Маркиз должен жениться
Сабрина Джеффрис


Проказники из Холстед-Холла #1






Перед вами увлекательная история приключений, переодеваний и ошибок — то опасных, то забавных.

Легкомысленного холостяка Оливера Шарпа, маркиза Стоунвилла, могут лишить наследства, если он немедленно не женится.

Раздосадованный Оливер представляет родственникам в качестве невесты девицу из дорогого лондонского борделя…

Но Мария Баттерфилд — вовсе не «ночная бабочка», а богатая американка, приехавшая в Англию, чтобы найти бесследно исчезнувшего жениха. Отчаянно смелый Оливер готов помочь ей в поисках, если она поддержит его игру… Однако такие «игры» очень опасны, ведь любовь не спрашивая вторгается в сердце…






Сабрина Джеффрис

МАРКИЗ ДОЛЖЕН ЖЕНИТЬСЯ





К читателю


Мое имя Эстер Пламтри, но обычно меня называют просто Хетти. Я управляю семейной пивоварней с тех пор, как умер мой муж. Неприятностей, конечно, хватает, особенно с людьми, но я всегда говорю: если у вас есть время расстраиваться из-за других, значит, вам просто нечего делать.

Разумеется, когда речь заходит о моих внуках, я делаю исключение. У меня есть право говорить им, как надо поступать, так ведь? Я сама их вырастила после того, как их отец — маркиз и мать — моя дочь погибли от несчастного случая. Больше я ничего не скажу, люди и так слишком много болтают об этом.

Честно говоря, я хочу в жизни лишь одного: получить правнуков. Неужели я прошу слишком много? Тем не менее, от моих упрямых внуков я получаю одни только неприятности. Взять, к примеру, Оливера. Я могу понять, когда молодой человек с горячей кровью волочится то за одной актрисой, то за другой, но Оливер превратил это в дело всей жизни! В городе не найдется ни одного «желтого» листка, который не писал бы о его беспутстве в компании полуголых девиц и целых лоханей контрабандного бренди. Лично я виню в этом покойного маркиза. После его смерти Оливер пошел по стопам отца.

Об остальных четверых лучше вообще не упоминать. Джаррет вечно играет в карты. Минерва пишет непристойные готические романы. А Гейбриел! Этот участвует в скачках. Остается Селия. Но она не пропустит ни одну мишень, обязательно выстрелит! В обществе их называют шалопаями из Холстед-Холла. Только поймите меня правильно: они хорошие дети, прекрасные внуки. Они всегда расспрашивают о моем здоровье, сопровождают в гости, следят, чтобы я берегла себя, но отказываются бросить свои скандальные привычки. С меня довольно!

И я придумала способ заставить их остепениться и вести себя как мои достойные наследники. Им это придется не по нраву, но что делать, тяжелые времена требуют тяжелых мер. Бог свидетель, я получу правнуков, и очень скоро!






    

Искренне ваша,



    

Хетти Пламтри









Пролог


Илинг, Англия

1806 год




Оливер Шарп, шестнадцатилетний наследник маркиза Стоунвилла, выбежал из конюшен Холстед-Холла. Его мать во весь опор поскакала к охотничьему домику. Она была в бешенстве. Оливеру не часто доводилось видеть ее в таком состоянии. Обычно мама была просто… невесела, если, конечно, не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Сегодня произошло как раз такое — маркиза застала своего сына за непотребным занятием.

Юношу захлестнула волна отчаяния.

«Ты позор семьи! — кричала мать с такой горечью, как будто столкнулась с подлым предательством. — Ты ведешь себя в точности как твой отец. Да будь я проклята, если допущу, чтобы он превратил тебя в такого же испорченного эгоиста, как сам. Этот мерзавец всем готов пожертвовать ради собственного удовольствия».

Оливер никогда прежде не слышал от матери бранных слов. Он задрожал при мысли, что сам довел ее до такого состояния. Неужели она права? Неужели он становится похож на своего легкомысленного и распущенного родителя?

Хуже всего то, что мать умчалась, чтобы швырнуть в лицо отцу рассказ о грехах сына, и Оливер не мог ее остановить, потому что ему было приказано не показываться ей на глаза.

Но кто-то должен за ней последовать. Оливер видел маркизу в таком гневе только однажды. Ему было семь лет, когда мать впервые узнала о неверности отца и устроила во дворе костер из его коллекции эротических книг.

Бог знает, на что она решится, полагая, что сын идет по стопам отца! Особенно если учесть, что в доме праздник и масса гостей.

Оливер обогнул угол огромного дома, напоминавшего средневековую крепость и служившего загородной резиденцией многочисленного семейства, и на подъездной дороге увидел знакомый экипаж. Его сердце затрепетало. Бабушка! Слава Богу, она приехала! Возможно, она поговорит с матерью?

Карета остановилась у парадной двери. Оливер подбежал как раз вовремя, чтобы открыть бабушке дверцу.

— Какой приятный сюрприз, — пробормотала бабушка. — Я рада, что ты не растерял хорошие манеры, не то, что некоторые шалопаи твоего возраста.

В другое время Оливер нашел бы что ответить. Они с бабушкой постоянно пикировались и подшучивали друг над другом, но сегодня страх не давал ему покоя.

— Мама сердита на отца, — сообщил он, предлагая бабушке руку, чтобы проводить в дом. Оливер старался говорить негромко — прислуге незачем это слышать, и без того все болтают об отцовской неверности.

— Ну, это не ново, — сухо отозвалась бабушка.

— На сей раз все иначе. Она в бешенстве. Мы с ней поссорились, она верхом поскакала к охотничьему домику.

— Наверное, ищет его.

— Этого я и боюсь. Ты же знаешь, ему нравится ее дразнить. Если он там, она может сделать что угодно.

— Вот и отлично. — Бабушка хитро улыбнулась. — Пусть разнесет в пыль этот проклятый домик, тогда Льюису некуда будет водить своих шлюшек.

— Черт тебя побери, бабушка! Я ведь серьезно! — Старая дама неодобрительно приподняла бровь, заставив внука извиниться за грубое выражение. — Прости, бабушка, но сегодня все не так, как обычно. Ты должна поехать за ней, поговорить с ней, успокоить. Пойми, это важно! Меня она не станет слушать.

Старая дама прищурилась.

— Ты все мне рассказал? Оливер покраснел.

— Конечно, все.

— Не смей лгать своей бабушке! Из-за чего вы поссорились?

Разве он мог рассказать ей о таком?! Одна мысль о случившемся заставляла его морщиться от стыда.

— Это не имеет значения. Просто поверь, что ты ей сейчас очень нужна.

Бабушка фыркнула.

— Твоя мать перестала нуждаться во мне в тот самый момент, когда появилась на свет.

— Но, бабушка…

— Послушай меня, Оливер. — Бабушка, как ребенка, ласково погладила юношу по руке. — Я знаю, ты очень близок с ней, и ты расстраиваешься, когда она сердится. Но надо оставить ее в покое, тогда гнев утихнет сам собой. Клянусь тебе, так и будет.

— Нет, ты должна…

— Хватит, — оборвала она внука. — Я так долго сюда добиралась и теперь устала! Сейчас мне нужна чашка чаю, а потом я вздремну. И я не собираюсь вмешиваться в ссоры твоих родителей. — Заметив, как переменилось лицо юноши, старая дама смягчила тон: — Если к вечеру она не вернется, обещаю тебе: я съезжу за ней. Увидишь, она скоро вернется, станет извиняться, и потом все забудется.

Но мать так и не вернулась. Той же ночью в охотничьем домике она застрелила отца, а потом застрелилась сама.

Прежняя жизнь кончилась.




Глава 1


Илинг, 

1825 год




Оливер смотрел из окна библиотеки Холстед-Холла. Пасмурный зимний день лишь усугублял мрачное настроение маркиза. Тяжелые воспоминания так и лезли наружу из самого дальнего чулана памяти, где он их обычно хранил. В городе Оливер чувствовал себя лучше — там легче забыться среди веселых девиц и пьяного разгула. Правда, этого хватало ненадолго.

Хотя семейная драма случилась девятнадцать лет назад, ее отголоски еще не стихли.

В ту ночь бабушка объявила гостям, что мать уехала в охотничий домик, чтобы побыть наедине с собой, и там заснула. Ночью, разбуженная шумом, она решила, что в доме грабитель, и выстрелила, тут же обнаружив, что убила своего мужа. Впав в безумие от отчаяния, она застрелилась.

Объяснение звучало не слишком убедительно. Пересуды и домыслы так и не улеглись. Многие догадывались о правде. Бабушка приказала Оливеру и остальным детям никогда не обсуждать эту тему, даже между собой, чтобы скандал быстрее забылся. Однако Оливеру часто казалось, что она так говорит, потому что винит в случившемся его, своего старшего внука. Иначе зачем она недавно отменила свое распоряжение и стала вдруг расспрашивать его о ссоре с матерью? Оливер, разумеется, ничего ей не рассказал, он даже думать об этом не мог.

Маркиз развернулся и прошелся вдоль стола, за которым в ожидании бабушки сидели его братья и сестры. О Боже, зачем она попросила их собраться именно здесь? Холстед-Холл всегда будил в нем чувство вины, Оливер как мог избегал его. Много лет дом стоял заколоченным. Воздух был пропитан запахом плесени. В доме было холодно, как в погребе. Только в одной комнате мебель стояла без чехлов, там управляющий занимался текущими делами. Для этой встречи пришлось снимать чехлы здесь, а ведь бабушка вполне могла пригласить их в свой городской дом.

В прежние времена Оливер отказался бы от поездки в свое заброшенное имение. Но три дня назад с его братом Гейбриелом произошел несчастный случай, и теперь братья и сестры чувствовали, что с бабушкой надо вести себя осторожнее. Она молчала о происшествии, а это было ей несвойственно. Что-то затевалось, и Оливер подозревал, что им всем это придется не по душе.

— Как твое плечо? — спросила Гейба их сестра Минерва.

— А как ты думаешь? — ворчливо отозвался тот. Руку он держал на перевязи. Черный костюм для верховой езды был помят, тусклые темные волосы, как всегда, взлохмачены. — Дьявольски больно.

— Что ты фыркаешь? Не я же неслась как сумасшедшая и чуть не убилась до смерти!

Двадцативосьмилетняя Минерва была средней из детей — на четыре года моложе Джаррета, второго из братьев, на два года старше Гейба и на четыре — старше Селии, самой младшей. Но как старшая из девочек, Минерва всегда стремилась опекать остальных. Она даже внешне была похожа на мать — та же молочно-белая кожа, те же золотисто-каштановые волосы и темно-зеленые глаза. У Гейба такие же. А вот Оливер на этих двоих совсем не похож. Внешность он унаследовал от их отца, наполовину итальянца, — темные глаза, черные волосы, смуглая кожа. И мрак в сердце.

— Тебе повезло, что лейтенант Четуин вовремя придержал лошадь, — заявила Гейбу Селия, которая выглядела бледной копией Оливера. Казалось, кто-то добавил ложку сливок в черный кофе. И глаза у нее были светло-карие. — Говорят, у него больше храбрости, чем ума.

— Тогда они с Гейбом — отличная пара, — прорычал Оливер.

— Оставь его в покое, слышишь! — Джаррет бросился на защиту брата. В его внешности сливались черты обоих родителей: черные волосы, сине-зеленые глаза, но никакого намека на итальянские корни, не то что у Оливера. — Ты его все время пилишь, с самого дня той дурацкой скачки. Он был просто пьян. Ты должен бы понимать, что это такое.

Оливер резко обернулся к Джаррету:

— Да, но ты-то не был пьян. И ты позволил ему…

— Джаррет не виноват, — вмешался Гейб. — Четуин бросил мне вызов. Если бы я не согласился, он назвал бы меня трусом.

— Лучше быть трусом, чем покойником, — раздраженно бросил Оливер. Доводы брата казались ему глупостью. Жизнь важнее, чем все остальное. Ею не стоит рисковать ни ради женщины, ни ради чести, ни ради репутации. Жаль, что он так и не сумел внушить это своим бестолковым братцам.

Гейбу особенно следовало подумать. Гонка проходила на самой опасной в Лондоне беговой дорожке. Ее обрамляли два больших утеса, и располагались они так близко, что в просвете помещался только один экипаж. Наездник, чтобы не разбиться о камни, должен успеть затормозить в последний момент. Многие не успевали.

Лондонские повесы называли это «проскочить в игольное ушко», а Оливер — «сбрендить». Конечно, Четуин успел придержать лошадь, но коляска Гейба зацепилась за один из утесов. Колесо отвалилось, и фаэтон превратился в груду щепок, клочков кожи и перекрученного металла. Лошади, слава Богу, не пострадали, а Гейб отделался переломом ключицы.

— Четуин оскорбил не только меня! — Гейб упрямо выпятил подбородок. — Сказал, что я испугаюсь скачек потому, что я такой же трус, как наша мать, которая стреляла по теням. — Голос Гейба дрожал от бешенства. — Он назвал ее холстедской убийцей!

При этом упоминании давнего семейного скандала все замерли. Оливер стиснул зубы.

— Она умерла много лет назад. Тебе ни к чему защищать ее честь.

Лицо Гейба окаменело.

— Кто-то должен это делать. Ты же не хочешь.

Это правда. Он не хочет. Она совершила немыслимое. Он никогда не простит ее. А себя он не простит за то, что допустил такое.

Дверь распахнулась. В библиотеку вошла бабушка. За ней следовал семейный поверенный Элиас Богг. Молодежь затаила дыхание. Присутствие адвоката не сулило ничего хорошего.

Богг опустился на стул. Бабушка остановилась во главе стола и обвела внуков усталым взглядом. Оливер испытал новый приступ вины. Бабушке был всего семьдесят один год, но выглядела она гораздо старше. Казалось, груз ответственности давит на ее хрупкие плечи и она сгибается под его тяжестью.

Оливер давно уговаривал ее оставить руководство семейной пивоварней, которую основал дед, и нанять управляющего, но она отказывалась, говорила, что ей нравится работать, иначе, чем она станет заниматься — сидеть в деревне и вышивать?

Возможно, у нее были причины так говорить. Эстер, или Хетти Пламтри, происходила из тех, кого называют простонародьем. Ее родители держали таверну. Там Эстер и встретила будущего мужа. Вдвоем они превратили пивоварню Пламтри в настоящую пивную империю, доходы с которой позволили их дочери Пруденс получить образование в самой лучшей школе для молодых леди и позже заполучить в мужья промотавшегося маркиза.

Бабушка всегда гордилась тем, что дочь вступила в родство с одной из самых древних ветвей английской аристократии, но ее собственное происхождение из торгового сословия так и не было забыто и время от времени давало о себе знать: тонким винам бабушка предпочитала кружку эля, а изысканной беседе — крепкую шутку. Тем не менее, она была твердо намерена сделать из своих внуков настоящих аристократов. Бабушку раздражала их склонность бросать вызов обществу, которое и без того относилось к ним как к отпрыскам семейства, чье прошлое запятнано скандальной историей.

Сражаясь за восхождение семьи по общественной лестнице, бабушка мечтала увидеть плоды своих усилий, мечтала об удачных браках для внуков, о рождении достойных правнуков. Равнодушие молодого поколения к этому вопросу приводило ее в гнев.

Оливер допускал, что у нее было право сердиться. В раннем детстве внуки мало видели бабушку. После смерти мужа она была слишком занята делами пивоварни. Но младшим детям она заменила мать, и они ее боготворили. И сам Оливер боготворил, если только не ссорился с ней из-за денег.

— Садись, Оливер. — Бабушка вперила в него острый взгляд голубых глаз. — Перестань бродить из угла в угол. Ты меня нервируешь.

Оливер прекратил ходить, но садиться не стал. Бабушка нахмурилась и расправила плечи.

— Я приняла решение относительно вас, дети, — произнесла она таким тоном, словно они все еще оставались несмышленышами. — Вам пора устроить ваши судьбы. — Голос бабушки окреп. Она обвела комнату строгим взглядом. — Я даю вам год. В это время все будет оставаться по-прежнему. Потом всех до единого я лишу содержания и вычеркну из завещания. — Молодые люди замерли и перестали дышать. — Если только… — Бабушка сделала эффектную паузу.

Оливер заскрипел зубами.

— Если — что?

Она перевела на него взгляд.

— Брак — вот что вас всех спасет.

Оливеру следовало этого ожидать. Ему тридцать пять. В таком возрасте большинство титулованных мужчин уже женаты. Бабушка часто выражала неудовольствие тем, что у титула до сих пор нет наследника. Но, черт возьми, кому нужны потомки столь неудачного союза? Его отец женился ради денег. Результат оказался сокрушительным. Оливер даже в самой суровой нужде не станет повторять такую роковую ошибку.

Бабушка знала об этих его настроениях, понимала его и сейчас, вынужденная оказывать давление на него, угрожая его братьям и сестрам, чувствовала, что совершает предательство.

— Ты готова сковать меня по рукам и ногам и потому запугиваешь разорением братьев и сестер? — в гневе воскликнул Оливер.

— Ты не так меня понял, — холодно возразила бабушка. — Когда я говорю о браке, то имею в виду не только тебя, а всех вас. — Она обвела взглядом молодых людей. — Вы все должны вступить в брак до истечения годичного срока, иначе можете прощаться с вашим наследством. Более того, через год я откажусь от городского дома, ведь я живу там лишь потому, что там живут внучки. Они не получат приданого. Я перестану оплачивать жилье Гейба и Джаррета в Лондоне и расходы на конюшни. Если вы пятеро не найдете себе супругов, моя поддержка на этом кончится. Вас будет содержать один Оливер.

Оливер зарычал. Он унаследовал громадное поместье, где едва сводил концы с концами. О доходах приходилось только мечтать.

Гейб выскочил из-за стола.

— Бабушка! Ты не можешь так поступить! Девочкам негде будет жить! А нам с Джарретом что делать?

— Полагаю, вы вполне можете жить здесь, в Холстед-Холле, — бесстрастно ответила она.

— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Мне придется открывать дом, обустраивать его, — возразил Оливер.

— А Господь это ему запрещает, — не без сарказма заметил Джаррет. — Кстати, у Оливера есть на что жить, он получает кое-какой доход с поместья. Если мы все выполним твой приказ, а он откажется, остальные будут наказаны несправедливо.

— Тем не менее, таковы мои условия, — холодно отрезала бабушка. — Я не собираюсь торговаться, мой мальчик.

Конечно, Джаррет мог говорить все, что хочет, но бабушка отлично знала: Оливер не оставит своих родных братьев и сестер без поддержки. Воспользовавшись привязанностью детей друг к другу, она таки сумела заставить молодежь плясать под свою дудку.

Блестящий план, дьявольский, но блестящий! Скорее всего, он единственный, какой может сработать.

Касалось бы дело одного Джаррета, он вполне мог бы послать бабушку к черту, но он ни за что не решится обездолить своих сестер, обречь их на жизнь старых дев или гувернанток. Минерва, которая немного зарабатывала литературным трудом, могла бы фыркнуть, с презрением отвергнуть бабушкины условия и постараться прожить на собственные доходы, но бедности других она бы не вынесла.

Каждый из них станет беспокоиться об остальных, а это значит, что все будут делать то, что им приказала бабушка, даже Оливер.

— Если бы ты постарался, — продолжала она, — поместье давало бы доход. Вы пятеро разделили бы между собой хозяйственные обязанности… — Она бросила на Оливера лукавый взгляд. — Если бы твой брат больше интересовался делами, а не гулянками и всякого рода девицами, то доходов могло бы хватить на всех.

Оливер заставил себя промолчать. Бабушка прекрасно знала, почему он с трудом переносит даже краткое пребывание в этом доме. Отец женился на матери ради денег, чтобы спасти родовое гнездо. Оливер не допустит, чтобы это проклятое поместье разрушило его жизнь так же, как разрушило жизнь родителей.

— Мне известно, — продолжала бабушка, — что Оливер недавно продал последние остатки семейной собственности, не ограниченные майоратом. И все для того, чтобы заплатить ваши общие долги, джентльмены, раз я вам отказала. Больше продавать нечего. Если вы желаете продолжать жить с удобствами, моя поддержка вам необходима.

Черт возьми, она права. Если не будет дома в городе и у братьев не будет жилья, им всем придется жить здесь, в том числе и самому Оливеру, ведь упомянутые бабушкой остатки собственности как раз и были до последнего времени его домом в городе. Обдумывая создавшееся положение, Оливер жил у братьев, но он и вообразить не мог, что дело дойдет до того, что на доходы от имения придется жить всем, включая их будущих жен и детей.

Неудивительно, что бабушка с таким успехом управляла пивоварней последние двадцать два года. Это же настоящий Макиавелли в юбке!

— И кто же тогда унаследует пивоварню Пламтри? — спросил Оливер. — Неужели ты не оставишь ее Джаррету, как хотел дед?

— Я завещаю ее вашему кузену Десмонду.

Джаррет зарычал, а Минерва воскликнула:

— Нельзя этого делать! Десмонд тут же ее разорит!

Бабушка пожала плечами.

— А мне-то какое дело? Я уже буду на том свете. Если вы не захотите ничего сделать, чтобы пивоварня осталась в семье, то какая разница, что с ней будет?

Тут не выдержала Селия и вскочила на ноги.

— Бабушка, ты же знаешь, что сделает Десмонд. Он наберет на работу детей и замучает их до смерти! — Селия со всей страстью боролась против эксплуатации детского труда. — Ты только посмотри, что творится у него на фабрике. Нельзя оставлять ему пивоварню!

— Я могу завещать ее кому хочу, — холодно проговорила бабушка.

Наверняка она блефует, решил Оливер. Бабушка ненавидит Десмонда не меньше, чем любой из них. С другой стороны, блеф не ее стиль.

— Может быть, ты и супругов нам выберешь? — с горечью спросил он.

— Нет. Это я предоставляю вам сделать самим. Я слишком долго вам потакала. Теперь и вы должны внести свой вклад в благополучие семьи, то есть обеспечить появление следующего поколения, к которому перейдет мое наследство.

Селия бессильно упала в кресло.

— Мы с Минервой не можем просто взять и выбрать себе мужей. Нам придется ждать предложения. А если никто нас не захочет в жены?

Бабушка картинно закатила глаза.

— Вы обе — очаровательные молодые леди. Мужчины не сводят с вас глаз. Если ты, Селия, прекратишь соревноваться в стрельбе с друзьями твоих братьев, кто-нибудь из них тут же сделает тебе предложение. А если Минерва бросит писать эти жуткие готические романы…

— Ни за что не брошу! — воскликнула Минерва.

— По крайней мере, возьми псевдоним. Не понимаю, зачем надо повсюду признавать, что именно ты — автор этих скандальных историй?

Бабушка перевела взгляд на Джаррета и Гейба.

— А что касается вас, мои дорогие, то ты, Джаррет, мог бы хоть изредка бывать на балах, а не торчать ночи напролет в игорных заведениях. А ты, Гейб… — Бабушка тяжко вздохнула. — Если ты перестанешь гоняться наперегонки с первым попавшимся идиотом, который бросит тебе вызов, то найдешь время выбрать невесту. Вы, молодые люди, вполне способны убедить приличную женщину выйти за вас замуж. Во всяком случае, с актрисами и шлюхами у вас все прекрасно получается.

— О Боже! — пробормотал Гейб. Уши его горели. Одно дело затащить в постель веселую девицу, и совсем другое — слушать, как об этом рассуждает твоя бабушка.

Теперь бабушка в упор посмотрела на Оливера.

— Об Оливере и говорить нечего. Мы все знаем, что он обладает неоспоримым преимуществом — титулом.

— И помним, к чему привел наших родителей обмен титула на деньги, — с сарказмом в голосе закончил он ее фразу. Лицо бабушки исказилось от боли, но Оливер сумел подавить в себе вспыхнувшее чувство вины. Если она желает принудить их к браку, то должна осознавать возможные последствия.

В ушах Оливера все еще звучали последние слова матери: «Ты — позор семьи!» По его спине пробежал холодок, он шагнул к двери и обернулся к бабушке:

— Можно мне переговорить с тобой наедине?

Бабушка вздернула седую бровь.

— Изволь, мой друг.

Выйдя за дверь, он тут же произнес:

— Навязав меня в качестве супруга какой-либо несчастной женщине, ты ничего не изменишь.

— Ты уверен? — Взгляд ее голубых глаз сделался мягче. — Оливер, ты лучше, чем стараешься выглядеть.

О Господи! Если бы она знала!

— Но я таков. Пора бы тебе смириться с этим. Мама смирилась.

Старая дама побледнела.

— Я знаю, ты не любишь говорить о той ночи…

— Не люблю, — отрезал Оливер. — И не буду.

— Не хочешь говорить; потому что винишь меня.

— Черт возьми, это неправда! — Он винил лишь себя. Если бы в тот день он отправился следом за матерью! Если бы сумел убедить бабушку! Если бы, если бы, если бы… — Я не виню тебя ни за что в прошлом, но буду винить за то, что ты собираешься нам навязать.

— Но даже ты должен понимать: надо что-то делать!

— Зачем? Минерва и Селия рано или поздно выйдут замуж, а Джаррет с Гейбом повесничают, это просто молодость. Скоро они остепенятся.

— Но не ты.

— Со мной все иначе.

— Почему иначе?

— А почему ты вдруг заспешила с этим делом? Зачем мы все должны вступить в брак?

— Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой. Значит, она хочет заставить его признаться в грехах. Ну нет. Этому не бывать.

— Когда-нибудь, — продолжала бабушка, поняв, что ответа не будет, — тебе придется рассказать о той ночи. Только так ты сможешь переступить через это.

— Я уже переступил. — Оливер резко повернулся к двери.

Вслед ему прозвучал голос бабушки:

— Я не изменю своего решения ни о ваших браках, ни о наследстве. Женитесь или оставайтесь ни с чем.

Распахнув дверь, Оливер замер на месте. Бабушка встала в проеме, окинула взглядом всех своих внуков и заявила:

— Я устала читать в скандальных газетных листках, как моих внуков называют повесами из Холстед-Холла. Я не желаю больше слышать, что моя младшая внучка опять шокировала общество, стреляя на каких-то состязаниях. — Она перевела взгляд на Гейба. — Или что мой внук едва не погиб на скачках. Теперь с этим покончено.

— А если мы пообещаем, что в будущем станем вести себя приличнее? — вмешался Оливер.

— Этого мало. Если у вас будут близкие, которые от вас зависят — супруги, дети, то вы, возможно, поймете цену того, что имеете.

— Черт возьми, бабушка!

— Прекрати ругаться, Оливер. Разговор окончен. Мистер Богг разъяснит вам подробности моих распоряжений. Зададите свои вопросы ему, а мне надо в пивоварню.

Постукивая тростью, она двинулась прочь. Молодежь устремила взгляды на мистера Богга.

— Неужели она всерьез? — спросил один.

— Как она может так поступать? — вторил ему другой.

— Вы должны ее отговорить! — восклицал третий.

Богг откинулся на спинку старинного стула.

— Но я ничего не могу поделать! — скрипучим голосом заявил он. — После того как лорд Гейбриел сломал ключицу, она заявила, что не станет ждать, пока ее внуки погибнут, так и не выполнив долга перед семьей.

— Видишь, Гейб, что ты наделал? — вскрикнула Селия. — Ты все погубил.

— Дело не в Гейбе, дело во мне, — устало проговорил Оливер. — Она не хочет, чтобы семья потеряла титул, ради которого пришлось стольким пожертвовать. Она хочет убедиться, что один из нас будет иметь наследника.

— Тогда при чем тут мы с Селией? — спросила Минерва.

— Простите меня, ваша светлость, — вмешался Богг, — но вы не правы. Ваша бабушка беспокоится о каждом из вас. Она хочет, чтобы ваши судьбы устроились раньше, чем она умрет.

— Умрет? — с ужасом воскликнул Оливер. — Она что, больна? — У него похолодело внутри. — Она что-то от нас скрывает?

Неужели именно этим объясняется ее решительность? — подумал Оливер.

Богг помолчал, но затем покачал головой:

— Она просто устала ждать, когда вы пятеро подарите ей правнуков.

Вот в это Оливер легко мог поверить.

Богг прочистил горло.

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

— Только один, — сказал Оливер. — Бабушка не ставила никаких условий насчет того, на ком мы должны жениться? — В голове Оливера возникла идея, как расстроить ее планы.

— Нет, никаких ограничений по этому поводу нет. Есть другие.

И поверенный объяснил, что они должны жениться в Англии, что не должно быть никаких глупых побегов в Гретна-Грин. Очевидно, бабушка заботилась о том, чтобы при дворе не возникло возражений. К счастью, ни одно из условий, изложенных Боггом, не могло помешать плану Оливера.

Когда поверенный их покинул, Минерва обратилась к Оливеру:

— Ты должен переубедить бабушку. Не понимаю, зачем мне муж, если я и так довольна своей жизнью?

— Минерва, я не больше тебя стремлюсь к семейным узам, — прорычал Джаррет. — А потом ей придет в голову, что я должен управлять пивоварней! Не желаю и думать об этом!

— Послушайте! — вскричала Селия. — Давайте все приедем сюда жить и покажем ей, что нам не нужны ее деньги! Сделаем так, как она сказала, — будем вместе управлять имением.

— Ну разумеется, — с сарказмом заявил Гейб. — Ведь мы все прекрасно разбираемся в том, как следует управлять имениями.

— Тем не менее, Селия не так уж и не права, — поддержала сестру Минерва. — Если мы докажем бабушке, что способны жить самостоятельно, она может изменить свое решение. Кроме того, если не будет другого выхода, нам следует привыкать к такой жизни.

— Помоги нам Господь! — пробормотал Джаррет и бросил на Оливера хмурый взгляд. — Ты что, хочешь, чтобы мы немедленно сюда вселились?

Оливер вздохнул.

— Глаза бы мои не глядели на этот дом. К несчастью, Селия права. Если мы будем жить здесь, то сможем изменить положение. Пригласим бабушку к нам. Пусть сама увидит плоды своего упрямства.

Мысль о жизни в этом доме приводила его в содрогание, но он решил, что придется терпеть до осуществления задуманного плана. Потом все вернется на круги своя.

— А пока, — продолжал Оливер, — у меня вот что на уме. Дело довольно рискованное, потому что может укрепить бабушку в этой ее дикой идее. Она продумала все не так основательно, как ей кажется, и я намерен это доказать. У меня остались кое-какие деньги от продажи того участка. Вот что я предлагаю…




Глава 2


— О Господи, Фредди, не отставай! — прикрикнула Мария Баттерфилд на своего долговязого кузена. Мужчина впереди них двигался довольно быстро. Мало того, что им приходится мириться с ужасной английской погодой, так они еще и рискуют упустить добычу. Тогда им ни за что не отыскать Натана Хайатта. Мария не зря проделала весь долгий путь из Дартмута, штат Массачусетс, чтобы вернуть жениха!

— А ты уверена, что сумка того парня действительно принадлежит Натану?

— Там на обеих сторонах инициалы. Я сама их заказывала для него. К тому же парень с этой сумкой был в том же районе лондонского порта, где три месяца назад Натана видели в последний раз. Но чтобы окончательно убедиться, мне надо посмотреть на нее поближе.

— И как ты намерена это сделать? Лично я не собираюсь связываться с английским морским дьяволом…

— А я-то думала, что ты взял шпагу, чтобы меня защищать.

С тех пор как они приехали в Лондон, Фредди повсюду носил с собой старую шпагу отца. На них постоянно глазели любопытные — шпаги давно вышли из моды.

— Она чтобы защищать меня, — возразил Фредди. — Я слышал, что здесь каждую минуту можно нарваться на дуэль. Не для того я сюда явился, чтобы наделать зазубрины на своей любимой шпаге в уличной потасовке.

Мария фыркнула.

— Тебе пришлось отправиться в Лондон потому, что твоим старшим братьям надо заботиться о своих семьях, и потому, что тетя Роуз надрала бы тебе уши, если бы ты отказался. — Щеки Фредди вспыхнули. Мария смягчила тон: — К тому же и речи нет о каких-то дуэлях. Уверена, этот человек позволит нам взглянуть на сумку без всяких возражений. Мы только проследим, куда он идет. Надеюсь, он приведет нас прямо к Натану.

— А я надеюсь, что в булочную. Мы уже три часа не ели. Не думал, что ты будешь морить меня голодом.

Мария вздохнула. Вечно этот Фредди умирает с голоду. Тетя Роуз предупреждала ее, что все молодые люди двадцати одного года от роду едят, как львы, но Мария предпочла бы, чтобы они дрались, как львы. Если посчитать, с какой скоростью Фредди проедал деньги, то окажется, что он весьма дорогостоящий телохранитель.

Ах, если бы Натан остался на родине, в Америке! Если бы не умер отец…

Сердце девушки сжалось от горя. Она до сих пор не могла с этим свыкнуться. Отец уже давно неважно себя чувствовал, но Мария не ожидала, что он внезапно умрет от сердечного приступа прямо у себя в конторе. Ему было шестьдесят пять лет.

В голову ей пришла тревожная мысль. Если Натан не получил ее последних писем, то он даже не знает, что отца больше нет на свете, не знает, что если он женится на ней, как было запланировано, то станет единоличным владельцем «Нью Бедфорд шипс».

А если не женится? Вдруг он именно поэтому молчит уже столько месяцев? Вдруг он решил разорвать помолвку?

Любой мужчина устал бы от бесконечных требований отца доказать, что он достоин руки женщины, которая унаследует половину акций компании. Именно эти требования погнали Натана в Англию в надежде продать клипера лондонскому торговому флоту. А вдруг, приехав сюда, он раздумал жениться?

Глаза Марии наполнились слезами. Нет, он не может так поступить. Натан — благородный человек. Возможно, в их отношениях меньше страсти, чем у других, но он любит ее, а она — его. Случилось нечто ужасное. Сам Натан не мог пренебречь долгом. Она должна найти его. Не может она разом потерять и отца, и жениха.

Но сумка Натана в чужих руках плохо вязалась с мыслью, что с женихом Марии все в порядке. Натан бы никогда ее не отдал чужому человеку. Должно быть, сумку украли.

Сердце Марии стучало в такт быстрым шагам. Может быть, Натан уже мертв? Эта мерзкая Англия расправилась с ним. И тогда…

— Мопси! — шепнул Фредди.

— Не называй, меня так. Мы больше не дети. — Кроме того, Мария помнила, как Натан говорил, что леди не подобает такое имя. Он очень следил за приличиями. Натан вырос в высших кругах балтиморского общества. Он перебрался в маленький Дартмут всего шесть лет назад, где стал партнером отца.

— Прости, Моп… Мария, — пробормотал Фредди. — Все время забываю. — Он придвинулся ближе. — Но, честно говоря, не думаю, что нам следует оставаться здесь после захода солнца. Эта часть города не слишком безопасна, а те дамы выглядят слегка… э-э-э… неодетыми.

Мария так старалась не упустить свою цель, что совсем не смотрела по сторонам. Оглядевшись, она вся сжалась от страха. Из окон на них смотрели полуобнаженные женщины, чьи груди едва помещались в корсетах. Наверное, они мерзли, но это, видимо, не имело для них значения.

Девушка тут же вспомнила, как ей приходилось забирать отца из подобных мест, когда больше никто не мог этого сделать.

— Добрый сэр, — обратилась к Фредди одна из женщин, — вы только взгляните на меня, у вас сразу встанет.

— Моя киска обойдется вам всего в фунт, красавчик, — добавила другая.

Мария не до конца понимала их речи, но, судя по тому, какой густой румянец залил веснушчатые щеки Фредди, они были… довольно непристойны.

— Давай вернемся, — предложил кузен.

— Рано. Тот человек где-то остановится. Нам нужно только поближе взглянуть на сумку. Другого шанса может не быть.

Они шли за незнакомцем, пока тот не вошел в здание. Изнутри доносились раскатистый смех и веселые звуки джиги. Сквозь распахнутое окно виднелись танцующие пары. Многие вели себя весьма фривольно. Фредди нахмурился.

— Тебе нельзя входить внутрь. Здесь не место приличной женщине.

— Вижу, — ответила Мария, кутаясь от пронизывающего ветра в черный редингот. — Похоже, это бордель.

— Мопси! — воскликнул Фредди и покраснел. — Тебе не следует рассуждать о подобных вещах.

— Почему? Мы оба знаем, что отец ходил туда каждый субботний вечер. — Мария посмотрела прямо в лицо кузену. — Почему бы тебе не зайти? Никто не обратит внимания на еще одного мужчину. Найди сумку и рассмотри ее. Вдруг она принадлежит Натану.

— А если так и есть? Тогда что?

— Вымани того человека сюда. Я поговорю с ним. Скажи, что за дверью его мать и что она войдет внутрь, если он не выйдет. Ни один молодой человек этого не захочет.

На лице Фредди отразилось сомнение. Мария вздохнула.

— Если сделаешь, как я сказала, получишь столько пирогов, сколько сможешь съесть.

— Ну ладно. — Фредди отдал ей шпагу. — Возьми. Тебе нельзя оставаться на улице без защиты.

Мария была тронута — ради нее Фредди решился выпустить из рук свою драгоценную шпагу.

— Благодарю. А теперь иди. — Она подтолкнула его к дверям.

Тяжко вздыхая, молодой человек стал подниматься по ступеням. Мария скользнула в тень, с улыбкой наблюдая за тощей фигурой кузена. Фредди ел, как бегемот, но оставался стройным, как тростинка, а если Мария позволяла себе ложку сахара в чае, то сразу начинала полнеть. Как это несправедливо! Однако жизнь вообще несправедлива к женщинам. Будь Мария мужчиной, она сама унаследовала бы дело отца, никакой чужак отцу бы не потребовался.

Конечно, Натан ей нравится. Он умный, привлекательный. Любая женщина может только мечтать о таком муже. К тому же в Дартмуте выбор не так уж велик. Едва ли Марии удалось бы найти лучшего претендента на ее руку. Бурное прошлое отца не позволило бы ей выйти замуж за настоящего джентльмена. Иногда она сомневалась, что Натан выбрал бы ее в жены, если бы не ее связь с «Нью Бедфорд шипс».

Нет, нельзя так думать. Натан всегда прекрасно к ней относился. Не его вина, что несколько поцелуев, которыми они обменялись, не произвели на нее никакого впечатления. Должно быть, она сделала что-то не так.

Возможно, отец прав. Вероятно, она действительно читает слишком много готических романов Минервы Шарп. В конце концов, ни один мужчина не может быть столь решителен, как виконт Черчгроув, и так храбр, как герцог Вулфплейн, и так обольстителен, как порочный маркиз Роктон.

Мария нахмурилась. Как можно в такой момент думать о Роктоне? Дурно уже то, что она тайно радовалась, когда он в конце романа сумел избежать справедливого наказания. Может быть, она ненормальная женщина? Мария давно замечала, что отличается от знакомых дам большей откровенностью и самостоятельностью. Ей нравится читать об убийствах, о преступниках, а отец говорил, что это противоестественно.

Мария вздохнула. Другие леди действительно не в состоянии слушать рассказы мужчин о сражениях времен революции или с жадным интересом читать в газетах о страшных преступлениях.

Внезапно из дома донесся крик:

— Держите вора! Держите вора!

О Боже! Неужели Фредди решился… Невозможно! Но он ведь никогда ни о чем не думает!

Со шпагой в руке Мария бросилась в дом, как раз вовремя, чтобы увидеть, как какой-то мужчина преграждал стоящему на лестнице Фредди дорогу к свободе. Кузен прижимал к груди злополучную сумку.

— Ага! Попался! — кричал мужчина.

У Марии сердце едва не выскочило из груди. За спиной Фредди, несколькими ступеньками выше, стоял полуодетый хозяин сумки. Лицо его пылало от гнева. У подножия лестницы собралась небольшая толпа из мужчин и женщин в разной степени обнаженности.

— Полли, беги за констеблем, — распорядился пострадавший.

О нет! Только не это!

Двое мужчин приближались к Фредди с обеих сторон, а тот беспомощно бормотал, что «просто хотел взглянуть, и все».

Подняв шпагу, Мария кинулась на ближайшего посетителя.

— Отпустите его сейчас же! Или, клянусь, я проткну тебя, как апельсин!

Голос справа насмешливо протянул:

— Апельсин? Вы нас пугаете, дорогая.

Марию охватил ужас. Она быстро взглянула на высокого мужчину, появившегося из гостиной. На нем не было ни сюртука, ни жилета, ни галстука. В вороте расстегнутой рубашки виднелась мощная грудь. Несмотря на дезабилье, он говорил столь решительным голосом, что было понятно: такой справится с любым положением. К тому же он был уже слишком близко.

— Ни шагу больше! — крикнула Мария и направила шпагу в грудь незнакомца. Ее рука дрогнула. Девушка понятия не имела, что шпага такая тяжелая. — Я просто хочу забрать своего кузена. Потом мы уйдем.

— Ее кузен хотел украсть мою сумку, милорд, — стал объяснять пострадавший.

Милорд? Мария вздрогнула. Высокий незнакомец вовсе не выглядел столь элегантно, как аристократы из романов мисс Шарп. Хотя высокомерия у него хватало, но его кожа была чуть более смуглой, чем могла ожидать Мария, а глаза смотрели так холодно, что у нее по спине побежали мурашки.

— Лорд Стоунвилл, берите женщину, а мы схватим мужчину. Дождемся, пока явится констебль, — предложил кто-то из мужчин.

— Мы не воры! — Мария сделала выпад шпагой, разделяя мужчин. Оружие показалось ей тяжелее, чем прежде. — Это вы вор, сэр. Эта сумка принадлежит моему жениху. Ведь так, Фредди?

— Я не уверен, — слабым голосом возразил Фредди. — Я хотел принести ее в зал, чтобы рассмотреть, а тут этот парень раскричался. Я не знал, что делать, и побежал.

— Ну и сказочка! — фыркнул пострадавший.

— Вот что я тебе скажу, Тейт, — вмешался лорд Стоунвилл, — если мисс… — И он приподнял черную как смоль бровь. Мария, не думая, выпалила:

— Баттерфилд, Мария Баттерфилд.

— Если мисс Баттерфилд передаст мне шпагу, я обещаю рассмотреть это небольшое недоразумение ко всеобщему удовлетворению.

Как будто она могла поверить, что полуодетый лорд в борделе может хоть что-нибудь решить по справедливости! В книгах английские лорды делились на две категории: благородные джентльмены и порочные негодяи. Этот человек скорее подпадал под вторую. Дурой она будет, если позволит себе оказаться в его власти.

— Мой план лучше! — Мария сделала выпад и прижала острие шпаги к шее лорда Стоунвилла. — Либо вы прикажете этим людям отпустить моего кузена, либо эта шпага проткнет вам шею.

Он даже и глазом не моргнул. Твердой рукой сжав лезвие шпаги, он с насмешкой заявил:

— Ну это уж дудки, моя дорогая.

Мария замерла, боясь шелохнуться, чтобы не отрезать ему пальцы.

— Послушайте, мисс Баттерфилд, — абсолютно хладнокровно продолжал он. — Вы виновны в попытке кражи. Я уж не говорю о нападении на пэра. За любое из этих преступлений вас могут повесить. Я готов закрыть глаза на ваш выпад, но лишь при условии, что вы отдадите шпагу. Взамен обещаю дать возможность вам и вашему кузену объясниться насчет кражи. — Слово «кузен» он произнес с явным скепсисом. — Мы во всем разберемся, и если я смогу убедиться, что вы невиновны в краже, вы оба уйдете. Я понятно выражаюсь?

Мария оказалась в ловушке и прекрасно это сознавала. Если она его ранит, то в этой толпе ее жизнь не будет стоить ни гроша. Стараясь подавить страх, она сказала:

— Поклянитесь честью джентльмена, что вы позволите нам уйти, если мы сумеем объяснить наши действия. — Если он согласится, то, возможно, этот странный субъект вовсе не является отпетым негодяем. К тому же у нее все равно нет выбора.

Губы мужчины изогнулись в легкой улыбке.

— Клянусь честью джентльмена.

Мария перевела взгляд на Фредди, который выглядел так, словно готовился упасть в обморок.

— Договорились, — помолчав, согласилась она.




Глава 3


— Отлично! — воскликнул Оливер и наконец вздохнул. До этого момента он не был уверен в успехе. Женщина, способная угрожать ему шпагой, в лучшем случае непредсказуема, в худшем — опасна. — На счет три мы оба выпускаем из рук шпагу.

Девушка кивнула. Взгляд ее голубых глаз метнулся к рукояти.

— Раз, два, три, — произнес Оливер.

Шпага звякнула об пол. В тот же миг Портер и Тейт схватили парня, которого она называла кузеном. Юноша вскрикнул, девушка в страхе обернулась. Оливер поднял шпагу и передал ее хозяйке борделя Полли, чтобы унесла подальше.

— Давайте его сюда. — Оливер сделал жест в сторону гостиной, крепко взял за руку девушку и подтолкнул ее в том же направлении.

— Не надо меня принуждать, — прошипела та, но вырываться не стала.

— Поверьте, мисс Баттерфилд, если я стану вас принуждать, вы заметите это. — Он указал ей на стул. — Садитесь. И постарайтесь сдерживать свои порывы и не кидаться на людей по любому случаю.

— Я не…

— Что касается вас, — грозно посмотрел Оливер на ее спутника, — отдайте мне сумку, из-за которой разыгралась вся драма.

— Да, сэр. То есть я имею в виду милорд.

Оливер забрал сумку у молодого человека, лицо которого было бледным как мел. Ему явно недоставало мужества своей кузины.

Сумка оказалась самой обычной — из приличной кожи, с медными накладками. Хотя в ней нашлось несколько банкнот, это еще не доказывало, что парень хотел ее украсть. Настоящие воры забрали бы деньги, а сумку оставили бы на месте.

— Где ты ее взял, Тейт? — спросил Оливер.

— Купил в ломбарде там, за углом, несколько месяцев назад.

Мисс Баттерфилд недоверчиво фыркнула. Оливер одарил ее мрачным взглядом.

— Вы утверждаете, что сумка принадлежит вашему жениху?

— Если вы проверите надпись, — высокомерно отвечала девушка, — то, смею вас заверить, с одной стороны окажутся буквы, а с другой — надпись «Нью Бедфорд шипс». Я сама их для него заказывала.

Насчет букв девушка оказалась права, но это мало что доказывало. Парочка ловких мошенников, место которым в тюрьме Ньюгейт, вполне могла рассмотреть вещь, прежде чем ее украсть.

Тем не менее, молодые люди вовсе не выглядели как ньюгейтские воры. Одеты слишком прилично, к тому же оба в глубоком трауре. «Нью Бедфорд шипс» находится в Америке, а они, судя по акценту, явно американцы. Кстати, этим скорее всего объясняется дерзость девчонки. Оливер слышал, что американки довольно нахальны. Но одно дело — дерзить, и совсем другое — врываться в бордель и угрожать шпагой мужчине. Возможно, это мошенники высокого класса. А если так, то траур — ловкий ход. Кто заподозрит женщину в трауре? Особенно такую хорошенькую. Локоны волос соломенного цвета обрамляли милое личико под черной шелковой шляпкой с крепом. Гордо вздернутый носик, веснушчатые щеки, соблазнительные губы… Оливер окинул фигуру девушки взглядом мужчины, привыкшего раздевать женщин. Тяжелая ткань черного редингота скрывала обольстительную фигуру. Роскошные бедра, пышная грудь — в точности его тип. Гм…

Может быть, воспользоваться ситуацией в собственных целях? За всю неделю ему так и не удалось найти подходящую блудницу для осуществления своего плана.

Оливер обернулся к Тейту и Портеру:

— Отпустите парня и оставьте нас.

— Но, милорд, послушайте… — начал было Портер.

— Они получат по заслугам, — заверил его Оливер. — Вам не на что будет жаловаться.

— А моя сумка? — запротестовал Тейт.

— Твоя сумка?! — Мисс Баттерфилд вскочила на ноги. — Да как ты смеешь…

— Сядьте, мисс Баттерфилд, — приказал Оливер и вперил в девушку грозный взгляд. — На вашем месте я придержал бы язык.

Она вспыхнула, но подчинилась. Оливер бросил сумку Тейту:

— Бери и уходи. Я сообщу тебе свое решение. Американка вскочила и гневно воскликнула:

— Эта сумка принадлежит моему жениху! Мистер Тейт ее украл!

— Мадам, я знаю Тейта много лет. У него есть недостатки, но он не вор. Если он говорит, что купил ее в ломбарде, скорее всего так и есть.

— И вы верите его слову больше, чем слову леди?

— Леди? А вы разве леди? — Он окинул ее оценивающим взглядом, но при этом стал застегивать рубашку. — Вы врываетесь в бордель под защитой этого хлипкого малого. Приставляете шпагу мне к горлу, пытаясь силой выручить его из беды. И вы полагаете, я должен верить вашему слову лишь потому, что вы женщина? — Он указал на беспомощного Фредди, который с ужасом слушал эти слова. — Как видно, вы принимаете меня за такого же глупца, как ваш так называемый кузен.

Девушка двинулась к нему с решительным видом.

— Не смейте фыркать при слове «кузен». Фредди не какой-нибудь преступный сообщник.

— Тогда почему, с вами он, а не ваш предполагаемый жених?

— Мой жених исчез. — Девушка замолчала и вздохнула. — Его имя Натан Хайатт, он деловой партнер моего отца. Мы приехали в Лондон, чтобы его найти. Отец умер после отъезда Натана. Натан должен вернуться домой и начать управлять «Нью Бедфорд шипс». Я несколько раз писала ему, но ответа нет уже несколько месяцев. На улице, в том районе, где Натана видели в последний раз, я узнала его сумку. Ее нес ваш знакомый. Я решила проследить за ним, надеясь, что он приведет нас к Натану.

— Вот как. — Оливер прошел к креслу, на котором валялся его галстук, и повязал его. — Предполагается, что я должен поверить этой сказке, потому что…

— Потому что она правдива! Спросите у служащих торгового флота! Натан приехал сюда четыре месяца назад, чтобы продать несколько судов. Переговоры шли месяц, но ни к чему не привели. Натан уехал, и больше они его не видели. В конторе решили, что он вернулся в Америку. Хозяин отеля, где остановился Натан, сказал то же самое.

Девушка нервно расхаживала по комнате.

— Но на корабле нашей компании ничего о нем не знают. И записей нет. Хуже того, у хозяина отеля лежат все мои письма — невскрытые.

Девушка бросила на Оливера взволнованный взгляд.

— С ним произошло нечто ужасное, и ваш друг должен что-то знать. Натан никогда бы не заложил эту сумку. Я подарила ее к Рождеству. Он ни за что не расстался бы с ней.

Ее горе казалось вполне убедительным. Оливер всю жизнь прожил в Лондоне и в его окрестностях, повидал всякого рода мошенников и авантюристов. Им никогда не удавалось до конца скрыть жесткость во взгляде, а эта девушка… Она казалась невинной во всех смыслах этого слова. Скорее всего, она говорит правду. Да и какой ей смысл лгать, если он легко может выяснить истину, удерживая ее здесь сколько понадобится? Но Оливер не собирался этого делать. История ее горестей делала эту американку еще более подходящей для его целей. Однако сначала необходимо выяснить все, что возможно, и лишь тогда делать свое необычное предложение.

— Сколько вам лет?

Девушка захлопала глазами.

— Двадцать шесть. Но какое это имеет значение?

Итак, она невинна, но при этом, слава Богу, уже не ребенок. Свежеиспеченная выпускница школы для молодых леди может вызвать у бабушки недоверие.

— Так ваш отец владеет судостроительной компанией, — продолжал Оливер, застегивая жилет.

У богатого человека должны быть связи. Тут может возникнуть проблема.

— Владел. — Девушка вздернула подбородок. — Его зовут Адам Баттерфилд. В торговом флоте его знает любой.

— Вопрос в том, знают ли они вас, дорогая.

— Что это значит?

— Вы пока не предоставили мне доказательств, что вы действительно его дочь. У вас есть рекомендательные письма, чтобы облегчить ваши поиски?

Девушка расправила плечи.

— Я не думала, что они мне понадобятся. Я рассчитывала встретить Натана в лондонской конторе торгового флота.

— Вы можете навести справки в конторе пассажирских перевозок, — вставил хлипкий кузен. — Они сообщат, на каком корабле мы прибыли.

— Сообщат, на каком корабле прибыли мисс Баттерфилд и мистер Фредерик. — Оливер замолчал, просовывая руки в рукава сюртука. — Но это не доказательство, если капитан не представил вас этим служащим.

— Так вы считаете, что мы лжем? — с гневом воскликнула девушка.

Оливер так не считал, но понимал, что ничего не проиграет, позволив ей так думать.

— Просто я указываю, что у меня нет причин вам верить. Я полагаю, что в Америке многое не так, как в Англии. Там владелец судостроительной компании считается человеком с положением. Насколько я понял, ваш отец был богат…

— О да, — прервал его речь Фредди. — У дяди Адама денег куры не клюют.

— Тем не менее, его дочь не в состоянии послать кого-нибудь на поиски своего жениха. Любая приличная женщина поступила бы именно так.

— Я беспокоилась о нем! — выкрикнула девушка. — И… дело в том, что все деньги отца вложены. Без Натана ничего нельзя сделать.

Ага, положение все лучше и лучше.

— То есть вы практически остались одна и без денег. И вы продолжаете утверждать, что у вас был богатый отец и положение в обществе? — Оливер пытался узнать как можно больше. — И вы полагаете, я поверю, будто дочь богатого судовладельца, которую с детства приучали к послушанию и соблюдению приличий, отправится за океан на поиски своего жениха, станет искать его в борделе и кидаться с оружием на любого джентльмена, рискнувшего задать ей вопрос?..

— О Боже! Я же объяснила, зачем это сделала!

— А кроме того, — вставил ее спутник, — дядя Адам не был похож на других богатых джентльменов. Он начинал матросом в морской пехоте и всегда оставался простым человеком. Говорил, что родился бедняком без роду без племени, а умрет богачом без роду без племени, а это лучше, чем быть богатым ослом от рождения.

Девушка в отчаянии закричала:

— Фредди, помолчи! Ты делаешь только хуже!

— Так что, видите, сэр, — продолжал Фредди, вызывая улыбку на губах Оливера. — Моп… Мария не похожа на других девушек. Она похожа на отца. Она не желает сидеть тихо и никогда не желала.

— Я заметил, — сухо произнес Оливер. Очко в ее пользу. — А как же мать этой леди? Неужели она не научила вашу кузину хорошим манерам?

— Придержите язык, сэр… — начала было мисс Баттерфилд.

— Она умерла в родах, — объяснил юный Фредди. — К тому же она была всего-навсего дочерью торговца, как и моя мать — ее сестра. Когда папа умер, дядя Адам взял нас к себе, чтобы мама воспитывала и Марию. Вот почему я приехал с ней вместе. — Он выпятил грудь. — Чтобы защищать ее.

— И вы отлично справляетесь, — с насмешкой произнес Оливер.

— Оставьте его в покое! — с жаром воскликнула девушка. — Неужели вы не видите: он не хотел ничего красть! Он пошел сюда из-за меня! Надобно рассмотреть сумку, найти надпись. Вот и все.

— Он был схвачен с поличным. И теперь пострадавшие хотят, чтобы его повесили.

— Потому что они идиоты. Любой поймет, что Фредди не вор.

— Насчет этого Мария права, — снова вмешался в разговор простоватый Фредди в надежде спасти положение. — Вечно я во что-нибудь влипну. Шагу не могу ступить, чтобы не попасть в какую-нибудь историю. Поэтому они меня и поймали.

— О, в таких случаях идиоты обычно берут верх. Тем людям не нужна правда, они жаждут крови вашего кузена.

На лице мисс Баттерфилд отразилась паника.

— Вы не должны им этого позволить! Оливер сдержал улыбку.

— Я бы, конечно, мог вставить словечко в его защиту, утихомирить страсти и вытащить вас обоих из этого дела с головами на плечах, если…

Девушка явно напряглась.

— Если — что?

— Если вы примете мое предложение.

Жаркий румянец разлился по ее щекам.

— Я не расстанусь с честью даже ради спасения жизни.

— Разве я что-то говорил о расставании с честью?

Она захлопала глазами.

— Н-н-нет… Но такой человек, как вы…

— Какой же? — быстро переспросил Оливер. Ситуация становилась забавной.

— Сами знаете. — Девушка вздернула подбородок. — Такой, который проводит время в борделе. Я все знаю о ваших английских лордах и их беспутстве.

— Дорогая моя, я не покушаюсь на ваше целомудрие. — Он окинул взглядом ее очаровательную фигуру и подавил вздох. — И дело не в том, что мне не понравилась сама мысль, просто сейчас у меня более насущные проблемы. — Оливер знал, что ни один вельможа не станет связываться с девственницей — так недолго попасть и в ловушку. Кроме того, он предпочитал опытных женщин. Они умеют угодить мужчине, не затрагивая его чувств. — Возможно, это вас удивит, но, как правило, женщины попадают в мою постель добровольно. Мне нет надобности силой принуждать к этому хорошенькую воровку.

— Я не воровка!

— Честно говоря, мне все равно. Важно то, что вы идеально подходите для моих целей.

У этой девушки был тот же бешеный темперамент, что и у его сестер. Бабушка всегда сожалела об их излишней живости. Таким происхождением, как у этой девчонки, американцы обычно гордятся, но англичане его презирают. Мать из семьи мелкого торговца, отец — незаконный ребенок из бедных слоев, который, кстати, сражался за революцию, отнявшую у бабушки единственного сына. Оливер не мог требовать большего для своего плана.

Лучше всего то, что девчонка оказалась в беде. Много денег она не потребует. Гулящая девица, которую он собирался нанять, обошлась бы Оливеру в кругленькую сумму. Удачно и то, что он познакомился с ней в борделе, это послужит еще одним аргументом в борьбе с бабушкой.

Оливер шагнул к мисс Баттерфилд.

— Видите ли, я сейчас веду со своей бабушкой войну и намерен ее выиграть. Вы можете мне помочь. В обмен на то, что я вызволю вас из беды, вы должны кое-что для меня сделать.

На лице девушки появилось выражение настороженности.

— Что?

Оливер улыбнулся, представив, как среагирует бабушка, когда он привезет в дом эту девушку.

— Сделать вид, что вы моя невеста.




Глава 4


Мария застыла от изумления. Должно быть, она не расслышала.

— Сделать вид, что?..

На губах лорда Стоунвилла появилась усмешка.

— На короткое время сделать вид, что вы моя невеста. Как только бабушка убедится, что я действительно намерен жениться на вас, необходимость в притворстве исчезнет.

Марии казалось, что она попала в один из своих любимых готических романов.

— Вы сошли с ума.

— Нет, я здоров, но моей бабушке пришло в голову, что если заставить меня, моих братьев и сестер вступить в брак, то ей больше не придется тревожиться о нашем будущем. Я собираюсь доказать ей, что эта мысль абсурдна.

— Доказать это, сделав вид, что собираетесь жениться на незнакомке?

Оливер пожал плечами.

— Я пришел сюда в поисках девицы легкого поведения, которая согласилась бы сыграть такую роль. Но это встало бы мне в копеечку, да и к чему связываться со шлюхой, если вы прекрасно подходите? — Его взгляд довольно дерзко скользнул по ее фигуре. — Женщину вашего типа бабушка непременно сочтет абсолютно неприемлемой в качестве моей жены. Вы американка низкого происхождения. У вас дерзкие манеры и несдержанный язык. С другой стороны, вы достаточно красивы, чтобы убедить ее в серьезности моих намерений.

Мария от изумления не могла вымолвить ни слова. Она сама не знала, что хуже — его спокойное отношение к идее нанять падшую женщину, чтобы обмануть свою бедную бабушку, или его высокомерное перечисление ее отрицательных качеств.

— Теперь, когда вы оскорбили меня всеми возможными способами, вы полагаете, что я соглашусь на подобное безумие?

В черных глазах лорда Стоунвилла вспыхнули веселые искры.

— Если учесть, что альтернатива — это встреча с джентльменами в холле, то — да, полагаю. Разумеется, если вы хотите посмотреть, как вашего кузена повесят… — И он направился к двери и уже взялся за ручку.

— Стойте!

Вопросительно приподняв бровь, он остановился.

Черт возьми, этот злодей поймал ее в ловушку и прекрасно знал это, В Лондоне никто не заступится за нее и за Фредди. Он правильно понял, что здесь у них нет ни единого знакомого человека. Даже судно, на котором они сюда приплыли, уже отправилось в обратный путь. Если их арестуют, то английские власти могут обратиться к тете Роуз, чтобы та подтвердила их рассказ, но до получения ответа и ей, и Фредди придется сидеть в тюрьме. Мария боялась, что не выдержит нескольких недель заключения, а Фредди не выдержит и одного дня. О Господи, о чем она думает? Фредди не выдержит и часа!

Тем не менее, ее душа содрогалась от того, что придется уступить шантажу этого аристократичного негодяя.

— Вы отлично знаете, что мы не воры. Если бы вы захотели, то могли бы поручиться за нас. Они поверят любому вашему слову.

Глаза мужчины сузились.

— А почему я должен это делать? Что я от этого получу?

— Удовлетворение, что сделали доброе дело.

— Вы удивительно наивны, моя дорогая, — с ухмылкой протянул он.

Мария вспыхнула.

— Значит, у вас нет никаких моральных принципов?

— Никаких.

Он еще и гордится этим! Какое бесстыдство!

Но она не сдавалась:

— Вы говорили, что если убедитесь в нашей невиновности, то отпустите нас. Вы поклялись честью джентльмена.

Стоунвилл сложил руки на мощной груди и с насмешкой произнес:

— К несчастью для вас, у меня нет чести. И слово «джентльмен» едва ли ко мне применимо.

Его небрежные манеры взбесили ее.

— Мне следовало проткнуть вас шпагой!

Ее гнев вызвал у него новый приступ веселья.

— О, тогда бы вас почти наверняка повесили бы. Для такой хорошенькой женщины, как вы, это незавидная участь.

Комплимент польстил ее женской гордости, но она тут же решила, что он говорит такие вещи всем подряд.

— Неудивительно, что ваша бабушка пришла в отчаяние от вашего поведения. Да пощадит Господь несчастных родителей такого сына!

Внезапно лицо его помрачнело.

— К несчастью, мои родители давно мертвы и не могут печалиться по поводу моего поведения.

В его словах снова прозвучала насмешка, но мелькнувшее в глазах горестное выражение говорило совсем об иных чувствах.

— Простите меня, пожалуйста, — быстро сказала Мария, проклиная свой несдержанный язык. — Ужасно, что вы лишились родителей. Я лучше других это понимаю.

— Не стоит извиняться. Я огорчал родителей своими поступками задолго до их гибели, так что вы попали почти в точку.

— Все равно мне не стоило…

— Перестаньте, мисс Баттерфилд. Это не имеет никакого касательства к моему предложению. Вы будете играть роль моей невесты или нет? — Увидев, что она колеблется, он сердито продолжил: — Не понимаю, почему вы поднимаете вокруг этого столько шума? Я не прошу вас делать ничего дурного.

Это нелепое замечание тут же уничтожило тень сострадания, которую она на миг к нему испытала.

— Вы заставляете меня лгать! Ради собственных непонятных целей заставляете обманывать старую женщину! Это нарушение всех нравственных принципов.

— А тыкать в человека шпагой — не нарушение? — с ядом в голосе спросил он. — Думайте об этом как о театральной роли. Представьте, что вы актриса. Вы с кузеном пару недель погостите в моем имении, прекрасно отдохнете. — Он мрачно усмехнулся. — Что касается Фредди, то он сможет ездить верхом, охотиться, играть в карты с моими братьями. В тюрьме у него не будет подобных развлечений.

— Сэр, я готов следовать за вами куда угодно, но вам придется меня кормить.

— Фредди! — воскликнула Мария.

— А что? Чертова гостиница, где мы остановились, кишит блохами. И холодно там, как в погребе. К тому же ты все время так экономишь, что я скоро помру от голода. Почему не помочь этому парню, если при этом у нас, наконец, появятся приличные постели? Что, тебе трудно притвориться, что ты с ним помолвлена?

— Очень тебе благодарна. Я уже помолвлена! — с негодованием воскликнула Мария. — А как же Натан? Пока мы будем терять время, обманывая бедную старую даму, Натану может потребоваться помощь. Он может быть в беде, может быть ранен. Ты хочешь, чтобы я бросила поиски ради сытного обеда для тебя?

— И ради спасения меня от виселицы, — добавил Фредди. — Об этом тоже не стоит забывать.

— Ага, пропавший жених! — вмешался лорд Стоунвилл. — Я все ждал, когда вы о нем вспомните.

Мария бросила на него гневный взгляд.

— Я никогда о нем не забывала! Из-за него я здесь.

— Так вы, по крайней мере, утверждаете. Послушайте, раз вы продолжаете настаивать на этой истории, давайте договоримся. Пока вы будете изображать мою невесту, я найму кого-нибудь, чтобы отыскать вашего настоящего жениха. Отличная сделка. Сыщик с Боу-стрит обойдется мне дешевле, чем шлюха сроком на две недели.

— Надо же, вы сомневаетесь в моей личности, потому что я, по вашим понятиям, не похожа на дочь богатого человека, и в то же время думаете, как бы сэкономить на найме. Я-то думала, что у английских лордов полно денег.

Он вздохнул.

— Не у всех. Но дело поправится, когда бабушка одумается. Вы ведь поможете ей в этом, а?

Фраза казалась вопросом, но произнес он ее тоном человека, привыкшего получать желаемое. С другой стороны, он обещал помочь в поисках Натана. Если бы только она могла ему верить!

— Вы уже заявили, что не имеете чести и не считаете себя джентльменом. Как же мне доверять вашим словам? Откуда мне знать, что по окончании вашей авантюры вы не передадите нас властям?

— Ниоткуда.

— Тогда я предпочту иметь дело с этими людьми там, в холле. — И она направилась к двери.

— Постойте!

Оглянувшись, Мария удивилась перемене в выражении его лица. Насмешливая снисходительность исчезла.

— Что, если я поклянусь могилой моей матери сдержать слово? — не отрывая от нее взгляда, мрачно проговорил он.

По ее спине пробежал холодок. Ее сердце невольно сжалось от сострадания к этому странному человеку. Должно быть, он это почувствовал, на его лице появилось прежнее насмешливо-безразличное выражение, которое приводило ее в такой гнев. Она усомнилась в том, что ей вдруг почудилось в нем ранее.

— Ну в самом деле, мисс Баттерфилд! — прежним тоном заговорил он. — Не заставляйте меня тащиться к судье, торчать там несколько часов, объясняться с властями. У меня для этого нет ни времени, ни охоты.

— Мы согласны, — быстро проговорил Фредди.

— О Боже, Фредди… — начала было Мария.

— Делать нечего, Мопси. Я не собираюсь сидеть в тюрьме ради твоих принципов. К тому же он поможет отыскать Натана. Тебе ведь того и надо?

Девушка тяжело вздохнула. Фредди ведь прав. Она устала от поисков, устала быть все время начеку в этом проклятом городе, устала от вечных жалоб Фредди. Наверное, пора искать помощи.

— Как долго мне придется играть эту роль? — обратилась она к лорду Стоунвиллу.

— Самое большее — две недели. Но я полагаю, что, может быть, и меньше.

Думать об этом всерьез — сумасшествие, но он загнал ее в угол. А если он и вправду наймет кого-нибудь, чтобы искать Натана…

— Ладно, — наконец сказала Мария. — Две недели, не больше. — На лице Стоунвилла появилась усмешка, и Мария быстро добавила: — Но вы должны поклясться могилой матери, что поможете мне отыскать Натана и что, когда я выполню ваши условия, вы нас отпустите, а эта глупость с кражей будет забыта.

— Все, что хотите, моя дорогая! — весело заявил он.

— Поклянитесь! — Инстинкт подсказывал ей, что он не сможет пренебречь такой клятвой.

Желваки заходили на его скулах. Он кивнул.

— Клянусь могилой моей матери, что сделаю все возможное, чтобы найти вашего жениха. И что по истечении двух недель вы будете свободны и сможете идти куда пожелаете.

Девушка облегченно вздохнула.

— Ладно, я принимаю ваше предложение.

— Отлично. Оставайтесь здесь. — Лорд Стоунвилл открыл дверь и кого-то позвал. Вошел коренастый мужчина. Мария его раньше не видела. — Постереги их, — приказал Стоунвилл и вышел в холл.

Поймав похотливый взгляд сторожа, Мария повернулась к нему спиной и задумалась о случившемся. Что с ними будет, ведь они отданы на милость вельможи без каких-либо моральных устоев? Она постаралась выбросить из головы мрачные сцены из романов, где негодяи похищали женщин и творили с ними ужасные вещи. В книгах говорилось об этом довольно туманно, но воображение Марии восполняло пробелы. Ее практичная тетушка довольно ясно поведала ей о том, как женщины и мужчины соединяются в спальне, так что девушка без труда могла представить, как негодяй вроде лорда Роктона раздвигает женщине ноги… Или негодяй вроде лорда Стоунвилла.

И как раз тут Фредди подошел к кузине и, оглянувшись на стража, шепнул:

— Этот Стоунвилл кажется приличным парнем.

Мария едва сдержала истеричный смешок.

— О да, вполне приличный. Мы познакомились с ним в борделе, где он шантажом заставил нас обманывать его бабушку.

— Во всяком случае, он не собирается передавать нас констеблю. И он стал разбираться с сумкой, хотя мог швырнуть нас в тюрьму, как только моя шпага полетела на пол.

В этом Фредди, пожалуй, прав. Стоунвилл выслушал их, а мог поступить совсем иначе. Но ведь он сделал это лишь потому, что она «подходила для его целей».

Дверь распахнулась, вошел лорд Стоунвилл и кивком отпустил сторожа. В руках он держал кипу какой-то одежды. Бросив ношу на диван, он заявил:

— Вам надо переодеться. Траур не годится для того, чтобы я представил вас бабушке. — Он указал на ярко-красное платье. — У нее возникнут вопросы, она может догадаться, что все это блеф.

Мария настороженно разглядывала одежду. Белые перчатки, чулки, шляпка из белого крепа с отделкой из красного шелка и такими же лентами оказались вполне приличными, но вот платье выглядело по меньшей мере кричаще: из дешевого шелка, с недопустимо низким вырезом.

— Я не могу такого надеть.

— Полли сказала, что оно должно подойти. Вы примерно такого же роста, как одна из ее девиц.

Из ее девиц? Наверное, эта Полли — хозяйка борделя.

— Все остальное пригодно, а платье слишком вульгарно.

— Это единственное, что мне удалось получить за такое короткое время, — огрызнулся он. — Завтра мы купим другую одежду, а сейчас вы наденете это.

Мария хотела заспорить, но потом решила, что сначала надо благополучно выбраться из этого злачного места.

Стоунвилл выжидающе смотрел на нее.

— Ну? Одевайтесь же.

— Не раньше, чем вы с Фредди покинете комнату.

— Простите, дорогая, но я не хочу рисковать. Если Фредди будет стоять снаружи, эти люди могут передумать. Вас двоих я тоже не могу оставить наедине без охраны. Вдруг вы удерете через окно? — Он бросил на нее веселый взгляд. — Поверьте, дорогая, вы даже представить себе не можете, сколько женщин в корсетах и рубашках я повидал на своем веку.

— Вот в это я легко могу поверить, — фыркнула Мария. — По крайней мере, отвернитесь.

— Отлично. — Он повернулся к ней спиной. Фредди последовал его примеру. — Только поторопитесь. Я хочу успеть в Холстед-Холл к обеду.

— Мопси, сделай, как он говорит, — взмолился Фредди. — Я скоро упаду в голодный обморок.

— Ты можешь хоть на минуту перестать думать желудком! — возмущенно воскликнула Мария.

С чулками все оказалось просто, но вот платье невозможно было застегнуть в одиночку, оно так плотно сидело в талии и груди.

— Фредди, застегни мне платье, пожалуйста.

Фредди словно окаменел.

— Я не могу.

— О Господи! — выразительно вздохнул лорд Стоунвилл и подошел ближе. — Я знал, что американцы ханжи, но это уж слишком.

Не успела Мария и слова сказать, как он начал ловко застегивать ее платье. К своему ужасу, она вдруг почувствовала, что слабый запах его одеколона и прикосновение умелых пальцев пробудили странный жар внизу живота. Плохо, очень плохо!

— Такое впечатление, что вы хорошо умеете обращаться с женским платьем, — как можно равнодушнее произнесла она. — Результат долгой учебы, насколько я понимаю.

— Ну, вы же знаете нас, распутников, — сухо отвечал он. — Практика, практика и еще раз практика.

Мария невольно задумалась, сколько же падших созданий прошло через его постель. Неужели он касался их везде, как рассказывала тетка? Мария сглотнула. Трудно не думать о таких вещах, когда его пальцы при каждом движении касаются ее спины. Еще хуже стало, когда он, спустившись до нижней части, замедлил работу.

— Платье мне слишком тесно, — смущенно заметила девушка.

— Все дело в чертовых маленьких пуговичках. — Сейчас он дышал ей прямо в шею, отчего по коже побежали мурашки. — Слишком мелкие для мужских пальцев.

Мария втянула живот, и он, наконец, справился с застежкой, но тут она заметила, насколько скандально выглядит в этом наряде: грудь слишком обнажена. Это стало еще очевиднее, когда Стоунвилл обошел ее кругом и окинул жадным взглядом.

— Отлично! Просто великолепно.

От этих слов ее обдало жаром, сердце отчаянно заколотилось. А когда его взгляд с особенным интересом остановился на ее открытой груди, в памяти тотчас всплыли советы практичной тетушки Роуз: «Мужчины будут стараться коснуться твоей груди. Не позволяй». Она нервно хихикнула, а Стоунвилл выразительно приподнял бровь.

— Полагаю, вы не привыкли к подобным нарядам.

— Конечно, нет. Обычно платья мне по размеру, а в этом я не смогу проглотить ни крошки, иначе эта дешевка на мне треснет.

Тут обернулся Фредди.

— Тебе не повредит сбросить пару фунтов, Мопси, — фыркнул он.

Мария бросила на него сердитый взгляд, но тут на ее сторону неожиданно встал Стоунвилл:

— Ваша кузина безупречна. Ничего не надо менять. — Он окинул ее одобрительным взглядом. — Абсолютное совершенство.

У Марии вспыхнули щеки. Она не привыкла к экстравагантным мужским комплиментам. Отец был слишком практичен, а Натан — поглощен делами компании. Трудно было не поддаться лести лорда Стоунвилла.

— Вы имеете в виду, что я безупречно подхожу для ваших целей, — холодно ответила она.

— И это тоже, — весело согласился он, подождал, пока она соберет свои вещи, и удивительно галантным жестом предложил ей руку: — Прошу вас.

Секунду Мария со страхом смотрела на нее. Неужели она настолько тронулась умом, что решила вложить обе их жизни вот в эту руку? Ведь человек этот мог сделать с ними все, что угодно, увезти их куда угодно, и они ничего не смогут противопоставить ему. Но, по крайней мере, они не окажутся в тюрьме.

Наконец Мария подала ему руку. Глаза Стоунвилла торжествующе блеснули.

— Мудрое решение, мисс Баттерфилд. Вы не будете сожалеть о нем.

Но в этом она как раз сомневалась.

Когда карета тронулась, Оливер вынул часы и поднес их к окну, чтобы в свете газовых ламп разглядеть стрелки — ага, шесть с минутами. Отлично, они успеют как раз к обеду. Бабушка никогда не пропускает обедов.

Он посмотрел на сидящую напротив женщину. Жаль, что на ней редингот. Платье лучше обрисовывает ее фигуру. И жаль, что ему не позволено снять с нее и платье.

Застегивая ей пуговицы на спине, он едва сдержался, чтобы не коснуться губами изящного изгиба ее стройной шеи. Странная и непривычная ситуация: стоять так близко от женщины и не иметь возможности дотронуться до нее. Оливер привык брать от женщин все, что захочет, и обычно они его в этом поощряли.

Шея мисс Баттерфилд может составить лакомое первое блюдо. Одни ее губы способны надолго удовлетворить мужчину, что уж говорить о пышной груди. На секунду Оливер позволил воображению нарисовать заманчивую картину: вот он страстно ее целует, потом рука скользит за корсаж этого слишком смелого платья…

Осознав собственное возбуждение, Оливер чертыхнулся. Он не собирается соблазнять мисс Баттерфилд. Во-первых, она девственница, во-вторых, в любой момент может объявиться ее жених и усложнить дело.

Даже если — весьма солидное «если» — девчонка ему уступит, потом она будет сожалеть об этом. Нельзя задевать ее «моральные устои», иначе она в панике бросится наутек из Холстед-Холла.

Кузен Фредди с любопытством смотрит в окно, а девица, полная праведного негодования, сидит с безупречно прямой спиной. На губах ни тени улыбки. Плечи расправлены. Налицо полная готовность к бою. Она уже решила, что имеет дело с бесчестным соблазнителем, и не переменила мнения даже после того, как он спас ее кузена от виселицы.

Оливер был заинтригован. Женщины редко высказывали ему свое истинное мнение о его характере. Светские девицы боялись его до обморока — мамаши предупреждали их, что он опасен. Замужние дамы охотно делили с ним постель, им было не до того, чтобы упрекать его в вероломстве. Другое дело — сплетни за спиной. В обществе всегда с удовольствием смаковали особо скандальные подробности гибели его родителей.

Оливер нахмурился.

«Простите меня, пожалуйста. Ужасно потерять родителей. Я знаю это лучше других».

Внезапная боль в груди заставила Оливера поморщиться. Какое ему дело до ее сожалений? Пусть даже это ее сострадание нашло дорожку внутрь тщательно охраняемого темного уголка души и на миг согрело его.

Сочувствие ничего не значит. Ей незнакомы светские сплетни. Она в ужасе отшатнется, как только их услышит. Она не из тех женщин, кого может увлечь его опасный характер, она слишком «высоконравственна» для этого.

Оливер тряхнул головой, отбрасывая мрачные мысли. У него всего час, чтобы подготовить ее.

— До того как мы приедем в поместье, мне надо вам кое-что объяснить.

Девушка настороженно слушала. Лучше бы она его ненавидела, решил Оливер. Так легче держать дистанцию.

— По очевидным причинам мое обещание помочь в поисках вашего жениха должно оставаться известным лишь нам троим.

— Я буду молчать, — пообещал Фредди со своего места рядом с Оливером.

— Разумеется, я тоже, — сказала мисс Баттерфилд.

— И вы должны демонстрировать желание выйти за меня замуж.

— Я понимаю.

— Правда? Но это значит, что вы должны вести себя так, как будто испытываете удовольствие от моего общества.

К его удивлению, на губах девушки мелькнула улыбка.

— Думаю, я справлюсь. — Словно почувствовав, что смягчается, она вновь посуровела. — Но и вы должны вести себя ответственно.

— То есть, не должен пытаться вас соблазнить?

Она изумленно посмотрела на Оливера.

— Нет! Я имела в виду… Да. Вы ведь уже объясняли, что у вас есть более срочные дела. — Щеки девушки пылали. — О Боже, я и забыла! Вы сами говорили, что у вас нет ни чести, ни нравственных устоев.

Он множество разделал подобные заявления, но сегодня вдруг пожалел об этом. Похоже, он больше не испытывает удовольствия, шокируя молодых леди.

— Тем не менее, мисс Баттерфилд, я обещаю, что вашей невинности ничто не угрожает. — И добавил в ответ на ее скептический взгляд: — Вы не того типа, который мне нравится.

— Разумеется, не того. Любой это видит, — заявила она.

Оливер удивился, а девушка продолжила:

— Мужчина без моральных принципов не может пожелать женщину, у которой они есть. Она никогда не позволит ему совершить ничего дурного.

Фредди кашлянул, как будто чем-то подавился. Оливер понял ситуацию: у мисс Баттерфилд была пугающая привычка сразу излагать суть дела.

— Да, — согласился он, не найдя другого ответа. — Так и есть. А что вы имели в виду, когда говорили, что я должен вести себя ответственно?

— Вы обещали найти моего жениха. Я надеюсь, вы будете держать слово.

— Ах это. Ваш жених… — Оливер все время забывал о нем. Ему было трудно представить женщину, бросившуюся через океан на помощь своему жениху. Ради него самого никто бы такого не сделал.

Не то чтобы он захотел этого. Неразумно допускать такую привязанность, особенно учитывая его характер.

— Расскажите мне про этого вашего Натана, — ворчливым тоном проговорил он. — Почему вам пришлось самой отправляться в путешествие, вместо того чтобы послать кого-нибудь из компании вашего отца?

— Я же говорила. Все деньги отца вложены в дело и в собственность. Мои опекуны отказываются предпринимать какие-либо меры относительно Натана, утверждая, что он, скорее всего, занят переговорами. А у меня самой не хватало денег, чтобы кого-нибудь послать.

— Посланец мог плыть на том же корабле вашей компании, что и вы. Это не потребовало бы дополнительных расходов.

— Да, но нужны деньги, чтобы жить здесь и вести поиски. Мы с Фредди привыкли… жить скромно.

— Да уж, — пробормотал Фредди.

Мария обожгла его взглядом.

— Это действительно правда, — подтвердил он. — Пока мы были маленькими, дяде приходилось кормить нас всех. По крайней мере, пока не появился Натан. Тогда дела пошли лучше.

— Ему всего тридцать, но он прекрасно знает дело, — с гордостью заявила Мария. — Отец разбирался в практической стороне судостроения, а Натан умел извлекать прибыль.

Оливер начал понимать, в чем тут дело.

— Значит, ваш отец предложил Хайатту свою дочь в жены?

— Все не так, — запротестовала девушка. — Мы с Натаном уже были друзьями, когда отец заговорил об этом браке. Раз у него не было сына, чтобы оставить ему свою долю, отец сказал, что, если мы поженимся, он оставит свою половину акций Натану. Отец не заставлял Натана на мне жениться, он просто…

— Позолотил пилюлю, — быстро закончил за нее Оливер.

Мария нахмурила чистый лоб.

— Все было совсем не так расчетливо.

— Не так? Хайатт получает половину компании, а вы — мужа. Здесь тоже так поступают. — Этот обычай вызывал у Оливера тошноту.

— Нет, нет. Папа не… как же мне это вам объяснить? Вы смотрите на все так цинично.

— А может быть, это вам, дорогая, не хватает капельки цинизма? — негромко возразил Оливер. — Объясните мне, почему Хайатт до сих пор на вас не женился, если он к этому так стремится?

Девушка покраснела.

— Потому что отец считал, что Натан должен несколько лет с полной отдачей изучать, как работает компания, и только потом жениться.

— И ваш жених не возражал?

— Он хотел получить благословение отца, вот и все.

Чем больше Оливер узнавал об этом «нареченном», тем больше начинал злиться.

— Если бы я любил женщину, я не стал бы терять времени, а получил бы ее, невзирая ни на какого отца.

— Конечно, но вы ведь не живете по правилам, — парировала она.

Тут она попала в цель.

— Что произойдет, если Хайатт на вас не женится?

— Тогда он может выкупить у меня мою долю, а если не захочет, то опекуны найдут другого покупателя. В любом случае я получу мои деньги.

— Значит, для него выгодно жениться на вас? — Почему-то мысль об этой бартерной сделке приводила его в бешенство. Такие вещи всегда плохо кончаются.

По лицу девушки пробежала тень.

— Не думаю, что это имеет для него значение.

— Забавно, что мы с вами оба оказались в сходных ситуациях. Ваш отец даже из могилы пытается навязать вам свою волю, а моя бабушка пока пребывает по эту сторону, но тоже хочет связать меня браком. Ни один из них не оставляет нам выбора.

Она сглотнула.

— Вы просто не понимаете, вот и все.

— Я все понимаю, и лучше, чем вы думаете.

— Вы в другом положении. — Глаза ее сузились. — Хотя я до сих пор не понимаю, в чем дело.

— Может быть, мне стоит вам объяснить?

— Да, мне в качестве вашей предполагаемой невесты не хочется попасть в нелепое положение:

— Не тревожьтесь, все будет хорошо. Если бабушка не изменит своего мнения за две недели, тогда ничто не поможет. Но все получится.




Глава 5


Услышав рассказ лорда Стоунвилла о том, как его бабушка потребовала, чтобы ее внуки в течение года вступили в брак, Мария решила, что она не вполне согласна с его оценкой положения. Доводы старой дамы звучали достаточно разумно.

— Почему вы все не хотите пойти ей навстречу? — спросила она. — Ваша бабушка ведь не пытается женить вас на какой-то определенной женщине, которая вам не по нраву. В конце концов, все когда-нибудь вступают в брак.

— Не все. — Голос Стоунвилла смягчился. — Кроме того, мне не нравится, что мои братья и сестры будут вынуждены избрать себе спутника жизни преждевременно. Что, если за год они не успеют найти себе пару по душе, найти человека, к которому сумеют по-настоящему привязаться? Жениться без любви хуже, чем не жениться вообще. — Произнося это, Стоунвилл хмуро смотрел в окно.

Может быть, он уже был женат? Или это всего лишь теоретические рассуждения? Марии хотелось узнать больше, но она подозревала, что он не станет отвечать на такие вопросы. Да и не ее это дело. Если он желает избавить себя и своих близких от нежелательных браков, пусть так и будет, лишь бы он соблюдал свою долю обязательств.

Однако его циничные рассуждения о ее собственных перспективах привели Марию в раздражение. Он что, полагает, что ни один мужчина не захотел бы на ней жениться, если бы отец не «позолотил пилюлю»? Пусть она тоже иногда задумывалась о мотивах Натана, но ведь он всегда говорил, что женился бы на ней и без отцовского разрешения. Конечно, Натан никогда не говорил о любви, но Мария ни разу не видела, чтобы он флиртовал с другими женщинами. Вероятно, его чувства к ней были вполне искренними, хотя и не такими бурными, как о них пишут в романах.

Она нахмурилась. Беда лорда Стоунвилла в том, что он смотрит на мир сквозь черную вуаль. У него нет принципов, и потому он считает, что ни у кого их нет. Неудивительно, что его бабушка так беспокоится за него.

— Вы только посмотрите! — воскликнул вдруг Фредди.

Мария выглянула из окошка кареты и увидела хорошо освещенную группу строений в стороне от дороги.

— Как называется эта деревня? — спросила она лорда Стоунвилла.

— Это не деревня, — сердито ответил он. Тем временем лошади свернули на длинную подъездную дорогу, ведущую к сияющим в темноте огням. — Это Холстед-Холл, мое имение.

У Марии пересохло в горле.

— Но… Но там столько крыш…

— Да.

Ей показалось, что больше он не скажет ни слова, но лорд Стоунвилл помолчал и добавил:

— Дом относится к временам, когда было принято строить богатые дома именно так — приземистыми, растянутыми, как будто прильнувшими к земле. Генрих Восьмой подарил его первому маркизу Стоунвиллу в благодарность за службу. С тех пор в нем живет наша семья.

Было такое впечатление, что он вовсе не гордится таким домом и его историей. Марии казалось это нелепым. Как чудесно владеть таким удивительным домом! Особенно если учесть, что семья получила его в дар от короля!

— Вы не возражаете, если я спрошу, сколько здесь комнат? — Мария, наконец, осмелилась задать вопрос.

— Несколько сотен или что-то в этом роде.

— О Боже! — задохнулась она.

— Никто не считал дальше трех сотен. Мы приняли эту цифру на веру. После пятого внутреннего двора и десятого корпуса начинаешь сбиваться. Дом довольно большой.

Довольно большой! Надо же! Да это настоящий дворец! Мария и представить себе не могла, что кто-нибудь, за исключением царственных особ, может жить в таком великолепном сооружении.

— Наверное, его содержание обходится вам в копеечку, — робко заметил Фредди.

— Вы и представить себе не можете в какую, — мрачно пробормотал лорд Стоунвилл. — Со дня смерти родителей я впервые вижу его так хорошо освещенным. Одни только свечи… — Он нахмурился. — У нас гостит бабушка, и кто-то, черт возьми, хочет ей угодить.

Интересно, почему он так рассердился? Беседа становилась все более и более интересной.

— Но ведь вот же решение ваших финансовых проблем, — проговорила Мария. — Продайте дом, и вашей семье хватит денег еще на триста лет.

— Хотел бы я, чтобы его можно было продать, — с горечью ответил Стоунвилл. — В Англии существует закон о майорате. Это означает, что наследники, и я тоже, не могут продать собственность. Мебель и все, что в доме, тоже нельзя продать.

— Но ведь вы можете сдать его королю или еще кому-нибудь, — предложил Фредди.

— Боюсь, этот дом по карману одному только королю. Без огромного состояния такие хоромы не снять. Для нуворишей дом слишком стар, сейчас это немодно, меблировка тоже устарела. Можете мне верить, я пытался.

Марию удивило, что он говорит о своем поместье как о тяжком бремени.

— Полагаю, — сухо заметила она, — что владеть дворцом нелегко.

Он насмешливо приподнял бровь.

— Слепец слепцу глаза колет? Так, мисс Баттерфилд? Судя по вашим словам, вы вовсе не нищая. Ваш отец — крупный судовладелец, однако же вы оказались здесь почти без средств.

— Это правда, но мы никогда не жили во дворце.

— Я тоже почти не живу здесь. — Он снова отвернулся к окну. — Я редко сюда приезжаю. До недавнего времени дом стоял пустой.

— Почему?

Стоунвилл молчал. Мария решила, что ее не услышали, но он произнес:

— Некоторым домам лучше вообще исчезнуть с лица земли.

Такой ответ поразил девушку.

— Что вы имеете в виду, милорд?

Стоунвилл явно напрягся.

— Ничего. И не зовите меня «милорд». Так ко мне обращаются слуги. Не забудьте, вы моя невеста. — В голосе Стоунвилл а звучало раздражение. — Я буду называть вас Марией, и вам тоже следует обращаться ко мне по имени — Оливер.

Необычное имя для английского лорда.

— Вас назвали в честь драматурга? Оливера Голдсмита?

— Разумеется, нет. В честь пуританина Оливера Кромвеля.

— Вы шутите!

— Боюсь, что нет. Отцу это имя показалось забавным, особенно если учесть его собственную склонность к беспутству.

О Господи! Даже имя этого человека — вызов респектабельности, а ведь в его владениях может поместиться весь городок Дартмут.

Внезапно Марию охватила паника. Разве она может сыграть роль невесты человека, имеющего такой дом?

— А меня назвали в честь короля Фредерика, — вставил Фредди.

— Которого? — спросил лорд Стоунвилл — Оливер.

— А их разве много было? — удивился Фредди.

— По крайней мере, десять, — сухо сообщил маркиз.

Фредди задумался.

— Я точно не знаю.

В глазах Оливера сверкнули веселые искры. Мария сказала:

— Я думаю, тетя Роуз просто хотела найти имя, звучащее по-королевски.

— Вот именно, — обрадовался Фредди. — Просто король Фредерик, и все.

— Понимаю, — с серьезным видом отозвался Оливер, хотя его губы изогнулись в непроизвольной усмешке. Он перевел взгляд на девушку: — А ваше имя откуда взялось? В честь какой Марии назвали вас?

— Конечно, в честь Девы Марии, — сказал Фредди.

— Уж конечно. Мне следовало догадаться, — ответил Оливер, при этом глаза его странно блеснули.

— Мы католики, — пояснил Фредди.

— Моя мать была католичкой, — поправила его Мария. — Отец — нет. Но раз мать Фредди тоже католичка, то нас обоих воспитали в католической вере. — Мария не слишком серьезно относилась к этому вопросу. Отец был далек от религиозной исступленности, и дочери передался его скептицизм.

На лице Оливера появилась язвительная ухмылка.

— Так вы католичка! Прекрасно. Бабушку хватит удар, когда она вас увидит.

Марию утомили его оскорбительные высказывания.

— Однако, сэр…

Но тут карета остановилась.

— Приехали, — заявил Стоунвилл.

Мария выглянула наружу, и у нее захватило дух. Казалось, Холстед-Холл тянется в обе стороны до бесконечности. В холодном лунном свете зимнего вечера он выглядел как россыпь ограненных алмазов. Главный вход был довольно простым — ни величественной лестницы, ни колонн, однако зубчатый парапет вдоль крыши и башенки по бокам создавали впечатление благородной древности. Массивная дубовая дверь, распахнувшаяся им навстречу, добавляла исторического колорита. Казалось, перед глазами Марии предстал двор короля Артура.

Однако бросившиеся к карете лакеи и грумы явно принадлежали современности.

Оливер напрягся.

— Похоже, бабушка привезла собственных слуг. — Спустившись по ступенькам кареты, он помог выйти Марии, предложил ей руку и спросил у лакея: — Моя бабушка уже села обедать?

— Нет, милорд.

— Хорошо. Скажите повару, что к обеду будут еще трое.

От увиденного у Марии кружилась голова. Не то чтобы она никогда не видала прислуги. Когда дела у отца пошли лучше, он нанял несколько слуг, но он никогда не наряжал их в одинаковые ливреи. Слуги кружились вокруг них, как пчелиный рой. Забрали ее редингот, шляпы мужчин. Мария испытала непривычную робость. Здесь все почитали за честь служить «его светлости».

Пройдя под арку, они очутились в каменном внутреннем дворике, во всех четырех стенах которого было множество дверей. Оливер провел гостей к еще одной дубовой двери, которая распахнулась при их приближении. Мария почувствовала себя коронованной особой, шествующей по дворцу в сопровождении эскорта.

Потом гости оказались в помещении такого поразительного вида, что Мария едва не вскрикнула.

— Это большой зал. От него так и разит мрачным средневековьем.

— Нет-нет, он прекрасен!

— Бабушке он тоже нравится. Это ее любимая комната.

Мария вполне понимала старую даму. По одной из бесконечных стен располагались два резных мраморных камина. Вдоль второй стены, отделанной дубом, тянулись деревянные резные скамьи. Но больше всего ее внимание привлекла огромная дубовая панель в торце зала. Высотой не менее двадцати футов, она целиком была покрыта причудливой резьбой — фантастическими животными, гербами, решетчатыми орнаментами невообразимой сложности. Зрелище настолько захватило девушку, что она не сразу обратила внимание на дальний конец зала. Вдруг из-за спины раздался женский голос:

— Я вижу, ты вовремя явился к обеду, Оливер.

Обернувшись, Мария увидела, как по величественной позолоченной лестнице спускаются пять человек. Лестница выглядела очень древней, позолота местами стерлась, но резьба была великолепна, и общее впечатление мощи и помпезности поразило гостей.

Группу возглавляла седовласая леди, которая опиралась на руку хорошенькой молодой женщины. Глаза старой дамы с острым интересом остановились на Марии. За этой парой следовали двое молодых людей и еще одна молодая женщина. Все трое выглядели смущенными.

— Добрый вечер, мои дорогие, — приветствовал их Оливер и уверенным тоном продолжил: — Позвольте представить вам мою невесту. Это мисс Мария Баттерфилд и ее кузен мистер Фредерик…

Мария в замешательстве вдруг поняла, что Оливер не знает фамилии Фредди.

— Данс, — негромко подсказала она.

— Мистер Фредерик Данс, — объявил Стоунвилл. — Мария, — обратился он к гостье, — это мои братья — лорд Джаррет и лорд Гейбриел. И сестры — леди Минерва и леди Селия. А это моя бабушка, миссис Эстер Пламтри.

Хозяева забормотали соответствующие приветствия. Пожилая женщина кивнула Марии, не отводя глаз от ее нелепого платья, дешевого и нескромного.

— Мне будет любопытно с вами познакомиться, мисс Баттерфилд.

Мария решила, что старая дама с трудом подобрала фразу помягче.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, мадам. — Девушка надеялась, что ответила правильно. Кстати, интересно, почему бабушку называют «миссис», а все остальные — «лорды» и «леди»?

— Мария и ее кузен американцы, — как ни в чем не бывало продолжал Оливер. — Мы познакомились недавно. Это был скоротечный роман. — Он стиснул ее руку. — Правда, дорогая?

— Весьма скоротечный, — подтвердила Мария, не до конца понимая, чего именно он от нее хочет.

— Дом, где остановились Мария и ее кузен, оставляет желать лучшего, а потому я пригласил их погостить. — В голосе Оливера явно звучал вызов. — После свадьбы она все равно будет здесь жить, а места у нас достаточно.

Услышав эту фразу, Мария сумела сдержать усмешку, один из молодых людей явственно хмыкнул, но грозный взгляд миссис Пламтри тут же призвал его к порядку.

Потом старая леди снова взглянула на Марию. Странный огонек в ее глазах заставил девушку ожидать чего угодно. Здесь шла битва, правила которой ей были незнакомы, а потому она удивилась, когда бабушка спустилась на несколько ступенек и сказала:

— Я распоряжусь приготовить королевские апартаменты. Тебя это устроит? — обратилась она к внуку.

— Не понимаю, зачем ты спрашиваешь мое мнение, — холодно отозвался Оливер. — Ты же перебралась сюда со всем своим хозяйством. Меня даже не поставили в известность.

— Если в следующем году вам всем предстоит вступить в брак, то надо соблюдать приличия. Нельзя, чтобы вы выглядели нищими.

— А приличия — это главное, так? — огрызнулся Стоунвилл.

Миссис Пламтри не обратила внимания на его саркастический тон.

— Так вернемся к приличиям. Надо послать в газеты извещение о твоей предстоящей свадьбе. Да, кстати, на следующей неделе бал у Фоксмура. Там тебе тоже предстоит объявить о помолвке. Или ты собираешься жениться раньше?

Пальцы Оливера впились в руку Марии.

— Смотря по обстоятельствам. У нас могут возникнуть трудности с получением особого разрешения, ведь Мария католичка.

Марии почудилось, что миссис Пламтри слегка покачнулась, но если и так, то она тут же восстановила равновесие. Ее голубые глаза сверкнули.

— Да, трудности возможны, но ты их преодолеешь.

— Ну разумеется, — с поразительным хладнокровием ответил маркиз. — Человеку моего положения позволено многое.

Глаза миссис Пламтри сузились.

— А семья мисс Баттерфилд? Разве ее родственники не захотят присутствовать на свадьбе?

— Ее родителей нет на свете. Думаю, в этом тебе повезло. Сомневаюсь, чтобы тебе приятно было видеть на моей свадьбе дочь мелкого торговца и незаконнорожденного сына слуги.

Мария стиснула его руку. Ее роль сводилась к тому, чтобы заставить старую даму отказаться от своего плана, но Оливер слишком уничижительно говорил о ее родителях, в его устах они выглядели хуже, чем были. И, разумеется, он ничего не сказал о «Нью Бедфорд шипс» и о том, что ее отец превратился в весьма значительную персону.

Миссис Пламтри вперила в Оливера ледяной взгляд и сказала:

— На твоей свадьбе я буду рада видеть любых родственников твоей будущей жены.

Судя по мрачному выражению на лице Оливера, он ждал совсем других слов.

— Оливер, расскажи, где ты познакомился со своей прекрасной невестой? — спросил темноволосый молодой человек.

На губах Оливера заиграла злорадная ухмылка. Мария пришла в ужас.

— Забавно, что ты спросил об этом, Джаррет. Видишь ли, мой дорогой, мы познакомились в борделе.




Глава 6


Оливеру стоило громадных усилий скрыть разочарование, когда при этих его словах бабушка всего лишь моргнула, потом расправила плечи и изобразила самую бесстрастную мину. Видит Бог, Минерва и Селия огорчились больше, чем эта старая лицемерка!

А они-то почему всполошились? Интересно, что они себе вообразили, после того как он рассказал им, что обручится с самой неподходящей особой, только чтобы привести бабушку в чувство? Намеки и тонкости никогда на нее не действовали.

Вдруг он почувствовал, что ногти спутницы весьма болезненно впиваются ему в руку.

— Прошу меня извинить, — раздался голос Марии, — но мне надо сказать несколько слов жениху. Где мы можем поговорить наедине?

Черт возьми! Он совсем забыл про девчонку. Теперь придется иметь дело и с ней, и едва ли она благосклонно отнесется к его заявлениям. В конце концов, эта девушка может быть кем угодно, но она абсолютно точно не шлюха!

Минерва указала в сторону библиотеки. Мария поспешно туда направилась, а Оливеру пришлось, извинившись, последовать за ней.

Как только дверь библиотеки захлопнулась, Мария с гневом воскликнула:

— Да как вы посмели! Вы не сказали, что представите меня шлюхой! Об этом мы не договаривались.

— А вы предпочитаете, чтобы я называл вас воровкой? — парировал он, не собираясь сдаваться.

Глаза девушки сверкали негодованием.

— Вы прекрасно знаете, что я не воровка! И я не собираюсь ради вашего удовольствия изображать из себя проститутку!

— Даже если этот отказ грозит вам встречей с лондонскими властями?

Мария побледнела, но не дрогнула.

— Да. Если хотите, можете швырнуть нас в тюрьму, но я больше ни одной минуты не стану играть в вашу дьявольскую игру!

И она решительно направилась к двери. Оливер пришел в замешательство. Черт возьми, девчонка говорила всерьез!

Оливер загородил ей дорогу и схватил за руку.

— Мы заключили сделку, и вы не можете так легко ее разорвать.

— Вы с самого начала это задумали? Одеть меня, как гулящую, и воспользоваться моим положением в своих целях? Неужели вы решили, что когда я попаду сюда, то из-за ваших угроз буду покорно делать все, что мне скажут? Вы низкий, подлый…

Внезапно в дверь постучали. Послышался голос бабушки:

— Оливер, у тебя все в порядке?

— Все отлично, — гаркнул он, желая одного — чтобы бабушка ушла прежде, чем услышит крики Марии. — Через минуту мы будем.

— Мне следовало бы принять участие в вашей беседе, — сказала из-за двери бабушка.

Ручка двери скрипнула. Черт возьми, она решила войти!

Чтобы не дать Марии произнести слова, разрушающие его план, Оливер схватил девушку за талию, прижал к себе и губами накрыл ее губы.

От неожиданности она даже не сопротивлялась, но через секунду стала отчаянно вырываться. Тогда Оливер железной рукой взял ее за шею.

— О! — сдавленным голосом воскликнула бабушка. — Прошу прощения.

Смутно услышав стук закрываемой двери, Оливер хотел уже отпустить свою пленницу, как вдруг взвыл от резкой боли в паху. Искры посыпались у него из глаз. Негодница что есть силы ударила его коленом в самое болезненное место!

Согнувшись пополам, Оливер пытался не потерять сознание, а девушка заявила:

— Это за то, что вы заставили меня выглядеть шлюхой! — И пошла к двери.

— Постойте! — из последних сил выкрикнул он.

— Чего ради? — не останавливаясь, бросила она. — Вы сделали все, чтобы оскорбить меня и унизить в глазах ваших родных.

Все еще содрогаясь от боли, Оливер пустил в дело свой единственный козырь:

— Как вы отыщете своего Натана, если вернетесь в город?

Слава Богу, она остановилась. Оливер заставил себя выпрямиться, хотя комната по-прежнему слегка качалась перед глазами.

— Вам все равно нужна моя помощь. Девушка обернулась.

— До сей поры вы не проявляли никакого желания помочь, — ледяным тоном объявила она.

— Теперь проявлю. — Он сглотнул, пытаясь справиться с болью. — Завтра мы вернемся в город и наймем сыщика. Я знаю одного ловкого малого. Расскажете ему все, что удалось узнать, а я прослежу, чтобы он хорошо занимался своим делом.

— А в ответ мне надо всего-навсего изображать из себя шлюху.

Оливер поморщился. Она слишком близко приняла это к сердцу. Ему следовало догадаться, что с женщиной, способной угрожать ему шпагой, будет не так-то легко справиться.

— Нет.

— Что — нет? — требовательно спросила она.

— Вам не нужно изображать из себя шлюху. Просто не уезжайте. Все еще может получиться.

— Не понимаю, как можно что-то изменить, — с прежней холодностью проговорила девушка. — Вы уже объявили, что мы встретились в борделе. Дело не поправится, если теперь вы сообщите, что мы — воры.

— Не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю, — бросил он.

— Чтобы представить меня низкой, расчетливой тварью?

— Нет! — Она загнала его в угол и знала это. — Поверьте, одно ваше происхождение заставит бабушку одуматься. Сейчас она делает вид, что не возражает, но это не может долго продлиться. Клянусь, я все исправлю.

Девушка отвела взгляд. На лице ее отразилась тревога.

— Не думаю, что вам можно верить. — Она обвела рукой просторную библиотеку. — Ведь вы тут хозяин, что хотите, то и делаете. Привыкли распоряжаться, и все подчиняются.

Оливер вдруг почувствовал странную боль в груди. То, что говорила эта девушка, было правдой. Но никогда прежде никто не расценивал размеры Холстед-Холла и наличие титула как личный недостаток самого Оливера. Да любая женщина охотно бросится к его ногам, только бы получить все это! Точнее, любая англичанка. Американки, как видно, устроены иначе. Беда в том, что этот дом и все его богатства — ничто без денег. Эта девушка слишком наивна и ничего не знает о жизни аристократии, она видит лишь очарование древности.

— Послушайте, — возобновил свои уговоры Оливер, — мы оба понимаем, что вы не можете вернуться в Лондон в такой час. Переночуйте. Пообедайте, выспитесь в удобной постели. — Увидев, как надменно вздернула она подбородок, он заспешил: — Вы только попробуйте сыграть роль моей невесты, а утром мы вернемся в город. Если сегодня случится еще какая-нибудь неприятность, и вы решите разорвать наш договор, так и будет.

Лицо девушки отразило сомнения.

— Вы больше не будете пытаться меня поцеловать?

— Если учесть, как вы расправляетесь со смельчаками, то нет. Мне это не по вкусу.

Мария прищурилась.

— А если завтра я скажу, что не хочу больше этого маскарада, вы не бросите меня и Фредди в тюрьму?

— Нет. Но тогда я не стану нанимать сыщика. Завтра вы сами примете решение. — Голос его стал жестче. — Но если вы попытаетесь сбежать сегодня, вас ждет тюрьма.

Если она останется на ночь, дальше все будет хорошо. Его братья и сестры способны быть очень любезными, особенно если он скажет им, что она все же не шлюха. К тому же Мария может почувствовать сострадание к Минерве и Селии, которых бабушка желает выдать замуж независимо от их собственных устремлений.

— Только на одну ночь, — наконец произнесла Мария.

— Если только вы не решите, что наша сделка соответствует вашим интересам.

Девушка оглянулась на дверь, и Оливер понял: она думает о своем беспомощном кузене.

— Хорошо, мы останемся, а потом видно будет.

Слава Богу! Оливер кивнул и с некоторой осторожностью приблизился к ней на шаг. Казалось, она смутилась.

— Мне жаль, что пришлось так жестко…

— Лгунья, — проворчал Оливер. — Ни о чем вы не жалеете.

По ее губам пробежала легкая улыбка.

— Хорошо. Не жалею.

Оливер предложил ей руку.

— Кстати, где вы этому научились?

— Один из моих старших кузенов показал мне, как надо действовать, если кто-то пристает.

По крайней мере, ее готовность так яростно защищать себя не даст ему слишком сильно увлечься.

В большом зале они нашли все семейство, обсуждавшее что-то жарким шепотом. Фредди расхаживал в другом углу зала.

Оливер прочистил горло и громко заявил:

— Моя невеста дала мне понять, что она весьма невысокого мнения о моей шутке.

— Оливеру нравится шокировать людей, — спокойным тоном произнесла Мария. Оливер удивленно на нее взглянул — надо же, она это заметила! — Уверена, вы и сами это знаете, а на мой взгляд, такая привычка — большой недостаток.

Похоже, эта девушка находит у него массу недостатков, но ему трудно ее за это винить.

— Значит, вы познакомились все-таки не в борделе? — спросила бабушка, переводя взгляд с внука на его предполагаемую невесту.

— Именно в борделе, — заявил Оливер, — но лишь потому, что бедный Фредди заблудился и забрел туда по ошибке. Я как раз пытался с ним объясниться, когда ворвалась Мария, которая с ума сходила от тревоги за своего кузена. Я посочувствовал этим двум молодым американцам и захотел им помочь справиться с опасностями большого города. Всю неделю мы провели вместе, ведь так, дорогая?

Мария изобразила фальшивую улыбку.

— Да, дорогой. Ты показал себя очень опытным гидом.

Джаррет удивленно приподнял бровь:

— Удивляет то, что, обнаружив тебя в борделе, мисс Баттерфилд все же согласилась выйти за тебя замуж.

— Мне бы не следовало, — согласилась Мария, — но Оливер, на коленях умоляя меня принять его вечную любовь, поклялся, что это для него в прошлом.

Джаррет и Гейбриел едва сдерживали смех. Оливер скрипел зубами. Надо же — «на коленях умолял»! Ей непременно надо задеть его самолюбие на глазах у семьи! — Должно быть, она считает, что он это заслужил. Скорее бы бабушка передумала. Не хватало еще представить эту девицу своим друзьям. Она тотчас сделает из него посмешище.

— Боюсь, дорогая, — начал он ядовитым тоном, — моим братьям трудно вообразить меня на коленях перед кем бы то ни было.

Мария изобразила крайнее удивление:

— Неужели они не знают, насколько ты романтичен? Надо бы показать им сонеты, в которых ты воспевал мою красоту.

— Не сейчас, дорогая. — Оливер разрывался между желанием расхохотаться и удавить ее. — Пора обедать. Я умираю от голода.

— Я тоже, — вставил Фредди, но после грозного взгляда кузины добавил: — Но это не важно.

— Очень даже важно, — милостиво провозгласила бабушка. — Мы хотим, чтобы гости чувствовали себя у нас как дома. Пойдемте, мистер Данс. Дайте мне вашу руку, раз мой внук занят своей невестой.

И они чинно двинулись к столовой. Оливер наклонился к уху девушки и прошептал:

— Я вижу, вам доставляет удовольствие изображать меня идиотом.

Губы Марии дрогнули в улыбке.

— О да. Получилось забавно.

— Значит, вас удовлетворило мое объяснение насчет борделя?

— Более-менее. — Она искоса посмотрела на него из-под длинных ресниц. — Вы еще не выполнили всех условий.

«Господи, помоги мне, грешному», — подумал Оливер. Ему во что бы то ни стало надо убедить ее остаться и сыграть свою роль до конца.




Глава 7


Едва Мария вступила в королевских размеров столовую с богатой лепниной и прекрасными статуями в стенных нишах, как ее охватила паника. На длинном столе сверкали бокалы с золотой отделкой, сиял великолепный фарфор. Пусть салфетки из дамаста слегка обтрепались, а на краях чаш для омовения рук виднелись сколы, но серебряные приборы поражали воображение. Робость Марии была объяснима — многие вещи она видела впервые и понятия не имела, как ими пользоваться. Вдоль стола вытянулась шеренга слуг.

Похоже, Фредди тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Как общаться со столь изысканной публикой? Мария вспомнила, как были шокированы сестры Оливера, когда он заявил, что познакомился с ней в борделе. Она никогда, никогда ему этого не простит.

И он еще посмел поцеловать ее! При этом воспоминании кровь бросилась ей в лицо. На мгновение, очень краткое, Мария тогда почувствовала то, что, как ей казалось, девушка должна чувствовать при поцелуях, — сердце заколотилось, по телу разлился жар.

Наверное, так случилось, потому что Оливер умеет целовать. Раньше, когда Марию целовал Натан, она считала, что делает что-то неправильно и потому ничего не чувствует, но, возможно, это Натан делал что-то не так.

Оливер оскалился в фальшивой улыбке и усадил ее на один из стульев, к счастью, рядом с Фредди, а сам направился во главу стола, но не сел.

— Подавайте, — распорядилась его бабушка.

— Еще минуту, — Оливер кивнул слугам: — Оставьте нас.

— В чем дело? — удивилась миссис Пламтри.

— Обед сегодня особенно великолепен, правда, бабушка? — Ожидая, пока выйдут слуги, Оливер прошел к буфету и одну за другой приподнял крышки с блюд. — Телятина, говяжий филей в винном соусе, креветки, лобстеры… — Его мрачный взгляд остановился на бабушке. — Ты привезла с собой своего французского повара и, видимо, запас самых деликатесных продуктов.

Бабушка фыркнула:

— Я привыкла к хорошей еде и не собираюсь от нее отказываться даже у тебя в гостях.

— Вот именно — у меня в гостях. — Он вернулся во главу стола. — Ты у меня в доме, и пока ты здесь, ты должна есть то, что дает имение — оленину, баранину, куропаток, — то же, что и мы все. Никаких восковых свечей во всех углах. И комнаты здесь открыты только те, которыми мы пользуемся.

— Послушай, Оливер…

— Мои слуги вполне способны служить тебе, так что пусть твои утром возвращаются в Лондон. Если эти условия тебе не подходят, то тебе, возможно, следует тоже вернуться домой.

Глаза старой дамы гневно сверкнули.

— Насколько я понимаю, тебе хочется ущемить меня в ответ на требования, которые я предъявляю вам пятерым.

— Вовсе нет. Какое бы оно ни было, это мое имение. Раньше ты никогда не вкладывала в него деньги и не начинай сейчас. Я сам о себе позабочусь. — Голос Оливера зазвучал резче. — Смотри на это так: пусть мои братья и сестры на деле увидят, что их ждет, если они не выполнят твои требования.

Старая дама ответила ему проницательным взглядом.

— А в результате я должна проникнуться к ним сочувствием и отказаться от своего плана?

— Я уже объявил свои условия.

— Ну хорошо. Однако слуги сегодня все равно здесь и еда приготовлена, зачем же от нее отказываться?

Оливер помедлил, потом кивнул.

— Слава Богу, — пробормотал светловолосый молодой человек, лорд Гейбриел, который сидел слева от Марии. — Обожаю креветки.

— Я тоже, — поддержал его Фредди.

Мария с интересом наблюдала за хозяином дома. Он оказался более гордым, чем она ожидала. До этих пор она считала его просто испорченным и развращенным повесой, готовым на все ради собственного удовольствия, но скандал с бабушкой не вписывался в этот образ. Как и его неприязнь к этому дому. Ясно одно — маркиз Стоунвилл не так прост, как ей показалось сначала, и за его нежеланием выполнить требования миссис Пламтри кроется нечто непонятное.

Казалось, остальных никак не задевает напряжение, которое чувствовалось в отношениях Оливера и его бабушки. Все были рады ее обществу. Лорд Джаррет, который сидел между своими сестрами напротив Марии, расспрашивал миссис Пламтри о том, как она провела день. Леди Селия пошутила, и ее бабушка весело рассмеялась. Леди Минерва наблюдала за ними с улыбкой.

Минерва. У сестры Оливера такое же необычное имя, как и у мисс Шарп, которое пришло к Марии вместе с ее книгами. Должно быть, в Англии женщин часто так называют, однако раньше Мария с этим именем не сталкивалась. Возможно, мисс Шарп — это псевдоним?

Лакей предложил ей суп из угря, Мария кивнула в знак согласия. Значит, угрей действительно едят? Или это обычай английских лордов? И как, кстати, надо есть этот суп? Перед Марией лежало целых три ложки — одна была похожа на маленькую лопатку, вторая — с изящным рисунком, а третья — обычная, но такого же размера, как вторая. Которая из них для супа?

Мария сидела не двигаясь, в ужасе от мысли о возможной ошибке, но тут Минерва деликатно кашлянула, бросила на Марию многозначительный взгляд, взяла ложку простой формы и опустила ее в суп. Девушка с благодарной улыбкой последовала ее примеру. Суп оказался очень хорош.

— Мисс Баттерфилд, позвольте спросить, — обратилась к ней миссис Иламтри, — что привело вас в Англию?

Мария застыла. Как отвечать на такой вопрос?

— Мы приехали, чтобы найти Натана, — просто ответил Фредди.

— Моего кузена, — быстро продолжила девушка, ущипнув Фредди под столом за руку. — Брата Фредди. Натан приехал сюда по делам, а сейчас он нужен моей тете дома, но от него нет писем.

— И вы нашли его? — осведомилась миссис Пламтри.

— Пока нет. Но Оливер обещал помочь в поисках.

— Это самое малое, что я могу сделать, — любезно отозвался Оливер.

Последовало молчание, во время которого Мария задумалась: сколько раз Фредди успеет что-нибудь ляпнуть до того, как они отправятся спать?

— Мисс Баттерфилд, а у вас есть собственные братья и сестры? — задал вопрос лорд Джаррет.

— Боюсь, что нет. У меня только Фредди и три его старших брата. Мы все выросли в одном доме.

— Четыре мальчика жили в одном доме с вами? — воскликнула леди Селия. — Бедная вы, бедная. Я с трудом переношу, когда кто-нибудь из братьев наезжает в лондонский дом. От них столько беспокойства!

— А от тебя, разумеется, никакого беспокойства нет и в помине, — язвительно вставил Оливер. — Взять хоть тот случай на состязаниях по стрельбе, когда трое джентльменов едва не передрались за право предоставить тебе ружье. Или когда ты нарядилась мужчиной, чтобы попасть на матч. Или…

— Леди Селия, вы умеете стрелять из ружья? — с восхищением воскликнула Мария. — А как вы научились? Мне тоже всегда хотелось, но отец и кузены отказывались меня учить. Вы могли бы показать мне, как стреляет ружье?

— Нет! — в один голос воскликнули Фредди и Оливер. Потом Оливер добавил: — Ни в коем случае.

Лорд Гейбриел наклонился к Марии:

— Я буду счастлив вас научить, мисс Баттерфилд.

— Уймись, Гейб, — зарычал Оливер. — Хватит того, что ты научил Селию. Мария и так прекрасно вооружена.

Миссис Пламтри вопросительно приподняла брови.

— Прошу тебя, Оливер, объясни, что ты имеешь в виду!

Оливер помолчал, потом широко улыбнулся.

— Конечно же, ее красоту. Это оружие достаточно разрушительно.

— Но оно не остановит негодяя, нападающего на женщину! — вставила леди Минерва.

— Что ты об этом можешь знать? — возразил лорд Джаррет. — Конечно, на героинь твоих романов негодяи нападают с пугающей регулярностью, но это вовсе не значит, что с обычными женщинами происходит то же самое.

Мария уставилась на леди Минерву. Она была потрясена. Неужели она действительно оказалась за одним столом с?..

— Неужели вы и есть автор романов Минерва Шарп?

Леди Минерва улыбнулась:

— Так и есть.

— О Боже, мисс Баттерфилд, — с комичным испугом воскликнул лорд Джаррет, — только не говорите мне, что вы читаете готические ужасы Минервы!

— Это не готические ужасы! — запротестовала Мария. — Это чудесные книги. Да-да, я прочла их все до одной и не один раз.

— Что ж, это многое объясняет, — с иронией заметил Оливер. — Думаю, мне надо благодарить сестру за то, что ты чуть не проткнула меня шпагой в том борделе.

Лорд Гейбриел расхохотался:

— Так вы напали со шпагой на старика Оливера? Восхитительно!

Лорд Джаррет отхлебнул вина.

— Во всяком случае, загадка с вашим оружием теперь разъяснилась.

— Он неправильно себя вел. — Мария бросила предостерегающий взгляд на Оливера. — У меня не было другого выхода.

— Наша Мария часто так поступает, — с набитым ртом вставил Фредди. — Поэтому мы не учим ее стрелять.

Девушка вздернула подбородок.

— Женщина должна уметь за себя постоять.

— Правильно! — Леди Селия подняла бокал, жестом показывая, что это в честь Марии. — Не слушайте этих нытиков. Чего ждать от мужчин? Они предпочли бы надеть на нас ошейники.

— Ну нет, — возразил лорд Гейбриел. — Лично мне нравятся женщины с огоньком. Конечно, я не могу говорить за Оливера…

— Уверяю вас, у меня нет желания надевать на женщину ошейник.

Леди Минерва фыркнула:

— Ты и так справляешься. Ты умеешь вскружить женщине голову, и она прощает тебя, даже если ты ведешь себя дурно. Иначе как объяснить то, что мисс Баттерфилд, которая сначала собралась проткнуть тебя шпагой, потом согласилась стать твоей невестой?

Мария не знала, что сказать. В голове у нее мелькнуло смутное воспоминание — как все это похоже на образ из романа леди Минервы. «Он умел вскружить женщине голову, и это волновало и пугало ее».

— О Боже! — Мария посмотрела на Оливера. — Вы маркиз Роктон!

Братья и сестры Оливера дружно рассмеялись. На Лице Оливера появилось обиженное выражение.

— Не напоминай мне об этом, — пробормотал он. — Ты представить себе не можешь, как радовались мои друзья, когда сестра сделала меня злодеем в своем романе.

— Еще больше они радуются тому, что она и их сделала своими героями, — вставил лорд Джаррет с насмешливым огоньком в глазах. — Фоксмур теперь невозможно задирает нос, а Керквуд, с тех пор как вышел последний роман, стал важничать, как павлин. Ему страшно нравится, что в романе он тебя победил.

— Это потому, что в жизни он не может со мной справиться, хотя все время предлагает устроить дуэль на рапирах.

Мария пораженно смотрела на сотрапезников. — Вы хотите сказать, что виконт Черчгроув — реальный человек? А Фоксмур… это же Вулфплейн!

— Именно так. — Оливер демонстративно закатил глаза. — Черчгроув — это мой друг виконт Керквуд, а Вулфплейн — еще один друг, герцог Фоксмур. Похоже, Минерва не может сама выдумать правдоподобный характер.

— Ты прекрасно знаешь, что характеры — мои собственные, — заявила леди Минерва.

— За исключением тебя, Оливер, — с улыбкой заметил лорд Джаррет. — Ты вылитый Роктон.

О да, как маркиз Роктон, он имел острый, холодный ум и внешность итальянского принца. Его пренебрежение честью джентльмена очень походило на поведение Роктона, так же как и его решимость всегда получать все, что ему угодно.

Однако Мария уже начала понимать, что он не такой негодяй, каким она сочла его при знакомстве. Стоит только вспомнить, как он отстаивал право своих братьев и сестер не вступать в скоропалительный брак.

Чтобы шокировать свою бабушку, Стоунвилл, видимо, с самого начала собирался представить ее падшей женщиной, но когда Мария оказала сопротивление, он легко пошел ей навстречу и даже обещал наутро отпустить их с кузеном, если таково будет ее решение.

Мария и сейчас до конца не знала, можно ли ему верить. Оливер был дерзок, груб и циничен. Но иногда, замечая в его глазах тоску, она… почти сочувствовала ему. А это, право, смешно. Сочувствовать негодяю — разве это разумно?

— Роктон похож на Оливера не больше, чем Черчгроув на лорда Керквуда, — решительно провозгласила леди Минерва.

— Тогда зачем ты дала ему мое имя? — спросил Оливер.

— Это же не совсем твое имя, старик, — возразил лорд Гейбриел. — К тому же ты сам знаешь, Минерве нравится время от времени щелкать тебя по носу.

— Прекрати называть меня «старик»! — взвился Оливер. — Я еще не разваливаюсь на части.

— Кстати, сколько вам лет? — спросила Мария, которую позабавило его тщеславие.

— Тридцать пять, — ответила вместо внука миссис Пламтри, которая до этого почти все время молчала, но сейчас разговор ее, видимо, заинтересовал. — А это возраст, к которому мужчина уже давно должен быть женат, не так ли, мисс Баттерфилд?

Мария, чувствуя на себе взгляд Оливера, выбирала слова очень тщательно:

— Я думаю, это зависит от человека. Мой отец тоже женился примерно в таком возрасте. Он был слишком занят — сражался в революционных войнах и не имел возможности за кем-либо ухаживать.

Кровь отлила от лица миссис Пламтри. В глазах Оливера блеснул триумф.

— Ах да! — воскликнул он. — Неужели я забыл упомянуть, что мистер Баттерфилд сражался в рядах континентальной морской пехоты?

За столом стало очень тихо. Леди Минерва занялась своим супом. Леди Селия сделала несколько глотков вина. Лорд Джаррет сосредоточенно смотрел себе в тарелку. Тишину нарушил один только лорд Гейбриел, который отчетливо пробормотал себе под нос:

— Проклятие!

Мария поняла, что есть какие-то обстоятельства, которые ей не известны. Оливер наблюдал за бабушкой, как волк за ягненком, а миссис Пламтри, казалось, впача в глубокую задумчивость.

— Дядя Адам был настоящим героем! — вступил в разговор Фредди, который, как обычно, не замечал никаких тонкостей. — В битве при Принстоне он один отбивался от десятерых британцев, пока не пришла помощь.

— Фредди, — негромко одернула его Мария, — не забудь, что наши хозяева британцы.

Фредди заморгал.

— Да, правда, — пробормотал юноша и тут же отмахнулся вилкой: — Но ведь война была давным-давно. Сейчас ее никто уже не вспоминает.

Один взгляд на напряженное лицо миссис Пламтри показал Марии, что это совсем не так.

— Боюсь, что бабушка Оливера как раз вспоминает.

Миссис Пламтри выпрямила спину и напряженным голосом объявила:

— Мой единственный сын погиб на войне в колониях. Он тоже был героем. Просто он не выжил и не смог рассказать о своих подвигах.

Сердце Марии наполнилось состраданием к этой старой женщине. Как мог Оливер быть так жесток к ней? Мария бросила на него гневный взгляд, но он, стиснув челюсти, наблюдал за бабушкой. Как ей удается каждый раз будить в нем дьявола?

Миссис Пламтри холодно взглянула на внука.

— Именно поэтому я вынуждена оставлять свое дело и свои деньги детям моей дочери.

Оливер прищурился.

— Но ведь ты, бабушка, не оставляешь нам свои деньги просто так? Во всяком случае, не даром.

Плотно сжав губы, миссис Пламтри резко поднялась и вышла из-за стола.

— Мисс Баттерфилд, — обратилась она к Марии, — позвольте сказать вам несколько слов наедине.

Мария посмотрела на Оливера, который не сводил глаз с бабушки.

— Зачем? — резко спросил маркиз.

— Если бы я хотела объяснить тебе зачем, то позвала бы с собой. А я этого определенно не хочу.

— Мария почти ничего не съела. Дай ей утолить голод, — продолжал упорствовать Оливер.

— О, со мной все в порядке, — вмешалась девушка. — Я буду рада поговорить с твоей бабушкой. — Ей хотелось понять, что происходит, и она надеялась разузнать это, не раскрывая своей роли. Однако миссис Пламтри скорее всего уже обо всем догадалась.

— Мария, тебе нет причин… — начал Оливер.

— Я ведь не возражаю. — Она встала и положила салфетку на стол. — И я вовсе не голодна.

— Мне тоже надо идти? — жалобным голосом спросил Фредди.

— Нет, Фредди, — сдерживая раздражение, ответила ему кузина. — Думаю, в этом нет необходимости.

Миссис Пламтри вышла, Мария — следом. Как только они оказались в соседней гостиной, старая дама развернулась к Марии лицом и, явно сдерживая гнев, спросила:

— Сколько денег вы хотите, чтобы прекратить этот фарс?

— Простите… — Мария удивленно распахнула глаза.

— Поговорим откровенно, мисс Баттерфилд, — холодно произнесла миссис Пламтри. — Я догадываюсь, что мой внук предложил вам некую сумму денег, чтобы вы играли роль его невесты до тех пор, пока я не изменю своего решения. Я не знаю, о какой сумме идет речь. Просто назовите мне цифру, и все.

Мария опешила и несколько секунд не могла прийти в себя. Предложение было оскорбительным, но она на мгновение все же задумалась, не принять ли его. С деньгами она сама сможет нанять сыщика и отделается от этого сумасшедшего семейства. Она ничего не должна Оливеру, по отношению к ней он вел себя непозволительно.

Ну… он, конечно, спас ее и Фредди от тех людей в борделе. И Мария дала ему слово играть свою роль, во всяком случае, нынешним вечером. Она упрекала его в бесчестности, а теперь сама хочет нарушить обещание. С другой стороны, ее раздражало поведение миссис Пламтри, которая, похоже, думала, что купить можно кого угодно. Да эти англичане хуже, чем капитаны индустрии в Америке!

Старая дама постучала тростью по полу.

— Мне нужен ответ.

— Простите, мадам. — Мария вздернула подбородок. — Я поражена тем, что вы называете нашу помолвку фарсом. Вы хотите сказать, что ваш внук не хочет жениться на мне?

— Девушка, не считайте меня идиоткой. — Миссис Пламтри шагнула к ней с удивительным для ее возраста проворством. — Мой внук знает, что вы женщина, которая никак не удовлетворяет моим требованиям к его жене. Это единственная причина, почему он вас выбрал. — Она стукнула тростью об пол. — Я не собираюсь терпеть это. Скажите же, черт возьми, сколько денег он вам предложил!

Да, старая дама высказалась весьма ясно, но она ошибалась, если рассчитывала, что Мария подожмет хвост и бросится наутек.

— Мне не нужны ваши деньги. Мне вообще ничего от вас не нужно. Оливер меня «выбрал», как вы выразились, потому что у него ко мне есть чувства. — Миссис Пламтри, конечно, поймет эти слова по-своему, но все же они не ложь. — Мне жаль, что вас это расстраивает, но так как и у меня есть чувства к вашему внуку, вам придется смириться.

— Так вы признаете, что не влюблены в него? — очень проницательно заметила миссис Пламтри.

Даже ради данного Оливеру слова Мария не могла солгать так откровенно.

— Я его недостаточно знаю, чтобы утверждать, что люблю его. Но он мне очень нравится. — Мысленно она добавила: «Когда он искренен и не пытается изображать скуку или цинизм». — Видимо, он счел эту степень привязанности достаточной и теперь хочет на мне жениться, а его чувства — это единственное, что имеет значение.

Миссис Пламтри приблизилась к ней еще на шаг. На бледном лице голубые глаза ее горели ледяным пламенем.

— Если вы надеетесь получить больше, выйдя за него замуж, вам стоит очень и очень подумать. Ему принадлежит этот дом со всем его содержимым и больше почти ничего. Без моих денег он будет не в состоянии покупать вам нарядные платья и возить в Париж. И могу вас заверить: если супруга моего внука окажется намного ниже его по положению, я действительно вычеркну Оливера из завещания!

Глаза Марии сузились.

— Мне показалось, вы сказали, что все это фарс и что он и не собирался на мне жениться.

— Конечно, фарс. — На губах миссис Пламтри появилась жесткая усмешка. — Но мужчина думает членом. — Марию поразила такая вульгарность в устах женщины, а миссис Пламтри без всякого смущения продолжала: — Умная женщина — а вы показались мне умной — с помощью красоты и возможности близкого общения способна поймать в свои сети любого мужчину, даже такого опытного, как мой внук.

— Поймать в сети? Оливера? Как видно, вы совсем не знаете своего внука, если полагаете, что его можно заставить сделать что-то против его собственной воли.

Именно желание миссис Пламтри принудить Оливера к браку создало эту абсурдную ситуацию.

— Я знаю его лучше, чем вы. Он во многом уязвим, о чем вы даже не догадываетесь.

Слова старой дамы эхом отозвались в душе Марии, они подтвердили ее собственные догадки.

— И в чем же он уязвим?

Миссис Пламтри фыркнула.

— Неужели вы рассчитываете, что я вам скажу и тем самым вложу в ваши руки новое оружие? Ни в коем случае. В последний раз спрашиваю, мисс Баттерфилд, вы готовы принять мое предложение денег?

Мария устала от этого бессмысленного разговора, устала от того, что ее принимают за коварную авантюристку.

— Нет.

— Даже если в будущем не получите ни пенни…

— Мне все равно. — Конечно, она не собиралась по-настоящему выходить замуж за Оливера, но сейчас ее возмутила холодная деловитость его бабушки, и она невольно стала сочувствовать целям лорда Стоунвилла.

— Пусть отношение Минервы и других вас не обманывает. Вы никогда не станете своей в этой семье, никогда не будете приняты в обществе, никогда…

— Если Оливеру до этого нет дела, то мне и подавно. Полагаю, миссис Пламтри, наша беседа закончена. — С этими словами Мария развернулась и пошла прочь. Возмущение клокотало в ее душе. А она-то считала Оливера грубым. По крайней мере, понятно, откуда у него это. О Боже, что за семья!

Сейчас она почти жалела Оливера. С такой-то бабушкой! Неудивительно, что он рассчитывал на успех своего плана.

В этот момент она решила помочь ему. Если Оливер будет выполнять условия сделки, то есть наймет сыщика, то и она не отступится.

Хетти понадобилась вся ее воля, чтобы сохранить на лице суровую мину до тех пор, пока мисс Баттерфилд не выйдет из комнаты. Потом она позволила себе улыбнуться, подошла к столу и налила себе изрядную порцию бренди. Девчонка оказалась безупречной. То, что надо! Угрожала ему шпагой! Устроила ему выволочку за то, что Оливер хотел изобразить из нее шлюху! Отказалась от денег за предательство.

Хетти сделала глоток бренди. Конечно, девочка может оказаться маленькой хищницей, рассчитывающей в итоге получить все. Но это едва ли. Хетти не могла бы добиться успеха, не умей она читать в душах людей, а мисс Баттерфилд явно женщина с характером. Она не стала изображать страстную любовь к Оливеру, хотя это могло бы помочь ей. У нее есть гордость. Она способна постоять за себя.

Видимо, Оливер каким-то образом заставил ее участвовать в этом фарсе. Тут не все ясно, но Хетти еще может добиться своего.

Важно, что мисс Баттерфилд относится как раз к тому типу, который нравится Оливеру, — светловолосая, голубоглазая, полногрудая. Кстати, она ему явно нравится. Опасаясь ловушки, внук, как правило, избегал невинных девушек, а мисс Баттерфилд, без сомнения, именно невинная молодая девушка. Хетти с улыбкой вспомнила шок на лице мисс Баттерфилд при слове «член».

Оливер предпочел эту девушку какой-нибудь певичке или просто шлюхе, что больше подошло бы для его цели. Как видно, он надеялся, что пороки ее происхождения заставят Хетти признать свое поражение. Ха! Он плохо знает свою бабушку. Да она готова женить Оливера на дочери торговца рыбой, если это поможет ему остепениться.

Но Хетти достаточно разумна, чтобы не показать этого ни Оливеру, ни мисс Баттерфилд. Небольшое противодействие со стороны тираничной старухи, которую так любила изображать Хетти, заставит молодежь объединить силы. А объединение сил означает разговоры наедине, привычку доверять друг другу, а если повезет, то и любовь.

Хетти обязана сделать это для внука. Из-за ее собственных ошибок он провел юность, сооружая вокруг себя крепость зла и безнадежности, полагая, что другого ему не суждено.

Хетти считала иначе. В нем заложены великие задатки, если только он разрешит тебе их распознать. И мисс Баттерфилд поможет ему их развить. Хетти просто знала это, и все. А она никогда не ошибалась.




Глава 8


Со старинным кубком в руке Оливер стоял в Королевском дворе, названном так в память о Генрихе VIII, который любил его, когда был хозяином этого дома, похожего на крепость. Оливер с самого детства тоже любил этот внутренний двор. Именно сюда убегал он от ссор родителей, играл на широких плитах двора среди стен из зернистого песчаника, пытаясь забыть все на свете — свое положение наследника, тот кошмар, в который превратился брак родителей… Глядя на звезды, он мечтал улететь к ним и сгореть в ярком огненном сиянии.

Оливер горько усмехнулся. Сейчас забыть не удастся. Пригласив бабушку в Холстед-Холл, он совершил ошибку. Она щедро тратит тут деньги, увеличивая зависимость братьев и сестер от ее богатства.

Оливер отхлебнул вина. С ним это не пройдет. Он не позволит ей распоряжаться в Холстед-Холле. Пусть он ненавидит этот дом, но дом принадлежит ему, и он сам будет решать, как здесь жить.

— Ваша сестра сказала мне, где вас искать, — раздался у него за спиной тихий голос.

Оливер напрягся, потом сделал еще один глоток.

— А я-то думал, вы уже на пути в Лондон.

— С чего бы вдруг? Оливер вздохнул.

— Я достаточно хорошо знаю свою бабушку. Думаю, тот разговор в гостиной свелся к предложению денег.

Мария подошла ближе. Оливер почувствовал исходящий от нее запах розы и чего-то еще.

— Вы думали, я возьму у нее деньги?

В ответ Оливер вооружился привычным цинизмом:

— А почему бы вам их не взять? Я бы на вашем месте взял.

— Вы ведь сказали, что, если я не останусь на ночь, вы бросите нас с Фредди в тюрьму.

— Но вы ведь наверняка догадались, что у бабушки хватит влияния предотвратить это.

— Возможно, я испугалась риска.

Оливер насмешливо фыркнул:

— Ну разумеется, ведь вы такая робкая.

Мария мягко усмехнулась:

— Такого о себе я еще не слышала.

Пытаясь угадать ее настроение, Оливер бросил на девушку косой взгляд.

— Приняв ее предложение, вы оказались бы в выигрыше. С ее деньгами вы могли сколько угодно искать своего жениха и, кстати, избавиться от пребывания здесь. — «И от меня», — мысленно добавил он.

— К счастью для вас, я не так меркантильна. Я обещала остаться здесь на ночь, и я останусь.

Облегчение, которое испытал в этот миг Оливер, удивило его самого. Она только средство борьбы, ничего больше. Если понадобится, он найдет другую.

В лунном свете ее лицо светилось, как у ангела, а светлые косы, короной уложенные на голове, казались сияющим нимбом.

Оливер зарычал. Нимб, ангелы, лунный свет — да что на него нашло, в конце концов, откуда такие странные фантазии?

— Если бы вы сбежали, я бы не стал вас винить. Ваша цель — найти Хайатта.

— Вы дурного мнения о людях, но некоторые из нас держат слово и не забыли о честности.

Сам Оливер давно забыл это слово. С насмешливой улыбкой он поднес к губам кубок.

— Вам повезло, мисс Баттерфилд. Думаю, бабушка удивилась. Наверное, вы первая, кого она не смогла купить.

— О! Кого же она покупала раньше?

В мозгу Оливера вспыхнули сцены той страшной ночи. Сам он дрожит от ужаса, а бабушка мечется, успокаивает слуг, сует взятки направо и налево, чтобы замять скандал.

— Никого. Забудьте, что я сказал.

— Вы ведь часто так делаете? Оливер залпом допил остаток вина.

— Как?

— Замыкаетесь в себе, когда кто-нибудь пытается заглянуть в вашу душу. Стараетесь все обернуть в шутку.

— Если вы пришли, чтобы читать мне мораль, не трудитесь, — огрызнулся он. — Бабушка делает это безупречно, вам трудно с ней соревноваться.

— Просто я хочу понять.

— А я хочу, чтобы меня проглотила звезда, но наши желания не всегда сбываются.

— Что?

— Забудьте. — Резко развернувшись, Оливер направился к ближайшей двери в стене, но Мария поймала его за рукав.

— Почему вы так сердиты на свою бабушку?

— Я же говорил вам: потому что она пытается разрушить мою жизнь и жизни моих сестер и братьев.

— Заставляя вас вступить в брак, чтобы у вас были дети? Я думала, что от всех лордов и знатных леди ждут именно этого. А вы пятеро уже достаточно взрослые для брака. — В тоне Марии послышалась насмешка. — А некоторые уже не просто взрослые…

— Придержите язычок, дорогая, — оборвал ее Оливер. — Я сегодня не в настроении выслушивать нотации.

— Из-за вашей бабушки? Но ведь вы сердитесь не только из-за ее требований? Причина кроется глубже.

Оливер бросил на нее гневный взгляд.

— Какое вам до этого дело? Или она завербовала вас в свои ряды?

— Едва ли. Миссис Пламтри просто сообщила мне — дальше я цитирую — «что вы женщина, которая никак не удовлетворяет моим требованиям к его жене».

Оливер улыбнулся точности, с которой Мария воспроизвела даже интонации бабушки.

— Я же говорил вам, что так и будет.

— О да! — воскликнула она. — Вы оба прекрасно умеете оскорблять людей.

— Да, это один из моих многочисленных талантов.

— Ну вот — опять. Опять вы пытаетесь все превратить в шутку, вместо того чтобы поговорить о том, что нас действительно беспокоит.

— И что же это?

— Ваша бабушка поставила ультиматум, но в ярость нас приводит нечто другое. Так что же она сделала?

Черт возьми, неужели она не оставит его в покое?

— С чего вы взяли, что она что-то сделала? Может быть, во мне говорит просто дух противоречия.

— Конечно, говорит. Но сердитесь вы на нее не на это.

— Если вы собираетесь две недели задавать мне глупые вопросы, которые не имеют ответов, тогда я готов оплатить ваш отъезд в Лондон.

Девушка улыбнулась.

— Нет, не готовы. Я вам нужна.

— Это правда. Но раз я плачу за услуги, то думаю, что имею право обговорить условия этих услуг. Дурацкие вопросы не входят в сделку.

— Пока вы мне еще ничего не заплатили, — легкомысленным тоном проговорила она. — Так что пока я свободна от условий. К тому же я весь вечер изо всех сил старалась ради вашего дела. В конце беседы с вашей бабушкой я сообщила ей, что у меня к вам есть «чувства» и что у вас ко мне тоже есть «чувства».

— И вы не поперхнулись на этой лжи?

— Но у меня к вам действительно есть чувства, правда, не те, о которых она подумала. Но миссис Пламтри подозревает, что дело нечисто. Она более проницательна, чем вы думаете. Сначала она обвинила нас в том, что мы устроили фарс, а когда я стала это отрицать, она заявила, что я «поймала вас в сети», чтобы завладеть вашим состоянием, которое достанется вам от нее.

— И что вы на это ответили?

— Сказала, что она может оставить себе свои драгоценные денежки.

— Правда? Хотел бы я услышать это собственными ушами. — Мария поражала его все больше. Никто еще не сумел противостоять бабушке, одна лишь эта маленькая американка с ее наивной верой в справедливость, добро и совесть.

Никто и никогда не защищал его с таким рвением, даже собственные братья. Особенно если учесть, как он сам с ней обошелся.

— Теперь я понимаю, почему вы так настроены против нее, — продолжала Мария. — В ней действительно есть качества, с которыми трудно смириться.

Оливер заглянул в пустой кубок.

— Вы смотрите на это как на порок, — возразил он, — но сама она думает, что защищает нас.

— Тем не менее, вы на нее сердиты.

— О Господи, оставьте наконец эту тему. Я не сержусь на бабушку. — Он резко шагнул к Марии. — Если вы не перестанете говорить об этом, я займу ваш рот чем-нибудь получше.

Она подняла на него удивленный взгляд.

— Я не понимаю…

И тут он ее поцеловал. Пусть бьет его в пах, пусть дает пощечину — это лучше, чем слушать вопросы о том, что он не желает обсуждать.

Но она не ударила его. Она тихо стояла и не сопротивлялась. Оливер отстранился и с подозрением заглянул ей в лицо.

— Ну? И вы не двинете мне под дых? Не приставите нож к горлу?

Мария улыбнулась.

— А вам бы этого хотелось? Хотелось, чтобы я стукнула вас по щиколотке и в гневе удалилась? Тогда бы вам не пришлось отвечать мне. Но я хитрее, Оливер. Я не собираюсь прекращать свои вопросы лишь потому, что…

Отшвырнув кубок, он снова ее поцеловал. Теперь обе его руки были свободны, и он притянул ее к себе, сумел воспользоваться открывшимися от неожиданности губами и проник языком в ее рот, такой сладкий, нежный, невинный. И такой опасный.

Он резко отстранился. А она — нет.

— Что это? Что вы сейчас сделали? — задыхаясь, спросила она.

Ее внезапное возбуждение вызвало у него в груди болезненный отклик. Этого не следовало допускать.

— Еще один вид поцелуя. — И, не сумев сдержаться, он провел большим пальцем по ее губам. — Очень интимный.

Мария слушала его как завороженная. Еще один вид поцелуя? Значит, они бывают разные? И от этого так стучит ее сердце? Почему же Натан никогда так ее не целовал?

О Боже! Натан!

Она позволила самому Роктону целовать себя и даже не вспомнила о Натане.

И все же ей хотелось узнать, почему поцелуи Оливера другие? Может быть, дело в ней самой или в том, что у Оливера есть опыт, а респектабельный Натан не имел его?

— Поцелуйте еще, — не думая выпалила она.

Черные глаза Оливера сверкнули в лунном свете.

— Зачем?

— Разве вы не хотите?

У Марии оборвалось сердце. Значит, дело в ней, если такой законченный развратник, как Оливер, не стремится ее поцеловать еще раз.

— Конечно, хочу, — прорычал он, — но не хочу получить удар в пах.

— Я не буду вас бить, — неловко пообещала она. — Просто я… хочу посмотреть, что это такое.

Оливер с интересом прищурился.

— Разве Натан никогда вас не целовал?

— Не так. — Она вздернула подбородок и пояснила: — Не все мужчины так бесстыдны, как вы.

По губам Оливера пробежала циничная улыбка.

— Это правда. — И он снова ее поцеловал.

Это было великолепно! В сто раз острее, чем любой поцелуй Натана! Сначала по коже побежали мурашки, потом она стала гореть, как от ожога. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вкус вина в его дыхании, терпкий, но сладкий, опьянял ее, а от пряного запаха его одеколона у нее закружилась голова.

Когда его язык проник глубже в ее рот и стал там ритмично двигаться, у Марии подкосились ноги. Она схватилась за его сюртук, чтобы не упасть и не рассыпаться на тысячи хрупких осколков. Потом она осторожно сама просунула кончик языка в его рот, просто из любопытства, чтобы узнать, что чувствует человек при таком поцелуе. В горле Оливера родился низкий рокочущий звук. Железной рукой он притиснул ее к себе. Его губы двигались с голодной жадностью.

Мария напомнила себе, что с его стороны это лишь игра, один из тысячи поцелуев, которые он дарил тысячам женщин, но в голове вдруг возник голос его бабушки: «Он во многом уязвим, о чем вы даже не догадываетесь».

Оливер оторвался, наконец, от ее губ и хрипло прошептал:

— Ваш жених сумасшедший: сбежал и оставил вас на милость других мужчин! — И провел губами по линии подбородка к ее шее. — Он недостоин вас.

— А вы? — выдохнула Мария.

— Видит Бог, нет. Но разница в том, что мне это безразлично.

— Безразлично… все это?

— Нет, вот это мне небезразлично. — Его рука скользнула ей на грудь и стала энергично двигаться, отчего сосок затвердел и отозвался сладкой болью. Мария испытала шок. — Мне нравится заниматься любовью с ангелом при свете звезд.

Когда его слова проникли в ее затуманенный желанием мозг, Мария застыла. Заниматься любовью? О Боже, что она делает?! Его рука лежит на ее груди! Она резко оттолкнула Оливера.

— Вы имеете в виду — при свете звезд заниматься любовью с женщиной. Подойдет любая. Я просто оказалась под рукой.

Гнев в его глазах на секунду дал ей надежду, что он станет протестовать. Но маркиз просто пожал плечами, гнев исчез из его взгляда, и с циничной ухмылкой он подтвердил:

— Я вижу, вы хорошо меня знаете.

— Да, — сдавленно произнесла она. — И должна благодарить за это вашу сестру. Я очень хорошо изучила привычки лорда Роктона. — Мария старалась унять сердцебиение. Он не должен догадаться, как сильно она поддалась иллюзии и поверила, что небезразлична ему.

— Тогда вы должны знать, что Роктон никогда не удовлетворяется одними лишь поцелуями. — И он снова потянулся к Марии, но та отшатнулась и, защищаясь, скрестила на груди руки.

— Для одного вечера достаточно практики, сэр.

— Практики? — изумился он.

— Я имею в виду практику в поцелуях. Теперь я поняла, что мне предстоит многое узнать о них до того, как я выйду замуж за Натана. Насколько я понимаю, лучшего учителя, чем вы, не найти. Недаром ваша сестра так расхваливала таланты лорда Роктона по части обольщения.

На лице Оливера дернулся мускул, и Мария поняла, что задела его за живое.

— И что же, могу я сравниться с персонажем романа?

— Вы же знаете, фантазия всегда ярче, чем жизнь.

— Разумеется, знаю, — холодно произнес он.

— Все же это был очень полезный урок. Я искренне вас благодарю. — Мария говорила правду, ведь он действительно научил ее не принимать его слишком всерьез. Особенно если она намерена сохранить добродетель.

Оливер ясно сказал, что не хочет жениться. И пусть она сама не слишком уверена насчет Натана, но бросать своего жениха тоже не готова. А значит, отныне ей следует быть очень и очень осторожной с его светлостью.

— Мне кажется, нам надо вернуться к остальным, — сказала она.

— Идите вперед, через минуту я тоже приду.

Благодарная за то, что все кончилось благополучно, Мария убежала. И только оказавшись в столовой, она вспомнила, что Оливер так и не сказал ей, за что сердится на свою бабушку.




Глава 9


Оливер смотрел, как Мария бежит к дому. Это зрелище никак не помогало ему успокоить свое возбуждение. Если она останется после сегодняшней ночи, надо будет купить ей какую-то одежду, и поскромнее, чтобы не мучиться желанием опрокинуть ее на спину и…

Черт возьми! Обычно женщины после его поцелуев сами прыгали к нему в постель, а эта расценила их как «практику» перед браком со своим занудным женихом. Хотя его самого она, видимо, тоже сочла занудным.

«Фантазия всегда ярче, чем жизнь».

Дерзкая девчонка! Черт возьми, теперь придется прочитать хотя бы один из дурацких романов Минервы. Надо же узнать, что она там про него понаписала.

Возбуждение не ослабевало, и не было шанса найти облегчение. Ему нужно изображать нежного влюбленного до тех пор, пока бабушка не уступит, а она и так уже заподозрила заговор. Она ни за что не поверит в помолвку, если он будет мотаться по лондонским публичным домам каждый раз, когда эта соблазнительная девица возбудит его.

«Если только я ее не соблазню».

Кровь снова закипела у него в жилах. И поделом ей будет. В конце концов, она сама попросила ее поцеловать. Сама приоткрыла нежные теплые губы, заставив его гореть как в огне и жаждать ее.

Оливер насторожился. Гореть — да, но жаждать? Он не жаждал ни одной женщины, они всегда были только партнерами в игре, помогали скоротать время до…

До чего?

Внезапно, как при вспышке молнии, ему представилось будущее. Годы и годы пьянства, чтобы скоротать бесконечные ночи. Сотни случайных женщин, которых забываешь уже наутро, намеренно не запоминая ни лиц, ни имен.

Но разве у него есть выбор? Он не создан для семейной жизни, и любая разумная женщина тотчас это поймет. Он никчемный бездельник и гуляка.

«Ты ведешь себя в точности как твой отец…»

За исключением того, что отец не стал бы ввязываться во флирт с девушкой вроде Марии Баттерфилд. Отец, после того как спас имение с помощью денег матери, вернулся к почти холостяцкой и не слишком умеренной жизни.

Мать чувствовала себя униженной. С каждой новой изменой она все больше ожесточалась, ревновала, скандалила. К концу они жили двумя враждующими лагерями, а дети оказались заложниками этого противостояния.

Оливер подобрал кубок и взглянул на свое отражение в его золотом боку. Разница между ним и отцом была именно в отношении к детям. Страдая в детстве от семейного неблагополучия, он не хотел навлечь на других такое же несчастье, потому что искренне верил, что семья и дети означают верность.

Получив в наследство отцовский темперамент, Оливер не желал пускать в свою жизнь женщину. Он не станет этого делать ни ради бабушки, ни ради продолжения рода, ни ради спасения Холстед-Холла. Отцу следовало поступить так же, тогда он не разрушил бы жизнь матери и жизни своих детей.

Бабушка рехнулась, если думает, что он пойдет по стопам отца. Он не собирается брать в жены какое-нибудь невинное создание, а потом погубить его. Так что лучше не думать, как соблазнить мисс Баттерфилд, ведь именно это способно поколебать его решимость остаться холостяком. К тому же нельзя забывать о ее проницательности. «Ну вот — опять. Опять вы пытаетесь все превратить в шутку, вместо того чтобы поговорить о том, что вас действительно беспокоит».

Наверное, в этом и есть самый большой соблазн. Мария дразнит его обещанием счастья, и он тянется к ней, как пчела за нектаром. Это сочетание невинности и любопытства, решительности и уязвимости околдовывает его.

А тут еще этот ее разговор с бабушкой. Она ведь отказалась от денег. У нее был шанс утереть ему нос и сбежать, но она осталась и позволила себя поцеловать.

У поцелуя был вкус запретного плода. Он поцеловал порядочную девушку! И этот поцелуй возбудил его больше, чем ласки более опытных женщин, Оливер не ожидал, что получит столько удовольствия, обучая ее.

И он тут же вообразил, как станет учить ее другим ласкам и удовольствиям. Ведь это возможно сделать, не попадая в ловушку, не так ли? Она хочет «практики» — пожалуйста! И для этого вовсе не нужно ее соблазнять. Доставлять удовольствие женщинам — это его сильная сторона, в конце концов. Его сердце сжалось при мысли о том, как она будет содрогаться от страсти в его объятиях, как эти нежные губы станут просить большего, как наступит разрядка, и он услышит, что в сладком бреду она шепчет его имя…

Оливер зарычал и заставил себя выбросить из головы эти мысли. Он сумасшедший, если думает о таком. Он даже не знает, останется ли она здесь после сегодняшней ночи.

Маркиз решительно направился к двери. Давно пора вернуться в столовую. Кто знает, что Мария, а хуже того — Фредди рассказывают остальным?

Однако когда он вошел в столовую, там сидела одна только Минерва, которая, похоже, ждала его.

— А где все?

— Джаррет и Гейб удалились к сигарам и портвейну. Бабушка легла спать. Мисс Баттерфилд сказала, что она тоже устала, и настояла, чтобы кузен ушел вместе с ней. Селия пошла показать им их комнаты.

Оливер почувствовал укол разочарования и нахмурился — он ведет себя как дурак.

— Ну, тогда я пошел к мужчинам. — И он направился к двери, но Минерва окликнула его:

— Оливер, подожди.

— Да? — Он заметил, что сестра сердито хмурится.

— Что ты собираешься делать с мисс Баттерфилд?

«Раздеть ее донага и целовать каждый дюйм ее восхитительного тела». Но вслух он этого, разумеется, не сказал.

— Я не совсем тебя понимаю, — произнес он, надеясь, что сестра не в состоянии читать его мысли.

— Мне показалось, что она очень хорошая и порядочная девушка, хотя ты намекал на обратное. Не знаю, где она раздобыла это чудовищное платье, но…

— На самом деле в этом я виноват. Когда я с ней познакомился, она носила траур по отцу. Я не мог допустить, чтобы бабушка стала расспрашивать, почему она идет против приличий и собирается выйти замуж до окончания траура. И тогда я добыл для нее платье в… э-э-э… в борделе.

— Потому что хотел выставить ее падшей женщиной, — с легким оттенком неодобрения произнесла Минерва.

— Вы сами просили, чтобы я занялся этим делом. Я и занимаюсь. Если тебе не нравятся мои методы, черт возьми, предложи другие.

Сестра бросила на него оценивающий взгляд.

— Однако мне показалось, что я не одна от твоих «методов» не в восторге. Мисс Баттерфилд их тоже не одобряет.

Оливер фыркнул:

— Это еще мягко сказано.

Его лукавая сестрица насмешливо ухмыльнулась:

— О, расскажи же, что она сделала, пока вы были в библиотеке вдвоем!

— И не подумаю. Не хватало, чтобы ты научилась от нее новым трюкам.

— Зануда! — воскликнула Минерва. — Во всяком случае, ты заслужил все, что получил. Я вот что тебе скажу: мне она нравится. И я не хочу, чтобы она оказалась в ситуации, когда такой…

— Такой негодяй, как я, погубит ее.

— Скомпрометирует, — поправила брата Минерва. — Я уверена, что ты не способен намеренно погубить порядочную женщину. Но ты должен признать, что заставляешь женщин влюбляться в тебя безоглядно, а потом их сердца оказываются разбиты.

— О Боже! Я не заставляю женщин ничего делать! — Он со стуком поставил кубок на стол. — Они просто не слушают, когда я говорю им, что не собираюсь жениться.

— Все равно. Я не хочу, чтобы общение с тобой принесло мисс Баттерфилд вред. Тем более что она любезно согласилась помочь нам в твоем плане против бабушкиного решения. Одно дело, если бы ты нанял кого-нибудь, кто будет понимать ситуацию. Но мисс Баттерфилд не замужем, и она, вероятно, так же уязвима для твоих чар, как любая другая молодая леди. Если она неправильно оценит твои намерения…

— Она оценит все правильно, — оборвал он сестру. — К тому же у нее нет никакого романтического интереса ко мне. — «Одна только практика», — с горечью добавил он про себя. — У мисс Баттерфилд имеется настоящий жених.

Минерва изумилась:

— Ты шутишь!

— Вовсе нет. Тот Натан, про которого она говорила, не кузен. Он с ней помолвлен. А вот теперь он исчез где-то в Англии. В обмен на ее помощь в деле с бабушкой я обещал нанять сыщика, чтобы найти этого Натана. Так что не бойся, что я разобью ей сердце или что там еще. Это деловое соглашение, и не больше.

Глаза Минервы заинтригованно блеснули.

— Вот как?

Оливер заставил себя ответить ей твердым взглядом.

— Ну разумеется. Ты же не думаешь, что я в самом деле женюсь на этой малышке?

— Честно говоря, я никогда точно не знаю, как ты поступишь.

— Так я тебе скажу. Я не собираюсь жениться на какой-нибудь невинной простушке. Но бабушка явно верит, что собираюсь, а потому мой план может сработать. Бабушка уже пробовала откупиться от Марии.

На лице Минервы мелькнуло странное выражение.

— Не похоже на бабушку.

— Почему это — не похоже? Она всегда использует деньги, чтобы получить все, что хочет.

— А хочет она, чтобы мы все вступили в брак. Особенно ты.

— Она хочет, чтобы я женился правильно. Это не одно и то же.

Минерва пожала плечами.

— Ну, если ты так считаешь… — Она демонстративно зевнула. — Пойду спать. День сегодня был длинный.

Она была уже у двери, когда брат ее окликнул:

— Если я захочу прочесть одну из твоих книжек, какую ты мне посоветуешь?

Минерва насмешливо спросила:

— Захотелось узнать, что я написала про Роктона?

— Конечно, — ворчливо отозвался брат, — Ты меня вывела таким негодяем.

— Уже в трех книгах, но раньше ты никогда не хотел почитать.

Он пожал плечами.

— Просто я был занят, вот и все.

— Ага…

— Ну, так ты дашь мне книжку?

— Я принесу в твою комнату. Знаешь, Оливер, что бы там ни говорили Джаррет и Гейб, Роктон — это не ты. С Фоксмуром и Керквудом то же самое. Роктону я дала твое имя, потому что думала, что это тебя позабавит. — Она смущенно улыбнулась. — Тебе ведь нравится изображать из себя нечестивца.

— Я и есть нечестивец, — мрачно отозвался он. — Пора бы тебе это знать.

— Как скажешь, дорогой. — И она направилась к выходу. — Но ты должен добыть этой бедной девушке другую одежду. Не может же она все время ходить в этом ужасном платье.

— Я знаю.

— Прилично ее одеть — это целое состояние. Может, тебе обратиться к бабушке?

— Ни за что.

— Тогда единственный выход — лавка подержанных вещей. Конечно, платья будут старомодными, но ведь она американка, а они отстают от моды.

— Отличная мысль. Я этим займусь, когда мы завтра поедем в город.

— Кстати, можешь побывать и у плотника. Лестница для слуг почти развалилась. Раз теперь это семейная резиденция, надо лестницу починить, иначе кто-нибудь свалится и свернет себе шею.

— Знаю. Рамсден говорил мне уже неделю назад. Я велел ему позвать того парня из Ричмонда, который перестилал пол в буфетной.

— А староста говорил тебе, что арендаторы хотели бы с тобой поговорить насчет весеннего сева?

— Писал. На этой неделе я с ними встречаюсь.

— И окна в гостиной…

— Уже сделано, Минерва. — Он внимательно посмотрел на сестру. — С каких это пор тебя заботит состояние дома?

— А тебя?

Оливер нахмурился.

— С тех пор, как меня вынудили жить здесь. Но не думай, что это всерьез. Просто мне не нравятся сквозняки, не нравится, когда слуги ломают ноги и не могут мне больше служить.

— Все поняла, — усмехнулась Минерва. — Ты ведь у нас неисправимый повеса и шалопай. Спокойной ночи, братец. И смотри не влипни куда-нибудь ночью.

Минерва со смехом вышла. Настроение Оливера улучшилось. Он невольно улыбнулся ей вслед. Да поможет Бог мужчине, который захочет покорить Минерву. Она съела бы его живьем и потом облизала бы пальцы. Однако слова Минервы напомнили ему о делах. Перед встречей с арендаторами следовало просмотреть гроссбухи.

Из карточной комнаты донесся смех братьев, но дела призывали Оливера в кабинет. На мгновение он остановился. Вот так это и начинается. Сначала какие-нибудь мелочи, потом дел будет все больше и больше. И, в конце концов, он станет таким, как отец, — дом и все, что с ним связано, будет для него важнее всего на свете, он будет готов сделать все, что угодно, жениться на ком угодно, лишь бы только сохранить поместье…

Черт возьми, нет! Он не позволит призракам Холстед-Холла затянуть его в эту трясину!

Гроссбухи подождут до завтра, а ему предстоит веселая ночь с вином и картами.

Вдруг в памяти всплыли слова бабушки: «Ты лучше, чем стараешься выглядеть».

У Оливера вырвался горький смешок. Бабушка ошибается. Ничего он не лучше и не собирается быть лучше, не собирается приносить в жертву респектабельности свою душу.




Глава 10


Стоя перед мутноватым серебряным зеркалом в первое утро в Холстед-Холле, Мария подтягивала повыше корсаж жуткого красного платья.

— Бетти, неужели ничего нельзя сделать с этим вырезом?

— О, мисс, простите, совсем забыла. — И горничная бросилась к креслу. — Это леди Минерва. Она сказала, что вы можете надеть ее пелерину, если хотите. — Она накинула широкую кружевную накидку на плечи Марии. — Еще сказала, что сожалеет, что у нее нет одежды такого размера, но хоть это… — И она застегнула маленькую пуговичку на шее девушки.

— Она очень добра. — Мария посмотрела на свое отражение. — Жаль, что теперь платье выглядит только чуть-чуть менее вульгарно.

— Да, мисс. — Горничная покраснела. — То есть я имею в виду нет, мисс.

Пожалуй, для служанки Бетти была слишком уж деликатна. Утром она застала Марию за уборкой постели и тут же принялась причитать. Она все время пыталась сделать своей госпоже то, с чем Мария могла прекрасно справиться сама.

— Бетти, скажи откровенно, что ты думаешь про это платье?

— Вы в нем прекрасно выглядите.

Мария вздохнула.

— Единственный, кто так считает, — это твой господин. — А про себя добавила: «И то потому, что этот беспутный дьявол имеет слабость к открытой женской груди».

В таком виде ей нельзя встречаться с сыщиком. Он не примет ее заботы всерьез. Мало того, он еще может решить, что они с Оливером… в интимных отношениях. Особенно если Оливер будет бросать на нее такие жадные взгляды, как вчера.

Мария сглотнула. Натан всегда смотрел на нее по-братски, а под взглядом Оливера она начинала чувствовать себя голой. Ужасно, что это ей почти нравится! А тут еще эти его поцелуи. При воспоминании о них у Марии кружилась голова и подгибались колени. Она всю ночь провертелась, вспоминая каждую подробность.

Нельзя ей об этом думать. У нее есть жених.

Жених, который никогда ее так не целовал.

— Ужасно, мисс, что так вышло с вашей одеждой. Леди Минерва рассказала нам про страшный шторм, который испортил даже то платье, которое было на вас, и что портной дал вам на время другое.

Мария едва сдержала смех. Минерва явно мастерица придумывать всякие сказки.

— А леди Селия сказала, — продолжила горничная, — что вы можете взять ее вязаный шарф и надевать его с вашим рединготом. Она сказала, что вчера, когда вы приехали, ей показалось, что вы замерзли.

Глаза Марии наполнились слезами. Сестры Оливера так добры. У нее самой не было сестер, и девушку глубоко тронуло такое внимание.

— Поблагодари ее от меня.

— Конечно, мисс. Надеюсь, вы хорошо спали?

— О да, очень хорошо, — солгала Мария.

— А жесткий матрац вас не беспокоил?

По сравнению с ее ложем дома эта кровать казалась мягкой, как облако.

— Нет, Бетти.

— Я знаю, что здесь пахнет пылью, но у нас не было времени проветрить эти апартаменты как следует. Сегодня все будет лучше.

Мария едва не расхохоталась. Как можно улучшить комнату, в которой могла бы спать принцесса?

Конечно, все вещи здесь пострадали от времени. Белье было ветхим, стулья скрипели, их обивка вытерлась. Серебряные предметы потемнели. Но все же это было серебро! Серебряные рамы, серебряные подсвечники… Зеркало и столик тоже отделаны серебром. Бархатный занавес полога над огромной кроватью подхвачен златоткаными перевязями, а каждый дюйм деревянных деталей тоже был когда-то позолочен. На поблекшем от времени ковре изображена изысканная придворная сцена…

Ясно, что эти апартаменты предназначены гостям более высокого ранга, чем Мария. Возможно, именно поэтому миссис Пламтри велела поместить ее здесь, чтобы запугать ее. А может быть, старая дама решила, что так Мария сможет убедиться в печальном состоянии финансов своего предполагаемого жениха?

Разве могла миссис Пламтри понять ее! Мария с восторгом стала бы жить в этом средневековом замке. Нарядный, он в то же время имел готические черты. Ветшающий, он сохранял свой величественный облик. Дом напоминал благородную пожилую даму, чья стареющая кожа не могла скрыть аристократического строения костей. Теперь Мария понимала, почему леди Минерве так удавались описания старинных домов, — она сама жила в одном из них.

— Наверное, вы счастливы, что выходите замуж за его светлость, — сказала Бетти.

Она уже не в первый раз пыталась выведать что-нибудь о внезапной помолвке своего господина. До чего же любопытны слуги! Следует быть начеку, особенно потому, что Мария не знала, кто служит Оливеру, а кто приехал вместе с миссис Пламтри.

— О да, конечно, счастлива, — уклончиво ответила Мария.

— Он у нас красавец, наш господин.

Мария бросила на нее осторожный взгляд. Неужели Оливер из тех, кто соблазняет собственных служанок? Но на лице девушки отражался лишь праздный интерес.

— Ты давно работаешь у его светлости? — спросила Мария.

— Да, мисс. Только не в этом доме. Когда его светлость продал лондонский дом, мы все боялись, что останемся без работы, но его светлость всем подыскал места. А когда он приказал снова открыть этот дом, то предложил нам вернуться, кто захочет. Почти все вернулись.

Странно, что человек без каких-либо нравственных устоев так заботится о собственных слугах.

— Значит, он хороший хозяин.

Бетти кивнула:

— Очень хороший. Всегда хорошо обращается со слугами. И не слушайте вы эти глупые сплетни про Шарпов. Они хорошие люди, точно вам говорю. Если бы не старый скандал, в обществе не стали бы столько болтать. Не говорили бы, что лорд Джаррет картежник. И про то, что леди Селия любит стрелять, тоже бы не говорили.

— Старый скандал? — Мария испытала острый укол любопытства.

Щеки Бетти залились краской.

— Простите меня, мисс. Я думала, вы знаете. Не надо было мне…

— Хорошо, хорошо, но что же?..

— С прической все. Смотрите, красиво? — Бетти воткнула последнюю шпильку в волосы Марии. — Если вам больше ничего не нужно, я пойду, помогу другим леди. Нас только двое на четырех дам, ведь слуги миссис Пламтри уехали.

— Конечно, иди. Не буду тебя задерживать.

— Благодарю вас, мисс. — Бетти сделала книксен и вышла.

Старый скандал. Может быть, это связано с необычным планом их бабушки? Едва ли Оливер ей расскажет, если она спросит.

Мария вышла в коридор, надеясь, что сумеет найти дорогу к столовой. К счастью, ей попался лакей и объяснил, куда идти.

Как ни странно, все уже завтракали — и миссис Пламтри, и Оливер, и его братья, и сестры, и Фредди.

— А вот и мисс Баттерфилд, — произнесла миссис Пламтри. — Оливер рассказывал нам о беде, которая случилась с вашим багажом. Жаль, что портной не смог вам одолжить более приемлемое платье. Мария вздернула подбородок.

— Мне тоже жаль.

— Я объяснял бабушке, — вставил Оливер, — что ты заказала новый гардероб. Дорогая, ты ведь говорила, что все будет готово сегодня?

Мария облегченно вздохнула.

— Да-да, сегодня. — Похоже, вся семья в заговоре из-за ее платьев. Фредди сосредоточенно поглощал яйца-пашот и не собирался ничего ей подсказывать.

— Я подумал, — продолжал Оливер, намазывая тост, — что мы могли бы поехать в город забрать твои вещи и, кстати, купить все, что тебе еще нужно.

Миссис Пламтри саркастично приподняла бровь, но промолчала.

— Конечно-конечно, — с радостью отозвалась Мария.

Фредди встревожено поднял голову:

— Мне ведь не обязательно ехать? Ненавижу покупки.

— Ты должен меня сопровождать и охранять, — насмешливо напомнила ему кузина.

Оливер вдруг почему-то напрягся, а Фредди, ничего не замечая, спросил:

— Шпагу мне тоже брать?

— Вчера я вернул ее твоему кузену, — с насмешкой пояснил маркиз.

— Оставь ее здесь, — решила Мария. — Оливер вполне способен нас защитить. — И она удивленно отметила, что Оливер облегченно вздохнул. Внезапно до нее дошло: он не знал, собирается ли она, так сказать, «покинуть тонущее судно» или нет. Он ведь сам обещал, что утром она, если захочет, сможет уехать.

На мгновение Мария засомневалась, не стоит ли все это бросить. Если она останется, Оливер поможет ей найти Натана. Но вдруг дело снова дойдет до поцелуев? Устоит ли она? Можно ли так рисковать?

Наверное, придется. Без его помощи у нее нет шансов найти жениха. И конечно, она справится с соблазном, пусть даже таким заманчивым, справится с сердцебиением, которое вдруг возникло от одной мысли о его головокружительных поцелуях.

Напряжение в столовой не проходило. Бабушка Оливера засыпала Марию вопросами о ее семье. Бедная девушка не знала, что отвечать, чтобы не повредить Оливеру. Лгать она не хотела, но понимала, что не следует сообщать миссис Пламтри, что ее семья имеет значительно более высокий социальный статус, чем изобразил Оливер.

Она так радовалась окончанию завтрака, что не стала возражать, когда Оливер на пути к выходу положил руку ей на талию, отчего по спине побежали мурашки.

Во внутреннем дворе Оливер наклонился к Марии:

— Значит, я могу сделать вывод, что вы решили остаться?

— Если вы со своей стороны будете выполнять ваши обязательства. Вы же знаете, мне надо отыскать жениха.

— Разумеется, — холодно отозвался он.

— Почему вы сказали вашей бабушке, что мне надо забрать платья? Ее удивит то, что я вернусь без багажа.

— После встречи с сыщиком с Боу-стрит мы зайдем в лавки подержанных вещей. Одежда там, конечно, не самая модная, но, думаю, мы сумеем подобрать приличный гардероб.

— Боюсь, у меня не хватит…

— Платить буду я. Это же маскарад, значит, расходы на мне. Если потом вы не захотите оставить платья себе, я могу раздать их слугам, а если захотите — то можете расценивать их как премию.

— Если я решу, что эти платья мне нужны, то Натан оплатит их стоимость.

Оливер пристально посмотрел ей в глаза.

— Вы имеете в виду, что заплатит, как только найдется? А вы не задумывались, что станете делать, если не найдете его?

— Нет. — Мария приходила в ужас при мысли о юридических сложностях с наследством, которые неизбежно возникнут в таком случае. Выхода нет, она обязана найти жениха.

Часом позже, когда они оказались в тесной конторе мистера Джексона Пинтера, положение показалось ей еще более трудным.

Сыщика пришлось ждать в комнатке без окон. Мария разглядывала висевшие по стенам рисованные портреты неприятных типов, а Фредди тем временем снял с крюка у дверей саблю самого зловещего вида и принялся ею размахивать.

— Вот это оружие! — восхитился он.

— Повесь сейчас же на место! — прикрикнула на него кузина, но юноша, как всегда, не подчинился.

В этот момент дверь распахнулась, Фредди неловко повернулся и саблей смахнул со стола лампу. Стекло треснуло, масло выплеснулось по широкой дуге и тут же вспыхнуло.

Мария с криком отскочила в сторону. Оливер стал затаптывать огонь башмаками, а потом сбивать сюртуком языки пламени, которое уже лизало брюки ругающегося как извозчик Фредди.

Когда огонь был, наконец, побежден и от него осталось лишь почерневшее, усыпанное осколками пятно на полу, все трое обернулись к двери, где стоял черноволосый мужчина, бесстрастно наблюдавший за происходящим.

— Если не ошибаюсь, мистер Пинтер? — спросил Оливер, швыряя испорченный сюртук и опаленные перчатки в мусорную корзину. — Прошу прощения за столь драматичное вторжение. Я Стоун…

— Я знаю, кто вы, милорд, — прервал его вновь прибывший. — Мне только непонятно, зачем вы устроили пожар у меня в конторе.

— Мистер Пинтер, — вмешалась Мария, не в силах больше молчать. — Я прошу прощения за то, что устроил здесь мой кузен. Обещаю оплатить ремонт пола, новую лампу, а также другие повреждения.

— Ерунда. — Сыщик посмотрел на девушку, взгляд его отчасти смягчился, но тон оставался по-прежнему суровым. — Лампа все равно дымила. Я собирался приобрести новую. А пятно можно скрыть ковром. — Он посмотрел на Оливера. — Уверен, его светлость в состоянии мне его предложить. Он ведь при деньгах после того, как продал свое холостяцкое гнездышко в Эктоне.

Оливер выпрямил спину.

— Ах вот как! Я вижу, мои друзья сплетничают за моей спиной.

— Милорд, мое дело — поддерживать закон. Это заставляет держать нос по ветру и приглядывать за тем, чем заняты знатные лорды.

Оливер насмешливо приподнял бровь.

— Потому что мы нарушаем законы?

— Потому что большинство из вас не обращают на них внимания, кроме тех случаев, когда это вам выгодно.

Глаза Оливера потемнели от гнева.

— Понимаю. А известно ли моему другу лорду Керквуду о вашем столь циничном отношении к знати? Именно он рекомендовал вас.

Мистер Пинтер секунду помолчал, потом спросил:

— Его светлость послал вас ко мне?

— Он как-то сказал, что если мне когда-нибудь понадобятся розыскные услуги, то вам я могу довериться во всем. Так могу или нет?

— Большей частью это зависит от того дела, которое требует доверительности.

— Дело касается меня, а не лорда Стоунвилла, — вступила в разговор Мария. Ей показалось, что по какой-то причине мистер Пинтер не очень жаждет иметь дело с Оливером. Возможно, он скорее захочет помочь женщине, и женщине без титула.

— Простите, что не представил вас друг другу. Мистер Пинтер, это моя невеста, мисс Баттерфилд.

Казалось, Пинтер был поражен.

— У вас есть невеста, милорд?

— Не по-настоящему, — влез в разговор Фредди. — Видите ли, бабушка лорда Стоунвилла…

— Помолчи, парень, — резко оборвал юношу Оливер, крепко взял его за руку и повел к двери. — Давайте оставим вашу кузину и мистера Пинтера. Пусть обсудят дело наедине. — Оливер осторожно вынул саблю из рук Фредди и, оглянувшись, сказал: — Сделайте все, о чем она просит. Я щедро заплачу.

— Болтают, что вы по уши в долгах, милорд. Вы уверены, что вам по карману мои услуги?

Мария затаила дыхание. Любой мужчина был бы оскорблен, возможно, даже вызвал бы обидчика на поединок. Но Оливер только прищурил глаза, больше никак не выказывая гнева.

— Вы ведь помните, что я продал свои холостяцкие апартаменты? У меня найдется несколько фунтов, чтобы заплатить вам.

— Если за дело возьмусь я, то несколькими фунтами вы не обойдетесь.

В глазах Оливера появился чертенок.

— Возьметесь. Мисс Мария умеет убеждать. — Он повесил на крюк отобранную у Фредди саблю и вдруг подмигнул сыщику. — Но на вашем месте я бы держал эту штуку от нее подальше.

Мария залилась краской, а Пинтер выглянул за дверь и позвал служителя, чтобы подмести пол, так что у девушки было время рассмотреть сыщика. Тот выглядел лет на тридцать — моложе, чем рассчитывала Мария. Высокий и гибкий, он был одет в приталенный сюртук, брюки из черной шерсти, простой серый жилет, белую рубашку и льняной галстук, повязанный простым узлом. Угловатое лицо и густые черные брови делали его похожим на ястреба. Пожалуй, его можно было бы назвать привлекательным, если бы не бесстрастное выражение лица.

Пинтер жестом пригласил девушку сесть.

— Итак, вы невеста его светлости? — И он окинул ее острым взглядом серых холодных глаз.

— Дело сложнее. — По дороге в город они с Оливером обсудили, что именно следует рассказать сыщику. Маскарад надо продолжать — таково было общее решение. Должно быть, Фредди все прослушал, пропустил мимо ушей, но с ним такое бывало и раньше.

Мария несколько минут излагала мистеру Пинтеру сложные условия завещания, которое оставил ее отец. Все это время на лице сыщика не отразилось ни единого чувства.

— Таким образом, — закончила девушка, — пока мистер Хайатт не найдется, мое наследство будет находиться в подвешенном состоянии.

— А при чем тут маркиз?

Тут был самый сложный момент.

— Мы встретились, когда я искала Натана. И получилось так, что мы обручились. — До некоторой степени это было правдой. — Надеюсь, вы поняли, что важно отыскать мистера Хайатта как можно скорее.

— Другими словами, — подвел итог сыщик, — у вас в настоящий момент два жениха, так? И вы рассчитываете, что я помогу вам избавиться от одного из них.

Кровь бросилась ей в лицо.

— Некоторым образом.

— Теперь я понимаю, почему лорд Стоунвилл собирается оплатить мои услуги. Он не может заполучить деньги вашего отца, пока я не найду вашего жениха.

— Все не так! — воскликнула Мария.

Мистер Пинтер прищурился.

— Как давно вы знакомы с лордом Стоунвиллом?

Мария не знала, стоит ли воспользоваться тем, что Оливер рассказал своей бабушке, или сказать правду.

— Недавно, — только и смогла выговорить она.

— То есть, вам неизвестно, какая у него репутация в отношении женщин?

Мария гордо выпрямилась.

— Я знаю достаточно, но мне нет до этого дела.

— Ага. — Он уставился ей в лицо самым непочтительным образом. — Вы нашли способ подцепить титулованного мужа и получить свое наследство, не выходя при этом замуж за человека, которого выбрал ваш отец. Должно быть, этот мистер Хайатт стар и безобразен?

Марию охватил гнев.

— Разумеется, нет! Натан — молодой, привлекательный человек. Любая женщина будет счастлива выйти за него замуж. — Едва выговорив эти слова, Мария поняла свою ошибку.

Пинтер откинулся в кресле и с удовлетворением произнес:

— Значит, на самом деле вы не помолвлены с лордом Стоунвиллом?

О Господи! Весь этот маскарад ей не по силам.

— Я… видите ли… это все…

— Очень сложно, — сухо закончил за нее Пинтер. — Я тоже так думаю.

Оглянувшись на открытую дверь, Мария быстро зашептала:

— Пожалуйста, никому этого не рассказывайте. Тайну надо сохранить до тех пор, пока вы не найдете моего жениха.

— Для кого надо? Для вас или для его светлости?

— Для нас обоих. Я прошу вас, сэр…

— Расскажите мне о вашем женихе, — вздохнул Пинтер и вынул блокнот. — О настоящем. Мне надо знать, где он был, почему вы решили, что он пропал, и все, что вы узнали. — Он бросил на нее строгий взгляд. — И на сей раз мне нужна правда. Я не берусь за дела, если клиенты мне лгут.

Мария смущенно опустила глаза.

— Правду. Да, сэр.

Следующие полчаса Мария рассказывала сыщику о своих поисках и отвечала на бесконечные вопросы.

— А теперь расскажите мне, какое отношение имеет к этому лорд Стоунвилл.

У Марии вспотели ладони.

— Он мне помогает.

— Почему?

«Потому что моего кузена обвинили в краже сумки у его знакомого».

— Это не имеет отношения к поискам моего жениха.

Сыщик ответил ей твердым взглядом.

— Имеет, если цена за его помощь выше, чем может заплатить порядочная девушка.

Мария тотчас поняла, что он имеет в виду, и густо покраснела.

— Это не так, уверяю вас, это не так.

— Мисс Баттерфилд, скажите мне вот что. Вам что-нибудь известно о человеке, на чью помощь вы рассчитываете?

— Мне известно достаточно.

— Известно ли вам, что его мать убила его отца, а затем покончила с собой?

Мария онемела от ужаса.

«Что, если я поклянусь могилой матери, что сдержу обещание? К такой клятве я отношусь серьезно».

— О, бедный Оливер! — прошептала она.

— На вашем месте я подождал бы с сочувствием, — резко произнес мистер Пинтер. — С того самого дня он ведет беспутную жизнь. Человек, на которого вы полагаетесь, известен своими интрижками с актрисами и падшими женщинами. Он проматывает состояние в лондонских борделях, а Холстед-Холл приходит в упадок.

— Где это случилось? — с трудом выдавила Мария.

Пинтер заморгал.

— Что?

— Убийство его отца и самоубийство матери.

— В охотничьем домике поместья. Но почему вы спрашиваете?

— А сколько ему было лет? — не отвечая, задала она следующий вопрос.

— По-моему, шестнадцать.

Превозмогая боль в сердце, она сказала:

— Но ведь он был совсем ребенком. Неужели вам его не жаль? Потерять родителей в такой ужасной трагедии и в таком юном возрасте оказаться главой семьи с четырьмя младшими братьями и сестрами! Случись подобное с вами, вы бы справились? Не возненавидели бы весь мир и не пустились бы во все тяжкие?

Пинтер нахмурился.

— Нет. Я сделал бы выводы, избрал бы более разумный образ жизни. А он и его родственники предпочитают бросать вызов обществу своим скандальным поведением.

Мария вспомнила атмосферу в семье Шарп. Все были так дружны, а обе сестры выказали к ней такую доброту. Припомнив к тому же слова Бетти о слухах в обществе, она возмущенно вскочила.

— Как вы смеете их судить, ничего не зная о них лично!

Мистер Пинтер был явно удивлен. Он тоже поднялся.

— Я не сказал вам еще самого худшего. После смерти родителей лорд Стоунвилл унаследовал все состояние. Некоторые утверждают, что о трагедии он знает больше, чем признает. Что, возможно, он сам при этом присутствовал. Вы понимаете, о чем я?

У Марии похолодела спина.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. Не можете же выдумать…

— Он ничего не думает, — раздался у нее за спиной резкий голос.

Мария стремительно обернулась. В проеме двери стоял Оливер. Чтобы скрыть отсутствие сюртука, он накинул на себя плащ со множеством пелерин. Безразличием лица и черных, скрытых в тени глаз он напомнил Марии кречета, которого она однажды видела дома, когда тот кружил над своей добычей. Шагнув в комнату, Оливер проговорил: — Мистер Пинтер ясно выразил обо мне свое мнение. Я негодяй и распутник. Я недостоин доверия. И, что самое важное, я, вероятно, убил собственных родителей.




Глава 11


Пинтер молчал, не пытаясь оправдываться. Оливеру хотелось броситься на него и задушить. Каждый раз, когда он думал, что мерзкая сплетня сдохла, она, как змея, снова поднимала свою ядовитую голову.

И этот Пинтер еще считает, что его семья должна была «извлечь урок» из трагедии. Грязный проныра не знает, о чем говорит.

Наверное, Оливеру следовало войти при первых словах этого типа, но тогда бы он не услышал, как Мария его защищает.

«Неужели вам его не жаль?»

Никто и никогда не защищал его, да еще с такой убежденностью. Но потом Пинтер продолжил и уничтожил все ростки сострадания в ее душе. Теперь Мария смотрела на него с таким ужасом, что Оливеру хотелось выть.

— Разумеется, вы не можете верить, что его светлость как-то участвовал в трагической смерти его родителей! — решительно заявила она. — А если верите, то основываетесь на одних только гнусных сплетнях, — с жаром говорила она. — Если это так, то я вовсе не уверена, что мне следует нанимать вас для моего дела.

Оливер почувствовал комок в горле. Она на его стороне, а не на стороне сплетников. Но почему?

— Я имею дело с фактами, мисс Баттерфилд, — твердо заявил Пинтер. — Я сказал вам правду, и только.

Оливер с горечью признал, что ему нечего возразить. Он действительно вел беспутную жизнь, а Холстед-Холл тем временем приходил в упадок. В обществе действительно болтали, что он присутствовал при трагедии. Оливера беспокоили не эти, давно ему известные факты, а то, что Пинтер счел необходимым сообщить их Марии.

— Я понимаю, — ответила сыщику Мария. — Но вы делаете заключение на основании столь немногочисленных фактов, что я сомневаюсь, способны ли вы выполнять ваше дело должным образом.

— Остановитесь, Мария, — прервал ее Оливер.

Пинтер ему не нравился, но Оливер знал, что тот — первоклассный специалист. К тому же любой другой сыщик тоже будет знаком со слухами. Пинтер мог бы попытаться иначе истолковать смысл своих слов, но не стал этого делать. А Оливер полагал, что лучше иметь дело с человеком твердых убеждений, чем с лицемером.

— Как истинный джентльмен, — продолжал он, — мистер Пинтер желает вызволить прекрасную даму из коварных сетей известного соблазнителя и, по слухам, убийцы. Это не причина для отказа от его услуг. Скорее всего, он приложит даже больше усилий для отыскания мистера Хайатта, чем любой его коллега. — Он перевел взгляд на сыщика. — Я прав? Вы беретесь за дело мисс Баттерфилд?

— Правы, милорд. — Он не отвел глаз под пристальным взглядом Оливера. — Но я не возьму за это ваших денег. Если я найду мистера Хайатта, он сможет мне заплатить. Если же не найду, то и не возьму платы. Я бы предпочел, чтобы мисс Баттерфилд не оказалась у вас в долгу.

— Вы не понимаете, — начала было Мария.

— Глупости, — оборвал ее Оливер. — Дайте этому парню поиграть в героя. — Оливер должен был заставить ее замолчать. Ни к чему, чтобы Пинтер узнал истинную природу их отношений. Он протянул девушке руку: — Пойдемте, дорогая. Нам еще нужно сделать покупки. Не будем мешать мистеру Пинтеру. Ему надо браться за работу.

Пинтер поморщился, чувствуя в тоне Оливера скорее приказ, чем предложение, но все же кивнул в знак согласия.

— До свидания, миледи, — мягко попрощался он с Марией. — Вы получите мой отчет, как только я что-нибудь узнаю. Если вам что-то понадобится…

— Благодарю вас, — сухо отозвалась девушка. — Вы найдете меня в Холстед-Холле. Я в гостях у семьи его светлости.

Она взяла Оливера под руку, и они направились к двери, но в последний момент Оливер обернулся и позволил себе съязвить напоследок:

— Я полагаю, вы сознаете, что своими условиями ставите мисс Баттерфилд в положение должника, то есть теперь она будет обязана вам, а не мне. Возникает вопрос: чем же она, в конце концов, сможет оплатить вашу помощь?

И, не дожидаясь ответа, он вывел Марию из комнаты.

— Чертов святоша, — пробормотал Оливер себе под нос.

— Не надо было нанимать его.

— Надо. Он самый лучший в своем деле.

Опираясь на его руку, Мария спускалась по узкой крутой лестнице.

— Но он говорил о вас такие ужасные вещи. Не знаю, сколько вы слышали, но…

— Я слышал достаточно, — оборвал ее Оливер, не глядя ей в глаза. Вдруг он прочтет в них сомнения и раздумья? Конечно, она защищала его перед лицом Пинтера, но это вовсе не значит, что ее мнение не изменится. Оливер привык к косым и даже осуждающим взглядам. Но ее осуждения он не вынесет. Особенно после того, как слышал ее добрые слова.

— Я вам очень сочувствую, — чуть слышно пробормотала она.

Неожиданно искренность ее тона потрясла Оливера.

— Почему? — холодно спросил он, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно. — Вам не должно быть до этого никакого дела.

— Надеюсь, вы не думаете, что я поверила этим грязным вымыслам? — И она посмотрела ему прямо в лицо.

Несколько мгновений Оливер был не в силах отвести от нее взгляд, в ее глазах было столько сочувствия, что он утонул бы в них без сожаления. Потом ему захотелось бежать от этого взгляда. К чему все эти чувства? Распахнув перед ней дверь, Оливер мрачно произнес:

— Поверьте, Мария, это лишь небольшая часть той грязи, которую мог вылить на меня этот человек. Он мог бы изложить всю картину преступления, какой ее изображают в светских сплетнях: именно ради наследства я застрелил отца, а потом и мать, когда она пыталась отнять у меня ружье.

Рука Марии крепче стиснула его локоть, но Оливер не жалел о своих словах. Пусть знает, что, защищая его, поступает глупо и безнадежно.

— Еще болтают, что отец встречался с женщиной, а мать застала его и застрелила. Что бабушка заплатила, чтобы отца убили, потому что об этом просила мать, но что-то пошло не так. Все эти разговоры ходят уже девятнадцать лет.

— Но это же несправедливо! — воскликнула девушка.

— Такова человеческая натура, — устало произнес он. — Если правда скучна, люди придумывают более волнующие версии. Никто не знает, что произошло в ту ночь, даже я. Бабушка говорит, что мама приняла отца за грабителя и застрелила его по ошибке, а потом, когда поняла, что наделала, от горя покончила с собой.

— Значит, это просто трагическая случайность?

— Да.

Оливер не лгал. Именно так думала бабушка. Но сам он отлично знал, что это не вся правда. Он не нажимал на курок, но в нем причина гибели родителей. И ничто не способно изменить эту трагическую правду. И уж конечно, не сочувствие американской малышки с нежным сердцем.

Подъехала карета. Лакей разложил ступеньки. В этот момент Мария опомнилась:

— А где Фредди?

Черт, он совсем забыл о ее кузене.

— Я отвел его в свой клуб. Это рядом, за углом. Мне не хотелось, чтобы он разболтал подробности нашего плана, да и сам он сказал, что не любит заниматься покупками. — Оливер говорил правду, умолчал он лишь о том, что избавился от кузена, чтобы немного побыть с Марией наедине, хотя теперь понимал, что совершил непростительную глупость. Малышка уже пробралась в его душу, а время, проведенное в ее обществе, только ухудшит положение. Всю прошлую ночь он почти не спал. Перед глазами вставали эротические картины. Он видел Марию в своей постели, чувствовал под собой ее податливое тело, слышал легкие вздохи… мечтал забыться в ее объятиях, воображал, как опустит ее на траву заросшего парка в Холстед-Холле. Она — лесная нимфа, а он — греческий бог. Возможно, проклятие, довлеющее над этим местом, тогда исчезнет?

От бессилия Оливер заскрипел зубами. Даже если она это допустит, все кончится печально. Она извлечет на свет все его тайны, как изюм из ванильных булочек, ужаснется, и он снова окажется один.

Оливер нервно расстегнул плащ. Ему показалось, что в карете стало невыносимо душно.

— Мы подберем Фредди, когда закончим с покупками. В клубе он не сможет ничего натворить.

— Вы уверены? У Фредди язык как помело. Сейчас он уже мог разболтать все подробности нашей притворной помолвки всем подряд.

— Но я принял меры. Я сказал ему, что он может заказывать шеф-повару клуба все, что угодно, при условии полного молчания о наших делах. С полным ртом он не сможет болтать.

— Вас удивит, какие нелепые вещи он совершает. — Она бросила на спутника лукавый взгляд. — Но вы понимаете, что аппетит Фредди может вас разорить?

— Едва ли. Я сэкономил на гонораре Пинтера.

По лицу Марии вдруг пробежала тень.

— Вам надо беспокоиться не о Фредди, — вздохнув, начала она. — Я неудачно выразилась, и Пинтер догадался, что наша помолвка — притворство. Простите меня.

По поведению сыщика Оливер и сам понял, что ему все известно.

— Не стоит извиняться. Конечно, было бы лучше, если бы он этого не знал. Но Пинтер умен. Ему известна моя репутация. Неудивительно, что он заподозрил подвох. Вы же не хотели проговориться.

— Конечно, нет. Но он стал говорить такие вещи про вас, про меня, про Натана.

— Он вас спровоцировал на признание. Это его профессия. Потому он и считается таким хорошим сыщиком. — Голос Оливера зазвучал мягче. — А вы в отличие от меня не привыкли играть роль. Не волнуйтесь, он не станет болтать, ведь вы его клиентка.

Карета попала в затор из повозок и экипажей. Оливер почувствовал, что рад этой невольной задержке.

— А что Пинтер сказал о шансах найти Хайатта?

— Он не стал меня обнадеживать. Но все же, благодаря вам дело сдвинулось с мертвой точки.

Оливер не желал слушать ее благодарности. Пусть бы этот Хайатт горел в аду! По дороге в клуб он кое-что выведал у Фредди и укрепился в убеждении, что Хайатт хочет жениться на Марии из практических целей. Ему казалось, что девушка готова повторить печальную судьбу его матери. Ничего хорошего из такого брака не выйдет.

— А вам не приходило в голову, что Хайатт сам не желает, чтобы его нашли?

Мария с усилием сглотнула и отвернулась к окну.

— Приходило.

— И что вы тогда будете делать?

— Не знаю. — Она перевела взгляд на Оливера. — А вы что, предлагаете себя на его место? — Увидев, как он напрягся, Мария быстро добавила: — Успокойтесь, я шучу. Неужели вы не замечаете, когда женщина вас поддразнивает?

Действительно, он не замечает. Женщины редко с ним шутили насчет женитьбы. Но хуже то, что сама мысль не показалась ему такой отталкивающей, как раньше. Спать с ней в одной постели… Разговаривать ночами, когда мрачные мысли не дают уснуть…

— Позор, что вы так прискорбно невинны, — колко заметил он, стараясь попасть в ее шутливый тон. — Иначе бы я сделал вам менее благородное предложение.

Развеселившись, Мария легкомысленно воскликнула:

— О, вы бы предложили похитить меня?

Едва она произнесла эти слова, атмосфера вдруг накалилась. Оливер чувствовал, что больше не может шутить на эту тему.

— Нет, не похитить. — Он поймал ее взгляд. — Я предложил бы вам стать моей любовницей.




Глава 12


Мария замерла. Неужели он говорит всерьез? Она часто не понимала его. Оливеру нравилось шокировать окружающих. Но теперь Мария уже знала, что для него это способ держать людей на расстоянии, чтобы не получить отказ. Он хвастливо объявлял себя дьяволом раньше, чем другие могли обвинить его в этом, и считал, что одерживает победу.

Отец вел себя так же, так же любил выставлять напоказ свое незаконное происхождение. Странно, что эти двое настолько схожи. Разница состояла в том, что отец свои взгляды высказывал агрессивно, а Оливер делает это с показным безразличием, в небрежно-ленивой манере.

Но только не сейчас. Сейчас он, казалось, сам удивился своим словам. Потом его взгляд стал настойчивым. Щеки Марии вспыхнули. Она вдруг осознала, что они совсем одни.

— Ну, раз уж я так прискорбно невинна, — Мария старалась говорить с прежней легкостью, — то вопрос снимается.

— А давайте представим, что нет, — с внезапной хрипотой продолжал он. — Вы могли бы жить здесь под моим покровительством, пока мы не устанем друг от друга, а потом вернуться в Америку. И никто не узнает, как вы провели время в Англии. Конечно, это просто фантазия.

При мысли, что Оливер всерьез делает ей непристойное предложение, Марию окатило жаром. В устах этого столь порочно привлекательного мужчины даже оскорбительные вещи звучали как комплимент.

«Будь осторожна, Мария», — одернула она сама себя.

— Если уж фантазировать, то надо вспомнить, что вы знакомы со мной всего сутки, а этого недостаточно, чтобы выбрать себе любовницу. — Она старалась говорить как можно спокойнее.

— Я захотел вас, как только увидел.

В его взгляде светился такой острый голод, что она тотчас поняла: разговор идет не о пустых фантазиях.

Стараясь скрыть неуместное возбуждение, она с иронией произнесла:

— И что же, я буду… пятнадцатой в вашем списке любовниц?

В наступившем молчании Мария услышала, как тяжело он дышит.

— На самом деле первой, — наконец сообщил он. — У меня никогда не было постоянной любовницы.

Мария усмехнулась:

— Вы думаете, я поверю?

— Но это правда. Я всегда предпочитал кратковременные связи.

Как ни странно, это ее удивило.

— И я должна верить, что вы решили изменить привычке ради меня? Разумеется, я говорю в шутку.

— Ну почему бы и нет? Люди меняются. Я бы относился к вам очень хорошо. Вы бы ни в чем не нуждались.

Мария насмешливо приподняла бровь.

— Ни в чем, кроме респектабельности.

— К черту респектабельность! — прорычал он.

— Вам легко говорить. Вы ничего не теряете, тогда как я теряю все.

Сейчас Оливер смотрел на нее взглядом хищника. Мария невольно поежилась.

— Я бы о вас позаботился. Позаботился, чтобы вы имели крышу над головой. — Оливер с непонятной настойчивостью продолжал этот пустой разговор. — Когда бабушка откажется от своего сумасшедшего плана, она опять станет поддерживать деньгами моих сестёр и братьев, а весь мой доход останется мне. Нам ведь нужно не так уж и много — домик в Челси, и все. Ваше наследство останется в неприкосновенности. Во всяком случае, вы не будете привязаны к такому негодяю, как Хайатт, который, сменив адрес, даже не потрудился сообщить вам об этом письмом. Эта фраза попала в цель.

— Боюсь, он не мог, — сдавленным голосом произнесла Мария, выражая этим свои худшие опасения.

— Он вышел из лондонского порта живой и здоровый. Фредди рассказал мне, что он расплатился за жилье. Так не бывает, если человек исчез, столкнувшись с нечестной игрой.

Ох уж этот Фредди с его длинным языком! Неизвестно, что он еще выболтал, пока они шли в клуб Оливера.

— Вы не знаете Натана. Он не стал бы… Он не мог…

— Бросить вас без единого слова? Очевидно, смог. Его слова разрывали ей сердце.

— Вот что я вам скажу. — Мария собралась с духом. — Мне не нужны ни вы, ни он. Если Натан сбежал, чтобы не жениться на мне, я унаследую деньги отца и буду жить, как захочу.

— Когда унаследуете. Но до тех пор, пока Хайатт не найдется или не будет признан умершим, ваше финансовое положение будет весьма нелегким. Может пройти несколько лет, прежде чем ваше состояние к вам вернется.

— Я… я уверена, что на такой случай отец сделал соответствующие распоряжения.

— Конечно. Вроде того, что он позаботился купить вам мужа.

— Никакого мужа он мне не покупал! — гневно воскликнула Мария и тут же повторила почти шепотом: — Не покупал.

Казалось, боль в ее голосе достигла сердца Оливера.

— Даже если ваш отец сделал мудрые распоряжения и вы получите свои деньги достаточно быстро, чтобы не умереть с голоду, подумайте, какая жизнь вас ожидает? Жизнь безупречно респектабельной старой девы?

— Я могла бы выйти замуж, — запротестовала Мария.

— Но вы никогда бы не узнали, желают ли ухаживающие за вами мужчины вас или только ваши деньги.

— Это не хуже, чем когда меня желают только ради моего тела.

— Но я хочу не только ваше тело, я… — Он вдруг замолчал, испугавшись того, что собирался сказать. — Вы представить себе не можете, что такое брак без любви. У моих родителей было именно так. Из всех чувств они испытывали только обиду. Если они не ссорились, то почти не могли оставаться в одной комнате. — Он взял Марию за руку и стал осторожно снимать с нее перчатку. — И вот я вижу, как вы, словно бабочка на огонь, летите навстречу мужчине, который поставит вас, словно еще одну свою вещь, на полку и будет снимать оттуда, только если захочет вами воспользоваться. — Оливер отложил перчатки в сторону и стал поглаживать ее ладони. — Конечно, если вы его когда-нибудь увидите.

Слова Оливера больно задели Марию, потому что отвечали ее самым потаенным страхам. Она не хотела их слышать. Не хотела находиться в такой близости от Оливера. Ведь единственный мужчина, который имел на это право, — Натан. Мария не хотела этих прикосновений, потому что они будили в ней незнакомую прежде жажду.

Отняв у него свои ладони, девушка сдвинулась к окну.

— Сколько еще ехать до этой лавки? — сдавленным голосом пробормотала она.

Протянув руку, Оливер опустил шторки и придвинулся к спутнице. Мария замерла и не сопротивлялась, когда он обнял ее за талию и прижал ее спину к своему жесткому, как ствол дерева, телу.

— Вы даже не знаете, от чего отказываетесь, — прошептал он ей в ухо. — Не знаете, что значит дрожать от мужского прикосновения. А если бы знали, то не решились бы променять это на холодный комфорт респектабельного брака.

Мария прикрыла глаза, но коварные речи искушали ее, потому что были предназначены именно для искушения. Прошлая ночь лишь пробудила в ней любопытство, и сейчас, вдыхая запах его одеколона, чувствуя на щеке жар его дыхания, она жаждала продолжения.

— Позвольте мне хотя бы показать вам, чего вы лишаетесь, — настойчиво шептал он.

Не открывая глаз, Мария почувствовала, как он сдернул с себя плащ, и задрожала.

— Вы разве не помните, что я «прискорбно невинна»? — сказала она, чтобы справиться с собственной слабостью.

— Не забыл. Но вы останетесь девственницей. — И он прижался губами к ее шее, отчего мурашки побежали у нее по спине. Затем Оливер развязал ленты шляпки, отшвырнул ее на противоположное сиденье и стал целовать ее волосы. — Дорогая моя, я только хочу, чтобы вы ощутили вкус страсти, только вкус, чтобы вы поняли, как это может быть у нас с вами.

— Оливер… — запротестовала она и повернулась к нему лицом.

Он тут же воспользовался ее ошибкой и прямо в губы поцеловал дерзко, отчаянно. А она даже не смогла заставить себя сопротивляться. Жадные губы не позволяли ей вздохнуть, сердце колотилось как сумасшедшее. Пальцы Марии впились в его рубашку. Она сама не понимала, пытается ли оттолкнуть его или притянуть ближе. Да и какое это имело значение? Она была в полной его власти, и он это знал. Языком он ласкал ее язык, а пальцы нежно касались ее шеи.

Вдруг Оливер протянул руку, закрыл шторки второго окна и пересадил девушку себе на колени. Мария наконец оторвалась от его губ и прошептала:

— Оливер, не надо…

В ответ он лишь принялся покрывать поцелуями ее шею, щеки, губы.

— Позволь мне. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Возможно, физического вреда он ей не принесет, но нравственный урон будет неизмерим. До того как она узнала о трагедии в его прошлом, Мария могла бы отвергнуть Оливера, как обычного негодяя. Но теперь в этом взрослом мужчине она видела обиженного мальчика, который стал ненавидеть мир за то, что у него отняли родителей, за то, что люди посмели сплетничать о его семье.

Сердце Марии было полно сострадания, а с человеком, который считает женщин лишь средством для наслаждения, это ведет к беде. Но она не остановила его, даже когда он развязал ленты ее редингота.

— Не думай, что я совсем ничего не знаю о… о том, что происходит между мужчиной и женщиной, — прошептала она, чтобы скрыть смущение. — Кое-что мне известно.

— Вот как? — Он уже расстегнул редингот. — Это тебя Хайатт научил?

— Нет. Тетушка рассказала мне… кое-что.

— Ага… — Оливер сдернул с ее плеч редингот, затем быстро избавился от кружевной пелерины. Теперь у него перед глазами был низкий вырез все того же алого платья. — И что же она тебе рассказала?

— Сказала, что… — Она подалась назад, потому что Оливер наклонился, чтобы поцеловать ее грудь в вырезе платья. С каждым прикосновением его губ сердце Марии колотилось все быстрее. — Она сказала… что мужчины будут пытаться дотронуться до меня… там, где нельзя.

— Вот так? — И он положил ладонь ей на грудь.

О Боже! У Марии перехватило дыхание. Движения его руки становились все смелее и настойчивее, а когда он сквозь платье стиснул ее сосок, ей показалось, что она сейчас умрет.

— Да, так, — выдохнула Мария. Она не должна этого ему позволять, но как же иначе узнать, чему он хочет ее научить? И он ведь обещал не лишать ее девственности. Она ему доверяет.

Губы Оливера спустились ниже по выпуклости ее груди.

— А тетушка говорила тебе, что мужчина может захотеть не только дотронуться здесь? — хрипло спросил он и сдвинул вниз сначала корсаж платья, потом чашечки корсета. Мария перестала дышать, а он ловко распустил шнуровку на рубашке. — Что он захочет сделать вот так? — бормотал Оливер, высвобождая ее груди и впиваясь губами в сосок.

Казалось, острое чувство наслаждения пронзило ее насквозь. Подобное удовольствие обязательно должно быть греховным. Ее пальцы запутались в черных кудрях Оливера. Мария хотела оттолкнуть его голову, но, видимо, сильнее прижала ее к себе, наслаждаясь каждым прикосновением его губ и нежными покусываниями.

Неудивительно, что женщины падали к ногам этого повесы. Мария даже представить себе не могла подобных ощущений.

— Оливер, разве можно…

— Тебе нравится? — шепотом спросил он, не отрываясь от ее груди.

— О… О Господи…

— Будем считать, что нравится. — И он слегка прижал ее спину. Мария беспомощно распростерлась у него на коленях. Груди обнажены, шея открыта его губам. — Я еще никогда не делал этого с девственницей.

Слова задели ее. Она оттолкнула голову Оливера и пристально посмотрела ему в глаза, затуманенные, с отяжелевшими веками. Оливер выглядел как человек, очнувшийся от глубокого сна.

— И потому решил попробовать сейчас со мной? Почему?

Взгляд Оливера потемнел.

— Не знаю, — пробормотал он и снова бросился жадно ее целовать. Его страсть пробудила в ней что-то неведомое, что требовало какого-то неизвестного ей выхода. Безжалостные пальцы Оливера ласкали ее сосок. Она задыхалась. Но вдруг его рука оставила ее грудь, скользнула ниже и приподняла юбки.

Мария с усилием оторвалась от его губ.

— Что ты делаешь?

— Иногда мужчина хочет коснуться и других мест. Как видно, этого тебе тетушка не объясняла.

— Объясняла. Но она говорила, что это разрешается только мужу.

— Или возможному любовнику, — тяжело дыша, проговорил он и просунул ладонь у нее между бедер. Мария изо всех сил сдвинула ноги. Ее охватила паника. — Мария… — выдохнул он ее имя, как молитву. — Ангел мой, позволь мне тебя ласкать.

Ангел? Ангелы не сидят на коленях у распутных обольстителей, разве что падшие ангелы.

— Я буду тебя ласкать, и ничего больше, — пообещал он.

Из губ Марии вырвался хриплый смешок. Оливер так искусно плел вокруг нее свои сладкие сети, что желание сопротивляться пропадало, и она была готова пустить его руки куда угодно.

— Надо бы мне заставить тебя поклясться, но ведь я знаю, как мало внимания ты обращаешь на клятвы.

Оливер хотел запротестовать, но рассмеялся.

— Знаешь, что я тебе предложу? — Он взял ее руку и положил на твердый бугор, возникший на его плотных панталонах. — Я сам убедился, что ты отлично знаешь, как справиться с мужчиной. Если я пойду дальше невинных ласк, можешь делать с ним, что хочешь. — И он сжал ее ладонь вокруг своего мощного стержня. — Разумеется, я предпочел бы, чтобы ты тоже меня ласкала.

— Я не умею, — прошептала она, зачарованная пульсирующими ритмами под своей ладонью.

— Тихонько потри его. — И его рука снова скользнула под ее юбки. — Вверх-вниз, по всей длине. — Когда она подчинилась, он шумно выдохнул: — Да, да, вот так.

Тем временем его рука проникла в разрез ее панталончиков и прильнула к тому, что тетушка Марии всегда называла «особым местечком». Из губ девушки вырвался высокий стон. Глаза Оливера вспыхнули.

— Ангел мой, ангел. Раздвинь ножки! Я сумею тебя порадовать.

О Господи, что он делает с ней?

— Тебе нравится, правда? — шептал он, осыпая ее лицо быстрыми поцелуями.

Мария спрятала пылающее лицо у него на груди.

— Тут нечего стыдиться, — шепотом продолжал он. — Женщины созданы для того, чтобы получать такие же удовольствия, как и мужчины. И плевать на то, что говорят ханжи. — Его пальцы поглаживали влажные кольца ее волос между ног.

Когда же они стали влажными? Тетя Роуз ничего не говорила об этом, говорила только, что ее «особое местечко» сделается готово для мужчины, и тогда мужчина введет туда «свою штуку».

Но Оливер ввел туда не «свою штуку», а палец, который стал гладить, дразнить ее, доводя до исступления. Марии хотелось плакать.

— Ангел мой, — шептал Оливер. — Мне кажется, у тебя там горячий бархат. — Он с шумом дышал, ритмично прижимаясь пахом к ее ладони. Мария вспомнила, что должна его гладить. В ответ Оливер с яростью впился в ее губы. У Марии потемнело в глазах. Его палец касался бугорка в основании ее самой потаенной щелки, двигаясь все быстрее и быстрее. Мария уже не знала, на земле она или на небе. И вдруг сорвалась и, расправив широкие крылья, понеслась вниз, в черную сверкающую бездну. Тело содрогалось в сладких судорогах. Душа разрывалась от сумасшедшей, неземной радости, которой она раньше не умела себе даже представить. Волны немыслимого наслаждения накатывались на нее снова и снова. Она прижималась к его ладони и бессильно стонала. В ответ из губ Оливера вырывались непонятные полуфразы:

— О Господи, да… — бормотал он. — Продолжай, не останавливайся…

Продолжать что? Ах да! Ее ладонь по-прежнему ритмично поглаживала окаменевший стержень, двигаясь в том же ритме, который навязал ей Оливер. Вдруг хриплый стон вырвался из его горла, плоть под ее ладонью судорожно дернулась, ткань вдруг промокла, и ладонь Марии сделалась влажной.

Она в страхе отдернула руку, не понимая, что произошло, но, увидев, как Оливер с блаженной улыбкой откинул голову, догадалась, что он доволен.

— Ангел мой… — бессильно шептал он. — Ты волшебница…

«Падший ангел», — подумала Мария.

Не в буквальном смысле. Девственности она не потеряла, но падение все же произошло. Оливер прав. Она испытала страсть и теперь не представляла себе, как будет обходиться без нее в будущем.

Карета внезапно остановилась, кучер выкрикнул сверху:

— Лавка модного платья миссис Твиди, милорд.

Мария застыла от ужаса, потом быстро приподнялась и села прямо. О Боже! Ее корсет расшнурован, платье в беспорядке, а лакей сейчас откроет дверцу кареты!

— Не бойся, — успокоил ее Оливер. — Нет нужды торопиться. Лакей знает, что нельзя открывать дверцу, если шторки опущены.

Секунду смысл его слов доходил до Марии. Значит, он часто этим занимается, и она — только одна из многих. Все эти слова о том, что она должна узнать страсть, что она может стать его первой любовницей, — это лишь прием, искусный и давно проверенный. Если бы они не подъехали к лавке, что могло бы еще случиться с ней?

Оливер хотел помочь ей со шнуровкой, но Мария оттолкнула его руку.

— Не смей! Я сама.

Смятение на его лице заставило девушку на миг усомниться в своих выводах. Но взгляд на закрытую занавеску вернул ей уверенность в правильности ее оценки ситуации.

— Мария? — с болью в голосе спросил Оливер. — Что случилось?

Слезы набежали ей на глаза, но она с ними справилась. Не хватало еще, чтобы он увидел, как она плачет! Только не сейчас!

— Ничего, — солгала она.

Слава Богу, прическа не растрепалась. Завязывая ленты шляпки и набрасывая на плечи пелерину, Мария мысленно поблагодарила Бетти, что та не пожалела шпилек. Но когда она попыталась в тесноте кареты сама натянуть редингот, Оливер выругался сквозь зубы и выхватил его у нее из рук, помогая ей.

Пока она возилась с завязками, Оливер положил ладонь ей на руку и опять спросил:

— Ангел мой, объясни скорее, что произошло?

— Не называй меня так! — Она отбросила его руку. — Я не ангел, и, уж конечно, не твой ангел. И хотя я благодарна тебе за этот урок, но повторять его мы не будем. — Она повернула ручку и распахнула дверцу раньше, чем он успел ее остановить.

— Черт возьми, Мария! — прорычал он, но замолчал, увидев, что подскочивший лакей собирается развернуть лесенку.

Только тут она, наконец, решилась посмотреть ему в лицо. Оливер не отрывал от нее взгляда. Его глаза светились опасным светом. Справившись с мгновенным приступом сожаления, Мария сказала:

— Думаю, будет лучше, если вы отправитесь за Фредди. Я постараюсь закончить с покупками к вашему возвращению. Выбрать несколько платьев недолго, а вам это будет скучно.

— Вот уж не думаю.

Надо заставить его уйти! Она не выдержит еще одного тет-а-тет с ним в карете. Мария добавила в голосе просительных ноток:

— Пожалуйста, милорд. Вы будете меня нервировать, если останетесь.

— Женщине опасно оставаться одной, — возразил Оливер.

— Я могу остаться, — вдруг заявил лакей. Оливер обжег его гневным взглядом. — Но только если вы прикажете, милорд, — поспешно добавил слуга.

Вздохнув, Оливер согласился:

— Хорошо, Джон. Если даме так больше нравится… Скажи хозяйке, что я заплачу за платья, когда вернусь.

Мария напряглась. Закрытые шторы… Платья, которые он для нее покупает… Возможно, в глазах английского общества это приемлемо для жениха и невесты, но ей предстоит разорвать помолвку, и тогда ее репутация будет погублена. Однако девушка решила промолчать, мечтая лишь о том, чтобы Оливер удалился как можно скорее.

— Ты уверена, что все будет хорошо? — с тревогой спросил он.

— Да, конечно. — Мария изобразила улыбку. — Вам действительно незачем оставаться, милорд.

Обращение «милорд» повергло Оливера в самое мрачное расположение духа.

— Как хочешь, — бросил он и приказал кучеру: — Быстро, в «Голубой лебедь».

Карета умчалась, и Мария облегченно вздохнула.

— Джон, я бы предпочла, чтобы ты ничего не говорил хозяйке об оплате. Я хочу сама заплатить.

— Но его светлость сказал…

— Я знаю, что он сказал, но я хочу сделать иначе. Джон кивнул со странным выражением на лице.

— Слушаюсь, миледи. Но я хочу вас предупредить, что это не дешевая лавка. У миссис Твиди только качественные вещи, так что цена может быть высокой.

Магазин и правда выглядел очень нарядно. На специальных подставках размещались шляпки из дорогого шелка и бархата. Богато расшитые бальные платья из парчи были разложены на комодах и прессах для белья. Повседневные наряды лежали в открытых ящиках. Здесь даже дневные платья были сшиты из тонкого муслина и шерсти отличного качества. Все, что могло потребоваться женщине для появления в обществе, имелось в широком ассортименте: ботиночки, бальные туфельки, шарфы, рубашки… В Дартмуте Мария не видела ничего подобного.

Пока она бродила, разглядывая товары, к ней подошла хозяйка и представилась. Девушка объяснила, что ей нужно несколько платьев и добавила:

— У меня есть много вещей для траура. Все из прекрасных тканей и модных фасонов. Не сможете ли вы обменять их на некоторые из ваших вещей?

Хозяйка оценивающе посмотрела на прекрасный редингот девушки и сказала:

— С удовольствием обменяю, мисс, но только если они хорошего качества. Всегда бывают дамы, которым срочно требуется траур, а модные вещи на такой случай встречаются нечасто.

Марии не хотелось расставаться со своим гардеробом, но когда договор с Оливером закончится, она сможет перекрасить то, что получит в этой лавке. Кстати, траур ей предстоит носить еще только два месяца, так что ко времени, когда она покинет Англию, черные вещи ей уже не потребуются. К тому же у нее останется платье, которое она сняла с себя в том борделе.

Хозяйка приказала одному из помощников отправиться вместе с Джоном в отель, где остановилась Мария с кузеном Фредди, и привезти ее чемоданы.

Перед тем как отослать лакея, Мария сказала:

— Джон, я буду вам очень признательна, если о моих траурных нарядах вы никому не расскажете, особенно миссис Пламтри. Его светлость тоже вас об этом просит. У меня есть колечко, и я могла бы предложить его вам в качестве компенсации за…

— О нет, мисс, я не возьму его за молчание. Молчать о делах его светлости — моя работа. И о делах его невесты — тоже.

— Благодарю вас, Джон.

Лакей замялся, стал неловко поправлять шляпу, затем решился и спросил:

— Скажите мне, мисс, его светлость ничем вас не обидел в карете?

— Нет, — в который раз солгала Мария. Лакей с сомнением покачал головой.

— Его светлость не способен обидеть молодую леди, но может быть, он потерял над собой контроль. Все-таки вы его невеста и все такое… Просто я хотел вам сказать, что если вы захотите, я вам всегда помогу.

— Благодарю вас, Джон, — ласково улыбнулась Мария. — Но вам не о чем беспокоиться. Ваш господин — настоящий джентльмен. Он очень добр ко мне.

— Простите меня, мисс. — Джон с поклоном удалился.

Конечно, Оливер проявлял к ней доброту: заботился о Фредди, нанял мистера Пинтера, собирался оплатить ее гардероб. Но то, что случилось в карете, добротой не назовешь. Теперь Мария по опыту знала, чего лишится, если выйдет замуж за Натана с его холодными поцелуями. Но возможно, страсть может возникнуть не сразу, а со временем? Вдруг после свадьбы с Натаном все наладится? Но в глубине души Мария знала, что обманывает себя, потому что единственным человеком, которого она сама хотела целовать, был Оливер.




Глава 13


Пока ехали из «Голубого лебедя», Фредди без остановки рассказывал о своих впечатлениях от клубной кухни, но Оливер почти не обращал внимания на его болтовню. Единственное, о чем он мог думать, — это холодное «милорд», с которым обратилась к нему Мария, как будто не трепетала только что в его объятиях.

А ее взгляд? Что ее так обидело? Может быть, она просто стыдится? Но как она могла сохранить такое самообладание, когда он, опытный мужчина, не сдержался, совсем как юнец, и теперь вынужден держать плащ застегнутым на все пуговицы?

Как она выразилась? «И хотя я благодарна вам за этот урок…» Неужели этот «урок» для нее ничего не значил? Очевидно, нет, ведь она сказала, что «повторять его мы не будем».

У Оливера болезненно сжалось сердце, но ведь, честно говоря, Мария права. Им надо держаться друг от друга подальше. Это в их общих интересах. Надо же, он дошел до того, что предложил ей стать его постоянной любовницей. Оливер всегда считал и, смеясь, говорил об этом друзьям, что одна женщина ничем не лучше другой и что от любовницы больше хлопот, чем удовольствия. К тому же он всегда старался держать людей на расстоянии, но Мария…

Оливер негромко застонал. Нельзя было так далеко заходить, но ни с одной другой женщиной он не чувствовал ничего подобного. Наверное, он напугал ее своим натиском.

Тем временем Фредди безмятежно уписывал свой обед. Внезапно какая-то фраза привлекла внимание Оливера.

— Что вы сказали?

— Сказал, что бифштекс был чуть-чуть недосолен.

— А до этого?

— О, сейчас вспомню. Там, в клубе, был один тип. Говорил, что он ваш кузен. Кажется, мистер Десмонд Пламтри.

Оливеру это не понравилось. Когда это Десмонд сумел проникнуть в такой элитарный клуб, как «Голубой лебедь»? Неужели этого мерзавца стали принимать в обществе?

— Но если хотите знать мое мнение, — продолжал Фредди, — то пара таких родственников — и врагов не надо. Грубый парень. Стал рассказывать мне, что вы убили своих родителей и что все об этом знают. — Фредди фыркнул. — Я сказал, что он неотесанный деревенщина, раз не понимает, что вы — благородный человек и что ему не место среди приличных джентльменов из «Голубого лебедя».

На мгновение Оливер лишился дара речи. Он представить себе не мог, как Десмонд среагировал на эту маленькую отповедь.

— Э-э-э… И что сказал на это Десмонд?

— Удивился. А потом пробормотал что-то насчет карт и тихонечко смылся в карточную комнату — проглотил и не поморщился.

У Оливера едва не отвисла челюсть, а потом он стал хохотать.

— Что смешного? — удивился Фредди.

— Вы и Мария… Неужели американцы никогда не обращают внимания на сплетни?

— Почему, обращают, если в них есть смысл. А это же одна глупость. Если бы все знали, что вы убили родителей, вас давно бы уже повесили. А вы сидите здесь и ничего не боитесь, значит, вы этого не делали. — Фредди постучал себе по лбу. — Простая логика, и все.

— О да, — кивнул Оливер. — Простая логика. — У него комок стоял в горле. Одно дело, когда его защищала Мария — она женщина, у нее доброе сердце, хотя ни одну другую женщину никакое доброе сердце еще не удержало от сплетен о нем. И совсем другое — когда за него вступается такой впечатлительный юнец, как Фредди. Оливер не знал, смеяться ли над его наивностью или похлопать по плечу и заявить, что Фредди тоже «благородный человек».

— Смотрите-ка! — Карета остановилась возле модной лавки, и Фредди легко перескочил на другой предмет. — Кажется, Мопси уже все купила.

Оливер насторожился. Либо Мария выбирала наряды не так тщательно, как это свойственно женщинам, либо тут был какой-то подвох.

Обменявшись парой слов с хозяйкой, Оливер выяснил, что Мария обменяла свой траурный гардероб на новые платья. В результате у нее оказалось меньше нарядов, чем требовалось. Гордость гордостью, но это уж слишком, решил Оливер.

— Моя невеста еще не закончила с покупками, — заявил он хозяйке салона. — Ей требуется полное приданое.

— Оливер, ну пожалуйста! — сквозь зубы прошипела Мария. — Они подумают, что…

— Что я могу себе позволить одеть собственную невесту должным образом? Надеюсь, так и будет. — И он воспользовался единственным аргументом, который мог на нее подействовать: — Иначе все решат, что у меня долгов даже больше, чем болтают. Конечно, если это доставит вам удовольствие…

— Разумеется, нет. — Мария бросила быстрый взгляд на хозяйку и понизила голос: — Но я не хочу быть вам обязанной больше, чем сейчас.

— Сейчас вы рассуждаете, как Пинтер.

Она подняла на него встревоженный взгляд:

— Но я не имела в виду…

— Я должен предоставить вам одежду, — перебил он ее. — Тут нет никаких обязательств. Особенно если учесть, что Пинтер отказался принимать от меня гонорар. — Оливер не стал говорить, что ему хотелось увидеть Марию хорошо одетой: чтобы шелковое платье цвета барвинка оттенило эти чудесные голубые глаза, чтобы прекрасная грудь была подчеркнута вырезом нужной глубины, чтобы Мария не стеснялась ее и не пыталась скрыть под дурацкой пелериной. — Никто не поверит, что я обручился с дурно одетой женщиной. Надо придерживаться нашего плана. Я-то думал, что если представлю вас женщиной определенного сорта, то бабушка сразу отступится, но получилось иначе. А если она увидит, что я трачу на вас деньги, то поймет, что дело идет всерьез. — Заметив, что Мария колеблется, он удвоил напор. — Если вы не позволите мне заплатить, я решу, что чем-то оскорбил вас в карете.

Лицо Марии залилось краской. Она опустила глаза.

— Вы меня не оскорбили. Я сама позволила то, чего не следовало допускать.

— Вы не сделали ничего дурного, — резко возразил Оливер. — Это я вел себя неправильно. И чтобы компенсировать ущерб, прошу вас, разрешите мне приобрести для вас несколько вещей. — И не ожидая дальнейших возражений, Оливер обернулся к хозяйке и сообщил: — Мисс Баттерфилд согласилась с тем, что ей нужен более дорогой гардероб.

— Очень рада, сэр. У меня есть и исключительные туалеты. Я их придерживала, но платья придется немного подогнать по фигуре, и тогда они идеально подойдут вашей невесте.

И хозяйка заспешила за товаром, а Оливер нагнулся к уху Марии и прошептал:

— Если это успокоит ваши страхи, то я снимаю предложение сделать вас своей любовницей. Я не хотел вас оскорбить и не хочу, чтобы вы из-за этого нервничали.

— Благодарю вас, — ответила Мария, однако Оливер не заметил на ее лице ожидаемого облегчения. Да он и сам не испытал от этих слов никакого удовлетворения.

Теперь ему придется наблюдать, как она станет примерять платья, более приличествующие ее положению респектабельной дамы. Эта девушка, только что лежавшая в его объятиях и принимавшая самые откровенные ласки, вдруг отдалилась от него, стала одной из тех женщин, которых он всегда боялся, одной из холодных, неприкасаемых девственниц. Впредь он не должен терять самообладание.

Через два часа они покинули модную лавку с грузом нарядов и аксессуаров к ним. Оливер сумел убедить Марию приобрести все нужное: шали, ридикюли, туфли, хотя его раздражала необходимость делать покупки в таком скромном заведении. Салон миссис Твиди был лучшим среди магазинов подержанного платья, но все же здесь продавали не новые вещи.

Он хотел видеть Марию в самых лучших шелках, с драгоценностями на шее. Столь неразумное желание удивило его самого. Оливеру никогда не было дела до того, как одеваются его случайные подруги. Он скрипел зубами, когда замечал, как Мария бросает быстрые взгляды на вещи, которые, по ее мнению, были ему не по карману.

Возможно, поэтому он и не заводил постоянных любовниц. Как только ты начинаешь сочувствовать женщине, ты обречен. Она станет вертеть тобой как хочет, а от этого один шаг до того, чтобы распахнуть перед ней сердце и открыть все свои тайны. И тогда она возненавидит тебя за них.




В Илинг возвращались молча. Мария старалась не смотреть на Оливера, а он, казалось, не мог отвести от нее глаз. Он попытался вовлечь ее в беседу, но острый на язык ангелок куда-то исчез, и Оливер не знал, как его вернуть. Даже Фредди почувствовал перемены и говорил на удивление мало. Когда они добрались наконец до Холстед-Холла, нервы Оливера были уже на пределе, и он обрадовался поводу удалиться в кабинет, чтобы поработать с гроссбухами, которыми пренебрег накануне.

Однако работа не шла. Целый час он переворачивал страницы, а перед глазами вновь и вновь возникала улыбка Марии, когда она со смехом спросила: «Вы бы предложили похитить меня?» — а потом звучали ее сладкие стоны.

Черт возьми, надо было похитить!

В дверь постучали. Оливер взглянул на часы — оказывается, прошло больше двух часов. В кабинет вошел Джаррет.

— Вот удивительно, — воскликнул он, — когда слуга сказал, что ты здесь работаешь, я решил, что не расслышал!

— Чему же тут удивляться? Если мы собираемся прожить здесь хотя бы несколько недель, я волей-неволей должен заниматься делами. — Оливер откинулся на спинку кресла и насмешливо посмотрел на брата. — Конечно, если ты сам не захочешь взяться за это. Ты ведь лучше меня разбираешься в цифрах.

Джаррет повернул к себе один из гроссбухов.

— Ну, не знаю. Мне кажется, ты в этом что-то понимаешь. — И он опустился в кресло напротив Оливера. — Кроме того, завтра я собираюсь в город и проведу субботу в «Голубом лебеде». Там будет брат Керквуда, а он всегда играет по-крупному.

— И играет неудачно, а ты этим пользуешься.

Джаррет с улыбкой пожал плечами:

— Я решил, что мне тоже следует сделать вклад в семейные фонды.

— Тогда тебе лучше играть в карты с банкирами, богаче станешь.

— Слушай, вчера Минерва рассказала мне о пропавшем женихе мисс Баттерфилд. Я тут поболтал с юным Фредди и выяснил, что мисс Баттерфилд получит недурное наследство, если, конечно, не выйдет замуж за этого своего Хайатта. Ты в курсе?

Оливер налил себе в стакан бренди.

— Не знаю, насколько оно недурное. Ну сколько может стоить небольшая судостроительная компания в Америке?

— Неужели ты никогда не слышал о «Нью Бедфорд шипс»?

— А почему я должен был о ней слышать? — Оливер отхлебнул бренди. — Я в жизни не сталкивался с корабельным делом.

— Лично я, когда появляются лишние деньги, вкладываю как раз в кораблестроение. Правда, такое бывает не часто.

Джаррет был великолепным игроком и, как правило, выигрывал больше, чем проигрывал, но время от времени рисковал слишком сильно, что, в конце концов, приводило его к печальным итогам. Оливер никогда не понимал брата, который как будто искушал судьбу.

— Утром я ездил в город, чтобы переговорить со своим маклером, — продолжал Джаррет. — И узнать что-нибудь об этой компании. Так вот, по слухам, «Нью Бедфорд шипс» стоит четверть миллиона фунтов. Если считать, что девчонке достанется половина, это чистых сто двадцать пять тысяч фунтов.

Оливер едва не поперхнулся своим бренди.

— Ты шутишь!

— Я никогда не шучу насчет денег.

— Она знает, что сумма так велика?

— Не думаю. Фредди рассуждал, что она «получит, может, аж десять тысяч долларов», малыш считает это огромной суммой. Подозреваю, ее папаша был скуповат и не посвящал девочку в семейный бизнес.

Оливер знал, что так и было. Отец Марии хотел, чтобы ее жизнь до самой могилы катилась по накатанной дорожке. Кстати, становилось ясно, почему Хайатт намеревался жениться на ней даже без особой любви. Если бы Мария решилась продать свою половину, у Хайатта скорее всего не хватило бы средств ее выкупить, так что брак для него — самый выгодный ход. Для Марии он менее выгоден.

При этой мысли Оливер нахмурился.

— Как видишь, мой дорогой братец, — продолжал Джаррет, — решение наших проблем прямо перед тобой. Ты мог бы забыть, что собирался лишь изображать помолвку, и жениться на ней по-настоящему.

На Оливера накатила волна бешенства.

— Я стал бы таким, как отец!

— Это тебя тревожит?

— Разумеется, тревожит! Ведь это он довел мать до могилы! — Хотя Оливер считал, что последний толчок дал он сам. — Даже не надейся, что я женюсь на мисс Баттерфилд ради денег. — Его затошнило от одной мысли об этом.

— Тогда тебе не следовало пытаться соблазнить ее в карете, — ледяным тоном заявил Джаррет.

Оливер окаменел.

— Черт возьми, о чем ты говоришь?

— Все ты прекрасно знаешь. — На лице Джаррета застыло холодное выражение, которое появлялось у него, когда кто-нибудь смел дурно говорить о его сестрах. — Джон рассказал мне, что вы несколько минут просидели в карете перед модной лавкой, а шторки были опущены. И Фредди был не с вами. И еще он сказал, что, когда вы наконец появились, мисс Баттерфилд была очень взволнована.

Гнев Оливера обрел другую цель.

— Похоже, мне надо сказать пару слов этому сплетнику. Вот так слуга! Ему платят за то, чтобы он держал рот на замке.

— Никакие деньги не заставят честного человека молчать, если неспокойна его совесть. И, похоже, мисс Баттерфилд ему просто нравится. — Тон Джаррета стал холоднее: — Нам всем она нравится. Ты прекрасно знаешь, что эта девочка не то что твои актриски, с которыми можно поиграть и забыть. Она — порядочная женщина. Если ты так уж не хочешь походить на отца, то вспомни об этом, когда потянешь к ней руки в следующий раз.

Правота Джаррета не остудила гнев его брата.

— Да что ты о ней знаешь?!

— Ты хочешь сказать, что она непорядочная женщина?

— Черт возьми, не в этом дело! Я хочу сказать… — Оливер замолчал, пытаясь успокоиться. — Этот осел Хайатт хочет жениться на ней ради денег, и Мария намерена подчиниться из чувства долга перед отцом, а может, надеется, что все как-нибудь устроится. Я должен убедить ее, что она делает ошибку.

— Лично я считаю, что можно сделать это, не соблазняя ее, — сухо произнес Джаррет. — Лучше попробуй с ней поговорить. Не пожалей времени, чтобы узнать ее. Конечно, это не твой стиль, но постарайся отнестись к ней не как к очередной своей победе, а как к разумной женщине, какой она мне и кажется.

— Я не отношусь к Марии как к… — Оливер оборвал себя, чтобы не сказать лишнего. — Благодарю за совет, но я сам разберусь с Марией.

— Посмотрим. — Джаррет поднялся, но потом подался вперед и заявил: — Но знай, никто из нас не намерен оставаться в стороне и спокойно позволить тебе погубить молодую девушку ради того, чтобы спровоцировать бабушку.

Оливер вскочил на ноги. Неужели брат считает его способным на такую низость? Гнев не проходил. Как смеет Джаррет поучать его?! Подавшись к брату так, что едва не стукнулся с ним лбом, Оливер прорычал:

— И что, черт возьми, вы сделаете, чтобы остановить меня?

На губах Джаррета появилась мрачная улыбка.

— Лично я мог бы ее у тебя похитить.

Где-то на заднем плане сознания Оливер понимал, что Джаррет его дразнит, но остановиться уже не мог. Мысль о том, что брат может снискать расположение Марии, привела его в ярость и полностью лишила самообладания.

— Если ты посмеешь протянуть к ней руки, — голос Оливера перешел в грозный рык, — то Гейб будет не единственным калекой у нас в семье.

— Ну и отлично. — Джаррет выпрямил спину и продолжил ледяным тоном: — Просто знай, мы не допустим, чтобы и ты протягивал к ней руки. — И не ожидая ответа, он вышел из комнаты.

Оливера трясло от ярости. Брат посмел читать ему нотации! Верный слуга…

«Никакие деньги не заставят честного человека молчать, если неспокойна его совесть».

Оливер сморщился. Да, совесть Джона должна была пострадать весьма серьезно, если он решил обратиться к Джаррету. Тот факт, что Джон догадался о происходившем в карете, заставил Оливера похолодеть. Глупо не понимать, что слуги способны думать и делать выводы.

Внезапно он вспомнил, как посмотрела на него Мария, когда он сказал ей, что слуги не откроют дверцу кареты, если шторки опущены.

Бессильно упав в кресло, он уставился невидящим взглядом в камин. Он-то думал, что оскорбил и напугал ее, но дело еще хуже. Неудивительно, что ее поведение переменилось, что она не хотела позволить ему заплатить за наряды. Он практически выставил ее перед своими слугами обычной шлюхой, одной из многих его случайных подружек.

А она не такая. Она — порядочная женщина. К тому же наследница состояния. Очень богатая наследница.

Черт возьми все на свете! Оливер представить себе не мог, что у нее столько денег. А если она и сама этого не представляет, то станет легкой добычей этого проныры Хайатта.

Оливер залпом допил бренди. Он должен спасти ее от этого человека!

Хетти дремала в кресле, когда звук открывающейся двери разбудил ее. Она уже хотела подать голос, чтобы вошедший в библиотеку обратил на нее внимание, но вдруг услышала, что явился еще кто-то.

— Ну и как? — спросила Минерва. — Как тебе показалось, я права насчет Оливера и мисс Баттерфилд?

Хетти беззвучно молилась, чтобы ее не заметили.

— Очень на то похоже. — Это говорил Джаррет. — Мне показалось, что у него к ней настоящее чувство. Я никогда не видел, чтобы он так нервничал из-за женщины. Он чуть не убил меня, когда я сказал, что уведу ее.

— Хитро придумано! — воскликнула Минерва. — Я же тебе говорила, что он в нее влюбился. И она в него тоже. Я зашла к ней, когда они вернулись, и спросила, прилично ли вел себя Оливер. Она покраснела как мак.

— Вот именно. Одно дело — влюбиться, а другое — жениться. Оливер не привык общаться с женщинами, которых нельзя…

— …затащить в постель? — закончила за него Минерва.

Хетти удивленно заморгала.

— Боже мой, Минерва! Не говори так! Тебе не пристало знать о таких вещах. — Джаррет рассердился не на шутку.

— Ну конечно! А как же иначе? Интересно, как это я могла остаться в полном неведении, если жила в одном доме с таким отцом и тремя повесами-братцами?

Хетти едва сдерживала смех.

— Во всяком случае, делай вид, что ничего не знаешь, — проворчал Джаррет. — Иначе однажды ты что-нибудь ляпнешь в обществе, и у меня будет разрыв сердца.

— Надо придумать, как их подтолкнуть друг к другу, — задумчиво произнесла Минерва. — Ты прекрасно знаешь, что, если Оливер женится, бабушка оставит свою дурацкую мысль, что все мы должны вступить и брак. Ей просто хочется получить наследника.

Хетти с иронией приподняла бровь. Ее внучку ждет неприятность: бабушка не отступится.

— И ты готова швырнуть его под колеса своей кареты, только чтобы проехать самой? — с интересом спросил Джаррет.

— Нет, — спокойно ответила его сестра. — Мы с тобой оба знаем, что Оливеру нужен близкий человек, который вернул бы его к настоящей жизни. Иначе с годами он все больше будет замыкаться в себе. — Минерва помолчала. — Ты сказал ему, что мисс Баттерфилд богатая наследница?

Хетти насторожилась. Она понятия не имела, что у девушки есть деньги.

— Сказал, но боюсь, это было ошибкой. Он пришел в бешенство, когда я предложил ему жениться на ней ради денег.

«Дурачок. Конечно, он взбесился». Хетти закатила глаза. Неужели этот ее внук совсем не разбирается в характере брата?

— О Господи, Джаррет! Не надо было этого говорить. Ты должен был дать ему понять, что Мария может стать жертвой охотников за приданым.

«Спасибо, что хоть у Минервы есть немного ума», — подумала Хетти.

— Черт возьми! — воскликнул Джаррет. — Тогда мне, вероятно, не следовало преувеличивать ее наследство.

— Час от часу не легче, — простонала Минерва. — И насколько?

— Ну… Я вроде как утроил его.

Минерва выругалась себе под нос совсем не так, как могут леди.

— Зачем ты это сделал?! Теперь он и близко к ней не подойдет. Неужели ты не замечал, как он ненавидит разговоры о женитьбе ради денег?

— Мужчины иногда говорят подобные вещи, но, в конце концов, они существа практичные.

— Только не Оливер! Ты все испортил.

— Успокойся, — сказал Джаррет. — У меня есть план. Семена будущего успеха уже в земле. Пошли поговорим с остальными. Тогда мы будем действовать сообща. — Голос Джаррета затихал. — Если мы просто…

Очевидно, сестра и брат вышли из библиотеки. Хетти не уловила больше ни слова, да это и не имело значения. На ее губах появилась улыбка — значит, ей не придется вести игру в одиночку. Ей останется только наблюдать за усилиями Джаррета и дать понять Минерве, что брак Оливера разрешит их общие проблемы. Девочка будет из кожи лезть вон. Оливеру не останется ни единого шанса!




Глава 14


Когда Мария вышла из комнаты, чтобы отправиться на обед, за ее спиной раздался голос:

— Я вижу, вы отдохнули от поездки в город. Девушка резко обернулась. В кресле у дверей ее комнаты сидел Оливер.

Он что, ждал ее здесь?

— Добрый вечер, милорд, — отозвалась она. — Вы прекрасно выглядите.

Вечерний костюм действительно шел ему больше, чем любому другому мужчине. Белоснежная накрахмаленная рубашка создавала живописный контраст со смуглой кожей лица, а черный фрак с бархатными отворотами гармонировал с бархатистой мглой его темных глаз. К несчастью, жилет из золотистой ткани напел Марию на мысль о его высоком происхождении, а плотно сидящие панталоны напомнили о…

Ну нет! Она не станет думать об их дневной поездке. С этим покончено.

— Вы похожи на богиню, — пробормотал Оливер и окинул взглядом ее фигуру.

Марию словно окатило горячей волной.

— Благодарю вас. — Она старалась, чтобы голос шучал спокойно и естественно. — Я предпочитаю, чтобы платье не слишком облегало.

— Кроме тех мест, где это уместно. — И он выразительно посмотрел на ее грудь.

Искреннее восхищение в его взгляде заставило Марию порадоваться, что она прислушалась к выбору Бетти. После того вульгарного красного платья ей не хотелось никаких декольте, но сегодняшний наряд, хотя и с вырезом, действительно сидел на ней очень хорошо. Цвет лососины всегда был ей к лицу, а шелковая отделка делала платье особенно элегантным.

— Итак, мой наряд приемлем для обеда с вашим семейством?

— Да они недостойны такого зрелища! — Его низкий рокочущий голос задел какие-то струны в ее душе, Мария вздрогнула. — Мне так хочется, чтобы вы и я…

— Вы восхитительно выглядите, — раздался другой голос. Из-за спины Оливера показался лорд Гейбриел, одетый, как всегда, в черное. — Простите мое опоздание, мисс Баттерфилд. Спасибо, брат, что развлек мисс Баттерфилд до моего прихода.

Оливер бросил на него удивленный взгляд.

— Черт возьми, что ты имеешь в виду?

— Что я собираюсь вести эту молодую леди в столовую.

— Это право ты мог бы оставить ее жениху, — огрызнулся Оливер.

— Якобы жениху. На самом деле у тебя нет на нее права. Раз ты наслаждался обществом мисс Баттерфилд целый день… — И лорд Гейбриел предложил Марии руку. — Прошу вас, мисс Баттерфилд.

Мария не знала, как ей поступить. Но в Оливере она чувствовала опасность, а в его брате — нет, и потому выбрала лорда Гейбриела.

— Благодарю вас, сэр, — сказала она, принимая его руку.

— Черт возьми! Подожди минуту. С чего это ты…

— Забочусь о нашей гостье? — с видом полнейшей невинности спросил лорд Гейбриел. — Старик, я не думал, что это для тебя так важно. Но если ты не можешь видеть мисс Баттерфилд под руку с другим мужчиной, я, конечно, удалюсь.

Слова Гейбриела, казалось, привели Оливера в чувство. Он натянуто улыбнулся.

— Глупости. Все отлично, — напряженным голосом произнес он. — Все отлично.

И компания двинулась по широкому коридору. Оливер замыкал шествие. Гейбриел улучил минуту и заговорщицки улыбнулся Марии. Она, правда, не поняла, к чему относится заговор, зато догадалась, что он раздражает Оливера, и решила поддержать военные действия.

Этот случай оказался лишь первым в цепи ему подобных в следующие несколько дней. Как только Мария и Оливер оставались хотя бы на миг одни, тут же являлся кто-нибудь из его сестер и братьев и предлагал общее развлечение: прогулку по саду, поездку в Илинг, карты.

Мария даже решила, что это… Нет, невозможно.

Если откровенные попытки семьи разлучить их раздражали Оливера, то лишь потому, что отнимали у него шанс соблазнить ее. Едва ли Мария могла рассчитывать на большее. Он хотел сделать ее своей любовницей, и все.

Рассчитывать? Что за глупость. Она ни на что не рассчитывает. У нее уже есть жених. Но в Холстед-Холле было так трудно думать о Натане. Каждый проведенный здесь день казался девушке эпизодом романа. То она натыкалась на Рембрандта, беззаботно висевшего в будуаре, то дорогу ей перебегала крыса. Дом одновременно воплощал в себе роскошь и запустение.

А слуги? О Боже! Они кружились вокруг Марии, как трудолюбивые пчелы. Она шагу не могла ступить без того, чтобы ей не пододвинули стул или не подали нужную вещь. Как только семейство Шарпов с этим мирится?

Все это время братья и сестры Оливера без конца говорили о бале, который на День святого Валентина давала герцогиня Фоксмур. Чем ближе подступал бал, тем больше нервничала Мария, ведь миссис Пламтри давно распорядилась, чтобы на этом балу Оливер объявил о своей помолвке. Авантюра явно затягивалась. Поэтому, когда однажды лакей сообщил, что его светлость желает поговорить с ней, Мария испытала облегчение. Наконец-то они смогут побеседовать наедине.

Когда она вошла в кабинет, Оливер предложил ей сесть, а сам начал шагать из угла в угол. Он явно был смущен. Сердце Марии забилось быстрее. Может быть, Оливер получил известия от мистера Пинтера? Что-то дурное случилось с Натаном?

Наконец он остановился у письменного стола.

— Вы недовольны моими слугами? Мария удивленно распахнула глаза.

— Разумеется, нет.

— А у них сложилось впечатление, что вы ими недовольны.

— Не могу себе представить почему.

— Они жалуются, что по утрам вы сами застилаете вашу постель.

— Ну разумеется.

Он с сомнением приподнял бровь.

— И сами разжигаете камин, и сами приносите себе чай…

— А разве нельзя?

Оливер прищурился.

— Разве у вас дома не было слуг?

— Конечно, были. — Мария горделиво вздернула подбородок. — Кучер, и грум, и две горничные. Они помогали мне и тете со стиркой и на кухне.

Улыбка тронула его губы.

— Я начинаю понимать, в чем проблема.

— Надеюсь, вы и мне объясните, ибо самая ничего не понимаю.

— Слуги в Англии не для того, чтобы помогать, а для того, чтобы делать.

— Что вы имеете в виду?

Оливер присел на стол.

— Когда вы убираете вашу постель, они думают, что вам не нравится, как это делают они. То же самое с камином и с чаем. Люди хотят служить вам, а если вы не пользуетесь их услугами, они считают, что вы недовольны.

— Но это абсурд. Я всегда говорю им, что мне не требуется их помощь.

— Вот именно. Вы отнимаете у них цель в жизни. Это задевает их гордость.

Мария вспомнила беспокойную мину на лице Бетти.

— Никто не может иметь такой цели — быть слугой.

— В Англии это так. — Голос Оливера звучал мягко. — Американке трудно это понять, но английские слуги гордятся своей работой, гордятся семьей, которой служат, гордятся своим положением в этой семье. Если вы не даете им возможности выполнять свой долг, им кажется, что вы их не уважаете.

Щеки Марии вспыхнули.

— О Боже! Я хотела облегчить им жизнь. Прислуга вашей бабушки вернулась в Лондон, а дом такой огромный…

Оливер сел за стол.

— Я знаю, и все же позвольте им делать свою работу. Они ведь считают, что скоро вы станете их хозяйкой, и хотят угодить вам.

Мария сглотнула. Наконец-то они подступили к теме, которую она собиралась обсудить.

— Я хотела спросить вас: завтра на балу вы действительно хотите объявить о помолвке?

Оливер покачал головой:

— До этого не дойдет. Бабушка может терпеть мой блеф здесь, но она не станет продолжать войну на глазах у общества. Она слишком близко принимает к сердцу последствия этого для всей семьи. Я уверен, что, в конце концов, она отступится.

— А если не отступится? Если в свете станет известно о помолвке, то слухи могут дойти до Натана.

Лицо Оливера окаменело.

— Никаких слухов ни до кого не дойдет, потому что никакого объявления не будет.

— Надеюсь, вы правы.

В последнее время совесть все чаще беспокоила Марию, когда она думала о Натане. Она согласилась выйти за него замуж, дала ему слово, а значит, позволяя Оливеру встать на пути этого брака, она вела себя бесчестно.

— Мария, поверь мне, все будет хорошо.

Наступила неловкая пауза. Мария поднялась.

— Ну что ж, раз это все…

— Не уходи, — пробормотал Оливер и тоже поднялся на ноги.

Его взгляд словно приковал ее к месту, не было сил повернуться и уйти.

— Почему?

— В последнее время у нас почти не было возможности поговорить наедине. Ты все время занята с моими братьями и сестрами. — В голосе Оливера слышался сдерживаемый гнев. — Присядь, пожалуйста. Давай поговорим.

Поговорим? Это так на него не похоже.

— Ну хорошо. — Она снова опустилась на стул. Странная перемена в его настроении заинтриговала Марию. — О чем вы хотите поговорить?

Оливер явно растерялся. Он, без сомнения, привык общаться с женщинами, которые действуют, а не разговаривают.

Мария заметила книгу у него на столе. Название ее позабавило.

— Вы читаете роман Минервы. Он вдруг покраснел.

— Надо узнать, что она там напридумала.

— Значит, это ваше первое путешествие в ее мир «готических ужасов»?

— Да. — Казалось, тема его смущает, а Марию она лишь раззадорила.

— Для начала вы сделали прекрасный выбор. «Озерный роман» — моя самая любимая книга. Оливер нахмурился.

— Почему? Потому что в той дуэли Роктон получает по заслугам?

Мария улыбнулась.

— Потому что Минерва оставляет его в живых. Обычно она расправляется со злодеем, причем самым ужасным образом.

— А вы ненавидите ужасы.

— Вовсе нет. Они мне нравятся. Странно, правда? Мне даже хотелось бы, чтобы было еще страшнее. — Оливер ответил ей недоуменным взглядом. Мария с усмешкой добавила: — Дома у меня есть несколько томов «Ньюгейтского календаря». Ну, не у меня, а у Фредди. Отцу не нравилось, что я так увлекаюсь убийствами и всякими ужасами.

— Я его понимаю. — Он откинулся в кресле и с любопытством посмотрел ей в лицо. — Раз вы любите ужасы, почему же вам понравилось, что Минерва не убила Роктона?

— Видите ли, некоторыми своими намеками она заставляет читателя задуматься, почему Роктон стал злодеем. А если он погибнет, мы этого никогда не узнаем.

Оливер не сводил с нее глаз.

— Может быть, он родился злодеем?

— Никто не рождается злодеем.

— Вот как? — Он насмешливо приподнял бровь. — Значит, мы все рождаемся хорошими.

— И это тоже не так. Мы рождаемся просто зверьками с животными потребностями и желаниями. Добрый пример родителей и учителей наставляет нас, учит сдерживать свои нужды ради более важных целей. Но мы сами решаем, следовать ли этим поучениям или потакать собственным слабостям и капризам.

— Для женщины, которой нравятся убийства и преступления, вы слишком высоконравственный философ.

— Я хочу понимать, почему происходят какие-то события. Почему люди ведут себя так, а не иначе.

С минуту Оливер обдумывал ее слова.

— Лично мне кажется, что некоторые люди, такие как Роктон, просто рождаются с дурными наклонностями.

Отвечая, Мария тщательно подбирала слова:

— В таком случае у Роктона есть очень удобное оправдание.

Лицо Оливера окаменело.

— Что вы имеете в виду? — помолчав, спросил он.

— Следовать нравственным принципам и быть дисциплинированным человеком — это тяжкий труд. Распущенность не требует никаких усилий. Человек просто удовлетворяет любую свою прихоть, даже самую нездоровую и аморальную. Роктон, полагая, что родился с дурными наклонностями, тем самым убеждает себя, что не должен бороться с ними. Он просто заявляет, что не властен над собой, и все.

— Может быть, он действительно не властен, — мрачно возразил Оливер.

— А может быть, просто не желает сдерживать свои порывы. Мне хочется выяснить причину такого отношения к жизни, поэтому я и читаю романы Минервы.

Неужели Оливер действительно думает, что родился непоправимо дурным человеком? Как ужасно! Какой безнадежностью должно быть наполнено его сердце!

— Я могу объяснить вам причины такого беспутства, — сказал Оливер, обогнул стол, присел на него рядом с Марией и поправил выбившуюся из ее прически прядь волос.

Марию окатило жаркой волной. Ну почему, почему он так на нее действует?! Это несправедливо!

— Роктон знает, что не может получить все, что ему нужно, — хрипло заговорил он и протянул руку к ее щеке. — Знает, что героиня романа ему не достанется. Она не станет терпеть его… гибельные порывы. Тем не менее, он желает ее, и это желание поглощает его целиком.

У Марии перехватило дыхание. Он не дотрагивался до нее уже много дней, но она не забыла, как это было, и сейчас изо всех сил старалась не показать волнения.

— Его желание поглощает его лишь потому, что он не может ее получить, а если бы мог, она была бы ему не нужна.

— Это неверно. — Голос Оливера вдруг зазвенел. Он провел пальцем по овалу ее лица с такой нежностью, что Мария ощутила боль в груди. — Даже Роктон понимает, когда встречает удивительную женщину. Ее добродетель завораживает его. Возможно, он надеется, что обладание этим совершенством прогонит мрачные тени из его судьбы и что беспутство не станет единственным смыслом его жизни.

— Тогда он ошибается. — Пальцы Оливера коснулись ямочки на ее шее, и голос Марии дрогнул. — Только он сам может одолеть эти мрачные тени.

— Значит, он обречен?

— Нет! — с горячностью воскликнула Мария. — Никто не обречен, и, уж конечно, не Роктон. Для него есть надежда. Всегда есть надежда.

В глазах Оливера вспыхнул лихорадочный свет. Мария не успела шевельнуться, как он наклонился и поцеловал ее. Нежно и мягко, не так, как прежде. Наверное, она застонала, но стона не услышала. Сейчас ей важно было, что его губы коснулись ее губ и вызвали жажду, которую только он один мог разбудить в ней.

— Мария, — выдохнул Оливер, схватил ее за руку и притянул к себе. — С того дня в карете я думаю лишь о тебе.

Он снова нашел ее губы и не встретил сопротивления. Ее руки скользнули ему под сюртук и вцепились в талию. Мария этого не заметила. Да что с ней такое? Почему она не сопротивляется этому человеку? Как легко она рассуждает о нравственности и дисциплине и как быстро отступает от своих слов, когда доходит до дела. Один поцелуй — и она готова махнуть на все рукой.

Не только поцелуй… Сейчас его губы впивались в нее с голодной жадностью хищника, руки метались по ее телу, как будто пытаясь вспомнить каждый его изгиб, а она, словно лишившись разума, наслаждалась любым его прикосновением. Он был такой требовательный, не то что Натан.

Марии хотелось самой узнать его тело так, как он узнавал ее. Она гладила рельефные мускулы, которые напрягались под ее пальцами. Странно, что изнеженный аристократ, каким ему полагалось быть, имеет такое тренированное тело и так хорошо им владеет. Почему тогда он не может совладать со своей душой?

Как будто стараясь показать ей, что он и не собирается сдерживать свои порывы, Оливер притянул ее ближе, так, что она оказалась у него между коленей и собственной плотью ощутила, как сильно он возбужден. Лишь тогда Мария нашла в себе силы оторваться от его губ.

— Нет, нам нельзя.

Быстрыми поцелуями он осыпал ее шею.

— Нам все можно.

Мария вырвалась из его объятий.

— Вам — все можно, мне — нет. Я до сих пор связана обещанием. Я дала его другому мужчине. В прошлый раз я об этом почти забыла, но я была не права.

Мария повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за талию и спиной притянул к себе.

— Забудь Хайатта, — хрипло прошептал он ей на ухо. — Мы оба знаем, что он тебе не подходит.

— Это не важно. Я дала слово и должна его сдержать.

— Я могу заставить тебя забыть обещание, — прорычал он и властным движением положил руку ей на грудь. Огонь заструился по ее жилам. Вторая рука Оливера скользнула ниже, пробралась между ног и стала ласкать ее сквозь платье. Мария придушенно застонала, а Оливер целовал ее ухо, легонько покусывал мочку. Его хриплое дыхание доводило ее до исступления. Она, как мартовская кошка, извивалась в его руках, прижимаясь к жесткому бугру на его панталонах.

Оливер зарычал, развернул Марию к себе лицом, впился ей в губы, а пальцами сжал отвердевшие вдруг соски. Мария забыла обо всем на свете, вцепилась в его плечи и всем телом прильнула к нему, словно бы отдаваясь на милость его воле.

Внезапно в дверь постучали. Оба замерли.

— В чем дело? — отрывисто выкрикнул он, не выпуская Марию из объятий.

— Оливер, мисс Баттерфилд с тобой? — донесся до них веселый голос Селии.

— Я здесь, — отозвалась Мария, пользуясь шансом спастись от него и от собственной слабости.

Оливер выругался себе под нос, но выпустил ее из рук.

Вошла Селия и одним любопытным взглядом окинула их обоих.

— Минерва говорит, что нашла туфельки, которые идеально подходят к вашему бальному платью. Хотите примерить?

— О, с удовольствием. — Большего она сказать не рискнула, опасаясь, что Селия заметит, что она почти задыхается.

Направляясь к двери, Мария чувствовала, как жжет ее взгляд Оливера.

— Мария, надеюсь, мы продолжим наш разговор, — в спину девушке сказал он. — Мы ведь так и не пришли к единому мнению о причинах распутства Роктона.

Обернувшись, она прочла в его взгляде отчаяние и надежду.

— Сомневаюсь, милорд, что у нас может быть общее мнение на этот счет. Боюсь, нам нет смысла обсуждать это дальше.

Выходя из кабинета под руку с его сестрой, Мария всем сердцем надеялась, что он примет этот ее ответ, ибо чувствовала, как быстро тает ее решимость следовать принципам, которые она с таким пылом защищала.




Глава 15


Оливер отшвырнул книгу так, что она улетела в дальний угол. Похоже, братья и сестры сговорились не позволять ему видеться с Марией наедине. Он не станет терпеть это.

Вся прошлая неделя была для него сплошной мукой. Он к этому не привык. Сначала Оливер рассчитывал, что его семья очарует девушку. Получилось иначе. Она сама очаровала его родственников своей открытостью, наивностью, прямодушием.

На Оливера никто не обращал внимания. Его ловко оттерли, оставив на его долю заботу о Фредди. Сестры носились с Марией, как с хрустальной вазой, а братья…

На лице Оливера возникла злобная усмешка. Если он еще раз заметит, что Джаррет флиртует с ней, а Гейб развлекает веселыми небылицами, он оторвет обоим головы! Видно, Джаррет рассказал Гейбу о солидном наследстве Марии, и теперь оба состязаются за ее благосклонность, воображая, что если один из них добьется ее милости, то сможет решить часть семейных проблем. А раз сам Оливер ясно заявил, что не женится на ней…

Оливер сжал кулаки. Братья не получат ее! И Хайатт ее не получит! Он, Оливер, этого не допустит.

В этот момент он вдруг заглянул в собственную душу и все понял: он ревнует, ревнует к братьям!

Оливеру приходилось видеть, как некоторые его друзья мучились ревностью, он помнил, как страдала от ревности мать, но всегда считал это глупостью. Ни одна женщина не могла заставить его ревновать. Оливер верил, что не подвержен этой слабости.

Мысль, что он ошибался, что Мария получила над ним такую власть, ужаснула его. Отрицать это было смешно, ибо ревность вгрызалась в его плоть и кровь. Но он найдет выход, справится со слабостью и не подпустит к Марии братьев.

«И как же ты это сделаешь? — успокоившись, спросил он себя. — Джаррет и Гейб могут по крайней мере предложить ей достойное положение, а ты предлагаешь бесчестье».

К этому сводилась его проблема. Если он предложит ей больше, то обречет на ту же горькую участь, которая свела в могилу его мать, а если меньше, то судьба Марии будет еще чернее.

Оливер с силой потер лицо. Эта сумасшедшая одержимость отнимала у него силы как раз в то время, когда накопилась масса важных дел. Например, вечная нехватка денег. В городе эти проблемы его не волновали, и он бездумно погружался в пучину долгов.

Сейчас он понимал, что тонет не в одиночку. С ним вместе тонут все: семья, слуги, арендаторы. Это его проклятый дом, и этот дом тянет его в прошлое, которое он так долго пытался забыть.

Все свои детские годы Оливер провел, слушая наставления отца, который учил его, как следует управлять имением, как руководить арендаторами, как вкладывать деньги, чтобы они приносили доход. Юношей Оливер клялся себе, что жертва, которую принесла мать ради процветания Холстед-Холла, не будет напрасной. Но потом наступил тот страшный день.

Оливер вполголоса выругался. Будь проклято это место! Он должен спастись от него!

Распахнув дверь кабинета, маркиз позвал Джона.

— Вели заложить карету. Я еду в город.

Джон заморгал в недоумении.

— Значит, ваша светлость не будет обедать?

— Нет. А если сумею, то не буду и завтракать.

— Что прикажете доложить миссис Пламтри и мисс Баттерфилд?

Оливер на мгновение смутился, но тут же отбросил сомнения.

— Говори что хочешь. Иди, заложи карету.

— Да, милорд. — Джон заспешил исполнять, приказание.

Постная жизнь не для него. Сейчас ему нужна бурная ночь с пьянством и женщинами, тогда он сумеет продолжать этот фарс с помолвкой. Сумеет погасить жажду того, что он не в состоянии получить.

Мария очень тщательно одевалась к обеду, хотя чувствовала, что наряжаться не стоит. В ушах звучал голос Оливера: «Ее добродетель завораживает его».

Особая добродетель? Едва ли. Но заворожить его, конечно, хотелось. Вот только для Оливера она может быть просто еще одним увлечением. В глубине души Мария надеялась, что это не так, но, не обнаружив его в столовой, она в этой надежде разочаровалась.

— А где же его светлость? — не сумев изобразить равнодушие, осведомилась она.

Сестры и братья Оливера обменялись смущенными взглядами.

— Уехал в город, — жизнерадостно сообщил Фредди. — Эти английские лорды вечно ищут развлечений.

Мария изумленно уставилась на Фредди, потом перевела взгляд на каменное лицо лорда Джаррета. Значит, он ищет развлечений. Неужели он…

— Он проведет вечер в своем клубе, — произнес лорд Джаррет, виновато взглянув на бабушку. — Навеное, решил поиграть.

— А мне показалось, что вы говорили лорду Гейбриелу, что он хотел пойти в бор… — Фредди вдруг вскрикнул и повернулся к Селии: — Что это вы?

— О, простите меня! Неужели я наступила вам на ногу? — с милой улыбкой извинилась девушка. — Я нечаянно.

Фредди, хмурясь, нагнулся и потер ногу.

Значит, в бордель. Ну разумеется. Где еще он станет искать развлечения? Мария склонила голову, пытаясь скрыть пронзившую сердце боль. Очень мило, что Селия старалась пощадить ее, но за столом все, кроме миссис Пламтри, знали, что Оливер имеет полное право идти куда хочет. Как глупо было рассчитывать, что она ему небезразлична. Оливера интересовало только одно — удовольствие. Раз он не смог получить этого от нее, он отправился в другое место.

— Жаль, что я не знал про клуб, — как ни в чем не бывало продолжал Фредди. — Я попросил бы его взять меня с собой. — Фредди проглотил полную ложку супа. — Он обещал представить меня своим друзьям.

— Я думаю, Фредди, у тебя еще будет шанс, — заметила Мария, стараясь говорить безразличным тоном, и тут же сменила тему: — Так вот, насчет бала, который завтра дает лорд Фоксмур…

— Просто Фоксмур, дорогая, — поправил ее Гейб. А когда сестра ткнула его локтем в бок, заявил: — Неужели ты хочешь, чтобы она сваляла дурака прямо на балу? Это нечестно.

У Марии запылали щеки. Никогда ей не разобраться во всех этих тонкостях!

— Мисс Баттерфилд, герцогов не называют лордами. — Марию поразило то, что поправка исходила от миссис Пламтри, но потом старая дама как будто опомнилась и значительно холоднее добавила: — Надо говорить «его светлость», «ваша светлость» или просто Фоксмур, или герцог, но никогда — лорд такой-то. Так говорят только о нижних слоях пэрства.

— Благодарю вас. — Мария чуть вздернула подбородок. — Может быть, мне следует еще что-то знать, чтобы завтра не выглядеть дурочкой?

— У вас все будет прекрасно, — с мягкой улыбкой заверила ее Минерва. — Все будут тянуть валентинки. Никто не заметит, если вы что-нибудь перепутаете в титулах, правда, Джаррет?

— Видит Бог, я точно не замечу. — Он вдруг нахмурился и обратился к Минерве: — Я сто лет не был на балах в честь святого Валентина и совсем забыл про эту лотерею с валентинками. Вдруг я вытяну имя какой-нибудь чопорной барышни, которая решит меня перевоспитывать? В таких делах удача мне всегда изменяет.

— Значит, вы здесь тоже тянете жребий? У нас в Америке неженатые джентльмены тянут карточки с именами незамужних леди. Они становятся их Валентинами, их дамами, на весь год.

— В Англии мы тоже так делаем, — вставила Селия. — Но у Фоксмура это просто часть развлечений. Если мужчина вытаскивает карточку с именем леди, он танцует с ней заключительный вальс и потом ведет на ужин, вот и все.

— К счастью, все это будет вечером, — сказал Фредди. — По дому не будут шататься женщины с закрытыми глазами и натыкаться на всех подряд.

— Фредди, — негромко одернула его Мария, — я уверена, что в Англии на День святого Валентина не делают таких глупостей. Наверное, это американский обычай.

— На самом деле нет, — сказала Минерва. — У нас тоже многие верят в такую примету. Конечно, это предрассудок. Глупо думать, что девушка может оказаться на всю жизнь прикована к человеку просто потому, что он был первым, кого она увидела в День святого Валентина. Но, повторяю, многие верят.

Джаррет кивнул:

— Уверяю вас, завтра утром вы наверняка натолкнетесь на молоденьких служанок, которые будут ладошками закрывать себе глаза. Это они боятся, что увидит кого-нибудь раньше, чем встретят своего милого. — Он указал на Гейба. — Этот шутник всегда просит их что-нибудь подобрать с пола, чтобы посмотреть, как они будут управляться с закрытыми глазами.

— Так им и надо. Нечего верить во всякие глупости, — фыркнула миссис Пламтри. — Своим слугам я этого не позволяю. Нечего плодить суеверия.

— А мне кажется, это очень романтично, — мечтательно проговорила Селия. — Мы как бы позволяем провидению сделать выбор за нас. Звезды сходятся, и вдруг вы оказываетесь перед мужчиной своей мечты.

— Или перед мужчиной из ваших кошмаров, — негромко произнесла Мария, вспомнив о том, как судьба свела ее с Оливером. — Судьба может быть слепа, я бы ей не доверилась.

— Очень мудро, — протянула Минерва, глядя на Марию сквозь бокал вина.

Потом семейство Шарпов занялось темой любви и брака. Все сетовали, что в свете почти невозможно найти достойного супруга. Косые взгляды в сторону миссис Пламтри показали Марии, что дискуссия предназначена в основном для ее ушей. Было неясно, догадалась ли старая дама, но выглядела она рассеянной и задумчивой. Мария решила, что миссис Пламтри расстроена по той же причине, что и она: Оливер и его желание развлечься.

Сразу после обеда Мария попросила разрешения удалиться. Ей хотелось побыть одной, но не успела она открыть дверь своих покоев, как за ее спиной возник Фредди.

— В чем дело? — резко спросила она кузена. Фредди был явно чем-то встревожен — очень странное для него состояние, когда он бывал сыт.

— Ты расстроилась из-за того, что я разболтал, будто лорд Стоунвилл отправился в бордель?

— Почему я должна из-за этого расстраиваться? Он имеет право ходить куда хочет.

— Но я был не прав, — запротестовал Фредди. — Лорд Джаррет сказал, что он поехал играть в карты.

Мария с иронией приподняла бровь.

— Лорд Джаррет скажет все, что угодно, чтобы скрыть от бабушки похождения брата. Но от меня их скрывать нечего. Мне известны пороки его светлости.

Фредди положил руку ей на плечо.

— Прости меня, Мопси. Я не хотел тебя обидеть.

— Ты и не обидел. Со мной все в порядке. — Спазм сжал ей горло. — Мы оба знаем, что для лорда Стоунвилла я только средство достижения цели.

— Это не так, — с серьезным видом возразил Фредди. — Я видел, как он на тебя смотрит. Ты ему нравишься.

— Не говори глупостей.

— И он тебе нравится. Мария судорожно вздохнула.

— Мне нравится Натан.

— Но если мистер Пинтер не найдет Натана…

— Тогда мы отправимся домой и будем ждать его возвращения дома.

— Ты могла бы выйти замуж за лорда Стоунвилла. Из горла Марии вырвался истеричный смешок. Она не могла бы, даже если бы Оливер ее попросил.

— Сомневаюсь, чтобы из мужчины, который то и дело шляется по борделям, получится хороший муж.

Фредди пожал плечами.

— Отправляйся-ка ты к мужчинам. Они развлекаются портвейном в кабинете.

Фредди облегченно вздохнул и заспешил прочь по коридору. Мария смотрела ему вслед. «И он тебе нравится». Конечно, нравится. Но дальше этого не пойдет. Не такая она дурочка, чтобы потерять голову из-за мужчины, который, страстно поцеловав ее, тут же бежит в бордель.




Глава 16


Прихлебывая бренди, Оливер сидел в своем обычном кресле, а девицы из заведения Полли, вихляя бедрами, маршировали перед его глазами. Он ощущал… Ничего он не ощущал. Желание даже не шевельнулось. Душу переполняло одно только недовольство собой.

С каких это пор девицы Полли стали такими… потасканными? Хозяйка из кожи вон лезла, привела самых красивых своих подопечных, только бы разбудить интерес знатного гостя. Но ни мягкий шепот накрашенных губ, ни роскошь умело обнаженных тел, ни чувственные движения не возбуждали его. В первый раз он заметил фальшь их улыбок, разглядел скуку за показной веселостью. Хуже того, он все время сравнивал этих девушек с Марией. Мария всегда улыбалась искренне, хотя и не часто. Но уж если Оливеру удавалось вызвать ее улыбку, он чувствовал себя триумфатором.

А какой триумф в том, что тебе улыбается проститутка? Ее интересует только твой кошелек.

У Оливера словно раскрылись глаза. Он вдруг перестал видеть в этих созданиях веселых подружек, спутниц в греховных исканиях. Они превратились для него в обычных женщин, которые вели тяжелую борьбу за существование и могли выжить, лишь удовлетворяя низменные мужские потребности.

«Следовать нравственным принципам и быть дисциплинированным человеком — это тяжкий труд. Распущенность не требует никаких усилий. Человек просто удовлетворяет любую свою прихоть, даже самую нездоровую и аморальную».

Оливер залпом допил свой бренди, как будто огненной жидкостью хотел стереть Марию из своей памяти. Какое ему вообще дело до того, что она думает? Он платит за свои удовольствия, и платит достаточно.

А поместье тем временем гибнет. Арендаторы с утра до ночи работают на полях. На Оливера рассчитывают слуги, надеясь, что он даст им работу. Сестры и братья ждут, что он всех их спасет.

Оливер ощутил, как его окатило холодом. — Милорд. — Полли присела на подлокотник его кресла и соблазнительно улыбнулась. — Может быть, вам нужно что-нибудь новенькое? Поострее?

Она уже не в первый раз предлагала ему «девственницу». Оливер вежливо, но решительно отказывался. Его не интересовали деревенские девчонки, приехавшие в Лондон, чтобы посмотреть мир, и волею таких женщин, как Полли, оказавшиеся в борделе.

На сей раз сама мысль об этом вызвала у него настоящее отвращение. Он представил, что Мария, не по собственной вине, вдруг оказалась в подобном положении, ведь иногда грань между порядочной леди и падшей женщиной очень тонка, даже его сестры, сделав неверный шаг, могут…

— Нет! — воскликнул он и вскочил на ноги, едва сдерживая тошноту. — Черт возьми, нет! — И он бросился на улицу. Конечно, это все бренди, дешевый бренди и мрачное настроение, вот обычные удовольствия его и не радуют. Но он придумает что-нибудь другое. Есть и другие места, похлеще.

Спектакль в опере подходил к концу. Оливер прошел за сцену, где полдюжины танцовщиц развлекали поклонников в своих гримерках. Эти разбитные девицы никогда не отказывались провести веселую ночь в городе.

Десяти минут флирта ему хватило. Пытаясь изображать беспечность, он все время думал, что этим его подружкам абсолютно безразлично, кто сидит перед ними — он или другой. Умри он на месте, они выпьют за упокой его души и тут же забудут.

Ему опять стало тошно, и он отправился дальше: в таверну, в клуб, на какую-то вечеринку, где развлекались красавицы полусвета и их покровители. Ничто не принесло радости. Оливер пил не пьянея, потом и это ему опротивело.

Мария каким-то образом заразила его своими взглядами на порядочность и приличия. Чтобы вернуться к привычной жизни, надо изгнать из души и тела память об этой девушке. Но сможет ли он? Эта пугающая мысль билась в мозгу, пока он распоряжался подать карету, чтобы ехать домой.

Домой? Холстед-Холл не был ему домом. Вот что происходит, если ваш взгляд останавливается на юной невинной девушке. Вы начинаете думать о будущем, вами начинает руководить чувство ответственности, появляются мечты о несбыточном…

Оливер зарычал. Он провел целую ночь в городе, но так и не переспал ни с одной шлюхой. И даже не захотел этого! Это магия, колдовство!

Вернувшись в Холстед-Холл, Оливер быстро прошел через внутренний двор к лестнице, которая вела к комнате Марии. Хватит ли у него духу подняться к ней, несмотря на поздний час?

Вдруг сверху донеслись мужские голоса. Черт возьми, там его братья! Маркиз взлетел по лестнице. Оба негодяя развалились в креслах у дверей Марии. Гейб держал в руке букет фиалок, а у Джаррета был сверток пергамента.

— Бездельники! Что вам здесь нужно среди ночи? — прорычал Оливер.

— Скоро рассвет, — холодно поправил его Гейб. — Конечно, в твоем состоянии это трудно заметить.

Оливер сделал к нему шаг.

— В такую рань ты все равно не встаешь.

Гейб бросил взгляд на Джаррета, хмыкнул и пожал плечами:

— Похоже, старик не помнит, что сегодня за день.

— Видно, не помнит, — с легкой насмешкой в голосе согласился Джаррет.

В голове Оливера прояснилось, он мгновенно отрезвел.

— День святого Валентина! Все равно непонятно, почему вы болтаетесь у дверей Марии.

Джаррет поднялся.

— А тебе-то что за дело? Ты сбежал в город, чтобы развлечься. Поле деятельности свободно.

— И вы вдвоем решили заполнить пустоту?

— А почему бы и нет? — Гейб тоже встал. — Похоже, твой план переубедить бабушку не работает, а ведь мы-то все тоже должны жениться, так почему бы нам не попытать счастья с мисс Баттерфилд? Она — богатая наследница, а кроме того, очень хорошая девушка, если ты не заметил. И если ты настолько глуп, что бросаешь ее ради своры шлюх и певичек, мы с удовольствием займем твое место. Мы, по крайней мере, ценим ее по достоинству.

— Во-первых, — в бешенстве начал Оливер, — я ее ради кого бы то ни было не бросаю. Во-вторых, поле, как ты выразился, вовсе не свободно. Я не собираюсь уступать его двум охотникам за приданым.

Со стороны лестницы для слуг донеслись шаги. Все трое обернулись на звук. По коридору медленно шла Бетти, прикрывая глаза руками.

В этот миг Оливера осенило. Его братья толкутся под дверью Марии из-за глупого суеверия. В народе считается, что сердце девушки навеки соединяется с тем, кого она первым увидит в День святого Валентина.

— Доброе утро, джентльмены, — пробормотала Бетти, изо всех сил стараясь не смотреть в их сторону.

По лицу Гейба промелькнула дьявольская улыбка.

— Бетти, лови! — крикнул он и бросил ей фиалку. Девушка и пальцем не пошевелила, чтобы поймать ее. Цветок ударился о ее грудь и упал на пол.

— Простите, ваша светлость, — надменно ответила девушка, — меня зовет госпожа. — Фыркнув, она шмыгнула в дверь спальни и крепко закрыла за собой дверь.

— Позор! — воскликнул Джаррет и повернулся к Гейбу: — Черт возьми, ты отлично знаешь, что у Бетти есть Джон.

— Не моя вина, что Джон не объявился здесь первым, — пожал плечами Гейб.

— Он не мог, — мрачно произнес Оливер. — Джон был со мной.

Оба брата холодно посмотрели на Оливера.

— Так и есть. В борделе. Мы знаем. Мы все знаем. И она тоже знает. — Джаррет мотнул головой на дверь Марии.

Сердце Оливера наполнилось горечью. Конечно, она должна была узнать об этой ночи в городе. У слуг длинные языки, вечно он забывает об этом. Но вечером ему так хотелось сбежать от нее… А теперь она станет презирать его еще больше.

Маркиз выпрямил спину и расправил плечи. Придется пройти и через это. Но он не позволит братьям волочиться за Марией. В конце концов, это именно он нашел ее, именно он привез ее в Холстед-Холл. Одна мысль о том, что Мария может достаться другому, вызывала у него дурноту.

Оливер застонал. Снова ревность, беспощадная, терзающая сердце ревность. Спасти его может только одно — он должен уложить ее в свою постель!

Да, это выход. Он получит ее, и наваждение кончится. Он сможет вернуться к привычной жизни. Так он и сделает, и никакие братья его не остановят.

Оливер достаточно терпел, позволял им играть в их игры. Этого больше не будет. Мария принадлежит ему, и только ему. Осталось лишь убедить ее в этом. Если для этого нужно поиграть в святого Валентина — видит Бог, он готов!

— Вот что я вам скажу, — заявил он. — Вы оба достаточно повеселились за мой счет, теперь — все.

Джаррет весело ухмыльнулся. Братья переглянулись.

— Не знаю, о чем это он, — заявил Джаррет. — А ты?

— Понятия не имею, — отозвался Гейб.

— Тогда я вам сейчас покажу. — Оливер выхватил фиалки из рук Гейба и заколотил в дверь Марии, перекрывая своей фигурой весь дверной проем. Братья не успели и слова сказать, как дверь распахнулась, Мария выглянула наружу и удивленно воскликнула: — Оливер! Что ты здесь делаешь?

Оливер язык проглотил. Поверх полотняной ночной рубашки на девушке был белый халат, застегнутый сверху донизу и скромный, как одеяние монахини. Но один ее вид в столь целомудренном наряде возбудил Оливера больше, чем все девицы в заведении Полли. Остается лишь швырнуть ее на постель и получить все, что ему нужно.

Ничего такого Оливер, конечно, не сделал, а протянул ей букет:

— Это вам в честь Дня святого Валентина.

Казалось, ее голубые глаза подернулись льдом.

— Отнесите их своим подругам в бордель. Мне они не нужны.

— Мария, пожалуйста, позвольте мне объяснить, — хрипло пробормотал он.

— Вы мне ничего не обязаны объяснять. — Она оглянулась на Бетти, которая стояла спиной, но явно прислушивалась. — В конце концов, я лишь изображаю вашу невесту. А теперь извините…

— Нет. — Если бы он не заметил, как блеснули слезы в ее глазах, он мог бы уйти, но теперь — нет.

Он обидел ее. Когда-то Оливер сам себе поклялся, что никогда не обидит женщину. Отчасти поэтому он стремился только к случайным связям. Если к нему привязывались, он всегда успевал прервать отношения раньше, чем положение становилось серьезным.

И вот он обидел Марию, женщину, которой он меньше всего хотел причинить вред. Сейчас Оливер был готов на все, лишь бы стереть с ее лица это скорбное выражение.

— Я — первый мужчина, которого вы сегодня увидели, так что я стал вашим официальным кавалером — Валентином.

Мария горько усмехнулась:

— Из-за глупого предрассудка?

— Из-за того, что мне этого хочется, — негромко произнес он. — И вам этого тоже хочется.

Ее взгляд мог бы насквозь пронзить камень.

— Хочется получить в кавалеры пьяного дебошира, только что вынырнувшего из постели падшей женщины? Ни за что! — И она захлопнула перед ним дверь.

Братья расхохотались, но Оливер не обратил на них внимания. Он не винил Марию, у нее были причины сердиться. Но это ничего не меняло. Так или иначе, она будет принадлежать ему, будет лежать в его постели!




Глава 17


Почти весь День святого Валентина Марии без труда удавалось избегать Оливера, который скорее всего отсыпался после бурной ночи. Какое ей до этого дело, говорила себе девушка. Урок должен пойти ей впрок. И даже прекрасный букет ирисов, который он прислал после полудня, не изменил ее настроения.

Сейчас, одеваясь к балу, она хвалила себя за силу воли, зато, что вспоминала Оливера не более полудюжины раз. «В час», — заканчивала мысль ее совесть.

— И еще вот это, — пробормотала Бетти, пристраивая последнее страусовое перо в изысканную прическу Марии.

Селия утверждала, что в нынешнем сезоне модно, чтобы перья свободно ниспадали с головы дамы. Марии оставалось только надеяться, что они не «ниспадут» окончательно — прямо на пол.

— Вы так мило выглядите, мисс, — оглядев Марию, заметила Бетти.

— Если и так, — возразила Мария, — то только благодаря твоим стараниям.

Бетти покраснела и опустила голову.

— Спасибо, мисс.

Поразительно, как изменилась Бетти, когда Мария решила прислушаться к совету Оливера и позволить ей исполнять массу дел, которые Мария привыкла делать сама. Бетти просто светилась от гордости и как на крыльях порхала вокруг своей госпожи.

Еще раз придирчиво оглядев шелковое платье цвета слоновой кости, Бетти сказала:

— Смею заметить, что его светлость язык проглотит, когда вас увидит.

— Ну, если проглотит, то пусть им и поперхнется, — пробормотала себе под нос Мария.

Лукаво улыбнувшись, Бетти расправила пышную драпировку из прозрачного гипюра на груди у Марии.

— Джон сказал, что его светлость не притронулся ни к одной из девиц в борделе. Хозяйка уж так старалась угодить ему, но он отказался от всех.

— Что-то я сомневаюсь.

Но Бетти не сдавалась, пытаясь спасти подмоченную репутацию своего господина.

— Потом лорд Стоунвилл поехал в театр, но быстро ушел оттуда, не прихватив с собой ни одной танцорки. Джон говорит, такого раньше не бывало.

Мария закатила глаза, но крошечная частичка ее души, та, что хотела верить услышанному, возликовала.

Бетти протерла рукавом золотую мозаику орнамента под грудью Марии и продолжила:

— Джон говорит, что хозяин просто напился и вернулся домой, не притронувшись ни к одной женщине. Джон говорит…

— Джон все это придумал, чтобы прикрыть своего господина.

— О нет, мисс. Джон никогда не врет. И я точно вам говорю, его светлость никогда не возвращался так рано, да еще без… То есть, я имею в виду, что в городе, в эктонском доме, он, бывало, привозил с собой девиц, одну или две… ну, вы понимаете…

— Бог с ним, — оборвала ее Мария и схватила веер. — Он не притащил сюда своих шлюх только потому, что здесь его бабушка и сестры. В Эктоне он жил холостяком. Здесь все по-другому.

— Наверное, вы правы, — уныло согласилась Бетти.

— Все равно благодарю, что ты пыталась поддержать меня, — мягко произнесла Мария. — Ты очень добра ко мне, я это ценю.

Бетти расцвела на глазах. Как мало надо, чтобы ее порадовать.

Мария направилась к лестнице. Все уже собрались в холле. Ей не придется оставаться наедине с Оливером, не придется слушать его оправдания. Еще хуже будет, если он и не подумает оправдываться. Нельзя ей думать о нем, особенно сейчас, когда он жарким взглядом следит, как она спускается, и этот взгляд прожигает ее насквозь. О Господи, до чего он хорош! Слишком хорош. Неудивительно, что эта грешная утонченность сводила женщин с ума, заставляла тонуть вместе с ним в любой бездне, куда он их увлекал.

Поверх фрака Оливер надел плащ из темно-синей шерсти, отчего его черные волосы тоже отсвечивали синевой. Шелковые перчатки изящно обтягивали длинные пальцы — пальцы, которые так ласково гладили ее по щеке. Боже, неужели это было только вчера? Марии казалось, что с той минуты прошла целая жизнь, а она все еще не может забыть, как осторожно он убирал выбившуюся из прически прядь у нее со лба.

Она нахмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания. Стоит ли удивляться, что женщины повсюду его преследуют? Даже сейчас, когда рядом его бабушка, Оливер и не думает скрывать голод, которым горит его взгляд. Будь что будет, но она не уступит его чарам, особенно после минувшей ночи!

Оливер улыбнулся и сделал шаг ей навстречу.

— Любое платье, которое выглядит так безупречно, заслуживает того, чтобы его украсили еще больше. — И он протянул Марии бархатную коробочку. Когда Оливер отрыл ее, у Марии перехватило дух — жемчужное ожерелье с бриллиантовой застежкой поразило ее. — Оно просто создано для этого платья, — добавил Оливер. — Это ожерелье моей матери.

Окинув быстрым взглядом его родственников, которые явно были потрясены, она тихо сказала: — Не думаю, что это прилично…

— Вы моя невеста. Никто не удивится, что я делаю нам подарок.

Подарок? О Боже! Она-то решила, что он дает ей ожерелье на время.

— Оно слишком дорогое. Вы дарите его мне лишь для того, чтобы я забыла о прошлой ночи?

— О, если бы оно было достаточно дорогим для такой цели, я бы давно его продал.

Остроумно. Тем не менее, нельзя, чтобы в этом фарсе участвовала столь памятная вещь.

— Но оно должно достаться Минерве или Селии.

— Оно слишком тяжело для меня, — сказала оправившаяся от удивления Селия. Она словно бы не сожалела, что ожерелье матери брат дарит совсем чужой женщине. — Я буду выглядеть как цыпленок с якорем на шее.

— А я не люблю жемчуг, — добавила Минерва.

— Но ведь вы понимаете, он дарит его лишь для того, чтобы загладить вчерашние… грехи.

Минерва снисходительно улыбнулась:

— Тем более стоит принять подарок. Пусть знает, что за проступки надо платить. Кстати, это вовсе не значит, что вы должны его простить.

— Стоит ли вмешиваться, Минерва? — ледяным тоном оборвала ее миссис Пламтри. — В конце концов, это жемчуг моей дочери. И если кто-то может решать, кому он должен принадлежать, то это я. И я вижу, что мисс Баттерфилд по крайней мере сознает это.

Наступила неловкая пауза. Щеки Марии пылали. Взгляд, которым миссис Пламтри одарила своего внука, ясно показывал, что она не одобряет его шага.

— Жемчуг принадлежит мне, бабушка, — резко произнес Оливер, вынул ожерелье из футляра, зашел Марии за спину и щелкнул застежкой у нее на шее. — И я могу дарить его кому пожелаю.

— Оливер, пожалуйста, — пробормотала девушка, ощущая приятную тяжесть жемчуга, — я не хочу никаких споров.

— Никаких споров не будет. — Он стал рядом с Марией, предложил ей руку и бросил на бабушку вызывающий взгляд.

Мария украдкой тоже посмотрела на старую даму, но миссис Пламтри отвернулась. В конце концов, какая разница, что думает бабушка Оливера? Чем больше она сердится, тем скорее он преуспеет в своих намерениях и тем скорее Мария освободится от этого фарса.

Тем не менее, девушка чувствовала, что разница есть. Как ни странно, за эту неделю она привыкла к миссис Пламтри, и та стала ей даже нравиться, видимо, потому, что острые замечания бабушки Оливера так часто совпадали с ее собственным мнением.

К парадному входу подали две кареты. Фредди заявил, что хотел бы поехать в первой, с Джарретом и Гейбом, которых он боготворил. Селия сказала, что присоединится к ним. Младшая из сестер Оливера явно предпочитала общество мужчин.

Перед отъездом Мария успела дать кузену последнее напутствие:

— Смотри, как ведут себя другие джентльмены. Здешние обычаи могут отличаться от американских.

Фредди выпятил подбородок.

— Мопси, я не ребенок, — с юношеской самоуверенностью заявил он. — Я сам могу о себе позаботиться.

Стоящий рядом Оливер похлопал девушку по руке и сказал:

— С Фредди все будет в порядке. Я присмотрю за ним.

Второй экипаж подтянулся к дверям. Оливер помог бабушке подняться в карету. Затем подсадил Марию. Минерва почему-то вдруг рассмеялась.

— Отчего это ты так веселишься? — спросил ее брат.

— Ты только вспомни себя и того же Фоксмура в возрасте мистера Данса. Вы оба были так же забавны.

Мария, которая прежде ничего не слышала о юности Оливера, против воли заинтересовалась:

— Оливер был беспокойным подростком?

— Мы были послушными детьми, — ответил Оливер, помог сестре и затем сам запрыгнул в экипаж.

— Не слушайте его! — весело воскликнула Минерва. — Однажды они с друзьями отправились на бал, переодевшись в ливреи наемных лакеев. Стали пить, подмигивать пожилым дамам, заигрывать с ними. Те не знали, куда деться от смущения, ругали бал. Хозяйка наконец обо всем догадалась и велела их выдворить. В отместку они украли каменного купидончика, который стоял в саду, и отправили хозяйке записку с требованием выкупа.

— Черт возьми, откуда ты все это знаешь? — удивился Оливер. — Тебе ведь было лет… одиннадцать?

— Двенадцать, — поправила его Минерва. — Слуги бабушки только об этом и говорили. А какой был выкуп? Поцелуй хозяйской дочки?

Оливер едва заметно улыбнулся.

— Она так его и не заплатила. Наверное, родители возражали.

— О Боже! — вздохнула Мария.

Оливер снова улыбнулся.

— Думаю, этот купидон до сих пор у Керквуда. Надо его спросить.

— Вы такой же, как Фредди и мои кузены, — супреком произнесла Мария. — Они намазали мылом стекла в карете мэра в день, когда тот должен был возглавлять процессию в Дартмуте. Боже, как он ругался!

— За что же они так с ним?

— Очень уж он был беспутный: пытался поцеловать мою тетушку, а сам — женатый мужчина.

— Ну, тогда ему еще мало досталось, — заметил Оливер.

Фраза удивила Марию.

— А вы, конечно, ни разу не целовали замужнюю женщину? — с иронией спросила она.

— Только если замужняя женщина сама об этом просила, — осторожно ответил ее спутник. — Но мы сейчас говорим не обо мне, а о распутном мэре Дартмута. Мыло помогло ему исправиться?

— Нет, помогло другое. Мальчишки кое-что подложили ему на сиденье. Раздобыли это от самой крупной коровы в городе.

Молодежь захохотала, но миссис Пламтри продолжала сидеть с каменным лицом. Вдруг она тоже вступила в разговор:

— Понять не могу, почему Оливер сделался таким шалопаем. В четырнадцать лет он был безупречным джентльменом. Ездил верхом вместе с отцом к арендаторам. Часами сидел с управляющим, учился вести счета.

— Нет, бабушка, таким уж совершенством я все-таки не был, — напряженным голосом возразил Оливер. — У меня были свои пороки.

— Ничего серьезного до тех пор, когда твои родители…

— А ты забыла ту историю в Итоне? — спросил ее инук.

— А, ерунда. Мальчишеские выходки. Да и случилось это, когда ты связался с дурной компанией. Но когда ты приезжал на каникулы, то всегда вел себя как почтительный сын и наследник большого имения. Занимался науками, старался внести улучшения в хозяйство. Ты был очень ответственным молодым человеком.

— Ты понятия не имеешь, каким я был, — почти прошипел Оливер.

Мария почувствовала, как напряглась рядом с ней миссис Пламтри, и посочувствовала ей. Несмотря на внешнюю суровость, было очевидно, что старая женщина любит внуков и заботится только об их благополучии.

— Прости меня, — с усилием выговорил Оливер. — Я был не прав.

— Конечно, вы были не правы, — вмешалась Мария. — Ваша бабушка вас так хвалила.

Оливер поймал ее взгляд.

— Бабушка говорила о том, что в конце концов я подвел нашу семью.

— Если вам это не нравится, — упрямо возразила Мария, — почему же вы не измените свое поведение?

— Молодец, Мария, — с улыбкой заметила леди Минерва.

Оливер резко отвернулся к окну, а Минерва стала рассказывать истории одну за другой из детства Оливера. Мария не хотела поддаваться очарованию этих рассказов, но ничего не могла с собой поделать. Она смеялась, когда леди Минерва вспомнила, как Оливер упал в пруд перед Холстед-Холлом, когда пытался зачаровать рыбу на манер индийских факиров с их кобрами; старалась сдержать смех после истории о том, как Оливер выманил кусок пирога у Гейба, убедив того, что пирог может быть отравлен, и тот сам попросил, что бы Оливер попробовал его для проверки. Она едва не всплакнула, услышав, как Оливер бросился на обидчика маленькой Минервы.

Оливер, который защищал своих сестер, существовал и сейчас. Куда же делся тот безмятежный, но серьезный мальчик, о котором вспоминала миссис Пламтри? Братья и сестры Шарп не выказывали особой горечи от гибели родителей. Может быть, эта трагедия сильнее повлияла на Оливера, потому что он был старше? Или тогда случилось еще что-то?

Взглянув в окно, Мария поняла, что они уже в городе. Истории Минервы так увлекли ее, что она не заметила дороги. Карета встала в длинную очередь других экипажей на освещенной улице с чередой нарядных особняков.

— А, мы уже возле Фоксмуров. Так и знала, что тут будет пробка, — проговорила миссис Пламтри, потом обернулась к Оливеру: — Ну, я полагаю, ты собираешься произвести фурор в обществе, объявив о своей помолвке с мисс Баттерфилд?

— Ну разумеется, — ответил Оливер без всяких признаков былого раздражения, — Если, конечно, ты не захочешь сделать это сама. Мы с Марией будем только кивать и улыбаться.

Миссис Пламтри открыла было рот и тут же его захлопнула, а когда она все же заговорила, то произносила слова как будто с усилием, хотя Мария могла бы поклясться, что в глазах старой дамы мелькнул озорной огонек.

— Может быть, я действительно возьмусь за это сама. Бог знает, сумеешь ли ты это сделать должным образом.

— Вот и отлично, — согласился Оливер, но в его глазах читался вызов. К тому же он не сумел сдержать торжествующую улыбку, ибо полагал, что близок к победе.

В карете повисла напряженная тишина. И Оливер, и миссис Пламтри явно ждали, что другой отступится, но тут экипаж подтянулся к дверям, и обстановка разрядилась. Лакей развернул лесенку и открыл дверь. Оливер помог дамам спуститься.

Пока Оливер вел Марию к входу в особняк, она шепнула:

— Вы играете с огнем. Миссис Пламтри может довести дело до конца.

— Ни в коем случае, — так же шепотом отозвался Оливер. — Вы ее плохо знаете. Она ни за что не сделает объявления.

Мария оглянулась на миссис Пламтри и успела поймать улыбку у нее на губах, которую старая дама тут же стерла. Охо-хо… Как бы Оливеру не оплошать…

— Оливер… — начала она, но тут раздался голос Сслии:

— Оливер! Слава Богу, ты здесь! — Младшая сестра Оливера стояла на верхней площадке лестницы. На ее лице было написано острое беспокойство. — Иди выручай Гейба. Четуин тоже здесь. Они сцепились из-за той гонки. Оба в карточной комнате.

— О Боже, неужели Фоксмур пригласил этого идиота? — И Оливер поспешил внутрь.

Как только Оливер скрылся в доме, Минерва и Селия подскочили к Марии.

— Быстрее, пока он не вернулся…

К девушкам подошли братья — лорд Джаррет и лорд Гейбриел в сопровождении нескольких молодых людей.

— Лорд Гейбриел! — воскликнула Мария. — Ваш брат…

— Знаю, знаю. Пока его нет… — И он представил Марии своих друзей. Когда Оливер вернулся, она уже пообещала танцевать с каждым из молодых людей.

Увидев Гейба, Оливер сердито обратился к Селии:

— Это что, такая шутка?

Но девушка безмятежно заявила, что ошиблась.

— Пока тебя не было, мы представляли Марии наших общих друзей.

— Благодарю за заботу. — Оливер настороженно оглядел присутствующих, затем протянул руку Марии. — Пойдем, дорогая, я представлю тебя хозяевам и будем танцевать.

— Извини, старик. — Гейб встал между ними. — Но мисс Баттерфилд уже обещала первый танец мне.

Оливер с недоумением посмотрел на Марию.

— Не может быть!

Мария почувствовала себя виноватой, но тут же себя одернула. Это ведь он провел прошлую ночь в борделе! Это он так увлекся сражением со своей бабушкой, что даже не подумал пригласить ее танцевать. Пусть теперь пожинает плоды. И, гордо вздернув подбородок, она спокойно сказала:

— Ты не говорил, что собираешься танцевать со мной первый танец.

Оливер мрачно сдвинул брови.

— Тогда мы будем танцевать второй.

— Боюсь, что второй танец обещан мне, — сообщил Джаррет. — И вообще мне кажется, что у мисс Баттерфилд не осталось ни одного свободного танца.

Кровь ударила Оливеру в голову. Он в бешенстве крикнул:

— Черт подери, посмотрим!

Миссис Пламтри легонько ударила его веером.

— Оливер! Думай, что говоришь. Вокруг молодые леди. Это приличный дом.

— Наплевать. Она — моя не… — Он вовремя удержался. — Мария приехала со мной. Я могу рассчитывать хотя бы на один танец.

— Тогда тебе следовало пригласить ее раньше, — с лукавой улыбкой произнесла Селия.

Гейб подал Марии руку:

— Пойдемте, мисс Баттерфилд, я представлю вас хозяевам. — Повторение фразы старшего брата выглядело как насмешка. Гейб оглянулся на Оливера и посоветовал: — Старик, у тебя еще есть шанс, может быть, ты вытянешь ее имя на большой вальс.




Глава 18


— Я убью его! — прорычал Оливер, наблюдая, как Гейб уводит Марию. Остальные молодые люди в обществе Минервы и Селии тоже направились в бальный зал. Оливер остался в холле с бабушкой.

— Она ведь американка, — с легким презрением в голосе сказала бабушка. — А они понятия не имеют, как следует себя вести в приличном обществе. Это же не конюшня в колониях. Она и не подумала, что должна оставить танец для тебя. Хотя, должна заметить, ты и сам не торопился ее пригласить.

Оливер ответил ей мрачным взглядом.

— Я ее жених.

— Ну, ведешь ты себя совсем не как жених. Если вспомнить, куда ты ездил вчера вечером…

Оливер покраснел.

— Черт возьми, бабушка…

Она снова шлепнула его веером по руке.

— Понять не могу, откуда у тебя такие ужасные манеры.

— Да прекрати же! — Он отнял у нее веер. — От вас с Марией кто угодно убежит сломя голову.

Бабушка забрала у него веер назад.

— Голову надо беречь. Кстати, не могу поверить, что ты отдал этой малышке жемчуга Пруденс.

— Они принадлежат мне. — На самом деле Оливер собирался предложить ожерелье всего на один вечер. Но потом увидел Марию в этом волшебном платье, почувствовал, как смущает ее неодобрение бабушки, и вдруг сделал этот нелепый шаг.

Оливер убеждал себя, что все вышло к лучшему, что теперь бабушка обязательно поверит в серьезность его намерений, что это и есть единственная причина, почему он подарил Марии жемчуг.

— Пойдем найдем Фоксмура, — предложил он. — Мне надо с ним кое-что обсудить. А ты поговоришь с его женой насчет объявления о помолвке.

Бабушка прищурилась.

— Знаешь, не стоит продолжать этот фарс. Пора остановиться, — вдруг сказала она.

— И пора остановить твой ультиматум.

— Ни за что, — упрямо заявила бабушка.

— Как хочешь. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Но если ты не объявишь, это сделаю я.

Оливер чувствовал: у него один выход — не отступать ни на шаг, лишь тогда бабушка изменит решение. Если объявить о помолвке, то брака будет не избежать, иначе пострадает честь семьи, а бабушка никогда не примет американку католического вероисповедания.

Фоксмур стоял рядом с женой-герцогиней у входа в бальный зал и приветствовал гостей. Впрочем, он с удовольствием позволил Оливеру увести себя. Тем временем бабушка заговорила с его женой. Оливер ничуть не сомневался, что речь идет вовсе не о помолвке. Все представление было рассчитано только на него одного.

— И ты здесь? — удивленно воскликнул Фоксмур. — А прошлый раз клялся, что в следующий раз появишься на балу в честь святого Валентина не иначе как в гробу.

— Смейся сколько хочешь, но только помоги в одном деле. Мне надо подтасовать лотерею — ну, эту глупость с вытаскиванием карточек.

Фоксмур с подозрением уставился на Оливера.

— Ты сам знаешь, для моей жены этот бал — главное светское событие года, даже не думай воспользоваться им, чтобы разыграть одного из своих беспомощных братцев.

— Никакого розыгрыша. Я просто хочу, чтобы одна из леди танцевала последний вальс именно со мной.

Фоксмур театрально прижал руки к груди.

— Ты?! Хочешь танцевать с незамужней леди?! — Он расхохотался. — Ты ведь знаешь, в лотерее участвуют только молодые незамужние леди. Порядочные, не забудь об этом, порядочные!

— О Господи! Так ты поможешь или нет?

— А еще попутно достану тебе луну с неба и насыплю в карман звезд.

— Черт возьми, я серьезно. Мне надо с ней потанцевать. Это важно.

— Тогда просто пригласи ее, вот и все.

— Я приглашал. Но братья меня разыграли. — Оливер нервно провел ладонью по волосам. — Пока я до нее добирался, они уговорили всех своих друзей пригласить ее.

— Теперь понятно. Ты говоришь о той малышке, которую Гейб представил мне и Луизе. Мисс… Баттер… что-то такое?

— Ну да. Это она.

Фоксмур нахмурился.

— Я догадываюсь, почему ты хочешь с ней танцевать. Хочешь ее соблазнить. Она как раз в твоем вкусе. Только я вот что тебе скажу. Если ты надеешься воспользоваться балом, который устраивает моя жена…

— Черт возьми, Фоксмур! Хоть раз в жизни сделай, о чем я прошу, а не рассуждай о моих мотивах. Ты не лучше Марии, тоже рассуждаешь о приличиях. Я всего-навсего хочу один танец с этой леди, один танец, и больше ничего!

Фоксмур явно был удивлен. Оливер понял, что слишком горячится.

— Значит, Мария? — задумчиво протянул он.

— Ну да. Ее так зовут.

— Я догадался. — Он рассеянно уставился в пустоту. — Сделаем так. Когда она напишет свое имя на карточке, я воспользуюсь ловкостью рук, стащу карточку и отдам тебе. А ты, когда будешь тянуть жребий из шляпы, сделаешь вид, что вытащил ее. Очень просто.

Оливер прищурился.

— Ты это уже проделывал, — утвердительным тоном произнес он.

Фоксмур слабо улыбнулся.

— Раз или два. Влюбленные обычно не хотят рисковать в День святого Валентина.

— Я не влюблен, — оборвал его Оливер. — Так что если ты думаешь, что я…

— Что ты, что ты. Разумеется, нет. — Но было непохоже, что герцог согласился искренне.

Оливер оглядел толпу. Мария танцевала с Гейбом. В своем ангельском платье она и выглядела ангелом. И он смеет вожделеть ее! Но надо смотреть правде в глаза — ему хочется целовать ее пухлые губы, распустить, локон за локоном, эти янтарные пряди, высвободить из корсажа груди, целовать соски до тех пор, пока они не превратятся в твердые камешки. Он хочет видеть ее хмельную улыбку, когда поднимет ей юбку и дерзко раздвинет бедра.

Да, да, он хочет видеть ее улыбку. Хочет даже больше, чем просто обладать этой женщиной. Что с ним случилось? Как можно сравнить улыбку с веселой ночью в постели?

Но пульс Оливера ускорялся от одной лишь мысли о вчерашней ее улыбке. Ему так хотелось, чтобы Мария говорила с ним как прежде, чтобы поддразнивала его, даже поучала. Все, что угодно, только не этот холодный взгляд, равнодушная учтивость. Но после сегодняшнего вечера…

Маркиз замер на месте. Если бабушка отступится от своего плана, Марии больше нечего будет делать в Холстед-Холле. Их сделка закончится.

Оливер похолодел. Он этого не допустит! Он снова предложит ей стать его любовницей. И на сей раз уговорит. В конце концов, соблазнит! Ей нельзя уезжать. Не сейчас. Оливер не мог вынести даже мысли об этом.

— Ты согласен? — раздался голос Фоксмура.

Оливер очнулся.

— Ну разумеется, — наугад сказал он, надеясь, что ответил правильно.

— Ты не будешь язвить насчет того, что брак — это гибель для любого мужчины, — настаивал Фоксмур. — Обычно ты именно так приветствуешь любой счастливый союз.

— Я не в настроении для колкостей.

— Похоже, ты не слышал ни слова из того, что я сказал. А я говорил о Керквуде. О том, что без леди Керквуд он выглядит совсем потерянным.

— Неужели цвет любви уже облетел? — спросил Оливер, чувствуя себя странно разочарованным.

— Ага, вот наконец тот Стоунвилл, которого я знаю. Нет-нет, дело не в этом. Просто она на сносях. Прибавления ждут со дня на день.

Оливер почувствовал, как ему сдавило грудь. Надо же, Керквуд — отец. Еще недавно Оливер и представить себе не мог такого. Теперь у всех его друзей будут дети. А у него — нет.

Он нахмурился. Какая разница? Ему не нужны дети. Трудно вообразить отца хуже, чем он. Тогда откуда же эти картины перед глазами: Мария, беременная его сыном, он сам в лодке с голубоглазым мальчишкой показывает лучшие места для рыбалки на пруду в Холстед-Холле? Или вот опять он, читающий сказку темноволосой девочке. Она слушает и все время держит палец во рту, совсем как Селия в детстве…

Черт возьми! Это все глупые рассказы Минервы. Она-то воображает, что у него было идеальное детство. Вот он и размечтался, что у другого ребенка будет как раз такое.

— Я-то думал, что Керквуд не приедет сегодня, — продолжал Фоксмур, — но его жена настояла. Сказала, что ей хочется поскорее услышать все последние сплетни. Так что наш друг будет собирать их весь вечер. — Герцог фыркнул. — Как будто Керквуд разбирается в слухах! Истинно говорят, от любви женщина слепнет.

В этом и беда. Любовь ослепляет человека, только пока он заворожен. Когда чары проходят, все видишь в истинном свете. Ну нет, он, Оливер, не настолько глуп!

Однако, наблюдая, как Мария танцует с чередой молодых джентльменов, Оливер стал сомневаться в своей мудрости. Его терзала ревность.

Один из этих идиотов сумел ее рассмешить, она весело смеялась. Другой позволил себе после танца не сразу убрать руку с ее талии, а это уже преступление! Партнер в танце перед лотереей посмел шепнуть ей что-то на ухо, отчего Мария покраснела. Этого Оливер готов был убить. Он сам удивлялся, скольких мужчин ему хотелось стереть с лица земли за один вечер.

Наконец джентльмены собрались в ожидании лотереи. Оливер видел, как Мария написала свое имя на карточке и положила ее в цилиндр Фоксмура, но не заметил, сумел ли Фоксмур карточку вытащить. Вот подошла его очередь, и Оливер с облегчением заметил хитрую усмешку Фоксмура, который опустил карточку в шляпу так, что Оливеру осталось ее только достать.

— Мисс Мария Баттерфилд, — громко объявил он.

Мария молчала, ее лицо оставалось спокойным. Но на ближайший танец и на весь ужин она принадлежала ему. И Оливер сумеет этим воспользоваться.

Мария весь вечер изображала веселье и беззаботность. Гейб, Джаррет, их друзья были очень любезны с ней, но девушке постоянно казалось, что остальные гости только о ней и шепчутся. Она заметила, что Минерва и Селия тоже танцуют только с братьями и с их друзьями, причем Минерва не раз оставалась совсем без кавалера.

До Марии доносились слова: «Бедная девушка… да-да, американка… эти Шарпы… вы только вообразите…» Одна особенно злобная гарпия с плохо скрытым восторгом пересказывала старый семейный скандал. К счастью, кавалер Марии, очень милый молодой человек, остроумной репликой заставил ведьму замолчать.

И все это время Мария чувствовала, где находится Оливер, что он делает. Он не танцевал ни с одной женщиной. Это ее удивило и в то же время польстило ей. Большую часть времени он смотрел на нее, вернее, пожирал ее взглядом или же мрачно наблюдал за ее партнерами. Кто-то даже заметил вслух, что лорд Стоунвилл ревнует. Впрочем, Мария этому не поверила.

Сейчас, когда он направлялся к ней, Мария вдруг почувствовала себя беспричинно счастливой. Как удачно, что он вытащил ее имя! Она устала быть среди чужих людей. Губы уже болели от притворной улыбки. Даже с братьями Оливера она вынуждена была притворяться, изображать из себя ангельское создание, которое им было угодно охранять. И вот теперь человек, от которого ее защищали, направляется к ней с самым решительным видом. Сердце радостно заколотилось. Что это с ней?

Оливер подошел и стал рядом. Лотерея продолжалась. Фредди досталась невысокая, очень хорошенькая девушка, и он явно гордился ею. Джентльмен по имени Джайлз Мастерс вытащил карточку с именем Минервы. Он был доволен, Минерва — нет.

Оливер нагнулся и прошептал ей на ухо:

— Я вижу, вы довольны сегодняшним вечером.

Мария перестала замечать все вокруг.

— Почему вы так решили? — тоже шепотом ответила она.

— Вы улыбаетесь каждому молодому идиоту, который подает вам руку.

— А вы смотрите на них волком, — парировала она.

— Да я бы их в клочки порвал, если бы мог. Вы разве забыли, что у вас есть жених?

— Ненастоящий.

— Я говорю о Хайатте.

Мария тотчас почувствовала себя виноватой, но тут кое-что пришло ей в голову.

— С каких это пор вы заботитесь о его интересах?

— Просто я думаю, что помолвленная девушка не должна поощрять молодых дурачков, — ворчливо пробормотал Оливер.

— А я думаю, что мужчина, притворяющийся помолвленным, не должен шляться по борделям под носом у невесты, — прошипела она.

Тут настало время занимать места в кругу танцующих. Оливер подал Марии руку и сказал:

— Вы абсолютно правы. Я свалял дурака. Больше это не повторится.

— Подразумевается, что это извинение? — съязвила она.

— Нет, — негромко, но с явным усилием произнес он. — Извинения дальше. Простите, что я поставил вас и неловкое положение перед слугами. Простите, что столь грубо оскорбил ваши чувства. Больше всего я раскаиваюсь в том, что вел себя, как будто вы для меня ничего не значите. А это не так.

Мария опустила глаза, боясь, что он поймет, насколько она взволнована.

— Это не важно.

Он взял ее за руку и скандально близко притянул к себе.

— Важно.

Зазвучала музыка, и Оливер закружил ее в вальсе с непринужденностью опытного танцора, но сейчас Мария не чувствовала себя просто еще одной из его женщин. Взгляд Оливера не отрывался от ее глаз, а его рука лежала на ее талии с такой собственнической уверенностью, что у Марии сладко сжималось сердце.

— Если это вас успокоит, — снова заговорил Оливер, — я провел вчера скверную ночь.

— Ну и отлично. Вы это заслужили. — Мария улыбнулась. — Но мне все равно, хорошо вы погуляли или неважно.

— Прекратите делать вид, что вам безразлично, — хрипло произнес он. — Мы оба знаем, что небезразличны друг другу. Вы даже представить себе не можете, как вы мне нужны.

Марии так хотелось верить его словам, но разумно ли это?

— Вы говорите это лишь для того, чтобы заманить в свою постель.

Оливер невесело улыбнулся.

— Дорогая, мне нет нужды заманивать женщин. Обычно они сами туда прыгают. — Его лицо вдруг сделалось мрачным. — Сегодня я первый раз в жизни извинился перед женщиной. Мне никогда не было дела до того, что они обо мне думают. Так что простите, если я неудачно выразился, это с непривычки.

Он держал ее так нежно, что сердце Марии таяло. Ритм вальса возбуждал ее все больше. Ей хотелось вечно кружить с ним по этому залу, чувствовать его руку на своей талии, ощущать движение ног. Разум говорил ей, что нельзя поддаваться его очарованию, но сердце не хотело слушаться разума.

Мария устремила взгляд за плечо Оливера, казалось, она смотрит далеко в прошлое.

— Мой отец тоже ходил в бордель. Он так и не женился второй раз и ходил туда, чтобы… удовлетворить свои нужды. Несколько раз мне пришлось забирать его оттуда. Кузены работали, а тетка ухаживала за нашей бабушкой, которая жила неподалеку. — Мария сама не знала, зачем рассказывает об этом. Даже кузены и тетка предпочитали делать вид, что этого никогда не было. — Это было ужасно. Он забывал, что его ждут дома, что нам нужны деньги, и приходилось за ним идти.

— О Боже, — пробормотал Оливер.

— Я никогда не позволю, чтобы меня поставили в такое положение. — Она упрямо вздернула подбородок. — Вот почему я рада, что у меня такой жених, как Натан. Он респектабельный человек, он никогда не будет ходить по борделям.

Глаза Оливера мрачно сверкнули.

— Он не будет, зато оставит вас на милость мужчин, которые как раз туда ходят.

Мария вымученно улыбнулась:

— Женщину оставляют по-разному, что в борделе, что за морем — какая разница? Все равно женщина оказывается в одиночестве.

Лицо Оливера на мгновение исказилось, потом он отвел глаза.

— Моя мать никогда не забирала отца из борделя, — без всякого выражения произнес он. — Но знала, что он там бывал. В ранние годы их брака они страшно ругались из-за этого. Потом она подолгу плакала, часами.

— Откуда она знала, куда он ходил? — шепотом спросила Мария, сердце которой разрывал образ маленького мальчика, страдающего от того, что родители ссорятся по такому поводу.

— Потому что он являлся домой, благоухая дешевыми духами и запахом женщин. Такую смесь не скоро забудешь.

Мария распахнула глаза. Сегодня утром от Оливера пахло спиртным, а не духами. Это ее немного успокоило.

— Когда-то я мечтал, что заставлю его прекратить это, — с горечью продолжал Оливер. — Но в конце концов она сама с этим покончила.

Мария удивилась. Неужели Оливер имеет в виду, что его мать умышленно застрелила отца? Раньше он говорил, что там произошел несчастный случай.

— Правда мы красивая пара? — спросил Оливер и оглядел других танцующих. — Вы только подумайте — звучит глупая мелодия, все болтают о ерунде, а мы выбрали темой бордели и смерть.

— Это лучше, чем никогда не говорить об этом.

Взгляд Оливера потемнел.

— Вы рассуждаете совсем как моя бабушка.

— Ну что ж, она начинает мне нравиться.

— Мне она тоже нравится, когда не пытается превратить меня в черт знает что.

Мария с любопытством спросила:

— Почему вы так часто ругаетесь при мне? Другие мужчины не ругаются. Кстати, я заметила, что при других женщинах вы тоже избегаете это делать. Почему?

— Сам не знаю, — признался Оливер. — Наверное, потому, что с вами я такой, как есть на самом деле. А на самом деле я грубый сукин сын…

Она прижала пальчик к его губам.

— Не говорите так. Вы не так испорчены, как хотите казаться.

— Раньше вы думали иначе, — хмыкнул Оливер.

— Будем считать, что сомнения толкуются в пользу обвиняемого.

Музыка смолкла. Оба ощущали неловкость, но не могли отвести глаз друг от друга. Вальс неожиданно сблизил их, но ничего не изменил. Их так же тянуло друг к другу, и оба не знали, что с этим делать.

Не выпуская ее руки из своей, он вдруг начал поглаживать ложбинку между большим и указательным пальцами на кисти Марии. Ей показалось, что вся ее кровь превратилась в жидкий огонь. Сердце отчаянно заколотилось, но Оливер положил ее руку себе на локоть и повел Марию на ужин. Чтобы отвлечься и успокоиться, она спросила:

— Может быть, мне следует знать о каких-то особых правилах, касающихся ужина? Я не хочу допустить оплошность и поставить в неудобное положение вас и вашу семью.

— С вами это невозможно, — сказал Оливер. Марии показалось, что его глубокий голос проникает в нее до самых костей. Однако, опасаясь, что сказал слишком много, он тут же поправился: — Мне нет дела до того, что обо мне думают, а потому я не способен попасть в неудобное положение.

Мария давно начала подозревать, что это не совсем так.

Гости парами направлялись к столовой, кругом слышались разговоры и смех, но Марии казалось, что они остались вдвоем в целом свете, что некий кокон укрывает их от чужих взглядов и ушей. Интересно, чувствует ли Оливер то же самое?

Оказавшись в столовой, Оливер повел Марию к столу с двумя свободными стульями, но тут им наперерез двинулась красивая дама с явной целью занять место.

— Прошу прощения, Китти. — Оливер взялся за спинку стула. — Но мы первые.

— Странно видеть тебя здесь, Стоунвилл, — с некоторым пренебрежением в голосе произнесла дама, потом окинула Марию оценивающим взглядом. — А кто твоя новая подруга?

Сказано это было настолько вызывающе, что Мария вспыхнула, догадавшись, что имела в виду незнакомка.

Видимо, Оливер это тоже понял. У него на скулах заходили желваки.

— Леди Тарли. Мисс Баттерфилд. Мисс Баттерфилд недавно прибыла из Америки. Она гостит у моих сестер.

Леди Тарли иронично приподняла бровь.

— Рада с вами познакомиться, мисс Баттерфилд, — без выражения произнесла она. — Какое чудесное на вас платье. Я и сама носила его с удовольствием, пока оно мне не надоело. Я вижу, вы сохранили гипюровую драпировку на груди. Я тоже так носила. Платье придумали специально для меня, но вам очень к лицу.

Краска залила щеки и шею Марии. О Боже, нужно было раньше думать, что случится именно так. Глаза Оливера превратились в две узкие щели.

— Ты ошибаешься, Китти, — ледяным тоном произнес он. — Я сам присутствовал, когда портниха обсуждала с мисс Баттерфилд этот фасон. Уверен, что эта женщина просто предложила фасон, который она уже шила. — Он холодно улыбнулся. — Никогда нельзя верить портнихе, когда она заявляет, что придумала что-то только для вас. Особенно если не платить ей как положено.

Глаза леди Тарли злобно сверкнули.

— Я узнаю орнамент. Я даже помню, что там есть царапинка. — И она потянулась к груди Марии, но Оливер остановил ее железной рукой.

— Держите руки подальше от платья моей невесты, иначе вам придется раскаяться.

Леди Тарли выдернула у него свою руку и злобно хохотнула:

— Ваша невеста? Вот это новость!

Мария тихонько застонала. Она не могла поверить, что Оливер это сказал. Его рука напряглась под ее ладонью.

— Мы еще не объявляли об этом, а потому вы сделаете нам любезность, если пока помолчите.

— Разумеется, Стоунвилл. — И леди Тарли прижала палец к губам. — Я буду нема как рыба. — И, развернувшись на месте так, что юбки закрутились вокруг ее ног, она полетела к первой же возникшей на пути женщине.

— Она ведь не будет молчать? — сказала Мария.

— Нет, — мрачно подтвердил Оливер. — Черт возьми! Мария, простите меня, что так вышло. Не знаю, что на меня нашло. Представьте, я вдруг забыл, что у нас не настоящая… — Он отодвинул для девушки стул. — Посидите. Я попробую погасить пожар в зародыше.

Оливер удалился, а Мария вдруг обнаружила, что улыбается, хотя должна бы сердиться. Слухи могут попасть в лондонские газеты, а потом дойти до ушей Натана. Почему же она радуется?

Потому что Оливер сделал это, чтобы спасти ее из беды. Потому что он редко следует импульсу. Если вспомнить, с какой силой он сопротивлялся женитьбе, то следует лишь удивляться словам, которые вдруг слетели у него с языка.

Мария оглядела гостей.

Женщина, с которой только что говорила леди Тарли, уже спешила к миссис Пламтри, и та сразу расплылась в довольной улыбке. Потом бабушка Оливера обернулась к Марии и, к огромному удивлению девушки, весело ей подмигнула.

Подмигнула! Мария не знала, что произошло за эти часы, но миссис Пламтри, которая так не одобряла выбор своего внука, вдруг стала благоволить Марии.

О Боже! События этого вечера разворачиваются совсем не в том направлении, на которое рассчитывал Оливер. И Мария, как это ни глупо, радовалась такому повороту.




Глава 19


Оливер, ругаясь себе под нос, пытался догнать Китти. Как смеет это злобное создание оскорблять Марию? Оливер вспомнил расстроенное лицо Марии и заскрипел зубами от ярости. Неудивительно, что он проговорился. В тот момент ему хотелось задушить эту мерзкую женщину.

Китти ненавидела его с тех пор, как Оливер отверг ее заигрывания еще в ту пору, когда у нее продолжалась интрижка с его другом Энтони, который вскоре ее оставил. Китти решила, что это Оливер наябедничал ее любовнику, и с тех пор старалась ему отомстить. Леди Тарли не знала, что Энтони получил сведения из другого источника.

И вот теперь из-за нее Мария оказалась еще глубже вовлечена в его противостояние с бабушкой.

Китти зигзагом летала по столовой от одной группы гостей к другой, без сомнения, сообщая последнюю новость.

Оливера то и дело останавливали знакомые, чтобы спросить, действительно ли он помолвлен с «американской девушкой». Несколько раз он, запинаясь, объяснял, что это еще «неофициально», но потом махнул на все рукой, понимая, что отрицание только подольет масла в огонь.

Вдруг он увидел, что бабушка углубилась в беседу с одной из ближайших подруг Китти, и вздохнул с облегчением. Бабушка все уладит, объяснит, что произошла ошибка. Но как только она попытается развеять этот слух, можно считать, что Оливер победил. Тогда он сможет угрожать, что отправит объявление о помолвке в газеты. У нее не останется выбора, и ей придется отказаться от своего плана.

Однако сейчас бабушка вовсе не выглядела так, как будто оспаривала неприятный слух. Напротив, она оживленно что-то обсуждала, а когда заметила Оливера, радостно ему улыбнулась. И внезапно его осенило. Он все, все неправильно понял, не смог достойно оценить ее коварство.

Все это время она упорно подталкивала его к нужной ей цели. Попытка подкупа Марии, неодобрительные высказывания и ядовитые уколы — все это блеф. «Господи, помоги мне!» — взмолился Оливер.

Он следил обреченным взглядом, как бабушка подошла к герцогине и что-то прошептала ей на ухо. Герцогиня поднялась и постучала вилкой по своему бокалу, давая понять, что будет говорить. И вот бабушка с победной улыбкой объявила о помолвке ее внука; маркиза Стоунвилла с мисс Марией Баттерфилд из Дартмута, штат Массачусетс.

Все взгляды обратились на Оливера. Гости дружно зашептались.

Оливер не мог поверить своим ушам. Как же он мог быть так слеп? Он проиграл битву, а может быть, и всю кампанию.

Хуже всего было то, что Мария тоже оказалась в ловушке. Оливер ведь поклялся, что дело не зайдет так далеко, что никакие слухи не дойдут до ушей Хайатта. Мария пыталась предупредить его, что бабушка может объявить о помолвке, а он, самоуверенный осел, не хотел ничего слушать.

Через минуту его и Марию окружили гости, а они даже не могли подойти друг к другу. Отовсюду летели добрые пожелания и поздравления, но по углам уже шептались, стараясь понять, почему маркиз Стоунвилл женится на никому не известной девице. Оливера приводила в отчаяние мысль, что теперь и Марию окутает шлейф слухов и сплетен, который годами тянулся за его семьей.

Не успел Оливер пробраться к своей невесте, как ему преградила дорогу Минерва.

— Бабушка хочет уехать, — сообщила сестра.

— Удивительно, — с досадой рявкнул он. — Она же добилась чего хотела! Я думал, она будет торчать здесь до утра, пожиная плоды своей победы.

Минерва поджала губы.

— Она говорит, что устала, и я по ее лицу вижу — это правда. Мы с Селией отвезем ее домой.

— Отлично. — Он посмотрел на Марию, которая с вымученной улыбкой слушала сразу трех женщин. Оливера охватило сочувствие — надо ее выручать. — Захватите и Марию. Ей сейчас нелегко. А мне надо остаться и попробовать спасти положение. Если не принять мер, завтра новость будет во всех газетах, а Мария волнуется, что это дойдет до ушей ее настоящего жениха.

На самом деле ему не было до этого никакого дела. Хайатт ее не заслуживает, но Оливер обещал, что этого не случится, и он должен сдержать обещание.

— Как леди Тарли вообще узнала, что ты и Мария…

— Не спрашивай! — простонал он. — Все равно не поверишь.

— Судя по реакции бабушки, твой план не удался.

— Она обвела меня вокруг пальца.

— Она всех нас обвела вокруг пальца. — Минерва пристально посмотрела на брата. — Что ты собираешься делать?

— Черт его знает. Надо по меньшей мере не допустить дела до газет ради Марии.

К счастью, Мария согласилась уехать с сестрами Оливера, а сам он целый час гонялся за всеми, кто имел хотя бы какое-то отношение к газетам, объясняя, что они с Марией не хотят объявлять о помолвке в газетах, пока не сообщат о ней ее родственникам в Америку.

Дома Оливер сразу скрылся у себя в кабинете, чтобы отправить письма тем из газетчиков, с кем не сумел поговорить на балу. Было уже два часа ночи, когда он отправился спать, но сон не шел.

С момента столь сокрушительного поражения Оливер ни словом не сумел обменяться с Марией. Как она приняла случившееся? Наверное, возненавидела его. Он не станет ее за это винить.

Надо с ней поговорить. Конечно, уже поздно, но она тоже может не спать. Днем их ни за что не оставят наедине, а сейчас он все равно не уснет.

У дверей Марии Оливер облегченно вздохнул — из щели у пола пробивалась полоска света. Значит, она еще не заснула. Он постучал, но ответа не было. Оливер колебался. Нельзя входить в спальню к девушке в такой час. Но ведь опасно спать, не погасив свечи… Он просто убедится, что с Марией все в порядке.

Оливер заглянул внутрь. На тумбочке у кровати догорала свеча, бросая золотистые блики на спящую девушку. Волосы цвета янтаря разметались по подушке. Мария прижимала к груди книгу и была похожа на маленькую девочку с любимой куклой.

Оливер заставил себя оторвать от нее взгляд. Он пришел не для этого — задует свечу и уйдет. Вдруг в глаза ему бросилось название книги — «Озерный роман». Оливер замер на месте. Хорошо это или плохо, что она выбрала книгу, которую они обсуждали накануне? Ведь там Роктон совершил самые тяжелые свои злодеяния. Мария, без сомнения, решила напомнить себе все его пороки.

«Ты можешь заставить ее простить тебя. Можешь лечь с ней рядом и довести до экстаза раньше, чем она успеет сообразить, что происходит».

Оливер долго смотрел на спящую Марию, потом покачал головой. «Нет, не могу», — сам себе сказал Оливер и едва не расхохотался — значит, у него все же есть принципы? Кто бы поверил! Значит, он не совсем такой, как отец. С ней он может быть другим. Возможно ли это?

Оливер стоял без движения, запоминая каждый изгиб ее тела, мягкий свет от волос, потом протянул руку и осторожно убрал прядь, которая лежала на лбу, зацепившись за длинные ресницы Марии.

Вдруг ее глаза распахнулись. Оливер перестал дышать. Взгляд Марии прояснился, и она улыбнулась ему. Улыбнулась! Ему!

Оливер упал на колени и стал как сумасшедший целовать ее губы, но вдруг очнулся и отстранился, однако Мария ему не позволила, она снова притянула его голову к себе.

И он не выдержал, впился в ее губы, как умирающий от голода, которому предложили роскошный пир. Мария зарылась пальцами в его волосы. Другого приглашения ему не требовалось. Он притянул ее ближе, его язык ворвался к ней в рот, в мягкую горячую глубину, лишавшую его разума.

От Марии исходил запах роз, от которого кружилась голова. Жаркая тяжесть ее грудей сжигала ладони. О Боже!

Оторвавшись от ее губ, Оливер прошептал:

— Прости меня, я не хотел…

— Почему ты здесь, Оливер? — Она села в кровати. Покрывало сползло, его взгляду открылась грудь под ночной рубашкой, настолько тонкой, что Оливер видел темные бугорки сосков. Ее волосы локонами спадали с плеч, веки были еще тяжелы от сна, и Оливер невольно подумал, что более соблазнительной картины еще не видел. Желание, острое, как нестерпимая жажда, грозило вырваться из-под контроля. И он, чертыхнувшись под нос, отвернулся от кровати.

— Я пришел извиниться за то, что произошло на балу.

Наступило молчание, показавшееся ему бесконечным.

— Все в порядке, — наконец проговорила Мария. — Я знаю, что ты этого не хотел.

Оливер оглянулся.

— Ты не сердишься? — удивленно спросил он.

Мария пожала плечами.

— Честно говоря, я думала, что Фредди проболтается еще раньше тебя, не знала только, как он скажет: что мы помолвлены или что притворяемся помолвленными. Во всяком случае, он ничего не сказал такого, отчего твоя бабушка догадалась бы, что все это блеф.

Оливер с горечью усмехнулся:

— Теперь это уже не имеет значения. Она хотела, чтобы мы обручились. Она тоже притворялась, притворялась, что не одобряет тебя, а сама все время ждала такого исхода.

— А возможно, она решила удовлетвориться тем, что есть.

— Ты ведь предупреждала меня. — Он присел на кровать. — Прости, что я не стал слушать. После того как ты уехала с бала, я попытался предупредить всех газетчиков. — Он рассказал ей о предпринятых действиях. — Я говорил убедительно, но ведь слухи для прессы — их хлеб и вино, а слухи о свадьбе — тем более.

— Я верю, ты сделал все, что мог. К тому же Натан может быть далеко и вообще не видит лондонских газет.

Все время она думает о своем драгоценном Натане!

— А я хочу, чтобы он узнал.

Мария посмотрела ему в глаза.

— Хочешь?

— Да. Хотя я сделал все, чтобы он не узнал. Да-да, хочу, чтобы этот осел прочел об этом и узнал, какое сокровище он потерял. Он не заслуживает тебя.

Взгляд Марии стал настороженным. Она соскользнула с кровати и взяла халат.

— А как же я? Разве я не заслуживаю хорошего мужа?

Оливер вырвал халат у нее из рук и швырнул его на пол.

— Хайатт не может стать тебе хорошим мужем.

— Значит, я должна жить одна?

— Нет. — Он схватил ее за талию и притянул к себе. — Ты выйдешь замуж за меня.

Как только Оливер произнес эти слова, он вдруг осознал, что именно этого всегда и хотел. Она должна принадлежать только ему. Навсегда. Невзирая на все его страхи.

Мария тоже выглядела испуганной.

— Зачем это тебе? — потрясенно пробормотала она.

— Только так я могу получить тебя, — сказал он и тут же понял, что большинство женщин предпочли бы более романтическое объяснение, но ведь Мария не такая, как большинство женщин, она понимает его.

Девушка опустила взгляд.

— Это несерьезная причина для брака, — сказала она, отстранилась и, вздохнув, добавила: — Неделю назад я годилась тебе только в любовницы, а сейчас гожусь уже в жены?

— Дело не в том, годишься или нет.

— Я ниже тебя по происхождению.

— Мне нет дела до того, кем были твои родители и откуда ты родом. И никогда не было. — Она молчала, и он настойчиво продолжал: — Я хочу тебя. Хотел раньше и хочу тебя сейчас. Разве не поэтому мужчины женятся?

— Мужчины женятся по той же причине, что и женщины: потому что влюбляются. — Голос Марии звучал холодно и отстраненно.

— Любовь — это просто красивое слово для вожделения. — Оливер всегда так думал и не собирался лгать сейчас, достаточно того, что он почти умоляет ее лечь с ним в постель.

— Я в это не верю.

— Значит, ты была влюблена в Хайатта?

Мария на миг закусила губу.

— Это другое.

— Почему? Ты была готова выйти за него замуж из практических соображений. Почему не за меня?

Мария усмехнулась:

— Что практичного в нашем браке?

— Ты уже три месяца не имеешь вестей от своего хладнокровного жениха. Сейчас ты перед выбором: надеяться, что он, наконец, вспомнит о помолвке и вовремя явится, чтобы спасти тебя от нищеты, или выйти за меня замуж. Я здесь, а он — неизвестно где. Мне нужна именно ты, а для него это вопрос денег.

Глаза Марии блеснули.

— Если ты женишься на мне потому, что твоя бабушка не идет на попятную и твой брак — это способ сохранить для семьи ее состояние, значит, и для тебя это вопрос денег.

Эти жестокие слова потрясли Оливера. Ему казалось, что Мария понимает его, чувствует его желание, но теперь стало ясно — она ничего о нем не знает, и он строит замок на песке.

— Простите меня, — сухо произнес он. — Мне следовало предположить, что вы именно так посмотрите на это дело. — И он развернулся, чтобы уйти.




Глава 20


Проклиная себя за вспыльчивость, Мария смотрела, как Оливер направился к двери. Она не хотела его обидеть. Ей просто надоело, что он все время изображает Натана охотником за приданым. Но ведь и сам Оливер окажется в том же положении, если женится на ней.

В глубине души Мария, конечно же, знала, что Оливер делает ей предложение совсем по иной причине.

Она рванулась к нему, схватила за руку и быстро сказала:

— Оливер, прости меня. Все это так неожиданно. Я просто растерялась.

Его рука оставалась неподатливой.

— Вы вправе считать меня охотником за приданым. — Он невидящими глазами смотрел на дверь. — Вы одного не понимаете — я последний человек на земле, который мог бы жениться ради денег.

— Почему?

Он долго молчал. Мария решила, что он ничего не ответит, а когда он наконец заговорил, голос его звучал с пугающей безжизненностью:

— Отец женился на матери из-за денег. Ему была нужна богатая жена, чтобы содержать этот проклятый дом и сохранить все, что с ним связано. — Оливер тяжело вздохнул. — К несчастью, мать не понимала, чем он руководствовался, а потом было уже слишком поздно. Она думала, что он любит ее, и верила, что сама его любит. Жизнь казалась волшебной сказкой, ведь ей так повезло: она ухватила маркиза и стала хозяйкой такого поместья. — Оливер с усилием сглотнул. — Но как только она обжилась во дворце своей мечты, она узнала правду. Она узнала, что отец женился на ней только ради денег, что он сделал бы все, что угодно, ради выгодной женитьбы, что из-за жены он не собирался менять образ жизни. Он, как и раньше, встречался со множеством женщин, а она страдала. Если бы не его отношение к ней, она никогда бы…

Оливер вдруг замолчал. Мария не сводила с него глаз, понимая, что он собирался сказать нечто важное.

— Она никогда бы… что? — едва слышно спросила девушка.

Оливер отошел к камину. Его силуэт мрачной тенью вырисовывался на фоне оранжевых языков пламени. Не оборачиваясь к Марии, он произнес:

— Я тебе лгал.

У Марии спазмом стиснуло горло.

— О чем? — с усилием произнесла она.

— О том, как умерли мои родители. Бабушка действительно говорила всем, что мама убила отца потому, что приняла его за грабителя. А правда состоит в том… что она намеренно лишила его жизни, а затем покончила с собой.

— Почему ты так уверен? — с бьющимся сердцем спросила она. — Ты сам говорил, что никто до конца не знает…

— Я там был.

— Ты видел все? — с изумлением воскликнула Мария.

— Нет. Я пришел слишком поздно.

— Значит, ты не можешь знать, почему это произошло.

Хриплый смех Оливера поверг ее в ужас.

— Могу. Мать бросилась к отцу, потому что была зла на него… из-за одного дела. Я хотел, чтобы бабушка сама туда поехала. Я был уверен, что она сумеет успокоить мать, но бабушка решила, что я все преувеличиваю. Когда стемнело, а мама все не возвращалась, мы с бабушкой отправились туда вдвоем.

Теперь голос Оливера звучал едва слышно, его почти заглушал стук дождевых капель о подоконник.

— В доме было темно. Стояла полная тишина. Бабушка велела мне подождать, а сама хотела сходить в конюшню посмотреть, на месте ли их лошади. Конечно, я не выдержал и бросился в дом. — По телу Оливера пробежала дрожь. — Я их и нашел.

— Оливер! — с ужасом вскликнула Мария. Ее сердце разрывалось от жалости к тому несчастному подростку. Как же он носил в себе такую боль все эти годы? Мария подошла к нему и положила руку ему на спину, но Оливер этого даже не заметил. — Все было залито кровью. Кровь была даже на потолке. Мне до сих пор снится этот кошмар. Мама лежала на ковре с огнестрельной раной в груди. Пистолет валялся рядом с ее ладонью. А лицо отца…

Оливер содрогнулся. Мария ласково погладила его по спине, понимая, что в этом горе нет утешения. Через минуту он продолжил:

— Я сразу понял, что ему уже не помочь, и бросился к матери. Мне показалось, что она шевельнулась. Разумеется, только показалось. Когда я поднял ее на руки, она была уже холодной. Я испачкался в крови с головы до ног. В таком виде и нашла меня бабушка. Я раскачивался из стороны в сторону и плакал. Ей пришлось с силой отбирать у меня тело.

К этому времени Мария тоже заливалась слезами сострадания к мальчику, которому довелось увидеть то, что не следует видеть ребенку ни при каких обстоятельствах.

Из губ Оливера вылетел странный придушенный звук.

— Я плохо помню, что было потом. Бабушка чем-то меня накрыла, и мы понеслись домой с такой скоростью, как будто за нами гнался сам дьявол. Где-то по дороге я потерял то, чем она меня прикрыла, так что парочка грумов видела, что я весь в крови. Мне было все равно, но бабушка хорошо представляла, что станут говорить люди. Послав за констеблем, она велела мне переодеться и сжечь грязную одежду, заплатила грумам за молчание и всем рассказывала о грабителе. Я бы не удивился, узнав, что констеблю она тоже заплатила. — Дальше Оливер говорил холодно, почти бесстрастно: — Толку все равно почти не было. Слуги молчали, но ведь у нас в доме был праздник. Гости не могли не заметить переполоха и моего отсутствия. Отсюда и пошли разговоры.

— Люди бывают так жестоки! — с возмущением воскликнула Мария.

— Бывают. — Оливер повернулся к ней лицом. — Но теперь ты понимаешь, почему я никогда не вступлю в брак ради денег? И тебе не позволю. Эта ловушка тебя уничтожит.

Он губами накрыл ее губы, как будто в долгом отчаянном поцелуе искал спасения. Мария вцепилась в его плечи, всем телом прижимаясь к этому человеку, который единственный был для нее сейчас важен. Ее окутало благословенное забытье.

Очень не скоро оторвались друг от друга их губы. Оливер прошептал:

— Ангел мой, скажи, что ты выйдешь за меня замуж! Ты должна быть моей.

— Ты ведь просто хочешь спасти меня от Натана, — сказала она, не понимая, что им движет.

— Я не так бескорыстен. — Он провел губами по ее шее. — Я хочу тебя. Ты мне нужна. Видит Бог, нужна!

Оливер ничего не сказал о любви. Да ведь он и не верит в любовь. По крайней мере, он честен и не говорит пустых слов.

— Ты хочешь сказать, что я нужна тебе в постели.

— Ты и сама знаешь, что дело не только в этом. — Он отстранился, взял в ладони ее лицо и твердо посмотрел Марии в глаза. — И я докажу тебе, что говорю правду. Согласись выйти за меня замуж, и я сейчас же уйду. Ты будешь спать в одиночестве, пока нас не соединят брачные обеты. Я стану вести себя как респектабельный джентльмен.

Кровъ стучала у Марии в висках так сильно, что мешала сосредоточиться. Ей так хотелось верить Оливеру. Его глаза горели не только одним желанием. В них было нечто большее. Или она обманывает себя, потому что хочет обмануться?

— Я не знаю… — наконец пробормотала Мария. — Пока не найдется Натан…

— Натан! — с внезапным гневом воскликнул Оливер. — Забудь о нем! Я никогда не отдам тебя ему. — В словах Оливера прозвучала грозная страсть. — Ни за что!

Он стал подталкивать Марию к кровати. Девушка вдруг испугалась.

— Ты же сказал, что уйдешь, оставишь меня спать в одиночестве.

— Не для того, чтобы ты думала о нем, о своем Натане! Не о своих обязательствах перед ним. Я заставлю тебя забыть о нем! Даже если для этого мне придется взять тебя силой! — В глазах Оливера сверкнула мрачная решимость.

Мария содрогнулась.

— Тогда тебе не придется на мне жениться. Ты получишь все, что тебе от меня нужно.

Оливер невесело хохотнул.

— Жизни не хватит для того, чтобы получить от тебя все. — Он замолчал, и Мария вдруг подумала, что его чувства могут быть глубже, чем кажется, что она действительно ему нужна. — А кроме того, — с внезапной усталостью произнес он, — моя семья шкуру с меня спустит, если я лишу тебя невинности и после этого не сделаю честной женщиной. — Оливер сбросил с себя сюртук, потом жилет.

— Я еще не позволила тебе лишить меня невинности, — заявила Мария.

Черные глаза Оливера сверкнули дьявольским огоньком.

— О, позволишь. — Он склонился над ее грудью, укрытой лишь тончайшим слоем полотна, и губами коснулся соска.

Глаза Марии закрылись. Он так уверен в себе, и уверен недаром! Как ей устоять, если кровь вдруг превратилась в жидкое пламя, а ноги перестали держать?

Губы Оливера ласкали ее соски, а руки умело и быстро до талии расстегнули ночную сорочку, открыв его жадному взгляду обнаженную грудь.

— Оливер, — бессильно прошептала Мария.

— Мне так нравятся твои груди, — бормотал он, сжимая пальцами темные полукружия, отчего соски Марии словно окаменели. — Каждый раз, когда я вижу тебя, мне хочется опустить твой корсаж, любоваться ими и целовать.

— Думаю, в обществе оценят такие манеры, — хмыкнула Мария. — Разговоров хватит на двадцать лет.

Настойчивые руки Оливера не отрывались от ее грудей.

— Как приятно касаться тебя, — шептал он. — Мне никогда это не надоест. — Мария застонала, а Оливер хищно улыбнулся. — Когда ты стонешь, я схожу с ума. Ты так открыто отдаешься страсти.

Девушка покраснела.

— Просто тебе нравится, когда я веду себя так же распущенно, как и ты.

Глаза Оливера потемнели.

— А еще мне нравится, что ты это считаешь распущенностью. Ты понятия не имеешь, что такое распущенность. — Он поймал взгляд Марии и больше не отпускал его. — Но я с радостью тебе покажу. — Он задрал подол ночной рубашки, встал на одно колено, раздвинул вырез на панталончиках и стал целовать ее между ног. Его язык скользнул в потаенную щель. Мария задрожала.

— Оливер… О небеса! — теряя разум, шептала она.

— Мне давно этого хотелось.

Мария попробовала вырваться, спрятаться от этой невыносимой ласки, но Оливер удержал ее за бедра, шире раздвинул вырез на панталонах и с новой жадностью набросился на свою безвольную жертву. Марии казалось, что она сейчас умрет. Она едва сдерживалась, чтобы не кричать от наслаждения и стыда. Но желание было сильнее смущения, сильнее стыда и страха.

— В постели будет удобнее, — сказал он и подтолкнул ее к кровати. Мария подчинилась, и подчинилась по собственной воле. Ей не хотелось думать, что это неправильно, что она готова отдаться коварному соблазнителю. Оливер больше не был чужим, ведь теперь она знала того подростка, который рыдал над своей мертвой матерью, узнала юношу, пытавшегося беспутством заглушить боль, маркиза, который поклялся, что никогда не женится ради денег.

Она не сопротивлялась, когда он уложил ее на спину и раздвинул ей ноги. Вцепившись в простыни, Мария отдалась его самым дерзким ласкам, бессильно стонала и лишь иногда удивлялась тому, на что способны губы мужчины. Напряжение все росло, язык Оливера, двигался все быстрее, тело Марии изгибалось от стремления к неизведанному, все ее существо ждало разрядки, и разрядка пришла. Она содрогалась в сладких судорогах, а Оливер, наслаждаясь ее экстазом, шепнул:

— Какая ты страстная. — И сдернул с себя галстук, потом отшвырнул рубашку. — Так приятно смотреть, как свободно ты отдаешься своим порывам.

— Правда? — спросила Мария, села на постели и потянулась к пуговицам его брюк. — Позволь мне.

Мускулистая грудь Оливера была покрыта густыми завитками черных волос. Темная дорожка спускалась вниз и убегала под пояс брюк, которые Мария уже расстегивала. Его соски стали твердыми темными точками. Она не сдержалась и по очереди лизнула их. Из губ Оливера вырвался хриплый стон. Он прижал к груди ее голову и пробормотал:

— Я представить себе не мог, что ты такая шалунья.

Она чуть сжала сосок зубами.

— Тебе нравится?

Оливер зарылся в ее волосы. Дыхание его становилось все тяжелее.

— Черт подери, ты и сама знаешь, что да.

Не поднимая головы, Мария улыбнулась. Раньше она не знала, что, лаская мужчину, женщина тоже возбуждается. Решив испытать свои вновь обретенные женские чары, она стала целовать его грудь и живот. Напряженные мускулы вздрагивали и твердели от прикосновений ее губ.

— Господи, не оставь меня! — зарычал Оливер и одним движением стянул с себя брюки.

Мария широко распахнула глаза. Такого она не ожидала — огромный стержень оказался прямо у нее перед глазами, длиннее и толще, чем она себе представляла.

— Возьми его в руки, — властно потребовал Оливер и вдруг добавил: — Пожалуйста.

Это нелепое проявление вежливости рассмешило Марию, но Оливер нахмурился, и она успокаивающе протянула:

— Ш-ш-ш…

Поглаживая его стержень по всей длине, Мария чувствовала, как он вздрагивает от ее прикосновений.

Оливер обвил ее руку своей, отчего ее пальцы крепче обхватили своего пленника.

— Да-да, вот так, — тяжело дыша, прохрипел он, а через мгновение добавил: — Я больше не выдержу, моя сладкая. — Он оторвал ее руку от себя и перевернул Марию на спину. — Я должен получить тебя всю.

Ловким движением он снял с нее рубашку и панталоны. Марию вдруг охватила паника.

— Я никогда этого не делала, — напомнила она Оливеру.

По его губам скользнула уверенная улыбка.

— Я помню, мой ангел, помню. — И он поместился у нее между бедер.

Страх Марии усилился.

— Ты… ты когда-нибудь… с девственницей? — пролепетала она.

— Нет. — Его рука скользнула в горячую влажную щель. — Думаю, тут нет разницы.

Его пальцы творили невообразимое. Мария почти задыхалась.

— Но… т-тетя Роуз говорила, что в первый раз больно. Что будет кровь и… — заикаясь, произнесла она.

Он закрыл ей рот губами. Тяжесть его тела подействовала на нее успокаивающе. Мария обвила его шею руками и отдалась поцелуям. Это — что-то знакомое и приятное. В поцелуях нет ничего страшного.

Ей так нравилась жадность, с которой он впивался в нее губами, что она почти не заметила, когда пальцы Оливера сменились чем-то более крупным. И этот огромный твердый предмет начал стремительно прокладывать себе путь внутрь ее лона.

Мария оторвалась от его губ и замерла.

— Не бойся, — шепнул Оливер ей в ухо. — Наши тела для этого и созданы. Что тебе раньше ни говорили бы, это — самое естественное действие в мире.

— Мне оно кажется неестественным.

— Потому что ты сопротивляешься. — Он языком коснулся ее щеки. — Расслабься. Впусти его. Обещаю, тебе будет почти не больно.

— Все равно мне страшно, — жалобно протянула она и почувствовала, как его стержень глубже проник ей внутрь.

Оливер вдруг хохотнул.

— Хочешь, я кое-что расскажу тебе, чтобы отвлечь от страха?

— Что-нибудь неприличное?

— Ну разумеется. — Мария вдруг напряглась. Его жезл вошел уже глубоко. Теперь его не остановить. — Один человек как-то спросил свою дочь, какое растение растет быстрее всего. «Лука седла», — тут же ответила девушка. «С чего ты это взяла?» — удивился отец. «Когда я ехала верхом за спиной у лакея и боялась упасть, он сказал мне, чтобы я протянула руку вперед и ухватилась за луку седла. Вначале она была не толще моего пальца, а к концу пути стала размером с мое запястье».

Мария не смогла сдержать смех, но все же удивилась, что у нее внутри поместился предмет такой толщины. И пока она смеялась, Оливер прорвал девственную плеву. Она почувствовала резкую боль, но совсем не такую сильную, как ожидала.

— Ну как? — спросил Оливер у самого ее уха, и в его голосе Мария уловила скрытую тревогу.

— Все хорошо, — через силу произнесла она.

— Дальше будет лучше.

И он выполнил обещание. Его ритмичные рывки внутрь и обратно постепенно заглушили боль, превратив ее в теплое озеро. Кровь громко стучала в ее ушах, жар разливался по жилам.

— Ангел мой, — шептал Оливер, не прекращая движений. — Ты — само волшебство.

Вдруг ее тело выгнулось дугой в поисках той разрядки, которую она уже испытала.

— Мне так нравится, как ты мне отвечаешь, — с закрытыми глазами выдохнул Оливер и поцеловал ее волосы. — И волосы твои нравятся. Они пахнут весной.

В его объятиях Мария действительно казалась себе весной. Она, как цветок к солнцу, тянулась к его губам и, как цветок, расцветала от его страсти.

Его поцелуй стали отрывистее, броски тела — резче и беспощаднее. Он приподнял ее ноги, чтобы каждым рывком касаться ее жадного лона. Марии казалось, что все ее нервы превратились в огненные нити, жар заливал ее, как расплавленная лава.

— Оливер… мой дорогой Оливер… — бездумно бормотала она.

— Да, — хриплым, неузнаваемым голосом отвечал он. — Ты моя. Теперь ты моя.

Эти слова оказались последней каплей. Тело Марии словно бы вспыхнуло. Ее пронзило безумным, невообразимым наслаждением. Она не выдержала и закричала.

Оливер мощным рывком вошел в нее последний раз и зарычал, содрогаясь от наступившей разрядки.

— Моя… — чуть слышно произнес он, опускаясь на нее всем телом.




Глава 21


Оливер лежал рядом с Марией и смотрел в потолок. В его душе вдруг шевельнулся страх. Неужели он сделал ей предложение? И лишил ее девственности, чтобы заставить его принять? Как это случилось?

Только что он стоял и смотрел, как Мария спит, клялся, что оставит ее в покое, и вдруг бросился на нее, как дикий зверь. Никогда прежде он не испытывал такого подъема и такого неодолимого желания.

Оливер сам не понимал, в чем причина подобного чувства. Он познал многих женщин, но ни с одной не испытал такой самозабвенной страсти. Мария была другой, дело не только в девственности. Оливера поражало ее отношение к жизни, ее поведение. Она была практичной и безрассудной, капризной и невинной, нежной и решительной. Он никогда не знал, чего от нее ждать.

О Боже, он даже поведал ей о той ужасной ночи! Должно быть, он рехнулся. Он едва не рассказал все до конца. Как бы она отнеслась к такому его прошлому? Он уже привык к ее нежному сочувствию и не мог его потерять. Об этом не может быть и речи. Он, Оливер, лишил Марию девственности, и теперь брак — единственный выход.

— Оливер, — негромко позвала его Мария. Оливер перевел взгляд на ее разрумянившееся лицо и вновь испытал чувство собственника. «Моя, моя, моя!» Казалось, слова пульсом отдаются в его теле. — Скажи, это всегда так… поглощает?

Да, она нашла верное слово. Его чувство было всепоглощающим. Прежде, разделяя ложе с женщиной, он не терял самообладания. Какая-то часть его мозга оставалась настороже и словно бы наблюдала за происходящим.

Сейчас, отвечая на вопрос, он хотел было солгать, но поймал ее чистый, полный любопытства взгляд и не смог.

— Нет, не всегда. Во всяком случае, раньше у меня было по-другому.

— Значит, это и для тебя было особенным?

Еще бы! Настолько особенным, что Оливер испугался.

— Все было чудесно, — пробормотал он.

— Только не нужно преувеличивать, правда, правда. Я… я пойму. — Мария отвела взгляд.

Оливер взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Ну-ка скажи, что именно ты понимаешь?

Мария неуверенно прикусила губу.

— Ну, у тебя было столько женщин…

— У меня никогда, никогда не было такой ночи. Ни с одной женщиной, — твердо произнес он.

Лицо Марии осветилось улыбкой.

— Правда?

— Правда. — Он поцеловал ее в нос. Ему страшно нравился этот нос с россыпью мелких веснушек на неправдоподобно белой коже.

— День святого Валентина кончился самым подходящим образом, — вдруг сказала она и бросила на Оливера испытующий взгляд. — Скажи, на балу ты случайно вытащил мое имя?

— А ты как думаешь?

— Не знаю. По дороге домой Селия сказала, что это была сама судьба.

Оливер приподнял бровь.

— Ну, если судьбу зовут герцог Фоксмур, то да. Он украл для меня карточку.

К удивлению Оливера, Мария расхохоталась.

— Стыдись! Я думала, что ты мог случайно разглядеть мое имя, но специально украсть карточку… У тебя что, совсем нет принципов?

— Если дело идет о тебе, то нет.

Казалось, такой ответ доставил ей удовольствие. Мария, еще раз уверившаяся в своей власти над ним, грациозно потянулась. Ее полные груди соблазнительно перекатывались под простыней. Оливер почувствовал, что кровь опять закипает в жилах.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать, — с усмешкой произнес он.

— О чем ты? — с любопытством спросила Мария.

— Так недальновидно показывать свои прелести. Иначе ты толкнешь меня на еще один раунд.

Мария лукаво улыбнулась.

— Правда? — Она придвинулась к Оливеру и, почти как опытная куртизанка, сверху вниз провела рукой по его груди.

Оливер поймал ее за кисть.

— Не искушай меня или в мгновение ока окажешься на спине.

— И что в этом дурного?

Оливер переплел ее пальцы со своими.

— Сегодня это было с тобой впервые. Твоему телу нужен отдых.

Мария нахмурилась.

— Я и правда чувствую легкую боль. — Она бросила на Оливера дразнящий взгляд. — Кто бы мог подумать, что занятие любовью требует столько сил и что оно затягивает.

— Ты многому научилась сегодня. — Оливер чувствовал, как напряглась его плоть. — Но после свадьбы я многое добавлю в твою копилку опыта.

Внезапно улыбка Марии погасла, она выдернула у него свою руку и повернулась к нему спиной. Дурной знак. Еще хуже то, что эти ее действия заставили его сердце болезненно сжаться. Он-то считал, что их брак — дело решенное.

— Мы обязательно поженимся, моя сладкая, — заявил он. — Другого пути нет. — Оливер повернулся на бок и поцеловал Марию в плечо. — Утром я поеду в город, чтобы получить специальное разрешение. Если повезет, мы сможет пожениться через день-два.

— Через день? — воскликнула Мария и повернулась лицом к Оливеру. — Нет, Оливер! Не так быстро.

— Почему? — настороженно спросил он.

— Сначала я должна отыскать Натана. Он заслуживает того, чтобы именно от меня услышать, что я разрываю помолвку.

Приступ ревности заставил Оливера задать вопрос с излишней резкостью:

— Но ты все же разрываешь помолвку?

— Конечно. — Мария опустила взгляд. — Теперь, когда я больше не девственница, иначе нельзя. Это было бы несправедливо по отношению к Натану.

Оливер фыркнул.

— Он был бы счастлив заполучить тебя в любом виде. И если ты разрываешь помолвку, я не вижу причины ждать дольше. Помни, это он оставил тебя.

Мария вспыхнула, схватила ночную рубашку и вскочила с кровати. Оливер восхищенно наблюдал, как она натянула рубашку, запустила руки под волосы и вытащила их наружу. Волосы шелковым водопадом скользнули до талии и засверкали золотыми искрами. Оливер сотни раз наблюдал подобную картину, но сейчас ему казалось, что эти простые движения таят в себе необыкновенную женственность и очарование. О Боже, он стал поэтом! Оливер хмуро усмехнулся и сурово добавил:

— Ты обязательно выйдешь за меня замуж, Мария. Она обернулась с воинственным видом.

— Сначала я хочу, чтобы ты объяснил, какой ты видишь нашу семейную жизнь.

Оливер сел на кровати.

— Что именно ты хочешь узнать? — осторожно спросил он.

— Прошлой ночью ты сказал, что больше никогда не пойдешь в бордель. Что ты имел в виду?

Оливер почувствовал напряжение. Вопрос был непростым.

— Я имел в виду, что больше никогда не поставлю тебя в неловкое положение.

Глаза Марии потемнели от гнева.

— Другими словами, твои визиты в подобные заведения будут проходить с меньшей помпой?

— Нет! Да… О Господи, я не знаю. — Оливер запутался. Мария хочет, чтобы он дал ей клятву верности. — Когда я это говорил, то еще не думал, что мы поженимся.

— Итак, — холодно заговорила она, — ты планируешь современный английский брак, такой, какой был у твоих родителей.

— Разумеется, нет, — резко возразил он. — Черт возьми, Мария! Ты задаешь вопросы, на которые я не знаю ответов. — Оливер встал и натянул брюки. — Как ты думаешь, почему я не хотел жениться? Потому что не хотел иметь такой брак, как у родителей. И я не знаю, смогу ли… способен ли я…

— К верности?

— Вот именно. — Он твердо посмотрел ей в глаза. Мария с усилием сглотнула и пошла к кровати за панталонами.

— Ну что ж. По крайней мере, ты со мной честен.

Оливер сделал огромный шаг и схватил ее в объятия.

— Я не сказал, что не могу хранить верность. Я сказал, что не знаю, вправе ли я это обещать. Я ведь никогда не пробовал.

Мария подняла на него блестящие от слез глаза.

— Боюсь, мне этого мало.

У Оливера похолодело внутри.

— Что ты имеешь в виду?

— Оливер, когда я узнала, что ты отправился в бордель…

— Где я не спал ни с одной шлюхой, — оборвал он ее. — Я всю ночь только пил. Клянусь.

— Да, я верю. Но тогда я этого не знала. Я сто раз говорила себе, что не могу ничего от тебя требовать, но все равно было больно. Ужасно больно. Я представить себе не могу, что я чувствовала бы, будь мы женаты, и не хочу представлять.

Оливер смотрел на нее с изумлением, как будто не мог поверить своим ушам.

— Если ты требуешь, чтобы я поклялся тебе в вечной любви или еще в какой-нибудь глупости…

— Я знаю, что не могу требовать этого, — с болью проговорила Мария. — Но я заслуживаю большего, чем муж наполовину. Ты сам меня этому научил.

Слова Марии оглушили Оливера.

— Ты отказываешь мне, — с недоверием произнес он.

Мария протянула руки к Оливеру и взяла в ладони его лицо.

— На самом деле ты ведь не хочешь жениться. Признайся. И никогда не хотел.

— Ты не знаешь, чего я хочу и чего не хочу. — Он поймал ее руку губами и поцеловал ладонь. — Я хочу тебя.

— Но на своих условиях. А мне они не подходят. — Она высвободила свою руку. — Тебе пора идти. Скоро поднимутся слуги.

— Вот и хорошо. Они застанут нас вместе, и у тебя больше не будет выбора.

На лице Марии возникло мятежное выражение.

— У меня всегда будет выбор. К тому же ты ведь обещал не ставить меня в неловкое положение. Ты что, собираешься нарушить обещание?

Оливер ощутил стыд. Чувство было для него столь новым, что он сразу не узнал его. К стыду примешивался страх неопределенности. Неужели Мария действительно может ему отказать?

— Не говори глупостей, — проворчал он, собрал разбросанную по комнате одежду и кое-как натянул на себя. — Сейчас уйду. Но не думай, что, лишив тебя невинности, я предоставлю тебе расплачиваться за это. И не важно, что ты по этому поводу думаешь. Сейчас мы оба устали. День был длинный. И ночь — тоже. Поговорим утром.

— Это ничего не изменит.

— Я могу быть очень настойчивым, — сказал он, сделал шаг к Марии и поцеловал ее с такой страстью, что Мария дрогнула. Лишь убедившись в этом, Оливер развернулся и вышел.

В ушах Оливера звучали горькие слова Марии: «Ты планируешь современный английский брак, такой, какой был у твоих родителей». Черт возьми, только не это!

Но сможет ли он создать что-нибудь иное? Мария права — она заслуживает лучшего мужа. Вот только он не знает, способен ли стать таким мужем. Однако сейчас поздно думать об этом. Он лишил ее девственности и теперь должен жениться, как бы сильно ни пугала его мысль о браке.

Завтра он получит специальное разрешение, и они поженятся.




Глава 22


Оливер ушел. Мария застыла на месте. Неужели она отказалась выйти замуж за человека, который лишил ее невинности? Должно быть, она сошла с ума.

«Я не сказал, что не могу хранить верность. Я сказал, что не знаю, вправе ли я это обещать».

Мария решительно вздернула подбородок. Нет, она в своем уме. Возможно, эти английские леди готовы смириться с такими условиями ради роскошных домов, титулов, богатства, но она — нет. Брак наполовину ей не нужен.

Больше она не станет думать об этом, не станет искушать себя мечтами о жизни с Оливером.

Мария решительно взялась за дело. Смыла с себя кровь, а воду выплеснула за окно, надеясь, что дождь смоет все следы. Потом поменяла простыни, а старые швырнула в огонь и дождалась, пока от них остался один пепел. Слава Богу, что она раньше сама стелила себе постель и знала, где что лежит.

И лишь уничтожив все свидетельства своего безрассудства, Мария нырнула в постель, но не нашла там покоя. Как только она затихла под одеялом, то больше не смогла делать вид, что этого не случилось. Она чувствовала запах Оливера на своей рубашке, видела, как он над ней склоняется, как увлекает ее силой собственной страсти.

Мария заплакала. Она, как Золушка, лежала в роскошной кровати, в окружении чудес Холстед-Холла, и никак не могла успокоиться — все лила бесконечные слезы.

Потом она долго лежала, глядя в огонь, и вспоминала рассказ Оливера о трагедии своей юности.

«В таком виде и нашла меня бабушка. Я раскачивался из стороны в сторону и плакал. Ей пришлось с силой отбирать у меня тело».

Мария содрогнулась. Все время, пока длился этот мрачный рассказ, у нее было чувство, что Оливер недоговаривает, выпускает какие-то события.

«Мать бросилась к отцу, потому что была зла на него… из-за одного дела».

Что это за дело, из-за которого все случилось? Сейчас Мария была уверена: в ту ночь произошло еще что-то. Она вполне понимала, что смерть родителей должна была потрясти юношу, но ведь прошло девятнадцать лет! Что-то здесь не так. Что-то не так с самим Оливером.

Узнав его лучше, она пришла к выводу, что он не может быть просто бездумным повесой и гулякой. Мария в это не верила. Но, с другой стороны, она ведь не ждала, что ее оставит Натан. Как видно, ей нельзя полагаться на свое мнение об Оливере, особенно если учесть, как сильно у нее туманится в голове при одной мысли о нем.

Ближе к рассвету она задремала, а проснулась, когда солнце было уже высоко. Марии хотелось остаться в постели на весь день, скрыться от всех, чтобы справиться со своим горем, но она не посмела. Ее отсутствие будет замечено, а ей надо скрыть все, что произошло нынешней ночью.

Мария вызвала Бетти, молясь, чтобы печать ее распутства не проступила у нее на щеках румянцем вины. Бетти явилась и засыпала Марию вопросами о бале, о танцах, о том, как его светлость оценил наряд госпожи. Однако после нескольких коротких ответов горничная поняла, что госпожа не в духе, и умолкла.

Спустилась она после полудня. На лестнице до нее долетел голос Селии, которая беседовала с кем-то невидимым.

— Господи Боже мой, мистер Пинтер! Что вы здесь делаете?

У Марии заколотилось сердце.

— Я уже сообщил вашему лакею, что хочу увидеть мисс Баттерфилд.

— Не могу представить, зачем вам это нужно.

— Она наняла меня, чтобы найти ее жениха.

— Тише, болван вы этакий! — зашипела Селия. Мария в этот момент показалась на площадке. — Моя бабушка ничего об этом не знает.

— Меня это мало беспокоит, — сухо, почти рассерженно ответил мистер Пинтер. — Я не желаю ничего знать о заговорах, которые вы с братом устраиваете. Мне просто нужно поговорить с мисс Баттерфилд.

— Я здесь, мистер Пинтер, — подала голос Мария, сбежала по ступенькам, посмотрела на Селию, перевела взгляд на сыщика. — А я и не знала, что вы знакомы.

Селия строптиво вздернула голову.

— Несколько месяцев назад мистер Пинтер явился на матч по стрельбе, который я уже почти выиграла. Вел себя очень грубо, закрыв соревнования. Я так и не получила свой приз и никогда ему этого не прощу.

— У меня совсем другие воспоминания, леди Селия. Вы еще не начали выигрывать. Состязания едва начались. И вы прекрасно знаете, почему я закрыл матч. Вы и друзья лорда Джаррета собрались проводить его в общественном месте, где могли пострадать люди. Моя обязанность — охранять порядок, и я вовсе не хотел, чтобы после вашего импровизированного турнира в кустах оказался бы труп какого-нибудь бедняги.

Селия ответила ему сердитым взглядом.

— Там никого не было. Мы все проверили.

— Именно так вы и сказали. Но я не привык полагаться на слова светских девиц, которые развлекаются тем, что палят во все стороны.

— От этого вы и злитесь, — прошипела Селия. — Что я умею стрелять не хуже мужчины.

Похоже, мистеру Пинтеру изменило его самообладание, и он был готов ввязаться в настоящую перепалку, но тут вмешалась Мария:

— У вас есть для меня новости?

Лицо мистера Пинтера выразило досаду на собственную несдержанность.

— Прошу прощения, мисс Баттерфилд. Да, у меня есть новости. Где мы можем поговорить?

— Вам следует дождаться Оливера, — заявила Селия.

— Разве он уехал? Куда?

— В город. Он вернется еще не сейчас. — И Селия со значением посмотрела на сыщика. — Он поехал за специальным разрешением на брак. Так что любые вопросы, связанные с мистером Хайаттом…

— Селия, прошу вас, не вмешивайтесь в это дело, — прервала ее Мария. — Я плачу мистеру Пинтеру из собственных средств. Так что это касается только меня, и больше никого.

Селия бросила на нее недоуменный взгляд. За эти недели она очень подружилась с Марией, прежде девушка никогда так резко с ней не говорила. К тому же Селию поразило то, что Оливер готовится к свадьбе, не заручившись согласием невесты.

— Понимаю, — обиженным тоном произнесла она. — Беседуйте. — Она развернулась и направилась к столовой.

— Сюда, пожалуйста. — Мария жестом пригласила сыщика в библиотеку. Шарпы ей нравились, она к ним привыкла, и сейчас ее мучило чувство вины перед сестрой Оливера.

У дверей библиотеки мистер Пинтер спросил:

— Зачем Стоунвиллу специальное разрешение?

— Это часть нашего блефа, — соврала Мария.

— Блеф зашел слишком далеко, — заметил Пинтер, когда они оказались внутри. — На вашем месте, мисс Баттерфилд…

— Я наняла вас, чтобы отыскать Натана, а не давать мне советы. — Мария прислонилась спиной к двери.

Лицо Пинтера напряглось, он коротко поклонился.

Мария опять почувствовала себя виноватой. Он работает на нее даром и заслуживает лучшего отношения.

— Простите меня, мистер Пинтер, — пролепетала она. — Вчера был тяжелый день. — Она расправила плечи. — Вы нашли Натана?

— Да.

Мария замерла. Теперь она сможет унаследовать деньги отца. Сможет освободиться и от Оливера, и от Натана. Если захочет. Но никакого облегчения Мария не испытала. Все стало еще сложнее.

— Он жив? — быстро спросила она, впервые выразив словами подспудный страх.

— Жив. — Казалось, Пинтер смущен. — Не знаю, как вам рассказать об этом, мисс Баттерфилд. Выяснилось, что ваш жених имеет личные финансовые интересы и что он действовал независимо от компании вашего отца.

— Что это значит?

— Он в Саутгемптоне. И был там все время после того, как покинул Лондон. Прошу прощения, что пришлось так долго искать, но он хорошо заметал следы.

— Это невозможно. Он не мошенник. Это какая-то ошибка. Наверное, вы нашли другого человека.

— Американец по имени Натан Хайатт, торгует клиперами, так? Именно для этого он, по вашим словам, прибыл в Англию.

Мария похолодела.

— Да.

— Боюсь, след ведет прямо к нему. — В серых глазах мистера Пинтера читалось сочувствие. — В Саутгемптоне он выступает как хозяин американской судостроительной компании «Массачусетс клипперс». Он обращался к нескольким местным компаниям с предложением продать несколько судов. Это долгий процесс, но он нашел перспективного покупателя. Это некий мистер Кинсли. Мистер Кинсли потратил много времени, чтобы проверить полномочия мистера Хайатта.

— Как же их можно подтвердить, если Натан открыл новую компанию?

— Ему помог кто-то в Америке, в Балтиморе.

У Марии оборвалось сердце.

— Оттуда происходит его семья. Думаю, он воспользовался их именем, чтобы осуществить свой план. — Стало понятно, почему Натан заложил сумку — на ней было название компании. Этот мелкий штрих предательства причинил Марии особую боль. — Его родители умерли, но семья отца давно в кораблестроительном бизнесе, у них большие связи. Наверное, он кого-то уговорил.

— Я пока не выяснил, кого именно, но если хотите, я могу продолжить поиски.

— Не нужно. — Узнав, где прячется Натан, Мария собиралась сама получить у него ответы на свои вопросы. Она так тревожилась за него, а он тем временем занимался своими темными делишками. Да как он мог?!

— Есть еще кое-что, — сказал, мистер Пинтер.

От его мрачного тона у Марии сжалось сердце. Еще что-то? Выдержит ли она?

— Да?

— В Саутгемптоне говорят, что у хозяина компании, с которой мистер Хайатт имеет дело, есть дочь на выданье и что Хайатт проявляет к ней интерес. По слухам, он готов сделать предложение.

Мария пошатнулась. Кровь стучала в висках так громко, что она почти не слышала слов. Она как во сне добрела до окна и невидящим взглядом уставилась в стекло.

Дело было не в том, что она любила Натана. Если любовь и была, то за прошедшие месяцы она развеялась, а после ночи с Оливером…

Нет, пострадала ее гордость и уверенность в своей способности разбираться в людях. Мария ни на минуту не усомнилась в честности Натана, а он предал ее. Черт возьми, Оливер оказался прав!

— Я мог бы сообщить Хайатту о смерти вашего отца, — продолжал мистер Пинтер за спиной у Марии, — но вы не дали мне таких полномочий. Я подумал, что вы решите сами исполнить эту миссию.

— Разумеется. — В груди Марии клокотал гнев. Она развернулась лицом к сыщику. — Как далеко отсюда этот Саутгемптон?

— Он на южном побережье. При хорошей погоде и в крепком экипаже туда можно добраться за двенадцать часов, возможно, быстрее.

У Марии не было средств на путешествие. Она тяжело вздохнула.

— Если позволите, мисс Баттерфилд, — прервал ее мрачные мысли мистер Пинтер, — я могу отвезти вас туда. Моя карета ждет и уже готова к дальней дороге.

Мария едва не открыла от удивления рот. Пинтер слабо улыбнулся.

— Я ожидал, что вы захотите продолжить расследование.

— Да, конечно… но… может пройти немало времени, прежде чем я смогу оплатить ваши услуги. А такая поездка обойдется в приличную сумму.

— Не думайте об этом. Я навел справки и знаю, что вам можно доверять. Придет время, и вы оплатите все счета.

Марии хотелось его расцеловать.

— Значит, надо ехать. Я скажу Фредди и соберу вещи.

— Отлично. Я проверю, все ли готово для вас двоих. Мария направилась было к дверям, но потом вернулась и крепко пожала сыщику руку.

— Благодарю вас, мистер Пинтер. Я высоко ценю вашу помощь.

— Не стоит, — улыбнувшись, ответил тот. — Мне не нравится, когда негодяи вроде Хайатта обманывают доверие молодых леди. Его надо разоблачить, и я с удовольствием помогу вам.

Мария бросилась к себе, но не успела даже подняться по лестнице, как ее остановила Минерва. — Селия говорит, что у вас есть новости.

— Мистер Пинтер нашел моего жениха. Мы сейчас же отправляемся на южное побережье. Нам надо встретиться. — Ей не хотелось объяснять Минерве, как горько она ошиблась в Натане, не хотелось и сообщать точное место назначения, чтобы оно не стало известно Оливеру.

— А как же мой брат?

Мария на ходу попыталась состроить безразличную мину.

— А он здесь при чем?

Минерва, не отставая ни на шаг от Марии, сказала:

— Он ведь отправился за специальным разрешением на брак, и я решила…

— Вы решили неверно. — Ей не хотелось обсуждать эту тему — слишком сильна была боль. — Между нами нет взаимопонимания. То, что произошло вчера на балу, просто фарс.

— Но ведь вы знаете, что он вас любит. Вы не можете уехать, не сказав ему ни слова.

— Могу, — твердо сказала Мария. Если она дождется возвращения Оливера, он сумеет ее переубедить. Может, он и не готов поклясться ей в верности, но он не готов ни уступить ее другому, ни позволить ей вернуться в Америку.

Наверное, ею руководит трусость, но Мария понимала, что не сможет противостоять его воле.

Вдруг Минерва схватила ее за руку.

— Мария, вы несправедливы.

— Несправедлива? — Она вырвала руку. — Да как вы можете говорить о справедливости! Сначала ради вас пятерых меня втягивают в странную игру. Я соглашаюсь, чтобы найти своего жениха. А потом он, человек, за которого я собиралась замуж, которому я доверяла…

Слезы брызнули у нее из глаз. Мария спохватилась, что сказала лишнее. С трудом взяв себя в руки, она продолжила:

— Ладно, это не важно. Я должна это сделать и не могу допустить, чтобы вмешался Оливер.

— Вы вернетесь?

— Мне незачем возвращаться. Ваша бабушка явно не собирается отступать. План Оливера не сработал. А я не могу… не должна… — Долгая ночь и дурные новости наконец сделали свое дело — Мария залилась слезами.

Минерва была потрясена.

— Дорогая моя, — запричитала она, — мне нет дела ни до какого дурацкого плана! Я забочусь о вас, дорогая. Что случилось?

Мария вытерла слезы.

— Ничего такого, что можно было бы изменить.

— Неужели Оливер допустил что-то непозволительное? — вдруг нахмурилась Минерва. — Если да, то я…

— Нет-нет, ничего такого, — солгала Мария. — Мне надо ехать. Дело срочное. Не удерживайте меня! Пожалуйста…

Минерва кивнула:

— Хорошо. Тогда я вам помогу.

— Как?

— Ну, во-первых, я умею очень быстро паковать сундуки.

— Благодарю вас, — вздохнула Мария. — Но лучше помогите Фредди. Он всегда копается и забывает массу вещей.

— Договорились, — сказала Минерва, и Мария облегченно вздохнула — если бы сестра Оливера оставалась рядом, Мария бы не выдержала и все ей рассказала. Возникла бы страшная путаница.

К счастью, Бетти еще убирала покои Марии. Горничная изо всех сил старалась выведать, куда уезжает ее госпожа, но Мария хранила молчание. Вдвоем они быстро уложили один сундук и взялись за второй, когда в дверь постучали. Мария решила, что это Минерва, и распахнула дверь.

На пороге стояла миссис Пламтри.




Глава 23


Миссис Пламтри решительно прошла в комнату и оглядела раскрытые сундуки.

— Слуги сообщили мне, что вы отправляетесь в путешествие.

Мария тихо застонала. Она-то надеялась улизнуть, не встретившись с бабушкой Оливера.

— Да, мадам. Мистер Пинтер нашел… брата Фредди, и мы отправляемся к нему.

Старая дама в упор смотрела на девушку.

— Тогда зачем же вы укладываете все ваши платья?

На самом деле Мария не собиралась забирать с собой все платья. Она велела Бетти отдельно сложить купленные Оливером наряды, а в дорогу упаковать только те, которые она выменяла на свой траурный гардероб. Но не сообщать же об этом миссис Пламтри.

Бабушка Оливера коротко глянула на Бетти и приказала:

— Оставь нас, милочка.

Бетти сделала книксен и вышла.

— Миссис Пламтри, — начала было Мария, — я не думаю, что вы…

— Карты на стол, моя дорогая. Мне прекрасно известно, что Оливер задумал интригу, а вы по каким-то своим причинам стали ему помогать.

— А вы, — вставила Мария, — по своим причинам допустили это.

— Так и есть, — с невеселой улыбкой согласилась миссис Пламтри. — Боюсь, в первый вечер я обошлась с вами жестоко. Видите ли, дорогая, мне надо было удостовериться, что вы не собираетесь использовать Оливера в своих целях.

— Использовать Оливера? — с горечью повторила Мария. — А он меня может использовать сколько угодно?

— Значит, вот что он сделал? — В голосе старой дамы звучала искренняя тревога. — И поэтому вы решили сбежать?

Мария вздохнула.

— Нет. — О чем тут говорить, если она отдалась ему по своей воле?

Миссис Пламтри внимательно посмотрела ей в лицо.

— Понимаете, дорогая, Оливер, несмотря на свое безрассудное поведение, хороший человек. Он искренне хочет жениться на вас. Прошлый вечер и события на балу окончательно убедили меня в этом. Я прошу вас, примите его предложение и подарите мне внуков. Это все, что я хочу от жизни.

— А вы не задумывались над тем, чего хочу я?

— Его. Вы хотите его. Я читаю это в каждом вашем взгляде.

Мария с бьющимся сердцем отвернулась к окну.

— Зато Оливер не знает, чего он хочет.

— Возможно. — Миссис Пламтри подошла ближе и положила руку на плечо девушки. — Это моя вина. Я слишком долго позволяла ему жить в заблуждении. Теперь он нашел дорогу назад.

— Да ничего он не нашел! — вскричала Мария. — Неужели вы этого не понимаете? Его до сих пор терзает вина за ту страшную ночь в охотничьем домике.

Миссис Пламтри распахнула глаза.

— Он вам рассказал? — с изумлением проговорила она.

— Да. Рассказал, как хотел броситься вслед за матерью, но вы решили подождать. Рассказал, что именно он нашел мертвых родителей, что был весь в крови, что вам пришлось заплатить слугам, чтобы не болтали.

Миссис Пламтри задрожала.

— Он никогда и ни с кем об этом не говорил, даже со мной. Вот так, дорогая. Вы первая, с кем он решил обсудить события той ночи. Это доказывает, насколько он к вам привязан.

Мария с усилием сглотнула.

— Но не настолько, чтобы изменить свои привычки.

— Если бы вы дали ему шанс…

— Чтобы попасть в ту же западню, в какой оказалась ваша дочь? — Увидев, как побледнела старуха, Мария быстро добавила: — Простите, мне не следовало этого говорить.

Миссис Пламтри опустила взгляд на свои руки.

— Нет-нет, вы правы. Мне надо было понять, что из Льюиса никогда не получится хороший муж. — Она тяжело вздохнула. — Но я надеялась, что любовь Пруденс сможет его изменить.

— А теперь надеетесь, что моя любовь изменит Оливера.

Старая дама подняла на девушку взгляд, полный надежды.

— Так вы любите его?

Мария ответила ей невидящим взглядом. О Боже, это ведь правда, она любит Оливера и не может этого отрицать, даже перед его бабушкой. Вот только сам он ее никогда не полюбит, он полагает, что «любовь — это просто красивое слово для вожделения».

Слезы блеснули в глазах девушки. Она схватила миссис Пламтри за руку и пробормотала:

— Пожалуйста, не говорите ему, прошу вас!

— Дорогая моя!

— Поклянитесь, что не скажете. Подумайте о вашей дочери.

— Я как раз думаю о своей дочери. Для своего сына она хотела бы не такую жизнь, какую он сейчас ведет. Я понимаю, вы думаете, что он похож на отца, а ведь на самом деле он больше напоминает мать. Я не знаю, почему он выбрал дорожку отца, но уверена, это не его путь. У него другая душа.

— Почему вы так уверены? — едва слышно прошептала Мария.

Миссис Пламтри с болью стала рассказывать:

— В ту ночь с ним что-то произошло. Еще до того, как мы поехали в охотничий домик. Он сказал мне, что поссорился с матерью. Именно поэтому она поскакала к Льюису. Он так и не рассказал мне, в чем было дело, но я знаю, что это глубоко его ранило. Все эти годы он делал вид, что никакой раны нет, но я чувствую: кто-то должен его исцелить, и надеюсь, что именно вам это по силам.

Мария вырвала у нее свою руку.

— Я не хочу этого делать. Я хочу вернуться к своей собственной жизни. Хочу жить так, как принято в Америке. Там люди говорят то, что думают, и делают, что… — Мария вдруг замолчала. Даже в ее обычной жизни в Америке была ложь. История с Натаном — тому доказательство. Но, наверное, это все же лучше, чем горькая любовь к Оливеру, который не сможет ее любить.

— Я понимаю, что не могу вас остановить, — безнадежным тоном произнесла миссис Пламтри, — а потому не стану вас больше задерживать. Я только прошу: не принимайте поспешных решений. Увидите, Оливер еще удивит вас.

— Вы не можете думать иначе, ведь вы — его бабушка, а я не могу быть слепой. — Мария отвернулась и продолжила паковать сундук.

Старая дама прошла к туалетному столику и что-то взяла в руки.

— Вы его заберете с собой?

Мария подняла голову и увидела в ее руках футляр с жемчужным ожерельем, которое ей подарил Оливер.

— Разумеется, нет. У меня нет на него никакого права.

— А я считаю, что есть. Ожерелье принадлежало моей дочери, и я хочу, чтобы теперь оно было вашим.

— Простите, но в нынешних обстоятельствах я не могу его принять.

Миссис Пламтри покачала головой.

— Вы так же упрямы, как и Оливер.

— В этом мы и правда похожи.

— Мы все этим грешим. — Миссис Пламтри слабо улыбнулась. — Хорошо, я сохраню жемчуг до вашего возвращения. — Голос старой дамы смягчился. — Мы будем вас ждать, дорогая, что бы ни произошло между вами и Оливером.

Мария ответила ей удивленным взглядом. Миссис Пламтри широко улыбнулась.

— Конечно, я предпочла бы, чтобы вы стали членом семьи, но раз так сложилось, я хочу быть по крайней мере вашим другом.

Мария почувствовала комок в горле.

— Благодарю вас. Для меня это большая честь.

— Я не выдам вашей тайны, хотя считаю, что это не имеет большого значения, ибо подозреваю, что Оливер не позволит вам так просто уехать.

— Поверьте, он будет только рад, что сумел избежать брака.

— Неужели вы действительно так считаете?

— Я знаю, что, если останусь здесь, он женится на мне по необходимости. Я не желаю себя навязывать.

Миссис Пламтри бросила на девушку скептический взгляд и вышла из комнаты.

Марии хотелось бы верить в Оливера так же, как верит его бабушка, но она боялась, что сейчас им движет уязвленная гордость, ведь так хитро задуманный план провалился. Как только она, Мария, уедет, он придумает что-нибудь другое, найдет другую женщину, которая выйдет за него замуж ради титула и состояния его бабушки.

Эта мысль причинила ей острую боль. Она с досадой потерла виски. Что толку думать об этом? Если они поженятся, а Оливер станет нарушать брачные обеты, ее ждут еще худшие страдания. Лучше однажды пережить горечь расставания, чем всю жизнь мучиться от ревности.

Оливер вернулся в Холстед-Холл около девяти часов вечера. Визит к архиепископу Кентерберийскому занял больше времени, чем он ожидал. Специальное разрешение выдали тоже небыстро. Оливеру оставалось только надеяться, что Мария еще не легла. Он так страстно хотел ее увидеть, что сам удивлялся силе собственных чувств.

Во внутреннем дворе дома его встретила Минерва. Она была в бешенстве.

— Черт возьми, сколько времени надо на это чертово специальное разрешение?

— Что с тобой? Что случилось?

— Мария собрала вещи и уехала. Они оба уехали, и она, и Фредди.

Оливеру показалось, что его ударили по голове.

— Уехала? Куда?

— Она не сказала. Сегодня днем явился Пинтер со сведениями о ее женихе. Они все отправились к этому типу.

— Черт возьми! Это невозможно! Не сказав мне ни слова?

— Мария объяснила, что ей незачем здесь оставаться, раз твой план провалился. Я сказала, что думала, будто между вами все решено, ведь ты поехал за разрешением на брак, но она все отрицала.

Оливер будто окаменел. Кровь выстукивала у него в висках эти непонятные, невероятные слова: уехала, все отрицала… Значит, ночью она действительно все решила, ведь уже тогда она отказалась выйти за него замуж. Мария не глупа: она вполне способна понять, что кандидат в мужья никуда не годится. Это он вел себя как зеленый юнец.

Весь день Оливер пытался смириться с мыслью о семейной жизни, думал только о том, как обнимет ее, станет осыпать поцелуями, как заставит Марию поверить, что все у них будет хорошо. Сам он был в этом не до конца убежден, а она, как видно, совсем не верила в счастливое будущее.

Оливер заскрипел зубами. Каким же он был идиотом! Мария едва услышала о женихе, как тут же упорхнула, чтобы броситься на шею этому охотнику за приданым. Видно, предпочла расчетливого дельца повесе.

Но ведь у Марии совсем нет денег, как же она уехала?

И тут Оливер вспомнил о жемчуге. Она могла продать ожерелье в Илинге, чтобы оплатить проезд. На эти деньги можно объехать всю Англию.

— И она не оставила мне даже записки? — не сдержался он.

— Нет. Она была чем-то расстроена, но ничего мне не объяснила. — Минерва пристально всматривалась в лицо брата. — Ты ничем ее не обидел?

— Я не сделал ничего дурного, — ответил он ей. Вот только лишил ее девственности и сделал предложение таким образом, что она с возмущением отказалась.

Оливер побрел к себе в кабинет. Он до сих пор не мог поверить, что Мария уехала и что причина ее поспешного бегства в его поведении.

Первое, что он увидел в кабинете, была книга Минервы. Потоком хлынули воспоминания. Вот они спорят о Роктоне, Мария с сияющими глазами убеждает его, что всегда есть надежда. Да, есть, Оливер нахмурился, но для другого, не для него. Для него надежда исчезла в тот страшный день, когда погибли родители. Погибли они по его вине.

Вдруг за спиной раздался голос Минервы. Оказывается, она пришла следом за братом.

— Как ты вернешь Марию?

С губ Оливера слетел горький смешок.

— Никак. Я палец о палец не ударю. Она не хочет возвращаться. Не оставила мне ни строчки, не захотела дождаться…

Голос Оливера прервался, слова как будто застревали в горле.

— Так нельзя! — воскликнула Минерва. — Ты должен за ней поехать и уговорить выйти за тебя замуж.

— Зачем? — Оливер с искаженным лицом обернулся к сестре. — Чтобы вы все могли успокоить бабушку? Мы достаточно плясали под ее дудку. А это… безумие с Марией — последняя капля. Так что готовьтесь. Вам придется здесь жить до скончания века. Бабушка не уймется, пока всех нас не увидит в браке. А лично я не собираюсь жениться.

Другая женщина ему не нужна, а Мария сбежала.

Оливер подошел к столику с напитками и налил себе полный стакан бренди. Он был глупцом, когда верил, что его жизнь может измениться. Что Мария «спасет» его. Никто не может его спасти.

— Мне нет дела до угроз бабушки. Но я думаю о Марии, а она думает о тебе, она тебя…

— Тогда она просто дура, — грубо оборвал сестру Оливер. — Если бы я был ей нужен, она не бросилась бы к Хайатту.

— Но я же говорю, что она…

— Минерва, оставь меня в покое. В конце концов, это не твое дело. — Оливер глотнул бренди. — Она сделала выбор. Все кончено.

Минерва фыркнула и выскочила из кабинета. Оливер остался со своим бренди и с воспоминаниями о минувшей ночи. Как искренне, как щедро Мария подарила ему свою невинность! А теперь ее нет! Черт возьми! Оливер швырнул пустой стакан в стену.

— Да пусть убирается куда хочет!

— Вот это правильно, — раздался у него за спиной голос бабушки. — Так и действуй. Глядишь, это поможет.

О Боже! Еще одна женщина явилась, чтобы его терзать.

— Она предвидела, что ты будешь вести себя именно так. Что не станешь горевать о ее отъезде и даже обрадуешься, что сумел избежать брака.

Оливер сделал глоток прямо из графина.

— Я-то сказала ей, — продолжила бабушка, — что ты не позволишь ей просто так уехать. Видимо, я ошиблась.

Оливер с горечью усмехнулся:

— На сей раз это не сработает, бабушка.

— Что не сработает?

Оливер с иронией приподнял бровь.

— Твои попытки заставить меня поступать так, как ты хочешь. Как видишь, я способен учиться на ошибках, — ответил он. Сейчас настал час платить за учебу, платить этой невыносимой болью в сердце и чувством невозвратной потери. — Наверное, Мария тоже учится. Недаром она сбежала при первой возможности.

— Она сбежала потому, что боялась не устоять перед тобой, боялась, что ты ее уговоришь. Ты, такой опытный сердцеед, должен бы понимать, что чувствует женщина.

Оливер не хотел поддаваться магии этих слов.

— Какая разница, что она чувствует, если бежит от меня прочь? Я не собираюсь гнаться за ней.

— Значит, ты решил уступить ее этому американскому жениху?

Оливер понимал, что бабушка пустила в ход еще один свой прием и хочет вызвать его ревность, но, к несчастью, не мог устоять. Скрипнув зубами от бешенства, он прорычал:

— Если ей нужен Хайатт… — Он запнулся. — Откуда ты узнала про жениха?

— Мне рассказала Минерва.

— Ну разумеется! — с горечью воскликнул Оливер. — Никто в этом чертовом доме не способен хранить тайну.

— Кроме тебя, — поджав губы, произнесла бабушка.

— Не начинай снова… — оборвал ее внук.

— Ну почему же? Ведь именно поэтому ты позволил ей бежать за этим дурацким американцем. Тебе что, совсем до нее нет дела?

— Совсем, — соврал Оливер, хотя мысль о Марии и этом негодяе Хайатте жгла его, как горячий уголь. — Она сделала выбор. Честь ей и хвала.

— И тебя не беспокоит, что у девочки нет денег даже на дорогу?

— Думаю, у нее хватит ума продать жемчуг, который я ей подарил.

— На самом деле уже не хватило. Мария оставила его здесь. — Бабушка положила на стол бархатный футляр. — Сказала, что у нее нет на него права.

Оливер уставился на футляр. Куда же она поехала без денег? Должно быть, сестры дали ей что-нибудь, но не много, у них у самих никогда нет наличных, а Марии придется ехать в почтовой карете. У Оливера похолодело внутри, когда он подумал, какую легкую добычу представляют собой Мария и Фредди для всякого рода жуликов, бессовестных трактирщиков, не говоря уж о разбойниках с большой дороги.

— Мне это безразлично, — упрямо повторил он, но сам чувствовал, как неубедительно звучит его голос.

— Тогда тебе, очевидно, нет дела до того, что Мария уехала с мистером Пинтером, который взялся доставить ее к американскому жениху.

— Этому не бывать! — вскричал Оливер, но, заметив триумфальный блеск в глазах бабушки, пожалел, что не придержал язык.

Миссис Пламтри с иронией приподняла серебристую бровь. Оливер бросился в холл.

— Минерва! — что есть силы гаркнул он.

Через секунду по лестнице застучали торопливые шаги.

— Что случилось? — на ходу спросила Минерва.

— На чем уехала Мария?

Минерва перевела обеспокоенный взгляд с Оливера на бабушку и обратно.

— Мистер Пинтер предложил довезти ее и Фредди, куда им нужно. Мне показалось, что они собрались куда-то далеко. С его стороны это было очень любезно, и я…

— Чертов негодяй!

— Он джентльмен, — вставила бабушка. — Мне кажется, она с ним в безопасности.

— Джентльмен. Это точно, — повторил он. Из тех, кто представит его, Оливера, в самом черном свете, кто всю дорогу будет рассказывать Марии о его самых бесстыдных выходках.

Но какое это, черт возьми, имеет значение? Марии нет, она уехала и не вернется. Ему безразлично, что она станет о нем думать.

Но, оказывается, не безразлично. Еще хуже другое. Пинтер сейчас изображает из себя благородного рыцаря, а рыцари, несмотря на все свое благородство, весьма восприимчивы к женской красоте и очарованию. Пинтер тратит на Марию свое время и деньги, более того, ради Марии он отказался от гонорара Оливера. Все это неспроста. Сыщик наверняка рассчитывает на вознаграждение. Вот только какое?

Мария сейчас в затруднении, она расстроена, взволнована. Пинтер проведет с ней в карете много часов, возможно, и дней. Простак Фредди ему не помешает, и тогда…

Оливер раздавит его, как муху, если этот тип дотронется до Марии хоть пальцем!

Оливер гигантскими шагами двинулся по коридору.

— Когда они уехали?

— Пять часов назад, — ответила семенящая за ним Минерва.

— И куда направились?

— Я не…

— В Саутгемптон, — вставила бабушка, которая каким-то удивительным образом умудрялась не отставать от внука. — Один из грумов, — продолжала она в ответ на вопросительный взгляд Оливера, — узнал это от кучера мистера Пинтера.

Если ехать всю ночь, то к утру можно быть в Саутгемптоне. Конечно, путешествовать зимней ночью нелегко, но у Оливера всегда были хорошие лошади, он не экономил на них даже при недостатке средств.

— Минерва! — распорядился он. — Вели кучеру закладывать карету. Я выезжаю через час.

Минерва поспешно скрылась. Оливер направился к себе, чтобы прихватить необходимые вещи, но тут его поймала за руку бабушка.

— Ты хочешь ее вернуть?

Оливер вгляделся в обеспокоенное лицо старушки.

— Только если она сама этого захочет, а в этом я не уверен.

— Тогда зачем ты едешь?

— Чтобы не дать шанса этому помпезному ослу Пинтеру. У нее нет ни денег, ни защиты. Только Фредди. А Пинтер всего-навсего мужчина. Разве он устоит перед Марией?

— Это единственная причина?

— Да. — Но Оливер знал, что говорит неправду. Он пускался в погоню, потому что представить себе не мог Марию в объятиях Хайатта, потому что сама мысль о том, что она уехала, не написав ему даже записки, разрывала ему сердце.

Но главной причиной, погнавшей Оливера из дома в зимнюю ночь, была картина бесконечно долгих и пустых лет, которые ждали его впереди, если с ним не будет Марии.




Глава 24


Мария, утомленная бессонной ночью после бала, задремала сразу же, как только карета покинула Холстед-Холл. Но несмотря на все заботы мистера Пинтерa о ее удобствах, в карете было холодно, колдобины на дорогах мешали сну, а потому после короткой остановки на поздний обед сыщик и его спутница занялись делами — стали обсуждать положение.

Что касается Фредди, то он уже все решил.

— У меня с собой шпага, — заявил он. — Я его вызову и проткну насквозь. И у тебя не будет никаких проблем с наследством.

— Не говори глупостей, — сердилась Мария. — Никаких дуэлей не будет. — Она ни за что не допустит, чтобы юношу убили.

— Тебе следовало сообщить его светлости, что ты уезжаешь, — ворчливо заметил Фредди. — Надо было позвать его с собой. Уж он бы справился с Натаном.

Мария надеялась, что мистер Пинтер не станет вникать в их перепалку с кузеном. За обедом она еще раз рассказала сыщику о договоре с Оливером, умолчав, разумеется, о проведенной с ним ночи и о предложении выйти замуж за него.

— Это не имеет никакого отношения к лорду Стоунвиллу, — твердо ответила она кузену.

— Но ведь он же твой жених! — воскликнул Фредди.

— Это был спектакль для его бабушки. И пожалуйста, помолчи. Хватит об этом.

— А я считаю, что это не был спектакль, — с удивившим Марию упрямством заявил Фредди.

— Глупости, — растерянно пробормотала она.

— А леди Селия и ребята говорили по-другому. Когда мы ехали на бал, они мне объяснили, что ожерелье, которое он тебе подарил, стоит целое состояние.

Мистер Пинтер выпрямился на сиденье. Мария бросила на кузена раздраженный взгляд.

— Не будь смешным. Маркиз сам говорил, что давно бы его продал, если бы оно действительно было дорогим.

— Леди Селия сказала, что он не может с ним расстаться. Он продал все драгоценности, которые приобрел его отец, а этот жемчуг миссис Пламтри подарила дочери, когда та стала выезжать в свет.

У Марии вдруг пересохло в горле.

— Наверное, Селия ошиблась, — прошептала она. — Или ты что-то неправильно понял.

Но в душе она знала, что это правда. Чувство вины за столь поспешный отъезд из Холстед-Холла росло. Она просто струсила. Оливер заслужил, чтобы ему отказали достойно. А ведь она действительно ему отказала, отказала еще ночью. Однако он предпочел не обращать на это внимания. Можно ли винить женщину в трусости, если она бежит, уверенная, что не устоит перед соблазном?

К несчастью, бездумная болтовня Фредди заставила мистера Пинтера насторожиться и еще раз заговорить о специальном разрешении на брак, которое намеревался получить Оливер, но Мария быстро дала понять, что больше не желает обсуждать лорда Стоунвилла, и разговор иссяк.

В Саутгемптон они прибыли к двум часам ночи. Марии хотелось тотчас явиться к Натану, но мистер Пинтер ей отсоветовал, убедив девушку, что перед таким серьезным испытанием следует отдохнуть. Мария и сама чувствовала, что он прав, она в жизни не была так измотана.

В придорожном трактире они сняли две комнаты: одну для Марии, вторую для Фредди и мистера Пинтера. Перед тем как разойтись на отдых Мария попросила сыщика утром не будить Фредди, ей вовсе не хотелось, чтобы его шпага участвовала в предстоящей беседе.

Поднявшись к себе в комнату, девушка не раздеваясь бросилась на постель и тотчас уснула мертвым сном без сновидений.

Когда в дубовую дверь постучали, ей показалось, что прошло только несколько минут, но серый рассвет за окнами и пронизывающий холод в спальне — камин давно прогорел — доказывали, что она ошиблась.

— Мисс Баттерфилд, — позвал мистер Пинтер из-за двери. — Вы говорили, что хотите встать в семь часов, я привел служанку, она вам поможет.

— Благодарю, — откликнулась Мария, в чулках подбежала к двери, впустила девицу с кислой физиономией и, выглянув наружу, сказала: — Я скоро спущусь.

Служанка, привыкшая к тому, что путешественники спешат, быстро помогла Марии сменить дорожное платье на траур. Мария невольно вздохнула о своих модных нарядах и о милой болтушке Бетти.

«Прекрати сейчас же! — одернула она себя. — Радуйся, что с ложью покончено и ты вернулась к своей настоящей жизни».

Но разве это и есть ее настоящая жизнь, если сердце рвется совсем к другому? В Холстед-Холле она просыпалась в сказочной кровати, Бетти несла ей чашечку горячего шоколада. Одеваясь перед пылающим камином, Мария слушала веселую болтовню горничной о мелких происшествиях в имении. И все это время Мария знала: сейчас она увидит Оливера. Потом она спускалась в древнюю столовую, чтобы позавтракать вместе с семьей.

О, какой смысл вздыхать о прошлом? Надо держать себя в руках, сосредоточиться перед свиданием с предателем Натаном.

Мария вышла из комнаты и вдруг заспешила — снизу доносился странный шум. О Боже, Фредди все-таки проснулся!

— Я поеду с вами! — кричал он мистеру Пинтеру. — Я вижу, вы решили улизнуть без меня!

— Прекрати шуметь, — сказала Мария, спустившись в общий зал. — Мистеру Пинтеру и мне надо кое-что обсудить с Натаном. Мы еще не завтракали, я как раз хотела разбудить тебя и послать в лавку за пирогами с почками.

При известии о пирогах Фредди явно обрадовался — он, как всегда, был голоден, но через минуту в его глазах мелькнуло подозрение.

— А почему мы не будем завтракать здесь? Рядом никого не было, а потому Мария смело заявила:

— Здесь очень дорого, правда, мистер Пинтер?

Тот, усмехнувшись, подтвердил.

— Нам надо экономить, — продолжала Мария, доставая из ридикюля монеты. — Так что будь умником и принеси нам пирогов.

— Ладно, — пробормотал юноша, все еще чувствуя подвох. — Я быстро. Никуда без меня не уходите.

Как только Фредди скрылся из виду, Мария кивнула сыщику, и они отправились в путь. У дверей небольшого аккуратного домика сыщик осведомился о мистере Хайатте. Хозяин пригласил их подождать в просторной гостиной, по стенам которой были расставлены буфеты с красивой посудой.

Мария отошла в угол так, чтобы Натан не сразу ее увидел. Ей хотелось застать жениха врасплох. Однако когда он вошел, то застал врасплох ее саму. Натан выглядел совсем другим человеком. Он отрастил бакенбарды почти до подбородка. Его волосы ниспадали свободными локонами, хотя раньше всегда были прямыми. Неужели он начал их завивать?

А одежда! Натан всегда был равнодушен к моде, как видно, оттого, что его отец как раз очень любил наряжаться. И вот теперь он стоял перед ней разодетый так, что затмил бы всех братьев Шарп разом.

Его благополучный, самодовольный вид привел Марию в бешенство. Натан все еще не видел ее.

— Чем я могу вам помочь, сэр? — холодным деловым тоном осведомился Натан у мистера Пинтера. Для Марии эта его самоуверенность оказалась последней каплей.

— Доброе утро, Натан, — язвительно проговорила она, прежде чем мистер Пинтер успел ответить.

Натан резко обернулся. Его лицо побелело.

— Мария! Что ты здесь… — Он умолк, заметив ее траурный наряд. — Что произошло?

— Отец умер, — коротко сообщила она, едва сохраняя самообладание.

— О Боже! — Натан выглядел искренне потрясенным. — Сочувствую, дорогая. Я ничего не знал.

— Мне это известно. Я послала тебе несколько писем, и ни на одно ты не удосужился ответить. Из-за нелепого завещания отца поверенные не могут уладить дела с наследством.

Мария сделала несколько шагов к бывшему жениху. Гнев клокотал у нее в груди.

— Мне пришлось почти без денег отправиться в Англию, чтобы отыскать тебя. Сейчас я даже не в состоянии выплатить гонорар мистеру Пинтеру за то, что он тебя нашел. А ты тут занимаешься тем, что пытаешься разорить нашу компанию. Так-то ты отблагодарил моего отца за все, что он для тебя сделал, за то, что он научил тебя работать в этом бизнесе!

— Я все объясню, — выдавил из себя Натан и шагнул к Марии, но она никак не могла успокоиться.

— Все это время я боялась, что ты погиб. — Глаза девушки наполнились слезами, но она сдержала их. — Мы с Фредди обыскали весь Лондон, думали, что с тобой случилось несчастье.

— О, дорогая, я…

— Не смей называть меня дорогой! — выкрикнула Мария. — Все, все было ложью, ведь так? И формальное предложение, и поцелуи…

— Мария! — Натан бросил быстрый взгляд на мистера Пинтера. — Это неприлично. Как ты можешь говорить об этом при…

— Неприлично? — вскинулась девушка. — А прилично лгать своему компаньону? Красть у него? Это прилично?

Натан напустил на себя оскорбленный вид.

— Я не крал у твоего отца. Я этого никогда бы не сделал.

— Правда? — с издевкой спросила она. — Значит, тебе каким-то образом удалось приобрести целый флот клиперов, который ты сейчас предлагаешь на продажу?

Натан испуганно заморгал, потом, покосившись на мистера Пинтера, понизил голос.

— Нельзя ли нам обсудить все это наедине? — пробормотал он.

— Ни в коем случае, — отрезала Мария. Она слышала, что мошенники часто делают ставку на доброе сердце своей жертвы. Здравый смысл мистера Пинтера ей просто необходим. — Мистер Пинтер должен присутствовать. Я тебе не доверяю.

— Все не так, как ты думаешь! — Натан уставился на девушку честными глазами. — Я сделал это для нас.

— Для нас? — Мария не верила своим ушам: неужели он способен на такую наглость?

— Тебе не приходило в голову, что четыре года — слишком долгий срок для помолвки? — спросил он.

— Конечно, но ведь отец говорил…

— Помню, — с пренебрежительной усмешкой перебил ее Натан. — Он говорил, ему надо убедиться, что я способен управлять компанией, лишь тогда он решит вручить мне тебя.

— Он просто испытывал тебя. Он всегда верил в твои способности. Иначе зачем бы он завещал тебе половину своей компании?

— Правда? Он говорил, что завещает. Но я не был уверен, что он сдержит обещание. — И Натан схватил Марию за руку. — Четыре года он дразнил меня, обещая отдать тебя в жены. И каждый раз, когда я заговаривал о свадьбе, он говорил, что я еще не готов.

Мария возмущенно воскликнула:

— Это неправда! Не может быть правдой!

— Поверь мне, так и было. — Он стиснул ее руки. — Я стал думать, что он просто хочет выжать меня как лимон, заставить работать изо всех сил, а потом продать свою половину кому-нибудь другому.

Мария вырвала у него свои руки.

— Зачем бы он так поступил? У него не было сына-наследника. Отец хотел, чтобы рядом был сильный человек, который займется компанией после его смерти.

— Но он не позволял нам жениться. Я не мог ждать. Мне была нужна жена.

— И ты отправился искать ее в Англию?

— Нет! — Натан нервно потер лицо. — Твой отец сказал, что согласится на наш брак, если я сумею заключить сделку в Англии. Но переговоры провалились. Партнеры все время говорили, что твой отец стар, что они не могут доверить поставку кораблей «Нью Бедфорд шипс». У меня только половина акций, а если что-нибудь случится с твоим отцом, они окажутся в состоянии неопределенности.

Мария засомневалась. Натан заговорил еще мягче и вкрадчивее:

— Я говорил им, что мы помолвлены, но они боялись верить неофициальному договору. Партнеры заявляли, что ты можешь отказаться выйти за меня замуж и продать свою половину кому-нибудь еще.

— Ты знал, что я бы так не поступила.

— Знал, но они не знали. И вот я подумал, что могу продать корабли от своего имени. Тогда бы я вернулся в Америку победителем. Я мог бы пригрозить твоему отцу, что заберу свою половину капитала — и новый контракт тоже, — если он немедленно не одобрит наш брак.

Для Марии все это звучало очень убедительно, кроме одного…

— А как же я? Пока ты устраивал свое будущее в Англии…

— Наше будущее, — поправил ее Натан.

— Я жила, не зная, что с тобой произошло — передумал ли ты насчет помолвки, погиб ли случайно в чужой стране?

— У меня не было выбора, — терпеливо произнес он. Натан всегда говорил этим тоном, когда беседовал с Марией о делах. Почему она прежде не замечала этих снисходительных интонаций? — Напиши я тебе, твой отец узнал бы об этом. Сама знаешь, он не позволял нам переписываться. Я не мог рисковать.

— То есть ты решил, что мои чувства, мои тревоги не имеют значения?

Натан театрально вздохнул.

— Ну конечно, имеют. Но я думал, что ты простишь меня, когда я добьюсь нашей общей цели — быстрой женитьбы.

— Если бы нашей целью действительно был поспешный брак, мы могли бы просто сбежать. — В голосе Марии звучало разочарование. — Однако ты не хотел рисковать. Отец мог не оставить тебе свою половину компании.

— Послушай, Мария, ты же знаешь, это не имеет никакого отношения к делу, — успокаивающим тоном проговорил Натан. Этот его тон уже изрядно действовал Марии на нервы.

— Ты что, принимаешь меня за дурочку? — возмутилась она. К горлу подступил комок, но Мария справилась с приступом тошноты. — Или ты полагал, что я буду сидеть и терпеливо ждать, пока ты вспомнишь, что у тебя есть невеста? Ведь ты явно не опасался, что за эти месяцы я могу найти другого.

Натан растерянно заморгал. На губах Марии появилась горькая усмешка.

— Да и чего тебе опасаться? Кто бы захотел жениться на слишком строгой и слишком правильной дочери незаконнорожденного торговца? Я должна быть счастлива, что мне достался муж с таким положением, правда? Я ни за что не стала бы рисковать потерей такого респектабельного жениха.

— Дело не… Я никогда не обращал на это внимания. Все так, но я хорошо знал тебя, знал твой характер. Ты дала мне слово, и я был уверен, что ты его сдержишь.

На мгновение Мария смутилась, она ощутила вину.

— Вот только ты не собирался держать слово.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ухаживаешь за дочерью мистера Кинсли, владельца компании, которая может приобрести корабли, тебе не принадлежащие. Вернее, принадлежащие не полностью.

Лицо Натана залилось краской. Он стрельнул глазами в сторону мистера Пинтера. Этот вороватый взгляд лучше любых слов убедил девушку, что слышанное ею — правда. У нее похолодело сердце. Как она могла быть так слепа? Как не разглядела этого человека?

— Я вижу, что вы тот, кто нашептывает лживые слова моей невесте! — с угрозой в голосе произнес Натан.

— Я сообщил ей лишь то, что узнал здесь, — холодно возразил мистер Пинтер. — Для этого мисс Баттерфилд меня и наняла. Вас несколько раз видели на прогулке с мисс Кинсли, не говоря уж о том, что вы постоянно сопровождали ее и ее мать на концерты и другие мероприятия.

Натан вцепился в свой галстук, как будто галстук его душил.

— Я просто проявлял вежливость. В бизнесе так принято.

— По слухам, вы готовы сделать предложение, — все так же бесстрастно продолжал мистер Пинтер.

Натан перевел взгляд на Марию.

— Ты же не веришь этим сплетням, правда? Мария ответила ему твердым взглядом.

— А надо верить?

— Нет!

Мария с сомнением приподняла бровь. Натан покраснел еще гуще.

— Ну хорошо. Признаю, что я пытался угодить семье мистера Кинсли, чтобы дело пошло быстрее, но…

— Я так и думала. — Мария развернулась и пошла к двери. — Мой поверенный свяжется с тобой. Если ты захочешь выкупить мою половину акций…

— Постой, Мария. Не делай глупостей! — Он схватил девушку за руку. — Я ничего не обещал этой девице. Она для меня ничто.

Мария вырвала у него свою руку.

— Очень странно. Как видно, я тоже для тебя ничто.

— Это неправда!

Марию снова охватил гнев.

— Я плакала о тебе, страдала, беспокоилась. Когда на письма так и не пришло ни одного ответа, я пустилась в дорогу, переплыла океан, чтобы отыскать тебя в этой проклятой стране. А ты даже не оставил весточки в компании, не сообщил, куда отправился. У меня почти не было денег. Я не знала, что делать.

— Надо было сидеть дома. Там твое место. Мария онемела. Вот теперь она видела перед собой истинного Натана. Много лет она считала его своим другом. Он всегда подчеркивал, что она не такая, как другие женщины. Правда заключалась в том, что Натан всегда подавлял в ней то, что казалось ему неподобающим, и делал это виртуозно: замечание здесь, неодобрительная улыбка там. Теперь Мария вспомнила, что неодобрение всегда лежало в основе их отношений. Натан никогда не принимал ее такой, какая она есть. На это был способен только Оливер.

Мысль об Оливере тотчас разбудила в ней неодолимую жажду видеть его. Марии показалось, что она слышит циничные замечания, которые он отпускает в сторону Натана. А потом он скажет, что она заслуживает лучшего. И Мария ему поверит, ибо, несмотря на все свои многочисленные грехи, Оливер никогда ей не лгал.

— Ты представить себе не можешь, как я рада, что не осталась дома, — успокоившись, проговорила Мария. — Иначе мне никогда бы не понять, что мы абсолютно неподходящая пара. Нам нельзя жениться.

Натан покачал головой.

— Ты не права. Ты просто сердишься, и все. — Он протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Мария отшатнулась. На лице Натана промелькнуло злобное выражение. — Мы все еще официально обручены. Если ты порвешь помолвку из-за нелепых слухов насчет мисс Кинсли, я буду вынужден принять меры.

У Марии застучало в висках.

— Что ты имеешь в виду?

— Я подам на тебя в суд за нарушение обещания, — с решительным видом объявил он. — В суде с большим пониманием отнесутся к моему иску, если я заявлю, что твой отец одобрял этот брак. Я буду потчевать их рассказами о том, как много я сделал для компании. Суд будет очень долго заниматься нашими активами, документы будут арестованы. Ты этого хочешь?

— Да как ты смеешь?! — воскликнула Мария, потрясенная такой наглостью. — А как насчет твоего собственного мошеннического поведения? Ты пытался заключить жульническую сделку. Как на это посмотрят в суде?

— Никто даже и глазом не моргнет, — уверенно заявил Натан. — Нет ничего незаконного в том, что человек учредил новую компанию. Я должен был защищать собственные интересы. Я не сообщал об этом твоему отцу ради его блага. Кстати, это правда.

— Нет, неправда. Ты действовал за его спиной.

— Ты не сможешь этого доказать. Он мертв. Я могу утверждать, что действовал с его согласия.

— Что ты за человек? — проговорила Мария, которую поразила подобная безнравственность.

Глаза Натана сверкнули решимостью.

— Я человек, которому нужен шанс. И я его не упущу. И я по-прежнему хочу получить тебя в жены.

— Ты хочешь получить в жены не меня. Ты понятия не имеешь, кто я такая. Тебе нужна дочь Адама Баттерфилда, владельца половины акций «Нью Бедфорд шипс».

— Думай что хочешь. Но если ты проявишь поспешность и втянешь в это дело юристов, готовься к бою.

Мария ответила ему презрительным взглядом.

— Иди к черту.

От такой грубости у Натана отвисла челюсть. Мария вышла, радуясь, что высказала бывшему жениху все, что хотела, но практичная часть ее существа оставалась настороже — все шансы на успех были у Натана. Она понимала, как легко мужчине погубить репутацию женщины. А если станет известно о ее «странной» помолвке с Оливером, никто не удивится, что Натан игнорировал ее столько месяцев. Никакого сочувствия она не дождется.

Ей стало вдруг холодно.

— Он действительно может подать на меня в суд за нарушение обещания? — спросила она у мистера Линтера, который молча шел рядом.

— Боюсь, что да. Мне известен по крайней мере один случай, когда мужчина выиграл дело и получил крупное возмещение.

— Но он же не может забрать у меня мою половину компании?

— Может. Заявит, что имел все основания ожидать, что, женившись на вас, получит вашу долю и что вы, отказавшись от брака, на который уже дали согласие, лишили его того, что было ему обещано.

Мария почувствовала дурноту.

— Но разве его мошенничество не остановит судью?

Мистер Пинтер горько скривился.

— Хайатт прав в том, что вы не сможете доказать, что он действовал без согласия вашего отца.

Марию охватило отчаяние.

— Но если станет известно, что все время, пока он ухаживал за мисс Кинсли, он имел официальную невесту, это наверняка помешает сделке.

— Сделка еще не заключена. Без вашей половины он и не сможет ее заключить. Если он не сможет заполучить вашу долю женившись, он попытается действовать путем предательства. Очернит вас и оберет. Другого выхода у него нет.

— И воспользуется моей объявленной помолвкой с лордом Стоунвиллом.

— Скорее всего да. К несчастью, в суде не одобряют измены.

Некоторое время они шли молча.

Если бы отец только знал, каким оказался Натан! Зачем он им вообще встретился в жизни? Утешаться можно лишь тем, что отец ошибся в нем так же, как и сама Мария. А может быть, и нет? Ведь он так долго оттягивал их брак… Жаль только, что он не изменил завещания.

Наконец они оказались в трактире. Мария удивилась, что Фредди не ждет их в общем зале. Наверное, кузен в бешенстве.

— Сейчас нужно как можно скорее вернуться в Лондон, — говорил мистер Пинтер, пока они поднимались по лестнице, — и нанять адвоката. Я уверен, что завещание вашего отца можно оспорить. Не отчаивайтесь.

Мария вздохнула.

— Благодарю вас, мистер Пинтер, но я полагаю, что ваша щедрость и так перешла все границы. Я не в состоянии платить вам сейчас.

— Глупости, — отмахнулся сыщик. — Я заинтересован в том, чтобы довести ваш случай до благополучного конца. Посмотрите на это дело вот с какой стороны: если я сумею избавить вас от притязаний мистера Хайатта, то вы вернете свое состояние и сможете оплатить мои услуги, не говоря уж о том, что будете рекомендовать меня всем друзьям и знакомым.

— Которых у меня в Англии нет. — Мария с грустью вспомнила о Шарпах, но знала, что просить у них помощи не смогла бы. У обитателей Холстед-Холла достаточно своих неприятностей. К тому же она ни за что не смогла бы взглянуть в глаза Оливера, которого ее отъезд не мог не оскорбить.

У своей двери мистер Пинтер похлопал ее по плечу.

— Один друг у вас есть, мисс Баттерфилд. Этот друг — я. Не забывайте об этом.

Мария ощутила комок в горле.

— Я не понимаю, зачем вы все это делаете. В Лондоне вас наверняка ждут дела.

Лицо сыщика помрачнело.

— Когда-то я знал женщину. Она попала в такое же положение. У нее действительно не было друзей, и это ее погубило. Помогая вам, я представляю, что совершаю то, что кто-то другой должен был сделать для нее. — Он с усилием улыбнулся и отпер дверь. — Впрочем, это грустная история. Она не про вас.

В комнате было пусто.

— Странно, — протянула Мария. — Фредди давно должен был вернуться.

— Вы укладывайте вещи, а я приведу его из лавки. — Мистер Пинтер надел шляпу и заспешил вниз по лестнице.

Мария уныло поплелась в свою комнату. Она никак не могла поверить в происходящее. Натан угрожает ей судом!

Перед дверью лежал сверток. Мария нагнулась за ним. В свертке оказались два пирога с почками, еще теплые. Значит, Фредди был здесь, и совсем недавно. Так где же он сейчас? Задумчиво покачав головой, Мария повернула ключ в замке и вошла.

— Давно пора вернуться, — раздался от окна голос Оливера.

Пироги выпали из ее рук.

Под глазами Оливера лежали серые тени, но Мария в жизни не видела никого красивее. Галстук съехал на бок, волосы всклокочены, в глазах — сомнение, но как он хорош! Спазм стиснул ей горло.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло спросила она.

— Уезжая из Холстед-Холла, ты кое-что забыла.

— Что?

Оливер сделал шаг ей навстречу.

— Меня.




Глава 25


Мария не успела произнести ни слова, как он бросился ее целовать, жадно впиваясь в ее губы, прижимая к себе с такой силой, словно хотел проглотить ее целиком.

На мгновение Мария отдалась этим поцелуям, не думая ни о чем, а только наслаждаясь коротким счастьем. Потом вернулась реальность. Он приехал за ней, но между ними ничего не изменилось.

Оттолкнув Оливера, Мария спросила:

— Как ты меня нашел?

Глаза Оливера потемнели, но он не выпустил ее из объятий.

— Кучер Пинтера проболтался одному из грумов. Когда я приехал сюда, то сразу заметил лавку пирожника. Вот я и стал поджидать, пока там появится Фредди, а затем проследил за ним. — Он насмешливо приподнял бровь. — Твой кузен не способен устоять перед хорошим английским пирогом.

Мария тяжело вздохнула:

— О Господи! Фредди меня погубит. — Мария сняла шляпку, страдая от того, что ее наряд может показаться Оливеру убогим. — Но куда же он делся? Здесь его нет.

— Ну, с этим я тебе не могу помочь.

— Кстати, как ты проник в мою комнату? Оливер небрежно пожал плечами.

— Залез в окно. Оно было не заперто. — Его глаза озорно блеснули. — У меня большой опыт по части женских окон. Правда, чаще приходилось вылезать наружу.

Его веселость произвела на Марию самое мрачное впечатление, напомнив о причине их расставания.

— Тебе не следовало приезжать, — поджав губы, проговорила она и тут же пожалела об этом — на лице Оливера отразилась настоящая боль.

— Послушай, Мария, я признаю, что сделал ошибку, пытаясь едва ли не силой затащить тебя в супружескую постель. Надо было дать тебе время все обдумать и только потом нестись сломя голову за разрешением на брак. — Оливер сжал кулаки. — Но ты не можешь выйти замуж за Хайатта. Конечно, ты мне не веришь, когда я говорю, что он лишь охотник за приданым, но…

— Верю.

Оливер недоуменно моргнул.

— Что?

Мария просто не могла рассказать ему правду, не могла допустить, чтобы он понял, какому негодяю она поверила.

— Не беспокойся, я не выйду за него замуж.

Оливер прищурился.

— Тем более ты должна выйти за меня. — Он подошел и положил руки ей на плечи. — Я прекрасно понимаю, что у меня только одно достоинство — титул, но…

— Не говори так. Это неправда! — воскликнула Мария.

— Тогда почему ты сбежала, не сказав мне ни слова? — с обидой произнес Оливер.

— Потому что на самом деле ты не хочешь на мне жениться. Ты пытаешься таким образом успокоить свою совесть. Тебя мучает чувство вины за то, что я из-за тебя лишилась невинности.

Оливер хохотнул.

— Ты первая женщина, которая взялась утверждать, что у меня есть совесть.

— Просто другие тебя не понимали. — Мария погладила его по щеке. — А я понимаю. Я знаю, что ты хороший человек.

Лицо Оливера застыло, он опустил руки.

— Не стоит себя обманывать. Я хочу получить тебя в жены, но вовсе не хочу убедить, что я тебя заслуживаю. Не заслуживаю, уверяю тебя, не заслуживаю.

Марию поразил этот бесстрастный, тусклый тон.

— Ты ошибаешься, — горячо зашептала она. — Ты хороший человек. Ты сам себе не веришь, не позволяешь уступить твоей природе. А как я могу доверять тебе, если ты сам себе не доверяешь?

— Разумеется, не можешь, — холодно произнес он. — Ты понятия не имеешь, что я за человек. Какой я… А если бы знала, то мысль о браке со мной даже не пришла бы тебе в голову. Много лет назад я понял, что… — Оливер чертыхнулся.

Много лет назад? Мария насторожилась.

— Это ведь связано с той ночью, когда погибли твои родители? — Она положила ладонь ему на руку. — В тебе говорит чувство вины. Но нельзя думать, что ты виноват потому, что не сумел прийти вовремя.

— Дело не в этом! — раздраженно выкрикнул он. — Моя вина в другом. — Он вырвал у Марии свою руку, шагнул к окну и стал смотреть на трактирный двор.

— Расскажи мне, — попросила Мария. Миссис Пламтри права: ему просто необходимо с кем-то поговорить о тех событиях, вскрыть этот страшный нарыв.

Оливер ее будто не слышал.

— Мне известно, что ты поссорился с матерью, — настойчиво продолжала Мария. — Твоя бабушка рассказала. Но она не знает, из-за чего вы поссорились.

— И слава Богу, — пробормотал он.

— Там не могло быть ничего страшного.

Оливер гневно сверкнул глазами.

— Ты ничего не понимаешь!

— Поэтому ты и должен мне рассказать, чтобы я поняла.

— Ты не сможешь понять.

— Вы поссорились из-за отца? Правда?

— Ссора была из-за… В общем, я сделал нечто столь бессовестное, что… — Оливер взъерошил волосы. — Нет, я не могу тебе рассказать. Если я расскажу, ты не выйдешь за меня замуж.

— Я не выйду за тебя, если ты не расскажешь, — тихо сказала Мария.

— Да будь все это проклято! — с отчаянием воскликнул Оливер.

— Я говорю правду, — все так же тихо продолжала Мария.

Оливер резко повернулся и, глядя прямо ей в глаза, заговорил:

— Во время праздника в нашем доме мать застала меня в постели с одной дамой, нашей гостьей. Ясно? Поймала меня, когда я трахал замужнюю женщину. Теперь поняла?

Мария смотрела на него, не зная, что сказать. Оливер продолжал тем же хриплым, ужасным голосом, в котором клокотало отчаяние и боль.

— Тогда я и видел мать в последний раз. Она тут же ускакала в охотничий домик к отцу. Именно из-за этого она его и убила.

Мария видела, что Оливер в это верит, что эта мысль терзает его много лет, но сама она не видела смысла в таком объяснении. Конечно, любая мать испытает шок, увидев своего шестнадцатилетнего сына в постели с замужней женщиной, но неужели она будет настолько потрясена, что пойдет и убьет своего мужа? Нет, это уж слишком!

— Но почему…

Оливер выругался сквозь зубы.

— Лилит Родон была женой армейского офицера. Ее и майора Родона пригласили в Холстед-Холл на праздник. Я заметил, что Лилит казалась чем-то расстроенной, но это не помешало ей отчаянно флиртовать со мной, когда никто не видел. Я был польщен. До этого у меня не было ни одной женщины. Конечно, в Итоне я пару раз целовал трактирных служанок, но ничего больше. — В голосе Оливера появилось ожесточение. — Лилит быстро поняла, что я созрел для дела. Когда на следующий день все отправились на пикник, я остался дома. Я не хотел слушать, как родители станут поддевать друг друга в якобы шутливой пикировке.

Мария, боясь помешать этому потоку речи, не произносила ни слова.

— Я лежал у себя в спальне и читал нудную книгу по фермерскому делу, которую велел прочитать отец. Тут меня Лилит и нашла. Представь себе мою реакцию, когда она вошла в спальню, закрыла дверь и стала снимать платье.

Мария сумела промолчать, хотя подобная развращенность у женщины привела ее в шок.

— Я не мог отвести глаз. Лилит была очень красива. Всем своим поведением она показывала, что я ей нравлюсь. — Оливер горько усмехнулся. — Господи, каким же я был идиотом!

Мария не могла больше слышать, как он себя поносит. Та проклятая женщина, видимо, всерьез сочла его привлекательным. Мария легко могла вообразить Оливера в шестнадцать лет — стройный, смуглый Адонис, полный юной жизненной силы. Ей приходилось наблюдать за своими кузенами того же возраста, и она понимала, как должно им льстить внимание красивой взрослой женщины.

Дыхание с трудом вырывалось из губ Оливера. Он продолжал:

— Она села на меня верхом и… ну, остальное ты можешь себе представить. Я вовсю наслаждался процессом потери невинности в обществе прекрасной миссис Родон, когда дверь распахнулась и вошла мама. — Щеки Оливера побагровели.

Бедный мальчик. Что он должен был пережить! Но Мария по-прежнему не понимала, как это событие могло повлечь за собой такую страшную трагедию.

— Лилит даже не прикрылась. Она встала и дерзко уставилась на маму. На ее лице появилась дьявольская ухмылка. Мама побледнела как мел. Я догадался, что Лилит намеренно устроила все так, чтобы мама нас застала. Увидела меня… в таком состоянии.

— О Боже! Зачем ей это?

— Очевидно, я был частью какого-то плана. Она хотела нанести удар матери. Я понял это, когда мама спросила ее: «Неужели тебе мало его? Неужели тебе нужен еще и мой сын?»

Значит, эта самая Лилит была любовницей отца Оливера. О небеса!

Лицо Оливера выражало сильнейшее отвращение.

— Меня всегда удивляло, почему Родоны проводят так много времени у моих родителей. Казалось, маме не нравится Лилит, а отец так откровенно посмеивался над майором Родоном, что даже я это чувствовал.

Но в тот день, когда мама застала меня… — Оливер сжал кулаки. — В ее голосе было столько боли! Он всю жизнь звучит у меня в ушах. Мать приказала мне убираться сглаз и почти вышвырнула меня из комнаты. Последнее, что я заметил, — это победная улыбка Лилит.

— Но зачем эта женщина так поступила? Если у нее была интрижка с твоим отцом, зачем она издевалась над твоей матерью?

— Я думал над этим много лет. В то время ходили слухи, что у Родонов не все ладно в семье, что они на грани разрыва. Конечно, о разводе не могло быть и речи, но, видимо, Лилит рассчитывала убежать с отцом куда-нибудь, где они могли бы жить вместе. А потому она пыталась вывести мать из себя до такой степени, чтобы та сама потребовала раздельного проживания. Без сильного толчка мать никогда бы не оставила мужа.

— А может быть, все было проще, — заметила Мария. — Лилит Родон, явно распутная женщина, не смогла устоять перед молодым человеком, который ей понравился.

— Нет. Они уехали в ту же ночь. Позже я пытался с ней увидеться, чтобы разобраться, но слуги в ее доме сказали, что майор Родон с женой отбыл в Индию. Я писал ей, но ответа так и не получил. — Взгляд Оливера отражал мучительные раздумья. — Все же я не сомневаюсь, что Лилит подстроила все намеренно. А я, падкий на женщин юнец, послужил орудием в ее руках. Мать пришла в ярость и…

— О, мой дорогой! — с трудом сдерживая слезы, прошептала Мария. — В этом нет твоей вины.

— Вот как? — с горькой иронией произнес Оливер. — Когда я второпях пытался скрыть свою наготу, мама крикнула мне: «Ты — позор семьи!» Она говорила с такой горечью, как будто столкнулась с подлым предательством. «Ты ведешь себя в точности как твой отец. Да будь я проклята, если допущу, чтобы он превратил тебя в такого же испорченного эгоиста, как сам. Этот мерзавец всем готов пожертвовать ради собственного удовольствия». Это были ее последние слова. Вот почему она его застрелила. Чтобы избавить меня от его дурного влияния.

Бедный, бедный Оливер! Неудивительно, что он жил все последние годы, пытаясь забыть о прошлом.

Неожиданно Мария почувствовала странный гнев на его мать, которая взвалила такое тяжелое бремя на неокрепшие плечи подростка.

— Ей не следовало говорить такие слова.

— Но ведь это правда.

— Неправда!

— Мария, я всю жизнь видел, как страдала мать от бесконечных интрижек отца. Она отдала ему свое сердце, а он даже не очень скрывал свои похождения. С годами она становилась все более нервной. Она всегда говорила, что мы, дети, ее единственная радость, что в нас вся ее жизнь. И вот я одним безумным поступком вонзил кинжал в ее сердце.

Марии было тяжело смотреть на его искаженное болью лицо. Она схватила Оливера за плечи и заставила смотреть себе в глаза.

— Причина ее безрассудного поступка не ты! — выкрикнула Мария. — Она совершила его по собственной воле. А эти ее страшные слова… Я уверена, она произнесла их в запале и сама в них не верила. Она сердилась на твоего отца, но не могла излить гнев на него, а ты был рядом…

— Однако она все же наказала его! — Глаза Оливера потемнели.

— Да. И в этом вся трагедия. Но причина не в тебе.

— Ты просто не понимаешь. — Оливер отвернулся.

— Понимаю, и много больше, чем ты думаешь. Вспомни, моя мама умерла в родах. Почти все свое детство я считала себя виновной в ее смерти. Ты представить себе не можешь, каково это — знать, что обязан жизнью страданиям и смерти собственной матери.

— Это другое дело. Ты ведь не намеренно…

— А ты? Разве ты знал, что эта Лилит ненавидит твою мать? Что у нее роман с твоим отцом? Что, поддавшись соблазну, ты дашь толчок такой ужасной цепи событий?

Оливер хотел оттолкнуть Марию, но она не позволила. Он сердито произнес:

— Я мог не знать про отца и Лилит, но знал, что она замужем. Знал, что поступаю бесчестно, но мне было наплевать.

— Тебе было всего шестнадцать лет! У тебя был отец, который ежедневно попирал законы морали. Ты видел, что и другие мужчины вашего круга ведут себя так же. — Слезы покатились по ее щекам, но Мария не обратила на них внимания. — Скажи мне, развлекаясь в постели с миссис Родон, ты думал, что твоя мать будет сердиться?

— Не говори глупостей.

— Вот именно! Молодые люди сначала делают, а потом думают. Они импульсивны, себялюбивы, легко уступают похоти. У меня четыре кузена. Если бы к ним, шестнадцатилетним щенкам, вошла в спальню красивая замужняя женщина, разделась бы и забралась к ним в постель, все нравственные принципы тотчас испарились бы у них из головы, у любого. Я в этом просто уверена!

— Это не отговорка.

— Разумеется. Зато ты должен понять, что невиновен в трагедии. Ты слишком долго лелеял в себе чувство вины, сейчас наступила пора с ним расстаться.

Оливер обхватил ее голову своими большими ладонями.

— Ты забыла, что всей своей жизнью я доказал правоту матери. Я — такой же, как мой отец.

В ушах Марии вдруг зазвучали слова миссис Пламтри: «Я понимаю, вы думаете, что он похож на отца, а ведь на самом деле он больше напоминает мать. Я не знаю, почему он выбрал дорожку отца, но уверена, это не его путь. У него другая душа».

Марию вдруг осенило: старая леди была права. Как она, Мария, не понимала этого раньше?

— Всей своей жизнью ты доказал другое, доказал, что не простил ее. Ты винил ее в том, что она покинула вас, что приходилось скрывать ужасные события той ночи. Всем своим поведением ты бросал вызов ее тени, ты как будто кричал: «Если бы ты не хотела, чтобы я стал таким, как отец, ты не должна была оставлять нас одних!»

Оливер стиснул зубы. Казалось, он сейчас зарыдает.

— Но она не слышит тебя! — горячо продолжала Мария. — Все, что ты делаешь день за днем, — это торишь не свою тропу. Это не твоя дорога! Ты хочешь от жизни большего, а убеждаешь себя, что обречен на меньшее!

— Почему ты так в меня веришь? — дрогнувшим голосом спросил Оливер.

— Я люблю тебя, Оливер, — просто сказала она. — В этом причина моей веры. Все остальное не важно.

Оливер вдруг задрожал.

— Я люблю тебя, — повторила Мария и поцеловала его в щеку, потом губами коснулась его губ.

Оливер чуть отстранился и посмотрел ей в лицо.

— Помоги тебе Бог, если ты лжешь, — с болью в голосе произнес он. — В этих словах твоя судьба. Я теперь никуда и никогда не отпущу тебя.




Глава 26


«Я люблю тебя» — эти слова стучали в висках Оливера, когда он притянул Марию к себе. Он понятия не имел, насколько жаждал услышать от нее это признание. Оно наполнило смыслом каждый поцелуй, каждое прикосновение руки.

Он рассказал ей все, открыл самые мрачные тайны своей души, но она не отшатнулась в ужасе, а приняла его таким, каков он есть. Она целует, обнимает его, плачет над его прошлым. Невероятно.

Мария не поверила в дьявола, которого он изображал из себя все эти годы. Значит, теперь Оливер должен и сам в себя верить, должен стать таким, каким она видит его уже сейчас, каким хотела видеть сына его мать.

— Я люблю тебя, — снова прошептала Мария, ласково касаясь его губ.

Сердце Оливера трепетало от счастья.

— Бог мой, Мария! У меня душа рвется из тела!

— Ты мне не веришь? — Она прижала губы к его шее.

У Оливера кровь вспыхнула в жилах.

— Верю, что ты сумасшедшая.

— Не больше, чем ты, не больше, чем любая влюбленная девушка.

Опять прозвучало это слово. Оливер всегда его презирал. Сердился, когда слышал его от женщин. Сейчас оно наполняло душу теплом и надеждой. Ему отчаянно хотелось верить в него. А еще ему хотелось уложить ее на кровать и наполнить своей плотью до краев, чтобы наконец убедить себя, что Мария говорит правду. Он уже потянулся к пуговичке у нее на платье, но девушка остановила его.

— Нет, не сейчас.

— Сейчас! — настаивал он.

— Мистер Пинтер может вернуться в любую минуту. Я не позволю, чтобы он застал меня в…

— Тебя беспокоит, что подумает какой-то Пинтер? — с чувством оскорбленного собственника воскликнул Оливер. — Похоже, ты не скучала в дороге с этим сыщиком.

На губах Марии появилась дразнящая улыбка.

— Ты ревнуешь к мистеру Пинтеру! — с восторгом вскрикнула она.

— Черт возьми, ревную! — ворчливо пробормотал Оливер, осторожно пятясь к кровати. — Ревную к Джаррету, к Гейбу, к любому наглецу, который смотрит на тебя с вожделением!

— Тебе не стоит ревновать, — серьезно произнесла Мария и обняла Оливера за шею. — Я люблю только тебя.

И снова это слово. Оливеру казалось, что оно каждый раз попадает ему в сердце. Значит, у него есть сердце?

— Ты убежала и не оставила мне даже записки, — обвиняющим тоном произнес он.

— Только потому, что ты объяснил мне, что не можешь хранить мне верность, — тихо напомнила Мария.

У Оливера перехватило дыхание.

— Это говорил не я, а мой страх, — наконец признался он. — Я боялся, что окажусь таким как отец, что не смогу стать тебе хорошим мужем.

— А куда делся твой страх сейчас?

— Ушел, растаял, исчез. Один день без тебя доказал, что мне нужна только ты и ни одна другая женщина. — Оливер провел руками по волосам Марии. Шпильки посыпались на пол, а золотистые локоны рассыпались по плечам. — Если я захожу в комнату, то вижу только тебя. Вчера в Лондоне я не заметил ни одной женщины.

Оливер сам не верил, что произносит все те слова, над которыми привык посмеиваться, когда друзья говорили их о своих женах. Но, даже смеясь, он чувствовал едва ощутимую зависть, которая делала этот смех пустым и мелким.

Своей любовью Мария осветила его душу. Она, единственная из всех, разглядела в нем того мальчика, который когда-то тоже надеялся на счастье и который достиг этого счастья с ней.

У Марии вдруг задрожал подбородок.

— Т-ты… любишь меня?

Оливер опустил взгляд на россыпь золотистых веснушек, на крошечный вздернутый нос, и проглотил комок в горле.

— Я хочу тебя каждую минуту. Я не представляю без тебя своего будущего. Я не могу думать, что вернусь в свой пустой дом и что там не будет тебя. Скажи мне, это любовь?

Мария широко улыбнулась.

— Похоже.

— Значит, я люблю тебя, мой ангел с мечом, точнее, со шпагой. Люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу, чтобы у нас была куча детей, чтобы они заполнили все комнаты Холстед-Холла.

— Ну, все же не все комнаты, — поддразнивая его, сказала Мария. — Ведь их там три сотни.

— Думаю, надо начинать прямо сейчас. — И он снова потянулся к пуговице на платье. — Такие вещи нельзя откладывать на последнюю минуту.

Мария рассмеялась и стала развязывать его галстук.

— Как видно, ты станешь весьма похотливым мужем.

— Еще каким! — воскликнул Оливер, ловко стянул с нее платье, развернул к себе спиной, расшнуровал корсет и взял в ладони ее груди. Мария застонала и прижалась к нему всем телом. Слов больше не требовалось. Они быстро раздели друг друга. Оливеру казалось, что он вновь превратился в неопытного юнца. Слишком он был возбужден, чтобы быть осторожным. Слишком поглощен простым удовольствием от прикосновения к податливой женской плоти, чтобы сдерживаться.

Он решительно опрокинул Марию на кровать и упал рядом. Нетерпение жгло его, как огонь. Она должна понять, как сильно нужна ему! Но едва Оливер наклонился, чтобы поцеловать ее шею, как Мария вырвалась и соскочила с кровати.

— Я не заперла дверь!

Оливер схватил ее за талию и уложил на себя.

— Никто не войдет, дорогая. — Он обхватил ее ногами, чтобы не дать уйти. — А если войдет, то это лишь приблизит наш поход к алтарю. Лично мне только того и надо.

Мария посмотрела на него с подозрением.

— Почему ты всегда пытаешься соблазнить меня, когда нас могут застать? Сначала ты поцеловал меня, зная, что может явиться твоя бабушка, потом делал со мной немыслимые вещи в карете, в шаге от лакеев и вообще от половины Лондона, потом…

— Что тут скажешь… — ухмыльнулся Оливер. — Раз я намерен спать с тобой весь остаток своей жизни, значит, надо научить тебя всему, что я умею. — Он взял в ладони ее полные груди. — Вот тебе первое задание, моя сладкая, — сделай это сама, возьми меня. — И он приподнял свой жезл, чтобы она поняла, чего он хочет.

У Марии перехватило дыхание.

— Я… я не совсем поняла…

— Сядь на меня верхом и впусти его внутрь. Щеки Марии порозовели.

— А я смогу?

Оливер засмеялся.

— Поверь, он работает и в этом положении.

Марию охватило любопытство. Она села на корточки и стала изумленно рассматривать грозно вздыбившийся стержень.

— О… — прошептала она.

Оливер протянул руку и пальцами раздвинул горячую влажную щель у нее между ног.

— О… — прошептал он ей вслед. — Давай, моя сладкая, попробуй. Люби меня, пока я не лишусь разума.

С неуверенной улыбкой она выпрямилась и опустилась на твердый как камень мужской стержень.

— Как интересно, — заворожено пробормотала Мария, когда его жезл вошел в нее на всю длину.

— Правда? — спросил он и сделал осторожный рывок вверх. — Только не останавливайся.

Мария начала двигаться. Ее стройное тело ритмично раскачивалось. Волосы золотым занавесом укрыли груди. Оливер не сводил с нее сверкающих глаз. Он неожиданно понял, зачем мужчины женятся.

Он множество раз слышал брачные обеты на свадьбах друзей. Голос викария звучал торжественно и серьезно. Когда церемония подходила к тому месту, где супруги по очереди произносили «и телом своим почитаю тебя и превозношу», он всегда горько усмехался.

Сейчас ему не было смешно. В этом слиянии мужчины с любимой женщиной было и поклонение, и благоговение. В лице Марии не было ни коварства, ни скрытых пороков, ни желания управлять им в собственных целях. Она любила его чисто и бесхитростно, верила в него, когда он сам в себя не верил. Эта ее вера превратила Марию в ангела, который снизошел к Оливеру, чтобы спасти его, исцелить его раны, одухотворить его тело собственным духом. Желая хоть чем-то ответить на этот дар, Оливер ласкал ее соски, осыпал поцелуями руки.

Потом его ладонь проскользнула у нее между ног, коснулась самого чувствительного бугорка в ее потаенной складке. Мария задохнулась от наслаждения. Ее затуманенный взгляд приводил Оливера в неописуемый восторг. Она казалась ему античной богиней, скачущей на бешеном жеребце. Руки Марии беспрестанно пробегали по его телу, заставляя Оливера на мгновение замирать от восхищения.

Неужели тогда, в карете, он собирался учить ее страсти? Должно быть, он рехнулся! Неопытная, ничего еще не испытавшая, она знала то, чего раньше не понимал он: страсть не в самом половом акте. Важно то, кто теряет разум вместе с тобой в этой безумной скачке.

Оливер почувствовал, что приближается разрядка, и даже испугался, что Мария не успеет достигнуть апогея, но едва он ощутил первые спазмы оргазма, как она откинула голову и задрожала в сладких конвульсиях. Оливер вдруг заметил, что молится, молится о ребенке! Он чувствовал, что этот волшебный момент должен быть увековечен, увековечен в жизнерадостном сыне или веселой красавице дочке.

Мария бессильно поникла, обнаженная, удовлетворенная. Сердце Оливера разрывалось от счастья. Из его губ вылетел смешок — еще немного, и он превратится в сентиментальное создание, декламирующее любимой романтические вирши.

— Почему ты смеешься? — Мария удивленно приподняла бровь.

— Потому что счастлив. И стану еще счастливее, когда мы отыщем священника и воспользуемся специальным разрешением.

— А если я решу принять твое первое предложение и стать твоей любовницей? — улыбнулась Мария. — Вдруг я захочу сохранить свое наследство только для себя одной?

Оливер насторожился. Что же произошло во время ее свидания с Хайаттом?

— Ты этого правда хочешь?

— Нет, конечно, — мягко проговорила она. — Я хочу тебя.

— И это взаимно. — Он вдруг схватил Марию в объятия, перекатил на спину и стал осыпать поцелуями ее шею и грудь. — Скажу больше, я снова тебя хочу. Прямо сейчас.

В дверь постучали. Мария в ужасе распахнула глаза и прижала палец к его губам. Оливер ухватил этот палец, сунул себе в рот и стал покусывать, с восторгом наблюдая, как темнеют от разгорающегося желания ее глаза.

Когда стук повторился, Оливер чертыхнулся и откатился от Марии.

— Кто там? — отозвалась Мария.

— Фредди с вами? Мне показалось, что я слышал мужской голос.

Оливер узнал резкий баритон Пинтера.

— Его здесь нет. — Мария села на постели, но Оливер притянул ее вниз, положил на нее ногу, чтобы удержать на месте, и стал целовать изящные ключицы.

— Его нет в лавке, — продолжал говорить из-за двери Пинтер. — Хозяин трактира сказал, что Фредди приходил, но потом снова ушел.

Оливер тяжко вздохнул, Мария закусила губу, явно стараясь сдержать смех.

— Наверное, он решил поискать еще что-нибудь поесть, — громко сказала она. — Надо проверить окрестные лавки и гостиницы. Я уверена, он не мог далеко уйти.

— Может быть, нам пойти вместе…

— Я не могу, — отрезала Мария. — Я… мне нехорошо.

— Может быть, позвать жену хозяина? — с тревогой и подозрением спросил Пинтер.

— Нет! — крикнула Мария. — Я не одета.

— Это еще мягко сказано, — шепнул Оливер прямо ей в ухо.

— Вы… вы поищите Фредди, пока я отдохну, — попросила она мистера Пинтера. — Думаю, мне скоро станет лучше.

— Конечно, станет, моя сладкая. Обещаю, что станет, — все так же шепотом пробормотал Оливер, покусывая ее ухо.

Мария бросила на него строгий взгляд, но ее губы расплылись в непроизвольной улыбке.

— Ну хорошо, — согласился наконец Пинтер. — Но я хотел бы уехать отсюда не позже полудня. Нам надо спешить. Следует возбудить дело против Хайатта раньше, чем он сам подаст на нас в суд.

Улыбка Марии померкла. О Господи!

— Я уверена, скоро мне будет лучше, — сказала она в направлении двери. — А пока найдите Фредди, пожалуйста.

Когда шаги Пинтера стихли на лестнице, Оливер наконец заговорил:

— О чем говорит этот Пинтер? Какое дело? Какой суд?

— Да никакой, — отмахнулась Мария и поцеловала его в грудь, но Оливер тотчас понял, что она пытается увести его внимание в сторону. Мария явно оказалась в беде. Он, Оливер, этого не допустит. Первая обязанность мужа защищать свою жену.

— Не думаю, что никакой, если Пинтер так обеспокоен. Расскажи мне, что произошло.

— Мне бы не хотелось.

Оливер навалился на нее всем телом.

— Я рассказал тебе все, что ты хотела обо мне знать. Теперь твоя очередь.

Мария закусила губу.

— Только ты должен обещать, что не станешь вмешиваться.

— Ангел мой, я ни за что этого не пообещаю. Да ты и сама знаешь.

— Тогда я тебе не расскажу. — Мария упрямо поджала губы.

— И мне придется расспрашивать Пинтера. — Оливер отстранился и спустил ноги с кровати.

— Подожди.

Он обернулся и вопросительно приподнял бровь.

— Ну?

— Ты такой самонадеянный…

— Конечно. Так что произошло на встрече с Хайаттом?

Мария откинулась на подушки, натянула простыню на свое обнаженное тело и начала рассказ об истории невообразимого предательства и обмана. Оливер едва сдерживал бешенство, а когда Мария сообщила об угрозе Хайатта возбудить против нее дело за нарушение обещания, он вскочил на ноги и крикнул:

— Да я задушу его голыми руками!

— Нет, нет! — воскликнула Мария и потянула его вниз, на кровать. — Поэтому я и не хотела тебе рассказывать. Если ты вмешаешься, будет еще хуже. Я не собираюсь уступать Натану мою долю в «Нью Бедфорд шипс». И я не позволю, чтобы ты вмешался в это дело и дал ему лишний козырь.

— И как же ты собираешься действовать? — резко спросил Оливер.

— Мистер Пинтер говорит, что надо нанять адвоката. Вот пусть они вдвоем и действуют.

Оливер нахмурился.

— Я как твой муж тоже должен иметь право голоса.

— Ты мне еще не муж, — возразила Мария. — И не станешь им, пока не разрешится тяжба. Я не хочу, чтобы ты и твоя семья оказались вовлечены в судебные дрязги.

— Ну, это мы будем решать сами.

— Нет, это должна решать я, — упрямо заявила Мария. — Вы все были ко мне очень добры. Я не хочу втягивать вас в скандал. У тебя без этого достаточно неприятностей.

— Хорошо, — согласился Оливер, бросив на нее непонятный взгляд. Разумеется, он не собирался оставаться в стороне, однако Мария способна быть очень упрямой. Значит, надо изменить стратегию. Мария потеряет бдительность, вот тогда Оливер возьмет дело в свои руки и сам займется этим ублюдком.

Оливер наклонился, чтобы поцеловать ее, но Мария отстранилась и с подозрением заглянула ему в лицо.

— Ты обещаешь оставить это мне и адвокатам?

Оливер усмехнулся и стал ласкать языком ее сосок.

— Оливер… — Мария попыталась говорить строгим тоном.

— Обещаю, что не задушу его, пока ты мне не позволишь. — Большего он обещать не мог.

Покусывая сосок, Оливер потерся о ее бедро отвердевшим стержнем, который уже налился новой силой. В глазах Марии тотчас разгорелся ответный жар. Оливер понял, что сумеет отвлечь ее, выиграть время и выполнить все, что должен.

— И ты… ты обещаешь, что не станешь вмешиваться каким-либо другим способом? — с трудом выговорила Мария, чьи мысли путались, а тело устремилось навстречу его ласкам.

— Столько обещаний… — с ленивой улыбкой протянул Оливер, раздвигая ладонью ее ноги. — Я стану сговорчивее, если ты… смягчишь меня.

Мария задохнулась от наслаждения. Оливер приподнял ее колени и резким, уверенным рывком проник в ее лоно. Тело Марии дугой выгнулось в его объятиях, она застонала. Не давая Марии опомниться, он использовал весь свой опыт и все умение, чтобы удовлетворить ее, а потом, когда, пресыщенные и усталые, они лежали рядом, он сделал вид, что заснул. Вскоре Мария тоже задремала. Тогда Оливер тихонько соскользнул с кровати.

Дело о нарушении обещания может тянуться в суде годами. Кроме того, сама Мария и ее семья окажутся втянутыми в грязные сплетни. Пришло время доказать ей, что он, Оливер, действительно способен о ней позаботиться, что он достоин ее любви.

Внук Хетти Пламтри знал, как обращаться с такими людьми, как Хайатт.

К несчастью, был только один способ заставить этого меркантильного негодяя навсегда исчезнуть из жизни Марии. Похлопав себя по карману сюртука и нащупав в нем бархатный футляр, он двинулся на поиски Натана Хайатта.




Глава 27


Марии снилась роскошная спальня в Холстед-Холле, но вдруг что-то ее разбудило. Она лежала в полудреме и улыбалась. Оливер любит ее. Его любовь видна в каждом поцелуе, в каждом прикосновении, в каждом слове, которое он шептал ей, пока они занимались любовью. Дважды. И оба раза с большим пылом и так изобретательно!

Щекам сделалось горячо. Наверное, она многого еще не умеет, но она всему научится, обязательно научится! Теперь, когда прошлое Оливера действительно кануло в небытие, она, Мария, готова на все.

Она перевернулась на бок, чтобы сказать ему об этом, но Оливер исчез. Куда он делся?

В дверь громко застучали. Она вдруг поняла, что разбудил ее как раз этот стук.

— Мопси! Открой! Ты должна открыть!

О Боже! За дверью ждет Фредди. И мистер Пинтер наверняка с ним. А она голая, как младенец!

— Минутку! Я сейчас.

Она быстро надела рубашку, накинула халат и бросилась собирать раскиданные вещи. Одежды Оливера не было. Спрятав все за ширму в углу, она распахнула дверь.

Фредди, не задумавшись ни на секунду, влетел в комнату, а лицо мистера Пинтера сделалось пунцовым, когда он увидел, в каком наряде Мария их встретила.

— Простите меня, я задремала. — Мария ушла за ширму, чтобы переодеться. — Вы встретили лорда Стоунвилла? — Она, конечно, подозревала, куда он мог направиться, и это беспокоило ее больше, чем репутация.

— Стоунвилл в Саутгемптоне? — с неодобрением спросил мистер Пинтер.

— Да, он приехал за мной, — ответила из-за ширмы Мария. — Вы нигде его не видели?

— Я не видел, — отвечал Пинтер, — а вы, Фредди?

Фредди покачал головой.

Оливер, несомненно, отправился разбираться с Натаном.

— Нужно его найти. Он рассердился, когда узнал, что я приехала сюда повидаться с Натаном. Боюсь, он захочет вмешаться в это дело.

— А ты, значит, решила тем временем вздремнуть? — спросил Фредди.

Фредди из тех, кто проявляет наблюдательность в самый неподходящий момент.

— Не говори глупостей. Оливер сказал, что будет ждать твоего возвращения внизу, и убедил меня отдохнуть. Вот я и решила поспать.

Это было почти правдой. Вот только убеждал он ее, измотав в постели, а потом дождался, когда бессонница последних двух дней сделает свое дело, и ускользнул.

Марии оставалось только надеяться, что Оливер не знает, где искать Натана, но поиски не займут у него много времени, ведь он так легко нашел ее в чужом городе.

— Фредди! — позвала Мария из-за ширмы. — Не мог бы ты привести служанку помочь мне закончить туалет?

Фредди обменялся взглядом с мистером Пинтером.

— Видишь ли, Мопси, тут есть дама, с которой тебе следует познакомиться. Думаю, она не откажется тебе помочь.

Он распахнул дверь в коридор, и в комнату вошла чрезвычайно хорошенькая молодая девушка с коротенькими золотистыми локонами вокруг лица. Мария тотчас заметила, что Фредди как-то особенно внимателен к вновь прибывшей.

— А теперь, Мопси, прежде чем я вас представлю друг другу, — несколько витиевато начал Фредди, — я хочу, чтобы ты поняла: эта леди не больше тебя знала о том… — Фредди, к делу! — вскричала Мария, которую больше всего волновало отсутствие Оливера.

— Это мисс Джейн Кинсли, — не стал затягивать свою миссию Фредди.

Кто-кто? А… Значит, мисс Кинсли. Мисс Кинсли, на которой Натан…

— Мисс Кинсли, — произнес Фредди с порозовевшими щеками. — Это моя кузина мисс Мария Баттерфилд.

— Рада познакомиться с вами. — Девушка присела в книксене. — У нас здесь мало американцев. Мне знакомы только трое: вы, мистер Данс и мистер Хайатт. — Похоже, ее совсем не смущало то, что в комнате находится соперница. Возможно, мужчины еще не разъяснили девушке истинное положение вещей.

— Мы познакомились с мисс Кинсли в лавке пирожника. Она тоже очень любит пирожки, — сообщил Фредди.

— Особенно с почками, — вставила девушка, — хотя с луком мне тоже нравятся.

Они с Фредди переглянулись и весело захохотали.

— Пирожки с луком! — закатывался Фредди. — Вот это да!

Мария изумленно посмотрела на сыщика. Тот закатил глаза.

— Все так и было. Ваш кузен и мисс Кинсли вступили в разговор в лавке пирожника, когда он осведомился там о мистере Хайатте.

— Да-да, все получилось непередмыш… — мисс Кинсли запнулась и спросила у Пинтера: — Какое слово вы сказали?

— Непредумышленно.

О Боже, подумала Мария, Фредди умудрился встретить девушку такую же пустоголовую, как он сам! Да еще пирожки! Ой, что будет! Она даже пожалела Натана. Ну и невесту он подыскал! Мария прекрасно понимала, чем продиктован выбор Натана: мисс Кинсли молода, красива, не слишком умна, к тому же у нее богатый отец. Похоже, Натан предпочитает именно таких женщин. Стыдно лишь, что она, Мария, едва не попала в список его жертв. А может быть, еще попадет — никто ведь не знает, чем окончится дело.

Но сейчас ей не до Натана. Нужно остановить Оливера раньше, чем он успеет натворить бед.

— Мисс Кинсли, не будете ли вы так добры помочь мне одеться? — спросила Мария.

Девушка растерянно заморгала.

— О да, конечно, конечно.

Пока женщины занимались платьем Марии, мужчины беседовали между собой. Фредди успел не только познакомиться с мисс Кинсли, но и подробно расспросить ее. Она была поражена, узнав, что у ее кавалера есть невеста. И еще больше расстроилась из-за того, что Натан лгал ее отцу о своем положении в компании.

Фредди привел девушку в трактир, не нашел там ни Марии, ни сыщика, оставил пироги у комнаты кузины и собирался поговорить с родителями мисс Кинсли, но тех не было дома — мистер Кинсли был на заседании городского совета, а миссис Кинсли отправилась за покупками.

Фредди и мисс Кинсли двинулись на поиски матушки мисс Кинсли. Тут оживленно болтающую парочку встретил сыщик и рассказал о сложившемся положении. Он был того мнения, что родители мисс Кинсли едва ли захотят им помочь.

Мария, решившая, что мужчины обошлись с девушкой слишком бесцеремонно, взяла ее за руку.

— Я понимаю, как неприятно вам было услышать такие вещи о мистере Хайатте. Я вам очень сочувствую.

— Ничего страшного, — легкомысленно отмахнулась девушка. — Я и сама уже сомневалась на его счет.

— Значит, вы не влюблены в мистера Хайатта? — спросила Мария, которой хотелось знать наверняка.

— О Господи, да я едва его знаю! — Лицо девушки приняло недоуменное выражение. — К тому же он любит говорить непонятно. Он слишком умен для меня. А когда я прошу его что-нибудь объяснить, он обращается со мной, как с ребенком. А я не ребенок! Просто мне иногда нужно что-то объяснить.

— Это естественно! — вмешался Фредди. — Каждому иногда требуются объяснения.

Мистер Пинтер выглядел так, как будто с трудом сдерживал смех.

— Мопси, ты еще не знаешь самого главного. Расскажите ей, мисс Кинсли! — с энтузиазмом воскликнул Фредди и едва не пустился в пляс.

Пока мисс Кинсли излагала «самое главное», Мария невольно подметила, что девушка не так глупа, как кажется. Ее новости меняли положение кардинальным образом.

— Если придется, — начала Мария, — повторите ли вы ваши слова в суде?

— Думаю, нам не следует ждать суда, — прервал их беседу мистер Пинтер. — Полагаю, надо воспользоваться этой информацией прямо сейчас.

— Вы имеете в виду… — неуверенно заговорила Мария.

— Да, пора нанести мистеру Хайатту еще один визит.

— Вы можете нас сопровождать, мисс Кинсли? — задала вопрос Мария. — Я понимаю, это тяжелое испытание…

— Никакого испытания, — сказала девушка, вдруг покраснела и бросила быстрый взгляд на Фредди.

— А если что, я сумею защитить вас обеих, — с воодушевлением воскликнул Фредди и положил руку на эфес шпаги.

— Ты пойдешь с нами только в том случае, если оставишь шпагу здесь! — появляясь из-за ширмы, твердо заявила Мария, но вдруг запнулась. А если Оливер уже нашел Натана? — Нет, не стоит. Шпага может понадобиться.

И она направилась к двери, обняв по дороге мисс Кинсли за талию.

— Благодарю вас.

Девушка радостно улыбнулась.

— Не стоит.

Мария перевела взгляд на Фредди.

— И тебя благодарю, кузен.

Фредди гордо расправил плечи, уши у него ярко горели.

— Ерунда, Мопси. Мужчина должен защищать свою семью.

Однако небольшое вмешательство судьбы тоже иногда не помешает, подумала Мария. Только бы она, судьба, удержала Оливера от встречи с Натаном. Марии вовсе не хотелось, чтобы Оливера повесили за убийство.

К несчастью, когда они прибыли в дом, где снимал жилье Натан, Оливер был уже там. Хозяин, направивший их в гостиную, похоже, не слишком был рад обилию визитеров у своего американского постояльца. Мария, опередив остальных, бросилась вперед. Из-за двери гостиной донесся зычный голос Оливера:

— Вы не получите лучшего предложения, Хайатт. Советую принять его.

Мария сделала жест спутникам подождать. Заглянув в щель, она увидела Оливера лицом к лицу с Натаном, который не отрывал взгляда от знакомого бархатного футляра с жемчужным ожерельем.

— Откуда мне знать, что цена этого жемчуга так велика, как вы утверждаете, сэр? — спросил Натан.

Значит, Оливер готов отдать этому мерзавцу ожерелье своей матери! Мария уже хотела ворваться и помешать переговорам, но мистер Пинтер удержал ее.

— Любой, кто способен понимать ценность вещей, видит это, — снисходительным тоном ответил Оливер.

Мария грустно улыбнулась — маркиз умеет быть высокомерным.

— Но если вы настаиваете, — с деланным безразличием продолжал Оливер, — мы можем отправиться к ювелиру.

— Так вы говорите, оно стоит пять тысяч фунтов? Неплохая сумма.

У Марии перехватило дыхание. Пять тысяч фунтов? Ее доля в компании стоила около сорока тысяч. В качестве отступных это действительно «неплохая сумма».

— Вы и этого не заслуживаете, — презрительно протянул Оливер. Натан ответил сердитым взглядом, а Оливер добавил: — Могу вам обещать, что вы пожалеете, если начнете против мисс Баттерфилд дело о нарушении обещания. Услуги адвокатов дороги даже в Америке. Расходы легко могут превысить сумму отступных, которые вы, может быть, отсудите. А может быть, и нет. Суд — ненадежное дело. Вы можете проиграть. Но даже если выиграете, огласка всех обстоятельств нанесет непоправимый вред вашей нынешней сделке с мистером Кинсли. С другой стороны, жемчуг может послужить отличным залогом, чтобы получить кредит и выкупить у мисс Баттерфилд ее долю в компании. — Взгляд Оливера стал суровым, а в голосе зазвучала угроза. — Но есть два условия. Во-первых, мисс Баттерфилд не должна знать о финансовой стороне нашего соглашения. Скажете ей, что, хотя ваше сердце разбито, вы не хотите заставлять дорогую вам женщину выходить замуж за человека, которого она не любит.

Натан выпятил подбородок.

— Может быть, мое сердце и правда разбито!

— Я вижу, как вы страдаете, — ледяным тоном произнес Оливер, отчего щеки Натана вспыхнули, а маркиз добавил: — Второе условие такое. Если вы будете выкупать долю мисс Баттерфилд, вы предложите ей хорошую цену. Это понятно?

— Я не стал бы ее обманывать! — с обидой воскликнул Натан. Он был явно запуган. В Америке у его семьи были и положение, и связи, но эти связи ничто по сравнению с влиянием английского пэра. Натан понимал это, но, видимо, он понял и другое. — Я полагаю, милорд, — прищурившись, начал он, — что имею право узнать, чем объясняется ваш интерес к судьбе мисс Баттерфилд.

— Когда мисс Баттерфилд и ее кузен попали в Лондоне в трудное положение, моя семья приняла ее. Я полюбил ее и намерен на ней жениться. Конечно, если она согласна.

Эти слова, произнесенные с достоинством и сдержанностью, поразили Марию в самое сердце. Но одновременно распалили жадность Натана.

— Теперь я понимаю, — процедил сквозь зубы Натан, — Вы сами решили загрести ее состояние. А раз так, то наше маленькое соглашение нужно немного… поправить.

Оливер ничем не выдал своего гнева, только желваки заходили у него на скулах.

— Должен сказать, что, когда я сделал мисс Баттерфилд предложение, она не приняла его, ибо была обручена с вами. Я занимаюсь ее делами потому, что она не заслуживает неприятностей, связанных с обвинением в нарушении обещания. Я не желаю, чтобы ее имя трепали в суде. И еще одно. Разве я выгляжу как человек, нуждающийся в деньгах?

Мария сдержала смешок. Забавно было видеть, как Оливер пытается надуть надувалу, обвести вокруг пальца мошенника.

На лице Натана отразилось раздумье.

— Нет, — признал он. — Но вы могли бы предложить мне наличные, а вы предлагаете драгоценности. Это пахнет банкротством.

— Я не вожу с собой крупных сумм. Кругом столько жулья. — Оливер бросил на собеседника выразительный взгляд. — Этот жемчуг я прихватил для Марии. Но если желаете, мы вместе вернемся в Лондон, и там вы получите наличные. Разумеется, сумма будет меньше, чтобы компенсировать мои неудобства. К тому же вам придется оставить на время Саутгемптон, где, как я понимаю, находится ваша вторая жертва, мисс Кинсли. У вас ведь охота за двумя зайцами, так, Хайатт?

Мария почувствовала, как напряглась мисс Кинсли, и стиснула ей руку.

Натана явно смутило то, что все его обстоятельства стали известны. Он бросил нервный взгляд на Оливера, потом на жемчуг и вдруг резким движением схватил футляр с драгоценностями.

— Хорошо, милорд, договорились.

— Черт возьми, нет! — крикнула Мария, врываясь в комнату. — Ни с кем ты не договорился! — Она не заметила, что ее спутники остались в холле.

Молодой человек был обескуражен ее появлением. На лице Оливера появилась тревога.

— Оставь нас, Мария, — потребовал он.

— Этот негодяй получит ожерелье твоей матери, только если я его им задушу! — Мария подбежала к Натану и вырвала футляр из его рук. — К тому же ты уже подарил его мне.

— А ты не захотела взять с собой, — напомнил ей Оливер. — Бабушка говорит, ты отказалась от ожерелья.

— А теперь не отказываюсь.

— Даже с риском оказаться перед судом? — спросил он, становясь рядом. — Ведь этот червяк замарает твое имя. — Оливер понизил голос: — Неужели ты хочешь подробно излагать в суде все, что делала в последние две недели?

Очевидно, Оливер имел в виду сцену в борделе, потом официальное объявление о помолвке.

— Пусть делает что хочет. — У Марии был козырь, о котором не знал Оливер. Она уже собралась позвать мисс Кинсли, когда Оливер произнес:

— Этот тип не отступится без солидного финансового вознаграждения. Когда на кону сто двадцать пять тысяч фунтов…

Пронзительный хохот Натана не дал ему закончить.

— Значит, лорд Стоунвилл, она сказала, что ее доля стоит сто двадцать пять тысяч? — Натан гнусно фыркнул. — Теперь я понимаю, почему вокруг нее вьется маркиз.

Глаза Оливера потемнели. Он схватил Натана за глотку и швырнул о стену.

— Мерзкий червяк! Мне плевать, сколько стоит ее доля! Да пусть она будет хоть голая! Для меня Мария дороже всех денег на свете! Будь у тебя хоть капля разума, ты бы тоже так ее оценил.

Натан вцепился в руки Оливера, пытаясь освободиться. Мария подскочила и положила ладонь ему на плечо.

— Ты обещал не душить его, — напомнила она. Теперь ей было почти весело.

Через секунду Оливер с пренебрежительной миной отпустил Натана. Мария оглянулась на дверь:

— Мистер Пинтер, вы не возражаете?

В комнате наконец появились остальные — сыщик, Фредди и мисс Кинсли. Натан мертвенно побледнел. Оливер смотрел с недоумением.

— Мисс Кинсли, это маркиз Стоунвилл. Оливер, это мисс Кинсли, — с улыбкой представила их Мария.

— Счастлива познакомиться с вами, милорд. — Мисс Кинсли сделала книксен.

— Я тоже, — буркнул Оливер.

— Мисс Кинсли, — опомнился наконец Натан, — не знаю, что эти люди вам наговорили, но…

— Ничего неожиданного они не сказали. — Девушка смотрела на него с отвращением. — Мужчина, уговаривающий девушку сбежать с ним от родителей, скорее всего задумал дурное.

— Сбежать? — воскликнул Оливер. — Этот негодяй предлагал вам брак?

— Мисс Кинсли, послушайте, — начал увещевать ее Натан. — Мы оба знаем, что это было…

— Молчать! — в бешенстве крикнул Оливер.

— Вчера, — начала свой рассказ мисс Кинсли, — мистер Хайатт пробрался в наш сад, где я подстригала розы, и сказал, что мы должны сбежать вдвоем. Видите ли, отец приказал больше не принимать его. Он вел себя слишком настырно, а раз у меня очень большое приданое…

— И что конкретно означает «очень большое приданое»? — с улыбкой спросил Оливер.

— Не понимаю, к чему этот вопрос, — вмешался Натан.

— Двадцать тысяч фунтов, — сообщила мисс Кинсли.

Оливер повернулся к мистеру Пинтеру:

— Как вы думаете, сэр, сочтет ли суд женщину виновной в нарушении обещания, если она узнала, что ее жених сделал предложение другой женщине?

— Я даже сомневаюсь, что такое дело примут к рассмотрению, — с тонкой улыбкой ответил мистер Пинтер. — В суде могут даже счесть, что такая женщина сама имеет право на компенсацию.

На лице Натана отразилась паника.

Я не делал предложения мисс Кинсли. Не слушайте ее! Она просто безмозглая курица!

— Не смей оскорблять мисс Кинсли! — Фредди выхватил шпагу.

— На вашем месте я бы поостерегся, — ухмыльнулся Оливер. — Наш юный Фредди имеет привычку бить без предупреждения.

— Но она говорит все не так! — запротестовал Натан. — Зачем бы я стал делать ей предложение, если при этом лишился бы надежды получить «Нью Бедфорд шипс»?

— Возможно, потому, что эта надежда уже рухнула? — предположил мистер Пинтер с самым неодобрительным видом. — Насколько я понял, мистер Кинсли уже принял решение не покупать ваши корабли.

Натан, задыхаясь, проговорил:

— Это… Это неправда!

— Папа так и сказал, — вмешалась мисс Кинсли. — Он сказал маме, что сомневается в вас. Потому он и велел отказать вам от дома.

— Вы ведь не знали, что мистер Баттерфилд умер. Без этой сделки он бы не позволил вам жениться на своей дочери. Так что мисс Кинсли с ее двадцатью тысячами была для вас единственным выходом. Но у нее хватило ума не поддаться вашим слащавым речам. Ведь она воспитывалась у миссис Харрис в «Школе молодых леди», — похвалил ее мистер Пинтер.

Оливер захохотал, Мария удивилась его веселью, а мисс Кинсли объяснила:

— В этой школе богатых наследниц учат, как распознать охотников за приданым. Нас специально предупреждали, что нельзя соглашаться на побег. Миссис Харрис всегда говорила: «Если мужчина не может попросить вашей руки у папы как положено, значит, на уме у него недоброе».

— Я вызываю вас, сэр! — вмешался вдруг Фредди, размахивая шпагой.

— О Господи, — пробормотал Натан. — Ты сумасшедший!

— Когда мисс Кинсли не согласилась бежать с вами, как раз объявилась мисс Баттерфилд, сообщила о смерти отца, и тогда вы решили вернуться к прежним отношениям с ней, — продолжал мистер Пинтер.

— Надо еще учесть, что я тоже не дура, — вставила Мария.

— И вы начали ее запугивать. — Оливер гневно сверкнул глазами и стал рядом с Марией. — Я бы не стал винить ее, если бы она сама подала на вас в суд за нарушение обещания жениться и отсудила бы у вас вторую половину компании, которую основал ее отец.

Казалось, у Натана подкашиваются ноги, но тут Мария его успокоила:

— Я не стану этим заниматься. Ты заработал свою половину и можешь оставить ее себе. Возможно, ты даже найдешь еще какую-нибудь богатую наследницу и сумеешь выкупить вторую половину. — Вдруг голос Марии зазвучал жестко. — Но что бы ты ни решил, действуй быстро, потому что я устала ждать мои деньги. Если через неделю твой поверенный не свяжется со мной, я найму адвоката, и тогда — держись. Меня ты всегда найдешь в Илинге. — Мария перевела взгляд на Оливера: — А теперь, милорд, я бы хотела отправиться домой.

— Разумеется, дорогая. — И он подал ей руку. 

Когда все оказались на улице, Фредди предложил проводить мисс Кинсли, парочка удалилась, а Мария обратилась к мистеру Пинтеру:

— Я не знаю, как выразить вам свою благодарность за все, что вы для меня сделали.

— Можешь добавить и мою благодарность, — пробормотал Оливер, чем несказанно удивил Марию.

— Я просто нашел Хайатта, — скромно сказал мистер Пинтер. — Всю важную информацию добыл Фредди.

Все трое посмотрели вслед уходящим: мисс Кинсли опиралась на руку Фредди и с восхищением заглядывала ему в лицо, Фредди горячо что-то рассказывал.

— Вот пара, созданная на небесах, — усмехнувшись, заметил мистер Пинтер.

— Или в лавке пирожника, — добавила Мария. — Но думаю, мистер Кинсли не из тех, кто одобрит такого поклонника дочери, как наш Фредди.

— Как знать, — пробормотал Оливер. — В конце концов, Фредди будет кузеном маркизы.

Мистер Пинтер посмотрел в лицо Оливеру.

— Значит, вы искренне просите мисс Баттерфилд выйти за вас замуж?

— Искреннее некуда. — Оливер накрыл ладонью ее руку. — Только бы она согласилась. Я мало что могу предложить ей, но я люблю ее.

Сыщик с Боу-стрит улыбнулся непонятной улыбкой:

— В конце концов, это важнее всего.

— Ну и, конечно, — горячо согласилась Мария, — как только я получу свои деньги, то буду счастлива выплатить вам гонорар и всем своим друзьям посоветую обращаться только к вам.

Оливер сжал руку Марии.

— Дело в том, сэр, что я сам хотел бы к вам обратиться по делам моей семьи. Если у вас найдется время, то приезжайте в Холстед-Холл, мы все обсудим, а дату встречи мы согласуем позже.

— Как прикажете, милорд, — отозвался Пинтер.

— Если не возражаете, мы с невестой пройдемся по парку. Встретимся в трактире.

Как только они оказались в тени могучих деревьев, Оливер сказал:

— Это специальное разрешение прожигает дыру в моем кармане. Давай найдем викария и воспользуемся наконец этой бумагой. Пинтер и Фредди могут быть свидетелями.

— Разве ты не хочешь, чтобы присутствовала твоя семья? Я-то думала, что у вас, маркизов, приняты пышные свадьбы.

— Ты этого хочешь? Нет, я спрошу по-другому. Ты хочешь, чтобы мы еще множество дней прятались по углам, чтобы поцеловаться? Все будут следить за нами, а бабушка и сестры будут тем временем планировать грандиозную свадьбу столетия. Или мы поженимся прямо сейчас и уже сегодня будем спать в одной постели как добропорядочные муж и жена. Мне не хочется ждать, но, с другой стороны, мне никогда не хочется ждать, если дело касается тебя.

Мария не смогла сдержаться и немного его поддразнила:

— А я считаю, что ты просто хочешь наказать бабушку за коварство и лишить ее свадьбы.

— Может, и хочу немножко. Мальчишник с друзьями тоже приводит меня в ужас. Но если ты хочешь большую свадьбу, я потерплю. — Оливер остановился под раскидистым вязом. Его взгляд стал серьезным. — Я все могу стерпеть, только бы ты вышла за меня замуж и любила всю жизнь.

Мария заглянула в его торжественное лицо, приподнялась на цыпочки и легко коснулась губами его губ: Оливер притянул ее к себе и поцеловал горячим, яростным поцелуем.

— Ну, что ты решила? — чуть позже спросил он. — Будь я приличным человеком, я бы дал тебе время проконсультироваться с адвокатом насчет условий и гарантий, особенно теперь, когда ты стала богатой наследницей. Но…

— …но ты не желаешь вести себя как приличный человек. Или высоконравственный? Я что-то забыла, как ты говорил, — рассмеялась Мария.

— Смотри, девушка, — с притворной угрозой произнес Оливер. — Если ты собираешься всю жизнь вспоминать глупости, которые я успел наговорить тебе за эти две недели, то я, пожалуй, возьму пример с Роктона: запру тебя в неприступном замке и там буду делать с тобой все, что подскажет мне моя развращенная, натура.

— Ужасно! — с комическим страхом воскликнула Мария. — Когда мы начнем?




Глава 28


Со дня свадьбы Оливера и Марии прошел месяц. Их обвенчал настоятель саутгемптонского собора. Фредди и мистер Пинтер отправились в Холстед-Холл, чтобы оповестить семью, а новобрачные провели медовый месяц на побережье.

Хайатт вернулся в Америку, где его ждали поверенные Марии, уже получившие письмо от Оливера с подробным описанием мошеннических действий предприимчивого бизнесмена. Мария уверила мужа, что, имея на руках эти козыри, адвокаты сумеют получить достойную цену за ее долю в компании.

Оливер надеялся, что так и будет, но все же решил не рисковать. Они с Марией вскоре собирались в Америку, чтобы лично обсудить все с опекунами Марии и проследить за тем, чтобы ее тетка была хорошо обеспечена. Фредди и его невеста, мисс Кинсли, должны были сопровождать маркиза и его жену. Фредди хотел представить невесту своей матери. Визит предполагался недолгим, ибо Фредди решил обосноваться в Англии и работать у своего тестя, мистера Кинсли. Оливер втайне сочувствовал последнему.

Оливер и Мария уже неделю жили в Холстед-Холле. Перед отъездом у них оставалось еще одно дело, которое Оливер оттягивал.

— Ты готова? — спросил он, стоя с маркизой в коридоре у дверей библиотеки.

— Готова так, как всегда буду готова поддержать тебя, — ответила она с тревогой в голосе.

Оливер знал, что тревожится она за него. На мгновение ему захотелось уступить соблазну, забыть долг перед поместьем и семьей, вернуться в роскошную супружескую спальню и потратить оставшееся время на любовь. Но, пожалуй, Мария этого не одобрит. Оливер не ожидал, что его жена будет так строго блюсти обязанности хозяйки поместья. Как ни странно, ему это нравилось и даже возбуждало его.

— Они возненавидят нас обоих, — мрачно произнес он.

— Сомневаюсь, — успокоила она мужа. — А если и будет так, то это продлится недолго.

Оливер не был в этом уверен, но распахнул дверь и пропустил жену в библиотеку.

Его братья и сестры собрались вокруг стола почти так же, как в тот день, когда бабушка объявила свой ультиматум, но сегодня настроение было иным — радостным и беззаботным.

— Ну, Оливер, как ты думаешь, — начал Джаррет, как только маркиз показался в дверях, — теперь, когда ты в цепях Гименея, бабушка отступится?

— Иначе зачем бы она созвала всех нас вместе? — спросила Минерва. — Она получила то, что хотела: Оливер женат и управляет поместьем.

— Даже если она не отступится, — вмешался Гейб, — нам благодаря Марии не нужны ее деньги. Правда, Оливер? — Он одарил Марию лукавой усмешкой. — Мы вам очень благодарны за это. Отступать было некуда.

— Дело вот в чем, — начал Оливер. — Я и моя жена решили, что часть ее состояния пойдет на помощь ее семье: у Марии есть тетка и четверо кузенов. Остальная часть будет помещена в трастовый фонд для наших детей.

Усмешка Гейба померкла.

— И это я, а не бабушка, собрал вас вместе.

В этот момент дверь распахнулась и в библиотеку, постукивая тростью, вошла миссис Пламтри.

— Прошу прощения, я опоздала, но у меня были дела в пивоварне.

— Ничего. Мы только начали, — отозвался Оливер, отодвинул для нее стул и улыбнулся недоуменному выражению на лицах своих близких. — Так вот, — произнес маркиз, возвращаясь к своему креслу, — думаю, вы должны знать, что первоначальные требования бабушки остаются в силе. Вы четверо должны вступить в брак, иначе она лишит всех нас наследства. Я свою часть исполнил и предлагаю вам, пока мы с Марией будем в Америке, начать искать себе супругов.

Несколько секунд все молчали. Первой взорвалась Минерва:

— Бабушка! Это несправедливо. Я уверена, ты получишь наследника от Оливера и Марии! И очень скоро, если учесть, сколько времени они проводят в супружеской спальне. Боже мой! Зачем нужно продолжать этот фарс?

— Это я попросил бабушку продлить ультиматум, — вдруг признался Оливер. — Бабушка права, нам пора занять достойное место в обществе. Мы слишком долго жили как во сне. Нас держало прошлое, мешая жить плодотворной жизнью. Мария разбудила меня, а я хочу разбудить вас. Я хочу, чтобы вы перестали сражаться с призраками, перестали прятаться по углам из-за трагедии, в которой не виноваты. Хочу, чтобы вы тоже нашли любовь.

Он посмотрел на Марию, которая послала ему ободряющую улыбку.

— Говори за себя! — с досадой воскликнула Минерва. — Лично я абсолютно счастлива. Ты говоришь глупости и вместе с бабушкой хочешь из-за них испортить нам жизнь. — Она перевела взгляд на Марию: — И это твоя благодарность за то, что мы толкнули его в твои объятия?

— Толкнули меня в ее объятия? — эхом отозвался Оливер.

— А как же! — вступил Гейб. — Заставляли тебя ревновать, не пускали к Марии…

— А еще наврали про наследство, — добавил Джаррет. — Правда, это как раз не сработало.

Оливер расхохотался, но потом произнес с прежней серьезностью:

— Можете сердиться сколько хотите, но через десять месяцев вы все должны иметь супругов. — Он вдруг ухмыльнулся. — Дело это нелегкое, а потому я кое-кого нанял вам в помощь.

Маркиз обернулся к двери.

— Мистер Пинтер, прошу!

Сыщик с Боу-стрит вошел в библиотеку. Он явно испытывал неловкость перед лицом всей когорты скандально известных Шарпов.

— Мистер Пинтер согласился помочь вам в изучении потенциальных кандидатов. Я понимаю, как нелегко, особенно девушкам, распознать в толпе своих поклонников охотника за приданым. Поэтому мистер Пинтер разузнает все о каждом, кто возбудит ваш интерес. Думаю, так процесс пойдет быстрее.

— И хладнокровнее, — пробурчала себе под нос Селия.

Пинтер бросил на нее острый взгляд, но промолчал.

— Благодарю вас, мистер Пинтер. Прошу вас подождать меня в кабинете. Мне надо сказать еще несколько слов моим родственникам.

Мистер Пинтер поклонился и вышел.

Оставалось самое тяжелое. Оливер стал рядом с Марией, как будто искал у нее помощи. Она стиснула его ладонь.

— Я никогда не рассказывал вам правды о том, что случилось в тот день, когда мама убила отца. Сейчас пришло время раскрыть тайну.

Наступила мертвая тишина. Оливер двадцать раз повторял про себя приготовленную речь, а теперь не мог вымолвить ни слова. Как рассказать близким, что именно он, Оливер, виновен в гибели родителей, которых они все до сих пор оплакивают? Лишь в любви и понимании своей жены он смог почерпнуть душевную силу.

Собравшись с духом, Оливер четко изложил события той страшной ночи, не пропустив даже истории с Лилит Родон, хотя жена считала, что эти подробности можно пропустить, чтобы избежать лишнего унижения.

Закончил он в такой же невыносимой тишине. Оливер не мог поднять глаза на своих братьев и сестер.

Наконец заговорил Джаррет.

— Вот сука! — выругался он. — Я должен был догадаться, что миссис Родон в этом замешана. Они с майором Родоном сразу смылись.

Оливер с удивлением понял, что Джаррет его вовсе не осуждает.

— Она заигрывала с любым, кто был рядом, даже со мной, — заявил Джаррет. — А мне было только тринадцать лет. В тот день она спокойно могла явиться и в мою комнату.

Селия тихонько плакала рядом с Джарретом. Гейб все пытался прочистить горло. Минерва с невыразимым состраданием смотрела на Оливера. Он решил, что его не до конца поняли.

— Я подумал, что вам следует знать: именно я виновен в…

— Ты ни в чем не виноват! — Минерва вскочила на ноги. — Просто ты оказался не в том месте, не в то время и не с тем человеком!

— Если уж кто и виноват, — заговорила вдруг бабушка, — то это я.

Оливер обернулся к ней и заметил, что ее пергаментные щеки мокры от слез.

— Я должна была тебя послушаться, когда ты сказал, что надо за ней ехать, что это опасно. Я всю жизнь раскаиваюсь в этом. Если бы можно было предвидеть…

Оливер положил ладонь ей на плечо.

— Тут нет твоей вины. Я испугался рассказать тебе, из-за чего мы с мамой поссорились.

— Лично я не могу тебя винить, старик, — хрипло заговорил Гейб. — Я сам ни за что не рассказал бы бабушке про такое. Я даже представить себе не могу, что чувствовал бы, если бы мама вошла в такой момент… Мне кажется, это кошмар каждого юнца.

— Знаешь, — заговорила Селия, вытирая глаза изящным платочком, — я думаю, эта Родон сказала что-то такое маме, отчего она пришла именно к тебе и в самое неподходящее время. — Когда все взгляды обратились к ней, Селия попыталась объяснить: — Кажется невероятным, чтобы мама вошла в спальню Оливера, не постучав или как-то не позвав его.

— К несчастью, мы никогда этого не узнаем, — сказал Оливер. — Лилит и майор Родон покинули Англию много лет назад.

Разговор перешел на обсуждение мотивов миссис Родон, потом все стали вспоминать мать, говорили, какой строгой она была. Гейб рассказал, как ему досталось от нее за то, что в пятилетнем возрасте он выскочил во двор голым. Все засмеялись. Оливер не верил своим глазам, но Мария, притянув его за руку на соседнее кресло, шепнула:

— Пусть смеются, так легче расстаться с прошлым. Они винят не тебя, а того, кто действительно виноват, — миссис Родон, твою мать и твоего отца.

Бабушка положила ладонь на руку Оливера:

— Твоя мать была чувствительной натурой. По мне, так слишком чувствительной. Я бы на ее месте отходила твоего отца кочергой, как только он впервые посмотрел на другую женщину. — Бабушка похлопала его по руке. — Ты вот не знаешь, а твой дед в свое время был тем еще волокитой, но после свадьбы сразу притих.

В глазах Оливера блеснула насмешка.

— Думаю, ты ему не оставила выбора.

— Еще чего! — Старая леди приложила к глазам платочек. — Я до сих пор тоскую по нему. Ты иногда мне его напоминаешь. Та же стать, рост. А как он танцевал! Мы, бывало, плясали всю ночь напролет!

— Я же тебе говорила, — вставила Мария, — ты пошел по материнской линии, а не по отцовской.

В глубине души Оливер был с ней согласен. Он подумать не мог о том, чтобы посмотреть на другую женщину, не говоря уж о том, чтобы лечь с ней в постель. Он был настолько занят в Холстед-Холле, что удивлялся, откуда отец брал силы на жену, поместье, да еще и на посторонние увлечения.

— Мы закончили? — Минерва оторвала Оливера от размышлений. — Если да, то я пошла, меня ждет книга.

Все поднялись и друг за другом вышли из библиотеки. Минерва задержалась возле Оливера.

— То, что сказала тебе мама, ужасно, но она сделала это в сердцах. Мне больно, что ты так долго страдал от ее слов. — Она поцеловала брата в щеку. — Но я все равно не прощаю тебя за то, что ты встал на сторону бабушки.

Оливер засмеялся: Минерва никогда не умела проигрывать.

Супруги остались наедине.

— Теперь я знаю, чем займусь после обеда, — с улыбкой сказал Оливер и просунул руку ей между ног.

Мария вскрикнула, потом рассмеялась. В браке с повесой явно были свои преимущества.




Эпилог


Весна в Дартмуте была прекрасна. В воздухе разливалось тепло, на деревьях набухли почки. Жаль, что Мария не сможет увидеть их зеленое великолепие в мае, когда распустятся листья и появятся цветы. К этому времени и она, и Оливер уже вернутся в Англию. Совесть не позволяла маркизу надолго оставлять имение на попечение управляющего.

Поверенные Марии уже нашли хорошего покупателя на ее долю в судостроительной компании. У Натана теперь появится новый компаньон — старый педантичный ворчун, к тому же без единой дочери. Мария как-то встретила бывшего жениха в городе. Вид у того был не слишком счастливый.

Но сама она просто купалась в счастье. Особенно после того, что накануне сообщил ей доктор.

Им оставалось провести в Америке всего несколько дней. Мария и Фредди решили вывезти своих спутников — Оливера и Джейн — на пикник. Сначала все шло не слишком романтично. Джейн вздрагивала от каждого шороха: шутники братья Фредди убедили ее, что в любой момент на них могут напасть краснокожие. Фредди размахивал шпагой, принимал мужественные позы, но девушка не успокаивалась. Оливер только подливал масла в огонь, утверждая, что видел в кустах качающиеся перья индейских головных уборов. Мария устала объяснять англичанам, что последние индейские племена оставили эти места много лет назад. Оливер вел себя совсем как мальчишка и этим очень пришелся по душе кузенам Марии, людям веселым, а временами и озорным. Тетя Роуз объявила его сладкоголосым дьяволом сразу, как только он сделал ей комплимент, заявив, что шляпка с павлиньим пером ей необыкновенно к лицу.

— Фредди, ты уверен, что там есть пруд? — с сомнением спросила Джейн, когда Фредди повел ее за пустую хижину.

— Конечно! — выпятив грудь, заявил Фредди. — Я там много раз ловил форель. И какую!

— Не больше самой наживки, — шепнула Мария Оливеру, лежавшему на одеяле и читавшему письмо от Джаррета. — Ни разу не видела рыбки длиннее своего пальца.

— Угу… — промычал Оливер, который, похоже, не слышал ни слова.

Мария чуть опустила письмо рукой.

— Как у Джаррета идут поиски невесты?

— Он не пишет. — Взгляд Оливера потемнел. — Бабушка заболела. Уже неделю не выходит из дома. Джаррет встревожен.

— Значит, хорошо, что мы скоро возвращаемся.

Оливер кивнул.

— Он пишет еще кое-что.

— Что же?

— Джаррет считает, что мои воспоминания о дне гибели наших родителей неточны в одном. — Оливер устремил взгляд в поля. — Джаррет заявляет, что не мама поскакала за отцом, а он — за ней.

— Почему он так думает?

— Он не говорит. Пишет только, что мы поговорим об этом, когда я вернусь.

Мария задумалась.

— А это имеет значение — кто за кем поскакал?

— Для меня — имеет. Это значит, что мама не помчалась в гневе, чтобы убить отца, что я совсем не так виноват, как думал всю жизнь.

— Ты действительно не виноват, — тихонько проговорила Мария.

Оливер улыбнулся.

— Это ты так говоришь, но ты пристрастна.

Мария пожала плечами.

— Немножко. Но я никогда бы не вышла за тебя замуж, если бы думала, что ты способен действительно творить зло. И я никогда бы не допустила, чтобы мой ребенок страдал так же, как довелось страдать тебе и твоим братьям и сестрам.

Оливер замер.

— Этот будущий ребенок имеет какое-то отношение к твоей вчерашней отлучке из дома? Ты ведь ходила к врачу?

Мария широко распахнула глаза.

— Так ты знал?

— Дорогая моя, — со смехом произнес Оливер, — я чувствую, даже когда ты встаешь с постели, а не то что уходишь из дома. — Его глаза странно блеснули. — Я тотчас ощущаю пустоту.

— Тетя Роуз права на твой счет, — с притворной ворчливостью заметила Мария. — Ты и правда сладкоголосый дьявол. К тому же ты, наверное, умеешь читать мысли.

Оливер ухмыльнулся.

— Честно говоря, угадать было нетрудно. У тебя уже несколько дней нет аппетита за завтраком, ты то и дело ложишься подремать. Я знаю признаки беременности у женщин, видел их у мамы, пока она носила четырех детей.

— А я-то надеялась тебя удивить, — вздохнула Мария. — Похоже, тебя ничем не удивишь.

— Это потому, что ты использовала все свои ресурсы при нашей первой встрече.

— Как это?

— Ты удивила меня, когда наставила на меня шпагу Фредди, когда согласилась с моим сумасшедшим планом, когда посочувствовала трагедии моей юности. Мне мало кто сочувствовал.

Мария ощутила комок в горле. Оливер привлек ее к себе.

— Но самый большой сюрприз ты преподнесла мне много позже — в том трактире. — Он положил ладонь на еще плоский живот Марии и хрипло закончил: — Ты сказала, что любишь меня, и действительно удивила тем, как ты любила меня там. Это был самый лучший сюрприз, какой я получал в жизни.