Девять месяцев
Сара Болл








В жизни каждой женщины наступает момент, когда тест на беременность дает положительный результат. Случилось это и с Холли Пайпер, молодой незамужней владелицей вегетарианского кафе. Пройдя через первый шок и неверие, Холли отважно пускается в плавание по девяти самым важным для будущей матери месяцам.






Сара Болл

Девять месяцев


Посвящается моей сестре Мэри, поскольку эта книга никогда не была бы написана без ее оптимизма, поддержки и непоколебимой веры в меня. Моя благодарность неизмерима.






Благодарности


На первой странице своей книги я хотела бы поблагодарить: папу за его необыкновенную глубину и интеллигентность; брата Саймона за то, что он открыл для меня электронный мир, где я смогла заняться своим любимым делом — игрой в слова. Благодарю также остальных членов семьи: маму, бабушку, дедушку, Меца и Майка, Джейн и Джона, и Лизу за ее поддержку. Спасибо Мел за то, что она выслушивала по телефону мое нытье во время написания книги и за все те переживания, что она разделила со мной (я скоро приглашу тебя выпить куда-нибудь, обещаю!).

Моя искренняя благодарность Линн Куртис, которая поверила в меня, и Джиллиан Грин и «Piatkus» как лучшим в мире работодателям.

Дополнительное спасибо: Робу и Джил Клэйборо и Ко, Большому Ли, Дэбби и Майку, Дэйву и Люси, Дэйву и Сабине, Полу Миллеру и его семье, Сью, Энди и Стьюарту, Катрине, Соне (Монг!), семье Бонифейс и всем остальным, которые одобряли мое занятие, что очень мне помогало.

Спасибо Ричарду Шеферду за то, что поставил мне мою первую и единственную пятерку, после чего я осознала, что в итоге возможно все; спасибо Джеймсу Кину, который помог мне понять, о чем следует и не следует писать, — одним словом, за все советы.

И в заключение, мои самые крепкие объятия и поцелуи Элли и Сэму за то, что они всегда могли отвлечь меня. И моему лучшему другу Дэвиду за его заразительный энтузиазм, помогающий мне в трудные минуты, за исправление моего ужасного компьютерного стиля и за то, что он заставлял меня саму поверить в то, что я делаю, за бесконечные чашки его чудесного чая и за то, что Я исполнила свою мечту.




Глава первая


Я летела где-то высоко-высоко в космосе, и мои волосы струились шелковой волной. Сверкающее красное платье облегало мою стройную фигуру, делая грудь похожей на пару мячиков. Откуда-то доносился звон серебряных колокольчиков, я обернулась на звук — и вдруг с ближайшей планеты прямо мне на макушку опустился топор, разрубив голову на две половинки.

— Черт! — Я обхватила голову руками, стараясь удержать половинки вместе, и спикировала с постели на холодный деревянный пол, ударившись лбом о прикроватный столик и смахнув по пути захлебывающийся будильник. Кружась в воздухе, он отлетел на пол за моей спиной, и несколько мгновений мы лежали затихнув, оглушенные утренней схваткой.

— О боже. Почему надо вставать, когда за окном все еще темно? Это как-то неестественно.

Я подобрала будильник. Полшестого утра.

Вообще-то я жаворонок и по утрам даже успеваю перекинуться парой слов с молочником. Но последние несколько дней мне стало трудно просыпаться и выбираться из теплой норки на безжалостный декабрьский воздух. Я чувствовала дыхание приближающегося Рождества, и зерна всеобщего безумия уже пустили ростки, хотя до сбора урожая оставалось еще двадцать два дня. Охотники за подарками и туристы внезапно заполнили все вокруг. Накануне Рождества для владельцев кафе в центре города наступает жаркая пора, но в этом году энтузиазма мне явно не хватало.

Я медленно поднялась, потирая ушибленную лодыжку.

— Вот черт! — опять ругнулась я и кинулась в ванную комнату, в одно мгновение оказавшись над унитазом.

Прочистив внутренности, я доползла до постели и набрала номер Мэгги.

— Мэг, это я.

— Что с тобой, подруга? У тебя жуткий голос.

— А чувствую я себя еще хуже. Только что освободилась от вчерашнего карри.

— Спасибо, Холли, я как раз завтракаю.

— Я действительно чувствую себя ужасно.

Она сочувственно вздохнула.

— Мне показалось, ты слегка перебрала вчера вечером, — засмеялась она. — Шучу, ты выпила лишь пару бокалов вина… хотя, может, больше, когда я отвернулась?

Я подтянула колени к груди и стала поглаживать живот, урчащий, как стиральная машина.

— Нет, это точно не алкогольное отравление, я почти ничего не пила. А ты как себя чувствуешь?

— У меня все в порядке, значит, дело не в еде. Наверно, какой-то вирус.

— Сейчас первая суббота декабря, я не могу позволить себе разболеться, — захныкала я. — Мне нужно пополнить запасы на складе и составить расписание дежурств на рождественские дни. К тому же сегодня утром я собиралась развесить новогодние украшения, не говоря уже о еде для пары сотен посетителей…

— Послушай, не унывай. Я же не зря твой заместитель — приду и начну готовить. Позвоню субботней смене и попрошу начать сегодня пораньше. Расписание и склад подождут пару дней. А если тебе повезет, может, я даже повешу пару праздничных безделушек. Заскочу через пару часиков проведать тебя. — Она говорила с такой жизнерадостностью, что я почувствовала себя еще более беспомощной.

— Ты настоящий друг… ты уверена, что сможешь заскочить? — спросила я с благодарностью.

— Конечно. А теперь возвращайся в постель и до скорой встречи! — Она повесила трубку прежде, чем я успела ответить. Я с облегчением выдохнула и закрыла глаза, благодаря судьбу за то, что энергии Мэгги хватало на нас обеих.

Мэгги Мэй была одной из моих самых близких подруг со времен средней школы. Спорили и препирались мы постоянно, но я уважала ее больше, чем кого-либо из моих знакомых.

Когда Мэгги было десять лет, ее отец сбежал с одной из своих дальних родственниц и так и не вернулся. Мэгги часто говорила, что хотела бы, чтобы ее мать последовала примеру главы семейства, и, надо признаться, я не винила ее в этом. Ирэн, ярая фанатка Рода Стюарта (поэтому она и назвала свою дочь Мэгги Мэй), постоянно ставила свою дочь в неловкое положение. Она воображала себя Тиной Тернер, со своей громадной грудью, затянутой в лайковую кожу, и пила она будь здоров. Когда мы случайно встречались с ней в клубе или баре, дело часто заканчивалось позорной сценой. Прошлый вечер не был исключением. Мы с Элис и Мэгги зашли в одно местечко поесть карри. Потом в модном ночном клубе Тэмпл в центре города мы встретили Оливера, парня Эллис, и его друга Ноя (настоящего чернокожего Диониса). Не прошло и получаса, как появилась мать Мэгги в окружении стайки шлюх среднего возраста с начесанными волосами. Слишком пьяные, чтобы танцевать, они столпились вокруг нас и начали грязно клеиться к Ною и Оливеру. В тот момент, когда рука Ирэн скользнула к ширинке камуфляжных штанов Ноя, Мэгги взорвалась и вылила на мать целый поток брани. Закончилось тем, что парни скрылись в толпе, а Элис едва не рыдала, уверенная, что после этого Оливер точно бросит ее.

Если бы я знала, что буду так чувствовать себя сегодня утром, то осталась бы вчера дома с джин-тоником и маской на лице.




Через пятнадцать минут я услышала, как в кафе внизу вошла Мэгги, и мысленно пообещала себе снять колокольчик с входной двери. Кроме того, меня сводили с ума звуки, доносившиеся с кухни. Будто целый оркестр играл на моих кастрюлях, и дверь то открывалась, то закрывалась по мере появления моих поваров и официанток.

Все это — звуковое сопровождение, ставшее родным за последние четыре года моей жизни.

Когда мне было двадцать три, я вложила в кафе почти все деньги, полученные в наследство от дедушки. Родители были приятно удивлены тем, как предприимчиво я поступила с деньгами, вместо того чтобы ходить по дорогим магазинам и кататься на Канарские острова со всеми моими друзьями. Должна признаться, вторым моим острым желанием было поступить именно так, и это было непростое решение. К счастью, я подошла к вопросу серьезно. Я знала, что если хочу осуществить свою мечту и состояться в бизнесе, другой возможности может и не представиться. Внутренний голос повелел мне забыть о юном возрасте и отсутствии опыта, и это было лучшим решением в моей жизни. Несмотря на страх перед провалом и невероятным количеством всевозможных справок и лицензий (а в ресторанном бизнесе их столько, что это уже вошло в пословицы), кафе «Филин и кошечка» было все же самой долгой и страстной привязанностью в моей жизни.

Мэгги разбудила меня, подкравшись к постели с подносом.

— Который час? — сонно спросила я. Язык был шершавый, будто наждак.

— Только одиннадцать часов. Я подумала, что тебе захочется перекусить. Ты чувствуешь себя хоть немного лучше?

Я присела на постели, и Мэг пристроилась у моих ног.

— М-м-м, не волнуйся, не думаю, что меня будет тошнить снова. Во мне уже просто ничего не осталось. Как дела внизу?

Мэгги подняла широко раскрытые глаза к небесам и изобразила саму невинность.

— Неужели ты не доверяешь мне свое детище?

— Думаю, что я могу тебе доверять во всем, что не касается мужчин.

— К счастью, все твои сотрудники — женского пола. Но что касается того поставщика свежих овощей, имей в виду, что я поживилась бы его морковкой в любое время. — Она алчно облизнула губы, изображая Ганнибала Лектера, и я не смогла сдержать смех.

— Ты ужасна.

— Нет, это ты ужасна. Ты смотрелась сегодня в зеркало? Твои волосы похожи на спутавшиеся сорняки. — Она взъерошила мои волосы, потом по-деловому скрестила руки на груди. — Итак, о деле. Кафе открылось, как обычно, в десять часов. Вся еда готова. Сегодня у нас в меню… — тут она указала на малиновое пятно на своем белом фартуке: — Рататуй, — потом на желтое пятно: — Запеканка из шпината с грибами и орехами кешью, ну а здесь у нас — суп дня: ароматный бульон с тмином и мускатом. Сдоба с шоколадом разлетается, как горячие пирожки, что настораживает — ведь это и есть горячие пирожки. Шеф-повару передали уже три комплимента за твои ягодные ватрушки, а Шелли позвонила утром и сказала, что заболела, поэтому Элис пришла помочь, это сэкономит тебе пару фунтов жалованья. В общем, лучше не бывает, постучим по дереву, — заключила Мэгги и потянулась кулачком к фотографии Тома, моего парня.

Я звонко шлепнула ее по руке.

— Эй, — она вскрикнула, отдергивая руку.

— Пока ты этого не сделала, я собиралась сказать тебе, какая ты умница, — буркнула я.

— В любом случае можно обойтись без насилия, самая мирная вегетарианка планеты, — произнесла она саркастически.

Я сделала глоток чая, который она мне принесла, и впилась в теплый сырный тост.

— Вот это да! — сказала я, вытирая масло с подбородка. — Сейчас я определенно чувствую себя лучше. Элис повеселела после вчерашней ночи? Мэгги неодобрительно сморщилась:

— Страдает, как героиня Джейн Остин. Больно смотреть. Оливер не звонил, я сказала ей: было бы из-за кого убиваться, — но ты знаешь, какая она, — уверена, ей нравится выступать в роли мученицы.

Я пила чай маленькими глотками, хмуро поглядывая на нее.

— Ты могла бы проявить хоть немного сочувствия. Она по-настоящему любит его, а ему просто нравится ее помучить. Но мы не знаем, что с ними происходит, когда они остаются одни.

Она схватилась за живот:

— Ой, мне плохо, подвинься, я прилягу.

Я сделала вид, что не услышала.

— Пожалуй, я сейчас встану и помогу вам внизу.

— Ни за что! Сегодня у тебя выходной. Мы сами со всем справимся.

— Но я чувствую себя виноватой, ведь сейчас у меня все в порядке.

Она встала, разгладила складки на черной юбке и погрозила мне пальцем:

— Твоя проблема в том, что ты слишком сознательна. Ничего, если мы с Элис заглянем к тебе после работы? Может быть, разговор с двумя трезвомыслящими людьми пойдет ей на пользу.

Я улыбнулась и откинулась на подушки:

— Постараюсь сделать все возможное.

Как только Мэгги вышла, я потянулась за фотографией Тома и нежно протерла ее рукавом пижамы. Смахнула какую-то волосинку, которая выглядела как царапина на лице Тома, и в очередной раз восхитилась цветом его кожи, приобретенным за время бесчисленных походов. И сейчас он может находиться в любой точке земного шара. По сравнению с Томом Тур Хейердал — домосед. Я получила от Тома единственную открытку из Нью-Йорка, откуда началось его путешествие; он отправил ее на следующий день после прибытия в город. С тех пор прошел уже месяц. Каждое утро я бросалась на почтальона, как умирающий с голоду спаниель в ожидании завтрака. Я нетерпеливо перебирала конверты, но находила только счета и письма от благотворительных организаций, начинающиеся словами «Дорогой друг». Казалось, всем было до меня дело, кроме одного-единственного человека. Ждать его целый год оказалось труднее, чем я предполагала. Я откинула одеяло и на ватных ногах направилась в ванную. Мне было необходимо длительное отмачивание, чтобы облегчить душевную боль.




В четверг утром я проснулась и осторожно открыла один глаз, чтобы оглядеться. К счастью, комната не плыла, и мне удалось сфокусироваться на картине Энди Уорхола, висящей передо мной. Затем я открыла второй глаз, сильно щурясь на свет. Опять ничего особенного. На удивление, мебель стояла неподвижно. Перед тем как позвонить Мэгги, я встала и приготовила себе тост и чашку чая.

— Привет, Мэг, это я.

— Пожалуйста, не говори мне, какого цвета это было. Мне это неинтересно, — жалобно сказала она.

Я хихикнула и жадно откусила кусок тоста.

— Все хорошо. Меня не тошнило сегодня утром. Я думаю, что все прошло.

Она неуверенно хмыкнула:

— Точно? Это случалось уже несколько раз. Может, просто с утра тебе лучше.

— Нет, я уверена, что сегодня чувствую себя лучше, чем за всю эту неделю. Я собираюсь спуститься вниз и приступить к работе.

— Ты хочешь, чтобы я снова пришла пораньше?

— Да нет, спасибо. Скорее всего, сегодня я буду понемногу наверстывать упущенное. Если ты придешь около десяти, будет замечательно.

— Ну ладно, если ты настаиваешь, подруга, тогда договорились. До скорого.

Я повесила трубку и начала одеваться, довольная, что снова возвращаюсь к работе. Мне было даже немного обидно, что дела в кафе и без меня идут превосходно. В глубине души я надеялась, что меня периодически будут вызывать вниз для решения каких-нибудь проблем. Но меня оставили в полном покое, наедине с унитазом, доносившимися снизу вкусными запахами, обрывками разговоров и суетой посетителей. Мое присутствие было не так уж необходимо. Я была так же легкозаменима, как бумажные салфетки.

Я сбежала по ступенькам вниз и открыла тяжелую дверь в кафе. Здесь было как-то непривычно холодно и тихо; я включила обогреватель, зажгла свет и присела за дубовый стол.

Отец Тома, Маркус Деланчи, был талантливым дизайнером интерьеров. Я отыскала его через «Желтые страницы» и пригласила прийти посмотреть помещение, которое я купила, — в надежде получить бесплатный совет, даже не догадываясь, сколько может стоить персональный дизайнер. Не знаю, почему я ему понравилась. Может, напомнила ему его самого, своей верой в то, что единственный способ быть по-настоящему счастливым в работе — это рискнуть, отказаться от стандартной офисной карьеры в пользу любимого дела и сделать так, чтобы тебе еще и платили за это. В моем случае любимым делом была кулинария, в его — дизайн. Когда мы разговаривали тем утром, он услышал в моем голосе упрямую решительность, страсть и сильный страх от собственного риска. В конце концов мы договорились значительно уменьшить стоимость его услуг взамен на бесплатное использование моего кафе в качестве рекламы его работы. Когда я показала свои наброски, ему пришла в голову идея заинтересовать местную прессу открытием кафе, что гарантировало нам обоим бесплатную рекламу. Честно говоря, я не думаю, что он занялся этим ради денег, скорее из желания по-отцовски помочь мне.

Я отметила про себя его прекрасные физические данные. Он был эффектным мужчиной, такого же типа, как Джордж Клуни. Я размечталась, как буду видеть его за работой каждый день в свободном строительном комбинезоне, с капельками краски на лице. Именно в этот момент он повернулся и пригласил меня вечером к себе домой, чтобы обсудить окончательный план действий и познакомить с женой и детьми.

Оказалось, его обоим детям было уже за двадцать, и внешне они были даже лучше своего отца. Вот тогда я впервые и встретила Томаса Деланчи, и наши отношения начались.

Я встречала Тома в пабах, куда мы заходили выпить с Элис и Мэгги. Мы могли часами стоять с ним у стойки бара и болтать, пока кто-нибудь из друзей не оттаскивал нас друг от друга. Спустя несколько месяцев мы были уже знакомы настолько, что усаживались за отдельный столик и разговаривали до самого закрытия паба. Мало-помалу все наши друзья перезнакомились, и вскоре мы все вместе ходили в клубы. С самого начала Том был для меня хорошим другом. Он не был похож на всех других мужчин, с которыми я общалась в пабах, которым только и нужно было затащить девушку в постель, — ему просто нравилось весело проводить время, без всяких осложнений.

Я не удивилась, когда узнала, что Том увлекается альпинизмом и серфингом, это очень шло ему. У него было тело серфингиста: высокое и худощавое, мышцы рельефные, но не как у профессионального спортсмена. По субботам он часто приводил своих друзей на обед в мое кафе. Иногда я присоединялась к ним и смеялась над их веселыми историями, иногда была слишком занята и только проходила мимо, временами ловя его взгляд или усмешку. Очень часто по вечерам я заходила к нему в гости. Мы сидели у него в комнате, пили пиво и смотрели видео. Если мне не нужно было на следующий день рано вставать, я оставалась у него. После секса мы любили в шутку побороться, и он ерошил мне волосы, — но никогда не говорил о своих чувствах. Мы никогда не были слишком романтичны и называли друг друга «приятель».

Наши друзья поддразнивали нас, подмигивая и смеясь, когда мы уходили из паба домой вместе. Они говорили о нас: «Им хорошо вдвоем» или «Ну разве они не идеальная пара?», а мы только смеялись вместе с ними. Я в шутку называла Тома неряхой или братом, которого у меня никогда не было, а он говорил про меня «трусливая деловая женщина, у которой не находится пары свободных часов, чтобы разделить с парнем его хобби».

Однажды он уговорил меня потренироваться в альпинизме на скалодроме в Бристоле. Я была поражена его ловкостью, когда он, как паук, взбирался на стену. Когда настала моя очередь, мне удалось сделать только пару первых движений, так как единственное, о чем я думала тогда, это как выглядит моя задница, максимально подчеркнутая снаряжением. Чтобы я не упала, Том придерживал меня снизу руками, но я выскользнула и повалилась на мат. Я была уверена, что все пялились на мой зад, перетянутый ремнями, и смеялись над ним. Позже в раздевалке я обнаружила на каждой ягодице два четких, белых от талька отпечатка ладоней Тома. Я была настолько смущена, что больше никогда не возвращалась в это место, несмотря на все уговоры Тома.

У нас были легкие отношения. Мы были хорошими друзьями с самого начала. Слишком серьезные намерения могли только все испортить, а я не думаю, что кто-то из нас двоих этого хотел.

Я громко выдохнула, стараясь прогнать мысли о Томе.

Сидя за столом, я любовалась творением Маркуса. Он проделал фантастическую работу. На потолке и стенах он нарисовал теплое голубое небо с пушистыми белыми облаками и беспорядочно разбросанными между ними маленькими серебряными звездочками. В углу кафе была устроена уютная ниша с резными деревянными панелями — для посетителей, любящих уединение. Здесь небо было сумрачным, позолоченные облака гармонировали с розовыми и красными закатными тенями. Элис мечтательно называла его «уголок влюбленных», а Мэгги — «сладкий уголок».

На потолочном бордюре Маркус написал несколько строк из стихотворения «Филин и кошечка». Они обвивали комнату серебристым плющом, а две большие резные панели возвышались за барной стойкой как почетный караул. Одна из них изображала филина, с круглыми, как блюдца, глазами, вторая — гибкую черную кошку, укутавшую хвостом мягкие лапы. Клюв и кошачий нос были слегка поцарапаны посетителями, которые ковыряли их в ожидании заказа. Мне это не очень нравилось; но посетителям казалось, что это приносит удачу, что-то вроде местного суеверия.

В каждом свободном углу стояла пышная зеленая пальма. Остальная часть кафе была простой, в несколько скандинавском стиле. Мебель и половицы из дерева, покрытого лаком, а на огромных, от пола до потолка, окнах висели белые муслиновые занавеси. Весь интерьер был выполнен с таким вкусом, так необычно и современно, что мне даже иногда хотелось ущипнуть себя, потому что не верилось, что все это принадлежит мне.

В интерьере и кухне я сознательно старалась отойти от существующих стереотипов вегетарианского ресторана. У меня не было сосновых столов, глиняных чашек и ирландской музыки, никаких коричневых тарелок и никакой коричневой еды! Я была уверена, что отсутствие мяса не означает отсутствие запаха и вкуса. Мне всего лишь хотелось готовить еду, которая была бы вкусной и не слишком специальной, какие-то блюда, которые я могла бы предложить не вегетарианцам и они не чувствовали бы себя обделенными. И кажется, мне это удалось. Я была удивлена, когда узнала, что многие мои гости, не будучи вегетарианцами, оставались довольны моим кафе. Мне всегда было страшно, когда посетитель писал что-то в книге отзывов. Я панически боялась потерять чье-то расположение, превратиться в «старую перечницу» из «старой любимицы».

Примерно раз в неделю кто-нибудь из посетителей спрашивал меня, готовлю ли я рубленый бифштекс или: «А вам не жалко бедную морковь?» Обычно я лишь сдерживала зевоту и бросала на него невидящий взгляд. То же самое я слышала от людей в пабах или на вечеринках. Когда они узнавали, чем я занимаюсь, они принимали удивленный или заинтригованный вид и шутили над тем, что заставило меня отказаться от мяса, как будто я должна была оправдываться перед ними. Много лет назад мне даже нравилось это. Нравилось привлекать их внимание и горячо спорить, думая, что этим смогу изменить мир, но в итоге мне надоело быть мишенью и снова и снова выслушивать все те же аргументы. Сейчас я говорю, что я — это я; и больше ничего. Такая позиция, похоже, нравилась посетителям, так как они поняли, что я не собираюсь никого агитировать или заставлять чувствовать себя виноватым; мое кафе было просто местом для отдыха.

Первые лучи солнца начали пробиваться сквозь занавески. Они упали на пол и засверкали на хромированных частях барной стойки. Я поняла, что наступил новый день, и стала включать технику, начав с кофеварки.

Мэгги появилась часом позже, когда работа шла полным ходом. Входя, она перевернула табличку на дверях на «Открыто».

— М-м-м, как вкусно пахнет, — сказала она, прямиком направляясь за чашкой к посудному шкафу, чтобы налить себе большой эспрессо.

Я выглянула из-за кухонной двери:

— Экономь продукты, жадина.

Она пила кофе маленькими глоточками с таким явным наслаждением, что можно было подумать — она сидит на приеме в королевском дворце.

— Одно из преимуществ работы, — сказала она с усмешкой и добавила: — Или я должна сказать — почестей?

— Это ужасно, — простонала я.

Оглядев меня с головы до ног, она отметила:

— Черт меня побери, а ты выглядишь гораздо лучше.

— Ты имеешь в виду, что я не ползаю на четвереньках, умоляя прикончить меня?

— Если бы я увидела тебя сегодня в таком состоянии, то отправила бы к врачу, — ответила она серьезно, откидывая назад свои кудрявые черные волосы.

— Я избавила тебя от беспокойства. Мне сегодня хорошо как никогда. Рвусь в бой, — сказала я, для убедительности прыгая на месте и по-боксерски ударяя кулаками воздух.

Мэгги присоединилась ко мне на кухне, надела фартук и начала мыть овощи для супа.

— Как думаешь, ты сможешь пойти на вечеринку в субботу вечером?

— Можешь на меня рассчитывать. Где она будет?

Она изобразила усмешку Элвиса.

— Итак, переходим к плохим новостям. Вечеринка состоится у Оливера, в его чудесном доме. Элис очень хочет, чтобы мы пришли, думая, что три пары глаз смогут лучше присмотреть за ним. Но зато там точно не будет моей мамочки, и будут все остальные, включая Саймона и Чарли, которые оба тебе безусловно понравятся, так что выбирай кого захочешь.

— Ну да, — осадила я ее, — Саймон — брат Тома, а Чарли — его друг. Тебе не кажется, что было бы немного опрометчиво с моей стороны переспать с кем-нибудь из них, даже если он будет не против?

— А ты надеешься, что Том будет хранить тебе верность? — спросила она, с удивлением подняв брови.

— Даже если не будет, я уверена, что он не выберет для этого кого-нибудь из моих родственников или друзей на Катманду или там, где он, черт его возьми, сейчас находится. — Я была взбешена ее бесчувственностью. Мэгги за всю жизнь ни разу не была привязана ни к одному мужчине. Она считала это признаком слабости. Я пыталась скрыть свои чувства к Тому и проглотить обиду, чтобы она не заметила моих страданий.

Зазвенел колокольчик, возвещая о приходе посетителя. Это спасло меня от дальнейших обсуждений: Мэгги ушла принимать заказ.




Глава вторая


Я стояла возле своей постели в одном белье и боролась с острым желанием упасть на нее в изнеможении. Трудная выдалась неделька. Последние несколько дней в кафе было столько народу, что у меня не было даже минутки, чтобы присесть. Возможно, это было и к лучшему, так как если бы я присела, то уже не смогла бы подняться.

Я изучала свое отражение в зеркале. Темные тени под поблекшими глазами, белки, испещренные лопнувшими сосудами. Непослушные каштановые волосы потеряли свою пышность и теперь безвольно свисали по плечам. Я пыталась высушить их феном снизу вверх, но получилась какая-то пакля. Со злости я вырвала себе целый клок волос и чуть не расплакалась. Проведя рукой у носа, я уловила противный запах лука. И это несмотря на то, что я принимала ванну и мыла руки по двадцать раз на дню! Моя работа и шарм оказались вещами несовместимыми.

Именно в такие моменты я начинала завидовать людям, работающим в офисах с девяти до пяти. Большинство моих посетителей были молодыми специалистами, которые, проведя день в прогулках по магазинам, готовили себя к веселой ночи. Сегодня мне хотелось поменять свою работу на любую другую; может, тогда у меня было бы более подходящее для вечеринки настроение.

Странно, ведь именно для того, чтобы избежать ежедневной офисной рутины, я и открыла свое кафе — и никогда не жаловалась на это. Сама себе начальница… Но у меня было неприятное чувство, что я недостаточно реализовалась как женщина. Если верить тому, что пишут в журналах, современные женщины, как и большинство моих школьных подруг, поднимаются вверх по карьерной лестнице, живут независимо от мужчин и между тем сохраняют женственность. Часто такие женщины работают в Лондоне, а живут хоть и в фешенебельном, но слегка потрепанном пригороде вроде Ноттинг-Хилла. Они носят фирменную обувь, едят фирменные сэндвичи, ходят в фирменные магазины и все время висят в Интернете или на мобильном телефоне в своем офисе, сидя на крутящемся стуле. У них есть отпускное пособие, пенсия и чудесная рождественская премия, не говоря уже об офисных вечеринках. Они никогда в жизни не наденут застиранную практичную одежду и обувь на плоской подошве, чтобы в конце дня ноги не болели от долгой беготни с подносом. Им не нужно часами отмывать специальными средствами кишечные палочки с кастрюль, вытирать столы и вести бесконечные переговоры со страшными банковскими работниками.

Я мысленно отругала себя за нытье и предприняла отважную попытку собраться с духом. Перерыв весь свой гардероб, сваленный на кровати, я остановила выбор на моих любимых укороченных черных брюках, синем жилете и кардигане. Я натянула брюки на белоснежные трусики и потянула молнию. Она застряла ровно на половине. Я пристально вгляделась, думая, что зажевалась ткань или еще что-нибудь, но ничего не обнаружила.

— Я не могла потолстеть, меня тошнило почти неделю!

Я бросилась к большому зеркалу, чтобы рассмотреть себя. Я не выглядела пополневшей! Катаясь по полу и визжа, как мышь в мышеловке, я боролась с молнией. Когда же мне наконец удалось ее застегнуть, я чувствовала себя как футляр для хранения насадок кухонного комбайна. Я оставила свой живот в покое и надела трикотажную юбку, в которой пропадала любая надежда на успех у противоположного пола.

На улице остановилась машина. Это могла быть только Шелли. Она работала в моем кафе на полставки, чтобы оплачивать свое обучение на искусствоведческом факультете. Она чувствовала себя крутой, имея такую машину, как «хилман имп», и не уставала повторять своим друзьям, что у певца Джо Кокера была точно такая же, несмотря на всю его славу. Я помахала ей рукой в окно, вытащила бутылку вина из холодильника и направилась к двери.

— Эй, начальница, я подобрала по дороге Мэгги и Элис, решила дать тебе время собраться. — Посмотрев, как я крашу губы перед зеркалом заднего вида, она добавила: — Но, похоже, и этого времени тебе не хватило.

— Ты не поверишь, но я проспала до половины седьмого.

— Стареешь, подруга, — пошутила Мэгги с заднего сиденья.

Я повернулась к ним:

— Ты хоть когда-нибудь можешь сказать что-нибудь сочувственное?

Мэгги сладко сложила губы на манер Мэрилин Монро и пропела:

— Я люблю тебя.

— Я сказала сочувственное, а не чувственное, тут есть небольшая разница.

Шелли дернула руль в сторону встречной машины, и Мэгги фыркнула от смеха.

Мы подъехали к дому Оливера. Трехэтажный каменный дом с террасой в Камдене, недалеко от центра. Мы все вздохнули с облегчением, что добрались до места живыми и невредимыми.

Открыв двери, мы сразу же услышали музыку.

— Что-то подсказывает мне, что старая миссис Дженкинс придет утром жаловаться, — вздохнула Элис. — Я ничего не имела бы против, если бы Оливер сам с ней разбирался, но он всегда прячется в спальне.

— Типичное для него поведение, — пробормотала Мэгги.

Я посмотрела на нее предупреждающе и вытащила из машины купленную выпивку.

— Тебе не кажется, что мы немного переборщили? — спросила я, сгибаясь под тяжестью двадцати четырех банок сидра, полудюжины бутылок шардоне и огромной бутылки мартини.

Эллис помогла мне донести это до ворот.

— Шутишь. Ты же знаешь, что за друзья у Оливера. Они покупают восемьсот банок пива и пару бутылок дешевого игристого вина для девушек, — сказала она. — Кроме того, я терпеть не могу их пиво, по вкусу напоминающее воду, в которой варились овощи.

— Она меня успокоила, — сказала Мэгги, первой направляясь к двери.

Дверь открыл Ной. Он выглядел удивительно высоким и стройным.

— Девушки, позвольте мне взять это, — сказал он и потянулся за напитками. Роскошные мышцы мелькнули под рубашкой, и я заметила, как загорелись глаза Мэгги. Она повернулась, чтобы следовать за ним, и ткнулась лбом прямо в каменную стену. К счастью, Ной ничего не заметил, так как уже направлялся к кухне.

Элис поспешила на помощь подруге и повела ее под ручку в гостиную.

— Кажется, Ной сегодня закончит день в теплых объятиях и в постель ему подадут кое-что получше фланелевой пижамки.

— Может быть, если ему повезет, — согласилась Мэг, поправляя прическу перед зеркалом.

Я поспешила на шум, раздающийся из открытой кухонной двери. Войдя в комнату, полную народа, я сразу увидела Оливера. Прислонясь к стене, он разговаривал с невысокой стройной девушкой с длинными рыжими кудрями. Она развязно рассмеялась и шлепнула Оливера по руке со словами: «Какой пошляк!» Эта девушка была ходячий плейбоевский зайчик, и я не удивилась бы, если внезапно одна из лямок ее обтягивающего топа лопнула бы и хлестнула Оливера по лицу. Оливер заметил меня и стал искать взглядом, с кем я пришла. Жест человека, которого застали врасплох. Он шепнул что-то девушке на ухо, и она пошла прочь, покачиваясь на своих высоких каблуках. В этот момент мои подруги вернулись, и Оливер подошел к нам.

Он принес всем нам по бокалу «Ламбруско» с ближайшего столика.

— Привет, крошка, — сказал он, целуя Элис в щеку. Мы заметили, как она вся растаяла. Девчонки подмигнули мне, и мы растворились в толпе.

Я прокладывала себе путь через толпу, высматривая хоть одно знакомое лицо. Большинство гостей были коллегами Оливера по страховой компании, где он работал региональным представителем. Мужчин в комнате было раз в пять больше, чем женщин, и данный факт обострил примитивный мужской инстинкт соперничества. В основном все были одеты в дорогие фирменные рубашки и принимали мужественные позы: скрестив руки на груди, выпячивая бицепсы и выгнувшись назад или непринужденно засунув одну руку в карман, а в другой держа бутылку пива.

Группа людей, стоявших рядом со мной, внезапно взорвалась пьяным хохотом, когда один из них сказал что-то, делая руками жест вроде «клянусь, это было вот таких размеров». Все они делали вид, что безумно увлечены разговором о чем-то, в чем я не разбиралась, и слишком заняты, чтобы объяснить мне то, что я упустила. Я чувствовала себя совершенно ненужной и вспомнила школьные годы, когда однажды обе мои подруги заболели. Я вышла во двор и увидела, что все дети увлеченно играют друг с другом. Мне было так стыдно, что меня видят одну, без друзей, что я спряталась за деревьями. Я бегала там, улыбаясь, как будто играю в прятки со своими друзьями, которых никто, кроме меня, не видит.

Я поискала взглядом Мэгги и обнаружила ее, флиртующую с Ноем. Шелли вообще не было видно. Я вышла из гостиной, чувствуя себя Тамарой без пары.

В коридоре музыка была еще громче. Она неслась из комнаты прямо передо мной, и я видела на стене тени танцующих. Я отступила на мгновение, не зная, что делать: то ли идти прямо в это веселье, рискуя не встретить и там ни одного знакомого лица, то ли сбежать, чувствуя себя идиоткой. Меня спас знакомый голос, раздавшийся со стороны лестницы:

— Холли! Я так рад тебя видеть!

Я посмотрела вверх и увидела Саймона, брата Тома, спускающегося вниз. Он выглядел невероятно привлекательно в элегантных черных брюках и широкой голубой рубашке. В этот момент я вспомнила, что сказала Мэгги в четверг на кухне, и мои щеки вспыхнули.

— Не думала, что встречу тебя здесь, — неудачно соврала я.

Боже мой, он был так похож на Тома! Если бы Тома немного подстричь и спрятать от солнца на несколько месяцев, они могли бы сойти за близнецов. Любая благоразумная женщина предпочла бы влюбиться в Саймона. Из двоих братьев Саймон был более стабильным и благополучным (он быстро сделал карьеру и занимал сейчас пост начальника крупной фармацевтической компании). Но, с другой стороны, Том собирался продолжить семейное дело, при условии, если ему когда-нибудь надоест путешествовать. Саймон же был более романтичным и открытым из них двоих: женщинам казалось, что они могут разговаривать с ним о чем угодно. Он знал, чего хочет. А Том напоминал четырехлетнего ребенка, которого привели на шоколадную фабрику и разрешили выбрать что-то одно.

— Есть новости от брата? — спросила я, поправляя волосы и стараясь выглядеть безразличной.

— Вот недавно получил от него открытку. Этот везунчик учится нырять с аквалангом на Гавайях. Рождество планирует провести в Австралии. Больше ничего не сообщил, ты же знаешь, какой он.

Я напряглась изо всех сил, стараясь придумать в ответ что-нибудь незначащее.

— У тебя все хорошо, Холли? — спросил он с участием. — Ты, похоже, сейчас разрыдаешься.

— Нет, у меня все хорошо. — (Давай улыбнись, выгляди веселой.)

Он обнял меня за плечи:

— Скучаешь по нему?

— Нет, дело не в этом, честно, просто я устала. Тяжелая неделя выдалась, — мне удалось слабо улыбнуться. Рев басовых гитар из соседней комнаты больно пульсировал в голове.

— Давай выйдем, тебе нужно на воздух.

Он взял меня под руку и вывел через кухню в сад. Декабрьский воздух обжигал, и я поплотнее закуталась в свой кардиган. Какое-то время мы сидели молча; потом я поняла, что все это время Саймон смотрит на меня.

— Иногда я не понимаю своего брата, — вдруг сказал он. — Он выглядит умным человеком, но как он может находиться на другом конце земного шара, в то время как ты здесь? — Он в смущении отвернулся, вертя в руках свой бокал, и кубики льда бились друг о друга. Он выплеснул их на землю и снова посмотрел на меня. — Ты сегодня чудесно выглядишь, — прошептал он, поправляя выпавшую прядь волос у меня за ухом.

«Боже мой, — подумала я, — Мэгги была права, он собирается меня поцеловать». Его лицо было опасно близко, и я почувствовала его запах, в котором смешались ароматы его одеколона и виски. Я подумала, что он, должно быть, пьян, и отодвинулась, подальше от искушения.

— Саймон, я думаю, что ты выпил и не понимаешь, что говоришь.

— Нет, Холли, дело не в этом. Я немного выпил, ты права, но это из-за того, что знал, что ты придешь. Я пил, чтобы набраться смелости и сказать о своих чувствах… ты мне действительно очень дорога. — Он взял меня за руку. — Я хочу сказать тебе… мне нужно… — Он наклонялся все ближе и ближе.

Черт, он сексуальный. Его губы были в миллиметре от моих; я подумала, что веду себя так, как будто между мной и Томом нет ничего серьезного. Он наклонил голову для долгого поцелуя, и я почувствовала его теплое дыхание на своей щеке, и вот, вот…

Внезапно в ночной тишине раздался пронзительный крик, и я подскочила на месте с колотящимся сердцем. Я чувствовала себя воришкой, попавшимся в свет полицейского фонарика.

Из-за огромной ивы донесся хриплый смех, и из глубины сада выскочила та самая рыжеволосая девица, которая разговаривала с Оливером. За ней гнался какой-то мужчина в два раза старше ее. Он нагнал ее и перекинул через плечо, как пожарный рукав, отшлепал по заднице и унес обратно за дерево. Девушка сучила ногами и весело хохотала.

Я повернулась к Саймону, чувствуя, будто сделала что-то лишнее.

— Извини, мне надо идти.

И я вернулась на кухню, чувствуя спиной его взгляд.

Кухня была заполнена флиртующими людьми. Я обвела взглядом помещение в надежде увидеть Элис, чтобы рассказать ей, что произошло, но не обнаружила ее. Я проталкивалась через комнату, когда внезапно услышала гнусавый вскрик:

— Черт, больно!

С ужасом я поняла, сто налетела прямо на Кэролайн. Она наклонилась, растирая лодыжку и проверяя полученные ушибы. К сожалению, я не сломала даже кончик ногтя на ее ноге.

Она разогнулась во все свои шесть футов. Ростом выше среднего мужчины, она поражала своей внешностью. Ее волосы были такими блестящими и длинными, как грива лошади на выставке, ну а ноги! Ух! В школе мы называли ее Мисс Совершенство, из-за того что она всем своим видом заставляла нас чувствовать себя болотной тиной.

Я попыталась исчезнуть, пока она не узнала меня, но она пригвоздила меня взглядом к полу. Интересно, не появилась ли у меня на лбу лазерная точка, которой она пометила меня как главную мишень.

— Да это же Холли, мне следовало раньше догадаться, — притворно улыбнулась она. — Ты же всегда была неуклюжей, — она ткнула пальцем мне в плечо, будто я была несмышленым маленьким щенком.

Очень типично для Кэролайн. Таких женщин я бы назвала «улыбающаяся сучка». Она могла удалиться, произнеся на прощание покровительственным тоном какую-нибудь гадость, ослепительно при этом улыбаясь. Она обращалась с вами как с лучшим другом, но четко знала, в какое место уколоть вас во время разговора так, чтобы совершенно уничтожить. К сожалению, мужчины были очарованы этим. Она всегда вела кого-то на поводке. И самое худшее заключалось в том, что если вы пытались пожаловаться на нее кому-нибудь, он непременно отвечал: «Кэролайн? Нет, никогда в это не поверю, она такая славная. Признайся, ты просто ревнуешь».

Она смотрела на меня сверху вниз:

— Где же твой дружок-хиппи?

— Том? Он сейчас путешествует за границей. Не вернется до следующего года, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко и безразлично.

Кэролайн приподняла бровь с таким видом, будто хотела сказать: «Ага, скорее всего, она старается выглядеть безразличной, в то время как слоняется здесь одна с потерянным видом».

— Хотела бы и я вот так взять и уехать. Но вся проблема в работе. Так много людей надеется на меня, важные встречи, горы бумаг. Я уверена, что если бы я не вносила в свой график даже время, чтобы сходить в туалет, все вокруг рухнуло бы в ту же минуту!

Я никогда не знала точно, где работает Кэролайн, но не доставила ей удовольствия, спросив об этом. Лишь глупо кивнула и сделала большой глоток из своего бокала, укоряя себя, что не выпила предварительно пару джин-тоников.

Вино нагрелось в моей руке, и терпкий запах ударил в нос, отчего мозг затуманился и меня затошнило. Я попыталась сфокусировать взгляд на лице Кэролайн, которая продолжала болтать о новой автомобильной компании. Ее черты медленно поплыли…

— Думаю, мне надо ненадолго прилечь, — пробормотала я, погружаясь в темноту и утыкаясь головой в колени Кэролайн.




Глава третья


— Холли, ты проснулась?

Я медленно открыла глаза и увидела Саймона, сидящего рядом с моей постелью.

— Как ты себя чувствуешь?

Воспоминания о вчерашней вечеринке медленно возвращались ко мне, и я почувствовала, что краснею от стыда.

Я застонала и постаралась спрятаться под одеялом.

— Убей меня сейчас же, я не достойна жизни!

Саймон улыбнулся:

— Я не стал бы слишком беспокоиться об этом. Все вчера вечером были слишком пьяны, чтобы помнить, как ты ушла. А новую сотрудницу Оливера вчера вырвало на холодильник. Мы еле отскребли его сегодня.

— Сегодня! — Я села на постели и оглядела залитую солнцем спальню. — Я была здесь всю ночь?

— Мне казалось, тебе надо поспать. Все в порядке, все знают, где ты. Шелли ушла около трех часов ночи, Элис в комнате Оливера, а Мэгги уединилась с Ноем, они спят в комнате на чердаке.

— Ого! Мэг с Ноем. Прекрасно. Надеюсь, она была осторожна, а то она может быть очень напористой с мужчинами.

— Мы это заметили.

Я спросила себя, означает ли это «мы» всех мужчин в целом.

Саймон взглянул на дверь и, поерзав немного на стуле, сказал:

— Послушай, Холли, на самом деле это мне должно быть неловко за вчерашний вечер. Прости меня.

Я начала говорить, что все в порядке, но он перебил меня:

— Я говорил с Элис после того, как ты легла спать. Она рассказала мне, что произошло между тобой и Томом. Я всего лишь предположил, что вы с ним расстались. Ты же знаешь Тома, он ничего мне не рассказывает. Я не знал, что вы встречались после той вечеринки на День Всех Святых, вот и придумал невесть что. Выставил себя полным идиотом. — Он посмотрел на меня своими большими грустными глазами. — Мы еще можем оставаться друзьями?

Я не могла не улыбнуться в ответ. Мне нравилось, что с ним я чувствовала себя желанной и привлекательной.

— Иди сюда, дурачок, — сказала я, раскрыв объятья, и утонула в его сильных руках.




Вечеринка, которую упомянул Саймон, была отвальной Тома. Она была устроена в Хэллоуин в квартире, где Том жил со своим другом Чарли, несмотря на то что в два часа следующего дня он уже улетал из Хитроу.

Никто из тех, кто видел нас на той вечеринке, и предположить не мог, что мы с Томом пара, но это было характерной чертой наших отношений. Как будто мы устроили соревнование, кто сможет вести себя более независимо. Мы никогда не обсуждали наши отношения, что само по себе могло бы служить доказательством их несерьезности. Мы любили вместе повалять дурака, когда он был в городе, сходить в паб или заняться отличным сексом. Мы никогда не подшучивали над бывшими увлечениями друг друга, никогда не ревновали, никогда не ходили вместе за покупками в «ИКЕА» и уж точно никогда не придумывали имена нашим будущим детям. Мы не были так близки. Я знала его настолько, насколько и остальных своих друзей, у нас были нежные отношения, и его семья любила меня как родную. Никто не мог разгадать истинную природу наших отношений. Да и я сама не могла. Может, из-за его страсти к путешествиям мы не могли перейти черту, разделяющую просто сексуальных партнеров и официальную пару. Он годами готовился к этому путешествию, так зачем углублять отношения, чтобы потом расстаться на год и чахнуть друг без друга? Кроме того, меня мучил вопрос: не была ли я слишком обычной для него? Может быть, если бы я была настолько сногсшибательной, как Гвинет Пэлтроу, он влюбился бы в меня без оглядки и не захотел бы расставаться ни на минуту. Будучи обыкновенной женщиной его круга, я, быть может, просто не смела сказать ему о моих чувствах. Так что я просто ждала, когда он первый скажет мне о любви, ждала и ждала. А когда наступил прощальный вечер, мне не нужно было больше ждать.

Весь день накануне этой вечеринки мне было плохо от мысли, что он уезжает. Перед глазами проносились романтичные сцены. Вот я мчусь за ним в аэропорт, вытирая слезы бумажными платками и выбрасывая их в окно, на дорогу с сильным движением, прямо как в рекламных роликах. Я врываюсь в здание аэропорта, бросая машину с настежь открытыми дверями напротив входа, прорываюсь через охрану, выкрикивая его имя в толпу незнакомцев. Я замечаю его развевающиеся каштановые волосы в тот момент, когда он уже у дверей посадочного коридора. Он оборачивается и видит меня, проталкивающуюся к нему сквозь толпу. Он счастливо улыбается и продирается назад, протягивая ко мне руки. И я горячо рыдаю, уткнувшись в его джемпер, умоляя: «Том, пожалуйста, не уезжай, я люблю тебя и всегда любила». И тогда он улыбнется, погладит меня по голове и голосом, прерывающимся от волнения, скажет: «И я люблю тебя, Холли, я просто не верил, что ты тоже можешь любить меня. Я никогда больше не оставлю тебя». Прямо как в кино. Но, к сожалению, жизнь никогда не бывает похожа на искусство.

На самом деле все произошло совершенно иначе. На этой несчастной вечеринке я грустно слонялась из угла в угол, все больше и больше напиваясь. Я слышала, как Том шутит с друзьями над тем, каких женщин повстречает во время путешествия: гавайских девушек в юбках из листьев, сингапурских стюардесс, будто специально отобранных для воплощения мужских фантазий. У меня все переворачивалось внутри. Элис утверждала, что Том постоянно следил за моей реакцией, но я этого не заметила. Саймон, который стоял рядом со мной, посоветовал подойти и сказать, что мне неприятно это слушать, отчего я почувствовала себя еще хуже. Неужели мои страдания были настолько очевидны? Я ответила, что раз Том уезжает, мне все равно, мне надоели его рассказы о путешествиях, и я даже рада, что смогу отдохнуть от всего этого. Я сказала, чтобы он попрощался с Томом за меня и попросил его не докучать мне по возвращении. И ушла нетвердой походкой. Поймала такси и уехала домой.

Почти сразу, как я вернулась к себе и легла спать, я проснулась оттого, что кто-то бросал камешки в мое окно. Когда я подошла к окну, я увидела Тома. Он слонялся пошатываясь по дороге с бутылкой вина в одной руке и елочкой в другой. Когда он заметил меня, он запел песню «Симпл майндз», «Не забыла ли ты меня». Я поспешила впустить его, пока кто-нибудь из соседей не вызвал «неотложку».

— Это все, что я смог найти, — сказал он, протягивая мне елочку с болтающимися корнями.

Я провела его к себе и по пути выбросила елку в мусорное ведро.

— Я думал, что ты посадишь ель в своей квартире, для украшения, — по-детски хихикнул он.

— Я сварю нам кофе, — буркнула я, стараясь не встречаться с ним взглядом и жалея, что не была чуть потрезвее.

— Холли, — сказал он серьезно, что было достижением, ввиду того, что он еле держался на ногах.

Я обернулась. Он неподвижно стоял за моей спиной, уставясь на меня с открытым ртом. В какую-то минуту мне показалось, что его сейчас вырвет, и я почти двинулась за ведром для мытья пола.

И тут он сказал:

— Я люблю тебя.

Я застыла, оглушенная.

— О, — вот все, что я смогла ответить.

Он вздрогнул, как будто я дала ему пощечину, и я поняла, как бесчувственно прозвучал мой ответ.

— То есть я хотела сказать — о мой бог, это так неожиданно…

Я посмотрела в его светлые, зеленые глаза. У меня подкашивались ноги от нахлынувших на меня чувств. От любви к нему. Я никогда не видела его таким беззащитным… таким желанным… Взгляд, которым мы смотрели друг на друга, был таким многозначительным, что я вмиг протрезвела.

— Черт, почему тебе потребовалось говорить мне об этом именно сейчас? Хуже момента и представить невозможно, — сказала я, и в тот же момент мой рот был закрыт долгим поцелуем. И мы отправились ко дну, прямо на деревянном полу, и впервые за все время нашего знакомства мы не были похожи на похотливых кроликов. В этот раз все было по-другому, медленно и нежно. Когда он смотрел на меня, я чувствовала смущение от той близости, которая наступила между нами. Это было почти чудом, — особенно если учитывать, что он выпил почти галлон пива. Я еле сдерживала себя, чтобы не начать аплодировать (стоя). После этого мы лежали в постели в объятиях друг друга, моя голова на его груди, я целовала его, шепча: «Я тоже люблю тебя».

Наутро я проснулась с улыбкой. У меня болел копчик, я потерла больное место, обнаружила следы от кухонных половиц, и моя улыбка растянулась еще шире. Я перевела взгляд на смятые простыни, все еще счастливо улыбаясь. Но Тома там не было. Я посмотрела на часы — было одиннадцать. Скорее всего, он ушел собирать чемоданы. Я шлепнула рукой по подушке, на которой остался отпечаток его головы, и крикнула:

— Почему ты не разбудил меня, негодяй!

Потом я подумала о записке, которую он, возможно, оставил.

Спустя десять минут, ничего не обнаружив и натянув на себя единственную одежду, которая не была в стирке, я выбежала из дома.

Я колотила в дверь Тома. Дверь открыл Чарли, в одних трусах, с всклокоченными волосами. Он щурился на солнечный свет и с трудом мог сфокусировать на мне взгляд.

— Привет, крошка; неплохая вечеринка была вчера. Что случилось? — Он зевнул.

— Где Том? — спросила я прямо.

— Не знаю, — Чарли пожал плечами. — Он не ночевал дома, знаешь ли. — Чарли поднял бровь, как будто добавляя: «Вероятно, ему повезло». И тут понял, что, может быть, только что заложил своего друга, и быстро добавил: — Он ушел с вечеринки один, возможно, просто упал в саду и заснул.

— Он ночевал у меня, сонный идиот.

Мое терпение кончалось. Я ворвалась в квартиру и вбежала в комнату Тома. Он уехал, это точно. Его комната выглядела все так же — будто по ней прошелся ураган, — но не хватало одной важной детали. Его гигантского дорожного рюкзака и камеры, которую он недавно купил.

— Он попрощался с тобой? — крикнула я Чарли, который стоял на пороге комнаты. Он чесал в затылке, все еще не проснувшись окончательно.

— Ну да, вчера вечером. Я и не думал, что встану сегодня, чтобы попрощаться еще раз утром. Хотя недавно я слышал шум машины. Саймон говорил, что собирается подкинуть его в аэропорт.

Мы оба подошли к окну и выглянули во двор. Точно, ярко-красного «жука» Саймона не было.

— Черт!

— Я думал, вы попрощались этой ночью…

— В каком-то смысле да. За сколько можно доехать до Хитроу?




Глава четвертая


Мой путь по восточной трассе был несложным. Движение было слабым, и казалось, Шаббат распространился и на ограничительные знаки, которые тоже взяли выходной, собравшись вместе в каком-нибудь складском помещении, чтобы воздать хвалу министру транспорта. Но, несмотря на тишь да гладь дороги передо мной, в голове у меня разыгралась настоящая буря. Половина моего мозга кричала: «Зачем, черт возьми, ты мчишься за ним по этой дороге? У тебя совсем не осталось гордости? Разыгрываешь одну сцену из «Унесенных ветром»? Даже если ты сможешь его догнать, все равно это не помешает ему уехать. Даже если он и правда любит тебя, он все равно не поймет, насколько сильнее ты любишь его. У тебя будет просто еще одна причина для страданий на эти двенадцать месяцев». Потом я представляла, что он встречает другую во время своего путешествия. Может быть, если он будет знать, как сильно я люблю его, он забудет о своих сексуальных потребностях. И я сильнее нажимала педаль газа.

В это время вторая половина моего мозга взывала к здравому смыслу: «Что ты делаешь на этой трассе? Хочешь погибнуть в автокатастрофе?» Я сдала на права, когда мне было восемнадцать лет, но всегда боялась скоростных магистралей. Когда машина обгоняла меня по полосе разметки, я чувствовала себя побежденной и принимала это близко к сердцу. Водители могли даже крикнуть мне: «Научись сначала ездить, идиотка!» Меня обгоняли все, кроме огромных грузовиков, выглядящих так, будто они везут ракеты. Их я могла обогнать сама — если они съезжали к обочине.

К моменту, когда я въехала на автостоянку третьего терминала, у меня онемело все тело. На протяжении всего пути я сидела, напряженно выпрямившись, вцепившись в руль, пристально вглядываясь в дорогу. Но у меня не было времени прийти в себя и успокоиться. До отлета Тома оставалось всего полчаса, когда я ворвалась в зал ожидания. Я натолкнулась на кого-то и больно ударилась коленом о чей-то чемодан; прикусив губу, я постаралась не обращать внимания на острую боль, разливающуюся по всему телу. Повсюду к стойкам тянулись очереди — за посадочными талонами, в багажное отделение. Я поняла, что мне не найти здесь Тома. Единственное, что я знала, был номер его терминала и время рейса. Что-то подсказывало мне, что это был рейс авиакомпании «Верджин», но я не была уверена в этом. Я заметила женщину в униформе этой компании за информационной стойкой, возле которой не было никакой очереди, и бросилась к ней, стараясь восстановить дыхание.

— Вы можете подсказать мне, зарегистрировался ли уже Томас Деланчи? Он должен лететь двухчасовым рейсом до Нью-Йорка.

Женщина улыбнулась и защелкала клавишами компьютера. Казалось, она еле шевелится, и я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как будто хотела в туалет.

— Да, мадам, г-н Деланчи зарегистрировался на посадку, — сказала она наконец.

— Скажите, пожалуйста, где я могу найти его сейчас? — спросила я в надежде, что она ответит мне что-то полезное. Но она вздохнула и ответила: — Мадам, его рейс отбывает по расписанию. Скорее всего, он уже в зале отправления.

На бегу поблагодарив ее, я помчалась по ступенькам. Оказавшись наверху, я притормозила, чтобы успокоить дыхание. Впереди простирался зал, напоминающий гигантский супермаркет. Я не знала, в какую сторону бежать. На висящем прямо передо мной табло высветился номер рейса Тома. Замигало слово «посадка», и это вывело меня из оцепенения. Я решительно кинулась к продавцам газет, но там не было никого похожего на Тома. Тут я заметила бар и подумала, что Том может быть еще там. Они с Саймоном могут распивать последний коктейль. Я вбежала внутрь, лавируя между столиками. Некоторые пассажиры смотрели на меня с любопытством, но мне было не до этого.

В конце концов я поняла, что Том, должно быть, уже в зале отправления. Я выбежала из бара и помчалась туда. Толкая людей по дороге, я тянула шею, чтобы увидеть Тома на эскалаторе. Подобравшись ближе, я заметила сложный рисунок на одной из мужских рубашек и в тот же миг узнала любимую горную майку Тома. Мое сердце подпрыгнуло, и я прибавила скорости. Кровь стучала в висках, глаза заливал пот. Я стерла его тыльной стороной руки и тут споткнулась о чью-то спортивную сумку.

Дальше — как в замедленной съемке: я полетела вперед, вытянув перед собой руки, как колдунья в фильме «Зачарованные», стараясь смягчить падение. Приземлившись и сильно ударившись грудью и лбом, я заскользила вперед, обдирая руки о нейлоновое ковровое покрытие. Видя, как Том исчезает впереди, я постаралась вскочить на ноги. У меня все еще оставалось немного времени. Собрав все силы, я крикнула задыхаясь: «Том!..» Маленькая старушка, стоявшая рядом со мной, когда я упала, застыла, поправляя слуховой аппарат, а потом вдруг вскинула руки и закричала: «Бомба! Эта женщина сказала, что в сумке бомба! Кто-нибудь, помогите, в сумке бомба!»

Тома уже не было видно, он поднимался по трапу самолета. Я пыталась бежать за ним, но мои ноги стали словно ватные и не слушались; я споткнулась и тут обнаружила, что вокруг меня разворачивается огромный скандал. Внезапно все пространство, только что заполненное людьми, опустело. Осталась только я и спортивная сумка. Из ниоткуда вдруг появились вооруженные охранники и начали эвакуировать людей, переговариваясь по рации. Металлические жалюзи закрыли окна газетных киосков, и по громкоговорителям людей призывали собираться у ближайших лестниц и спокойно, без паники, спускаться на нижний этаж. Стоящий в нескольких шагах от меня охранник попросил меня «осторожно отойти от лежащей на полу сумки», а когда я сделала это, ко мне подошли двое здоровых мужчин в униформе и взяли под руки. Я предприняла бесполезную попытку вырваться, выкрикивая: «Том!», но меня грубо скрутили и отвели вниз по лестнице.

Я провела около двух часов в комнате, напоминающей тюремную камеру, периодически допрашиваемая то одним, то другим сотрудником. В конце концов меня опустили, даже не оштрафовав. Они подали сигнал тревоги по поводу несуществующей бомбы в тот момент, когда один русский турист выходил из туалета, интересуясь, почему его бутерброд с колбасой и термос с борщом захвачен вооруженными мужчинами. Мне прочитали серьезную лекцию о том, как следует вести себя в помещениях с усиленной охраной и как они могли бы мне помочь остановить Тома, если бы я спокойно обратилась к ним за помощью. Я могла бы попросить сделать объявление с обращением к Тому, если ситуация была действительно серьезной. Это было похоже на разговор с директором школы по поводу беготни в коридорах во время уроков. Я кусала губу и еле сдерживалась, чтобы не расплакаться, повторяя: «Я больше не буду».

Они предложили мне передать Тому какое-нибудь сообщение, если это было так важно, но я лишь замотала головой. Я не могла встретиться с ним после всего этого кошмара. То, что казалось мне романтичным поступком, обернулось бесполезной глупой выходкой обезумевшей от любви девчонки.

Сгорая от стыда, я вышла из кабинета, потом, изо всех сил стараясь держаться достойно, дошла до своей машины и, захлопнув за собой дверцу, горько расплакалась.




Глава пятая


Саймон отправился на кухню, чтобы приготовить нам по чашечке кофе. Как только он вышел из комнаты, я заглянула под одеяло. Слава богу, я была все в той же одежде, что накануне вечером. Мысль о том, что Элис и Саймон могли раздеть меня, была слишком неприятной. Мне и самой было непросто снять эту узкую юбку, не стянув при этом и трусы. Я вздрогнула от одной мысли об этом и вылезла из постели, подошла к окну и угрюмо уставилась на город.

Утро было морозное, деревья и каменные стены домов сверкали на солнце. Если бы Том был здесь, я уговорила бы его на прогулку по парку или вдоль реки. Настоящее семейное воскресенье: сначала погулять по реке Эйвон, потом зайти в паб. Хотя, возможно, вместо этого я бы предпочла пойти домой, упасть в кресло перед телевизором и потягивать вино.

Тут вернулся Саймон с кофе и печеньем на подносе. Он протянул мне горячую кружку с изображением плейбоевского зайчика; заметив мое выражение лица, он сказал:

— Я подумал, что эта кружка тебе понравится больше, чем та, что с голой девушкой и надписью «выпей меня».

Я хмыкнула:

— Не понимаю, зачем Элис тратит время на этого идиота. Он просто бабник. — Я собиралась сделать глоток кофе, но от его запаха у меня закружилась голова. — Фу, ты что, воду из унитаза брал?

Саймон забрал у меня чашку и понюхал.

— Кофе как кофе. Слушай, Холли, ты какая-то странная в последнее время.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я резко; мне стало обидно.

Он поднял брови, как будто говоря: «Вот это я и имею в виду» — и произнес:

— Итак, перечислим. — Он начал загибать пальцы: — У тебя резкие перепады настроения, ты совершенно не интересуешься вечеринками, что на тебя непохоже, у тебя безалкогольные обмороки, и тебе кажется, что твой совершенно нормальный кофе пахнет мочой. Мне продолжать?

После его слов я почувствовала себя неуютно.

— Ну и что ты пытаешься этим сказать, Саймон?

— Не думаю, что ты хочешь услышать это.

Тут я взорвалась:

— Что? Ну давай, договаривай, раз начал! Перестань играть со мной, ты думаешь, я принимаю наркотики, или что?!

— Ну, это только предположение…

— Что???

— Ты не думаешь, что можешь быть беременна?

Я уставилась на него так, будто он прямо на моих глазах спятил и принялся отплясывать краковяк или что-нибудь в этом роде.

— Не смеши меня, — фыркнула я. — Мне двадцать семь лет. — И застыла с глупым выражением лица, а потом добавила застенчиво: — И я пью таблетки.

— Все равно возможно, — ответил он и уточнил: — Комбинированные или мини?

Я вздохнула. Саймон, похоже, был единственным мужчиной, способным спросить такое.

— Мини, если уж ты в этом разбираешься, — я чувствовала себя оскорбленной.

— Значит, мы можем быть уверены только на девяносто семь процентов, не так ли? И то если ты принимала их четко, не пропуская ни день, ни время.

— Ты что, консультант по планированию семьи?

— Просто это случилось с девушкой моего друга. У нее было похмелье однажды утром, и, возможно, таблетка вышла вместе со рвотой, так что девица забеременела. Я просто рассказал тебе об этом на случай, если вдруг ты забыла как-нибудь принять пилюли. Я не хотел тебя обидеть.

Я потупилась.

— Но ты же не забывала, не так ли?

— Нет, — сказала я кротко. — Конечно, нет. Ну, хорошо, да, может, один или два раза. Об этом трудно помнить всегда, ведь правда? И кроме того, я ни с кем не живу и не занимаюсь этим каждый день. То есть я хочу сказать, что раз или два в месяц забываешь принять таблетку и просто выпиваешь две в следующий раз. Так всегда и бывает. Я принимаю их с семнадцати лет, и они меня никогда не подводили. И перестань качать головой! — крикнула я, сильно шлепая его.

И тут меня словно громом ударило: я не могла, вспомнить, когда у меня были последние месячные. Вроде бы давно. Я рывком села в кровати. Боже мой, эти не может случиться со мной. С такими людьми, как я, это не случается. У меня есть кафе, которым надо управлять, и нет постоянного мужчины рядом, я люблю ходить на вечеринки и развлекаться. Я только-только начала сама зарабатывать на жизнь!

Саймон обнял меня за талию:

— Холли, я не хотел тебя пугать. Я просто думаю, что нужно рассмотреть любую вероятность. Может, тебе стоит сделать тест для полной уверенности? На главной улице сейчас открыта аптека. Думаю, Элис сходит туда с тобой. Хочешь, я позову ее?

Я кивнула, уставясь невидящим взглядом в окно, а мысли роем кружились в моей голове.




Мы с Элис прошли вдоль берега реки и сели на скамейку напротив моста. Маленькая коробочка, купленная в аптеке, словно прожигала дыру в моем кармане.

Элис тяжело вздохнула и попыталась снова:

— Пожалуйста, Хол, давай просто вернемся в квартиру и положим конец этим мучениям. Я больше не могу выносить эту неопределенность.

Она тщетно уговаривала меня уже полчаса.

— Я не могу это сделать. Я еще не готова. Я не знаю, как заботиться о ребенке. В своей жизни я умею только кормить людей. Только это я делаю хорошо.

— Ты всегда можешь рассматривать ребенка как еще один рот, который надо накормить, — пошутила она.

— Это несмешная тема. Это серьезно.

Она продолжала улыбаться мне:

— Я думаю, ты хотела бы, чтобы я была беременной, правда? Тебе всегда нравилась детская линия одежды «Гап», и ты все время пожираешь глазами мамочек в кафе. Спорю, ты уже представляешь себя в роли тетушки Элис, признайся!

Она виновато улыбнулась:

— Неужели это правда так ужасно? У многих женщин нашего возраста есть дети, времена изменились. Никто не выгонит тебя из дома скитаться в рубище по улицам. Вспомни Мадонну или Пош Спайс. Материнство не означает конец жизни. Ты сможешь по-прежнему управлять кафе, Мэг будет работать подольше, а твоя мама присмотрит за ребенком. Боже мой, да она будет на седьмом небе от счастья, ты же знаешь, что она сама всегда хотела иметь второго ребенка.

Я ошеломленно смотрела на нее:

— Не могу в это поверить! Ты уже все продумала! Может, вы даже все заранее спланировали: проникли в мою квартиру, прокололи мои презервативы, подменили мои таблетки. И я ведь еще не сделала тест. У меня, может быть, просто какой-то вирус или задержка. Я уверена, что так и есть. Я не понимаю, почему так волнуюсь. — Я отвернулась в сторону и стала пристально смотреть на волны, ударяющиеся о берег.

— Тогда пошли, — Эллис вскочила на ноги и схватила меня за руку. — Если ты уверена, что дело обстоит именно так, то ты охотно вернешься в квартиру. Я думаю, тебе не составит большого труда пописать на какую-то там бумажную полоску.




Мы сидели вдвоем на краю ванной, Элис держала в одной руке полоску, которую я только что ей вручила, а в другой — картинку, изображающую положительный и отрицательный результаты. Я сидела, зажав голову руками, потом услышала, как она глубоко вздохнула и сказала спокойным удивленным голосом: «Чтоб мне провалиться». Это могло означать что угодно, и я подумала, что она наконец удостоверилась, что результат отрицательный.

— Итак, — сказала я, сильнее сжимая голову, — я готова.

Она прочистила горло, осознавая, какую важную роль играла.

— Итак, согласно картинке в брошюре, две тонкие голубые полоски означают положительный результат.

— Да, да, — торопила я, — у меня именно это?

— Не совсем, — сказала она медленно. — У тебя очень толстые и очень синие полоски. Ты не просто беременна, ты ОЧЕНЬ, черт возьми, беременна!

* * *


Той же ночью я позвонила Мэг, чтобы сообщить ей новости. Она просто повторяла: «О боже мой, о боже мой!» — до тех пор, пока я не разрыдалась.

Сразу после разговора с Мэг позвонил Саймон, чтобы узнать результаты. Он был более сдержан и сказал, как бы между прочим, что современные тесты на беременность настолько точны, что мне нет необходимости пробовать второй раз. Я опять разрыдалась.

Он пришел через час, с бутылкой вина для моральной поддержки. Я взяла с него обещание не рассказывать об этом никому, включая его семью и особенно Тома. С обиженным видом он согласился.




На следующее утро у меня хватило смелости отправиться к врачу. Я все еще надеялась, что мои теории о беременности будут рассеяны в пользу более приятных причин, например серьезной травмы внутреннего органа.

Обильно потея и ломая пальцы, я сидела в приемной. Напротив меня женщина пыталась угомонить любопытного ребенка. Я взяла в руки журнал и стала украдкой подглядывать за ней поверх фотографии Пош Спайс. Интересно, нет ли у матерей способности определять беременных по какому-нибудь им одним известному признаку? Мне показалось, что она не заметила мой микроскопический живот. Я поерзала на стуле, чтобы удостовериться, что ослабила ремень насколько возможно. В этот момент вошла еще одна женщина. У нее был такой огромный живот, будто она в любой момент была готова родить пятерых близнецов. Первая женщина, которая как раз вызволяла застрявшую руку своего сына из автомата с водой, повернулась к ней.

— Привет, дорогая, — сказала она, похлопывая ладошкой по дивану рядом с собой, приглашая подругу присесть. Та, опираясь на руку, осторожно опустила свое грузное тело на диван. — Когда срок?

— Через три дня, — ответила будущая мамаша, тяжело дыша.

— Дежурный осмотр?

Беременная кивнула, потом обвела взглядом приемную и откинулась назад.

— У меня ужасные проблемы с геморроем, — прошептала она. — Еле сижу. И так боюсь рожать — клянусь, когда я стану тужиться, у меня выпадут кишки!

Ее подруга еле сдержала смех и посмотрела на нее с сочувствием.

— Надеюсь, ты сидишь на растительной диете? — спросила она со знанием дела.

Я сделала вид, что не обращаю на них внимания, но мои брови удивленно поползли наверх. Боже мой! Неужели такие проблемы свойственны всем беременным женщинам?

Над кабинетом загорелась лампочка, и, сжав ягодицы, я поплелась к доктору, как на казнь.

* * *


Доктор сидел за столом и что-то строчил.

— Чем могу быть вам полезен, мисс Пайпер? — спросил он, не поднимая головы.

— Мне кажется, что я беременна, — ответила я упавшим голосом. Я хотела, чтобы он поднял голову, воскликнул: «Да вы, должно быть, шутите?» — Но он лишь продолжал писать.

— Понятно, — сказал он наконец. — И почему вам так кажется?

— Ну, насколько я смогла вспомнить, у меня не было месячных с середины октября, меня тошнит, и тест на беременность дал положительный результат.

Тут он впервые взглянул на меня.

— Думаю, тогда вас следует поздравить, — сказал он, улыбаясь. — Это произошло запланированно?

— Нет, — прошептала я, пряча голову от стыда и чувствуя себя распутной девицей.

— Вы собираетесь оставить ребенка? — спросил он, снова демонстрируя поразительное отсутствие эмоций.

Я уставилась на него в ужасе.

— Конечно! — воскликнула я, прикрывая живот руками. — Послушайте, а мне не нужно сдать анализ крови или что-нибудь еще, чтобы подтвердить результат? Ведь это пока не точно?

— Не думаю, что нужны другие анализы. Совершенно очевидно, что вы беременны. Но если нужны подтверждения, вы можете сдать анализ мочи, это можно сделать прямо здесь, если хотите. И я сразу дам ответ. — Он порылся в своем ящике и вытащил пробирку для анализов величиной с наперсток. — Туалет прямо по коридору.

«Хотелось бы знать, как, черт возьми, я смогу попасть в такое узкое горлышко?» — подумала я, разглядывая эту крохотулю в его пальцах. Я отказалась, и он вернулся к работе.

Он задавал мне много вопросов про болезни, которые случались у членов моей семьи, и я отвечала на них механически, мыслями блуждая далеко-далеко. «Вот так, это действительно случилось со мной», — вертелось в голове. У меня было странное ощущение, что я героиня сериала и что все это происходит на экране телевизора, не со мной.

Доктор попросил меня прилечь на кушетку, чтобы обследовать мой живот. После этого он выдал заключение: в первый триместр ничего делать не требуется, а потом мне нужно будет регулярно показываться гинекологу. Он запишет меня на первое УЗИ, скорее всего, на начало февраля. И, как бы между прочим, заметил:

— У вас уже прощупывается небольшое уплотнение в матке, а тошнота началась раньше, чем обычно, и если вы правильно помните дату последних месячных и день зачатия, то есть некоторая вероятность, что будет двойня. У вас в семье случались двойни?

— Вы сказали, туалет прямо по коридору? — взвизгнула я, устремляясь к двери.




Глава шестая


Большая группа людей из Армии спасения под окнами моей квартиры во все горло распевала «Придите все верующие». Был канун Рождества, и я праздновала, поедая святочные пирожки и роняя на юбку крошки.

Я закрыла кафе на день раньше, хотя обычно пользовалась преимуществом последних дней рождественского ажиотажа. В это время всегда был по ток покупателей, мечтающих укрыться от уличной суматохи. Но последние две недели были просто забиты засиживающимися допоздна посетителями и корпоративными вечеринками. У меня не было времени даже почистить зубы и просто остаться наедине со своим шокирующим открытием.

Телефон зазвонил, и я ответила нервно, задавшись вопросом, возможно ли определить беременность по тембру голоса. Я старалась говорить как можно жизнерадостнее:

— Привет, мам.

— Привет, дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? У тебя расстроенный голос.

«Боже мой, она ясновидящая», — подумала я, прочищая горло.

— Да, у меня все хорошо, жую пирожки и смотрю «Жизнь прекрасна».

— Ага, купаешься в сентиментальности и похрюкиваешь от удовольствия. Отличное времяпрепровождение, дорогая. Я просто звоню удостовериться, что ты как обычно обедаешь завтра у нас.

Я всегда встречала Рождество дома. Где еще приготовят такой жареный картофель с луковой подливкой? Я мысленно представила, как мы все сидим вокруг индейки и я рассказываю им о своей беременности. У меня засосало под ложечкой. Не из-за того, что страшно рассказать им, — моя мама вполне современна и ко всему относится с пониманием. Она всегда нравилась моим парням, а подруги в школе даже слегка завидовали мне. Я знала, что она не расстроится из-за того, что я могу оказаться матерью-одиночкой. Наоборот, как только она узнает новость, тут же начнет действовать: выберет роддом, заведет карточку универмага «Мать и дитя». И очень захочет видеть меня счастливой, а я не была уверена именно в этом выражении моего лица.

— Конечно, обедаю, мама, — пробубнила я.

— Хочешь, я куплю тебе ореховое жаркое? Я как разу еду в магазин.

Она покупала мне ореховое жаркое каждый год с тех пор, как я перестала есть мясо. Это стало такой же традицией, как рождественская индейка.

— На самом деле не могла бы ты купить мне цветной капусты?

Она помолчала немного, а потом спросила подозрительно:

— Но ты же ненавидишь цветную капусту, дорогая?

— Почему-то вдруг захотелось.

— Ну, раз хочется, то я, конечно, куплю, — сказала она неуверенно.

Как я и говорила, она не из тех, кто любит поспорить.

К концу разговора я была уверена, что она меня раскусила. Какой-то кочан капусты, и я раскрыта Я не могла в это поверить.

Почти тотчас, как я повесила трубку, телефон зазвонил снова. На этот раз это была Мэгги.

— Я могу заскочить к тебе? — спросила она возбужденным голосом.

— Конечно, я не занята.

— Сейчас буду.

Через пять минут она, задыхаясь, ворвалась ко мне и бросилась на кровать.

— Ты не поверишь, что сделала моя мать, — произнесла она, переводя дух.

Я достала холодную банку колы из холодильника и вложила в ее вспотевшую руку. — Ну?

— Она только что объявила мне, что выходит замуж!

— Замуж? Она же, по-моему, ни с кем не встречалась? — спросила я смущенно и села рядом с ней на кровать.

— Она клянется, что это любовь с первого взгляда. Какой-то ее приятель по любительскому драмкружку. То ли Дон, то ли как-то еще… Боже, это отвратительно, — фыркнула она.

— Может быть, это ее присмирит, — предположила я, надеясь успокоить Мэгги. — Если у нее будет мужчина, ей не надо будет доказывать самой себе, что она молодая и красивая. Возможно, она будет сидеть дома и перестанет флиртовать с твоими друзьями.

— А ведь ты права, — воскликнула Мэгги, повеселев на глазах. — Я не думала об этом в таком свете. Ты такая умная. — И она нежно похлопала меня по руке.

Я улыбнулась ей в ответ:

— И когда же счастливое событие?

— В первую субботу апреля. И, к сожалению, церемония будет не для узкого круга, а с белым платьем и всем, что полагается. Она даже хочет, чтобы я была подружкой невесты, можешь себе представить? А после свадьбы они прямиком отправляются на медовый месяц в Лас-Вегас. — Она сжала горло руками. — Бе-е, как пошло! В это время там будет концерт Рода Стюарта. Дон уже купил билеты. Наверное, он тоже его фанат. Зная мою маму, не удивлюсь, если он даже внешне похож на него. Кстати, ты приглашена на вечерний прием, у них будет большой фуршет в отеле «Рояль», и она хотела бы, чтобы ты приготовила свадебный торт.

— Правда? Здорово, мне еще никогда не заказывали свадебный торт. Не какой-нибудь традиционный корпоративный торт, а персональный. — Я сразу представила, как я стою, нарядная и сияющая, рядом со своим произведением кулинарного искусства, окруженная толпой поклонников.

Кроме того, на свадьбах можно неплохо выпить и пофлиртовать. И я погрузилась в сладкие мечты.

Мэг заметила выражение моего лица и сказала:

— Ну, хорошо, что хоть кому-то нравится эта новость. В любом случае, это полная неожиданность. Ну, как ты сегодня, тебя не тошнило утром?

Тут я вернулась к реальности. На какой-то короткий миг я забыла, что беременна. Мгновенно в моем воображении возникла картинка. Я стою рядом со свадебным тортом в платье, напоминающем шатер, со стаканом апельсинового сока в руках. А все вокруг меня веселые и пьяные, танцуют и целуются. Время от времени на меня бросают сочувственные взгляды вроде «бедная девочка, отличный пример разваливающихся общественных и семейных ценностей».

— Я чувствовала себя хорошо, пока ты не спросила меня об этом, — проворчала я. Мэг с сочувствием посмотрела на меня (ну вот, уже началось!).

— Тебе нужно пройтись по магазинам с хорошей подругой и побаловать себя обновкой, это тебе поможет.

— Купить себе немного цианистого калия или лифчик для кормящих мам? — огрызнулась я, задыхаясь от жалости к самой себе.

Она стащила меня с дивана и подхватила мою сумку:

— Пойдем, я знаю, что тебе сейчас нужно.




Мэгги как ракета неслась по многолюдной улице. Она прошло мимо «Оазиса» и «Джигсоу», даже не взглянув в их сторону, и остановилась, только переведя меня под руку через порог большого магазина одежды.

— Куда мы идем, еще долго? — хныкала я, как капризный ребенок. Она шикнула на меня, чтобы я замолчала. Не успела я понять, что происходит, как она втолкнула меня в какой-то отдел. Я огляделась. Посреди зала стояло огромное искусственное дерево с большими светящимися глазами. Трехфутовый филин сидел на ветке и пел «Сверкай, моя звездочка». Я вспомнила книгу Энид Блайтон, где дети внезапно оказывались в загадочном фантастическом мире. Потом я опустила глаза и, увидев детские горшки, поняла, что нахожусь в отделе «Мать и дитя». Я обернулась, чтобы отругать Мэгги, но она уже скрылась за полкой с мягкими игрушками.

— Ух ты, Холли, посмотри, какие хорошенькие! — Она взяла плюшевую корову и поднесла к моему лицу, нажимая на что-то, из-за чего корова громко промычала «му-у-у». Смутившись, я оттолкнула ее руку и вдруг заметила премиленькую Поночку[1 - Персонаж мультсериала «Утиные истории».] и завизжала от восторга.

— Помнишь? — Я сжала уточку в руках. — В детстве у меня были все мультики про эту утиную семейку и даже школьная коробка для завтраков с портретом Поночки.

Мэгги улыбнулась мне и продолжила исследование игрушечных полок. Я пошла за ней, продолжая сжимать в руках игрушку. Мэг остановилась рядом с детской одеждой и взяла в руки крошечное платьице. Я никогда не видела ничего подобного. Оно было розовое с маленькими ромашками. Мэгги порылась в вещах и вытащила еще более милую вещицу — кремовый комбинезон с мягкими бархатными ушками на капюшоне. Мы хором так завизжали от восторга, что две молодые мамочки, стоящие рядом, посмотрели на нас и рассмеялись.

Мэгги заметила их и, указывая на меня, сказала:

— Для нее это все в новинку. Она узнала о том, что у нее будет ребенок, только несколько недель назад.

Я густо покраснела и попыталась незаметно толкнуть подругу ногой. К сожалению, вместо нее я лягнула маленького мальчика. Он подскочил от неожиданности и, подбежав к маме, обнял ее за ногу. К счастью, мать ничего не заметила и посмотрела на меня с улыбкой:

— Поздравляю! А я много месяцев не ходила в детские отделы после того, как узнала. Трудно было привыкнуть к этой новости.

Ее подруга улыбнулась и поддержала ее:

— А со мной было еще хуже, я проплакала четыре месяца подряд и паниковала до самых родов. — Наклонившись, она погладила непослушные волосы своего малыша, закутанного в сорок слоев пеленок, и гордо улыбнулась: — А теперь я не променяю его ни на кого на свете!

— Я тоже, — сказала первая женщина, обнимая своего уже рыдающего ребенка. — В любом случае, удачи вам. — И они направились дальше, счастливо улыбаясь, с коляской и напуганным мальчиком, а я провожала их взглядом.

— Мне надо на свежий воздух, — прошептала я и пошла к ближайшему выходу.

На улице я прислонилась к стене, тяжело дыша и стараясь успокоиться. Мэгги вышла следом за мной.

— Вот ты где, а я принесла тебе кое-что, — сказала она и протянула мне пакет. Внутри была та самая Поночка. — Пойдем, купим что-нибудь попить.




Мы сидели у окна и пили капуччино. Мимо проходили люди, нагруженные купленными в последнюю минуту подарками в красивых упаковках.

— Спасибо тебе, Мэгги, — сказала я после долгой паузы.

— За что?

— За то, что пытаешься помочь.

Она покачала головой:

— Мой план не совсем удался. Ты только еще больше напугалась и теперь, боюсь, станешь закоренелой детоненавистницей.

— Я пнула ребенка случайно, я метила в тебя! В любом случае, мне это на пользу. Я понимаю, что ты хочешь сделать, и ты кое в чем права. Проблема не только во мне и в наших отношениях с Томом, тут еще замешан ребенок. И все вовсе не ужасно. Просто я немного не так собиралась заводить детей, — вздохнула я, помешивая кофе и глядя на всплывающие и исчезающие пузырьки. — Но это ребенок, и мне нужно о многом подумать, потому что он будет уже навсегда. Мне нужно разобраться с самой собой, пока он не родился. Я воображаю себе всевозможные ужасные развязки, — призналась я с грустной улыбкой. — Например, что Том испугается и навсегда останется за границей. Или, еще хуже, подумает, что я специально подстроила это, чтобы загнать его в ловушку. Что, если он бросит меня одну? Я буду матерью-одиночкой. Ведь материнство — это столько забот, это как мозоль на заднице. Ни один мужчина и близко ко мне не подойдет. У меня больше никогда не будет секса!.. Но ты права. Я должна в конце концов признать то, что со мной происходит. — Я улыбнулась и посмотрела в окно на пару, катящую через дорогу коляску. — Я все надеялась, что это какая-то ошибка, что я случайно проглотила тыквенное семечко, пока готовила суп для Дня Всех Святых. Как будто это семечко застряло в кишечнике, пустило корни и заставило меня раздуваться во все стороны. И это вызвало такой химический дисбаланс, что даже обмануло тест на беременность. Я до последнего надеялась, что во время моего первого УЗИ медсестра скажет мне: «Мне очень жаль, дорогая, но, похоже, ты вовсе и не беременна. Просто внутри тебя растет тыква».

Мэгги поставила чашку с кофе и звонко рассмеялась:

— Холли, правду говорят, что у беременных разжижаются мозги. Думаю, нам надо купить тебе книгу. Заполни свою голову полезными фактами, а не этой овощной ахинеей.

Мы надели пальто и отправились в ближайший книжный магазин на углу.




Глава седьмая


В сочельник я проснулась с таким чувством, будто кто-то подкрался ко мне ночью и через ухо залил в голову цемент. Я просто не могла оторвать ее от подушки.

Я слишком поздно легла вчера спать. Элис, Мэг и Шелли зашли ко мне выпить по стаканчику перед Рождеством. Я приготовила себе глинтвейн, но образы недоразвитых детей замелькали перед глазами, и я отказалась от вина в пользу сока. Мы засиделись допоздна, разговаривая в основном о детях. Мы изучали удивительные факты, касающиеся беременности, из моей новой книги и брошюр из женской консультации.

Я была поражена, заметив, что подруги завидуют моему положению. Особенно Мэгги, которая даже разыскала линейку, чтобы точно представлять себе один дюйм (размер стопы ребенка на восьмой неделе, согласно доктору Мириам). Они размахивали ею перед моим носом и восклицали: «Боже, разве такое бывает?!» В воздухе слышалось тиканье их биологических часов. Шелли зачитывала вслух симптомы, которые проявляются в этот период беременности, и интересовалась, какие из них у меня уже есть.

— Вот это да! — воскликнула она, вычитывая очередной факт: — «У некоторых беременных женщин сильно обостряется обоняние. Предполагается, что эта способность восходит к временам наших предков, когда восприятие запахов играло ключевую роль в определении опасности или испорченной пищи, что помогало матерям защитить своих детей во время вынашивания».

— Да, это про меня, — заметила я, радуясь, что всем моим неприятным ощущениям нашлось разумное объяснение. — Теперь понятно, почему мне кажется, что руки все время пахнут луком.

Девочки сморщили носы, но мне понравилась идея, что у меня проявились инстинкты диких животных. Как единение с матерью-природой. Интересно, развилась ли у меня способность видеть в темноте или предсказывать погоду по расположению волосинок на руке.

После их ухода, лежа в постели с открытыми глазами, я ощутила гордость от своего необычного состояния. В конце концов, материнство — это основное женское предназначение. Символ женственности и признак того, что все механизмы работают исправно.

Мне удалось сползти с постели и, опираясь на тумбочку, подняться на ноги. Я доковыляла до своей искусственной рождественской елки и уселась на пол рядом с подарками, которые накануне принесли мои друзья. Было немного странно открывать их в одиночестве. Но, с другой стороны, я могла позволить себе не изображать притворную улыбку и как попало разрывать оберточную бумагу. Можно было даже скривить недовольную мину или громко сказать: «Фу, какая пошлость!» Хотя, может, следовало взять подарки с собой к маме и открыть там.

Мысль о маме напомнила мне о рождественском ужине. Цветная капуста, как ты мне нужна! У меня потекли слюнки. Но потом мне представилось нечто еще более желанное: фруктовый пудинг. Вот чего мне хотелось больше всего на свете! Даже слезы навернулись на глаза. Где, черт возьми, я достану фруктовый пудинг посреди зимы, да еще и в сочельник! Недалеко по улице находился небольшой индийский магазинчик, который никогда не закрывался на Рождество. Я схватила пальто и кошелек и пулей вылетела на улицу.

Увидев горящие в магазине огни, я устремилась вперед, как бегун на длинные дистанции бросается к финишной ленте.

Продавец вытянул шею из-за двери склада.

— Фруктовый пудинг?

Я безнадежно кивнула.

Он улыбнулся сам себе.

— Вы имеете в виду рождественский пудинг мисс Пайпер? Рядом с виноградом на верхней полке, — сказал он, указывая куда-то мне за спину.

— Нет, фруктовый пудинг. Может быть, посмотреть в холодильнике? — настаивала я.

Он снова улыбнулся и покачал головой:

— Сегодня Рождество, мисс Пайпер. Вам нужен рождественский пудинг, — настаивал он, стараясь направить меня к нужной полке.

Мне начало это надоедать. Я развернулась в противоположную сторону и направилась к холодильникам. Отодвинув французскую пиццу и замороженные овощи, я поняла, что у них не было даже яблочного пирога. Продавец, мистер Мистри, смотрел на меня с неподдельным интересом. Я прошла мимо него, схватив батон белого хлеба и фруктовую пастилу, положила все возле кассы и проворчала:

— Я это беру.

Не переставая улыбаться, мистер Мистри пробил чек. Выходя из магазина, я услышала, как он сказал:

— Англичанки так эксцентричны, в Дели я такой потехи никогда бы не увидел.

Я прямиком направилась домой, приготовила бутерброд с пастилой и только тогда заметила, что все еще в пижаме.




К тому времени, как я добралась до родителей, мой желудок урчал от голода. Мама открыла мне дверь и крепко обняла. Как всегда, она выглядела замечательно, а неброский макияж придавал ей несколько богемный вид. Я даже позавидовала ей. Вообще-то, предполагается, что это матери должны завидовать цветущей молодости своих дочерей. Но только не в нашем случае.

— Привет, малышка, с Рождеством тебя! — сказала она, впуская меня.

Наш кот Флойд обвился вокруг моей ноги, и я чуть не упала. Мама проводила меня в гостиную, а Флойд, поняв, что я не принесла для него ничего вкусненького, оставил меня и направился в кухню, на запах жареной индейки.

— Я заканчиваю с ужином, а ты пойди поздоровайся с папой и бабушкой, — сказала мама.

Папа сидел в кресле, с большим бокалом виски и сигарой. Я чмокнула его в щеку, стараясь не дышать, чтобы запах не ударил мне в нос и не вызвал тошноту.

Бабушка сгорбившись сидела у камина.

— Привет, бабуля, — я поцеловала ее в лоб.

Она кашлянула и принялась раскуривать сигару. Она пристрастилась к ним после смерти дедушки, объясняя, что запах сигар напоминает ей о «старом кроте». У бабушки был довольно скверный характер. Она часто бывала грубовата и любила критиковать всех и вся. По этой причине моя мама предпочитала жить одна, и я решила, что лучше повременить со своей оглушительной новостью, пока папа не отвезет бабулю к себе.

Я устроилась на полу перед камином и протянула руки к огню.

— На полу сидеть вредно, заработаешь геморрой, малышка, — произнесла бабушка. — А где твои тапочки? Нельзя же ходить по дому в этих тяжелых ботинках.

— Ей так удобно, Дорис, — сказал мама уже слегка напряженным тоном. Она протянула мне большой бокал вина: — Выпей со мной, дорогая, ты же знаешь, я не люблю делать это в одиночку.

Я не могла спорить с ней и сделала небольшой глоток, надеясь вылить остальное в раковину, пока она не видит.

— А ей уже можно спиртное? — спросила бабуля хмуро, потягивая шерри.

Никто не ответил.

Мама встала в дверях гостиной и спросила меня, хитро подмигивая:

— Ты не могла бы помочь накрыть на стол, дорогая?

Извинившись, я вышла из комнаты и побежала на кухню, хихикая, как школьница.

— Я решила спасти тебя от нее, пока она не начала размышлять о современных подростках, — сказала мама, передразнивая бабушкин западный акцент. Она протянула мне второй бокал вина и принялась поливать индейку. У меня закралось подозрение, что мама уже навеселе.

Ей казалось, что раз ее дети уже вышли из того возраста, когда веришь в Санта-Клауса, выпить вина во время приготовления рождественского ужина — одна из привилегий с трудом заработанного матриархата. Она попыталась украсить индейку венчиками капусты, но та выскользнула прямо на голову Флойду. Мама нагнулась над кухонным столом и смеялась, пока слезы не потекли у нее из глаз, ей пришлось вытереть их краешком полотенца.

Я взяла нож из ее рук и предложила помочь.

— Нет, нет, не надо, осталось совсем чуть-чуть. Как у нас дела в духовке? — Она наклонилась и тут же упала со стула. — Упс! — сказала она, поднимаясь. — Не знаю, что сегодня со мной такое. Она собрала ложкой остатки подливки и вылила на противень. От запаха, распространившегося по кухне, я почувствовала себя голодной как волк. Я в нетерпении стала жевать яблочную кожуру, пока мама устраивалась передо мной на стуле.

— Итак, какие новости? — спросила она, осушив и вновь наполняя свой бокал.

— Что за новости, то есть что именно тебя интересует? — спросила я, заикаясь.

— Просто обычный вопрос, который задает мать своей дочери, дорогая. Могу я поинтересоваться твоей напряженной жизнью? Мне кажется, ты выглядишь немного усталой, и я заметила, что ты закрыла кафе вчера вечером. А ты не любишь брать выходные, — добавила она, глядя мне прямо в глаза, от чего я порядком занервничала. — Это из-за Тома? Очень скучаешь по нему? — спросила она вкрадчиво.

Я покачала головой, хотя у меня на лбу, должно быть, было написано: «Отчаянно тоскую».

— Нет, это не из-за Тома. Ну, или не только из-за него. На самом деле мне нужно сказать тебе кое-что.

Она закивала головой.

— Ты можешь сказать мне все, что хочешь, дорогая, — сказала она, потом икнула и хихикнула.

— Может, лучше подождать до завтра?

— Нет, рассказывай сейчас, — настаивала она.

Внезапно кухонная дверь распахнулась и вошла бабушка.

Я откинулась на спинку стула, момент был упущен.

Бабуля была очень хрупкой и медлительной. Казалось, ей стоило больших трудов пройти через кухню и не упасть. Было тяжело удержаться, чтобы не взять ее под руку и не помочь. Но если бы и нашелся такой глупец, он вскоре очень пожалел бы об этом. Она была убеждена, что находится в прекрасной физической форме.

— Тебе не нужна помощь, Луиза? — спросила она у мамы.

— Нет, спасибо, все уже готово, — сказала мама и подвинула ей стул.

Бабуля прошла прямо мимо стула и принялась мыть посуду.

— Зачем, Дорис, не надо. У нас есть посудомоечная машина, — в голосе мамы зазвучали стальные нотки. Бабушка всегда выводила ее из себя. Особенно на кухне.

— Ну, ты же не хочешь понапрасну крутить счетчик. Кроме того, посуду надо мыть чисто, — настаивала она, опуская тарелку в жирную воду. — У тебя есть сода?

Мама уже собиралась удариться лбом о стол, как тут зазвенел таймер и спас ее от шишки.

— Это телефон? — спросила бабуля. — Сидите, девочки, я отвечу, — и она зашаркала прочь из кухни.

Мысль о цветной капусте заставила меня подскочить и броситься собирать тарелки с овощами на поднос.

Мы сидели за столом, пожирая глазами праздничную еду и вежливо ожидая, пока бабуля устроится на стуле. К моему огорчению и радости мамы, папа открыл еще одну бутылку вина.

Я нервно мяла салфетку, которую мама свернула в форме лилии. Я никогда не могла понять, зачем это нужно. Несколько минут я решала, куда положить салфетку. Если я положу ее на колени, она упадет на пол раз десять за время ужина. Я уже собиралась заткнуть ее за пояс, как вдруг вспомнила о своем животе и побоялась привлечь к нему внимание. Я подумала, будет ли невежливым вытереть ею нос. Бабуля заткнула салфетку за воротник и трясущейся рукой потянулась за ножом для разделки индейки.

— Можно мне?..

— НЕТ! — хором закричали папа с мамой, бросаясь с мест, чтобы отобрать у нее нож.

— Индейку разрежу я, — сказал папа.

Резать индейку и готовить барбекю — единственное, что папа умел делать на кухне. И покуситься на эту его привилегию было невозможно. Все послушно сели, и я начала накладывать себе свою вегетарианскую еду.

— Это что такое? — спросил отец.

— Цветная капуста, — ответила я, стараясь не капать слюной.

— Боже мой, а ты часом не беременна? — пошутил он, подмигивая маме.

Я застыла на месте, переводя взгляд с одного родителя на другого, разевая рот, как рыба, выброшенная на берег.

— Как ты, как ты смог…

Веселое выражение папиного лица сменилось кривой усмешкой.

Мама сделала такой глубокий выдох, что мне показалось — ее сейчас унесет, потом сказала:

— Боже мой, так вот о чем ты хотела мне рассказать на кухне. Она закрыла рот рукой. — От Тома? Ох, бедняжка!

В ее голосе было столько эмоций, что у меня сами собой потекли слезы.

Папа сказал «она не может быть беременна» таким тоном, будто он думал, что я еще девственница.

— Черт тебя побери! — закричала бабуля. — Ты же еще не окончила школу!

— Мне двадцать семь лет! — всхлипнула я, вытирая слезы салфеткой. Мама подошла и крепко обняла меня, пока папа с бабулей смотрели на нас в изумлении.

— Итак, кому положить кусочек? — спросила папа, пытаясь снять напряжение. Мама, всегда готовая поддержать шутку, разразилась истеричным хохотом и попросила налить ей еще вина.




За ужином все чувствовали себя скованно. Папа говорил меньше, чем обычно, бабуля, не отрываясь, смотрела на меня, брезгливо морща нос, а мама кусала губы, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Она пыталась вести себя сдержанно, но я видела, что она в любой момент готова сорваться с места и, подпрыгивая и хлопая в ладоши, кричать: «Ура, маленькой ребеночек! Сладкий комочек радости! Ура!»

Выяснилось, что на протяжении всей беременности маме хотелось цветной капусты. Однажды она даже заставила папу поехать в ресторан поздно вечером, перед самым закрытием, когда уборщицы уже мыли полы, и уговорить их продать немного капусты. Это совпадение и подвело меня. Кроме того, мама была уверена, что у меня родится девочка.

После ужина мы расположились вокруг елки и стали разворачивать подарки. Бабуля подарила мне ночную рубашку, какую, должно быть, носила Флоренс Найтингейл.

— Скоро будет тебе мала, — сказала она разочарованно.

Она рассматривала свои подарки, фыркая над лавандовой солью для ванны, носовыми платками и электрической грелкой для ног. Атмосфера была напряженной, и я чувствовала, что маме с папой не терпится засыпать меня вопросами, и они ждут не дождутся, когда уедет бабушка. Я делала вид, что увлечена игрой с Флойдом, стараясь не смотреть на маму.

Наконец папа встал и предложил подвезти бабушку до дома.

Как только они уехали, у нас с мамой состоялся женский разговор с глазу на глаз.

— Тебе удалось связаться с Томом? — спросила она, глядя на меня с сочувствием.

— Мама, я даже не знаю, в какой стране он сейчас находится.

— А что говорят его родители?

Я пожала плечами.

— Я у них не спрашивала.

— Ты думаешь, ему не обязательно знать? — спросила она осторожно.

— Я не могу сказать ему, ведь я даже не знаю, как он относится ко мне, не говоря уже о будущем ребенке. После отъезда он прислал мне только одну открытку, и эмоций в ней было столько же, как если бы он писал своему банкиру. — Я вытерла слезы. — Я не хочу, чтобы он чувствовал, что обязан поддерживать меня. Это может его рассердить.

— Но если б ты хотя бы представила ему факты, он имел бы возможность сам принять решение.

Я покачала головой.

— Я так не могу, мама. Я должна сама справиться с этим. Кроме того, у меня еще семь месяцев впереди. Успею рассказать. Он годами копил на это путешествие. Я не хочу все портить, когда он только уехал.

Мама взяла меня за руки.

— Это твое решение, дорогая. Я поддержу тебя во всем, в чем смогу.

Я поблагодарила ее за понимание, и тут наконец она не выдержала и дала волю эмоциям.

— Дорогая, маленький ребеночек — это так здорово! Ты будешь замечательной мамой. Не могу дождаться, когда это произойдет. — Она встала и отправилась на кухню за карандашом и бумагой. — Ну а теперь, — сказала она сосредоточено, — давай подумаем, что нам может понадобиться. Ударим папиной кредиткой по рождественским распродажам!

Тут я почувствовала, что большой камень упал с моих плеч, я немного расслабилась и полностью доверилась ей.




Когда я вернулась домой в тот вечер, на автоответчике было два сообщения. Одно от Элис.

«Счастливого тебе Рождества, Холли, — кричала она в трубку; я услышала звуки гимна на заднем плане. — Я вчера забыла тебе сказать, Оливер устраивает новогоднюю вечеринку у себя дома. Надеюсь, ты сможешь прийти. Я позвоню тебе завтра. Кстати, спасибо за скороварку, пока!»

Тут я вспомнила, что до сих пор не развернула собственные подарки. Я перенесла их на кровать и прослушала второе сообщение.

«Привет, дорогая, это Фиона, мама Тома. — Мои руки застыли в воздухе над коробкой. — Просто хотела поздравить тебя с Рождеством. Не думай, что мы забыли о тебе, пока Тома нет в городе. Мы с Маркусом устраиваем небольшой прием в Новый год и будем рады видеть тебя, если ты не занята. Можешь захватить с собой подругу, начало в двенадцать часов».

Черт! Черт! Черт! Что же мне делать? Я должна им когда-нибудь рассказать. Фиона часто заходит ко мне ресторан. Скоро станет очевидно, что у них будет внук. Хотя, стойка достаточно высокая, и, может быть, если я буду стоять за огромным тортом… нет, ничего не выйдет. А вдруг они заставят меня рассказать Тому? Или если Том сам позвонит им, а они не выдержат и все ему разболтают? Страшно было даже предположить такое.

Я прогнала прочь эти мысли и развернула подарки. Первый был от Эллис — толстая энциклопедия по беременности и уходу за детьми. Я открыла страницу наугад и прочитала:

«Многие молодые мамы отказываются от помощи близких из гордости или чтобы доказать собственную независимость. Вы должны научиться принимать предлагаемую помощь. Со временем энергии у вас будет оставаться все меньше и меньше, и вы будете рады любым добровольным помощникам. Бабушки и дедушки могут оказать большую помощь. Это поможет вам физически и психологически разделить с ними свой опыт. У вас не только появится больше свободного времени, но вы еще и дадите им прекрасную возможность установить крепкую связь с их внуком».

Я захлопнула книгу и приступила к подарку Мэгги. Внутри была корзинка с расслабляющими средствами: массажное масло, ароматические шарики для ванны, травяной напиток с добавками женьшеня, шоколад «Тоблерон» и «Маленькая книжка по релаксации».

Получасом позже я расслаблялась в ароматической ванне, со следами шоколада на лице, книжкой в одной руке и травяным напитком в другой. Так в мыльной воде я и уснула.




Глава восьмая


Был Новый год, и я сидела на стуле в кухне Оливера в окружении разноцветных воздушных шаров и чувствовала себя как на детском дне рождении. Я проклинала себя за то, что надела туфли на высоком каблуке и натерла ногу. Сегодня мне потребовалась куча времени, чтобы выбрать наряд, под которым не было бы видно моего живота. Он выглядел так, словно я слишком много съела за рождественским ужином. Мне пришлось надеть платье, которое я купила летом прошлого года специально для похорон моей двоюродной тетушки. До колена длиной и очень свободного кроя, оно напоминало мусорный бак. Я убрала волосы наверх и надела высокие каблуки, стараясь выглядеть стройнее, но все эти усилия не смогли вернуть мне уверенность в этот вечер.

Я крутила плечами, стараясь поправить лифчик, размышляя о том, что бюстгальтеры фирмы «Вондербра» не очень подходят для разбухшей груди беременной женщины. Однажды с восторгом обнаружив, что эти лифчики превосходно сидят на груди даже такого небольшого размера как мой (34В), я накупила их полдюжины и ни разу об этом не пожалела. Но сейчас моя грудь раздулась и болела. Я задумалась, не стоит ли мне купить что-то более практичное и рекомендуемое врачами, например лифчик из воздухопроницаемого брезента с лямками, напоминающими ремни безопасности. В любом случае, зачем расстраиваться, ведь все равно мои шансы вновь почувствовать себя сексуально привлекательной равны нулю?

Я тяжело вздохнула и сделала глоток колы. Большую часть вечера я провела, ерзая на стуле и рассматривая веселящихся, раскрасневшихся от алкоголя и флирта гостей, суетящихся вокруг.

Но хотя я была далеко не так беззаботна, как многие из выпивших гостей, я ощущала определенные преимущества трезвой головы и уверенной походки. Было в этом какое-то самодовольное удовлетворение — полностью контролировать себя, когда остальные уже не в состоянии. Своим видом я старалась показать, что мне не нужно напиваться, чтобы получать удовольствие от вечера. Я строила из себя загадочную женщину, которая выше всей этой банальности. Кого я пыталась обмануть!

Ко мне подбежала возбужденная Мэгги:

— Ну же, подруга, сейчас Новый год, улыбнись!

Я с завистью посмотрела на нее. Она выглядела превосходно. В этом узком платье ее фигура напоминала песочные часы. Каштановая грива ниспадала по спине, она была похожа на секс-богиню, если такая существовала. Она обняла меня за плечи, как это делают только пьяные друзья.

— Смотри, какой сексуальный, — прошептала она, указывая на мужчину, достающего пиво из холодильника. — Вообще-то он компьютерщик, но с такой задницей, как спелый персик, я готова проигнорировать этот недостаток.

— Я думала, ты сейчас с Ноем?

Она со скучающим видом закатила глаза:

— Это было увлечение на одну ночь. Думаю, я готова к новому повороту событий.

— Я все слышала, вертихвостка ты этакая, — к нам приближалась Элис. Она подошла к столу и приготовила себе коктейль. — Вообще-то, когда я помогала Оливеру сегодня украшать дом, я перекинулась парой слов с Ноем. — Она подняла бровь, ожидая, что кто-нибудь спросит ее, о чем они разговаривали. Мэгги зевнула, не отрывая глаз от компьютерщика. Элис не выдержала и продолжила: — Ты ему очень нравишься. Он сказал, что если бы не боялся тебя, то пригласил бы на ужин, хотя ему кажется, что ты не интересуешься ужинами.

— Он совершенно прав, — сказала Мэгги, но, видя неодобрительное выражение моего лица, добавила: — Не понимаю, что плохого в том, что я хочу быть одна. Я еще молода. Мне слишком нравится мой теперешний образ жизни, чтобы взваливать на себя ношу серьезных отношений. Мне не нужен мужчина на всю жизнь. Не хочу всей этой дурацкой семейной жизни и фигни с детьми. Без обид, Хол, — добавила она быстро. — Честно говоря, я хотела бы уметь мечтать о всех этих вещах, но боюсь, что это не для меня.

— Но, по крайней мере, ты можешь быть честной с Ноем, — сказала я, все еще думая о ее реплике про детей. Как она посмела!

Мэг ухмыльнулась:

— Послушайте, мужчины веками ужасно обращались с женщинами. Они гуляли направо и налево, оправдывая себя инстинктами и бредом об охотниках-добытчиках. Не понимаю, почему я не могу взять реванш от лица всех униженных женщин. Что поделать, если я дитя сексуальной революции, женщина нового тысячелетия?

— Судя по разговорам, ты никакая не женщина нового тысячелетия, ты — мужчина далеко за пятьдесят. В тебе нет ничего современного; много лет до тебя женщины рассуждали точно так же. Не понимаю, как под маской постмодернистских убеждений можно обращаться с людьми как с дерьмом. Слабое оправдание примитивной шлюхи. И пол тут ни при чем. Ты кончишь так же, как и твоя мать, пытаясь доказать собственную привлекательность, гуляя со всеми мужиками подряд, так по-настоящему и не узнав ни одного из них. — Едва начав свою речь, я засомневалась, что поступаю правильно, но уже не могла остановиться: слова, как костяшки домино, сами ложились одно на другое.

Пока я говорила, Элис и Мэгги, разинув рты, смотрели на меня — как подростки, впервые увидевшие стриптиз. Потом Мэг выбрала худший вариант — она ничего не ответила. Лишь посмотрела на меня несколько секунд — но мне хватило, чтобы увидеть ее боль, — потом взяла свой бокал и ушла.

Элис озвучила мои мысли:

— Черт побери, ты действительно сказала это!




После получаса безуспешных попыток найти Мэг я пришла к выводу, что она уехала домой. После моей вербальной атаки никто не видел ее.

Я прорывалась сквозь шумную толпу пьяных женщин, играющих в какую-то игру. Две из них стояли, а одна сидела, все выкрикивали что-то бессвязное и ударяли стаканами по столу. Было невозможно не заметить их соблазнительные формы и возбужденные лица. Я ощутила себя старой девой: самая трезвая и консервативно одетая. Но даже если, на мой трезвый взгляд, они выглядели шумными и глупыми, все равно этим вечером я бы хотела быть как они: девчонки, плюющие на окружающий мир и на всю эту чушь «мне-иужен-мужчина-чтобы-чувствовать-себя-по-настоящему-состоявшейся». Я увидела, как Элис машет мне рукой из другой комнаты, и поспешила к ней.

— Никаких следов Мэгги, — сказала я, — а у тебя?

— Ничего. Скорее всего, она взяла такси и поехала домой. Я пыталась дозвониться до нее, но она не снимает трубку. — Она посмотрела на часы: — До Нового года осталось десять минут, и Оливер тоже куда-то пропал.

К нам подошел Ной с бутылкой пива в руках, он выглядел несчастным.

— Кто-нибудь видел Мэгги?

Мы с Элис закатили глаза.

— У нас тут бюро пропавших друзей, — буркнула я. — Ты видел Оливера?

— Уже давно не видел, — ответил Ной, подумав. — Пойдемте, поищем на улице, может, они отправились подышать свежим воздухом.

Мы протиснулись сквозь толпу и вышли на улицу. Какая-то парочка сидела под фонарем и целовалась, но при ближайшем рассмотрении они оказались незнакомыми нам. Мы оглядели улицу во всех направлениях, но безрезультатно. С приближением полуночи вечеринка становилась все более шумной. Казалось, что в тот момент, когда часы бьют двенадцать, человеку необходимо смотреть в глаза своему любимому или, будучи одиноким, находится в окружении таких же одиноких друзей. Есть что-то трагичное в том, чтобы встречать Новый год в одиночестве перед телевизором, или сидя в туалете, или стоя на пустынной улице и слушая удары «Биг-Бена». Мне стало тяжело оттого, что я встречаю полночь вот так: беременная и одинокая, только что разругавшаяся со своей лучшей подругой. Мне необходимо было помириться с ней до того, как закончится этот год. Слишком хотелось быть счастливой в этот момент. Я знала, что Элис тоже хотела бы оказаться в объятиях Оливера в ближайшие три минуты. И было очевидно, что у Ноя такие же романтичные мечты по поводу Мэгги. Отчаяние повисло над нами в эти последние мгновения года.

— Черт, — сказал Ной, пнув ногой переднее колесо разваливающейся машины Шелли. — Я так хотел быть с ней.

Мы с Элис подошли, чтобы поддержать его в эту минуту полного понимания.

Внезапно раздался скрежет. Мы оглянулись и увидели, как машина Шелли скатывается вниз с холма.

— Боже мой, — вскрикнул Ной, устремляясь вслед. Я в ужасе смотрела, как она приближается к новенькой «альфе ромео» Оливера.

— Десять… девять… восемь… семь… — начали отсчет сотни людей в соседних домах и пабах, и две машины столкнулись. Одновременно с последней цифрой отсчета машина Шелли врезалась в передний бампер машины Оливера, сработали подушки безопасности, протестующее завыла сигнализация.

Мы побежали вниз по улице к двум столкнувшимся автомобилям.

— Черт, — сказала Элис, закрывая рот руками при виде вмятины на машине Оливера. — Бедняжка, он так любит свою машину!

— Ля-ля-ля-бум-бум, ля-ля-ля-бум-бум, — пела цепочка пьяных людей, играющих в ручеек, вытекая из двери дома Оливера в парк. — Эй, посмотрите туда! — крикнул человек в истоке ручейка и повернул всю цепочку в нашу сторону.

В этот момент задняя дверца машины Оливера распахнулась и оттуда вывалилась та самая рыжеволосая хохотушка, которая флиртовала с Оливером на его последней вечеринке. Но сейчас она не хохотала, и красными были не только ее волосы. Она одернула свое мини-платье и пробормотала дрожащим голосом:

— Вызовите, пожалуйста, «скорую помощь».

— Что, черт возьми, происходит? — закричала Элис, проталкиваясь к открытой двери.

Я последовала за ней. На заднем сиденье, со спущенными штанами, руками прикрывая пах, сидел Оливер. Он стонал от боли, и струйка крови стекала по его лбу.




Глава девятая


Первый день нового года начался ужасно и будто катился вместе со мной в машине под горку. Я ехала к Фионе и Маркусу Деланчи на новогодний прием. Я хотела даже извиниться и остаться дома, но все еще оставался ничтожный шанс, что Элис приедет, а я не могла оставить ее там одну.

Накануне вечером, до того как все случилось, я уговорила Элис пойти со мной на вечеринку к Деланчи. Элис была настолько безотказной и обязательной, что было совершенно невозможно представить, что она не выполнит обещания, хотя бы без предварительного звонка. После того как на нее обрушился жестокий удар измены Оливера, она удивила нас всех.

Перед машиной Оливера собралась целая толпа. Ручеек распался — атмосфера была мрачновата для пьяных игр. Все взгляды устремились на Элис. Больше всего на свете мне хотелось увести ее оттуда, от этой ужасной картины, но ей нужно было сделать свой ход, проучить его, наказать.

Элис открыла рот, и все замерли в ожидании.

— Как ты? — спросила она совершенно искренне.

Как ты?!! Она выжила из ума? Я хочу сказать, что Элис всегда была очень заботлива, но сейчас это было больше, чем забота, это был чистый мазохизм!

Оливер попытался покачать головой в ответ, но не смог.

— Думаю, лучше вызвать «скорую помощь», — сказала она и пошла в дом.

Я бежала следом за ней, умоляя остановиться и поговорить со мной, но она шла вперед как робот и шептала: «Мне надо в туалет». Она нырнула в гостевой туалет на первом этаже и закрыла за собой дверь.

Спустя десять минут, расхаживая туда-сюда под дверью и требуя впустить меня, я начала серьезно беспокоиться. Я увидела, как подъехала «скорая» и в нее погрузили Оливера, укрытого розовым одеялом и с огромным каркасом вокруг шеи. Рыжая залезла вслед за ним, держа его за руку.

— Элис, открой, я волнуюсь за тебя.

За дверью по-прежнему было тихо.

Ко мне подошел Саймон. Он порылся в карманах брюк и вытащил пятидесятипенсовую монету, сказав:

— Сейчас я вытащу ее оттуда с помощью этого. Это замок с секретом. Его можно открыть снаружи.

Он просунул монету в щель дверной ручки и повернул. Дверь без усилий открылась. Никакой нужды долбить или вызывать на помощь местную пожарную команду.

Мы заглянули в туалет, но там никого не было. Я зашла внутрь и заглянула за дверь, но Элис не стояла там, прижимаясь к стене; только унитаз, раковина и открытое окно. И настежь распахнутое окно. Элис сбежала.




Мы с Саймоном обшарили все улицы в поисках Элис и Мэгги, проверили все возможные места, потом Саймон решил, что мне нужно отдохнуть, и отвез меня домой.

Мы даже ходили к Мэгги домой, но никто не открыл дверь; мы проехали мимо дома Элис, но тоже не обнаружили никаких признаков жизни.

Проблема была в том, что Элис жила со своей старой мамой. Ее отец умер несколько лет назад, а так как Элис была единственным не уехавшим за границу ребенком, она считала, что должна поселиться с мамой и ухаживать за ней. Хотя у меня было тайное подозрение, что мама Элис могла сама позаботится о себе, несмотря на все ее усилия убедить Элис в обратном. Она была женщиной пуританских нравов и ошибочно считала дочь непьющей богопослушной девственницей, которая любит часто ночевать у меня. Любой шок мог ее прикончить. К счастью, я ей нравилась. Она одобряла мое вегетарианское кафе, которое отождествляла с трезвыми моральными устоями. Но с Мэгги Элис дружить не могла, поскольку та совершила ошибку, надев ажурные чулки и спев «Как девственница» на их крыльце, когда ей было лет тринадцать.

Из-за всего этого мы не могли позвонить Элис в дверь. В полицию обратиться мы тоже не могли, так как если бы они отнеслись к делу серьезно, то первым делом бы поехали к ней домой. В итоге я провела остаток ночи, сидя дома и под корень сгрызая ногти.




Со вчерашнего дня от Элис и Мэг не было никаких слухов. У меня не было ни малейшего представления, куда подевались две мои лучшие подруги. К тому же я не знала, где мой любимый мужчина. Я будто отталкивала от себя людей. Может быть, они жили все вместе в какой-нибудь квартире, пили шампанское и посмеивались над тем, как ловко провели эту «беременную зануду».

Я въехала на дорожку, ведущую к дому Деланчи, отчаянно борясь с желанием развернуться, поехать к маме и упасть в ее нежные объятия. Я припарковалась рядом с «жуком» Саймона, бормоча под нос мантру «будь сильной».

Я выбралась из машины, благодаря бога за то, что на улице холодно и можно надеть безразмерный свитер и брюки (прекрасная маскировка) и не вызвать своим видом ни малейших подозрений. Я постучалась в дверь.

Мне нравилось бывать здесь. Это был огромный фермерский дом семнадцатого века, выходящий на лес и речку. Деланчи были из тех богачей, которые не доказывают свое благосостояние необычным дизайном фасада или роскошными автомобилями, припаркованными перед домом. Вы можете предположить, что в доме Маркуса, дизайнера по интерьерам, было что-то невообразимое, — вот и нет, Деланчи жили в свинарнике. Жуткий беспорядок царил во всех комнатах, как будто по дому прошлась банда грабителей и хозяева решили ничего не трогать до приезда полиции. Они не были грязнулями — просто не любили наводить порядок.

Дверь открыла Фиона и расцеловала меня в обе щеки на европейский манер; такая привычка всегда казалась мне несколько претенциозной.

— С Новым годом, дорогая! Как хорошо, что ты пришла. Ты одна? — спросила она и посмотрела на улицу.

— Вообще-то я собиралась приехать с Элис, но она немного задержалась. Надеюсь, она скоро подойдет.

Она потрепала меня по щеке и сказала:

— Ты выглядишь хорошо, только глаза у тебя усталые. Надеюсь, ты не работаешь до изнеможения, как мой Маркус. Вот чем плохо быть самой себе начальницей: некому отправить тебя домой, когда рабочий день закончился.

Она провела меня в дом, не переставая разговаривать по дороге.

— Том, наверное, очень скучает по тебе.

Я неопределенно хмыкнула в ответ:

— Не думаю, у него столько новых впечатлений, вряд ли остается время вспоминать меня…

Фиона остановилась и взяла меня за руку:

— Дорогая, ну конечно же он скучает по тебе. Он ведь даже собирался отменить свой отъезд ради тебя. Он звонил тебе в Рождество? — Я отрицательно покачала головой, тронутая этим откровением. Она продолжала с укором: — Как ему не стыдно. Он звонил нам утром и спросил, встречались ли мы с тобой, а потом сказал, что сразу же позвонит тебе. И взял с меня обещание, что мы пригласим тебя к нам, как будто мы сами бы до этого не додумались. Мы всегда тебе рады. Мой сын влюблен, это ясно как день. Он никогда еще не был таким.

У моего сердца выросли ангельские крылышки, и оно затрепетало в груди. Я не могла в это поверить. Может быть, я зря беспокоилась. Я не знала, что и делать: то ли смеяться и плясать по комнате, то ли плакать об упущенной возможности быть вместе и о страхе, что неожиданный ребенок охладит его чувства.

— Холли! — крикнул Саймон, бросаясь вниз по лестнице навстречу мне. — Спасибо, что пришла!

— Ну, молодежь, оставляю вас наедине, напитки и закуски в гостиной, — сказала Фиона, направляясь на кухню.

— Ты ей что-нибудь сказала? — поинтересовался Саймон.

— Ни слова, а ты?

Он нахмурился и помотал головой.

— Что же мы будем делать?

— Сейчас пока ничего. Будем ждать Элис. Мэгги меня не так беспокоит; она часто пропадает и через пару дней объявляется. У нее огромное количество друзей, у которых она может переночевать. Мне просто не нравится, что она так долго злится на меня.

— Они скоро появятся. Не переживай сильно. Это вредно вам обоим, — сказал Саймон, посмотрев на мой живот. — Пойдем к народу.

Мы прошли в гостиную, где большинство гостей уже разбились на группы и болтали. Я сразу же заметила Маркуса. Вокруг него собралась целая толпа восхищенных слушателей, а он рассказывал что-то захватывающее про свою последнюю работу. Он увидел, как я вошла в комнату, и поспешил ко мне, извинившись перед своими слушателями, в основном женского пола.

— Холли, малышка, дай я тебя обниму, — и он прижал меня к груди. Я постаралась отстранить от него нижнюю часть тела, чтобы он не почувствовал изменений, произошедших с моим животом. — Как дела в «Филине и кошечке»? Ты собираешься расширяться? Нужно начать открывать филиалы, как «Макдоналдс», если ты хочешь монополизировать эту область.

Я скромно улыбнулась:

— Пока мне достаточно хлопот и с одним кафе. В последнее время я так занята, что с трудом справляюсь. Если после Рождества народу не поубавится, то придется нанять еще одного повара.

— Отличная идея, — поздравил он меня. — Фиона тоже упрашивает меня взять помощника. Но трудно доверить кому-нибудь свое детище, не так ли?

— В этом смысле мне повезло, что у меня есть Мэгги, — согласилась я. — Я бы без нее пропала.

— Ну, в этом я не уверен, ты прирожденная бизнес-леди. Надо быть к себе снисходительней. Кроме того, с твоим рецептом шоколадного пирога ты никогда не останешься без посетителей.

Его слова вогнали меня в краску. Маркус взял меня за руку и повел по комнате.

— Хочу тебя кое с кем познакомить, — сказал он, показывая на какую-то женщину. У нее были короткие светлые волосы, и она стояла совсем одна, глядя в окно на сад. Он тронул ее за плечо. — Тамсин, хочу познакомить тебя с Холли Пайпер, я тебе о ней рассказывал.

Она обернулась и посмотрела на меня, улыбаясь открытой улыбкой.

— Холли, это моя младшая сестра Тамсин. Она приехала из Эдинбурга на несколько месяцев. А эти красавцы, — сказал он, указывая на двух спящих младенцев, — ее близнецы, два моих племянника Каллум и Сэмюел.

БЛИЗНЕЦЫ! — вскричал мой шокированный мозг, вспомнив слова доктора. БЛИЗНЕЦЫ! — подхватил мой живот. Ну уж нет, у тебя не получится напугать меня второй раз!

— Близнецы, — сказала я с дрожью в голосе. — Боже, какие хорошенькие!

Один из младенцев чмокнул губами, лениво открыл один глаз и посмотрел на меня. Он булькнул, тихонько хныкнул, потом жалобно заплакал, а вскоре закричал так, что у меня кровь застыла в жилах. Нечто похожее я слышала только в кино. Неудивительно, что криком малыш разбудил брата, и вот они уже орали хором, как юные фанаты на рок-концерте. Тамсин начала тихонько качать коляску, успокаивая их шепотом со своим нежным шотландским акцентом, но я сомневалась, что они могли расслышать свою маму через собственный оглушительный рев. И разглядеть ее они тоже не могли так как их глаза превратились в щелочки.

Тамсин посмотрела на меня в смущении:

— Прошу прощения, что так вышло. Обычно они ведут себя хорошо. Они только что поели, так что, скорее всего, просто описались. Поможешь мне? — Она вытащила одного орущего ребенка и протянула мне, чтобы в это время перепеленать второго.

— Ой, я не знаю, не уверена, что знаю как. Я никогда не держала маленьких детей… — Мне это напомнило среднюю школу, когда мне впервые предложили сигарету на дискотеке. Я нервно оглянулась по сторонам; Маркус ушел с какой-то пожилой женщиной, все остальные были увлечены разговором. — Ну хорошо, — согласилась я и с крайней осторожностью, будто бомбу, при помощи инструкций Тамсин приняла ребенка на руки.

Я держала его прямо, голова малыша лежала на моем плече. На самом деле все вышло не так уж страшно. Крошка Каллум — или Сэмюел, сложно разобраться — перестал плакать, перевел дыхание и криво улыбнулся. Ребенок в руках Тамсин тоже перестал плакать и уже почти спал. Он приоткрыл губы и так громко срыгнул, что некоторые гости обернулись и посмотрели на меня с отвращением.

— Ну вот, теперь все в порядке, — удовлетворенно сказала Тамсин. — Спасибо огромное, ты прирожденная мать, — поблагодарила она, указывая на своего засыпающего сына. Его голова лежала на моей груди, глазки были полузакрыты. — Мне бы не помешала вторая пара рук. Я и не представляла, что это такое — близнецы. — Она улыбнулась сама себе. — Забавно, когда я узнала, что у меня будет двойня, я даже обрадовалась. Я всегда хотела двоих и ужасно боялась родов. Я подумала, что родить сразу двоих — прекрасный выход. Одни роды — двое детей. Вот только кесарева сечения я никак не ожидала. Теперь я с трудом поднимаю одного ребенка, не то что двоих. Всю первую неделю после выписки из роддома я еле ходила.

«Не слушай ее, просто закройся от этого, ляля-ля-ля», — я пыталась отключиться от тяжких мыслей.

— К сожалению, теперь я совсем одна. Мой бывший парень Оскар, их отец, не смог вынести мысли об отцовстве и сбежал. Бросил меня на пятом месяце. Хотя, — добавила она, — кому он нужен? Не нам. У нас и так все будет хорошо, правда? — Она выглядела так, будто пыталась убедить сама себя.

Каллум (или Сэмюел) вздрогнул, издал утробный звук и срыгнул мне на грудь.

— О, прости, пожалуйста. Возьми салфетку, — сказала Тамсин, роясь в сумке.

— Все в порядке, правда, — сказала я сквозь зубы, чувствуя, как теплая струйка стекает между моих грудей к животу.

— Их никогда прежде не тошнило, — сказала она, все еще продолжая искать салфетку. — Вот еще одно преимущество кормления грудью: это так натурально, что у детишек редко бывают неприятности с животом. — Здорово! В то время как вонючая жидкость стекает по моему телу, она рассказывает мне о том, что это ее молоко. Ух!

— Не переживай, я пойду в ванную и умоюсь там, в любом случае мне надо в туалет, — прошептала я, протягивая ей уже уснувшего ребенка. — Приятно было познакомится, Тамсин, — добавила я, мысленно подразумевая «с меня хватит, болтовне конец». И поспешила привести себя в порядок.




Выйдя из ванной, я подумала — не будет ли слишком невежливо уйти домой? Всем так весело, что вряд ли кто-нибудь обратит внимание на мой уход, да и Элис, скорее всего, уже не появится. Спускаясь по лестнице, я увидела кузена Тома, Эндрю, сидевшего на лестничной площадке и наблюдавшего за гостями, веселящимися внизу.

— Энди, — окликнула его я, радуясь встрече со знакомым, которому, похоже, тоже было не слишком весело. Он подпрыгнул от неожиданности и спрятал за спиной самокрутку.

— Слава богу, это ты, а не кто-нибудь из взрослых, — выдохнул он с облегчением. — Хочешь? — он предложил мне затянуться.

— По правде говоря, я мечтаю о затяжке, но лучше не буду, — ответила я, усаживаясь и просовывая ноги между перекладинами перил. Про себя я улыбнулась мысли, что он не считает меня «кем-нибудь из взрослых».

Энди было всего лишь пятнадцать лет; в прошлый раз, когда мы виделись, ему было тринадцать. Он сильно изменился. В последнюю встречу, на похоронах бабушки Тома, он еще выглядел совсем мальчиком, ниже меня ростом, одетый заботливой мамой в практичные шерстяные вещи. Сейчас он, сутулясь, смотрел на меня сверху вниз. У него ломался голос и с обычных низких тонов вдруг срывался на фальцет, после чего Энди начинал притворно прочищать горло. Тогда, на поминках, он был очень веселым (смерть бабушки не была неожиданной, и поминки больше напоминали вечеринку, чем грустное прощание). Они резвились с Томом в саду, загадывали друг другу загадки, обсуждали компьютерные игры и новые серии конструкторов «Лего». Сейчас же простой разговор со мной вгонял его в краску.

— Как Том? — спросил он. — Не видел его с похорон бабушки Дейзи. Он сейчас в своей кругосветке? — Он затянулся, задержал дыхание и медленно выпустил дым. Беременной женщине точно не следовало бы вдыхать это. Хотя, если бы я была учительницей, мне пришлось бы вдыхать табачный дым во время перемен в учительской. Да ладно, сказала я себе с несвойственным легкомыслием. Это даже и не табачный дым. Я только один раз в жизни пробовала косяк, когда мне было столько же лет, сколько ему. Но это странное чувство, когда голова становится поролоновой, я не спутаю ни с каким другим. Побоявшись, что мой ребенок может надышаться дымом, я виновато отодвинулась.

— Том уехал в ноябре. Уверена, что он прекрасно проводит время. И если ты спросишь меня, скучаю ли я по нему, я ударю тебя по голове, мне до смерти надоели эти вопросы.

Энди в очередной раз глубоко затянулся.

— Да, это круто, я сделаю то же самое, когда вырасту. Счастливый он парень, этот Том! У него есть все: упакованная семья, клевая квартира и готовое дело, в которое он может вписаться, как только захочет. Спорю, что дядя Маркус скоро отвалит на покой и передаст дела Тому, и все у него будет в шоколаде. У него есть даже сексуальная подружка! — Он взглянул на меня, но тут же залился краской, смутившись от собственных слов. — Еще только спортивная машина, и у него будет все, о чем мечтает любой парень. Спорю, ты будешь ждать его, как Элиза, — заметил он со знанием дела.

Я понятия не имела, кто такая Элиза, но звучало здорово, и я пробормотала: «Возможно». Мое сердце переполнилось гордостью за Тома и за то, что меня считал сексуальной пятнадцатилетний подросток. Мне казалось, что для парней его возраста девушки, которым за двадцать пять, представляются глубокими старухами.

Я улыбнулась ему, немного флиртуя. Он кивнул в подтверждение своих слов и добавил:

— Ну да, тебе достался супер-парень. Послушай, обещай, что посидишь здесь, пока я сбегаю отлить, и присмотришь за этим, — сказал он, протягивая мне косяк. — Можешь докурить, если хочешь, — добавил он, подмигнув, и убежал в туалет. Я осторожно взяла сигарету и постаралась держать ее так, чтобы дым не попадал на меня.

— Холли, что ты, черт возьми, делаешь! — крикнул Саймон, появившись возле лестницы. Он выхватил окурок из моей руки и бросил в окно. — Иногда ты меня просто поражаешь!

— Это не моя, — ответила я, оглядываясь в поисках Энди. Но его не было видно. Саймон смотрел на меня серьезно, не слушая моих оправданий.

— Я везде тебя ищу. Элис объявилась. Она в саду.




Глава десятая


На нее было жалко смотреть. У Элис всегда была светлая кожа, но сейчас она казалась мертвенно-бледной. Она сидела сгорбившись на скамейке в саду, ее светлые волосы свисали на лицо. На плечи была накинута куртка Саймона, так как на ней было все то же короткое синее платье, в котором она была на вчерашней вечеринке. Косметика растеклась по лицу. Черные ручейки засохшей туши перемешались с розовыми следами от помады, размазанной по щекам. Она выглядела как одна из жертв жуткой катастрофы, которых показывают по телевизору, — выживших, в то время как все близкие погибли на их глазах. У меня защемило сердце.

— Бедная, — я обняла ее за плечи. — Я так беспокоилась за тебя, что с тобой было?

— Прости, — всхлипнула она, уткнувшись в носовой платок Саймона, — прости, что я так убежала. Тебе вредно волноваться, особенно из-за меня. Просто я не могла это вынести. Не могла вынести взгляды всех этих людей, смотрящих на меня с жалостью. Это было ужасно. — Она заплакала сильнее. — Я уверена, все знали, что Оливер изменяет мне с ней. Все знали, но боялись сказать. Он выставил меня полной идиоткой.

— Нет, Элис, это не так, — вмешалась я.

— Это так.

— Нет!

— Да, да, Холли, и все смеялись надо мной. Они думали, что я наивная идиотка. Я ведь подозревала, что он встречается с другими, но просто не хотела признаваться себе в этом. Мэгги все время меня предупреждала, но я думала, что она просто завидует. Можешь в это поверить? Она завидует мне, как будто… — Она так разрыдалась, что мне показалось — она сейчас задохнется. Она посмотрела на меня виноватыми глазами и прошептала: — Я вышла бы за него замуж, если бы он предложил мне. Может быть, даже после всего, что произошло. Я так сильно люблю его. Я идиотка?

Я обняла ее и поцеловала в макушку:

— Ты не идиотка. Ты самая замечательная из всех, кого я знаю. Это Оливер идиот. И однажды он поймет это и будет страдать еще больше, чем ты сейчас. И если он сам себя не придушит, мы с Мэгги с удовольствием сделаем это за него.

Она хрюкнула, но я не поняла, был это смешок или всхлип.

— Я ездила в больницу, — прошептала она, уткнувшись мне в грудь. — Она была там с ним, держала его за руку. И он так смотрел на нее… он никогда не смотрел так на меня. Я так ревновала, что была готова убить ее. Они занимались сексом на заднем сиденье машины, когда автомобиль Шелли врезался в бампер. Теперь он должен носить гипс на шее. При ударе голова откинулась назад, и теперь у него вывих.

— А откуда у него была кровь на лбу? — спросила я, сомневаясь, стоит ли мне вообще задавать вопросы.

— Это ерунда. Это Рейчел — так ее, кстати, зовут, — она сидела у него на коленях, лицом к нему. Во время столкновения она укусила его.

— Она укусила его? — переспросила я, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но смешок вырвался сам собой.

У Элис опять затряслись плечи.

— Элис, не плачь, пожалуйста, я не смеюсь над тобой, правда.

Она выпрямилась, вытирая глаза мокрым платком.

— Я не плачу. — Ее плечи затряслись от смеха. — Смешно, правда? Быть укушенным в лоб. У него большая повязка на голове. — Она еле сдерживала смех.

— Хорошо еще, что они не занимались оральным сексом, — сказала я, и мы взорвались со смеху.

К нам подошел Маркус, неся в руках поднос. Элис испуганно посмотрела на меня и шепотом спросила, как ей объяснить свои слезы. Я отрицательно покачала головой в знак того, что предпринимать что-либо уже поздно.

— Привет, девчонки, простите за беспокойство. Саймон сказал мне, что случилось, и я подумал, что вам понадобится это. — Он поставил к ногам Элис поднос, на котором дымились две кружки кофе, а еще была бутылка бренди и два больших куска шоколадного торта. — Когда у Фионы кризис, это единственное, что ей надо, — объяснил он. — Я вас оставлю. Если захотите, можете присоединиться к нам, у нас весело. — Он подмигнул нам и пошел обратно в дом.

— Ого! — поразилась Элис.

— Он замечательный, — подтвердила я, когда Маркус скрылся. — Надеюсь, когда Том остепенится, он будет похожим на своего отца.

— Я была так ослеплена Оливером, что уже перестала понимать, что такое по-настоящему хороший парень, — вздохнула Элис. Она налила бренди в стаканы, протянула один мне.

— Спасибо, я пас, — сказала я, указывая на свой живот.

— Ой, прости, забыла. Я и твой выпью. — Она опустошила оба стакана и облизнула губы, вздрогнув всем телом. — Ух ты, крепкая штука. — Потом откусила кусок шоколадного торта. — Ты так и не видела Мэгги со вчерашнего вечера?

— Я искала ее везде. Мне так стыдно перед ней. Я нервничаю из-за своего положения и вывалила все на нее. Я ходила к ней домой, но никто не открыл. Уверена, она была дома, просто не захотела меня видеть.

— Давай зайдем к ней вместе! Я могу позвонить в дверь, а ты спрячешься за углом. Мы ей все объясним.

Я съела оставшийся кусок торта. Если кто и смог бы переубедить Мэг, так это Элис.




Как и прошлой ночью, когда мы приходили к дому Мэгги вместе с Саймоном, занавески на ее окнах были плотно закрыты. Я оставила машину за углом. Мы подошли к дому, я спряталась рядом с входной дверью. Элис позвонила, и мы стали ждать. Внутри не было слышно ни звука. Она снова нажала на кнопку звонка и отошла назад, чтобы посмотреть, не шевелится ли занавеска на окне. Потом проговорила, почти не открывая рта, как чревовещатель:

— Мне кажется, я заметила, как она выглянула в окно.

Раздались приглушенные звуки шагов. Дверь приоткрылась, и Мэгги просунула голову в щель. Увидев Элис, она открыла дверь шире.

— Элис, Шелли рассказала мне, что случилось. Не могу в это поверить, входи. — Она втолкнула Элис внутрь и оглядела улицу за ее спиной. Прежде чем она заметила меня, я подлетела к двери, распахнула ее и бросилась внутрь. Мэгги от неожиданности отскочила назад, а я захлопнула дверь прежде, чем она успела выставить меня вон. Это было похоже на налет спецподразделения, выполненный молниеносно.

— Господи, Холли, ты меня до смерти напугала! — закричала Мэгги, отдышавшись. — Почему ты не можешь зайти спокойно, как нормальные люди?

— Но ты бы не впустила меня! Ты игнорируешь меня со вчерашнего дня. Мы с Саймоном раз десять заходили к тебе, но ты не открывала. И к телефону не подходила.

Она смотрела на меня и улыбалась все время, пока я говорила.

— Думаю, вам лучше присесть и выпить чего-нибудь. Тебе надо прекратить так переживать из-за всего. Это вредно. — И она провела нас в гостиную.




Я пила чай маленькими глотками и шмыгала носом.

— Я так волновалась! Думала, ты никогда не простишь меня за мои слова. Думала, ты решишь, что наконец разгадала мою истинную сущность и поняла, какая я дрянь. Прости меня, Мэгги, я ненавижу с тобой ссориться.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшую и улыбнулась в ответ.

— Я не могу злиться на тебя долго. И понимаю, почему ты говоришь все эти вещи. С тех пор как уехал Том, ты постоянно находишься на грани нервного срыва, и у тебя есть веские медицинские основания для этого. — Она подняла кружку. — За нас! Ни один мужчина больше не встанет между нами, пока существует наша тройка! — И мы одобрительно чокнулись друг с другом кружками.

Только мы сделали по глотку горячего чая в знак скрепления нашей клятвы, как раздался звонок в дверь. Мэгги пригнулась к полу и знаками попросила нас сделать то же самое. Мы встретились головами в середине комнаты. Мэгги застыла, повернув голову в сторону окна. Я хотела спросить у нее, что происходит, но она приложила палец к губам. Звонок прозвенел снова, и я услышала тяжелые шаги под окном. Окно Мэгги на первом этаже, и было легко проверить, дома ли она. К счастью, занавески все еще были закрыты. Мэгги подползла к окну и, проделав маленькую щель, выглянула наружу.

— Слава богу, ушел, — прошептала она.

— Кто?

Мэгги бросила на меня виноватый взгляд и буркнула:

— Ной.




Спустя какое-то время, которое я посвятила описаниям достоинств Ноя, Мэгги не выдержала:

— Послушай, мне все ясно, прекрати. Я знаю, что он классный парень. Просто мне страшно, понятно?

Элис села рядом с ней и начала доверительным тоном:

— Что значит — тебе страшно? Он что, обижал тебя? Или давил на тебя?

— Не смеши меня! — усмехнулась Мэгги. — Я просто не привыкла к такому вниманию. У всех тех типов, что делали мне предложение, было сомнительное прошлое, не говоря уже об отсутствии водительского удостоверения. Так или иначе, большинство были ухажерами моей мамочки и просто пользовались моментом, когда ее не было дома.

— Это неправда, — сказала я.

Мэгги пожала плечами:

— Может быть, и неправда, но я не знаю, как вести себя с Ноем. Я не могу решить, нужен он мне или нет. А то, что он постоянно давит на меня и торопит с решением, только мешает мне принять его.

— Но он тебе нравится?

— Нравится, и с этим ничего не поделаешь. Ты сама сказала, парень классный! Я просто не знаю, получится ли у меня быть чей-то официальной подругой.

Элис вздохнула и уставилась в пол.

— Забавно, а мне трудно не быть ею. Хотела бы я, чтобы меня преследовал безутешный поклонник.

Мэгги шутливо щелкнула ее по лбу:

— Только не надо столько отчаяния в голосе! Если бы ты не пожирала все время глазами своего Оливера, от поклонников отбоя бы не было. Они просто сыпались бы на тебя с неба.

Элис не была в этом так уверена.

— Послушайте, вы, обе, — вставила я, — перестаньте ныть о парнях, давайте сами получать удовольствие от жизни. Для счастья нам не нужны мужчины. Ведь так?

Они одобрительно закивали.

— У меня есть идея: я схожу в ближайший видеопрокат и выберу какой-нибудь фильм для поднятия настроения, — предложила я.

Их лица посветлели, и они дружно согласились.

— Давай, а я закажу нам пиццу, — сказала Элис, направляясь к телефону.

— А я приготовлю глинтвейн из остатков вина, — предложила Мэгги, значительно повеселев. — Ура, устроим настоящий девичник, именно то, что нам сейчас надо. Долой парней!

— Долой! — закричали мы хором.




Было уже поздно, когда я засобиралась домой. Я позвонила матери Элис и сказала, что та останется сегодня ночевать у меня (на самом деле Элис заснула на кушетке у Мэгги несколько часов назад, измученная событиями предыдущей ночи).

Получился настоящий девичник. Мы поставили «Тельму и Луизу», потом пересмотрели куски с Брэдом Питтом. Потом перебрали коллекцию кассет сериала «Друзья» Мэгги, поспорив, кто же из парней более привлекательный — Чэндлер или Джой. Потом хором решили, что ни одной здравомыслящей девушке не может понравиться вечно ноющий Росс со своими волосами торчком. Мы поиздевались над разносчиком пиццы, притворяясь, что не можем найти сдачу и флиртуя напропалую, назначая ему свиданье с каждой из нас в одном из наших любимых пабов.

Это была настоящая девичья вечеринка, именно то, что нужно, чтобы воспрянуть духом. Кто сказал, что для веселья нужны мужчины?

Я поцеловала Мэгги на прощанье и вышла на темную улицу. Вокруг клубился холодный туман. Я поспешила за угол к своей машине, зажав ключи в кулаке и готовая защищаться в случае опасности. Повернув за угол, я заметила человека, что-то искавшего в своем кармане. Мое сердце упало. «Вот оно», — подумала я. Завтра меня покажут в «Криминальных хрониках». Это будут мои пятнадцать минут славы. Я остановилась в нерешительности. Что же делать? Бежать к машине или повернуть обратно к двери Мэгги? Мужчина поднял глаза и увидел меня; я резко развернулась и, поскользнувшись, упала на лед. Когда я попыталась встать, я почувствовала, как его руки обхватывают меня. И, как в кошмарном сне, крик застрял у меня в горле.

— Холли, это я, Ной. Ради бога, перестань брыкаться, а то я уроню тебя.

Я перестала дергаться и вгляделась в его лицо. Это действительно был Ной, и я с облегчением приложила руку к бьющемуся сердцу.

— Слава богу, а то я уже подумала, что моя песенка спета.

Он поставил меня на тротуар и извинился. А мой спаситель что-то поздно не спит.

— А что это ты здесь вынюхиваешь? Ты же не собираешься напасть на Мэгги, я надеюсь? — спросила я подозрительно.

Он засмеялся:

— Конечно нет. Я возвращаюсь из «Красного бара». Остановился, чтобы бросить записку в ящик Мэгги. — Он вытащил письмо из заднего кармана брюк и помахал им перед моим носом. — Мне кажется, она меня избегает. Это единственный способ пообщаться с ней сейчас.

— Тебя подвезти? Моя машина здесь. Что-то мне не хочется ехать одной.

— Давай, а то ты вывихнула мне руку, — сказал он, направляясь к пассажирской двери. — Но все же позволь мне бросить это в почтовый ящик Мэгги по дороге.

— Самый неправильный шаг, который ты можешь сделать в этом направлении, — заметила я, открывая двери машины и приглашая его внутрь.

Его глаза вспыхнули.

— Прекрасно, с нетерпением жду дальнейших инструкций. Должен же я воспользоваться нашей встречей.




— Что значит — не обращать на нее внимания? — спросил он разочарованно, когда мы выехали на улицу. — Я ей не нужен, да?

— Вот именно в этом-то и дело, что нужен, — объясняла я. — Ей только требуется время, чтобы понять это. Если ты немного остынешь и сделаешь вид, что тебе и без нее хорошо, она тут же поймет, что когда ты рядом — это лучше, чем когда тебя рядом нет. Понимаешь?

Он посмотрел на меня так, будто читал учебник по квантовой механике.

— Не уверен. А вдруг, если я перестану обращать на нее внимание, она подумает, что я подлец, или, еще хуже, забудет обо мне?

— Послушай, я знаю Мэгги кучу лет. И знала всех парней, с которыми она встречалась. Я знаю ее сложную ситуацию в семье, и я только что провела несколько часов, обсуждая с ней тебя. Поверь мне. Не обращай на нее внимания, дай ей месяц-два, потом бросай приманку — и она в твоих руках!

— Хорошо, — согласился он, повеселев. — Я доверюсь тебе.




Глава одиннадцатая


— Я бы хотела пойти с тобой, — сказала Мэгги, складывая в посудомоечную машину оставшиеся после обеда тарелки, — мне кажется, тебе не нужно идти туда одной.

— Да, — согласилась я, — жаль, что у тебя такая строгая начальница?

Она включила посудомоечную машину, которая затряслась и забулькала, и вытерла руки полотенцем.

— В кафе никого нет, может, просто закроемся сегодня пораньше?

— В последний раз, когда я так сделала, команда американских тренеров в поиске изящного английского ужина прошла мимо часом позже. В этом вопросе никогда не знаешь наверняка. Кроме того, я ожидаю одну доставку.

— Вот уж точно, скоро у тебя будет крупная доставка. И очень важно, чтобы в это время у тебя была надежная поддержка.

— Да я не об этом! Я жду два мешка с темной мукой, которые должны доставить в течение получаса. Кто-то должен принять товар и подписать накладную. А я и сама справлюсь.

По правде говоря, я специально назначила доставку муки на этот день. Сегодня должно было состояться мое первое УЗИ, и весь день меня подташнивало. Я не знала чего и ждать. Я решила, что мне лучше пойти одной. Если мне сообщат что-то плохое, у меня будет возможность сначала обдумать все самой. Кроме того, во мне все еще теплилась надежда, что произошло недоразумение, вызванное тыквенным семечком. Будет проще пережить унижение без свидетелей. Я посмотрела на часы:

— Половина третьего, мне лучше поспешить.

— Держись, — сказала Мэгги. — Мне кажется, ты кое-что забыла. — Она указала на бутылку воды. — Выпей водички и скрести наудачу… ноги, — пошутила она.

В направлении было указано, что за полчаса до процедуры нужно выпить бутылку воды и не ходить в туалет, таким образом, мочевой пузырь будет полон, и на его фоне получится хорошее изображение ребенка. Хотя как это все происходит, мне было не до конца понятно. Мне представилось, как ребенок всплывает на поверхность, машет мне рукой и опять исчезает внутри, когда мочевой пузырь сдувается.

Я одним глотком опустошила бутылку, подхватила пальто и направилась к дверям, когда зазвонил телефон. Мэгги подняла трубку и махнула мне, чтобы я не останавливалась. Я была уже почти на улице, когда она позвала меня обратно.

— Холли, я думаю, тебе лучше подойти к телефону, — она закрыла трубку рукой и прошептала: — Это Том.

Я взяла трубку трясущимися от волнения руками.

— Том, — спросила я хрипло, — это ты?

— Холли, — ответил знакомый голос. — Прости, что не звонил раньше. Я пытался дозвониться в Рождество, но тебя не было дома. Дело в том, что я так часто переезжаю, что у меня совсем нет времени. Как ты?

Его было прекрасно слышно, как будто он звонил с соседней улицы. Голос был веселым и бодрым. «У него сейчас лучшее время жизни», — подумала я и проглотила комок боли, подкатившей к горлу.

— У тебя все хорошо? — спросила я, игнорируя его вопрос.

— Хол, все замечательно, я познакомился с кучей новых людей. Я видел столько удивительных вещей, мне не терпится рассказать тебе об этом. Сейчас я на Бали, а утром лечу в Куала-Лумпур. — На заднем плане слышались голоса, один из которых точно был женским. — Прости, Хол, я уже прощаюсь, Джимми и Крис пришли, и нам пора. Мы идем на пляж пить пиво. Я хотел бы поговорить с тобой подольше, мне нужно сказать тебе одну вещь. — Я услышала, как на заднем плане позвали: «Пошли, Том». — Скоро позвоню тебе еще, — пообещал он, потом помолчал и добавил тихо: — Я просто хотел сказать, что скучаю по тебе. — И повесил трубку.

Я продолжала держать трубку в руке, слушая короткие гудки, с открытым ртом, так и не успев ничего сказать ему. Его голос все еще звучал в моей голове, и я наслаждалась этими звуками, — но вдруг ужасная мысль пришла мне на ум. Что значит имя Крис: Кристофер или, может, Кристина?

Я сердито бросила трубку на рычаг.

— Все в порядке? — спросила Мэгги. Она так и стояла и смотрела на меня во время всего разговора.

— Почему, когда я нервничаю, то всегда хочу в туалет? Лучше скорее пойду на УЗИ, — сказала я и помахала ей рукой.




Когда я приехала в консультацию, мой мочевой пузырь был настолько переполнен, что я шла как пингвин.

— Вам нужно будет немного подождать, мисс Пайпер, пожалуйста, присядьте вон там, — сказала мне дружелюбная девушка-администратор, указывая на коричневый ободранный диван. Я села и стала гипнотизировать взглядом дверь кабинета; наконец она распахнулась. Женщина моего возраста и с таким же размером живота выскочила из кабинета и кинулась в туалет, который очень кстати располагался прямо напротив кабинета УЗИ.

Девушка-администратор улыбнулась мне:

— Вы можете зайти.

Лежа на кушетке, я спрашивала себя, как я здесь оказалась. Я была взбудоражена звонком Тома, и мне нужно было как-то отвлечь себя от мыслей о переполненном мочевом пузыре. Лежа на спине с животом, напоминающим выбросившегося на берег кита, я поняла, что сейчас впервые увижу своего ребенка, или детей — или тыкву.

Врач включила датчик и начала водить им по моему животу, другой рукой нажимая на компьютере какие-то клавиши.

— Так, я его вижу, хотите взглянуть? — и она развернула монитор в мою сторону. Сначала было трудно что-то разглядеть. Все, что я могла различить, — это какие-то точки и очертания, которые начали двигаться. Ножка дернулась, разогнулась и опять согнулась. Постепенно я разглядела ручки, грудь, спину и голову, огромную голову, прижатую к груди.

— Боже мой, он выглядит как пришелец! — вскрикнула я, не сдержавшись.

Она улыбнулась:

— Все в порядке, все дети выглядят так сначала. Они немного непропорциональны на этом этапе. Я провела необходимые замеры, и они полностью соответствуют двенадцатой неделе. К сожалению, я не могу вам сказать пол вашего ребенка, потому что в том положении, в котором он находится, это определить сложно. Возможно, больше повезет на вашем втором УЗИ на двадцатой неделе. У вас совершенно здоровый малыш, мисс Пайпер, и, согласно моей схеме, — она посмотрела на календарь в компьютере, — вы родите около двадцать четвертого июля. Хотите забрать с собой фотографию?

Я кивнула.

— Вы уверены, что у меня только один ребенок? Там не прячется еще один?

— Точно нет, на экране это было бы видно. Один ребенок, — сказала она, протягивая мне фотографию из компьютера и бумажные салфетки, чтобы вытереть с живота смазку.

— И это точно ребенок?

Она взглянула на меня поверх очков:

— Или, например… что?

— Неважно, — смутилась я и поспешила прочь по коридору.




Когда я вернулась в кафе, Мэгги и Элис ждали меня за столом. Они устроились в «уголке влюбленных» и опустошали бутылочку рябинового вина. Когда я вошла, они набросились на меня с расспросами, как на пресс-конференции.

— Остыньте немного, дайте мне хоть снять пальто. — Я бросила его на стойку и взяла банку колы из холодильника.

— Ну? — спросили они хором.

— Что ну? — ответила я невинно.

— Все в порядке? Он здоров?

— Ага.

— Ты знаешь пол?

— Не-а.

— У тебя только один?

— Ага. — Обе разочарованно скривились. — Что, вы хотите услышать, что у меня внутри футбольная команда?

— У тебя есть фотография? — спросила Элис с надеждой.

Я помахала перед ними снимком, и они набросились на него.

— Что это может быть такое? — жалобно спросила Мэгги.

— Это голова? — Элис указывала на его попу.

— А это петушок? — спросила Мэгги про пуповину.

— Какие вы обе бестолковые! Вот его голова, вот рука, смотрите, он сосет палец. А вот это — ноги, они подтянуты к груди.

Они посмотрели на меня подозрительно и опять прильнули к фотографии.

— Подожди-ка, — Мэгги ткнула пальцем в снимок, — да, сейчас вижу. Вот его лицо, это вид сверху, правда? Здорово!

Я просияла, и она добавила:

— Боже, какая огромная голова, видели?

* * *


Вечером мы направились в паб «Боцман» на берегу Эйвона. Мы не побоялись холодного ночного воздуха и устроились на улице рядом с небольшим водопадом, бросая кусочки еды уткам.

Двое парней, похоже студентов, сели на соседнюю скамейку и смотрели на нас улыбаясь. Элис наклонилась к нам и сказала:

— Мне кажется, что парень в футболке запал на Мэгги, он не сводит с нее глаз с самого нашего прихода.

Мэгги откинула назад волосы, наслаждаясь вниманием, но не глядя на наших соседей.

— Это не похоже на тебя, Мэг, — поддразнивала я ее, — разве ты не собираешься заговорить с ними и подыскать кого-нибудь для своих подруг?

Она скривилась:

— Видишь ли, я не всегда на охоте. Сегодня у меня нет настроения.

— Что случилось? — спросила я. Она не ответила, разглядывая свое пиво.

— Она не в настроении, потому что Ной уже неделю как пропал, правда, Мэгги? — объяснила Элис.

— Нет! — вскричала она, толкая Элис ногой под столом.

Элис посмотрела на меня и произнесла одними губами: «Да».

— Просто мне кажется это странным, вот и все. Сегодня он со мной, говорит мне, какая я особенная, а завтра он слишком занят, чтобы перекинуться со мной парой слов. Поэтому я сомневаюсь, что его предыдущие уверения имели для него какое-нибудь значение.

— Я думала, он тебе больше неинтересен? — язвила Элис.

— Я никогда и не говорила, что он был мне интересен. Мне просто нравится понимать, что происходит.

— Я не верю, что Ной врал тебе когда-нибудь; ему просто надоело, что его всегда отшивают, вот он и старается сохранить остатки гордости, — сказала я, хрустя чипсами.

— Но мы были хорошими друзьями. То, что я не хочу завязывать с ним серьезных отношении, не значит, что мы не можем быть друзьями. Я скучаю, когда его нет рядом.

Я почувствовала небольшой укол совести и задумалась, стоит ли мне дальше вмешиваться в это дело.

Вдруг громкий противный смех за нашими спинами спугнул уток, мы разом обернулись.

— О боже мой, — воскликнула Элис, — это Рейчел.

— Кто такая Рейчел? — спросила Мэгги.

— «Челюсти»! — сказали мы с Элис хором и засмеялись.

Она выходила из паба с тем самым мужчиной среднего возраста, с которым я видела ее в парке на вечеринке Оливера. Они были увлечены друг другом. Мужчина уже собирался запустить руку под топ Рейчел, как вдруг она заметила нас и увела его прочь.

— Вот черт, она возвращается.

— Привет, Элис, — подойдя, сказала Рейчел застенчиво, стараясь не смотреть на Мэгги и на меня. — Я просто хотела сказать — без обид, хорошо?

Мэгги наградила ее таким взглядом, который заставил бы деревья затрепетать и сбросить листву.

— Мы с Оливером расстались на прошлой неделе. Руперт сделал мне предложение, — и она продемонстрировала нам кольцо с камнем величиной с кулак. — По правде говоря, я не верю, что Оливер когда-нибудь повзрослеет. Тебе лучше забыть о нем, правда, Элис.

— Черт побери, — закричала Мэгги, — ты еще попроси поблагодарить тебя за то, что ты увела ее парня!

Рейчел отступила, краснея от стыда.

— Я не это хотела сказать, я просто имела в виду…

Мэгги поднялась и встала между ней и Элис. Я уже представила себе, как она закатывает рукава и пускает в ход кулаки. Рейчел пролепетала извинения и бросилась бежать, как испуганный заяц. Она нырнула под защиту своего мужчины и потащила его в сторону парковки.

— Присматривай за ней, — громко крикнула Мэгги вслед Руперту, — она кусается!




Глава двенадцатая


Я стояла голышом перед зеркалом и критически разглядывала свое отражение. Мой живот был все еще почти незаметным. До беременности я считала, что как только «залетаешь», так сразу проявляются печальные симптомы. Даже если срок всего три с половиной месяца, мне казалось, что я буду ходить, сложив руки на животе, пыхтя как утюг, и носить одежду размеров Гаргантюа. К моему удивлению, я даже испытала легкое разочарование оттого, что это не так. Я все еще носила джинсы, хотя не застегивала верхнюю пуговицу, и если бы вы увидели меня в одном из моих свободных платьев, то никогда не догадались бы о моем положении. Вы бы просто подумали, что я ем больше, чем обычно. Единственное, чем отличался мой живот от живота обжоры, — это ощущениями. Мой живот был тверже. Он не колыхался как желе, а оставался твердым, как накачанная мышца. Когда я вдыхала, он больше не втягивался внутрь, как бы я ни старалась.

Я разглядывала себя со всех сторон и заметила серебряную прожилку на левой груди. Я пригляделась внимательнее, потом облизнула палец и попыталась ее стереть, но ничего не получилось. Это была растяжка. Вот ужас! Зато сейчас мои груди были именно такой формы, о какой я всегда мечтала. Я улыбнулась своему отражению и стала позировать, но растяжка и округлый живот портили впечатление. Я угрюмо села, не желая одеваться.

Я вспомнила все телевизионные ток-шоу типа «Рики Лейк» или «Опра», в которых женщины, располневшие после родов, обвиняли в этом своих детей. Они горько плакали по распавшемуся браку и рассказывали о попытках суицида, и все по причине того, что родили на свет Брэда или Джошуа. А Рики или Опра кивали им в знак согласия и говорили: «Я чувствовала себя точно так же, пока мой личный тренер не изменил мою жизнь». Неужели мне предназначена такая же судьба? Ну хорошо, я никогда не была как Кейт Мосс[2 - Топ-модель субтильного телосложения.], но это-то меня и беспокоило. Моя фигура все время колебалась от изящно-тонкой к крепкой и коренастой. На меня очень влияли окружающие обстоятельства. После Рождества я всегда два месяца голодала; если я не ужинала вечером, то наутро ощущала себя секс-богиней.

Я пыталась садиться на диеты, но это всегда заканчивалось полным провалом. Решение о диете каждый раз принималось после сильного объедания, когда мне казалось, что я никогда снова не почувствую голод и смогу прожить всю жизнь, перехватывая иногда кусочек тоста. Наутро, со стыдом вспомнив, как я объелась накануне, я отказывалась от завтрака. Через пару часов я уже чувствовала себя снова стройной и гордилась своей силой воли. Еще получасом позже запах кофе жестоко дразнил меня. Уровень сахара в крови резко снижался, а тело начинало требовать немедленной энергетической поддержки, чтобы не выйти из строя. Здоровая пища в данном случае не подходила, в ней маловато энергии, поэтому мне нужно было что-то жирное или сладкое. А приходилось сосать три фруктовые карамельки вплоть до самого ужина. Поэтому всякий раз, когда я чувствую, что мне необходимо сбросить пару килограммов, я обещаю себе заняться чем-то более здоровым и продуктивным, например курением.

Из всего вышесказанного я могу заключить, что если беременность и может повлиять на чей-то вес, так это точно на мой.

Я услышала, как принесли утреннюю почту, и бросилась одеваться. В конце концов, сегодня был День святого Валентина. Все еще оставалась слабая надежда, что Том умудрится угадать сроки работы заграничных почтовых служб и его открытка придет ровно в этот день. Кроме того, у меня мог оказаться тайный поклонник, любитель беременных женщин.

Я бросилась к почтовому ящику и стала перебирать конверты. Несколько счетов, рекламная брошюра от изготовителя бумажных салфеток, новая чековая книжка, письмо из местного колледжа, предлагающее мне взять их студента на недельную стажировку (бесплатный помощник, санитарная книжка), а это что? Похоже, внутри открытка, и на ощупь тоже напоминает открытку, распечатываем конверт — открытка! Я сразу узнала торопливый и корявый почерк Тома, это от него! УРА! Прижимая открытку к груди, я пустилась плясать джигу. Я была счастлива и старалась как можно дольше растянуть этот момент. Я устроилась в «уголке влюбленных» и начала разглядывать рисунок. На открытке были изображены двое влюбленных, целующихся в волнах, как в сцене из фильма «Отсюда в бесконечность». На берегу стоял дымящийся мангал и запотевшая бутылка пива. Подпись под рисунком гласила: «Сезонные поздравления из волшебной страны». Это была чертова рождественская открытка! Я открыла ее, пытаясь сдержать слезы разочарования, и прочитала:




Добрый день, Холли!

Надеюсь, что, несмотря на то что я приехал в Нью-Йорк только вчера, моя открытка дойдет до тебя точно к Рождеству. У меня уже полно незабываемых впечатлений. Я не могу дождаться завтрашнего дня, когда мы отправимся в горы Айерс смотреть закат и жарить барбекю. Тут так жарко, что я не вылезаю из душа, вот бы ты была рядом! Так хочется поделиться своими впечатлениями с близким человеком.

Я скоро напишу тебе еще или позвоню, как только смогу, передавай всем привет от меня.

С любовью, Том.




Вскоре, широко улыбаясь, в кафе появилась Мэгги.

— Ты получила?

Она выхватила из заднего кармана открытку, как револьвер из кобуры.

— А ты?

Я вытащила свою, тоже хранящуюся в заднем кармане, чтобы было удобно ее доставать. Мы обменялись открытками.

— Но это же рождественская открытка, — смутилась она.

Я сделала страшные глаза.

— Но она же пришла сегодня, значит, это тоже считается! Прочитай.

Я достала открытку Мэгги из конверта и внимательно изучила. Со вкусом, никаких дурацких сердечек и цветочков, а также голых тел. И она вряд ли куплена на бензоколонке. В целом, одобряю. Я прочитала текст.




Мэгги Мэй,

я все время думаю о тебе. Я рядом, и в один прекрасный день ты будешь моя, о да!

С любовью.




— Неплохо, — сказала я, вкладывая открытку обратно в конверт. — Звучит несколько странно, уж прости. Такое мог написать какой-нибудь асоциальный тип, может, серийный убийца, в лучшем случае грабитель, который живет со своей мамочкой и работает в магазине оружия.

— Или кто-то, кто знает меня довольно хорошо, чтобы помнить, что «Мир Уэйна» — мой любимый фильм, — сказала она в свою защиту.

Я вспомнила похожую сцену, где Уэйн стоит напротив «фендера стратокастера» и говорит почти те же слова, что в открытке.

— Я готова поверить в эту версию, можешь спать спокойно. Ты подозреваешь кого-нибудь?

Она помолчала, делая вид, что думает, будто не занималась этим все утро.

— Ну, пожалуй, это может быть Ной. Хотя с недавних пор он не казался мне таким страстным. Или Эйджей, тот студент, что приходит и тратит свою стипендию на кофе, предлагая мне угоститься за его счет, будто я работаю в пабе! Но лучше бы это был Ной.

Я улыбнулась. Мой план работал. Она на самом деле скучала по нему.

Тут в окно постучал бакалейщик, и мне пришлось прервать свои мысли и открыть ему дверь.




Элис зашла во время обеденного перерыва и заказала сладкий пирог и салат.

— Вы получили что-нибудь? — спросила она шепотом. Мы счастливо закивали.

— Она — нет, у нее рождественская открытка, — пошутила Мэгги, показывая на меня пальцем как на врунишку.

Я не обратила на это внимания.

— А ты? — Мне не терпелось узнать.

Она вытащила открытку из кармана пальто и положила на стойку.

— Он хочет, чтобы я вернулась, — сказала она тихо.

— Боже мой, — воскликнула Мэгги с отвращением, — опять двадцать пять, — и направилась на кухню.




— Ты не можешь остаться дома в День святого Валентина, — протестовала Элис. — В конце концов тебе станет тоскливо смотреть этот дурацкий телевизор.

Мне даже понравилось, как это звучит, и я ответила, что слишком устала и у меня нет сил веселиться. Они предложили остаться со мной, но я вежливо отказалась, сказав, что сразу лягу спать. Если бы я не была беременна, думаю, они от меня бы не отстали, но тут им пришлось уступить, хотя они взяли с меня обещание, что если я передумаю, то позвоню Шелли на мобильный.

Однако, поднявшись, я не могла найти себе места. Мне даже пришлось выключить телевизор, так как я не смогла сосредоточиться на экране. Я могла думать только о родителях Тома.

Я понимала, что должна им все рассказать. С того дня, как я ходила на УЗИ, я знала, что не могу скрывать это дальше. Все шло хорошо, и мой живот становился заметным. Скоро он будет просто бросаться в глаза. Мне нужно, чтобы Маркус и Фиона были на моей стороне. И нужно, чтобы они узнали обо всем от меня, так я смогла бы убедить их пока не рассказывать ничего Тому. Я не могла больше тянуть.

В третий раз за вечер я сняла телефонную трубку, но снова струсила. Я вся задрожала, а ладони так вспотели, что я не смогла удержать трубку. Я знала, что, когда начну говорить, мой голос зазвучит так, как бывает, когда стучишь себя в грудь. Я положила трубку и стала ходить по комнате, репетируя, что я им скажу.

Собравшись с духом, я схватила трубку и быстро набрала их номер, не оставляя себе времени передумать.

Ответил Саймон. У меня пересохло в горле, и я забыла все, что хотела сказать.

— Холли, это ты? — спросил он.

— Саймон, что ты там делаешь?

— Просто зашел к родителям, а что случилось?

— Ничего, совсем ничего. Просто я хотела поговорить с ними. Мне кажется, настало время рассказать все. Я подготовила целую речь, но трубку снял ты, и все пошло прахом.

— А-а, понимаю, — его голос заговорщицки понизился, — думаю, ты права. Но не стоит сообщать им об этом по телефону.

— Знаю, я и не собиралась. Я хотела пригласить их на ужин в субботу. Угостить вкусной едой и хорошим вином, а потом рассказать.

— Едой и вином, ага. А я могу прийти? Тебе же понадобится моральная поддержка. Не стоит делать это в одиночку, и в любом случае будет лучше, если ты пригласишь всю семью. Будет выглядеть не так формально и менее подозрительно.

Я обдумала его предложение.

— Думаю, ты прав.

— Хочешь, я спрошу маму за тебя?

— А ты можешь?

— Не вешай трубку.

Я знаю, что это было трусостью, но я испытала такое облегчение оттого, что мне не надо разговаривать с ними, что мне было все равно. Я услышала, как что-то зашуршало и Саймон сказал: «Мам, Холли приглашает нас на ужин в субботу, мы сможем прийти?» Раздался возглас удивления, скорее всего, Фионы, — потом в трубку пробормотали: «Подожди минутку», — потом снова шорох и звук голосов. Наконец Саймон поднял трубку:

— Она просит прощения, в эту субботу мы не можем, но в следующую с удовольствием пришли бы.

— Хорошо, давайте в следующую.

— Отлично. Она просит передать тебе спасибо и сказать, что с нетерпением ждет встречи.

Попрощавшись с Саймоном, я бросилась на кровать. У Тома такая славная семья. Я подумала, что незачем так волноваться. Я собрала наброски, которые делала для свадебного торта Ирэн, и взяла чистый лист бумаги. Теперь, после звонка, когда моя голова ничем не была занята, я могла сосредоточится на работе. Кроме того, волноваться было еще рано, ведь до ужина оставалось целых две недели.




Глава тринадцатая


— Что случилось, что с твоим лицом? — спросила Мэгги, когда закончила обслуживать парочку бизнесменов среднего возраста.

До ужина с родителями Тома оставалось всего два дня, и у меня все валилось из рук. Мэгги не дождалась ответа и начала ныть по поводу приближающейся свадьбы своей матери.

— Прием, земля вызывает Холли. Я спросила, как ты думаешь, должна ли я идти на девичник?

— Ой, прости, я витаю где-то в облаках. О чем ты спросила?

Она раздосадованно закатила глаза:

— Поговорим об этом на следующей неделе, когда пройдет эта несчастная суббота.

— После этой субботы как раз и могут начаться все несчастья, если они заставят меня рассказать все Тому, — сказала я, механически перекладывая шоколадные пирожные с места на место.

Прозвенел колокольчик на входной двери, и в кафе вошла вымокшая от дождя женщина, нагруженная покупками. Она сложила пакеты рядом с вешалкой и откинула капюшон.

— Уф, наконец-то я в теплом и сухом месте. Насквозь промокла. Привет, дорогая, прости за мой вид, — сказала она, смеясь и указывая на свои растрепавшиеся мокрые волосы. Но даже это не мешало ей выглядеть безукоризненно. Прямо как Энди Макдауэлл в финальной сцене фильма «Четыре свадьбы и одни похороны».

— Привет, Фиона, — ответила я, сжимаясь при мысли, что она могла услышать мою последнюю фразу. Я ослабила фартук, чтобы он более свободно свисал спереди, и отступила за кассовый аппарат. Мэгги отошла на цыпочках, с тряпкой в руках.

— Как твое самочувствие? — спросила я с улыбкой, стараясь быть непринужденной.

— Голодна как волк! Целый день ходила по магазинам. Я уже потратила на Тамсин и ее близнецов целое состояние, но ничего не могу с этим поделать: мне так нравится их баловать. Видела бы ты, какие кофточки я им купила! В них они будут выглядеть чудесно! Эх, я буду сильно скучать по ним, когда они уедут. — В ее глазах блеснули слезы, но она тут же рассмеялась. — В любом случае, дорогая, я с нетерпением жду субботы. Саймон надеется, что ты приготовишь тот же рулет из морепродуктов, что ты делала на Рождество несколько лет назад. — Она сняла пальто и отряхнула капельки со своих узких брюк. — Я хочу задать тебе один вопрос, надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, Холли. Мне очень приятно быть приглашенной на ужин, но скажи, нет ли для этого какой-то особой причины?

— Нет, что ты, никакой особой причины, просто я подумала, что это было бы здорово. С тех пор как Том уехал, мы почти не видим друг друга. Ты же знаешь меня: я всегда ищу повод, чтобы угостить кого-нибудь. Я уже, наверное, всем надоела. — Я чувствовала, насколько бессвязно звучат мои оправдания.

— Чудесно, значит, это просто дружеская вечеринка?

Я закивала, стараясь улыбнуться.

— В таком случае… мне не хочется быть навязчивой, но, может быть, мы пригласим Тамсин с ее близнецами? Если это, конечно, удобно? Мне не хочется оставлять ее дома одну, и, кроме того, бедняжка так редко выходит куда-нибудь в последнее время. Я принесу все, что ты захочешь: напитки, десерты, — она вопросительно смотрела на меня.

— Ну конечно же, мы ее пригласим, это вполне удобно. Слава богу, места на всех хватит, — засмеялась я, обводя рукой просторный зал кафе.

— Замечательно, спасибо большое, Холли. Я на самом деле очень благодарна тебе. А Тамсин только недавно говорила, как ловко ты справилась с плачущим Каллумом на последней вечеринке и что ты просто прирожденная мать. Жаль, что тебя не было у нас сегодня в три часа ночи, бедняжка разбудил весь дом и долго не мог успокоиться. Сегодня утром они ходили к врачу, оказалось, что он подцепил какой-то вирус. Но к субботе, я уверена, все будет в порядке, в этом возрасте дети быстро идут на поправку. Но, Холли, на самом деле я ведь ужасно хочу есть! — Фиона перевела взгляд на меню, расположенное за моей спиной. — Ты должна позволить мне попробовать твой суп-крем из спаржи, и скажи, у тебя есть те луковые рулетики?

* * *


Субботний день выдался на редкость спокойным. Туристы и покупатели остались дома, напуганные ветром и проливным дождем. Каждый посетитель, заходивший в кафе, говорил что-нибудь о погоде.

Когда работаешь там, куда постоянно приходят новые люди, в конце концов надоедает повторять одни и те же фразы. Иногда бывают такие дни, когда мне кажется, что если еще один клиент, зайдя в кафе, скажет что-то типа: «Сегодня на улице ужасно, не так ли?» или «Какой чудесный день сегодня!» — я не выдержу, скручу его и запру в кладовке с продуктами, а часом позже выпущу и спрошу: «Сегодня в кладовке темновато, не так ли?»

Благодаря почти полному отсутствию посетителей мне удалось приготовить всю еду для ужина и закрыться пораньше. Мэгги немного задержалась, чтобы помочь мне навести порядок в кафе, и у меня осталось время, чтобы принять ванну перед приходом гостей.

Я критическим взглядом оглядела кафе. По вечерам, при мягком освещении, оно выглядело совсем другим. Днем, при ярком свете, оно было суетливым и шумным, а вечером — романтичным и мечтательным.

По вечерам я сдавала кафе только по предварительному заказу и за хорошие деньги. Я нигде не размещала свою рекламу, но иногда заявки от постоянных клиентов были настолько привлекательными, особенно в рождественскую пору, что я не могла отказаться. Мне очень нравилась вечерняя атмосфера в моем кафе; она напоминала вечера в доме моих родителей, когда приходили гости. Обычно меня уже укладывали в постель, но звон бокалов и вкусные запахи заставляли меня выбираться из-под одеяла и прокрадываться к лестнице, ведущей в гостиную.

Соединив вместе два больших стола, я устроила один огромный стол, украсила его дюжиной маленьких свечей, а посередине поставила вазу со свежими цветами. Пламя свечей подрагивало, отбрасывая на стены причудливые тени.

Я посмотрела на часы: ровно десять, они должны появиться с минуты на минуты. Я прошла за стойку и поскребла деревянный нос кошки.

— Пожелай мне удачи, — прошептала я и взяла со стойки забытый пакетик с сухариками. Я принялась ходить взад-вперед, хрустя сухариками, и тут обнаружила, что на полу образовалась дорожка из крошек, как будто здесь побывал Мальчик-с-пальчик. Пришлось достать веник и подмести пол.

Как раз в тот момент, когда я, задом кверху, собирала на совок последние крошки, раздался стук в дверь.

— Черт возьми, — сказал Саймон, когда я открыла ему, — мне не нужно было стучать, из окна открывался такой замечательный вид.

Я посмотрела на него уничтожающе и оправила свое длинное расклешенное платье.

— Ну как, заметно? — спросила я шепотом, прежде чем на пороге появились остальные члены семьи. Он осмотрел меня с головы до ног и покачал головой:

— Ты выглядишь чудесно, крошка. Без паники. — Он подмигнул мне и протянул бутылку вина.

Я расцеловала его родителей и Тамсин, которая толкала перед собой коляску и несла коробку конфет. Близнецы мирно спали. Тамсин поставила коляску рядом с колонками, из которых лился страстный голос. Нины Симон.

— Это их не разбудит? Если хочешь, я могу выключить музыку.

— Нет, не нужно, им нравится музыка, она их усыпляет. Я не считаю, что вокруг детей надо ходить на цыпочках. Если они привыкнут к шуму, он не будет им мешать.

— Им хватает шума у нас дома, — сказала Фиона, доставая из сумки еще одну бутылку вина и минеральную воду. Я в это время раздумывала как бы мне незаметно спрятать за стойкой блокнот и ручку на случай, если захочу записать за Тамсин очередной совет по воспитанию детей. Это может мне пригодиться в будущем. Маркус крепко сжал меня в объятиях и вручил букет пионов, который прятал за спиной.

— Спасибо, цветы чудесные.

Тут раздался сигнал таймера духовки.

— Наш ужин готов, все за стол! Саймон, открывай вино, а я принесу еду.

На столе было множество разных блюд, я хотела поставить на стол сразу все, чтобы можно было брать себе всего и сколько хочется. Я надеялась, что в этом случае никто не обратит внимания, что я сама ем как птичка. К тому же мне не нужно будет ходить между кухней и столом, привлекая внимание к своему животу.

— Пахнет превосходно, — сказал Маркус, накладывая себе большую порцию домашней лапши.

— М-м-м, — подтвердила Тамсин. — Я уже сто лет не ела такой вкуснятины. Она закрыла рот руками, как будто сболтнула лишнего, и добавила: — Я не хотела сказать, что ты плохо готовишь, Фиона.

Фиона только улыбнулась:

— Я первая готова признать, что моя стряпня оставляет желать лучшего. Когда я узнала, что «Марк и Спенсер» не выпускают фартуки и прихватки, я решила забыть о кастрюлях. — Она подцепила вилкой листик петрушки из салата и виновато посмотрела на Маркуса. — Хорошо еще, что я разбираюсь в счетах, иначе я была бы совсем негодной женой.

Я заметила, как загорелись глаза Маркуса, когда он с восхищением посмотрел на Фиону. Они были такой замечательной парой. Я даже немного позавидовала. Ах, если бы Том когда-нибудь остепенился, и мы могли бы зажить вот так, подумала я мечтательно…

— Когда ты последний раз получала новости от Тома? — спросила Фиона, будто прочитав мои мысли.

— Ну, пару недель назад получила от него рождественскую открытку из Австралии, — ответила я, подцепляя вилкой еду и делая вид, что собираюсь съесть кусочек.

— Везет же! — засмеялся Саймон. — Мне он ничего не прислал, и маме с папой тоже.

— Но он ведь уже даже и не в Австралии? — спросила Фиона. — По-моему, он на Бали. Занимается серфингом. Он звонил нам, когда приехал туда. У него был такой голос, будто он самый счастливый человек на свете. — Я сглотнула, стараясь делать вид, что рада за него.

— Пусть наслаждается, его ждет много забот, когда он вернется, — хитро усмехнулся Маркус. — Ему нужно будет очень постараться, чтобы доказать, что он способен заняться семейным бизнесом.

— Ну, ты слишком строг с ним. Ты не можешь ожидать от него твоей увлеченности. Я не уверена, что хочу, чтобы мой сын превратился в такого же трудоголика, как его отец.

— Мы потратили целое состояние на его образование, неплохо было бы увидеть, как он применит его на деле, вот и все. И, может быть, в один прекрасный день он угостит старого отца стаканчиком в награду. К вопросу о трудоголиках, — сказал Маркус, наконец меняя тему. — Как дела в кафе? — спросил он меня. — В последний раз ты говорила, что хочешь взять еще одного работника. Ты уже что-нибудь решила?

— Все решили за меня. С понедельника у меня будет практикант из колледжа. По-моему, он специализируется на кухне класса «люкс». Он проработает только неделю, но все равно в таком месте, как наше, лишняя пара рук никогда не помешает. Если мне понравится, я найму нового постоянного повара.

— Хорошая идея. Воспользуйся бесплатным помощником, пока это возможно, тут я тебя полностью поддерживаю, — улыбнулся Маркус.

Во время еды мы говорили о магазинах и близнецах. Я с радостью заметила, что гости допили уже третью бутылку вина. Чем веселее они станут, тем лучше для меня. Саймон периодически бросал на меня заговорщицкие взгляды и толкал ногой под столом. Я изо всех сил старалась на него не смотреть.

Наконец Фиона и Тамсин убрали со стола пустые блюда и тарелки, и я принесла десерт. Я поняла, что настал подходящий момент для признания. У меня стучало в ушах, и я прочистила горло, чтобы начать говорить.

— На самом деле, если бы я могла попросить немного вашего внимания, я хотела бы сделать объявление, — произнесла Тамсин, опередив меня на долю секунды.

Я не верила своим ушам! Все взгляды устремились на нее, в то время как она нервно теребила в руках салфетку.

— Итак, прежде всего, позвольте мне от всего сердца поблагодарить вас всех за то, что вы были так добры ко мне с момента рождения моих близнецов. С тех пор как Оскар бросил меня, у меня были трудные времена. Кроме вас у меня никого нет, и мне тяжело от мысли, что надо будет с вами расставаться. Короче говоря, я хотела бы переехать сюда насовсем, если никто не возражает. Я обсудила этот вопрос со своим начальством, и они разрешили мне работать часть времени здесь. У них есть филиал в Бристоле, куда я могла бы ежемесячно посылать отчеты. Я даже присмотрела себе квартиру в центре. Итак, если никто не против…

В ответ все бросились ее целовать и обнимать. Фиона захлопала в ладоши от радости.

— Какая замечательная новость! Я так счастлива! — воскликнула она.

Поднявшийся шум разбудил младенцев. Один из них тихонько застонал и заерзал в коляске. Понимая, что слишком расшумелись, мы зашикали друг на друга и на цыпочках подкрались к близнецам. Фиона, Тамсин и я подошли к коляске и увидели, как они спят, обнявшись, такие безмятежные. Фиона поправила им одеяльце и отошла.

— Это так здорово, что вы будете жить рядом с нами, — прошептала она Тамсин. — Я сомневаюсь, что мои мальчики будут готовы завести детей в ближайшие годы. К тому времени, когда я стану бабушкой, я буду уже слишком стара, чтобы получать от этого удовольствие. — Она наклонилась и нежно погладила одного из близнецов по круглой щечке. — Вместе нам будет весело.

Я обернулась и увидела Саймона, смотрящего на меня поверх стола взглядом, побуждающим сказать уже что-нибудь. Но все, о чем я могла думать в тот момент, были слова Фионы. Что она имела в виду, когда сказала «не готовы завести детей»? Сложившиеся обстоятельства или то, что они эмоционально не готовы к ответственности? Чем дольше я размышляла, тем больше убеждалась, что мне нужно еще немного повременить со своим признанием.




Глава четырнадцатая


Едва проснувшись, я кинулась открывать утреннюю почту. Среди писем было направление из женской консультации на мое второе УЗИ. Процедура должна была состояться через четыре недели, к тому времени ровно половина срока будет позади. Как быстро летит время. Может, Саймон прав и мне нужно просто стиснуть зубы и попробовать разыскать Тома? В конце концов, если он любит меня и хочет быть со мной, он может вернуться и пройти через все это вместе со мной. Было бы так замечательно, чтобы любимый человек держал меня за руку во время УЗИ. Скоро у меня начнутся подготовительные курсы. Я представила, как все беременные придут со своими любящими мужьями, а я буду ютиться в углу совсем одна.

В девять часов, когда я выставляла уличную рекламу перед кафе, я заметила какого-то подростка, слоняющегося около. У него в руках была школьная сумка и какие-то бумаги.

— Вам помочь? — спросила я.

Он нервно оглянулся по сторонам, то ли присматривая путь к отступлению, то ли сомневаясь, что я обращаюсь к нему. Улочка была пуста.

— Вы миссис Пайпер? — спросил он неуверенно.

— На самом деле я — мисс Пайпер. Но можешь называть меня Холли, — сказала я приветливо.

— А, — пробормотал он. — Извините, мисс Пайпер, то есть Холли. Я практикант из лицея, — он протянул бумаги.

— Понятно, тебя распределили на практику в мое кафе, — я бросила взгляд на документы. — Итак, ты — Александр. Приятно познакомиться, — я протянула ему руку, и он вяло пожал ее.

— Алекс, — поправил он меня, убирая с глаз длинную челку. — Зовите меня Алекс.

— Прости, Алекс, я совсем забыла, что ты должен был прийти. Проходи, я покажу тебе кафе.

Обслужив постоянную посетительницу (миссис Бранниган, восьмидесятилетнюю любительницу сплетен и пирожных с кремом), я усадила Алекса напротив для более детального разговора.

— Итак, — начала я, наливая ему горячую чашку чая, — что ты умеешь готовить?

Парень положил в чашку три кусочка сахару и стал звонко размешивать.

— Ну, — он опустил глаза, как будто надеясь заглянуть в свою голову и найти там вдохновение. В конце концов мне показалось, что он ничего там не обнаружил. — Я готовил фруктовые лепешки, эклеры и кексы. В прошлом году я приготовил рождественский пирог для выпускного экзамена.

— Понятно, — сказала я медленно, — в общем, ты специализируешься на десертах в виде бисквитных пирогов с изюмом.

— А иногда с вишней, — добавил он гордо.

— Ты когда-нибудь готовил что-нибудь острое? — спросила я без особой надежды.

— Ой да, забыл. Я могу приготовить лазанью из спагетти, но думал, что это можно не упоминать, вы ведь вегетарианка.

Почему каждый мужчина, которого я встречала, был уверен в том, что умеет готовить лазанью? Должно быть, это коронное блюдо всех холостяков северного Хэмпшира. Чаще всего такие мужчины встречаются в университетах, и они уверены, что путь к сердцу женщины лежит через лазанью, как образец их мужской самостоятельности в области домашнего хозяйства. Для ее приготовления им обычно требуется полфунта рубленого мяса и консервированный соус. И самые большие кастрюли, которые есть на кухне; они умудряются перепачкать их столько, что даже если бы Золушка вздумала перемыть их все, на ее руках появились бы мозоли.

— Думаю, ты не будешь против, если для начала я доверю тебе мытье посуды и уборку столов. А потом, когда ты немножко освоишься, сможешь начать обслуживать клиентов и готовить. Думаю, надо начинать постепенно.

Он согласился и принялся громко отхлебывать чай, но было видно, что он разочарован.

Уже к вечеру выяснилось, что он действительно способен на большее. Он был одним из тех редких мужчин, которые получают удовольствие от готовки и уборки, и вскоре он стал ответственным за мытье посуды и порядок в зале. Он рассортировал посуду в шкафах, научился пользоваться кофеваркой. Когда Мэгги пришла на работу, кафе сверкало и в нем царил порядок не хуже, чем в тумбочке новобранца. Алекс мог по-настоящему гордиться своей работой. И я даже не стала упрекать его за разбитую тарелку, два бокала и крышку от заварного чайника, списав это на счет нервного перевозбуждения в первый рабочий день.

— Боже мой, ты не работник, а волшебник, — поразилась Мэгги, надевая фартук. — Я тысячу лет просила ее поставить туда тарелки. Как тебе все это удалось?

Алекс, польщенный, ковырял ногой пол и пожимал плечами. В какой-то момент мне даже показалось, что он разглядывает ее бюст. Хотя, надо признать, трудно было удержаться от этого, поскольку грудь Мэг так и норовила вывалиться из узкой футболки.

Мэгги, прекрасно зная, как привлечь внимание мужчин, медленно наклонилась под стойкой, чтобы посмотреть, какой порядок наведен там. Разогнулась, широко улыбаясь.

— Мне нравится, — сказала она, приподняв бронь.

Потом прошлась по кухне и, подмигнув, шепнула мне: «Здорово!» Было похоже, что сегодня парня придется нести домой на носилках.

Получасом позже наступило время обеда, и кафе наполнилось людьми. Мы с Мэгги суетились за стойкой. Несмотря на непрерывный поток посетителей, Алекс успевал убирать со столов. В толпе я заметила Саймона. Вскоре появилась и Элис, она помахала мне рукой и жестами показала, что зайдет позже, но потом увидела Саймона и остановилась с ним поболтать. К тому времени, когда мы с Мэгги обслужили всех, Элис с Саймоном все еще были увлечены разговором.

— Эй, вы оба пришли проведать меня? — спросила я, в изнеможении наваливаясь на стойку.

Все столики были заняты, и в кафе стоял гул голосов и звон посуды. Мэгги убирала в холодильник очередную партию шоколадных пирожных, а Алекс загружал грязные тарелки в посудомоечную машину. Мне нравилось, когда в кафе много народу, и я с гордостью огляделась.

— У тебя слишком большой наплыв посетителей для понедельника, — сказала Элис. — Я подумала, что мне удастся выпить с тобой чашечку кофе в обеденный перерыв. Она взглянула на часы. — Но через десять минут я должна быть на работе. Может, лучше выпьем вечерком? В «Устрице» сегодня рекламная акция: всю ночь любой напиток стоят один фунт. Мы могли бы занять столик в саду и поболтать. — Она посмотрела мне в глаза и обворожительно улыбнулась.

— Звучит здорово, можно и я с вами? — вмешалась Мэгги, освобождая на стойке место для пирога.

— А я? — напомнил о себе Саймон.

— Приходи, но только без Ноя, — ответила Мэгги.

— Ну, об этом можешь не беспокоиться, они с Чарли уехали в горы на прошлой неделе и еще не вернулись. Холли, а ты-то придешь? — и все посмотрели на меня с надеждой.

— Хорошо, — согласилась я, — но не надолго, я выжата, как лимон. Хочу сегодня лечь спать пораньше.




Когда мы с Элис к восьми часам пришли в «Устрицу», паб уже был забит народом. Вечера все еще были довольно холодными, и, несмотря на уличные обогреватели, не многие хотели сидеть за открытыми столиками, и мы надеялись найти неплохие места. Элис вела меня сквозь толпу, стараясь защитить от толкающихся людей.

— Я думаю, тебе лучше пойти и занять нам место, а я только схожу за напитками и сразу вернусь.

За столиком рядом с дверью я заметила Ноя и Чарли, лучшего друга Тома. Я хотела спрятаться за стоящей рядом группой девушек, но меня уже заметили. Ной закричал, чтобы я подошла, и они, потеснившись, освободили мне немного места на диванчике.

— Привет, — я сдалась и уселась на диванчик в такой позе, чтобы никто из них не заметил мой живот.

— Привет, Холли, — поцеловал Чарли меня в щеку. — Сто лет тебя не видел. По-моему, с Рождества? — Он стал загибать пальцы, стараясь вспомнить дату.

— Наверное. Саймон сказал, что вы с Ноем катаетесь на лыжах в горах? — я старалась сменить тему.

Он кивнул, продолжая считать.

— Да, вот только вернулись, бросили сумки и поехали из аэропорта прямо сюда. О! Я вспомнил, когда мы виделись в последний раз! — воскликнул он, ударяя ладонью по столу. — Это было на следующий день после Хэллоуина. Тебе удалось догнать Тома в аэропорту?

— Да нет, в конце концов я никуда не поехала. В этом не было никакого смысла, — соврала я.

— Я получил от этого счастливчика открытку из Австралии. — К счастью, Чарли поверил мне и больше ничего не спрашивал.

— Ты здесь с кем? — спросил Ной, обводя взглядом паб.

— С Элис, она покупает напитки. Потом мы встречаемся с Саймоном и Мэгги в саду.

Брови Ноя взлетели вверх, точь-в-точь как собачьи уши, когда открываешь дверцу холодильника.

— Как она поживает? — спросил он, внимательно разглядывая свою пивную кружку.

— Ну, ты же знаешь Мэгги, она всегда на коне. Через месяц ее мама выходит замуж, она немножко нервничает по этому поводу. Кстати, она искала тебя в пабах, когда заходила выпить. Даже спрашивала меня, куда ты подевался.

Он счастливо улыбнулся, продемонстрировав свои прекрасные белые зубы.

— Приятно слышать, но меня почти не было в городе. Вначале я был в Дублине, обсуждал свой рабочий контракт, потом мы с Чарли катались на лыжах. У меня был жесткий график.

Я увидела, как Элис несет поднос с напитками, пробираясь сквозь компанию парней. Я помахала ей, а потом наклонилась к Ною и прошептала:

— Послушай, если Мэгги сейчас появится и увидит нас сидящими вместе, она подумает, что мы все подстроили. Мы с Элис лучше подождем их на улице. А вы присоединитесь к нам позже, хорошо?

— Договорились, — сказала он, ему явно нравилось играть роль крутого парня. Я попрощалась и махнула Элис рукой, чтобы она шла за мной к выходу в сад.

— О чем ты разговаривала с Ноем? — спросила она, нагнав меня.

— Просто обсуждали его поездку в горы, — я толкнула входную дверь и почувствовала, как холодный воздух ударил в лицо и спустился вниз по телу.

Обведя взглядом людей, сидящих за открытыми столиками, мы заметили Мэгги с Саймоном. Они сидели под деревом, а на столе перед ними уже были пустые пивные кружки и пакетики из-под чипсов.

Над дверью, ведущей в сад, располагались динамики, и, проходя под ними, мы окунулись в голос Робби Вильямса. Когда Саймон заметил нас, он стал подпевать: «Ангелы», — протягивая руки в нашу сторону. И почему парням хочется быть похожими на Робби Вильямса?

Люди за соседними столиками обернулись, чтобы посмотреть на «ангелов».

— Ну наконец-то, — вскричала Мэгги, подвигаясь и освобождая нам место на скамье.

— Мы не так уж и опоздали.

— Знаю, знаю. Это мы с Саймоном пришли раньше и начали без вас.

— Заметно, — сказала я, указывая на пустые кружки. — Вы неплохо потрудились.

Мы уселись, и деревянная скамья протестующе скрипнула. Элис раздала напитки.

— Есть кто-нибудь знакомый в баре? — спросила Мэгги.

Я покачала головой, потягивая через трубочку колу, и бросила на Элис предупреждающий взгляд.

— Бр-р-р, холодновато, — я поежилась и прижалась к Саймону.

— И все же тебе лучше сидеть здесь, Холли, внутри так накурено. Хочешь накинуть мое пальто? — спросил он, стягивая его с плеч. — Мне совсем не холодно.

Я поблагодарила его, но отказалась. Вот как это должно быть, подумала я. Кто-то заботится о тебе, защищает. Боже, феминистки сожгли бы меня на костре. Мне пора становиться независимой женщиной, образцовой матерью-одиночкой.

— Итак, девочки, — обратилась к нам Мэгги, ударив кружкой по столу, чтобы привлечь наше внимание. — Вы все идете со мной на эту свадьбу. Для разбавления моих ужасных родственников потребуются все мои друзья. Уважительной причиной для отказа является только болезнь в крайней стадии и преждевременные роды.

Мы с Элис покорно закивали.

— Каждая из вас может привести с собой друга.

— Замечательно, — сказал Саймон, — можно я буду другом?

— Ты можешь быть моим, если хочешь, — пригласила Элис, похлопывая его по руке. — Мне больше некого пригласить из тех, кто знает Мэгги и Холли. Шелли в это время не будет в городе.

— Спасибо, Элис, почту за честь, — изобразил официальный тон Саймон, и они с Элис, подмигнув друг другу, чокнулись пивом.

Я ревниво посмотрела на них. Я сама собиралась пригласить Саймона, а теперь осталась без пары.

— А ты кого пригласишь? — спросила Мэгги.

Я угрюмо пожала плечами.

— Давай, пригласи кого-нибудь, чем больше будет нормальных людей, тем лучше, — настаивала она.

Я обещала Мэгги подумать и отхлебнула колы, наблюдая, как Элис с Саймоном, склонив головы, болтают друг с другом.

Я уже давно не видела Элис такой веселой и, глядя на нее, чувствовала себя очень уставшей. Все они уже немало выпили, и я начала подумывать, не отправиться ли мне домой. Я даже достала из-под скамьи сумку и сделала первый шаг от стола, готовая попрощаться, как Мэгги дернула меня за полу пальто, и я села.

— Не уходи пока, — пробормотала она.

— Почему? Я правда очень устала, — сказала я, преувеличенно зевнув.

— Пожалуйста, посиди еще, — и она указана рукой на дверь паба. Я обернулась и увидела направляющихся к нам Чарли с Ноем, который нес в руках поднос с пивом и пакетик вяленых креветок в зубах.

— Смотри, это же Чарли и Ной идут к нам, расталкивая всех на своем пути, давайте потеснимся, — сказал Саймон, заерзав на скамье.

— Как дела, приятель? — спросил Чарли, хлопая Саймона по спине. — Мы заметили вас в окно. Похоже, сегодня все собрались на дешевое пиво. — Он передал кружку Саймону, а нам с Элис и Мэгги — по бокалу вина. Я виновато взяла свой, сказав себе, что от одного бокала вреда не будет. Не хотелось своей трезвостью вызвать у Чарли подозрения.

Ной сел напротив Саймона, между Элис и Мэгги. Он развернулся в сторону Элис и стал расспрашивать ее об Оливере, видела ли она его после той новогодней вечеринки.

Мэгги залпом выпила свой бокал.

— Он прислал мне открытку на День святого Валентина, но с того дня я его, к счастью, не видела, — объяснила Элис, погрустнев. — Я знаю, что он расстался с Рейчел.

— Смотри, не позволяй ему уговорить тебя принять его обратно, — сказал Ной, флиртуя.

Совершенно очевидно, он пытался вызвать ревность Мэгги. Та смотрела на него с угрожающим видом.

— Элис, где, ты сказала, ты работаешь? — вмешался Саймон в их разговор.

— Я работаю администратором в хирургической клинике «Хилл вью». Знаешь большое старое здание рядом с театром?

— Да я же там зарегистрирован, — сказал он удивленно.

— Правда? Вот это да! Я работаю там уже пять лет, но тебя ни разу не видела.

Он фыркнул, гордо выпячивая грудь вперед.

— Ты думаешь, такой здоровяк, как я, часто ходит к доктору? Кроме того, я окончил специальные курсы по оказанию первой помощи и могу сам себя обследовать.

— А я-то думал, что ты так долго делаешь в душе, — пошутил Чарли.

— Сволочь! — прошипел Саймон и наклонился к Элис, чтобы продолжить разговор.

Ной попытался переключиться на меня, но я извинилась и пошла в туалет, поймав несчастный взгляд Мэгги, которой ничего не оставалось, как общаться с Ноем.

Я как могла долго возилась в туалете, чтобы они разговорились в мое отсутствие. И когда я наконец вернулась, они болтали и смеялись как старые друзья.

Я взяла сумку.

— Думаю, мне пора двигать в сторону дома, — объявила я всем, — я больше не могу оставаться.

— Ты уверена? — спросила Элис немного виновато, оттого что уделила мне мало внимания. — Хочешь, мы тебя проводим?

— Нет, не нужно. Не беспокойтесь, тут до дома рукой подать.

— Я провожу тебя, — сказал Чарли, поднимаясь и надевая пальто прежде, чем я успела что-либо возразить.

Мы вышли из шумного паба на тихую ночую улицу. Наши шаги отзывались эхом от потрескавшихся кирпичных стен домов. Чарли шел не спеша, даже немного лениво, руки в карманы камуфляжных брюк, походкой совершенно счастливого и спокойного человека, которому некуда торопиться.

— Ты сегодня почти не пила, — сказал он наконец.

— Да, я ужасно устала. Думаю, алкоголь бы прикончил меня.

Несколько минут мы шли молча.

— Как ты думаешь, когда Том вернется, он остепенится? — спросил он внезапно, заставая мне врасплох. Это был вопрос на миллион долларов. Казалось, вся моя жизнь зависела от ответа на этот вопрос.

— Я не знаю, никогда всерьез не задумывалась об этом, — сказала я, стараясь убедить в этом и саму себя. — А что?

— Да так, ничего, — он пожал плечами. — Ты никогда не спрашивала себя, когда же встретится тот единственный, или это уже когда-то было? Я хочу сказать, всем нам уже под тридцать. Мои родители в этом возрасте были уже женаты и имели двоих детей. У тебя никогда не было такого ощущения, что время уходит слишком быстро?

Не веря своим ушам, я разразилась нервным смехом.

— С каких это пор ты ищешь серьезных отношений? Ты самый независимый парень из всех, кого я знаю. Ты спишь со всем, что движется.

Чарли работал диджеем в клубе и вел соответствующий «ночной» образ жизни. Почти каждую ночь он проводил на работе, а днем отсыпался. Поклонницы преследовали его как какую-то знаменитость. С точки зрения внешности он бил все рекорды: высокий, худощавый, он одевался в том уличном стиле, который только подчеркивал его физические достоинства. И меня совсем не удивлял тот факт, что когда бы я ни осталась на ночь в доме, который он делил с Томом и Саймоном, утром на кухне я встречала очередную роскошную девицу с мутным взглядом; она готовила кофе в огромной футболке Чарли и жаловалась на его жуткий храп. Я все время волновалась, что у Тома был такой друг. Как мог Том думать о тихой семейной жизни, когда прямо у него под носом его сосед жил вот так? Какой парень в здравом уме не захочет делать то же самое?

— Но как ты не понимаешь, что именно потому я и сплю со многими женщинами, — объяснил он. — Я ищу некий идеал. Я не Хью Грант, и у меня нет времени на все эти любовные игры. Мне нужно привести ее домой, проверить и отпустить, пока — бумс! — в один прекрасный день я не пойму, что встретил женщину, вместе с которой хочу просыпаться каждый день.

— Ну, знаешь ли, есть много других способов проверить женщину, не укладывая ее в постель. Тебе не кажется, что для развития отношений требуется время? Например, если ты знаешь кого-то несколько лет, со временем, незаметно, он становится частичкой тебя. А когда он вдруг уезжает, ты понимаешь, что без этой самой частички тебе и не выжить.

— Чепуха! — сказал Чарли, вытаскивая из пачки сигарету и закуривая. — Если этот человек действительно особенный, ты заметишь это сразу.

Я сдалась, у меня не было сил переубеждать его. Обычно в журналах публикуют письма от женщин, жалующихся на таких вот мужчин.

«Дорогая Мардж, мой парень все время разглядывает девиц в журналах. Означает ли это, что он считает мою грудь слишком маленькой?» Или: «Дорогая Мардж, на прошлой неделе в одном ночном клубе я познакомилась с супер-парнем. Мы поехали к нему домой и занялись сексом. Наутро он обещал мне позвонить, но с той поры ни слуху ни духу. Как ты думаешь, не случилось ли с ним чего-нибудь ужасного?»

Но, несмотря на все его недостатки, невозможно было не любить Чарли, и мне нравилась наша прогулка. В пабе мне уже начало казаться, что я невидимка. Мэг с Ноем наперебой рассказывали друг другу анекдоты и смеялись как сумасшедшие, а Элис с Саймоном о чем-то тихо шептались, потягивая свои напитки. Было приятно завладеть наконец чьим-то вниманием.

Остановившись у кафе, я подумала, не пригласить ли мне его на чашечку кофе, но передумала. В интерпретации Чарли это было бы как снять с себя лифчик и помахать презервативом у него под носом. Вместо этого я пожелала ему спокойной ночи и чмокнула в щеку, потом развернулась и начала подниматься по темной лестнице. Дома я не стала включать свет, подошла к окну и выглянула на улицу. Чарли сидел на скамейке под моим окном, сложив руки на коленях и погрузившись в свои мысли. Через несколько минут он встал, бросил взгляд на мою дверь и пошел по тротуару, пиная попадающиеся камешки.




Глава пятнадцатая


Когда на следующее утро Мэгги появилась на работе, сразу было ясно, что она с похмелья. Вместо того чтобы прямиком направиться к кофеварке, она налила себе воды со льдом и наклонилась над раковиной, жалобно постанывая.

— Ты слушаешь радио? — спросила она тихим голосом, выключая приемник на полуслове бодрого диджея прежде, чем я успела открыть рот. — Так лучше.

— Бедняжка, как тяжела твоя жизнь: напиваться в стельку с парнем, который тебе нравится, и прекрасно проводить время. Ты понимаешь, что у меня уже несколько месяцев не было похмелья!

— Не притворяйся, что завидуешь мне, образец здорового образа жизни, — жалобно сказала она, окидывая меня взглядом. — Ты выглядишь как цветущая яблоня, а волосы у тебя просто как из рекламы шампуня, убери их куда-нибудь, это меня расстраивает!

Я рассмеялась. Она была права; этим утром я была бодра и весела. После того как исчезла утренняя тошнота и вместо постоянной усталости я почувствовала прилив новых сил, мне начинало нравиться быть беременной. Я даже решила отращивать волосы, чтобы выглядеть более женственной (на самом деле подражая Мадонне). Я взяла резинку для волос и сделала «конский хвост».

— Ты можешь приготовить грибной соус и суп с укропом, а я испеку хлеб, — предложила я.

Она оторвала руки от лица и посмотрела на меня с отвращением:

— Ты хочешь, чтобы меня вытошнило? Ты правда хочешь, чтобы я провела утро в обнимку с унитазом?

— Ой, прости. Я забыла, что значит готовить с похмелья. Все запахи как…

— Пожалуйста, замолчи. Я испеку хлеб, — Мэгги достала большую миску для теста с нижней полки посудного шкафа.

— Значит, хорошо повеселились вчера вечером?

— Ну… — Она задумалась, с трудом вспоминая события вчерашнего вечера. — Думаю, да.

— По-моему, вы замечательно пообщались с Ноем.

— Да, с ним можно здорово посмеяться.

— Ты спросила его об открытке на День святого Валентина?

— Нет, мне не хотелось даже упоминать об этом. Мы обсуждали «Мир Уэйна», потом дошли до «Богемской рапсодии», и тут он начал крутить головой, — Мэгги изобразила, как он это делал, но со стоном остановилась, схватившись белыми от муки руками за голову. — Боже мой, какая боль… Короче, он изображал, что делали герои фильма в машине под эту музыку, ну, ты сама знаешь. Вот черт! — она застыла с открытым ртом, уронив руки в тесто.

— Что случилось? Тебе плохо? Мэгги, только не на кухне, беги скорее в ванную!

— Да нет, дело не в этом. Я просто только что вспомнила кое-что. Боже мой, Холли, я пригласила его на свадьбу мамы. Что же мне теперь делать?

— Наверное, пойти с ним на свадьбу… А что тут такого?

— Перестань! — Она шлепнула тесто на доску и начала его яростно месить. — Теперь он все поймет, ну, что он мне нравится. Это ведь не то же самое, что пригласить человека в кино, сказав «мне очень хочется посмотреть этот фильм, а не с кем», или «послушай, у меня есть лишний билет на концерт». То есть и это тоже довольно откровенно, но свадьба — это слишком серьезное мероприятие. Он подумает, что у меня на него есть виды, планы на будущее!

— Мэгги, ну разве кто-нибудь может подумать о тебе такое! Если он хоть немного знает тебя, он не воспримет это всерьез, а просто посчитает еще одним поводом посмеяться. Не переживай.

— Хм, я в этом не уверена, — скривилась она. — У тебя в аптечке есть аспирин?




Через полчаса появился Алекс.

— Привет, Алекс, как дела? — спросила Мэгги, когда он снял пальто. Алекс густо покраснел. Она кинула в него скомканное полотенце. — Я перепачкала для тебя гору тарелок, но предупреди, когда будешь включать посудомоечную машину! А то моя голова может взорваться.

— Похмелье, — объяснила я. — Послушай, Алекс, извини, что мы просим тебя заниматься скучным мытьем посуды. Но когда ты закончишь, я научу тебя пользоваться кассовым аппаратом, это несложно. И если к тому времени у нас не будет внезапного прилива посетителей, я разрешу тебе принять несколько заказов и обслужить клиентов, если тебе это интересно. Посмотришь, как все происходит, договорились?

Алекс так быстро освоил кассу, смеясь над ее примитивностью, что мне даже стало немного обидно. Современные школьники настолько хорошо разбираются во всех этих электронных приборах, что рядом с ними я чувствую себя доисторическим человеком. Я заметила, что, когда кто-нибудь рядом заводит разговор на компьютерные темы, у меня портится настроение, я становлюсь упрямой и занимаю оборонительную позицию. Мне стыдно за собственное невежество.

— Тебе нужен компьютер в кафе, — сказал он с юношеским энтузиазмом. — Не слишком навороченный, какой-нибудь из первых «Пентиумов»; подержанный будет стоить недорого. Ты сможешь внести в базу данных все свои рецепты и меню. Это просто. А еще создать таблицы для всех своих счетов, графиков и накладных и даже моделировать объявления и таблички на столики, если установишь «Корел дро», ну и, конечно, сможешь размещать объявления в Интернете.

Я тупо кивала, притворяясь, что понимаю, о чем он говорит, но на самом деле все это было для меня полной тарабарщиной.

— Прекрасно, но боюсь, сейчас у меня нет времени на все это, может быть, в будущем. Кроме того, на данный момент меня вполне устраивает то, что есть.

Мэгги захихикала на кухне:

— То есть разноцветные маркеры и самоклеящиеся бумажки для записей?

— Ну, по сути, мне больше ничего и не нужно, — сказала я, стараясь закрыть эту тему.

Алекс попытался скрыть непроизвольную ухмылку. Еще минута — и я превратилась бы в сварливую старуху, но появление Шелли спасло меня. Она ворвалась в кафе, одетая в короткую курточку, мини-юбку и ботинки до колена. Ее рыжие кудри были завязаны на макушке, но некоторые пряди выбились и делали ее лицо нежным и трогательным. Алекс был сражен наповал.

— Холли, я сейчас умру от голода. Мне срочно необходимо что-то съесть. У тебя уже готовы пирожки?

— Я как раз вынула первую партию из духовки. — Я взглянула на часы. — Шелли, сейчас только половина десятого. Ты уверена, что не хочешь что-нибудь более подходящее к завтраку?

— Я уже завтракала четыре часа назад, с раннего утра на ногах — готовлюсь к выставке.

Она заметила ошеломленного Алекса, стоящего рядом со мной.

— Ой, привет, ты, должно быть, наш практикант, а я — Шелли. Работаю здесь на полставки. — Она нагнулась над стойкой, чтобы подать Алексу руку, и шепнула: — Дружеский совет. Мэгги не так страшна, как может показаться на первый взгляд; любит маленьких щенков и мухи не обидит. Просто не заходи вместе с ней в кладовку, она сама не своя до мужчин в униформе. — Шелли указала пальцем на белый фартук Алекса.

Он нервно хихикнул и стал переминаться с ноги на ногу, не зная, куда девать глаза.

— Алекс, а не обслужить ли тебе Шелли? Вчера ты уже видел, как это делается, и тебе не помешает потренироваться на ком-нибудь перед приходом настоящих посетителей. Шелли тебе поможет.

Он согласился, не отрывая от нее взгляда.

— Прекрасно. Я бы хотела пару пирожков, салат и чашку чая, — сказана она.

Алекс нервно взглянул не меня.

— Итак, ты достаешь салат, а я пойду за пирожками на кухню, — предложила я, удаляясь прежде, чем он успел струсить. Я решила, что он будет меньше нервничать, если меня не будет рядом.

Спрятавшись за углом, мы с Мэгги подглядывали, что он будет делать. Мы услышали, как он выкладывает салат на тарелку.

— Вам заправить? — пискнул он, потом быстро исправился: — То есть я хотел сказать про заправку. Вам нужна заправка в салат?

Мы с Мэгги закрыли рты руками, чтобы не расхохотаться.

В этот момент зазвенел телефон, и мы подскочили от неожиданности. Алекс обернулся и, заметив, как мы прячемся за углом, смутился.

— Я подойду, — сказала я, делая вид, что только что вышла из-за угла, спеша к телефону. — Мэгги, ты не могла бы помочь Алексу и принести пирожки для Шелли? — Я бросила на Алекса поддерживающий взгляд. — У тебя хорошо получается, — шепнула я и сняла трубку.

— Кафе «Филин и кошечка», Холли слушает.

— Привет, дорогая, это мама. Как дела?

— Отлично, полна энергии.

— Рада слышать! Значит, ты пойдешь завтра со мной по магазинам? Ты до сих пор закрываешься раньше по пятницам?

— Да, с удовольствием пойду. Думаю, мне уже надо начинать делать кое-какие покупки. — Я взяла шоколадное печенье, которое Мэгги положила остывать на стойку, и отправила в рот. — Ой-ой, а-а-а…

— Боже мой, что такое? Что с тобой? Холли, ответь мне! — запаниковала мама на другом конце провода.

— Все в порядке, я просто положила в рот слишком горячее печенье. Я открыла рот возле форточки, чтобы остудить язык.

Мама обеспокоенно помолчала, а потом сказала:

— Не думаю, что тебе нужно работать в кафе до самых родов. Это может быть опасно для здоровья.

— Мама, единственное, что может быть здесь опасно, — это обжорство. Не беспокойся за меня, я ничем не больна.

— Знаю, прости меня, я просто хочу, чтобы ты заботилась о себе.

— Я забочусь.

— Ну, тогда все в порядке. Я заеду завтра за тобой около двух, хорошо? Начнем с самых дальних магазинов. Не забудь составить список, тебе понадобится очень много вещей.

Я попрощалась, качая головой. Иногда я не понимаю свою маму. Вначале она волнуется, что я переутомлюсь, если съем слишком много печенья, а потом целый день таскает меня по магазинам. Походы с ней за покупками можно сравнить с многоборьем. Она рождена для шоппинга, мне лишь оставалось поспевать за ней, нагруженной сумками, стараясь не потерять из вида ее мелькающую впереди спину, в то время как она выкрикивала, оборачиваясь и подбадривая меня: «Держись, через десять минут будем на месте! Не отставай!» Даже несмотря на прилив сил, я была не уверена, что моей энергии хватит на это.

— С вас сорок восемь фунтов с половиной, — услышала я, как Алекс неуверенным голосом объявляет Шелли счет. «Многовато для завтрака», — подумала я и поспешила на помощь Алексу прежде, чем он провалится сквозь землю от стыда.




— Поспеши, дорогая, нельзя терять ни минуты. Через пятнадцать минут магазины закрываются! — подгоняла меня мама. На всей скорости она совершила опасный правый поворот и подрезала старушку, толкавшую перед собой сумку на колесиках. Я начала было извиняться, но мама бросила на меня такой взгляд, что я, забыв про старушку, кинулась вслед за ней в детский отдел «Техниколор».

Мы обе уже были нагружены пакетами с детскими вещами, за которые мама вызвалась заплатить сама. Мне было как-то не по себе от этого. Как будто я все еще зависела от нее и не могла сама оплатить свои расходы. Какая-то часть меня хотела настоять на том, чтобы она позволила мне самой расплачиваться за покупки, но я знала, что сильно обижу ее этим. К тому же хоть дела в кафе и шли неплохо, все же оно не было золотым дном. Те деньги, которые я выделяла себе на зарплату, можно было сравнить с суммой, которую получает студент на временной работе в летние каникулы. Большую часть доходов я вкладывала в развитие кафе.

— Стерилизатор, — сказала мама, подняв палец кверху.

— Что? Послушай, мама, зачем он мне? Еще очень долго я не решусь на второго ребенка. К тому же надо признать, что еще много лет ни один мужчина не приблизится ко мне.

— Да это не для тебя, глупышка! Это для бутылочек, тарелочек, ложечек и всего того, что должно быть стерильным, — улыбнулась мама и начала шарить по полкам. Она обнаружила коробку со стерилизатором и протянула мне. — Я читала в журнале «Мир детства», что педиатры рекомендуют именно этот. Его можно использовать в микроволновой печи.

На картинке была изображена женщина, стоящая рядом с открытой микроволновкой и с улыбкой разглядывающая пластиковые контейнеры внутри.

Я сунула контейнер под мышку, продолжая смотреть маме в глаза.

— Ты читаешь «Мир детства»? — спросила я недоверчиво.

— Только один старый номер, он лежал на столике в приемной моего доктора. Я просто просмотрела его, пока ждала своей очереди. Ой, ты только посмотри на это, Холли! — Она поторопилась сменить тему и устремилась к вешалкам с одеждой для новорожденных.

Я поспешила за ней, оставив пакеты на полу, так как сил держать их у меня больше не было. Попутно я принялась разминать онемевшие руки, пытаясь наладить кровообращение.

Мама взяла платьице и прочитала, что написано на этикетке.

— Для новорожденных весом от шести до семи фунтов. Боже, когда ты родилась, ты весила десять с половиной, это платье никогда бы не налезло на тебя.

От удивления у меня отвисла челюсть, а на глаза навернулись слезы.

— Десять с половиной фунтов! Почему ты никогда не рассказывала мне об этом раньше? С таким весом дети уже обычно ходят, наверное, у тебя были мучительные роды!

— Не смеши меня, Холли, я ничего не почувствовала. Это было замечательно. Телевидение раздувает из этого бог знает что: все эти мучения и крики. Ха, в тот момент, когда ты появилась на свет, я напевала песню «Битлз» и вязала свитер. Я уставала больше, когда заплетала себе косу.

Мало-помалу мой пульс пришел в норму.

— Правда? — прошептала я.

— Холли, тебе не о чем беспокоиться, правда.

Я взяла платьице из ее рук, приложила к животу и расправила.

— Забавно, не правда ли? Скоро живот вырастет еще больше; как такое может быть?

Мама мечтательно вздохнула.

— В это трудно поверить, но внутри находится живое, дышащее существо.

Мы улыбались друг другу.

Что со мной происходит? Мое настроение меняется быстрее, чем у героев сериалов. Я выкинула из головы сентиментальные мысли и уверенно огляделась вокруг.

Мой взгляд упал на знакомую женскую фигуру в нескольких шагах от меня. Она катила перед собой двойную коляску и смотрела на мой живот. Я посмотрела на детей и вдруг поняла, что видела их раньше.

— Привет, Холли. Что ты здесь делаешь? — спросила женщина.

Я постаралась втянуть живот и ссутулиться, но в безжалостном свете дневных ламп это было то же самое, что пытаться спрятать баскетбольный мяч под простыней.

— Мама, это Тамсин, тетя Тома. Она недавно переехала из Эдинбурга, помнишь, я тебе рассказывала?

Мама поздоровалась и посмотрела на двух малышей, тихо лежащих в коляске и разглядывающих полку с мягкими игрушками.

— Посмотрите на этих милашек, — воскликнула она, устремляясь к ним, как пчела на мед.

— А я тут, ну, выбираю подарки для твоих близнецов, — выпалила я с внезапным приступом вдохновения. Черт! Поймана на месте преступления! И я поспешно спрятала за спиной детскую вещичку.

Тамсин наклонилась и взяла ее из моих рук:

— Холли, но это же платье. Ты же знаешь, что мои близнецы оба мальчики.

— Да? Ну, так я подумала, что это ночная рубашка.

— Кажется, я догадываюсь, почему ты так подумала, — сказала она, указывая на платье, которое больше напоминало бальное. На этикетке отчетливо виднелась надпись: «Вот для чего созданы маленькие девочки». Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое только маминым щебетом над коляской с близнецами.

— Ты ждешь ребенка? — спросила Тамсин, глядя мне прямо в глаза.

— Что? Ха-ха-ха-ха, нет, конечно! Я набрала несколько килограммов после Рождества, ну, ты знаешь, как это бывает. Ой, думаю, мне надо носить более просторную одежду, — и я нервно одернула свои мешковатые брюки.

В это время продавец искусственно кашлянула и демонстративно посмотрела на часы. Мама заметила это, разогнулась и подобрала с пола упавший стерилизатор.

— Дорогая, я пойду заплачу за это, мне кажется, что они закрываются.

Тамсин посмотрела на коробку в маминых руках, потом перевела взгляд на пакеты, что лежали на полу у моих ног. На всех пакетах были написаны названия детских отделов, а из одного выглядывала детская рация в виде Винни-Пуха. Она вопросительно подняла на меня глаза.

— Я разве не говорила тебе, что одна мамина подружка скоро станет бабушкой? И такая неприятность — она заболела. Мама предложила сходить по магазинам вместо нее и купить кое-что из детского, ведь им понадобится много вещей, правда? — Я изо всех сил старалась говорить убедительно.

— А, я понимаю; не буду вас больше задерживать. У вас так много хлопот, — сказала Тамсин обиженно. Я уверяла себя, что она просто разочарована, что я не беременна.

— До встречи! — крикнула я ей вслед, сгорая от стыда.

Мама, которая стояла неподалеку, слышала все слово в слово. Я обернулась к ней:

— Как ты думаешь, она мне поверила?

Мама посмотрела на меня с сочувствием, но ничего не ответила.




Тем же вечером, сидя в своей спальне посреди всех этих детских вещей, я размышляла о том, что все идет не так, как нужно.

Все мои прошлые представления о материнстве ассоциировались с романтичными отношениями, белым свадебным платьем, с тем, как мы вдвоем с будущим отцом моего ребенка красим стены в детской и на кончике моего носа оказывается пятнышко краски… Всего этого уже никогда не будет. Нужно было смириться с этой мыслью.

Кто-то постучал в дверь и отвлек меня от прилива жалости к самой себе.

— Это, наверно, Элис, — сказала я, обращаясь к своему животу и радуясь предстоящей компании.

Я распахнула дверь со словами: «Как хорошо, что ты зашла», — но это была не Элис. За дверью стояла Тамсин. Я захлопнула дверь прямо у нее перед носом и навалилась на нее спиной.

Она снова постучала:

— Ну же, Холли, открой дверь.

— Прости, сейчас неподходящее время. Я только что вышла из душа, — крикнула я.

— Это неправда! — Она приоткрыла щель для писем и заглянула внутрь. — Послушай, ты можешь не открывать мне, если не хочешь. Мне просто показалось, что тебе захочется с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь, кто тебя поймет. Я умею хранить секреты и подумала, что тебе понравится вот это, — послышалось шуршанье, и к моим ногам упал шоколад «Тоблерон».

Моя решительность испарилась, и я впустила ее.

— Итак, ты наконец признаешься, что беременна, или мне надо взять у тебя анализ крови? — пошутила она, угрожая мне шпилькой для волос.

Я провела ее на кухню и поставила чайник.

— Послушай, я знаю, как ты привязана к Маркусу и Фионе, но я правда не хочу пока им рассказывать о своей беременности, — помолчав, сказала я.

— Хорошо. Я никому не расскажу, слово скаута, — улыбнулась Тамсин, прижимая руку к сердцу.

— Что-то подсказывает мне, что ты никогда не была скаутом.

Она засмеялась.

Потом мы сидели молча и ждали, когда вскипит чайник. Когда я подала ей горячую чашку, она начала, собравшись с духом:

— Холли…

— Да-а-а?

— Могу я задать тебе личный вопрос?

— Мне кажется, теперь между нами нет секретов, — ответила я, приглашая ее в гостиную.

— Ну, я просто подумала, что, может быть, это не ребенок Тома и поэтому ты держишь свою беременность в секрете?

Я поперхнулась от неожиданности и закашлялась.

— Так вот о чем ты думаешь? Боже, ну конечно это ребенок Тома.

— Тогда к чему все эти секреты?

Я как могла объяснила ей, что чувствую и как боюсь подтолкнуть Тома к чему-то, чего он сам бы не хотел. Когда я закончила, она сказала:

— Думаю, ты права.

— Правда? — Я была ошеломлена.

— Да, и, в конце концов, это твой выбор.

— И тебе не кажется, что я веду себя эгоистично по отношению к Тому?

— Послушай, — сказала Тамсин решительно, отодвигая чашку с чаем. — Ты сама сейчас переживаешь немалый шок, и тебе потребуется время, чтобы прийти в себя. Просто будь готова держать ответ, когда придет время, ведь ты не сможешь долго скрывать это. Честно говоря, от Тома не было ничего слышно с Рождества, его бесполезно разыскивать, он постоянно переезжает с места на место, и даже если бы ты решилась сообщить ему, пришлось бы хорошенько постараться.

У меня защемило сердце при мысли о том, как он хорошо проводит время и, скорее всего, совсем забыл про всех нас. Меня начало подташнивать.

— Все это так сложно, — сказала я жалобно.

Тамсин взяла меня за руку:

— Послушай, у меня есть для тебя одна новость, которая тебя обрадует. Маркус и Фиона уезжают на юг Франции на три месяца; Маркус получил там контракт на перестройку виллы. Они уедут завтра вечером, таким образом, ты выиграешь немного времени. И перестань так волноваться. Получай удовольствие, ребенок — это здорово.

Едва она это сказала, я почувствовала легкий толчок в нижней части живота.

— Боже мой, мне кажется, что он только что пошевелился!

Мы хором засмеялись и уставились на мой живот.

— Скоро тебе будет очень весело, — пообещала Тамсин, переводя дыхание.

Следующие две чашки чая и половина «Тоблерона» полностью сняли все симптомы первых месяцев беременности.

У меня было подозрение, что Тамсин была так заинтересована моим положением, потому что по сравнению с ним ее собственное казалось ей немного лучше. Это похоже на то, когда ты набираешь пару килограммов после выходных с застольем и звонишь подруге, чтобы пожаловаться, и выясняешь, что она набрала еще больше. Но какими бы ни были причины, мне было все равно. Я просто была счастлива оттого, что могу поделиться с человеком, который меня полностью поймет.

— Растяжки, которые появились у меня на груди, очень быстро прошли, — рассказывала она. — Остались только незаметные следы на животе, которые, наверное, уже не пройдут, они выглядят как небольшие шрамы. У тебя есть растяжки на животе?

— Нет, и мне кажется, они уже не появятся, — сказала я, стараясь, чтобы это звучало не слишком самонадеянно.

— Ну и отлично, — улыбнулась она понимающе.

Вот интересно — у женщин, которые уже имеют детей, существует сотня различных выражений лица, означающих понимание. Понимание, которое вызывает страх у женщин, которые еще только собираются родить. У Тамсин появилось отстраненное выражение лица, и она улыбалась своим собственным мыслям.

— Боже мой, у меня были невероятные прихоти. Я где-то читала, что они случаются только на ранней стадии беременности, но странные желания преследовали меня в течение всего времени. Со мной никогда не случалось ничего подобного; я так расстраивалась, когда не могла получить сардины в масле, что могла расплакаться! Мне просто хотелось съесть что-нибудь, что не пахло бы стельками от ботинок.

Я хихикнула и поудобнее устроилась на диване.

— А с моими желаниями проблема в неподходящем времени года. В Рождество мне захотелось фруктовый пудинг, а сейчас, когда Рождество давно позади, я продала бы душу за рождественский пирог! Однажды я помчалась в магазин так, будто за мной гналась тысяча чертей, и лучшее, что я смогла найти, был вишневый пирог, — ни марципанов, ни пирожков с сахарной глазурью, ничего!

Тамсин рассмеялась:

— Бедняжка! И что же ты сделала?

Я спрятала глаза от смущения:

— Я сама приготовила себе пудинг на прошлой неделе, у меня ушла на это куча времени.

Тамсин засмеялась еще громче.

— Я поставила его в холодильник, там еще остался кусочек, хочешь?

— Нет, я не могу объедать тебя, — сказала она, поднимая руки вверх. — К тому же ненавижу марципаны. — Она мечтательно улыбнулась. — Ты напомнила мне эти приятные моменты. Я даже почти завидую тебе, мне хотелось бы снова стать беременной.

Я посмотрела на нее удивленно:

— Ты серьезно? Мне казалось, что у тебя было трудное время, то есть когда Оскар бросил тебя, а потом кесарево сечение, и тебе ведь тяжело одной с близнецами.

— Да, но дети — это не только грязные пеленки и бессонные ночи, о которых все говорят. Я, конечно, не голосую за неполные семьи, это всегда не просто, но главное — у меня есть два чудесных малыша, и это лучшее в моей жизни. Неважно, чем я занимаюсь, — у меня есть моя семья, и это делает меня сильнее, и хотя у меня прибавилось забот, я чувствую себя удивительно свободной. И в наше время люди уже спокойнее относятся к матерям-одиночкам. Меня даже уважают за это. Иногда меня спрашивают, чем я занимаюсь в жизни, и я отвечаю, что большую часть времени занимаюсь воспитанием детей, и мне говорят: «О, это самая трудная работа в жизни!» Это на самом деле считают трудной работой, а не просто способом уйти от карьеры. Ты не поверишь, как много женщин признались, что завидуют мне, что тоже предпочли бы сосредоточиться на семье, чем заниматься делом, которое им не нравится. Но им просто не встретился еще мужчина, от которого им хотелось бы иметь детей.

Я слушала ее с недоверием.

— Я не говорю, что все женщины хотят этого. Разумеется, существует множество женщин, увлеченных своей карьерой. Я просто хочу сказать, что матерей перестали считать людьми второго сорта и рождение на свет умных и счастливых детей — огромнейшее достижение.

Я задумчиво похлопала рукой по животу. Она была права.

Тамсин взглянула на часы и встала, оглядываясь в поисках куртки.

— Я и не заметила, как уже поздно. Фиона сидит с детьми, так что мне надо идти. Я позвоню тебе завтра, — она поцеловала меня в щеку. — И если тебе захочется поговорить, сама звони мне в любое время. Давай встретимся в воскресенье, съездим за город или пройдемся по магазинам в Бристоле?

«По магазинам» мы сказали хором и рассмеялись.




Глава шестнадцатая


В пятницу Алекс работал в кафе последний день и был тише, чем обычно. Мне показалось, что ему не хочется возвращаться в лицей.

— Шелли работает сегодня? — спросил он с надеждой, почти сразу же после своего прихода.

Шелли работала накануне почти весь день, заменяя Мэгги, которая взяла выходной, чтобы встретиться со старыми друзьями. Алексу с трудом удавалось справиться с работой, когда Шелли была поблизости, большую часть времени он сверлил ее глазами, периодически погружаясь в мечты. Шелли сегодня собиралась в колледж, и это было к лучшему — мне хотелось, чтобы последний день Алекса был наиболее продуктивным и у меня появилось бы больше пунктов для его характеристики.

— Боюсь, сегодня мы будем с тобой вдвоем, Алекс, прости, — сказала я.

Однажды я тоже влюбилась в своего учителя маркетинга. Казалось, это было совсем недавно. Целый год я не могла оправиться от стыда, когда он перехватил записку, брошенную мною Мэгги, и прочитал ее вслух перед всем классом. В ней аккуратным почерком было выведено:

«М., я больше не могу это выносить, Я ЛЮБЛЮ его! Ты заметила, как близко он наклонился ко мне, когда проверял мое задание, ах-х-х-х! Он такой красавчик, даже лучше, чем Брэд Питт. Встретимся после уроков у ворот, мне нужно обсудить это с тобой. Целую, X.».

По правде говоря, мне кажется, что он не понимал, что речь идет о нем, пока не дочитал до конца, но после этого моя страсть чудесным образом испарилась и я переключилась на парня, который работал в соседнем кинотеатре. Все чувства так обострены в этом возрасте.

Все утро я готовила, а Алекс в полном молчании обслуживал посетителей и убирал со столов. Я разрешила ему устроить себе длинный обеденный перерыв в благодарность за хорошую работу, и когда он сел за стол, пришла Элис.

— На одно словечко, — шепнула она мне и поманила на кухню.

Мы спрятались у раковин и склонили головы, как старые сплетницы.

— Что случилось? — спросила я, глядя ей прямо в глаза.

Она была возбуждена и немного нервничала, как человек, который нашел на крыльце пятидесятифунтовую купюру, но боялся ее поднять из страха, что где-то спрятана скрытая камера какого-нибудь комитета национальной сознательности и если он поднимет купюру, его обвинят в криминальных наклонностях.

— Я встречалась с Оливером сегодня, — прошептала она.

Меня охватило дурное предчувствие.

— И?

— Не смотри на меня так, все в порядке. Я была холодна с ним.

— Я не могу поверить, что ты удостоила его разговора после всего того, что он сделал.

Она отрицательно замахала руками, не желая, чтобы ей напоминали, каким дерьмом он был. Мне хотелось наорать на нее. Ей просто повезло, что Мэгги не было рядом.

— Он пришел ко мне на работу. Я не поверила своим глазам; он принес мне огромный букет цветов. Он никогда раньше не дарил мне цветов. Он вручил мне их на глазах у всех.

Помимо воли я издала возглас разочарования.

— Элис, пожалуйста, будь осторожна. Я не хочу, чтобы он снова обидел тебя.

— Ты не понимаешь, — сказала она, выглядывая в окно. — Все не так. Он просто хотел поговорить со мной. И сказал, что ему ужасно стыдно за то, как он вел себя со мной. Клянусь, у него были слезы на глазах, когда он говорил это.

Я представила, как Оливер закапывает в глаза капли, перед тем как зайти в клинику, где работает Элис. От этого парня всего можно было ожидать.

— Он пригласил меня выпить немного, просто чтобы обсудить ситуацию. Он сказал, что понимает, что я вправе ненавидеть его, и не обидится, если я выставлю его вон, но для него слишком много значит то, что было между нами, поэтому он должен попытаться. — Она говорила так, будто произносила заученный текст. Скорее всего, после их разговора она неоднократно повторяла про себя все эти слова.

— Элис, — прервала я ее, — с Нового года прошло уже два месяца. Тебе не кажется, что он мог прийти к тебе с этим раньше?

— Именно, — сказала она счастливым голосом. Ее щеки покрыл легкий румянец. — Поэтому все это и выглядит так искренно. У него было много времени все обдумать и прийти к такому выводу. Он мог просто забыть обо всем и найти другую, но он этого не сделал.

Откуда ты знаешь, хотела я спросить. А может, он просто не смог найти женщину и знал, что у него всегда есть запасной вариант с Элис. Мне стало стыдно за свои злые мысли. Я не считала Элис наивной. Просто она думала о людях лучше, чем они были на самом деле. Именно за это я и любила Элис, и приходила в ярость, когда кто-то обижал ее. Мне хотелось знать, сколько раз это должно повториться, чтобы она стала циничнее и перестала видеть во всем только хорошее. Возможно, больше, чем я смогу выдержать, не вмешиваясь…

Я услышала, что к стойке подошел клиент, и, извинившись, пошла к нему. Когда я вернулась, Элис помешивала суп, который я разогревала на плите.

— Пахнет восхитительно, — заметила она, глубоко вдыхая запах, поднимающийся из кастрюли.

— Угощайся, это твой любимый, с томатами и базиликом.

Она покачала головой:

— Не думаю, что смогу проглотить хоть ложечку. После встречи с Оливером меня до сих пор трясет.

— Итак, — продолжила я, складывая грязные тарелки в посудомоечную машину. — Теперь я знаю, что он сказал тебе, а что ты сказала ему?

— Он не дал мне такой возможности, просто ворвался, застал меня врасплох и высказал все прежде, чем я успела слово вставить. Потом пригласил меня выпить вместе в субботу вечером. Он ходит по вечерам в «Боцман». Он просил не отвечать ему сразу, но он в любом случае будет ждать меня там, и если я не приду, он поймет. И после этого он ушел. Вот так все и было, — сказала она, щелкнув пальцами.

— Что ты собираешься делать?

Она вздохнула и закатила глаза:

— Знаю, что слишком доверчива, что это глупо, но я хочу встретиться с ним. Думаю, что после всего, что произошло, я заслуживаю объяснения. Это может помочь мне разлюбить его.

Я с грохотом захлопнула дверцу посудомоечной машины.

— Ты злишься на меня?

— Эл, это твое решение. Я должна уважать его. Я могла бы в лепешку разбиться, упрашивая тебя не тратить на него время, но, пока ты любишь его, все, что я скажу, не будет иметь никакого значения. Если и Мэг не сможет переубедить тебя, никто не сможет. Просто береги себя. — Я помахала деревянной ложкой и искоса посмотрела на нее. — Ты заслуживаешь того, чтобы с тобой обращались как с принцессой, остальные варианты не рассматриваются.

Элис обняла меня и поцеловала.

— Спасибо, дорогая, — сказала она, потом взяла кусок морковки с разделочной доски и отправила в рот. — Мне нужно бежать, Джеки согласилась подменить меня в хирургии на полчаса. Так ты идешь со мной в субботу? — спросила она на пути к выходу.

Я уже собиралась обсудить это, но меня отвлек посетитель, который хотел заказать еще кофе.

— Ты настоящий друг! — шепнула она. — Увидимся завтра, — и исчезла.




После обеденного перерыва я дала Алексу рецепт сырного пирога и попросила его приготовить. Он принес все необходимые продукты, а я занялась инвентаризацией склада. Посетителей в кафе почти не было, и я начала подумывать, не закрыться ли мне пораньше и поспать. Я очень устала. И тут я вспомнила, что в четверть четвертого у меня прием у доктора. Я посмотрела на часы; до начала приема оставалось пять минут.

— Черт, Алекс, прости меня, но мне надо к доктору. У меня это совершенно вылетело из головы!

Алекс запаниковал от мысли, что его оставят в кафе совсем одного.

— Не волнуйся, я закрою кафе перед уходом. Тебе нужно будет только вынуть через полчаса из духовки сырный пирог, если я не вернусь. Я поставлю таймер, чтобы ты не забыл. — Я установила обратный отсчет, схватила пальто с вешалки и бросилась к выходу. — Никаких дел больше нет, так что можешь начать убирать.

— Хорошо, я справлюсь, — сказал он, воодушевившись.

* * *


Прием прошел хорошо: давление и пульс в норме, живот аккуратный (слова медсестры). С анализом мочи тоже было все в порядке, и сердце ребенка билось быстро и четко (хотя мне это больше напомнило чечетку, чем биение сердца). «Беременность как из учебника», — сказала доктор. Она также рассказала мне о занятиях по подготовке к родам и дала расписание с днями и темами. Я осторожно взяла листок, не уверенная, что хочу посещать занятия. Мне не хотелось быть среди счастливых семейных пар одной.

— Они проходят не совсем так, как вы представляете, — сказала медсестра, будто читая мои мысли. — Занятия, которые мы проводим, рассчитаны только на одиноких мам. Существуют отдельные занятия для пар, но даже на них многие предпочитают приходить с сестрами и мамочками, чем с мужьями. Я думаю, вам имеет смысл посетить эти занятия.

Я обещала ей подумать и поспешила обратно в кафе; слова «одинокая мама» все еще звучали у меня в ушах.

На улице меня кто-то окликнул:

— Эй, Холли, подожди.

Я мельком глянула через плечо и увидела Чарли, бегущего ко мне. Я быстрыми шагами направилась прочь. «Черт, черт», — бормотала я про себя, надеясь, что он не заметил, как я оглянулась. Тут я почувствовала, как его рука легла на мое плечо.

— Холли, ты что, меня сознательно игнорируешь? Я так кричал, что надорвал связки, и ты ведь оглянулась и посмотрела прямо на меня.

— Я? — спросила я глупо. — Прости, Чарли, я витала в облаках. — Я продолжала идти, а он спешил рядом.

— Я видел, как ты выходила из консультации, у тебя все в порядке? — спросил он озабоченно.

— Да, все в порядке, просто обычный осмотр.

Он кивнул, успокоившись:

— Ты уже закрыла кафе?

— Да, я закрылась пораньше и оставила там своего практиканта Алекса, так что мне нужно скорее вернуться, — сказала я, прибавляя шагу и надеясь, что он отвяжется.

— Можно я пойду с тобой? У меня есть новости, и я хотел бы обсудить это с кем-нибудь.

— Конечно, — сказала я, стиснув зубы и жалея, что не надела чего-нибудь попросторней сегодня. Я запахнула пальто и придерживала его руками.

Мы вместе дошли до маленькой улочки, которая вела к задней двери кафе, и на крыльце я почувствовала, что что-то случилось.

— Пахнет дымом? — спросил Чарли, пытаясь заглянуть в кухонное окно.

Тут я заметила белые клубы дыма, валящие из полуоткрытого окна.

— Боже мой, — закричала я, взлетая на крыльцо и распахивая заднюю дверь.

Внутри едкий сизый дым ударил мне в глаза и заполнил горло, я зажмурилась. Чарли бросился внутрь. Сквозь клубы я заметила несколько языков пламени. Мне показалось, что они вырываются из духовки. Я вытянула руки вперед, нащупывал огнетушитель на стене, но Чарли меня опередил и направил струю белой пены в сторону духовки; через секунду пламя погасло.

Я распахнула все окна и кинулась искать Алекса.

Он как раз выходил из кладовки.

— Что случилось? — спросил он.

— Это я у тебя хочу спросить!

Алекс тревожно взглянул в сторону кухни.

— Я не знаю, — пропищал он, — я ничего не делал. Я вымыл полы, вынул сырный пирог, когда сработал таймер, потом пошел наводить порядок в кладовке. Когда я был там, зазвонил телефон, так что я даже не заходил на кухню, правда!

Слезы навернулись ему на глаза и потекли по щекам, и мой гнев улетучился.

— Успокойся, Алекс, я уверена, что ты ни в чем не виноват, — сказала я ласково.

— По-моему я знаю, что случилось, — сказал Чарли, показываясь из кухни.

Дыма уже почти не было, но в кухне стоял резкий запах гари. Оглядевшись, я увидела, что почти ничего не пострадало. Пожар начался в духовке и, к счастью, не вышел за ее пределы. Дым оставил черный след на стене за плитой и на потолке. На плите лежала горка пены, и белые хлопья сползали по стене.

— Одна из горелок не была выключена, — объяснил Чарли, закашлявшись. — Я думаю, что ты вытащила что-то из духовки и поставила на плиту, не заметив, что она включена. Взяв прихватку, он вытащил из пены обгорелую кастрюлю. — Улика номер один, ой, горячо! — Он вскрикнул и бросил кастрюлю в раковину. — И улика номер два, — добавил он, выловил из духовки остатки полотенца и выбросил их в мусорное вёдро.

Алекс стоял в дверях, в полном ужасе.

— Все в порядке, Алекс, пожалуйста, не переживай. Я уверена, что сама не выключила плиту, когда сняла суп. Это не проблема. Мы быстро все уберем, — я улыбнулась, стараясь убедить его, что все хорошо.

Не слишком успокоенный, он улыбнулся в ответ:

— Хотите, я помогу вам с уборкой?

— Нет, не надо. Иди домой. Ты можешь позвонить завтра и зайти за своей характеристикой, а я как раз допишу ее к тому времени. Не волнуйся, я напишу тебе замечательную характеристику. Ты стал для нас настоящей находкой. Если меня не будет, когда ты зайдешь, я оставлю ее у Шелли, — добавила я, зная, что это его подбодрит.

Я подала ему куртку и проводила до двери. Когда я вернулась, Чарли уже убирал пену.

— Спасибо тебе большое, — сказала я, прислоняясь к дверному косяку, — но я сама бы быстро с этим справилась.

— Брось, это нетрудно, — заверил он меня и улыбнулся.

Я взяла вторую тряпку и стала помогать ему.

— Думаю, тут не мешает подкрасить, — сказал он, показывая на стену за плитой. От огня часть ее облезла и покрылась пузырями.

Я понимала, что это небольшой ущерб, но он мог бы быть куда больше… У меня затряслись руки, и крупная слеза упала на фартук.

— Ну, не расстраивайся, — сказал Чарли, обнимая меня за плечи. — Через час я все уберу так, что не останется и следа. Без проблем. Том не единственный мужчина, который умеет держать кисть в руке.

— Прости, я чувствую себя такой дурой, — всхлипнула я.

— Я помню, когда у меня сломалась одна из моих колонок, мне казалось, я разрыдаюсь. Они были моей гордостью, моей радостью, так же как кафе для тебя. Я полностью понимаю тебя — но с небольшим вливанием кофеина я смог бы работать в два раза быстрее.

Через час кухня была чище, чем когда-нибудь на своем веку. Все еще чувствовался запах гари, но Чарли убедил меня, что через день-другой все выветрится. Оставалось только подкрасить часть стены.

Мы устроились за столиком у окна с чаем и печеньем.

— Ты выглядишь такой усталой, — сказал Чарли, разглядывая меня. — Мне кажется, что это отнимает у тебя все силы.

— Что — это?

— Знаешь, Холли, — усмехнулся он, кивая на мой живот, — я ведь не слепой, я вижу, что ты беременна.

Я застыла с открытым ртом. Я была так увлечена всем происходящим, что совершенно забыла прятать живот, но в любом случае было трудно не заметить его на таком сроке.

— Том знает? Ведь это от Тома?

Я обреченно кивнула.

— Он не знает, и я не хочу пока говорить ему, — сказала я с предупреждающей ноткой в голосе.

— Между вами что-то произошло?

— Да нет, дело не в этом. Мне очень нравится Том, может, даже слишком. Все так сложно, — вздохнула я, не желая углубляться в детали.

— Из него получится замечательный папочка, — улыбнулся Чарли, наливая нам еще чая.

— Ты шутишь?

— Нисколько, он умеет обращаться с детьми. Он веселый, любит игрушки, до сих пор собирает «Лего», и у него есть радиоуправляемая машина…

Я усмехнулась:

— Вот в этом-то и дело, он еще сам не вырос. А ответственность? Ему нужно будет от многого отказаться. Без обид, но скажи, ведь мысль об отцовстве пугает тебя до смерти?

— Наоборот, если ребенок от хорошей женщины, это лучшее, о чем можно мечтать в жизни, — сказал Чарли серьезно, кладя десятую ложку сахара в чай.

Я рассмеялась:

— И это говоришь ты? Ты никогда не сможешь отказаться от своей жизни, полной вечеринок, ради вонючих подгузников и бессонных ночей.

— Ага! — воскликнул он, целясь в меня пальцем. — Вот здесь ты ошибаешься. Как раз то, зачем я шел к тебе и о чем хотел рассказать перед этим пожаром в кафе, это то, что я ушел из клуба. Я собираюсь стать полицейским.

— Ты! Полицейским! Не могу в это поверить. Это шутка.

Он гордо улыбнулся:

— Это дело решенное. Меня приняли в полицейское управление Эйвона и Сомерсета. Забудь о диджее Вайд-бое, теперь меня будут называть констебль Брэдли — не так легко запоминается, но получше для резюме, и моей маме будет проще рассказывать об этом в кафе за завтраком. Я всегда хотел стать полицейским, но ночная жизнь увела меня в сторону от моей мечты. Нужно положить конец этому, пока я окончательно не сошел с ума. В общем, я уже сдал письменный экзамен, и через три месяца у меня начинается серия тренингов ФОП в Портишеде.

— ФОП? А разве это не название мужского журнала?

Он рассмеялся:

— Федеральное отделение подготовки, Холли, вот куда я отправлюсь.

Я не могла поверить своим ушам. Эта новость заставила меня понять, что я никогда толком не знала Чарли; я всегда считала его легкомысленным клубным зверьком, и он все время удивлял меня. А уж если Чарли мог удивить меня, то любой смог бы. От этой мысли у меня стало легче на душе.

Больше часа мы болтали о беременности и о полицейских, и мне по-настоящему начал нравиться Чарли. Он был так спокоен и уверен, мне казалось, он не сомневается в собственных силах. И мне бы не помешала частичка его уверенности.

— Мне нужно собираться, я обещал Саймону сегодня вечером выпить по кружечке и сыграть в бильярд, — сказал Чарли, поднимаясь. — Мне понравилось болтать с тобой. Нужно встречаться чаще.

— Да, было бы здорово.

— А что ты делаешь завтра вечером? Мы могли бы сходить с тобой в какое-нибудь тихое место.

— Точно, почему бы и нет… Ой, извини, я совсем забыла, Элис просила меня пойти вместе с ней завтра вечером в «Боцман». Она встречается с Оливером, и ей нужна моральная поддержка, хотя мне кажется, что кончится тем, что я окажусь третьей лишней. — Вот этого мне совсем не хотелось.

— Хочешь я пойду с тобой? — предложил он.

— Давай, — сказала я быстро, пока он не передумал. — Ты потом мне расскажешь, что думаешь об Оливере как мужчина.




— Этот парень просто козел! — прошипел Чарли сквозь зубы, допивая четвертую кружку пива.

Мы сидели за открытым столиком в «Боцмане», все дальше и дальше уходя в разговоре от Элис и Оливера.

Последние полчаса Оливер рассказывал о том, на какой риск он пошел, вложив деньги под проценты в один банк, а Элис слушала его раскрыв рот. Противно было даже сидеть рядом с ними.

— Не повторить ли нам? — спросил Оливер, вынимая из заднего кармана толстый бумажник.

— Нет, ты платил в прошлый раз, теперь моя очередь, — сказал Чарли и полез за кошельком.

— Нет, нет, я настаиваю. Всем того же? Холли, ты уверена, что тебе только колу?

Я кивнула. Слава богу, Оливер был слишком занят тем, чтобы произвести впечатление на Элис, чтобы заметить мой живот.

— Мне только половину, — сказал Чарли, как будто не планируя задерживаться здесь дольше. Оливер собрал пустые кружки и уверенной походкой направился в паб.

— Ты не против, если мы уйдем после этого? — спросила я Элис.

Она улыбнулась блаженной пьяной улыбкой.

— Конечно, нет, ты и так выглядишь усталой. Спасибо за компанию. Мои друзья не дадут мне слишком увлечься.

— А ты увлечена?

Она виновато улыбнулась:

— Нет.

— Отличная позиция, Эл. Пожалуйста, обещай мне, что ты заставишь его помучаться. Ты же поедешь ночевать домой, не так ли?

— Холи! — возмутилась она и попыталась дотянуться до меня ногой, но промахнулась и пнула стол. — За кого ты меня принимаешь? Я обещала маме быть дома к полуночи. Послушай, мы просто еще немного поболтаем. Тебе не о чем беспокоиться.

Когда Оливер вернулся, он начал что-то шептать Элис, явно не желая включать нас в разговор. Мы с Чарли посмотрели друг на друга и залпом допили свои напитки. Чарли с грохотом поставил кружку на стол и вытер губы. Мы попрощались и быстро удалились.

— Боже, какой самовлюбленный козел! — ругался Чарли, когда мы завернули за угол.

— Но что-то же должно в нем быть, если он так нравится Элис, — сказала я, напрягаясь, чтобы понять, что именно. — Надеюсь, у них все будет хорошо.

— Мне не кажется, что с ним у кого-то что-то может быть хорошо; ей нужно найти себе порядочного парня.

Было смешно слышать это от него. Интересно, сколько девушек называли так его самого? И если уж Чарли казалось, что Оливер не хорош, наверняка так оно и было.

— Неужели на свете существуют порядочные парни? — подумала я вслух.

— Эй, конечно, я немного бабник, но о Саймоне и Томе этого сказать нельзя. Так что они — отличные примеры порядочных парней. Элис было бы гораздо лучше с кем-нибудь похожим на Саймона.

— Он говорил тебе что-нибудь об Элис? — набросилась я на него с расспросами. — Я недавно заметила, что они прекрасно ладят.

— Нет, пока не говорил. Совсем недавно он еще думал о тебе.

Я смущенно уставилась на дорогу и промолчала.

— Он сказал, что Элис пригласила его на свадьбу мамы Мэг. Он был очень доволен.

— Может, тебе не стоит говорить ему о том, что она сегодня встречалась с Оливером, — предложила я.

Чарли с виноватым видом спрятал глаза.

— Ты уже рассказал! Эх, Чарли!

— Прости, мне показалось, он должен знать. Не стоит тратить понапрасну время, если объявился ее бывший.

Я согласилась, понимая, что нужно рассказать об этом и Элис тоже.

— Итак, Мэгги идет с Ноем, Элис — с Саймоном, а с кем идешь ты?

Я смотрела на него с улыбкой, понимая, что он напрашивается на приглашение.

— С тобой? — спросила я невинным тоном.

— Спасибо за приглашение. — Он взял меня за руку. — Как думаешь, им не понадобится диджей на вечеринку?

— Не думаю, что у тебя достаточно рок-записей, чтобы справиться. Им подошел бы разве что сам Род Стюарт; одно только твое присутствие на этой вечеринке бросит тень на твой имидж. Если превращение в копа еще этого не сделало, — пошутила я.

Чарли улыбнулся сам себе, потом присел на скамейку, мимо которой мы шли, и похлопал ладошкой рядом с собой.

— Тут так тихо, — прошептал он, откидываясь на спинку, чтобы полюбоваться лунным небом.

Я присела рядом, вытягивая ноги и складывая руки на животе.

— Ой, мне кажется, я чувствую, как толкается ребенок, — сказала я почти уверенно.

Чарли возбужденно выпрямился:

— Правда? Можно мне потрогать?

— Конечно, но толчки очень незаметные, нужно сосредоточиться. — Я подняла свитер и положила его руку на то место, где была моя. Мы оба сидели тихо несколько минут, стараясь не дышать.

— Ого! — сказал он наконец. — Я почувствовал, здорово!

Мы смотрели друг на друга, улыбаясь, его рука все еще на моем животе, и тут я заметила, какая она теплая. Я слышала, как часто дышит Чарли, потом он убрал руку и снова откинулся на спинку.

— Это было действительно здорово, — повторил он сам себе.

Мое сердце так громко стучало, что я боялась, он может услышать. Он вскочил со скамейки и протянул мне руку, помогая подняться.

— Пойдем, — сказал он, не глядя на меня. — Надо отвести тебя в тепло.




Глава семнадцатая


— Почему так получается: чем больше в каком-нибудь кафе искусственных цветов, тем больше там посетителей? Что их привлекает в таких местах? — Я с отвращением разглядывала пластмассовую пальму в углу.

Тамсин засмеялась, капая себе на руку молоком из бутылочки, чтобы проверить температуру.

— Эта как танцевальные шлягеры на двух аккордах, в исполнении вертлявой шведской певички, повторяющей припев сто раз. Так делаются хиты. Ну и что, если звучат они как записанные на портативной студии подростком в бейсболке, — так они лучше продаются. Честно скажу, я уже начинаю опасаться за эстетическое здоровье нации. Мир переполнен придурками. — Тамсин вяло махнула рукой. — Вспомнила Оскара, — добавила она, усмехнувшись.

— Ты скучаешь по нему?

— Уже нет. Я скучала, когда родились близнецы, но, может быть, мне просто очень нужна была помощь. Наши отношения никогда не были глубокими. Наверное, он не слишком подходил мне. У нас не было настоящей страсти. Мне просто было обидно за детей. — Она посмотрела на близнецов, лежащих в коляске. Каллум причмокивая, допивал молоко из бутылочки, а его брат мирно спал рядом. — Думаю, им будет непросто осознать, что их отец не интересуется ими. Очень жаль; ведь детям нужен отец. Ой, прости, Холи… я не имела в виду тебя.

— Все в порядке. Знаешь, я решила рассказать обо всем Тому, как только мне представится такая возможность. Не знаю, как его разыскать, но если он позвонит мне, я ему скажу. И как только вернутся Маркус с Фионой, я им во всем признаюсь. Наверное, мне казалось, что проблема решится сама собой, — сказала я, взглянув на свой раздувшийся живот, — но теперь уже нужно что-то делать.

— Все образуется, вот увидишь, — Тамсин погладила меня по плечу, потом взяла на руки Каллума и стала его убаюкивать. — Послушай, — сказал она, и глаза ее загорелись, — я думаю, что могу позволить себе ту пару туфель. В конце концов, могу же я себя побаловать!

Я застонала. Тамсин говорила об этих туфлях весь последний час.

— А ты не могла это решить, когда мы были рядом с магазином? Мы уже так далеко от него отошли! — Я с сомнением посмотрела на свои ноги. Думаю, обратно из магазина меня уже придется везти на тележке.

— Послушай, давай я сбегаю одна, а ты посидишь здесь с близнецами? Так будет гораздо быстрее. — Она указала на ближайший магазин «Мать и дитя» и сказала: — Можешь пока зайти в этот магазин, если хочешь, и там мы встретимся. Я мигом!

— Ой, не знаю. Я совсем не умею обращаться с детьми; а вдруг они проснутся и увидят меня вместо тебя? Они будут плакать на всю улицу!

Тамсин поднялась, положила Каллума рядом с Сэмюелом и взяла сумку.

— Если они проснутся, просто покатай их по улице, и они сразу успокоятся. Все будет хорошо. Тебе нужна практика, — уверила она меня и заспешила прочь. — Не паникуй, я скоро вернусь, — крикнула она, убегая.

Хорошо, без паники. Они спят, успокаивала я себя, нервно оглядываясь по сторонам.

Сэмюел дернул ручками во сне, приоткрыл глаза и захныкал.

Ничуть не удивительно, подумала я. Клянусь, дети просто не выносят меня.

— Все в порядке, дорогой, мама скоро придет, — заговорила я с ним нежным голосом.

Это было моей ошибкой. Услышав чужой голос, малыш распахнул глаза и испуганно уставился на меня.

Эх, зря я заговорила с ним.

Его тельце нервно вздрагивало, когда он набирал дыхание для последующего истошного крика. Я вспомнила, что Тамсин советовала мне покатать близнецов в коляске, если они расплачутся. Подхватив все наши пакеты с покупками, я бросилась по направлению к магазину «Мать и дитя».

Через несколько секунд Сэмюел, как по мановению волшебной палочки, вновь окунулся в царство грез. Эта метаморфоза меня позабавила, и я с гордостью рассматривала лицо спящего херувимчика. В конце концов, может быть, из меня получится не такая уж плохая мать.

Я прогуливалась по магазину, очаровательно улыбаясь всем детишкам и их родителям. Время от времени мамы обменивались со мной деланно усталым взглядом, приглашая разделить их чувства. Мне казалось, что я получила пропуск в некий закрытый клуб. Меня веселил мой образ «международного посла в мир детей». Я представила себя на улицах Калькутты с распахнутыми объятиями, готовая заключить в них всех окруживших меня детей. Как принцесса Диана или Джерри Холлиуэлл.

Возле игрушечного отдела женщина моего возраста спорила с маленьким мальчиком.

— Хочу, хочу, хочу, — ныл он без остановки.

— Джонатан, замолчи. Ты разбудишь малышей этой тети, — просила мама, виновато глядя в мою сторону.

— Ничего страшного, — улыбнулась я, — они спят крепко.

— Такие славные, — шепнула она, заглядывая в коляску, — сколько им?

— Э-э, уже четыре месяца. Ах, как летит время, — добавила я, пытаясь скрыть мое замешательство. — Я уже начинаю плохо соображать, к тому же скоро появится еще один, — пошутила я, надеясь, что это ее повеселит.

Она бросила взгляд на мой живот и смутилась:

— Ой, и какой у вас срок?

— Четыре с половиной месяца, — ответила я гордо, потом, произведя в уме несложные вычисления, поняла, что сморозила глупость, и густо покраснела.

— А-а-а, — сказала женщина и крепко взяла за руку сына. — Ну, удачи.

Она потащила ребенка прочь, обернувшись, чтобы бросить на меня последний подозрительный взгляд. Я оглянулась по сторонам, чтобы проверить, не услышали ли нас, но никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

Я поспешила в отдел для будущих мам и заметила стенд с брошюрами, посвященными подготовке к родам. Я повесила на ручку коляски пакеты с покупками и углубилась в изучение литературы. На обложке одной из книг был напечатан список всего того, что женщине нужно взять с собой в роддом. Он был таким длинным! Предродовая сумка, послеродовая сумка и сумка с вещами для ребенка. Я углубилась в детальное изучение необходимых предметов, стараясь мысленно запомнить все то, что еще не успела приобрести. Я сморщила нос, когда дошла до безразмерной футболки для родов. Я бы предпочла что-то более элегантное. Продолжая читать, я обнаружила в списке одноразовые трусы. А это еще что такое? А зачем мне эти гигиенические прокладки, размером скорее напоминающие спальные мешки? Ну уж нет; девушка должна сохранять хоть какое-то достоинство. Я возьму с собой лучшие средства «Маркс и Спенсер» и упаковку «Тампакс супер», возмутилась я про себя. Боже мой, неужели они рассчитывают, что я надену бабушкину ночнушку?

Пожилая женщина, проходившая мимо, смерила меня презрительным взглядом и покачала головой. Потом рядом рассмеялись две молоденькие девушки и, уходя, оборачивались на меня и хихикали. ЧТО ТАКОЕ?

Кто-то дотронулся до моего плеча; оглянувшись, я увидела продавца.

— М-м-м, ваши дети… — пробормотал он, указывая на коляску за моей спиной.

Я оглянулась… О ужас! Под тяжестью пакетов на ручке коляска опрокинулась, и оба малыша застыли под непонятным углом, но все же не перевернулись окончательно. Слава богу, они были пристегнуты ремешками! Они почти проснулись и выглядели вполне довольными, разглядывая мир в новой открывшейся перспективе. Каллум махал в воздухе ножками, как Синди Кроуфорд на гимнастическом мате, а Сэмюела забавлял тот факт, что игрушки, обычно висящие над ним, стучали по его голове. Этим малышам определенно понравятся американские горки, подумала я и, поблагодарив продавца, вернула коляску в ее обычное положение.

Я вышла из магазина навстречу Тамсин, чувствуя, что не справилась с первым доверенным мне дежурством. Да уж, я больше походила на принца Филиппа, чем на леди Ди.




В тот вечер Мэгги и Элис зашли ко мне выпить по рюмочке, и я рассказала им, как провела день с Тамсин и ее малышами.

— Уверена, что у меня просто этого нет, — пожаловалась я, изъясняясь не вполне ясно.

— Чего «этого»? — спросили они меня хором.

Я открыла еще одну банку колы.

— Того, что есть у всех мамочек! Того, что делает их мудрыми и ловкими. Вот взять, к примеру, Тамсин: она всегда хорошо выглядит, всегда стильно одета, и у нее все под контролем. Она никогда ни на что не жалуется. Она может кормить детей даже стоя на голове в самом центре тайфуна. Ей помогает материнский инстинкт. Она прирожденная мать. У меня просто нет этого инстинкта.

— Я думаю, если бы ты рассказала ей об этом, она бы ответила, что ей тоже так казалось, когда она была беременна, — предположила Мэгги.

Я скептически подняла брови.

— Она права, — вмешалась Элис. — Как ты можешь знать заранее, какая из тебя получится мать? Многие женщины сомневаются; то, что ты сомневаешься, уже означает, что из тебя получится хорошая мать, ведь ты беспокоишься об этом.

Я обдумала ее предположение и решила, что, вероятно, она права.

— Тебе надо пойти на предродовые курсы, и ты убедишься, что у других беременных те же сомнения, что и у тебя.

— Ой, я почувствовала, почувствовала! — восторженно воскликнула Мэгги.

— Так нечестно, я хочу сесть с той стороны, там он всегда сильнее толкается, — сказала Элис жалобно.

Они сидели на диване с двух сторон от меня, приложив руки к моему животу, стараясь почувствовать, как движется ребенок. Я смахнула их руки и опустила майку.

— Ну, хватит. Элис, у тебя ледяные руки!

Элис, танцуя, удалилась на кухню и вернулась оттуда с корзинкой бисквитов.

— Итак, прошлой ночью, — начала я, поджав под себя ноги, пока Элис слизывала крем.

— Прошлой ночью? — спросила Мэгги, предвкушая сенсацию.

— Она встречалась с Оливером! А мы с Чарли составляли им компанию.

Глаза Мэгги сделались круглыми, и на минуту я подумала, что она скажет Элис что-нибудь резкое.

— Как ты могла это сделать? — спросила она недоверчиво.

— Я должна была дать ему шанс все объяснить, — патетично заявила Элис.

— И что случилось? Вы, надеюсь, не помирились? Положительный ответ не принимается, — предупредила Мэгги.

— Не дави на нее, — вмешалась я. — Ты должна злиться на Оливера, а не на Элис.

— Хватит, прекратите обе, — сказала Элис. — Нет, мы не помирились, хотя он несколько раз просил меня вернуться. Я ответила, что не хочу этого, и мы просто разговаривали.

— Итак, когда мы с Чарли ушли, ничего не было?

— Насколько мне кажется, нет.

— Что значит «насколько мне кажется»? — Я начала беспокоиться.

— Ну, я сильно напилась. Подробностей не помню. Боже, наутро мне нужно было идти с мамой в церковь. Я думала, меня вырвет прямо на церковной скамье, так мне было плохо. — Элис посмотрела на нас, надеясь, что перевела тему разговора, но мы молча уставились на нее, ожидая продолжения. — Я помню, что он провожал меня до дому, потом — что упала в кусты. Но потом — полный провал, — пробормотала она.

— Отлично! — простонала Мэгги. — Не верю, что он позволил тебе так напиться. Да он манипулирует тобой!

— Я не буду оправдываться, мне не нужно было так напиваться. Но не переживай за меня, Мэгги, я знаю, что делаю.

— Правда? Мне показалось, что ты НЕ ПОМНИШЬ, что ты делала. Эл, ты невыносима.

Они сердито смотрели друг на друга, потом Элис отвела взгляд, и мне показалось, я заметила слезы на ее глазах.

— Прости, милая, — сказала Мэгги наконец и добавила смешным голосом: — Это все потому, что я люблю тебя!

Они чокнулись бокалами в знак перемирия, и я вздохнула с облечением.

— Так ты теперь гуляешь с Чарли? — двусмысленно ухмыльнулась Мэгги.

Под пристальным взглядом двух пар жадных глаз я встала и переместилась в кресло.

— Долгая история.

Они взбили подушки и поудобнее устроились на диване.




— Настоящий герой, — сказала Элис, прижимая руки к сердцу и изображая обморок, когда я рассказала, как Чарли тушил пожар.

— Не могу поверить, что этот цыпленок чуть было не сжег кафе. Я бы его придушила!

— Не будь такой кровожадной, Мэгги, тут скорее моя вина. Ты же знаешь мою привычку оставлять конфорки включенными. — Она нехотя согласилась. — Но одно точно: я не буду нанимать никаких новых сотрудников. Я просто никому не могу доверять настолько, как тебе и Шелли.

— А что было у вас после того, как вы ушли из паба? — спросила Элис.

— Да просто пошли домой, вот и все. Ничего особенного. — У меня не было ни малейшего желания рассказывать о том, что произошло на скамейке. Тем более и нечего было рассказывать, просто один взгляд, странный миг, который произошел между нами. Может, Чарли даже ничего и не заметил. А может, я была уже так сексуально голодна, что выдумала себе немного флирта на пустом месте. Как какой-нибудь несчастный маньяк, возбуждающийся от случайного прикосновения в тесном вагоне метро. — По правде говоря, я пригласила его пойти со мной на свадьбу, если никто не против. — Я попыталась произнести это непринужденным тоном, чтобы никто не заподозрил в этом никакой задней мысли.

— О-о-о, — рассмеялись они, толкая друг друга локтями.

— Это не то, что вы думаете, — запротестовала я, но они рассмеялись еще сильнее, увидев, что я злюсь. Я уставилась на них с негодованием. — Если вы не заметили, я беременна от своего парня.

Тут зазвонил телефон. Я пошла снимать трубку.

— Быстрее, Холли, это, должно быть, он звонит, — подтрунивала Мэгги.

— Кто? Чарли или Том? — хихикала Элис.

Я нерешительно сняла трубку и понесла телефон в другую комнату, на случай, если это и правда был Том. Я знала, что раз решение о признании принято, назад пути нет. Я медленно выдохнула, стараясь успокоится, и поднесла трубку к уху.

— Алло?

— Привет, это Холли? — спросил мужской голос.

— Да.

— Здравствуй, Холли, это Оливер, как дела?

С одной стороны, я испытала облегчение, что это не Том, но с другой стороны, мне было неприятно, что Оливер осмелился позвонить мне и разговаривать со мной тем тоном, каким разговаривают с близкими друзьями.

— Хорошо, — отрезала я.

Оливер не обратил внимания на мой ледяной тон и продолжил:

— Хорошо, приятно слышать. — Этот скользкий тип мог бы быть менеджером по продажам, подумала я. — У меня небольшая проблема, думаю, может, ты мне поможешь. Элис должна была пообедать сегодня со мной, но не пришла. Она не любит, когда я звоню ей домой, — ну, ты знаешь ее маму, — так я подумал, может, ты подскажешь, как я могу связаться с ней?

— Забавно, она не упоминала ни о каком ужине, — уколола я его и понесла телефон обратно.

Я протянула трубку Элис, произнося одними губами: «Оливер». Мэгги скривила рожу и хмуро уставилась на Элис. Мы обе сидели тихо и слушали ее разговор.

— Правда? А ты уверен? Боже мой, прости меня, наверное, я выпила слишком много вина вчера вечером, и это совсем вылетело у меня из головы… Хорошо, давай так и сделаем… Нет, ничего важного… Минут через десять я буду… Я тоже, пока. — Она положила трубку и посмотрела на нас заискивающе. — Ой!

— Ты же не собираешься идти? — спросила Мэгги.

— Мне нужно. Оказывается, мы договорились вчера вечером, и по голосу мне показалось, что у него большие неприятности.

— Хочешь, я тебя подвезу? — предложила я.

— Все в порядке, я ее подкину, — сказала Мэгги, беря сумку. — В любом случае я уже собиралась идти домой спать. У меня были тяжелые выходные.

Элис тоже подхватила свою сумку, извиняясь за ранний уход, и поцеловала меня на прощание.




На следующее утро я проснулась рано; спина болела от неудобной позы, так что я сразу встала и оделась. Я спустилась вниз в кафе, приготовила себе большую чашку чая и села за проект свадебного торта для Ирэн. У меня уже были кое-какие идеи, но мне нужны были фотографии, чтобы определиться с украшениями. Сегодня после обеда она должна была зайти и принести их.

Пока я рисовала, ребенок толкался и пинался сильнее обычного.

— Мы вместе: ты и я, да, тыковка? — сказала я нежно. — Нам будет весело вдвоем. Я научу тебя многим вещам — кататься на велосипеде, плавать, готовить блюда из овощей. Тебе понравится брюссельская капуста — это почти как конфеты, только еще вкуснее, поверь мне. Я научу тебя одному старинному правилу, как избегать мужчин до самой пенсии. Мы с тобой проведем множество приятных вечеров за открытыми столиками в садиках при пабах. Я знаю один с детскими стульчиками. Мы будем лучшими друзьями.

Я поймала себя на том, что, разговаривая с ребенком, я обращалась к девочке, и мне стало интересно, не существует ли какой-нибудь физической связи между нами, материнского инстинкта, который я неосознанно нащупала? Было бы хорошо, если бы родилась девочка, подумала я. Я начала перебирать в памяти женские имена, мне хотелось найти что-нибудь особенное и легко запоминающееся, и чтобы ее не дразнили в школе.

Я была глубоко в своих мыслях, когда кто-то постучал в дверь. Я посмотрела на часы; была только половина восьмого: рановато для визитов постороннего. Холодок пробежал у меня по спине. Я на цыпочках подкралась к двери и осторожно выглянула за занавеску.

На улице стояла Элис с большой сумкой и отчаянием на лице.

Я открыла дверь и впустила ее.

— Прости, Хол, я знаю, что сейчас слишком рано, но я не знала, куда еще пойти.

— Да ничего страшного, что случилось?

Она села, обхватила голову руками и жалобно заскулила.

— Все не может быть настолько плохо, — подбадривала я, обнимая ее.

— Да, думаю, что да, — она выпрямилась и протерла опухшие глаза. — В любом случае, я уже была готова уйти из дома. Это не могло дольше продолжаться.

— Ты ушла из дома? Как это случилось?

Она подняла глаза к потолку.

— Вчера вечером я ходила к Оливеру на ужин, помнишь? Было так романтично, всюду свечи, отличное вино и еда, — она улыбнулась, вспомнив это, и затеребила салфетку на столе. — В конце концов вечер закончился в постели, и я задремала. Проснулась я в четыре и поняла, как поздно. Мама ждала меня дома, так как я сказала, что просто заеду к тебе. Я даже не стала будить Оливера; он так крепко спал. Когда я приехала домой, она сидела на кухне рядом с телефоном, уже собираясь звонить в полицию. Это было ужасно; она была в такой ярости, что даже назвала меня шлюхой. И все заводилась и заводилась, и говорила, что мой отец переворачивается в гробу, видя, до чего я докатилась, и что скоро и она окажется там со всеми неприятностями и бедами, которые я ей доставляю. После всего того, что я для нее сделала! Я не могла поверить своим ушам! — Слезинка выкатилась из ее глаза и упала на мой блокнот, и я увидела, что у Элис до сих пор трясутся руки. — Мне двадцать семь лет, и я от столького отказалась ради нее, а ради папы, когда он был болен, я бросила университет. Но мама до сих пор разговаривает со мной, как будто мне пятнадцать. Я просто больше не могу.

Я протянула ей бумажную салфетку.

— А что было потом?

— Я сказала, что не могу больше оставаться с ней под одной крышей, и собрала вещи. Она крикнула мне вслед, что я вернусь к ней, что я не смогу выжить в реальном мире, а когда она увидела, что это не помогло, она прибегла к своей любимой уловке и сказала, что у нее начинается приступ мигрени. Что-то сломалось во мне, и я велела ей заткнуться и ушла. — Элис вздрогнула при воспоминании об этом.

Сколько я знаю Элис, она ни разу не говорила ничего плохого о своей матери и никогда не жаловалась, несмотря на все неприятности. Было странно слышать от нее такие слова.

— Из дома я направилась прямиком к Оливеру и рассказала ему, что случилось.

— И что он сказал?

— Тут дело в том, чего он не сказал. У него одного такой большой дом, у него даже есть спальня, которую он никогда не использует. Я надеялась, что он пригласит меня остаться у него. Наверное, я ждала слишком многого. Он просто обнял меня, сказал, что все образуется, и снова заснул. Когда мы проснулись сегодня утром, он заявил, что уезжает на неделю в Глазго на конференцию и оттуда позвонит, чтобы узнать, как у меня дела.

— Вот сукин сын! — ляпнула я рассерженно.

— Ну, я думаю, что начать жить вместе — это серьезный шаг. С моей стороны было несправедливо вот так просто заявиться к нему с вещами и ожидать, что он, не долго думая, кардинально изменит свою жизнь.

— Но он мог бы предложить тебе остаться на время, пока ты не подыщешь жилье.

Я смотрела в ее ясные голубые глаза, обрамленные белым облаком шелковых волос. Она была похожа на ангела.

— Бедняжка моя, — сказала я ласково, обняла ее и пошла приготовить ей кофе. — Почему все так плохо обращаются с тобой? Это несправедливо. Ты совершенно не заслуживаешь этого. С сегодняшнего дня этому пришел конец, договорились? — сказала я решительно, стараясь передать ей хоть немного своей уверенности. — Ты можешь оставаться у меня сколько захочешь — при условии, что я буду подходить к телефону. Если Оливер думает, что может свистнуть тебе, когда вздумается, и ты тут как тут, то он сильно ошибается. Вначале ему придется иметь дело со мной и прорываться через мое ограждение, а с таким телом, как у меня сейчас, это не так-то просто! — Я выпятила вперед живот, чтобы она убедилась, какой он огромный. — Я могу полностью заблокировать входную дверь.

Я попыталась принять грозный вид, но мне удалось только стать похожей на космический аппарат на ножках.

Элис благодарно засмеялась, а потом расплакалась.




Глава восемнадцатая


Наступил день моего второго УЗИ на двадцатой неделе беременности, и я не могла дождаться, когда снова увижу на экране своего ребенка. Может быть, я даже узнаю его пол, подумала я, въезжая на стоянку женской консультации.

— Нервничаешь? — поинтересовалась Элис. Она упросила меня взять ее с собой, и сейчас я была этому рада. Мэгги осталась за главную в кафе и была расстроена, что не смогла поехать с нами.

— Нет, не нервничаю, я уверена, что все будет хорошо. Она нормально развивается и растет, — сказала я, убирая ремень безопасности, который стал невероятно длинным из-за моего огромного живота.

— Ты думаешь, что у тебя девочка? — спросила Элис.

— А что, я сказала «она»? Ну, просто мне не нравится говорить «ребенок». На самом деле я понятия не имею, какого он пола, — сказала я, не желая рассказывать о своих предчувствиях по поводу девочки. Вдруг я ошибаюсь, и тогда окажется, что у меня напрочь отсутствует материнский инстинкт?

Мы пошли по просторным коридорам и оказались перед кабинетом УЗИ. Приемная была полна народу.

— Мы с Мэгги обсуждали сегодня девичник, который устраивает в субботу ее мама, — сказала Элис. Хоть ее и пригласили, у нее нет ни малейшего желания идти, поэтому мы решили вместо этого сходить поужинать. Так мы точно избежим встречи с Ирэн и ее шумными подругами. Все пабы будут в нашем распоряжении. Мы решили сходить в твой любимый тайский ресторанчик на Королевской улице.

— Ух ты, здорово, — обрадовалась я. — Только ты, я и Мэг?

— И Шелли. Девичья вечеринка.

Следующие три недели были сплошной чередой девичьих вечеринок. С тех пор как Элис ушла из дома, она жила у меня и безуспешно подыскивала себе квартиру. Я почти не видела Чарли. Когда мы виделись в последний раз, я обещала ему перезвонить и договориться о встрече, но теперь, когда Элис жила со мной, у меня не было ни одного свободного вечера. Конечно, это было неправдой, но каждый раз, когда я собиралась ему позвонить, у меня находилось тысяча поводов этого не делать. Меня пугало, как быстро наши отношения стали такими близкими. День свадьбы приближался, и я все чаще думала о предстоящем свидании с Чарли. Даже чаще, чем о Томе. Меня смущало такое положение вещей, и я начала задумываться, не означает ли это, что я забываю Тома, и как, черт возьми, такое может быть, если я жду от него ребенка?

— Я не видела Саймона уже сто лет, — сказала Элис, задумчиво листая журнал. — Надеюсь, он не забыл, что идет со мной на свадьбу.

— Почему ты ему не позвонишь?

— Ну, я попыталась сделать это неделю назад. Я оставила сообщение для Чарли, чтобы он попросил Саймона позвонить мне, но он пока не перезвонил.

Я вспомнила о нашем разговоре с Чарли, когда он признался, что рассказал Саймону о том, что Элис встречалась с Оливером. Может быть, это и было причиной того, что Саймон не звонил ей в последнее время.

— Может быть, Чарли забыл передать? Позвони ему снова вечером, — предложила я.

— Ты права. Ой, забыла сказать, что сегодня мы с Оливером встречаемся в «Рэд-баре».

— Опять? Уже второй раз за неделю. Ты уверена, что вы не снова вместе?

Элис покачала головой, пряча лицо:

— Я думаю, что совершила большую ошибку, когда переспала с ним в ту ночь. Он так себя и ведет, будто мы снова вместе, как будто я полностью ему принадлежу. Он так часто обижал меня, что я теперь смотрю на него и ничего не чувствую. Но у меня ушло много времени, чтобы понять это. Мне казалось, что я должна увидеть его после этой истории с Рейчел, я просто не могла выбросить это из головы. Но теперь, когда я ушла из дома, многое изменилось. Я чувствую себя по-другому, как будто сценарий поменялся. — Она посмотрела на меня сияющими глазами. — В первый раз в жизни мне кажется, что я могу раздавить Оливера, но мне этого не хочется. Он так пресмыкается передо мной, что на него просто жалко смотреть.

— Вот и замечательно, Элис! Я очень рада. Ты собираешь сказать ему об этом сегодня вечером?

Она прикусила нижнюю губу:

— Ну-у-у, это немного сложнее. Посмотрю, как пойдет разговор.

— Давай же, ты должна когда-нибудь это сделать!

— Да я знаю, знаю, просто это сложно. Я никогда ни с кем не разрывала отношений, я не из тех, кто уходит первым. Я могу больше не любить его, но все равно он мне небезразличен, и я не хочу ранить его чувства.

— Звучит так, будто у тебя нет другого выбора. До тех пор, пока Мэгги не сделает это за тебя, — но имей в виду, она не будет церемониться.

— Ты права. Сегодня вечером я сообщу ему о нашем разрыве.

— Мисс Пайпер?

Администратор, судя по интонации, уже не в первый раз называла мое имя.

Я встала и помахала ей рукой, извиняясь. Потом подхватила свою сумку, и мы с Элис направились в кабинет УЗИ.




Лежа на кушетке, я вспоминала, как была здесь в первый раз. Тогда мне было трудно поверить в то, что я беременна. Теперь, лежа на спине и разглядывая свой живот, я изумлялась, как сильно он вырос с того времени.

Доктор крепко прижала зонд к моему животу, и ребенок протестующе толкнулся в ответ. Вот так, моя девочка, подумала я, покажи-ка, кто здесь главный.

Элис крепко держала меня за руку, но трудно было понять, кто кого поддерживает.

На экране появилось изображение. Сначала оно было зернистым и нечетким, но потом мы поняли, что смотрим прямо на детскую голову. Ручка слегка дернулась, и я увидела ее лицо: крошечный нос и рот красивой формы. Она была чудесным ребенком. Можно было разглядеть каждую косточку на руках и ногах, когда она двигалась.

— Ого, — пробормотала Элис, — такая тоненькая.

— Ну, это же УЗИ, дорогая, вы смотрите сквозь ее кожу, — сказала врач, бросая на Элис усталый взгляд.

Элис облегченно вздохнула:

— А-а, понятно.

Я улыбалась экрану, как будто ребенок мог меня видеть. Картинка все время менялась, так как доктор хотела рассмотреть ее со всех сторон. Спина, скрещенные ножки, затылок. Мне хотелось разглядеть пол, но картинка менялась слишком быстро.

— Это мальчик или девочка? — спросила я.

— Ну, я попыталась рассмотреть, но сложно сказать наверняка. Ножки ребенка плотно прижаты к животу, и ничего не видно. Пока не могу сказать с уверенностью. Но все в порядке, ребенок развивается как нужно, никаких проблем не выявлено. По-прежнему предварительная дата родов — двадцать четвертое июля. Вам распечатать фотографию?

Я согласилась и увидела, как застывший кадр с лицом ребенка медленно выплывает из принтера Я была готова идти, а Элис все еще разглядывала экран.

— Пойдем, Эл, — сказала я, осторожно тряхнув ее за плечо. Она поднялась и молча пошла за мной, а я направилась прямиком в туалет.

— У тебя все нормально? — спросила я из кабинки.

— Что? Да, все хорошо, — прошептала она.

Я вышла, оправляя юбку.

— Никогда не знаю, натянуть юбку на живот или спустить под него. Как думаешь? — Я посмотрела на Элис и увидела, что она тихо плачет, глядя на себя в зеркало.

— Что случилось?

— Ничего, я просто глупая, — всхлипнула она и расплакалась еще сильнее. — Просто увидеть ребенка таким, таким совершенным… Я завидую тебе. Знаю, что это ужасно, но ничего не могу с собой поделать. Я бы сделала все на свете, чтобы у меня был ребенок.

Я взяла Элис за руку и погладила по ее шелковым волосам:

— Это когда-нибудь случится, когда все будет в порядке. Ты ведь не хотела бы быть беременной прямо сейчас, не повторяй моей ошибки. Вначале найди замечательного мужчину и наслаждайся этим временем вместе с ним.

— Я знаю, ты права, — сказала она, всхлипывая мне в свитер. — А вдруг будет слишком поздно? Вдруг Оливер был моим единственным шансом?

Я решительно замотала головой:

— Ни в коем случае. Единственное, что ты могла бы сделать с Оливером для своей будущей счастливой семьи, — это порвать с ним. Что-то мне подсказывает, что Оливер не «брачный» мужчина. Сейчас тебе нужно найти достойного парня, который не побоится обязательств. Не волнуйся, очень скоро придет день, когда ты поближе познакомишься со своим унитазом, скажешь «прощай» своей тонкой талии и обзаведешься фигурой Санта-Клауса. И потом тебе захочется узнать, почему ты мечтала об этом больше всего на свете.

Элис рассмеялась, вытирая нос:

— Ты опять права, Холли. Прости, я такая глупая.

— Забыто, — заверила я ее. — А теперь давай найдем Мэгги и составим план нашего девичника.




В тайском ресторанчике уже было довольно оживленно, когда мы зашли и начали пробираться к нашему столику у окна во всю стену с видом на бухту. Заходящее солнце подсвечивало старинные здания на Королевской улице, расположенной прямо под нами. Каменные стены домов грелись в теплых солнечных лучах, а крошечные окна сверкали. Густой туман, спускающийся на траву перед старинной аркой, довершал печальную красоту картины. Казалась, сам сэр Ланселот с леди Гвиневерой проскачет сейчас верхом по росе и исчезнет в тумане.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Мэгги, усаживаясь напротив меня.

— Я улыбалась? — спросила я рассеянно.

— Вид просто потрясающий, — заметила Элис, бросая взгляд в окно. — Теперь понятно, почему это место такое дорогое, — добавила она, передавая нам меню.

— Уф, хорошо, что мы не часто ходим сюда, — согласилась Шелли, увидев цены.

— Итак, на самом деле я хотела объявить вам об этом в конце вечера, но раз уж вы собираетесь заказывать голый рис, я скажу, что сегодня я угощаю, так что заказывайте все, что душа пожелает, — объявила я улыбаясь. На меня посыпались все эти «ой, ты не можешь» и «ты не шутишь, Холли», но я подняла руки, призывая их замолчать. — Пожалуйста, позвольте мне сделать это для вас. Я хочу воспользоваться случаем и поблагодарить вас всех за поддержку и помощь. Дела в кафе идут хорошо, и мне удалось отложить немного денег, чтобы устроить эту вечеринку для вас.

Мои подруги переглянулись, широко улыбаясь, потом согласились и начали осыпать меня благодарностями, пока я вконец не смутилась. Потом они вновь погрузились в меню, уже с большим энтузиазмом.

Мэгги пошла в бар заказывать напитки, так как они не могли позволить мне платить и за это, зная к тому же, что я выпью только один бокал вина, а остаток вечера буду тянуть колу.

Когда Мэгги вернулась, мы произнесли тост за ребенка, за маму Мэгги (за то, чтобы она никогда больше не флиртовала с кем-нибудь моложе тридцати), за успех Шелли на выставке и за вновь обретенное Элис «здравомыслие» (по выражению Мэгги); я предпочла бы «свободу».

Я с завистью смотрела, как они осушили первые бокалы, и Шелли разлила всем по второму. Во время беременности мне больше всего не хватало этих дружеских девичьих попоек, ну и еще, конечно, возможности взглянуть вниз и увидеть свои ноги. Чтобы растянуть удовольствие, я пила вино маленькими глоточками и изучала меню.

— Итак, когда начинаются подготовительные занятия? — спросила Шелли, откидываясь на спинку стула.

— В среду в два часа, — я скорчила рожу.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошла вместе с тобой? У меня есть еще несколько неиспользованных выходных на работе, — предложила Элис.

— Нет, все будет хорошо. Мне кажется, что это только для будущих мам. По вечерам у них курсы для пар, на которые я не пойду.

— Но ты знаешь, что мне всегда хотелось пойти с тобой, — настаивала она.

— Ты просто хочешь посмотреть на беременных. Ты хотела бы оказаться в окружении дюжины маленьких новорожденных, — дразнила ее Мэгги.

— Эта мысль никогда не приходила мне в голову, — запротестовала Элис, но виновато улыбнулась при этом. — Ничего не могу с этим поделать. Просто я люблю находиться среди людей.

— Среди малышей, — поправила Мэгги. — Честно, Холли, ты уже никогда не сможешь от нее отделаться. Для нее нет ничего лучше, чем жить в такой тесной близости с маленьким ребенком.

— Эй, я не виновата в том, что не могу найти квартиру. Ты видела цены, которые заламывают домовладельцы? Я не понимаю, как большинству людей это удается.

— Я плачу не слишком много, — возразила Мэгги. — Кстати, Микки из квартиры надо мной, ну, тот парень, который вечно скачет по полу в шипованных ботинках, так вот он сказал мне, что съезжает через месяц-другой. Хочешь, я узнаю у хозяина, не нашел ли он уже кого-нибудь на его место?

— Ты еще спрашиваешь! — воскликнула Элис. — Конечно хочу! У тебя классная квартира!

— Хорошо, я узнаю. Я позвоню тебе завтра утром. Будет здорово, если ты поселишься наверху! Вот настанет веселое времечко!

Они захихикали, и Элис, казалось, была сама не своя от радости. Я испытала еще один укол ревности. Пока я буду одна в своей квартире, две мои лучшие подруги будут весело проводить время. Ну, не совсем одна, тут же поправилась я, глядя на свой живот. Кроме того, к тому времени уже может вернуться Том. Может быть, у нас будет настоящий семейный рай и красивый ребенок, и мы будет ждать вечера, когда он заснет в своей комнатке, чтобы заняться любовью. Настоящее счастье, в котором я, однако, не была уверена.

Когда подошел официант, я заказала для всех на закуску ассорти из тушеных овощей с соусом, а потом для себя красный вегетарианский соус карри с диким рисом. Девочки начали делать заказы, а я откинулась на спинку стула и стала отсутствующе смотреть в окно на солнце, садящееся за горизонт, и на туман, таинственно окутывающий сумрачные улицы.




— Не нужно было так объедаться, — простонала я, приподнимаясь на локтях.

— Эй, сейчас тебе нужно есть за двоих. Но значит ли это в два раза больше? — дразнилась Шелли.

— Я не понимаю, как это возможно физически, ведь, если подумать, ребенок должен занимать все место внутри. Все мои внутренние органы сдвинуты с места, а желудок должен находиться где-то здесь, — я показала рукой в область сердца. — Если я съем в два раза больше, чем обычно, для моих легких останется так мало места, что одно из них окажется под мышкой.

Девчонки пьяно расхохотались.

— Бедняжка, — сказала Элис сочувственно. — Но все равно, было так вкусно.

— Почему бы вам не заказать десерт? — предложила я. — Помните, кто сегодня угощает?

Они покачали головами и уверили меня, что тоже объелись, хотя я подозревала, что они отказываются из вежливости, чтобы не разорить меня полностью.

Мэгги сложила ладошки вместе.

— Ну, девчонки, что будем делать дальше? Вечер в самом разгаре, и я не думаю, что кто-то хочет идти домой.

— Да, давайте пойдем в клуб. Совсем недавно было очень здорово в «Погребе». Давайте пойдем туда. Мэгги может не беспокоиться, Ирэн туда не заходит, там не бывает музыки восьмидесятых, к тому же там есть удобные диванчики, и ты сможешь вытянуть ножки, когда устанешь, — добавила Шелли, умоляюще глядя на меня.

— Ну не знаю, я немного устала, — проговорила я неуверенно, смущенная отсутствием энергии.

— Пожалуйста, Хол, не уезжай прямо сейчас. Нам вряд ли когда-нибудь удастся собраться вместе в ближайшее время. Мы присмотрим за тобой, обещаю, — упрашивала Мэгги.

Я неохотно согласилась, и Элис обещала пойти со мной домой, как только я устану.

Я никогда не была в «Погребе», так как он открылся совсем недавно. Клуб прятался в одном из переулков, так же как тайский ресторанчик, и я прошла бы мимо, если бы Шелли не указала на ступеньки, ведущие вниз с тротуара к незаметной узкой двери.

Мы вошли, и нам в уши ударила волна низких частот, вибрирующих в воздухе. «Замечательно, ребенок скажет мне спасибо», — подумала я, хмуро оглядываясь по сторонам.

«Погреб» не был похож на те клубы, в которые мы обычно ходили. Никаких огромных танцполов, никаких балкончиков и разноцветных лазерных прожекторов. Этот клуб скорее напоминал частную гостиную. На каждом свободном пятачке были расставлены угловые диванчики и кресла. Стены белые, с ломаными геометрическими формами. Обстановка была современной и опрятной и, похоже, привлекала студентов местных искусствоведческих факультетов, представителей богемной молодежи, которые курили марихуану, устроившись на диванах, и вели серьезные дискуссии.

— Классное местечко, — закричала Мэгги и направилась к свободному дивану. Шелли указала на бар, собираясь пойти за напитками, и я попросила стакан воды.

Я чувствовала себя не в своей тарелке и беспокойно оглядывалась по сторонам. Мне казалось, что люди должны шептаться, указывая на меня пальцем.

— Господи, я чувствую себя старухой, — сморщилась Элис, когда мы устроились на диване друг против друга. — Давай не будем здесь задерживаться.

Я с облегчением улыбнулась, мечтая скорее оказаться в теплой постельке. Из-за карри, съеденного на ужин, меня немного мутило.

Я стала оглядываться в поисках Мэгги, чтобы предупредить ее о том, что мы собираемся вскоре уходить, но ее нигде не было видно.

Через несколько минут появилась Шелли с напитками в руках и объявила:

— Представляете, Мэгги уже болтает с каким-то молокососом, — и указала на арку, ведущую в соседний зал.

Мэгги стояла к нам спиной и размахивала руками, рассказывая что-то захватывающее.

Шелли наклонилась к Элис:

— Итак, Эл, как дела ни личном фронте? Правда, что ты снова встречаешься с Оливером?

— Ну, не то чтобы встречаюсь… На этой неделе мы выпили по кружке пива и больше ничего. Наши отношения в прошлом.

Шелли выглядела озадаченно.

— Хорошо, если так, потому что я видела Оливера вчера вечером в «Рэд-баре» и он сказал, что у вас все отлично.

Элис занервничала и прикусила нижнюю губу.

— Как он мог так сказать? Ты сообщила ему, что между вами все кончено? — спросила я озадаченно.

Она принялась увлеченно разглядывать свои ногти.

— Ну, я пыталась, но это было сложно.

— Но ты сказала, что объявила ему о вашем разрыве, — и я процитировала: «Держись подальше от моей жизни, меня от тебя тошнит!» Мне казалось, что эта фраза недвусмысленно дает понять, что между вами все кончено, нет?

— Ну, может, я сказала ему это не совсем так. Но я именно это имела в виду, — прошептала она еле слышно.

— Элис, ты соврала мне! — Я была поражена. Это так на нее непохоже.

— Прости, я не хотела, я просто не могла разочаровать тебя. И в любом случае я собиралась сказать ему. Просто мне трудно, это слишком прямолинейно.

— Я не верю тебе, — заявила я. — После всего, что произошло! Когда ты перестанешь позволять людям так обращаться с тобой!

Я встала и взяла свой пиджак со спинки дивана.

— Куда ты? — спросила она дрожащим голосом.

— С меня хватит, — отрезала я и поспешила к выходу. От громких звуков у меня разболелась голова, и я еле стояла на ногах от усталости.

— Холли, — окликнули меня. Я обернулась и увидела Чарли. — Привет. Мэгги сказала мне, что ты здесь. Она болтает с Ноем в соседней комнате.

Я сообразила, что парень, с которым так увлеченно разговаривала Мэг, был не кто иной, как Ной. Я улыбнулась, радуясь за нее.

— Уже уходишь? — спросил Чарли разочарованно.

— Да, я устала и не очень хорошо себя чувствую.

— Иди сюда, давай присядем на минутку, ты побледнела. — Он провел меня к дивану, спрятанному за баром, и сел рядом со мной, держа меня за руку. — Хочешь, я провожу тебя домой?

— Не стоит, тут рядом остановка такси. Возьму машину, — пробормотала я, не решаясь посмотреть ему в глаза.

— Холли, ты уверена, что у тебя все в порядке? Мне кажется, ты избегаешь меня.

Я ничего не ответила, стараясь глубоко дышать, чтобы успокоить бьющееся сердцебиение.

Он нежно погладил меня по голове, и я немного расслабилась. Потом уткнулась в его плечо и почувствовала запах его рубашки. Он опустил руку мне на спину и начал слегка ее массировать, и все мое напряжение испарилось. Чарли поцеловал меня в макушку, я почувствовала себя так хорошо, так спокойно. Казалось, это длилось вечность. Наконец я подняла глаза, и наши взгляды встретились. Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. Я поцеловала его в ответ, и словно электрический ток пробежал по моему позвоночнику. С закрытыми глазами мне казалось, что я целуюсь с Томом. Любимый Том, с его лохматыми волосами и ленивой улыбкой…

Я резко выпрямилась и открыла глаза. Что, черт возьми, я делаю? Тошнота резко подкатила к горлу, и я вскочила, дрожа всем телом. Какая дура. Господи, я же беременна, я не могу целоваться с людьми каждый раз, когда мне нужно сочувствие. У меня есть некоторые обязательства. Я почувствовала себя дешевкой.

— Чарли, извини меня, пожалуйста.

— Нет, это ты меня извини, не стоило этого делать. Я потерял контроль над собой, — сказал он виновато, проводя рукой по волосам.

Тошнота вновь накатила, и я почувствовала, что меня сейчас вырвет. Я пробормотала что-то бессвязное и умчалась в поисках женского туалета.

Десятью минутами позже я вышла на ватных ногах из кабинки, чувствуя себя слабой и полностью опустошенной. Я выскользнула из главного входа и упала в первое попавшееся такси.




Глава девятнадцатая


Я отхлебывала чай и с отсутствующим видом барабанила пальцами о стенку чашки.

— Честно, Хол, ты слишком много нервничаешь! Тебе нужно расслабиться и получать удовольствие. Если все так ужасно, никто не заставляет тебя идти туда снова.

— Знаю, знаю, — согласилась я, глядя невидящим взглядом на полупустое кафе.

Даже после выходных я чувствовала себя вымотанной.

Я почти сразу помирилась с Элис. Стоило мне взглянуть на выражение ее лица, когда она вернулась домой вскоре после меня, и я сжала ее в объятиях. Я рассказала ей о том, что произошло между мной и Чарли, и мы засиделись допоздна, разговаривая. Мы условились, что если я еще раз напомню ей об Оливере, она может использовать против меня историю с Чарли. Мне нужно было хорошенько обдумать положение вещей и разобраться в своих чувствах к Чарли прежде, чем мы встретимся снова, а Элис решила, что если она будет избегать Оливера, то он сам поймет, что все кончено, безо всяких объяснений.

Я посмотрела на кухонные часы.

— Думаю, мне лучше пойти. — Мне не хотелось заходить в кабинет последней, чтобы все взгляды устремились на меня.

— Просто получай удовольствие, я уверена, что ты сможешь, — сказала она ласково и подмигнула мне.

Я помахала Элис и некоторым постоянным посетителям и вышла из кафе.




Из-за ужасных пробок на дорогах я приехала в консультацию с десятиминутным опозданием и злая как тысяча чертей. Дорожные работы как будто нарочно начались на всех улицах, по которым можно было ехать. Теоретик, скрывающийся во мне, даже предположил, что управление города специально прибегло к таким мерам, чтобы вынудить людей пользоваться общественным транспортом. Заставить всех нас париться в своих машинах, довести наше давление до максимального предела, затем объявить акцию «На работу на автобусе» и торжествующе наблюдать, как мы бросаем машины на стоянках и покупаем месячные проездные билеты.

Сволочи, подумала я, заходя в отделение.

Администратор посмотрела на мой живот и молча указала на закрытую дверь в конце коридора. На ней был приклеен скотчем листок А4 с надписью «Курсы по подготовке к родам».

Мое сердце забилось при мысли, что мне нужно войти одной в эту дверь. Я взялась за ручку и ми-нугу боролась с желанием броситься бежать обратно к своей машине. Только мысль о пробке, через которую предстоит пробираться к дому, остановила меня. Мне хотелось присесть и выпить стакан воды.

Я осторожно открыла дверь и сделала трусливый шаг внутрь.

Пятнадцать пар нетерпеливых глаз посмотрели на меня, скользнули на мой живот и разочарованно отвернулись.

Все женщины сидели полукругом на неудобных школьных стульчиках. Было свободно несколько мест в первом ряду напротив центрального стула, на который и смотрели женщины с различными выражениями скуки на лицах.

Я присела рядом с рыжеволосой девицей с растрепанным хвостом. Она полулежала на стуле, широко расставив ноги в солдатских ботинках. Она окинула меня долгим изучающим взглядом, потом угрожающе улыбнулась. Замечательно, подумала я, теперь придется сидеть рядом с этой страшилой, которая здесь никому не нравится.

В ту же минуту мне стало стыдно за свои злые мысли, и, набравшись мужества, я заговорила с ней.

— Что здесь происходит? — спросила я.

— Психолог пока не пришла, — сказала она, лениво жуя жвачку. — Еще пять минут — и я сваливаю отсюда.

Я кивнула:

— Меня зовут Холли.

— А меня Харли, — ответила она, не глядя на меня. И, чувствуя, что мне хочется задать напрашивающийся вопрос, она добавила: — Да, как мотоцикл. Но моя фамилия не Дэвидсон. Мои родители были не настолько вредными.

Тут распахнулась дверь, и вошла маленькая женщина среднего возраста, держа в руках коробку, на которой лежали какие-то бумаги. Она попросила пропустить ее к стулу в центре и с облегчением опустила свою ношу на пол.

— Леди, приношу извинения за опоздание. На улицах ужасные пробки, — сказала она, роясь в бумагах. Найдя то, что искала, она надела очки и обвела нас всех оценивающим взглядом. — Итак, начнем. Меня зовут Максин. Можете называть меня Макс. В первую очередь я хотела бы узнать ваши имена и чтобы вы немножко познакомились друг с другом. Это вам, — и она протянула нам самоклеящиеся листочки и маркеры. Раздалось несколько недовольных возгласов, так как мы поняли, что нам придется изготовить себе бэйджи и приклеить на грудь.

Я ненавидела подобные вещи. Такие мероприятия всегда предусматривали упражнения типа «узнай друг друга», которые вызывали во мне крайнюю неловкость. Обычно нужно было встать, представиться и рассказать о своей работе и увлечениях. Это мне особенно не нравилось. Помню, как-то однажды я рассказала о том, что возглавляю вегетарианское кафе, и люди, заинтригованные моим необычным занятием, буквально засыпали меня вопросами. А если на свете и была вещь, которую я ненавидела больше всего, — так это быть в центре внимания.

Харли многозначительно взглянула на меня.

— Итак, — сказала Максин бодро, — я хочу, чтобы каждый из вас за одну минуту узнал о своем соседе справа максимальное количество информации: его имя, место работы, хобби, а потом встал и рассказал об этом остальным.

Тут она вытащила из кармана секундомер и спросила:

— Готовы?

Все заерзали на местах и нервно посмотрели на своего соседа справа.

— Начали! — крикнула она и энергичным движением большого пальца нажала на кнопку секундомера.

— Хорошо, мы уже знаем имена друг друга, но это все, — сказала Харли сухо. — Ух, ты не чувствуешь себя неловко?

— Да уж, — согласилась я.

Харли презрительно обвела взглядом женщин, шепотом рассказывающих что-то друг другу.

— Ну, может быть, ты расскажешь мне что-нибудь о себе? — спросила я, чувствуя себя любимчиком учителя, который всегда должен начинать упражнение первым.

Харли фыркнула.

— Почему бы тебе не объявить им, что я трахаюсь с животными. Это будет забавно, — сказала она, хихикая.

Я в ужасе уставилась на нее. Это было как в страшном сне! Меня вынудили общаться с дьяволом в образе беременной женщины, у которой чувство юмора было не менее изощренное, чем у Бивиса и Баттхеда. В глазах окружающих меня нормальных женщин я навсегда буду ассоциироваться с ней, они примут меня за ее подругу. Я была в шоке.

— Ну, перестань, какая у тебя работа?

— Да правда, я зоофилка! — прошептала она.

Вот сейчас и вправду настал худший момент в моей жизни, мне с трудом удавалось дышать!

— Послушай, я просто не смогу произнести это вслух, лучше скажи, чем ты занимаешься, — попросила я, стараясь не выдать паники.

— Ну хорошо.

Слава тебе господи!

— Я работаю в банке спермы, — сказала она, хватаясь за живот и хохоча.

Черт, черт, черт, где тут дверь, я пойду!

— Время вышло! — объявила Максин. — Почему бы нам не начать с первого ряда и против часовой стрелки.

Нет, пожалуйста, только не это!

Все женщины посмотрели на меня, а я покраснела до корней волос.

Я встала, мои руки тряслись.

— Ну, ее зовут Харли. И она… она… — У меня не было выбора. — Она работает в банке спермы.

По комнате пошел шепоток, я тут же села и стала пристально разглядывать свои ботинки.

— Ну конечно, — сказала Максин, как будто что-то вспомнила, — я узнаю вас. Я встречала вас в больничном коридоре, когда навещала своих пациентов.

Я с удивлением посмотрела на Харли, которая улыбалась и кивала Максин. Оказывается, она говорила правду.

Харли бросила на меня озорной взгляд и поднялась. Тут я поняла, что она совсем ничего не успела узнать обо мне.

— Это Холли, — сказала она. Все посмотрели на меня и кивнули. — Она рассказала мне, что ей очень нравится устраивать по выходным эротические вечеринки, чтобы заработать немного денег, — объявила она совершенно невозмутимым тоном и села.

— На самом деле это неправда, — я подпрыгнула на месте.

— Да? А чем вы занимаетесь, Холли? — спросила Максин, смутившись.

Все смотрели на меня, возможно удивляясь, насколько густого красного цвета может стать моя кожа.

— У меня вегетарианское кафе, — сказа я тихо и посмотрела на женщину, сидящую следом за Харли, надеясь, что внимание наконец переключится на следующего.

— Правда? Вот это да! — воскликнула Максин. — И как долго ты не ешь мяса?

— С четырнадцати лет, — сказала я.

— Ого! Здорово. Я бы тоже так хотела, но слишком люблю лазанью.

Некоторые женщины вежливо рассмеялись в знак согласия с Максин.

— А ребенок тоже будет вегетарианцем? — не унималась она.

Все это начинало напоминать «Шоу Холли», нужно было заканчивать с этим.

— Нет, — сказала я резко, но все продолжали смотреть на меня в ожидании подробностей. — Может быть. Я позволю ему есть курицу и рыбу, а потом посмотрим. По-моему, этот выбор ребенок должен сделать сам. Я не буду на него давить.

Ну а теперь давайте перейдем к следующей женщине, пожалуйста!

— Разумно, — одобрила меня Максин. — Значит, эротические вечеринки — просто дополнительный заработок?

Я заерзала на стуле. Если я скажу, что Харли просто выдумала это, то привлеку очередное ненужное внимание.

— Наверное, — покорилась я и бросила на Харли злобный взгляд. Мне казалось, будто мне снится школьный кошмар и я стала посмешищем всего класса.

Внимание наконец переключилось на следующую женщину, которая представила нам всем Клер, парикмахера на дому, которая любила в свободное время ходить в театр.

Я осуждающе смотрела на Харли, которая продолжала хихикать, пряча лицо в воротник свитера.

— Ты бы видела выражение своего лица! Настоящая комедия! — сказала она.

Я отвернулась, мне было совсем не смешно.

Каждая по очереди представила соседку и рассказала о ее увлечениях. Когда закончила последняя беременная, я не могла вспомнить ни одного имени, ни одного хобби.

Большинство женщин, к моему удивлению, оказались старше меня. Я читала, что современные женщины стали позже заводить детей, но не ожидала, что окажусь исключением. Хорошо хоть Харли выглядела моложе меня и по развитию напоминала школьницу. Была еще одна женщина, очевидно моего возраста, достаточно милая, но она старалась не смотреть в нашу сторону. Думаю, Харли ее напугала.

— Итак, мы все познакомились, теперь позвольте мне поздравить вас с неизбежным. Вне всякого сомнения, это очень необычное время для всех вас. Может, для кого-то даже пугающее или невыносимо тяжелое. Уверена, что вам многое нужно обдумать. Итак, моя работа как физиотерапевта заключается в обсуждении с вами некоторых вещей. Например, вашей позы, — начала она, обведя нас взглядом и задержавшись на Харли. — Для начала, вот этого я не хочу видеть, если вы хотите быть в состоянии подняться по лестнице без корсета. Сейчас я вас прошу сесть ровно на стуле. Вот так лучше, — добавила она, когда Харли выпрямилась, возмущенная, что ей указывают, как надо сидеть. — И еще очень многие из вас сидят скрестив ноги, — продолжила она.

Мы поспешили сесть правильно, пока нас не использовали в качестве примера.

— Теперь вы почувствовали, как вам стало удобнее? — спросила она самодовольно.

Я кивнула в знак согласия, хотя сидеть не скрестив ноги было для меня так непривычно, что у меня сместился центр тяжести и мне начало казаться, что я могу перевернуться.

— Также мы обсудим расслабление, упражнения и непосредственно роды, — продолжила она. — Акушерка проведет с вами остальные занятия. Но прежде всего мне бы хотелось провести с вами самые важные упражнения по моей специальности — упражнения на полу для области таза.

Кабинет мгновенно разделился на тех, кто читает журналы и знает, как такие упражнения могут улучшить половую жизнь, и тех, кто журналов не читает. Первые закивали со знанием дела, вторые смотрели на Максин в полном недоумении.

Она углубилась в преимущества упражнений для области таза, говоря об их способности облегчить роды и предотвратить недержание мочи. Она подчеркнула, что это не такое уж редкое явление и что некоторые женщины и много лет спустя не могут заниматься аэробикой из страха опозориться.

Хорошо, она меня убедила.

Она встала в центре кабинета: ноги на ширине плеч, колени согнуты, таз направлен вперед. Это была недостойная поза для всякой уважающей себя женщины.

— Представьте себе, что вы сидите на унитазе, собираясь сходить по-маленькому, и сдерживаете себя. Именно эти мышцы вам нужно научиться напрягать. Напрягите их настолько долго, насколько можете, потом расслабьтесь и повторите снова. Если вы хотите проверить силу вашего напряжения, просто вставьте два пальца во влагалище и сожмите мышцы. Не сейчас, конечно, — пошутила она.

Хорошо, ее терминология не такая уж шокирующая. Но все равно было что-то неприличное в том, как прямолинейно эта странная женщина обсуждала с нами эти вопросы. Я снова заерзала на стуле, смущенная видом Максин с широко расставленными ногами прямо передо мной и двумя пальцами на уровне промежности, демонстрирующей, куда мы должны их засунуть.

Последний раз мне приходилось присутствовать на похожем обсуждении в школе, на «специальных занятиях», на которые мальчики не допускались. Занятия проводила эксцентричная женщина в розовом свитере, которая называла нас маленькими цветочками и учила пользоваться тампоном, помещая его в стакан с водой и демонстрируя, как он распухает.

Я обвела взглядом женщин, чтобы оценить их реакцию, но никто не хихикал, напротив, они смотрели Максин прямо в глаза и не выглядели шокированными. Я изо всех сил старалась принять расслабленную позу, но все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Мне захотелось, чтобы Мэгги и Элис были сейчас со мной.

Именно в этот момент дверь распахнулась и в кабинет вошел парень с перевязанной рукой. Он столкнулся нос к носу с Максин, изображающей, как она вводит два пальца во влагалище. Он смутился и начал извиняться, пряча глаза.

— Все в порядке, дорогуша, — сказала Максин парню. — Я просто демонстрировала женщинам свою промежность. Это моя работа. Можешь остаться, если хочешь, уверена, что ты не откроешь здесь для себя ничего нового. Я не стану спускать трусы.

Испуганный молодой человек в спешке бежал, ударясь больным локтем о дверной косяк.

— Вот так, мы от него избавились, — засмеялась Максин и продолжила объяснения. — Итак, выполняем все вместе. Раз, два, три, сжимайте! — сказал она, и в комнате воцарилась гробовая тишина. Можно было услышать, как булавка упала в коридоре. Максин обвела нас взглядом. — Не забывайте дышать. Не ограничивайте себя в кислороде. Пятнадцать женщин разом выдохнули с облегчением.

— Есть другой способ проверить силу ваших мышц — привлечь для этого вашего партнера, если вы понимаете, что я имею в виду, — продолжала она, пока мы, согнув ноги в коленях, сжимали и разжимали мышцы. — Просто напрягите мышцы и спросите, что он почувствовал. Если он стал выглядеть как яблочный огрызок, немного расслабьте мышцы.

Некоторые женщины нервно рассмеялись.

— Похоже, я вас немного смутила, подруги, — сказала Максин, чувствуя, что ее последнее замечание вызвало у некоторых неловкость. — Существуют гораздо более неприятные вещи, уверяю вас. Это правда, что говорят: оставьте вашу гордость за дверями в родильный зал. А я бы не стала подбирать ее и на пути обратно. После рождения двух детей я навсегда перестала смущаться. Я могу скинуть трусы посреди улицы, даже не потупившись!

Почему-то я с легкостью поверила ей.

Весь следующий час мы занимались упражнениями на расслабление. Они особенно понравились всей группе, и, когда занятия закончились, Максин собрала свои бумаги и на цыпочках вышла из кабинета. Мы все лежали с закрытыми глазами на полу на матах и диванных подушках в специальных позах, нацеленных на максимальное расслабление и комфорт. Максин попросила нас представить себе места, где нам было хорошо. В другой раз я представила бы себе огромный магазин одежды с вывеской «скидки на все» и снежную бурю, перекрывшую все въезды и выезды из магазина, чтобы спокойно посвятить себя покупкам. Большего счастья в жизни не бывает! Но в данный момент, когда живот напоминает барабан, такие мечты теряют все свое очарование. Вместо этого я представила мое любимое местечко в городе — бережок рядом с мостом Палтни, покрытый травкой, раннее утро и Тома, лениво растянувшегося рядом, с травинкой во рту; моя голова лежит у него на груди… Я почти услышала его запах, шелест листвы и журчание воды.

Боже, как я хочу в туалет.

Я села, собираясь уходить, и заметила, что большинства женщин уже нет в комнате, включая Харли. Некоторые ритмично дышали, может даже заснули. Я поспешила в коридор.

Когда наконец я добралась через пробки до дома, я была окончательно вымотана.

Мэгги уже закрыла кафе и ушла домой. На столе я нашла записку о том, что ей пришлось уйти на примерку платья к свадьбе, бедняжка! Также она сообщала, что позвонит мне, чтобы узнать, как прошли занятия.

Я посчитала выручку, заперла кассу и стала с трудом подниматься по узкой лестнице.

Я бросилась на кровать не раздеваясь, свернулась калачиком под одеялом и продолжила свое упражнение на расслабление, представляя, как я лежу на берегу, на травке, в тепле и радости, и рядом Том.




Глава двадцатая


В пятницу был день рождения Тома.

Я думала о нем весь день, бегая между залом и кухней, а Мэгги с Шелли принимали заказы у посетителей. Сегодня я не могла вести дружеские беседы. Я слушала жалобы Мэгги на ужасное свадебное платье ее матери и ее собственный наряд, но мои мысли были далеко, с Томом. Где он сейчас, кто празднует вместе с ним? Тамсин слышала от Маркуса, что Том начал трехмесячное путешествие по Индии. Я представила, как он попивает пивко на каком-нибудь пляже в Гоа, и позавидовала его незабываемому времяпровождению, в то время как я здесь вкалываю и привыкаю к новым обязанностям, вызванным моим нынешним положением. Я знала, что не имею права злиться на него, так как сама решила держать его в неведении, но дни шли, и я все с большим нетерпением ждала его звонка. Я подумала, что если он испытывает ко мне какие-нибудь чувства, он вскоре должен позвонить мне. Если он не позвонит и не напишет, то, вероятно, у наших отношений нет будущего. Моя надежда начинала таять.

В прошлом году все было по-другому.

Я помню, как он позвонил мне в предыдущий свой день рождения совершенно неожиданно. В те выходные он устраивал большую вечеринку для своих друзей, но на вечер накануне он ничего не запланировал. Он пригласил меня к себе, когда Саймона и Чарли не было, и я тут же отправилась к нему, тронутая тем, что он решил провести этот вечер со мной. Я даже не подарила ему подарка, просто открытку, наши отношения были такими легкомысленными, что я не думала, что останусь с ним до утра. Мы провели весь вечер в его комнате, изучая огромную коллекцию дисков Чарли и обсуждая, почему нам нравятся те или иные песни. По всей комнате были расставлены свечи, и мы валялись на полу, а я издевалась над ним за то, что ему нравится «Муди блюз», а он — над тем, как я пела песню Кейт Буш.

Мы погрузились в воспоминания, и в тот вечер я узнала о нем так много нового, не только о его музыкальных пристрастиях, но еще и о вещах, которые он любил в школе, его первых походах в клубы и пабы, о том, как он ненавидел все уроки кроме искусствоведения и предпочитал их прогуливать и уезжать за город исследовать окрестности. Он рассказал мне о том, что когда умер его дедушка, прямо накануне его пятнадцатого дня рождения, он уехал из дома на велосипеде, чтобы подумать в одиночестве, и нашел старый заброшенный каменный амбар на вершине холма. Он забрался на чердак, где через разбитое окно можно было видеть реку Эйвон и канал, лежащий параллельно ей в долине внизу. Он провел там всю ночь, хотя ему и было страшно, а утром встречал там рассвет. Когда он вернулся домой, его отец был так расстроен, что не мог разговаривать с ним два дня. Том сказал, что лучше бы он ругался, потому что от его молчания было еще хуже. Он никогда не рассказывал об амбаре своим друзьям, боясь, что они начнут устраивать там вечеринки и все испортят. Это до сих пор было его особенное место, и он отправлялся туда, чтобы подумать. Том смутился и рассмеялся, а потом сказал, что на самом деле я была первым человеком, кому он рассказал об этом.

В тот вечер в первый раз я увидела настоящего Тома, такого, какой он есть, не просто легкомысленного, безответственного и веселого, а глубокого и задумчивого, любознательного и воодушевленного. Я увидела, насколько он отличается от всех моих предыдущих парней, которые были более «узколобыми» и не хотели в жизни ничего кроме толстой чековой книжки и роскошного автомобиля. Тогда мне захотелось большего от наших отношений, но через несколько дней он на два месяца улетел в Грецию, и я постаралась забыть о своих чувствах, как о бесполезной трате сил.

— Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду напоминать абажур, — Мэгги прервала мои мечтания, когда я складывала в посудомоечную машину последнюю тарелку.

Для свадебного торжества ей выбрали короткое платье с пышной юбкой, украшенной по подолу светло-розовыми бутонами.

— По-моему, звучит неплохо.

— Хм-м, до сих пор не понимаю, как ей удалось уговорить меня на это. Большинство людей ограничиваются регистрацией при повторном браке. У моей мамы все не как у людей. Это так унизительно! — Она взяла тряпку и стала яростно вытирать стол.

— Скоро все будет позади.

— Возможно, мне не надо было настаивать на приглашении всех моих друзей, тогда хотя бы никто, из тех, чье мнение мне не безразлично, не видел бы моего позорного платья.

— Не волнуйся, на тебе все выглядит сексуально, — успокоила я.

Мэгги бросила на меня строгий взгляд и положила тряпку обратно в раковину.

— В любом случае выхода нет. И так как до церемонии мы уже не увидимся, давай договоримся встретиться около отеля в пять пятнадцать, чтобы завезти торт.

Ирэн выходила замуж в четыре часа, а банкет был назначен на шесть. Я договорилась встретиться с Мэгги пораньше, пока Ирэн и Дон будут фотографироваться. Элис, Саймон и Чарли должны были присоединиться к нам в отеле, так как никто из нас не собирался на саму церемонию. Саймон наконец позвонил Элис, чтобы подтвердить свое присутствие, по Элис расстроилась из-за того, что ей показалось, что Саймон был сух и официален с ней. Я вообще не была уверена, что Чарли появится в субботу; я даже ни разу не говорила с ним после того случая в «Погребе». Он дважды звонил мне в воскресенье, но Элис сказала, что меня нет, и больше он не перезванивал. Я подозреваю, что Элис была плохой врунишкой, и Чарли догадался по ее голосу, что я стою рядом, машу руками и шепчу: «Меня нет дома». Я чувствовала себя ужасно из-за этой истории; я почти решилась пойти к нему и извиниться, но была слишком занята, заканчивая свадебный торт. Или просто я искала себе оправдание.

Я помахала Мэгги на прощанье, закрыла за ней дверь и присела за столик, скинув туфли. Ноги гудели от усталости. Мне не удалось присесть даже в обеденный перерыв.

Через несколько секунд в дверь постучали.

— Элис, вы с ключом, похоже, отталкиваетесь друг от друга, как одинаковые полюса магнита, — проворчала я и пошла открывать дверь. Только через дверное окошко на меня смотрело лицо вовсе не Элис, а Чарли.

Мое сердце на мгновение остановилось, а потом начало биться с удвоенной силой. Я и рада была видеть его, и одновременно чувствовала себя виноватой. Я смотрела только на его губы, вспоминая вкус его поцелуя, и дрожала.

Глубоко вдохнув, я открыла дверь, пытаясь изобразить легкую дружескую улыбку.

— Привет, какой приятный сюрприз, — сказала я, приглашая его войти.

Он улыбнулся, благодарный за то, что я веду себя как ни в чем не бывало.

— Думаю, ты не сердишься, что я вот так заявился без предупреждения, мне просто показалось, что я должен завершить одно дело. Думаю, в субботу я показал тебе не все свое мастерство, и вот решил как следует отремонтировать твою стену.

— Чарли, тебе не стоит утруждать себя. Я сама во всем виновата, — сказала я, краснея.

— Дело не в этом. — Его взгляд перебегал с меня на кухонное окно и обратно. — Ты сейчас очень уязвима, и я воспользовался положением. Том классный парень; я не должен обхаживать его девушку. Я поступил как сволочь. Ты простишь меня? Я очень хотел бы, чтобы мы просто забыли о том, что произошло.

— Конечно, — сказала я, не уверенная, что действительно этого хочу. Это было большим облегчением понять, как просто мы уладили эту проблему, — но в то же время я была немного разочарована, как легко Чарли был готов отказаться от меня.

— Слава богу, — улыбнулся он мне. — Итак, ты позволишь мне заняться ремонтом? Я вооружен кистью…

— Только если ты согласишься поужинать со мной. Это единственное, чем я могу отблагодарить тебя.

— Решено! Друзья?

— Друзья, — согласилась я, направляясь на кухню следом за ним.




Час спустя Чарли завершил подготовку стены и начал покрывать ее белой краской. Я трудилась рядом с ним, взбивая соус песто для нашего ужина.

Когда я усердно резала базилик, с работы вернулась Элис.

— М-м-м, пахнет песто, — сказал она, втягивая носом воздух, как собачка, и складывая сумку и пальто рядом со столом. — Тебе не стоило, сегодня моя очередь готовить, забыла?

В этот момент Чарли выглянул из кухни и помахал Элис кистью, она подпрыгнула от неожиданности.

— Ой, Чарли, привет, не ожидала встретить тебя здесь, — выпалила она, бросая на меня нервный взгляд. — Ну ладно, я вас оставлю, у меня куча важных дел.

— Не глупи, Элис, присоединяйся к нам, еды на всех хватит, — пригласила я ее, умоляюще подняв брови.

— Ну, если вы настаиваете, — сказала она, в свою очередь поднимая брови и смотря на меня вопросительно, чтобы удостовериться, что она правильно меня поняла.

Пока я заканчивала соус и выкладывала его на блюдо с макаронами, Элис достала из холодильника бутылку пива для Чарли, а нам по банке колы.

— Ужин готов, — позвала я Чарли, который оглядывал готовую стену, стараясь найти пропущенные миллиметры.

— Здорово! — похвалила я. — Я так тебе благодарна.

— Перестань, не стоит благодарностей, — заверил он меня, и я заметила серьезное выражение в его глазах, но предпочла не обращать на это внимания.




— У меня отличные новости, — объявила Элис, когда мы уселись за стол. — Мне удалось снять квартиру прямо над Мэгги. Я переезжаю первого мая.

— Замечательно. Я очень рада за тебя, — я нагнулась над столом, чтобы поцеловать ее в щеку, но мне стало немного грустно, что скоро я снова останусь одна.

— Хотя жаль, я уже привыкла к этому месту и бесплатной еде, — пошутила она, подливая себе соуса.

— Я бы хотела, чтобы ты осталась. — Я со звоном положила вилку на стол; у меня пропал аппетит.

— Не выдумывай, скоро тебе понадобится все твое свободное место, когда на свет появится маленькая тыковка.

— Знаю, но все равно я буду очень скучать по тебе. Вам с Мэгги будет так хорошо, что вы забудете про меня, когда родится ребенок, — сказала я грустно.

— Ты смеешься? Кроме тебя никто не собирается рожать ребенка в ближайшие годы. Неужели я это пропущу? Тебе еще надоест мое назойливое присутствие!

— Надеюсь.

— Хорошо, мне, пожалуй, пора, — прервал нас Чарли, отодвигая стул от стола. Я почувствовала облегчение. Между нами все еще оставалось напряжение.

— Ладно, — я встала вслед за ним. — Итак, увидимся завтра на свадьбе Ирэн?

— Обязательно. Встретимся в шесть. Мы с Ноем и Саймоном встречаемся в «Рэд-баре» в пять, так что придем все вместе.

Элис попрощалась с Чарли и под предлогом мытья посуды ушла на кухню, оставляя нас наедине.

Я проводила его до двери.

— Еще раз спасибо, ну, ты знаешь за что.

— Без проблем, — ответил он, и мне показалось, что мы уже говорим не о стене. Он легко чмокнул меня в щечку и вышел на улицу.




Глава двадцать первая


Субботнее утро выдалось серым и унылым. Я начала волноваться, что в день свадьбы Ирэн пойдет дождь, но к полудню тучи развеялись и выглянуло солнышко. На деревьях появились первые молодые листочки. Был замечательный день для свадьбы.

Мне нужно было закрыть кафе пораньше, чтобы успеть принять ванну и собраться. Я решила сделать все, чтобы выглядеть хорошо. Мне не хотелось, чтобы люди думали, что из-за моей беременности мне позволительно выглядеть неухоженно и немодно. Я купила роскошный наряд, после длительных раздумий и сомнений по поводу того, стоит ли выбрасывать такую сумму на одежду, которую я надену один раз в жизни, но Элис убедила меня, что это того стоит. Разглядывая себя в зеркало, я была рада, что послушалась ее.

Я надела свободные черные брюки и замшевые туфли без каблука, а сверху широкую белую тунику с забавным маленьким капюшоном. Очень стильно, подумала я, любуясь вышивкой на подоле. Конечно, было трудно не заметить мой живот, но из-за того, что я так мало ела в последнее время, и из-за постоянного расстройства желудка остальные части моего тела выглядели очень стройными. Мои постоянные посетительницы не раз говорили, что у меня «аккуратный животик», который был как будто «острый», и это, по их мнению, означало, что у меня будет девочка.

— Ого! Выглядишь потрясающе! — присвистнула Элис, войдя ко мне в спальню. — Хотела бы я выглядеть так же хорошо во время беременности.

Я собрала волосы на затылке, оставив пару свободных прядей у лица, и попросила Элис приколоть мне сзади большую маргаритку.

— Но мне все еще грозит варикозное расширение вен, водянка и раздувшиеся лодыжки, — ответила я, стараясь держать голову ровно.

— Но даже тогда я все равно буду тебе завидовать, — сказала она, улыбаясь мне в зеркало.

Меня позабавила мысль о том, что она хотела бы оказаться на моем месте. Я не могла наклониться, чтобы не почувствовать подступающую тошноту, у меня снова начался токсикоз. К тому же я часами ворочалась по ночам, потому что больше не могла спать в своей любимой позе на животе. И в зеркале я видела изящную Элис в маленьком платье, подчеркивающем тонкую талию. У нее были распущенные волосы и две романтичные косички на висках, которые делали ее похожей на хиппи.

— Думаю, нам пора, — сказала я, надушившись.

— Но торт неси сама, если я его уроню, никогда себе этого не прощу.

Мы подошли к барной стойке, на которой он стоял.

— Потрясающе, Холли, у тебя настоящий талант, — Элис наклонилась над коробкой, чтобы разглядеть украшения.

Вместо того чтобы сделать традиционный многоярусный торт, я придумала вот что: торт в виде огромного стола, сверху — белая глазурь, чтобы было похоже на скатерть. На скатерти я сделала крошечные цветы из сахара того же цвета, что платье Мэгги. За столом сидели фигурки. С фотографий, которые дала мне Ирэн, я вылепила крошечную невесту и жениха, по обе стороны от них шафера и подружку невесты (Сильвию, сестру Ирэн). В конце стола сидела маленькая Мэгги и брат Дона. Фигурки были сделаны из мягкой глазури, как из пластилина. Я чуть карикатурно преувеличила черты персонажей, чтобы было легче догадаться, кто есть кто. Мэгги я сделала роскошные каштановые волосы и корсет, сужающий талию и приподнимающий грудь, я знала, что это ей понравится. Брату Дона я слепила густую черную бороду и огромные очки на носу, на круглом лице сестры Ирэн — рыжие веснушки. Получилось смешно, но этого и хотела Ирэн — она всегда любила посмеяться. Из-под стола выглядывала фигурка Рода Стюарта, спрятавшегося от гостей. У него было печальное выражение лица, как будто из-за того, что Ирэн выходит замуж и больше не свободна. Я часами работала над тем, чтобы придать ему такое выражение, а светлые прядки волос были настоящим кошмаром! Но зато сейчас он узнавался с первого взгляда, и я была очень горда собой.

Я аккуратно закрыла торт крышкой, и Элис держала для меня дверь, чтобы я могла свободно донести его до машины.




Когда мы приехали, в отеле уже началась суматоха. В дальней части комнаты были накрыты столы с невероятным количеством еды, рядом стояли похожие на пингвинов официанты. Дверь в соседнее помещение была украшена цветами на манер арки. Диджей настраивал динамики, по стенам и на полу вспыхивали яркие огни цветомузыки.

Некоторые гости уже прибыли и прогуливались с напитками в руках или сидели в креслах. Обведя гостей взглядом, я не обнаружила ни одного знакомого лица. В основном это были люди в возрасте около сорока, которые привели с собой своих десятилетних детей, (угонявшихся со скучающим видом. Один из них устроился под столом и играл там, пока его мать не заметила это и не вытащила его за ухо.

Ирэн решила, что дискотека и шведский стол — это лучше, чем обычный ужин, когда гости сидят вокруг стола. Узнав об этом, Мэгги вздохнула с облегчением: ей не хотелось сидеть, как на витрине, во главе стола в своем платье. При приглушенном свете она могла скрыться от родственников и провести большую часть времени с нами.

Специально для моего торта был накрыт отдельный стол, и я с гордостью водрузила на него свое творение. Он должен был стать кульминацией вечера. Официанты окружили стол, восхищаясь. Я услышала, как один из них сказал: «Я хотел бы, чтобы на моей свадьбе был такой торт», — и я еле сдержалась, чтобы не расцеловать его. Я достала свои визитные карточки и по совету Ирэн разложила на серебряном блюде в конце буфетного стола, на всякий случай.

Элис принесла из машины свадебные подарки от всех нас и разложила их на отдельном столе.

— Всем привет, — сказала вошедшая вслед за Элис Мэгги.

— Ух ты, какая хорошенькая, — выдохнула я, отступая. Я была поражена тем, как она выглядела в этот вечер. В ее локоны, как с картин Рафаэля, были вплетены маленькие синие цветочки. У нее действительно был фантастический корсет цвета индиго, с большим декольте, и при всем при этом она выглядела как юная девочка. Конечно, на ее платье было многовато рюшей и оборок, но в целом оно было далеко не так плохо, как она нам его описывала. Я впервые видела ее не в обтягивающем платье, так что это было непривычно. К тому же вместо того, чтобы очаровательно улыбаться, Мэгги хмурилась и смущалась. Она поднимала подол платья, чтобы не наступать на него при ходьбе, и, может, этот неуверенный вид и придавал ее облику что-то детское.

— Молодожены прибудут через десять минут, — объявила она.

Официанты засуетились, забегали, как муравьи Она помахала рукой знакомым и вежливо поздоровалась с некоторыми из гостей.

— Боже, я чувствую себя рождественской индейкой, — пробормотала она, подходя к нам.

— А мне кажется, что ты выглядишь мило.

— Мне тоже, у тебя чудесная укладка, — поддержала Элис.

Мэгги нервно крутила локон.

— Мама заставила меня сделать эти кудри. Я просто собиралась сделать обычную укладку, но она настояла. Мальчики уже здесь? — Она посмотрела в сторону входа, где появлялось все больше гостей.

— Не думаю, — сказала я, делая вид, что оглядываюсь, но на самом деле я была уверена, что их нет. Как только я пришла, я осмотрела каждый уголок в их поисках, а потом не сводила глаз с входной двери.

Официанты начали разносить шампанское на серебряных подносах, готовясь к приветственному тосту. Мэгги быстро осушила бокал, поставила на поднос и взяла еще два.

— Приехали, — радостно крикнул кто-то.

Все замерли в ожидании, подняв бокалы, и когда молодожены вошли, гости попытались захлопать в ладоши, но с бокалами в руках это было затруднительно, и все просто приветственно закричали.

Ирэн и Дон держались за руки, их лица сияли.

Я почувствовала, как комок подкатил к горлу. Они не были мне родственниками или друзьями, но все равно я была растрогана. Я видела, как они счастливы, и даже немного позавидовала им. Это всегда случалось со мной на свадьбах. Когда я замечала на улице свадебную машину и невесту, беспокойно глядящую в окно, или парочку, выходящую из церкви или позирующую для фотографий, каждый раз комок подкатывал к горлу, а на глаза наворачивались слезы. Собственная свадьба была самой заветной моей мечтой. Я знаю, как классно сделать карьеру и быть материально независимой, но как я ни пыталась убедить себя в собственном счастье, внутренний голос говорил мне, что мне недостает чего-то важного.

Мы с Элис обменялись растроганными взглядами, и она шепнула:

— Я хотела бы оказаться на ее месте.

— Я тоже… только в другом платье.

— Точно, в чем-нибудь… попроще. Ну и, разумеется, с мужчиной помоложе.

— И со шлейфом! — Мне кажется, что это ужасно романтично.

— Да, — Элис мечтательно улыбнулась.

Мэгги с досадой закатила глаза и пробормотала:

— Какой ужас…

Какой-то мужчина протянул парочке по бокалу шампанского и произнес тост. Потом Дон сказал небольшую речь, пригласил гостей к столу, объявив, что торт будет разрезан примерно через час, и попросил всех расслабиться и начать развлекаться. Мэгги только этого и ждала и сразу устроилась на свободном диване, скинув туфли на высоком каблуке.

— Интересно, где же наши мальчики, — спросила Элис, с нетерпением поглядывая на дверь.

— Эти негодяи, должно быть, неплохо проводят время в баре и решили, что на этом празднике им делать нечего. И я их не виню, — пробормотала Мэгги и с презрением уставилась на мать, которая хихикала и флиртовала с каким-то пенсионером в дальнем конце комнаты.

— Мэгги, — закричал мужчина среднего возраста в толстых очках, пробираясь к нам. — Ты выглядишь замечательно. — Я узнала в мужчине мужа сестры Ирэн, которого видела на фотографиях.

— Привет, дядя Винни, — поздоровалась Мэгги, в отчаянии оглядываясь по сторонам и понимая, что сбежать не удастся.

— Ты не могла бы представить меня своим маленьким друзьям, — сказал он, развязно улыбаясь Элис и мне.

Мэгги посмотрела на нас извиняясь и с неохотой назвала наши имена. Дядя Винни медленно пожал нам руки потной вялой ладонью.

— Так это ты та умница, что приготовила свадебный торт, — сказал он, наклоняясь ко мне слишком близко. Похоже, он уже немало выпил, и я надеялась, что это фляжка выпячивается из его брюк. — Должен сказать, что ты здорово потрудилась над нашей невестой. В первый раз мне хотелось ее съесть, когда ей было двадцать, — и он хрипло расхохотался. Я надеялась, что он не рухнет мне в ноги.

— Дядя Винни, по-моему, тетушка Сильвия зовет тебя, — Мэгги пришла мне на помощь. Сильвия стояла рядом со столами и сверлила взглядом Винни, который заметил ее и робко помахал рукой.

— Эх, у меня снова проблемы, встретимся позже, красавицы, — сказал он и поспешил к жене.

— И не надейся, — пробормотала Мэгги. — Прошу прощения за него.

— Да ладно, он показался мне довольно милым, — сказала Элис, никого не убедив.

В ожидании парней мы сидели на диване, и Мэгги показывала нам всех своих родственников, подходящих к столам за едой. Некоторых из них я знала по семейным праздникам. Большая часть гостей хвалила мой свадебный торт, и абсолютно все интересовались моей беременностью. Потом снова были речи, и наконец разрезали торт. Я даже почувствовала легкое разочарование, когда серебряный нож рассек глазурь и куски разложили по тарелкам. Я все же успела дома сделать фотографию для своего портфолио. Но я не могла заставить себя проглотить ни кусочка, почему-то мне казалось, что это было бы неправильно.

После официальной части началась дискотека. Зазвучала песня Рода Стюарта «Ты в моем сердце». Ирэн и Дон танцевали вдвоем посреди зала в луче света. Вдруг посреди танца музыка оборвалась и зазвучала «Копакабана» Барри Манилова. Счастливая парочка оторвалась друг от друга и начала дико дергаться под быструю музыку. Большая часть родственников Мэгги бросилась на танцпол и присоединилась к ним, и вскоре Ирэн уже совсем не было видно из-за окруживших ее гостей. Родственники Дона предпочитали с отсутствующим видом стоять в стороне с бокалами в руках и разглядывать танцующих.

— Это отвратительно, — пожаловалась Мэгги, когда мы вернулись на наш диван.

— Мне снова нужно в туалет, — сказала я.

— Опять! Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спросила Мэгги. — Ты же не собираешься сбежать и бросить меня со всеми этими людьми, а?

Я обещала ей скоро вернуться.

Когда я вернулась, Чарли, Саймон и Ной были уже здесь, и я почувствовала облегчение и радость. Они выглядели потрясающе. На Саймоне был элегантный серый костюм, ворот рубашки расстегнут, а галстук ослаблен. Ной был в черной свободной рубашке без воротника, а на Чарли были нарядные бежевые брюки, рубашка навыпуск и темные очки в серебряной оправе на макушке.

Ной и Мэгги пили вино и болтали у бара, Элис и Саймон что-то шептали друг другу на ушко, а Чарли растерянно стоял рядом с ними, очевидно чувствуя себя третьим лишним. Заметив меня, он радостно улыбнулся.

Я подошла к ним и поцеловала Чарли в теплую щеку:

— Почему так долго?

— Прости, мы засиделись в «Рэд-баре» и совсем забыли про время. Ты выглядишь замечательно. — Он взял меня за руку и оглядел с головы до ног. — Я ненавижу все эти банальные комплименты, которые обычно говорят беременным, но ты выглядишь блестяще!

Мы присели на свободном диванчике, а Элис с Саймоном устроились напротив нас.

— Саймон, тебя давно не было видно, как дела? — спросила я, когда Элис и Чарли отправились за напитками в бар к Мэгги, которая так заболталась с Ноем, что, похоже, совсем забыла о нашем существовании.

— Ну, я решил, что раз Элис снова встречается с Оливером, мне нужно ненадолго отойти в сторону. Мне хотелось дать ей немного свободы, — признался он смущенно.

— Она тебе нравится, — и я понимающе улыбнулась.

— Как она может не нравиться? Она такая милая. — Он посмотрел, как она изящно наклонилась за бокалом. — Как ты думаешь, Хол, они с Оливером снова вместе? Может, я просто теряю время? — Он смотрел на меня обеспокоенно, готовясь услышать худшее.

— Конечно нет. Наконец-то с этим негодяем все кончено. Эта история слегка затянулась, но теперь Элис свободна.

Лицо Саймона засветилось, и он прошептал «спасибо», так как Элис с Чарли уже подходили к нам с напитками.

Чарли передал мне стакан колы.

— Уверен, ты ждешь не дождешься, когда снова сможешь пить как все, да, Холли?

— На самом деле это меня не слишком беспокоит. Я не так уж скучаю по алкоголю.

По правде говоря, мысль о том, что я снова буду пить, немного пугала меня, ведь это означало, что у меня к тому времени уже родится ребенок, то есть я буду мамой, одинокой мамой, совсем одна. Меня пугала мысль о том, что придется делать все самой, без Тома. Я старалась не думать о неизбежности происходящего, меня радовала мысль о ребенке, но все же страх перед неизвестностью преобладал.

Чарли заметил, как изменилось мое настроение, и быстро перевел тему на свои подготовительные курсы для полицейских, которые начинались на следующей неделе.

— Четыре недели на станции, потом пятнадцать недель в Портишеде. Как будто я снова возвращаюсь в армию, — сказал он весело.

Вечер шел незаметно, периодически к нам подходили гости и высказывали мне свое восхищение тортом. Мальчики были уже заметно навеселе благодаря предварительно выпитому пиву в баре, да и Элис с Мэгги уже начинали глупо хихикать. Ной и Саймон уговорили девочек танцевать, и они все отправились на танцпол, несмотря на музыку диско. Они выглядели довольно забавно, так как привыкли к немного другой клубной музыке и не могли вспомнить, как танцевать под медленные мелодии восьмидесятых. Саймон и Ной дурачились, изображая танцы в стиле Джона Траволты, а Элис с Мэгги хохотали над ними, как школьницы. Когда зазвучала песня «Мы плывем», они, по примеру остальных гостей, подняли руки и начали подпевать, раскачиваясь, слишком пьяные, чтобы стесняться. Мне бы тоже хотелось быть в таком состоянии и присоединиться к ним. Вместо этого я болтала с Чарли, все напряжение между нами исчезло, и я ловила себя на том, что постоянно сравниваю его с Томом. Я пришла к выводу, что Том был более чувствительным и тонким, а Чарли — более заводным. Я не думала, что когда-нибудь смогла бы полностью довериться Чарли. У него сверкали такие искорки в глазах, он был этакий дамский угодник, и я подумала, как много женщин чувствовали себя рядом с ним «единственными на свете». Поддавшись его обаянию, я чувствовала себя наивной дурочкой. Мне нужно было потешить свое самолюбие, а с Чарли я почувствовала себя желанной, несмотря на мое состояние, — но не более того.

— Посмотри на тех двоих, это ужасно, — усмехнулся Чарли, указывая на Мэгги и Ноя, которые страстно целовались, не обращая никакого внимания на танцующих рядом людей. Звучала песня «Дайр стрейтс» «Ромео и Джульетта», и все гости разбились на парочки. Элис танцевала с Саймоном, положив голову ему на плечо.

— А мне кажется — это прекрасно, — сказала я, наблюдая за ними. Я на самом деле была рада за них. Элис особенно заслуживала счастья.

Диджей прервал романтичное настроение и объявил, что до закрытия бара остается полчаса, так как Дон с Ирэн едут за город в свой отель. Прозвучало несколько разочарованных возгласов, когда гости поняли, что вечеринка подходит к концу, а некоторые родственники Мэгги мужского пола засвистели, подшучивая над первой брачной ночью Ирэн и Дона.

— Давай, сынок! — кричал дядя Винни, шлепая Дона по спине, когда парочка начала пробираться к выходу.

Все собрались у выхода из отеля, где был припаркован маленький серебристый «ягуар», который должен был везти молодоженов в отель. Ирэн обнималась и целовалась с гостями на прощание, а потом подошла ко мне, и я утонула в облаке ее духов.

— Пока, дорогая, и еще раз спасибо за прекрасный торт, ты отлично потрудилась. И позаботься о своем малыше. Наслаждайся временем, когда они маленькие и хорошенькие, ведь это не продлится долго, посмотри на Мэгги Мэй. — Она потрепала Мэгги по щеке.

— Да, мама, спасибо, желаю тебе хорошо провести время, — сказала та сдавленным голосом, так как Ирэн крепко прижала ее к себе.

— Посмотрите, это моя малышка, разве она не прекрасна? — закричала Ирэн людям, окружившим машину. Мэгги была в ужасе. — Итак, дамы, время букета! Мэгги, слышишь, постарайся! Уже пора, не так ли?

Она повернулась спиной к толкающимся женщинам, а мужчины отошли в сторону. Средневозрастные подруги Ирэн чуть не подрались. Ирэн подбросила букет в воздух, и он полетел высоко над головами женщин, которые заорали, как футбольные болельщики. Он перевернулся в воздухе и упал прямо в руки Элис, которая механически подхватила его. Подруги Ирэн прекратили драку и с завистью глядели на Элис. Ирэн и Дон уселись на кремовые кожаные сиденья «ягуара» и, помахав всем в последний раз, уехали. Когда они скрылись из виду, я заметила, как Элис посмотрела на Саймона и застенчиво улыбнулась.

Гости уже возвращались в отель, чтобы заказать последние напитки. Я ждала, когда Элис, Саймон, Мэгги, Чарли и Ной соберутся у дверей, так как хотела попрощаться и уйти домой.

Я разглядывала улицу, пытаясь отыскать Мэгги которую видела в последний раз, когда она пряталась с Ноем за кустами.

Внезапно из темноты выступила мужская фигура. Я вглядывалась в нее по мере приближения, и лицо казалось мне знакомым. Вдруг я с ужасом поняла, что это Оливер.

В руках у него была пустая бутылка виски, он еле держался на ногах.

— Привет, Холли, рад видеть тебя снова, — сказал он угрожающим тоном, и я нервно огляделась, ища глазами Элис. Она шла ко мне с мечтательным выражением лица и букетом в руках. Она не замечала, что я не одна. Саймон тоже ничего не видел, он разговаривал с парнем, с которым все они вместе танцевали на площадке.

Элис подошла ко мне, блаженно улыбаясь.

— Ну разве не прекрасный букет? — спросила она, показывая мне цветы, по я не ответила. Она подняла голову… — Оливер, что ты здесь делаешь? — воскликнула она, делая шаг назад.

— Ну, разве это не мило? Ты и все твои счастливые друзья. Тебе было весело без меня? — спросил он, указывая на нее бутылкой. — Может, тебе пора домой? Пойдем, я провожу тебя. — Он протянул ей руку. Элис продолжала смотреть на него широко открытыми глазами.

— Послушай, по-моему, ты слишком много выпил. Почему бы мне не позвать Ноя, чтобы он проводил тебя домой, — сказала я, отчаянно ища глазами наших парней. Вот они!

— А ты не лезь не в свое дело! Давай, Элис, пойдем со мной. Не будь дурой. — Он начал цепляться за ее руку, но она выдернула ее, отчего Оливер пошатнулся.

— Ты ведешь себя как круглая дура, Элис. Ты, вероятно, пьяна. Я видел, как ты флиртовала с тем парнем, Саймоном, кажется. Я наблюдал за вами через окно. Глупая маленькая Элис, ты думаешь, что нравишься ему, но это не так. Я видел их всех в «Рэдбаре» сегодня вечером, они меня не заметили, а я слышал, как они говорили о тебе. Саймон сказал, какая ты развязная, и, похоже, он был прав.

— Это неправда! — воскликнула Элис со слезами на глазах. На ее белой коже выступили красные пятна, как бывает, когда она сильно разнервничается. — Он никогда бы так не сказал!

Оливер просто пожал плечами и улыбнулся:

— Хорошо, дорогая, я прощаю тебя. Я знаю, ты хотела обидеть меня, чтобы я понял, как это неприятно. У тебя получилось. — И он хлопнул себя по груди, как будто ранен в самое сердце. — Мне неприятно. Так что давай покончим с этим прямо сейчас. Ты просто делала то, что тебе говорили твои никудышные подруги, но ты же не хочешь кончить вот так, — и он кивнул головой в мою сторону.

Я хотела сказать что-нибудь в свою защиту, но была в таком шоке, что слова застряли у меня в горле.

Оливер потащил Элис по дорожке. Я позвала Саймона, но он лишь махнул рукой, бросив, что подойдет через минуту.

— Отвяжись от меня! — кричала Элис, стараясь, высвободить руку, но Оливер был непоколебим.

Я позвала Саймона снова, и он, похоже, уловил панику в моем голосе и бросился к нам бегом.

В это время Чарли вышел из дверей и увидел, что происходит. Он кинулся вперед и схватил Оливера, которому пришлось отпустить Элис. Она побежала ко мне, всхлипывая. Оливер замахнулся на Чарли бутылкой, но промахнулся, и она упала на дорожку и разбилась. Саймон кинулся к сцепившимся Чарли и Оливеру. Лицо его было красным от ярости, и он сильно ударил Оливера в живот, отчего тот согнулся. Чарли отпустил его, и Оливер упал на колени, пытаясь дышать.

— Если я когда-нибудь замечу тебя рядом с Элис, дрянь, я не пожалею твоего лица, слышишь меня? — прошипел Саймон сквозь зубы, все еще сжимая кулаки.

— Ладно, остынь, — сказал Чарли, уводя его от Оливера.

Ной с Мэгги бежали к нам через лужайку; она пыталась застегнуть на ходу молнию на своем платье, а у Ноя были расстегнуты верхние пуговицы рубашки.

— Что, черт возьми, здесь произошло? — крикнул он, глядя на катающийся по траве стонущий комок, некогда бывший Оливером.

— Он приставал к Элис, хотел увести ее домой. Думаю, он сильно напился, — объяснила я.

— Какая же ты сволочь, — сказала Мэгги, нагибаясь над Оливером. — В тебе нет ничего человеческого. Когда ты научишься с уважением относиться к людям? Элис слишком хороша для тебя, ублюдок, тебе просто повезло, что ты можешь дышать с ней одним воздухом… — Она так набросилась на него, что Чарли пришлось оттаскивать ее.

— Я отвезу его домой, — предложил Ной, помогая Оливеру встать на ноги. Он поддержал его за талию, чтобы тот не упал, и повел вниз по улице. Оливер не произнес ни слова, только стонал, уронив голову.

Мы смотрели им вслед.

Элис тихо плаката, закрыв рукой рот. Наконец Саймон обернулся к нам, его руки все еще тряслись.

— Мне очень жаль, — сказал он Элис. — Я никогда в жизни до этого никого не бил. Не знаю, что со мной произошло.

— Все в порядке, — пошептала она, потом посмотрела на меня: — Мы можем поехать домой?

— Конечно, — сказала я нежно, но Элис уже шла по направлению к моей машине.

Саймон догнал ее.

— Элис, хочешь поговорить об этом? — спросил он с беспокойством. Она только покачала головой, не останавливаясь.

— Я лучше отвезу ее домой, — сказала я остальным и с сочувствием посмотрела на Саймона. Он шепнул мне, что позвонит нам завтра, я кивнула и помахала всем на прощанье.




Глава двадцать вторая


Элис ковыряла ложкой разбухшие хлопья в тарелке.

— Может, ты хотя бы съешь тост? — предложила я, засовывая хлеб в тостер.

Она не ответила.

— Все не так уж плохо, Элис. Теперь наконец до Оливера дошло. Почему ты так переживаешь?

— Как ты думаешь, Оливер сказал правду о том, что подслушал в баре? Будто я «развязная»?

— Конечно нет! — Я положила нож на стойку и села напротив нее. — Эл, он не такой. Он и слов-то таких не употребляет. Ты не можешь верить всему, что говорит Оливер. Он никогда не сделает ничего, что не будет выгодно для него.

— Надеюсь, ты права, — вздохнула Элис. — Мне просто немного непонятна вся эта история. Я бы никогда не поверила в то, что Саймон может ударить человека. Ты же знаешь мое отношение к насилию. Может, в конце концов, я не так уж и хорошо знаю Саймона. — Она убрала недоеденный завтрак и села на стул.

— Послушай, я тоже была удивлена не меньше твоего, но, думаю, ты несправедлива. Саймон выглядел очень расстроенным после того, как ударил Оливера. И ты слышала, что он сказал, что никогда прежде не бил человека. Я думаю, его поступок объясняет, как он относится к тебе. — Я улыбнулась. — Это было на уровне инстинкта — защитить тебя. В каком-то роде получилось даже романтично, тебе не кажется?

Улыбка сама по себе появилась на лице Элис.

— Ну, я должна признать, я была рада, что он сделал это. — Она виновато улыбнулась. — Я ужасна?

— Ты кровожадная маньячка, вот ты кто, — прорычала я, вставая, чтобы вытащить свой тост.




Следующие три недели мы ничего не слышали об Оливере. У Ноя с Мэгги был бурный роман, а Элис так много времени проводила с Саймоном, что трудно было сказать, где она живет. У Чарли начались подготовительные курсы, поэтому мы его почти не видели и я не могла больше наслаждаться обществом моего воздыхателя. Я чувствовала себя одиноко. Мэгги и Элис пытались не бросать меня и не выглядеть слишком увлеченными своими парнями, но от этого было только хуже. Было видно, что они стараются ради меня, и я уже начала отказываться от их приглашений в пабы или рестораны.

Я продолжала посещать дородовые курсы и с радостью обнаружила, что Харли их бросила как бесполезное занятие. Без нее мне было легче подружиться с другими беременными.

У меня появились заказы на свадебные торты, так что мне было чем заняться. После свадьбы мне позвонили несколько людей, интересовались ценами и сроками. Я была увлечена новым направлением моей деятельности. Я знала, что после рождения ребенка управлением кафе займется Мэгги. Было приятно знать, что мне найдется куда потратить свою энергию. Если все получится, у меня появится прекрасная возможность занять себя и заработать дополнительно. И после четырех лет напряженной работы в кафе я решила, что мне пора немного сменить профиль.




В конце месяца Элис должна была переезжать в квартиру над Мэгги. Опасаясь за меня, она не позволила мне помогать ей собирать вещи.

Глядя, как она упаковывает сумки, я изо всех сил старалась сдержать слезы и ненавидела себя за то, что заставляю ее чувствовать себя виноватой за решение, которое, безусловно, было ей на пользу. Это была ее первая попытка жить отдельно, и, разумеется, она была возбуждена.

— И почему я не сделала этого раньше! Теперь мне понятно, что должны чувствовать люди, уезжающие в Штаты! — Но, увидев мое расстроенное лицо, она добавила: — Прости, Холли, я вовсе не радуюсь тому, что уезжаю от тебя. Мне просто хочется стать наконец независимой от своей мамочки. Ведь я жила у тебя только временно, это было похоже на большую ночевку, как в школе на летних каникулах, помнишь? Пожалуйста, не смотри на меня так жалобно, я буду совсем недалеко от тебя, даже ближе, чем когда я жила со своей мамой. Я тебе еще надоем, — уверила она, запечатывая последнюю коробку и надевая пальто.

— Да я знаю, знаю, прости меня. Я просто… я так привыкла, что ты рядом. С тобой хорошо.

— Ну, я ведь всегда смогу оставаться, правда? — улыбнулась она. — Мне так нравятся наши ночные разговоры.

— Договорились, — сказала я, выдавливая улыбку и провожая ее вниз.

Ее машина была полностью загружена сумками и коробками. Я и не думала, что в моей квартире было столько ее вещей! Мы так долго обнимались напоследок, будто прощались на год, а потом я стояла на тротуаре и махала ей вслед.

Когда она уехала, я поднялась обратно в квартиру, обошла все комнаты и заглянула во все шкафы. Без нее было так пусто. Ничего не осталось. Ничего, кроме половины банки лимонного джема в холодильнике и почти пустой пачки ее любимого печенья. Я знала, что не буду есть ни того, ни другого, но все равно не смогла выбросить. Я вела себя как «мать, лишившаяся своего птенца», я знала, что это смешно, но в глубине души понимала, что закончился некий этап моей жизни. Элис с Мэгги были так счастливы со своими новыми парнями, как не были еще ни с кем прежде. Они устраивали замечательные свидания на четверых, а я скоро стану мамой, с новыми интересами и приоритетами. Может быть, мы даже перестанем общаться. Я вздрогнула при мысли о такой перспективе.

Я дала Элис полчаса на то, чтобы доехать и начать распаковывать вещи, и позвонила ей на мобильный.

— Да, — ответила она, запыхавшись.

— Эл, это я.

— Привет, дорогая. Я что-нибудь забыла?

— Нет, ничего. Просто я хотела пригласить тебя на ужин на следующей неделе. Что-то вроде запоздалой отвальной. Ты можешь пригласить Саймона, а я позову Ноя, Мэг, Чарли и Тамсин.

— Здорово! — воскликнула Элис с восторгом. — Хочешь, я сама приглашу Саймона, Мэг и Ноя? Они все здесь, помогают мне распаковывать вещи.

— Хорошо, — сказала я и осеклась при мысли, что они все там, без меня.

Я услышала, как Элис спускается по ступенькам и переговаривается с ними.

— Ага, они все придут. Спасибо за приглашение, Хол, но мне нужно идти, я припарковалась на чужом месте…

И она повесила трубку. Я некоторое время смотрела на телефон в задумчивости, понимая, что поступила слишком навязчиво. Ну ничего, я приготовлю для них что-нибудь особенное и буду замечательной хозяйкой, просто чтобы напомнить им, что я все еще здесь и со мной весело. Я надеялась, что они не видят меня насквозь, и потянулась за телефонной книжкой, чтобы найти номера Чарли и Тамсин.

Чарли и Тамсин, боже мой! Мне пришло в голову, что раз они оба молоды, привлекательны и одиноки, они могут увлечься друг другом. А дети ни в коем случае не противоречат интересам Чарли, как он уже успел продемонстрировать. Вот уж этого мне хотелось меньше всего, тогда я останусь единственной девушкой без пары.

Просто надо сделать так, чтобы они не сидели рядом, подумала я, набирая номер Чарли.




В следующую субботу мне удалось приготовить весь ужин в течение дня. В заключение я приготовила греческий салат из карликовых помидоров, базилика, огурцов, красного лука и сыра «Фета». А пока Мэгги обслуживала последних посетителей, я замесила тесто для шпинатного пирога. Еще на всякий случай испекла свежих булочек и земляничный торт и приготовила ванильный крем для пудинга. Сквозь окошко в потолке светило солнце, и мне показалось, что в нашей маленькой кухне наступило лето.

С переменой погоды посетителям захотелось посидеть подольше. Они не заказывали еду, а просто сидели, болтали и лениво потягивали прохладительные напитки. Мэгги раздражалась из-за того, что, заплатив так мало, они сидят так долго, но меня это не беспокоило. Мне нравилось, что они проводят время именно в моем кафе, и я спорила с Мэгги, что если бы мы не пускали тех, кто заказывает только чай и кусочек торта, то, возможно, скоро бы обанкротились. Но когда сорока минутами позже обычного времени мы все еще не могли закрыться именно из-за таких посетителей, я тоже начала нервничать.

Когда наконец все разошлись, Мэгги стала приводить в порядок зал и накрывать стол для ужина. Потом она ушла готовиться, а я поднялась наверх, чтобы ненадолго прилечь. Мы будем замечательными хозяйками, прошептала я мечтательно, поглаживая живот. Только на минутку, чтобы подзарядить батарейки, сказала я сама себе, взбивая диванные подушки и с удовольствием укладываясь на них.

Я проснулась оттого, что Мэгги нежно трясла меня за плечо.

— А? — пробормотала я, стараясь открыть глаза.

Наконец я разглядела ее лицо. Черные кудряшки и большие красные губы.

— Холли, уже четверть девятого, мы все собрались! Ты проспала все это время?

— Вот черт, — простонала я, садясь на диване и свешивая ноги.

Я посмотрела на свою одежду. На мне все еще была мешковатая рабочая юбка и безразмерная футболка, в которой я готовила, а мои волосы пахли едой. — Боже, я ведь даже не приняла душ.

Мэгги весело смотрела на меня.

— Не волнуйся, мы все внизу. Тамсин и Чарли еще не приехали. Я принесу вино и поставлю пирог в печку. А ты отправляйся в душ, освежись и спускайся к нам.

— Ты — ангел, — прошептала я с благодарностью и направилась в ванную.




Через полчаса я была готова. Я слышала, как мои друзья смеются внизу, и мне не терпелось к ним присоединиться.

Когда я спустилась, они произнесли тост и подняли бокалы. Чарли протянул мне маленький бокал белого вина, и я сделала жадный глоток. Тамсин поцеловала меня в щеку и подарила красивый букет.

— Я поставлю его в воду, — сказала Элис, вставая за вазой.

— Садись, — Саймон подвинул мне стул и усадил рядом с собой.

— У меня все под контролем, — крикнула Мэгги, выглянув из кухни с полотенцем на плече. — Основное блюдо будет готово через пятнадцать минут, а сейчас я принесу свежие булочки.

Все налетели на выпечку и стали передавать друг другу масло.

Когда Мэгги вернулась за стол, я еще раз поблагодарила ее за помощь.

— Честно, Холли, мне совсем не сложно. Пока ты собиралась, мы все решили, что ты слишком много работаешь. Тебе нужно передохнуть. И уж точно не суетиться вокруг нас. Уверена, ты со смертного одра вскочишь, чтобы накормить нас на собственных поминках.

— Да, — вмешалась Тамсин, — тебе нужно беречь силы, они тебе пригодятся, когда родится ребенок.

— Но мне нравится обслуживать людей, — кротко запротестовала я, пытаясь подняться и разлить всем вина, но Ной взял бутылку из моих рук.

— Сиди, Холли, они правы. Сегодня вечером мы будем тебя обслуживать. — Он пошел к стойке за штопором.

Я заметила, что Чарли с Тамсин сидят вместе и болтают о близнецах.

— И чем ты занимаешься? — спросила она у него.

И Чарли рассказал ей, что сейчас проходит полицейскую подготовку. Ее глаза заблестели, она была заинтригована.

— И ты скоро уезжаешь, да, Чарли? — вмешалась я.

— Да, — ответил он озадаченно. — Но не навсегда. Это только на три месяца, потом я буду заканчивать подготовку на улице Манверс.

— Ого! Значит, ты будешь моим участковым, — улыбнулась Тамсин, подвигаясь поближе к нему. Она накручивала на палец прядку своих белокурых волос и поглядывала на Чарли из-под опущенных ресниц.

— Все для вашей безопасности, мэм, — сказал он басом, изображая полицейского.

— О, мой герой, — захихикала она, делая очередной глоток вина.

Я подумала — не была ли она уже несколько пьяна?

Мэгги принесла огромный греческий пирог с салатом.

— Ого, выглядит очень вкусно, — сказал Ной, и все его поддержали.

— Но это Холли приготовила, а не я. Она приготовила всю еду, — поправила их Мэгги.

Все начали хвалить меня, пока Мэгги раскладывала еду по тарелкам. Несколько раз я вскакивала было, чтобы помочь, но каждый раз меня усаживали обратно.

И тут я почувствовала небольшой спазм в животе. Я немного ослабила пояс на платье, но это не помогло.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Холли? — спросила Элис, заметив, что я притихла.

— Да, все в порядке, просто ребенок толкается, — ответила я, не имея ни малейшего желания испортить всем приятный вечер.

Когда все относили на кухню тарелки, Тамсин шепнула мне:

— Ты знаешь, что Маркус с Фионой возвращаются на следующей неделе?

Я почувствовала, как сердце упало, а голова закружилась. Вот оно. Конец притворству. Мне придется сказать им и принять удар. Они расскажут Тому, и он, возможно, решит остаться за границей, чтобы не взваливать на себя новые обязанности.

Боль в животе усиливалась, и мне становилось все труднее скрывать ее.

— Прости, Холли, но мне кажется, ты должна была об этом узнать. По крайней мере, ты сможешь подготовиться, — продолжала Тамсин.

Я попыталась помассировать живот, чтобы ослабить боль, но это не помогало.

— Ты в порядке? — спросила она обеспокоенно. — Ты очень побледнела.

— М-м-м, — я подняла лицо к потолку, стараясь сконцентрироваться на боли. Тамсин оглянулась в поисках Элис и помахала ей рукой:

— Элис, мне кажется, Холли плохо.

Элис положила руку мне на плечо и заглянула в мое скривившееся лицо.

— Холли, что такое?

— Ничего страшного, просто немного больно. Не обращайте внимания. В холодильнике есть земляничный пирог для… а-а-ах… — Боль пронзила меня, и я согнулась пополам. Я не могла больше терпеть.

— Черт! — сказала Тамсин. — Думаю, мне лучше отвезти тебя в больницу.

Остальные заметили, что что-то происходит, и столпились вокруг нас. Все выглядели такими обеспокоенными, что я перепугалась еще больше.

— Честно, через минуту все пройдет. Может, мне просто надо немного полежать в уголке. Но вы продолжайте ужинать. У меня все будет в порядке, — успокаивала я их. Я попыталась улыбнуться, но боль была невыносимой, и я начала паниковать. Что-то было не в порядке.

— Послушай, это глупо. Я везу тебя в больницу, — решительно сказала Тамсин, сняла с вешалки пальто и начала шарить по карманам в поисках ключей.

— Вот черт, я не хочу ехать в больницу. В конце концов, может, нет ничего серьезного, и я буду выглядеть глупо. Я бы лучше осталась здесь и весело провела время с вами всеми, — застонала я и схватилась руками за стол, пытаясь устоять на ногах.

— Уж лучше зря свозить тебя в больницу, чем остаться здесь, когда случится что-нибудь серьезное. Так что, Холли, бери пальто и не беспокойся.

Мэгги уже принесла мне пальто и, накидывая на плечи, обняла меня.

— Уверена, что все будет хорошо, но Тамсин права. Тебе действительно надо показаться врачу. И не волнуйся за нас, у меня есть ключи, я все закрою.

— О нет, пожалуйста, оставайтесь, у меня есть торт и еще кое-что, — воскликнула я, согнувшись от боли. — Хотите, я достану еще пару бутылок вина перед уходом? — Я цеплялась за косяк, пока Тамсин пыталась утащить меня.

— Холли, поезжай! — сказала Мэгги строго. — Я сама могу это сделать.

Я сдалась, пожелала всем приятного вечера, извинившись в двадцатый раз, и поплелась к машине Тамсин.

На дороге было спокойно, и через пару минут мы уже были в больнице. Мы припарковались на стоянке для амбулаторных больных и направились к родильному отделению. Тамсин неслась по лабиринтам коридоров, и я еле поспевала за ней.

— Пожалуйста, помедленнее, я не думаю, что надо так спешить, — умоляла я ее, ловя на себе недоуменные взгляды.

Мы влетели через двери родильного отделения в многолюдный холл. Вокруг были одни женщины — кто в голубых униформах, кто в больничных халатах и с новорожденными на руках, а кто и в одних ночных рубашках и с огромными животами.

— Я могу вам помочь? — спросила медсестра, видя, как мы оглядываемся по сторонам.

— Да, пожалуйста, моя подруга Холли на шестом месяце беременности, и у нее очень сильные боли, — выпалила Тамсин, прежде чем я успела открыть рот.

— Понятно, пройдемте в палату, и мы подключим вас к монитору, — сказала медсестра и повела меня в другой коридор, а потом в полутемную приемную, в которой было полно мамаш с детьми. Она попросила меня лечь на кушетку и задернуть занавеску. Тамсин села на стул рядом со мной.

— Ты взяла с собой свою карточку? — спросила она, имея в виду тетрадь, которую заполняют медсестры в течение всей беременности на каждом осмотре.

— Ой, нет, я даже не подумала об этом, — прошептала я.

Медсестра посмотрела на меня как на слабоумную, потом кивнула:

— Ладно, где болит?

Я показала.

Она прощупала мой живот такими движениями, будто месила тесто. Я вздрогнула.

— Боль постоянная или то подходит, то отступает?

— Постоянная.

— Совсем не уменьшается?

— Нет.

— Кровотечение есть?

— Нет.

— Вы не стали чаще ходить в туалет?

— Нет, я всегда хожу часто.

— Боли во время мочеиспускания?

— Нет, но я не ходила в туалет с тех пор, как это началось.

— Когда это началось?

— Около двух часов назад, и все хуже и хуже.

— Хорошо, — сказала она, крутя какие-то ручки монитора рядом с моей койкой. Она обвила мой живот толстыми ремешками и начала слушать сердце ребенка.

— Сердцебиение в норме, — пробормотала она себе под нос. Аппарат начал выводить дрожащую черную линию на бумаге.

— Что это? — спросила я, испуганная треском монитора.

— График должен показать, нет ли у вас схваток, — ответила она, изучая распечатку.

— О господи, я так и знала, — воскликнула Тамсин, закрывая лицо руками. — Вы думаете, у нее преждевременные роды?

Медсестра не отрывала глаз от распечатки.

— Ну, еще очень рано что-то говорить. Я проведу еще одно исследование через час, но на схватки непохоже. Если бы это были роды — боль бы то нарастала, то уходила.

Я снова расслабилась. Медсестра свернула листок в трубочку и измерила давление.

— Довольно высокое. У вас всегда высокое давление?

— Нет, обычно низкое.

— Понятно. Теперь я хотела бы, чтобы вы пошли в туалет в конце коридора и пописали в эту баночку. — Она достала огромную банку.

Я взяла банку, почти счастливая, что мне предоставили емкость соответствующих размеров, и поспешила к туалету. Когда я вышла, медсестра ждала меня у двери. Она взяла у меня банку и попросила вернуться в постель. И вот меня снова подключили к монитору и оставили одну.

Было на удивление тихо, хотя в палате кроме меня находилось еще шестеро новорожденных. Иногда только раздавался редкий детский плач, но вскоре и он затихал: малыша кормили или он засыпал.

— Тамсин, как ты думаешь, что это? — спросила я, стараясь прогнать свой страх.

— Не знаю. У меня никогда не было никаких проблем. До самых родов. Просто расслабься, Холли. Если хочешь поспать — не обращай на меня внимания.

— Я не смогу заснуть, мне слишком больно, — простонала я и попыталась устроиться поудобней на жесткой койке.

Примерно через час медсестра вернулась. Она проверила распечатку и выключила монитор.

— Хорошо, мне кажется, мы знаем, в чем дело, — сказала она, присаживаясь на постель у моих ног.

Я приготовилась к худшему.

— У вас инфекция в мочевом пузыре. Очень распространенное явление во время беременности.

— И это все? — Мне тут же стало стыдно, что я не смогла справиться с болью по такой глупой причине. Как я теперь вернусь и объясню остальным, что это было?

— Не удивляйтесь, — сказала медсестра, — в вашем положении это может быть очень болезненно, и вы были совершенно правы, что приехали к нам. Нам нужно было проверить, не подействовала ли инфекция на ребенка. Иногда это вызывает преждевременные роды, а ваше высокое давление очень меня беспокоит. Я настаиваю на абсолютном покое и строгом постельном режиме в ближайшие три дня. Я выпишу антибиотики, и вы должны их принимать. Нужно, чтобы вы вставали только затем, чтобы сходить в туалет. Я сообщу вашему участковому, и она зайдет к вам в понедельник. Но вы должны позвонить в отделение, если будет что-нибудь беспокоить или боли усилятся.

Я кивнула, а Тамсин взяла рецепт и помогла мне выбраться из постели.

— Давай отвезем тебя домой и уложим в кроватку, — сказала она нежно.




Когда мы вернулись в кафе, я удивилась, как там было чисто. Все тарелки убраны и помыты, столы вытерты, а стойка так и сверкала. На столе, за которым мы ужинали, — ваза с цветами, которые мне принесла Тамсин. Рядом была записка. Я развернула ее и узнала почерк Мэгги:




Дорогая Холли,

мы не стали тебя дожидаться, думая, что тебе захочется отдохнуть. Попроси Тамсин позвонить нам и рассказать о твоем самочувствии, чтобы мы не беспокоились. Надеюсь, все в порядке. Мы не притронулись к твоему замечательному торту, так как решили съесть его вместе с тобой.

Поцелуи от Мэг, Элис и т. д.

P. S. Я думаю, Чарли порадует номер телефона Тамсин!




Я улыбнулась, пока читала записку, тронутая их заботой. А я была так эгоистична, когда не хотела, чтобы Чарли встречался с Тамсин.

— Что в записке? — спросила она, выхватывая ее у меня из рук прежде, чем я успела ее спрятать. Она от удивления подняла брови, когда прочитала постскриптум, и я заметила, что ее щеки покраснели.

— Он славный, не правда ли? — подколола ее я.

— Кто? Чарли? Он просто супер, — ответила она, улыбаясь.




Глава двадцать третья


Всю следующую неделю я ничего не делала, совсем ничего. Ни малейшего усилия, ни одного наброска свадебного торта. Моя квартира превратилась в свалку, а волосы начали походить на мочалку. Я сама себе удивилась, что так буквально выполняла рекомендации врача.

К понедельнику мое давление все еще не нормализовалось, но боль немного ослабла, наверное, благодаря антибиотикам, которые я принимала. Я продолжала соблюдать постельный режим. Мэгги с удовольствием занималась кафе, а я наслаждалась бездельем. В пятницу врач сообщила, что давление почти пришло в норму, чему я была немало удивлена, так как все последнее время ужасно нервничала по поводу возвращения родителей Тома.

В субботу утром я проснулась поздно от звона колоколов на башне аббатства. Выходной день, подумала я, но не для меня. Фиона с Маркусом вернулись из Франции накануне вечером, как сообщила мне Тамсин. Тучи сгустились. Сегодня мне нужно было сказать им правду. Они пригласили Тамсин с близнецами на субботний обед, так что я знала, что вечером они будут дома. Мы с Тамсин тщательно продумали план моего появления. Она должна была захватить пару бутылок вина и к моему приходу привести их в благодушное расположение духа. Но прежде всего мне хотелось разобраться со своими делами. Мне нужно было навести порядок в квартире, подсчитать недельные доходы и, самое главное, принять ванну.

Я помыла полы, пропылесосила ковры и навела порядок в шкафах, потом проверила счета, собрала белье в прачечную и приняла ароматическую ванну. Я сделала все, чтобы отвлечься от мысли о вечернем визите.

К половине третьего у меня не осталось ни одного дела, и я была готова ехать в дом Маркуса. Я медленно катила по улице и перебирала в голове возможные причины, чтобы повернуть домой. Все дорожные знаки искушали повернуть на объездную дорогу; Бристоль, Лондон, Западная магистраль — погода была самая подходящая для прогулки по побережью. Я могла бы просто поехать к своим родителям. Я не видела их уже тысячу лет.

К тому времени, когда я убедила себя в том, что мои родители будут в отчаянии, если я не навещу их прямо сегодня, я уже была в переулке, ведущем прямо к дому Деланчи. Единственное место, где бы я могла развернуться, было прямо в их дворе, но там они непременно заметили бы меня. Я припарковалась за машиной Тамсин и сделала глубокий вдох.

Я постучала деревянным молотком в большую дубовую дверь и посмотрела на окна, не выглянул ли кто; но никого не заметила. Я уже собиралась постучать снова, как дверь открылась. На пороге стояла Фиона, вытирая руки полотенцем. Когда она увидела меня, ее лицо засветилось от радости.

— Холли, какой приятный сюрприз, входи, — она широко распахнула дверь и поцеловала меня в щеку. — Мы как раз моем посуду после ужина. Дома только Маркус и Тамсин, а Саймон ушел в паб с твоей подругой Элис.

Она провела меня через холл в их просторную кухню. Маркус вытирал тарелки, а Тамсин ставила их на полку. Близнецы сидели в одинаковых стульчиках, болтали ножками и наблюдали за своей мамой.

Маркус обернулся и увидел меня:

— Эй, посмотрите, кто пришел! Рад тебя видеть. — Он поставил на стол тарелку и поцеловал меня.

В этот неловкий момент я надеялась, что они сами заметят мой большой живот и избавят меня от важного объявления. К сожалению, удача не хотела улыбаться мне.

— Ну, рассказывай, как ты, — начал Маркус.

— Да вы сами знаете, все дела, дела, — ответила я, немного выпячивая живот. Никакой реакции. Я не была готова к тому, что мне придется самой говорить о своем положении, и не знала, с чего начать. — Вам понравилось на юге Франции? — Я решила потянуть время.

— Да, хотя у нас было не так много времени на осмотр окрестностей. Мы занимались большим проектом; мне нужно было полностью переделать дизайн целого дома. Это был кошмар. Случилось все, что могло случиться. И к тому же у нас было очень мало времени. Сначала даже не верилось, что у нас что-то получится.

— Настоящая нервотрепка, — сказала я сочувственно.

Фиона тяжело вздохнула и закивала:

— Да уж, я не припомню большего стресса. Мы были так рады вернуться домой. Хочешь кофе?

— С удовольствием.

Фиона засуетилась с кружками, а я заметила гримасу на лице Тамсин. Маркус продолжал вытирать тарелки и приветливо мне улыбаться. В какой-то момент он повернулся ко мне спиной, его руки застыли в воздухе, и тут он резко обернулся и уставился на меня. В конце концов он заметил. Он оглядел меня с головы до ног внимательным взглядом и озадаченно посмотрел мне в лицо. Наконец он произнес:

— Холли… прости меня, если я ошибаюсь, но ты случайно не беременна?

Раздался звон, так как Фиона от неожиданности выронила кружку на кафельный пол. Она взглянула на меня широкими от удивления глазами.

— Боже мой, да ты и вправду беременна! — воскликнула она, закрывая рот рукой.

Я закивала, слабо улыбаясь.

— Шесть месяцев, — уточнила я, переводя взгляд с Фионы на Маркуса, пока они подсчитывали в уме.

— Шесть месяцев, — повторила Фиона. — Шесть месяцев, а ты нам ничего не говорила. Почему, черт возьми?

— Фиона, ради бога, позволь ей объяснить, — перебил Маркус.

Фиона замолчала, напряженно думая, потом спросила:

— Это от Тома? Уверена, что да. Я права?

Я снова кивнула и расплакалась.

В тот же миг на меня посыпались вопросы. Маркус придвинул стул и усадил меня, предложив мне бумажный носовой платок.

— Когда ты должна родить? — спросила Фиона.

— Двадцать четвертого июля.

— Но я не понимаю. Том может еще не вернуться к этому времени. Он знает? — Она взяла стул и села напротив меня.

Всхлипывая, я покачала головой:

— Я не знала, пока он не уехал. Это так трудно. Я боюсь его реакции. Я не могу просто позвонить ему по телефону и оглушить. Если бы он был здесь, мы могли бы спокойно все обсудить, но он так далеко, и это все осложняет.

— Дорогая, но мы должны сказать ему, — заключила Фиона. — Он бы захотел знать. Он должен.

Она пристально посмотрела на меня. Маркус присел к нам за стол и поддержал Фиону. Мои руки затряслись, и я вцепилась в кружку.

Фиона продолжала:

— Прости, Холли, но это так неожиданно. Я не знаю, что делать. Я имею в виду, что Том сейчас в Индии. У нас даже нет номера телефона в его гостинице, так как он не бронировал ее заранее. Он собирался пробыть там до двадцать пятого июня, а тебе надо найти его раньше. Он звонил из Индии, но сказал, что связаться почти невозможно, ему нужно было ждать полтора или два часа, пока ему выделят исходящую линию, и он предупредил, что, возможно, больше не свяжется с нами, пока не прилетит в Каир. Я даже не знаю, что можно сделать. — Она посмотрела на Маркуса, ожидая, что он предложит, но тот только беспомощно покачал головой.

— Холли, нужно было сказать нам раньше, мы могли бы помочь тебе связаться с Томом. Теперь очень сложно будет сообщить ему о том, что происходит. Я могу позвонить в Британское консульство и узнать, что они посоветуют, но там обычно не помогают в таких делах. С таким небольшим количеством информации, как у нас, они не пошлют человека на поиски по всему городу. Я знаю, что он сейчас в Бомбее, но это такой огромный город, у нас нет шансов отыскать его.

— Пожалуйста, простите меня, — сказала я тихо, стараясь не смотреть на них. Я чувствовала себя такой эгоисткой. Мне нужно было больше думать об их чувствах и правах Тома как отца. Я не осознавала, насколько важны были эти новости для других. — Я такая идиотка, — я всхлипнула, вытирая слезы платком Маркуса.

Фиона ничего не ответила, она сидела молча, стараясь осознать то, что услышала. От ее молчания мне стало еще хуже. Маркус обнял меня и сказал:

— Сейчас тебе уже не нужно беспокоиться, все позади. Самое главное, что мы теперь все знаем и сможем помочь тебе.

Тамсин, которая все это время старалась быть незаметной, вызвалась приготовить всем кофе и начала подметать с иола осколки.

Мы сидели вокруг большого кофейника и пили горячий кофе. У Фионы было много вопросов ко мне. Хорошо ли протекает беременность? Что сказали мои родители? Не болела ли я? Что я собираюсь делать с кафе? Вопросы сыпались и сыпались, а у меня даже не было ответов на некоторые из них.

— Дело обстоит так, — сказала я, когда Фиона выдохлась. — Я пойму, если Тому не захочется быть отцом. Я не жду от него многого, он все еще слишком молод для таких обязательств, я не буду давить на него.

— Это уже его обязательства, — возразил Маркус смущенно. — Я знаю, что он возьмет это на себя и сделает все, что в его силах.

— И он любит тебя, — добавила Фиона. — Он не оставит тебя одну.

Я кивнула, наблюдая, как капля кофе стекает по стенке моей кружки.

— Я не уверена в этом. Понимаете, наши отношения были такими легкомысленными. Он так часто был в разъездах, что у нас просто не было возможности по-настоящему сблизиться. Мы были скорее хорошими друзьями и никогда не задумывались о будущем.

Фиона посмотрела на меня; я видела, что она очень переживает за меня и в то же время немного разочарована моей неуверенностью в Томе.

— Дай ему шанс, — сказала она, — думаю, он удивит тебя. Он на самом деле очень любит детей, больше, чем многие мужчины его возраста.

Тамсин согласилась:

— Он был так рад, когда я рассказала ему, что жду близнецов. Ему хотелось наблюдать за тем, как они растут.

Фиона пожала мне руку:

— Что бы ни случилось, мы вас поддержим. Я вижу, что ты неплохо справляешься и сама, но если тебе будет хоть что-нибудь нужно, только попроси.

Я улыбнулась ей с благодарностью. Я испытала такое облегчение оттого, что они хорошо восприняли мою новость; похоже, они даже не слишком обиделись, что я не сказала им раньше, и меня радовала их уверенность в реакции Тома. И даже если у нас ничего не получится, мой ребенок не останется без отца. Они были уверены, что Том нас не бросит. Я надеялась, что это не из-за родительской склонности видеть в своих детях только самое лучшее.

Когда я собралась уходить, у меня было легко на душе, что не нужно больше прятаться. Они были так добры. Мне следовало рассказать им раньше. Фиона обещала зайти ко мне в кафе и сообщить, если у них появятся хоть какие-нибудь новости о Томе. Она хотела рассказать ему как можно скорее. Я попросила их попытаться взять его номер, если он сам им позвонит. Мне хотелось рассказать ему самой, чтобы он не почувствовал себя обманутым из-за того, что его так долго держали в неведении, но я согласилась и с тем, что Фиона скажет ему, если не будет другого выхода. Я взяла с них обещание, что они не станут просить его вернуться. Пусть Том сам решает, что ему делать, я не хотела, чтобы из-за меня он отказался от путешествия, о котором так долго мечтал. Они с неохотой согласились, просто не желая меня расстраивать.

Маркус обнял меня, потрепал по волосам, пытаясь поднять мне настроение.

— Внук, вот это да! Конечно, не самый обычный способ, но ведь можно так никогда и не встретить подходящую девушку, — пошутил он. — Хотя я не знаю никого более подходящего на роль мамы для моего внука, кроме тебя.

Я тоже обняла его, обещая держать их в курсе всех событий, и попрощалась.

Тамсин шепнула мне, что позвонит попозже и расскажет, что будет после моего ухода.

Я поехала по дорожке, ведущей от их дома, и, посмотрев в зеркало заднего вида, увидела, как они стоят на крыльце и машут мне вслед. Мне показалось, что, отвернувшись, Маркус с Фионой обменялись беспокойным взглядом, но я не была в этом уверена. Я ехала домой, чувствуя себя усталой и эмоционально опустошенной. Единственное, чего я хотела, это чтобы все это поскорее закончилось или чтобы всего этого никогда не случалось, а все было как прежде. Но я понимала, что как прежде уже не будет никогда.

* * *


В среду у меня начинались курсы подготовки к родам. Снова мы сидели полукругом на стульях. Я сидела рядом с Вероникой, похожей на учительницу, и с девушкой по имени Венди. Мы все терпеливо слушали, как акушерка рассказывает нам о родах.

Она держала в руках пластиковую куклу-ребенка и пару гипсовых бедер, показывая, как голова выходит наружу. Когда ребенок полностью вышел, она произнесла драматичным голосом: «И вот ваш малыш родился». Пока она проталкивала ребенка, одно гипсовое бедро разломилось надвое и кусочки упали на пол.

— На самом деле с вашими бедрами такого не может произойти, ха-ха-ха, — засмеялась она, стараясь скрыть смущение. — Уверяю вас, кости и мышцы способны растянуться под размер ребенка. — Она положила наглядные пособия на стол и протерла очки о подол халата. — Теперь, когда я объяснила вам, как все происходит, мне хотелось бы обсудить все страхи, которые вы испытываете в связи с беременностью.

Рядом со сломанным бедром и пластиковым ребенком на столе я заметила кислородный баллон, присоединенный к аппарату искусственного дыхания. Мне было интересно, будут ли нам демонстрировать сегодня его работу.

— Мне кажется, вам лучше спросить о своих страхах сейчас, чем надеяться, что они пройдут сами собой, и жестоко разочароваться в момент родов, — продолжила она. — Вы должны быть готовы к любому повороту событий, хотя подчеркну, что я уверена — у большинства из вас будут самые обычные, классические роды, как из учебника. Итак, кто из вас хочет начать?

Она обвела взглядом группу в поисках добровольца.

Клер, парикмахер по вызову, подняла руку.

— Слушаю вас, дорогая, — улыбнулась ей акушерка, стараясь подбодрить.

— Ну, думаю, больше всего я боюсь, что у меня будут швы, — сказала Клер.

Очевидно, что этот страх испытывало большинство женщин, так как по комнате прошел одобрительный шепоток. Я была удивлена. Я так мало думала о самих родах, скорее об окончательном результате. Мама рассказала мне, что в родах нет ничего страшного, а Тамсин вообще ничего не упоминала об этом, и я подумала, что ей нечего рассказать о родах. Конечно, я не была так наивна, я знала, что будет ужасно больно, но я не предполагала никаких дополнительных трудностей. И уж точно швы не имели к этому никакого отношения.

— Да, раньше разрезы и последующее наложение швов были стандартной процедурой почти для всех перворожающих женщин, — сказала акушерка. — Сейчас популярность такой процедуры уменьшается. Акушерки стараются не делать этого, если только в разрезах нет острой необходимости и не требуется быстро вытащить ребенка, к тому же небольшие разрывы быстрее заживают…

Меня стало немного подташнивать от картинки, возникшей в моем воображении. Я уставилась в пол, стараясь не слушать. Вместо этого я пыталась думать о деревенских женщинах, которые рожали своих детей прямо в полях на сенокосе, подвязывали их к груди и продолжали работу, а потом шли двадцать миль до своей хижины с кувшином воды на голове.

Венди наклонилась во мне и шепнула:

— А я больше всего боюсь обделаться прямо на родовом столе, когда буду тужиться.

Я в ужасе отпрянула от нее.

— Разве такое бывает? — Я была в шоке от одной мысли об этом.

Она закивала со знанием дела:

— Моя невестка — акушерка. Она говорит, что такое происходит все время; они обучены быстро убирать за роженицами и никогда не упоминать о том, что случилось.

Я стала беспокоиться за свое давление и начала глубоко дышать, стараясь расслабиться. Акушерка рассказывала о методе высасывания ребенка по принципу вантуза, как одном из способов облегчения родов, вследствие чего голова ребенка напоминает конус день-два после рождения. Акушерка рассмеялась, а я, как ни пыталась, не могла понять, что в этом смешного. Я стала думать о тех жутких вещах, которые прежде даже не приходили мне в голову. А ведь беседа была направлена на то, чтобы успокоить нас и не позволить кошмарам воплотиться в жизнь.

После, как мне показалось, целой вечности разговоров о кесаревом сечении, искусственно вытащенных детях, щипцах, геморрое и прочих кровавых поворотах событий акушерка объявила перерыв на чай с печеньем.

В ожидании, пока закипит чайник, мы толкались у стола и вежливо поддерживали разговор.

— Отличная идея, — сказала Венди женщине по имени Филиппа, которая повернулась ко мне:

— А ты, Холли? Не хочешь присоединиться к нашей небольшой вечеринке у меня? Это будет в следующую субботу. Я организую все пораньше, скажем, часов в пять, чтобы мои мальчики смогли побыть с нами.

Филиппа была беременной в возрасте, думаю, ей было уже за сорок; несмотря на ее прекрасный макияж и дорогие наряды, было очевидно, что она старше нас всех. Хотя курсы были рассчитаны на женщин, рожающих впервые, у Филиппы уже были дети двенадцати и четырнадцати лет. Ей захотелось освежить воспоминания, так как в акушерстве с тех пор произошло столько изменений. То и дело она выдавала странные комментарии типа: «Боже, в мои дни вы были прикованы к постели на две недели» или «Во время родов мой муж пил бренди в «Ротари-клубе»».

— Было бы замечательно, — ответила я, тронутая тем, что меня пригласили. Наверное, она пригласила всех женщин из группы, но я была все равно рада. Мне не терпелось познакомиться со всеми поближе. Когда курсы закончились и мы стали выходить из кабинета, Филиппа отвела меня в сторону:

— Дорогая, но ты же не станешь проповедовать всю эту вегетарианскую чепуху, хорошо? Мне не хотелось бы, чтобы мои мальчики слышали это.

Я глупо кивнула, слишком смущенная, чтобы спорить с ней.




В день вечеринки в доме Филиппы я решила произвести на всех хорошее впечатление. Я купила новое дорогое платье нежно-голубого цвета, доходящее до самых лодыжек, в котором, как я надеялась, я выглядела элегантно и женственно. Большинство женщин в нашей группе одевались безупречно. Они выглядели сдержанными и чувственными и, кроме того, совершенно спокойными. По сравнению с ними я чувствовала себя молодой и глупой. Мне очень хотелось подойти к их компании — когда ребенок родится, мне будет полезно дружить с кем-то в таком же положении, что и я. Мне были нужны союзники.

Когда я подъехала к дому, я была поражена его размерами. Он стоял посреди зеленой лужайки на вершине холма. Это был элегантный пятиэтажный каменный дом. Сада не было, и ступеньки вели к крыльцу прямо с тротуара. Поднявшись на крыльцо и позвонив, я оглянулась, чтобы насладиться видом. Стоял ясный солнечный день, и все выглядело вдвойне красивее. Можно было видеть весь городок, раскинувшийся внизу, аббатство в центре и Эйвон, сверкающий на солнце, и золотые крыши домов на изогнутых улицах. Над рекой висел большой воздушный шар, и мне захотелось быть там, в этой корзине, и уплыть в ней от всех забот — вместо того чтобы предстать перед этими людьми, чьи голоса и смех доносились из-за закрытых дверей.

Дверь распахнулась, и я увидела подростка, который пробормотал приветствие. Он жестом пригласил меня внутрь и, когда я вошла, исчез за темной лестницей и крикнул:

— Мам, еще один член партии.

— Привет, дорогая, — Филиппа поцеловала меня, не касаясь губами, в обе щеки. — Ты почти последняя. Мы все устроились в саду, сегодня такой прекрасный вечер, что мы решили сделать барбекю. Нет ничего лучше, чем еда, приготовленная на свежем воздухе, не так ли? — И она провела меня через просторный холл к раздвигающимся дверям, ведущим в большой внутренний двор.

Оказавшись в саду, я поняла, что Филиппа пригласила лишь часть нашей группы. Все они собрались на просторной деревянной площадке, одни сидели в садовых креслах, другие толпились у огромного накрытого стола с салатами и закусками. Женщины, сидевшие в ряд, спиной ко мне, в своих разноцветных платьях напоминали цветочный бордюр. Около полудюжины женщин были мне незнакомы, наверное, подруги Филиппы. Она очень серьезно подошла к делу. Запах жареного цыпленка ударил мне в нос, и я увидела, что идея Филиппы о еде на свежем воздухе воплотилась в огромное барбекю размером с обеденный стол. Я засомневалась, что курица, приготовленная в этой печке, по вкусу чем-то отличается от той, что готовится на кухонной плите.

— Итак, прежде чем ты начнешь паниковать: я помню, что ты вегетарианка, и у нас большой выбор не мясных блюд. — Филиппа показала на пирамиду коробок с соевыми бургерами и сосисками и шкворчащие коричневые кружочки на решетке для барбекю рядом с курицей.

— О, не стоило беспокоиться, — сказала я, смущенная их количеством. Я надеялась, что мне не придется съесть все одной.

— Никакого беспокойства, — заверила меня Филиппа. — В любом случае в доме нет красного мяса, только курица и рыба. Во время беременности я не перевариваю красное мясо.

Я подошла к компании, стоящей вокруг стола; некоторые поприветствовали меня. Одна из женщин, которую, по-моему, звали Ингрид, подала мне тарелку. Единственным мужчиной среди нас был, видимо, муж Филиппы, колдующий над барбекю с пивом в руке.

— Дамы, думаю, все готово, — воскликнул он и начал распределять приготовленное по большим сервировочным блюдам.

Я положила себе немного салата, пока Филиппа рассказывала мне о каждом блюде: «Рецепт картофельного салата я привезла из Южной Америки», «Томатный соус — это мой конек. Я никогда не покупаю кетчуп и почти каждую неделю готовлю кастрюльку своего соуса».

Скорее всего, она провела много времени, чтобы приготовить все это, и ей очень хотелось произвести впечатление. Она внимательно смотрела, как я наполняю тарелку, и я поняла, что должна попробовать все. Другая женщина принесла мне тарелку вегетарианских бургеров и сообщила, что сосиски скоро будут готовы. На тарелке было около дюжины котлет вперемешку с салатом и булкой.

— А теперь напитки! — выкрикнула Филиппа, встав у дверей и взмахивая руками, как сигнальщик на посадочной площадке. — Я поставила все вон там. — И она указала на стол, накрытый белой скатертью и украшенный свернутыми салфетками. — Там есть вино, кто не против пропустить стаканчик, и большой выбор соков, а также безалкогольное шампанское. Угощайтесь.

Женщины столпились вокруг стола, наливая в бокалы разноцветные напитки. На столе стояли две открытые бутылки вина, и я с удовольствием выпила бы большой бокал красного, но они были нетронутыми, а мне было неудобно оказаться единственной пьющей на этой вечеринке. Я услышала, как одна женщина сказала: «Я не выпила ни капли алкоголя с той минуты, когда узнала, что беременна». И ее подруга с готовностью согласилась с ней: «Мы с Рупертом пытались зачать два года, и все это время я не притрагивалась к алкоголю».

Мне стало стыдно при мысли о том, сколько выпила я, хотя доктор разрешил мне максимум десять граммов в неделю, но у меня не хватило силы воли отказаться от всех соблазнов, а алкоголь был одной из моих слабостей. Я неохотно налила себе бокал безалкогольного вина и пошла со всеми к столу, где устроилась рядом с Венди.

Все ели.

— По-моему, это здорово, иметь уважительную причину есть за двоих, — сказала Ингрид, похлопывая себя по животу, почти в два раза больше моего. Все согласно закивали и начали рассказывать истории о том, сколько они могут съесть.

— А мне вообще трудно заставить себя хоть что-нибудь проглотить, — призналась я Венди. — У меня начинается расстройство желудка, если я съедаю больше, чем полтоста на завтрак.

— Здорово, — грустно ответила Венди. — Хотела бы я иметь твои проблемы. Я всегда хочу есть и уже набрала три фунта.

Она посмотрела на мою перегруженную тарелку, не понимая, зачем я положила себе столько, если у меня нет аппетита. Я вспыхнула от смущения и стала прислушиваться, о чем говорят остальные женщины, надеясь сменить тему. Все обсуждали, как снова вернуться к работе и найти достойных нянь.

— У меня была замечательная няня из Сингапура, которая присматривала за моими мальчиками, — рассказывала Филиппа. — Когда я поняла, что беременна, я попыталась разыскать ее снова, и оказалось, что она живет по прежнему адресу. С того времени у нее родилось пятеро своих детей. Представляете, пятеро! Моя озабоченность вопросом перенаселения не позволяет мне завести больше троих детей, и я даже чувствую себя эгоисткой из-за того, что у меня их так много.

За столом послышались возгласы одобрения, и все остальные признали, что хотели бы иметь только одного или двоих. Я вспомнила о своем разговоре с Элис, когда мы спорили о том, кто хочет больше детей; Элис поклялась, что не остановится, пока у нее не родится восьмой ребенок. Мне и в голову не приходило, что мы были неполиткорректны.

Муж Филиппы прервал разговор, размахивая тарелкой с чем-то завернутым в серебряную фольгу.

— Форель готова! — крикнул он, ставя блюдо на середину стола. Послышались возгласы восхищения и благодарности. — А которая из вас вегетарианка? — спросил он.

Я помахала рукой.

— Ваши сосиски готовы, мадам, — он поставил передо мной другую тарелку.

— Ты должна сказать, понравилось ли тебе, — сказала мне Филиппа. — Особенно от лица знатока. Я все время искала для своих мальчиков альтернативную белковую пищу. Они так скучают по красному мясу, бедняжки.

— Ну, я, конечно, не смогу съесть все это одна, — сказала я кротко, — так что вам всем придется мне помочь.

Все стали пробовать рыбу, и я поняла, что мне все же нужно попытаться съесть хоть кусочек. Будет ужасно, если останется много вегетарианской еды, а все мясное будет съедено. Я буду выглядеть неблагодарной. Итак, я подцепила кусочек и начала медленно жевать, жалея, что не захватила с собой своего лекарства от расстройства. Врач даже выписал мне рецепт, и я пила прямо из бутылочки, как старый алкоголик виски.

В сад вошла улыбающаяся женщина, одетая почти как Филиппа и с такими же светлыми пшеничными волосами, как у нее. Она взглянула на Филиппу и шепнула: «Он уснул», — и подключила динамик, который держала в руках, к проводу внутренней системы контроля.

— Разрешите представить вам Ивонну, — сказала Филиппа. — Она моя старая школьная подруга, и у нее только что родился ребенок.

Лицо Ивонны засветилось от гордости.

— Маленький Ральф, ему всего три недели, — и она присела к столу.

— Глядя на Ивонну, я вспоминаю счастливые моменты, связанные с рождением ребенка, — улыбнулась Филиппа.

— А можно посмотреть на него? — спросила Венди, сгорая от желания увидеть новорожденного.

— К сожалению, в ближайший час нет, он уснул в машине по дороге сюда, — ответила Ивонна, взяв тарелку и потянувшись за куриным крылышком. — Но я принесу его, как только он проснется, — пообещала она. Это, похоже, всех успокоило.

— Ну, Ивонна, расскажи нам, как прошли роды, — спросила Ингрид, сидевшая напротив нее.

Тут вмешалась Филиппа:

— О, у нее все прошло так легко, что вы просто не поверите. Вот бы всем нам такие роды!

Ивонна засияла еще сильнее и сказала доверительно:

— Это длилось всего полтора часа. Мне пришлось тужиться только три раза! Доктор не мог поверить, что я рожаю в первый раз, я была так спокойна! Никаких обезболивающих, никакого наркоза. Мне хотелось все чувствовать. — Судя по самодовольному лицу Ивонны, было понятно, что она считает легкие роды собственной заслугой. Мне же казалось, что это счастливая случайность, просто так встали звезды.

Венди взглянула на меня и украдкой закатила глаза, я обрадовалась, что не я одна не благоговею перед этой женщиной. Ивонна продолжала хвастаться, рассказывая, какой Ральф умный мальчик, как грудное вскармливание положительно сказалось на ее фигуре и на сколько она похудела.

— Слава богу, я не забеременела немного раньше, — шепнула мне Венди, — если бы эта дамочка оказалась в одной со мной группе, у меня бы началась послеродовая депрессия.

Я усмехнулась, соглашаясь с ней, и приступила ко второму бургеру. Я почувствовала первые признаки расстройства и дискомфорт в животе и попыталась запить съеденное водой, но все равно у меня было ощущение, будто большой кусок теста до отказа заполнил мой желудок. Количество вегетарианской еды вовсе не уменьшилось, и мне было ужасно стыдно за тс расходы, что понесла Филиппа из-за меня одной. Но, обводя взглядом роскошный задний двор, я утешалась тем, что она может себе это позволить. Поблизости не было видно других зданий, а лужайка перед домом превращалась в бескрайнее зеленое поле, уходящее вдаль насколько хватало глаз. Солнце садилось, и тень от зонтика переместилась в сторону. Мне стало жарко, несмотря на вечернее время, начало припекать голову и руки.

— Холли, дорогая, не стесняйся, накладывай себе еще. Я приготовила это специально для тебя, — Филиппа нарушила ход моих мыслей. Она наблюдала за мной, так что мне пришлось положить себе еще пару сосисок. Я начала чувствовать тошноту и стала искать глазами подходящее место на веранде, куда я могла бы тайком выбросить свою еду. Я даже пожалела, что у меня нет карманов.

Разговор перешел на роль мужчины в рождении ребенка, и некоторые женщины стали описывать, как повели бы себя их мужья в этот момент.

— Мой так любит все преувеличивать, — рассказывала одна из них. — Если он поцарапает руку во время игры в регби, он всем своим друзьям скажет, что вывихнул запястье и вынужден носить тугую повязку. У меня могут быть самые легкие в мире роды, а он станет рассказывать всем о лужах крови повсюду и о том, как я была на грани смерти.

В моем животе зловеще заурчало.

Ингрид повернулась ко мне:

— А у тебя, Холли? Твой муж будет присутствовать при родах?

Все замолчали в ожидании забавной истории, которую я должна была им поведать.

— Ну, я надеюсь. Он сейчас за границей, я еще не знаю, — пробормотала я. Все смотрели на меня в недоумении, раздались возгласы: «За границей?» и «Как же ты позволяешь ему уехать в такой важный момент?».

— Филиппа, — позвала я тихо, стараясь привлечь ее внимание, пока остальные клялись, что никуда не отпустят своих благоверных до самого рождения ребенка. Она посмотрела на меня вопросительно. — Скажи, пожалуйста, где у вас туалет? Мне нужно выйти. — Я пыталась выглядеть непринужденно и скрыть подступающую тошноту.

— Конечно, дорогая, он на третьем этаже, первая дверь направо.

Я поблагодарила ее и медленно пошла к дому, но, оказавшись внутри, бросилась бегом вверх по лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, я, наконец, добежала до третьего этажа и оттолкнула от двери в ванную комнату старшего сына Ивонны, который направлялся в душ с полотенцем на поясе.

— Дико извиняюсь, — бросила я, опережая его, — зов природы, я не надолго, — и скользнула внутрь и заперлась.

Я услышала, как он вернулся в свою комнату и с раздражением хлопнул дверью, а сама обреченно упала на колени перед унитазом. Постанывая, я держалась за живот и прощалась с вегетарианскими угощениями, над которыми так потрудилась Филиппа. Слава богу, ванная комната находилась далеко от заднего двора и я могла не беспокоиться, что меня услышат. С каждым новым приступом у меня щипало в глазах и кружилась голова. Я поняла, что мне надо извиниться и уйти, не дожидаясь десерта. Надеюсь, они простят меня за это.

Когда во мне уже ничего не осталось, я, дрожа, поднялась на ноги. Горло горело, в глазах стояли слезы. Все остальные женщины были такими сдержанными, я не могла представить, что такое могло случиться с кем-нибудь из них, даже в их собственном доме. Интересно, черт возьми, как им это удается?

Когда наконец стены перестали плыть у меня перед глазами, я осторожно направилась к раковине. В какой-то момент мне показалось, что меня снова вырвет, но кроме громкой отрыжки ничего не произошло.

Я взглянула на себя в зеркало. Макияж в порядке, я была немного бледна, но в целом ничего не выдавало случившегося. Я прополоскала рот и потом с опаской вышла в коридор; он был пуст. Сын Филиппы снова вышел из комнаты, все еще с полотенцем вокруг пояса.

— Туалет в вашем распоряжении, — прохрипела я и на дрожащих ногах стала спускаться вниз.

Выходя на веранду, я изобразила на лице очаровательную улыбку и подготовилась принести свои извинения за ранний уход.

Когда я вышла в сад, все лица повернулись ко мне, как будто ждали моего появления. Воцарилась полная тишина, все смотрели на меня с различными выражениями неприязни и ужаса. Филиппа отодвинула свою тарелку и выглядела так, будто ей стало плохо, а многие женщины в смущении отвели взгляд или смотрели друг на друга, недоуменно подняв брови. Я смутилась; никто не произносил ни слова, только непонятно откуда доносился звук льющейся воды. Потом послышался голос мальчика, напевавшего песню, и я оглянулась в поисках источника звука. Я заметила динамик, установленный рядом с внутренней контрольной системой. Классическая музыка больше не звучала. И тут я с ужасом поняла, что динамик для наблюдения за новорожденным передавал звуки из ванной комнаты.

Они всё слышали.

Мои ноги подогнулись от ужаса.

— Думаю, мне лучше пойти, я не очень хорошо себя чувствую, — заикаясь, сказала я и, повернувшись на каблуках, заспешила прочь, в безопасное убежище своей машины.




Глава двадцать четвертая


— Ни за что на свете я больше не пойду на эти курсы, — я поставила точку в этом вопросе и допила последние капли пива из кружки.

Воспользовавшись тем, что в пятницу вечером в кафе не было посетителей, мы закрылись пораньше и прогулялись с Элис до водопада на окраине города, рядом с которым был один симпатичный паб с видом на реку.

— Но ты не была еще на самых важных занятиях, например, по технике дыхания во время родов. Как же ты узнаешь, что делать?

— Ну, догадаюсь как-нибудь, к тому же акушерки могут подсказать мне. В конце концов, я могу прочитать об этом в книге.

— Я не уверена, что это правильно, Холли.

— Ну, правда, это было так неловко. Я просто не смогу взглянуть им в глаза. Они смотрели на меня с отвращением.

— Я уверена, что ты преувеличиваешь. Если бы кому-нибудь на моей вечеринке стало плохо, я бы пожалела его. Ты же не виновата, что тебя тошнит.

— Знаю, но ты понимающий человек, а те женщины совсем другие. Они такие изысканные, не то что я.

Элис смотрела на меня с сочувствием.

— Но ты сама сказала, что не знаешь и половины из них, значит, в основном там были заносчивые подруги Филиппы. Остальные женщины из вашей группы никогда не узнают об этом.

— Но я-то знаю, — настаивала я.

— Тебе нужно еще поработать над чувством собственного достоинства. Оно начало подводить тебя с того самого момента, когда ты узнала, что беременна.

На самом деле это Элис всегда нуждалась в укреплении самоуважения, но с недавних пор ситуация изменилась. Впервые за свою жизнь, начав встречаться с Саймоном, она чувствовала себя счастливой и уверенной в себе. Это еще раз доказывало, что то, как ты себя чувствуешь, напрямую зависит от людей, которые тебя окружают.

— Ты права, — сказала я, — но я не собираюсь повышать свою самоуверенность путем унижения. Единственное, что было общего у нас с Филиппой, — это беременность. Нет никакого смысла пытаться быть принятой в их круг. Кроме того, совершенно неважно, кто такие остальные женщины, я просто не могу больше встречаться с ними и все. Я лучше пройду через это одна и останусь собой.

— Понятно. Тогда обещай, что ты прочитаешь о дыхательной методике и обо всем остальном, что нужно знать. Ты же не думаешь, что можешь родить во сне и притвориться, что не заметила?

— Сплюнь.




Мы вернули в бар пустые кружки и направились пешком обратно в центр. Не уверена, что это из-за кружки пива я чувствовала себя такой сонной, но я еле держалась на ногах от усталости. Когда я шла по берегу вдоль канала, я обратила внимание, что иду, сложив руки на животе. Я не могла поверить, что переняла эту типичную походку беременных. Я почувствовала себя неловко; трудно смирится с тем, что я на самом деле прохожу через все это, ведь еще прошлым летом материнство казалось мне чем-то очень далеким.

— Боже, живот уже и вправду большой, — заметила Элис, с удивлением разглядывая мою фигуру. — Скажи, у тебя все еще не появились растяжки?

Я отрицательно покачала головой, разглаживая складки на платье.

— Да, мне действительно повезло с этим. Ведь до родов осталось всего семь с половиной недель. Уже совсем недолго ждать. — Мрачное предчувствие укололо меня.

— Черт возьми, как быстро летит время.

— Все, кто заходит в кафе, спрашивают меня о сроке, и даже совершенно незнакомые люди в магазинах и на улице.

Я заметила свободную скамейку напротив реки и села, чтобы отдышаться.

— Бедняжка, ты выглядишь такой усталой, — сказала Элис, присаживаясь рядом со мной. — Может, вызовем такси?

— Хорошая идея, — поддержала я с готовностью.

От солнца у меня кружилась голова, и мне хотелось поскорее вернуться в свою прохладную квартиру. Элис достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер и попросила подъехать к пабу, где мы только что были. Мы как раз подходили к парковке, когда из-за угла выехало такси.

— На Церковную улицу к «Филину и кошечке», пожалуйста, — сказала Элис, открывая переднюю дверцу.

— Давай, крошка, запрыгивай, — сказал водитель, прикуривая сигарету.

Я с облегчением опустилась на сиденье. Внутри салон был обтянут ворсистым мехом, даже потолок был пушистым. Окна были закрыты наглухо, и из-за всей этой изоляции и сигаретного дыма в машине было очень душно. Мне нечем было дышать.

— Когда у тебя срок, дорогая? — спросил водитель, выезжая на городскую дорогу.

Мы с Элис подмигнули друг другу и посмотрели на него озадаченно.

— Срок чего? — спросила я невинно.

— Ну, это… когда вылупится?

— Кто вылупится? — захлопала я глазами, толкая Элис ногой, чтобы она не рассмеялась. Водитель замолчал и, казалось, полностью сосредоточился на сигарете.

Через пару минут Элис нарушила тишину:

— Так сколько фунтов ты сбросила за прошлую неделю? — Она закрыла рот рукой, чтобы не расхохотаться.

— Ну, всего два, но я же съела то пирожное в воскресенье, так что я не удивлена.

— Должна сказать, ты молодец. «Контролер веса» вдохновляет, не так ли?

— Да, с тобой он совершил чудо, — сказала я, прищелкнув языком от восхищения. Элис уставилась в окно, стараясь не рассмеяться.

Машина подъехала к кафе, и я расплатилась с водителем, который не смел посмотреть мне в глаза. Мы выбрались из такси, и оно медленно поехало вниз по улице. Водитель, похоже, проклинал себя и бился головой о руль. Мы наконец рассмеялись.

— Какая ты злая, парень чуть сквозь землю не провалился, — сказала наконец Элис.

— Это ему за то, что мы едва не задохнулись в его машине.

Другая машина выехала на нашу улицу, и я сразу же узнала автомобиль Маркуса. Улыбка исчезла с моего лица.

— Боже мой, — прошептала я.

— Что такое?

— Это Маркус. Он сказал, что заедет, если у него появятся новости о Томе.

Элис забеспокоилась:

— Малышка, хочешь, я останусь с тобой?

— Не надо, все в порядке. Лучше я поговорю с ним одна.

Маркус остановился и помахал нам рукой.

— Слушай, я удаляюсь, но позвоню тебе позже, хорошо? — Элис обняла меня на прощанье.

Я стояла у входной двери, перебирая ключи, пока Маркус шел ко мне. Он беззаботно улыбнулся и поцеловал меня в щеку.

— Привет, Холли, что такое? — спросил он, заметив выражение моего лица.

— Ты разговаривал с Томом?

— Нет, а ты?

Я расслабилась и вздохнула с облегчением.

— Нет, прости, мне показалось, что ты приехал из-за этого, и я разнервничалась.

— Извини, Холли. Он не звонил. Я связался с консульством, но они не смогли помочь и предложили обратиться в Британский совет. Там есть администраторы, которые занимаются рассмотрением заявок от индийских студентов, которые хотят приехать в Британию. У них есть связь со студентами в Бомбее и, возможно, в других городах. Это может помочь.

Мы уже были внутри. Я пошла на кухню, поставила на стол два стакана и достала из холодильника бутылку лимонада. Маркус присел за столиком у окна, и я присоединилась к нему.

— Неужели это так сложно? А что, если кто-то умер? Ведь должен быть более легкий способ? — Я смотрела, как лопаются пузырьки в стакане.

— Боюсь, это печально известный факт. В Индии трудно найти человека. Если сложить всех пропавших в Индии людей, получится целая страна. — Маркус сделал большой глоток лимонада и уронил голову на руки. Он выглядел очень усталым.

— И что может сделать Совет?

— Ну, им не разрешено разглашать имена своих индийских студентов, но они сказали, что свяжутся с теми, у кого есть знакомые в Бомбее, и передадут им сообщение. Если кто-нибудь решит, что сможет помочь, — они мне позвонят.

— Но Бомбей такой огромный, как они найдут его?

— Я тоже сомневался, но женщина, с которой я разговаривал, меня убедила; она сказала, что с бомбейскими студентами, которые собираются в Британию, легко связаться. Они найдут тех, кто сможет повесить объявление в кафе или поспрашивает в студенческих общежитиях. К тому же, хоть Бомбей и большой, но мест, куда ходят иностранцы, не так уж много; все туристы собираются в одних и тех же районах и пьют пиво в одних и тех же барах, так что у Тома не такой уж большой выбор.

— Хорошо, а что нам делать сейчас?

— Думаю, ждать, когда кто-нибудь позвонит. Но не знаю, насколько это вероятно. У них нет никаких причин нам помогать.

— Маркус, мне правда очень жаль, что все так получилось, — начала я. Мне было так стыдно, что я виновата в этой ситуации.

— Слушай, Холли, перестань извиняться. Возможно, если бы Том звонил чаще или оставил контактный телефон, у нас бы не было этой проблемы. А ты, наверно, была потрясена, когда поняла, что беременна. Неудивительно. — Он улыбнулся мне. — Только старайся не волноваться, мы решим этот вопрос за тебя. — Он сделал еще один глоток лимонада. — Ну, как ты живешь? Тамсин рассказывала, что ты была в больнице. Тебе нужно меньше беспокоиться, мне бы не хотелось, чтобы у тебя снова подскочило давление.

— Ну, нет, это была случайность. Врач осматривает меня каждую неделю, и с тех пор давление ни разу не поднялось, слава богу.

— Вот и хорошо. На самом деле, Холли, я тут подумал, — начал он осторожно. — Понимаешь, ты мне как дочь. Или как невестка. — Я улыбнулась, тронутая его словами. — И мне кажется, то есть нам с Фионой кажется, что мы должны помочь тебе. Может быть, тебе что-то нужно?

— О, Маркус, это так мило с вашей стороны, но мне кажется, что моя мама уже купила все необходимое. Теперь, я думаю, мне просто нужно подготовиться самой.

— Ну, я подумал, что тебе могут пригодиться мои руки, — сказал он. — Ты можешь отказаться, если не хочешь, я не обижусь, но думаю, что я могу помочь подготовить детскую комнату. Тамсин говорила, что ты собираешься устроить ее в своей свободной спальне, но еще не начала. Я подумал, что пока у меня только один заказ на сегодняшний день, я могу поработать для тебя.

Слезы благодарности навернулись мне на глаза. В последние недели мысль о детской не выходила у меня из головы, но заказы на свадебные торты отнимали все свободное время, и я уже начала бояться, что никогда не займусь этим.

— Это будет замечательно, — сказала я сорвавшимся голосом. — Если только ты уверен, что хочешь этого.

— Холли, для меня это будет огромное удовольствие, — сказал он убедительно и вытащил из кармана рулетку и маленький блокнот. — А сейчас давай снимем мерки и обсудим наши идеи.




Вторая половина субботы выдалась на редкость спокойной. Стоял очередной жаркий день, и в кафе было не много посетителей. Я присела с книгой у окна, а Мэгги обслуживала редких клиентов.

— Боже, он так явно хочет меня, что мне даже неудобно. — Мэгги собирала на поднос грязные стаканы.

Я отвлеклась от чтения и бросила на нее озабоченный взгляд.

— Надеюсь, ты не заигрывала с посетителями? У бедного Ноя случится нервный срыв.

Мэгги так рассмеялась, что стаканы на подносе запрыгали и зазвенели.

— Думаю, Ною не о чем беспокоиться, я уже старовата для студентов. Мне нравятся настоящие мужчины со стабильным доходом, — подмигнула она.

Я отклонилась назад на стуле, чтобы посмотреть, о ком говорила Мэгги. Там было двое: пожилой господин в твидовом пиджаке и — Эйджей, тот студент, который всегда порывался угостить Мэгги кофе.

— Господин Фитцпатрик снова подкатывал к тебе? — поддразнила я. — Я посоветовала ему действовать изобретательнее, чтобы поразить такую, как ты!

Мэгги бросила в меня комком пены из посудомоечной машины, и она повисла у меня в волосах.

— Нахалка, — сказала она, бросая взгляд в зал, чтобы удостовериться, что никто не слышат.

Эйджей повернулся в нашу сторону, поднял кружку с кофе, приветствуя нас и подмигивая Мэгги. Посмотрев на него, я вспомнила, о чем мы говорили с Маркусом несколько дней назад.

— Подожди-ка, мне кажется, я должна перекинуться с ним парой слов.

— Холли, пожалуйста, не говори ему ничего… что ты делаешь? — Мэгги была в панике.

— Не волнуйся, я по другому поводу, — я взяла кофейник, кружку и направилась к нему.

— Привет, Эйджей, можно к тебе?

Он убрал со стула портфель и кивнул, жестом приглашая садиться. Я села напротив и налила нам в кружки кофе. Он смотрел на меня с неподдельным интересом, ожидая, что я скажу.

— Ты ведь индус?

— Да вроде так, — ухмыльнулся он.

— Нет, прости, я не так выразилась. Мне интересно, ты из Индии или родился в Британии?

— Я из Джайпура, из Индии. Здесь уже два года, работаю инженером. Почему ты спрашиваешь?

Я сделала глоток кофе и стала рассказывать Эйджею о поисках Тома, а он слушал и сочувственно кивал. Я добавила, что Маркусу посоветовали найти кого-то, у кого есть знакомые в Бомбее, и попросить их помочь.

Эйджей откинулся на стуле и посмотрел на кухню, где Мэгги протирала тряпкой столы. Он улыбнулся мне, сцепив руки на затылке, и сказал добродушно:

— Кажется, я знаю, что надо делать.

Эйджей объяснил, что его двоюродный брат — англо-азиатский священник, он живет в католическом квартале Бомбея, работает с местной Армией спасения и часто помогает разыскивать людей.

— Я позвоню ему сегодня и попрошу порасспрашивать о Томе. Это займет какое-то время, потому что есть много мест, куда Том может ходить, а у Питера много дел, он очень занятой человек, но я знаю, что он поможет, если попросить.

— Правда? Ты меня очень обяжешь. — Я была так счастлива, что даже не знала, как его благодарить.

Эйджей серьезно посмотрел на меня:

— Холли, в нашей культуре помочь другой семье не означает оказать услугу, это обязанность и честь.




Неделю спустя Фиона с Маркусом зашли ко мне, чтобы завершить обустройство детской.

Все утро мы проговорили о ребенке, о том, на кого он будет похож, хорошо ли он будет спать, а также где же сейчас может быть Том. Эйджей позвонил и сказал, что Питер уже начал искать Тома, но пока безрезультатно. Он обошел много мест и был уверен, что со дня на день нападет на его след.

Пока мы разговаривали, Маркус закончил красить дверцу шкафа. Фиона сидела на диване в гостиной и обрабатывала край стеганого одеяла, подходящего по цвету к занавескам. Я готовила им воскресный обед и бегала взад-вперед между кухней и детской, проверяя, не нужна ли Маркусу какая-нибудь помощь.

Я остановилась в дверях, любуясь перевоплощением комнаты.

— Фантастика!

Стены были теперь выкрашены в солнечно-желтый цвет, а по центральной части стены Маркус изобразил животных, хороводом опоясывающих всю комнату. Он сделал два шкафа, с дверцами вишневого цвета, и установил их в дальнем углу комнаты. Над кроваткой висели фигурки филина и кошечки, а на окнах — занавески в тон стенам и дверцам шкафа. На одной стене Маркус даже повесил несколько полок, и я уже рассадила на них всех плюшевых мишек, которых купили мне друзья, детские туалетные принадлежности, от которых в комнате воцарился характерный аромат детской.

Маркус разогнулся, докрасив последний участок шкафа.

— Думаю, мы почти закончили. Как дела у Фионы? — спросил он, опуская кисть в банку с раствором.

— Мне кажется, она тоже заканчивает, — ответила я. — Как раз вовремя: обед будет готов через десять минут.

— Замечательно, пахнет очень вкусно. Мне как раз хватит времени, чтобы умыться и убрать инструменты. — Он обернулся к столу, на котором оставил дрель, и потянулся за ней. Выпрямившись, он вдруг вздрогнул от боли и выронил дрель из рук.

— Маркус, что с тобой? — я бросилась к нему.

Он согнулся и, тяжело дыша, приложил руку к груди.

— Все в порядке, дорогая, у меня такое уже было. Приступ боли. Может, просто изжога от индийского блюда, которое вчера готовил Саймон. Там было больше чили, чем курицы. Я никогда еще не видел у Элис таких румяных щек. — Он шутил, но что-то в его лице подсказывало мне, что ему не до смеха.

— Я позову Фиону.

— Нет, нет, она только зря распереживается. Не волнуйся, через минуту все пройдет.

Он неподвижно стоял в той же позе.

— Почему бы тебе не присесть? — настаивала я. — Я могу принести стакан воды, еще у меня есть средство против изжоги.

Я подвинула ему мягкий пуф и помогла сесть, потом побежала в ванную. Налила воды и достала свою гигантскую бутылку с лекарством. Когда я вернулась в комнату, Маркус сидел согнувшись. Я присела на корточки рядом с ним и заглянула в лицо. Оно было пепельно-серым, на лбу выступил пот.

— Маркус, я думаю, лучше позвать Фиону, ты не очень хорошо выглядишь, — сказала я ласково, ставя стакан и бутылку у его ног.

Я боялась, что он запротестует, но он просто кивнул, все еще прижимая руку к груди. Казалось, ему слишком больно, чтобы разговаривать.

Фиона подняла голову, когда я влетела в комнату, и сразу догадалась, что что-то не так.

— Думаю, тебе лучше пойти взглянуть на Маркуса, ему нехорошо, — сказала я, стараясь оставаться спокойной. Она отложила шитье и пошла за мной в детскую.

Когда мы вошли, Маркус стоял на коленях на полу комнаты. Фиона подбежала к нему:

— Дорогой, что с тобой?

— Сердце… и рука, — прошептал он еле слышно.

Я побежала в гостиную к телефону и набрала 999; мои руки так тряслись, что я еле держала трубку у уха.

Вызвав «скорую», я сразу вернулась в детскую. Фиона сидела возле Маркуса, который тихо стонал. Она гладила его по спине, и просила расслабиться, и говорила, что все будет хорошо.

Я нетерпеливо ходила по комнате от окна к стене и обратно, как будто меня привязали резиновым шнуром. При этом я то и дело смотрела в окно, но улица была пуста. Прошло пять или шесть минут, и во двор въехала машина «скорой помощи». У меня все похолодело внутри оттого, что они прибыли так быстро, как будто были уверены, что ситуация очень серьезная.

Я побежала вниз, открыть им. На пороге стояли двое санитаров; один держал в руках черный чемоданчик, другой — раскладное кресло. Я повела их, рассказывая по дороге о симптомах.

Фиона отодвинулась, уступая санитарам место рядом с Маркусом.

— Привет, Маркус, я — Ричард, — громко и четко сказал один из них. — Я собираюсь осмотреть вас. — Он расстегнул рубашку Маркуса и стал его слушать.

Я подошла к Фионе и обняла ее за плечи. Она беспомощно посмотрела на меня, и я почувствовала, как она дрожит. Второй санитар задавал ей вопросы об истории его болезни, и Фиона рассказала, что отец Маркуса умер от сердечного приступа, когда ему было всего пятьдесят шесть лет. У нее был слабый испуганный голос маленькой девочки, и я услышала, как она спросила шепотом: «Но он ведь поправится?»

Никто из санитаров ее не услышал.

— Мы собираемся сделать электрокардиограмму; аппарат находится в машине, — сказал один из них.

Маркус попытался подняться, но не смог. Санитары усадили его в раскладное кресло.

Маркус молча сидел в кресле в неловкой позе; глаза его были зажмурены, а по лицу стекали капельки пота.

После того как кресло спустили вниз, Ричард достал рацию.

— Да, подозрение на инфаркт миокарда, восемь минут, — услышала я, когда он забирался в машину вслед за креслом Маркуса.

Я стояла и смотрела; мне казалось, что это происходит не со мной. Фиона сидела рядом с Маркусом, держала его за руку и все повторяла и повторяла, что все будет хорошо и волноваться не о чем. Его лицо бледнело все больше, а глаза все еще были закрыты от боли. Он был не похож сам на себя, высокого, здорового и веселого Маркуса. Сейчас он выглядел уязвимым и старым, с серым шерстяным одеялом, наброшенным на плечи.

Фиона старалась контролировать себя, ее лицо было похоже на застывшую маску. Она забралась в машину следом за санитаром и посмотрела на меня.

— Позвони, пожалуйста, Саймону и расскажи ему, — попросила она, и я кивнула, глядя, как они закрывают заднюю дверь.

Я заметила, как второй санитар сказал Ричарду, когда Маркус уже не мог их услышать:

— Не включай сирену, Рич, только мигалку. Не хотелось бы напугать его и ухудшить положение. — Он увидел, как я смотрю на него, и подмигнул мне. — Не переживайте, дорогая, я уверен, что все будет хорошо.

Машина резко тронулась, огни мигалки засверкали на стеклах витрин, потом «скорая» повернула за угол и исчезла из виду.

Я стояла на краю тротуара, оглушенная. Когда машина уехала, я заметила, как тихо на улице. Я слышала собственное дыхание и вдруг поняла, что плачу. Звук таймера на духовке прервал мое оцепенение. Обед был готов.




Глава двадцать пятая


Я нашла Саймона у Элис. Я объяснила, что произошло, но было трудно сказать, как он принял эту новость, — он все время молчал. Потом сказал, что сейчас же заедет за мной и мы все отправимся в больницу.

В ожидании Саймона я металась по квартире. Обед остывал в духовке. Стол был накрыт на троих, и я остановилась рядом со стулом Маркуса, взяла в руки вилку, которую положила для него, и представила, как мы все сидим за столом, смеемся и шутим, как Маркус хвалит мою стряпню. Я еле сдержала слезы; нельзя было расклеиваться перед Саймоном. Я не хотела паниковать; в конце концов, все еще могло оказаться ложной тревогой.

Я отошла от стола и направилась в ванную, умыть лицо холодной водой, но, проходя мимо детской, дверь которой была открыта, застыла на пороге. Стакан воды и бутылочка с лекарством все еще стояли на полу, нетронутые, посреди комнаты — пуф, на котором сидел Маркус. Его инструменты были аккуратно сложены в пластиковый ящик. Ручка дрели была покрыта слоем цементной пыли, и на ней виднелся отпечаток руки Маркуса. У меня перехватило дыхание от жалости. Комната выглядела безупречно, и я почувствовала укол совести. Я знала, что в последнее время он слишком много работал и из Франции он вернулся сильно уставшим. Не нужно было разрешать ему так много заниматься детской. Надо было убедить его воспользоваться передышкой в работе, чтобы отдохнуть. А что, если он предложил сделать для меня детскую только из вежливости? От этой мысли мне стало плохо. В глубине души я знала, что это не так, он был по-настоящему счастлив, занимаясь этим. Но совесть все равно продолжала мучить меня. Я повернулась к комнате спиной; вишневый цвет сейчас казался мне неуместным.

Я взяла пиджак и ключи и спустилась вниз, чтобы подождать Элис и Саймона на улице. Я не могла больше оставаться в квартире. От обеденного запаха меня тошнило.

Я услышала, как машина Саймона приближается, прежде, чем она появилась в поле зрения; на повороте, ведущем на мою маленькую улицу, взвизгнули тормоза. Он вывернул из-за угла и на большой скорости подъехал к кафе; машину занесло, и на меня полетел гравий из-под колес. Я села на заднее сиденье, и Саймон тут же нажал на газ, даже не поздоровавшись.

Элис поддерживающе улыбнулась мне:

— Ты в порядке?

Я мрачно кивнула и уставилась в окно. Мы ехали по направлению к окраине города, я видела людей, сидящих на солнышке в открытых барах и потягивающих напитки. Другие, держась за руки, гуляли по парку; их дети были одеты в яркую цветную одежду, и им не было никакого дела до остального мира.

Мы молчали до самой больницы. Саймон побежал вперед, я не поспевала за ним из-за своего огромного живота.

Элис задержалась, поджидая меня.

— Насколько это серьезно? — спросила она, когда Саймон был уже далеко.

— Я не знаю, Эл, трудно сказать. Он был в сознании, но выглядел бледным и изможденным. А выражение его лица, — мой голос начал дрожать, и я сглотнула, — было видно, как ему больно.

Мы побежали дальше по коридору вслед за Саймоном, который успел поговорить с администратором, и она указала ему дорогу.

В комнате ожидания мы встретили Фиону. Она увидела Саймона и крепко прижалась к нему; она не плакала, и казалось — все краски жизни покинули ее. Фиона слабо улыбнулась нам с Элис.

— Кажется, у него был сердечный приступ, — сказала она тихо. — Сейчас врачи пытаются стабилизировать его состояние.

— Но с ним все будет в порядке? — спросил Саймон.

— Ну, Маркус еще относительно молод и крепок, это должно сыграть свою роль. Я уверена, что он поправится, — ответила она, будто пыталась убедить сама себя.

— Вам принести что-нибудь попить? — спросила Элис, стараясь хоть чем-то отвлечь их.

— Спасибо, Элис, я бы выпила кофе, — ответила Фиона. Ее ровный голос немного меня успокоил; если Фиона считала, что все будет хорошо, я с радостью хотела ей верить. Саймон между тем становился все напряженнее. Пить он не хотел, и Элис ушла искать автомат с кофе для Фионы.

— Какого черта они там делают? — спросил он через минуту, оглядываясь в поисках кого-нибудь, кто мог рассказать нам, что происходит.

— Саймон, успокойся, они очень заняты. Они обещали, что сразу сообщат мне о любых изменениях. Я уверена, что с ним все будет хорошо. Почему бы тебе не прогуляться и немного отвлечься?

— Нет, я никуда не пойду, пока не узнаю, что происходит, — настаивал он, усаживаясь на пластиковый стул и обхватывая голову руками.

Я пошла за Элис, чтобы помочь ей донести стаканчики с кофе. Когда мы вернулись, медсестра объясняла Саймону:

— Мне очень жаль, что я не могу пока сообщить вам ничего нового. Как только доктор Ранкин освободится, он подойдет к вам, прямо сюда. — Она повернулась к столу и сняла трубку звонящего телефона.

Саймон сжал кулаки и снова принялся ходить взад-вперед.




Через полтора часа у нас все еще не было никаких новостей. Кофе Фионы так и стоял рядом с ней нетронутый. Я пила свой маленькими глоточками, хотя он уже остыл и был противный на вкус. Мне нужно было что-то делать.

— Миссис Деланчи? — спросил голос.

— Да.

— Меня зовут доктор Ранкин, я осматривал вашего мужа. Простите, что вам пришлось так долго ждать. Боюсь, ваш муж перенес тяжелейший сердечный приступ. Нам удалось стабилизировать его состояние, и, хотя он все еще в опасности, мы перевели его в отделение интенсивной терапии. Вы можете навестить его. — Он посмотрел на нас троих, когда мы обступили Фиону, и добавил: — Но, должен подчеркнуть, к нему может зайти только один человек. Ему нужно отдохнуть.

Мы с Элис кивнули, а Саймон очень расстроился.

— Мне жаль, но вы сможете навестить его только утром, — сказал ему доктор Ранкин, взял Фиону за руку и повел в отделение интенсивной терапии. — По дороге я расскажу вам о состоянии вашего мужа.

Мы пошли следом за ними, не зная, что делать дальше, но у стойки приемной остановились.

Фиона оглянулась на Саймона:

— Дорогой, я знаю, что это тяжело, но тебе лучше вернуться домой. Не думаю, что мы можем что-то сделать сегодня, но я останусь с ним до утра. Отправляйся домой и сообщи нашим друзьям, что случилось. Я позвоню тебе попозже, а утром ты сразу приедешь в больницу.

Саймон неохотно кивнул.




— Она должна быть где-то здесь, — сказал Саймон, роясь в кипе бумаг. Последние полчаса мы занимались поисками записной книжки Фионы, чтобы обзвонить друзей и родственников, но в доме царил такой хаос, что и комнату не найдешь, не то что книжку. Было странно рыться в вещах людей, которых нет дома. Такое ощущение, будто я вторглась на чужую территорию, но другого выхода не было. Мы попытались дозвониться до Тамсин, но ее домохозяйка сказала, что та с близнецами уехала в гости к друзьям и не вернется раньше глубокой ночи.

— Нашел! — воскликнул Саймон, помахивая в воздухе телефонной книгой. — Она была в маминой сумке. — Он стал перелистывать ее. Его лицо было серым и усталым. — Итак, думаю, пора обзванивать людей, — сказал он без энтузиазма.

Элис пожала ему руку в знак поддержки.

— Хочешь, мы оставим тебя? — спросила она.

— Почему бы вам не заказать пиццу? — предложил он. — Кажется, я ничего не ел весь день, и Холли, похоже, тоже. Уверен, нам надо перекусить.

Мы с Элис отправились на кухню искать меню; мне казалось, что я видела его на холодильнике.

— Я схожу за своим телефоном, по-моему, я бросила его в гостиной, — сказала Элис, оставляя меня одну на кухне.

У меня урчало в животе; я целый день ничего не ела. За себя я не слишком волновалась, но ребенок не должен был страдать.

Я стала просматривать разные меню, письма, телефонные номера, прикрепленные магнитами к холодильнику. Когда я тронула их, несколько листков упало на пол. Открытка, улетевшая под кухонный стол, привлекла мое внимание. На ней был изображен тропический пляж, маленький индийский мальчик на переднем плане поднимал над головой огромную рыбу-меч. Мое сердце забилось, я была уверена, что это открытка от Тома. Я бросила вороватый взгляд через плечо, подняла ее и перевернула. Я сразу же узнала почерк Тома и начала читать его каракули.




Мама и папа,

четыре дня назад я приехал в Бомбей. Это безумное место, очень много нищих. Немного депрессивно, но такова жизнь. Папа, тебе бы понравилась местная архитектура! В хостеле познакомился с классными ребятами. Но самое лучшее знакомство — это одна женщина, красивее которой я в жизни не видел, мы проводим вместе много времени, и она помогла мне понять, что самое важное в жизни. Мама бы просто влюбилась в нее! Я потом вам все расскажу. Дважды ели бомбейскую национальную пищу, карри просто супер, а о бомбейской картошке тут никто и не слыхал!

Я постараюсь вскоре позвонить, но здесь это очень сложно.

С любовью, Том.




Я сидела на полу посреди кухни, снова и снова перечитывая письмо. Мне казалось, что каждый раз мне в сердце втыкают нож. Я сидела с открытым ртом, с глазами, полными слез. Он встретил другую. Почему он не сказал мне? Надеялся тихо исчезнуть из моей жизни? Но тут другая болезненная мысль пришла мне в голову: вот почему Маркус предложил мне свою помощь — из жалости.

Я услышала шаги Элис и вскочила, прикрепляя открытку обратно на холодильник.

— Ты нашла меню? — спросила она, появляясь на кухне.

Я смотрела невидящим взглядом на холодильник, не в силах оторваться от изображения индийского мальчика на пляже.

— Да вот же оно, прямо перед твоим носом, — сказала Элис, открепляя листовку от холодильника и помахивая ею перед моим лицом. Тут она заметила мой взгляд и перестала улыбаться: — О, Холли, бедная девочка. У тебя был ужасный день, да? — Она обняла меня. — Маркус поправится, я уверена в этом. Ты же слышала, что сказала Фиона, он молодой и сильный.

Я кивнула, стараясь улыбнуться; мне стало стыдно, что я так расстроилась не из-за Маркуса. Я была такой эгоистичной. Маркус мог умереть сегодня, а я переживаю из-за своей личной жизни. Мне следовало подумать о Саймоне и о том, как я могу ему помочь. Я оторвала взгляд от холодильника и присоединилась к Элис, которая сидела за столом и выбирала пиццу в меню. Но мой желудок превратился в маленький болезненный комок, и я сомневалась, что мне удастся проглотить хоть кусочек.




Так и вышло; несмотря на то что пицца выглядела очень аппетитно, она так и осталась лежать в коробке нетронутой. Саймон откусил несколько кусочков между телефонными разговорами, но он был слишком усталым, чтобы есть. Позвонила Фиона и сказала, что состояние Маркуса стабильное. Он почти ничего не говорил, так как из-за обезболивающих средств почти все время спал. Она попросила Саймона привезти ей утром кое-что в больницу и повесила трубку. Потом позвонила Тамсин, вернувшаяся от друзей. Наша новость ее очень расстроила, и она сказала, что тотчас приедет к нам. Я попыталась отговорить ее, но она повесила трубку прежде, чем я успела это сделать.

К моему облегчению, Саймон попросил меня остаться на ночь. Меня пугала мысль о возвращении в пустую квартиру с остывшим обедом в духовке и инструментами Маркуса в детской. Мне не хотелось увидеть их снова сегодня вечером, а потом лежать в постели и вспоминать выражение его лица, слабое и беспомощное. Уж лучше остаться с друзьями.

Саймон предложил мне переночевать в комнате Тома, и мое сердце сжалось; быть так близко к его вещам, спать в его постели, возможно, почувствовать его запах — это было бы слишком жестоко. Как будто положить рядом с очень голодным человеком бутерброд, но так, чтобы он не мог до него дотянуться.

— Я посплю на диване, правда, — запаниковала я.

— Нет, Холли, Том наверняка хотел бы, чтобы ты спала в его комнате, к тому же ты не можешь спать на диване на восьмом месяце беременности. Ты просто там не поместишься! — сказал он, указывая на узкий диван, который действительно не выглядел слишком удобным.

— Почему бы мне не лечь в гостевой комнате?

— В принципе, это возможно, но там, вероятно, захочет спать Тамсин.

— Отлично, мы ляжем вместе, — сказала я, стараясь на этом поставить точку, не обращая внимания на озадаченный взгляд Саймона.




Тамсин была не против; Саймон уже спал, когда она приехала, так что мы посидели вместе и поговорили пару часов, потом положили близнецов спать в комнату Тома, а сами легла на широкую двуспальную кровать в комнате для гостей. Лежа без сна в темноте, я чувствовала, что Тамсин тоже не спит, переживая за Маркуса. Мне очень хотелось рассказать ей об открытке, но я решила не беспокоить ее еще и этим. Я вспомнила, как Маркус сказал мне, что Том звонил ему один раз из Бомбея; наверное, это было после того, как он отправил открытку. Интересно, что еще он рассказал об этой женщине? Как она выглядит, как ее имя? Мне представлялась смуглая экзотическая женщина, много путешествующая, с которой они часами рассказывали друг другу о своих приключениях. Наверное, ему была нужна женщина, больше похожая на него, с такой же страстью к путешествиям, готовая в любой момент сорваться с места. Со мной он никогда бы так не смог, я всегда уставала в кафе, а теперь буду уставать с ребенком. Я снова вспомнила тот случай, когда он брал меня с собой в клуб альпинистов. Он хотел научить меня, а я его так разочаровала. Наверное, мне нужно было проявлять больше внимания к его интересам. Может быть, называя меня в шутку «трусливой бизнес-леди», он меня таковою и считал.

Я думала о том, что случится, когда он узнает об отце. Вернется ли он сразу домой, вместе с этой женщиной? Я этого не вынесу. Мне хотелось прогнать прочь все эти мысли, от которых становилось больно, но мой мозг был слишком возбужден и предлагал мне все новые и новые версии.




В четверг мне удалось повидать Маркуса. В первую очередь к нему пускали только близких родственников. Фиона почти все время находилась у его постели, и я еле убедила ее сделать небольшой перерыв. Я оставила Мэгги в кафе за главную и в половине третьего поехала в больницу. Персоналу не очень понравилось, что я пришла навестить его, но Фиона объяснила им, что для Маркуса я как родная дочь.

Я прямиком направилась в отделение интенсивной терапии, где мы оставили Фиону в тот субботний вечер. Главная медсестра отделения указала мне койку, и я отступила на миг, когда увидела Маркуса.

Он лежал на постели в пижаме. Пуговицы на груди были расстегнуты, и я увидела, что он весь утыкан датчиками, провода от которых были подключены к монитору, контролирующему биение сердца. На тумбочке в изголовье стояли цветы и открытки, и по сравнению с их яркими красками он казался еще более бледным и безжизненным. Лицо было наполовину скрыто под кислородной маской, слегка запотевшей от дыхания. В палате вместе с ним лежало еще шестеро пациентов, но я заметила, что он был моложе их всех лет на двадцать.

Когда я подошла к постели, он читал газету, бегая полузакрытыми глазами по строчкам. Он не видел меня до того момента, пока я не остановилась у его ног. Заметив меня, он слабо улыбнулся и снял маску. Я хотела придвинуть стул, но он подвинулся, чтобы я могла сесть на постель рядом с ним. Я протянула ему открытку с пожеланиями о выздоровлении и прошептала:

— Я слышала, что из-за тебя опустошены все близлежащие цветочные магазины, поэтому принесла тебе вот что, — и протянула ему контейнер со свежим фруктовым салатом, который приготовила утром.

Маркус улыбнулся и поднял контейнер над головой, чтобы посмотреть, что внутри.

— Сверху я натерла немного имбиря. Он полностью состоит из восстанавливающих ингредиентов, мне пришлось прочитать тонну литературы, чтобы отобрать необходимые, — добавила я с гордостью.

Его лицо озарила яркая, хотя и слабая улыбка, и мне было радостно снова увидеть частичку старого доброго Маркуса.

— Выглядит аппетитно. Спасибо, Холли, — сказал он, пряча контейнер в тумбочку.

— Я не была уверена, что разрешено приносить еду, может, они посадили тебя на низкохолестериную диету?

Он закатил глаза.

— Да, тут кормят ужасно, они умудряются выварить из овощей даже запах. В кубиках льда больше вкуса. Кстати, завтра ко мне придет диетолог. Вчера я разговаривал с соседом по палате. Он сказал, что ему запрещены все продукты больше десятипроцентной жирности — и всего три яйца в неделю. В моем утреннем омлете яиц было больше. Я переживаю кулинарный кризис. Слава богу, я могу положиться на то, что ты меня побалуешь, а иначе не представляю, как наберусь энергии на таких харчах. Их порции не хватило бы и воробью. — Маркус тихонько рассмеялся, но тут же положил руку на грудь и поморщился.

Я испугалась:

— Ты в порядке? Позвать доктора?

— Ой нет, на мне уже столько датчиков и проводов, что я чувствую себя подопытным кроликом, не давай им дополнительных поводов. — И он отхлебнул воды из стакана, стоящего на тумбочке.

— Но как ты себя чувствуешь? Тебе все еще больно? — спросила я.

— Нет, теперь уже не слишком. Еле чувствую. Прости, что я напугал тебя, Холли, мне нужно было подождать до дома. — Он говорил медленнее, чем обычно, и часто останавливался, чтобы перевести дыхание.

— Не смеши меня! Это мне нужно извиняться, если бы только я знала! Я никогда не позволила бы тебе так много работать над детской.

— С ума сошла. Никто не мог этого знать. А заниматься детской было просто отдыхом для меня. По сравнению с другими моими проектами это ерунда. Не волнуйся об этом. Жалко, что нам не удалось пообедать. Если бы я знал, что мне придется выживать на тюремной пище, я бы сначала что-нибудь съел.

Я рассмеялась, радуясь, что он сохранил чувство юмора.

— Удалось связаться с Томом? — спросил он с надеждой.

Мой сердце начало учащенно биться от одного упоминания его имени.

— Боюсь, что нет. Я звонила Эйджею и рассказала ему, что случилось; он обещал поторопить Питера и позвонить мне, как только что-нибудь узнает. Я обращалась и в консульство, думая, что в этих обстоятельствах они смогут быть более полезными… Но они опять сказали, что невозможно ничего предпринять.

Маркус улыбнулся и погладил меня по руке:

— Спасибо, что пытаешься помочь, Холли. Я хотел бы знать, где он сейчас. Я, правда, считаю, что Том должен быть здесь, и ради тебя тоже, — добавил он серьезно. — Если бы Том только знал, я уверен, он сел бы на ближайший рейс и прилетел сюда. — Маркус покачал головой. — Прости, я сегодня так меланхолично настроен. Я много думал о своем бизнесе и о будущем. Теперь, когда я уже получил одно предупреждение, мне не нужно второго. Я, правда, хочу поговорить с Томом об этом. Я уверен, что он захочет продолжить мое дело. У него есть склонность к дизайну, и раньше он по-настоящему увлекался этим. Я знаю, у него получится. Но я не хочу, чтобы он повторял мои ошибки, занимаясь всем в одиночку. Для дела нужно больше людей, чтобы… — он смущенно запнулся. — Я сам себя пытаюсь обмануть, что смогу отойти от дел, хотя опять завожу одну и ту же волынку. В любом случае, ты можешь не переживать за Тома, вряд ли он закончит сердечным приступом, как его отец. В нем более гармонично сочетаются наслаждение жизнью и работа. Я даже хотел бы, чтобы работа доминировала, и уверен, что так и будет, когда он вернется. Так все и задумывалось. Но, так или иначе, что бы ни случилось между вами, я знаю, что он будет помогать ребенку насколько возможно.

Я сидела и слушала Маркуса, но мое сердце упало. Последняя фраза все выдала; он знал, что у нас с Томом больше нет будущего.

Мы поговорили еще о Фионе и о моей беременности. Я старалась оставаться веселой и уверенной, но испытала облегчение, когда заметила, что он устал от разговоров. Ему требовалось много сил, чтобы говорить, и я воспользовалась этим и начала собираться.

Я поцеловала его на прощанье.

— Позаботься о моем маленьком внуке, хорошо? — сказал он, крепко пожимая мою руку.




Вечером я полчаса убеждала маму по телефону, что случившееся с Маркусом не спровоцировало у меня повышение давления, и даже пообещала ей принять ванну с лавандовым маслом. Меня спасла Элис, которая зашла на чашку кофе.

— Как Саймон? — спросила я, когда мы вместе устроились на диване.

— Ну, я сегодня еще его не видела. С субботы он живет в доме Маркуса и Фионы, думаю, он считает, что должен быть рядом с мамой. Особенно раз Тома нет. Он даже взял неделю отпуска, чтобы побыть с ней. — Она прижала кружку к груди. — Он такой заботливый. Я помню, как у Оливера простудилась мама и он жаловался на ее кашель по телефону. Саймон совсем другой, он просто… я знаю, что это похоже на цитату из романа, но он такой джентльмен. Я не верила, что такие еще существуют, и мне все равно, что в наши дни это может показаться старомодным, мне это ужасно нравится.

— И сам он тебе тоже нравится, да? — спросила я, улыбаясь. Мне было как-то странно наблюдать за развивающимися отношениями Элис и Саймона. Теперь она становилась ближе к Фионе и Маркусу, почти как член семьи. Я почувствовала укол ревности при мысли о том, что она занимает мое место любимой невестки.

Элис улыбнулась, закусив губу.

— Знаешь, а я всегда считала, что это у вас с Саймоном может что-то получиться. Вы всегда были так близки, и он имел на тебя виды.

Я попыталась улыбнуться.

— Да он никогда не относился ко мне серьезно, а я была близка с ним только потому, что он знал Тома лучше других. Для меня это был лучший способ понять Тома, ведь его самого часто не было рядом.

— Я рада, что между вами не было ничего серьезного, так как никогда не чувствовала себя такой счастливой, — призналась Элис, глядя на меня из-под ресниц. — Знаешь, конечно, то, что случилось с Маркусом, ужасно для всех нас. Но это так сблизило нас с Саймоном. Мне кажется, я люблю его.




В пятницу Маркуса перевели в палату для выздоравливающих; он уже был вне опасности, и Фиона сказала, что он выглядит почти как раньше. Но нас предупредили, что сорок процентов людей, перенесших сердечный приступ, умирают в течение следующего года. Я старалась не задумываться об этих безжалостных данных статистики, но понимала, что как прежде уже никогда не будет.

Мэгги хорошо управлялась с делами в кафе, и у меня было достаточно времени для беззаботного отдыха. Дни текли медленно. В тот вечер я решила лечь пораньше и уже начала раздеваться, как зазвонил телефон.

— Алло, — зевнула я в трубку.

— Холли, это я.

На какой-то короткий миг мне показалось, что это Том, и у меня перехватило дыхание. Я неуверенно молчала.

— Это Эйджей, я тебя разбудил?

У меня затряслись руки, а колени ослабли, я боялась того, что он собирается мне сказать.

— Нет, нет, не разбудил, что случилось?

— Мне только что звонил Питер, — ответил он. — Он знает, где остановился Том.

Я села, крепко сжимая в руках телефон.

— Он говорил с ним? Том знает, что происходит? Он едет домой? — затараторила я.

— Подожди, дай мне рассказать, как все было, — сказал Эйджей спокойно. — Том остановился в молодежном хостеле рядом с. «Тайским дворцом». Это одна из крупнейших гостиниц Бомбея. Каждое утро он там завтракает. Супружеская пара, которой принадлежит гостиница, сказала, что неделю назад Том уехал куда-то на грузовике. Он направлялся в Таджмахал с парой друзей, но неизвестно, где он остановился. Хорошая новость заключается в том, что он точно вернется в этот хостел, так как оставил им несколько сумок на хранение.

Мне наконец удалось справиться с дыханием.

— Итак, он все еще не знает, что мы его ищем? — спросила я слабым голосом.

— Боюсь, что нет, но Питер оставил ему в гостинице записку, чтобы он срочно позвонил домой, и к тому же связался кое с кем, чтобы попытаться перехватить его в грузовике. Большинство туристов останавливаются в Агре, так что он позвонит в местные гостиницы. Кроме этих гостиниц там не так уж много мест для ночлега, он обзвонит их все, и скорее всего, нам удастся найти его до возвращения в Бомбей.

Я накручивала на палец телефонный провод, пытаясь осознать сказанное. После долгой паузы мне удалось произнести:

— Это по-настоящему хорошие новости, Эйджей, ты не представляешь, как я благодарна тебе за все эти хлопоты.

— Не стоит. Я позвоню тебе, как только что-то узнаю.

Я попрощалась и сразу же позвонила Фионе. Все мои переживания по поводу поисков Тома исчезли. Неважно, что произошло между нами, самое главное, что он должен узнать о том, что случилось. Мне нужно просто смириться с тем, что у Тома начались отношения с другой женщиной. Но об этом я буду беспокоиться позже.




Фиона была на седьмом небе, когда я рассказала ей новости. Она решила попробовать сама обзвонить автобусные компании и гостиницы в Индии, ей просто нужно было что-то делать. Она решила, что теперь, зная, куда он направляется, будет легче его найти.

Через полчаса она перезвонила и сказала, что у нее ничего не получилось. Я успокоила ее, что волноваться не стоит и что самое большее, сколько нам еще придется ждать, — это две недели, а если Питеру повезет, то он позвонит гораздо раньше. Она поблагодарила меня за то, что я нашла Тома — хотя фактически это было не так, — и взяла с меня обещание сообщить, как только я что-то узнаю.

Возбужденная, я вернулась в постель. В конце концов наступал конец моему ожиданию, и я должна была снова увидеть Тома. Я долго смотрела на его фотографию, стоящую на прикроватном столике. До этого вечера мне казалось, что он невероятно далеко. Теперь он был просто вне зоны досягаемости.




На следующий день я совершенно не могла сконцентрироваться на работе. Каждый раз, когда звонил телефон, я думала, что это Эйджей или Том. Я не могла сосредоточиться и допускала одну ошибку за другой. Я забыла положить дрожжи в тесто, добавила молока в вегетарианский кофе, плеснула столько средства для мытья посуды в раковину, что радужные пузыри полетели из кухни в зал. Вода в раковине напоминала гейзер, и нам с Мэгги пришлось выпустить всю воду и набирать новую. Посетители захлопали в ладоши, когда увидели нас с Мэгги, выходящих из кухни в мокрой одежде и хлюпающих туфлях. После этого Мэгги не выдержала и попросила меня закончить пораньше и идти отдыхать.

Я мрачно поплелась вверх по ступенькам, пришла домой и стянула мокрую одежду. Вся эта суета, наверное, разбудила ребенка, и он начал толкаться и ворочаться в животе, как на занятиях по аэробике. Я стояла напротив зеркала в белых трусах и растерянно рассматривала свой огромный живот. Он дернулся, потом, когда ребенок повернулся на левую сторону, весь переместился вбок. На это стоило посмотреть: как ребенок полностью менял форму живота, переворачиваясь внутри. Небольшая шишка появилась сбоку, натягивая мою кожу, и я представила, что это ножка или ручка. Я охнула, когда сильное движение внутри вытянуло мой живот как сосиску, и мне показалось, я заметила руку, давящую на меня изнутри. Я дотронулась пальцем до этого бугорка, и он замер на мгновение, озадаченный, потом снова дернулся и успокоился. Я стала нежно поглаживать живот и тихо разговаривать с ним, обращаясь к нему: «моя маленькая тыковка». Я была так тронута тем, что увидела; как будто даже через кожу мой ребенок тянулся ко мне.

До беременности я была уверена в том, что движения ребенка внутри еле ощутимы и совсем незаметны, если смотреть снаружи. И мне было по-настоящему странно видеть очертания своего малыша прямо через кожу. Я стала разглядывать свой живот со всех возможных сторон. Когда я рассмотрела низ живота (что было практически невозможно, для этого мне пришлось так сильно откинуться назад, ловя необходимый угол отражения в зеркале, что я чуть не опрокинулась на спину), я отпрянула от того, что увидела. Наверное, кто-то прокрался в мою спальню, пока я спала, и пурпурными чернилами изобразил карту Лондона на нижней части моего живота. Я стала ощупывать линии кончиками пальцев, начиная понимать, что, несмотря на всю мою уверенность в эластичности моей кожи, все это время у меня появлялись растяжки. Просто они находились в таком месте, где их невозможно было заметить.

Я вздохнула, понимая, что времена бикини для меня закончились навсегда. Не то чтобы я собиралась носить бикини до самой старости, просто я любила помечтать (особенно субботними вечерами накануне телелотереи) о том, как я лежу в бикини на белом песочном пляже на Карибах, как Клаудиа Шиффер. Я всегда надеялась, что не успею растолстеть, пока не съезжу на этот пляж. Может быть, мне просто нужно будет научиться правильно повязывать платок и я смогу выглядеть элегантной тропиканкой. Зато моя грудь увеличилась на целый размер и приблизилась к размеру среднестатистической англичанки. Лифчики моей любимой фирмы начали мне жать, и мне пришлось сдаться и купить себе бюстгальтер в специальном магазине для кормящих грудью. К сожалению, для груди беременных не предполагались милые кружевные лифчики, как у девушек из журналов. Я подозревала, что все бюстгальтеры для беременных проектировались в пятидесятых годах и с тех нор не менялись. То же касалось и трусов, которые все были одной формы и скроены из куска материи величиной с простыню. Казалось, в них можно было спрятать машину. В конце концов я не выдержала и купила себе самый большой размер в «Маркс и Спенсер». Я любовалась своей грудью и думала о том, что скажет Том, увидев ее, правда он может испугаться моих сосков, которые тоже растянулись до величины обеденных тарелок.

Я стала одеваться в удобный спортивный костюм «Адидас». Мне нравилось носить спортивную одежду во время беременности. Окружающие могли подумать, что раньше я серьезно занималась спортом. В тот момент, когда я искала в шкафу пару носков, зазвонил телефон. Это была Фиона.

— Привет, Фиона, как Маркус? — спросила я.

— Он заметно оживился за сегодняшний день, — ее голос звучал счастливее, чем за все последние дни. — Он ждет не дождется, когда его выпишут, и уже заметно окреп. Бедняжка, он ведь никогда не оставался так надолго без дела. Он просил поблагодарить тебя за помощь в поисках Тома, ведь это доставило тебе столько хлопот.

— Фиона, мне кажется, это единственное, что я могу сделать для него в сложившихся обстоятельствах, — настаивала я, присаживаясь на кровать.

Фиона рассказала, что Маркуса выпишут в следующую субботу, ровно через две недели после приступа, и мы обсудили, не устроить ли нам в его честь приветственную вечеринку. Маркус много раз говорил, как он не любит, когда его навещают в больнице; они все так суетились вокруг него и не могли расслабиться в больничной атмосфере. Фиона подумала, что ему будет приятно встретиться с друзьями в привычной, домашней обстановке. Я была рада, что меня пригласили, и мы предварительно договорились на обеденное время.

— Думаю, что к этому времени, может быть, даже вернется Том, — сказал Фиона с надеждой.




Глава двадцать шестая


В четверг Фиона позвонила мне, как раз когда я собиралась открывать кафе.

— Он только что звонил, — только и сказала она, когда я сняла трубку. Я тут же поняла, о ком она говорит.

— Что он сказал? — прошептала я, так как у меня пропал голос.

— Было очень плохо слышно, но, насколько я поняла, он получил сообщение из отеля на пути обратно. И очень удачно, так как он собирался отправиться к каким-то храмам. Том позвонил, как только смог. Я рассказала ему о Маркусе, и он был очень расстроен. Я успокоила его, сказав, что самое худшее позади, но он переживал из-за того, что его не было рядом, когда это случилось. Он обещал вылететь домой первым же возможным рейсом. Я сказала, что никакой спешки нет, но он ответил, что никогда не простит себе, если с отцом случится второй приступ, а его не будет рядом, к тому же ему хотелось помочь с делами. Думаю, он боится, что после выписки Маркус с головой окунется в работу. Возвращение в Бомбей и перелет займут у него несколько дней, но он обещал постараться приехать как можно скорее.

Я улыбнулась при мысли, что Том уже едет домой, и гордилась тем, что поддержать отца было так важно для него. Мне нравилось, что он так заботится о своей семье.

— Ты сказала про меня? — спросила я, опять нервно перебирая провод.

— Холли, прости, я не знала, что делать. Раз он решил вернуться, я не знала, что лучше: сказать ему или дать вам шанс обсудить это вдвоем. В любом случае, он должен перезвонить и сообщить нам номер рейса, так что еще будет возможность поговорить с ним. И у нас есть номер телефона в бомбейском отеле, где он остановился, так что ты можешь оставить ему сообщение, чтобы он перезвонил тебе. Что скажешь? Ты сердишься? — спросила Фиона обеспокоенно.

По правде говоря, я совсем не сердилась. Если бы Том услышал об этом не от меня, он мог бы подумать, что я скрываю от него правду, и Фиона была права, что с него хватит шокирующих новостей. Он будет дома со дня на день, так что я просто дождусь его возвращения. Я хочу видеть его лицо, когда он узнает.

— Но ты ведь придешь к нам в субботу? Я забираю Маркуса утром, так что к половине первого мы уже будем дома. Будут только близкие друзья, никакой шумной вечеринки. Они все приедут утром, и ты тоже приезжай пораньше: пообщаешься с Элис и Саймоном.

— Здорово, — согласилась я. — А ты уверена, что такой сюрприз не повредит Маркусу в его положении? — Мне стало не по себе, когда я представила, как мы все выскакиваем из-за дивана, и у Маркуса начинается новый приступ.

— Не волнуйся, я предупредила всех, что Маркус еще очень слаб, — ответила она.

Я сказала, что буду около одиннадцати, и, повесив трубку, перезвонила Эйджею, чтобы поблагодарить его.




Я проснулась в субботу утром, и мне сразу стало душно. Когда я открыла занавески, на улице был туман, обещавший рассеяться через пару часов. Я приняла душ, надела легкое летнее платье и убрала волосы в хвост. Мне понравилось собственное отражение в зеркале, и я улыбнулась. Я представила себя толкающей коляску с малышом, и эта мысль больше не пугала меня, а, наоборот, казалась замечательной. Всю свою беременность я внимательно следила за Тамсин, и она помогла мне понять, что мать-одиночка заслуживает уважения. Я восхищалась тем, как она справляется с близнецами, и решила брать с нее пример.

Я позавтракала и завернула в бумагу подарок для Маркуса. Я купила ему набор акварельных красок и альбом в твердой обложке. Я знала, что в молодости он увлекался живописью; в его доме были картины, которые он написал в студенческие годы. Фиона говорила, что он упоминал о том, что хочет вновь заняться рисованием. Замечательное хобби для человека, которому надо прийти в себя после такого стресса.

В одиннадцать я подъезжала к дому Деланчи. Я опустила стекло, чтобы ветер освежал мое лицо. Работаю радио, и я громко подпевала песне группы «Юту», вспоминая, что она часто звучала в квартире Тома, когда я бывала у него в гостях. Когда я вывернула на дорожку, ведущую к дому, там уже стояло около полудюжины машин. Кто-то привязал воздушные шары к воротам и над входной дверью. Все окна были открыты, я слышат смех и разговоры, доносившиеся из дома. Вместо того чтобы прямиком пойти в дом, я обошла его и направилась на задний двор. Я заметила Тамсин с детьми, сидящих под деревом на покрывале. Я подошла к ним и присела рядом. Близнецы увидели меня и заулыбались.

— Может, тебе будет удобнее в кресле? Я могу сходить и принести, — предложила Тамсин, вставая.

— О нет, не надо, мне вполне удобно, — отказалась я, опускаясь на покрывало. Я оглядела сад и заметила несколько знакомых лиц. Фиона суетилась рядом, выкладывая еду на скамейку в тени большого зонтика от солнца, и не замечала меня. Некоторые из гостей помогали ей, некоторые сидели в беседке. Многие заметили меня, когда я подходила к Тамсин. Все сочувственно смотрели на мой живот. Мне было интересно, в курсе ли они, что это ребенок Тома. Я сомневалась — Фиона не любила сплетничать. Но многие знали, что я подружка Тома, и наверняка догадывались. Я была готова, что меня двадцать раз спросят про ребенка, и не знала, что отвечать. Мне казалось несправедливым, чтобы все вокруг знали, что Том скоро станет отцом, а сам он еще нет.

— Без паники, — шепнула Тамсин, улыбаясь мне заговорщицки. — Я тебя защищу от этих старых сплетников. Я для этого здесь и устроилась, полагая, что ты будешь довольна, что тебя не завалят вопросами, как только ты перешагнешь порог.

— Ты ангел, — улыбнулась я в ответ, благодаря ее за понимание.

В это время из задней двери вышла Элис с большой тарелкой сэндвичей; она поставила тарелку на скамейку, подняла глаза и заметила меня. Радостно помахав мне рукой, она направилась в нашу сторону.

— Привет, малышка, — она поцеловала меня в макушку. — Как дела?

— Неплохо. Устала немного, но в общем ничего. Где Саймон?

— В душе. — Она наклонилась к нам, чтобы престарелая пара, сидящая рядом, не услышала ее. — Он просил меня составить ему компанию, но мне как-то неловко в доме его родителей. Я рада, что Маркус возвращается домой, это значит, что вечером Саймон поедет к себе и мы сможем… ну, немного расслабиться. Я законченная эгоистка, да? — спросила она, лукаво улыбаясь.

Я позавидовала их простым отношениям.

— Элис, ты всегда будешь прямой противоположностью эгоизму, — успокоила я ее.

— Послушай, Том, скорее всего, завтра будет уже дома, — сказал Элис. — Как ты себя чувствуешь? Нервничаешь?

— Я в ужасе, — призналась я. — Не представляю, как он воспримет мои новости.

Тут я решила, что наступил подходящий момент рассказать об открытке, которую я нашла, и посвятила их в детали. Теперь, когда Маркус возвращался из больницы, мне было не так стыдно рассказывать о собственных переживаниях.

У Элис округлились глаза.

— Не могу в это поверить. Почему ты не рассказала нам раньше? Ты, наверное, очень переживаешь? — спросила она, чуть не плача от сочувствия.

Я пожала плечами. Я надеялась, что Тамсин или Элис знали что-нибудь об этом, но они клялись, что это не так.

— Честно, Холли, если бы Саймон знал что-нибудь, он непременно бы мне рассказал, если бы не побежал прямиком к тебе. Ты уверена, что правильно поняла? Я клянусь, что если бы Маркус с Фионой знали, что у Тома кто-то появился, они бы предупредили тебя, — сказала Элис, пытаясь найти поддержку в Тамсин.

— Я тоже так думаю, — кивнула она.

— А я в этом не уверена, — заметила я. — Открытка пришла сравнительно недавно. Может, они хотели рассказать мне о ней во время обеда в тот день, когда с Маркусом случился приступ. А может, и нет. Фиона очень старается не вмешиваться в наши отношения. Возможно, она считает, что этот вопрос касается только нас двоих. В общем, открытка говорит сама за себя.

Элис вздохнула, качая головой:

— Это ужасно. Я была уверена в том, что с тобой такое не случится никогда. Фиона говорила мне, что Том от тебя без ума. Всем казалось, что по его возвращении вы будете жить вместе. Он просто не хотел предпринимать никаких серьезных шагов до путешествия. Он ведь всегда был увлечен только тобой?

— По крайней мере, мне так казалось, но ему было бы не сложно это и скрыть, ведь его подолгу не бывало дома.

— Наверняка не было ничего серьезного. Тебе надо спросить у Маркуса, что происходит, — сказала Тамсин.

Я скривилась. Из открытки было абсолютно ясно, что дело обстоит серьезно.

— Мне не хочется говорить об этом с Маркусом. У него много других забот, и вряд ли ему понравится, что я читаю его почту. И в конце концов, я не уверена, что смогу вынести правду, — прошептала я и отвела взгляд, показывая, что вопрос закрыт.

Фиона появилась на минутку, чтобы предупредить, что она поехала за Маркусом; жестами она показала, что очень торопится, но поболтает с нами, когда вернется.

Я увидела, как Каллум перевернулся на живот и пополз к кустам. Он сучил ножками, стараясь преодолеть бугорок. Тамсин не заметила, что он сбежал, так что я подняла его с земли и усадила к себе на коленки. Его глазки радостно засверкали, когда он заметил мои бусы, и он вцепился в них, как котенок в клубок. На ощупь он был плотненький и теплый, и мне было приятно, что он не плачет у меня на руках. Он внимательно разглядывал каждую черточку моего лица, как загипнотизированный. Потом он вдруг весь покраснел и издал странный булькающий звук.

— Что с ним? Он не подавился? — тут же спросила я Тамсин, испугавшись.

— Номер два, — засмеялась она. И, как бы в подтверждение ее слов, мне показалось, что что-то вывалилось в подгузник Каллума.

Я опустила малыша обратно на травку рядом со спящим братом. Меня развеселило полное отсутствие скромности, когда Каллум растянулся на траве и закряхтел.

— Я лучше его переодену, — сказала Тамсин. — Или, может быть, ты хочешь попрактиковаться?

Мне показалось, что содержимое подгузника собственного ребенка все же несколько приятнее, чем чужого. Я вежливо отказалась и пошла за напитками.

К моему облегчению, на кухне никого не было, и я взяла с полки три высоких бокала. Когда я наливала напитки, я сильно чихнула и почувствовала неприятность, которая иногда происходит, если вы на восьмом месяце беременности и теряете контроль над своим мочевым пузырем. Я задержала дыхание и оглянулась. Нужно было переодеться. Я стала нащупывать ключи в кармане. Я все еще могла успеть сгонять домой, переодеться и вернуться обратно до появления Маркуса. Я выглянула в сад и увидела Тамсин, переодевающую Каллума.

— У тебя все в порядке, Хол? — спросила Элис, незаметно появившись на кухне. Я подпрыгнула от неожиданности и спряталась за барную стойку. — Я подумала, может, тебе помочь донести бокалы.

— Да, замечательно, спасибо, — затараторила я.

Элис посмотрела на меня с подозрением:

— У тебя точно все хорошо?

— Конечно. Но я вдруг вспомнила, что забыла подарок для Маркуса. Придется съездить за ним.

Подарок на самом деле лежал на переднем сиденье в моей машине. Я молилась, чтобы Элис не поехала со мной.

— Хочешь, я привезу? — предложила она.

— Нет, спасибо. Я сама, тут недалеко. Ну, я поехала?

— Давай.

Элис стояла и ждала, когда я уйду. Потом смущенно улыбнулась и стала разливать напитки. Я бросилась к двери, стараясь не поворачиваться в ней спиной, выскользнула из дома и помчалась к машине.




Когда я приехала домой, мне показалось, что я как-то странно себя чувствую. Я так вспотела, что промокло даже сиденье в машине. Я почувствовала непривычный спазм в нижней части живота. Я бросилась в ванную и стянула платье. Когда я взглянула на трусы, я заметила маленькое пятнышко крови. С кружащейся головой, я уселась на унитаз. Я почувствовала, как из меня полилась вода, и никаких сомнений не осталось. Все это, конечно, не могло вылиться из моего мочевого пузыря. У меня отошли воды. Я застыла в ужасе. Время было не самым подходящим. Нужно было возвращаться, да и до срока оставалось еще четыре недели. Я сидела и думала, что же мне делать, но ничего не приходило в голову, и я тупо разглядывала пол ванной. Тут наступил второй спазм, который продлился на несколько секунд дольше первого. Вот оно, подумала я испуганно. Я, как смогла, вытерлась и поплелась к телефону. Кому звонить? Я все еще не решила, кто будет со мной вместе во время родов, надеясь, что к тому времени вернется Том и захочет быть рядом и держать меня за руку. Как-то я обсуждала это с Элис; я знала, что она бы очень хотела присутствовать, но мы так ни о чем и не договорились. Мне было сложно выбрать между Элис, Мэгги и Тамсин, которые все согласились бы быть со мной.

Я посмотрела на часы. Через пару минут Маркус должен был подъехать к дому. Я не могла испортить его праздник. Я вспомнила, что Мэгги говорила, что останется дома сегодня вечером. Я сняла трубку и набрала номер.

Мэгги, это я, сними трубку… Пожалуйста, дорогая, ты мне нужна…

— Алло, — сказала она хрипло, как будто ее вытащили из глубокого сна. — Холли, это ты? Почему ты не у Маркуса?

— Мне кажется, началось, — я почти кричала в трубку.

— Ну, тогда тебе лучше поспешить, глупышка, иначе ты все пропустишь, — сказала она весело.

— Да не вечеринка, роды! У меня только что отошли воды и начались схватки.

— Боже мой, — сказал она и уронила трубку. Я так и продолжала стоять и вслушиваться в тишину, пока ее не подняли.

— Прости, Холи. Что будем делать?

— Не знаю, — мой голос дрожал. Мне стало по-настоящему страшно.

— Ну, — сказала Мэгги уверенно, поняв, что я теряю способность соображать, — у тебя сумка собрана?

— Не совсем, — пробормотала я, чувствуя себя дурой, которая даже толком не подготовилась. Тут началась еще одна схватка, и я застонала в трубку, массируя живот, чтобы ослабить боль.

— Хорошо, я выезжаю. Буду через десять минут. Холли, ты меня слушаешь? Я хочу, чтобы ты позвонила своему гинекологу, рассказала, что с тобой происходит, побросала в сумку вещи и попыталась запомнить частоту и продолжительность схваток. И без паники!

Я кивнула и начала медленно дышать, чтобы успокоиться. Я посмотрела на часы и присела на край дивана в ожидании следующей схватки. Через шесть минут она началась. Я бросилась к прикроватному столику в поисках записной книжки. На первой странице был записан телефон родового отделения; дрожащими пальцами я набрала номер.

Мой гинеколог посоветовала мне в ожидании ее приезда принять расслабляющую ванну. Ее голос звучал так спокойно, будто ничего особенного не происходило, и я немного успокоилась.

Я металась с сумкой по комнате, бросая в нее пижаму, ночную рубашку, смену белья, телефонную книжку, носки, пакетик с карамельками, чтобы поддержать силы, «Тампакс», бумажник, полотенце, фотографию Тома (чтобы он хоть в какой-то степени был рядом со мной) и свое любимое пресс-папье. Из шкафа я достала вторую сумку, которую приготовила заранее для ребенка: с одеждой и подгузниками. Я выскочила на улицу, чтобы проветриться, и тут началась очередная схватка. Я застыла, пережидая, пока она кончится, потом продолжила собираться.

Я положила в машину сумки и детское кресло, чтобы быть готовой к приезду Мэгги, потом вернулась, приготовила себе ванну и забралась в пену. Я лежала в ней и думала: может быть, врачи рекомендуют своим пациентам принять ванну перед родами не для того, чтобы они не паниковали и расслабились, а чтобы прибыли в больницу чистыми? Дантисты же рекомендуют пациентам чистить зубы перед приемом. Еще я поразмышляла над тем, не побрить ли мне линию бикини, но в этот момент в квартиру ворвалась Мэгги.

— Холли, я пришла, ты где? — истошно закричала она.

— Я в ванной, — ответила я, удивляясь, насколько спокойно звучит мой собственный голос. Она постучала, и я разрешила ей войти.

— Ну, как ты? — спросила она, присаживаясь на унитаз.

— Неплохо, — ответила я честно. — Мне все кажется каким-то нереальным. Как будто это происходит с кем-то другим, не со мной. — Я замолчала, потому что началась схватка.

— Хочешь, я позвоню кому-нибудь перед отъездом?

— Маме. Еще рано звонить Деланчи, они все сейчас празднуют возвращение Маркуса. Я лучше подожду, пока вечеринка закончится. И в любом случае, может, это ложная тревога.

Мэгги закивала. Она встала и отправилась в комнату звонить моей маме.

— Не отвечает, — крикнула она мне через минуту. Я заволновалась. Из всех остальных именно моя мама должна была нести круглосуточную вахту у телефона в ожидании большого события. Я снова посмотрела на часы; схватки начинались через каждые четыре минуты. Я не знала, много это или мало, так как пропустила подготовительные занятия, а вместо специальной литературы читала «Гарри Поттера». Но из телевизора я знала, что женщины начинают рожать, когда интервал между схватками составляет десять-двадцать минут, так что я была уверена, что мне пора в больницу. Я выбралась из ванны, надела чистое летнее платье и сандалии. Мне не хотелось тратить время на сушку волос, которые были уже длинные, и я просто сделала хвост. На жарком солнце он быстро высохнет.

Мэгги переложила мои сумки в багажник, и мы поехали. Мне приходилось умолять ее не гнать как сумасшедшая. Она непрерывно сигналила и выругалась, когда нас подрезала «БМВ».

— Ты, придурок, у меня здесь женщина рожает! — крикнула она в окно. Некоторые пешеходы остановились и уставились на нас. Я закрыла лицо руками от стыда.

— Мэгги, все не так плохо, — пыталась я убедить ее. — Боль вполне терпимая. — Я надеялась, что она успокоится, узнав, что мне не больно, но она просто кивнула и свернула не в том месте.

Я попыталась снова дозвониться до мамы с мобильника Мэгги, но опять безрезультатно.

Когда мы приехали в родовое отделение, мне выделили отдельную палату с телевизором и ванной комнатой. Я даже удивилась, какая она была уютная.

Мэгги села на кровать, радостно оглядывая комнату, а потом перебралась в кресло рядом с врачом.

— Устраивайтесь, надевайте ночную рубашку, а я вернусь через пять минут, чтобы осмотреть вас, — сказала врач и ушла.

— Почему бы не включить телевизор, — предложила я. — Это меня отвлечет.

Мэгги так и сделала, но, обнаружив, что предлагает нам программа субботнего вечера, мы передумали.

Я надела рубашку и растянулась на постели. У меня снова начались схватки. Мэгги наблюдала за мной и восхищалась моей храбростью.

Я стала смеяться над ней. Мне казалось, что вся история моей беременности — это одна сплошная трусость: не сказать Тому, скрываться от его родителей, прогуливать подготовительные занятия, а с самого начала попросту отрицать беременность, выдумывая себе какие-то овощи, вирусы и, вместо того чтобы обратиться к врачу, надеяться, что все само рассосется.

— Нет, ты храбрая, — настаивала она. — В твоих обстоятельствах ты очень хорошо справлялась. Я по-настоящему восхищаюсь тобой. Не думаю, что у меня получилось бы хотя бы наполовину так, как у тебя.

Я улыбнулась ей с благодарностью. Вернулась акушерка. Она подозрительно взглянула на Мэгги.

— Вы будете присутствовать при родах? — спросила она.

Мэгги посмотрела на меня, не зная, что ответить. Я подтвердила, что я не против.

— Да. Отца ребенка нет в стране, — объяснила Мэгги, совершенно очевидно не желая, чтобы акушерка подумала о нас что-нибудь не то.

— Вы не против ее присутствия во время осмотра? — спросила меня акушерка.

— Нет, — ответила я и подумала: то ли еще будет.

Акушерка попросила меня лечь на спину и начала осмотр.

— У вас все хорошо продвигается, Холли, — сказал она, довольная результатом, — но мне кажется, что еще не время. Матка расширилась только на шесть сантиметров.

Как она узнала без линейки?

Она подтвердила, что воды отошли, и послушала сердце ребенка, так сильно надавив стетоскопом на живот, что ребенок толкнул ее, а я улыбнулась от удовольствия, что мой малыш проявляет характер. Вот так, тыковка, мы такое не спускаем, подумала я, закрывая живот руками.

— Пока нам делать нечего, остается ждать, когда природа сделает свое дело. Рядом с вами есть «Энтонокс», — она указала на баллон и кислородную маску рядом с кроватью.

Снова началась схватка.

— Да, спасибо, — покраснела я и потянулась за маской.

Акушерка подключила меня к ней и ушла, сказав, что придет проверить меня через полчаса. Она велела звонить, если что-нибудь понадобится.

Я кивнула, вдыхая газ. У меня немного закружилась голова, как от бокала вина, и я расслабилась. Мэгги с любопытством наблюдала за мной; казалось, что она умирает от желания побыть на моем месте.

Через час я все еще рассматривала комнату с маской на лице, которая уже будто стала моим вторым носом. Боль усиливалась, но я все еще могла ее терпеть. Мэгги массировала мне спину, держала за руку и делала для храбрости пару вдохов из маски в перерыве между схватками. Нас очень забавляла ситуация, и мы смеялись над всякими дурацкими штуками вокруг. Мэгги обнаружила металлические петли, приделанные с двух сторон от кровати, и поднимала их то вверх, то вниз, хохоча как школьница.

— Сначала им нужно будет меня убить! — заявила я, испугавшись холодных металлических крепежей с кожаными ремнями. Они напомнили мне орудия пыток, которые я видела в музее оружия. Но следующая схватка была такой болезненной, что мне стало не смешно. Мэгги массировала мне копчик и успокаивала, как ребенка.

Через два часа пришла акушерка.

— Как дела, дорогая?

Я кивнула, сморщившись.

— Простите, что меня так долго не было, я была на родах в соседнем зале. Сегодня напряженный день.

Я была не в восторге, что делю акушерку с кем-то еще.

— Будет еще хуже, чем сейчас? — спросила я трагически, после того как она меня осмотрела.

— Ну, трудно сказать, у всех женщин по-разному. Восемь сантиметров, прекрасно.

Я заметила, что она постаралась не смотреть мне в глаза, произнося это, и постаралась сменить тему.

— Но обычно бывает хуже? — упорствовала я. Мне нужно было знать — казалось, что если боль увеличится хоть чуть-чуть, я уже не смогу ее вынести, мне потребуется помощь.

Акушерка пожала плечами:

— Но мне действительно сложно сказать, Холли, у некоторых бывает и хуже, и приходится давать наркоз. Другие предпочитают обходиться так, чтобы тужиться и помогать.

В эту минуту за стеной закричала женщина. От этого крика у меня мурашки пошли по коже и кровь застыла в жилах. Мэгги тоже услышала. Широко раскрытыми глазами она уставилась на акушерку, ожидая объяснений.

— Это нормально? — простонала я, скрючившись на постели.

— Да, звучит всегда страшнее, чем есть на самом деле. Не надо волноваться. Некоторые женщины считают, что если они кричат, это помогает тужиться. На самом деле им не так уж больно. Это лишь помогает им позитивно сфокусировать свою энергию, совсем как атлетам-тяжеловесам, когда они кричат перед тем, как поднять штангу.

Я смотрела на нее, мне было совсем не смешно. Она извинилась и пошла проведать женщину, которая кричала в соседней комнате. Мы с Мэгги озабоченно посмотрели друг на друга.

— Может, попробуешь дозвониться до мамы и Фионы? — спросила я, стараясь отвлечь себя хоть чем-нибудь.

Мэгги была рада поводу, чтобы немного передохнуть, и вышла из палаты. Сидя в тишине, сосредоточенно дыша, чтобы облегчить очередную схватку, я услышала, как женщина за стеной закричала снова. Было трудно разобрать, но она кричала что-то вроде: «О-о-о, мама, я не могу». Вот черт, черт, черт! Забавно, но ни одна из претенденток на роль в фильме «Самый сильный в мире» не кричала так, чтобы получить роль. Отчаяние охватило меня, и я начала плакать, сначала тихо, а потом все сильнее, совсем безнадежно. Что я тут делаю? Мне никогда не справиться с этим в одиночку. Никто даже не знает, что я здесь. А приехал бы Том, если бы знал? Я не была уверена, что мечтала, чтобы он оказался здесь. После долгих месяцев пребывания в самых красивых местах на земном шаре, когда он, возможно, только и делал, что смотрел в красивые глаза своей новой подружки, увидеть меня, потную, без косметики, задыхающуюся и стонущую, ногами кверху! Это вряд ли вызовет в нем любовь и желание. Он вылетит отсюда прежде, чем я успею произнести слова «отцовская любовь». Хорошо, что я потеряла его.

Когда Мэгги вернулась, я по лицу поняла, что что-то не так. У меня еще сильнее потекли слезы. Я не могла вынести еще одной плохой новости.

— Ты дозвонилась до кого-нибудь? — спросила я, всхлипывая в бумажное полотенце.

— Твоя мама все еще не отвечает, извини.

Мэгги нервно переминалась с ноги на ногу. Казалось, она чего-то недоговаривает.

— Что такое? У тебя получилось дозвониться до Фионы? Что случилось?

— Ну, в общем, я говорила с Фионой. Они все волновались, что ты вот так исчезла. Несколько раз они пытались дозвониться до твоего дома. Они предположили, что ты могла поехать в больницу, и позвонили в отделение, но им отказались сообщать информацию, поскольку они не ближайшие родственники. Им даже не сообщили, находишься ли ты в их больнице.

— Мэгги, скажи мне, — прошипела я, чтобы она перестала ходить вокруг да около. Мне не хотелось, чтобы меня дурачили.

— Том.

Боже. Этих слов было достаточно, чтобы я растаяла.

— Он вернулся. Ему повезло, он сел на рейс прямо до Хитроу и полчаса назад приехал домой. У него даже не было времени позвонить и предупредить, что он в Англии.

Мэгги ждала, что я что-то скажу, а я просто смотрела на нее, не осознавая ее слов. Через мгновение я согнулась от боли.

— Черт, — застонала я.

— Хочешь, я позову акушерку? — спросила Мэгги.

Я затрясла головой, стараясь не думать о том, что происходит с моим телом. Мне нужно было только знать больше подробностей о Томе.

— Он приехал один?

Мэгги удивилась этому вопросу.

— Думаю, да, Фиона не говорила, что он приехал с кем-то.

— Ему сказали о ребенке?

— Да. Фиона с Маркусом отвели его в сторону, когда он приехал, и сообщили ему. Он в шоке. Почти сразу после его появления вечеринка закончилась, и Саймон с Элис тоже поговорили с ним. Но Фиона мало что успела рассказать. Она просила тебя не беспокоиться, она думает о тебе. Она спросила, можно ли Тому приехать в больницу, если он захочет увидеть тебя. Я сказала, что не уверена и что ему надо позвонить и узнать.

— Я не хочу видеть его здесь! — закричала я, сползая на пол и зарываясь головой в простыни.

Я хотела, чтобы он был здесь; я так хотела, чтобы он был здесь. Мне казалось, будто мой рыцарь в сияющих доспехах примчался в город как раз вовремя, чтобы спасти меня от этой боли и одиночества. Больше всего на свете я хотела, чтобы он ворвался в эту дверь, взял меня на руки и прижал к себе. Чтобы отбросил мокрые волосы с моего лица, посмотрел в глаза и пообещал, что позаботится обо мне. И что я больше никогда не останусь одна. Индийская девушка ничего не значила, она только помогла ему понять, что по-настоящему он любит меня.

Но так не будет. В реальности он будет шокирован и задет, может, даже зол на меня. Он ведь еще не чувствует себя отцом, ему нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Он не чувствовал, как это растет внутри него, не видел маленьких ручек и ножек, не держал ладонь на животе, когда ребенок толкался. Для него все это покажется огромной, страшной ошибкой, лишь подтверждением того, что жизнь — это не только путешествия и беззаботность; нам будет не по пути с ним.

Я закричала от боли, но на этот раз боль была сильнее и длилась гораздо дольше.




Глава двадцать седьмая


Когда я была на пятом месяце беременности, мама заверила меня, что роды — это прекрасный опыт, а боль похожа на боль во время месячных. Когда я ехала в больницу, я вспомнила ее слова и была рада согласиться с ней. Теперь, когда я перенесла все от начала до конца, я с уверенностью могу сказать, что роды настолько далеки от периодических болей у женщин, насколько здоровая нога спортсмена отличается от той, которую медленно отрезают ножом для сыра.

Я лежала скрючившись в позе зародыша на постели. Была полночь. Без конца плакали дети, а я слушала, как мамы убаюкивают их или тихо разговаривают с ними, упрашивая взять грудь.

Меня удивило, что у всех детей разный плач. До того как у меня родился собственный ребенок, я была уверена, что у всех детей одинаковые голоса. Теперь я поняла, что они такие же разные, как снежинки или отпечатки пальцев. Я посмотрела влажными глазами на колыбельку, где спал мой ребенок. Я только один раз слышала, как он плакал, когда его взвешивали сразу же после рождения. С тех пор он безмятежно спал, но я знала, что если он проснется и заплачет среди ночи, я узнаю его нежный голос сразу. Для меня ни один детский голос не звучал так сладко, они были слишком резкими, как у птенцов. Но голос моего ребенка вызывал во мне такие чувства, о которых я прежде и не догадывалась. Это была смесь бессознательной любви, гордости и облегчения оттого, что все в порядке и боль наконец ушла. Но превыше всего было чувство ответственности, чувство, что, если понадобится, у меня будет сил не меньше, чем у супергероя, чтобы защитить моего ребенка. Стоило мне только увидеть, как проходящая мимо женщина с любопытством заглядывает в детскую кроватку моего малыша, как я еле сдерживала себя, чтобы не оттолкнуть ее от двери и не закричать: «Оставь нас в покое!» Хотя на самом деле я была такая вялая, что вряд ли бы поднялась с постели, не было сил даже ходить в туалет.

В девять часов вечера в тот день я наконец родила. Большую часть я помню смутно, это был какой-то сплошной кошмар. Воспоминания превратились в набор застывших кадров, которые отпечатались в мозгу за то время, когда я периодически открывала глаза. Так как в основном они оставались закрытыми.

Я помню, как кричала на медсестру: «Что значит слишком поздно?» — когда она сказала, что уже слишком поздно вводить обезболивающее. Мне почти перестали давать дышать кислородом, хотя на той стадии родов это было то же самое, что принимать аспирин, когда тебе отрубили голову.

Я помню, как уткнулась головой в колени Мэгги и кричала, умоляя ее «прекратить этот ужас», когда мне сказали, что ребенок повернут неправильно и придется вытаскивать его вакуумным методом. Казалось, что боль время от времени отключает мое сознание и я не воспринимаю реальность происходящего.

Я помню, как пыталась разглядеть полузакрытыми глазами лицо человека, которого вызвали, чтобы сделать мне кесарево сечение. Я в шоке таращила на него глаза, когда он зашел, весь укутанный в прозрачный пластик. На голове у него была шапочка для душа, фартук до щиколоток и, самое страшное, — резиновые ботинки. Он выглядел как пришелец из фильма ужасов.

Я помню, как мои ноги пристегнули к тем самым петлям, над которыми мы с Мэгги смеялись. Я так тряслась, что металлические крепления звенели, и доктор попросил акушерку держать меня.

Но самое сильное впечатление, которое, я уверена, останется со мной до конца жизни, это момент, когда ребенка вытащили прямо из меня и положили мне на живот. Я помню ощущение его тепла и веса, когда наша кожа соприкоснулась. Я сразу пришла в себя от облегчения и помню, как акушерка спросила нежно: «Холли, ты видишь, кто это?» Наверное, газ из маски перемешался с послеродовым обезболивающим, которое мне ввели, и на минуту я рассмеялась. Я так смеялась, будто в жизни не слышала ничего смешнее. Мне показалось, что я на телеигре и ведущий спрашивает меня, улыбаясь: «Вы можете сказать, кто это?» — в то время, как на моем животе лежит маленькое розовое существо.

— Это девочка, — сказала я громко, с изумлением глядя на гениталии.

— Холли, это мальчик, — вмешалась Мэгги, тряся меня за плечо, чтобы я пришла в себя.

— Да, мальчик, — поправилась я, понимая, что все время ошибалась, но мне было все равно, я не испытала ни малейшего разочарования.

Потом я обняла всех, акушерок, доктора, педиатра, и крепче всех — Мэгги, у которой было красное опухшее лицо. Она плакала, и я была тронута, что кто-то, так мало интересующийся детьми, был доведен до слез происходящим.

Когда нас оставили одних в палате и я умылась, Мэгги сказала:

— Это было увлекательно, Холли. Очень страшно, но очень увлекательно. Я не знаю, как благодарить тебя за то, что ты позволила мне разделить с тобой эти ощущения.

Мы снова обнялись.

Она не хотела уходить, но акушерка сказала, что меня переводят в другое отделение до завтрашнего утра, а там Мэгги находиться не разрешено. Она обещала обзвонить всех и стоять у дверей утром, когда меня привезут обратно, чтобы рассказать об их реакции.

Я не верила, что наконец-то смогу немного отдохнуть. Воспоминания о родах, мысли о Томе, переживания о ребенке, лежащем рядом со мной, не давали уснуть.

Утром оказалось, что жизнь в отделении начинается с первыми лучами солнца. Мамы ходили туда-сюда по коридору напротив моей двери, таская подгузники, стаканы с водой, звоня по телефону. Я не вставала с постели всю ночь, а когда попыталась, выяснилось, что у меня затекло и болит все тело. Я почувствовала, как ноют наложенные швы, и мне было страшно идти в туалет. Едва я села на кровати, как из меня полилась кровь. Я посмотрела вниз и, к своему ужасу, поняла, что простыня насквозь пропиталась кровью.

Я позвонила медсестре, и она, закрыв шторку на двери, присела ко мне на постель и так заботливо объяснила мне все, что от благодарности я готова была расцеловать ее. Она помыла меня, и теплая мыльная вода сняла зуд, начавшийся со вчерашнего дня. Когда я открыла сумку, чтобы достать чистое белье, она с умильной улыбкой взяла у меня из рук хлопковые трусики и тампон.

— Бедняжка, ты, наверное, не понимаешь, во что ввязалась. У тебя это в первый раз, правда? — сказала она ласково и достала из своей сумки на тележке прокладки, по размеру напоминающие спальные мешки.

Я взяла их с благодарностью, понимая, что чем больше подушка, на которой я буду сидеть, тем лучше. Мне было стыдно за свое легкомыслие. Использовать тампоны в этом случае было то же самое, что вставить спичку в подземный туннель в надежде остановить движение.

Примерно через час я позвонила маме с платного телефона в приемном отделении, неотрывно наблюдая за колыбелькой, стоящей рядом с моей кроватью.

— Почему ты не рассказала мне, что роды — это так ужасно? — упрекнула я ее.

— Дорогая, если бы я рассказала тебе правду, ты никогда бы не решилась подарить мне прекрасного внука. Скажем, небольшая ложь во благо — достойная инвестиция в новую жизнь.

Мы вместе рассмеялись, и я тут же простила ее; боль, какой бы сильной она ни была, стоила результата.

Мне пришлось детально описать ей, как выглядит мальчик: густые черные волосы, пухлые розовые губки и мозоль на пальце, который он сосал, находясь у меня в животе.

Она пообещала навестить меня как можно скорее, и после короткого разговора с папой я повесила трубку и отправилась перекусить. Я подумала, не позвонить ли мне Маркусу с Фионой, но побоялась, что трубку может снять Том, а я не знала, что он думал обо всем этом. Кроме того, мне уже трудно было стоять на ногах. Из-за того количества крови, которое я потеряла, у меня кружилась голова, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Я принесла завтрак в свою палату, ела и смотрела на сына.

В девять часов начали пускать посетителей. К этому времени я успела умыться, причесаться, подкрасить ресницы и надеть свою самую просторную пижаму. Никто бы и в жизни не догадался, какая огромная прокладка находится между моих ног. Мне очень хотелось принять ванну, но нужно было ждать возвращения домой. Я покормила ребенка немного раньше обычного, под чутким руководством медсестры, а потом впервые в жизни сама поменяла ему подгузник. После этого мальчик сразу заснул, сжимая во сне кулачки. Я откинулась на кровати, наслаждаясь чувством триумфа из-за мастерского овладения таким множеством навыков за такой короткий срок. Акушерка сказала мне, что первые сорок восемь часов дети почти все время спят, как будто природа дает мамам шанс отдохнуть и набраться сил. Но мне было не важно, что она сказала, я была уверена, что у меня самый спокойный ребенок на всем белом свете. Я нагнулась и погладила его по щеке. Вот мы и вместе, и я была уверена, что у нас все будет хорошо.

Через занавеску я пристально смотрела на часы рядом с дверью в отделение, через которую входили посетители. Я не могла дождаться Мэгги, чтобы узнать, что сказал Том. Когда стрелки часов показали девять, мое сердце забилось от нетерпения. Ровно в одну минуту десятого в дверь вошел посыльный с огромным букетом ирисов. Пожалуйста, пусть они будут для меня, подумала я эгоистично. Мне всегда нравились ирисы. Я огляделась вокруг; никто из женщин не обратил на мужчину никакого внимания. Когда посыльный спросил что-то у медсестры, и она указала в мою сторону, я попыталась, подавить самодовольную улыбку. Я притворилась, что складываю детскую одежду, чтобы не выглядеть слишком нетерпеливой. Когда я почувствовала, что он уже стоит рядом с моей кроватью, я подняла глаза, готовая притвориться пораженной. Он отодвинул букет от своего лица, и я поняла, что это был не посыльный, доставляющий цветы. Это был Том.

Он сильно похудел с того раза, когда мы виделись с ним в Хэллоуин. На лице заострились скулы, но он не выглядел изможденным, скорее подтянутым. Его тело казалось тоньше, но мышцы все равно выступали под футболкой. Волосы были короче и посветлели на солнце. Лицо сильно загорело, из-за чего зеленые глаза сверкали как изумруды. На меня обрушились воспоминания о нашей последней ночи, о том, каким нежным и любящим он был со мной. Как мы были близки. Мне показалось, что я увидела своего старого друга, который уезжал на выходные. Не верилось, что мы столько времени не виделись на самом деле. Мне так хотелось снова обнять его, и чтобы он поцеловал меня так же, как в ту ночь. Шутить и смеяться с ним так, как это было целую вечность назад. Он выглядел потрясающе, но его одежда была мятой, а глаза выдавали усталость и напряжение, причиной которого, как я догадывалась, была я. Слишком многое произошло.

Он молча протянул мне цветы.

— Они прекрасны, — сказала я, закрывая глаза и вдыхая их аромат, не осмеливаясь поднять на него глаза.

— Это от мамы с папой, — сказал он решительно, и эти слова словно ударили меня. Я опустила голову, не осмеливаясь ничего говорить, боясь, что расплачусь.

— Мне нужно было принести тебе что-нибудь, но я не знал, что именно… Мне просто хотелось приехать прямо сюда. — Том подошел к колыбельке, где безмятежно спал наш сын. Он долго молча смотрел на него. — Почему ты не сказала мне раньше? — прошептал он, и его голос дрогнул.

У меня так пересохло в горле, что я не могла даже сглотнуть.

— Прости меня, — произнесла я еле слышно. — Том, я не знала, что мне делать, я не знала, как ты к этому отнесешься. Мне было так страшно. — Я моргнула, и слезы закапали на цветы, которые я все еще держала в руках.

Он присел на край кровати и посмотрел на меня:

— Просто это изрядный шок для меня, понимаешь.

В конце концов я посмотрела ему в глаза и кивнула:

— Понимаю. Ты очень злишься на меня?

Он тяжело вздохнул и на минуту задумался.

— Я очень злился, но потом все обдумал и понял. Я просто не знаю, что теперь делать. К очень многим вещам нужно будет привыкнуть.

— Да.

В палату вошла медсестра и, посмотрев на нас с Томом, показала на часы.

— Я зайду через полчаса, — шепнула она, потом задернула занавеску и ушла.

Том продолжал смотреть на меня.

— Как ты? — спросил он.

— Больно, — ответила я, смущенно улыбаясь.

— Это было ужасно?

Я подумала над его вопросом немного, нервно теребя в руках больничный браслет на запястье.

— Думаю, могло быть и хуже, но в то же время и лучше…

Том отвел взгляд и снова посмотрел на ребенка:

— А он в порядке?

— В полном. Он чувствует себя просто отлично, — ответила я, гордо улыбаясь и глядя, как малыш причмокнул губами во сне.

— Ты уже подумала над именем?

Я покачала головой и прошептала:

— Я хотела сначала спросить тебя. — После недолгой паузы я добавила:

— Том… ты сможешь когда-нибудь простить меня?

— Думаю, мне нужно было звонить тебе чаще, — сказал он, не отвечая на мой вопрос. Он снова посмотрел на меня и положил руку на мою. — Послушай, я скоро вернусь, хорошо? Я приду сегодня вечером. — Он поднялся и ушел.

Я так и осталась сидеть с открытым ртом, глядя через щель в занавеске, как он уходит по коридору. Я не могла поверить в то, что он так просто ушел. Мы еще ни о чем толком не поговорили.

Невысокая женщина средних лет заглянула за занавеску и прощебетала:

— Кажется, вам было бы неплохо выпить, а, дорогая?




Глава двадцать восьмая


Целый день приходили посетители. Сначала Мэгги, потом мама с папой, потом Элис с Саймоном; они принесли огромного мехового лося с бантом на шее.

— Мы не смогли устоять, — объяснила Элис, садясь на ручку кресла прямо рядом с колыбелькой, чтобы видеть малыша. — Ого, какой красавец! Ничего общего с фотографией.

Я посмотрела на нее непонимающе.

— Ну, фотография с УЗИ.

— Не такой тощий, ты хотела сказать, — пошутила я.

— Пожалуйста, можно я подержу его, можно, можно? — начала умолять меня Элис, глядя мне в глаза так жалобно, что я не смогла ей отказать.

Пока Элис держала ребенка на руках, я рассказала им о нашем утреннем разговоре с Томом.

— А как вам показалось, как он реагировал? — спросила я их под конец.

— Он был поражен, — ответил Саймон. — Но мне не показалось, что он разозлился на тебя.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Элис. — Он был скорее… шокирован.

— И озабочен, — добавил Саймон. — Думаю, ему просто нужно время, чтобы подумать.

— Но что он сказал утром? — спросила я его.

Элис с Саймоном обменялись тревожным взглядом, отчего я занервничала.

— Что? — воскликнула я, переводя взгляд с одного на другого.

— Ничего особенного, — ответила Элис.

Саймон замахал рукой:

— Да тут не о чем беспокоиться. — И переключился на ребенка: — Скажи «привет» своему дяде Саймону.

Элис нахмурилась, потом посмотрела на меня, вздохнула и села ко мне на кровать.

— Просто дело в том, что он не ночевал дома эту ночь, я имею в виду у Маркуса с Фионой. Он уехал после обеда, и наутро постель не была смята. Ты единственная, кто видел его этим утром. Мы не говорили об этом Маркусу, потому что не хотели волновать его, — добавила она.

У меня в животе похолодело.

— И что ты думаешь? Где он был?

Наконец Саймон ответил:

— Мы не знаем, мы думали, ты нам скажешь.




После ухода Элис и Саймона пришел педиатр. Он сообщил мне, что мы можем после обеда ехать домой, если я хочу. Я собрала сумку и умудрилась одеться, потом села на постели, не зная, что делать дальше. Я сказала маме, что позвоню ей, когда буду готова ехать домой, чтобы она забрала меня, но мне хотелось дождаться Тома, если он придет.

Я почти не притронулась к еде, а просто сделала несколько глотков холодной воды, которую принесла медсестра. Я покормила ребенка, поменяла ему подгузник и начала одевать его в уличную одежду. Я уже почти надела на него шапочку, как голос за моей спиной сказал:

— Куда-то собираетесь?

Том стоял рядом с моей кроватью. На нем была все та же одежда, в которой он приходил утром. Я посмотрела на него, борясь с желанием прижаться к его груди и укрыться от всего, что произошло между нами. Он, похоже, нервничал, и я заметила, как он теребит карманы джинсов. На мгновение он отвлекся на маленького мальчика, лежащего на постели между нами, в крошечном комбинезоне и белой шапочке со звездой на макушке, которая делала его похожим на маленького волшебника.

Том рассмеялся, глядя на него, и, будто читая мои мысли, сказал:

— Он похож на маленького Гарри Поттера, — и улыбнулся мне. — Холли, — начал он, и я напряглась в ожидании. — Я… ну… я говорил с администратором, и она сказал мне, что ты можешь выписаться в любое время.

Я кивнула:

— Я обещала маме позвонить, когда буду готова, чтобы она забрала нас. Скорее всего, она думает, что меня не выпишут раньше завтрашнего дня. Честно говоря, мне так хочется приехать домой и принять ванну.

Он закачался на каблуках, глядя на меня неуверенно, потом сказал:

— У меня… у меня машина за углом. Хочешь, я отвезу тебя домой?

— Конечно, я бы хотела, — ответила я, отмечая, как вежливо мы общаемся друг с другом. Я чувствовала себя неловко, неестественно.

Я положила ребенка в детское сиденье, накрыла одеялом, а Том взял наши вещи.

— Боже, что там у тебя? — простонал он, удивляясь их весу.

— Это все для ребенка, — ответила я, надеясь, что он не заглянет внутрь и не увидит, как много моих вещей так и остались нетронутыми.

На всем пути до машины мы не сказали друг другу ни слова. Том то и дело останавливался, поджидая, пока я нагоню его. Я изо всех сил старалась идти нормально, а не как Джон Уэйн после того, как упал с лошади. В то же время я пыталась максимально втянуть живот, что было почти так же невозможно, как пытаться остановить прилив.

Когда мы были в матине, я спросила Тома, как себя чувствует его отец, стараясь уменьшить напряжение.

— На самом деле у него все в порядке, — ответил Том, выезжая с больничной парковки. — Я думал, что он будет выглядеть хуже. Но он, похоже, очень быстро идет на поправку. Впрочем этот приступ его напугал, думаю, он хочет, чтобы я как можно скорее занялся семейным бизнесом. Похоже, он совсем отказался от мысли продолжать работу.

— А ты готов к этому? — спросила я, надеясь, что он наконец забудет о своих путешествиях.

Том кивнул и бросил на меня быстрый взгляд:

— Да, и это будет хорошо. Мне кажется, что я уже сам начал задумываться о будущем. — Он снова стал смотреть на дорогу, а у меня защемило сердце. — Папа очень нахваливал тебя, — продолжал он. — Сказал, что ты очень помогала ему и что это ты разыскала меня в Индии.

Я покраснела и отвернулась к окну, буркнув:

— Мне нужно было срочно что-то сделать.

Том замолчал, после этого мы не сказали друг другу ни слова за всю дорогу, пока парковались и разгружали вещи. Том вытащил ключи и направился к двери.

— Подожди-ка, — сказала я удивленно, — а откуда у тебя ключи?

Он продолжал идти к кафе, неся в одной руке кресло с ребенком, в другой мои сумки, а в зубах связку ключей.

— Мэгги дала, — пробормотал он.

— Постой здесь, — попросил он, опуская кресло на порог и указывая мне место рядом. Он поднял вверх сумки, прошел на кухню, потом вернулся, взял ребенка и тоже отнес на кухню. Потом спустился вниз, очень осторожно взял меня под локоть и медленно повел вверх.

Первое, что я увидела, когда вошла на кухню, — это яркие воздушные шарики под потолком. Они все были синие, с надписью «Поздравляем!» на боку. Вниз свисали бледно-голубые ленточки. В квартире было безукоризненно чисто. Полы вымыты, пыль вытерта, журналы с газетами, прежде разбросанные по полу, убраны. На кофейном столике стояла огромная ваза цветов. Очарованная этой картиной, я замешкалась на пороге. На какое-то мгновение мне даже показалось, что это не моя квартира. Я уже несколько лет не видела так много свободного пространства в своей берлоге.

Том повел меня дальше в комнату, захлопнув за собой дверь и бросив ключи на блестящую кухонную стойку. Войдя в гостиную, я обнаружила там гору подарков в ярких упаковках.

— Вот это подарки от мамы и папы, — объяснил он. — Вот эти — от Мэгги и Ноя, Элис и Саймона. Тут даже есть подарок от Энди, помнишь моего кузена? — И он хитро взглянул на меня. — Ты, похоже, произвела на него сильное впечатление! А эти — от меня, — закончил он, указывая на отдельно лежащие свертки. — Я прошелся по магазинам утром, после того как навестил тебя, мне было как-то неловко, что я ничего не принес тебе.

— Но… кто все это сделал? — спросила я, оглядываясь.

— Я встретился с Мэгги, когда вернулся из магазина. Она сказала, что только что была у тебя и ты выглядела усталой. Мы решили помочь тебе как-нибудь. Ты не возражаешь? — Он посмотрел на меня своими бездонными зелеными глазами, и я растаяла.

— Как я могу возражать? Это потрясающе. Спасибо. — Я так сильно хотела поцеловать его, но между нами по-прежнему была эта невыносимая дистанция.

Я посмотрела на нашего малыша, который все еще спал.

— Когда, думаешь, он проснется? — спросил Том.

Я рассмеялась:

— Сколько еще продлится затишье? Думаю, что еще час, если мне повезет. — Я посмотрела на часы. — Я только час назад кормила его.

— Послушай, у меня есть предложение. Можешь отказаться, если тебе не нравится… что я здесь. Но я подумал, что ты можешь принять ванну и расслабиться немного. Я буду здесь держать оборону и, если он проснется, позову тебя. К тому же, если ты хочешь есть, я могу заказать что-нибудь, и мы поговорим. Если хочешь, конечно. Или мы можем увидеться завтра… — Он замолчал, нервно проведя рукой по волосам. Ему было так неловко, что я не знала, плакать или смеяться.

— Это было бы здорово, — ответила я.

* * *


Принимая ванну, я так беспокоилась, что Том в моей квартире и что ребенок может проснуться в любой момент, что не выдержала и десяти минут. От теплой мыльной воды я почувствовала себя усталой и размягченной, так что поспешила вылезти, закуталась в халат и поплелась в спальню. Я высушила волосы полотенцем и надела еще одну пару черных трусов поверх своей послеродовой прокладки. Я присела на постель, чувствуя себя крайне непривлекательной. Представляю, какой я кажусь Тому после его экзотических красоток. Я прилегла на подушку, не имея ни малейшего желания, чтобы он видел меня такой.

Меня разбудил стук в дверь, и я села на кровати, запахивая халат. Волосы были все еще мокрыми, и я поняла, что ненадолго задремала.

Том приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел меня, полусонную, на постели и вошел, поставив кресло с малышом так, чтобы он был к нам лицом.

— Все еще спит, — сказала я с облегчением, глядя на ребенка.

— Твоя мама звонила. Я сказал, что ты перезвонишь ей позже.

Он подошел к кровати и присел, подняв по дороге фен, который я оставила на полу. Он включил его на самую слабую мощность и начал сушить мне волосы. Сначала я замерла от неожиданности и смущения, а потом теплый воздух расслабил меня, и я закрыла глаза. Том нежно гладил рукой мои волосы, и я почувствовала, как его руки пахнут мылом. Я взглянула на него украдкой. Его лицо было полностью сосредоточено на том, что он делал. Это было как-то необычно интимно.

— Том, ты вернулся домой один? — выпалила я.

Он посмотрел на меня, отступая:

— Конечно один, а с кем же?

Я вздохнула и отвела взгляд, мне было стыдно признаться, что я читала чужую почту.

— Я видела твою открытку. Я знаю о женщине, которую ты встретил в Индии.

Его лицо прояснилось, он выключил фен и отложил его в сторону.

— Ты имеешь в виду Дэви, — сказал он и полез в карман джинсов за бумажником. Он открыл его и вытащил оттуда полароидную фотографию.

Боже, не надо мне ее показывать. Мне было плохо уже тогда, когда я сама пыталась представить себе эту женщину.

Он передал мне снимок, и я взглянула на него, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Я попыталась сделать безразличное лицо. Мое сердце стучало так громко, что я была уверена — он слышит это. Я взяла фотографию и посмотрела на женщину. Она сидела на пляже и смотрела на море. Трудно было определить ее возраст, но мне показалось, что ей немного за сорок. Ее лицо выглядело таким умиротворенным, будто она была где-то глубоко в своих мыслях. На руках у нее сидела девочка, которая смотрела на Тома прекрасными глазами. Они обе были очень красивы, черные гривы волос ниспадали на смуглую кожу. При этом обе были босые и одеты в грязные лохмотья.

— Они жили на улице рядом с тем местом, где я остановился, — объяснил он. — Мена, эта девочка, попрошайничала у прохожих. Всюду, куда бы я ни шел, она шла со мной и держала меня за руку. Она кувыркалась прямо посреди улицы и пыталась научить меня своим играм. Она рассказала, что ее родители умерли, когда она была маленькой. Дэви ее бабушка. Они обе вынуждены просить милостыню, чтобы выжить. В это невозможно поверить, но они были счастливы, все время улыбались и смеялись. Это заставило меня задуматься о многих вещах.

Я отдала фотографию, чувствуя не просто стыд, а полное свое ничтожество.

Том ласково посмотрел на снимок и убрал его обратно в бумажник.

— Она симпатичная, — сказала я с горящими от стыда щеками. Но еще одна вещь беспокоила меня. — Том, ну а где же ты был прошлой ночью? Саймон сказал, что ты не ночевал дома.

Он широко улыбнулся:

— Я был в амбаре. Помнишь, я рассказывал тебе о нем несколько лет назад? Амбар, который я нашел в тот день, когда умер дедушка? Мне нужно было многое обдумать и побыть одному. Холли, ты должна понять, что я не думал ни о ком другом все это время, — сказал он, серьезно глядя мне в глаза. — Я так скучал по тебе, что чуть было не бросил все и не вернулся назад. Я хотел рассказать это тебе, но это было так сложно, ты была так далеко. А теперь я знаю, что случилось, — сказал он, посмотрев на ребенка. — Я бы хотел вовсе никуда не уезжать.

Я начала плакать, и он обнял меня, прижал к себе и стал целовать в макушку.

— Мы пройдем через это, Холли. Если ты хочешь, чтобы я был рядом, — я останусь с тобой.

Я ответила ему горячим поцелуем, и мое сердце сжалось от счастья.

Только Том успел высушить мне волосы, как малыш проснулся и заплакал. Том подошел к креслицу и взял его на руки.

— Давай, маленький Гарри, — сказал он, снимая с него шапочку и держа его неуверенно на вытянутых руках. Ребенок на мгновенье перестал плакать и зевнул, а Том рассмеялся, глядя на его смешное личико. — Он волшебный, правда? — умилился он, передавая его мне и провожая ласковым взглядом.

Я взяла на руки своего извивающегося малыша, засунула свой мизинец ему в рот, чтобы успокоить его ненадолго, и посмотрела на Тома с улыбкой:

— Мы ведь можем назвать его Гарри, правда? Ему идет это имя.

Мы посмотрели друг на друга, Том встал с кровати.

— Почему бы тебе не покормить Гарри, а я закажу нам пиццу, потом ты спустишься вниз и откроешь все свои подарки.

Я с радостью согласилась и стала устраиваться на постели, откидываясь назад.

— У тебя все хорошо? — спросил Том, и я кивнула. Он взял несколько подушек с кресла и подложил мне под спину. Потом поцеловал меня в лоб и сказал с притворным сожалением:

— Боже мой, как не скоро я смогу снова взять тебя в горы.

Я притворилась, что хочу шлепнуть его полотенцем, и мы рассмеялись. Он взъерошил мне волосы, прямо как раньше, и вышел из комнаты, оглянувшись на нас обоих. От напряжения между мной и Томом не осталось и следа, и я улыбнулась Гарри, впервые за очень долгое время чувствуя радость при мысли о будущем.




Глава двадцать девятая


Всю жизнь, сколько я себя помню, в мой день рождения обязательно находился кто-нибудь, кто спрашивал меня, чувствую ли я себя старше. И, честно говоря, ответ всегда был «нет». Конечно, выпив, мы часто обсуждали с друзьями, как много изменилось в нашей жизни за последнее время; что дети выглядят гораздо старше, чем были мы в их возрасте; какую музыку мы слушали в школе; как мы мечтали о взрослых фигурах, вместо того чтобы наслаждаться возможностью носить короткие шорты и выглядеть сексуально. Я иногда забывала свой возраст, и мне приходилось отсчитывать его от даты рождения. Я никогда не чувствовала никаких изменений в себе в дни своего рождения, никогда — до сегодняшнего дня.

Сегодня мне исполняется двадцать восемь лет. Мой первый день рождения в статусе мамы. Теперь у меня будут совсем другие праздники. Раньше мы устраивали пьяные вечеринки в клубах и веселились всю ночь. Не то что у меня больше никогда не будет этого, я уверена, что будет, может даже сегодня, и, может, я даже буду ценить эти вечеринки больше, чем раньше. Но что-то неуловимо изменилось во мне. Совсем незаметно, это никак не отразилось на моих отношениях с друзьями. Что-то изменилось в моем восприятии окружающего мира. Моя жизнь стала глубже и богаче. У меня впервые появилось что-то, кроме меня самой, на чем я могу сосредоточиться. Я все еще собираюсь повеселиться с друзьями сегодня вечером, но не осталось былого безоглядного безумия. Оно ушло на покой, а вместо него пришла уверенность в себе. Я нашла то, чего мне не хватало в жизни, примерила на себя, и оказалось, что это мне как раз впору. И, несмотря на то что никогда прежде я не была так вымотана, никогда так отчаянно не нуждалась в отдыхе, несмотря на приступы панического страха, что у ребенка что-то может быть не в порядке, никогда прежде я не была такой счастливой.

Я подоткнула легкое одеяльце вокруг Гарри. Он лежал в коляске у окошка в детской, его грудь медленно и ровно поднималась и опускалась во сне. Я посмотрела на часы; скоро приедет мама, чтобы посидеть с малышом. Том, Элис, Саймон, Мэгги, Ной, Тамсин и Чарли ждали меня в гостиной, и я слышала их смех и веселые голоса.

Элис проскользнула в комнату и посмотрела на Гарри через мое плечо.

— О-о-о, я тоже такого хочу, — прошептала она мечтательно и протянула мне большой бокал джина с тоником.

На цыпочках мы вышли из детской и пошли в спальню, чтобы я могла подкраситься. Я посмотрела на свое отражение в зеркале в полный рост. Недавно я подстригла волосы до плеч и уложила их волнами, завив концы. Я сама себе нравилась в этом черном облегающем платье с глубоким вырезом. Впервые с начала беременности я надела узкое платье, и мне нравилось вновь почувствовать себя сексуальной. Мой живот почти исчез, на нем остались только растяжки. Но больше всего я была счастлива надеть свои старые джинсы и маленькие трусики.

— Ты сногсшибательна! — сказала Элис, наслаждаясь моим отражением.

— Кто бы говорил, — подхватила я, оглядывая ее новый роскошный жакет и льняные брюки. — Любовь тебе к лицу!

Элис присела на кровать.

— Холли, могу я сказать тебе что-то? Что-то ОЧЕНЬ важное. Я взорвусь, если не расскажу тебе прямо сейчас.

Я села рядом, навострив уши; по тону ее голоса я поняла, что речь идет о настоящей женской новости. Я попросила ее продолжать.

— Ну, — начала она, робко разглядывая свои руки, потом протянула мне их, чтобы я посмотрела.

Сначала я не поняла, потом на одном пальце сверкнула искорка, и я заметила кольцо из белого золота с бриллиантом. Кольцо, которое дарят на помолвку. Я задержала дыхание и чуть не взвизгнула от возбуждения, но Элис закрыла мне рот рукой.

— Мы собираемся объявить об этом сегодня вечером в ресторане, но мне казалось, что все же сначала я должна рассказать тебе.

Я поворачивала ее руку во все стороны, любуясь кольцом.

— Я так рада за тебя, Эл. Ты заслуживаешь счастья. И Саймон тебе идеально подходит.

Мне хотелось засыпать ее вопросами: когда? как? где? Мне нужно было знать все до мельчайших деталей, но у нас не было времени, и мне хотелось, чтобы мы остались совсем одни. Мы чокнулись бокалами и рассмеялись.

— Это странно, — сказала Элис задумчиво. Ты — мама, я выхожу замуж, у Мэгги самый длинный роман в ее жизни. Столько всего изменилось за этот год; ведь год назад в это время ты не была даже беременна. Теперь вы с Томом практически семья.

Элис была права; жизнь изменилась кардинально за это короткое время. В прошлом месяце Том переехал ко мне, ведь мы и так почти все время проводили вместе. Я не была уверена, что мы когда-нибудь поженимся, но меня это не пугало. Сейчас мы были и так счастливы, все еще узнавая друг о друге что-то новое, все еще получая от этого удовольствие и становясь еще ближе. Я точно знала, что люблю его; мне достаточно было только посмотреть, как он играет с Гарри, и мое сердце переполнялось гордостью. Он часто говорил мне, как любит меня, и мы решили оставить все как есть.

Мы часто говорили о прошлом. Том клялся, что влюбился в меня уже очень давно, и лишь дожидался, когда произойдет переломный момент для нас двоих. Он часто спрашивал меня, что я чувствовала, когда он уезжал, было ли мне грустно, не хотела ли я попросить его остаться. Он клялся, что если б я только попросила, он тут же отменил бы свой отлет. Вместо этого я безжалостно дразнила его и притворялась утомленной этими расспросами. Но в конце концов разговор всегда сворачивал на первые недели беременности, повышенное давление и токсикоз.

Я допила свой коктейль, и мне понравилось, как он подействовал на меня. Я была в предвкушении веселого вечера и не могла дождаться, когда Саймон с Элис объявят о своей помолвке, чтобы узнать у нее все детали. У нас впереди классная вечеринка.

— Давай, Эл, пойдем посмотрим, что они там без нас делают, — сказала я, вставая с постели.

Остальные в гостиной уже заканчивали бутылку вина. На заднем плане были слышны новости по телевизору. Ной изображал из себя ведущего, и Мэгги с Чарли просто покатывались со смеху.

— Ну наконец-то, — сказал Том, наблюдая, как я вхожу в комнату. Он окинул меня взглядом с головы до ног, и плотоядная улыбка на его лице ясно говорила, чем он хочет заняться попозже. Бросив на него кокетливый взгляд, я направилась на кухню за очередной бутылкой шардоне.

Я проверила, готовы ли рожки с молоком для Гарри, чтобы мама могла дать ему, хотя сомневалась, что он проснется во время нашего отсутствия. Я налила себе полбокала вина, прислушиваясь к голосам друзей, веселящихся в гостиной. Что-то происходило. Мэгги и Элис громко визжали, а парни кричали так, будто там транслировался футбол. Схватив бутылку, я вытянула шею и с любопытством выглянула в гостиную.

— Сделай погромче, скорее! — крикнула Мэгги, и Том бросился через всю комнату к телевизору.

— Что такое? — спросила я, присаживаясь на диван.

— Тихо! — шикнул на меня Саймон, а другие неотрывно смотрели на экран.

— Тебя показывают по телевизору, — шепнул Том.

Это была одна из передач, рассказывающая об обычных людях и их жизни. Мне даже показалось, что я узнала голос комментатора.

На экране был аэропорт с толпящимся людьми; охранник хвастливо говорил в камеру: «Вот, вы все видите сами, в нашей работе не до скуки». Камера отъехала и показала, как из аэропорта эвакуируют людей. Комментатор продолжал ровным сухим голосом: «Кену пришлось вывести из здания аэропорта толпу людей». Тут показали Кена, указывающего людям на выход и говорящего: «Проходите как можно скорее и без паники».

Ситуация была ужасно знакома мне. Я уже знала, что происходит.

— Вот ты! — крикнул Чарли, показывая пальцем на экран, но все уже и так увидели меня. Двое военных под руки уводили меня прочь, а я, вся взъерошенная, вырывалась и кричала: «Том!»

Элис с Мэгги закрыли лица руками и не могли в это поверить. Комментатор рассказал, что им с камерой тоже пришлось эвакуироваться, пока конфликт не был разрешен. Потом показали интервью с тем русским, чью сумку приняли за бомбу, и старушку, которая первой запаниковала. Она рассказывала, что я выглядела подозрительно: лицо красное и взволнованное, и ей показалось, что я крикнула: «бомба», а перепутать было несложно. Комментатор весело рассказал, что все недоразумение было вызвано некой обезумевшей от любви женщиной, которая старалась остановить своего друга, пока он не сел в самолет. Репортаж заканчивался кадрами с Кеном, который рассказывал зрителям о системе безопасности в аэропорту Хитроу, и что в связи с участившимися случаями терроризма они обязаны относиться серьезно к любой ситуации. В конце он сказал немного покровительственным тоном, что их работа была бы значительно проще, если бы люди не оставляли свои вещи посреди залов и отдавали себе отчет в том, что бегство и крик могут быстро обратиться во всеобщую панику. И уже в самом конце показали, как комментатор разговаривает с каким-то бизнесменом, напившимся во время полета.

Я сидела, закрыв лицо руками.

Когда передача закончилась, все захлопали в ладоши, и я почувствовала, как меня несколько раз ободряюще похлопали по спине. Все смеялись, наслаждаясь драматичными пятнадцатью минутами позора в моей жизни (может, их было только две, но мне показалось, что они длились целую вечность).

— Эй, Холли, не надо так смущаться, — поддержала меня Элис, — мы же твои друзья.

— Почему же ты раньше не рассказала нам об этом? — спрашивала Мэгги пораженно.

Мне же хотелось просто исчезнуть, провалиться сквозь землю.

— Бедняжка, ты так покраснела, — сказал Саймон сочувственно, но от этого я покраснела еще больше.

Через щелочку между пальцев я поглядела на Тома. Он неотрывно смотрел на меня и ласково улыбался.

— Неужели ты ездила в аэропорт? — шепнул он мне, как будто в комнате никого не было; потом обнял меня за плечи, и я спрятала лицо на его груди. Он нежно гладил меня по волосам. — Ты такая милая, — сказал он, целуя меня в шею сзади и тихо смеясь.

Потом на нас посыпался ворох подушек, потому что остальные решили напомнить нам о своем присутствии.

Я подняла глаза и посмотрела на Тома, пока все смеялись и продолжали бить нас подушками, провоцируя нас на ответные действия, но мы будто не замечали их, оставшись наедине в нашем секретном мире на двоих.

— Я люблю тебя, — сказал он одними губами, и я шепнула ему то же, крепко сжав его руку, потом мы понимающе переглянулись, схватили подушки и набросились на друзей, смеясь над тем, как они пытаются защищаться.


notes



Примечания





1


Персонаж мультсериала «Утиные истории».




2


Топ-модель субтильного телосложения.