Под жарким солнцем Акапулько
Сара Карнаби








Голубоглазый блондин Дэвид Бакли и страстная брюнетка Линн Уильямс влюбились друг в друга с первого взгляда и тут же начали ссориться. Устав от их постоянных конфликтов, дядя Линн Карл Корнблум придумал страшное наказание — после каждой ссоры строптивая парочка должна отправляться… в романтическое путешествие! Но, когда тебе разрешают выпустить пар, желание устроить скандал куда-то исчезает…






Сара Карнаби

Под жарким солнцем Акапулько





1


Линн Уильямс скользила взглядом по сказочной панораме, сошедшей, казалось, с глянцевой почтовой открытки. Сияющие белизной здания тянулись вверх по склонам, перемежаясь с величественными пальмами и бесчисленными вкраплениями ярко цветущих экзотических кустов и растений, далеко внизу — невероятной голубизны море, а надо всем этим — невероятной голубизны небо.

Линн даже застонала от удовольствия. Акапулько, словно огромный супермаркет для отдыхающих, раскинулся перед ее глазами. Осталось лишь протянуть руку, и она твердо решила ничего не упустить за ближайшие дни и недели.

В номере-люкс у нее за спиной что-то грохнуло, но Линн не обернулась. Дядя Карл, ее любимый дядя, но он сам себя называл неуклюжим медведем, что вполне соответствовало истине. С детства привыкшая к тому, что он постоянно что-то опрокидывает или роняет, Линн продолжала рассматривать изумительную панораму, когда в гостиной вдребезги разбился стакан.

Она и бровью не повела, что свидетельствовало об отличном состоянии ее нервной системы. Однако звук был таким громким, что достиг сада на крыше соседнего отеля, расположенного ниже по склону, и Линн мельком взглянула в ту сторону.

Сад на крыше находился прямо под ней, всего лишь этажом ниже, примерно на расстоянии брошенного камня, и был разделен на части, примыкающие к номерам отеля. В данный момент постояльцы занимались там тем, чем мечтала заняться сама Линн, если только дядя Карл сумеет выбраться на террасу живым и невредимым, то есть завтракали.

Поскольку Линн никогда особенно не интересовалась другими людьми, а напротив, привыкла, что другие интересуются ею, она уже было отвела рассеянный взгляд, когда на глаза ей попался молодой человек, стоявший у балюстрады. Линн не могла его как следует рассмотреть, но ее внимание привлекли не светлые волосы, не яркая майка и не пестрые шорты-бермуды. Скорее — непринужденная поза, смесь спокойной силы и сексуально привлекательной раскрепощенности…

— Иду, иду! — Мощный бас дяди Карла разнесся далеко за пределы террасы, но и к этому Линн давно привыкла. Она довольно часто подтрунивала над «командирским голосом» своего дяди, хотя он, вопреки мощи своей глотки, сроду никому ничего не приказывал.

Как, впрочем, и никому ничего не позволял приказывать себе, мысленно добавила Линн и снова попыталась сконцентрироваться на молодом человеке. А тем временем в саду на крыше соседнего отеля произошла существенная перемена. Нет, ее светловолосый визави по-прежнему выглядел весьма сексуально. Он, не торопясь, проследовал к накрытому для завтрака столу, его упругая походка невольно возбуждала эротические фантазии.

Изменилась картина непосредственно за столом. Там теперь сидело нечто блондинистое, тоже чрезвычайно сексуальное, и это нечто было не только в высшей степени женственным, но и получило от объекта наблюдений Линн поцелуй, прежде чем оба занялись апельсиновым соком и кофе.

Линн перестала разглядывать остальные составляющие завтрака. А также мужчину, который целует другую. Во-первых, обычно она сама вызывала у мужчин повышенный интерес, а во-вторых, это не соответствовало ее практичной, трезвой жизненной позиции. Не следует растрачивать время на то, чего не получишь или добьешься ценой напряженных усилий, не зная заранее, стоит ли вообще игра свеч.

— Ах вот ты где! — Карл Корнблум появился за спиной племянницы и через ее плечо взглянул вниз. — Есть на что поглядеть?

Линн уже собралась высказаться по поводу еще одного замечательного качества своего дяди — его безудержного любопытства, но в этот момент молодой человек посмотрел вверх, прямо на Линн.

Это длилось всего две-три секунды, Линн почти сразу отвернулась, но она могла бы поклясться, что глаза у незнакомца голубые. Он находился слишком далеко, чтобы можно было действительно определить цвет его глаз, но Линн знала, что к такому красивому лицу идут только голубые глаза.

— В чем дело, дядя Карл? — Линн приостановилась на пути к накрытому столу, потому что добродушная дядина физиономия расплылась в широкой ухмылке. — Я чего-то не заметила?

Карл Корнблум пожал плечами и неуклюже потопал вслед за Линн, даже внешне напоминая медведя слегка наклоненным туловищем и семенящей походкой.

— Отсюда, сверху, красивый вид, правда? — Он сел, так сильно ударив при этом коленом стол, что ваза с двумя розами опасно зашаталась. — Чрезвычайно… интересно.

Линн налила им обоим кофе, приподняв брови в немом вопросе. Дядя Карл хитро подмигнул.

— Только не говори, что не заметила смазливого мальчика на соседней крыше!

— Я восхищалась панорамой, больше ничего.

Карл Корнблум сдвинул кустистые брови.

— Но его просто нельзя не заметить! Он буквально бросается в глаза!

Линн воспроизвела подмигивание и интонацию дяди.

— Только не говори, что ты вдруг начал интересоваться смазливыми мальчиками…

Дядя покачал головой, и в его улыбке появилась привычная печаль.

— Я всю жизнь интересовался одной своей Татьяной. Все, что случалось после нее, было только… — Он небрежно махнул рукой. — Может, это не слишком порядочно по отношению к тем женщинам, но…

Линн разбила скорлупу яйца и попыталась вызвать из детских воспоминаний образ тети Татьяны. Это ей не удалось. В памяти осталось лишь, что жена дяди Карла уже была отмечена болезнью. А вот его скорбь по своей хрупкой, очень бледной жене с роскошными длинными черными волосами запомнилась ей весьма отчетливо.

— А как, кстати, ее приняла твоя семья? — Она никогда не была знакома ни с кем из немецких родственников дяди Карла, из династии пивоваров. — Просто смирилась с тем, что ты женился на русской?

Он подвинул ей соль.

— Как бы тебе покороче объяснить… Я сделал это вопреки бабушкиным предостережениям, отцовским заклинаниям, материнским молитвам, а также просьбам сестер и мольбам братьев! — Его взгляд скользнул по украшенному цветами парапету террасы. — Что же касается этого красивого молодого человека…

— Дядя Карл! — Несмотря на слепящий свет, Линн на мгновение сняла солнечные очки, чтобы дядя в полной мере оценил строгость ее взгляда. — Я приехала с тобой сюда, потому что хочу немного развлечься. Но отбивать мужчину у другой женщины — это не вписывается в мое представление о развлечениях.

С невинным выражением лица дядя Карл взялся за кувшин с апельсиновым соком.

— Я только подумал, что раз ты с таким повышенным интересом уставилась на…

— Никуда я не уставилась, и откуда тебе вообще знать, на что я смотрела, если на мне были солнечные очки… — Она остановилась, когда он удовлетворенно усмехнулся. — Прекрати! — сердито предупредила она.

— Но я и так ничего не говорю. — Карл Корнблум умел в свои сорок восемь гримасничать как наглый четырнадцатилетний подросток.

— Прекрати ухмыляться! — Уголки ее губ предательски задрожали.

— Я не ухмыляюсь, а ласково улыбаюсь своей любимой племяннице. Не можешь же ты ставить мне в упрек то, что я — милый, приветливый, любезный, приятный человек.

— Я ставлю тебе в упрек то, что ты… — Линн больше не могла оставаться серьезной. Конец фразы утонул в смехе.

Карл Корнблум вздернул кустистые брови.

— Этот мальчик очень бы тебе подошел, да и тебе он тоже понравился!

— Дядя Карл! — завопила Линн, но то, что было задумано как серьезное предостережение, комическая мина на лице Карла Корнблума превратила в пустое сотрясение воздуха, не достигшее никакой цели.

— Что ты будешь сегодня делать? — Дядя Карл задал этот вопрос под конец завтрака, когда они уже поговорили о матери Линн, дальней родственнице Карла, француженке, и ее отце, англичанине. — У тебя уже есть планы на первый день отдыха?

Линн скрестила руки на затылке под копной черных вьющихся волос и с наслаждением потянулась.

— Я сегодня вообще ничего не собираюсь делать, просто буду наслаждаться этим днем.

— Правильная установка. — Дядя Карл вместе со стулом отодвинулся от стола. — Возможно, увидимся за обедом.

Ему удалось встать, не устроив серьезной катастрофы. А на то, что, целуя ее в щечку на прощанье, он все-таки опрокинул вазу с двумя розами, Линн даже не обратила внимания.




— Она больше не подходит к парапету. Салли Бакли по-кошачьи сузила голубые глаза и улыбнулась своему брату Дэвиду с нарочитым сочувствием. — Можешь не глазеть наверх.

— Я и не глазею, — буркнул Дэвид Бакли и перевел взгляд таких же голубых, как у сестры, глаз с террасы соседнего отеля на свой завтрак.

— К тому же… — Салли шаловливо покачала пальчиком. — К тому же она явно предпочитает мужчин постарше.

— Да он, может, вовсе и не ее… спутник. — Дэвид угрюмо уставился в полупустую чашку с кофе.

— Ее… спутник! — Салли насмешливо подчеркнула это слово. — Как осторожно начал вдруг выражаться мой братец. Наверняка это был ее возлюбленный. Ее любовник. Ее курортный роман. Ее…

— Что с тобой? — Дэвид раздраженно посмотрел на младшую сестру. — Почему ты непременно хочешь меня разозлить?

Салли откровенно потешалась над ним.

— Потому что ты только что все глаза проглядел в ту сторону, а теперь отрицаешь, что она тебя заинтересовала. И запомни: сестру никогда нельзя обманывать.

— Где это написано? — проворчал Дэвид.

Салли пребывала в отличном расположении духа.

— В книге нашей жизни.

Он бросил на нее исподлобья прямо-таки убийственный взгляд.

— Чушь!

— Вот как? — Пальчик назидательно замаячил перед его лицом. — А кто с малых лет шел за тобой в огонь и в воду? Кто лупил ради тебя разных нахальных ребят?

— Я всегда был сильнее тебя. — Дэвиду не нужно было ни расслаблять, ни напрягать тренированные мышцы, чтобы убедить в этом Салли.

— Верно, но я всегда предупреждала удары из-за угла и, кроме того, колотила девиц, ты-то этого не делал. Ну как же, ты всегда был джентльменом. Помнишь Мону Лестер?

— Ту, с косичками а-ля Пеппи-Длинный Чулок и с самым подлым языком на свете? — Дэвид рассмеялся. — Уже не помню, что она мне сказала, но после твоей расправы она, во всяком случае, больше никогда этого не повторяла.

— За что ты должен быть мне вечно благодарным. — Салли на мгновение состроила строгую, высокомерную мину, но тут же от смеха пролила половину своего кофе. — Я должна тебе кое в чем сознаться. Отлупила я Мону не только из-за тебя. Я сама терпеть не могла эту наглую девчонку.

— Но от меня ты потребовала за это доллар. — Дэвид тайком взглянул на террасу по ту сторону дороги. — Что ты сегодня делаешь?

Салли совершенно не смутила внезапная смена темы.

— Я не собираюсь раскрывать тебе все свои карты, не то ты еще пристанешь ко мне как репей, а я согласилась на совместный отдых только при условии, что гулять мы будем порознь.

Дэвид оставил надежду еще раз увидеть эффектную брюнетку и вместо этого сосредоточился на собственной сестре, с которой хотел кое за что расквитаться.

— Я ведь только подумал… — Он выдержал короткую паузу. — Все-таки мне следует тебя сопровождать. Сама посуди, тебе всего восемнадцать, ты еще слишком молода, чтобы совершенно одной…

— Хоть ты не заводи эту песню! — вскричала Салли, когда он загудел в ту же дуду, что и ее мать перед поездкой. В ту же дуду, что и второй муж ее матери. И, в довершение всего, еще и родной отец Салли и Дэвида. — Не желаю больше слышать, что я слишком молода и… — Она запнулась, увидев, что Дэвид не может сдержать ухмылки. — Ах ты негодяй! — крикнула она и набросилась на брата.

Дэвид играючи увернулся и сочувственно улыбнулся.

— Если хочешь справиться с полузащитником футбольной команды школы, нужно очень много тренироваться, малышка. — Употребив ненавистное ей ласковое обращение, он на всякий случай отошел на пару шагов от стола.

Салли отказалась от физической расправы и допила оставшийся в чашке кофе, с виду довольная собой и окружающим миром. Дэвид одарил ее успокаивающей улыбкой. Только его сверкающие глаза не предвещали ничего хорошего.

— Не бойся, я разрешу тебе разгуливать одной. Я же не хочу, чтобы меня видели в компании с малышкой-сестрой. Тогда мои шансы пофлиртовать свелись бы к нулю. Девушки скажут: «Только поглядите, он должен присматривать за своей маленькой сестрой. С ним ничего не получится, потому что малышка вечно путается под ногами и…»

Лишь молниеносная реакция позволила ему спасти голову от запущенной в него пепельницы, которую некурящая Салли не могла использовать по прямому назначению.

Она не позволила Дэвиду торжествовать и скрыла досаду по поводу неудачного броска. Ее даже не рассердило, что брат, всего на год старше ее, выставил ее маленькой девочкой. Вместо этого она скрестила на груди руки и сладко улыбнулась.

— А тот старикан все же ее любовник, — заявила она самым дерзким тоном.

Дэвид, хотя и усмехнулся, но, к своему удивлению, заметил, что ощущает нечто вроде ревности. Что за ерунда! Он видел незнакомку из соседнего отеля всего лишь несколько секунд. Она должна быть ему безразлична да и была безразлична. Так же как и ее личная жизнь. И все же…

— Что… ты… делаешь… сегодня? — Салли так энергично подчеркивала каждое слово, потому что пыталась задать этот вопрос явно не в первый раз.

— Что? — Дэвид очнулся от своих размышлений. Ему хотелось ответить поостроумнее, но он никак не мог сконцентрироваться. — Не знаю, — пробормотал он, коротко кивнул и пошел в комнату, чтобы начать первый день отдыха в Акапулько.




— На пляж. — Линн откинулась на спинку сиденья в такси, где было жарко, как в духовке, и стало еще жарче, как только они выехали на прямое солнце из тени под навесом над входом в отель.

— На какой пляж? — Шины пронзительно взвизгнули на повороте круто спускающейся вниз дороги.

— На… — Линн замерла, потому что мчащееся такси чуть не задело именно того молодого человека, за которым она наблюдала со своей террасы. — На какой-нибудь… — Она быстро обернулась, но не успела разглядеть почти ничего, кроме высокой спортивной фигуры, светлых волос и пестрой одежды.

Дэвид возмущенно смотрел вслед такси. Все произошло в мгновение ока, но он все-таки узнал лицо пассажирки. Та самая брюнетка с копной вьющихся волос. Это на нее похоже! Пожилой любовник, отель подороже, чем у них с сестрой, а теперь еще и угрожающее общественной безопасности такси! Он понял, что этот тип женщин ему не симпатичен. Даже очень не симпатичен.

Дэвид отказался от такси не из-за денег, а из спортивного интереса и, не чувствуя усталости, с удовольствием бежал вниз к морю, одновременно любуясь окрестностями.

Линн между тем не удивилась, очутившись на пляже, расположенном почти за пределами Акапулько. Разве будешь винить таксиста за то, что он воспользовался ее незнанием местности и устроил прибыльную, а потому длительную поездку?

Преимуществом дальнего пляжа была его немноголюдность, несмотря на пик летнего сезона. Линн сняла кабинку и устроилась загорать, пока жара еще не стала невыносимой. Шелест волн, пляжный гомон и тепло усыпляли так, словно не она спокойно, без снов проспала всю ночь на удобной кровати в отеле. Веки ее смежились, звуки все глуше доносились из манящего далека…

С моря повеял освежающий ветерок, полуденная жара еще не наступила. Дэвид не чувствовал ни малейшей усталости, добежав до моря. И угодил в лихорадочный водоворот курортной столицы. Вообще-то, он любил оживленную обстановку, но пока еще не был готов смешаться с толпой отдыхающих. И, недолго думая, повернул налево и потрусил той же легкой рысцой вдоль берега.

Благодаря блестящей физической форме он совсем не утомился, хотя Акапулько уже почти остался позади. Сверкающие волны так сильно манили его на пустынный участок пляжа, что он, оставив майку и шорты рядом с дремлющими на солнце любителями загара, кинулся в кристально чистую воду. Теплые волны вызывали сказочное ощущение после долгой пробежки, и Дэвид плескался в воде как рыба. Вот это отпуск! Свобода, беззаботная радость жизни, теперь на очереди солнечные ванны, потом основательный обед и…

Размышления о ближайших перспективах застопорились, когда он вернулся к своей одежде, намереваясь растянуться на песке. Взгляд упал на спящую невдалеке девушку, и он, растерявшись от этой новой встречи, застыл на месте.

Линн медленно пробуждалась с ощущением, будто наплыли тучи и закрыли солнце, но чем дальше уходил сон, тем яснее становилось, что солнечные лучи не попадают на нее совсем не из-за туч.

— Вы не могли бы не загораживать мне солнце? — начала она вежливым тоном. Но виновник падающей на нее тени не двигался, и она повторила свою просьбу на немецком, французском, португальском, испанском и итальянском языках. Никакой реакции. — Вы закрыли мне солнце! — раздраженно крикнула она.

Мужчина отступил в сторону на пару шагов.

— Сначала вы чуть меня не задавили, а теперь еще предъявляете претензии.

Линн села. Слова, безусловно, рассердили ее, но голос был чертовски притягательным, у нее даже мурашки побежали по спине.

— Я вообще вас не давила, ни чуть-чуть, ни как-либо иначе. — Она хотела смотреть ему только в лицо, но не могла удержаться от беглого осмотра с головы до пят и обратно.

Зрелище того стоило. Ее визави из отеля стоял перед ней в той же непринужденной позе, которая бросилась ей в глаза еще за завтраком. Широкие плечи, узкие бедра, тренированные ноги бегуна, хорошо, но не чрезмерно накачанная грудь. Глаза на красивом лице были и в самом деле голубыми, выражение же — явно сердитое.

— Только для вашего сведения. — В голосе Линн еще слышалось раздражение. — Не я сидела за рулем. Такси обычно водит таксист.

— Да что вы говорите! — Дэвид взял тот же насмешливый тон, которым так блестяще доводил сестренку Салли до истерики. Одновременно он пристально разглядывал свою соседку по отелю.

Копну черных волос он уже знал. Глаза были темно-карие, он увидел это, когда она сняла солнечные очки. Красивое лицо, да в ней вообще все было красиво. Стройная, эротичная, с грудью, от которой он бы с удовольствием не отрывал глаз, если бы это не было так откровенно невежливо. Тонкая талия, мягкая округлость бедер, длинные ноги.

Дэвид опустился на песок рядом с незнакомкой и сразу заметил, что взятый им тон подействовал на нее точно так же, как и на его сестру. Темно-карие глаза метали молнии, и все они предназначались ему.

— Почему вы меня преследуете? — Линн еще не успела задать вопрос, как уже поняла его нелепость. Она точно знала, что по пути на этот дальний пляж ее никто не преследовал. Парень, должно быть, нашел ее случайно.

Дэвид оперся о локоть и свободной рукой стряхнул с груди несколько сверкающих капель воды. Он купался, сообразила Линн и одновременно сделала еще одно открытие. Наверно, он моложе. Значительно моложе нее! Один из этих типичных акселератов-старшеклассников, которых чествовали в ее школе за спортивные успехи и за которыми толпами бегали девчонки из группы поддержки.

— Сколько вам лет? — вырвалось у Линн, хотя она тут же прикусила язык за его некорректное, недопустимое по отношению к незнакомцу поведение. Ее родители были бы шокированы. Зато дядя Карл от души бы посмеялся. Дядя Карл… сцена на террасе, блондинка с этим… с этим большим ребенком!

— Я вас не преследую. — Дэвид внимательно разглядывал вещи незнакомки. Все они были со знаком известной дорогой фирмы, начиная с классно скроенного сплошного купальника и кончая пляжным полотенцем, которое стоило, вероятно, таких денег, на которые семья из четырех человек смогла бы жить целую неделю. — Девятнадцать, — механически ответил Дэвид на ее второй вопрос. — А вам?

— Двадцать два. — Линн чувствовала себя застигнутой врасплох. Не то чтобы она скрывала свой возраст или комплексовала по этому поводу, но как этот мальчишка осмелился спросить ее об этом!

Дэвид мысленно составлял реестр на незнакомку: она жила в более дорогом отеле, чем тот, где поселились они с Салли, обладала аксессуарами, которые стоили во много раз дороже, чем его собственные.

— Шикарная сумка, — пробормотал он.

В душе у Линн нарастало беспокойство, ей вспомнились многочисленные предостережения родителей, если верить которым, девяносто восемь процентов обитателей Акапулько составляли карманники, взломщики, грабители, убийцы и кое-кто похуже, а два оставшихся — туристы, то есть жертвы.

— Сумка от Джудит Лайбер. — Линн внутренне напряглась на случай, если этот тип сразу вскочит и скроется с ее дорогой вещью.

Дэвид постучал по добротной коже пальцем, не заметив, что ее владелица слегка вздрогнула.

— Стоит добрых две сотни долларов. — Он поднял взгляд и утонул в сказочно прекрасных глазах, в которых ему на мгновение почудился страх. Конечно, ему просто показалось, он не давал никакого повода для опасений. А тем временем Линн уже мысленно простилась со своей собственностью.

— Вы… Вы очень хорошо разбираетесь в сумках… — Надо же чтобы грабители так мило выглядели, умели так приятно улыбаться и были так ненавязчиво, но неотразимо сексапильны!

— Моя сестра мечтает о сумке от Джудит Лайбер. — Дэвид убрал руку, перевернулся на спину, чтобы поймать солнце в другом ракурсе и равномерно загореть. Его удивила облегченная улыбка на лице соседки по пляжу. — Если моя сестра увидит эту сумку, она сойдет с ума.

— Подарок моего дяди Карла. — Линн сглотнула. Температура на пляже, кажется, стремительно повышалась. Вот сейчас бы дяде Карлу оказаться здесь, чтобы увидеть, как она из-под опущенных ресниц украдкой разглядывает растянувшуюся на песке идеальную фигуру атлета. Воспоминание о блондинке на крыше подействовало отрезвляюще. — Дядя Карл подарил ее мне на день рождения.

В Дэвиде зашевелилась черная ревность.

— Не ваш ли спутник на террасе? — ляпнул он.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Да, а откуда вы знаете? Я хотела сказать, да, это дядя Карл. — Что-то в его вопросе настораживало, но она уже слишком увлеклась и не стала разбираться, что именно. — Мой любимый дядя. Мамин родственник, немец, — зачем-то добавила она эту излишнюю деталь и снова сглотнула, когда Дэвид ловким движением сел и заинтересованно наклонился к ней.

Ее дядя! Дэвид в душе издал ликующий вопль. К черту Салли с ее пустой болтовней о престарелом любовнике!

— Ваша семья родом из Германии? — Как будто это его интересовало! Но что-то он ведь должен был говорить, не заявишь же с ходу: «Ты мне страшно нравишься! Не подружиться ли нам?»

Линн покачала головой.

— Моя мать — из семьи французских дипломатов, отец — из семьи английских банкиров. Сама я родилась в Португалии, а выросла в США.

— А все те языки, на которых вы пытались меня отогнать, вы действительно на них говорите?

— Я действительно на них говорю! — Линн начали раздражать его назойливые расспросы. Что он сделал со своей блондиночкой, если на пляже откровенно ищет курортного флирта? — Раз уж вы хотите знать обо мне все, то я люблю одежду от Скаази…

— Дорогие тряпки от Скаази! — Дэвид понимающе присвистнул. — Только остерегайтесь попасть на глаза моей сестрице. Она в состоянии убить за Скаази и за вашу сумку.

Значит, все-таки криминальная семья! Внутренне Линн просила у родителей прощения за то, что недооценила их предостережения. Она осторожно осмотрелась по сторонам.

— Надеюсь, что успею узнать вашу сестру, прежде чем она начнет меня убивать.

— Не сомневайтесь. — Когда он так довольно улыбался, как сейчас, в уголках губ появлялись ямочки. Слишком он хорош для члена криминальной семьи. — Мы с ней похожи как две капли воды и… эй, разве вы не смотрели на нашу крышу? За завтраком?

— Это была ваша сестра? Та яркая блондинка, которую вы поцеловали в щеку… то есть… я хотела сказать…

— Вы за нами следили. — Ямочки стали еще симпатичнее, зато улыбка — еще нахальнее.

— Я никогда ни за кем не слежу, тем более с террасы своего отеля! — Линн осенила новая догадка. — Но раз вы видели на моей террасе мужчину, значит, это вы за нами следили.

— Я никогда ни за кем не слежу, тем более из своего сада на крыше! — Он изобразил голосом легкое возмущение и вынес приговор: заносчивая дура!

Линн презрительно поморщилась.

— Вы ведете себя как типичный старшеклассник. Безумно высокого мнения о себе, безумно самоуверенный, весь мир — ваш, все вами восхищаются и…

— А вы! — Дэвид рассерженно сел. — Вы, наверно, из такой семьи, где денег куры не клюют, и вам действительно принадлежит весь мир! А школу я уже закончил! Слышите? Закончил! — Он скользнул взглядом с ее сердитого лица по всей фигуре. — Я вас даже не спрашиваю, чем вы занимаетесь. Тратите деньги на безбожно дорогие сумки, которые таскаете на пляж, и на еще более дорогие тряпки!

— Я уже написала свои первые рассказы и даже продала их! — вскипела она. — Вас буквально распирает от предрассудков, и при этом вы вряд ли в состоянии прочитать слово по слогам, поскольку в школе не занимались ничем, кроме спорта, что видно по вашей фигуре… — Она запнулась, заметив на его лице широкую улыбку.

— Очень даже неплохая фигура, правда? — Дэвид нарочито потянулся и насладился результатом: она покраснела. Но глаз не отвела, и он закончил спонтанную демонстрацию. — А если уж говорить о предрассудках, мисс Дорогая Тряпка, то вспомним вашу характеристику спортсмена-старшеклассника! Вы ведь настоящая создательница предрассудков, и, готов поспорить, ваше семейство имеет на это патент и на каждом предрассудке, существующем в мире, зарабатывает лицензионное вознаграждение.

Линн чуть не задохнулась.

— Меня зовут Линн Уильямс, а не мисс Дорогая Тряпка, а вы… вы… мистер Школьник, если такого ребенка, как вы, вообще можно назвать мистером…

Он скрипнул зубами.

— Меня зовут Дэвид Бакли, вы, заносчивая дура, и я…

Ему не удалось закончить фразу. Линн вскочила и так быстро похватала свои вещи, что в воздух поднялся фонтан из песка и засыпал Дэвида. Она возмущенно помчалась прочь, а Дэвид ограничился тем, что рассматривал в высшей степени привлекательный вид сзади с заманчиво упругими бедрами. Он, конечно, с удовольствием выкрикнул бы ей вслед несколько дерзостей, но по опыту с Салли знал, что нельзя перегибать палку, поскольку в этом случае даже самая безобидная женщина лезет драться. А он принципиально никогда в жизни не ударил бы ни одно существо женского пола, и ему оставалось бы только спасаться бегством.

Что он, собственно, немедленно и сделал, побежав в море. Это было бегство от песка, прилипшего к коже, от солнечного зноя и от жара, который разожгла в нем Линн Уильямс.

Надо было охладиться. Срочно.




2


— Ты выглядишь изумительно, мое сокровище. — Дядя Карл восхищенно улыбался своей племяннице, пока они шли от отеля к соседнему ресторану. Столы стояли на улице, деревья были украшены гирляндами из лампочек, и музыканты, явно учитывая вкусы гостей-иностранцев, негромко играли приятные мелодии. — Ты здесь самая красивая.

— Ты просто ангел, дядя Карл. — Линн благодарно пожала его руку, которой он поддерживал ее под локоть. Хотя выглядел он совсем не как ангел, а снова напоминал медведя, втиснутого на сей раз в темный костюм, готовый в любой момент треснуть по всем швам.

— А как обстоят дела с нашим симпатичным молодым соседом? — При входе в сад ресторана толпилось много посетителей, и Карл Корнблум остановился, ожидая, когда метрдотель укажет им места. — Ты его видела?

Прекрасное настроение Линн резко испортилось.

— Только не напоминай мне об этом грубияне! На пляже он приставал ко мне, даже оскорбил! И его сестра, по-видимому, такая же невыносимая, если судить по его рассказам.

Дядя Карл ухмыльнулся.

— Стало быть, вы сегодня славно побеседовали? — Он отмахнулся, когда метрдотель повернулся к ним. — Спасибо, мы сядем к своим друзьям.

— К друзьям? — эхом повторила Линн, но дядя Карл уже тащил ее между столиками, неуклюже задевая стулья, в результате чего сидевшие на них люди проливали вино и роняли с вилок куски мяса, шлепающиеся прямо в соус. — Что еще за друзья? Я никого не видела…

Она резко умолкла, когда дядя остановился у столика, где сидели двое. Двое, чье сходство настолько бросалось в глаза, что Линн удивилась, как это она еще с террасы не признала в них брата с сестрой.

— Добрый вечер, мы соседи. — С таким кратким вступлением дядя Карл уселся за столик, не обращая внимания на вызванное им смущение. — Очень приятно заводить знакомства во время отпуска. — Он украдкой усмехнулся, заметив искру, вспыхнувшую в глазах молодого человека. — Карл Корнблум.

Дэвид облегченно улыбнулся.

— Дэвид Бакли.

Дядя Карл кивком головы указал на оцепеневшую рядом с ним Линн.

— Моя племянница Линн Уильямс. — Мощным рывком за руку он лишил ее равновесия и заставил опуститься на свободный стул. — Но вы ведь уже знакомы с Линн. Вы приставали к ней и обидели ее.

Улыбка сползла с лица Дэвида. Линн прошипела: «Дядя Карл!» А Салли не успела достаточно быстро прикрыть рукой рот и прыснула.

Дэвид постарался удержать застывшую улыбку.

— Моя сестра Салли Бакли.

— Очень рад. — Дядя Карл кивнул Салли. — Вероятно, это та самая сестра, которая столь же невыносима, как и вы, не так ли?

— Дядя Карл! — Линн знала, что тратит силы зря. Когда дядя Карл в таком настроении, его ничто не остановит.

— Вы уже сделали заказ? — Карл Корнблум просиял еще сильнее, когда брат с сестрой покачали головами. — Отлично! — Он протянул руку ошеломленной Салли, заставил ее подняться и выйти из-за стола. — Я непременно должен показать вам еще более прекрасный ресторан. А ты… — Его рука тяжело опустилась на плечо племянницы. — Ты остаешься! Тебе и здесь неплохо! — И он потащил за собой Салли, говоря через плечо: — Мое предложение остается в силе. Я проведу вас по всем ресторанам Акапулько, если вы захотите. — Поскольку он не обращал внимания, куда идет, выход из ресторана имел еще более тяжелые последствия, чем приход в него. — Но вы можете, разумеется, заняться своими делами… за исключением возвращения за столик своего брата.

Салли ловко подхватила его, и им удалось без особых инцидентов добраться до вереницы такси, поджидавших пассажиров у ресторана.

— Я принимаю ваше предложение, мистер Корнблум.

— Зовите меня просто Карлом, — добродушно предложил он. — Вы мне нравитесь.

Салли очаровательно улыбнулась и наклонилась к водителю, в чье такси они сели.

— В самый дорогой ресторан Акапулько!

Карл Корнблум раскатисто захохотал.

— Вы мне нравитесь все больше! Если ваш брат хоть наполовину так же хорош, как вы, то я сделал верный выбор для своей племянницы!

В это время Линн покачала головой, услышав звук, заглушивший все голоса в ресторанном саду.

— Это дядя Карл засмеялся. Похоже, он нашел общий язык с вашей сестрой.

— Вы тоже легко могли бы найти со мной общий язык, если бы захотели. — Голос Дэвида звучал не только подозрительно близко к ее уху, но и приобрел хрипловатый, эротичный оттенок.

Линн подняла взгляд. Как она и предполагала, Дэвид придвинулся к ней. В этом не было ничего удивительного. Удивило ее то, что ее собственный взгляд погрузился в глубину его голубых глаз и не мог оторваться. Свеча на их столике мерцала, и ее пламя отражалось в этих ясных поблескивающих глазах.

Дэвид улыбнулся.

— У вас потрясающий дядя.

— Он бессовестный сводник, — буркнула Линн.

— Он потрясающий сводник. — Его улыбка ослепляла. — Стало быть, вы на меня пожаловались.

— Я… я только… — Линн обрадовалась, что появление официанта помогло ей выйти из щекотливого положения.

Но если она думала, что Дэвид оставит эту тему только потому, что они делали заказ, то здорово ошибалась. Стоило официанту отойти от стола, как он снова направил укоряющий взгляд на Линн.

— Я знаю девушек вроде вас. У нас в школе были две таких. Они думают, что если сидят на мешках с деньгами, то всех превосходят, и обижаются, даже когда им просто скажут «привет!».

— Я не такая! — возмутилась она.

— Нет? — Он на мгновение прищурился. — Вы происходите из очень богатого высшего общества.

— Можно и так сказать, но…

— Тогда вы именно такая!

Линн скрипнула зубами.

— Вы король предрассудков.

Он небрежно отмахнулся.

— Мы это уже проходили. Спорю, что ваши родители не в разводе.

— Нет, но…

— Видите ли, мой папа, Бен Бакли, журналист… кстати, специалист по поэзии Неруды, уже давно развелся с моей мамой.

— Ладно, но…

— И Мэрджори, моя мама, носит теперь фамилию Ремник, так как состоит во втором браке с Джесси Ремником, прокурором, а сама она — судья, и от этого второго брака у нее двое детей, Пол и Мэри, двух и одного года. Вот такая у меня семья. И конечно, мы не так богаты, как вы, но ведь это вам якобы не мешает.

— Не «якобы», а на самом деле не мешает. — Линн сжала кулаки. — Однако ваши семейные взаимоотношения весьма запутаны, если вы позволите мне так выразиться, не обвинив немедленно в человеконенавистничестве.

Слегка наклонив голову к плечу, он так долго разглядывал ее, что она сначала занервничала, а потом разозлилась.

— Могли бы высказаться и без подготовки, — подколола она.

— Вы не можете не брюзжать по поводу и без повода? — спросил он таким любезным тоном, что до нее не сразу дошел смысл сказанного. — А ведь я вам еще даже не признался, что мои старики воспринимают все это не столь серьезно. Мы, так сказать, с улыбкой преодолеваем жизненные кризисы!

Она округлила глаза.

— Я больше ни слова не скажу, иначе вы снова исказите смысл и припишете мне дурные намерения.

— Ах, это интересно. — Дэвид пристально уставился на нее проницательным взглядом. — Стоило мне сообщить, что мои старики воспринимают все не так серьезно, как со мной вообще перестают разговаривать!

Линн вдохнула побольше воздуха и приготовилась дать энергичный отпор, но ее снова прервал официант, принесший закуски, чему она была очень рада, тем более что так и не успела придумать достойный ответ на последнее измышление Дэвида.

Она мысленно проклинала дядю Карла, устроившего ей все это, и решила серьезно с ним разобраться, когда они вернутся в отель. Любимый дядя или нет, но что слишком — то слишком! Линн недовольно сняла с гриля кусочек краба, и великолепный вкус мгновенно поднял ей настроение. Она бросила взгляд из-под опушенных ресниц на Дэвида и, увидев на его лице такое же наслаждение, с трудом сдержала улыбку.

— Вы тайком следите за мной. — К удовольствию от вкусной еды добавилось удовольствие наблюдать, как на лице Линн появляется виноватое выражение, будто ее поймали на чем-то запретном. — Почему вы не посмотрите на меня прямо?

Глупо было бы не последовать его приглашению, в котором слышался вызов. И тут же взгляд ее опять утонул в его сказочно голубых глазах, да к тому же он протянул ей навстречу свой бокал с вином. Пришлось чокнуться.

— За прекрасный отдых. — Дэвид посмотрел на ее губы, касавшиеся бокала, и ощутил почти непреодолимое желание поцеловать их. Пусть она происходит из семьи снобов и склонна к высокомерию, но эти губы он должен поцеловать!

— За прекрасный отдых, — пробормотала Линн, надеясь, что не покраснела под его недвусмысленным взглядом. Слишком легко было понять, о чем он сейчас думает.

Она отпила глоток и завороженно наблюдала, как Дэвид делает то же самое. Ее фантазия вдруг заработала на повышенных оборотах. Она смотрела, как Дэвид глотает, видела загорелую кожу на крепкой шее, мысленно прослеживала путь вина, вызывала в памяти, словно фотографию, картинку с пляжа. Широкая, мускулистая грудь, плоский живот, тонкие золотистые волоски на гладкой коже… на коже, к которой она могла прижаться, которую ей хотелось погладить…

— Какие у тебя планы, Линн?

— Планы? — Он меня поймал, мелькнуло у нее в голове. Он прочитал по глазам, о чем я думаю! — У меня нет никаких планов!

Он сделал еще глоток и отставил стакан.

— У меня тоже. Я собираюсь после школы немного осмотреться. Что-нибудь подвернется, чем потом можно будет заняться.

Она безразлично улыбнулась. Он говорил о планах на будущее. Как хорошо, что ее ответ годился на все случаи жизни.

— Я еще не решила. Сначала получу образование, а потом посмотрю, что получится.

Если бы еда не привела его в миролюбивое состояние, он не преминул бы заметить, что баснословно богатая семья может позволить кое-кому такие вольности.

— Салли совсем другая, чем я.

— Твоя сестра…

Он кивнул.

— Она хочет открыть модный бутик, и при ее страсти к тряпкам это то, что надо.

— Тогда она нашла для себя идеальную профессию. — Линн благодаря вину, еде, музыке и соответствующему освещению чувствовала себя все раскованнее и могла уже закрыть глаза на то, что разговаривает с большим мальчиком, в сущности, ребенком. С ребенком? Ну да…

Дэвид озабоченно покачал головой.

— Когда Салли пытается что-то организовать, получается хаос…

— Тогда ей лучше не стремиться к самостоятельности.

Он пожал плечами.

— Еще она обожает сплетни. Кто, где, как был одет, с кем?

Линн незаметно вздохнула.

— Тогда все-таки модный бутик станет для нее идеальным местом.

— Она почти все делает правильно, но всегда слишком шумно!

Линн опустила свою вилку и выжидательно посмотрела на него.

— Что еще?

Дэвид недолго думал.

— Она без остановки раздает всем вино, сырные кубики и добрые советы…

— Тогда она идеальна для бутика, — сухо констатировала Линн. — И явно так же хаотична, как и вся ваша семья. — Она вопросительно наклонила голову. — За это ты мне сейчас снова выдашь массу лестных характеристик?

— Нет, я знаю кое-что получше. — Он встал и повел ее на танцплощадку перед мексиканским ансамблем, который учитывал интернациональные вкусы гостей и играл все — от последних хитов до мексиканского фольклора.

Первые два танца были из числа тех, что часто исполняются, и Линн, полузакрыв глаза, разглядывала яркие огоньки над головой.

Потом начался медленный танец, и она не успела отказаться, как Дэвид притянул ее к себе и закачался вместе с ней в нежном ритме музыки. И сейчас уже ничем не напоминал большого ребенка.

Линн поначалу окаменела в его крепких руках, ведь это был их первый физический контакт. Дэвиду это нисколько не мешало. Его губы касались ее виска, и, когда он подпевал мелодии, она не только слышала ее, но и ощущала, как вибрирует его грудная клетка. Вздымаясь, она касалась ее груди, и Линн стремительно теряла контроль над собой.

Еще пара вращений, и Линн упала в объятия Дэвида, прижалась к нему, сквозь одежду почувствовала жар его тела. Их движения были настолько синхронны, что у Линн впервые в жизни возникло ощущение безупречной физической гармонии с мужчиной. И, когда он слегка склонил голову и они стали танцевать щека к щеке, ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не потребовать от него поцелуя тут же, на танцплощадке, хотя в своем обычном состоянии она вряд ли решилась бы на это даже в уединении собственных четырех стен.

Раздался мощный туш, оглушительно взревели трубы, и это подействовало, словно пресловутый щелчок пальцами после гипноза. Линн слегка отшатнулась, и Дэвид посмотрел на нее так растерянно, будто начинал танец с другой, и теперь не может понять, почему держит в объятиях именно ее.

— Классный ансамбль, — пробормотал он.

— Да, классный. — Она с надеждой посмотрела в сторону их столика. Колени дрожали, хорошо было бы сейчас присесть.

— Здесь наверняка подают классный десерт. — Дэвид вздохнул и поспешил за ней к столику.

— Да, классный, — снова подтвердила Линн, пытаясь спрятать замешательство за нарочитой холодностью. При этом она отчаянно убеждала себя, что просто ужинает в ресторане с мальчиком высокого роста. Мысль, что он вовсе не мальчик, она решительно отогнала.

Дэвид больше не приглашал ее на танец, а возвращаясь около полуночи в отель, они всего лишь держались за руки.

Линн была рада, что яркое освещение у входа в отель полностью исключало возможность прощального поцелуя.

— Большое спасибо за приятный вечер. Было очень…

— А вот и вы! — Дядя Карл, сияя, вышел из холла. — Я уже проводил Салли в отель. — Он с любопытством разглядывал Линн и Дэвида. — Поцеловались на прощанье?

— Дядя Карл!

Он отмахнулся, не обращая никакого внимание на то, что и Линн, и Дэвид покраснели от смущения.

— Я знаю, как меня зовут. Можешь не напоминать. — Дядя Карл огляделся вокруг и показал на фонарный столб с перегоревшей лампочкой на противоположной стороне улицы, тень под которым усиливали густые кроны деревьев. — Вот идеальное место для прощания. Без поцелуя ты в отель не вернешься. — Его строгий взгляд, направленный на Линн, смягчился, когда Дэвид, недолго думая, потянул ее через дорогу.

— Не смей! — зашипела Линн, когда он обнял ее под деревьями, хотя в душе ждала его поцелуя.

— Ты слышала, что сказал твой дядя. — Она почувствовала на лице его дыхание. — Я весь вечер хотел это сделать.

— Отпусти меня немедленно… — Не стоило ей открывать рот. Она поняла это, как только губы Дэвида слились с ее губами, и поцелуй подействовал на нее как электрический разряд.

Каждая клетка ее тела ожила и затрепетала. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной, подчиненной чужой воле и слабой — состояние, всегда ей ненавистное, но сейчас кажущееся самым прекрасным.

Дэвид был полностью поглощен поцелуем. Его руки лежали у нее на спине, а язык настойчиво вторгся ей в рот и заиграл с ее языком. Он чуть повернул голову, чтобы еще плотнее прижаться к ее губам, описывал языком круги, их дыхания смешались.

Казалось, минула вечность, пока Дэвид не оторвался от нее, и Линн потребовалось какое-то время, чтобы вернуться в реальность.

Она еще не очнулась окончательно и пребывала в смятении, когда Дэвид стал прощаться с ней перед входом в отель.

— Увидимся завтра? — Он выжидательно посмотрел на нее. — После завтрака? Поедем на пляж?

От растерянности она сделала то, что обычно предпринимала только по отношению к нежелательным, но настырным кавалерам — подчеркнуто надменно подняла брови и проговорила:

— Посмотрим, как я завтра буду себя чувствовать.

Его лицо сразу замкнулось.

— Тебе обязательно нужно снова разыгрывать высокомерную дуру?

— Я на три года старше и на сто лет умнее тебя! Если ты расцениваешь это как высокомерие, ничем не могу помочь. Спокойной ночи!

— Я все равно буду завтра ждать! — сердито крикнул он ей вслед. — Ты меня так легко не отошьешь!

— Я безумно этому рада! — фыркнула она через плечо, но безумие на самом деле заключалось в том, что она действительно радовалась, поднимаясь на лифте в свой номер. Радовалась, внутренне закипая. Дядя Карл сейчас кое-что получит.

Но дядя Карл предусмотрительно заперся в своей комнате и не отреагировал на ее стук.




За две недели отдыха волосы Дэвида стали еще светлее. Загорели они с Линн примерно одинаково, как она установила, украдкой разглядывая его спину, когда он растянулся рядом на пляжном полотенце. В остальном же они были внешне полной противоположностью друг другу.

И не только внешне, вздохнув, подумала Линн. Как только она выдержала целых две недели с этим незрелым невыносимым парнем, который, правда, умел флиртовать как никто другой, но во всем остальном был ее абсолютным антиподом? Американские «солнечные мальчики» это все-таки нечто!

— Почему ты вздыхаешь? — спросил Дэвид, не поднимая головы. Она не ответила, но это ему нисколько не мешало. Она практически не изменилась и по-прежнему держала определенную дистанцию, точно так же, как и в начале их знакомства.

Странно, подумал он и повернул голову так, чтобы тайком полюбоваться ее загорелым боком и холмиком груди. При всем, что их разделяло, она притягивала его с необъяснимой силой, идеально воплощая в себе все, чего он ждал от женщины.

— Женщина должна обладать тремя свойствами, — пробормотал он, озвучивая свои мысли. — Умом, волей и сексуальностью…

Она опустила книгу, от которой он ее постоянно отвлекал.

— Как прикажешь это понимать? — В ее голосе слышалась легкая ирония.

Вместо того чтобы объяснить ход своих мыслей, Дэвид предпочел сменить тему.

— Что ты читаешь? — Он поднял книгу, чтобы увидеть название. — Чушь!

Линн немедленно вскинула брови, отчего ее лицо приобрело глубокомысленное и надменное выражение.

— Это литературное, историческое, археологическое, психологическое, теологическое…

— Я и говорю — чушь!

Линн почувствовала, как в ней закипает злость. Не спасло и то, что Дэвид перекатился на спину, скрестил руки под головой и с наслаждением отдался солнцу. Ее взгляд проследовал по блестящей от воды и крема для загара коже, не пропуская ни сантиметра, восхитился чистой, полной силы мужественностью, и ее эротические фантазии смутили бы самых искушенных. Если бы они находились не на общественном пляже…

— Ты читаешь эту книжку, — пробурчал Дэвид, — потому что в данный момент ее принято читать.

— Это не так. — Начало привычной перебранки отвлекло Линн от ее мечтаний.

— Именно так! Все богатые люди из высшего общества всегда делают то, что принято.

Ее охватило искушение ударить Дэвида книгой.

— Полная ерунда, к тому же мы не так уж богаты!

Дэвид тихонько засмеялся, не открывая глаз.

— Твои родители, вероятно, так богаты, что в детстве ты играла не в камушки, а в нешлифованные алмазы.

— А почему же не в шлифованные? — ехидно спросила она. — Они ведь гораздо красивее.

— Ради приличия. Шлифованные алмазы в качестве детской игрушки можно квалифицировать как снобизм. В то время как нешлифованные…

— Сам ты нешлифованный идиот! — вскипела она и швырнула книгу в пляжную сумку. — А в искусстве ты вообще не разбираешься!

— Нет, разбираюсь!

— Не разбираешься! — заявила она. — Две недели мы занимались всем, чем угодно, от солнечных ванн и плавания до экскурсий и дискотек, но ни разу не посетили ни одну художественную галерею.

— Да пожалуйста, если ты хочешь! — Он выпрямился. — Сию же минуту отправляемся в ближайшую галерею!

— Сейчас? Среди бела дня? Когда такое солнце?

Он был уже на ногах.

— Ах так, если я из-за такого солнца не шатался с тобой в течение двух недель по галереям, то это, разумеется, означает, что я совершенно не разбираюсь в искусстве. Но когда ты предпочитаешь выпаривать на солнце мозги, вместо того чтобы пойти в галерею, это, безусловно, нечто другое!

— Конечно, другое! — Линн вскочила, шипя, как дикая кошка. — Я-то кое-что понимаю в искусстве!

— Не понимаешь!

— Нет, понимаю и докажу тебе это во всех художественных галереях Акапулько и, если хочешь, всей Мексики!

Обоим вдруг приспичило срочно мчаться по галереям, а поскольку их было превеликое множество, то и поводов для споров появилось предостаточно.

Излишне упоминать о том, что мнения у них всегда оказывались диаметрально противоположными, и каждый до хрипоты отстаивал свою точку зрения.

— О-о, сейчас тебя ждет твое Ватерлоо! — воскликнула Линн, когда Дэвид восхищенно остановился перед выставочным залом, где экспонировались работы известного американского художника. — Вряд ли можно утверждать, что он создал что-то существенное. Он разменял себя, превратился в «свадебного генерала», специализирующегося на презентациях — кинофестивали, телеконкурсы, театральный фестиваль, конкурсы красоты, — он везде вручает призы.

— Тебе не понять, — презрительно отозвался Дэвид.

Линн вышла из себя.

— А малевать он начал только потому, что ни в одной другой сфере ничего не добился.

В одной из ниш выставочного зала Дэвид обнаружил картину художницы, которая с недавних пор слыла любимицей средств массовой информации.

— Она великолепна и очень сильна в цвете… сейчас она ходит с зелеными волосами, украшенными розовыми сердечками!

— Звучит как описание ходячей бонбоньерки из тех, что дарят на День матери. — Линн выскочила на улицу, чтобы лишить Дэвида возможности возразить.

Он без труда догнал ее, что было неудивительно при его длинных ногах, на которые она исподтишка заглядывалась, несмотря на все споры по искусству.

— В ваших денежных кругах всегда так поступают? — подколол он. — Убегают, если больше ничего не приходит в голову?

Она и виду не подала, что шпилька ее задела, и остановилась у книжного магазина.

— Не будешь ли ты так любезен взглянуть на эту стопку книг и фотографию автора? — спросила она настолько учтиво, что Дэвид скрипнул зубами. — Ты знаешь этого писателя?

— Помимо восьмидесяти часов занятий спортом в неделю, еще один час я учился. — Он показал на фото. — Твоя тайная страсть?

Она закатила глаза.

— Он невероятно хорошо выглядит и невероятно глуп, его рассказы отличаются изысканной скукой, а пища состоит преимущественно из коктейлей с шампанским, икры и кокаина!

Дэвид скорчил глубокомысленную мину.

— Насколько я информирован, он бисексуален…

— Если правда, то это его единственное позитивное качество.

Дэвид сухо усмехнулся.

— Эпитет «позитивное» я не стал бы употреблять здесь с такой легкостью.

Линн поперхнулась и громко расхохоталась.

Дэвид принял это за знак временного перемирия, и остаток дня прошел по заведенному порядку. Свобода, отдых, развлечения, споры, флирт, поцелуи. И ни секунды скуки.




— Сегодня во второй половине дня он уезжает? — Дядя Карл, сидевший на террасе за столиком для завтрака, непроизвольно посмотрел в сторону нижней балюстрады. — И?

— Что значит «и»? — Линн дернула плечом, не понимая, несчастна она или нет?

— «И» значит «и». — Дядя Карл напрасно ждал ответа. — Что будет с вами дальше?

Линн взглянула на дядю в некоторой растерянности.

— А что может быть дальше? Был приятный отдых. Дэвид улетает сегодня, а мы с тобой послезавтра. Вот и все.

— Вот и все? — эхом откликнулся Карл Корнблум и нетерпеливо откинулся на спинку стула. — Так просто? Стало быть, все мои усилия, которые я приложил вначале, чтобы свести вас, были напрасными?

— Нет, конечно, нет… хотя я должна была бы высказать тебе все, что думаю по поводу твоего сводничества.

— Доверься доброму глазу своего дяди. — Он лукаво ухмыльнулся. — Я вижу, когда попадается что-то подходящее для моей племянницы. — Внезапно его лицо стало серьезным. — А теперь выходит, что никакого продолжения не будет?

Линн не знала, что ответить, поскольку вообще не думала ни о каком продолжении.

— Именно так, — наконец подытожила она и не удивилась неудовольствию, отразившемуся на дядином лице.

Салли Бакли в это время, тоже за завтраком, вела с братом похожий разговор.

— Готова поклясться, что вы идеально подходите друг другу.

— Тогда можно сказать, что мясник и свинья идеальная пара, потому что оба нужны, чтобы подать на стол отбивную.

Салли поморщилась, словно нечаянно наткнулась в булочке на камешек.

— Это самое дурацкое сравнение из всех, что мне доводилось слышать.

Дэвид пожал широкими плечами.

— Но дело обстоит так, а не иначе. Между Линн и мной никогда ничего не будет. И это к лучшему. Мы — из разных миров.

— Вы оба — из Соединенных Штатов Америки!

— Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Между нами такая же разница, как между…

— Как между мясником и свиньей. — Салли презрительно фыркнула. — Вот только вопрос, кто мясник, а кто свинья.

Дэвид раздраженно взглянул на нее.

— Иногда я жалею, что сестер и братьев не выбирают, а получают, что достанется.

Салли подвела итог дискуссии.

— Идиот!

Спустя час Линн, сидя в такси по пути на пляж, посмотрела на Дэвида так, словно хотела присоединиться к характеристике, данной ему сестрой.

— Зачем нам по возвращении писать друг другу? — все-таки спросила она. — Это ничего не даст.

— Верно, это ничего не даст, — согласился Дэвид чуть быстрее, чем следовало бы. — К тому же я не большой мастер писать письма.

— А ты вообще-то умеешь писать? — съехидничала Линн, правда, без обычного в таком случае вдохновения. — Тебе приходилось хоть раз держать в руке не бейсбольную биту, а карандаш?

— Нет, ни разу не приходилось. — Дэвид и глазом не моргнул. — Зато ты как минимум умеешь без ошибок написать свою фамилию. По крайней мере, должна уметь. Ведь ты постоянно упражняешься, подписывая чеки с папиного счета.

— Ты просто золото! — вскинулась она.

— Такое же золото, как твоя золотая кредитная карточка? — спросил он и сам махнул рукой. — Нет, где уж там. Она для тебя на первом месте. — Однако и в его уколах на сей раз не хватало желчи.

На пляже они вели себя непривычно тихо, а через три часа Дэвид собрал свои вещи.

— Салли, наверно, уже готова. Мне пора. — Он нерешительно посмотрел на Линн и наклонился к ней. — Приятный был отдых, правда?

— Да, очень приятный. — В голове у нее промелькнули разные фантазии, которые всегда возбуждало в ней его присутствие, но теперь они стали беспредметными, поскольку все равно не оставалось времени, чтобы воплотить их в действительность.

— Ну что ж… — Дэвид на мгновение испытал искушение попрощаться с ней поцелуем, подобным их первому поцелую после ужина в ресторане. Но, поскольку они расставались навсегда, это не имело никакого смысла, и он не захотел в последнюю секунду разбудить то, что потом не успокоишь.

— Всего хорошего. — Линн подалась к нему.

— Тебе тоже. — Он небрежно коснулся ее губ и выпрямился. — И желаю весело провести оставшиеся дни.

— Да. Удачного полета. И привет твоей сестре.

— Спасибо. Привет твоему дяде.

Он махнул рукой, уходя. Она махала ему вслед, когда он еще дважды обернулся. Потом он исчез. Общий отдых закончился. Окончательно и бесповоротно.




3


Небо над Кармелом было высоким, ясным и очень синим, но с океана дул сильный холодный ветер, заставляя шуршать и потрескивать сухую осеннюю листву на деревьях. Уже опавшие листья, спасшиеся от бдительных мусорщиков, кружились по почти обезлюдевшим улицам.

Дэвид поднял воротник ветровки, закрыв молнию до самого верха, и пожалел, что не надел под нее ничего, кроме майки. При выходе из отеля его сбило с толку яркое солнце.

Знакомый фирменный знак сети быстрых закусочных сулил не только что-то горячее для желудка, но и защиту от ветра. Дэвид, недолго думая, пропустил почти беззвучно проскользнувший мимо него «шевроле» и перешел через дорогу.

Закусочная соответствовала общей картине, характерной для Кармела в это время года. Она была почти пустой. Молодая официантка за стойкой оказалась, правда, красоткой, но излучала не только осознание данного факта, но и безграничную лень, и ее движения, когда она обслуживала посетителя, напоминали искусную имитацию замедленного показа работы официантки в кино.

Дэвид молча положил на стойку оплаченный чек, взял поднос, сел на скамейку у окна, раскрыл упаковку, надкусил гамбургер…

…и застыл в этой позе, поймав взгляд молодой женщины за соседним столом, направленный прямо на него. У нее были темно-карие глаза, затронувшие в нем первую струну. Глаза на красивом лице под копной черных вьющихся волос, разбудивших вторую струну. Третья струна зазвучала, когда молодая женщина с усмешкой передразнила его, изображая хватку его пальцев вокруг гамбургера, а зубами, словно вгрызаясь, в воображаемую булочку вместе с ее начинкой.

Все три струны мгновенно слились для Дэвида в аккорд под именем Линн Уильямс, и в следующий миг носительница этого имени уже садилась на скамью напротив него и ставила на его стол свой поднос.

— Я бы на твоем месте наконец откусила, — улыбаясь, посоветовала Линн. — Хотя в этой позе ты легко можешь сойти за произведение искусства. «Юноша, жующий гамбургер». Мне следовало бы запаять тебя в целлофан и за большие деньги продать какой-нибудь галерее.

Дэвид энергично задвигал челюстями и поместил откушенный кусок за левую щеку.

— Я тебе еще в Акапулько говорил, что твои познания в искусстве — на нуле. Привет, Линн! Как дела?

— Пока я с тобой не повстречалась, все шло хорошо. — Она продолжала улыбаться, но между бровей залегла маленькая недовольная складочка. — Теперь я уже не уверена, что так будет и дальше.

— Узнаю Линн Уильямс. — Он говорил и одновременно с наслаждением жевал, на удивление, успешно совмещая эти действия. — Вместо того чтобы сказать: «Привет, Дэвид, рада тебя видеть», — сразу выдаешь скрытую колкость.

— При чем тут колкость, — ощетинилась она. — Меня еще в Акапулько вывело из себя твое бессовестное утверждение, будто я ничего не понимаю в искусстве, я до сих пор сержусь.

Дэвид оторвал великолепными зубами очередной мощный кусок ни в чем не повинного гамбургера.

— Полное отсутствие чувства юмора что тогда, что сейчас! — неразборчиво пробормотал он, сделал глоток и продолжал более внятно: — Сколько времени прошло? Два года! А ты ни капли не изменилась.

— Ты тоже. — Ее улыбка стала чуточку теплее. — Остался по-прежнему большим ребенком.

Дэвид основательно набил рот гамбургером, чтобы избежать искушения и не обозвать ее «заносчивой дурой». Однако думать так полный рот ему не мешал.

Линн смотрела на симпатичное, хорошо знакомое лицо со сказочно голубыми глазами и злилась. Дэвид разглядывал ее совершенно спокойно, невозмутимо, но в том, что он одновременно жевал, было что-то обидное, пренебрежительное. Ей пришлось сдержать себя, чтобы не высказаться по этому поводу. В конечном счете она бы только поставила себя в глупое положение, упрекая его в том, что он жует во время разговора.

Дэвид прекрасно знал недобрый огонек в темных глазах. Она сердилась. Это настроило его на такой миролюбивый лад, что он отпил кока-колы и улыбнулся.

— Что ты делаешь в Кармеле?

Она расценила его улыбку как сигнал примирения.

— Отдыхаю. А ты?

— Тоже отдыхаю.

— Снова? Акапулько, Кармел… Больше ты ничем не занимаешься?

Он с недоумением взглянул на нее и понял, что она говорит всерьез.

— Линн, между Акапулько и Кармелом прошло два года! Два года, в течение которых чем только я ни занимался! Почему ты считаешь, что я ничего не делаю, а только отдыхаю?

Она искренне смутилась и растерянно пожала плечами.

— Я… не знаю… Мне показалось, что мы расстались всего пару недель назад.

Его улыбка стала еще ослепительнее благодаря ямочкам, образовавшимся в уголках рта, которые она до сих пор помнила.

— Это означает, что время, проведенное без меня, было не в счет и потеряло всякое значение, как только ты меня опять увидела.

Линн прекрасно понимала, что он всего лишь шутит, но не засмеялась и ничего не ответила.

Конечно, за прошедшие два года многое что случилось, и это были для нее важные годы, и все же его слова содержали долю истины. Когда она сидела в этой закусочной напротив Дэвида Бакли и смотрела в его улыбающееся лицо, ей казалось, что после Акапулько вообще ничего не происходило. Дэвид неправильно истолковал ее молчание.

— Эй, я просто пошутил. Не обязательно лопаться от смеха, но улыбнуться не помешало бы. — Она послушно улыбнулась, и он удовлетворенно кивнул. — У меня еще тогда возникло ощущение, что у тебя совсем неплохие задатки, и, приложив некоторые усилия, из тебя можно было бы сделать вполне приличного человека. Как поживает дядя Карл? — быстро спросил он, прежде чем она успела вскинуться на него за наглость.

— Хорошо. — Она кивнула, спуская ему последнее замечание. — В самом деле, хорошо. В данный момент путешествует по каким-то историческим местам. А что делает твоя сестра… Как ее зовут? Салли?

Он подобрал остатки гамбургера.

— Точно, Салли. У нее теперь модный бутик. Если хочешь что-то купить… — Он поспешно поднял руки и замахал ими. — Нет-нет, можешь ничего не говорить. Ты делаешь покупки только в самых дорогих и изысканных лавках, какие есть на свете.

— Кто это говорит? — Линн нервно наклонилась через стол.

— Я говорю, потому что знаю тебя. — Он нахмурился и уставился на ее одежду, в принципе, точно такую же, как и у него, спортивную, удобную для отдыха, но чем-то сильно отличающуюся. — Посмотри на себя. На первый взгляд, мы одеты одинаково — в ветровки и майки, джинсы и кроссовки, но у тебя снова на каждой вещи фирменный знак знаменитого дизайнера, и, готов поспорить, твои тряпки стоили в пять раз дороже моих.

— Ах да, я совсем забыла. — Линн откинулась с обманчивой улыбкой. — Я же беседую с королем предрассудков. В твоем присутствии надо либо носить самые дешевые шмотки, либо беспрерывно извиняться за то, что купил что-то подороже. — Она вздохнула и покачала головой. — С какой стати, собственно, я тут рассиживаюсь и спорю с незрелым подростком? Я ведь собиралась просто перекусить! Почему я не могу этого сделать, не выслушивая упреков по поводу своей одежды?

— Потому что ты не станешь делать покупки в бутике моей сестры, — пробурчал Дэвид сквозь сжатые зубы.

— Это ты утверждаешь, а не я! — вскипела она.

— Точно, но ты что, будешь покупать у моей сестры?

Линн перегнулась через стол.

— Ты часто навещаешь сестру в ее лавке?

Он кивнул.

— Даже очень часто.

— В таком случае я ни за что не переступлю ее порога, чтобы никогда, никогда, никогда больше не встретить тебя! — С этими словами она вскочила и хотела броситься к выходу.

— Никто не умеет целоваться так, как ты, — вполголоса произнес он.

Линн словно стукнулась о стеклянную стену. Очень медленно она повернула голову и уставилась на него, будто он за эти секунды превратился в космического монстра.

— Что?

Дэвид ухмыльнулся.

— Я сказал…

— Я слышала, что ты сказал, Дэвид Бакли! — Она вернулась к столу и опустилась на свое место. — Но почему ты это сказал?

— Потому что так оно и есть. — Он разглядывал ее поднос с недоеденным чизбургером. — Если ты больше не хочешь…

Она так грохнула свою тарелку на его пустую, что остатки чизбургера чуть было не шлепнулись ему на колени.

— Как ты смеешь оскорблять меня, клеймить своими дурацкими ярлыками, а когда я хочу уйти, вдруг говоришь такие вещи?

— Потому что это правда. — Он подвергнул половину чизбургера той же процедуре, что и гамбургер, в два приема покончив с ней. С наслаждением облизал кетчуп с пальцев. — За последние два года у меня хватало возможностей для сравнительного анализа техники поцелуев с девушками постарше… — Он обаятельно улыбнулся. — Говоря «постарше» я имею в виду, что они были старше меня.

— Я думаю, что любая девушка в возрасте, подходящем для поцелуев, по своему духовному развитию наверняка старше тебя. — Внутренне Линн кипела от злости, но не хотела этого показывать и еще сильнее досадовала, поскольку показывала очень явно. Она чувствовала, что щеки ее пылают, а глаза горят, и ничего не могла с собой поделать. — Почему такие возможности появились у тебя только в последние два года? Разве их не было в школе?

— Да, там тоже. — Его постепенно все больше радовало присутствие Линн. Она была не только так же хороша и сексуальна, как в Акапулько, но и умела великолепно злиться. Ему нравилось сбивать спесь с этой надменной великосветской девицы. — Кстати, в течение этих двух лет после Акапулько я всех девушек сравнивал с тобой. И ты всегда выигрывала.

Ее улыбка больше походила на оскал разъяренной волчицы.

— Вероятно, в твоих глазах это комплимент.

Дэвид энергично кивнул.

— Еще какой.

— А я, видимо, должна чувствовать себя польщенной! — Она была близка к тому, чтобы прыгнуть через стол и выцарапать ему глаза, этому нахалу.

Он уперся согнутыми в локтях руками о столешницу и придвинулся к ней так, что их разделяло расстояние шириной всего в две ладони.

— Что ж, Линн, если бы ты сказала, что в последние два года сравнивала меня с каждым из своих приятелей и я всегда оказывался на недосягаемой высоте, я бы чувствовал себя польщенным.

— Разумеется! — Она тоже наклонилась вперед, так что кончики их носов почти соприкоснулись. — Ведь ты надутый, самодовольный, инфантильный…

Его рука настолько стремительно взмыла над столом, что Линн не успела среагировать, как она оказалась у нее на затылке и о сопротивлении было поздно думать. Она попыталась отстраниться, но он легко удержал ее. Его взгляд остановился на ее губах, они оказались еще прелестнее, чем он запомнил.

— Такой красивый рот, — пробормотал он. — И способен произносить такие злые слова. — Он укоризненно покачал головой, отчего пожар внутри у Линн разгорелся еще сильнее. — К тому же это рот, который нужно целовать…

— Только посмей…

Он посмел. Прямо посреди закусочной, без малейшего стеснения, и короткое сопротивление Линн было сломлено. Картинки залитого солнцем пляжа поплыли у нее перед глазами, Дэвид на солнце, прекрасный, сильный, такой влекущий, что даже сейчас любая из ее тогдашних фантазий возбуждала ее чувственность. Его язык хозяйничал у нее во рту, и Линн готова была застонать, если бы в этот момент не раздались восторженные, хотя и жидковатые аплодисменты.

Она отпрянула, словно обжегшись о губы Дэвида, и смогла высвободиться, поскольку он так же озадаченно, как и она, смотрел на официантку за стойкой. Девушка очнулась от столбняка, вызванного скукой, и фанатично хлопала в ладоши.

Линн растерянно оглянулась по сторонам, и если ее лицо пылало так, как ей казалось, то оно должно было стать от смущения ярко-красным, если не пунцовым. То обстоятельство, что они были единственными посетителями, не очень ее утешало.

— Нет! — С этим криком Линн вскочила и выбежала из помещения. Она хотела убежать как можно дальше от этого мальчика, обладавшего пугающей способностью делать с ней все, что ему хотелось, потому что того же самого хотелось и ей. — Я понемногу схожу с ума, — бормотала она вслух, мчась по улице. — Я теряю рассудок…

Линн взглянула через плечо. Дэвид следовал за ней! Ему это ничего не стоило при таких-то длинных ногах. Линн прибавила скорости, заранее зная, что это бесполезно. Она не могла от него убежать.

И все же она продолжала бег, не понимая, от кого бежит — от него или от себя. Один-единственный поцелуй объяснил, что ей хочется здесь, в Кармеле, воплотить в жизнь фантазии Акапулько. Как раз то, чего она боялась. Только не с этим смазливым мальчиком, постоянно доводящим ее до белого каления, но способным тем не менее так подчинить своей власти, что самостоятельно ей не освободиться!

Отель показался ей спасительной гаванью. Наверняка Дэвид не настолько нахален, чтобы преследовать ее даже здесь! Это было одно из лучших зданий города. Она может потребовать защиты у охраны и…

Он вошел в холл следом за Линн. Верх наглости! Последовал за ней в рецепцию, где Линн получила свой ключ!

Ее мать любила повторять: «Кого слово не возьмет, того палка прошибет». Линн набрала побольше воздуха и обратилась к служащему:

— Будьте добры, вот этот господин…

— Спасибо, Линн, не беспокойся. — Дэвид непринужденно усмехнулся и тоже взял ключ. — Мы живем в одном отеле. Забавное совпадение, правда? — Он схватил ее руку с ключом и повернул так, чтобы увидеть цифры на брелке. — Даже на одном этаже. Я действительно понятия ни о чем не имел, когда снимал сегодня номер.

Они вместе поднимались на лифте, и со стороны казалось, что она наказывает его молчанием. На самом деле Линн просто не знала, что сказать. Любое слово застревало в горле. Мысли метались по кругу.

— Ах да, кстати… — Дэвид остановился, когда, выйдя из лифта, должен был повернуть направо, а она — налево. — Считай, что на сегодняшний вечер ты приглашена… и на все следующие дни тоже. Раз уж судьба нас свела, я хотел бы этим воспользоваться.

Если бы не этот ужасный комок в горле! Она бы в лучшем виде сказала ему все, что думает о его приглашении. А так ей не оставалось ничего другого, как сбежать в свою комнату.

Перед тем как до невежливости громко хлопнуть дверью, Линн взглянула, в каком номере исчез Дэвид. Она надеялась, что навсегда!




Ровно десять минут Линн простояла, прижавшись к захлопнутой двери. Столько ей понадобилось, чтобы прийти в себя.

Как глупо! Смазливый мальчишка поцеловал ее, и она уже растаяла, словно похотливая рабыня собственных гормонов!

Нет, так отпуск проводить нельзя. И все-таки ей хотелось побыть здесь еще неделю и не менять отель только потому, что случайный знакомый неожиданно тоже в нем остановился. Для этого нет никаких оснований. Сейчас она сходит к Дэвиду и спокойно, трезво, со всей определенностью объяснит ему, что в ее планы не входит совместный с ним отпуск. И покончит с проблемой под названием Дэвид Бакли.

Линн набрала в легкие воздуху, вышла из комнаты, решительно прошагала по коридору и постучала в дверь, за которой — она видела — скрылся Дэвид.

Через секунду дверь приоткрылась, и Линн, полная решимости, смело вошла в комнату. В конце концов, предстоял разговор не для коридора. В двадцать четыре года пора стать уверенной в себе и…

— Дэвид, я должна тебе сказать… — Дверь за ней захлопнулась, и она заволновалась. И снова в горле возник тот самый комок.

Дэвид прислонился к закрытой двери и с улыбкой смотрел на нее. Но как прислонился! Как модель с эротического плаката!

Обнаженный торс, загорелый и еще более накаченный, чем два года назад. Большие пальцы рук засунуты в карманы низко сидящих на бедрах джинсов, ко всему прочему, с расстегнутой на поясе пуговицей. В просвете над молнией виднелся плоский живот, на нем волосяная дорожка, ведущая от пупка вниз…

— Я надеялся, что ты не сможешь сопротивляться. — Голос звучал тихо, с легкой хрипотцой, она кожей ощущала его теплую нежность. — Но что ты так скоро придешь ко мне… — Он кивнул головой в сторону открытой двери слева от себя. — Я как раз собирался принять душ. Составишь мне компанию?

— Иди… — Ее голос скрипел, будто голосовые связки натерли наждачной бумагой. Она откашлялась. — Отойди от двери.

Сексуальная улыбка на его лице не оставляла никаких сомнений по поводу его мыслей.

— Я не удерживаю тебя, Линн. Ты можешь уйти в любой момент.

Обнадеженная, она двинулась к двери и тем самым к нему.

— Но ты должна отодвинуть меня от двери. — В голубых глазах заплясали чертенята. — Я тебе облегчу эту задачу. Поддамся малейшему нажиму твоих рук. Только дотронься до меня, Линн… коснись меня… отодвинь меня в сторону, и можешь идти…

Она не могла обвинить его в том, что он удерживает ее силой. Чувствовала, что он отпустил бы ее. Но знала, на что он рассчитывает. Линн нерешительно протянула к нему руки, не смея дотронуться до его плеч.

Нет, она не могла коснуться этих невероятно широких плеч и не потерять над собой контроль. Она робко опустила руки ниже. Боже, ведь этот парень на три года ее моложе…

Узкие бедра, которые на пляже в Акапулько ей хотелось обхватить своими ногами… Линн беспомощно провела кончиком языка по губам и опустила руки и взгляд еще ниже.

Плотная джинсовая ткань, то есть никакого физического контакта, однако джинсы предательски натянулись и…

— Поцелуй меня, — прошептал Дэвид. — Поцелуй меня, и я отойду в сторону…

Чтобы случайно не обнять его, она просто шагнула к нему и слегка наклонилась вперед. Его обнаженный торс излучал жар, а губы оказались теплыми, упругими и влажными.

Она ждала с его стороны агрессивности, которой не было. Дэвид лишь чуть коснулся ее губ, заманивая, но не настаивая ни на чем.

Всего один поцелуй, сказала она себе. Один-единственный поцелуй! Ничего страшного.

Она чуть приоткрыла рот. Язык Дэвида мгновенно проник между ее губами, ее рот наполнился его дыханием. Его язык нежно дотронулся до ее языка и замер.

Мало! Слишком мало! Линн хотелось большего, она хотела все! Ее руки начали действовать самостоятельно, обвили шею Дэвида, потом затылок, а губы жадно охватили его язык.

И тут он поцеловал ее так, как сделал это два года назад, глубоко и страстно, но по-прежнему не меняя позы. Руки Линн скользили по его плечам, по рукам, достигли ладоней, положили их на свои бедра.

Но он проявлял активность все еще только в поцелуе, своими губами погружая ее в поток чувственности. Она же хотела большего, требовала большего!

Со стоном нетерпения Линн положила руки ему на грудь, коснулась подмышек, погладила спину, прижалась к животу, ощущая его возбуждение…

От сдержанности Дэвида не осталось и следа. Поцелуй приобрел ритм, который Линн не могла да и не хотела сбить. Его руки завладели ее грудью, прижали к телу, уже готовому любить, направили к постели.

— Я ведь сказал, что отойду от двери, если ты меня поцелуешь, — пробормотал он, опускаясь с ней на кровать, прижимаясь губами поочередно то к одной, то к другой груди, потерся через ткань ее майки о почти до боли затвердевшие соски. Приподнял майку и языком коснулся их, вызвав у нее сдавленный стон. За языком последовали пальцы.

Все его прикосновения, все движения сливались для Линн в один тяжелый дурман. Тепло его кожи, ее вкус, запах вызывали одно горячее желание, поднимавшееся из самых сокровенных глубин. Пальцы Дэвида, не оставляя ни единой, даже самой интимной тайны, полностью раскрыли ее для него.

Все фантазии Акапулько наконец-то материализовались. Линн шла ему навстречу, отдавалась и с готовностью брала все, что он предлагал. Он взял ее и поднял к высотам сладострастия, о которых она и понятия не имела. Он стал ее единственной опорой в этом мире, состоявшем сейчас лишь из ощущений и страсти. Она думала, что больше не выдержит, но снова требовала еще и еще, получала, отдавала — пока не наступило пресыщение.

Линн услышала хриплый стон, вырвавшийся из его груди, одновременно испытывая внутри нескончаемую череду пожаров, погасить которые мог только Дэвид.

Он еще долго обнимал ее, целовал, нашептывал на ухо какие-то слова, наполнявшие ее глубоким покоем, и она, бесконечно довольная, прижималась к нему, ускользая в странное состояние, не в силах разобраться, наяву она или видит сон.




Прошло немало времени, уже начало смеркаться, когда Линн очнулась. Руки Дэвида по-прежнему крепко обнимали ее, ничто между ними не изменилось после прилива страсти, и все же Линн вдруг почувствовала себя неловко.

— Это… это было несколько неожиданно. — Она сама готова была отхлестать себя по щекам за топорно прозвучавшую фразу.

Их головы лежали на одной подушке. Его брови вопросительно поднялись.

— В качестве скрытой критики выражение «несколько неожиданно» звучит довольно необычно.

Злость на собственную неловкость она обернула против Дэвида.

— Я знаю, что ты сейчас из чистого тщеславия хочешь слушать только хвалебные гимны…

— Было бы достаточно услышать «это было прекрасно»…

— … но я не об этом. — Она с трудом преодолевала смущение. — Я о том, что мы не были к этому подготовлены… и… и…

— Я был подготовлен. — Он чмокнул ее в лоб и повел глазами к надорванному пакетику на ночном столике.

Злость на себя еще усилилась. Если бы она раньше его заметила, то не пришлось бы мучительно мямлить.

— Ах, так ты, видимо, с самого начала рассчитывал меня поймать.

— Вы сами ворвались в мою комнату, леди. — Он криво усмехнулся. — И ты называешь это «поймать»? А строить планы заранее я никак не мог, поскольку вообще не знал, что ты здесь.

— Это еще лучше! — Она рывком села и натянула одеяло до подбородка. — Значит, ты подготовился для другой!

— Я был готов на всякий случай, Линн, и…

— Как мило! Выходит, я для тебя отношусь к категории «всякий случай»?

— Нет, ты уже относишься к категории «совершенно особый случай»…

Линн скрестила руки перед обнаженной грудью.

— Что-то мне совсем не нравится в твоем заявлении словечко «уже»!

— Твое одеяло сползло. — Дэвид ухмыльнулся.

Линн подхватила одеяло, натянула на грудь и снова скрестила руки.

— Дэвид Бакли, ты… ты… ты… — Черт, ну почему именно сейчас у нее вылетели из головы все подходящие обидные слова!

— Кто? — Дэвид посмотрел на нее с интересом.

— Субъект! Точно, субъект! — Это хоть и не было в достаточной степени обидно, но если произнести с соответствующим выражением, то могло сойти. — Ты равнодушный, инфантильный, любишь только себя и…

— И еще кое-что! — Дэвид взглядом погладил ее голые плечи.

— Да? — Линн проглотила остальные нелестные эпитеты. — А что еще?

Дэвид задумчиво почесал затылок.

— Ну, я люблю свою мать, свою сестру Салли…

Линн ждала, пока он молча размышлял.

— Своих сводных — Пола и Мэри…

Линн еле сдерживала приступ гнева, глядя на его напряженно сморщенный лоб.

— …хотя я порой солидарен с матерью, когда она готова вышвырнуть обоих шалунов… И еще я люблю…

— Что, черт тебя побери? — Линн теряла остатки терпения.

Дэвид просиял.

— Больше всего — свой огненно-красный джип!

Линн проявила недюжинное самообладание и подавила желание двинуть ему в челюсть. Теперь настало самое время продемонстрировать свое возрастное превосходство!

— Мне действительно интересно узнать, что такой ребенок, как ты, хочет получить от жизни, от будущего?

— О, это совсем просто. — На его лице появилось озорное выражение. — Я хочу получить все, что только есть между небом и землей… и второй джип!




Либо парень морочит ей голову, либо он действительно слабоумный, как она опасалась!

— Ну что ж, у нас с тобой абсолютно разные представления о будущем… Мое главное желание, чтобы такие идиоты, как ты, наконец, вымерли! — Линн рывком потянула на себя одеяло, соскочила с кровати, собрала свою одежду и направилась в ванную. — Во всяком случае, здесь, в Кармеле, происходит то же, что и в Акапулько, — мы друг друга терпеть не можем! — И все-таки можем, мелькнуло у нее в голове, но, опасаясь в этом признаться, она захлопнула за собой дверь в ванную.

Она права, эта идиотка, подумал Дэвид — и пожалел, что остался в постели один, без Линн. Голый, несчастный и обиженный.

Через пять минут Линн, полностью одетая, вышла из ванной — готовая немедленно вступить в яростный спор о зрелости вообще и о жизненных ориентирах, в частности. Она уже набрала в легкие воздуху для эффектного вступления, но вид Дэвида заставил ее онеметь.

Он спал. Глубоким, крепким сном праведника. Но как спал! В отсутствие одеяла он завернулся в простыню, повернулся на бок и подтянул к животу колени. Растрепанные волосы, мир и покой на лице, смягченная линия рта.

Не достает только пальца во рту! — подумалось ей. Во сне действительно проявляется истинная натура. Ребенок. Просто ребенок в теле мужчины, которое ей лучше не пытаться поточнее разглядеть под простыней. Намерение Линн учинить большой скандал провалилось, поскольку не могла же она будить этого мальчика. Не могла она и снова раздеться, и юркнуть к нему в постель, ведь это только усугубило бы ее моральное поражение.

Поэтому она прокралась на цыпочках из комнаты и постаралась бесшумно прикрыть за собой дверь. Она еще успеет высказать ему свое мнение при следующей случайной встрече. Когда-нибудь в ближайшие дни. Она и в самом деле не спешила снова увидеть этого невыносимого парня. Если же до конца отпуска она вообще не встретит мистера Дэвида Бакли, то поздравит себя с большой удачей.




За ужином, сидя в ресторане отеля, Линн внушала себе, что не чувствует одиночества, а просто наслаждается покоем. Она ни за что не призналась бы даже самой себе, что ужасно скучает да к тому же безумно злится из-за того, что Дэвид не счел нужным составить ей компанию.

Это было просто хамство. Сначала он напал на нее в этом мирном курортном местечке. Потом хитростью заманил к себе в номер. Следующим шагом был соблазн сладострастием, с помощью чего он обезоружил ее волю и сознание, так что она не понимала, что творит, и позволила увлечь себя такими вещами, которые сами по себе категорически отвергала.

Линн, вздыхая, рассматривала себя в зеркале на стене ресторана. Какая же она жалкая лгунья! Даже себя не способна убедить в том, что хотя бы одна из этих путаных мыслей соответствует действительности!

Но факт оставался фактом: Дэвид за весь вечер так и не объявился. Линн могла бы поинтересоваться, где он, но не позволяла гордость. Не станет она бегать за этим парнем! Так низко она никогда не опустится!

Однако ей совсем не улыбалось выйти куда-нибудь вечером одной, что, впрочем, она спокойно делала раньше. Вместо этого около десяти часов она улеглась в постель, выключила свет и закрыла глаза.

Через пять минут она проделала то же самое в обратном порядке: открыла глаза, включила свет и поднялась с постели.

В ее дверь стучали. Тихо, но настойчиво. И стук не прекращался. Линн быстро накинула халат, уже догадываясь, что во всем здании только один человек решится устроить подобный спектакль в столь позднее время.

Она заложила цепочку, отомкнула замок и приоткрыла дверь. Дэвид немедленно попытался проникнуть сквозь узкую щель. Рывок, тупой удар, когда цепочка натянулась, и недовольное ворчание.

— Открой, черт возьми! — прошипел Дэвид. — Не заставляй меня стоять под дверью.

Она попыталась закрыть дверь, но он не дал.

— Уходи, я хочу спать, — прошептала она. — И пока ты давишь на дверь, я не могу снять цепочку.

Он моментально отпрянул, она закрыла дверь и заперла ее. Этот знак он все-таки должен понять. Довольная собой, Линн направилась к постели, но с полпути вынуждена была вернуться, так как Дэвид начал колотить по двери.

— Уходи, я не открою! — приглушенно крикнула она.

Стук продолжался до тех пор, пока Линн, кипя от гнева, не отомкнула замок и не приоткрыла дверь. Раздался знакомый тупой удар, когда Дэвид толкнул дверь, а та снова оказалась на цепочке.

— Я не уйду, пока ты не откроешь! — коротко заявил он. В слабом ночном освещении коридора его лицо выглядело очень сердитым и не менее симпатичным.

— Сейчас я закрою дверь и… — начала Линн, чувствуя только раздражение.

— Тогда я снова стану стучать. — Он упрямо выпятил нижнюю губу. — Можешь выбирать.

— Ты хочешь подорвать мою репутацию? — зашипела она.

— Именно так! — прошипел он в ответ. — Так что открывай! Я только собираюсь выяснить, почему ты улизнула и заставила меня напрасно ждать тебя на ужин?

— Это не я улизнула, а ты заснул! — Она уставилась на его халат, из-под которого торчали голые ноги. Если сейчас кто-то увидит! — Иди снова спать!

— Ты не пришла, — выговаривал он ей через приоткрытую дверь.

— Ты должен лечь спать! — Попытка показать свой авторитет провалилась, так как он сразу расплылся в обаятельной улыбке.

— Я хочу провести ночь с тобой.

Она задохнулась, услышав его бессовестное заявление.

— Но я не хочу проводить ее с тобой! — шепотом отказалась она.

— Почему? — В вопросе прозвучало искреннее удивление, как будто у Линн не было никакой другой возможности провести ночь, кроме как позволить ему любить себя.

— Потому что я сама за себя решаю, Дэвид, и потому что я хочу остаться одна!

Он нагло ухмыльнулся.

— Ты злишься на меня за то, что я заснул. Как будто мужчина не имеет права вздремнуть после спортивного рекорда.

Она раздраженно вскинула брови.

— Так для тебя все это только спорт? А я — нечто вроде спортивного кубка? Теперь сделаешь еще одну зарубку на ножке кровати? — Она хотела разозлить его и видела по его лицу, что он действительно разозлился. Отлично!

— Ладно, раз ты не хочешь по-другому… — Он начал возиться с тугим узлом на поясе своего халата.

— Что… что это ты делаешь? — Она обеспокоенно следила за его пальцами. — Прекрати! Не можешь же ты распахнуть халат в коридоре отеля! Да еще перед моей комнатой! Так не годится, даже если у тебя под ним шорты или еще что-нибудь!

— У меня под ним ничего нет, — сердито отмахнулся он.

— Что-о-о? — Ее бросило сначала в жар, потом в холод. — Ты лишился рассудка?

Узел развязался, и Дэвид слегка придержал халат руками.

— Или ты откроешь свою дверь, Линн, или… — Он наклонил голову, прислушиваясь. — Лифт идет. Решай скорее.

Он начал распахивать халат, и Линн живо представила, как постояльцы отеля застанут голого мужчину перед ее комнатой, какой будет скандал, как начнут смаковать это в газетах и сколько обмороков случится в ее семье.

— Бога ради, нет, подожди! — Она закрыла дверь, освободила цепочку, опять распахнула дверь, втащила Дэвида в комнату, снова захлопнула дверь и, чуть дыша, привалилась к ней.

Она прислушивалась к мелодичному сигналу, которым лифт оповещал о своем прибытии. Но сигнала не последовало. Было тихо, насколько вообще может быть тихо ночью в гостиничном коридоре.

— Ты соврал! — Она возмущенно уставилась на Дэвида. — Никакого лифта нет.

Он снял халат.

— Наверно, мне послышалось.

— Вон! — взвизгнула она, отметив, что о своем одеянии он, по крайней мере, сказал правду.

Дэвид прошлепал босиком к ее кровати, залез под одеяло, потянулся и приглашающе похлопал по оставшемуся свободным пространству.

— И не подумаю! — Линн, дрожа от возмущения, вытянулась в струнку. — Уходи или я вызову менеджера.

— И как же ты объяснишь, что в твоей постели лежит голый мужчина, который почему-то должен вдруг уйти? — Он, ухмыляясь, поправил подушку. — Никогда не угрожай тем, что не можешь выполнить. — Он приподнял одеяло. — Иди, радость моя, обещаю, что ты не пожалеешь. — Улыбка откровенно показывала, с каким удовольствием он над ней подшучивает. — Конечно, ты можешь простоять остаток ночи у двери…

Без скандала ей не выставить его из комнаты, и у двери она тоже не хотела оставаться. Поэтому Линн с равнодушным видом сбросила свой халат и легла на свою кровать.

— Спокойной ночи, — холодно пожелала она.

В следующее мгновение он потянул ее к себе, и о покое можно было забыть. Но Линн, как он и обещал, за всю ночь ни разу не пожалела, что попалась на его трюк с лифтом.




4


— Что ты, собственно, делаешь? — спросила Линн, когда Дэвид разбудил ее поцелуем и поставил перед ней поднос с источающим аромат кофе и всем прочим, что положено к обильному завтраку.

— Завтракаю с тобой в постели, что же еще?

Она закатила глаза.

— Я хотела узнать, что ты делаешь там, где живешь… помимо разъездов на джипе.

— На огненно-красном… — Он запихнул в рот сразу половину круассана с маслом и не мог больше произнести ни слова.

Линн отпила глоток черного кофе без сахара.

— Меня не должно удивлять, что в голове у тебя нет ничего, кроме джипа. — Она с нарочитой церемонностью отставила чашку. — А я учусь. — И поскольку он в этот момент был занят пережевыванием второй половины круассана и лишен на некоторое время дара речи, то она подчеркнуто дополнила: — Я изучаю право в Сан-Франциско.

— Никогда бы не подумал, — невнятно промямлил Дэвид и запил проглоченный круассан полчашкой кофе. — Я бы скорее предположил, что ты в каком-нибудь суперблагородном специальном швейцарском институте изучаешь высокое искусство бесшумного пересчитывания денег.

В ней вскипела злость.

— Этот курс я закончила еще в детском саду, — колко парировала она. — А для твоего сведения: я очень работоспособная и серьезная.

— Ты — застегнутая на все пуговицы карьеристка, не умеющая радоваться жизни. — Он беззаботно потянулся. — Спорим?

Она презрительно посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц.

— Почему меня не удивляет, что ты ни во что не ставишь серьезную работу?

— Да потому что ты — королева предрассудков. — Он весь сконцентрировался на сдобной булочке, которую намазывал арахисовым маслом. — К твоему сведению, я тоже учусь.

— Ты учишься? — Удивленный вопрос прозвучал как оскорбление.

— В Калифорнийском университете! — козырнул он.

— В Лос-Анджелесе? И что ты изучаешь, если позволено спросить?

Он пожал широкими плечами.

— Ах, да кучу всего. Я еще не определился.

— Но ты наверняка входишь в состав спортивной команды и выкладываешься там на полную катушку, верно? — Она поспешно схватила оставшийся круассан, пока Дэвид не проглотил и его.

— Я в футбольной команде. — Он сделал вид, будто не заметил ее взметнувшихся бровей и не обиделся. — И прежде всего наслаждаюсь жизнью, что тебе не свойственно.

Она положила круассан на место и в следующий миг увидела, как он исчезает у Дэвида во рту.

— Интересно, мой дорогой, откуда ты можешь знать, что мне свойственно, а что нет?

— Спорю… — Он помахал ножом для масла перед носом Линн. — Спорю с тобой на что хочешь, что самыми волнующими событиями твоей жизни за этот период были случающиеся время от времени в Сан-Франциско легкие землетрясения!

— Ты надутый, самоуверенный, глупый… — Она соскочила с кровати и метнулась к двери, чтобы в гневе выбежать из комнаты, и даже приоткрыла ее, но вспомнила, где находится. Смирившись с судьбой, закрыла дверь, заранее зная, что ее ждет, если она сейчас обернется. Невыносимо сытая ухмыляющаяся физиономия этого чудовища!

Дэвид между тем поставил поднос на пол и похлопал по матрацу, приглашая ее вернуться.

— О нет, Дэвид Бакли, так дело не пойдет. — Линн, скрестив руки на груди, прижалась к двери. — Таким способом ты меня не заманишь.

Он продолжал хлопать.

— Я абсолютно верно оценил тебя, Линн, солнышко. Ты замкнута, не ощущаешь радости жизни и никогда не слезаешь со своего высокого коня.

— Ах так, в самом деле? — Она подбоченилась. — Если я не кидаюсь в постель по первому мановению твоей руки, это означает, что я сижу на высоком коне? Что ты о себе, собственно, возомнил?

— Возомнил, что отлично тебя знаю. — Теперь уже он гневно скрестил руки на груди. — Ты слишком тонкая штучка, чтобы пойти ко мне в постель! Уж если ты идешь в постель с мужчиной, он должен иметь на счету пару миллионов, а лучше сразу миллиард!

— Я не продаюсь за деньги! — взвилась она.

— Конечно нет, ведь ты сама купаешься в деньгах! — последовал стремительный ответ. — Но мужчина без денег в твоих глазах тебе не ровня, а потому не достоин твоей благосклонности!

— Это всего лишь один из твоих дурацких предрассудков в отношении меня! — закричала она и рванулась к постели.

— Слова, пустые слова! — подзадорил он. — И никаких доказательств.

Линн сорвала с себя халат и швырнула его на кровать рядом с Дэвидом.

— Ну что, достаточно тебе этого доказательства? — прошипела она.

Дэвид так быстро освободился от своего халата, что она глазом не успела моргнуть.

— Все в порядке, в этом пункте я был не прав, — признался он, расплывшись в улыбке, и приступил к действию.

А Линн спросила себя, правильно ли она на сей раз поступила, представив подобное доказательство.

Но очень скоро забыла и этот вопрос, и все остальное.

* * *


Бескрайняя сланцево-серая поверхность моря плавно сливалась со столь же безрадостным небом. Настроение было меланхолическим и соответствовало таким клише, как «конец отпуска», «прощание влюбленных», или «расставание».

Дэвид и Линн стояли рядом и смотрели на эту однообразно унылую плоскость.

— Интересно, почему ты ничего не говоришь мне о своей семье? — Дэвид повысил голос не только потому, что приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Покрасневшее лицо и заблестевшие глаза выдавали внутренний протест.

— Просто у меня нет настроения на отдыхе разговаривать о своей семье, вот почему! — крикнула в ответ Линн. Красные пятна на щеках и многозначительный огонек в глазах доказывали, что ее повышенный тон тоже никак не обусловлен внешним шумом. — Я хочу на отдыхе мирно беседовать, а не рассказывать тебе о своих родителях или других родственниках!

— Да ладно, ты просто не хочешь мне ничего рассказывать! — Дэвид быстро повернулся к ней. — Но почему? Может, я не достоин что-нибудь услышать о твоей семье?

Она рассеянно подняла камень и швырнула его в море. Если бы она измерила расстояние до места его падения, то убедилась бы, что установила личный рекорд.

— Давай лучше повернем оружие противника против него самого, Дэвид, дорогой! Если тебя вдруг потянуло на семейные темы, расскажи что-нибудь о своей семье!

— Ну конечно, все по заведенной схеме! — Его голубые глаза метали молнии. — Именно этого я и ждал!

— И что же, позволь спросить, я снова сделала не так? — воскликнула Линн, окончательно потеряв терпение. — Я лишь поинтересовалась твоей семьей!

Дэвид обвиняюще поднес указательный палец к ее лицу.

— Ты только потому хочешь, чтобы я что-нибудь рассказал о своих родителях и о новой семье моей матери, чтобы посмеяться над хаотичными взаимоотношениями моей родни!

— Я еще никогда не смеялась над твоей хаотичной родней!

— Ага! — Он с такой силой пнул ногой невинно лежащий рядом камень, что тот улетел далеко в море. — Ты назвала мою родню хаотичной!

— Ты сам…

— Не отговаривайся тем, что я там сказал или не сказал! — Он почти охрип, но это ему не мешало. — Я собственными ушами слышал…

— Ты свихнулся!

Дэвид замолчал, как будто потерял голос, и озадаченно посмотрел на нее.

— Завтра отпуск кончается. — Линн сглотнула. — А нам больше нечего делать, как спорить ни о чем!

— Ты права, — присмирел он. — Нужно с большим смыслом использовать последние часы. — Он примирительно улыбнулся. — И я знаю, как лучше всего это сделать.

Вздох Линн унес шквал холодного ветра.

— Ты и впрямь постоянно думаешь только об одном. — Но, хотя она и покачала головой, это не прозвучало отказом.

— Не угадала. — Он по-мальчишески ухмыльнулся. — Как раз сейчас я об этом не думал.

Чтобы скрыть мгновенное смущение, Линн засмеялась, как бы смирившись, но с оттенком пренебрежительности.

— Значит, ты собираешься снова часами гонять по окрестностям на своей красной тачке?

— Опять не угадала. — Лицо Дэвида приняло высокомерное выражение. — Все потому, что ты считаешь меня до такой степени зацикленным на предрассудках.

— Начинаем все с начала! — Она закрыла глаза, посчитала до десяти и заставила себя успокоиться. — Итак, что ты предлагаешь?

Он показал приглашающим жестом на безлюдный пляж.

— Пойдем погуляем. Во время прогулки мы сможем подискутировать о наших жизненных позициях.

Линн недоуменно уставилась на него. Этот большой ребенок хочет дискутировать? О жизненных позициях? Сначала поживи! — хотела она ему посоветовать, но вовремя сдержалась, поскольку тогда было бы не избежать спора, а спорить ей сейчас совсем не хотелось.

— Пожалуйста, пойдем погуляем… — Она повернулась и пошла вдоль берега.

— Ты сказала это так пренебрежительно, словно замученная мамаша, которая уступает своему орущему трехлетке, чтобы только успокоился, — прокричал Дэвид ей вслед.

А ты наблюдательный, подумала Линн, и посмотрела через плечо.

— Чего ты хочешь — гулять и дискутировать или же стоять и ссориться? — крикнула она и пошла быстрее.

Он догнал ее, приспособился к ее темпу и молча зашагал рядом.

— Интересное вступление, — заметила Линн через несколько минут. — Я думала, ты хочешь что-то сказать.

— Спроси меня о чем-нибудь, — предложил Дэвид, не зная, с чего начать.

Она покачала головой.

— Не получится. Я спросила тебя про твою семью, а ты взвился, как ракета.

— Спроси меня о чем-нибудь другом. — Он ловко увернулся от глубоко лизнувшей пляж волны. — Есть ведь и другие темы, кроме семьи.

Линн, ничего не говоря, шла дальше. За время, проведенное в Кармеле, Дэвид нашептал ей немало нежностей, постоянно уверяя, что считает ее прекрасной и достойной обожания, но ни разу не произнес самые главные слова.

— Я знаю одну интересную тему. — Она постаралась, чтобы это прозвучало как бы вскользь, не всерьез, скрывая истинное отношение. — Любовь…

Она откинула голову, якобы следя за полетом чайки, а уголком глаза наблюдала за Дэвидом. Он остановился и чертил носком кроссовки круги на песке.

— И под любовью я понимаю не то, к чему в целях предосторожности некоторые бывают всегда подготовлены… — не без колкости добавила Линн, чтобы не оставалось сомнения, какой вид подготовки она имеет в виду.

Он побрел дальше, и она уже подумала, что он хочет замять эту тему. Но чем дольше он молчал, тем крепче становилась ее решимость не отпустить его вот так просто.

— Дэвид? — Она натянуто улыбнулась, когда он бросил на нее короткий взгляд. — Я уж думала, что ты не желаешь отвечать на этот вопрос.

Он сухо усмехнулся.

— Нам надо было нумеровать каждый высказанный тобой предрассудок. А как наберется полная сотня, сразу праздновать юбилей. — Он повел головой. — Боже, тогда праздники следовали бы один за другим!

Линн тоже покачала головой, но с раздражением.

— О нет, со мной этот фокус не пройдет. Я не позволю спровоцировать себя на новый спор, с помощью которого ты сможешь уклониться от темы любви.

— Я совсем не хочу уклоняться. — Он пожал плечами. — Ты заблуждаешься, если полагаешь, что я не думал о любви. Я даже пришел к одному выводу.

— Я умираю от любопытства. — Это должно было прозвучать саркастически, но Линн действительно умирала от любопытства, поэтому слова оказались искренними.

Дэвид остановился.

— Любовь для меня означает только одно — две личности несут взаимную ответственность за то, чтобы в их двуединстве каждый обладал достаточной независимостью для полного раскрытия своей индивидуальности!

Линн, открыв рот, уставилась на него. Откуда этот ребенок знает такие слова?

— Обычно подобную фразу можно встретить только на мемориальных досках, посвященных философам, где ее никто никогда не читает.

Он снисходительно усмехнулся.

— Повторить еще раз помедленнее?

— Большое спасибо. Я в состоянии понять даже более длинное и сложное предложение. Мне только кажется, что ты мог бы выразиться покороче и пояснее.

Усмешка стала язвительнее.

— Конечно, мог бы, но тогда ты немедленно обвинила бы меня в том, что мне не под силу составить фразу длиннее, чем из трех слов.

— Я не это имела в виду. — Она улыбнулась с чуть преувеличенной любезностью. — Я всего лишь хотела сказать, что в этой прекрасной фразе заложено исключительно твое понимание любви как ситуации, когда не вмешиваются в дела другого и позволяют ему делать все, что он пожелает. Очень удобное решение.

— Я абсолютно не это имел в виду! — Дэвид защищался яростнее, чем намеревался. — Я хотел сказать…

— …что в твоем понимании любви каждый живет своей жизнью, как ему нравится, и не допускает вмешательства со стороны другого, — закончила она за него.

— Большое спасибо! — взъярился он. — Но я в состоянии формулировать самостоятельно. Я хотел сказать, что каждый должен помогать другому развивать свою личность.

— Разумеется. — Ее улыбка стала шире и искусственней. — А если для развития твоей личности необходимо, чтобы ты шатался со своими товарищами по спортивной команде и кадрил девочек, то любящая тебя женщина должна это принимать и даже тебя поддерживать, не так ли?

На лице Дэвида отразилось искреннее изумление.

— Здорово! — пробормотал он, по-видимому, глубоко пораженный. — До сих пор я считал, что твоя сила в изобретении предрассудков. Но сейчас я, преисполнившись почтения, узнаю, что кое-что ты умеешь делать еще лучше… а именно, вкладывать в мои уста то, чего я не только не говорил, но и не думал.

— Это несправедливо! — вскинулась она.

Но он продолжал покачивать головой, как будто только теперь все понял.

— Неудивительно, что ты сама характеризуешь себя как работоспособную и серьезную студентку. Никто не станет иметь дело с девушкой, которая постоянно приписывает другому ложные слова.

— Я этого не делаю! И я никакая не девушка, а…

— Прости меня, если сможешь! — по-шутовски взмолился он. — Я забыл, что в сравнении со мной ты чувствуешь себя матроной!

— Ты ошибся, дорогой Дэвид. Я считаю себя совершенно нормальной молодой женщиной, которая связалась с ребенком.

— С… ребенком? — Как короткая пауза, так и недвусмысленная усмешка не оставляли сомнений в том, что он вовсе не считал себя ребенком.

— Разумеется, так и должно было случиться, — пробормотала она и пошла, качая головой, дальше. — Все всегда сводится к одному и тому же.

— Ну ладно, самая мудрая и зрелая. — Он на ходу прижался к ней и обнял за плечи. — Тогда изложи мне свою жизненную установку.

Она кивнула и сразу приступила к делу.

— Я очень дисциплинированная и жду, и требую от самой себя, чтобы во всем, что я делаю, будь то частная или профессиональная жизнь, достигалось самое высокое из возможных качество — и такого же отношения я жду от других!

— Да, так оно и должно было быть, — процедил он после короткой паузы.

— Почему так должно было быть? — Она попыталась сбросить его руку, но это ей не удалось.

— Потому что тот, кто входит в высшее общество, ценит только самое лучшее из лучшего. Все, что не соответствует гипер-супер-спецстандарту, не годится и отвергается. Поэтому ты и цепляешься ко мне постоянно.

Линн освободилась от его руки.

— Это кто за кого говорит? — От возмущения она орала так, что слышно было, наверно, за километр от них. — Я всего лишь сказала, что каждый человек должен максимально стараться делать все как можно лучше и…

— Я прекрасно все понял, — прервал он ее. — Ты требуешь рекордов, а все остальное не в счет.

— Я требую рекордов, потому что все, что ниже, было бы предательством по отношению к талантам человека. Если кто-то не делает все, что в его силах, он тем самым предает собственный талант.

Дэвид нисколько не смягчился.

— Если же человек делает все, что в его силах, и к тому же добивается очень большого успеха, то все равно не услышит ни слова одобрения.

Она настороженно посмотрела на него.

— Ты случайно не о себе говоришь?

Он кивнул.

— Да, я случайно говорю о себе.

— И к чему же ты приложил все свои силы, но не услышал ни слова одобрения?

Он склонил голову к плечу и улыбнулся своей бессовестно неотразимой улыбкой.

— О-о… — Линн не хотела краснеть, но почувствовала, что вспыхнула, и постаралась взять себя в руки. — Я оформлю тебе письменную справку со своим личным одобрением. Ты сможешь повесить ее потом у себя в университете, в комнате, которую ты наверняка оборудовал под трофеи.

Он покачал головой.

— Ну как так получается, что мы совершенно не можем ни о чем мирно поговорить? Почему мы вечно вцепляемся друг другу в волосы?

Линн печально пожала плечами.

— Вероятно, это связано с тем, что мы, в принципе, терпеть друг друга не можем.

— Но все-таки как-то терпим. — Он огорченно вздохнул. — Пожалуй, лучше вернуться в машину и часами кататься по окрестностям.

Она резко развернулась.

— Хорошее предложение. Так и сделаем.

Он снова обнял ее за плечи, она не сопротивлялась.

— А потом вернуться в отель и…

— Да, да! — торопливо согласилась она.

— …часами…

— Да, да, я уже поняла, — перебила она его, снова покраснев до корней волос.

— … упаковывать вещи, — закончил Дэвид, потешаясь над ее смущением.

— Идиот! — Она ткнула его локтем в бок, но видимого успеха не добилась.

— Я играю в футбольной команде, — напомнил он. — Я привык к куда более жестким ударам.

— Дэвид Бакли, я тебя не переношу, — кратко заявила она.

— Линн Уильямс, я тебя тоже! — Он прибавил шагу. — Собственно, мы не так уж плохо подходим друг другу.

— В некотором отношении да, — согласилась она с ним. — А завтра отдых все равно кончается.

Он покосился на нее.

— Ты говоришь так, словно чувствуешь облегчение.

— А ты не чувствуешь? — осторожно спросила она, опасаясь, что он и на самом деле чувствует облегчение.

— Чувствую, — подтвердил он, потому что в ее словах ему послышалось, что она и вправду так думает. — Хорошо, что пребывание в Кармеле заканчивается.

— Ты просто читаешь мои мысли, — заверила она его, хотя с удовольствием сказала бы что-то совсем другое.

Катаясь в его красном джипе по окрестностям и глядя на по-осеннему серый ландшафт, они молчали, занятые своими мыслями, и потом, в отеле, тоже мало разговаривали.

В последние общие часы каждый из них осознал, что предстоит расставание, и подумал, что их отношения могли бы выйти за рамки курортного романа.

Но мысль эта рассыпалась в прах, когда Дэвид на следующий день вез Линн в аэропорт и между прочим заметил:

— А ведь ты хотела передать мне справку о признании моих достижений.

— Я должна была это знать! — Она чуть не задохнулась от возмущения. — Это все, о чем ты можешь думать! Что-то, чем можно похвастать перед товарищами по команде!

У здания аэропорта она выскочила из машины и бросилась с багажом в зал. Дэвид мчался за ней.

— Говоришь, как настоящая заносчивая дура! — зло прошипел он.

Она была близка к тому, чтобы кинуть в него чемодан.

— Убирайся с моих глаз, ты, большой, накаченный мускулами ребенок с мозгом величиной с горошину, с чувствительностью бульдозера, иначе… иначе…

Дэвид остановился.

— Можешь оставить свои угрозы себе, потому что я с этой минуты буду обходить тебя за километр! — крикнул он ей вслед, когда она поспешила в стойке оформления билетов.

— Только не забудь это обещание, тогда я буду самой счастливой женщиной на свете! — прокричала ему Линн на радость оживившимся пассажирам.

— Самой счастливой матроной на свете! — прорычал Дэвид на бегу к выходу.

Линн на секунду затянула с ответом. В тот момент, когда она собралась обозвать его «престарелым акселератом», за Дэвидом сомкнулись автоматические стеклянные двери, и ей пришлось проглотить как это чудовищное оскорбление, так и собственное разочарование, а снаружи пронзительно взвизгнули шины джипа.




5


Дэвиду Бакли, в общем-то, совсем не нравилось, что обстановка в Центральном парке Манхэттена напоминает Большой Центральный вокзал, но не мог же он, в конце концов, ожидать, что чудесное солнце вместе с необычно теплой для апреля погодой привлечет в парк его одного.

Сюда снова выползли все: и любители бега трусцой, и велосипедисты, и хозяева собак, и карманные воришки, и семьи с детьми, и конная полиция.

А также одна-единственная леди в деловом темно-красном костюме строгого покроя, в белой шелковой блузке, очень скромной, очень дорогой и тоже деловой. Типичная руководящая служащая престижной фирмы, решил Дэвид. И чертовски знакомая, подумал он и направился к брюнетке.

Она бросила на него взгляд и ускорила шаг. И в ту же секунду Дэвид расплылся в улыбке и пустился рысцой, чтобы догнать ее.

Она бросила еще один взгляд через плечо и побежала. Дэвид без труда прибавил скорость и приблизился к ней на расстояние, с которого она могла его услышать.

— Неужели два года назад в Кармеле я был настолько ужасен, что ты убегаешь, словно за тобой гонится дьявол, Линн! — крикнул он.

Она застыла на месте, и он сбил бы ее с ног, если бы в последний момент не отскочил в сторону.

— Дэвид Бакли! — Взгляд Линн скользнул от светлых волос к темно-синему костюму и начищенным до блеска ботинкам, потом снова вверх — к неправдоподобно голубым глазам. — Сегодня уже не в джинсах и ветровке? Похоже, что вы выросли, мистер?

— Я мог бы задать тебе этот же вопрос, Линн Уильямс. Прикид у тебя по высшему разряду, но ведь ты всегда ценила все самое лучшее.

Она настороженно посмотрела на него.

— Если ты с первой минуты собираешься затеять ссору, я побежала.

Он поднял руки, как бы сдаваясь.

— Это была простая констатация факта. Почему ты вообще пыталась от меня убежать?

— В Центральном парке Нью-Йорка? Ты серьезно спрашиваешь? Если тебя преследует мужчина?

Он показал на себя рукой.

— Ты полагаешь, что обычный уличный грабитель выходит теперь на дело в итальянском костюме?

— А почему бы уличным грабителям не следить за модой?

Он поднял руку как для присяги.

— Я не стал уличным грабителем. Клянусь.

Она склонила голову к плечу.

— Жалко. Я уж было подумала, что хотя бы один из моих знакомых приобрел интересную профессию. А то большинство — менеджеры, специалисты по маркетингу и биржевые маклеры.

— Сожалею, что не могу предложить тебе ничего оригинального. — Он окинул ее взглядом. — Но по твоему внешнему виду тоже не скажешь, что ты выбрала карьеру каскадерши.

Она взглянула на часы.

— Извини, у меня нет сейчас времени, Дэвид. Но я охотно поболтала бы с тобой. Сегодня вечером я случайно свободна. Как насчет ужина? В восемь? В «Причале»?

— По-настоящему эмансипированная женщина. Это мне нравится. — Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой. — Согласен. И захвати свою золотую кредитную карточку. Раз ты назначаешь время и место, я без угрызений совести позволю тебе расплатиться.

— По-настоящему эмансипированный мужчина. Это мне нравится! — Линн ответила ему улыбкой. — Встретимся в ресторане. Кстати, он безумно дорогой.

Он смотрел, как она поспешно удаляется, и мечтательно улыбался. Вот это встреча! Через столько времени да еще посреди многомиллионного плавильного котла под названием Нью-Йорк! Неспроста все это!

Конец дня он провел в еще более приподнятом настроении, чем его первую половину, которая оказалась чрезвычайно удачной. Когда Дэвид ехал вечером на такси в условленное место, его буквально распирало от энергии и восторга. Так великолепно он давно себя не чувствовал.

Линн, по-видимому, пришла непосредственно перед ним, поскольку еще стояла в вестибюле, а не сидела в баре, поджидая его. Она испытующе оглядела Дэвида и улыбнулась.

— Похоже, ты знаком с Нью-Йорком, — констатировала она, чувствуя сухость в горле при виде Дэвида в красно-белой полосатой майке, кожаной куртке, джинсах и кроссовках.

Он, в свою очередь, разглядывал ее кожаную юбку, черные чулки и черный свитер с высоким воротом.

— Что касается этого ресторана, то с ним я знаком. По своей работе. — «Причал» был очень модным и баснословно дорогим рестораном, столик здесь заказывался не позже чем за неделю, но, поскольку располагался он недалеко от бывших причалов, его очень богатые посетители любили одеваться в соответствующем стиле.

— По работе? — Она вопросительно подняла брови. — Что же это за работа? Выбиваешь деньги за предоставленную «крышу»?

Он придержал ее за локоть, когда они направились к метрдотелю.

— Как была заносчивой дурой, так и осталась, да? — любезно спросил он. — Я тебе еще в парке сказал, что не могу похвастаться такой интересной профессией.

Она обратилась к метрдотелю и назвала свое имя. Их столик — прозвучало в ответ — освободится примерно через полчаса.

— Как тебе удалось так быстро получить столик? — спросил Дэвид по пути в бар.

— Я руковожу агентством по подбору персонала, чисто женской фирмой. — Линн кивнула бармену, который, по всей видимости, ее знал. — У нас заключен с рестораном договор о долгосрочном резервировании.

— Всегда все самое лучшее и дорогое, — не удержался Дэвид. — Некоторые вещи никогда не меняются.

— Верно. — Она заказала два коктейля с шампанским. — С тобой то же самое. В двадцать два ты все еще остаешься большим ребенком. Невоспитанный, дерзкий…

— Мне уже двадцать три. Исполнилось на прошлой неделе. — Он скорчил умильную гримасу и с наигранным смущением сунул в рот большой палец. — Дэвид уже совсем большой мальчик.

Она с улыбкой наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

— Ты по-прежнему уникален.

Дэвид приподнял бокал и чокнулся с ней.

— Ах да, Линн… Поскольку я такой большой мальчик, то сам буду заказывать для себя. Но коктейль с шампанским в честь открытия вечера — это хорошо.

— Даже очень хорошо, — подтвердила она под звон бокалов. Прежнее влечение было живо и с каждой минутой усиливалось. Линн отпила глоток. — Кстати, я не собиралась опережать тебя с заказом. Но коктейль с шампанским здесь делают так замечательно, что грех его не выпить.

Дэвид попробовал и кивнул в знак согласия.

— Не испытывай дальше мое любопытство, — потребовала она. — Какую профессию ты освоил в свои преклонные двадцать три года?

— Я — шеф процветающей фирмы по обслуживанию приемов. — Он самодовольно улыбнулся. — Мы получаем фантастические прибыли.

Она иронически усмехнулась, не отнимая от губ бокал.

— А ты — самый эффектный номер в вашей программе? — Потом поднесла палец к губам. — Нет, это мы лучше вычеркнем из протокола.

Дэвид покачал головой.

— Похоже, ты уже привыкла к сухому, колючему юмору ньюйоркцев. Тебе же хуже! — Он изобразил дьявольскую усмешку. — Замечание не будет вычеркнуто из протокола. Я потом наложу на тебя соответствующий штраф.

Она наклонилась к нему поближе.

— И ты думаешь, что я готова оплатить этот штраф? — Взгляд из-под опущенных ресниц заставил его пульс биться учащеннее.

Он непринужденно протянул руку и медленно провел кончиками пальцев по ее щеке до подбородка.

— Ты очень охотно оплатишь любой штраф…

Линн попыталась укрыться за беззаботным смехом от почти непреодолимо влекущей силы, исходящей от Дэвида.

— Тебе даже не приходит в голову спросить, нет ли у меня постоянного друга.

Его взгляд остановился на ее губах.

— Забудь его…

Линн сглотнула.

— А если я замужем, что тогда?

— Отошли своего мужа на луну…

— Вместе с двумя или тремя детьми?

— Отдай детей своим родителям. Безумно богатый папа и безумно богатая мама наверняка постоянно рыщут в поисках нового занятия…

— Ты абсолютно невыносим, — пробормотала она и придвинулась к нему, не пытаясь больше сопротивляться, близкая к тому, чтобы предложить ему пропустить ужин и сразу перейти к особому десерту. — Ты действительно не изменился…

— Простите, мисс Уильямс, ваш столик свободен, — сообщил официант, и Линн подумала, что едва удержалась от того, чтобы не оказаться полностью во власти этого светловолосого воплощения обаяния и привлекательности.

Когда она шла за официантом, Дэвид склонился к ее уху.

— Меня устроит только такой вариант: сначала ты отправляешь в полет супруга и троих или пятерых детей и лишь после этого падаешь в мои объятия. — Его глаза лучились от смеха, ее — метали грозные молнии. — Но для начала ты еще оплатишь дорогой ужин.

— Ребенок! — прошипела она в ответ, но добилась лишь того, что Дэвид еще обаятельнее заулыбался.

Он подождал, пока Линн сделает заказ, а потом рассказал про свою учебу в Лос-Анджелесе, о которой уже упоминал в Кармеле.

— В какой-то момент она каким-то образом завершилась. — Он пожал плечами, которые под кожаной курткой казались еще шире, чем в пиджаке. — После этого уже ничто не могло остановить меня на пути к успеху.

— В какой-то момент каким-то образом завершилась, — повторила Линн, качая головой. — Как это на тебя похоже! Ты действительно не изменился.

Он тоже покачал головой, но с легкой усмешкой.

— Неправда. Я во многом стал лучше. Пусть я пока еще не так баснословно богат, как все твои родственники, но постепенно начинаю догонять.

Она скептически подняла брови.

— С помощью формы по обслуживанию приемов?

Он как ни в чем не бывало продолжал улыбаться.

— Возможно, я слегка преувеличил то, что касается финансов, но во всем остальном… Ты убедишься в этом сегодня ночью.

Она почти расхохоталась.

— Мечтай дальше!

— Я этим и занимаюсь. — Он кивнул. — И к концу вечера мои мечты станут реальностью… потому что это и твои мечты тоже.

Линн на полминуты задержалась с ответом, потому что официант принес следующее блюдо. Потом она наклонилась вперед насколько позволил накрытый стол.

— Только для твоего сведения, ты, напускающий на себя важный вид, самодовольный ребенок! Мне плевать, можешь потом чудить как хочешь. По мне, хоть разденься на улице догола. Увидишь, что случится с тобой после этого в Нью-Йорке! Можешь затеять любой скандал. В этом городе дурная слава пойдет мне только на пользу. В общем, можешь делать все, что тебе взбредет в голову, но прежде чем когда-нибудь снова поддаться на твои уговоры, я лучше…

Он предостерегающе поднял вверх указательный палец.

— Стоп! Никаких клятв или обещаний, которые ты потом не сможешь сдержать.

Она готова была испепелить его взглядом.

— Я могла бы пообещать добровольно прыгнуть с Эмпайр-стэйт-билдинг! Без всякого риска для себя.

Он сокрушенно закивал головой, выпятил губы и ласково произнес:

— «Бамс!»

После ужина Дэвид забрался вслед за Линн в такси и на ее протест сказал только: «В Нью-Йорке я не могу позволить тебе возвращаться домой без сопровождения».

Поскольку на сей раз, в порядке исключения, он был прав, она не возразила, но внутренне ощетинилась в ожидании неизбежного. И тут же Дэвид обнял ее и повернул к себе.

Линн как загипнотизированная посмотрела сначала в его голубые глаза, затем на губы и ждала поцелуя, которого не последовало.

— О, пожалуйста, — разочарованно пробормотала она. — Этот трюк я знаю. Не трать на него время! Сейчас ты скажешь, что я должна тебя поцеловать, а потом…

Его губы непреодолимо манили ее.

— Расскажи мне что-нибудь о своем агентстве по подбору персонала, — чувственно прошептал он.

— Что? — Она уставилась ему в глаза, словно только сейчас обнаружила, что он полностью потерял рассудок.

Дэвид придвинулся к ней так близко, что она почувствовала на лице его теплое дыхание.

— Сколько у тебя сотрудниц? Для каких фирм вы преимущественно работаете? Как выглядит ваш баланс? У вас акционерное общество, какого типа акции…

— Заткнись! — Ее возглас был наполовину стоном, наполовину шипением, пока она не приникла к губам Дэвида, чтобы заставить его замолчать. И, осознавая, что попалась в его сети, она позволила этим сетям опутать себя целиком.




Обошлось без дискуссий. Перед многоэтажным домом, где жила Линн, Дэвид оплатил такси, вышел вместе с ней и проследовал в здание.

Линн не успела даже включить свет в прихожей своей квартиры, как они бросились друг другу в объятия. У нее возникло ощущение, что она вернулась домой. Она снова была с человеком, таким удивительным образом дополнявшим ее, что без него она не чувствовала себя полноценной.

Дэвид не праздновал победу, а ощущал глубокое, счастливое удовлетворение оттого, что вновь наконец держит Линн в своих объятиях. И пока они любили друг друга, в нем росло осознание того, что это чувство он не хочет больше терять.

И еще кое-что осенило его в эти минуты: он понял, как это сделать. Теперь надо было только набраться мужества, чтобы произнести мысли вслух.

Линн парила в теплом, приятном тумане удовлетворения, когда пальцы Дэвида осторожно погладили ее волосы.

— Чудесно, — промурлыкала она.

— И чтобы так и оставалось, нам надо пожениться, — прошептал в темноте Дэвид.

Из теплого, приятного тумана Линн рухнула назад в реальность. Она молниеносно села и первым делом зажгла ночную настольную лампу.

— Что?

— Нам надо бы пожениться. — Он схватил ее затылок и привлек к себе так близко, что их губы почти соприкоснулись. — Ведь я тебя люблю.

— Скажи это еще раз! — потребовала она и затаила дыхание.

— Я… тебя… люблю, — прошептал он. — Поэтому нам надо пожениться.

— Нет! — Линн отчаянно замотала головой. — Никогда!

Дэвид поцеловал ее губы долгим нежным поцелуем.

— Почему нет? Ты меня не любишь?

— Нет! То есть да, но…

— Тогда все ясно! Мы женимся. — Он хотел крепче прижать ее к себе.

— Нет! — Она оттолкнула его. — Мы слишком разные.

— И поэтому мы чудесно дополняем друг друга. — Каждый свой аргумент он подкреплял поцелуем. — Ты богаче меня, но я все равно всегда хотел иметь больше денег. — Его губы жгли ей рот. — Я моложе тебя, но современные женщины с ума сходят по более молодым мужчинам. — Следующий поцелуй лишил ее части рассудка. — Согласно своей жизненной установке, я дам тебе возможность полностью раскрыть свою личность, а ты будешь требовать и получать от меня только самое лучшее! — Еще один поцелуй лишил ее рассудка окончательно. — Чего еще ты хочешь?

— Тебя, — тихо шепнула Линн. — Я хочу тебя! Давай поженимся! Прямо сейчас!

— Пожениться прямо сейчас немного сложно, но я знаю кое-что другое, чего не нужно долго ждать…

Линн казалось, что она видит сон. Она была уверена, что утром проснется и только посмеется над этим бредом о любви и замужестве.

Но когда на следующее утро оказалось, что и при дневном свете и в ясном сознании каждый взгляд, каждый жест Дэвида наполняют ее счастьем и любовью, она взяла в агентстве свободный день и начала вместе с таким же «прогульщиком» Дэвидом планировать свадьбу.

И впервые за все время они сразу согласились друг с другом в одном пункте.

— Если наши семьи встретятся, катастрофа гарантирована, — заявил Дэвид, и Линн на это грустно кивнула.

* * *


Дядя Карл оттянул слишком сдавливающую шею бабочку, окинул взглядом толпу друзей и родственников новобрачных и прислушался к звукам оркестра, обеспечивающего музыкальное сопровождение торжественного приема в нью-йоркском отеле «Хилтон».

— Я люблю свадебную музыку. Люблю также концерты в Линкольн-центре, пластинки Давида Ойстраха и компакт-диски Ростроповича, но больше всего — свадебную музыку!

Мадлен Уильямс, благодаря искусным подтяжкам выглядевшая лет на сорок, хотя ей уже исполнился пятьдесят один год, печально пригубила шампанское.

— Ужасно, что не пришел ни один журналист из журнала «Ярмарка тщеславия»!

— Что в этом ужасного? — спросил Карл Корнблум и потянулся за холодным пивом.

— Ну что ты! — Мать невесты вскинула тонко выщипанные брови. — Игнорирование со стороны «Ярмарки тщеславия» равносильно ссылке в Сибирь!

— Разве не красивая пара? — порхая мимо, прощебетала какая-то гостья, взглянув на Дэвида и Линн, которые честно старались не показать, что им больше всего хотелось быть сейчас где-нибудь совсем в другом месте.

— Да, красивая, очень красивая, — подтвердила Мадлен Уильямс и ободряюще кивнула дочери.

Дядя Карл незаметно осматривался по сторонам в поисках возможности подобраться поближе к своему пиву и не подвергнуться при этом насмешкам за типично немецкое поведение.

— Но что меня раздражает на свадебных приемах, так это огромное количество гостей. Девять десятых можно было бы вышвырнуть, потому что от них одно беспокойство.

Мадлен Уильямс закатила глаза.

— Раз ты считаешь этих гостей беспокойными, значит, ты не видел настоящих профессионалов. — Она скользнула взглядом по доброй сотне приглашенных. — Если бы ты позвал Габоров, они бы заменили тебе ураган.

Бен Бакли, чрезвычайно гордый отец Дэвида, с широкой ухмылкой пробрался сквозь толпу к Мадлен Уильямс.

— К счастью, Габоры никогда не приняли бы от меня приглашения.

Мадлен Уильямс с первого взгляда была очарована шармом журналиста, но вела себя сдержанно. Даже очень сдержанно.

— Как это? — с улыбкой спросила она.

Бен Бакли в свои пятьдесят три года буквально лучился юношеской беззаботностью.

— Габоры когда-то подали на меня в суд за статью, которую я о них написал. К счастью, моим адвокатом был Джозеф Райт.

— Этот одичавший неандерталец?! — воскликнул дядя Карл.

Бен Бакли пожал широкими спортивными плечами.

— О, если его держать под контролем, он — лучший адвокат, какого можно нанять. Никто не найдет в законе больше лазеек для экономии денег и не разделается с вашим противником лучше, чем он.

Мать Дэвида, Мэрджори Ремник, судья, во втором браке замужем за прокурором, понимающе и многострадально кивнула Мадлен Уильямс.

— Мы его один раз пригласили на омара… и его сразу вырвало.

— Из-за омара? — с интересом осведомилась Мадлен.

— Понятия не имею. — Мэрджори пожала плечами. — Я только помню, что при этом его челюсть упала в унитаз.

Мадлен Уильямс широко раскрыла глаза.

— Вы хотите сказать…

— И парик тоже! — воскликнула Мэрджори.

Мадлен больше не могла сдерживаться и весело рассмеялась, дядя Карл и Бен Бакли по очереди прыснули, и Мэрджори от души присоединилась наконец к общему хохоту.

Мимо просеменила чья-то пожилая родственница.

— Разве не прекрасная пара? — сияя улыбкой, спросила она, но, услышав в ответ дружный хохот, обиженно удалилась.

Дэвид и Линн с явным недоумением наблюдали за общим весельем своей ближайшей родни, а когда еще и Артур Уильямс, отец Линн, а также Джесси Ремник, по профессии прокурор и второй муж матери Дэвида, присоединились к группе и, перекинувшись парой слов, тоже захохотали, новобрачные совсем были сбиты с толку.

— Ты что-нибудь понимаешь? — шепнул Дэвид. — Над чем это они смеются?

— Это не важно, лишь бы не ссорились, — тоже шепотом ответила Линн.

Он покачал головой.

— Вообще-то, я никогда не заботился чрезмерно о своей семье…

— Зато я очень семейная по натуре, — гордо вставила Линн.

— …но я не прочь был бы узнать, что моя семья делает у меня за спиной.

Линн удивленно взглянула на новоиспеченного супруга.

— Во-первых, делает не у тебя за спиной, а у тебя перед глазами…

Вид у Дэвида был крайне недовольный.

— В таком случае я бы очень хотел знать, что моя семья делает у меня перед глазами.

— … а во-вторых, я не понимаю, что в этом плохого, если твои родственники нашли общий язык с моими, — закончила Линн.

Дэвид нахмурился.

— Ах, так тебе вдруг стало безразлично, что они все там делают, хотя минуту назад лицо у тебя было довольно расстроенное.

— А я еще тогда не знала, что тебе не понравится, если твои родственники поладят с моими, — уколола его Линн.

Дэвид предостерегающе поднял указательный палец.

— Я ни слова не сказал о том, что мне это не нравится! Я только сказал, что хотел бы знать, каким образом им удалось поладить.

Щеки Линн покрылись красными пятнами, соперничающими по яркости с губной помадой.

— Ты что-то имеешь против своих родителей или против второго мужа своей матери? — поинтересовалась она с нарочитым равнодушием.

Дэвид энергично тряхнул головой.

— С чего бы это?

— Следовательно, ты что-то имеешь против моей семьи! — вспылила она и подбоченилась, что совершенно не шло к свадебному платью из белоснежных кружев. — Если бы ты ничего не имел против обеих семей, тебя бы не раздражало, что они нашли общий язык. А так…

— А так ты снова выступаешь в роли королевы предрассудков и преждевременных выводов! — Дэвид возмущенно наклонился к ней и уставился прямо в глаза. — У меня в голове не укладывается, как ты можешь устраивать со мной такое в день нашей свадьбы.

— А кто начал? — прошипела Линн и тоже придвинулась к нему так близко, что они чуть не стукнулись носами.

— Ты, — раздалось шипение в ответ.

— Нет, ты! Ты сказал…

Яркая вспышка и ликующий возглас фотографа «Какая красивая пара!» прервали дискуссию. Линн и Дэвид озадаченно посмотрели друг на друга, с трудом различая окружающих сквозь красную пелену, ослепленные вспышкой, а потом подмигнули фотографу и родственникам, которые наградили их стихийными аплодисментами.

Дэвид покаянно улыбнулся.

— По крайней мере, в день нашей свадьбы мы не должны ссориться, — пробормотал он, бережно поправляя складочку на фате Линн.

— Я полностью с тобой согласна, — заверила она и сняла несуществующую пылинку с его лацкана.

Дэвид еще успел нежно поцеловать ее, и тут их окружили родственники.

— Одно ты должна запомнить, Линн. — Мэрджори Ремник, мать Дэвида, взяла невестку под руку и отвела чуть в сторону. — Никогда не позволяй Дэвиду почувствовать, что он — главный в вашем браке. Ты всегда должна крепко держать его в узде.

Отец Дэвида похлопал Линн по плечу.

— Рецепт, который для нас с Мэрджори оказался абсолютно непригодным. — Бен Бакли послал своей бывшей супруге воздушный поцелуй. — Не принимай это близко к сердцу, Мэрджори, но в браке ты оказалась настоящей скотиной.

Мэрджори сладко улыбнулась.

— Комплимент, который я могу лишь переадресовать тебе. До чего же он был неряшливым парнем! — пожаловалась она Линн. — На десять лет старше, а мне все казалось, что в доме большой ребенок, за которым постоянно приходится убирать.

— Дэвид на три года меня моложе, — робко вставила Линн, стараясь не подавать виду, в какое замешательство приводит ее приобретенное в нагрузку к браку неформальное семейство.

— Совсем тяжелый случай, — накаркала Мэрджори.

Сестра Дэвида втиснулась между Линн и своими родителями.

— Никого не слушай, Линн, — предупредила она. — Настоящие правила, как обращаться с Дэвидом, ты можешь узнать только от меня. Именно я знаю его лучше всех.

— Мать всегда знает своего сына лучше других, — заявила уязвленная Мэрджори.

Салли расхохоталась ей прямо в лицо.

— Мать не знает ни одного секрета своего сына. Секреты входят в компетенцию сестры.

— Ну вот, что я тебе постоянно повторял, — козырнул Бен Бакли. — Но ты, разумеется, не хотела мне верить.

Джесси Ремник, прокурор, встал на защиту Мэрджори.

— Тебе нужна помощь, дорогая?

Бен Бакли нагло ухмыльнулся в лицо своему преемнику.

— Если господин прокурор поспешит на спасение, с тобой больше ничего не случится, дорогая.

— Ах, папа, не воспринимай прокурора так серьезно. — Салли, как заговорщица, улыбнулась отцу и не упустила случая поиздеваться над отчимом. — Он юрист до мозга костей. Прежде чем что-то сделать, он перелопачивает своды законов и ищет прецеденты. — Она показала на Пола, своего сводного шестилетнего брата, и Мэри, свою сводную пятилетнюю сестру, беспрепятственно носившихся между столами. — Поэтому он даже с этими чудовищами не в состоянии справиться. Ведь сейчас при нем нет книги о прецедентах в воспитании детей.

— Ах ты дерзкая тварь, — взревел прокурор Джесси Ремник, и Линн совсем перестала что-либо понимать, когда Салли в превосходном расположении духа отправилась ловить малолеток, чтобы призвать их к порядку.

Дэвиду тем временем не слаще приходилось с родственниками Линн. Он чувствовал себя страшно неуверенно под испытующими взглядами Артура и Мадлен Уильямс.

— Ты, видимо, никогда не имел дела с дипломатическими службами, не так ли, Дэвид? — Аристократическая улыбка и легкий французский акцент не облегчали Дэвиду ответ.

— Вообще-то имел… — Он сглотнул и подавил желание по-мальчишески переступить с ноги на ногу.

— Ах, это интересно. — Строгое лицо Мадлен несколько смягчилось. — В какой степени, если смею спросить?

Дэвид пустил в ход старую уловку преодолевать трудности с улыбкой.

— Моя фирма часто обслуживает приемы дипломатов, преимущественно из ООН.

Мадлен чуть надула губы.

— Я не это имела в виду, но… ну да…

К Дэвиду обратился отец Линн.

— У тебя, наверно, есть контакты с банкирами? — Он сдержанно усмехнулся. — Я, разумеется, не имею в виду обслуживание приемов в банках или в домах руководящих банковских служащих…

Дэвид с таким трудом сглотнул слюну, что кадык на шее опасно дернулся.

— Э-э… я… у меня есть коммерческий счет и личный счет в одном банке… но ведь вы, конечно, не это имеете в виду, дорогой тесть…

— Кончайте это безобразие! — вмешался дядя Карл. — Пусть лучше кто-нибудь мне скажет, где здесь можно найти приличное пиво. От этого алкогольного лимонада под названием шампанское одна тяжесть в желудке.

— Я знаю, где есть пиво, дядя Карл, — робко вставил Дэвид и получил в награду не только довольную улыбку, но и удар по плечу, от которого он зашатался и чуть не упал на Мадлен Уильямс.

Карл Корнблум схватил Дэвида под руку и потащил за собой, по дороге заставив споткнуться танцующую пару, которую нечаянно толкнул.

— Ты хороший парень и отличный спортсмен, — похвалил Дэвида дядя Карл и тут же покачал головой. — Но ты еще и идиот.

— Теперь я знаю, от кого Линн научилась этому слову, — буркнул Дэвид.

Дядя Карл расплылся в улыбке.

— Она много чему от меня научилась, а то была бы такой же чопорной, как и ее родители… Будь осторожен, мальчик! Во-первых, никогда не позволяй людям вроде твоих тестя и тещи расспрашивать тебя, а если они это делают, отвечай, что да, мол, ты, само собой, знаешь массу дипломатов, но говорить на эту тему не имеешь права, поскольку все они причастны к государственным секретам, и в банковских кругах ты свой человек, но, естественно, не можешь раскрывать свои лучшие деловые контакты.

— Я предпочитаю честность, — перебил его Дэвид.

— Ну конечно, ведь ты идиот, как я уже сказал. — Карл Корнблум огляделся по сторонам. — Достань мне пива, и я возьму свои слова обратно.

Дэвид отправился на поиски пива и вернулся с большой запотевшей кружкой.

— Молодец, — обрадовался дядя Карл и начал жадно пить. — И последнее, — пробурчал он. — В нашем обществе ты не ожидал такого крепкого тумака, какой только что получил от меня, и поэтому чуть не свалился с ног. Запомни! Даже в самых изысканных кругах наносят неожиданные удары. А теперь иди к своей Линн и сделай ее счастливой, иначе будешь иметь дело со мной, а этого я не пожелаю даже своему злейшему врагу.

— Спасибо, дядя Карл, — пробормотал Дэвид, по пути к Линн наткнулся на своих сводных Пола и Мэри, энергично шаривших по сумкам гостей, схватил обоих за шкирку, оттащил к родителям и одновременно вызволил Линн из лап своих родственников.

— Как тебе понравились мои родители? — поинтересовалась Линн.

— А тебе как понравились мои родичи? — вопросом на вопрос ответил Дэвид.

— Я первая спросила.

Он на мгновение задумался.

— Дядя Карл в полном порядке.

— Я спрашивала про своих родителей. Если бы тебе не понравился дядя Карл, я бы никогда не вышла за тебя.

Он помедлил.

— Мы ведь договорились не ссориться в день свадьбы. Давай поговорим о твоих родителях завтра. Согласна? А что ты скажешь о моей семье?

Линн прикусила нижнюю губу.

— Я думала, что мы решили не ссориться…

— Разве эти двое не очаровательная пара? — шепнул кто-то поблизости так громко, что они не могли не услышать.

Дэвид по-заговорщицки склонился к Линн.

— Раз уж наши семьи так хорошо поладили друг с другом, пусть продолжают праздновать нашу свадьбу, а мы исчезнем, не прощаясь с каждым персонально. Иначе это займет как минимум два часа.

Линн внимательно посмотрела в сторону выхода.

— Но нам пришлось бы взять автомобиль, который подарили мои родители, и они заметят, когда он подъедет к отелю, и тогда навешают нам консервных банок на бампер и все начнут махать и…

К ним подкралась Салли.

— Если вы хотите сбежать, дядя Карл всех отвлечет, а я уже поставила вашу машину за отелем. — Оба кивнули, и она подала знак Карлу Корнблуму. — Желаю вам счастья, — прошептала Салли, и в тот же миг дядя Карл проделал свой коронный номер — наткнулся на официанта, несшего переполненный поднос.

В поднявшейся суете, под звон стекла, возгласы и многоязычные проклятия дяди Карла Линн и Дэвид незаметно выбрались через задний ход.

— О нет! — сквозь смех простонала Линн, увидев не свадебный подарок, а огненно-красный джип Дэвида, загруженный ее багажом для свадебного путешествия, да еще и со связкой пустых консервных банок на заднем бампере. Не забыта была даже табличка на заднем стекле «Молодожены!».

— Полный вперед! — скомандовал Дэвид, помог ей усесться на переднее сиденье, сам прыгнул за руль и ринулся под перестук банок и гудки других водителей в счастье медового месяца.




6


Три недели спустя огненно-красный джип без консервных банок и таблички «Молодожены!», зато покрытый толстым слоем дорожной пыли, вкатился в подземный гараж дома, где находилась квартира Линн.

— Ну как прошли медовые недели? — поинтересовался Дэвид довольным тоном уверенного в полном успехе молодого супруга.

— Божественно, как же еще? — преданно выдохнула Линн, когда они поднимались с багажом наверх. — Я бы хотела, чтобы они никогда не кончались.

— От нас зависит, чтобы они не кончались, голубка моя, — промурлыкал Дэвид, напоминая голодного кота, чей аппетит возбуждает именно эта голубка.

— Дэвид, система наблюдения, — предупредила Линн, полушокированная, полупольщенная, когда он притянул ее к себе в лифте.

Дэвид нехотя отпустил ее.

— В этом доме все устроено, как при въезде в федеральную тюрьму строгого режима, — буркнул он.

— Это одна из причин, по которой мы решили жить не в твоей, а в моей квартире. Безопасность. Кроме того, моя квартира больше твоей.

— Как все, что принадлежит тебе или твоей семье, — пробормотал он себе под нос, когда они вышли из лифта.

— Не ропщи, — смеясь, предостерегла она. — В конце концов, в свадебное путешествие мы ездили на твоей машине, а теперь вообще больше нет моего или твоего, все у нас общее.

— И наша любовь, — шепнул Дэвид, пока она открывала дверь в квартиру. Поскольку руки у него были заняты багажом, ему пришлось ограничиться поцелуем в затылок, от которого по спине у нее побежали мурашки.

Она облегченно вздохнула, захлопнув входную дверь.

— Вот наше маленькое царство, куда никому не позволено вторгаться.

Зазвонил телефон, и Дэвид вздернул бровь.

— Кто-то уже вторгается, — сухо констатировал он.

— Ах, это мои родители волнуются, благополучно ли мы вернулись из путешествия. — Она побежала к аппарату и пять минут болтала с мамой, чтобы успокоить ее, а потом с папой, чтобы и его успокоить тоже.

Только она повесила трубку, как снова раздался звонок. Линн в течение минуты беседовала с дядей Карлом, успокаивая и его, и вдруг споткнулась обо что-то, что он сказал.

— У нас наверняка найдется занятие получше, чем… О, дядя Карл!

Дэвид усмехнулся, глядя, как она покраснела, кладя трубку, но усмешка стерлась, стоило телефону опять зазвонить. Он подошел к аппарату и пару минут разговаривал с папой.

— Послушай, папа, — нетерпеливо сказал он наконец. — У нас есть занятие получше, чем… да, именно это я имею в виду. Пока!

Линн смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Как ты можешь в такой манере говорить со своим отцом о… о… о нас?

— Мой отец предположил, что мы, вероятно, устали и должны отдохнуть, а я сказал, что именно это и имею в виду. А ты что подумала?

Она не успела ответить, как снова помешал телефон. Дэвид две минуты говорил со своей мамой, потом громко зевнул и нарочито сонным голосом заверил ее, что после долгой дороги им необходимо немедленно лечь спать.

Линн уже начала нетерпеливо постукивать ногой по полу, как сразу после Мэрджори позвонила Салли. С ней Дэвид беседовал еще короче.

— Сестренка, — просто сказал он, — у нас все идет блестяще, а поскольку в длинном ряду надоедливых звонков твой оказался последним, то позволь пожелать тебе всего хорошего! — Он положил трубку и повернулся к Линн. — А теперь я совершу первый супружеский акт в нашей общей супружеской квартире!

Она отшатнулась.

— И ты можешь говорить об этом так бесчувственно? — обиженно спросила она и добавила: — «О!» — когда Дэвид наклонился и выдернул из розетки вилку телефона.

Он с улыбкой выпрямился и протянул к Линн руки.

— Можно переходить к тому акту, который ты подразумевала, — объявил он, и Линн даже слишком охотно пошла ему навстречу.




Последующие недели прошли примерно так же. Молодожены наслаждались любовью. Молодожены наслаждались переустройством и оборудованием общей квартиры. Молодожены наслаждались совместными прогулками, посещением кино и театров. В меньшей степени молодожены наслаждались визитами к некоторым родственникам.

Что бы ни происходило, молодожены все делали вместе, и ничто не могло омрачить их счастья.

До одного июльского вечера…

— Пойдем в кино? — предложил Дэвид.

Линн посмотрела в окно, за которым нависала почти физически осязаемая стена душно-липкой жары, уже несколько дней изводившей ньюйоркцев.

— Лучше останемся дома. — Ее обвевала прохлада из кондиционера. — Но мы все же можем посмотреть фильм. Ведь нам подарили на свадьбу видеомагнитофон.

— Видеомагнитофоны, — поправил ее Дэвид. Он насмешливо показал на аудио-видеоцентр в углу огромной гостиной. — Один — твои родители, другой — моя мама.

Линн пожала плечами.

— Зато у нас всегда есть резерв, если один аппарат выйдет из строя.

— А что мы будем смотреть? — Дэвид встал на колени перед полкой с видеофильмами, тоже полученными на свадьбу.

— «Унесенные ветром»! — спонтанно воскликнула Линн.

— «Звездные войны»! — столь же спонтанно воскликнул Дэвид.

— «Войну и мир», — предложила она.

— Этот фильм хоть и связан несколько с войной, но со «Звездными войнами» не имеет ничего общего. Как насчет «Боевой звезды Галактики»?

Она поморщилась.

— Но это фильмы, подходящие в лучшем случае для подростков. Кто их нам подарил?

— Мой папа. — На лбу у Дэвида показалась первая морщинка.

— Конечно, я могла бы и догадаться, что их подарил нам твой папа. — Линн разглядывала наклейки. — «Касабланка».

Дэвид не собирался легко спустить ей последнее замечание.

— Мой папа точно знает, что эти фильмы мне нравятся.

Линн кивнула чуть охотнее, чем следовало бы.

— Я же сказала, что эти фильмы подходят в лучшем случае для подростков. А что, если посмотреть документальный фильм?

Дэвид сел на ковер, совсем забыв про полку с кассетами, и, прищурившись, уставился на свою молодую супругу.

— В лучшем случае, для подростков, — повторил он. — Это так ты меня оцениваешь? Все еще не избавилась от старых предрассудков?

Линн вздохнула и опустилась на ковер напротив своего молодого супруга, бросив на него полный боевой готовности взгляд.

— Я только сказала, что эти фильмы…

— Я слышал, что ты сказала, и мне не нравится, на что ты намекаешь.

Линн покорно пожала плечами.

— Я действительно не считаю признаком зрелости любовь к фильмам, подходящим в лучшем случае для подростков.

— А ты, конечно, очень зрелая, раз хочешь смотреть слащавую сентиментальщину, выбивавшую слезу у наших бабушек.

— Речь идет исключительно о шедеврах киноискусства, — возразила она, поджав губы.

— Речь идет без всякого исключения о шедеврах воздействия на слезные железы, — раздраженно парировал он. — Очень подходящих для матрон…

— Это хамство! — Линн вскочила и сверху вниз испепелила его горящим взглядом. — Сколько раз я тебе повторяла, что не имею ничего общего с матронами.

— Ах так, а мне можно говорить, что я смотрю только фильмы для подростков! — Он тоже вскочил.

— Если ты смотришь фильмы для подростков, то дело в тебе! — фыркнула она. — Я тут ни при чем.

— А если ты смотришь фильмы для матрон, то дело в тебе! — огрызнулся он. — Я тут тоже ни при чем.

— Не кричи на меня! — закричала на него Линн.

— Я на тебя не кричу! — заорал он в ответ. — Это ты на меня кричишь!

— Ты бессердечный, грубый! — возопила Линн. — Мне надо было послушать свою мать!

— Вот как? — Дэвид выпрямился в полный рост. — И что же мамочка Уильямс сказала обо мне? — Он принял манерную позу, жеманно скрестил руки и изобразил чопорный тон и французский акцент своей тещи. — Линн, детка, держись подальше от этого человека. Его колыбель не была устлана долларовыми купюрами, а в голове у него не кассовый аппарат, а всего лишь мозги…

Линн уставилась на него, раскрыв рот, потом расхохоталась. Злость Дэвида мгновенно испарилась, и они упали не просто в объятия друг друга, а сразу на мягкий ковер, и так самозабвенно начали праздновать свое примирение, что вопрос о выборе видеофильма отпал сам собой.

Следующее испытание произошло во время их визита к родителям Линн. Во время праздничного ужина Мадлен и Артур Уильямсы засыпали их добрыми советами.

— Ты все еще занимаешься обслуживанием приемов, Дэвид? — как бы между прочим осведомился Артур, и, когда Дэвид молча кивнул, продолжил: — Мой однокашник обмолвился, что в его банке скоро освободится один из руководящих постов. Может быть, тебе стоит поучаствовать в конкурсе?

— Вряд ли я подойду для руководящего поста в банке, — насупился Дэвид. — К тому же я прекрасно чувствую себя в своей фирме.

Артур благосклонно усмехнулся.

— Ты удивишься, но для такого поста почти не требуется предварительной подготовки, дорогой мой Дэвид. Ты умный мальчик, и достаточно войти в курс дела и немного подучиться…

— Спасибо, но нет, благодарю, — пробормотал Дэвид и замолчал до конца вечера.

По пути домой Линн выпустила пар.

— Ты не должен был так бесцеремонно отказывать моему отцу! Он хотел только хорошего.

— Возможно. — Дэвид упрямо уставился на дорогу, управляя автомобилем, подаренным им на свадьбу. — Но, во-первых, мне не понравилось, как небрежно он спросил насчет моей фирмы. А между прочим, один приятель нашептал мне, что твой отец ежемесячно наводит справки о моей службе, о нашем финансовом положении, о том, есть ли у нас прибыль…

— Папа только заботится о своих близких, — колко возразила она.

— Папа сует нос в дела своих близких, — раздраженно ответил Дэвид. — Кроме того, я не позволю усадить себя на место под звучным названием, но на котором я не смогу ничего совершить.

Она с упреком покачала головой.

— Я уверена, папа нашел именно такой пост, который соответствует твоим способностям. Он желает лишь добра.

— Отличный комплимент в отношении моих способностей. — Он сердито взглянул на нее. — Папочка предлагает мне место для придурков, а ты…

— Это место не для придурков, а…

— … а для придурочных шефов фирм по обслуживанию приемов, — перебил он.

— Ты опять говоришь за меня! — Линн еле удержалась, чтобы не ударить кулаком по приборной доске. — Почему ты не хочешь признать, что папа думает о нашем благополучии?

— Я скажу тебе, о чем думает папа! Он думает о том, что ему говорить, когда его спросят о профессии его зятя. Шеф фирмы по обслуживанию приемов! Это, видимо, звучит не очень благозвучно в папиных изысканных кругах. Зато руководящий служащий банка был бы вполне в папином вкусе, не так ли?

— Ты несправедлив и ведешь себя по-детски, Дэвид! — Она скрестила руки на груди и уставилась в ветровое стекло. — Со мной происходит то же самое, что когда-то произошло с твоей матерью. Я вышла замуж за большого ребенка!

Она попала в больное место.

— Не знаю, как вела себя тогда моя мать, но тебя, во всяком случае, полностью характеризует выражение «заносчивая дура»!

К его удивлению, Линн молчала.

— Нет ответа? — спросил через некоторое время Дэвид.

Она покачала головой.

— Очень жаль. Если цивилизованное поведение представляется тебе «заносчивым», любая дискуссия излишня.

Дэвид скрипнул зубами.

— Как раз сейчас ты ведешь себя не цивилизованно, а заносчиво! Но, пожалуйста, не будем разговаривать, если тебе это больше нравится.

И они замолчали до возвращения в квартиру, но как раз когда Дэвид решил, что пора кончать с этим ребячеством, Линн откашлялась.

— Что за детское поведение, — заметила она и унеслась в спальню.

Это была первая ночь, когда Дэвид спал в комнате для гостей.

Правда, на следующую ночь он вернулся в спальню, и парус их семейной лодки снова как будто выровнялся, но осадок остался, и с этого момента каждый из них взрывался при малейшем намеке на противоречие.

— Мне следовало бы знать, что есть люди с запоздалым развитием! — кричала Линн в пылу ссоры. — Но еще мне следовало бы знать, что нет надежды на взросление, если двадцатитрехлетний остановился на уровне пятнадцатилетнего.

— Сказала пятидесятишестилетняя матрона в теле двадцатишестилетней, — парировал он.

Это был вечер, когда жертвой пал целый сервиз.

Сервизом дело не обошлось. Ведь существовало множество других поводов, по которым можно было отлично поссориться.

— Что говорила твоя мать на нашей свадьбе о твоем отце? — попросила напомнить однажды вечером Линн подчеркнуто дружелюбным тоном. — Кажется, он был неаккуратным?

— Моя мама постоянно критиковала папу за все. Поэтому они и развелись.

— Скорее всего, не без оснований, — съехидничала Линн. — А поскольку ты его копия…

Дэвид нервно вздохнул.

— Если тебе не терпится придраться ко мне, незачем для этого вытаскивать на свет полную семейную хронику рода Бакли.

— Ну ладно, это ты неаккуратный! Неряшливый! Воплощение хаоса! — Она швыряла в него словами, словно камнями. — Так хорошо?

— Нет, совсем не хорошо! — огрызнулся он. — Во-первых, я совершенно не такой! Что касается порядка, то просто у меня несколько… широкая натура.

Линн безрадостно засмеялась.

— Эта квартира может быть прекрасно убрана. Но стоит тебе один раз пройтись, как она превращается в помойку.

Дэвид внимательно посмотрел по сторонам. Насколько он мог заметить, не сходя с места, порядок нарушали лишь пара валявшихся газет, три использованных стакана, несколько открытых журналов да две пачки чипсов.

— Здесь все в пределах нормы. Ты просто слишком педантична. Это помещение выглядит… обжитым.

— Это помещение выглядит свинарником, куда ни взглянешь, Дэвид, и это не имеет никакого отношения к педантичности.

Он упрямо скрестил на груди руки.

— Если ты хочешь жить стерильно, почему бы тебе не переехать в операционную палату ближайшей больницы? Спорю, что твои родители могли бы купить тебе личную операционную палату!

— Незачем переводить разговор на моих родителей только ради того, чтобы отвлечь от своей безалаберности. С тебя станет заявить, что ты не можешь быть аккуратнее из-за давления со стороны моих родителей.

— Сейчас, как ты верно заметила… твои родители оказывают на меня давление. Им непременно нужно, чтобы я занялся банковским делом. Чтобы производить более серьезное впечатление!

— Я не думаю, что ты годишься для банковского дела. Там как раз нужно быть очень собранным.

— Мне пора бы знать, что дело нечисто, если ты со мной соглашаешься. — Он начал собирать валяющиеся кругом газеты. — Теперь тебе лучше? Я уже больше подхожу для солидной работы в банке?

— Я думаю при следующей встрече устроить дяде Карлу большой скандал.

— В чем он провинился, разрешите спросить своему покорному слуге? — манерно осведомился Дэвид.

Линн набрала в легкие побольше воздуха.

— В том, что я с тобой познакомилась и в конце концов даже вышла за тебя замуж! — возопила она.

— Очень на тебя похоже! — не менее громко ответил Дэвид. — Ты хочешь списать на единственного нормального и разумного родственника, то есть на дядю Карла, собственную неспособность спуститься на землю с высокого коня из аристократического стойла.

— Я ничего не хочу списывать на дядю Карла! — Линн уже слегка охрипла, однако в резерве у нее еще оставались немалые голосовые мощности. — Я хочу лишь открыть ему глаза на то, что он мне устроил в своем благодушном неведении.

— И что же он тебе устроил? — Голос у Дэвида тоже сильно охрип, однако без труда разносился по всей квартире. — Он обогатил твою безрадостную, пустую, пресную жизнь любовью и страстью и свел тебя с интересным человеком!

— Ха! — В этот возглас Линн вложила весь оставшийся пыл, поэтому вынуждена была перейти на хриплый шепот. — При выборе этих богатств он должен был учитывать мою индивидуальность!

— Какую еще индивидуальность? — Дэвиду до обидного удачно удалось разыграть удивление. — Дорогое мое сокровище, у тебя нет никакой индивидуальности, одни хорошие манеры.

— Это… это… — Линн судорожно хватала ртом воздух. — Это самое наглое высказывание, какое можно было услышать! Да еще из уст человека с неразвитой индивидуальностью и полным отсутствием хороших манер!

— Ну конечно, это не могло не вылезти наружу! — Хотя Дэвид способен был издавать только хрип, он решительно не собирался сдаваться. — У того, кто не принадлежит к самому богатому семейству высшего общества, не может быть развита индивидуальность, а если он не стал как минимум директором банка, то он понятия не имеет о хороших манерах! Верно?

— Нет, неверно, как и любая другая мысль, рожденная в твоем безнадежно замусоренном предрассудками мозгу! — прохрипела Линн. — И вот за кого я вышла замуж!

— Это твоя ошибка! — выкрикнул Дэвид почти с прежней громкостью.

— Ошибка, которую в нашем штате, к счастью, можно исправить! — вне себя от ярости прошипела Линн.

— Да пожалуйста, исправляй! Тогда тебе не придется мучиться с неразвитой индивидуальностью!

— Боже, это было бы замечательно! — вздохнула она.

— Нет проблем! — Он насупил брови. — Какое счастье, что я не отказался от своей квартиры, а только пересдал ее! Я в любой момент могу туда вернуться!

— И чем скорее, тем лучше! — выпалила Линн, не осознавая, что говорит.

— Именно, чем скорее, тем лучше! — воскликнул Дэвид, не задумываясь над реальными последствиями.

С этого момента остаток их жизни в браке протекал в молчании, и не только по причине сорванных глоток.

Через девять месяцев после свадьбы бурная связь закончилась молниеносным разводом.

Когда было вынесено решение и они покидали зал суда, обошлось без принятых среди разведенных пар взаимных пожеланий счастливого будущего. Присутствующие утверждали потом, что якобы слышали, как Линн процедила: «Глупый мальчишка!» — на что Дэвид ответил: «Набитая дура!». Однако надежных свидетелей при этом не было.




7


Обстановка походила на декорации семейного рождественского фильма. Снежинки, танцуя, падали с зимнего неба, легкие дуновения ветра заставляли их плавно кружиться на равном расстоянии друг от друга, достигая изумительной красоты эффекта, когда они вихрились вокруг уличных фонарей и опускались на украшенные электрическими свечками деревья.

Дороги и тротуары слились в единую белую равнину, и в садике перед каждым домом стоял снеговик. По карнизам домов и по перилам балконов тянулись гирлянды лампочек, на окнах мерцали праздничные звезды, а витрины сверкали в нарядном убранстве.

По улицам гуляли тепло укутанные люди. Мимо скользили сани. Сбруи впряженных в них лошадей звенели колокольчиками. Отовсюду — из магазинов, отелей, частных домов — звучали рождественские мелодии. Везде царило радостное настроение.

Даже в моей семье, мелькнуло в голове у Линн, когда она пробиралась сквозь снег вместе со своими родителями и дядей Карлом. Дядя, похоже, ощущал себя Дедом Морозом, и его «хо-хо-хо!» смешивалось со звонким смехом ее матери. Даже отец Линн, обычно такой чопорный, начал желать посторонним людям приятного праздника.

Лишь ей самой было не слишком весело, и это ее злило. Она не знала покоя и радости, и на то имелась причина. Та же причина, которая вот уже два года портила ей любой праздник.

Дэвид!

Хотя Линн до сих пор не могла решить, на кого ей больше сердиться — на этого парня, виноватого, по сути, во всем, или на себя, потому что на каждом празднике она думала лишь о том, как бы она отмечала его вместе с Дэвидом в качестве супруга.

— Хо-хо-хо! — Дядя Карл положил руку Линн на плечи, и ей показалось, что она попала в лапы гризли. — Улыбнись, малышка!

— Ха-ха, — жалобно выдавила из себя Линн и разозлилась на дядю Карла, который, собственно, и свел ее с бывшим супругом в самом начале их страстных отношений.

Дядя Карл ласково встряхнул ее.

— Сейчас все мы пойдем пить рождественский пунш, а когда напьемся до посинения, отправимся, шатаясь, в отель и по дороге будем орать непристойные матросские песни.

— Карл, пожалуйста! — призвала его к порядку Мадлен Уильямс, слегка шокированная, но при этом жизнерадостно хихикающая. — Не так громко!

— Это почему? — взревел дядя Карл и наткнулся на стенд с рождественскими открытками, который чуть не опрокинулся от удара. — В конце концов, у нас Рождество.

Линн не могла не рассмеяться над железной логикой дядиного ответа, и Карл Корнблум потихоньку вздохнул. И зачем только эти глупые дети развелись! Он с самого начала знал, что они идеально подходят друг другу.

— Ты все-таки лучше всех, дядя Карл, — пробормотала Линн, улыбнувшись ему, но глаза у нее были на мокром месте. Рождественская музыка, вся окружающая атмосфера и трогательная попытка дяди подбодрить ее вызвали у Линн слезы.

Карл Корнблум мрачно посмотрел на любимую племянницу.

— Если бы я тогда находился рядом с полем боя и узнал о вашем намерении развестись, то немедленно явился бы к вам, каждого основательно выпорол и запер вместе в комнате до тех пор, пока вы не помирились бы навечно или не поубивали друг друга.

Сентиментальное настроение Линн растаяло, как снежинка на горящей лампочке.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — заявила она, высвобождаясь из-под его руки. — Но если ты имеешь в виду некоего незрелого юнца… я, во всяком случае, уже два года как о нем не вспоминаю.

Теперь дядя Карл посмотрел на нее очень, очень сурово.

— Сначала научись врать и уж потом пудри мозги своему любимому дяде, дура набитая, — буркнул он.

Линн вздрогнула, услышав те же слова, что когда-то бросил ей Дэвид, но загоревшиеся недобрым огоньком глаза увидели крайне довольную, ухмыляющуюся физиономию.

— Хо-хо-хо! — воскликнул дядя Карл, продолжая изображать из себя Деда Мороза, и от души двинул ей в челюсть одетой в варежку рукой, перед тем как затащить всех родственников в заведение, где, по его уверению, варили самый лучший рождественский пунш во всей округе озера Тахо.

Благодаря неконтролируемой медвежьей силе дяди Карла часом позже, по возвращении в отель, Линн шатало не только от пунша, но и от ощущения, что у нее вывихнута челюсть. Она осторожно ощупывала двумя пальцами подбородок, когда взгляд ее упал на мужчину, входящего в лифт.

В следующее мгновение двери автоматически закрылись, но Линн застыла, словно пораженная молнией. Высокий, светловолосый. Лица она почти не разглядела, но это точно был двойник Дэвида… Или же фантазия сыграла с ней злую шутку, ведь сегодня она так часто вспоминала своего бывшего…

— Позже мы все встретимся на ужине в столовой, — объявил ее отец, когда они взяли свои ключи и направились к лифтам.

— Поезжайте. — Линн, несмотря на острый взгляд дяди, держалась очень естественно. — А я еще немного полюбуюсь снегопадом. — Она дождалась, когда ее родственники исчезли в лифте, направилась к небольшому киоску в холле и, чтобы не бросалась в глаза ее нерешительность, купила книжку карманного формата, прежде чем заставила себя сделать задуманное.

Почему она колебалась? Ведь служащий понятия не имел, кем был человек, которым она интересуется, к тому же она находится в свободной стране и имеет полное право осведомиться в рецепции отеля обо всем, что пожелает! Это наверняка закреплено в том или ином виде даже в Конституции!

— Пожалуйста, миссис Бакли, чем я могу вам помочь? — любезно спросил служащий рецепции, когда она подошла к стойке.

Линн откашлялась.

— Мне кажется, что я увидела здесь в отеле одного случайного знакомого. Дэвида Бакли. Вы не могли бы сказать мне номер его комнаты?

— Разумеется, миссис Бакли. — Он повернулся к компьютеру. Дэвид Бакли… Дэвид Бакли? — Он с легким удивлением посмотрел на нее, уловив совпадение фамилии.

— Совершенно случайный знакомый, — заверила его Линн, покрывшись красными пятнами, и пожалела, что после развода не вернула себе девичью фамилию. — Номер комнаты…

— Четыре — семь — девять, — произнес чей-то голос у нее за спиной. Голос, который она слишком хорошо помнила.

Как она обернулась, не чуя под собой ног, Линн не знала. Как она смогла посмотреть на Дэвида, хотя глаза ее в этот момент вообще ничего не видели, она тоже не знала. А каким образом расслышала его следующие слова, хотя в ушах у нее стоял сплошной гул, осталось для нее абсолютной загадкой.

Он ухмылялся во все свое ставшее еще более привлекательным лицо.

— Привет, я — Дэвид!

— Я помню, — пошевелила она губами, которых не чувствовала.

— Хорошо! — Голубые глаза сияли. — А ты помнишь, что когда-то мы были женаты?

Она нахмурилась.

— Хорошо помню.

— Еще лучше! — Безупречные зубы сверкнули между неотразимо чувственными насмешливыми губами.

— Я помню все, — хрипло сказала она.

— А вот это нехорошо! — Дэвид, спрятавшись за свою знаменитую усмешку, помогавшую ему в трудных ситуациях, явно подыскивал какие-то слова, но потом углядел книжку, которую Линн держала в руке, забыв про нее так же, как и про все на свете. — Что ты тут симпатичненькое читаешь?

Она искусственно улыбнулась.

— Произведение, расширяющее кругозор. «Идеальные мужья, а также другие легенды и сказки»! — Она успела спрятать книжку в карман пальто, прежде чем он сумел убедиться, что это самый обыкновенный путеводитель для туристов, посещающих озеро Тахо. — Ну и нервы у тебя, раз ты посмел сюда заявиться! Беспредельная наглость!

Он пожал широкими плечами.

— Я и не подозревал, что ты здесь. Мы живем в свободной стране, и я могу проводить свой отпуск где хочу. Купила бы себе лучше текст нашей Конституции. Там это записано.

Линн испытала сильное искушение вытащить книжку из кармана и швырнуть ее в Дэвида.

Этот наглец не только осмелился появиться на том же курорте, куда приехала она, он еще и ворует ее собственные мысли!

— Зачем ты интересовалась номером моей комнаты? — Дэвид вложил в вопрос все свое согревающее сердце обаяние, по отношению к которому женщина имела шанс сохранить иммунитет, только если она уже умерла.

— Я перед этим случайно увидела тебя в лифте, — в соответствии с истиной призналась Линн. — И хотела выяснить, действительно ли это был ты, чтобы избежать с тобой встречи.

Его взгляд неторопливо скользнул по ней.

— Как тебе жилось? — спросил он так мягко, что она едва не потеряла сознание прямо здесь, посреди холла.

Мгновенная слабость обернулась гневом за то, что он осмелился так бесцеремонно обнажить ее мучительно загнанные внутрь чувства.

— Отлично, с тех пор как ты исчез с моих глаз! А тебе?

Дэвид изобразил нахальную ухмылку, чтобы она не поняла, насколько сильно он переживал развод — с самого первого дня, когда они вышли из здания суда.

— Я наслаждаюсь каждой секундой без тебя!

— Что ж, прекрасно, — процедила она, непроизвольно сжав в кулаки руки в карманах пальто. — Тогда надеюсь, что за время нашего пребывания здесь больше тебя не увижу!

— Тебе достаточно просто не попадаться мне на глаза. — Он скорее согласился бы голым встать вместо снеговика на чей-нибудь газон, чем показать, что она его задела. — Ты ведь знаешь номер моей комнаты. — Он улыбнулся еще шире, так, что появились ямочки в углах рта. — И обходи также соседнюю. Она смежная с моей, и там живет… миссис Бакли.

Линн застыла, как ледяная сосулька, а он помахал ей небрежно рукой и исчез в лифте. Только когда за ним закрылись автоматические двери, ее замороженные мысли пришли в движение. Это верх наглости! Он не мог снова жениться! Никогда! Возможно, на бумаге у него и было такое право, но не в реальной жизни! Только с ее разрешения, а она никогда ему не разрешит!

В холле остановился второй лифт, и Линн повела себя точно как дядя Карл, то есть в спешке отпихнула двух ни в чем не повинных постояльцев и впервые в жизни не извинилась. Закипая, она поднялась на четвертый этаж, на грани взрыва промчалась к комнате номер 479, не тратя времени на стук и даже не подумав, что дверь может быть заперта, рванула ее, с силой захлопнула за собой — и очутилась лицом к лицу с одетым лишь в боксерские трусы и носки Дэвидом.

— Да, ты времени зря не теряешь, — съязвил он, приподняв бровь.

— Этого… этого я не потерплю! — Линн, трясясь от ярости, смотрела на своего почти голого экс-супруга и указывала вытянутой рукой на приоткрытую дверь в смежную комнату. — Я это запрещаю! — Она ринулась к двери и распахнула ее. — Убирайтесь немедленно или… Салли? — озадаченно уставилась она на бывшую золовку.

Салли Бакли, в свою очередь, глядела на бывшую жену брата как на привидение.

— Линн? — произнесла она наконец, засияла и, протянув руки, поспешила к ней.

Линн захлопнула дверь прямо перед ее носом, заперла ее и резко повернулась к Дэвиду, наблюдавшему за этой сценой уже с кровати.

— Разумеется, это очень на тебя похоже! — заорала она. — Обманывать при первой же встрече! Это не миссис, а мисс Бакли, негодяй!

Дэвид пожал плечами.

— Каждый может оговориться…

— Ты сделал это намеренно! — Линн метнулась к входной двери, в которую постучали.

— Дэвид, можно войти? — спросил голос Мэрджори Ремник, его матери.

— Нет! — Линн стремительно заперла дверь и прислонилась к ней спиной. — А сейчас мы поговорим открытым текстом, Дэвид Бакли!

Он вытянулся во всю длину кровати, весь в свете лампы, стоящей на ночном столике, и это зрелище явилось серьезным испытанием для способности Линн сосредоточиться.

— Линн, сладкая моя, я с момента нашего развода надеялся, что ты тоскуешь по мне, но что ты до такой степени сходишь по мне с ума, даже и не мечтал.

Линн попыталась внутренне собраться.

— Ты самонадеянная обезьяна! — прошипела она. — Я хотела сказать открытым текстом, что не желаю ничего о тебе знать и что у нас с тобой нет ничего, абсолютно ничего общего!

— Похоже, что одно общее есть — это касается выбора мест для отдыха, — насмешливо вставил он и похлопал ладонью по постели.

Линн затрясла головой.

— Прекрати идиотское хлопанье. Ты только поднимаешь пыль.

Улыбка стала игривой.

— На мою постель пыль не успевает садиться, дорогая. Ты должна это знать.

— Ну конечно! — взъярилась она. — У тебя в голове никогда не было ничего другого. — Она вздрогнула, когда раздался стук в дверь и отец Дэвида спросил, можно ли ему войти. — Нет, я как раз расправляюсь с твоим сыном! — бесцеремонно крикнула в ответ Линн и устремила убийственный взгляд на Дэвида, не прекращавшего хлопать по простыне. — Спорю, что ты и сейчас… подготовлен. На всякий случай и вообще.

— Подойди сюда и убедись, — пригласил он с совершенно обезоруживающей улыбкой, но выражение глаз у него было невеселое. Его обидела ее явная уверенность в том, что он бегает за каждой юбкой. С другой стороны… они жили два года порознь, и кто знает, как она проводила время. Боль, причиненная этой мыслью, заставила его свирепо оскалиться. — Если, конечно, ты не прихватила с собой одного из своих многочисленных любовников, который уже ждет тебя…

— Я прихватила с собой родителей и дядю Карла. — Ей хотелось добавить что-нибудь ядовитое, вроде того, например, что мужчины выстроились за ней в очередь, но язык не повернулся. — А у тебя здесь кто — кроме сестры и родителей?

Дэвид хотел соврать насчет длинноногой блондинки и грудастой брюнетки, но вместо этого сказал:

— Мамин прокурор и оба сорванца, которые стали еще невыносимее. — Он протянул к ней руку. — Иди сюда! — Он просил, но из-за того, что она была так близко, это прозвучало грубовато, а не как мягкая просьба.

В ответ на резкий приказ все в ней замкнулось, но она взглянула в голубые глаза и угодила в ту же ловушку, в которую попадала уже много раз. Отчаянный зов в его взгляде неудержимо притягивал Линн.

— Если ты до меня дотронешься, я закричу, — бессмысленно пригрозила она, опускаясь на кровать. — Я только хочу с тобой поговорить.

В следующее мгновение ей показалось, что она потеряла опору и закружилась в воздухе, хотя Дэвид всего лишь перекатил ее на себя. Она лежала на нем, он прижимал мускулистой ногой ее ноги. Его руки сомкнулись вокруг нее мертвой хваткой.

— Кричи, — шепнул он и прижался губами к ее шее. — Кричи же…

— Ты жалкий подлец, — бессильно пробормотала она и приоткрыла рот для поцелуя. — Ты трусливый мошенник, — выдохнула она, когда он на мгновение отпустил ее, чтобы помочь ей как можно скорее сбросить одежду. — Ты бессовестный дезертир, — вырвалось у нее, когда он освободился от носков и трусов.

— А ты вздорная, сварливая… — Стиснув зубы и не отрывая от нее горящих желанием глаз, он лег сверху и раздвинул ей ноги. Он хотел осуществить свой сон, мучивший его в течение двух лет, хотел слиться с ней, но вдруг почувствовал отпор.

Линн вряд ли хватило бы сил, чтобы остановить его, однако она не могла сдаться так просто.

— Не подготовлен..? — Она вложила в вопрос всю иронию, на которую была способна в данных обстоятельствах.

На лбу у него выступила испарина от неожиданной задержки.

— Со времени нашего развода я ни к чему не «готовлюсь», поскольку меня не интересует ни одна женщина, кроме тебя, — прошептал он. — И если ты немедленно не уберешь руку, озеро Тахо увидит первого буйного сумасшедшего в голом виде…

Озеро Тахо не увидело никакого буйного сумасшедшего ни в голом виде, ни одетого. Зато комната номер 479 увидела такое буйное празднование встречи, какого не было ни в одном другом помещении отеля.

— Все в порядке? — пробормотал Дэвид спустя значительный отрезок времени. — Я… ничего тебе не сделал?

Линн ни на какие блага мира не поменяла бы их тесную близость.

— Ах да, правильно, тебе же нужно составить отчет о маневрах и получить наивысшую оценку.

Он глубоко вдохнул ее аромат.

— Я ошибаюсь или ты снова вспомнила этот глупый заносчивый тон?

Она ощущала биение сердца в его груди и медленно поглаживала его по спине.

— Судя по тому, что я уже от тебя услышала, ты остался таким же незрелым, как раньше. Ты все еще смотришь каждый вечер «Звездные войны»?

— Я никогда никакой фильм не смотрел каждый вечер, ты, олимпийская чемпионка по передергиванию слов. — Его губы ласкали ее кожу. — Ты просто не хочешь признать, что наша любовь тебе понравилась.

— Любовь? — Она подняла брови. — Ребенок даже не понимает значения этого слова. Ты считаешь, что несколько гимнастических упражнений вдвоем — это любовь?

— Ты имеешь в виду такие упражнения? — соблазнительно шепнул он ей в ухо и начал снова двигаться.

— Совершенно верно, — выдохнула она и обняла его, когда он возбудил в ней новое желание.

После длительного страстного взлета они не сразу обрели способность разговаривать.

— Ужин, — вспомнила Линн. — Мне нужно идти к родителям.

— Папочка с мамочкой опять стали важнее, чем я? — недовольно спросил Дэвид и встал на колени.

Она старалась не смотреть на его великолепную мужественность.

— Со своими родителями я договорилась идти на ужин, а с тобой ничего такого не было.

Его пальцы чертили круги на ее груди.

— Ничего такого не было?

— Я этого не говорила. — Она отвела его руки. — Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле! Не могу же я завтра утром заявить своим родителям, что пропустила ужин из-за того, что была с каким-то мужчиной.

— Я — не «какой-то мужчина», — сердито сказал он. — Я твой муж!

— Мой бывший муж, если смею тебе напомнить, — уколола она.

— Верно, потому что ты хотела развода! — откликнулся он.

— Это неправда! — Она оттолкнула его и соскочила с кровати. — Это ты хотел развода!

— Вот как? — Он смерил ее гневным взглядом и упрямо улегся на спину. — Кто постоянно канючил о том, как было бы хорошо от меня избавиться?

— Конечно, ведь ты вел себя невыносимо! — выкрикнула она, одеваясь. — Значит, ты виноват!

Он закинул руки за голову и огорченно ею покачивал.

— В двадцать семь лет ты нисколько не спустилась со своего высокого коня!

— Мне двадцать восемь, но ты, разумеется, забыл, когда у меня день рождения! Ведь я всего лишь твоя бывшая жена!

— Моя, по собственному желанию ставшая бывшей, жена, — напомнил он. — И я не забыл твой день рождения, а не решился упомянуть про твои двадцать восемь, иначе ты бы немедленно обвинила меня в том, что я называю тебя матроной.

— Я бы такого не сказала! — заявила она, устремившись к двери.

— Сейчас тебе легко это утверждать, но спорю, что ты бы именно так сказала! — крикнул он ей вслед.

У двери она еще раз обернулась.

— «Спорю, спорю!» Ну что за детский сад!

Дэвид бросил на нее свирепый взгляд.

— Будь добра, не говори никому, что ты была… со мной. Я бы не хотел, чтобы мои родственники удрученно качали головами по тому поводу, что я снова с тобой связался.

— Это меня устраивает. — Она отпирала дверь дрожащими пальцами. — Я сама тебе хотела именно это предложить! Мои родители немедленно объявили бы меня невменяемой. Если мы, не дай Бог, увидимся на людях, сделай, пожалуйста, вид, будто со мной незнаком.

— Ты облекла в слова мои самые тайные внутренние пожелания! — крикнул он ей вслед, когда Линн выскочила за дверь и так громко захлопнула ее за собой, что слышно было по всему зданию.

Она мчалась в свою комнату с такой скоростью, словно за ней гналась стая волков. Сейчас ему двадцать пять, этому паршивцу, и он такой же отвратительный и бездушный, каким был всегда! Какое счастье, что она больше ничего о нем не хочет знать!




Дэвид вошел в зал ресторана, где должен был ужинать со своей семьей, заранее рассчитывая увидеть сплошь любопытствующие лица и буравящие насквозь глаза, ведь все уже знали, что Линн была у него в комнате. Не забывал он и про родственников Линн, которых решил коротко, но вежливо поприветствовать. И, разумеется, про саму Линн, которую, по ее собственному желанию, должен был игнорировать.

В дверях ресторана он замер от неожиданности. О да, все они были здесь — и его родичи, и семейство Линн. Но никто не обращал на него внимания. Ни одного заинтересованного лица, никаких сверлящих глаз. Нет, Дэвид не хотел, чтобы на него набросились, но они все-таки не должны были демонстрировать крайнюю степень безразличия.

Ему захотелось издать клич наподобие Тарзана и забарабанить себя по груди, но он подозревал, что на его родню это не произведет впечатления. А другие посетители огромного и битком набитого зала и без подобного шоу не оставили незамеченным его появление.

Их взгляды провожали Дэвида, когда он шел к большому круглому столу, за которым все они сидели вместе — его семья, семья Линн, а также сама Линн собственной персоной. Они сидели вперемежку, все эти Бакли и Уильямсы, и, судя по всему, с наслаждением общались друг с другом, ну в точности как тогда на свадьбе.

Дэвид неприязненно приблизился к ним. Линн избегала его взгляда, уткнувшись в тарелку, и причина тому была очевидной. Единственное свободное место за столом оставалось именно около его бывшей жены.

При других обстоятельствах он сел бы рядом с Линн, но сейчас все еще не мог простить ей просьбу сделать вид, будто они незнакомы. Пожалуйста, получайте! Дэвид подошел к своему семилетнему сводному брату и похлопал его по плечу.

— Сядь-ка рядом с той чужой тетей, — сказал он достаточно громко, чтобы Линн услышала. — А я хочу сидеть здесь.

Поль, маленький негодяй, дерзко осклабился ему в лицо.

— Да ведь это твоя разведенная жена, ты, болван!

Дэвид незаметно отвесил этому чудовищу полновесную оплеуху и свирепо улыбнулся шестилетней сводной сестричке Мэри.

— Получишь доллар, если сядешь рядом с той тетей.

— Давай сюда! — хищно потребовала она, выхватила из его руки доллар и быстро его припрятала. — Я останусь сидеть здесь, — тут же объявила хитрая девица. — А если ты отнимешь у меня доллар, буду кричать!

Дэвид начал было размышлять, как бы достойно отомстить этой бестии, но тут мать бросила на него строгий взгляд.

— Не паясничай, а садись рядом с Линн! — приказала Мэрджори со всей авторитетностью, приобретенной за годы работы судьей. — И поостерегитесь затевать старую свару. Иначе вы оба меня узнаете!

— Да, Дэвид, садись! — оптимистично пророкотал бас дяди Карла. — У нас у всех отличное настроение.

— Только не у меня, — процедила Линн, когда Дэвид уселся на стул рядом с ней с такой опаской, словно тот был утыкан иголками.

— Не волнуйся, и не у меня, — буркнул он.

— Ты не должен со мной разговаривать, — шепнула она.

— Ах, извините, я решил, что если ваша светлость удостоили меня чести и обратили ко мне всемилостивейшее слово, то мне нужно как-то отреагировать!

— Я просто так сказала, что не в лучшем настроении, — зашептала Линн. — Это не дает тебе никакого права на фамильярность.

Отец Дэвида поморщился.

— По вашему поведению можно подумать, что вы — ровесники Пола и Мэри.

— И такие же глупые, — добавила сестра Дэвида Салли.

— Мы не глупые! — в один голос воскликнули Пол и Мэри, а Мэри рассудительно заметила:

— Я не желаю, чтобы меня ставили на одну доску с Дэвидом.

— Сейчас я тебе покажу доску, дрянь! — скрипнул зубами Дэвид в сторону шестилетки.

— Оставь юную леди в покое, Дэвид, — предостерег его дядя Карл. — Она сказала очень мудрую вещь. Никто не хочет стоять на одной доске с мужчиной, так бездарно посадившем на мель свой брак, как ты.

Дэвид внутренне устыдился, зато Линн засияла от удовольствия.

Карл Корнблум направил не предвещающий ничего доброго взгляд на любимую племянницу.

— Или с женщиной, оказавшейся такой никчемной, как ты.

Сияние померкло, но Дэвид был слишком подавлен, чтобы этому радоваться.

Мадлен Уильямс окинула дочь и бывшего зятя удовлетворенным взглядом.

— Так, детей мы утихомирили, и теперь взрослые могут продолжить приятную беседу. О чем же мы говорили? — Она быстро припомнила. — Ах да, об этой истории с Джеки… Если мы хотим пригласить миссис Кеннеди-Онассис, то должны отказать тому репортеру, иначе она ни за что не придет.

Отчим Дэвида, прокурор, задумчиво сморщил лоб.

— Но ведь он недавно умер.

Мадлен Уильямс встрепенулась.

— Это очень кстати, но каким образом?

— Выстрелил себе в голову… — Прокурор Джесси Ремник кивнул в подтверждение собственных слов. — Ну да, он же объявил заранее, что покончит жизнь самоубийством.

Мадлен Уильямс с облегчением вытащила из сумочки список гостей, приглашенных на большой рождественский прием после их возвращения в Нью-Йорк.

— Что ж, его пришлось бы в любом случае вычеркивать! А кого мы пригласим вместо него? — Она вопросительно взглянула на мужа, но, как обычно, ничего от Артура Уильямса не дождалась и продолжила, обойдясь без его совета. — Может быть, Джорджа Холбрука… — Она задумчиво оглядела присутствующих. — Он выпускает холодильники. — Взгляд ее подернулся сомнением. — О чем, черт возьми, можно разговаривать с подобным человеком?

За общим семейным столом раздался дружный хохот, и Дэвид неодобрительно покачал головой.

— Какое всеобщее братание, просто жуть, — буркнул он себе под нос.

— Ты, видимо, не выносишь гармонии, в какой бы форме она ни проявлялась, — фыркнула Линн.

— Напротив, я даже мечтаю о гармонии, но…

— Но не тогда, когда она возникает между нашими семьями, поскольку это идет вразрез с твоими предубеждениями. — Линн забарабанила пальцами по столу. — Ведь моя семья — высокомерная, надменная, глупая и…

Дэвид наклонился к ней.

— Раз ты сама это признаешь…

Прежде чем Линн нашла достойный ответ, голос матери Дэвида заглушил все остальные шумы.

— Если дети плохо ведут себя за столом, мы должны отослать их по комнатам! — провозгласила Мэрджори Ремник.

— Ходатайство удовлетворено, — объявил ее супруг, за что был наказан холодным взглядом.

— Судья — я, — напомнила ему Мэрджори. — А ты только прокурор. Я принимаю решения по ходатайствам, и свое собственное ходатайство я удовлетворяю. Удалитесь в свои комнаты, дети!

Пол и Мэри поднялись с вытянувшимися мордашками, однако судья и прокурор велели им сесть на место.

— В порядке исключения в данный момент имелись в виду не вы, а те двое взрослых детей. — Мэрджори указала на Дэвида и Линн. — Убирайтесь!

Дэвид открыл рот, чтобы выразить протест, однако Линн повела себя на удивление тихо и послушно.

— Так идите же, чего вы ждете? — Дядя Карл похлопал в ладоши, словно отгоняя от стола бродячую кошку. — Продолжайте сражаться там, где вы не мешаете миролюбивым людям!

Маленький Пол укоризненно посмотрел на Линн.

— Да, мы люди миролюбивые, а вы мешаете нашему милорю… миролю… нашей миролюбви… Черт, как правильно? — Он обвел окружающих вопросительным взглядом.

Линн использовала этот момент, чтобы сбежать из-за стола. Она догнала Дэвида у лифтов.

— Обидно, когда тебя так выставляют, — пожаловалась она, потому что готова была провалиться от стыда под землю.

— Да, конечно, очень обидно, — согласился он, поскольку чувствовал то же смущение, что и Линн.

— И во всем виноват только ты, — принялась она за старое. — Если бы ты снова не начал…

— Я вообще ничего не говорил, это ты затеяла ссору… — Дэвид замолчал, так как двери лифта перед ними открылись и одни пассажиры вышли, а другие, вместе с Дэвидом и Линн, устремились в кабину.

Пока они поднимались наверх, Дэвид тоже вынужден был молчать. На их этаже Линн направилась в свою комнату, но Дэвид не отставал от нее ни на шаг.

— Это тоже типично для тебя! — кричал он ей вслед так громко, что слышно было любому, кто находился не только на их этаже, но и этажом выше и ниже. — С бухты-барахты оболгать ни в чем не повинного человека и сразу бежать! Неудивительно, что наш брак потерпел крушение! Ты в этом виновата!

Линн тем временем успела открыть дверь в свою комнату и резко повернулась к Дэвиду.

— Просто замечательно! — Ее голос срывался от негодования. — И каким же образом, позволь спросить, ты бы нас помирил?

— Ты действительно хочешь это знать? — Дэвид внимательно посмотрел в сверкающие гневом глаза.

— Действительно хочу, поскольку за время нашего супружества ты не только не погасил ни одной ссоры, но, наоборот, постоянно их разжигал!

— Ты хочешь это знать? — Дэвид дождался ее энергичного кивка. — Отлично! Только потом не раскаивайся.

— Я никогда ни в чем не раскаиваюсь… — Продолжить ей не удалось. Что-то внезапно навалилось на нее, ей показалось, что она попала под паровой каток.

Еще секунду назад она стояла перед своей комнатой, но сейчас уже находилась внутри. Гневный окрик захлебнулся в поцелуе, вздернутые вверх кулаки мягко разжались и опустились на его затылок. Линн была поднята в воздух, затем опущена на кровать и через несколько минут уже активнейшим образом сотрудничала с Дэвидом над разработкой интимной формы разрешения конфликтов, и ей пришлось признать — насколько она вообще была в состоянии что-либо признавать, что лучшего способа улаживания спорных ситуаций она не знает.

Она не могла думать, не могла говорить, она могла только чувствовать и наслаждаться, брать и отдавать, а Дэвид, кажется, в эту ночь приложил все силы, чтобы погасить заодно и прежние недоразумения их супружеской жизни.

Последним высказыванием Линн был некий звук, нечто среднее между стоном и вздохом. Дэвид откликнулся низким, довольным рокотом.

Если бы кто-то из них бросил взгляд на будильник, стоявший на ночном столике, то сообразил бы, что с момента, как их отослали назад, прошло несколько часов. Но они просто закрыли глаза и погрузились в глубокий сон. Они так устали, что даже не погасили лампу у кровати.




В какой-то момент Линн, все еще в полусне, сквозь уютную пелену осознала, что прижимается к Дэвиду, а он положил на нее руку и ногу. Она чмокнула его в грудь и снова закрыла глаза в уверенности, что так, как сейчас, было всегда и всегда будет. Усталость не пропускала жалящий вопрос, что же в ее чудесном на данный момент положении не совсем в порядке.

Дэвид проснулся, когда в окне забрезжил блеклый рассвет. Он обнимал Линн. Она свернулась, как кошечка, клубочком и прижалась к нему, и его тело и душу затопила теплая волна удовлетворения… пока он не вспомнил, что в течение последних двух лет был лишен из-за развода именно этого.

Мысль буквально ужалила его, и такой же укус разбудил Линн, испытавшую при пробуждении те же чувства. Когда она окончательно проснулась, то готова была вышвырнуть Дэвида из своей постели.

— Доброе утро, Линн, хорошо спала? — спросил он очень холодным, очень скучным тоном.

— Просто сказочно! — ответила она таким звенящим голосом, что ее ярость можно было буквально потрогать руками. — У тебя за ночь случайно не вырос гребень, как у петуха, от гордости, что ты так здорово меня облапошил?

— Я знал, что ты потом будешь раскаиваться, — разочарованно констатировал он. — Ты никогда ничем не довольна.

— Ах, я бы не так это сформулировала. — Она села и закуталась в одеяло. — Если ты боишься, что с моей стороны есть какие-то претензии относительно твоих успехов, могу тебя успокоить. В спортивном отношении ты снова был на высоте.

— В спортивном отношении? — Дэвид чуть не задохнулся. — Это так ты воспринимаешь мою примиряющую любовь? Как спортивное достижение?

— Какое это примирение, если ты меня, ничего не подозревающую женщину, затаскиваешь в мою же комнату, обезоруживаешь и…

— Ты совершенно свихнулась! — Дав ей такую краткую характеристику, Дэвид спрыгнул с кровати и стал собирать вещи. — Линн, сварливая коза! Тебе ничем не угодишь! Я мог бы появиться перед тобой в одеянии раскаявшегося грешника…

— В данный момент ты передо мной совсем безо всякого одеяния! — воскликнула она.

— Это так же легко исправить, как и тот факт, что я вообще нахожусь перед тобой! — огрызнулся он и так яростно начал одеваться, что от рубашки отлетели две пуговицы.

— Когда закроешь дверь с той стороны, не забудь защелкнуть замок! И больше не попадайся мне на глаза со своей методикой улаживания конфликтов!

Дэвид распахнул дверь и еще раз обернулся.

— Этой ночью я что-то не слышал ни слова возражения, сладкая моя, а времени для протеста у тебя было сколько угодно… — Он подождал, пока она зальется краской от груди до корней волос. И только тогда подчеркнуто тихо прикрыл за собой дверь и даже бровью не повел, когда изнутри по дереву бабахнули чем-то тяжелым.




— Осторожно, помедленнее, — предупредил Артур Уильямс, помогая Салли сесть в конные сани.

— Спасибо. — Сестра Дэвида обворожительно улыбнулась отцу Линн, а отец Дэвида почти поднял на руки мать Линн, усаживая ее во второй экипаж, ждущий у входа в отель.

— Садись с нами, дядя Карл! — заканючили погодки. — Ты наш любимый дядя!

— Ты составишь компанию Мадлен, — приказала Мэрджори, мать Дэвида, своему супругу-прокурору. — Я не хочу подвергать ее дурному влиянию моего первого мужа.

— А у тебя даже есть чувство юмора, — отозвался Бен Бакли. — Мэрджори, я открываю в тебе все новые и новые грани.

— И думать про нее забудь, — предостерег Джесси Ремник своего предшественника. — Эту женщину я никогда не выпущу из рук. — Он подсадил в сани Пола и Мэри. — Можно ехать.

— Да, все на месте, — добродушно заметил дядя Карл. — Поехали!

Дэвид и Линн остались в одиночестве на тротуаре, а сани тронулись под бодрящий перезвон бубенчиков.

— Они сделали это нарочно, — желчно произнес Дэвид. — Они хотят принудить нас быть вместе.

— Очень неумно с их стороны! — Линн нервно потрясла головой. — Могли бы уж давно понять, что мы ни к чему не позволим себя принуждать.

— Правильно! — Дэвид прищурился, глядя вслед умчавшимся саням. — Это возмутительно! Я же не вмешивался, когда разводились мои родители!

Линн сочувственно кивнула.

— Я тоже никогда не интересовалась супружеской жизнью своих родителей. — Она высоко подняла левую бровь. — Хотя в моей семье и не царил такой хаос, как в твоей.

— Что верно, то верно, — мягко подтвердил он и добавил с отвратительной насмешкой: — Зато в твоем собственном браке царит еще больший хаос…

— Это подло! — Линн круто повернулась к нему. — Как ты можешь такое говорить, если сам хотел развода!

— Нет, это ты его хотела, — вскипел он в ответ. — Ты это отлично знаешь, и тебя гложет совесть, поэтому-то ты и цепляешься к моей семье.

— Я только сказала, что в моей семье царит не такой хаос, как в вашей. — Линн обиженно направилась ко входу в отель. — В конце концов, в моей семье никто не разведен.

— Неправда! Ты разведена! — прокричал ей вслед Дэвид.

Линн, спешившая к лифтам, споткнулась, но, на ее удачу, одна из кабин оказалась на месте, и она облегченно вздохнула, когда двери сомкнулись прямо перед носом у Дэвида.

Лифт остановился на ее этаже. Линн выскочила в коридор и ударилась обо что-то, загородившее ей дорогу.

К счастью, это не было слишком жестким, оно зашаталось, издало приглушенное проклятие и оказалось Дэвидом, который хотя и не очень запыхался, взбежав по лестнице наперегонки с лифтом, но после столкновения хватал ртом воздух.

— Убирайся с глаз моих! — набросилась на него Линн. — Не хочу тебя больше ни видеть, ни слышать!

— Ты меня больше не увидишь и не услышишь после того, как скажу тебе, что я думаю!

Линн побежала к своей комнате.

— Линн, остановись! — Дэвиду совсем не улыбалось мчаться за ней. — Я только хотел сказать…

Но она заткнула уши, открыла свою дверь, вошла, но не успела закрыться, и Дэвид протиснулся мимо нее в комнату.

Она захлопнула дверь и прислонилась к ней изнутри.

Он крутился вокруг.

— Сейчас ты выслушаешь, что я должен тебе сказать, Линн, а именно…

— Ты явно сгораешь от нетерпения. — Она скользнула по нему оценивающим взглядом — от макушки до подметок и обратно. — Я же знала, что ты ко мне придешь, но чтобы так быстро…

— Минутку! — Он поднял в защитном жесте руки. — Я не это имел в виду!

— Не притворяйся, Дэвид. Я знаю, чего ты хочешь, и тебе надо только…

— Нет, ты мне голову не заморочишь! — Он протянул руку. — Отойди от двери!

Она, словно статуя, не сдвинулась с места.

— Ну ладно. — Он энергично кивнул. — Можешь стоять там, а я выскажу свое мнение.

— Я не слышу ни единого слова. — Она обольстительно улыбнулась.

Дэвид скрипнул зубами.

— Я, к сожале…

— Я тебя не слышу, — бессовестно врала она. — Что бы ты ни говорил, до меня не доходит. Я просто думаю о чем-то другом.

Он выпрямился во весь рост.

— Тогда немедленно выпусти меня из этой комнаты!

Линн покачала головой.

— В чем проблема, Дэвид? Тебе нужно всего лишь сдвинуть меня в сторону, я не буду сопротивляться. Отодвинь меня, Дэвид!

Он плотно прижал ладони к бокам, чтобы не поддаться искушению.

— Нет, этим ты меня не возьмешь. Это же мой собственный трюк!

— Отличный трюк, Дэвид. — Ее губы были сплошным соблазном, а в глазах загорелись огоньки. Она хотела допустить его к себе на один поцелуй, а потом прогнать. — Дотронься до меня, Дэвид… коснись меня…

— Отойди от двери! — снова потребовал он.

Она задумалась.

— Ах да, ты вложил в этот трюк больше фантазии. Я вспомнила.

— Что это ты делаешь? — Он чуть не задохнулся, когда она начала стягивать через голову свитер.

— А что это тебе напоминает? — Еще пара движений, и она расстегнула пуговицу на джинсах. — Ты точно так это делал, Дэвид…

Он смотрел на нее глазами, полными отчаяния и желания.

— Мы постоянно ссоримся… — Дэвид медленно приближался к ней, словно преодолевая мощное сопротивление. — И тем не менее постоянно занимаемся сексом… — Кончики его пальцев дотронулись до ее плечей, скользнули ниже… — Это не поддается логике…

Линн чуть вздрогнула, когда пальцы погладили грудь.

— Не поддается логике… — Она прикусила нижнюю губу. — Наши семьи великолепно нашли общий язык и наслаждаются обществом друг друга… А почему мы так не можем?

Немедленного ответа на вопрос не последовало, поскольку Дэвид не смог дольше сдерживаться и притянул Линн к себе в объятия…

Когда оба они снова оказались в состоянии воспринимать окружающую реальность, перед отелем звенели бубенцы на сбруях лошадей, впряженных в сани.

— Это могут быть наши, им как раз пора возвращаться, — сонно пробормотала Линн.

Дэвид вскочил, подбежал к окну, выглянул на улицу и опять вернулся в постель.

— Это они, — сообщил он, покрепче прижимаясь к Линн. — И по-прежнему изображают из себя большую гармоничную семью.

Она повторила прежний вопрос.

— Если наши семьи так хорошо ладят, то почему мы этого не можем?

— Не имею понятия, — признался он. — И возможно, что мы никогда не найдем ответа.

— Возможно, — печально согласилась она.

Дэвид, облокотившись, пытливо разглядывал Линн.

— Собственно, во всем виноват твой дядя Карл. — Она попыталась энергично возразить, но он продолжал: — Он свел нас и здорово посодействовал тому, чтобы мы влюбились друг в друга.

— А разве мы влюблены? — Голос Линн звучал еле слышно.

— А как же? — В доказательство Дэвид привел глубокий, нежный, трогающий душу и сердце поцелуй. — И мы, кстати, прекрасно подходим друг другу. Ты, правда, несколько заносчивая и глуповатая…

— Зато ты — большой ребенок! — упрекнула она его и обняла за шею. — Однако с каждым прожитым днем ты становишься старше… и, будем надеяться, однажды станешь взрослым.

— А ты каждый день понемножку спускаешься со своего высокого коня, — добавил он. — Однажды мы начнем вполне мирно сосуществовать… лет этак через пятьдесят.

— Мне действительно придется так долго терпеть тебя? — Она округлила глаза в наигранном ужасе.

— Возможно, даже дольше. — Дэвид еще теснее прижал ее к себе. — Поженимся снова, согласна? Мы любим друг друга и…

— Да… — только и прошептала она.

На лбу у него обозначилась морщинка.

— Но есть еще одна проблема!

Он обрисовал ей эту проблему и предложил свой вариант ее решения.

И впервые Линн безоговорочно с ним согласилась.




— …итак, мы решили пожениться прямо сейчас, во время рождественских каникул, — закончила Линн сделанное ею совместно с Дэвидом заявление и обвела взглядом всех членов семьи, созванных в номер-люкс ее родителей. — Но нам нужна ваша помощь.

Дэвид откашлялся.

— Раз уж вы отлично нашли взаимопонимание и даже устроили против нас заговор, чтобы снова нас свести…

— …то мы решили, — продолжила Линн, — что и теперь вы сможете придумать, как нам в будущем обезопасить свой брак от бесконечных размолвок.

Все светящиеся радостью лица разом приняли глубокомысленное выражение.

— Я знаю! — ляпнул Пол с самонадеянностью семилетки. — За каждую ссору вы будете платить нам с Мэри по сто долларов каждому!

— Вы просто хотите быстро разбогатеть, — отклонил предложение Дэвид.

— Точно! — Глаза Мэри алчно заблестели. — По рукам?

Дэвид состроил своей маленькой сестричке страшную гримасу.

— Я мог бы после каждой свары с Линн срывать злость на тебе, козявка…

— Очень глупо, — в один голос сказали дети.

Взял слово дядя Карл.

— Я считаю, что ваши отношения — это ваше личное дело. В конце концов, вы — супруги.

Линн погрозила ему пальчиком.

— Это ты нас сосватал, дядя Карл. Значит, должен теперь помочь нам оставаться вместе.

— У меня идея, — энергично подключилась Салли. — После каждой ссоры Линн будет иметь право от души отовариться в моем бутике.

Линн косо взглянула на невестку.

— Естественно, это повысит твой оборот, но нам-то чем это поможет?

Пока Салли терялась в поисках ответа, Артур и Мадлен пошушукались друг с другом. Затем отец Линн высказал предложение.

— В случае кризиса просто приходите к нам и доверьте свои проблемы.

Дэвид отрицательно покачал головой.

— Где это слыхано, чтобы родители или тесть с тещей улаживали проблемы в семьях своих детей? Скорее, они только усиливают разлад.

Родители Линн обиженно поджали губы, и отец Дэвида принял их сторону.

— Я умываю руки, — заявил он и повернулся к Мэрджори. — И ты тоже, госпожа судья.

— Твоя злорадная ухмылка свидетельствует лишь об инфантильности, Бен, — уколола Мэрджори своего экс-супруга.

— Послушайте прокурора со стажем. — Джесси Ремник самодовольно улыбнулся. — Заключите брачный договор, предусматривающий для каждого партнера право обжаловать поведение того, кто затеял ссору.

— Полный бред! — отмахнулся Дэвид. — В таком случае мы будем дополнительно спорить о том, кто именно затеял ссору и чье поведение можно обжаловать.

— Типичный юрист, — фыркнула Линн, которую это предложение вдохновило не больше, чем Дэвида.

— Договор — это отличная идея! — вскочил дядя Карл. — Да, вы заключите договор! Вам повезло, что мне так много лет! Когда-то давно в одном старом голливудском фильме я видел нечто подобное! Оба супруга в присутствии всех родственников в качестве свидетелей обязались при первом же признаке назревающих военных действий позволять запирать себя в номере отеля по их выбору и держать там, пока их взаимная любовь сама не позаботится о том, чтобы воцарились мир и благодать!

На секунду в комнате повисло молчание. Затем раздались аплодисменты в честь плана дяди Карла, и даже Дэвид и Линн не смогли ничего возразить.

Они не усмотрели никакого подвоха и в том, что дядя Карл вызвался собственноручно составить текст договора.

* * *


К концу каникул дело было сделано. Невеста и жених в соответствии с более скромной повторной церемонией были одеты проще, чем в прошлый раз, и все же присутствующие точно так же вздыхали: «Какая красивая пара!»

Дэвид и Линн дали торжественное обещание, которое собирались на сей раз выдерживать дольше, чем раньше, а затем их плотным кольцом окружили гости, приглашенные на свадьбу.

Энергичное вмешательство дяди Карла положило конец поздравлениям.

— Будьте любезны, подпишитесь! — крикнул он и с подозрительно довольной улыбкой выложил договор.

Дэвид и Линн поставили свои подписи, за ними — все родственники в качестве свидетелей, включая Пола и Мэри, немедленно сцепившихся друг с другом из-за взаимных обвинений в неумении правильно писать.

Потом Дэвид обнял Линн.

— Теперь все пойдет как надо! — сияя от счастья, заявил он.

— Да, безусловно, — подтвердила она. — При первых же разногласиях мы перебираемся в отель по своему выбору, чтобы там ссориться и заниматься любовью, пока не помиримся.

Дядя Карл негромко покашлял, когда новобрачные собрались поцеловаться, и широко развел руками в ответ на их недоуменные взгляды.

— Заблуждаетесь! — воскликнул он, ничуть не смущаясь тем, что при этом одной рукой смахнул со стола свечу, а другой так заехал в грудь священнику, что тот чуть не задохнулся. — Вы не прочитали то, что напечатано мелким шрифтом. — Он торжествующе помахал договором. — Эту маленькую клаузулу я вставил исключительно для подстраховки.

Они попытались расшифровать крохотные буковки, но дядя Карл отмахнулся.

— Для этого потребуется лупа. — Он буквально расплылся в улыбке. — Здесь сказано, что хотя вы и подыскиваете комнату в гостинице, но я, если пожелаю, могу принимать окончательное решение, а также сопровождаю вас, чтобы проследить за тем, достаточно ли прочно вы помирились. А уж какие сказочные места для путешествий я буду выбирать, можете себе представить.

Линн и Дэвид недолго приходили в себя от такого сюрприза.

— Сводник сводником и останется, — пробормотал Дэвид. — А я-то думал, что только юристы изворотливы, как мошенники.

— Не смей называть моего дядю мошенником! — вскипела Линн, и дядя Карл немедленно задумался о первом маршруте, но полноценный свадебный поцелуй разрушил его надежды.

Пока…