Облака мечтаний
Салли Лэннинг








Совместно пережитая опасность сближает Конрада и Джорджию, и они становятся пылкими любовниками. Но насколько им хорошо в постели, настолько они оказываются несовместимыми в повседневной жизни. Оба слишком дорожат своей независимостью и не привыкли уступать ни в чем, даже в мелочах.

Они расстаются, но очень скоро понимают, что не могут жить друг без друга. Хватит ли у героев романа мудрости осознать, что в отношениях между мужчиной и женщиной наивысшее счастье не в том, чтобы брать, а в том, чтобы отдавать?..






Салли Лэннинг

Облака мечтаний





1


Так вот что такое настоящее счастье, думала Джорджия, тщательно выскребая из маленькой пластиковой баночки остатки йогурта. Через два-три дня лед в сумке-холодильнике растает, и тогда ей придется перейти на сухое молоко и суп из пакетиков. Проглотив с наслаждением последнюю ложку любимого малинового йогурта, она огляделась вокруг.

Свою палатку она поставила на выступе, нависшем над руслом высохшего ручья с берегами, заросшими кустарником. Освещенные заходящим солнцем известняковые скалы, казалось, светились изнутри мягким оранжевым светом. Из расположенной неподалеку рощи белоствольной сосны доносилось резкое стрекотание сойки. Джорджия вспомнила, что этих небольших подвижных птиц называют лесной полицией за то, что они раньше других замечают опасность и предупреждают о ней обитателей леса.

Она прислушалась, но не уловила ничего, кроме звуков монотонной капели, раздававшихся со стороны расположенных за ее спиной скал. Вокруг царила полная тишина.

Ближайшая автострада проходила всего лишь в четырех милях, но у нее было ощущение, что она забралась на край света. Быть может, оттого, что ее дом действительно находился за тысячи миль от этого места. При воспоминании о доме глаза Джорджии налились слезами и она проглотила горький комок. Нет, хотя бы на время надо забыть о доме, школе, Эндрю и Сюзанне. Ей нужно побыть одной. Она проведет в этой пустыне целых две недели, а возможно, и больше, до самого Рождества.

У тебя масса времени, Джорджия Макмиллан, сказала она себе, и ты должна использовать их, чтобы как следует отдохнуть и прийти в себя. Лучшего места, чем эта пустыня в штате Колорадо, тебе не найти. Здесь настоящий рай. Недаром она приезжает сюда вот уже четвертый год подряд.

Аккуратно положив пластиковую баночку в мешок для мусора, Джорджия надела туристские ботинки, поднялась с земли и, сладко потянувшись, выпрямилась во весь свой немалый рост — сто семьдесят пять сантиметров. В последний раз проверю машину, и тогда можно окончательно устраиваться на ночь, решила она. На эту и на все последующие ночи.

Как же долго она не могла сюда выбраться. Все в ее жизни начало разваливаться еще осенью прошлого года, тринадцать месяцев тому назад.

Убедившись, что ключи от машины в кармане, Джорджия забросила пустой рюкзак за спину, повесила на пояс флягу и стала спускаться в русло высохшего ручья. Внизу, в тени выступа, было заметно холоднее. Может быть, стоит вернуться и забрать из машины запасной спальный мешок, подумала она. Джорджия знала, что ночи в пустыне холодные, а мерзнуть она не любила.

Осторожно ступая по скользкому склону, она спустилась в овраг и вышла в каньон с отвесными, размытыми ветрами и дождями стенами. Его дно было покрыто зарослями можжевельника, ближе к краям росли небольшие сосны. Джорджия не спеша брела по каньону, глядя с улыбкой, как на своих старых добрых друзей, на живописные заросли растительности. Промелькнула белая с черными полосками спинка бурундука, шустро перебежавшего тропинку. Высоко в безоблачном небе, высматривая на земле добычу, величественно парил краснохвостый ястреб.

Она остановилась и вздохнула с чувством глубоко удовлетворения и облегчения. Где же все-таки ее дом? Здесь, в этом безлюдном уголке дикой природы, где ей так легко и свободно дышится, или в расположенном за тысячи миль отсюда душном многолюдном мегаполисе, называемом Нью-Йорком?

Но как бы ей ни было здесь хорошо, Джорджия никогда всерьез не задумывалась над тем, чтобы переехать на постоянное жительство сюда, в Колорадо. Ей всегда нравился тот контраст, который являли собой пустыня и город. Две крайности. Осторожно ступая, чтобы, не дай Бог, не упасть и не растянуть ногу, она направилась дальше.

Внезапно до нее донеслись какие-то странные, похожие на стон звуки. Остановившись, Джорджия прислушалась.

Ничего. Вокруг царила мертвая тишина, какая бывает только в пустыне.

Не может быть, чтобы ей это только показалось. Однажды она слышала отчаянный, полный ужаса и боли крик зайца, пойманного койотом. На этот раз донесшиеся до нее звуки больше напоминали стон животного, попавшего в капкан.

Джорджия осмотрелась кругом. Слева от нее виднелся котлован, образовавшийся в результате эрозии известняковой платформы, — почти полностью открытое пространство, на котором лишь в отдельных местах росла юкка, древовидное вечнозеленое растение семейства агавовых, дающего самое прочное волокно для мешковины. Справа тоже не было ничего подозрительного — лишь отдельные небольшие валуны и неглубокие темные расщелины в стенах каньона.

Недоуменно пожав плечами, она двинулась дальше. Даже если бы где-то действительно что-то происходило, вряд ли она смогла бы помочь. Стараясь выкинуть из головы неприятные мысли, Джорджия начала подниматься по склону холма.

Не прошло и десяти минут, как до нее снова донеслись какие-то звуки. На этот раз она безошибочно определила, что это был автомобиль. Видимо, порыв ветра донес до нее шум движения на автостраде.

— Стоять! Вы обнаружены!

Ошеломленная Джорджия замерла. Ситуация напоминала сцену из фильма о жизни Дикого Запада. Не хватает еще только команды «Руки вверх!», подумала она, и в тот же момент как из-под земли перед ней выросли двое мужчин, выскочивших откуда-то из-за кустов. Первый держал винтовку наперевес. При виде Джорджии он буквально раскрыл рот от изумления и моментально направил ствол оружия в землю.

Наверное, охотники, с облегчением подумала она.

— Кто ты такая? — грубо заорал второй. Он был ниже ростом, из-под стетсоновской шляпы выбивались давно не мытые пепельно-ржавые волосы. Заросшее щетиной лицо не выказывало ни малейших признаков интеллекта.

Совершенно ни к чему им знать, что я собираюсь здесь ночевать, подумала Джорджия.

— Я туристка, — с трудом сдерживая волнение и стараясь не показать свой страх, холодно ответила она. — А вы кто такие?

— Мы из ФБР, мэм, — заявил первый с глазами хищника. Вынув из кармана джинсов удостоверение, он махнул им перед ее носом и сразу же закрыл, не дав Джорджии рассмотреть его. — Вы никого больше здесь не встретили?

— ФБР? — поразилась Джорджия.

— Мы ищем сбежавшего из тюрьмы опасного преступника…

— Но, Эйд… — начал было второй.

— Замолчи, Россер, — прервал его первый.

Она вспомнила услышанные ею подозрительные звуки и уже открыла было рот, чтобы сообщить им об этом, но в последний момент что-то ее остановило. Сердце ее учащенно забилось.

— Нет, никого. А что он сделал, этот беглый?

— Вооруженное ограбление, убийство полицейского. Так вы уверены, что никого не видели? — подозрительно переспросил тот, кто представился как агент ФБР.

Джорджия молча кивнула, стараясь казаться спокойной.

— А где же ваша машина? — не унимался первый.

— Спрятана в тополиных зарослях, — как можно более небрежным голосом отвечала она.

— Мы должны проверить машину, если вы не возражаете, мэм.

Джорджия не возражала. Ей никогда раньше не приходилось иметь дело с агентами ФБР. Кроме того, у них был такой вид, что возражать им как-то не хотелось.

Слава Богу, что машина совсем рядом, думала она, пробираясь сквозь заросли тамариска к тополиной роще. И все же, почему я им соврала и какой будет их реакция, если они заметят, что мой рюкзак пуст? Туристы не ходят по пустыне с пустыми рюкзаками.

Ее небольшой взятый напрокат автомобиль стоял надежно спрятанный между деревьями.

— Ключи! Мы откроем сами.

Незнакомцы тщательно обыскали машину и, разумеется, не нашли в ней ничего такого, что могло бы их заинтересовать.

— Вы направляетесь в Пуэбло? Так вот, если вам дорога жизнь, предлагаю сейчас же уехать отсюда, — разочарованно произнес один из них.

Вы оба мне определенно не нравитесь, и я вовсе не уверена, что вы действительно агенты ФБР, подумала Джорджия. Тем не менее она послушно сняла со спины рюкзак и, делая вид, что он не пустой, забросила его на заднее сиденье.

— Ваши ключи, — протянул ей связку второй мужчина, и она невольно обратила внимание на черную грязь под его ногтями.

— Счастливо найти беглеца!

— Далеко не уйдет, жлоб, — мрачно пообещал первый, и Джорджию невольно передернуло от охватившего ее страха.

Захлопнув дверцу, она включила зажигание и двинулась в сторону шоссе. Выезжая на асфальт, она заметила неподалеку одиноко стоящий небольшой грузовик. Никаких других машин вокруг не было. Повернув направо, Джорджия поехала по направлению к Пуэбло, небольшому городку, служившему для многочисленных туристов воротами в национальный парк штата.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Джорджия осмелилась взглянуть в зеркало заднего вида. Почему же все-таки она не сказала им правду? Ведь она действительно слышала какие-то странные звуки.

Может быть, потому, что агенты ФБР не ездят на старых ржавых грузовиках и вооружены они вовсе не допотопными ружьями. Да и служебное удостоверение они показали так, что толком ничего разглядеть было невозможно. Недаром она не осмелилась попросить их показать ей его еще раз. Она просто боялась убедиться в том, что оно недействительно.

В Нью-Йорке среди своих коллег-учителей Джорджия имела репутацию женщины не робкого десятка. Вот и сейчас, убедившись, что отъехала достаточно далеко, она съехала с твердого покрытия на обочину и остановила машину. Быстро побросав в рюкзак бутылки с питьевой водой и засунув в него запасной спальный мешок, она осторожно открыла дверцу и оглянулась. Никого.

Чувствуя себя персонажем детективного фильма, этаким Джеймсом Бондом в юбке, Джорджия вырвала несколько волос и положила их на дверцу, на капот и багажник. Теперь ей легко будет определить, не открывал ли кто-нибудь ее машину. Конечно, самое разумное было бы сейчас доехать до Пуэбло и переночевать в гостинице, а заодно выяснить, действительно ли в этих местах скрывается бежавший осужденный.

Но нет, она проделала слишком долгий путь ради того, чтобы пожить на природе под открытым небом, и не откажется от своих планов. К тому же место, где она разбила палатку, не так-то легко найти, а эти двое не выглядят такими уж отважными, чтобы бродить по пустыне ночью.

Теперь Джорджия была уверена, что услышанные ею звуки принадлежали не животному, а человеку. Бьюсь об заклад, что эти прохиндеи такие же агенты ФБР, как я сотрудник ЦРУ. Но кто же тогда тот, кого они ищут? — думала она.

Она шла минут сорок, пока наконец не показался грузовик, стоявший на старом месте. Сняв рюкзак и прислонив его к стволу тополя, Джорджия осторожно, стараясь не шуметь, стала приближаться к машине. Вскоре послышались знакомые голоса.

Скрываясь за кустами и высокой травой, она подкрадывалась все ближе и ближе, пока не начала отчетливо различать слова. Джорджия замерла и прислушалась.

— Какого черта мы его не ищем? — возмущенно говорил один.

— А что ты будешь делать с ним, если найдешь? — с сарказмом в голосе спросил другой.

— Прикончу его!

— Слушай, напряги свои мозги. Мы же договорились, что все должно выглядеть как несчастный случай на охоте. Такое случается каждый год, а что подумают, если найдут его начиненным пулями?

— Что же ты предлагаешь?

— Перекроем ему все пути, и прежде всего автостраду. Рано или поздно он попытается добраться до машины, вот тут ему и конец. А впрочем, возможно, он и сам загнется от потери крови или обезвоживания. Я ведь ранил его в ногу, и ходить как следует он не в состоянии. Все скажут, не повезло бедняге, что ж, бывает. А мы тем временем вернемся в город, и Стивен отвалит нам за работу обещанные денежки. Вот и все дела.

— А что, если эта курица с рюкзаком расскажет, что видела нас здесь?

— Ни в коем разе. Эта дура рада до смерти, что убралась подобру-поздорову. И вообще, хватит заниматься болтовней. Давай лучше подзаправимся.

Хлопнула дверца, и, воспользовавшись начавшимся шумом, Джорджия быстро отползла от грузовика. Они хотят, чтобы смерть кого-то третьего выглядела как несчастный случай на охоте. Ничего себе агенты ФБР! Но кто же эта многострадальная жертва, которую они оставили умирать от раны?

Кем бы он ни был, этот человек лежит сейчас один в пустыне с пулей в ноге. Ей, конечно, следовало бы более внимательно осмотреть окрестности, когда она услышала эти странные звуки.

Добравшись ползком, как змея, до тополя, Джорджия забросила за спину рюкзак и быстро зашагала в сторону высохшего ручья. Пока эти темные личности набивают свой желудок, она выйдет на тропинку, ведущую к палатке, и снова пройдет мимо того места, где раздавался стон.

Теперь Джорджия шла торопливым шагом, не обращая внимания на производимый ею шум. Солнце быстро садится за горизонт, и скоро ей придется идти в темноте. Через некоторое время показались те самые валуны, около которых она слышала звуки, напоминавшие стон раненого животного.

Джорджия остановилась и стала слушать, одновременно всматриваясь в погрузившиеся в полумрак окрестности. Ничего. Полное безмолвие. Единственными звуками, которые улавливало ее чуткое ухо, был мягкий, едва слышный шепот старого дерева.

— Я знаю, вы где-то здесь, — произнесла она взволнованным голосом. — Скажите мне, где вы, и я доставлю вас к врачу. Не бойтесь, мне можно доверять.

Джорджия подождала. Никакой реакции.

— Пожалуйста, отзовитесь, — снова позвала она. — Я не верю, что вы беглый преступник, и готова помочь вам.

Только легкий ветерок нежно ласкал ее щеки. Даже птицы и те приумолкли. В отчаянии от безуспешности поисков Джорджия пошла вдоль котлована, пытаясь обнаружить хоть что-то — отпечатки ног на земле, или царапины на камне, или следы крови, наконец. Как она и предполагала, ничего.

Джорджия уже седьмой раз проводила отпуск в пустыне, прекрасно владела всеми способами выживания в суровых условиях, и ее нелегко было напугать. Но сейчас ее обуял страх. Она сама не знала, чего боялась. Того ли, что найденный ею мужчина окажется мертв, хотя еще пару часов назад был жив и она могла бы спасти его, или того, что не найдет его вовсе.

Стараясь сохранить спокойствие, Джорджия сняла рюкзак, положила его на камень и решительно направилась к расщелине в отвесной стене каньона. Только бы не наступить на гремучую змею или скорпиона, думала она, стараясь уловить малейшие звуки. Осветив фонарем покрытые извилистыми трещинами стены, она невольно залюбовалась их причудливым узором. Уже через десять шагов расщелина настолько сузилась, что дальше продвигаться было невозможно. Она вернулась, вошла в следующую, но и там ничего не обнаружила.

Третья расщелина оказалась гораздо шире, а ее дно было усеяно мелкими камнями, хрустевшими под ногами. Стараясь двигаться как можно осторожнее, Джорджия медленно пошла вглубь и вдруг заметила на стене кровавый отпечаток ладони.

В шесть лет она решила, что, когда вырастет, станет врачом. Ей еще не исполнилось и семи, когда отец сильно порезал разделочным ножом палец и Джорджия обнаружила, что от одного только вида крови ее тошнит и она готова упасть в обморок. Она немедленно поменяла свои планы, и теперь все знали, что в доме растет будущий пилот реактивных самолетов. Летчиком она не стала, но и детский страх перед кровью тоже не изжила.

Остановившись, Джорджия как можно более спокойным и убедительным голосом позвала:

— Доверьтесь мне. Я вовсе не из той шайки, члены которой вас подстрелили… Я здесь только для того, чтобы помочь вам.

Сделав еще несколько шагов, она увидела другой такой же отчетливый отпечаток, расположенный гораздо ниже первого. Неизвестный либо нагнулся, либо, падая, оперся о стену. Кроме того, теперь на лежавших на земле камнях тоже были видны следы еще не высохшей крови. Раненый прошел здесь совсем недавно.

Либо он не знает, как себя вести в условиях пустыни, либо совсем потерял от отчаяния голову, ускоряя шаг, подумала Джорджия. Сама она никогда не углублялась в такие расщелины, мгновенно становившиеся ловушкой в случае внезапного наводнения. Впрочем, в данный момент, кажется, никакой опасности нет. В последние дни Джорджия внимательно следила за прогнозом погоды, который обещал сухие, солнечные дни. Поэтому, забыв про осторожность, она продолжала идти вперед, желая в то же время, чтобы эта авантюра как можно скорее закончилась.

Осветив фонарем сужающиеся стены расщелины, Джорджия снова увидела следы крови, на этот раз совершенно свежие. Шестое чувство подсказало ей о грозящей опасности, и в тот же момент боковым зрением она уловила какое-то движение.

В следующее мгновение невидимая рука обхватила ее за талию, а ладонь другой наглухо запечатала рот. Одновременно что-то твердое уперлось ей в ребро. Оружие! Значит, он действительно осужденный. Боже, что она наделала!




2


Напавший на нее сзади неизвестный крепко зажал ей рот ладонью, и Джорджия почувствовала, что задыхается. В отчаянии она впилась ногтями в его руку, всеми силами стараясь освободиться от железной хватки. Действуя скорее инстинктивно, чем сознательно, Джорджия, размахнувшись, изо всех сил ударила неизвестного ногой.

Судя по всему, она попала по кости. Раздался крик, который издает человек, испытывающий невыносимую боль. В тот же момент руки нападавшего разжались и Джорджия, почувствовав себя свободной, резко повернулась к нему лицом. Упавший при этом фонарь осветил дно расщелины.

При его слабом свете она увидела, как незнакомец быстрым движением закрыл рот рукой, сдерживая рвущийся наружу крик. Лицо его было искажено от боли. Ее взгляд опустился ниже, и она увидела наспех сделанную окровавленную повязку на правой ноге, как раз там, куда пришелся ее удар.

Опираясь спиной о стену расщелины, Джорджия еле слышно произнесла:

— Извините, Бога ради, но вы так меня напугали!

Мужчина стоял на коленях, весь скрючившись от боли. У его ног валялась сумка. Сделав шаг вперед, Джорджия подобрала с земли фонарь и выключила его: женщина не должна видеть, как мужчина страдает от боли. Постепенно ее глаза привыкли к полумраку. Прошло несколько минут, и незнакомец, придерживаясь рукой за каменную стену, сантиметр за сантиметром стал подниматься на ноги.

Наконец он встал и, тяжело дыша, прислонился к скале. Видно было, что вес своего крупного тела он старается перенести на здоровую ногу. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем он смог говорить.

— Ваша взяла. Будете звать других, чтобы они прикончили меня?

Мужчина был высокого роста, сантиметров на двадцать выше ее. На его лице читалась решимость бороться до конца и не просить пощады.

— Из какой тюрьмы вы бежали? — спросила Джорджия, стараясь держаться подальше от неизвестного.

— Для чего этот спектакль? — горько усмехнулся тот. — Делайте свое дело и давайте скорее покончим со всем этим.

— Я же знаю, что вы беглый заключенный.

— Бросьте! — презрительно фыркнул тот.

Женская интуиция не раз выручала Джорджию в трудных ситуациях, вот и сейчас она решила довериться ей.

— Мне сказали, что вы преступник, но я этому не верю и вернулась, чтобы помочь вам. Поверьте, у меня нет ничего общего с теми двумя, кто вас ранил.

— Тогда откуда вообще вы можете о них знать? — с трудом сдерживая накопившееся у него раздражение, спросил мужчина.

Насторожившись, Джорджия на всякий случай сделала шаг назад.

— Я приехала сюда как туристка, — как можно спокойнее начала она объяснять. — Шла по тропинке и услышала ваш стон, но решила, что это какое-то животное. А когда я возвращалась обратно на автостраду, меня встретили двое мужчин, Эйд и Россер, которые представились как агенты ФБР. По их словам, они преследуют беглого преступника. Когда я вернулась, то услышала их разговор, из которого мне стало ясно, что они вас ранили и теперь караулят, чтобы разделаться с вами окончательно. Впрочем, они надеются, что вы умрете сами от потери крови или обезвоживания и тогда все будет выглядеть как несчастный случай на охоте. Кто-то по имени Стюарт хорошо заплатит им за это.

— Стивен, — усмехнулся незнакомец. — Его зовут Стивен Брукс.

— Пускай Стивен, не это сейчас главное. Главное, чтобы вы поверили мне так же, как я поверила вам. Пора прекращать препирательства, а тем более светскую беседу, надо подумать о том, как отсюда выбраться, чтобы вас как можно скорее осмотрел доктор.

— Где сейчас эти люди?

— В машине, которая стоит рядом с дорогой в двух милях отсюда.

— Значит, на автостраду идти нельзя, — заметил незнакомец. — Не знаю, правду вы говорите или нет, но в любом случае не хочу лезть головой в петлю.

— Но и здесь вам тоже нельзя оставаться. Если я смогла вас найти, то и они тоже смогут.

— Дайте попить. — Он, видимо, решил отказаться дальше обсуждать эту тему. — Моя фляга давно уже пустая.

Джорджия отвинтила крышку и, сделав шаг к незнакомцу, протянула ему свою флягу. Если бы тот решил напасть на нее, то этот шаг мог бы стать для нее роковым. Кажется, мужчина угадал ее мысли, потому что, осторожно протянув руку за флягой, он как можно мягче произнес:

— Отдаю вам должное, вы умная дама.

— Никогда не считала себя дамой, — отказалась от комплимента Джорджия. — В моем представлении слово «дама» ассоциируется с кринолином, балами и цветными зонтиками от солнца. Меня зовут Джорджия. Джорджия Макмиллан.

— Конрад Гастингс, — представился мужчина, возвращая флягу.

— Моя палатка в получасе ходьбы отсюда. Она надежно укрыта, и там есть походная аптечка. Вы сможете дойти?

— Должен, — ответил тот.

— Тогда в путь, — предложила Джорджия, подбирая с земли его сумку. — Самое трудное будет выбраться из этой расщелины. Здесь так узко.

— Если вы пойдете впереди, я смогу опереться на вас, — заметил Конрад.

— Скажите спасибо, что каждую неделю я до седьмого пота занимаюсь со штангой и гантелями в спортивном зале, — усмехнулась Джорджия.

— Правда? Это, конечно, хорошо, но вы к тому же еще и очень красивы.

Джорджия едва сдержалась, чтобы не сказать, что Конрад самый сексапильный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала за все ее двадцать девять лет жизни.

— Выбраться отсюда нам помогут мои мышцы, а не моя привлекательная внешность, — язвительно заметила она.

— Я ничего не говорил про привлекательную внешность. Я сказал, что вы очень красивы. Как бы то ни было, пора идти.

Джорджия внимательно оглядела незнакомца. Ей никогда не нравились мужчины намного выше ее ростом. Ее мать, Кора, как-то сказала дочери, что ей нужен мужчина, который был бы как старая фланелевая рубашка. Давно носится, все в ней знакомо и не может быть никаких сюрпризов. Впрочем, сейчас не время думать о матери и мужчинах.

Она пошла вперед, Конрад за ней, тяжело опираясь на ее плечо. Каждое движение причиняло ему боль, и время от времени с его языка срывались проклятия. Наконец они вышли к ручью.

— Подождите меня, — прошептала Джорджия. — Я проверю, нет ли их здесь.

Она почувствовала, как рука Конрада сжала ее плечо и тут же отпустила. Это был жест доверия, и она признательно кивнула ему. Стараясь двигаться бесшумно, Джорджия вышла из расщелины.

Вокруг царил полный мрак, и выглядывавшая из-за дальних холмов луна была не в состоянии его развеять. Хотя Джорджия не сомневалась, что Эйд и Россер не осмелятся в такое время далеко отойти от своего грузовика, включить фонарь она остереглась. Вернувшись, она нашла Конрада на прежнем месте.

— Во всей этой истории мне больше всего не нравится то, что вы из-за меня тоже рискуете, — пожаловался ей он.

— Эти двое не выглядят такими уж храбрецами, чтобы бродить по пустыне ночью, — возразила Джорджия. — Самая большая опасность, которая нам грозит, так это то, что вы свалитесь лицом вниз и я, несмотря на все тренировки, буду не в силах поднять вас.

— Постараюсь сохранить вертикальное положение, — улыбнулся Конрад, и впервые она услышала в его голосе теплоту.

— Да, уж вы постарайтесь.

— Если не возражаете, хотел бы теперь идти слева. Тогда я смогу опираться на вас, как на костыль, — попросил Конрад.

Костыль, конечно, не самый сексуальный образ, подумала Джорджия, и, если мужчина видит в женщине прежде всего деревяшку, значит, ей ничто не угрожает.




Путь до палатки занял около двух часов. За всю дорогу Конрад не проронил ни слова. Каждый шаг давался ему с огромным трудом, и Джорджия по достоинству оценила его терпение и мужество. Кто-то сказал ей, что мужчину ближе всего узнаешь в постели. Теперь она знала, что есть и другой, не менее надежный способ, а именно мучительно долго волочить на себе его, раненного в ногу, по скользким камням.

А действительно ли он ранен? Не думай сейчас об этом. Не все сразу. Сначала надо дойти до палатки.

Наконец они добрались до русла высохшего ручья. Вздохнув с облегчением, Джорджия выпрямилась, давая отдых усталым мышцам.

— Господи, ведь мы совершенно незнакомы, а вы взяли на себя адский труд тащить меня на себе. И я тоже хорош: шатаюсь, как будто пьян в стельку, — вытирая пот со лба, прохрипел Конрад.

— Слава Богу, что я не маленького роста.

— Это действительно хорошо. Мне нравятся высокие женщины, — снова улыбнулся он.

— А я терпеть не могу высоких мужчин. — Джорджия почему-то рассердилась. — Хотите отдохнуть?

— Нет, если я сяду, то уже не встану, — отказался Конрад. — А что вы имеете против высоких мужчин?

— Послушайте, Конрад, — яростно набросилась на него Джорджия. — Завтра у нас будет сколько угодно времени обсуждать так волнующую вас тему о том, кому что нравится в лицах противоположного пола. Сейчас нам предстоит пройти по руслу до того места, где стоит моя палатка. Это самый трудный отрезок пути, поэтому надо прекратить пустую болтовню и напрячь все силы.

— Самый трудный? — машинально повторил он. — Я думал, труднее того, что мы уже прошли, ничего быть не может. Дайте, пожалуйста, пить. Желательно виски.

— Глупее ничего не могли придумать? — возмутилась она его шутке.

— Вы случайно не школьная учительница? — насмешливо спросил Конрад. — Очень вы мне напоминаете мою математичку с глазами, как буравчики, и с языком, как пила.

— Слушайте, вы невозможный человек, — вскипела Джорджия.

— Дорогая, где ваше чувство юмора? — усмехнулся Конрад.

— Я вам не «дорогая», — медленно выговаривая каждое слово, будто роняя тяжелый камень, произнесла она.

— А все потому, что слишком колючи.

— Мы пойдем дальше или нет? — не выдержала Джорджия.

— Придется. У меня просто нет выбора, — со вздохом согласился Конрад, кладя руку ей на плечо.

После этого он замолчал, но всю дорогу она слышала его тяжелое хриплое дыхание, прерываемое сдержанным стоном, когда он в очередной раз ударялся в темноте раненой ногой о камень. Джорджия ощущала жар его бедра, чувствовала терпкий мужской запах, исходивший от его насквозь пропитанной потом рубашки, и ей стало почему-то не по себе.

Успокойся, приказала она себе. Теперь уже совсем близко.

Под конец Конрад совсем обессилел и Джорджии пришлось буквально тащить его на себе, отчего ее плечи и руки онемели, а колени начали предательски дрожать. Из последних сил она втащила его на выступ и с облегчением стряхнула с себя перед палаткой.

— Подождите, я открою молнию, — с трудом переводя дыхание, прошептала она.

— Лучше я переночую под открытым небом, — возразил Конрад.

— Вместе с гремучими змеями и скорпионами? Блестящая перспектива.

Конрад не ответил, и его молчаливое согласие красноречиво свидетельствовало о его физической беспомощности. Пропустив его вперед, Джорджия вползла вслед за ним в палатку, зажгла фонарь и впервые за все это время получила возможность хорошенько разглядеть своего случайного спутника.

У него были густые волосы, такие черные и блестящие, как будто их начистили гуталином, и голубые, как небо в пустыне, глаза. Слегка раздвоенный подбородок, нос с горбинкой в сочетании с четко обозначенными скулами говорили о решительном, жестком характере их обладателя.

Отвинтив крышку, Джорджия протянула ему фляжку с водой. Выпив ее почти до дна, Конрад откинулся на свернутый рулоном спальный мешок и с облегчением спросил:

— Надеюсь, здесь мы в безопасности?

— Чтобы обнаружить палатку, к ней надо подойти почти вплотную, — заверила она. — Четвертый год подряд я разбиваю лагерь в этом месте и хорошо изучила его.

— Благодарю вас, Джорджия. Если бы не вы, я стал бы легкой добычей этих негодяев, — прочувствованно произнес Конрад и, взяв ее за руку, внимательно посмотрел на нее.

При тусклом свете фонаря он увидел зеленые глаза с темными кругами под ними и густые брови, делавшие ее взгляд властным и повелительным, как взгляд ястреба. Спутанные рыжие локоны обрамляли лицо, на котором выделялся прямой, почти греческий нос, мягко очерченные губы и решительный подбородок. Не отрывая взгляда, Конрад открыл было рот, как будто хотел что-то сказать, и так же молча закрыл его.

Джорджия даже не заметила этого изучающего взгляда. Ее собственные мысли были заняты совсем другим. Она только что пережила странное волнение от легкого, почти небрежного прикосновения его ладони и думала о том, как странно с ее стороны так эмоционально реагировать на простое проявление благодарности, хотя до этого целых два часа крепко обнимала Конрада, чтобы тот не упал, не испытывая при этом абсолютно никакого смятения чувств.

— Вы не голодны? Пойду подогрею воду, чтобы промыть вашу рану, — предложила она.

— Посмотрите на меня, Джорджия.

Она неохотно подняла на него глаза.

— Вы спасли мне жизнь, — почти торжественно произнес Конрад, пронзительно глядя на нее своими голубыми, как ирисы, глазами. — Я никогда не забуду, что вы сделали для меня. Вы самая смелая женщина, которую я когда-либо встречал. И, как ни странно, я совершенно не хочу есть.

— Не такая уж я смелая, — возразила Джорджия, вынимая руку из его ладони. — Просто Я не смогла бы спокойно жить, если бы не сделала то, что должна была сделать. И все-таки пойду разогрею воду.

Откинувшись на спальный мешок, Конрад закрыл глаза. Казалось, только что произнесенная им речь отняла у него последние остатки сил. Расшнуровав его ботинки, Джорджия осторожно сняла их и подложила ему под голову скатанный в рулон свитер. В тот момент, когда она приподняла ему голову, Конрад открыл глаза и благодарно улыбнулся.

— Пуля прошла навылет, — слабым голосом сообщил он. — Хорошо бы обработать рану антисептиком.

Это все, что тебе от меня надо, почему-то с огорчением подумала Джорджия и, взяв газовую плитку, выползла наружу. Взошедшая высоко луна отбрасывала на землю нежный, мягкий свет. Звезды казались невероятно яркими. Никогда они не бывают такими красивыми в нью-йоркском небе, и тем не менее больше всего ей хотелось бы оказаться сейчас в своей нью-йоркской квартире и залечь в наполненную горячей водой ванну.

Вскипятив воду, Джорджия вернулась в палатку. Конрад спал, уткнувшись лицом в ее свитер. Нет, ты не мой тип мужчины, почему-то с раздражением подумала она, отводя взгляд от его длинных, пушистых ресниц, спокойно лежавших на загорелой коже. Мне нравятся хорошо воспитанные мужчины с приятными чертами лица и ровным, как у моих родителей, характером. Ты, Конрад, для меня слишком грубый и жесткий.

Какое тебе до него дело, шептал ей внутренний голос. Завтра ты уедешь в Пуэбло, довезешь его до больницы и никогда с ним больше не встретишься.

Недовольная собой, Джорджия раскрыла аптечку и извлекла ее содержимое. Не стоит разрезать ему джинсы, подумала она. Они ему еще понадобятся. Поколебавшись, она расстегнула пуговицу на его поясе, и в этот момент Конрад открыл глаза.

— Мне надо снять с вас брюки, — смущенно объяснила Джорджия.

Он покорно расстегнул молнию и приподнял тело таким образом, чтобы она могла спустить с него джинсы. На месте раны ткань пропиталась кровью и побурела. У него были длинные мускулистые ноги с волосатыми икрами. Развязав грубо наложенную повязку, Джорджия обнаружила, что та присохла к ране. Намочив ее теплой водой, она как можно осторожнее сняла служившую повязкой тряпку. Моля Бога, чтобы не опозориться и не грохнуться в обморок при виде крови, Джорджия заставила себя взглянуть на рану.

Сразу же возникло предательское ощущение тошноты и кровь отлила от ее лица. Джорджия, возьми себя в руки. Кроме тебя, ему некому помочь. Ты должна это сделать.

— Вы плохо себя чувствуете? — заметил ее состояние Конрад.

— Нет, — с трудом пропищала Джорджия. — Все дело в том, что я могу прекратить драку в школьном коридоре, отнять кож у подростка, одурманенного наркотиками, дать отпор заядлому хулигану, но при одном только виде крови меня начинает мутить.

— Так и знал, что вы учительница, — фыркнул Конрад. — Все, что от вас требуется, это промыть рану перекисью водорода и перевязать ее.

— Это все равно что сказать человеку, который боится высоты, что ему надо взобраться на Эверест.

— Пожалуйста, заканчивайте. Мне надо еще поспать, иначе я не отвечаю за себя.

Скатав полотенце, Джорджия подсунула его ему под бедро.

— Не беспокойтесь, у меня чистые руки, я их тщательно вымыла, — сказала она голосом ученика, отвечающего урок. Намочив стерильную повязку в воде, она осторожно положила ее на рану. Конрад поморщился. Сжав зубы, Джорджия старалась думать о чем угодно, только не о том, что она сейчас делает. Она старательно промыла рану и смазала ее антисептиком. К счастью, кость была не задета.

Все это время Конрад не издал ни звука, но уголком глаза Джорджия заметила, что на его воспаленном лбу проступили крупные капли пота, а кулаки крепко сжались. Наложив чистую повязку, она туго перевязала рану.

— Я закончила, — с облегчением сообщила она.

Конрад медленно разжал кулаки.

— Идите сюда, — позвал он.

— Зачем?

— Джорджия! Делайте, как я сказал. Прошу вас лечь рядом со мной.

Джорджия терпеть не могла, когда ей кто-нибудь приказывал. Из-за этого у нее не раз случались неприятности в школе. Однако голос Конрада звучал настолько повелительно, что она сразу поняла — споры бесполезны. Как только она легла, Конрад подвинулся к ней вплотную и, обняв ее, нежным движением убрал упавшую ей на лоб прядь волос. Этот жест разрушил последние преграды, и, уткнувшись лицом в его плечо, Джорджия зарыдала.

Пережитый ею страх и ужас перед возможной трагедией вырвался наружу, и ничто теперь не могло сдержать ее слез.

— Господи, какая я дура. Надо же так по-глупому реветь, — всхлипнула она.

— Не говорите глупости, — прервал ее излияния Конрад. — Вы обхитрили двух отъявленных мошенников, к тому же вооруженных, подверглись нападению неизвестного в темном каньоне, два часа тащили на себе девяностокилограммовую тушу и, наконец, преодолели патологический страх перед кровью. Плачьте сколько хотите. Вы заслужили это право. Кстати, вы всегда к себе так требовательны?

— Мой характер вас не касается, — приходя в себя, моментально отреагировала Джорджия. Сам того не ведая, Конрад коснулся больного для нее вопроса. — Давайте спать.

— Нам будет тесновато в одном спальном мешке, — произнес он, судя по всему, удивившись ее вспышке.

— Я схожу в каньон за рюкзаком, — ответила Джорджия, вытирая мокрые щеки рукавом рубашки. — В нем запасной спальный мешок.

— Никуда вы не пойдете. — Конрад грубо схватил ее за руку.

— Но это просто необходимо сделать. Рюкзак спрятан в таком месте, где Эйд и Россер скорее всего и будут вас искать. К тому же без мешка я замерзну, да и весь запас воды тоже там.

— До чего я дожил! Лежу беспомощный, как новорожденный котенок, а вы, слабая женщина, должны рисковать из-за меня своей жизнью. Вы не знаете, что это за типы. Если бы видели, как хладнокровно они стреляли в меня, то…

— А почему они это сделали? — перебила его Джорджия.

Она понимала, как много будет зависеть от его ответа. Где-то в глубине души Джорджия еще не окончательно поверила в то, что Конрад вовсе не преступник, а Эйд и Россер при всей их странности не являются агентами федеральной службы.

— Вы, конечно, думаете, что я не хочу ответить на ваш вопрос, — с горькой улыбкой сказал Конрад. — Вся беда в том, что я сам не знаю, что заставило их это сделать.

— Им хочется, чтобы все это выглядело как несчастный случай на охоте. Почему?

— Эти парни подкараулили меня и, когда я шел по скалам, выстрелили. Выстрелили умышленно, так что это вовсе не был несчастный случай.

— Но тогда почему же они не пытались догнать вас?

— Когда я выясню это, обещаю, вы будете первой, кому я все расскажу.

— Быть может, вы очень богаты или влиятельный политик?

— Должен разочаровать вас, Джорджия. Ни то ни другое. Ладно, оставим эту тему. Эти бандиты, возможно, сейчас бродят где-то совсем рядом, и один Бог знает, что они могут сделать, если вы снова попадетесь им на глаза.

— Они никогда не поймают меня, Конрад. И мне просто необходимо принести второй спальный мешок и воду. Поверьте, я не меньше вас не хочу встретиться лицом к лицу с этими типами.

— Захватите с собой по крайней мере фонарь, — откинулся на спину вконец измученный затянувшимся спором Конрад.

— Хорошо. — Джорджия обрадовалась, что ей в конечном счете удалось убедить его. — Если вам понадобится выйти, наденьте, пожалуйста, кроссовки. Здесь полно гремучих змей и скорпионов.

— Неужели вы действительно считаете этих тварей опаснее бандитов? — удивился Конрад. — После всего, что мне пришлось пережить сегодня, эти ядовитые существа кажутся мне милыми созданиями. Кстати, а что вас заставляет бродить по пустыне?

— Просто мне это нравится.

— Вы в своем уме?!

— Успокойтесь! Я взрослый человек и уже седьмой отпуск провожу в здешних краях, так что со мной ничего не случится. Просто вам неприятно, что вы, сильный мужчина, оказались в зависимости от слабой женщины.

— Вы чересчур догадливы, мисс Макмиллан. И еще должен сказать, что, когда вы сердитесь, ваши глаза пылают как голубые огоньки. Идите. Чем вы скорее пойдете, тем скорее вернетесь.

— Хорошо, возьмите только антибиотик. — Джорджия снова открыла аптечку и вынула оттуда пару таблеток. — Я буду здесь минут через сорок пять. Что-нибудь еще вам надо?

— Если я попрошу вас о том, что мне действительно сейчас хочется, вы дадите мне пощечину, — ответил Конрад, посмотрев на ее мягкие губы.

Он хочет поцеловать меня, догадалась Джорджия, и ненавидит себя за это желание.

— Самое лучшее, что вы сейчас можете сделать, это отдохнуть и постараться набраться сил, — чувствуя, как вспыхнули ее щеки, сурово сказала ему она.

— Так точно, мисс Макмиллан, — по-военному отрапортовал Конрад. — Вы замужем или, может быть, у вас есть близкий друг?

— Нет, — вспыхнув, ответила Джорджия и, не удержавшись, в свою очередь спросила: — А вы женаты?

— И я нет. Будьте осторожны.

Что-то в его голосе заставило ее отнестись к его в общем-то дежурной фразе серьезно.

— Обещаю вам, что буду. Спите.

Расстегнув молнию на палатке, Джорджия выбралась наружу и, спустившись к руслу ручья, быстрым шагом пошла в сторону каньона.




3


Полчаса спустя Джорджия уже шла обратно к тому месту, где она оставила Конрада. Ее вылазка в каньон прошла без происшествий. Она нигде не обнаружила никаких следов самозваных агентов ФБР. Не попались ей, к счастью, и гремучие змеи, которых здесь водилось в избытке. Прогулка взбодрила ее, успокоила нервы, и теперь она сможет спокойно заснуть.

Вскарабкавшись на выступ, Джорджия замерла: молния откидной двери в палатку была расстегнута. Она заглянула внутрь — пусто. На земле валялся скомканный спальный мешок. На нем лежала рубашка Конрада, зато брюки и кроссовки исчезли. Неужели Эйд и Россер все-таки нашли его и увели с собой?

Раздался стук кованых ботинок о камни, и Джорджия вздрогнула. Кто-то шел к палатке. Она невольно сжалась, как будто это могло помочь ей остаться незамеченной. Из-за скалы показалась высокая фигура человека в джинсах и кроссовках. Конрад!

Обессиленная от только что пережитого волнения, Джорджия рухнула на траву, уронив голову на колени. Кажется, падать в обморок становится привычкой, подумала она, стараясь преодолеть охватившую ее слабость.

— Джорджия! В чем дело?

Все еще парализованная охватившим ее страхом, она энергично замотала головой, не в силах произнести ни слова. И вдруг все поплыло перед глазами…

Потом она так и не смогла вспомнить, что с ней произошло. Очнулась она от ощущения, что кто-то энергично растирает ей щеки. Открыв глаза, она увидела Конрада, осторожно прижимавшего ее голову к своей обнаженной груди. Она услышала громкое биение его сердца, и ей сразу стало спокойнее. В сильных мужских руках Джорджия чувствовала себя в полной безопасности, хотя противная дрожь никак не проходила.

— Следующий раз, когда тебе понадобится сходить за скалу по своим мужским делам, оставляй записку, — попыталась она скрыть свое смущение неуклюжей шуткой.

— Целое письмо на пяти страницах, — охотно подыграл ей Конрад.

Джорджия, как котенок, потерлась лицом о его волосатую грудь и, облегченно вздохнув, поднялась с земли.

— Извини, но такое истеричное поведение для меня нетипично. И в обморок на руки мужчинам я тоже обычно не падаю.

— Да уж, ты не похожа на женщин, которые в минуты слабости ищут поддержки у мужчин, — нахмурившись, заметил Конрад. — Должен тебе сказать, что я терпеть не могу истеричек и бегу от них подальше, равно как и от дамочек, которые по всякому поводу или вовсе без оного норовят хлопнуться в обморок.

— Вот мы все и выяснили, а теперь мне надо как следует выспаться. Залезай в палатку первым.

Тусклый лунный свет освещал воспаленное от жара лицо Конрада, запекшиеся губы и глубокие тени под глазами. Видно было, как ему тяжко, но он старался не показывать виду. Больше того, к ее удивлению, у него хватило сил еще и на проявление нежности. Осторожно сняв с ее головы кожаный обруч, Конрад развалил собранные на затылке в пучок волосы, и они рассыпались по плечам.

— С самого начала мне хотелось это сделать, — признался он с улыбкой, от которой Джорджии стало не по себе. Ее снова охватила дрожь, но уже несколько другого рода. Совсем недавно ее всю трясло при мысли о том, что она может обнаружить в палатке труп. Теперь она чувствовала волнение оттого, что ей предстояло провести ночь рядом с этим мужчиной. Конечно, скорее всего ему сейчас не до нее, но кто знает, что взбредет ему в голову.

— Ты боишься меня? — разгадал ее состояние Конрад.

— Не в этом дело, — уклончиво ответила Джорджия. — Просто я привыкла спать в палатке одна.

— Неужели ты действительно думаешь, что за все то добро, что ты для меня сделала, я отплачу тебе черной неблагодарностью? И вообще, не все мужчины насильники.

— Кто говорит, что все? — поморщилась она. Кажется, он считает ее примитивной дурой. — Хватит препираться, пора спать.

— Дельное предложение. Дай мне руку и помоги забраться внутрь. После этого, обещаю, я больше к тебе не притронусь.

— Извини, если я тебя обидела, — сказала Джорджия, заметив, как изменился тон его голоса.

— Не в моем характере сближаться с женщинами настолько, чтобы воспринимать все, что они говорят и делают, слишком близко к сердцу, — не принял ее извинений Конрад. — Лезь в палатку.

— Я побуду еще немного на воздухе, — пробормотала Джорджия.

Почему меня так смущает присутствие этого мужчины? — разозлилась она на себя. Все, не буду больше даже думать о нем, решила Джорджия, ставя бутылку с водой на выступ в скале, где, она знала, драгоценная в пустыне вода будет в безопасности. Слава Богу, что есть второй спальный мешок. Конечно, неплохо бы иметь палатку побольше. Вдвоем в одноместной будет тесновато.

Постепенно успокаиваясь, она еще долго любовалась яркими звездами, усыпавшими южное небо. Нет ничего удивительного в том, что в присутствии Конрада она чувствует себя не в своей тарелке. Неожиданная встреча при весьма неординарных обстоятельствах, во-первых. Кроме того, она приехала сюда совершенно замотанная, специально, чтобы побыть одной, а вместо этого ей приходится терпеть присутствие незнакомого человека. Даже аппетит и тот пропал, хотя обычно во время туристских походов она любит плотно поесть.

Ничего страшного. Хороший сон за ночь ее возродит. А завтра она найдет кого-нибудь, кто поможет ей доставить Конрада в город, а сама вернется сюда, и уже никто не помешает ей отдохнуть. О Конраде я больше даже и не вспомню, уговаривала себя Джорджия.

Забравшись в палатку, она раскатала спальный мешок и, сняв ботинки, аккуратно поставила их в угол. Конрад не спал. Лежа на спине и положив руку под голову, он внимательно наблюдал за ней.

— Закрой глаза, — попросила Джорджия.

Она быстро скинула через голову рубашку, натянув вместо нее на себя тенниску. В пустыне она никогда не носила лифчика, и узкая трикотажная майка четко обозначила ее небольшую, но высокую и хорошей формы грудь. Стянув походные брюки, Джорджия нырнула в спальный мешок и занялась сооружением из куртки чего-то подобного подушке. Расстояние между ней и Конрадом не превышало ширины ладони.

— Спокойной ночи, Конрад! — пожелала она ему.

— Приятного сна, Джорджия.

Пять минут спустя она уже крепко спала и не видела, как, опершись на локоть, Конрад долго еще смотрел в полумраке на ее лицо. Заснул он только под утро.




Джорджия проснулась от пронзительных криков кустарниковой сойки. Ей всегда нравилось яркое оперение этой симпатичной птахи с синей шапочкой, синей полосой от клюва до глаз и над бровью, зеленой спинкой и желтыми пятнами по бокам. Открыв глаза, Джорджия с неудовольствием отметила, что лежит не в своем оранжевом мешке, а каком-то чужом, тускло-коричневом. Вспомнив, что произошло с ней накануне, она взглянула направо.

Конрад еще спал, лежа на боку лицом к ней и протянув в ее сторону руки. Она отметила белые следы шрамов на пальцах и грубые ладони, выдававшие в нем человека, привыкшего работать не за письменным столом, а на открытом воздухе. Тем не менее это были сильные, красивые руки. Про таких людей говорят, что они все умеют делать своими руками, подумала Джорджия.

Внезапно Конрад откинул голову и что-то забормотал. Только сейчас встревоженная Джорджия заметила, как пылают его щеки, а лоб покрыт крупными каплями пота. Освободившись от мешка, она положила руку ему на голову. Он весь горел.

Джорджия быстро оделась и выползла на улицу. Ее собственный туалет занял у нее минимум времени. Захватив салфетку и бутылку с холодной водой, она вернулась в палатку.

Почувствовав на лбу мокрую салфетку, Конрад поморщился и забормотал:

— Нет, сестра. Не надо…

Значит, у него есть сестра, отметила про себя Джорджия. Минуту спустя Конрад открыл глаза.

— Скажи Амелии, что я опоздаю к обеду, — пробормотал он.

Джорджия поднесла к его губам стакан с водой.

— Тебе надо выпить лекарство, — наставительным голосом сказала она и, не слушая его возражений, как маленькому ребенку, положила в рот таблетку.

— Ты ведь скажешь Амелии, да? — продолжал о чем-то просить Конрад.

— Скажу, обязательно скажу, — успокаивала его Джорджия.

Конрад обессиленно закрыл глаза. Мне надо было еще ночью дать ему антибиотик, упрекнула себя Джорджия. Ей вдруг стало страшно. Еще страшнее, чем когда она встретила Эйда и Россера. Конрад чувствовал себя настолько плохо, что перестал ее узнавать и в бреду звал какую-то Амелию.

Кто такая Амелия, можно выяснить и позже, сказала она себе. Сейчас главное сбить температуру.

Быстро пролистав тот раздел медицинского справочника, в котором говорилось об огнестрельных ранах, она осмотрела ногу Конрада. К ее огромному облегчению, отек вокруг раны за ночь спал, хотя краснота все еще оставалась. Однако было ясно, что раненому нужна не ее дилетантская помощь, а настоящий врач. Но как же оставить его одного в таком состоянии.

Конрад продолжал метаться, и ей пришлось расстегнуть спальный мешок, чтобы он не мешал его движениям. Надеясь хоть как то успокоить его, Джорджия постоянно меняла мокрые салфетки, но эффект от такого лечения, разумеется, был невелик.

— Она занята… Ты не должен беспокоить ее по пустякам, — слышалось его бормотание.

Джорджия наклонилась над беспомощным телом, и в этот момент Конрад, неловко взмахнув рукой, больно ударил ее в грудь. Она невольно вскрикнула, и он очнулся.

— Джорджия! Я сделал тебе больно? Прости меня…

— Ничего, — с трудом переводя дыхание, произнесла она, — ты же не нарочно.

— Я слышал, как ты закричала… О Боже… Что со мной происходит?

Джорджия решила воспользоваться тем, что к нему вернулось сознание.

— Конрад! Тебе необходим врач, иначе я ни за что не ручаюсь…

— Никакого врача…

— Ну тогда полиция, — приходя в отчаяние, взмолилась она. — Тебя пытались убить. Об этом же надо сообщить куда следует.

— Не надо ни полиции, ни доктора.

— У тебя проблемы с законом? — пугаясь собственной догадки, спросила Джорджия.

— Клянусь тебе, я чист перед законом. — Конрад с трудом раздвинул в улыбке губы, догадавшись о причине ее испуга. — Мы только тогда вместе пойдем к автостраде, когда я достаточно окрепну, чтобы в случае встречи с этими негодяями защитить тебя и себя, — собравшись с силами, произнес он.

— Ты весь день бредил. Тебе все хуже и хуже. Надо что-то делать! — упрашивала его Джорджия.

— Весь день? — удивился Конрад. — Который же сейчас час?

— Почти четыре. А нашла тебя я еще вчера.

Она видела, как он пытается осознать, что происходит.

— Аспирин… Дай мне, пожалуйста, аспирин, — попросил Конрад. — Он собьет температуру.

Порывшись в аптечке, Джорджия нашла лекарство и протянула ему две таблетки.

— Четыре, — потребовал Конрад, проглатывая их одну за другой. — Пойми, я не смогу простить себе, если с тобой из-за меня что-нибудь случится.

Он крепко сжал пальцами ее ладонь, и она вдруг почувствовала, что роли поменялись. Только что он, беспомощный, поминутно теряющий сознание, нуждался в ее опеке, и вот теперь она, растерянная, не знающая что делать, черпает силы в его уверенности и твердости.

— Хорошо, обещаю, что не уйду, если только тебе не станет хуже.

— Мне не станет… — Она видела, с каким трудом дается ему каждое слово. — Поговори со мной, пожалуйста, чтобы я снова не впал в забытье…

Какая же сила воли у этого человека, думала Джорджия. Тяжело раненный, теряющий сознание, он находит силы думать не о себе, а о том, как бы чего не случилось со мной. На своем жизненном пути ей еще не приходилось встречать таких мужчин.

Стараясь не выдать голосом охватившего ее волнения, Она начала рассказывать ему о том, как красива бывает пустыня на рассвете, когда встающее солнце освещает колючий кустарник и куртины трав, отдохнувших за ночь от дневного зноя и блестящих утренней росой. Как преображается она после обильных дождей, когда буквально за считанные часы покрывается зеленым ковром, а две недели спустя начинается буйное цветение. Кусты акаций вспыхивают золотом, появляются сотни птиц, насекомые.

Она рассказала и том, какой негостеприимной бывает пустыня в сухое время, когда негде искать убежища от палящих лучей солнца, а песок так нагревается, что по нему трудно идти даже в обуви.

Притомившись говорить, Джорджия замолчала и в наступившей тишине явственно услышала спокойное дыхание Конрада. Он спал, и это было не забытье тяжело больного человека, а ровный сон выздоравливающего. Аспирин сработал, температура упала.

Она долго сидела неподвижно, боясь разбудить спавшего. Через некоторое время Джорджия почувствовала, что ноги ее окончательно затекли и что если она сейчас не встанет, то потом они не разогнутся. И все равно вставать не хотелось. Находясь рядом с Конрадом, она ощущала себя в каком-то ином, неизвестном ей мире, и ей жалко было с этим миром расставаться.

Ее собственная семья всегда казалась ей образцовой. Отношения между родителями были ровными. Они заботились друг о друге, никогда не повышали голоса, и это в то время, когда вокруг все непрерывно ссорились и даже дрались, расходились и разводились. С тех пор как Джорджия начала задумываться о своей личной жизни и стала приглядываться к мужчинам, она искала среди них того, кто мог бы создать для нее дом, в котором она чувствовала бы себя в полной безопасности. Дом-убежище. Искала и не находила.

Долгое время ей казалось, что таким мужчиной мог бы для нее стать Эндрю Кемден, но примерно год назад поняла, что заблуждалась относительно этого человека. Конрад тот уж точно никак не подходит на роль ее мужа. Рядом с ним она никогда не почувствует себя спокойной. Он все время разговаривает приказным тоном, подавляет ее своей волей, подшучивает над ней, когда ей хочется поговорить серьезно.

С Эндрю ей было легко еще и потому, что она не чувствовала себя зависимой от него. Длительное время она считала, что такие ровные, без каких-либо всплесков эмоций отношения между мужчиной и женщиной являются идеальными, и морщила нос, глядя на бурные романы ее друзей и подруг. Встреча с Конрадом посеяла в ней сомнения.

Все равно надо встать. Осторожно освободив руку, она с облегчением распрямила ноги.

— Джорджия! — пробормотал Конрад.

— Все в порядке, — успокоила она его. — Я собираюсь поесть. Ты не голоден?

— Ты опять забрала волосы в пучок, — сделал слабый жест рукой Конрад.

— Они мне мешают, — объяснила она.

— Ты привыкнешь, — пробормотал он и тут же снова заснул.

Вот этого никогда не будет, возмутилась Джорджия. Мое дело, как мне причесываться. Захочу — надену парик. Причем другого цвета.

Усмехнувшись при мысли о том, что она из рыжей может стать блондинкой, Джорджия вышла из палатки, чтобы приготовить себе ужин.




4


Сумерки застали Джорджию сидящей на земле и читающей книгу при свете двух медных фонарей со вставленными в них свечами. Чтобы не замерзнуть, на плечи она накинула шерстяную кофту. Сытный обед и четыре часа, проведенных в спокойном одиночестве, полностью восстановили ее силы. Услышав в палатке какой-то шум, она спросила:

— Тебе что-нибудь нужно, Конрад?

— Нет, благодарю.

Ей показалось, что в его голосе прозвучало отчуждение. Когда минуту спустя из палатки появилась голова Конрада, Джорджия торопливо вскочила, чтобы предложить ему помощь, но он сухо отверг ее.

— Не надо, я сам. Мне пора вставать на ноги.

— Прошел всего лишь день с тех пор, как тебя ранили. Не слишком ли ты к себе требователен?

— Нет, не слишком, — сквозь зубы произнес Конрад. Даже не взглянув в ее сторону, он проковылял мимо и скрылся за утесом.

Джорджия попробовала вернуться к чтению, но не смогла сосредоточиться. Услышав шаги возвращавшегося Конрада, она вновь спросила:

— Что ты предпочитаешь: тушенку или спагетти?

— Спагетти, пожалуйста. А ты уже пообедала? — спросил он, садясь неподалеку на камень.

— Да, — ответила она, ставя кастрюлю на плитку. — Как ты себя чувствуешь?

— Как после тяжелого похмелья, — признался Конрад.

Даже при тусклом свете фонарей было заметно, как плохо он выглядит. Заросший, с синяками под глазами.

— Вид у тебя неважный.

— Нам надо поскорее выбираться отсюда, — с явным беспокойством заметил Конрад. — Может быть, завтра?

Джорджию неприятно поразило каменное выражение лица, с которым он разговаривал с ней. Как будто она не спасла ему жизнь, а была совершенно чужим человеком.

— У нас только два варианта. — Джорджия вспыхнула, обиженная его холодностью. — Или завтра я поеду за санитарами с носилками и за полицейскими, или будем ждать, пока ты сможешь передвигаться самостоятельно, и тогда вместе пойдем к шоссе. Второй вариант означает, что придется задержаться здесь как минимум еще на три дня.

— Одну я тебя не отпущу.

— Тогда приготовься ждать три дня.

— Я быстро встану на ноги, — заметил Конрад.

— Оказывается, тебя дома ждет сестра? — задумчиво спросила Джорджия, помешивая спагетти.

— Какая еще сестра? — нахмурился он. — Нет у меня никакой сестры.

— В бреду ты не раз упоминал сестру Амелию.

Почему ей хотелось, чтобы у него действительно оказалась сестра, а не другая женщина, которая настолько дорога ему, что он вспоминает о ней даже в бреду? Самое удивительное, что эту женщину она заранее возненавидела.

— Я уже сказал тебе, что сестры у меня нет, — сквозь зубы недовольно прошипел Конрад и, прежде чем она успела спросить, кто же тогда эта Амелия, рявкнул: — Что бы ты ни услышала, все это тебя совершенно не касается.

— Я услышала это лишь потому, что ухаживала за тобой, пока ты был в бессознательном состоянии, — обиделась Джорджия. — Так вот ты какой на самом деле. Шипишь, как гремучая змея.

Обида не помешала ей положить ему полную тарелку спагетти.

— Ты тоже не сахар, — не удержался и уколол ее Конрад. — Ладно, извини. Встал с левой ноги. Что поделаешь, бывает. Знаешь, Джорджия, я не намерен здесь долго торчать. И дело не только в том, что оставаться здесь небезопасно, но и в том, что меня кое-кто ждет в Колорадо-Спрингс. Мне предстоит очень важная для меня встреча.

— Если не хочешь пропустить ее, перестань удерживать меня здесь. Дай мне возможность хотя бы добраться до ближайшего телефона.

— Не вздумай попытаться улизнуть незаметно. Как только я это обнаружу, тут же пойду за тобой следом, — предупредил ее Конрад.

— Если мы живем в примитивных условиях, это еще не значит, что ты должен вести себя как пещерный человек.

— Какая же ты все-таки язва! — не выдержал он.

— Знаешь, это я только с тобой такая, — удивилась собственному открытию Джорджия. — Обычно я очень терпима. По крайней мере, с чужими людьми. Когда я в твоем обществе, со мной происходит что-то странное.

— Должен сказать, что и ты, Джорджия Макмиллан, тоже почему-то пробуждаешь во мне худшие наклонности. — Конрад впервые за все это время улыбнулся.

— Это почему же?

— Вот уж не знаю.

К удивлению Джорджии, взаимный обмен колкостями не только не огорчил ее, но, напротив, она даже ощутила какой-то прилив бодрости.

— Не хочешь признаться? — продолжала задирать она Конрада. — Я так и знала, что ты трусишка.

— Мне с тобой действительно как-то не по себе.

— Чего же ты боишься?

— Твоего языка, — добродушно улыбаясь, признался Конрад. — Он у тебя острее охотничьего ножа, и орудуешь ты им, как заправский мясник.

— Ты и Амелию боишься так же, как меня?

— Пусть это останется моим секретом, — нахмурился Конрад. — Я вижу, мне надо поскорее выздоравливать. Три дня в твоем обществе я могу и не выдержать.

Отец и мать никогда между собой не разговаривали в таком тоне, подумала Джорджия. Что это на меня нашло?

— Спагетти готово, — объявила она. — Давай свою тарелку.




Конрад съел все подчистую и с большим аппетитом. Видимо, он действительно быстро поправится, подумала Джорджия и направилась мыть тарелку. Вернувшись, она рассказала ему про небольшой естественный водоем у подножия скалы, в который набирается чистая родниковая вода.

— На всякий случай я пропускаю ее через фильтр, и мне хватает на питье и на все остальное, — сообщила она Конраду. — Поэтому у меня никогда не возникает необходимости ездить за водой в город.

Потом она предложила ему апельсин, а сама стала наводить порядок вокруг палатки.

— При всей твоей предусмотрительности, вряд ли у тебя есть еще и бритва, — медленно произнес Конрад, почесывая заросший подбородок.

Джорджия отрицательно покачала головой.

— Тогда я хотя бы вымоюсь, — решил он.

— Пойду нагрею воды.

— Спасибо. — Он взглянул ей в глаза. — Не позднее чем послезавтра мы тронемся отсюда.

— Посмотрим, — с сомнением в голосе ответила Джорджия.

— Вот увидишь, — настойчиво повторил Конрад.

Поставив кастрюлю с водой на плитку и приготовив полотенце с мылом, Джорджия решила пройтись при лунном свете вдоль высохшего ручья. Какое-то странное возбуждение охватило ее. Я, как койот в брачный период, подумала она. Не хватает только начать выть на луну. Но самым странным было то, что она больше совершенно не ощущала той усталости, которая так давила на нее последние тринадцать месяцев и спасаясь от которой она сбежала в пустыню.

Неужели это встреча с Конрадом так на нее подействовала? Интересно, кто же такая Амелия?

Джорджия с силой пнула ногой попавшийся на ее пути камень. Ты ведешь себя, как школьница, сделала она себе выговор. Все очень просто, тут же стала она оправдываться. Ты приехала сюда, чтобы побыть одной, а вместо этого оказалась в компании с незнакомым человеком. Отсюда злость и раздражительность. Что с того, что присутствие этого мужчины возбуждает меня? Это тоже вполне естественно. Я нормальная женщина с нормальными инстинктами. Скоро мы расстанемся, и я тут же забуду о нем.

Довольная собственным объяснением, Джорджия направилась обратно, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться ярко мерцающими звездами. Дойдя до лагеря, она увидела, что свечи в фонарях еще горят, но палатка наглухо застегнута. Это означало, что, не дождавшись ее, Конрад улегся спать.

Джорджия тщательно умылась и стала готовиться ко сну. Особое удовольствие ей доставляла возможность никуда не торопиться. Здесь, в пустыне, она могла делать обычные житейские дела медленно, без спешки, от которой так уставала в Нью-Йорке.

Отстегнув молнию палатки, Джорджия забралась внутрь. Конрад крепко спал, повернувшись к ней голой спиной. На мгновение она невольно залюбовалась красивыми контурами его крепко сбитого, мускулистого тела, широкими плечами и той сужающейся книзу линией, которая безошибочно свидетельствует о принадлежности к мужскому полу. Заставив себя отвернуться, она переоделась в тенниску, сняла ботинки, брюки и приготовилась отойти ко сну. Сон пришел почти мгновенно.

Проснувшись, Джорджия некоторое время никак не могла определить, видит ли она все это во сне или наяву. Она лежала, крепко прижавшись щекой к плечу Конрада, так что ей было слышно ровное, глухое биение его сердца, в то время как он сам ласково гладил ее волосы. Было совершенно неясно, снится ей все это или происходит наяву?

Рука Джорджии каким-то образом оказалась на груди Конрада, и росшие на ней волосы щекотали ей ладонь. Это ощущение щекотки и убедило ее окончательно в реальности происходящего. Она медленно открыла глаза.

За ночь они повернулись и теперь лежали лицом друг к другу.

— Конрад, что мы делаем?! — спросила она сдавленным шепотом.

— Тихо! — ответил тот, кладя ей на плечо свою тяжелую руку и прижимая ее к груди. Ощутив жар его тела, она тоже воспылала и инстинктивно подалась ему навстречу. Положив руку на живот Конрада, Джорджия почувствовала, какой у него крепкий, тренированный брюшной пресс, и не смогла отказать себе в удовольствии погладить его.

— Не ты одна ходишь зимой в гимнастический зал, — улыбнулся Конрад той редкой и открытой улыбкой, которую она успела так полюбить.

Она взглянула на него. Его глаза казались такими же бездонными и голубыми, каким бездонным и голубым бывает небо над скалами и долиной. Он наклонился к ней, и его намерения были такими же ясными и четкими, каким бывает горизонт в пустыне. Она ощутила вначале прикосновение его ресниц к щекам, потом вкус губ.

Первый поцелуй был необыкновенно чувственным и в то же время сдержанным. Конрад явно не торопился, и это обещало новые, еще более сильные ощущения. Теперь ей ничего не оставалось делать, как идти ему навстречу. Джорджия приподнялась и прижалась к его лицу. Свободная рука Конрада погрузилась в ее локоны, и, раскрыв ей губы, он проник языком в ее рот.

Их языки встретились, и яркий свет вспыхнул перед глазами Джорджии. Казалось, блеснула молния и своим огнем зажгла в ней желание любви. Она откинулась на подушку. Конрад вылез из спального мешка и начал медленно, оберегая раненую ногу, подползать к ней. Джорджия ощутила сладкую тяжесть его тела и, чтобы усилить это ощущение, обхватила руками его за шею и потянула на себя. В тот же момент его руки скользнули вниз под ее юбку.

Казалось, раскаленные в знойный полдень пески не так горячи, как руки Конрада. Сильные и уверенные, они настойчиво двигались к намеченной цели. Одним рывком он поднял юбку и замер, любуясь ее телом.

— Ты прекрасна, — выдохнул Конрад. — О, как я хочу тебя! Еще никогда я так не вожделел женщину.

Джорджия ничего не сказала, но подумала о том же. Ей тоже казалось, что ни один мужчина еще не возбуждал ее до такой степени, как Конрад. Невольно она вспомнила известную женскую присказку о том, что лучший мужчина — это последний мужчина.

Ей не хотелось ни о чем говорить или даже просто думать. Она хотела сейчас только одного — Конрада. Обняв его голову, Джорджия припала к его губам, и этот поцелуй сказал ему все красноречивее слов.

— Джорджия! Еще немного, и мы уже не сможем остановиться, — прошептал ей на ухо Конрад. — Ты действительно хочешь этого?

— Да!

— Ты предохраняешься?

— Конечно… Прости, о чем ты?

— Ты предохраняешься от беременности? — Конрад поцеловал ее в нос. — Что касается меня, то я абсолютно здоров, о чем имею медицинское свидетельство. Прости за прозу, но сейчас такое время…

— Нет, я не предохраняюсь, — растерянно ответила Джорджия. — Зачем мне это?

— Ты хочешь сказать, что не принимаешь таблетки?

— Я уже сказала, что нет. Мне это просто не нужно. У меня никого нет.

Сделав это признание, она тут же прикусила язык. Мечта рассыпалась на тысячу кусочков, и возвращение к реальной жизни оказалось отвратительным. Она лежит полуголой в объятиях мужчины, которого сорок восемь часов назад еще совершенно не знала. Как можно было опуститься до такого?

Джорджия торопливо попыталась закрыться тенниской, но Конрад удержал ее за руки.

— Тебе нечего стыдиться, — заверил он ее.

— Пусти, — попыталась вырваться Джорджия. — Никогда еще я не вела себя таким беспардонным образом. Наверное, я сошла с ума.

— Мы оба сошли с ума, — попытался успокоить ее Конрад. — Ты ведь не хочешь сказать, что еще девственница?

— Конечно нет. Пусти меня, пожалуйста.

— Зря ты так расстроилась, — неохотно отпустил ее руку Конрад.

— Может быть, для тебя такое поведение норма, но для меня нет, — срывающимся от волнения голосом произнесла Джорджия, пытаясь натянуть через голову рубашку.

— Перестань, — примирительно сказал Конрад. — Для меня эта ситуация тоже необычная. Если бы я охотился за каждой юбкой, то у меня всегда были бы с собой презервативы, а их, как видишь, нет. Просто, когда я проснулся, ты фактически лежала на мне полуобнаженная. Твои волосы издавали такой аромат и вся ты была такая теплая и желанная, что невозможно было оставаться безразличным. Ты восхитительная девушка, но, клянусь, больше этого не повторится. Можешь не волноваться.

— Ты абсолютно прав, Конрад, — почему-то приходя в ярость, воскликнула Джорджия. — Это действительно больше не повторится.

Не обращая на него ни малейшего внимания, она приподнялась и натянула на свои обнаженные ноги походные брюки.

— Мы уйдем отсюда уже завтра. Я просто не выдержу еще один день в твоей компании.

— Мне казалось, тебе нравилась моя компания, — вкрадчиво предположил Конрад.

— Заткнись, — прервала его Джорджия, зашнуровывая дрожащими руками ботинки и вдевая при этом шнурки не в те дырки. — Лично я иду завтракать, а ты делай что хочешь.

Она буквально вывалилась из палатки, ударившись при этом о камень. Погода стояла великолепная, но это еще больше вывело Джорджию из себя. Ее настроению больше бы соответствовали гроза и проливной дождь, но никак не чистое голубое небо цвета глаз Конрада. К черту все! Она с размаху ударила кулаком по траве. Если бы только можно было вернуться на час назад, она никогда не повторила бы подобной глупости.

Время вернуть, как известно, нельзя, а вот притвориться, будто ничего не случилось, женщине вполне по силам, что Джорджия и сделала.




День тянулся бесконечно долго. Демонстративно усевшись как можно дальше от палатки, Джорджия читала книгу. После обеда она долго гуляла, стараясь стереть из памяти неудачную попытку заняться любовью.

Все вокруг как будто нарочно напоминало ей о Конраде. Отполированные ветром прожилки на известковых скалах были такими же черными, как его волосы. Созданные эрозией извилистые трещины напоминали ей очертания его плеч. Раскаленный за день воздух обжигал кожу так же, как рано утром обжигали ее взгляд и прикосновения Конрада. Куда бы Джорджия ни пошла, всюду ее преследовали воспоминания о сегодняшнем утре. Она просто не представляла себе, как проведет еще одну ночь в палатке вместе с этим мужчиной.

Почему-то ничего подобного не испытывала она ни с Эндрю, ни с Уорреном, лишившим ее девственности еще на втором курсе университета. Надо отдать ему должное, он сумел сделать это совершенно безболезненно, но ничего больше в ее памяти не оставил. Всем своим существом Джорджия чувствовала, что, если бы их любовное утро с Конрадом состоялось, оно стало бы незабываемым событием в ее жизни.

Так и не успокоившись, она направилась назад. Конрад старательно шагал взад и вперед перед палаткой, разрабатывая раненую ногу. Судя по всему, уже завтра он будет в состоянии уйти отсюда.

Стараясь не обращать внимания на вопросительные взгляды, которые он красноречиво бросал в ее сторону, Джорджия разогрела на плитке тушенку, добавила сушеные овощи, а затем приготовила из полуфабрикатов бисквиты.

— Ужин готов, — довольно невежливым тоном объявила она.

Конрад подошел, прихрамывая, и взял наполненную доверху тарелку с едой. Ел он молча, что еще больше вывело ее из себя.

— Спасибо, — поблагодарил он Джорджию, закончив ужин. — Было очень вкусно.

Звуки его голоса заставили ее внутренне вздрогнуть. Успокойся, приказала себе она. Будет ли он молчать или начнет красноречиво выступать, я все равно должна оставаться холодной как мрамор.

— Пожалуйста, — ледяным тоном ответила Джорджия.

— Эту ночь я буду спать под открытым небом, — сказал Конрад.

— Нет, не будешь. — Джорджия недовольно взглянула на него. — Не для того я возилась с тобой все эти дни, чтобы ты загнулся от укуса гремучей змеи.

— Я не видел еще ни одной змеи, — возразил Конрад.

— А я видела, и сразу двух. Они любят сырость, и как раз под нашим выступом есть такое место.

— Знаешь, я уже с трудом переношу твою манеру приказывать, — взорвался Конрад.

— Назови хоть одного мужчину, которому бы это нравилось, — парировала Джорджия. — Вот доставлю тебя в Пуэбло, и делай что хочешь, а пока я за тебя в ответе, изволь прислушиваться к моему мнению.

Она увидела вспыхнувшую у него в глазах ярость и отдала должное его самообладанию.

— В таком случае предлагаю перемирие, — стараясь говорить как можно мягче, предложил Конрад. — В конце концов, мы два взрослых разумных человека, а не вздорные подростки, ссорящиеся из-за каждого пустяка.

— К черту перемирие! — возмутилась Джорджия. — Не хочу спать в одной палатке с человеком, который не желает делить ее со мной.

— Прекрасно! — непонятно что имея в виду, ледяным голосом ответил он, и лицо его стало каменным. — Лично я иду спать.

Через секунду Конрад исчез в палатке. Опустившись на землю, Джорджия машинально начала мыть тарелки, тупо наблюдая за тем, как в тазике с водой возникают и тут же лопаются мыльные пузыри. Признаться, весь день она вела себя, как малое капризное дитя, и вот теперь осталась одна. Но как еще могла она поступить? Никогда раньше она не оказывалась в подобной ситуации и не знала, что должна делать в таких случаях женщина. Как следовало ей обращаться с мужчиной, один вид которого заставляет ее вспоминать те блаженные утренние часы, когда они лежали, обнявшись, испытывая непреодолимое желание любить друг друга?

Впервые за все годы, проведенные в пустыне, Джорджия провела бессонную ночь, сидя в полной темноте и содрогаясь от охватившего ее страха и отчаяния.




5


Джорджия легла спать лишь под утро. Все очарование пустыни — яркие звезды, звенящая тишина и полное одиночество — на этот раз не подействовало на нее умиротворяюще. Когда после долгих часов сидения под скалой она наконец открыла палатку, звук расстегиваемой молнии заставил ее нервно содрогнуться. Как и в прошлую ночь, Конрад лежал, повернувшись к ней спиной, только на этот раз он не был по пояс голым, а, напротив, целиком укрылся в спальном мешке, из которого торчала только лишь его черная голова. Она почувствовала, что он не спит, но позвать его не решилась.

Раздевшись, Джорджия подвинула спальный мешок к самой стенке палатки, залезла в него и, зарыв голову в служившую ей подушкой шерстяную кофту, прислушалась. Стояла полная тишина. В какое-то мгновение ей показалось, что Конрад не дышит. Охваченная паникой, Джорджия окликнула его:

— Конрад, с тобой все в порядке?

— Спи, — раздалось в ответ.

Он снова одернул ее, как маленького избалованного ребенка.

— Я не услышала твоего дыхания и подумала, не случилось ли чего…

— Я предлагал перемирие. Ты отвергла мое предложение, так не пытайся мириться теперь, когда мы в постели.

Слова Конрада глубоко ранили самолюбие Джорджии. Она действительно не хотела мириться, но как он смеет позволять себе намекать на то, что она якобы хочет соблазнить его? За кого он ее принимает? Чувствуя себя оскорбленной, Джорджия зарылась с головой в спальный мешок и тихо заплакала.

Еще вчера она промывала ему рану и он, интуитивно почувствовав ее состояние, ласково обнимал и успокаивал ее. Она могла поклясться, что в тот момент он испытывал к ней искреннюю нежность. Сейчас же от него исходит одно лишь холодное отчуждение и даже враждебность. От этих мыслей слезы хлынули неудержимым потоком из ее глаз. Зачем она позволила Конраду занять такое место в ее жизни, как она могла стать такой уязвимой ко всему, что он делает или говорит? Как она допустила, чтобы он нарушил ее уединение и покой?

Последние два дня я только и делаю, что задаю сама себе вопросы, с горечью подумала Джорджия. Утешайся тем, что завтра мы расстанемся и он навсегда уйдет из твоей жизни. Уйдет так же внезапно, как и появился.

Но до завтра еще так далеко…




Заснула Джорджия лишь под утро тревожным и непродолжительным сном. Ей снились кошмары. Какая-то незнакомая ей женщина по имени Амелия гналась за ней по бесконечно длинным коридорам, размахивая огромным ножом для разделки говяжьих туш. И все это время Конрад вместе с Эйдом и Россером как ни в чем не бывало стояли в сторонке, потягивали пиво и усмехались.

Убегающая от погони Джорджия чуть было не упала в лестничный пролет, но, к счастью, в этот момент проснулась, задыхаясь от охватившего ее смертельного ужаса.

— Господи, что с тобой?

— Ты даже не пытался помочь мне, — в гневе обрушилась она на ничего не понимающего Конрада. — Эта женщина чуть меня не убила, а ты стоял и самодовольно ухмылялся.

— Но это же был только сон, — удивился ее реакции Конрад.

Хорошо хоть, что он не был эротическим, хотя мы спали бок о бок в одной палатке, начиная успокаиваться, подумала Джорджия.

— Я хочу встать. Отвернись, пожалуйста, — потребовала она.

За ночь погода круто изменилась. Все небо заволокли зловещие тучи, дул сильный ветер. Дрожа от холода, Джорджия отправилась за водой. Она уже заканчивала приготовление завтрака, когда из палатки неуклюже выбрался Конрад. Помешивая сдобренную изюмом и сушеными абрикосами кашу, Джорджия наблюдала за тем, как он, неловко прихрамывая, проковылял за скалу и обратно.

Господи! Он же с трудом передвигается, огорченно подумала Джорджия, и ей стало его ужасно жалко.

— Завтрак готов, — позвала она, выключая плитку и снимая с нее турку с кофе.

Конрад подошел и остановился, тяжело дыша и опираясь о каменную стену. Джорджия наложила ему полную миску ароматной каши, добавив в нее сухих сливок и две ложки сахара, потому что, как она уже выяснила, он любил сладкое. Приняв с благодарностью миску, Конрад тяжело опустился на ближайший камень.

— Спасибо, Джорджия.

Молча кивнув, Джорджия начала с излишним усердием мешать свою кашу, стараясь не встретиться с ним взглядом.

— Как далеко отсюда стоит твоя машина? — прерывая затянувшееся молчание, спросил Конрад.

— Примерно в четырех милях.

— И какая туда дорога?

— Примерно такая же, какую мы прошли в первый день. Нелегкая.

— Ничего, я справлюсь, — заверил ее Конрад, ставя миску на землю. — Правда, не сегодня. Идти четыре мили, повиснув на тебе, это уж слишком.

— Я вовсе не возражаю против этого, — упавшим голосом отозвалась Джорджия, взглянув на его похудевшее лицо. При мысли о том, что придется пробыть еще целые сутки наедине с этим мужчиной, ей стало не по себе.

— Зато я возражаю, — отозвался Конрад.

— По мне, так было бы гораздо лучше уйти отсюда сегодня, — сдерживая нарастающее волнение, сказала она.

— Наши желания полностью совпадают, просто я достаточно зрелый человек и знаю свои возможности.

— Неужели я такая отвратительная, что тебе не терпится поскорее избавиться от меня, — не справившись с охватившими ее чувствами, всхлипнула Джорджия.

— Джорджия! О чем ты? — Конрад изумленно взглянул на нее. — Я так хочу тебя как женщину, что для меня находиться рядом с тобой — это утонченная пытка. Всю ночь я не сомкнул глаз, и сейчас больше всего мне хотелось бы схватить тебя в охапку и, как это делали пещерные люди, с которыми ты меня сравнивала, утащить в палатку. Никогда я не испытывал ничего подобного. Ты первая женщина, которая забрала надо мной такую власть. Знаю, что далеко не всегда веду себя достаточно деликатно, — грустно улыбнувшись, продолжал он. — Нередко я сильно напоминаю сам себе лося, каким тот бывает в брачный период. Извини меня за это. Но ты не волнуйся. Обещаю, что пальцем тебя не трону.

— Хочешь еще каши? — предложила Джорджия, удивленная тоном, каким был произнесен этот страстный монолог.

— Это все, что ты можешь мне предложить?

Что ему ответить? Джорджия в волнении так сжала ложку, что пальцы у нее побелели.

— Конрад, кто такая Амелия?

— Я упоминал в бреду ее имя?

Она молча кивнула.

— Какая-то Амелия сегодня ночью гналась за мной во сне с ножом мясника в руке, — смущенно пояснила Джорджия.

— Кажется, я все-таки не совсем тебе безразличен.

— А ты не знал? — вздохнула она.

— Вчера ты почти убедила меня в этом. Ладно, давай еще каши.

Прикусив от досады нижнюю губу и нахмурив бровь, она положила в его миску несколько ложек каши и передала ему молоко и сироп.

— Никогда еще я не испытывала того, что испытала в эти последние два дня. Ощущения настолько новые и непривычные, что мне просто не с чем сравнивать. Я думала, что знаю себя, а оказалось, что нет. Если ты лось, то я новорожденный лосенок, неуклюже скачущий взад-вперед, не зная толком, чего он хочет, — с горечью заметила Джорджия.

— О нет. Совсем напротив. Ты очень грациозна, и это как раз то, что мне в тебе так нравится, — с неожиданной горячностью возразил Конрад.

— Я не знаю даже, сколько тебе лет, — чуть не подавившись от смущения кашей и покраснев, сказала Джорджия.

— Тридцать пять. Кстати, Амелия — это монашка.

— Монашка?! — От удивления Джорджия выронила ложку.

— Сестра Амелия — маленькая женщина с прекрасными золотисто-карими глазами, добрейшим сердцем и неисчерпаемой энергией. Она руководила небольшим приютом в Уайт-Плейне, городке неподалеку от Нью-Йорка. Мои родители ирландцы. Я был совсем еще ребенком, когда они погибли в железнодорожной катастрофе. Не спеши меня жалеть. Монашки оказались замечательными людьми, и, несмотря на то что я всегда испытывал благоговейный страх перед игуменьей, я могу похвастаться счастливым детством.

Откровения Конрада почему-то сразу принесли облегчение Джорджии, одновременно пробудив в ней любопытство.

— Сколько же детей воспитывалось в приюте?

— Около семидесяти.

— Представляю, как много хлопот вы доставляли сестрам-монашкам.

— Что ты имеешь в виду?

— В бреду ты говорил, что у кого-то нет для вас времени, и произносил это с такой болью в голосе…

— В детстве мне нередко снились кошмарные сны, и однажды, когда я громко звал сестру Амелию, игуменья сказала мне, что та слишком занята, чтобы беспокоить ее из-за подобных пустяков.

— Сколько же тебе тогда было лет?

— Четыре или пять. Я уже сказал тебе, что не надо меня жалеть. Всему, что есть во мне хорошего, я обязан сестрам-монашкам.

Так вот чем объясняются особенности его характера. Они из его необычного детства, решила про себя Джорджия.

— Перестань говорить мне, что я должна или не должна делать, — сказала она вслух.

— Знаешь, всю жизнь я предпочитал женщин со спокойным уравновешенным характером, — возмутился Конрад. — Таким, какой был у сестер-монашек.

— Знаешь, я тоже не хотела бы иметь мужем взбалмошного мужчину. Я всегда мечтала о тихой семейной жизни, чтобы рядом со мной находился человек, преданный мне так же, как был предан матери мой отец.

— В таком случае нас объединяет только лишь сексуальное влечение.

— Во всяком случае уравновешенными нас никак не назовешь, — заметила Джорджия, которой не понравилась интонация последней фразы, произнесенной Конрадом.

— В нас играют гормоны, Джорджия. А в моем случае это еще и длительное воздержание.

— Ну и каким же был твой последний сексуальный опыт? Спокойным и уравновешенным? — удивляясь собственной наглости, поинтересовалась Джорджия.

— Он был невероятно скучным, — рассмеялся в ответ Конрад.

— То же самое я могу сказать и о моем опыте с Уорреном и Эндрю, — призналась она.

— Кажется, мы начали исповедоваться друг перед другом. Ясно одно, если бы мы с тобой легли в постель, нам бы не было скучно.

Слова Конрада подействовали на Джорджию точно так же, как если бы он горячо обнял и приласкал ее.

— Да уж, наверняка не было бы, — стараясь не выдать голосом своего состояния, ответила она.

— Ты тоже так считаешь? — испытующе глядя на нее, спросил Конрад. — В таком случае ничто нам не мешает проверить это, как только мы выберемся отсюда.

— Мешает, — возразила Джорджия, судорожно думая о том, какую бы назвать причину. Мы ничего не знаем друг о друге, — сказала она первое, что пришло ей в голову.

— Мне кажется, мы немало знаем, — возразил он. — Например, я знаю, что ты смелый человек с независимым и темпераментным характером. Ты невероятно красива. Это главное, а все остальное — где каждый из нас живет, чем занимается — дело десятое.

— Слушай, Конрад! Как только я доставлю тебя в Пуэбло, то сразу же вернусь обратно в пустыню, — чувствуя себя загнанной в ловушку, воскликнула Джорджия. — Вернусь одна.

— Сделаю все, чтобы этого не случилось.

— Ты говорил, что не хочешь попадать в зависимость от какой-либо женщины, — продолжала она. — Вот и я тоже не хочу. Так что, будь здоров, а я пошла прогуляться.

С этими словами Джорджия соскочила с выступа и помчалась не разбирая дороги по дну образованного водостоком глубокого оврага с такой скоростью, как будто за ней гналась стая койотов. Даже если бы Конрад захотел, с его раненой ногой он никогда не смог бы догнать ее. Она знала, случись такое, и одного его поцелуя будет достаточно, чтобы вся ее решимость мгновенно испарилась. Так что шире шаг, твердила она себе, спотыкаясь о камни.

Но как Джорджия ни старалась отвлечься от одолевавших ее переживаний, она невольно возвращалась к мыслям о маленьком мальчике, который так нуждался по ночам в чьем-нибудь утешении и не мог ни у кого найти его. Он вырос среди добрых, но чрезмерно занятых людей, которые были просто не в состоянии уделить каждому ребенку столько времени, сколько тому требовалось.

Душевной теплоты — вот чего ему не хватало в детстве. Быть может, то, что она всегда считала безоблачным спокойствием и невозмутимым характером, на самом деле просто равнодушие, когда каждый человек живет сам по себе.

Уоррен и Эндрю, безусловно, были большими индивидуалистами, но тем не менее Джорджии раньше казалось, что у нее с ними самые близкие, задушевные отношения. А может, это ей только казалось?

Хватит терзаться сомнениями, приказала она себе, отвинчивая крышку фляги с водой. Напившись, Джорджия огляделась вокруг и, к своему ужасу, увидела вдали огромную разноцветную радугу и сразу за ней плотную завесу проливного дождя. Она совсем забыла предупредить Конрада о том, что здесь бывают такие ливни, после которых начинается наводнение, смывающее все на своем пути. Не дай Бог, он захочет прогуляться по высохшему руслу. Тогда ему не спастись, он ни за что не сумеет самостоятельно выбраться на высокий крутой берег.

Охваченная ужасом, Джорджия помчалась обратно. Если с ним что-то случится, она никогда не простит себе этого. Остановившись на мгновение, она прислушалась. Дважды она была свидетелем этого необычного явления — наводнения в пустыне. Сопровождающий его шум всегда напоминал ей звуки отдаленного движения по шоссе в часы пик. И зачем ей надо было уходить так далеко!

В следующую секунду чуткое ухо Джорджии уловило приближение огромных масс воды. Выбиваясь из сил, она бежала вдоль узкого коридора, образованного скалами. За следующим поворотом должен быть выступ, на котором она поставила палатку. Завернув за угол, Джорджия взглянула вверх, и — о ужас! — площадка оказалась пустой.

— Конрад! — крикнула она во весь голос. — Конрад! Где ты?

— В чем дело? — вдруг услышала она спокойный голос.

Из палатки показалось недоуменное лицо Конрада. Джорджия молча прижала руки к груди, не в состоянии произнести ни слова. Какое счастье — он жив!

Только тут до ее сознания дошла мысль о том, что под угрозой ее собственная жизнь. Судя по нарастающему гулу, вода быстро приближалась. Цепляясь за выступы скалы и ломая ногти, Джорджия начала карабкаться вверх. Последним рывком она выбросила свое тело на ровное место перед палаткой, вскочила и тут же упала прямо на руки удивленного Конрада. Тот машинально обнял ее за талию, и обессиленная Джорджия, повиснув на сильных мужских руках, уткнулась лицом в грудь Конрада.

Она вдыхала исходивший от его рубашки мужской запах, радуясь тому, что все благополучно закончилось и что Конрад жив.

— Наводнение! Слышишь?

— Я слышу только, как стучит твое сердце.

— Прислушайся!

— Ты хочешь сказать, что этот шум от воды?

— Много воды. Если бы она застала тебя в высохшем русле, ты бы неизбежно погиб. Уже утром небо было затянуто грозовыми облаками, и мне следовало предупредить тебя об опасности, но мы поругались, и я думала только о том, как бы скорее сбежать от тебя.

— Успокойся! Мы оба виноваты в том, что поругались утром. О Господи! Что там происходит?

Они посмотрели в сторону каньона и ужаснулись. Прямо на них, с грохотом ударяясь о скалы, мчался мутный поток воды, смешанной с песком и грязью. Впереди, как огромный таран, неслось толстое, вырванное с корнем дерево. Его торчащие в разные стороны ветви то появлялись, то вновь исчезали, как будто сошедший с ума клоун исполнял фантастический танец. Деревья поменьше ломались от ударов о скалы, как хрупкие спички.

— Откуда вся эта вода? — стараясь перекричать шум, изумленно спросил Конрад, отодвигая Джорджию подальше от края обрыва.

— Я так боялась, что ты захочешь пойти погулять по каньону. Если бы с тобой что-нибудь случилось, я никогда бы не простила себе этого.

— Подожди, ты хочешь сказать, что, если бы меня не оказалось в палатке, ты бы бросилась бежать дальше, вниз по каньону, разыскивая меня?

— Конечно!

— О, Джорджия!

На его лице отразилась такая сложная гамма чувств, что она не сразу поняла, что именно он испытывает. Но уже в следующее мгновение все прояснилось. Крепко обняв Джорджию, Конрад прильнул к ее полураскрытым губам. Его рука, забравшись под тенниску, легла на отвердевшие от желания соски. Издав едва слышный стон, Джорджия начала расстегивать рубашку Конрада. Трясущиеся от сладостного ожидания руки с трудом справлялись с пуговицами. Свободной рукой она гладила заросшую волосами грудь, ощущая теплоту его кожи и упругость мышц. Ее охватило желание устранить последнее препятствие, и, нащупав ремень, она судорожно попыталась открыть застежку.

— Джорджия! Мы не можем сейчас себе этого позволить, — произнес Конрад, перехватывая ее руку.

— Но я так хочу этого… — закрыв от смущения глаза, прошептала она.

— Если бы ты знала, как я этого хочу! — улыбнулся он ей в ответ. — Мы не должны рисковать зачать ребенка, которого никто из нас не желает. Завтра мы окажемся в Пуэбло, снимем номер в гостинице, и вся ночь будет наша. До тех пор пока кто-нибудь из нас не скажет: «Все! Больше не могу!» Интересно, кто это будет? Ты или я?

— Я не останусь в городе. Мне надо вернуться сюда, в пустыню.

— Мы оба прекрасно знаем, что ты этого не сделаешь.

— Я спасла тебе жизнь и поэтому чувствую себя ответственной за твою судьбу. Вот почему я так испугалась, что ты мог утонуть, — слабо возразила Джорджия, прекрасно понимая, что Конрад абсолютно прав и теперь она уже не сможет просто так взять и уйти от него.

— Никто за меня не в ответе, кроме меня самого. — Конрад крепко сжал ей плечо.

— Готова биться об заклад, что эти твои скучные женщины не говорили тебе таких слов.

— Нет, не говорили. Кстати, их было не так уж и много. Послушай, может, ты ревнуешь?

— Еще чего не хватало!

— А я вот ревную тебя к этому, как его… Уоррену, — вдруг признался Конрад.

— О чем ты говоришь?! — удивилась Джорджия. — Мне было тогда всего девятнадцать лет.

— Он был первым? — не унимался Конрад.

— И надолго последним, — оправдывалась она.

— Тебе с ним было хорошо? — уже раздраженно спросил он.

— Знаешь, ты опаснее наводнения. От воды можно убежать, а от тебя никуда не денешься. Как ты не понимаешь, я тогда была второкурсницей. Все мои подружки давно уже стали женщинами, и я выглядела среди них белой вороной. Мне хотелось быть как все. Какое-то время мы с Уорреном встречались, и мне стало казаться, что я его люблю. Вот так все и случилось. С тех пор я повзрослела и научилась самостоятельно принимать решения, без оглядки на мнение близких мне людей.

— Похоже, что твоя первая любовь не оставила особо ярких воспоминаний?

— Почти вообще никаких.

— А как было с Эндрю?

— О, это уже совершенно иная история, — вздохнула Джорджия. — Смотри, вода начинает спадать.

— У меня такое впечатление, что, разочаровавшись в любви, ты ищешь острых ощущений в пустыне с ее наводнениями, гремучими змеями, скорпионами. Неужели все это может заменить настоящий секс?

— Расскажи лучше теперь ты, какие острые ощущения скрашивают будни твоей жизни, Конрад? Или ты ведешь тихий, размеренный образ жизни?

— Тихий? А что ты скажешь насчет плавания на рыбацкой шхуне в штормовую погоду? Или ныряния на большую глубину, чтобы освободить попавшего в сеть дельфина? Еще я занимаюсь тем, что записываю под водой издаваемые китами звуки.

— Ты ученый?

— Я занимаюсь изучением миграции китов.

— Я предполагала нечто подобное, — заметила Джорджия. — Серфинг на Гавайях, катание на водных лыжах под носом у огромных волн… Весь твой внешний вид говорит о склонности к такого рода занятиям, — раздумчиво произнесла она. — Насколько же мы, однако, разные. Меня тянет в знойную пустыню, тебя на безбрежные океанские просторы. Кстати, это еще одна причина, по которой завтра мне следует вернуться в каньон.

— Я люблю океан по той же причине, по которой ты любишь пустыню, — возразил Конрад, положив руку на ее бедро. — За красоту, за ту опасность, которая тебя там подстерегает. Как раз в этом мы очень похожи. Оба любим рисковать. Без этого жизнь кажется нам пресной и неинтересной.

Жар от ладони Конрада прожигал ее через джинсы. Оставаться в таком положении весьма рискованно.

— Мы живем с тобой в разных концах страны и, разъехавшись, скорее всего никогда больше не встретимся. Ты уедешь в свою Калифорнию, а я в Нью-Йорк. Мой первый любовный опыт с Уорреном научил меня тому, что случайный, мимолетный секс, близость, не основанная на глубоких чувствах, не дает настоящего удовлетворения.

— Я живу в штате Массачусетс. Это совсем рядом с Нью-Йорком, — поправил ее Конрад и, помолчав, добавил: — Сексуальные отношения между мужчиной и женщиной не всегда заканчиваются женитьбой, но секс между нами не будет случайным.

— Мы без конца пререкаемся и даже ссоримся.

— Это потому, что мы оба типичные индивидуалисты-одиночки. Обстоятельства связали нас, заставили быть все время вместе, а мы оба этого не любим. Ты умудрилась заставить желать тебя как женщину и ненавидеть как человека одновременно. И все за какие-то три дня.

— Знаешь, иногда мне хочется, чтобы Эйд и Россер все-таки прикончили тебя, — в ярости сказала Джорджия. — Ты способен кого угодно довести до белого каления.

Откинув голову, Конрад расхохотался, демонстрируя белоснежные зубы, ярко выделявшиеся на загорелом лице. И вдруг Джорджия почувствовала, что накопившийся за год груз начинает спадать с ее души и помогает ей избавиться от него не пустыня, которая раньше всегда так вовремя приходила ей на помощь, а этот мужчина — самый сексапильный из всех когда-либо виденных ею мужчин.

— Займусь завтраком, — улыбнулась она ему в ответ. — Сегодня ты отдыхаешь, завтра трогаемся в путь.

— Да, мэм! — подмигнул ей Конрад.

Подавив желание рассмеяться, Джорджия подумала, что ссоры — это тоже одно из проявлений близости, существующей между людьми, ибо зачем ссориться с теми, кто тебе совершенно безразличен.




6


К концу дня дождь закончился. Под горячими лучами солнца образованный наводнением водосток высох, обнажив кучи мусора и обломки камней. Вымыв после завтрака посуду, Джорджия, собравшись с духом, приготовилась преодолеть свой врожденный страх перед кровью, чтобы поменять повязку на ноге Конрада. Сам раненый как ни в чем не бывало, посвистывая, вырезал из принесенной ею накануне ветки палку, чтобы было на что опираться во время предстоящего похода.

Накануне он улегся спать довольно рано, а Джорджия долго еще сидела перед входом в палатку, раздумывая о сексе, о душевной близости, о том, что она будет делать завтра. Уверенная, что ей предстоит бессонная ночь, она тем не менее забралась в спальный мешок, закрыла глаза и почти мгновенно заснула. Она проспала всю ночь глубоким сном без всяких сновидений. На рассвете ее разбудил голос Конрада.

— Просыпайся, Джорджия! Пора в путь.

Она проснулась и, дрожа от утренней прохлады, села. Натянувшаяся при этом тенниска четко обозначила ее груди.

— Уже утро?

— Господи, какая же ты лохматая со сна, — грубовато заметил Конрад, накручивая на палец свисавшие с ее головы кудряшки.

— Ты спал?

— Да. Но заснуть удалось только после того, как ты легла, — ответил он таким будничным голосом, каким муж отвечает жене.

— Конрад, скажи честно, я тебе нравлюсь? — отвернув лицо в сторону, спросила Джорджия.

— Очень.

— Ты мне тоже, — призналась она, — хотя часто ты доводишь меня до бешенства.

— Давай вставать, — отпуская ее волосы, скомандовал Конрад. — Нам надо еще сложить в рюкзак вещи, а потом тронемся.

Если я соберу палатку, то это будет означать, что возвращаться сюда я не намереваюсь, подумала Джорджия. Тогда эту ночь мне придется провести с Конрадом в Пуэбло.

— Нам предстоит пройти не меньше четырех миль, и хотя бы часть этого пути мне придется помогать тебе. Я не смогу это сделать с палаткой за спиной. Она слишком тяжелая.

— В таком случае припрячь ее где-нибудь здесь. В ближайшие пару дней из меня плохой охранник, но я не позволю тебе вернуться одной, пока не буду уверен в том, что Эйд и Россер уехали отсюда. Кроме того, я собираюсь подать на них в суд и ты нужна мне как свидетель.

— Если их поймают, то начнется следствие, а затем суд. Это значит, что все это время я буду привязана к тебе.

— Вставай, Джорджия! — хмуро повторил он. — Первое, что нам надо сделать, это уйти с этого места.

— Снова мы ссоримся, — вздохнула она, вспомнив при этом свои вчерашние размышления о связи между ссорой и душевной близостью. Все это хорошо лишь в теории.

Полчаса спустя от лагеря не осталось и следа. Все вещи были аккуратно собраны и запрятаны в сухую расщелину. Они позавтракали, после чего каждый взял в свой рюкзак сандвичи и наполненные водой фляжки. В сумку на поясе Джорджия положила аптечку и смену одежды.

В последний раз она осмотрела место стоянки. Оно выглядело пустым и грустным. Джорджия все еще не могла поверить в то, что она добровольно покидает выступ, служивший несколько дней ей домом, ради того чтобы провести ночь в Пуэбло с Конрадом в его кровати. А может, в своей?

— Пошли! — произнесла она наконец.

Хотя Джорджия преднамеренно задала медленный темп шага, она сразу же стала ощущать затылком тяжелое, горячее дыхание Конрада. По ее настоянию каждые двадцать минут они останавливались на отдых. Потом, когда самый трудный участок дороги остался позади, перерывы стали несколько реже. К тому времени, когда они пересекли третий по счету каньон, походка Конрада заметно отяжелела. Он грузно опирался на вырезанную им накануне палку, а лоб его покрылся крупными каплями пота.

— Прошу тебя, обопрись немного на мое плечо, — не выдержала наконец Джорджия. — Хотя бы на то время, что мы идем по этим жутким колодам.

— Я и сам справлюсь, — буркнул Конрад.

Дай-то Бог! — подумала она.

Выведенная из себя его нежеланием принять помощь, Джорджия невольно ускорила шаг, не обращая больше внимания на то, куда ступает ее нога. Внезапно она услышала предупреждающий об опасности звук, напоминающий трещотку, и тут же ее глаза уловили какое-то резкое движение. В следующее мгновение она увидела широко раскрытые, зловещие челюсти и загнутые внутрь змеиные клыки. Не успела она испугаться, как сильные руки схватили ее сзади и бесцеремонно отбросили на несколько шагов в сторону.

Гремучая змея не торопясь, с чувством собственного достоинства удалилась, забравшись под ближайший камень и оставив за собой полный изящества спиралевидный отпечаток на песке.

— Эта тварь не успела укусить тебя? — услышала она голос Конрада.

— Нет… — с трудом произнесла Джорджия.

— Это гремучая?

Она только молча кивнула головой.

— Быть может, я перестарался? Змея вроде бы небольшая.

— О нет! Ее яд один из самых опасных, — все еще дрожа, объяснила Джорджия. — А как твоя нога? Ты не зашиб ее?

— Кажется, шторм на море ничто по сравнению с опасностями, которые поджидают путника в пустыне, — потирая бедро, заметил Конрад.

— Я сама виновата, — призналась Джорджия. — Надо смотреть куда идешь. К вечеру, когда холодает, змеи любят подползать к нагретым за день пням и камням.

— Извини, что я так демонстративно отказался от твоей помощи, — вздохнул Конрад. — Давай объявим перемирие хотя бы на то время, пока не дойдем до машины. Это поможет нам выбраться отсюда живыми.

— Ты тоже меня извини. Представляешь, через пару часов мы будем в мотеле, где есть горячий душ.

— И кровать, — многозначительно добавил он.

— Судя по твоему виду, моей нравственности ничто не угрожает. — Джорджия не смогла сдержать улыбки.

— О, ты меня еще не знаешь! — улыбнулся он в ответ.

Пробормотав что-то невнятное в ответ, она положила руку Конрада себе на плечо и повела его в обход нагретых за день завалов.




Через два с половиной часа они вышли к роще пирамидальных тополей, вблизи которой Джорджия оставила машину. Сверкая на солнце, нежно и приветно шелестели листья. Слышался ласкающий ухо шорох автомобильных колес, означавший, что шоссе совсем рядом. Джорджия вздохнула с облегчением. Она знала, что силы Конрада уже на исходе.

— Оставайся здесь, а я проверю, все ли в порядке. Уходя, я оставила на дверном замке волос, чтобы знать, не пытался ли кто-нибудь проникнуть в машину.

— Тебе только в ФБР работать, — усмехнулся Конрад, прислоняясь к дереву.

Волос оказался на месте. Джорджия быстро открыла машину, забросила на заднее сиденье рюкзак и помогла Конраду сесть рядом с собой.

Всю дорогу она тревожно поглядывала в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, не преследует ли их красный грузовик. Конрад сидел молча, закрыв глаза. Прежде всего, ему нужен доктор, думала Джорджия. Полиция может подождать.

— Сначала заедем в полицейский участок, — вдруг потребовал Конрад, как будто прочитав ее мысли.

— Судя по тому, как ты выглядишь, больница сейчас для тебя важнее, — попробовала возразить она.

— Нет, сначала полиция.

Огорченно покачав головой, Джорджия свернула на Мейн-стрит, и через десять минут они рассказывали все, что с ними произошло, дежурному полицейскому. Казалось, их рассказ не произвел на последнего ни малейшего впечатления. Зато он долго выговаривал им за то, что они не сообщили об инциденте в тот же день, когда все это случилось.

— Ваша машина уже четыре дня числится в розыске, мистер Гастингс, — деревянным голосом занудствовал офицер. — Сегодня утром ее обнаружили и приняли на хранение. Нашей следующей обязанностью было организовать ваши поиски, а это связано с большими расходами и причиняет полиции массу хлопот.

— Вам не приходилось видеть красный грузовик, описанный мисс Макмиллан? — едва сдерживаясь, спросил Конрад.

— Нет, не приходилось, — ответил полицейский и начал скрупулезно заполнять протокол.

А ведь он не верит ни одному нашему слову, подумала Джорджия и услышала следующий вопрос:

— По каким делам вы приехали в Пуэбло, мистер Гастингс?

— По юридическим, — поколебавшись, отвечал тот.

— Это имеет какое-нибудь отношение к предпринятой против вас попытке убийства?

— Не думаю, — с сомнением в голосе ответил Конрад.

— Вы владеете недвижимостью в нашем округе?

— Нет, мои дела связаны с получением наследства.

— Имя наследодателя, пожалуйста.

— Оно не имеет никакого отношения к происшествию.

— Мистер Гастингс! Кто-то ранил вас в ногу и оставил умирать в пустыне. Ведь сделано это было не просто так, а для чего-то. Поверьте моему опыту, большинство преступлений напрямую связано с деньгами.

— Так как зовут усопшего? — повторил он вопрос, почесав подбородок.

— Грейс Беккер, — неохотно назвал имя Конрад.

— Вот это да! — впервые за все время улыбнулся полицейский офицер. — Вы наследник миллионного состояния! Вот вам и причина для попытки убрать вас.

Кто такая Грейс Беккер, думала Джорджия, и почему Конрад никогда не упоминал этого имени?

— Я совсем забыла спросить адрес больницы! — огорченно воскликнула она, когда они вышли наконец из полицейского участка. — Надо вернуться.

— Нет, не ходи. — Конрад поймал ее за руку. — С тех пор как в девятилетнем возрасте мне удалили аппендикс, я терпеть не могу больницы. Здесь живет мой хороший приятель Энтони. Он врач. Когда-то мы вместе учились в колледже, и я прибыл сюда специально, чтобы встретиться с ним. Он приедет в мотель и сделает все, что надо. Это поможет нам избежать ненужных разговоров в городе.

— Тебя не переспоришь, — вздохнула Джорджия, помогая Конраду сесть в машину. За всю дорогу она больше ничего не сказала, и не потому, что ей нечего было сказать, а потому, что хотелось сказать слишком многое. Конрад тоже молчал, барабаня пальцами по ноге. Не слишком типичное занятие для такого сдержанного человека, как он.

Какое ей дело до Грейс Беккер? Возможно, это какая-нибудь эксцентричная леди, занимающаяся филантропией и пожертвовавшая деньги на исследование жизни китов.

Джорджии удалось запарковать машину около самого входа в ее любимый мотель, в котором она всегда останавливалась, когда приезжала в Пуэбло. У них был замечательный повар, и в ресторане всегда вкусно кормили. Кроме того, каждый номер выходил в маленький внутренний дворик, патио, с цветущим кустарником и деревьями.

Сбросив на пол у стойки портье свой рюкзак, Конрад потребовал лучший номер. Джорджии хотелось сказать, что она привыкла платить за себя сама, и прочитать ему назидательную лекцию о женском равноправии, но она сочла за лучшее не вступать в пререкания.

Через десять минут они входили в номер, во дворике которого росли пальмы и бегонии в вазах. Убранство комнаты было выдержано в спокойных розовых и серовато-зеленых тонах. На полу лежал плюшевый густо-зеленый ковер. Две огромные двуспальные кровати были застланы покрывалом такого же цвета. Заглянув в ванную комнату, Джорджия убедилась, что самое главное для нее сейчас место выглядит тоже роскошно.

— Сейчас я договорюсь с Энтони, а потом мне надо будет позвонить в Колорадо-Спрингс, — сообщил Конрад, садясь на кровать.

— В таком случае я пока пойду приму душ, — сказала Джорджия и, взяв свои вещи, проследовала в ванную комнату, где стоял восхитительный запах дорогого мыла, шампуня и лосьона для тела. Вернулась она в чистых джинсах и голубой рубашке, чувствуя себя снова полноценной женщиной. Конрад читал, лежа на кровати.

— Не стану тебя целовать, пока не приму душ, — как бы вскользь заметил он. — Энтони приедет через час, а пока я хочу попросить тебя съездить в магазин и купить мне кое-что из одежды. Вот список того, что мне необходимо. Мои старые брюки и рубашка годятся разве только для мусорной корзины.

— Разумеется, я съезжу, — холодно согласилась Джорджия, которую задел небрежный тон, каким была высказана просьба.

Выйдя на улицу, она села в машину и взглянула на список. Одежда. Предметы туалета. Она не поверила своим глазам: последним в списке стояли презервативы.

Да как он смеет обращаться к ней с подобной просьбой! Должно быть, он сумасшедший, если всерьез думает, что она, Джорджия Макмиллан, станет покупать ему подобные предметы. Никогда еще она не опускалась до такого и не собирается делать это сейчас.

Но если ты не купишь эти резинки, ехидно подсказал ей внутренний голос, то не сможешь заниматься любовью с Конрадом. Так что выбирай, Джорджия Макмиллан. К тому же ему самому сейчас трудно идти в аптеку, снова подсказал ей тот же услужливый голос.

Стараясь сдержать раздражение, Джорджия со скрипом затормозила у счетчика на стоянке и полезла в кошелек за мелочью.

Начнем с главного. У человека должны быть чистая рубашка и новые брюки. Полчаса ушло на выбор одежды. Покупать одежду для мужчины достаточно интимное дело, но самая интимная покупка ей еще предстояла.

Первым делом она выбрала в аптеке зубную пасту, щетку, крем для бритья, безопасные бритвы и, наконец, дезодорант. Сложив все это в корзину и приняв равнодушный вид, Джорджия подошла к стойке со стыдливой надписью: «Товары для мужчин».

Выбор был огромен. Отобрав несколько разноцветных пакетиков, она сняла их с металлических крючков и тщательно зарыла на самом дне корзины. Расплатившись, Джорджия вышла на улицу и, оглядевшись по сторонам, села в машину.

У нее было такое ощущение, что, купив презервативы, она взяла на себя обязательство заняться с Конрадом любовью. Нервно вздрагивая всем телом, как пугливый бурундучок, с тревожно бегающими, как у маленького олененка, глазами, она вошла в магазин женского белья. Чтобы успокоиться, Джорджия решила купить себе шелковую ночную сорочку. Уж коль скоро она совсем потеряла голову, надо хоть внешне выглядеть достойно.

Вернувшись в мотель, она застала там Конрада с его другом, который приехал чуть раньше. Энтони был примерно тех же лет, что и Конрад, высокого роста, стройный, с тонким умным лицом, внимательными карими глазами и шапкой рыжеватых волос.

— Мы с Конрадом старые приятели по колледжу, — объяснил он Джорджии, заканчивая бинтовать ногу. — Мне пришлось наложить ему пару швов, но должен сказать, что в целом вы, Джорджия, — вы позволите мне так вас называть? — прекрасно справились со своей задачей и первичную обработку раны произвели безукоризненно. Я не обнаружил никаких следов инфекции.

Конрад лежал бледный как полотно. Видно было, что обработка раны далась ему нелегко. Он, очевидно, успел до прихода Энтони принять душ, потому что его волосы еще не совсем высохли, он был чисто выбрит и вместо одежды замотан в банное полотенце.

— Сейчас я сделаю тебе, Конрад, обезболивающий укол, — объявил Энтони, — после чего ты скорее всего заснешь на несколько часов. Ложись на живот. Постарайся не нагружать эту ногу как можно дольше, — с чисто профессиональной невозмутимостью продолжал Энтони. — Не садись за руль по меньшей мере неделю и через несколько дней обязательно снова покажись врачу. Сейчас мне надо вернуться в больницу, но завтра днем я приеду и мы отобедаем втроем в вашем патио. До свидания, Джорджия. Поправляйся, дружище.

Сделав прощальный жест рукой, Энтони исчез.

— Сколько я его знаю, он всегда куда-то торопится, — улыбнулся Конрад. — Когда-то мы вместе играли в гандбол и покер. Ты, Джорджия, пойди поешь одна. Я что-то неважно себя чувствую.

Душ он принял, но целовать меня явно не собирается, разочарованно подумала Джорджия, заметив, как слипаются глаза Конрада. Напрасно я не спросила в магазине, принимают ли они обратно нижнее белье. Убрав свои вещи в стенной шкаф, она вышла.

Осмотрев местный музей, Джорджия заглянула в номер. Конрад спал как убитый. Она снова вышла, направившись на этот раз в ресторан, и плотно пообедала в одиночестве. Вернувшись, Джорджия опять застала Конрада спящим.

Можно, конечно, оставить ему записку, сесть в машину и отправиться в каньон, тем более что светит полная луна и у нее при себе имеется хороший ручной фонарь.

Наверное, это было бы самое разумное. Ее отец и мать приветствовали бы такое решение. Что касается Конрада, то скорее всего он до завтрашнего утра и не обнаружил бы ее исчезновения. Неизвестно, что вколол ему Энтони, но тот явно отключился надолго.

На кровать, на которой лежал Конрад, падал лунный свет, освещая его обнаженную грудь и лицо. Сильное, волевое и очень мужское. Она видела это лицо таким разным: искаженным от боли, горящим страстью, озаренным улыбкой.

Закрыв шторы, Джорджия присела и стала вспоминать события прошедшего дня. Она вспомнила, как он, преодолевая боль, подхватил ее на руки в тот самый момент, когда гремучая змея была готова сделать свой смертельный выпад. Как он утешал ее, горько плачущую, и как они без конца ссорились из-за каждого пустяка. Вспомнила она и то, каким просветленным становилось его лицо, когда он рассказывал ей о столь любимом им океане.

Сейчас ей предстоит сделать выбор. Она может оставить записку и уехать. Если она напишет, что не желает больше его видеть, он наверняка не станет ее искать.

Но может и остаться. Что бы она ни выбрала, во всем есть свой риск. Выбор, который она сейчас сделает, по всей видимости, определит всю ее оставшуюся жизнь.

Джорджия понимала, что ей предстоит выбирать между надежным и безопасным будущим, с одной стороны, и полной риска неизвестностью — с другой. Между одинокой отчужденностью и готовностью соединить свою судьбу с судьбой человека, душа которого для нее потемки.

Сердце Джорджии билось так громко, что она боялась, как бы оно не разбудило Конрада. Со вздохом она поправила подушку, чтобы ему было удобнее лежать, открыла комод и, достав только что купленную ночную рубашку, пошла в ванную комнату. Налив полную ванну, Джорджия напустила туда пены и с наслаждением погрузилась в нее. Закончив отмокать, она тщательно вытерлась мягким полотенцем, накинула через голову ночную сорочку и подошла к зеркалу.

На нее смотрела незнакомая женщина с горящими от возбуждения глазами. Струящийся шелк плавно облегал ее формы, выделяя все те выпуклости и округлости, которые делают женщину такой неотразимой в глазах мужчины. Довольная увиденным, Джорджия приняла решение. Она остается.

Первое, что она сделала, это положила на кроватную тумбочку цветные пакетики. Потом приподняла край одеяла и легла в кровать рядом с Конрадом. Он лежал на спине. Обняв его, Джорджия прижалась к нему всем телом и закрыла глаза. Как ни странно, ей не было страшно. Не ощутила она и особого сексуального желания. Ей было просто хорошо и покойно, и в данный момент этого было вполне достаточно.




Ее разбудил мужской голос и прикосновение его руки. Открыв глаза, она увидела какой-то яркий свет и подумала, что наступило утро.

— Джорджия! Дорогая! — услышала она шепот Конрада. — Я так боялся проснуться и обнаружить, что ты ушла.

— Я хотела так сделать, — призналась она.

— Слава Богу, что не сделала.

— Я поняла, что, если уйду, потом буду горько жалеть об этом. Скажи, почему ты не поцеловал меня после того, как ушел твой приятель Энтони?

— Не хотел начинать то, что, как я знал, не смогу закончить, — быстро ответил Конрад.

Его мгновенная реакция на ее вопрос не понравилась Джорджии. Все это выглядело так, как если бы ответ был домашней заготовкой.

— Честно говоря, мне показалось, что, вернувшись в цивилизованный мир, ты просто передумал.

— Выброси из головы такие нелепые мысли, улыбнулся Конрад. — Трудно поверить, что эту роскошную сорочку ты носишь с собой в рюкзаке, — задумчиво произнес он, ласково поглаживая шелковые складки, едва прикрывавшие ее грудь.

— Ты прав. Я купила ее только вчера для придания себе храбрости.

— Ты и без этого храбрая девочка. У тебя это от природы, — продолжал гладить ее набухшие груди Конрад. Казалось, он был не в силах оторваться от ее тела. Его рука властно легла на подтянутый живот Джорджии, потом спустилась ниже на бедро, повторяя соблазнительные изгибы ее молодого, стройного тела. Он как будто предъявляет свои права на меня, подумала она, содрогаясь от его прикосновений. — Теперь, когда у нас есть противозачаточные средства, мы можем заняться любовью, — хрипло произнес Конрад. — Конечно, если ты все еще хочешь этого.

— О да, — радостно улыбнулась ему в ответ Джорджия, подумав, как смешно бы выглядела, если бы вдруг начала сопротивляться. «Уж если ты разденешься, то куда ж ты денешься», — вспомнила она слова популярной песенки.

— Давай оставим свет, чтоб я мог видеть тебя, — предложил Конрад.

Краска стыда залила ее щеки.

— Я тоже хочу видеть тебя, — прижав палец к его губам и прикусив собственную нижнюю губу, прошептала Джорджия и вдруг с неожиданной для нее самой силой воскликнула: — Конрад, дорогой! Обними меня крепче! Я всегда была такой зажатой в любви. Сними с меня эти искусственные оковы, которые я сама на себя наложила. Освободи меня от них.

— Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, — с нежностью произнес Конрад. Убрав с лица Джорджии волосы, он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Вопреки ее ожиданию, первые поцелуи вовсе не были страстными. Напротив, он целовал медленно, не спеша, как целуют, когда знают, что впереди масса времени и некуда торопиться. Но разочарование было минутным. Уже в следующее мгновение она ощутила всю сладость и чувственность такой медлительности. Вслед за губами нежное прикосновение ощутили ее веки, скулы, потом ложбинка у основания шеи.

— Прошу тебя об одном, моя дорогая, — прошептал ей в ухо Конрад. — В порыве страсти не ударь по раненой ноге.

— Этого не будет, милый. Я имею в виду удара. Значит, я могу потерять голову от страсти? Ты мне это обещаешь? — Она с вызовом взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы. — Честно говоря, я немного боюсь.

— Сделаю все, что может сделать мужчина, — принял вызов Конрад. — Как ты думаешь, почему я так осторожен? Потому что у меня предчувствие, что нас ждут ураганные страсти.

— Значит, ты тоже боишься? Слава Богу, что не я одна, — облегченно вздохнула Джорджия, запуская руку в его густые жесткие волосы. — Если бы ты знал, как мне все эти дни хотелось гладить тебя по голове.

Он взял ее руку и положил себе на грудь, чтобы она могла ощутить биение его сердца. Затем осторожно спустил руку ниже.

— У тебя важное преимущество. — Джорджия смутилась. — Никакой одежды.

— Восстановим равенство? — предложил Конрад. Отбросив одеяло, он медленно стал снимать с нее ночную сорочку.

Джорджия, не отрываясь, смотрела на его обнаженное тело, такое прекрасное, с великолепными мужскими пропорциями и гордо стоящим членом.

В следующее мгновение его ладонь легла на ставшие влажными лепестки ее влагалища, и Джорджия почувствовала, как где-то в глубине ее забился пылающий пульс. Одна ее рука неистово ласкала его крепкие ягодицы. Другая осторожно гладила шелковистую, упругую поверхность его вздутого члена.

Резким движением Конрад полностью сбросил с нее рубашку и замер. Казалось, он только сейчас впервые увидел ее вздымающуюся высокую грудь, нежный изгиб бедер, темный треугольник волос внизу живота…

— Это всего лишь я, — не сдержала улыбки Джорджия.

— Я не представлял себе, что женское тело может быть таким прекрасным, — воскликнул Конрад, и в его глазах блеснул огонь желания.

— Ты тоже кажешься мне удивительно красивым, — призналась она.

Видимо, ему показалось, что язык слишком беден, чтобы до конца выразить его чувства. Взяв в руки ее лицо, Конрад надолго припал к губам Джорджии. Целуя его в ответ, она думала только об одном: умрет ли она уже сейчас от счастья или это случится позже, когда ее охватит всепоглощающая страсть, приближение которой она явственно ощущала.

Крепко сжав ее грудь, Конрад взял в рот сосок и начал лизать его своим влажным горячим языком, отчего тот моментально стал таким же твердым, как камешки на тропинке в каньоне. Сдавленным голосом она выкрикнула его имя и откинулась на кровать, желая только одного — чтобы он поскорее накрыл ее своей тяжестью. Обхватив Конрада за плечи, она с неизвестно откуда взявшейся силой потянула его на себя.

— Секунду, дорогая. — Он протянул руку к стоявшей рядом с кроватью тумбочке, на которой лежали маленькие цветные пакетики.

— Я сама их купила и совершенно забыла про них, — призналась Джорджия.

— Это звучит как комплимент мне, — совсем по-мальчишески самодовольно улыбнулся Конрад.

— Милый, я никогда не знала, что у секса столько оттенков. Только что мне казалось, что я умру, если ты немедленно не войдешь в меня, а теперь я готова смеяться над твоими шутками.

— Может быть, это и есть та самая душевная близость, о которой мы с тобой говорили?

— Не знаю, но я вовсе не хотела сказать, чтобы ты перестал ласкать меня и ограничился шутками, — вспыхнув от смущения, призналась Джорджия. — Впрочем, ты прекрасен, чтобы ни делал, но, когда смеешься, ты особенно неотразим.

— Прекрасен и неотразим, — повторил Конрад. Взяв за талию, он легко приподнял ее и посадил верхом на себя. — Прими меня, Джорджия, — как сквозь туман, донесся до нее его голос.

Он вошел в нее так легко, как будто ее влагалище было специально скроено для его члена. Ее легкие, осторожные движения вверх-вниз в сочетании с его мощными толчками создавали восхитительный ритм, удивительным образом сочетавший в себе негу и ярость, нежность и силу. Их тела раскачивались в унисон, точно так же, как в унисон бились их сердца.

По тому, как на мгновение замер, выгнув свое длинное тело, Конрад, Джорджия поняла, что сейчас последует взрыв. И от этой мысли у нее самой мгновенно наступил оргазм, заставивший ее со стоном упасть ему на грудь.

Их крики слились в один вопль, от которого, казалось, содрогнулись стены. Судороги сладострастия плавно перешли в чувственную дрожь.

— Тебе хорошо? — услышала она поразивший ее своей ненужностью вопрос.

— Ты спрашиваешь, хорошо ли мне? — с трудом разомкнув губы, спросила Джорджия. — Мне не просто хорошо. Ты подарил мне неземную благодать, и я без ума от восторга. Я чувствую себя опустошенной и в то же время полной сил и энергии, одновременно пресыщенной и голодной… Может быть, достаточно?

— Ты хочешь сказать, что побывала на небесах?

— Не только на небесах. Казалось, весь мир был у моих ног, — вдруг всхлипнула Джорджия.

— Не плачь, дорогая. — Конрад осторожно пальцем снял нависшую на ее ресницах слезу. — Не могу видеть твои слезы.

— Я испытала такое счастье, что мне даже стало страшно, — призналась она.

— Ты не должна ничего бояться. — Он успокаивающе обнял ее. — По крайней мере, пока мы вместе.

— А если нам придется расстаться, что тогда?

Она сама не знала, почему вдруг задала такой неуместный вопрос. Меньше всего ей хотелось сейчас думать о завтрашнем дне. С легким вздохом Джорджия приникла щекой к его плечу.

— Ты не против, если я вздремну, — невнятным голосом пробормотала она и тут же заснула.




7


Джорджия проснулась оттого, что мужской голос пел в ванной комнате что-то очень страстное. Кажется, это ария Кармен, удивилась она. История неистовой любви с печальным концом.

Почему Конрад не разбудил ее? Наверное, хотел дать ей выспаться. Проснувшись одновременно на рассвете, они в полумраке с такой же страстью, что и накануне вечером, кинулись друг другу в объятия и предались любви, вершиной которой снова стал почти одновременный оргазм обоих.

Зарывшись лицом в подушку, Джорджия вдохнула в себя запах его кожи и с наслаждением потянулась. Она прекрасно себя чувствовала, но чего-то не хватало. Впрочем, ей не надо было долго ломать голову над тем, чего именно. Ей снова хотелось любви. Прямо сейчас, в третий раз.

Ничего подобного она никогда не ощущала ни с Эндрю, ни тем более с Уорреном. С ними она каждый раз ждала, когда все это кончится, чтобы снова стать самой собой. Теперь-то она понимала, что самой собой может быть только в объятиях Конрада.

Пение прекратилось, и одновременно перестала шуметь вода. А что, если ей попробовать заманить его в постель, подумала Джорджия.

Минуту спустя Конрад уже стоял рядом с полотенцем на бедрах.

— Как одиноко чувствуешь себя в такой огромной постели, — томно произнесла она, слегка откидывая одеяло и одновременно потянув за край полотенца.

— Ты уже чем-то недовольна? — удивился он, присаживаясь на край кровати.

— Ты всегда поешь оперные арии под душем? — спросила Джорджия, ложась ему на колени.

— Нет, я люблю и другую музыку тоже, — рассеянно отвечал Конрад, положив небрежно руку ей на живот. — Знаешь ли ты, дорогая, который час?

— Наверное, половина девятого, — сказала она наугад.

— Пять минут одиннадцатого. В двенадцать придет Энтони, с которым мы договорились пообедать, и мне не хотелось бы, чтобы он застал меня наслаждающимся твоим роскошным телом.

— Пять минут одиннадцатого! Не может такого быть, — запротестовала Джорджия.

— Даже шесть, — уточнил он, взглянув на стоявшие на тумбочке часы. — Не забудь, сколько энергии мы потратили в эту дивную ночь, дорогая.

Как ей нравились его морщинки в уголках глаз, когда он улыбался. Полюбила она и складки вокруг его губ, появлявшиеся каждый раз, когда он смеялся.

— Ты так завел меня, что я теперь никак не могу остановиться, — удивляясь собственному нахальству, заявила Джорджия.

— Одевайся, дорогая, — охладил ее пыл Конрад, целуя при этом в шею.

— Ты думаешь, твои поцелуи помогут тебе вытянуть меня из постели? — Джорджия состроила недовольную гримасу. — Как твоя нога? — спохватилась она.

— Я собираюсь сообщить доктору Энтони, что изобрел новый способ исцеления от пулевых ранений. Секс как метод лечения, по-моему, еще не описан ни в одном медицинском учебнике. Кстати, где одежда, которую ты мне купила?

Конрад встал и, повернувшись к ней спиной, уронил полотенце на пол. При виде его мощной трапециевидной фигуры Джорджию охватила необъяснимая паника.

— Конрад! Ты не уйдешь? — тоскливо спросила она.

— Что у тебя за мысли? — Он удивленно повернулся к ней.

— Сама не знаю… Не обращай, пожалуйста, внимания.

— Я никуда не исчезну, если, конечно, ты сама этого не захочешь, — твердо пообещал он. — Но даже и в этом случае попытаюсь тебя удержать. А теперь одевайся и пойдем вниз выпьем кофе.

Через пятнадцать минут они сидели в зале ресторана. Конрад выглядел неотразимым в вельветовых брюках и синей рубашке, купленных для него Джорджией. Оба были слишком голодны, чтобы ждать Энтони, и поэтому заказали себе для начала кофе и горячие булочки.

— Джорджия, скажи мне, дорогая, на дворе октябрь месяц, почему ты не в школе? — задумчиво помешивая ложечкой сахар, спросил Конрад.

Джорджия аккуратно поставила чашечку на блюдце. Казалось бы, невинный вопрос явно смутил ее.

— У меня есть на это личные причины.

Застигнутая врасплох, она произнесла эту фразу с подчеркнуто независимым видом, что сделало ее ответ невежливым и даже вызывающим.

— В большинстве случаев люди ведут себя так или иначе именно по личным причинам, — нахмурился Конрад.

— А вот и наш сок, — с искусственной улыбкой объявила она.

— И все-таки, что за причина? — повторил он, дождавшись, когда официант отошел от стола.

— Я не хочу говорить об этом.

— То, чем мы занимались в постели, тоже очень личное, — остановил он ее руку, потянувшуюся было за стаканом.

— То был секс. Это совсем другое, — вздернув подбородок, возразила Джорджия.

— Значит, между сеансами любви мы можем говорить только о погоде и газетных новостях? Так не пойдет, Джорджия!

— Мы снова ссоримся, на этот раз уже в публичном месте.

Она залпом выпила стакан сока.

— Я не соглашусь на отношения такого рода, — возразил Конрад. — После того, что произошло вчера между нами, я стал другим человеком. И другим меня сделала ты, и я не хочу, чтобы по-настоящему близкие, сердечные отношения были между нами только в постели. Если же ты станешь на этом настаивать, сегодня мы будем спать в разных комнатах.

— Люди могут уживаться друг с другом, только если они идут на компромиссы, — возмутилась Джорджия. — Как ты смеешь предъявлять мне ультиматум!

— Смею и говорю это вполне серьезно.

— Ты сам говорил, что не хочешь, чтобы наши отношения зашли слишком далеко.

— Но они все-таки зашли, хотел я этого или нет.

— Мои родители никогда так не ссорились, как мы с тобой.

— Значит, они не питали друг к другу по-настоящему сильных чувств.

Официант принес плетеную корзинку с горячими булочками, масло, джем и мармелад. Джорджия с отвращением взглянула на еду, чувствуя, что не сможет теперь проглотить ни кусочка.

— Я не обязана отвечать ни на один из твоих вопросов, — сказала она, тем не менее нервно намазывая масло на хлеб.

Какое-то мгновение ей казалось, что Конрад сейчас встанет, с грохотом отшвырнет стул и выйдет вон. Она старательно прожевывала булочку, совершенно не ощущая ее вкуса. Конрад сидел молча, и только по побелевшим от напряжения костяшкам пальцев, которыми он крепко сжимал край стола, было видно, чего ему стоит это напускное спокойствие.

— Знаешь, я не большой знаток сердечных дел и, наверное, чего-то не понимаю. Ты спросила меня, почему я тебя не поцеловал, когда ушел Энтони. Так вот отвечаю. Для меня поцелуй всегда был прелюдией к сексу, и я не мыслил одно без другого. Я не был готов к близости, поэтому и не поцеловал тебя. Но после вчерашней ночи я понял, что, хотя поцелуй, конечно, связан с сексом, одно не обязательно должно следовать за другим. Что, кроме секса, между мужчиной и женщиной могут быть совершенно особые отношения, отношения близких и любящих людей.

Он помолчал, глядя на лежавшую перед ним на тарелке булочку.

— Джорджия! Мы не можем быть вместе в постели и врозь во всей остальной жизни.

Она увидела на его лице выражение неподдельного страдания, и гнев ее мгновенно прошел. Она поняла, что небезразлична ему. Больше того, все, что связано с нею, для него необычайно важно. Он любит не только ее тело, но и душу.

— Конрад! Ты тоже изменил мои взгляды на жизнь, — с трудом подбирая слова, сказала она, глядя на стекающие с булочки капли джема.

— С того первого дня, как я увидел тебя, ты выглядишь неимоверно усталой, — сочувственно произнес Конрад. — В тебе чувствуется какая-то особая усталость, которая не проходит после крепкого ночного сна. Я не говорил тебе этого только потому, что не принято говорить такое женщине, если хочешь произвести на нее хорошее впечатление. Джорджия, дорогая, ты выглядишь бесконечно усталой, поэтому я не стану пререкаться с тобой.

— Да, я устала. Больше того, я измучена. Кто не устает сегодня при нынешнем темпе жизни и тех бесконечных проблемах, с которыми всем нам приходится сталкиваться… Поэтому я и взяла отпуск. Давай лучше не будем об этом.

— Все-таки расскажи мне о своей работе. В какой школе ты преподаешь? В средней или начальной?

С трудом подбирая слова вначале, но все более и более оживляясь, Джорджия начала рассказывать ему о переполненных классах, десятилетних наркоманах и поножовщине среди ребят постарше, о проституции, голоде и расизме. Горько жалуясь на суровые школьные будни, она, сама не отдавая себе в том отчета, с огромной любовью говорила о своих учениках и своей работе.

Словно спохватившись, Джорджия замолчала. Откинувшись на спинку стула, она молча смотрела на остывшие булочки с видом человека, которому только что взвалили на плечи непомерную тяжесть.

— Как долго ты преподаешь? — осторожно дотронувшись до ее руки, спросил Конрад.

— Семь лет. С того самого дня, как окончила колледж.

— Джорджия, дорогая. Семь лет работы в таких условиях могут убить лошадь. Ты не должна стыдиться своей усталости.

— Почему ты решил, что я стыжусь? — Она удивленно посмотрела на него.

— Потому, как ты рассказываешь об этом.

— Да, наверное, ты прав, — вздохнула Джорджия. — Но все равно я чувствую себя виноватой. Вместо того чтобы находиться в школе, я прохлаждаюсь здесь, в пустыне.

— Когда ты должна вернуться?

— После Рождества.

— Я так понимаю, что спутал все твои планы?

— Что-то вроде этого, — слабо улыбнулась Джорджия.

— Куда ты хочешь, чтобы мы теперь отправились?

— Весь мой прошлый жизненный опыт настоятельно велит мне возвращаться туда, откуда я привезла тебя, — в пустыню. Причем вернуться туда я должна одна.

— Ты действительно собираешься это сделать?

— Слушай, нечестно задавать мне такой вопрос, — запротестовала она.

— Это единственный вопрос, который имеет значение, — возразил Конрад.

Он сделал знак официанту, и тот принес еще одну чашку кофе.

— Ты, кажется, неравнодушен к сладкому, — не удержалась Джорджия, наблюдая, как он тщательно размешивает двойную порцию сахара.

— Сестрам приходилось экономить на всем. С тех пор я никак не могу наесться сладкого, — засмеялся Конрад.

— Они, безусловно, были очень добры к тебе, но в приюте трудно научиться тому, как дарить теплоту другим и воспринимать душевную теплоту самому.

— Я обожал сестру Амелию, но кроме меня она по долгу службы должна была любить еще семерых детей. С тобой я впервые понял, чего мне так не хватало всю мою жизнь. Ты перевернула многие мои прежние представления. Я потому веду себя так странно, что до сих пор не могу оправиться от шока, который испытал от встречи с тобой.

— Ты, кажется, все обдумал и рассчитал, — в отчаянии произнесла Джорджия. — Хотела бы я иметь твое самообладание!

— Если я произвожу на тебя такое впечатление, значит, я чертовски хорошо умею притворяться. — Конрад усмехнулся и сделал большой глоток кофе. — Я спрашивал тебя, куда мы отправимся. Лично я хотел бы, чтобы мы поехали вместе в Колорадо-Спрингс.

— Зачем? — удивилась она.

— Послезавтра у меня назначена там деловая встреча по поводу завещания Грейс Беккер, и я не хочу оставлять тебя здесь одну.

Джорджия знала, что рано или поздно ей придется задать ему вопрос о том, кто такая Грейс Беккер и почему вдруг она завещала ему свое состояние, но сейчас ей меньше всего хотелось говорить об этом. Поэтому она ограничилась коротким банальным замечанием насчет того, что Колорадо-Спрингс — это не пустыня, где она собиралась провести свой отпуск.

— У тебя еще будет время пожить в твоей любимой пустыне. Ведь ты сказала, что тебе надо вернуться к Рождеству, не так ли?

— В это время там идет снег, Конрад, и я совершенно не готова жить в зимних условиях. И вообще, не кажется ли тебе, что нам пора возвращаться в номер?

— По-моему, наступила моя очередь спросить, не собираешься ли ты исчезнуть, дорогая Джорджия.

— Если я приму такое решение, ты будешь о нем извещен, — сурово объявила она.

Судя по растерянному виду Конрада, он не ожидал столь решительного отпора.




Энтони устроил им такое роскошное угощение, что у Джорджии невольно проснулся аппетит. Она с удовольствием пробовала все блюда, громко смеялась и была подчеркнуто вежлива с Конрадом. При этом без всяких усилий с ее стороны она узнала массу интересного о своем любовнике. Энтони все время расспрашивал его о работе, и тот, разговорившись, начал рассказывать о том, какие восхитительные песни поют горбатые киты, и о том, какая это удача увидеть собственными глазами ставшего большой редкостью голубого кита. С детской непосредственностью он увлеченно говорил о своей любви к этим гигантским млекопитающим, таким таинственным и уязвимым.

Когда он закончил, Джорджия от охватившего ее волнения с трудом проглотила комок в горле. Ей до смерти захотелось отправиться с ним в экспедицию, чтобы собственными глазами увидеть выскакивающих из воды дельфинов или поднимающуюся из волн могучую тушу кита-полосатика. Последние годы все свое свободное время она проводила в пустыне. Но есть и другие миры, достойные исследования. Например, прошлую ночь она посвятила исследованию тела Конрада.

Джорджия с ужасом подумала, что ее греховные мысли могут отразиться на лице, и, чтобы избавиться от них, начала преувеличенно громко нахваливать лимонный торт.

— Энтони, скажите, пожалуйста, где вы его купили?

Несколько удивленный такой резкой сменой темы разговора, покладистый Энтони переключился с китов на проблемы кулинарии. Ровно в час двадцать, собрав остатки угощения, он откланялся.

— У меня расписана вся вторая половина дня. Рад был с вами познакомиться, Джорджия. Желаю тебе удачи, Конрад. — Он похлопал друга по плечу. — Следи за ногой. Встретимся в январе, а может быть, и раньше.

Проводив Энтони, Конрад вернулся в номер и сел на кровать.

— Хочу отдохнуть. Ты составишь мне компанию? — спросил он Джорджию.

Закрыв входную дверь на задвижку, она села рядом с ним на кровать.

— Мне понравился твой приятель.

— Да, он хороший парень. А теперь настало время рассказать тебе, кто такая Грейс Беккер.

— Да в общем-то это не мое дело, — с притворно незаинтересованным видом ответила Джорджия.

— О Господи! Да прекрати ты, наконец, вести себя так, как будто мы совершенно чужие люди, — взорвался Конрад. — Все время, пока здесь находился Энтони, ты держалась так, словно ты моя двоюродная тетушка. Ты моя любовница. Слышишь, любовница!

— Думаю, даже в соседних номерах слышно, так ты кричишь. Как еще я должна была себя вести? Выйти в черном лифчике и покусывать тебя за ухо?

Раздался громкий смех. Конрада так же легко и быстро можно было рассмешить, как вызвать его гнев.

— Прекрасная идея, — сквозь смех похвалил он ее. — Кстати, а у тебя действительно есть такой лифчик?

— Нет, но это легко поправимо.

Больше ничего сказать она не успела. С неожиданной легкостью для человека, раненного в ногу, Конрад рванулся через всю кровать, заключил Джорджию в объятия и стал покрывать ее лицо поцелуями, в которых неизвестно чего было больше — нежности или яростного желания обладать ею. Джорджия горячо отвечала на его поцелуи. Так, как если бы она, изголодавшись по мужской ласке, долгие месяцы ждала этого мгновения. Дрожащими от возбуждения руками она расстегнула ему пуговицы на новой рубашке и впилась ногтями в его обнаженную спину.

Вытащив тенниску Джорджии из брюк, Конрад бросил на пол свою собственную рубашку. Туда же полетели брюки и носки. Теперь, когда между их телами не было никакой преграды, они предались яростным и в то же время безмолвным ласкам. В этот раз им не понадобились никакие предварительные игры. Он сразу вогнал свой член в ее жаждущее горячее лоно.

— Любимый, дорогой, прошу тебя, еще! — повторяла она как молитву. Почувствовав приближение кульминации, Джорджия обняла ногами тело Конрада и, подстроившись под его ритм, вместе с ним ринулась к заветной цели. Яркая как радуга вспышка озарила комнату. В полном изнеможении она закрыла глаза и погрузилась в бархатный мрак блаженства…

Поднявшись на локтях, Конрад горящими глазами наблюдал, как продолжает биться в конвульсиях сладострастия ее тело. Джорджия слышала его тяжелое дыхание, ощущала биение его сердца.

— Как это произошло? — убирая намокшие волосы ему со лба, спросила она, с трудом разлепив губы.

— Очень просто. Ты соблазнила меня, — улыбнулся Конрад. Взяв ее руку, он по очереди целовал палец за пальцем. — Мне показалось, что в момент экстаза ты назвала меня любимым. Я не ослышался?

— Нет, дорогой. Я сказала то, что чувствовала в это дивное мгновение, — покраснев от охватившего ее смущения, призналась она. — По правде говоря, я никогда еще не произносила таких слов. Сама не знаю, как они вырвались.

— Это замечательно, радость моя.

Это, конечно, прекрасно, но что, если я привыкну и уже не смогу жить без этого мужчины? — думала Джорджия. Без паутинки морщинок, которые образуются вокруг его глаз, когда он смеется. Без запаха его кожи, который невозможно ни с чем спутать. Без тех наслаждений, которые мы оба ощущаем в момент слияния наших тел.

Одиночество в пустыне, как и жизнь в палатке, больше не казались ей вершиной удовольствия. Как она будет жить без Конрада, если он без нее уедет в Колорадо-Спрингс? Кажется, я попадаю в полную зависимость от этого человека, с тоской подумала она.

— Джорджия, что-то не так? — прочел ее мысли Конрад.

Как бы ни были они близки, она все еще не готова разделить с ним свои самые сокровенные мысли.

— Ты хотел рассказать мне о мисс Беккер.

— Я многое должен тебе рассказать.

Он откинулся на подушку и лег на бок, чтобы видеть ее лицо.

— Поверь, я не имею ни малейшего представления о том, почему эта дама упомянула мое имя в своем завещании. Еще более непонятно требование ее адвоката, мистера Перси, чтобы я срочно явился в его контору. Днем раньше, днем позже — какая разница? Я так и не смог добиться от него объяснения. Этот человек нем как рыба. Из него слова лишнего не вытянешь.

Джорджию почему-то вдруг охватил страх. Чтобы как-то отвлечься, она начала старательно поправлять одеяло, приготовившись слушать продолжение рассказа.

— Грейс Беккер умерла месяц назад. Легла в больницу на обычное медицинское обследование, и вдруг у нее обнаружили какую-то особо опасную форму рака. После этого она прожила лишь три недели.

Как бы пытаясь вспомнить далекое прошлое, Конрад задумчиво потер пальцами лоб.

— Мы не виделись лет семь или восемь. При расставании она сама потребовала, чтобы наши пути никогда больше не пересекались. Вот почему мне кажется таким странным, что она вспомнила обо мне в своем завещании.

Кажется, придуманная ею история со старой дамой, увлекшейся филантропией, не оправдалась, подумала Джорджия.

— При каких обстоятельствах вы познакомились? — спросила она, облизывая высохшие от волнения губы.

— В Калифорнии. Я занимался исследованием миграции серых китов, а Грейс приехала ознакомится с местными виноградниками. Мы встретились совершенно случайно… Послушай, мне что-то не хочется рассказывать тебе все подробности.

— Пожалуйста, продолжай, — попросила Джорджия, которой еще меньше хотелось их слушать.

— Надо сказать, эта дама действовала весьма откровенно. Она с самого начала заявила, что наши отношения будут продолжаться ровно столько, сколько мы будем находиться в Калифорнии. Я никогда не был в ее доме в Колорадо, а она в моем в Массачусетсе. Такой вариант меня вполне устраивал. Никаких серьезных обязательств.

Задумавшись, Конрад рассеянно накручивал на палец ее локон. Было видно, что мысли его витают где-то далеко.

— Мы провели вместе около месяца. Грейс оказалась симпатичной девушкой и хорошим другом. Она спокойно относилась к моим частым отлучкам, когда я надолго уходил в море. Я не был влюблен, она, по-моему, тоже, и, когда настало время расставания, мы даже не обменялись адресами.

Первое время я скучал, но потом мне предложили контракт на двухмесячную экспедицию, и вскоре я забыл о ней. Забыл до того самого момента, пока мне не позвонил ее адвокат мистер Перси и не потребовал, чтобы я бросал все свои дела и немедленно, в тот же день, выезжал в Колорадо-Спрингс.

Джорджия молча слушала, думая, что нелепо с ее стороны ревновать Конрада к мертвой женщине, которая так трагически ушла из жизни.

Она невольно отодвинулась на край кровати, а когда он попытался обнять ее за плечи, мягко, но решительно отвела его руку.

— Мне уже тридцать пять, Джорджия, — нахмурился Конрад, — и у меня есть прошлое, от которого никуда не денешься. Могу заверить тебя только в том, что никогда не любил эту женщину.

— Благодарю тебя за откровенность, Конрад, но мне надо принять душ, а потом я хотела бы прогуляться.

— Надеюсь, ты вернешься? — Конрад так крепко взял ее за руку, что та побелела.

— Я уже говорила, что не уйду, не предупредив тебя об этом, а сейчас мне надо подумать обо всем, что произошло между нами. Честно говоря, я расстроена и немного запуталась.

— Я хочу, чтобы ты завтра поехала со мной, — попросил ее Конрад. — Ты заняла важное место в моей жизни, такое, какое ни Грейс, ни другие женщины никогда не занимали. Я не могу доказать это. Тебе придется поверить мне на слово.

Джорджия молча собирала раскиданные на кровати и полу вещи, ничуть не смущаясь при этом собственной наготы.

— Тебе хорошо бы сейчас заснуть, — на правах близкого человека распорядилась она. — Я вернусь к ужину. Обещаю, что к этому времени приму окончательное решение относительно того, как мне распорядиться своей дальнейшей жизнью.

Конрад на это благоразумно промолчал. Закрыв в ванной комнате дверь, Джорджия взглянула на себя в зеркало. Вряд ли душ или прогулка помогут ей разобраться в создавшемся положении. Надев на голову пластиковую шапочку и тщетно попытавшись заправить под нее свои буйные кудри, она повернула кран и встала под горячую струю.




Она оказалась совершенно права — прогулка ничуть не успокоила ее разбушевавшиеся эмоции. Скорее даже напротив, еще больше возбудила ее, потому что, идя по улице, Джорджия набрела на бутик женского нижнего белья, испытав при этом сильное желание купить черный лифчик. Конрад остался бы очень доволен такой покупкой.

Перейдя на другую сторону подальше от соблазна, она зашла в маленький кафетерий, чтобы выпить чашечку кофе. Конрад хочет, чтобы она поехала с ним в Колорадо-Спрингс. Как же ей быть? И если она решит ехать, то ради кого? Ради Конрада или потому, что сама этого хочет.

Шоколадные крошки таяли в белой пене. Почти точно так же, как тает она каждый раз, как Конрад только взглянет на нее. Не говоря уже о том, когда он ей улыбнется. Или поцелует.

Ей очень хотелось убедить себя, что между ними нет ничего кроме секса. Но никак не получалось. Секс, конечно, важная составная их отношений, рассуждала она, наклонившись над чашкой кофе, но есть еще нечто такое, что обозначается таинственным и многозначным понятием «духовная близость». Она неотделима от секса, но не ограничивается им. Существовала ли она в отношениях между ее родителями? Трудно сказать. Они были сдержанны в проявлениях чувств, особенно на людях. Зато они никогда между собой не ссорились так, как она постоянно ссорится с Конрадом.

Может быть, все дело в том, что его присутствие всегда вселяет в нее энергию. В ее реакции появляется какая-то исступленность, приносящая ей иногда радость, но нередко и мучения.

Я поеду в Колорадо-Спрингс, решила Джорджия.

Допив кофе и расплатившись, она вышла из кафе и направилась снова на другую сторону улицы.

В бутике она провела много времени и потратила массу денег. Черный цвет всегда был мне к лицу, удовлетворенно думала она, забирая пакеты с покупками.

Она пошла дальше и сразу же наткнулась на другой бутик, из которого вышла с очаровательным платьем нежно-голубого цвета, единственным украшением которого служили подчеркнуто скромный черный вельветовый воротничок и манжеты, а также с роскошным длинным плащом, сшитым из какой-то особой блестящей ткани.

Потом она зашла в обувной магазин, стараясь вспомнить, когда в последний раз покупала себе сразу столько обновок. В школе Джорджия, как правило, носила джинсы и спортивный хлопчатобумажный свитер. Перебрав массу туфель, она остановила свой выбор на изящных черных шпильках. После этого было уже просто необходимо зайти в ювелирный магазин за черными серьгами, а затем в парфюмерный за косметикой.

Когда она вошла в номер, Конрад только что закончил принимать душ. На нем были только брюки, мокрые волосы гладко причесаны назад, на руке висело полотенце. Конрад испытующе взглянул на нее, и Джорджия поняла, что он отнюдь не был так уверен в том, что она вернется, как это старался показать.

— Я купила кое-что из одежды, — небрежным тоном объявила она, бросая пакеты на кровать. — Тебе не будет за меня стыдно в Колорадо-Спрингс.

— Ты продемонстрируешь мне свои наряды? — присвистнув в знак одобрения, спросил Конрад.

— Завтра, когда ты пригласишь меня на обед, — улыбнулась довольная Джорджия. — Вот увидишь, ты останешься доволен моими покупками.

— В таком случае надо идти в полицейский участок, чтобы забрать мои вещи. Ради достопочтенного адвоката Перси я взял с собой свой лучший костюм.

— Хорошо, и имей в виду, что завтра рано утром я уеду в каньон за своими вещами.

Она ожидала, что Конрад начнет возражать, но он воспринял эту новость на удивление спокойно.

— Поезжай. Думаю, что Эйда и Россера давно и след простыл. После того как там побывала полиция, они, конечно, постарались убраться подальше.

— Ты веришь, что я вернусь?

— Знаешь, в любовных историях не часто фигурирует честность как важная составляющая отношений между мужчиной и женщиной. Но для меня — это одно из главных человеческих достоинств, и ты безусловно честный человек, что я, поверь, очень в тебе ценю.

— Ты тоже честен, — застенчиво произнесла она.

— Но кроме честности у тебя масса других качеств, — ухмыльнулся Конрад. — Ты жуткая спорщица, твои поступки непредсказуемы и… ты невероятно сексуальна.

— Должна признаться, ты тоже кажешься мне сексуальным мужчиной, — стыдливо опустив ресницы, призналась Джорджия, отодвигаясь от его протянутой руки. — Сначала полицейский участок, Конрад. Секс потом.

— У меня такое чувство, что я мог бы уговорить тебя поменять эти два дела местами.

— Мог бы, — откровенно призналась она.

Рассмеявшись, он шлепнул концом полотенца ее по попе и пошел одеваться. Издав звук, напоминающий кошачье мурлыканье, Джорджия начала перекладывать покупки из пакетов в шкаф.




8


На следующий день после обеда Джорджия и Конрад ехали в машине по направлению на север. Тщательно упакованные туристские принадлежности лежали в багажнике. К ее удивлению, при взгляде на то место, где неделю назад она разбила лагерь, у нее не возникло желания остаться. Находиться рядом с Конрадом доставляло ей теперь гораздо больше удовольствия, чем ее прежняя жизнь в пустыне.

— Теперь самое время рассказать мне об Эндрю, — вдруг предложил Конрад. — Сколько ему лет, какая у него фамилия.

Никогда раньше Джорджия не задумывалась над тем, какое место в ее жизни занимал этот мужчина. Тем более что последний год она вся ушла в работу, загрузив себя по самую маковку, чтобы отвлечься от одолевавших ее тяжелых мыслей. Лишь встретив Конрада, она начала постепенно выходить из этого состояния.

— Его полное имя Эндрю Кемден, — неохотно начала она. — Ему тридцать один год, и он очень скромный человек. Как и я, преподает в школе, коллекционер, собирает антикварное стекло.

Она замолчала.

— Пожалуйста, продолжай.

— Мы знакомы семь лет. Последние четыре года регулярно встречались и стали очень хорошими друзьями. Вместе ходили в кино, ели пиццу, бегали по утрам в парке. После школьных уроков вели легкоатлетический и драматический кружки. Все было так спокойно, надежно. Я нуждалась тогда в таких отношениях. Они помогали мне преодолеть жизненные проблемы, которых было предостаточно.

— Что же потом случилось?

— Конец был довольно банальным, — вздохнула Джорджия. — Год назад в сентябре мы отпраздновали мое двадцативосьмилетие. За праздничным обедом выпили несколько больше, чем обычно. Вечер закончился в постели. Это был первый и последний раз. После этого, встречаясь, мы чувствовали себя неловко, начали избегать друг друга и постепенно нашей дружбе пришел конец.

Вскоре Эндрю влюбился в новую учительницу… В следующем месяце у них свадьба.

— Тебе не кажется, что ваши отношения с Эндрю очень напоминают отношения твоих родителей? Все так разумно, я бы сказал, деловито, по-хозяйски. Ты, видимо, переживала разрыв с ним и поэтому выглядела такой измученной, — не то спросил, не то сделал для себя вывод Конрад.

— Да нет. Были и другие причины, и прежде всего моя лучшая подруга Сюзанна. В конце учебного года она заболела бронхитом, который потом перешел в воспаление легких. Большую часть августа и сентября я ухаживала за ней и за ее четырьмя котами. Кстати, с тех пор не переношу запаха песка для кошачьего туалета.

— Знаешь, что я собираюсь сделать? — воспользовался наступившей в рассказе паузой Конрад. — Я отвезу тебя на Карибские острова, и ты поживешь там полгода, ничего не делая.

— С тобой я не чувствую себя усталой, — благодарно улыбнулась Джорджия.

— Мы все глубже и глубже погружаемся в прошлое, — положив ей на бедро свою тяжелую руку, заметил он. — Может быть, пора сменить тему и действительно поговорить о погоде? Тем более что мы, кажется, едем в сторону дождя, — добавил он, указав на видневшиеся впереди низкие, темные тучи.

— Скоро мы выедем на главную автостраду, — с гримасой брезгливости заметила Джорджия, оглядываясь на лежавшего на обочине дохлого койота.

По автостраде с ее четырьмя полосами движения в каждую сторону они поехали значительно быстрее и к пяти часам были уже в Колорадо-Спрингс.

В гостиничном номере Конрад, не разобрав вещи, уселся в кресло и задумался. Кажется, я напрасно купила черное белье, подумала разочарованная Джорджия, глядя на ушедшего в себя Конрада.

— Что случилось, дорогой? — как можно мягче спросила она его.

— Я очень рад, что ты едешь со мной к этому Перси, — признался тот. — Меня одолевают плохие предчувствия.

— Так, значит, у тебя плохое настроение не из-за меня? — обрадовалась Джорджия.

— При чем здесь ты? — удивился Конрад. — Знаешь, мне сейчас так же не по себе, как когда я плавал вокруг кита, который был в пятьдесят раз больше меня по размерам, пытаясь освободить его из рыболовецкой сети. Одного удара его мощного хвоста хватило бы, чтобы отправить меня на тот свет.

Он повесил пиджак на деревянную вешалку.

— Джорджия, ты пойдешь завтра со мной в контору этого адвоката? Я знаю, что хочу от тебя слишком много, но я в самом деле чувствую себя гораздо увереннее, если ты рядом.

Она нужна ему. Вот что означает его просьба.

— Да, дорогой. Пойду.

— Спасибо! — вздохнул он, с явным облегчением кладя руку ей на плечо.

Господи, подумаешь, какое одолжение, пойти в логово к этому неразговорчивому адвокату. Да она еще не такое может для него сделать, лишь бы к нему вернулась его чудная беззаботная улыбка.

— Ты весь день провела за рулем, дорогая. Почему бы тебе не залечь в ванну, чтобы снять напряжение? А я тем временем пойду куплю газеты. Может быть, сходим сегодня куда-нибудь на концерт или в театр.

— Хорошо, — согласилась Джорджия, но вместо того, чтобы отмокать в ванне, она быстро приняла душ и легла в постель. Вернувшись, Конрад застал ее лежащей в соблазнительной позе в черном белье с кружевами и длинных черных чулках.

Закрыв за собой дверь на дверную цепочку, Конрад с горящими от увиденного глазами подошел к кровати.

— Выбирай! Балет или я?

— Я обещала соблазнить тебя, — игриво двигая бедрами, ответила Джорджия.

Газеты полетели в мусорную корзину.

— Рад, что ты держишь обещания, — одобрительно улыбнулся Конрад, сбрасывая с себя одежду.

Обнаженный, с набухшим от возбуждения членом он лег рядом с ней. Забыв обо всех приемах, которые она собиралась использовать, чтобы пробудить в нем желание, Джорджия просто раскрыла ему навстречу свои объятия.

На следующий день в девять утра они оба стояли перед дверью красного дерева, на которой висела полированная медная табличка: «Фирма Перси и сыновья». Конрад был неотразим в сером костюме в тонкую светлую полоску. Джорджия чувствовала себя прекрасно в новом платье и туфлях. То, что под платьем у нее черное белье, Перси знать не обязательно, подумала она, ободряюще сжимая пальцы Конрада.

— Кажется, я еще не говорил тебе сегодня утром, что ты очаровательна, — взволнованно произнес он, отвечая на ее прикосновение. Его лицо все еще хранило воспоминания о тех любовных ласках, которым они предавались накануне. Об обеде, съеденном в постели, поскольку никто из них не хотел вставать.

— Ты самый красивый мужчина в штате Колорадо, — с нежной улыбкой ответила ему Джорджия. — И самый сексуальный.

— Надеюсь, ты не будешь проверять экспериментально последнее заявление, — с наигранной строгостью сказал Конрад, целуя ее за ушком.

Джерри Перси оказался гораздо моложе и любезнее, чем это можно было предположить из рассказов о нем Конрада. Конрад представил ее как свою подругу и не допускающим возражения тоном сказал:

— Я хочу, чтобы мисс Макмиллан присутствовала при нашем разговоре.

— Разумеется, — охотно согласился адвокат, снимая с лежавшей на столе папки с документами кожаное пресс-папье. У него были редкие волосы и бледно-голубые глаза. Он заметно нервничал, и его нервозность невольно передалась Джорджии.

Откашлявшись, Джерри Перси открыл папку и вынул оттуда письмо.

— Чтобы проще и быстрее войти в курс дела, прочитайте, пожалуйста, это письмо, — предложил он, протягивая его Конраду. — Я осведомлен о его содержании, но не имел права разглашать его иначе как при личной встрече с вами.

Разорвав конверт, Конрад извлек из него два листа и начал их читать. Джорджия видела, как по мере чтения напрягалось его лицо. Когда он закончил, оно было белым как бумага. Казалось, он не поверил собственным глазам, потому что, прочитав последнюю строку, тут же начал читать сначала.

— Это правда? — спросил он, бросив письмо на стол. Голос его при этом изменился до неузнаваемости.

— Абсолютная правда, мистер Гастингс. Я вижу, для вас это сюрприз.

— Я только что узнал, что у меня есть семилетняя дочь! И вы называете это сюрпризом?

На него было страшно смотреть. Даже в самые тяжелые моменты, пережитые им в пустыне, он не выглядел таким ошеломленным и растерянным.

— Прочти ты тоже, Джорджия. — Он протянул ей письмо.

С трудом проглотив застрявший от волнения комок в горле, она взглянула на стоявшую в конце письма подпись и только потом начала читать. Письмо было написано аккуратным почерком перьевой ручкой на плотной бумаге. Судя по дате, его написали еще семь лет назад.

Из письма явствовало, что Грейс Беккер обманула Конрада. Ей нужен был ребенок, но выходить при этом замуж она не хотела. Краткосрочного романа, длившегося всего лишь месяц, для этих целей вполне хватило.

…Я надеюсь, что ты никогда не получишь это письмо, потому что решила, что оно будет передано тебе только в случае моей смерти. Если со мной случится такое несчастье, судьба дочери будет вручена в руки ее биологического отца. Я сознательно выбрала тебя в качестве отца своего ребенка, ибо, по моему убеждению, ты умный и порядочный человек и сможешь стать хорошим отцом в случае, если моя дочь останется без матери.

У Конрада есть ребенок, которому уже семь лет! Джорджия поспешно швырнула письмо на стол, как будто это была ядовитая змея.

— Мисс Беккер много лет была моим клиентом, — поправляя воротничок, объяснил адвокат. — Согласно ее последнему завещанию, она оставила свой дом брату. Замечу, это очень богатый, солидный дом. Все остальное состояние, — он назвал сумму, от которой у Джорджии закружилась голова, — завещано вам, мистер Гастингс, как отцу ее ребенка. Имеется в виду, что вы будете растить свою дочь и всячески заботиться о ней. В завещании также сказано, что брат больше не должен вмешиваться в воспитание девочки. Вы, наверное, захотите лично ознакомиться с последней волей умершей?

С этими словами Джерри передал Конраду документ, завернутый в синюю бумагу.

— Я верю вам на слово. — Конрад отрицательно покачал головой.

— Тогда я попрошу своего секретаря сделать для вас копию.

Воцарилось молчание. Конрад стоял, опустив глаза.

— Как зовут девочку? — спросил он. — Какое имя дали ей при рождении?

— Агата. Домашние зовут ее просто Агги. Не мне давать вам советы, мистер Гастингс, но ребенку пора начать ходить в школу, и я надеюсь, что вы как можно скорее заберете ее к себе на постоянное место жительства. Ведь вы живете в Массачусетсе, не так ли?

— Вы хотите сказать, что она еще не учится? Ведь ей уже исполнилось семь лет.

— Видите ли, — Джерри деликатно откашлялся, — мисс Беккер отдавала предпочтение домашнему обучению. Разумеется, это вполне законно, но…

— Вы явно на что-то намекаете, мистер Перси. Прошу вас, разъясните ситуацию! — потребовал Конрад.

— Когда вы познакомитесь с маленькой Агги, вы сами все поймете.

— Послушайте, я же в полном неведении, — взорвался Конрад, — а вы, я чувствую, скрываете от меня что-то очень важное.

Адвокат с любовью посмотрел на стоявшую на его столе фотографию с изображением приятной блондинки в окружении двух девочек.

— Я сам отец двоих детей, — проговорил он наконец. — И если вы не будете нигде на меня ссылаться, то я, так сказать неофициально, посоветовал бы вам немедленно забрать ребенка из его нынешнего дома. Прямо сегодня. Нужно, чтобы она ходила в обычную школу, могла носить джинсы, играть, не боясь запачкаться, и так далее. Больше я ничего вам не скажу. Конечно, я готов помочь вам со всеми юридическими формальностями, а также уладить денежные дела. Если это потребуется, я объясню вам каждый пункт завещания. Еще я просил бы вас, мистер Гастингс, дать мне знать, когда вы решите покинуть пределы нашего штата. — Немного помолчав, Джерри протянул Конраду начерченный от руки план. — Я взял на себя смелость помочь вам найти дорогу к дому Агги. Он всего в двадцати минутах езды от города.

Конрад взял план и простой коричневый конверт с копией завещания.

— Благодарю вас, мистер Перси. Я дам вам знать о своих намерениях. Если я срочно вам понадоблюсь, вы можете найти меня в гостинице «Холидей».

Они молча вышли на улицу, где их сразу ослепило по-летнему ярко сияющее солнце и оглушил шум уличного движения.

— Джорджия, мне надо побыть одному, — произнес Конрад. — Ты поезжай, а я немного пройдусь. Встретимся в гостинице.

— Но…

— Если это окажется не близко, я возьму такси, — перебил ее он и, повернувшись, быстрым шагом пошел прочь, засунув руки в карманы и согнув как от непомерной тяжести плечи.

У него семилетняя дочь по имени Агги. Очень скоро она уедет с ним в Массачусетс. Джорджия понимала, что появление ребенка в корне меняет весь характер их отношений. Одно дело крутить роман с абсолютно свободным мужчиной и совсем другое — с человеком, обремененным ответственностью за воспитание маленького ребенка, с которым в течение ближайших нескольких дней он должен будет уехать на другой конец страны.

Она включила зажигание и резко взяла с места, решив как можно скорее доехать до гостиницы. Совсем рядом со входом оказалось свободное парковочное место со счетчиком. Заехав на него, Джорджия выключила мотор. Мимо нее проехал полицейский автомобиль.

Что говорил так не понравившийся ей полицейский в Пуэбло? Что наследство в миллион долларов весьма серьезный мотив для убийства? В завещании мисс Беккер указывается сумма несколько меньше миллиона, но не намного меньше. Так вот почему Эйд и Россер пытались убрать Конрада. Если бы им это удалось, то все деньги достались бы ее братцу. А что, если они попытаются выследить его в Колорадо-Спрингс и разделаться с ним прямо здесь?

Джорджия вытерла вспотевшие от волнения ладони о новое платье и попыталась рассуждать здраво. Даже Эйд и Россер при всей их глупости не станут стрелять средь бела дня на улицах большого города. Но они вполне могут попытаться сбить Конрада машиной. С его раненой ногой он не сможет увернуться.

Охваченная ужасом от таких мыслей, Джорджия выскочила из машины и бросилась бежать в ту сторону, с которой, по ее расчетам, должен был показаться Конрад. Она мчалась как угорелая, расталкивая прохожих и позабыв как о хороших манерах, так и том, что на ней новые модельные туфли, совершенно не пригодные для бега.

А что, если Эйд притворится таксистом и завезет куда-нибудь Конрада? Джорджия вертела головой во все стороны, стараясь увидеть его в толпе, но все было тщетно.

И вдруг она заметила Конрада на другой стороне улицы. Не обращая внимания на движение, Джорджия со всех ног бросилась через дорогу. Послышался резкий скрип тормозов, автомобильные сигналы и крики возмущения взбешенных водителей.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнул Конрад, выдернув ее за рукав буквально из-под колес очередного автомобиля.

— С тобой ничего не случилось? — задыхаясь, с трудом выговорила Джорджия, падая ему на грудь.

— А что, собственно говоря, со мной может случиться? — удивился тот. — Послушай, Джорджия, я вполне в состоянии самостоятельно пройти пару кварталов. Кроме того, я предупреждал тебя, что мне надо побыть одному.

— Я прибежала, потому что испугалась, что с тобой может что-то случиться. — Она уже откровенно всхлипнула.

— Где твоя машина?

— Около гостиницы.

Остановив проходившее такси, Конрад посадил ее на заднее сиденье и сел рядом, не высказав ни малейшей благодарности за заботу о нем. Джорджия сидела мрачная, поправляя юбку и приводя в себя в порядок после пробежки.

Они доехали до гостиницы, не сказав друг другу ни слова. На ветровом стекле своей машины Джорджия обнаружила под дворником квитанцию на штраф. Впопыхах она забыла бросить двадцатипятицентовую монету в щель счетчика.

— И что ты теперь собираешься делать? — холодно спросила она подошедшего Конрада.

— Поедем сразу в дом Грейс Беккер, — предложил тот.

— Лично я не собираюсь ехать. Ты можешь взять такси.

— Джорджия! Поверь, я очень благодарен тебе за то, что ты бросилась меня спасать, хотя в этом и не было особой необходимости. Пойми, в каком я сейчас состоянии, и прости меня за холодность и невнимание. Я очень хочу, чтобы ты со мной поехала.

— Агата твой ребенок, а не мой. — Джорджия никак не могла успокоиться.

— Она дочь Грейс Беккер.

— И тем не менее ты ее отец.

— Как Беккер могла так обмануть меня? — взорвался Конрад. — Преднамеренно, расчетливо! А потом исчезнуть, как будто ничего и не случилось. Она не сообщила мне ни о том, что беременна, ни о том, что родился ребенок. Если бы она не умерла, я так ни о чем и не узнал бы…

— Мне трудно что-нибудь тебе объяснить, — сжалилась над ним Джорджия. — Я же совершенно ее не знаю.

— Честно говоря, я сам ее почти не знаю. Встретил молодую, приятную во всех отношениях женщину, ищущую легкий, ни к чему не обязывающий роман. Я и сам был еще довольно молод и думал больше половыми гормонами, чем головой.

Конрад беспомощным жестом взъерошил волосы, но Джорджия видела, что ему удалось побороть охватившее было его отчаяние и взять себя в руки. Про себя она не могла сказать такого. Содержание письма повергло ее в состояние прострации, и она полностью потеряла способность разумно мыслить и действовать.

— Тебе необходимо наладить отношения с ребенком. Твоим ребенком, — упрямо повторила она. — Мое присутствие может этому только помешать.

— Джорджия! Я понятия не имею, как обращаться с маленькими детьми, а с семилетними я последний раз встречался в приюте.

— Значит, надо научиться. Причем как можно скорее. Конрад, это твои проблемы.

— А что ты собираешься делать? Удалишься в свою пустыню в этом небесно-голубом платье?

— Не знаю.

— Джорджия! Встреча с тобой круто изменила мою жизнь. Дело даже не в том, что мы стали любовниками. Между нами возникла близость совершенно особого рода, какую раньше мне никогда не приходилось испытывать.

— Только не говори мне, пожалуйста, что ты в меня влюблен!

— А я этого и не говорю, — огрызнулся Конрад. — Хотя, если бы и сказал, что в этом плохого?

— Ты не тот мужчина, которого я хотела бы иметь в качестве своего мужа.

— Конечно, твой идеал Эндрю, — ядовито заметил он. — Джорджия! Сейчас не самое подходящее время для того, чтобы пытаться выяснить, который из мужчин имеет больше шансов претендовать на роль твоего спутника жизни. Прошу тебя, поехали. Нам нужна дорога номер тринадцать, направление — западное.

Успокойся и взгляни на ситуацию трезво, приказала себя Джорджия. Ты же не можешь вышвырнуть Конрада из машины и уехать в каньон, оставив его одного. Кроме того, уж если быть честной до конца, ты сама умираешь от любопытства и желания увидеть, что представляет из себя дом Грейс Беккер, и познакомиться с Агги.

— Хорошо, я согласна ехать, — сдалась наконец она, — но я ни в коем случае не собираюсь стать приемной матерью или бесплатным репетитором. Ты понял меня, мистер Конрад Гастингс?

— Не помню, чтобы я просил тебя об этом, — поморщился Конрад.

Двадцать пять минут спустя они съехали с автострады и по крутой, ведущей вверх по холму дороге направились к стоящему почти на самой его вершине огромному каменному дому. Извилистая подъездная аллея привела их к парадному входу. Какую же массу денег должен был потратить архитектор, чтобы соорудить такую уродину, думала Джорджия, глядя на нелепое, претенциозное строение из грязно-серого камня. Еще большую неприязнь вызвал у нее разбитый перед зданием небольшой парк. Она никогда не любила французскую школу паркового искусства с ее неестественной фигурной стрижкой деревьев, напоминавших средневековых жертв компрачикосов.

— Это больше похоже на тюрьму, чем на дом семилетнего ребенка, — удивленно заметил Конрад.

— Не нравится мне все это, — согласилась Джорджия.

Пока они ехали, она решила, что останется сидеть в машине, но теперь поняла, что никакая сила не заставит ее отпустить Конрада одного. Пройдя сквозь аллею тисовых деревьев, сформированных в виде толстых бочек, они подошли к входной двери и позвонили.

Дверь открыл дворецкий с лицом, похожим на сейф. Пустой сейф, неприязненно подумала Джорджия.

— Доброе утро. Я — мистер Гастингс, — представился Конрад. — Приехал, чтобы встретиться со своей дочерью Агатой. Разрешите узнать, как зовут вас?

— Я — Уильямс, — с каменным лицом объявил дворецкий. — Пожалуйста, проходите. Сейчас позову мистера Брукса.

Видимо, это тот самый брат, который унаследовал дом, подумала Джорджия. Гостиная, куда их провел дворецкий, была обставлена мебелью орехового дерева и застлана персидскими коврами. Украшавшие комнату дорогие вазы, подсвечники, люстра и другие предметы придавали ей вид антикварного магазина, но ни одну из этих вещей Джорджия никогда не поставила бы в своем доме. Весь декор был выдержан в розовых, приторно-сладких тонах.

— Мистер Гастингс! Мы не ждали вас так скоро, — раздался неожиданно приветливый голос. — Я — Стивен Брукс, брат Грейс Беккер. Не знал, что вы женаты. — Он вопросительно посмотрел на Джорджию.

Стивен! Это имя называли там, в пустыне, Эйд и Россер. «Стивен нам заплатит, и заплатит хорошо», — хвастались они друг перед другом в тот момент, когда она, прокравшись сквозь колючий кустарник, приблизилась к их грузовику.

Джорджия взглянула на Конрада и подумала, что ей не хотелось бы иметь его своим врагом. Весь напрягшись, он напоминал свирепого тигра, изготовившегося к прыжку на свою жертву.

— Я не женат, — сохраняя самообладание, произнес Конрад. — Это мой друг Джорджия Макмиллан. Вы, кажется, сказали, что ваше имя Стивен?

— Да, мы ведь теперь родственники, не так ли? Можно пренебречь формальностями и обращаться друг к другу по имени, — с деланным добродушием предложил тот.

Конрад с подчеркнутым спокойствием пересек комнату и подошел вплотную к хозяину дома. Стивен был одного роста с Конрадом, но в отличие от последнего его лицо, весь его внешний облик соответствовали стилю убранства комнаты и были полностью лишены хотя бы малейших намеков на мужественность. Телосложение его отличалось рыхлостью. Похоже, он не только никогда не занимался спортом, но и даже ни разу не заставил себя подняться пешком на холм, на котором стоит его дом.

— Вам следовало бы нанять профессиональных киллеров, мистер Брукс, — с убийственной вежливостью произнес Конрад. — Эйд и Россер умудрились вслух назвать ваше имя в тот момент, когда мисс Макмиллан находилась рядом. Так что у меня есть свидетель. Конечно, мне здорово повезло, что они оказались такими негодными стрелками и вообще безмозглыми дураками, не сумевшими добить меня там, в пустыне.

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

Стивен стоял неподвижно, с прижатыми к туловищу руками, как солдат по стойке смирно, и только сжимающиеся и разжимающиеся кулаки выдавали его волнение.

— Мне повезло также и в том, что рядом оказалась мисс Макмиллан, которая не дала мне умереть от потери крови и обезвоживания организма, — продолжал Конрад, не обращая внимания на протесты Стивена. — По дороге сюда мне следовало бы прочесть завещание мисс Беккер, но и так ясно, что, если бы со мной что-либо случилось, вы унаследовали бы все состояние мисс Беккер, не так ли?

— Вы не имеете права бросаться такими обвинениями, — с покрасневшим от испуга лицом произнес Стивен. — Я буду просить своего адвоката привлечь вас к ответственности за клевету.

— Нет, мистер Брукс, это я обращусь к своему адвокату, чтобы составить завещание, — с ледяным спокойствием прервал его Конрад. — Предупреждаю вас, что если со мной что-либо случится, то в соответствии с этим завещанием, во-первых, полиция произведет полное расследование, во-вторых, ребенок будет направлен на воспитание в монашеский приют, в котором воспитывался я сам. Разумеется, все деньги тоже отойдут приюту. Надеюсь, мы поняли друг друга, мистер Брукс, — с улыбкой, напоминающей волчий оскал, от которого у Джорджии холодок прошел по спине, закончил Конрад.

— Вы, наверное, хотели бы познакомиться с маленькой Агги? — предпринял попытку сменить тему разговора Стивен. — Я мог бы привести ее сюда, чтобы вы могли побыть с ней наедине.

— Еще не время, мистер Брукс, — удержал его за рукав Конрад. — Сначала мисс Макмиллан позвонит адвокату Грейс мистеру Джерри Перси и предупредит его о том, что если в течение ближайших дней или даже часов на меня будет произведено покушение, то ответственным за него следует считать вас.

— Телефон вон там, в углу гостиной, мисс Макмиллан. — Движением головы Конрад указал Джорджии, где стоит аппарат.

— Я не позволю… — начал было Стивен.

— Заткнитесь! — грубо оборвал его Конрад.

Джорджия послушно набрала номер. Адвокат Перси, кажется, ничуть не удивился такой странной на первый взгляд просьбе.

— Мы были бы вам весьма благодарны, если бы вы сочли возможным встретиться с нами в гостинице во второй половине дня с тем, чтобы мистер Гастингс мог составить свое собственное завещание… Да, пять часов нас устраивает. До встречи.

— Я же говорил, что из тебя получился бы хороший агент ФБР, — удовлетворенно хмыкнул Конрад. После этого он повернулся к Стивену Бруксу. — Чтобы больше я вас не видел! — угрожающе произнес он, взяв не на шутку перепуганного хозяина дома за ворот рубашки. — Дворецкий проводит нас в комнату ребенка, а вам лучше держаться подальше, а то я могу забыть о том, что я цивилизованный человек, всегда действующий в рамках закона… Мне очень не понравилось, мистер Брукс, когда меня ранили в ногу и оставили умирать. Очень…

Он убрал руку, и Брукс моментально исчез, после чего Конрад подошел к двери и позвал дворецкого.

— Да, сэр? — бесстрастно отозвался тот.

— Проводите нас к мисс Агате.

— Прошу вас следовать за мной, сэр.

Джорджия молча пошла за поднимавшимися по лестнице мужчинами. Ее сердце билось так, как будто она только что взбежала на холм, на котором стоял этот угрюмый, негостеприимный дом.




9


Выложенная дорогим итальянским мрамором лестница могла бы выглядеть великолепной, если бы не уродливые картины модернистов, в изобилии висевшие на стенах. Понять, что они изображали, было невозможно, но Джорджии они напоминали куриные потроха.

Дворецкий провел их по длинному коридору к последней двери и постучал.

— Мисс Агата! К вам гости!

Ежась от царившего в коридоре холода, Джорджия внутренне вся напряглась. Конрад тоже выглядел так, как будто шел на эшафот. Ей захотелось взять его за руку, подбодрить и успокоить, но она решила, что лучше этого не делать. Агги может составить ложное впечатление о характере их отношений, решив, что они муж и жена и что она, Джорджия, претендует на роль ее новой мамы.

Дверь открылась.

— Здравствуйте! — очень вежливо поздоровалась девочка.

Агги оказалась маленьким, бледным и очень хрупким ребенком с длинными каштановыми волосами, лежащими на плечах. На ней было надето розовое гофрированное платье с тщательно отглаженными складками. Джорджия невольно вздрогнула: на нее смотрели невероятно голубые глаза, глаза Конрада.

Сам Конрад стоял неподвижно, словно подошвы его туфель приклеились к дубовому паркету. Агги перевела на него взгляд, и две пары голубых глаз встретились. Он неуклюже присел на корточки так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом девочки.

— Здравствуй, Агата! — произнес он хриплым голосом. — Я твой отец, Конрад Гастингс.

— Пожалуйста, входите! Это моя спальня.

Большая комната была забита всевозможными игрушками. Покрывало на кровати и занавески на окнах тоже были розовыми, с массой оборок. Белую мебель украшали позолоченные завитушки. В углу стоял огромный телевизор. Видно было, что ребенок ни в чем не нуждался, но, глядя на все это материальное изобилие, Джорджии почему-то захотелось заплакать.

Агги стояла посередине ковра, который тоже, конечно, был розового цвета, явно не зная, что ей делать.

— Агги, мне очень жаль, что твоя мама скончалась, — осторожно начал Конрад, подойдя вплотную к девочке. — Я знаю, как ты переживаешь.

Агата молча кивнула, наматывая на палец висевшую на поясе ленту.

— Я должен тебе кое-что сказать, — взволнованно продолжал Конрад. — Я не знал, что у меня есть дочь. Если бы знал, я давно бы к тебе приехал.

— Мама говорила, что мне не нужен папа.

— Может быть, оно и так, но только до тех пор, пока была жива мама, — дрогнувшим голосом произнес Конрад. — Теперь все изменилось и мы нужны друг другу. Тебе стал нужен папа, а мне нужна моя дочурка. Покажи мне, пожалуйста, твои любимые игрушки.

Конрад улыбнулся, и Джорджия увидела в его улыбке столько любви и нежности, что у нее запершило в горле.

— А я их уже упаковала.

— Упаковала?! — поразился Конрад.

— Разве я не поеду с вами? — в свою очередь удивилась девочка. — Мистер Уильямс сказал мне, что я скоро уеду. И мисс Хэмфри говорит то же самое.

— Да-да! Конечно, но я не ожидал, что ты уже готова.

— Я была готова еще неделю назад. Вы очень долго ехали.

— Со мной случилась беда, и я не мог ходить, — сказал расстроенный Конрад. — Если бы не это, я приехал бы раньше. Мне очень жаль, что так случилось.

— Сейчас вам лучше? — со старомодной вежливостью поинтересовалась Агата.

— Да, намного, — не удержался от улыбки Конрад. — Это твой чемодан?

— Мой, но я не могу его закрыть. В нем слишком много всего. Вы мне поможете?

— Ты сядь на него, а я закрою молнию. Что, кстати, в нем такое?

— Платья, мой мишка, новое зимнее пальто и ботинки на меху. Еще мои любимые книжки и карандаши, а также записи рок-музыки. Ну и носки, белье…

— Неужели ты сама все упаковала?

— Да, потому что мисс Хэмфри не позволила бы мне взять рок-записи, а мистер Уильямс говорит, что дети должны быть видны, но не слышны.

Агата явно цитировала любимое высказывание дворецкого, и Джорджия почувствовала, как в ней нарастает возмущение. Неужели Грейс Беккер не могла нанять дворецкого, который бы любил детей, и гувернантку, понимающую, как важно для ребенка иметь набор любимых музыкальных записей. Еще она обратила внимание на то, что девочка ни разу не упомянула имя дяди.

Агги охотно плюхнулась на чемодан, но ее вес оказался недостаточным, чтобы он закрылся.

— Может быть, эта тетя тоже сядет рядом со мной? — предложила девочка, засовывая обратно высунувшуюся лапу медведя.

На какое-то мгновение Конрад растерялся. Похоже, он совсем забыл о существовании Джорджии. Впрочем, та совершенно на это не обиделась. Она хорошо понимала его состояние, видела, как он взволнован от встречи с дочерью.

— Да, конечно… Познакомься, это мой друг мисс Джорджия Макмиллан!

— Здравствуй, Агги. — Джорджия с улыбкой вошла в комнату. — Как бы мне не сломать какую-нибудь из твоих игрушек, если я сяду.

— Не думаю. — Агата подвинулась на чемодане, освобождая ей место. — Какие у вас рыжие волосы.

— Совсем как листья клена осенью, не правда ли? — заметил Конрад, возясь с молнией.

— А мне очень нравятся твои волосы, Агги, — сказала Джорджия первое, что пришло ей в голову.

— Агги! Я сейчас живу в городе в гостинице и, пока не закончу свои юридические дела, не смогу ехать домой в Массачусетс. Может быть, тебе лучше до отъезда пожить дома?

— Нет, я поеду с вами, — сказала девочка, опустив голову и ковыряя носком ковер. — Без мамы здесь так плохо!

— Хорошо. Я скажу дворецкому, чтобы он отнес чемодан в машину, а ты иди попрощайся со всеми.

Прощание оказалось чисто формальным. Гувернантка даже не обняла и не поцеловала ребенка. Дворецкий с трудом выдавил из себя улыбку.

— Теперь иди и скажи «до свидания» дяде, — предложил Конрад.

— Не хочу, — отказалась Агги. — Я не люблю его.

— В таком случае, поехали.

Конрад взял девочку за руку, и они вышли на залитый солнцем двор.

Отец с дочерью сели сзади, а Джорджия за руль. Как шофер, подумала она. Машина тронулась, и она увидела в зеркале, как по щекам девочки потекли слезы. Конрад молча, не говоря ни слова утешения, протянул ей бумажную салфетку.

Пока что он делает все правильно, как настоящий хороший отец. Почему-то при этой мысли Джорджии стало страшно грустно.

Как только они вошли в гостиничный номер, Агата кинулась к кровати со словами:

— Я буду спать на этой, а ты рядом, хорошо?

— У нас есть еще одна спальня, — как бы между прочим напомнил Конрад, открывая дверь в соседнюю комнату.

— Я боюсь спать одна в темноте. Мисс Хэмфри говорила, что если плохо себя ведешь, то в кровать заползают огромные мохнатые пауки и кусают тебя.

— Ладно, я беру себе соседнюю спальню, — едва не задохнувшись от возмущения на гувернантку, так бессовестно запугивавшую ребенка, согласилась Джорджия и сразу же занялась перетаскиванием своих вещей из одной комнаты в другую, стараясь подавить в себе ощущение того, что ее изгоняют из рая и отправляют в ссылку.

Потом они втроем обедали в кафе. Агги вела себя за столом безукоризненно, но при этом Джорджия поймала себя на мысли, что до сих пор ни разу не слышала смеха девочки.

После обеда Конрад предложил отправиться в магазин, чтобы купить Агате столь желанные джинсы, которых у нее никогда не было.

— Маме почему-то не нравились джинсы, — со вздохом сказала она.

— Все дети в школе носят джинсы.

— Как? Я буду ходить в школу? — не могла скрыть своего восторга девочка.

— Да, в настоящую школу, и ездить ты туда будешь на желтом автобусе, как все дети.

— Ура! — впервые за все это время улыбнулась Агата. Конрад улыбнулся ей в ответ, и Джорджия почувствовала, как первые, пока еще невидимые, нити любви протянулись между отцом и дочерью.

Прежде чем выйти из гостиницы, они решили распаковать чемодан Агги. Вместе с другими вещами достали фотографию ее матери, которую поставили на тумбочку рядом с кроватью. Грейс Беккер оказалась не просто хорошенькой женщиной. Ее можно было назвать настоящей красавицей. Только женщина с безупречно правильными чертами лица могла позволить себе такую прическу, какую носила покойная Грейс. Она гладко зачесывала роскошные волосы назад. Но при этом выражение лица поражало холодностью и высокомерием. Трудно было представить себе, чтобы такой человек мог дарить людям тепло и заботу.

Во время поездки в магазин выяснился ряд интересных обстоятельств. Несмотря на то что Агата жила окруженная роскошью, она трогательно благодарила за купленные ей простые джинсы, спортивный свитер и обычные кроссовки со светящимися в темноте наклейками. При этом роль Джорджии сводилась к тому, что время от времени они спрашивали ее мнение относительно той или другой вещи. Иногда Агата просила ее пройти с ней в примерочную. Все остальное время она чувствовала себя чем-то вроде манекена, стоящего неподвижно с каменным лицом и ожидающего, когда на него наконец обратят внимание.




Ровно в пять адвокат Джерри Перси постучал в дверь их номера. К этому времени Агги уже надела на себя все обновки и выглядела вполне счастливой.

— Тебе очень идет новый наряд, — похвалил ее Перси. — А кроссовки у тебя просто замечательные!

Пока они с Конрадом обсуждали в другой комнате дела, Джорджия начала читать Агате одну из тех книжек, из-за которых чемодан оказался таким тяжелым. Не успела она еще закончить первую главу Винни-Пуха, как темные реснички девочки закрылись и она заснула.

Они лежали на одной кровати, тесно прижавшись друг к другу, и Джорджия вдруг поняла, что ее жалость к этому маленькому, глубоко несчастному существу трансформируется в другое, более сильное и глубокое чувство.

Что с того, что я полюблю эту девочку? — говорила она себе. Все равно через пару дней она с отцом уедет в Массачусетс, а я вернусь к отшельнической жизни в пустыне. Мысль об этом казалась ей невыносимой. Она закрыла глаза и незаметно для себя тоже уснула.

Джорджия не слышала, как ушел Перси. Проснулась она от ощущения, что на нее кто-то смотрит. Открыв глаза, она увидела стоящего рядом с постелью Конрада.

— Я соскучилась по тебе, — сквозь сон улыбнулась она ему.

— Я тоже. — Конрад провел губами по ее щеке.

Джорджия хотела было обнять его, но вспомнила, что на ее руке лежит спящий ребенок. Они были не одни. Рядом находилась его дочь. Все изменилось и стало совершенно другим.

— Моя нога гораздо лучше, — сообщил Конрад, садясь на кровать. — К понедельнику я закончу все юридические дела.

— И вы уедете в Массачусетс, — закончила за него Джорджия.

— Мне до сих пор кажется, что это какой-то сон, — признался Конрад. — Но коль скоро все это наяву, я должен сделать Агги счастливой. Даже мысли не могу допустить, что ей, как и мне, придется жить в приюте.

— Ей не придется. У нее есть ты.

Их разговор разбудил Агату.

— Вы не дочитали мне книжку, — напомнила она, зевая.

Покончив с чтением, они все трое направились в «Макдональдс» поужинать.

— Маме больше нравились рестораны, — робко сказала девочка, с аппетитом откусывая биг-мак.

— Мистер Перси пригласил нас к себе на ужин, — объявил Конрад. — Завтра День Всех Святых. Ты и его девочки наденете карнавальный наряд и пойдете по домам собирать сладости.

— Ой как интересно! — обрадовалась Агги. — Как вы думаете, у них есть костюм Тыквы? Ведь Золушка поехала на бал в карете, которая раньше была простой тыквой.

Помолчав, девочка вопросительно взглянула на Конрада.

— А как я должна вас называть, мистер Гастингс?

— А как бы ты хотела? — делая безразличный вид, в свою очередь спросил ее Конрад.

— Мне не разрешают называть взрослых по имени, — объяснила Агги.

— Правда? Ну почему бы тебе не сделать для меня исключение? Зови меня просто Конрад, а со временем, когда мы привыкнем друг к другу, может быть, ты начнешь называть меня папой, как все другие дети зовут своих отцов.

— Хорошо, — согласилась девочка, поглощая один за другим чипсы, аккуратно макая их в кетчуп.

Вернувшись в гостиницу, они вместе искупали Агату. Затем Джорджия дочитала ей последние две главы Винни-Пуха, после чего почувствовала себя не на шутку усталой.

Конрад притушил в лампе свет и, склонившись над дочерью, поцеловал ее в лоб.

— Спи, дорогая. Я очень рад, что мы будем теперь жить вместе. Сейчас мы с Джорджией пойдем в соседнюю комнату, но дверь оставим открытой. Так что ты ничего не бойся.

— Спокойной ночи, — пробормотала девочка, прижимая к груди своего мишку. — Надеюсь, у них есть костюм Тыквы…

Через минуту она уже крепко спала.

— Оказывается, выполнение отцовских обязанностей требует массы времени и сил, — изумленно признался Конрад, выходя из комнаты. — Как ты думаешь, я справлюсь? У меня в Массачусетсе и спальни-то для нее отдельной нет.

— Потребуется какое-то время, чтобы она к тебе привыкла. К тому же сейчас она еще очень скучает по матери.

Джорджия старательно поддерживала начатый Конрадом разговор о том, как лучше организовать быт ребенка, но мысли ее были далеко. Больше всего ей хотелось сейчас скинуть с себя новое платье и броситься в его объятия. В своих серых брюках и белой сорочке он выглядит великолепно, но еще лучше он выглядел бы без них, думала Джорджия.

— Мне показалось, что тебе, так же как и мне, активно не понравился дом, в котором жила Агата, — перебил ее мысли Конрад.

— И дом отвратителен, и все, что в нем, тоже. За исключением, конечно, Агги. Что это за гувернантка, которая пугает ребенка пауками?

— Неужели нельзя было найти добрую женщину?! — поддержал ее Конрад. — И почему ребенок не ходит в школу?

Он задумчиво потер лоб.

— Знаешь, я написал письмо Стивену Бруксу, которое должно напугать его до смерти. Но уголовного дела против него я решил не возбуждать. Ради Агаты не хочу доводить дело до суда.

Прихрамывая, он подошел к Джорджии и, нагнувшись, поцеловал ее.

— Хуже всего, что мы теперь не сможем спать в одной постели.

— Конрад, не мучай меня! — взмолилась Джорджия. — Зачем ты меня дразнишь? Все равно мы не можем заняться любовью, когда в соседней комнате спит ребенок.

Тяжело вздохнув, он еще раз поцеловал ее и вышел, оставив дверь открытой.




В середине ночи Джорджия проснулась от какого-то шума. Сквозь открытую дверь до нее доносился детский плач. Вскочив с кровати и путаясь в полах длинного шелкового халата, она бросилась в соседнюю комнату.

Конрад стоял, наклонившись над девочкой, слегка поглаживая ее лоб рукой.

— Агги! Проснись! Тебе нечего бояться, это только плохой сон.

Разбуженный ребенок вскочил на кровати и бросился на шею отцу.

— Пауки! Они накинутся на меня! — в ужасе кричала она.

— Не бойся, дорогая! Я с тобой и не дам тебя в обиду, — обнимая маленькое тело, взволнованно произнес Конрад.

— Хочу к маме!

Агата прижалась лицом к груди отца и горько зарыдала.

Так и не замеченная ими, Джорджия тихо вышла из комнаты, чувствуя, как на ее глаза навертываются слезы. Она слышала, как Конрад что-то нежно бормотал, утешая девочку. Ей хотелось ему помочь, но она понимала, что сейчас лучше всего оставить отца и дочь вдвоем и не мешать им. После этой ночи они станут ближе друг другу и в их отношениях начнет зарождаться любовь. Только вот она, Джорджия, будет в этих отношениях лишней…

Еще она понимала, что, помогая ребенку преодолеть страх, Конрад залечивает собственные раны детства. Когда-то и его мучили ночные кошмары, но сестра Амелия была слишком занята, чтобы успокоить его. Теперь он, взрослый мужчина, должен сделать все, чтобы его дочь избежала подобной участи.

Забравшись под одеяло, Джорджия дала волю слезам. Неужели она ревнует Конрада к семилетнему ребенку? Да нет. Это, конечно, не ревность. Просто с появлением Агаты она лишилась того, что успела так полюбить, — рук Конрада, обнимающих ее, ласкающих каждый уголок ее тела…

Она долго тихо лежала в темноте, пока не забылась тяжелым, беспокойным сном.

— Мисс Макмиллан! Пора вставать! Уже утро, — раздался из-за двери детский голосок.

— Который час? — Джорджия с трудом открыла глаза. Ей казалось, что она только что заснула, и никак не могла понять, зачем ее сразу же разбудили.

— Пора завтракать, — сообщил Конрад.

Он стоял в дверях полностью одетый и выглядел при этом хорошо отдохнувшим и в прекрасном настроении. Создавалось впечатление, что, избавив Агги от ночных кошмаров, вызванных приснившимся ей нашествием мохнатых пауков, он и сам избавился от груза на сердце, отягощавшего его жизнь.

— Мы собираемся в ресторан, где подают клубничный пирог, — прыгала от радости Агата. — Посмотрите, я в джинсах и кроссовках, — чуть не захлебываясь от восторга, щебетала она.

Трудно было поверить, что это тот же самый ребенок, который еще совсем недавно плакал о безвременно умершей матери. Недаром говорят, что слезы действуют как душевное слабительное, очищая организм от тяжких переживаний.

— Идите без меня, — не скрывая раздражения, буркнула она. — Я буду спать.

— Нет-нет! — Агата прыгнула на кровать. — Я буду щекотать вас, пока вы не проснетесь.

Джорджия уже хотела было сдаться, но, увидев знакомый ироничный взгляд Конрада, снова взвилась.

— Уходите оба из моей комнаты!

Не обращая ни малейшего внимания на ее выкрики, Агги забралась руками под одеяло и начала неумело, но настойчиво щекотать Джорджию, захлебываясь при этом от хохота.

При первых же звуках детского смеха что-то дрогнуло в сердце Джорджии, и она невольно тоже расхохоталась.

— Ладно, сдаюсь. Через десять минут буду готова.

— Через восемь, — предложил Конрад, посмотрев на севшую на кровати Джорджию.

Шелковая ночная рубашка была скроена таким образом, чтобы не столько скрывать, сколько подчеркивать женские прелести. Поправив соскользнувшую с плеча бретельку, Джорджия собрала в пучок свои роскошные рыжие волосы и выразительно взглянула на него.

Лицо Конрада приняло выражение человека, отчаянно пытающегося побороть искушение, но все тщетно. Наклонившись, он крепко поцеловал ее в губы, проникнув при этом языком внутрь рта. Затем совершенно спокойно, как будто ничего не случилось, сказал:

— Пойдем, Агги, а то она никогда не будет готова.

Девочка схватила его за руку, и они вышли, закрыв за собой дверь. Джорджия, не удержавшись, состроила им вслед такую рожу, что ей могла бы позавидовать любая маска Хэллоуина. Ровно через девять минут она была полностью готова.

В кафе она почти ничего не ела, а только пила черный кофе, чтобы взбодрить себя после бессонной ночи. Затем все направились в парк на детскую площадку. Агата испачкала новые кроссовки, и Конраду пришлось утешать девочку.

— Мне не разрешают пачкаться, — всхлипывала Агги.

— Давай и в этом случае сделаем для себя исключение, — вышел из положения Конрад. — Когда на тебе джинсы и кроссовки, можешь пачкаться сколько угодно.

— Ты не такой, как мама, — задумчиво заметила девочка.

— Да, видимо, не такой.

— Смотрите! И ваши кроссовки тоже грязные.

Казалось, она впервые видит следы неопрятности в туалете взрослых, и это поразило ее до глубины души.

— Когда я живу в палатке в пустыне, ты не представляешь, какая я бываю грязнуля! — Джорджия не смогла сдержать улыбки. — А вообще испачкаться — это иногда такое удовольствие.

— Пойдемте на качели, — помолчав, предложила Агата. Похоже, ей трудно было поверить в то, что взрослые могут так относиться к одежде. — Конрад! Покачай меня!

Впервые девочка назвала отца по имени, и лицо Конрада расцвело от радости. Джорджия смотрела на эту счастливую пару, и ей снова захотелось плакать. Она чувствовала себя человеком, которому судьба сделала великолепный подарок, — тело Конрада и ее собственную страсть, о существовании которой она даже не подозревала, пока не легла с ним в постель. Но обстоятельства не дали ей возможности насладиться этими подарками, причем винить в этом было некого. Обстоятельства…

Чтобы быть счастливой, Джорджии нужен Конрад, а ему для полного счастья теперь совершенно необходима Агги. Сложилась абсолютно новая ситуация…

Да что это со мной? — вдруг сказала она себе. Разве можно так распускаться. Сейчас праздник Хэллоуина, время смеяться и дурачиться. Плакать она будет потом, там, в пустыне. Пустыня ее и вылечит, как случалось уже не раз.




10


Адвокат Джерри Перси жил с семьей в Клайбери, небольшом пригороде Колорадо-Спрингс, в приятном одноэтажном доме с верандой, прямо за которой начинался заросший лесом овраг. Встретив гостей у дверей, он провел их в сад. Там он показал Агги перепелок, собиравших корм на траве, и сказал, что иногда к нему из леса заходят олени, которые любят лакомиться падающими с деревьев яблоками.

Вокруг дома прямо на земле стояли фонари из тыкв с прорезанными отверстиями в виде глаз, носа и губ — традиционная маска Хэллоуина. В глубине сада виднелись чучела привидений в белых мантиях.

Сам Джерри в домашней одежде выглядел гораздо моложе и непринужденнее. Его жена Бриджит, очаровательная блондинка, врач по профессии, показала им дом, о котором нельзя было сказать, что он содержится в идеальном порядке, но зато в нем присутствовало нечто гораздо более важное — тепло и уют. Гости сразу почувствовали себя в нем свободно.

Их дочери, девятилетняя Абигейл и семилетняя Клара, сразу же потащили Агату в детскую комнату, откуда уже через несколько минут послышались радостные крики и заразительный смех.

Стол был накрыт без претензий. Преобладали блюда простые, приготовление которых не требует от хозяйки большого напряжения, но очень аппетитные и вкусные. После ужина хозяева и гости вместе быстро убрали со стола, после чего Джерри сказал:

— Агата! Не хочешь ли пройти с девочками вниз? Там у нас живет кошка, у которой четыре недели назад родились котята.

— Пойдем! Пойдем! — в один голос закричали Абигейл и Клара. — Посмотришь, какие они очаровашки.

Джорджия встала было, чтобы пойти с детьми, но Конрад остановил ее.

— Я хочу, чтобы ты приняла участие в нашем разговоре.

Если наш роман закончен, зачем мне все это, подумала Джорджия, но Конрад, как будто предвидя ее возможные возражения, встал и решительно закрыл дверь за уходившими детьми.

— А теперь, Джерри, расскажите нам, пожалуйста, все о Грейс, и самое главное, какая она была мать.

— Я не хочу утверждать, что Грейс была плохим человеком или жестокой матерью, — подумав, начал Джерри, — но она, кажется, совсем забыла те времена, когда сама была девочкой. К дочери она относилась скорее как к своей собственности, а не как к ребенку. Собственности, с которой надо стирать пыль, ухаживать, чтобы она хорошо выглядела, но которая принадлежит ей, и только ей, и делиться которой она ни с кем не обязана. Например, Грейс ни разу не привезла Агату ко мне в дом, чтобы ребенок мог поиграть с моими девочками.

— По этой же причине она и не пустила ее в школу?

— Совершенно верно. Агги очень умненький ребенок, и возможно, что из книг она узнала больше, чем могла бы узнать, посещая школу. Но школа дает не только знания. Для ребенка это целый мир, мир сверстников. Или возьмите такой, казалось бы, второстепенный вопрос, как одежда. Послушали бы вы рассуждения Грейс о том, как важно, чтобы девочка с детства была приучена к стерильной чистоте, к рюшечкам и складочкам.

— Догадываюсь, что Грейс была начисто лишена чувства юмора, — заметил Конрад.

— Абсолютно верно. Никогда не женитесь на женщине без чувства юмора. Ваша жизнь будет невыносимой.

— Еще один вопрос, Джерри. Закончив все дела, сразу же хочу уехать с Агги домой в Массачусетс. Как вы считаете, это правильное решение или, может быть, стоит подождать, пожить с Агатой немного здесь, чтобы она ко мне привыкла?

— Уезжайте как можно скорее. Надо, чтобы ребенок начал наконец нормальную жизнь.

— Я так и думал. Ну а теперь пойдемте смотреть котят, — предложил Конрад, кладя руку на талию Джорджии.

Оставь меня в покое, хотелось крикнуть той. Если это часть твоей игры, которую ты называешь душевной близостью, то я отказываюсь тебе подыгрывать.

Котята были очаровательны.

— Когда мы начнем с тобой жить в Новой Англии, мы, может быть, тоже заведем себе кошку, — улыбнулся Конрад, кладя руку на голову Агги, которая от радости чуть не лишилась дара речи, в то время как Джорджии хотелось плакать, глядя на счастливые лица отца и дочери.

Выручила ее Бриджит, пригласившая Джорджию в соседнюю комнату.

— Вы с Конрадом будете переодеваться? Для Агаты у нас есть костюм Тыквы, а для него самого пиратский наряд, в котором он будет просто неотразим. Какого же вы мужчину отхватила, однако! — одобрительно заметила она без малейшей зависти.

— Нет ли у вас костюма ведьмы? — спросила Джорджия. — Он лучше всего соответствовал бы моему нынешнему настроению.

— Кажется есть, — удивилась такой просьбе хозяйка.

Наряд состоял из длинной черной мантии, остроконечной шляпы, метлы, сделанной из стержня кукурузного початка, и, наконец, уродливой маски с прорезями для глаз.

Натянув все это на себя, Джорджия пошла в детскую. Агги уже нарядилась в костюм, изображавший толстую оранжевую тыкву. На торчавшие сквозь прорезь руки и ноги ей натянули черные чулки, а на голову надели зеленую шапочку.

Абигейл изображала Винни-Пуха, Клара — Красную Шапочку, а из хозяина дома получился великолепный разбойник.

— Наконец-то ты в своей роли, — не удержавшись, расхохотался Конрад, увидев Джорджию в костюме ведьмы.

— Берегись моего колдовства, — предпочла обратить все в шутку Джорджия, хотя ей до смерти хотелось обидеться.

Пять минут спустя вся компания вышла из дому. Дети несли большие корзины в форме тыквы для угощений, которые им предстояло собрать в окрестных домах. Уже стемнело, но улицы были заполнены народом. Шли целыми семьями. Впереди дети в ярких нарядах, изображая домовых, Франкенштейна, принцесс и принцев, духов и других сказочных персонажей. Родители скромно держались сзади.

Вначале Агата шла чинно, держась за руку Конрада, но, после того как она с девочками собрала дань с первых соседних домов в виде чипсов, шоколадок и ирисок, Агги, забыв о правилах светского тона, бросилась стучать во все двери с традиционным девизом Хэллоуина: «Угощай, а не то мы тебя проучим!».

Когда корзины детей переполнились яствами, адвокат предложил всем вернуться домой.

— Джерри! Ты не возражаешь, если мы с Джорджией немного задержимся? — спросил Конрад. — Как я уже успел понять, родителям всегда не хватает времени для своих личных дел. — Он повернулся к Агате. — Агги, дорогая! Мы с Джорджией хотим немного пройтись. Ты не возражаешь, если мы оставим тебя ненадолго с девочками и их родителями?

— И с котятками! — весело отозвалась девочка.

— Джорджия! Пока ты примеряла костюм ведьмы, я позвонил в авиакомпанию и заказал на завтра три билета до Бостона, — сказал Конрад, как только они остались одни. — Ты полетишь с нами?

— Я? — изумленно воскликнула она.

— Ну а кто же еще? — терпеливо повторил Конрад.

— Нет, что ты! Я не могу, — возразила ошеломленная Джорджия.

— В школу тебе надо вернуться только после Рождества, — не сдавался Конрад. — Тебе понравится дом, в котором мы будем жить с Агги. Он стоит на самом берегу моря.

— Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что говоришь? — взвилась Джорджия. — Мы, мы, мы… Мы для тебя — это ты и Агата. Я тебе совершенно не нужна.

— Ошибаешься, дорогая, — мягко возразил Конрад.

— Да, нужна в качестве приемной матери ребенку.

— Джорджия! Как ты не понимаешь! Агги мой ребенок, и теперь, конечно, она на первом месте в моей жизни, но это вовсе не означает, что мне не нужен никто кроме нее. Жизнь так многообразна. Почему мне приходится говорить тебе такие банальные вещи?

— Извини, ты как всегда прав. Дело в том, что все произошло слишком быстро. Не успели мы встретиться, как уже оказались в постели. Только легли в постель, как чуть ли не на следующий день появился ребенок. От таких темпов у меня голова идет кругом.

— Я понимаю тебя, — засмеялся Конрад. — Ни тебе свиданий, ни цветов, ни походов в кино и рестораны. Ну что делать, раз так все получилось? Если не хочешь переезжать сразу в мой дом, можешь снять квартиру где-нибудь рядом.

— Разве в квартире дело? — Джорджия с тоской взглянула на него. — Мы же непрерывно ссоримся. Единственное, что в наших отношениях замечательно, так это секс, но на одном сексе семью не построишь.

— Откуда ты знаешь? А вдруг окажется, что именно на нем ее и можно построить. Ты же не пробовала. С Эндрю и Уорреном ты, кажется, не ссорилась, и что из этого вышло?

— Мне хочется иметь такую семью, какая была у моих родителей, — не сдавалась Джорджия. — Ровные отношения вовсе не исключают взаимной привязанности.

— А я разве против нормальной жизни без ссор и драк? Мне кажется, ты стремишься к совершенству и ищешь идеального мужчину. Такого, который никогда бы не повышал на тебя голос, ничего не требовал бы такого, чего ты не хочешь делать, с которым можно прожить тихую, спокойную жизнь в каком-нибудь пригороде для среднего класса, родив ему среднестатистических двух с четвертью детей.

— О нет!.. — ужаснулась нарисованной им картине Джорджия.

— Не нет, а да. Так вот, чтобы ты знала: мистера Идеала в жизни не существует. Его просто нет в природе, ты его выдумала, — возразил Конрад. — Зато есть такие, как я, — далекие от идеала, с дурным, вздорным характером, ненавидящие зависимость от кого бы то ни было, которые, конечно, все время будут приставать к тебе, требуя то того, то этого. И вот что я тебе скажу, дорогая: пока никто и ничего от тебя не требовал, ты и не была самой собой. Я разбудил в тебе многое из того, что заложила в тебя природа, но что спало непробудным сном, потому что никогда не было востребовано.

Джорджия слушала его, опустив голову, и каждое слово Конрада казалось ей солью, бросаемой в открытую рану. Боже мой, а ведь он прав! Тысячу раз прав, с болью думала она.

— Джорджия! Нередко люди избегают крутых перемен в жизни из-за трусости. Ты же храбрая женщина, — предпринял еще одну попытку Конрад. — У меня есть еще один недостаток: терпеть не могу просить о чем-то, но тебя я прошу. Летим с нами!

— Нет, не могу, — с трудом произнесла Джорджия. — Давай не будем больше об этом.

Остаток вечера в гостеприимном доме прошел как в тумане. Джорджия сняла с себя карнавальный наряд, выслушав при этом кучу комплиментов относительно своего волшебного превращения в принцессу красоты и изящества. Она что-то говорила в ответ, причем говорила к месту и даже остроумно, но, если бы ее потом спросили, что именно, она не могла бы вспомнить ни слова.

Когда они втроем вернулись в гостиницу, Джорджия сразу же прошла в свою комнату и закрылась в ванной. Смыв косметику и причесавшись, она вышла из номера и направилась в бар.

Он оказался очень уютным, с маленькими столиками, вокруг которых стояли удобные кресла с бархатной обивкой. В дальнем углу пианист тихо наигрывал джазовые мелодии. Заказав водку с апельсиновым соком, она устроилась поудобнее и стала рассеянно слушать щемящие мелодии блюза.

Пора возвращаться в пустыню. Это первое, что ей предстоит сделать завтра. Приняв решение, Джорджия сразу же почувствовала облегчение. Выпив коктейль, она рассеянно взглянула в зал и сразу же заметила стремительно вошедшего высокого черноволосого мужчину, который направлялся к ее столику.

— Скотч со льдом и еще один бокал для леди, — приказал Конрад подошедшему официанту. — Джорджия, я все-таки не могу примириться с мыслью, что мне предстоит завтра улететь без тебя.

Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела.

— Знаешь, я не умею произносить красивые речи, поэтому скажу коротко и просто: выходи за меня замуж.

Господи, он говорит об этом так, словно предлагает выбрать пару обуви, печально подумала Джорджия.

— Надо было быть круглым идиотом, предложив тебе снять квартиру поблизости от меня. Я хочу, чтобы ты жила в моем доме, но как жена. Извини, если я оскорбил тебя. Слава Богу, я сообразил вовремя и еще не поздно все поправить.

Он улыбнулся, явно довольный тем, что выговорился, что все признания позади и теперь можно спокойно допить свое виски.

— Ты ничем не оскорбил меня, предложив поселиться рядом на квартире, — грустно сказала Джорджия. — Чем ты действительно оскорбил меня, так это тем, что предложил стать твоей женой женщине, которую не любишь. Поэтому я отвечу тебе отказом.

— Я не говорил, что не люблю тебя, — всполошился Конрад. — Я только сказал, что не знаю, люблю или нет.

— Если ты надумаешь делать еще кому-нибудь предложение, мой тебе совет: сначала узнай.

— Джорджия! — взмолился Конрад. — Мне уже тридцать пять лет, и я никому еще не делал предложения. Ты первая.

— Неужели ты не понимаешь, что наш роман закончен. Закончен, так и не успев по-настоящему начаться. Честно говоря, я вообще жалею, что…

— Вам повторить?

Она не заметила подошедшего официанта.

— Да, пожалуйста. Двойную порцию. — Конрад протянул ему пару банкнот и, обращаясь к Джорджии, воскликнул: — А я не хочу, чтобы наш, как ты его называешь, роман закончился. Я никогда еще не любил женщину и не знаю, что это такое. Знаю только одно — ты заставляешь трепетать мое сердце так же, как оно трепещет при появлении из океанских волн огромного голубого кита, вздымающего облако пены. Глядя на тебя, я испытываю такое же ощущение радости и счастья, какое испытываю, любуясь выскакивающими из воды дельфинами. Ты опасна, как ураган в открытом море, и непредсказуема, как эхо песен, которые поют, опускаясь в океанскую бездну, киты. Мысль о том, что я могу потерять тебя, причиняет мне такую же боль, какую я чувствовал, глядя на умирающего кита, выброшенного безжалостной бурей на песчаный берег.

Онемевшая от удивления Джорджия слушала самое поразительное признание в любви, какое можно только себе представить.

— Извини, Джорджия. Это единственный язык, который я знаю. Я не умею объясняться с помощью серенад и красных роз. Честно говоря, мне вообще не нравятся красные розы, — с виноватым видом признался Конрад.

Официант поставил на стол бокал виски, но Конрад к нему даже не притронулся.

— Выходи за меня, Джорджия. Вот увидишь, наш брак будет удачным. Наша встреча в пустыне не была случайной. Это судьба. Может быть, мы еще будем благодарить мистера Брукса за его проделки, — криво усмехнулся он.

Джорджия залпом опрокинула остатки водки. Она знала, что будет ненавидеть себя за то, что сейчас собирается сделать, но не сделать этого она тоже не может.

— О, Конрад! Твой язык восхитителен, — вырвалось у нее. — Я не заслуживаю таких признаний, но и выйти за тебя замуж тоже не могу. По очень простой причине: я не люблю тебя. А теперь извини, мне надо подняться к себе наверх, чтобы уткнуться лицом в подушку и выплакаться.

— Кажется, нам надо проститься. — Конрад встал, бледный от волнения.

— Я не уеду из мотеля до утра, потому что не хочу уезжать, не повидав Агги. До утра и спокойной ночи.




Утро следующего дня надолго осталось в памяти Джорджии как худшее утро в ее жизни. Она приняла душ, думая о том, что теперь у нее не скоро появится возможность вымыться, натянула на себя старые джинсы и темно-зеленую рубашку, зачесала назад волосы. Всю новую одежду, купленную несколько дней назад в дорогах бутиках, Джорджия бросила в мусорную корзину. Когда Агата постучала в дверь, она была полностью готова.

— Доброе утро, Агги, — с улыбкой приветствовала она девочку. — Пойдем завтракать?

Чтобы не огорчать ребенка, Конрад за завтраком тоже старался казаться веселым, но темные круги под глазами свидетельствовали о том, что он провел бессонную ночь. Сама Джорджия выглядела не лучше, ибо никакой душ не может полностью смыть с лица женщины следы слез.

Только когда они поднялись в свой номер, Конрад сообщил дочери, что Джорджия с ними не летит.

— Этого не может быть, — решительно заявила Агги, протягивая ей своего любимого медвежонка. — На, возьми, только лети с нами.

— Не могу, дорогая. Ведь я приехала сюда специально, чтобы пожить в пустыне, вот туда мне и надо вернуться.

— А я хочу, чтобы ты с нами полетела, — упрямо твердила девочка, — потому что ты мне нравишься.

Джорджия чувствовала, что, если ребенок скажет еще хоть одно слово, она не устоит.

— О тебе будет заботиться Конрад. Ты начнешь ходить в школу, — слабо защищалась она. — Я, пожалуй, пойду. Мне предстоит сегодня долгий путь.

— Мой адрес и номер телефона. — Конрад протянул ей конверт. — Я хотел бы получить твой номер тоже.

— Но я еще не скоро попаду домой.

— Джорджия, пожалуйста!

Она быстро набросала на фирменном конверте мотеля все свои данные и молча протянула его Конраду.

— Счастливо вам долететь.

Пятнадцать минут спустя Джорджия расплатилась и уехала из мотеля. Уехала от мужчины, который вернул ее к жизни, от ребенка, который всего за два дня сумел найти место в ее сердце.

Сев за руль, она включила зажигание и резко нажала на педаль газа. Машина рванула с места и скрылась за поворотом.




11


Прошла уже целая неделя с тех пор, как Джорджия вернулась на свою стоянку в пустыне. Первые три дня она делала все возможное, чтобы только не думать о Конраде. Днем ходила до изнеможения, а вечерами читала, пока не начинали слипаться глаза. Но если в дневное время она еще могла контролировать свои мысли, направляя их в нужное русло, то по ночам сделать это было невозможно, и поэтому почти каждую ночь ей снился Конрад.

Некоторые из снов были эротическими, и тогда она просыпалась горящая от желания близости с мужчиной, которого сама же и отвергла. Другие пугали ее. Такие, как шторм на море, во время которого волны смывают Конрада с палубы и никто не приходит ему на помощь. Или о том, как она сама запутывается в рыболовецкой сети и начинает тонуть, а Конрад спокойно проплывает мимо, даже не пытаясь ее спасти.

На четвертый день Джорджия поняла: надо что-то делать. Дойдя до шоссе, она села в автомобиль и поехала в Пуэбло.

— Врач Энтони Блейн на приеме и сейчас подойти не может, — ответила ей по телефону секретарша приятеля Конрада.

Полчаса спустя ей все-таки удалось до него дозвониться и они договорились встретиться в кафе, чтобы вместе пообедать.

— Рад вас снова видеть, — с улыбкой приветствовал ее Энтони. — Когда улетел Конрад?

Вместо ответа Джорджия прижала к груди меню и разрыдалась.

Вопреки ее ожиданиям, Энтони не кинулся ее успокаивать. Он спокойно вынул из кармана чистый платок и протянул его ей, одновременно сделав знак официанту. Пока обескураженная Джорджия приводила свои глаза в порядок, он успел сделать заказ с видом человека, которому приходилось быть свидетелем еще и не таких драм.

— Конрад просил меня выйти за него замуж, — выговорила наконец Джорджия.

— Это хорошо, — одобрил новость Энтони.

— А еще он не любит красные розы, — снова всхлипнула она.

— Я так понимаю, это ваш любимый цвет, — сочувственно заметил Энтони. — Такое несовпадение вкусов может стать непреодолимым препятствием на пути к семейному счастью.

— Вы не знаете основного. У него есть семилетняя дочь, — выложила свой главный козырь Джорджия.

— Вот это уже серьезно, — признался Энтони. — И вы из-за этого полезли в бутылку?

— Нет, не из-за этого, — начала злиться на него Джорджия.

— Во всяком случае, вы удрали поджав хвост, не так ли? Что с вами, Джорджия? Вы что, не любите детей?

— Я очень их люблю, — обиженно ответила она, стараясь выглядеть достойно, насколько это вообще возможно при ее покрасневших от слез глазах и вспухшем носе.

— Вам с Конрадом плохо в постели?

— Если вы имеете в виду секс, то он у нас не просто хороший, он восхитительный, — еще больше покраснев, призналась Джорджия.

— Тогда почему вы не сворачиваете палатку и не покупаете билет до Массачусетса? Мой друг явно влюблен в вас по уши. Ловите счастье.

— Это вы так считаете, а вот сам Конрад так и не признался мне в любви.

— Он сделал гораздо больше: предложил вам стать его женой. На моей памяти он никому не делал предложения. Поймите, нередко дела бывают красноречивее слов. Вы сами-то любите его? Если нет, то к чему весь этот разговор.

— Я не знаю. — Слезы снова потекли из ее глаз. — Конраду я сказала, что не люблю, но взгляните на меня. Я стала развалиной. За последние дни я выплакала столько слез, что если бы ими полить персиковое дерево, то оно зацвело бы даже в пустыне.

— Я долго верил, что антиподом любви является ненависть, пока не понял, что на самом деле это безразличие. Не похоже, Джорджия, что Конрад вам безразличен.

Официант поставил перед ними по салату из шпината и плетеные корзиночки с хрустящими французскими булочками. К своему удивлению, Джорджия вдруг почувствовала, что голодна. Какое-то время оба ели молча. Потом Энтони начал рассказывать.

— Знаете, Джорджия, однажды мы с Конрадом поехали вместе в Нью-Йорк на встречу выпускников нашего класса и он свозил меня в приют, в котором вырос. Одна из сестер, кажется сестра Амелия, скончалась и должна была состояться похоронная месса.

— Он очень любил Амелию, — заметила Джорджия.

— Так вот, были мы там недолго, но я успел понять, что сестры-монашки очень добрые люди, делающие все, что в их силах. И все-таки это типично казенное заведение. Стены были покрашены дешевой немаркой краской, спальни выглядели, как бараки, столовая почти не отапливалась, а дело было в феврале, и на улице стоял холод. Но главное другое. Там негде уединиться. Вы все время на людях, на виду у всех. Конрад прожил в таких условиях шестнадцать лет. При этом он не знал своих родителей, не знал, что такое семья. После этого нет ничего удивительного, что он выбрал профессию, позволяющую ему жить и работать в полном одиночестве. Вот почему ему так трудно признаться даже самому себе в том, что он любит вас, и еще труднее выразить это словами.

— А теперь, извините, мне пора, — вставая из-за стола, сказал Энтони. — Через десять минут ко мне придет пациент. Пришлите приглашение на вашу свадьбу.

Он улыбнулся и поцеловал Джорджию в щеку.

— Вы большой оптимист, — с сомнением заметила она, но глаза ее заметно повеселели.

— Жизнь коротка, любовь встречается нечасто. Желаю удачи!

— Огромное вам спасибо. Вы так нам помогли!

— Для Конрада я бы еще и не такое сделал.

С этими словами он откланялся. Как много можно узнать о человеке по его друзьям, подумала Джорджия, оставшись одна. Энтони — замечательный друг.

Вернувшись в пустыню, она не стала в тот же день сворачивать свой лагерь. Подсознательно Джорджия чувствовала, что Конраду и Агги надо дать еще время побыть вдвоем, да и ей самой необходимо все хорошо обдумать.

В течение многих лет она обманывала себя, полагая, что идеалом семейной жизни является та, которую она видела в доме своих родителей. Мирная и тихая, как деревенский пруд.

Конрада можно было сравнивать с чем угодно, только не с прудом. Он скорее напоминал бурный океан с массой подводных течений и неизведанных глубин. Пустыня, которую она так полюбила, тоже больше похожа на океан, а не на пруд. Так что в их отношении к жизни, несомненно, немало общего.




Утром Джорджия уложила в рюкзак свои вещи и выехала в Пуэбло. Оттуда первым делом она позвонила родителям, жившим, как и Конрад, в Массачусетсе совсем неподалеку от его городка, и предупредила их о своем приезде.

Отец встретил ее в аэропорту, мать на пороге дома. Вот оно, ее родовое гнездо. Дом был выкрашен в голубой цвет. Под белыми окнами росли виноградная лоза и кусты роз, некоторые из которых еще цвели. За цветами ухаживала ее мать, Кора. Отец, Роналд, выращивал на заднем дворе на грядках овощи. Ну просто образцовый дом из журнала «Дружная семья», подумала Джорджия, выходя из машины.

Ее мать, уже немолодая женщина с седыми кудряшками, еще сохранила привлекательность. Отец, который был немного постарше, выглядел как настоящий джентльмен. Он был преисполнен чувством собственного достоинства.

За обедом — давно она не ела таких вкусных домашних блюд — говорили о всякой ерунде, но все равно было так приятно себя чувствовать в родных стенах.

— Ты выглядишь хорошо отдохнувшей, — заметил отец, принимая из рук жены чашку кофе. — Никогда не понимал, как это можно отдыхать в таком диком и негостеприимном месте, как пустыня, но на тебя каждый раз она действует благотворно.

— Я познакомилась с одним мужчиной, — сообщила Джорджия, — и мне хотелось бы кое-что спросить у вас.

— Конечно, дорогая, — улыбнулась Кора. — Надеюсь, он прекрасный человек и достоин тебя?

— Я бы не стала характеризовать его как прекрасного человека, — уклончиво заметила Джорджия.

— По крайней мере, он хорошо к тебе относится? — жестко поставил вопрос Роналд, протирая очки одним из безукоризненно чистых платков, которые каждую неделю наглаживала его жена.

Джорджии не хотелось говорить о Конраде. По крайней мере, сейчас.

— Я всегда мечтала иметь такую семью, какую создали вы, мои родители, — робко начала она. — Именно поэтому я так долго оставалась с Эндрю. С ним было очень легко, и мы никогда ни о чем не спорили. Вы женаты уже тридцать три года, из которых я прожила с вами около восемнадцати и ни разу не слышала, чтобы вы поругались.

Кора и Роналд смущенно посмотрели друг на друга.

— У вас бывали когда-нибудь стычки, доходившие до настоящего скандала?

— Скандалов между нами никогда не было, — улыбнулась Кора.

— У нас случались разные точки зрения, — дипломатично выразился Роналд.

— Спорили, орали друг на друга, но не больше, — подтвердила жена.

— Почему же я ни разу не слышала этого?

— Потому что мы не ссорились в твоем присутствии, — снисходительно, как маленькой, объяснила Кора.

— Видишь ли, когда твоя мама забеременела, — добавил Роналд, — мы сразу договорились никогда не повышать голоса в доме.

— Удивительно, как вам удалось так долго соблюдать эту договоренность. Мы же с Конрадом — его зовут Конрад — непрерывно ссоримся, орем друг на друга, подсмеиваемся друг над другом. Какой-то кошмар!

— Роналд! Налей мне, пожалуйста, вина, — попросила мужа Кора, удивив этим Джорджию. Она знала, что мать крайне редко употребляет алкоголь. — Я никогда тебе раньше этого не говорила, — Кора подняла бокал, — но ты уже не ребенок, и я признаюсь, что мне очень хотелось бы, чтобы ты вышла замуж за порядочного человека.

Вот оно что! Значит, все эти годы мать переживала, что дочь никак не найдет своего семейного счастья.

— Конрад — прекрасный человек, — сказала Джорджия.

— Дай-то Бог! — порадовался за нее Роналд. — Честно говоря, мне никогда не нравился твой Эндрю. Ты уж извини, какой-то он ни рыба ни мясо.

— Извиняю. О Конраде вы такого не скажете, — заверила их Джорджия.

— Мои родители, твои бабушка и дедушка… ты их не можешь помнить, они умерли, когда тебе было два года… — начала рассказывать Кора. — Так вот, они беспрерывно ссорились, кричали, бросались друг в друга вещами, без конца спорили, начиная с того, что приготовить на обед, и кончая тем, где кого похоронить. Я ненавидела их за это.

Глаза пожилой женщины наполнились слезами.

— О, мама! — Джорджия нежно погладила руку матери.

— Если бы все это происходило сегодня, то они скорее всего бы развелись. — Кора крепко сжала пальцы дочери. — Но в те времена это было не таким легким делом. — Гордо подняв голову, она с присущим ей чувством собственного достоинства продолжала: — Как только я достигла возраста, когда начинают задумываться о замужестве, я поклялась, что никогда мои дети не увидят семейных ссор. Если нам с мужем будет необходимо выяснить отношения, сказала я себе, мы будем делать это за закрытыми дверями.

— Роналд поддержал меня в этом. — Она промокнула глаза платком. — Вот почему ты никогда не видела нас ссорящимися. Мы сделали что-нибудь не так, дорогая?

— Господи, что ты говоришь! — Джорджия вскочила со стула и, обняв мать за плечи, прижалась щекой к ее лицу. — У меня было чудесное детство, за которое я вам бесконечно благодарна. Это лучший подарок, какой только родители могут сделать своим детям.

Она замолчала и после паузы неуверенно спросила:

— А как насчет секса?.. Я никогда не замечала в доме того, что…

— Какие, однако, ты задаешь вопросы… — Кора нахмурилась, ее предки были пуританами, одними из первых поселенцев Новой Англии.

Роналд не сказал ничего. Вместо этого он подошел к жене, поднял ее со стула и крепко поцеловал в губы. Для шестидесятилетнего мужчины, женатого уже тридцать три года, это был весьма пылкий поцелуй.

— Я ответил тебе на твой вопрос, дочка? — улыбаясь, спросил он.

— Девочка моя, секс тоже должен быть за закрытыми дверями, — добавила мать.

— Спасибо вам, дорогие родители, за откровенность, — рассмеялась Джорджия. — Вы полностью ответили на мой вопрос.

— А теперь расскажи, дочка, о твоем женихе, — предложил отец. — Как его зовут, чем он занимается, сколько ему лет?

Джорджия начала рассказывать и обнаружила, что получает удовольствие, говоря о Конраде. Она опустила некоторые подробности, касающиеся их интимных отношений, но сказала о главном — об Агате.

— Это большая ответственность. — Отец с сомнением покачал головой.

— Я готова взять ее на себя, — сказала Джорджия, — если, конечно, он сам не передумал взять меня в жены. Я отказалась поехать с ним сразу и осталась на неделю в пустыне. Может быть, он за это время нашел кого-нибудь получше меня.

— За неделю? — удивилась Кора. — Ну, если это и случилось, то слава Богу, что вы не успели пожениться. Зачем тебе такой? Как бы то ни было, привози его к нам познакомиться. И Агги, разумеется, тоже.

— Я боюсь до смерти появиться на пороге его дома, — призналась Джорджия.

— Чепуха! — возмутилась мать. — Если он наполовину так хорош, как ты его описала, он должен ждать тебя с замиранием сердца и распростертыми объятиями. В любом случае, позвони ему сначала.

— Не могу, — призналась Джорджия. — Лучше я постучу в дверь и посмотрю, с каким лицом он мне ее откроет. Тогда сразу все станет ясно.

— Детка, а что, если тебе поехать к Конраду на моей машине? — предложила Кора. — Роналд, дорогой, мы ведь несколько дней обойдемся одной машиной?

— Разумеется. Твое здоровье, девочка! — поднял бокал отец.




На следующий день Джорджия отправилась с матерью в магазин. Она сознательно не торопилась к Конраду, потому что хотела приехать вечером, когда ребенок будет уже спать.

Кора Макмиллан, как любая женщина, обожала делать покупки. Она убедила дочь купить черную шерстяную юбку и эффектный черный свитер с зелеными и оранжевыми нашивками, прекрасно сочетавшийся с цветом ее волос и глаз.

— Я уже в третий раз покупаю новую одежду, чтобы придать себе смелости, — призналась она матери. — Надо скорее заканчивать этот роман, иначе он разорит меня.

— Не можешь же ты явиться к любимому мужчине в этих пропыленных туристских штанах, — улыбнулась Кора.

— Почему ты решила, что я влюблена? Я сама еще не знаю.

— Потому что видела, какое у тебя вчера было лицо, когда ты рассказывала о нем.

После обеда Джорджия загрузила свои вещи в машину матери, поцеловала родителей на прощание и тронулась в путь. Отъезжая от дома, она оглянулась. Родители стояли у входа, взявшись за руки и улыбаясь ей вслед. Может быть, через тридцать лет они с Конрадом так же будут стоять рука об руку, провожая своих детей…

Добравшись до Чатема, где жил Конрад, она спросила на заправочной станции, как проехать на Черри-стрит.

— Прямо и первый поворот направо, — объяснил ей служащий. — Вы не проедете мимо. Поворот нельзя не заметить.

Джорджия не заметила и потом долго петляла по безлюдным улицам маленького городка. Наконец она догадалась зайти в супермаркет, чтобы узнать, где находится дом Конрада Гастингса.

— А, это тот парень, который китами занимается? Проезжайте примерно милю в сторону океана. Увидите голубой почтовый ящик у дороги. Кажется, он у него голубой.

Поблагодарив, Джорджия вышла на улицу и поехала в указанном направлении. Почтовый ящик оказался действительно голубым. На нем черными буквами была написана фамилия Конрада. Она съехала с дороги и выключила двигатель. Последние метры ей хотелось пройти пешком. Как она ни оттягивала свой приезд, сейчас было только семь часов. Агата скорее всего еще не спит.

Выйдя из машины, Джорджия услышала какие-то новые звуки. Прислушавшись, она поняла, что это шумят, разбиваясь о волнорез, волны. Конрад живет совсем рядом со своей первой любовью — океаном.

Она подождала немного, пока глаза не привыкли к темноте, и уверенно направилась к дому, как будто точно знала, куда ей идти и для чего.

На самом деле и то и другое было неверно.




12


Джорджия шла по дорожке, ощущая терпкий аромат прелой листвы и вечнозеленых растений, сдобренный соленым океанским запахом. Вот они, владения Конрада, думала она. На первый взгляд это побережье сильно отличается от любимой ею пустыни, но сразу замечаешь и много общего — такой же дикий, девственный уголок природы.

Построенный из выдержанного кедра, с высокими гранитными трубами и крышей из дранки, дом был великолепен. Раздвигая нависающие над дорожкой лапы мокрой хвои, Джорджия мысленно похвалила себя за то, что догадалась приехать в туристской одежде. Новые кожаные сапоги и дорогой черный плащ здесь выглядели бы просто неуместно.

Высокие окна дома в форме носа корабля выходили на океан, откуда доносились глухие удары волн о камни. Спрятавшись за дерево, она скинула с головы капюшон и с замиранием сердца взглянула в окно гостиной.

Джорджия увидела Конрада, сидящего на большом мягком диване перед огромным камином, сложенным из гранитных камней, в котором весело пылал огонь. Одной рукой он обнимал прижимавшуюся к нему Агату. В другой держал книжку. Рядом, свернувшись в клубок, примостился огромный черный кот.

Все трое выглядели вполне счастливыми, и, казалось, им никто больше не нужен. Она явно здесь будет лишняя. У Агги теперь есть отец, у Конрада любимая дочка и не менее любимый океан. Для нее ни в этом доме, ни в сердцах его обитателей нет места. Надо было быть круглой идиоткой, чтобы приехать сюда.

Конрад кончил чтение и закрыл книгу. Агата со смехом повисла у него на шее. Он со счастливой улыбкой обхватил ребенка и вышел с ней из комнаты. Джорджия обратила внимание, что Конрад больше не хромает.

Он отсутствовал не больше десяти минут, но это время показалось ей вечностью. И зачем только она рассказала о нем своим родителям? Ей казалось, что она отдала бы сейчас все, что угодно, лишь бы снова оказаться в своей палатке в пустыне.

Наконец Конрад вернулся, и сердце ее учащенно забилось. Добавив поленьев в камин и погладив кота, он опять вышел и тут же появился снова с чашкой кофе в одной руке и газетой в другой.

Возвращайся в свою машину, прошептал ей внутренний голос. Он никогда не узнает, что ты здесь была. Ты совершенно ему не нужна. У него чудесный дом, любимая дочь, а тебя он давно уже забыл.

Зачем дожидаться, пока тебе в глаза не скажут, что ты здесь лишняя? Для чего напрашиваться на очередное унижение? Уезжай, и поскорее.

Джорджия начала осторожно пятиться между деревьями. Как только лес закрыл дом, она повернулась и бросилась со всех ног назад к машине. Дождь шел все сильнее, и, несмотря на плащ, она моментально промокла. Она чувствовала, как от холода немеет ее тело, а ноги отказываются повиноваться. Обессиленная, она остановилась.

Боже, что с ней происходит?! Опять она позорно бежит, точно так же, как сбежала в Колорадо-Спрингс. Пусть Конрад ее разлюбил, но она должна узнать это от него самого. Если он скажет ей это четко и определенно, — Джорджия знала, что именно так оно и будет, — она тут же уедет в Техас, в Мексику, куда угодно, лишь бы подальше от того места, где живет Конрад.

Тем же путем Джорджия снова вернулась к дому и остановилась под высокой сосной, чтобы стряхнуть с лица и волос капли дождя. Она решила подождать еще минут пятнадцать, пока Агата не заснет. Если Конрад скажет, что не любит ее, возможно, со временем она сможет забыть его и успокоиться. Возможно…

Время тянулось невыносимо медленно. Джорджия с тоской глядела на часы, минутная стрелка которых, казалось, застыла на месте. Пытаясь согреть окоченевшие руки, она засунула их в карман. Впрочем, она прекрасно понимала, что не холод был истинной причиной охватившей ее дрожи.

Ярко высвеченное окно гостиной напоминало экран немого кино. Вот Конрад бросил газету на пол, встал с дивана и начал ходить взад и вперед по комнате, бросая взгляд на окно. Она невольно отпрянула. Он напомнил ей животное, посаженное в клетку и вынужденное смириться с навязанной ему неволей.

Она увидела, как он подошел к камину и, опершись о мраморную полку, стал задумчиво смотреть на горящие поленья. В следующее мгновение Конрад уронил голову на лежавшие на полке руки и застыл в позе, выдававшей охватившее его отчаяние. В позе человека, терпение которого иссякло, но которому не остается ничего другого, как продолжать терпеть.

Сердце Джорджии забилось так громко, что, казалось, заглушило шум океанских волн. Забыв обо всякой осторожности, она кинулась к дому, натыкаясь на деревья и спотыкаясь о торчавшие из земли корни. Скорее добежать до Конрада и, если это только возможно, облегчить его душевные муки.

Споткнувшись о лежавший на земле ствол дерева, Джорджия с размаху упала на землю, разодрав при этом о торчавший сук себе щеку. Видимо, боковым зрением Конрад уловил в окне какое-то движение, потому что повернулся и пошел к двери.

Хлынувший из открытой двери свет ослепил ее.

— Кто там? — раздался знакомый голос.

Поднявшись с земли, Джорджия провела рукой по лицу и увидела на ней следы крови.

— Это я, — борясь с охватившей ее слабостью, произнесла она.

— Джорджия!

Конрад смотрел на нее с видом человека, которого ударили по голове чем-то тяжелым. Что означает такой взгляд? Что он любит ее и рад встрече или наоборот? А она-то думала, что по выражению его лица сразу поймет что к чему.

— Я приехала, чтобы повидать тебя, — сказала она, делая четыре шага ему навстречу.

Джорджия отлично знала, как много означает первая фраза, произнесенная при встрече, и поэтому сердито выругала себя. Неужели нельзя было придумать что-нибудь умнее? Остается еще только сообщить ему, что темно и идет дождь.

— Что с твоим лицом?

— Не бойся, это всего лишь царапина. Очередной мелодрамы не будет.

— А разве это не мелодрама, когда женщина, которую, как я думал, мне никогда больше не придется увидеть, появляется ночью вся промокшая и тайком, как воришка, крадется к моему дому?

Кажется, все даже хуже, чем я ожидала, в отчаянии подумала Джорджия. Не зная, что ответить, она машинально пыталась остановить сочившуюся из раны кровь, но вместо этого только размазывала ее по лицу. Почему я не осталась в пустыне?

Конрад быстро спустился со ступенек крыльца. На нем был синий свитер и выцветшие джинсы. Джорджии, которая привыкла видеть его хромающим, походка Конрада показалась необыкновенно грациозной. Она стояла как окаменевшая и молча смотрела на него.

— Не смей дотрагиваться до меня! — воскликнула она, увидев, как он протягивает к ней руки.

Конрад замер, словно от удара кнута. На его густых, темных волосах блестели капли дождя.

— Я хотела сказать, нам сначала надо поговорить, — поспешно поправилась Джорджия.

— Давай хотя бы войдем в дом или это часть твоего плана — стоять под дождем, пока мы оба не подхватим воспаление легких?

— Понимаю, я выгляжу глупо, — пробормотала Джорджия. Она растерянно оглядела себя и, кажется, только сейчас поняла, что вся вымокла.

— Я немного промокла, да?

— Мне не раз приходилось видеть утонувших крыс. Сходство между вами просто поразительное.

Низкий глубокий голос Конрада заставил ее затрепетать. Она всегда любила его голос, даже когда он звучал, как сейчас, враждебно. Джорджия молча поднялась по ступенькам на крыльцо и вошла в просторную переднюю. На вешалке висел желтый дождевик, который, судя по размерам, принадлежал Агате. Рядом — другой, видимо Конрада.

— Агги уже заснула? — спросила она.

— Мгновенно. Какое это ценное качество — моментально засыпать! Всю последнюю неделю я очень сожалел, что не способен на такое. Дай, пожалуйста, твой плащ.

Не очень-то он гостеприимен, подумала Джорджия, наклоняясь, чтобы развязать шнурки на ботинках. Замерзшие пальцы не слушались, и она только затянула узлы еще туже. Пробурчав что-то непонятное, Конрад упал на колени и стал расшнуровывать ее обувь. Нет, я не заплачу, убеждала себя Джорджия, глядя сверху на склонившиеся перед ней широкие плечи и черную голову. По крайней мере, не сейчас.

— Спасибо, — пробормотала она, с облегчением сбрасывая ботинки. Носки, конечно, тоже были мокрыми, как и плотно прилипшие к ногам брюки.

— Вот что. — Конрад решительно положил ей руку на плечо. — Иди-ка ты, дорогая, прямо в душ. Есть потом будешь?

— Я не голодна, но кофе не помешает, — робко кивнула головой Джорджия.

Он провел ее через прекрасно оборудованную кухню вниз в ванную комнату. Обитые кедровыми досками стены источали приятный терпкий запах. Пол и стены были выложены голубым кафелем, а на крючках висели такого же цвета полотенца.

— Банный халат в шкафу.

— Конрад! Все мои вещи остались в машине, которая стоит рядом с дорогой. Не мог бы ты их мне принести?

— Сделаю, — коротко ответил Конрад и вышел, захлопнув дверь перед самым ее носом.

Что же он так нелюбезен? — тоскливо подумала Джорджия. Разве так любящие мужчины встречают предмет своей любви. И все-таки не похоже, что я ему безразлична. Джорджия взглянула в зеркало.

Лицо в крови и мокрые спутанные волосы делали ее похожей на персонаж фильмов о вампирах. При виде крови ей стало не по себе. Впрочем, возможно, причина не в этом.

Раздевшись, Джорджия встала под душ, сделав воду такой горячей, какую только можно было терпеть. Закончив мыться, она приоткрыла дверь ванной и обнаружила на полу пакеты со всеми своими недавними покупками. Конрада нигде не было видно.

Она быстро нашла все, что ей нужно, и четверть часа спустя вышла в гостиную с гордо поднятой головой. На лице красовался крошечный, почти незаметный кусочек пластыря, зато косметики она не пожалела. На ней была длинная узкая юбка, подчеркивающая стройность фигуры, черные чулки и выдержанный в голубых тонах свитер, оттенявший цвет глаз.

Поднявшись с дивана, Конрад молча протянул ей чашку кофе. Джорджия взглянула на нее с таким видом, как будто раньше никогда не видела кофе, и тоже молча поставила ее на столик. На полу рядом с камином, от которого исходило приятное тепло, примостился кот.

— Я ехала сюда, чтобы многое сказать тебе, а теперь не знаю, с чего начать, — с трудом произнесла Джорджия, опустив глаза и бессмысленно ковыряя носком палас. — Признаюсь, что в Колорадо-Спрингс я откровенно струсила и поэтому сбежала от тебя. Я чуть было не сбежала снова, когда увидела вас с Агатой на диване. Вы оба выглядели таким счастливыми, и я решила, что буду третьей лишней.

Конрад сидел неподвижно и молча слушал. По выражению его лица нельзя было определить, что он думает, но зато на нем явственно выступали следы недавних переживаний. Он выглядел глубоко несчастным, измученным душевными страданиями человеком.

— На прошлой неделе я встречалась с твоим другом Энтони, — с замиранием сердца продолжала Джорджия. — Он рассказал мне многое о тебе, о твоей жизни в приюте. Потом я поехала к родителям и там за десять минут откровенного разговора узнала о них больше, чем за все мои двадцать девять лет. Я поняла, что их семейная жизнь вовсе не была такой идеальной, какой я ее себе представляла и какую хотела для самой себя. Энтони убежден, что ты меня любишь. Моя мать сказала мне, что я в тебя тоже влюблена.

Ни один мускул не дрогнул на лице Конрада. Его суровость повергла Джорджию в отчаяние.

— Честно говоря, ты не производишь впечатления влюбленного, — горестно сказала она. — Я знаю, что не должна была сюда приезжать, но мне необходимо, чтобы ты сам сказал мне обо всем. Это придаст мне мужества, и я навсегда исчезну из твоей жизни. Может быть, мне даже удастся выбросить тебя из своего сердца.

Боже мой, ведь я собиралась сказать ему совершенно другое, с тоской подумала Джорджия и, окончательно растерявшись, добавила:

— А теперь позволь я выпью кофе. Мне в самом деле он сейчас необходим.

Приняв чашку из его рук, она как бы нашла для себя занятие, позволившее ей взять тайм-аут.

— А ты сама-то как думаешь, любишь или нет? — ровным голосом спросил Конрад.

В камине потрескивали поленья. Кот лениво потянулся и зевнул. У него отсутствовали кончики ушей, а вся морда была в шрамах.

— Что-то он у вас не очень симпатичный, — заметила Джорджия.

— Агги выбрала его в приюте для бездомных животных, а уши он отморозил. — Конрад сделал недовольный жест рукой. — Не уходи, пожалуйста, от ответа.

Как это похоже на Конрада, позволить дочери взять самого неприглядного, а потому самого одинокого кота, которого, конечно же, никто другой никогда бы не взял. Внезапно Джорджия поняла, для чего она перелетела через весь континент и почему, несмотря на отвратительную погоду, приехала в этот дом, стоящий на всех ветрах на самом берегу океана.

— Конрад! Все так просто. Мне самой удивительно, как это я до сих пор ни о чем не догадывалась. Я не только думаю, что люблю тебя. Я действительно люблю тебя. Странно только, что я последняя об этом узнала.

Прежде чем Конрад успел что-нибудь сказать, Джорджия встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Ей показалось, что это был самый искренний, самый естественный поступок в ее жизни.

Затем, отстранившись, она с трепетом стала ждать реакции Конрада. Неужели он ее оттолкнет, скажет, что она заблуждается относительно его чувств к ней. А может быть, он все-таки с радостью пустит ее в свою жизнь?

Сердце ее ушло в пятки. Конрад же, напротив, казался спокойным, и лицо его оставалось таким же непроницаемым, как и до ее признания.

— О Господи, Джорджия! — вдруг раздался его голос, и в нем прозвучали совершенно новые, не слышанные ею до сих пор интонации.

Он обнял ее и стал исступленно целовать в губы. В то же мгновение она ощутила, как встало и уперлось ей в живот его мужское естество. Со стоном она погрузила пальцы в густые волосы и прижалась вздымающейся от волнения мягкой грудью к его жесткой мужской груди.

Не говоря ни слова, Конрад взял ее на руки и понес, распахивая по пути ногой двери. Словно во сне, мимо Джорджии проплывали комната за комнатой, пока наконец она не оказалась на постели.

— Я чувствую себя так, будто в один миг обрела семью и дом, — прошептала она.

— Ты — моя семья и мой дом, — отвечал Конрад, целуя ее с такой жадностью, что у Джорджии исчезли последние остатки стыда и смущения. Она сама взяла его руку и положила себе на грудь.

— Я не смогла второпях найти во всех этих пакетах черный лифчик, да, честно говоря, и не слишком искала.

— Ты такая красивая, и мне безумно нравится то, что ты не стесняешься быть откровенной, — отвечал Конрад, стягивая с себя свитер. Он сел на кровать, чтобы снять джинсы, и Джорджия прижалась щекой к его обнаженной спине, ощутив при этом мужской, такой знакомый запах его кожи, который, казалось, она не забудет до самой смерти. Потом он встал, обнаженный и готовый к любви. За его спиной за окном бушевал океан. Капли дождя мягко ударялись о стекло.

— Я вижу тебя, мой милый, и твой океан. Мы так похожи, нас обоих тянет в самые дикие уголки природы, — прошептала она с нежностью.

— Ни в одно дикое место меня не тянуло еще так, как тянет к тебе, — отвечал Конрад. — Прошу тебя, разденься для меня. Прямо сейчас.

Соблазнительно изогнувшись, Джорджия сползла с постели и небрежным движением бедер скинула юбку. Потом сняла через голову свитер, обнажив груди, и начала стягивать чулки, а за ними полоску трусиков не выдержав такого искушения, Конрад прижался лицом к ее животу. Потом его губы спустились ниже, туда, где находилось средоточие ее женского естества. От остроты ощущений Джорджия выгнулась, как туго натянутый лук, и из нее исторгся крик желания.

Конрад осторожно лег рядом и начал ласкать ее тело с такой страстью, что очень скоро желание отдаться стало нестерпимым. Не дожидаясь, когда это сделает Конрад, Джорджия села на него сверху и ввела рукой его член в себя. Медленно поднимаясь и опускаясь, она неотрывно смотрела в его потемневшие от страсти голубые глаза. Его губы шептали ее имя.

В следующее мгновение он опрокинул Джорджию на спину и лег между ее ног. Сильными движениями он входил и выходил из нее, распаляясь все больше и больше. Подстроившись под его ритм, Джорджия энергично двигала задом. Их движения были настолько синхронными, что, казалось, двигаются не два, а одно тело. На какое-то мгновение Джорджии показалось, что, даже если захотеть, она не сможет оторваться от него. Но ей и не хотелось этого вовсе.

Потом все мысли исчезли, остались одни только ощущения и чувства. Их тела вздымались, как океанские волны. Их крики слились в единый, и наступила тишина.

Содрогаясь от любовных конвульсий, Джорджия прижалась к Конраду со словами:

— Я никогда еще не испытывала ничего подобного.

Приподнявшись на локте, Конрад убрал дрожащей рукой с ее лица потные волосы и хрипло сказал:

— Теперь наступило время задать такой же вопрос мне, какой я только что задавал тебе, дорогая.

— Любишь ли ты меня? — улыбнулась Джорджия. — Мне кажется, можно даже и не спрашивать.

— Нет, ты, пожалуйста, спроси, — настаивал Конрад.

— Конрад! Ты меня любишь?

— Я люблю тебя, Джорджия! Люблю всем сердцем.

— Но это, кажется, не делает тебя счастливым. — Джорджия с тревогой заметила в его глазах слезы.

— Боюсь, я не смогу выразить словами, насколько я счастлив. Никогда еще я не говорил ни одной женщине три коротких слова: я тебя люблю. Такие простые, но как много они значат. Я рад, что ни одна женщина еще не слышала их от меня. Они твои, и только твои, как и я сам, если я все еще тебе нужен.

— О да, милый! Ты так мне нужен!

— И ты выйдешь за меня замуж?

— С радостью!

— Как? И это все, что ты можешь мне сказать после всех мучений и переживаний, которые я перенес за последнюю неделю?

— Любимый и дорогой Конрад! — давясь от смеха, торжественно провозгласила Джорджия. — Я люблю тебя всей душой и всем телом, от кончиков пальцев, которым сейчас гораздо теплее, чем было еще полчаса назад, до волос на голове, которые просто умоляют меня привести их в порядок. От одной только мысли, что я скоро стану твоей женой, мне хочется прыгать на постели как сумасшедшей.

— Господи, Джорджия, ты вернула меня к жизни!

— Подожди, Конрад! Мы совсем забыли об Агги. А как она отнесется к нашей женитьбе? Может быть, надо дать ей время, чтобы она свыклась с мыслью о нашем браке?

— Не волнуйся, дорогая, — успокоил ее Конрад. — Ты с самого начала очень ей понравилась. Всю неделю она о тебе вспоминала и спрашивала меня, когда же ты наконец приедешь. Как ты понимаешь, мне было очень нелегко ответить на этот вопрос. Что касается свадьбы, то я предлагаю устроить ее на Рождество. По крайней мере, мы никогда не забудем дату нашей очередной годовщины. — Конрад нагнулся и нежно поцеловал ее. — У меня есть для тебя хорошая новость. Я давно уже вел переговоры с одной нью-йоркской издательской фирмой. На днях был подписан контракт, так что ближайшие год или два мне предстоит работать в исследовательском центре и одновременно писать книгу о китах, которую я собираюсь иллюстрировать собственными фотографиями. Так что с жизнью бродяги покончено. Ты сможешь переехать ко мне к Рождеству?

— Теперь я просто не могу жить где-нибудь в другом месте.

— Джорджия! Ущипни меня, пожалуйста. Неужели все это не сон? Когда мы с Агатой приехали сюда, то уже на следующий день я почувствовал, что без тебя мой дом пуст. Должен признаться, что, не выдержав, я позвонил и оставил тебе на автоответчике послание. Всю прошедшую неделю я упрекал себя за то, что слишком легко сдался, был недостаточно настойчив, не боролся за тебя до конца.

— Я не очень-то поощряла тебя.

— Совсем не поощряла, но дело даже не в этом, а в том, что все произошло слишком быстро и мы просто не успели понять что к чему. — Он погладил Джорджию по голове. — Я так благодарен тебе за то, что ты приехала. Я никогда не забуду, что ты сделала для меня, для нас.

— Какие чудесные слова! — со вздохом облегчения прошептала Джорджия, пряча лицо на его груди.

— Тогда не будем тратить время понапрасну. Теперь нам придется ловить момент, когда Агата в школе.

— Я с превеликой радостью буду ловить момент. Момент радости и наивысшего счастья, — воскликнула Джорджия, чувствуя, как влажная теплота разливается между бедер.




Эпилог


Утром Джорджию разбудил звон вмонтированного в радиоприемник будильника. Открыв глаза, она с удивлением обнаружила, что лежит, обвившись вокруг Конрада, как лента вокруг пакета с подарком. Впрочем, тот, кажется, вовсе не возражал против такой позы.

— Сигнал означает, что нам пора вставать? — улыбнулась она открывшему глаза Конраду.

Приподнявшись, он нажал кнопку будильника и сонно поцеловал ее в шею.

— Да, по крайней мере мне. В четверть девятого приходит школьный автобус, и я стараюсь успеть принять душ до того, как Агата встанет.

— Прекрасно! А я в это время приготовлю завтрак. Представляю, как она удивится.

— Действительно прекрасно. Только зачем такая спешка? Поцелуй меня сначала.

Они стали целоваться, и, когда Джорджия снова взглянула на часы, оказалось, что прошло целых двадцать минут. Надо сказать, что минуты эти показались ей очень приятными.

— Похоже, ты уже не успеешь принять душ, — промурлыкала Джорджия, почесывая нос о грудь Конрада.

— Придется ставить будильник на полчаса раньше, — усмехнулся он, снова целуя ее. — А вообще-то гораздо важнее утром сказать, как я люблю тебя. Ради этого можно и не вымыться.

— Ты действительно любишь меня?

— Я без ума от любви!

Он положил руку ей между ног, чтобы показать, как он ее любит.

— Я тоже люблю тебя, дорогой, но, если ты будешь продолжать дразнить меня, Агата проспит школу.

Поцеловав ее напоследок, Конрад сел, спустив ноги на пол.

— Агги любит хлопья с изюмом и молоком, а сверху надо покрошить бананы. Кот без конца будет приставать к тебе, уверяя, что умирает с голоду. Не верь ни одному его слову.

Накинув синий халат, Конрад направился к двери.

— Если бы ты только знал, как я люблю тебя, дорогой, — прошептала ему вслед Джорджия. — Мне все еще не верится, что я здесь, с тобой.

— Милая моя! Никогда еще в жизни я не был так счастлив, как в эту минуту, — обернувшись, улыбнулся ей в ответ Конрад.

Проводив его нежным взглядом, Джорджия неохотно встала с постели, надела черную юбку со свитером и попыталась, хотя без особого успеха, привести в порядок волосы. На кухне она без труда разобралась, где что лежит, и начала готовить завтрак, в то время как кот с громким мурлыканьем терся о ноги, все своим видом показывая, что он ее любит и ожидает ответного проявления чувства в виде порции «вискас». Единственное, что не давало ей покоя, это мысль о том, как встретит ее Агата.

Между тем кот становился все требовательнее. Если кончики ушей у него отсутствовали, то с голосом было все в порядке. Стало ясно, что он не замолчит, пока не получит положенный ему завтрак. Джорджия уже собиралась заняться поисками кошачьей еды, но в этот момент раздался топот маленьких ножек и на кухню с возгласом «Блэкки!» вбежала Агата.

Джорджия так крепко сжала кулаки, что ногти впились в ладони.

— Агги, здравствуй! Рада снова тебя видеть.

— Вы приехали? — изумленно раскрыв глаза, спросила девочка. — Когда я вернусь из школы, вы будете еще здесь?

— Агги, дорогая! Джорджия останется с нами навсегда, — раздался голос входившего на кухню Конрада. — На Рождество мы собираемся пожениться.

— Неужели это правда? — недоверчиво воскликнула Агги, переводя взгляд с Конрада на Джорджию и обратно. — Навсегда? — Она радостно бросилась обнимать их обоих.

— Да, навсегда. Ты рада этому? — спросил Конрад, целуя девочку.

— Еще как! Почему же ты не сказал мне, что Джорджия приезжает? — Агата с укором посмотрела на отца.

— Честно говоря, я сам не знал, — улыбнулся Конрад. — Джорджия решила сделать нам с тобой сюрприз.

— Не только нам, но и Блэкки тоже, — поправила его Агата, напомнив о еще одном полноправном члене семьи. — Вам нравится Блэкки? Он очень красив, не правда ли?

— Он изумителен, — согласилась Джорджия, следуя мудрому правилу, согласно которому правда — понятие растяжимое.

— Он такой обжора, но зато спит вместе со мной, и поэтому теперь ночью на кровать не заползает ни один паук. Он всех их выгнал из дому. — Агата повернулась к Конраду и сказала: — Папочка, а нельзя ли мне пропустить сегодня занятия? Мне так хочется побыть с Джорджией.

— Нет, дорогая, — твердо заявил Конрад. — Ты сможешь это сделать, когда вернешься. А в воскресенье мы, возможно, поедем к родителям Джорджии.

— Ура! — обрадовалась девочка и бросилась кормить кота. Блэкки тут же сунул черный нос в миску и, набрав полный рот еды, возобновил мурлыканье. Взяв тарелку с хлопьями, Агата села за стол и, болтая без умолку, за пять минут рассказала Джорджии все о своем классе, о новых друзьях, о спектакле, в котором она принимает участие.

— Вы придете с папой на представление?

— Обязательно!

— Мэри обещала принести мне сегодня комиксы, так что мне нельзя опаздывать, — сообщила девочка, проглотив очередную ложку хлопьев. — Ты, папа, сделаешь мне завтрак?

— Разумеется, — отвечал тот, протягивая Джорджии кружку с кофе.

Этот простой, естественный жест тронул ее до глубины души. Мы настоящая семья, думала она: папа, мама, дочка и даже кот есть в доме.

— Мне кажется, я сейчас разрыдаюсь, — дрогнувшим голосом сказала Джорджия.

— Я тоже, — ухмыльнулась Агата, продемонстрировав отсутствующий зуб. — Мне так хорошо было здесь с папой, а теперь с Джорджией будет просто превосходно.

— Полностью разделяю ваши чувства, — торжественно заявил Конрад.

Десять минут спустя Агата, поцеловав на прощание Конрада и Джорджию и чмокнув кота в морду, выбежала на улицу, где ее уже поджидал школьный автобус.

Выйдя на крыльцо, они помахали ребенку рукой на прощание.

— Трудно поверить, что это та самая девочка, которая всего лишь неделю назад встретила нас у дверей своей спальни в том жутком доме? — с гордостью сказал Конрад, обнимая Джорджию. — А как ты думаешь, не попросит ли она братика или сестричку?

— Обязательно попросит, — улыбнулась та в ответ.

— Ну что ж, раз мы станем мужем и женой, то вполне сможем удовлетворить ее просьбу, а сейчас я собираюсь позвонить в центр и сказать, что сегодня меня не будет.

— Надеюсь, ты не убрал постель?

— Мне показалось, что это будет напрасной тратой времени, — закрыв дверь, ответил Конрад и заключил ее в объятия…




Кровать они застлали только без четверти четыре. Ровно за пять минут до того, как у дверей дома остановился школьный автобус, из которого весело выпорхнула маленькая Агги.