Голос сердца
Салли Лэннинг








За счастье можно бороться по-разному: попытаться купить его или получить путем шантажа, выдав старые фотографии за только что сделанные. Но тогда это уже не будет счастье в истинном значении слова. Ибо оно не продается, не крадется, а даруется свыше, как героине этого романа Агнес Кирби, поставившей все, что у нее было, на бескорыстную любовь и доверие — и выигравшей.






Салли Лэннинг

Голос сердца





1


Стоя в дверях детской, Агнес наблюдала за мужем, который наклонился, чтоб положить Николаса Гаролда Эванса обратно в кроватку. Большие руки Гаролда были необыкновенно нежны, а за последние два месяца он поборол первоначальный страх, что может навредить ребенку своими прикосновениями.

Гаролд любил своего сына. Агнес поняла это в тот самый момент, когда он взял малыша на руки — всего через пять минут после родов. Одного взгляда на преобразившееся лицо Гаролда, где смешались благоговение, радость и гордость, было довольно, чтобы глаза ее наполнились слезами…

— Ник выглядит толстым и счастливым, — сказал он, обнимая подошедшую жену за талию.

— И необычайно красивым, — довольно согласилась она.

— Ну, до матери ему далеко.

Агнес повернулась в кольце его рук.

— Но у меня несколько испортилась фигура и…

Гаролд прикрыл ей рот ладонью и прошептал:

— Милая, ты могла бы быть на девятом месяце беременности пятью близнецами, и тогда я все равно не переставал бы утверждать, что ты — прекраснейшее создание на земле!

— Правда? — спросила Агнес.

— Правда. — Он прижался лицом к ее шее. — Идем, я сделаю все возможное, чтобы доказать тебе это. В очередной раз.

— Только не сейчас. Ты забыл, что должны приехать Марк и Тереза.

Гаролд засмеялся, лаская изгибы ее бедер под шелковым халатом.

— Что-то они зачастили к нам со дня рождения внука.

— Не знаю, кто из них хуже — твой отец или моя мать.

— Пожалуй, оба хороши. — Гаролд огляделся. — Конечно, им еще и дом нравится.

— Дом тут ни при чем!

— Однако он и тебе нравится, Агнес. Разве нет?

— Я его обожаю, — призналась она.

Они купили загородный дом восемнадцатого века с двумястами акрами земли всего в часе езды от Лондона. Дом продавался вместе с хозяйственными постройками, лугами и целой сетью тропинок для верховой езды. Аларих и Испанец здесь уже успели освоиться — таков был дар Марка по случаю рождения внука.

— И я всегда мечтала о камине в спальне, — добавила Агнес.

— Даже когда я у тебя под боком? — проворочал муж.

— Ага. — Она обняла его за шею, с улыбкой глядя в темные, такие же, как у сына, глаза. — Я уже говорила сегодня, что люблю тебя?

— Ты говорила, как обожаешь этот дом. Но не припомню, чтобы упоминала обо мне.

— Тебя я тоже обожаю. — Глаза ее сняли, когда она тихо произнесла: — Гаролд, не знаю, может ли кто-нибудь быть счастливее меня.

Лицо его дрогнуло. Со смирением, столь ему несвойственным, он спросил:

— Ты действительно счастлива со мной?

— Конечно да.

— Вовсе не «конечно»…

— О, Гаролд, прошлое осталось позади! Посмотри, как много мы изменили! Дом, который нам обоим нравится. Замечательный сын. И… — она лукаво улыбнулась, — и ты, который наконец научился говорить женщине: «Я тебя люблю»…

— Не женщине, а только тебе, Агнес…




Она опаздывала. Опаздывала страшно. Подъездная дорога к «Максвелл-холлу» была одной из тех загородных дорог, которые, кажется, тянутся бесконечно. Раздраженно вздохнув, Агнес Кирби вытерла влажный лоб и попробовала расслабиться. Вдобавок ко всем неприятностям вот уже четверть часа ее автомобиль окружали «даймлеры» и «ягуары»: в них ехали приглашенные на свадьбу гости, которые никуда не опаздывали. К тому же одетые в вечерние костюмы и платья.

На Агнес же, сидевшей за рулем взятого в аэропорту синего «ровера», был тот же костюм, что и двадцать четыре часа назад, когда она улетала из Кувейта. Скромный костюм из зеленого льна и так не очень-то ей шел, а теперь он вдобавок измялся. Плюс блузка со стоечкой и ничем не примечательные туфли-лодочки, от которых уже ныли ноги.

Никакой косметики. Ночь без сна. И ничего хорошего в перспективе ближайших часов.

Агнес опаздывала на свадьбу своей матери. На пятую свадьбу, если быть точной. На сей раз мать выходила замуж за Марка Эванса. У этого человека был уже взрослый сын по имени Гаролд, которого Тереза, мать Агнес, по ее собственным словам, просто боялась. Гаролд должен был быть шафером, Агнес — подружкой невесты.

Последние четыре дня Агнес вела переговоры с нефтяными магнатами. Ей ли бояться какого-то плейбоя из Лондона!

Венчание было назначено на шесть вечера, а сейчас часы показывали уже пять минут пятого. Произойдет настоящее чудо, подумала Агнес, если мне удастся добраться до поместья Эвансов и меньше чем за час превратиться из замарашки в блистательную подружку невесты. Ведь подружке невесты положено блистать? Или это привилегия невесты?

Агнес не знала. Она никогда не была невестой, и подобное положение дел ее устраивало. Пусть мать невестится.

Вдоль дороги высились древние дубы, зеленые обочины походили на бархат, а заборы — мили заборов — сияли непорочной белизной. Вот так сюрприз, ехидно подумала она. Законченный романтик Тереза ни разу в жизни не вышла замуж за бедного человека!

За заборами тянулись поля, где мирно паслись лошади и жеребята, и на секунду Агнес забыла, что опаздывает. Ведь может она в конце-то концов получить хоть немного удовольствия от этой свадьбы — проехаться на чистокровной лошади!

Свадьба эта и в самом деле приводила ее в ужас.

Нервы Агнес были уже на пределе, когда дорога сделалась шире и превратилась в полукруглый подъезд к дому: тут росли ухоженные кусты и стояли статуи. Сам дом представлял собой внушительный особняк с великим множеством ставней и каминных труб. Не обращая внимания на двух молодых людей в форменной одежде, которые направляли машины парковаться куда-то под деревья, Агнес затормозила у обочины в двадцати футах от входа, выбралась наружу, захватив с заднего сиденья чемодан и пластиковый чехол с платьями.

Все тело ныло. Чувствовала себя Агнес плохо. А выглядела еще хуже.

Она поспешила к входу. Но не успела дотронуться до звонка, как дверь распахнулась.

— Вот и мисс Кирби, — услышала она насмешливый мужской голос.

Агнес попыталась убрать выбившуюся белокурую прядь. За двадцать четыре часа от элегантной прически ничего не осталось.

— Да, я Агнес Кирби, — сказала она. — Не могли бы вы показать мне мою комнату? Я очень спешу.

За дверью в тени стоял человек. Он бесцеремонно оглядел ее с головы до ног — от растрепанных волос до запыленных туфель.

— Вы сильно опаздываете, — сообщил он.

Сначала Агнес показалось, что перед ней дворецкий с весьма необычными манерами. Но заблуждение быстро рассеялось. Человек, загораживавший ей вход в дом, никогда никому не прислуживал. Напротив, он принадлежал к тем, кто отдает приказы и полагает, что эти приказы будут немедленно исполнены.

Тут он вышел на свет, и Агнес его разглядела. Глаза ее расширились, сердце сильнее забилось в груди.

Дворецкий? Да она спятила! Перед ней стоял самый впечатляющий образчик сильной половины человечества, который она когда-либо видела.

Молодой человек был высок, на несколько дюймов выше самой Агнес, что немедленно привело ее в бешенство. Волосы черные как вороново крыло, а глаза темные как обсидиан. У Агнес мелькнула шальная мысль, что она встретила мужчину, который разобьет ей сердце и принесет лишь печаль. Раз взглянешь — и спасайся бегством! — подумала Агнес.

Ее беспокойство ничуть не уменьшилось оттого, что явно дорогой смокинг и крахмальная сорочка придавали незнакомцу вид скорее дикий и опасный, нежели благовоспитанный и изысканный. Конечно же одежда не скрывала ни его широких плеч и могучей груди, ни плоского живота и стройных бедер.

Словом, он был прекрасно сложен.

Но мало ли кто прекрасно сложен! Однако этот человек, казалось, просто источал мужскую привлекательность. Какая женщина, достойная так называться, устоит перед ним?

Такая женщина есть, разъяренно подумала Агнес. И эта женщина — я!

Что вообще происходит, черт возьми?! Агнес давно приняла решение не обращать внимания на то, как выглядят мужчины, или на их сексуальную притягательность, и это решение сильно облегчило ей жизнь: дочь не повторит ошибок своей матери. Так что же уставилась на человека, стоящего в дверях, из-за которого, кстати сказать, она еще больше опаздывает на свадьбу?

Ладно, Агнес, успокойся! — приказала она себе. Ты устала и взвинчена одновременно и предпочла бы оказаться в пустыне Калахари, а не на свадьбе в «Максвелл-холле», поэтому у тебя разыгралось воображение. Человек, разбивающий ее сердце? Ха-ха-ха! Лицо молодого человека слишком резко очерчено, чтобы его можно было назвать красивым, слишком волевое и решительное, чтобы к обладателю его можно было приклеить ярлык «плейбой». Но кому есть до него дело? Во всяком случае, не Агнес.

Но в одном она была теперь уверена: у блестящей зеленой двери стоит сам Гаролд Эванс. Теперь стало понятно, почему мать его боится. Агнес холодно спросила:

— А вы кто такой?

Он не обратил на вопрос никакого внимания.

— Я надеялся, что вы не приедете и это позорище хотя бы отложат.

— Очень жаль. Но я все же приехала.

Агнес была горда тем, насколько спокойно звучит ее голос. И хотя тоже считала эту свадьбу недостойной, решила оставить свои мысли при себе.

— Я полагаю, вы Гаролд Эванс.

Тот кивнул, не проявив ни малейшего рвения к рукопожатию.

— Вы совершенно не похожи на то, что я ожидал увидеть: ваша мать прожужжала нам все уши о вашей красоте.

— Что ж, у каждого свое понятие о прекрасном, — заметила Агнес. — Кажется, мы с матерью не устраиваем вас в качестве членов семьи?

— Вы верно меня поняли.

— Вы с вашим отцом тоже не привлекаете меня в этом качестве.

Он сжал зубы, у него был на редкость волевой подбородок.

— Почему же вы не опоздали на самолет из Кувейта, мисс Кирби? Думаю, ваша мать не стала бы выходить замуж в ваше отсутствие. Вы могли бы расстроить свадьбу. По крайней мере, временно.

— К сожалению, — ответила Агнес ледяным голосом, — я не сторож моей матери. Да и моя мать вышла из возраста, когда спрашивают разрешения. Впрочем, как и ваш отец.

— А у вас, оказывается, есть коготки. Ничего себе! Они совершенно не сочетаются со всем остальным.

И Гаролд Эванс одарил еще одним ехидным взглядом мятый льняной костюм и скверно сидящую блузку.

— Мистер Эванс, последние четыре дня я вела переговоры о правах на ведение разработок с несколькими очень важными персонами в стране, где женщины одеваются не так, как здесь. Самолет из Кувейта прилетел в Каир с опозданием, а в Хитроу в довершение всего забастовали носильщики. Не говоря уж о забитых дорогах на выезде из города. Я устала и совершенно измотана. Почему бы вам просто не сказать мне, где моя комната, чтобы я могла переодеться?

— Измотаны? — повторил он с улыбкой, которая, однако, не коснулась его глаз. — Вам бы следовало точнее подбирать слова. Да в вас просто бурлят все мыслимые эмоции. Типичная особь женского пола, иначе говоря.

— Обобщения — признак умственной лени, — сдержанно произнесла Агнес. — А слова, наиболее точно описывающие мои чувства, я обычно не растрачиваю на незнакомых людей. Так как там насчет моей комнаты, мистер Эванс?

— Значит, я был прав: ваш вид скрывает не одну «измотанность»… Хотя я не возьму в толк, почему вы не в восторге оттого, что ваша мать выходит замуж за очень богатого человека. Вы получите немало преимуществ.

Спокойно, сказала себе Агнес, стиснув зубы. Ты только порадуешь этого наглеца, если будешь бросаться на него, как фурия, через пять минут после того, как впервые подошла к двери дома его отца. Поэтому она холодно произнесла:

— Моей матери случалось выходить замуж за людей побогаче вашего отца… Не могу понять, почему она удовольствовалась столь малым на сей раз. — Тут Агнес с иронией приподняла бровь: — Разве что сыну далеко до отца по части обаяния.

— Я могу быть очень обаятельным, если хочу, но я ненавижу говорить с людьми в темных очках.

Резким движением, таким, что увернуться было невозможно, Гаролд сорвал с нее очки. Агнес увидела, как на долю секунды презрение на его лице сменилось чем-то другим. Но странное выражение быстро исчезло, оставив ее в недоумении, — уж не почудилось ли ей? Как бы то ни было, сердце Агнес снова сильно забилось.

А Гаролд Эванс произнес ледяным тоном:

— Я покажу вам вашу комнату. Она рядом с комнатой вашей матери. Хотя после свадьбы Тереза, конечно, переберется в отцовскую половину дома.

Невинно улыбнувшись, Агнес поинтересовалась:

— Так, значит, вас расстраивает личная жизнь вашего отца, мистер Эванс? Может, вам следует обратиться к хорошему психоаналитику?

— Меня не волнует, с кем он спит. Меня волнует, на ком он женится.

— Так вы опекаете его. — Агнес коротко рассмеялась. — И почему это я не удивляюсь?

— Карты на стол, — проговорил Гаролд Эванс. Судя по голосу, он изо всех сил сдерживал ярость, и Агнес с трудом удержалась, чтобы не отступить на шаг. — Передайте Терезе: я не дам ей обчистить отца, когда дело дойдет до развода, — что неизбежно, как нетрудно догадаться, зная вашу мать. Вы поняли? Или мне повторить?

К черту благие намерения! Она проехала тысячи миль не для того, чтобы слушать подобное.

— Знаете что? — взорвалась Агнес. — Я побывала в двадцати или более того странах за последние восемь лет и ни в одной из них — ни в одной! — не встречала такого грубого и невоспитанного человека, как вы. Вы всех превзошли, мистер Эванс. Поздравляю!

Если Агнес надеялась задеть его, то у нее ничего не вышло. Гаролд Эванс улыбнулся краешком губ.

— Это не грубость — просто честность. Вы не распознали эту черту характера? Или просто не привыкли к ней?

Игра, решила Агнес, если это была игра, продолжается уже слишком долго. Она сказала резко:

— Вы что, хотите обмениваться со мной колкостями до самой свадьбы? В надежде, что моя мать отменит ее, считая, будто я не приехала? Мне жаль вас разочаровывать, но я вполне способна найти ее самостоятельно, большое спасибо. — И Агнес шагнула вперед, намереваясь пройти мимо молодого человека.

Снова едва уловимое движение — и ее руку будто обхватило стальное кольцо. Обычно Агнес не приходилось поднимать голову, чтобы взглянуть в лицо мужчине, — она была достаточно высока для этого и никогда не упускала случая воспользоваться преимуществом в росте. Но Гаролд Эванс заставил ее почувствовать себя маленькой и до смешного неуверенной в себе. Агнес сама не знала, что ей нравится меньше, это ощущение или сам Гаролд.

— А ну, отпустите меня! — рванулась она.

— Успокойтесь, — сказал он, саркастически усмехнувшись. — Я всего-навсего собирался показать вам комнату.

Затем наклонился и взял у Агнес чемодан. Запах его одеколона коснулся ее ноздрей, темноволосая голова была так близко, что она могла коснуться волос.

— Хотя, — продолжал Эванс, — время на исходе, а я никогда не встречал женщины, которой удалось бы привести себя в порядок меньше чем за час.

Агнес захотелось провести ладонью по его волосам, чтобы убедиться, такие ли они шелковистые, какими выглядят. Бесполезно было отрицать это желание. Господи, что с ней стряслось?

Она с трудом взяла себя в руки, молясь, чтобы безумный порыв не отразился на лице. Затем, выражая всем своим видом презрение, оглядела Эванса сверху донизу.

— Похоже, вы знали многих женщин.

— Можно смело сказать, что да.

— Мне кажется, что мужчина, который хвастается своими победами, не заслуживает внимания.

— Так, мисс Кирби, думают те, у кого недостаточно опыта.

Очевидно, он счел ее малопривлекательной, чтобы иметь успех у мужчин. Сжав зубы, Агнес процедила:

— Некоторые женщины сами решают, где и как набираться опыта! Вы хорошо выглядите, скажу честно. Но в мужчине, по моему мнению, должно быть что-то еще помимо красивой обертки.

— Не слишком ли вы строги в своих суждениях для женщины, чья обертка не вызывает желания взглянуть на нее во второй раз?

Ты заплатишь мне за это, подумала Агнес, закипая. Я заставлю взглянуть на меня больше, чем дважды, наглец! В пластиковом чехле, перекинутом через руку, лежали два платья: первое прекрасно подходило для великосветской свадьбы, второе было гораздо эффектнее, но к данному случаю подходило меньше. Теперь Агнес знала, какое из них наденет!

Но самым отвратительным в этом дурацком разговоре было то, что Гаролд привлекал ее. Привлекал, как самец — самку. Прямо-таки источал самоуверенность мужчины-победителя, что ужасно раздражало Агнес, отчасти потому, что самоуверенность эта была совершенно ненаигранной. Он не пытался очаровать ее. О нет. На нее, Агнес, не стоило тратить ни времени, ни усилий!

Но непринужденность манер Гаролда, шелковистая прядь темных волос, так естественно падающая на загорелый лоб, скрытая сила пальцев — словом, все это притягивало Агнес с такой же силой, с какой отталкивало каждое слово, вызывая желание убежать как можно дальше. Агнес отлично прожила последние несколько лет, держа под замком собственную сексуальность. Но Гаролд Эванс не просто привлекал ее или приводил в ярость: он пугал ее. Пугал до дрожи.

— Что-то вы затихли, — насмешливо заметил он. — Не иначе как суждения кончились?

— Не хочу метать бисер перед…

— Если бы и захотели, то результата не добились бы, — последовал резкий ответ.

— Так, значит, мы хоть в чем-то согласны.

Гаролд вел Агнес через большой залитый солнцем холл к изящному изгибу лестницы из красного дерева. До чего же сильные у него пальцы, подумала Агнес, внутренне поежившись. Хотя Агнес держала себя в хорошей форме, она понимала, что сопротивляться сейчас было бы бесполезно — Гаролд Эванс легко взял бы верх над ней. Положив руку на перила и чувствуя, что самое сильное ее желание — уколоть его как следует, Агнес сказала с притворной небрежностью:

— А я вам сделала комплимент, если вы заметили.

— Не заметил! — отрезал Гаролд.

— Когда сказала, что вы хорошо выглядите, помните? Про обертку. Вы мне кажетесь странно знакомым… хотя не могу вспомнить, где я могла вас видеть. Вы никогда не снимались для журналов?

— Нет!

Она достала его. Ура, ура! Неторопливо подымаясь по лестнице и разглядывая по дороге фотографии скаковых лошадей, прославивших Марка Эванса, Агнес любезным тоном произнесла:

— Какие прекрасные создания… Вы не работаете в конюшнях вашего отца, мистер Эванс?

— Нет!

Второе очко!

— А чем же вы занимаетесь?

— Стараюсь держать подальше от отца охотниц за его состоянием. В чем я, очевидно, не преуспел.

Он провел Агнес в другое крыло дома и распахнул белую дверь.

— Комната Терезы в конце коридора, а эта — ваша. В обеих комнатах есть отдельная ванная.

Прежде чем Агнес успела что-либо сказать, Гаролд Эванс вошел в комнату следом за ней и поставил чемодан около кровати. Агнес не хотела, чтобы он тут находился. Не хотела, чтобы он стоял рядом с ней или с кроватью, в особенности когда ее и кровать разделяет такое небольшое расстояние.

— Не забудьте улыбнуться в объектив… Если, конечно, не хотите походить в свадебном альбоме на надутого мальчика, которому не дали настоять на своем.

— Не указывайте мне, что делать, — спокойно сказал Гаролд. — Я этого не люблю.

У Агнес перехватило дыхание, сердце забилось сильнее. С первого взгляда ей подумалось, что Гаролд Эванс опасен. И она не ошиблась. Но что-то в ней отказывалось сдаваться, несмотря на грозный вид противника.

— Надо же! Я тоже ненавижу, когда мне указывают. Все-таки у нас есть нечто общее.

— К сожалению, у нас еще будет слишком много общего. Не верю, что вам понравиться быть моей сводной сестрой, а мне — вашим сводным братом. Рождество под одной крышей. Семейные дни рождения. И так далее и тому подобное. — Тут Гаролд Эванс оскалился совершенно по-волчьи: — После этой свадьбы мы с вами будем крепко связаны: вот еще одна причина, по которой вам стоило бы опоздать на самолет.

— Я занимаюсь правами на разработку месторождений. Моя работа требует, чтобы я проводила большую часть года вне страны. Это вам придется посещать каждый семейный день рождения. Мне — нет, — возразила Агнес.

Гаролд протянул руку и заправил прядь волос ей за ухо. Прикосновение его руки обожгло шею Агнес огнем, и ей пришлось потратить все силы на то, чтобы не измениться в лице.

— Кстати о свадебных фотографиях, — ровным тоном произнес он. — Надеюсь, вы сделаете что-то с вашими волосами в ближайшие сорок минут. Но не заставляйте нас ждать, мисс Кирби. Это привилегия невесты.

Гаролд Эванс пересек комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. Агнес бросила пластиковый чехол на кровать. Без Гаролда комната казалась больше. Тут в дверь постучали, и она подпрыгнула, словно у нее над ухом выпалили из ружья.

— Кто там?

— Дорогая, это ты?

— Входи, мама, — откликнулась Агнес, приходя в себя.

— Гаролд сказал мне, что ты приехала. А я так беспокоилась, что ты опоздаешь тогда, когда мне нужна твоя поддержка. — Гаролд смотрит на меня, будто я сама блудница на звере. Откровенно говоря, я боюсь его до судорог. Не могу представить, что Марк его отец… Дорогая, да ты еще не одета!

— Это потому, что я только что вошла. — Агнес, поцеловала мать в тщательно напудренную щеку и оглядела ее с ног до головы. — Выглядишь чудесно, — честно сказала она.

— Правда? — И Тереза нервно одернула длинную юбку шелкового кремового платья.

Для разнообразия она отказалась от оборочек, кружев и бисерного шитья, которые очень любила. Свадебный наряд отличался элегантной простотой, и прическа ему соответствовала.

— Замечательное платье! Покажи кольцо, — попросила Агнес.

С робостью, которую дочь сочла несколько неуместной, учитывая то, что кольцо на помолвку матери дарили в пятый раз, Тереза протянула левую руку. В роскошной оправе сверкнул бриллиант. Агнес никогда не нравились бриллианты; их холодный блеск напоминал ей о людях, которые кичатся своим богатством.

— Надеюсь, ты будешь очень счастлива, — сказала она.

Тереза нервно посмотрела на свои золотые часики.

— Церемония начинается через тридцать минут.

— Тогда лучше оставь меня и позволь мне переодеться, — улыбнулась Агнес. — Извини, что я опоздала. Ты же знаешь, я хотела приехать вчера вечером к обеду, но по пути из Кувейта одна задержка следовала за другой.

— Мне пришлось сидеть за столом между Марком и его сыном. — Терезу передернуло. — Представляешь, что он сделал три дня назад? Гаролд, я имею в виду. Пытался откупиться от меня!

— Что?!

— Предложил мне изрядную сумму денег, чтобы я отменила свадьбу. И я даже не могу сказать об этом Марку — ведь Гаролд его единственный сын.

— Да как он посмел?

— Он еще и не такое посмеет. Гаролд — это «Эванс инкорпорэйтед». Миллионы долларов, дорогая. Миллионы. Он заработал их не деликатностью и тактичностью.

От удивления у Агнес отвисла челюсть.

— Гаролд Эванс управляет «Эванс инкорпорэйтед»?

— Не просто управляет. Компания — его собственность. Гаролд сам сделал состояние; сын раз в пятьдесят богаче отца.

«Эванс инкорпорэйтед» принадлежала сеть отелей по всему миру, в некоторых из которых Агнес останавливалась, и целый флот судов для круизов.

— Почему ты не сказала мне раньше? — выговорила Агнес.

Вполне в своем духе Тереза ответила:

— По телефону? В то время как ты была на Суматре, в Малайзии и во всяких других местах? Есть темы куда интереснее, чем Гаролд Эванс.

Агнес села на кровать и рассмеялась.

— Знаешь, а я спросила, не работает ли он на конюшне у своего отца.

— Дорогая, не может быть!

— А до того поинтересовалась, не снимался ли он когда-либо для журналов.

— Ой… Но как ты могла? — простонала Тереза.

— Очень просто. Он самый большой хам и нахал из всех, кого я встречала. А мне случалось их встречать.

Тереза слегка вздрогнула.

— Не надо с ним ссориться. Он опасный враг, Агнес.

Мать называла ее по имени, только когда говорила серьезно.

— Я не боюсь Гаролда Эванса, — заявила Агнес не совсем честно. — Но боюсь опоздать на чудесную церемонию. Иди, мама. Мне нужно переодеться.

Тереза порывисто обняла дочь.

— Я так рада, что ты здесь, — сказала она минуту спустя, закрывая за собой дверь.

Желая чувствовать то же самое, Агнес достала одно из двух платьев и отправилась в душ.




2


Без пяти минут шесть Тереза постучала в дверь Агнес.

— Ты готова, дорогая?

Дочь стояла перед зеркалом.

— Входи, мама. Еще пара секунд, — сказала она и быстро накрасила губы. Затем вдела в уши длинные серьги, украшенные переливающимися молочно-голубые опалами.

— Я просто старая истеричка, — проговорила Тереза. — Это моя пятая свадьба, но я действительно люблю Марка и хочу, чтобы брак оказался прочным. Чтобы мы были одной большой счастливой семьей. Как ты считаешь, надо ли мне выходить за него замуж или я совершаю очередную ужасную ошибку?

Поскольку Агнес еще не видела Марка, ей было трудно ответить на этот вопрос. Если Гаролд походит на отца, то да, ее мать совершает самую ужасную ошибку за всю свою замужнюю жизнь. А «большая счастливая семья» уж точно была пустой мечтой. Рождество с Гаролдом Эвансом? Только через ее, Агнес, труп.

— Конечно, ты будешь счастлива, — заверила она, видя, как задрожали губы матери. Она взяла Терезу за руку и сказала, глядя на их отражение в зеркале: — Пойдем, мама, убьем их всех нашим великолепием.

— Цветы на столе в холле… А мы мило выглядим, не правда ли? — заметила Тереза.

Может, и мило, но Агнес добивалась другого. Ее платье из бирюзового шелка было совсем простым, но с глубоким вырезом спереди и узкой юбкой с разрезом до колена. Брат-близнец опалов, сверкавших в ушах, примостился в ложбинке между грудями. На ногах Агнес были серебряные босоножки на шпильке. Она сделала высокую прическу, выпустив несколько локонов, ласкавших ее щеки и шею.

— Мы неотразимы, — подтвердила Агнес. — И не позволяй Гаролду испортить тебе свадьбу — он этого не заслуживает.

— Не позволю. — Тереза воинственно улыбнулась. — Я кое-чему научилась, Агнес. Даже сказала Марку, что не обещаю его слушаться, я слишком стара для этого. Он рассмеялся и заявил, что хочет жену, а не половичок. Он очень мил, ты его полюбишь.

Подобным же образом Агнес были представлены модный французский художник, итальянский граф и крупный промышленник и владелец колоссального ранчо в Канзасе — соответственно мужья номер два, три и четыре. Тереза всегда хотела, чтобы дочери нравился ее избранник.

— Я очень хочу с ним познакомиться, — дипломатично ответила Агнес.

Цветы оказались бледно-розовыми орхидеями, и около них маячил фотограф. Чувствуя, как чаще забилось сердце, Агнес взяла меньший из двух букетов и послушно улыбнулась в объектив. Потом вместе с матерью спустилась по лестнице. Уже внизу Тереза сказала:

— Я уже просила тебя подвести меня к алтарю, дорогая?

Агнес чуть не споткнулась о ковровую дорожку в холле.

— Нет.

— Это должен был сделать зять Марка, муж его сестры. Но две недели назад ему сделали операцию по поводу варикозного расширения вен. Другой вариант — Гаролд.

Позволить этому циничному самонадеянному типу подвести мать к алтарю? Да ни за что!

— Ладно, — согласилась Агнес.

На ступенях парадной лестницы, залитой солнечным светом, фотограф сделал еще несколько снимков, затем они сели в машину.

Как только Тереза и Агнес переступили порог церкви, украшенный белыми цветами, раздались первые аккорды свадебного марша. Агнес подумала, что органист обращает мало внимания на ритм и мелодию.

— За органом сестра Марка, — прошептала Тереза. — Она настаивала, и Марк не захотел ее огорчать. Ох, Агнес, как же я волнуюсь. Не надо было соглашаться на его предложение. Ну почему я снова выхожу замуж? Я гораздо старше тебя, пора бы поумнеть.

— Назад пути нет. Так что давай хотя бы сделаем это стильно, — сказала Агнес и подхватила мать под руку, стараясь идти так, чтобы хоть сколько-нибудь попадать в такт музыке.

Это было непросто. Но зато отвлекло внимание от гостей, ожидавшего их священника и двух мужчин, стоящих возле алтаря.

Марк был ниже сына, и его аккуратно подстриженные волосы изрядно тронула седина. Когда органист снова взял диез вместо бемоля, он повернулся, увидел идущую к нему Терезу и улыбнулся ей. Марк был не так хорош собой, как Гаролд, и не так строен. Но в отличие от сына походил на живого человека. И его улыбка была любящей и доброй. Опять-таки в отличие от Гаролда.

По мнению Агнес, доброта шла под номером один в списке человеческих достоинств. И она давно поняла, что подделать ее невозможно.

Любопытно, подумала она. Совершенно не то, что я ожидала.

— Похоже, ты отхватила неплохого кавалера, — прошептала Агнес матери на ухо и была награждена благодарной улыбкой.

Орган, страшно сфальшивив, выдал громкий и торжественный аккорд. Агнес содрогнулась. И тут наконец Гаролд повернул голову. Он даже не посмотрел на Терезу. Его взгляд упал на ее дочь, и на одно восхитительное мгновение — Агнес знала, что ей не почудилось! — она увидела, как лицо Гаролда застыло в неподдельном изумлении.

С притворной скромностью Агнес опустила ресницы, как и полагается женщине с недостаточным опытом. Женщине, обертка которой, как было сказано, не заслуживает второго взгляда. На губах ее заиграла самая что ни на есть невинная улыбка.

Но когда Агнес подняла взгляд, то увидела, что улыбалась только Марку.

До последней минуты Гаролд думал, что к алтарю невесту придется вести ему — эту обязанность он выполнил бы с безукоризненной щепетильностью и искренним отвращением. Однако когда они выходили из дома, отец сообщил:

— Тереза решила попросить дочь подвести ее к алтарю. Так что радуйся.

Огорчившись, что не сумел скрыть свои эмоции, Гаролд сообщил:

— Я ее видел. Дочь, я имею в виду. И признаюсь, ожидал чего-то не такого. Она длинная, одевается скверно, и язык у нее как помело.

— Правда? Тереза показывала мне ее фотографию — там она очень хорошенькая.

— Хороший фотограф сделает розу из кактуса.

Марк внезапно спросил:

— Ты не забыл кольцо?

— Нет, папа. Ты меня уже дважды об этом спрашивал.

Торжественные звуки органа возвестили о том, что невеста уже в церкви. Гаролд взглянул на часы: семь минут седьмого. Правда до церкви рукой подать, но все равно Агнес Кирби удивительно расторопна… Для женщины.

Он старался не смотреть на гостей. Где-то среди них была Нора. Она долго выпрашивала приглашение, которое Гаролд, к собственному сожалению, ей и послал. Надо решить, что делать с Норой, подумал он и поморщился, слушая, как тетя Флоренс играет на органе с обычным подъемом и полным пренебрежением к партитуре. Если он, Гаролд, однажды окажется настолько глуп, что женится — правда вряд ли это случится, — свадьба состоится на высокогорном курорте. Тетя Флоренс панически боится высоты и наверняка откажется присутствовать.

Краем глаза он увидел, как отец, повернувшись, улыбнулся своей невесте. Марк станет пятым мужем этой женщины! Внутри Гаролда шевельнулась ярость. Он приложил все усилия, чтобы отговорить отца от идиотского брака, попытался откупиться от Терезы. Ни то ни другое не сработало. Хотя он предложил значительную сумму.

При разводе она получит больше. Вот что, как казалось Гаролду, было причиной отказа.

Будь он проклят, если улыбнется этой женщине! Все равно священник велел фотографу не подходить слишком близко во время церемонии. Так что, если ему, Гаролду, не хочется никому улыбаться, он и не будет.

Агнес Кирби сказала, что он такой мрачный, потому что не смог настоять на своем. Гаролд в жизни не встречал женщины, которая бы так легко его разгадала.

Прозвучал еще один ужаснейший аккорд. Несомненно, Тереза и ее дочь уже подходили к алтарю — за это время можно было преодолеть расстояние от Сити до Вестминстерского аббатства. Подавляя нетерпение, Гаролд взглянул в их сторону.

К нему приближалась высокая женщина в бирюзовом сиянии шелка, высоко держа голову и глядя прямо на него. От ее красоты у Гаролда перехватило дыхание, как будто его изо всех сил ударили под ребра.

Волосы, сияющие, как спелая пшеница, были зачесаны наверх, открывая стройную шею. А высокая грудь заставила его сердце замереть. Полная грудь. Соблазнительная грудь. Чувственная грудь. В обольстительной ложбинке льдистой звездой сверкал камень.

Ее бедра плавно покачивались в такт шагам. Ноги под юбкой казались бесконечно длинными.

Но больше всего притягивали глаза. Те прелестные глаза, которые так ошеломили Гаролда, когда он сорвал с Агнес солнечные очки. Он ожидал, что они будут карие или светлосерые. Все что угодно, но только не синева тропического моря! В этих глазах можно было с легкостью утонуть.

Каждой клеточкой своего существа Гаролд понял, что не успокоится, пока не окажется с Агнес Кирби в постели. Пока не будет обладать ею в самом грубом смысле этого слова.

И это была женщина, над которой он насмехался? Которую назвал плохо одетой? Похоже, он совсем ослеп.

Неожиданно Гаролд понял, что Агнес прекрасно видит, какое впечатление произвела на него, и это очень ее радует. Она опустила ресницы, и легкая улыбка заиграла на мягких розовых губах. Губах, словно созданных для поцелуев. Восхитительно соблазнительных губах.

Ну уж нет, Агнес Кирби, подумал Гаролд мстительно. Ты застала меня врасплох закрытой блузкой, помятым костюмом и бледностью. Ты посмеялась надо мной. Но больше тебе это не удастся. Во всяком случае, не дважды за день. Потому что я преподам тебе урок. Еще не знаю как. Но я что-нибудь придумаю.

Мне не нравится, когда мной пытаются вертеть женщины. Делают из меня дурака. Совершенно не нравится. Когда этот фарс, который по ошибке назвали свадьбой, окончится, ты пожалеешь о том, что решила поиграть со мной…

Слегка вздрогнув, он услышал, как священник откашливается, и понял, что все четверо выстроились перед алтарем. Сосредоточься, Гаролд, приказал он себе. Забудь о Агнес Кирби, по крайней мере на ближайшее время. В конце концов, ты шафер. Может, она и победила в первый раз. Но во второй обязательно проиграет.

Гаролд едва слышал торжественные, старинные слова, что произносятся при таинстве бракосочетания. И видел лишь Агнес: ее прямой нос, волевой подбородок и блеск волос. Ему хотелось вынуть шпильки и увидеть, как они мягко упадут ей на грудь. Погрузить в них пальцы… Опрокинуть ее на шелковые простыни и… Опять! — подумал он яростно. Что за чертовщина? Агнес всего лишь женщина. Еще одна женщина!

Она захочет его. Все женщины таковы. В том-то и беда.

Гаролд был очень богат и имел неплохие связи. Кроме того, что-то в его внешности — он знал это — привлекало женщин. Да еще холостяк. Но что в итоге? А то, что любая женщина от восемнадцати до сорока пяти считала своим долгом попытаться заполучить его.

Неплохо было бы для разнообразия кому-то отнестись к нему как к человеку, обычному человеку. А не как к главе корпорации, ворочающему миллионами долларов. Но таких женщин не бывает.

А бывает вот что: первое свидание, деликатные вопросы, ужин в интимной обстановке, во время которого Гаролд четко определял границы отношений — на его условиях или никак. Затем первый поцелуй, подарки, передаваемые через секретаря, цветы. Далее секс, надутые губки, когда выяснялось, что нет, он не останется на ночь, — и он никогда не оставался. Вопреки очевидному ожидание предложения руки и сердца. Слезы или ярость — у кого как, — когда Гаролд уже во второй раз объяснял, что не собирается жениться. Никогда не собирался и никогда не соберется. И, наконец, разрыв.

В последние годы он все реже и реже играл в эти игры. Нора Сэвидж была исключением. Гаролд не обманывал себя, используя ее как своего рода прикрытие. Поскольку считалось, что у них роман, не составляло труда держать большинство женщин на расстоянии, так же как и светских хроникеров. Мало кто поверил бы, что он не спит с Норой. И она никому не скажет правду: Гаролд достаточно знал ее, чтобы быть в этом уверенным. Она так же откровенно использовала его, как и он ее. Норе льстило, что ее считали любовницей Гаролда Эванса, — это помогало ей делать карьеру.

Что же касается сексуальных потребностей, то Гаролд подавлял их уже многие месяцы, растрачивая силы на необъятную бизнес-империю. И несколько минут назад Агнес Кирби заставила его заплатить за это. С того момента, как Гаролд впервые увидел ее в бирюзовом платье, инстинкты вышли из-под контроля. Он знал, чего хотел. И чем скорее добьется своего, тем лучше.

Платье, подумал Гаролд, стоит денег. Немалых денег. Удивительного сочетания элегантности и вызова нельзя достигнуть задешево. Значит, и она охотится на него, еще одна женщина, решившая выйти замуж за деньги. Как и ее мать. С той лишь разницей, что дочь на двадцать лет моложе и в десять раз красивее матери.

Тереза без труда подцепила Марка. Не пришел ли черед Агнес попытаться поймать в свои сети человека, который был по-настоящему богат? Если так, то действовала она искуснее большинства знакомых ему женщин.

Осторожнее, сказал Гаролд самому себе. В конце концов, нельзя сказать, что Агнес хоть сколько-нибудь поощряла его с момента их встречи на пороге дома. Может, он ошибается и Агнес совсем не такая, как он подумал? Может, она действительно невзлюбила его настолько, насколько хотела показать?

— Кто вручает эту женщину этому мужчине?

Агнес сказала чистым звонким голосом «я» и так улыбнулась матери, что сердце вновь напомнило Гаролду о себе. Потом она отступила на шаг. Гаролд попытался сосредоточиться на происходящем: он будет выглядеть идиотом, если пропустит момент своего участия в церемонии.

Он уже выставил себя полным болваном в глазах Агнес Кирби. И не хотел повторения.




Агнес побывала на изрядном количестве свадеб, поскольку к этому моменту большинство сверстниц уже вышли замуж. И ей казалось, что она стала равнодушна к обряду. Но почему-то сегодня такие простые, но могущественные слова «любить и заботиться» проникли ей в сердце. Кто, кроме отца, которого Агнес едва помнила, когда-нибудь заботился о ней? Ни мать, которая была слишком занята любовными интригами на разных континентах. Ни один из мужей Терезы. И конечно же ни Хьюго, который пару лет был ее любовником. И ни Карл, который, к счастью, не стал ее любовником.

А в итоге? В итоге Агнес не нуждалась ни в чьей заботе. Она — независимая, умная тридцатидвухлетняя женщина, весьма преуспевающая на выбранном попроще и построившая свою жизнь так, чтобы избегать душевной близости и длительных отношений.

Тогда почему же ей хочется плакать, как невесте?

— …пока смерть не разлучит нас.

С отцом Агнес Терезу разлучила смерть. Мать утверждала, что он был единственной любовью ее жизни — причем это говорилось все с большим жаром после каждого нового развода. Когда он умер, дочери исполнилось всего семь лет. Но Агнес помнила так четко, будто это было вчера: она играла в саду, когда мать сообщила ей о смерти отца. Ежевика уже поспела, в ветвях каштана пел щегол…

Господи, да ей хотелось плакать куда больше, чем любой невесте! Но она не станет. Ни за что. Помимо всего прочего, это только укрепит низкое мнение Гаролда Эванса о женщинах. Клубок противоречивых эмоций — вот чем был для него женский пол. Никакого рассудка, полностью во власти своих чувств. Словом, не такие, как он.

Гаролд передал отцу кольцо, и священник начал произносить слова клятвы. Агнес нервно сняла кольцо, предназначенное для жениха, с большого пальца. Внезапно оно скользнуло у нее из рук прямо в букет орхидей. Агнес принялась беспощадно терзать нежные дорогие цветы, а потом встряхнула букет и, внутренне застонав, увидела, как кольцо упало и покатилось по ковру… к ногам Гаролда.

Он двигался весьма проворно для столь крупного человека. Когда Гаролд передал кольцо Агнес, их взгляды встретились. Глаза у него оказались не черными, как ей показалось на пороге, а темно-синими, непроницаемыми и холодными, как небо зимней полуночи.

Осторожно, стараясь не коснуться Гаролда, Агнес взяла тонкий золотой ободок с его раскрытой ладони и, вспыхнув как маков цвет, передала матери.

Скорее бы все это закончилось! — молилась она. Лишь бы мне удалось уехать отсюда, не показав никому — особенно Гаролду, — какой уязвимой я себя чувствую.

Марк поцеловал новобрачную. Тетя Флоренс снова заиграла. Широко улыбаясь, новоиспеченный муж взял Терезу под руку и повел по проходу. Теперь наш черед, подумала Агнес. Наш с Гаролдом.

Она повернулась к нему с сияющей улыбкой и коснулась пальцами его руки. Ее ничуть не удивило, что мышцы Гаролда были напряжены. С пугающей неторопливостью он накрыл ее ладонь своей. Жар его руки ожег Агнес, неприкрытое желание во взгляде наполнило ужасом.

Каждая клеточка ее существа кричала «берегись!». Агнес отвела взгляд и улыбнулась морю лиц, невольно гордясь своим внешним спокойствием. Потом легко сказала:

— Ваша тетя превосходит саму себя.

— А ведь вы получили удовольствие, надев это платье, не правда ли?

Гаролд возвышался над Агнес, несмотря на ее шпильки. Она посмотрела на него и ровным тоном произнесла:

— Сейчас на нас смотрит пара сотен представителей высшего общества, некоторые из которых, я полагаю, ваши друзья… Постарайтесь держать себя в руках.

— Ненавижу, когда из меня делают идиота!

К ним подошел фотограф.

— Чуть-чуть ближе к даме, мистер Эванс. Улыбочку… Чудесно!

Ослепленная вспышкой, с ужасом чувствуя прикосновение бедра Гаролда и его твердое плечо, Агнес споткнулась о складку ковра. А в следующее мгновение поняла, что Гаролд очень легко мог бы пронести ее весь оставшийся путь. Одной рукой он обхватит ее за бедра, другой прижмет к груди… Похоже, я сошла с ума!

Агнес высвободилась, стараясь успокоиться, и с облегчением увидела, что их ждут молодые.

— Поздравляю, мама, — сказала она, целуя Терезу в щеку. Затем протянула руку Марку. — Очень приятно познакомиться с вами. Жаль только, что я впервые встретила вас у алтаря.

Марк запечатлел поцелуй на ее щеке.

— Очень рад. Вы почти так же прекрасны, как ваша мать.

Тереза издала радостный смешок, и Агнес услышала, как Гаролд прошипел что-то сквозь зубы.

— А вы гораздо красивее вашего сына, — с милой улыбкой сообщила она. — Желаю вам обоим счастья.

Тереза снова обняла дочь. Было видно, что мать перенервничала и чувствует облегчение оттого, что церемония закончилась. В это время Марк отвел сына в сторону.

— Знаешь, мой мальчик, тебе не помешает обзавестись очками, — сказал он негромко и весело. — Скверно одета? Да эта девушка просто ослепительна!

— Видел бы ты ее тогда, — пробормотал Гаролд. — Тот костюм она, наверное, неделю не снимала даже на ночь, а ее волосы…

— Да тебе не простые очки нужны, а бифокальные! — перебил отец, хлопая его по плечу.

Гаролд прикусил язык. То, что Агнес выставила его на посмешище, и так было довольно неприятно, отец мог бы не сыпать соль на рану. Но счет еще сравняется, подумал он, даже если придется потратить на это целый день. Агнес использовала свою сексуальность, не говоря уж о платье, чтобы натянуть ему нос. Он покажет ей, как играть с огнем. И получит от этого огромное удовольствие. Бог знает, сколько женщин дали ему понять, как он привлекателен.

— Что-то ты затих, — поддразнила Тереза пасынка.

Гаролд выдавил из себя улыбку и поздравил свою новоиспеченную мачеху и отца с браком: манеры его были безупречны. Сторонний наблюдатель не нашел бы к чему придраться. Но Агнес легко заметила его напряженные плечи и сдержанность в голосе. Он играл на публику. И ни одно его слово ничего не значило…

В саду над столом был натянут тент. В огромных кадках благоухали кусты роз. Они вчетвером изображали гостеприимных хозяев. Лица неясными пятнами проплывали мимо Агнес, в то время как Гаролд повторял время от времени:

— Позвольте представить вам дочь Терезы… Мисс Агнес Кирби.

Тетя Флоренс выделялась из толпы алым платьем из плотного китайского шелка и шляпкой, украшенной букетиками фиалок. На пальцах у нее сверкало столько бриллиантов, что Агнес удивилась, как она вообще могла играть, правильно или неправильно. Тетя Флоренс поцеловала племянника и произнесла пронзительным голосом:

— Пора бы и тебе жену приискать, Гаролд. Ты ведь не молодеешь.

— Вы вышли замуж за дядю Саймона, не дождавшись меня, — ответил он. — Это разбило мне сердце.

Тетя Флоренс хихикнула и перевела взгляд на Агнес.

— Ну вот хотя бы эта юная леди вполне подошла бы тебе, — заметила она. — Вы, наверное, дочь Терезы.

— Да, я Агнес.

— Не обращайте внимания на то, что он притворяется бездушным бизнесменом. Сердце у него золотое, — она хрипловато хихикнула, — хотя и карманы тоже набиты золотом. Вы охотитесь за его деньгами?

— Я вообще за ним не охочусь. Будь он хоть весь из золота, — холодно выговорила Агнес.

— То, что тебе нужно, Гаролд: женщина, которая может постоять за себя. — И тетя Флоренс наклонилась поближе к Агнес. — Слишком многие женщины позволяют ему вертеть собой.

— Тетя Флоренс, — вмешался Гаролд, — вы задерживаете других.

— Я потолкую с тобой позже, милочка. — И почтенная матрона, многозначительно сжав пальцы Агнес, направилась к ближайшему подносу с шампанским.

Ни за что, подумала Агнес, и улыбнулась следующему гостю. У нее начинала болеть голова, и мысль о шампанском казалась ей очень привлекательной.

Тут она услышала нежный женский голос:

— Дорогой, как жаль, что мы не увиделись до начала церемонии!

Затем обладательница приятного голоса пригнула голову Гаролда и поцеловала его прямо в губы. Она демонстрирует свои права на него, публично демонстрирует, догадалась Агнес. Так почему же я не чувствую облегчения оттого, что Гаролд Эванс занят другой женщиной?




3


Изящная особа, которая целовала Гаролда, принадлежала к тому типу женщин, рядом с которыми Агнес чувствовала себя оглоблей. Еще ей подошел бы эпитет «шикарная»: нежное, словно фарфоровое лицо в обрамлении черных блестящих волос, а на бледно-розовом костюме словно написано: «сшито в Париже».

Когда Гаролд наконец поднял голову, на его губах остался след бледно-розовой помады. Он неторопливо произнес:

— Здравствуй, Нора. До венчания я был с отцом — мне казалось, ему потребуется моральная поддержка. Позволь представить тебе дочь новобрачной, Агнес Кирби. Агнес, это моя подруга — Нора Сэвидж. Она актриса, играет в одном из лондонских театров.

Наименее привлекательной чертой внешности Норы были тускло-голубые глаза, в которых вовсе не отражалась радость по поводу состоявшегося знакомства.

— Очень рада с вами познакомиться, мисс Сэвидж, — вежливо сказала Агнес. — Знаете, я видела вас в «Ромео и Джульетте»… Великолепная роль, которую вы сыграли не менее великолепно.

Нора царственно наклонила голову.

— Спасибо. Гаролд очень поддержал меня тогда. Мне казалось, что это никогда не кончится.

Гаролд и Нора предались воспоминаниям. И Агнес как бы невзначай узнала, что главный офис «Эванс инкорпорэйтед» находится неподалеку от театра, в котором выступала Нора.

Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем, подумала Агнес и небрежно бросила:

— Я рада, что выкроила время попасть на ваш спектакль, когда оказалась в Лондоне. — Иными словами, у меня в жизни есть вещи поважнее, чем Гаролд Эванс.

Улыбка Норы не дрогнула.

— Постарайтесь попасть на «Двенадцатую ночь». Мне повезло: я и там буду играть главную роль. — Тут Нора пожала руку Гаролду. — Встретимся после обеда, дорогой.

И отошла от них в облаке аромата дорогих духов. За ней последовали один член палаты лордов и парочка крупных финансистов.

— Привет, Гаролд, рад тебя видеть. — К ним подошел долговязый молодой человек в очках, с умными серыми глазами и в костюме, которому не помешало бы общение с утюгом. — На Аксель-Хейберге третьи сутки идет снег, поэтому я опоздал и появился только что.

Он улыбнулся Агнес.

— Вы, должно быть, дочь Терезы. Очень уж вы на нее похожи.

Гаролд чопорно представил его:

— Агнес, это Филип Лейн, мой кузен. Сын тети Флоренс.

Агнес немедленно почувствовала к нему расположение.

— А что вы делали на Аксель-Хейберге, Филип?

— Я геолог, брал там пробы.

Филип казался таким же умным, как и взгляд серых глаз. Но Гаролд прервал их разговор:

— Тебе машет тетя Флоренс, Филип. Ты не хочешь с ней поздороваться?

— Пожалуй, стоит… Встретимся после обеда, Агнес.

— Мне понравился ваш кузен, — сказала она, взглянув на Гаролда. — Кстати, ваша подруга оставила на вас следы помады.

— Да, Филип — хороший парень, хотя никогда не станет заниматься ничем иным, кроме своей геологии, за которую платят всего ничего.

— А мне он показался счастливым человеком, — холодно возразила Агнес.

— Да у него и гроша за душой не найдется.

— Давай договоримся раз и навсегда, Гаролд, — заявила Агнес. — Я вижу, что ты просто одержим деньгами. Так вот, запомни: мне не нужен ни один пенс, который принадлежит тебе.

Гаролд выудил из кармана белоснежный платок.

— Раз уж мы перешли на «ты», то не вытрешь ли помаду?

В первую секунду Агнес хотела отказаться, но по блеску в темно-синих глазах поняла, что в таком случае он сочтет ее трусихой. Поэтому взяла платок и аккуратно стерла оранжевое пятнышко, оставленное тетей Флоренс, и бледно-розовое, оставленное Норой.

Гаролд молча смотрел на нее. Когда она закончила, заметил:

— А твоей помады на мне нет.

— И не будет.

— Жаль.

Он взял платок у Агнес, нежно сжал ее пальцы и, поднеся к губам, медленно поцеловал их все по очереди. Агнес показалось, что ее сердце остановилось. Жар его губ сжег все преграды, столь искусно ею возведенные.

И подобно дикому зверю, бросающемуся из засады, желание охватило ее. Агнес машинально выпустила букет из рук, чтобы дотронуться до его черных волос, которые, как она и ожидала, оказались густыми и шелковистыми. Окружающий мир поблек, оставив ее наедине с Гаролдом: соблазненная и соблазнитель!

Он выпрямился, отпустил ее руку и холодно произнес:

— Увы, ты такая же, как и все остальные… И я совершенно не удивлен.

Агнес словно ударили по лицу. Чувствуя, что краснеет от бессильной ярости, она прошипела:

— Ты просто играл, да?

Такая игра называется месть, подумал Гаролд мрачно.

— Так же как и ты, надев платье.

Агнес не могла это отрицать. Действительно, она выбрала именно это платье из желания поразить его.

— Что же, счет сравнялся, — сказала она. — Один — один. Но эта игра мне надоела, Гаролд. Пора оставить ее.

— Это ты так думаешь.

— Ты уже занят. Нора дала это ясно понять.

— Я не принадлежу ни одной женщине, — произнес он с ударением.

— Гаролд, половина гостей смотрит на нас, другая пытается расслышать наши слова. А мне просто жизненно необходимы — и чем скорее, тем лучше, — как минимум три бокала шампанского.

— В таком случае, вернемся к нашему разговору позже.

— Нам не к чему возвращаться!

Но Гаролд уже привлек внимание ближайшего официанта, взял с серебряного подноса два бокала и протянул один из них ей.

— Рад приветствовать тебя в нашей семье, Агнес.

Шампанское было ледяным. Взяв бокал и бросив взгляд вокруг, Агнес негромко ответила:

— Катись к черту, Гаролд.

Он коротко рассмеялся.

— Женская откровенность, милая Агнес, неразрывно связана с количеством денег на счету мужчины.

На этот раз настал черед Агнес смеяться.

— Все женщины охотятся за деньгами… Бог мой, какая банальность! «Эванс инкорпорэйтед» мог бы выдать что-нибудь пооригинальнее.

— Если ты знала, что я «Эванс инкорпорэйтед», — резко спросил Гаролд, — зачем спросила, не работаю ли я в конюшнях?

— По очень простой причине: в тот момент я об этом и не подозревала.

— И когда же ты узнала?

— Мне сказала об этом мать, когда ты ушел.

— После чего ты надела это, скажем так, нескромное платье. Все ясно.

— Я надела его, — бросила Агнес, — потому что ты показался мне самым грубым и самовлюбленным болваном, которого я когда-либо встречала, и мне хотелось тебя хоть как-то задеть! Хоть как-то. Твоя самоуверенность невыносима!

— Может, тетя Флоренс права: я встретил себе ровню.

Агнес сделала большой глоток шампанского, чихнула, когда пузырьки ударили в нос, и высокомерно заявила:

— Моя самоуверенность по сравнению с твоей — как песчинка рядом с валуном… А теперь извини, есть вещи поинтереснее, чем обмениваться с тобой оскорблениями.

И тут Агнес наступила прямехонько на свой букет. Взглянув, не смеется ли он над ней, она в сердцах воскликнула:

— Ты был прав в одном, Гаролд Эванс: лучше бы я опоздала на самолет!

Она наклонилась, подняла многострадальные орхидеи и направилась к матери, каждой клеточкой ощущая взгляд Гаролда.

Она поговорила ни о чем с изрядным количеством гостей, пока всех не позвали под навес, украшенный гирляндами живых цветов, где стоял накрытый стол. Камерный оркестр играл Моцарта. Агнес конечно же посадили во главе стола, причем, к ее досаде, между Марком и его сыночком. А со стороны матери сидел муж тети Флоренс, тот самый, с варикозным расширением вен.

Агнес деланно улыбнулась Марку, который отодвинул ей стул, и села. Перед ней поставили тарелку моллюсков, запеченных в тесте. Торопливо сунув загубленный букет под стол, она уставилась на них.

Сильные пальцы обхватили ее локоть, и Гаролд ровным тоном произнес:

— Ты в порядке?

Агнес подняла на него глаза, пробормотав:

— Да… Просто я не помню, когда и где ела по-человечески в последний раз. Кажется, это было вчера и в Кувейте.

Гаролд взял булочку из ближайшей корзинки, разломил и протянул ей кусок. Хлеб был теплым и ароматным.

— Спасибо, — сказала Агнес довольно нелюбезно.

А он уже подозвал ближайшего официанта. Тот убрал моллюсков и поставил перед Агнес чашку прозрачного бульона.

— Поешь, — предложил Гаролд. — Порой бульон творит чудеса.

Агнес взглянула на хрупкую фарфоровую пиалу, и ее сердце часто забилось.

— Ты получаешь все, что захочешь. С легкостью.

— Ешь суп.

— Главное, чтобы ты не захотел меня…

— Делай, что сказано, Агнес.

— Все, что тебе не нравится, ты пропускаешь мимо ушей, так ведь? — И Агнес зачерпнула ложку бульона. Тот был очень вкусным. — Некоторых женщин нельзя купить, неужели ты не понял?

— Нельзя… если они хотят большего. — Гаролд криво улыбнулся. — К примеру, развод — дело прибыльное.

Агнес зачерпнула еще бульону.

— Какой же ты подлый.

— Я так не считаю. За свои тридцать восемь лет я узнал о жизни немало. У каждой женщины есть цена, просто порой она неоправданно высока. — Гаролд подцепил моллюска.

— Дело в том, что ты все меряешь на деньги. — Агнес вспомнила о Хьюго и Карле и добавила резче, чем собиралась: — Но ты зря считаешь, что слово «цена» обязательно подразумевает деньги. Иногда это бывают чувства…

— Все же ты не отличаешься от других. А я уж было подумал…

Агнес холодно улыбнулась Гаролду.

— Ты понимаешь, что только что сделал мне комплимент?

Он неохотно улыбнулся в ответ.

— Солидарность со своим полом? Быстро соображаешь, ничего не скажешь.

— Бог мой, второй комплимент! Осторожнее, Гаролд, ты добреешь на глазах.

— Отлично, значит, тебе понравится, когда я тебя поцелую.

Агнес аккуратно опустила ложку в пиалу.

— Пытаешься заставить Нору ревновать? Ты этого добиваешься?

— Нора тут ни при чем! — отрезал Гаролд.

— Выходит, ты ценишь верность не больше чувств, — заметила Агнес.

— Дорогая, — вмешалась Тереза, — тебе не понравились моллюски?

Чувствуя, как зарделись щеки, Агнес торопливо сказала:

— Не после шампанского, мама.

— Мы с Марком только что говорили о том, как хорошо бы было, если бы в «Максвелл-холле» появились внуки… — произнесла Тереза многозначительно; такт никогда не входил в число ее достоинств.

— Э-э-э… правда? — слабым голосом отозвалась Агнес.

— И было бы замечательно, если бы ты подыскала другую работу, дорогая. Гаролд, она почти никогда не бывает дома. Как можно влюбиться, если все время проводишь в разных там Африках и Новых Зеландиях?

— Мама, я никогда не была в Африке.

— Не воспринимай все буквально. Ты прекрасно поняла, что я имею в виду.

— Но мне нравится моя работа, — возразила Агнес. — И если суждено влюбиться, почему бы этому не случиться на Мадагаскаре?

— Невозможно поддерживать длительные отношения в промежутках между рейсами! — Мать была совершенно серьезна.

— Значит, ждите внуков от Гаролда, — сказала Агнес.

— К сожалению, он не верит, что найдет себе подходящую супругу… Кстати, Нора сегодня очень хорошо выглядит, — заметил Марк.

— Все карьеру делают, — проворчала Тереза. — Когда я была молодой, женщины сидели дома.

Агнес закусила губу. Тереза сделала карьеру, меняя мужей. Впрочем, сейчас был явно неподходящий момент, чтобы об этом напоминать.

Остаток обеда, речи, поцелуи молодых прошли для Агнес как в тумане. Как только смогла встать из-за стола, она отправилась искать Филипа. Тот представил Агнес своим друзьям, и впервые за вечер ей стало действительно весело.

Они, смеясь, делились друг с другом страшными историями о своих путешествиях, когда Агнес увидела, что к ним идет Гаролд, высокий и властный, окруженный аурой силы и сексуальности. Опасный человек, подумала она, внутренне поежившись. Ей мгновенно захотелось оказаться за тысячу миль от «Максвелл-холла».

— Сейчас начнутся танцы, и мы должны быть второй парой после отца с Терезой, — сразу сказал он.

Что ей оставалось делать — не устраивать же сцену?

— Обязательно пригласи меня танцевать, — сказала Агнес Филипу, проходя мимо него.

Когда они шли по лужайке, Гаролд обнял Агнес за талию. Тепло его руки обжигало сквозь тонкий шелк.

— Еще два часа, и все закончится, — проворчал он. — Не могу дождаться.

Я тоже, подумала Агнес.

Уже стемнело. Павильон для танцев, призрачно белевший под высокими вязами, был обвит плющом. Внутри подобно звездам мерцало множество огоньков. На мгновение Агнес позабыла, как ненавидела Гаролда минуту назад и как хотела, чтобы вечер поскорее закончился.

— О, это просто волшебство! — прошептала она, поворачиваясь к нему с ясной детской улыбкой, и наткнулась на холодный взгляд темных глаз.

Гаролд был великолепным танцором. Но Агнес возненавидела каждое мгновение этой пытки. Когда вальс закончился и раздались аплодисменты гостей, она коротко бросила:

— Долг выполнен. Спасибо.

— Следующий танец — только для нас.

— Каких еще «нас»!

Оркестр заиграл медленную, навевающую мечты мелодию. Агнес попыталась вырваться, но Гаролд притянул ее к себе так, что ее грудь коснулась его. Она ощутила запах одеколона и почти неуловимый аромат его кожи.

С легким стоном негодования она попыталась оттолкнуть Гаролда. Но в ответ он взял ее за подбородок сильными пальцами и наклонился, чтобы поцеловать. Агнес словно околдовали: она перестала вырываться и лишь закрыла глаза, почувствовав легкое касание губ Гаролда. К ее удивлению, в этом поцелуе не было гнева, а лишь желание доставить ей удовольствие. Плохо понимая, что делает, Агнес обвила руками шею Гаролда. Он что-то неразборчиво пробормотал, затем провел языком по мягкому изгибу губ, проникая в сокровенные глубины ее рта.

Спустя несколько секунд, которые показались Агнес вечностью, он медленно поднял голову. Глаза Гаролда были темны, как две бездны. Он чужой мне, подумала Агнес в ужасе. Не просто чужой — враг! А я позволила ему то, что мало кому позволяла. Пора положить этому конец. Немедленно!

Почти спокойно Агнес произнесла:

— Впредь буду знать, как пить шампанское.

Ресницы Гаролда дрогнули. Темные ресницы, такие же темные, как волосы.

— И ты ответила на мой поцелуй только потому, что пьяна? Ты это хочешь сказать? — Он разжал руки, отпуская ее.

Агнес отступила, приглаживая волосы.

— Давай посмотрим правде в глаза, Гаролд: ты не нравишься мне, а я не нравлюсь тебе. Я спала меньше четырех часов за последние два дня, а от свадеб — особенно если замуж выходит моя мать — у меня едет крыша. Найди Нору, а я пойду потанцую с Филипом.

— Так вот чего ты хочешь — парня, которого можно водить за нос!

— Я хочу кого-нибудь, кто не станет набрасываться на меня, как дикий зверь.

— Знаешь, что надо с тобой сделать, Агнес Кирби? Приручить. И у меня это получится.

— Иди приручай Нору! Приручай любую женщину, достаточно глупую, чтобы подпустить тебя ближе, чем на десять футов! А я тебе не пудель, которого можно запросто тискать. Ты просто не встречал женщины, которая сказала бы тебе «нет». Один слог, всего три буквы — не знаю, почему тебе трудно понять это слово! — Агнес перевела дух. — Слава Богу, вон сидит Филип. Прощай, Гаролд. Было очень полезно встретить тебя. Можешь поспорить на свой последний шиллинг, что я проведу Рождество в Антарктике.

Агнес направилась к столу, где расположились Филип и его друзья с тремя бутылками вина и свечой, пламя которой трепетало на летнем ветру. Все они обрадовались, увидев Агнес. Когда она в следующий раз оглянулась, Гаролда нигде не было видно. Отлично, подумала она, надеясь, что их родители были слишком заняты друг другом, чтобы заметить, как они с Гаролдом целовались.




На мгновение им овладело искушение последовать за Агнес. Схватить ее, не обращая внимания на гостей, и целовать до тех пор, пока она не подчинится. Он знал, что ему это удастся, потому что всем телом ощутил желание, внезапно охватившее ее. Так почему же он остался стоять один?

Может, это был умный тактический ход: сначала раздразнить его, а потом бросить? Такому поведению легко подыскать название. В весьма грубых выражениях. Или она правда не хотела иметь с ним ничего общего?

Рождество в Антарктике. Черт возьми, но ей же нравилось, когда он ее целовал! Гаролд поклялся бы в этом чем угодно.

В этот момент он почувствовал, как напряжено его тело, и непроизвольно сжал кулаки. Несколько гостей смотрели на него с любопытством. Гаролд резко выдохнул и отправился на поиски Норы.

Весь вечер он намеренно избегал ее, это было ясно. Но когда подошел к группе гостей, в которой она стояла, был одарен обычной дразнящей улыбкой. И надо было хорошо знать Нору, чтобы уловить нотки обиды в ее голосе.

Гаролд твердо решил развлекаться. Но образ Агнес в бирюзовом платье не покидал его. Казалось, она стоит у него за спиной, слушая его плоские шутки, считая, сколько раз Нора назвала его «дорогой». Как же я ненавижу это слово! — подумал Гаролд, сдерживая злость.

Сумеет ли он забыть восторг Агнес, когда она впервые увидела шатер для танцев? Как она его назвала? Волшебным? Если это было притворством, то ей стоило играть в Королевском Шекспировском театре. Ей, а не Норе.

Когда он поцеловал Агнес руку, это должно было стать местью за бирюзовое платье, своего рода пощечиной. Но сейчас, на танцплощадке, он совершенно забыл, что хотел лишь проучить Агнес, соблазнить ее…

Нора ухватила его за рукав, и он постарался прислушаться к происходящему вокруг. Но мысли об Агнес не оставили его. Если Гаролду встречалась интересная женщина, он всегда владел ситуацией. И всегда получал то, что хотел, на своих условиях.

Так было бы и с Норой. Может, поэтому она и не волновала его?

Хотя они встречались уже года два, Гаролд ни разу не спал с ней. Всегда находилась причина… Нет, не причина, а предлог, подумал он. Истина же проста: того, что легко достается, не стоит даже добиваться.

Гаролд очень хорошо помнил ночь, когда Нора сделала решительный ход. Как он умудрился догадаться, что она будет столь же искусна и бесчувственна в постели, сколь была расчетлива вне ее? Нора была так уверена в себе, что отказ Гаролда привел ее в шок. Однако она быстро смекнула, что миллионы Эванса весомее оскорбительного отказа. Да и театральная слава — вещь изменчивая. Норе же хотелось безопасности — как финансовой, так и социальной. А раз так, то можно и подождать, в надежде, что избранник передумает.

Однако с тех пор как встретил Агнес, Гаролд сомневался, что когда-либо передумает. В отличие от Норы у дочери Терезы был огненный темперамент, который она и не пыталась скрывать, и язык, который мог высекать искры из кремня. Она сказала, что ей не нужны его деньги.

Ну да, как же, усмехнулся Гаролд. Никто, просто никто, не в силах остаться равнодушным к сумме, которой он располагал.

Когда черный «даймлер» увез Марка и Терезу в Лондон, откуда они должны были отправиться в свадебное путешествие, Нора обратилась к Гаролду:

— Дорогой, ты не возражаешь, если я останусь на ночь? Не хочу ехать обратно с Кларком, он такой зануда.

— Не стоит, Нора, — ответил Гаролд. — Завтра я должен подняться на заре. У меня очень ранний рейс в Нью-Йорк.

Он готов был поклясться, что в глазах Норы полыхнула ярость, но, лишь слегка надув губы, она промурлыкала:

— Как скажешь, дорогой. Но мы так редко видимся. — Нора встала на цыпочки, чтобы поцеловать Гаролда на прощание.

Он ничего не чувствовал. Совершенно ничего. Что с ним такое происходит, черт возьми? Немало мужчин многое отдали бы за то, чтобы их поцеловала красавица Нора Сэвидж. А Гаролд не мог дождаться, когда она наконец уйдет.

На то, чтобы усадить ее и Кларка в машину и дождаться их отъезда, ушло минут десять. Затем в него вцепилась пара гостей, от которых он быстро отделался и направился к танцевальному шатру. Оркестр по-прежнему играл, но Агнес не было видно.

Гаролд застыл в неподвижности. Наверное, ушла к себе. Она почти не спала последние двое суток, а вечеринка в общем-то закончилась. С какой стати ей вдруг понадобилось бы побеседовать с ним на сон грядущий, когда, едва познакомившись, они только и делали, что ругались.

А может, Агнес вернулась в Эдинбург! Подальше от «Максвелл-холла». В конце концов она же сказала ему «прощай».

И неожиданно для самого себя Гаролд бросился к парадному входу, чувствуя, как леденеют руки. Синий «ровер» все еще стоял там. На секунду он дотронулся до его верха, как будто подобное прикосновение могло что-нибудь рассказать ему о владелице. Затем, жестом отвращения к самому себе, сорвал галстук и поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.




4


Агнес высморкалась в салфетку, которую нашла в кармане джинсов, вытерла слезы рукавом рубашки и в последний раз провела рукой по морде лошади.

— Спасибо, старушка, — прошептала она. Кобыла вскинула голову и прижалась носом к пальцам молодой женщины.

У дверей конюшни Агнес негромко поблагодарила охранника, который позволил ей пройти внутрь.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мисс.

Из сада до Агнес донеслись звуки музыки. На мгновение она застыла, опершись на забор и глядя невидящим взглядом на аккуратно убранный плац. Еще со времен третьего брака ее матери с итальянским графом Агнес находила утешение в компании лошадей. То был период, когда она посещала ужасную школу, где акцент и прямодушие сделали ее объектом насмешек и даже издевательств. Зато по вечерам старший конюший учил ее всем тонкостям обращения с лошадьми.

Именно лошади помогли ей не сойти с ума в те четыре года, пока граф не бросил Терезу ради богатой соотечественницы. Тогда они переехали в Штаты, к владельцу ранчо. Но и там лошади остались для нее все тем же средством спасения от бесконечного и безысходного одиночества…

Выйдя из шатра, Агнес почувствовала себя слишком усталой, чтобы уснуть. Она сбросила бирюзовое платье, влезла в старые джинсы и отправилась в конюшни, чтобы обрести покой, вдыхая запах сена и касаясь бархатных носов лошадей.

Агнес выпрямилась, чувствуя, что еще недостаточно успокоилась, чтобы пойти в дом. И плакала она вовсе не из-за свадеб и не из-за сексуальной привлекательности Гаролда. Просто его отношение к женщинам в целом и к ней самой в частности коробило ее. Засунув руки в карманы, Агнес обошла розовый сад, наполненный сладким благоуханием. Еще несколько минут одиночества, и можно будет отправиться спать.

— Так вот ты где.

Агнес молниеносно обернулась и увидела, как от деревьев, окаймлявших белое здание конюшни, отделилась темная фигура. Гаролд! Все еще в черных брюках и накрахмаленной белой рубашке, только без галстука и воротник расстегнут. Свет, лившийся из конюшни, упал на его лицо.

— Я устала… иду спать, — резко сказала Агнес.

— Тогда ты идешь не туда.

Как она ненавидела насмешку в его голосе!

— Гаролд, — сказала она сдержанно, — ты хоть когда-нибудь смотрел на женщину как на человека?

— Пытаешься выплеснуть на меня обиду, Агнес?

— Не угадал.

Гаролд подошел ближе.

— Ты была в конюшне.

Пришел ее черед насмехаться:

— Я пахну лошадьми? Извини… Ты бы, конечно, предпочел духи.

Гаролд стоял так близко, что она могла бы легко дотронуться до него. Не пытаясь смягчить слова, он сказал:

— Ты плакала.

— Ничего подобного!

— Кто-то обидел тебя?

Агнес резко ответила:

— Твой отец женился на моей матери. Этого, по-твоему, недостаточно?

— Ради Бога, перестань притворяться, что ты выше денег!

— А ты попробуй глянуть чуть дальше, чем банковский счет. Или на нем держится вся твоя мужественность?

— Прекрати, — сказал Гаролд угрожающе спокойно.

Она вскинула голову.

— Я угадала?

Гаролд щелкнул пальцами.

— Мы оба знаем, что ты хотела меня на танцплощадке. Ты презираешь мои деньги — или, по крайней мере, так говоришь. Значит, в твоих глазах моя так называемая мужественность отдельна от банковского счета. Ну же, Агнес, ты противоречишь себе.

— Ох уж эта логика! — бросила она раздраженно. — Если поразмыслить, ты и Аристотель одинаково относитесь к женщинам. Чувственные идиотки!

К ее досаде, Гаролд рассмеялся.

— Здорово же ты разделала под орех величайшего философа мира! Скажу одно — с тобой не соскучишься.

— Спасибо.

Гаролд выглядит моложе и привлекательнее, когда смеется, подумала Агнес со смутным беспокойством. Ее охватило желание заставить его рассмеяться снова, но она подавила его. И тут Гаролд сказал:

— У меня есть идея: я придумал противоядие против последствий шикарных свадеб.

Агнес мрачно поинтересовалась:

— Ты всегда начинаешь лезть в чужую жизнь после полуночи?

Гаролд снова рассмеялся, сверкнув зубами.

— А ты не спросила, что у меня за идея.

— Побоялась.

— Очень простая. Я проголодался. Слишком много слоек и пирогов. Я бы сейчас с удовольствием съел старый добрый сандвич. Как насчет налета на кухню?

Ее губы дрогнули.

— Ты серьезно?

— Да, мадам. — Он потянул ее за руку. — Пошли.

На этот раз Агнес понравилось прикосновение ладони Гаролда. И даже то, что в кожаных сандалиях, купленных на базаре в Джайпуре, она была гораздо ниже его, доставило ей странное удовольствие.

Он провел ее мимо конюшни к задней двери дома, затем через длинный коридор в кухню, которая была больше похожа на выставку технических достижений.

— Твоя мать, — сказал Гаролд, — хочет повесить здесь кружевные занавески.

— Да, она обожает кружева, — подтвердила Агнес. — Видел бы ты виллу в Виченце, когда мы уезжали.

— Оборки на входных воротах?

— Почти… А знаешь, я тоже проголодалась. Где у вас тут холодильник?

Сандвичи получились восхитительными. Положив в рот последний кусок, Агнес удовлетворенно вздохнула:

— Наверное, уровень холестерина перешел все мыслимые нормы… Но я чувствую себя гораздо лучше.

Гаролд слегка запачкал соусом рубашку. Это сделало его гораздо более человечным на вид. И за последний час он ни разу не коснулся Агнес. Так что, когда протянул руку с кусочком салфетки к ее лицу, она лишь улыбнулась.

— Замри — у тебя масло на щеке.

— Только масло?

Взгляд его стал напряженным. Потом, будто бы не в силах удержаться, Гаролд провел пальцем по мягкому изгибу ее губ.

— Как же ты красива, — хрипловато прошептал он.

Может, убежать? — затравленно подумала Агнес и промямлила:

— Это мои самые старые джинсы, и волосы растрепались…

Не торопясь, Гаролд оглядел ее с головы до ног. Волосы и впрямь выбились из прически. Водолазка облегала высокую грудь, а поношенные сандалии Агнес надела на босу ногу.

— Даже в рваной мешковине ты все равно выглядела бы в десять раз лучше всех на этой свадьбе.

— Когда ты так на меня смотришь, я… я просто таю, как масло, — выговорила Агнес.

— На вкус ты куда лучше самого дорогого масла.

И Гаролд принялся целовать Агнес, пока она не застонала от наслаждения. Все мысли о бегстве были позабыты, сгорели в пламени страсти столь сильной, какой она и не подозревала в себе. Агнес ответила на поцелуй, чувствуя, как мужская рука ласкает ее грудь под водолазкой, и наполняясь жаждой более интимных соприкосновений. И тут Гаролд внезапно подхватил ее на руки и понес прочь из кухни.

Борясь с самой собой, она прошептала чуть слышно:

— Отпусти меня.

Гаролд уже поднимался по лестнице, которой она прежде не замечала.

— Осторожно, береги локти, — предупредил он.

— Я сказала: отпусти меня сейчас же. Куда ты меня несешь?

— А ты как думаешь? В постель.

— Мы не можем лечь вместе!

— Конечно, можем. Что нам мешает?

Агнес забилась в тисках его рук, чувствуя себя беспомощной, как рыба на крючке.

— Для начала — мы друг другу не нравимся.

— Тебе понравится то, чем мы займемся, — доверительно сообщил ей Гаролд.

Теперь он шагал по длинному коридору, по стенам которого висели картины, изображающие сцены охоты. Должно быть, это другое крыло дома, подумала Агнес в замешательстве.

— Но ведь мы не собираемся…

— Почти пришли — ответил Гаролд, берясь за ручку двери, которая вела в комнаты с видом на огороженные луга и темнеющий лес вдалеке.

Он пинком закрыл дверь и опустил Агнес на пол, скользя по ее плечам ладонями и ища губами ее губы, будто не в силах более медлить. Он целовал с напором, от которого у Агнес помутилось в голове. Языки их совершали некий безумный танец, руки его ласкали ее в гипнотическом ритме, наполнявшем тело Агнес наслаждением.

Бессознательно она подалась к нему, обхватила руками за шею. В самые ее губы он прошептал:

— Скажи, что хочешь меня, Агнес.

Очень медленно она отстранилась и, выпрямившись, произнесла:

— Конечно, хочу. Но…

— Я тоже хочу тебя… сильнее, чем могу выразить. Эта ночь — наша, Агнес. Нет ни вчера, ни завтра. Только эта ночь.

Взгляд Агнес неторопливо скользил по его лицу. Интересно, сможет ли она познать этого человека, к которому ее так влечет, ведь в нем столько непонятного, пугающего, враждебного? Гаролд вынес ее взгляд — без улыбки, никак не выдав своих чувств.

Раздели с ним постель, шептал ей на ухо тихий голос. Разве есть лучший способ узнать человека?

Беги, спасайся! — убеждал другой. Ты отказалась от интимной близости семь лет назад, и Карл не заставил тебя изменить это мнение. Но этот Гаролд безумно привлекателен, и в тебе взыграла кровь. Сама природа заботится о том, чтобы секс никогда не вышел из употребления.

Ладони Гаролда все еще лежали на ее плечах, их тепло беспрепятственно распространялось по всему телу. Он был так близко, что Агнес могла бы пересчитать его ресницы. И он был неимоверно желанным. Когда еще ее охватывал такой ураган страсти от одного поцелуя? Такой дикий голод, такое безумие? Несмотря на все свои путешествия, она вела уединенный образ жизни с тех пор, как Хьюго подло ее обманул. Не рисковать. Контролировать свои порывы. Никогда не позволять ничему — вернее, никому — вывести ее из равновесия.

Но Гаролд Эванс сломал все эти преграды.

Молчание Агнес только усилило его нетерпение.

— Я буду нежен с тобой, клянусь, — пообещал он.

— А если я захочу уйти, ты попытаешься меня остановить?

— Я никогда не отличался пристрастием к применению силы.

Будь на месте Гаролда любой другой, Агнес могла бы поклясться, что вопрос его ранил. Но по отношению к этому человеку подобная мысль казалась нелепостью.

— Меня не интересуют твои деньги, — решительно заявила Агнес, стремясь расставить все точки над «i».

На шее Гаролда забилась жилка.

— Речь идет о сексе. Именно это я имел в виду, когда говорил, что завтрашнего дня не будет. Тетя Флоренс попала в точку — мы с тобой воспламеняем друг друга. Не знаю почему. Да мне и дела нет. Но верь мне, обычно я более деликатен.

Почувствовав невольное уважение к его беспощадной откровенности, Агнес стояла не шелохнувшись. У нее есть выбор, вот что он хотел ей сказать.

Гаролд походил на тигра, которого она однажды видела в бенгальских джунглях: неукротимый и неотвратимо влекущий одновременно.

Неожиданно Агнес поняла, каким будет ее ответ. Она потянулась к Гаролду и кончиками пальцев неторопливо провела по жесткой линии его скул, по напряженному подбородку, по теплым губам. Затем, запустив пальцы в темные шелковистые волосы, пригнула его голову к себе и поцеловала с бесстыдством, которого и не подозревала в себе.

Мгновение Гаролд оставался совершенно неподвижен, будто неким непостижимым образом Агнес ухитрилась застать его врасплох. Затем сжал ее в объятиях, властно и яростно, подобно человеку, изголодавшемуся по чему-то очень простому, но жизненно необходимому, вроде еды или воздуха. Агнес задыхалась от наслаждения, отдаваясь во власть Гаролду с щедростью, которую подавляла в себе годами.

А он, словно заразившись ее желанием, вынимал из ее волос шпильки одна за одной, пока светлые локоны не рассыпались по плечам. Затем Гаролд стянул с Агнес водолазку и, расстегнув лифчик, швырнул его на пол. Наблюдая за игрой выражений на лице Агнес, он ласкал ее груди сквозь сияющий водопад волос, дразняще касаясь затвердевших сосков.

Дыхание Агнес участилось. В бледном лунном свете, падавшем из окна, глаза Гаролда казались бездонными. Я могу утонуть в них, мелькнуло в голове, затеряться и никогда не найти себя вновь.

Подавив нарождающийся ужас, она взялась за пуговицы на рубашке Гаролда. Расстегнув рубашку, она увидела курчавые черные волосы на его груди и провела по ним пальцами. Тепло его кожи заставило ее кровь быстрее струиться в жилах. Гаролд нетерпеливым жестом сорвал с себя рубашку. И, сомкнув веки в экстазе, Агнес шагнула к нему.

Она чувствовала, как губы Гаролда прикоснулись к одной из ее грудей. И Агнес показалось, что она вот-вот умрет от восторга. Ее тело было объято блаженством, и она уже знала, что Гаролд не намерен прервать грубым натиском это восхитительное обольщение.

Ибо это было обольщение. Еще никогда в жизни Агнес не осыпали настолько чувственными и нежными ласками. Зная, как она сейчас прекрасна, объятая бесстыдной жаждой наслаждений, Агнес преисполнилась желанием подарить Гаролду такую же огромную радость, какую доставлял ей он. Время у нас есть, подумала она, целая вечность для любви, которая превзойдет все, испытанное ими доселе.

Она увидела, как напряглись мышцы у него на плечах: Гаролд оторвал голову от ее груди. Он расстегнул молнию джинсов, дал им соскользнуть с бедер Агнес, оставив на ней только кружевные трусики. Щеки молодой женщины вспыхнули, когда ладони Гаролда томительно медленно заскользили по крутому изгибу ее талии к выпуклостям ягодиц. И в следующий миг он уже подхватил ее на руки. Ее лицо покоилось на груди Гаролда.

— О, если бы это длилось вечно… — прошептала она.

Теперь Агнес лежала на кровати, а он целовал ее сомкнутые веки, нежную шею, груди — как будто единственным его стремлением было коснуться каждого дюйма ее тела. Одной рукой Гаролд стянул лоскуток кружев и с величайшей нежностью раздвинул ее бедра, лаская до тех пор, пока Агнес не начала изгибаться под его прикосновениями.

Отчаянно желая принять его в себя, Агнес потянулась к поясу брюк Гаролда. И мгновение спустя, объятая застенчивостью, чуть слышно прошептала:

— Как ты прекрасен…

— Прикоснись ко мне, Агнес, — сказал он, проводя ее рукой вниз по мускулистому животу к жаркому средоточию своей мужественности.

Агнес увидела, как преобразилось его лицо, и внезапно почувствовала, что готова отбросить остатки стыдливости. Она не нужна сейчас, с Гаролдом. Одним гибким движением Агнес раскрылась, и он вошел в нее.

— Гаролд… — только и смогла выдохнуть она.

Не разжимая объятий, он перекатился на бок, так что теперь они лежали лицом к лицу. С каждым новым толчком Гаролд входил в нее глубже и глубже. Двигаясь в такт, они достигли вершины блаженства: Агнес никогда не испытывала ничего подобного. Она выкрикнула его имя во всепоглощающем восторге. А затем, обвив Гаролда руками и стиснув так сильно, как только могла, Агнес закрыла глаза и услышала биение его сердца, неотделимое от трепета своего собственного.

И станут двое едина плоть…

Теперь она знала, что это означает. Ощутила всем своим существом. Как странно, что ей пришлось так долго ждать, чтобы познать это.

— Агнес, — прерывисто спросил Гаролд, — ты в порядке?

Она открыла глаза. Грудь Гаролда все еще вздымалась, на лбу блестели чуть заметные капельки пота.

— В порядке? — переспросила она дрожащим голосом. — Ну нет…

— Это длилось очень долго, Я был слишком…

— Ты сказал, в порядке? — Агнес рассмеялась. — Неподходящее слово, Гаролд. Я чувствую себя в тысячу раз лучше, чем в порядке.

И, откровенно разжигая его вновь, потянулась грациозно, как кошка, а затем сомкнула руки у него на шее и поцеловала.

— Мы можем повторить… если хочешь, — проворковала она, покусывая его нижнюю губу.

— О, еще как!

Он усмехнулся — по-мальчишески, всколыхнув в ней волну невольной нежности.

Гаролд переместился так, что теперь навис над ней, держа почти весь свой вес на локтях.

— Так тебе хочется повторения, Агнес Кирби?

Она провела ладонями по его спине, а потом по упругим ягодицам.

— Я знаю, ты уже готов, — шаловливо шепнула она.

— Этого не скрыть.

Улыбка его угасла, и медленно, как будто каждое слово давалось ему с трудом, Гаролд проговорил:

— Из-за тебя мне кажется, будто я этим никогда раньше не занимался… Что же в тебе такого, чего я не находил ни в ком другом?

Агнес не желала думать ни о каких других женщинах в объятиях Гаролда. Женщины его прошлого, женщины его будущего…

— Молчи. — Она прижала пальцы к его губам. — Не нужно слов. Этой ночью мы принадлежим друг другу. Только этой ночью. Люби меня и позволь мне любить тебя.

— Ничего иного и не желаю, — хрипло ответил Гаролд.

Тело Агнес обрело небывалую чувствительность, она ощущала легкие, как касание пера, прикосновения его губ к лицу, шее, впадинке между ключицами. Все это время руки ее беспрестанно ласкали мускулистую спину и плечи Гаролда, ноздри вбирали аромат его тела и аромат их любви.

Что же это, как не любовь?

Гаролд обращался с ней так, будто она была несказанно драгоценна для него. А когда из уст Агнес вырвались короткие, отрывистые стоны наслаждения, поднял ее, перенес через комнату и поставил перед большим зеркалом на двери ванной. Агнес увидела в зеркале женщину, о существовании которой не подозревала: восхитительное создание, чье нежное бледное тело оттеняло загорелое мускулистое тело Гаролда. Она увидела, как он сжимает ее груди, зарывается лицом в ее волосы, — и содрогнулась от первобытного голода.

Повернувшись в его объятиях, Агнес целовала его до тех пор, пока едва не задохнулась. Потом увидела в зеркале, как губы Гаролда скользят по ее налитым грудям, по животу — вниз. Откинув голову, она выкрикнула его имя, теряясь в сладостном безумии.

Но прежде чем Агнес рухнула в бездну, Гаролд поднял ее и, оказавшись вновь в постели, положил на себя сверху. Он должен был чувствовать неистовое биение сердца Агнес, видеть ее сияющие глаза — она не хотела ничего от него скрывать.

Агнес не представляла, что страсть способна так изменить выражение человеческого лица. Если Гаролд был победителем, то он же был и побежденным… Но ведь то же самое можно было бы сказать и о ней.

Постепенно дыхание Гаролда замедлилось, удары сердца, которые отдавались эхом во всем ее теле, стали реже. Мы были равны — я и Гаролд, настоящие партнеры, подумала Агнес, закрывая глаза.




5


Когда она проснулась, было еще темно. Агнес лежала очень тихо, глядя на танцующие в лунном свете тени листьев, и не могла понять, где находится.

Затем увидела изгиб бедра спящего мужчины, почувствовала его тепло и тяжесть, его легкое дыхание на своей щеке. Рука самой Агнес лежала на груди мужчины. Гаролд! Она в постели с Гаролдом Эвансом!

На мгновение у Агнес остановилось сердце. Сон окончательно покинул ее, и она уставилась на спящего, тщетно надеясь, что он исчезнет, а она проснется в собственной кровати.

О Господи! Она легла в постель после нескольких часов знакомства с человеком, который презирал всех женщин, а ее с матерью, как охотниц за чужими состояниями, в особенности! С человеком, который считался теперь ее сводным братом!

Агнес подавила взрыв истерического хохота. Как же она могла поступить так глупо, так преступно недальновидно? Так распутно?

Она постаралась забыть о том, чем они с Гаролдом занимались в этой самой постели совсем недавно. Она сойдет с ума, если станет предаваться воспоминаниям.

Осторожно, дюйм за дюймом Агнес вытащила ногу из-под его тела, убрала руку. Гаролд не пошевелился. Очень медленно отодвинулась от него. Он что-то неразборчиво пробормотал во сне. Агнес застыла, затаив дыхание. Но Гаролд снова задышал ровно и спокойно.

На полу валялась одежда. Агнес почувствовала, что кровь прилила к щекам. В сознании проплыла череда картин, и она почувствовала, как сладкая волна желания вновь захлестывает ее.

Прекрати! Прекрати немедленно! Нельзя позволить себе вспомнить о невообразимом удовольствии, которое доставил тебе Гаролд. Только не сейчас!

Агнес поднялась, подошла на цыпочках к одежде и аккуратно собрала ее. Затем, все еще обнаженная, выскользнула из спальни в гостиную. Спеша, она неловко натянула водолазку и джинсы, вздрогнув от звука «молнии», всунула ноги в сандалии. Сжимая в руках нижнее белье и чувствуя себя героиней французской комедии, Агнес повернула ручку двери.

Та бесшумно приоткрылась и столь же бесшумно закрылась. Агнес побежала по коридору, пытаясь понять, в какой стороне ее комната. Вместо того чтобы спуститься по лестнице в кухню, она свернула за угол и, к собственному облегчению, оказалась в уже знакомом холле. Чуть не споткнувшись на пороге, Агнес кинулась в свою комнату и побросала вещи в раскрытый чемодан.

Ключи от машины… Куда она их дела?

Ее руки дрожали, и несколько секунд Агнес была не в состоянии соображать. Но затем увидела ключи, мирно лежащие на столике, и со вздохом облегчения схватила их и бросилась к двери. Холл был пуст.

Агнес сбежала по ступенькам, отодвинула засов на двери и выскользнула наружу. Ее машина стояла там, где она ее вчера поставила. Вчера? Да это было в другой жизни!

— Могу я помочь, мисс?

Подавив крик ужаса, Агнес обернулась и увидела, что к ней идет охранник, тот самый, который вчера пустил ее в конюшню. Призвав на помощь самообладание, которое не раз выручало ее, Агнес воскликнула:

— О, как хорошо, что вы здесь! Я хотела уехать еще вчера, но слегка перебрала шампанского. Мне понадобится пропуск, чтобы выехать из поместья?

— Я позвоню охраннику у ворот и скажу ему, что вы — приемная дочь мистера Эванса, — сказал охранник.

— Спасибо.

— Счастливого пути, мисс.

У больших железных ворот Агнес помахала другому охраннику. Она была очень хорошим водителем, а дороги оказались свободны.

Два часа спустя, спокойно добравшись до Эдинбурга, Агнес уже отпирала дверь своей квартиры. Войдя внутрь, она задвинула засов, закрыла дверь на цепочку и отшвырнула чемодан. Теперь она в безопасности!

Тереза и Марк отправляются сегодня в свадебное путешествие по Испании. Если мать позвонит, Агнес попросит не сообщать Гаролду ее адрес и телефон. А через пару дней сама улетит в Тунис.

Агнес охватила ужасная усталость, и она направилась в спальню. Почему она решила, что Гаролд последует за ней? Гонка по ночным дорогам? Смешно! Он же сказал — одна ночь. Никакого завтра. Только секс, и ничего больше.

Это она сказала «заниматься любовью» о бурной ночи.

Щеки Агнес горели от стыда: она знала другие слова, которыми можно было назвать то, чем они с Гаролдом занимались в постели. Девочка на одну ночь.

Агнес прижала руки к лицу, всем сердцем желая вычеркнуть из жизни последние двенадцать часов. Почему, почему она не осталась в Кувейте? Тогда она никогда бы не познакомилась с Гаролдом, никогда не переспала бы с ним.

Она предала все свои принципы только потому, что черноволосый человек, такой опасный и красивый, поцеловал ее и отнес в свою постель.

Как ты могла, Агнес? Как ты могла?




Гаролд проснулся, когда первые лучи солнца коснулись подушки. Одеяло сползло, он совсем замерз. Гаролд потянулся к Агнес, чтобы согреться теплом ее тела, прижать ее к себе, наслаждаясь нежностью бархатистой кожи. Но вытянутая рука нащупала только смятые простыни.

Гаролд открыл глаза. Он был один!

Тихо выругавшись, Гаролд сел на кровати, окончательно проснувшись. В ванной не текла вода, и дверь, дверь с зеркалом, была распахнута: никто не прикасался к ней со вчерашнего вечера, когда он любовался изгибами поразительного тела Агнес, ее удивительной красотой. На полу не было ее одежды.

Он спустил ноги с кровати, натянул брюки, пытаясь понять, куда делась Агнес. Может, пошла в кухню чего-нибудь съесть и решила его не будить?

Конечно. Он вчера поразился ее аппетиту, когда она ела сандвичи. Нора ни за что бы не стала слизывать горчицу с пальцев.

Он вышел в коридор и мимоходом выглянул в окно. Синего «ровера» не было у парадного входа. Уехала! Посреди ночи вылезла из кровати и, не разбудив его, уехала!

Шлепая по полу босыми ногами, Гаролд вернулся в спальню и закрыл за собой дверь. Он чувствовал странную тупую боль в желудке и двигался медленно, как старик. Или как человек, которого настиг неожиданный и суровый удар.

«Лишь ночь» — так он сказал ей. Но как она посмела уехать до того, как ночь закончилась? Даже не попрощавшись с ним. В приступе отчаяния Гаролд окинул взглядом тумбочку у кровати и письменный стол. Ни записки, ничего!

Ни разу в жизни, кроме этой ночи, ему не случалось терять голову из-за женщины. Он презрел все правила, все способы, которые обычно применял. Взъерошив волосы, Гаролд подумал, что Агнес сорвала с него не только одежду. Она уничтожила его выдержку, лишила контроля над собой, превратила в ничто его самодостаточность.

В пылу он даже что-то сболтнул насчет приручения. Но сказать так о мгновениях, когда Агнес лежала в его объятиях, было бы святотатством. Они оба обезумели ночью, хотя это было не в привычках Гаролда.

Тогда он жаждал мести. Он так ясно помнил торжествующую улыбку Агнес в тот миг, когда увидел ее в бирюзовом платье, словно она все еще стояла перед ним. Значит, он затащил ее в постель только из мести? В холодном сером свете утра Гаролд думал по-другому. Он затащил ее в постель, поскольку не мог иначе. Потому что она ему нравилась.

У него отвисла челюсть. Нравилась? Он хотел ее, вот и все.

И то и другое, подумал Гаролд. Ее ум бодрил его, характер не уступал его собственному, чувство юмора восхищало. Агнес не просто нравилась, она вызывала страсть, какой Гаролд прежде не испытывал. Должно быть, он спятил.

Да, вот это уже ближе к истине. Знаменитый своим холодным трезвым умом Гаролд Эванс лишился его. Агнес Кирби околдовала его. Соблазнила. Очаровала. И отомстить — если это было подходящее слово — сумела, оставив одного в пустой постели.

В Гаролде проснулась ярость. Его использовали. Использовали и бросили посреди ночи, не сказав даже «спасибо-было-очень-приятно».

Если она охотилась за его деньгами, то совершила крупный промах. Или ей не понравилось то, чем они занимались в его огромной постели? Может, она не захотела повторения. Конечно же ведь вся его техника обольщения полетела ко всем чертям. Он так гордился своими долгими ласками, тем, что умеет доставить женщине столько наслаждения, сколько хотел.

С Агнес же он отдался страсти, которая превратила в ничто все его правила, контроль над собой и ситуацией.

А может, она лишь изображала страсть, издавая негромкие стоны наслаждения, с силой сжимая его в объятиях. В конце концов, что он знал о ней? Вполне возможно, что каждую неделю она заводит нового любовника, только чтобы обойтись с ним столь же бессердечно.

Но ее глаза ослепительной голубизны… Не могла же она изобразить радость и тепло, так и лучившиеся из них. Или могла?

Воспоминания нахлынули подобно океанскому приливу. Восхитительные груди с розовыми сосками, воспламеняющие движения соблазнительных бедер, невероятно длинные ноги… Он прижал ладони к лицу и понял, что запах Агнес впитался в его кожу и что он хочет ее прямо сейчас ничуть не меньше, чем прошлой ночью.

Теперь Гаролд злился на себя не меньше, чем на Агнес. Он направился в ванную, содрал брюки и, ступив в душ, нещадно хлестал себя то обжигающе горячей, то ледяной водой, пока не успокоился. Ну вот, подумал он, хватаясь за полотенце. Ее как будто и не было. Последний след исчез.

Теперь все, что надо сделать, — это выкинуть чертовку из головы, как будто он и не встречался с ней. И не спал. Хотя есть еще одна вещь, о которой не стоит забывать, — надо помолиться, чтобы она и в самом деле провела Рождество в Антарктике.




Десять дней спустя Гаролд сидел, откинувшись в кожаном кресле у себя в кабинете, читая еженедельный бюллетень брокерской фирмы. Было десять вечера. Сквозь окна были отлично видны огни города, более многочисленные, чем звезды, и столь яркие, что затмевали их свет. Тут зазвонил телефон, и Гаролд нахмурился. Кто бы это мог быть в такое время?

Хоть бы не Нора. У него было совершенно неподходящее настроение для Норы. Он сдержал слово и сходил с ней в «Клеридж» в прошлую пятницу, когда вернулся из Нью-Йорка, и весь вечер подавлял желание видеть на ее месте Агнес.

— Да, — сказал он не слишком приветливо.

— Гаролд…

— Папа? Вы уже вернулись?

— Вчера вечером. Прекрасно провели время. Терезе очень понравилась Севилья.

Еще бы, подумал Гаролд.

— Вы в «Максвелл-холле»? Или в Лондоне?

— Мы дома. Знаешь, Агнес все еще в Тунисе, но она возвращается в пятницу вечером.

— Тунис, — повторил Гаролд.

— Да… что-то там с нефтью. Она летит домой через Лондон. Вы могли бы встретиться.

Ни за что, подумал Гаролд и спросил:

— Каким рейсом?

Марк осторожно сказал:

— Мне показалось, что на свадьбе вы друг другу не очень-то приглянулись.

— Ну, ты знаешь, как бывает на свадьбах… стресс и все такое. Было бы приятно увидеть ее в аэропорту. Из семейной солидарности так сказать.

А я становлюсь заправским лжецом, подумал Гаролд, когда отец ответил:

— Секундочку. Я дам тебе Терезу, она знает точно. Солнышко, поговори с Гаролдом.

— Здравствуй, Гаролд, — сказала Тереза с робостью.

— Привет, Тереза, — сердечно откликнулся Гаролд. — Рад, что вы хорошо провели время. Папа говорит, что Агнес будет здесь транзитом в пятницу. Не знаешь когда?

— У меня записано. Я всегда стараюсь знать ее планы, потому что очень волнуюсь, когда она разъезжает по всем этим ужасным местам. Хоть бы она бросила эту дурацкую работу. А, вот. — И Тереза продиктовала время прилета и номер рейса.

Гаролд записал все это, удивляясь на самого себя. Тереза не умеет держать тайны, и Агнес скоро узнает, что он спрашивал про нее.

— Какая досада! Кажется, я не смогу с ней пересечься… В этот вечер у меня билеты на премьеру «Аиды» в «Ковент-Гардене», — сказал он наигранно-бодрым тоном.

— Вот жалость! — пискнула Тереза. — Агнес обожает Верди и мечтала попасть на эту оперу… Ну ничего, встретитесь в другой раз.

— Тогда сделай мне одолжение, не говори ей о моем звонке, ладно? Не хочется разочаровывать Агнес.

— Конечно, конечно, — поспешно отозвалась Тереза, явно польщенная тем, что ей доверяют.

Через несколько минут Гаролд положил трубку. Значит, Агнес любит оперную музыку. Еще один маленький штрих к портрету женщины, которая была постоянным предметом его мыслей и снов.

Время, проведенное с Агнес в «Максвелл-холле», нисколько не удовлетворило аппетита Гаролда. Он по-прежнему хотел ее. Мечтал о ней днем и ночью. Но на этот раз он получит ее на своих условиях. Последнее слово останется за ним, Гаролдом Эвансом. Он решит, когда ей уходить!




Последняя пересадка, подумала Агнес с облегчением, улыбаясь таможеннику и протягивая ему паспорт, чтобы тот поставил штамп. Она чувствовала себя превосходно. Встречи прошли удивительно успешно, официальный прием удался на славу, и она даже выкроила денек, чтобы ознакомиться с достопримечательностями столицы. И все же, как хорошо вернуться домой!

Но улыбалась она, терпеливо ожидая, когда проверят багаж совсем по другой причине. По пути домой Агнес поняла, что излечилась от влечения к Гаролду Эвансу.

Вначале его образ преследовал ее повсюду. В толпе в Тунисе она невольно выделяла взглядом высоких темноволосых людей, и ее сердце непроизвольно билось чаще. Но дни, проведенные в чужой стране, и чужой язык помогли ей вычеркнуть Гаролда из памяти. Она была благодарна судьба и за то, что была защищена от нежеланной беременности.

Семь месяцев назад в Малайзии она познакомилась с симпатичным молодым человеком по имени Карл Энгерс, который ей очень понравился. Хотя офис его компании располагался в Бонне, он несколько раз прилетал к ней в Эдинбург. Догадываясь, чем может закончиться их знакомство, Агнес сходила к гинекологу и поставила спираль.

Но тут она случайно узнала, что Карл вот уже полгода как помолвлен со своей немецкой кузиной. Агнес страшно расстроилась и не столько из-за вероломства Карла, сколько из-за того, что ситуация слишком уж напоминала давнишнюю историю с Хьюго.

Хьюго Скотт был ее коллегой-юристом. Агнес влюбилась в него, когда ей исполнилось двадцать три, и их связь длилась два года, пока Агнес не узнала, что Хьюго женат. Ее сердце было разбито.

Мужчинам нельзя доверять — такой вывод сделала она из этой истории. И это утверждение не опровергли ни замужества матери, ни роман с Карлом.

Агнес вежливо ответила на все вопросы таможенника, дождалась, когда он поставит штамп в паспорт, и через стеклянные двери вышла в зал ожидания. Высокий черноволосый человек шагнул ей навстречу.

— Здравствуй, Агнес.

Она уставилась на него расширившимися глазами, не сумев выдавить из себя ничего умнее, чем «Г-гаролд», и уж совсем не в силах скрыть радость, охватившую ее.

— Пойдем, у нас не так уж много времени, — сказал он ей.

Исцелилась? Точнее, сумела обмануть себя, подумала Агнес и спросила, слегка запинаясь:

— Чт-то?

— У нас не так уж много времени. Спектакль начинается в восемь. Кстати, у тебя есть с собой приличное платье?

— Спектакль? — непонимающе переспросила она.

— «Аида» в «Ковент-Гардене».

Безуспешно пытаясь сосредоточиться, отбросив рой немедленно нахлынувших на нее воспоминаний, ни одно из которых не подходило для аэропорта, Агнес выпалила первое, что пришло в голову:

— Я не сумела достать билеты!

— С тобой все в порядке?

Это был тот же вопрос, который он задал ей после их первого сумасшедшего соития. Легкий румянец залил ее щеки.

— Просто… я не ожидала встретить тебя здесь, — пролепетала она, безбожно преуменьшая свое потрясение.

— Машина ждет, — сказал Гаролд и взял у нее чемодан.

Агнес собрала разбегающиеся мысли и остановилась.

— Подожди, Гаролд. Я же лечу в Эдинбург. Мой самолет через пару часов.

— Я перенес твой рейс. Ты улетаешь завтра утром.

— Неправда, — покачала она головой, — у меня билет при себе.

— Я играю в сквош с президентом компании.

Гаролд небрежно улыбнулся. И он явно ожидал, что Агнес благодарно упадет ему в ноги.

— Ты не имеешь права вмешиваться в мою Жизнь таким образом!

— Уже поздно.

— Откуда ты узнал, что я в Лондоне?

— Твоя мать.

— Я задушу ее!

— У тебя есть платье?

— Давай кое-что сразу выясним, — решительно сказала Агнес. — Ты благодаря знакомству с президентом компании перенес мой рейс на более позднее время, — Гаролд кивнул, — и без моего разрешения.

— Ты была в Тунисе, — сказал он, насмешливо улыбаясь.

— Гаролд, я не буду больше с тобой спать! — воскликнула Агнес; к ее ужасу, несколько человек обернулись и посмотрели на нее с интересом.

— Я и не прошу тебя. Лимузин там.

Агнес, раздираемая желанием ударить Гаролда сумочкой по голове и рассмеяться, последовала за ним сквозь толпу.




6


Лимузин, разумеется, был с шофером. Шофера звали Генри. А сам лимузин, разумеется, принадлежал Гаролду. Разумеется, подумала Агнес. Гаролд просто купается в деньгах. Подумаешь, десяток лимузинов по всему свету? Удивительно только, что и проклятая авиалиния не принадлежит ему.

Агнес поблагодарила Генри за то, что он взял ее вещи, и с независимым видом скользнула на заднее сиденье. На этот раз брючный костюм Агнес отличался одновременно элегантностью и скромностью. Она аккуратно собрала волосы в пучок и подкрасилась перед посадкой. Очень хорошо. Все, что теперь оставалось, это насладиться оперой, на которую она мечтала попасть, и не оказаться в постели Гаролда.

Без проблем. Она не совершит одну и ту же ошибку дважды.

Гаролд сидел на заднем сиденье на расстоянии фута от нее и не производил впечатления человека, желающего сократить это расстояние. Он даже не попытался поцеловать ее в аэропорту. Может, хоть он-то излечился. В таком случае Агнес в безопасности.

— Я заказал столик в ресторане, чтобы поужинать после концерта, — услышала она его слова. — Утром Генри отвезет тебя в аэропорт.

— Из отеля.

— В моем доме есть комнаты для гостей.

— Для пущего удобства, — холодно сказала она.

— Не язви, Агнес. Это не твой стиль.

— Откуда ты знаешь?

— О, я много о тебе знаю, — протянул Гаролд, прослеживая взглядом линии ее тела под темно-синим костюмом, — за исключением одной вещи. Почему ты уехала посредине ночи?

Под сигналы автомобилей на противоположной стороне улицы Агнес спокойно ответила:

— Мне было стыдно за себя. Я почувствовала себя дешевкой, как будто предала все свои принципы.

— Ты очень высоконравственна.

— Я очень старомодна, — ответила она. — И никогда прежде не залезала на сеновал с первым встречным.

— Почему же сделала исключение для меня?

Этот вопрос вытекал из ее ответов, но Агнес не собиралась отвечать на него.

— Ты же сказал, что нас ждет только одна ночь. Никакого завтра. Так зачем ворошить прошлое?

Их разговор походил на поединок, и Агнес пребывала в таком напряжении, словно сражалась за свою жизнь. Она задела Гаролда — уехала из «Максвелл-холла» без разрешения хозяина.

— А комнаты для гостей закрываются изнутри? — осведомилась она ледяным тоном.

— Да, и еще можешь подпереть дверь антикварным секретером.

— Кошки-мышки, Гаролд? Ты обожаешь игры.

Он впервые рассмеялся.

— Ты не мышка, Агнес Кирби.

— Да и ты больше похож на тигра, чем на домашнюю кошку.

— Ты мне льстишь.

Агнес нравилось их пикировка, потому что заставляла быть настороже. И все же интуиция подсказывала, что любой поединок с Гаролдом чреват смертельным исходом.

— Ты не привык к женщинам, которые действуют по собственной инициативе.

— Ты вносишь приятное разнообразие в мою жизнь.

— Развлечение, — сказала Агнес с горечью. — Однажды у меня уже был роман с человеком, для которого я была развлечением. И совсем недавно я чуть не попалась в этот капкан снова. Глупышка. Не поступай так со мной, Гаролд.

Он поерзал на сиденье.

— Дороги сегодня забиты.

Все оживление Агнес как рукой сняло. Она поняла: для Гаролда она всего лишь женщина, отличающаяся от других и к тому же доступная. История снова повторяется, подумала Агнес, откидываясь на сиденье и закрывая глаза.

Лимузин набрал скорость, затем остановился. Жалея, что ей не дали подремать еще, Агнес почувствовала, как Гаролд решительно сжал ее локоть.

— Приехали. — Голос его звучал официально.

Через мгновение она уже входила в холл элегантного особняка с видом на Гайд-парк. Гостевые комнаты и в самом деле запирались на ключ, а секретер выглядел прямо-таки неподъемным.

— Почему бы нам сначала не перекусить? — просто сказал он. — В малой гостиной, когда будешь готова.

Дверь за ним закрылась. Агнес положила сумочку на кресло и огляделась.

Комната, где она находилась, была просторная. Обстановка представляла собой смесь старины и современности, цвета здесь преобладали сочные. Спальня же, выдержанная в голубом и белом цветах, очаровывала своей простотой, в то время как ванная была просто роскошна. Агнес быстро привела себя в порядок, подкрасилась и вышла.

Собирался ли Гаролд вновь ее соблазнить, не имело значения. Она решила держать события этого вечера под контролем. Она! А не он.

Копченый фазан, салат со спагетти и свежие бриоши ожидали их на безукоризненно чистой льняной скатерти. Гаролд снял пиджак и галстук.

Агнес с откровенным удовольствием принялась за еду; отдаленный шум города странным образом успокаивал ее. Небрежно, будто разговаривая со случайным знакомым, она рассказала Гаролду о своем пребывании в Тунисе. А Гаролд очаровал ее, задавая вдумчивые вопросы, и поразил быстротой, с которой делал верные заключения. Они не заметили, как подошло время собираться.

Агнес наскоро приняла душ, распустила волосы по плечам. Ее розовое платье изумляло утонченной простотой. На шее сверкало ожерелье из кварца. На плечи она накинула кремовую шаль с шелковой бахромой. Я похожу на героиню какого-нибудь викторианского романа, а вовсе не на сексапильную подружку невесты на свадьбе собственной матери, подумала Агнес. Такое платье не втянет в неприятности.

Но чего она не могла видеть, так это того, как мягко платье облегает фигуру, как горят от возбуждения ее щеки, когда она выходила из своей комнаты. Гаролд уже ждал ее, неотразимо привлекательный в черном смокинге.

— Готова? — спросил он.

Надо бы радоваться, что он не сделал комплимента моей внешности, думала Агнес, пока они ехали в «Ковент-Гарден», а не злиться. Но она ненавидела, когда с ней обращались, как с незамужней престарелой родственницей. Или как с тетей Флоренс. Так что там насчет непоследовательности?

У них оказались лучшие места в зале. Стараясь не придавать этому особого значения, Агнес села и спрятала лицо в программке. Огни начали медленно гаснуть. Не в силах совладать с собой, Агнес одарила Гаролда полудетской улыбкой радостного предвкушения. Затем все ее внимание безраздельно поглотила сцена.

Завороженная Агнес не смогла определить, сколько времени длился спектакль. Она очнулась лишь после взрыва аплодисментов и криков «бис».

В ресторане, который оказался неподалеку, им оставили отдельно стоящий столик. Для Агнес музыка уничтожила все то мелочное и незначительное, что было между ними. В мягком свете свечей она наклонилась к своему спутнику и сказала:

— Спасибо, Гаролд… Нет, я не могу высказать это словами. Просто спасибо.

Он сказал как будто против воли:

— Ты не перестаешь удивлять меня, Агнес… Никогда не знаешь, как ты себя поведешь.

— Почему бы не принять меня такой, какая я есть? — спросила Агнес порывисто.

— Думаешь, с какой стати я встречаюсь с актрисой? Женщины не то, чем кажутся. А Нора этого не скрывает.

— Но ведь это меня ты пригласил на концерт, — заметила Агнес спокойно.

— Да… — Гаролд нежно снял пальцы Агнес с кожаной обложки меню, которое она держала в руках, и посмотрел на них так, словно их вид ему что-нибудь говорил. Затем резко выпустил ее руку. — Давай закажем что-нибудь.

— Гаролд, тебя обидела женщина, когда ты был молод? — Агнес вовсе не собиралась задавать подобный вопрос. И сейчас почувствовала, как забилось сердце в ожидании ответа.

— Рекомендую утку в винном соусе, — сказал Гаролд.

Когда официант снова подошел к ним, она сделала заказ и переключилась на другие, более безопасные темы, снова обнаружив в Гаролде умного и внимательного собеседника. Они выпили бутылку отличного вина. После чего Агнес с превеликим удовольствием отведала шоколад по-венски.

Подняв взгляд, она увидела, что Гаролд изучает ее своими темно-синими совершенно непроницаемыми глазами. Ощутив легкое беспокойство, она внезапно сказала:

— Пора идти. Мне завтра рано вставать. Или ты хочешь еще кофе?

— Нет, я тоже готов уйти. — Он потребовал счет, быстро расплатился и встал.

Разумеется, у выхода из ресторана их ждал Генри; они ехали домой в полнейшей тишине. Я переела, подумала Агнес мрачно. И еще в одной вещи она была уверена: ей не придется придвигать тяжелый секретер к двери. Гаролд почти не прикоснулся к ней за весь вечер, не говоря уж о поцелуе.




Гаролд открыл дверь, пропустил ее вперед.

— Это был чудесный ужин, спасибо, Гаролд. А теперь я…

С этими словами Агнес повернулась к нему. Но тут он привлек ее к себе, провел пальцами по лицу, как слепой, пытающийся убедиться, что она настоящая. Затем поцеловал в приоткрытые губы с яростью хищника.

Со вздохом облегчения и острого наслаждения Агнес поняла, чего ей хотелось весь вечер. Когда же она ответила на поцелуй, провела рукой по его решительному подбородку, запустила пальцы в густые темные волосы, то остатки мыслей улетучились. Гаролд оторвался от Агнес, только чтобы скользнуть губами по шее и вниз, до ложбинки между грудями…

После Агнес с трудом могла сообразить, как они добрались до спальни. Она помнила только, как увидела его обнаженным — стройное, мускулистое тело, до боли знакомое, и все же совершенно чужое. И еще, как Гаролд едва слышно пробормотал:

— Ты предохраняешься, Агнес? В прошлый раз я забыл спросить.

— Да… Ох, Гаролд, пожалуйста…

— Значит, тебе нравится? Скажи, что нравится, Агнес.

— Да, да, неужели ты не чувствуешь? — простонала она, раскрываясь навстречу ему, как роза навстречу солнцу.

Они занимались любовью всю ночь и не могли насытиться друг другом. На рассвете изнеможенная Агнес заснула в объятиях Гаролда, а проснулась от мерзких звуков радио. Она распахнула глаза.

Гаролд смотрел на нее, опираясь на локоть. Агнес сонно улыбнулась ему.

— Неужели уже утро…

Он не улыбнулся в ответ. Серый утренний свет лился сквозь занавески, обрисовывая его скулы, мощную линию плеч. Темно-синие, как ночное небо, глаза были как всегда непроницаемы. Подавляя легкое беспокойство, Агнес спросила:

— Сколько времени?

— Тебе лучше встать. Генри подъедет через полчаса.

Гаролд казался совершенно чужим, отстраненно-холодным.

— Что случилось? — спросила Агнес.

— На этот раз ты не убежала посреди ночи.

Агнес показалось, что под ребра ей всадили нож.

— Я не понимаю… О чем ты?

— На этот раз все было так, как я хотел. — Его голос стал более жестким: — Как ты смела уехать из «Максвелл-холла» даже не попрощавшись?

Нож вошел в сердце.

— И то, что мы занимались любовью этой ночью, было всего лишь местью? — слабо прошептала Агнес.

— Занимались любовью? Мы не любим друг друга, Агнес! — резко сказал Гаролд. — Так что не называй этим дурацким словом то, что мы делаем в постели.

Она в ужасе отшатнулась от него.

— Премьера, ужин в ресторане… весь вечер были просто ловушкой?

— Я хотел, чтобы ты оказалась в моей постели… на моих условиях.

— На твоих условиях, — повторила Агнес тупо. Ей казалось, что она истекает кровью. На какое-то безумное мгновение мелькнула спасительная мысль, что она спит и видит кошмарный сон.

Но, увы, это был не сон. Гаролд обманул ее. Затащил в постель из чувства мести.

— Это ты называешь приручением, да? — Агнес почудилось, что ее голос прозвучал как из-под земли.

На его щеке дернулась мышца.

— Поспеши, а то опоздаешь на самолет.

Каждая клеточка тела Агнес отзывалась болью, глаза горели от непролитых слез. Но, твердо решив не плакать при Гаролде, она нашла убежище в гневе.

— Не опоздаю: уж больно не хочется, чтобы тебе пришлось снова беспокоить президента компании. Да ты манипулятор, Гаролд! Я ненавижу тебя. И презираю себя за то, что позволила играть собой. За то, что спала с тобой. На любых условиях.

В одно мгновение Агнес оказалась на ногах, совершенно не стесняясь своей наготы.

— Но этому больше не бывать!

— Стоит мне поцеловать тебя, и ты снова переспишь со мной.

— Ты получаешь удовольствие, занимаясь любовью с женщинами, которые ненавидят тебя?

Гаролд вскочил.

— Я не верю в любовь! — закричал он. — Любовь движет миром? Не смеши меня! Знаешь, что такое любовь, Агнес? Это коммерция, это деньги, просто деньги! Благодаря ей продаются цветы и духи, строятся романтические курорты — я немало об этом знаю. Мне принадлежит парочка таких предприятий, и я зарабатываю на этом хорошие деньги! Но все это основано на мифе. Нас соединила похоть — и ради Бога, прекрати называть это как-нибудь еще!

Слишком злая, чтобы следить за словами, Агнес прокричала в ответ:

— Чтобы сравнять счет, я тоже скажу, что ни капельки не люблю тебя, и готова на коленях благодарить Бога за эту милость! Но когда я ложусь с кем-нибудь в постель, я ожидаю, что со мной будут считаться. Как с женщиной, имеющей чувства. А не с куклой. И я не товар, который можно продавать и покупать в зависимости от настроения.

— Когда я сплю с женщиной, — ответил Гаролд с не меньшей яростью, — я делаю это так, как мне нравится!

— Тогда ты вовсе не богат, — заявила Агнес с внезапным ледяным спокойствием.

На долю секунды ей показалось, что она увидела боль, промелькнувшую по лицу Гаролда, будто его ударили. Но прежде чем решила, как надо реагировать, к нему вернулось прежнее презрение.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Нет, знаю. Просто ты не хочешь допустить, что я права! — Слова вырывались против желания Агнес. — Как ты мог целовать и ласкать меня, если жаждал одного — отомстить?

— Легко, — ответил он.

— Нет, это меня ты получил легко, — заметила Агнес с горечью. — Все, чего я тебе стоила, — это пара билетов на премьеру и ужин в ресторане. Надеюсь, ты не переплатил, Гаролд, и получил желаемое. Жаль, что не удастся повторить, не правда ли?

— А может, я и не хочу повторения.

Да и зачем ему это, подумала она. Он доказал мне то, что собирался доказать. Внезапно Агнес охватила усталость, и гнев прошел. Опасно близкая к слезам, с трудом сдерживаясь, она сказала:

— Знаешь, что хуже всего? Что я была такой доверчивой. Не утруждай себя, я сама найду дорогу.

Она подобрала с полу одежду и, не обернувшись, вышла из комнаты.

Ты вовсе не богат…

Гаролд стоял совершенно неподвижно. Неправда. У него денег больше, чем ему нужно, и не меньше власти. Более того, его империя ему бесконечно интересна. И он может получить любую женщину, когда бы ни пожелал.

Включая Агнес. Он хотел эту женщину, и она провела ночь в его постели и ушла, когда стала ему не нужна. Чего же желать еще?

Как ей было больно, когда он признался, что это была всего лишь месть. Очень больно. Как будто он вонзил нож ей в сердце и провернул в ране.

Ведь он этого хотел, не так ли? Отплатить болью за боль, которую испытал, проснувшись в «Максвелл-холле» в совершеннейшем одиночестве.

Гаролд слышал, как Агнес открыла дверь и вышла в коридор. Он мог кинуться за ней, остановить. Но не сделал ни шагу. Гаролд стоял у кровати, неподвижный, как статуя, вспоминая, как щедро она дарила ему себя, ее низкий смех, прерывистое дыхание и стоны удовольствия.

Похоть. Секс. Черт возьми, и то и другое неплохо. Но он и Агнес не занимались любовью! Чтобы заниматься любовью, зло подумал Гаролд, надо знать, что такое любовь. Он ни разу не влюблялся за все свои тридцать восемь лет. Почему — любой психоаналитик объяснил бы ему — за соответствующую сумму, естественно. Объяснил бы, что, когда умерла его мать, Рейчел окрутила овдовевшего отца, и Гаролд перестал доверять женщинам. Рейчел. Как он ненавидел ее!

А потом годами его преследовали из-за денег, и вот результат: человек, невосприимчивый к заблуждению, именуемому любовью.

Ему не нужен психоаналитик. Ему не нужна Агнес — неважно, какие чувства отражались на ее лице. Ему не нужна любовь. Все что ему нужно — это вернуться к делам своей империи.




Спустя пять недель Агнес возвращалась из Таиланда. Она очень продуктивно провела месяц в Бангкоке, но, к сожалению, подцепила какую-то инфекцию, хотя следовала всем гигиеническим правилам. И чувствовала себя Агнес, мягко говоря, скверно. Первое, что она сделала, войдя в квартиру, — это позвонила своему врачу и записалась на прием.

Обычно Агнес нравилась суета, неизбежно возникавшая после возвращения домой. На этот раз она проведет дома довольно продолжительное время: после того как напишет отчет, впереди будут три недели честно заслуженного отдыха.

Когда Агнес открыла полупустой холодильник, она почувствовала, что ее тошнит, и бросилась в ванную. Второй раз за день. Первый раз был в самолете. А туалеты там не слишком приспособлены для женщин, которым не по себе.

Умывшись холодной водой, Агнес посмотрела на себя в зеркало. Под глазами залегли глубокие тени, лицо бледное. Она ничем не напоминала то светящееся радостью существо, каким была, когда ходила в Лондоне на премьеру «Аиды» с человеком, притягивающим ее, как огонь — мотылька.

Может, она чувствовала себя погано из-за Гаролда, а не из-за тропической инфекции. Как ни старалась, на этот раз она не сумела избавиться от мыслей о нем. Он преследовал ее днем и ночью. Тело Агнес жаждало его прикосновений, хотя душа страдала от его жестокости.

Самым ужасным было то, что она снова ошиблась: приняла жажду мести за симпатию. Хьюго, Карл, а теперь вот Гаролд… На редкость глупо с ее стороны. Как она умудряется быть такой умной, когда дело касается законов о полезных ископаемых, и такой глупой, когда речь идет о взаимоотношениях людей?

По крайней мере, она в него не влюбилась. Агнес точно знала это. Одержима им — да. Но не влюблена.

Агнес вернулась в кухню и привычно прикинула список дел. Если повезет, она вернется домой от врача в половине шестого. И весь вечер будет принадлежать только ей. Она включит телевизор и отдохнет. А потом рано ляжет спать.

А вот чего она делать не станет — так это думать о Гаролде.




Врач смог принять ее пораньше, и Агнес вернулась домой в пять пятнадцать. Она вошла в прохладную гостиную, где алел цикламен, купленный этим утром, опустилась на мягкий диван и уставилась в стену.

Это оказалась не инфекция. Она была беременна. На седьмой неделе. Спираль не помогла. Увы, так порой случается, развел руками врач.

Пока Агнес неподвижно сидела на диване, мысли ее метались, как мыши в клетке. О браке не могло быть и речи. Она ненавидела Гаролда, а он презирал ее.

Но все в ней противилось аборту. Более того, невзирая на ужасную ситуацию, в которую попала, она уже любила еще не рожденного ребенка. Неужели это и есть материнский инстинкт? Не понять. Но одно она знала точно: сделав аборт, нанесет себе не менее глубокую рану, чем нанес ей Гаролд.

Но если родится ребенок, Гаролд сразу поймет, чей он хотя бы по времени рождения. А уж если малыш будет похож на отца, вполне вероятно, что догадаются и Тереза с Марком. Может, отдать его в приют? Но как умудриться скрывать беременность от матери целых семь месяцев? Ведь ей волей-неволей придется видеться с ней и Марком за это время.

И вдруг Агнес пришло в голову очевидное: она вынашивает внука, которого так хотели Тереза и Марк. Еще одна нить, связывающая ее по рукам и ногам. Как она скажет матери и отчиму, что отдала их внука в приют?

Она была в ловушке, той самой мышкой в клетке. И знала это.

Зазвонил телефон. Первая мысль, пришедшая в голову, была о Гаролде. Агнес в ужасе уставилась на аппарат, потом неохотно сняла трубку.

— Дорогая, это ты? — услышала она голос Терезы.

— Привет, мама.

— Когда ты вернулась?

— Сегодня утром.

— Дорогая, у тебя ужасный голос… Я тебя разбудила?

Агнес сделала титаническое усилие, чтобы голос зазвучал добрее.

— Я подцепила какую-то инфекцию, — солгала она. — И чувствую себя не лучшим образом.

Некоторое время они поговорили о работе Агнес и почему ее надо бросить. Наконец мать сказала:

— На следующей неделе день рождения Марка. Мы собираемся отметить его в городе. Ведь тебе будет лучше, да? Не думаю, что Гаролд сможет приехать, он где-то на юге, так что я жду тебя. Хотя Филип — помнишь его? — тоже приглашен.

Встретиться с Терезой и Марком на следующей неделе, зная, что она беременна от Гаролда? Ни за что!

— Не знаю, мама. Посмотрю, как буду себя чувствовать.

— Ты должна прийти, Агнес. Так важно, чтобы моя семья и семья Марка сроднились, больше проводили времени вместе… Я так счастлива, дорогая, что мне даже страшно.

Агнес подавила приступ смеха, который мог легко превратиться в истерику. Семьи уже сроднились!

— Посмотрю, как буду себя чувствовать, — повторила она. — И захвати испанские фотографии.

Как Агнес и предполагала, Тереза тут же пустилась в воспоминания. Через пять минут Агнес положила трубку, так ничего и не пообещав.

Но не может же она почти год избегать собственную мать! Надо отважиться, взять быка за рога и так далее. Проще говоря, принять приглашение. В конце концов, беременность еще не заметна.

И Гаролда там не будет.




7


Гаролд вернулся домой раньше, чем собирался. Он развязал галстук, досадуя, что в Лондоне так же жарко, как на Родосе, но при этом совсем не так замечательно. На автоответчике было два сообщения: одно от Норы, второе от Терезы.

Сообщений от Агнес не было. Впрочем, непонятно, почему должно быть иначе. Гаролд быстро набрал номер телефона в «Максвелл-холле».

И почему Тереза всегда разговаривает со мной так, будто я — разъяренный гризли, досадливо поморщился Гаролд. Затем его внимание привлекли слова:

— …вечер в честь дня рождения твоего отца. В «Хайлере», в пятницу. Ты сможешь прийти, Гаролд? Я не ожидала, что ты вернешься раньше, а мне так хочется собрать всю семью.

Ага, подумал он, большую счастливую семью, и подавил воспоминания о спутанных волосах Агнес на своей подушке. Если он примет приглашение, то снова увидит ее. И поможет ли это ему избавиться от постоянного желания быть с ней рядом? Вдыхать аромат кожи, смотреть, как при смехе приподнимаются уголки ее рта? Наслаждаться ее острым умом, теплым контральто? Плавая в море, он не мог не думать о таинственной бездне ее синих глаз.

И боли в них. Когда он сказал, зачем затащил ее в постель в Лондоне.

— Во сколько? — спросил он.

— В семь тридцать. Агнес придет с Филипом. Разве не здорово, что он в городе?

Подавляя неожиданную вспышку раздражения, Гаролд произнес ровным тоном:

— Ничего, если я приду с Норой?

— Конечно, — сказала Тереза. — Чем больше гостей, тем веселее.

После непродолжительного обмена ничего не значащими любезностями Гаролд положил трубку. Он был не слишком-то весел. Агнес придет с Филипом… Может, она с ним встречается? Не исключено. Агнес сразу понравился Филип. А что в этом удивительного? У них много общего, и его кузен — порядочный человек, который — Гаролд был готов поспорить на что угодно — никогда не затаскивал женщину в постель, чтобы проучить ее.

А проучил в результате Гаролд самого себя. Просчитался как никогда, предполагая, что если переспит с Агнес на своих условиях, то избавится от наваждения.

Избавится? Вот смеху-то.




Гаролд и Нора приехали в ресторан минут на пять раньше назначенного срока. Нора выглядела сногсшибательно в светло-сером костюме, но так висла на его руке, что Гаролд пожалел о приглашении. Ее-то чувства не волновали Гаролда. После первых встреч он понял, что эмоции Норы сберегала для сцены, а ее амбиции были направлены на две цели: стать звездой на театральном небосклоне и выйти замуж за богатого человека. Нет, Нора вполне за себя постоит. Проблема была в другом — ему безумно хотелось снова увидеть Агнес и при этом надо было скрыть это от остальных.

Агнес и Филип опаздывали, и Гаролду казалось, что время остановилось. Он беседовал ни о чем — совершенно ни о чем — с Терезой, когда увидел Агнес. В синей тунике, украшенной золотой вышивкой, короткой юбке того же цвета и бесконечно длинными ногами. Локоны рассыпаны по плечам. Ее бедра, чуть покачивающиеся в такт плавной походке, даже поворот головы наполнили Гаролда противоречивой смесью желания, ярости и боли.

Когда Агнес входила в зал, мимо нее прошел один из официантов, юноша с ярко-рыжими волосами. Она остановилась, мимоходом коснулась его руки. Лицо юноши осветила радость. Они перекинулись парой слов, обменялись широкими улыбками, затем разошлись. Филип спросил что-то у Агнес, и в этот момент Тереза сообщила:

— Еще один гадкий утенок моей дочери.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Гаролд резко.

— Пару лет она работала с трудными подростками. А до того в благотворительном приюте для женщин. — Тереза слегка поежилась. — Я так волновалась за нее. И теперь, когда она повсюду разъезжает, я боюсь, что Агнес впутается во что-нибудь… Она не может видеть, когда с кем-нибудь плохо обращаются — неважно, щенок это или ребенок.

Агнес не охотится за его деньгами. И никогда не охотилась! Эти слова так ясно прозвучали в мозгу Гаролда, что ему показалось, будто он произнес их вслух. Но Тереза по-прежнему смотрела на дочь, и никто не обращал на него внимания. Гаролд чувствовал себя так, будто его ударили по голове чем-то тяжелым. Тем временем Агнес подошла к их столику. Марк поднялся ей навстречу. Непроизвольно Гаролд сделал то же самое.

На расстоянии она кажется прекрасной, как бабочка, а вблизи выглядит ужасно, подумал Гаролд. Тени под глазами не скрыть никакой косметикой, кожа такая бледная, что кажется прозрачной. Агнес поцеловала мать в щеку, обняла Марка и поприветствовала тетю Флоренс, дядю Саймона и Нору с одинаковой вежливостью и непринужденностью. Затем повернулась к нему.

— Добрый вечер, Гаролд, — сказала она с таким видом, будто он был нарисован на стене.

— Ты больна? — спросил он.

Ее щека дернулась.

— Я подцепила инфекцию в Таиланде. Но теперь уже все в порядке.

— Не похоже.

— У меня есть мать, — возмутилась она. — Мне не нужна еще одна!

Гаролд указал ей на стул рядом с собой.

— Садись, пока не упала.

Она оглядела стол. Филип уже устроился рядом с Норой.

— Все в игры играешь, — фыркнула Агнес и села.

Гаролд не ответил. Он не мог понять, что за чувства обуревают его. Забота? Волнение? Страх за нее? Агнес выглядела какой-то надломленной. В пальцах она нервно вертела нож.

Гаролд не удержался и спросил напрямик:

— Что случилось?

В первый раз Агнес взглянула на него. Обычно столь выразительные глаза были пустыми и далекими, и это испугало Гаролда больше, чем ее бледность и хрупкость.

— Не твое дело, — сказала она так тихо, что никто, кроме него, это не слышал. — Если бы знала, что ты явишься, не пришла бы. Ты обошелся со мной, как с игрушкой, которую сломал, когда она тебе надоела. Мне нечего сказать тебе. Нечего.

— А что это за инфекция? Ты была у специалиста?

Ее пальцы стиснули рукоять ножа. Ага, мрачно подумал Гаролд, так и хочет вонзить в меня и посмотреть, как я истеку кровью.

— Я много раз был в тропиках… Впредь будь осторожнее.

Осторожнее, подумала Агнес. Конечно, Гаролд прав. Если бы она была осторожнее, то не оказалась бы в такой ситуации. Пытаясь вложить в свой голос хоть сколько-то энергии, Агнес попросила:

— Оставь меня в покое.

Интуиция, которой славился Гаролд, подсказывала ему, что с Агнес нечто более серьезное, чем инфекция. Но что именно, тут хваленая интуиция умолчала.

И почему ему так хочется защитить ее? Утешить? Сделать все, лишь бы разгладились морщинки вокруг рта, заставить рассмеяться? Гаролд никогда не относился так к женщинам.

Агнес заговорила с дядей Саймоном, который сидел напротив нее. Гаролд мрачно допил виски и взял в руки меню тяжелое, как мраморная плита.

Тереза, сидевшая во главе стола, попыталась вовлечь Гаролда в разговор. Может, подумал он, Тереза тоже не охотилась за деньгами Марка, как и Агнес за его. Марк и Тереза, казалось, искренне любили друг друга и выглядели очень счастливыми.

Эта мысль пришла непонятно откуда. Вечер прозрений, подумал Гаролд, саркастически усмехаясь. До того, как он встретил Агнес, ему не требовалось разбираться в женских чувствах. Он всегда держал эмоции на привязи, где им и положено быть.

— …ты думаешь, Гаролд?

— Прости, Тереза, что ты сказала? — переспросил он и попытался прислушаться к ее словам.

Принесли первую перемену. Агнес вяло ковыряла салат, уткнувшись носом в тарелку. Ей никогда не нравились цуккини. Особенно сырые. Внезапно она вскочила из-за стола, выдавила «извините» и бросилась вон из зала.

Гаролд привстал, затем снова опустился на стул. И быстро проговорил:

— Тереза, я беспокоюсь за нее.

— Я тоже, — сказала она. — Но Агнес ненавидит, когда я вокруг нее суечусь.

— Я приглашу ее танцевать, когда она вернется. Может быть, выясню, что случилось.

— Ты очень добр, Гаролд, — откликнулась Тереза с искренней благодарностью.

Устыдившись, поскольку был отнюдь не добр с Терезой в прошлом и с Агнес обошелся совсем не по-доброму, Гаролд спросил дядю Саймона о его здоровье. Слушая вполуха подробности последней операции, он высматривал Агнес.

Когда она появилась в дальнем конце зала, он встал и подошел к ней.

Агнес смотрела, как Гаролд идет между столиками, высокий властный, двигаясь с изяществом хищника. Мечтая быть где угодно, только не здесь, она наклонила голову и стала покорно ждать. Бесполезно избегать его, она знала это превосходно.

— Давай потанцуем, Агнес, — просто сказал он.

Танцуя, ей, по крайней мере, не придется смотреть, как другие едят. Зря токсикоз называют утренним недомоганием, подумала Агнес печально. На краю танцплощадки она повернулась к Гаролду, глядя на маленьких морских коньков на его галстуке.

Пронзенный сочувствием, он произнес чуть хриплым голосом:

— Агнес, ты не хочешь мне сказать, что произошло?

— Нет. — Она отвела взгляд.

Агнес не отрицала, что с ней не все в порядке. Просто отказывалась говорить, в чем проблема. И неудивительно. В то их последнее утро Гаролд больно ранил ее.

Он обнял Агнес, и немедленно на него нахлынули воспоминания. Ее волосы, духи, округлая грудь — все было хорошо знакомо ему. И так привлекало!

Агнес смотрела куда-то поверх его плеча, и опять у него появилось чувство, что она страшно далека от него. Затем ему в голову пришла ужасная мысль, так что он чуть не споткнулся.

— Ты обманываешь всех? У тебя что-то серьезное, вроде рака?

— Нет, — ответила Агнес тем же безжизненным голосом.

Гаролд сглотнул, чувствуя с несказанным облегчением, что она не лжет. Он был почти уверен, что она никогда не лжет.

— Однажды я подхватил дизентерию в Индии. Довольно неприятно.

Агнес не озаботилась ответом. Танцевала она с механической бесчувственностью. Куда только подевалась ее обычные живость и грация?

— Твоя мать рассказала мне о трудных подростах и женском приюте — и на меня как будто груда кирпичей свалилась. Ты никогда не охотилась за моими деньгами, Агнес, теперь я это знаю… Мне жаль, что я оскорбил тебя.

— Моя мать слишком много говорит, — безо всякого выражения отозвалась Агнес.

Похоже, он подсознательно ждал, что, как только извинится, Агнес растает у него в руках. Никогда в жизни Гаролд не просил прощения у женщины. Откуда ж ему было знать, что за этим последует? Однако если ожидал мгновенного примирения, ему пришлось разочароваться самым жестоким образом. Агнес продолжает танцевать как та самая кукла, о которой как-то упоминала, подумал Гаролд. И холодно произнес:

— Я был к тебе несправедлив. Прости меня.

Ее ресницы дрогнули.

— Хорошо, — ответила она.

— Хочешь, пообедаем завтра вместе?

— Нет, не хочу.

— Ради всего святого, ты можешь хотя бы взглянуть на меня?

Она замерла.

— Я сказала «нет», Гаролд. То самое коротенькое слово, которое тебе так трудно понять… Не надо было мне сегодня сюда приходить, это было большой глупостью с моей стороны. А сейчас будь добр, отведи меня обратно за столик.

Гаролд мог бы устроить ей сцену прямо посреди зала. Или перекинуть через плечо и силой утащить отсюда. Что-то вроде этого ему безумно хотелось сотворить.

— Так, значит, ты имеешь зуб на меня, — процедил он.

— Гаролд, — тихо сказала Агнес, — мы занимались с тобой любовью, а потом ты объяснил, что это было всего лишь игрой, доказательством твоей власти надо мной. Укажи мне хоть одну причину верить в твои слова или поступки.

По словам Агнес — а она говорила их не в первый раз — той ночью он занимался с ней любовью. Любовью?! О нет, подумал Гаролд, ничего подобного. Он просто переспал с ней. Любовь — это к нему не относится. И никогда не относилось.

А тем временем Агнес холодно произнесла, упираясь взглядом в его галстук:

— Ты извинился только сейчас и таким тоном, будто просил официантку принести еще салату. Почему я должна тебе верить? А вдруг это первый шаг в некоей кампании, которую ты задумал провести следующим номером? Ведь тебе не нравится быть в проигрыше, не так ли? Ты терпеть не можешь иметь дело с женщиной, которая не пресмыкается перед тобой.

Внезапно плечи ее дрогнули, она пошатнулась и побледнела как полотно.

— Ты что, не понимаешь? — воскликнула Агнес. — Ты обращался со мной как с тряпкой, сделал из меня дешевку — да и из себя тоже — но тебя это не сильно озаботило.

Гаролд крепко сомкнул руки на ее талии.

— Я слышал, ты остановилась в отеле. Давай я отвезу тебя. Прямо сейчас.

Агнес и сама страстно желала оказаться где угодно, лишь бы подальше от Гаролда. А еще лучше дома, в своей постели.

— Нет. Я не намерена портить матери вечер всего-навсего из-за тебя. А если кто и отвезет меня в отель, так это Филип.

Чувство, охватившее Гаролда при этих словах, было не чем иным, как самой настоящей ревностью.

— У нас с тобой еще не все кончено, — процедил он сквозь зубы и почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу.

Агнес ненавидит меня, решил Гаролд, и тысячей извинений этого не исправить. На сей раз ему не получить то, что хочется. Потому что хотел он — во всех значениях этого слова — ее, Агнес.

Черт возьми, мрачно подытожил Гаролд, хорошо бы это было последним откровением на сегодня.




Она потанцевала с Марком, выслушала сагу о варикозных венах дяди Саймона и чрезвычайно светски побеседовала с Норой. Также она несколько раз танцевала с Филипом. Он — милейший человек, думала Агнес, созерцая жирное пятнышко от супа на его галстуке. Но и за миллион лет ей не влюбиться в него. Неужели невыносимый вечер никогда не кончится?

Пока Агнес старалась уберечь носки туфель от непомерно больших ног Филипа, ее мысли вновь обратились к занимавшей ее проблеме. И ей пришло в голову пронаблюдать за Марком и Терезой и попытаться понять, нет ли трещин в их семейной жизни. Если мать снова разведется, Агнес более не будет связана с отцом и дедом своего ребенка. Тогда она получит немного свободы. Она ненавидела себя за подобный образ мыслей, но выбора не было.

Однако Марк и Тереза так замечательно ладили, что в любое другое время она бы просто пришла в восторг. Терезу покорил импульсивный француз, итальянский граф внушал ей благоговение, а канзасский промышленник и владелец ранчо, обладавший громовым голосом, просто подавлял ее.

То, что Агнес желала развода именно тогда, когда о нем и речи не шло, выглядело иронией судьбы. Это заставляло ее мысль ходить по кругу: аборт, приют, брак… аборт, приют, брак… И все одинаково неприемлемо.

Она бросила взгляд на Гаролда и Нору, которые танцевали в двух шагах от нее. Нора висела на своем кавалере, и ее груди так и грозили вывалиться из глубокого выреза костюма. Да, эти двое стоят друг друга, с ехидцей подумала Агнес.

Внезапно ей в голову пришла новая мысль: что, если Гаролд женится на актрисе, станет ли тогда она, Агнес, меньше бояться будущего? Будет ли Гаролд представлять для нее меньшую угрозу? Конечно да.

Мысль объявить Гаролду, что она носит его ребенка, повергала Агнес в ужас. Но когда представила Нору в постели Гаролда, ее захлестнуло волной эмоций большей силы, чем она могла вынести. Когда Филип вел ее обратно к столику, Агнес заметила официанта, приближающегося к Терезе со счетом в руке. Слава Тебе, Господи, пытка окончилась!

— Ты готова, Агнес? — спросил Филип, и она улыбнулась ему с невероятным облегчением.

Агнес быстро попрощалась, поцеловав мать и Марка и обменявшись любезностями со всеми остальными. Гаролд бросил ей пренебрежительно:

— Пока. Увидимся в «Максвелл-холле».

Она опрометчиво пообещала матери и отчиму провести у них последние выходные своего отпуска и теперь очень пожалела об этом.

С вопиющей неискренностью она проговорила:

— С радостью! — И увидела, как сжались в линию его губы.




Поместье в начале октября выглядело головокружительно красиво. Трава еще сохраняла глянцево-зеленый цвет. Листья дубов блестели как кожаные, на кленах развевались алые знамена, с серебристых ветвей берез опадали золотые сердечки. Даже свет казался золотистым, и воздух восхитительно благоухал холодом ночей и прелой листвой.

По словам Терезы, Гаролд должен был приехать в воскресенье утром. Получалось, что Агнес могла весьма неплохо провести два дня до его приезда.

Она была уже на третьем месяце. Так называемое утреннее недомогание прошло, как и неприятные приступы головокружения, на щеки вернулся румянец. Тереза вздохнула с облегчением, хотя не переставала упрекать дочь в невнимании к себе.

В пятницу вечером Марк показал ей конюшни и луга. Увидев, как Агнес сидит в седле, он разрешил ей брать любую лошадь в любое время. Агнес никогда не забывала про физические упражнения, неважно, в какой части света находилась, и, будучи опытной наездницей, не беспокоилась, что верховая езда как-либо повредит беременности. В пятницу вечером и два раза за субботу Агнес проехалась по лесным дорогам, проскакала через открытые луга, легко определяя направление и находя немалое утешение во взаимопонимании между ней и лошадью.

Прогулки верхом доставили ей массу удовольствия. В субботу вечером она рано легла спать и немедленно заснула. Но в двадцать минут второго внезапно проснулась, вглядываясь в темноту. Завтра приезжает Гаролд. Она должна сказать ему, что беременна.

Страх сжал ей сердце. Жизнь, в которой страсти и эмоции держались под замком, попросту рассыпалась. И все из-за ее собственной беззаботности. И еще конечно же из-за жгучих поцелуев одного мужчины.

Господи, что же ей теперь делать?

Можно эмигрировать, скажем, в Новую Зеландию. Родить там ребенка и молиться, чтоб тот не был похож на Гаролда. Но Тереза и Марк непременно приедут навестить ее. Кроме того, она на девяносто девять процентов была уверена, что гены отца окажутся доминантными и ее ребенок, мальчик или девочка, родится с полночно-синими глазами и копной черных волос.

Значит, Новую Зеландию следует вычеркнуть.

Можно обмануть Гаролда, сказать, что ребенок от другого мужчины, не от него. Но если она солжет, то чем будет отличаться от него? От человека, который использует людей в своих целях?

Следовательно, остается одно — сказать правду. Не потому, что что-нибудь ему должна. Нет, она скорее имеет обязательства перед самой собой. И неважно, каковы будут последствие.

Правда, есть еще выход — подождать до Рождества. Тогда она будет на пятом месяце беременности и слов не понадобится: при первом же взгляде на нее все будет понятно.

В крайне взволнованных чувствах Агнес встала. Какой смысл ворочаться в постели полночи, вконец изводя себя. Лучше она пойдет в кухню и сделает себе сандвич. Сандвич с ветчиной. И маслины. И стакан молока, в котором много кальция.

Агнес тихо спустилась в кухню. Невозможно было не вспомнить, как они с Гаролдом поглощали тут бутерброды вечером после свадьбы. Невозможно забыть об их постыдной страсти. Закусив губу, Агнес открыла огромный холодильник и пять минут спустя уже сидела на табуретке и жевала маслину.

Да у меня все классические симптомы беременности, подумала она. Вот откуда потребность в продуктах вроде маслин или имбирных пряников со взбитыми сливками. Не попросить ли повара подать на десерт завтра вечером имбирные пряники?

Когда скрипнула дверь, Агнес чуть не вскрикнула от неожиданности. Она резко обернулась — на пороге стоял Гаролд. До этого момента она и не предполагала, как сильно надеется на его опоздание. Или на то, что он переменит планы и вовсе не приедет.

— Я так и думал, что это ты, — сказал он.

На Гаролде были белая рубашка и галстук, пиджак перекинут через руку. Его фигура, казалось, заполнила дверной проем. Агнес промямлила:

— Я полагала, что ты не появишься здесь до завтра…

— Жаль, если разочаровал тебя, — коротко бросил он.

Агнес глянула на край своей футболки, которая, когда она стояла, доставала ей почти до колен, но сейчас не прикрывала и бедер.

Гаролд шагнул вперед. Она неловко поднялась на ноги, кладя сандвич на блюдце рядом с банкой маслин.

— Ты воротишь нос от изысканных блюд, а теперь подкрепляешься ветчиной с маслинами, — заметил он.

Как Агнес ненавидела его насмешливый тон!

— Я проголодалась, — ответила она ледяным тоном.

Он приблизился еще на шаг и, взяв прядь ее волос, пропустил между пальцами. Агнес отпрянула.

— Перестань, Гаролд! Пожалуйста…

Рука его упала, лицо приобрело непроницаемое выражение.

— Ты на дух меня не переносишь, не так ли?

Чего Агнес не могла перенести, так это его прикосновений. Потому что один против ста, она снова растает в его руках и поцелует его так, будто завтра не существует. И как ей тогда удастся сохранить хоть каплю самоуважения?

— Ты слишком настойчив! — отрезала она.

Гаролд с силой рванул узел своего галстука.

— Тогда почему бы тебе не уйти? — недовольно проворчал он. — Я тоже проголодался и не желаю делить кухню с женщиной, которая воспринимает меня как потенциального насильника.

Агнес схватила блюдце и стакан с молоком.

— Не более чем я желаю делить ее с мужчиной, для которого женщина — низшая форма жизни!

— Я же извинился за деньги!

— Слова дешево стоят, Гаролд.

Дешево. Ему не нравилось слышать это слово в свой адрес — особенно из уст Агнес. Он процедил сквозь зубы:

— Тогда, в Лондоне, я не должен был говорить тебе того, что сказал. Это было недальновидно с моей стороны.

Агнес подняла брови.

— Недальновидно? Пожалуй, можно выразиться и так.

Она направилась к двери, шлепая босыми ногами по холодному кафелю. Вслед ей донесся голос Гаролда:

— На худой конец постарайся вести себя со мной как с человеком на глазах своей матери и моего отца, ладно? Иначе это получится самый тягостный уик-энд на человеческой памяти.

— О, любой ценой сохранять внешние приличия!

— Не доводи меня до крайности, Агнес, — негромко произнес он.

— Не пытайся меня запугать! — вспыхнула она.

Но когда Гаролд сделал шаг в ее сторону с лицом, похожим на железную маску, Агнес выскочила за дверь и бросилась вверх по лестнице. Когда она достигла коридора, гнев оставил ее — теперь слезы ползли по бледным щекам. Она чувствовала себя самой одинокой на свете. Одинокой и беззащитной.

Гаролд — враг, и укрыться негде.




8


В воскресенье Агнес проснулась поздно, во сне ее одолевали кошмары. Внезапно ей захотелось ощутить дуновение ветра, услышать стук копыт — что угодно, лишь бы не думать о Гаролде. Проехать верхом на Аларихе, большом светло-сером жеребце, темные глаза которого выдавали ум и огненный нрав.

Аларих не зря носил свое имя. Первые пять минут они с Агнес выясняли, кто из них главный. В конце концов она с наслаждением проехалась по плацу, потом пустилась галопом по лугу. Дав шенкеля, Агнес вынудила жеребца перепрыгнуть через широкую канаву. Он мягко коснулся копытами земли и поскакал к деревьям. В это мгновение для Агнес не существовало ни прошлого, ни будущего…

Но тут Аларих прянул ухом и заржал, тряхнув гривой. Навстречу им мчалась другая лошадь: великолепный гнедой жеребец с белой отметиной на лбу. На нем скакал Гаролд. Неужели от него не скрыться! — подумала Агнес в отчаянии.

— Спокойно, дружок, спокойно, — прошептала она, придерживая Алариха.

Жеребец неохотно перешел на рысь. Он так же любил галоп, как и Агнес.

Гаролд натянул повод, и его конь по кличке Испанец тоже перешел на рысь. Затем он пустил его шагом, чувствуя, что надо усмирять не только лошадь, но и себя. Когда он увидел, как Агнес перелетела через канаву, пригибаясь к шее Алариха, сердце Гаролда ушло в пятки. Из всех лошадей в конюшне Аларих был самым горячим и упрямым, не считая только Испанца. Неужели Агнес безумна? Или просто безрассудна?

Гаролд поравнялся с ней. Щеки Агнес разрумянились, глаза сияли тем светом, который он так хорошо помнил.

— Кто разрешил тебе садиться на этого жеребца? — резко бросил Гаролд.

— Твой отец. Так случилось, что он — его владелец.

— Мой отец вряд ли позволил бы тебе скакать на нем через канавы на скорости сорок миль в час. Это тебе не ранчо — Аларих чистокровный скакун, а не корова и не пони. Ты могла шею свернуть!

— Не затевай очередную драку, — огрызнулась Агнес. — Езжай прочь, Гаролд. Мне было так хорошо, пока ты не появился.

Она высвободила ноги из стремян и спрыгнула на землю. Игнорируя Гаролда, повела Алариха к ручью, петлявшему меж деревьев, и ждала, намотав поводья на запястье, пока тот напьется.

Гаролд спешился и привязал Испанца к ближайшему дереву так, чтобы конь мог щипать траву, после чего направился следом за Агнес. С каждым шагом ему все труднее становилось контролировать себя. Он, славившийся своим хладнокровием, почему-то терял его всякий раз, когда поблизости оказывалась Агнес. В конце концов, она всего-навсего женщина.

Всего-навсего? Кого он пытался обмануть?

Агнес заметила его приближение и досадливо поморщилась.

— Ты что, намеков не понимаешь?

— Ты выглядишь значительно лучше, — услышал Гаролд свой собственный голос; вовсе не так он планировал начать.

— До того, как ты появился, я чувствовала себя еще лучше.

Гаролд нехотя рассмеялся.

— Мы можем ссориться, как двое детишек в песочнице, Агнес. Или попробуем вести себя как взрослые люди? Честно говоря, я адски перепугался, когда увидел, как ты несешься на Аларихе.

Агнес обмотала поводья вокруг ветви ближайшего дерева.

— Подумаешь.

— Этим конем трудно управлять!

— Этот конь сейчас мирно щиплет травку у ручья, и я, как видишь, совершенно цела.

— Не уступаешь ни на дюйм, да? — проговорил Гаролд сквозь зубы.

— Уступаю, но не там, где ты считаешь нужным.

Потревоженные ветерком кленовые листья, кроваво-красные и пламенно-рыжие, кружились у нее за спиной. Агнес была одета в клетчатую рубашку, заправленную в тесно облегающие джинсы; ее кожаные ботинки, обнимающие стройные икры, были порядком поношены.

Я должна сказать ему, что беременна, с отчаянием подумала Агнес. Просто обязана. Так почему бы не сделать это сейчас, в этом прекрасном месте, где нам никто не помешает? И равнодушно, словно ее слова ничего не значили, проговорила:

— Я чувствую себя лучше, поскольку токсикоз почти прошел.

На миг воцарилась мертвая тишина.

— Токсикоз?

Она никогда не слышала, чтобы у Гаролда был такой напряженный голос. Зная, что он ждет продолжения, Агнес пояснила:

— Да. Я беременна.

Несколько секунд Гаролд молчал, и эти мгновения показались Агнес часами. Затем, неторопливо роняя слова, спросил:

— Кто отец?

— Ты. Конечно же.

— Конечно же? — сказал он ровным тоном. — Я же ничего про тебя не знаю — вдруг ты спишь еще с дюжиной мужчин? Помнишь свадьбу, Агнес? Как тебя затошнило при виде моллюсков? В тот момент ты уже была беременна?

Агнес в ужасе уставилась на него. Она много раз пыталась представить, как отреагирует Гаролд на подобную новость. Но то, что он будет немедленно отрицать свою причастность к ребенку, ей просто не приходило в голову.

— Гаролд, я была измотана и раздражена в тот день, а не беременна!

— Это ты теперь так говоришь. Я гораздо богаче, чем твои остальные приятели.

— Замолчи! — закричала Агнес. — У меня никого не было тогда, кроме тебя, и неужели ты думаешь, что я хотела забеременеть? Что таким образом собиралась жениться тебя на мне?

Прошуршав по опавшей листве, Гаролд подошел совсем близко к ней. Лицо его было искажено яростью. Внутренне сжавшись, Агнес попыталась дышать ровно.

— И что ты собираешься предпринять? — спросил он ледяным тоном. — Сделать аборт?

Агнес ухватилась за ближайшую ветку, чувствуя, как расплываются черты его лица, и сказала чистую правду:

— Я не знаю, что мне делать.

— Значит, теперь я должен решать твою проблему?

— Ребенок твой. Это докажет любой тест на ДНК.

Гаролд процедил сквозь зубы:

— Ты же говорила, что предохраняешься.

— Я так думала.

— Как удобно. Знаешь, сколько я стою, Агнес? — И Гаролд назвал цифру, от которой у нее захватило дух. — Неплохо, правда? Думаешь, ты первая женщина, которая пытается заманить меня в сети брака?

В приступе ярости Агнес вспылила:

— Оставь себе свои драгоценные деньги! Я уже устала повторять, что мне на них наплевать. И ты говорил, что поверил мне. Вот цена твоим словам — ноль! А теперь слушай, Гаролд Эванс, я уеду на год. А когда вернусь, то скажу твоему отцу и моей матери, что отец ребенка из Гренландии. Или джунглей Амазонки. И молись, чтобы он не был на тебя похож!

Гаролд ответил, странно глядя на нее:

— Это внук, о котором они так мечтали.

— И что из этого?

— А то, что нам надо пожениться, — другого выхода нет.

— Нам пожениться! — воскликнула она с жаром. — Ты же считаешься гением бизнеса. Неужели не можешь придумать более оригинальное решение?

— В последних пяти поколениях у Эвансов рождались мальчики с темными волосами и голубыми глазами, — огрызнулся Гаролд. — Я не позволю тебе делать из меня дурака.

— А если родится девочка? Со светлыми кудряшками? Что тогда мы будем делать? Быстренько разведемся?

По лицу Гаролда пробежала судорога, и он тихо произнес:

— Если мы поженимся, о разводе не будет и речи.

И тут Агнес заговорила в порыве надежды:

— Но ведь это единственный выход из ситуации, неужели ты не понимаешь? Мы поженимся, а через год разведемся. И почему мне это раньше не пришло в голову?

— Чтобы ты снова могла выйти замуж? — Гаролд поднял на нее взгляд.

— Я не хочу ни за кого выходить замуж — в первый или во второй раз. Сколько раз повторять!

— Я не допущу, чтобы моего ребенка растил отчим.

В его глазах, невольно подумала Агнес, отражается страдание.

— У тебя была мачеха, да?

— Даже если это и так, это не…

— Что произошло, Гаролд?

— Что? Хорошо, я расскажу тебе. Рейчел ненавидела меня. Она так ревновала отца ко мне, что в шесть лет отправила меня в школу, где мне пришлось несладко. Мне было так плохо и одиноко, что я думал, что умру. — Гаролд провел рукой по своим черным волосам. — Но отец был слишком занят ею, чтобы понять, что происходит, а я — слишком горд, чтобы пожаловаться ему. И… какого черта я тебе это рассказываю? Я никому никогда об этом не говорил. Никому!

— Но мне-то рассказал, — тихо сказала Агнес.

Впервые она поняла, какие демоны терзают Гаролда. Ей ясно представился маленький черноволосый мальчик, прижатый к стене большими ребятами, и, несмотря на гнев, Агнес почувствовала острую жалость.

— Ты вынудила меня нарушить все мои правила.

— И ты ненавидишь меня за это. — Агнес была близка к слезам.

Гаролд взял ее за локти.

— Скажи мне правду: ты собираешься делать аборт?

Агнес покачала головой.

— Я не смогла бы. — И увидела, как разгладились черты его лица. — Как и не смогла бы отдать ребенка в приют. Я оставлю его себе, Гаролд. Я справлюсь.

— Да, справишься. Потому что будешь моей женой.

Агнес задрожала.

— Мы не должны вступать в брак. Ведь мы ненавидим друг друга. И если честно, я хочу развода не больше, чем ты. Моя мать разводилась трижды. Я знаю, что это такое. И не желаю моему ребенку подобной участи.

Гаролд сказал довольно резко:

— Значит, мы будем вместе… как это говорится… пока смерть не разлучит нас.

— Гаролд, так нельзя! Развод — скверная штука. Но гораздо хуже жить в доме с родителями, которые не переносят друг друга. Слезы, ссоры, измены. Судебные иски без конца — и все из-за денег. Ты удивляешься, почему я взрываюсь каждый раз, когда ты тычешь мне в нос свои деньги? Это потому что я видела, что они делают с людьми. — Агнес перевела дыхание. — Я не позволю моему ребенку пройти через это.

— Это наш ребенок, Агнес. Наш. Забыла?

Она сказала с искренним отчаянием:

— Ты веришь мне, Гаролд, что ребенок твой и беременность — действительно случайность?

— Весь мой предыдущий жизненный опыт научил меня осторожности.

И только в этот миг Агнес поняла, насколько хотела, чтобы он поверил ей. Ее плечи поникли.

— Если мы поженимся, — сказала она тихо, — то будем связаны на всю жизнь. Это ужасно.

Гаролд с трудом проговорил:

— Неужели ты меня так ненавидишь?

Пытаясь быть предельно честной, Агнес ответила:

— Ты предал в ту ночь в Лондоне что-то очень важное. Поэтому я теперь не могу доверять тебе. Доверие — это основа всего. — Агнес поддала носком ботинка камешек. — Я не знаю, как отношусь к тебе. Но знаю, что меня ужасает мысль о браке без любви.

— У нас нет выбора.

Его голос стал жестким, и лицо, когда она подняла на него взгляд, было не мягче. Гаролд не пытался объясниться или извиниться… И не предлагал другого решения, кроме брака. Впрочем, отсутствие альтернативы было сутью проблемы с той минуты, когда она услышала от врача, что беременна.

— Знаешь, Гаролд, поедем назад, — предложила Агнес. — Впереди воскресенье, возможно, кому-то из нас придет гениальная идея и мы найдем другой выход из сложившейся ситуации.

— А ты действительно не хочешь выходить за меня замуж, да?

В его голосе не было и следа эмоций.

— Я больше не могу, — сказала Агнес звенящим от напряжения голосом и потянулась к поводьям.

— Ты отведешь лошадь в конюшню.

— Что ты сказал?!

— Агнес, ты беременна. Неужели полагаешь, что я позволю тебе прыгать через канавы? Или надеешься, что свалишься и решишь таким образом все проблемы?

Агнес взорвалась:

— Ты чего-то не понял, Гаролд Эванс! Я не твой подчиненный и не собираюсь исполнять твои приказы. Я очень хорошая наездница и нахожусь в отличной форме. Последнее, что мне может прийти в голову, — это подвергать жизнь моего ребенка опасности. — Выражение ее лица внезапно изменилось. — Ой, Испанец отвязался!

Гаролд резко обернулся, и в этот момент Агнес взлетела в седло с непринужденностью опытного наездника и послала Алариха прочь от Гаролда и Испанца, который конечно же и не думал отвязываться.

Гаролду не потребовалось много времени, чтобы догнать ее. Она лукаво улыбнулась.

— Старый прием — не думала, что ты на него поддашься.

— Браво, Агнес, — сдержанно сказал он. — Ты типичная женщина.

— Правда? — откликнулась она любезно. — Я хочу сказать тебе одну вещь: да, я беременна, но не намерена провести ближайшие семь месяцев на диване…

— За вышивкой.

Агнес рассмеялась.

— Я не знаю даже, каким концом иголки шьют.

— А когда должен родиться ребенок?

Улыбка исчезла с ее лица.

— В апреле.

— Ты говорила об этом кому-нибудь?

— Конечно нет.

Гаролд пробормотал:

— Жаль, что я… Ладно, к черту все это. Я проедусь до озера. Встретимся дома.

Он послал Испанца вперед, и жеребец понесся по полю. Он был удивительно красив. Агнес остановила Алариха и поглядела вслед всаднику. Гаролд тоже удивительно красив, подумала она неохотно. Ненавидеть его? Нет, как бы там ни было, она его не ненавидела.

Но он скоро сам возненавидит ее, пойманный в сети ненавистного брака. Замужем за Гаролдом всю оставшуюся жизнь — это равносильно смертному приговору.




Следующий день, как заметила Агнес, Гаролд непрерывно наблюдал за ней. Наблюдал, не делая при том попыток поговорить о чем-то, кроме пустяков. После позднего завтрака все четверо отправились на прогулку собирать охапки багровых листьев, чтобы украсить ими столовую. Затем Агнес немного отдохнула. К ужину она надела лиловое платье, облегающее бедра, и ела все подряд. Гаролд не стал задерживать ее, когда она пошла спать. А утром, когда Агнес отправилась кататься верхом, его нигде не было видно.

Но едва она спустилась вниз после ланча, неся сумки с вещами, Гаролд встретил ее в холле и довольно резко спросил:

— Ты будешь в Эдинбурге в следующие выходные?

— В среду я лечу на Мальту. Но в пятницу вернусь.

— Тогда давай пообедаем в субботу. Я буду в Эдинбурге по делам, и мы поговорим. Дай мне номер твоего телефона.

Просьба не привела Агнес в восторг. Тогда Гаролд свирепо проговорил, понизив голос:

— Агнес, ты носишь моего ребенка, так что же ты беспокоишься о номере телефона?

Моего ребенка…

Агнес продиктовала цифры. Затем, к большому облегчению, услышала, что Марк и Тереза идут попрощаться с ней. Она обняла обоих, поцеловала мать. Гаролд вежливо кивнул ей. И к моменту, когда Агнес села в такси, он уже исчез.

Моего ребенка… Значило ли это, что Гаролд верит ей? Но он даже не коснулся ее за выходные. Несмотря на ссоры, Агнес хотелось, чтобы он поцеловал ее на прощание хотя бы в щеку. Или, по крайней мере, взял за руку, признавая, что они теперь связаны. Секс, подумала она в отчаянии, вот и все, что сближало их. Единственная точка соприкосновения.

Если отнять это, что останется?




Гаролд позвонил в пятницу вечером и говорил так кратко и по-деловому, что Агнес показалось, будто она беседует с чужим человеком. Поскольку интересующие их темы невозможно было обсудить в общественном месте, Агнес пригласила его к себе на ланч.

В субботу утром Агнес сварила суп-пюре из индейки и сделала сырный пирог с луком-пореем. Затем надела брюки с белой блузкой и тибетский вышитый жилет, волосы убрала в аккуратный пучок. Брюки сидели довольно тесно. Стараясь подавить панику, Агнес накрыла на стол.

Ровно в полдень прозвенел сигнал домофона, и через несколько минут она открыла дверь Гаролду.

Он поставил сумку на пол. Его костюм был безупречен. И выглядел Гаролд так, как и должен был: опытный и безжалостный человек, который теперь благодаря ее беспечности получил власть над ней. По-прежнему не говоря ни слова, он протянул Агнес коробку.

Внутри лежала орхидея — бледно-розовые цветки с карминной сердцевиной, изящные и чувственные.

— Зачем ты даришь мне это? — прямо спросила она.

— На последний такой букет ты наступила.

— Было дело. — Агнес сглотнула. — И это единственная причина?

— Не знаю… Я увидел их в аэропорту, и они напомнили мне о тебе.

— Они прекрасны, — пробормотала она, краснея. — Я не хотела…

— Ты прекраснее, — сказал Гаролд, темные глаза не отрывались от ее лица.

Агнес очень хотелось, чтобы он обнял ее, хотелось почувствовать силу и жар его объятий. Она торопливо проговорила:

— Я поставлю их в воду. Чувствуй себя как дома.

Когда она присоединилась к нему, Гаролд с интересом оглядывался вокруг. В гостиной были высокий потолок и огромные окна; стены цвета слоновой кости украшало несколько картин, которые Агнес привезла из путешествий. На полу лежал индийский ковер.

— Простор и свет… чудесная комната, Агнес, — одобрительно сказал он. — У меня немного времени, может, мы поедим и поговорим?

А она боялась, что он затащит ее в постель!

— Конечно, конечно, — пробормотала Агнес и ретировалась в кухню.

Она разлила суп, подогрела булочки, достала пирог и салат. Затем села напротив Гаролда.

Он мог приехать раньше. Но понимал, что в таком случае окажется в постели с Агнес. А все и без того пришло в полнейший беспорядок.

— Я тут провел небольшое частное расследование, — с равнодушным видом произнес он.

— Что?!

— Я знаю теперь о человеке по имени Карл Энгерс — ты рассталась с ним в мае, когда узнала, что он помолвлен. И о юристе по имени Хьюго Скотт, его ты оставила семь лет назад. Это все.

Агнес хватило времени, чтобы прийти в себя.

— Иными словами, ребенок твой.

— Я просто честен с тобой, — возразил Гаролд. — А ведь мог скрыть это от тебя.

— Ты мог бы доверять мне.

Мог бы, тут Агнес была права.

— Я не был готов к этому. Мы поженимся в «Максвелл-холле» через две недели. Наши уважаемые родители будут свидетелями, и дай Бог, чтобы об этом не пронюхала тетя Флоренс.

На ее лице, подумал Гаролд, ясно читается желание вылить мне на голову тарелку супу.

— Ты что, говорил с моей матерью? — вспыхнула Агнес.

— Нет, решил предоставить это тебе. Я уеду на десять дней.

— А говорить им, что я беременна?

Гаролд окинул ее медленным взглядом.

— Думаю, да. Вряд ли ты сумеешь скрыть это.

— Удивительно, что ты не попытался откупиться от меня, как в свое время от моей матери!

— А в чем дело? В моих деньгах? В любом случае, здесь не все так просто. Ты носишь моего ребенка, Агнес. Моего сына или дочь. — Его голос звучал так, будто он обсуждал торговую сделку.

Щеки Агнес вспыхнули от ярости.

— Если бы только я могла придумать другой выход, я бы не сидела здесь! — выкрикнула она. — Но я не могу. Я попалась!

— Еще одно, — продолжал Гаролд как ни в чем не бывало, — твоя работа. Я не хочу, чтобы ты подвергалась всем опасностям постоянных командировок. Так что тебе лучше заранее поставить фирму в известность.

Агнес процедила сквозь зубы:

— Как ни странно, я уже об этом подумала. Я возьму отпуск на год, а потом буду заниматься переводами. Но как ты смеешь лезть в мою жизнь?

Гаролд спросил с нажимом:

— Почему ты все время споришь?

— Чтобы ты не проглотил меня заживо, — отрезала она и откусила от булочки.

К ее нижней губе пристала крошка. К губе, которую так хотелось поцеловать. Гаролд положил руки на стол и сказал:

— После свадьбы мы проведем четыре-пять дней на Канарах.

— Медовый месяц? Ни за что!

— Я сказал, Агнес.

Пальцы ее подрагивали, пока она намазывала масло на булочку. Но когда заговорила, голос звучал уверенно и спокойно:

— Теперь моя очередь. У меня есть условие, Гаролд. Очень простое. Но если ты на него не согласишься, свадьбы не будет.

Гаролд понятия не имел, что она подразумевает. Может, потому Агнес так привлекала его? Своей непредсказуемостью?

— Давай твое условие, — сказал он.

— Ты должен быть верен мне. Я не потерплю Норы в качестве твоей любовницы.

— Принимаю это условие, — согласно кивнул он.

— Принимаешь?

— Да, и требую того же от тебя. Черт возьми, Агнес, брачные обязательства значат же что-то!

Она взглянула ему прямо в глаза. Гаролд заметил, как у нее на шее, под сливочно-белой кожей, бьется жилка.

— А как насчет «любить и заботиться»? Или ты выбираешь отрывки, которые тебя устраивают?

Гаролд сжал кулаки. Агнес заслуживает правды, решил он и хрипло произнес:

— Я не знаю, как это — любить женщину. Я никогда не любил: Но я буду верен тебе, клянусь!

С болью в сердце Гаролд увидел, что ее глаза наполняются слезами. Если я коснусь ее, то все пропало, подумал он и услышал:

— Тогда я выйду за тебя замуж, Гаролд.

Он брякнул первое, что пришло в голову:

— Я… я не купил тебе кольцо.

— Ненавижу бриллианты, — сказала Агнес.

— Тогда я не буду покупать тебе бриллианты, — ответил Гаролд и, подумав: «У нее вид бунтаря-подростка», неожиданно ощутил себя в водовороте эмоций, которые варьировались от безудержной радости до чего-то куда более сложного.

Он посмотрел на часы.

— Мне пора. Я позвоню тебе, когда вернусь. — И с прежним невозмутимым видом добавил: — Чудесный суп. Хорошо, что ты умеешь готовить.

Агнес поднялась и проводила его до двери.

— Еще раз спасибо за цветы.

Кажется, он никогда не хотел поцеловать Агнес так сильно, как в этот миг.

— Ну, до свидания, — сказал он хмуро.

— До свидания.




9


День ее свадьбы.

Агнес лежала на кровати в той же комнате, которая была отведена ей в день свадьбы матери и Марка. Стоял ноябрь, далеко не самый любимый месяц Агнес. Шел дождь.

Ровно в час она и Гаролд должны пожениться. Марк настоял на присутствии тети Флоренс и дяди Саймона. После торжественного обеда — так выразилась Тереза — молодые улетали на четыре дня на Канары. Оттуда должны были отправиться в Брайтон, где у Гаролда был дом, в котором он собирался поселиться на пару лет.

На все это Агнес согласилась. Ее решение выйти замуж за Гаролда оказалось тем камешком, который обрушивает лавину.

На работе Агнес без проблем дали отпуск на год. Она сдала свою квартиру, а мебель и картины отправились в Брайтон.

Шаг за шагом я удалялась от прежней жизни, делаю все так, чтобы вписаться в жизнь Гаролда, работу Гаролда, дом Гаролда в Брайтоне, ребенка Гаролда, думала Агнес печально. Плод безрассудной связи. Если она и не понимала раньше, то теперь твердо знала, почему он был главой огромной бизнес-империи. Потому что, когда решался на что-то, действовал решительно и безжалостно, сметая все преграды на пути.

Она слишком устала, чтобы спорить с Гаролдом. Гораздо проще соглашаться. Оставить работу. Выйти замуж. Жить на Аляске. Родить тройню, если ему так хочется. Какая разница?

Она чувствовала себя куклой в витрине магазина, той самой, которая даже говорить умеет, если нажать кнопку на спине. Да, Гаролд. Нет, Гаролд. Как скажешь, Гаролд.

Что с ней произошло? Она никогда не склонялась перед ударами судьбы. Она ничего бы не добилась в жизни, если бы была пассивна и соглашалась со всеми. Агнес всегда была борцом.

Но в поединке с Гаролдом не было смысла. Она пыталась — и проиграла.

Я живу во сне, размышляла Агнес. Но сюжет сновидения выбираю не я. Это делает Гаролд.

А что произойдет, если я вдруг проснусь? Если бы у нее хватило духу, она бы бросилась к конюшне, вскочила на Алариха и ускакала навстречу закату. Но льет дождь, и заката не будет, а к вечеру она все равно выйдет замуж. Бежать слишком поздно.

Агнес свернулась калачиком, укрылась с головой. На следующий день после того, как Гаролд посетил ее в Эдинбурге, неожиданно, но очень кстати приехали Марк и Тереза. Она угостила их остатками супа-пюре. А когда мать похвалила его, выпалила:

— Гаролд и я решили пожениться!

— Что? — воскликнули одновременно Тереза и Марк.

— Через две недели в «Максвелл-холле», если вы не против.

— Дорогая! — Тереза, вскочив, поцеловала дочь. — Конечно, не против! Я так рада за тебя. Любовь с первого взгляда, а я даже и не заметила!

Марк резко сказал:

— Но мне казалось, что вы совершенно несовместимы.

— Да нет же, — храбро соврала Агнес, — просто потребовалось время, чтобы выяснить это.

Вся ее тщательно отрепетированная речь мигом вылетела из головы. Рассеянно глядя на плавающую в супе петрушку, она добавила:

— Я беременна. Это будет ваш внук.

Тереза лишилась дара речи. А Марк осторожно спросил:

— Ты любишь Гаролда, Агнес?

— Полюблю. Со временем, — сказала она, потупившись.

— А он тебя?

— Спросите его, — последовал вызывающий ответ.

Марк покачал головой.

— Я однажды подвел Гаролда, когда он был маленьким. Очень подвел, отсюда его циничное отношение к женщинам. Не знаю, сколько раз я мечтал изменить прошлое, винил мою слепоту и глупость…

— Он рассказал мне о Рейчел, — перебила его Агнес.

— Правда? — Марк проницательно взглянул на нее. — Интересно. Он упорно отказывается говорить об этом со мной. Если настолько открыт тебе, Агнес, может, ты и подходящая жена для него…

Ворочаясь в постели дождливым ноябрьским утром и пряча лицо в подушку, Агнес не считала, что будет походящей женой Гаролду.

Он почти не касался ее с тех пор, как узнал о беременности. Как будто она вызывала у него отвращение. Как будто перестала быть предметом его вожделения. Гаролд не хотел жениться на ней. И не хотел спать с ней.

Четыре дня наедине? Она страшилась их.

В дверь постучали.

— Дорогая, ты проснулась?

Агнес заставила себя улыбнуться.

— Входи, мама.

— Я принесла тебе завтрак, — сказала Тереза.

Поднос был застелен белой крахмальной салфеткой, и на нем стояла серебряная вазочка с белой розой.

— Как мило с твоей стороны.

— Агнес, я так надеюсь, что ты будешь счастлива. Я хочу, чтобы ты была так же счастлива с сыном Марка, как я с ним самим.

Тереза явно отрепетировала эту маленькую речь. Зная, что не имеет права заплакать, Агнес сказала:

— Спасибо, мама. Я уверена, что все так и будет.

— Знаешь, а он извинился. Гаролд, я имею в виду. За то, что пытался откупиться от меня. Сказал, что жалеет о своем поступке, видя как мы с Марком подходим друг другу. Это было после того, как ты уехала отсюда в последний раз.

— Правда? — удивилась Агнес.

— Он сказал это не то чтобы с энтузиазмом… Впрочем, я не думаю, что Гаролд привык извиняться. — Тереза склонила голову набок. — Марк рассказал мне о Рейчел: ведьма, настоящая ведьма, и патологически ревнивая притом. Она ненавидела Гаролда сразу за две вещи: он был сыном другой женщины и отец любил его. Думаю, именно поэтому Марк так хочет внука. Чтобы хоть частично наверстать упущенное.

— Я рада, что Гаролд извинился, — произнесла Агнес, и на сердце у нее чуть-чуть полегчало.

После завтрака она собрала вещи для медового месяца, неторопливо приняла ванну и оделась в шелковые — ей всегда нравился этот материал — юбку и тунику. Белый шелк. Пусть она и не девственница, но сейчас Агнес чувствовала себя таковой.

В двенадцать тридцать Питер, дворецкий, принес маленькую коробочку.

— Доставили для вас сегодня утром, мадам, — сказал он.

В коробке лежала единственная изысканная орхидея. Карточка гласила: «Гаролд». И зачем бы ему писать «С любовью»? Эта свадьба не имела отношения к любви.

Не обращая внимания на сердечную боль, Агнес приколола цветок к волосам и слегка подрумянила щеки. Затем спустилась вниз.

Тереза, мечтавшая о великосветской свадьбе, украсила гостиную таким количеством цветов, что было практически невозможно заметить облетевший сад за окнами. В камине плясал огонь, около которого собралось пять человек, ожидавших невесту. Дядя Саймон и тетя Флоренс, одетая в слишком тесное для нее ядовито-желтое платье, Марк, Тереза. И Гаролд, выглядевший слишком суровым для счастливого жениха, ожидающего возлюбленную.

Страх снова одолел Агнес. Тем не менее, глядя на его напряженный профиль, она внезапно пожалела, что не заказала цветок для его лацкана. Любой цветок. Не без угрызений совести Агнес подумала, что это даже не пришло ей в голову.

А Гаролд прислал ей орхидею.

Поскольку никто не заметил Агнес, она быстро ретировалась и извлекла из букета, стоявшего в столовой, розу. Прошла на цыпочках на кухню, попросила у Питера нож и отрезала большую часть стебля. Это была персиковая роза, характерный цвет. Очень живой.

Черт возьми, я не пойду под венец, как агнец на заклание, подумала Агнес, вглядываясь в плотно свернутые лепестки цветка, словно они могли ответить ей. Гаролд извинился перед Терезой. Признал, что поступил неправильно. И его страсть к ней, Агнес, превратившая ее в совсем другую женщину, не могла просто так исчезнуть. В конце концов, не он ли подарил ей орхидею? А Агнес всегда считала орхидеи очень сексуальными цветами.

Она вернулась в гостиную с высоко поднятой головой. Когда ее каблуки застучали по паркету, Гаролд обернулся. Сжимая бутон, как талисман, Агнес улыбнулась ему. Затем подошла ближе и, взявшись за лацкан, продела стебель в петлицу.

Агнес чувствовала знакомый до боли запах одеколона Гаролда. Он стоял неподвижно, глядя на нее своими непроницаемыми темно-синими глазами.

— Красивый цвет.

— Розы? Или моего платья? — спросила Агнес кокетливо, удивляясь, насколько естественно звучал ее голос.

— И того и другого, конечно, сказал Гаролд. — Ты очень красивая.




Стоя перед алтарем рядом с ним, Агнес краем глаза видела розу. Но когда клялась любить и заботиться о Гаролде, ее голос слегка дрожал, как дрожали и пальцы, когда Агнес надевала ему на палец кольцо — простое, золотое. Внутри шла надпись: «Мой третий дар тебе».

Теперь она жалела, что велела сделать гравировку.

— Объявляю вас мужем и женой, — сказал тот же самый священник, что венчал Терезу и Марка, и улыбнулся Гаролду. — Можете поцеловать невесту.

У Агнес перехватило дыхание, когда Гаролд наклонился к ней. Его губы были твердые и теплые, она вздрогнула от их прикосновения. Затем почти сразу же он снова выпрямился.

Тереза и Марк поцеловали ее. Тереза поцеловала Гаролда, Марк крепко обнял сына. Тетя Флоренс самодовольно заявила, что предсказывала этот союз:

— Я знала еще на свадьбе Марка, что ты встретил ровню себе, Гаролд. Тебе нужна женщина, которая сможет указать тебе твое место.

— Жаль, что не было органа, — заметил дядя Саймон.

Немного оживившись, Агнес взглянула на Гаролда. Дело сделано, подумала она. Я жена Гаролда. На всю оставшуюся жизнь…

Она пыталась веселиться: говорила слишком много и быстро, смеялась и ела. И в то же время пыталась понять, что же она наделала, выйдя замуж за Гаролда. Попала в роскошную, отлично обставленную ловушку? Или — совершенно случайно — открыла двери, ведущие к пониманию и любви?

Если бы только она и Гаролд полюбили друг друга… На долю секунды ей представилось подобное счастье, и она потеряла нить разговора.

— Агнес, — спросил Гаролд, — о чем ты думаешь?

Думаю, что была бы самым счастливым человеком на свете… Она покраснела и выговорила:

— П-прости, я прослушала.

Гаролд, любящий ее? Господи, где ее здравый смысл?

Агнес попыталась вникнуть в суть разговору. Затем, слишком скоро, настала пора уезжать. Марк и Тереза проводили их в аэропорт. Около стойки таможни Тереза пролила совершенно искренние слезы, а Марк грубовато произнес:

— Я рад, что ты вышла замуж за моего сына, Агнес… Будь счастлива.

Затем Гаролд и Агнес прошли дальше. Только они двое. И больше никого.

Ей в голову не пришло ни одного подходящего слова, а Гаролд все молчал, пока они шли к самолету его компании. Они поднялись на борт, соответствующим образом ответили на поздравления членов экипажа. Затем самолет покатился по бетонной полосе, дождался разрешения и взлетел.

И только тут Гаролд сказал:

— Если не возражаешь, я поработаю. Надо разобраться с кое-какими документами.

— Конечно, — ответила Агнес, откинулась на сиденье и закрыла глаза.

Она проснулась примерно за полчаса до приземления и отправилась в роскошную туалетную комнату поправить макияж. Когда вернулась, Гаролд был по-прежнему поглощен бумагами, иногда писал что-то и не обращал на нее никакого внимания. Он что, планирует проработать все четыре дня, подумала Агнес с ужасом и выглянула в иллюминатор. Солнце опускалось в сияющее великолепие хрустального моря. Цвета напоминали розу, все еще приколотую к лацкану Гаролда.

Я просто перенервничала, подумала Агнес, заметив окруженные белоснежной пеной прибоя острова, куда они летели. Затем они пересели в принадлежавший компании вертолет, который доставил их на островок, принадлежавший Гаролду.

Их уже ожидала машина. Через несколько минут она остановилась около бунгало, отделенного от курортного комплекса пальмовой рощей, высокими воротами и каменными стенами, увитыми вечнозелеными растениями. Вместе с водителем, заносившим их вещи, Агнес поспешно вошла внутрь. Ей не хотелось, чтобы Гаролд перенес ее через порог, как будто их брак был настоящим. Она не смогла бы вынести это.

Прохладный, выложенный светлыми плитами пол, нежно-зеленого цвета стены, мебель из тика и бамбука.

— Чувствуй себя как дома, Агнес, — сказал ей Гаролд. — Мне надо сделать пару звонков, а потом почему бы нам не поесть на веранде? Марта сказала, что оставит нам что-нибудь в холодильнике.

Мысли Гаролда витали где-то далеко. А совсем не вокруг нее. Чувствуя, что словно истекает кровью, Агнес ответила без малейшего следа сарказма:

— Как скажешь.

Гаролд бросил на нее острый взгляд.

— Я должен разобраться с делами, — сказал он довольно резко, — и отложить это нельзя. Но я не задержусь надолго.

— Прекрасно, раз твои приоритеты таковы.

Она вовсе не собиралась говорить этого. Гаролд нахмурился:

— На что ты намекаешь, Агнес?

— Лучше иди звонить. Не хотелось бы, чтобы наша первая ссора вставала на пути «Эванс инкорпорэйтед».

— «Эванс инкорпорэйтед» платит за все, что вокруг тебя… Или ты забыла?

— Ты не купишь меня, Гаролд!

— Хочется скандала? С удовольствием — но только после того, как позвоню. Это важно.

А я не важна.

— Отлично! — воскликнула Агнес и скинула с ног белые туфли без каблуков. — Босая, беременная и на кухне, вот где мое место. Здесь ты придерживаешься традиций.

— Пожалуй, теперь самое время объяснить тебе одну вещь, — сказал Гаролд веско. — Одно из моих неизменных правил — это никогда не позволять женщине вставать между мной и бизнесом. Никто — абсолютно никто — не может делать это. Понятно?

— Вполне! — бросила Агнес и выбежала из комнаты в одних чулках. Гаролд не последовал за ней.

В холодильнике хватило бы еды на дюжину медовых месяцев, а Агнес совершенно не хотелось есть, и она прошлась по дому. В ванной обнаружила джакузи и кипу мягких полотенец; спальня была больше ее гостиной, и кровать не уступала размерами комнате.

Агнес заглянула в столовую, которая выходила на веранду, ведущую в огороженный стеной сад.

Она слышала, как Гаролд разговаривал с кем-то по телефону. Казалось, он за тысячу миль отсюда. Конечно, ему не хотелось быть здесь, с ней. Гнев испарился, Агнес чувствовала только боль. Она вышла наружу, оставив двери открытыми. В небе сияли звезды, далекие и безразличные, как Гаролд. В воздухе был разлит сладкий аромат цветов и соленый — океана. В ночной тишине было хорошо слышно, как волны плещутся о берег.

На поверхности бассейна, гладкой как шелк, отражались звезды и неверный отблеск молодого месяца. С задней стены сада спускались соцветия бугенвиллеи. Затем Агнес увидела калитку.

Это должна была быть калитка на пляж. Она могла сбежать хоть ненадолго.

И только в этот миг Агнес поняла, как подавлял ее этот прекрасный обнесенный стеной сад. Как он походил на тюрьму. Она пробежала мимо бассейна и ухватилась за большую железную ручку. Но та не поворачивалась до конца, и калитка не открылась.

Агнес дергала за ручку снова и снова, всем своим весом наваливаясь на доски, отчаянно желая только одного — выбраться наружу. Она в очередной раз толкнула плечом упрямые створки. И только в этот миг заметила замочную скважину.

Калитка была заперта. И ключа не было.

Агнес ударила кулаком по дереву в бессильной ярости, чувствуя, что по лицу бегут слезы. Затем медленно опустилась на землю, прижимаясь лицом к доскам, и заплакала так, будто ее сердце разбили.




Гаролд попрощался безукоризненно вежливо и швырнул трубку. Как он и ожидал, напутали с поставками. И скоро, мрачно подумал Гаролд, кое-кто будет понижен в должности. Он не имел привычки возиться с безответственными людьми.

Затем засунул бумаги в кожаный портфель, швырнул пиджак и галстук на стул и решил, что ему не мешало бы выпить. Удивляясь тишине, он позвал Агнес.

Она не ответила. Дуется, раздраженно решил Гаролд. Он ненавидел, когда его отрывают от дел, и чем скорее она это поймет, тем лучше. Но, уже выходя из комнаты, заметил розу. Не совсем понимая, что делает, Гаролд вынул цветок из петлицы и поставил в стакан с водой. Затем отправился в кухню.

Там никого не было. Чемоданы Агнес стояли там, где их оставил водитель. Других признаков ее присутствия не было.

Гаролд почувствовал, как в сердце шевельнулась тревога. Она не могла пойти купаться, не переодевшись.

— Агнес! — позвал он, и ответом была лишь гулкая тишина.

Сад. Конечно. Она целый день провела взаперти и теперь отправилась прогуляться. Двери на веранду оказалась открыты, мерцала неподвижная гладь бассейна. Вода казалась бездонной, зловещей. Внезапно невыразимый ужас охватил Гаролда. А затем сердце его пустилось вскачь — у калитки он увидел скорчившуюся белую фигурку, похожую на призрак.

С ней что-то случилось… Но что?

Он промчался мимо бассейна и опустился на землю рядом с Агнес. В глаза ему бросились опущенные плечи и безвольно поникшая голова. И только тогда Гаролд понял, что она беззвучно плачет в полном отчаянии.

Гаролд на миг застыл, не зная, что ему делать. Агнес не из тех женщин, что плачут напоказ. Ее слезы были искренними. И именно это поразило его в самое сердце.

Он неуклюже обнял жену за плечи, пытаясь заглянуть в лицо. Она отталкивала его, упиралась кулаками в грудь. Волосы закрывали лицо.

— Уйди, уйди и оставь меня в покое…

— Агнес, что случилось?

Гениальный вопрос, Гаролд. Неудивительно, что ты глава компании! — подумала она и вывернулась из его рук.

— Зачем я только встретила тебя! Господи, что же мы наделали? Нам не следовало жениться!

Ее слова были так же ядовиты, как иглы морских ежей. Агнес не хотела выходить за него замуж. Меньше чем через восемь часов после свадьбы она плакала, потому что поняла, что совершила ужасную ошибку.

Он настоял на браке. Отмел все ее возражения и сомнения. Получил ее на своих условиях, как и всех женщин. Но в первый раз победа обернулась крахом.

Что толку быть женатым на Агнес, если брак для нее — клетка, о прутья которой она билась в безумной жажде свободы?

И что с того, что клетка золоченая? Агнес не нужны его деньги. Она слишком независимая, слишком отважная, слишком… слишком Агнес, подумал он с болью. Только вот сейчас она не выглядела ни независимой, ни отважной. Она выглядела сломленной.

Сломленной. И сделал это он, Гаролд Эванс. Приручил ее, как и обещал.

И что теперь? Изобрести международный кризис и улететь в Лондон? Или сказать, что все будет хорошо? Ну же, Агнес, выпей пару таблеток аспирина и ложись в постель!

Постель. Он не мог позволить себе думать об Агнес в постели. Только не сейчас.

Затем мысли Гаролда приняли другой оборот. Разве не мечтал он, чтобы хоть одна женщина полюбила его самого, а не его деньги? Увидела в нем человека, а не миллионера? Агнес плевать на его богатство. Значит, пришло время показать ей человека, которого он прятал, сколько себя помнил.

Но действительно ли он этого хотел?




10


Гаролд глубоко вздохнул, положил руку на плечо Агнес и выговорил:

— Мне больно видеть, как ты плачешь… Что мне сделать, скажи?

Она ударила ладонью по калитке.

— Ты ничего не можешь сделать. Слишком поздно, неужели не ясно?

Обручальное кольцо, надетое им, холодно сверкнуло на пальце. Молясь, чтобы Бог даровал ему мудрость, Гаролд произнес:

— Я отнесу тебя в дом. Ты примешь горячую ванну, а потом я покормлю тебя овсянкой. С изюмом, сливками и горой сахару. Успокаивающая еда. Никогда не поздно поесть овсяной кашки, Агнес.

Она вытерла лицо ладонью и с укором взглянула на него.

— Овсяная каша?! Я говорю тебе, что мы совершили страшную ошибку, а ты твердишь мне о какой-то каше?

Чувствуя, как слова застревают в горле, зная, что делает то, чего прежде не делал, Гаролд сказал:

— Когда Рейчел наказывала меня, а я не понимал за что — это было еще до школы — наша экономка, миссис Томпсон, кормила меня овсяной кашей со сливками у себя в домике и позволяла погладить ее таксу. — Гаролд бросил взгляд поверх Агнес в темноту ночного сада. — Это была на редкость уродливая криволапая собака по имени Красотка, и я очень любил ее. Рейчел потом задавила ее возле дома. Сказала, что случайно.

— Ох, Гаролд…

— Не могу видеть, как ты плачешь, — повторил он.

— Ты рассказывал кому-нибудь про Красотку? — шепотом спросила Агнес.

— Конечно нет. С чего бы?

— Спасибо, что рассказал мне.

Он потер подбородок, чувствуя, как напряжено все его тело.

— Овсянка, Агнес. Лучшее, что могу предложить.

Она улыбнулась, увидел Гаролд с облегчением. Очень нежно он стер слезы с ее щек.

— Я очень хорошо готовлю овсянку. Единственное в кулинарии, в чем я могу претендовать на мировую славу.

— Я люблю, когда много изюму.

Они использовали слова, как мостики, чтобы спуститься из мира слишком сильных эмоций на землю. И это ему понравилось. Рейчел давно нет. И она не имеет никакого отношения к Агнес. Гаролд поднял ее на руки.

— Да ты не легкая, — проворчал он, стараясь не замечать ее аромата, мягкой руки, обнимающей его за шею, ее близости — словом, всего того, чего ему так не хватало несколько долгих месяцев.

Гаролд отнес ее в ванную.

— Я принесу твои вещи, — сказал он, не глядя на нее. Потому что начни он целовать — а именно этого ему хотелось больше всего на свете — то уже не смог бы остановиться.

— Спасибо.

Агнес неуверенно посмотрела ему вслед. Она не понимала, что происходит. Безумное желание сбежать исчезло. У Гаролда есть чувства, с удивлением подумала она. Но он похоронил их много лет назад из-за женщины по имени Рейчел. Если бы он не увидел, как она плачет, то никогда не рассказал бы ей о таксе по имени Красотка и овсянке.

Агнес задумчиво нахмурилась и подошла к зеркалу. Ну и страшилище! У нее была слишком светлая кожа, чтобы плакать хоть сколько-нибудь красиво: нос покраснел, на щеках выступили пятна. В душ, и побыстрее. Может, стоит надеть соблазнительную ночную рубашку, которую она купила. Если, конечно, хватит смелости.

Пять минут спустя с замирающим сердцем Агнес вошла в кухню.

Гаролд поднял взгляд. Кастрюля, полная овсянки с изюмом, вырвалась у него из рук и грохнулась на пол. Обнаженная Агнес стояла в дверном проеме…

— Агнес… — выдавил он.

— Мы можем поесть овсянки потом.

В ее голосе звенело волнение. В свете лампы один изгиб тела плавно перетекал в другой, под грудями и возле ключицы лежали неясные тени. Она не позирует, не старается быть соблазнительной, подумал Гаролд. Напротив, выглядит так, будто идет на заклание.

И если он боялся ее, то и она его тоже, понял Гаролд неожиданно. И наконец сообразил, что ему надо делать. Он бросился к Агнес, поднял ее на руки и поцеловал со всей страстью, столь долго в нем копившейся. К его огромному облегчению, Агнес ответила на поцелуй.

Лаская ее губы, он прошептал:

— Да у тебя мурашки на коже. Идем же в кровать.

— Только потому, что я замерзла?

— Потому что сердце мое замерзло, и я хочу, чтобы ты отогрела его.

Гаролд сжал челюсти. Откуда взялись эти слова? Романтическое преувеличение и чушь несусветная! Просто она была так чертовки отважна, войдя в кухню…

Улыбка Агнес пронзила его до глубины души.

— Ну это уже куда лучше, чем разговоры о мурашках. Я с удовольствием лягу с тобой в кровать, Гаролд… если ты действительно хочешь.

У него кровь стыла в жилах от острого желания.

— Если?! Ты издеваешься?

— Ты не касался меня Бог знает сколько дней.

— Я думал… что если мы будем заниматься любовью, как тогда… в Лондоне, то повредим… ребенку, — сказал он, целуя ее между словами.

— Правда?

— А ты думала, почему я обращаюсь с тобой как с монашкой?

— Потому что больше меня не хочешь! Ведь это я вынудила тебя жениться, разве нет?

— Агнес, чтобы зачать ребенка, требуются двое. В первый раз, когда мы занимались любовью, я думал о противозачаточных средствах не больше, чем ты. Ответственность за случившееся лежит и на мне. — Он крепче сжал Агнес в объятиях. — Я буду нежен с тобой, обещаю.

Она дрожала от нетерпения.

— Пожалуйста, Гаролд… О, пожалуйста…

И впервые, лежа на огромной кровати, рядом с окном, открытым в бархатную тропическую ночь, Агнес поняла, как нежен и осторожен может быть тот, кто отныне стал ее мужем. Потом она, нарочно дразня, довела его до экстаза. Прижимая его голову к своей груди, Агнес подумала с невероятной радостью: «Я люблю его. Неужели я и впрямь влюбилась в своего мужа в первую ночь нашего медового месяца?»

Ей хотелось произнести вслух эти слова, почувствовать их вкус. Может быть, так она узнает, правдивы ли они. Но чутье подсказывало, что Гаролду рано их слышать. Еще рано.

Агнес чувствовала биение его сердца.

— Ты в порядке? — прошептала она.

— Да… — Затем, совершенно неожиданно для самого себя, Гаролд сказал: — Та ночь в Лондоне… Я действительно хотел сбить с тебя спесь. Но когда мы оказались вместе, осталась только удивительная близость, только я и ты. И до самого утра я не вспоминал, что у меня был какой-то план. — Он улыбнулся одними губами. — А затем я сказал тебе то, что сказал. Как будто только это и было у меня на уме всю ночь. Ты веришь мне?

— Да, верю.

Ему хотелось спросить, прощает ли она его. Но слова не могли вырваться наружу, потому что в горле стоял комок. Очень нежно Гаролд провел рукой по ее плечу, по груди, дрожа от этого прикосновения.

— Спасибо, что сказал мне, — прошептала Агнес.

Когда она взглянула на него, в глазах ее сияли непролитые слезы, и изящный изгиб губ снова заставил сердце Гаролда сжаться. Он сказал немного не то, что хотел, но то, что смог, хоть это было не совсем правдой:

— Ты похожа на Красотку, когда она охотилась на мышей.

— Нет в тебе романтической жилки, — притворно вздохнула Агнес.

— Уже жалуетесь, миссис Эванс?

На этот раз улыбка ее излучала сияние.

— Нет. Решительно нет.

Гаролд немедленно рассмеялся:

— У меня есть для тебя подарок.

— Как, еще? — спросила она дерзко.

Продолжая смеяться, Гаролд выбрался из кровати и пересек комнату, не обращая внимания на свою наготу. Агнес смотрела на него, любуясь игрой мускулов, прямой осанкой и резкой линией плеч. Должно быть, она все же любит его. И каждый раз, когда он хоть на мгновение перестает скрывать свои чувства, привязывается к нему все сильнее.

Гаролд вернулся, держа в руках маленькую коробочку, и вид у него при этом был непривычно неуверенный.

— Надеюсь, тебе понравится… Знаю, что делаю это неправильно…

Агнес медленно открыла футляр. Кольцо с сапфиром в изысканной старинной оправе.

— Какая прелесть, — выдохнула она.

— Правда?

Агнес ответила дрожащим голосом:

— Ты мог купить мне огромный бриллиант. А ты выбрал именно то кольцо, которое понравится мне.

Слезы наполнили ее глаза, повисли на ресницах.

— Не плачь, Агнес.

— Я плачу, потому что счастлива, — ответила она. — Но, Гаролд, я ничего не купила тебе. Я боялась… боялась всей этой свадьбы.

Он повернул кольцо на своем безымянном пальце.

— Надпись насчет третьего дара… Что это означает?

Она слегка зарделась:

— Первый дар — это была я. Когда мы занимались любовью, в «Максвелл-холле». Второй — ребенок.

Бесценные дары, подумал Гаролд, чувствуя, как пересохло у него во рту. Такие дары нельзя купить, неважно, сколько у тебя денег. Он не знал, как выразить свои чувства словами. Вместо этого взял Агнес на руки, вдыхая аромат ее кожи, такой знакомый, такой родной, что он уже не понимал, как жил без него раньше.

— Завтра мы будем заниматься любовью на берегу под звездами.

— Хорошая идея, — ответила Агнес и поцеловала его со всей страстью, на какую была только способна.




В следующую ночь светила молодая луна, и на небе высыпало столько звезд, и висели они так низко, что Агнес, казалось, могла схватить любую из них. Гаролд отправился искупаться, а она полчаса спустя вышла на берег, чтобы встретиться с ним там. Проходя через калитку, которая так манила ее в день свадьбы, Агнес подумала, насколько же она отличается от женщины в белом шелке, которая плакала, уткнувшись лицом в жесткие створки.

Сегодня ей хотелось не плакать, а петь и танцевать. Песок был мягким и нежным под ее стопами, а плеск волн завораживал. Звездный свет сиял в пене прибоя.

Агнес подошла к кромке воды, с наслаждением вдыхая теплый воздух. С курорта доносилась музыка. Гаролд сказал, что завтра они могут пойти туда пообедать. Но ей больше хотелось остаться в бунгало, вкушая восхитительные блюда, которые готовила Марта. Агнес еще не была готова встречаться с другими людьми.

Она оглядела море, ища темную голову Гаролда. Но куда ни глянь поверхность воды была гладкой, под ней смутно белел коралловый риф. Ощутив беспокойство, Агнес посмотрела внимательнее вокруг. Полотенце Гаролда лежало на песке — она прошла мимо него на пути сюда.

Его ударил электрический скат! У него случился мышечный спазм и он утонул! На него напала акула!

Агнес выкрикнула имя мужа и бросилась вдоль моря, не обращая внимания на то, что бежит по щиколотку в воде. Она знала, что плыть за ним бесполезно. Лучше позвать на помощь.

Среди высоких пальм мелькнул свет. Дом Марты! Она поможет. Агнес побежала, понимая очень простую правду. Она любит Гаролда. Любит всем сердцем и навсегда. Она не может потерять его — подобной утраты ей не вынести!

Она петляла между пальм, не отрывая взгляда от приближающегося света, хотя камешки ранили ей ноги. Затем, свернув за угол, едва не столкнулась с темной фигурой, отделившейся от кустов.

— Агнес, — встревоженно спросил Гаролд, — что случилось? С тобой все в порядке?

Гаролд! Гаролд, стоящий посредине тропинки. Не утонувший! Не сожранный акулами! Агнес покачнулась, голова у нее закружилась, и тут он подхватил ее за талию и приказал:

— Сделай пару медленных вдохов.

Постепенно мир снова встал на свое место.

— Когда я пошла на пляж, там лежало твое полотенце, а тебя не было, — всхлипнула Агнес. — Я решила, что ты утонул, что до тебя добрались акулы…

— Я встретил Оливера, мужа Марты, который хотел мне показать, какую раковину он сегодня выловил. Не думал, что ты пойдешь на берег следом за мной.

Агнес схватила его за руку и сжала изо всех сил.

— Я т-так испугалась! Я не пережила бы, если бы с тобой что-нибудь случилось!

— Агнес… — начал он странным голосом.

— Из-звини, — перебила она, — я, пожалуй, переборщила.

— Я не хотел испугать тебя, — сказал он ровно. — И я не привык, что люди суетятся вокруг меня.

— Я не суетилась. Я ужасно беспокоилась.

— Ладно-ладно… К этому я тоже не привык.

— Ты сердишься? — робко спросила она.

— Нет. — Гаролд нетерпеливо повел плечами. — Пойдем домой.

Домом было бунгало, где она познала, что такое счастье. Дом был там, где Гаролд.

Они вернулись в бунгало, держась за руки, и Агнес каждую секунду чувствовала, как она счастлива. Медовый месяц, подумалось ей, чудесное изобретение. Особенно если проводить его с любимым человеком.




В течение следующих трех дней Гаролд и Агнес занимались любовью на пляже под юным месяцем, на ковре в гостиной, в джакузи и бассейне. И даже в кровати. Агнес пела в душе и украшала дом цветами. То, что Гаролд проводил каждый день пару часов со своими бумагами, не огорчало ее. В это время она отправлялась в долгие прогулки по пляжу, глядя на белых альбатросов, собирая на белом песке ракушки. Она была счастлива.

Гаролд был нежен с ней и так страстен, что она не верила, что он не полюбит ее. А может, думала она, любуясь бело-розовыми цветами дерева, росшего возле их бунгало, уже любит меня.

В коротком желтом платье, с цветком в волосах, Агнес вернулась в бунгало и прошла в кухню, чтобы сделать сок папайи. Она обожала папайи.

Завтра они улетят в Брайтон, и там Гаролд пробудет с ней несколько дней. Продолжение медового месяца, подумала она с трепетом предвкушения. Агнес и не подозревала, как здорово быть влюбленной.

Все еще улыбаясь, она постучала в дверь кабинета. Гаролд говорил по телефону. Открыв дверь, она поставила сок на столик рядом с ним. Он отрывисто диктовал свои указания в трубку, царапая что-то в записной книжке карандашом, и даже не взглянул на нее.

Это была другая сторона Гаролда: преуспевающий и безжалостный бизнесмен. Она быстро вышла и стала готовить салат к завтраку. Через полчаса Гаролд присоединился к ней.

— Агнес, — начал он, — я отвезу тебя завтра домой. Но сам не смогу остаться. Я должен немедленно лететь в Токио и не знаю насколько задержусь.

Ее разочарование было неимоверно. Стараясь не показать виду, Агнес спросила:

— Можно, я поеду с тобой?

— Я никогда не смешиваю бизнес и удовольствие — я же говорил тебе.

Он произнес это так отстраненно, словно речь шла о процентных ставках или кредитах.

— Я твоя жена, — сказала Агнес твердо. — Есть же разница?

Она старалась говорить разумно, зрело, хотя не чувствовала, что обладает хотя бы одним из этих свойств в достаточной мере.

— Гаролд, я опытный юрист и уверена, что способна понять, что случилось в Токио… если ты мне объяснишь, разумеется.

— Мне некогда!

Агнес снова набралась терпения.

— Тогда поцелуй меня, прежде чем снова приниматься за работу.

— Ради всего святого, Агнес, всему есть время и место… Если там еще остался устричный салат, я бы с удовольствием съел его на ланч. — И с этими словами он ушел.

Агнес опустилась на ближайшую табуретку. Босая и беременная в кухне, накладывающая салат. Или сексуальная в постели. Значит, Гаролд рассматривает ее только так. Два различных стереотипа, но оба никакого отношения не имеют к чувствам.

Гаролд не любит ее, она обманывала себя, даже предполагая такую возможность. Она возбуждает его, вне всякого сомнения. Но он не собирался пускать ее полностью в свою жизнь, дать ей возможность действительно стать женой и делить все, что так важно ему: мир бизнеса, внезапных кризисов и собраний членов правления компании. Нет, это не входило в его планы.

Я для него милая безделушка, с тоской подумала Агнес. Красивая, страстная, с которой приятно провести какое-то время. Но потом следует поставить на свое место.

Она поступила необычайно глупо, влюбившись в него. Более чем глупо. Что останется, когда ему приестся ее сексуальность? Ни-че-го!




На следующий день Агнес перешагнула порог внушительного особняка, около которого располагалась площадка для гольфа. Благодаря прислуге дом был безукоризненно чист. Но чтобы придать ему жилой вид и домашний уют, требуется больше, чем просто хорошая экономка, подумала Агнес, проходя по комнатам.

С точки зрения архитектуры дом был безупречен. Однако мебель была слишком строгой, цвета нейтральными — словом, особняк превосходно подходил для того, чтобы принимать важных гостей. Но он не был домом в полном смысле этого слова. Домом для мужа, жены и их ребенка.

Гаролд снова висел на телефоне, проверяя, все ли его указания выполнены. Волшебство медового месяца исчезло как дым после их короткого разговора в кухне бунгало. И хотя Агнес ответила на его страсть ночью, что-то все же изменилось. Не они занимались любовью, а она. Гаролд не любит ее.

В этот момент Агнес услышала голос мужа:

— Тебе понравится здесь, Агнес. Экономка и садовник живут в домике у дороги, их зовут Мэгг и Грегори, и, кроме того, тут отличная система охраны. В гараже есть для тебя машина. Все ключи у Грегори, он покажет тебе твои новые владения.

— Здесь как-то пусто.

— Ну, дом довольно долго стоял без жильцов. Около двух лет. — Гаролд рассеянно улыбнулся. — Давай пойдем пообедаем. А потом я поеду в аэропорт.

Она не попросилась поехать с ним. Что толку? Чувствуя первые признаки ярости оттого, что Гаролд бросает ее в доме, уютном, как витрина магазина, и уезжает на непонятное время, Агнес холодно сказала:

— Я не голодна.

— Ты должна поесть.

— Ради ребенка?

Он кивнул.

— Гаролд, — спросила Агнес, — ты любишь меня?

Его лицо застыло неподвижной маской.

— А почему ты спрашиваешь?

Раскаиваясь в том, что задала этот вопрос, Агнес тем не менее сказала ровным тоном:

— Потому что хочу знать ответ.

— Я тебе уже говорил, что не способен на любовь.

Начав, Агнес не могла уже остановиться:

— Тогда что ты чувствуешь ко мне?

— Ты мне нравишься, — сказал он с равнодушным видом человека, которому на все наплевать. — А что случилось? Разве тебе не понравился медовый месяц?

— Белее чем понравился. Но теперь он кончился. И как нам строить отношения? С чего начать?

— Понятия не имею.

Не стоило начинать этот разговор, подумала Агнес в отчаянии. С ним бесполезно спорить — пора бы ей это понять.

— Почему бы тебе не перекусить в аэропорту? — спросила она. — Я совершенно вымоталась. Лучше прилягу ненадолго.

Ложись со мной. Вот что значили эти слова. Ей хотелось, чтобы Гаролд обнял ее, помог сделать этот холодный и неуютный дом хоть чуть-чуть ее собственным. Но она была слишком горда, чтобы просить, и слишком упряма, чтобы показывать свои слезы. Он уже видел однажды, как она плачет. Этого достаточно.

— Наверное, я так и поступлю. Мои вещи уже собраны, и я могу попросить Вульфа встретить меня в аэропорту, чтобы мы поговорили о делах.

Агнес не имела понятия, кто такой Вульф. И не стала спрашивать.

— Надеюсь, все пройдет успешно, — сказала она так, словно Гаролд был ее далеким родственником, а не человеком, с которым она познала столько радости и наслаждения.

Гаролд нахмурился.

— Будь осторожнее, Агнес… Ты действительно выглядишь усталой. Я позвоню тебе завтра, как только прилечу.

Он поспешно поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты. А Агнес отправилась в библиотеку, окна которой выходили на парадный подъезд, традиционно обсаженный аккуратно подстриженными кустами. Подъехал черный «ягуар», из которого вылез седовласый человек, помог Гаролду положить вещи в багажник, и они уехали.




11


Агнес очень старалась полюбить дом. Во время первого звонка — а Гаролд с безукоризненной пунктуальностью звонил ей каждый день — он разрешил ей тратить на обстановку сколько угодно. Она внесла немало изменений в гостиную и только после окончания работ поняла, что бессознательно старалась принести в комнату атмосферу бунгало на маленьком тропическом островке, где была так счастлива. Но все было тщетно: это не бунгало и Агнес не была счастлива.

Постепенно она с болью в сердце признала, что обманывала себя, полагая, что чувства Гаролда хорошо спрятаны, а она сможет их отыскать. Они не были спрятаны. У него их просто не было. Во всяком случае, по отношению к ней.

Гаролда не было уже две недели, когда Агнес позвонил Филип. Он оказался в Брайтоне, и в промежутке между рейсами они встретились и с большим удовольствием пообедали вместе. Филип был отличным парнем и не игнорировал ее подобно Гаролду.

На следующий день Агнес улетела в Париж на последнюю конференцию, значившуюся в контракте. После этого начинался ее официальный отпуск. Обратный вылет откладывался два раза подряд из-за сильной облачности. И когда наконец она вышла из самолета в Лондоне, ее шатало от усталости.

Агнес побрела в направлении таблички «выдача багажа» — до того как отправиться в Брайтон, она планировала провести пару дней в городе. Назавтра она договорилась пообедать с Филипом. Еще она собиралась навестить Марка и Терезу. Но уже в самолете передумала: как можно разыгрывать счастливую новобрачную, если ты не счастлива? Нет уж, лучше держаться подальше от «Максвелл-холла».

Под табличкой Агнес ждал высокий, черноволосый человек, который явно выделялся среди толпы. Сердце рванулось у нее в груди, резко застучало по ребрам. На нем было длинное пальто поверх делового костюма, и лицо привычно неподвижное, как маска.

Она не видела Гаролда более трех недель.

— Тереза и Марк — с ними все в порядке? — с тревогой спросила Агнес.

Он кивнул.

— Давай заберем твой багаж.

— Тогда почему ты здесь?

— Я узнал, что у тебя отменили вылет, по пути в Дублин и решил задержаться здесь.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Я забронировал номер в отеле. Поговорим там.

Агнес бросила взгляд на его чеканный профиль. Нечестно, что он такой до мозга костей мужественный, неоспоримо привлекательный. А она не чувствует себя ни капельки сексуальной.

Через полчаса Гаролд провел ее в апартаменты одного из самых дорогих лондонских отелей. Номер напоминал дом в Брайтоне — роскошный и бездушный. Агнес неожиданно почувствовала острую ностальгию по своей квартире в Эдинбурге, по своей жизни до того, как она встретила Гаролда.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Ни о чем.

— Агнес, ты выглядишь совершенно вымотанной. Тебе следует лучше заботиться о себе… Я знаю, что стадия, когда возможен выкидыш, уже позади, но тебе все равно не стоит переоценивать свои силы.

— Ты заботишься только о ребенке! — сверкнула глазами Агнес.

— А ты нет?

Более жестокий ответ было трудно придумать. Она сдержанно сказала:

— Я в этой одежде уже вторые сутки, поэтому хочу принять ванну и переодеться. Закажи на ужин что-нибудь легкое, ладно? — С этими словами она встала и захлопнула за собой дверь.

Зря я вышла из себя, думала она, пуская пальцами пузыри мыльной пены по воде. Нельзя больше так делать. Он не пытается отрицать, что заботится только о ребенке. Но это для нее не новость. Надо быть рациональной и отстраненной. Такой же бесчувственной, как Гаролд.

Она встала, завернулась в полотенце и включила фен. Через несколько минут в дверь постучал Гаролд.

— Можно войти?

Она помедлила мгновение, а потом спокойно сказала:

— Конечно.

Агнес сидела перед огромным зеркалом и расчесывала волосы. Вокруг бедер было обмотано полотенце. Ее груди стали полнее, подумал Гаролд, чувствуя, как у него пересохло во рту. А кожа такая же белоснежная, как прежде. Затем его взгляд упал на округлившийся живот, в котором рос ребенок — его ребенок, их ребенок. Гаролд подошел к жене, опустился на колени рядом с ней.

— Я беспокоился не только о ребенке. Я беспокоился о тебе, очень беспокоился. Ты застряла там, посреди непогоды… Я едва не сошел с ума.

— Я зря погорячилась.

Он слегка улыбнулся.

— В таком случае ты не была бы собой.

И затем он сделал то, от чего сердце Агнес растаяло: прижался щекой к ее животу. Закрыв глаза, она нежно провела пальцами по его волосам и почувствовала, как он ласкает ее грудь.

— Пойдем в постель, — прошептал Гаролд. — Это единственное место, где я могу показать тебе, как много ты для меня значишь.

— Да, — шепнула она в ответ и постаралась отогнать навязчивую мысль о том, что они с Гаролдом не могут всю жизнь провести в постели.




На следующее утро за завтраком Агнес спросила:

— Можно, я поеду с тобой в Дублин, Гаролд? Я могла бы сделать рождественские покупки.

— Я пробуду там только пару дней, — ответил он. — А затем снова вернусь в Лондон на совет директоров.

— Я могла бы пожить здесь, покуда ты не вернешься.

— Агнес, мы решили, что наш дом будет в Брайтоне. И я не хочу, чтобы ты жила в отелях больше, чем необходимо.

— Я не больна! Я беременна. И в любом случае, дом в Брайтоне трудно назвать домом.

Он постарался набраться терпения.

— Я понимаю, что не слишком много там жил, но…

— Ты вообще там не жил!

— Состояние дел таково, что сейчас я занят больше, чем обычно… Когда все успокоится, я смогу проводить больше времени с тобой.

Агнес попробовала быть абсолютно искренней:

— Мне не хватает тебя, Гаролд.

— Агнес, я много работаю, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Я много езжу. Мне приходится. И я не могу таскать тебя с собой, когда ты беременна.

— Результат беременности — ребенок, — сказала Агнес с ледяным спокойствием. — Ты так же не захочешь, чтобы тебя беспокоил ребенок, как сейчас ты не хочешь, чтобы беспокоила я.

Гаролд отломил половинку тоста и взял нож для масла. На свете не существовало делового оппонента, который бы вывел его из себя: в подобных соревнованиях он неизменно был на шаг впереди. Так почему же эта женщина умела заставить его чувствовать себя неправым?

— Я забочусь о наследстве для нашего ребенка, — сдержанно возразил он.

— Может, для ребенка лучше иметь отца, чем наследство, — ответила она. — Даже если у отца не хватает времени для его матери.

— Я никогда не позволял отвлекать меня от дел — в этом одна из причин моего успеха. И я не собираюсь ничего менять.

Знакомое чувство беспомощности охватило Агнес.

— Что ж, поступай как знаешь. А я сегодня пообедаю с Филипом, затем съезжу в «Максвелл-холл».

— С Филипом? — переспросил Гаролд резко.

— С твоим кузеном, — пояснила Агнес подчеркнуто терпеливо.

— Я знаю, кто он такой. Откуда ты знаешь, что Филип в Лондоне?

— Мы созванивались, когда я была в Париже.

— Значит, вы постоянно общаетесь с ним? — процедил Гаролд, ревниво блеснув глазами.

— Конечно нет. Мы обедали вместе в аэропорту Брайтона, когда ты улетел в Токио. Это был единственный раз, когда я его видела со дня рождения твоего отца. Но мне нравится Филип. С ним весело.

— А со мной, значит, нет?

— Я этого не говорила.

Гаролд постарался успокоить вихрь чувств, охвативший его. Представив Агнес с другим мужчиной, он почувствовал себя плохо, и это ощущение ему не понравилось. Что случилось с его сверхчеловеческой способностью четко разделять жизнь на бизнес и удовольствие? Похоже, испарилась, подумал он мрачно.

— Ланч в аэропорту не то же самое, что обед в Лондоне, — бросил он. — И что будет дальше?

— Если ты не доверяешь мне, — вскипела Агнес, — можешь нанять частного детектива!

Гаролд увидел, как ярость в ее взгляде сменилась болью, которую она почти мгновенно спрятала.

— Конечно, я доверяю тебе, — сказал он с неосознанной злостью.

— Непохоже. — Агнес поднялась, лицо ее побледнело. — Ты снова победил, Гаролд. Я отправляюсь прямо в Брайтон, а ты сообщи мне, когда вернешься… Извини, мне надо вызвать такси.

Она вышла из спальни и закрыла за собой дверь. Гаролд откусил кусок тоста, который, судя по вкусу, вполне мог быть сделан из картона, и попытался сконцентрироваться на стратегии поведения на совете директоров.




Агнес прожила в Брайтоне уже три дня, когда вошла Мэгг и отстраненно-холодно сообщила:

— К вам посетительница, миссис Эванс. Ее имя — Нора Сэвидж.

Агнес как раз поливала цветы в гостиной, и немного воды выплеснулось на пол. Сердце ее тревожно забилось. Зачем к ней пришла Нора? Жалея, что на ней спортивные брюки и мешковатый свитер, она спокойно сказала:

— Пригласи ее сюда, Мэгг. И принеси, пожалуйста, нам кофе.

Мэгг провела посетительницу в гостиную и исчезла.

— Рада видеть тебя, Нора… Ты хорошо выглядишь, — любезно произнесла Агнес.

На Норе был дорогой костюм из черной шерсти и ярко-алая блузка. Она была безупречно накрашена.

— Рада, что застала тебя дома, — слегка улыбнулась она. — Гаролд сказал мне, что ты здесь.

Постаравшись не обратить внимания на последние слова Норы, Агнес предложила:

— Садись. Мэгг сейчас принесет нам кофе.

Пять минут, пока не появилась экономка, они проговорили о всякой чепухе. Затем Агнес налила кофе и предложила гостье миндального печенья. Та, взяв одно, сказала:

— Я слышала, ты беременна. И когда же родится ребенок?

Вот теперь ближе к делу, подумала Агнес.

— В конце весны.

— Умно с твоей стороны.

— Умно? Боюсь, я не понимаю, о чем ты.

— Умно было вынудить Гаролда жениться на тебе. Ты была не первая, кто пытался, но первая, кому удалось. — Нора изящно отпила кофе. — Я недооценила тебя на свадьбе. Гаролд никогда не мог пройти мимо хорошенькой девушки… Но я не думала, что из этого что-нибудь выйдет. В прошлом и не выходило.

— Может, тебе стоит спросить, кто настаивал на свадьбе. Боюсь, ответ удивит тебя.

Бледно-голубые глаза Норы сузились, и на мгновение она стала не так хороша собой.

— Зачем? Я и так знаю ответ. Ты отказалась делать аборт. Гаролд не захотел внебрачного ребенка, который привлек бы внимание прессы. Он самолюбивый человек. Конечно же он женился на тебе.

Агнес аккуратно поставила тонкую фарфоровую чашку на блюдце. Сторонний наблюдатель подумал бы, что они друзья, но подобное впечатление было ложным. Нора — враг.

— Он никогда не разведется со мной, — заявила Агнес.

— Когда увидишь то, что я принесла, возможно, сама захочешь развода, — ответила Нора и потянулась к сумочке из змеиной кожи.

Агнес внутренне напряглась. Теперь они подошли к истинной причине визита Норы. Все остальное было прелюдией. Подготовкой сцены. А сама Агнес одной из актрис, которая не знала свою роль, поскольку не читала пьесы.

Нора вынула из сумочки конверт.

— Эта парочка фотографий была сделана недавно в Токио, — сказала она. — Остальное происходит в доме Гаролда в Лондоне. Думаю, ты узнаешь его.

Агнес с гордостью отметила, что ее пальцы не дрогнули, когда она взяла конверт и вытащила из него несколько фотографий. На первой Гаролд был снят с миниатюрной и элегантной Норой в ресторане в компании двух японок в национальных костюмах, на другой — у входа в императорский дворец в Токио. На остальных снимках действие происходило в Лондоне: Нора и Гаролд за кулисами театра, видимо после премьеры, среди гостей в гостиной Гаролда, идущие руку об руку по Грин-парку. Их очевидная близость ранила Агнес. Но она не собиралась сдаваться.

— Фотографии могли быть сделаны когда угодно. Ты знаешь Гаролда довольно давно.

— Как думаешь, почему он не хотел, чтобы ты поехала с ним в Токио? — прошептала Нора. Когда Агнес изменилась в лице, гостья тихо рассмеялась: — Я бы полетела с ним и в Дублин, но решила, что лучше прийти сюда. Чем раньше ты узнаешь правду, тем…

— Да ты настоящая альтруистка! — воскликнула Агнес, заталкивая фотографии обратно в конверт. — Но ты заблуждаешься, если полагаешь, что Гаролд разведется со мной и женится на тебе. Во-первых, одним из условий нашего брака было то, что развода не будет. Во вторых, у него была возможность жениться на тебе, и он не воспользовался ею, не так ли?

Нора вспыхнула.

— Гаролд совершил крупную ошибку, женившись на тебе. И уже понял это.

— Он не говорил мне этого.

— Зато говорил мне. Если у тебя есть хоть капля разума, Агнес, ты исчезнешь из его жизни. С глаз долой — из сердца вон, в случае с Гаролдом это, несомненно, так.

— В таком случае не лучше ли тебе вернуться в Лондон? — заметила Агнес, поднимаясь с таким царственным видом, словно на ней был роскошный костюм от парижского кутюрье, а не синие штаны и свитер с кроликами, вышитыми по вороту.

Нора тоже поднялась. Да она в ярости, отметила Агнес с удовлетворением.

— Я найду выход сама, — бросила незваная гостья. — И не пытайся и дальше держаться за Гаролда, Агнес: он не хочет тебя.

— Однако после свадьбы моей матери и Марка он переспал со мной, а не с тобой, — парировала Агнес. — До свидания, Нора.

Каблуки Норы простучали по дубовому полу, затем раздался звук с силой захлопнувшейся входной двери. Агнес медленно опустилась на стул и только тогда заметила, что конверт с фотографиями остался лежать на кофейном столике. Она снова просмотрела их одну за одной, припомнив, как Гаролд отказался взять ее в Токио, как не хотел, чтобы она поехала с ним в Дублин. Теперь стало ясно почему.

Агнес со стоном опустила голову. Единственное условие, которое она поставила, соглашаясь на брак, была верность Гаролда. Со свадьбы прошло чуть более месяца, а он уже нарушил слово. Вспомнив, как легко он согласился на это условие, Агнес поняла, что муж и не собирался его выполнять. Гаролд лгал ей с самого начала.

Она же знала это, знала со времен ночи в Лондоне. Так почему же поверила его словам и считала, что он и Нора больше не любовники?

Агнес резко встала, испугавшись, что зайдет Мэгг и увидит, как хозяйка плачет над пустой кофейной чашкой. Вытирая лицо в ванной, Агнес отбросила первую пришедшую в голову мысль — поехать в Лондон и поговорить с Гаролдом. К чему это приведет? Если он предпочитает ей Нору, криком тут ничего не добьешься. Равно как и выплаканными глазами.

Хьюго. Карл. А теперь Гаролд.

Она натянула куртку и пошла прогуляться по побережью. Когда вернулась, на автоответчике было сообщение от Гаролда. До боли знакомым глубоким баритоном он сообщал, что летит в Нью-Йорк и вернется в Брайтон в конце недели. В голосе было столько же эмоций, как если бы он говорил с Грегори или Мэгг.

Агнес села на краешек дивана. Она не будет плакать — время для этого настанет позже. Сейчас ей надо придумать план действий. Она последует совету Норы — исчезнет из жизни Гаролда.




Хотя Агнес была далеко не уверена, что Гаролд станет искать ее, все же на следующее утро решила попробовать запутать следы. Он уже нанимал однажды частного детектива, что помешает ему сделать это во второй раз? Поэтому для начала она дала Мэгг и Грегори двухнедельный отпуск. Краснея от собственной лжи и надеясь, что они примут это за румянец смущения, она сказала:

— Мы с Гаролдом проводим так мало времени вместе, что хотели бы побыть одни несколько дней… Я забронирую для вас билеты, если вы решите куда-нибудь поехать.

Мэгг впервые за все время знакомства с Агнес приветливо улыбнулась.

— Мы могли бы навестить внуков в Уэртинге, не правда ли, Грег?

— Вы уверены в этом, миссис Эванс? Мистер Эванс ничего мне об этом не говорил, — сказал Грегори с сомнением.

— Беру всю ответственность на себя, — ответила Агнес.

К полудню следующего дня, оставшись одна, Агнес написала письмо Гаролду. Прощальное послание было коротким:









Гаролд, ко мне приезжала Нора и показала фотографии, которые я прилагаю к письму. Они говорят сами за себя — теперь я понимаю, почему ты не хотел брать меня с собой в Токио и даже Дублин. Жаль только, что ты не сказал мне правду сразу.

Я ухожу от тебя, Гаролд. Видишь ли, во время нашего медового месяца я совершила роковую ошибку — полюбила тебя. Как следствие, я не могу делить тебя с другой женщиной.

Пожалуйста, не пытайся найти меня.








Она подписалась просто «Агнес» и написала адрес дома Гаролда в Лондоне. Так же она написала Марку и Терезе, что на некоторое время уедет. Это письмо было отправлено обычной почтой. Отдав первое письмо курьеру, Агнес вызвала такси.

Приехав на вокзал, Агнес переоделась в туалетной комнате и вышла оттуда совсем другой женщиной. Затем снова поймала такси и, не доехав пары кварталов до автобусной остановки, вышла. На автобусе она доехала до парома. Во время переправы на остров Уайт она ни с кем не разговаривала, а доехав до Кауса, поселилась в маленьком отеле на побережье, зарегистрировавшись под вымышленным именем. Все эти предосторожности казались смешными и в то же время жизненно необходимыми.

Ее комната находилась на некотором отдалении от других в конце небольшого коридора. Агнес заперла дверь изнутри и легла на кровать. Весь день она сдерживала слезы, а теперь, когда наконец осталась одна, не могла плакать. Гаролд не был верен ей.

Гаролд не любит ее.




Гаролд председательствовал на совете директоров в Лондоне, когда секретарь принес записку.

— Извините, джентльмены, — сказал он и развернул ее.

Звонили из дома. Курьер доставил письмо из Брайтона от миссис Эванс. Слуга ожидал указаний хозяина.

Гаролд уставился на листок бумаги, перечитал текст, чувствуя, как нарастает тревога. Зачем Агнес отправила сообщение с курьером? Ей стоило позвонить, если что-то случилось.

Он поднялся.

— Я скоро вернусь, — бросил Гаролд и вышел из комнаты.

Трубку подняли на втором звонке.

— Резиденция Эвансов. Чем могу быть полезен?

Джеймс Херриот работал на Марка, когда Гаролд был еще мальчиком, поэтому он ему абсолютно доверял.

— Джеймс, вскрой письмо от миссис Эванс и прочитай его мне.

— Сейчас, сэр.

Гаролд слышал звук рвущегося конверта. Затем Джеймс сообщил:

— В конверте лежат фотографии.

Гаролд непроизвольно сжал трубку.

— Что за фотографии?

— Вас и мисс Сэвидж, сэр. Похоже, часть снята в Токио, три здесь, в доме, а еще две — в театре.

— А письмо там есть? — с трудом выговорил Гаролд.

— Да, сэр. — И невозмутимым голосом, словно держал перед собой телефонную книгу, Джеймс зачитал послание Агнес.

— Были ли другие сообщения от миссис Эванс? — быстро спросил Гаролд.

— Нет, сэр.

— Если будут, немедленно свяжись со мной. Понял? — И он положил трубку.

Затем Гаролд позвонил в брайтонский дом, выслушал двенадцать звонков, но трубку так никто и не взял. Не ответил телефон и в коттедже Грегори и Мэгг. Какого дьявола все куда-то делись? Только в «Максвелл-холле» подошли к телефону.

— Тереза, это Гаролд. Агнес не у вас?

— Нет… Разве она не в Брайтоне?

Было слишком поздно оправдываться или врать.

— Агнес ушла от меня. Я не знаю, где она. Надеялся, что она свяжется с вами.

— Ушла?! От тебя?!

— Да. Она решала, что у меня роман с Норой.

Выговорив это, Гаролд понял, что значительная часть дикой внутренней боли проистекала оттого, что Агнес не верила ему. Впрочем, он, как никто другой, знал, насколько хороша Нора как актриса, как убедительна может быть. Особенно учитывая фотографии… Да и его собственное поведение в последние несколько недель тоже могло усугубить положение.

— У тебя в самом деле роман с Норой? — требовательно спросила Тереза. В ее голосе звучала ярость: мать защищала свое дитя.

— Нет, — ответил он сдержанно, — я никогда не спал с Норой и не собираюсь. Я пытаюсь разыскать Агнес. И ради Бога, Тереза, если ты или отец что-нибудь узнаете, немедленно сообщите мне, ладно? Джеймс знает, где меня можно найти.

— Гаролд, ты любишь мою дочь? — неожиданно спросила Тереза.

— Не знаю! — раздраженно бросил он.

— Думаю, пришло время понять это. Агнес причиняли боль мужчины. Ее чувствами нельзя играть.

Играть ее чувствами? О чем это она?

— Я постараюсь, — сказал он саркастически.

— Самое время, — объявила Тереза. — Не все женщины такие, как Рейчел и Нора. Или я в годы «давай-поженимся-и-быстренько-разведемся». Агнес может быть очень гордой и упрямой. Но может быть и очень любящей.

— Она призналась, что полюбила меня во время медового месяца, — услышал Гаролд собственный голос и недовольно поморщился. Он не собирался делиться этой информацией ни с кем, покуда хорошенько ее не обдумает.

— Не смей разбивать сердце моей дочери, Гаролд Эванс! — воскликнула Тереза и бросила трубку.

Женщины, подумал Гаролд раздраженно и позвонил в справочное бюро. Через несколько минут он уже говорил с Мэгг и Грегори. Затем связался с частным детективом.

И что теперь? — подумал Гаролд, кладя трубку. Совет директоров продолжался, самые важные вопросы были оставлены под конец. Гаролд поразмыслил немного и вернулся в зал заседаний.




12


На следующий день после завтрака Агнес отправилась на прогулку. Ей следовало в конце концов думать о ребенке. Возможно, стоит остаться в этом очаровательном городке на следующие несколько месяцев. Здесь наверняка можно найти немало переводческой работы.

На следующий день она пила чай в очаровательной кондитерской. За соседним столиком две женщины обсуждали замужних подруг и трудности, возникающие в их семьях. Агнес слушала вполуха, стараясь найти что-нибудь забавное в том, что не одна она страдает. Похоже, супружеские измены — очень распространенное явление…

— Если бы я выбирала, — проговорила младшая из женщин, — то поставила бы на Макса. Он немногословен, но он… как бы это сказать… надежен. Ему можно верить. Ник… О, Ник очарователен, очень красиво говорит, но я бы не поверила ни одному его слову. Ни за что. Ставь на Макса, дорогая.

Агнес замерла, ее рука с кексом остановилась на полпути к приоткрытому рту. Ник был примерно как Нора, милым, очаровательным, но не сравнимым с первым, с Максом. А Гаролд — он тоже говорил мало, особенно когда дело касалось его чувств, но говорил правду.

В мозгу Агнес одна за другой промелькнули воспоминания: Гаролд рассказывает ей про Рейчел и Красотку, кривоногую таксу, которую так любил. Лицо Гаролда, нежность в его взгляде, когда они занимались любовью на пляже или в бунгало. Ярость, когда он говорил о своих делах, и ревность, когда услышал об обеде с Филипом.

— Все в порядке, мадам?

Агнес положила кекс и радостно взглянула на официантку.

— Да, — сказала она, — да, все в порядке. И становится все лучше и лучше!

Она сделала глупость — поверила фотографиям. Поверила Норе, известной актрисе с холодными глазами. А не человеку, которого любит. Она возвращается в Брайтон. А там уж дождется Гаролда и скажет, что любит его и готова ждать, пока он тоже полюбит ее.

Ведь полюбит же он ее в конце концов!




Когда Агнес возвратилась, было уже темно. Дом выглядел пустым и неприветливым. Листья давно облетели с деревьев, и голые ветви печально тянулись к небу. Холод убил последние цветы, а Грегори, разумеется, уехал и не мог навести порядок. Агнес расплатилась с таксистом и вошла в дом, чувствуя всей кожей пустоту комнат, слыша эхо собственных шагов по паркету.

Около двери гостиной она остановилась и беспокойно оглянулась. Она оставила телефонную книжку не здесь. И ее бумаги были аккуратно сложены, а не раскиданы по всему столу.

Чувствуя, что ее сердце бьется, словно у подстреленной птицы, она поднялась в спальню. Ящики были выдвинуты, дверь в ванную распахнута, кто-то явно сидел на кровати. Должно быть, Гаролд, иначе сработала бы охранная сигнализация.

Но теперь его здесь нет. Ни чемодана, ни других признаков присутствия даже в кухне. Он побывал здесь и уехал. Даже записки не оставил.

У Агнес возникло мимолетное желание провести ночь в отеле. Но мысль о необходимости звонить и бронировать номер, а потом куда-то тащиться на ночь глядя остановила ее. Лучше уж переночевать тут.

Она спустилась вниз и пристально посмотрела на пульт охранной системы. Похоже, все было в порядке. И менять что-либо ей вовсе не хотелось, поскольку если сделать что-нибудь не так, то и глазом моргнуть не успеешь, как примчится полиция.

Выключив свет, Агнес поднялась снова в спальню, чувствуя, как ей не хочется провести всю ночь одной на огромной кровати. Тогда она открыла дверь в маленькую гостевую спальню, с окном, выходящим на лес, и красивым мраморным камином. Она поспит здесь. Может, тогда не будет чувствовать себя столь одинокой.

Агнес поставила чемодан на кровать и взяла телефон. Закусив губу, она позвонила в дом Гаролда в Лондоне, мечтая услышать его голос. Но на четвертом звонке включился автоответчик.

— Гаролд, — сказала она дрожащим голосом, — это Агнес. Я вернулась в Брайтон. Позвони, пожалуйста, как только сможешь. — И, глубоко вздохнув, добавила: — Я люблю тебя.

С этими словами Агнес положила трубку.

Она отправилась в ванную, приняла душ, надела ночную рубашку и забралась в кровать. Натянув на голову одеяло, чтобы постараться забыть об огромном пустом доме, она закрыла глаза.

И через пять минут заснула.




Агнес снилось, что она подружка невесты. Тетя Флоренс наяривает на органе рэгтайм, а все мужья Терезы присутствуют на свадьбе в качестве швейцаров. Агнес выходит замуж за Хьюго, Гаролд женится на Норе, у которой вместо букета кочан капусты. Хьюго роняет кольцо, оно падает в пустой бокал от шампанского, разбивая его на тысячу осколков.

Агнес и впрямь проснулась от звона разбитого стекла. Мужской голос внизу что-то неразборчиво произнес. Захлопнулась дверь, раздались тяжелые шаги. Агнес села в постели, чувствуя, как ее охватывает паника. Ей не приснилось. Нет, в доме действительно кто-то находился. Агнес тихонечко взяла телефон, стоявший у кровати.

— Ограбление, быстрее, — прошептала она в трубку, когда ответил женский голос.

Затем выскользнула из кровати и бросилась к двери. Маленькая золоченая защелка была красива, но не функциональна. Зато бюро из красного дерева казалось на редкость массивным и тяжелым. То, что нужно! Агнес уперлась в него спиной — отчаяние и страх придали ей сил — и сумела сдвинуть его так, чтобы он закрывал дверь.




Гаролд так нервничал, что решил взять такси, а не вести машину самому. Грегори и Мэгг все еще были в Уэртинге. Он велел им оставаться там, поскольку им нечего было делать в пустом доме. Гаролд не мог бы объяснить, зачем он едет в Брайтон. Скорее это было инстинктивное желание быть там, где в последний раз видели Агнес.

Она не бронировала билеты на самолет и не заказывала номера в отелях под своим именем. Записка ясно говорила, что она не хочет, чтобы ее нашли.

Так почему же он ищет ее? И почему чувствует себя так, словно угодил лицом в грязь во время заключения самой важной сделки за всю карьеру?

Гаролд представил себе особняк на побережье. Он заказал мебель год назад, не глядя на нее; стенам не хватало картин, на полах не было ковров. Он не вложил в этот дом ничего, кроме денег. Но бросил там Агнес, в милях от ее семьи, поскольку решил, что она должна сделать из жилища дом. Их семейный дом.

Но без него. Он даже не спал с ней там.

Вина и отчаяние тяжелым грузом легли на плечи Гаролда. Он почти не сомкнул глаз с тех пор, как Джеймс прочитал ему записку Агнес. Что имеем, не храним, потерявши плачем! Ну почему всегда так! — недоумевал Гаролд, глядя в окно такси. Агнес полюбила его в их медовый месяц, А он заметил? Нет. Только не он. Он слишком беспокоился о собственных правилах, о том, что плохо контролирует себя. Ему не нравилось быть во власти женщины с голубыми глазами и шелковистыми волосами. А о ее чувствах просто не думал.

Да я же просто самовлюбленный ублюдок, подумал Гаролд мрачно. А что, если слишком поздно? Даже если он найдет Агнес, сумеет ли заставить ее вернуться? Ей не нужны его деньги. И если она не сможет ему доверять, то все кончено.

Он довольно плохо разбирался в чувствах, но одно понял точно. Агнес была права: доверие — это основа всего.

Он сам все разрушил. Он, Гаролд Эванс, «Эванс инкорпорэйтед», не сумел удержать жену. Она ушла от него, и вовсе не из желания поиграть. Он слишком хорошо знал Агнес, чтобы думать так.

Боль пронзила все его существо. Почему же он был так непробиваемо глуп? Он же всегда славился острым умом, умением чувствовать ситуацию, принимать верное решение. Но когда дело доходило до Агнес, вел себя, как четырехлетка в магазине игрушек.

Проезжая мимо поля для гольфа, Гаролд сказал водителю:

— Первый поворот после здания клуба. Вторая подъездная дорога слева.

Такси резко повернуло, так что скрипнули шины. Гаролд достал бумажник, глядя на счетчик.

— Тот дом, около которого стоят полицейские машины? Похоже, у вас проблемы, — заметил таксист.

Гаролд поднял взгляд. Его сердце непроизвольно забилось чаще, когда он увидел мигающие сине-красные огни, отбрасывающие причудливые тени. Гаролд швырнул купюру через окошко, торопливо сказав: «Оставьте себе сдачу», схватил сумку и бросился к парадной двери. Его остановил полицейский, вылезший из ближайшей патрульной машины:

— Извините, туда нельзя.

— Это мой дом, — сказал Гаролд грубо. — Что происходит?

— Пара грабителей, сэр. Мы поймали их, а теперь проверяем, нет ли еще.

И тут Гаролд заметил двух мужчин в наручниках, стоящих возле машины.

— Сработала сигнализация, да?

— Нет, сэр. Тревогу поднял жилец.

Сердце Гаролда снова напомнило о себе.

— Но дома никого нет. Моя жена уехала.

— Тем не менее звонила женщина, сэр.

— Из этого дома? Вы уверены?

— Да, сэр. Она…

Охваченный ужасом, Гаролд перебил его:

— Где она?

— Мы еще не выяснили, сэр. В настоящий момент…

— Ради Бога, не стойте же так. Ее надо найти!

Когда он сделал пару шагов по направлению к дому, офицер схватил его за локоть.

— Можете пойти со мной! — рявкнул Гаролд. — Или я пойду один. И помоги небеса тому, кто встанет на моем пути!

Он взбежал по ступенькам и распахнул парадную дверь, пытаясь отогнать кошмарные видения, роящиеся в голове: Агнес изнасилована… без сознания… лежащая в луже крови.

Это он оставил ее здесь одну.

Их спальня была пуста, никто не спал на кровати. Чувствуя, как стынет кровь в жилах, Гаролд закричал:

— Агнес! Ты здесь? Выходи — ты в безопасности!

И тут он услышал слабый шорох за дверью одной из гостевых спален, затем голос, который так безумно хотел услышать:

— Гаролд, это правда ты?

— Я, и со мной полиция. Открой дверь.

Дерево заскрежетало по дереву.

— Он такой тяжелый, что я не уверена, что смогу… А, вот и все.

Затем раздался звук отодвигающейся задвижки, и дверь открылась.

На Агнес был надет голубой шелковый халат поверх ночной рубашки. Испуганные глаза, лицо, белое, как простыни на кровати. Она так держится за дверь, словно вот-вот упадет, подумал Гаролд. Рванулся к ней, поднял на руки, прижал к груди, и все его существо исполнилось благодарности и какого-то нового, неведомого доселе чувства.

— Слава Богу, ты в безопасности, — прошептал он, и голос его дрогнул.

Агнес вся дрожала. Мне дарован еще один шанс, обрадовался Гаролд, и на этот раз я не наделаю ошибок.

Касаясь губами ее волос, он проговорил:

— Одевайся, мы едем в отель.

— Ненавижу этот дом, — пробормотала она.

— Я не должен был оставлять тебя здесь. Где твоя одежда?

Агнес вырвалась из его рук и произнесла:

— В комнате… Я быстро.

Следующие полчаса показались Гаролду бесконечными. Очевидно, грабителей было только двое, и ни одного из них ни Гаролд, ни Агнес не видели прежде. Затем чету Эвансов отвезли на патрульной машине в роскошный отель, принадлежавший Гаролду.

Сколько прошло времени с тех пор, как они в последний раз занимались любовью? Наверное, вечность. Но хотя Гаролду не терпелось обнять ее, что-то останавливало его. Агнес вертела в пальцах ручку сумочки. Потом спросила так тихо, что он едва расслышал:

— Гаролд, почему ты вернулся сегодня?

— Я искал тебя, — просто сказал он.

Без тени улыбки, не пытаясь коснуться его, Агнес спросила снова:

— Почему?

Гаролд попытался найти слова, которые смогли бы убедить ее никогда не оставлять его больше, и в результате сказал правду:

— Я был должен. У меня не осталось выбора.

— Потому что я задела твое самолюбие? Потому что ты не любишь проигрывать — особенно женщине? — Она подняла подбородок. — Разве тебе не надо было быть в Нью-Йорке? По делу?

— Да. Но у меня нашлось более важное дело: отыскать мою жену. — Гаролд глубоко вздохнул и сказал слова, которые рвались из него с тех пор, как Джеймс прочитал ему прощальную записку Агнес. Единственную правду: — Я люблю тебя.

Он услышал собственный голос, произнесший три коротких слова, которых никогда не собрался говорить женщине, и увидел, как лицо Агнес застыло в шоке. В шоке, не в радости!

Она все еще не верит ему. А может, и не любит его больше.

— Это правда, — сказал Гаролд, чувствуя, что борется за свою жизнь и что если битва будет проиграна, то он потеряет все. — Когда ты ушла от меня, я понял, как много ты для меня значишь… Я никогда не спал с Норой, Агнес. Ни разу за все то время, что знаком с ней. Мы познакомились в Токио два года назад, когда их труппа находилась там на гастролях. Эти фотографии были сделаны тогда, поверь мне!

— А как ты думаешь, что я делаю в Брайтоне? — спросила Агнес. — Как думаешь, почему я вернулась?

Гаролд покачал головой, как человек, в которого ударила молния. Похоже, я стал плохо соображать, подумал он. Мне даже не пришло на ум удивиться.

— Тогда мой черед спрашивать почему.

— Я пила чай в кондитерской в Каусе…

— Как ты попала в Каус?

— Приплыла на пароме. А перед этим переоделась на вокзале… — В первый раз улыбка коснулась губ Агнес.

— Ты и в самом деле не хотела, чтобы я тебя нашел.

— Конечно, не хотела. Измена — ужасное слово. Но пока пила чай, я услышала разговор, который заставил меня призадуматься. Я решила, что не стоит доверять Норе… Но если ты не был с Норой, то почему не взял меня в Токио?

— Потому что я не знал, что такое любить женщину, — признался он, подходя ближе и очень нежно убирая прядь волос с ее лица. — Никогда бы не подумал, что влюблюсь, Агнес, я же говорил тебе. Но с тех пор как Джеймс прочитал мне твое письмо, я нарушил все правила до единого. Пауэлл наскоро свернул совет директоров в Лондоне, а Вульф сейчас разбирается с моими делами в Нью-Йорке. Иначе говоря, я научился подбирать заместителей. И знаешь, мир не перевернулся.

Агнес стояла неподвижно, как изваяние. Тогда Гаролд продолжил с отчаянием в голосе:

— Я люблю тебя, Агнес. Я хочу, чтоб ты делила со мной жизнь во всех смыслах этого слова. Включая и кризис на Ближнем Востоке, и советы директоров в Лондоне. Я в следующем месяце открываю отель в Новой Зеландии. Поедешь со мной?

— Ты и в самом деле меня любишь? — тихо спросила она.

— Я пытался это сказать тебе каждый раз в постели… пытался, даже когда сам не знал об этом. Но мое тело знало. Мы занимались любовью, Агнес, ты была права. — Он улыбнулся ей. — Да, я люблю тебя. Более чем могу описать словами… Может быть, вся оставшаяся жизнь у меня уйдет на то, чтобы доказать, насколько сильно я люблю.

Слезы наполнили ее глаза и засверкали на ресницах.

— Я… я не сплю?

И Гаролд наконец сделал то, о чем мечтал с той самой минуты, как они вошли в номер. Привлек ее к себе, вновь ошеломленно открывая, сколь она тепла и нежна.

— Я — настоящий, — хрипловато прошептал он. — Милая моя Агнес, и я так сильно люблю тебя.

Две слезы скатились по ее щекам. Он смахнул соленую каплю с ее скулы.

— Не плачь, любимая.

— Я плачу потому, что счастлива. — Ее улыбка просияла, как радуга после дождя. — Неужели не видишь? Мы любим друг друга, и брак у нас настоящий. Никто из нас не в ловушке, ни ты, ни я — мы воистину свободны.

— Ты всегда была мудрее меня, — отозвался он и склонил голову, чтобы поцеловать ее. А потом взял за руку и повел в спальню.

Они медленно и страстно занимались любовью, и чувства переполняли каждое их движение, каждое прикосновение. А когда все закончилось, Гаролд прошептал снова:

— Я люблю тебя.

— А я чувствую себя любимой, — еле слышно отозвалась Агнес. — Знаешь, Нора нам очень помогла.

Он сдавленно и коротко рассмеялся.

— Полагаю, что да. Пригласим ее на крестины?

— Почему бы и нет? — Агнес прижала его руку к своему животу. — Гаролд, наш малыш будет счастливчиком, потому что его родители любят друг друга.

— Я знал, что делаю, когда настаивал на браке… только шел ко всему этому не тем путем. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что полюбил тебя с первого взгляда, когда ты стояла, хмуро уставившись на меня, в том чудовищном зеленом костюме.

Она улыбнулась.

— А я приняла тебя за дворецкого… Гаролд, прекрати!

Он приподнялся на локте.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я прекратил?

— Нет, я полагаю, мы просто обязаны наверстать упущенное… Знаешь, за что еще я тебя люблю? За то, что ты отправился искать меня.

— Ты сделала не меньше: решила поверить мне и вернулась домой. — Он помедлил. — Я хотел бы продать брайтонский дом, Агнес.

— Не забывай о детях, — ответила она, обнимая его за шею.

— Звучит неплохо, — отозвался Гаролд. — И о скольких же?

— По меньшей мере двоих. — В глазах у нее заплясали чертенята. — В конце концов, наш долг — сделать своих родителей бабушкой и дедушкой.

— Главный твой долг — это обращать внимание на то, что я сейчас делаю, — проворчал Гаролд, потянувшись губами к ее груди.

— О, это не долг, Гаролд. Это наслаждение. Поверь мне.




Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.