако Оорта, состоящее из миллиардов мелких ледяных тел, крупных планет там уже не было. Я с волнением наблюдал, как на экранах переднего обзора медленно вырастает таинственная планета, которую нам приходилось сейчас нагонять, и ее тяготение заставляло ракетопланы качаться вдоль напряжения поля гравитации.

Три крохотных серпика — луны Эреба — медленно плыли на фоне плотных грязно-желтых облаков, скрывавших от глаз поверхность одиннадцатой планеты. Что ждало нас там, под этим непроглядным пологом? Я мог только догадываться об этом, ведь мы с Фехнером были первыми людьми, собиравшимися сесть на поверхность Эреба.

Наконец, нам удалось выровнять скорости наших кораблей, и мы понеслись параллельными курсами, не отставая от планеты. Фехнеру с трудом удалось еще раз развернуть свой аппарат, чтобы выйти на орбиту Эреба. Я повторил его маневр, наблюдая на экранах, как корабли Тома Саймона и Джино Карручи неотступно следуют за нами. Теперь планета была прямо подо мной, и я с облегчением вздохнул.

После второго витка Фехнер связался со мной.

— Влад! Пора? — услышал в наушниках я его взволнованный голос.

— Рискнем. Только учти, что внизу могут быть любые неожиданности! Сразу же включай защитное поле и все радары и осторожно снижайся по спирали Лоссау, как учили. Я следую за тобой. В случае непредвиденного, сразу же катапультируйся! Я заберу тебя в шлюзовой отсек.

— Хорошо.

В наушниках раздался негромкий щелчок, и тотчас же ракетоплан Фехнера «нырнул» вниз. Я увидел, как он пролетел между планетой и самым большим спутником Ахеронтом. Серебристый корпус аппарата на мгновение блеснул на сером фоне громадной каменной скалы и исчез в непроглядной тьме. Вторая луна Эреба — Лета — в это время была полускрыта восточным краем планеты, и ее черный диск казался как бы надломленным посередине, в отличие от полного диска Коцита, обегавшего Эреб с запада.

Связавшись с Саймоном и Карручи, я рекомендовал им оставаться на геостационарной орбите и наблюдать за нами на экранах локаторов. Затем тоже пошел на снижение. Мой ракетоплан врезался в темную громаду метаново-азотной атмосферы и понесся над планетой на высоте двух тысяч километров. Скорость полета постепенно возрастала, и разреженный на высоте воздух оглушительно ревел за неуязвимыми стенами корабля. Счетчики показывали, что неуклонно растет нагрев обшивки.

Я включил локаторы и инфракрасные отражатели, прощупывая первозданный мрак внизу. Мой аппарат отважно ринулся навстречу неизвестности. В атмосфере, на высоте в сотни километров, проносились ураганные вихри. Сталкиваясь друг с другом, они образовывали встречные потоки, в которых мой ракетоплан било и трясло, словно в лихорадке. Я никак не ожидал подобного на Эребе, атмосфера которого, как считалось раньше, должна была быть очень разреженной и зимой даже примерзать к его поверхности. Но это были еще не все неожиданности, подстерегавшие нас впереди.

Снизившись еще на тысячу километров, я вдруг обнаружил, что что-то изменилось в этом мире мрака и холода. Я не сразу сообразил, что именно. Как только ракетоплан вырвался в нижние слои атмосферы, в глаза мне ударил серый и сумрачный свет, показавшийся здесь ослепительным. Я не поверил собственным глазам, пока, наконец, не понял, что странное свечение исходит от атмосферы планеты, сквозь которую прошли наши корабли и которая теперь словно фосфоресцировала. Быстро нажав несколько клавиш на пульте, я увидел, как на экране переднего обзора пронеслась яркая световая точка, — это геофизическая пушка на корме корабля отстрелила в атмосферу капсулу-анализатор. Через несколько секунд бортовая ФВМ обработала пришедшие данные и выдала результаты на дисплее. Прочитав их, я понял, что свечение атмосферы было вызвано именно прохождением через нее наших ракетопланов. Участок свечения был небольшим — всего пять тысяч квадратных километров, — но сам факт такого явления был чрезвычайно интересен, хотя у меня сейчас не было ни времени, ни необходимых технических средств для его более тщательного исследования. К тому же пришло тревожное сообщение от Саймона и Карручи.

— Что у вас там происходит? — взволнованно спрашивали они. — Мы наблюдаем странное свечение в нижних слоях атмосферы на большой площади… Ребята, у вас все в порядке?

Я успокоил своих товарищей, объяснив им причину происходящего, как сам понимал ее. Между тем, по всем данным, плотность атмосферы превышала расчетную уже почти в шесть раз. Кроме метана и азота в ней присутствовали очень большие примеси углерода.

Через минуту сигнальный звонок заставил меня взглянуть на экран локатора, который предупреждал об опасности. Внизу, из ночного мрака, возможно, впервые в истории существования планеты рассеянного свечением атмосферы, вырисовывались странные серовато-коричневые круги и неправильные овалы, соединенные между собой тонкими линиями, похожими на ячеистые структуры. Они занимали все пространство под кораблем.

Ужаснувшись, я включил изометрическую проекцию поверхности планеты и, взглянув на экран, немного успокоился. Оказалось, что расстояния между загадочными объектами на поверхности довольно велики — от двухсот до пятисот метров, чтобы там мог сесть ракетоплан без ощутимого для себя ущерба.

«Неужели Фехнер где-то там?» — в ужасе подумал я и тут же услышал его голос в наушниках:

— Влад! Ты где?

— Я на отметке пятьсот километров, — отозвался я. — Наблюдаю внизу непонятные объекты странной формы и очень больших размеров. Что это такое? Я опасаюсь садиться.

— Это фантастическое зрелище! — отозвался Фехнер. — Нечто похожее на громадные кристаллические образования или сталагмиты. Не пугайся. Они тут повсюду. С высоты это выглядит не так впечатляюще. Увидишь, это просто грандиозно! Ничего подобного я никогда не видел. Судя по анализатору, эти «сталагмиты» на восемьдесят процентов состоят из кремния. Это просто невероятно! Такие громадные запасы кремния!

— Так вот откуда в атмосфере так много углерода, — задумчиво произнес я. Спросил: — Ты уже на поверхности? Как мне найти тебя?

— Включаю пеленг, — сообщил Фехнер.

Мой корабль ушел еще на один виток вокруг планеты, но через полчаса я услышал в наушниках слабый сигнал. Понял, что ракетоплан Фехнера находится где-то в стороне. Развернул свой аппарат и стал спускаться, почти не отклоняясь от вертикали.

Клим оказался прав. Внизу зрелище выглядело куда более впечатляюще. От поверхности планеты к сумрачному небу поднимались странные формы, похожие на фантастические деревья, стволы которых состояли из бесчисленного количества толстых кривых «корней», переплетенных и сросшихся между собой. Эти «деревья» достигали четырехсот метров в высоту, а в обхвате некоторые доходили до ста. Попадались здесь и «лохматые» образования, перекинувшиеся между «деревьями» и чем-то напоминавшие лианы тропического земного леса.

Я осторожно вел аппарат между гигантскими «стволами», чувствуя себя попавшим в таинственный, полный опасностей и загадок лес, словно вышедший из древних сказок Земли. Сверху, откуда-то с непомерной высоты, к подножью кристаллических «деревьев» проникали косые лучи призрачного серого света, придававшего всему окружающему еще более фантастический вид. Я включил прожекторы ракетоплана, озарившие первозданный мрак внизу. Теперь стало видно, что почву скрывает плотный желтоватый туман… или, может быть, не туман, а какие-то испарения?

Взглянув на наружный термометр, я пришел в еще большее изумление. Снаружи температура воздуха была почти равной нулю по шкале Цельсия, и это вместо предполагаемых минус двухсот тридцати! Несколькими минутами позже кристаллические «деревья» расступились, и мой ракетоплан оказался на свободном пространстве, зависнув на высоте ста метров над поверхностью планеты. Впрочем, самой поверхности по-прежнему не было видно: внизу густыми клубами стелились загадочные испарения ядовитого желтого цвета, полностью скрывавшие почву. Пришлось включить локатор и изометрическую проекцию, чтобы просмотреть черты рельефа внизу.

Где же Фехнер? По сигналу пеленга, его аппарат находился прямо подо мной. Я поискал лучом локатора, и тут же на пульте звякнул сигнальный звонок. На экране появилась яркая световая точка. Вот и аппарат Клима! Я включил аварийный вызов.

— Клим! Ты слышишь меня?

— Все нормально, Влад, — сразу же отозвался Фехнер. — Вижу тебя. Садись, только осторожнее! Почва здесь очень неустойчива.

— Знаешь, — сказал я, — похоже, мы с тобой стоим на пороге величайшего научного открытия! Что это за туман внизу?

— Какие-то газы, вырывающиеся из недр планеты, — пояснил Фехнер. — Здесь полно расщелин, из которых бьют целые газовые фонтаны. Зрелище просто фантастическое! Я не могу понять, что происходит, Влад? Всю жизнь я считал Эреб простым куском камня, покрытым метановым льдом. А тут такое творится!

— Я же тебе сказал, что мы с тобой можем перевернуть все представления об эволюции Солнечной системы. Может быть, когда-то очень давно, миллионы или миллиарды лет назад, Танат и Эреб были единой целостной системой, впоследствии присоединившейся к нашему Солнцу во время его путешествия по Галактике? Недаром же некоторые ученые склонны относить Танат к классу звезды — коричневого карлика.

— Да, но откуда такой нагрев поверхности? — изумился Клим. — Не хочешь же ты сказать, что его греет Танат?

— Не знаю. Сам пока не могу понять, в чем тут дело. Возможно, в этом как-то замешаны глубинные вулканические процессы или что-то другое… Послушай, эти газы внизу, они опасны?

— Думаю, да. Судя по анализатору, это какие-то сернисто-углеродные соединения. На всякий случай надень скафандр высшей защиты. Я буду ждать тебя. Как только подойдешь, дай сигнал, и я сразу же открою люк.

Я облетел пустошь, вернулся и завис над тем местом, где опустился ракетоплан Фехнера. Снизился до минимума и нажал кнопку на пульте. Тотчас на контрольном табло вспыхнул ряд зеленых огоньков, показывая, что от корпуса аппарата отскочили посадочные упоры. Не торопясь, осторожно я довел мощность двигателей вертикальной подвески до нуля. Всем телом ощутил, как машина грузно осела на грунт. Ну, вот и все! Но, к моему удивлению, аппарат продолжал оседать, медленно раскачиваясь на посадочных упорах.

Из предосторожности я проверил систему стабилизации: коленчатые упоры продолжали раздвигаться, уходя все глубже в рыхлую почву. Еще немного, и запас их длины кончится, и тогда аппарат ляжет корпусом на грунт. А что если осадка и тогда будет продолжаться? Ведь я не проверил упругость почвы перед спуском. Тогда ракетоплан засосет, как в трясину, и вырваться уже будет невозможно!

На лбу у меня выступил холодный пот. Нужно было срочно взлетать, пока еще можно это сделать. Я протянул руку к пульту управления, собираясь включить стартовые двигатели, но в этот момент оседание, наконец, прекратилось. Ракетоплан в последний раз качнулся на упорах и застыл, обретя несокрушимую устойчивость. Я вздохнул с облегчением, посмотрел на экраны, которые заволокло непроглядными ядовитыми испарениями.

— Клим! Выхожу наружу, — сообщил я, включив связь.

— Как посадка? — поинтересовался он.

— В норме, — признаться, я немного перенервничал, но сейчас не подал вида.

— Жду тебя! — сообщил Фехнер.

Я подумал: на поверхности сейчас нулевая видимость. Как мне его искать в этом тумане? Попросил:

— Не выключай радиолуч. Мне будет легче найти тебя.

— Хорошо. Луч оставляю.

Сеанс связи был окончен. Я влез в скафандр высшей защиты, проверил исправность приборов и вышел в шлюзовой отсек, предварительно переключив на автоматику открытие и закрытие выходного люка. Некоторое время пришлось стоять в тесном переходном тамбуре. В полумраке на боковом зеркале для визуального осмотра, обязательного перед выходом на поверхность, я увидел свое темное отражение.

Скафандр, снабженный дополнительной защитой из молекулярно перестроенного металла, приобретшего необычайную гибкость и прочность, чуть ли не вдвое увеличивал объем моего тела и поблескивал наружным серебристым защитным слоем. Шлем полностью скрывал мою голову, оставляя для ориентации в пространстве только узкую смотровую щель.

Наконец, под потолком тамбура загорелась красная лампа, и крышка люка со звоном отскочила в сторону. Сразу же мощно загудел воздушный поток биологической экранировки. Я осторожно выглянул наружу и ощутил невольное волнение. Еще бы! Ведь не каждому человеку в наше время доводилось ступать на поверхность чужой планеты в роли первопроходца. Внизу, метрах в трех от края люка, виднелась бугристая почва красно-коричневого цвета. Кругом стелились клубы желтых испарений. Прожекторы ракетоплана не в силах были пробить своими лучами их пелену. Я не видел ракетоплана Фехнера, который был где-то совсем рядом. Протянул руку назад, нащупывая бухту спусковой лестницы, сбросил ее вниз. Звякнули алюминиевые ступеньки. Подтянувшись и встав на первую ступеньку ногой, я навалился на лестницу, проверяя крепление. Все было в порядке, и я стал спускаться вниз. Выходной люк сразу же захлопнулся.

Добравшись до последней ступеньки, я на всякий случай тронул почву ногой. Мало ли, вдруг здесь действительно болото? Но почва подо мной была твердой. Я встал на нее обеими ногами и прислушался. Радиолуч по-прежнему посылал пеленг, отдаваясь в наушниках мерным попискиванием. Пеленг этот шел откуда-то справа. Счетчик расстояния показывал, что до источника меньше двухсот метров. Я повернул в ту сторону. Сквозь пелену испарений было видно, как в отдалении, прямо из почвы, бьют струи ядовито-желтого газа.

Сделав несколько шагов, я сразу понял, что кажущаяся устойчивость почвы на самом деле обманчива. С каждым новым шагом я проваливался в бурую массу, все больше увязая в ней ногами. Увидел впереди непонятные силуэты. Остановился, приглядываясь. Я не сразу сообразил, что странные игольчатые контуры появились только на стекле моего шлема. В следующее мгновение всю смотровую щель затянуло паутиной коррозийных образований. Потеряв ориентацию в пространстве, я принялся протирать стекло перчаткой скафандра. Взглянул на свои руки: серебристый металл покрывали пятна бурой плесени, увеличивавшиеся с каждой секундой. На стекле шлема вновь появился белесый налет.

— Вот гадость! — воскликнул я.

— Что случилось? — взволнованный голос Фехнера сразу же отозвался в моих наушниках.

— Это какая-то кислота! Газообразная кислота! Она разъедает скафандр. Это невероятно!

— Включи биологическую экранировку! Слышишь, Влад?

— Да, да! Сейчас!

Поток биологического экрана оградил меня неприступной стеной, и я двинулся дальше. Почва не налипала на ботинки скафандра: масса ее, казавшаяся вязкой, на самом деле обладала некоторой упругостью. Правда, несколько раз прямо из-под моих ног били струи газа, и тогда мне приходилось отступать назад и обходить стороной опасное место. Наконец, я смог различить впереди смутный абрис корабля, припавшего к поверхности планеты. Прожекторы его были включены и высвечивали край подножья огромного кристаллического «дерева», верхушка которого терялась где-то в клочьях тумана.

Я приблизился к ракетоплану, осмотрел беспорядочное скопление «корней», каждый из которых был толщиной со ствол векового земного дерева. Чернеющие провалы между ними казались входами в таинственные пещеры. Я осветил фонарем один из них. Огромное углубление уходило далеко под основание «дерева». Мне даже показалось, что там появилось какое-то движение, но это ощущение быстро прошло.

У трапа ракетоплана я включил аварийный вызов. Клим сразу же открыл люк, и я быстро забрался в шлюзовой отсек. Выждав, пока окончится процедура специальной обработки, отвинтил шлем высшей защиты и, не снимая основного скафандра, прошел на центральный пост управления. Фехнер ждал меня здесь же и сразу вышел мне навстречу. На нем был надет обычный скафандр без шлема. Сейчас он выглядел взволнованным, хотя по радио его голос казался мне спокойным.

— Как на поверхности? — поинтересовался он, лихорадочно блестя глазами.

— Признаться, я ожидал лучшего, — буркнул я. — Ну, что тут у тебя случилось?

Я остановился около пульта управления, осматривая приборы.

— Сам не понимаю, в чем дело! — пожал плечами Фехнер, подходя ко мне. — Перед отлетом все было исправно, и вдруг такое…

Я склонился к информационному дисплею бортовой ФВМ, прочитал показания приборов. Запросил ФВМ о неисправности. Тут же пришел ответ, сообщавший, что в третьем отсеке двигательной установки обнаружена поломка. Причины аварии выясняются. Я выпрямился, вздохнул.

— Что будем делать? — спросил Клим, внимательно следивший за мной.

— Пока мне ясно только одно: самим нам двигатели не починить. Придется возвращаться на Орбитальную на моем аппарате.

— А как же мой корабль?

— Оставим здесь. Ничего не поделаешь. Аппарат неисправен, и на орбиту нам его уже не вывести.

Клим задумчиво почесал в затылке.

— Да ты не волнуйся! — успокоил я его. — На Базе мы все объясним. Факт поломки ведь налицо! Они пришлют ремонтников. К тому же, не плохо было бы снарядить сюда и хорошую исследовательскую экспедицию. После всего, что мы здесь с тобой увидели, думаю, она прилетит очень скоро. Но это решать уже Совету Экономики и Совету Звездоплавания. Ладно, собирайся! Пора возвращаться, а то ребята на орбите неизвестно что о нас подумают.

Фехнер пошел в шлюзовой отсек и вернулся через минуту, неся скафандр высшей защиты. Я помог ему влезть в него, проверил герметичность. Оглядев в последний раз пульт, Клим погасил свет в посту управления, и мы вышли с ним в переходной тамбур. Когда уже люк захлопнулся за нами и погасли прожекторы корабля, в душе у меня появилось чувство невосполнимой утраты при виде покинутого и словно умершего корабля. Не оглядываясь, мы быстро пошли прочь. Вскоре достигли моего ракетоплана и, забравшись внутрь, сразу же стартовали.

Вырвавшись из плена темной атмосферы и оставив далеко позади стремительно удаляющийся серпик неприветливой планеты, наш корабль устремился к далекому Солнцу, сопровождаемый двумя другими кораблями, в которых летели наши товарищи. Где-то там, на полпути к Земле, находилась наша заветная цель — рукотворный кусочек земного мира — громадная станция, вынесенная человечеством в эти холодные глубины космоса как форпост освоения новых неизведанных миров. Она стремительно неслась в пространстве по исполинскому кругу своей орбиты, готовая принять на свой борт отважных странников, возвращающихся с далеких звезд.

* * *


В эту ночь я почти не спал. Стоило закрыть глаза, и странные тяжелые видения начинали преследовать меня. Кошмары становились невыносимыми, и я в холодном поту вскакивал с постели.

В темноте, где-то под потолком каюты, шумел вентилятор, перегоняя потоки теплого и влажного воздуха. Я покосился вправо; различил контур стола и яркое пятно умывальника у огромного темного провала иллюминатора, за которым в чернеющей пустоте острыми иглами горели бесчисленные звезды. Некоторое время я смотрел в иллюминатор, отмечая по едва заметному движению звезд движение станции, на которой я находился, пока не появилось тошнотворное чувство головокружения. Пустота за стеклом — без границ, без направлений, без верха и низа — ощутимо давила на меня. Я будто проваливался в нее, с ужасом сознавая, что падаю в никуда и что падение это будет длиться вечно, как движение звезд за стенами станции. Сознание бесконечности Вселенной подавляло меня, уничтожало мое собственное «я», делая его незначимым и ничтожным. Я попытался представить себя сливающимся с этой массой звезд и почувствовал, что время останавливается и что я сам превращаюсь в «ничто», раздавливаемый этой вселенской громадой…

Нет! Так можно лишиться рассудка. Недаром же врачи запрещают подолгу смотреть на звезды, находясь на Орбитальной. Я протянул руку и передвинул небольшой рычажок в стене — стекло иллюминатора тут же стало непроницаемым. Я сел на койке, опустил босые ноги на пол. На столе около постели стоял стакан с соком. В горле у меня пересохло, и сейчас не мешало бы прополоскать его чем-нибудь. Я пошарил рукой по столу, в темноте едва не смахнув стакан на пол. Поднес его к губам и стал с жадностью пить. Сок был слегка кисловатым на вкус, но сейчас мне было все равно.

Вдруг в тишине ночной станции я совершенно отчетливо услышал слабый, приглушенный толстыми переборками человеческий вскрик. Я встрепенулся, поставил стакан с недопитым соком на стол. Прислушался. Казалось, звук исходит из этой космической пустыни за стеклом иллюминатора. Но впечатление это было обманчивым. Сейчас я понял, что странный шум доносился из вентиляционной решетки под потолком. Быстро встав с постели, подошел к стене, где была решетка, и приложил ухо к шероховатой поверхности, покрытой защитным слоем пенопластика нежного персикового цвета.

Теперь я совершенно отчетливо различил приглушенный шум какой-то возни, исходивший с нижней палубы, затем услышал звук бьющегося стекла. Судя по всему, там происходила какая-то борьба. Вдруг я сообразил, что прямо подо мной находится каюта Джино Карручи. Тревожное предчувствие заставило меня быстро одеться и выбежать из каюты.

Я прошел влево по проходу, в сторону радиостанции, и, приблизившись к круглой камере, от которой расходились в разные стороны широкие коридоры, ведшие в другие отсеки, сел в кабину лифта. Спустившись палубой ниже, вышел в такой же коридор с рядами нумерованных дверей. Остановился около двери каюты Карручи, прислушиваясь. На этот раз за дверью было все тихо. Осторожно взявшись за ручку, я открыл дверь и заглянул внутрь. Здесь было темно и пахло какими-то химическими реактивами, чем-то едким, похожим на хлор. Я сразу вспомнил, что Карручи увлекался химией.

— Джино! — тихо позвал я, но мне никто не ответил.

Может быть, он просто спит? Здорово же будет выглядеть мой ночной визит. Что если я действительно ошибся?

Ощупью я нашел на стене выключатель и зажег в каюте свет. В кресле перед иллюминатором, спиной к входу, неподвижно сидел Карручи. Он никак не отреагировал на мое появление, поэтому я подошел ближе. Голова Джино была откинута на высокую спинку кресла, а широко раскрытые, полные ужаса глаза устремлены в глубину космоса за окном. Нижняя часть его груди зияла огромной черной дырой, проделанной лучом излучателя. Обнажившееся мясо и внутренности обуглились и кровоточили грязной сукровицей. Пальцы его рук сжаты в кулаки и побелели.

Неприятный холодок разлился в моей груди. Передо мной было мертвое тело моего товарища, обезображенное разрядом излучателя. Первой мыслью было как-то помочь ему, вызвать сюда врачей, сделать что-нибудь. Я даже кинулся к аптечке, в надежде найти там капсулы с криораствором, но потом понял бесполезность этой попытки. Я опустился на незастеленную койку, пытаясь спокойно осознать случившееся. В узком зеркале на внут ренней стенке шкафа, стоявшего у самого входа, была видна часть каюты. Там что-то двигалось. Я резко обернулся в эту сторону, но сразу же понял, что это мое собственное отражение.

Что же здесь произошло? Никаких сомнений в том, что Карручи мертв, быть не может. На первый взгляд, случившееся можно охарактеризовать, как самоубийство. В общем-то, исходя из моей теории, это только укрепляет мои подозрения насчет Карручи. Если он действительно был агентом, то вполне мог почувствовать мой интерес к себе и расценить это, как провал своей миссии… Но подобное развитие событий слишком уж явно выводит меня на резидента. Что-то здесь не так. Уж очень знакомый почерк, однажды уже виденный мною. Кто-то явно пытается сбить меня с толку!

Я поднялся с постели и прошелся по каюте, осматриваясь. Такой же, как и у меня, выпуклый иллюминатор, нацеленный на «север». С одной стороны — полки с эйдопластическими записями видовых фильмов о Земле. Между ними, вертикально по стене, развешаны репродукции старинных картин в никелированных рамках. Под иллюминатором два белых эмалированных ящика, на которых расставлены металлические штативы с колбами и пробирками. Некоторые из них опрокинуты и разбиты — следы явной борьбы.

Я подошел ближе. Красноватая, похожая на оливковое масло жидкость растеклась по крышке ящика. Кто-то задел ее рукой: я отчетливо различил смазанный след от ладони. Ну-ка, ну-ка! Это уже интересно! Я тщательно изучил валявшиеся повсюду осколки и, наконец, на одном из них обнаружил отчетливый след от большого пальца руки. Поискав в ящиках под иллюминатором, я нашел небольшой пластиковый пакет и спрятал в него осколок с отпечатком. Затем снова вернулся к мертвому телу в кресле.

Было совершенно очевидно, что меня пытались сбить с толку, выдавая смерть Карручи за самоубийство. Зачем ему было кончать счеты с жизнью таким варварским способом. Если бы он в действительности был агентом Сообщества, то, скорее всего, воспользовался бы обычным ядом. Но если выстрел из излучателя был лишь инсценировкой, то отчего на самом деле погиб Джино? Не мог же он спокойно сидеть в кресле и ждать, когда его поджарят?!

Я осмотрел руки Карручи. На них не было следов маслянистой жидкости, значит, отпечаток на осколке принадлежал убийце. Грубая работа! Резидент явно спешил и нервничал, если допустил столько ошибок. Скорее всего, он убил Джино где-то около иллюминатора, а затем перенес тело в кресло и сделал выстрел из излучателя в упор. Даже мощность разряда была рассчитана таким образом, чтобы луч не повредил спинки кресла или обшивки станции. Разве станет человек, собирающийся покончить с жизнью, заботиться о мощности заряда оружия?

Я осторожно повернул голову Карручи и сразу же заметил слева на шее какой-то голубоватый осколок, вонзившийся глубоко в кожу. Что это, стекло? Я поискал глазами какое-нибудь приспособление, с помощью которого можно было бы извлечь осколок из тела. Открыв один из эмалированных ящиков, нашел там пинцет. Прихватив им кончик осколка, осторожно выдернул его из шеи убитого. Из образовавшейся крохотной ранки сразу же выступила крупная капля ярко-алой крови. Я внимательно осмотрел найденный осколок на свету.

Это было вовсе не стекло, а крохотная (не больше десятка миллиметров) голубоватая стрела с иззубренным наконечником, изготовленная из неизвестного мне материала. Чтобы случайно не пораниться об нее, я положил свою находку в небольшую металлическую коробочку, обнаруженную мною там же, где и пинцет, и засунул ее в карман брюк вместе с пакетом, в котором лежал осколок стекла с отпечатком. Еще раз осмотрел каюту. Больше ничего интересного здесь не было. Я проверил, не оставил ли следов на мебели, и вышел. Сразу же вернулся в свою каюту. Сев на постели, принялся обдумывать случившееся.

Джино Карручи лежал в своей каюте с пробитой излучателем грудью и был безнадежно мертв. Эта смерть разом сняла все мои подозрения о его причастности к спецслужбам Сообщества, и теперь на первый план выходила личность добровольца Клима Фехнера. У меня больше не было сомнений в том, что именно он является агентом вражеской разведки. Как же он все ловко подстроил со смертью Карручи! Правда, на этот раз всегдашняя удачливость подвела его. Слишком спешил, слишком нервничал, а потому оставил за собой столько следов.

Бедный Джино. Он помимо своей воли с самого начала оказался втянутым в смертельную игру, затеянную Фехнером, чтобы сбить меня с толку и запутать все следы. Теперь от мысли, что враг все время находился так близко от меня, был почти моим другом, мне становилось не по себе. Но еще хуже было от сознания, что враг этот раскрыл меня почти сразу, как только я прибыл на Учебный полигон. Судя по всему, это был опытный разведчик. Догадавшись каким-то образом о моем интересе к медальону Карручи, он выкрал его, и мои подозрения относительно Джино только усилились. Но тогда я еще колебался, и, видя это, Фехнер решился на мое убийство, тем самым желая обезопасить себя в дальнейшем. Но, к счастью, попытка эта ему не удалась: той ночью, в саду, он, скорее всего, использовал то же оружие, каким сегодня убил Карручи.

Неудавшееся покушение подтолкнуло Фехнера к следующему ходу в этой хитроумной партии, и в этом ему во многом помог Модулятор Случайностей. Ведь это именно Фехнер накануне проверки на Модуляторе подсказал мне идею использования последнего для выявления агента и сделал это так ловко, что мне и в голову не пришла мысль о подсказке! Отличный психолог, он прекрасно понимал, что замкнутый Карручи, переживший в детстве тяжелую душевную травму и страдающий комплексом обиды на общество, в стрессовой ситуации под действием гипнотизатора поведет себя неадекватно. Но агент прекрасно понимал, что тем самым подвергает опасности разоблачения и самого себя, поэтому ему стоило огромных усилий не выдать своих эмоций.

И, наконец, окончательно убедить меня в причастности Карручи к разведслужбам Сообщества, по расчетам Фехнера, могла только смерть Джино. Видимо, инсценировав самоубийство Карручи, он надеялся окончательно отвести от себя подозрение. Если бы я поверил в это, моя миссия по ликвидации агента была бы исчерпана, и я неминуемо бы вернулся на Землю. Тогда путь на Терру для истинного агента стал бы открыт. Что ж, задумано неплохо, вот только хитроумное оружие на этот раз подвело Фехнера.

Я достал из кармана металлическую коробочку, открыл ее. Судя по всему, эта отравленная стрела и убила Джино Карручи. Выстрел из излучателя был произведен уже по мертвому телу, чтобы скрыть следы яда. Необходима экспертиза и медицинское сканирование тела, но сейчас для меня не так важно, от чего погиб доброволец Карручи, гораздо важнее то, что события теперь предельно обострились, и самое время сделать ответный ход в этой затянувшейся партии. Нужно притупить бдительность противника, сделать вид, что я поверил ему и собираюсь лететь обратно на Землю. Но окончательно победить его я смогу только тогда, когда в руках у меня будут неоспоримые доказательства его причастности к смерти Карручи. А такими доказательствами могут послужить найденные мною отпечаток пальца на осколке стекла и эта отравленная стрела. Каким-то образом мне необходимо получить образец ДНК Фехнера и осмотреть его каюту, где мне, возможно, удастся найти оружие с отравленными стрелами.

Я откинулся на надувную подушку, глядя в темный потолок. Задача передо мной стояла непростая, но от ее решения зависел успех всей нашей операции. Я чувствовал, что нужно совсем немного, чтобы коварный и хитрый враг оказался в наших руках, и нараставшее возбуждение еще долго не давало мне заснуть.

Утром я, как обычно, вышел из своей каюты и спустился на нижнюю палубу. У дверей каюты Карручи толпились люди, возбужденно переговариваясь между собой. Здесь было много добровольцев и из нашей группы. Я заметил Фехнера, Таю Радж, Лу Мина, Синха. Подошел ближе. Кивком головы поздоровался с Таей, сразу заметившей меня. Встретился взглядом с Фехнером. Он выглядел взволнованным, впрочем, как и все здесь.

«Актер!» — подумал я.

В толпе было много людей из обслуживающего персонала Орбитальной-6: механики, пилоты, диспетчеры. Две молоденькие стюардессы, судя по всему, еще стажеры, стояли в сторонке бледные и растерянные, видимо не решаясь уйти, но и не в силах смотреть на происходящее в каюте.

— Что здесь случилось? — спросил я у Лу Мина, стоявшего ко мне ближе всех.

— А, Влад! — обернулся он, только сейчас заметив меня. — Это что-то невероятное. Ты не поверишь — Карручи умер!

— Как умер?

— Как умирают люди? — пожал плечами Лу Мин. — Ты что, маленький?

— Я не об этом, — перебил я его. — Он же здоровый парень был, молодой! Мы же все проходили медицинский контроль перед отправлением на Орбитальную!

— Вот и я не понимаю! — озадаченно сказал Лу Мин. — Они не говорят, от чего он умер, так что я сам теряюсь в догадках.

— «Они»? — не понял я. — Кого ты имеешь в виду?

— Ребят, что сейчас возятся в каюте Джино.

Я протиснулся сквозь толпу ближе к двери и заглянул в каюту. Тело Карручи лежало на полу, на носилках, накрытое желтой тканью. Двое хмурых санитаров из медицинской части станции молчаливо стояли около входа, следя за тем, как невысокий, крепкого телосложения человек в светлом комбинезоне звездолетчика осматривает мебель в каюте и что-то негромко диктует темноволосому парню, сидящему на краю койки и усердно пишущему в электронном блокноте. В надувном кресле около иллюминатора, в котором прошлой ночью я обнаружил убитого Карручи, сидел уже немолодой врач в серебристом медицинском халате. Выражение лица у него было грустное и усталое.

Наконец, человек в комбинезоне выпрямился и обернулся к входу, делая знак санитарам унести тело. Я быстро отпрянул назад, смешиваясь с толпой, чтобы он не заметил меня. Это был Стефан Микич, сотрудник Особого отдела, мой хороший товарищ. Значит, сейчас он работает здесь, на Орбитальной-6? Подобная встреча на глазах у ребят из нашей группы могла стоить мне успеха всей операции. Ведь о моем задании Микичу наверняка ничего не известно.

Я стал поспешно выбираться из толпы. Встретился взглядом с Таей Радж. Девушка была бледна и сразу же опустила глаза. Выбравшись на свободное место, я встал в стороне, наблюдая за происходящим. В это время санитары подняли с пола носилки с телом Карручи и стали выносить его из каюты. Стоявшие у входа люди сразу же расступились, давая им дорогу. Кто-то предлагал свою помощь, но шедший сзади врач вежливо отказывался от всех предложений. Последним из каюты вышел Стефан Микич. Возбужденные свидетели трагического происшествия обступили его со всех сторон, засыпая вопросами. Микич, несмотря на чрезвычайность происшедшего, держался спокойно и уверенно. Он закрыл за собой каюту и знаком отпустил темноволосого парня, составлявшего протокол, а также врача. Как только они ушли, на Стефана посыпались расспросы.

— От чего умер Карручи?

— Что здесь произошло?

— Кем был этот парень?

Кто-то даже предположил:

— Может быть, в его каюте была неисправна система вентиляции и подачи кислорода? Что если он задохнулся?

Сразу же нашлись сторонники и противники этой версии.

— Нужно узнать в ЖОСС (служба жизнеобеспечения станции), не было ли нарушения подачи в каюту воздуха, — решительно заявил один из пилотов, видимо, готовый требовать самых строгих мер наказания допустивших аварию.

— Какая ерунда! — тут же авторитетно возразил кто-то из механиков. — Подача воздуха в каюту нормальная. Вы же стояли там сами, и не задохнулись! И потом, если не была нарушена внешняя обшивка, то кратковременное отключение подачи биосмеси не привело бы к смерти человека. Воздушный баланс станции в целом остался бы неизменным.

— Так-то оно так, а вдруг?

— Успокойтесь! — Микич поднял руку, призывая всех замолчать. — Успокойтесь, друзья! Мы разберемся в причинах смерти добровольца Карручи и сообщим вам. А сейчас, пожалуйста, расходитесь по своим рабочим местам. Не нужно впадать в панику.

В это время Стефан заметил среди остальных и меня. Наши взгляды встретились, и я прочел в его глазах удивление, смешанное с радостью от неожиданной встречи. Он уже хотел было поприветствовать меня, но я сделал ему знак глазами, чтобы он не обращал на меня внимания. Сообразив, в чем дело, Микич снова повторил ровным голосом, обращаясь к присутствующим:

— Расходитесь, друзья, расходитесь! Если мне понадобится ваша помощь, я обязательно побеседую с каждым, кто знал добровольца Карручи.

Люди, недовольные таким ответом, стали неохотно расходиться, все еще продолжая обсуждать между собой случившееся. Я тоже направился к себе в каюту. Закрыв за собой дверь, прислушался к шагам в коридоре. Подумав, лег на койку, закинул руки за голову. Некоторое время я лежал в таком положении, пока часы на стене не издали ритмичный перезвон. «Десять часов», — машинально отметил я. Тут же почувствовал, как содрогнулся пол каюты и по стенам пробежала мелкая дрожь. Это начались учебные полеты. Еще несколько раз пол содрогался при каждом новом старте, и стены каюты становились расплывчатыми от вибрации. Потом все стихло. Откуда-то издалека донесся удар медного гонга, и в это время в дверь моей каюты тихо постучали.

— Входите! — громко сказал я, зная, что за дверью стоит Стефан Микич.

— Можно? — Стефан неуверенно приоткрыл дверь, загляды вая внутрь.

— Входите, входите!

Я сел на койке. Микич вошел в каюту, закрыл за собой дверь, остановившись около входа. Громко сказал:

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу смерти добровольца Карручи. Поскольку вы живете непосредственно над его каютой, вы, возможно, чем-то сможете помочь расследованию.

— Ну что ж. Я готов ответить на ваши вопросы.

Я встал, подошел к нему, протягивая руку. Стефан крепко пожал ее, радостно улыбаясь. Склонился ко мне, шепнул:

— Влад! Как ты здесь оказался, дружище? Я никак не ожидал увидеть тебя на Орбитальной! Ведь ты совсем недавно…

Я приложил палец к губам, показывая: тише! Он понимающе закивал головой, склонился к самому моему уху, зашептал совсем тихо:

— Я сразу понял, что не стоило узнавать тебя там, при всех. Правда, вначале чуть было не выдал тебя, старина. Как ты думаешь, никто ничего не заметил?

— Думаю, что нет. Проходи, садись.

Я указал ему на надувное кресло около кровати. Сел рядом.

— Ты здесь наверняка с каким-то заданием? — негромко спросил Стефан, блестя зеленоватыми глазами. — Давно прилетел с Земли?

Я кивнул:

— Давно.

— Послушай, Влад! Что это за странная история с этим добровольцем Джино Карручи? Как я понял, ты в его группе?

Он указал на мой личный знак на правом плече.

— Может быть, ты объяснишь мне, что произошло?

— А как ты сам думаешь?

Я пристально посмотрел на него.

— По всем признакам, это очень похоже на самоубийство… — Стефан задумчиво почесал правую бровь. — Вот только я никак не возьму в толк, зачем этому парню понадобилось сводить счеты с жизнью таким ужасным способом… Тебе ничего об этом не известно? — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Кое-что известно, — негромко сказал я. Достал из шкафа металлическую коробочку с отравленной стрелой и пакет с осколком стекла, на котором остался чей-то отпечаток. Протянул все это Микичу.

— Что это? — удивился тот.

— Это доказательства того, что Джино Карручи был жестоко убит, — спокойно сказал я.

— Да ты что?! — воскликнул Стефан. — Вот это дела! Что же здесь все-таки происходит? Ты можешь мне объяснить толком? Я вижу, ты побывал в каюте Карручи первым? Узнаю хватку старого оперативника! Нашел что-нибудь серьезное? Что это такое?

Он взял у меня коробочку со стрелой.

— Какое-то приспособление или оружие. Думаю, не ошибусь, если скажу, что именно этим был убит Карручи. Осторожнее! Скорее всего, она отравлена и еще действует.

— Ого! Отравлена? — Микич опасливо покосился на стрелу, лежащую на дне коробочки. — А как же насчет излучателя? Ты разве не заметил, что у него в груди была здоровенная дыра?

— Это только для отвода глаз! Истинная причина смерти кроется в этой стреле.

— Похоже, дело принимает серьезный оборот? — Микич посмотрел на меня и нахмурился.

— Серьезней не бывает! — кивнул я. — Врачи уже установили настоящую причину смерти Карручи?

— Пока нет. Теперь я могу строить на этот счет только одни догадки. Думаю, точный ответ могло бы дать медицинское обследование и сканирование… Как ты думаешь, оно подтвердит твою версию?

— Не знаю. Все будет зависеть от характера яда и от степени повреждения внутренних органов. Когда будут известны результаты сканирования?

— Честно говоря, я еще не отправлял тело в лазарет. Но, скорее всего, обследование займет часа два, не больше.

— Тебе также следует незамедлительно отправить эту стрелу на экспертизу.

Я указал на коробку, которую Микич все еще держал в руках. Он еще раз придирчиво осмотрел стрелу. Кивнул:

— Хорошо. Значит, ты считаешь, что это действительно убийство?

— Без сомнения! Поверь мне, я знаю об этом гораздо больше, чем ты думаешь. Вот этот отпечаток мне удалось обнаружить на осколке лабораторной посуды в каюте Карручи. Нужно будет идентифицировать вещество с него и сравнить его с образцами ДНК Джино. Проверь также, есть ли на излучателе какие-нибудь следы, оставленные самим убитым.

— Разумеется! Я все сделаю, как ты сказал. Только вот маловато улик, чтобы выйти на убийцу. — Стефан сокрушенно покачал головой.

— Тебе и ненужно заниматься его поисками, — отрезал я.

— Да? — удивился Микич.

— Да. Я же сказал тебе, что знаю об этом деле гораздо больше, чем ты думаешь! Все, что сейчас от тебя потребуется, это помогать мне.

— Понимаю, — кивнул Стефан. — Это как-то связано с твоим заданием?

— Это и есть мое задание!

— Что я еще могу для тебя сделать?

— Прежде всего, мне нужно будет знать результаты сканирования. Во-вторых, крайне важна идентификация ДНК Карручи с отпечатком пальца на осколке и анализ содержимого этой стрелы. Это в твоих силах?

— Думаю, да, если в местном госпитале имеется соответствующее оборудование. Если же нет, придется отправить все образцы на Землю.

— Очень не хотелось бы этого делать, — покачал я головой. — У меня совсем нет времени.

— Я понимаю, — согласился Стефан. — Сделаю все, что смогу! — заверил он.

— Еще вот что. Постарайся сделать так, чтобы никто на Орбитальной не узнал об истинных причинах смерти Карручи. У Джино был очень сложный характер. Ребята знают об этом, так что версия о самоубийстве из-за стресса, думаю, вполне подойдет для официального объяснения. День или два продолжай опросы свидетелей, больше упирая на психологические качества Карручи. Это поможет нам с тобой беспрепятственно общаться, не вызывая ни у кого подозрений. Затем сверни это дело за очевидностью факта добровольной смерти. И запомни: для всех здесь мы с тобой не знакомы! Возможно, мне понадобится передать кое-какие сведения на Землю. Надеюсь, ты мне поможешь в этом?

— О чем разговор, Влад?! Конечно. Что-нибудь еще?

— Пока это все.

— Тогда я пойду? — сказал Микич. — А то я и так у тебя засиделся!

— Да, пожалуй.

— К вечеру, когда будут известны результаты экспертизы, я вызову тебя к себе, — сказал Стефан.

— Хорошо, — кивнул я.

Он простился со мной и вышел.

В этот день у меня намечался учебный полет, и поэтому сейчас, взглянув на часы, я поспешил на Стартовую. К моей радости, по пути туда я не встретил никого из нашей группы, и только на самой Стартовой меня ждала Тая Радж, в паре с которой мне предстояло лететь. Девушка до конца не оправилась от потрясения и выглядела печальной и расстроенной. Я помог ей забраться в ракетоплан, и мы стартовали в направлении созвездия Змееносца.

Сейчас мне необходимо было хорошенько обдумать ход моих дальнейших действий, поэтому я управлял ракетопланом почти не глядя на приборы, положившись на автопилот и свою интуицию. Около часа мы барражировали в окрестностях пояса Койпера, в области, где не было крупных кометных тел или астероидов, после чего вернулись на Орбитальную. Здесь, едва я успел принять ионный душ и немного отдохнуть, как по внутренней системе связи пришел вызов от Стефана Микича, — он приглашал меня к себе для разговора. Надев рабочий комбинезон, я поспешил к нему в каюту. Кроме нас двоих там никого больше не было. Стефан указал мне на кресло, а сам сел на край койки.

— Час назад я получил результаты сканирования и экспертизы, — сообщил он. — Как утверждают врачи, Карручи умер от обширных повреждений внутренних органов, вызванных разрядом излучателя. Наличие яда в крови им обнаружить не удалось… — Микич замолчал, посмотрел на меня. — Влад, ты уверен в том, что Карручи именно убили?

— Стефан! Я не первый год работаю в Отделе, ты же знаешь. В этом случае ошибки быть не может. С подобным почерком убийства я уже сталкивался полгода назад, и тогда, как и сейчас, это было связано со спецслужбами Сообщества.

— Ты серьезно? — насторожился Микич.

— Более чем! Подумай сам, как могло случиться, что Карручи выстрелил в себя из излучателя, сидя в надувном кресле, разворотил себе половину грудной клетки, а кресло осталось нетронутым? Значит, в момент убийства он находился где-то в другом месте, и в кресло его посадили уже мертвым! Что дала экспертиза?

— Эксперты установили, что эта стрела действительно начинена ядом растительного происхождения, состав которого нам неизвестен. Возможно, этот яд добывают из растения, произрастающего на другой планете. Более того, детальный анализ показал, что вещество, из которого изготовлена эта стрела, попадая в активную биологическую среду, способно полностью растворяться в течение двух-трех часов.

— Вот видишь! — воскликнул я. — А ты еще сомневаешься!

— Да, — вздохнул Стефан, — если бы ты не обнаружил эту стрелу в теле Карручи, нам вряд ли удалось бы найти ее утром.

— Нужно проверить действие яда на лабораторной установке, и я уверен, что его присутствие в активной биологической среде не будет установлено.

— Возможно, — согласился Микич.

— Что дала идентификация? — спросил я.

— Вещество с отпечатка, найденного тобой, не принадлежит Карручи. Это можно сказать с полной определенностью. Сравнительный анализ ДНК дал отрицательный результат.

— А когда наступила смерть?

— Около двух часов ночи.

Некоторое время мы оба молчали, потом я сказал:

— Вот что, Стефан, мне необходимо будет провести еще одно исследование.

— Хорошо, Влад, я все сделаю. Когда это будет нужно?

— Думаю, завтра, крайний срок — послезавтра. И еще вот что. Если мои догадки подтвердятся, возможно, мне понадобится твоя помощь в задержании одного опасного преступника, агента вражеских спецслужб. Так что, ты будь готов: задерживать нужно будет быстро и без лишнего шума.

— Понимаю, — кивнул Стефан. — Возьмем как надо, будь уверен!

— Вот и хорошо. Ну, ладно, я пойду к себе.

Я попрощался с ним и вышел, направившись в кают-компанию. Здесь я застал почти всех своих товарищей.

— Что такие мрачные? — спросил я с порога.

— А ты очень веселый? — усмехнулся Том Саймон.

— Скорее, уставший, — улыбнулся я.

— Не с чего веселиться, Влад, — грустно заметил Май Ирвинг. — После всего случившегося нам не до смеха.

— Это вы о смерти Джино? Что-нибудь известно нового?

— Пока ничего, — сказала Тая Радж, пристроившаяся на мягком выступе овального иллюминатора. — «Лиловый» ведет расспросы, пытается выяснить подробности случившегося.

— Да, я знаю, — кивнул я. — Он уже приходил ко мне.

— Все это так неприятно! — с горечью воскликнула Тая.

— Подобные случаи слишком ранят женскую психику! — насмешливо сказал Дэв Синх.

— Да как вы не понимаете? — не выдержала Тая. — Здесь дело серьезное, раз им занимается ОСО!

— Ерунда! — возразил Синх. — Подобными случаями всегда занимается ОСО. Они для этого и существуют. К тому же «лиловый» сказал, что Карручи убил себя сам… Правда, мне непонятно, зачем он это сделал? Ерунда какая-то!

— В том-то и дело! — сказала Тая Радж. — Мне как-то не по себе от всего случившегося. Еще вчера рядом с нами был наш товарищ, и вот его нет в живых…

— А что ты, собственно, переживаешь? — спросил Фехнер.

— Я не о себе пекусь! — нахмурилась девушка, бросив на него темный огненный взгляд. — Мне непонятно, почему Джино так поступил с собой. Я знаю, что вы все недолюбливали его за нелюдимость и замкнутость. В наше время действительно трудно понять такого человека, как Джино. Но ведь каждый из нас имеет свой характер, свои взгляды на жизнь. Мы все разные… Ребята! Ведь вы хорошие, добрые! Я знаю это. Но разве вы пытались заглянуть в душу Джино, понять, почему он такой, каким был? Разве вы пытались помочь ему? А теперь вы делаете вид, будто вас не волнует его смерть.

Девушка оглядела присутствующих взволнованным вопрошающим взглядом, и на ее лице появилась еще большая горечь.

— А что ты от нас хочешь? — не выдержал Лу Мин. — Чтобы мы стали причитать и оплакивать Джино, как древние весталки? Чтобы мы все делали вид, что виноваты в его смерти?

— Может быть, и так! — воскликнула Тая и бросила укоризненный взгляд на Лу Мина. — Ведь дело не только в смерти Джино. Дело в вас самих, в ваших чувствах, способности сопереживать чужому горю. А вы скрываете свои чувства… или боитесь их?

— Ну, знаешь! Это ты, пожалуй, хватила слишком! — воскликнул Глеб Столиво. — Смерть Джино — это большая потеря для всех нас и для общества в целом. Но, Тая, по-моему, ты слишком впечатлительна. Сейчас, в современном мире, человеческая смерть перестала рассматриваться, как конец всего существования. Разве ты забыла об этом? Так думали наши темные предки. Они страшились смерти, потому что не ведали истинного предназначения своего существования. Они трепетали и тряслись над бренными останками своих сородичей, не понимая, что источник жизни во Вселенной кроется совсем в другом — во всепроникающей, всеобъемлющей живой энергии, питающей и творящей все живое во всех мирах. Наши предки называли эту энергию «душой». Человеческое тело — лишь сосуд для нее, ее временное пристанище в бесконечном странствии через пространства и время. Теперь каждый взрослеющий ребенок, вступая в ряды стажеров, на пути к взрослой жизни клянется перед лицом человечества дарить свою «благую энергию» на благо всего сущего. Вот почему мы не хороним своих умерших в землю, как это делали наши далекие предки, а предаем их огню. Огонь — это одно из проявлений энергии Вселенной. Через него мы возносим угасающую энергию жизни наших братьев и сестер к звездам, где она вливается в могучий и безграничный океан вселенской энергии, обретая новую силу, и возвращается на нашу Землю снова и снова в бесконечных новых рождениях.

Глеб Столиво замолчал. Тая ничего не ответила ему, нахмурившись, пересела на диван. На какое-то время в кают-компании воцарилось общее молчание. Затем Дэв Синх произнес, грустно вздохнув и обращаясь больше к самому себе, нежели к остальным:

— Жаль, что все так складывается. Ведь завтра у меня день рождения. Хотел отпраздновать его, как полагается, а тут такое… Это у меня первый день рождения вдали от Земли! Жаль… — Он снова вздохнул.

— Почему жаль? — воскликнул я. — Наоборот, это здорово! Отпразднуем твой день рождения по полной программе. Правда, ребята? Такое событие ни в коем случае нельзя пропускать!

— Влад! Что ты говоришь? — Тая негодующе посмотрела на меня.

— А что такого я говорю? Глеб прав, и Джино уже не вернуть. Но его смерть, как бы мы не печалились, не должна заслонять для нас радости повседневной жизни. Никто не говорит о том, чтобы совсем забыть об умершем товарище. Его образ будет в нашей памяти. Но завтра у другого нашего товарища намечается важное событие в жизни, и я не вижу причин, из-за которых нужно откладывать это событие на потом.

Тая вспыхнула, опустила глаза. Видимо, именно от меня она ожидала главной поддержки и сейчас была разочарована во мне. Она пересела на диван и отвернулась.

— Влад прав, — поддержал меня Лу Мин. — Устроим Дэву такой праздник, какого у него еще никогда не было. Пускай запомнит этот день на всю жизнь.

— Правильно! — вставил Глеб Столиво. — Нужно пригласить всех желающих, всех, кто захочет прийти!

— Счастливчик! — усмехнулся Фехнер, имея в виду Дэва Синха. — А мне придется ждать еще целый месяц! Свой день рождения я буду праздновать уже на Терре.

— А когда ты родился? — поинтересовался Том Саймон.

— Двадцать восьмого октября, — с легкой грустью ответил Фехнер.

— Значит, ты по древнему астрологическому гороскопу Скорпион? — оживилась Тая Радж, до сих пор хмурившаяся в углу широкого дивана, рядом с полками визиокассет.

— Наверное, — пожал плечами Фехнер. — Никогда не интересовался этим.

— Да ты не переживай, Клим! — Лу Мин хлопнул его по плечу. — Первый день рождения на чужой планете — это, знаешь, тоже событие!

Постепенно беседа стала более оживленной. На время все забыли о смерти Джино Карручи и стали обсуждать, как нам лучше устроить праздничное торжество, так, чтобы и именинник остался доволен, и гостям было весело. Разгорелись жаркие споры, которые продолжались и тогда, когда мы стали расходиться по своим каютам.

Я поднялся к себе. Коридор был пуст. Когда я уже подходил к дверям своей каюты, мимо меня пробежали двое механиков со Стартовой.

«Наверное, что-то случилось?» — подумал я, провожая их взглядом. Затем повернулся и чуть было не столкнулся с еще одним механиком в рабочем комбинезоне.

— Что произошло? — спросил я у него.

— Сам пока не знаю, — переводя дух, ответил он. — В седьмом отсеке объявлена аварийная ситуация. Возможно, столкновение с метеоритом.

Он хотел еще что-то сказать, но, махнув рукой, побежал дальше. Едва я закрыл за собой дверь, как по ретрансляционной сети станции прозвучало сообщение: «Внимание! В седьмом отсеке пятой палубы наблюдается аварийная утечка биосмеси в открытый космос. Всем ремонтным службам станции занять места по аварийному расписанию!»

Пятая палуба находилась много ниже нашей, поэтому мне беспокоиться было не о чем. Я скинул куртку и брюки и лег на постель, заложив за голову руки.

«… Да, еще! Опасайся Скорпиона! Его звезды не добры к тебе. Я видела это сегодня ночью…» — эти слова Весны я услышал сейчас совершенно отчетливо, словно девушка произнесла их не перед моим отлетом с Земли, а только что, здесь, в моей каюте. Конечно же, этот астрологический совет девушки нельзя было рассматривать как прямое подтверждение моих подозрений, но подобное совпадение заставляло задуматься над сказанным ею. Значит, я оказался прав насчет Фехнера? Значит, он действительно агент из Сообщества, который угрожает не только мне?

Размышляя над этим, я не заметил, как прошло довольно много времени. Примерно в шесть я ощутил сильную вибрацию и понял, что на Стартовой причалил крупный ракетолет. Судя по частоте вибрации, это был, скорее всего, пассажирский лайнер «Земля — Терра». После этого на станции воцарилась полная тишина. Только откуда-то снизу, видимо через вентиляционную шахту, время от времени доносились глухие удары и скрежет — это в седьмом отсеке пятой палубы вовсю шли ремонтные работы по восстановлению поврежденной обшивки. Глядя в потолок каюты и прислушиваясь к этим звукам, я сам не заметил, как заснул.




Глава десятая Последний поединок


Лазурное море набегало на песчаный пляж. Монотонный шум прибоя напоминал протяж-ную и грустную мелодию. Росшие вдоль берега тюльпанные деревья клонились под морским ветром; крупные красные цветы колыхались, вздрагивали среди листвы.

Таня сидела лицом к морю. Я ласково провел пальцами по ее шее и спине, коснулся губами теплого плеча. Она откинулась назад, на мои колени. Лучистые глаза ее, казалось, смешали в себе яркую голубизну неба и зеленоватый оттенок моря. Я склонился над ней, стал целовать ее лицо. Она лежала, не двигаясь, опустив руки на песок. Глаза ее потухли под опущенными веками; раскрытые губы открывали жемчужно-белую полоску ровных зубов. На розовом песке ее обнаженное, загорелое тело казалось бронзовым, а темные маленькие кружки сосков резко выделялись на вершинах высоко поднявшихся грудей.

Бесконечная трепетная нежность наполнила мою душу. Сердце гулко стучало в груди, теплыми толчками отдаваясь в висках. Я обнял ее, прижал к себе.

«Ты самое дорогое, что есть в моей жизни! Прекрасная, неповторимая, родная моя!» — хотелось сказать ей, но слова умирали на моих губах, не успев родиться. Что, в самом деле, они могли значить в сравнении с живой Таней, которая вот она, рядом со мной, лежит у меня на коленях и улыбается мне?..

Как после всякого прекрасного и немного сказочного сна, пробуждение принесло с собой разочарование и чувство невосполнимой утраты. Я открыл глаза и долго не мог понять, где нахожусь. Но знакомая обстановка каюты вскоре окончательно вернула меня к действительности, не оставляя сомнений в том, что все окружающее — явь, а Таня — это только сон. Я сразу же вспомнил, что сегодня для меня очень важный день, поэтому, умыв шись и позавтракав, я решил направиться прямо в лазарет станции, вместо того, чтобы пойти на занятия в лекционный зал.

Замысел у меня родился самый простой. Я обдумал все, пока пил кофе. Главным для меня сейчас было выиграть время. Поэтому я прилег на койку, вытянул руки и ноги, на несколько секунд полностью расслабившись и стараясь сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Потом я быстро и резко сел на постели и сразу же пощупал свой пульс: сердце билось необычно быстро и неровно. Отлично! Значит, я еще не забыл, чему меня учили в Школе ОСО. Поднявшись на ноги, я вышел из своей каюты.

В лазарете, кроме молодого подтянутого врача с пронизывающим темным взглядом и густой курчавой шевелюрой, меня встретила молоденькая санитарка, видимо из новобранцев, одетая в изящный серебристый халат и маленькую шапочку.

— Что у вас? — спросил врач, едва я вошел, и на вытянутом лице его отразилась озабоченность.

— Доктор, я плохо себя чувствую, — сказал я, в глубине души испытывая неприятное ощущение от необходимости лгать.

— Вы, насколько я понимаю, из добровольцев? — Врач внимательно посмотрел на меня.

Я утвердительно кивнул.

— Понятно, — многозначительно сказал он, усаживаясь в мягкое кресло около небольшого прозрачного стола, на котором лежали какие-то медицинские инструменты.

Я хотел было спросить, что именно ему понятно, но в это время он властно скомандовал:

— Раздевайтесь!

Я снял с себя куртку, майку, стал расстегивать застежки брюк. Заметив это, врач поспешно остановил меня жестом руки:

— Не надо! Это уже излишне.

Стоявшая у препараторского стола санитарка издала тихий смешок. Врач строго посмотрел в ее сторону, и девушка сразу же отвернулась, все еще продолжая улыбаться.

— Садитесь, — предложил мне врач, кивнув на стоящую около стены лазаретную койку, устланную мягким надувным матрасом. Затем спросил: — На что конкретно жалуетесь?

— Слабость в суставах, доктор, — пояснил я, делая «кислое» выражение лица. — Головокружение. Иногда даже поташнивает. Со мной такого еще никогда не было.

— Понятно.

Врач подошел ко мне, взял мое запястье, сосчитал пульс. Протянул удивленно:

— Э-э, голубчик! Как оно у вас бьется! Словно вы километров пять пробежали, прежде чем прийти ко мне. — Он сел на стул, стоявший около койки, откинулся на спинку, задумчиво потирая подбородок. Спросил:

— Когда вы почувствовали себя плохо? Вскоре после последних прививок?

— Пожалуй, да, доктор. А как вы догадались?

— Вот что, дорогой мой. Думаю, придется вас огорчить. По всей видимости, вашему организму не удалось справиться с последней вакциной. Конечно, окончательные результаты будут ясны после проведения необходимых анализов и полного сканирования, но в целом картина выглядит для вас весьма неутешительно.

— Что это значит? Я должен буду вернуться на Землю?

— Сейчас для вас не это самое страшное, — врач закинул ногу на ногу, глядя на меня из-под сдвинутых бровей. — Вся беда заключается в том, что этот чужеродный вирус трудно поддается «приручению», если так можно выразиться. Применяя вакцину, мы рискуем по-настоящему заразить вас инопланетной болезнью, спровоцировать, так сказать, ее развитие в вашем организме. Единственный выход в данной ситуации — применение эниобиоиндуктора.

— Эниобиополевая медицина? — спросил я.

— Верно. Вмешавшись в процессы внутренней «биологической радиоэлектроники», иными словами, повернув вспять развитие болезни в вашем организме, нам удастся избавить вас от зарождающегося недуга.

— Все так серьезно, доктор?

— Конечно. Пока что продолжайте выполнять свои обязанности и не волнуйтесь так. Думаю, при положительном результате лечения у вас еще будет возможность поработать на Терре.

Он обернулся к притихшей санитарке.

— Ингрид! Дайте ему, пожалуйста, метоксилл.

Девушка достала из прозрачного настенного шкафа коробочку с лекарством, подала ее врачу. Мельком взглянула на меня, и я прочел в ее глазах искреннее сочувствие.

— Вот, — сказал врач, протягивая мне небольшую капсулу. — Это специальный «маяк», который будет синтезировать в вашем организме волновые фазы, сходные с волновыми функциями организма. Так мы сможем временно приостановить развитие чужеродного вируса. Выпейте это и ни о чем пока не беспокойтесь. А денька через два жду вас у себя для проведения анализов. Хорошо?

Я оделся и вышел из лазарета. Санитарка Ингрид проводила меня долгим сочувствующим взглядом. Выйдя в коридор, я чуть не столкнулся с Фехнером. Мне показалось, что он не случайно оказался здесь, но я не подал вида. Уж не следит ли он за мной?

— Привет, Влад! Ты что такой хмурый? Почему тебя не было сегодня на занятиях? Уж не заболел ли ты, разом?

— Угадал, — буркнул я, отводя в сторону взгляд. — Ты не поверишь, но меня списывают на Землю.

— Как? — изумился Фехнер. — Почему? Ты шутишь?

— Да нет, вполне серьезно. Врачи говорят, что последняя вакцина не прижилась в моем организме, поэтому допускать меня к работе на Терре они не имеют права. И вообще, я рискую подхватить какую-то инопланетную заразу. Могут даже положить в госпиталь на лечение.

— И ты так спокойно говоришь об этом?

— А что я могу поделать? Значит, не судьба.

— Брось, Влад! Кто сейчас верит в эти доисторические бредни? Закрыть человеку дорогу к звездам из-за такой ерунды! Что они там думают? — все больше кипятился он. — Хочешь, я сам пойду и поговорю с ними?

— Не стоит, Клим. Все равно это ничего не изменит.

— Так это окончательное решение?

— Думаю, да. Врачи хотят провести ряд анализов. Если все действительно подтвердится, тогда ничего не поделаешь. А пока все остается по-старому.

Фехнер помолчал, потом сказал, растерянно оглядываясь по сторонам:

— Ты особо не расстраивайся из-за этого. Может быть, все еще наладится?

«Вот ты и клюнул!» — мысленно порадовался я, а вслух сказал:

— Может быть. Поверь, мне будет очень тяжело расставаться со всеми вами.

Я замолчал, думая о своем. Конечно же, Фехнер сразу мне не поверит и будет проверять, не играю ли я с ним. Ну и пусть проверяет. Врач скажет ему то же самое. Вот тогда-то он окончательно попадется ко мне на крючок!

Я улыбнулся своим мыслям. Заметив это, Фехнер сказал:

— Ну и правильно, что не унываешь!

— Просто я вспомнил, что сегодня у Дэва день рождения… а у меня день скорби по своей давнишней мечте — Терре.

* * *


— Столиво обещал пригласить стюардесс.

— Да? Прекрасно! Значит, праздник действительно получится на славу… Не смотри на меня так, Тая! Ты напрасно ревнуешь. Никто не станет спорить, что ты у нас самая красивая. Так что, первый танец, чур, мы танцуем с тобой!

Май Ирвинг весело рассмеялся своим звонким переливистым смехом и посмотрел на остальных. Все одобрительно закивали головами, поддерживая его предложение. Тая поняла, что обижаться действительно не стоит, махнула рукой и отошла к иллюминатору, где стоял столик с напитками.

Мы сидели в кают-компании Орбитальной и негромко переговаривались между собой, шутили и соревновались в остротах. До официального начала вечера оставалось совсем немного времени. Ребята из нашей группы собрались почти все. Здесь также было много людей из обслуживающего персонала станции и пилотов Службы «Купол». Я расположился в кресле у стеллажей с визиофильмами. Рядом со мной уселся Фехнер. Я заметил, что после нашей встречи около лазарета он старался держаться все время около меня.

— Слышали? Вчера несколько ракетопланов Сообщества нарушили Договорную зону в районе Эреба, — сказал Лу Мин.

— Что-нибудь серьезное? — поинтересовался один из механиков со Стартовой.

— Кажется, на этот раз все обошлось без стычек с нашими патрульными. Корабли Сообщества сделали маневр около Эреба и вскоре покинули Зону, войдя в нуль-пространство. Такое впечатление, что они просто заблудились и неправильно рассчитали «точку перехода».

— М-да! — задумчиво протянул Дирк Хисс.

На какое-то время воцарилось общее молчание, вскоре нарушенное радостными возгласами ребят, — это на пороге кают-компании появились стюардессы. Радостные возгласы постепенно перешли в бурные аплодисменты, и пришедшие девушки в нерешительности остановились около входа, немного смущенные подобным приемом. Одна из стюардесс, видимо самая бойкая, весело сказала, обращаясь к своим подругам:

— Девочки! Оказывается, мы здесь долгожданные гости!

— А как же? Вы всегда желанные гости там, где есть мужчины, ценящие в женщинах молодость и красоту! — в проходе появился Глеб Столиво. Он слегка подтолкнул девушек, приглашая всех войти в кают-компанию.

— Ну что же вы, девочки? Проходите, проходите! Не стесняйтесь! Здесь все свои. Можете мне поверить, это замечательные ребята и настоящие рыцари, как в старинных романах. Чувствуйте себя с ними полноправными хозяйками и не забывайте, что я обещал вам веселый вечер. Все в ваших руках.

Столиво вышел на середину кают-компании и требовательно оглядел всех присутствующих.

— Мужчины! Ухаживайте за дамами! Таких красавиц вам привел, а вы сидите, как пни, словно приросли к своим креслам! Что о вас подумают наши гостьи?!

Его слова произвели должное впечатление. Ребята, как по команде, повскакивали со своих мест, соревнуясь перед девушками в обходительности и находчивости. Глеб Столиво вышел на середину кают-компании и торжественно объявил:

— «Белый танец»! Дамы приглашают кавалеров!.. Хм! Совсем, как в старинных романах! — тихо усмехнулся он.

Мы с Фехнером переглянулись. Клим улыбнулся мне, наверное, думая о том же, о чем и я. В этот момент к нашим креслам танцующей походкой подошла одна из стюардесс (на Орбитальной они были все, как на подбор, высокими и обворожительными). У этой пышная шевелюра круто вьющихся на затылке волос отливала жгучей медью, выгодно оттенявшей топазовые, как у тигрицы, глаза. Голубое форменное платье на крохотных застежках в форме ящериц туго обтягивало точеную фигуру девушки, оставляя открытыми загорелые бедра. Высокий ворот платья был наполовину расстегнут. Девушка слегка нагнулась вперед, предоставляя мне возможность полностью увидеть ее грудь, и устремила на меня глубокий пронзительный взгляд.

— Вы разрешите пригласить вас на танец? — спросила она, и в ее голосе мне послышались скрытые смешливые нотки.

Фехнер окинул девушку оценивающим взглядом, но она, казалось, не обратила на него никакого внимания. Я послушно поднялся со своего места и, взяв новую знакомую под руку, вывел ее на середину кают-компании, где уже кружились танцующие пары. В это время к Фехнеру подошла Тая Радж, приглашая его на танец. Он пошел с ней, как мне показалось, с некоторой неохотой.

Мы с моей партнершей вошли в полосу звукового фона, и она положила обе руки мне на плечи. Я осторожно обнял ее за талию, чувствуя под тонкой тканью платья жаркое, упругое тело девушки.

— Как вас зовут? — спросила стюардесса в первом движении танца, легко переступая маленькими ступнями, обутыми в искрящиеся туфельки.

— Влад. А вас?

— Красивое имя, — кивнула девушка. — А меня Черри.

— У вас тоже не плохое, — улыбнулся я, погружаясь в ее сузившиеся «тигровые» глаза. — Со смыслом?

— Возможно.

Она тоже кокетливо улыбнулась, откинула со лба пряди волос. Интересно, она добилась такого цвета глаз с помощью биокосметики, или это у нее натуральный? Хотя, пожалуй, нет. Я слегка вдохнул аромат, исходивший от девушки. Ее духи издавали страстный призыв тропических джунглей и были загадочны, как жаркая южная ночь.

— Вы звездолетчик? — снова спросила она.

— Нет, я биолог.

— Да? А что это за странная нашивка? — Она слегка коснулась пальцами моего личного знака на правом плече.

— Это добровольческий знак. Мы входим в группу добровольцев, будущих сотрудников Биологической защиты Терры.

— Серьезно? Как интересно! — воскликнула Черри, не спуская с меня пристального взора. — Значит, вы все отправляетесь на Терру? Это так романтично! Мне всегда нравились люди таких профессий. Настоящие герои!

— Ну уж и герои? — усмехнулся я. — По-моему, сейчас любой человек, связанный с космосом или с великими преобразованиями на Земле, может называться героем. Наша жизнь полна грандиозных свершений и дел, и любой житель Трудового Братства так или иначе отдает этому толику своих сил, знаний и таланта.

— Не спорьте! — оборвала меня Черри. — Вы действительно выглядите героем.

Она сильно прижалась ко мне своей грудью и бедрами, ритмично двигаясь под музыку. Разноцветные световые блики плавали в воздухе, смешиваясь и отбрасывая причудливые сизые и лиловые тени в дальние углы кают-компании.

— Вы давно на Орбитальной? — спросил я, слегка задыхаясь от аромата ее волос.

— Второй год. Признаться, все уже порядком надоело. Порой находит такая хандра, что хочется сесть в ракетолет и вернуться на Землю. Вот где настоящая жизнь! А тут… Провинция! Поначалу, конечно, все казалось интересным и необычным. Жить на спутнике! Согласитесь, в этом есть что-то притягательное, интригующее? Но очень скоро эти иллюзии рассеялись, как утренний туман, и я с ужасом начала понимать, что тоскую по настоящему делу.

— А чем вы занимались на Земле?

— Я работала в одной из клиник по восстановительной хирургии и ревитации. В общем, занималась эниобиополевой медициной.

— Случайно не в Антарктическом санатории?

— Нет. В Исландии.

— Почему же вы не покинете станцию? — удивился я.

— О! На этот вопрос мне трудно вам ответить! — кокетливо улыбнулась Черри. Ее руки соскользнули на мою грудь.

— Мне кажется, вы излишне скованны, — сказала она и вкрадчиво посмотрела мне в глаза.

— Разве? — удивился я.

— Что это ваш друг все время так смотрит на меня? — спросила девушка, глядя куда-то через мое плечо.

Я посмотрел в том же направлении и увидел Фехнера, танцующего с Таей.

— Наверное, вы ему понравились, — сказал я, снова поворачиваясь к своей партнерше. — Вас это удивляет?

— Скорее, раздражает! — фыркнула Черри. — Вон с ним какая красивая девушка танцует! Намного лучше меня. Неужели она ему не нравится?

— Что поделаешь, — пожал я плечами. — Как говорили в старину, сердцу не прикажешь.

— Тем хуже для него!

— Почему? — не понял я.

— Потому что она любит его, а он этого не замечает! — уверенно сказала Черри.

— А это так заметно?

Черри бросила на меня такой красноречивый взгляд, что я пожалел о заданном вопросе.

— Вы словно ребенок! Конечно, это заметно.

— Пожалуй, — согласился я.

Черри звонко рассмеялась.

— А вам я нравлюсь? — вкрадчиво поинтересовалась она.

— Не буду скрывать, да. Вы особенная девушка.

— Почему вы так решили? Ведь вы совсем меня не знаете.

— Ну… Мне трудно ответить на ваш вопрос, — сказал я, не находя подходящих слов.

Заметив мою неловкость, Черри перевела разговор на другую тему.

— Послушайте, а по какому поводу сегодня это торжество? — спросила она, слегка откидывая назад голову.

— По поводу дня рождения нашего товарища, Дэва Синха. Разве Столиво не сказал вам об этом? — удивился я.

— Нет, — девушка покачала головой.

— Вон он, сидит в углу около иллюминатора, — кивнул я в сторону Синха.

— Какой он хмурый! — воскликнула Черри и шутливо насупилась. — Он совсем не похож на именинника.

— Просто он счастлив от всего происходящего. А вид у него такой суровый — наследие далеких предков.

— Вы думаете?

— Конечно!

Черри посмотрела на меня снизу.

— Впрочем, вы правы. Ведь вы тоже счастливый? Так?

— Как любой другой человек на Земле.

— Разумеется, — согласилась Черри. — Но у каждого бывает свое личное счастье. Разве нет?

— Да.

— Жена? Дети? — поинтересовалась девушка.

— Пока только жена, — улыбнулся я.

Черри слегка усмехнулась.

— Но сейчас она далеко, на Земле? Не так ли?

— Она всегда здесь! — сказал я, приложив руку к груди у сердца.

Черри снова усмехнулась.

— А вы примерный супруг! Но старомодны. Старые устои семьи и брака за прошедшие шесть веков претерпели сильные изменения. Я не права? Сейчас ни один человек не скован формальными обязанностями и страхом нарушить какие-то обряды. Мы ориентируемся на свои чувства, а они со временем меняются. Разве не так?

— Ну, в общем, вы, конечно, правы. Я не ожидал таких глубоких философских выкладок от такой девушки, как вы.

— Просто я достаточно хорошо знаю мужчин… таких, как вы. Героев, без страха и упрека!

Она бросила на меня длинный косой взгляд и насмешливо улыбнулась.

— По-вашему, герои есть только на Земле?

— Нет, почему же! Их немало и здесь, на Орбитальной, но они за два года уже наскучили мне почти все. Если все время есть одно и то же блюдо, оно вскоре начнет вызывать в тебе отвращение.

— А как же истинные чувства? — удивился я.

— Любовь, вы хотите сказать? — Черри посмотрела мне прямо в глаза. — Ах, Влад! Чувства — такая переменчивая вещь! Как волны на море: то накатывают на тебя, накрывая с головой, то отступают назад, и ты остаешься один на мели в тоске и отчаянии…

Она смолкла. Я ничего не ответил ей, почувствовав, что задел больную для девушки тему, и опасаясь ненароком причинить ей душевные страдания. В это время музыка стихла. Я поблагодарил Черри за танец, и она пошла к своим подругам. Я же вернулся на свое место, где уже сидел Фехнер.

— Что-то ты не в духе, а, Клим? — спросил я его. — Остался недоволен своей партнершей по танцу? Зря. По-моему, Тая замечательно танцует.

— Э! Что Тая? — махнул рукой Фехнер. — Вот твоя красавица действительно хороша!

— Завидуешь?

— Не скрою, да!

— Хочешь, познакомлю? У нее чудное имя — Черри.

— Действительно, — согласился Фехнер, — полна аромата и прелести, как спелая вишня! Так и хочется съесть!

— Да ты поэт, я смотрю!

Мы оба рассмеялись. В это время Черри встала со своего места и сама подошла к нашим креслам.

— А мне казалось, вы заскучаете без меня, — весело сказала она, обращаясь ко мне и сверкая глазами, словно это были две удивительно красивые звезды.

— Мой друг развеселил меня, — объяснил я, пододвигая ей кресло и на миг окунаясь в ее «звездчатые» глаза. — Вы так понравились ему, что он хотел бы непременно с вами познакомиться. Вот только почему-то не решается представиться первым.

— Вот как? — Черри метнула в сторону Фехнера косой взгляд и уселась в кресло, закинув ногу на ногу. — Никогда бы не подумала, что ваш друг принадлежит к робкому десятку.

— Благодарю, — Клим учтиво склонил голову.

— Черри.

Девушка протянула ему руку.

— Фехнер.

Он осторожно, словно хрустальную, пожал ее руку.

— Просто Фехнер? — переспросила Черри, слегка поморщившись и покачивая туфелькой в такт звучащей в кают-компании мелодии. — Это слишком официально. А как вас называют ваши друзья?

— М-м… Клим.

Фехнер немного смутился, затем остановил взгляд на голых бедрах девушки. Черри перехватила этот взгляд, и на губах ее появилась насмешка. Фехнер тут же отвернулся, слегка краснея. Черри посмотрела на меня и легким движением откинула со лба волосы.

— Как у вас здесь душно! И ужасно хочется пить! — Она огляделась по сторонам и снова взглянула на меня. — Хороши хозяева! У вас даже напитков никаких нет!

Я понял ее. Окликнул Глеба Столиво, который болтал с двумя хорошенькими стюардессами, одна из которых сидела у него на коленях.

— Эй, Глеб! Женщины жалуются на плохую организацию вечера. Выручай, дружище!

— Не может быть! — Столиво даже привстал с места. — А в чем дело, Влад?

— Было бы неплохо прополоскать чем-нибудь горло, — пояснил я.

— А! Момент! — воскликнул Столиво и откинулся на спинку дивана. Он нажал на небольшой рычажок в стене, и тотчас за его спиной открылся вместительный встроенный шкаф со льдом, полки которого были заставлены банками со всевозможными напитками.

— Прошу! — Глеб достал круглый металлический поднос с бокалами и принялся разливать соки.

— Девочки! Не стесняйтесь, — призывал он. — Кому что нравится?

Я взял один бокал, наполненный опаловым напитком, для Черри. Она поблагодарила меня кивком головы и, откинувшись на спинку кресла, принялась пить сок маленькими аккуратными глотками. Для себя я выбрал бокал с вишневым сиропом и, повернувшись к Черри, торжественно произнес:

— Ваше здоровье!

— Спасибо, — кокетливо улыбнулась девушка.

— Внимание! — громко объявил Столиво. — А сейчас мой сюрприз для именинника!

Глеб встал, погасил верхний свет и, включив голографон, вышел из кают-компании. Помещение погрузилось в ночной мрак. В темноте горел только розовый глазок стереопроектора, показывая, что прибор включен, да за толстым стеклом иллюминатора звезды разрезали холодную пустоту кинжальными лучами.

Вдруг кусочек звездной бесконечности, видимый внутри станции, стремительно расширился и заполнил собой все пространство внутри кают-компании. Звезды были совсем близко: под ногами, над головой, вокруг нас. Стоило только протянуть руку, и казалось, дотянешься до любой из них. Стены Орбитальной исчезли, и мы словно провалились в черную холодную пустоту Вселенной, как в бездонную пропасть. Мне показалось, что в какой-то миг я ощутил обжигающее касание космического холода. Тут же почувствовал, как инстинктивно прижалась к моему плечу сидевшая рядом Черри.

— Влад! Мне страшно! — шепнула она мне на ухо.

Но тут в наступившей тишине раздались неожиданно радостные звуки мелодии, и сразу же в проходе появился Глеб Столиво. Впечатление было такое, будто он стоит прямо на звездах «пояса» Ориона. В руках Глеб держал поднос с огромным кремовым тортом, утыканным горящими свечами.

Столиво остановился у входа, обводя присутствующих насмешливым взглядом. Неровный свет от трепещущего пламени свечей делал его похожим на сказочного волшебника с густой бородой, в длинном, до пят, наряде, расшитом серебристыми звездами.

— Что? Испугались? — негромко спросил он и тихо рассмеялся.

— О небо! Торт! Настоящий! — по-детски восхищенно воскликнула одна из стюардесс и всплеснула ладошами.

— И свечи! — подхватила другая. — Настоящие свечи, как в старинных фильмах или книгах!

Ее удивленный возглас сразу же потонул в радостном гомоне множества голосов собравшихся. Все повскакивали со своих мест и обступили Столиво, забрасывая его вопросами, а он продолжал загадочно улыбаться, видимо, довольный, что его сюрприз удался.

— Послушай, Глеб! — воскликнул Лу Мин. — Как тебе удалось достать эту прелесть здесь, на Орбитальной?

— Да он просто настоящий волшебник! — радостно захлопала в ладоши темноволосая стюардесса, которая до этого сидела на коленях у Столиво.

— Рад быть волшебником для таких милых созданий, как наши гостьи! — улыбнулся Глеб, галантно кланяясь и манерно расшаркиваясь перед девушкой. Он всегда был большим придумщиком и не скупился на комплименты для женщин.

— Но в одном вы, несомненно, правы, — продолжил он. — Здесь есть маленькая толика волшебства. Для именинника это, конечно же, должно остаться тайной, а остальным скажу, не ради хвастовства. Чтобы получить этот замечательный торт, нам с Майем пришлось полдня уговаривать поваров здешней кухни-столовой. Ох! И как мы только их не убеждали, какие только доводы не приводили, прося отступить от традиционного рациона. Самым сложным было найти необходимые продукты, но теперь все позади, и торт, по-моему, вышел на славу. А?

Он поставил поднос с тортом на стол и посмотрел на нас, словно ожидая ответа на свою речь. И снова все стали выражать ему свою признательность и восхищение.

— Послушай, Глеб! А где тебе удалось раздобыть свечи? — спросил один из пилотов. — Ведь это же настоящая музейная редкость!

— В этом не было особой сложности, — охотно ответил Столиво. — Немного фантазии вдобавок к техническому воску, которым на Орбитальной заделывают мелкие пробоины, и, пожалуйста, — свечи готовы!

— А ты выдумщик! — Май Ирвинг дружески хлопнул Столиво по плечу.

— Стараюсь, — улыбнулся тот. — Эй, Дэв! Иди-ка сюда! Что ты там спрятался? Все-таки все это торжество сегодня ради тебя! Или ты надеешься отсидеться в этом кресле?

Синх поднялся со своего места и медленно подошел к столу.

— Я читал в старинных книгах, — продолжал Столиво, — что именинник должен задуть все свечи с одного раза и загадать желание, тогда в дальнейшей жизни его ждет удача. А ну-ка, Дэв! Дуй!

Синх осмотрел торт, набрал полные легкие воздуха и задул все свечи под дружные аплодисменты собравшихся.

— Знай наших! — воскликнул Лу Мин. — Молодец, Дэв!

— Итак, праздник продолжается! — возвестил Столиво, зажигая в кают-компании свет. — Налетай, ребята! Хватит всем!

— Не надо света! — остановил его кто-то из присутствующих. — Так даже лучше. Романтичнее.

— Хорошо. Тогда я включу фоновое освещение, — предложил Глеб.

Загорелись разноцветные светильники под потолком. В полумраке поплыли радужные всполохи: красные, голубые, оранжевые, желтые, фиолетовые.

Мы с Черри съели по кусочку торта. Девушка была в восторге от его необычного вкуса. Такого торта и я никогда не ел на Земле. Фехнер, сидевший рядом, ел торт медленно и чинно, наслаждаясь тем, как лакомство тает на языке. Время от времени он запивал торт соком, потом ставил бокал обратно на стеклянный столик, стоявший около наших кресел.

— У вас здесь все девушки такие красивые? — спросил Клим, обращаясь к Черри, когда покончил со своей трапезой.

Девушка улыбнулась ему, искоса посмотрела на меня. Сказала, лениво потягивая сок из своего бокала:

— Мне трудно судить об этом. Если хотите знать точно, тогда спросите у здешних мужчин. Мы, женщины, как и много веков назад, часто предвзято судим о внешности друг друга… А вообще, понятие красоты, как физической, так и душевной, так прочно вошло в нашу современную жизнь, что ваш вопрос мне кажется неуместным. Разве найдете вы сейчас в Трудовом Братстве некрасивых людей? Каждый рождающийся на Земле ребенок красив и совершенен изначально, и в этом заслуга не только его родителей, но и наших мудрых ученых, посвятивших столько времени и сил очистке наследственности земного человечества, искоренению всех его физических изъянов и недостатков. Они воистину создали целое поколение живых богов, которые передали эстафету красоты и здоровья своим потомкам.

Фехнер согласно кивнул. Сказал как будто с насмешкой:

— А вы чрезвычайно умны и рассудительны для своего возраста, Черри. Признаться, я никак не ожидал такого глубокого философского осмысления от такой юной девушки.

— Просто это мой профиль, — небрежно бросила она. — На Земле я работала над сохранением и воссозданием увядающей человеческой красоты… Если вам это знакомо?

Я решил вмешаться в их разговор, начинавший принимать нежелательный поворот. Поставив свой бокал рядом с бокалом Фехнера, я придвинулся к Черри, заглядывая ей в глаза.

— Все это не так важно.

— Вот как? — девушка приподняла тонкую бровь.

— Да. Все равно сейчас мы оба сидим рядом с самой красивой девушкой на Орбитальной-6! А подобное счастье выпадает далеко не всегда и не всем. Особенно людям, готовящимся к прыжку в Глубокий Космос.

— О! — Черри была искренне польщена моими словами. — Ты, оказывается, кроме всего прочего, умеешь красиво говорить?

Как-то незаметно мы с ней перешли на «ты». Теперь я уже вел игру, стараясь искусно раскинуть сети, в которые попадется любая девушка. Но Черри, кажется, этого не заметила. Она слегка подалась вперед, поставив свой бокал на одно колено и придерживая его рукой. Прижавшись на секунду горячей щекой к моей щеке, шепнула:

— А ты все больше нравишься мне!

— Рад это слышать, — улыбнулся я.

От ее волос исходил пряный аромат. Я немного отодвинулся, посмотрел ей в глаза. В цветных сумерках ее красота обрела какую-то сатанинскую силу. Черри взглянула на меня остро и призывно.

— Какой номер у твоей каюты?

— Седьмой.

— Счастливое число! — Черри положила одну руку на спинку моего кресла. Ворот ее платья распахнулся еще больше, так, что ее высокие, крепкие груди стали совсем открытыми.

От их призывного вида у меня слегка перехватило дыхание. Я покосился на Фехнера. Тот сидел, откинувшись в кресле, и лениво наблюдал за танцующими парами. В кают-компании лилась тихая музыка, слышались негромкие голоса и смех. Черри снова склонилась почти к самому моему лицу, и я ощутил ее горячее дыхание на своих губах.

— Выпьем? — предложил я, беря со стола бокал.

Черри согласно кивнула и призывно улыбнулась мне, сверкая глазами, в которых все больше разгоралось дьявольское пламя. Я поднес бокал к губам.

— Твое здоровье, Вишенка!

— Влад! — окликнул меня Фехнер.

Я удивленно взглянул на него.

— В чем дело, Клим?

— Ты взял мой бокал.

Я посмотрел на перламутровый сосуд в своих руках и тут же спохватился.

— Ой! Извини. Я не заметил. Действительно, это твой бокал!

Я поспешно поставил его обратно на стол.

— Не беспокойся, я не пил из него.

— Да ерунда! — отмахнулся Фехнер. — Не бери в голову.

Я еще раз извинился и как ни в чем не бывало стал болтать с Черри о всяких пустяках, незаметно отерев пальцы об нашивку на рукаве. Фехнер тоже сделал вид, что ничего особенного не произошло. Он, как и прежде, откинулся в кресле и мечтательно прикрыл глаза, слушая музыку.

Черри опять захотела танцевать. Я охотно поднялся следом за ней, боковым зрением заметив, что Фехнер исподволь наблюдает за нами. Что-то насторожило его или он просто завидует мне?

Мы протанцевали добрый час. Праздничный вечер прошел как нельзя лучше. Остались довольны все: и гости, и наши ребята, а самое главное, был несказанно доволен Дэв Синх. В двенадцать часов начали потихоньку расходиться по своим каютам. Столиво вызвался проводить девушек. Я попрощался с Черри, и она вышла вместе с остальными девушками, послав мне воздушный поцелуй. Столиво поспешил за ними, на ходу подмигнул мне.

— Молодец, Влад! Отличную девчонку нашел! А как тебе мои?.. Ну, ладно, потом! Побегу! — и он выскочил из кают-компании.

Я вышел в коридор. Вслед за мной вышли Фехнер и Тая. Тая взглянула на меня, потом посмотрела на Фехнера, собираясь что-то сказать ему, но он повернулся ко мне, не обращая внимания на девушку.

— Ну что, Влад? Неплохо погуляли, а?

— Неплохо. Теперь хорошо бы отдохнуть перед завтрашним днем.

Я встретился глазами с Таей. Она кинула на Фехнера красноречивый взгляд и пошла прочь по коридору.

— Ты прав. Отдыхать надо, — согласился Фехнер. — Проводи меня, пожалуйста, до каюты, а то я, кажется, немного захмелел.

— Это от сока-то? Клим?

— Не удивляйся. Здесь, на спутнике, все возможно.

Я взял его под руку. Мы поднялись на две палубы, миновав несколько грузовых отсеков. Фехнер остановился у дверей своей каюты. По-дружески хлопнул меня по плечу.

— Знаешь, Влад, ты хороший парень! Честное слово.

Я улыбнулся в ответ на его слова.

— Ты тоже мне нравишься, Клим.

— Я даже люблю тебя, Влад! Не смейся! Ты мне не веришь?

— Верю. Я тоже люблю тебя, Клим, как брата.

Я посмотрел на часы.

— Уже поздно. Иди спать. Признаться, я порядком устал сегодня, да и чувствую себя неважно.

— Понял тебя! Спешишь к Черри? Одобряю, — кивнул Фехнер.

— Брось! При чем здесь Черри?

— Ладно. Не сердись. Это, в конце концов, твое личное дело. Не буду тебя задерживать. Пока! До завтра.

Я пожал ему руку. Он снова похлопал меня по плечу и вошел к себе в каюту, закрыв за собой дверь. Некоторое время я постоял в коридоре, прислушиваясь. Судя по всему, Фехнер сразу же повалился на койку, что-то бормоча себе под нос. Снова взглянув на часы, я быстро зашагал к Микичу.

Стефан уже укладывался спать. Когда я вошел к нему в каюту, он расстилал на койке надувной матрац.

— А, Влад! Проходи, садись. Ну как дела?

Он сел на койку, глядя на меня. Я прошел на середину каюты и сел в надувное кресло у стола.

— Превосходно, Стефан! Мне нужна твоя помощь. Ты, я вижу, собрался спать?

— Да ладно. Что там у тебя?

— Нужно провести ДНК-анализ вещества и его идентификацию с образцами, найденными мною в каюте убитого Карручи.

— Прямо сейчас? — изумился Микич.

— Безотлагательно!

— Влад, но уже первый час ночи! — Стефан посмотрел на часы, потом на меня. — Все наверняка уже спят.

— Вот и хорошо! — сказал я. — Лишние свидетели нам с тобой ни к чему. А в лаборатории наверняка засиделся какой-нибудь лаборант-энтузиаст. Вспомни себя в школьные годы. Ты идешь?

— Ну, хорошо. Идем. — Микич поднялся с постели, на которой сидел. — А что? Тебе удалось узнать что-то важное? Почему такая спешка?

— Потом об этом, Стефан! Сейчас для меня важно узнать результаты анализа.

Мы вышли в коридор. Указатели вибрации равномерно и неярко мигали на стенах. Я осмотрелся: в коридоре никого не было кроме нас. Реявший над станцией сон делал стоявшую вокруг тишину пугающей. Я кивнул Микичу: идем! Мы быстро и бесшумно пошли в сторону лазарета и лаборатории.

В обширном помещении было темно и пусто. Только у небольшого столика недалеко от входа горела яркая лампа и тихо гудел протонный микроскоп, около которого склонился человек в серебристом медицинском халате. Когда мы вошли, он обернулся нам навстречу, слепо вглядываясь в полумрак и щурясь на ярком свету.

Микич вышел в полосу света, достал свое удостоверение сотрудника ОСО и протянул его человеку в серебристом халате. Брови того слегка приподнялись.

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался он.

— Нам необходимо провести ряд анализов вещества на предмет схожести образцов ДНК. Вы сможете нам помочь в этом? — спросил его я.

— Конечно. Я эксперт-лаборант третьего уровня Нид Артос. Проводил здесь кое-какие опыты и слегка задержался, — словно оправдываясь, признался он.

— Все в порядке, — успокоил я его.

— А где образцы вещества, которое необходимо идентифицировать? — спросил эксперт, сонно протирая глаза и поднимаясь из кресла.

— Оно здесь, Нид. — Я указал на нашивку своего комбинезона. — Только будьте осторожны!

— Судя по всему, предстоит серьезно поработать? — усмехнулся эксперт, беря с препараторского стола ланцет.

Он включил верхний свет и осторожно соскреб ланцетом с моей нашивки невидимые кусочки вещества. Вернулся к протонному микроскопу. С минуту что-то внимательно изучал на экране прибора, затем обернулся к нам.

— Так. А где образцы второго вещества для сравнения?

— Все данные должны быть в вашей ФВМ, — пояснил Микич. — По моей просьбе его анализировали пару дней назад. Вы найдете там все необходимые данные.

— Что ж, хорошо, — пожал плечами Нид Артос. — Посмотрим, что мы сможем вытянуть из этого.

С этими словами он перешел к анализатору вещества, стоявшему в другом конце лаборатории, сел подле него на винтовой стул.

— Присаживайтесь! — предложил он, кивая на стоявшие около препараторского стола надувные кресла. — Это займет некоторое время.

На передней панели анализатора загорелось несколько желтых огоньков, и послышалось тихое, едва различимое гудение тока.

Микич озабоченно посмотрел на часы и негромко вздохнул. Я тоже взглянул на циферблат: пять минут второго ночи. Прислушался. В коридоре все так же тихо. Эту тишину нарушает лишь приглушенный гул аппаратуры в лаборатории. Прошло минут двадцать. Стефан нетерпеливо заерзал в кресле. В это время эксперт оторвался от своих приборов, и на экране дисплея побежали данные проведенного анализа.

— Ну как? — осторожно спросил Микич.

— Одну минуту. Сейчас найдем данные на ваши предыдущие анализы. — Нид Артос принялся быстро, словно пианист, работать пальцами на клавиатуре ФВМ.

— Ага! Вот, — сказал он через минуту. — Так. Что тут у нас?

Он пристально вгляделся в экран дисплея, затем поднял на Микича слегка воспаленные глаза. Вид у него был довольно из мученный.

— Анализ структуры ДНК в обоих образцах позволяет сделать однозначный вывод, что они принадлежат одному и тому же человеку, — заключил он. — Вот данные. Можете сами посмотреть.

— Ошибки быть не может? — на всякий случай спросил я, беря у него карточки с данными анализатора.

— Исключено, — покачал головой лаборант. — Анализатор показывает, что микрочастицы на обоих образцах идентичны. К тому же, я ввел данные в ФВМ. Троекратная проверка вас устроит?

— Вполне.

Я переглянулся с Микичем, встал.

— Спасибо вам за помощь. Извините, что заставили вас поработать лишние полчаса.

— Чего уж там! — махнул рукой лаборант. — Рад был помочь вам.

— Идем! — обратился я к Стефану.

Мы вышли из лаборатории и остановились в коридоре.

— Ладно, Стефан, — сказал я. — Иди спать.

— Как это «иди спать»? — удивленно воскликнул Микич. — Наделал шуму, взбаламутил меня, а теперь гонишь спать? Даже не хочешь мне ничего объяснить?

— Я зайду к тебе утром, — устало сказал я. — Извини, мне нужно все хорошенько обдумать.

Стефан пожал плечами и отправился к себе в каюту. Я пошел к себе. Едва закрыл за собой дверь и лег на койку, как послышался тихий стук в дверь.

— Кто там? — негромко спросил я.

Дверь открылась. В полосе света, упавшей из коридора, появилась темная женская фигура и смешалась с темнотой, царившей в каюте, как только дверь снова закрылась. Я услышал быстрые шаги, остановившиеся около постели, и почувствовал, как девушка села рядом на койку.

— Черри? Это безрассудно! Что ты здесь делаешь?

Я приподнялся на локте, собираясь зажечь свет, но она остановила меня.

— Не включай свет! Влад! Я не могу сегодня без тебя!

Девушка принялась быстро расстегивать платье. Нагнулась ко мне, шепча:

— Теперь уже все равно! Все равно!

Она прижалась к моей груди, ероша мне волосы. Я почувствовал, как дрожит ее горячее трепетное тело, и сердце мое дрогнуло.

— Сегодня ты мой! Только мой! — страстно шепнула она, душа меня протяжным поцелуем.

Я задохнулся от нахлынувших чувств, от аромата, исходившего от ее обнаженного тела, от ее нежных поцелуев, которыми она покрывала мою грудь, шею, лицо. Мои руки непроизвольно соскользнули на ее упругие округлые ягодицы, и я с силой прижал ее к себе, бездумно окунувшись в бурный водоворот страсти.

«Теперь действительно уже все равно!» — пронеслась в голове безумная мысль, и я порывисто погрузился в ее горячую влажную плоть, заглушив сладостный вздох девушки своим поцелуем…

* * *


— Ты могла бы мне помочь?

— О чем ты? — Черри села на постели, откинула назад волосы, посмотрела на меня через плечо. Ее профиль четко рисовался на фоне звезд, тонувших в глубине иллюминатора.

— Мне нужно, чтобы ты на некоторое время отвлекла одного человека. Поболтала с ним, пококетничала, так, чтобы он позабыл обо всем на свете.

— Что это за человек? — Черри провела ладонью по лицу, убирая упавшую на глаза пушистую прядь волос.

— Клим Фехнер. Ну, тот, что был со мной вчера на вечере. Помнишь?

Черри посмотрела на меня, слегка прищурив глаза.

— Он нужен тебе? Зачем?

— Этого я тебе пока объяснить не могу. Может быть, потом…

Черри склонилась надо мной совсем низко, так, что я почувствовал теплое касание ее тела на своей коже.

— Ты хочешь, чтобы я очаровала его? — Она лукаво рассмеялась.

— Думаю, тебе будет не сложно сделать это.

— Да, — согласилась она, снова выпрямляясь, — это для меня ерунда! Вот тебя я так бы не смогла пленить.

— А тебе бы хотелось этого?

— Может быть! — Она пристально посмотрела в мои глаза и подарила мне долгий страстный поцелуй. Затем сказала немного беспечно: — Ну, хорошо! Очаровать так очаровать. Когда тебе это нужно?

— Сегодня, после занятий. В пять мы будем расходиться по каютам. Мне хотелось бы, чтобы ты задержала Фехнера минут на десять-двадцать. Полюбезничай с ним, поболтай о чем-нибудь, так, чтобы он позабыл обо всем на свете. Ты же знаешь, как это сделать?

Черри усмехнулась.

— А ты не будешь меня ревновать, милый?

— Буду, ужасно, Вишенка! Но для меня это крайне важно. Только будь с ним осторожна. Он может быть опасен.

— Опасен? — Черри недоуменно посмотрела на меня.

— Да. Это трудно объяснить… Просто будь внимательна с ним.

— Хорошо, — Черри кивнула, встала с постели. — Ладно. Мне пора идти. Сейчас будет смена дежурных. Пожалуй, лучше, если я не стану попадаться им на глаза.

Она быстро оделась, поправила перед зеркалом растрепанные волосы. Уже около двери обернулась, послала мне воздушный поцелуй.

— Увидимся!

— Пока! — кивнул я.

Когда дверь каюты закрылась за ней, я тоже встал, оделся и вышел. В этот утренний час все, кроме дежурных, еще спали. На станции стояла полнейшая тишина, словно ее стены вдруг пробило метеоритом и все помещения заполнил вакуум. Пройдя по безлюдному коридору, я остановился около каюты Стефана Микича. Тихо постучал в дверь. Никто мне не ответил. Я открыл дверь и вошел внутрь. Свет не горел. Где-то в темноте послышалось недовольное ворчание, и сонный голос спросил, кого там принесло в такую рань?

— Стефан! Это я, Влад!

— А, Влад… Проходи. Я сейчас… Который час?

Едва слышно захрустел надувной матрац, и послышалось шлепанье босых ног по полу. Микич включил верхнее освещение. Он был в одних плавках и майке. Спросонья щурясь на ярком свету, кивнул мне на кресло, сам снова сел на койку, подобрав под себя ноги и обхватив руками колени.

Я прошел на середину каюты и сел в надувное кресло.

— Вот что, Стефан! Сегодня мне понадобится твоя помощь.

— Да? — Микич немного ошарашенно уставился на меня. Он явно еще не совсем проснулся и туго соображал.

— Слушай меня внимательно, — раздельно произнес я. — Сегодня должно все окончательно решиться. Если я окажусь прав, придется задержать одного человека…

— Постой, постой, Влад! — прервал меня Микич. — Что-то я не совсем тебя понимаю. Ты все время говоришь загадками. Конечно, секретность есть секретность, но, согласись, требовать от меня помощи и одновременно держать в неведении — это свинство! Ты же обещал мне все объяснить.

Он уставился на меня, сонно моргая глазами.

— Хорошо. Ты прав, — согласился я. — Объясню тебе главное, чтобы не терять времени.

Я вкратце рассказал ему про агента, засланного к нам из Сообщества, про свои подозрения насчет Фехнера и про то, что проведенные нами анализы подтвердили эти подозрения. Постепенно Микич окончательно пришел в себя, и глаза его лихорадочно заблестели.

— Но зачем ты хочешь проникнуть в его каюту? — спросил он, когда я закончил свой рассказ.

— Хочу достать последнее доказательство вины Фехнера — оружие, которым он убил Карручи. Если мне это удастся, тогда мы окончательно припрем его к стенке.

— Так ты надеешься найти это оружие у него в каюте? — понимающе кивнул Микич.

— Именно. Вряд ли он носит его с собой. Это было бы весьма рискованно для него.

— Хорошо, — согласился Стефан. — Допустим, он прячет его у себя в каюте. Но ведь тебе надо знать, что там искать. Ты хотя бы представляешь себе, как выглядит это самое оружие? И потом, для поисков тебе понадобится некоторое время. Как ты думаешь оказаться в каюте Фехнера без него самого? Или ты хочешь искать вместе с ним? — Микич усмехнулся.

— Не беспокойся. Как раз об этом я позаботился. Сегодня, после занятий, Фехнера не будет в каюте минут пятнадцать-двадцать. Этого мне вполне достаточно, чтобы осмотреть там все.

— Ладно, — сдался Стефан. — Я вижу, ты все продумал. Так что же ты хочешь от меня?

— Будь рядом и подстраховывай меня. Если все подтвердится, мы сразу же задержим Фехнера.

— Хорошо, по рукам!

* * *


Занятия прошли, как всегда, без происшествий. На Орбитальной стартовали и причаливали ракетопланы, и стены помещений каждый раз дрожали, как в лихорадке. В половине пятого учебные полеты прекратились, и вибрация стихла. Началась сортировка грузов, поступивших на станцию с Земли за последние дни; готовились к отправке обратно отработавшее оборудование, материалы научных исследований и продукция производственных цехов. На Орбитальной-6 шла обычная трудовая жизнь. Люди занимались привычными делами, строго по распорядку дня, а мы в это время изучали принципы расчета траектории полета по гелликоидальной орбите, знакомились с точными астрономическими приборами, необходимыми для производства расчетов. Когда лекции, наконец, закончились и все стали расходиться, я поспешил догнать Фехнера.

— Ты сегодня что-то не в духе? — спросил я его, когда мы вышли из лекционного зала.

— Нездоровится с самого утра, — Фехнер зябко передернул плечами.

— Может, у тебя «космическая лихорадка»?

— Ерунда! — отмахнулся Фехнер. — Просто устал. И последние вакцины плохо подействовали на меня.

Мы вышли в коридор, ведший к жилым помещениям станции. В боковом проходе неожиданно появилась Черри и остановилась, заметив нас.

— Привет, Влад! — Она улыбнулась мне, потом посмотрела на Фехнера.

— Здравствуй, Вишенка! — улыбнулся я ей в ответ. — Ты сегодня еще прекраснее, чем была вчера!

— Спасибо, — Черри состроила благодарную гримасу и остановила взгляд на Фехнере.

Будь я на его месте, то, наверное, сразу бы потерял рассудок от такого взгляда. Мне даже стало искренне жаль Фехнера. Я легонько подтолкнул его в бок, делая знак глазами.

— Влад! А твой друг сегодня еще молчаливее, чем вчера, — обратилась ко мне Черри, опершись спиной о стену и скрестив ноги. — А я хотела расспросить его кое о чем… Жаль, что он не в духе.

— А в чем, собственно, дело? — оживился Фехнер. — Что вас интересует конкретно?

— Вчера ваш друг так и не смог объяснить мне одну вещь, касающуюся вашей с ним работы на Терре. Вот я и подумала, может быть, вы…

— С удовольствием! — оживился Фехнер, явно проявляя интерес к разговору с девушкой.

Черри покосилась на меня, давая понять, что я здесь лишний. Я не заставил себя долго упрашивать.

— Ну, ладно. Не буду вам мешать. Мне как раз нужно было зайти в госпиталь, узнать результаты анализов.

Я слегка нагнулся к Фехнеру, шепнул:

— Теперь твою хворь как рукой снимет!

Я рассмеялся и бодро зашагал по коридору в сторону лазарета. Зайдя за угол, остановился, прислушиваясь. Раздался звонкий смех Черри, после чего я услышал голос Фехнера.

— Может быть, мы пройдем в кают-компанию? — галантно предложил он. — Там нам будет гораздо удобнее.

— С удовольствием! — согласилась Черри и спустя секунду снова рассмеялась. — А у вас крепкие руки!

«Похоже, она неплохо справляется со своей задачей», — подумал я и быстро пошел по боковому проходу, сокращая дорогу до палубы с нашими каютами. Через две минуты я уже достиг круглой камеры с душевыми и сразу оказался около дверей каюты Фехнера. Пропустив вперед группу пилотов, огляделся по сторонам — никого. Быстро вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Остановившись у входа, осмотрелся: обычная обстановка, ничего лишнего.

Я подошел к койке, провел руками по матрацу и подушке, проверяя, не спрятано ли в них чего-нибудь. Раскрыл тумбочку, стоявшую тут же у койки. К магнитной крышке налипло множество мелких предметов: в общем, ничего значительного, так, обычные безделушки, какие берут с собой в полет на память о Земле. Внутри лежало два альбома и старинная печатная книга. Книга рассказывала об истории звездоплавания с самых ранних времен, когда человечество только начинало покидать родную планету на примитивных и ненадежных аппаратах и еще не ведало о подлинных законах устройства Вселенной, о сложной взаимосвязи пространства и времени. Альбомы носили описательный ха рактер и содержали перечень животных и растительных форм инопланетной жизни.

Положив все обратно, я закрыл тумбочку и раскрыл дверцы стенного шкафа. Осмотрел висевшие там комбинезоны. В кармане одного из них нащупал что-то тяжелое и твердое; вынул короткую металлическую трубку с рукояткой и небольшую коробку. В коробке лежали те самые голубые стрелы.

Ну, вот! Теперь все встало на свои места, и возможность невероятного совпадения или случайности можно было полностью исключить. Я уже собирался сунуть найденные предметы в карман, когда дверь каюты открылась и на пороге появился Фехнер. Его приход был для меня полнейшей неожиданностью. По моим расчетам, Черри должна была задержать его еще минут на пять. Значит, он что-то заподозрил?

Фехнер молча прошел на середину каюты, не сводя с меня глаз. Казалось, он даже не удивился, застав меня здесь. Заметив в моих руках трубку и коробку со стрелами, сказал:

— Значит, все-таки нашел улики? Ну-ну!

Он недобро усмехнулся.

— Поговорим, Клим? — предложил я.

— Ну что ж, давай поговорим, — спокойно согласился он и тут же добавил: — Да ты не тушуйся, Влад! Чувствуй себя, как дома. Садись.

Он указал мне на надувное кресло, а сам сел на стул, стоявший около стола. Я сел на край койки, ни на минуту не спуская с него глаз.

— Итак? — Фехнер посмотрел на меня выжидающе. — Ты хотел мне что-то сообщить?

— Послушай, Клим, — решительно начал я. — Ты не считаешь, что твоя игра проиграна и пора во всем сознаться?

— О чем ты? — на лице Фехнера отразилось легкое недоумение, словно он действительно не понимал, о чем идет речь.

— Ну, хорошо. Если ты сам не хочешь все рассказать, тогда за тебя это сделаю я.

Фехнер пожал плечами, по-прежнему оставаясь спокойным и невозмутимым.

— Опущу предысторию всего происшедшего, — начал я, — и остановлюсь на том моменте, когда ты попал в группу добровольцев на Земле. Тебя очень умело внедрили к нам развед службы Сообщества! Как им это удалось? А? Возможно, ты и смог бы, в конце концов, беспрепятственно попасть на Терру, если бы нашему Особому отделу не посчастливилось перехватить и расшифровать шифрограмму вашего резидента, работающего на Терре. Ведь это к нему направили тебя? Не так ли?

Фехнер молчал, глядя куда-то в сторону. На губах у него играла недобрая усмешка.

— Как видишь, нам вовремя стало известно о готовящейся Сообществом операции внедрения в ряды Биологической защиты Терры еще одного своего сотрудника. Поэтому я и оказался в группе добровольцев вместе с тобой. К моему несчастью, ты проявил себя отличным специалистом в шпионском деле и довольно скоро догадался об истинной причине моего прибытия на Учебный полигон. Как тебе это удалось? Когда ты понял, что я не тот, за кого себя выдаю?.. Да, тебя отлично подготовили к этой операции! Как ты умело использовал Модулятор Случайностей, чтобы подогреть мой интерес к личности Джино Карручи! Это был первоклассный ход, Клим, просто превосходный! Но и ты не безупречен в своих действиях. Кража медальона у Карручи была слишком прямолинейна, и это был твой первый серьезный промах.

Я помолчал, стараясь понять реакцию Фехнера на мои слова, но лицо его оставалось по-прежнему непроницаемым.

— От тебя, видимо, ждали какого-то сообщения твои хозяева, — продолжил я, — и ты нашел выход и из этой сложной ситуации. Помнишь нашу высадку на Эребе, когда ты так неплохо разыграл весь этот спектакль с поломкой двигателей своего ракетоплана? Ты заранее хотел оставить там исправную машину, чтобы воспользоваться возможностью максимально приблизиться к Договорной Зоне и использовать передатчик корабля для отправки своим какой-то информации. Недаром же вскоре после этого в Договорной Зоне появились ваши ракетопланы. Что ты передал им? Сигнал готовности?..

Фехнер усмехнулся, слегка постукивая кончиками пальцев по крышке стола.

— И наконец, твоя последняя и самая главная ошибка, — подытожил я свой рассказ, — это убийство Карручи. Слишком много шума! Грязная и грубая работа. Отпечатки пальцев на разбитом стекле, отравленные стрелы… Что с тобой случилось, Клим? Ты стал нервничать или решил пойти ва-банк? Теперь, бла годаря твоей неосторожности, у меня в руках доказательства твоей вины, так что…

— Забавно, забавно! — перебил меня Фехнер, все так же постукивая пальцами по столу. — Но ты меня не убедил.

— А мне и не нужно тебя ни в чем убеждать, — спокойно возразил я. — Мне осталось только объявить тебя задержанным по обвинению в шпионаже и убийстве Джино Карручи, а также в нарушении Договора, подписанного между вашим правительством и Трудовым Братством.

— В таком случае, тебе не хватает последней, самой важной улики, чтобы предать это дело общественной огласке, — сказал Фехнер и кивнул куда-то в сторону койки. — Разве ты не нашел ее сам?

Я взглянул ему в глаза и слегка скосил взгляд вправо. В этот момент Фехнер неожиданно и стремительно вскочил со своего места и, схватив стул, ударил им меня по голове. Я не успел увернуться, только закрыл голову рукой. Удар на мгновение оглушил меня. Хрупкая пластмасса, из которой был отлит стул, разлетелась на куски, осколки ее ободрали мне лицо. Пошатнувшись, я упал на колени, а Фехнер стремглав бросился к двери, распахнул ее, собираясь выбежать в коридор. В последний момент я поднял голову и хрипло крикнул:

— Стефан! Он уйдет!

Струившаяся по лицу кровь заливала мне глаза, мешала смотреть. Сквозь красную пелену я увидел, как в дверном проеме появилась коренастая фигура Микича.

— Не уйдет! — крикнул он, расставляя в стороны руки и собираясь схватить Фехнера в охапку.

Но тот быстро пригнулся и, изловчившись, ударил Микича кулаком в грудь. Стефан приглушенно вскрикнул и, скорчившись от боли, повалился на пол. Шатаясь, я поднялся на ноги и выскочил в коридор. Микич продолжал лежать на полу и тихо стонать. Фехнер был уже в конце коридора. Еще немного, и он скроется за поворотом. Я стремглав бросился за ним, настиг его в несколько прыжков. Схватив за плечо, рванул на себя, поворачивая лицом к себе. В ответ он вскинул правую руку, освобождаясь от моего захвата, и, развернувшись, ударил меня ногой в живот. Я отлетел к противоположной стене, сильно ударившись головой о переборку, и тут же повалился на пол, уходя от следующего удара. Откатившись в сторону, я вскочил на ноги. Голова гудела, как церковный колокол. Меня шатало из стороны в сторону.

Фехнер бросился на меня, собираясь разделаться со мной окончательно, но я отбил его руки и резко поднял согнутую в колене ногу, нанося ему удар в пах. Фехнер согнулся пополам, издав глухое рычание, словно раненый зверь. Не давая ему опомниться, я схватил его голову, наклоняя ее вниз, навстречу своему колену. Мой противник осел на пол. Я подхватил его под мышки, прислонил спиной к стене, чувствуя, что сам могу в любую минуту упасть обессиленный. Голова Фехнера болталась из стороны в сторону.

Я оглянулся назад, где лежал Микич. Мой противник тут же воспользовался этим и ударил меня локтем в челюсть. Не ожидая от него такой прыти, я повалился на пол. Попытался схватить за ноги вскочившего Фехнера, но он отпихнул меня и бросился бежать в направлении Стартовой. Я дернулся, поднимаясь на колени. Вцепился в поручень на стене, с трудом встал на ноги; хватаясь за стены и пугая встречных людей, побежал по коридору, ведшему на нижние палубы.

Так вот значит, как Фехнер задумал покинуть станцию! Но если ему удастся захватить ракетоплан, тогда в открытом космосе взять его будет значительно труднее.

В последний момент я услышал голос Микича:

— Влад! Стой! Не ходи туда!

Добравшись до вентиляционной шахты, ведшей в шлюзовые отсеки Стартовой, я перевалился через ограждение и, несмотря на предупреждения Стефана, стремительно поехал вниз по скользкой, гладкой поверхности вентиляционного короба. Внизу была решетка, но я выбил ее ногами, развив приличную скорость. Упав на металлический пол шлюзового отсека, я больно ударился спиной.

Под сводом из сложного переплетения труб и толстых кабелей на стартовой площадке стояли ракетопланы службы «Купол». В ближнем из них, за стеклом пилотской кабины я увидел Фехнера. «Опоздал!» — мелькнула в голове мысль. В это время пространство Стартовой наполнил протяжный вой сигнальной сирены, призывая всех покинуть опасную зону. Наружная заслонка поползла вверх, открывая грозное чрево сверкающей Вселенной. Фехнер включил разгонные двигатели корабля, и тот, оставляя за собой длинный огненный хвост, устремился навстречу пылающим звездам. Я зажмурился, прикрывая лицо руками, и в последний момент увидел, как наружная дверь станции застыла на месте, раскрывшись лишь на одну треть. Огромное огненное облако заполнило все вокруг. Через газоотражатель повалили клубы дыма, которые превратились в сноп ослепительных искр, и все звуки перекрыл высокий, протяжный гул взрыва.

Меня отбросило в коридор и придавило к стене. Лицо пылало от ожога, волосы обгорели от теплового излучения. Я судорожно хватал ртом воздух, пахнущий гарью и озоном. Тут же тяжелая стальная заслонка с лязгом упала с потолка, закрывая море огня, бушевавшее на Стартовой.

Не понимая, что произошло, я поднялся с пола. Огненная вспышка ослепила меня, и перед глазами плыли кровавые круги. Я довольно долго стоял, прислонившись к стене, пока круги эти не исчезли. А по коридорам, ведшим к Стартовой, с верхних палуб уже бежали спасатели из аварийных служб станции. Один из спасателей остановился около меня, встряхнул меня за плечи, о чем-то спрашивая. Я не расслышал его слов из-за оглушительного воя аварийных сирен; помотав головой, медленно побрел по коридору в сторону жилых помещений.

Микич все еще стоял на коленях около входа в каюту Фехнера. Я подошел к нему, помог встать. Ноги у него подкашивались. Он морщился от боли, но, увидев меня, улыбнулся через силу.

— Может быть, ты мне объяснишь, что произошло? — спросил я его.

— Я заблокировал двери шлюза, — с трудом выдавил из себя Стефан. — На всякий случай… Он взорвался?

— Да. Но ты хоть представляешь, какой ущерб это нанесло станции? Какую цену мы заплатили за обезвреживание Фехнера?

— А ты мог предложить иной выход? — Микич пристально посмотрел на меня.

Я не ответил ему. Может быть, он был в чем-то прав. Подхватив Стефана под мышки, я втащил его к себе в каюту, осторожно усадил на койку. По внутренней связи я вызвал врача.

— Потерпи, Стефан.

Лицо мое горело от ожога все сильнее. Из коридора доносились чьи-то голоса, шум беготни, но мне было уже все равно. Я достал из аптечки тюбик с противоожоговым гелем, намазал им лицо и руки. На какое-то время стало полегче. Микич тихо стонал на койке. Я сел в кресло напротив и принялся писать отчет о выполненной работе. Холодная капелька геля скатилась с моей щеки и упала на руку. Я вздрогнул от неожиданного скользкого прикосновения. Подумал: «Какая ерунда!» и брезгливо сбросил ее на пол.




Глава одиннадцатая Капли отравы


В коридоре послышался шум, раздались чьи-то отрывистые голоса. Затем знакомый женский голос крикнул: «Да пустите же меня к нему!». Я приподнялся на локте, глядя, как за матовой стеклянной перегородкой двигаются чьи-то тени. Одна из теней заставила меня позабыть про боль в плече и сонливость.

В эту минуту дверь порывисто распахнулась, и в палату ворвалась Светлана. Она остановилась около входа, и я засмотрелся на нее. Слегка растрепанная и раскрасневшаяся, она стояла, настороженно глядя на меня, словно лань в лесу. На плечи ее был накинут серебристый врачебный халат, выгодно оттенявший загорелые руки и ноги.

Я улыбнулся ей. Она ответила мне лишь глазами, в которых смешались печаль о случившемся и радость встречи со мной. Стремительно подошла к моей койке, даже не пытаясь скрыть своего волнения.

— Святое небо, Сид! — Светлана положила руку мне на грудь, села рядом. — Ты жив?

Она зажмурилась, как ребенок от попавшего в глаза мыла, и отчаянно замотала головой. Я погладил ее по волосам.

— Ну что ты, дорогая? Успокойся. Конечно, я жив! Перестань! Улыбнись мне. Помнишь, как у поэта: «Улыбнись! Пусть улыбка прогонит печаль!».

— Если бы ты знал, как я испугалась, когда мне сообщили о том, что ты в госпитале! — сказала она, сокрушенно качая головой, даже не попытавшись улыбнуться.

— И совершенно напрасно! — воскликнул молодой врач, неожиданно появившийся за ее спиной.

Мы совсем не заметили, как он вошел в палату, и сейчас растерянно смотрели друг на друга. Поняв наше замешательство, врач произнес извиняющимся тоном:

— Прошу прощения за то, что прервал вашу беседу, но мне необходимо выполнять свою работу и осмотреть ваши раны, дорогой начальник Биологической защиты!

Немного смутившись, Светлана поднялась с койки и встала у меня в изголовье, наблюдая за тем, как врач подкатил ко мне стоявший около окна столик, на котором располагался широкий экран биоскопа. Взяв в руки короткий темный стержень, соединенный с прибором тонким волоконным проводом и представлявший собой обычный термосканер, врач поднес его к моему левому плечу и стал слегка водить им сверху вниз. На экране биоскопа тут же появились красноватые очертания переплетенных мышечных волокон и сухожилий.

— Нам пришлось заменить поврежденную мышечную ткань, — попутно объяснял он скорее Светлане, чем мне, — на новую, выращенную из нескольких родительских клеток и пересаженную вашему мужу. Раны были действительно очень серьезными, но сейчас все позади. Нервные клетки тоже восстановились под воздействием биокерабидов[26 - Биокерабиды — биоактивные вещества, воздействующие на организм через пранические (энергетические) конусообразные вихри различных цветов, направленные своими основаниями к энергетическим оболочкам человека, отвечающим за состояние различных органов (фант.)].

— Пошевелите пальцами, пожалуйста, — попросил он меня. — Превосходно! Не чувствуете никаких неприятных ощущений?

— Вроде бы нет, доктор.

— Замечательно! — кивнул головой врач и перешел к осмотру моей ноги. Через пару минут с удовлетворением констатировал: — Кость полностью срослась и уже восстановилась. Мы применяли инъекции «конструктивных материалов» и стимулирующих рост веществ, обычные в таких случаях, — пояснил он и выпрямился, довольный результатами осмотра. — Ну, что ж, я вполне доволен. Думаю, через пару дней сможем вас отпустить домой, под присмотр жены. Правда, придется провести еще несколько сеансов биоэнергетической терапии. Современная медицина, в отличие от прежней, воспринимает человека не только на физическом уровне реальности, как это делали наши древние коллеги, но и на эфирном, астральном и ментальном уровнях. Это помогает нам побеждать многие болезни, считавшиеся ранее неизлечимыми.

— Вы имеете в виду лечение цветной энергией — праной, доктор? — уточнила Светлана.

— Да, конечно. В случае с вашим мужем мы будем использовать светло-оранжевую энергию в сочетании со светло-зеленой и размытой желтой, и может быть, даже светло-фиолетовую.

Он немного помолчал, затем сказал:

— Ладно. Оставлю вас одних на время. Мне необходимо проверить еще нескольких пациентов.

Врач убрал приборы и тихо вышел из палаты. Светлана снова села подле меня. Я приподнялся на локте и притянул ее к себе здоровой рукой. Она уткнулась лицом мне в грудь, дрожа от нервного напряжения. Я гладил ее плечи, целовал волосы. Наконец, она успокоилась и подняла ко мне лицо. По щекам у нее катились крупные детские слезы.

— Я никогда больше не оставлю тебя одного! — твердо сказала она. — Никогда, слышишь? Я не могу больше так: разговаривать только по визиофону и видеться раз в месяц. Я должна видеть тебя каждый день, каждую минуту!

Я взял руками ее голову, осторожно поцеловал ее глаза, соленые от слез.

— Ведь мы будем теперь вместе, правда? — Светлана испытующе смотрела мне в глаза.

— Конечно, родная!

* * *


Благодаря стараниям энерготерапевтов, через несколько дней я уже свободно ходил. Раны мои быстро зажили, и единственным напоминанием о ночном происшествии в джунглях оставалась некоторая скованность в левом плече, пока пересаженным мышцам не вернулась прежняя эластичность и подвижность.

Светлана стала жить в моем коттедже на Базе и ни на шаг не отходила от меня. Мне с трудом удалось убедить ее не дежурить в моей палате по ночам, но с восходом солнца она появлялась в госпитале и опекала меня лучше любого врача. Мое быстрое выздоровление только прибавляло ей веселости и обычной жизнерадостности.

В это утро мы сидели с ней на открытой веранде госпиталя, когда в конце коридора появился санитар, управлявший больничной тележкой, покрытой желтым покрывалом, под которым рисовались очертания человеческого тела. Вид его заставил меня помрачнеть и встревожиться.

Преждевременная смерть людей на Терре, как и на Земле, была явлением довольно редким и потому всегда рождала в душах у живых чувство скорби и невосполнимой утраты, хотя никто из землян не страшился биологической смерти, ясно сознавая, что духовная сущность каждого человека бессмертна, вечна, как сама Вселенная. Об этом говорили еще древние мудрецы, хранившие сакральные знания далеких звездных предков. Они учили, что душа, покинувшая бренное человеческое тело, пускается в бесконечное странствие по тонким эфирным мирам, исполняя предназначение своей кармы, нити которой протянулись к самым далеким галактикам, пронизывая нескончаемые Вселенные Света и Мрака. На этом зиждилась вся философия современного человечества, выступавшего полноправным членом Великого Звездного Братства.

И все же, с каждой новой смертью человека Земли его близкие, друзья и просто знакомые сожалели о не свершенных им делах и открытиях, о возможных подвигах и талантливых творениях, которые он мог бы сделать в своей жизни, но так и не сделал. Еще один брат или сестра покидали великую и дружную семью, унося с собой доброту своих сердец.

Светлана полулежала в шезлонге рядом со мной, подставляя обнаженное тело ласкающим лучам солнца и прикрыв веки. Когда я встал, она вопросительно посмотрела на меня.

— Ты куда, милый?

— Я сейчас. Загорай, — успокоил я ее и подошел к санитару. Тот остановился, выжидательно глядя на меня. Бесшумно скользившая над полом тележка послушно замерла возле него.

— Кто это? — спросил я, посмотрев на санитара. Вид у него был слегка утомленный; на лбу залегли глубокие складки, от чего выглядел он значительно старше своих лет.

— Радист с Базы, — ответил он поникшим голосом.

Я приподнял желтое покрывало, взглянул на труп. Без труда узнал Яна Лайкотиса. Вид у него был такой, словно он безмятежно спал. Никаких повреждений на теле я не заметил.

— Что с ним случилось? — удивился я.

— По данным обследования, паралич сердца. Его нашли вчера вечером на радиостанции. Кто-то сразу же вызвал врачей, но было уже поздно, — охотно ответил санитар, снова накрывая тело покрывалом.

— Паралич сердца? — задумчиво повторил я.

— Извините, — сказал санитар, — но мне нужно отвезти тело на консервацию перед отправкой на Землю. Если вам больше ничего не нужно, то я пойду.

— Да, да, конечно!

Я уступил ему дорогу. Санитар нажал клавишу на крохотном пульте управления, и тележка послушно двинулась дальше по коридору. Я все еще стоял, глядя ей вслед, когда ко мне подошла Светлана. Она накинула на плечи легкий купальный халат и запахнула его полы. Спросила, следя за удаляющимся санитаром:

— Что-нибудь случилось, Сид? Кого он повез?

— Это радист с нашей Базы. Ян Лайкотис, молодой еще парень, писал замечательные картины. Совсем недавно я видел его еще живым и здоровым.

— А что с ним случилось?

— Он умер от паралича сердца… Ерунда какая-то!

— Ты чем-то взволнован, любимый? — Светлана заглянула мне в глаза.

— Да. Не нравится мне все это. Что-то здесь не так, и я должен это выяснить.

— Что же тут странного? — слегка удивилась она.

— Это долго объяснять, дорогая. Я расскажу тебе все потом, когда сам во всем разберусь. Иди сейчас домой и позагорай, а мне необходимо повидаться с врачом, проводившим обследование тела Лайкотиса.

— Я пойду с тобой! — решительно заявила она.

— Нет. — Я слегка сжал ее плечо. — Тебе не стоит ходить туда. Я скоро вернусь. Не волнуйся за меня.

— Сид! — Светлана умоляюще посмотрела на меня, но я был неумолим.

— Будь умницей, малыш! Я не долго.

Светлана, надув губы, спустилась с веранды и направилась по дорожке к ближним домикам. Я подождал, пока она скроется за кустарником, густо росшим вдоль дорожки, и быстро пошел по коридору в анатомическое отделение госпиталя. За желтой дверью меня встретила выворачивающая душу тишина. Я вышел на середину помещения, осторожно ступая по скользкому полу, и прислушался. Откуда-то из глубины помещения доносились приглушенные звуки, словно от позвякивающей лабораторной посуды. Я двинулся в ту сторону и вскоре оказался в небольшой комнатке, уставленной стеллажами с колбами и ретортами и множеством какой-то незнакомой мне аппаратуры. Спиной к входу, склонившись над большим экраном, стоял человек в серебристом медицинском халате. Когда я вошел, он выпрямился и повернулся в мою сторону. Я сразу узнал в нем своего лечащего врача. Видимо, сегодня у него было очередное дежурство, и встретил он меня весьма прохладно.

— Зачем вы здесь? Я же настоятельно рекомендовал вам находиться в своей палате. Взрослый человек, да к тому же занимающий ответственный пост, а дисциплины совершенно никакой! Или вы вообразили себе, что я, как нянька, буду постоянно приглядывать за вами? Нет, ошибаетесь! У меня и без вас работы здесь хватает!

— У меня тоже есть своя работа, доктор, — попытался оправдаться я.

— Вся ваша работа теперь, — перебил он меня, — это слушать мои рекомендации, проходить восстанавливающие процедуры и выздоравливать! Я и так во многом пошел вам на уступки. Ваша милая жена подняла на ноги здесь весь персонал только для того, чтобы мы разрешили ей лично ухаживать за вами. Она, видимо, думает, что наша медицина без ее помощи будет бессильна!

— Просто она любит меня и дорожит моей жизнью, — улыбнулся я.

— Вы думаете, мне ваша жизнь совершенно безразлична?

Он пристально взглянул на меня из-под сдвинутых бровей. Я примирительно похлопал его по плечу.

— Не сердитесь, доктор! Но мне действительно необходимо было прийти к вам. Там, в коридоре, я видел труп своего товарища, Яна Лайкотиса. Я знал его как спортивного и здорового парня… От чего он умер, доктор?

— Вы имеете в виду радиста с Базы? — голос врача смягчился. — Его обнаружили вчера вечером на радиостанции. Когда мы прибыли туда, было уже поздно. Не помогли даже экстренные меры по полной регенерации организма. Единственное, что мы смогли сделать, это констатировать смерть от прогрессирующего паралича сердечной мышцы. Процесс оказался необратимым, и причиной тому послужило вот это…

Он протянул мне небольшую склянку, на плоском дне которой лежала уже знакомая мне голубая стрела с ядом.

— Анализ показал, что эта вот штуковина быстро растворяется в активной среде, и нам очень повезло, что сообщение о случившемся пришло почти сразу же после смерти Лайкотиса, иначе обнаружить бы ничего не удалось.

— Да, я знаю. Мне хорошо знакомо это оружие.

— Вот как? — удивился врач. — Замечательно. Тогда, быть может, вы объясните мне, что происходит на этой планете?

— К сожалению, пока не могу, доктор. Для меня это так же непонятно, как и для вас. Когда наступила смерть Лайкотиса?

— В восемь десять вечера по местному времени, вчера. Это нам доподлинно известно.

— А когда вы приехали на место трагедии?

— Спустя семь минут.

— На радиостанции был еще кто-нибудь?

— Никого… Правда, мы не осматривали все помещения. Времени, знаете ли, не было. Нужно было спасать человека. Но, на мой взгляд, радиостанция выглядела пустой. Насколько я знаю, в это время там обычно находятся только дежурные по связи. Разве не так?

— Верно. Понимаю, что вам в тот момент было не до того, но, может быть, вы заметили в помещении какие-нибудь следы или что-то подозрительное?

— Следы? Не знаю…

Врач на минуту задумался. Покачал головой.

— Нет. Я ничего такого не заметил. Отыскивать следы — это ваша работа, дорогой начальник Биологической защиты!

— Вы правы. Но вот вы сказали, что бригаду медиков на радиостанцию кто-то вызвал. А кто конкретно сообщил вам о происшедшем с Лайкотисом?

— Точно сказать не могу. Сообщение пришло, как обычно, по визиофону, вот только экран был отключен, и визуальная связь отсутствовала.

— А голос был мужской или женский?

— Я не совсем уверен, но, кажется, женский. Я еще тогда посетовал, что женщины не умеют достаточно хорошо обращаться с техникой.

— Во сколько поступило сообщение?

— В двадцать двенадцать.

— Так. Значит, смерть Лайкотиса наступила в восемь десять по земному времени. Вам об этом кто-то сообщил в двенадцать минут девятого, то есть спустя две минуты, а в восемь семнадцать вы уже были на месте и никого, кроме трупа Лайкотиса, там не застали? Верно?

— Верно.

— Яд действует мгновенно?

— Почти. Какие-то секунды.

— Выходит, само убийство произошло тоже в восемь десять? Здесь мы можем говорить о расхождении в несколько секунд. И убийца в это время тоже находился на радиостанции.

— Вероятно, вам следует выяснить, кто находился на радиостанции около восьми часов вечера или в начале девятого? — осторожно заметил врач.

— Да, вы правы, доктор, — согласился я. — Убийца мог находиться на радиостанции до восьми двадцати — до того времени, когда туда по вызову приехала ваша бригада.

— Почему вы так думаете?

— Потому, что сообщить о смерти Лайкотиса мог и сам убийца, доктор!

— Да, пожалуй, — согласился он.

— Главный вопрос сейчас в том, кто смог пойти на такую ужасную подлость и совершить это преступление? И я должен найти ответ на этот вопрос!

— То есть? — Врач посмотрел на меня. — Вы хотите покинуть госпиталь? Это исключено! Вы еще не достаточно окрепли, и я не могу вам позволить сделать это, потому что несу за вас полную ответственность.

— К черту мое здоровье, доктор! Я беру всю ответственность на себя, чтобы успокоить вашу совесть. Если хотите, я могу закончить свое лечение дома под присмотром жены. Надеюсь, ей вы доверяете?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ну, хорошо. Мне вас все равно не удержать. А жене вашей я, пожалуй, могу доверить заботу о вашем здоровье. Она, в отличие от вас, человек ответственный. Пришлите ее ко мне, и я дам ей все необходимые рекомендации по уходу за вами. Желаю вам больше никогда не попадать сюда и всего хорошего.

Я простился с ним и сразу же направился на радиостанцию, по дороге обдумывая случившееся. Сомнений в том, что Ян Лайкотис был убит, уже не оставалось. Смерть Лайкотиса была идентична смерти Андре Бертона, труп которого я нашел на Медвежьем Кряже, и это говорило о том, что в обоих случаях убийцей был один и тот же человек. Выходит, он действительно все время ходит где-то рядом со мной, возможно, каждое утро дружески пожимает мне руку и улыбается, и я даже не подозреваю, что скрывается за этой добродушной улыбкой. Но как распознать затаившегося преступника среди сотен честных, искренних людей, выполняющих каждодневную нелегкую, порой рутинную работу на чужой планете, вдали от дома, за миллиарды километров от родной Земли?.. И какие мотивы движут этим человеком, безжалостно и хладнокровно лишающим жизни других людей, нарушая тем самым Высший Закон нашего общества: «Человеческая жизнь неприкосновенна и охраняема силой Земли, если она преумножает добро и красоту во Вселенной»? Единственным человеком, который мог бы пролить свет на эти странные и нелепые убийства, была неизвестная мне женщина, сообщившая о происшествии на радиостанции, но отыскать ее было сейчас так же сложно, как и найти истинного убийцу… Или же она и есть убийца? Здесь вопросов не меньше.

Почему она постаралась остаться неузнанной? Что вообще она делала на радиостанции? Оказалась ли там случайно, забежала на «огонек» или же зашла по делу и стала невольным свидетелем разыгравшейся трагедии? Скорее всего, она была последней, кто видел Лайкотиса живым, и первой, кто увидел его мертвым. И не догадывалась ли она о подлинных причинах смерти радиста, раз постаралась вызвать врачей как можно скорее, пока отравленная стрела не успела раствориться в его теле?.. А если это так, тогда она вполне могла видеть и убийцу! Значит, нужно обязательно разыскать эту женщину, потому что только она сможет указать мне на убийцу.

Теперь мне было совершенно ясно, что необходимо сделать. Во-первых, установить круг знакомств Лайкотиса, в который входил и я, и мои подчиненные, и возможно, еще с десяток людей с Базы. И, во-вторых, узнать, кто находился на радиостанции в день убийства около восьми вечера. И то и другое сделать было несложно, но я решил начать со второго. На радиостанцию обычно приходили, чтобы передать сообщение на Землю: весточку о себе родным и близким, оставшимся по ту сторону безмолвной бездны нуль-пространства, или же результаты важных научных экспериментов. Все передачи велись через КОРАСС и суточный спутник, оборудованный ПНОС (пункт навигации, ориентации и связи) и бортовой ФВМ, поэтому узнать, сколько вчера велось передач, а также начало и окончание связи было легко. Достаточно только запросить распределительную станцию или же напрямую спутник. Здесь мне мог помочь «главный радист» Базы Павел Шульга, с которым я был давно и хорошо знаком, поэтому сейчас я направился прямо к нему.

Человек он был замечательный: энтузиаст своего дела, романтик, одержимый идеей освоения новых миров, сменивший уже не одну звездную колонию Трудового Братства. На Терру он прибыл несколько лет назад и теперь считался здесь старожилом. Мы подружились с ним сразу же, в первый день знакомства, и с тех пор часто засиживались вечерами у меня дома за философскими беседами, созерцая глубину звездного неба. Шульга располагал к себе добродушным видом, внешне напоминая неуклюжего сказочного медведя, и, казалось, всегда находился в веселом настроении, блистая искрометным чувством юмора и превосходной эрудицией.

Когда я вошел к нему в комнату, все помещение заполнял едкий, щипавший глаза, белесый дым с резким запахом нагретой древесной смолы. Комната эта располагалась на самом верху смотровой башни, венчавшей здание радиостанции, и мне пришлось добираться сюда на лифте. Сам Шульга сидел за столом у широкого окна и увлеченно копался в разобранном нутре какого-то старинного передатчика, который он неизвестно где раздобыл. Рядом дымился допотопный электрический паяльник, какие я видел только в музеях техники, да разве что в старинных фильмах. Чад в комнате стоял такой, что у меня запершило в горле. Кругом: на столе, стульях и даже на полу — были разложены непонятные радиодетали, кажется, какие-то транзисторы, катушки индукции, сопротивления и многое другое, чего я никогда не видел. Сделав несколько шагов, я почувствовал, что под ногами у меня что-то хрустит.

— Эй-ей! Если не можешь нормально ходить по земле, научись летать по воздуху!

Из клубов едкого дыма показалось бородатое недовольное лицо Шульги. Всклокоченные волосы торчали во все стороны; темные глаза яростно блестели. На женщин Шульга всегда производил неизгладимое впечатление и, по словам многих, напоминал им свирепого разбойника из древних сказок.

— Разве можно нормально ходить в таком беспорядке? — возразил я, откашлявшись.

— Э! Да это ты, Сид! Дружище! — радостно воскликнул Шульга. — Я что-то не узнал тебя сразу.

— И не мудрено в таком дыму! Слушай, почему ты не используешь обычный лазерный аппарат для пайки? И чем это ты занимаешься? Что это за музейная редкость? Где ты ее взял?

Я подошел ближе к столу, разглядывая сложные переплетения золотистых извилистых нитей на плоских прямоугольных пластинах из какого-то органического материала.

— Да вот, понимаешь, хочу усовершенствовать одну вещицу… — скромно потупился Шульга.

— Вещицу? И где же ты намерен впоследствии ее применить? В качестве дополнительного утяжелителя для глубоководного водолазного костюма?

— Ну, ты скажешь тоже! — слегка возмутился Шульга, собираясь пространно изложить область применения своего нового детища, но я остановил его жестом руки.

— Ладно, Павел! Отложи на время свое занятие. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Разумеется, Сид.

Шульга выключил свой ужасный паяльник, встал с винтового стула, на котором сидел, и тут же под ногами у него что-то захрустело.

— Вот незадача! — Он почесал в затылке, пожал плечами: — Сам виноват, ничего не поделаешь!

Сейчас Шульга снова был похож на огромного неуклюжего медведя. Замахал руками, разгоняя дым.

— Дай на тебя посмотреть. Давненько ты не заходил ко мне! Забываешь старых друзей?

— Лучше включи кондиционер или открой окна, — сказал я, откашлявшись и протирая глаза.

— Ты прав, — согласился Павел. Он распахнул створки рамы, впуская в помещение свежий морской ветер. Снова посмотрел на меня.

— Э! Да ты никак ранен? Что с рукой?

— Пустяки! Так, царапина, — отмахнулся я.

— Из-за царапины, знаешь, так сшивать не будут, — возразил Павел. — Похоже, тебе меняли ткани или кости? Швы еще немного видны. Рассказывай, что случилось!

— Ну, если хочешь, сцепился с тигром… Помял он меня немного…

— С тигром? — Шульга хмыкнул, критически глядя на меня. — Ну что ж, на тебя это похоже. Я давно тебе говорил, бросай это занятие. Не мальчишка уже бегать по джунглям и таскать за хвосты всякую ползучую тварь! Пускай этим занимаются твои помощники. Но разве ты слушаешь советы старых друзей?!

— Ладно, — улыбнулся я. — Не такой уж я старый, чтобы сидеть, сложа руки. Тридцать шесть — это, знаешь, в наше время не возраст. Можно сказать, почти младенчество. Но хватит критики! Я к тебе пришел по делу.

— Подожди. Садись.

Павел усадил меня в кресло, сел напротив.

— Теперь можно и поговорить, — удовлетворенно отметил он. — Выкладывай свое дело.

— Вчера на радиостанции погиб Ян Лайкотис, — начал я.

— Да, — вздохнул Шульга, — жаль парня! Совсем еще молодой был, и вдруг такое… Но постой! Почему погиб? Ты хотел сказать: умер? Ведь у него, насколько я знаю, было что-то не в порядке с сердцем?

— Нет, Павел, я не ошибся. Лайкотис действительно погиб — его убили!

— Убили?! Ну, дела! — Шульга даже привстал в кресле. — Знаешь, Сид, если бы мне об этом сказал кто-нибудь другой, я бы ему не поверил. Но я знаю, чем ты занимался на Земле. Что, действительно произошло настоящее убийство?.. Черт возьми! Неужели у нас такое еще возможно? И кто мог убить Лайкотиса? Зачем? Он был отличным парнем. Просто в голове не укладывается!

— Узнать, кто убил Яна, мне хотелось бы не меньше, чем тебе, — вздохнул я.

— Так что же ты хочешь от меня? — спросил Шульга. — Надеюсь, не подозрение в убийстве привело тебя ко мне?

— Пока что нет.

— Спасибо и на этом! Уважил старого друга!

— Перестань, Павел! Мне сейчас не до шуток. Дело чрезвычайно серьезное. На Терре происходит уже второе убийство за последний год. Подозрение в такой ситуации может пасть на любого, включая и тебя. Так что обижаться тут не на что. Я попал в очень трудную ситуацию.

— Ты сказал, что это уже второе убийство на Терре? — насторожился Шульга. — Что ты имеешь в виду? Я совершенно не понимаю, о чем идет речь!

— Помнишь пропавшего год назад биолога Андре Бертона? Он прибыл на Терру с первой партией тигров и бесследно исчез вскоре после того, как их выпустили на волю. Так вот, совсем недавно обнаружили его замерзший труп в Стране Вечной Тени. Как и Лайкотис, он погиб от ранения отравленным оружием. Вот так-то!

Я помолчал, давая Шульге возможность обдумать сказанное мною. Затем продолжил:

— Вот почему мне нужна твоя помощь, Павел.

Шульга покосился на меня, почесал бороду.

— Да, но чем же я могу помочь тебе в этом деле?

— Скажи, во сколько ты вчера ушел со станции?

— В шесть вечера. Сразу же, как только Лайкотис заступил на дежурство.

— Значит, дежурство Лайкотиса началось ровно в шесть часов? А до этого его на радиостанции не было?

— Нет. Днем там работали двое операторов под моим присмотром… Назвать их имена?

— Не нужно. А что делал Ян Лайкотис до дежурства, ты не знаешь?

Шульга неопределенно пожал плечами.

— Наверное, отсыпался у себя в коттедже. Ему ведь предстояло провести всю ночь без сна за аппаратурой.

— Возможно… Значит, Лайкотис появился на радиостанции в шесть часов? А как он выглядел?

— Как обычно.

— Ты не заметил ничего особенного в его поведении? Может быть, настроение у него было плохое или он был чем-то расстроен? Нет?

— Да нет, — задумчиво произнес Шульга. — Обычное у него настроение было. Как всегда. Шутил даже. Разве что заспанный немного был… Да, точно! Заспанный. Это я хорошо помню. Значит, действительно отдыхал перед дежурством.

— Возможно. У него не было врагов?

— Врагов? — Шульга посмотрел на меня, словно впервые увидел. — Странное какое-то слово…

— Ну, хорошо. Были люди, с которыми у него не сложились взаимоотношения? По каким-то причинам. Может быть, он испытывал к кому-то неприязнь?

— Трудно сказать, — замялся Шульга. — Ты задаешь вопросы, на которые сразу и не ответишь. По-моему, отношения с людьми у него всегда были самые хорошие. Может быть, я и ошибаюсь, но мне никогда не приходилось замечать, чтобы Ян с кем-то ссорился.

— А друзей ты его знал? Можешь назвать их имена, по возможности всех, даже не очень близких?

— Трудновато… Ну, во-первых, это Айвар Пурит, тоже радист. Потом Жак Ле-Грей, биолог с Базы. Али Хан — физик. Да, еще Вейи Кеик, она ихтиолог из морской экспедиции, появляется на Базе довольно часто. И потом, я знаю, что Ян был в приятельских отношениях с Романом Сарко, твоим истребителем. Вот, пожалуй, и все, кого я могу вспомнить.

— Хорошо. Ты помнишь, не так давно на складах Базы произошел пожар? В ту ночь Лайкотис в качестве дежурного-добровольца обслуживал вместе с Романом Сарко пожарную сигнализацию.

— Верно, — кивнул Шульга.

— Как он реагировал на случившееся? Я имею в виду пожар, ты понимаешь?

— Ян очень переживал. Во всем винил себя, хотя я думаю, он ни в чем не был виноват. Просто произошла нелепая случайность.

— А как он относился к работе?

— Всегда очень добросовестно. У меня к нему никогда не было никаких замечаний.

— У него была здесь подруга?

— Подруга? — Павел замялся. — Он встречался с одной девушкой… Но зачем тебе это?

— Пойми, мне необходимо знать о Лайкотисе все, чтобы понять, почему его кто-то захотел убить. Ты знаешь ее имя?

— Милиика Лев.

— А где она работает?

— Микробиологом на Базе.

— Они часто встречались?

— Извини, Сид, но это уже меня не касается. Я не вмешиваюсь в чужую личную жизнь.

— Я тоже. Но обстоятельства вынуждают. И последнее, самое важное. Мне необходимы данные о том, кто вчера выходил на связь с Землей с шести до восьми вечера, во время дежурства Лайкотиса.

— Это проще, — кивнул Шульга. — Сейчас свяжемся с ПНОС и запросим распечатку.

Мы прошли в радиорубку. Павел сел за главный пульт связи, нажал пару кнопок. Спустя несколько секунд в руках у меня уже был поименный список всех выходивших в тот вечер на связь через спутник. Я бегло пробежал его глазами, почти машинально отметив в самом конце списка имя Ли Лин, и, попрощавшись с Шульгой, отправился на Базу разыскивать подругу Лайкотиса.

Как оказалось, она работала в группе по изучению вирусов опасных болезней, и попасть в лабораторный корпус было не так-то просто. Широкий коридор вел в глубь здания. По обеим его сторонам размещались герметичные двери с надписями на небольших табличках — черными буквами по желтому полю. Я прочитал названия нескольких лабораторий и остановился около двери с надписью «Вирусология».

«Вот, — подумал я. — Та самая». Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, распахнул дверь и переступил порог лаборатории. Вид у нее был самый обычный: несколько столов с колбами и пробирками; вдоль одной из стен стояли ряды электронных анализаторов; около широкого окна, наполнявшего помещение радостным солнечным светом, на небольшом столе размещалось несколько микроскопов. Двое людей в глухих комбинезонах на пневматических застежках, оставлявших открытыми только лицо и руки, и прозрачных масках, скрывавших лица, работали около электронного микроскопа, отгороженного перегородкой из волокнистого стекла в углу помещения.

Мне вдруг захотелось, чтобы и у меня на лице была такая же маска, но ходившие по лаборатории девушки-лаборантки в серебристых халатиках вселили в меня уверенность. Я остановил одну из них и спросил, где мне найти Милиику Лев.

— Милиику? Да вот же она! Милиика! К тебе пришли!

Я заметил, как девушка за ближним столиком быстро под няла голову от микроскопа и посмотрела в мою сторону.

— Это вы меня искали? — неуверенно спросила она, поднявшись со своего места и подойдя ко мне.

На ней тоже была защитная маска, которую она тут же сняла легким и непринужденным движением, взбив прядку иссиня-черных волос. Я окинул ее внимательным взглядом. Невысокая, симпатичная и стройная, она чем-то походила на Ли Лин и с первого взгляда производила впечатление застенчивой и кроткой девушки. На ней, как и на остальных лаборантках, был серебристый медицинский халат, открывавший загорелые сильные ноги в легкой обуви.

— Мое имя Сид Новак. Я работаю начальником Биологической защиты Терры, — представился я.

— А, вы, наверное, пришли узнать насчет опытов по обезвреживанию новых вирусов? — оживилась она. — Так это вам не ко мне. Обратитесь к руководителю группы, а я простой лаборант.

— Нет-нет. Я совсем по другому вопросу.

— Да? — удивилась девушка, убирая с лица густую черную прядь. — Чем же я могу вам помочь?

— Мы могли бы поговорить с вами наедине?

— Наедине? Да, конечно. Если это так необходимо. Мы могли бы пройти в наш сад. Правда, он не очень большой, но уютный. — Она сделала приглашающий жест и неуверенно посмотрела на меня.

— Превосходно! — кивнул я.

Милиика вывела меня через боковой коридор в маленький садик, прилегавший к зданию лабораторного корпуса и обнесенный невысокой живой изгородью из колючего кустарника. Мы остановились около скамейки, затерявшейся среди аккуратно подстриженных низкорослых деревьев, напоминавших земные яблони, листва которых отливала необычной перламутровой синевой. Деревья в саду пологими уступами спускались по склону холма к морю, и теплый ветер доносил сюда мерный шепот волн, придававший окружающему пейзажу уютную умиротворенность.

— Ну вот. Здесь нам, пожалуй, никто не помешает, — сказала девушка, садясь на скамейку. — Так что вы хотели у меня узнать?

Она была явно смущена, и в поведении ее чувствовалась некоторая скованность, наверное, поэтому она делала вид, что спешит. Я взглянул поверх плоских крон деревьев на бескрайнюю морскую гладь, струившуюся под лучами высокого солнца прозрачными изумрудными барашками волн, и сел рядом с девушкой. Посмотрел ей в глаза. Темные и глубокие, словно земная ночь южных широт, они были широко раскрыты, и в них купались крохотные солнечные зайчики. Некоторое время она выдерживала мой взгляд, потом опустила глаза. На щеках у нее заиграл легкий румянец.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — начал я.

— О чем? — Девушка снова подняла на меня глаза, взволнованно теребя складки своего халата.

— Милиика, вы знакомы с Яном Лайкотисом?

— Почему вы спрашиваете об этом? — взгляд девушки стал тревожным.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Да, знакома.

Она подняла твердый подбородок.

— Давно вы с ним познакомились?

— Уже больше года.

— И вы познакомились здесь, на Терре?

— Нет, мы были знакомы с ним еще на Земле.

— Какие у вас с ним были отношения?.. Насколько близкими они были?

Лицо девушки в одно мгновение стало непроницаемым.

— По-моему, вы задаете бестактные вопросы. Это моя личная жизнь, и она никого не касается.

— Извините, — вздохнул я и положил руку на ее тонкие пальцы. — Я действительно должен вам все объяснить, тогда вы поймете, что мои вопросы вызваны не праздным любопытством. Но прежде ответьте мне еще на один вопрос. Когда вы в последний раз виделись с Яном?

— Два дня назад. Но я не понимаю вас. Что-нибудь случилось? — тревога в голосе девушки стала совсем очевидной.

— Дело в том, Милиика… — Я немного помедлил, не решаясь сказать ей самое главное. — Дело в том, что Яна больше нет в живых.

Девушка впилась в меня глазами, застыв на месте каменным изваянием.

— Как? — спустя минуту беззвучно, одними губами произнесла она, и я ясно почувствовал, как в ней что-то оборвалось, какая-то жизненная струна, наполнявшая доселе ее бодростью, весельем и счастьем, открыв бездонную пропасть душевной пустоты.

— Он умер вчера вечером от паралича сердца.

Мне совсем не хотелось говорить ей этих слов, но долг обязывал меня.

— Нет! — Она закрыла лицо руками и отчаянно замотала головой. — Это неправда!

— Мне жаль, что так вышло, — произнес я и тяжело вздохнул.

Широкие брови девушки надломились, придав лицу страдальческое выражение. Губы ее дрожали. С них сорвался сдавленный всхлип и перешел в надрывный плач. Она упала мне на грудь, заливаясь слезами и дрожа всем телом. Я осторожно погладил ее спину, сожалея, что пришел сюда и заставил страдать это невинное существо.

— Успокойтесь, Милиика.

— Нет, не нужно! Не успокаивайте меня! Я чувствовала, я знала, что случится что-то нехорошее! — Она резко подняла голову, глядя на меня. Крупные детские слезы неудержимо катились по ее щекам.

— Вы поссорились с ним? — осторожно спросил я.

— Да… Это была пустяковая ссора, — сбивчиво заговорила она. Слезы сдавливали ей горло, делали голос слабым и едва слышным. — Конечно же, во всем была виновата только я! Но тогда мне казалось, что вина в большей степени лежит на нем. Я сказала ему об этом и попросила уйти… И он ушел, ушел, чтобы больше никогда не вернуться!

Она снова захлебнулась рыданиями и закрыла лицо руками, отвернувшись от меня. Я молча сидел рядом с ней, презирая себя за то, что ничем не могу ей помочь. Наконец, она немного успокоилась. Заговорила снова, не переставая всхлипывать:

— А на следующий день после нашей размолвки на душе у меня словно камень лежал. Весь день проходила сама не своя.

— Когда это произошло? — спросил я.

— Два дня назад.

— Вы не пытались встретиться с Яном после этого? Поговорить, объясниться?

Милиика отрицательно замотала головой.

— Почему?

Девушка подняла на меня заплаканные глаза.

— Женская гордость не давала. Хотела, чтобы он первым пришел. Чувствовала неладное и не пошла… Дура!

— Значит, после ссоры вы не виделись и не разговаривали по визиофону?

— Нет.

Милиика вытерла платочком короткий носик.

— А каким человеком был Ян Лайкотис?

— Это был замечательный человек! — встрепенувшись, горячо заговорила она. — Добрый, умный, отзывчивый и нежный! Он был самый-самый лучший на свете!.. Впрочем, — перебила она сама себя, — я могу преувеличивать его достоинства. Но поверьте, это был прекрасный человек, настоящий товарищ!

Я посмотрел ей в глаза. Она все еще не оправилась от шока, но глаза у нее засветились любовью и нежностью.

— Может быть, мой вопрос покажется вам нескромным… Скажите, Милиика, он любил вас?

— Да. Он был всегда искренен в своих чувствах.

— А вы его любили?

Девушка опустила голову и всхлипнула.

— Извините. И последнее. Где вы были вчера вечером, с семи до восьми часов?

— Вчера? Я уже решилась пойти к нему, но по дороге раздумала. Что-то остановило меня, какая-то тревога на душе и нерешительность.

— И где вы провели вечер?

— У подруги. Наревелась вдоволь. И ночевала у нее.

— Она может это подтвердить?

— Конечно! Ее зовут Сома Итис.

Я поднялся со скамейки.

— Извините, что заставил вас страдать. Поверьте, я совсем не хотел этого. Спасибо вам за помощь.

— Скажите, — остановила меня девушка, — я могу его увидеть?

— Да, конечно. Его тело находится сейчас в госпитале перед отправкой на Землю.

Глаза Милиики Лев снова заблестели слезами, губы задрожали. Она отвернулась, показывая рукой, что я должен уйти.

Опрос друзей и знакомых Лайкотиса мне также ничего не дал. Все они имели надежное алиби и по разным причинам просто не могли убить радиста. Необходимо было выяснить, кому смерть Лайкотиса была выгодна. Только так я мог выйти на настоящего убийцу, но именно этого я никак не мог понять. Потратив остатки дня на расспросы возможных свидетелей и вконец измученный бесплодностью своих поисков, я вернулся к себе в коттедж, где меня ждала Светлана.

Уже стемнело. Светлана сидела в кресле у окна и читала книгу. Когда я вошел, она внимательно посмотрела на меня. Гибко и упруго поднялась из кресла и подошла ко мне.

— Где ты пропадал целый день, дорогой? Я была в госпитале, но твой врач сказал мне, что отпустил тебя домой под мою личную опеку. Он надавал мне кучу всяких советов, как ухаживать за тобой, и велел не спускать с тебя глаз. Что-нибудь случилось? У тебя утомленный вид.

Она запустила пальцы в мои волосы, слегка наклонила голову, рассматривая мое лицо.

— Ты устал?

— Немного.

— Есть будешь?

— Пожалуй. У меня зверский аппетит!

— Сейчас приготовлю что-нибудь на ужин.

Светлана поцеловала меня в щеку и пошла на кухню. Я прошелся по комнате, сел в кресло. Организм еще не совсем окреп после ранения, и непривычная активность сильно утомила меня. Через несколько минут меня уже клонило ко сну. Когда Светлана вошла в комнату, неся тарелки с едой, я клевал носом.

— Э! Да ты действительно устал, дорогой! — воскликнула она. — Тебе нельзя переутомляться первые дни после госпиталя. Так сказал доктор.

— Теперь ты мой доктор, — улыбнулся я. — Давай ужинать, а то я действительно сейчас усну.

— Подожди, — остановила меня Светлана. — Выпей-ка сначала вот это!

Она достала из стенного шкафа какой-то небольшой темный шарик и бросила его в стакан с водой. Подала стакан мне. Я заглянул внутрь. Шарик в воде начал медленно разворачивать туго скрученные «лепестки», словно распускающийся бутон таинственного цветка. Из него стал сочиться мутноватый сок, и вода приобрела странный фиолетовый оттенок.

— Что это такое? — удивился я.

— Это пхулана — «огненный цветок», — объяснила Светлана. — Его мне дал доктор и велел поить тебя таким настоем два раза в сутки. Это растение произрастает в здешних джунглях и обладает удивительными лечебными свойствами. Нечто подобное есть и у нас, на Земле. Доктор считает, что лечение по методам Аюрведы сейчас для тебя самое оптимальное. Так он надеется окончательно поставить тебя на ноги за три-четыре дня.

Я немного знал об Аюрведе, этой системе древней медицины, основанной на использовании лекарственных растений. Что ж, будем надеяться, что этот диковинный «огненный цветок», рожденный в джунглях Терры, окончательно исцелит меня. Я поднес стакан к губам и залпом выпил его содержимое. Жидкость имела странный обжигающий вкус, но, самое удивительное, через несколько секунд я почувствовал небывалый прилив сил и бодрости. Вся моя усталость тут же прошла, и мышцы тела налились небывалой энергией.

Светлана, хитро прищурившись, внимательно наблюдала за мной. Улыбнулась.

— Ну как?

Я энергично тряхнул головой, передернул плечами.

— Замечательно! Давай скорее есть!

— Знаешь, Сид, — сказала Светлана, медленно пережевывая пищу, — я решила, что с сегодняшнего дня…

Она не успела договорить. Приглушенный хлопок заставил ее вздрогнуть и выронить из рук вилку. Что-то стремительное пронеслось совсем рядом с моей щекой, разбив оконное стекло, и вонзилось в противоположную стену. Вскочив из-за стола, я прыгнул в сторону Светланы и, опрокинув кресло, повалил жену на пол. Она так и не поняла, что же произошло, недоуменно глядя на меня широко раскрытыми глазами. Выстрел больше не повторился, и я осторожно поднялся с пола. Нащупав выключатель на стене, погасил в комнате свет. Осторожно подошел к разбитому окну и выглянул наружу.

Кругом темно. Низкие кусты вокруг домика колышутся под напором ночного ветра. Дальше видны неясные контуры деревьев и сплошная стена леса, сквозь которую пробивается синеватый светящийся абрис Нерея, висящий низко над западным горизонтом. Какие-то призрачные тени растворяются в темноте, за границей света, исходящего от соседних домиков.

— Что это было, Сид? — услышал я взволнованный и удивленный голос Светланы у себя за спиной. Обернулся.

Она стояла подле меня и растерянно смотрела на осколки оконного стекла на полу.

— Не знаю. Не подходи к окну!

— Хорошо. Тогда я хотя бы включу свет. Ничего же не видно!

— Не нужно, — остановил я ее. — И света не зажигай. Это хорошо, что ничего не видно!

— Может быть, ты все-таки объяснишь мне, что все это означает? — возмутилась она, беря меня за руку.

— Подожди, дорогая!

Я осторожно прошел к стене, в которую угодила пуля, ощупал ее поверхность. Отверстие было совсем рядом с входом в соседнюю комнату.

— Подай, пожалуйста, фонарь, дорогая. Он там, в столике около зеркала.

Светлана выдвинула ящик стола, достала фонарь и подала его мне. Встала рядом, внимательно наблюдая за моими действиями. Я посветил себе, рассматривая небольшое отверстие. Пуля застряла в упругой пластмассе, даже не расплющившись. Я аккуратно выковырял ее ножом и рассмотрел на свету. Это не была обычная электрошоковая пуля, какими пользуются в Биологической защите. Пуля была боевой, цельнолитой, с блестящим серебристым покрытием. Таких я никогда не видел. Откуда она могла взяться здесь, на Терре?

— Сид! Ведь это в нас стреляли! — сказала Светлана. Брови ее хмурились. Казалось, она только теперь поняла, что произошло на самом деле.

— Выходит, что так, — кивнул я.

— Нас что, хотели убить? Но кто? Почему?

Светлана подняла на меня удивленные глаза.

— Пока что мне это тоже не ясно… Идем спать!

Я взял ее за руку.

— Подожди. Я уберу посуду.

Светлана шагнула к столу. Я остановил ее.

— Не нужно! Оставь все до утра. Утром уберешь.

Я покосился на стол, заставленный тарелками, открыл дверь спальни, пропуская жену вперед. Здесь не было окна, и все же, на всякий случай, я плотно прикрыл дверь и приставил к ней кресло.

* * *


— Сид! Мне страшно…

Я съежился от ее голоса. Уже два часа ночи, а сон никак не приходил. Наоборот, нервы были напряжены до предела, как перед каким-то испытанием. Я лежал, всматриваясь в темноту, и чувствовал себя одиноким, не слыша даже дыхания Светланы, забыв на время о ней. В спутанном лабиринте ночных мыслей — призрачных и полубессознательных — все приобретало новый смысл, иное измерение.

Кто-то пытался убить меня? Почему? С какой целью? Может быть, я встал у кого-то на пути?.. Связано ли это как-то с убийствами Лайкотиса и Бертона?.. Пожалуй, да. Кому-то не выгодно, чтобы я распутывал это дело. Значит, убийца все время где-то рядом? Стоит ухватиться за ниточку, потянуть, и весь клубок размотается. Возможно, убийца утром здоровается со мной, улыбается, шутит, а я даже не подозреваю, кто он на самом деле. Кто?..

Вдруг я вспомнил про список, полученный от Шульги. Еще днем я обратил внимание на то, что в нем присутствует имя Ли Лин. Она была на радиостанции в день убийства. Зачем? Простое совпадение, или?.. Я попытался вспомнить указанное в списке время выхода ее в эфир. А вдруг это действительно она? Лин вполне могла узнать, что я взял у Шульги этот список. Ведь узнала же она раньше меня о причинах смерти Бертона!

— Сид! — снова позвала Светлана.

— Что?.. Почему ты решила, что я не сплю? — испуганно спросил я.

— Я заметила… по твоему дыханию, — ответила она, как бы извиняясь. — Я не хотела тебе мешать… Сид, мне страшно! Давай улетим обратно на Землю!

— Ты хочешь вернуться на Землю?

Я взглянул на нее. Она выпустила мою руку. Ложась на бок, встряхнула головой, отбрасывая назад волосы. Посмотрела на меня.

— Хочу, очень хочу! — прошептала она.

Ее темное лицо склонилось надо мной, и я почувствовал ее взволнованное дыхание.

— Любимая моя, это невозможно…

— Я знаю! — перебила она меня. — Но я не могу, не могу больше оставаться здесь! Нет, ты не думай, я не боюсь трудностей. Я просто устала.

— Это пройдет, — заверил я ее. — Нужно только захотеть.

Она покачала головой.

— Последнее время я стала все больше тосковать по нашему Максиму. Как он там, без нас?

— Но ведь и раньше мы видели его не чаще нескольких раз в месяц, — возразил я. — И тогда ты считала это нормальным.

— Считала, — согласилась она. — Но тогда мы были с тобой на Земле! А теперь мне кажется, что он где-то очень далеко, на другом конце Вселенной, и нас разделяют годы и годы полета светового луча! Я даже зримо представляю, как этот луч упорно пробивается сквозь тьму и холод и не может достичь Земли… Понимаешь, Сид, не может!

— Ты зря так беспокоишься о нем, — сказал я. — Мальчик совсем уже взрослый, и он под надежным присмотром опытных воспитателей. В коллективе своих сверстников ему лучше. Поверь, он гордится тем, что его родители работают на малообжитой планете в другой солнечной системе. Он так прямо и сказал мне, когда мы виделись в последний раз: «Пап! Знаешь, вчера мы с ребятами спорили о том, где работать важнее для общества. Я им сказал, что вы с мамой улетаете на Терру, так они меня потом весь день расспрашивали про вас. Я им все рассказал, и если бы ты видел их лица!» Он так и сказал. Ты же знаешь, у малышей считается престижным, если родители работают на освоении новых миров.

— Знаю, — грустно вздохнула Светлана. — Он и мне об этом рассказывал. И все же, Сид, я его мать, и я не могу не беспокоиться за своего ребенка. Раньше во мне этого не было… или я просто не замечала в себе этого чувства? Это что-то очень древнее и животное! Иногда я мечусь, как затравленный зверь, переполняемая этим необузданным чувством… Я читала о таком в старинных книгах, но мне казалось, что общество воспитало нас по-иному. С детства нас учат стремлению к духовному совершенству и самосознанию. Не эгоистичное «я», а многоликое «мы», слитое из тысяч и тысяч индивидуальных «я»! Как капля, растворяющаяся в океане. Без него она высохнет и перестанет существовать, но и океан обеднеет, не будь этой капли, станет не столь полноводным. Высшие ценности нашей жизни — любовь к ближнему и долг перед обществом. Любовь одухотворенная и прекрасная — не ощущение вседозволенности, а сознание ответственности за свои поступки, без которого невозможна истинная любовь. Я считаю общественное воспитание в этом русле очень мудрым. Правда, пока еще мы не достигли желанного совершенства, но мы на пути к нему и добьемся этого, обязательно!

Светлана приостановилась, словно обдумывая сказанное. Я внимательно слушал ее, стараясь не упустить ни одной мысли. Впервые за восемь лет нашей совместной жизни она говорила со мной так предельно откровенно.

— Общество, конечно же, не истребило в нас, женщинах, материнские инстинкты, — снова заговорила она. — Да оно никогда и не стремилось к этому. Я безумно люблю своего ребенка и готова пожертвовать ради него жизнью, если такое потребуется. Но любовь моя к Максиму исходит не из темной пропасти подсознания, где она заложена инстинктами! Она исходит от разума, от сознания долга перед ним и перед обществом, которому мы доверяем самое бесценное, что у нас есть, — наших детей… Но не это беспокоит меня больше всего сейчас. Разлука с сыном тяжела, но больше всего я боюсь за тебя! Это не минутное настроение. Я боюсь за тебя с того самого момента, когда пришла в госпиталь и увидела тебя там — израненного и едва живого. А теперь еще и это… Сид, я не понимаю, что происходит! Раньше мне казалось, что мы живем на большой солнечной планете; вокруг нас добрые, честные люди, готовые в любую минуту прийти на помощь, ободрить в горе и разделить твою радость. И вдруг мрачные тучи заволокли ясное небо, скрыли от нас солнце, и во мраке сгустились, угрожая, какие-то непонятные тени, словно призраки из прошлого. Они несут с собой зло и угрожают нам смертью. Раньше я опасалась здесь только диких зверей, но они там, за оградой, в джунглях. А опасность, оказывается, притаилась совсем рядом, и исходит она вовсе не от хищных зверей!

Что с нами происходит, Сид? Я отказываюсь это понимать! И мне становится страшно. Я больше не чувствую себя защищенной, как прежде. Что-то чужое и страшное вкрадывается в нашу жизнь. Оно давно забыто нами за прошедшее тысячелетие, но оно здесь, рядом, словно ты смотришь на человека и вдруг видишь, как перед тобой открывается его ужасный звериный лик. Срываются покровы доброты и сострадания, и весь мир летит в тартарары!

Светлана замолчала. Я тоже молчал. Во многом она была права. Дикие звери в лесу казались шуткой в сравнении с невидимым врагом, неожиданно объявившимся здесь у нас. Зверей, по крайней мере, можно видеть, смотреть им в глаза. Мой же противник остается неузнанным, и от этого еще более опасным.

— Сид! Ты думаешь, это будет продолжаться еще долго? — тихо спросила Светлана.

— Не нужно больше об этом, дорогая!

— Скажи мне правду! Только правду о себе и обо мне! Что у тебя здесь? — Она положила руку мне на грудь против сердца. — Я вижу, что ты страдаешь, становишься неуверен и печален, будто тебя покидают силы… И я вижу, что это не от меня.

— Что ты, дорогая? Тебе просто показалось. Ведь ты же знаешь, я люблю тебя.

— Скажи мне правду! Почему ты не хочешь быть откровенным со мной?

— Хватит об этом, хватит!

Я встал, ощупью нашел аптечку. Взял плоскую баночку со снотворным. Голова у меня раскалывалась. Я уже ничего не соображал.

— Я буду спать, дорогая! Я должен спать, иначе… сам не знаю…

Я сел на постель, обернулся: в темноте, где-то высоко, тихо гудел вентилятор. Светлана прикоснулась щекой к моей руке. Я обнял ее, невидимую, и держал в своих объятиях до тех пор, пока сон не сморил меня.

Утром я проснулся свежим и отдохнувшим. Вчерашнее происшествие показалось мне таким незначительным. Как я мог так волноваться из-за него? Но все сразу изменилось, когда я вспомнил о списке, который получил от Шульги.

Светлана была в душевой, и я слышал, как она напевала. Время от времени она высовывалась оттуда, поглядывая на меня сквозь мокрые волосы. Я достал перфорированную пластиковую пленку, подошел к окну и стал читать. Мелкие буквы печатного текста занимали не больше половины листа. Имя Ли Лин стояло последним в списке. Спутник связи зафиксировал время выхода ее в эфир ровно в восемь часов вечера, а это означало, что Ли Лин находилась на радиостанции за десять минут до смерти Лайкотиса и была последней, кто видел его в живых, и, возможно, первой, кто увидел его мертвым. Так или иначе, но круг снова замыкается на Ли Лин. Слишком уж много совпадений связано с этой девушкой!

Я задумался, и вновь весы моих рассуждений пришли в неустойчивое равновесие. Достаточно было появиться малейшей новой улике, чтобы склонить их в ту или иную сторону. Поэтому я не стал спешить с выводами и решил прежде поговорить с девушкой обо всем этом. Но вначале мне нужно было разобраться со вчерашним ночным происшествием. Пуля, оказавшаяся у меня в руках, могла многое прояснить.

С тяжелым сердцем я позавтракал и отправился на Базу, в отдел учета материального имущества. Светлана хотела пойти вместе со мной, но я предложил ей позагорать в шезлонге на крыше нашего коттеджа, сказав, что мне необходимо сделать кое-какие скучные дела на Базе, поэтому ей будет неинтересно со мной. Огорченная этим, она взяла книгу и купальный халат и поднялась на крышу домика, где стояли шезлонги. Когда я выходил из дома и обернулся, то увидел, что она уселась в шезлонг, пододвинув его так, чтобы, подняв голову от книги, видеть дорожку, ведущую к Базе.

В отделе учета молоденькая лаборантка довольно быстро отыскала нужную мне информацию. В памяти ФВМ были заложены данные на все оружие, имевшееся на Терре. Каково же было мое удивление, когда ФВМ выдала мне номер пистолета, из которого был произведен выстрел, и имя его владельца — Романа Сарко. Правда, здесь была одна поправка: пистолет утерян и за владельцем больше не числится. Я сразу вспомнил, что пистолет Романа был похищен неизвестным, напавшим на него в джунглях. От этих мыслей мне стало немного легче, но все же в душу закралось подозрение.

Я зашел к Ли, но в ее домике никого не было. Аккуратно прибранная постель; на столе в вазе букет ярких цветов; оптические занавеси на окнах опущены; окна распахнуты настежь, и свежий морской ветер врывается в комнату. Постояв с минуту в нерешительности, я отправился разыскивать Романа. Нашел я его на Базе. Он возился с магнитным активатором. Рядом, с поднятым бортом, стоял магнитор патрульной службы. Когда я вошел, Сарко посмотрел на меня снизу, по обыкновению щурясь и широко улыбаясь.

— Доброе утро, Сид! Ты уже не в госпитале? Молодец! И так рано встал? Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного, если не считать двух загадочных смертей, кучи фактов и ни одной веской улики и еще одного не состоявшегося убийства…

Я прислонился к магнитору, глядя поверх раскидистых ветвей деревьев на голубой морской простор. Роман выпрямился.

— Что-то я ничего не понял. О каком убийстве ты говоришь?

— О том, которое чуть было не произошло вчера. Кто-то хотел убить меня.

— Да ты что?! Серьезно? — Роман вытер замасленным кулаком нос, тревожно посмотрел на меня. Верхняя губа его испачкалась в смазке.

— Серьезней не бывает! — вздохнул я.

— Как это произошло?

— Очень просто. В меня стреляли из пистолета через окно, когда я ужинал с женой у себя в коттедже… И стреляли из твоего пистолета!

Я внимательно посмотрел на Сарко.

— Вот пуля, которую мне удалось обнаружить.

Я протянул ему кусочек металла. Он взял его, положил на ладонь, как бы взвешивая.

— Ты так смотришь на меня, как будто подозреваешь, что это я сделал?

— Пока у меня нет для этого достаточных оснований.

— Пока? Ну, спасибо! — Сарко усмехнулся.

— Да, пока! — повторил я. — Ты зря обижаешься на меня. Сейчас я готов подозревать кого угодно. Столько всего накопилось, и все не ясно, все разрозненно! И вообще, я запутался, Роман. Мечусь, как котенок в темной комнате.

— Слушай, — сказал Роман. — А ты не думаешь, что в тебя стрелял тот, из леса?

— Зачем ему нужно было убивать меня?

— Ну, не знаю… У тебя есть какое-то другое объяснение?

— Пока что нет. Но в твоем пистолете была обойма с обычными электрошоковыми пулями, а эта боевая! Откуда у этого лесного незнакомца такие? А? То-то! Ладно, хватит об этом! — расстроенный, я взял у него пулю, снова положил ее в карман. Спросил: — Где Ли? Ты видел ее сегодня? Дома ее нет. Где она может быть?

— Не знаю, — насупился Роман. — Последнее время она не докладывает мне о своих намерениях.

— Вы что, опять поссорились?

— А! — махнул рукой Сарко. — Не понимаю я этих женщин! Что им нужно? Когда ты постоянно рядом, то надоедаешь им, а когда тебя нет подолгу, они устраивают тебе сцены ревности. Тогда хоть беги на другой конец Вселенной!

— Не расстраивайся так, — успокоил я его, положив руку ему на плечо.

— Ладно. Если хочешь ее найти, — сказал Роман, — то вчера она собиралась в Заповедник. Тигры ведь не могут прожить без нее ни дня! — Сарко отвернулся. Левый уголок его рта приподнялся в неприятной усмешке.

— Это надолго! — вздохнул я. — До вечера мне ее не дождаться. Ладно. Зайду к ней, когда стемнеет.

— У тебя к ней какое-нибудь дело? — спросил Роман.

— Да. Хочу ее расспросить кое о чем.

— Сид! — остановил меня Сарко. — Слушай… Поговори ты с ней. До каких пор она будет морочить мне голову? Тебя она послушается.

Я посмотрел ему в глаза.

— Знаешь, Роман, решай эти вопросы сам. Не стоит мне вмешиваться в ваши отношения.

— Ну, вот и ты тоже не хочешь мне помочь! А еще друг! Эх, никто не понимает меня!

Он махнул рукой и стал спускаться к морю.

До вечера было еще далеко, и, подумав, я решил связаться с постами Биологической защиты, разбросанными по всей планете, и провести перекличку. События последних недель, мое ранение отвлекли меня от моих прямых обязанностей, и я совсем не выходил на связь со своими сотрудниками. Как идут у них дела? Что нового происходит на планете?

Я вернулся к себе в коттедж. Вызвал по визиофону КОРАСС и попросил связать меня со всеми постами Биологической защиты, которых на Терре насчитывалось около пятидесяти. Диспетчер распределительной станции быстро связался с дежурными по постам и стал поочередно подключать их линии связи к моему визиофону. На экране в моем доме стали появляться, сменяя друг друга, знакомые мне лица: то веселые и улыбающиеся, то серьезные и озабоченные.

Светлана занималась приборкой, иногда поглядывая на меня, а я уже с головой окунулся в привычную жизнь начальника Биологической защиты, от которой успел отвыкнуть за время вынужденного безделья.

Вот на экране визиофона появилось улыбающееся лицо. Загорелый голубоглазый парень, с прямым носом и волевым очерком рта, смотрел на меня. Золотистые пряди волос спадали на его высокий лоб.

— Говорит дежурный по посту номер двадцать четыре, Иллик Сайн! Привет, Сид! С выздоровлением!

— Спасибо, Иллик. Как у вас там идут дела?

— Особо похвастаться нечем, но, в общем, все хорошо. Никаких серьезных происшествий за последнее время не было. Мы тут приступили к опытам по программе «Искра». Пока только одни наметки, но в целом могу порадовать — наши ученые оказались правы, и гималайские кедры действительно прекрасно приживаются в здешних широтах. Так что скоро люди смогут здесь гулять в настоящих еловых борах, как на Земле.

— А как ведут себя тигры?

— Вполне пристойно. Никаких осложнений ни разу не было.

— Ну да. Этого и следовало ожидать, — пробурчал я.

— Что? — не понял Сайн.

— Ничего. Это я так, про себя. У тебя все?

— Пока все. У меня нет сейчас полных сведений, но, если хочешь, я могу подготовить к вечеру подробную сводку.

— Хорошо. Пока.

Экран заслонила голубая полоса, и картинка сменилась. Камера была установлена на смотровой вышке. За прозрачными стенами круглого помещения виднелись сопки, поросшие голубым лесом; чуть в стороне, на равнине, ветер пригибал высокотравье, пестреющее яркими пятнами цветов. Вдоль стены, на узких столах были разложены карты и лежали бинокли для наблюдений. В центре помещения, за столом сидел коротко стриженный человек в рубашке с коротким рукавом. Почесывая небольшую бороду, он внимательно читал лежащие перед ним бумаги. Густые брови его хмурились. Он не заметил, что камера включилась, и поэтому не поднял головы. Наконец, предупредительный сигнал заставил его оторваться от бумаг. Он посмотрел на меня темными глазами.

— Пост сорок один слушает!

— Что такой хмурый, Вэн? — спросил я.

— А с чего быть веселым, Сид? — сказал Вэн Лайтис, дежурный по посту номер сорок один. — За этими мальчишками глаз да глаз нужен!

— Что случилось?

— Да стажеры во время отстрела хрипунов напугали двух «косуль»! Те сорвались с обрыва и обе издохли через два часа. И чему этих ребят только учат на Земле?! Нельзя же так расточительно относиться к природе!

— Ладно, не переживай так, — успокоил я его. — Ты их наказал?

— А как же! Отстранил от патрулирования на месяц.

— Зря. Очень уж строго.

— Строго? — воскликнул Лайтис. — Да будь моя воля, я бы их завтра же отправил назад, на Землю! Не хватало еще нам довести дело до полного истребления отдельных видов, как когда-то было у нас, на Земле. И все благодаря таким вот горе-истребителям!

— Ну, это ты уже слишком хватил! — сказал я. — Думаю, до этого дело не дойдет. А ребят обидел зря. Ведь они только недавно прилетели на Терру. Сам посуди, какой у них может быть опыт? А ты, вместо того, чтобы научить парней, поделиться своими знаниями, дал им взыскание. Так можно отбить всю охоту заниматься нашей работой.

— Хорошо. Наверное, ты прав. Разберемся, — недовольно буркнул Лайтис и исчез с экрана.

И вновь замелькали кадры: КОРАСС соединяла меня с другими постами Биологической защиты. Когда последний дежурный исчез с экрана, я выключил визиофон, чувствуя приятную усталость. Взглянул на часы: половина шестого. Пора было наведаться к Ли Лин. Я встал.

— Ты куда? — удивилась Светлана, выходя из соседней комнаты.

— Схожу к одной своей сотруднице. Мне нужно поговорить с ней об одном деле.

— Ужинать будешь?

— Нет. Если меня долго не будет, ложись спать.

Я вышел из домика и направился к коттеджу Ли Лин.




Глава двенадцатая Он — чужой!


— Что ты делала на радиостанции? — спросил я.

— Отправляла «ласточку» на Землю, — пожала плечами Ли.

«Ласточками» у нас называли радиограммы-послания, адресованные обычно родным и близким на Земле, передаваемые через сложную систему межзвездных маяков-передатчиков, многократно усиливавших сигнал, так, чтобы он мог дойти до ближайших патрульных кораблей Трудового Братства. Все, кто жил на Базе, отправляли их сами, не передоверяя этого штатным радистам.

— Разве в этом есть что-то недозволенное? — Ли в упор посмотрела на меня темными глазами, недовольно поджимая губы.

— Нет. Ты была одна в рубке?

— Одна.

Мне показалось, Ли удивилась моему вопросу.

— Кто настраивал для тебя аппаратуру? Кто дежурил на станции в этот вечер?

— Ян Лайкотис.

— Так.

Я встал, прошелся по комнате. Ли внимательно следила за мной, надув губы.

— В котором часу это было, ты помнишь?

— Ровно в восемь, — без колебаний ответила девушка.

— Это точно?

— Да. Я сверила время перед началом передачи. Можешь запросить ПНОС или КОРАСС. Они давали мне разрешение на выход в эфир.

— Я верю, — сказал я. — Значит, ровно в восемь часов ты села за передатчик? И примерно в то же время Лайкотис настраивал для тебя аппаратуру? Верно?

— Верно, — кивнула девушка.

— На радиостанции был еще кто-нибудь, кроме вас двоих? Какой-нибудь товарищ Лайкотиса? Нет? Ведь настроив для тебя передатчик, он наверняка ушел из рубки, не так ли?

— Нет. На радиостанции никого больше не было.

— Хорошо, — выпрямился я. — Когда ты закончила передачу, ты видела Лайкотиса?

— Нет. Он был в соседнем помещении, поэтому я сразу ушла.

— И никаких подозрительных шумов ты тоже не слышала? Может быть, в соседнем помещении что-то происходило?

— Не слышала, — сказала девушка. — Мне не понятен твой тон, Сид. К чему все эти вопросы?

— Во сколько ты ушла с радиостанции? — снова спросил я.

— Минут десять девятого. Точно не помню.

Я подошел к креслу, в котором сидела Ли Лин, вплотную, наклонился над девушкой, глядя ей в глаза.

— Обследованием тела Лайкотиса установлено, что он умер в двадцать десять по земному времени. Его труп был обнаружен на радиостанции спустя семь минут. Здания радиостанции Лайкотис не покидал. Никого, кроме вас двоих, там не было. Это значит, что ты была последней, кто видел радиста в живых? Так?

Ли ничего не ответила, только плотнее сжала губы.

— Так! — подтвердил я. — По данным сканирования, Лайкотис умер от сильнодействующего яда, вызывающего паралич сердечной мышцы. Так же, как и Бертон. Помнишь? Учитывая всю совокупность обстоятельств, я вполне могу предположить, что яд могла дать ему только ты!

— Ты думаешь, что его убила я? — сдавленным голосом произнесла Ли. Раскосые глаза ее под черными бровями смотрели пронзительно и тревожно. Щеки пылали.

— Не исключено. Либо был кто-то третий, не заметить которого ты никак не могла!

— Но я не убивала Яна! — тихо, но твердо сказала девушка.

Я по-прежнему пристально смотрел ей в глаза.

— Зачем ты интересовалась результатами вскрытия тела Бертона?

Губы Ли Лин задрожали. Мне показалось, что еще секунда, и она заплачет.

— Лайкотис и Бертон погибли от одного и того же отравленного оружия, — продолжал я. — Какие у меня, по-твоему, должны возникнуть подозрения, когда я вижу, как ты интересуешься смертью Бертона и всем, что с ней связано, и при этом тщательно пытаешься скрыть свой интерес? А теперь выясняется, что ты была на радиостанции за несколько минут до смерти Лайкотиса и что кроме вас двоих там никого больше не было.

Я выпрямился.

— Ли! Я давно наблюдаю за тобой. Твое поведение в последнее время мне кажется, прямо скажем, странным!

Девушка порывисто встала, вскинув голову. На глазах у нее блестели слезы.

— Твои обвинения, Сид, действительно очень веские и обидные для меня. Но я тоже хочу кое-что рассказать тебе… Я вовсе не была последней, кто видел в тот день Лайкотиса живым!

— То есть как? — удивился я.

— В пять минут девятого я закончила передачу «ласточки» и выключила аппаратуру. Я очень устала в этот день и собиралась идти к себе в домик и лечь спать. Но тут я услышала чьи-то голоса в соседней комнате. Я отнюдь не любопытна, но голоса показались мне знакомыми, и это заинтересовало меня. Судя по всему, кто-то разговаривал в аппаратной.

— И кто же там был? — спросил я.

— Лайкотис и Сарко.

— Роман? Но ты сказала, что на радиостанции кроме тебя и Яна больше никого не было.

— Сказала, но у меня были свои причины скрывать это…

— О чем они говорили? Ты слышала?

— Только частично. Роман говорил очень тихо, словно опасался, что его кто-то услышит, а Ян придерживался того же тона. Когда я подошла к стене, разделявшей нас, Сарко говорил, а Ян молчал. Я почти дословно помню их разговор:

«Ты думаешь, Ян, что дело о пожаре на складах Базы затихло? — говорил Сарко. — А ты знаешь, что доподлинно известно, что там произошел умышленный поджог и подозрение может пасть на тебя?»

«Равно, как и на тебя!» — возразил Лайкотис.

«Согласен, — ответил Сарко (судя по всему, он усмехнулся). — Но в тот день ты был старшим по дежурству!»

«Что-то я тебя не понимаю, Роман? Что ты хочешь этим сказать?» — быстро спросил Ян.

«Ничего особенного. Но ответственность всегда больше у старшего!»

«Послушай, Роман! Зачем ты затеял весь этот разговор? Что тебе от меня нужно? Я не понимаю»…

Ли приостановилась, словно собираясь с мыслями. Затем продолжала:

— Здесь голоса совсем стихли. Видимо, Сарко говорил о чем-то Яну на ухо. Минуту я ничего не слышала. Потом Лайкотис громко воскликнул: «Ты что, Роман, спятил?! Для чего тебе это нужно?» «Не ори, — спокойно сказал Сарко. — Здесь могут быть люди. Так ты сделаешь для меня это?» «Нет! — твердо ответил Лайкотис. — Даже и не думай! И вообще у меня возникают некоторые подозрения…» «Свои подозрения оставь при себе! — грубо перебил его Сарко. — Считай, что мы с тобой не сговорились. Прощай!» Судя по звуку шагов, Сарко вышел из помещения. Некоторое время я слышала быстрые шаги Яна (он был явно взволнован), затем все стихло. Но я продолжала стоять около стены. Этот разговор показался мне очень странным. И тут я услышала, как в соседней комнате что-то тяжелое грузно упало на пол. Я бросилась туда, но… Лайкотис лежал на полу и по всем признакам был уже мертв. Помочь ему я никак не могла. Я выбежала из здания радиостанции в надежде увидеть Сарко, но его нигде не было.

— Значит, врачей на радиостанцию вызвала тоже ты?

Ли кивнула, опустив глаза.

— Я надеялась, что, может быть, удастся еще спасти жизнь Яну, если провести незамедлительную восстанавливающую терапию. Но я ошиблась…

— Ну, хорошо, — сказал я, садясь в кресло напротив девушки. — Предположим, что все рассказанное тобой — правда.

— Ты не веришь мне? — быстро спросила Ли.

— Хотел бы верить, но ведь никто не может подтвердить рассказанное тобой. Не исключено, что все это лишь хорошо сочиненная выдумка… Да, да! Именно выдумка! Ведь вначале ты мне говорила совсем другое. Почему? Почему ты пыталась скрыть от меня правду? Молчишь? Ну-ну! Ты можешь думать обо мне все, что угодно, но я вынужден буду запросить инструкций у Центра. А пока я попрошу тебя не покидать своего дома, до выяснения всех обстоятельств дела.

Я встал, собираясь уходить.

— Сид! — Ли схватила меня за руку, сжала мои пальцы. — Ты можешь ограничить меня в действии… Как это раньше называлось? Посадить под домашний арест, кажется?.. Но обещай мне, что проверишь все рассказанное мною! Обещаешь? — Она с надеждой посмотрела на меня.

— Я сам решу, что предпринять в сложившейся ситуации!

Я вышел из домика Ли, оставив девушку совершенно разбитой и подавленной. Разговор, произошедший между нами, расстроил меня больше, чем я ожидал. Не знаю, от этого ли, но у меня даже начало побаливать раненое плечо. Пока я дошел от домика Ли до радиостанции, эта боль стала довольно ощутимой, и мне понадобилось значительное усилие воли, чтобы справиться с ней.

Я шел по ночному лагерю Биологической защиты, обдумывая услышанное от Ли. В коттеджах по обе стороны дорожки горел свет, из распахнутых окон доносились веселые голоса, смех. Там люди отдыхали от напряженного рабочего дня, веселились, шутили, не теряя присутствия духа даже здесь, на чужой планете, за миллионы километров от дома. У меня же на душе было неспокойно. Мысли путались, факты цеплялись один за другой, никак не желая выстраиваться в четкую и ясную картину. В какое-то мгновение мне показалось, что в стороне от дорожки за мной кто-то идет через кусты. Смутная тень мелькнула и исчезла, слившись с ночной темнотой. Я остановился, прислушиваясь. Ветер доносил лишь шум прибоя и мерный шум деревьев в джунглях под обрывом, за оградой лагеря. Наверное, мне только показалось. Я двинулся дальше.

Сейчас я твердо решил связаться с Центром и запросить совета. В сложившейся ситуации я не имел полномочий что-либо решать самому в отношении Ли Лин. Возможно, она говорит правду и ни в чем не виновата, но в этом нужно еще разобраться. Многое может прояснить разговор с Романом Сарко, но это потом. Сейчас мне нужен совет опытного, знающего человека. Может быть, удастся поговорить с Громовым? Этого мне бы хотелось больше всего.

Еще издалека я увидел башню радиостанции, высоко возвышающуюся над окружающими деревьями, и огромные купола антенн. В верхних окошках башни горел свет, значит, там нес свою вахту дежурный по связи. Взбежав по ступеням лестницы, я прошел под зонтиком навеса внутрь здания.

К моему удивлению, дежурного не оказалось на месте. Станция выглядела опустевшей и безлюдной. Я заглянул в несколько комнат, но никого там не нашел. Только в конце коридора из помещения, где размещался передатчик, падала широкая полоса света. Может быть, дежурный был там? Я подошел ближе, заглянул внутрь через приоткрытую дверь.

За приборным столом, спиной к входу, сидел человек.

— Роман?

Сарко быстро обернулся. Его руки все еще лежали на клавиатуре передатчика. Циферблаты и шкалы приборов настройки на вертикальных щитках светились разноцветными огнями.

— Что ты тут делаешь? — удивился я.

— Передаю «ласточку», — спокойно ответил Сарко. — Тебя это удивляет?

— Ночью?

— Ну и что такого? У каждого свои странности.

— А где дежурный по связи?

— Вышел подышать свежим воздухом.

Сарко снял наушники, встал с винтового стула. Я подошел ближе, кинув взгляд на приборы. Сарко перегнулся через приборный щиток и отключил питание. В последний момент я все же успел заметить странную вещь: на шкалах настройки были установлены незнакомые мне частоты передачи, совсем не такие, какие использовались обычно для связи с Землей. К тому же большой красный циферблат, подтверждавший, что передача ведется через КОРАСС, не горел, а это означало, что Сарко связался со спутником напрямую, без ведома распределительной станции. Может быть, мне только показалось?

Я нагнулся над главным пультом передатчика, чтобы проверить свои подозрения и… Наверное, я бы не смог уклониться от этого страшного удара, разбившего приборную панель, если бы не обладал достаточной реакцией. Ошеломленный в первую секунду, я отскочил в сторону и тут же встретился лицом к лицу с совершенно незнакомым мне человеком. Это не был тот добродушный и всегда веселый парень Роман Сарко, которого я знал до сих пор, — передо мной стоял высокий, широкоплечий атлет, с холодным, лишенным чувств и эмоций лицом, полный решимости уничтожить меня. Его сощуренные глаза впились в меня тяжелым пристальным взглядом, источая презрительное высокомерие. Неожиданно для себя я понял, что предо мной стоит коварный и безжалостный враг!

В этот момент рука Сарко потянулась вниз, к ремню. Я сразу же вспомнил про отравленные стрелы, какими он убивал моих товарищей. Прежде, чем Сарко успел вскинуть руку, в которой блеснула короткая трубка с рукояткой, я прыгнул на него и, выбив коварное оружие из его рук, со всей силы смазал кулаком ему в челюсть. Сарко отлетел к стене, опрокинув винтовой стул. Я тут же бросился к нему, нанося удар в переносицу, но мой противник ловко ушел в сторону, отбросил меня плечом на приборный стол и, схватив стул, со всего маху швырнул его в меня. Я перекатился на бок и ударил обеими ногами в грудь налетевшего на меня Сарко. Он упал на пол. Я тут же вскочил, но сразу был сбит с ног — удар пришелся в больное плечо и пронзил все тело тысячами раскаленных ножей. В глазах потемнело. Я попытался встать на ноги, но наткнулся на стул, опрокинул его.

Сарко подскочил ко мне: разъяренный и свирепый, как дикий зверь, с горящими ненавистью глазами. В руке у него блеснул металл. Он замахнулся, собираясь нанести мне смертельный удар, и в ту же секунду от двери к нам метнулась стремительная тень. Ошеломленный, я не сразу понял, что это Ли Лин. Она оказалась перед Сарко, заслоняя меня собой, очень вовремя.

Коротким ударом девушка отбила руку Сарко и резко рванула его за рукав в сторону, разворачиваясь всем телом. От неожиданности Сарко пошатнулся, теряя равновесие. Воспользовавшись этим, Ли выбила ребром ладони нож из его руки и с коротким, словно выдох, вскриком ударила противника ногой в солнечное сплетение. Задыхаясь и корчась от боли, Сарко отлетел к противоположной стене.

Ли тут же пригнулась, быстро меняя позицию рук и собираясь снова атаковать. Но наш противник был силен и не думал сдаваться. Придя в себя, он бросился на девушку, скрежеща зубами. Ли молниеносно пригнулась, оказавшись на полкорпуса ниже его, схватила Сарко за ногу и резко рванула вверх, повалив противника на пол. Тут же придавила его коленом, наотмашь ударяя ребром ладони по лицу. Но Сарко перехватил ее руку, сбросил с себя легкую девушку и вскочил на ноги. В это время я тоже пришел в себя и поднялся с пола, преграждая ему дорогу. Сарко оттолкнул меня и бросился в открытое окно. Я кинулся было за ним, но понял, что мне не догнать его: высокая тень пронеслась по дорожке и исчезла в кустах, слившись с темнотой.

Тяжело дыша, я опустился на край стола. Ли поднялась с пола: растрепанная и взволнованная, потирая ушибленное плечо и слегка прихрамывая.

— Как ты? — спросил я у нее.

— Ничего… Он ушел?

— Ушел. — Я сгреб со стола битое стекло. — Почему ты здесь? Я же запретил тебе покидать свой домик!

Ли откинула назад косы, стерла со щеки кровь. Сказала:

— Я имею на это полное право!

— То есть? — не понял я.

Она молча достала из кармана брюк кусочек лиловой пластмассы, протянула его мне. Я даже рот от удивления раскрыл. В руках у меня лежало удостоверение ОСО, выданное на имя сотрудницы Особого отдела Ли Лин. Сейчас я уже совсем ничего не понимал. Посмотрел изумленно на девушку.

— Так что же ты мне голову морочила, негодная девчонка?! — с досадой воскликнул я.

— Прости, Сид. Но я не виновата. Таково было мое предписание. Я не имела права тебе ничего говорить, иначе вся секретность операции была бы нарушена.

— Какой операции? О чем ты говоришь?!

Я все еще ничего не понимал.

— Операции, разработанной Особым отделом с целью выявления и обезвреживания резидента спецслужб Сообщества, засланного на Терру с особым заданием под видом истребителя Биологической защиты.

— Резидента? Ты хочешь сказать, что Роман… — Я посмотрел на девушку.

— Да, — грустно кивнула она. — Сарко оказался этим резидентом, надежно внедренным в нашу биологическую службу.

— Значит, твоей задачей было его выявление?

— Верно, — снова кивнула Ли. — Мне было очень трудно с ней справиться. Я совсем недавно окончила Школу ОСО и сразу же была направлена в группу добровольцев, отправлявшихся на Терру. В этом, конечно же, был свой смысл: старого работника могли знать, и его появление на Терре вызвало бы у врага настороженность. Поэтому и выбрали меня. Но опыта у меня, сам понимаешь, почти никакого, и поэтому мне было очень трудно вести поиски резидента и не выдать себя. К тому же у нас были чрезвычайно скудные сведения о нем…

— Постой-постой! — остановил я ее. — У меня сейчас голова кругом пойдет! Сарко — резидент Сообщества, ты — сотрудница Особого отдела… Просто не верится во все это! Может быть, я сплю? Или же это приступ галлюцинаций после болезни?

— Нет, Сид, — с грустью вздохнула Ли, — все это реальность, не сон. Поверь, мне самой с трудом верится во все это.

Она тоже присела на краешек стола. Заговорила снова:

— Впервые я заподозрила Сарко после пожара на складах Базы. Человек, которого я тогда видела, показался мне очень похожим на Романа. Я пошла за ним, чтобы проверить свои подозрения, но упустила в джунглях. Впоследствии у меня возникло сомнение: мне не верилось, что Роман способен на такое. Он казался мне совсем другим… Но снова я стала его подозревать после того, как ты обнаружил труп Бертона в Стране Вечной Тени. Мне показался странным способ убийства — с помощью отравленных стрел. Как-то, когда мы были у него в доме… В общем, я увидела у него странное приспособление: металлическую трубку с рукояткой. Вот такую, как эта… — Ли подняла с пола оружие, которым Сарко так и не удалось воспользоваться.

— Я спросила его, что это такое? — продолжала она. — После всего, что между нами было, я могла рассчитывать на откровенность с его стороны, а он отшутился, ничего толком не объяснил. Это, конечно, ничего не доказывало, но меня учили анализировать полученные факты. Тогда я, сопоставив время смерти Бертона и место, где нашли его тело, вспомнила, что год назад Сарко занимался расселением тигров с одной из групп биологов.

— Ну и что? — спросил я. — На мой взгляд, это еще ничего не доказывает.

— Может быть. Но тогда же гравиплан Сарко якобы попал в шторм около южного побережья, и он отсутствовал на Базе в течение трех часов, пытаясь выбраться из него. На самом же деле, ни в какой шторм он не попадал! Впоследствии я узнавала у ребят, работавших вместе с ним в тот день: все они в один голос утверждают, что Сарко возвращался вовсе не с южного побережья, а с северо-востока. Правда, тогда я не придала этому особого значения. Истинный смысл мне открылся позже. А окончательно я убедилась в правильности своих догадок, когда услышала разговор Сарко и Лайкотиса и обнаружила последнего мертвым — отравленным все теми же стрелами! Но тут вмешался ты и чуть было не испортил всего. Сарко так втерся к тебе в доверие, что ты готов был подозревать меня, а не его…

— Прости, Ли! — Я благодарно сжал ее руку. — Просто я запутался. К тому же я понятия не имел об этой вашей операции!

— Не стоит извиняться, Сид. Я сама пережила пору мучительных сомнений и еще более тяжких разочарований… Ведь я любила его! По-настоящему любила! А он — чужой! Понимаешь, Сид? ЧУЖОЙ!

Она опустила голову. Плечи ее дрожали. Ли плакала: тихо и сдержанно, закрыв лицо руками, видимо, только сейчас дав волю накопившимся чувствам.

* * *


По дороге домой я часто оглядывался, останавливался и прислушивался к таинственным шорохам ночи. Хотя я прекрасно понимал, что Сарко вряд ли останется в лагере и, скорее всего, постарается скрыться в джунглях или даже перебраться на другой материк, я готов был к любым неожиданностям.

В комнате было темно. В кресле у окна кто-то сидел. Я остановился в дверях со смешанным чувством радости и удивления. Длинная худая фигура четко рисовалась на фоне окна, за которым раскинулось звездное небо… Громов! Конечно же, это он! Я узнал бы его из тысяч других фигур. Святое небо! Как давно я его не видел! Когда он прилетел?

Громов повернулся и негромко спросил:

— Ты пришел?

— Иван Вениаминович! Неужели это действительно вы?

— А ты решил, что к тебе в гости пожаловало привидение? — добродушно усмехнулся Громов. — Не включай свет! — остановил он меня.

— Почему? — удивился я. Вдруг сообразил: — А где Светлана?

— Спит в соседней комнате. Не зажигай свет. Мы сможем поговорить и так. Выйдем на террасу? — предложил он.

Громов встал, открыл стеклянную дверь. Я вышел вслед за ним. Он стоял, улыбаясь, в длинном плаще, в котором он выглядел еще выше и значительно моложе. Призрачный свет Нерея сгладил резкие черты его лица, сделал невидимыми морщины на лбу. Даже этот плащ — черный и лоснящийся в лунном свете — придавал ему вид этакого добра-молодца из древних русских сказок.

— Ну, здравствуй, Сид! — Он раскинул руки, принимая меня в свои крепкие объятия, прижимаясь колючей щекой.

— Иван Вениаминович! Мне так много нужно вам сказать, спросить вашего совета!

— Все, что ты хочешь мне сказать, дорогой мой, я уже знаю, — улыбнулся Громов. — Во всяком случае, многое…

— Как? — удивился я, но тут же спохватился: — Ах, да! Понимаю. Ли?

— Она, — кивнул Громов. — Я получал от нее регулярные сообщения. Талантливая девочка! Как ты находишь?.. С ней все в порядке?

— Да. Мы расстались несколько минут назад.

— А Сарко? — Громов сделал паузу, глядя на меня.

— С ним хуже… — вздохнул я. — Мы упустили его.

— Упустили? Это плохо! — озабоченно сказал Громов. — Столько сил было потрачено на его выявление!

— Иван Вениаминович! — воскликнул я. — Конечно, я виноват, но войдите и вы в мое положение. Я до сих пор еще всего не знаю. Голова просто раскалывается!

— Что ж, попробую разъяснить тебе все, — Громов сел на перила ограждения террасы. — Садись. Разговор будет долгим. Только не перебивай меня! Выслушай все до конца.

Я сел рядом с ним, не сводя с него глаз.

— Итак, — начал Громов, — прежде всего, объясню тебе суть дела. Надеюсь, ты видел трансляцию Высшего Суда? Ну, так вот. Твоему другу, Владу Стиву, удалось раздобыть очень важные документы, говорящие о том, что правящими кругами Сообщества разработана широкомасштабная программа по колонизации космоса. Иными словами, программа насильственного захвата других планет, многие из которых являются нашими колониями. Для претворения этих коварных замыслов в жизнь правители Сообщества намеревались использовать новое изобретение своих военных ученых — радонный излучатель. Стратегическим сырьем для производства данного вида оружия служит радий, которым богаты урановые руды.

Как ты знаешь, крупные месторождения таких руд обнаружены на Терре давно, а вот Гивее с ними не повезло. Там запас урановых руд чрезвычайно мал. Между тем, Сообществу требуется большое количество 226-го изотопа радия. Сразу же встает вопрос: где его взять? Ограниченные Договором, они не могут разрабатывать новые месторождения на других планетах. Но им хорошо известно, что на Терре полно радия. Так вот, с целью изучения запасов урановых руд и возможности их добычи, секретными службами Сообщества в нашу Биологическую защиту был внедрен агент, выдавший себя за бывшего пилота-патрульного службы «Купол». Их расчет был прост: нам требовались добровольцы для освоения новых планет, и они предоставили нам своего человека — хорошо подготовленного и опытного профессионала. Этот агент прибывает на Терру вместе с группой других добровольцев и, немного осмотревшись и выяснив обстановку, приступает к выполнению своего задания.

Громов встал, прошелся по веранде. Остановился, глядя на звезды и подставляя лицо прохладному ночному ветру.

— Должность истребителя Биологической защиты, — продолжал он, — как никакая другая позволяла ему свободно передвигаться по планете, оставаясь при этом незамеченным. И он делал бы свое черное дело и по сей день, если бы о нем не стало вовремя известно нам. Сам понимаешь, мы тут же разработали контроперацию по выявлению и ликвидации чужака в наших рядах. В ней и тебе отводилась определенная роль…

— Значит, предлагая мне должность начальника Биологической защиты, вы уже приступили к исполнению намеченного плана? — воскликнул я. — И ничего не сказали мне об этом? Даже не намекнули?

— Я думал, ты уже все понял, — спокойно сказал Громов. — К тому времени Сарко еще не было на Терре. Он оказался здесь значительно позже… Но мы договорились не перебивать! Да, Сид? Так вот, наш Отдел разработал контрплан по выявлению резидента, Сарко, но главная роль в претворении его в жизнь отводилась вовсе не тебе, а молодой сотруднице Отдела Ли Лин. В этом был свой расчет, который, как оказалось, полностью оправдал себя. К моменту начала операции у нас в руках было не мало козырей, позволявших выйти на резидента, но еще больше было неясностей. Из двухсот вновь прибывших на Терру добровольцев резидентом мог оказаться практически любой. Понимаешь, какая трудная задача стояла перед Ли?

Громов внимательно посмотрел на меня.

— Поначалу ее работа продвигалась очень медленно, хотя Ли прилагала все усилия к скорейшему выполнению своего задания. Между тем Роман Сарко умело вошел к тебе в доверие, стал твоим помощником и правой рукой. Обаятельный, общительный парень, он быстро находил общий язык с людьми и заводил дружбу с работниками Базы, с каждым днем приобретая среди них все больший авторитет. И вскоре многие сотрудники Биологической защиты становились его друзьями или хорошими знакомыми. Особым успехом Сарко пользовался у женщин Базы. Здесь даже наша Ли не устояла против его чар, на время потеряв над собой контроль. Сарко же не стал препятствовать влюбленности девушки и всячески поощрял ее, ловко изображая из себя пылкого влюбленного. Подобное положение вещей было выгодно для него и отвлекало внимание от его темных дел. Уже тогда Ли Лин следовало проявить особую бдительность, но она поддалась своим чувствам и не проявила должного внимания к таинственному исчезновению Андре Бертона. Правда, надо отдать ей должное, окончательно она не расслабилась, и найденный ею в джунглях транквилизатор стал первой ниточкой, ведущей к раскрытию резидента.

Эта случайная находка Ли насторожила Сарко. Он никак не ожидал, что порошок, которым он отпугивал хищников от места, где вел исследования, привлечет внимание девушки. Заслуга Ли в том, что Сарко до самого последнего момента не догадывался, кем на самом деле была девушка, и он подумал о простой случайности. Тем не менее, он решил подстраховаться и пустить тебя по ложному следу. Поэтому во время вашего совместного обследования джунглей он ловко имитировал нападение на себя какого-то неизвестного и подбросил тебе идею о существовании на Терре «лесного человека» с явно агрессивными намерениями. Чтобы подкрепить свою версию, Сарко устраивает на складах Базы пожар, используя для этого свое дежурство. С самого начала вся эта затея Сарко имела массу грубых просчетов, но у него не было времени на более детальное обдумывание плана. События развивались слишком стремительно и выходили из-под его контроля. И снова на его пути встала Ли Лин. Она случайно увидела поджигателя. Сарко, как истинный профессионал, тоже заметил слежку и ловко скрылся от девушки в джунглях. В принципе, он ничего не терял, ведь Ли не была до конца уверена в том, что видела именно его, и случившееся вполне могло сойти за доказательство существования в джунглях неизвестного вредителя…

Громов приостановился, собираясь с мыслями.

— Но вот тут, — медленно произнес он, — неожиданно появляется одно обстоятельство, объяснить которое здравым смыслом я не могу. Ли рассказала вам, что во время преследования неизвестного (предположительно Сарко) у нее появилось ощущение, что объект, за которым она шла, в какой-то момент поменялся, то есть она продолжала преследование уже совсем другого человека… И потом, этот странный туман, который, скорее всего, является своеобразным защитным полем, а также странное усыпление девушки наводят на мысль о присутствии в джунглях еще кого-то, но кого, я пока разобраться не могу.

Громов помолчал, задумчиво глядя на звезды. В высоком темном небе беззвучные стрелы падающих метеоров ударялись о громадный серп Нерея, вызывая на его поверхности короткие всполохи. Звездный дождь прорезал ночное небо огненными росчерками, которые тонули в темной пучине далекого горизонта, где сливалась с небом черная громада океана. Посмотрев на меня, Громов заговорил снова:

— Сарко, оторвавшись от Ли в джунглях, сразу же вернулся на Базу. Еще до этого он отпустил на свидание Лайкотиса, поэтому сейчас ему никто не мешал. Он, конечно же, слышал вызовы Ли, но умышленно не отвечал на них, решив раз и навсегда избавиться от слишком любопытной девушки, которая могла в дальнейшем сильно помешать ему. Когда сигналы от девушки перестали приходить, он понял, что его замысел удался. Выждав для верности еще час, он связался с тобой и сообщил о пожаре на Базе и об исчезновении Ли. Пока ты добирался до лагеря, прошел еще час. Ли не вернулась и к этому времени, и Сарко окончательно успокоился.

Вместе вы обследуете склады и находите следы явного поджога, которые старательно оставил сам Сарко. Теперь ты, не без его помощи, решаешь, что пожар — дело рук неизвестного «лесного человека», якобы скрывающегося где-то в джунглях… Если бы ты в тот момент внимательнее отнесся к рассказу Сарко об исчезновении Ли, то, возможно, смог бы заподозрить неладное. Посуди сам. Ведь на Базе все, и ты в том числе, знали о том, что между Сарко и Ли существуют близкие отношения. Сарко сам всегда подчеркивал, что любит девушку. Но как он повел себя после ее исчезновения? Он спокойно ждал три часа, даже не предприняв ни малейшей попытки самому разыскать исчезнувшую Ли! Какой по-настоящему влюбленный человек, я тебя спрашиваю, поступит так, зная, что его любимой, возможно, угрожает смертельная опасность? Да он должен был бросить все и, не взирая на ночь, страх и сомнения, начать незамедлительные поиски девушки сразу же, как только узнал об ее исчезновении! Но Сарко этого не сделал. Задумайся ты тогда над этим, и, может быть, сам пришел бы к истине значительно более коротким путем…

— Вы правы, — вздохнул я. — Тогда я как-то не подумал обо всем этом. Я был слишком расстроен случившимся и не подозревал о происходивших вокруг меня событиях.

— Ну, ладно, — примирительно сказал Громов, — я отвлекся от главного. Итак, вы отправляетесь на поиски Ли и довольно скоро находите ее по сигналам личного датчика (такое простое решение, о котором якобы не догадался Сарко!). Естественно, Сарко желал бы увидеть Ли мертвой, поэтому у меня есть подозрения, что в первый момент он попытался убить спящую девушку с помощью все тех же отравленных стрел. Помнишь, он кинулся к ней, якобы в порыве отчаяния? Но ему помешало защитное поле, природа которого, как я уже говорил, нам не известна. От девушки вы узнаете о таинственных обстоятельствах ее усыпления, и Сарко осторожно выдвигает новую версию о существовании в джунглях не простого вредителя с испорченной психикой, а о присутствии на Терре некого ученого-фанатика, обладающего какими-то, неизвестными нам техническими достижениями. Эта новая версия как будто объясняла все произошедшее с Ли и тоже играла на руку Сарко. Теперь все выглядело еще более правдоподобно, и ты окончательно уверовал в это предположение.

Далее, с геологической станции 57 приходит сообщение о появлении тигров в Стране Вечной Тени, и ты отправляешься туда, чтобы разобраться с этим, явно абсурдным, фактом. Там ты узнаешь о найденном геологами теле Бертона, обстоятельства смерти которого весьма странные. Действительно, человек в легком летнем комбинезоне оказывается за тысячи миль от теплого материка и загадочно погибает там. Здесь было над чем задуматься, и ты выбрал правильное решение. Смерть Бертона не была несчастным случаем, это было убийство. Но неожиданная находка мертвого биолога, исчезнувшего год назад, разрушала основное звено в версии Сарко, согласно которой Бертон и фанатик-ученый — одно и то же лицо.

На самом деле Бертона убил все тот же Сарко. Мне трудно судить о причинах, толкнувших его на этот поступок. Возможно, Сарко пытался привлечь биолога на свою сторону, а когда тот отказался сотрудничать с ним, убил его, как ненужного свидетеля. Труп Бертона он переправил на своем гравиплане в Страну Вечной Тени и сбросил там в расщелину. Теперь бесследно исчезнувший биолог больше не мог помешать ему. Но Сарко снова не повезло. Во-первых, потому что одна из отравленных стрел застряла в одежде Бертона, а во-вторых, потому что трупом заинтересовался ты. И снова над Сарко нависла угроза разоблачения. Ему нужно было как-то обезопасить себя в сложившейся ситуации, и он, воспользовавшись твоей неуверенностью, соглашается искать предполагаемого убийцу Бертона в джунглях, поблизости от Базы. Он даже постарался замять конфликт, назревавший между тобой и Ли из-за неосторожного поведения девушки, заслужив тем самым дивиденды Ли Лин, которая уже начала всерьез подозревать его, и укрепив лишний раз твое доверие.

Сарко решил убрать тебя со своего пути. Утром, перед вылетом, осматривая гравипланы, он устроил неполадки в твоем аппарате с таким расчетом, чтобы при снижении произошла неминуемая авария. Он был почти уверен, что ты погибнешь, но если даже каким-то чудом останешься в живых, то, конечно, пропадешь в джунглях, оставшись без помощи. Все будет выглядеть, как несчастный случай, и подозрение никоим образом не падет на него. В то время как ты производил облет джунглей, Сарко вел исследования как раз в том месте, где Ли обнаружила порошок эпресина. Время от времени он связывался с тобой по рации, чтобы убедиться, жив ли ты еще. Когда же авария действительно произошла и ты остался без связи, Сарко уверовал, что с тобой все покончено, но тут он неожиданно вспомнил про твой личный датчик, сигналы которого позволят без труда обнаружить тебя. Необходимо было уничтожить датчик, как он это сделал в случае с Бертоном. Тогда Сарко отыскивает тебя в джунглях — израненного, но живого. Перед ним встает вопрос: как поступить? Убить тебя? А вдруг ты уже успел сообщить на Базу о случившемся? Он ведь не знал, что твоя микрорация не исправна…

Громов замолчал. Вздохнул.

— Ну, а теперь расскажи мне, что у вас произошло здесь после этого? Только, пожалуйста, коротко, о самом главном.

Я вкратце передал ему события последних дней: смерть Лайкотиса; покушение на мою жизнь и то, что произошло на радиостанции час назад.

— Ясно! — воскликнул Громов, когда я закончил. — Конечно, он не оставил намерений убить тебя.

Я согласно кивнул. В этом теперь я и сам не сомневался.

— Смерть Лайкотиса для меня тоже вполне объяснима, — продолжал Громов. — Самым главным неудобством для Сарко была необходимость время от времени посылать своим хозяевам отчеты о проделанной работе. Эта деталь их операции была отработана разведслужбами Сообщества с особой тщательностью. Своего передатчика у Сарко не было, а передатчик радиостанции Базы как раз обладал необходимой мощностью, и Сарко пользовался им несколько раз, выходя на связь непосредственно через спутник, минуя КОРАСС. В назначенный день и час в окрестностях Терры появлялось несколько ракетопланов Сообщества, якобы ведших коммерческий отлов метеоритов. Вот они-то и принимали сообщения своего резидента. Но слишком часто пользоваться передатчиком Базы было рискованно для Сарко. Это могло привлечь к нему внимание. Ему необходим был свой человек на радиостанции, которому он мог бы довериться, и он попытался привлечь на свою сторону Лайкотиса. Когда же тот не поддался на его шантаж, Сарко просто убил его. Ведь убивать людей было для него привычным делом. Скорее всего, ему необходимо было отправить какое-то срочное сообщение, и именно поэтому он пошел на такой риск и раскрыл себя перед радистом. Ведь он, без сомнения, видел трансляцию Высшего Суда и понял, что программа правительства Сообщества «Левиафан» обречена на провал. Он стал нервничать, опасаясь, что хозяева бросят его здесь на произвол судьбы.

Громов посмотрел на меня.

— Как же мы теперь найдем его, Иван Вениаминович? Может, по сигналам датчика?

— Думаю, по датчику его нам найти не удастся, — уверенно сказал Громов.

— Почему?

— Ну, хорошо, — Громов встал. — Давай проделаем небольшой эксперимент. Тогда ты сам поймешь, в чем тут дело… У тебя есть в доме микропеленгатор?

— Конечно.

— Очень хорошо. Принеси его сюда. Правда, в лагере будет труднее выделить одиночный сигнал: слишком много помех. Но мы попробуем.

Я вернулся в комнату, достал из шкафа микропеленгатор. Проходя мимо спальни, остановился. Осторожно приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. В комнате было темно и тихо. Я прислушался. Светлана спала, ее ровное дыхание едва уловимо различалось в тишине. Закрыв за собой дверь, я вернулся на веранду.

— Ты знаешь частоту сигнала Сарко? — спросил Громов, включая индикацию настройки.

Я назвал ему нужную частоту: десять и три сотых триллигерца. Громов передвинул рычажок, настраивая прибор; осторожно повернулся с ним в одну сторону, затем в другую. Сигнальная лампочка вспыхнула на переднем щитке; пискнул едва слышный зуммер.

— Есть! — Громов засек по прибору направление.

— Он где-то недалеко, — сказал я, глядя на пеленгатор.

— Я думаю, намного дальше, чем ты считаешь, — нахмурился Громов. — Идем!

Он перепрыгнул через перила веранды в сад. Оглянувшись, я спрыгнул вслед за ним. Несколько минут мы брели в низком колючем кустарнике, не сводя глаз с сигнальной лампочки. Огонек горел неровно, то затухая, то вспыхивая вновь. Несколько раз нам приходилось менять направление движения. Через полчаса мы вышли на окраину лагеря. Прошли в темноте еще с десяток метров, когда огонек вспыхнул красным пламенем, а сигнал зуммера стал особенно сильным.

Громов остановился. Осмотревшись, сказал:

— Это где-то здесь… По приборам мы рядом с ним.

— С кем? — не понял я. — С Сарко?

Громов бросил на меня нетерпеливый взгляд.

— Сид! Неужели ты еще ничего не понял? Дай мне фонарь!

Он сунул мне микропеленгатор, а сам стал шарить в траве, опустившись на корточки. Спустя несколько минут поднялся, довольно улыбаясь и держа что-то в руках. Я подошел ближе. Громов протянул мне крохотную пластину датчика, осветил ее фонарем.

— Вот в чем дело? — сказал я. — Выходит, он просто срезал датчик и выбросил его?

— Ну конечно! — воскликнул Громов. — Теперь ты понял? Нет, Сид, Сарко не такой человек, чтобы дать нам так легко найти себя. Профессионал!

— Понятно. Что там объяснять? — буркнул я.

— А куда ведет эта дорожка? — спросил Громов, освещая фонарем узкую тропку, терявшуюся среди высокого кустарника и исчезавшую в темноте.

— На стартовую площадку гравипланов, — ответил я.

Громов посмотрел на меня с любопытством.

— Интересно. А ну-ка, идем со мной!

Он двинулся по дорожке в глубь кустарника. Я пошел за ним. Вскоре мы оказались у высокой ограды из металлической сетки, служившей защитой от диких зверей. За оградой приглушенно гудело защитное поле большой напряженности. В темноте рисовались смутные контуры стоящих на площадке аппаратов. Мы прошли через ворота на территорию стоянки.

— Ты лучше меня знаком со здешним учетом, — обратился ко мне Громов. Он говорил почти шепотом, словно нас мог кто-то подслушать. — Посмотри, есть ли здесь гравиплан Сарко?

С фонарем в руках я обошел все аппараты, но гравиплана Сарко среди них не оказалось.

— Ну что? — спросил из темноты Громов.

Я вернулся к нему расстроенный.

— Его гравиплана нет на месте.

— Как я и предполагал, — кивнул головой Громов, выслушав меня. — Все заранее продумано! И все же он спешил. Мог бы выбросить датчик где-нибудь над джунглями, тогда бы нам пришлось его дольше искать… Если бы, конечно, мы стали его искать по датчику! — Громов лукаво усмехнулся.

— Что же теперь делать, Иван Вениаминович? — спросил я.

— Теперь он обладает транспортным средством и может передвигаться на значительные расстояния по планете, — сказал Громов. — Поймать его будет значительно труднее. Но ты не огорчайся. Сарко, конечно же, будет пытаться покинуть Терру, но не сразу. Здесь у него есть еще дела.

— Дела? Какие у него могут быть здесь дела? — удивился я. — Ведь он раскрыт нами и попытается как можно скорее скрыться!

— Не спеши с выводами, Сид! — сказал Громов. — Ты забываешь о том, чем он занимался здесь: изучением радиоактивных руд. У него должно было накопиться много материалов и информации, которые он не смог еще передать своим хозяевам. Понимаешь, должны быть какие-то научные данные, образцы, которые для него чрезвычайно важны. Без них он не может покинуть Терру. Ему нужно хоть как-то реабилитировать свой провал. Вряд ли он держал все это у себя дома, хотя и такая возможность не исключена. И все же я думаю, что он прятал их где-то за пределами Базы, скорее всего, там же, где вел свои исследования. У вас здесь есть заброшенный рудник? По наблюдениям Ли, Сарко довольно часто появлялся в том районе. Правда, ей не удалось собрать достаточно улик… Поэтому однажды, чтобы развеять свои сомнения, Ли проверила индикатором излучения обувь Сарко, после его отсутствия в лагере, и обнаружила примесь радиоактивной почвы на подошвах его ботинок. По ее уверениям, единственным местом на Терре, где есть свободный доступ к залежам урановых руд, выходящих близко к поверхности, является тот самый заброшенный рудник. Это правда?

— Точно не знаю, — пожал я плечами. — Но я тоже слышал что-то в этом роде.

— Тогда доверимся собранным Ли сведениям. Итак, совершенно ясно, что под видом патрульных полетов Роман Сарко вел планомерные исследования шпионского характера. Скорее всего, основным местом этих исследований служил заброшенный рудник где-то на южном побережье. Как видишь, круг поисков значительно сужается.

— Возможно, — согласился я. — Но это, если ваши догадки верны. А если нет?

— Так или иначе, Сарко будет стремиться покинуть Терру. Для этого ему потребуется ракетоплан. Ты понимаешь? Нужно предупредить людей на всех ракетодромах, разослать приметы Сарко, а еще лучше фотографии. Необходимо также сделать все, чтобы ему не удалось взлететь с планеты. Тогда, даже если ничего не выйдет с моей затеей, Сарко все равно попадет к нам в руки.

Громов замолчал. С наслаждением вдохнул налетевший ночной ветер. Сказал:

— А теперь я хотел бы взглянуть на жилище Сарко. Кто знает, может быть, нам посчастливится обнаружить что-то интересное? Где его коттедж?

Дом Сарко располагался довольно близко от лесов Заповедника. От джунглей его отделял только крутой обрыв скалы, да высокая проволочная ограда по краю защитного силового поля. Внутри было темно. Окна чернели пустыми глазницами, но тишина, окружавшая это типовое здание, казалась тревожной и обманчивой.

Мы бесшумно вошли на веранду. Громов осторожно заглянул в окно, пытаясь что-нибудь разглядеть, но это ему не удалось. Открывая дверь, я на всякий случай положил руку на кобуру с пистолетом, но в доме никого не было. Сквозь приоткрытую дверь внутрь упала узкая полоса лунного света.

Обстановка в комнатах была самая обычная. Единственное, что привлекало внимание, — портрет уже не молодой женщины, висевший на стене в гостиной, да стеклянный шар глобуса Терры, стоявший на столике в спальне. Возможно, женщина на портрете была матерью Сарко, а может быть, этот портрет висел здесь просто для отвода глаз. Я не помнил, чтобы Сарко когда-нибудь вспоминал о своей матери. Больше нам ничего существенного обнаружить не удалось. Постель была аккуратно заправлена; всюду был порядок и чистота. По-видимому, Сарко не появлялся здесь со вчерашнего дня. Нам ничего не оставалось, как вернуться ко мне домой.




Глава тринадцатая Кровь на камнях


Когда мы с Громовым вошли в дом, мое внимание сразу же привлек свет в спальне. Я приоткрыл дверь: Светлана сидела в кресле, уронив голову на плечо, и спала. На коленях у нее лежала раскрытая книга. В углу комнаты горела ночная лампа в виде большого хрустального шара.

Громов положил руку мне на плечо. Мы переглянулись с ним, и я тихо вошел в комнату. Громов остался стоять около двери. Я осторожно погладил Светлану по волосам, любуясь бесконечно дорогим лицом. От моего прикосновения она сразу же проснулась.

— Милый! — произнесла тонким со сна голосом. Улыбнулась. Обхватив руками мою шею, притянула меня к себе, целуя. Тут она заметила стоящего в дверях Громова и слегка смутилась. Быстро поднялась из кресла.

— Иван Вениаминович! Я вас не заметила!

— Ничего-ничего! Целуйтесь на здоровье! — улыбнулся Громов.

— Почему ты не в постели? — спросил я.

— Я проснулась среди ночи… Увидела, что тебя нет рядом и сильно огорчилась. Хотела поговорить с Иваном Вениаминовичем, но его тоже не оказалось в доме. Тогда я решила дождаться вас, а чтобы не уснуть, взялась читать книгу…

— И все-таки уснула! — улыбнулся я. — Я вижу, вы уже успели познакомиться?

— О, да! — воскликнула Светлана. — Иван Вениаминович мне сразу понравился. Он просто замечательный человек!

— Я тоже всегда знал, что у Сида такая замечательная и умная жена! — сказал Громов.

— Спасибо.

Светлана улыбнулась в ответ на его комплимент. Я и не думал, что Громов умеет так легко располагать к себе женщин. Он делал это так непринужденно, что через несколько минут знакомства с ним казалось, что ты знаешь этого человека очень давно, целую жизнь, рассказывала мне потом жена.

— Мы долго говорили, — продолжала Светлана, — и Иван Вениаминович рассказал мне много интересного про вашу работу. И вообще, он отличный собеседник.

— По-моему, вы преувеличиваете, Света! — скромно улыбнулся Громов.

— Нисколько. Это вы слишком скромничаете, Иван Вениаминович! Что меня больше всего поражает в вас, так это способность смущаться и краснеть, совсем как ребенок.

— А на мой взгляд, — снова улыбнулся Громов, — это самое лучшее, что остается нам от детства. Для детей мир представляется бесконечным солнечным простором, в котором нет места лжи и коварству, поэтому их чувства искренни, а поведение так непосредственно.

— Да, я знаю, — согласно кивнула Светлана.

— Ну, ладно, ребята! — сказал Громов. — На дворе давно уже ночь. Действительно пора спать. Да и я порядком устал сегодня. Все-таки из такой дали прилетел к вам! Вы мне позволите приютиться где-нибудь у вас в доме?

— Иван Вениаминович! — укоризненно сказала Светлана. — Как вам не стыдно? Сейчас приготовлю для вас постель.

— Вовсе не стоит беспокоиться обо мне, — остановил ее Громов. Осмотревшись, сказал: — Дайте мне какую-нибудь подушку, и я прилягу вот на этом диване, в гостиной.

Светлана взглянула на него из-под насупленных бровей, но вскоре на лице у нее появилась улыбка. Она принесла подушку и одеяло. Громов разложил их на диване, стоявшем около окна. Спросил:

— Вы позволите мне не закрывать окна? Я люблю, когда в комнате гуляет ночной ветерок.

— Конечно, — согласно кивнула Светлана.

— Спокойной ночи! — пожелал нам Громов.

— Спокойной ночи!

Я погасил свет, закрыл за собой дверь спальни. Светлана повернулась ко мне, сказала шепотом:

— Мне так неудобно перед Громовым!

— Перестань. Все в порядке, — успокоил я ее.

— Ты уверен?

Она недоверчиво посмотрела на меня.

— Абсолютно!.. Малыш!

— Что?

— Я люблю тебя!

Я ласково привлек ее к себе.

— Не надо, Сид! Громов услышит. Неудобно.

Светлана смущенно покосилась на дверь.

— Пускай услышит! — Я обнял ее за плечи. — Он тоже человек, и должен понять.

— Сид! — Светлана попыталась высвободиться из моих объятий. — Я так не могу!

— Глупости!

Я подхватил ее на руки и отнес на постель. Сверху она казалась такой маленькой и беззащитной, хотя глаза ее уже вспыхнули горячим огнем страсти. Я коснулся губами ее губ. Она издала неопределенный жалобный звук, но в следующую минуту наши тела уже сплелись в крепких и нежных объятиях, и вся ее скованность сразу же прошла, сменившись неистовой и необузданной страстью. Она металась по постели, как хищная кошка, сверкая глазами и обвивая меня сильными гибкими руками. Ее губы и руки блуждали по моему телу, рождая в нем сладостные ощущения, которые заставляли напрягаться во мне каждый нерв. Когда снаружи забрезжили первые лучи рассвета, мы уснули, обнявшись, обессиленные и счастливые.

* * *


— Знаешь, Сид, — сказал Громов, когда гравиплан уже плыл над джунглями, — если мы поймаем Сарко, я, наверное, попрошу перевода…

Я удивленно посмотрел на него.

— Вы хотите уйти со службы? Мне что-то не верится, Иван Вениаминович!

— Понимаешь, Сид, я уже в таком возрасте, когда организм неизбежно стареет, несмотря на все ухищрения и старания энерготерапевтов. Память уже не та, что прежде, слабее реакция, да и силы тоже не те. Выдам «страшную» тайну: последнее время меня мучают сильные боли в затылке. Обратился к врачам, говорят, возрастное переутомление. Посоветовали сменить работу и пройти курс ревитации. Хорошо бы заняться работой, требующей большего физического труда… Они правы, должность начальника Особого отдела требует слишком большого нервного напряжения и светлой головы. Здесь нужен молодой и энергичный человек. Ведь мне уже сто шестьдесят два!

— Как же так, Иван Вениаминович?

Я был в растерянности. Я совершенно не понимал, как Особый отдел может существовать без Громова. Для меня эти понятия были неотъемлемыми.

— Кто же будет вместо вас? — спросил я.

— Ты зря представляешь меня таким незаменимым, — улыбнулся Громов. — Замена всегда найдется. Юлий Торрена, например. Эта должность для него. Хватит ему в заместителях ходить! Я и с Менгешей уже разговаривал об этом. Он тоже удивлялся, как и ты, но я-то знаю, сам думает, засиделся старик, молодым перспективным работникам не дает расти, проявлять себя. Так что, Сид, — Громов положил руку мне на плечо, — это мое последнее дело…

Я сидел в полном замешательстве. Признание Громова было для меня совершенно неожиданным. Когда он дотронулся до моего плеча, я вздрогнул.

— Смотри! — Громов указал куда-то влево, за стекло кабины гравиплана.

Голограскоп был включен, и я отчетливо увидел, как на востоке, в полукилометре от нас, движется блестящая точка. Гравиплан! Он летел параллельным курсом, словно сопровождая нас.

— Кто бы это мог быть? — словно раздумывая, произнес Громов.

— Может, Сарко? — Я тревожно всматривался в парящий над лесом аппарат. Вдруг понял. — Иван Вениаминович! Кажется, я знаю, кто это…

Я быстро включил бортовую связь на аварийной волне.

— Алло. Ли? Это ты?

Некоторое время эфир молчал, потом знакомый женский голос сказал:

— Слушаю вас!

— Ли! Кто тебе позволил вылететь с Базы. Немедленно возвращайся!

— Сид! Я не вернусь! — категорически заявила девушка. — Я должна быть вместе с вами! Я имею на это полное право.

Я переглянулся с Громовым. Он улыбнулся:

— Упрямая девочка! Хороший работник из нее получится… вернее, уже получился! — поправился он.

Но мне сейчас было не до шуток.

— Ли Лин! Я приказываю тебе вернуться на Базу!

— Иван Вениаминович, скажите хоть вы ему! — взмолилась девушка, явно ища поддержки у Громова. — Ведь я уже не ребенок, а такой же оперативный сотрудник, как и все другие.

Я поспешил перебить ее:

— Иван Вениаминович здесь совершенно ни при чем! В настоящее время ты являешься истребителем Биологической защиты Терры. От этих обязанностей тебя никто не освобождал, и твоим непосредственным начальником являюсь я, а не Громов. Выполняй мой приказ и не загружай эфир!

— Да, но операция, в которой мы участвуем, разработана Особым отделом ОСО, значит, командует тут Громов! — возразила девушка.

— Что?! — возмутился я.

— Подожди, — остановил меня Громов. — Ты можешь уважить старика? Пускай она летит с нами. Не удерживай ее.

— Но, Иван Вениаминович! Она же совсем еще девочка, а там здоровый мужик!

— Да? А кто тебе вчера спас жизнь? — парировала Ли. — Если бы не я, то не знаю, что бы с тобой сейчас было.

— Она права, — согласился Громов. — Ли прекрасно подготовлена для этой операции. Ты зря не доверяешь ей. Разреши ей лететь с нами, под мою личную ответственность.

Мне стало неловко перед Громовым.

— Ну, хорошо. Пускай летит. Только за самоуправство ты от меня еще получишь! Так что не очень-то радуйся!

— Это правильно, — улыбнулся Громов. — Наказать стоит. С дисциплиной у нее пока слабовато. Но она ведь женщина, Сид! Сделай скидку на это. К тому же не все приходит сразу.

Громов склонился к пульту. Сказал:

— Слышишь, Ли? Я поручился за тебя. Можешь лететь с нами, Сид разрешает.

— Спасибо, Иван Вениаминович! — донесся до нас обрадованный голос девушки.

— Начальника своего благодари, а не меня.

Впереди начали громоздиться невысокие серые скалы, за которыми, нависая над морем, темнела огромная горная гряда. Ниже ее шла зона песков, навеянных ветрами прошлых времен на откосы предгорий.

Громов взглядом показал на кресло. Я сел рядом.

— Иван Вениаминович, начнем?

— Вот что, Сид! И ты, Ли, слышишь меня?

— Слышу, — отозвалась девушка.

— Не мне вам объяснять, какую опасность представляет такой человек, как Сарко. Поэтому действовать будем осторожно. Вызывать друг друга только в крайнем случае. Нам с Сидом придется оставить машину: таким образом, подстраховываем возможный уход Сарко. Всем помнить, что используем только электрошоковые пули — боевое оружие запрещено! Крайне важно захватить Сарко живым. Ли остается в своем гравиплане и ведет наблюдение с воздуха и по датчикам за нашими передвижениями. Естественно, о малейших признаках, указывающих на присутствие Сарко, сразу же сообщаешь нам…

— Иван Вениаминович, смотрите! — неожиданно воскликнула Ли.

— Что случилось? — насторожился Громов.

— Гравиплан! Там стоит его гравиплан!

Громов быстро посмотрел вниз. Серые безлюдные скалы шли вдоль всего побережья, за ними начиналось море. Я тоже ничего не видел. Мы с Громовым переглянулись.

— Мы ничего не видим, — сказал он в микрофон. — Ты не ошиблась?

— Да вот же он! — нетерпеливо воскликнула девушка. — Южнее… за скалами, у самой воды!

Я поднял аппарат выше, полетел вдоль берега.

— Вот он, Сид! — Громов указал вниз.

Вокруг моря резала глаза игрой световых лучей кайма бирюзовых, аметистовых и лиловых кристаллов. Сейчас и я заметил, что на узкой песчаной косе стоит, блестя на солнце, аппарат Сарко. Судя по всему, в нем никого не было. От постороннего взгляда его скрывали скалы так, что заметить гравиплан можно только со стороны моря.

— Видите? — спросила Ли.

— Да, теперь видим. Молодец, девочка! — похвалил Громов, тревожно всматриваясь в хаос каменных гряд под нашим аппаратом. — Придется сесть. Сарко наверняка где-то рядом. Здесь должно быть много пещер и гротов, в которых легко укрыться. Давай на посадку, Сид!

Я заметил внизу крохотный пятачок свободного пространства и осторожно опустил на него аппарат. Откинув люк, спрыгнул на землю. Громов спрыгнул вслед за мной, держа в руках оружие. Мы взобрались на взгорье. Громов показал направление: «Расходимся. Тебе туда». Через минуту он скрылся за скалой, и я остался один, а это означало, что мы становимся уязвимей. Теперь резидент может выследить нас и напасть на каждого по одиночке.

Пройдя метров двести, я вдруг услышал выстрел. Остановился, как вкопанный. Прислушался. Звук выстрела донесся со стороны скал, куда ушел Громов. Что-то случилось? Может быть, Громов встретил Сарко и теперь ему нужна помощь? Я быстро связался с ним, но мне никто не ответил. Внутри у меня все похолодело. Я бросился на звук выстрела, прыгая с камня на камень. Достигнув скалы, остановился, тяжело дыша. Осмотрелся. Кругом одни камни. Вдруг я увидел Громова: он сидел у большого камня на корточках, уронив голову на грудь. Поза его мне сразу не понравилась. Я кинулся к нему, не чувствуя под собой ног. Присел рядом, осторожно тронул его за плечо.

— Иван Вениаминович!

Глаза Громова были закрыты, он как будто спал. Я дотронулся до его щеки — холодная! Услышал стук собственного сердца. Не может быть! Громов умер? Но это просто невозможно!..

Я осторожно повернул его и вдруг увидел у него на шее, слева от уха, тоненькую голубоватую стрелу, наполовину торчащую из кожи. Небо надо мной словно раскололось, сердце оборвалось в груди, а в глазах потемнело. Как же теперь?.. Что же это?.. Громова больше нет?.. Нет?!

На меня, как на ребенка, нахлынуло отчаяние и растерянность. Несколько минут я не мог прийти в себя. В горле стоял колючий ком, мешавший дышать, глаза заволокло липким туманом. Когда мой взгляд прояснился, я достал из кармана комбинезона небольшую ампулу с голубой вязкой жидкостью и осторожно раздавил ее на грудь Громова. Жидкость, медленно растекаясь, обволокла мертвое тело, поблескивая ледяными кристалликами. Последняя надежда все еще теплилась во мне, и я решил заморозить тело Громова, чтобы потом доставить его в госпиталь и попытаться спасти.

Окончательно придя в себя, я огляделся по сторонам и заметил под скалой широкую расщелину, видимо, служившую входом в грот или пещеру. Сарко мог скрыться только там. Я подско чил к скале, сжимая в руке пистолет. Выждав несколько секунд, быстро вбежал в пещеру и сразу же прижался к стене, готовый к любым неожиданностям. Но внутри никого не было. С противоположной стороны пещеры зияло несколько широких отверстий. Там светило солнце и доносились крики птиц и шум моря. Скорее всего, пещера выходила на побережье. Я вылез наружу. Так и есть!

Внизу располагалось что-то вроде небольшого залива или бухты. Море расстилалось до самого горизонта. За белой кипенью грохочущего прибоя высились песчаные дюны и откосы, с редкой порослью низких стелющихся растений, и были первозданно пустынны. Слева, совершенно отчетливо, виднелось сухое русло ручья, разделенное холмом белой глины. Море там подходило почти вплотную к скалам. Вода заполняла естественный бассейн и стекала обратно в море. Высохшие водоросли лежали на камнях коричневыми лохмотьями.

Я осмотрел безлюдный берег. В этот момент кто-то спрыгнул с ближней скалы совсем рядом со мной. Я моментально отскочил в сторону и упал на бок, держа пистолет в вытянутой руке. Человек, спрыгнувший со скалы, побежал по воде между каменными грядами. Это был Сарко! Я узнал его сразу. Вскочил на ноги и бросился за ним.

Сарко выбежал на берег раньше меня и помчался вдоль кромки воды. Пляж стонал от ударов волн. Шум бурунов то отдалялся и становился приглушенным, то усиливался, превращаясь в тяжелый грохот. Ветер загадочно и безотрадно вздыхал над холмами песчаных дюн. Оказавшись на берегу, я тут же услышал голос Ли по рации:

— Сид! Я все слышала. Перехвачу Сарко у гравиплана. Я сажусь!

Бежать по песку было трудно. Твердая глина на краю сухого русла сразу же облегчила путь. Когда Сарко достиг ближайших камней, я не сразу успел найти подходящее укрытие. Выстрел прокатился над берегом, отзываясь раскатистым эхом. Единственное, что я успел сделать, это прыгнуть на ходу в сторону и вжаться в песок. Пуля взрыла глину в нескольких сантиметрах от меня. Это не была обычная электрошоковая пуля, заряд был боевой.

Вскочив на ноги, я вскинул пистолет и, прицелившись, выстрелил. Мои пули с жужжанием разбились о камни, за которыми укрылся Сарко, не причинив ему никакого вреда. Я снова упал на землю и откатился в сторону, под прикрытие сухой коряги, торчавшей из песка. Сарко выстрелил в меня два раза, но его пули лишь разбили несколько камней на песке около моих ног. Сделав еще один бросок, я перебрался к скале и приподнялся на одном колене, целясь. Но Сарко уже спрыгнул со скалы куда-то вниз, и я понял, что он может уйти. Нужно было не дать ему достичь рудника.

Я огляделся по сторонам. Здесь, если взобраться по скале и пройти метров десять по карнизу, можно сократить путь и достигнуть заветного рудника за какие-нибудь пять-десять минут. Не раздумывая, я стал карабкаться наверх, находя уступы и хватаясь за торчавшие из камней ветки. На скалах лежали смоляно-черные потеки, словно они сочились запекшейся кровью.

Взобравшись на карниз, я осторожно двинулся по нему, прижимаясь к скальной стене. Внизу пенилось море. Несколько раз я оступался, едва сохраняя равновесие, прежде чем достиг свободного пространства. Дальше пришлось ползти по краю обрыва. Подо мной, окруженный со всех сторон скалами, был песчаный «пятачок». В узкий проход между утесами с шумом бил прибой, дробя морские волны в тучи мелких холодных брызг, разбрасывая на камни пенные шапки.

Тут я заметил Сарко. Прижимаясь к скалам, он медленно пятился назад, отступая от прохода. Я вскочил на ноги, выхватывая из кобуры пистолет, но в этот момент в проходе между скалами появилась Ли Лин. Она шла по воде, едва не сбиваемая с ног набегающей сзади волной, и держала пистолет перед собой в вытянутых руках. Теперь я понял, почему Сарко так странно вел себя. Но все дальнейшее произошло столь быстро, что я не успел что-либо предпринять, чтобы предупредить или обезопасить Ли.

Двигаясь вдоль скалы, девушка не заметила затаившегося Сарко, и, когда она обернулась на шум, было уже поздно. Сарко проворно выбил из ее рук оружие и молниеносно коснулся пальцами шеи девушки. Ли упала, как подкошенная. Мне хорошо был известен этот прием, когда легкое прикосновение пальцев могло доставить человеку нестерпимую боль или парализовать его.

Сарко склонился над неподвижной девушкой, чтобы забрать ее оружие, и в этот момент я спрыгнул со скалы, обрушившись на врага всем своим весом. Не ожидавший нападения, Сарко был отброшен ударом на несколько метров и остался лежать на песке без движения. Вскочив на ноги, я бросился к нему, намереваясь схватить противника, но Сарко неожиданно перевернулся на спину и ударил меня обеими ногами в грудь. Я отлетел к скале, ударившись спиной о камни. Сделав перекат назад, Сарко мгновенно вскочил на ноги и тут же прыгнул на меня.

Дыхание сперло у меня в груди, боль сдавила сердце, но все-таки я успел уклониться от его следующего удара, и нога Сарко задела только камень. Он мягко приземлился на обе ступни и сразу же присел, подбивая меня ногой под оба колена. Я быстро подпрыгнул вверх, уходя от подсечки, и резко ударил локтем в сторону, отбивая кулак противника, наносившего мне удар кулаком в лицо. Развернувшись, нанес ответный удар, но ребро моей ладони наткнулось на предплечье Сарко, блокировавшего мой удар. Изловчившись, я все же сбил его с ног и навалился на него всем весом, пытаясь провести удушающий прием. Я чувствовал, что еще минута, и я возьму его. Но Сарко не поддался и сбросил меня. Снова вскочил на ноги. Я тоже вскочил, готовый к нападению, но Сарко отпрыгнул к скале и скрылся за большим камнем.

Я кинулся за ним. Увидел: в скале широкая расщелина, возможно, вход в рудник. Сорвав с пояса пистолет, я расстрелял в расщелину все пули. Грохот выстрелов раскатисто прокатился под сводами грота. Попал ли я в цель?

Быстро вернувшись к девушке, я осмотрел ее. Она лежала без движения, с закрытыми глазами, но была жива, только без сознания. Значит, с ней будет все в порядке. Взяв у нее запасные обоймы, я вбежал в грот. Своды пещеры нависали низко над головой. Темный узкий проход петлял, уходя далеко под скалу и сильно под уклон. Включив фонарь, висевший у меня на ремне, я двинулся в глубь пещеры.

Метров через сорок путь преградил ручей; проход здесь становился особенно узким. Я перепрыгнул через воду и стал протискиваться между камнями. Вскоре мне пришлось лечь на каменный пол пещеры и ползти по узкому лазу. Неприятное ощущение, что многотонная масса надо мной может обрушиться и придавить меня — беспомощного, стиснутого со всех сторон каменными стенами, — тяжестью лежало на сердце. Наконец, лаз расширился, и я оказался в другой просторной пещере. Здесь, судя по всему, начинался вход в заброшенный рудник: длинный темный туннель, зиявший черным провалом в одной из стен пещеры, ясно свидетельствовал об этом. Я осветил проход — впереди стоял человек! Несомненно, это был Сарко. В ту же секунду громыхнул выстрел, заставивший меня упасть на каменный пол. Мой фонарь отлетел в сторону, оставив на стенах пещеры дико пляшущие блики света. Выстрелы не повторились. Выждав несколько секунд, я вскочил на ноги и бросился в глубь туннеля, но коридор, вырубленный в скале, был пуст. Куда же подевался Сарко? Похоже, он играет со мной!

В недоумении я осмотрелся по сторонам и тут заметил в каменной нише потолка отверстие: идеально круглый колодец уходил вертикально вверх. Скорее всего, по нему когда-то поднимались на верхнюю галерею рудника, но сейчас никаких приспособлений для подъема здесь не было. Чтобы взобраться по нему, нужно было быть насекомым или птицей. Я осторожно заглянул в отверстие, и почти тут же сверху на меня упал тяжелый камень. Я едва успел отпрянуть в сторону. Нет, забраться наверх таким путем мне не удастся. Что же делать? Неужели нет другого входа?

Я вернулся в пещеру, подобрал свой фонарь и осмотрелся. В одном углу, за грудой отработанной породы, почерневшей от сырости, стояла проржавевшая лебедка. Я подошел к ней, отодвинул в сторону несколько тяжелых камней и увидел у самого пола пещеры овальный лаз. Там начиналась штольня, через которую вытаскивали тележки с отработанной породой. Именно для этого и служила лебедка, правда, энергобатареи ее давно не работали, и мне она сейчас только мешала. Я заглянул в штольню, подсветив себе фонарем. Метров через десять она резко обрывалась, уходя вниз, под скалу, и дальше шел только узкий лаз, постепенно превращаясь в скальную щель, все же достаточно широкую, чтобы в нее мог протиснуться человек.

Немного подумав, я стал расстегивать ремни и снимать с себя одежду. Прихватив с собой только пистолет, фонарь и микрорацию, я полез в щель. Протискиваться было трудно. Приходилось втягивать в себя живот и выдыхать воздух. Через несколько метров пути я ободрал себе колени и грудь, но все же добрался до противоположного конца лаза. Включив фонарь, осмотрелся. Сейчас я находился в каменном колодце, метров пять в диаметре. В стенах колодца на уровне пола располагалось множество квадратных отверстий; в некоторых из них были видны каркасы метал лических тележек, покрытые зеленовато-бурым налетом ржавчины. Посмотрел наверх: там брезжил слабый свет. Скорее всего, наверху располагалась галерея, выходившая наружу, на поверхность планеты. Чтобы подняться туда, нужно было воспользоваться металлическими скобами, вбитыми в стены колодца и служившими ступенями лестницы.

Не раздумывая, я стал карабкаться по ним к заветному свету. Колодец уходил вверх метров на двадцать. Стены его были мокрыми — сверху стекала вода, просачиваясь сквозь трещины в камне. Это придало мне уверенности, что я на верном пути. Не давала покоя только мысль, что я могу упустить Сарко. Когда я, наконец, достиг верха, то увидел, что колодец выходит в обширную пещеру, в одной из стен которой широкий проход. В него виден кусочек синего неба. Яркий солнечный свет струится там золотой рекой, падает внутрь пещеры широкими косыми лучами.

Вот на фоне неба пролетело несколько белых птиц. Сейчас я почувствовал, как сыро и холодно в пещере, ведь на мне совсем не было одежды, только плавки. Захотелось выйти наружу и согреться на солнце.

— Сид, брось оружие! — услышал я голос Сарко у себя за спиной. — Не оборачивайся! Просто брось пистолет.

Я медлил, обдумывая, как поступить. Я не видел своего противника, и мне было трудно что-либо предпринимать.

— Ну! — грозно прикрикнул Сарко.

Я услышал щелчок затвора и понял, что надо исполнять приказ; откинул в сторону пистолет и поднял руки.

— Теперь пять шагов вперед! И только без глупостей! — снова приказал Сарко. Голос его был спокоен, как у человека, уверенного в своей силе.

Я сделал несколько шагов. Чуть склонил голову, пытаясь увидеть своего противника боковым зрением. Сарко не спускал с меня глаз. Он быстро подобрал мой пистолет и сунул его в карман комбинезона. Усмехнулся:

— Твое счастье, Сид, что ты мне можешь еще понадобиться, а то…

— Сид, ложись!

Я вздрогнул от неожиданности. Скорее почувствовал, чем понял, что надо упасть на пол пещеры. В этот миг, неизвестно откуда появившаяся в проходе, Ли вскинула свой пистолет, и под сводами пещеры прогремели два выстрела. Сарко отпрыгнул в сторону. Одна из пуль, выпущенных Ли, задела его ногу. Затем я увидел, как лицо Сарко озарила вспышка огня, и прогремел еще один выстрел. Ли пошатнулась, схватившись рукой за грудь. Выстрелы ее стали беспорядочными и не прицельными: один, два, три…

В углу пещеры, где прятался Сарко, снова полыхнуло пламя, и раздался выстрел. Ли споткнулась, схватилась свободной рукой за стену пещеры, чтобы не упасть. Пистолет выпал из ее рук. Широко раскрыв удивленные глаза, в следующую минуту она рухнула лицом вниз прямо на камни, залитые ее кровью.

— Ли!!!

Я вскочил на ноги и бросился к девушке, все еще шевелившейся на полу пещеры.

— Назад, Новак! Назад! — крикнул Сарко, стреляя в воздух.

Я был вынужден остановиться, обернулся к нему. Крикнул:

— Убийца! Зачем ее?! Зачем?!

Сарко стоял в нише, в полутьме, нацелив на меня пистолет, и опасливо косился на умирающую девушку.

— А ты хотел, чтобы она меня подстрелила? Так, что ли? — раздраженно спросил он, выходя из своего укрытия и слегка приволакивая левую ногу. — Девчонка знала, на что шла! Не нужно было влезать в эти игры.

— Ты называешь это игрой? — Я смотрел ему прямо в глаза. — У нее же были только электрические пули! Как она могла тебя убить?

— Брось! Только не надо устраивать тут трагедий! — отмахнулся Сарко. — И потом, какое тебе до нее дело? Не все ли равно: одной больше, одной меньше? Подумай лучше о себе, о своей жизни. Она теперь в моих руках! Стоит мне только захотеть нажать спуск, и…

Он угрожающе поднял пистолет. В глубине пещеры упал камень. Сарко вздрогнул, быстро отступил на шаг, но споткнулся на парализованной ноге, и тут я прыгнул на него, вложив в удар всю силу своих мышц. Раздался выстрел, но он опоздал на какие-то доли секунды. Мой удар пришелся в грудь Сарко. Он отлетел в угол пещеры, издав тяжкий вздох. Пистолет выпал из его рук. Теперь мы были с ним на равных.

Инструкции? К черту! Этот человек убил двух близких мне людей, и сейчас только я буду для него судьей! Ярость, свирепая, животная ярость заполнила меня, помутив разум.

Сарко тяжело поднялся с каменного пола. Я обрушился на него, нанося один удар за другим. Упав на одно колено, он пытался защищаться, но я наносил ему удары все большей силы: в голову, в грудь, в корпус. Лицо его было испачкано в крови, но он, казалось, не собирался сдаваться. Изловчившись, он схватил меня за ногу и повалил на пол пещеры. Я упал, больно ушибив спину, но тут же вскочил на ноги, собираясь скрутить своего противника окончательно, но, к моему удивлению, его уже не было в пещере. Куда он мог подеваться? Я осмотрелся по сторонам. В нише, под нависающим карнизом был довольно широкий лаз. Скорее всего, он скрылся именно там.

Я быстро подошел к Ли Лин. Маленькая и хрупкая, она неподвижно лежала на камнях. Я осторожно перевернул ее на спину, убрал с ее лица волосы. Две страшные раны на груди и животе девушки не оставляли никаких надежд на спасение. Необходимо было срочно доставить ее в госпиталь, к врачам, но у меня не было на это времени. Слезы навернулись у меня на глазах. Я потрогал ее шею, ища пульс: его не было. Все кончено! Лихорадочно отыскав у нее в комбинезоне заветную ампулу с голубой криожидкостью, я раздавил ее на грудь девушки и, схватив ее пистолет, бросился в узкий проход за нишей, где исчез Сарко.

Через десяток метров проход значительно расширился, так что я смог выпрямиться во весь рост. Я оступился и сразу понял: нахожусь на свободном пространстве. Кругом было темно и ничего не видно в двух шагах. Сарко мог быть где-то рядом. Скорее всего, я находился в обширном гроте. В темноте, чуть в стороне от меня, раздавались звуки падающих с потолка капель воды. Где-то там текла вода. Подземная река? Возможно… Ну и темнота!

Я двинулся вперед, выставив перед собой руки, осторожно нащупывая ногой дорогу. Неожиданно впереди послышался шорох камней. Я замер на месте, тревожно прислушиваясь. Пальцы мои инстинктивно сжали рукоять оружия. Я закрыл глаза, стараясь до предела обострить нервную чувствительность. Искусство харагей, которому нас обучали в Школе ОСО, позволяло видеть невидимое. Но сейчас вокруг меня никого не было, я отчетливо чувствовал это. Только вода по-прежнему капала в бездонный колодец в темноте, где-то слева от меня.

Успокоившись, я двинулся дальше, и вдруг душераздирающий крик разнесся под сводами грота. От неожиданности я даже вздрогнул. Теперь впереди отчетливо были слышны приглушенные стоны, хрипы и шум борьбы. Потом снова раздался этот ужасный крик. Я сразу узнал голос Сарко. Что там происходит? Нервы мои были напряжены до предела. Через минуту впереди, в темноте, все стихло.

Тут я вспомнил про аварийную подсветку у себя в наручных часах, включил ее. Крохотная лампочка в корпусе часов выпустила тонкий луч света, ударившийся в непроглядную стену мрака впереди. Причудливые тени заплясали на стенах грота. Сейчас я увидел, что стою на узком скальном карнизе, опоясывающем подземное озеро, которое занимает большую часть грота. Вода в озере черная и неподвижная. Достаточно было сделать один неосторожный шаг, и она поглотит меня в своих глубинах. От этой мысли мне стало не по себе. Я плотнее прижался к стене пещеры и перевел луч фонарика дальше.

Впереди, прямо передо мной, был выступ стены. Скорее всего, крики доносились именно оттуда. Я двинулся вперед, осторожно ступая босыми ногами на острые скользкие камни; обогнул скальную стену. Вдруг увидел на камнях человеческое тело — человек лежал на животе, подтянув колени к груди и уткнувшись лицом в камни. Сарко? Без сомнения, это был он. Но что с ним?

Я осторожно подошел к нему, нагнулся, рывком перевернул тело, держа наготове пистолет. Сарко не двигался, и, вообще, он казался мертвым. Я осветил его лицо. В широко раскрытых глазах Сарко застыл животный ужас; рот его был сильно перекошен от боли, которую он испытал перед смертью. На лбу, между бровями, можно было отчетливо видеть странное фиолетово-черное пятно с неровными, расплывчатыми краями. Оно начиналось от самых волос и спускалось на скулы лиловыми потеками.

Я выпрямился. Черт возьми! Что здесь произошло?.. Похоже, что Сарко был убит разрядом какой-то энергии, возможно даже электрической. Но кто же это мог сделать? Кто-то третий находился в этой пещере минуту назад, боролся с Сарко и убил его, но кто?..

Я снова склонился над мертвым телом. Где-то я уже видел подобный убийственный след, вот только где?.. Вдруг меня осенило. Ну конечно! Точно такой же след я видел на морде убитого кем-то тигра, когда разбился в джунглях на своем гравиплане! Значит, в обоих случаях действовал один и тот же человек… или же какое-то существо, которого я до сих пор не видел? Что-то здесь было неладно.

Я осветил пространство впереди себя. Стены пещеры сходились очень близко, образуя узкую галерею. В эту минуту мне показалось, что в глубине ее едва-едва брезжит золотистый свет… даже не свет, а какое-то слабое свечение. Взглянув в последний раз на тело Сарко, я осторожно двинулся в этом направлении, напряженно прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся до меня из глубины галереи.

Постепенно свет в конце ее становился все ярче; галерея неуклонно расширялась, и уже через десяток шагов я оказался в правильной квадратной пещере, словно специально вырубленной в скале. Здесь я встал, как вкопанный.

На небольшом возвышении, в двадцати шагах от меня стояло нечто, значения чего я понял не сразу, настолько неожиданным и удивительным выглядело это здесь, в безвестной пещере на планете Терра. Передо мной возвышалась странная пирамида с усеченной вершиной и неровными, как бы закругленными краями, высотой метров десять. Я скорее почувствовал, чем понял разумом, что это не что иное, как летательный аппарат. Да, да! Именно летательный аппарат, но каких я никогда в жизни не видел. Это не был земной корабль, а значит…

В горле у меня пересохло. Ноги сделались ватными и отказывались слушаться. Из каких же глубин космоса он прилетел сюда? Сколько парсек пути преодолел, прежде чем оказаться в этой пещере? Спутанные, обрывочные мысли скакали в голове. Мне не верилось в реальность увиденного. То, чего люди Земли ждали многие века своей истории, отчаянно верили и надеялись, сочиняли об этом сказки и легенды, наконец случилось! Прямо передо мной стоял летательный аппарат, сделанный рукой другого разумного существа, может быть, прилетевшего из другого конца Вселенной…

В голове у меня снова началась лихорадочная скачка мыслей. Я на время забыл о погибших товарищах, о грозившей мне смертельной опасности. Душу наполнили смешанные чувства: радость, волнение, отчаяние, тревога — все перемешалось сейчас в ней. Я стоял в растерянности и нерешительности. Я совершенно не знал, как нужно поступить, что сделать в этой ситуации. Я был абсолютно не готов к подобной встрече. В каком-то полусне я сделал несколько шагов по направлению к таинственной пирамиде, и вдруг меня словно прорвало: я сорвался с места, подбежал к ней, пытаясь соединить в единое целое отдельные картинки, выхватываемые воспаленным сознанием, осмыслить увиденное.

Вблизи пирамида оказалась гораздо больше, чем показалось вначале. Внизу ее, где основание касалось каменного пола пещеры, располагалось утолщенное широкое кольцо. Грани пирамиды были странного голубовато-серого цвета, с какой-то матовой подсветкой, исходившей как бы изнутри загадочного аппарата. Было трудно понять, из чего он сделан. Это был явно не металл, но тогда что же?

Я дотронулся дрожащей рукой до корпуса неведомого корабля, пересилив некоторую нерешительность. Материал, из которого он был сделан, на ощупь казался шероховатым и теплым, но мне по-прежнему было трудно понять, что это такое. По каждой грани пирамиды были прочерчены неглубокие желоба, шириной с мою ладонь. Поверхность внутри желобов гладкая и тоже ощутимо теплая. При каждом моем прикосновении она слабо мерцала. Количество желобов на каждой грани аппарата было различным: от одного до девяти. Всего же граней у пирамиды я насчитал пять.

То, что издалека я принял за воронкообразные впадины, на самом деле оказалось округлыми выступами, похожими на большие линзы. Эти выпуклости были разбросаны по всей поверхности корабля, и количество их везде было равным — по пять на каждой плоскости. Мне показалось, что они отлиты из какого-то прочного стекла или выточены из огромных кристаллов. Я заглянул в одну из таких «линз»: в голубоватом тумане плавали какие-то неясные контуры. Ничего больше мне разглядеть не удалось, только на гладкой сферической поверхности «линзы» появилось мое смутное отражение.

Постепенно я оправился от первоначального потрясения и стал приглядываться ко всему более внимательно, пытаясь понять, что здесь к чему.

Над аппаратом зиял громадным отверстием круглый колодец. Из него лились ярким потоком солнечные лучи, опускавшиеся в пещеру гигантской колонной света. Я посмотрел наверх: края колодца неровные; камень здесь явно оплавлен. Яркий солнечный свет слепил глаза. Вверху, на полуторастаметровой высоте, был виден кусочек необычайно яркого голубого неба; где-то в сверкающей вышине едва различимые точки птиц кружились над скалами. Значит, колодец этот пробит сквозь всю толщу скалы, чтобы аппарат мог спускаться сюда, в пещеру?

Я восхитился и невольно ужаснулся мощности того излучателя, которым была проделана эта, поистине титаническая, работа. Нам, на Земле, до таких мощностей было еще далеко. Я вернулся к аппарату и продолжил свой осмотр.

Наверху его, где вершина пирамиды была как бы отсечена, светились крохотные розовые огоньки, расположенные цепочкой вдоль каждой грани. До этого я не замечал их… Может быть, это оттого, что я был ошеломлен увиденным?.. Но где же тот, кто прилетел на этом диковинном корабле? Он должен быть где-то рядом или внутри аппарата!

Я снова проглотил подступивший к горлу колючий ком. Нервы гудели, как перетянутые струны. Я обошел таинственный корабль кругом, ища какой-нибудь вход, но, к моему удивлению и огорчению, ничего не обнаружил. Поверхность корабля казалась монолитом, отлитым из одного куска неизвестного мне материала, на котором не было ни малейшего зазора или щели. Я не смог отыскать ни подобия каких-нибудь люков, ни выхода вентиляционных труб или зрительных приборов. «Линзы» также составляли единое целое с корпусом корабля и были как бы выдавлены изнутри него. Они не могли быть и иллюминаторами или служить объективами оптических приборов, выведенными за обшивку. Сколько я ни думал, но понять их назначение так и не смог. Не ясна мне осталась и необходимость желобов на поверхности корабля.

Окончательно расстроенный, уже не надеясь хоть как-то попасть внутрь аппарата, я отошел от него в сторону, рассматривая неприступную пирамиду с расстояния в десяток шагов. И снова ко мне пришли растерянность и огорчение, постепенно переходившие в отчаяние, а первоначальная радость открытия ушла.

Вдруг что-то произошло с кораблем. Поначалу я даже не понял, что именно. Он словно отодвинулся от меня, как если бы часть пространства — та неосязаемая зрительная плоскость, которая разделяла меня и его, — вдруг сместилась бы во времени на несколько минут вперед. Я увидел, как постепенно разгораются розовые огоньки на вершине пирамиды, как они становятся ярче. Розовые лучи падали от корабля вниз расширяющимися веерами, пересекаясь с колонной солнечного света и образуя причудливое перламутровое сияние. Мне показалось, что в пещере нарождается утренняя заря. По каменным стенам побежали розовые и золотистые блики, словно волны космического прибоя.

Один из этих лучей упал на меня. Я зажмурился, но странный свет не ослепил, он как бы растворялся в пространстве, становился невидимым и в то же время ощутимо присутствовал здесь, в пещере. Я почувствовал легкое головокружение и странную, незнакомую мне слабость; пошатнулся, готовый упасть вперед. Мне показалось, что уже не розовый свет исходит от корабля, а золотистый — мягкий и теплый, как солнечные лучи. И вдруг мой мозг прояснился. Я все еще стоял у инопланетного аппарата, но уже не видел ничего вокруг, оцепенев от страха.

«Наверное, робот», — подумал я, хотя до этого в пещере не было ни одного робота, а войти незаметно он не мог. Кожу на шее и спине начало жечь; ощущение неподвижного тяжелого взгляда, остановившегося на мне, становилось невыносимым. Я бессознательно втягивал голову в плечи и все сильнее наклонялся вперед. Вдруг земля стала уходить из-под ног. Я пришел в себя и резко обернулся.

В первую секунду мне показалось, что пещера по-прежнему пуста. Хотя нет, что это я? В глубине, у входа стоял человек… Человек ли? Я тревожно всматривался в это существо. Сердце бешено колотилось в груди, едва не выскакивая оттуда. Сначала я не понял, есть ли у этого существа руки и ноги. В первую минуту мне показалось, что я вижу большую, словно раздутую, серую массу. Мои глаза не отрывались от его головы — огромная и сплюснутая к затылку, она была совершенно гладкой, покрытой сероватой кожей, а спереди на меня смотрели два выпученных «рыбьих» глаза, мутновато-желтого цвета, с какими-то дугами и наплывами в глубине. Эти огромные глаза занимали большую часть головы существа. По краям их окружали плотные складки кожи. Там, где у человека должны были быть скулы, эти складки собирались в выступающие валики, отходившие назад, к затылку.

Постепенно у меня начало появляться отвращение при виде этого отталкивающего «рыбьего» взгляда. Подсознательно я ожидал увидеть нечто прекрасное, чем-то похожее на меня существо. Сейчас же я испытал глубокое разочарование.

Существо это сделало неуловимое движение, и я с облегчением для себя отметил, что у него есть ноги — слишком короткие и сильно раздутые в человеческом понимании, но, несомненно, ноги! — и руки тоже. Теперь я заметил и их. Они были столь же короткими и толстыми и заканчивались несколькими плотными валиками, снабженными короткими отростками, кажется, двумя… или, может быть, тремя? Я не смог рассмотреть этого как следует.

И тут, словно молния, меня пронзила одна мысль: ведь все, что я вижу, это только внешнее, камуфляж! Это не само существо, а лишь существо в скафандре! Искра радости обожгла мне сердце. Ну конечно же! Как я сразу не догадался об этом? Потому так чудно и отталкивающе выглядит голова существа — ведь это не голова вовсе, а шлем! И отнюдь не серая кожа покрывает его тело, а материал защитного костюма! Складки на груди говорят о разности давления внутри скафандра и снаружи. Он, видимо, наполнен воздухом, поэтому и кажется таким раздутым. Сейчас я даже различил тонкие шланги, тянувшиеся от пояса скафандра, где различался складчатый обвод, за его спину, которые я вначале принял за обычные кожные наросты.

Меня снова охватило волнение. Каково же это существо на самом деле? Как мне с ним объясниться? Как вступить в контакт?.. Я напряженно всматривался в его лицо, вернее в переднюю часть шлема. Складки под «глазами», там, где у человека располагался рот, не шевелились. Пришелец стоял неподвижно, но я чувствовал, что он внимательно изучает меня.

И вдруг неприятная мысль пришла мне в голову: «А что если облик его так же отталкивающе-безобразен, как и вид его скафандра?» Ведь так или иначе, он должен соответствовать строению его тела! Люди Земли делают свои космические костюмы подходящими под фигуру и выглядят в них не менее красиво, чем в естественном виде. Логично было бы ожидать того же и от инопланетных братьев по разуму. Если они сумели достичь других звезд, если они обладают совершенной техникой для передвижения в пространстве, значит, их цивилизация стоит на очень высоком уровне технического и культурного развития, и им должны быть знакомы такие понятия, как красота, изящество, совершенство… Не говорит ли это о том, что облик существа не так уж сильно отличается от облика его скафандра?

От этих мыслей в голове у меня возник образ отвратительного уродца со сплющенной головой, короткими руками и такими же ногами, на которых вместо пальцев крючковатые отростки, с толстым туловищем, покрытым обвисшей складчатой кожей. Я даже ясно представил себе его лицо: крохотные глазки, спрятанные под нависающими надбровными дугами; носа нет; небольшой рот, скорее напоминающий клапан из плотной кожи; лицо лишено подбородка и лба… От этой нелицеприятной мысленной картины меня охватили отвращение и страх. Величайшее событие в истории человечества, о котором мечтали тысячи поколений людей и у истоков которого случай поставил меня, поблекло в моем сознании, уступив место другим мыслям — пугающим и нелепым по своей сути. Я почему-то решил, что моей жизни может угрожать опасность, исходящая от этого существа, прилетевшего сюда неизвестно откуда, через звездные скопления и облака космической пыли… И зачем прилетевшего? Что он здесь делает? Почему мы ничего не знаем о его присутствии на Терре? Почему никогда не встречали его на своем пути?..

Внезапно я ощутил себя беспомощным и беззащитным перед ним, наверняка обладающим неведомыми нам способностями и разрушительным оружием. И потом, он ведь не один здесь! Не мог же он один преодолеть бездны пространства и в одиночку управлять космическим кораблем? Тогда сколько их? Где остальные его собратья и чем все это может грозить нам, людям, находящимся на этой планете?..

Растущий во мне с каждой секундой страх разбудил дремавшие инстинкты самосохранения, и я решил во что бы то ни стало защищать свою жизнь, хотя и не представлял себе, как это сделать. Мой пистолет с электрошоковыми пулями выглядел детской игрушкой в сравнении с неведомыми способностями этого пришельца.

В это время инопланетянин, стоявший до этого почти неподвижно у каменного карниза, медленно поднял одну руку и так же медленно двинулся в мою сторону. Что-то очень знакомое было во всех его движениях. Где-то я уже видел эту неуверенную, слегка неуклюжую походку, но где?..

Пришелец переставлял ноги так, словно не был уверен в надежности опоры, которую они получат, будто он больше привык передвигаться по воздуху или по воде, нежели по твердой поверхности. Мне подумалось о возможной разности силы тя жести там, у них, и здесь, на Терре, но эта мысль проскользнула в мозгу, оставшись до конца неосознанной. В эту минуту меня больше интересовало совсем другое.

Пришелец продолжал двигаться в мою сторону, делая какие-то непонятные жесты руками. Невольно я отступил на шаг, вжимая голову в плечи. Чего он хочет от меня? Как мне воспринимать все эти непонятные знаки: как желание вступить со мной в дружеский контакт или же как знак агрессивности и угрозы?..

«Ведь это он убил Сарко! — неожиданно вспомнил я. — Почему он это сделал? Может быть, он и меня тоже хочет убить?»

Когда между нами оставалось всего несколько шагов, я предостерегающе поднял свой пистолет, испытывая неодолимое желание нажать на спуск. Пришелец тут же остановился, и все последующее произошло в какие-то доли секунды. Небольшой бугорок на его голове между глаз вспыхнул ослепительной искрой, и я ощутил сильный обжигающий удар в переносицу. Я упал, как подкошенный. Последнее, что я увидел, уже теряя сознание, — это лучи розового пламени, осветившие пещеру грозным заревом. В их свете контуры корабля пришельца вдруг стали неясными и расплывчатыми; он приподнялся над полом пещеры и исчез — неожиданно и бесследно. Но это видение было таким коротким и туманным, что вполне могло быть просто галлюцинацией. Уже в следующую минуту мир перестал существовать для меня: я падал в бездонную черную пропасть, охваченный страхом и тьмой, раздираемый невыносимым ожиданием удара, который будет означать для меня конец…




Когда я очнулся, в пещере все еще было светло. Я с трудом открыл тяжелые веки. Взгляд мой остановился на высоком каменном своде пещеры. Жив?.. Неужели жив?!

Я попробовал пошевелить рукой, затем ногой. Боли совсем не чувствовалось, значит, кости были целы. Я не знал, сколько находился без сознания. На лбу у меня и у переносицы что-то сильно жгло. Я потрогал лицо: кожа в этом месте шелушилась, и боль только усилилась. Я с трудом сел, недоуменно осматриваясь по сторонам. В ушах слышался далекий тяжелый звон огромного колокола. Инопланетного корабля уже не было: там, где он стоял, осталось только небольшое каменное возвышение. Я обхватил руками голову, пытаясь унять нестерпимый звон колокола, ставший теперь глухим, словно колокол этот треснул. Может быть, мне все только привиделось?..

Я снова взглянул на потолок пещеры. Огромная дыра каменного колодца все так же пропускала потоки света. Значит, это был не сон? Я поднялся на ослабевшие ноги. Что же произошло?.. Пришелец оглушил меня разрядом какой-то энергии, заметив в моих руках оружие. Не убил, как Сарко, а только оглушил! Значит?.. Какой же я глупец! Ведь это существо, похоже, разбирается в людях, живущих на Терре, лучше, чем кто-либо из нас. Поэтому пришелец не убил меня: он счел меня не опасным для себя и понял, что мои действия были вызваны неведением и страхом. Теперь не оставалось никаких сомнений, что я столкнулся с разумным и без сомнения гуманным… человеком? Да, да, конечно, человеком!

Все эти мысли приходили в мою голову постепенно, как бы вспыхивая в глубине моего сознания. Сейчас я отчетливо понял, что встреча эта должна была принести мне гораздо больше, чем принесла, и не только мне — ведь я был посланником всего человечества! Сколько надежд, трудов и устремлений миллионов и миллионов людей Земли в одну минуту пошли прахом! Как глупо, как преступно глупо вел я себя! В своих собственных глазах я сейчас выглядел полнейшим ничтожеством, не достойным прощения и сочувствия товарищей. Глупец, какой же я глупец! Что же мне сейчас делать? Неужели все кончено?..

Я подошел к возвышению, где стоял инопланетный корабль. Странное дело, но на камнях не было никаких следов огня, они не были ни оплавлены, ни обожжены пламенем ракетных дюз. Каким же образом он взлетел?.. Хотя, почему я решил, что корабль должен быть именно реактивным? Разве не возможны другие способы передвижения в пространстве? Я снова взялся за голову: как же она болит! Почему он не убил меня? Я заслуживаю этого за свою глупость и слепоту.

Я выбрался наружу, к шуму ветра и плеску волн, вынеся из рудника тело Ли Лин и вытащив труп Сарко. Чайки над морем обреченно и тревожно стонали, разрезая своими белоснежными телами синюю глубину солнечного неба. В гравиплане тела Громова и Ли Лин я положил рядом на боковые сидения, труп же Сарко запихнул в грузовой отсек. Пересиливая слабость во всем теле и не обращая внимания на шум в голове, я поднял аппарат в воздух. Сделал круг над скалами в надежде увидеть сверху стартовую шахту, пробитую пришельцами. Темное пятно колодца отчетливо рисовалось на фоне базальтовых скальных глыб. Несколько секунд я смотрел на него, потом развернул аппарат и взял курс на Базу, везя с собой три мертвых тела.

* * *


«КОРАСС, через ПНОС, суточному спутнику связи „Луна-16“. Частота 550. Земле, в Совет ОСО. Председателю Совета Бехайло Менгеше.

Сообщаю вам о гибели начальника Особого отдела Ивана Вениаминовича Громова и оперативной сотрудницы Отдела Ли Лин…»

Когда я передал эти строки, руки у меня бессильно опустились, глаза заволокло липким туманом. Поборов свою слабость, я закончил передачу.

«…Сообщаю также, что операция по обезвреживанию резидента спецслужб Сообщества, который действовал на Терре под видом истребителя Биологической защиты Романа Сарко, завершена. Резидент погиб… — Я задумался, подбирая формулировку, — …резидент погиб во время перестрелки при задержании. Прошу сообщить родственникам Ли Лин о мужестве, проявленном девушкой при выполнении задания, и принести им мои личные соболезнования, а также передать мою благодарность. Тела погибших отправляю на Землю грузовым рейсом 867. Прошу отметить имена героев золотом в Храме Славы на вечную память потомкам».

Я с трудом закончил передачу и вышел из радиостанции, ничего не видя перед собой. Побрел к своему домику.

Светлана загорала на крыше коттеджа. Она заметила меня еще издалека, замахала мне рукой. Подхватив полотенце, спустилась вниз. Когда я подходил к коттеджу, она выбежала мне навстречу. На лице ее горел румянец, она радостно улыбалась, но, взглянув на меня, остановилась в нескольких шагах, тревожно всматриваясь в мое лицо. Улыбка постепенно исчезла с ее губ.

— Что у тебя с лицом? Сид, ты ранен?

Только сейчас я вспомнил про обожженный лоб.

— Ерунда!

Светлана подошла ко мне вплотную, взяла меня за руку, заглядывая в глаза.

— Что случилось, Сид? Ты сам на себя не похож.

Несколько минут я стоял молча, глядя себе под ноги. Затем с трудом произнес:

— Сегодня я потерял двух своих товарищей… Громов и Ли Лин погибли…

Светлана тихо вскрикнула. В глазах у нее застыла скорбь.

— Любимый! — Она осторожно коснулась моего виска теплой ладонью. — Будь мужественным!

Я взглянул на нее и почувствовал, что у меня дрожит подбородок. Я привлек ее к себе, обнял, пряча лицо в ее волосах.




Глава четырнадцатая Ворота бездны


Я лежал на спине. Голова Светланы покоилась на моем плече.

Кажется, она спала, а ко мне сон не шел. Щемящее чувство тоски сдавливало грудь, и я казался себе очень одиноким и несчастным. На время я даже забыл про жену, которая лежала рядом, хотя чувствовал, как равномерно и спокойно бьется ее сердце там, где гулко стучит мое.

Я думал о Громове и обо всем случившемся. Лицо Громова стояло перед моими глазами: задумчивое, с немного грустной улыбкой, едва тронувшей губы. Почему так несправедлива судьба? Люди, подобные Громову, — хорошие, добрые, отдающие себя на благо общества, люди, которые должны жить, — по какому-то велению злого рока часто погибают в самом расцвете сил, так и не успев сделать в своей жизни большую часть добрых дел, а мерзавцы и негодяи живут долго и при этом отчаянно цепляются за свою никчемную жизнь. Они, как сорняки, как паразиты на теле общества, высасывают из него животворные соки, не давая при этом ничего взамен…

Немеркнущий образ Громова сменился в моем мысленном восприятии образом Ли Лин. Еще совсем юная девушка сумела принести огромную пользу Трудовому Братству и без колебаний отдала свою жизнь ради общего блага. Ли — прекрасный цветок, едва успевший распуститься и срезанный на корню безжалостной рукой врага, — сколько еще могла она сделать для людей добра!..

Мне показалось, что сердце мое наполнилось холодной жидкостью и стало прозрачным и твердым, как хрустальная чаша. Я зажмурился и несколько минут лежал, погруженный в какое-то неосязаемое темное пространство. В голове была пустота, заполнявшая мозг теплой вязкой жидкостью. Постепенно из этой пустоты, сначала неуверенно, словно размытые картины на стекле, стали всплывать воспоминания о пришельце. Появились и исчезли обрывки зрительных образов. Незаметно для себя я стал напрягать память, пытаясь вспомнить малейшие подробности нашей встречи. Цепь мыслей замкнулась и пошла своим чередом.

Я припомнил ненастную ночь в Стране Вечной Тени, когда, стоя у окна наблюдательной башни геологической станции 57, я смотрел на «красную зарю», и то, что рассказала мне тогда Лойи Симсон. В тот раз я не поверил ей, но сейчас, восстановив в памяти во всех подробностях ее рассказ о таинственном незнакомце на Медвежьем Кряже, я нашел в нем много общего с увиденным мною на руднике. Особенно совпадало описание незнакомца, данное Лойи Симсон, с обликом пришельца, встреченного мною в пещере, на руднике. Значит, Лойи в тот раз видела пришельца?..

Потом я вспомнил странный туман на лесной поляне, когда мы с Сарко нашли Ли, и еще более странный рассказ самой девушки о случившемся с ней и понял, что ей тоже повстречался пришелец. Я также припомнил свое падение на гравиплане в джунглях и то загадочное существо, которое мне довелось увидеть в неприметной лесной пещере. Теперь я не сомневался в том, что тогда мне повстречался человек с инопланетного космического корабля. Не случайно при нашей второй встрече на руднике мне показалась такой знакомой его неуклюжая походка. Но что он делал в той пещере? Может быть, вел какие-то исследования? Ведь она лежит в поясе залежей радиоактивных руд…

Чем же пришельцы занимаются на Терре? Как они попали сюда? Наверное, их действительно много, раз они появляются в разных концах планеты? Но почему тогда никто из людей не заметил их появления здесь? Ведь посадка космического корабля, прилетевшего из глубин Вселенной, явление значительное, пропустить которое просто невозможно. Может быть, они прилетели на Терру давно, еще до заселения ее людьми Земли? Но что могло заставить их находиться на этой планете более двадцати лет? Простая исследовательская экспедиция не могла длиться так долго. Тогда, может быть, их корабль потерпел аварию и случайно попал на Терру?..

Данное объяснение показалось мне самым разумным. Выходило, что все это время пришельцы пытаются исправить какие-то неполадки своего корабля, вот почему их так интересуют залежи урановых руд: возможно, у них нет топлива, чтобы покинуть планету, или же они используют радиоактивные металлы как-то иначе. Но если они оказались на Терре более двадцати лет назад, значит, авария настолько серьезная, что они не в состоянии исправить ее собственными силами? Но катастрофа космического корабля также не могла остаться незамеченной людьми, живущими на Терре, между тем, я ни разу не слышал здесь рассказов о чем-нибудь подобном. Хотя…

Тут на память мне пришла полулегенда-полубыль, услышанная мною от Светланы. Припомнились ее слова: «…Черный купол неба как будто раскололся пополам, образовав громадную щель. Из нее вырывались языки голубого яркого пламени. В открывшемся просвете появилось звездное небо, еще не виданное людьми. От звезд отделилось светлое пятнышко и, достигнув земли, растворилось в темноте…»

Вот оно, свидетельство той давней катастрофы! Когда это было? Помнится, Светлана говорила, что все произошло во времена первых экспедиций на Терру. Значит, это случилось примерно четырнадцать лет назад? Тоже очень большой срок! Как же все было на самом деле? Космический корабль пришельцев странствовал в глубинах космоса, возможно, провел в пути не один год, преодолев миллиарды километров расстояния, сотни парсек пути… Потом случилась какая-то авария и возникла необходимость вынужденной посадки, чтобы избежать гибели экипажа… А может быть, их просто выбросило на Терру силой мощного взрыва при переходе границ двух пространств? К счастью, они не погибли. Рядом оказалось желтое солнце в созвездии Эридана с его планетной системой.

Что ж, возможно, все так и было на самом деле. Но откуда же прилетели эти люди? Из какого уголка бескрайнего звездного океана начался их путь? Куда он лежал?.. Этого я не знал, как и не знал еще многого другого о наших незнакомых соседях. Я невольно вздохнул. Покосился на Светлану, увидел: она смотрит на меня.

— У тебя не затекло плечо?

— Что?

Светлана подняла голову. Я почувствовал тепло ее шепота раньше, чем понял слова.

— Нет… Ах да, затекло.

Я положил руку на ее теплое гладкое бедро, провел пальцами ниже, к колену. Она закинула на меня одну ногу, прижалась ко мне грудью.

— О чем ты думаешь?.. О Громове?

— И о нем тоже…

— А о чем еще?

Я посмотрел ей в лицо. Глаза у нее были большими, как у лунатика. Помедлив немного, рассказал ей все, о чем думал минуту назад. Она молча слушала меня, ни разу не перебив вопросами.

— Сид! Как это замечательно! Правда? — воскликнула она, когда я закончил свой рассказ.

— Замечательно… Вот только вел я себя, как последний дурак!

— Не казни себя. Каждый мог ошибиться на твоем месте.

— Каждый, но не я! Понимаешь?

Она ничего не ответила. В темноте я плохо видел ее лицо, только чувствовал ее взволнованное горячее дыхание у себя на губах. Наконец, она спросила:

— Что же ты думаешь делать дальше? Искать их?

— Да, искать и попытаться вступить с ними в контакт! Нужно дать им понять, что мы не питаем к ним враждебных чувств и хотим стать их друзьями.

— Но как? Как ты представляешь себе это? — спросила Светлана, приподнявшись на локте. Она откинула назад волосы, упавшие ей на лицо. Пальцы ее легли мне на грудь.

— Понимаешь, я, кажется, нашел выход из сложившейся ситуации. Аппарат, который я видел в пещере на руднике, не может быть межзвездным кораблем. Скорее всего, он предназначен для каких-то иных целей, возможно, он служит для передвижения по планете или же для полетов в открытом космосе на небольшие расстояния. Если это действительно так, то где-то существует большой базовый корабль, на котором они прилетели сюда. Вот его-то и необходимо нам найти!

— Но каким образом ты собираешься это сделать, Сид? — изумилась Светлана.

— Не обижайся, но пока я этого тебе не могу рассказать. У меня на этот счет есть кое-какие соображения, но нужно все хорошенько продумать и проверить.

— И что ты решил?

— Я должен снова лететь в Страну Вечной Тени. Только там я смогу проверить свои догадки!

Я замолчал, возбужденный своими мыслями. Светлана подняла на меня глаза.

— Я полечу с тобой!

— Это невозможно, любимая! Я не могу подвергать твою жизнь опасности. Никто не знает, как все обернется.

— Мне все равно, — спокойно сказала она. — Я должна быть с тобой там! Не знаю, что со мной будет, если я останусь здесь. Возможно, эти пришельцы как-то связаны с теми находками, которые мы обнаружили в пирамидах Кидонии на Марсе…

— Ты хочешь сказать, что они могут быть нашими далекими предками?

— Не знаю. Но мне очень хотелось бы это узнать!

Я понял, что действительно не смогу без нее. После гибели Громова и Ли Лин, Светлана осталась единственным близким мне человеком на этой планете. В темноте я обнял ее хрупкие плечи и, чувствуя их дрожь, уснул, немного успокоенный.

* * *


Отвесные темно-лиловые стены высоких плоскогорий тянулись внизу. Я направил гравиплан в широкий проход, рассекавший высокие скалы. Светлана сидела рядом со мной, с интересом наблюдая в иллюминатор картины, разворачивавшиеся внизу. Мы летели над холмами затвердевших глин. Справа показался высокий утес, сложенный из чередующихся слоев песчаника и мягкой белесой глины. Утес поднимался круто вверх, напоминая развалины титанической лестницы.

Светлана вдруг вздохнула, взявшись за щеки ладонями, и покачала головой, разглядывая отвесные уступы.

— Здорово! Это же ни с чем нельзя сравнить!

Я улыбнулся ей. Лучи солнца уже скользнули параллельно поверхности плоскогорья, когда ущелье расширилось. Горизонт стал постепенно уходить вниз. Позади осталась обширная впадина, а впереди, в направлении полюса, простирался хаос каменных разноцветных пород, размытых дождевыми потоками и перемешанных в пестром лабиринте густых теней: то синих, то фиолетово-черных. Очень далеко в дымке, едва освещенной ставшим пурпурным и низким солнцем, каменные нагромождения выравнивались, незаметно переходя в пустынную равнину. Пурпурная дымка там рассеивалась, превращаясь в гряду синих облаков, низко лежавших над равниной.

Мы приближались к Стране Вечной Тени. Я повернул гравиплан и летел с полчаса спиной к солнцу, пока небо на горизонте не стало чернеть. Светлана еще никогда не была в Стране Вечной Тени и сейчас с большим интересом всматривалась в дикую пустынную равнину, расстилавшуюся внизу.

По мере приближения к Стране Вечной Тени небо становилось все темнее. Я оглянулся назад. Низкий сумрачный полог темного неба на горизонте разрывался яркой багровой полосой, от которой на поверхность равнины падали косые лучи пурпурного света, раскрываясь огромными веерами. Мрак сгущался с каждой минутой и вскоре окутал гравиплан сплошным покровом. Теперь обнаружить станцию в этой пучине мрака можно было только по мачте со щелевым ультрафиолетовым маяком, излучение которого уловит люминесцентный гониометр моего гравиплана.

Порывистый ветер гнал снежные облака, настолько низкие, что казалось, они вот-вот коснутся поверхности планеты. Раскачивание гравиплана стало особенно сильным, и я вынужден был снизиться, направляя аппарат к земле. Спустя полчаса внезапное появление светящихся знаков на гониометре от невидимого ультрафиолетового маяка привлекло мое внимание. Я включил бортовой прожектор и кивнул Светлане: смотри! Она сидела рядом в кресле, в расстегнутой меховой куртке, свитере и брюках. Поняв меня, посмотрела вниз. Там сейчас отчетливо было видно кольцо геологической станции 57, обнесенное защитной стеной.

На этот раз я постарался опустить аппарат как можно ближе к станции, понимая, что Светлане будет трудно идти по глубокому снегу. Когда гравиплан мягко коснулся почвы и грузно осел в снег, я повернулся к жене.

— Что? Уже прилетели? — спросила она, всматриваясь в темноту за лобовым стеклом. Видимо, она была огорчена непродолжительным путешествием. Сказала, возясь с пневматическими застежками куртки:

— Ты знаешь, я и не думала, что Страна Вечной Тени произведет на меня такое впечатление… Когда мы летели в этом снежном смерче, я испытала какие-то смешанные чувства страха и восторга. Мы боролись со стихией и побеждали ее! Такие маленькие и слабые, а побеждали! Наверное, в этом и есть смысл жизни — постоянная борьба ради торжества разума над слепыми стихиями?

— Тебе пора снова менять специальность и заняться чем-нибудь вроде этнографии или фольклора! — улыбнулся я.

— Ты думаешь? — совершенно серьезно спросила она.

— Да. Я давно замечаю у тебя интерес ко всему романтическому, таинственному и прекрасному.

Светлана задумалась, потом улыбнулась.

— Пожалуй, ты прав. Наверное, поэтому я и занялась археологией.

Я откинул люк, сбросил лестницу. Снаружи сильно мело, ветер рвал одежду, от морозного воздуха перехватывало дыхание. Я спрыгнул на землю, сразу же провалившись по колено в снег, помог спуститься жене. Она остановилась, захлебываясь ветром, прикрыла лицо рукой. Я запахнул ворот ее куртки, натянул меховой капюшон ей на самые глаза и застегнул его на все застежки. Светлана благодарно улыбнулась, потерла перчаткой кончик носа. Я обнял ее за плечи, и мы двинулись к видневшейся невдалеке каменной стене.

Ноги проваливались в глубокий снег. Светлана часто оступалась, и мне приходилось поддерживать ее. Наконец, мы добрались до защитной стены, протиснулись в узкое отверстие входа и, только оказавшись в темном переходном тамбуре, перевели дух. Светлана откинула капюшон, встряхнула головой. Волосы ее рассыпались по плечам золотистыми волнами.

— Это и есть та самая станция? — спросила она, с любопытством осматривая узкий коридор, слегка поблескивавший металлическими стенами. На лице ее появилась тень скуки.

— Ты разочарована? — спросил я, внимательно наблюдая за ней.

— Вообще-то, да… — медленно произнесла она. — Я представляла себе большое здание с просторными и светлыми помещениями, а тут… Здесь живут люди?

— Представь себе! — улыбнулся я. — Идем, я познакомлю тебя с ними. Ты увидишь, это замечательные ребята. Они обязательно понравятся тебе.

Она чуть заметно усмехнулась. Мы прошли через тамбур и оказались в слабо освещенном ночными лампами коридоре. Мерно шумели тепловентиляторы. Искры далеких лампочек дрожали в пересекающихся потоках воздуха. Откуда-то слева доносились голоса и смех. Я вспомнил, что в той стороне располагалась радиорубка. Мы со Светланой направились туда.

Я не ошибся, в радиорубке собрались все трое обитателей геологической станции. Варгаш и Балага играли в шахматы за небольшим столиком. Лойи Симсон стояла рядом, облокотившись на кожух приемника, и внимательно наблюдала за их игрой. Варгаш, судя по всему, проигрывал партию, и Рубен отпускал по этому поводу шутливые замечания, которые очень веселили Лойи. Каждый раз, когда девушка заливалась звонким смехом, Варгаш краснел до кончиков ушей, низко склоняясь над шахматной доской и пытаясь разгладить непокорные волосы, торчавшие в разные стороны.

Первой заметила наше появление Лойи Симсон. Она улыбнулась, увидев в дверях меня, и сразу же ее взгляд остановился на Светлане.

— Семен! — девушка тронула Варгаша за плечо.

Тот удивленно посмотрел на нее и оглянулся. На лице его тут же появилась радостная улыбка.

— Ба-а! Кто к нам пожаловал! — воскликнул он, вставая нам навстречу. — Сид! Каким ветром тебя снова занесло в наши края?

— Да вот, решил снова проведать вас, но на этот раз я не один. — Я обнял жену за плечи, вводя ее в рубку. — Знакомьтесь, моя жена, Светлана!

Светлана остановилась посреди рубки, немного ослепленная ярким светом. Глаза Варгаша задержались на ней. Мы быстро обменялись с ним взглядами.

— Я Варгаш… Семен Варгаш, геолог, — представился он.

Светлана улыбнулась ему, протягивая руку. Он пожал ее, как мне показалось, несколько ошарашенный, поморгал и уставился на меня. Я положил руку ему на плечо.

— Извините, — сказал Варгаш, обращаясь к Светлане, — я давно не видел женщин… я хотел сказать, не видел женщин такой ослепительной красоты!

Лойи громко фыркнула в углу. Светлана улыбнулась с едва заметным смущением. Рубен поклонился ей издали, покосился на Лойи, которая, надув губы, стояла у окна.

— Лойи Симсон! — представилась девушка, решительно подойдя к нам и протягивая руку.

Светлана улыбнулась ей в ответ, сказала примирительно:

— Не обижайтесь, Лойи. Мужчины всегда польщаются на новых женщин. В этом они ничуть не изменились за последние шесть веков. Не стоит так расстраиваться из-за этого!

Она весело взглянула на девушку. Та все еще хмурилась, но вскоре не выдержала и тоже открыто и приветливо улыбнулась Светлане. Настороженный нейтралитет обеих женщин постепенно перерос во взаимную симпатию.

— Так что же все-таки привело тебя к нам, Сид? — снова спросил Варгаш.

— Это долго объяснять, — сказал я.

— Ну и что же? — пожал плечами геолог. — Спешить нам некуда. Вчера начали проходку нового шурфа. Теперь вся работа легла на роботов-проходчиков. Так что нам осталось только время от времени следить за исправностью автоматики, да вот, в шахматы играть, — он кивнул на доску с незаконченной партией. — Садись и рассказывай все по порядку. Времени у нас предостаточно.

— Ладно, — сняв куртку, я помог раздеться Светлане. Пододвинул ей кресло, поближе к приборному столу, сел рядом.

Я рассказал геологам о происшедшем со мной в последние дни. Они слушали очень внимательно. Когда я дошел до встречи с инопланетянином, на лицах у моих товарищей появилось неподдельное волнение.

— Неужели действительно на Терре работает экспедиция пришельцев? — воскликнул Варгаш, когда я замолчал. — Даже не верится! Человечество веками ждало этой встречи, и вот она, а я, кроме растерянности и неуверенности в себе, ничего не испытываю. А ты, Лойи?

Он посмотрел на девушку. Та сидела молча, глядя в пространство перед собой. Когда Варгаш обратился к ней, она вздрогнула.

— Нет, я, наоборот, очень рада этой встрече! Я знаю, что она должна принести нам очень многое.

— Да, многое! — буркнул Балага. — Сиду она тоже многое принесла. Вон на лице у него памятный след от этой встречи!

— Сиду просто не повезло в этот раз, — уверенно сказала Лойи. — Они не смогли понять друг друга, только и всего.

— А ты думаешь, что тебе повезло бы больше? — усмехнулся Рубен.

— Да, я уверена, что смогла бы найти с ними общий язык, объясниться! — заявила девушка.

— Обычная женская самоуверенность, и ничего больше! — отрезал Балага. — А на поверку оказалось бы, что ты, так же, как и Сид, просто растерялась бы при встрече с пришельцем.

— Хватит спорить! — остановил их Варгаш. Вопросительно посмотрел на меня.

— Мне удалось отпечатать на ВАПе[27 - ВАП — восстановительный аппарат памяти. Прибор для расшифровки импульсов мозга, отвечающих за восприятие зрительных образов, и создания на их основе «фотографий памяти» (фант.)] несколько снимков, — сказал я, доставая из кармана куртки отпечатки. — Думаю, вам будет интересно взглянуть на них. Вот как выглядит этот пришелец.

Я положил эонопликацию[28 - Эонопликация — «фотография памяти», снимок, получаемый с помощью восстановительного аппарата памяти (фант.)] на стол.

— Это же он! — сразу воскликнула Лойи.

— Кто? — не понял Варгаш.

Рубен тоже недоуменно посмотрел на девушку. Она уже справилась со своим волнением и с надеждой взглянула на меня. Я прекрасно понимал, о чем она думает. Кивнул.

— Похоже, у вас какие-то свои секреты? — спросил Варгаш. — А, Сид?

— Вовсе нет.

Я рассказал о том, что Лойи видела на Медвежьем Кряже, когда обнаружила труп Андре Бертона.

— И ничего не сказала нам? — Варгаш укоризненно взглянул на девушку.

Та виновато опустила глаза.

— Что ты думаешь предпринять? — спросил меня Рубен.

— Я хочу исследовать «красную зарю».

— «Зарю»? Но зачем? — удивился Варгаш.

— Я думаю, что это не простое природное явление. Сейчас я почти уверен, что «заря» не что иное, как линия связи между базовым кораблем пришельцев и летательными аппаратами, на которых они ведут исследования Южного материка.

— Невероятно! — воскликнула Лойи.

— И тем не менее, — сказал я, — в пользу этого говорит строгая модуляция излучения «зари». Пришельцы передают собранную информацию на базовый корабль с помощью передатчика, использующего фотонные лучи, может быть, лучи лазера, в качестве носителя информации. Антенна их передатчика выведена в нижние слои атмосферы, и поэтому фотонные лучи идут над землей. Подобный же принцип передачи информации известен и нам. Вспомните хотя бы наши ФВМ.

Фотонно-вычислительные машины были созданы еще в первые годы Мирового Воссоединения и стали теперь неотъемле мой частью человеческого общества. Была изобретена совершенно новая база вычислительной техники, где используются не потоки электронов, а лучи света. Создание ФВМ стало возможным только после изобретения оптического аналога транзистора — светопереключателя, названного трансфазором. Они стали сердцем оптических компьютеров. В трансфазоре лазерный луч падает на специальный кристалл, выращенный из антимонида иридия. Большая часть светового пучка отражается от поверхности кристалла, но некоторая часть света попадает внутрь, где свет далее начинает последовательно отражаться от стенки к стенке с очень незначительной «утечкой». После этого на тот же кристалл направляется другой, более слабый луч от второго лазера, и внутри кристалла достигается оптический порог — волны света начинают усиливать друг друга. Так слабый поток фотонов осуществляет фактическое управление сильным. Примерно то же происходит и в трансфазоре.

Притягательность фотонных вычислительных машин заключалась в том, что они могли работать в тысячи раз быстрее самых лучших электронных. Другое крупное преимущество ФВМ вытекало из того факта, что множественные пучки света в трансфазоре оставались раздельными, поэтому появлялась возможность параллельной обработки информации. Вместо решения задач последовательно, шаг за шагом, как работали старые ЭВМ, машина параллельной архитектуры рассекала вычислительные головоломки на части и решала их одновременно. В результате быстродействие вычислительной техники повышалось колоссально. Поэтому оптические вычислительные системы оказались могущественным дополнением к волоконно-оптическим кабельным сетям связи, использующимся сейчас повсюду на Земле.

— Интенсивность свечения «красной зари», — продолжал я, — и количество лучей в ней напрямую зависит от объема передаваемой информации. Чем больший объем, тем больше необходимо каналов для передачи и тем большее количество лучей появляется в небе… Правда, это пока только мои догадки, — добавил я, — но у них есть одно подтверждение.

— Какое? — спросил Рубен.

— То, что Лойи видела пришельца на Медвежьем Кряже. Ведь на самом деле никакого пришельца там не было!

— То есть как? — воскликнула девушка.

— Успокойся, Лойи, — сказал я. — Никто не собирается обвинять тебя во лжи. Просто ты видела не самого пришельца, а его изображение, как в голограмме. Понимаешь? Скорее всего, один из лучей-каналов был пущен слишком низко и вызвал отраженный от скал сигнал. Так в кристалле арсенида галлия в трансфазоре происходит преломление лазерного луча. Вспомните, ведь в тот день тоже была «красная заря»!

— Возможно, — согласился Варгаш, — но как же ты хочешь проверить свои догадки?

— Я хочу подняться на гравиплане во время «зари» и выбросить в световой поток анализатор с зарядовой связью. Если удастся записать на анализатор информацию, идущую через «зарю», и расшифровать ее, то, возможно, мы сумеем вступить с ними в контакт. А по направлению распространения «зари» мы сможем определить местонахождение базового корабля пришельцев, хотя бы примерно. И это главное!

— Ну что же, я не вижу в твоей идее ничего невозможного, — сказал Семен и посмотрел на товарищей. — Считай, что мы в твоем распоряжении, Сид!

* * *


«Красную зарю» пришлось ждать два дня. Она не наступила в обычные сроки, и мы уже забеспокоились, что вся наша затея обречена на провал. Что, если пришельцы уже прекратили починку своего корабля и готовятся к отлету? Но в четыре часа утра, в среду, небо на востоке наконец-то прорезали тонкие огненные линии.

Сначала их было только три, но вскоре количество линий стало быстро расти. По утверждению моих товарищей, геологов, «заря» ни разу так быстро не прогрессировала. Через десять минут количество линий достигло ста тридцати, и в черном небе запылало огромное красное зарево. К этому моменту я уже сидел в гравиплане, а оставшиеся на станции товарищи с нетерпением ждали моего возвращения.

От огненных линий в небе станцию отделяло больше двадцати километров. Когда я подлетел к ним, светящиеся полосы стали похожими на провода из раскаленного чугуна, протянувшиеся над снежной равниной и исчезавшие в непроглядном мраке где — то на севере. Зрелище было грандиознейшее! Я поднял аппарат на сорок метров выше висящих в воздухе лучей, с трепетом в сердце глядя на величественную картину под собой. На лобовом стекле гравиплана, на приборных щитках, на креслах и стенах кабины заплясали причудливые красные блики, сгустившие темноту за стеклами.

Аппарат завис на одном месте. Я нажал кнопку на пульте и тут же увидел, как от корпуса гравиплана отскочил короткий сверкающий цилиндр с анализатором на длинном тонком проводе. Он повис в воздухе в самом центре «зари». Я быстро включил приборы записи и проверил настройку. Теперь вся надежда была на анализатор, способный воспринимать и накапливать идущие от объекта фотоны, считывая которые, можно будет при помощи ФВМ восстановить зашифрованное изображение. После этого я сразу же принялся за определение азимута направления светящихся линий.

Через пять минут лучи неожиданно стали гаснуть. Быстро, один за другим, они исчезали прямо на моих глазах. Я испугался, что не успею закончить наблюдения. Лихорадочно проверил приборы.

Блики на пульте стали неяркими, расплывчатыми. Я посмотрел вниз. Там последние три луча медленно угасали, как остывающий металл. Еще секунда, и от них остался только слабый след в беспроглядном мраке холодной ночи. Я втянул анализатор обратно в гравиплан и вернулся на станцию.




Вместе со Светланой и геологами я сидел в радиорубке, перед экраном информационного дисплея, с нетерпением ожидая результатов расшифровки. Двумерная матрица из очень маленьких кремниевых детекторов света была соединена с приемным устройством ФВМ, и компьютер теперь обрабатывал информацию, записанную анализатором.

Варгаш сидел, склонившись над приборами, явно испытывая желание вмешаться в работу вычислительного комплекса. Рубен и Лойи стояли у него за спиной. Девушка сильно наклонилась вперед, заглядывая через плечо Варгаша на экран дисплея. Светлана сидела рядом со мной. Я обнял ее за плечи, глядя на экран, а там бегали непонятные черточки и кривые, появлялись и исчезали яркие точки. Иногда причудливые значки становились похожими на смешных человечков, которые быстро двигались по экрану сверху вниз. Тихо пели приборы настройки, и эта музыка придавала еще большую необычность происходящему на экране. Время шло, а запись, произведенная анализатором, не поддавалась расшифровке. Ожидание становилось все более томительным.

Варгаш устало посмотрел на меня.

— Может быть, ничего не выйдет? А, Сид? Все-таки пятый час бьемся! Что если наша матрица не способна воспринимать их частоты?

— Подождем еще, — спокойно сказал я. — Законы природы должны быть едины для всей Вселенной. В памяти нашей ФВМ три миллиарда возможных комбинаций… Подождем!

Прошло еще два часа. Тихое попискивание приборов говорило об отвергаемых вычислительной машиной вариантах. Огромный аналитический ум работал на полную мощность, пытаясь разгадать сигналы, посланные людьми из другого мира. Наконец, раздался долгожданный гудок, возвещавший об окончании анализа. Разноцветные огоньки на приборах радостно замигали стремительной перебежкой.

— Все! — нетерпеливо воскликнул Варгаш. — Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что у нас получилось!

Он вставил мемонограмму с записью данных в воспроизводящее устройство и включил проектор. Затаив дыхание, мы устремили свои взоры на экран.

Сначала он оставался пустым и темным, только внизу него появилась широкая красная полоса, на одном конце которой загорелся желтым светом небольшой кружок со значком внутри и мерно замигал. Через минуту на противоположном конце красной полосы замерцал фиолетовый треугольник, и сразу мигание кружка прекратилось.

«Исследовательский аппарат вызывает базовый корабль!» — догадался я.

Экран слабо замерцал. В сумрачном свете появились контуры деревьев, густые заросли кустарника. Картинка была нечеткой, размытой, с сильными искажениями, но, тем не менее, можно было понять, что камера установлена где-то в джунглях. Появилась и выросла лесистая возвышенность, на самом верху которой деревья были срезаны и сложены в штабеля. На образовавшемся открытом пространстве стоял летательный аппарат, тот самый, который я видел на заброшенном руднике. На секунду картинка стала темной и непроглядной, словно ее заслонили рукой, затем экран снова вспыхнул. Теперь аппарата видно не было, он остался где-то в стороне, а всю площадь экрана занимало загадочное улиткообразное соору жение, возвышавшееся над деревьями. Больше всего оно походило на спирально закрученный, как раковина, конус.

Конус этот был серого цвета, и поэтому я не сразу заметил стоящего у его основания пришельца. Он неуверенно двигался вокруг странного сооружения, неся в руках небольшой блестящий шар. Вот пришелец остановился, положил шар на землю и отошел в сторону. Тут же шар, словно бутон таинственного цветка, стал раскрываться множеством продолговатых лепестков и увеличиваться в размерах, быстро расти. Вот появился первый округлый спиральный виток, поднялся над землей метра на три, затем второй, поменьше, и еще один.

Я не верил своим глазам: рядом с первой «улиткой» росла вторая. Через несколько минут она достигла размеров первой и слегка раздулась изнутри… Что все это означает? Я силился понять происходящее на экране и не мог.

Две серые улитки возвышались над деревьями, устремив тонкие концы к звездному небу. Пришелец осмотрел их, словно желая убедиться в их надежности, и сделал непонятный жест рукой. Экран разделился узкой полосой и в следующую секунду развернулся голубым дрожащим полотном. Полоса исчезла. И вновь изображение погасло, только внизу экрана по-прежнему горели знаки: красная полоса, желтый кружок и фиолетовый треугольник. Теперь кружок стал тусклым и едва различимым, а треугольник горел фиолетовым пламенем — сообщение шло с базового корабля.

На экране возник и углубился бездонной пропастью простор Вселенной. Звезды были необычайно яркими и свирепыми. Странные огненные шары возникали в глубине космической бездны, светя из непомерных глубин ярчайшим голубым огнем, разгонявшим мрак вечной ночи. Мне подумалось, что перед нами простирается Великий Аттрактор[29 - Великий Аттрактор — сверхскопление галактик, расположенное на расстоянии нескольких десятков мегапарсек от нашей галактики. Позади Аттрактора находится несколько еще более массивных концентраций галактик, газа и таинственной темной материи, которые своим совокупным действием вызывают наблюдаемое движение потока галактик.], разверзшийся громадным скоплением загадочных галактик. Слева свет ближних звезд тускнел, пробиваясь сквозь огромное пылевое облако, выдвигавшееся снизу экрана и походившее на ужасного монстра. Но даже свет таинственных ша ров мерк в сравнении с победоносным пламенем громадного белого солнца, занимавшего теперь почти весь экран.

Гигантский огненный шар звезды вырастал из глубин Вселенной, разбрасывая в пространство могучие потоки лучистой энергии, слепившей глаза. На солнце было больно смотреть. Я зажмурился, испытывая невольный ужас и трепет перед грозной стихией бушующего звездного огня. Мне даже показалось, что жар неведомого солнца обжигает кожу на лице. Светлана, сидевшая рядом, прижалась ко мне, вся дрожа от страха.

Сейчас в глубине этого океана огня я заметил крохотный темный шарик — планета! Она находилась совсем близко от своего грозного светила.

«Неужели там существует жизнь?» — в ужасе подумал я. Ведь мощные потоки радиации ежесекундно обрушиваются на поверхность планеты, а огонь должен сжигать и испепелять все на ее поверхности.

Крохотный диск планеты приблизился. Теперь уже можно было понять, что планета не так уж мала, как это показалось вначале. Ее коричневый шар, скорее всего, соответствовал по размерам нашему Юпитеру или даже превосходил его: из-за огромного размера звезды истинные размеры планеты скрадывались.

Картинка на экране продолжала двигаться — громадная коричневая планета приближалась с каждой секундой, и сейчас я увидел на орбите около нее маленький зеленоватый спутник, прятавшийся от смертельного огня своего светила за материнской планетой.

Так вот откуда прилетели наши космические братья! Вот она, колыбель чужой жизни, скрытая в непомерных глубинах космоса!

Движение на экране остановилось. И вдруг загадочное белое солнце и его планеты стали стремительно удаляться. Теперь в поле зрения появилось плотное светящееся звездное облако. Отдельные звезды в нем были почти неразличимы. Наискосок его пересекали две темные полосы. Тускло светящийся звездный туман Млечного Пути рассыпался неисчислимым роем огоньков. Местами ярко горели отдельные, более близкие звезды, среди которых я различил и небольшое желтое солнце, очень похожее на наше, земное.

«Так это же Эпсилон Эридана, в системе которого находится Терра!» — неожиданно понял я.

В это время внизу экрана на фоне звезд появился ряд кружков со значками внутри. Я насчитал девять: четыре из них были темными, едва различимыми, а пять горели радостным желтым огнем. Символику эту легко было разгадать. Пришельцев было девять, когда они отправились в свое нелегкое странствие по океану звезд. Четверо из них погибло, и в живых осталось только пятеро. Вот почему четыре кружка не горят — они оставили их в память о погибших товарищах. Прямо под кружками с неудержимой быстротой замелькали строки причудливых знаков, то ли букв, то ли символов — шла интенсивная передача какой-то информации.

Затем мы увидели огромное слабоосвещенное помещение, кольцеобразные стены которого были разделены темными овальными провалами, похожими на иллюминаторы. В центре зала, около небольшого серебристого пульта, стоял человек в облегающей голубой одежде, нечто вроде комбинезона.

Сердце замерло у меня в груди. Очертания тела незнакомца почти полностью соответствовали пропорциям человеческого тела, разве что пришелец был более высок и тонок. Вот он медленно повернулся, и мы увидели его узкое вытянутое лицо с высоким лбом и большими темными глазами. Пришелец поднял одну руку, делая как бы приглашающий жест.

Сомнений больше не оставалось: их миссия на Терре завершена и они собираются возвращаться домой! Об этом базовый корабль и сообщает своему товарищу с исследовательского аппарата. Но если они улетят, мы так никогда и не узнаем, кто они такие, как попали сюда и куда лежал их путь… Случай дал нам невероятный шанс, и мы не смогли им воспользоваться!

Я вскочил с места. Варгаш изумленно посмотрел на меня.

— Ты что, Сид?

— Они улетают! — крикнул я.

— Почему? С чего ты взял? — Семен тоже встал.

Повскакивали со своих мест и остальные. Светлана потянула меня за рукав, но я был слишком возбужден.

— Это же ясно из того, что мы видели сейчас! Их было девять, когда они попали на Терру. Четверо погибли здесь или во время аварии. Теперь они закончили починку своего корабля и могут вернуться к себе на родину… Понимаете? Они улетят и тогда все! Это катастрофа!

— Не горячись, Сид, — сказал Семен. Он понял, в чем дело, и был взволнован не меньше меня. — Что же ты хочешь предпринять?

— Нужно немедленно лететь к ним, рассказать им о нас! Они должны понять, что мы для них не чужие! Нужно успеть, пока они еще не улетели… а может быть, их уже нет на Терре? — ужаснулся я и бессильно опустился в кресло.

— Лететь к ним? А куда? — развел руками Рубен Балага. — Мы даже не знаем, где находится их базовый корабль!

— Но у нас же есть азимут их передачи! — воскликнула Лойи и растерянно посмотрела на нас. — Если передача велась на базовый корабль, мы обязательно найдем его!

— Найдем? — воскликнул Балага и нахмурился. — Вероятнее всего, их корабль стоит где-то в районе северного полюса Терры. Еще никто из людей никогда не бывал в этих широтах! Полетев туда на гравиплане, мы рискуем все погибнуть. И потом, мы можем просто не успеть! Нам же не известно время старта их корабля и расстояние от нас до него. До полюса три тысячи километров — это пять часов полета на гравиплане! А если они действительно уже покинули Терру?

— О чем вы спорите? — крикнула Лойи. — Неужели мы станем опасаться риска, когда перед нами стоит такая великая цель? Да я одна полечу с Сидом!

— Лойи права, — поддержала девушку Светлана. — Мы зря теряем время. Оно сейчас для нас дороже всего.

Я благодарно обнял жену. Она возбужденно улыбнулась мне в ответ. Через десять минут мы все впятером уже сидели в гравиплане. Я поднял аппарат в воздух и, настроив приборы ориентации на азимут направления «красной зари», повел его над снежной пустыней. Все молчали. Варгаш и Рубен Балага сидели за моей спиной, сосредоточенно следя за приборами. Светлана и Лойи уселись на боковых сидениях, тревожно всматриваясь в темноту за окнами, сгущавшуюся с каждым часом полета.

На лобовом стекле стали появляться морозные разводы, причудливым узором покрывавшие стекло от нижнего края пульта управления. Наружный термометр показывал температуру минус восемьдесят три градуса по Цельсию. Еще через час аппарат начало трясти и кидать из стороны в сторону в ураганных порывах ветра. По корпусу гравиплана побежала сильная дрожь. Я с трудом справлялся с управлением.

Снежные поля внизу стали прорезаться иззубренными скалами. Мы преодолели уже половину пути, строго следуя направлению светового потока «красной зари».

— Смотрите! — неожиданно воскликнул Варгаш, указывая куда-то за стекло кабины, в непроглядный мрак.

Женщины повскакивали со своих мест, бросились в кабину. Я впился взглядом в темноту под аппаратом, с трудом различил крохотные огоньки, лежавшие кольцом на темнеющем снежном поле. Что это?..

— Сид! — Светлана склонилась ко мне, теребя меня за плечо.

Я включил бортовые прожекторы, но лучи их были не в силах пробить тьму и снежные бураны. До загадочных огней было не меньше пятидесяти километров. Я разогнал двигатели гравиплана на полную мощность, но, к моему изумлению, аппарат остался на месте. Это встречный воздушный поток с огромной силой ударил в нас, подбросив гравиплан на сотню метров выше прежнего курса. Я вцепился в штурвал, удерживая аппарат в равновесии. Стабилизатор надрывно завыл, заглушая вой ветра за обшивкой, но потоки воздуха вверху были значительно слабее, и мы снова помчались вперед на предельной скорости. Когда до огней внизу оставалось километров десять, я снова включил прожекторы и замер от неожиданности. Под нами, на снежном поле стоял корабль…

Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Невероятное, фантастическое зрелище поражало воображение. Массивное треугольное основание корабля наполовину было скрыто в расплавленном и вновь замерзшем многометровом льду. Сам же корабль возвышался причудливой пирамидой, составленной из сложного сплетения огромных цилиндров, соединенных вверху толстым кольцом и покрытых куполом из темного металла. По основанию корабля, между цилиндрами, располагались большие шары, сделанные из того же темного металла, что и купол. В центре каждого из них горели яркие огни, напоминавшие отверстия иллюминаторов. Решетчатые мембраны составляли основания цилиндров и разворачивались над шарами широкими веерами, словно антенны передатчиков.

Лучи прожекторов распахивали пучину мрака под гравипланом, и выхваченный ими из темноты корабль показался мне картиной фантастического сновидения, навеянного прекрасными сказками прошлого Земли. Я обернулся к товарищам. Их лица, вначале растерянные и изумленные, стали радостными и ликующими. Мы стали поздравлять друг друга с победой, смеяться, шутить. Я чувствовал, как от волнения у меня дрожат колени.

Вдруг, совершенно неожиданно, огни на корабле пришельцев погасли; он стал темным, словно мертвым. Мои товарищи стихли, тревожно глядя вниз. Что случилось? Я потянул штурвал на себя: гравиплан застыл на месте, в трех километрах от инопланетного корабля. Скрещенные лучи прожекторов уперлись в него, заставляя сверкать ледяную корку, покрывавшую поверхность планеты.

И тут купол корабля пришельцев слабо засветился зеленоватым огнем. Ниже его, там, где выступала толстая квадратная плита, вспыхнула ярчайшая розовая искра, и тут же еще одна. В следующую секунду мне показалось, что я проваливаюсь в пропасть. Гравиплан бросило вниз, в поток ревущего ветра. Варгаш не удержался на ногах и отлетел в грузовой отсек. Я ударился грудью о пульт; почувствовал, как Светлана упала на меня. Рубен схватился одной рукой за поручень на стене, а другой подхватил падающую Лойи. Тревожная перебежка огней на приборном щитке ослепила меня. Стрелка высотомера быстро поползла вниз. Мы падали на скалы!

С трудом я смог включить магнитное торможение, когда до земли оставалось меньше трехсот метров. От огромного удара поля искривились горизонт и силуэты скал, расплавились до бела и тотчас остыли какие-то металлические осколки. Гравиплан затормозил и повис в воздухе.

Я лихорадочно посмотрел в сторону корабля пришельцев. Огни снова зажглись на нем. Треугольное основание стало малиновым, как раскаленный чугун. Лед закипел, вокруг корабля поднялись клубы пара, мгновенно охлаждавшегося от ледяного воздуха и оседавшего инеем на обшивку корабля.

— Они стартуют, Сид! Стартуют! — закричал Варгаш. — Сделай же что-нибудь!

— Что?

Я растерянно посмотрел на приборы.

— Свяжись с ними! Скажи им, что мы их друзья! Они не должны так улететь. Скажи им!

Варгаш подскочил к пульту, схватил микрофон, лихорадочно завертел ручки настройки.

— Как? Как ты хочешь с ними связаться?! — тоже заорал я.

— Вызывай их на всех диапазонах! — хрипло крикнул Варгаш. — Они же улетят! Улетят! Понимаешь? — не унимался он.

— Сид! — крикнула Светлана, схватив меня за руку.

Я быстро посмотрел за стекло кабины. На верхушке купола корабля пришельцев вспыхнул яркий огненный шар, мигнул пару раз и погас. И в ту же секунду корабль подпрыгнул вверх, застыл на мгновение в воздухе, на высоте трехсот метров, сделал еще один прыжок вверх и исчез. Ни огня, ни грома ракетных двигателей — бесшумно и стремительно чужеземный звездолет нырнул в пучину звездного простора, оставив на ледяной равнине огромное озеро медленно застывающей воды.

Оцепеневшие, мы смотрели в черное небо, где взвилась, закрутилась и угасла спираль зеленого огня. Угасла, как гаснут в ночи блики одинокого костра. Снежная равнина снова стала безмолвной и пустынной, словно все произошедшее было только сном.

— Вот и все… — тихо и обреченно сказала Лойи и вышла из кабины, опустив голову.

* * *


Возвращение на станцию было падением со сверкающей манящей вершины, на которую нас вознесла мечта, в пропасть разочарования и крушения всех надежд. Никто из нас не произнес ни слова во время обратного пути. Каждый по-своему переживал случившееся. Так же молчаливо мы разбрелись по своим комнатам и, не сговариваясь, собрались через полчаса в радиорубке.

Варгаш и Балага были хмурыми, даже злыми. Глаза Лойи слегка покраснели, наверное, от недавних слез. Мы со Светланой вошли в радиорубку позже всех. Молча сели в кресла, вернее, села Светлана, а я остался стоять. Варгаш посмотрел на меня, по-детски, растерянно.

— Что же теперь будет, Сид? Ведь это… это…

Неожиданно меня прорвало:

— Что будет? А ты не хочешь спросить, почему все так вышло? Кто виноват в случившемся?

Варгаш все еще растерянно смотрел на меня. Я принялся быстро ходить по рубке, взволнованно говоря:

— Мы так часто говорим о необходимости поиска во Все ленной братьев по разуму, о возможности установления контакта с ними… Нам необходимо это для сознания, что мы не одиноки в бесконечном мире звезд. Тысячи книг написаны о первом контакте с внеземными цивилизациями, в которых авторы во всех подробностях описывают первую встречу землян с выходцами из иных миров. Кажется, даже дети знают сегодня об инопланетянах «все»! И что же?..

Вот мы и встретили их, наших долгожданных соседей по Вселенной, и мы в растерянности, мы не знаем, как себя вести, не можем понять их! Встреча, к которой мы, казалось, были готовы с детства, явилась для нас на самом деле полной неожиданностью, застала врасплох. Куда подевалась наша уверенность, что мы знаем о них все? Где наш «богатый опыт» общения с пришельцами?.. Мы раздавлены, полностью уничтожены собственной самонадеянностью! Непреодолимая стена непонимания и отчуждения встала между нами, и мы не смогли ничего сделать, чтобы разрушить ее!

Да, мы не знаем, что для этого нужно сделать. Мы оказались в полном неведении. Посланцы других миров, вестники Космического Братства Разума стали для нас чужими! И в этом, в большей степени, виноваты мы сами. Я нисколько не снимаю с себя ответственности, и мне стыдно за себя, но стыдно и за Человечество в целом, не сумевшее воспитать нас должным образом. Сегодня мы, здесь, на Терре, не смогли воспользоваться шансом, который предоставил нам случай, и не приняли протянутой руки дружбы…

Пора, наконец, нам понять значение древней доктрины: «Ig horamus et ingnorabimus»[30 - «Мы не знаем и не узнаем» — средневековая формула, выражающая ограниченность человеческого познания.]. Если мы не подготовим себя по-настоящему к возможной встрече с представителями другой цивилизации, может действительно получиться так, что мы никогда и ничего не узнаем о них!..

Я замолчал, глядя на своих товарищей. Молчали и они. Лица их стали серьезными и сосредоточенными. Видимо, мои слова навеяли на них невеселые мысли. Совершенно разбитый и подавленный, я вышел из рубки. Светлана вышла следом за мной.

И вновь за стенами геологической станции бушевала непогода, ветер нес тучи снега и инея. Я стоял у окна в маленькой комнатке на самом верху наблюдательной башни и смотрел в ночь за стеклом.

— Что же теперь будет, Сид? — негромко спросила Светлана, встав у меня за спиной.

Я обернулся к ней. Она положила руки мне на грудь и с надеждой заглянула в мои глаза.

— Ты спрашиваешь о них, о пришельцах?

Она кивнула.

— Что будет?.. Они еще прилетят!

— Ты думаешь?

— Конечно, прилетят! Поймут, что мы не чужие друг другу, какие бы космические глубины не разделяли нас, поймут и вернутся… Мы уже поняли это! Случившееся на Терре помогло нам понять это, заставило нас по-иному взглянуть на самих себя. Мы узнали, что чужими могут быть не только пришельцы из других миров. Чужими друг другу могут быть и сами люди, обычные, земные люди! И они тоже это поняли и поэтому улетели. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Они дали нам время разобраться в самих себе. Они поняли, что мы еще не готовы к подобной встрече…

Глаза Светланы светились. Она, не отрываясь, смотрела на меня. Я нежно обнял ее за плечи.

— Ты хочешь спросить меня, когда они прилетят?.. Этого я не знаю, но знаю то, что подобные встречи еще не раз будут происходить и здесь, и на Земле, и на просторах космоса, когда наше общество обретет окончательное совершенство и отношения между людьми выйдут на качественно новый уровень. Это время уже не за горами. Еще два-три поколения людей, и Человечество вступит в Эпоху Великого Совершенства, Красоты и Гармонии, Эпоху Великого Космического Братства! Ради этого отдали свои жизни Громов и Ли Лин, ради этого тысячи людей в лиловой форме оберегают мирный труд и покой жителей Земли, и тысячи других — добрых и заботливых воспитателей и наставников — лелеют наше светлое будущее, наших детей. И это время придет, я верю в это!




1985 г. — 1999 г.


notes



Примечания





1


Эйдопластический — метод создания объемного голографического изображения, максимально приближенный к реальному и позволяющий зрителю находиться как бы внутри виртуального действия. (фант.)




2


Лейкодендрон — южноафриканское дерево с блестящей серебристой хвоей




3


ПОТИ — Психическая очистка и трансформация индивида, — одно из подразделений в системе ОСО, следящее за чистотой наследственности каждого человека Земли, избавляя его от болезней и последствий вредного влияния неустроенной жизни прежних времен.




4


Экзобиология — наука о внеземной жизни («экзо» — греч. «снаружи», «вне»).




5


Деодар — гималайский кедр.




6


Дисперсия — от англ. disperse — рассеивать.




7


Кидония — область на поверхности Марса, в районе Ацидалийской равнины, где обнаружен ряд загадочных объектов, в т. ч. марсианский «Сфинкс», пирамиды и другие образования, явно искусственного происхождения.




8


Протоэкзобиология — наука, занимающаяся изучением древней внеземной жизни (фант.).




9


Наяды — нимфы вод, ручьев и источников (греч.)




10


Ревитация — раздел эниобиополевой медицины, изучающий волновые функции человеческого организма. Метод ревитации позволяет создавать такие комбинации электронных фаз, которые поворачивают процессы в организме в нужную сторону, останавливая развитие болезней и поворачивая вспять процессы старения. (фант.)




11


Лао-цзы (Ли Эр) — автор древнекитайского трактата «Лао-цзы» (древнее название «Дао дэ цзин» 4–3 вв. до н. э.), канонического сочинения даосизма. Основное понятие — дао, которое метафорически уподобляется воде (податливость).




12


Экзоархеология — наука, изучающая остатки древних внеземных цивилизаций («экзо» — греч. «снаружи», «вне»). Протоэкзобиология — наука о древней внеземной жизни. (фант.)




13


Даосизм — одно из основных направлений древнекитайской философии. Основное понятие — «дао», что в переводе с китайского буквально означает «путь». В центре учения призыв к человеку стряхнуть с себя оковы обязанности и долга и вернуться к жизни, близкой к природе.




14


Аюрведа — распространенная в Индии система традиционной медицины, основанная на использовании растений. Становление Аюрведы (или «науки о жизни») относится к 400–600 гг. до н. э. и было составной частью общего развития научной и философской мысли в Индии того времени. Аюрведа состоит из восьми разделов: хирургии; болезней уха, горла, носа и зубов; методов лечения болезней; психиатрии и психотерапии; методов лечения отравлений и методов повышения половой потенции.




15


«Шушрута-Самхита» и «Чарака-Самхита» — трактаты, входящие в Аюрведу, составленные в VI–III в.в. до н. э.




16


Шораши-Пуджа и Майтхуна — древние тантрические обряды.




17


Гемисферный — полусферический.




18


Бериллий и рений — редкие металлы.




19


Метемпсихоз (от греческого metempsychosis — переселение души) — в религиозной мифологии представление о перевоплощении души после смерти тела в новое тело какого-либо растения, животного, человека и т. п.




20


Индикатриса (франц. indicatrice, букв. — указывающая) — в оптике физическое изображение зависимости характеристик светового поля (яркости, поляризации света) или оптических характеристик среды (показателей преломления, отражательной способности) от направления.




21


Инь-ян — основные понятия др. китайск. натурфилософии. Впервые использованы в книге «И цзин», как полярные первоначала: темное и светлое, женское и мужское, пассивное и активное, и т. п. Школа натурфилософов (иньянцзя) связала «инь-ян» с учением о взаимопревращении пяти стихий (металл, дерево, вода, огонь и земля).




22


Ио — один из наиболее крупных спутников Юпитера; Тритон и Титан — самые крупные спутники Нептуна и Сатурна соответственно.




23


Пояс Койпера — кольцо небольших планетоподобных тел, размером 100–200 километров в поперечнике, состоящих из камня и льда, расположенное по дальнему краю Солнечной системы, за орбитой Нептуна.




24


Планетезималь — небольшие планетоподобные тела, расположенные в поясе Койпера.




25


Звездный интерферометр — астрономический оптический прибор для измерения чрезвычайно малых угловых расстояний на основе интерференции света.




26


Биокерабиды — биоактивные вещества, воздействующие на организм через пранические (энергетические) конусообразные вихри различных цветов, направленные своими основаниями к энергетическим оболочкам человека, отвечающим за состояние различных органов (фант.)




27


ВАП — восстановительный аппарат памяти. Прибор для расшифровки импульсов мозга, отвечающих за восприятие зрительных образов, и создания на их основе «фотографий памяти» (фант.)




28


Эонопликация — «фотография памяти», снимок, получаемый с помощью восстановительного аппарата памяти (фант.)




29


Великий Аттрактор — сверхскопление галактик, расположенное на расстоянии нескольких десятков мегапарсек от нашей галактики. Позади Аттрактора находится несколько еще более массивных концентраций галактик, газа и таинственной темной материи, которые своим совокупным действием вызывают наблюдаемое движение потока галактик.




30


«Мы не знаем и не узнаем» — средневековая формула, выражающая ограниченность человеческого познания.