Смертельный бизнес
Саймон Керник


Полицейский Дэннис Милн убежден: совершая убийство по заказу мафии, он уничтожает преступников, ловко уходящих от правосудия.

Но на сей раз его подставили.

Жертвы, которых он считал наркодельцами, никогда не нарушали закона.

Полиция бросает все силы на поимку загадочного киллера.

Кольцо вокруг Милна сжимается.

Отчаяние заставляет его пойти на крайние меры: отвести вину от себя, «повесив дело» на садиста, похищающего и безжалостно убивающего девочек из приюта…


Саймон Керник

Смертельный бизнес


Посвящается Салли


Спасибо всем, кто помог написать и издать эту книгу


Часть первая

Знакомство с мертвыми


Глава 1


Вот совершенно реальная история, которая произошла несколько лет назад. Мужчина тридцати двух лет похитил десятилетнюю девочку, игравшую на улице рядом с домом. В своей грязной комнате он привязал ее к кровати и в течение часа жестоко насиловал. Дело могло закончиться и хуже, если бы не тонкие стены: соседка услышала крики. Она позвонила в полицию, приехал наряд и выломал дверь. Девочку спасли. Насильника арестовали, но через семь месяцев, благодаря стараниям адвоката, ему вынесли оправдательный приговор. По всей видимости, защита считала, что лучше выпустить на свободу десять виновных, чем посадить за решетку одного невиновного человека.

Педофил возвращается на место преступления и живет как ни в чем не бывало. Адвокат получает гонорар, купается в признательности налогоплательщиков и принимает комплименты от коллег, которые, возможно, даже закатывают вечеринку в честь такого удачного выступления в суде. Тем временем все семьи, живущие в радиусе двух миль от педофила, пребывают в страхе, что печальная история повторится с их детьми. Полиция пытается разрядить обстановку, обещая приглядывать за подозрительным типом, но при этом признает, что больше ничего сделать не может. И, как обычно, народ просят сохранять спокойствие.

Три месяца спустя отца изнасилованной девочки задержали у квартиры насильника: он заливал бензин в щель для писем. Полиция, как ни странно, и правда приглядывала за местом. Мужчину арестовали, предъявили ему обвинение в поджоге и попытке убийства и заключили под стражу. Местные газеты организовали кампанию за его освобождение и собрали около двадцати тысяч подписей. Власти, естественно, проигнорировали эту акцию. Со временем интерес к истории угас, а несчастный отец повесился в камере предварительного заключения, не дождавшись начала суда. Что это, история о том, в каком прогрессивном обществе мы живем, или о том, как мы катимся в ад?

По крайней мере, ясно одно: мораль истории в том, что если хочешь убить кого-нибудь, нужно все тщательно спланировать.


В девять часов вечера мы стояли на задней парковке гостиницы «Тихая пристань». Была обычная для Англии ноябрьская ночь: темная, холодная и сырая. Не самое лучшее время для работы, но мало у кого сейчас есть возможность выбирать смены. «Тихая пристань» не навевала никаких мыслей о тишине и отдыхе. Современная архитектура, красный кирпич, двери-вертушки и раз в неделю проклятье нашего времени — ночь караоке. На стоянке перед гостиницей меняли асфальт. Это значит, что те, кого мы ждали, должны были подъехать с заднего двора, практически не замеченные случайными прохожими. Я сомневался, что наши гости заподозрят неладное. А когда заподозрят, будет уже слишком поздно.

Ненавижу ожидание. Самая противная часть работы. Когда ждешь, появляется слишком много мыслей. Поэтому я взял сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Данни поморщился, но ничего не сказал. Он не курит и не любит сигаретный дым, но не в его характере делать из этого проблему. Данни ко всему относится терпимо. Когда мы обсуждали то самое дело о педофиле, чья вина якобы не доказана, он стоял на стороне адвоката, побоявшегося посадить «невиновного». В этом весь Данни. Я считаю, с его стороны глупо так думать. Мне непонятно, почему страдания большинства нужно игнорировать, чтобы не навредить одному человеку. Это все равно что крутить по какому-нибудь каналу оперу для двух миллионов зрителей, когда остальные двадцать миллионов хотят смотреть телеигры. Если бы люди вели бизнес, придерживаясь таких убеждений, они бы обанкротились в один день.

Но мне нравится Данни. Я ему доверяю. Мы уже давно работаем вместе и знаем сильные и слабые стороны друг друга. А в нашем деле это самое главное.

Данни открыл окно со стороны водительского сиденья, чтобы немного проветрить в машине. Стало прохладно. Ночь была скверная.

Я нарушил молчание:

— Надо было убрать адвоката.

— Чего? — не понял Данни.

— Если бы я был отцом этой девочки, я бы попытался убрать адвоката, а не насильника, — объяснил я.

— Зачем? Что бы это изменило?

— Есть точка зрения, что насильник — больной человек, который не способен управлять своими страстями. Это не помешало бы мне с удовольствием отрезать ему яйца, но суть не в этом, а в том, что у этой тетки-адвоката был выбор: защищать или не защищать его. Умная, расчетливая женщина, она знала правду и, несмотря на это, сделала все, чтобы вызволить его из-за решетки. По-моему, она совершила гораздо более страшное преступление.

— Мне такая логика вообще не понятна.

— Зло исходит не от тех, кто совершает его, а от тех, кто его извиняет.

Данни покачал головой, словно не мог поверить в то, что я это сказал.

— Черт возьми, Дэннис, ты говоришь так, словно мнишь себя ангелом смерти. Успокойся. Не можешь ты быть лучше других.

Он прав. Я далеко не идеальный человек. Но я горжусь тем, что у меня есть принципы — кодекс чести, которого я строго придерживаюсь. Они дают мне право иметь свою точку зрения.

Я как раз собирался поделиться с Данни этой мыслью, как вдруг заработала рация.

— Ребята, они на месте, — прошипел из нее голос. — Черный «чероки», три пассажира. Это цель.

Данни завел машину, а я тихонько выскользнул через дверь, выбросил недокуренную сигарету и направился туда, где вот-вот должен был появиться черный автомобиль. Я знал, что это был мой единственный шанс не испортить все дело.

Металлический лязг предупредил меня, что машина переехала «лежачего полицейского», потом она обогнула главное здание и медленно въехала на стоянку. Они искали свободное место. Я побежал им навстречу трусцой, размахивая руками, чтобы привлечь внимание водителя. В пиджаке, рубашке и галстуке я производил впечатление взволнованного бизнесмена.

Поравнявшись с сиденьем водителя «чероки», я постучал в боковое стекло. Машина остановилась.

— Извините. — Я старался, чтобы мой голос дрожал.

Окно открыл мордоворот с квадратной, словно чугунной, челюстью. На вид ему было лет тридцать пять. Я изобразил на лице отчаяние. Водитель и щуплый пожилой мужчина с засаленными волосами, который сидел на переднем сиденье, успокоились. Они не видели во мне угрозы. Обычный налогоплательщик, который делает, что ему скажут, чтобы заработать себе на жизнь. Пассажир на заднем сиденье что-то сказал, но я даже не взглянул на него.

— Тебе чего? — нетерпеливо спросил водитель.

— Э-э-э… я хотел узнать… — И тут я достал из кармана пистолет, на секунду испугавшись, что забыл снять его с предохранителя, и выстрелил водителю два раза в правый глаз. Он не издал ни звука и просто повалился назад на спинку сиденья. Голова беспомощно свесилась на одну сторону, тело дернулось, словно в этот миг его покинула душа.

Пассажир на переднем сиденье громко выругался и выставил перед собой руки, пытаясь защититься от пули. Я немного наклонился, чтобы лучше видеть его и сделал еще два выстрела. Одна пуля попала ему в локоть, вторая — в челюсть. Я услышал, как хрустнула кость. Пассажир дернулся от боли и стал сильно кашлять — кровь из раны заливала ему горло. Он отпрянул от меня как сумасшедший, судорожно хватаясь руками за что попало и не осознавая, что все уже кончено. Я занял удобную позицию и выстрелил ему прямо в лицо. Окно рядом ним залило красным, и его неопрятное тело тут же обмякло. Все заняло около трех секунд.

Парень, что сидел на заднем сиденье, оказался проворнее. Он успел открыть дверь и уже выходил из машины. В руке он держал что-то похожее на пистолет. У меня не было времени разглядывать, что именно; вместо этого я отошел на три шага назад и спустил курок, как только этот человек оказался в поле зрения. Пуля попала ему в грудь, но он все равно продолжал идти, и довольно быстро. Я стрелял, не останавливаясь, держа пистолет двумя руками и стиснув зубы от оглушительного грохота. Выстрелы отбросили его к машине, и в такт им он затанцевал безумный танец, нелепо вскидывая руки и ноги. На его белоснежной крахмальной рубашке проступили красные пятна.

А потом у меня кончились патроны, и все прекратилось так же быстро, как и началось.

Какое-то мгновение парень стоял прямо, держась за дверь, и было видно, что силы покидают его. Затем его рука медленно разжалась, и он то ли полуупал, то ли полуприсел. Он посмотрел на запачканную кровью рубашку, потом на меня, что было очень некстати, потому что во взгляде его я увидел молодость — парнишке не было и тридцати — и то, что я сделал что-то не так. Это не был взгляд грешника. В его глазах не было ни вызова, ни ярости. Только шок. Шок оттого, что у него отобрали жизнь. Мне показалось, он не заслужил такой смерти.

Вот когда я должен был понять, что совершил ужасную ошибку.

Вместо этого я перезарядил пистолет и, сделав шаг вперед, выстрелил три раза ему в голову. Из разжавшейся руки на асфальт со стуком упал мобильный телефон.

Я сунул пистолет в карман пиджака и вернулся к Данни, который разворачивал машину.

И вдруг увидел ее. Между нами было ярдов пятнадцать. У черного входа, освещенная тусклым светом фонаря, стояла девчонка лет восемнадцати. В каждой руке у нее было по мусорному мешку. Она потрясенно уставилась на меня, по всей видимости даже не понимая, что все увиденное ею произошло на самом деле. Что мне было делать? Какой-нибудь крутой парень из фильма снял бы ее одним выстрелом в голову, но не было никакой гарантии, что я сумею хотя бы зацепить ее с такого расстояния. И кроме того, это против моих принципов — убивать невинных людей.

Поняв, что я заметил ее, девушка испуганно поднесла руку ко рту. Я знал, что она в любую секунду могла заорать изо всех сил и своим криком разбудить даже мертвых, что в нашей ситуации с тремя неостывшими трупами было совсем нежелательно. Поэтому я поспешил к машине, опустив голову и надеясь, что темнота и дождь помешают ей разглядеть и запомнить мое лицо.

Я запрыгнул в машину и пригнулся. Не сказав ни слова, Данни нажал на газ, и мы смылись оттуда.

Было четыре минуты десятого.


Дорога до точки, где мы должны были первый раз сменить машину, заняла еще четыре минуты. Здесь, в безлюдной части лесничества, в двух с половиной милях от «Тихой пристани», мы загодя припарковали «мондео». Данни остановился возле него, заглушил мотор и вышел. Под сиденьем у нас была припрятана полная пятилитровая канистра с бензином. Я вытащил ее и облил горючим салон машины, на которой мы приехали. Когда канистра опустела, я вышел, поджег несколько спичек и, отойдя на достаточно безопасное расстояние, бросил их в салон. Туда же отправилось орудие убийства и гарнитура для переговоров, которой я пользовался, выполняя задание. Бензин вспыхнул, издав приятный свистящий звук, и нас обдало теплой волной.

Когда копы наткнутся на искореженную тачку, им даже в голову не придет что-либо заподозрить. Мы не оставили отпечатков пальцев, а машину будет практически невозможно отследить. Ее угнали в Бирмингеме шесть месяцев назад, сменили на ней диски и перекрасили. С тех пор она стояла в гараже в Кардиффе. В этом бизнесе лишняя осмотрительность никому еще не вредила. В противоположность распространенному мнению, ни один полицейский не обладает проницательностью, позволяющей ему распознать в человеке преступника по какому-нибудь пустяку вроде участившегося сердцебиения. Хотя случается всякое, и однажды ты можешь встретить на своем пути очередного Эллери Куина.

Теперь мы ехали по заранее оговоренному маршруту четыре мили то по мелким, то по крупным дорогам. В девять шестнадцать мы уже были возле стоянки «Старого колокола» — популярного деревенского паба на окраине зажиточной деревушки. Данни поставил машину в самый дальний угол стоянки рядом с шестисотым «ровером» темно-красного цвета.

Тут мы должны были разойтись.

— Та девчонка успела тебя разглядеть? — спросил он, когда я открыл дверь. Это были его первые слова после выстрелов.

— Нет, все в порядке. Было слишком темно.

Данни вздохнул.

— Знаешь, мне это не нравится. Три трупа и свидетель.

Надо признать, ситуация была не из лучших, особенно если так расставлять акценты. Но на тот момент не было причин думать, что все может обернуться против нас.

— Не переживай, мы отлично замели следы.

— Дэннис, я думаю, эти убийства наделают шума.

— Мы оба знали, на что шли. Если вести себя тихо и не болтать лишнего, расследование обойдет нас стороной.

Я дружески похлопал его по плечу и пообещал позвонить завтра.

Ключи от «ровера» были спрятаны за передним колесом со стороны водителя. Я сел в машину, включил зажигание и выехал со стоянки вслед за Данни. Он повернул на юг, а я на север.

Казалось, самое страшное уже позади, но вскоре я убедился, что сегодня явно был не мой день. Проехав всего около трех миль и собираясь поворачивать обратно к Лондону, я наткнулся на дорожный патруль. На обочине стояли две черно-белые машины с включенными мигалками. Офицеры полиции в флуоресцентных куртках беседовали с превысившим скорость водителем БМВ. Мое сердце испуганно забилось, но я быстро успокоился. Причин волноваться не было. Я ехал по своим делам, при мне не было оружия, моя машина никогда не светилась в радиусе пяти миль от «Тихой пристани» и вряд ли у копов могло быть хотя бы приблизительное мое описание. Часы на панели управления показывали девять двадцать два.

Один из полицейских заметил, что я подъезжаю, и вышел на дорогу, сигналя в мою сторону фонариком и знаками приказывая остановиться. Я подчинился и, когда он подошел к моей машине, открыл окно. Ему было не больше двадцати трех, он выглядел молодо и свежо. У нас говорят, что если постовые кажутся молодыми, значит, стареешь. Парнишка был полон энтузиазма. Я знал, что это ненадолго. Второй офицер полиции стоял в нескольких шагах от него и наблюдал за нами. Еще двое беседовали с другим водителем. Ни у кого из них не было при себе оружия, и я подумал, что это глупо с их стороны в сложившейся ситуации. Если мне придется удирать, они меня не остановят. Я взвешивал за и против.

— Добрый вечер, сэр, — парень наклонился и оценивающе осмотрел меня и машину.

— Добрый вечер, офицер. Чем могу помочь?

Вежливость прежде всего.

— Пятнадцать минут назад были слышны выстрелы у гостиницы под названием «Тихая пристань». Вы случайно не проезжали поблизости?

— Нет, — ответил я. — Я еду из Клаверинга в Лондон.

Он понимающе кивнул и еще раз посмотрел на меня. Я чувствовал, что почему-то он мне не верил, но причин для этого не видел. Обычно я произвожу впечатление порядочного человека и не вызываю подозрений. Ничто не должно было его насторожить.

Но тем не менее насторожило. Может быть, я встретил еще одного Эллери Куина?

— Сэр, предъявите удостоверение личности. Простая формальность.

Я вздохнул. Мне не хотелось, чтобы он узнал, кто я, потому что это могло принести много проблем. Но, похоже, у меня не было выбора.

На какую-то долю секунды я замешкался, но больше времени у меня на раздумья не было.

Я полез в карман и вынул полицейское удостоверение.

Он взял его, внимательно разглядел, дважды сверил, тот ли перед ним человек, что изображен на фотографии, вероятно удивляясь, почему я показался ему подозрительным. Когда патрульный в очередной раз поднял на меня взгляд, на его лице, казалось, отразилось смущение.

— Детектив Милн, прошу прощения. Я не знал.

Я пожал плечами.

— Ничего страшного. Вы просто делаете свою работу. Если не возражаете, я поеду. У меня срочное дело.

— Конечно, сэр. — Он отошел от машины. — Всего хорошего.

Я попрощался и нажал на газ. Бедняга. Я хорошо помнил, что это такое — часами простаивать на дороге и в дождь, и в снег и получать за это жалкие гроши. Стоять, зная, что люди, которых ты ищешь, возможно, спокойно попивают чай где-нибудь в ста милях отсюда. Вот они, будни рядового полицейского!

Я помахал рукой парню, проезжая мимо, и он помахал мне в ответ. Я прикинул, сколько лет понадобится, чтобы угас его пыл, сколько лет пройдет, прежде чем он тоже поймет, что, играя по правилам, он просто бьется головой о кирпичную стену.

Думаю, года два. Не больше.


Глава 2


Когда-то я был знаком с парнем по имени Том Дарк. Все звали его Безбашенный Том. Он покупал и продавал ворованные вещи. Если ты стырил что-то — не важно что, — Безбашенный Том заплатит тебе за это и обязательно найдет вещи покупателя. Еще он подрабатывал, сливая информацию полиции, и тут тоже был очень хорош, особенно если вспомнить, скольких людей он заложил. Секретом его успеха было обаяние — Тома все любили, в его компании было интересно. Сам он частенько приговаривал, что нужно не просто слушать, а внимательно слушать. Том никогда не задавал слишком много вопросов и при этом знал о жизни преступного мира Северного Лондона практически все. Но его поведение было настолько безупречно, что даже когда криминальные авторитеты шли на дно, как перегруженные корабли, давшие течь, никто даже не подозревал, что Томми приложил к этому руку.

Как-то раз я спросил его, почему он стал информатором. Почему он, выражаясь уличным языком, стучит на тех, кто считает его другом? Том и похож-то не был на стукача, казался порядочным парнем, человеком, который был выше мелких подлостей. На это у Томми было два ответа.

Первый — самый очевидный: деньги. За информацию о преступниках хорошо платили, а Томми нужны были наличные. Он собирался вскоре выйти из игры, пока не пришлось попрощаться со свободой: Томми верил, что чем чаще полиция использует новые технологии для борьбы с преступностью, тем больше шансов прогореть у него, мелкого мошенника. Он не хотел испытывать судьбу и считал, что нужно ковать железо пока горячо. Его скромной целью было накопить пятьдесят тысяч фунтов и затем отойти от дел.

Второй ответ заключался в том, что если не он, то кто-нибудь другой сделает это. Все, кто не в ладах с законом, печально известны своей хвастливостью. Так как они не могут похвастаться своими подвигами перед всем миром, опасаясь возмездия, им остается только хвастаться друг перед другом. И так как все, кто вращается в этих кругах, по природе своей мошенники — как однажды точно подметил Томми: «Честных воров не бывает» — рано или поздно кто-то стучал на болтуна, как только речь заходила о хороших деньгах. Том Дарк просто старался не щелкать клювом и быть первым.

Вот таким расчетливым парнем был Томми. Нет смысла отказываться от сделки, если в конце концов ее все равно заключит кто-то другой, да и деньги никогда не бывают лишними. Я думал об этом в ту дождливую ночь по дороге домой. Если бы я не убил тех ребят, их уложил бы кто-то еще. Эти люди умерли бы независимо от того, какое решение я бы принял. Вращаясь в таких кругах, где твои враги могут заплатить за твою смерть, нужно быть готовым к последствиям. Так я оправдывал свой поступок, и так Томми всегда оправдывал свое поведение, и ему это не повредило, а даже наоборот, очень помогло. Ходили слухи, что сейчас он живет на Филиппинах. Накопил свои пятьдесят тысяч, а скорее всего, даже больше, вложил их в пляжный бар и маленькую гостиницу на одном из островков. Пару лет назад он прислал мне оттуда открытку, на которой красочно описал прелести неторопливой жизни в тропиках и просил дать ему знать, если мне когда-нибудь захочется поработать в его краях.

Уже не раз мне хотелось воспользоваться его предложением.


Было почти одиннадцать, когда я добрался до дома, которым мне тогда служила съемная квартира с одной спальней на южной окраине Ислингтона, недалеко от Сити-роуд. Я промерз до костей, поэтому первым делом принял горячий душ, потом налил себе красного вина и уселся с бокалом на диване в гостиной.

Я включил телевизор и закурил, в первый раз за этот день позволяя себе расслабиться. Медленно и глубоко затянулся, наслаждаясь тем, что потенциально опасная работа была выполнена успешно. Переключив пару каналов, я остановился на выпуске новостей. В нем говорилось о сегодняшнем убийстве. Быстро сработали, подумал я.

В таких делах все решают цифры. Убьешь одного человека и вряд ли окажешься на третьей полосе газеты. Убьешь троих, желательно в людном месте, — готова сенсация! Наибольшей популярностью у народа пользуются мафиозные разборки. Так людям интереснее жить: новости об убийствах воспринимаются как развлечение, потому что они не касаются никого лично. Громкое убийство — идеальная тема для разговора.

Детали происшествия пока что были еще очень туманны. Программу, которую я смотрел, молоденькая девушка-репортер вела прямо с места преступления. Ей было холодно, но то, что она делает сенсационный репортаж, очевидно, приводило ее в восторг. Ведь в мире телеведущих незаурядные новости — это дополнительное очко в продвижении по карьерной лестнице. Все еще шел дождь, но уже не так сильно, как раньше, — под таким, кажется, промокаешь быстрее, чем под ливнем. Камера снимала с дальнего края стоянки; отсюда за яркими ограждениями в двадцати ярдах за спиной репортера можно было разглядеть «чероки». Рядом с машиной толпились полицейские и судмедэксперты в спецодежде.

Репортаж не занял много времени. Девушка подтвердила, что было убито три человека. Личности убитых пока не установлены. Предположительно, все они были застрелены. Затем она подошла к заместителю управляющего гостиницы — высокому, прыщавому молодому человеку в очках, который, казалось, только что закончил школу, — и спросила, что он думает о происшедшем. Его ответы пролили мало света на ситуацию. Он рассказал, что был в приемной гостиницы, когда услышал несколько глухих хлопков (они все так говорят), доносившихся с парковки на заднем дворе, но не придал им особого значения, а потом одна из девочек, работающих на кухне, вбежала в холл гостиницы, испуганно крича, что произошло убийство. Тогда заместитель управляющего без колебаний отправился на место преступления, где и обнаружил мою ювелирную работу. Затем он позвонил в полицию.

— Мы все были потрясены, — сказал он журналисту. — Никто не ожидал, что такое может произойти в тихом местечке, подобном нашему.

Все так говорят.

Девушка поблагодарила его за интервью и, повернувшись к камере, на одном дыхании выпалила, что будет держать нас в курсе расследования. Потом она замолчала и снова показали студию. Думаю, благодаря мне у нее был удачный день.

Я пригубил вино и переключился на «Дискавери чэннел». Там шла передача о гигантских белых акулах. Какое-то время я сидел и смотрел, особенно не вникая в смысл. Несмотря на попытки избавиться от воспоминаний о сегодняшних событиях, было тяжело не думать об убийствах. Только теперь до меня стала доходить вся чудовищность того, что я сделал. Раз — и трех человек больше нет. Я чувствовал, что преступил какую-то черту. Мне дважды приходилось до этого убивать, но только при совершенно других обстоятельствах.

Первый раз это случилось двенадцать лет назад. Меня и еще нескольких вооруженных полицейских послали в Харингей. Мужчина угрожал пистолетом и ножом для разделки мяса своей гражданской жене и двум маленьким детям. С ним пытались вести переговоры по телефону, но парень слишком сильно накачался наркотиками, кричал в трубку что-то бессвязное и ситуация зашла в тупик.

Сидеть в осаде — самое утомительное и бессмысленное задание, которое только может получить полицейский. Ты практически не контролируешь ход событий и поэтому находишься в постоянном напряжении: а вдруг сейчас что-то случится? Но, как правило, ничего не происходит. Подозреваемый продумывает свои действия, в конце концов понимает, что он в ловушке и выйти сможет только либо в наручниках, либо в гробу, освобождает заложников и сдается. Такая ситуация навевает тоску, потому что в ней всегда хочется сделать что-нибудь, чтобы все скорее закончилось, но в большинстве случаев ты ничего сделать не можешь.

В день осады в Харингее стояла жуткая жара. Было душно. Мы торчали там уже целый час. Дом с заложниками был окружен со всех сторон. Вдруг, без всякого предупреждения, преступник появился в окне, выходящем на улицу. Обнаженный выше пояса, он держал в руке пистолет. Это был довольно крупный мужчина с пивным животиком и вытатуированным на груди орлом. Он крикнул что-то из-за стекла, потом открыл форточку и, высунув голову, стал опять кричать что-то, но по-прежнему невразумительно. Я находился на улице за машиной в десяти ярдах от этого сумасшедшего. Еще один полицейский сидел пригнувшись рядом со мной. Он был лет на пятнадцать старше меня, и его звали Ренфрю. Помню, пару лет спустя он вышел на пенсию, после того как его полоснули «розочкой» по лицу, когда он пытался разнять дерущихся в баре. Ренфрю сквозь зубы проклинал парня, взявшего заложников. Была бы его воля, он бы наверняка уже пристрелил его. А почему бы и нет? Какая миру польза от наркомана, который в своей жизни сделал скорее больше зла, чем добра? Но Ренфрю был профессионал. И, как большинство копов, он никогда не забывал о пенсии, а потому он никогда не сделал бы ничего, что могло бы негативно сказаться на его карьере. У меня же в те дни еще оставались какие-то идеалистические убеждения. Я не думал о пенсии. Я думал о жене этого ублюдка и двух его детях, запертых в доме с непредсказуемым маньяком.

Я слышал все, что говорили по рации те, кто руководил операцией. Старший офицер приказал не стрелять, переговоры еще не закончились. «Не сводите с него глаз, но не стреляйте», — повторил он.

И вдруг наш сумасшедший поднял пистолет и прицелился в нашу сторону. Старший офицер что-то прошипел в моем наушнике, но я не разобрал слов. Казалось, что подозреваемый вот-вот спустит курок. Я знал, что ему не достать меня оттуда, где он стоял. У меня было хорошее прикрытие, а он слишком сильно накачался, чтобы метко стрелять, но я все равно нервничал. Нервничал и злился. Этот урод просто бравировал своей силой, зная, что мы будем стоять как беспомощные пугала, не смея преступить установленные для подобных ситуаций правила. Эта мысль стала последней каплей.

И я выстрелил из браунинга. Два раза. Пули попали мужику в грудь, одна задела сердце. Вскрытие подтвердило, что любая из них привела бы к летальному исходу. Думаю, он умер мгновенно, еще до того, как ему оказали первую медицинскую помощь.

Мне предложили пройти курс психологической реабилитации. Я согласился, потому что догадывался, что если не соглашусь, получится, что мне наплевать на то, что я убил человека. Не думаю, что этот курс принес мне какую-то пользу, в основном потому, что мне действительно было совершенно наплевать на то, что я убил его. По правде говоря, я был доволен собой. Преступник хотел убить меня, но я оказался первым. Психологу, конечно, я ничего такого не сказал. Наплел ему про то, как мне искренне жаль, что, выполняя свой долг, я отнял жизнь у человека. Думаю, именно это от меня и хотели услышать.

Потом было служебное расследование и я давал показания. А после того как выяснилось, что пистолет парня был всего лишь пугачом, прошел слух о том, что дело может дойти до следствия. Меня отстранили от выполнения служебных обязанностей на два месяца, хорошо хоть зарплату не урезали. На второй день расследования, выходя из участка через боковую дверь, я столкнулся с гражданской женой убитого и ее братом. Она плюнула мне в лицо и назвала убийцей, а ее брат съездил мне по уху. Один из моих напарников вмешался и предотвратил драку, но этот случай научил меня двум вещам. Во-первых, никогда не надеяться на поддержку людей, которым пытаешься помочь. Политики лучше других знают, как недолговечна любовь избирателей: сегодня они возносят тебя на пьедестал, а завтра низвергают с него, осыпая проклятьями. Во-вторых, вообще ни от кого не ждать поддержки. В этом мире нужно привыкнуть к тому, что ты всегда сам по себе.

Официально мне так и не было предъявлено обвинение в убийстве тридцатитрехлетнего Дарена Джона Рида (который, как выяснилось, проходил у нас в качестве обвиняемого по двадцати девяти делам, девять из которых были связаны с насилием, из них четыре — в отношении его жены), хотя могло быть и иначе. Я был отстранен от всех операций с использованием огнестрельного оружия, мне запретили иметь табельное оружие, и мое продвижение по карьерной лестнице резко замедлилось. Я сделал вывод, что с преступностью выгодно иметь дело, только если ты сам преступник.

Я неплохой человек — не важно, что думают те, кто выносит приговоры. Я пришел в полицию, думая, что смогу изменить мир, и искренне хотел засадить всех нарушителей закона за решетку, заставить их отвечать за совершенные преступления. После того как я подстрелил Рида, мой пыл стал потихоньку остывать. Думаю, я наконец осознал то, что не является секретом для всех адвокатов защиты: закон в его практическом применении вне зависимости от того, с какими благими намерениями он был написан, только помогает преступникам избежать наказания, чинит препятствия правосудию и ни во что не ставит потерпевшего.

С таким циничным отношением к миру мне не составило труда найти себе плохую компанию. Плохая компания в моем случае оказалась самой плохой из тех, что могла бы быть. Хотя, когда я получил первый заказ от Реймонда Кина, одного из самых известных предпринимателей Северного Лондона, я и не подозревал, во что благодаря этому вляпаюсь.

С Реймондом Кином меня связывают деловые отношения уже семь лет. Начиналось все довольно безобидно. Пара дельных советов, звонок, предупреждающий о готовящейся полицейской операции, партия наркоты, пропавшая из полицейского участка и проданная по сходной цене. Мелкие услуги, которые, подобно раковой опухоли, неизбежно разрослись в большие дела. Я даже не сильно удивился, когда два года назад он попросил меня убить одного бизнесмена. Тот задолжал Реймонду денег и отказывался платить, делая вид, что никакого долга не существует. Одна из его фирм занималась распространением детской порнографии. Реймонд хотел избавиться от него и предложил десять тысяч за мои услуги.

— Вот увидишь, как потом тряхнет всех кредиторов, — сказал он.

Я не знал, сколько кредиторов последуют его примеру и решат списать долги своих должников таким необычным образом. Но десять тысяч — приличные деньги, особенно если ты живешь на жалование копа, а парень, которого заказывал Реймонд, похоже, был далеко не святой. Поэтому как-то вечером я подкараулил его у гаража. Он направлялся к своей машине, я вышел из тени и последовал за ним. Когда он открыл дверь гаража, я приставил глушитель к его лысой голове и спустил курок. Одной пули было достаточно, но я выстрелил еще раз для верности. Пиф-паф — и готово, а я стал на десять тысяч богаче. Проще некуда.

Но три убийства за один раз? Данни был прав, вокруг этого дела будет много шума. Реймонд, который заварил всю эту кашу, казалось, вообще не беспокоился о том, что его причастность к делу может обнаружиться. Он никогда ни о чем не волновался. В его бизнесе это, как я понимаю, считается скорее достоинством, чем недостатком.

Темнело. Вино кончилось, я выпил стакан воды из-под крана, чтобы ночью не хотелось пить, и пошел спать. Мысленно возвращаясь в тот вечер, я припоминаю, что уже тогда у меня было предчувствие, что вся эта ситуация добром не кончится. Но я не позволял себе в этом признаться. Реймонд Кин заплатил мне сорок штук за убийство этих людей. Огромные деньги, даже за вычетом двадцати процентов, которые причитались Данни. Достаточно, чтобы найти оправдание для многих вещей.

Но все же недостаточно, чтобы оправдать все последующие события.


Глава 3


Проблемы начались на следующее утро, ровно в восемь часов десять минут. Я проснулся минут двадцать назад и делал себе тосты на кухне, когда зазвонил телефон. Это был Данни. Странно, я не думал, что он позвонит сегодня. Он был взволнован.

— Дэннис, что, черт побери, происходит?

— В смысле «что происходит»?

— Ты телевизор смотрел сегодня утром?

Я похолодел.

— Нет. Не смотрел. А что случилось?

— Заказали не тех людей, вот что случилось!

— Что значит «не тех»?

— Эти люди — не те, о ком ты говорил, Дэннис. Включи телек и сам все поймешь.

Я молчал, пытаясь собраться с мыслями. Сейчас главное — не сболтнуть лишнего по телефону.

— Хорошо, слушай, не дергайся. Ни о чем не волнуйся. Я сейчас все выясню и перезвоню тебе.

— Дэннис, все это дурно пахнет. Очень дурно!

— Я перезвоню тебе, хорошо? Успокойся и веди себя как ни в чем не бывало, понял?

Я повесил трубку и стал искать сигареты. Мне нужно было время, чтобы подумать и понять, что же произошло.

Найдя пачку, я закурил и пошел в гостиную. Включил телевизор, первым делом посмотрел канал новостей, но там обсуждали другие темы. Поэтому я переключился на «Си-факс», службу телетекста Би-би-си, безуспешно пытаясь избавиться от ощущения, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Я догадывался, что скоро узнаю что-то плохое. Вопрос был в том, насколько плохое.

Это была новость дня. Ее заголовок в отличие от заголовков других новостей был набран большими буквами — так, чтобы даже зритель с самым плохим зрением мог ее заметить.

Я убил этих трех людей по заказу Реймонда Кина. Он сказал мне, что это наркодельцы, которые досаждали его компаньонам. Но надпись на экране не имела ничего общего с его словами. Два таможенных инспектора и один штатский застрелены у гостиницы.

Сперва я подумал, что обстрелял пассажиров не того «чероки», но через пару секунд отбросил эту абсурдную идею. Я все сделал правильно и застрелил тех, кого мне заказали, но меня при этом подставили. По каким-то неизвестным мне причинам Реймонд хотел убрать этих людей и, ловко исказив факты, подрядил меня на это дело. Он знал, что мне не составит труда спустить курок, если я буду думать, что предполагаемые жертвы — жестокие преступники, распространяющие запрещенные наркотики.

Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана, пытаясь осознать, какую ошибку совершил. И виной всему Реймонд. Сейчас было важно сохранить спокойствие. На расследование убийства двух работяг-таможенников будет брошено больше сил и средств, чем на поиски убийцы парочки мелких мафиози. Это значит, что мне нужно смотреть в оба. Интересно, чем не угодили Реймонду эти таможенники и кто был тот третий человек в «чероки»? Будь у меня ответы на эти вопросы, я мог бы понять, сколько шансов у полиции добраться до Реймонда. Ситуация казалась мне очень странной, потому что я не верил, что он мог поставить под угрозу себя и свой бизнес. А убийство двух представителей закона — это большой риск.

У меня был мобильный телефон, зарегистрированный на имя человека, которого я никогда не встречал, но который исправно оплачивал счета. Я звонил по этому телефону, когда мне нужно было связаться с Реймондом. Это я сейчас и сделал.

К сожалению, трубку снял Люк, его личный помощник и телохранитель. Здоровенный молчаливый тип, который всегда смотрит на тебя так, будто ты только что игриво шлепнул его по заднице и послал ему воздушный поцелуй, — не скрывая злости и с трудом удерживаясь от рукоприкладства. Ходят слухи, что как-то раз он голыми руками сломал ноги парню, который ухлестывал за его девушкой. Также поговаривают, что он отлично владеет каким-то боевым искусством — забыл его название, — которое, на мой взгляд, может пригодиться только в пьяной драке и больше нигде.

— Слушаю, — прорычал он вместо приветствия.

— Это Дэннис, мне нужно поговорить с Реймондом.

— Мистера Кина сейчас нет на месте.

— А когда он будет?

— Понятия не имею.

С Люком тяжело разговаривать. Он всегда ведет себя, словно самый крутой в шайке дешевых бандитов.

— Скажи ему, что мне нужно срочно с ним переговорить. Очень срочно. Он поймет, в чем дело.

— Я скажу ему, что ты звонил.

— Отлично. И если он не перезвонит мне до полудня, я сам приду к нему в офис.

— Мистер Кин не любит, когда ему угрожают.

— Я никому не угрожаю. Я просто говорю ему, что будет, если он не перезвонит.

Люк начал было говорить что-то еще, но я не стал слушать. Отсоединился и положил телефон в карман домашнего халата. Какое нелепое начало дня!

По природе я спокойный человек. Иногда нервы у меня сдают от неожиданности, особенно если случается что-то серьезное, но я всегда легко прихожу в норму. Сейчас, однако, было иначе. Я не только поставил под угрозу мое благополучие и свободу, но и нарушил все свои моральные принципы. Убил людей, которые, получается, этого не заслуживали.

Я вернулся в гостиную, достал из пачки еще одну сигарету, прикурил, затянулся и сильно закашлялся, как только дым попал мне в горло. Усевшись перед телевизором, я стал бесцельно переключать каналы.

Опять зазвонил телефон. Стационарный, не мобильник. Я не стал снимать трубку. Вряд ли это был Реймонд, а к разговору с Данни я был еще не готов. Мне надо было сначала понять, что делать дальше.

На телефоне включился автоответчик, и после сигнала я услышал голос моего начальника. Я чуть не подскочил на месте. Какого черта он звонит? Не может быть, чтобы они уже что-то разнюхали!

«Дэннис, это Карл. — У него был уставший голос. — Нужно, чтобы ты срочно подъехал». Он замолчал на секунду и добавил: «Я у канала сразу за улицей Всех Святых. Сейчас девять двадцать пять утра, и у нас труп. Если получишь это сообщение в течение двух часов, приезжай сюда. Если позже, то тогда в участок. До встречи».

Он повесил трубку.

Можно подумать, у меня без этого убийства было мало работы! Я вел расследование двух изнасилований, вооруженного ограбления, исчезновения домохозяйки, немотивированного нанесения ножевых ранений и бессчетного множества случаев мелкого хулиганства. Все дела были открыты в последний месяц. Целую неделю я работал по двенадцать часов в сутки, пытаясь хоть что-нибудь сдвинуть с места, вчера еще сделал свое грязное дело для Реймонда и сегодня чувствовал себя как выжатый лимон. У нас в стране две проблемы: во-первых, в полиции сейчас работает намного меньше людей, чем раньше или чем в других странах, потому что нынче непрестижно быть копом. Во-вторых, уровень преступности, особенно с применением насилия, возрос. Думаю, эти две проблемы взаимосвязаны, по крайней мере частично. Да и преступники сейчас не те (я не имею в виду себя): они гораздо чаще прибегают к насилию как к чему-то само собой разумеющемуся и получают от этого больше удовольствия. Убийство и издевательство над человеком перестали быть побочным продуктом преступления. Теперь для многих преступников насилие — неотъемлемая часть удовольствия, которое они получают от содеянного. Я же, когда убивал людей, думал, что делаю миру одолжение. Возможно, это ошибочное мнение, но, по крайней мере, мной руководили благородные чувства.

Я докурил сигарету до фильтра, потом прикурил от нее другую. Вторая сигарета еще не кончилась, когда я понял, что не могу больше ждать. Не могу сидеть сложа руки, когда начинается новое расследование, особенно убийство. Мне нравится ловить убийц. Может быть, в этом есть что-то неправильное, но я получаю искреннее удовольствие от того, что порчу им жизнь, и они знают это.

К тому же, если я займусь этим делом, оно отвлечет меня от бесплодных мыслей о ситуации, в которой уже ничего нельзя изменить.

Поэтому я потушил недокуренную сигарету, бросил ее в переполненную окурками пепельницу и отправился к каналу Риджентс, на место одного из множества грязных преступлений.


Глава 4


Было без двадцати десять, когда я добрался до места убийства. Лил дождь. Офицер полиции в форме стоял у прохода через заграждения и о чем-то разговаривал с мужчиной в плаще, похожим на журналиста. Удивительно, как быстро эти люди узнают о том, что случилось, словно у них есть какое-то чувство, которое подсказывает им, где произошло убийство, даже если они находятся за несколько миль от места преступления. Я кивнул полицейскому и протиснулся мимо папарацци, который посмотрел на меня недобрым взглядом. Я уже встречал его в участке и вспомнил лицо, но имя потерялось где-то в лабиринтах памяти, а он явно узнал меня, потому что посторонился, пропуская, как только увидел.

Эта часть канала была достаточно ухоженной. Старые склады снесли, и на их месте, на несколько ярдов дальше от воды, построили офисные здания. Их окружали аккуратно подстриженные газоны и пара скамеек, создававшие атмосферу парка.

В данный момент шел тщательный поиск улик. Около двадцати пяти человек были рассредоточены вокруг места преступления, все они внимательно исследовали каждый кусочек земли, что-то поднимая, собирая в пакетики и фотографируя. У берега канала стояли четыре аквалангиста в полной экипировке, готовые к погружению в грязноватую воду. Один из них разговаривал с Ноксом, главным инспектором сыскной полиции, начальником моего начальника. В любом деле такого порядка он выступал как старший следователь, отвечал за ход расследования и за то, чтобы ни одна улика не была упущена из виду. Здесь, на участке площадью в несколько квадратных ярдов, вполне вероятно можно было найти ключ к разгадке этого убийства.

Возле узкого прохода между двумя зданиями поставили навес. Там было найдено тело, и там оно будет лежать до тех пор, пока его тщательно не изучат и не сфотографируют со всех сторон. У навеса стоял мой начальник и беседовал с одним из судмедэкспертов. Я направился к ним, по пути кивнув двум знакомым криминалистам — это были Хансдон и Смит. Они записывали показания пожилого мужчины, который нашел тело. Взволнованный и бледный, он постоянно качал головой, словно никак не мог поверить в то, что увидел. Скорее всего, и не верил. Так всегда бывает с людьми, которые впервые в жизни видят, что оставляет после себя убийца.

Мой начальник обернулся и сухо кивнул мне, когда я приблизился. Несмотря на прохладный день, инспектор Карл Уэлланд весь взмок. Вероятно, ему было нехорошо, поскольку он был мужчина тучный, краснолицый, подверженный стрессам и, если мне не изменяет память, ему было уже далеко за пятьдесят. Такой вряд ли доживет до почтенных лет. Сегодня Уэлланд выглядел хуже обычного, его бледные щеки были покрыты яркими красными пятнами. Я хотел было посоветовать ему отдохнуть, но промолчал. В конце концов, не принято давать советы старшему по чину.

Он извинился, прервал беседу и провел меня в палатку.

— Час от часу не легче, — сказал он.

— Люди всегда будут умирать, сэр.

— Ты прав. Вот только кто заслуживает такую смерть?

Я остановился и посмотрел туда же, куда и он. Девчонке, наверное, было не больше восемнадцати. Она лежала на спине, раскинув ноги и руки так, что получалась неправильная пятиконечная звезда. Горло перерезано, рана такая глубокая, что голова практически отделилась от тела и наклонилась под неестественным углом. Лицо девушки было испачкано густой запекшейся кровью, еще несколько темно-красных лужиц разного размера виднелись по обеим сторонам от ее тела. Изорванное спереди черное вечернее платье обнажало маленькие острые груди, подол был задран. На убитой не было нижнего белья. Возможно, его с нее сняли до или после убийства. Вокруг ее влагалища также было много застывшей крови — по всей видимости, убийца несколько раз вонзил туда нож. Но сделано это было, по всей видимости, уже после того, как она умерла, потому что на руках девушки не было никаких следов борьбы. Скорее всего, смерть настигла ее быстро. Лицо было перекошено от боли, а темные глаза выпучены, но в них не было страха. Разве что удивление или шок, но только не страх. Одна туфелька на шпильке валялась неподалеку от тела, а другая все еще была на убитой.

— Наверное, девчонка мерзла в этом наряде, — сказал я, заметив, что на ней нет ни чулок, ни колготок. Не было их и рядом с телом.

— Похоже на то, — откликнулся Уэлланд. — Когда ее нашли, она была прикрыта старым ковром. Мы уже отправили его в лабораторию.

— Что еще нам известно? — спросил я, продолжая разглядывать труп.

— Не так уж много. Ее нашел мужчина, выгуливавший собаку, сегодня около восьми утра. Труп особенно не прятали, и, по всей видимости, она пролежала тут недолго.

— Судя по ее наряду, мне кажется, что она была проституткой.

— Не исключено.

— Отправилась с клиентом в приятное укромное местечко, а он вытащил нож, закрыл ей рукой рот и полоснул по горлу.

— Похоже на то, но нельзя сказать наверняка. Как молодежь сейчас одевается? Многие девчонки ходят практически полуголыми, даже в такую погоду. В первую очередь нам нужно установить ее личность. Этим займешься ты. Констебль Малик будет тебе помогать. Отчеты будешь подавать мне. Руководит ходом расследования главный инспектор Нокс.

— У меня еще много других дел, сэр.

— Значит, придется на некоторое время забыть об отдыхе. Извини, Дэннис, но у нас мало людей. Очень мало. А преступность не спит, понимаешь? Что я могу поделать?

Что он мог поделать? Конечно, Уэлланд был прав. У нас завал, и в таких обстоятельствах не приходится выбирать. Однако мой утренний энтузиазм уже угас. Было ясно, что дело не из легких. Если выяснится, что девчонка занималась проституцией, значит, скорее всего, нам нужно будет искать сексуального маньяка. Если он парень умный, то наверняка работал в перчатках и не оставил никаких следов на месте преступления. В этом случае найти его будет так же просто, как иголку в стоге сена. В любом случае, нам придется изрядно побегать.

Я снова посмотрел на труп девушки. Какое печальное и одинокое прощание с миром!

— Мы должны раскрыть это дело, Дэннис. Тот, кто это совершил… — Уэлланд замолчал на мгновение, подбирая слова, — настоящее животное, и мы должны посадить его за решетку, где ему и место.

— Я сделаю все возможное, — заверил я его.

Он кивнул и снова вытер лоб.

— Я рассчитываю на тебя, Дэннис.


Глава 5


Несколько часов спустя я сидел на скамейке в Риджентс-парке и курил очередную сигарету в ожидании встречи. Дождь уже давно прошел, и день обещал быть погожим. Я успел побывать в участке на совещании, где Нокс изо всех сил пытался разжечь в нас энтузиазм, что было непросто, поскольку ни у кого не было надежды быстро найти убийцу. Я дал задание Малику выяснить имя убитой. Если она была проституткой, это будет несложно.

Мне нравился Малик. Неплохой полицейский и хороший работник. Если его просили сделать что-нибудь, он выполнял работу качественно, что в наши дни большая редкость. При этом он не был идеалистом, несмотря на то что в полиции прослужил всего пять лет, имея университетский диплом, — жуткое сочетание. Головы многих новоиспеченных выпускников, быстро взбирающихся по карьерной лестнице, забиты идеями о том, что нужно понимать психологию и экономику преступности. Они тратят кучу времени, пытаясь угадать, что движет преступниками, и совершенно забывают, что их прямая обязанность — ловить эту мразь.

Я опять взглянул на часы — всегда так делаю, когда прихожу на встречу слишком рано или кто-то опаздывает. Реймонд опаздывал, но пунктуальность была ему в принципе не свойственна. Хотелось есть. За последние двадцать четыре часа я не ел ничего, кроме тоста, который запихнул в себя сегодня утром, и мой желудок начинал издавать странные урчащие звуки. Я подумал, что стоит больше следить за питанием и есть регулярно. Один из констеблей как-то сказал мне, что суши очень полезны для здоровья. Японцы едят их каждый день и, по его словам, реже всех болеют раком легких в крупных городах, даже несмотря на то, что они самые заядлые курильщики в мире. Но сырая рыба… Слишком высокая цена за крепкое здоровье.

— Ну что, Дэннис, пройдемся? — спросил Реймонд, прерывая мои размышления. — Или хочешь еще помедитировать?

Он был элегантно одет. На его круглом лице сияла такая широкая улыбка, словно был он властелином мира и дела у него шли лучше некуда. Реймонд Кин всегда был таким. Крупный, подвижный, постоянно источавший, как говорят французы, joie de vivre — жизнерадостность. Даже его величественная прическа — у Реймонда были густые и пышные седые волосы — так любимая людьми среднего возраста за то, что она выгодно выделяет их на фоне лысеющих ровесников, казалось, говорила миру, каким веселым парнем он был. При этом, как ни странно, одним из самых активных и выгодных направлений его бизнеса было производство похоронных принадлежностей. Реймонд, как выяснилось при более близком знакомстве, обладал поистине уникальным чувством юмора.

— Давай пройдемся, — ответил я и встал.

Мы пошли через лужайку в направлении озера. В парке было тихо и безлюдно, только несколько ребят школьного возраста играли в футбол, да парочка мамаш гуляла с колясками.

Я решил, что не стоит долго ходить вокруг да около, и спросил прямо:

— Реймонд, что случилось? Какого черта ты сказал мне, что они наркоторговцы?

Он попытался изобразить на лице виноватую улыбку, но это было неубедительно.

— Не смеши меня, Дэннис. Как я мог тебе сказать, кто эти люди? Ты бы тогда ни за что не согласился их убрать.

— Знаю, что не согласился бы! В этом и проблема. Ты втянул меня в ситуацию, которая полностью противоречит моим принципам.

Реймонд остановился и посмотрел на меня с ухмылкой. Я мог сердиться сколько угодно, но он знал, что у меня не хватит сил что-либо сделать. Я был у него на крючке, и он прекрасно понимал, что я знаю это.

— Нет, Дэннис, ты не прав. Ты сам втянул себя в это дело. Согласен, я немного приукрасил правду…

— То есть соврал.

— Мне нужно было убрать их с дороги. И зная твои убеждения, — которые, кстати, я очень уважаю, Дэннис, — зная позицию, которую ты занимаешь в этом вопросе, я решил скрыть от тебя некоторые подробности. Но я не хочу, чтобы ты сильно расстраивался из-за этого. Эти парни — отбросы общества. Они шантажировали моих деловых партнеров, и те попросили меня разобраться с ними. — Он театрально вздохнул. — Это были продажные люди, Дэннис.

— И что, мне от этого должно стать легче?

— Может, тебя это как-то утешит, если я скажу, что мне тоже не нравится то, что случилось. Я не люблю, когда умирают люди. Человеческая жизнь — самое ценное, что есть в этом мире. Нельзя налево и направо убивать людей. Если бы можно было решить эту проблему по-другому, не важно как, клянусь, я обязательно воспользовался бы этой возможностью.

Реймонд любил произносить клятвы, несмотря на то что они ничего не значили в его устах. Сейчас его «клянусь» меня взбесило.

— Реймонд, ты меня подставил. Ты хоть понимаешь, сколько суматохи вызовет гибель двух таможенников? Это тебе не убийство пары мелких наркоторговцев, про которых забудут через два дня. Они были семейные люди, которые умерли, выполняя любимую работу.

— Они были шантажистами и умерли, потому что напали не на тех людей. Вот в чем истина.

— Но это не то, что хотят видеть пресса и полиция. Для них эти люди — праведники, жестоко убитые за то, что выполняли свой долг. Они будут требовать, чтобы дело раскрыли.

— Не смеши меня, Дэннис.

— Я говорю серьезно. Очень многие заинтересованы в том, чтобы найти виновных.

— Но виновные не будут найдены, правда ведь? Мы сделали все, что нужно, чтобы замести следы. Операция была спланирована идеально. А все благодаря тебе, Дэннис. Ты настоящий профессионал.

Реймонд зашагал вперед, и я последовал за ним. Для него разговор был уже окончен. Он сказал то, что должен был сказать, попробовал успокоить своего наемного работника, и теперь ему пора было идти.

И тут я сделал глупость, очень большую глупость, которая принесла другим людям много страданий. Я сказал ему, что меня видели.

Он остановился как вкопанный. Я знал, что эта новость произведет на него впечатление.

— Что значит, тебя видели? — его голос сорвался, но я не понял, что было тому причиной: гнев или испуг. Возможно, и то и другое. И тут же я пожалел, что заикнулся об этом. Мне просто хотелось пробить дыру в самоуверенности, которую он излучал, и, похоже, мне это удалось.

— Это была девчонка. Работница гостиницы. Может быть, с кухни или горничная.

— Она тебя хорошо разглядела?

— Нет. Было темно, шел дождь, а она стояла далеко.

— Как далеко?

— Пятнадцать, может быть, двадцать ярдов. Я шел, наклонив вперед голову. Сомневаюсь, что она смогла разглядеть мое лицо.

— Это хорошо. — Казалось, он успокоился. — Почему о ней ни слова не сказали в новостях?

— В расследовании таких дел, когда становится ясно, что убийство было заранее спланировано, полиция не любит рисковать свидетелями. Скорее всего, они ее еще допрашивают.

— Почему ты не застрелил ее?

— Неужели надо было?

— По-моему, идея неплохая.

— А в итоге четыре трупа? Реймонд, ты с ума сошел! Мы же в Англии, а не в Камбодже!

— Ну что ж, если тебе показалось, что она ничего толком не разглядела, думаю, ничего страшного.

— Я уверен, что она ничего не разглядела.

— Ничего, так ничего. Нет смысла убивать людей просто так.

— Конечно. Ведь человеческая жизнь — это самое ценное, что есть в нашем мире.

Реймонд бросил на меня недовольный взгляд. Он был не из тех, кто позволяет другим издеваться над собой.

— Тебе не кажется, Дэннис, что ты немного не в том положении, чтобы острить?

— Я хочу знать, чем провинились эти таможенники, которым подписали смертный приговор.

— Как я уже сказал, они шантажировали моих деловых партнеров. Это очень мешало моему бизнесу.

— Мне хотелось бы услышать более конкретный ответ.

— Ну извини, Дэннис, других подробностей у меня нет.

— В новостях сказали, что только двое из убитых работали на таможне. Кто был третий?

— Зачем тебе знать? Его уже не вернешь.

— Я хочу знать, кого я убил и почему.

Реймонд театрально вздохнул.

— Этот парень — такой же отброс общества, как и два его дружка. Он думал, что подставил их, но ошибся. Больше тебе ничего знать не нужно.

Я сделал последнюю затяжку, бросил окурок на землю и затушил его носком ботинка. Весь этот разговор действовал мне на нервы.

— Попробуй взглянуть на ситуацию моими глазами, — продолжил Реймонд. — Хотя бы на секунду. Мне нужно было, чтобы кто-то решил проблему, и никто кроме тебя не справился бы с этой работой лучше.

— Не надо было впутывать меня в это дело. У тебя куча связей.

— По-твоему, я должен был сесть на телефон и искать тех, кто предложит цену меньше? У меня не было выбора, Дэннис. Правда, не было.

— Больше никогда не проси меня о таких одолжениях.

Реймонд пожал плечами. Очевидно, ему было все равно.

— Договорились. Такое больше не повторится. — Он посмотрел на часы, потом на меня. — Мне нужно идти. У меня встреча с клиентом в два.

— С живым или мертвым?

— С покойной. Девушка попала в автомобильную катастрофу. Красавица — ей было всего лишь двадцать три. Вся жизнь впереди, — он скрестил руки на груди и какое-то время молчал, видимо, из уважения к мертвым. Потом снова заговорил деловым тоном: — Как бы там ни было, мне еще нужно подготовиться, а времени совсем не осталось. Не хочу, чтобы бедняжка опоздала на свои же похороны.

— Очень мило с твоей стороны.

— Быть милым ничего не стоит, Дэннис.

— Кстати о деньгах. Как насчет моего вознаграждения?

— Думаешь, я забыл? — Он выудил из нагрудного кармана дорогого пиджака ключик и бросил его мне. — Деньги в камере хранения на «Кингз-кросс». То же место, что и в прошлый раз.

Поборов желание сказать «спасибо», я спрятал ключик в карман. Думаю, мне не за что благодарить Реймонда.

Реймонд, по всей видимости, отлично понимал, что я взбешен. Он лучезарно улыбнулся и сказал:

— Ты хорошо поработал, Дэннис. Я не забуду этого.

— Я тоже.


После того как мы расстались, я купил себе сэндвич в кафе на Мэрилбоун-роуд. Суши у них не было, поэтому я заказал копченую семгу, надеясь, что эффект будет приблизительно такой же. Сэндвич по вкусу напоминал картон — то ли оттого, что был несвежий, то ли оттого, что у меня притупилось чувство вкуса. Я съел больше половины, запивая его минералкой, затем быстро выкурил две сигареты и поехал в полицейский участок.

По дороге я заглянул к Лену Ранньону. Он держал ломбард на Грейз-Инн-роуд и был в каком-то смысле одним из преемников Безбашенного Тома. Он скупал все, что только можно было украсть, используя свою лавочку как прикрытие. Но до Томми ему было далеко. Лен был хитрый коротышка с льстивой улыбкой и крысиными глазками, которые постоянно бегали, когда он говорил. Он никогда не смотрел собеседнику в глаза, чего я терпеть не могу. Для меня это знак того, что человек что-то скрывает. Поведение Ранньона и некоторые известные мне факты его биографии указывали на то, что у него был не один скелет в шкафу.

Расследование дела о вооруженном ограблении продвигалось успешно. Два грабителя, захватившие почту, нанесли ножевые ранения жене начальника почтового отделения и одному из клиентов — шестидесятилетнему мужчине, который пытался защитить работников почты, и скрылись, забрав несколько сотен акцизных дисков для автомобилей[1 - Акцизный диск — бумажный диск диаметром от 10 см, который указывает на то, что водителем были уплачены все необходимые налоги. Используется в некоторых европейских странах.] и незначительную сумму из кассы. Я был почти уверен, что ограбление совершили молодые и неопытные ребята, которые вряд ли сумели самостоятельно сбыть то, что украли. Единственный выход — продать акцизы другим нарушителям закона. Можно было предположить, что они свяжутся с кем-нибудь типа Ранньона, и я очень хотел быть первым, кто узнает об этом.

Ранньон заявил, что не слышал ни о каких дисках.

— На кой они мне? — возмущенно спросил он, полируя дешевые ювелирные украшения. Я поделился с ним своими соображениями, но он сказал, что понятия не имеет, кому такой товар можно продать. Я ему, естественно, не поверил. Все, кто работает в этом бизнесе, знают, где можно скинуть краденый товар. Я рассказал ему, что налет на почтовое отделение не обошелся без кровопролития, и только по счастливой случайности одному человеку удалось избежать летального исхода.

Выслушав мой рассказ, Ранньон удивленно покачал головой.

— Какой в этом смысл? Зачем прибегать к насилию? Достаточно все аккуратно спланировать, и можно обойтись без жертв. У нынешней молодежи совсем нет мозгов. Это все плохое образование. Ничему больше не учат людей!

Возможно, он был прав, но в устах такого человека, как Лен Ранньон эти слова звучали странно. Я попросил его сообщить, если ребята с дисками обратятся к нему. Пусть помаринует их немного, попросит подойти в другой день и свяжется со мной.

Он кивнул:

— Да, да, конечно, не сомневайтесь. Я с такими отбросами дел не имею.

Это, конечно же, было неправдой. Все знали, что Ранньон, кроме всего прочего, мог достать и дать под залог какую угодно пушку. Его никто ни разу не схватил за руку, но это еще ничего не значило.

— Если я что-нибудь услышу, вы узнаете об этом первый, сержант.

— Очень надеюсь, что так и будет.

— Вы же отблагодарите меня, в случае чего? Скажем, стаканчик виски или что-нибудь в этом роде… — его глаза беспокойно забегали.

— Уверен, что мы договоримся, — пообещал я ему, зная, что подкуп зачастую действует эффективнее угроз. Да и чем я мог его припугнуть? Тем, что, когда у нас появится время, мы проверим, насколько чисто он ведет дела? Думаю, от этой новости у него даже не участился бы пульс.

Было пять минут второго, когда я вышел из лавочки Ранньона. Прежде чем отправиться в участок, я решил позвонить Малику и узнать, как продвигается расследование.

Он снял трубку после первого гудка.

— Мириам Фокс.

— Что?

— Наша жертва, — пояснил он. — Восемнадцать лет, недавно исполнилось. Убежала из дома три года назад, с тех пор жила на улице.

— Странное имя для проститутки. Она ведь проститутка, ты узнал?

— Да, так и есть. Шесть обвинений в сексуальном домогательстве. Последнее — два месяца назад. Это притом, что девочка из хорошей семьи. Родители живут в Оксфордшире, отец большая шишка в какой-то компьютерной фирме, денег куры не клюют.

— Тогда ясно, откуда у нее такое имя. Значит, сбежала, говоришь?

— Да, но непонятно, почему. Куда ни глянь, все пытаются выбиться из грязи в князи, а эта девчонка решила сделать наоборот.

— Человеческая душа — загадка, — философски заметил я, — а разгадка, как правило, малопривлекательна. Семье уже сообщили?

— Их оповестили наши ребята в Оксфордшире.

— Хорошо.

— Я нашел ее последний адрес. Квартира в Сомерс-Тауне, недалеко от нашего участка.

Надо было отдать должное Малику, он не терял времени зря.

— Ее уже опечатали? — спросил я.

— Да, по словам инспектора, у квартиры выставлен караул.

— А ключи? — Всегда полезно задать такой вопрос. Вы не поверите, как часто про такие мелочи забывают.

— Пришлось повозиться. Хозяин квартиры — настоящий пройдоха. Оказалось, она задолжала ему за месяц, и он намекнул, что хочет получить свои деньги.

— Надеюсь, ты послал его?

— Я пообещал поговорить о деньгах с ее сутенером и раздобыть его адрес.

Я улыбнулся первый раз за этот день.

— Должно быть, старик растрогался.

— Не думаю, что сегодня его могло что-то растрогать. В общем, Нокс хочет, чтобы мы проверили квартиру. Может, что-то удастся найти.

Я объяснил Малику, куда нужно подъехать, чтобы забрать меня. Потом прикурил сигарету, пряча пламя зажигалки от холодного ноябрьского ветра.

Я стоял и курил, вдыхая грязный городской воздух, и вдруг меня осенило, что, может быть, Малик прав. Со стороны Мириам Фокс было глупо перебраться в наши края.


Глава 6


Терпеть не могу копаться в вещах жертвы. В большинстве дел об убийствах, которые быстро открываются и закрываются, не возникает необходимости в этой процедуре, но иногда у нас не бывает выбора. Вещи словно оживляют человека, рассказывают о его жизни и характере, о том, что привело его к такому финалу, невольно сближая тебя с ним. Это очень мешает, когда пытаешься быть рассудительным и объективным.

Квартира Мириам Фокс находилась на третьем этаже обшарпанного многоквартирного дома, который прямо-таки молил о косметическом ремонте. Дверь в подъезд не закрывалась на замок, поэтому мы беспрепятственно вошли внутрь. В нос ударил запах гнили, исходивший от мешков с мусором, сваленных прямо за дверью. Внутри было холодно и сыро, в одной из квартир на всю громкость слушали техно. Мне не нравится, когда люди так живут. С одной стороны, они имеют минимум, но с другой стороны, причина этого кроется в лени и апатии, у которых нет ничего общего с бедностью. Все дело в отсутствии самоуважения. Чтобы убрать мусор, не нужны деньги, и еще никто не обеднел, купив банку краски. На те многочисленные фунты, которые подобный контингент тратит на пиво и героин, можно сделать вполне приличный ремонт. Но у жильцов этого дома явно были другие приоритеты.

Возле квартиры номер пять дежурил офицер полиции. Из четвертой квартиры тоже доносилась музыка, но, слава богу, не такая громкая, как на первом этаже. Она даже была приятная на слух — искренний женский голос пел о чем-то важном в стиле, похожем на регги. Полицейский явно обрадовался, что его смена закончилась, и быстро ушел.

В первую очередь я проверил, не пытался ли кто-нибудь вскрыть замок и, не обнаружив никаких следов, открыл дверь ключом.

Бардак в квартире (что меня не удивило) напоминал то, что мы видели на лестничной площадке. Однако не создавалось впечатления, что тут жил опустившийся человек, как часто бывает в жилищах проституток. Это был обычный для комнаты любого подростка беспорядок. На неубранной кровати, занимавшей половину комнатушки, валялись брюки, рубашки и свитера — ничего сексапильного, что говорило бы о профессии Мириам. Простые вещи. С двух сторон от кровати стояли два старых стула с вытертой обивкой. Напротив спального места располагался комод, на котором приютился старый переносной телевизор. На стене висел яркий плакат в стиле фэнтези, изображавший женщину в доспехах верхом на черном жеребце; в руке она сжимала меч, ее светлые волосы развевались на воображаемом ветру. С ним соседствовали пара репродукций импрессионистских картин, плакат с изображением какой-то агрессивной группы, названия которой я не знал, и несколько фотографий.

Я остановился на пороге и огляделся. Дверь слева вела в ванную комнату, другая дверь справа — в маленькую, не больше платяного шкафа, кухню. Единственное во всей квартире, но зато огромное окно выходило на кирпичную стену и давало скудный свет.

На полу среди раскиданных по нему подростковых журналов, пустых сигаретных пачек и коробок из-под пиццы стояла огромная круглая пепельница размером с тарелку для торта. В ней валялось десять или пятнадцать окурков, остатки косяков и, что привлекло мое особенное внимание, сложенные в несколько раз кусочки фольги и черная трубка. Вся пепельница была забрызгана жидкостью, от которой сейчас остались только темные закристаллизовавшиеся пятна.

Ничего удивительного в том, что она сидела на крэке. Многие проститутки, особенно молоденькие, балуются им. Либо крэк, либо героин. Наркотики привязывают девчонок к сутенерам и съедают все деньги, которые им удается заработать.

Я закурил, решив, что вреда от этого не будет. Надевая перчатки, Малик бросил на меня осуждающий взгляд, но, как и Данни вчера ночью, ничего не сказал.

Мы принялись за работу. Малик начал с комода, на котором стоял телевизор. Мы знали, что искать: маленькие подсказки, вещи, малозначительные для нетренированного глаза, которые в свете случившегося могут помочь составить представление о жизни и причине смерти Мириам Фокс.

Она была хорошенькой. На фотографии, прикрепленной кнопкой к стене, она стояла босая в этой самой комнате. На ней были джинсы и небесно-голубого цвета майка на одной бретельке, открывавшая незагорелый живот. Ее ступни были длинные и худые, одной рукой она упиралась в бедро, другой поправляла свои густые черные волосы, игриво выпятив губы и глядя прямо в камеру. Думаю, поза была задумана как сексуальная, но впечатление было другое: девушка изо всех сил пытается выглядеть женщиной. Мы не были знакомы, и вряд ли когда-нибудь наши пути пересеклись бы, но все равно в тот момент мне стало очень жаль ее.

Наркотики взяли свое. Лицо девушки было вытянутое и худое, глаза усталые. Создавалось такое впечатление, что она месяцами не ела досыта, что легко могло быть правдой. Но от фотографии веяло также и надеждой, или должно было веять. Казалось, это временное состояние. Если бы она побольше спала и лучше питалась, со временем все могло бы наладиться, и девушка бы снова похорошела. Может быть, удача была не на ее стороне, но зато она была молода.

Рядом с фотографией висело зеркало в виде улыбающейся луны. Я посмотрел на свое отражение в нем и подумал, что на мне тоже сказывается нездоровый образ жизни. Скулы так сильно выдавались, что казалось, будто они хотят убежать с моего лица. На крыльях носа как-то незаметно появилась тоненькая сосудистая сеточка. Ее было почти не видно, но я все равно расстроился, потому что знал, что она останется со мной на всю жизнь. Я-то, к сожалению, уже не был молод.

Нет ничего хуже, чем понимать, что ты слабее обстоятельств. Я всегда считал себя довольно симпатичным и слышал такие отзывы о себе от многих женщин. Никто не сказал бы ничего подобного о человеке, отражение которого я видел в зеркале.

Между рамкой зеркала и стеклом были вставлены две ленточки неразрезанных маленьких фотографий. Я аккуратно вытащил их, чтобы лучше разглядеть. Это были моментальные фотографии, сделанные в одной из будок, что обычно стоят на железнодорожных станциях и в супермаркетах. На каждой из них было одинаковое изображение. Две смеющиеся мордашки. Одну девушку я узнал — это была Мириам Фокс. Другая была моложе и симпатичнее. Она носила каре, ее светлые вьющиеся волосы и круглое ангельское личико с милой россыпью веснушек, контрастировали с худобой подруги. Только печальные глаза этой девчушки отчаянно пытались светиться счастьем, выдавая правду о ее тяжелой уличной жизни. На вид я бы дал ей четырнадцать, но ей легко могло быть и двенадцать. Обе девочки были одеты в пальто, а на младшей был еще и шерстяной шарф, поэтому я решил, что фотографии были сделаны недавно.

Очевидно, они дружили. Это девочка, кем бы она ни была, могла помочь нам заполнить белые пятна в истории Мириам Фокс. Нужно найти ее, если она никуда не уехала из города. Я вложил фотографии себе в блокнот и подошел к ветхому шкафу, стоявшему рядом с дверью в ванную комнату.

Мы проверяли вещь за вещью. Малик нашел деньги: восемь бумажек по двадцать фунтов, пятидесятку и десятку. Он явно был доволен находкой, но я не понял, почему. Нет ничего удивительного в том, что проститутка держала наличные у себя в квартире.

— Она явно собиралась вернуться, — поделился своими соображениями Малик.

Я возразил ему, что она в любом случае хотела бы вернуться домой. Малик согласно кивнул.

— Но мы же еще не знаем мотив убийства, — сказал он невозмутимо. — По крайней мере эта находка свидетельствует о том, что она не собиралась бежать из города и не была убита из-за этого. Так убедительнее выглядит версия о клиенте-маньяке.

Интересное рассуждение. Конечно, Малик был прав. Это помогало отбросить некоторые теории и остановиться на наиболее вероятных версиях развития событий. Но мне все же казалось, что Малик излишне усложнял ситуацию. Он подходил к расследованию, как Шерлок Холмс, но это было абсолютно не нужно. Если труп проститутки с перерезанным горлом, изуродованными гениталиями и в изорванном платье находят в печально известном районе красных фонарей, несложно догадаться, что именно случилось.

По крайней мере так думал я.

В платяном шкафу не было ничего, что могло бы дать хоть какую-нибудь зацепку. В ящиках лежали трусики всевозможных цветов и фасонов, шкатулка с бижутерией, несколько книг, включая Джейн Остин, что меня несколько удивило — много ли проституток читают Джейн Остин? Также обнаружился пакетик с наркотой и сигареты «Мальборо лайтс». Ничего необычного. Но записной книжки или чего-либо в этом роде, способного дать хоть какую-то подсказку, не было. Ее убийцей легко мог стать какой-нибудь постоянный клиент. К примеру, она не ответила ему взаимностью и он убил ее, в припадке ярости изуродовав труп. Если бы все обстояло так, то в записной книжке можно было бы найти его имя и телефон. Но в наши дни все по-другому. Скорее всего, Мириам не пользовалась бумажной записной книжкой, а хранила сведения о своих контактах в мобильном телефоне или карманном ПК. В таком доме никто не будет держать ходовую электронику у всех на виду, чтобы не спровоцировать кражу, поэтому я решил, что если у нее и было что-то такое, она хорошо спрятала свои электронные игрушки.

— При обыске тела был найден мобильник? — спросил я Малика.

— Вроде нет, — ответил он, пожимая плечами. — Но я не уверен.

Я хотел позвонить Уэлланду и спросить, но потом решил, что будет проще поискать мобильник в квартире. Я не помнил, чтобы о нем говорилось на совещании.

Мы начали поиски с кровати. Малик поднял ее, я заглянул вниз, но не обнаружил ничего, кроме еще одной книги Джейн Остин и пары трусиков.

Пока я размышлял, где можно посмотреть еще, в дверь громко постучали. Мы с Маликом застыли на месте и переглянулись. Стук повторился. Человек за дверью явно терпением не отличался. Я решил выяснить, кто наш гость, поэтому подошел к двери и открыл ее прежде, чем он постучал еще раз.

Приземистый чернокожий парень лет тридцати злобно уставился на меня.

— Какого хрена вы тут делаете? — спросил он и оттолкнул меня, чтобы войти. Но, увидев у кровати Малика в резиновых перчатках, остановился как вкопанный. Я закрыл дверь, чтобы парень не смылся в одночасье.

— Ты, наверное, старина Билл? — неуверенно спросил он.

— Сэр, раз уж вы здесь, — сказал я, подходя к нему сзади, — мы бы хотели задать вам пару вопросов.

— Что происходит? — заволновался он и повернулся ко мне лицом.

Я видел, что он перебирает в уме возможные причины нашего присутствия здесь и раздумывает, не пора ли делать отсюда ноги. Ему не потребовалось много времени, чтобы принять решение. Он что было силы ударил меня в грудь и рванул к двери. Мне чудом удалось сохранить равновесие. Парень распахнул дверь и выскочил на лестничную площадку, напоследок попытавшись ударить меня дверью по лицу. К счастью, рефлексы меня не подвели: я увернулся и добежал за ним. Малик не отставал.

В школе я был спринтером. В тринадцать лет я пробегал стометровку меньше чем за тринадцать секунд, но сейчас от этого рекорда меня отделяли годы и немало выкуренных пачек сигарет.

Но я все еще быстро бегал на короткие дистанции. Поэтому когда наш незваный гость завернул за угол и рванул через две ступеньки вниз по лестнице, я отставал от него всего лишь на каких-нибудь пару ярдов. Он выбежал из подъезда, практически не сбавив скорость, но я догнал его. Оказавшись на крыльце, я спрыгнул с верхней ступеньки ему на спину и скрутил его медвежьей хваткой.

— Стоять! — выпалил я как можно более властно. Но это не сработало. Парень не остановился и, попытавшись на ходу сбросить меня, попал мне локтем в лицо. Я вскрикнул и разжал руки, но погоню не прекратил. Мои легкие разрывались от боли, а я бежал и прикидывал, как же мне поймать этого крепыша.

Вдруг он резко затормозил, повернулся в мою сторону и отвел назад кулак, очевидно для хорошего удара. Поняв, что сейчас произойдет, я попытался остановиться, но мои ноги по инерции продолжали бежать. Он врезал мне в челюсть справа, и я потерял равновесие. В голове застучало, я ударился о стену и случайно прикусил язык. Потом земля ушла у меня из-под ног, и я упал на тротуар, больно ударившись пятой точкой.

Тут же рядом со мной оказался Малик.

— Сержант, вы в порядке? — спросил он с таким беспокойством в голосе, которого я от него не ждал.

— Давай за ним! — выдохнул я, махнув рукой в сторону беглеца. — Все нормально.

Разумеется, я соврал. Мне казалось, что я вот-вот отброшу коньки. Легкие горели, правая половина лица пульсировала болью, перед глазами все расплывалось. Я сел и стал смотреть, как долговязый Малик бежит по улице, вооруженный только грубыми словами. У меня было предчувствие, что наш темнокожий гость сумеет уйти.

Я пробежал какие-то тридцать ярдов, а прихватило меня так, словно это была миля или больше. Вот до чего доводит беспорядочный образ жизни и отсутствие физических упражнений! Оказалось, что я совсем потерял форму. Пора завязывать с курением и выделить время для спортзала, в котором я не был уже два года. Нельзя допустить, чтобы подобное повторилось. Я был настолько жалок и немощен, что этот кусок дерьма, который, скорее всего, являлся сутенером Мириам Фокс, если бы захотел, без труда вытряс бы из меня дух.

С другой стороны улицы на меня смотрела женщина средних лет. Вероятно, она сочувствовала мне. Но когда наши взгляды встретились, женщина отвернулась и пошла по своим делам.

Я стал осторожно подниматься на ноги, чувствуя злость от ощущения собственной беспомощности. Он выставил меня дураком. Жаль, что у меня не было с собой пушки, я бы размозжил этому уроду башку. Спокойно спустился бы по лестнице, прицелился ему в спину и выстрелил. Пусть он крепкий парень, но я еще не встречал людей, которых не мог бы остановить свинец.

Малик появился в поле зрения. Он неторопливо шел назад. Я подумал, что мы все равно поймаем этого парня, просто нужно запастись терпением. И, может быть, потом, когда его выпустят из тюрьмы, я подкараулю его и пристрелю. От этой мысли мне стало легче.

Малик был взбешен.

— Я потерял его, — сказал он, остановившись рядом со мной. — Он слишком быстро бегает.

— Знаю, не стоит говорить этого, но, если честно, я рад, что ты не сцапал его.

— Я могу постоять за себя, сержант. Впрочем, это не важно. Как вы себя чувствуете?

Я потер щеку и поморгал. Все еще немного расплывалось перед глазами, но видеть я стал заметно лучше.

— Жить буду. У этого ублюдка удар что надо.

— Я видел. Догадываетесь, кто он?

Выслушав мои соображения, Малик согласно кивнул.

— Я тоже так подумал. Что будем с ним делать?

— Думаю, несложно будет выяснить, как его зовут. Наши ребята сейчас опрашивают других девушек, они и вычислят, что это за тип. А потом нам не составит труда его поймать.

Я вдруг подумал, что он также мог быть сутенером светловолосой девчушки с фотографии в комнате Мириам, и мне захотелось защитить ее от него. Она была слишком молода, чтобы продавать себя на улице, и слишком беззащитна, чтобы находиться в рабстве у такого ублюдка. Чем раньше мы его найдем, тем лучше.

Мы вернулись и продолжили обыск в квартире, но больше нам не удалось найти ничего ценного. Я связался с Уэлландом, и он отправил нас опрашивать других жильцов дома, что тоже не принесло никаких плодов. Жилец квартиры номер один, любитель музыки в стиле техно, наотрез отказался открывать дверь, возможно, потому что не слышал, как мы стучали. Еще пару часов такой долбежки, и он совсем оглохнет.

Жильца квартиры номер два не было дома. Женщина из квартиры номер три, уроженка Сомали, не говорила по-английски. Она узнала Мириам на фотографии, но, по всей видимости, решила, что мы ищем, где девушка живет, и постоянно показывала наверх. Без переводчика с этой дамой разговаривать не было смысла, поэтому мы поблагодарили ее и ушли.

Жилец квартиры номер четыре открыл дверь только после того, как мы постучали три раза. Это был долговязый неуклюжий парень с очками, как у Джона Леннона, и неухоженной бородкой. Одного взгляда на нас ему было достаточно, чтобы понять, что мы копы. В наших плащах и дешевых костюмах мы никак не могли сойти за кого-нибудь еще. Он явно не был рад нашему приходу, и это неудивительно: из его квартиры доносился сладковатый запах только что выкуренного косяка.

Я представил нас и спросил, можем ли мы войти. Парень стал что-то мямлить про не самое удачное время — так говорят все, кому есть, что скрывать, — но я не собирался сдаваться, особенно после того, как нам не удалось ничего узнать от остальных жильцов. Я сказал ему, что мы ищем убийцу и нам наплевать на то, что он курит травку у себя дома.

Малик, вследствие полученного образования менее терпимый к таким вещам, бросил на меня неодобрительный взгляд, к которому я уже начал привыкать, но я не обратил на него никакого внимания.

У парня на самом деле не было особого выбора, поэтому он впустил нас. Сделал музыку потише, уселся на большой мешок в форме фасолины и жестом пригласил нас сесть на такие же мешки, лежавшие на полу в его неубранной комнате.

Я сказал, что мы лучше постоим. Он посмотрел на нас с некоторым беспокойством и смущением во взгляде, что меня вполне устраивало. Я хотел, чтобы он отнесся к разговору серьезно и, хорошенько поработав мозгами, выдал бы нам хоть сколько-нибудь полезной информации.

Но, как обычно бывает, ничего особенного мы не узнали. Фамилия любителя марихуаны была Дрейер, а имя Зэк. Я сказал ему, что мне слабо верится, что какие-то родители могли так назвать своего ребенка, особенно как минимум сорок лет назад. Он настаивал на своем. Я спросил, это ли имя указано в его свидетельстве о рождении, и он признался, что нет.

— Есть документ, подтверждающий, что вы сменили имя? — не уступал я.

Документа не было.

Наконец я выудил из него его настоящее имя — Норман.

— Вот это нормальное имя, — сказал я. — Ничем не хуже, чем Дэннис. Это меня так зовут, будем знакомы.

— Я знаю, что не хуже, — ответил он. Тот еще наглец.

Мы выяснили, что Норман был поэтом — выступал, читая стихи, в местных кабаках, клубах и то там, то здесь печатался в разных антологиях.

— Много писаниной не заработаешь, — вздохнул он. — Но зато я веду честную жизнь, и моя совесть чиста.

Я оглядел его обшарпанную комнату, к которой вряд ли можно было применить слово «чистый». Что ж, у всех у нас разные ценности.

Норман сильно расстроился, узнав, что Мириам убили. По его словам, они не были знакомы, так как девушка не была особенно общительной, но когда встречались на лестничной площадке, она всегда улыбалась ему и здоровалась.

— Она была милой девчушкой. Немного таких найдется в этом городе.

Мы кивнули, соглашаясь с его словами.

— Место тут недоброе, — отметил я. — Часто ли у мисс Фокс бывали гости, особенно мужского пола?

— М-м-м, нет, не думаю, — ответил Норман и пожал плечами. — Заходил пару раз один мужчина.

— Как он выглядел? — спросил Малик.

— Накачанный такой, с хорошей фигурой. Я бы сказал, красивый — с точки зрения женщин. В нем бурлила страсть, горел огонь. Он был похож на вулкан, готовый в любую секунду извергнуть лаву.

— Ужасное описание, — сказал я. — Попробуйте еще раз. Конкретнее: высокий, коротышка, черный, белый…

— Черный.

Я назвал приметы парня, который отделал меня сегодня, и мы быстро выяснили, что говорим об одном и том же человеке. По крайней мере описания совпадали.

— Как часто он приходил к ней?

— Я видел его два или три раза в подъезде. Мы не общались.

— Три раза за какой срок?

Норман пожал плечами. Думаю, он обиделся на меня за критику его словесного портрета.

— Не знаю, может быть, за три месяца.

— А когда вы видели его в последний раз?

— Пару недель назад, примерно так.

— А за последние несколько дней?

— Нет.

— Как долго вы тут живете? — спросил Малик.

— Почти год.

— Мисс Фокс уже жила здесь, когда вы въехали?

— Нет, не жила. Она переехала сюда полгода назад.

— Вы не замечали, чтобы к ней приходили какие-нибудь другие мужчины?

Норман покачал головой.

— Нет, не думаю. А должен был?

— Я всегда считал, что поэты очень наблюдательны, — сказал я ему. — Им интересно все, что их окружает, и они стремятся точно определить и оценить это.

— Что вы хотите сказать?

— Она была проституткой, мистер Дрейер. Вы не знали?

Оказалось, он действительно этого не знал. Возможно, потому, что к ней не приходил никто, кроме ее сутенера. Она явно старалась не смешивать заработки с личной жизнью. Я показал ему фотографии, которые взял в комнате Мириам, и спросил, узнает ли он светловолосую девочку. Норман ответил утвердительно. Он видел, как она несколько раз приходила и уходила вместе с Мириам.

— Похоже, они были близкими подругами. Всегда смеялись. Как подростки.

— Они и есть подростки, — заметил я.

Мы задали ему еще несколько вопросов, касающихся других жильцов, но ничего существенного так и не выяснили. О своих соседях он знал еще меньше, чем о Мириам.

Было без четверти шесть, когда мы наконец вернулись в участок и доложили Уэлланду о том, что произошло за сегодняшний день.

Он расположился в маленьком кабинете рядом с комнатой для совещаний, откуда руководил расследованием. Уэлланд был чертовски зол, потому что одна из его свидетельниц, проходившая по другому делу, в последний момент отказалась давать показания в суде против своего бывшего ухажера, который пырнул кого-то ножом в пьяной драке. Очевидно, кто-то уговорил ее отказаться от своих слов, и, возможно, не обошлось без угроз, а дело Уэлланда от этого развалилось.

— У меня полдня телефон стоял на прослушке, — стонал он, жадно втягивая в себя сигаретный дым. — Прикидываются, будто они все здесь святые!

Малик имел неосторожность спросить, охранял ли кто-нибудь свидетеля.

Уэлланд одарил его злобным взглядом.

— Поножовщина случилась три месяца назад, а суд начнется только в феврале. Я не могу сторожить ее все это время! Мне некого к ней приставить! Я не волшебник, чтобы делать людей из воздуха.

Малик оторопело замолчал, зная, что не стоит перебивать Уэлланда, когда он произносит одну из своих тирад. Тот прикончил сигарету в три затяжки и прикурил новую.

— К черту все это. Что с твоим лицом? — Уэлланд наконец заметил меня. Я рассказал ему о случившемся, и он недовольно покачал головой.

— Мы выпишем ордер на его арест, как только узнаем, как его зовут. Вполне возможно, он прольет свет на эту ситуацию. Нашли что-нибудь интересное в квартире?

Я покачал головой.

— Ничего особенного. Ни записной книжки, ни мобильного телефона, ничего, что дало бы нам хоть какую-то информацию о ее клиентах.

— Сегодня мы поспрашиваем девчонок на «Кингз-кросс». Посмотрим, не выложат ли они нам какие-нибудь имена.

— Хадсон сейчас как раз этим занимается.

Я рассказал ему про светловолосую девушку на фотографиях и предположил, что стоит выяснить, кто она.

— Да, ты прав. Она может помочь. Завтра ровно в девять тридцать у нас совещание. Получим предварительные результаты вскрытия, так что не опаздывай. Извинения приниматься не будут. Нам очень важно не упустить время, — сказал он, завершая разговор. — Ты же знаешь про первые сорок восемь часов.

Я знал, но мы уже потеряли день. Правая половина моего лица все еще болела, и так как завтра надо было опять вставать ни свет ни заря, я решил, что с работой на сегодня пора завязывать.

Я спросил Малика, не хочет ли он пропустить со мной стаканчик-другой, сделал это из вежливости, будучи уверен, что он не согласится. Он несколько дольше, чем нужно, смотрел на часы и, улыбнувшись, сказал: «Почему бы и нет?»

Странно. Обычно Малик старался как можно быстрее вернуться домой, к семье. Хотя иногда он задерживался на работе, если считал, что ему от этого что-то обломится.

Мы зашли в бар под названием «Дикий волк», заведение, популярное среди сотрудников уголовного розыска и других представителей закона.

Сегодня желающих отдохнуть часок-другой после работы было особенно много.

Я стал пробираться к барной стойке, чтобы заказать выпивку, по дороге кивая тем, кого знал. Взял себе кружку пива, а Малику — большой апельсиновый сок. Мы нашли свободный столик в углу, где было меньше толкотни, сели и я закурил.

— Так кто убил Мириам Фокс? — спросил Малик, потягивая сок.

— Хороший вопрос.

— Что думаете?

— Рано делать предположения. Многое зависит от вскрытия. Но полагаю, первая мысль, которая у меня возникла, не так уж и плоха. Как правило, первое, что приходит в голову, потом оказывается правдой.

— Извращенец?

— Думаю, да. Все указывает на это. Она умерла на месте преступления, в этом нет никаких сомнений. Слишком много крови вокруг тела, поэтому не скажешь, что ее откуда-то перевезли. А район, в котором было совершено убийство, заставляет предположить, что убийца — незнакомый ей человек. Место тихое, безлюдное. И проститутка, и убийца легко могли выбрать его, каждый со своей целью.

— И что нас ждет после вскрытия?

— Кто знает. Если убийца был невнимателен — как большинство из них, — то у нас появится зацепка и дело считай раскрыто. Судмедэксперты в два счета его вычислят.

— Если, конечно, он проходил по нашей базе.

О таком развитии событий я не подумал.

— Верно. Но много ли на свете убийц, способных схватить девушку и перерезать ей горло от уха до уха? Думаю, что даже в наше жестокое время их единицы. Тот, кто сделал это, скорее всего, уже успел засветиться у нас. Вот только если он тщательно спланировал убийство, был осторожен и выбрал жертву, с которой был незнаком…

— Например, проститутку…

— Да, например, проститутку, то сейчас он может быть где угодно.

— А как по-вашему, это убийство было спланировано или Мириам Фокс убили в порыве гнева?

— Интуиция подсказывает мне, что все было спланировано. Но аргументов, кроме того, что убийство произошло в самом подходящем для такого дела месте, у меня нет. Если место выбрано не случайно, то кто бы ни был убийца, он знал, что делал. А ты что думаешь?

Малик устало улыбнулся.

— Я думаю, а был ли какой-то смысл учить столько лет теорию ведения расследования? Хоть кому-нибудь эти лекции пригодились?

— К чему ты клонишь?

— Получается, преступника можно поймать либо если он идиот, либо если очень повезет. А наши ум и образование тут ни при чем.

— Ты прав, в нашей работе все зависит от удачи. Но знаешь, многие верят, что одна удача притягивает другую.

— Тогда пусть нам повезет и в этот раз. Иначе придется сидеть сложа руки и ждать.

— Он может больше и не убить, — сказал я. — Иногда они успокаиваются.

— А если он больше не высунется, то правосудие может так и не настигнуть его.

— Будем надеяться, что все произойдет иначе, — проговорил я, поднимая бокал.

— За удачные результаты вскрытия! — усмехнулся Малик, но в глазах его я не увидел особой надежды.

Какое-то время мы сидели и молчали, думая каждый о своем. Я сделал большой глоток, радуясь про себя тому, что рабочий день позади.

— Вы слышали что-нибудь о вчерашнем убийстве в Хартфордшире?

Мои мысли лихорадочно забегали. Честно говоря, я забыл о вчерашнем вечере, как только расстался с Реймондом. Кому-то это покажется чудовищным, но я был слишком занят сегодня, чтобы думать о случившемся возле гостиницы. Чувство сожаления промелькнуло и ушло. В этот раз оно было слабее, чем сегодня утром. Что сделано, то сделано. Время, особенно летящее так быстро, — лучшее лекарство от наших печалей.

— Да, слышал. В этом деле много загадок.

— Согласен. У меня есть друг, мой бывший однокурсник. Он работает констеблем в Хартфорде и занимается этим расследованием. По крайней мере на данном этапе.

— Он рассказывал что-нибудь интересное?

— Я с ним еще не говорил. У него ни минуты свободной, совсем как у нас тут. Думаю поговорить с ним сегодня вечером, если его вообще отпустят с работы.

Я сделал небольшой глоток пива, зная, что расспрашивать нужно осторожно.

— Что ж, постарайся узнать поподробнее. Дело того стоит.

— Конечно, мне самому интересно. Похоже на бандитские разборки. Хотелось бы знать, кому перешли дорогу эти таможенники.

Похоже, он ничего не заподозрил.

— Одно очевидно: они ввязались в большую игру.

— Вы так думаете? Я считаю, что разгадка кроется в парне, который был с ними. В штатском. Как только наши поймут его роль в этом деле, у них будет мотив, а когда есть мотив, считай, две трети дела готово.

— То, что ты сказал, подтверждает мою точку зрения. Кто бы ни спланировал это убийство, он очень хорошо замел следы. Нужно выяснить, кто стоит за расправой, правда, предъявить обвинение будет сложнее.

Малик кивнул:

— Лучше всего найти человека, который заговорит. Самое верное. В такое дело должно быть вовлечено очень мало людей, и некоторые из них наверняка уже подсели на измену.

Я подумал о Данни. Сможет ли он держать язык за зубами? Я был уверен в нем. Данни знал, на что мы шли, и с радостью ухватился за представившуюся возможность подзаработать. Но Малик был прав. В нашем деле было замешано очень мало людей, и не со всеми я был знаком. Любой из них мог заговорить. Но сейчас уже поздно волноваться об этом. Я был рад, что теперь хотя бы смогу следить за ходом расследования через Малика.

— Так или иначе, будет трудно выследить кого-то из них, — добавил я. — На это уйдет много времени.

— Возможно. Но зато очень интересно. Хотел бы я поболтать с человеком, который сделал это. С тем, кто спустил курок.

— Зачем? Ничего нового ты не услышишь. Скорее всего ему заплатили хорошие деньги, вот и все.

Малик улыбнулся:

— Я уверен, что это заказное убийство — работа сделана аккуратно и профессионально. Но уложить подряд троих человек без задней мысли, просто так, — он щелкнул пальцами, — не каждый сможет. Скорее всего, убийца не был знаком с этими людьми и, скорее всего, они не сделали ему лично ничего плохого.

— Я думаю, что кем бы ни был убийца, он вполне нормальный человек.

— Нормальные люди не убивают друг друга.

Теперь настал мой черед улыбаться:

— Нормальные люди только и делают, что убивают друг друга.

— Не согласен. Многие убийцы производят впечатление нормальных людей, но в каждом из них сидит нечто, заставляющее их делать то, что они делают.

— Ну не знаю. Мне кажется, что не все так однозначно.

Малик пристально посмотрел мне в глаза:

— Вот именно, все однозначно. Убийство есть убийство, и человек, совершивший его, — плохой человек. Тут не может быть двух мнений. Некоторые убийства не так ужасают как другие, но это не значит, что их можно оправдывать. Вне зависимости от обстоятельств.

Я видел, что он верит в то, о чем говорит, и решил, что не стоит особенно разглагольствовать на эту тему. Никогда не знаешь, чем аукнется твое слово и как его потом смогут использовать против тебя. Поэтому я согласился с ним, и разговор потек в другое русло. Мы поговорили немного о том о сем и наконец опять вернулись к сегодняшнему убийству. В конце концов, больше стоящих тем для разговора не было.

Мы пришли к заключению, что Уэлланд прав: времени осталось мало. Если мы не найдем зацепок в ближайшие несколько дней и никого из знакомых жертвы нельзя будет заподозрить в убийстве — на что, кстати, указывали все косвенные улики, — дело быстро развалится и нам останется только развести руками. Придется либо ждать, пока наш загадочный преступник не проявит себя снова (не самое благоприятное развитие событий), либо просто забыть об этом деле, что, на мой взгляд, было бы еще хуже.

Мы заказали те же напитки еще раз, так что Малик тоже смог меня угостить, а потом он поспешил домой, где его ждали жена и двое маленьких детей. Он предложил мне вместе взять такси, но я решил остаться и посидеть еще немного. Мне хотелось есть, но прежде чем пойти домой, я взял еще одну кружку пива и наконец-таки почувствовал его вкус.

Один из завсегдатаев, старик с дребезжащим голосом, имени которого я не помнил, подсел ко мне за столик. Мы поболтали с ним о всякой ерунде: о футболе, ценах на пиво, о том, как правительство разваливает страну. Приятно иногда поговорить с простыми людьми. Не надо думать и следить за нитью разговора, беседа идет непринужденно и просто. Но когда этот мужик стал распространяться о том, какие огромные у его жены шишки на больших пальцах ног, а я подумывать о том, что лучше умереть молодым, чем дожить до такого возраста и впасть в маразм, стало ясно, что мне пора.

Было восемь, когда такси остановилось у моего дома. Пелена из тяжелых темно-серых облаков, висевшая над городом с самого утра, рассеялась, и местами можно было даже разглядеть звезды. К вечеру температура упала, воздух был холодным, почти как зимой, и мне это нравилось.

Зайдя в квартиру, я первым делом набрал номер Данни, но его не было дома. Я позвонил ему на мобильный, услышал голос автоответчика и оставил сообщение, в котором предупредил, что зайду завтра в пять, чтобы отдать деньги. Потом принял душ, чтобы смыть с себя грязь прошедшего дня, и стал думать о том, что бы приготовить на ужин.

В морозилке лежало ризотто с креветками. Судя по надписи на упаковке, на приготовление требовалось двадцать минут. Изображение блюда не вызывало аппетита, но я все равно разморозил смесь в микроволновке.

Пока еда готовилась, я уселся на диван и сразу включил новостной канал.

Весь экран занимали две фотографии — водителя «чероки» и его пассажира с переднего сиденья. Снимки, по всей видимости, были сделаны для паспорта. Водитель выглядел совсем не так как вчера ночью: он широко улыбался, и вокруг глаз у него прятались морщинки, которые говорили о том, что он любил посмеяться. Казалось, он был неплохим парнем. Неопрятный мужчина на фотографии тоже выглядел лучше, чем тогда, в машине. Он угрюмо смотрел в камеру, словно его только что как следует отчитали, но во взгляде не было прежней нервозности; его волосы были чистыми и тщательно причесанными, отчего он казался в сто раз приятнее.

Из новостей я узнал, что водителя звали Пол Ферлонг, ему было тридцать шесть и он был отцом двоих детей. Неопрятному пассажиру по имени Терри Баден-Смит было сорок девять, он проработал на таможне всю свою жизнь. Терри Баден-Смит был разведен и, по всей видимости, не имел детей, потому что о них ничего не было сказано.

Затем на экране появился журналист в пальто, ведущий репортаж от гостиницы «Тихая пристань». Место происшествия все еще было огорожено яркой желтой лентой, «чероки» стоял на том же месте, но суеты вокруг уже было меньше. На заднем плане стоял офицер полиции в форме, охранявший место преступления, и больше никого. Журналист сообщил, что над расследованием работает более шестидесяти детективов и полиция уверена, что скоро им удастся найти убийцу. По всей видимости, следствие велось по нескольким направлениям, но, со слов журналиста, представители органов правопорядка сомневались в том, что первые результаты появятся в ближайшее время.

Меня мучил вопрос: действительно ли, как говорил Реймонд, те, кого я убил, брали взятки? И если да, являлось ли это оправданием для содеянного мной? Скорее всего, нет. Я еще раз пожалел, что ввязался в это дело. Продажные это были люди или нет, но расследованием решили заняться всерьез.

Опять почти ничего не было сказано о третьей жертве. Не упоминалось даже имя, что меня очень удивило. Я решил, что нужно надавить на Реймонда и выяснить, кто же этот парень. Сто процентов, что он был не из отбросов!

Убийство Мириам Фокс не упоминалось ни в одном выпуске новостей, даже на канале «Си-факс». Это потому, что в смерти проститутки нет необходимого для сенсации очарования, которое, я не сомневаюсь, возникло бы, если бы появилась вторая такая же жертва. Ничто не вызывает такой интерес у массового зрителя, как серийные убийцы, особенно те, которые не выслеживают своих жертв.

Я съел ризотто за просмотром шоу «Фэмили форчнз». Как обычно Лес Дэннис превзошел самого себя, а обе семьи были заурядные. Добблы из Глазго говорили с таким жутким акцентом, что я вообще не мог понять, как им удалось пройти прослушивание. Лес пару раз пошутил, пытаясь развеселить зрителей, что неплохо бы позвать в студию переводчика, но было видно, что он сам устал от этой передачи. В конце концов, они проиграли англичанам, фамилии которых я не помню и которым досталась машина.

После игры я пытался смотреть романтическую комедию, но мне никак не удавалось сосредоточиться на сюжете. Меня преследовали мысли о семье Пола Ферлонга. Я представлял себе, как они оплакивают его, обнявшись в гостиной, словно наяву видел их красные лица и заплаканные глаза. Я почему-то решил, что у него были светловолосые мальчик и девочка. Мальчик постарше, лет пяти, а девочка — очаровательная малышка трех лет. В моем воображении сын Пола Ферлонга постоянно спрашивал у матери, куда ушел папа и почему. Мать срывающимся голосом отвечала, что он сейчас на небесах, куда люди уходят, когда Господь решает, что пришло их время. Я вспомнил себя маленьким мальчиком и попытался представить, что бы я чувствовал, если бы кто-то украл у меня отца. Он умер пять лет назад, и даже тогда его смерть была для меня тяжелой утратой, потому что я всегда глубоко уважал его. Когда мне было пять, отец казался мне властелином мира, потому что он знал все обо всем на свете. Если бы он умер тогда, я был бы вне себя от горя.

В конце концов я решил, что хватит истязать самого себя. Что хорошего в том, что я, сидя в этой убогой квартирке, буду укорять себя в том, что лишил двоих детей отца? Поэтому когда фильм закончился и главные герои, мужчина и женщина, исчезли в романтическом закате, я отправился спать.

Очевидно, я очень сильно устал, потому что отключился, едва моя голова коснулась подушки.


Глава 7


Как правило, мне ничего не снится, но сегодня все было по-другому. Я постоянно просыпался и снова проваливался в сон, и каждый раз меня мучили кошмары. Они напоминали сумасшедший калейдоскоп из образов и воспоминаний, которые сохраняли отчетливость лишь на мгновения, быстро сменяясь другими.

Мне запомнился только один сон, который приснился перед самым рассветом. В нем я сидел среди зрителей на съемках шоу «Фэмили форчнз». Лиц в зале было не различить: единственный луч света направляли на Леса Дэнниса, одетого в розовый костюм и ярко-зеленую рубашку. Он представил зрителям какую-то семью, но я не смог разобрать их имен. Он говорил с каждым из игроков, и тогда на них тоже направляли свет и можно было разглядеть лица.

Первым, кого высветил прожектор, был водитель «чероки», Пол Ферлонг. Вместо глаза, в который я выстрелил накануне, у него было какое-то кровавое месиво, но, несмотря на это, он выглядел счастливым и смеялся, когда Лес шутил. Следующим игроком оказался пассажир с переднего сиденья. У него не хватало верхней части головы. Он говорил медленно и его голос странно дребезжал, как бывает, когда пленка с записью играет не на той скорости. Я понял — это из-за того, что его нижняя челюсть выбита и мешает ему говорить. Помню, как я обрадовался, узнав, что у него нет детей. Третий игрок — загадочный пассажир с заднего сиденья — постоянно смотрел куда-то в сторону, и я не смог толком разглядеть его лицо. Лес пытался разговорить его, сказав, что слышал, будто тот хорошо катается на скейтборде, но он не хотел поддерживать разговор и прятал глаза. Рядом с ним стояла Мириам Фокс в черном шелковом платье. Ее горло было перерезано от уха до уха. Она положила руку на плечо третьего игрока, словно утешая его.

— Вы Мириам, — сказал Лес.

— Правильно, — отозвалась она приятным голосом.

— А почему вы здесь, Мириам?

— Я здесь вместе с мертвыми.

— Вместе с мертвыми! — засмеялся Лес. — Отличная шутка! — Он повернулся к зрителям, которые тоже смеялись.

— А это кто? — спросил он, кивнув в сторону человека, стоявшего рядом с Мириам.

Я не мог разглядеть, о ком он говорил, потому что прожектор светил в другую сторону. Виднелся только темный силуэт. Он напомнил мне кое-кого, и от этого воспоминания по моему телу побежали мурашки.

Это была маленькая девочка, меньше, чем Мириам, и мне казалось, я мог разглядеть кудряшки.

— Это ваша сестра? — спросил Лес, все еще улыбаясь, и Мириам сразу погрустнела, как будто он коснулся болезненной для нее темы. Она попыталась что-то сказать, но ей было тяжело и никто не смог расслышать ни слова.

Повисла долгая пауза, зрители затихли.

Тогда Лес повернулся к нам. Выражение его лица тоже стало тревожным.

— Перед вами мертвые, — сказал он.

И тут я проснулся, напуганный и весь в поту.


Часть вторая

Охота за живыми


Глава 8


— Восемнадцатилетняя Мириам Энн Фокс умерла от колюще-режущего ножевого ранения. Убийца стоял сзади. Рана глубокая, почти два дюйма, это значит, что орудие преступления, предположительно нож, было очень острым, а убийца очень сильным. По направлению рассечения можно сказать, что преступник был намного выше жертвы. Рост девушки — метр пятьдесят семь с половиной, убийца — я думаю, мы можем с полной уверенностью сказать, что это был мужчина, — скорее всего, метр семьдесят — метр восемьдесят пять. Получив одно ножевое ранение жертва умерла либо от потери крови, либо от того, что захлебнулась кровью, попавшей ей в дыхательные пути. Патологоанатом считает, что преступник держал девушку, пока она не умерла, а потом положил ее на спину на землю и нанес четыре удара ножом в область влагалища.

— Так он не занимался с ней сексом? — спросил кто-то из присутствующих.

Было восемь тридцать пять утра. Малик, я и еще четырнадцать детективов, занимающихся поиском убийцы Мириам Фокс, сидели в комнате для совещаний, пока главный инспектор Нокс, официальный руководитель расследования, излагал все, что было известно следствию на сегодняшний день. Рядом с ним сидел не похожий сам на себя Уэлланд. Если бы кто-нибудь попросил меня поставить ему диагноз, я бы сказал, что у него сели батарейки. Такое в последнее время все чаще случается с немолодыми копами. Интересно, как долго он еще протянет на этой работе?

Ничего подобного нельзя было сказать или подумать о Ноксе — харизматическом лидере, чей низкий звучный голос сейчас заполнял всю комнату:

— Ничто не указывает на то, что до или после убийства состоялся половой акт, — продолжал он. — Согласно заключению патологоанатома, Мириам Фокс умерла в субботу где-то между восьмью и десятью часами. Мы опросили несколько девушек, работающих в этом районе. Две из них видели жертву в восемь вечера — в это время она, как правило, начинала работать. Одна девушка перекинулась с ней парой слов и утверждает, что ничего необычного в поведении Мириам в тот день не было. Потом мисс Фокс направилась к своему рабочему месту, которое находится на пересечении Нортдаун и Колиер-стрит, где ее подобрала машина — темно-синий автомобиль, марку которого мы пока еще не установили. Обычно девушки, которые работают на улице, стараются запомнить номера машин, но в этот раз, словно по закону подлости, никто этого не сделал.

Все присутствовавшие, включая меня, зароптали. В нашей работе особенно рассчитывать на везение не приходится, а в таком деле, как это, без зацепок не обойтись.

Нокс выдержал паузу и сделал глоток чая.

— Насколько мы знаем, далеко они не уехали. Мириам Фокс убили там же, где было обнаружено ее тело. По прямой получается не больше нескольких сотен ярдов от того места, где она сняла клиента. Сейчас важно вычислить его машину. В нашем распоряжении есть дюжина полицейских, которые должны обойти весь этот район и попытаться выяснить, не видел ли кто-нибудь неподалеку от места преступления машину, подходящую под имеющееся у нас описание. Если нам повезет… — Нокса снова прервали недовольные голоса. — …мы сможем составить фоторобот преступника. Он должен был быть весь в крови после совершенного убийства. Сейчас мы проверяем все записи, сделанные видеокамерами, расположенными поблизости от места преступления, но пока это не принесло никаких результатов.

— Как могло случиться, что ни одна из проституток не узнала или не запомнила машину? — спросил детектив Каппер.

Мне он никогда не нравился. У него была нелепая прическа и всегда несвежий запах изо рта, но только из-за этого я не стал бы к нему плохо относиться. Я терпеть его не мог за то, как он подлизывался к старшим по званию.

Нокс пожал плечами:

— Они каждый день видят десятки темных машин, поэтому никто не обратил внимания на эту.

— Вы сказали, что девушки записывают номера машин, в которых уезжают их подружки, — я тоже решил задать вопрос.

— Да, именно так.

— Они хранят эти записи?

— Нет, — Нокс покачал головой, — по всей видимости, нет. По крайней мере не те девушки, с которыми мы говорили вчера. Но у нас еще есть шанс узнать номер машины. Посмотрим, что даст сегодняшний опрос. Нам нужно узнать, были ли у убитой постоянные клиенты. Это очень распространено. По словам двух девушек, Мириам Фокс не раз садилась в красную спортивную машину, но ни одна из проституток не видела лица водителя. У убитой была подруга, Молли Хаггер, которая тоже работала на улице. Дэннис, если я не ошибаюсь, у вас есть ее фотография. Правда, последние две недели эту девочку никто не видел.

Меня охватил легкий испуг. Так вот как ее звали. Молли. И теперь она пропала.

— В квартире жертвы была найдена фотография Мириам с Молли, — сказал я. — Думаю, стоит поговорить с этой девчушкой. Известно, где она живет?

Нокс кивнул:

— Думаю, да. Одна из девушек предположила, что Молли можно найти в Коулман-Хаузе. Это муниципальный приют в Камдене. Мы еще не связывались ни с кем оттуда, поэтому я хочу, чтобы вы, Дэннис, наведались туда с Маликом и попытались узнать, где сейчас эта девочка и не знает ли кто-нибудь в этом приюте что-нибудь важное для расследования убийства.

Я согласно кивнул.

— Также необходимо задержать сутенера жертвы, которого, как мы выяснили, зовут Марк Уэллс. Дэннис вчера с ним познакомился. — Нокс повернулся ко мне и подмигнул, чем немало удивил остальных. — У этого человека был не один привод в полицию за рукоприкладство, в том числе по отношению к женщинам, но чтобы доставить его сюда, хватит и того, что он вырубил вчера детектива Милна.

Все дружно засмеялись. Я изобразил на лице улыбку, дабы показать, что нормально отношусь к шуткам, но веселиться мне не хотелось. Лицо болело, а под правым глазом за ночь появился синяк, который продолжал угрожающе темнеть.

— Мы запросили ордер на обыск дома Марка Уэллса и его арест. Эти документы должны быть у нас к десяти часам. Поднажмем на этого самоуверенного хлыща, он много знает об убитой, и нам очень важно, чтобы он заговорил. Марк Уэллс, кроме всего прочего, подозреваемый. Единственное проявление сексуальной агрессии по отношению к жертве — ножевые ранения в области влагалища. Это дает основания предположить, что преступник хотел инсценировать убийство на сексуальной почве, чтобы скрыть свои истинные мотивы. Сейчас я бы не стал считать эту теорию основной, но тем не менее держите ее в голове. Это значит, что к Марку Уэллсу нужно хорошо присмотреться.

Он опять помолчал и сделал еще один глоток чая.

— Нам также нужны имена всех, кто был задержан за обращение к услугам проституток в радиусе трех миль от места преступления за последние два года. Особое внимание нужно уделить тем людям, в сексуальном поведении которых была замечена жестокость или ненормальность. Нужно их всех опросить.

Несколько человек застонали, и Нокс сочувственно улыбнулся:

— Да, будет непросто — как обычно, — но нам нужно проверить все возможные варианты. А это значит, придется поговорить с теми, кто потенциально мог совершить убийство, то есть с мужчинами, которые проявляли агрессию по отношению к женщинам. Дамы и господа, делу уже двадцать четыре часа. Тело еще теплое, но оно быстро остывает, поэтому нам придется хорошенько поработать. Я хочу, чтобы убийца предстал перед судом, и я уверен, что вы сможете его найти, — произнося последние слова, он громко хлопнул по столу ладонью — это был типичный для него жест. Думаю, иногда ему казалось, что он работает на Уолл-стрит.

Смелые слова. Подкрепят ли их конкретные дела, покажет время.

Остаток совещания прошел в распределении обязанностей, что заняло, включая ответы на вопросы, всего десять минут. Уэлланд должен был взять на себя руководство по поиску и аресту Марка Уэллса, как только придут бумаги. Эта новость меня несколько рассердила. После того как этот парень съездил мне вчера по лицу, я жаждал оказаться в группе захвата. Но в то же время мне хотелось узнать что-нибудь о Молли. К сожалению, нельзя находиться в двух местах сразу.

Было девять двадцать утра, когда мы с Маликом отправились в приют Коулман-Хауз. Наше отделение полиции переживало в финансовом смысле не лучшие времена, поэтому нами было принято решение сэкономить налогоплательщикам немного денег и поехать на автобусе. Мы бы добрались до места быстрее, если бы пошли пешком. Авария на Холлоуэй-роуд создала большую пробку. Автобус то и дело останавливался, проехав всего пару ярдов, и наше путешествие неимоверно затянулось.

Пока мы ехали и от нечего делать смотрели по сторонам, я рассказал Малику свой сон, который до сих пор беспокоил меня.

— Знаешь, я понимаю, что это звучит глупо, но мне кажется, в нем было какое-то предостережение.

Малик ухмыльнулся:

— Предостережение? Вы что, думаете, Лес Дэннис в опасности?

— Я серьезно говорю, Азиф. Этот сон не похож на другие мои сны. Я не суеверный и не верю в толкования сновидений и тому подобную чушь. Я даже не крещеный. Но этот сон был настолько реалистичным, что, когда я проснулся, у меня не было никаких сомнений в том, что Молли мертва.

— Тогда расскажите еще раз, что вам приснилось.

Я начал свой рассказ с начала, не называя имен первых трех мертвецов и стараясь говорить тихо, чтобы никто из окружавших нас пассажиров — сплошь стариков, старушек и иностранных студентов — не услышал, о чем я говорю. Не очень-то хотелось, чтобы они косились на меня как на сумасшедшего.

За все время, пока я рассказывал, мы проехали немногим больше тридцати ярдов. Малик покачал головой и посмотрел на меня так, словно считал, что ему не стоит выполнять приказы человека, у которого такие проблемы с адекватным восприятием реальности.

— Послушайте, сержант, я бы не стал придавать этому такое значение. Сон это всего лишь сон. Скорее всего, с девочкой все в порядке.

— Надеюсь. Но меня настораживает, что ее не видели последние две недели.

— Мы опросили пока только уличных проституток. Может быть, она завязала с такой работой. Может быть, поняла, что нет ничего хорошего в том, чтобы зависеть от наркотиков и продавать себя.

Я засмеялся:

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

— Если честно, не очень…

— Поэтому я и говорю: девчонка мертва.

— Возможно. Но она также могла взять и просто сменить место. Это, кстати, более вероятно, чем то, что ее тело сейчас разлагается в какой-нибудь канаве.

Последние слова Малик произнес излишне громко, и несколько пассажиров посмотрели на нас с удивлением.

— Ты прав, — сказал я, но остался при своем мнении.

На Джанкшн-роуд автобус окончательно застрял, пришлось дальше ехать на метро, которое, слава богу, работало нормально. Мы вышли на станции «Камден» в десять двадцать. К этому времени выглянуло солнышко, и мы решили прогуляться пешком.

Коулман-Хауз располагался в большом викторианском здании из красного кирпича, стоявшем на маленькой улочке в том месте, где она соединялась с большой дорогой. Одно окно на третьем этаже было заколочено, но в остальном дом выглядел очень прилично. Перед входом на кирпичном заборе сидели мальчик и девочка. Они курили и даже не пытались скрыть свое занятие от посторонних глаз. На девочке была экстремально короткая юбка и пара больших черных кроссовок на толстой подошве, которые в сочетании с ее худыми ногами делали ее похожей на мутанта. Дети одновременно повернулись к нам, когда мы подошли, и мальчишка презрительно спросил:

— Вы что, копы?

— Точно, — ответил я. — Мы расследуем убийство.

— Да ну! И кто умер? — спросил он с явным интересом. Маленький извращенец.

— Давай сначала познакомимся. Как тебя зовут?

— А причем тут я, я ничего не делал!

— Он имеет право не говорить вам, как его зовут, — со знанием дела заявила девочка, глядя мне прямо в глаза. Я бы дал ей на вид лет тринадцать и даже назвал бы красавицей, если бы ее лицо не портили россыпь прыщей на подбородке и дешевый макияж. Для тринадцатилетней девочки она неплохо разбиралась в существующих законах. У меня было предчувствие, что другие дети приюта мало чем отличаются от нее.

— Правильно, но мне хотелось бы побеседовать с ним, а не зная имени, говорить с человеком как-то неудобно.

— Вы можете говорить с ним, только если рядом будет кто-то из работников приюта.

— Милая дама, когда же вы успели получить диплом юриста?

У нее на языке уже был остроумный ответ, но нашу беседу неожиданно прервали:

— Могу я вам чем-нибудь помочь, господа? — спросила нас привлекательная женщина, на вид чуть моложе тридцати пяти лет. Высокая — примерно метр семьдесят пять — судя по тону, она занимала здесь какую-то руководящую должность.

Я повернулся к ней и улыбнулся, пуская в ход все свое обаяние.

— Надеюсь, что да. Меня зовут детектив Милн, а это мой коллега, констебль Малик. Мы собираем информацию для расследования одного дела.

Она устало улыбнулась:

— Что на этот раз?

— Произошло убийство.

— Вот как, — казалось, женщина была удивлена. — А о чем вы беседовали с детьми?

— Я просто решил представиться.

— Неправда, — вмешалась девочка. — Он хотел узнать, как нас зовут.

— Энн, дальше я пообщаюсь с детективом сама. Вы с Джоном разве не должны быть сейчас на занятиях?

— У нас перекур, — ответила девочка, даже не глядя на женщину.

— Господа, думаю, нам лучше пройти в мой кабинет и поговорить там.

Я кивнул:

— Конечно. А как вас зовут?

— Карла Грэхем. Я директор приюта.

— Ну тогда ведите нас, — сказал я, и мы вошли за ней в дом через двойные двери.

Внутри здание напоминало больницу: высокие потолки, полы, покрытые линолеумом, на стенах плакаты, рассказывающие о том, что будет, если пользоваться одной иглой, как предотвратить нежелательную беременность и тому подобных вещах, мешающих жить счастливой жизнью. В воздухе негостеприимно и резко пахло дезинфекцией. Это был далеко не дом «отца всех детей» филантропа доктора Барнардо.

Просторный кабинет Карлы Грэхем располагался в дальнем конце коридора. Она впустила нас внутрь, и мы уселись на стулья, стоящие возле большого стола. Здесь на стенах тоже висели плакаты. На одном была фотография пятилетнего малыша, покрытого синяками. Надпись сверху гласила: «Боритесь с жестокими родителями». Под фотографией было написано: «А не с детьми».

— Так что же случилось? — спросила Карла. — Надеюсь, никто из наших клиентов не имеет к этому отношения?

— А кого вы называете клиентами? Детей? — с удивлением спросил Малик.

— Правильно.

— Точно еще не известно, и именно поэтому мы здесь.

Я рассказал Карле о найденном вчера теле.

— Ничего не слышала об этом, — призналась она. — Как звали бедняжку?

— Мириам Фокс. — По лицу Карлы было видно, что это имя ей ни о чем не говорит. — Когда-то она убежала из дома и с тех пор занималась проституцией. Ей было восемнадцать.

Директор приюта покачала головой и вздохнула:

— Какая потеря. Я не удивлена, потому что с такими детьми это часто случается, но мне все равно очень жаль.

Малик наклонился вперед на стуле, и я понял, что ему не очень нравится эта женщина.

— Я так понимаю, вы не были знакомы с убитой? — спросил он.

— Нет, я слышу о ней впервые.

Я вынул из кармана фотографию Мириам, ту, где она позировала перед камерой, и передал ее Карле.

— Вот она. Мы думаем, что снимок был сделан недавно.

Карла посмотрела на нее долгим взглядом и вернула мне карточку. Я заметил, что у нее изящные руки и ухоженные, но не накрашенные ногти.

— Ее лицо кажется мне знакомым. Может быть, я видела ее с кем-нибудь из клиентов, но не могу сказать точно.

— Мы опросили девушек, работающих в том же районе, что и Мириам. Они рассказали нам, что она дружила с Молли Хаггер из Коулман-Хауза.

— Да, Молли жила здесь. Она была нашим клиентом несколько месяцев, но недели три назад ушла, и с тех пор мы ее не видели.

— Похоже, вы не очень этим расстроены, миссис Грэхем, — заметил Малик, не скрывая своего негативного отношения к той легкости, с которой она относилась к потере «клиентов».

— Констебль Малик, — сказала она, повернувшись к нему, — в Коулман-Хаузе живет двадцать один ребенок, младшему из которых двенадцать лет, а старшему шестнадцать. Все они попали к нам из неблагополучных семей, и у всех у них в большей или меньшей степени есть проблемы с поведением. К нам этих детей направляет муниципальный комитет, и мы пытаемся сделать для них все возможное, но закон, к сожалению, не на нашей стороне. Если ребенок хочет ночью пойти на улицу, он идет на улицу. Если кто-нибудь из работников приюта попытается силой остановить его, клиент может предъявить нам обвинение в насилии, и никто из нас не сомневается в том, что так оно и будет, стоит нам хоть раз вмешаться в их жизнь. Проще говоря, эти дети делают все, что им хочется, потому что они знают, что могут это делать. Половина из них не может написать собственное имя, но все они наизусть знают свои права. И часто дети просто решают, что им здесь надоело, и уходят. Иногда они возвращаются, а иногда нет.

— Разве в ваши обязанности не входит присматривать за ними? — не успокаивался Малик.

Она взглянула на него, как учитель смотрит на тупого ученика.

— У нас не хватает людей. Тяжело уследить даже за теми, кто находится здесь, а вы говорите о беглецах. Где нам искать ее? Она может быть где угодно.

— Вы сообщили в полицию, что девочка пропала? — спросил я.

— Я сообщила в социальную службу Камдена, а они должны были сообщить в полицию, но сама я туда не звонила. Не вижу в этом смысла.

— Сколько лет Молли Хаггер?

— Тринадцать.

Я покачал головой:

— Она слишком мала, чтобы жить на улице.

Карла Грэхем повернулась ко мне:

— Детектив…

— Милн.

— Детектив Милн, я понимаю, вы считаете, что я должна серьезнее относиться к исчезновению Молли Хаггер. Мне понятна ваша точка зрения, но постарайтесь понять и мою. Я работаю в приюте уже много лет, за это время я пыталась помочь многим детям сделать их жизнь счастливее. Но с годами мне становилось все сложнее поверить в то, что это возможно. Многие из этих ребят не желают, чтобы им помогали. Они хотят жить по-своему: пить, курить, принимать наркотики. Они независимые, но в самом неправильном смысле этого слова: они не приемлют никаких авторитетов, хотя зачастую сами не могут позаботиться о себе. Конечно, бывают и другие. Такие, которые хотят слушать и учиться, к таким детям я очень привязываюсь. Но если я пытаюсь кому-то помочь, а мою помощь неоднократно отвергают, в конце концов я просто прекращаю все попытки.

— Молли Хаггер была как раз такой? Отвергала любую помощь?

— У Молли очень тяжелая судьба. С четырех лет она подвергалась сексуальному насилию со стороны матери и отчима. В приют попала, когда ей исполнилось восемь.

Я вспомнил личико с фотографии, и мне стало нехорошо.

— Боже мой…

— Таких историй намного больше, чем думают люди. Вы-то это знаете, детектив.

— Да, но к ним нельзя привыкнуть.

— Вы правы, нельзя. Отвечая на ваш вопрос, хочу сказать, что Молли была не самой трудной девочкой. К персоналу приюта она относилась терпимее, чем многие другие дети, но у нее был свой особый взгляд на жизнь — результат того, что ей пришлось пережить.

— Что вы хотите сказать?

— У нее было простое и очень взрослое отношение к сексу. Она с самого раннего детства вступала в сексуальные отношения как с мужчинами, так и с женщинами, а с десяти лет стала зарабатывать этим на жизнь.

— Она раньше убегала из приюта?

— Несколько раз уходила, но потом всегда возвращалась. Последний раз это случилось год назад — тогда Молли встречалась с каким-то мужчиной. Она переехала к нему жить, но через несколько месяцев девочка ему надоела и он выбросил ее на улицу. Она вернулась к нам.

— Думаете, сейчас случилось нечто подобное?

— Зная Молли, я бы не стала исключать такое развитие событий.

Я кивнул. Во мне зародилась надежда, что подружка Мириам еще жива.

— Мы бы хотели побеседовать с остальными… клиентами и сотрудниками приюта, чтобы узнать, не был ли кто-нибудь из них знаком с Мириам Фокс и не сможет ли он помочь чем-нибудь следствию.

— Большинство детей сейчас не здесь. Многие ходят в ближайшую школу или по крайней мере должны ходить. Остальные занимаются по индивидуальной программе. Скорее всего, беседа с ними не принесет никаких результатов.

Так и вышло. Из семерых детей, с которыми мы поговорили в кабинете Карлы Грэхем в ее присутствии, двое отвечали односложно, только «да» и «нет», и лишь одна девочка — Энн Тэйлор, молодой юрисконсульт, с которой мы познакомились чуть раньше, — заявила, что слышала о Мириам Фокс. Она сказала, что была немного знакома с Молли, которая дружила с Мириам, несмотря на то что та была старше. Энн видела Молли с Мириам несколько раз где-то на улице (при этом Энн утверждала, что не знает, что девушки занимались проституцией), но, по ее словам, не была близко знакома с Мириам.

— Она слишком задавалась, — сказала Энн. — Считала себя лучше других.

И все. Карла попыталась, используя свой авторитет, разговорить Энн, но ничего не вышло. Эти дети ни за что не стали бы помогать полиции.

После этого мы опросили четверых работников приюта. Двое узнали Мириам по фотографии и сказали, что она дружила с Молли, но никто не признался в том, что общался с ней лично, а потому не хотел или не мог добавить что-нибудь еще.

— Вряд ли нам удалось чем-то помочь вам, — сказала Карла, когда мы закончили.

— Сейчас рано подводить итоги, — ответил я. — Так всегда бывает с расследованиями убийств. Мы опрашиваем большое количество людей, опросы отнимают много времени и, как правило, не приносят никаких результатов. Но иногда совершенно случайно в том, что говорят люди, можно найти зацепку.

— Что ж, удачи вам. Страшно жить, зная, что по улицам разгуливает маньяк.

— Не беспокойтесь, преступник будет пойман. — Мы с Маликом встали. — В любом случае, спасибо за содействие. Мы вам очень признательны.

У выхода я и Карла пожали друг другу руки, Малик ограничился кивком и вышел.

— Нам нужно будет поговорить с остальными клиентами в другой день, — сказал я.

— Пожалуйста. Я помогу вам, если вы предупредите меня заранее. Хотелось бы быть здесь, когда вы придете.

У Карлы были красивые глаза: карие с лучиками морщинок вокруг. Ей нечего было волноваться — я сам собирался встретиться с ней еще раз.

— Я обязательно позвоню. И думаю, это будет скоро. Очень важно проработать все возможные варианты.

Из какой-то комнаты послышались истерические вопли. Похоже, что какой-то клиент женского пола выражал свое недовольство оказанными ему услугами. Вопли сменились тихим, терпеливым голосом одного из сотрудников. Ответом ему была лишь новая серия оскорблений.

Карла Грэхем смиренно вздохнула.

— Мне лучше пойти и посмотреть, в чем дело.

— У вас непростая работа, — посочувствовал я.

— У нас у всех непростая работа, — грустно улыбнувшись, заметила она и вернулась в дом.

— Похоже, она вам понравилась, — чуть позже сказал Малик.

— Карла — привлекательная женщина, — ответил я, не скрывая улыбки.

— А по-моему, старовата.

— Для тебя — да, для меня — нет.

— Сержант, она же социальный работник. У вас ничего не получится, вы же их терпеть не можете!

— Это точно.

Но в душе я хотел, чтобы у нас все получилось. В моей жизни не хватало любви.

Время шло к часу, и мы зашли пообедать в ближайший «Макдоналдс». Малик взял «Чикен макнагетс», а я традиционный «Биг Мак», картошку и горячий яблочный пирог с колой. Печальное начало для диеты.

— Мне она не понравилась, — сказал Малик, медленно пережевывая куриное мясо.

— Я догадался.

— На мой взгляд, ее заявления были слишком циничны. Как будто ее ничего не волнует.

— Про нас можно сказать то же самое. Каждый по-своему отгораживается от происходящего, чтобы не принимать все близко к сердцу. Это необходимо. Ведь она права, эти маленькие бестии просто неуправляемы.

— Нужна дисциплина, в этом все дело. — Малик наколол кусочек курицы на вилку. — Как думаете, кто-нибудь из них знает что-то важное?

— Что может помочь делу? Сомневаюсь. Мне кажется, было бы заметно, если бы кто-нибудь из них врал. Они плохие актеры.

— Жалко, что впустую потратили столько времени.

— Может, впустую, а может, и нет, — улыбнулся я.

Малик оставил эти слова без внимания и сменил тему:

— Я очень удивился сегодня, услышав предварительные выводы по делу.

— Ты о том, что не было следов насилия?

Малик кивнул.

— Сразу напрашивается вопрос: для чего же ее тогда убили?

Малик положил в рот последний кусочек курицы.

— Надо поговорить с ее сутенером.

К сожалению, у наших коллег дела обстояли не лучше. Вернувшись в участок, мы узнали, что Марка Уэллса не было дома, когда детектив Каппер и еще трое наших ребят заглянули к нему несколько часов назад. Детективам удалось узнать, что у него была девушка в Хайбери и он обычно проводил с ней много времени, но и там его не было. И ее, кстати, тоже. Теперь оба дома находились под постоянным наблюдением, всем патрульным машинам дали указание задержать Марка Уэллса, но пока его никто не видел.

В тот день я ушел с работы в четыре двадцать, сославшись на то, что мне якобы нужно к врачу (Малик выглядел обеспокоено и спросил, не случилось ли что-то серьезное; это заставило меня почувствовать себя виноватым). Расследованию было почти тридцать шесть часов, а у полиции была всего пара серьезных версий и подозреваемый, на вину которого не указывало никаких серьезных улик и у которого не было явных мотивов для убийства.

Говоря языком спортивных репортажей, большую часть пути нам, конечно же, еще только предстояло пройти. Но, как ни крути, старт у нас был не особенно вдохновляющий.


Глава 9


Я забрал чемоданчик на «Кингз-Кросс», принес его домой, пересчитал деньги (все было точно) и, отсчитав долю Данни, переложил ее в полиэтиленовый пакет и обмотал скотчем. Остальные деньги я спрятал в спальне. Потом нужно будет перенести их на хранение в сейф гостиницы в районе Бейсвотер, где лежало все, что я заработал нечестным путем. Когда-нибудь у меня наберется кругленькая сумма. Процентов на нее не набегает, но кучка постоянно увеличивается.

Я знаком с Данни уже почти восемь лет. Он брат девушки, с которой я когда-то встречался. Джин Ашкрофт — так ее звали — единственная из всех моих подружек не работала в полиции. Мы были вместе уже год, и казалось, что у нас все серьезно. Джин и я даже стали подыскивать квартиру, чтобы съехаться и жить вместе — раньше я ни с кем настолько не сближался. Я действительно очень любил ее. Но потом Данни все испортил. Не специально, конечно, но все же испортил. В те годы он промышлял чем-то вроде мошенничества. Неглупый парень из уважаемой семьи, он не работал и даже не мечтал о месте в какой-нибудь фирме. Гораздо больше его привлекало распространение наркотиков. Этот бизнес был проще и доходнее. Каким-то образом ему удавалось держать втайне от родных и даже от сестры свои противозаконные делишки, поэтому, когда одна из его мелких сделок сорвалась и его избили, для них это было потрясением.

Его восприятие мира представляло собой прекрасный образчик наивности среднего класса. При нем было полфунта амфитамина, который он должен был продать одному парню, а тот решил, что лучше украсть товар, чем покупать его, и подставил Данни. Когда мой друг шел к нему на квартиру, на лестничной площадке его встретили трое мужчин. Данни еще не заплатил за товар и поэтому не хотел просто так расставаться со своим добром. Последовала короткая драка, после которой Данни остался лежать в подъезде со сломанной челюстью, сотрясением мозга и дюжиной перебитых ребер. Пакет с амфитамином грабители вырвали из его искалеченных пальцев.

Данни выписали из больницы только через три недели. Если принять во внимание, что все лечение оплачивало государство, становится ясно, насколько серьезными были его повреждения. Эта ситуация только подлила масла в огонь. Отец Данни, по всей видимости, решил, что если драка произошла на моем участке, я должен был знать о занятиях его сына и положить им конец или по крайней мере рассказать обо всем мистеру и миссис Ашкрофт, поэтому он ополчился против меня. Мать Данни заняла ту же позицию, так как относилась к тому разряду людей, у которых нет собственного мнения. Я бы все это пережил без проблем, поскольку мне никогда не нравились родители Джин, но на этом история с Данни не закончилась.

Как только он вышел из больницы, ему захотелось отомстить обидчику. Ситуация для него была сложной вдвойне, потому что человек, который продал ему наркоту, тоже хотел своих денег. Данни нуждался в помощи, и я был единственным, кто мог сделать для него хоть что-то. Мы с Данни всегда неплохо ладили, и мне он искренне нравился, несмотря на то что у него не получалось скрывать от меня свои темные делишки с наркотиками.

Поэтому когда Данни попросил о помощи, я не смог отказать. Товар ему продал мелкий наркоторговец, достаточно было просто припугнуть его расследованием, чтобы он перестал быть проблемой. Оставался только парень, который сорвал сделку. Данни хотел устроить настоящую расправу, и то, что я, по его замыслу, должен был сделать, уже сложно было назвать помощью. Сам Данни был ростом метр шестьдесят, щуплого телосложения, поэтому едва ли смог бы постоять за себя. Он хотел, чтобы мы устроили такую же засаду и избили этого парня до полусмерти так же, как избили его, Данни, но я отговорил своего друга от этого плана. Даже не знаю, почему я согласился участвовать во всем этом. Мог бы просто посоветовать Данни потуже затянуть пояс и быть благодарным за то, что он теперь по крайней мере никому не должен денег за товар. Но я не сделал этого. Может быть, во мне заговорила гордость. Может быть, я хотел, чтобы Данни уважал меня.

В общем, я предложил компромисс. Двумя месяцами ранее я нашел около пятидесяти таблеток экстази во время обыска жилища одного из подозреваемых. А поскольку у того уже хватало провинностей, чтобы его можно было привлечь к суду, я положил таблетки себе в карман, подумав, что они могут когда-нибудь пригодиться. Я не собирался их продавать — даже в те дни поступали самые противоречивые сведения о воздействии этого наркотика, и мне не хотелось, чтобы кто-нибудь окочурился из-за меня. Я взял их, чтобы потом использовать в других целях — как средство, с помощью которого можно припереть к стене какого-нибудь преступника, когда не хватает улик. Я никому и никогда до этого ничего не подкидывал, но слышал о нескольких случаях и знал, что обычно это срабатывает, если все сделать аккуратно.

В этом и заключалась самая большая сложность. Заклятый враг Данни, которого звали Даррен Френник, не любил выходить из квартиры и делал это только тогда, когда нужно было провернуть какое-нибудь дельце. Мы неделями ломали голову над тем, как проникнуть к нему, пока не придумали простое и надежное решение. Френник имел отталкивающую внешность, но, как любой молодой мужчина, был неравнодушен к женскому полу. У меня была знакомая, которая работала в службе эскорта и которой можно было доверить подобное дело. С ее помощью мы сделали следующее. Заплатили девушке деньги — из кармана Данни — и, выдав ей таблетки, послали ее к Френнику. Она постучала в дверь и, когда хозяин открыл, сказала ему, что пришла развлечь его сегодня вечером. Сначала он отказался, но потом решил, что не стоит отвергать такой подарок судьбы, — пригласил ее в дом и быстро выставил за дверь пару ребят, которые тусовались у него в квартире.

Все шло так, как мы и предполагали. Стоило Френнику распустить руки, как наша знакомая заявила, что она приличная девушка и под словом «развлечь» подразумевалось совсем не такого рода общение. Он спросил, что за чушь она несет, и снова стал лапать ее, и тогда она показала ему несколько приемов кунг-фу. Серия энергичных ударов и выпадов — и Френник вырубился на полу. Девчонка быстренько извлекла пинцетом из своей сумочки пакетик с таблетками, оставила не нем отпечатки пальцев хозяина квартиры и бросила пакет под кровать. К этому времени Френник начал приходить в себя, и девушка, выбежав из его дома с громкими криками, сразу же позвонила в полицию со своего мобильника и заявила, что Френник хотел заставить ее принять какие-то таблетки, а потом изнасиловать. Она также сообщила полиции имя и адрес нашего знакомого. Полиция давно ждала удобного случая, чтобы упрятать Френника за решетку, и прибыла на место в считанные минуты. Конечно, к этому времени девушки там уже не было.

Пять минут спустя она снова позвонила в полицию и сказала, что не хочет подавать заявление, но, если им интересно, может дать совет, где искать наркотики. Диспетчер передал информацию офицерам, приехавшим по вызову. Еще не пришедший в себя, окровавленный Даррен Френник был арестован и помещен под стражу. Его приговорили к девяти месяцам тюрьмы за распространение наркотических веществ класса А, но Данни все равно не чувствовал себя отмщенным. Я старался уверить его, что ничего лучше придумать было нельзя.

Я решил, что на этом вся история и закончится, но судьба распорядилась иначе. Джин откуда-то стало известно о том, что я попросил проститутку помочь нам подставить Френника. Она вдруг поняла, что совсем не знает меня с этой стороны и что таким я ей не очень нравлюсь. Наши отношения стали натянутыми. Джин постоянно спрашивала меня, спал ли я с проститутками, и не верила, если я отвечал «нет». Сначала мы перестали говорить о том, что нужно жить вместе, а через пару месяцев и вовсе расстались.

Честно говоря, мне не стоило прощать Данни за то, что он лишил меня, возможно, единственного шанса обзавестись семьей. Но он был так благодарен мне за помощь и чувствовал себя таким виноватым из-за того, что у меня появились проблемы, что я не смог долго на него злиться. После этой истории мы с Джин практически не общались. Она познакомилась с дипломированным страховым агентом и переехала к нему на север в Лидс. А мы с Данни остались друзьями. Иногда вместе работали. Однажды я продал ему пару килограммов наркоты, которую конфисковал во время расследования. Данни попытался сбыть товар, но ему не повезло и его взяли с поличным работавшие под прикрытием ребята из отдела по борьбе с наркотиками. Они сильно давили на него, пытаясь узнать имя продавца, но история с Дарреном Френником сделала Данни несгибаемым. Он боялся тюрьмы — кто ж не боится, — но держал язык за зубами, несмотря на то что полиция обещала ему в обмен на сотрудничество смягчить наказание. В итоге мой друг сел на восемнадцать месяцев.

Данни едва ли был удачливым человеком и не слишком преуспел в криминальном мире, но я верил ему как самому себе, а на свете очень мало людей, которые заслуживают такого отношения. Поэтому я взял его с собой, когда получил заказ на убийство троих человек. Потому что знал, что он будет молчать.

Данни снимал квартиру в Хайгейте, неподалеку от кладбища. Когда я наконец добрался туда, было двадцать минут шестого. Услышав мой звонок, Данни открыл дверь, но не снял цепочку и огляделся, проверяя, нет ли еще кого за дверью. Мой друг был бледен, под глазами появились мешки. Он выглядел очень озабоченным.

— Ты опоздал, Дэннис.

— Такая у меня работа. Если ты полицейский, быть пунктуальным практически невозможно. Правительство во всем виновато. То и дело выпускает преступников на свободу.

Данни снял цепочку и открыл мне дверь. Я прошел за ним на кухню. Данни был босой, его футболка вылезла сзади из штанов. Выглядел он неопрятно, и это говорило о том, что он весь день просидел дома, не выходя на улицу.

— Будешь чай или еще что-нибудь? — спросил он, включая чайник.

— Пожалуй, от чая не откажусь. — Я положил пакет с долей Данни на разделочный стол. — Вот твои деньги.

Данни кивнул, доставая две кружки с верхней полки:

— Хорошо.

— Ничего, если я закурю?

— Обычно ты не спрашиваешь.

— Ну, я смотрю, ты немного не в духе, и решил, что вежливость не помешает.

Он повернулся ко мне. На его лице промелькнуло что-то вроде отвращения.

— А ты, я смотрю, совсем не переживаешь из-за того, что произошло.

Я закурил.

— Переживаю. Но дело сделано, а сожалениями ничего не исправишь. Зато в следующий раз будем умнее.

— Сожаления тут ни при чем. Мы серьезно влипли, Дэннис, полицейские это дело так просто не оставят. По крайней мере пока не поймают виновных, то есть нас.

Я почувствовал, что устал от споров. Когда-то у меня был шанс стать сантехником и без проблем получать гораздо больше денег, чем я получаю сейчас. В этот момент, я пожалел, что не пошел этим путем.

— Данни, ты не понимаешь, как ведется расследование. Все дело в уликах. Если ты оставляешь улику на месте преступления, полиция будет идти по ее следу, пока не найдет тебя.

— Не говори со мной таким тоном, Дэннис. Я не маленький.

— Но если улик нет, преступника невозможно выследить и расследование заходит в тупик.

Данни вздохнул, потом стал разливать чай. Я смотрел, как он размешивает сахар ложкой. Данни был взволнован, очень взволнован. Наверное, я ошибся, когда решил, что его психика выдержит. Я глубоко затянулся сигаретой, обдумывая ситуацию.

— Знаешь, когда я вижу, как ты куришь, мне самому хочется закурить.

— Угощайся. — Я протянул Данни пачку.

— Ты дашь мне сигарету? Черт возьми, Дэннис, ты готов втянуть меня во что угодно! И это притом, что ты коп…

Он поставил передо мной кружку с чаем, который оказался невкусным. Слабо заварен и слишком много молока.

— Извини, что так получилось, Данни. Я не знал, что в машине были таможенники. Если бы знал, я бы к ним на пушечный выстрел не подошел.

— А что ты вообще знал, когда шел на дело?

Данни не был знаком с Реймондом и, насколько я знал, даже никогда не слышал о нем. По вполне понятным причинам я хотел, чтобы мое знакомство с мистером Кином оставалось только между ним и мной.

— Да почти ничего, — ответил я. — Серьезно.

Данни подумал пару секунд и спросил:

— А как ты узнал, что они будут там, у «Тихой пристани»?

— Эти трое? По всей видимости, заказчик подставил этих людей, организовав им встречу со своими деловыми партнерами. Все, что мне нужно было сделать, — убрать их, когда они будут на месте.

Данни покачал головой и вздохнул.

— Знаешь, я думал об этом целый день. Если они были таможенниками… Подумай сам, если они были таможенниками, как твой знакомый мог узнать, что они будут там?

— По его словам, они брали взятки. Что-то связанное с шантажом, не знаю подробностей. У них рыльце было в пушку, они влезли туда, куда их не просили влезать.

— Хорошо. А ты уверен, что мы не оставили улик?

— Если мы не заговорим, им нас не найти.

— Но что если они найдут улики, ведущие к твоему заказчику? Если эти парни были замешаны во взяточничестве, полиция рано или поздно обнаружит это, так ведь? А если их темные делишки как-то пересекаются с твоим заказчиком, то сыщикам не составит труда выйти и на него.

— Ничего такого не произойдет. Все было тщательно спланировано.

— Но это не самое страшное, — продолжил Данни, не обращая внимания на мои слова.

Я посмотрел на него с удивлением:

— А что самое страшное?

— Вдруг эти люди были добропорядочными гражданами?

Я начал уставать от такого разговора.

— Послушай, Данни. Заказчик — мужчина средних лет, который за свою жизнь заработал немало денег. Я пытаюсь тебе объяснить, что он не дурак. Он по определению не станет делать ничего такого, из-за чего можно вляпаться в какое-нибудь дерьмо. — Я докурил сигарету, допил чай и бросил окурок в кружку.

Данни вздохнул.

— Короче, весь день сегодня я думал вот о чем: возможно, в этой истории все гораздо сложнее, чем кажется. Намного сложнее. Если эти таможенники не были взяточниками, значит, они оказались замешаны в таком серьезном деле, что их жизнями решили пожертвовать. — Он сделал ударение на последних словах, словно детектив из дешевой книжки, раскрывающий темные стороны дела перед собравшимися подозреваемыми. — И если так оно и есть, значит, не только твой заказчик вовлечен в это дело. Скорее всего, у него есть другие знакомые, которые могут позаботиться о том, чтобы у него не было лишних проблем.

— Что ж, если все так, как ты говоришь, тебе не о чем беспокоиться. Потому что шансы, что нас поймают, ничтожно малы.

— Может быть, но… В общем, нужно еще подумать.

— О чем, Данни?

Он снова вздохнул, тщательно подбирая слова.

— Какой смысл им оставлять нас в живых? Мы слишком много знаем, Дэннис. То, что мы видели, — это только верхушка айсберга. Теперь, когда дело сделано, мы им больше не нужны…

— Боже мой, Данни, найди себе работу! Ты слишком много смотришь телевизор. Это тебе не кино про мафию. Если мы будем держать рот на замке и жить как ни в чем не бывало, все будет в порядке. Я уже говорил, теперь ничего не изменишь.

— Надеюсь, ты прав, — ответил он. Но не было похоже, что я убедил его.

Во мне проснулись отеческие чувства по отношению к Данни.

— Так и есть. Не переживай. — Я подошел к нему и дружески похлопал его по плечу. — Просто выкинь все это из головы и помни, через пару дней все забудут про эту историю.

— Да, знаю, знаю. Но мне тяжело. Сижу целый день дома…

— Хочешь, сходим вместе в бар, поиграем?

— Поиграем?

— Ну да. Есть тут одно местечко, я часто хожу туда по четвергам. В команде по четыре человека. Я знаю пару ребят, с которыми обычно играю, и нам как раз недостает одного человека.

Данни ошеломленно посмотрел на меня. Его голубые глаза широко раскрылись от удивления.

— Ты это серьезно? Черт подери, Дэннис, что ты за человек?

— Чем тебе не нравится мое предложение?

— Ты прекрасно понимаешь, про что я говорю! У меня волосы встают дыбом, когда я думаю, что моя сестра могла выйти за тебя замуж!

— К счастью, ты вмешался и помог ей не сделать этот опрометчивый шаг.

Данни бросил на меня виноватый взгляд, которого я ждал. Это было жестоко с моей стороны — заставлять его снова и снова расплачиваться за давнюю ошибку.

Я улыбнулся, давая ему понять, что пошутил, и снова потрепал его по плечу.

— Пойдем. Будет весело. Всяко лучше, чем сидеть здесь, грызть ногти и таращиться в телевизор, ожидая появления своей фотографии в сводке криминальных новостей.

— Дэннис, я больше не хочу в тюрьму. Для меня это было слишком.

— Все будет хорошо, — сказал я ему. — Обещаю. Так ты идешь?

— А какой адрес?

— Бар называется «Китаец». Это в самом конце Сити-роуд.

Данни задумался. Казалось, он пытался понять, можно ли в такой ситуации позволить себе сделать нечто легкомысленное. В конце концов он решил, что можно на пару часов прекратить самобичевание и сказал:

— Черт с тобой. Почему бы и нет? — Он взял в руки пакет с деньгами. — По крайней мере на пиво мне хватит.


Глава 10


— Он был бухгалтером. — Малик говорил, пережевывая сэндвич.

— Это тебе твой друг рассказал?

Он кивнул, откусывая очередной кусок.

— Да. Вчера вечером. Он сейчас работает как заведенный.

— Могу себе представить.

Было два часа двадцать минут пополудни, и мы сидели в столовой полицейского участка. Утро мы провели бестолково, анализируя все показания, собранные на сегодняшний день, и пытаясь выжать из них хоть что-нибудь. Но пока ничего интересного не наклюнулось. Единственный подозреваемый, сутенер, все еще не был задержан. Мало того, никто понятия не имел, где его искать.

— Как продвигается расследование?

— Он не мог рассказать подробности, вы же понимаете. Но у меня сложилось впечатление, что у них есть несколько зацепок. Если я правильно понимаю, они сейчас бросили все силы на этого бухгалтера: выясняют, какие у него были отношения с убитыми таможенниками.

— Два таможенных инспектора и один бухгалтер. Звучит как название какого-то дурацкого фильма.

— По-моему, очень интересное сочетание.

Я перестал ковыряться в салате «Цезарь», который заказал, и отодвинул от себя тарелку, готовясь к неизбежной сигарете.

— Что твой друг обо всем этом думает?

— Говорит, что они собрали много информации о бухгалтере и пока ничто не указывает на его связь с преступным миром. Он не проходил ни по каким делам, ни разу.

Мне вспомнилось лицо этого человека, выражение его глаз, когда он смотрел на дуло моего пистолета. Я закурил.

— Что же он тогда делал с теми двумя из таможни?

— Вопрос на миллион долларов. Мой друг считает, что они встречались по делу. Он не вдавался в подробности, но вроде бы этот бухгалтер разузнал нечто такое, что могло очень помочь тем двум таможенным инспекторам.

— Так следствие считает, что убитые работники таможни вели какое-то расследование?

Малик кивнул:

— Да, у меня сложилось такое впечатление. Он ничего не сказал конкретно, но я думаю, они работают с этой версией.

— Значит, убийца мог узнать, куда и во сколько они приедут, только в том случае, если…

— Если все это внутренние разборки. Что очень печально. Не хочется верить, что среди людей, охраняющих закон и порядок, попадаются продажные типы.

— Думаешь, кто-то сболтнул лишнего убийце?

Малик пожал плечами:

— Все на это указывает. Какой еще может быть вариант?

Мне очень хотелось верить, что эта версия неправдоподобна. Не исключено, что так оно и есть. Когда к расследованию крупных дел подключается слишком много детективов, выдвигаются самые невероятные версии. Мне легче было поверить в то, что убитые были отбросами общества, как сказал о них Реймонд. Таким образом зло, содеянное мной, выглядело оправданным — по крайней мере в моих глазах. К тому же с этой версией у расследования было больше шансов зайти в тупик.

Если убийство стало результатом внутренних разборок, тогда количество людей, которые могли знать, где и во сколько должны были находиться в тот вечер эти трое, сводится к минимуму.

Но пока что это была только гипотеза. Я знал, что мне нужно разговорить Реймонда, но сделать это крайне осторожно. Раньше у меня не было оснований ждать от него удара в спину, но сейчас я не хотел давать ему повод вывести меня из игры. Возможно, в словах Данни было больше правды, чем мне показалось.

— Сержант, вы какой-то задумчивый сегодня. Что сказал врач?

— Да все в порядке. Ничего серьезного. Просто мне не очень хочется тащиться еще раз в этот приют и расспрашивать детишек о том, о чем они не хотят говорить.

Мы опросили только одну треть детей, и хотя меня привлекала идея встретиться с очаровательной Карлой Грэхем, мне совсем не хотелось тратить время на маленьких упрямых сорванцов, которые не согласились бы сотрудничать с нами, даже если бы от этого зависела их жизнь. Я уже сообщил Ноксу, что, по моему мнению, нам не извлечь пользы из этого направления расследования, но он настоял на том, чтобы мы довели дело до конца. Нокс хотел быть уверен в том, что мы не упустили ни единой зацепки, хотя бы для того, чтобы избежать нареканий от вышестоящего начальства, которое может расстроиться из-за отсутствия результатов.

— Разве не вы говорили мне, когда я только пришел работать сюда, что только пять процентов работы полицейского оправдывают себя? И что эти пять процентов равномерно распределяются между остальными девяносто пятью, которые нужно сделать?

Я улыбнулся.

— Неужели я так говорил? Должно быть, это было очень давно…

— Два года назад. Не так уж давно.

— Похоже, я тебя обманул.

— Так в чем же тогда секрет работы полицейского?

Я хотел было сказать Малику, что самое главное в нашей работе — наплевать на все и не стесняться брать деньги, если тебе то там, то здесь предлагают подзаработать, но не успел, потому что в столовую вошел детектив Хансдон. Он выглядел очень довольным. Людей в столовой было около дюжины, и в основном это были рядовые полицейские. Так как сотрудники уголовного розыска предпочитают общаться с себе подобными, Хансдон направился к нам.

— Кажется, тебе очень хочется с нами чем-то поделиться, — сказал я.

— Мы взяли сутенера. — В его устах эти слова прозвучали как «мы раскрыли дело». «Очень оптимистично», — подумал я.

— Да ну? И где же он был?

Хансдон сел за наш стол и закурил.

— Сам пришел. Минут десять назад.

— Кто будет его допрашивать? — спросил Малик.

— Нокс и Капер. Прижмут хорошенько, — ответил Хансдон, не глядя на Малика. Как многие другие молодые детективы, он недолюбливал Азифа. Отчасти это было связано с тем, что тот имел высшее образование, отчасти с тем, что Малик был азиат. Ситуация усугублялась тем, что у начальства он ходил в любимчиках. Обижаться было несправедливо и глупо, но избавиться от этих чувств было тяжело.

— Думаешь, это его работа?

Хансдон развел руками:

— У нас нет других версий.

— Ну, это еще не причина вешать на человека убийство, — заметил я.

— Да, но не все так просто. Жертва не была изнасилована. Кто-то организовал нападение так, чтобы все выглядело как убийство на сексуальной почве. Поэтому, скорее всего, тот, кого мы ищем, не маньяк. Плюс ко всему его видели в квартире убитой после ее смерти и он напал на тебя, когда ты стал задавать ему вопросы. А если и этого мало, у него целый послужной список: применение грубой силы, в том числе и в отношении жертвы. Несколько раз она лежала в больнице со сломанными ребрами и сотрясением мозга.

— Только это совсем не то же самое, что перерезать горло от уха до уха и исколоть ножом половые органы.

— Это наш клиент, сержант. Наш клиент, как ни крути, — эти слова Хансдон произнес твердо и уверенно, словно говоря всем, что с ним нет смысла спорить.

Прав он был или нет, в любом случае нам от этого было меньше работы.

— Как продвигаются дела с номерами мобильных телефонов? Мириам была подключена к какой-нибудь сети?

Хансдон кивнул.

— Если честно, мне пришлось хорошенько попахать, чтобы выяснить это. Ее сотовый оператор пришлет нам список входящих и исходящих звонков.

— Может быть, там найдется какая-нибудь зацепка.

— Возможно, — ответил он, но, судя по его голосу, ему это было неинтересно. Этот человек глубоко верил в то, что убийца уже найден.


Глава 11


Мы провели несколько часов в приюте, пытаясь отловить «клиентов», с которыми нам не удалось поговорить в прошлый раз. Однако те, кого нам удалось застать, не рассказали ничего интересного. Карлы тоже не было на работе, что меня немало расстроило. Она уехала на встречу в Эссекс и должна была вернуться только к пяти. К тому времени мы уже решили, что с нас достаточно. Я позвонил Уэлланду и сказал, что опрос могут завершить рядовые офицеры полиции, а нам больше не стоит тратить свое время, и он легко согласился со мной.

Этим вечером была очередь Малика уйти пораньше. Ему нужно было забрать детей от тещи, пока его жена, которая работала в престижной фирме бухгалтером, повышала квалификацию на семинаре в Монте-Карло. Узнав об этом, я невольно вспомнил последний семинар, который посетил. Он проходил в Суиндоне и назывался «Британская полиция в XXI веке». Семинар был настолько интересный и информативный, что можно было получить больше удовольствия, наблюдая за тем, как ржавеет какая-нибудь старая машина. Я явно выбрал себе не ту работу.

Мы с Маликом вышли из приюта вместе, сели на метро и доехали до «Кингз-Кросс». Я хотел вернуться в участок и узнать, что еще нужно сделать, но потом решил, что лучше отдохнуть и выпить пива. Уэлланд сказал мне, что они еще допрашивают сутенера и пока не узнали ничего интересного, что меня не удивило. С адвокатом на поводке в участке появляются только тогда, когда не хотят говорить лишнего.

Я нашел более-менее приличную пивную недалеко от работы, на Юстан-роуд. В баре работал молодой австралиец, его волосы были убраны в хвост, а бровь украшало серебряное колечко. В заведении почти никого не было, поэтому мы с ним немного поболтали о том о сем. Бармен, как большинство австралийцев, оказался приветливым парнем. Думаю, это как-то связано с тем, что они живут в теплом солнечном климате. Я спросил, как у них там обстоят дела с преступностью. Он ответил, что неважно.

— С каждым годом становится все хуже, — пожаловался он. — У всех оружие, и люди с большей готовностью пользуются им.

Я сказал ему, что так везде.

— Не знаю, — ответил он. — Мне кажется, здесь все иначе. Я всегда думал, что в Лондоне спокойнее.

— Боюсь, эта информация устарела лет на пятьдесят, — усмехнулся я, и мы больше не возвращались к этой теме.

Выйдя из бара около семи, я решил пойти домой пешком мимо квартала красных фонарей, где раньше работала Мириам Фокс и ее подружка Молли Хаггер.

Этот район выглядит совсем не так, как люди его себе представляют. На центральной улице расположены недалеко друг от друга две железнодорожные станции — «Кингз-Кросс» и «Сент-Панкрас», на соседней улочке можно найти несколько обшарпанных ресторанов быстрого питания и залы с игровыми автоматами. Единственным знаком того, что сюда люди приходят в поисках интимных услуг, являются два секс-шопа с затемненными окнами и кричащим освещением, но даже они выглядят здесь одинокими и неуместными. «Кингз-Кросс» — это не Амстердам и не Гамбург. Даже ночью вы не увидите тут работающих девушек. Проститутки здесь есть, но вы вряд ли сможете отличить их от обычных людей. Это место очень оживленное, так как Юстан-роуд соединяет восточную и западную части города. Здесь всегда многолюдно, что лишает человека, ищущего девушку на ночь, самого главного: анонимности.

Но стоит немного отойти в сторону от ярких огней, и здесь же, на плохо освещенных прилегающих улочках, вас встретит совсем другой мир. Мир продажных женщин и торговцев крэком. Иногда их даже не видно, только голоса доносятся до прохожего из арок, дверных проемов и аллей, вопрошая всегда одно и то же: «Не хочешь поразвлечься?» Порой чувствуешь, как они сверлят тебя взглядом, пытаясь разгадать, кто ты такой, выискивая твои слабости или прикидывая, можно ли тебя ограбить. Машины лениво притормаживают возле них. Внимательно приглядевшись, можно заметить, что водитель, как правило, одинокий мужчина средних лет, который ни за что не посмотрит вам в глаза. Они всегда отворачиваются. Это бизнесмены, ищущие запретных удовольствий. Некоторые из них просто чем-то расстроены, и им хочется получить быстрое удовлетворение. Другие — извращенцы, люди, которым нравится делать с женщинами то, на что их жены и любовницы никогда не согласятся. Иногда хотят делать то, на что не согласится ни один нормальный человек. И где-то среди них в поисках жертвы рыщут психопаты, насильники и убийцы. Этот мир существует в каких-нибудь пятидесяти ярдах от станции «Кингз-Кросс», но увидеть эту жизнь можно, только если специально искать, и только найдя ее, можно понять, какая ей движет болезнь.

Была теплая ночь, дул сильный ветер. В кармане дождевика я нащупал маленькую, меньше фута длиной, дубинку, которую носил с собой на всякий случай. Я никогда не пользовался ею и не собирался применять даже на службе, но сейчас я был рад, что она со мной.

Две уже немолодые проститутки с лицами, потрескавшимися и сморщенными, как кожа на старых сапогах, вышли из тени и направились ко мне. На них были до смешного короткие юбки и яркий макияж.

— Как насчет ночи любви с настоящей женщиной? — спросила одна, криво улыбаясь.

— Я офицер полиции, — ответил я, проходя мимо и стараясь говорить как можно вежливее.

— Подумаешь! Даже копам иногда нужно расслабиться, — прокричала она мне вслед, но энтузиазма в ее голосе было уже меньше.

Я промолчал. Что тут скажешь?

Мне стало жаль ее, жаль их обеих. Если верить одному из моих коллег, который занимался расследованием нашего последнего дела, проститутки постарше сильно страдают от конкуренции со стороны молодых девчонок, таких как Мириам и ее подружки, и это неудивительно. Трудно соперничать с теми, кто моложе и красивее, а еще сложнее, если они сбивают цену. Это противостояние не раз приводило к тому, что проститутки со стажем нападали на молодых или звонили в полицию, чтобы сообщить о торгующих собой несовершеннолетних девчонках, — так они пытались избавиться от конкуренток. Сейчас эти две группы работали порознь, но молодежь всегда пользовалась большим успехом.

Сегодня на улицах рядом с «Кингз-Кросс» было тихо — возможно, из-за недавних происшествий, — но я прекрасно понимал, что скоро все вернется на круги своя. Так устроен наш мир. Если честно, меня всегда раздражало отношение британцев к сексу за деньги. Безусловно, хорошо иметь такую безупречную моральную позицию по отношению к древнейшей профессии, но, к сожалению, одной моральной позиции недостаточно, чтобы искоренить проституцию раз и навсегда или хотя бы уменьшить ее масштабы. Разумнее было бы узаконить ее, чтобы можно было следить за здоровьем девушек, избавить их от сутенеров и обезопасить их жизнь. По мне, так лучше уж все эти районы красных фонарей превратить в достопримечательность для туристов. Многие девушки, такие как Мириам Фокс, были бы живы, если бы работали в Амстердаме или Барселоне или если бы у них хватило ума не пытаться изменить законы природы.

За моей спиной раздался крик.

Поначалу я даже не понял, что кто-то нуждается в помощи. В таком месте криком никого не удивишь. Но он повторился — на этот раз кричали громче и отчаяннее, и мне показалось, что я слышу голос девочки-подростка. Я сразу понял, что случилось что-то ужасное, и бросился назад.

На дороге, в тридцати ярдах от меня, стояла машина. Фары были включены, мотор заведен, а водитель, которого я не смог разглядеть, высунулся через окно из машины и тащил к себе девочку, которая отчаянно пыталась вырваться. Вокруг не было видно ни души.

Мне не очень хотелось вмешиваться в эту историю. Да, я полицейский, но мой рабочий день уже кончился, а встревать в разборки этих двух людей было очень рискованно. Если они выясняли семейные отношения, девчонка не поблагодарила бы меня за вмешательство. Из-за своей доброты можно запросто получить удар ножом или пулю в сердце.

Но, слава богу, на это раз я не стал прислушиваться к голосу разума. Я вытащил дубинку из кармана, выбежал на дорогу и припустил к машине. Водителю уже удалось наполовину затащить девочку к себе, и ее крики становились все громче и громче, по мере того как она все яснее понимала, что ее похищают. Девчонка отчаянно сопротивлялась, но, несмотря на это, уже почти полностью находилась внутри салона. Машина начала медленно трогаться с места.

Я не стал кричать — в таких случаях нет смысла предупреждать, что ты рядом. Когда я добежал до машины, она поехала быстрее, должно быть, водитель услышал мои шаги, но я успел схватить девчонку за ноги и потянул. Похититель не сразу отпустил свою жертву, и на какую-то долю секунды я испугался, что меня потащит по асфальту. Я споткнулся, но каким-то чудом удержался на ногах. И тут он сдался — видимо, передумал и отпустил девчонку, которая шлепнулась на дорогу как мешок с картошкой. Я успел вовремя отпустить ее ноги и тоже упал, поэтому мне оставалось только смотреть, как машина быстро уносится прочь. Все произошло так быстро, что я не успел разглядеть ее номер.

Я встал, спрятал в карман дубинку и помог девчонке встать.

— Ну, как ты, в порядке?

Она впервые взглянула мне в лицо, и я сразу же узнал в ней Энн Тэйлор, девочку, которую мы накануне встретили возле приюта Коулман-Хауз. Сейчас она выглядела не так самоуверенно, как вчера. Ее глаза были заплаканы, тушь потекла по щекам, пудра местами стерлась. Сразу видно, что она сильно напугана.

Энн неуверенно кивнула и стала отряхивать юбку и футболку.

— Думаю, да… Вроде все нормально.

Я взял ее под локоть и довел до тротуара.

— Ты знаешь этого мужчину? — спросил я.

— Скорее всего, какой-то маньяк, — ответила она, не поднимая на меня глаз. — Никогда его раньше не видела.

— Опиши мне его.

— Слушайте, я не собираюсь выдвигать против него обвинение в изнасиловании, понятно? — она нахмурилась и вырвала свою руку из моей.

— Могла бы хоть спасибо сказать! Ведь я только что спас тебя. Кто знает, что бы случилось с тобой, не окажись я рядом.

— Я умею постоять за себя.

— Ну конечно. — Я вытащил пачку сигарет и предложил ей одну. Она не отказалась, я помог ей прикурить, а затем прикурил сам.

— В общем, это… спасибо, что вытащили меня. — Она сказала это весьма неохотно, но я решил, что лучше что-то, чем ничего. Странная пошла молодежь — совсем никаких манер.

— Не хочешь выпить где-нибудь чашечку кофе и успокоиться?

— Не, я в порядке. Все нормально.

— Пойдем. Кофе за мой счет.

Я видел по ее лицу, что ей хотелось посидеть в каком-нибудь кафе и выпить чего-нибудь горячего. Проблема была только в том, что я не казался ей подходящей компанией.

— Не хочу сидеть и отвечать на ваши дурацкие вопросы. У меня нет на это времени.

— Слушай, только кофе и сигарета. Мне тоже нужно успокоиться. Ведь не каждый день встреваешь в такие истории.

Она впервые взглянула на меня с интересом:

— Это точно!

Мы зашли в небольшое кафе на Грэйз-Инн-роуд. Я взял два кофе, и мы уселись за столик в дальнем углу.

— Странно, что ты работаешь на улице, несмотря на то что недавно случилось с Мириам.

— Я думала, мы договорились, что не будет никаких вопросов. Если вы собираетесь читать мне нотации, то я лучше пойду. Может, заработаю что-нибудь.

— А может, тот мужик вернется, затащит тебя в машину, свяжет…

— Черт, я не собираюсь выслушивать все это дерьмо! — Энн встала, собираясь уйти.

— Хорошо, хорошо, больше никаких нотаций. Просто я беспокоюсь за тебя, вот и все. — Девочка села на место. — Не забывай, тебе сегодня просто повезло.

— Не волнуйтесь, я могу постоять за себя.

— Да, ты уже говорила. Наверное, Мириам Фокс думала то же самое.

— На улице полно извращенцев. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Если так подходить к делу, то ты права. Вчера ты сказала нам, что не знала, что Мириам Фокс была проституткой. Это ведь неправда, так?

— Все копы одинаковые. Не можете не задавать своих дурацких вопросов, да?

Я рассмеялся:

— Послушай, это не допрос. Все, что ты здесь скажешь, не может быть использовано в суде. Ты должна это знать. Я просто пытаюсь найти убийцу Мириам и посадить его за решетку, чтобы он больше не совершил ничего подобного. — Я вытащил из пачки еще две сигареты и снова помог Энн прикурить. — Согласись, это и в твоих интересах.

Она задумалась над тем, что я сказал. Было видно, что ей хотелось ответить на мой вопрос, но это желание вступало в конфликт с недоверием, которое Энн питала к представителям правопорядка. Я затянулся сигаретой и стал ждать, когда она заговорит. Мне некуда было спешить.

— Да, я знала, что Мириам работает проституткой, — наконец произнесла девочка. — Но у нас с ней не было ничего общего. Она была настоящей сукой.

— В каком смысле сукой?

— Она была вся из себя, смотрела на людей сверху вниз, к тому же плела интриги. Говорила гадости о человеке за его спиной, настраивала людей друг против друга. Мириам никогда мне не нравилась, поэтому я держалась от нее подальше.

— Она встречалась с Марком Уэллсом, так?

Энн кивнула:

— С ним я тоже предпочитаю не иметь ничего общего.

— Почему?

— Он псих. Сделаешь или скажешь что-нибудь не так — порвет тебя на кусочки.

— Как ты считаешь, он может иметь какое-то отношение к смерти Мириам?

— Я думала, это сделал какой-то извращенец…

— Скорее всего, но мы еще не знаем точно. Это мог быть и кто-то из ее знакомых. Кто-то типа Марка Уэллса.

Энн пожала плечами:

— Не знаю.

— Мог ли он совершить что-нибудь подобное?

— Послушайте, не задавайте мне таких вопросов. Я не хочу на них отвечать.

— Энн, все, что ты скажешь сейчас, останется только между мной и тобой, я никогда никому не назову твоего имени. Просто я пытаюсь представить себе картину преступления, больше ничего.

— Если Марк Уэллс узнает, что я болтала о нем, он свернет мне голову.

Я хотел сказать ей, что Уэллс уже арестован, но передумал. Мне не хотелось влиять на ее ответы больше, чем я уже повлиял.

— Он не узнает о нашем разговоре, обещаю тебе. Никто не узнает.

— Марк очень злой человек. Я слышала жуткие истории о том, как он избивал людей до полусмерти; и еще говорили, что однажды он пырнул одного человека ножом за то, что тот задолжал ему денег. Но я не понимаю, зачем ему нужно было убивать Мириам? Она же приносила ему доход.

Это был хороший вопрос, и на него стоило найти ответ.

— К тому же, — добавила она, — у него в последнее время почти не осталось девчонок.

— Что ты имеешь в виду?

— На него еще Молли работала, а теперь ее нет.

Я вспомнил свой сон.

— А ты не знаешь, где сейчас может быть Молли? Я хотел бы найти ее и расспросить о Мириам. Они ведь были подругами?

Энн кивнула:

— Да, хотя я не знаю почему. Кроме Молли, Мириам никому не нравилась.

— Подумай, где она сейчас может быть?

Энн смотрела в сторону, то и дело затягиваясь быстро тающей сигаретой. Разговор у нас получился взрослый, и я должен был признать, что в каком-то смысле она была гораздо старше своих лет. Но сейчас эта девочка напоминала мне ребенка. Маленького человечка, попавшего в ловушку взрослого мира.

Энн очень долго сидела, не говоря ни слова. Я откинулся на стуле, пытаясь понять, не сердится ли она на меня. Когда Энн заговорила, по-прежнему не поднимая глаз, ее голос был очень тихим.

— Я думаю, что она никуда не сбежала.

Мне показалось, что я ослышался.

— Что ты сказала?

Энн посмотрела мне в глаза, и я увидел, что она вот-вот заплачет.

— Я сказала, что Молли никуда не сбежала.


Глава 12


— Тогда что, по-твоему, с ней случилось? — так же тихо спросил я.

— Не знаю, — прошептала она, пряча взгляд.

— Но у тебя ведь есть какие-то основания так думать?

— Послушайте, отстаньте от меня со своими вопросами!

Я помолчал какое-то время, радуясь про себя, что мне не приходится постоянно работать с детьми. Особенно с подростками.

— Нет, черт возьми, я просто уверена, что Молли никуда не сбежала. — На этот раз я промолчал, слова девочки заинтриговали меня. — Она ни за что не оставила бы Марка, я точно знаю.

— Марка Уэллса?

— Да, она любила его. Она бы все для него сделала, хотя ему это было безразлично. У него хватало девчонок, и Молли ему была не нужна. То есть он спал с ней, но не больше. Она просто зарабатывала ему деньги.

Я вспомнил улыбающееся личико с фотографии в комнате Мириам, слишком юное для подобных проблем.

— Ты не думаешь, что она просто рассердилась на Уэллса и решила уехать?

— Нет, вряд ли. Молли пробовала завязать, когда встречалась с одним парнем, но это было очень давно. Одна она ни за что никуда не уехала бы, не оставила бы Марка. Она сильно в него втюрилась, только о нем и говорила.

— А что Мириам думала о Марке, не знаешь?

Энн пожала плечами:

— Она спала с ним, но в отличие от подружки не очень-то жаловала.

— А когда ты последний раз видела Молли? Недели три назад?

— Что-то около того. Она заходила в приют. В тот вечер она ушла, и больше ее никто не видел.

— Опиши, какая она была тогда? Какое у нее было настроение?

— Да обычное. Как всегда.

— А она не говорила, что хочет уехать или что-нибудь в этом духе?

— Нет, ничего такого.

Что бы это значило? Судя по словам Энн, во всем этом было что-то подозрительное. Я опять вспомнил свой сон так ясно и четко, словно только что проснулся, напуганный и весь в поту. Однако сейчас это сновидение уже не казалось мне предостережением. Стоило ли серьезно относиться к подозрениям этой девочки или у нее просто разыгралось воображение? Молли запросто могла уехать куда-нибудь, ничего не сказав Энн, которая сама призналась, что не была ее близкой подругой. Оставалась также вероятность того, что Молли не была настолько сильно влюблена в Марка Уэллса, как считала Энн. Ей было всего тринадцать лет, а любовь девочки в таком возрасте, как правило, очень непостоянна.

— Вы мне не верите?

— Верю. Но если Молли никуда не уехала, тогда где же она?

— Не знаю. — Энн пожала плечами и посмотрела на меня взрослыми взглядом. — Может быть, она мертва.

— Ты правда считаешь, что ее нет в живых?

Она медленно кивнула и с пугающей серьезностью сказала:

— Да, я думаю, Молли умерла.

Я кашлянул, мне стало не по себе.

— Ее мог убить тот же человек, который убил Мириам?

— Все может быть.

— Расскажи, что произошло сегодня, когда на тебя напал тот мужчина.

— Он подъехал, я стояла, где обычно. Со мной должна была работать Шарлин, но она сегодня приболела, поэтому я работала одна. Он кивнул мне, как все они делают, и я подошла к машине. Этот мужик мне сразу не понравился.

— Почему?

— Он был какой-то странный — противная улыбка, и вообще… Я как увидела его, у меня мурашки по спине побежали.

— Что было дальше?

— Ну, он открыл переднюю дверь, похлопал по сиденью рукой, предложил сесть в машину и все время криво улыбался. Я решила, что он самый настоящий извращенец, такой вид у него был. Еще завезет в какое-нибудь тихое местечко и оттрахает так, что ног под собой не будешь чувствовать… Поэтому я сказала: «Нет, спасибо», развернулась и пошла. А он схватил меня и стал тащить в машину, повторяя, что все будет хорошо и что он не сделает мне больно. Но при этом, ублюдок, вцепился мне в волосы… — Она замолчала. — Потом появились вы.

— Как он выглядел?

— Здоровенный лысый толстяк. Противная жирная морда.

— Сколько бы ты ему дала лет?

— Не знаю. Лет пятьдесят или около того.

Я решил, что скорее тридцать.

— Ты его когда-нибудь видела раньше?

Энн отрицательно мотнула головой.

— Знаете, что меня в нем испугало? Он не был похож на обычных клиентов. То есть они все старые и страшные как черти, по крайней мере большинство из них. Но этот был другой. Я нутром чуяла, что не стоит с ним ехать.

Я постарался вспомнить, как выглядела его машина. Это был подержанный «мерседес» светло-коричневого или бежевого цвета, не похожий на тот, что подобрал Мириам. Больше я ничего не смог вспомнить.

— Тебе стоит оставить заявление в полиции.

— Зачем? Я уже рассказала вам, как он выглядит. Думаете, это он убил Мириам?

— Не знаю. Но будет лучше, если ты перестанешь работать на улице.

— Мне нужны деньги.

Можно было попробовать убедить ее в том, что она ломает себе жизнь, но я знал, что сейчас это ни к чему хорошему не приведет. Человек меняется изнутри. Нужно, чтобы он сначала поверил в то, что не прав, и захотел что-то изменить в своей жизни, а я был уверен, что Энн далека от этих мыслей.

— Давай я отвезу тебя в Коулман-Хауз.

Она фыркнула:

— Это еще зачем? Я ведь не заработала за сегодня ни копейки!

— Пусть у тебя будет выходной.

— Мой босс не поверит, что я не работала.

— А кто твой босс?

— Слушайте, вы же коп, и я не собираюсь вам его сдавать.

— Что ж, надеюсь, он лучше, чем Марк Уэллс, — сказал я с иронией.

— Конечно, лучше.

— Ну тогда он, безусловно, поверит и все поймет.

Энн засмеялась. Ее смех был слишком циничный для тринадцатилетней девочки.

— Он не обрадуется, если я приду без денег.

— Хорошо, давай заключим сделку. Я дам тебе сорок фунтов, если ты сейчас же пойдешь домой. — Это было глупо с моей стороны. Деньги перекочуют в карман ее сутенера или местного торговца крэком, которые могли оказаться одним и тем же человеком. К тому же если Энн нравится рисковать своей жизнью, мне не должно быть до этого никакого дела. Как бы ни закончился ее сегодняшний день, завтра она снова выйдет на улицу. Но я чувствовал ответственность за то, что могло произойти с этой девочкой в такое время суток и при таких обстоятельствах.

— Сорок фунтов. И что вы за них хотите?

— От тебя мне ничего не надо. Я просто хочу, чтобы ты пошла домой и не появлялась сегодня на улице.

— Негусто. Я могла бы заработать в десять раз больше.

— Это все, что я могу дать, и тебе за это ничего не придется делать.

— Я согласна на пятьдесят.

— Ты занимаешься не своим делом. Тебе нужно вести переговоры.

Я настоял на том, что провожу ее до приюта, потому что не верил, что Энн вернется туда, если оставить ее одну. Мы сели в черное такси, и водитель многозначительно посмотрел на меня, увидев, что я с девочкой-подростком. В конце концов я показал ему свое удостоверение — пусть знает, что я не какой-нибудь извращенец, забывший взять машину.

Мы ехали молча. Когда такси остановилось у приюта, Энн выскочила из машины с моими пятидесятью фунтами и, не сказав ни слова на прощание, исчезла в здании. Я мог бы сразу поехать домой, но решил, что раз уж я здесь, то почему бы не узнать, работает ли сейчас Карла Грэхем. Малик был прав, она не слишком подходила мне, но в моей жизни было не так много красивых женщин, чтобы я мог игнорировать подарки судьбы. Даже если речь шла только о приятном разговоре.

Я позвонил в домофон. Мне ответила женщина, она плохо выговаривала букву «р» и я догадался, что это была одна из сотрудниц приюта, которую мы опрашивали вчера. Я представился и спросил, нельзя ли увидеть Карлу Грэхем.

— Думаю, у нее сейчас доктор Робертс, — ответила она. — Сейчас узнаю, сможет ли она вас принять.

— Если она занята, передайте, что можно поговорить и завтра утром, — сказал я, про себя добавив, что лучше, конечно же, было бы увидеться сегодня.

Секунд через тридцать дверь открылась.

— Миссис Грэхем ждет вас в своем офисе, — сказала сотрудница, посмотрев на меня так, будто я ущипнул ее за сосок.

Я кивнул и пошел за ней. Внутри было тихо, что показалось мне странным. Не иначе дети что-то затевают. И Энн наверняка не задержится здесь дольше чем на десять минут, лишая смысла нашу с ней сделку и делая мой поступок еще глупее, чем казалось сначала.

Я постучал в дверь кабинета Карлы Грэхем, но вошел не дожидаясь приглашения. Директор приюта стояла у своего стола и беседовала с невысоким мужчиной средних лет, одетым в хороший костюм. На ней сегодня были легкие серые брюки и белая блузка. Шею украшала простая нитка жемчуга.

Она улыбнулась, но мне показалось, что улыбка ее слегка натянутая. И, несмотря на то что я привык к такой реакции, — хочешь не хочешь привыкнешь, если ты полицейский, — я все равно немного расстроился.

— Сержант Милн! Вы, должно быть, сегодня работаете сверхурочно?

Я улыбнулся ей в ответ и подошел к столу.

— Стражам порядка редко удается начинать и заканчивать работу в строго определенные часы. Спасибо, что согласились меня принять.

— Вам повезло, что вы меня застали. Я уже собиралась уходить. Познакомьтесь, это мой коллега доктор Робертс, специалист по детской психологии.

Мы с доктором пожали друг другу руки.

— На самом деле я не числюсь в штате Коулман-Хауза, — сказал он. — Приходится работать в нескольких местах в разных концах города.

— Должно быть, вы очень занятой человек.

— Да, проблем у людей много, но мне нравится моя работа.

— Понимаю, — сказал я, вовсе так не думая.

— Если я не ошибаюсь, вы расследуете убийство? — спросил он с нескрываемым интересом. Лицо у доктора было очень веселое, что показалось мне необычным для человека его профессии. Для большинства психологов вся жизнь — одно большое расстройство. К тому же из-за высокой вероятности совершения ошибки они невероятно серьезно относятся к тому, что делают.

— Все правильно, — ответил я. — Погибшая девушка была немногим старше тех, с кем вам каждый день приходится иметь дело. Ее звали Мириам Фокс. Несколько лет назад она убежала из дома.

Доктор покачал головой.

— Какая трагедия. Но я верю, что если правильно воспитывать молодежь, то можно уберечь их от этого страшного пути.

Мне хотелось сказать ему, что у него и у его коллег было предостаточно случаев доказать эти слова на деле, но они постоянно терпели неудачу. Однако я промолчал. Казалось, этот человек очень обидчив, и мне не хотелось его расстраивать. Почему-то я решил, что он неплохой парень. Доктор Робертс чем-то напомнил мне моего бывшего учителя музыки, который постоянно носил цветные галстуки-бабочки и с невероятным энтузиазмом относился к своей работе. Музыка как предмет меня никогда не привлекала, но мне нравилось, как вел уроки этот учитель.

— Как продвигается ваше расследование?

— Не так быстро, как хотелось бы, но мы уверены, что найдем убийцу.

— Если я правильно понимаю, уже был произведен арест?

Я посмотрел на доктора с удивлением.

— Да, но откуда вам это известно?

Он улыбнулся:

— Знаете, я постоянно смотрю новости, а с тех пор как у меня появился Интернет, то и дело проверяю, что новенького. По местному каналу сообщили, что сегодня какой-то человек сдался полиции.

— Информация верная, но я, к сожалению, не могу давать никаких комментариев.

— Конечно-конечно, я понимаю. Простите мое любопытство, сержант, я просто страсть как люблю знать, что происходит вокруг.

— Всем людям это свойственно, — сказал я.

Повисла долгая пауза, во время которой Робертс, по-видимому, пытался придумать еще какой-нибудь вопрос. Но, скорее всего, доктор понял, что больше я ему ничего не расскажу, и решил закончить беседу.

— Что ж, не буду вас задерживать. Желаю удачи! — Он протянул мне руку, и я пожал ее.

Доктор попрощался с нами, и я повернулся к Карле. Она выглядела сегодня еще лучше, чем вчера, и я невольно представил ее обнаженной.

— Еще раз спасибо, что приняли меня, миссис Грэхем. Я вот что подумал: нет ли здесь поблизости какого-нибудь бара? Мы могли бы пообщаться в более приятной обстановке. Может быть, это как-то исправит ситуацию, — эти слова неожиданно легко слетели у меня с губ.

Она приподняла одну бровь и посмотрела на меня с ухмылкой. Вероятно, я переступил черту, но, как сказала сегодня Энн, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Вы приглашаете меня в бар? — игриво спросила Карла, и я понял, что она не обиделась.

— В общем, да. Но, пожалуйста, не воспринимайте это как свой гражданский долг. Мы можем поговорить и здесь, если вам так удобнее.

Карла вздохнула.

— Тут за углом есть неплохое заведение. Можем там поговорить, но, если можно, не слишком долго. Я устала сегодня как черт, а завтра еще очень много работы.

Место, о котором она говорила, находилось в двухстах ярдах от приюта — достаточно далеко, чтобы не встретить здесь клиентов из Коулман-Хауза. Бар был большой, занимал два этажа и явно пользовался популярностью среди студентов. Несмотря на то что народу было много, места хватало всем и даже оставалось несколько пустых столиков.

Когда мы вошли в бар, Карла поздоровалась с двумя своими знакомыми — это были мужчины, оба моложе меня, и я почувствовал легкий укол ревности. Пытаясь произвести на мою спутницу впечатление, я заказал себе водку с апельсиновым соком, а ей водку с тоником.

— Я думала, офицеры полиции на службе не пьют, — заметила Карла, когда мы сели за уютный столик в стороне от всех.

— Так официально-то я сейчас не на службе.

Она удивленно вскинула брови:

— А у меня создалось впечатление, что вы хотели встретиться со мной в связи с расследованием.

— Все верно, я здесь именно по этой причине. Но то, о чем я хотел поговорить с вами, не для протокола. Я пришел с неофициальным визитом.

Мои слова заинтриговали ее. Глупейшая ситуация: ведь я зашел с единственной целью увидеть ее, отодвинул следственные дела на второй план. Но при этом я был взволнован разговором с Энн и хотел рассказать о случившемся Карле.

— Слушаю вас.

Она пристально посмотрела на меня, и я не отвел взгляд, хотя и чувствовал, что тону в ее бездонных карих глазах. И почему такая красивая женщина стала руководителем приюта для трудных подростков?

— Сегодня вечером я случайно встретился с одной из ваших подопечных. С Энн. Как раз в тот момент, когда ее пытался похитить один из ее потенциальных клиентов.

Карлу это сообщение, казалось, шокировало.

— Что с девочкой?

— С ней все хорошо. Энн повезло, что я случайно оказался рядом. По опыту знаю, что, не появись я вовремя, добром бы эта история не кончилась.

— Ох уж эти девчонки!.. Никого не слушают, как будто смерти себе желают.

— Такое желание может легко исполниться.

— Я понимаю. А ведь Энн очень смышленая девочка, и если бы она слушала старших, могла бы неплохо устроиться в жизни. Где она сейчас?

— Я довез ее до приюта, а потом решил зайти к вам.

— Нужно было сразу мне все рассказать.

— Не переживайте, с ней все в порядке. Удивительно, но Энн перенесла то, что случилось, невероятно спокойно. Я немного поговорил с ней и узнал, что ее тоже беспокоит исчезновение Молли Хаггер. Ей кажется, что она никуда не сбежала…

— Что, по ее мнению, могло случиться с Молли?

— У нее нет полной уверенности, но ей кажется, что с Молли случилось несчастье. — Я быстро перечислил доводы, которые привела мне Энн, не упоминая имени Марка Уэллса. Когда я закончил, мне показалось, что они звучали не слишком убедительно.

Карла достала из своей сумочки пачку сигарет «Силк кат», закурила и протянула пачку мне.

Я отказался.

— Мне нужно что-нибудь покрепче, — сказал я, доставая из кармана пачку «Бенсон энд Хеджес».

Когда Карла дала мне прикурить, я уловил слабый, но приятный запах ее духов.

— Вы сказали, что арестовали кого-то по подозрению в убийстве той девушки.

— Да, и мы сейчас допрашиваем этого человека. Но, пока его вина не доказана, мы не должны прекращать расследование, чтобы не упустить из виду другие направления. Возможно, он также виноват в смерти Молли Хаггер, а может, не повинен ни в чем.

— Вы думаете, Молли мертва? — спросила Карла, элегантно затянувшись сигаретой.

— Не знаю. Энн была совершенно уверена, что Молли одна никуда бы не уехала, но она могла и ошибаться. — Я помолчал, а потом решил рискнуть. — Вы не припомните, в течение последних нескольких месяцев не было случаев внезапного исчезновения девочек из приюта?

Карла посмотрела на меня с укоризной.

— Детектив Милн, я понимаю ваше беспокойство и очень хотела бы помочь расследованию. Если одна из наших девочек занимается проституцией, это не значит, что все клиенты Коулман-Хауза работают на панели. Я не буду отрицать, нам известны такие случаи, но их очень мало, и уж точно мы не поставляем девочек на улицы у «Кингз-Кросс». В радиусе трех миль существует целая дюжина приютов, похожих на наш, и многим приходится сталкиваться с такими же проблемами. Вы действительно думаете, что кто-то похищает наших девочек одну за другой?

— Нет, что вы. Извините, если я все выставил в таком свете. Просто я пытаюсь не упустить чего-нибудь важного.

Я сделал глоток спиртного и с сожалением заметил, что ее стакан уже опустел. Мне не хотелось, чтобы Карла ушла, но было очевидно, что она не заинтересовалась мной настолько, чтобы остаться еще хоть на полчаса.

— Могу я попросить вас об одном одолжении? Пожалуйста, дайте мне знать, если кто-нибудь из ваших клиентов сбежит или пропадет при подозрительных обстоятельствах. При этом все, что вы мне скажете, останется между нами.

Карла кивнула.

— Однако, как я уже говорила вчера, такое у нас случается очень часто. В большинстве случаев они сбегают в поисках более теплого местечка. Это характерно для таких больших городов, как наш.

— Знаю. И если бы вы были убийцей и не хотели бы, чтобы вас поймали, то вернее всего вам было бы выслеживать именно таких девочек. Девочек, об исчезновении которых никто не будет беспокоиться.

— Но в том-то и дело, что я беспокоюсь — мы все беспокоимся — о наших клиентах, потому что знаем, какие удары судьбы поджидают их за каждым углом. Но у нас не хватает людей и нет никаких прав…

— Да, я понимаю, но, к сожалению, ничего не могу изменить.

— Вот именно. Тем не менее, если у нас пропадет какая-нибудь девочка, я дам вам знать.

— Спасибо. — Я затянулся сигаретой, раздумывая, что бы еще такого сказать, чтобы задержать Карлу еще на какое-то время. — Вы не находите странным, что эти дети могут делать все, что угодно, притом что они, как бы это сказать… совсем не подготовлены к жизни?

— Это предмет наших профессиональных споров, — ответила Карла. — Многим сотрудникам подобных центров не хочется применять жесткие меры, но иногда без них просто не обойтись. Эти дети очень уязвимы, только они не понимают этого.

— Забавно, — ухмыльнулся я, стараясь не упустить момент. — Когда я был ребенком, мама постоянно жаловалась на то, что мы живем в жестоком мире. Она всегда говорила мне: радуйся всему, пока ты молод, потому что, став взрослым, ты поймешь, что вокруг полно плохих людей. И знаете что? Я тогда не верил ей.

— А сейчас?

— Сейчас верю. Похоже, мама даже не подозревала, насколько была права.

— Вы производите впечатление очень вдумчивого человека, мистер Милн.

— Это комплимент?

Она посмотрела на меня поверх стакана.

— Считайте, что да.

— Не все полицейские бездушные и грубые люди. Многие из нас на самом деле приятные ребята, особенно в нерабочее время.

— Не сомневаюсь. И если я социальный работник, это не значит, что я считаю вас грубым и бездушным.

— Многие ваши коллеги придерживаются такого мнения.

— Молодые, может быть, да. Когда я только начала работать, мне тоже все виделось в черно-белом свете. Особенно то, что касалось представителей правопорядка и служителей закона. Но это было очень давно.

— Глядя на вас, такого не скажешь, — парировал я, как настоящий джентльмен.

Она улыбнулась.

— Теперь вы мне делаете комплимент?

— Угадали.

Карла посмотрела на часы.

— Мистер Милн, к сожалению, мне пора. Время позднее, а мне еще добираться до дома.

— Выпейте со мной еще стаканчик. У меня есть правило: в каждом баре пить не меньше двух порций, потому что одна порция означает, что ты излишне спешишь.

— Интересная теория. Что ж, давайте тогда выпьем еще по стаканчику, только на этот раз плачу я. — Она встала. — То же самое?

— Да, пожалуйста.

Я проводил ее взглядом до барной стойки. В ее походке были изящество и грациозность, свойственные супермоделям, — или мне это только казалось? У меня уже не осталось сомнений в том, что я влюбился. Подозреваю, это и для нее не было тайной. Я смотрел на Карлу, и мне хотелось сорвать с нее одежду и заняться любовью прямо здесь, в баре. Уже почти шесть месяцев у меня никого не было, поэтому, чтобы возбудиться, понадобилось совсем немного. Последний мой половой акт сложно назвать удачей. Я переспал с девушкой-детективом, которая была помолвлена с юристом. И она, и я были так сильно пьяны, что у меня не оставалось никаких сомнений в исходе вечера. Я тогда настолько выдохся, что был вынужден притвориться, будто у меня был оргазм. Впрочем, ей, по всей видимости, понравилось, потому что она потом хотела встретиться со мной еще раз.

Сейчас же я чувствовал нечто большее, чем желание просто переспать, хотя, не спорю, это входило в мои ближайшие планы. К этой женщине меня тянуло с необыкновенной силой. Последний раз нечто подобное я испытывал очень давно, когда начал встречаться с сестрой Данни.

Карла осталась еще минут на двадцать. Все время, пока мы говорили, мне очень сильно хотелось в туалет, но я терпел, боясь, что если отлучусь ненадолго, она воспримет это как знак, что ей пора идти. Мы поболтали немного о всякой ерунде, так или иначе связанной с ее и моей работой, и я отметил про себя, что Карла оказалась очень интересным и умным собеседником. Кроме того, она была разведена и не имела детей. По этому поводу Карла пошутила, что ей иногда кажется, будто на самом деле она обвенчана со своей работой. Я сказал, что это чувство мне знакомо.

Я все ждал, что мне представится случай пригласить ее на свидание, но все как-то не получалось. Точнее говоря, меня подвели нервы. Передо мной сидела серьезная женщина, которая отдала всю свою жизнь карьере и умела держать себя так авторитетно, как это делают политики. Я же рядом с ней казался себе не опытным тридцатисемилетним мужчиной, а школьником, влюбившимся в первый раз в жизни.

Допив то, что осталось в стакане, она встала и протянула мне руку, прощаясь.

— Мне действительно пора идти, мистер Милн. Было очень приятно пообщаться с вами. Жаль только, что поводом для нашего разговора послужила такая печальная ситуация.

Я встал и крепко пожал ее руку.

— К сожалению, так устроена жизнь. Спасибо за интересную беседу, миссис Грэхем.

— Пожалуйста, зовите меня Карла.

— Тогда вы зовите меня Дэннис. — Я вдруг подумал, что мое имя звучит излишне банально. И почему я не поменял его на что-нибудь более интересное? Даже Зэк, казалось, было бы лучше.

Карла улыбнулась:

— Хорошо, Дэннис. Надеюсь, ваше расследование скоро завершится.

Вот и настал тот самый момент, которого я ждал весь вечер. Но почему-то я им не воспользовался.

— Я тоже на это надеюсь и позвоню вам, если у нас возникнут какие-нибудь вопросы.

— А я обязательно сообщу, если какая-нибудь из девочек исчезнет. Но учтите, такое случается довольно часто и причины этого, как правило, достаточно банальны.

— Понимаю. — Я сделал последний глоток. — Позвольте проводить вас до машины.

— В этом нет необходимости, она припаркована поблизости, за углом. Я бы подвезла вас до дома, но мне завтра очень рано вставать.

— Ну что вы, все нормально. — По крайней мере мой мочевой пузырь будет мне благодарен.

Я снова сел за стол, а она направилась к выходу, но потом вдруг вернулась.

— Забыла спросить у вас одну вещь. Скажите, как вам удалось уговорить Энн вернуться в приют?

— Я подкупил ее.

— Чем?

Я боялся признаться в том, что сделал, но все равно сказал:

— Дал ей денег. Чтобы она могла не беспокоиться о том, что ничего сегодня не заработала.

Я не знал, как Карла отнесется к такому поступку, и, как обычно, предполагал самое худшее. Но, к моему удивлению, она посмотрела на меня с уважением.

— А вы очень добрый человек, Дэннис, — улыбнулась она. — Я практически уверена, что ваши усилия были тщетны — у Энн такой характер, что ее очень сложно переубедить, но все равно я очень благодарна вам за ваше беспокойство.

— Спасибо, — смущенно ответил я.

Карла ушла. Было десять минут десятого, я сильно устал, и мне страшно хотелось в туалет. События этого вечера помогли мне понять, в каком мире живут малолетние проститутки и кто за ними охотится, но я еще не понял, поможет ли это мне в моем расследовании или нет.


Глава 13


— Мы собираемся предъявить обвинение сутенеру, — восторженно сообщил мне Малик, когда я появился в участке на следующее утро.

Вокруг царило радостное оживление — так всегда бывает, когда раскрывают дело. Детективы, занимавшиеся расследованием, выглядели очень довольными собой, а Уэлланда и Нокса мне пока не удалось увидеть. То, что Марку Уэллсу предъявили обвинение, еще не означало, что он признан виновным в совершении убийства, но все, казалось, верили в то, что так и будет. По всей видимости, за последние пару часов у следствия появились новые улики.

— Дэннис, вы пропустили все самое интересное, — сообщил мне детектив Каппер. — Где вы были? — Он сидел за своим столом, рядом с ним стояли двое его приятелей-констеблей — мужчина и женщина.

Я подошел к ним.

— Расскажите, что случилось. Он сознался?

— Обязательно сознается. Потому, что у нас теперь есть рубашка, которая была на нем в момент совершения убийства. Она вся в крови.

Меня раздражало неприкрытое самодовольство Каппера. С ним тяжело общаться, когда его преследуют неудачи, но когда он на коне, это совершенно невыносимо. Я сказал, конкретно ни к кому не обращаясь, что рад услышать такие новости, улыбнулся и вернулся на свое рабочее место. Малик последовал за мной и сел у моего стола.

— Как-то быстро все случилось. Когда ты узнал об этом? — спросил я у него, не скрывая удивления.

— Я узнал об этом сегодня утром из телетекста и сразу помчался сюда. Это произошло два часа назад.

— Кто нашел рубашку?

— Был звонок, предположительно от одной из девчонок Уэллса. Она рассказала, что Марк признался ей в том, что убил Мириам Фокс и оставил свою одежду неподалеку от места преступления. Наши люди еще раз там все обыскали и обнаружили рубашку. Ее отправили на судмедэкспертизу сегодня утром. Предварительные тесты показывают, что кровь на рубашке совпадает с кровью жертвы.

— Очень оперативно.

— Следствию дорога каждая минута. Ведь с момента задержания прошло почти двадцать четыре часа.

— Так его еще могут отпустить?

— Сомневаюсь. В тот вечер эта рубашка была на убийце, а мы практически уверены, что она принадлежит Уэллсу.

— А кто звонил? Она назвала себя?

Малик отрицательно покачал головой.

— Нет, но ее можно понять. Девушка не хочет, чтобы ее имя попало на страницы газет.

Я задумчиво кивнул и закурил. Весомый аргумент.

— Что-то не так, сержант?

— Да нет, просто я немного устал. Плохо спалось. — Ну еще бы! Ведь после разговора с Карлой по дороге домой я решил зайти и выпить еще кружечку в «Китайце». К сожалению, кружечка превратилась в целых три.

— Малик, ты не сделаешь старику одолжение?

— Вам, что ли?

— Ну да. Купи мне, пожалуйста, сэндвич с беконом и чай. — Малик посмотрел на меня с неодобрением. — Пожалуйста, Азиф, я бы не стал просить, если бы мог сходить сам.

— Сержант, вам нужно сменить свои диетические привычки. Это не еда.

— Тогда купи мне еще и яблоко. — Я порылся в кармане и вытащил два фунта мелочью. — Сделай доброе дело. Больше я не буду так себя вести, обещаю.

Малик нехотя взял деньги и встал.

— Запомните, сержант, я согласился только потому, что вы сегодня так плохо выглядите.

— Твоя доброта будет вознаграждена, — ответил я смиренным голосом.

Когда он ушел, я стал обдумывать новое положение дел. Мне не удалось сегодня нормально поспать, потому что в голове постоянно прокручивался наш разговор с Энн. А что если действительно на улицах города орудует серийный убийца, выискивающий своих жертв среди малолетних проституток? Идея, конечно, бредовая. Несмотря на изобилие книг, художественных и документальных фильмов о серийных убийцах, в жизни эти чудовища встречаются так же редко, как экскременты динозавров. Если бы в этой стране, население которой составляет почти шестьдесят миллионов человек, орудовало бы больше двух маньяков одновременно, я бы очень сильно удивился. Но, полагаю, периодически такое случается. И если такой человек появился в наших краях, его будет непросто поймать. Вот только если Молли Хаггер и другие девушки погибли от его руки, то почему до сих пор не нашли их тела? И почему тогда тело Мириам Фокс убийца оставил на видном месте?

Сэндвич с беконом оказался очень вкусным, а я был таким голодным, что съел без остатка даже яблоко.

В десять пятнадцать к нам в комнату зашел Нокс в сопровождении Уэлланда. Уэлланд выглядел очень уставшим, он сел, а точнее упал на первый попавшийся стул, а Нокс обратился ко всем нам с речью:

— Мы только что сообщили Марку Уэллсу о последних находках, которые появились у следствия. Он по-прежнему категорически отрицает свою причастность к делу, что неудивительно и даже естественно в его положении. Выглядит он гораздо более взволнованным, чем раньше. Марк Уэллс очень самонадеянный человек, но сейчас от его уверенности мало что осталось. Последние результаты экспертизы его рубашки будут готовы сегодня к обеду, тогда станет ясно, принадлежит ли эта рубашка Уэллсу или нет. Но, судя по тому, как он себя ведет, понятно, что результаты, скорее всего, решат дело не в его пользу.

— Значит, сегодня будем пить шампанское? — обрадовался Каппер.

Нокс улыбнулся:

— Нет, праздновать победу еще рановато. Мы хорошо поработали, очень хорошо, и это заслуга всей команды, но пока не будет стопроцентной уверенности в точности наших предположений, придется еще попотеть. — С этими словами он удалился к себе в кабинет, оставив без внимания Уэлланда. Одна из женщин-детективов спросила инспектора, как он себя чувствует.

— Да ничего, спасибо, — ответил он. — Немного нездоровится, вот и все. — Кто-то предложил ему пойти домой, но Уэлланд сказал, что посидит здесь и подождет, пока Уэллсу не предъявят обвинение. — Хочу увидеть выражение лица этого ублюдка, — пояснил он с такой живостью, которой я не ожидал от него.

— Босс плохо выглядит, — шепнул мне Малик.

— Это точно. Ему нужно взять пару дней и отдохнуть. Налогоплательщики задолжали ему хороший отпуск, ведь он так много сделал на благо общества.

Конечно, никто, включая нас, коллег, ни разу не говорил ему спасибо за работу. Может быть, не стоит считать всех копов непризнанными героями, но Уэлланд был по-настоящему хорошим полицейским. Он отдал работе в полиции всего себя, так что теперь у него было полное право получить за это компенсацию.

— Я бы на его месте вышел в отставку, не дожидаясь пенсии, — сказал Малик.

— А я бы на его месте вышел в отставку десять лет назад.

Малик недоверчиво усмехнулся.

— Неправда, вам слишком нравится эта работа.

— Ни хрена она мне не нравится!

У меня зазвонил телефон, и при мысли, что это могла быть Карла, мое сердце учащенно забилось. И если ее голос я хотел услышать больше всего на свете, то голос звонившего мне человека я предпочел бы не слышать вообще.

— Это Джин Ашкрофт, мистер Милн, — сообщила секретарша.

Черт возьми, что ей от меня нужно?

— Спасибо, соедините меня. Здравствуй, Джин, сколько лет, сколько зим…

— Привет, Дэннис. Извини, что отвлекаю тебя от работы… — ее голос был напряженный и официальный.

— Ну что ты, все нормально, никаких проблем. Чем я могу тебе помочь?

— Я по поводу Данни, — сказала она. — Мне кажется, он попал в беду.

— Почему ты так думаешь?

— Данни позвонил мне вчера вечером, и это очень странно, потому что он обычно никогда не звонит. Я сразу поняла, что с ним что-то не так. Вероятно, он был пьян или обкурился — говорил о том о сем, что в жизни все меняется, что нужно заняться новым делом и для начала уехать… И еще он сказал, что накопил очень много денег.

— И что с того?

— Дэннис, он нигде не работает. У него не было возможности накопить много денег, — Джин всхлипнула, — если только он не связался с кем-то. С какими-нибудь преступниками. Это меня очень беспокоит. Ты же знаешь, наша мама не переживет, если с ним опять что-нибудь случится. Особенно сейчас, когда отец умер.

— Слушай, я понимаю твое беспокойство, оно вполне естественно. И я знаю, что у Данни когда-то были проблемы с законом, но с тех пор он чист. — Малик удивленно приподнял брови, но я махнул рукой, показывая, что разговор не относится к работе. — Думаю, не стоит волноваться из-за того, что он немного перебрал и ему захотелось поговорить.

— Вы видитесь с ним время от времени?

— Да, но не так часто, как хотелось бы.

— Знаешь, когда мы с ним говорим — это редко, но все же случается, — он всегда рассказывает о тебе. Похоже, Дэннис, ты его кумир. Может, ты и прав, волноваться не стоит, но я все равно хотела бы попросить тебя об одолжении. Если можешь, пожалуйста, проведай его, посмотри, все ли в порядке. Я хочу быть уверена, что у Данни все хорошо.

— Джин, я уверен, что твои тревоги беспочвенны. Данни неглуп, он стреляный воробей и второй раз не позволит себе попасться.

— Пожалуйста, Дэннис. Знаю, ты занятой человек, но я очень тебя прошу, зайди, посмотри, как он там.

— Хорошо, я постараюсь.

— Спасибо, я тебе очень благодарна.

Джин говорила искренно. Я записал ее номер в Лидсе и пообещал, что позвоню через пару дней. Мы поговорили еще немного, но разговор не клеился. Слишком много воды утекло с тех пор, как мы были вместе, и я испытал облегчение, когда она повесила трубку. Когда-то Джин Ашкрофт была моей возлюбленной, самой красивой и интересной девушкой, но сейчас для меня она была просто человеком из далекого, полузабытого прошлого.

На днях Данни нормально держался: мы с ним играли, выпили немного, посмеялись и даже чуть не вышли победителями. Когда мы прощались, мне казалось, с ним все было в порядке. Однако одиночество и затворничество сделали его очень подозрительным, и это было опасно. Я решил серьезно поговорить с ним. Промыть ему мозги и заставить его успокоиться.

Как сказал однажды кто-то из американских президентов, «единственное, чего стоит бояться, это страх». Данни как раз боялся страха, и это начинало создавать ему проблемы.


Глава 14


В одиннадцать пятнадцать пришли результаты из лаборатории, подтверждающие, что волосы, найденные на рубашке, принадлежат Марку Уэллсу и что рубашка соответственно принадлежит ему.

В двенадцать десять Нокс и Уэлланд продолжили допрос подозреваемого. Марк Уэллс по-прежнему отрицал любую причастность к преступлению и вспылил, когда ему сообщили, какие против него есть улики. Он так разошелся, что набросился на полицейских, сопровождавших инспектора, поэтому пришлось надеть на него наручники. Затем его адвокат попросил, чтобы его оставили наедине с клиентом, чтобы они могли обсудить изменения в ходе расследования.

В двенадцать тридцать пять допрос возобновился. Адвокат Уэллса заявил, что его клиент не имеет никакого отношения к убийству Мириам Фокс. Однако ни он, ни подозреваемый не смогли объяснить, почему рубашку Уэллса, всю испачканную в крови жертвы, нашли так близко от места преступления. Уэллс высказал предположение, что ее украли.

Еще через полчаса двадцатисемилетнему Марку Джейсону Уэллсу официально предъявили обвинение в убийстве восемнадцатилетней Мириам Энн Фокс. И второй раз за этот день полицейские были вынуждены заковать Уэллса в наручники, чтобы он перестал кидаться на следователей. В ходе дальнейших переговоров обвиняемый случайно ударил своего адвоката в нос, и тому пришлось вызывать «скорую помощь», чтобы остановить кровь. Детектив Каппер проявил несвойственное ему остроумие, заметив, что это событие только на руку муниципальной полиции.

В два часа двадцать пять минут меня прямо из столовой вызвали в кабинет Нокса.

Он сидел за идеально чистым столом и был очень серьезен. Учитывая обстоятельства, это было несколько странно.

— Здравствуйте, Дэннис. Спасибо, что зашли. Садитесь, — он сделал приглашающий жест рукой. — Вы уже слышали последние новости?

— Что Уэллсу предъявили обвинение? Да, сэр, инспектор Уэлланд рассказал мне об этом.

— Уэлланду пришлось уйти домой.

— Да, сэр. Должен признать, он неважно выглядел.

— Неважно — это слабо сказано. На самом деле ему давно нездоровится. Уэлланд проходил обследование две недели назад и сегодня утром получил результаты. — У меня по спине пробежал холодок. — У него обнаружили рак простаты. Сегодня после обеда будет сделано официальное объявление.

Что сегодня за день, черт возьми!

— Сэр… Я чувствовал, что с ним что-то происходит, но не подозревал, что все так серьезно. Что говорят врачи?

— А что они могут сказать? Рак есть рак. Пока ничего не известно, многое будет зависеть от того, поможет ли химиотерапия и сумеет ли Уэлланд справиться с болезнью.

— За инспектора я не беспокоюсь. Он никогда не сдается.

Мне вдруг захотелось заплакать. Какая несправедливость! Человек, который сорок пять лет боролся с беззаконием, в конце жизни получил в награду смертельную болезнь, в то время как вокруг полно пышущих здоровьем преступников и нечестных политиков, набивающих свои карманы чужими деньгами. Кое-как совладав с собой, я спросил Нокса, можно ли мне закурить.

— Это запрещено, особенно сейчас, но для вас я сделаю исключение.

Некоторое время он наблюдал за мной, а потом сказал, что нужно бросать эту дурную привычку.

— Курение вредит здоровью, — сурово заметил он. Я и сам это знал. К сожалению, те, кто ведет правильный образ жизни, не понимают, что ты давно уже в курсе того, о чем они пытаются тебе рассказать.

— Нельзя себе отказывать в маленьких удовольствиях, — ответил я, как обычно говорю в таких ситуациях.

— Может быть. Но я отвлекся. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать дурные привычки. Дело в том, что Уэлланд ложится в больницу. Врачи говорят, на три месяца, но я думаю, что все может затянуться. Есть вероятность, что он вообще не вернется на службу. В связи с этим у нас временно освобождается место.

Повисла неловкая пауза. Мне хотелось сказать что-нибудь, но я не знал, что, поэтому просто сидел и молчал. Однако во мне проснулся интерес. Должность инспектора полиции. Уж я бы с ней справился, даже если бы работа оказалась временной.

— Мы хотим взять на эту должность кого-нибудь из нашего участка, чтобы обеспечить бесперебойность в работе и дать возможность инспектору Уэлланду вернуться на свое место, как только ему позволит здоровье.

— Я понимаю.

— Поэтому мы решили, что освободившееся место займет детектив Каппер.

А я-то размечтался!

Пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть свое разочарование тем, что этот идиот обошел меня.

— Я хотел сообщить вам об этом до того, как назначение будет объявлено официально, и объяснить, какими мотивами мы руководствовались, делая выбор.

— Я вас слушаю.

Нокс говорил стандартные фразы о том, что у Каппера больше опыта работы детективом (на самом деле здесь он меня обогнал только на два месяца), он больше подготовлен к этой работе (то есть посетил больше никому не нужных тренингов) и лояльнее относится к некоторым аспектам предстоящей работы (то есть охотнее лижет задницу руководству).

Что тут можно возразить?

— Я хочу, чтобы вы понимали, Дэннис, это не значит, что вы плохой полицейский. Вы очень ценный сотрудник и настоящий профессионал.

— Понимаю, сэр, — сказал я, всей душой желая как можно быстрее завершить этот неприятный разговор.

— Вы очень хорошо работали все эти годы.

— Спасибо.

— Я знаю, что вы расстроены.

— Ничего страшного, сэр.

— И все же попробуйте взглянуть на эту ситуацию с позитивной стороны.

— Обязательно, сэр.

— Теперь я хочу поговорить о деле Мириам Фокс. Чтобы закрыть его, требуется выполнить одно задание, которое требует опыта и деликатности.

— Внимательно вас слушаю.

— Я хочу, чтобы вы нанесли визит родителям Мириам и рассказали им, какой информацией мы обладаем на сегодняшний день. Районный офицер полиции, который уполномочен этим заниматься, сейчас на больничном, так что у нас будет возможность показать, насколько мы близки к народу, и одновременно ввести родителей умершей девушки в курс последних событий. Им сообщили, что задержанному по подозрению в убийстве уже предъявлено обвинение, но больше они пока ничего не знают.

— Что еще я могу им рассказать?

— Наше руководство считает, что в подобной ситуации личный визит одного из старших офицеров полиции может немного утешить убитых горем родителей. Я хочу, чтобы вы с констеблем Маликом отправились туда завтра утром.

Я скривился, выражая недовольство, и Нокс строго посмотрел на меня:

— Послушайте, Дэннис, вы не хуже меня знаете, что на нас со всех сторон сейчас сыплется критика. Отец Мириам Фокс влиятельный человек и член местного совета от партии лейбористов. Нам нужно, чтобы такие люди, как он, были на нашей стороне.

Спорить было бесполезно. Решение принято, и отменить его уже нельзя. Я кивнул, давая понять, что разделяю его точку зрения.

— Это все, сэр?

— Да. Спасибо, Дэннис, я знал, что на вас можно положиться.

Я встал.

— Жаль, что так получилось с инспектором Уэлландом. Если можно, я бы хотел навестить его в больнице. Когда начинается курс лечения?

— В понедельник. Я узнаю адрес клиники и сообщу вам.

Я сделал последнюю затяжку и огляделся в поисках пепельницы. Ничего похожего поблизости не было, и Нокс протянул мне свою кружку с надписью «Лучший папа в мире», на дне которой были остатки кофе. Что ж, может быть, он не был хорошим руководителем, но зато был хорошим семьянином. Я бросил окурок в кружку, и Нокс поставил ее обратно на стол.

— А все-таки здорово, что мы взяли Уэллса.

Нокс кивнул:

— Да, вы правы. Хорошо, когда дела раскрываются так быстро.

— Удалось найти машину, в которой он был с Мириам в тот день?

— Сейчас его машина проходит судебную экспертизу.

— Какого она цвета?

— Темно-красное БМВ. Так что все сходится — вечером на плохо освещенной улице красный выглядит темнее. А вы думаете по-другому?

Я пожал плечами.

— Да нет. Просто когда Уэллс увидел нас у Мириам Фокс, для него это было полной неожиданностью. Если бы он был убийцей, то знал бы, что в ее квартиру может наведаться полиция и ни за что не появился бы в этом месте.

— Может быть, он хотел избавиться от каких-то улик?

— Но мы ничего там не нашли, хотя обыскали все очень тщательно.

Нокс глубоко вздохнул.

— Дэннис, что вы предлагаете? У нас есть сутенер, который не раз обвинялся в жестоком обращении с женщинами. По свидетельству очевидцев, он грубо обращался с жертвой за несколько дней до убийства, и его рубашка, испачканная в ее крови, была найдена в нескольких сотнях ярдов от места преступления. До сих пор этот человек не смог предоставить нам никакого алиби. Как мы можем отпустить его на свободу?

— Я не спорю, Марк Уэллс плохой человек, но это еще не значит, что он убийца. Вы нашли рубашку по наводке. И она — единственная улика, которая связывает его с этим убийством.

— Единственная, зато весьма существенная! Рубашка, без сомнения, принадлежит ему, на ней везде его волосы, черт побери! — Нокс начал раздражаться. Ему нравилось держать все под контролем, и он выходил из себя, когда люди находили слабые места в созданных им теориях.

Я кивнул.

— Вы правы, но все же других доказательств нет. К тому же так и не выяснен мотив преступления. Зачем Уэллсу нужно было убивать Мириам?

— Дэннис, что вы вцепились в это дело? У вас что, есть своя теория на этот счет? Так поделитесь с нами своими соображениями! Если нет, тогда перестаньте критиковать работу, которую сделали другие люди.

Я подумал, а не рассказать ли ему об исчезновении Молли Хаггер и о том, что, возможно, речь идет о чем-то большем, нежели о конфликте сутенера и проститутки, но промолчал. Мне стало неловко за себя, ведь я не имел никаких конкретных фактов, только несколько сумасшедших идей и предчувствие того, что в этом деле не все так просто.

— Нет у меня никаких соображений. Просто не хочется, чтобы за решетку посадили не того человека. Только обвинений в подлоге нам сейчас не хватало.

— Я рад, что вы искренне заботитесь о нашей репутации. Но, поверьте мне, Марк Уэллс виновен. Если бы у меня возникли малейшие сомнения, я бы не стал предъявлять ему обвинение, ясно?

— Да.

— И еще один момент, Дэннис.

— Слушаю вас.

— Нам неизвестно ни о каких подобных убийствах проституток в ближайших районах, так что, скорее всего, речь не может идти о серийном убийце. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Да, сэр.

— Не усложняйте ситуацию, Дэннис, потому что в большинстве случаев все очень просто. Все, идите. И сделайте мне одолжение, попросите детектива Каппера зайти ко мне в кабинет.

Я молча вышел за дверь, обдумывая то, что сказал Нокс. Теперь мое положение обещало стать незавидным.

Я нашел Каппера и, прервав его беседу с Хансдоном, передал ему просьбу начальника. Когда он ушел, я повернулся к Хансдону.

— Ты уже получил данные по номерам телефонов? — спросил я его.

— Да, сегодня утром. Валяются где-то здесь. — Он взял стопку бумаг и стал быстро просматривать их.

— Нашел что-нибудь интересное?

— Да нет, — сказал Хансдон, протягивая мне распечатку на двух листах.

Я взял ее и пробежал глазами первую страницу, на которой были сведения о последних исходящих звонках. Их было девяносто семь — столько раз Мириам Фокс звонила кому-то за последние двадцать восемь дней своей жизни. В левой колонке значились дата и время каждого звонка, в правой стоял номер телефона, на который звонили. На второй странице были входящие звонки, всего их оказалось пятьдесят шесть.

— Тут нет имен, — удивился я.

— Точно. Именно поэтому от этих бумаг никакого толку.

— А мы можем выяснить, кому принадлежат эти номера телефонов?

— Да, но это займет слишком много времени, потому что придется связываться с несколькими телефонными компаниями. Наши ребята сейчас над этим работают.

Я сделал копии с листов, что он мне дал, и вернул Хансдону оригиналы.

— Слушай, а кто занимается этими телефонами? Мне самому хотелось бы взглянуть на результаты.

Хансдон посмотрел на меня с непониманием.

— Зачем тебе? Эти имена все равно нам ничего не скажут. Ну, она звонила Уэллсу, и он звонил ей, что с того?

— Я серьезно.

— Парня, который мне все это присылает, зовут Джон Клэр. Его номер валяется у меня где-то на столе.

— Будь любезен, дай мне его.

Хансдон нехотя подошел к своему столу и, порывшись в бумагах, выудил номер телефона. У меня создалось впечатление, что он не очень-то хотел разбираться, кто кому звонил и зачем. Он был неплохим копом, но очень уж ленивым.

Пока я записывал номер, Хансдон снова поинтересовался, какой смысл мне было влезать в это дело.

Хороший вопрос, подумал я. В тот момент мной двигало желание найти что-нибудь такое, что позволит утереть нос Капперу и Ноксу. Может быть, Уэллс действительно убил Мириам Фокс, но все же дело не казалось мне таким уж безупречным, каким все они пытались его представить. Стоило покопаться в этих телефонных звонках, чтобы показать этим самоуверенным болванам, что они не правы.


Глава 15


Семь номеров наиболее часто встречались среди тех, на которые звонила Мириам Фокс или с которых звонили ей, и я решил узнать, кому эти номера принадлежат. С этими людьми она разговаривала в последние три дня перед смертью. Я не исключал вероятности того, что мое расследование ни к чему не приведет: даже если я узнаю имена звонивших, будет трудно убедить Нокса дать разрешение на дальнейшее расследование, особенно сейчас, когда у него уже есть подозреваемый. Но что-то подсказывало мне, что дело того стоит.

Я позвонил Джону Клэру с рабочего телефона, но у него было занято. Выкурив одну сигарету, я еще раз набрал его номер и опять услышал короткие гудки. Джон, по всей видимости, работал в поте лица. Я собирался подождать еще пять минут и позвонить снова, но судьба распорядилась иначе. Поступило сообщение об ограблении книжного магазина с применением холодного оружия меньше чем в полумиле от нашего участка, и мы с Маликом получили приказ отправиться на место происшествия и собрать показания владельца магазина и свидетелей.

Мы провели на месте преступления полчаса, стараясь успокоить жену владельца магазина. Какой-то мальчишка лет тринадцати приставил ей к горлу нож, чтобы она не мешала пяти его приятелям обшаривать помещение. Муж, который во время нападения находился в соседнем магазине, обвинял полицию и общество в том, что современные подростки, еще ничего не понимающие в жизни, вырастают такими жестокими. Мы не стали с ним спорить. Он был прав. Я поблагодарил супругов за помощь и пообещал, что мы сделаем все возможное, чтобы поймать преступников. Потом мы вызвали патрульную машину, чтобы отвезти жену владельца магазина в больницу на осмотр, а сами вернулись в участок, где нам пришлось составлять отчет о происшествии.

В пять часов вечера мне наконец удалось дозвониться до Джона Клэра. Я представился и объяснил, что занимаюсь расследованием убийства Мириам Фокс.

— Понимаю. По этому вопросу я общался с вашим коллегой, детективом…

— Хансдоном.

— Точно. Я собирал для него информацию о телефонных звонках.

— Да, я знаю. И есть ли какие-то результаты? Дело в том, что они мне нужны очень срочно.

— Я уже все отправил Хансдону, — удивленно ответил Джон. — Файл был послан сегодня утром.

— Мы получили только перечень телефонных номеров. Хотелось бы знать, кому они принадлежат, на чьи имена зарегистрированы.

— Да, я понял. Именно эту информацию я и отправил сегодня. Список с номерами был выслан вчера, а для того, чтобы найти их владельцев, понадобилось время. Я же сказал, что как только все выясню, сразу сообщу.

По всей видимости, Хансдон не проверял свою почту. Я прикурил сигарету.

— Наверное, какие-то проблемы с Интернетом. Вы не могли бы переслать файл еще раз?

— Разумеется, мне несложно.

— Даю вам два адреса, чтобы на этот раз письмо дошло наверняка. — Я продиктовал Джону свой рабочий и личный электронные адреса и убедился, что он правильно их записал. — Вы можете отправить файл прямо сейчас?

— Да, конечно, — ответил он. В голосе его слышалось беспокойство. — Все будет сделано, детектив.

Я поблагодарил его и повесил трубку.

Десять минут спустя позвонил Каппер и попросил меня зайти в кабинет Уэлланда. Письма все еще не было. Когда я вошел, Каппер сидел в кресле инспектора и, похоже, чувствовал себя в нем очень удобно.

— Вы уже слышали последние новости? — спросил он, практически не пытаясь скрыть то, что он весьма доволен таким развитием событий.

— Да, конечно. Мои поздравления.

— Спасибо. Теперь, Дэннис, я хочу, чтобы мы работали вместе. Знаю, в прошлом мы частенько не ладили из-за разницы во взглядах на некоторые вещи, но сейчас для нас очень важно работать в одном направлении.

— Согласен, — сказал я, избегая называть его «сэр».

— Как сегодня прошел опрос свидетелей в книжном магазине? Известно, чьих рук это дело?

— У меня нет полной уверенности, но я подозреваю, что мальчишка, угрожавший хозяйке ножом, это Джеми Делли.

Делли был четвертым и самым младшим ребенком в семье мелких хулиганов. Первый его привод в полицию в восьмилетнем возрасте был связан с тем, что он пытался поджечь школу. Десять лет назад его мать нанесла мне телесные повреждения замороженной бараньей ногой, когда я пытался арестовать ее за кражу в магазине.

— Маленький засранец. Совсем отбился от рук?

— Да, парнишка растет. Отбирать деньги у одноклассников и воровать по мелочи в магазинах — это уже не для него.

— Послушайте, а разве не его мамаша…

— Да, да. Баранья нога…

— Вам повезло, что она не сделала из вас отбивную, — Каппер захихикал, показывая кривые и грязные зубы. Если бы я не слышал эту шутку уже сто раз, я бы тоже засмеялся. — Мы можем задержать Джеми Делли? — наконец спросил он, опять приняв прежний серьезный вид.

— Да, если жена лавочника опознает его.

— Сделайте все, что надо, договорились? — произнес Каппер тоном доброжелательного и мудрого инспектора полиции. Я кивнул, стараясь не попасться на удочку его вежливости и размышляя, сколько еще я смогу терпеть этого человека в качестве своего начальника. — И еще кое-что, Дэннис. Кажется, вы хотели продолжить линию расследования, которую вел Хансдон, — проследить телефонные звонки Мириам Фокс. Это так?

— Я подумал, что смогу узнать что-то интересное.

— Вы решили, что детектив Хансдон не способен сам разобраться в материале? — Каппер пристально посмотрел мне в глаза.

— Нет, я просто предложил ему свою помощь.

— Мы уже нашли убийцу, Дэннис. Понятно? Дело практически закрыто. У нас нет ни времени, ни людей, чтобы подолгу заниматься одним и тем же делом. А если лично у вас слишком много свободного времени, я всегда могу подкинуть вам пару-тройку новых дел. Их у нас выше крыши.

— Хорошо. Я все понял.

— Так вы выяснили, кто звонил Мириам?

Инстинкт подсказал мне, что не стоит говорить ему правду.

— Нет, еще не успел.

— Вот и хорошо. Забудьте про это. Сосредоточьтесь на своих нераскрытых делах, договорились? Если я смогу быть вам чем-то полезен, дайте мне знать. Повторяю, я хочу, чтобы мы работали как одна команда.

Я спросил, есть ли у него ко мне еще какие-нибудь вопросы. Он ответил, что нет.

— Тогда, пожалуй, пойду работать, — сказал я. Но сделал по-своему — взял пальто, попрощался с Маликом и вышел на улицу.


Глава 16


Я зашел в бар «Бродячий волк», выпил кружку пива, а потом сел на автобус и поехал домой, как раз в самый час пик. Оказавшись дома в половине седьмого вечера и едва закрыв за собой дверь, я сразу же набрал номер Данни.

Он ответил после трех гудков.

— Слушай, Данни, — сказал я, — делай все, как я скажу. Дойди до ближайшей телефонной будки, позвони мне и скажи номер таксофона, с которого звонишь. Потом никуда не уходи, я тебе перезвоню. — Он начал было расспрашивать меня, что случилось, но я повесил трубку.

Через пять минут Данни позвонил и продиктовал мне свой номер. Я перезвонил ему с мобильного, который дал мне Реймонд.

— Черт возьми, что случилось? — спросил он, сняв трубку. — Что это за шпионские игры?

— Мне нужно было, чтобы мы могли спокойно поговорить, — сказал я. — Сегодня утром мне позвонила твоя сестра.

— Ужас!

— Да, я тоже так подумал. А теперь признавайся, кто тебя надоумил ей позвонить? Я же говорил, веди себя как ни в чем не бывало, пусть ситуация рассосется сама собой.

— Знаю, знаю. Просто мне сейчас очень тяжело, Дэннис. Понимаешь, я никак не могу перестать думать о том, что произошло. Мне даже во сне это снится. Вчера я был в баре, и там говорили, что, возможно, к происшедшему имеют отношение Хольтцы. Ты что-нибудь об этом слышал?

Для тех, кто не знает, Хольтцы — это теневая группировка, действующая на севере Лондона. О ней известно немного, но ее название, так или иначе, всплывает в связи с любыми тяжкими преступлениями, после которых не остается серьезных улик и явных подозреваемых. Я готов был поклясться, что Реймонд не был знаком ни с одним из членов этой организации и уж тем более не мог согласиться убрать кого-либо по их просьбе.

— Не будь таким тупым, Данни, — отрезал я. — Неужели ты думаешь, что я мог бы связаться с такими людьми? И потом, вряд ли Хольтцы стали бы решать проблемы, прибегая к помощи людей, которых они в глаза не видели. У них своих исполнителей хватает. И кто, черт возьми, наплел тебе это дерьмо?

— Парень из бара по имени Стив Фэрли. Я бы не обратил внимания, если бы услышал это от кого-нибудь другого. Но Стив вращается среди наркодилеров и в курсе того, что происходит в криминальном мире.

Я знал Стива Фэрли, мне о нем рассказывала одна проститутка. Он такой же наркоторговец, как я балерина.

— И ты думаешь, Хольтцы решили рассказать ему подробности этого дела? Чтобы как можно больше людей узнало о том, что случилось?

— Слушай, я понимаю, что все это звучит глупо…

— Ты прав. То, что ты говоришь, звучит очень глупо.

Данни вздохнул:

— Я все равно обеспокоен тем, что происходит.

— Но зачем рассказывать о своих тревогах другим, особенно твоей сестре, Данни? Чем она сможет помочь? Напишет тебе рекомендательное письмо? — Я помолчал немного, чтобы остыть. — И чего ты добился? Она позвонила мне, решив, что ее единственный брат снова попал в беду, попросила проведать тебя, а потом перезвонить ей. Мне это не нужно, Данни.

— Дэннис, прости, я виноват. Больше это не повторится.

— Надеюсь.

Я хотел было сказать ему, что из-за подобных разговоров нас могут и убить, но потом передумал. Не стоило пугать его еще больше.

— Я не сболтнул ей ничего лишнего, честное слово.

— Ты сказал сестре, что накопил приличную сумму денег, и это ее сразу насторожило.

— Да, но она все равно не догадается, как именно я это сделал.

— Согласен. Но если ты начнешь кому попало изливать душу всякий раз, когда выпьешь, в один прекрасный день или вечер сболтнешь что-нибудь, что выведет копов на тебя и меня. И тогда нам крышка. Теперь слушай внимательно. С каждым днем у них все меньше шансов поймать нас, след остывает, поэтому нам нужно только одно — сохранять спокойствие. И тогда все будет хорошо. Если тебя это утешит, я единственный, кто знает, что ты участвовал в этом деле, а я никому об этом не скажу ни слова. Это значит, что ты в безопасности, понял?

— Да, я понял. Впредь буду нем как рыба. Я просто сорвался.

— Послушай, Данни, у тебя же есть деньги, почему бы тебе не смотаться куда-нибудь отдохнуть? Съезди за границу на пару недель. Это лучше, чем сидеть дома и обдумывать всякие глупости.

— Пожалуй, ты прав.

— Когда ты последний раз отдыхал?

— Не помню. Наверное, лет сто назад.

— Вот видишь! Побалуй себя. Тут ужасная погода, и ты ничего не потеряешь. А когда вернешься, эта история будет уже в прошлом и все будут говорить о другом страшном преступлении.

— Ты прав, я так и сделаю.

Повисла долгая пауза. Наконец Данни заговорил снова:

— Извини, Дэннис. Больше я так не проколюсь.

— Знаю, — успокоил я его. — Ты ведь неглупый парень.

— А что ты скажешь Джин?

Я задумался.

— Скажу ей, что ты начал новую жизнь, выбрал правильный путь и теперь помогаешь сажать преступников за решетку. Скажу, что ты стал информатором полиции и таким образом заработал немного денег, но это большой секрет и она не должна никому об этом рассказывать, чтобы не испортить твое прикрытие. Скорее всего, после этого она оставит тебя в покое. Как тебе моя идея?

— Ты самый хитрый ублюдок из всех, кого я знаю, Дэннис.

— Обязательно съезди куда-нибудь и хорошенько отдохни.

— Да, я постараюсь.

— Ну, бывай, созвонимся еще.

Я повесил трубку, пошел в гостиную и, закурив сигарету, уселся на диван. Удалось ли мне успокоить Данни? Сложный вопрос. То, что я сказал, звучало очень резонно, но на деле не было правдой. Не я один знал об участии Данни в этом убийстве. Мне пришлось рассказать Реймонду о том, кто пойдет со мной на дело, иначе он бы не позволил мне взять напарника к «Тихой пристани». Благодаря тому что он узнал от меня, Реймонд без труда мог вычислить Данни, если бы захотел.

Но Данни об этом знать не стоило. Я надеялся, что он послушает моего совета и на какое-то время уедет из страны. Мне от этого тоже станет легче. По правде говоря, он стал мне немного докучать. Мне даже пришла в голову мысль, что для всех, кто замешан в этой истории будет лучше, если я просто-напросто уберу его. Не то чтобы я всерьез считал, что смогу спустить курок, целясь в Данни, но если бы мы с ним не были давними друзьями, я наверняка воплотил бы эту случайную мысль в жизнь.

К тому же все зависело от того, насколько опасным мог стать Данни.

Я докурил сигарету и бросил ее в переполненную окурками пепельницу. Вспомнив, что мне должно было прийти письмо от Джона Клэра, я встал и включил компьютер. Пока он загружался, я налил себе холодного пива, радуясь тому, что сижу дома и проблемы внешнего мира не коснутся меня еще какое-то время.

Письмо пришло в три тридцать — Джон Клэр сдержал свое слово. Я открыл его и понял, что это копия известного мне перечня телефонных номеров, только к нему была добавлена третья колонка с именами тех, кому эти самые номера принадлежали.

Первые два имени в списке не сказали мне ничего. Это были мужчины, скорее всего, клиенты Мириам. Следующий звонок был сделан с таксофона. Возможно, это звонила Молли Хаггер. Четвертый номер принадлежал приюту Коулман-Хауз, что я воспринял как нечто само собой разумеющееся.

Я не стал читать пятое имя. Потому, что не мог отвезти глаз от шестого.

Меня интересовало только одно: почему Карла Грэхем утаила от меня тот факт, что была знакома с Мириам?


Глава 17


Резиденция Фоксов представляла собой просторное двухэтажное здание в форме буквы L с соломенной крышей и решетчатыми окнами, выходящими в прилегающий к дому сад. Добирались мы долго — дом стоял на краю маленькой деревни, расположенной в нескольких милях от Оксфорда в сторону Глостершира. Из-за пробок дорога заняла у нас два с лишним часа, и когда мы приехали, время близилось к обеду.

— Чашечка чая сейчас была бы в самый раз, — сказал я, когда мы остановились перед домом.

Малик немного волновался. Такие визиты никогда не даются легко. Всего несколько дней назад эти люди узнали о том, что их дочь зверски убили, и, несмотря на то что они не виделись с ней около трех лет, для них это известие было большим потрясением. Понадобятся годы, чтобы родители смогли вернуться к нормальной жизни, если им это вообще удастся.

По правде говоря, я думал сейчас совсем о другом. Мне хотелось узнать, почему Мириам Фокс звонила Карле Грэхем три раза за последние две недели своей жизни — два раза на мобильный и один раз в приют, и почему сама Карла Грэхем дважды звонила Мириам всего за четыре дня до того, как девушку убили. Для простого совпадения звонков было слишком много. Они были знакомы, и Карла не призналась в этом, значит, ей было что скрывать. Что именно, однако, оставалось для меня загадкой.

Накануне я позвонил в Коулман-Хауз якобы для того, чтобы рассказать Карле о предъявленном Марку Уэллсу обвинении и чтобы договориться о встрече, во время которой собирался спросить ее о звонках. Но вчера вечером ее не оказалось на месте. Я попытался связаться с ней сегодня утром, до того как мы выехали к Фоксам, но опять не смог, потому что у них было совещание. Хотя, с другой стороны, незачем было торопить события. Наш разговор мог и подождать.

Я поправил галстук и постучал в дверь медным дверным молотком. Нам тут же открыла крупная женщина средних лет, одетая в свитер и длинную юбку. Она выглядела очень уставшей, у нее были мешки под глазами, но, несмотря на это, она держалась достаточно хорошо и даже улыбнулась, приветствуя нас.

— Вы детектив Милн?

— Здравствуйте, миссис Фокс, — мы пожали друг другу руки. — Это мой коллега, констебль Малик. — Малик и миссис Фокс тоже пожали друг другу руки, и она предложила нам войти.

Мы проследовали за ней через прихожую в большую затемненную гостиную. В комнате ярко горел камин, и в одном из кресел лицом к огню сидел невысокий бородатый мужчина в очках. Увидев нас, он медленно встал и представился:

— Мартин Фокс.

Если миссис Фокс держалась хорошо, то про ее мужа можно было сказать обратное. Он весь согнулся под тяжестью несчастья, говорил медленно и с большим усилием. Казалось, горе окутало его, словно зловещее облако. Я почувствовал это, как только подошел к нему на расстояние пяти футов.

Мы сели на диван, и миссис Фокс спросила, не хотим ли мы чего-нибудь выпить. Малик и я попросили чаю, и она удалилась на кухню.

Пока миссис Фокс готовила нам чай, Малик выразил свои искренние соболезнования отцу Мириам.

Мистер Фокс сидел в кресле, запрокинув голову и не глядя на нас.

— Это была мучительная смерть? — спросил он, медленно и тщательно подбирая слова. — Она сильно мучалась, пока умирала? Пожалуйста, скажите мне правду.

Мы с Маликом обменялись взглядами.

— Смерть наступила практически мгновенно, мистер Фокс, — ответил я. — Мириам не мучалась, в этом я совершенно уверен.

— В газетах было сказано только то, что она умерла от ножевых ранений.

— Это единственная деталь, которую мы сообщили прессе, — подтвердил я. — Им не стоит знать больше.

— Сколько раз он ее ударил? — спросил мистер Фокс.

— Мириам умерла от одной раны, — сказал я, умалчивая о нанесенных ей после смерти увечьях.

— За что? — глухо простонал он. — Знают ли эти убийцы, какую боль причиняют людям? Тем, кто остается жить?

Я страстно мечтал о сигарете, но мне даже не нужно было спрашивать, чтобы понять, что здесь не курят.

— Боюсь, многие из них даже не подозревают о том, что причиняют кому-то страдания. Если бы они знали, то дважды подумали бы, прежде чем делать подобные вещи, — проговорил я.

— Как вы считаете, этот мужчина… человек, который убил мою Мириам… он понимал, что делает?

Я вдруг вспомнил о семьях убитых мной таможенников и бухгалтера. Я знал, что делал. Всегда знал.

— Точно не могу вам сказать, мистер Фокс.

— Это не важно. Таких людей надо пристреливать, как собак. Я всегда считал смертный приговор неоправданной жестокостью. Думал, что цивилизованное общество не может убивать своих граждан вне зависимости от того, какие преступления они совершили. Но теперь… — Его лицо, которое я по-прежнему видел только в профиль, исказила ужасная боль. — Я бы сам спустил курок. Не задумываясь.

Прежде чем я успел произнести стандартную речь о том, что его чувства понятны, но в корне неправильны, к моему величайшему облегчению из кухни вернулась миссис Фокс. Ее муж угрюмо замолчал. По всей видимости, он всю неделю делился с ней подобными мыслями. Миссис Фокс села напротив мужа, так что мы оказались между ними, и налила нам чай.

— Мы приехали, — начал я, — чтобы рассказать вам о том, что выяснилось в ходе расследования, и обрисовать, как будут развиваться события в связи с тем, что мы задержали подозреваемого.

— Кто этот человек, которому предъявили обвинение? — спросила миссис Фокс.

Я рассказал ей, чем занимался Марк Уэллс и в каких отношениях состоял с ее покойной дочерью, стараясь не слишком вдаваться в детали. Пока не начался суд, офицеры полиции должны быть осторожны в своих высказываниях о деле, чтобы не навредить беспристрастному разбирательству.

— Думаете, это он убил Мириам? — спросила миссис Фокс, когда я закончил.

— Ублюдок, — прорычал ее муж. Миссис Фокс посмотрела на него с укоризной, хотя она скорее всего чувствовала то же самое.

Я не знал, что ответить, будучи уверен в виновности Уэллса только на пятьдесят процентов. Малик по дороге сюда признался мне, что верит в его виновность процентов на восемьдесят. Как и Нокс, он не мог предложить какого-либо альтернативного варианта, что и заставляло его склоняться в пользу официально выдвинутой версии.

Ответил Малик.

— Мы уверены, что это Уэллс. На сто процентов. Есть весомые улики, указывающие на то, что он был на месте преступления.

— Хорошо. Надеюсь, ему не вынесут оправдательный приговор. Это было бы слишком.

— Ни нам, ни суду присяжных не дано предвидеть будущее, — сказал я. — Мы лишь можем старательно выполнять свою работу. Не беспокойтесь, убийца обязательно получит по заслугам.

— Ублюдок, — снова выругался мистер Фокс. Полагаю, он имел в виду Уэллса, а не меня.

— Мистер Фокс, если Марка Уэллса признают виновным, он проведет большую часть своей жизни в тюрьме, — успокоил его Малик. — Мы сделаем все возможное, чтобы именно так и случилось.

— Этого мало. Сколько бы лет ему ни дали, за то, что он сделал, этого будет мало.

Надо же, как быстро свободомыслящие лейбористы меняют свою точку зрения на преступность, когда она вторгается в их жизнь! Сейчас мистер Фокс, казалось, готов был превратиться в борца за справедливость наподобие Чарльза Бронсона, только без пистолета и угроз.

Миссис Фокс посмотрела на мужа и ободряюще улыбнулась.

— Ну что ты, Мартин. Пора перестать плакать, слезами горю не поможешь.

Мистер Фокс ничего не ответил. Я отхлебнул из своей чашки и решил, что пора завершать наш визит. Но, прежде чем я успел произнести заключительную речь о том, что суд начнется нескоро и что мы будем держать их в курсе событий, миссис Фокс вдруг разрыдалась.

Малик и я сочувственно молчали. Мистер Фокс не изменил той позы, в которой просидел последние десять минут, глядя перед собой в одну точку. Конечно, его горе было безмерно, но иногда, как мне кажется, нужно взять себя в руки и быть сильным.

— Простите меня, — прошептала миссис Фокс, вытирая слезы платком.

Я стоически улыбнулся.

— Мы все понимаем. Это ужасная потеря, и вам нужно выплакаться.

— Я знаю. То же самое советовали и социальные работники.

— Не обращайте на нас внимания, — сказал Малик.

— Знаете, что самое тяжелое? — вдруг спросила она, глядя на нас с выражением полного отчаяния в глазах. — Думать, кем могла бы стать наша дочь, чего смогла бы достичь, если бы только осталась с нами. Мы так любили ее, а она взяла и ушла, чтобы умереть такой унизительной смертью в полном одиночестве. Почему? — Это был вопрос, которому суждено было остаться без ответа. — Почему она сбежала из дома, оставив нас одних?

— Дайана, перестань! — Мистер Фокс повернулся в своем кресле и гневно посмотрел на жену. Мы с Маликом притихли, удивленные его грубостью.

Постепенно выражение его лица смягчилось.

— Не надо об этом. Нет смысла повторять все это снова и снова.

Но миссис Фокс явно хотелось выговориться.

— Знаете, за три года, которые прошли с тех пор, как она сбежала, наша дочь ни разу не пыталась связаться с нами. Ни разу. Ни звонка, ни письма, чтобы успокоить нас и дать знать, что она жива и здорова. Ничего. Вы можете себе представить, как это больно?

— Некоторые улики позволяют нам предположить, что Мириам принимала сильнодействующие наркотики, — сказал я. — Часто люди в таком состоянии не способны адекватно оценивать, что важно, а что нет. Возможно, подобное произошло и с ней. Но это не значит, что она вас не любила. Просто наркотики повлияли на ее разум.

— Она могла позвонить, мистер Милн. Если не ради нас, то ради своей сестры. Хлое было всего двенадцать, когда Мириам ушла из дома. Она могла связаться хотя бы с сестрой.

— Дайана, перестань. Пожалуйста.

— Нет, Мартин. Я страдала не меньше, чем ты, и тоже имею право высказаться, — миссис Фокс снова повернулась к нам. — Я так скучаю по своей доченьке с того самого дня, как она ушла. Я любила ее больше всех на свете. Но все равно ее поступку нет оправдания. Превратить нашу жизнь, жизнь всей семьи в настоящий ад… это так эгоистично! Я любила Мириам, честное слово, но она была не подарок. Я понимаю, что, может быть, не должна говорить таких вещей, но это правда. Да, Мартин. Наша дочь была не подарок.

— Замолчи! — закричал мистер Фокс, и его изможденное лицо покраснело от гнева.

— Пожалуйста, мистер Фокс, успокойтесь, — вмешался я. — Ваша жена просто пытается рассказать о своих чувствах.

— Она не ведает, что говорит. Ведь это наша дочь, как вы не понимаете… — он схватился за голову руками и зарыдал.

Миссис Фокс смотрела на мужа. Ее губы сильно дрожали, она изо всех сил пыталась совладать с собой. В какой-то момент мне показалось, что ее взгляд полон презрения, но я мог и ошибиться.

Атмосфера в комнате была очень напряженная, у Малика на лбу даже выступил пот. Вот они, прелести работы в полиции, за которую нам платили меньше, чем менеджеру, торгующему стеклопакетами! Наконец я прервал молчание и в двух словах объяснил, как будет строиться наше общение в ближайшие два месяца: визит представителя суда, подготовка к предварительным слушаниям и так далее, но скорее всего родители Мириам меня не слушали. Они выглядели потерянными и несчастными, а отец Мириам по-прежнему избегал смотреть нам в глаза. Я поставил пустую чашку на стол и спросил, есть ли у мистера и миссис Фокс еще какие-нибудь вопросы.

После долгого молчания ответила миссис Фокс:

— Не думаю, детектив Милн. Спасибо, что вы пришли.

Мы все встали, включая мистера Фокса, который выглядел так, словно мог в любой момент упасть обратно в кресло.

— Можем ли мы для вас еще что-нибудь сделать?

— Нет, спасибо, нам помогают родственники и друзья, этого более чем достаточно.

— Очень хорошо. Постарайтесь чаще говорить с людьми о своих чувствах, — я посмотрел на мистера Фокса, но он отвел взгляд. — Беседа помогает.

Это была, конечно же, неправда. Будешь ты рассказывать о своем горе или нет, лучше не станет. Облегчение приходит из глубины души, а не от людей, которые тебя совсем не знают.

Мы попрощались и уже собрались уходить, как вдруг мистер Фокс кое-что вспомнил.

— Одну минуту. — Он повернулся к нам. — Вы же не сказали, почему этот человек убил Мириам.

К счастью, Малик первый нашелся, что ответить:

— Подозреваемый еще не признал свою вину, поэтому полной уверенности в том, что он убийца, у нас нет. Однако поскольку не было обнаружено следов сексуального насилия, мы предполагаем, что убийство произошло в результате спора между ним и жертвой, возникшего, вероятно, на почве денег или наркотиков.

Миссис Фокс покачала головой.

— Глупо убивать из-за такой ерунды.

— Никакая цель не оправдывает убийство, — заметил Малик. — Любое насилие такого рода оставляет после себя одинаковую боль.

Миссис Фокс слабо улыбнулась. Она проводила нас до входной двери и остановилась перед ней.

— Спасибо, что пришли. Поверьте, мы вам очень за это признательны, даже если у вас сложилось другое впечатление. И простите за то, что вам пришлось выслушивать все это. Нам сейчас так тяжело…

Мы еще раз заверили ее, что все понимаем и скрылись за дверью.


В нескольких милях от дома Фоксов мы заметили бар и остановились, чтобы пообедать. В помещении никого не было, кроме скучающего хозяина. Мы заказали выпивку и сели за столик в углу.

— Как тебе весь этот разговор? — спросил Малик, сделав глоток апельсинового сока.

Я понял, к чему он вел.

— Знаешь, мне показалось, что мистер Фокс считает себя виновным в чем-то.

— Да, мне это тоже пришло в голову. Как думаешь, между ним и Мириам… что-то было?

— Вполне вероятно. Такое случается во многих семьях, и богатых, и бедных. Если это правда, тогда многое в этой истории встает на свои места: становится понятно, почему девочка сбежала из дома, почему стала торговать собой и почему ни разу не позвонила родителям. Но мы можем и ошибаться. Возможно, что она действительно была трудным ребенком. Энн Тэйлор назвала Мириам настоящей сукой… Кто еще смог бы ни разу не позвонить маме или сестре за три года?

— Если так, тогда, возможно, у нас появляется мотив для убийства. Если у девчонки был скверный характер, а все указывает именно на это, ей ничего не стоило довести Уэллса до белого каления.

— Согласен.

— А потом он решил представить все как убийство на сексуальной почве.

— У этой версии, безусловно, есть право на существование.

— Но вы не верите в нее?

Я вздохнул:

— Слишком уж много вопросов остается без ответа. И эти вопросы не дают мне покоя. Например, почему Уэллс вернулся в квартиру Мириам.

— Может быть, он просто тупой. Таких полно среди людей его круга.

Я рассказал Малику о телефонных звонках.

— Получается, что Мириам Фокс и Карла Грэхем говорили по телефону как минимум пять раз в течение последних двух недель жизни Мириам. Я никак не могу понять, почему Карла солгала мне. Вероятно, она что-то скрывает.

— Думаете, это имеет отношение к убийству?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Но мне кажется, здесь не все так просто…

— Говорил я вам, что Карла Грэхем темная лошадка. Я сразу это почувствовал. Что вы собираетесь делать с ней? Ведь Нокс ни за что не позволит продолжать расследование — у него есть Уэллс.

— Я попрошу ее о встрече. Найду предлог для разговора, а потом выложу все козыри.

— Уверены, что это единственная причина, по которой вы хотите увидеться с ней?

Я ответил ему испепеляющим взглядом.

— Да, единственная и основная.

— Что ж, потом расскажете, если сумеете что-то узнать. Но все же я считаю, что убийство — дело рук Уэллса.

Нам принесли еду. Мне — вчерашний салат с ветчиной, Малику — острое мясо с фасолью, которое больше походило на еду для собак. Хозяин угрюмо пожелал нам приятного аппетита, но у меня были серьезные опасения, что удовольствия от еды мы не получим.

— Не рассказывай никому о том, что я узнал о Карле Грэхем, — проговорил я, откусывая несвежий хлеб. — Каппер пронюхал, что я взял у Хансдона распечатки телефонных звонков Мириам Фокс, и велел оставить эту затею. Не хочу, чтобы он снова ко мне прицепился.

— Обещаю, что буду нем как рыба, — Малик серьезно посмотрел на меня. — Жаль, что инспектором назначили его, а не вас. Вы бы справились с этой работой в сто раз лучше.

— Это все политика, Азиф. Ты продвигаешься по службе, только если соблюдаешь правила игры.

— Так почему же вы не делаете этого, сержант? Прошу прощения, если я вмешиваюсь не в свое дело, но, по-моему, место детектива не для вас. Ваше призвание — управлять расследованием убийств, а не быть одним из винтиков в этой системе.

Сделав над собой усилие, я проглотил кусок ветчины и отодвинул от себя тарелку. Эта еда не показалась бы мне вкусной, даже если бы пришлось до этого голодать целую неделю.

— Я соблюдаю правила, — ответил я, прикуривая сигарету. — Но уже не с таким энтузиазмом, как раньше. Главным образом потому, что эти правила теперь меняются каждый день.

— Нельзя жить прошлым, сержант. Все в мире меняется, даже климат. Просто нужно научиться приспосабливаться. Меняйтесь, усвойте новые правила. У вас все еще впереди.

— Скажи, тебя повысили до детектива? Поставили на место Каппера, так?

Малик был явно удивлен.

— Как вы узнали? Нокс сообщил мне об этом по телефону вчера вечером и собирался объявить об этом сегодня днем.

— Нокс не сказал ни слова, по крайней мере мне. Я догадался. Ты был странный сегодня утром: задумчивый и непривычно молчаливый. К тому же ты — самый подходящий кандидат.

— Вы так считаете?

— Да. Ты намного талантливее всех наших констеблей и станешь отличным детективом. Когда официально вступаешь в должность?

— С понедельника, если не возникнет никаких осложнений. Похоже, вы расстроены, сержант?

Я посмотрел на Малика и улыбнулся:

— Напротив, я очень рад, что эта должность досталась тебе. Поздравляю, ты ее заслужил. Чего не могу сказать о повышении Каппера.

— Знаете, как ни банально это звучит, но я многому научился, работая с вами. Вы дали мне то, чему не учат в университете.

— Полегче, дружище, перед тобой детектив Милн, а не главный инспектор, — рассмеялся я, но в душе был очень польщен. Что поделать, люблю комплименты, даже если они и преувеличивают то, как обстоят дела на самом деле. — Впрочем, спасибо. Мне было приятно это услышать.

Малик снова принялся за еду, а я сидел и докуривал сигарету.

Через десять минут мы уже ехали на машине в сторону дома.


Глава 18


До Айлингтона мы смогли добраться только к пяти часам. На трассе М40 произошла крупная авария и машины стояли в пробках, а так как другого пути не было, мы несколько часов тащились по дороге на смехотворно маленькой скорости вместе с сотнями других взбешенных водителей.

Я попросил Малика отвезти меня домой, чувствуя, что мне не хватит сил вернуться в офис. Там, скорее всего, целый день обсуждали повышения и смертельные болезни, и я бы чувствовал себя не в своей тарелке. Уэлланд всегда был мне другом, способным оказать поддержку. Теперь он ушел. Заменивший его Каппер, был, по моему мнению, самым настоящим ночным кошмаром.

Первым делом я проверил свой автоответчик. На домашний телефон мне никто не звонил, а на мобильный пришло одно сообщение от Реймонда. Он хотел срочно встретиться со мной, оставил номер телефона, по которому я должен был перезвонить, и добавил, что дело не терпит отлагательств, но беспокоиться не о чем. Что Реймонд хотел этим сказать, я не понял, но обычно он не настаивал на встрече, если дело было пустяковое. Я позвонил по указанному номеру и сообщил Реймонду, что буду ждать его завтра в два часа дня на нашем обычном месте. По правде говоря, я и сам хотел с ним увидеться. Нам о многом нужно было поговорить.

Потом я позвонил Карле Грэхем, но ее опять не было в Коулман-Хаузе. Я решил не рисковать и не стал звонить ей на мобильный — еще задумается о том, откуда мне известен ее номер. Просто попросил женщину, которая сняла трубку, передать Карле, чтобы она мне перезвонила, когда вернется. В ответ мне сообщили, что Карла работает в эти выходные и ее можно будет застать на работе завтра утром.

На улице лил дождь, но мне хотелось пройтись, а заодно и выпить где-нибудь, поэтому я отправился в расположенную недалеко от моего дома забегаловку «Голова оленя» — тихое местечко, в которое я частенько наведывался.

В это время там никого не было, кроме одинокого бармена. Я снял с себя сырое пальто, сел за барную стойку и, заказав себе кружку «Фостерс», прикурил сигарету.

Рядом со мной на стойке лежала мятая газета «Стандарт». Так как бармен был неразговорчив, я потянулся и взял газету.

То, что я увидел на первой же странице, поразило меня, как удар грома.

Заголовок, набранный большими прописными буквами, гласил: «Фоторобот преступника, застрелившего таможенных инспекторов». Ниже был напечатан рисунок, изображавший человека с тонким лицом, тридцати пяти-сорока лет с короткими темными волосами и близко посаженными глазами.

Если бы я попросил художника набросать мой портрет, вряд ли у него получилось бы лучше. Сходство было зловещее.

У меня свело живот, как только я осознал значение увиденного. И тут же разные мысли хлынули в мою голову, как лавина воды, прорвавшая плотину.

Теперь я знал, что никогда еще в своей жизни не был в такой опасности. Угроза могла исходить не только от разыскивавших меня полицейских, но и от обычных людей, которых я даже не знал.

Реймонд был прав. Надо было убрать девчонку.


Часть третья

Разгадки


Глава 19


На следующий день ровно в двенадцать пятьдесят пять я подъехал к бюро похоронных услуг Р. М. Кина и припарковался недалеко от дороги в тени деревьев Мазвел-Хилла.

Здание, в котором находилось бюро, представляло собой реконструированную часовню девятнадцатого века с решетчатыми окнами, не претерпевшими практически никаких изменений. По обеим сторонам от входной двери стояли каменные вазы, в которых росли цветы. Если бы мне сейчас навстречу вышла жена приходского священника, я бы ничуть не удивился. На засыпанной гравием парковке стояла пара катафалков, несколько обычных машин и голубой «бентли» мистера Кина. По крайней мере ясно, что Реймонд был здесь.

Дверь оказалась закрыта. Судя по надписи на табличке для посетителей, прежде чем войти, следовало воспользоваться домофоном, что я и сделал. Через несколько секунд мне ответил мрачный голос, принадлежавший мужчине средних лет, предположительно Винсенту Прайсу. Он поздоровался и спросил, чем может помочь. Мне нравится, когда персонал всячески поддерживает атмосферу заведения, в котором работает, но сейчас этот тип явно перестарался.

— Я пришел к Реймонду Кину, — произнес я не менее мрачно.

— Вам назначено?

— Да.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Дэннис Милн.

— Подождите, я узнаю, сможет ли мистер Кин вас принять.

Я приехал на час раньше и совсем не туда, где мы назначили встречу, но мне больше не хотелось рисковать. Появление фоторобота в газете так напугало меня, что я стал с подозрением относиться ко всем. Уж Реймонд позаботится, чтобы я не попал в лапы полиции. Единственным плюсом в сложившейся ситуации было то, что он не знал, что той ночью меня остановил дорожный патруль и я показал постовому свои документы. По крайней мере, я надеялся, что Реймонд не знал об этом, в противном случае это означало бы, что у него и в полиции есть свои люди. Впрочем, меня этой новостью уже было не удивить.

Из домофона снова послышался голос:

— Мистер Кин готов вас принять. Входите.

Я открыл дверь и вошел в фойе, где за большим столом сидел Винсент Прайс. Он взглянул на меня исподлобья.

— Кабинет мистера Кина прямо по коридору, последняя дверь справа. — Винсент сделал жест рукой в сторону слабо освещенного коридора, ведущего в заднюю часть здания. Я пошел в указанном направлении и, дойдя до последней двери, вошел без стука.

Реймонд курил толстую сигару и просматривал разложенные перед ним документы, о содержании которых можно было только догадываться. Это могло быть все что угодно: отчеты по налогам, прибыли и убыткам или секретная информация, доступ к которой мог стать билетом на тот свет.

Когда я вошел, Реймонд поднял голову и широко улыбнулся.

— Дэннис, ты рано. Я тебя не ждал. Пожалуйста, садись.

Я уселся в удобное кожаное кресло с высокой спинкой, которое стоило примерно столько, сколько я зарабатываю за месяц.

— Извини за вторжение. Мне показалось, что здесь более подходящее место для встречи.

— Серьезно? И почему же?

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Если честно, я немного нервничаю.

— Это вполне естественно. Фоторобот удивительно похож. Пугающе похож. Вопрос в том, что нам с этим делать?

— Ничего. Нужно сидеть тихо и не дергаться. Очень мало шансов, что кто-то из моих знакомых подумает, что я убийца.

— Надеюсь, так оно и будет. А если и подумают, у полиции все равно ничего нет против тебя, верно?

Я закурил сигарету. Нет, он скорее всего ничего не знает о том, что полиция остановила меня неподалеку от места преступления.

— Ты хотел встретиться со мной, Реймонд. Чем я могу тебе помочь?

— Слишком много людей в курсе того, что произошло. Например, твой друг, который вел машину…

— Данни — нормальный парень. Ручаюсь, что он никому не проболтается.

— Разве можно быть полностью в ком-то уверенным?

Хороший вопрос. Я надеялся, что к этому времени Данни уже уехал из страны. Он не позвонил вчера, после того как в газетах появился мой фоторобот, поэтому я решил, что он все-таки последовал моему совету.

— Я взял Данни с собой на дело потому, что знал, что он не запаникует.

— Ты с ним говорил после того, что произошло?

— Да, когда отдавал ему деньги. Он был жутко взбешен тем, что его дезинформировали о том, кем были жертвы, но то же самое я могу сказать и о себе. Впрочем, это не самая большая проблема.

— Ты не говорил с ним после того, как в газетах появился фоторобот?

— Нет, но позавчера он сказал мне, что собирается слетать на Карибы на пару недель. Надо же как-то потратить деньги.

— Мудрое решение, — заметил Реймонд, перекладывая бумаги с места на место. — А ты уверен, что он именно так и поступит?

— Ну да, у него не было других вариантов. К чему ты клонишь?

— Просто хочу убедиться, что все нормально. Не хотелось бы, чтобы он испугался и отправился в полицию.

— Данни ни за что этого не сделает.

Реймонд пристально посмотрел на меня.

— Так ты ручаешься за него?

— С ним не будет проблем. Именно поэтому я и взял его в дело.

— Отлично, — кивнул Реймонд. — Хотел бы я то же самое сказать о другом человеке.

— Кого ты имеешь в виду?

— Того, кто координировал вас той ночью по рации. Из-за него-то я и хотел с тобой встретиться.

— То есть? — спросил я, делая вид, что не понимаю, к чему он клонит.

— Пойми меня правильно, он нормальный мужик, и мне очень сложно решиться на такое. К тому же я хорошо знаком с его матерью. Но, видишь ли, — Реймонд вздохнул, потом посмотрел на меня, словно прося о понимании. — Он стал обузой. Думаю, нам придется его убрать.

Я ни разу не встречался с человеком, о котором говорил Реймонд, только слышал его голос по рации, когда он предупредил нас о появлении «чероки». Мне он представлялся молодым, где-то около двадцати пяти лет. Парень строил из себя крутого, но я сразу понял, что он жутко трусит. Это всегда заметно. В голосе того, кто безуспешно пытается справиться со страхом, всегда есть какая-то дрожь. Ему, конечно, не о чем было волноваться, в его задачу входило не пропустить «чероки» и предупредить меня, когда машина появится. Я же должен был сделать самое сложное. То, через что, по всей видимости, мне предстояло пройти еще раз.

— Зачем ты мне рассказываешь об этом?

— А ты не догадываешься? Надежнее тебя у меня никого нет, Дэннис. Такое сложное задание требует профессионализма, здесь не может быть халтуры.

Я глубоко затянулся тем, что осталось от сигареты, и покачал головой.

— Господи, Реймонд, ситуация начинает выходить из-под контроля! Мы не можем убивать всех подряд.

— Дэннис, это в последний раз, клянусь!

— Ты мне сказал то же самое пять дней назад. «Это больше не повторится» — вот твои слова. Тогда был понедельник, а сегодня суббота. Что ты попросишь сделать меня на следующей неделе? Убить Папу Римского?

— Слушай, откуда мне было знать, что девица, которая видела тебя, обладает фотографической памятью? Я же говорил, надо было ее убрать. Из-за этого фоторобота теперь все на взводе, понимаешь?

— Кстати, еще одна тема для разговора. Кто это «все»? В новостях сказали, что один из убитых — бухгалтер с незапятнанной репутацией. Скажи мне, кто твои компаньоны и почему они захотели убить этого парня?

— Пойми, Дэннис, чем больше ты знаешь, тем хуже для тебя. Подумай о том, что я сказал.

Я вздохнул.

— Если я выполню твою просьбу и уберу этого парня, где гарантия, что я не буду следующим?

— Тебе не о чем беспокоиться. Я знаю, что ты не можешь пойти в полицию и заключить с ними сделку. Все понимают, что ты слишком серьезно замешан. На твоих руках столько крови, что она капает на ковер.

— Спасибо, что напомнил.

— Я просто пытаюсь тебе помочь, вот и все. — Реймонд понимающе улыбнулся, — К тому же, не зная, какие мотивы были у заказавшего убийство, ты не представляешь для нас угрозы. Значит, нет никакого смысла избавляться от тебя. Будешь жить дальше, как ни в чем не бывало.

— А Данни?

— Твой друг? Ну, если ты говоришь, что ему можно доверять, значит, тебе не о чем беспокоиться.

Я опять вздохнул.

— Мне совсем не нравится то, что происходит. Ситуация вышла из-под контроля, и мой опыт подсказывает, что в этом случае нужно ждать беды.

— Послушай, Дэннис. Я тоже не хотел бы брать на себя еще один грех. Этого человека зовут Барри Финн, и последние несколько дней он весь как на иголках. Нервничает парень, и это заметно. Мы не можем здесь полагаться на удачу.

— Сколько ты предлагаешь мне за это дело?

— Дэннис, речь идет о том, чтобы спасти наши задницы, а не о том, как заработать побольше денег. Отнесись, пожалуйста, к ситуации посерьезнее.

— Ерунда. Вся эта заварушка связана с деньгами, и не пытайся убедить меня в обратном. Хочешь, чтобы я убил его — плати. Я сильно рискую.

— Ты еще больше рискуешь, отказываясь выполнить мою просьбу. Уж поверь мне. — Впервые в его голосе мелькнула угроза.

Я посмотрел на потолок, весь в пятнах от въевшегося табачного дыма. На нем висела одинокая паутина, вся облепленная пылью. Паука нигде не было видно. Наверное, он давно сбежал или умер.

— Когда ты хочешь, чтобы я сделал это? — устало спросил я, зная, что у меня нет выбора.

— Как можно скорее, желательно до конца выходных. В понедельник он уже должен быть мертв.

— Это будет непросто. Если у него действительно паранойя, как ты говоришь, он будет ждать гостей.

— Он видел тебя в ночь убийства?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, мы с ним общались только по рации. Понятия не имею, как он выглядит.

— Еще одна причина, по которой я обратился именно к тебе. Барри давно на меня работает и знает почти всех моих ребят.

— Я соглашаюсь, но хочу, чтобы это действительно было в последний раз. Договорились?

Реймонд кивнул:

— Да, так и будет.

Зазвонил его мобильный телефон. Сначала Реймонд не собирался брать трубку, но потом, по всей видимости, решил, что это может быть важный звонок, и ответил.

Я воспользовался паузой в разговоре, чтобы закурить еще одну сигарету. Реймонд молча выслушал то, что говорил звонивший, а потом велел ему немедленно приехать в бюро похоронных услуг, чтобы обсудить все подробности здесь. Закончив разговор, он положил мобильник в карман. Все указывало на то, что наша встреча подошла к концу.

— Мне нужно досье на этого человека, — сказал я. — Фотография, адрес и все остальное, что может понадобиться.

Реймонд улыбнулся:

— В этом нет необходимости.

— Что ты имеешь в виду?

Он похлопал по карману, в котором лежал телефон.

— Это был Барри. И сейчас он едет сюда.


Глава 20


— Вот это я называю настоящей удачей, — сказал Реймонд, потирая руки.

— Неужели ты хочешь, чтобы я убил его прямо здесь?

— А почему нет? Отличное место, лучше не найти. Оружие при тебе?

Оно было при мне. Шестизарядный револьвер, который я давным-давно купил у Безбашенного Тома и который носил при себе для экстренных случаев. Решив, что сложившаяся ситуация представляет собой тот самый «экстренный случай», я приготовился воспользоваться оружием, чтобы защитить свою свободу и, может быть, даже жизнь. Хотя сама идея убивать человека, не представлявшего для меня непосредственной угрозы, мне не нравилась.

— У меня револьвер, но я не хотел бы светить его. Он нужен для самозащиты, и если всплывет это дело, им будет опасно пользоваться.

— Не беспокойся об этом. Тело никто не найдет.

— Почему ты так уверен?

— Поверь мне на слово, его не найдут. У тебя есть глушитель?

— Конечно, нет! Ты не поверишь, но на сегодня у меня не было запланировано никаких убийств.

Реймонд пожал плечами.

— Не важно. Стены тут толстые, здание строили на века. Никто ничего не услышит.

— Черт возьми, Реймонд! Такие вещи нужно тщательно планировать. Я не могу просто взять и убить кого-то, особенно через десять минут после того, как мне велели это сделать!

Реймонд встал и сурово посмотрел на меня.

— Можешь, Дэннис. Попробуй мыслить позитивно. Твоя беда в том, что ты все видишь в мрачном свете. — Он глянул на свои часы — «Ролекс» от Картье. Моднявый хлыщ. — Нужно подготовиться. Барри живет неподалеку, значит, скоро будет здесь.

Я хотел сказать что-то еще, но Реймонд встал из-за стола и прошел мимо меня к двери. Мне оставалось только последовать за ним. Он уверенно направился по коридору к приемной. Винсент все еще был на своем месте.

— Мне нужно решить одну проблему, — обратился к нему Реймонд, — поэтому я хочу закрыться пораньше. Сегодня будут еще какие-нибудь доставки?

— Нет, мистер Кин, — ответил Винсент похоронным голосом.

— Сделай мне одолжение, иди домой. Ты сегодня хорошо поработал.

Винсента не пришлось долго упрашивать. По всей видимости, ему было не впервой выполнять подобные просьбы. Однако мне не понравилось то, как он посмотрел на Реймонда — в его глазах был страх. Мне показалось, что Винсент предпочел бы не знать так много о делишках своего босса. Он кивнул, взял свое пальто и вышел, не сказав больше ни слова.

— Итак, как же мы это сделаем? — спросил Реймонд, оглядываясь по сторонам. Он был в приподнятом настроении, словно предвкушал удовольствие от того, что должно было произойти.

— Давай, Дэннис, помоги мне.

Я хотел было попытаться переубедить его, но решил, что это бессмысленно. Можно, конечно, просто взять и уйти, но вряд ли это пошло бы мне на пользу. Барри в любом случае суждено умереть, и я подумал, что если помогу Реймонду, это может сыграть мне на руку.

— Будет лучше, если я останусь здесь, в приемной. Когда он приедет, я открою ему дверь и расскажу, как пройти в твой кабинет. Барри зайдет к тебе, вы станете говорить, тут подойду я и постучу в дверь. Ты предложишь мне войти, что я и сделаю. Я заранее приготовлю пару чашек с кофе, зайду, поставлю их на стол. Ты, как ни в чем не бывало, будешь продолжать беседовать с ним, а я тем временем выстрелю парню в спину.

— Не знаю, Дэннис, мне как-то не очень хочется, чтобы ты убивал его в моем кабинете. Можешь сделать это прямо здесь?

— Как?

— Ну, либо сразу, как он войдет в дверь, либо когда Барри будет идти по коридору в мой кабинет. Подойдешь к нему сзади и уложишь его, а?

Я покачал головой:

— Не получится.

— Почему?

— Слишком рискованно. Если человек очень сильно нервничает, то будет настороже. Станет оглядываться по пути к твоему кабинету, и если я попытаюсь убить его в этот момент, есть большая вероятность, что у меня ничего не выйдет. То же самое получится, если я попытаюсь застрелить его, когда он войдет в дверь. Так или иначе, мы можем все провалить. Нам нужно закрытое пространство, из которого он не сумеет выбраться.

Реймонд кивнул, обдумывая мои слова.

— Пожалуй, ты прав. Нужно только что-то сделать с твоей одеждой. Ты совершенно не похож на сотрудника нашего бюро. — С этими словами Реймонд исчез в одной из комнат, которые тянулись по обе стороны коридора. Через пару минут он вернулся с рубашкой и черным галстуком.

— Примерь, они вроде бы твоего размера, — сказал он. — Но подходящих брюк я не нашел. Надеюсь, когда Барри заметит, что на тебе надеты столь неуместные для нашего заведения джинсы, от смерти его будут отделять доли секунды.

Я снял свою кожаную куртку, предварительно вытащив из кармана пистолет, стащил футболку и спрятал одежду под столом в приемной так, чтобы ее не было видно. Потом торопливо надел рубашку и галстук, а пистолет заткнул сзади за пояс. Рубашка оказалась немного мала, и верхнюю пуговицу застегнуть не удалось, но я решил, что Барри вряд ли обратит на это внимание.

— Старайся быть очень вежливым. Клиент для нас — это все. Говори медленно и так, словно обдумываешь каждое слово.

— Попробую.

Я уселся за стол Винсента и закурил сигарету.

— Черт побери, Дэннис! Как можно сидеть здесь развалившись и дымить? Ты нарушаешь все правила. Не забывай об уважении!

— Сейчас суббота, и мы больше не ждем никаких клиентов. Считай, что это компенсация за сверхурочную работу.

Реймонд раздраженно махнул рукой, но настаивать на своем не стал.

— Ладно, давай проговорим все еще раз. Ты отправляешь его ко мне в кабинет, мы болтаем…

— Ты собираешься выпить кофе и предлагаешь ему чашечку. Звонишь мне и просишь сварить кофе, что я и делаю. Теперь расскажи, где у тебя тут кофеварка.

— Дверь за тобой ведет на кухню. Там ты найдешь все, что нужно.

— Отлично. Я приношу кофе и делаю свое дело.

Я постоянно думал, что совершаю большую ошибку, позволяя Реймонду сделать меня соучастником наспех спланированного убийства. Рано или поздно удача неизбежно отвернется от нас.

Реймонд словно прочитал мои мысли.

— Дэннис, скоро со всем этим будет покончено и мы опять станем зарабатывать деньги, не пачкая рук и не напрягаясь.

Я кивнул, затянувшись сигаретой.

— Пожалуй, когда все будет позади, я последую примеру своего водителя и уеду куда-нибудь отдыхать. А может, и навсегда.

— Без тебя в этом городе статистика совершенных преступлений поползет вверх.

Я ухмыльнулся:

— Не думаю.

Снаружи послышался шум. По звуку я понял, что на гравиевой дорожке припарковалась машина.

— Он здесь, — сказал Реймонд, глянув в окно. — Пойду к себе в кабинет.

Я выбросил недокуренную сигарету, поправил галстук и вдруг понял, что волнуюсь, как в первый день на новой работе.

Через несколько секунд в дверь позвонили и я, наклонившись к микрофону и копируя манеру Винсента, мрачно поинтересовался, кто пришел. У меня неплохие актерские способности, так что получилось очень даже убедительно.

Посетитель усталым голосом ответил, что он к Реймонду.

— Сэр, к сожалению, сегодня рабочий день уже закончился, — сообщил я ему.

— Он меня ждет. Это Барри Финн.

Я попросил Барри подождать, сказав, что мне нужно переговорить с мистером Кином. Выждав несколько минут, я снова наклонился к микрофону:

— Пожалуйста, входите.

Я нажал красную кнопку, которая, по моим предположениям, открывала дверь, и не без удовольствия отметил, что угадал. Если бы мне не удалось сделать это, наша затея, скорее всего, провалилась бы.

Барри Финн оказался несколько старше, чем я его представлял. Невысокий мужчина — примерно метр шестьдесят пять — лет тридцати, с копной грязных светлых волос. Его взгляд был беспокойным, он неважно выглядел и очень напоминал злодея средней руки. Сразу можно было догадаться: этого человека что-то сильно гнетет, и я понял, что Реймонд принял единственно верное решение. Он прогадал, взяв парня на такое серьезное дело. Хотя то же самое можно было сказать и про мой выбор напарника.

Я сурово посмотрел на Барри, словно был здесь хозяином, и указал ему в сторону кабинета мистера Кина. Не сказав ни слова, наш посетитель направился в конец коридора. Я подумал, что ему осталось жить всего несколько минут, и мне стало не по себе. Грустно, что остаток жизни он будет волноваться о том, что уже не сможет изменить.

Мне оставалось только ждать, но Реймонд не собирался откладывать исполнение задуманного в долгий ящик. Уже через две минуты он позвонил мне и не особенно вежливым тоном попросил принести ему кофе, не сказав даже «пожалуйста». Хорошо, что я не работаю в его бюро: в манере общения Реймонда с подчиненными была та самая беспардонная грубость, которая портит капитализму всю репутацию.

Я проверил, на месте ли пистолет, снял его с предохранителя и снова заткнул за пояс, потом пошел на кухню и включил чайник. Пока вода закипала, я стал разглядывать обстановку. До этого мне не приходилось бывать на кухне в бюро похоронных услуг, и я заинтересовался, как здесь все выглядит. Тут, к примеру, на стенах могли бы висеть шуточные фотографии и картинки соответствующей тематики, а на холодильнике — магниты в виде гробов. Но все оказалось иначе. Кухня выглядела удручающе нормально, чисто и аккуратно. На стенах висели почтовые открытки с видами разных стран. С той, где был запечатлен город Дхака, Бангладеш, мне улыбался беззубый и босоногий рикша. Ни за что не поехал бы туда в отпуск, подумал я, снимая открытку со стены и переворачивая. Она оказалась подписана Реймондом. Он сообщал, что тут слишком жарко и он ждет не дождется дня, когда можно будет вернуться обратно. На месте Реймонда, я бы тоже, наверное, мечтал о возвращении.

Чайник вскипел, и я налил кофе, положив Реймонду вместо двух ложек сахара, как он просил, соль — пусть знает, что я ему не прислуга. Потом нашел побитый поднос, поставил на него чашку и вышел в коридор.

Чтобы все было убедительно, я постучал и подождал, пока мне не предложат войти. В кабинете Реймонд одарил меня лучезарной улыбкой, а Барри быстро оглянулся, проверяя, все ли в порядке.

— Спасибо, Дэннис. Что еще нужно человеку для счастья? Барри, ты уверен, что не хочешь выпить чашечку?

Барри отрицательно покачал головой.

Я подошел к столу. Реймонд взял чашку с подноса, пробормотав что-то вроде «спасибо», и снова повернулся к Барри.

— Так что об этом можешь не волноваться. У нас все схвачено.

Все еще держа в руках поднос, я протянул руку за спину и вытащил из-за пояса пистолет.

Реймонд продолжал вешать Барри какую-то лапшу на уши, но тому, должно быть, показалось странным, что я до сих пор не ушел, и он повернулся в мою сторону как раз в тот момент, когда я нацелил на него пистолет. Увидев дуло в трех футах от своего лица, бедняга открыл рот, и в глазах его отразился ужас. Прежде чем он успел что-то сказать, я нажал на курок, желая покончить со всем этим как можно быстрее.

Но ничего не произошло. Курок не сдвинулся с места. Я нажал сильнее — без результата. Пистолет заело.

— Не убивайте меня! Ради бога, не убивайте!

Его голос напоминал испуганный вой, и я вдруг понял, что впервые в подобной ситуации человек просит у меня пощады. Я оторопел, не зная, смогу ли хладнокровно убить человека, глядя ему в глаза. Барри поднял руки, его рот то открывался, то закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, с губ слетали неразборчивые мольбы. Я не мог сдвинуться с места, словно в одно мгновение меня парализовало.

— Ради Христа, Дэннис! Прикончи ублюдка!

Я нажал на курок, но снова ничего не произошло. Стало ясно, что от пистолета не будет никакого толка. Возможно, он вообще больше никогда не выстрелит.

— Давай же! — проорал Реймонд. Его лицо было красным от гнева.

Барри повернулся к нему так, чтобы я оставался в поле его зрения.

— Мистер Кин… Реймонд… что вы делаете? Я ничего никому не скажу…

— Кончай с ним!

— Курок заело, Реймонд!

— Черт побери, как такое может быть?

Тут Реймонд схватил стоявшую на краю стола небольшую статуэтку, изображающую игрока в гольф, и опустил ее на голову Барри Финна. Фигурка разбилась, осколки разлетелись по всей комнате, Барри вскрикнул от боли, но сознания не потерял. По всей видимости, удар не причинил ему особого вреда.

Нападение Реймонда подтолкнуло Барри к действию. Поняв, что он имеет дело с людьми, которые хотят его убить, но почему-то не могут, этот несчастный вскочил на ноги, пытаясь сбежать, но я врезал ему по лицу подносом и он плюхнулся обратно в кресло. Барри начал лягаться, но я отскочил и ударил его рукояткой пистолета. Он попытался прикрыться одной рукой, и удар получился смазанным. В то же время другой рукой Барри съездил мне по почкам, и на этот раз я взвыл от боли и отшатнулся, освободив ему дорогу к двери. Он тут же рванул к ней как борзая на скачках после сигнала «старт».

Я вдруг четко представил, как провожу остаток своих дней в тюрьме, в обществе стукачей и педофилов, и понял, что не должен выпустить Барри Финна отсюда живым. Реймонд что-то кричал, но я его не слышал. Бросив пистолет, я прыгнул на Барри, когда тот был уже у самой двери, и потащил его назад.

Но у Барри было очень большое желание выбраться из западни, и он не собирался так просто сдаваться. Несмотря на все мои старания, ему удалось открыть дверь и на подгибающихся ногах выйти в коридор, волоча меня за собой. Он успел сделать четыре шага, когда к нему подбежал разъяренный и запыхавшийся Реймонд.

— Барри, дружище, успокойся!

Но тот и не думал успокаиваться. Барри попытался обогнуть Реймонда, и тогда мистер Кин преградил ему дорогу и нанес удар в живот.

Парень охнул, упал на колени и через секунду завалился на бок. Я отпустил его, удивляясь тому, как Реймонд смог одним ударом уложить человека, и вдруг заметил окровавленный нож в его руке.

— Давай, подними его и держи, — злорадно потребовал он.

Барри полз по коридору, оставляя за собой кровавый след. Реймонд со злостью пнул его ногой в бок, что мне показалось излишним, но, по всей видимости, у мистера Кина сегодня было садистское настроение. Я часто видел такое. Иногда людей просто заносит.

— Ну же, Дэннис, подними его!

Барри кашлянул и попытался что-то сказать, но у него вышло только бессвязное бормотание. Меня замутило. Ситуация не имела ничего общего с тем, в чем я принимал участие раньше, — она была грязнее, омерзительнее и, что самое ужасное, больше касалась лично меня.

Я подошел к Барри и поднял его, держа под мышки. Его тело оторвалось от образовавшейся под ним на полу лужи крови, издав ужасный хлюпающий звук, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить приступ тошноты.

Лицо Реймонда исказила дикая, зловещая ухмылка, а глаза открылись невероятно широко, как будто хотели впитать в себя как можно больше увиденного. Барри снова попытался что-то сказать, но было слишком поздно. Рука Реймонда дернулась вперед, и лезвие ножа с отвратительным звуком вошло в мягкую плоть. Барри охнул. Реймонд нанес еще один удар. А потом еще один. Его лицо дышало яростью, и он явно получал удовольствие от убийства. Барри пытался бороться, но его движения были слабые и неточные, и с каждым ударом ножа жизни в нем оставалось все меньше. Кровь рекой лилась на пол, и я с трудом удерживал его, потому что мои ноги разъезжались в образовавшейся на полу липкой луже.

— Пожалуйста, — сквозь сжатые зубы произнес Барри, а может быть, это просто был звук вышедшего из его легких воздуха.

Как бы там ни было, все было кончено, и тело Барри обмякло в моих руках. Реймонд нанес ему не меньше двенадцати ударов. Он сделал шаг назад, тяжело дыша от напряжения, и с довольным видом оглядел свою работу. Его накрахмаленная рубашка была вся в пятнах крови.

— Он мертв. Можешь положить его.

Я аккуратно опустил Барри на пол и отошел в сторону. Кровь разлилась повсюду, но благодаря тому, что полы были темные, это выглядело не так дико, как могло бы.

Реймонд вытер пот со лба, все еще держа нож в правой руке.

— Ужасно, что парню пришлось умереть такой страшной смертью. Он мне всегда нравился. Что, черт возьми, случилось с твоим пистолетом?

— Курок заело, — сказал я. — Такое иногда бывает.

— Какой бардак! По-хорошему, Дэннис, надо бы заставить тебя убраться тут, потому что если бы не твой пистолет, ничего этого не было бы.

— Что будем делать с телом? — Я был все еще оглушен тем, что только что произошло. Мне никогда не приходилось видеть столько крови. Казалось, из Барри Финна она вытекла вся до последней капли. И не только она — в воздухе уже чувствовался слабый, но набирающий силу запах дерьма.

— Он начинает вонять, лучше запаковать его. Для начала положим в один из гробов.

Реймонд бросил нож рядом с телом и жестом приказал мне следовать за ним. Мы отправились в комнату, располагавшуюся напротив кабинета Реймонда. В ней на полках рядами стояли гробы. Все они был одинаковые, только одни подлиннее, а другие покороче. Реймонд оглядел их и снял подходящий гроб с полки. Он был кремового цвета, с железными ручками и выглядел очень дешево. Видимо, Реймонд сознательно выбрал такой вариант — он ведь не мог нажиться на смерти Барри. Вместе мы вынесли гроб в коридор и поставили там, где было почище, потом подняли окровавленное тело Барри и положили его в гроб. Несмотря на то что я старался быть аккуратным, несколько капель крови все же попало мне на джинсы. Это означало, что придется от них избавиться. Реймонд закрыл крышку, и мы постарались убрать всю оставшуюся грязь, на что ушло целых двадцать минут. В основном убирал я, а Реймонд, как обычно, руководил процессом.

Когда мы закончили с уборкой, я пошел на кухню и налил себе стакан воды, быстро выпил его, потом налил еще один и тоже выпил залпом. Меня все еще немного тошнило, поэтому я сделал несколько глубоких вдохов и заставил себя сосредоточиться на одной из открыток на стене. Она была прислана из Индии, из местечка под названием Мумбай, о котором я раньше никогда не слышал. Мне стало интересно, кто же туда ездил, но я не стал переворачивать открытку и читать, что там написано.

Когда мне стало немного легче, я снова вышел в коридор.

— Ну как ты? — немного устало спросил Реймонд. Он сидел рядом с гробом и, попыхивая сигаретой, забивал в крышку гвозди. По нему нельзя было сказать, что он только что зарезал своего работника.

— Я не хочу больше заниматься такими вещами, — сказал я ему.

— Ты все прекрасно понимаешь, Дэннис. Бывают ситуации, когда нет слова «не хочу», а есть слово «надо».

— Есть другие, более интересные способы заработать деньги, — фыркнул я.

— Ты прав. Теперь я, пожалуй, займусь своим основным бизнесом. На похоронах можно хорошо заработать, рынок надежный. Видишь вот эту штуку? — Реймонд стукнул молотком по гробу. — У производителя я покупаю их всего за тридцать семь фунтов. Тридцать семь фунтов! А самый дешевый гроб продаю клиентам за четыре тысячи. Прибыль составляет тысячу процентов. А что еще приятнее, здесь о цене не спорят. Кто посмеет торговаться, когда речь идет о похоронах их близких? Такое может прийти в голову только тому, у кого нет сердца. И, слава богу, таких немного.

Я хотел было возразить, но промолчал.

— Что будешь делать с телом?

— Поставлю его в катафалк и отвезу к своим партнерам. — Я удивленно приподнял бровь. — Они профессионалы, Дэннис. Не переживай, эти люди знают, как сделать так, чтобы человек исчез без следа.

— А ты уверен, что им можно доверять? Мы говорим о трупе, а не о партии дисков с порнографией.

— Скажем так: мне доводилось с ними работать и они хорошо себя зарекомендовали.

— И они точно от него избавятся?

Реймонд встал и улыбнулся.

— Дэннис, ты как никто другой должен знать, что в нашем мире такое часто случается. — Он щелкнул пальцами. — Человек просто исчезает. Бесследно.

Я вспомнил о Молли Хаггер и вздрогнул.

— Возьмись за другой край, — попросил он.

Я сделал, как он велел, и вместе мы погрузили гроб в один из катафалков. В нем Барри Финн в скором времени отправится в свой последний путь к месту, где ему было суждено обрести покой.


Глава 21


Было двадцать минут четвертого, когда я позвонил в Коулман-Хауз. Я уже вернулся домой и курил, устроившись на диване с чашкой кофе.

Мне ответил незнакомый голос, и я попросил соединить меня с миссис Грэхем. Мое сердце учащенно билось. Не знаю, были ли тому виной события сегодняшнего дня или я просто волновался перед разговором с женщиной, которая мне нравилась и которую я хотел пригласить на свидание.

Весьма некстати я вдруг вспомнил Барри Финна. В ушах у меня все еще стояли отвратительные звуки, которые он издавал, пока Реймонд наносил ему удары ножом.

— Здравствуйте, Дэннис.

— Здравствуйте, Карла. Извините за беспокойство. — Мое сердце забилось так громко, что в какой-то момент мне даже захотелось положить трубку и выйти на улицу, чтобы пробежаться или как-то иначе снять напряжение. — Вы слышали, что подозреваемому в убийстве Мириам Фокс было предъявлено обвинение?

— Вы имеете в виду сутенера? Да, я читала об этом в газете.

— Я пытался связаться с вами вчера, чтобы рассказать эту новость, но, к сожалению, не застал вас на месте.

— Спасибо, что держите меня в курсе событий. Полагаю, это значит, что вы больше не приедете к нам приют?

— Верно, — я замолчал на мгновение, подбирая слова. — Но мне хотелось бы с вами лично обсудить пару вещей.

— Что именно? — Ее голос не изменился.

— Ничего серьезного. Кое-какие подробности, о которых я предпочел бы не говорить по телефону. Мы можем встретиться где-нибудь еще?

— Это срочно?

Я не хотел пугать ее.

— Не особенно, но все же хотелось бы решить этот вопрос как можно скорее.

— Минуточку, сейчас посмотрю, когда у меня будет свободное время… — Ничто в ее голосе не выдавало волнения. — Сегодня весь день расписан.

— А вечер?

Она задумалась.

— Давайте лучше завтра вечером, так будет проще. Знаете что? Приходите ко мне домой, я живу в Кентиш-Тауне.

На такое развитие событий я даже не рассчитывал.

— Да, конечно, без проблем. Куда ехать?

Она продиктовала мне адрес.

— Обычно я ужинаю часов в семь. Приходите через часик. В восемь нормально?

Все выглядело так, будто мы договариваемся о свидании. И я думаю, в каком-то смысле так и было.

— В самый раз. Тогда до встречи.

Мы попрощались, и я повесил трубку, не зная, считать ли предстоящую встречу личной заслугой. Я был рад, что смогу еще раз увидеться с Карлой, несмотря на то что наш разговор мог оттолкнуть ее от меня. Интересно, какое объяснение она предложит тому, в чем я собирался ее уличить? В тот момент я не думал, что Карла имеет какое-либо отношение к убийству, но между ней и Мириам Фокс что-то было, и мне очень хотелось выяснить, что.

Несколько минут я потратил, пытаясь просчитать возможные варианты, но сосредоточиться не удавалось. Я никак не мог выкинуть из головы Барри Финна. Как правило, мне не составляло труда избавиться от ненужных мыслей — это должен уметь каждый, кому по жизни приходится отправлять на тот свет собратьев по разуму, — но сегодняшнее убийство потрясло меня сильнее, чем другие. Оно было отвратительным. И сейчас, возможно, Барри лежал на брезенте в чьем-то гараже, где его разделяли на части, словно кусок говяжего мяса.

Хладнокровно заколоть человека ножом, а затем обречь его родных на вечную пытку, уничтожив все свидетельства его смерти, словно он просто растворился в воздухе, так же как Молли Хаггер и еще черт знает сколько других потерянных душ, — с какой стороны ни посмотри, грешно зарабатывать на жизнь такими делами!

Я встал и пошел на кухню, чтобы сделать еще кофе, но потом решил, что мне нужно что-нибудь покрепче. За окном потемнело — небо заволокло тучами, начал моросить дождь. В шкафу у меня стояла початая бутылка коньяка «Реми Мартин», из которой я налил себе пятьдесят грамм, потом достал из холодильника «Хайнекен» и наполнил пивную кружку. Убойное сочетание, но все равно сегодня вечером я никуда не собирался идти.

Я выпил коньяк одним глотком, закурил сигарету и отхлебнул пива. «Хайнекен» и сигарета быстро закончились, и тогда я налил себе еще немного коньяка, выпил и снова закурил. Лучше мне от этого не стало. Образ Барри Финна не покидал меня. Я все еще слышал жуткие звуки, которые он издавал, пытаясь дышать исколотыми ножом легкими. Тщетно. Я вспомнил, какое удовольствие Реймонд испытывал, убивая. Он был похож на ребенка, впервые взявшего в руки игровую приставку. Раньше я не замечал за ним садистских наклонностей, но теперь не стал бы так недооценивать его. А если бы он убивал меня, была бы на его лице такая же улыбка? Уверен, что да. Возможно, он прямо сейчас планировал, как убрать меня с помощью своих таинственных деловых партнеров — специалистов, помогавших ему избавляться от тел.

А как близко ко мне подобрались копы? Рассказал ли что-нибудь молодой патрульный, остановивший меня в ту ночь, детективам, расследующим это убийство? Собрали ли на меня досье? Был ли я в их глазах подозреваемым? Есть ли у них какие-нибудь зацепки? Установлена ли за мной слежка? Возможно, они следят за мной сейчас, когда я сижу дома и все больше и больше напиваюсь.

Параноидальные мысли ворвались в мое сознание, как пассажиры в поезд метро в час пик. Одни предположения сменялись другими, их было пугающе много, и казалось, что нет спасения от липкого страха, который они в меня вселяли. Со мной раньше никогда не случалось приступов паники, но сейчас я чувствовал, что был на грани.

Я налил себе еще коньяка и взял из холодильника еще одну банку «Хайнекена». Сделав глоток «Реми Мартин», я запил его пивом и попытался представить себе, каково это — получить удар ножом в живот. Где-то писали, что это похоже на удар битой для крикета, только в два раза больнее. Я подозревал, что может быть и хуже, особенно если сзади тебя крепко держит какой-то незнакомец, а нож в живот тебе втыкает человек, которому ты всю жизнь доверял.

Боже, как я возненавидел себя! Это чувство длилось всего несколько секунд, но в это время я испытал по отношению к себе такую жгучую ненависть, на какую только был способен. Нет, я не считал себя моральным уродом, который делает все, что ему вздумается. Меня мучило чувство вины. Я знал, что совершил действительно плохой поступок, и это не давало мне покоя.

Наконец алкоголь сделал свое дело. На меня накатила усталость, захотелось прилечь, и, откинувшись на спинку дивана, я почувствовал, как проваливаюсь в сон, избавляющий от дьявольских мыслей…

Не знаю, сколько я проспал, — может быть, пару часов или около того. В любом случае, это не имело значения — сон был мне жизненно необходим. Разбудил меня телефонный звонок. Я открыл глаза — в комнате было темно, с улицы доносился шум дождя. Во рту все пересохло, а голова раскалывалась от боли — сказывалось отсутствие привычки пить коньяк в середине дня. Я опять закрыл глаза и подождал, когда включится автоответчик.

Звонил Малик. Я снял трубку, как только услышал его голос.

— Сержант, кажется, вы немного не в форме, — сказал он слишком весело, чтобы это могло понравиться мне в таком состоянии.

— Я спал. Ты меня разбудил.

Малик начал было извиняться, но я уверил его, что не стоит.

— Все равно собирался вставать, — сказал я, зевая. — Откуда ты звонишь?

— Из участка.

— Что ты там забыл? У тебя же сегодня выходной.

— Надо немного поработать.

— Какой ты сознательный!

«И благоразумный», — добавил я про себя. Малику важно было проявить энтузиазм перед повышением, пока еще была такая возможность.

— Так зачем я тебе понадобился этим мерзким мокрым вечером?

— Мы нашли орудие убийства по делу Мириам Фокс.

Во мне вдруг проснулся интерес.

— Правда? И где?

— В парке, недалеко от квартиры Марка Уэллса. Местный паренек искал в кустах мяч, а нашел нож.

— Есть отпечатки пальцев?

— Увы. Но, согласись, получить все и сразу мало кому удается. Нет никаких сомнений, что Мириам убили именно этим ножом. Нож для разделки мяса, лезвие длиной десять дюймов. Он весь в ее крови.

— А с чего вы взяли, что он принадлежит обвиняемому?

— За несколько недель до убийства Уэллс дважды угрожал людям очень похожим ножом. Сержант, это его нож, нет никаких сомнений.

— Черт, — меня это почему-то не убеждало.

— Сейчас с уликой работают судмедэксперты. Пытаются определить, не осталось ли на ней следов ДНК убийцы.

— Рад, что этого ублюдка посадят. Я буду отмщен.

— Это еще не все. Сегодня в участке появился адвокат Уэллса.

— Оправился от побоев?

— Нет, это другой, того Уэллс уволил. Короче говоря, новый адвокат заявил, что его клиент вспомнил, что когда-то у него действительно была такая рубашка, но он давно отдал ее.

— Отдал свою рубашку? Бред какой-то.

— Согласен, но это еще не все. Уэллс утверждает, что отдал ее одной из своих девушек.

— Кому же?

— Это самое интересное. По его словам, Молли Хаггер.


Мы с Маликом сошлись на том, что признание Уэллса мало чем поможет ему в суде. Особенно если учесть, что человек, которому он предположительно отдал свою рубашку, как сквозь землю провалился. Я пытался понять, насколько теперь, с учетом последней находки, усилится позиция обвинения, но выпитые до этого полбутылки коньяка вперемешку с парой банок пива сильно мешали мне думать.

— Ты уже встречался с Карлой Грэхем? — спросил Малик.

— Еще нет. — Мне очень хотелось рассказать ему о предстоящем свидании, но я сдержался. — Думаю, теперь в этом нет никакого смысла. Кажется, Уэллс действительно виновен. Стоит ли копаться в вещах, не имеющих отношения к убийству?

— Все равно было бы интересно узнать, почему она соврала.

— Это точно. Спрошу ее, если как-нибудь встретимся.

Мы сменили тему разговора. Малик сообщил, что нам, вероятно, подкинут расследование еще одного дела. Старушка восьмидесяти одного года от роду не пожелала расстаться со своим имуществом, когда банда молодых грабителей решила отнять у нее сумку. В результате бабушка упала, ударилась головой и теперь находилась в реанимации, причем доктора серьезно опасались за ее жизнь. По делу был произведен один арест: задержали восемнадцатилетнего подростка, который ранее был выпущен под залог за другое нападение. Еще трое подозреваемых остались на свободе.

Я между делом поинтересовался, не говорил ли Малик со своим другом о расследовании убийства у «Тихой пристани». Он сказал, что пока не общался с ним и, смеясь, заметил, что фоторобот невероятно похож на меня.

— Неужели? — я изобразил удивление.

— А тебе так не кажется? — спросил он, словно не веря, что я не увидел столь очевидного сходства.

Я неохотно согласился с тем, что сходство есть, но тут же заверил Малика, что не имею к этому делу никакого отношения.

— Хотя если не увидишь меня в понедельник, значит, я дал деру.

— Почему-то я уверен, что в понедельник вы будете на работе, сержант.

Я сказал Малику, что ему не стоит больше обращаться ко мне так официально, раз теперь он такой же детектив, как и я, и предложил перейти на ты.

— Да, хорошо. Тогда до понедельника, Дэннис.

Но если честно, мне больше нравилось, когда он называл меня «сержант».

Мы попрощались, и я повесил трубку. Было почти шесть, и я не знал, чем заняться. У меня практически нет друзей, но это никогда не служило поводом для беспокойства. Что поделать, таков мой характер: много работаю и люблю одиночество. Но сегодня мне было не по себе одному в квартире. Хотелось поговорить с кем-нибудь о том, в каком затруднительном положении я оказался. Правда, если бы собеседник нашелся, не знаю, что бы я ему рассказал. Что в свободное время подрабатывал киллером? Что за последнюю неделю убил столько людей, сколько не убивают уважающие себя маньяки за всю жизнь? И что события начали выходить из-под контроля, ставя мою жизнь под угрозу? Не уверен, что мне удалось бы вызвать симпатию у моего собеседника, потому что я совершенно точно ее не заслуживал.

У меня еще осталось ризотто с креветками, и я приготовил его себе на ужин. Потом принял душ, почистил зубы и надел чистую одежду.

В конце концов я решил остаться дома. Шел сильный дождь, несмотря на то что синоптики обещали только кратковременные осадки. По телевизору на одном из каналов показывали «Крепкий орешек-2», и я стал смотреть его, неторопливо потягивая красное вино.

Вскоре я почувствовал, что засыпаю. Фильм этот я уже видел несколько раз, так что прекрасно знал, что будет дальше. Злодей получит взбучку и Брюс Уиллис, как и полагается настоящему копу, проследит, чтобы восторжествовала справедливость: презрев бюрократические правила, которые делают любого полицейского маленькой шестеренкой в большой и малоэффективной машине, и минуя суд — те препятствия, которые вечно стоят на пути у правосудия, — просто вышибет негодяям мозги.

Этот путь, если честно, я считал самым лучшим.


Глава 22


Я вытряхивал окурки из пепельницы в мусорное ведро, когда раздался телефонный звонок. Сначала я решил оставить его автоответчику, но потом подумал, что, учитывая последние события, стоит говорить с любым, кто бы мне ни позвонил, и снял трубку.

По голосу Данни я сразу понял, что он сильно напуган.

— Дэннис?

— Да, Данни. Что случилось? Я думал, ты последуешь моему совету и уедешь куда-нибудь.

— Послушай, в газете…

— Замолчи, — сказал я жестко. — Если хочешь поговорить, сделай, как я тебя научил в прошлый раз. Ты меня понял?

— Мне страшно, Дэннис. Чертовски страшно, без преувеличения. Я купил билет, как ты мне и советовал. Завтра лечу на Монтего-Бей утренним рейсом. — Я попытался перебить Данни, опасаясь, что он скажет какую-нибудь глупость, но его было не остановить. — Сегодня я пошел в бар выпить пива, а когда возвращался, совсем недавно, рядом с моим домом остановилась какая-то машина, в ней были двое. Они заметили меня, и один из них наклонился, чтобы что-то поднять.

— Хорошо, хорошо, где ты сейчас?

— Я дома. Как только увидел их, сразу рванул вверх по лестнице и едва успел вставить ключ в замок, как тот мужчина уже был внизу у ступенек. Он что-то держал в руке, наверняка пистолет или что-то в этом роде. Я быстро повернул ключ, забежал в квартиру и запер дверь на все замки.

— А этот человек, он ушел?

— Кажется, да.

— Ты уверен, что в руке у него было оружие? — Я понимал, что мой телефон может прослушиваться, но сейчас мне бы ни за что не удалось заставить Данни дойти до автомата на улице.

— Да, эта штука смахивала на пистолет. Мужчина был в длинном пальто и держал одну руку в кармане. Он стал вытаскивать что-то оттуда, и я решил, что это пистолет.

— Но точно разглядеть тебе не удалось?

— Нет, но я не дурак, Дэннис. Этот парень приходил по мою душу. Жизнью клянусь, что это так.

— Я понял, успокойся. Как он выглядел?

— Я не успел рассмотреть его. Было темно и мне не хотелось задерживаться на улице. У него была темная кожа…

— Африканец?

— Нет, больше похож на араба.

— Ты его раньше когда-нибудь видел?

— Нет, никогда.

— Сколько бы ты дал ему лет?

— Не знаю. Может быть, тридцать.

Я попытался собраться с мыслями.

— Хорошо. Никуда не выходи, проверь, чтобы все окна и двери были заперты.

— Все закрыто, я уже проверил.

— Отлично. Сомневаюсь, что они будут тебя пасти, кто бы они ни были. Нет смысла привлекать к себе внимание окружающих людей. Все, что тебе нужно сделать, — сегодня оставаться в квартире, а завтра попасть на свой рейс. Просто будь осторожен, когда станешь выходить из дома.

— Дэннис, как ты думаешь, кто это? Они имеют какое-нибудь отношение к…

— Данни, — резко перебил его я, — следи за тем, что говоришь. Честно говоря, это мог быть кто угодно. Вокруг полно преступников, за это я могу поручиться. Эти двое могли быть просто грабителями.

— Нет, они собирались меня убить, я уверен в этом.

— Но ты все еще жив, поэтому успокойся. И помни: завтра ты будешь сидеть на солнечном берегу и попивать коктейли вдали от этих проблем. А когда вернешься, все уже будет позади.

— Послушай, Дэннис, ты не мог бы приехать ко мне, чтобы проверить, все ли в порядке? Я был бы тебе очень обязан. Просто мне одному очень страшно…

Я вздохнул.

— Данни, уже далеко за полночь и я так пьян, что вообще не в состоянии вести машину. Думаю, что не смогу даже найти твой дом.

— Я заплачу за такси, не переживай.

— Успокойся, ради бога. Все будет хорошо. Они уже уехали, я точно тебе говорю. А если услышишь какой-нибудь шум, или кто-то будет пытаться проникнуть в твою квартиру, просто набери три девятки.

Теперь пришла очередь Данни вздыхать.

— Ладно, сделаю, как ты говоришь. Просто я хотел рассказать тебе о том, что случилось. Ведь если мне грозит опасность, то и тебе тоже. Может быть, нам обоим стоит подумать об отпуске?

— Ты прав. Возможно, я присоединюсь к тебе на берегу Монтего-Бей через пару деньков. Только будь осторожен, хорошо? И позвони мне, когда вернешься.

— Конечно, — сказал Данни, и это было последнее, что я от него слышал. Вероятно, это было последнее слово в его жизни.

Я повесил трубку и, подойдя к окну, стал разглядывать тихую, промокшую улицу. Не было заметно никакого движения.

В глубине души я чувствовал себя виноватым из-за того, что не поехал к Данни. Но, с другой стороны, лучшего совета, чем тот, что я ему дал, было не найти. И я действительно считал, что Данни в безопасности, особенно сейчас, когда он был в своей квартире.

Однако в то же время я прекрасно понимал, что появление незнакомцев не имело никакого отношения к ограблению. Я просто не хотел это признавать, потому что, как верно заметил Данни, если кто-то хотел его убрать, это значило, что следующим, несмотря на все заверения Реймонда, буду я.


Глава 23


На следующее утро я позвонил Данни. Мне ответил автоответчик, но я не оставил сообщения. Его мобильный был выключен. Через час по-прежнему не отвечал ни тот ни другой номер. Поддавшись спокойствию, которое внушал дневной свет, я решил, что Данни благополучно улетел и сейчас находится в тридцати тысячах футах над Атлантикой, направляясь к Карибским островам.

Без четверти двенадцать я отправился перекусить в кафе на Кледониан-роуд, изо всех сил стараясь забыть свои многочисленные проблемы.


Карла Грэхем жила на верхнем этаже красивого городского особняка из белого кирпича, построенного в эпоху правления Эдуарда VII. Я заплатил чем-то недовольному таксисту двадцатку и, не получив никакой сдачи, решил не ругаться и направился к ступенькам, ведущим к входной двери.

Было без пяти восемь, ночь стояла холодная и безоблачная, дул ледяной ветер, пробиравший до самых костей. На двери была установлена модная нынче система контроля доступа, и я позвонил в квартиру номер 24. Через несколько секунд мне ответила Карла.

— Здравствуйте, Дэннис, — сказала она, судя по голосу, обрадовавшись моему приходу. Я посмотрел в камеру и с улыбкой произнес: «Здравствуйте».

Карла велела мне подниматься прямо на третий этаж. Входная дверь открылась со щелчком, и я торопливо зашел внутрь, где было тепло. Дверь за мной закрылась автоматически.

Карла встретила меня наверху у лестницы и проводила в квартиру. Несмотря на то что на ней были надеты простая черная футболка и спортивные трико, выглядела она сногсшибательно. Эта женщина умела подать себя, ее красота была естественной, такой, которая может произвести впечатление и в шесть утра, и в шесть вечера. Я вновь уловил волнующий запах ее духов, когда мы поздоровались за руку. Что она делала в жестоком и прагматичном мире социальных работников, по-прежнему оставалось для меня загадкой.

— Пожалуйста, входите, — с улыбкой произнесла Карла, приглашая меня в гостиную. — Присаживайтесь. — Карла сделала жест рукой, показывая, что я могу сесть, где мне нравится.

Гостиная была просторная с высокими потолками и большими окнами, которые делали помещение воздушным. На полу, покрытом лакированным паркетом, лежали персидские ковры. Вся мебель в комнате была подобрана со вкусом и стоила недешево, при этом стены, выкрашенные в светло-зеленый пастельный цвет, удивительно гармонировали с окружающей обстановкой. В другое время и в другом месте я бы не заметил ничего этого или заметил бы, но не все. Но эту комнату невозможно было не разглядывать.

— У вас уютно, — признался я. — Наверное, вам нужно было стать дизайнером.

— Это одно из моих увлечений, — ответила Карла. — Требует много времени и денег, но усилия того стоят. Что будете пить?

На кофейном столике я заметил полупустой бокал, а рядом с ним бутылку дорогого вина. В пепельнице дымилась сигарета.

— То же, что и вы.

— Я принесу вам бокал, — сказала Карла и вышла из комнаты.

Я снял пальто и сел на стул, чувствуя себя крайне неловко. С одной стороны, меня очень сильно влекло к Карле Грэхем, а с другой стороны, она была человеком, который скрывал информацию, имеющую отношение к делу об убийстве, и который, при самом худшем развитии событий, мог даже стать подозреваемым.

Я пытался понять, чего же мне хочется больше: переспать с Карлой или вывести ее на чистую воду. Определенно стоило выбрать что-нибудь одно.

Она вернулась и, налив вина, протянула мне бокал. Я опять уловил аромат ее духов и с ужасом осознал, что возбуждаюсь от этого запаха.

Карла села на диван, взяла свою сигарету из пепельницы и посмотрела на меня так невинно, словно не знала, зачем я пришел.

— Чем я могу вам помочь, Дэннис? Вы сказали, что хотели уточнить кое-какие факты.

Я откашлялся.

— Да, все правильно. Марк Уэллс, сутенер Мириам, которому мы предъявили обвинение, вспомнил, что одну свою рубашку — темно-зеленую, с небольшим воротничком — отдал Молли Хаггер. Это произошло несколько месяцев назад. Рубашка, скорее всего, была девочке очень велика. Вам не приходилось видеть подобную вещь у Молли?

Карла задумалась, слегка нахмурив брови.

— Нет, не припомню ничего похожего. Зачем нужно было отдавать девочке рубашку?

— Не знаю, он только сказал, что отдал ее, и все. У меня есть подозрение, что Уэллс врет.

— Какое отношение это имеет к делу?

— Может быть, и никакого. Мне хотелось уточнить это для себя. — Карла бросила на меня удивленный взгляд. — Гораздо большее значение может иметь другой факт, — сказал я, прикуривая сигарету. — Интересно, почему вы не сказали мне при первой встрече, что были знакомы с Мириам Фокс?

Если мой вопрос и застал ее врасплох, она постаралась этого не показать. Было заметно, что Карла расстроена тем, как ловко ее уличили во лжи. Особенно потому, что тот, кто это сделал, сидел на ее удобном стуле и наслаждался ее дорогим вином.

— Я не понимаю о чем вы, детектив Милн. — Она не назвала меня по имени. — Я не была знакома с Мириам Фокс.

Я посмотрел ей прямо в глаза, пытаясь заставить ее отвести взгляд. Не удалось.

— Послушайте, Карла… миссис Грэхем. Нет смысла отрицать это. Я получил распечатки от сотового оператора Мириам Фокс. Зарегистрировано пять звонков: три раза она звонила вам, и два раза вы звонили ей.

Карла покачала головой.

— Должно быть, произошла ошибка…

— Нет никакой ошибки, я проверил. Дважды. В последние недели жизни Мириам вы с ней общались пять раз и бог знает как часто до этого. Мне бы хотелось узнать, о чем вы говорили и почему вы скрыли от нас факт вашего знакомства.

— Послушайте, я не должна отвечать на такие вопросы. Если вы намереваетесь продолжить, я хотела бы, чтобы при нашем разговоре присутствовал мой адвокат.

— Адвокат? Вы уверены?

— Да. А что тут удивительного? Вы сидите здесь, в моем доме и практически обвиняете меня в убийстве…

— Я ни в чем вас не обвиняю, просто пытаюсь закрыть все белые пятна в этой истории. Сейчас мы с вами беседуем как хорошие друзья. Ничто из того, что вы скажете, не может быть использовано в суде.

— Тогда с какой радости я должна отвечать на ваши вопросы?

— Если вы не ответите, мне придется доложить об этих звонках руководству. Сейчас об этом знаю только я. Если вы дадите удовлетворительное объяснение, которое убедит меня, что вы не имеете никакого отношения к убийству, я могу оставить то, что знаю, при себе. Если нет, пойду к начальству. По крайней мере у вас есть шанс рассказать свою историю без лишних свидетелей.

— Так вы здесь неофициально? Как в последний раз, когда мы виделись?

— И официально, и нет. Все зависит от того, как будут развиваться события. Вернемся к моему вопросу. О чем вы говорили с Мириам Фокс по телефону?

Карла вздохнула, словно покоряясь неизбежному.

— Я подозревала, что именно об этом вы и хотите меня спросить.

Она докурила сигарету и тут же жадно схватила еще одну. Я молча наблюдал за ней, пытаясь угадать, что она мне расскажет и что я сделаю, услышав ее историю.

— Мириам Фокс шантажировала меня.

— Чем?

— Некоторыми подробностями моей личной жизни.

— Продолжайте.

— Она знала про меня нечто такое, что я хотела бы сохранить в секрете. Мириам пыталась извлечь из этого выгоду. У нее был несносный характер.

— Это совпадает с тем, что про нее говорят остальные. О каких именно подробностях вашей личной жизни идет речь?

Карла посмотрела мне прямо в глаза.

— Я, что называется, ночная бабочка, детектив Милн. За деньги составляю компанию мужчинам средних лет, как правило, состоятельным. А иногда сплю с ними. — Она смотрела на меня вызывающе, словно подталкивая к осуждению.

Но я не клюнул на эту приманку. Мне за свою жизнь приходилось слышать много откровений и похуже. Хотя, должен признаться, такое объяснение стало для меня полной неожиданностью.

— Теперь многое становится понятным. Сложно так обставить комнату на заработную плату госслужащего.

— Вас не удивляет, что я совмещаю свою работу с таким занятием?

Я улыбнулся и отпил немного вина.

— Нет, не удивляет. Подобными вещами занимаются многие люди, даже те, кто стоят выше вас по социальной лестнице. Только, как правило, они не предлагают свои услуги, а выступают в качестве потребителей.

Она кивнула.

— Думаю, вы правы. Обычно я работаю пару вечеров в неделю, иногда чаще.

— Так вчера вечером у вас был клиент?

— Это не ваше дело.

— Как же Мириам Фокс, простой уличной проститутке, удалось узнать вашу маленькую тайну? Я так понимаю, вы работаете с совершенно разными клиентами.

— Видимо, она нашла способ.

— Как Мириам узнала, что вы работаете в приюте Коулман-Хауз?

— Два или три года назад, когда она убежала из дома, ее задержали за проституцию и отправили к нам в приют. Долго она у нас не жила — всего пару недель. С этой девочкой было очень непросто общаться, для нее не существовало никаких авторитетов. Думаю, у Мириам было тяжелое детство, что и повлияло на формирование такого характера, но она никогда ничего не говорила об этом. Если честно, она открывала рот только для того, чтобы выплюнуть какое-нибудь оскорбление. После нескольких стычек с персоналом приюта, включая меня, она наконец решила, что с нее довольно, и ушла, как делают многие девчонки, которые поступают к нам.

— Не слишком ли рискованно было утаить от нас факт знакомства с Мириам Фокс?

Карла сменила позу и села, положив одну ногу на диван. Это выглядело очень соблазнительно, но сама хозяйка, казалось, ничего не замечала.

— Не думаю. С тех пор как у нас жила Мириам, весь персонал сменился, а когда эта девочка поступила к нам, она назвалась другим именем. Это сложно проверить, к тому же для такой проверки не было оснований.

«Разумно», — решил я.

— А когда вы видели ее в последний раз?

— Мы не виделись после того, как она сбежала из приюта.

— Но вы сказали, Мириам шантажировала вас.

— Верно. Послушайте, мне не очень хочется вдаваться в подробности, мистер Милн.

— Понимаю, но это очень важно.

— Чтобы вы могли проверить, говорю я правду или лгу?

Я кивнул:

— В общем, да.

Карла взяла свой бокал и сделала большой глоток, словно для храбрости.

— Хорошо, буду с вами откровенна. На самом деле я не знаю, откуда у Мириам появилась обо мне такая информация. Есть кое-какие предположения, но не больше. — Я молча слушал ее. — Давайте я объясню, как все происходит. Большинство моих клиентов — бизнесмены, люди, у которых много лишних денег. Как правило, мы обедаем вместе, потом возвращаемся в гостиницу или едем к клиенту домой. Так я могу контролировать происходящее и избегать неприятных для меня ситуаций. И вот, пару месяцев назад один из моих постоянных клиентов — влиятельный юрист, с которым я встречалась в течение нескольких лет, — был задержан при попытке снять проститутку у станции «Кингз-Кросс». Вы, может быть, даже слышали об этом.

Я кивнул, смутно припоминая эту историю, но имя человека, о котором шла речь, стерлось из моей памяти. Подобным случаем сейчас никого не удивишь, даже если в нем оказывается замешан известный адвокат.

— И это произошло с ним не в первый раз. Пару лет назад его задержали в Паддингтоне. — Карла покачала головой, видимо сожалея, что связалась с таким ненадежным человеком. — Я очень переживала. Такие друзья, которые легко могут скомпрометировать, мне ни к чему. Поэтому однажды я пришла к нему домой и спросила, часто ли он так развлекается. Он ответил мне, что делал это всего два раза и то все вышло случайно. Тогда я поняла две вещи: что, во-первых, ему очень стыдно, а во-вторых, он врет. Поэтому я решила ненавязчиво расспросить девочек, которые у нас жили, не делал ли им этот человек подобных предложений.

— И?

— Несколько девочек постарше признались, что встречались с ним. Одна из них даже была у него дома в Хампстед-Хите, там, где мы с ним встречались. Ему также нравилось заниматься сексом без презерватива, что, возможно, и заставляло его искать партнершу среди уличных проституток. Они не так привередливы. Естественно, я сразу же прекратила наши отношения. Не люблю, когда мне врут, и терпеть не могу людей, так легкомысленно относящихся к своему и чужому здоровью… Через несколько дней после этого разговора мне позвонила Мириам Фокс. Она сказала, что знает, что я встречалась с адвокатом и получала за это деньги. — Карла вздохнула. — Не знаю, откуда ей это стало известно. Возможно, он пользовался ее услугами несколько раз, поэтому Мириам тоже бывала в его квартире. Может быть, там она нашла какие-то вещи, которые выдали меня.

— Что это могло быть?

— Я же говорю вам, не знаю. Может быть, мы встречались у его квартиры, когда она уходила, а я только пришла. Или она следила за домом и видела, как я входила. Вы знаете, на что способны эти девчонки: они приходят к мужчине, смотрят, как он живет, и рассказывают своему сутенеру, можно ли там что-то украсть, а потом обчищают дом. — Карла беспомощно пожала плечами. — Не важно как, но она узнала. Вот все, что я могу вам сказать.

— Что Мириам хотела от вас за молчание? — спросил я.

— То же самое, что и остальные шантажисты. Денег. Она сказала, что если я не заплачу ей пять тысяч фунтов, она расскажет все местным властям и газетам.

— Это, должно быть, заставило вас поволноваться.

— Еще как. Я ушам своим не верила. Думала: все, жизнь кончена…

— Что вы ей ответили?

— Когда она позвонила, я была в кабинете не одна, поэтому не могла сказать ничего конкретного. Записала ее номер телефона и сказала, что перезвоню. Когда я с ней связалась позже, она опять потребовала денег. Я ответила, что у меня нет такой суммы наличными. Мы немного повздорили. Наконец она сказала, что ее устроит две тысячи, на первое время. Так и сказала: «На первое время». Я попыталась объяснить ей, что не смогу быстро достать деньги. Она дала мне неделю.

— Вы заплатили ей хоть сколько-нибудь?

— Нет. Через неделю Мириам позвонила мне на мобильный телефон — я сама дала ей номер — и мне опять удалось заболтать ее. Я сказала, что достала немного наличных, но не всю сумму, и попросила еще неделю. Честно говоря, я не знала, что делать. Я понимала, что шантаж не прекратится, что потом Мириам потребует еще и будет вымогать деньги, пока полностью не разорит меня. Она же была наркоманкой, к тому же от нее можно было ожидать чего угодно: она могла рассказать все властям, просто чтобы досадить мне.

— Что случилось, когда вторая неделя истекла?

— Я позвонила ей на мобильник и оставила сообщение, в котором сказала, что передумала давать ей деньги и что она может катиться ко всем чертям, потому что мне нет до этого никакого дела.

— Смелый ход.

Карла опять пожала плечами.

— Я сознательно пошла на этот риск. Оценив ситуацию, я поняла, что она в любом случае сдаст меня, но надеялась, что ни власти, ни газеты не поверят сбежавшей из дома наркоманке. И даже если начнется расследование, я сумею легко замести следы, так что они ничего не найдут. Короче говоря, Мириам позвонила на следующий день и попыталась убедить меня в том, что я совершаю ошибку. Она была вне себя от бешенства, когда я сказала, что она блефует. И еще мне показалось, что Мириам была в отчаянии. Возможно, она задолжала кому-то — своему сутенеру или наркодилеру. Мне даже стало жаль ее. — Карла слабо улыбнулась и снова глотнула вина, на этот раз более уверенно — по всей видимости, ей стало легче от того, что она выговорилась. — Мы поговорили с ней пару минут, она закатила истерику, назвала меня сукой, сказала, что я пожалею, что так поступила с ней, и потом просто повесила трубку. На этом все и кончилось. Больше я с Мириам не разговаривала. Через пару дней она умерла.

Карла закурила еще одну сигарету, и я заметил, что ее руки слегка дрожат.

— Забавно получается, правда? Меня шантажирует девчонка, которую потом кто-то убивает. Именно поэтому я не стала вам ничего рассказывать. Теперь вы все знаете. Что станете делать? Доложите обо всем начальству?

Я задумался, прежде чем ответить.

— Невозможно игнорировать тот факт, что у вас был мотив для убийства… Но то же самое можно сказать еще про нескольких людей. У Мириам Фокс был талант наживать себе врагов. Скажите, это вы убили ее?

Карла посмотрела мне прямо в глаза.

— Нет. Я не имею к ее смерти никакого отношения. Может быть, у меня и был мотив, но не настолько сильный. Даже если бы ей кто-то и поверил, я мало что потеряла бы. Меня начинает утомлять работа в Коулман-Хаузе. Все, что я делаю, и что должно облегчать людям жизнь, не приносит никаких результатов. К тому же доход, который я имею с этого, не составляет и трети моего месячного заработка. Из-за того, чтобы остаться на этом месте, я бы точно не стала убивать. — Карла допила вино и разлила все, что осталось в бутылке, себе и мне поровну. — Вы верите мне, мистер Милн?

Хороший вопрос. В целом, я верил ей. Рассказ Карлы звучал убедительно; в нем было слишком много совпадений, но он все равно выглядел правдоподобнее, чем те варианты, которые я придумал сам, пытаясь найти объяснение этим звонкам. И я был более чем уверен, что это не она перерезала Мириам горло. Карла была высокой и худой, а девчонку убил мужчина, причем очень сильный. Это означало, что если Карла все же имела отношение к убийству, она должна была кого-то нанять, а это противоречило ее естественному желанию никого не впутывать в свою историю. К тому же она была права: поставить все на карту, чтобы сохранить должность управляющей приютом для малолетних преступников, было бы крайне глупо, и мне не верилось, что такое возможно.

Я вздохнул.

— Не знаю, что и сказать. Это очень странная история. Только что вы были уважаемым государственным служащим, и вдруг оказываетесь девушкой по вызову с кучей сумасшедших клиентов.

— А вы знаете, как расставить акценты.

Я допил то, что оставалось в бокале.

— Разве я что-то приукрасил? Вы спите с мужчинами средних лет, у которых полно не только лишних денег, но и сексуальных проблем. Можно ли это назвать работой, приносящей пользу и удовлетворение?

— Я не собираюсь извиняться за то, что делаю. Я предоставляю услуги, это никому не приносит вреда, к тому же иногда от работы я получаю удовлетворение. А если мне за это еще и платят… не так уж плохо, правда?

— Не знаю. А что, это действительно так?

— Вы когда-нибудь платили за секс, Дэннис?

Я улыбнулся.

— Почему вы спрашиваете? Предлагаете переспать с вами?

Карла улыбнулась в ответ:

— Я очень привередлива в выборе партнеров.

— Что ж, тогда, кажется, я не прошел отбор. Циничный полицейский, который сует нос не в свое дело, вряд ли может вызвать у вас интерес.

Она замолчала. Некоторое время мы сидели, не говоря ни слова и думая, как мне казалось, об одном и том же: какое место мы занимаем в мире и чего мы достигли. Я вдруг понял, что у нас с ней было очень много общего. Мы оба вели двойную жизнь, которую тщательно скрывали от других. Разница была только в том, что я бы убил ради того, чтобы моя тайна осталась тайной. По крайней мере я надеялся, что различие было только в этом.

— Хотите еще выпить? — наконец произнесла Карла.

Я посмотрел на нее, пытаясь понять, действительно ли она хотела, чтобы я остался, или нет. Она мягко улыбнулась мне, и я истолковал эту улыбку как «да».

— А вы будете?

Она кивнула.

— Тогда почему бы и нет?

Карла повернулась и достала бутылку коньяка из шкафа, что стоял за диваном, при этом продемонстрировав себя с невероятно привлекательной стороны.

— Подойдет?

— Идеально, — ответил я.

Она поставила на стол два чистых бокала и щедро налила коньяк в каждый из них. Я предложил ей сигарету из своей пачки, но она предпочла «Силк кат». Закурив и откинувшись на сиденье, я вдруг понял, что кое-что в истории Карлы меня заводит. Строгая, образованная женщина, которая вечерами превращается в шлюху, — об этом фантазируют многие мужчины, и в этом смысле я не отличался от других.

— Как получилось, что такая приличная женщина как вы стала… девушкой по вызову?

Карла сделала глоток коньяка и поморщилась, словно это был неразбавленный спирт.

— Долго рассказывать…

— Обожаю длинные истории.

— Я была замужем за дорогим мне человеком. Он работал в той же сфере, что и я. Мы познакомились в университете и полюбили друг друга. Поначалу мы оба дорожили нашими отношениями и верили в свое дело — как обычно бывает в молодости. Денег порой не хватало, но нам это не казалось проблемой. Мы снимали в Камдене маленькую квартирку с двумя спальнями, и у нас все было хорошо. Знаете, как это бывает: когда человек влюблен, он счастлив тем, что у него есть.

Я кивнул, хотя не был уверен, что это так.

— Однажды он сказал, что встретил другую девушку. Влюбился в коллегу по работе. Муж не чувствовал за собой никакой вины и говорил о том, что случилось, как о чем-то само собой разумеющимся и том, что нельзя изменить. Все, что мы пережили вместе за восемь лет брака, наши отношения… все кончилось в один день. — Карла посмотрела на меня, ища понимания или даже сочувствия. На ее лице отражалась грусть с примесью злости. — Он съехал с квартиры на следующий день и сделал запрос на перевод в Нью-Йорк, где жила семья его новой возлюбленной. По всей видимости, она забеременела и решила вернуться домой. Иногда я думаю, что именно поэтому он и ушел к ней — эта женщина была готова иметь детей, а я хотела немного подождать.

— Наверное, вам было очень тяжело, — озвучил я очевидную мысль.

— Конечно. Я вдруг оказалась одна — впервые за долгое время. И что хуже всего, без Стива стало невозможно оплачивать квартиру, поэтому мне тоже пришлось съехать оттуда. Было очень больно, ведь я потратила кучу сил и времени, чтобы сделать это место домом, и в итоге все пошло прахом. Я осталась без денег, без мужа, наедине с мрачными мыслями. Даже на работе все шло вкривь и вкось. Я получала повышения, но не так быстро, как мне бы хотелось, а то, чем приходилось заниматься, не приносило удовлетворения. Я тратила время на детей, мечтая, чтобы из них вышло что-то стоящее, а они умирали от передозировки наркотиков или отворачивались от меня. В довершение всего на работе было полно бюрократической волокиты. Это был самый тяжелый период в моей жизни. В какой-то момент я даже стала подумывать о… — Карла замолчала. — К счастью, мне удалось взять себя в руки и жить дальше. Но я изменилась, Дэннис. Стала жестче, целеустремленнее, отказалась от идеализма. И вот однажды я прочла статью в газете о домохозяйке, которая подрабатывала девушкой по вызову. Она делала это не ради денег, просто ей хотелось приключений и, может быть, секса. Эта женщина казалась счастливой. В то время я была все еще стеснена в средствах и подумала, что тоже могу зарабатывать таким способом — я привлекательна, интересный собеседник, одинока, так что внимание мне не повредит, даже если его будут оказывать люди, с которыми я сама не стала бы искать знакомства. Поэтому и решила попробовать.

— Так вы давно этим занимаетесь?

— Думаю, да. Я не считала, сколько. Это стало частью моей жизни.

— Мне все еще не верится, — сказал я, отпив из бокала. — Когда мы познакомились, я и подумать не смел, что вы можете заниматься такими вещами. Я не осуждаю вас, просто для меня это большая неожиданность. Скажите, а вам нравится то, что вы делаете?

Карла задумалась на мгновение.

— Иногда… Знаете что, давайте лучше поговорим о вас. Вы всегда хотели быть полицейским или это получилось само собой?

Я сделал глубокую затяжку.

— Думаю, мне всегда хотелось работать в полиции. Еще в подростковом возрасте у меня было обостренное чувство справедливости. Я ненавидел забияк и терпеть не мог, когда кто-то совершал плохой поступок и ему это сходило с рук. Мне казалось, что работа полицейского — предотвращать готовящиеся преступления и наказывать за уже свершенные — это здорово. Думал, что меня ждут приключения.

— А на деле?

Я задумался.

— Конечно же, у меня бывают счастливые моменты, правда, нечасто. Большая часть времени уходит на бумажную волокиту и общение с отбросами общества, которые ведут жизнь, не заслуживающую никакого внимания, и делают друг с другом страшные вещи, преследуя самые низкие цели. И знаете, порой мне кажется, что их невозможно остановить или изменить.

— Такова человеческая природа, Дэннис. Так устроены многие люди. Они живут, отвернувшись от общества, и из них можно вылепить все, что угодно.

— Но ведь все люди понимают, что такое хорошо, а что такое плохо. Об этом говорят по телевизору, в школе… Просто многим до этого нет никакого дела. Они не боятся сделать что-то не так, в этом-то и проблема. И они абсолютно не уважают нас — людей, которые следят за порядком. Знали бы вы, сколько всякого дерьма нам приходится выслушивать от них каждый день!

Карла улыбнулась.

— Скорее всего, это то же самое дерьмо, которое каждый день слышим мы.

— Интересно, почему же тогда мы все еще там работаем?

— Потому, что нам не все равно, — ответила Карла, и я решил, что это очень хороший довод. Вот только дело в том, что мне уже давно стало все равно. И, похоже, то же самое можно было сказать и о моей собеседнице.

Я допил коньяк, и Карла налила нам еще. Затем она подняла свой бокал и произнесла тост:

— За тех, кому не все равно!

— За тех, кому не все равно, — повторил я, чувствуя себя спокойно и непринужденно; откровенная беседа и алкоголь сняли тяжелое бремя с моих плеч.

Мы проговорили еще долго, столько, сколько нужно, чтобы выпить бутылку коньяка. Болтали ни о чем, точнее обо всем подряд.

В какой-то момент нашего общения я начал поглаживать Карлу по ноге — моя голова кружилась от выпитого, а также от охватившего меня желания и уверенности, которую я чувствовал, говоря с ней.

Ногти на ногах Карлы были покрашены в красивый сливовый цвет. Я наклонился и стал целовать ее пальчики, один за другим, наслаждаясь близостью. Карла еле слышно постанывала, и я знал, что покорил ее. Мне предстояла ночь с женщиной, о которой я мечтал последние несколько дней и которую не надеялся получить. С женщиной, которая сегодня открыла мне свою душу. И я желал ее с таким отчаянием, которое невозможно описать никакими словами.


Глава 24


Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Полутемная комната, большая красивая кровать, справа от меня из-за длинных темно-красных занавесок пробивается слабый свет зимнего утра. Я лежал в кровати один, но в воздухе чувствовался едва уловимый запах духов и за дверью были слышны чьи-то легкие шаги.

Мне понадобилось секунды три, чтобы восстановить события предыдущей ночи. Секс был удивительно страстный. Либо Карла была хорошей актрисой (что многим женщинам в ее положении просто необходимо), либо я действительно доставлял ей удовольствие. Мне больше нравился последний вариант, хотя я понимал, что соперничать с Карлой в этом деле очень трудно. У нее было гораздо больше опыта.

Я сел на кровати и посмотрел на часы. Было двадцать минут восьмого, наступило утро понедельника. Моя голова раскалывалась от боли, и возвращаться в участок совершенно не хотелось. Я снова задумался о том, не бросить ли эту работу. У меня были деньги, чтобы начать новую жизнь, но не было уверенности в том, хватит ли мне смелости сделать это.

Дверь открылась и вошла Карла, одетая в черный шелковый халат, напоминавший кимоно. В руках она несла две чашки кофе. Я невольно залюбовался ею.

— Ты уже проснулся, — усмехнулась она, протягивая мне чашку. — А я думала, что придется облить тебя водой, чтобы добудиться.

— Что поделаешь, люблю поспать, — ответил я. — К тому же, мне кажется, своим поведением я заслужил достойный отдых.

Карла улыбнулась, потом поставила чашку на комод, включила свет и изящным движением скинула с себя халат, оставшись совершенно нагой. Я не мог отвести взгляд от ее тела, пока она надевала на себя дорогое нижнее белье.

— Жаль, что ты так рано уходишь, — сказал я.

— У меня жуткое похмелье, — пожаловалась она, не поворачиваясь ко мне. — Так всегда бывает, когда пью дома.

Я стиснул зубы.

— Мы еще увидимся?

Карла надела колготки.

— Послушай, Дэннис, я не хочу забегать вперед, понимаешь? Эта ночь была случайностью.

— Значит, между нами все останется по-прежнему?

Карла подошла к кровати и села рядом со мной.

— Ты не забыл, зачем пришел сюда? Допросить меня и выяснить, не являюсь ли я убийцей. Да, мы переспали, но это случилось потому, что оба были сильно пьяны. Не самое лучшее начало для отношений, согласен?

— Я не предлагаю тебе выходить за меня замуж, Карла. Просто я был бы очень рад встретиться с тобой еще раз, вот и все.

— Ты понимаешь, что тебя ждет в этом случае? Я сплю с другими мужчинами и не собираюсь бросать это занятие. Сомневаюсь, что тебе это понравится.

— Я очень либеральный человек.

— Ты коп.

— Я либеральный коп, и мне было очень хорошо с тобой этой ночью. И тебе со мной, кажется, тоже. Я хотел бы повторить это. Черт, я даже готов заплатить!

Карла взглянула на меня с неодобрением.

— Шучу, — тут же ретировался я.

— Послушай, Дэннис, все не так просто. Мой последний постоянный мужчина пытался изменить мой образ жизни, а я не люблю, когда мне указывают, что делать. Я ценю независимость. К тому же, хоть это и звучит меркантильно, пережив развод, я стала дорожить еще и деньгами.

Я положил руку ей на колено и слегка погладил, но Карла никак не отреагировала на этот жест.

— Понимаю, — вздохнул я. — Буду рад, если когда-нибудь нам удастся хотя бы разочек выпить вместе в баре.

Карла встала и поцеловала меня в лоб.

— Конечно. Звони.

Я понял, что затащить ее обратно в постель не удастся, встал и начал искать свои вещи, подозревая, что сегодня придется отправиться на работу в мятой рубашке и брюках. Пока я занимался этим, Карла сидела у зеркала и заканчивала макияж. Одевшись, я подошел к ней сзади и поцеловал ее в затылок. Она небрежно похлопала меня по ноге, словно я был собакой.

Заметив, что я расстроился, Карла едва заметно улыбнулась.

— Извини, Дэннис, по утрам я себя паршиво чувствую. Мне нужно время. К обеду настроение, как правило, улучшается.

— Ничего страшного. Я позвоню тебе как-нибудь.

— Хорошо.

— Удачного дня, — пожелал я, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию.

Подмигнув Карле, я закрыл за собой дверь и вышел на улицу, раздумывая, что я мог сделать не так. Ох уж эти женщины! Такие загадочные и непредсказуемые…

Совсем как моя жизнь в последнее время.


Глава 25


На работе все шло как обычно. Первым делом устроили совещание по делу о нападении на старушку — та до сих пор лежала в больнице без сознания. Нокс был в бешенстве. Криминальный отдел, по его словам, работал неважно, количество раскрытых преступлений не дотягивало даже до двадцати процентов, что совершенно недопустимо, поскольку выставляет нас в невыигрышном свете перед другими участками.

Чтобы хоть как-то спасти положение, на следующее утро решили провести несколько рейдов по домам, где могли скрываться подростки, подозреваемые в хулиганстве и нападении на престарелую даму. Речь шла о девяти домах, это значило, что будут задействованы все наши люди.

— Пора взяться за них как следует, — провозгласил в конце своей речи Нокс, но на меня эта фраза не произвела большого впечатления. То же самое несколько месяцев назад он говорил о местных наркоторговцах. В ходе операции, получившей с легкой руки Нокса кодовое название «Уличный шок», мы одновременно накрыли четырнадцать точек, изъяли наркотиков на сумму двадцать пять тысяч фунтов и задержали девять человек. Пятеро подозреваемых позже были выпущены на свободу без предъявления обвинений. Один человек добился освобождения под залог, сбежал, и больше его не видели. Другой признал свою вину, ему выписали штраф и дали условный срок. Еще одного задержанного судьи признали невиновным — поверили, что тот не знал о хранящихся в его доме наркотиках. Последний из задержанных сейчас находился под стражей в ожидании суда. Сначала его выпустили под залог, но потом дважды в течение трех недель арестовывали за торговлю наркотиками. В общем, подобная операция могла шокировать только налогоплательщиков, если бы они когда-нибудь узнали, какое ничтожное влияние оказала такая дорогостоящая и длительная операция на местную преступность. Не было ничего удивительного в том, что мы раскрывали так мало дел. В большинстве случаев даже пытаться не стоило.

Когда совещание закончилось, мы с Маликом перекинулись лишь парой слов — времени на болтовню ни у него, ни у меня не было. Малик с головой погрузился в дело о нападении на старушку, видимо стараясь произвести на руководство хорошее впечатление. А меня Нокс заставил писать отчеты по всем делам, которые за мной числились. Этим я занимался все утро и часть дня. По словам Нокса, Каппер хотел посмотреть, над чем я работаю, чтобы понять, не нужна ли мне какая-нибудь помощь. Другими словами, он хотел узнать, не совершаю ли я каких-нибудь ошибок. По всей видимости, им обоим хотелось увидеть какое-то продвижение в деле о вооруженном нападении, расследование которого, кажется, зашло в безнадежный тупик. Отрицать это было бессмысленно, и к тому же я не видел, что можно сделать, чтобы сдвинуть его с мертвой точки. Если не поступает новая информация и если преступники не оставили сколько-нибудь ценных улик, детектив мало что может сделать. Ходили слухи, что старший суперинтендант полиции встречался с представителями курдской общины (оба пострадавших — жена владельца магазина и покупатель — были курдами), которые заявили, что не успокоятся, пока виновные не окажутся за решеткой. Они также предположили, что дело расследуется так медленно по причине нетерпимости к представителям другой национальности. Скорее всего, старший суперинтендант очень хотел продемонстрировать свои миротворческие способности, и теперь мне как человеку, выполняющему основную работу по расследованию дела, предстояло прикрыть его задницу. Нокс предположил, что мне, возможно, тоже придется побеседовать с этими так называемыми представителями общины, — кстати, вот еще одна причина для увольнения, хотя у меня и без нее было достаточно поводов оставить свою нынешнюю работу.

Полностью сконцентрироваться на отчетах не удавалось — я постоянно вспоминал секс с Карлой и думал о том, как мне хотелось бы все повторить. Я с трудом удерживался от соблазна позвонить ей, зная, что Карле это не понравится. Только не сегодня. Она же сказала, что слишком ценит свою независимость.

Что ж, я тоже стремился к независимости — по крайней мере так было большую часть моей жизни, — но все еще надеялся, что у нас с ней получится что-то серьезное.

Где-то в районе обеда опять позвонила Джин Ашкрофт и спросила меня, ходил ли я проведать ее брата. Я сказал, что не ездил к нему, но мы с Данни говорили по телефону и мне показалось, что с ним все в порядке. Она сообщила, что пыталась сама связаться с Данни, но он не подошел ни к одному из телефонов. Тогда я напомнил ей, что ее брат собирался уехать на пару недель.

— Тебе удалось узнать, откуда у него такие деньги? — спросила Джин. — Это не похоже на Данни, у него никогда за душой ничего не было, ты же знаешь.

Я ответил ей, что точно не знаю (про сотрудничество с полицией врать не стал, боясь, что это подтолкнет ее к выяснению деталей), но уверил ее в том, что не стоит так беспокоиться.

— Может быть, у него меньше денег, чем ты думаешь, — добавил я. — Сейчас ведь повсюду эти горящие путевки, и он наверняка купил себе что-нибудь дешевое. Я поспрашивал ребят на работе, они сказали, что Данни не проходит у них ни по одному делу.

— А его в последнее время что-нибудь беспокоило?

— Нет, но я на твоем месте не стал бы так переживать из-за этого. Судя по его голосу, он не был ничем расстроен, а я очень тонко чувствую, когда у людей что-то не так. Это моя работа.

— Когда, ты говоришь, он уехал? Вчера?

— Данни собирался уехать в тот же день, когда мы говорили с ним по телефону.

— А я звонила ему на мобильный сегодня утром, но он не ответил.

Я предположил, что там, где сейчас находится Данни, телефон не принимает сигнал местного оператора, и вновь постарался уверить Джин, что повода для паники не было.

— Уверен, он скоро тебе перезвонит, — сказал я ей. И тут у меня впервые появилось нехорошее предчувствие. Я решил связаться с Реймондом, как только представится возможность, чтобы убедиться в том, что ни он, ни его пугливые партнеры не пытались выследить Данни.

Наконец, мы попрощались с Джин, и я вернулся к отчетам. В тот день я ушел с работы в половине шестого, размышляя о том, что под руководством Каппера мне, скорее всего, придется заниматься малоинтересными вещами и что золотые времена в участке подошли к концу. Мне хотелось выпить, чтобы избавиться от сухости и горечи во рту, а заодно и от беспокойных мыслей, наводнивших за последнее время мою голову. Но вместо этого я решил зайти в больницу и навестить инспектора Уэлланда. Не люблю ходить по таким учреждениям (а кто любит?), но Уэлланду нужна была моральная поддержка. Однажды, когда меня тоже положили в больницу — дело было три года назад, я тогда получил сотрясение мозга при задержании преступника, — он навестил меня три раза, хотя в больнице я пробыл всего шесть дней. Меньшее, что я мог сделать сейчас, — отблагодарить его за оказанное мне внимание.

Уэлланд проходил курс лечения в больнице Святого Фомы. Я добрался туда в начале седьмого, прихватив по дороге большую коробку жевательных конфет с ликером, которые он очень любил, и парочку американских журналов, освещающих положение дел в преступном мире.

Внешний вид и специфический запах английских больниц всегда нагоняли на меня тоску. В силу моей профессии я провел в них немало времени. Кроме тех случаев, когда нужно было опрашивать пострадавших или тех, кто совершил преступление, три раза я сам оказывался на больничной койке в качестве пострадавшего, и все случаи были связаны с работой. Во-первых, история с бараньей ногой; затем, когда я был еще стажером, группа неистовых фанатов «Челси» решила отработать на мне свои удары; третий инцидент произошел в самом начале моей карьеры, когда во время демонстрации против введения какого-то налога толстая лесбиянка с короткой стрижкой ударила меня по голове железным прутом, когда я пытался привести в чувство старушку, упавшую в обморок. В последнем случае моя обидчица тут же была арестована и по иронии судьбы оказалась медсестрой.

Отделение, в котором лежал Уэлланд, находилось в самом дальнем крыле больницы. У него была отдельная палата, и, когда я вошел, предварительно постучав в дверь, он сидел на постели и читал «Ивнинг стандарт». Уэлланд был немного бледен, словно его укачало, но не похудел и в целом выглядел лучше, чем я предполагал.

Он поднял на меня глаза и улыбнулся.

— Привет, Дэннис.

— Как вы себя чувствуете, инспектор?

— Уверен, бывало и хуже, но сейчас я уже не припомню, когда.

— Вы неплохо выглядите для человека в вашем положении. Лечение уже началось?

— Нет, отложили на завтра. Говорят, не хватает специалистов по этой части.

— И это государственная система здравоохранения! А по словам чиновников, в больницах столько врачей, что работы на всех не хватает…. Вот, это вам от меня. — Я положил конфеты и журналы рядом с кроватью. Уэлланд поблагодарил меня и коротким жестом пригласил сесть.

Я сел рядом с ним на потертый стул и повторил свою фразу о том, как инспектор хорошо выглядит, несмотря на болезнь. Люди всегда произносят какую-то ободряющую чушь в подобных ситуациях, несмотря на то что никто никогда не верит в это. Однажды мне пришлось сказать девушке, чье лицо было обожжено кислотой, которой ее облил бывший парень, что очень скоро у нее все будет хорошо. Конечно, у нее не могло быть все хорошо, как не могло быть и у Уэлланда.

— Я очень рад, что ты пришел, Дэннис. Спасибо. — Инспектор откинулся на подушки, и я заметил, что у него усталый вид и что его мучает одышка.

— Приятного в этом мало, больница есть больница. Но я хочу, чтобы вы знали: мы помним о вас и переживаем.

— Как там работа? Я уже соскучился по участку. Никогда не думал, что стану скучать, а вот…

— Там все по-прежнему, — ответил я. — Преступников много, а нас мало. Никто без работы не сидит.

Уэлланд покачал головой.

— Иногда кажется, что все наши усилия тщетны.

— Это точно, — согласился я, гадая, о чем дальше пойдет разговор.

— Знаешь что, Дэннис? Я всегда считал тебя хорошим полицейским. Ты настоящий профессионал и все знаешь о своей работе.

Он пристально посмотрел на меня, и мне почему-то стало неуютно. Вдруг появилось чувство, что он не просто так завел глубокомысленный разговор о жизни и работе в полиции, без которого можно было обойтись.

— Я старался делать все как надо.

— Мы же с тобой уже очень давно знакомы, правда, Дэннис?

— Да. Я под вашим руководством работаю уже восемь лет.

— Восемь лет… Боже мой, неужели так много? Как быстро летит время! Сегодня ты полицейский и у тебя вся жизнь впереди, а завтра… не успев опомниться, оказываешься на больничной койке… Сидишь и ждешь, когда начнется курс лечения, который, может быть, спасет тебе жизнь. — Уэлланд уже не смотрел на меня, его взгляд блуждал по потолку и он, по всей видимости, о чем-то задумался. — Странная штука жизнь, правда?

— Не то слово! — сказал я, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Ты слышал, у нас в участке появилось много новичков, выпускников со свежими идеями. Многие из них отличные ребята, пойми меня правильно, но мне кажется, они не очень хорошо понимают, в чем сущность работы в полиции. Не то что ты или я. Мы представители старой школы, Дэннис. Именно так — старой школы.

— Полагаю, мы вымирающий вид, сэр. Через несколько лет таких, как мы, уже не останется.

— И знаешь что? Им будет недоставать нас. Мы им не нравимся, мы для них что-то вроде динозавров, но когда мы уйдем, они сразу же пожалеют об этом.

— Людей никогда не ценят, когда они рядом, — вздохнул я.

— Именно так. Вся эта молодежь — мальчики и девочки с их дипломами — они ничегошеньки не понимают в нашей работе. Они не знают, что иногда нужно обходить правила, чтобы делать свое дело.

Меня вдруг словно пронзило электрическим током. Насколько мне было известно, Уэлланд ничего не подозревал о моей тайной жизни и преступлениях, которые я совершил.

— Я всегда старался быть честным, сэр. Мне случалось обходиться с кем-то достаточно жестко, но я никогда не выходил за рамки существующих правил.

— Иногда это нужно делать, — продолжал Уэлланд, словно не услышав моих слов. — Люди не понимают, в чем именно заключается наша работа, с какими отбросами общества нам постоянно приходится иметь дело. Они воспринимают все это как должное. Помнишь приезд министра внутренних дел?

Конечно, я помнил. Это было два года назад. Он прошел мимо нас, широко улыбаясь, пообещал увеличить штат полиции и разработать законопроект, который облегчит процедуру получения признаний и помешает преступникам избежать правосудия. Само собой, дальше слов дело не пошло. Если не ошибаюсь, он даже провозгласил что-то вроде «с преступным миром нужно вести войну». Может быть, это у него Нокс позаимствовал пару красивых фраз?

— Такое невозможно забыть, — усмехнулся я.

— Он говорил, что понимает нас и наши проблемы, знает, как тяжела работа полицейского. Но это были лишь пустые слова. Никто из них не знает, что это такое. Если бы знали, давно объединили бы нас и платили нам больше. Сделали бы так, чтобы имело смысл соблюдать закон. — Уэлланд помолчал немного. — Иногда приходится обходить существующие правила, чтобы подзаработать немного то здесь, то там. Подумаешь, исчезла какая-то улика! Кто это заметит? Ее все равно потом отправили бы в топку, так почему не извлечь из этого выгоду?

Он по-прежнему не смотрел на меня. А мне все больше становилось не по себе оттого, что я находился в этой неуютной комнате и слушал то, что не хотел слушать. Со стороны могло показаться, что в словах Уэлланда нет никакой логики, но я знал, что это не так.

— Что вы хотите сказать, сэр?

— Ты знаешь, что я хочу сказать, Дэннис. В прошлом тебе приходилось играть не по правилам…

— Я всегда старался быть честным, — повторил я, но на этот раз мои слова прозвучали менее убедительно. — Не думаю, что…

На этот раз Уэлланд повернул голову и посмотрел мне в глаза.

— Дэннис, в прошлом ты делал вещи, которые не должен был делать. Я знаю это, и у меня нет никаких сомнений. Пропадали некоторые улики, например изъятые у преступников наркотики, и только ты мог взять их. — Я попытался вставить слово, но Уэлланд жестом заставил меня замолчать. — Ты хороший коп и всегда был таким. Но я не слепой и не глупец. Не стану утверждать, что ты нарушал закон, но знаю, что таким образом ты зарабатывал незаконные деньги, заключал сомнительные сделки. Конечно, я понимаю, ты работал, не жалея себя, и многих негодяев засадил за решетку. Если бы не ты, эти мерзавцы продолжали бы разгуливать на свободе. Знаю, что пару раз тебе приходилось — как бы это сказать? — прибегать к нестандартным приемам, чтобы прищучить особо изворотливых типов. И я прекрасно понимаю, почему ты так поступал. Закон иногда напоминает смирительную рубашку, мы с тобой знаем это, потому что являемся представителями старой школы. А эти новые люди, они ничего про это не знают… — Уэлланд снова отвернулся, давая мне понять, что высказал все, что было у него на душе.

Я сидел и молчал, не зная что ответить ему. Что тут скажешь? Инспектор поймал меня с поличным, а я даже не заметил, что прокололся. Наверное, не стоило быть таким беспечным. Я вздохнул и с тоской подумал о сигарете.

— Знаете, что мне нравится в вас, сэр? Вы всегда говорите прямо.

— Иначе нельзя, при моей-то должности.

— Что врачи говорят о… м-м-м…

— О раке? Не надо бояться этого слова. На сегодняшний день ситуация не из лучших, Дэннис. Повезет — я поправлюсь, но шансов мало. Впрочем, как и у тебя.

Меня охватил внезапный приступ страха.

— Что вы имеете в виду, сэр?

Он вновь замолчал, но почти тут же продолжил:

— Ты мне всегда нравился, Дэннис. Намного больше, чем я это тебе показывал. Мне нравилось, что ты никогда не отступаешь. У тебя есть характер и смелость, а это сегодня большая редкость. Поэтому я хочу, чтобы ты был осторожен.

— Что заставляет вас говорить так? — спросил я, сохраняя спокойствие в голосе. — Вы знаете что-то, о чем не знаю я?

— До тебя у меня были посетители. — Уэлланд вздохнул. — Двое мужчин из отдела по борьбе с уголовными преступлениями.

Значит, меня подозревали. Я понимал, что это возможно, еще когда увидел в газете фоторобот, но все равно сейчас с трудом скрывал свой испуг.

— Что они сказали обо мне?

— Задавали много вопросов.

— Что их интересовало?

— Характер, высказывания… и все такое. Они хотели знать, не водились ли у тебя лишние деньги, не было ли у меня подозрений, что ты… берешь взятки. — Уэлланд сделал акцент на последних словах.

— Что вы ответили им?

— Что ты хороший полицейский и про тебя нельзя сказать ничего плохого, кроме того, что иногда тебе уж очень сильно хотелось получить от задержанного признание.

— Спасибо вам, сэр.

— Что бы ты там ни сделал, Дэннис, будь осторожен. Потому что они тебя подозревают.

Пару минут я сидел, ничего не говоря и не двигаясь, пока до меня не дошла вся значимость услышанных мной слов. Странно, но я почувствовал облегчение от того, что Уэлланд не связывал меня с тем преступлением у «Тихой пристани». Не думаю, что смог бы перенести осуждение человека, которого я уважал.

— Не переживайте, сэр. Ничего серьезного не случилось, поверьте.

— Конечно. Я понимаю.

И снова повисло молчание. Наконец я поднялся и сказал, что мне пора идти.

— Нужно о многом подумать, — добавил я.

— Постарайся не привлекать к себе внимания, — посоветовал мне Уэлланд. — Побудь какое-то время паинькой.

— Попробую.

— Ты хороший коп, Дэннис. И спасибо, что зашел навестить меня. Я очень ценю твое внимание.

Я улыбнулся и тихонько похлопал его по руке.

— Вы этого заслуживаете, инспектор.

Он одобрительно кивнул, и я направился к выходу.

— Меня удивил только один их вопрос, — проговорил он, когда я уже был у двери.

Я остановился и, обернувшись, спросил:

— Какой, сэр?

— Почему-то их очень интересовало, хорошо ли ты стреляешь.

Я пожал плечами.

— Вы же знаете, как у них там все устроено. Спрашивают то, что положено по протоколу. Может, они хотят повесить на меня еще пару убийств?

Уэлланд слабо улыбнулся:

— Никогда не угадаешь, что у них на уме.

Я отвел глаза, надеясь, что мне удалось изобразить понимающий взгляд.


Глава 26


Они взяли мой след и шли по нему быстро, опережая меня на шаг. С каждым часом у меня оставалось все меньше возможностей для маневра, и я понимал, что если не смогу быстро принять правильное решение, моя жизнь в два счета закончится. Останется только жизнь за решеткой, где я буду отделен от остальных заключенных ради своей же безопасности. И сколько лет я там проведу? За тройное убийство — лет тридцать, не меньше. А может, всплывет и четвертое.

Подумать только, тридцать лет без единого глотка свободы!

В тот вечер я сидел в «Китайце» за угловым столиком, пил скотч, который никак не мог успокоить мои нервы, и пытался найти выход из сложившейся ситуации. Итак, меня подозревали. Патрульный, который остановил меня в тот день, увидел фоторобот и дал показания. Вероятно, детективы уже раздобыли мою фотографию, чтобы показать главному свидетелю — девушке из гостиницы, и скорее всего она указала на меня как на убийцу. Интересно, хватит ли этих показаний для того, чтобы задержать меня и предъявить обвинение? И почему они не спешили делать это? Возможно, хотели, чтобы я привел их к тому, кто заказал убийство. А может, надеялись собрать побольше доказательств моей вины и уж потом поймать меня в ловушку. Очевидно, учитывая мою роль в совершенном преступлении, они понимали, что бесполезно предлагать мне сотрудничать с полицией в обмен на обещание смягчить наказание. Я бы не стал им ничего рассказывать, как бы они на меня ни давили.

Кроме того, ситуация была еще и очень постыдной. Действующий офицер полиции, занимающий достаточно высокий пост в правоохранительных органах, проработавший семнадцать лет и имевший практически безупречную репутацию, — и вдруг арест за убийство трех человек! Никто из вышестоящих чиновников не хотел бы такого развития событий, по крайней мере до тех пор, пока не будут обнаружены бесспорные доказательства моей вины. Это давало мне шанс на спасение от незавидной участи заключенного.

Я был уверен, что на сегодняшний день за мной велось непрерывное наблюдение. Для них упустить меня было гораздо хуже, чем арестовать, потому что информация о том, что преступника подозревали, но ему удалось ускользнуть, могла стать достоянием общественности.

Я допил скотч и непринужденно оглядел бар, стараясь вычислить, кто из посетителей может быть агентом полиции. Если за мной отправили приглядывать лучших из лучших, догадаться будет непросто. Но им, в свою очередь, намного сложнее работать, когда объект подозревает, что за ним ведется слежка.

В дальнем углу бара я приметил мужчину средних лет, беседовавшего о чем-то с Джоан, хозяйкой заведения. Он был одет в дешевый черный костюм, его галстук, повязанный на рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, сбился на бок. Я понаблюдал за ним пару секунд, а потом переключил внимание на других людей. Неподалеку что-то обсуждали двое бизнесменов, которые показались мне знакомыми, в стороне группа молодых ребят столпилась вокруг музыкального автомата. Две пары сидели за столиками в разных концах помещения: одну я узнал, а другую никогда раньше здесь не видел. Эти мужчина и женщина явно скучали и ничего не говорили друг другу, поэтому я решил, что они, скорее всего, супруги со стажем. Женщина подняла голову и поймала мой взгляд, но в ее глазах я не увидел и тени испуга, который мог бы говорить о том, что ее рассекретили. Напротив, она слегка смущенно улыбнулась мне. Ее спутник ничего не заметил, поэтому, прежде чем отвернуться, я послал ей улыбку в ответ.

Кроме тех, кого я успел разглядеть, в помещении было еще человек двенадцать. Они сидели за своими столиками, пили и вели непринужденные беседы. Я старался ни на ком не задерживать взгляд: не хотелось бы, чтобы группа слежения — конечно, если таковая была — поняла, что я их вычислил. Если это произойдет, меня сразу же возьмут под стражу, догадавшись, о чем со мной говорил Уэлланд. Я не мог этого допустить.

Инспектор сделал мне одолжение, прикрыв мою задницу и предупредив о происходящем, несмотря на заданный ему вопрос о том, как я стреляю. Многие люди в такой ситуации забыли бы о своих симпатиях и выложили бы все, что знали. Но не Уэлланд. Хотя, прокручивая в уме нашу с ним беседу, я был уверен, что видел в его глазах сомнение. Если бы инспектор знал обо мне правду, наш разговор сложился бы по-другому. Моим преимуществом было то, что мало кто из моих знакомых мог поверить в то, что я был способен на убийство.

Я закурил сигарету, размышляя о том, что удерживало меня от бегства. Теперь уже ситуация не могла рассосаться сама собой. Детективы, ведущие расследование, будут искать, пока не найдут то, что им нужно. Потом, так или иначе, они меня арестуют. И если Джин Ашкрофт узнает об этом, она, скорее всего, пойдет в полицию и расскажет о Данни. Перспектива — хуже не придумаешь…

Данни. Я еще раз звонил ему на мобильный, когда выходил из больницы, надеясь, что он возьмет трубку и скажет, что сидит на берегу моря и попивает «Пину коладу». Но телефон по-прежнему был выключен. Я попробовал набрать его номер сейчас, и опять безрезультатно. Чем дольше Данни не отвечал на звонки, тем сильнее я подозревал, что с ним случилось что-то плохое. А это значило, что у меня появилась еще одна проблема. Реймонду и его деловым партнерам не было никакого интереса оставлять меня в живых. Если они узнают о происходящем, то придут и за мной — если уже не собрались это сделать. Как ни крути, оставаться здесь мне было нельзя, иначе меня ожидало незавидное будущее.

Но бросить все и убежать — не так-то просто. Кроме карьеры и жизни, к которой я привык, у меня была еще Карла Грэхем. Может, эту женщину и не интересовали серьезные отношения, но у меня был шанс переубедить ее. Она была тем единственным светом, который поддерживал во мне интерес к жизни.

Мне снова захотелось позвонить Карле. Я знал, что мог рассердить ее, но события развивались слишком быстро, чтобы можно было сидеть и чего-то ждать. Если бы она отвергла меня сейчас, это не сильно изменило бы ситуацию. Я боролся с искушением секунд десять, потом все же решил подождать до завтра.

Докурив сигарету, я подошел к барной стойке, чтобы купить еще выпить. Джоан все еще беседовала с тем мужчиной в черном костюме, и они хохотали как старые друзья, но по тому, как она нашла предлог, чтобы закончить разговор, стало понятно, что они на самом деле незнакомы.

— Что будешь пить, Дэннис? — спросила она и опять повернулась к собеседнику. — Видишь этого парня? — сказала Джоан, имея в виду меня. — Всегда заказывает что-нибудь новенькое. Никогда не угадаешь, что будет пить в следующий раз. Правда, Дэннис?

— Быть предсказуемым скучно, — ответил я и в подтверждение ее слов заказал бутылку «Пилз».

Когда Джоан отошла, чтобы выполнить мой заказ, я улыбнулся парню, с которым она болтала. Он неловко улыбнулся в ответ, а потом отвел взгляд. Я заметил, что он пил колу. У каждого свои пристрастия, но все равно немного странно для такого заведения.

Я уже расплатился за выпивку и собирался вернуться за свой столик, но тут Джоан спросила меня, не занимаюсь ли я расследованием нападения на старушку. Выяснилось, что пострадавшая была матерью одного из завсегдатаев бара. Я ответил, что дело взял другой детектив и что, возможно, скоро нам удастся задержать виновных.

— Это сделали дети, а они всегда попадаются. Не могут держать язык за зубами.

— Маленькие ублюдки, — сказала Джоан. — Убить их мало!

Обычно в такой ситуации я старался убедить себя и своих слушателей, что виновные понесут заслуженное наказание, но сейчас не стал напрягаться. Я знал, что это неправда.

— Никогда не надейся на справедливость суда, Джоан, — сказал я. — Суд боится справедливости. — И, повернувшись к мужчине, который пил колу, добавил: — Верно?

— Я не разбираюсь в политике, — ответил он, глядя в сторону. — Не хочу нажить себе врагов.

— Но кто-то же должен сделать хоть что-нибудь, — проворчала Джоан и отправилась обслуживать нового посетителя.

Я не стал возвращаться за свой столик и быстро допил пиво, ни с кем больше не обмолвившись ни словом. Собравшись уйти, я поискал глазами Джоан, но она исчезла где-то в дальней части заведения. Я попрощался с мужчиной в черном костюме, он едва заметно кивнул мне, и я вышел из бара.

Холодный циклон, по всей видимости, крепко обосновался в наших краях, и теперь по узеньким улочкам гулял морозный ветерок. Я плотно запахнул полы пальто и пошел к своему дому, периодически оглядываясь. Машины, припаркованные вдоль улицы, были пусты, а из бара «Китаец» за мной никто не вышел.

Примерно через пятьдесят ярдов я свернул на боковую улочку и остановился в тени, ругая себя за глупость. Если за мной действительно следили, это только подтвердит самые худшие подозрения и никак не изменит моего затруднительного положения.

Прошло пять минут, потом десять. Я ждал. Показалась машина, в которой сидели двое мужчин, но с того места, где я стоял, невозможно было их разглядеть. Машина медленно проехала мимо и к концу улицы постепенно стала набирать скорость.

Начался колючий ледяной дождь, и я, выйдя из своего укрытия, продолжил свой путь домой, стараясь держаться в тени и гадая, кого могу встретить, добравшись до места.


Глава 27


Приблизившись к дому, я внимательно оглядел улицу, обращая внимание на все, что могло показаться мне подозрительным, но, видимо, холод разогнал всех по квартирам. Убедившись, что тишина, окружавшая меня, не поддельная, я поспешил к парадной двери, все еще опасаясь, что из тени выскочит какой-нибудь убийца или группа вооруженных полицейских, выкрикивающих отрывистые приказы.

Ничего не случилось, и я испытал огромное облегчение, когда входная дверь закрылась за мной последний раз за этот вечер.

Поднявшись наверх, я первым делом позвонил в участок и предупредил, что заболел. Я понятия не имел, знали ли в участке о том, что мной заинтересовалось следствие, но догадывался, что Нокса уже проинформировали об этом. Потом я позвонил на мобильник Реймонду, но он не ответил, поэтому я оставил ему сообщение, в котором просил его перезвонить и сообщал, что меня не будет дома следующие несколько дней. Это на случай, если он решит прислать ко мне кого-нибудь из своих людей. Затем я заварил себе кофе и приказал не паниковать. Пока что удача была на моей стороне.

Я лег спать около десяти вечера, мгновенно отключился и за всю ночь ни разу не проснулся. И когда я встал в начале девятого следующим утром, то чувствовал себя намного лучше.

Нужно было продумать мой следующий шаг. Чем дольше я оставался здесь, тем больше была вероятность того, что в один прекрасный день меня арестуют. Значит, пришло время решительных действий. Мне нужно было ловко уйти от слежки, забрать деньги из сейфа в хранилище гостиницы и ненадолго залечь на дно. Если я попытаюсь сбежать, они поймут, что раскрыты, и наши игры сразу же кончатся. Пути назад уже не будет, и мне придется скрываться всю оставшуюся жизнь.

Я вышел на улицу и купил газету, стараясь вести себя как можно более непринужденно, и затем, довольный, что не заметил никого и ничего необычного, вернулся домой, чтобы ознакомиться с последними новостями за чашкой кофе и утренним тостом. В газете ничего не говорилось о расследованиях преступления у «Тихой пристани» и убийства Мириам Фокс. Теперь, после того как был произведен арест, о последнем деле не вспомнят до начала судебного процесса, и даже тогда, вероятно, репортажи будут немногословными и сухими. Зато в газете писали о различных происшествиях в Великобритании и за рубежом: о фермерском кризисе, возобновившемся голоде в Африке, пищевых отравлениях, нападениях и тенденциях моды.

Выкурив шестую сигарету за сегодняшний день, я решил, что ничего не потеряю, если позвоню Карле Грэхем. Я сделал звонок с мобильника Реймонда, опасаясь, что мой домашний телефон прослушивается.

Она сняла трубку после четвертого гудка.

— Привет, Карла.

— Дэннис?

— Да, это я. Как дела?

— Сегодня очень много работы.

— Хорошо, постараюсь быть кратким.

— Не переживай, я сама собиралась сегодня тебе звонить, — сказала она.

— Правда?

— Да, ты же сам просил меня сообщить, если какая-нибудь девочка исчезнет.

У меня по спине поползли мурашки от дурного предчувствия, словно только что похороненные мною мысли вдруг вылезли из своих могил, как зомби на кладбище.

— Кто на этот раз?

— Энн Тэйлор.

Энн. Девочка, с которой я пил кофе меньше недели назад и которую я спас от похитителя.

— Боже мой, Карла! Когда это случилось?

— Последний раз ее видели в полдень в субботу. — Кажется, она почувствовала мое волнение. — Энн и раньше пропадала на несколько дней, поэтому я не вижу повода для беспокойства. К тому же убийца сидит в тюрьме.

— Знаю, но это дело очень запутанное. Слишком много вопросов без ответов, а вина того, кого все считают убийцей, еще не доказана судом.

— Все равно не думаю, что стоит относиться к этому так серьезно. Энн очень своенравная девочка.

— Молли Хаггер была такая же, но это не значит, что не нужно о ней волноваться. Когда в последний раз Энн надолго исчезала?

— Около месяца назад.

— Сколько дней она не появлялась в приюте?

— Дня два, как и сейчас. Поэтому мы особо не переживаем. Последний раз она отправилась на вечеринку к какой-то женщине, там напилась, заснула и, проснувшись только через двадцать четыре часа, вернулась домой. Слушай, Дэннис, никто из нашего персонала не думает, что случилось что-то плохое.

— Тогда почему ты собиралась позвонить и рассказать мне об этом?

— Потому, что ты сам меня просил. Я убеждена, что Энн сейчас как обычно где-нибудь развлекается, наплевав на то, что думают об этом другие. В этом вся она. Но я чувствовала себя обязанной рассказать тебе об ее исчезновении, потому что ты беспокоился о ней. Я бы не простила себе, если бы никого не предупредила, а Энн бы потом нашли, как и Мириам, в безлюдной аллее с перерезанным горлом. Тем не менее я все равно думаю, что такое развитие событий вряд ли возможно.

— Хорошо, я тебя понял, хотя происходящее мне однозначно не нравится. — Мне на самом деле это не нравилось. Исчезновение Энн дало мне понять, что я не зря сомневался в факте раскрытия этого дела. Возможно, несмотря ни на что, Марк Уэллс не был виновен. Меня это беспокоило, хотя сейчас были заботы и поважнее.

Я вздохнул:

— Послушай, сделай мне одолжение, позвони в полицию и расскажи им, что случилось.

— Дэннис, ты сам полиция.

— Больше нет.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я уволился. — Дела обстояли немного иначе, но в моей жизни вполне мог произойти такой поворот событий.

— Ты шутишь, Дэннис? Если это шутка, то она мне не нравится.

— Нет, не шучу, честное слово. Я написал заявление. Все давно к тому шло.

— И что ты теперь собираешься делать? У тебя есть еще какая-нибудь профессия?

«На досуге подрабатываю киллером», — усмехнулся я про себя.

— Нет, но у меня есть небольшие сбережения. Хочу уехать за границу на какое-то время, попутешествовать. Всегда мечтал о такой жизни.

— Ну что ж… Желаю удачи. Надеюсь, тебе там понравится. Когда ты едешь?

— Как только соберусь. Может быть, до конца этой недели.

— Знаешь, я даже в чем-то тебе завидую.

— Ты всегда можешь поехать со мной.

Карла рассмеялась.

— Не думаю. Но может быть, однажды выберусь к тебе в гости.

— Правильно. Что тебя тут держит?

— Не могу поверить, что полицейский подстрекает меня на такой необдуманный поступок! Не знаю, Дэннис. Меня устраивает моя жизнь.

— Правда? На самом деле?

Последовало короткое молчание, потом Карла заговорила снова.

— Ничего не выйдет. Я совсем не знаю тебя. Думаю, нужно оставить все как есть.

— Что ж, хорошо. Но хотелось бы увидеться с тобой в последний раз перед отъездом. — Я прекрасно понимал, что сейчас выходить в город было весьма рискованно, но ничего не мог поделать со своими чувствами.

— Да, было бы здорово, — ответила она, — но я не знаю, когда нам удастся встретиться.

— Послушай, ты как-то сказала, что любишь поэзию. В клубе «Галлан» сегодня поэтический вечер, будут выступать современные поэты. Можем встретиться и выпить чего-нибудь. Уверен, тебе там понравится.

Карла задумчиво повздыхала, но в конце концов согласилась заскочить туда на часок. Я начал было рассказывать ей, как добраться до клуба, но оказалось, что она бывала там и знает дорогу.

— Не забудь позвонить в полицию и сообщить об исчезновении Энн, — добавил я. — Никогда не знаешь, что может случиться, поэтому всегда лучше подстелить соломку, чтобы потом не жалеть.

Повесив трубку, я пошел на кухню и заварил себе еще одну чашку кофе. Мне не давали покоя мысли о том, где сейчас Молли Хаггер и куда подевалась Энн Тэйлор. По моим подсчетам, Молли уже должна была где-нибудь объявиться. Ее лучшую подругу убили, и казалось невероятным, что она не стала выяснять, что же произошло или не связалась с властями, если считала, что Уэллс виновен в убийстве. А теперь, спустя каких-нибудь пару недель, исчезает Энн. По мнению Карлы, этому можно найти простое и логичное объяснение, но с моей точки зрения, в данном случае имеется слишком много совпадений. Больше всего меня настораживал похититель Энн, которого я спугнул на прошлой неделе. Мне казалось, что я упустил что-то, о чем ни я, ни мои коллеги даже не подозревали, но как ни пытался, не смог нащупать, что же стояло за моими подозрениями.

От некоторых мыслей бывает не так-то просто отделаться, поэтому я снял трубку домашнего телефона и, на этот раз не думая о прослушивающих устройствах, набрал номер мобильного Малика.

Он ответил только через десять гудков. По его голосу невозможно было понять, рад он меня слышать или нет. Интересно, Малик уже знает о том, что меня подозревают в убийстве?

Он спросил меня о самочувствии — видимо, ему сообщили о причине моего отсутствия на работе. Я ответил, что в порядке, просто немного нездоровится.

— Последнее время не могу нормально спать. Надо отдохнуть как следует.

— Возьми пару недель, ты их заслужил.

— Наверное, так и сделаю.

— Так ты по какому поводу звонишь, Дэннис?

«Ты, Дэннис». Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому новому обращению.

— Как прошли сегодняшние рейды? Кому-нибудь предъявили обвинение?

— Мы взяли всех, кого планировали, но обвинений пока никому не предъявлено. С этими детьми всегда так, сам знаешь. Все равно что ходить по яичной скорлупе. Даже голос повысить нельзя.

— Я уверен, что среди них есть те, кто замешан в деле со старушкой.

— Многие так считают.

— Как она себя чувствует?

— Пострадавшая? Ее состояние очень нестабильное. У меня есть опасения, что она умрет в любом случае — через пару недель или через пару месяцев. А все из-за этого нападения.

Я согласился с ним.

— Послушай, я звоню из-за Мириам Фокс.

— Что случилось? — спросил Малик без особого энтузиазма в голосе.

Я рассказал ему все, что Карла сообщила мне об исчезновении Энн Тэйлор. Малик слушал, не перебивая. Когда я закончил, он поинтересовался, как вышло, что я общался с Карлой:

— Ты же не собирался звонить ей.

— Она сама позвонила. Я просил ее сообщить мне, если еще кто-нибудь пропадет. И мне кажется, что в этой истории слишком много совпадений. Две молоденькие девушки, обеим не больше четырнадцати, из одного приюта, исчезают в течение месяца. В то же время девушку, которую они обе знали и с которой одна из них дружила, жестоко убивают. Все они занимались проституцией в районе Кингз-Кросс. Я знаю, что люди время от времени пропадают, знаю, что мы задержали Марка Уэллса по подозрению в убийстве и у нас есть против него серьезные улики. Но, поверь, здесь что-то не совсем чисто…

— Ты же сам сказал: люди исчезают время от времени…

— Да, я знаю. Такое порой случается, особенно с четырнадцатилетними героиновыми наркоманками, но не слишком ли часто? Одна девушка умерла, вторую несколько дней назад кто-то пытался похитить, и я это видел своими глазами. И, между прочим, рубашку, являющуюся уликой в деле об убийстве Мириам Фокс, Уэллс отдал третьей из пропавших девушек.

— Я бы не стал придавать большого значения этим фактам, Дэннис. Сказать, что отдал рубашку тому, кого и след простыл, — удачная идея, чтобы подорвать позицию обвинения.

— Вообще кто-нибудь пытался найти Молли Хаггер?

— По крайней мере мне об этом ничего не известно. Но если ты так о ней беспокоишься, поговори об этом с Ноксом и послушай, что он тебе скажет. Я-то тут при чем?

— Азиф, я говорю с тобой, потому что знаю, что мне ответит Нокс. Мол, у нас есть подозреваемый и нет оснований для возобновления расследования…

— В этом есть доля истины, согласен? Конечно, ты прав, во всем этом слишком много совпадений, но что мы сейчас можем сделать? У нас нет никаких доказательств, что с этими девочками случилось что-то плохое. Сам же говорил, что исчезновение таких детей сейчас никого не удивляет.

— Я просто хотел, чтобы ты знал о моих подозрениях. Хотел услышать, что ты об этом думаешь.

— Я ценю твое отношение ко мне. Могу только сказать, что все это странно, но в нашем мире вообще полно странных вещей. Если тебя это волнует, сходи и поговори с девочками на улице, хотя я все же не стал бы об этом так беспокоиться. Как будто у тебя мало других забот. Лежи, отдыхай и поправляйся — на работе ты нам нужен здоровый.

Вообще-то я не собирался возвращаться в участок. Скорее всего, я буду скучать по Малику, несмотря на то что он стал звать меня Дэннис и с готовностью давать советы. Он был хорошим полицейским, и я не без удовольствия думал, что в этом есть и моя скромная заслуга.

Я сказал Малику, что он сделает мне большое одолжение, если будет отслеживать любую информацию, касающуюся проституток с Кингз-Кросс, и он мне это пообещал. Я поблагодарил его, сказал, что мы скоро увидимся, и дал слово, что сейчас же лягу в постель и выкину все эти мысли из головы.

Но в постель я не лег. Вместо этого я весь день обдумывал, что мне делать дальше, и готовился к побегу, время от времени безрезультатно пытаясь дозвониться до Данни. Иногда я подходил к окну и смотрел на серое небо, размышляя о судьбах Молли Хаггер и Энн Тэйлор и о том, какие секреты Мириам Фокс унесла с собой в могилу. И все это время что-то не давало мне покоя, но я никак не мог определить, что именно. То, что я упустил, мелькало и плясало в моей голове как тень от огня и вызывало приступы раздражения, потому что я интуитивно чувствовал, как это важно, но не мог понять, несмотря на все мои старания, что же это такое.

И когда закончился последний день моего пребывания в должности офицера полиции, я понял, что на сегодняшний день знаю о том, что же случилось с Мириам Фокс, не больше, чем знал в то утро, когда впервые увидел ее залитый кровью труп у канала.


Глава 28


Я вызвал такси, чтобы добраться до клуба «Галлан», и приехал туда без пятнадцати восемь. Дождь лил, не переставая, и хотя было теплее, чем вчера, идти пешком по улице совершенно не хотелось.

Я никогда не был в этом клубе раньше, несмотря на то что он находился в полумиле от моего дома. Просто вчера, проходя мимо, я заметил у них перед входом объявление о сегодняшнем выступлении. Меня мало интересовала поэзия, но я решил, что неплохо для разнообразия сменить обстановку.

В маленьком помещении клуба царил полумрак. Когда я вошел, сцена, размещенная прямо напротив входа, была пуста. Все остальное пространство занимали аккуратно расставленные круглые столики. Слева я заметил небольшой бар. Все места уже были заняты, и небольшая группа людей толпилась у барной стойки. Многие из пришедших на вечер выглядели предсказуемо: молоденькие студенты в длинных пальто, интеллигентно потягивающие пиво; группа одетых в черное поклонников пирсинга и несколько интеллектуалов, которые выглядели так, словно каждое утро искали скрытые смыслы в самых простых вещах.

Примерно такую компанию я и ожидал здесь увидеть, поэтому постарался одеться подобающе, насколько мне позволил мой гардероб. Надо сказать, мне это не удалось. Потертые джинсы и свитер с дыркой на локте ни за что не позволили бы мне смешаться с толпой, но зато я был практически уверен, что тут за мной никто не будет следить. Любого полицейского, в том числе и меня, здесь можно было вычислить без особых усилий.

Карлы еще не было, поэтому я подошел к барной стойке и заказал у бородатого бармена кружку пива «Прайд». Он посмотрел на меня с ухмылкой, как на ряженого, но пива все-таки налил. Я расплатился за выпивку и встал неподалеку от входа, чтобы увидеть Карлу, как только она придет.

Я чувствовал себя немного неуютно в этом заведении, и это напомнило мне о наших с Карлой отношениях. Она знала, что мы никогда не будем парой, а мне тяжело было это принять. Но я понимал, что очень скоро придется это сделать. С завтрашнего дня я в бегах, с поддельным паспортом, который несколько месяцев назад сделал мне один из знакомых Лена Ранньона. Я заказал его на всякий случай, после того как узнал, что люди из отдела по борьбе с уголовными преступлениями стали разнюхивать что-то про бывших сотрудников участка. Паспорт был что надо. Я отрастил бороду и надел очки, так что на фотографии получился не похож сам на себя. Хотя вряд ли удастся сразу воспользоваться этим документом: как только я исчезну, на ноги поставят всех полицейских, и значит, мне нужно будет залечь на дно на пару недель, пока все само собой не уляжется. Я подумывал, не поехать ли мне в Корнуолл или в Шотландию — куда-нибудь подальше от центра. В очередной раз за день меня охватили недобрые предчувствия.

Я удивился, узнав в первом выступающем Нормана-Зека Дрейера, известного здесь под псевдонимом Бард Сомерс-Тауна. Норман был в зеленом замшевом пиджаке с бахромой, белых штанах для игры в крикет и черных сапогах до колен. Не хватало только шляпы с пером, чтобы он выглядел в точности как Робин Гуд.

Под вежливые аплодисменты он вышел на сцену танцующей походкой и начал с непристойной баллады, повествующей о деревенской девушке по имени Анни и о том, как она безуспешно пыталась отвадить от себя чересчур влюбчивых фермеров. В общем, стихотворение мне понравилось, несмотря на то что оно было очень длинным. Пару раз я даже рассмеялся, чего никак не ожидал. К сожалению, остальные три его произведения оказались намного скучнее. Слушая рифмованные призывы к восстановлению социальной справедливости, я каждые десять секунд поглядывал на дверь: не появилась ли Карла? Наконец, пританцовывая и кланяясь, Дрейер ушел со сцены, и адресованные ему аплодисменты тут же потонули в шуме разговоров.

Я завидовал людям, собравшимся в этом зале. Завидовал, потому что им нечего было бояться. Они были спокойны и чувствовали себя в полной безопасности — в отличие от меня.

Кто-то тронул меня за плечо и, обернувшись, я увидел, что это Карла. На ее лице было больше косметики, чем обычно, но от этого она казалась еще красивее. На ней было длинное черное пальто, под которым виднелись белая блузка и обтягивающие джинсы. Она поздоровалась и быстро поцеловала меня в щеку. Я сказал ей, что она хорошо выглядит.

— Спасибо, ты настоящий джентльмен, — ответила она, едва улыбнувшись.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

— Умираю как хочу водки с апельсиновым соком!

Я подозвал официантку и сделал заказ.

— Ты действительно хочешь уехать, Дэннис? — спросила Карла, когда официантка ушла. — Знаешь, мне почему-то не верится, что у тебя хватит решимости.

— Внешность обманчива, — усмехнулся я. — Энн не появлялась?

— Нет. Но одна девочка сказала, что у нее появился новый ухажер и Энн говорила, что собирается уехать с ним.

— Будем надеяться, что так оно и есть. Ты звонила в полицию?

Карла кивнула:

— Да. Они не особенно переполошились.

— А ты рассказала им про Молли? — Она опять кивнула. — И это тоже не вызвало у них интереса?

— Дэннис, эти девочки — проститутки. Периодически с ними такое случается. Не представляю, как ты сможешь перестать быть полицейским, ведь тебя слишком волнует то, что происходит вокруг.

— Значит, мне точно надо уехать. Возможно, тогда я перестану думать об этой истории.

Карла улыбнулась.

— Посмотрим. Думаю, ты вернешься через месяц.

— Почему-то я в этом сильно сомневаюсь.

— Как бы там ни было, не пропадай, хорошо? Из каждой страны присылай мне по открытке.

— Обязательно. — Я пристально посмотрел на Карлу. — Можешь считать меня излишне сентиментальным, но я буду скучать по тебе. Из нас получилась бы неплохая пара.

— Серьезно? — Она посмотрела мне в глаза. — Может быть, но все же я считаю, что сейчас не самое подходящее время.

Я кивнул.

— Именно поэтому я хотел бы провести сегодняшний вечер с толком.

— Что ж, попробуй, — Карла улыбнулась. — Только не забывай, что мое время стоит дорого.

Что можно было на это ответить?

Неподалеку освободился столик, и мы сели за него, как раз когда на сцене появился следующий автор. Это была миловидная девушка по имени Дженни О'Брайен.

— Я ее знаю, — сказала Карла. — Видела ее выступление раньше. Мне понравилось.

Девчонка и вправду была хороша, но я ее почти не слушал в отличие от Карлы. Она увлеклась происходящим, и это сделало нашу с ней беседу натянутой и односторонней: в основном говорил только я. Кончилось тем, что я быстро выпил свое пиво, раздумывая, какого черта вообще рискнул высунуть нос из дома в этот вечер.

— Хочешь еще выпить? — спросил я Карлу.

Она посмотрела на часы.

— Пожалуй. Но потом мне надо будет идти.

Я отправился за напитками и, уже возвращаясь к нашему столику, натолкнулся на Зека Дрейера. Бард Сомерс-Тауна тут же узнал меня и занервничал.

— Привет, офицер! Как поживаете?

Я остановился.

— Все путем, Норман. Ты сегодня был лучше всех.

— Вы видели мое выступление? Жаль, я был не в лучшей форме. Кстати, а что вы тут делаете? Поймите меня правильно, я ничего не имею против, просто мне кажется, что поэзия — это не совсем ваша сфера интересов.

— Ты прав. Зато девушка, с которой я пришел, очень любит стихи.

Норман рассеянно кивнул.

— Я видел вас вместе. Что ж, поздравляю.

Я посмотрел в сторону нашего столика. Карла элегантно курила «Силк кат», устремив взгляд в никуда. Сейчас она действительно выглядела как элитная девушка по вызову, которая была выше суеты окружавшего ее мира. И я вдруг задумался: а была ли у нее хоть капля симпатии ко мне или она переспала со мной только потому, что я в тот вечер оказался рядом?

— Я слышал, вы арестовали кого-то за убийство Мириам.

— Да.

— Думаете, это убийца?

Сколько раз мне еще придется отвечать на этот вопрос?

— Есть улики, подтверждающие его вину, — ответил я, думая совершенно о другом. Я смотрел через плечо Нормана на Карлу, и в голове у меня крутилась одна и та же мысль.

— Понимаете, когда я увидел вас сегодня, мне это показалось странным.

Я перевел взгляд на Нормана.

— Что показалось странным?

— Девушка, с которой вы пришли… Она сразу показалась мне знакомой. И я попытался вспомнить, где мог видеть ее раньше.

— И где же?

— Это, наверное, смешно. Я бы даже не вспомнил, если бы не увидел ее сейчас с вами.

— Норман, где ты ее видел?

— В подъезде у моей квартиры.

— Когда это было? — Я попытался не выдать голосом охватившее меня отчаяние.

— Пару недель назад.

— До того, как убили Мириам?

— Ну да, наверное.

— Почему же ты не рассказал об этом, когда мы допрашивали тебя на той неделе?

Норман почувствовал мое недовольство.

— Да потому, что вы интересовались только тем, какие мужчины приходили к мисс Фокс. К тому же я не уверен, заходила она в квартиру Мириам или нет. Я увидел ее мельком и подумал, что она красивая. А потом просто забыл о ней и не вспоминал, пока не встретил ее сегодня здесь, в клубе. Что с вами? Что-то не так?

Я покачал головой, пытаясь сосредоточиться и сложить недостающие кусочки головоломки в единое целое.

— Да нет, все нормально.

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

Я медленно кивнул и отвел взгляд.

— Да. Все в порядке, просто я немного устал.

Значит, Карла опять солгала. Нужно было догадаться, что ее рассказ фальшивка. По всей видимости, я слишком много думал о посторонних вещах, чтобы заметить в ее словах нестыковки. Я снова посмотрел на Карлу, и на этот раз она обернулась. Должно быть, она поняла по выражению моего лица, что обман раскрыт, и ее глаза расширились. Дрейер продолжал что-то говорить, но я его уже не слушал. Тут Карла, видимо, узнала моего собеседника, и ее глаза стали еще больше.

Я оставил Дрейера одного и, подойдя к столику, с грохотом поставил на него стаканы.

Карла вскочила, глядя на меня с легким испугом.

— Послушай, я могу все объяснить. Просто не хотелось говорить тебе, что я дала Мириам денег…

Я крепко схватил Карлу за руку и притянул к себе.

— Дэннис, ты делаешь мне больно!

— Знаю. Ты что, за дурака меня принимаешь?

— Пусти, — прошипела она, глаза ее сузились. — Да, я сказала тебе неправду. Я встречалась с ней, но…

— И этим дело не кончилось, так ведь? Ты убила ее. Или ты знаешь, кто это сделал.

— Что? — Ее изумление было неподдельным, но я решил больше не попадаться на эту удочку.

— Когда мы говорили с тобой сегодня утром, ты сказала, что не хочешь, чтобы Энн Тэйлор потом нашли, как и Мириам, в безлюдной аллее, с перерезанным горлом. Это твои слова. Помнишь их?

Карла попыталась высвободить руку.

— Я же сказала тебе, пусти…

— Но о том, как именно была убита Мириам, могли знать только полицейские. И еще, разумеется, тот, кто совершил преступление.

— Нет, нет, нет! — Карла дико замотала головой. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь! Ты… ты обвиняешь меня в убийстве этой девушки? Ублюдок! — выкрикнула она и, схватив свободной рукой стакан со своим напитком, выплеснула мне его в лицо.

Спиртное попало мне в глаза, и я быстро замигал, тут же выпустив ее руку. Прежде чем я смог прийти в себя, она оттолкнула меня и выбежала из клуба.

Но я не собирался отпускать ее, по крайней мере до тех пор, пока она не расскажет мне, что же случилось на самом деле. Я кое-как вытер лицо и побежал за Карлой. Правда, не успел сделать и пяти шагов, как дорогу мне преградил какой-то парень.

— Послушай, приятель, оставь ее в покое!

— С дороги! Я офицер полиции, — крикнул я, понимая, что это было не самое подходящее место для демонстрации своей принадлежности к правоохранительным органам.

— Да пошел ты! — ответил парень и, не раздумывая, двинул мне в ухо.

Я пошатнулся. Девушка моего обидчика схватила его за руку и стала уговаривать не ввязываться в драку. Он велел ей оставить его в покое, и в тот момент, когда он отвлекся, я ударил его по лицу дубинкой. Парень упал как подкошенный, его девушка завизжала. Я вышел из клуба, не поднимая глаз и в очередной раз удивляясь тому, как быстро и непредсказуемо развиваются события.


Глава 29


Дождь лил еще сильнее, чем раньше. Я посмотрел по сторонам, но Карлы нигде не было видно. Улицы опустели, ни машин, ни людей, только в пятнадцати ярдах от клуба я заметил черное такси, которое собиралось повернуть направо. Наверняка в нем находилась Карла, но я не стал даже пытаться подтвердить свою догадку, зная, что мне за такси не угнаться. Вместо этого я закурил и стал обдумывать то, что произошло. Эта женщина обработала меня идеально. Я искренне думал, что между нами что-то было, а ей на самом деле нужно было только одно: убрать меня с дороги.

Я решил укрыться от дождя на автобусной остановке, которую заметил на противоположной стороне улицы. Перебегая дорогу, я нащупал в кармане мобильник и, оказавшись под крышей, сразу же набрал домашний номер Малика. Трубку сняла его жена. Я поздоровался с ней, она спросила, как я себя чувствую. Я ответил, что все в порядке и что у меня срочное дело к ее мужу.

— Это касается расследования, над которым мы вместе работаем.

— Дэннис, я не люблю, когда ему звонят домой. Азиф и так работает на износ.

— Знаю, но поверьте, это очень важно!

Вздохнув, она все же позвала Малика, и через несколько секунд он взял трубку.

Я не стал ходить вокруг да около:

— Карла Грэхем. Ты был прав насчет нее. Она коварная, циничная сука, и она замешана в убийстве Мириам Фокс. Я не знаю, как и почему, но она абсолютно точно имеет к этому отношение. Думаю, это как-то связано с шантажом. Норман Дрейер, тот поэт, которого мы встретили в доме, где жила Мириам, вспомнил, что видел ее…

— Эй-эй, Дэннис, спокойно! Что случилось? Когда ты видел Дрейера?

Боковым зрением я заметил, что к автобусной остановке приближаются две темные фигуры. Они шли, опустив головы, и это показалось мне странным. У них явно была какая-то цель. Между нами оставалось всего десять ярдов.

— Только что. Две минуты назад.

Восемь ярдов. Семь ярдов. Оба мужчины держали руки в карманах длиннополых пальто. Малик что-то говорил в трубку, но я уже перестал его слушать.

Шесть ярдов. Один мужчина поднял голову, наши глаза встретились, и я тут же понял, что он собирается убить меня.

Главное сейчас — что-то делать, несмотря на страх.

Стараясь сохранять спокойное выражение лица и все еще прижимая телефон к уху, я медленно повернулся и затем без предупреждения рванул оттуда что было сил, чувствуя мощный выброс адреналина. На ходу я сунул телефон обратно в карман и быстро обернулся. То, что я бросился бежать, удивило моих преследователей, но уже через секунду они сориентировались в ситуации. Один из них вынул из кармана револьвер, другой — укороченное помповое ружье, и они стали целиться в меня, не прекращая преследования и набирая скорость. Нас по-прежнему разделяло всего несколько ярдов.

У меня не было времени на размышления. Я резко свернул вправо и стал перебегать дорогу. Передо мной резко затормозила машина, ее колеса завизжали на мокром асфальте. Водитель прокричал в мою сторону что-то явно не интеллигентное.

В ночной тишине прогремел выстрел, и что-то просвистело мимо моей головы. Я бежал пригнувшись и старался перемещаться зигзагами, чтобы убийцам было тяжелее целиться. Послышались еще выстрелы — на этот раз из револьвера. Близко. Слишком близко. В любую секунду пуля могла настигнуть меня.

Я уже слышал их топот у себя за спиной. Добравшись до тротуара на другой стороне улицы, я побежал, припадая к земле и используя припаркованные у обочины машины как укрытия. Ружье выстрелило еще раз и лобовое стекло одного из автомобилей разлетелось на мелкие кусочки.

У меня не было никаких шансов убежать от этих парней. Они знали это. И я знал, но не останавливался. Пригнув голову и всем телом устремившись вперед, я бежал по тротуару так быстро, как только мог, понимая, что мои усилия, скорее всего, тщетны. Но на тот момент я был в таком отчаянии, что мне уже было все равно.

Где-то рядом с клубом «Галлан» закричала напуганная происходящим женщина. На какую-то долю секунды я представил, как она стоит рядом с моим изрешеченным пулями телом, и ощутил такой ужас, что едва не намочил штаны.

И вдруг я заметил, что какой-то человек в костюме бежит через улицу, пытаясь вклиниться между мной и моими преследователями. Он что-то держал в правой руке. Полицейское удостоверение! Скорее всего, это был детектив из приставленной ко мне группы наблюдения.

— Полиция! Бросить оружие!

Он выбежал на тротуар следом за мной и преградил путь тем двоим. На другой стороне улицы я заметил его напарника — невысокого полного мужчину. Я тут же узнал в нем посетителя «Китайца», любителя «Кока-колы», не желавшего говорить о политике. Он тоже собирался перейти дорогу, но ему мешал поток машин, мчавшихся с большой скоростью.

— Сейчас же бросьте оружие! — снова закричал высокий, и на этот раз в его голосе послышалось отчаяние, охватившее его, как только он понял, что переоценил свои силы. Продолжая бежать, я опять оглянулся. В десяти ярдах от меня, человек с ружьем остановился перед детективом, все еще глядя в мою сторону и явно не желая упускать добычу.

На какое-то мгновение повисла тишина. Я притормозил, наблюдая за тем, как драматично разворачиваются события. Водители останавливались, чтобы посмотреть, что происходит, и это наконец позволило второму детективу перейти дорогу. Он бежал ко мне, не сводя глаз со своего коллеги и киллера. Казалось, вся улица замерла в ожидании развязки.

Затем в тишине раздался выстрел, и человек, который пытался отсрочить мою неизбежную гибель, отлетел в сторону. Его полет длился недолго, но очень хорошо мне запомнился; потом он с грохотом упал на асфальт, словно его выронила невидимая рука, и остался лежать без движения.

Его напарник застыл прямо посреди дороги, и, прежде чем он успел сделать какое-то движение, мои преследователи продолжили погоню. Убийца полицейского на ходу перезаряжал ружье. На какое-то мгновение мне показалось, что я попал в кошмарный сон, в котором все происходит в замедленном темпе: не важно, как быстро я двигался и что делал, — все равно меня убьют. Но я продолжал бежать, не оглядываясь и не задумываясь. Пули то и дело разрывались за моей спиной. Легкие и горло забились слизью, я с трудом дышал и понимал, что жить мне осталось считанные секунды.

Услышав сзади негромкий вскрик, я обернулся. На мое счастье, преследователь с револьвером поскользнулся на мокром асфальте и упал, но я даже не испытал облегчения. Второй киллер поравнялся с подельщиком и остановился. Его ружье уже было перезаряжено, и он приготовился выстрелить. Нас разделяли всего восемь ярдов, и я знал, что на этот раз он не промахнется.

И тут я увидел на своем пути китайскую закусочную. Это был мой последний шанс. Я бросился на тротуар как раз в тот момент, когда убийца спустил курок. Пуля с пронзительным свистом пронеслась над моей головой. Я тут же вскочил на ноги и из последних сил ринулся к закусочной. Раздался еще один выстрел, но я уже успел в буквальном смысле нырнуть в дверь. От удара она распахнулась, я упал на пол и приземлился на локти. Правое предплечье тут же пронзила острая боль.

Мне хотелось полежать немного и перевести дух, но пришлось заставить себя встать на ноги. Я слышал шаги своих преследователей и знал, что нас разделяет всего лишь несколько секунд. Одинокий посетитель закусочной — мужчина средних лет в клетчатой рубашке — вскочил и испуганно уставился на меня. Стоявший за стойкой молоденький китаец, по всей видимости, официант, растерянно замер.

Я повернулся, как только человек с ружьем появился в дверях. Он прицелился, и мне ничего не оставалось, как прыгнуть за стойку. Официант в ужасе отскочил в сторону, когда я перекатился через нее и с грохотом рухнул на пол. Прогремел выстрел, и стекло, закрывавшее полоску меню над моей головой, разлетелось на сотни звенящих осколков, которые осыпали все вокруг, в том числе и меня.

Дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» казалась единственным путем к спасению. Времени на раздумья не было, поэтому я открыл ее головой и на четвереньках вполз внутрь. За дверью начинался коридорчик, который вел на кухню. В помещении закусочной за моей спиной послышались чьи-то крики и тяжелые шаги. Я вскочил и побежал туда, где человек шесть китайцев в белых колпаках были заняты приготовлением своих традиционных блюд. Увидев меня, они все зашумели, а один из них бросился ко мне с криками:

— Нет, нельзя! Запрещено! Посетителям запрещено!

Я огляделся в поисках выхода. Тем временем низкорослый и щуплый повар схватил меня за грудки:

— Никаких посетителей! Вы должны выйти!

Он начал отпихивать меня назад, а другой повар, помоложе, пригрозил мне жуткого вида ножом для разделки мяса. Тут я заметил в дальнем углу кухни еще одну дверь — вероятно, запасной выход. Она была приоткрыта. Я испытал облегчение — у меня появилась надежда.

Слыша быстрые шаги за спиной в коридоре, я выкрикнул что-то нечленораздельное и оттолкнул схватившего меня повара. Он упал на полки с посудой и закричал. Тот повар, что держал в руках нож, поднял свое оружие над головой, и я подумал, что было бы глупо умереть сейчас от руки разгневанного работника китайского ресторана, когда за мной гонится профессиональный киллер.

Последний раз в жизни я выхватил полицейское удостоверение из кармана.

— Полиция! Я просто хочу выйти! С дороги! — С этими словами я метнулся к двери — китаец послушно уступил мне дорогу. Через мгновение послышались испуганные крики, и я понял, что мои преследователи вбежали на кухню.

Я распахнул дверь ударом ноги и выбежал на усыпанный мусором задний двор. Он был огорожен стеной, за которой шли ряды одинаковых домов. Я мог бы перелезть через нее, но думаю, за это время убийцы проделали бы во мне не одну дыру. И тогда я решил поступить иначе.

Подавив приступ тошноты, я сделал шаг в сторону и спрятался за дверью, зная, что если мне не повезет, они тут же сцапают меня. Но бояться было некогда. Еще через несколько секунд дверь снова открылась нараспашку, из помещения выбежал человек с ружьем и остановился, глядя на стену.

Со скоростью, которой я от себя не ожидал, я бросился на убийцу, схватил ружье за ствол и резко рванул его вверх. Сила и внезапность моего нападения заставили отступить киллера назад и закрыть собой выход из кухни. В то же мгновение он, то ли инстинктивно, то ли рефлекторно, спустил курок, не сообразив, что ствол теперь был направлен ему в челюсть.

Никогда еще мне не приходилось слышать такого громкого звука. Барабанные перепонки едва не лопнули, а все мое тело с головы до пят хорошенько тряхнуло. Теплая и липкая кровь, похожая на патоку, залила мне лицо — выстрелом у моего противника снесло верхнюю часть головы, и ее содержимое разлетелось по сторонам, забрызгав дверь, стены и окна. Незнакомец упал, и я выхватил ствол из его судорожно сжавшихся пальцев.

В этот момент в дверях появился его напарник, который был вынужден отскочить, уклоняясь от падающего тела. Он посмотрел на обезображенного коллегу, потом на меня, и его лицо исказилось от гнева.

— Ублюдок!

Он поднял револьвер и выстрелил. Я бросился на землю и откатился в сторону. Следом прогремел еще один выстрел — пуля прошла всего в паре дюймов от моей головы и отскочила рикошетом от асфальта. Но тут я повернулся, прицелился из ружья и спустил курок.

Меня била дрожь, к тому же нужно было торопиться. Оружие дернулось у меня в руках, и с левого бедра убийцы исчез большой кусок плоти. Тот выронил из рук оружие, согнулся и завыл от боли. Я прицелился ему в голову и снова спустил курок.

Выстрела не последовало — кончились патроны.

Китайцы сгрудились у двери и наблюдали за происходящим то ли со страхом, то ли с восхищением. Я задыхался, меня покидали силы, но думать об отдыхе было еще рано. Кроме звона в ушах я слышал отдаленные звуки приближающихся полицейских сирен.

Поднявшись на ноги, я подошел к моему несостоявшемуся убийце и вытащил его за волосы на середину двора, предварительно положив в карман револьвер. Потом я закрыл дверь, чтобы избавиться от зрителей, и повернулся к раненому. Его вой теперь превратился в глухие, полные отчаяния всхлипы. Он держался за огромную рану двумя руками, тщетно пытаясь остановить кровотечение.

— Кто тебя послал? — прошипел я ему в ухо, тяжело дыша. — Кто тебя послал?

Судя по виду, он был выходцем из Средиземноморья, может быть из Турции, и выглядел чуть старше тридцати. Скорее всего, это он тогда напугал Данни. А может быть, потом и убил его. Потому что сейчас я был совершенно уверен в том, что Данни мертв.

Киллер не ответил. Он даже не посмотрел на меня. Звуки сирен приближались, и их становилось больше. Время истекало. Я ударил его по рукам прикладом ружья, заставив тем самым выпустить ногу, а затем запустил пальцы в открытую рану. Его крик оглушил бы меня в обычной ситуации, но сейчас я уже был наполовину глухой.

— Кто тебя послал?

— Я не говорить по-английски, — захныкал он, мотая головой. — Не говорить по-английски!

На этот раз я воткнул в рану дуло ружья и, когда он инстинктивно схватился за нее руками, снова двинул по ним прикладом. Несчастный завопил так, что я ударил его и по лицу, чтобы он заткнулся. Из рассеченной губы по подбородку потекла кровь.

— Говори, сволочь, кто тебя послал? Говори! Сейчас же! Кто? — Я снова схватил его за волосы и запрокинул ему голову так, чтобы он смотрел мне прямо в глаза.

Думаю, он понял по выражению моего лица, что пощады ждать бесполезно и что молчание будет стоить ему жизни, несмотря на то что патрульные машины уже съезжались к месту со всех сторон.

— Мехмет Иллан, — прошептал он.

— Кто?

— Мехмет Иллан.

— Кто он, черт побери?

Но прежде, чем мой противник успел ответить, за дверью снова послышались чьи-то шаги. Я отошел назад и замахнулся, крепко сжимая ружье в руках. На этот раз в дверях появился любитель «Кока-колы». Я услышал, как какой-то китаец крикнул ему: «Осторожно!», но было уже поздно. Я ударил детектива прикладом ружья в лицо, смяв в лепешку его нос и забрызгав кровью щеки. Он упал на колени, закрывшись руками, и я сразу понял, что он больше не представляет для меня угрозы. Но с улицы уже доносились другие голоса, выкрикивающие приказы. Это были голоса полицейских, которые делали то, что умели лучше всего: брали ситуацию под контроль.

Все еще находясь под действием адреналина, я бросил ружье, добежал до стены, не самым изящным образом подпрыгнув, перевалился через нее и упал на другие мешки с мусором. Я оказался на чьем-то запущенном заднем дворе. Вдоль плотно прижатых друг к другу домов тянулась аллея, которая в конечном итоге вывела меня на другую улицу. Я осторожно пересек ее и побежал в противоположную сторону от «Галлана», стараясь на бегу стереть кровь с лица.

Я услышал, что сзади ко мне приближается полицейская машина, и быстро свернул на боковую улочку. Патрульные, не заметив меня, проехали дальше. Я все бежал и бежал, думая только о том, что нужно максимально увеличить расстояние между мной и закусочной.

Однако усталость одолевала, правая рука болела, я с трудом дышал, а ноги, казалось, в любой момент могли мне отказать. Я бежал только потому, что боялся быть пойманным.

А еще мне хотелось отомстить. Так или иначе, люди, которые пытались меня подставить и убить, должны были заплатить за свои преступления. Я не собирался умирать так просто.

Сто ярдов. Еще сто ярдов. Потом пятьдесят. Наконец, я понял, что больше не в силах бежать. Еле переставляя ноги, я пробрался в скверик рядом с какой-то школой и, найдя укромный уголок, сел, прислонившись к стене. Медленно, но верно дыхание начало приходить в норму.

Небеса над моей головой разразились страшным ливнем. Сирены постепенно стихли.

Желание отомстить. Единственное, ради чего я теперь живу.


Часть четвертая

Смертельный бизнес


Глава 30


Я мог бы оставить все как есть и уйти. Затаиться на пару месяцев, а затем улететь из страны, как и планировал с самого начала. Но теперь я понимал, что не могу себе этого позволить. Я хотел получить ответы на свои вопросы и жаждал справедливости. Меня подставили все: начальство на работе, Реймонд Кин и даже Карла Грэхем.

Карла Грэхем. У меня больше не оставалось сомнений в том, что она имела какое-то отношение к убийству Мириам Фокс. Скорее всего, Карла не сама полоснула ножом по горлу жертвы — рана была очень большая и глубокая. Но она определенно знала, кто сделал черную работу и почему. Единственное, что оставалось для меня загадкой, это ее мотив. Карла была права насчет истории с шантажом — слишком мелко, чтобы из-за этого убить человека. И как быть с уликами против Марка Уэллса? Был ли он замешан в этом деле? Принимая во внимание доказательства, имеющиеся у следствия, было тяжело предположить что-то другое, но тем не менее это казалось абсурдным. Почему же он тогда вернулся в квартиру Мириам после убийства и был искренне удивлен, увидев в ней двух офицеров полиции? Если бы он был убийцей, то знал бы, что его могут поджидать в квартире жертвы, и ни за что не появился бы там в тот день.

Строя догадки, я все еще блуждал в темноте, и мне это не нравилось. Сейчас мне следовало бы заняться решением своих собственных проблем, но, по всей видимости, ситуация зашла так далеко и я так много потерял, что меня перестало интересовать, что будет со мной дальше. Главное — поквитаться с теми, кто все это время морочил мне голову.

В эту ночь, отдышавшись и вытерев с лица почти всю кровь, я кое-как добрался до дома и переоделся в чистую одежду. Потом на Сити-роуд я поймал такси и доехал на нем до станции метро «Ливерпуль-стрит». Спустившись вниз, я сел в поезд на центральной линии, который довез меня до станции «Ланкастер-Гейт». Оттуда, передвигаясь где на автобусе, где пешком, я добрался до гостиницы в Бейсвотере, где хранились мои деньги.

Было без пяти одиннадцать, когда я зашел в фойе и спросил комнату. Хозяин гостиницы сидел за стойкой перед миниатюрным переносным телевизором и курил дешевые сигареты, наблюдая за ходом футбольного матча. Услышав мою просьбу, он кивнул и, не отрывая взгляда от экрана, дотянулся до стойки с ключами, снял первые попавшиеся и положил их передо мной.

— Двадцать фунтов в сутки, — сказал он с сильным иностранным акцентом. — И еще двадцатка в залог.

Я сказал, что хочу остановиться на три дня, и отсчитал четыре двадцатки. Он взял деньги, по-прежнему не отрывая взгляда от телевизора.

— Поднимайтесь наверх, третий этаж. Там направо.

Одна из команд забила гол, и комментатор восторженно поздравил болельщиков, но на лице владельца гостиницы не отразилось никаких эмоций. Видимо, он болел за другую команду.

Комната оказалась маленькой, с обстановкой в духе семидесятых, выдержанной в красно-оранжевых тонах. Но зато здесь было чисто и это меня вполне устраивало. Теперь я мог сидеть тут сколько угодно, не привлекая ничьего внимания — люди здесь останавливались ненадолго: в основном незаконные эмигранты или иностранные граждане, ищущие политического убежища, так что хозяин этого заведения вряд ли станет сообщать о чем-то подозрительном в полицию.

Я сбросил с себя одежду, лег на кровать и сразу же закурил сигарету. Охота на меня уже началась, но полиция все еще находилась в затруднительном положении. Они не могли просто взять и напечатать мои фотографии в завтрашних газетах. Теперь они понимали, что я замешан в убийстве у «Тихой пристани», но не знали, было ли у меня алиби. Ведь я вполне мог провести тот вечер в Клаверинге со своей девушкой, отношения с которой не хотел афишировать. И возможно, мое портретное сходство с убийцей было чистой случайностью. В первый, и, вероятно, в последний раз за свою жизнь я испытывал благодарность к тем, кто написал законы, играющие на руку преступникам. Полиции нужна была против меня серьезная улика, и, вполне возможно, сейчас у них не было ничего весомого. Они изо всех сил старались найти что-то, что могло бы скомпрометировать меня, но пока не находили. Поэтому я чувствовал, что у меня еще есть надежда на спасение.

Я докурил сигарету, и некоторое время просто лежал, глядя в потолок и гадая, что со мной будет через год. Или через неделю. Я взял мобильник и задумался: позвонить еще раз Данни или нет? Пожалуй, не стоит. Почему-то я был уверен в том, что он не ответит.

Я вздохнул. Где-то там, в городе, Реймонд Кин наслаждался плодами своего успеха. Но скоро он узнает, что устранить меня не удалось, и эта новость изрядно подпортит ему настроение.

А еще немного позже он узнает, что сделал большую ошибку, решив заставить меня замолчать навсегда.


Глава 31


Я вышел из гостиницы в восемь утра на следующий день и направился прямиком к Гайд-парку. На улице было свежо, бледные лучи солнца с трудом пробивались сквозь тонкую пелену облаков. Остановившись выпить кофе и позавтракать в кафе на Бейсвотер-роуд, я решил заодно узнать последние новости.

История о перестрелке возле клуба «Галлан» занимала первые полосы всех газет. Однако прессе сообщили далеко не все подробности происшедшего. Я узнал, как звали погибшего офицера полиции — это был двадцатидевятилетний констебль Дэвид Каррик, имя его напарника, которого я нокаутировал ударом приклада, осталось неизвестным. Мне стало интересно, удастся ли журналистам когда-нибудь выяснить, как его зовут. В одном репортаже говорилось, что третий человек, получивший пулевые ранения, сейчас находился в больнице под охраной полиции. Его состояние характеризовалось как тяжелое, но не представляющее угрозы для жизни. Далее шло описание событий вчерашнего вечера, составленное на основе неизменных для этого жанра рассказов очевидцев, и, прочитав его, я понял, что журналисты не имели ни малейшего понятия об истинных причинах происшедшего. Здесь же процитировали слова главного констебля полиции, который сказал, что хотя в последнее время в Лондоне и возросло количество преступлений, совершенных с применением огнестрельного оружия, полиция все же держит ситуацию под контролем. Лично я сомневался в том, что читатели поверят такому заявлению.

В одной из самых популярных колонок высказывалось предположение, что перестрелка произошла в результате разборок между местными наркоторговцами. Авторы статьи утверждали, что правительство собирается принять серьезные меры для защиты молодежи от влияния этих группировок. Но я-то знал, что причина вчерашней перестрелки была совершенно иная. То, чем занимались Реймонд Кин и его партнер Мехмет Иллан, все еще оставалось для меня загадкой, но речь явно шла о незаконном и очень прибыльном деле. Наркотики, я полагаю, были не самой плохой версией.

Закончив с завтраком и чтением газет, я отправился дальше по Бейсвотер-роуд в сторону триумфальной арки Марбл-Арч. По дороге я зашел в телефонную будку на маленькой улочке, чтобы сделать звонок. Я не знал, как отреагирует Малик, услышав мой голос, — скорее всего не обрадуется, — но это было не важно, потому что он сейчас мог сделать гораздо больше для расследования убийства Мириам Фокс, чем я.

Он взял трубку почти сразу же.

— Сержант Малик.

— Азиф, это я. Ты можешь говорить?

Последовала короткая пауза.

— Я хотел кое-что объяснить по поводу моего вчерашнего звонка…

— Послушай, что происходит? Ходят слухи, что ты замешан в жутких вещах и что ты участвовал во вчерашней перестрелке. Убит офицер полиции…

— Я не собираюсь водить тебя за нос, Азиф. У меня были проблемы. Так вышло, что я связался с плохими людьми…

— Черт возьми, Дэннис, это ужасно! Но почему? — судя по голосу, он был очень расстроен.

— Это не то, что ты думаешь.

— Неужели? Сегодня утром руководство сообщило, что ты основной подозреваемый в деле об убийстве трех человек у гостиницы «Тихая пристань». Поэтому ты выуживал из меня детали расследования?

— Боже мой, Азиф! Мы с тобой проработали вместе четыре года. Ты действительно веришь, что я мог уложить трех человек? — Я понимал, что, скорее всего, наш разговор прослушивается и сейчас специалисты стараются определить место, откуда был сделан звонок.

— Тогда объясни, что ты делал у гостиницы в тот злополучный вечер? Следствие располагает информацией, что тебя остановил патрульный неподалеку от места преступления.

— Да, меня остановили, но ехал я из Клаверинга. У меня там живет подружка, я иногда к ней наведываюсь.

— Ты мне о ней никогда не рассказывал.

— Она замужем. Ты бы вряд ли одобрил мое поведение. Но я звоню совсем по другому поводу. Доверять мне или нет — дело твое, но я хочу попросить тебя заняться Карлой Грэхем. Она, скорее всего, причастна к убийству Мириам Фокс и, может быть, еще к исчезновению других девочек, о которых я тебе говорил.

— С чего ты взял? — Малик тянул время, я был в этом абсолютно уверен.

— Карла Грэхем знала подробности, которые может знать только человек, имеющий непосредственное отношение к делу. Я прошу тебя навести о ней справки, проверить ее прошлое. Только и всего.

— Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. — Он помолчал. — Скажи, почему за тобой вчера вечером гнались эти люди?

— Потому, что я совершил ошибку, влез в историю, от которой мне стоило держаться подальше. И сейчас они хотят, чтобы я за это заплатил.

— Вот уж не думал, что ты берешь взятки, Дэннис. Неужели ты надеялся выйти сухим из воды?

Я оставил вопрос без ответа.

— Мне очень жаль, что так вышло, правда. — Я хотел сказать что-то еще, но время вышло, и я повесил трубку. Грустно сознавать, что теперь даже Малик сомневается во мне, хотя в моем положении подобной реакции можно было ожидать.

Я пошел дальше через Гайд-парк, чувствуя себя последним изгоем. Вряд ли полицейским хватило времени, чтобы засечь меня, но не имело смысла оставаться на прежнем месте, чтобы убедиться в обратном. Через пару часов я вернулся в Бейсвотер, решив, что теперь мне нужно купить что-нибудь из одежды и зубную щетку.


Глава 32


Весь остаток дня мне не давала мысль о том, что Карле Грэхем убийство Мириам Фокс может сойти с рук. Малика, похоже, не заинтересовало то, что я ему сказал; и даже если бы он поверил мне, не было никаких шансов, что Нокс и Каппер дадут делу ход. Для этого не было никаких оснований, кроме слов опорочившего свою честь офицера полиции, который сейчас находился в бегах.

Меня очень беспокоило то, что на этот раз справедливость не восторжествует. Многие считают, что она в нашем мире большая редкость и большинство людей заслуживает лучшей участи, но то, что мучило меня, не было просто общими словами. Я знал, что Карла Грэхем совершила плохой поступок, и хотел, чтобы она за это ответила. Я также собирался с ее помощью выяснить, что же случилось с Молли Хаггер и Энн Тэйлор. У меня была странная уверенность, что Молли Хаггер мертва, и я хотел знать, почему и как она умерла, а главное, кто был ее убийцей. Для меня это был способ искупить свои грехи. Даже если никто и никогда не догадается или не признает, что я раскрыл дело, а преступники не будут наказаны, я по крайней мере получу моральное удовлетворение от того что, докопавшись до истины, восстановлю свое доброе имя в своих собственных глазах.

Я знал, что заставить Карлу говорить будет непросто. Сейчас она наверняка уже придумала историю, объясняющую то, откуда она узнала о подробностях смерти Мириам Фокс — по части фантазий она была большая мастерица, — и успела догадаться, что слова, случайно сказанные отставному полицейскому, вряд ли позволят возбудить против нее уголовное дело и выстроить линию обвинения. Но я был уверен, что смогу ее разговорить. Карла Грэхем была темной лошадкой, которая без труда могла выдержать самый пристрастный допрос, но я решил, что на этот раз хладнокровие ей не поможет. Я собирался нанести ей еще один неофициальный визит. Все равно терять мне уже было нечего.


К четырем часам дня я определился со стратегией. В начале пятого нашел телефонную будку в Кенсингтоне, позвонил в «Эхо Северного Лондона» и попросил соединить меня с Роем Шелли. Мой звонок слегка удивил его.

— Дэннис Милн? Разрази меня гром, давненько от тебя ничего не было слышно! Чем обязан? Хочешь возобновить подписку?

— Нет, у меня есть для тебя небольшой подарок. Он поможет тебе увеличить рейтинг.

— Неужели?

— Но сперва я попрошу тебя об одном небольшом одолжении.

— Дэннис, не сочти за наглость, но я не намерен терять время на пустую болтовню. У нас поговаривают о сокращении, и мне не хотелось бы оказаться в первых рядах.

— Если ты напечатаешь мою историю, тебя это не коснется. Я предлагаю тебе настоящую бомбу, как раз то, что больше всего любят читатели.

Я почувствовал, что мне удалось вызвать у него интерес. С Роем Шелли мы были знакомы давно. Он был журналистом старой закалки, поэтому мог получить нужную информацию быстрее любого копа.

— Расскажи, хотя бы примерно, чем ты хочешь нас удивить, — попросил Рой.

— Пока рано, но я тебе обещаю, ты не пожалеешь. Возможно, эта история сделает тебе карьеру. Но, как я уже сказал, сначала мне понадобится твоя помощь.

— Что нужно сделать? — слегка насторожился он.

— Тебе что-нибудь говорит имя Мехмет Иллан?

— Нет, а должно?

— Я не знаю. Не мог бы ты в качестве одолжения узнать об этом человеке все, что только сможешь? Думаю, он выходец из Турции.

— Судя по имени, так и есть.

— Скорее всего, он живет где-то в Северном Лондоне и без сомнений имеет отношение ко многим темным делишкам.

— Каким именно?

— Точно не могу сказать, но если ты наведешь справки, то наверняка что-нибудь выяснишь. Только, пожалуйста, будь осторожен.

— Этот парень имеет какое-то отношение к твоей сенсационной истории?

— Да, частично. Как быстро ты сможешь на него что-нибудь нарыть?

— Понадобится день или два…

— Слишком долго, Рой. У меня нет времени. Чем быстрее у меня будет информация, тем быстрее ты получишь свою сенсацию.

— Дэннис, я понятия не имею, что это за человек.

— Да, но ты можешь узнать. Именно поэтому я и позвонил тебе. Со мной сейчас никак нельзя связаться, поэтому я сам позвоню тебе завтра в десять утра. Если к тому времени у тебя найдется, чем порадовать меня, буду тебе очень признателен.

— Надеюсь, твоя история стоит того, Дэннис.

— Ты не пожалеешь, обещаю. И еще кое-что.

— Что?

— Ни при каких обстоятельствах никому не говори, что я тебе звонил. И не пытайся со мной связаться. Я не могу сейчас объяснить, почему, но очень скоро ты все поймешь.

— Боже правый, мне начинает казаться, что я персонаж детектива с лихо закрученным сюжетом! Хотя бы намекни, что происходит.

— Рой, я бы намекнул, если бы мог. Но я не могу. По крайней мере не в ближайшие два дня. Потерпи немного, и увидишь — это того стоит.

Рой хотел спросить что-то еще, но я попрощался и повесил трубку.

После этого я позвонил еще в одно место, но человека, с которым я хотел поговорить, не было на месте. Не важно. Это может и подождать.

Я вышел из телефонной будки и поймал такси. На нем я доехал до середины Аппер-стрит, и, расплатившись, направился к своей машине, которую припарковал на соседней улочке в паре сотен ярдов от моей квартиры. Я знал, что они будут следить за домом на тот случай, если я вдруг сделаю глупость и появлюсь там. Как бы то ни было, моя машина стояла достаточно далеко, чтобы я мог уехать на ней незамеченным. Я с облегчением увидел, что она стоит на том же самом месте, где я оставил ее неделю назад, что для Лондона настоящее везение. Она даже завелась с первого раза. Наверное, удача возвращалась ко мне.

Моим первым пунктом назначения был Камден-Таун. Исколесив чуть ли не весь квартал, я наконец нашел свободное место для парковки и оттуда отправился пешком вверх по Камден-Хай-стрит по направлению к Коулман-Хаузу. Я поравнялся с баром, в котором всего неделю назад мы первый раз выпивали вместе с Карлой и, немного поколебавшись, зашел внутрь. В это время дня в помещении было еще тихо: за столиками сидели только немногочисленные студенты, пенсионеры и безработные. Через какие-нибудь полчаса, когда закончится рабочий день, картина быстро изменится.

Подойдя к барной стойке, я заказал кружку пива «Прайд» и спросил бармена, есть ли в заведении платный телефон. Оказалось, есть — в коридоре, неподалеку от туалета. Выйдя в коридор, я набрал номер приемной Коулман-Хауза.

— Карлу Грэхем, пожалуйста, — произнес я как можно более официальным тоном.

— Ее сейчас нет на работе, — ответила мне незнакомая женщина. — Могу я узнать, кто ее спрашивает?

— Фрэнк Блэк из «Блэкс офис сапплайз». Она интересовалась ценами на нашу продукцию и просила меня перезвонить.

— Если хотите, я могу соединить вас с ее помощником.

— Нет, спасибо, мне нужна именно Карла Грэхем. Вы знаете, когда она должна вернуться?

— Боюсь, миссис Грэхем не появится на работе до завтрашнего утра. У нее сегодня семинар.

Я сказал, что обязательно перезвоню, и повесил трубку. Потом еще раз набрал номер Лена Ранньона, но мне по-прежнему никто не ответил.

Я вернулся в зал, сел за самый дальний столик лицом к стене и стал пить пиво. Из висевшего справа большого зеркала на меня смотрело мое мрачное отражение. Я выглядел ужасно, в основном потому что давно не брился, но так было нужно. Мне необходимо отрастить бороду, а также набрать фунтов семь веса, чтобы походить на фото в моем паспорте. Сегодня я пообедал в «Макдоналдсе», чем положил хорошее начало новой диете, и собирался так же плотно поужинать, чтобы закрепить желаемый эффект. С сегодняшнего дня и до тех пор, пока судьба не распорядится иначе, я был вынужден отдавать предпочтение большим порциям, а также всему жирному и нездоровому. Вполне вероятно, я был первым человеком на Земле, который оставался в выигрыше от такой диеты.

Я решил, что для храбрости и для осуществления задуманного мне нужно еще выпить и заказал кружку пива, пару сигарет и пачку картошки фри с луком и сыром, которую я совсем не хотел, но считал нужным съесть. Когда я расправился с выпивкой и едой, бар был уже полон народа, собиравшегося весело провести время. На часах было двадцать минут шестого.

Стемнело, улицы наводнились людьми, спешащими домой и в магазины за рождественскими покупками. Послезавтра будет уже первое декабря. Год пролетел как всегда незаметно и на этот раз я был очень этому рад. Он мне, безусловно, запомнится, но хорошего в этих воспоминаниях мало.

Когда я дошел до своей машины, начался дождь. Я быстро забрался внутрь, включил зажигание и поехал, надеясь не застрять в пробке и добраться до дома Карлы, раньше, чем это сделает она. В мои планы входило подкараулить ее у дома, задержать у дверей, а потом проникнуть внутрь с помощью личного обаяния. Я не собирался устраивать сцен, но если Карла не захочет идти на мировую, мне останется только пригрозить ей пушкой, которой я обзавелся вчера. Вряд ли она станет спорить с такими аргументами. Дальше я собирался положиться на судьбу.

К сожалению, я недооценил ситуацию на дорогах в час пик и добрался до дома Карлы ближе к семи часам. Припарковавшись ярдах в двухстах от ее дома, я заглушил двигатель. В ее окнах, которые можно было разглядеть через тонкие ветки деревьев, горел свет. Значит, она была дома.

Я беззвучно выругался. Нужно было ехать сразу, а не пить пиво. Теперь попасть внутрь будет сложнее. Я закурил и стал обдумывать возможные варианты. У меня были сомнения, что Карла захочет впустить меня, если я просто позвоню в дверь. Расстались мы не самым лучшим образом, и ей не о чем было со мной разговаривать. Да и что я мог ей сказать? Что хочу подняться наверх и обвинить ее в убийстве второй раз? Конечно, можно попробовать взломать замок, но, насколько я помнил, сигнализация в этом доме стояла очень надежная. Моих способностей не хватит, чтобы взломать эту систему, к тому же не имея при себе никакого специального оборудования.

Значит, мне оставалось только ждать удобного случая. Я стоял и курил, размышляя о том, что буду делать, если Карла признает свою причастность к убийству. В моем положении я не смогу произвести гражданский арест, а убить ее у меня просто не хватит духу. Тем не менее я чувствовал, что сделал правильно, появившись здесь. Нужно во что бы то ни стало докопаться до истины, прежде чем решать свои собственные проблемы.

Просидев в засаде около десяти минут, я вдруг заметил, что во двор дома, где жила Карла, въехала машина. Я сполз ниже на сиденье, стараясь не привлекать к себе внимания, и она проехала мимо в поисках места для парковки. Через несколько минут я увидел, что водитель, бизнесмен средних лет, направляется к интересующему меня подъезду. Около нее он остановился и стал искать в кармане ключи. Я вышел из машины, как можно более непринужденно пересек улицу и поднялся по ступенькам вслед за мужчиной. Услышав мои шаги, он резко обернулся и его лицо исказил страх — это случается со всеми городскими жителями, когда поздно вечером к ним неожиданно подходит кто-то сзади. Мужчина несколько успокоился, увидев прилично одетого человека, но его подозрительность до конца не рассеялась.

— Вы что-то хотели?

Я вынул удостоверение полицейского и показал ему.

— Мне нужно встретиться с Карлой Грэхем, — сказал я тоном, не допускающим компромиссов, и посмотрел мужчине прямо в глаза. — Я так понимаю, она живет на последнем этаже?

Он вставил ключ в дверь.

— Все правильно. Но, я думаю, вам лучше позвонить ей в квартиру по домофону.

— Я бы предпочел не раскрывать перед ней все карты, сэр. Понимаете ли, у меня нет полной уверенности в том, что миссис Грэхем захочет разговаривать с представителем закона.

Мужчина оглядел меня с любопытством, но, видимо, решив, что я, скорее всего, тот, за кого себя выдаю, повернул ключ в замке.

— Полагаю, вы знаете, куда идти, — сказал он, когда я прошел за ним в открытую дверь.

— Да, конечно, спасибо.

— Извините за подозрительность, но вы же знаете, сейчас нужно быть осторожным.

— Вы абсолютно правы. Сейчас без этого никуда.

Он пошел прямо по коридору, а я стал подниматься по лестнице, вспоминая, как в первый раз шел здесь три дня назад. Как много изменилось с тех пор…

Добравшись до третьего этажа, я остановился перед нужной мне дверью и прислушался. Внутри громко работал телевизор, кажется, передавали вечерние новости. Я прижался ухом к двери, пытаясь уловить еще какие-нибудь звуки, но больше ничего не расслышал.

Я дернул ручку двери, но она была заперта. Тогда я наклонился и осмотрел замок. Ничего сложного. Порывшись в кармане, я выудил из бумажника кредитку и просунул ее в тонкую щель между дверью и косяком. Замок поддался без сопротивления, и я медленно повернул ручку.

Войдя в прихожую, я аккуратно закрыл за собой дверь, навесив цепочку, чтобы, если Карла решит бежать, выиграть время. В коридоре было темно, но в гостиной горел свет. Я опять остановился и прислушался, а потом, стараясь как можно меньше шуметь, осторожно заглянул в освещенную комнату.

Там никого не было. В углу мигал телевизор, журналист драматично повествовал о каких-то событиях. На столике из тикового дерева стояла недопитая чашка с кофе, а рядом с ней пепельница с двумя окурками. Я подождал немного и затем, по-прежнему не услышав ни звука из других частей квартиры, зашел в гостиную. Наклонившись над столиком, я потрогал пальцем жидкость в чашке. Кофе остыл, но был еще теплый. По всей видимости, его пили около получаса назад.

Я вернулся в прихожую. Приоткрытая дверь справа от меня вела в кухню, там тоже горел свет. Я заглянул внутрь. Никого. Оставалось проверить только ванную, которая была напротив меня в конце коридора, и спальню. Света в ванной не было, хотя дверь была открыта. Подкравшись, я остановился на мгновение, а потом включил свет.

Пусто. Значит, спальня.

Возможно, Карла сегодня рано легла спать. Вряд ли она занималась в спальне любовью, тогда я бы точно что-нибудь да услышал. Карла была не из тех женщин, которые делают это молча.

Подойдя к комнате, я остановился и опять прислушался. Тишина.

Медленно, очень медленно я повернул ручку, и дверь со скрипом открылась. Внутри было очень темно из-за плотно задернутых штор. Я вошел и стал искать выключатель, пытаясь вспомнить, с какой стороны двери он находился. По-прежнему не было слышно никаких звуков. Вообще никаких.

Нащупав выключатель справа, я включил свет. После темноты он оказался очень ярким, и я замигал, чтобы глаза привыкли.

Мне понадобилось две, может быть, три секунды, чтобы разглядеть большое темное пятно на стене за огромной кроватью. Под ним, ничком на заляпанных кровью простынях лежало мертвое тело Карлы Грэхем. Она была одета в белую блузку, которая теперь была наполовину красная, черные брюки и носки. Одна из ламп, стоявших рядом с кроватью, валялась на полу — это был единственный признак борьбы. В руках Карла сжимала скомканное постельное белье.

Воздух в комнате был спертый, но дышать было можно, совсем не так, как в тот день, когда Реймонд убил Барри Финна.

Я сделал шаг вперед и осторожно подошел к телу, не в силах поверить в увиденное. Нельзя ничего здесь трогать, по крайней мере без перчаток, но мне хотелось убедиться, что Карла действительно мертва. Хотя, судя по количеству крови вокруг, невозможно было представить себе обратное.

Глаза Карлы были широко открыты. Казалось, она смертельно напугана. Даже сейчас, несмотря ни на что, она оставалась красивой. А ведь у нас с ней могло что-то получиться. Действительно могло. В этот момент я горько сожалел о том, что ее жизнь оборвалась таким образом.

Зияющую рану на ее шее частично скрывали волосы, но я все же смог разглядеть, что разрез очень глубокий и длинный… похожий на тот, что обнаружили на теле Мириам Фокс. Краем глаза я заметил, как по стене медленно стекает струйка крови. Присмотревшись к ране, я увидел, что кровь еще сочилась из горла, хотя уже очень слабо.

Она умерла совсем недавно. Десять, пятнадцать минут назад, не больше. Кровь еще даже не свернулась. Я находился возле дома около десяти минут. За это время из здания никто не выходил. Пять минут я потратил на то, чтобы войти в дом, подняться наверх, осмотреть квартиру и зайти в спальню. Всего пятнадцать минут. По моим расчетам, пятнадцать минут назад Карла совершенно точно была жива.

Это значило только одно.

Я почувствовал движение за спиной и резко повернулся как раз вовремя, чтобы уклониться от ножа, пролетевшего мимо по большой дуге. Я отпрыгнул назад и натолкнулся на прикроватный столик. Лезвие, с которого еще стекала кровь Карлы, со свистом прошло в опасной близости от моего тела. Еще какой-нибудь дюйм, и меня бы разделали как рыбу.

Нападавший был хорошо сложенный мужчина, намного больше шести футов ростом. Козырек черной бейсболки надежно скрывал его лицо, что не помешало мне, однако, разглядеть холодную решимость в его глазах. Он не собирался оставлять меня в живых. Я подскочил к нему и, схватив за запястья, ударил что было силы по голени. Он вздрогнул от боли, но равновесия не потерял и, вырвавшись из моего захвата, оттолкнул меня обратно на столик.

Убийца сделал еще один выпад, ножом целясь мне в живот, но я отпрыгнул в сторону, на кровать, и упал на еще не остывший труп Карлы Грэхем. Я чувствовал, что постельное белье насквозь пропитано кровью. Мой противник в очередной раз замахнулся, я попытался лягнуть его, но он стоял у кровати и его ноги были плотно прижаты к моим, что меня практически обездвиживало.

Пришлось изворачиваться и уклоняться от удара, после чего я схватил двумя руками его руку с ножом и стал изо всех сил бить ею о стену, но убийца и не думал выпускать нож. Свободной рукой он ударил меня по лицу, и мою челюсть пронзила острая боль. Он ударил еще раз, и мое сознание на какой-то миг затуманилось.

Затем он вдруг решил сменить тактику и потянулся, чтобы взять нож из той руки, которую я пригвоздил к стене. В этот момент давление на мои ноги ослабло, и прежде, чем у него мог бы снова появиться шанс обездвижить меня, я изо всех сил ударил его по колену каблуком своих тяжелых ботинок. Он отскочил в сторону, его кепка упала на пол, и под ней обнаружилась копна густых неухоженных волос. Лишившись кепки, верзила растерялся, словно Самсон, потерявший свои кудри, и я воспользовался этой заминкой — перекатился через кровать и упал на пол с другой стороны.

Казалось, это заняло целую вечность. Я слышал, что убийца снова бежит ко мне, и в отчаянии рылся в кармане пальто, пытаясь достать револьвер, позаимствованный вчера у одного из киллеров. Нащупав рукоятку, я попытался вытащить пистолет, но он запутался в подкладке. Верзила уже стоял надо мной с кепкой на голове и ножом, занесенным для удара. Я дернул рукоятку еще раз, материя затрещала и оружие оказалось в моих руках. Увидев его, убийца Карлы замер как вкопанный, а затем резко рванул к выходу. Нащупав предохранитель, я повернул его, потом сел прямо и прицелился. Убийца уже был практически в дверном проеме, когда я выстрелил. Пуля попала в верхнюю часть косяка, верзила не остановился, тогда я вскочил на ноги и погнался за ним.

Когда я оказался в прихожей, он уже возился с цепочкой. Увидев меня и подарив мне на прощание вызывающий взгляд, этот ублюдок выскочил за дверь. Я выстрелил еще раз, когда он стал спускаться по лестнице, но пуля опять ушла в сторону и вверх. Теперь было понятно, почему турок вчера так и не смог в меня попасть. Прицел на этой пушке был так сбит, что мне нужно было целиться в пол, чтобы хотя бы ранить этого типа.

Я слышал, как внизу его ботинки грохочут по ступенькам — он перемахивал сразу через две. Теперь у меня не было никаких шансов догнать его. Я остался стоять, где стоял, задыхаясь от усталости и шока. Сегодня я снова был на волосок от смерти. Настолько близко, что меня охватывал ужас при одной мысли об этом. Второе покушение на мою жизнь за последние двадцать четыре часа, и опять практически удачное. Мне повезло, что я остался цел и невредим, но удача легко могла отвернуться от меня, это был только вопрос времени.

Теперь Карла Грэхем уже не могла мне ничего рассказать.

Но ее убийца наверняка знал, кто был замешан в этом деле. А я, к счастью, знал, как его зовут.

Вот совершенно реальная история. Мужчина тридцати двух лет похитил десятилетнюю девочку. Он привез ее в свое грязное жилище, привязал к кровати, а потом жестоко изнасиловал. Он мог и убить ее, но соседка услышала крики и вызвала полицию, которая не заставила себя ждать, приехала, выломала дверь и арестовала насильника. К несчастью, этому человеку удалось уйти от наказания благодаря судебной казуистике, а отца пострадавшей девочки посадили за решетку, где он и умер, заплатив высокую цену за то, что сам попытался вершить правосудие. Я хорошо помнил это дело, потому что его вел мой бывший коллега. Это случилось два года назад.

Насильника звали Алан Коувер, и это он только что пытался убить меня.

Послышались другие шаги, на этот раз кто-то поднимался наверх. Я положил револьвер в карман, подошел к двери в квартиру Карлы и закрыл ее снаружи. В эту минуту на лестничной площадке появился мужчина, который впустил меня в дом. Выглядел он очень озабоченно.

— Что тут происходит? — спросил он. — Я только что видел человека с ножом, бегущего вниз по лестнице.

Я посмотрел на него с недоумением.

— Позвоните в полицию, — посоветовал я.

— Вы же сказали, что сами из полиции.

— Больше нет.

— Тогда кто вы, черт побери?

Я прошел мимо него, не останавливаясь, и сказал:

— Тот, кто надеется, что ему повезет в третий раз.


Глава 33


— Мехмет Иллан, сорок пять лет. Выходец из Турции, в Великобритании живет уже шестнадцать лет. На первый взгляд он просто бизнесмен, хотя, по некоторым данным, на родине и в Германии его не раз обвиняли в торговле наркотиками. Правда, до суда дело не дошло. Иллан владеет несколькими компаниями разного профиля: импорт, экспорт (в основном, продукты и ковры); есть пиццерии, фирмы, торгующие компьютерами, текстильная фабрика. Но ходят слухи, что многие из его компаний служат лишь прикрытием для отмывания денег, и настоящие доходы Иллану приносит другой бизнес.

— Интересно, какой?

— Говорят, что он импортировал в Великобританию героин из Турции и Афганистана, а сейчас занимается контрабандой людей, тех, кто ищет политического убежища.

— Говорят, очень прибыльное занятие.

— Да, действительно. Эти люди прилетают из разных стран и готовы продать все, что у них есть, чтобы заплатить контрабандистам. Начальная ставка — примерно пять тысяч с каждого, так что грузовик, в котором помещается двадцать человек, приносит сто тысяч. Если за неделю они переправляют сотню людей, получается прибыль в полмиллиона, но мне думается, что у них выходит намного больше.

— Значит, Мехмет Иллан замешан в этом?

— Мои информаторы считают, что Иллан очень важная фигура в этом бизнесе, но он заботится о том, чтобы не запятнать свою репутацию, поэтому ни у кого на него нет ничего конкретного. Почему ты им так интересуешься?

— Возможно, у меня на него кое-что найдется. Ты первым узнаешь об этом до конца недели.

— Что бы это ни было, будь осторожен, Дэннис. С этим человеком не стоит шутить. Знаешь, те люди, которых убили неделю назад, — таможенники и бухгалтер…

— Да?

— Так вот, этот бухгалтер имел какое-то отношение к одной из самых крупных компаний Иллана. Ходят слухи, что убийство заказал Иллан, но доказательств пока ни у кого нет. Это очень опасный человек, Дэннис. Разозлишь его — считай, что ты покойник. Если он сумел разобраться с теми тремя, значит, сможет убить и копа.

— Не волнуйся, я не собираюсь делать глупостей.

— Послушай, если ты ничего не знал об этом человеке — а я уверен, что так и было, иначе бы ты не позвонил мне, — почему ты его в чем-то заподозрил?

— Наберись терпения, Рой.

— Увы, мой друг, терпение не увеличивает тираж.

Я кинул еще монетку в автомат, понимая, что должен хоть что-то рассказать Рою.

— Думаю, я смогу доказать, что Мехмет Иллан связан с другими преступниками и убийством тех трех людей.

Я слышал, как изменилось дыхание Роя. Он пришел в восторг от такой новости и одновременно занервничал, опасаясь, что все это может оказаться очередной «уткой».

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— А почему ты рассказываешь об этом мне? Почему не пойдешь и не арестуешь этих людей?

— Долгая история, Рой. Пока что тебе придется поверить мне на слово.

— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — вздохнул он.

— Нет, просто я ушел из полиции, — признался я ему. — У меня возникли проблемы. Поэтому-то я никого и не арестовал.

— Бог ты мой, Дэннис! Неужели это правда? Что ты натворил?

— Скажем так: я связался с нехорошими людьми, которые знают Мехмета Иллана. Никакого криминала, но этого уже достаточно для того, чтобы поставить крест на карьере. И достаточно, чтобы я сумел кое-что о них узнать.

— Хотя бы намекни, что именно?

— Не сейчас. И хватит задавать вопросы, лучше окажи мне еще одну маленькую услугу. Это не отнимет у тебя и пяти минут.

— Чего ты хочешь?

— Алан Коувер. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

— Что-то знакомое.

— Это тот педофил, которого оправдал суд. Отца пострадавшей девочки арестовали за самосуд — он пытался поджечь квартиру насильника — и он повесился в камере предварительного заключения. Это случилось около двух лет назад в Хакни.

— Да, да. Я вспомнил.

— Этот Коувер все еще на свободе, и мне нужно его найти. Срочно.

— Неужели он тоже замешан в этой истории?

Я решил солгать — так было проще.

— Скорее всего. Узнаешь для меня, где он сейчас живет?

— Дэннис, ты заставляешь меня пахать как лошадь. Эти твои просьбы дорого мне обходятся. Что ты собираешься сделать с этим извращенцем?

И я снова соврал:

— Ничего, просто хочу поговорить. Если поможешь, я обещаю, что не выдам тебя, а в качестве платы ты получишь от меня эксклюзивную информацию. После чего твой порог будут обивать все самые известные издатели города.

— Погоди, а если у меня ничего не выйдет? Он ведь мог сменить имя.

— У Коувера были и другие обвинения, так что вряд ли он сменил имя. Ищи его в списке лиц, совершивших преступления на сексуальной почве.

— Я попробую, — вздохнул Рой.

— Это очень важно и срочно.

— Тогда расскажи мне еще что-нибудь из твоей сенсационной истории, чтобы подогреть мой интерес.

— Выясни, где сейчас живет Коувер, тогда расскажу. Я позвоню тебе по этому номеру в пять.

— У меня совещание. Давай в шесть.

— Хорошо, в шесть. Правила те же: никому не говори, что я звонил.

Рой начал было говорить что-то еще, но связь прервалась. Я повесил трубку, не попрощавшись, вышел из телефонной будки и медленно пошел обратно в сторону гостиницы.


Глава 34


— Одну минуту! — послышался голос из служебного помещения, когда я вошел в магазин. Я запер дверь изнутри и перевернул табличку «открыто» на «закрыто», но не потому, что боялся, что нас могут побеспокоить — магазинчик Лена Ранньона с трудом можно было назвать Меккой розничной торговли, — просто осторожность никогда не помешает.

Лен появился за прилавком, держа в руках расписную, по всей видимости, китайскую вазу, которую он протирал тряпкой. Видимо, для того, чтобы снять отпечатки пальцев. Увидев меня, он попытался улыбнуться, но получилось не очень убедительно, так как его глаза сразу же испуганно забегали.

— Мистер Милн, здравствуйте! — воскликнул Лен, заталкивая вазу куда-то под прилавок. — Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно оружие, — ответил я, подойдя вплотную к прилавку. — Пара стволов.

Его глаза забегали с нечеловеческой скоростью, и он сделал шаг назад. Думаю, его испугало мое выражение лица.

— Я даже не знаю, откуда эти штуки берутся, — нервно заблеял он. — Извините, но я не занимаюсь такими вещами…

— Я больше не офицер полиции, — сообщил я, глядя Лену прямо в глаза, — поэтому мне плевать, чем ты занимаешься. Подумай, мы всё можем сделать либо по-хорошему, либо по-плохому.

— Послушайте, мистер Милн, я не понимаю, что вы хотите этим сказать, но если вам действительно нужно оружие, вы обратились не по тому адресу.

Похоже, новость о том, что я больше не сотрудник правоохранительных органов, не произвела должного впечатления. Тогда я вынул из кармана револьвер и направил дуло прямо в грудь Лена.

— Леонард, я не шучу. Мне нужно как минимум два ствола, желательно со сменными магазинами, и немного боеприпасов.

— Мистер Милн, что, черт возьми, происходит? — дрожащим голосом спросил Лен. Его глаза неподвижно смотрели на пистолет. — Эта штука настоящая?

— Конечно, настоящая. Слушай, все знают, что ты нелегально торгуешь оружием…

— Не понимаю, о чем вы говорите!

— Все ты понимаешь. Так вот, либо ты достаешь то, что мне нужно, либо я тебя пристрелю. Все просто.

— Нет у меня оружия, честное слово!

— Знаешь, Ранньон, я всегда тебя недолюбливал. Бьюсь об заклад, что ты перепродал акцизные диски для машин из Холловэя.

— Нет, не я, клянусь…

— Я же сказал, что ушел из полиции, поэтому не стану до тебя докапываться. Пусть другие этим займутся. Но одно учти: если не найдешь мне две пушки, ты покойник. Все просто.

Я поднял ствол повыше, чтобы дуло была нацелено Лену между глаз. У него со лба на нос скатилась капелька пота. Он быстро-быстро заморгал, но не сдвинулся с места. Я надеялся, что сумел убедить его в том, что это не шутка.

— Пожалуйста, уберите от меня свой пистолет.

— Ты дашь мне то, что я просил?

— Понадобится некоторое время…

— У тебя есть в наличии то, что мне нужно?

— Если вы думаете, что я где-то здесь храню оружие…

— Хватит вешать мне лапшу на уши. Повторяю вопрос: у тебя есть в наличии то, что мне нужно?

— Хорошо, я достану для вас два ствола.

— Где они?

— В моем гараже, в Шоредитче. А теперь, пожалуйста, отведите от меня эту штуку. Вдруг вы случайно нажмете на курок?

Я сомневался в том, что даже в этом случае мог бы в него попасть, но Лену знать об этом было не обязательно.

— Ладно, — сказал я, опустив револьвер и улыбнувшись. — У тебя есть машина или возьмем мою?

— Я не могу сейчас никуда ехать, мистер Милн. У меня дела.

— Едем немедленно, — жестко скомандовал я. — Твоя машина или моя?

Лен вздохнул, потом посмотрел на меня, словно не веря, что я был способен на такое. Мой взгляд рассеял все его сомнения.

— Пусть будет моя, — решил Ранньон. — Она на заднем дворе.

Он закрыл входную дверь магазина на замок, и мы направились во двор через черный ход. В маленьком, изрытом выбоинами дворике стояли две машины. Им обеим уже давно пора было на свалку. Мы сели в проржавевший красный «ниссан», который выглядел поприличнее, и выехали на улицу.

Поток машин был необычайно плотным для этого времени суток из-за аварии на Коммершиал-роуд. В результате мы еле двигались из-за пробок и на каждую милю тратили по сорок пять минут. Все это время мы практически не разговаривали. Ранньон начал было расспрашивать, кто навлек на себя мой гнев и собирался ли я убить их или только припугнуть, но я велел ему заткнуться и смотреть на дорогу и он успокоился. Я ощущал себя отделенным от всего мира. Все мои действия были инстинктивными, и я не думал о возможных последствиях. Если мне удастся выполнить задуманное, я буду доволен, а если провалюсь, то так тому и быть. Я понимал, что могу умереть, но думал об этом совершенно спокойно. А самым забавным было то, что мне это состояние очень даже нравилось. Я чувствовал себя абсолютно свободным, потому что мир, в котором было столько давления и напряжения, больше ничего для меня не значил. Жизнь для меня превратилась в несколько простых заданий, которые я мог либо выполнить, либо нет.

Гараж Лена стоял на дороге позади Грейт-Истерн-стрит. Ранньон припарковал машину прямо перед входом, и мы вышли. Людей поблизости практически не было, только парочка офисных служащих да по воле судьбы оказавшийся здесь курьер — и это несмотря на то, что мы находились всего в двух сотнях ярдов от самого крупного в мире финансового района.

Я держался поближе к Ранньону, сжимая рукоятку револьвера в кармане.

— Даже не думай о том, чтобы сбежать, — пригрозил я Лену, когда он открыл гараж. Он, не сказав ни слова, вошел внутрь, и я последовал за ним, стараясь вести себя как можно более естественно.

Как только Лен включил свет, я опустил гаражные ворота и огляделся. В отличие от магазина, здесь был идеальный порядок. Коробки ровными рядами стояли по бокам, а в середине было много свободного места. В дальнем углу гаража под кучей брезента обнаружился деревянный сундук, из которого Ранньон извлек большую дорожную сумку. Он положил ее на пол, но у меня были другие планы.

— Бери все, мы едем к тебе домой, — сказал я.

— Что? — Лен был испуган и удивлен. — Зачем?

— Потому что я хочу выбрать не торопясь, а здесь неподходящая для этого обстановка.

Ранньон начал было спорить, но я просто молча поднял дверь и подождал, пока он выйдет. Лен положил сумку на заднее сиденье машины, закрыл гараж, и мы снова отправились в путь.

Он жил в одном из аккуратненьких домиков, что тянулись целыми рядами в Холловэе. Однажды мы с Маликом и парой других полицейских устроили в нем обыск с целью обнаружить украденные вещи. Естественно, мы ничего не нашли, но мне запомнилось, что у Лена дома было очень уютно. Это случилось около года назад. Тогда он был женат на удивительно приятной женщине, которая даже предложила нам выпить кофе или чая, пока мы рылись в их вещах, а это очень большая редкость. Потом жена бросила Ранньона, и сейчас, по моим сведениям, он жил один.

До его дома мы добрались быстрее, чем до гаража, несмотря на то что движение по-прежнему оставалось достаточно оживленным. Мы молча вошли в гостиную, где на полу стояли грязные тарелки и всюду валялся самый разнообразный хлам. Ничто не напоминало то уютное гнездышко, которым был этот дом в моих воспоминаниях.

— Не возражаешь? — спросил я, прикурив и не предложив Лену сигарету. Он покачал головой и, пробормотав что-то, закурил свою. Я сел в кресло и вынул из кармана револьвер.

— Ладно, показывай, что у тебя есть.

Ранньон расстегнул сумку и осторожно вынул из нее потертый револьвер 22 калибра.

— Такая рухлядь мне не нужна, — покачал я головой. — Давай дальше.

Он положил револьвер на ковер и опять полез в сумку, Санта-Клаус. На этот раз Лен достал укороченное помповое ружье, но я опять покачал головой. Следующий ствол мне понравился больше: это был новенький на вид пистолет-пулемет МАК-10. Пошарив немного в сумке, Ранньон выудил оттуда два магазина, перемотанных изолентой.

— Беру, — сказал я, и он отложил пистолет в сторону.

Лен вытащил еще три ствола — все пистолеты — и сообщил мне, что это все, что у него есть.

Я улыбнулся:

— Неплохо для человека, который предпочитает не иметь дел с оружием.

Не выпуская из рук револьвер, я осмотрел весь товар и остановил свой выбор на короткоствольном браунинге.

— У тебя есть для него патроны? — спросил я.

— Должны быть, — С этими словами Лен опять полез в сумку и, немного порывшись в ней, извлек оттуда пару новеньких коробок с девятимиллиметровыми пулями.

Я глубоко затянулся сигаретой, наблюдая, как Лен укладывает все остальное обратно в дорожную сумку. Когда он закончил, я встал, положил в карман плаща МАК-10 и магазины, потушил сигарету о пепельницу, переполненную окурками, потом поднял браунинг, разобрал его и еще раз внимательно осмотрел сам пистолет и пули.

— А глушитель для него у тебя есть?

— Нет, глушителя нет, — с вызовом ответил Лен, не вставая с дивана.

— Что ж, надеюсь, когда дойдет до дела, он не подведет.

— Не сомневаюсь, что так и будет.

Я снял пистолет с предохранителя и спустил курок.

Механизм сработал.


Глава 35


— Дэннис, у нас тут ходят невероятные слухи.

— Да ну? — я облокотился о стенку телефонной будки и глотнул «Кока-колы». — Что за слухи?

— Поговаривают, что ты серьезно вляпался. Тебя подозревают в совершении нескольких преступлений. И даже в убийстве.

Я присвистнул.

— Серьезное заявление. И кто тебе такое сказал?

— Так это правда?

— Не забывайся, Рой. Ты меня знаешь почти десять лет. Неужели ты веришь, что я мог убить человека?

— А в журналистике я работаю почти тридцать лет и давно уже понял, что у всех в шкафу есть свои скелеты, даже у жены священника. И некоторые из них очень и очень страшные.

— Не спорю, мне тоже есть что скрывать, но к убийствам это не имеет никакого отношения. Скажи лучше, ты выяснил то, о чем я тебя просил?

— Послушай, Дэннис, мне сейчас не нужны неприятности. Не хочу оказаться втянутым в криминальные разборки.

— Не волнуйся, все будет хорошо, обещаю.

— Легко сказать: «Не волнуйся»!

— Рой, нет ничего криминального в том, что ты опубликуешь замечательную статью.

— Ты без конца повторяешь это, но у меня еще нет ни словечка из твоей сенсационной истории, которую я собираюсь написать.

Я вздохнул и секунду подумал.

— Сегодня четверг. История будет у тебя завтра.

— Надеюсь, ты не врешь.

— Не вру. Давай адрес.

— Что ты собираешься с ним сделать?

— Мне нужно с ним поговорить, больше ничего. Коувер может пролить свет на некоторые интересующие меня вещи.

— Хакни, Кенфорд-Террэйс, сорок четыре. И прошу тебя: никому не говори, от кого ты это узнал.


Глава 36


Я долго сидел в темноте, поджидая Алана Коувера. Его квартирка — другая, не та, в которой он надругался над девочкой, — была воплощением минимализма. В маленькой гостиной не было ничего, кроме стула, дешевого телевизора, который стоял напротив, и кактуса в горшке — единственного украшения на всю комнату. Я сидел спиной к двери, устремив взгляд на черный экран и погрузившись в размышления. Коувер был последней зацепкой, которая могла помочь разгадать тайну, окружавшую Коулман-Хауз и его обитателей. Характерная рана на шее Карлы Грэхем откровенно указывала на то, что именно Коувер убил Мириам Фокс. Но это открытие породило в моей голове больше вопросов, чем ответов. Допустим, Коувер и Карла были замешаны в убийстве Мириам. Иначе откуда Карла могла знать детали преступления? Но я не мог понять, на чем могли сойтись такие разные люди, что стало причиной убийства и как смерть этой девушки была связана с другими исчезновениями. В общем, нам с Коувером было о чем поговорить.

Мне страшно хотелось курить. Но я не мог рисковать, поэтому открыл третью банку «Кока-колы» за день и сделал глоток. В этой квартире, мало чем напоминавшей человеческое жилище, было страшно неуютно. Я осмотрел каждый угол, пытаясь найти что-нибудь подозрительное, но ничего не нашел. Только кухонные шкафы с кастрюлями и сковородками, платяной шкаф с какими-то шмотками да в ванной зубную щетку и мыло. Вряд ли это могло хоть что-нибудь рассказать о личности человека, живущего здесь. Специалисты говорили, что Коувера мучает невероятно сильное сексуальное желание, но он был очень умен и, зная, что за ним приглядывает полиция, не оставлял никаких следов, которые могли бы создать ему проблемы. На видеомагнитофоне, под телевизором, лежало несколько видеокассет, но я сомневался, что на них могло быть записано что-нибудь криминальное.

Я посмотрел на часы уже, наверное, в сотый раз после того, как проник в квартиру. Было двадцать минут девятого. В это же время одиннадцать дней назад я сидел в машине возле гостиницы «Тихая пристань», под проливным дождем, рядом с человеком, который сейчас, скорее всего, был мертв. После визита в квартиру Карлы я пытался связаться с Данни еще три раза, но он по-прежнему не отвечал. Мне сообщали, что телефон вызываемого абонента выключен, и советовали перезвонить позднее, но я знал, что это бессмысленно. Если бы Данни был жив, он бы уже позвонил мне. Даже с Ямайки.

У меня за спиной в замке повернулся ключ. Поднявшись, я бесшумно подкрался к двери и спрятался за ней. Наконец дверь открылась, и в прихожую вошел высокий человек. В руках у него была сумка с продуктами. Несмотря на то что в темноте его нельзя было хорошо разглядеть, я не сомневался, что это Коувер. Я осторожно вынул из кармана дубинку и, когда хозяин квартиры закрыл дверь и повернулся, чтобы включить свет, со всей силы ударил его по голове.

Он упал на колени, не издав ни звука, но сознания не потерял, поэтому мне пришлось ударить его еще раз. На этот раз он повалился на бок — теперь уже точно находясь в отключке.

Нужно было действовать очень быстро. Схватив Коувера под мышки, я подтащил его к стулу, на котором просидел весь вечер, и бросил на него бесчувственное тело. Коувер начал мычать и двигать головой; это означало, что скоро он придет в себя. Я вытащил цепь, которую предусмотрительно принес с собой, и трижды обмотал ее вокруг его груди, крепко привязав концы к спинке стула и закрепив их замком. Ключ от замка я положил себе в карман, после чего с помощью скотча обездвижил ноги Коувера и заклеил ему рот.

В это время его веки задергались, и он начал приходить в себя. Я закурил сигарету, наслаждаясь вкусом первой затяжки, потом включил свет во всей квартире, наполнил чайник водой и поставил его кипятиться. В сумке с продуктами я нашел четыре банки дешевого светлого пива, одну оставил себе и открыл, а остальные бросил в пустой холодильник. Сделав пару глотков, я встал перед Коувером, разглядывая его.

Прошла минута или две, прежде чем он понял, где находится. А потом Коувер увидел меня, и его глаза расширились. Я ответил ему улыбкой. Он попытался сдвинуться с места и только в этот момент понял, что попался. Я приложил палец к губам, показывая, что нужно вести себя тихо, и снял скотч с его рта.

— Что происходит? — тут же возмутился он. Его голос был удивительно высоким для такого крупного мужчины, и, хотя на первый взгляд он звучал уверенно, в нем проскальзывали тревожные нотки, что, учитывая обстоятельства, было вполне естественно. — Я не собираюсь ничего говорить без своего адвоката!

Интересное заявление. Значит, что он прекрасно понимал, кто я такой. Может быть, ему про меня рассказала Карла. Я рассмеялся и, сделав затяжку, отошел немного назад. Кажется, вытаскивать информацию из этого человека будет чертовски приятно.

— Ты вчера пытался убить меня, — сказал я.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — он попробовал высвободиться. — Развяжите меня. Я могу подать на вас в суд.

Я опять заклеил ему рот скотчем и потушил сигарету об его ковер.

— Ты ведь знаешь, кто я, правда? — проговорил я, неторопливо прохаживаясь по комнате. — Думаешь, что я коп. К сожалению, ты не в курсе, что я ушел из полиции. И, конечно же, тебе не сказали, что я наемный убийца и что мне приходилось убивать людей, которые заслуживали этого гораздо меньше, чем такой кусок дерьма, как ты. Пойми одно: я совсем не похож на тех людей, которые допрашивали тебя раньше. Я здесь не для того, чтобы посадить тебя за решетку. И мне неинтересно, почему ты делаешь то, что делаешь. Я пришел, чтобы получить ответы на некоторые вопросы, и если ты не поможешь мне в этом, я размажу твои мозги по этой грязной стене. — Я остановился и, вынув из кармана браунинг, приставил его дуло ко лбу Коувера. Его глаза округлились от ужаса. — Надеюсь, тебе все понятно? Итак, вопрос первый: почему ты убил Карлу Грэхем?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — со злостью ответил он, когда я снял скотч. — Честное слово.

Я снова заклеил ему рот, пошел на кухню и принес оттуда чайник с недавно закипевшей водой.

Коувер догадался, что сейчас произойдет, но он был бессилен остановить меня. Когда я остановился перед ним, он в отчаянии стал извиваться на стуле. Подождав немного, я очень медленно наклонил чайник, пока вода не начала литься из его носика на правое бедро моего несговорчивого собеседника, а затем увеличил наклон и перевел струю на другую ногу. Лицо Коувера искривилось и покраснело от боли, а глаза были готовы выскочить из орбит. Я остановился, подождал секунды три, потом повторил процедуру, плеснув немного кипятка Коуверу в пах. Он забился в конвульсиях, а из заклеенного скотчем рта вырвалось на удивление громкое мычание. Его лицо стало практически пурпурным.

Я отошел и со спокойной улыбкой некоторое время наблюдал за Коувером. У меня было ощущение, что я совершаю стоящее дело, возможно, даже самое стоящее во всей моей карьере.

Без всякого предупреждения я плеснул еще кипятка Коуверу в пах, подождал, пока боль отпустит его, потом поставил чайник на пол и отхлебнул пива из банки.

— Думаю, теперь мы друг друга отлично понимаем. Я могу причинить тебе гораздо большую боль, если ты не будешь честно и откровенно отвечать на мои вопросы, так что в твоих интересах начать сотрудничество. А если надумаешь кричать… — Тут я наклонился и, достав из-за стула небольшую канистру с бензином, облил ее содержимым Коувера, проследив, чтобы попало на все части тела, в том числе и на голову. — Кипяток — это больно, но ты даже представить себе не можешь, что такое огонь.

Я вернул канистру на прежнее место и, сняв скотч, смял его и отшвырнул в сторону. Я не сомневался в том, что он мне больше не понадобится, а Коувер ответит на все интересующие меня вопросы.

— Давай начнем все с начала. Карла Грэхем была замешана в убийстве Мириам Фокс. Я уверен в этом и подозреваю, что ты тоже приложил к этому руку. Мне нужно понять, какой у вас был мотив. Тебе нет никакого смысла врать мне или покрывать тех, кто приложил руку к этому делу, потому что если я замечу в твоих ответах хоть какое-то противоречие, бензин вспыхнет в ту же минуту. И ты знаешь, что я не шучу.

— Послушайте. Я даже не знаю ее! Она просто…

Я щелкнул зажигалкой и подошел к Коуверу, так что пламя оказалось всего в нескольких дюймах от его облитого бензином лица. Инстинктивно он попытался отвернуться и испуганно застонал.

— Коувер, ты очень медленно учишься. Я знаю, что вы были знакомы. Как еще ты мог попасть к ней в квартиру, минуя систему контроля доступа, если только не она сама впустила тебя? Значит, Карла ждала твоего прихода. Поэтому спрашиваю еще раз: почему вы с ней убили Мириам Фокс, и почему ты убил Карлу?

Последовала долгая пауза. Момент истины: дверь, ведущая в хранилище тайн, начала потихоньку открываться, но даже в самых страшных кошмарах я не мог вообразить то, что услышал потом.

— Я убил эту женщину вчера вечером. Но, клянусь, я понятия не имел, кто она такая.

— Тогда почему ты убил ее?

Он вздохнул. На его лице отразилась боль, которая, должно быть, все еще пронизывала его.

— Потому, что мне приказали.

— Кто? — Он ничего не ответил. — Послушай, Коувер, нет никакого смысла защищать кого бы то ни было. Тебе в твоем положении это не выгодно.

— Один человек, который работал с ней. Он велел мне сделать это.

— Как его зовут?

— Доктор Робертс.

— Доктор Робертс, детский психолог? Сотрудник Коулман-Хауз?

— Да. У него были ключи. Так я проник в квартиру.

Я был озадачен.

— Зачем доктор хотел убить Карлу Грэхем?

— Она кое-что узнала о нем.

— Что именно?

— Послушайте, это очень запутанная история…

— Мне плевать, запутанная она или нет. Рассказывай. — Я опять щелкнул зажигалкой. Это произвело желаемый эффект.

— Она узнала, что Робертс имел какое-то отношение к смерти проститутки. Той, что вы нашли на прошлой неделе у канала.

— Мириам Фокс?

Он кивнул.

— Это ты убил девушку?

— Да, я, — признался Коувер.

— Так значит Карла Грэхем не имела никакого отношения к этому убийству?

— Нет.

Меня охватило тяжелое чувство вины. Я понял, что видел в Карле только плохое и неверно истолковал ее поведение, ведь ее гневная реакция на мои обвинения была искренней. И наконец, мне стало больно оттого, что я ничего не сделал, чтобы спасти ее.

— Как Карла узнала, что Робертс имел отношение к убийству?

— Кажется, он сказал ей что-то такое, что мог знать только убийца, и вчера она поймала его на этом.

Так вот откуда она узнала подробности о смерти Мириам! Должно быть, Робертс случайно проболтался в беседе с ней. Я испытал еще большие угрызения совести, когда понял, что, поссорившись с Карлой в «Галлане», я фактически подписал ей смертный приговор.

— Значит, доктор Робертс попросил тебя устранить возникшую проблему?

Коувер кивнул, не глядя мне в глаза.

— Как же получилось, что такой уважаемый специалист в области детской психологии стал водить дружбу с каким-то в прошлом судимым педофилом? И что у вас были за отношения, если он дважды заставил убить человека?

— Мы просто были знакомы, вот и все.

— Нет, дорогой мой, не все. Я бы на твоем месте уже перешел к откровениям. Почему вы убили Мириам Фокс?

— Она шантажировала доктора Робертса, — нехотя выдавил Коувер.

— Чем?

— Он интересовался маленькими детьми, а она узнала об этом.

«Интересовался», — подумал я. Звучит так невинно… Мысленно я пообещал себе вернуться к этой теме немного позже.

— Как? Ведь Мириам уже была немного… старовата для доктора.

— Это верно. Но он трахался с одной из ее подружек из приюта. Видимо, она рассказала об этом Мириам, а та решила на него поднажать. Потребовала у Робертса денег и пригрозила, что если он не заплатит, все узнают о его тайных пристрастиях.

— И поэтому она должна была умереть?

Он опять кивнул, глядя в сторону. Я отпил пива из банки и вздохнул.

Телефон Робертса наверняка был в распечатке звонков Мириам Фокс, но я был так потрясен тем, что увидел там телефон Карлы, что даже не обратил на это внимания. Возможно, если бы я был чуть более собран, то смог бы разворошить это осиное гнездо намного раньше. А Карла осталась бы жива.

— Это все?

Коувер умоляюще посмотрел на меня.

— Да, так и было. Понимаете, я не хотел этого делать. Я жалею о том, что совершил, и хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу просто жить дальше.

Я задумчиво прошелся по комнате.

— Два убийства произошли только потому, что какая-то проститутка и наркоманка угрожала рассказать всем правду.

— Так и было, — повторил Коувер, глядя на меня до отвращения честными глазами. — Клянусь, мне бы очень хотелось, чтобы этого не произошло.

— Не сомневаюсь. — Я закурил еще одну сигарету. — Мириам Фокс была та еще шантажистка.

— Это точно. Она знала, как манипулировать людьми.

Я опять вздохнул и подошел к Коуверу. Наклонившись поближе к его лицу, я щелкнул зажигалкой. Он отпрянул.

— Ведь ты врешь, — сказал я ему. — Дело было не только в том, что доктор лапал свою пациентку. Мне нужна правда. Что вас связывало с Робертсом и почему он приговорил Мириам к смерти?

Я держал пламя зажигалки в нескольких дюймах от облитого бензином лица Коувера. Все, что он рассказал, было похоже на правду, но я так и не понял, на чем основывалась его дружба с Робертсом. Мои подозрения усиливало и то, что Коувер уж очень хотел, чтобы его словам поверили. Преступники часто прибегают к такому приему. Они делают все, чтобы ты поверил в рассказанные ими истории, даже если они компрометируют их. Причина подобного поведения проста: как правило, таким способом они пытаются скрыть гораздо более страшные преступления.

— Я уже все вам рассказал, — залопотал он. — Клянусь!

— А что ты знаешь о тех девочках, которые исчезли из приюта?

— Послушайте, откуда мне…

— У тебя есть десять секунд, чтобы начать говорить. Будешь запираться — бензин вспыхнет. Десять, девять, восемь, семь…

— Хорошо, хорошо. Я все расскажу!

Я убрал зажигалку и выпрямился:

— На этот раз я надеюсь услышать правду, иначе начну считать с семи, а может быть, даже с пяти. Не люблю, когда меня водят за нос.

Коувер помолчал немного, чтобы успокоиться. Потом открыл рот, чтобы сказать что-то, и остановился. Думаю, я тогда уже понимал, что услышу что-то очень страшное.

— Я и доктор Робертс… у нас было небольшое дело.

— Какого рода дело?

— Девочки. Маленькие девочки.

Я глубоко затянулся сигаретой, чувствуя, что до смерти напуган.

— Чем именно вы занимались?

Последовала еще одна пауза — Коувер обдумывал ответ. В конце концов он решил, что у него нет выбора, и продолжил:

— Я нашел клиента, которому нравились маленькие девочки. Вот только у него была одна проблема… Они были нужны ему навсегда.

— Что значит «навсегда»?

— Он хотел девочек, которых никто не будет искать.

— Почему? Что он делал с ними?

— Ну, вы же понимаете…

— Нет, не понимаю. Расскажи мне.

— Этот человек… он убивал их.

— Во время секса?

— Думаю, да.

За время работы в полиции, мне приходилось сталкиваться с делами, по которым проходили педофилы, убивавшие своих жертв. Иногда они это делали для того, чтобы никто никогда не узнал о том, что случилось, но чаще потому, что убийство усиливало наслаждение, которое они получали от сексуального акта. Убийство во время оргазма. Есть на земле такие люди, которым это приносит запредельное удовольствие.

— Боже мой, — я покачал головой, пытаясь осознать то, что сказал Коувер. — Как все это происходило?

— В приютах доктор Робертс выбирал девочек, об исчезновении которых никто не стал бы беспокоиться. Он сообщал мне, где они бывают, и давал советы, где и когда лучше их похищать, а я делал все остальное.

Я смотрел на него, чувствуя, что мне становится нехорошо.

— И как часто ты делал это? Сколько девочек пропало?

— Немного.

— Сколько?

— Всего четыре.

— За какой период времени?

Коувер задумался.

— Примерно за полтора года. Та девчонка — проститутка — каким-то образом обо всем узнала. Доктор Робертс выбрал ее подружку для следующего дела. А она узнала об этом и начала шантажировать его, обещая, что все расскажет полиции, если он не заплатит ей.

— Ты знаешь, как звали подружку Мириам? Девочку, которую Робертс выбрал в качестве… следующей жертвы? — Последние слова дались мне с трудом.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, я никогда не знал, как их зовут.

— Ее звали Молли Хаггер. — Он посмотрел на меня без всякого выражения. — И ей было всего тринадцать лет. Мириам Фокс должна была умереть, потому что собиралась пойти в полицию?

— Да, я снял ее, притворившись клиентом, а потом убил.

— Знаю. Я видел труп.

Я стоял, пытаясь переварить то, что услышал, и отчаянно борясь с приступом тошноты. Никогда еще мне не было так плохо и тяжело, никогда я не чувствовал себя таким уставшим от жизни, как сейчас, когда стоял в этой маленькой комнатушке рядом с этим чудовищем.

— Кого вы похитили последний раз? Темноволосую девочку примерно того же возраста?

— Нет. Последней была подружка Мириам.

— Молли. Ее звали Молли.

— Она была последней. Клиент не хотел, чтобы мы делали это слишком часто, чтобы не вызвать подозрений.

Одна загадка оставалась неразгаданной. Что стало с Энн Тэйлор? Но с этим я мог разобраться и завтра.

— Как звали вашего клиента?

Коувер посмотрел мне в глаза.

— Кин, — ответил он, — Реймонд Кин.


Глава 37


Эти слова шокировали меня. Пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть это от Коувера. Реймонд Кин, человек, которого я знал семь лет, для которого я убивал, был вовлечен в такие грязные дела, от одной только мысли о которых у меня волосы вставали дыбом.

— Я знаю Реймонда Кина. Это на него не похоже — убивать детей ради сексуальных забав.

— Зачем мне врать? — пожал плечами Коувер. — Он был нашим клиентом. Я не знаю, возможно, Кин заказывал девочек для кого-то еще.

Я обдумал этот вариант. Реймонд, конечно же, далеко не ангел, но мне было трудно поверить, что он занимался таким низким и грязным делом, как похищение и убийство детей. Хотя, с другой стороны, доктор Робертс, в профессиональные обязанности которого входило следить за душевным состоянием маленьких членов нашего общества, оказался втянутым в эту историю, а в том, что Коувер не врал насчет доктора, я не сомневался. Во всем происшедшем прослеживалась некая безжалостная логичность. Что поделаешь, есть в нашем мире люди, которые получают сексуальное удовольствие от убийства детей. Надеюсь, что их немного, но как знать… Возможно, Коувер был прав и Реймонд просто поставлял товар на этот страшный рынок, используя детей, исчезновение которых ни у кого не вызовет беспокойства. И, как во всех остальных своих предприятиях, он старался не иметь никакого отношения непосредственно к исполнению задания. Я понимал, почему он нанял такого человека, как Коувер, у которого не возникало угрызений совести из-за того, что он отправлял детей на верную смерть. Но Робертс? Переварить эту новость мне было тяжелее.

— Где сейчас доктор?

— Мне пришлось рассказать мистеру Кину о той женщине, Карле, и о том, почему мне пришлось убить ее. Он очень переживал из-за того, что доктор Робертс не может держать язык за зубами и ведет себя неосторожно. Поэтому, в целях безопасности, мистер Кин заставил меня убить и доктора.

— Как ты убил его?

— Вчера мы с ним должны были встретиться, чтобы кое-что обсудить, и я предложил подвезти его до места встречи. Когда он сел в машину, я наклонился и вонзил нож ему в живот. Потом заблокировал двери и поехал к мистеру Кину. Он сказал, что дальше обо всем позаботится сам.

— Последние три дня у тебя были очень напряженные… А что насчет Марка Уэллса?

— Кого?

— Человека, которого обвинили в совершенном тобой убийстве. По крайней мере в одном из них.

— Ах да, сутенер.

— Он имеет какое-то отношение к этому делу?

Коувер отрицательно покачал головой.

— Как тогда вам удалось подставить его?

— Это сделал доктор Робертс. Сначала это не входило в его планы, но потом вы появились в Коулман-Хаузе и стали задавать вопросы. Думаю, это его сильно напугало.

— Откуда он достал рубашку Уэллса?

— Нашел среди вещей этой девочки… Молли. Она как-то обмолвилась доктору, что эта рубашка напоминает ей об Уэллсе. Думаю, она была влюблена в него или что-то в этом роде. Вещи оставались в приюте, так что Робертс просто взял ее и подкинул недалеко от места преступления. Такой он был хитрый. Потом позвонил в полицию и женским голосом сообщил о якобы найденной улике.

В самом деле, голос доктора Робертса можно было назвать приятным. Он, как никто другой, мог запросто сымитировать женщину. Ублюдок.

— А нож?

— Он слышал от девочек в приюте, что Уэллс частенько угрожал людям большим ножом. Таким, какой был у меня… Чтобы у полиции не осталось никаких сомнений в том, что Уэллс виновен, Робертс подкинул этот нож к дому, где жил сутенер.

— И это все?

— Теперь — да.

— Как ты связывался с Реймондом? Он наверняка дал тебе мобильник для общения с ним. Я угадал?

Коувер кивнул.

— Где он?

— Зачем он вам?

— Давай без лишних вопросов. Не забывай, что ты связан и весь облит бензином. Где телефон?

— Здесь. — Он неуклюже, насколько ему позволяли путы, похлопал по карману куртки.

Я подошел к нему, вытащил телефон и включил его.

— Сейчас я наберу номер Реймонда. Когда он ответит, ты скажешь, что должен срочно встретиться с ним. Желательно сегодня. Он, скорее всего, будет против. Настаивай, договорись на конкретное время. Обязательно назначь точное время встречи. И смотри не провали все. Тебе понятно? Если подставишь меня или встреча сорвется, превратишься в золу.

— Послушайте, прошу вас, отпустите меня. Я вам рассказал все, что вы хотели знать.

Я набрал номер и приложил телефон к уху Коувера, на всякий случай приготовив зажигалку. Прошла минута. Ожидание затянулось. Потом Коувер заговорил.

— Реймонд, это Алан. Мне нужно с тобой встретиться. Это срочно. — Последовала пауза, я слышал, как Реймонд говорит что-то в ответ, но не мог разобрать слов. — У меня проблемы. Я не могу говорить об этом по телефону. — Вероятно, Реймонд сказал ему, что сейчас никак не может встретиться. Коувер продолжал настаивать, объясняя, что он в крайне затруднительном положении и ему очень нужно поговорить, а так как это деликатная тема, придется поговорить с глазу на глаз. Он распинался в том же духе около минуты, а потом стал слушать. Через какое-то время он произнес: «Хорошо», и в трубке послышались короткие гудки.

Я отошел и закурил еще одну сигарету.

— Ну?

— Мистер Кин сказал, что не хочет ни с кем встречаться, но если дело не терпит отлагательств, я должен подойти к его дому сегодня до полуночи. Он находится…

— Да, я знаю, где он живет. — Главной резиденцией Реймонда был особняк на границе Хартфордшира и Эссекса. — Он не сказал, что собирается уехать? После полуночи?

— Нет, ничего такого он не говорил.

— Еще один вопрос. Как вы и доктор Робертс связались с Реймондом?

— Доктор Робертс был знаком с мистером Кином, а я знал доктора Робертса.

Я не стал еще раз спрашивать, как Коувер познакомился с Робертсом. Естественно, это было связано с их общими интересами.

Тяжело вздохнув, я повернулся и подошел к окну. Оно выходило на мрачный монолитный дом, который стоял так близко, что если бы сейчас светило солнце, то в окно не попало бы ни лучика. На улице лил сильный дождь, и туман приглушал свет желтых уличных фонарей. Человек в плаще с поднятым воротником спешил куда-то по тротуару под окном. Он почти бежал, как будто само пребывание на улице было для него смертельной пыткой.

Я стоял и смотрел на дождь, вспоминая прошлое, когда я был тринадцатилетним мальчиком. За нашим домом находилось поле, на котором рос огромный дуб. Летом мы постоянно лазали по нему. Мой отец каждый вечер возвращался с работы в половине седьмого, иногда раньше, но никогда позже, и потом он, я и моя сестра шли в поле, чтобы поиграть в футбол. Так было каждый день, если только не шел дождь, а летом к нам присоединялись еще и соседские ребятишки. Это было хорошее время, может быть, даже самое лучшее в моей жизни. Жизнь прекрасна, когда ты ребенок — по крайней мере, должна быть прекрасна.

Я представил себе Молли Хаггер, маленькую девочку со светлыми кудрявыми волосами. Тринадцать лет. Последние часы ее жизни, вероятно, напоминали самый настоящий ад. Ее похитили с холодной улицы мрачного города, который сделал ее наркоманкой и лишил невинности. Похитили и увезли туда, где потом использовали, избили, уничтожили — все ради удовольствия мужчин, прогнившие души которых источали яд. Мужчин, которые ради продолжительного оргазма могли отнять жизнь у ребенка. Эта девочка сейчас должна была играть в футбол и радоваться жизни с заботливыми родителями. Вместо этого теперь ее останки покоятся там, где их никто никогда не найдет. Молли Хаггер предали все, даже ее собственная подруга, которая попыталась извлечь выгоду из этой страшной ситуации.

Предали все, кроме меня.

— Послушайте, — подал голос Коувер. — Мне нужно к доктору, у меня ожог. Мне очень больно. Отпустите меня…

Я продолжал смотреть в окно, задумчиво попыхивая сигаретой. Была еще Карла Грэхем… А ведь у нас с ней все могло получиться, останься она в живых.

— Знаешь, Коувер, — сказал я, не поворачиваясь к нему. — За свою жизнь я сделал много плохих вещей.

— Послушайте, я же ответил на ваши вопросы…

— Некоторые из них были очень плохие.

— Не делайте глупостей, прошу вас!

— Но это, я думаю, к ним не относится…

Я повернулся и, прежде чем Коувер смог на это как-то отреагировать, сигаретный окурок вылетел из моей руки. Погребальный костер мгновенно вспыхнул и рев пламени заглушил крики несчастного.


Глава 38


Реймонд Кин. Вот кто был всему виной. Словно толстый, злобный паук, он наблюдал за тем, как люди попадают в его паутину, сплетенную из убийств, алчности и взяточничества, не беспокоясь о том, кто попался и какой его ждет конец. Только Реймонд Кин мог ответить на оставшиеся у меня вопросы, и только убив его, я смогу окончательно оправдать себя в своих глазах и глазах тех, кто будет меня судить.

Я ехал через залитый дождем город. Где-то в глубине души я боялся, что могу умереть, восстанавливая справедливость и пытаясь отомстить. Боялся, что мне осталось жить на земле считанные часы. Но сильнее этого страха была ненависть, которая вставала из безвестных могил не только тех, кого Реймонд отправил на смерть, но и всех жертв несправедливости в мире.

Я остановился у телефонной будки на безлюдной дороге в Энфилде и набрал номер ресторана в Тоттенхеме, который мне дал Рой Шелли. На звонок ответил человек, который говорил с восточным акцентом. Я попросил к телефону Мехмета Иллана. Как я и предполагал, мужчина сказал, что не знает никого с таким именем.

— Послушайте, это срочно. Скажите Мехмету, что звонит Дэннис Милн. Мне очень нужно с ним поговорить.

— Я же сказал вам, что не знаю никакого Мехмета Иллана.

Я продиктовал номер таксофона, с которого сделал звонок.

— Он захочет поговорить со мной, обещаю вам. — Я повторил свой номер, и мне показалось, что человек на том конце провода записал его.

— Я буду ждать звонка в течение пятнадцати минут возле этого телефона-автомата. Через пятнадцать минут я уйду, и он пожалеет, что не захотел со мной поговорить.

Я повесил трубку и закурил сигарету. Снаружи продолжал лить дождь, улица была пуста. В доме напротив горели огни, и я стал разглядывать окна, надеясь увидеть что-нибудь интересное. Увы, не повезло. Создавалось впечатление, будто весь мир спал. Или был мертв.

Не прошло и минуты после моего звонка в ресторан, как зазвонил телефон. Я почти сразу же снял трубку.

— Дэннис Милн.

— Чего вы хотите? — говоривший произносил слова неторопливо и уверенно, акцент был практически не заметен, а в голосе и манерах угадывалось благородное происхождение.

— Я хочу, чтобы вы сделали мне небольшое одолжение. А я, в свою очередь, могу сделать небольшое одолжение вам.

— Ваш телефон не прослушивается?

— Это телефон-автомат. Я никогда не пользовался им раньше.

— О каком одолжении идет речь?

— Я хочу, чтобы ваши люди устранили Реймонда Кина. Навсегда.

Человек на том конце провода сдержанно рассмеялся.

— Думаю, вы ошибаетесь. Я даже не знаю, кто такой Реймонд Кин.

— Реймонд Кин сейчас по уши в дерьме. У меня есть доказательства того, что он замешан сразу в нескольких преступлениях.

— Я не понимаю, какое отношение это может иметь ко мне.

— Если его возьмут, он заговорит. А вас с ним, насколько я знаю, связывают особые деловые отношения, которые вы бы предпочли оставить в секрете.

— О каких доказательствах вины Реймонда Кина идет речь?

Я вынул из кармана маленький диктофон, на который записывал допрос Коувера.

— Об этих, — сказал я и, нажав кнопку «воспроизведение», приложил динамик диктофона к телефонной трубке. Я отмотал пленку до самого обличительного места и порадовался хорошему качеству записи. Коувер детально описывал роль Реймонда в убийстве четырех девочек, включая Молли Хаггер.

— Кажется, это так называемое признание было сделано под сильным давлением. Следовательно, его нельзя будет использовать как доказательство в суде.

— Возможно. Но я абсолютно уверен в том, что если эта пленка попадет в руки полиции, они займутся выяснением достоверности записанных на ней признаний. И от мистера Кина мало что останется… К тому же копы обнаружат еще много интересных фактов, касающихся тех, кто сотрудничал с Реймондом. Репутация этих людей будет безнадежно испорчена. Кто сейчас хочет оказаться в друзьях у детоубийцы? А именно им Реймонд Кин и является.

На другом конце трубки молчали.

— Сейчас он дома. В последнее время Реймонд стал сильно нервничать. А точнее, я думаю, что сейчас, пока мы с вами разговариваем, он собирает чемоданы, чтобы сняться с насиженного места. Вам придется действовать быстро. Если через двадцать четыре часа он будет еще жив, пленка с записью, которую вы сейчас слышали, и другие доказательства вины Реймонда, которые мне удалось найти, попадут в руки полиции.

— А что потом? Если Реймонд Кин исчезнет, где гарантии того, что вы не обнародуете эту информацию?

— Получив то, что мне нужно, я уничтожу пленку, потому что, как вы догадываетесь, она обличает и меня. Затем я исчезну.

— Возможно, вы записываете и этот разговор. Что удержит вас от того, чтобы потом использовать его против Мехмета Иллана?

— Здесь вам придется поверить моему честному слову. Что бы ни случилось, если Реймонд завтра будет все еще жив, я пойду в полицию. Если нет — не пойду. Честно говоря, мне больше нравится второй вариант.

— Было бы хорошо, если бы вы исчезли как можно раньше.

— Я сделаю это, как только умрет Кин.

— Хорошо. Что ж, большое спасибо за ваш звонок.

— Последний вопрос. Когда я был на задании у «Тихой пристани», со мной был водитель. Вы знаете, что с ним случилось?

— Боюсь, тут я ничем не могу вам помочь.

Мой собеседник повесил трубку, не сказав больше ни слова. Может быть, он говорил правду, а может, и нет. Клюнет ли он на мою приманку? Полной уверенности в этом у меня не было, как и в том, что люди Мехмета Иллана смогли бы добраться до Реймонда в его особняке. Киллеры, которых он подослал ко мне, были вооружены не слишком хорошо. У одного ружье, а у другого револьвер со сбитым прицелом. Да и убийцами-то они были никудышными. Но сейчас Мехмет Иллан должен был очень сильно хотеть убрать Реймонда, и это играло мне на руку.

Я сел в машину, решив отправиться обратно в Бейсвотер, но потом передумал. Мне только что удалось приговорить Реймонда Кина к смерти, но все еще оставался шанс, что Мехмет Иллан захочет проверить, насколько серьезными были мои угрозы и не станет ничего предпринимать. Я подумал, что стоит наведаться в гости к Реймонду, проверить, там ли он и насколько хорошо защищен его дом. У меня было оружие, и если Реймонд окажется дома один, то я смогу расправиться с ним сам. Разумеется, только после того, как он ответит мне, кто еще имел отношение к смерти этих детей.


Было без пятнадцати десять, и по-прежнему шел дождь, когда я свернул с основной дороги к резиденции Реймонда. Это был большой, современный дом, окруженный высокими стенами. Он являлся частью нового роскошного поместья, выстроенного на территории бывшей фермы примерно в миле от ближайшей деревни. Сейчас здесь жили только Реймонд и Люк. Миссис Кин умерла лет десять назад, предположительно естественной смертью, но в свете того, что я узнал о Реймонде за последние несколько часов, даже в этом можно было усомниться. Его дети, все, по иронии судьбы, девочки, уже выросли и разъехались кто куда, так что в доме должен был находиться только Реймонд и кто-то из охраны.

Я вышел из машины, надел плащ, в котором у меня лежал МАК-10, и взял с заднего сиденья браунинг. На улице было безлюдно и пусто: ни одной припаркованной машины, все домики стояли на почтительном расстоянии друг от друга. Скорее всего, здесь жили банкиры и адвокаты, карьеристы, которые считали, что достигли чего-то в жизни, потому что в их домах было по восемь спален и гардеробных комнат. Они очень сильно удивятся, когда узнают, какие дела проворачивал один из их соседей. Как минимум им будет о чем поговорить.

Стена, отделявшая владения Реймонда от остального мира, была десять футов в высоту и заканчивалась короткими прямыми прутьями, которые должны были защитить от проникновения незваных гостей. Я направился в сторону парадного входа, оглядываясь по сторонам в поисках системы видеонаблюдения. Как и ожидалось, внушительные деревянные ворота были заперты, рядом с ними была установлена система контроля доступа. Я вернулся к машине, сел в нее и, заехав на тротуар, припарковался возле стены, почти вплотную к ней. Надеясь, что никто не обратит на меня особого внимания, я залез на крышу своего авто. Теперь моя голова практически доставала до верхнего края ограждения.

Я глубоко вдохнул, подпрыгнул и схватился руками за прутья, после чего, подтянувшись, вскарабкался на стену. Внизу я увидел плотную ограду из проволоки, которая обещала очень болезненное приземление. Я осторожно перешагнул через прутья и стал поворачиваться лицом к дороге, как вдруг почувствовал, что теряю равновесие. Падая, я успел оттолкнуться от стены, и это помогло мне миновать проволочную ограду. Я неловко приземлился на газон, и мои ноги тут же пронзила острая боль. Пришлось кататься по мокрой траве и надеяться на то, что кости остались целы. Полежав несколько минут, пока не прошла боль, я осторожно встал на ноги. Потом вынул из кармана МАК-10, вставил в него магазин и сразу снял оружие с предохранителя.

Дом находился в пятидесяти ярдах от меня — большое трехэтажное здание, представляющее собой довольно успешную попытку воссоздания старинного провинциального особняка. К дому вела дорожка, которая перед самым входом расширялась. Голубой «бентли» Реймонда стоял перед домом рядом с «рейнджровером», который, скорее всего, принадлежал Люку. Я сразу обратил внимание на то, что багажник машины Реймонда и входная дверь в доме были открыты. В особняке повсюду горел свет, красноречиво говоря о том, что здесь что-то происходит.

Возле дома раскинулся густой яблоневый сад, и это позволило мне незаметно подобраться поближе. Вскоре от входа в дом меня отделяло не больше десяти ярдов. Я укрылся за одним из деревьев, дрожа от холода и обдумывая свой следующий шаг. Было бы лучше избежать открытого столкновения. Пусть Иллан сделает за меня всю грязную работу.

Из дома донеслись голоса, и вскоре на пороге показались сперва Реймонд, а потом и Люк. У обоих в руках были чемоданы. Реймонд громко жаловался на суровый климат — какой погоды он ждал от Лондона в это время года, осталось для меня загадкой.

— С радостью уеду отсюда, — сказал он Люку, когда они погрузили чемоданы в багажник «бентли». — Меня тут все достало, честное слово. Неудивительно, что наши предки постоянно завоевывали другие страны. Лучше жить где угодно, чем в этой дыре.

Они повернулись и пошли обратно в дом. Что ж, мои догадки подтвердились: Реймонд собирался покинуть насиженное местечко. Мудрое решение. Единственная проблема, о которой мистер Кин еще не знал, заключалась в том, что ему не суждено было это сделать.

Я вышел из-за дерева и пополз по гравиевой дорожке к дому. Затем, стараясь держаться в тени, осторожно приблизился к входной двери и спрятался за выступавшим на несколько футов крыльцом.

Через некоторое время Люк и Реймонд, до сих пор не подозревавшие о моем присутствии, вышли из дома с еще двумя чемоданами. Не говоря ни слова, я поднял МАК-10 и направился к ним. Гравий захрустел у меня под ногами. Они повернулись практически одновременно. Реймонд сначала испугался, но тут же овладел собой. Люк злобно уставился на меня и потянулся к карману кожаной куртки.

— Держи руки так, чтобы я их видел. Делай, что велено! — Я направил на него пушку.

Он продолжал сверлить меня взглядом, но руки все же поднял.

— Какие-то проблемы, Дэннис? — спросил Реймонд. — Что все это значит? — его голос выражал неподдельное изумление, но я знал, что этот человек всегда был хорошим актером. Однажды ему удалось убедить меня в том, что он всего лишь обаятельный мошенник.

— Думаю, ты сам знаешь, что случилось, Реймонд. Во-первых, мне не понравилось то, что ты пытался меня убить.

— Дэннис, подожди. Я не знаю, о чем ты…

— Заткнись и перестань держать меня за идиота. Во-вторых, и это гораздо важнее, я узнал о тебе много интересного и хотел бы уточнить некоторые подробности, прежде чем превращу тебя в решето.

Выражение его лица не изменилось. Казалось, он был обижен и удивлен, словно не понимая, почему его держал на мушке человек, которому он всегда доверял.

— Послушай, Дэннис, я всегда пытался…

— Алан Коувер, — Наконец-то на его лице появилась тень беспокойства. — Я только что очень мило побеседовал с ним. Он рассказал мне о том, что делал для тебя.

— В первый раз слышу это имя, — громко, но неуверенно заявил он.

— Он похищал детей…

Я услышал сзади шорох гравия и тут же понял, что совершил ошибку, повернувшись спиной к входной двери. И тут же моя голова едва не взорвалась от боли. Я успел осознать, что удар был нанесен чем-то тяжелым и с такой силой, что мои ноги подкосились, и я упал на колени. И тут же последовал второй удар. Я старался не выронить МАК-10, понимая, что это мой единственный шанс на спасение, но он сам выскользнул из моей руки. Голова кружилась, и мир, казалось, уплывал куда-то прочь от меня.

Проклиная себя за глупость, я упал лицом в гравий, но, к счастью, кое-как сумел перекатиться на бок. Надо мной стоял младший брат Люка, Мэттью, с железным прутом в руке. Выражение лица у него было совсем не человеколюбивое.

Реймонд подошел и со злостью пнул меня в ребра.

— Ты начинаешь раздражать меня, Дэннис. Хватит мешаться у меня под ногами! Почему ты не можешь сделать мне одолжение и исчезнуть? — Я хотел ответить ему, что исчез бы с радостью, если бы он чуть раньше оставил меня в покое, но на разговоры сейчас не хватало сил. К тому же все равно это было бы тщетно. — Занеси его в дом, Мэттью, чтобы не валялся тут на дороге.

— Что с ним делать, мистер Кин?

— Запри в подвале. Я позвоню Иллану, его ребята приедут и разберутся с этим борцом за справедливость. В конце концов, то, что он до сих пор жив, — это их недоработка. Только смотри, чтобы они ее исправляли не здесь. Не хочу грязи в своем доме.

— Я все устрою, мистер Кин. — Мэттью наклонился и грубо поднял меня, взяв под мышки. Я хоть и был в сознании, но сопротивляться не мог.

Реймонд наклонился, приблизив свое лицо к моему.

— Прощай, Дэннис. Я бы мог добавить, что был рад нашему знакомству, но на самом деле это не так. Для меня ты всегда был жалким ничтожеством. К тому же сейчас ты совершенно запутался и решить твои проблемы может только смерть. Поэтому считай, что я делаю тебе одолжение. — Он потрепал меня по щеке, наслаждаясь моей беспомощностью, а потом повернулся и пошел прочь.

— У нас все готово, Люк?

— Кажется да, мистер Кин, — ответил тот, захлопывая багажник.

— Тогда давай убираться отсюда, пока не начался дождь.

Они оба сели в машину, а Мэттью тем временем потащил меня по гравиевой дорожке в дом, по пути прихватив мой МАК-10. Он перенес меня на себе через порог и усадил в большой прихожей у шикарной лестницы, которая заканчивалась большим балконом, как в голливудских фильмах. Я и представить не мог, что Реймонд живет в таком роскошном доме.

Пристроив меня, Мэттью пошел открывать дверь под лестницей, но она оказалась заперта. Он пошарил в кармане и вытащил из него целую связку ключей. Пока он искал нужный ключ, я почувствовал, что силы возвращаются ко мне.

— Слышь, ты, даже не пытайся выкинуть что-нибудь, — крикнул Мэттью, заметив, что я шевельнул ногой. У него под рукой по-прежнему были железный прут и мое оружие.

— На твоем месте я бы не стал этого делать, — сказал я измученным голосом. — Это соучастие в убийстве офицера полиции. За это тебя могут посадить на двадцать лет.

— Заткнись! — рявкнул Мэттью, и я понял, что он сильно нервничает.

— А пока ты готовишь себе пропуск в тюрьму, твой босс, как обычно, убегает…

— Я же сказал, заткнись! — оборвал он меня и снова вернулся к своему занятию, прислонив МАК-10 к стене перед собой, чтобы легче было перебирать ключи.

Я вспомнил, что в другом кармане у меня лежал револьвер. Хорошо, что Реймонд так торопился, что забыл меня обыскать, а Мэттью, по всей видимости, был в этом деле далеко не профи. Я постарался осторожно дотянуться до кармана. Тем временем Мэттью уже нашел нужный ключ и вставил его в замок. Он быстро оглянулся, чтобы проверить, чем я занят, и успел заметить, что моя рука поменяла положение.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут с улицы до нас донеслись звуки стрельбы. За первой очередью последовала вторая, затем несколько одиночных выстрелов, и через открытую дверь мы услышали, как быстро разворачивается машина. По всей видимости, Мехмет Иллан решил последовать моему совету.

Мэттью бросился к входной двери, крикнув мне, чтобы я не двигался с места. В его голосе чувствовалась паника. МАК-10 он почему-то оставил у стены, схватив только железный прут, как будто он мог защитить его лучше, чем огнестрельное оружие. Я услышал, как он выругался, оказавшись на пороге. Послышались новые выстрелы и следом звук бьющегося стекла.

Я заставил себя медленно подняться на ноги и потряс головой, надеясь, что от этого она перестанет кружиться. Затылок нестерпимо жгло, но по крайней мере я был жив. Пока жив.

Я покачнулся, но не упал. Вынул из кармана револьвер, снятый с предохранителя и готовый к стрельбе. Услышал, как возле крыльца резко затормозила машина, следом за ней остановилось еще одно авто. Мэттью выбежал наружу, выкрикивая имя брата. Реймонд заорал, приказывая ему вернуться назад, затем послышался топот бегущих ног, прозвучали выстрелы и кто-то вскрикнул от боли.

Я остановился, прицелившись в дверной проем. Через какую-то долю секунды в дом вбежал Мэттью, а следом за ним и Реймонд. Люка с ними не было. Я без колебаний открыл огонь. Первая пуля попала Мэттью в лицо, и он откинулся назад, прикрыв собой Реймонда. Я выстрелил Мэттью в живот и грудь, и они с Реймондом вдвоем упали на пол.

Практически тут же в дверном проеме появился вооруженный мужчина в капюшоне с револьвером в руках. Он повернулся и направил оружие в мою сторону, поэтому я стал стрелять без остановки. Одна пуля попала ему в плечо, другая в грудь. Он выписал дикий пируэт, ударился о косяк и тут же исчез из проема.

У меня кончились патроны. Я сделал шаг назад, и в это мгновение в дом ворвался второй вооруженный человек. Заметив меня, он присел на корточки и открыл в моем направлении непрерывный огонь. Бросив бесполезный револьвер, я нырнул под защиту лестницы и выполз с другой ее стороны, временно оказавшись вне досягаемости выстрелов. Услышав, что стрелявший бросился за мной, я собрал все оставшиеся силы, метнулся к своему МАК-10 и схватил его.

Человек Иллана возобновил огонь, как только увидел меня. Первая пуля отскочила рикошетом от дорогого кремового ковра в опасной близости от моей головы. Еще две пули пролетели мимо, но тоже совсем рядом, и тогда я открыл ответный огонь из МАК-10.

Весь мир, казалось, превратился в один сплошной грохот. Град пуль пронзил моего врага, заставляя выплясывать какой-то сумасшедший танец и буквально разрывая его тело. Украшения, мебель, стекло… все вокруг разлеталось на мелкие кусочки, оставляя на стене за линией огня кровавый узор. Маленькие раны в животе киллера слились, превратившись в одну большую дыру, из которой теперь выглядывали кровавые ошметки и части кишечника.

Мой магазин опустел за пару секунд, израсходованные гильзы образовали на ковре целую горку. Мой противник пару секунд стоял на ногах, неловко переступая и прижимая обе руки к животу, в попытке запихнуть обратно то, что из него вываливалось. Но тут, вероятно, до него дошло, что все это бессмысленно, и он со стоном упал на пол.

Несколько мгновений я сидел не двигаясь. В голове стучало, я чувствовал невероятную усталость и одновременно понимал, что все уже почти кончено. Мне оставалось только убедиться в том, что Реймонд вышел из игры, и убраться отсюда. Потом нужно будет воплотить в жизнь последнюю часть моего плана и уже после этого хорошенько выспаться.

Я встал и посмотрел на Реймонда и Мэттью. Они оба неподвижно лежали возле двери, их лица были залиты кровью. Я слышал, как на крыльце кто-то стонал, — вероятно, это был первый киллер. В это время машина, на которой приехали люди Иллана, развернулась и уехала прочь.

Я подошел к двери и осторожно выглянул на улицу. Человек в капюшоне лежал ничком на крыльце, под ним растекалась лужа крови. Он все еще сжимал в руке автомат, хотя его хватка заметно ослабла. Раненый пытался ползти, но ему не хватало сил. Я подошел к нему, наклонился, чтобы забрать оружие, но тут, второй раз за сегодняшний вечер, услышал за своей спиной шум. Не желая снова получить по голове, я резко развернулся — как раз в тот момент, когда Реймонд Кин, по-бычьи нагнув голову, бросился на меня. Он замахнулся для хорошего удара, но я успел увернулся. Избежать столкновения с Реймондом не удалось — он протаранил меня головой и я, не удержавшись, потерял равновесие и упал на спину. Я приземлился на раненого, лежащего на крыльце, и он неожиданно высоко и странно взвизгнул, когда я своим падением выбил весь воздух из его легких. Оружие со стуком выпало из его руки.

Реймонд обрушил на меня лавину ударов, и я отчаянно пытался отразить их, даже заехал ему в челюсть, но это не остановило его. Он ответил мне таким ударом, от которого у меня хрустнули кости.

Заметив, что я теряю сознание, Реймонд перегнулся через меня, чтобы взять автомат. И в этот момент я вспомнил о Молли Хаггер и о том, какая страшная участь постигла эту девочку, которой было всего лишь тринадцать лет. Совсем ребенок… И я понял, что не могу умереть, не заставив Реймонда заплатить за совершенные им преступления. С силой, рожденной из чистой ярости, я рванулся вверх, оттолкнул Реймонда и ударил его головой в нос, который с отвратительным треском сломался. Мой бывший босс закричал от боли. Краем глаза я заметил, что он успел поднять автомат, но сейчас его хватка ослабла, и я вырвал у него оружие. В ту же секунду он, размахнувшись, нанес мне удар, и я снова упал на спину.

Но на этот раз у меня в руках был автомат, и я направил его на Реймонда. Его глаза расширились, и он замер на месте. Я приподнялся, одной рукой схватил Реймонда за густую шевелюру, другой прижал дуло к его виску.

— Спокойно, мистер Кин.

Я отпихнул его и встал на ноги. Когда Реймонд тоже поднялся, я подтолкнул его в сторону прихожей, и он стал пятиться задом, тщетно пытаясь утереть кровь, которая рекой лилась из его разбитого носа.

— Послушай, Дэннис, у меня есть деньги. Много денег. Мы можем договориться. — На этот раз в его голосе послышался страх.

Я остановился, не убирая автомата от его лица. Нас разделяло пять футов.

— Я знаю все про Коувера, Робертса и этих детей.

Реймонд покачал головой, потом посмотрел на меня.

— Честное слово, Дэннис, я не хотел влезать во все это…

— То же самое говорил Коувер, но я ему не поверил. И тебе не верю. Сейчас я задам несколько вопросов. За каждый неправильный или неправдоподобный ответ я буду стрелять тебе либо в стопу, либо в колено.

— Хорошо, — он явно пытался выиграть время.

— Как вы с Робертсом сошлись?

— Мы с ним знакомы много лет.

— Как вы познакомились?

— Встретились на благотворительном вечере и подружились. — Я услышал иронию в его голосе, но ничего не сказал, — Потом я узнал, что доктор любит баловаться кокаином, и стал снабжать его товаром, естественно, по сниженной цене, за что он мне был очень благодарен. В общем, он мне нравился, несмотря на то что вскоре я узнал о его нестандартных наклонностях.

— Продолжай.

— У него были большие проблемы с деньгами, и он умел договариваться со своей совестью. Как многие любители поразвлечься с детьми. — Реймонд вздохнул. — Дэннис, ты знаешь, как это бывает. Иногда смотришь на человека и видишь его насквозь. Я увидел в нем зло.

Интересно, видел ли он то же самое во мне?

— Что случилось с теми девочками? Где они сейчас?

— Мертвы. Все мертвы.

— Почему? Что вы с ними сделали?

— Если это тебя утешит, я не убивал их. У меня был клиент, очень больной человек. Он заводился, пытая маленьких девочек. Ему нравилось душить их, когда он, как бы это сказать… делал свое дело.

— Боже мой…

— Я бы ни за что не стал бы влезать в такое дело, но этот клиент — очень влиятельный человек. Он был нужен нам для бизнеса. Если бы мы сумели найти другой выход…

— Реймонд, всегда есть другой выход. Что ты получил за то, что позволил ему… — Я не мог произнести этого вслух. — Какую пользу ты извлек из этого?

— Он проделывал все это в доме, который я снимал в Ипсуиче. Там у нас была установлена скрытая камера. Пленки мы хранили в качестве гарантии того, что он будет своевременно информировать нас обо всех грядущих событиях.

— И кто этот больной ублюдок?

— Его зовут Найджел Грэйли. Он третий по важности человек в таможенном и акцизном управлении.

Откуда-то издалека до меня донеслись звуки сирен. Казалось, с того момента, когда прогремели первые выстрелы, прошло уже много времени, но на самом деле я сомневался, что все заняло больше трех минут.

— Значит, ты через него узнал, куда они привезут бухгалтера?

Он кивнул, хмуро глядя куда-то в сторону, и мне показалось, что Реймонд действительно сожалеет о содеянном.

— Что он собирался обнародовать о тебе и твоих деловых партнерах?

— У нас большой рынок нелегальных иммигрантов с развитой инфраструктурой. Этому бизнесу много лет, и он очень прибыльный. Все шло замечательно, все были довольны, а этот самонадеянный тип ни с того ни с сего решил нас разоблачить.

— Где пленки, на которых записан Грэйли?

Реймонд сделал медленный выдох.

— Не советую их смотреть, Дэннис. Тебе это не понравится.

— Знаю, но есть люди, которые захотят это увидеть.

— Черт возьми, Дэннис, я искренне хочу, чтобы все это кончилось по-другому.

— Где пленки?

— Одна лежит в багажнике «бентли». Рядом с запаской. Я собирался забросить ее в камеру хранения по дороге в аэропорт. Не хотелось оставлять все пленки дома — вдруг случится пожар, пока я в отъезде…

Звуки сирен приближались. Теперь пришла моя очередь вздыхать.

— Знаешь, Реймонд, это одна из самых ужасных историй, какие мне только приходилось слышать в своей жизни…

Я понял, что настало время убить его. Но почему-то даже сейчас это было непросто.

— А что стало с моим водителем, с Данни?

Внезапно Реймонд бросился ко мне, так быстро и неожиданно, что я даже растерялся, но когда он уже почти преодолел разделявшие нас пять футов, я успел нажать на курок. Пуля попала ему в голову, и та откинулась назад, вторая угодила в шею, и Реймонд, по инерции продолжая двигаться вперед, споткнулся и растянулся на ковре, издавая ужасные булькающие звуки. Он попытался что-то сказать, но единственное, что выходило из его горла, была кровь. Это означало, что Реймонд Кин обречен.

Я поднял автомат, чтобы прикончить ублюдка, но потом передумал. Зачем облегчать его страдания? Пусть перед смертью подумает о том, каким чудовищем был.

Оставив Реймонда захлебываться в собственной крови, я направился к «бентли». Рядом с машиной лежал изрешеченный пулями труп Люка, и я перешагнул через него, чтобы добраться до водительского сиденья. Ключи были на месте, мотор все еще работал. Не было лобового стекла, но я решил, что могу обойтись и без него.

Я включил передачу и выехал на дорогу.


Глава 39


На следующий день в гостинице в Сомерсете я вставил кассету, которую достал из багажника машины Реймонда, в видеомагнитофон и нажал на воспроизведение. Мне хватило тридцати секунд. Я видел много отвратительных вещей в своей жизни. Я проработал полицейским в бедном районе почти двадцать лет и считал, что ничто уже не может шокировать меня. Но то, что я увидел на этой кассете, заставило меня ужаснуться.

Там была Молли. Она сидела на кровати в скудно обставленной комнате со связанными за спиной руками. На ней не было никакой одежды, кроме черных кружевных трусиков. До смерти напуганная девочка непрерывно плакала. К ней подошел голый мужчина средних лет, лысый и невероятно худой. Я припомнил, что видел его лицо, скорее всего по телевизору. Мужчина смотрел на девочку голодными глазами, у него была сильная эрекция. Он ударил Молли по лицу и обозвал грязной маленькой шлюхой. Судя по голосу, происходящее доставляло ему большое удовольствие. Мужчина схватил девочку за кудрявые волосы и притянул к себе, одарив еще одной пощечиной. Молли закричала от боли, когда он силой поставил ее на колени и грубо вставил ей в рот свой член.

На этом месте я остановил пленку. Дальше смотреть не имело смысла: это было слишком тяжело. Я и так знал, что в конце извращенец убьет Молли и что Реймонд запечатлел это убийство во всех подробностях. Тяжелее всего было осознать тот факт, что убийцей являлся уважаемый человек, который пожимал руки членам королевской семьи и очень авторитетно комментировал на телевидении события в сфере таможни и акцизов. Человек, который под маской нормальности скрывал от всех, кто его знал, омерзительную личину извращенца.

Спустя час я отправил по почте пленку и подробный отчет о произошедшем в полицию, на имя детектива Азифа Малика. Затем переслал Рою Шелли в «Эхо Северного Лондона» краткую версию этого отчета, в которой, чтобы не повлиять на ход будущего расследования, не называлось имя Найджела Грэйли. Ни в одном письме я не упомянул о своем участии в этой истории, хоть и знал, что моя тайна в любом случае скоро станет достоянием общественности.

Еще через час я расплатился за номер, взял напрокат машину на имя Маркуса Бакстера, торгового агента из Суиндона, и продолжил путь на запад.


Эпилог


Я подошел к стойке регистрации авиакомпании «Филиппин эйрлайнз», за которой пассажиров встречала молодая симпатичная девушка. Я улыбнулся ей, и она поприветствовала меня так, словно была искренне рада нашей встрече. Затем последовал ряд стандартных вопросов: сам ли я укладывал вещи в чемоданы и тому подобное. Я ответил, как полагается, и мы обменялись парой вежливых фраз о том, какая хорошая погода в это время года на Филиппинах.

— Знаете, я там ни разу не был.

— Уверена, что вам понравится.

— Да, это вряд ли, — усмехнулся я. Как-никак уже сто лет не был на пляже с пальмами.

Девушка бегло взглянула на мой билет и, поняв, что с ним все в порядке, одарила меня еще одной улыбкой. В это время мой багаж начал путешествие по ленте конвейера.

— Приятного вам отдыха, сеньор Бакстер.

— Большое спасибо.

С этими словами я отошел от стойки регистрации и направился навстречу паспортному контролю и моей новой жизни. Я был совершенно спокоен. А чего волноваться? С той страшной ночи, когда я убил Реймонда Кина, прошло три месяца, и благодаря тому, что все в мире быстро меняется, об этой истории уже забыли. Я и сам сильно изменился. Отрастил бороду и стал носить очки. К тому же сильно поправился, особенно в талии, — спасибо высококалорийной пище и тому, что я бросил курить. По фотографиям, что размещали в газетах, меня уже невозможно было узнать.

Да и настроение мое с тех пор улучшилось. Сейчас я чувствовал себя обновленным человеком, который все оставил в прошлом. Не обошлось, конечно же, без сожалений. То, что Карла умерла в тот день, когда я уличил ее во лжи, надолго сохранится в моей памяти. Но что было, то было. По крайней мере я горжусь тем, чего сумел достичь как личность, а не как полицейский. Благодаря уликам, найденным в доме Реймонда, и моим отчетам, которые я отправил Малику и Шелли, Мехмет Иллан и его деловые партнеры сейчас сидят за решеткой в ожидании суда, обвиненные в причастности к одной из самых больших операций по контрабанде людей в истории Британии. А вот против Найджела Грэйли, семьянина и отца четырех детей, никогда не будет возбуждено уголовное дело. Через четыре дня после того, как его арестовали, он вскрыл себе вены непонятно откуда взявшимся лезвием бритвы и умер от потери крови у себя в камере. Сейчас полиция пытается выяснить, кто мог передать ему орудие самоубийства, но слез по умершему никто не льет, а газеты вообще откровенно отпраздновали эту новость, и я с ними полностью солидарен. Мир без этого чудовища стал только лучше.

Останки Молли Хаггер и других девочек так и не были найдены. Многие считают, что Реймонд унес с собой в могилу этот секрет, но есть также и другие, включая меня, кто верит, что Мехмет Иллан мог бы пролить свет на эту ситуацию. Но он упрямо молчит, то же самое делают и его партнеры. В конце концов, их не в чем винить. Кто захочет пятнать свою репутацию и связываться с таким делом? Данни, к сожалению, не добрался до Ямайки. Через неделю после смерти Реймонда его тело, изрешеченное пулями, было обнаружено в багажнике украденной машины на автостоянке, после того как охранник обратил внимание на исходивший от нее отвратительный запах.

Единственная хорошая новость, связанная с этой историей, это то, что Энн Тэйлор жива и здорова. Я упомянул в своем отчете об ее исчезновении, несмотря на то, что Коувер утверждал, что не похищал Энн. А через несколько дней она вернулась в приют, целая и невредимая. Как выяснилось, Энн ездила в Саутэнд с другой девочкой постарше в поисках нового места работы. Сейчас она по-прежнему торгует собой на улицах, что, возможно, не доведет ее до добра, но Энн осталась жива, и это главное.

Все обвинения с Марка Уэллса были сняты, и он тут же начал встречный процесс против муниципальной полиции за необоснованный арест, требуя возмещения морального ущерба в размере двух сотен фунтов. Однако меньше чем через месяц после освобождения его задержал работающий под прикрытием офицер полиции — за распространение крэка и торговлю несовершеннолетними проститутками. С тех пор Марк Уэллс снова находится под арестом.

Итак, подводя итоги, можно сказать, что только один участник всех вышеописанных событий не предстал перед справедливым судом. Это Дэннис Милн, совершивший несколько тяжких преступлений. Я был официально объявлен виновным в убийстве трех человек у гостиницы «Тихая пристань». Но несмотря на то, что полицейские организовали так называемый план-перехват, мне удалось скрыться от них. Подозреваю, что они меня так и не сцапают. У меня достаточно денег и еще есть друг на Филиппинах, для которого я всегда могу что-нибудь сделать, если вдруг мне понадобится поправить свое финансовое положение. Я знаю, что на старину Томми можно положиться.

Заслужил ли я право остаться на свободе? Мне часто приходилось думать об этом в последние месяцы. Вне всяческих сомнений, я совершил много ужасных вещей, но если бы я снова оказался в той же ситуации, зная хотя бы половину того, что знаю сейчас, то ни за что не спустил бы курок той холодной и сырой ночью и не отправил бы трех невинных людей на тот свет. Прошлое не перепишешь, но можно стараться не повторять его ошибок и пытаться сделать мир немного лучше. Думаю, в этом смысле мне кое-что удалось. Стал бы мир лучше, если бы меня не было? Скорее всего нет.

Знаете, что бы я сказал, оказавшись перед судом присяжных?

Всего два слова: «Простите меня».


notes


Примечания


1


Акцизный диск — бумажный диск диаметром от 10 см, который указывает на то, что водителем были уплачены все необходимые налоги. Используется в некоторых европейских странах.