Нежеланная жена
Рэчел Линдсей


Таня вошла в гостиную особняка Честертонов и оробела. Мешковатое пальто и стоптанные туфли смешно смотрелись на фоне нарядов женщин, сидевших в роскошной гостиной. Но увидев Адриана, Таня забыла обо всем. Словно не было восьми лет разлуки, случившейся не по их воле! Она жадно вглядывалась в любимое лицо и не сразу поняла, что муж ее даже не узнал…


Рэчел Линдсей

Нежеланная жена


Глава 1


Адриан Честертон взял ручку и начал выводить свою подпись на последнем листе. Свет от бронзовой лампы золотил блестящие пряди каштановых волос, и придавал лицу — обычно бледному — теплый золотистый оттенок. Когда он выпрямился, отсвет теплоты исчез с его лица, и оно вновь стало бледным и сосредоточенным, как всегда.

— Ну вот, — улыбнулся он, закрывая папку, и передал ее пожилой секретарше. — Вы не можете пожаловаться, что я задерживаю почту.

— Только потому, что засиживаетесь на работе допоздна, — улыбнулась она ему в ответ. — Даже не знаю, как бы вы справлялись без магнитофона.

— Пришлось бы нанять еще одного такого же безупречного работника, как вы.

Он встал из-за стола и пошел к двери — высокий, стройный мужчина тридцати пяти лет.

Выправка Адриана давала повод вспомнить, что среди его предков было много военных, а патрицианская правильность черт лица подтверждала слухи, ходившие еще со времен короля Эдуарда, про одну из прабабок, которая будто бы состояла в очень близких отношениях с неким скандинавским принцем крови. В его внешности, как заметил бы проницательный наблюдатель, было много противоречивого. Высокие, дугой выгнутые брови, так четко очерченные, словно нарисованные, никак не вязались с нежным изгибом рта; холодный взгляд его леденистых, голубых глаз смягчался густой каймой, обрамляющих их, ресниц, а квадратный подбородок, выдающий человека решительного, противоречил высокому лбу философа.

Пройдя через холл в гостиную, Адриан застал там свою мать, ожидающую, когда он присоединится к ней за предобеденным аперитивом. Миссис Честертон, седовласая и царственная, сидела в позолоченном кресле и просматривала колонку в «Таймс» с объявлениями о помолвках.

— Найджел Локхид женится на дочери Брюса Кардли. Теперь понятно, почему он перешел в банк Кардли в прошлом году.

Адриан пожал плечами и включил радиоприемник. Передавали новости, и мать недовольно махнула рукой.

— Ради бога, выключи. Мне надо с тобой поговорить.

Ее тон не оставлял сомнений о предмете разговора.

— Только, пожалуйста, не про Диану.

Он поморщился и сделал радио потише.

— А что я могу поделать? — возмутилась миссис Честертон. — Я не понимаю, что с вами такое. Вы обручены уже четыре месяца и до сих пор не назначили день свадьбы.

— Мы не торопимся.

— У меня такое впечатление, что ты не хочешь жениться.

— Ты ошибаешься.

— Ты мог бы легко это доказать, назначив, наконец, день свадьбы. Или это Диана тянет время?

— Никто не тянет время, — спокойно возразил он. — Просто нам некуда спешить.

Миссис Честертон нахмурилась.

— Может, вы уже воспользовались положением жениха и невесты?

На мгновение на лице сына мелькнуло смущение, но он тут же изобразил подобие улыбки.

— Мама, дело не в этом. Но даже если и так, это еще не значит, что свадьбы не будет.

— Но тогда, действительно, можно было бы уже не спешить. — Ответа не последовало, но миссис Честертон это не смутило. — Ты так долго был холостяком, что привык жить монахом. Давно пора обзавестись семьей и детьми.

— Как только пройдут дополнительные выборы, мы назначим дату. — Он поджал губы. — Мама, я не хочу пышной свадьбы. Я уже не в первый раз женюсь, как тебе известно.

— Зато Диана выходит замуж впервые и имеет право на настоящий праздник. А что касается твоей первой жены — ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь. Ты женился на этой иностранке тайком, поспешно…

— Мама!

— Прости, Адриан, но каждый раз, когда я вспоминаю, как она себя вела…

— У нее не было другого выхода. — С бокалом в руке он пошел к двери. — У меня дела. Увидимся за столом.

Он быстро прошел обратно в библиотеку, большую квадратную комнату, где темно-коричневые панели на стенах элегантно оттеняли стол и книжные шкафы из красного дерева. Здесь он всегда чувствовал себя спокойно. Подойдя к окну, Адриан засмотрелся на аккуратно подстриженные лужайки и представил многие акры пастбищ, простирающихся за ними. Все это принадлежало ему, и он любил каждый дюйм родной земли; любил людей, что трудились на ней и за которых он был ответствен. И он понимал, что в одном мать права: ему нужна жена, чтобы разделить с ним радости и обязанности в огромном владении; нужны дети, чтобы он воспитал в любви и радости достойных продолжателей его дела.

В памяти возникла Таня: высокая, стройная девушка, на которой он женился восемь лет назад. Ей было тогда восемнадцать. Застенчивая, белокурая, тип, часто встречающийся в ее стране. Золотисто-медовые волосы оттеняли нежную кожу цвета персика и фиалковые глаза. Невозможно было поверить, что глаза могут быть такого удивительного цвета. Он, поначалу, думал, что цвет платья отражается в ее глазах, но вскоре убедился, что это не так. Что бы не было на ней надето, глаза Тани оставались все того же чудесного, удивительно густо-фиолетового цвета.

Как давно это было! Восемь лет назад по времени, а по ощущению — словно с тех пор прошла целая жизнь. Вспомнив юношу, всецело поглощенного любовью к золотоволосой красавице, он отметил, что думает о нем, как о постороннем человеке. И действительно, тот юноша был чужд Адриану сегодняшнему: взрослому, суровому и аскетичному мужчине, который оставил престижную службу в министерстве иностранных дел, чтобы принять в наследство имение отца, и который должен был вскоре жениться на дочери лорда Бидделла.

Он постарался вернуть мысли в настоящее, но, дав волю памяти, уже не мог совладать с воспоминаниями, и образ Тани — такой, какой он увидел ее впервые, — вновь заслонил перед ним все остальное.

Был чудесный теплый день в середине лета. Он тогда впервые попал на фестиваль в Ровнии. Молодому сотруднику британского посольства, недавно приехавшему работать в этой стране, было интересно все. С друзьями он пошел в центр города посмотреть на Цветочный карнавал, традиционное праздничное шествие, традиция которого уходила корнями так далеко в прошлое, что никто уже не мог вспомнить его первоначального значения. Да никто этим и не интересовался: молодежь Ровнии рада была любому случаю потанцевать и повеселиться.

Веселье царило повсюду: люди танцевали на улицах, провозглашали тосты и пили вино, легкое сладковатое местное вино, и радостными криками приветствовали пестро разукрашенные повозки с розами всех мыслимых и немыслимых оттенков и форм, проезжавшие по центральной улице города.

Когда мимо них проехала уже десятая, заваленная розами, повозка, его взгляд стал бродить по бурлящей праздничной толпе и вдруг наткнулся на высокую, стройную девушку. Она стояла с группой своих соотечественников на противоположной стороне центральной площади. Как и на ее друзьях, на ней был традиционный ровнийский костюм: широкая пышная юбка и пестрая вышитая блузка, но, в отличие от остальных, она не радовалась и не кричала, а смотрела, на проезжающие мимо повозки, с задумчивым выражением утонченного лица. Если бы она стояла к нему ближе, он подошел бы и спросил, отчего у нее такой грустный вид, в то время как все вокруг веселятся. Но пока он раздумывал, незнакомка скрылась в большой толпе, и, когда они уходили с площади, ее уже нигде не было видно.

К вечеру он успел отведать все местные угощения, выпил вина. Его друзья пустились в пляс вместе с местными жителями. Адриан не захотел присоединиться к уличным танцам, а решил пойти домой. Но это оказалось непросто сделать. Улицы были запружены народом. Его несколько раз останавливали подгулявшие компании и настойчиво предлагали присоединиться к их шумной попойке. Раз в пятый отклонив подобное предложение, он осторожно пробирался краем улицы, собираясь свернуть в тихий переулок, и вдруг снова увидел ту светловолосую задумчивую незнакомку с площади. На этот раз она оказалась в центре толпы молодых людей, лихо отплясывающих местный танец, и ему показалось, что она веселится вместе с ними. Но, приглядевшись повнимательней, он заметил, что танец становится все более буйным и безудержным, и девушка с трудом выдерживает темп, который задавали окружавшие ее плясуны. Она попыталась вырваться из круга танцующих, но ее хватали за руки, вовлекали в пляс, и, когда она оказалась ближе к нему в кружащемся хороводе, Адриан бросился к ней и схватил за талию. На секунду он подумал, что не удержит ее, но очаровательная пленница рванулась ему навстречу, чудом выбежала из круга и теперь стояла рядом с ним, задыхаясь и откидывая волосы с лица. Некоторое время он так и продолжал стоять, держа ее в объятиях, потом, опомнившись, извинился и выпустил ее из рук. Она застенчиво одернула юбку и блузку.

— Вы в порядке?

Сильный акцент сразу выдал в нем иностранца.

— Да, спасибо. Спасибо, что помогли мне выбраться.

Она повернулась, собираясь уйти, и тут он удивил себя, потому что по натуре не был волокитой. Но в этой девушке было что-то такое… Ему захотелось узнать ее поближе. И он встал перед ней, преграждая путь.

— Я знаю здесь рядом неплохой ресторан. Если вы позволите пригласить вас… — Он увидел, что она колеблется, и добавил: — Позвольте вам представиться — Адриан Честертон, я работаю в британском посольстве, у меня безупречная репутация.

— Меня зовут Таня Ковач.

Она робко протянула ему руку, и он с улыбкой пожал ее.

— Теперь, раз мы уже познакомились, думаю, вы не откажетесь выпить со мной чашечку шоколада!

Так началась их дружба. Впрочем, очень скоро она перешла в более глубокое чувство. Умная, прекрасно образованная, Таня резко отличалась от свободолюбивых молодых англичанок, с которыми Адриан привык общаться. Таня была поздним ребенком и унаследовала от родителей совсем иные ценности, чем те, которых придерживались ее друзья, хотя, как она тут же честно призналась, порой это делало ее чужой среди сверстников.

— Но я, ни за что не свете, не хотела бы получить другого воспитания, — признавалась Таня. — Мой отец — историк, и он меня научил всему, что я знаю. Для него прошлое так же реально, как настоящее, а иногда даже еще реальнее, что меня даже пугает порой.

Адриану не нужно было спрашивать, что она имеет в виду — политические события в Ровнии не оставляли в этом сомнений. Те, кто еще помнил прошлое — то прошлое, когда свобода слова шла рука об руку с гражданскими демократическими свободами, — не могли не сравнивать те времена с военным режимом, который воцарился в стране, где вино лилось рекой, а свободным мыслям ставили заслон.

Впрочем, в те жаркие летние дни обострение политической ситуации не занимало Адриана. Он думал только о том, как бы поскорее жениться на Тане. Как ни странно, посол не стал чинить препятствий браку с иностранкой, правительство Ровнии, в свою очередь, также не возражало против брака своих граждан с людьми из других стран. Это во многом было связано с огромным авторитетом отца Тани — профессор Ковач был прекрасно известен в мировых научных кругах. Хотя для Адриана это было не важно. Он не стал бы сомневаться, будь отец Тани неграмотным крестьянином. Он любил Таню и хотел прожить с ней всю жизнь.

Как раз во время их медового месяца, ситуация в стране резко изменилась. Военный переворот сверг законное правительство, Адриан был отозван в Англию, и через десять дней после свадьбы Таня дарила ему прощальный поцелуй в аэропорту.

— Мы скоро будем вместе, дорогой, — шептала она ему тогда. — Через неделю мой паспорт и документы будут готовы, и я приеду к тебе.

— Буду считать часы до нашей встречи.

Адриан порывисто обнял ее. Они тогда еще не знали, что больше им не суждено встретиться.

Первое время Таня не могла приехать к нему в Англию, потому что отца посадили в тюрьму, и она не могла оставить мать. Адриан всерьез беспокоился о судьбе свекра и стал умолять Таню уехать из Ровнии, пока возможно. Они дважды разговаривали по телефону, но она явно чего-то недоговаривала, стала скрытной. Ему приходилось по ее молчанию догадываться, что там происходит. Потом от нее пришло письмо. В нем сообщалось, что ее отец умер в тюрьме, и Таня обратилась за разрешением увезти мать в Англию. Его радость была недолгой, потому что в выездной визе, матери было отказано, более того — виза Тани также была аннулирована.

Он постоянно наведывался в посольство Ровнии в Лондоне, но его неизменно ждал один и тот же ответ: его письма приходят к жене и, если она ему не отвечает или отказывается брать трубку телефона, это ее личное дело, и все. Не в силах поверить, он стал бороться за то, чтобы вызволить ее из страны, несмотря на то, что за это время от нее не было никаких вестей. Затем, накануне второй годовщины их свадьбы, правительство Ровнии выступило с заявлением, что все граждане Ровнии, которые состояли в браке с иностранцами, подали прошения о расторжении брака.

— Я не поверю, чтобы моя жена сделала это по доброй воле, — выпалил он в лицо атташе, встречи с которым ему удалось добиться. — Уверен, вы заставили ее сделать это.

Но все его усилия не дали никаких результатов, и только после того, как его непосредственный начальник в министерстве иностранных дел вызвал его в кабинет и сказал, что в интересах самой же Тани ему не стоит больше пытаться связаться с ней, ходить в посольство, только тогда он понял, что своей настойчивостью может навредить ей или даже поставить под угрозу ее жизнь.

Адриану нелегко было примириться с тем, что он никогда больше не увидит жену. Но время шло, и иногда ему начинало казаться, что столь упорное молчание, возможно, на ее совести. Может, она сама не хотела покидать Ровнию? Иначе, наверняка, что-нибудь придумала. Постепенно сомнения переросли в уверенность. Адриан перестал строить догадки; теперь ему казалось, что он все понял, и любовь к коварной красавице стала понемногу угасать.

Смерть отца стала тяжелым ударом для Адриана, но помогла забыть о неудачной женитьбе, хотя стоила ему карьеры — Адриан оставил высокий пост в министерстве иностранных дел и занялся родовым имением. Мало-помалу он погрузился в сельский быт, находя в нем отдохновение и покой, которые, еще недавно, казались ему утраченными безвозвратно.

Годы шли, незаметно сменяя друг друга, и однажды Адриан вдруг осознал, что обязан не только хорошо распорядиться наследством, но и передать его своим потомкам. С этой целью он сделал предложение Диане Бидделл, элегантной темноволосой красавице с безупречными манерами, которую знал с детства. Он не питал иллюзий, что это будет брак по великой любви. Он ей нравился, так же как и она ему, их совместная жизнь могла быть скреплена общими интересами, что позволило бы, им вполне мирно, уживаться друг с другом.

Через несколько месяцев после помолвки, умер член парламента от их округа, и Адриан решил баллотироваться на его место. Если бы ему предложили избираться от другого округа, он бы отказался, не задумываясь, но интересы земляков он принимал близко к сердцу. Тринтон слыл отнюдь не самым спокойным и благополучным округом, и молодой Честертон знал, что ему предстоит тяжелая борьба. Особенно, если он хочет победить своего противника Роджера Пултона, рыжеволосого молодого человека с взрывным темпераментом, чьи предки жили в деревне уже несколько поколений. Пултон закончил колледж, сам зарабатывая себе на жизнь, и, хотя преподавал в местном университете, видел себя поборником прав рабочих и сельских тружеников.

«У меня не будет побочных дел, я буду работать в парламенте в полную силу» — это был один из главных лозунгов Роджера Пултона в предвыборной борьбе. Он ловко намекал на Адриана: как крупный землевладелец, тот должен был уделять много времени управлению имением. Это обвинение Адриан быстро развеял, но Пултон неизменно возвращался к нему в предвыборных выступлениях.

В дверь постучали, и Адриан быстро отвернулся от окна. В комнату вошел крепкого сложения молодой мужчина с грубым обветренным лицом.

— Я вас не побеспокоил, Адриан?

— Ничуть. Проходи, садись. Есть новости?

Дик Тафтон — так звали молодого человека — приходился ему родственником и одновременно был его управляющим. Дик сел в кресло и вытянул вперед длинные ноги.

— Старик Грант опять жаловался насчет крыши. В этом году мы уже два раза ее чинили. Голову даю на отсечение — по ночам он не спит и сверлит дырки в потолке!

Адриан усмехнулся:

— Все равно надо починить.

— Вы слишком уступчивы. Он сварливый старый черт, и нечего ему потакать!

— Доживешь до восьмидесяти — станешь сварливым! Еще что-то?

— Нет, ничего особенного. Так, рядовые дела, с ними я сам справлюсь. А про Гранта я сказал просто так, все-таки новость.

— Кому здесь нужны новости?

Дик поморщился:

— Скажите это Бетти. Она все время ворчит, что у нас здесь ничего не происходит.

— Наверное, ей скучно. Почему бы тебе не пойти с ней куда-нибудь поужинать?

— Я устал. Да и Бетти к вечеру устанет, если хорошо потрудится.

Адриан промолчал. Он знал, что Дику не нравится жить в доме жены с ее семьей, но понимал, что не стоит вмешиваться в их семейные дела.

— Пойдем, выпьем чего-нибудь, — дипломатично завершил он щекотливый разговор.

Дик последовал за ним.

— Сегодня Диана придет?

— Да. Может быть, уже пришла.

С этими словами Адриан распахнул дверь в гостиную. Диана с его матерью сидели рядом на диване. Девушка подняла на него глаза и мягко улыбнулась. Он подошел и поцеловал ее в мягкую щеку, отметив, как она мило выглядит в простом матросском платье.

— Не хочешь после ужина покататься на машине? — шепнул он ей, и его пульс участился от аромата ее духов.

— Я не прочь. Если ты…

Она замолчала, потому что к Адриану подошел старший дворецкий.

— Простите, мистер Честертон, внизу вас спрашивает молодая дама.

— В такое позднее время! — воскликнула его мать.

— А кто она, Хамфорд? — удивился Адриан.

— Она не назвала своего имени, сэр. Только сказала, что хочет вас видеть.

— Что ж, проводи ее сюда. — Дворецкий ушел, и Адриан взглянул на свою невесту. — Наверное, кто-то из избирательного штаба.

Открылась дверь, и в богато обставленную гостиную вошла женщина в мешковатом, затрапезном черном пальто. Пестрый шарф в голубых тонах на голове сбился и почти не скрывал пряди грязных, непричесанных волос. На ногах непрошеной гостьи были стоптанные туфли на низком каблуке. В одной руке она держала бесформенную сумку, а в другой — потертый чемодан.

Некоторое время все трое, находившиеся в комнате, молча, смотрели на нее. Женщина опустила чемодан на ковер. Адриан сделал шаг ей навстречу.

— Мне сказали, вы хотели меня видеть, — осторожно начал он.

Женщина жадно впилась в него взглядом, мягкий свет от торшера падал на ее лицо, с заострившимися чертами, скорее от недоедания, чем по природе, это впечатление подтверждала и болезненная бледность лица, и, резко очерченные, высокие скулы. Трудно было понять, сколько ей лет, но Адриану показалось, что при хорошем питании и после отдыха эта женщина выглядела бы значительно моложе, чем казалась сейчас.

— Адриан!

Это имя она выдохнула еле слышно, но оно прорезало воздух, как лазерный луч.

Он слегка нахмурился.

— Простите, но я что-то…

Честертон не договорил, потому что его поразила страшная, чудовищная догадка. Он продолжал, не отрываясь смотреть на нее, как будто от его пристального взгляда, она могла исчезнуть. Но она не исчезала, а все так же стояла перед ним на ковре, во плоти — истощенное существо неопределенного возраста в потрепанной черной одежде. Но больше всего ужасали ее руки. Он помнил их белыми, изящными. Теперь они загрубели, покраснели от работы, ногти были сломаны, пальцы конвульсивно подрагивали. Именно вид этих скрюченных, вздрагивающих пальцев, вывел его из оцепенения.

— Таня! — прошептал он. — Это… Не может быть!

Услышав свое имя из его уст, женщина издала полувсхлип-полустон и приникла к его груди. Он неловко похлопал ее по плечу, глядя поверх ее головы на мать и Диану, которые в ужасе наблюдали эту сцену. Но их ужас не шел ни в какое сравнение с тем, что испытывал он.

— Это… это моя… а-а… Это Таня, — наконец, выдавил он. — Ей, наверное, удалось уехать… и… она приехала прямо ко мне.

— Бедный, бедный Адриан! — воскликнула его мать. — Что же нам теперь делать?


Глава 2


Никогда в жизни Тане не забыть тот миг, когда они с Адрианом, впервые, остались наедине в его доме.

Оставив вопрос матери, полный нескрываемого ужаса, без ответа, Адриан увел Таню в другую комнату, маленькую и уютную, где она немного воспряла духом. Но ее уверенность улетучилась, когда Адриан отошел от нее подальше и кивнул на диван. Сам же сел поодаль в кресло.

— Очень жаль, что ты не предупредила заранее о своем приезде, — хриплым голосом начал он. — Мне было… это было так неожиданно — вдруг увидеть тебя. — Он помолчал, словно решая, что еще сказать. — Как я понимаю, ты прямо из Ровнии?

— Да. Я не могла сообщить тебе о приезде заранее, все случилось очень быстро.

— Тебе еще повезло, что ты смогла уехать, — безучастным голосом, заметил он. — Мало кому из твоих соотечественников это удавалось.

— Но многие этого хотят. Ты же знаешь наш народ, Адриан. Представь только, как они ненавидят этот режим.

— Однако они живут при нем уже восемь лет.

— Это были восемь лет сопротивления и борьбы. Многие так и не смирились. У нас есть… как это называется?.. подполье.

— Да, об этом что-то писали. Но трудно понять, правда это или нет.

— Это правда. Я точно знаю, потому что сама в нем участвовала.

Таня замолчала, не понимая, почему они говорят о политике, когда им нужно так много сказать друг другу. Она была снова с Адрианом — своим мужем, — с человеком, которого любила всем сердцем. Таня вглядывалась в его лицо, отмечая, как годы изменили его. Она видела, что юноша, целовавший ее много лет назад в аэропорту, превратился в красивого уверенного мужчину. Очаровательная застенчивость сменилась властной манерой, голос стал тверже и уверенней. Но все равно он остался тем же, каким был. Однако, по его взгляду было видно, что о ней он бы этого не сказал, он смотрел на нее так, словно видел ее впервые.

— Когда ты уехала из Ровнии? — спросил он.

— Три дня назад. Даже после того, как я пересекла границу, мне приходилось соблюдать осторожность. Я сутки скрывалась, потом меня посадили на поезд.

— Что ты намерена делать дальше? — высокопарно поинтересовался он.

— Дальше? — Она непонимающе уставилась на него. — А что я должна делать дальше? Я приехала к тебе. Ты мой муж.

— Уже не муж. Ты развелась со мной шесть лет назад.

— Что? — подскочила Таня. — Это неправда. Ты лжешь!

— Нет, не лгу. Шесть лет назад ваше правительство сообщило, что все граждане, состоящие в браке с иностранцами, разводятся с ними.

— Ты должен был понимать, что я ни за что этого не сделала бы!

— А откуда я мог знать? — Она пошатнулась, и сострадание к ней заставило Адриана подойти поближе и осторожно усадить ее обратно на стул. — Ты ведь обо всем знала, Таня. Я ни в чем тебя не виню. Я понимаю, что у тебя не было выбора…

— Я ничего не знала! — в отчаянии воскликнула женщина. — Я знала только, что ты не отвечаешь на мои письма — что все мои попытки как-то связаться с тобой ни к чему не приводят. Словно ты умер. Мне никто ничего не говорил о разводе. Никогда! Все время, что мы были в разлуке, я только и жила ожиданием нашей встречи… ждала, когда снова увижу тебя…

Она разразилась безудержными рыданиями, и он неловко похлопал ее по плечу.

— Прошу тебя, не плачь. Теперь ты в Англии и тебе ничего не угрожает. Прости, что встретил тебя так холодно, но пойми, я не ожидал тебя увидеть и… был весьма потрясен.

Потрясен. Это был такой деликатный эвфемизм, что она чуть не рассмеялась. Если бы не было так горько. Мало того что она была иностранка, в чужой стране, к тому же еще человек, к которому она приехала, не рад был ее видеть.

Она внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь догадаться, о чем он думает. Но Адриан ничем себя не выдал, и ей показалось, что она смотрит в лицо совершенно чужого, незнакомого ей человека. Но ведь он не был чужим. Это был мужчина, за которого она когда-то вышла замуж и чье кольцо до сих пор носила.

— Естественно, ты останешься у нас, пока не решишь, куда ехать дальше, — сказал Адриан. — Если я могу тебе чем-то помочь…

— Мне ничего от тебя не нужно, — взорвалась она. — Ничего!

— Ты так говоришь, потому что ты сейчас расстроена. Я все равно чувствую за тебя ответственность и обязан о тебе позаботиться.

— Мне не нужна твоя забота! — воскликнула она. — Мне нужна любовь!

— Думаю, нам не стоит говорить о любви. Прошло восемь лет с тех пор, как мы последний раз виделись, и за это время оба мы изменились.

— Я-то не изменилась, — горько сказала она. — Я все такая же. И всегда останусь такой. — Руки ее вспорхнули вверх. — Ты так быстро забыл все, что было? И даже теперь, когда мы вместе, ты ничего ко мне не чувствуешь?

Он порывисто отвернулся.

— Нет. У меня больше нет к тебе никаких чувств. Ты развелась со мной шесть лет назад. Узнав об этом, я уже не мог любить тебя по-прежнему. Прости, Таня, но нет смысла скрывать от тебя правду.

Таня отчаянно пыталась защититься от его слов, но они болезненно, убийственно проникали в нее.

— Ты хочешь сказать, что больше не любишь меня?

— Я хочу сказать, что мы теперь совсем другие люди, — не те юноша и девушка, что поженились восемь лет назад. Мы расстались не по своей воле, но это случилось — и мы не можем повернуть время вспять.

Она долго не произносила ни слова, нервно сжимая руки, нащупывая пальцем обручальное кольцо.

— Ты не любишь меня, потому что я стала некрасивой?

— О господи! — невольно вырвалось у него. — Не говори так. Это не имеет никакого отношения к твоей внешности.

— Имеет, — прошептала она. — Я для тебя чужая. Теперь я понимаю. — Таня встала и увидела свое отражение в большом зеркале, обрамленном тяжелой золоченой рамой, висящим над мраморной каминной полкой. — Да, — задумчиво произнесла она, — когда я смотрю в зеркало, я вижу в нем лицо старухи. Женщины, постаревшей прежде времени. — Она пошла к двери. — Больше не о чем говорить. Я пойду.

— Но куда?

— Поеду в Лондон. Я боюсь идти в ровнийское посольство, хотя там может быть общежитие…

— Не говори глупости. Ты останешься у нас, пока мы не решим, что делать. Я знаю, ты разочарована моим приемом, но… будь благоразумной.

— Благоразумной, — словно эхо, повторила она. — Ты, видимо, часто употребляешь это слово. Хорошо, Адриан, какого благоразумного поступка ты от меня ждешь?

— Прежде всего, сейчас ты должна лечь и отдохнуть. У тебя измученный вид.

— Я не спала с тех пор, как уехала из Ровнии, — призналась она.

— Потом я… потом мама выделит тебе комнату, где ты будешь жить. Когда хорошенько выспишься, все предстанет в другом свете. Думаю, до той поры стоит отложить все дальнейшие разговоры.

— Очень, очень благоразумное решение, — спокойно сказала она.

Если он и уловил насмешку в ее словах, то не подал вида.

— Тебе принесут ужин в комнату, — просто сказал он.

— Я не хочу есть.

— Когда примешь ванну и отдохнешь, захочешь.

Ни говоря ни слова, она вышла в коридор. Адриан пошел за ней. Его жена постеснялась зайти в гостиную и стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу, пока он разговаривал с матерью. Она стояла далеко и не слышала, о чем они говорили, но увидев, как разволновалась пожилая дама, подошла к ней.

— Думаю, Адриан прав. Вам следует отдохнуть, — сказала миссис Честертон. — Вы, должно быть, устали после столь долгого путешествия.

Таня чувствовала, что голос изменяет ей. Не в силах вымолвить ни слова, девушка только кивнула и покорно пошла вслед за свекровью по великолепной лестнице вверх, на второй этаж. Хотя женщина, которая торжественно шествовала впереди с прямой спиной, больше не приходится ей свекровью, потому что она уже не жена Адриана. Она чужая, в чужом доме, нежеланная, лишняя. Чем быстрее она от них уедет, тем лучше.

Утреннее солнце по-хозяйски проникло в спальню. Таня откинулась на мягкие подушки и огляделась. Комната была прекрасно обставлена. Пол устилал мягкий зеленый ковер, оттеняющий плотные гладкие занавески с цветочным узором, которые ярко пестрели на фоне светло-кремовых стен. На изящном деревянном столике возле кровати стоял поднос с остатками еды: это был ужин, который послал ей вчера вечером Адриан.

Адриан… Она больше не могла думать об этом неприступном человеке как о том юноше, за которого вышла замуж восемь далеких лет назад. Все долгие годы разлуки она хранила в сердце его образ, но, когда ее воспоминания столкнулись с жестокой реальностью, прошлое исчезло под их натиском.

Возможно, это случилось потому, что она хотела увидеть его таким же, как в день прощания в аэропорту, когда они поцеловали друг друга в последний раз. Она была готова к тому, что найдет его изменившимся, повзрослевшим, посуровевшим. Но она не могла предположить, что за восемь лет этот человек изменится до неузнаваемости.

Как холодно он смотрел на нее! Ее муж быстро справился с ужасом, мелькнувшим в глазах, но недоверчивость и холодность остались. Когда он положил руки ей на плечи, в этом легком прикосновении не было любви и нежности, только отвращение, которое супруг всеми силами пытался скрыть.

Таня выскочила из постели и подбежала к большому зеркалу. На нее смотрело лицо с ввалившимися щеками и огромными глазами. Кожа была еще гладкой, но в лице не было ни кровинки; светлые волосы потускнели, словно были покрыты слоем пыли. Она не могла винить Адриана в том, что он не сразу узнал ее. Порой она сама с трудом узнавала себя. Вздохнув, Таня стала одеваться.

Она выходила из ванной комнаты рядом со спальней, когда в комнате появилась горничная с завтраком на подносе.

— Доброе утро, мисс. — Она поставила поднос на столик у кровати. — Надеюсь, вы хорошо спали?

— Да, спасибо. — Таня посмотрела на кофе и булочки. — Я могу спуститься вниз к завтраку.

— Мистер Честертон распорядился принести вам завтрак наверх. Он также просил вас зайти к нему в библиотеку, когда вам будет удобно.

— Я пойду сейчас же.

Таня повернулась к двери, но служанка отрицательно покачала головой.

— Не торопитесь, мисс. Сначала позавтракайте, вам это пойдет на пользу.

Таня поколебалась, потом, согласившись, что в словах девушки есть резон, присела на краешек кровати и налила себе немного кофе из кофейника.

Кофе был очень вкусный по сравнению с тем ужасным заменителем, который она привыкла пить в Ровнии. Вкусными были и свежие хрустящие булочки со сливочным маслом. Но она не могла есть с аппетитом, думая о предстоящем разговоре с Адрианом. Ей хотелось поскорее с этим покончить. Горничная сказала, чтобы она не торопилась, и Таня заставила себя выпить вторую чашку кофе, потом медленно подошла к зеркалу и равнодушно причесала волосы.

Она привыкла к своей старомодной, изрядно поношенной одежде. И только сейчас, в этом элегантном окружении, почувствовала, насколько она ужасна. Черная саржевая юбка доходила ей почти до лодыжек, блуза была такая застиранная, что яркая цветная вышивка, которой славилась ее страна, совсем потускнела и выцвела. Но с этим она ничего не могла поделать и, заколов волосы в гладкий пучок на затылке, пошла в библиотеку, где ее ждал Адриан.

Он поднялся из-за стола, когда Таня вошла.

— Надеюсь, ты хорошо спала? — вежливо поинтересовался он.

— Да, спасибо. — Не дожидаясь приглашения, она села на стул. — Не знаю, о чем нам с тобой говорить. Чем скорее я уеду, тем лучше.

— Все не так просто. Мне уже позвонил кое-кто из деревни, чтобы спросить, удачно ли ты добралась.

— Кто это?

— Ты спрашивала дорогу у нескольких людей, — пояснил Адриан. — Один из них оказался самым большим сплетником в деревне. Вернее, сплетницей. К тому же память у нее, как у слона. Она вспомнила, что когда-то я был женат на иностранке…

— И догадалась, что я твоя жена? — упавшим голосом пролепетала Таня.

— Нет. Хотя если мы дадим ей повод для подозрений, она сможет сделать выводы. Это несложно. Пока она считает, что ты приехала сюда… чтобы… — Он замолчал, затрудняясь подобрать нужное слово, потом, так ничего и не придумав, сказал: — Я не стыжусь того, что женился на тебе, поверь мне, Таня, это правда.

— Надеюсь, что так.

— Да, это так, я говорю искренне. — Впервые, за все время, в его голосе прозвучало настоящее чувство. — Я очень любил тебя, и мне очень жаль… мне жаль, что все так сложилось.

— Спасибо. Я рада, что ты это сказал.

Несколько секунд они, молча, смотрели в глаза друг другу, затем Адриан быстро заморгал, отгоняя воспоминания.

— Я должен тебе кое-что сказать, — продолжал он. — Я кандидат в члены парламента, и, если станет известно, что у меня есть жена, которая приехала ко мне из-за «железного занавеса», для меня это может стать катастрофой.

— Почему? Кстати, ты забыл, что я тебе больше не жена.

— Не совсем так. То, что развод был объявлен твоим правительством, еще не значит, что он действителен у нас в стране, тем более, что мы с тобой расписывались в британском посольстве.

— Я уверена, ты сможешь все устроить наилучшим для себя образом.

Он кивнул, не обращая внимания на ее сарказм.

— Да, думаю, здесь проблем не будет. Я собирался заняться этим после выборов.

— Я все же не понимаю, чем мой приезд сюда может тебе повредить. Мой отец был посажен в тюрьму и убит, потому что не был согласен с режимом, и мне пришлось бежать из страны по тем же причинам.

— Разумеется, интеллигентные люди это поймут, — ответил он. — Но не все здесь такие.

— Это единственная причина, по которой ты хочешь скрыть, кто я такая? Я не очень хорошо говорю по-английски, но у тебя из-за этого не должно складываться впечатления, что я слабоумная. Вчера вечером я почувствовала, что есть еще какая-то причина того, что мой неожиданный приезд оказался так некстати.

— Если я что-то и скрывал от тебя, — быстро заговорил он, — то только, щадя твои чувства.

— Я давно уже привыкла, чтобы мои чувства не щадили. Пожалуйста, продолжай.

Он помолчал.

— Помнишь девушку, которая сидела на диване рядом с матерью?

— С темными волосами? Я подумала, что это твоя сестра.

— Нет. Моя сестра была наверху. Эта девушка, она моя… моя невеста.

Таня с трудом сглотнула.

— Но как ты мог с ней обручиться, если, как ты говоришь, не считал себя свободным?

— Почему же, я свободен. Просто, как я тебе объяснил, мне нужно узаконить это положение.

— Жаль, что ты не оформил развод официально шесть лет назад. Тогда бы тебе не пришлось возиться со мной сегодня.

— Ты меня ничуть не обременяешь. Ты была моей женой, и я обязан тебе помочь.

— Я хочу уехать. Я привыкла сама за себя бороться. После смерти отца моя мама долго болела, а власти не давали мне работу. Даже друзья нашей семьи боялись оказывать нам поддержку, так что я научилась сама справляться с проблемами.

— Почему же ты не попыталась уехать из страны раньше?

— Не могла, пока мать была жива.

Адриан покраснел.

— Прости. Я должен был догадаться. Но теперь ты здесь, и я надеюсь, ты поживешь у нас…

Его голос сник, но Таня поняла, что он хотел сказать.

— До выборов?

— Да. Теперь уже вся деревня знает, что ты здесь, и, если ты так скоро уедешь, они начнут судить и рядить, что да почему…

— Скажи им, что я ваша новая служанка, — почти весело предложила Таня, — и что я оказалась негодной, и вы меня выгнали. — Адриан вспыхнул, и она пристально посмотрела ему прямо в глаза. — Ты ведь это хотел мне предложить? Чтобы я притворилась служанкой?

— Нет, нет, что ты. — Голос его зазвенел. — Не служанкой — няней детей моей сестры. Так, для отвода глаз, ты же понимаешь. Это мама предложила… как временный выход из ситуации. Ты могла бы остаться у нас, пока я не устрою твои дела.

— Если я и остаюсь, то только чтобы не повредить твоей карьере. Мне ничего от тебя не нужно.

— Об этом поговорим в другой раз. — Он старательно избегал смотреть ей в глаза. — Спасибо, что идешь мне навстречу, Таня.

— Не благодари. Нищим выбирать не приходится, а, в доме моего мужа, я нищенка и попрошайка.

— Дорогая, не говори так!

Не обращая внимания на боль в его голосе, она выбежала из комнаты. Ее боль была гораздо горше.

Оказавшись в коридоре, она огляделась по сторонам с загнанным видом, распахнула дверь напротив и оказалась в комнате, где была вчера вечером после приезда. Комната была великолепно обставлена, со сдержанным шиком, характерным для всего дома. Огромные вазоны с цветами источали аромат, из распахнутых французских окон открывался вид на сад и спускающиеся уступами каменистые холмы Йорка. Она выбежала из дома и остановилась, только когда добежала до плоских ступеней, спускающихся на лужайку. Лужайка была точно такой, какой она всегда представляла английские лужайки: ровная, окаймленная бордюром из цветов, безупречно зеленая. Чуть поодаль небольшая плантация серебристых берез спускалась к пруду с лилиями. Зачарованная этой красотой, Таня почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она быстро смахнула их, зная, что, стоит начать жалеть себя, это будет конец. Не надо думать про то будущее, какое рисовалось в мечтах. Надо думать о том, что ее страшное прошлое осталось позади, что она в безопасности. Пусть она потеряла Адриана, зато обрела свободу.

Ветка дерева задела ее волосы, и она устремила взор вверх, завороженная видом прекрасной цветущей вишни. Она не смогла сдержать восхищенного возгласа, потянула отягощенную цветками ветку к себе и провела ею по лицу.

— Прелестно, правда? — раздался мелодичный женский голос у нее за спиной. Таня обернулась и увидела девушку приблизительно своего возраста, с короткими каштановыми волосами и приятным, но невзрачным лицом. — Вы, должно быть, Таня, — продолжала незнакомка. — А я Бетти Тафтон, сестра Адриана.

— Адриан рассказывал о вас. Я должна следить за вашими детьми, как я поняла.

— Нет, что вы, это так, отговорка, чтобы в деревне не стали сплетничать. А то они напридумывают бог знает что, — быстро заверила ее Бетти. — Хотя на месте Адриана я бы сказала правду.

— Но это может плохо сказаться на его карьере.

— Не думаю. Впрочем, к сожалению, мое мнение здесь ничего не значит.

Она, однако, ничуть не была этим расстроена.

— Конечно, Адриана тоже можно понять. Он старается избежать любых неожиданностей, которые могли бы снизить его шансы на выборах, — сочувственно продолжала его сестра, — но никто не может требовать, чтобы вы присматривали за моими непоседами.

— Я буду это делать, не сомневайтесь, — официальным тоном заявила Таня. — Если этого хочет Адриан.

— Вы всегда делаете то, что он хочет? — Бетти тут же смущенно засмеялась. — Простите, можете не отвечать.

— Я бы ответила, если б могла. Но мы так недолго прожили с вашим братом, что у меня не было возможности это узнать.

— Да, конечно. Я забыла, что вам пришлось расстаться прямо во время медового месяца. Должно быть, для вас это было ужасно.

— Последние восемь лет вообще принесли мало радости, — сдержанно ответила Таня. — Пожалуй, не стоит об этом говорить.

— Но и держать все это в себе, тоже не выход.

— Зато так надежней.

— Вы имеете в виду, что не хотите смущать окружающих? — Бетти Тафтон посмотрела на нее долгим серьезным взглядом. — Когда вы только что улыбнулись, я вдруг представила себе ту девочку, на которой, в свое время, женился Адриан. Первый год после того, как он вернулся, он не уставал рассказывать нам, как вы прекрасны.

— Да, но все осталось в прошлом. Теперь я стала уродливой. — Таня кинула взгляд на свое бесформенное платье, огрубевшие от работы руки… — Мне трудно привыкнуть к мысли, что я больше ему не жена. Я ведь ничего не знала о разводе.

Бетти была поражена.

— Тогда, наверное, для вас это был страшный удар… когда Адриан сообщил вам это.

— Да, правда. Но и это уже позади. Теперь я, няня ваших детей.

Бетти снова окинула ее взглядом.

— На вашем месте, я захотела бы задать Адриану настоящую трепку!

— Если бы вы были на моем месте все эти восемь лет, вы научились бы скрывать свои истинные чувства и держать свои мысли при себе.

Они, молча, продолжали прогуливаться по зеленой лужайке, невольно направляясь в сторону дома.

— Знаете, вы все еще красивы, — вдруг сказала англичанка. — Просто вам нужно немножко поправиться, выспаться хорошенько и купить новую одежду.

— О, для меня все это не имеет никакого значения.

— Почему же? Теперь вы на свободе и вам незачем ходить в таком виде, словно вы только что сбежали из концлагеря.

— Но ведь так оно и есть.

— Тем более — скорее надо обо всем забыть. Мы с вами примерно одного размера, и я могу подобрать вам что-нибудь из моей одежды.

— Я не принимаю подачек.

— Господи, да какие подачки! Вы же моя невестка. Во всяком случае, пока Адриан не оформил развод, мы с вами родственницы. Так что, даже не спорьте!

Слегка улыбнувшись, Таня пожала плечами и уступила.

— А у вас нет своего дома? — спросила она, поднимаясь вслед за Бетти на второй этаж.

— Нет, я живу здесь. Когда я вышла замуж, Адриан служил за границей, и маме было очень одиноко. Мы с Диком переехали сюда на время, да так и остались.

— А вам не хотелось жить отдельно?

— Я уже перестала об этом думать. Мне здесь очень удобно — и готовить самой не надо.

— Ваша мама готовит на всю семью?

Бетти хихикнула:

— Она даже яйца не умеет сварить. Нет, у нас есть повар.

— Понятно.

— Боюсь, что вам это трудно понять, — снова хихикнула Бетти. — Ничего, пора привыкать к этому, и еще ко многому другому.

И действительно, верная своему слову, Бетти так и сделала. С помощью настойки из лимона она вернула блеск, уныло повисшим, волосам новой подруги, подстригла ей челку, заставив ее спускаться на лоб мягкими волнистыми прядями, заплела косу и уложила ее вокруг головы Тани.

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против косметики?

Бетти, не дожидаясь ответа, начала мягкой губкой наносить на лицо Тани макияж.

К счастью, сестра Адриана оказалась не только решительной, но и искусной в этом деле. В результате, через некоторое время, посмотрев в зеркало, Таня не узнала себя. Платье, которое отдала ей Бетти, скрадывало худобу. Лиф платья, расшитый бисером, подчеркивал нежную округлость груди и, в то же время, скрывал острые ключицы. Мягко развевающаяся юбка скрывала костлявые бедра и делала акцент на невероятно узкой талии. Но самые большие изменения претерпело ее лицо: Таня стала почти такой, какой была когда-то, — она всегда надеялась, что сможет вернуть былую красоту, если у нее будет возможность. Легкий слой румян подчеркивал высокие скулы, специальный крем скрывал темные круги под глазами, тушь оттеняла длинные ресницы, обрамляющие большие фиолетовые глаза, похожие на огромные фиалки, растущие на холмах ее родины.

— Ты будешь выглядеть еще лучше, если поправишься на несколько килограммов, — с видом знатока сказала Бетти. — Но и так ты выглядишь в сто раз лучше, чем вчера вечером. Адриан тебя не узнает.

Радость Тани как рукой сняло. В обществе этой милой добродушной девушки она почти забыла о своем положении, но теперь мрачные мысли снова овладели ею. Она не могла сдержать слез и со сдавленным всхлипом кинулась в свою комнату и бросилась на постель. Как ей жить в чужой семье и притворяться, что она совершенно посторонняя женщина главе этой семьи? Как может она забыть те несколько счастливых недель, которые они провели вместе? Но забыть их необходимо. Если она этого не сделает, то погубит нынешнюю жизнь Адриана.

— Дай мне сил остаться, — шептала она, молитвенно сложив руки, — и прошу тебя, Господи, дай мне силы уйти, когда будет нужно.


Глава 3


Дни шли. Хорошая еда и отдых заметно сказались на внешности Тани. Румяна ей стали не нужны, да и тело начало обретать прежние очертания.

После нескольких первых, самых тяжелых дней, Таня постепенно заняла в семье свое место. Она привязалась к детям Бетти с первого взгляда, как и они к ней, но ее любимицей стала пятилетняя Эмма, чьи белокурые локоны и серьезное личико напоминали Тане себя, в раннем детстве. Совсем другой характер был у трехлетнего Тима: отважный, резвый, всегда веселый, очень сообразительный, он пользовался всеми этими качествами, чтобы добиваться своего, и с ним нелегко было сладить. Но Таня с радостью готова была решать любые проблемы, лишь бы отвлечься от своих горестных мыслей. А приглядывать за Тимом было таким хлопотливым делом, что времени, на праздные размышления, не оставалось.

В семье с ней обращались бережно и заботливо. Она думала, что ей полагается есть вместе с детьми, в детской, но Адриан на это не соглашался.

— Но я с удовольствием посижу за столом с детьми, — уверяла она.

— А я настаиваю, чтобы ты ела с нами.

В результате сошлись на компромиссе — Таня согласилась есть вместе со всеми, когда Адриан бывал дома, а в его отсутствие могла есть в детской. Именно в такие минуты она бывала весела и спокойна. Ведь в общей столовой ей приходилось сносить ледяную вежливость миссис Честертон, а также показное дружеское отношение Адриана, который изо всех сил притворялся, что они с ней просто хорошие друзья, словно забыв, что когда-то они были намного больше, чем друзьями.

Единственно, кто вел себя с ней естественно, были Бетти и Дик Тафтон. Они всегда приглашали ее с собой, когда шли в местный кинотеатр или к друзьям в гости. Но Таня всегда отказывалась, напоминая им, что, раз она известна в округе как гувернантка, она не должна появляться в обществе вместе со своими хозяевами.

Неохотно признавая ее правоту, они оставили Таню в покое, и постепенно это сделали все остальные. Погруженный в хлопоты предвыборной кампании, Адриан больше не настаивал, чтобы она ужинала вместе с семьей, когда он бывал дома, и они встречались только за обедом по воскресным дням, когда дети ели вместе с родителями.

Шли недели, сливаясь в одну сплошную череду будней, и незаметно подкралось лето. Как-то вечером, уложив детей спать, Таня вышла прогуляться в сад. День был очень жарким, и она с облегчением вдыхала прохладный, ароматный, вечерний воздух. Сидя на берегу пруда с лилиями, который стал ее излюбленным местом уединения, она склонилась над водой и опустила в пруд пальцы. Ее отражение глянуло на нее из стоячей воды: заходящее солнце окрашивало золотистые пряди ее волос, и казалось, что в пруду рассыпана золотая пыль.

— Я тебя не узнал издалека, — раздался голос Адриана у нее за спиной.

Резко вздрогнув, она обернулась и увидела, что муж идет к ней.

— Ты так изменилась. — Он блуждал взглядом по плотно облегающему платью из кремового льна, по загорелым стройным ногам и тонким ступням в красных сандалиях.

— Неужели так сильно?

— Да. Ты уже не похожа на ту девочку, что я встретил когда-то в Ровнии, да и на ту женщину, которая внезапно появилась у нас, — тоже.

— Ты тоже изменился.

Он ничего не ответил, и Таня отвернулась от него и стала смотреть на пруд. В прозрачной воде она видела отражение до боли знакомого и любимого человека: высокий, загорелый, в белоснежной рубашке. Она вздрогнула всем телом и отодвинулась от него.

— Мне пора идти к детям. В такую жару они не могут усидеть на месте.

— Не надо так серьезно относиться к своим обязанностям. Ты гувернантка только для вида. А в семье, для своих, ты по-прежнему…

Адриан сконфуженно замолчал, но Таня не захотела прийти ему на помощь, и от ее пристального взгляда он смутился еще больше.

— Ну, ты понимаешь, что я хотел сказать.

Она кивнула.

— Мне все равно, как ко мне относится твоя семья.

— Для тебя главное, как я к тебе отношусь?

— Да. Но я на тебя за это не сержусь. Я понимаю, почему мой приезд принес тебе столько хлопот. Если бы я знала об этом заранее, я осталась бы в Ровнии. Но, к сожалению, я уже не могу туда вернуться.

— Хочешь сказать, ты поехала бы туда, если бы тебе разрешили? Но ты, как будто, говорила, что ненавидишь их режим?

— Да, это правда. Но, по крайней мере, в Ровнии я была бы на родине, среди своих. А здесь я посторонняя, всем чужая.

— Скоро ты заведешь новых друзей. Ты молода, хороша собой, и надеюсь, снова выйдешь замуж.

Она резко отпрянула от него.

— Что будет со мной в будущем — не ваша забота.

— Нет, моя!

— Вы так говорите, потому что у вас совесть неспокойна.

— Возможно. — Он пожевал нижнюю губу. — Я видел миссис Паркинс — она управляет почтой — сегодня утром, она спрашивала меня про новую нянечку Бетти. Он решила, что ты подруга моей жены!

— А что люди в деревне думают о твоей жене?

— Все знают, что она со мной развелась.

— Тогда тебе не о чем волноваться.

— По-твоему, все так просто. Ты считаешь, что у меня совершенно нет совести.

— А что случилось с твоей совестью, пока я была в Ровнии?

— Черт возьми, я пытался вытащить тебя оттуда, но это оказалось невозможно. Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти, — горько добавил он. — Я знаю, тебе тоже было тяжело, но если бы ты могла встать на мое место… — Он нахмурил брови. — Мы не только повзрослели за эти восемь лет, мы отдалились друг от друга. Мы прожили разные, совсем непохожие жизни. Когда ваш посол сказал мне, что ты со мной развелась, я решил забыть о тебе. Навсегда. Я сказал себе, что нет смысла жить прошлым, когда мне еще столько предстоит сделать в будущем. Я заставил себя перешагнуть через любовь и…

— Как ты можешь так говорить, ты же обручен с другой женщиной? — воскликнула она. — Или хочешь сказать, что ее ты тоже не любишь?

— Мои чувства к Диане совершенно не похожи на то, что я испытывал к тебе, — резко ответил он. — Она хорошо разбирается в политике и будет мне превосходной женой.

— Но ты ее любишь? Ты хочешь быть с ней больше всего на свете?

Адриан так долго не отвечал, что Таня уже отчаялась услышать его голос. Наконец он заговорил:

— У нас с Дианой много общего. Она, как и я, абсолютно не капризна, и у нее много собственных интересов в жизни.

— Что ж, если такая женитьба тебя устраивает, — с горечью сказала Таня, — тогда ты глупо сделал, что вообще женился на мне! Я даже рада, что теперь ты меня не любишь, Адриан. Теперь я понимаю, что мы с тобой никогда не были бы счастливы!

— Если бы ты тогда уехала со мной в Англию, все было бы по-другому. Но невозможно жить одними воспоминаниями. Я знаю, Таня, тебе с этим трудно смириться, но давай не будем усложнять и без того сложную ситуацию.

— О, как это по-британски! Я так не умею. Я не могу больше жить у тебя, Адриан. Я хочу уехать отсюда и начать новую жизнь, совершенно другую, без тебя, и никогда больше тебя не видеть.

— Как только будет удобный случай, ты уедешь…

— Удобный! — перебила она. — Для кого удобный? Для тебя? Ты ведь только о себе и думаешь, Адриан!

Гневный румянец пришел на смену его обычной аристократической бледности, Адриан вдруг стал наивнее и моложе.

— Между прочим, я думаю в первую очередь о всех тех, кто выдвинул мою кандидатуру в парламент. Только из-за обязательств перед ними, я попросил тебя остаться. Однако, если тебе так невыносимо жить здесь, я отвезу тебя в Лондон и устрою в гостинице. Я уже говорил, что считаю себя ответственным за тебя, где бы ты ни жила.

Она со стоном всплеснула руками.

— Но ты же знаешь, что я не могу уехать! Если я сейчас уеду, а ты проиграешь выборы, я буду винить во всем себя.

— Ты ведь не могла знать об этом, когда приехала, — тяжело вздохнул Адриан. — Но если Роджер Пултон узнает, кто ты, он не упустит возможность, повредить моей репутации.

— Но я ненавижу диктатуру в Ровнии, — взволнованно воскликнула Таня. — Неужели ты не можешь ему это сказать?

— А как же моя помолвка с Дианой? Что, по-твоему, напишут об этом в газетах? Кандидат в парламент с женой и невестой! Это снизит мои шансы на выборах до нуля.

— Может, тебе стоит встретиться с мистером Пултоном и поговорить с ним…

— Он пойдет на все, лишь бы втоптать мое имя в грязь.

— Неужели он такой подлец?

— Подлость тут ни причем. Мы с ним соперники на выборах, и он воспользуется любым оружием, какое попадется под руку, чтобы выиграть этот бой.

— А ты готов действовать такими же методами?

— Нет, — сквозь зубы проговорил Адриан. — Но я ведь не такой опытный политик, как Пултон.

— Тогда почему ты так хочешь победить на этих выборах?

— Потому что я дал слово.

У нее из глаз брызнули непрошеные слезы. Таня вспомнила другие времена, когда он тоже давал слово: тогда они стояли рядышком в британском посольстве и клялись друг другу в вечной верности.

— Я жалею, что все так получилось, — хрипло прошептал он. — Мне не хотелось причинять тебе боль, поверь.

Боясь больше не выдержать, Таня кинулась в дом.

С тех пор она старалась не встречаться с ним. Они уже сказали друг другу все, что хотели. С этих пор, она должна постараться забыть мужчину, за которого вышла замуж, и смотреть на Адриана, как на постороннего человека.

Вся деревня уже знала, что она гувернантка детей Бетти, и даже миссис Паркинс — если бы не ее болтливый язык, Тане не пришлось бы остаться в поместье, — даже она поверила в эту сказку и сказала ей по секрету, что, если Тане понадобится более выгодная работа, она сможет ей что-нибудь подыскать. Но Таня знала, что, когда она уедет отсюда, она не захочет работать у людей, которые хоть как-то будут напоминать ей об Адриане.

В раздумье она замедлила шаг. Оставив детей с Бетти, Таня наслаждалась неожиданной роскошью побыть одной. Почти всю неделю небо хмурилось, но сейчас солнце пробилось сквозь тучи, и Таня решила воспользоваться хорошей погодой, чтобы немного прогуляться. Она не пошла по проезжей дороге, а направилась к лесочку, словно надеясь, что его тенистая зеленая полумгла станет лучшим пристанищем для ее дум. Поразмышлять было о чем. А главное, ей надо направить размышления в более практическое русло. Молодая женщина уже вполне овладела английским, и у нее появилось больше уверенности в себе. Несчастная, бедно одетая беженка из Ровнии исчезла, преобразившись в стройную обаятельную женщину с роскошными, пшеничными волосами, женщину, которая не нуждалась ни в чьей жалости, и ни в чьей помощи.

Она повернулась, чтобы идти обратно к дому, и в этот момент заметила мужчину, шедшего навстречу. Его рыжие волосы пламенели на солнце, на тонком, испещренном мелкими, добрыми морщинами лице, ярко блестели живые ярко — голубые глаза.

— Хороший денек, вы не находите? — приветствовал он ее.

От этого, неизменного английского, замечания о погоде, Таня улыбнулась, и на щеке ее появилась ямочка. Она вежливо ответила и собиралась идти дальше, но он остановил ее.

— Вы не здешняя, если я не ошибаюсь? Вы проводите здесь отпуск?

— Нет. Я живу в поместье «Парк-Гейтс». Присматриваю за детьми миссис Тафтон.

— Ах да, я о вас слышал. Кстати, я Роджер Пултон.

Она широко раскрыла глаза, но взяла себя в руки и сказала:

— Меня зовут Таня Ковач.

Она пошла к дому, но Пултон не отставал.

— Надо полагать, вам уже известно, что я соперник Адриана на выборах?

— Я только об этом и слышу с тех пор, как приехала сюда.

— Надо думать! — Он хитро взглянул на нее. — И кто, по-вашему, победит?

Она всерьез задумалась над его вопросом.

— Это будет — как это называется — победа с небольшим навесом.

— С небольшим перевесом, — поправил он. — Хотя, я полагаю, наша политика — детская забава по сравнению с тем, что творится в Ровнии!

— У нас в стране больше не проводятся свободные выборы, — горько вздохнула Таня. — Но когда-нибудь мы снова обретем свободу.

— О, несомненно. — Роджер Пултон говорил с искренним сочувствием, и она сразу прониклась к нему доверием, хотя сразу насторожилась, когда он спросил: — А как вам удалось оттуда выбраться? Наверное, Честертон воспользовался старыми связями, чтобы вытащить вас оттуда?

— Мне это удалось, — уклончиво ответила она.

— А почему вы решили поехать именно в Англию?

— Потому что англичане не задают вопросов!

— О, поделом мне! — улыбнулся обаятельный противник Адриана. — Но я не просто из любопытства спрашиваю. Мне, правда, интересно узнать. Прошу вас, примите мои извинения.

— Принимаю, — важно сказала она. — Но теперь, если вы меня извините, мне действительно надо возвращаться домой.

Таня задумчиво побрела обратно к дому. Не надо больше ходить в этот лес, чтобы не рисковать еще раз встретиться с Роджером Пултоном.

Но это благое намерение ей выполнить не удалось, потому что несколько дней спустя, когда Таня с детьми стояли перед витриной сельского магазина и спорили, что лучше — фруктовый мармелад или ириски, сзади послышался голос:

— Я бы выбрал ириски. Их можно долго сосать.

Таня рассмеялась:

— Слышали, дети? Послушайте совета мистера Пултона.

— А я хочу ириски и мармелад, — заявила Эмма.

— Но у тебя не хватит денег на то и другое, — возразила Таня.

— А я хочу все! — вдруг завопил Тим и захныкал: — Хочу все! Все! Все!

Роджер торопливо вмешался:

— А у меня другое предложение. Давайте купим ирисок, а потом я отведу вас в «Медный чайник» и угощу мороженым? Как вам идея?

Сразу заинтересовавшись, Тим перестал реветь.

— Прямо сейчас? — строго спросил он.

— Прямо сейчас, — торжественно пообещал Роджер и взглянул на Таню: — Вы ведь позволите мне угостить их мороженым?

— Придется, иначе мне грозит революция.

— В моем безумии есть своя система, — сказал он ей вполголоса, и вид у него был такой довольный, что она с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.

Когда покупка ирисок была удачно завершена, детишки со счастливыми лицами потопали к «Медному чайнику», где быстро уселись за стилизованным под старину столом и со вкусом стали уплетать мороженое.

— Я вижу, вы умеете обращаться с детьми, — шепнула Таня их щедрому покровителю.

— Еще бы, у меня три брата и четыре сестры.

— И вы все живете вместе?

— Две сестры уже вышли замуж и уехали из дома.

— А вы сами женаты?

— Нет, все некогда. Политика отнимает все время.

— Ваша семья, наверняка, вами гордится.

— Хотелось бы надеяться. Если мне удастся победить…

— Таня! — раздался истошный крик Тима. — Я хочу еще мороженого!

— Нет, милый. Одного достаточно. Нам все равно пора идти. Я обещала купить вашей маме почтовые марки.

Роджер Пултон проводил их до почты. Возле двери Эмма объявила, что она подождет ее у входа с «милым господином», пока Таня покупает марки.

— Вы побудете с ней? — спросила его Таня.

— Да, мне пойдет на пользу, если избиратели увидят меня с детьми, — пошутил он и взъерошил кудряшки Эммы. Таня с Тимом отправились выполнять мамин заказ. — Ты избалованная маленькая принцесса, — сказал Роджер малышке, — но такая хорошенькая, что тебе все сходит с рук.

— Нет, я не избалованная. Таня говорит, что я очень послушная. Она никогда на меня не сердится.

— Рад это слышать.

— Но иногда она плачет, — простодушно сообщила Эмма. — Только не потому, что мы плохо себя ведем. Наверное, она скучает по своей маме.

— Значит, тебе нужно быть с ней поласковей.

— Да, мы стараемся, — пожала плечиками Эмма, — но она все равно плачет.

Роджер собирался что-то сказать, но в этот момент из дверей почты показались Таня и Тим, гордо держащий целый альбом с марками, который Эмма немедленно кинулась у него отбирать. На помощь снова подоспел Роджер, хотя и у него все же ушло несколько минут, чтобы утихомирить разбушевавшихся спорщиков и восстановить мир и согласие для продолжения прогулки.

— Боже, мне так неловко, что мы навязались вам, — извинилась Таня.

— Я же сказал — это только прибавит мне голосов. Спросите сами у Адриана, он вам скажет!

— Я не разговариваю с мистером Честертоном о выборах, — серьезно возразила она.

Роджер приподнял брови, но ничего не сказал. Скоро они дошли до перекрестка, и он стал прощаться.

— С удовольствием еще раз угощу вас мороженым, как только представится случай.

— О, вы нас балуете, — засмеялась Таня и быстро повела своих подопечных к дому, не догадываясь, что Роджер смотрит им вслед с озадаченным выражением на лице.


Глава 4


С того вечера, когда она впервые появилась в доме Честертонов, Тане удалось только один раз, да и то мельком, увидеть невесту Адриана. Иногда ей казалось, что та, нарочно, избегает встречи с ней, возможно, по просьбе самого Адриана. Таня знала, что они часто встречаются и проводят вместе много времени, что Диана принимает участие в его предвыборной кампании, но она никогда не оставалась ужинать в доме, и ее имя почти не упоминалось.

Тем больше удивилась Таня, когда, зайдя после обеда в гостиную, обнаружила там Диану, сидевшую в кресле у окна.

— П-простите, — заикаясь, пробормотала Таня и повернулась, чтобы уйти. — Я вас сразу не заметила.

— Вам нет надобности уходить, — услышала она в ответ. — Я жду Адриана, но он что-то задерживается. Не хотите пока поболтать со мной?

— Боюсь, нам с вами не о чем разговаривать.

— Ну, почему же. Мы можем, по крайней мере, поддерживать дружеские отношения, хотя друзьями вряд ли станем.

Таня не поверила своим ушам. Какие странные эти англичане, как они холодно и прагматично ко всему относятся!

— Мне трудно испытывать к вам дружеские чувства, — сказала она, нервничая, из-за чего стал заметней ее акцент. — Вы помолвлены с Адрианом, в то время как я… я его жена.

— Боже мой, как это ужасно звучит в ваших устах!

— А что делать? Я говорю правду.

— Да, я знаю, но… но это как-то странно звучит, согласитесь. Я хочу сказать, что вы с Адрианом теперь разведены и вы были так молоды, когда поженились.

— Но мы были с ним мужем и женой, — сурово отрезала Таня, — и мы, на самом деле, любили друг друга.

— О, разумеется, я не сомневаюсь в этом, — мягко успокоила ее Диана. — Я понимаю, что вы сейчас в ужасном положении. Но и мне не сладко, поверьте. Вы же это понимаете, надеюсь?

— Я только вижу, что у вас нет сердца.

— Нет сердца?

— Если бы вы любили Адриана, вы не могли бы так вежливо разговаривать со мной. Вы бы меня ненавидели!

— Но у меня нет причин вас ненавидеть.

Этот спокойный ответ нанес ее самолюбию гораздо больший удар, чем любая грубость. Эта девушка чувствовала себя вполне уверенно, и была права. В конце концов, она лучше знала сегодняшнего Адриана. И этот новый Адриан не смог бы полюбить такую девушку, как Таня.

— Простите, я не хотела вас обидеть, — продолжала Диана, — но мне кажется, что вы оба должны посмотреть в глаза фактам, вот и все.

— Вы правы, — с трудом вымолвила Таня. — С какой стати, вам ревновать ко мне. Впрочем, все равно мне кажется, вы стали бы ревновать, если бы любили моего… Адриана.

— О, я люблю его, — безмятежно ответила Диана, — но прекрасно понимаю, почему он не отослал вас немедленно из дома. Это могло положить конец его карьере, ведь вокруг него разразился бы скандал.

Она вдруг осеклась, потому что в комнату вошел Адриан.

— Прости, я немного задержался, Диана, — начал он и замолчал, увидев Таню. Адриан покраснел, но в остальном ничем не выдал себя. — Здравствуй, Таня, я не знал, что ты здесь.

— Я как раз собиралась уходить.

— Нет, если из-за нас, то не уходи. Мы с Дианой уезжаем.

Таня пожала плечами, подошла к маленькому столику у стены и стала делать вид, что выбирает один из журналов, лежащих на нем. Она слышала, как Адриан попрощался с ней, но не подняла глаз, пока они не вышли. Затем, не в силах бороться с собой, она подошла к окну и посмотрела, как Адриан и Диана идут рядом по дорожке к воротам. Странно, подумала Таня, как они холодны друг с другом. Неужели ни разу не целовались? Никогда не прикасались друг к другу? Неужели они все время так и разговаривают друг с другом: «Прости, я немного задержался»? Неужели все английские женатые пары такие же? Тут ей вдруг вспомнилось, каким страстным был когда-то Адриан. Не мог же он так сильно измениться за несколько лет. Должна же быть какая-то особая причина его нынешней холодности.

Словно почувствовав, что Таня наблюдает за ними из окна, Диана вдруг взяла Адриана под руку и пошла, почти прижавшись к нему. При виде этой счастливой пары, Таня ощутила такой прилив ненависти!.. Она окатила ее страшной болью. Ничего не видя, молодая женщина отвернулась от окна и закрыла лицо руками. А она-то уж решила, что разлюбила его! Как она ошибалась! Она любит его сейчас ничуть не меньше, чем когда-то, много лет назад.

Зная, что, оставшись одна, неизбежно разрыдается, Таня побежала в детскую, где Бетти как раз закончила купать детей. Раскрасневшиеся и мокрые, в своих ярких халатиках, они сидели на коврике перед камином, и мама читала им на ночь сказку.

— Ты тоже пришла послушать «Приключения Твиззли»? — усмехнулась Бетти.

— Да, мне он очень нравится, — улыбнулась в ответ Таня. — Я уже знаю все эти рассказы наизусть.

— Эти маленькие чудовища тоже знают, но все равно просят, чтобы я им читала.

— Дети любят слушать знакомые вещи.

— Знаешь, взрослые тоже, — весело сказала Бетти, но, увидев убитое горем лицо Тани, раскаялась в своих словах. — Я вижу, тебе не очень-то весело.

— Поэтому я пришла послушать о приключениях Твиззли.

Не успела Бетти ничего ответить, как раздался стук в дверь. Это была Джин, их дневная горничная. Она сказала, что Таню просят к телефону.

— Вы уверены, что это меня? — удивилась Таня. — Я здесь никого не знаю. Кто мне может звонить?

— Это господин, мисс, но он не назвал своего имени.

Озадаченная и заинтригованная, Таня сбежала вниз по лестнице в холл. Может быть, звонят из посольства Ровнии, хотят убедить ее вернуться на родину? Но ее родители умерли, и ровнийские власти больше ничем не смогут заманить Таню обратно. Тем не менее, ладони у нее вспотели, когда она брала трубку.

— Алло.

— Привет, привет, — весело отозвался Роджер Пултон. — Я уже начал было думать, что так и прожду тебя у телефона весь день!

— Я была с детьми, — ответила она, почти неслышно.

— А не хочешь вместо этого побыть со мной? Приглашаю тебя сегодня вечером на ужин. Я понимаю, это довольно неожиданно, но я не знал, что мне удастся освободиться пораньше. Могу заехать за тобой через час.

— Через час? — в ужасе переспросила она, не зная, что ответить.

— Да, да. Думаю, мы пойдем в «Веселый дракон». Там отлично готовят, а иногда даже бывают танцы. Ты ведь танцуешь, надеюсь?

Таня все еще сомневалась. Имеет ли она право ходить на свидание с другим, если формально остается женой Адриана? Но мысль об Адриане сразу заставила ее ответить согласием, и, договорившись встретиться с ним через час, она побежала наверх, чтобы рассказать обо всем Бетти.

— А ты думаешь, это хорошо? — засомневалась Бетти. — Все-таки он оппонент Адриана на выборах.

— Но ведь это не значит, что они враги?

— Нет, конечно. В детстве они вместе играли. Но выборы — не игра, и, сама понимаешь, Адриану это может не понравиться.

— Многое из того, что делает Адриан, мне тоже не нравится, — возразила Таня и поняла по отстраненному выражению лица Бетти, что разговор окончен.

Но пока Таня переодевалась и готовилась к выходу, ее стали терзать угрызения совести, и, знай она, куда позвонить Пултону, отменила бы встречу.

Она торопливо спустилась вниз, открыла парадную дверь, боясь, что он приедет раньше. Она наивно полагала, что, если выйдет ему навстречу, он не станет звонить в дверь и тогда семья, если повезет, не узнает, с кем она ушла. Ну а что такого, если Адриан будет против? Его ведь не волнует, что она думает о его встречах с Дианой! Впрочем, Таня понимала, что это разные вещи, и совесть все еще мучила ее, когда небольшой черный седан въехал на гравиевую дорожку, ведущую к дому, и остановился за воротами. Она спустилась с крыльца, чтобы поздороваться с Роджером.

В темном строгом костюме, с рыжими волосами, гладко уложенными, а не буйно вьющимися, как обычно, он показался ей почти незнакомым человеком. Ее охватило чувство неловкости. Одно дело есть с ним мороженое, гуляя по деревне, и совсем другое дело — провести весь вечер в его обществе. Но ведь ей уже пора привыкнуть, что все происходит совсем не так, как она рассчитывает. Таня вздохнула и, поудобнее, устроилась на сиденье.

— Прости, что позвонил так внезапно, — извинился Роджер, кинув на нее быстрый взгляд. — Но я страшно рад, что ты согласилась.

— Да, не могу сказать, что у меня все дни расписаны встречами.

— О, это легко исправить. Ты такая прелестная молодая женщина.

Его комплимент сразу растопил ее сердце.

— Да, за последние несколько месяцев я действительно сильно изменилась к лучшему.

— Как это можно улучшить совершенство? — изумился Роджер.

— Любую женщину может украсить хорошая одежда и подходящий макияж.

— Хочешь сказать, что в Ровнии ты была всего этого лишена?

— Там мы много чего были лишены. Но главное, чего там не хватает, — это свободы.

— Поэтому столько беженцев из Ровнии. Знаешь, в Лондоне их целая коммуна.

— Нет… я не знала. Но… я не думаю… я не хотела бы иметь с ними дело.

— Почему же?

Она промолчала, жалея о том, что сказала. Вполне вероятно, что некоторые из ее соотечественников могут узнать в ней дочь профессора Ковача и им не составит труда вспомнить, что она была женой английского дипломата. После этого будет уже совсем не трудно вспомнить имя этого дипломата, особенно если они видели его в местных газетах. Однако, она не осмелилась сказать об этом Роджеру и постаралась найти отговорку, чтобы удовлетворить его любопытство.

— Эмигрантам лучше не общаться с другими эмигрантами. Когда тебе постоянно напоминают о прошлом, начинаешь невольно погружаться в него всеми мыслями.

— Даже если оно было ненавистно?

— Я не испытываю ненависти к своей стране, — с достоинством возразила Таня. — Я ненавижу ее нынешних правителей — и только.

— Разумеется. — Лицо его выражало полное раскаяние. — Глупо, что я так сказал. Прошу прощения.

— Принимается.

Он засмеялся.

— Я сказал что-то не то?

— Да нет. Но это прозвучало как-то странно.

Роджер снизил скорость, подъехав к перекрестку, и повернул машину на шоссе, в сторону Лондона. Вскоре вдали показался «Веселый дракон» — модное современное заведение со своей автостоянкой. Несмотря на ранний час, там припарковалось уже довольно много машин.

Ожидая увидеть колоритный интерьер и услышать громкую музыку, Таня была приятно удивлена почти строгой обстановкой. Посетители были под стать — спокойные, элегантно одетые люди.

— Может, сначала выпьем чего-нибудь в баре? — предложил Роджер.

— Я не пью. Один бокал вина — и я уже на столе!

— Под столом, — с улыбкой поправил он и повел ее в зал ресторана.

Их провели к угловому столику, довольно далеко от оркестра, так что они могли разговаривать, не силясь перекричать музыку, но, в то же время, недалеко от танцевальной площадки, и Таня с интересом разглядывала танцующие пары. Растерявшись от огромного меню, она попросила Роджера заказать что-нибудь для нее самому, что он и сделал, предварительно выяснив, что она предпочитает суп закускам и мясо рыбе.

— Но десерт выберешь сама, — заявил он после того, как официант принял их заказ и ушел.

— Если только не буду слишком сыта, я возьму что-нибудь со взбитыми сливками.

— Ты прямо как Эмма!

— Иногда я, правда, чувствую себя ребенком, — призналась Таня, — но иногда…

— Не надо!

Он наклонился к ней и взял за руку. Роджер сделал это уже второй раз за вечер, и тепло его рук показалось Тане надежным и успокаивающим.

— Что не надо?

— Не надо так грустно смотреть. Я всегда знаю, когда ты начинаешь думать о прошлом. А знаешь, этого не стоит делать. Ты теперь должна думать только о будущем.

— Иногда будущее тоже может быть печальным.

— Твое не будет. Ты молода и сможешь добиться всего, чего захочешь.

— Это не всегда удается. — Она с любопытством посмотрела на него. — А что ты станешь делать, если проиграешь выборы?

— Не проиграю.

Ее поразила его уверенность.

— Адриан ведь тоже умный человек. Он может тебя обойти.

— Сомневаюсь. — Он внимательно смотрел на нее. — В глаза ты тоже называешь его по имени?

Этот вопрос насторожил Таню.

— Нет, конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты так легко произнесла его имя, словно…

— В этом нет ничего удивительного, — резко ответила молодая женщина. — Дети часто говорят о нем, они всегда называют его по имени, и я привыкла к этому.

Таня с облегчением вздохнула, увидев, что к ним идет официант, и решительно переменила тему разговора. Но когда она принялась за сочный бифштекс, Роджер снова заговорил об Адриане, причем вышло это так естественно, что у нее не возникло никаких подозрений.

— Еще когда мы были детьми, — задумчиво произнес ее спутник, — я знал, что когда-нибудь мы с ним встретимся в прямой борьбе — причем я буду на стороне бедняков, а он будет представлять интересы землевладельцев.

— Но он тоже борется за права бедных, — возразила Таня. — Его заботит положение фермеров и сельскохозяйственных рабочих не меньше, чем тебя.

— Ты так говоришь, словно Адриан произносит перед тобой пламенные речи в их защиту!

— О, он слишком занят, чтобы агитировать за себя няню своих племянников.

— Господи, да по твоим словам выходит, что он страшный сноб.

— Неправда. Я просто хотела сказать, что для него я просто одна из домашних слуг.

— Как коврик у двери.

— Почему он тебя так раздражает?

— А почему ты его так защищаешь? Ты знала его раньше, до того, как приехала сюда?

— Дурацкий вопрос. Откуда я могла его знать?

— Ну, не знаю. Эмма что-то такое говорила.

— Эмма! Ты хотел добыть информацию у маленькой девочки?

Ее голос даже зазвенел от возмущения, и Роджер удивленно посмотрел на нее.

— Ничего я не хотел добыть. Просто, когда мы с ней ждали вас у почты, она что-то такое сказала, и у меня сложилось впечатление, что ты была с ним знакома раньше. Он ведь когда-то работал в Ровнии.

— Это было давно, много лет назад.

Таня почувствовала, как у нее дрожат губы, и крепко сжала их.

— Ну, не так уж много. Лет восемь или девять.

— Я тогда была ребенком. Мне было всего восемнадцать.

— Ты еще так молода! Ты такая степенная и спокойная, что кажешься старше своего возраста.

— Не очень удачный комплимент.

— Не хотел тебя обидеть, — мило улыбнулся Роджер и замолчал, хмуря лоб, словно подыскивая нужные слова. — В тебе есть какая-то безмятежная ясность и покой, — сказал он, наконец. — Я даже не могу представить, чтобы ты была шумным подростком.

— Да, я такой никогда не была. Я выросла в серьезной семье.

— Значит, тебе пора перестать быть серьезной. Ты в другой стране и должна учиться радоваться жизни. — Он отодвинул свой стул. — Начнем прямо сейчас.

— Здесь? — удивилась она.

— Пойдем танцевать.

— Я уже забыла, как это делается, я так давно не танцевала.

— Я тебя научу.

Наверное, вино придало ей уверенности. А еще Таню охватила вдруг беспечная веселость, и в крепких объятиях Роджера она полностью отдалась музыке. Он был на удивление хорошим танцором и, почувствовав, что Таня вошла в ритм, стал показывать ей более сложные танцевальные движения.

— У тебя отлично получается, — промурлыкал он прямо ей в ухо.

— Только благодаря тебе.

Она подняла голову и звонко рассмеялась. Но смех застрял у нее в горле, когда за спиной Роджера она заметила столик, который раньше был вне поля ее зрения. За столиком сидели Адриан и Диана, причем Адриан смотрел на Таню с ледяным презрением.

— В чем дело? — спросил Роджер.

— Адриан здесь. С Дианой.

— Ну и что? Он же не может запретить тебе ужинать со мной. — Несмотря на самоуверенный тон, Тане показалось, что Роджер слегка побледнел, хотя, возможно, виной тому было тусклое освещение.

По молчаливому взаимному согласию они вернулись за свой столик. Их тарелки уже унесли, и Роджер подозвал официанта, и попросил привезти тележку с десертами. Боясь, что он опять заговорит об Адриане, Таня сказала первое, что пришло ей в голову:

— А ты знаком с Дианой Бидделл?

— Конечно, мы выросли вместе. Тебе доводилось слышать о маленьком лорде Фонтлерое?

— Да, — озадаченно произнесла Таня. — Но причем здесь?..

— Так вот, Диана была нашей леди Фонтлерой. У нее была гувернантка, но иногда ей удавалось от нее сбежать, и она приходила ко мне домой. Господи, какими же трущобами ей, наверное, казалось наше жилище!

— Ты так говоришь, словно теперь вы с ней совсем не встречаетесь.

— Давно не встречались, много лет. Я сдал все экзамены на отлично и поступил в университет со стипендией, — она тогда заканчивала школу, — после этого мы редко виделись. — Он смял свою салфетку. — А когда они женятся, ты не знаешь?

— Не знаю. — Таня поискала в сумочке пудру и сделала вид, что пудрит носик. — Роджер, я хочу домой. У меня разболелась голова.

— Почему из-за этих двоих мы должны портить себе вечер? — резко возразил он.

— Они тут ни при чем. У меня правда очень болит голова.

Он тут же сделал знак официанту, чтобы принесли счет, потом, взяв ее за руку, повел к выходу. Они прошли мимо столика Адриана, и тот слегка приподнялся из вежливости, а Диана кинула на Таню взгляд, полный такой неприязни, что Таня, не на шутку, разволновалась.

— Ей не понравилось, что мы вместе, — взволнованно сказала она, когда они с Роджером ехали домой в его машине.

— Может быть, она считает, что гувернантке неприлично ужинать в одном с ней ресторане, — желчно заметил Роджер.

— Я уверена, что дело не в этом.

— Тогда, наверное, она ревнует к тебе Адриана, он, наверное, оказывает тебе знаки внимания?

— Не говори так!

Таня сердито повернулась к нему.

— А что такое? Ты красавица, а Адриан, все-таки, мужчина.

— Но он помолвлен с Дианой.

Роджер изобразил на лице раскаяние.

— Да, ты права. Ты всегда права. Прости и забудь, что я сказал, хорошо?

Она кивнула, но сидела в напряжении всю дорогу до дома, пока они не остановились у парадного входа в «Парк-Гейтс». Не обращая внимания на Танины протесты, Роджер вышел из машины и открыл ей дверцу. Потом проводил ее до парадного входа.

— Таня, мы сможем еще увидеться?

— Только, если мы больше не будем говорить о…

— Об Адриане? — закончил он за нее. — Обещаю.

— Тогда до встречи.

Она быстро зашла в дом, постояла немного в холле, пока не услышала, как его машина уехала, и шум мотора замер вдали. Только тогда Таня проскользнула через гостиную в сад. Она была слишком взбудоражена, чтобы ложиться спать, и направилась к своему любимому местечку на берегу пруда. Луна светила на темном небе, серебрила воду пруда и озаряла бледные лилии потусторонним светом. Как красиво здесь, как покойно и тихо! Если бы ее жизнь могла стать такой же! Долго, долго она сидела на берегу и смотрела на воду, потом, наконец, вернулась в дом, зная, что никогда не найдет душевного покоя, пока не уедет из «Парк-Гейтс».

Войдя в холл, она заметила тонкую полоску света под дверью библиотеки и догадалась, что Адриан вернулся. Сердце бешено заколотилось у нее в груди, и, стараясь ступать бесшумно, она на цыпочках пошла к лестнице. Но только она занесла ногу над ступенькой, дверь библиотеки растворилась, и Таня услышала, как он зовет ее по имени.

Она медленно повернулась к нему. Адриан стоял в дверном проеме и казался таким же собранным и серьезным, как обычно. Впрочем, не совсем. Когда он шагнул к ней, Таня заметила, что волосы у него взъерошены, будто он долго сидел, обхватив голову руками. Лицо выражало беспокойство: уголки губ нервно поджаты, подбородок агрессивно выпячен.

— Пожалуйста, зайди в библиотеку. Я хочу с тобой поговорить.

Дрожа от волнения, она прошмыгнула мимо него в комнату. Адриан закрыл дверь, прислонился к ней и долго молчал, рассматривая жену. Молчание показалось ей бесконечным. Но Таня выдержала его взгляд, твердо решив не заговаривать первой.

— Как давно ты знакома с Роджером Пултоном? — спросил он, наконец.

— Пару недель.

— Ты раньше ходила с ним куда-нибудь?

— Я встречалась с ним несколько раз, когда ходила гулять в город с детьми, но сегодня вечером он, впервые, пригласил меня на ужин.

— Ты что, забыла, кто он такой?

— Нет.

— Тогда почему ты согласилась с ним ужинать? Ты же прекрасно знаешь, черт возьми, что он мой противник.

Сила его гнева вызвала в ней минутное ликование, но она быстро напомнила себе, что он злится просто потому, что она была в ресторане с его политическим противником. Это не имело никакого отношения к его личным чувствам.

— А почему мне нельзя ходить с ним в ресторан? Я ведь живу здесь в качестве няни твоих племянников, и чем я занимаюсь в свободное время, тебя не касается.

— Ты когда-то была моей женой, — угрюмо напомнил он. — Формально ты ей остаешься и поныне. Если для тебя это ничего не значит…

— Для меня? — воскликнула она в изумлении. — Не забывай, это я приехала в Англию, чтобы разыскать тебя. А ты меня оттолкнул.

— Я не отталкивал.

— Ты пытаешься спрятаться за лживыми словами! — закричала она, не в силах сдержаться. — Если бы не твои драгоценные выборы, ты бы немедленно отослал меня отсюда. А вместо этого, тебе пришлось умолять меня остаться на некоторое время. Тебе ведь не пришло в голову поинтересоваться, каково мне жить здесь. Тебя волнует только твоя карьера.

— Я не знал, что жить в моем доме — тяжелое испытание для тебя, — тихо сказал он.

— Ну и дурак!

Потеряв голову от возмущения и обиды, она бросилась к двери, чувствуя, что если останется здесь еще хотя бы секунду, то наговорит ему много такого, о чем потом будет жалеть. Но дрожащие пальцы ее не слушались, и она никак не могла открыть дверь.

Адриан подошел и резко развернул ее лицом к себе.

— Ты не можешь просто так уйти. Я не хотел тебя обижать. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Но никто из нас не виноват в том, что все так вышло.

— Я не виню тебя за то, что случилось в прошлом. — Слезы катились у нее по щекам. — Но сейчас… ты невыносим! Я хочу поскорее уйти из твоей жизни. Я хочу начать строить свое собственное будущее.

Таня захлебнулась от рыданий… Слезы струились из ее бездонных глаз. Она беспомощно закрыла лицо руками. Этот детский, беззащитный жест растрогал его. Он прижал ее к себе и ласково стал гладить по голове:

— Ну, перестань, перестань, не плачь, Таня, слышишь?

В его голосе зазвучала нежность. Таким она часто слышала его во сне; таким голосом он шептал ей слова любви в ночи счастливой бурной страсти и клялся никогда в жизни не целовать, не прикасаться, не принадлежать ни одной другой женщине. Она знала, что должна высвободиться из его объятий. Близость к нему подобна огню, который может проникнуть к ней в душу и разжечь, тщательно подавляемый, костер страсти. Но у нее не хватало сил даже пошевелиться. Ее держал в объятиях мужчина, которого она любила. И пусть они больше не были близки, ей хотелось задержать мгновение, когда они рядом, чтобы потом лелеять его в своей памяти.

— Господи, как ужасно, что все так вышло, — сдавленным, задыхающимся голосом выговорил Адриан. — Я пытался забыть прошлое — иначе я не мог бы жить дальше, но с той минуты, как ты снова появилась в моей жизни…

Дрожа всем телом, он начал покрывать ее лицо поцелуями. Сначала его губы были жестокими, но, прикасаясь к ней, они становились все ласковей… Это была такая сладкая пытка… Таня не выдержала, и они слились в поцелуе. Ей было знакомо ощущение его близости, его запах, его голос, снова и снова шепчущий ее имя, словно в нем заключалась вся сладость мира. Годы их разлуки разом растворились, будто их никогда не было. Страстное взаимное узнавание, истосковавшихся влюбленных, разгоралось все сильнее, и в апогее страсти почувствовали, что не могут оторваться друг от друга, но их тела требовали еще более тесных соприкосновений. Он гладил руками ее спину, прильнув к ней своим тяжелым горячим телом.

— Таня… я хочу тебя!

Его слова эхом отозвались в ее, израненном любовью, сердце. Таня обвила его за шею. Ее пальцы нежно перебирали его темные шелковистые пряди волос. Она раздвинула губы, и он нежно проник языком вглубь — она не сопротивлялась. Казалось, все эти годы они занимались любовью каждую ночь — так естественно было их взаимное влечение. Он приник к ней губами, умело возбуждая ее желание. Его руки ласкали каждый изгиб ее тела. Таня сделала слабую попытку отстраниться, но такое знакомое горячее томление разлилось по всему ее телу…

С того времени, как Адриан поцеловал ее на прощание в аэропорту, она не позволяла ни одному мужчине прикасаться к себе. Ночь за ночью она лежала одна в своей одинокой постели, где спала еще ребенком, и, в мельчайших подробностях, вспоминала короткую рапсодию ее любви, зная, что, пока она не воссоединится с единственно дорогим ей человеком, она не будет принадлежать никому. Проходили годы, и она уже не могла сказать, что будет, когда они встретятся вновь, и часто боялась, что желание, столь долго дремавшее в ней, не сразу проснется.

Но оно не заставило себя ждать. Как только Таня почувствовала прижавшееся к ней тело Адриана, она воспылала к мужу ответной страстью. Она всегда чувствовала, что без него подобна часам без стрелок, водопаду без воды, морю без берегов. Но… но ведь Адриан больше не ее берег. Теперь в его объятиях она не ощущала себя, как в надежной спокойной гавани. Он принадлежит другой женщине, и, принимая его ласки, она посягает на собственность своей соперницы. Горячая злоба вдруг прорвалась наружу и вытеснила желание, мгновенно разъев тонкий покров любви. И это дало ей силы оттолкнуть Адриана.

— Как ты смеешь? — закричала она. — Я не кукла, с которой ты можешь забавляться, когда заблагорассудится! Я женщина, Адриан, и мне нужна любовь, а не твоя похоть. Если тебе так не хватает ласки, обратись к Диане!

— Таня, я…

Заткнув уши, она кинулась вон из комнаты. Только взбежав по лестнице наверх, Таня остановилась и обернулась. Но если она ожидала, что Адриан бросится вдогонку, она просчиталась. В холле было темно, дверь в библиотеку — закрыта. Он услышал ее слова и принял их к сведению. Хорошо еще, не слышал, что кричит ее сердце, — если бы это стало известно, они сейчас были бы вместе. Но так нельзя. Нельзя делать вид, что все стало как прежде — это значило жить иллюзорными надеждами.


Глава 5


Долго еще Адриан стоял не двигаясь, опустошенный, не в силах ни о чем думать. Постепенно эмоции вернулись к нему; но это было уже не то порывистое желание, которое заставило его потерять голову, а глубокий, мучительный стыд, ощущение, что он сделал что-то гадкое и постыдное.

Неудивительно, что Таня так разозлилась. Но ее вспышка не шла ни в какое сравнение с той яростной злобой, что он сейчас испытывал к себе. Секунду Адриан колебался, бежать ли за ней, чтобы попытаться извиниться и загладить вину. Потом решил, что не стоит. Оба они взвинчены, и он рисковал вновь воспламенить ту страсть, которая так опасно и непредсказуемо вспыхнула между ними.

Адриан обошел стол и сел в кресло. Впервые за многие годы, он чувствовал себя выбитым из колеи. Это было незнакомое и малоприятное чувство. Но если подумать, ему не нравилась та ситуация, в которой он оказался в последнее время; не нравилось ему многое и в себе самом. И это было главное. Именно своим поведением он, в первую очередь, был недоволен и раздосадован.

Когда Адриан просил Таню остаться — на время, — ему казалось, что в просьбе нет ничего предосудительного. Но сейчас, увидев ситуацию ее глазами, Адриан понял, что просить женщину, любящую его беззаветно, женщину, которая проехала пол — Европы, чтобы найти его, просить ее остаться в его доме, не скрывая, что он собирается жениться на другой, — верх жестокости.

Неужели он так честолюбив, так стремится сделать карьеру, что готов кинуть в топку чувства других людей? Он ведь раньше не был таким. Молодой парень, который женился на Тане, не стал бы ставить деловые достижения впереди личного счастья. Хотя справедливости ради, надо вспомнить, как долго он страдал после того, как вернулся из Ровнии. Ведь только каких-нибудь полгода назад, он снова начал обретать какое-то подобие, долгожданного, душевного покоя. Но этот покой был нарушен приездом Тани. И ему больше не удастся восстановить внутреннее равновесие, даже если она уедет.

Да, это горькая правда, и он должен посмотреть ей в глаза, как ни тяжело. Даже если Таня уедет, ему никогда уже ее не забыть. Сердито выругавшись, Адриан с грохотом отодвинул кресло и подошел к окну. Лужайки перед домом были залиты лунным светом, приглушенные краски вечернего сада, успокаивали болезненные мысли. Если бы он мог повернуть время вспять! Но куда он хотел бы вернуться? К тому дню, когда Таня приехала сюда, или к минуте их первой встречи? И хотел ли он, чтобы они вообще встречались? Адриан словно наяву ощутил ее нежность и ласку, вспомнил ее гибкое, податливое юное тело, которое так охотно откликалось на его желания, и ответ пришел сам собой.

Он стукнул кулаком по оконной раме. Звук от удара вспугнул птиц, что строили гнездо под крышей дома, и он услышал их недовольное щебетание. Адриан вздохнул и отошел от окна. Если он не может найти себе места, это еще не значит, что он должен нарушать покой других созданий природы. Размышляя о прихотливости своих мыслей, он выключил свет в библиотеке и удалился в свою комнату.

Но и там он не нашел душевного спокойствия. Всего в нескольких шагах от него спала Таня, и он вдруг ясно представил ее длинные распущенные волосы, окружающие ее головку золотистым пушистым ореолом, как золотая паутинка в осеннем лесу. Как он любил когда-то зарываться губами в длинные пряди ее волос! Любил опутывать себя ими, как он опутал и привлек ее к себе лаской. Да, они оба были пленниками любви и ни за что бы не поверили, что придет время, когда им захочется выбраться из этого плена. Но Таня никогда не хотела порвать связывающие их узы. Несмотря на годы разлуки, она продолжала любить его. Эта мысль пробудила в нем горькую ненависть и отвращение к себе за то, что он предал верную жену, хотя сегодня вечером, увидев ее в ресторане с Роджером, он вместо радости, что у нее появились новые друзья, почувствовал, как сердце его будто окаменело от ревности. Но как он может ревновать женщину, когда сам предпочел ей другую? Неужели он такой собственник, что боится потерять даже то, что принадлежало ему когда-то давно? Эта мысль растревожила его и не давала покоя. Он попытался думать о Тане объективно, но ему не удавалось; девушка из прошлого и нынешняя Таня слились для него в один образ.

Не в силах успокоиться, он включил свет. Лучше уж почитать, чем лежать без сна в темноте наедине с тревожными мыслями. Впереди напряженная политическая борьба, и он должен отдать ей все силы. Еще будет время обдумать личную жизнь, когда придет победа. Победа. Какое пустое, ненужное слово. Вздохнув, он решительно уставился в книгу.

Всю неделю Таня и Адриан старательно избегали друг друга. Она старалась обедать и ужинать в детской и спускалась в общую столовую только к воскресной трапезе. Никто не упоминал о Роджере до того момента, пока Таня случайно не столкнулась с Дианой, которая зашла к Честертонам на чай.

— Я как раз хотела поговорить с вами, — сказала Диана, идя ей навстречу. — Насчет Роджера Пултона.

— Я не желаю говорить о нем. Он мой друг, и я намерена встречаться с ним и дальше! Уверена, что это ничем не повредит Адриану.

— Никто и не говорит, что это ему повредит, — не теряя самообладания, заявила Диана. — Дело не в Адриане. Дело в вас.

— Во мне?

— Да. Роджер для вас опасен. Он мечтает только о том, чтобы как можно скорее сделать карьеру в политике. Больше его ничего не интересует.

— Как и Адриана.

— Нет. Между ними огромная разница. Если вы не видите, то и говорить не о чем!

Ее каблуки сердито простучали по паркету, дверь библиотеки громко захлопнулась, и Таня вновь осталась одна в коридоре. Озадаченная, она побрела в свою комнату. У Дианы нет причин заботиться о ней. Странно, с чего она вдруг волнуется, как бы Роджер не причинил Тане неприятностей? И почему ее так уязвляет их дружба?

Вопрос так и остался без ответа, хотя Таня думала об этом почти весь день.

— Кажется, я говорила, чтобы ты сегодня отдохнула, — такими словами встретила ее Бетти, когда Таня привела детей в комнату пить чай.

— Мне так нравится заниматься с детьми, — улыбнулась Таня. — Хоть чем-то время занято.

— Да, я тебя понимаю. Мне тоже иногда ужасно скучно оттого, что нечем заняться.

— Тебе нужно перебираться в собственный дом. — Таня закрыла ладонью рот, в ужасе от собственной наглости. — Ой, прости. Я не имею права так говорить.

— Но это правда.

— Ты же не любишь заниматься домашним хозяйством.

— С чего ты взяла? Потому что я им не занимаюсь? — Бетти лукаво глянула на нее. — У мамы случился бы сердечный приступ, если бы я начала здесь что-то делать сама. Она стала бы говорить, что это дело слуг.

— Тогда уезжай отсюда. И устрой свой собственный дом.

— Да, Дик тоже об этом все время твердит. Но я здесь уже привыкла, все вошло в колею, и мне не хочется ничего менять. Ты должна все время пилить меня, чтобы я, наконец, на что-то решилась.

— Ну, нет, мне не хочется тебя пилить.

— Иногда это полезно. Ты мне почти как сестра, которой у меня никогда не было… — Бетти запнулась, испугавшись, что сказала что-то не то, когда увидела слезы на глазах у Тани. — Господи, прости, я не хотела тебя расстроить.

— Нет, я не расстроилась, дело не в этом. — Таня поискала в кармане платок и приложила его к глазам. — Но это самые приятные слова, которые я слышала с тех пор, как приехала в Англию.

Бетти положила руки Тане на плечи и быстро оглянулась на Эмму и Тима, наблюдающих за этой сценой с широко раскрытыми от любопытства ртами.

— Давай на минутку выйдем в другую комнату, Таня. Дети пока могут поиграть без нас.

Таня охотно вошла в детскую спальню и присела на кроватку Эммы, а Бетти наклонилась к ней, опираясь на изголовье кровати, и пристально всмотрелась в ее лицо.

— На самом деле, ты ведь заплакала не из-за того, что я сказала. Тебя тревожит что-то другое, да?

— Ну, в общем, да. Конечно, это глупо, но…

— Это связано с Роджером Пултоном?

Таня кивнула.

— Да. Все говорят, что мне не следует с ним встречаться.

— Я этого не говорила.

— Но ты ведь так думаешь?

— Нет. Я так не считаю. Ты ведь не станешь рассказывать Роджеру ничего такого, что могло бы повредить Адриану, да Роджер и не станет у тебя ничего выспрашивать. Я лично считаю, что ты вправе ходить на свидания с кем хочешь, причем каждый вечер, если тебе так нравится. Не позволяй нашей семье диктовать тебе, как жить, Таня. Мы ведь быстро сядем на шею, если дать нам волю!

— Все равно, у меня такое чувство, что я веду себя неблагодарно, — разоткровенничалась Таня. — Если бы Адриан не… не потерял над собой контроль, когда выговаривал мне за это, я бы сделала так, как он скажет.

Таня разволновалась и путала английские слова.

— И, слава богу, что ты его не послушалась. Он привык навязывать всем свою волю. Ты ведь его жена только формально, из-за каких-то проволочек с разводом, не забывай. — Заметив удивление в фиалковых глазах, Бетти пожала плечами. — Не думай, что я не люблю своего брата. Просто стараюсь быть справедливой.

— Ты такая милая и добрая. — Таня соскочила с кровати и поцеловала Бетти в щеку, потом быстро отошла назад, увидев, как зарделась от смущения англичанка. — Пойду, искупаю детей, а ты почитаешь им на ночь сказку.

— Только если ты пообещаешь пойти вместе со мной и Диком в кино сегодня вечером. Я не хочу, чтобы ты трудилась на нас, как служанка.

Таня кивнула и, отвернувшись, с трудом проглотила комок в горле. После недавней ссоры с Адрианом, чувства у нее еще были болезненно обострены, поэтому как злость, так и доброта равно выбивали ее из колеи.

— Да, с удовольствием, — хрипло сказала она. — Это поможет мне усовершенствовать английский.

Таня переодевалась, когда позвонил Роджер. Она не хотела говорить с ним из коридора, боясь наткнуться там на Адриана, поэтому взяла трубку в комнате Бетти.

— Тебя плохо слышно, — ответил Роджер, когда она поздоровалась с ним.

— Я говорю по параллельному телефону.

— Тогда буду говорить коротко, но о приятном. Ты можешь прийти на ужин ко мне домой завтра вечером?

— Я не знаю никого из твоей семьи, — запаниковала Таня. — А у тебя такая большая семья — я стану стесняться.

Роджер весело засмеялся.

— Как только с ними познакомишься — сразу перестанешь стесняться. Это я гарантирую!

— Раз так, тогда я с удовольствием. Но не надо за мной заезжать. Я лучше прогуляюсь пешком.

На том конце провода возникла пауза, и она поняла, что он что-то заподозрил.

— Как хочешь, — пробубнил он, наконец. — Но если пойдет дождь, и ты передумаешь, позвони мне.

К счастью, на следующий вечер погода была прекрасная, и Таня благополучно дошла до деревни. Она встретилась на Главной улице с Роджером, который пошел ее встречать. С некоторым трепетом она вошла в его дом — небольшой коттедж на две семьи, с отдельным входом и большим садом, в котором было много грядок с овощами.

— Ответ моей мамы на инфляцию! — усмехнулся Роджер, увидев, как Таня рассматривает огромные кочаны цветной капусты, и провел ее по узкому коридору в большую столовую, где собралось множество народу. Вскоре они разделились на братьев, сестер, невесток и зятей, и над всем этим сборищем, во главе стола, царила большегрудая, бесконечно дружелюбная миссис Пултон, раздавая еду вместе с шутками и прибаутками.

— Хочешь еще рагу, Таня? — спросила она, зачерпывая половником и выкладывая на тарелку Тани огромный кусок мяса. — Похоже, тебя было бы неплохо немного подкормить. Тебя там не морят голодом?

— Нет, что вы, совсем наоборот, — стала уверять ее Таня. — Но ваше рагу просто замечательное. Хотя об английской кухне обычно говорят, что она отвратительная.

— А, по-моему, консервы вкуснее свежей еды! — встрял в разговор двенадцатилетний Брайан, младший в семье. Он родился, как рассказал ей Роджер, через полгода после смерти отца. — Когда готовят дома, еда все время получается разная, а у консервов вкус всегда одинаковый.

— Одинаково дрянной, — саркастически уточнил Роджер и посмотрел на Таню с шутливым отчаянием: — Вы едите такую гадость?

Она улыбнулась.

— Тим и Эмма обожают консервы. Они бы только их и ели!

Все рассмеялись, потом одна из сестер Роджера спросила, сколько ей платят, и нравится ли ей работа гувернантки.

Таня отвечала на вопросы коротко и настороженно, пока, наконец, к ее облегчению, Роджер не перебил их, заявив, что будет выступать на митинге в Типтоне и хочет взять Таню с собой.

— Да ну тебя со своими выборами! — возразила миссис Пултон. — Могу поспорить, Тане гораздо интереснее посидеть здесь с нами и посплетничать, а не слушать твои скучные выступления.

Таня была поражена, что миссис Пултон в таком тоне отзывается о выборах. Мать Адриана относилась к предстоящим выборам как к чему-то священному. Но с другой стороны, нельзя не признать, что все семейство Пултон, в корне, отличалось от семьи Честертон, и если в последней к Адриану прислушивались беспрекословно, то Роджера постоянно поддразнивали.

— Я хотела бы поехать с Роджером, — заверила она миссис Пултон. — Я никогда не слышала, как он произносит речь.

За столом раздался громовой взрыв смеха.

— Наверное, вы повергли его в такое смущение, что он перед вами онемел, — заметила Лидия, младшая сестра Роджера. — Потому что мы, наоборот, не можем дождаться, когда он закроет рот!

Роджер добродушно усмехнулся, поднимаясь из-за стола, и Таня послушно вышла вслед за ним и пошла к машине. Они помахали на прощание семье, которая высыпала на улицу и толпилась перед входом в дом, чтобы проводить их.

— У тебя замечательная семья, — с искренней теплотой сказала Таня, когда они отъезжали от дома.

— Да, они ничего, — ответил Роджер, и Таня, в очередной раз, поразилась сдержанности чувств ее новых соотечественников.

Невооруженным глазом было видно, что все Пултоны проникнуты взаимной привязанностью и нежностью, но похвала в их адрес вызвала у Роджера самый небрежный отклик. Она вздохнула и подумала, что вряд ли когда сможет привыкнуть к Англии и англичанам.

Она еще раз подумала об этом, когда сидела в зале деревенского клуба и слушала выступление Роджера. Кто-то громогласно не соглашался с ним, его постоянно перебивали выкриками с мест, хотя другие слушатели быстро урезонивали крикунов. Когда собрание закончилось, большинство его участников сбились плотной кучкой и всем скопом направились в местный бар.

— Невозможно представить такое в моей стране, — воскликнула Таня. — Люди, которые имеют другие политические взгляды, выпадают из обоймы жизни и становятся неугодны.

— Здесь тоже бывает нечто в этом роде, хотя и в меньших масштабах, — ответил Роджер. — Правда, пока в основном в городе.

— Если ты победишь на выборах, ты тоже переедешь в город.

— А ты хочешь, чтобы я победил? — спросил он с улыбкой.

— Ты этого заслуживаешь, — быстро ответила Таня. — Твоя речь была превосходной.

Но в ту ночь, лежа без сна в постели, она поняла, что, хотя ей очень нравился Роджер, не ему она желает победы на выборах. В нескольких метрах от нее, отделенный всего лишь стеной, хотя на самом деле далекий и недоступный, находился человек, которому она страстно, всей душой желала победы на выборах: Адриан, ее муж.

Интересно, он спит все так же — закинув руку за голову? В то далекое время их короткой совместной жизни, ночью он обычно обнимал ее, словно даже во сне боялся потерять. И сам же бросил ее, с горечью думала Таня, и даже когда она сама приехала к нему, он не хочет ее видеть. Но нет, неправда. Он хочет ее. Он так целовал ее, что она это поняла. Но хотеть — еще не значит любить, и Таня не сожалела, что отвергла его. Она скорее жалела о том, что не сдержалась и ответила на его порыв. Но ничего не могла с собой поделать — его объятия разбудили, доселе спавшие, желания, и теперь они горели в ее груди негасимым огнем, как раскаленные угли, что готовы разгореться ярким пламенем от малейшего дуновения ветерка. Да, стоит только Адриану прикоснуться к ней, и она снова вспыхнет страстью, будет умолять о нежности, требовать, чтобы он утолил ее глубокое томление.

Любовь моя! — беззвучно восклицала она. Моя единственная, вечная любовь!


Глава 6


На следующий день после визита Тани, Роджер вернулся домой усталый и удрученный. Он проводил митинг в той части города, где жили большей частью сторонники Адриана Честертона, и они не давали ему слова сказать, постоянно прерывая выкриками и замечаниями. Если бы Таня была там, она бы решила, что, в конечном счете, английская политическая жизнь не так уж отличается от положения дел в Ровнии!

Швырнув шляпу на вешалку в коридоре, он побрел в гостиную, но резко остановился, услышав голоса. Один из них принадлежал матери, а другой голос… Он нервно поправил галстук и вошел… и замер посреди комнаты, увидев на диване стройную темноволосую девушку. Ради всего святого, что делает в его доме Диана Бидделл?

— Добрый вечер, — холодно поздоровался он. — Вы ко мне?

— Привет, Роджер. — Голос у нее был спокойный. — Как дела?

— Отлично, спасибо. Погода сегодня тоже великолепная.

Диана сразу смутилась и опустила глаза. Миссис Пултон встала.

— Вы тут поговорите пока, а я пойду, белье доглажу.

— Ты можешь не уходить, — процедил сквозь зубы Роджер, быстро окинув взглядом туфли Дианы от Гуччи и платье от Ива Сен-Лорана и посмотрев на мать в простом ситцевом халате. — Мисс Бидделл может говорить в твоем присутствии.

— Может, и так. — Миссис Пултон неуклонно приближалась к двери. — Только белье само собой не погладится!

Роджер поджал губы и молчал, пока дверь не закрылась.

— Итак, — натянуто произнес он после неловкой паузы, — давно ты не оказывала нам чести своим посещением. Тебе было, кажется, лет пятнадцать, когда ты была у нас дома последний раз? Как раз тогда у тебя начали появляться твои предубеждения.

— Я сюда не приходила вовсе не из-за предубеждений. Я училась в школе, а ты уехал в университет. Естественно, мы не могли часто видеться.

— Но ведь мы приезжали сюда на каникулы, — бесцветным голосом заспорил он. — Ты бы пришла ко мне, если бы захотела. Конечно, я тебя ни в чем не виню. Эти плебеи Пултоны не одобрялись твоим отцом!

— Я не хотела бы сейчас обсуждать моего отца.

— С большим удовольствием! — Роджер засунул руки в карманы. — Зачем ты пришла?

Диана поколебалась, и он заметил, как она нервно сцепила пальцы.

— Я пришла… а-а-а… насчет Тани. — Она замолчала, надеясь, что он что-нибудь скажет, но он лишь невозмутимо смотрел на нее. — Ты специально молчишь, чтобы смутить меня?

— Думаю, тебя трудно теперь смутить. Продолжай. Что ты хотела сказать?

— Я же говорю — я хотела поговорить насчет Тани. Я не могу понять, чего ты добиваешься, так часто встречаясь с ней.

На минуту Роджер потерял дар речи, когда же вновь обрел его, в словах его клокотал гнев.

— А чего добивается мужчина, встречаясь с красивой молодой женщиной? Я не принадлежу к твоему социальному классу, мисс Бидделл, но физически нет никакой разницы между мной и твоим блестящим женихом из потомственной аристократии!

― Ты нарочно делаешь вид, что не понимаешь меня, — ледяным голосом возразила Диана. — Тебе известно, что Таня живет у Адриана в доме и, таким образом, невольно вовлечена в его дела. А так как он, между прочим, твой противник на выборах, я думаю, тут кроется подвох.

— То есть ты хочешь сказать, я встречаюсь с Таней с каким-то тайным умыслом? — Роджер говорил тихим голосом, но любой, кто хорошо его знал, поостерегся бы, увидев, как побелела у него кожа вокруг рта. — Я не сомневаюсь, что в вашем кругу это принято, но мы, рабочие люди, имеем еще честь и уважение к себе!

— Перестань говорить как студент-марксист на митинге! — взорвалась Диана. — Хотя бы из приличия, мог бы разговаривать со мной вежливо!

— То же самое я могу сказать о тебе! Ты явилась в мой дом и еще оскорбляешь меня!

Она в отчаянии закусила губу.

— Прости, я не хотела. Я просто хотела убедить тебя сказать Тане, что она ведет себя неприлично. Если бы выборы были позади, это было бы не так важно.

— Это и сейчас не важно. Ты так говоришь, словно у нее есть доступ к государственным тайнам! Она всего-навсего работает гувернанткой у сестры Честертона. И если в свободное время хочет встречаться со мной…

— Я так и знала, что только даром потрачу время, пытаясь тебя вразумить. Ты так ослеплен своими дурацкими предрассудками, что никого не хочешь слушать.

Она прошла мимо него, сердитая, с широко раскрытыми глазами, стараясь не моргнуть, чтобы из глаз не полились слезы. Роджеру удалось схватить девушку за плечо, но она вырвалась, будто его прикосновение было ей нестерпимо.

— Что, боишься, я тебя оскверню? — злобно усмехнулся он.

— Ты нарочно все передергиваешь? — прошептала Диана. — Роджер, я не считаю тебя врагом. И никогда не считала.

— Но ведь я тебе и не друг.

— А когда-то был.

— Когда мы еще были детьми. Но то время, не вернуть.

Повинуясь внезапному импульсу, он наклонился к ней и прижался губами к ее губам.

Какую-то долю секунды она стояла, не шевелясь, от неожиданности не в силах сопротивляться, потом резко подалась назад и возмущенно уставилась на него.

— Что это такое?

— А это, чтобы ты помнила, как я падок на хорошеньких женщин! — В его голосе явно слышалась издевка. — Ты не хочешь дать мне пощечину?

— Начитался дешевых бульварных романов, — констатировала она. — Что, впрочем, неудивительно.

Прежде чем он успел придумать достойный ответ, Диана ушла, а он провел рукой по волосам, взъерошив их, потом пошел в кухню, где застал мать за гладильной доской.

— Диана ушла? — На его кивок она пожала плечами. — Жаль. Я собиралась предложить ей чаю. Ну, ничего. Давай мы сами попьем. Поставь чайник, Роджер. Вот молодец.

— Не думаю, чтобы она стала пить чай в такое время дня. — Роджер послушно включил конфорку. — Она пьет его ровно в четыре с сандвичами с огурцами!

— Уверена, она не отказалась бы от чашечки чаю в половине шестого! Диана хорошая девочка; ты со мной согласился, если бы так отчаянно не презирал ее отца! Это же не ее вина, что у нее отец — богатый, старый дурень.

— Зато ее вина, что она молодая, богатая дурочка! — вскипел Роджер. — Она ничего не делает в жизни.

— Она преданно выполняет дочерний долг, — парировала миссис Пултон, — а с таким отцом, как у нее, это, должно быть, непросто.

— Давай не будем!.. Хорошо? У меня сегодня вечером еще один митинг, и мне нужна рубашка, которую ты гладишь.

Миссис Пултон сняла рубашку с гладильной доски и сунула ему в руки.

— Когда будешь надевать ее перед зеркалом, посмотри заодно хорошенько на себя. Может, тебе не очень понравится то, что ты там увидишь!

И, оставив онемевшего от удивления сына, она демонстративно повернулась к нему спиной и боевым шагом вышла из кухни.

Хотя Роджер не рассказал Тане о визите Дианы, он стал чувствовать себя с ней уже не так непринужденно, и ему даже начало казаться, что Таня тоже подозревает его в корыстных мотивах. Чтобы выяснить это раз и навсегда, он решил откровенно поговорить.

Она выслушала его молча. Ее прекрасные фиалковые глаза смотрели на него с простодушной наивностью, напоминающей взгляд ребенка. Хотя она была далеко не ребенком, ее взрослость и зрелость порой поражали его. Например, способность сразу увидеть суть дела и относиться к происходящему без лишних эмоций. По-своему она была ему очень полезна, выслушивая его идеи. Роджера удивляло, как откровенно и доверительно он говорит с ней. И теперь он задумался. Хотя Диана считала, что он использует Таню в своих целях, сам он никогда не встречался с Таней в надежде выведать положение дел в лагере Адриана.

— Да, о нас с тобой много судачат, — сказала Таня, прерывая поток его мыслей. — Но меня заботит только моя совесть, а не чужая.

— Люди могут причинить тебе неприятности, — мрачно предрек он.

— С таким другом, как ты, я справлюсь с любыми трудностями.

— Ты так говоришь, словно я твой единственный друг. — Он с любопытством взглянул на нее. — А как же Честертоны? Я хочу сказать, ты ведь приехала сюда прямо к ним, да? Ты, наверное, знала их раньше.

Она давно уже понимала, что он хочет расспросить ее про работу в «Парк-Гейтс», и была готова к его вопросам.

— Бетти сделала заказ на гувернантку в одной из контор по найму эмигрантов, — ровным голосом сообщила она, — и я решила какое-то время поработать, чтобы определиться, как жить дальше.

— О, ты не будешь всю жизнь присматривать за чужими детьми, поверь мне. Ты выйдешь замуж и будешь нянчить собственных.

— Я никогда больше не выйду замуж.

— Больше? — Он ухватился за это слово. — Ты что, была замужем?

От паники у нее перехватило дыхание, но Таня ответила не раздумывая:

— Нет, я просто, как это называется, фигурально выразилась.

— Ну, раз ты не была замужем, — он пристально посмотрел на нее и улыбнулся, — откуда у тебя такое предубеждение против брака?

— Я видела слишком много несчастных семей.

— Ты передумаешь, когда встретишь подходящего парня.

Она засмеялась:

— Ты говоришь прямо, как твоя мама.

— Хочешь сказать, она говорила с тобой на эту тему? — удивился он.

— Да, на днях она не без умысла расписывала мне твои достоинства! — Роджер так смутился, что Таня рассмеялась. — Да не волнуйся. Я убедила ее, что мы просто друзья.

Он довольно долго молчал, прежде чем продолжить разговор.

— Ты, наверное, думаешь, что я странно себя веду. Ты такая красавица, такая интересная женщина, а я даже не пробовал к тебе приставать. Но это не потому, что ты мне не нравишься. Просто я боюсь испортить наши отношения, и вообще… слишком быстрые связи… Подумать только, я говорю как древний старик!

— Ты говоришь как искренний и серьезный человек, — серьезно ответила она. — Твоя дружба для меня гораздо ценнее твоих поцелуев.

— Когда-нибудь мужчина сможет дать тебе и то, и другое — и дружбу, и любовь.

— Когда-нибудь женщина сможет дать тебе и дружбу, и любовь.

— Нет. — Он говорил очень уверенно. — У меня впереди годы работы. Если не удастся победить на выборах, я найду другое вакантное место и буду бороться за него. Так что мне еще долго будет не до женитьбы.

Таня вспомнила его слова, наблюдая за играющими в саду детьми. Странно, думала она, что такой страстный мужчина, как Роджер, может вести холостяцкую жизнь, с головой погрузившись в работу. Она догадывалась, что он страстно влюблен в кого-то или был влюблен раньше. Причем страсть эта такая глубокая и сильная, что не позволяет ему заводить легкомысленные романы.

Ее взгляд от детей перенесся к дому, и Таня увидела, как входная дверь открылась. Это был Адриан. Он прошел к своей машине. Молодой Честертон был далеко и не мог видеть, что Таня наблюдает за ним. А она, ругая себя за глупость, продолжала откровенно разглядывать его. Какой он высокий и статный! Даже с такого расстояния безошибочно угадывалась его надменная аристократическая выправка. Однако, надменность была всего лишь маской. Под ней скрывались доброта и чуткая нежность. И страсть. Несмотря на суровый вид, он был волнующим и изобретательным любовником.

Что изменилось бы, уступи она той ночью? Разорвал бы он помолвку с Дианой или, как только приступ страсти прошел и к нему вернулся здравый смысл, возненавидел бы себя за то, что позволил желанию взять верх над рассудком? Она никогда не узнает. И если не хочет до конца жизни мучиться этими вопросами, должна запретить себе об этом думать.

Большой мяч ударился ей в ноги, она вздрогнула и, захохотав, повалилась на спину. Тим подбежал и с размаху упал на нее.

— Поиграй с нами, Таня, — завизжал он от счастья. — Пойди, поиграй с нами.

Таня вскочила, радуясь возможности отвлечься от навязчивых мыслей.

Через пару дней она заглянула в гости к миссис Пултон. Бетти с мужем и детьми уехала на морской курорт на один день, и, хотя они уговаривали Таню присоединиться к ним, она решила, что молодой паре лучше побыть своей маленькой семьей. Возможно, это подтолкнет Бетти к решению переехать в собственный дом.

Таня провела день очень весело, заодно помогла миссис Пултон закрыть сорок банок варенья. Это навеяло ей воспоминания о далеких счастливых временах, когда она помогала своей маме закрывать банки с припасами. Но вслух Таня ничего не сказала, зная, что иначе не удержится от слез. Так что, если миссис Пултон и заметила, что красивые глаза Тани заволоклись грустью, она ее ни о чем не спросила.

Сидя за столом и наслаждаясь честно заработанной передышкой, мать Роджера завела разговор о сыне и его дружбе с Таней:

— Ты оказываешь на него хорошее влияние, Таня. Я была бы рада, если бы вы с ним устроили свое гнездышко.

— Но мы не любим друг друга. Мы с ним просто друзья, хотя, и очень хорошие.

— Жаль. Ты была бы мне хорошей невесткой.

— Уверена, он вам еще приведет невестку.

— Да, недостатка в женщинах у него никогда не было, — согласилась мудрая женщина. — Но никто из них до сих пор не пробуждал его лучшие качества, как это удалось тебе. С Дианой, например, он ведет себя, как раненый медведь.

Таню это удивило.

— Я не знала, что они встречаются.

— Нет, они почти не встречаются — во всяком случае, нечасто. Они ведь когда-то были неразлучны, водой не разольешь, в детстве. Они играли все вместе, с Адрианом Честертоном. А теперь даже не знаются друг с другом.

— А в Англии часто так случается?

— Да везде так случается, не только в Англии. Даже муж и жена могут стать чужими людьми, что уж говорить про друзей.

Даже муж и жена… Таня порадовалась про себя, что миссис Пултон не подозревает, что значат для Тани эти ее, случайно сказанные, слова. Когда-нибудь она расскажет этой доброй женщине про Адриана, но сейчас она еще боялась рисковать.

— А ты часто видишь Диану? — спросила ее миссис Пултон.

— Нет. Мистер Честертон часто уезжает… вместе с Дианой.

— Наверное, они хорошая пара?

— По нашим ровнийским понятиям, скорее нет. — Таня слегка улыбнулась. — Но англичане так привыкли скрывать свои чувства.

— Я бы не сказала, — заметила миссис Пултон.

Что она хотела этим сказать, осталось неизвестно, потому что в кухню ворвался Брайан, громко требуя чашку чаю и бутербродов.

Скоро на кухне собралась вся семья. Они расселись за столом, где уже стояли блюда с ветчиной, салатом, огромная миска со свежими помидорами и несколько горшочков с вареньем, которое только что приготовили Таня и миссис Пултон.

Роджер пришел последним и сел рядом с Таней.

— И как тебе наш плебейский полдник в сравнении с аристократическим чаепитием у Честертонов?

— Думаю, это трудно сравнить, — медленно ответила она. — Каждый любит то, к чему привык. У нас в стране, например, вообще нет полдника. У нас довольно сытный обед, он состоит из нескольких блюд, и мы едим гораздо дольше — как минимум, два часа. А потом, вечером, мы обычно едим холодное мясо и салат или сыр с кофе и вино. Но сейчас я уже привыкла к тому, как едят в Англии, и теперь мне кажется, что и сытный полдник, и обед — по-своему хороши.

Все засмеялись, и миссис Пултон кинула на Роджера укоризненный взгляд.

— Вот видишь, сынок, Таня хочет сказать то же самое, что я говорила тебе, когда заходила Диана. На традиции и обычаи — не важно, классовые или национальные — никто уже не обращает внимания, а ты все не хочешь в это поверить.

— И очень хорошо, — вставила Лина, младшая сестра Роджера.

Но Таня слушала ее вполуха, пораженная новостью, что Диана была здесь всего несколько дней назад. Странно, что Роджер ничего не сказал. Разве что Диана приходила по личному делу. Таня покосилась на Роджера и заметила, как он внимательно на нее смотрит, будто догадывается, о чем она думает.

Не успел еще никто ничего ответить Лине, как зазвонил телефон. Новость, которая заставила их забыть обо всем. Марджори, старшую дочь миссис Пултон, увезли на «скорой» в больницу. Она была беременна, судя по всему, у нее начались преждевременные роды.

— Я немедленно еду к ней, — заявила миссис Пултон, одной рукой хватаясь за горло.

— Не надо так волноваться, — стал успокаивать ее Роджер. — Питер сказал, с ней все в порядке.

— Нет, я все равно хочу быть с ней.

— Хотите, я поеду с вами? — предложила Таня.

— Я тоже поеду, — встряла Луиза.

— Нет, ты останешься. У тебя вечером занятия в школе, — твердо ответила мать, — а Берта присмотрит за Брайаном. Я не хочу оставлять его одного дома на всю ночь.

Говоря это, миссис Пултон уже тяжело бежала по дорожке к машине Роджера, и они втроем поехали в ближайший городок Литл-Комптон, в больницу.

— Я уверена, с Марджори все будет в порядке, — твердила Таня. — Наверное, у нее просто очень нетерпеливый малыш, ему хочется поскорее посмотреть белый свет!

Но миссис Пултон это не успокоило. Ее тревога улеглась, только когда в половине двенадцатого ночи, Питер-младший появился на свет.

Глядя через стеклянную стену в палату, куда относили всех новорожденных, Таня с трудом сдерживала слезы. Именно в такие минуты она нестерпимо чувствовала свое одиночество, непоправимое одиночество чужака.

— Вот этого я и боялся, — пробормотал Роджер и взял Таню под руку. — Ну почему женщины всегда рыдают, когда видят рождение малыша?

Она засмеялась, и ее грусть моментально испарилась. Роджер болтал без умолку о всякой всячине, пока не высадил мать у крыльца их дома, Ho, как только они с Таней остались в машине одни, сразу заговорил о Диане:

— Тебе, наверное, интересно узнать, зачем она приходила ко мне?

— Я уже и забыла об этом, — искренне ответила Таня. — А она приходила из-за нас?

— Да.

— Адриана это тоже беспокоит. Он на меня очень сердится.

— И ты хочешь со мной распрощаться до выборов?

— Нет.

— Хорошо. — Роджер остановил машину возле «Парк-Гейтс». — Жаль, что мы с тобой не любим друг друга. Мы были бы отличной парой!

Она помнила, что уже поздно, и тихонечко пробралась к себе в комнату. Таня почти дошла до нее, когда увидела Адриана, выходящего из спальни. Она пыталась укрыться за выступом стены, но он увидел ее и подошел, высокий, неприступный, в темно-синем халате.

— Ты так поздно, — спокойно сказал он. — Мы уже начали волноваться.

— Мы? — язвительно переспросила она.

— Я. — Он замолчал. — Ты раньше не возвращалась так поздно. Ты была у Пултонов?

— Я была с Роджером и его семьей. — Она подчеркнула последние слова, но лицо его не прояснилось. — Старшая дочь рожала, и я поехала с ними в больницу.

— У нее что, недостаточно своих дочерей? Кроме тебя, некому было поехать?

— Она хотела, чтобы я поехала. — Таня посмотрела на него с откровенным вызовом. — Тебе, верно, трудно понять, что я кому-то могу быть нужна?

Он насупился.

— А мы не можем обойтись без сцен? Думаешь, мне самому нравится твое присутствие в моем доме в качестве неизвестно кого?

— Не знаю, мне трудно понять, что ты чувствуешь, — устало сказала она. — Мы стали чужими людьми.

Но, произнося эти слова, она знала, что кривит душой. Стоя совсем близко к нему, она снова ощутила прилив тех чувств, которые он неизменно возбуждал в ней. Невольно Таня качнулась к нему, но быстро отпрянула назад, стыдясь своей слабости. Он не видел, как она склонилась к нему, он заметил только ее движение назад и увидел в этом признак отвращения.

— Не знаю, почему я вызываю у тебя такую ненависть, — тихо сказал он.

— Это не так. — Она отвернулась. — Уже поздно, Адриан, я хочу спать.

Он проводил ее по коридору и остановился перед дверью в свою комнату.

— Ты уже подумала, что будешь делать, когда уедешь отсюда?

Она пожала плечами.

— За последние годы я научилась не заглядывать далеко вперед. Когда я уеду, тогда будет видно.

— Но тебе не обязательно уезжать, — вдруг сказал он. — Ты ведь можешь остаться.

— После того, как ты женишься на Диане? — Ревность побудила ее говорить. — Хочешь, чтобы я нянчила ваших детей?

Лицо его потемнело от гнева.

— Да каким же скотом ты меня считаешь! Не знаю, почему я так сказал. Я хотел как лучше — думал, тебе будет одиноко без нас.

— Мне не одиноко.

— Что это значит?

Таня отвечала, не раздумывая, злость застилала ей разум, ей хотелось побольнее уязвить его.

— А это значит, что я не собираюсь быть у тебя приживалкой до конца своих дней. Не только ты собираешься устроить свою личную жизнь и обрести счастье.

— Роджер Пултон, — медленно проговорил он. — Быстро же ты влюбилась, ничего не скажешь.

— Надеюсь, ты рад за меня. Во всяком случае, я больше не буду отягощать твою совесть.

— Моя совесть ни при чем. То, что с нами произошло, — стечение обстоятельств. Мы ничего не могли поделать, вина целиком на вашем правительстве. Потом, ты сама не захотела бросить родителей и поехать со мной в Англию — и по чести сказать, я не могу понять, почему ты винишь во всем меня.

Он был прав. Ее гнев начал стихать и, наконец, иссяк, оставив ощущение усталости.

— Ты прав, Адриан. Но думаю, нам не стоит говорить об этом в такой поздний час. Похоже, мы оба потом будем жалеть.

— Но я не жалею, что женился на тебе, — вдруг нежно шепнул он. — Я жалею только о том, что у нас ничего не вышло.

Она быстро повернулась и убежала к себе, испугавшись этих мыслей, высказанных им вслух. Но всю ночь его слова не давали ей покоя. Она не могла заснуть, да так и встретила рассвет, не сомкнув глаз. Таня оделась и села у окна. Она смотрела, как постепенно светлеет горизонт, видела, как темная земля из серой превращается в зеленую. Земля, принадлежащая Адриану, где будут гулять его дети и любимая жена.

Эта мысль наполнила ее нестерпимой болью, слишком горькой и затаенной, чтобы плакать, и она, молча, смотрела в окно сухими воспаленными глазами.


Глава 7


Несмотря на все старания, Роджер не мог выбросить образ Дианы из головы. После ее визита в нем ожили все полузабытые воспоминания юности. Он вспомнил, как весело им было в детстве, вспомнил, какие дерзкие мечты питал он до того, как уехал в университет, а она осталась заканчивать школу. Какая жалость, что люди, становясь взрослыми, меняются до неузнаваемости и становятся жертвами, навязанных им социальных различий! Им вбивают в голову чужие предрассудки и правила приличия — как это случилось с Дианой. Да, нет сомнений, ее отец — деспотичный, старый, денежный мешок — сильно повлиял на ее жизнь.

Адриан еще долго оставался его другом, и только столкновение на политической арене развело их в разные стороны. С Дианой все произошло иначе. Почти внезапно — во всяком случае, так казалось сейчас, по прошествии многих лет — она превратилась из решительной маленькой девчонки, которая вечно умоляла их с Адрианом принять ее в свою игру, в недоступную, воспитанную, юную леди, которая уже не искала случая увидеться с ним, когда вернулась домой из швейцарской школы. Однако она продолжала встречаться с Адрианом. И это мучило Роджера больше всего.

Сам того не замечая, он остановился и, только когда жаркое солнце начало припекать ему голову, опомнился и увидел, что стоит у ступенек, ведущих вверх, к поместью лорда Бидделла. Он тряхнул головой и пошел дальше. Непривычно было оказаться в лесу в такое время дня, но он вдруг почувствовал потребность побыть одному и, не обращая внимания на звонки телефона, пошел прогуляться.

Вдали он рассмотрел фигуру женщины. Незнакомка шла ему навстречу. Не желая нарушать уединение, он сошел с дороги вниз, к небольшой рощице. По странному совпадению, женщине пришла в голову та же мысль. Роджер увидел ее, когда она была уже близко. Он узнал нарушительницу его покоя и со вздохом поздоровался, когда она проходила мимо:

— Привет, Диана. Ты что, не хочешь со мной разговаривать?

— В прошлый раз мы все сказали друг другу.

— Как раз об этом я и хотел поговорить. Я должен перед тобой извиниться.

— Спасибо.

Она хотела идти дальше, но он преградил ей дорогу.

— Куда ты так спешишь? — Он указал рукой на опрокинутое дерево в нескольких метрах от них. — Садись, отдохни.

Она, молча, повиновалась.

— Даже не знаю, почему я так разозлился тогда, — со вздохом признался Роджер. — Единственное, что может служить мне оправданием, — ты пришла так внезапно и застала меня врасплох.

— Это я поняла. Тебе, видимо, никогда не приходило в голову, что мне нелегко стало приходить к тебе с тех пор, как я выросла…

— Я знаю, твой отец этого не одобряет…

— Мой отец тут ни при чем, — отрезала девушка. — Дело в тебе.

— Как это?

— Ты ведь на пять лет старше меня. Конечно, когда мы были детьми, я об этом не думала, но, когда ты был в университете, все изменилось.

— Однако с Адрианом ты продолжаешь дружить. С ним тебе встречаться можно.

— Потому что мы дружим семьями. — Она покосилась на него и быстро отвернулась. — И потом, ты всегда так занят своей работой и политикой. Я казалась себе маленькой, глупой девочкой по сравнению с тобой, и очень из-за этого переживала.

Ее слова заставили Роджера задуматься — такое объяснение никогда не приходило ему в голову. Он слушал Диану с вниманием и удивлением.

— Можешь не верить, если не хочешь, мне все равно, — она неверно истолковала его молчание, — ты всегда думаешь обо мне все самое плохое.

— Давай не будем опять ссориться, — пробубнил он. — Мне и так уже досталось от матери!

Диана слегка улыбнулась:

— Она всегда тебя ругала за грубость и дурные манеры.

— И сейчас продолжает, — признался он. — Помнишь, когда мы с тобой залезли на дерево старого Дженкинса и рвали его яблоки?

— Никогда не забуду, какую головомойку она тебе устроила, когда узнала! — воскликнула Диана.

— Но ты лазила лучше, чем я, — усмехнулся он. — У тебя ноги длиннее. — Он посмотрел на ее ноги, она покраснела и одернула юбку. — Не надо их прятать. Они у тебя такие стройные. Это единственное, что не изменилось в тебе с тех пор.

— Я не изменилась, Роджер. Это ты изменился.

— Деревенский мальчик вышел в люди, — горько сказал он. — Ты это хочешь сказать?

— Ну, не совсем так, — весело ответила девушка. — Но я никогда не испытывала к тебе жалости, которую ты, видимо, испытываешь к себе. — Она почувствовала, как он затаил дыхание, и холодно взглянула на него. — Да, да, это так. Поэтому ты все время придираешься ко мне. Все это различие между нами, разница в социальном положении и все такое — твоя собственная выдумка. Это ты ставишь между нами барьеры. Но тебе ведь надо что-нибудь преодолевать. Только тогда ты счастлив.

— Ты все сказала?

— Нет. — Теперь, решившись выложить ему все начистоту, она потеряла свою привычную сдержанность. — Представляю тебя лет через десять: с министерским портфелем, но в старом потертом костюме в доказательство того, что ты не забыл о своем низком происхождении! Ненавижу людей, которые постоянно машут у вас перед носом своим прошлым.

Он открыл, было, рот, чтобы возразить, но передумал и крепко сжал губы. Молчание затянулось, и Роджер обиженно пнул ногой камушек.

— Почему мы все время ссоримся, Диана? Ведь в детстве мы дружили.

— Я и сейчас не хочу с тобой враждовать.

— Но мы стоим по разные стороны баррикад.

— Это еще не значит, что мы враги.

— Ты, правда, думаешь, будто я встречаюсь с Таней, чтобы выведывать у нее про Адриана и его предвыборную стратегию? — вдруг спросил он.

На этот раз Диана не торопилась отвечать. Прошло несколько минут, прежде чем она заговорила.

— Иногда мне казалось, что это не исключено, — призналась она, — но… но теперь я так не думаю. Я понимаю, почему ты с ней встречаешься. Она очень красивая.

— К тому же у нее есть особый талант слушать.

— Хочешь сказать, у меня его нет?

— Я ничего такого не говорил. — Он повернулся к Диане. — Почему ты всегда считаешь, что я на тебя нападаю?

— Потому что, когда я с тобой, у меня такое чувство.

— Может быть, я просто защищаюсь от тебя, — выпалил он. — Ты очень соблазнительная особа.

Она вскочила, он поднялся одновременно с ней, и они оказались в опасной близости друг от друга.

— Ты так себя ведешь, как будто боишься меня, — тихо сказал он.

— Чего мне бояться?

— Сейчас узнаешь, — сказал он сдавленным голосом и схватил ее в объятия.

Он целовал ее с неистовой страстью. Долго сдерживаемое желание выплеснулось в одно мгновение от одного прикосновения к желанному телу. Это прикосновение он смаковал, как гурман в роскошном ресторане. Он медленно гладил ее плечи и спину, он прижимался всем телом к ее стройной фигурке, губами ласкал ее глаза, щеки и виски, а его ноздри, вздрагивая и раздуваясь, впитывали аромат ее тела.

— Диана, — произнес он дрогнувшим голосом. — Диана…

Она покорно стояла, прижавшись к нему, зная, что бороться с ним бесполезно. Она утратила всякую способность к сопротивлению и не могла ни о чем думать — все ее тело пронизало острое, головокружительное чувство близости к Роджеру; его грудь, твердая, как стена, прижималась к ее нежной груди, она чувствовала жесткую щетину на своей щеке. Тепло его дыхания смешивалось с ее дыханием. Медленно, исподволь в ней пробуждалось, доселе неведомое, желание, и сдержанность чувств сменилась пульсирующей жаждой обладания, не похожей ни на что, испытанное ею раньше. Ее губы начали отвечать на его поцелуи, слегка раскрывшись, когда он нежно провел по ним зубами, и, наконец, полностью разомкнулись под нежным напором его языка. Испугавшись своей реакции, она вскрикнула и оттолкнула его. Он не отпускал, все крепче прижимаясь к ней, но Диана продолжала колотить его по плечам и спине, и он, наконец, отпустил ее и отступил назад. Но взгляды их не могли оторваться друг от друга: его, затуманенный, словно он уже видел в своем воображении продолжение этой сцены, и ее, потемневший от отчаяния.

— Ты не имеешь права этого делать, — прошептала она.

— Почему же? Кошка может смотреть на королеву!

— Не смей! — крикнула она. — Роджер, прошу тебя, не надо!

Долго еще после того, как Диана убежала в лес, Роджер стоял, не двигаясь с места, не в силах понять, что с ним творится. Почему с Дианой он всегда ведет себя как неотесанная деревенщина? Может, ему невыносим ее вид недотроги, или причина в том, что она пробуждает какую-то дикую, неукротимую, потаенную сторону его натуры. С другими женщинами он никогда не бывал так необуздан. Скорее наоборот, его не раз упрекали в неуместной сдержанности. Озадаченный и пристыженный, он покачал головой. Уж Диана никак не сможет его в этом упрекнуть! Как ни крути, а ему снова придется перед ней извиняться. И он постарается сделать так, чтобы у нее больше не было причин сердиться на него.

В тот вечер Таня пошла с Роджером на митинг. Как всегда, она сидела среди слушателей и после окончания собрания поделилась с ним впечатлениями об увиденном.

— По-моему, сегодня ты говорил еще лучше, чем всегда, — сказала она, когда он вез ее домой на машине. — В тебе было меньше — как сказать… не знаю, напора, что ли, если это то слово.

— Боевитости, — подсказал он. — Да, меня в семье за это часто бранят. Но я ничего не могу поделать. Если я принимаю что-то близко к сердцу, я не могу оставаться равнодушным.

— Да, уж лучше принимать близко к сердцу, чем быть равнодушным.

Он быстро взглянул на нее:

— Ты говоришь так, исходя из личного опыта?

— Лучше говорить, исходя из опыта, чем абстрактно!

Он засмеялся.

— Да, стоит запомнить! Всем, и мне в том числе! — Он стал притормаживать. — А не хочешь зайти в таверну «Колпак и бубенцы», выпить чего-нибудь? Мне стыдно. Мы с тобой ходим только на мои предвыборные собрания, где тебе приходится выслушивать мою агитацию!

— Мне нравится тебя слушать.

— И как у меня получается по сравнению с Адрианом? — Краем глаза он заметил, что Таня слегка вздрогнула от его вопроса, и торопливо прибавил: — Прости, можешь не отвечать, это не мое дело.

— Я с удовольствием ответила бы, если бы знала. Но я ни разу не слышала, как он произносит речи.

— Черт меня побери! Неужели он считает, что ты и так за него проголосуешь? Даже не удосуживается тебя агитировать?

— Я не имею права голоса, — улыбнулась Таня. — Я здесь совсем недавно.

Он все еще усмехался, когда они входили в небольшой частный бар «Колпак и бубенцы». Таня впервые оказалась в английском пабе. Молодая женщина с любопытством огляделась: затененные лампы, полированная дубовая мебель…

— Здесь очень мило. А я всегда считала, что в пабе почти нет мебели и очень много народу.

— Так оно и есть, — подтвердил Роджер. — Но зато в барах уютная обстановка и там тише. В бар может зайти даже принцесса.

— Принцесса?

— Диана, — пояснил Роджер и опустил глаза.

— А что, она тебе не нравится?

— Нравится, почему, — сухо обронил он, — просто она не такая, как все мы.

— Она дышит, ест и спит, как и мы, — возразила Таня. — По-моему, Шекспир хорошо об этом сказал. Ну, ты знаешь, что я имею в виду.

— Шейлок из «Венецианского купца». Я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать. Но все же Диана отличается от простых смертных, так же как, скажем, Адриан.

— Ты не стал бы так говорить, если бы жил в моей стране, — не выдержала Таня. — Всякий, кто не согласен с нашим правительством, автоматически считается врагом народа, и его сажают в тюрьму. А здесь не важно, на чьей ты стороне. Вы все можете свободно поступать по своей совести!

— Ты еще скажи, что нам вообще все равно, за кого голосовать! — возмутился Роджер.

— Ну, тут я ничего не могу сказать. По-моему, вы с Адрианом оба хорошие люди.

— Мне не нравится, когда меня сравнивают с Адрианом.

— Почему же? — сердито выпалила она.

— Потому что он высокомерный и надменный.

— Ничего подобного! Просто он умеет скрывать свои чувства.

— У него просто нет никаких чувств.

— Очень даже есть! Ты что, думаешь, я вышла бы замуж за человека, который…

Таня с ужасом поняла, что натворила. Но было поздно. Слова вылетели, и их нельзя было вернуть обратно, и бессмысленно было их отрицать. Все равно Роджер догадался бы о правде по ее лицу. Она, в отчаянии, смотрела на Роджера, зная, что теперь должна заручиться его обещанием, молчать.

— Прости, забудь, что я только что сказала, — взмолилась она. — Я не имею права тебе ничего рассказывать, это не мой секрет.

— Секрет?.. — Потрясенный, он, молча, покачал головой. — Ты хочешь сказать, что ты жена Адриана?

— Прошу тебя. — Ее всю колотило от страха. — Говори тише, нас могут услышать.

Увидев, как побелело и исказилось от страха ее лицо, он ободряюще улыбнулся, чтобы успокоить.

— По-моему, ты должна мне все рассказать, Таня. Я имею право услышать твою историю.

Она кивнула и задумалась, не зная, с чего начать.

— Мы встретились в Ровнии, — медленно начала она. — В тот день у нас проходил Цветочный карнавал…

Роджер слушал, молча, ничем не выдавая своих чувств, и только когда Таня поведала о приезде в «Парк-Гейтс», он не выдержал и гневно воскликнул:

— Какая подлость с его стороны!

— Люди делают странные вещи в безвыходной ситуации, — ответила Таня.

— Это не оправдывает его поведения. Ты не должна была соглашаться на его условия.

— Я осталась, потому что… — Она вдруг замолчала и оглянулась. — Что там такое?

— Где?

— Мне показалось, дверь хлопнула.

Роджер посмотрел в конец зала.

— Нет там никого. — Он снова повернулся к ней. — Все равно, мне кажется, безумием было идти на поводу у Адриана.

— Но я понимаю его положение. Ты не должен презирать его только за то, что он женился на мне, а потом понял, что ошибся.

— Да нет, меня даже не то поражает, что он разочаровался в своей поспешной женитьбе. Меня возмущает, что он пытался избавиться от тебя — сделал вид, что ты нянечка его племянников… Черт возьми, Таня, он сам виноват во всех неприятностях, и, если ты позволишь обнародовать этот факт, я сделаю все, что в моих силах, чтобы он проиграл выборы!

— Не смей! — Она в ужасе уставилась на него. — Я дала ему честное слово, что сохраню нашу тайну. Если Адриан узнает, что я его предала… Роджер, умоляю, обещай, что никому ничего не скажешь.

Глаза Роджера превратились в две голубые щелки.

— Если ты так хочешь, то говорить больше не о чем. Хотя я считаю, что ты совершаешь ошибку, но из уважения к твоим чувствам буду молчать.

— Я не прошу уважать мои чувства. Я прошу меня понять. Люди со временем меняются. Нельзя винить Адриана в том, что он разлюбил меня. В конце концов, он ведь считал, что я добровольно с ним развелась, и…

— Только не надо его выгораживать, — вдруг резко прервал ее Роджер. — Я дал тебе слово и не нарушу его. — Он потер скулу, прикрыв глаза. — Значит, я так понимаю, Диане известно, кто ты такая?

— Да.

— Так вот почему она просила меня перестать с тобой встречаться. Она тоже в очень двусмысленной ситуации.

— Но это временно. Только пока не будут улажены формальности. Потом Адриан будет свободен, и они смогут пожениться.

— Я поражаюсь, как вы с Дианой постоянно его защищаете, — проворчал Роджер.

— А что бы ты сделал на его месте? — запальчиво спросила Таня. — Он так же хочет победить на выборах, как и ты, и он боялся, что, узнав о моем существовании, ты используешь эту информацию против него.

— Все равно, я не могу представить, чтобы поступил так, как он, — задумчиво произнес Роджер. — Я ни за что бы не стал объявлять о помолвке с другой девушкой, пока не убедился, что юридически свободен.

— Ты не понимаешь, остались только формальности, — повторила Таня. — Как только выборы пройдут, он все оформит и станет свободным.

— И Принц с Принцессой поженятся, и будут жить долго и счастливо.

— Да, — с трудом выдавила из себя Таня. — Хотя Диана очень сдержанна, мне кажется, она очень любит Адриана.

— Правда? — Роджер сказал это таким странным голосом, что Таня внимательно посмотрела на него.

— А что, ты так не думаешь?

— Не знаю, мне трудно судить о чувствах Дианы. Но одно могу сказать — она не такая уж сдержанная. — Он встал. — Хочешь еще вина? Не знаю, как ты, а я возьму.

Она отрицательно покачала головой и погрузилась в размышления. Всякий раз, как разговор заходит о Диане, Роджер становится очень раздражительным, словно на него нападают. Может, ему кажется, что она враг, раз они находятся по разные стороны политических баррикад? Ну, пусть даже и так, что ему до этого? Таня продолжала смотреть на Роджера, стоящего у стойки. Впрочем, ее удивляло не только отношение Роджера к Диане, но и поведение самой Дианы. Таня вспомнила, что Диана приходила домой к Роджеру требовать, чтобы он перестал встречаться с ней, Таней. В то время она не поняла, почему это так волнует Диану, но теперь начала догадываться. Может быть, Диана, да и Роджер, сражаются за что-то более важное и долговечное, чем выборы, — за любовь?

Это, казалось, фантастическое предположение очень скоро получило дополнительные подтверждения. Да, все указывало на то, что Танина догадка верна. Диана злится на Роджера. Роджер ревнует к Адриану…

Роджер вернулся к столику, держа в руке кружку пива. Он сделал глоток и слегка улыбнулся ей. Но глаза его остались грустными. Таня смотрела на него, словно видела впервые. В каком-то смысле, так и было. Он был высокий, слишком худой для своего роста, и, хотя лицо у него было бледным от природы, сейчас эта бледность приобрела сероватый оттенок, словно он провел слишком много хлопотливых дней и бессонных ночей.

— Что ты меня разглядываешь? Боишься, выдам твой секрет? Брось, не думай об этом. Я же обещал. Я тебя не подведу.

— Нет, я сейчас думала не про Адриана, — призналась Таня. — Я думала о вас с Дианой.

Застыв с кружкой на полпути ко рту, Роджер медленно и аккуратно поставил ее обратно на стол, словно боялся пролить хоть каплю.

— И что же ты думала про нас с Дианой?

Не привыкшая к современному лукавству, со всей простодушной прямотой своей нации, Таня выпалила:

— Мне кажется, вы любите друг друга.

— Господи! Что за бред! Бред! Бред! Я даже не стану ничего отрицать, так это нелепо.

— А и не надо ничего отрицать. Я уверена, что не ошиблась.

— Женщины только и думают, что о любви, — попытался отшутиться Роджер.

— Знаешь, когда мужчина любит женщину, в его голосе появляется что-то особенное, когда он произносит ее имя, и это его выдает с головой. Готов ты признать или нет, но ты любишь Диану. А я…

Она резко замолчала, так как увидела, что к ним направляется пожилой человек с взлохмаченной седой шевелюрой. Она узнала агента Роджера.

— Привет, Боб, — приветствовал его Роджер. — Ты, кажется, еще незнаком с мисс Ковач. Таня, это Боб Эдвардс.

Танина рука оказалась сжатой в крепкой хватке пришедшего, он поздоровался и присел к ним за столик. Следующие полчаса Боб рассказывал Роджеру о предвыборных митингах, которые он собирался организовать, и о разных трудностях, с которыми столкнулись их вербовщики… Часы пробили час, и Таня воспользовалась этим, чтобы извиниться и сказать, что ей пора домой. Ей казалось, что это предательство по отношению к Адриану — выслушивать, как его политические противники обсуждают свои шансы на победу в выборах.

— Можешь не провожать меня домой. Вам с мистером Эдвардсом нужно еще поговорить…

— Ничего срочного. — Роджер бросил взгляд на Боба: — Встретимся в Комитете завтра утром.

— Отлично.

Агент вытащил из кармана окурок папиросы и начал ее тщательно раскуривать.

Таня и Роджер поднялись из-за стола и вышли.

— Что-то не нравится мне твой агент, — заметила Таня, садясь в машину Роджера. — Мне кажется, он мошенник.

— Он не больше мошенник, чем все люди его толка.

— Верно. Я ведь знаю только учителей и профессоров — каким был мой отец.

— Ты скучаешь по Ровнии?

Роджер впервые заговорил о том, что он узнал от нее в этот вечер.

— Я скучаю по той жизни, какая была когда-то, много лет назад — но по сегодняшней жизни у меня нет причин скучать.

Роджер хмыкнул, словно не зная, что сказать, и Таня вздохнула с облегчением, когда, наконец, выпорхнула из машины и вошла в дом. Она не боялась, что он нарушит обещание и растрезвонит о ее тайне, но все же горько раскаивалась, что, сболтнув лишнее, вынуждена была открыть ему всю правду.

Настроение Роджера было куда менее жизнерадостным. Он не мог прийти в себя от рассказа Тани. Несмотря на разницу во взглядах, он уважал Адриана, но сейчас презирал за то, как он обошелся с женщиной, которую поклялся любить, и которая, до сих пор, приходилась ему женой. Однако, Таня не хочет слышать даже слова осуждения в его адрес. Ясно, что она, до сих пор, его любит. Роджер никак не мог этого понять. Хотя, конечно, женщины всегда влюбляются в самых неподходящих мужчин. Взять хоть Диану. Если Таня права, и Диана любит его… Но нет, этого не может быть. Его первоначальный восторг от новости сменился злостью, и он со всей силы вдавил педаль газа, вынуждая свой старый драндулет нестись на максимальной скорости. Только доехав до деревни, он немного сбавил скорость и снова вспомнил то, что сказала ему Таня про Диану. Но это чепуха, бред! Нисколько она его не любит, так же как и он ее.

С визгом затормозив перед домом, он еле успел остановиться, чтобы не врезаться в ворота. Роджер терпеть не мог этих сусальных аристократов, которые задирают свои точеные носики! Таких, как Диана Бидделл! Это возмутительное предположение.

Он громко хлопнул входной дверью, забыв, что час поздний и дома все уже спят. Но все его существо так возмущалось Таниным предположением, что он больше ничего не видел и не слышал вокруг.


Глава 8


Через два дня Адриан вошел в свой дом, громко хлопнув входной дверью. На этот звук из библиотеки выбежала Диана, встревоженная таким странным поведением.

— Что-нибудь случилось, Адриан?

— Случилось — не то слово! Вся округа знает, что Таня моя жена!

— Что?! — Конверты выскользнули у нее из рук, и девушка машинально нагнулась и стала подбирать их. — А кто… кто мог это сделать?

— А как, по-твоему? — раздражительно взорвался он. — Пултон, кто же еще?

— Не могу поверить, что Таня ему рассказала.

— Она его любит, — горестно вздохнул Адриан. — Потому и проговорилась.

Диана, не отрываясь, смотрела на конверты.

— Что ты теперь будешь делать?

— А что я могу сделать? Не могу же я все отрицать? Но будь я проклят, если оставлю ее после этого у себя в доме! Пусть собирает вещи и уматывает отсюда!

— Если ты выгонишь ее сейчас, это только сыграет на руку Роджеру.

— А как ты предлагаешь мне поступить… представить ее моим избирателям?

— Возможно, так и придется сделать.

Адриана поразили ее слова — не потому, что идея была для него новой — он и сам подумал об этом, услышав ужасную весть, — но он не ожидал, что это скажет Диана.

— Ты считаешь, я должен признать Таню законной женой, несмотря на нашу помолвку?

— У тебя нет выбора, — тихо сказала Диана.

— А как же ты?

— А я останусь ни с чем… на время нам придется забыть о нашей помолвке. В сложившихся обстоятельствах, это единственное, что мы можем сделать.

Он посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом, чувствуя к ней еще больше уважения, смешанного с восхищением.

— Ты оказывала мне колоссальную помощь в последние недели, — тихо сказал он, — но я не мог представить, что ты способна на такое самопожертвование… Черт меня побери, я бы придушил эту Таню, попадись она мне сейчас на глаза!

— Тогда Роджеру не надо будет стараться, чтобы победить на выборах! Победу принесут ему на блюдечке с голубой каемочкой! — Легкая улыбка скользнула по губам Дианы. — Вообще, наверное, надо, было, расторгнуть нашу помолвку сразу, как только Таня появилась здесь.

— Ты так говоришь, потому что думаешь о моей карьере, — подозрительно спросил он, — или потому, что не любишь меня?

Она долго не отвечала. Он подошел и положил ей руки на плечи.

— Диана, ты меня не любишь? Я знаю, я был тебе не очень хорошим женихом, но…

— Я ведь тоже была не очень ласковой невестой, — перебила она. — А что касается моих чувств… Не знаю, Адриан. Раньше ведь мы с тобой не говорили о любви. Мы обручились, потому что нам обоим нужна семья, дети, но, положа руку на сердце, ты ведь тоже не можешь сказать, что испытываешь ко мне те самые чувства, какие побудили тебя жениться на Тане!

Адриан резко отвернулся и отошел от нее. Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с силами для ответа.

— Я никогда не смогу полюбить другую женщину так, как любил Таню. Я просто не смогу пережить такое еще раз.

— Ты так говоришь, будто человек сам решает, влюбляться или нет.

— Да, я в этом уверен. Конечно, в юности трудно сдерживать эмоции и страсти, но с возрастом сердце становится более жестоким и менее трепетным. Прости, что говорю это, но было бы нечестно с моей стороны, если бы ты ожидала от нашего брака того, что я никогда не смогу тебе дать.

— А почему ты не сказал мне об этом, когда просил стать твоей женой?

— Потому что тогда я считал, что ты не станешь требовать от меня нежных чувств. Теперь я в этом не уверен. Тогда мне как-то не приходило в голову, что ты молода и станешь требовать розовых облаков и небесных восторгов.

— Вместо этого, ты готов был предложить мне только тучи и ненастье.

Он слегка удивился, что она может шутить такими вещами, и его неприятно кольнуло чувство недовольства. Но ему совсем не хотелось выяснять отношения. Видит бог, он уже испил свою чашу любовных страданий.

— Твое изначальное мнение обо мне было верным, Адриан, — говорила между тем Диана. — Я прекрасно понимаю, что ко мне ты не чувствуешь ничего подобного… тому, что ты испытывал к Тане, и, честно сказать, мне и не хотелось бы возбуждать в тебе такую страсть. Я ведь тоже не могу сказать, что страстно люблю тебя… и, по-моему, раз мы оба отдаем себе в этом отчет, у нас больше шансов создать спокойную и счастливую семью. — Тут ее нижняя губа вдруг задрожала, и она больно закусила ее. — Я не верю в любовь, которая затмевает все остальное, поглощая человека целиком. Я не хочу, чтобы бурные страсти нарушали течение моей жизни.

— Чего ты так боишься? — Адриан почувствовал в ее словах скрытый смысл. — Ведь страсти не обязательно бывают разрушительными. Они могут приносить счастье и глубокое удовлетворение.

— Ты прекрасно обходишься без этого.

— Потому что испытал разочарование.

— Значит, я тоже боюсь разочарования.

— Значит, ты боишься жизни, — деликатно поправил он. — Твой отец всегда был таким…

— Ради бога, оставь отца в покое, — резко оборвала она. — Ты не первый, кто заявляет, что я нахожусь под влиянием отца, и мне это начинает надоедать.

Адриану было любопытно узнать, кто еще говорил ей об этом, но он не стал спрашивать.

— Давай продолжим наш разговор в другое время, — предложил он упавшим голосом. — Сейчас мне надо разобраться с женой.

Он пошел к лестнице и остановился там, увидев Таню, спускающуюся ему навстречу.

— Я как раз собирался тебя искать, — сказал он ледяным тоном. — Полагаю, тебе известно почему? — Он увидел, как ее нежная кремовая кожа побледнела, и весь его гнев, который он старался сдержать, вырвался наружу. — Твоему честному слову грош цена, да? — в бешенстве заорал он. — Ты так влюбилась в этого Пултона, что готова ради него нарушить какое угодно обещание?

— Я ничего не нарушала, — прошептала она в ужасе. — Он случайно все узнал. Он обещал мне… он поклялся, что никому не скажет.

— Ха-ха-ха! Так знай — он рассказал всей округе! Ты что, правда поверила, будто он станет молчать?

— Я не верю, что Роджер может быть обманщиком, — вмешалась Диана.

— Значит, и ты на его стороне! — воскликнул Адриан, круто поворачиваясь к ней.

— Нет, я не на его стороне. — Лицо Дианы пылало, но она не отступала. — До того как политика сделала вас непримиримыми противниками, вы с Роджером были друзьями. И ты должен знать, что он ни за что не пойдет на подлость.

— Мне плевать, что было когда-то. Меня волнует то, что происходит сейчас. Ты знаешь факты не хуже меня. Он вызнал, что Таня моя жена, и позаботился о том, чтобы об этом узнали все в нашем округе.

— Неправда! — закричала Таня и, круто повернувшись на каблуках, бросилась прочь.

— Куда ты? — крикнул ей вслед Адриан.

— К Роджеру.

— Не смей туда ходить. Не будь дурой. Таня!

Не видя ничего кругом, она бросилась через холл к двери. Адриан что-то крикнул ей вслед, но она даже не оглянулась. Таня боялась, что муж бросится за ней вдогонку, побежала напрямик через лужайку и исчезла за деревьями.

Она вспотела и раскраснелась, пока добежала до дома Роджера. Она изо всей силы стала стучать кулаками в дверь, надеясь, что он окажется дома. Ей повезло — Роджер сам открыл дверь. По одному взгляду на нее он все понял и повел Таню в крошечную комнату, служившую ему кабинетом.

— Значит, ты уже знаешь?

— Да! Как ты мог?!

— Я тут ни при чем. Это Боб Эдвардс. Помнишь, когда мы разговаривали в «Колпаке и бубенцах», хлопнула дверь?

— Значит, это он тогда вошел?

— Да. Он хотел со мной поговорить, но услышал, как ты рассказываешь про Адриана, остановился и подслушал, а потом вошел.

— Вот почему он так странно вел себя, — задумчиво проговорила Таня. — Мне он сразу не понравился, и, как видишь, я оказалась права.

Роджер засмеялся грустным смехом.

— Да, в женской интуиции что-то, видимо, есть.

— Я должна извиниться перед тобой, — сказала она. — Прости, что заподозрила тебя.

— Ничего, я все понимаю. На твоем месте всякий бы так подумал.

— Только не Диана.

Роджер поскреб скулу, но сделал вид, что не слышал последних слов.

Таня села на стул, но не потому, что хотела остаться у Роджера, а потому, что ноги подкосились.

— Что теперь будут говорить про нас с Адрианом?

— Ничего хорошего, это уж точно. Все знают, что ты из Ровнии и что Адриан оставил тебя там вскоре после женитьбы.

— У него не было выбора, — твердо заявила она. — Его отправили назад в Англию, а я не могла поехать с ним. Он не собирался меня бросать.

— Передо мной можешь его не выгораживать. Но ты спрашиваешь, что будут говорить, и я тебе отвечаю. Боб хотел подорвать доверие к Адриану, и ему это удалось. Ты должна признать, что Адриан сам сыграл ему на руку. Глупо было скрывать, кто ты, и делать вид, что ты приехала работать няней у его сестры.

Таня не могла с этим не согласиться. Роджер присел рядом, на его лице появилась озабоченность.

— Скоро ты будешь вспоминать это, как кошмарный сон. У тебя вся жизнь впереди, Таня. Ты же не можешь позволить ошибке ранней юности погубить свою жизнь.

— Но это не было ошибкой. Я вышла замуж по любви, — твердо сказала она. — В этом все дело. Если он об этом жалеет, то я нет.

— Женщин не поймешь, — вздохнул Роджер.

Он предложил подвезти Таню до дома, но она отказалась. Тогда он проводил ее до ворот своей усадьбы.

— После того, как он с тобой обращался, я думал, ты его возненавидишь.

— Да, это могло случиться. Но я не смогла его разлюбить, несмотря, ни на что.

— И что теперь будет?

— Я сделаю все, как он скажет, — медленно произнесла Таня. — Я обязана подчиняться ему, особенно теперь.

— Ничего ты не обязана. И если он станет обвинять тебя в том, что случилось, собирай свои вещи и переезжай к нам. У нас ты можешь оставаться, сколько захочешь.

Она вымученно улыбнулась.

— Тогда Адриан точно меня возненавидит.

Распрощавшись с Роджером, она вернулась в «Парк-Гейтс». В гостиной слышались громкие возбужденные голоса. Она услышала свое имя и поняла, что семья обсуждает последние события.

Общий шум перекрыл голос Бетти:

— А я считаю, что ты должен признать ее женой. Она так примерно себя ведет…

— В отличие от меня, хочешь сказать? — сердито перебил голос Адриана.

— Я этого не говорила, — ответила его сестра. — Но если ваш брак оказался ошибкой, то ее надо исправить, это очевидно. Но сделай это по-честному.

— Бетти! Адриан! — увещевала их миссис Честертон. — Вы оба упускаете из виду самое главное. Когда выборы закончатся…

— К черту выборы! — взревел Адриан. — Ты же не думаешь, что я смогу убрать свои чувства в холодильник и хранить их там, пока не решится моя политическая карьера.

— Именно на это я и рассчитываю, — ответила мать, — и ты поступал именно так, пока вся эта ужасная история не выплыла наружу.

— Самое ужасное, — тихо проговорил Адриан, — мое собственное поведение. Я не виню Таню за то, что все так получилось. Я сам во всем виноват.

Неловкое молчание нарушил скрип стула. Заговорил Дик Тафтон:

— Идем, Бетти. Поднимемся к себе.

Боясь, что ее застанут за подслушиванием, Таня быстро пробежала через холл и вошла в гостиную.

— Ах, вот ты где, — осуждающе промолвила миссис Честертон. — Мы как раз о тебе говорили.

— Я слышала. — Таня кинула взгляд на Бетти и Дика, которые выходили из комнаты, и подошла к Адриану. — Диана права насчет Роджера. Он сдержал слово и ничего не рассказал. Виной всему его агент.

— Ясно. — Адриан посмотрел на мать. — Ты не выйдешь? Нам надо поговорить наедине. — Он подождал, пока они остались одни, и продолжил: — Все равно это не меняет ситуацию, в которой я оказался.

— Я сделаю все, что надо, чтобы помочь исправить положение.

— Ты серьезно?

Его глаза были такими блестящими и бездонно-голубыми.

— Да, конечно. Я слышала, как ты говорил, что ни в чем меня не винишь, но… я сама себя виню.

— Нет смысла вообще говорить о чьей-либо вине, — вдруг резко сказал он и затем замолчал, словно ему было трудно продолжать.

Она пришла бы ему на помощь, но не знала точно, что он хочет сказать. Она беспомощно стояла и, молча, ждала его решения.

— Я желаю, чтобы ты заняла в этом доме положение… положение моей жены. — Он запинался на каждом слове. — Мы можем сообщить, что держали твой приезд в тайне из страха навлечь неприятности на тех, кто помог тебе бежать из страны. Это единственное, что приходит мне в голову. Но будем надеяться, в это объяснение поверят.

— Да, возможно.

— Ты что-то не в восторге.

— Ты хочешь, чтобы меня волновала твоя карьера? Я помогаю тебе только потому, что хочу уехать отсюда с чистой совестью.

— Что ж, тогда все в порядке, — сказал он отрывисто. — По крайней мере, мы знаем, чего ждать друг от друга. Единственное, что мне еще хотелось тебе сказать, — мое отношение к тебе, когда ты приехала, не имеет отношения к выборам. В любом случае, наша помолвка с Дианой была бы препятствием для наших отношений. Я могу только сказать тебе спасибо, что ты не явилась нежданно-негаданно после нашей свадьбы!

Гнев Тани тут же испарился, она должна была признать, что Адриан прав. Их отчуждение не имеет отношения к его политической карьере. Их разделяла помолвка с другой женщиной.

— Прости меня, Таня. — Искреннее раскаяние звучало в голосе Адриана. — Я каждый раз клянусь себе, что не буду на тебя злиться, но ты начинаешь что-нибудь говорить, и я снова выхожу из себя…

— Видимо, это твоя больная совесть, — не удержалась Таня.

— Да, — отрывисто бросил он. — Поверь, я сам не рад, что все так обернулось.

— Не надо извиняться. В жизни все меняется. Я поняла это уже много лет назад.

— Похоже на ровнийскую пословицу.

— Так и есть. — С легкой улыбкой она выскользнула из комнаты, а Адриан остался стоять у камина, молча, глядя в пустой очаг.

Таня права. Все изменилось. Он подумал об их браке и вспомнил о родителях Тани, которые пронесли любовь через всю свою жизнь. Видимо, если повезет, можно сохранить это светлое чувство. Стараясь избавиться от подобных мыслей, которые могли увести его далеко, он пошел в библиотеку, где его ждала куча работы. Вот что будет составлять для него смысл жизни в будущем. Его работа и его поместье.

Ну и Диана, конечно. Не надо забывать про Диану.


Глава 9


Помолвка с Адрианом была расторгнута, но Диана продолжала помогать ему в предвыборной агитации. Иногда они вместе с Таней ходили на митинги, и, хотя поначалу Таню это смущало, Диана отвечала на любопытные взгляды полной невозмутимостью.

Этого Таня не могла понять. То ли для Дианы так много значила победа Адриана на выборах, что она готова была забыть о своих чувствах, либо у нее не было к нему никаких чувств. И чем больше Таня размышляла, тем больше убеждалась, что причина именно в последнем.

Теперь Таня часто сопровождала Адриана на предвыборные собрания, где он произносил пространные речи. Ей было странно и непривычно сидеть на сцене и слушать его выступления. В них не было ни капли высокопарного красноречия Роджера, им не хватало пламенности, зато они были честными и искренними, в них был милый ребяческий юмор, который так же ловко отражал удары противников, как и бойкие отповеди Роджера.

— Я буду рада, когда все будет позади, — с тоской пожаловалась она Диане, сидя вместе с ней на полу в библиотеке среди груд буклетов. — Я так и не могу решить, за кого я — за Роджера или за Адриана. По-моему, оба они говорят разумные вещи.

— Это потому, что оба хорошие ораторы.

— Как ты думаешь, Адриан победит?

— Не уверена.

— А у него было больше шансов на победу до того, как я приехала?

— Да. — Диана не могла скрыть неловкости. — Но ты не должна винить себя. Просто так получилось.

Таня восхитилась сдержанностью этой молодой девушки, но не успела больше ничего спросить — в комнату ворвались Эмма и Тим.

— Почему ты с нами не играешь? — крикнула девочка. — Мы тебя совсем перестали видеть.

— Прости, дорогая. — Таня прижала Эмму к себе. — Но я теперь занята. Я помогаю дяде Адриану.

— А раньше ты ему не помогала.

— Обещаю, что поиграю с вами в субботу днем. А если погода будет хорошая, мы сходим куда-нибудь погулять.

— А у меня для тебя подарок, — громко сообщил Тим и, схватив ее за руку, вложил в нее полудохлую золотую рыбку.

— Тимми! — в ужасе вскричала Таня. — Где ты ее взял? Бедняжка уже почти мертвая! Надо ее скорее положить в воду.

Кинувшись к письменному столу Адриана, она вынула из вазы цветы и бросила туда рыбку. Та сразу ожила и стала плавать.

— Он достал ее из пруда с лилиями, — сообщила Эмма. — Я сказала ему, что это нельзя, а он меня не слушал.

— Нет, не нельзя.

Тим широко раскрыл рот, приготовившись зареветь.

С быстротой, к какой ее успели приучить дети, Таня одной рукой схватила Тима в охапку, другой — вазу с рыбкой и поспешила к пруду. Когда золотая рыбка была благополучно возвращена в родную стихию, Таня села на берегу и стала смотреть, как дети играют в мяч. Вскоре они стали упрашивать ее поиграть с ними, и Таня, смеясь, присоединилась к игре. Дети, в полном восторге, разыгрались не на шутку. Эмма вдруг подбросила мячик так высоко, что от радости завизжала. Высокий стройный мужчина вдруг показался из-за зарослей кустарника и поймал «посланца небес». Это был Адриан. С мячом в руке он подошел к ним и отдал игрушку Эмме.

— Еще несколько таких бросков, — заметил он, — и ты будешь выступать за сборную Англии!

Детишки прилипли к нему, хватая за одежду, и стали упрашивать тоже поиграть с ними, и, секунду поколебавшись, он согласился.

Таня играла очень неловко, смущаясь из-за присутствия Адриана. Однако он, казалось, не обращал на это внимания, подпрыгивая за мячом и носясь по лужайке туда-сюда. Он словно стал гораздо моложе того строгого, сурового господина, к которому Таня успела привыкнуть. Сейчас он был больше похож на того юношу, каким она знала его прежде.

Веселая компания, похоже, готова была продолжать игру до ночи, но вдруг они услышали, что их зовут из дома. Оглянувшись, игроки увидели, как Бетти машет им рукой из детской.

— Кажется, мама зовет вас пить чай, — сказала детям Таня, и они неохотно двинулись к дому, едва волоча ноги.

Адриан устало опустился на берег пруда и вытер взмокший лоб.

— Я не в форме, — посетовал он. — Еще год кабинетной работы, и я распадусь на пестики и тычинки.

Она нахмурила лоб.

— Пестики и тычинки? Это что-то из области садоводства?

Он засмеялся искренним, заливистым смехом, впервые со времени ее приезда.

— Нет, это такое разговорное выражение. Это означает, что я буду ни на что не годным. Стану дряхлым.

— О, тебе это не грозит, — ответила она, остро чувствуя его близость.

Таня отвернулась и притворилась, что погружена в созерцание воды. Он еще не отошел от игры, и она чувствовала исходящий от его тела жар, который казался ей почти осязаемым.

Адриан тоже был взволнован тем, что Таня стояла рядом с ним. Как она изменилась! Сейчас невозможно было поверить, что это та самая несчастная эмигрантка в обносках, которая предстала перед ним несколько месяцев назад. Таня вновь превратилась в ту девушку, на которой он женился когда-то: очаровательная, гибкая, подвижная, с тонким золотисто-загорелым телом. Она стояла к нему вполоборота, и Адриан залюбовался прямой линией ее носа, очаровательно, по-детски, вздернутой верхней губой. Он помнил, как эти губы под напором его страсти радостно откликались на зов любви, раскрывая пылкую натуру их хозяйки.

Словно почувствовав его взгляд, она поежилась, и пышная юбка качнулась на ее бедрах. Глаза ее были удивительного фиалкового цвета, и он вспомнил, что в первый день после свадьбы она надела фиолетовое платье. Это было потрясающе! Они поехали на прогулку в горы и, лежа на траве, любовались великолепным горным пейзажем.

— Я буду любить тебя всю жизнь, — сказал он ей тогда, зарываясь лицом ей в колени.

Глядя на нее сейчас, он почувствовал неодолимое желание сделать то же самое, прижать ее к себе крепко-крепко и собрать нектар страсти с ее губ. Он быстро заморгал и выпрямился. Что это с ним? Совсем потерял над собой контроль, позволяет себе такие мысли. Как он может желать другую женщину, если у него есть невеста? Конечно, на это можно посмотреть и с другой стороны: как он мог обручиться с другой женщиной, если все еще хочет свою бывшую жену. Адриан потряс головой. Надо следить за собой, а то бед не оберешься. Он слишком много работал последнее время, ему нужна передышка, а то в голову лезут всякие ненужные мысли. Чтобы отвлечься от них, он резко сказал:

— Знаешь, мы впервые с тобой остались наедине и не поссорились.

— Я начинаю осваивать искусство притворства, — сдержанно сказала Таня.

— Никогда не пытайся притворяться, Таня. Мне всегда казалось, что ты — сама честность.

Она посмотрела на него через плечо, не понимая, какая она для него сейчас соблазнительная и желанная, с длинными, золотистыми, на кончиках от яркого солнца, ресницами.

— Расскажи мне о родителях, — волнуясь, попросил он. — Ты ведь не получала никаких известий от отца… после того, как его… увели?

— Нам сообщили, что он умер, и все. При содействии одного старого друга нам удалось получить его вещи: золотой портсигар и булавку от галстука. — Голос у нее был теплый и грустный. — Для меня это самые драгоценные вещи на свете. Я никогда не расстанусь с ними, скорее умру от голода.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Она пожала плечами.

— За них могут дать хорошие деньги.

— Ты никогда не будешь нуждаться в деньгах. Я же сказал, что позабочусь о тебе.

— Я ничего от тебя не приму после того, как уеду отсюда. Мне от тебя ничего не надо, — твердо и решительно заявила Таня. — Я найду работу и сама буду себя обеспечивать.

— Тебе не нужно работать.

— Нужно. Я хочу забыть тебя как можно скорее, когда уеду из твоего дома.

Он побледнел.

— А я не знал, что ты все еще ненавидишь меня. За последние несколько недель, мне показалось, мы стали друзьями.

— Мы с тобой никогда не станем друзьями, — запальчиво воскликнула она.

В этот момент Таня действительно почти возненавидела его. Раньше с ней никогда такого не случалось. Да как он может говорить о дружбе? Неужели думает, что ее любовь к нему оказалась такой же недолговечной, как его любовь к ней?

— Когда я отсюда уеду, я постараюсь совершенно выбросить тебя из головы, — упрямо повторила она. — Если можно было бы подхватить амнезию, как грипп, я бы пошла к врачу и попросила ввести мне вирус беспамятства! Я хочу освободиться от тебя, от своего прошлого — убедить себя, что тебя вовсе не было в моей жизни!

Взмахнув пышной юбкой, она кинулась бежать через лужайку. Адриан подождал, пока она исчезнет из виду, потом пошел в противоположном направлении. Мысли его были так далеко отсюда, что он не видел, куда идет.

Раньше Таня не посмела бы кричать на него. Она уже не была наивной девушкой, на которой он женился. Она превратилась в отчаянную, озлобленную женщину. Адриан изо всех сил старался вернуть в памяти образ той девушки, но сегодняшняя Таня заслоняла его, и, сколько он ни пытался отделить их один от другого, это не удавалось — они ускользали от него, пока он, наконец, не понял с удивлением, что обе — и Таня прежних лет, и Таня, какой он знал ее сейчас, — это единый образ.

Вместе с этим изумительным открытием к нему пришло ясное понимание того, что он по-прежнему любит ее. Те чувства, которыми она наполняла его восемь лет назад, ничуть не изменились и остались прежними.

Его мысли пришли в такой разброд, что он даже остановился, мысли словно парализовали его. Теперь Адриан все видел ясно. Узнав, что Таня с ним развелась, оскорбленный и обиженный, он постарался с корнем вырвать память о ней. Это удалось, но притупило все его чувства. Увидев свою жену вновь, он решил, что больше не любит ее, и смотрел на нее как на постороннюю, чужую женщину.

Но постепенно его оцепенение проходило, и та стена, что он возвел вокруг своей личной жизни, начала рушиться на глазах. Не сознавая этого, он снова стал реагировать на красоту Тани, которая поразила его с первого мгновения, на ее нежность, которая так очаровала его когда-то. Более того — сегодняшняя Таня, с окрепшим характером, суровым и смелым духом, стала для него еще привлекательней. Внушив себе, что больше не любит очаровательную иностранку, он долго не понимал, что с ним происходит, и только теперь, когда было слишком поздно, стал это осознавать.

А может, не поздно? Еще есть время? Он пнул ногой камушек и зашагал дальше. Он должен открыться своей жене. Однако, перед серьезным разговором с Таней, нужно все обсудить с Дианой. Адриан не тешил себя иллюзиями, что Диана очень расстроится, узнав, что их свадьба так и не состоится, но все же моральные обязательства требовали, прежде всего, открыться Диане. Только после этого он сможет сказать Тане, что любит ее.

И хотя эта мысль немного успокоила Адриана, она не принесла ожидаемого удовлетворения. Он понял, что чувство вины не дает ему сполна ощутить радость от его открытия. Вины за то, что он был жесток с любимой, и страха, что его жестокость оттолкнула Таню, убила ее любовь.

Но ведь она любила его, когда приехала сюда? Значит, можно надеяться, что это чувство еще живо? Он попытался проанализировать ее поведение в последнее время, но не нашел в нем ничего, что давало бы надежду. Напротив, она держалась отчужденно, словно возвела непреодолимый барьер между ними. Он не знал, как разрушить этот барьер, с чего начать. Сказать ей сейчас, что любит ее? Она может решить, что он делает это ради сиюминутной выгоды. Таня довольно проницательна и понимает, что он не любит Диану, так что она может подумать, что он на время предпочел сохранить их брак, чтобы только не объявлять прямо перед выборами о разводе. Неумолимая логика ситуации подсказывала ему, что понадобится немало времени и сил, чтобы заставить ее снова поверить в его любовь, и он поклялся, что, несмотря на все препятствия, сделает все возможное, чтобы вновь завоевать ее любовь и преданность.

Адриан вернулся домой с непривычным чувством легкости и счастья, но, дойдя до своей спальни, тут же без сил, рухнул на кровать. Если бы он мог сейчас зайти к Тане и рассказать ей о своих сомнениях и переживаниях! Но страх, что она отвергнет его, удерживал. Нет, он все правильно решил. Он должен действовать очень осторожно.

К ужину Адриан спустился поздно. Войдя в гостиную, он застал там Таню и свою мать.

— Ты опоздал, — сказала миссис Честертон.

— Да, ну и что?

— Очень вежливый ответ. Ты же сам терпеть не можешь, когда опаздывают.

— Значит, пора перестать быть таким педантом.

— После выборов тебе придется быть еще более пунктуальным — иначе не справишься со всеми делами.

— Еще не известно, выиграю ли я выборы, — резко возразил он.

— Разумеется, выиграешь. Жаль, что ты не можешь найти ничего скандального в прошлом Пултона. Это бы нам очень помогло…

— Уверен, за ним нет ничего такого, — перебил ее Адриан, — а даже если бы и было, я не стал бы это использовать в предвыборной агитации.

— Ну, не знаю, почему бы и нет. Его агенты не постеснялись смешать твое имя с грязью!

— Роджер не виноват. Я его знаю, он никогда не стал бы пользоваться грязными методами, и мне тоже не хочется швырять в него грязью.

Таня слушала эти слова с приятным удивлением. Она поймала взгляд Адриана и улыбнулась ему с такой теплотой, какой не удостаивала уже давно. Он улыбнулся в ответ, но в его глазах была грусть, удивившая ее: словно он знал причину внезапной милости, и это его огорчало.

За ужином Таня прислушивалась к тому, о чем говорили за столом. Бетти обычно болтала без умолку, и сейчас они с матерью вели дружескую перепалку по поводу цен на детскую одежду, а также обсуждали, стоит ли отправлять Эмму в школу-интернат. Эта тема очень волновала Таню. Она не удержалась и высказала свое мнение:

— Когда детей надолго отсылают из дома, это разрушает семейную жизнь.

— Но в школе их приучают к самостоятельности, — сказал Дик.

— Если ребенка любят в семье и он счастлив, то и так приучится к самостоятельности.

— Не скажи! Почти все родители окружают детей излишней нежностью и заботой. Посмотри хоть на Бетти. Она вечно с ними носится как наседка.

— Потому что ей больше нечем заняться.

Таня замолчала, осознав бестактность своих слов, но Бетти ничуть не обиделась.

— Да, Таня, ты права, мы с Диком об этом уже думали. Кстати, почему бы сейчас об этом не поговорить. — Она оглядела, сидящих за столом. — Мы с Диком решили переехать в собственный дом.

— А я-то думала, ты выбросила эти глупости из головы! — взволнованно воскликнула миссис Честертон.

― Почему глупости?

— Потому что здесь тебе никто не мешает, ты живешь своей семьей, и это очень удобно. — Миссис Честертон кинула на Таню взгляд, полный нескрываемой неприязни. — Это, конечно, твоих рук дело. Мало ты принесла горя Адриану, так еще вмешиваешься в жизнь моей дочери?

Повисло напряженное молчание, но его Бетти почти сразу нарушила:

— Да, Таня повлияла на меня — но не словами, а своим присутствием. Сразу стало ясно, что это дом Адриана, и, когда он женится на Диане, будет жить здесь, и мы не должны быть ему обузой!

— Уверена, Адриан не считает нас обузой, — стараясь говорить спокойно, произнесла миссис Честертон.

— Что ты на это скажешь? — обратилась Бетти к брату.

— Я как-то не задумывался, — честно ответил он, глянув на Таню, в душе страстно желая остаться с ней в этом доме наедине. — Но ты права. Семейным людям нужно жить отдельно.

Бетти осталась очень довольна.

— Немедленно займусь поиском дома.

— Я тоже, — натянуто заявила миссис Честертон.

— Твой дом, что достался тебе по завещанию, будет готов к ноябрю, — сказал Адриан, обращаясь к матери.

— Он для меня слишком большой.

— Тогда он подойдет нам. Может быть, его можно расширить для нас? — предложила Бетти, и завязался спор о том, можно это будет сделать или нет, и в результате миссис Честертон согласилась переехать в коттедж на другом конце поместья.

Таня была рада, что ужин, наконец, закончился. Все перешли в гостиную, и она устроилась на стуле в уголке, подальше от Адриана.

Глядя, как грациозно она идет по ковру, Адриан подумал, что никогда еще эта женщина не была ему так желанна. Хотелось броситься к ней и целовать, чтобы печаль, которая опустила уголки ее губ, навсегда оставила ее. Вспомнив, как вел себя с ней раньше, Адриан понял, что заслужил ее нынешнее обращение. Как высока цена его ошибки! Каждую секунду ему приходилось изображать равнодушие к любимой, безжалостно подавлять порывы страсти, усмирять горячее желание, — это подавляюще действовало на его и без того, измученную совесть. Быть может, когда он расплатится за свою вину, ему будет легче сказать Тане, как ему не хватало ее любви и ласки все это время.

Подавив желание сесть к ней поближе, он попытался вовлечь Дика в разговор, не зная, что Таня расценила этот его шаг как признак холодности и неприязни. «Он не желает даже сидеть рядом со мной», — мучительно билась у нее в голове мысль. Таня чувствовала себя совершенно несчастной и подавленной, обида душила ее, и она решила пойти в свою комнату.

— Ты уходишь? — удивилась Бетти.

— Да, пойду наверх. Мне надо кое-что сделать…

— А не хочешь прогуляться перед сном? — вмешался Адриан.

— Нет, я слишком устала.

Он открыл перед девушкой дверь.

— Ты уверена, что не хочешь прогуляться? — спросил он тихо, чтобы никто не слышал. — Сегодня прекрасная ночь. Луна сияет, и на небе ни облачка.

— Прекрасная ночь для влюбленных, — вырвалось у нее.

— Да. — Он наклонился к ней ближе. — Соглашайся, Таня.

— Нет. Ты перепутал. Тебе следует приглашать на прогулки под луной Диану, а не меня!

Он отшатнулся. Лицо его застыло, а желанная женщина проскользнула мимо него и взбежала вверх по лестнице.

Таня беспокойно вышагивала по комнате взад-вперед. Ее и без того удрученное состояние ухудшилось от разговора с Адрианом. Что за игру он затеял, как смеет предполагать, что она пойдет с ним гулять в лунную ночь? В последнее время ей в голову приходили многие, весьма нелестные для Адриана, мысли, но она никогда не считала его волокитой.

Женщина расстроенно покачала головой. Она становится старомодной. Может, он просто пытается наладить отношения, чтобы как-то сгладить неловкую ситуацию, в которой они все оказались, и считает, что дружеские — или даже слегка романтические — отношения между ними помогут делу. Конечно, он может так думать. Ведь он равнодушен к ней. Но она слишком сильно его любит, чтобы поддерживать ровные приветливые отношения и, в то же время, мучительно жаждать чего-то, гораздо, более глубокого.


Глава 10


Утром Таня отправилась в соседний городок в библиотеку. Ей нужно было подобрать статистику для секретаря Адриана. Ее подвезла Диана, которая собиралась сделать кое-какие покупки в городе.

Пока они ехали в красной двухместной машине Дианы, прохожие с любопытством поглядывали в их сторону — еще не улегся скандал девятидневной давности, когда выяснилось, кто же такая Таня, на самом деле. Но Диана оставалась невозмутимой под взглядами окрестных жителей, словно решила всем доказать, насколько ее не волнуют досужие сплетни.

— Итак? — спросила Диана холодно. — И какие выводы ты сделала обо мне?

Таня не сдержала улыбки.

— А это заметно?

— Скажем так, дипломата из тебя не получится!

— А ты любишь притворяться, да?

— Зачастую без этого не обойтись. Не всегда нужно говорить все, что ты думаешь. Чаще всего, если хочешь, чтобы все было хорошо и спокойно, лучше не смотреть правде в глаза.

Эта была самая длинная на памяти Тани речь Дианы, и Таня пожалела, что не может с этим согласиться.

— Если ты не смотришь в глаза фактам, ты живешь во лжи. А мне всегда казалось, что ты не прячешься от правды.

— Я имела в виду не себя, — удивилась Диана.

— Прости. Ты говорила с таким чувством… я решила, что речь идет о тебе.

Некоторое время они ехали молча, и вновь тишину прервала Диана:

— Мне кажется, это естественно, что ты хочешь узнать обо мне побольше. В конце концов, Адриан сделал мне официальное предложение…

— Да. — Таня старалась сохранять спокойствие. — Хотелось бы узнать, что он нашел в тебе такого, чего нет во мне.

— Просто я была рядом с ним — а тебя не было.

— К тому же ты очень красива, — сказала Таня, но эти слова дались ей с большим трудом.

Диана небрежно взмахнула рукой.

— Моя внешность ни при чем. Думаю, Адриан хотел, чтобы вторая жена была менее притязательной.

— Я никогда на него чересчур не притязала, — обиделась Таня.

— Нет, я не так выразилась, — быстро поправилась Диана. — Я имела в виду, менее эмоциональной. — Голубые глаза стали задумчивыми. — А ты очень эмоциональна, Таня. Нет смысла, это отрицать.

— Да, я глубоко переживаю все происходящее. Но, по-моему, ты тоже, только скрываешь это.

— Ах, я смотрю, ты любишь анализировать людей? — небрежно обронила Диана. — Видимо, так принято в Центральной Европе!

Таня восприняла это замечание, как нежелание дальнейшего разговора, и разговор оборвался. Наконец, они въехали в маленький городок и оставили машину возле центральной площади, вокруг которой были сосредоточены почти все магазины.

— Сколько ты пробудешь в библиотеке?

— Пару часов.

— Тогда давай встретимся в кофейне «Проктерс» около половины двенадцатого.

Таня отрицательно покачала головой.

— Английскую погоду я еще могу перенести, но кофе, который подают в здешних ресторанах, — увольте!

Диана усмехнулась.

— Тогда жду тебя здесь, на стоянке.

Они двинулись в обратный путь уже после полудня и так быстро гнали по загородному шоссе, что живые изгороди вдоль дороги сливались в сплошную зеленую полосу. Было удивительно, как ловко и быстро Диана водит машину. Таня еще раз отметила про себя, что в этой девушке гораздо больше страсти, чем можно подумать при беглом знакомстве.

— Я не слишком быстро еду? — поинтересовалась Диана.

— Нет, нормально. Ты хорошо водишь. Совсем как мужчина.

— Надо полагать, это комплимент?

— Да, конечно. Ты все, за что ни возьмешься, делаешь очень компетентно. И никогда не даешь дорогу эмоциям.

— Не даешь волю эмоциям, — поправила ее Диана. — Забавно…

Она замолчала, и вдруг машину тряхнуло. Они проехали еще несколько метров, и машина опять дернулась, потом фыркнула и заглохла. Диана выключила зажигание, снова включила. Мотор не работал, и, повозившись немного с дроссельной заслонкой, она вышла из машины, открыла капот и заглянула под него.

Таня тоже вышла из машины.

— Ты знаешь, в чем дело?

— Боюсь, что нет. — Диана снова нагнулась над двигателем, потом вынырнула, волосы упали ей на глаза, на носу расползалось черное жирное пятно. — Все свечи на месте, провода тоже правильно присоединены.

— Может, бензин кончился?

— Когда я выезжала из дому, у меня был полный бак. — Она снова вернулась на водительское сиденье и включила мотор. — Ты права, — крикнула она через некоторое время. — Что-то случилось со счетчиком — он все еще показывает полный бак, а сегодня утром я пару галлонов точно истратила. Похоже, мы застряли. Надо раздобыть бензин. Пойду пешком в гараж. Он тут недалеко, за перекрестком.

— Я пойду, — вызвалась Таня. — Ты лучше оставайся в машине.

Таня пошла за бензином, а Диана закрыла капот и, решив, что в машине сидеть слишком жарко, оперлась на дверцу, закрыла глаза и подставила лицо солнцу.

— Странное вы нашли место загорать, — раздался позади нее голос.

Это был тот самый голос, который преследовал ее во сне и наяву. Она быстро выпрямилась и увидела перед собой Роджера.

— У меня кончился бензин, — неприветливо ответила Диана, ожидая насмешек.

Но он сочувственно покачал головой:

— Наверное, счетчик сломался?

С горячим чувством благодарности — он, в отличие от большинства мужчин в подобных обстоятельствах, не предположил, что она просто забыла заправить машину, — она кивнула.

— Я пойду в ближайший гараж и достану тебе бензин, — вызвался он.

— Таня уже пошла.

— А, раз так, составлю тебе компанию, пока она не вернется.

— Не надо, спасибо. Мне и одной неплохо.

— Одной, без мужской поддержки?

Разозлившись, она отвернулась. Вернее, попыталась отвернуться. Не успела. Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. Девушка думала, что Роджер рассердился, но на его лице отражались растерянность и недоумение.

— Почему мы все время ссоримся, Диана? Раньше ведь такого не было.

— Когда ты был мальчиком, ты был намного вежливее.

— Я же не могу всю жизнь оставаться мальчиком, — сказал он, вдруг осевшим голосом, и с грубой силой притянул девушку к себе, и прижался губами к ее губам.

В его поцелуе не было нежности, только страсть. Диана испугалась и стала вырываться. Но он только крепче прижал ее к себе, она даже пошевелиться не могла.

— Не пытайся со мной бороться, — хрипло прошептал он. — Я все равно сильнее.

— Значит, ты только так и можешь подчинять себе женщин — силой?

— Тебя я могу подчинить только так. — И он снова закрыл ей рот поцелуем. — Поцелуй меня, и я тебя отпущу, — жарко шепнул он ей. — А пока, ты останешься моей пленницей.

Зная, что он вполне способен исполнить угрозу, Диана подняла к нему голову, закрыла глаза и прикоснулась к его щеке губами, словно для того, чтобы поскорее от него отвязаться.

— О нет! Так не годится! Я хочу, чтобы ты видела, кого целуешь.

Ее глаза моментально раскрылись.

— Думаешь, я не знаю? — резко бросила она.

— Может, и нет.

Он снова прильнул к ней губами.

Пообещав не сопротивляться, девушка замерла в его объятиях. Наконец, он разжал руки, но не прекратил сладкой пытки. Одна рука мягко скользнула к талии, другой он стал ласкать нежные округлости груди. Она задрожала, и он знал, что это вовсе не отвращение. Диана уже не контролировала себя, ее тело спешило отозваться на его ласки. Они целовались снова и снова, забыв обо всем на свете. Поцелуи становились все более страстными, идя на поводу воспламененных желаний. Она не знала раньше, что значит быть желанной так дико и так необузданно, не догадывалась, что сама способна на такое безумство. Ее руки непроизвольно проникли под его свитер, пальцами она касалась ровной кожи груди и легкой поросли на ней. На ощупь его тело оказалось твердым и горячим, и, зная, что она была тому причиной, Диана вдруг ощутила прилив невыносимого желания.

Только звук приближающейся машины вернул их к реальности, и Роджер оторвался от нее, хотя не сделал даже попытки отпустить.

— Значит, мы не только в разговорах высекаем искры друг из друга, — прошептал он ей на ухо.

— Не придавай… этому слишком большого… значения, — выдавила из себя Диана, задыхающимся голосом. Она была рада, что в состоянии внятно говорить, потому что ее тело противилось дискуссии, оно горело желанием приникнуть к телу Роджера. — Ты привлекательный мужчина…

— Только не говори, что в этом все дело. Ты не из тех, кого можно включить, нажав нужную кнопку! Ты хочешь меня, хочешь, чтобы мы с тобой занимались любовью! Только со мной!

— Ах, как ты самовлюблен!

— Ты ведь в меня тоже влюблена.

В ответ она резко высвободила руку и со всей силы ударила его по щеке. Звон пощечины оглушил обоих. Он отступил от Дианы, на щеке у него остались следы от ее пальцев.

— Кажется, ты говорила, что только в вульгарных романах мужчине дают пощечину?

— Видимо, вульгарный мужчина способен понять только вульгарные жесты, — ледяным тоном произнесла она и безучастно наблюдала, как он резко развернулся на каблуках и ушел прочь.

Вся дрожа, Диана забралась в машину и уронила голову на руль. Так и осталась сидеть.

Она опомнилась, только когда услышала сзади шаги Тани.

Таня сразу поняла: что-то случилось в ее отсутствие. Не нужно было ни о чем спрашивать, — когда Таня возвращалась к машине, ей встретился Роджер, рот его был перемазан помадой, и все стало понятно. Она молча смотрела, как Диана заливает в бак бензин, потом они сели в машину и поехали в «Парк-Гейтс».

— Я видела Роджера, — пробормотала Таня.

— Я тоже. Он… предложил мне принести бензин…

Таня ждала продолжения и, не дождавшись, резко выпалила:

— Знаю, ты снова скажешь, что это не мое дело. Извини, конечно, но хочу тебя спросить — ты любишь Адриана?

Последовала долгая пауза. Наконец, Диана холодно произнесла:

— Конечно, раз я согласилась стать его женой.

— Может, надо было спросить — любишь ли ты его страстно? Сходишь ли ты по нему с ума?

— Таня, прошу тебя! — Диана уже не пыталась скрыть раздражения. — Я больше не хочу обсуждать эту тему. Все-таки, ты его жена.

— Через несколько недель он станет свободен, женится на тебе, и тогда…

— Прошу, ничего больше не говори.

Через дорогу перебежал кролик, и Диана изо всей силы нажала на тормоза. Таня забыла пристегнуться ремнем безопасности и чуть не ударилась лбом в ветровое стекло.

— Прости, я нечаянно, — быстро извинилась Диана. — Боялась задавить бедняжку.

Они продолжали ехать молча, и Таня еще раз взглянула на девушку, сидевшую рядом с ней, и заметила, как у той растрепаны волосы и губы все еще дрожат.

— Я все равно не буду молчать, — упрямо продолжила она, — скажу, что думаю. Роджер в тебя влюблен до безумия!

— Таня! Ты можешь помолчать или нет? Мы с Роджером ничего не значим друг для друга. Он и Адриан были моими друзьями в детстве. Но замуж я собираюсь выйти за Адриана. А теперь, если ты не хочешь, чтобы я остановила машину и попросила тебя выйти и продолжить путь пешком, прошу тебя, смени тему.

— Тогда поговорим о погоде. Уж по поводу погоды, я думаю, у нас не будет разногласий.

На следующий день Диана старалась не оставаться наедине с Таней. Но постепенно их дружба возобновилась, и Диана, словно желая подчеркнуть, что больше не сердится на Таню, сама заговорила о себе и своем детстве. Детство у девушки не было безоблачным: после смерти матери, девочку отослали в школу-интернат, а каникулы она проводила в окружении, приставленного полка, гувернанток.

— Тебя много опекали, — заметила Таня, — но мало любили.

— Мой отец не любит показывать свои чувства. Но он глубоко переживает каждую мелочь. Он очень гордится своим титулом и, вообще, своей семьей. Все эти годы он постоянно навещал разных родственников, даже тех, которые живут далеко.

— А кто унаследует титул?

— Племянник, он живет в Шотландии.

— Наверное, отец не обрадовался рождению девочки.

— Да, я и сама не рада. — Диана взяла со стола несколько листовок. — К пяти мне надо начать агитационный обход. Хочу сначала заехать в штаб-квартиру.

— Как хорошо, что мне не надо этим заниматься. — Таня поняла, что Диана воспользовалась этим предлогом, чтобы закончить разговор. — Я не смогла бы стучаться в двери к незнакомым людям и агитировать их, за кого голосовать.

— Нет, почему, разговаривать с людьми иногда даже приятно. Неприятно, когда дверь закрывают прямо перед носом!

Оставшись одна, Таня задумалась над тем, что рассказала ей девушка. Неужели Диана действительно хотела бы родиться мальчиком? Не потому ли она прятала свою природную нежность под маской холодности и неприступности? Таня не встречалась с лордом Бидделлом, но слышала, что он сварливый, придирчивый старик с плохим здоровьем.

Ее размышления о Диане прервала миссис Честертон.

— Ах, вот ты где, — сказала она приторно-сладким голосом.

Таня даже подумала: неужели и она, как и ее сын, решила, что выгоднее признать ее невесткой? Во всяком случае, пока не определится политическая карьера Адриана.

— Я только что разговаривала с лордом Бидделлом, — продолжала медовым голосом миссис Честертон. — Он лечился в клинике Харрогейт и только вчера вечером вернулся домой. Он пригласил нас завтра на ужин.

Таня помолчала, размышляя над этой новостью.

— А я тоже приглашена?

— Разумеется. Ты ведь жена Адриана.

— Но Диана его невеста.

Миссис Честертон, слегка смущенно, хихикнула.

— Ну, на данный момент, ты жена Адриана, и мы все… мы все считаем, что к тебе должны относиться соответственно.

— Честно говоря, мне бы не хотелось ужинать с лордом Бидделлом.

— Не говори глупостей, детка. Он очень важный человек, и ты должна ради Адриана…

— Хорошо, — перебила ее Таня. — Тогда я пойду.

— Надень длинное платье, моя дорогая. В голубых тонах. Голубой цвет тебе очень к лицу.

— Вы хотите, чтобы лорд Бидделл увидел, какой у Адриана хороший вкус?

— Но ведь так оно и есть, не правда ли?

С этими словами миссис Честертон удалилась.

В глубине души Таня надеялась услышать от Адриана о предстоящем ужине у лорда Бидделла. Но в тот вечер муж уехал выступать на митинге в одной отдаленной деревне, на следующий день тоже, ни словом, не обмолвился о приглашении. Таня решила для себя, что, если Адриан не стесняется вести жену в гости к человеку, который со временем должен стать его тестем, ей тоже нечего смущаться.

В тот вечер она одевалась особенно тщательно и, оглядев себя в старинном зеркале, осталась довольна своей внешностью. После официального признания женой Адриана, одним из следствий этого события, стало значительное увеличение ее гардероба. Все ее протесты по поводу роскошных нарядов моментально пресекались миссис Честертон, которая безапелляционно заявляла, что жена Адриана не может бьггь похожей на оборванку из Ровнии.

Что ж, сегодня никто не сможет сказать, что она похожа на беженку. Пышная юбка из аметистового шелка, туго затянутая на талии, спадала к ногам красивыми широкими складками и подчеркивала стройность ее, и без того, изящной фигуры. К ней Таня надела блузку из органзы темно-розового цвета, с широким шалевым воротником и пышными рукавами. Костюм подчеркивал индивидуальность молодой женщины, ее неотразимое сочетание невинности и сексуальности.

Когда она вошла в гостиную, там еще никого не было. Таня подошла к окну и стала смотреть в сад. Возле балюстрады она сразу заметила Адриана, и, прежде чем успела отойти от окна, он повернулся и увидел ее.

— Хорошо, что ты спустилась пораньше. Мне надо с тобой поговорить. — Адриан вошел через открытую стеклянную дверь и оценивающе оглядел ее. — Тебе идет этот наряд. Раньше я тебя в нем не видел.

— Твоя мать купила его мне на прошлой неделе.

— Тебе идут пышные юбки и тонкие ткани. Больше никогда не носи прямые юбки.

— Тем более, что они вышли из моды.

Она явно отказывалась услышать в его словах комплимент.

— Красивая женщина сама диктует моду.

Сунув руки в карманы вечернего пиджака, Адриан обошел ее, придирчиво разглядывая со всех сторон.

Таня решительно проигнорировала его повышенное внимание. Но сама не смогла удержаться, чтобы внимательно не оглядеть супруга: его широкие мощные плечи, тонкую талию и узкие бедра, надменный профиль, чувственный изгиб губ, твердый, решительный подбородок — все это никак не вязалось с изящными движениями его тонких рук, которые когда-то ласкали и обнимали ее. Но нет, она не должна так пристально разглядывать его, это безумие! К чему замечать все эти подробности. Таня жалела, что не может так владеть своим воображением, как научилась сдерживать свой язык.

— Я хотел тебе сказать. — Адриан нарушил ход ее мыслей. — Отец Дианы… Он знает про нас с тобой…

— Если ты считаешь, что мне лучше не идти… я могу остаться.

— Разумеется, ты должна пойти. Ты ведь моя жена.

— Не совсем.

— Да, как раз об этом я хотел сказать. Я раньше не хотел говорить, но…

О чем он не хотел говорить, Таня так и не узнала, поскольку в этот момент в гостиную царственно вплыла мать Адриана, при полном параде, в парчовом платье рубинового цвета. Следом вошли Бетти с Диком, замыкая шествие, как пара фрегатов.

Уже через десять минут, Таня была в доме лорда Бидделла. Этот большой особняк был построен при королеве Анне. Его величественный фасад вполне соответствовал не менее грандиозному внутреннему убранству. Глядя на мрачные, обшитые деревянными панелями стены, гостиную, обставленную с чопорной элегантностью, Таня понемногу начала понимать, что сформировало характер Дианы. «Как верно сказано: никогда не узнаешь человека, пока не побываешь у него дома», — пронеслось у нее в голове. Диана, элегантная, вся в черном, вышла навстречу, протягивая руку.

Диана прекрасно вписывалась в обстановку дома, чего нельзя было сказать о ее отце, мощном старике высоченного роста, с грубыми чертами багрово-красного лица, словно высеченными из камня. Его глаза, того же цвета, что и у дочери, смотрели со сверлящей проницательностью, и, когда он перевел взгляд на Таню, ей показалось, что он видит ее насквозь.

— Понятно, почему Адриан на вас женился, — проворчал старикан. — Вы красотка.

Последовало неловкое молчание. Впрочем, хозяин, единственный из присутствующих, не испытывал ни малейшего смущения. Он занялся раздачей напитков. Подойдя к подносу, где стояли бокалы и бутылки, и не найдя льда, лорд Бидделл сердито выругался.

— Клянусь, я уволю этого чертова Томкинса, если он не исправится. — Бидделл повернулся к дочери: — Пойди, принеси льда!

Диана быстро вышла из комнаты, и Таня с изумлением уставилась на хозяина дома. Неужели он всегда так разговаривает с дочерью и неужели она всегда так послушна и покорна? Остальные словно ничего не заметили, и Таня решила, что принимает все слишком близко к сердцу. Но по ходу ужина она поняла, что это не так, поскольку старик продолжал обращаться с Дианой как с неразумным ребенком. Он не только постоянно сыпал указаниями, причем самым грубым тоном, но и постоянно перебивал, если дочь начинала что-то говорить, или поднимал руку, повелевая замолчать, в ответ на ее попытки вставить слово во время его речи.

Разговор неизбежно зашел о выборах.

— Тебе не о чем беспокоиться, мой мальчик, — сердечно заверил лорд Бидделл. — Надеюсь, у сельчан хватит здравого смысла голосовать за тебя, а не за босяка Пултона.

Таня быстро взглянула на Диану. Та продолжала спокойно и сосредоточенно есть.

Сама же Таня, будучи не из покорного десятка, решительно отложила вилку и обратилась к старику:

— Почему вы называете мистера Пултона босяком?

— Потому что он и есть босяк. Я с удовольствием вышвырнул бы его вместе со всем семейством из нашего округа.

Таня не выдержала.

— Разве вы забыли, что отец Роджера сражался за эту страну и погиб в Ирландии — или с этими вещами теперь не считаются?

— Считаются, конечно. — Лорд Бидделл продолжал невозмутимо разрезать бифштекс. — Я же не сказал, что это семья трусов. Я просто сказал, что их следовало выставить отсюда.

— Потому что они придерживаются других взглядов?

Лорд Бидделл, наконец, обратил внимание на ее слова и пригвоздил ее стальным взглядом.

— Тебе надо следить за своим язычком, а не вставать горой на защиту оппонента своего мужа, деточка. Так не годится, знаешь ли.

— У нас в стране считается неприличным говорить дурное о человеке в его отсутствие!

Миссис Честертон возмущенно пискнула, обе молодые женщины опустили глаза и не отрывали их больше от своих тарелок. Только Адриан прямо посмотрел на Таню. Он так крепко сжал бокал с вином, что пальцы побелели от напряжения. Но когда заговорил, голос был спокойным.

— Лорд Бидделл говорит не вполне серьезно. Когда ты узнаешь его получше, сама поймешь.

— Да, Адриан прав, — усмехнулся старик. — Язык, у меня, конечно, грубоват, но только язык, моя милочка!

Обстановка сразу разрядилась, и Таня отчаянно выругала себя за несдержанность.

Ужин закончился, и мужчины остались за столом выпить по стаканчику портера, а миссис Честертон и Бетти удалились попудрить носики. Таня и Диана остались в гостиной одни.

— Надеюсь, отец не произвел на тебя тягостного впечатления? — негромко поинтересовалась Диана.

— Меня не столько огорчили его слова о Роджере, сколько то, что ты не встала на его защиту.

— А с какой стати я должна его защищать? Если ты снова о своем безумном убеждении, будто я его люблю…

— Давай не будем об этом. Будем считать, что вы с ним просто друзья.

— Не думаю, чтобы нас можно было назвать друзьями.

— Наверное, поэтому ты позволяла ему целовать себя? Помнишь, когда сломалась машина?

— Я ничего не могла поделать. Он меня заставил. Он всегда ведет себя самым возмутительным образом.

— Ах, вот как! Он всегда себя так ведет! И после этого ты станешь отрицать, что он тебя любит?

Диана растерялась, не зная, что сказать. Но на выручку пришла ее природная сообразительность.

— Ты же сама говорила, что любовь совсем не то же самое, что страсть. А это именно то, что Роджер испытывает ко мне. Страсть.

— И любовь, — подхватила Таня.

— Нет! Он взрослый, зрелый мужчина, и если девушка ему нравится…

— Что ты несешь? Ты же сама не веришь этому! По-твоему получается, что Роджер не упускает в округе ни одной симпатичной девушки, набрасываясь на каждую с поцелуями. Ты говоришь это просто так. Ты же не глупая, чтобы, на самом деле, так думать? Или твой снобизм мешает признать, что ты и сама к нему неравнодушна?

— Я ничего, ничего к нему не испытываю! — Диана вскочила с кресла и прошлась по комнате, затем подошла к дивану в противоположном углу комнаты и стала делать вид, что поправляет подушки. Она заговорила, не оборачиваясь: — У меня нет никаких чувств к Роджеру, и прошу тебя, перестань об этом говорить. А то я начну подозревать, что ты намеренно пытаешься завязать между нами роман, с целью убрать соперницу, чтобы Адриан достался тебе!

Таня вся сжалась от этих слов, но все равно не собиралась признать свое поражение.

— Я не хочу вернуть себе Адриана, и то, что я говорила про вас с Роджером, я говорила совершенно искренне. Может быть, ты его и не любишь — больше не стану с этим спорить, — но он тебя любит. В этом я уверена.

Диана раскрыла рот, но не успела ничего ответить — вошли миссис Честертон и Бетти, следом за ними шествовали мужчины. Лорд Бидделл был в превосходном расположении духа и предложил сыграть в бридж.

Он посмотрел на Таню.

— Вы играете в бридж?

— Боюсь, что нет.

— Тогда мы с Дианой будем играть в паре против Адриана и миссис Честертон. Бетти и Дик играют слабо, они еще новички.

— Мне сегодня что-то не хочется играть, — возразила Диана. — У меня разболелась голова.

— Тем более тебе надо сыграть партию.

— Не хочу.

И без того красное лицо лорда Бидделла сделалось кровавым. Бетти постаралась разрядить обстановку, расставляя стулья вокруг столика для игры в бридж, и заявила, что сыграет вместо Дианы.

— Прошу вас, разрешите мне сыграть с вами, — весело уговаривала она хозяина. — Честное слово, последнее время я стала играть значительно лучше.

Вскоре игра была в полном разгаре, а Диана, Дик и Таня сидели в дальнем конце гостиной, играя в дурака. Но Таня никак не могла сосредоточиться на игре. От ее внимания не ускользнуло, что Диана попыталась оказать отцу сопротивление. И хотя это была слабая попытка, Таня подумала, что в этом неповиновении кроется глубокий смысл.

— Таня, ты невнимательно играешь, — радостно хмыкнул Дик. — Ты уже два раза кладешь неправильную карту.

Улыбнувшись, Таня постаралась сосредоточиться на картах, но вскоре ее мысли опять унеслись далеко, на этот раз к Адриану. Как великолепно он смотрелся в обстановке этого старинного величественного особняка. Адриан обращался с лордом Бидделлом с тактичной смесью почтительности и добродушной простоты. Да, Адриан станет превосходным зятем, а лорд Бидделл, со своим огромным состоянием и славным именем, — не менее подходящим тестем. Адриан и Диана будут превосходной парой — сама судьба позаботилась об их союзе, и никакой Роджер, ни тем более она сама, не смогут этому помешать.

С этой горестной мыслью Таня решительно уставилась на карты, поражаясь своей способности делать вид, что интересуется игрой, в то время как ей хотелось только одного — убежать отсюда и спрятаться.


Глава 11


Нечасто случалось, чтобы Роджеру досаждали его домашние. Сколько себя помнил, вокруг него всегда сновали люди, и он научился погружаться в работу, не отвлекаясь на них. Но сегодня вечером беспечная болтовня младших братьев и сестер, подействовала на его напряженные нервы. Он уже еле сдерживался, чтобы не дать в ухо Брайану, самому шумному и энергичному из детей.

К счастью, миссис Пултон всегда вовремя замечала, когда ее старший сын бывал не в духе. Резким окриком она выгнала всех из комнаты, уменьшила звук радио, налила чашку свежего чая и поставила перед ним.

— Выпей, пока горячий. Тебе сразу станет лучше.

Роджер косо ухмыльнулся и послушался.

— Тяжелый был день, сынок?

— Да, я недооценил Адриана. Он начинает серьезную битву. Думаю, победа достанется ему легко.

— А я считаю, что победишь ты.

— Ну конечно, ты говоришь как всякая мать! — Раздался звонок в дверь, и он застонал. — Я никого не хочу сегодня видеть. Пожалуйста, открой и скажи, что меня нет дома, ладно?

Она без возражений встала, но скоро вернулась в комнату, причем не одна — вслед за ней появилась девушка, при виде которой Роджер вскочил как ужаленный.

— Что ты здесь делаешь? — резко выпалил он.

— Роджер! — с упреком воскликнула миссис Пултон, прежде чем Диана успела ответить. — Не смей так разговаривать с гостями. — Она посмотрела на девушку: — Не обращайте внимания. Сегодня он устал и очень нервный.

— Не надо извиняться за мое дурное настроение, мама, — кисло пробубнил Роджер. — Уверен, Диана и не ждет от меня изысканных манер.

Миссис Пултон вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Роджер кивнул Диане на стул.

— Мать права. Что-то я не в себе сегодня. Прошу прошения, если был с тобой груб. Извини.

— Ничего. Собственно говоря, это я пришла просить у тебя прощения.

— За что?

— За… за пощечину.

Роджер на минуту растерялся, потом улыбнулся.

— По-моему, я ее заслужил.

— Да, пожалуй, — холодно согласилась она. — Но один опрометчивый поступок не должен усугубляться другим.

— Так ты говоришь, пришла извиниться? — переспросил он с легким сарказмом.

— Да. Но ты всегда так задеваешь меня, что я начинаю терять терпение.

— По крайней мере, это доказывает, что ты живой человек. — Он повернул стул и сел на него верхом, лицом к ней. — До того, как ты дала мне пощечину, я считал, что ты невозмутима и спокойна, как сфинкс.

— А что плохого в том, чтобы оставаться спокойной?

— Если только это не признак начинающегося застоя.

Она затаила дыхание.

— Ты, я вижу, со мной не особо церемонишься?

— Да, со мной всегда так. Сначала говорю, а только потом думаю.

— Пора оставить эту дурную привычку. Она может плохо сказаться на твоей карьере.

— Как ты права, — насмешливо согласился Роджер. — Видимо, мне нужна жена, которая сможет избавить меня от дурных привычек и привить правила хорошего тона. Не хочешь этим заняться?

— Мне это не по силам. На этот счет у меня нет иллюзий.

— Ты тоже слов не выбираешь, — мрачно заметил он, раскачиваясь взад и вперед на стуле. — Это удар ниже пояса.

— По-моему, мы оба не разбираем, куда бьем. Любой наш разговор заканчивается гадким скандалом.

— В этом есть и твоя вина, — молвил он великодушно. — Посиди у нас, выпей чашку чаю — хотя бы в доказательство того, что мы можем спокойно и мирно поговорить, не изощряясь в колкостях.

— Не могу. Отец ждет меня к ужину.

Роджер приподнял брови, снова начиная злиться:

— А ты, ни в коем случае, не можешь его ослушаться? Наверное, боишься?

— Чего боюсь?

— Боишься поступить по-своему?

— Если бы я хотела жить отдельно, вполне могла бы это сделать. Но мне больше нравится уступать отцу во всем и жить с ним.

— Почему же?

— Потому что это мой дочерний долг.

— Долг? — изумился Роджер, — А почему ты считаешь, что ты у него в долгу?

— Чувство ответственности… — Она запнулась. — Чувство ответственности и любовь понуждают меня к этому. Я все, что у него есть. Если бы у него были другие дети… если бы у него был сын, наследник…

— Господи боже, ты так говоришь, словно из учебника по психологии. Только не говори, что у тебя комплекс неполноценности из-за того, что ты родилась девочкой!

— А что, разве это трудно понять? Ты только представь, что он почувствовал, когда узнал, что у мамы больше не будет детей после меня? Он так мечтал о сыне! Чтобы у него был наследник, к которому перешел бы его титул…

— Но ведь ваш род все равно не заглохнет. — Озадаченное выражение не сходило с лица Роджера. — Не могу поверить, что ты серьезно к этому относишься. Это так… такой анахронизм.

— Просто ты вырос в иной среде, а мне все это кажется вполне закономерным.

— Не закономерным, — поправил он ее, — а естественным.

— По крайней мере, ты должен признать, что у меня есть простые человеческие чувства.

Его взгляд остановился на ее губах, и она со смущением вспомнила, как страстно отвечала на его поцелуи. Диана быстро глянула на него, замечая усталый вид, бледное лицо, морщинки в углах глаз и возле рта. Его волосы всегда были такими непослушными — рыжая мочалка, в которую ей так хотелось зарыть свои пальцы.

Она резко оборвала крамольные мысли, сожалея о внезапном импульсе, приведшем ее сюда. Во всем виновата Таня. Это она пыталась заставить ее поверить, что она, Диана, влюблена в кого угодно, только не в Адриана. Хотя она никогда и не любила Адриана. Он никогда не вызывал в ней такой бури эмоций, как Роджер. Сердце у девушки было полно волнения, и она боялась, что он заметит это, увидев, как часто пульсирует жилка на ее шее.

— Мне надо идти, — прошептала Диана.

Роджер, молча, проводил ее до машины.

— Неужели тебе никогда не хотелось бороться за свои взгляды и идеалы? — спросил он, когда она садилась на водительское кресло.

— До сих пор, нет.

— А за что ты готова бороться сейчас?

— За свою личную свободу! — медленно проговорила она. — За право делать то, что я хочу.

В глазах у нее была такая грусть, что Роджер почувствовал огромное желание вытащить ее из машины и прижать к себе. От отчаянного усилия подавить это желание, голос у него сделался сиплым и ненатуральным.

— Если бы тебе действительно нужна была свобода, ты бы ее добилась.

— Не считаясь с чувствами других?

— Не разбив яиц, омлет не сделаешь.

— Я ненавижу омлет, — выкрикнула она, изо всей силы выжала сцепление, и машина рванула прочь.

В полном бессилии, что случалось с ним редко, Роджер побрел в спальню, единственное место, где его никто не потревожит. Каждая встреча с Дианой приносила ему все больше мучений, и он уже жалел о том дне, когда впервые поцеловал ее. Даже сейчас он не мог понять, что побудило его на это. Но когда он увидел, как она идет ему навстречу по тропинке в лесу, спокойная, стройная, как молодое нежное деревце, чувства, что она пробуждала в нем, еще когда он был подростком, захлестнули его с новой силой. Как она удивилась бы, узнав, что он давно страстно и безнадежно влюблен в нее, — еще с детства.

— А теперь не влюблен, — сердито бурчал он себе под нос, — есть дела поинтересней, чем тратить жизнь на женщину, которая до смерти боится признаться хотя бы в том, что я ей нравлюсь!

Решительно расправив плечи, словно готовясь к схватке, что немало порадовало бы его политического агента, он широким шагом прошел в кабинет. Ему надо сделать кое-какую работу, и в работе он найдет покой и умиротворение.

На следующее утро по дороге в деревню, Таня увидела Роджера, выходящего из дверей почты. Они не виделись с того вечера, когда она прибежала к нему сообщить, что ее секрет раскрыт. Таня хотела сделать вид, что не заметила его, но тут он сам ее увидел. Когда ее друг подошел ближе, она заметила его усталый вид: на лице появились морщины, в руках он нервно крутил какую-то бумажку.

— Давно не виделись, — сказал он.

— Я была страшно занята.

— Делала все, чтобы Адриан победил на выборах? — Она покраснела, и Роджер прикоснулся к ее руке. — Прости меня, Таня. Я не хотел тебя обидеть. Пойдем, выпьем где-нибудь кофе?

— Думаешь, ничего страшного не случится, если нас увидят вместе?

— А что такого? Друзья важнее политики!

Кивнув, она пошла за ним в кафе, где они бывали раньше, и, когда перед ними поставили обычное светло-серое пойло, которое здесь выдавали за кофе, она снова вопросительно посмотрела на него.

— Ты что-то не очень хорошо выглядишь, Роджер. Из-за Дианы?

— А причем тут она?

— Ты же ее любишь. Я…

— Да что ж это такое! — завопил он. — Ты хочешь меня с ума свести?

— Вы с Дианой сами этого хотите.

— Только не говори, что ты и ей внушаешь эти бредовые идеи! — Он был в ярости. — Слушай, Таня, черт побери, а может, тебе пора перестать совать нос в дела, которые тебя не касаются.

— Прекрасно. — Она смотрела на него широко распахнутыми, горячими, немигающими глазами. — Можешь продолжать притворяться, сколько угодно. И ты и Диана. Жизнь так коротка и бессмысленна, что вы можете делать это хоть всю жизнь.

— Перестань! — В его голосе чувствовалась искренняя боль. — Ты знаешь, что я в это не верю. Впрочем… — Он потряс головой. Что толку пытаться подавить свои чувства? Конечно, он любит Диану и будет любить ее, и только ее, до конца своих дней. — Ты права, — простонал он. — Но что толку? Мы с ней никогда не будем счастливы вместе.

Слезы блеснули в прекрасных глазах Тани.

— Ты должен попытаться. Диана тебя любит. Она мне, конечно, в этом ни за чтобы не призналась, но я же вижу, что это так.

— Ты ошибаешься. Диана вся в отца. Даже если бы она испытывала ко мне симпатию…

— Она любит тебя.

— Она гораздо больше любит своего отца.

— Да, наверное, его она любит не меньше, — согласилась Таня. — Но не больше, нет. Поэтому ты должен сам дать ей понять.

— Дать понять, что?

— Дать понять, что ты к ней чувствуешь.

— Она никогда не сделает ничего, что могло бы расстроить отца.

— Ты предлагал ей выйти за тебя замуж?

— Ты с ума сошла!

— Так как же, по-твоему, она может выйти из-под влияния отца? Или ты ждешь, чтобы она сама, первая, сделала тебе предложение руки и сердца?

— Конечно нет, я же не идиот, — обиженно пробурчал Роджер. — Ты прекрасно знаешь и я знаю, если Диана не восстанет против отца, у нас нет ни малейшего шанса обрести счастье.

— Но ты должен дать ей силы и волю, чтобы она могла вырваться из его власти, — резонно заметила Таня.

— Я не собираюсь делать первый шаг.

Таня всплеснула руками.

— Ты упрям, как осел! Ты должен сделать первый шаг, она должна сделать первый шаг, а в результате все стоят на месте! — Она наклонилась к нему поближе. — Если ты, хотя бы немного, ободришь Диану — просто скажешь, что думаешь о ней, я уверена, у нее хватит мужества на самый отчаянный поступок.

— Я не могу ей этого сказать, — заупрямился он. — А если ты ошибаешься… Нет, нет, об этом не может быть и речи. Да она просто рассмеется мне в лицо.

— Господи, что за глупый мальчишка, — вздохнула Таня с откровенной насмешкой, чего раньше себе не позволяла. — Я не знала, что ты такой трус.

Роджер покраснел до корней волос.

— Оставь меня, — коротко бросил он.

Таня кивнула:

— Да, и кофе я тоже, пожалуй, оставлю. Его невозможно пить, он такой слабый.

— Да, как и я.

Он бросил на стол несколько монет, и она вышла вслед за ним из кафе.

— Мы остались друзьями? — спросила она голосом, глухим от едва сдерживаемых слез.

Он, не задумываясь, обнял ее за плечи.

— Конечно, Таня, мы всегда останемся друзьями. Всегда.


Глава 12


— Диана, ты где?

Голос лорда Бидделла гулко разнесся по длинному коридору, и огромные рога убитого им оленя покачнулись на стене от звука его голоса.

Диана повернулась от входной двери.

— Я здесь. В чем дело, отец?

— Иди в библиотеку. Мне надо с тобой поговорить.

— Я ухожу. Это не может подождать?

— Нет, не может! Сейчас же иди сюда!

Пожав плечами, она повиновалась. Войдя в библиотеку, Диана увидела, что он сидит за своим массивным дубовым столом, с сигарой во рту, и его красное лицо застыло в таком самодовольном выражении, словно ничто в мире не могло поколебать его уверенности.

— Я слышал, ты часто стала бывать у этого босяка Пултона, — прогремел он. — Это правда?

— Нет, неправда.

— Кое-кто видел, как ты выходила из их дома.

— Да, я заходила к нему. Но это не значит, что я часто там бываю.

— Ну, не важно, но я этого не потерплю. Ты меня слышишь?

— Конечно, как я могу тебя не слышать, если ты так орешь.

Отец удивился:

— Что с тобой, моя девочка? В последнее время ты очень изменилась.

— Наверное, я выросла.

— Выросла! Что за ерунда! Ты давно уже выросла!

— Странно, что ты это заметил.

— Не умничай, — сердито оборвал он. — Если я… — Он замолчал, потому что вошла экономка, неся в руках большой букет роз на длинных стеблях и целую охапку фиалок. — Какого черта? Что это такое вы притащили? — рявкнул хозяин дома.

— Это для мисс Дианы, сэр.

Удивленная не меньше чем отец, Диана взяла цветы и вынула из конверта, приколотого к букету, карточку.

«Не будь подобна фиалке, что расцветает в тени, — прочла она, — но будь подобна розе, что раскрывает лепестки навстречу солнцу». Под этими словами была выведена подпись Роджера, и щеки ее запылали яркой краской, когда она двинулась к двери.

— От кого цветы? — крикнул вдогонку отец.

— От Роджера Пултона.

— Какого черта он позволяет себе посылать тебе цветы?

— А почему бы нет? Он мой друг.

— Ты с ним не виделась уже несколько лет, — рявкнул лорд Бидделл. — Это все иностранка внушила, что он твой друг, — жена Адриана. Я всегда считал, что из этой его женитьбы ничего хорошего не получится.

— А почему нам с Роджером нельзя дружить? — взорвалась Диана. — Я знаю его уже много лет, и он исключительно умен.

— Согласен, он умен. Я слышал пару его предвыборных выступлений, он умеет донести до слушателя свою точку зрения — пусть даже она ошибочна. Но ум еще не все, дорогая моя, и ты должна перестать с ним встречаться.

— Я с ним не встречаюсь.

— Ты ходила к нему домой.

— Потому что мне… — Но Диана ни за что не рассказала бы отцу истинную причину своего визита к Пултону, и ей пришлось солгать. — Я часто бывала там ребенком, и я… я захотела его увидеть.

— Зачем? Ты уже не ребенок. Ты взрослая женщина и должна вести себя подобающим образом.

— Да, если бы еще ты обращался со мной как со взрослой! К несчастью, ты привык обращаться со мной как с ребенком, вечно говоришь, что делать, что надеть, с кем встречаться. — Слова утонули в рыданиях. — Даже за кого выходить замуж.

— Да, все так неудачно получилось, — гаркнул ее отец. — Что-то мне показалось, что Адриан влюбился в эту свою бывшую жену.

— И правильно сделал. Было бы ужасно, если бы он ее просто выгнал.

— Я вижу, ты совсем потеряла рассудок! — проворчал отец.

— Почему? Потому что не желаю выходить за Адриана?

— Из-за этого Пултона? — прогремел отец. — Только не говори, что ты влюбилась в этого босяка!

— Да, именно так! — Диана так разозлилась, что уже не контролировала себя. — И прекрати называть его босяком! Я люблю его, слышишь? Я люблю его!

Последовало долгое молчание, и трудно было понять, кто из них больше потрясен: Диана или отец. Но лорд Бидделл первым пришел в себя, и, когда он заговорил, его голос был почти нежным.

— Ты понимаешь, что говоришь, Диана?

— Я… да… нет. Нет, я поняла это, только когда это вылетело, — прошептала она. — А до этого… я даже не отдавала себе отчета.

— Но это же чушь! Не может быть! — Лорд Бидделл откинулся назад в кресле и постарался принять добродушный вид. — Деточка моя, ты просто переутомилась. Это все предвыборная кампания, она тебя совершенно вымотала. Естественно, у тебя тоже есть гордость, и ты не хочешь признать, что тебе обидно, что ты ревнуешь.

— Нет, я не ревную Адриана. Я бы не вышла за него, даже если бы он был свободен. Я не люблю его. Никогда не любила.

— Может, так, а может, и нет. Пока ты сама этого не понимаешь. Сейчас для меня главное — вернуть тебя в нормальное состояние. Не хочешь ли поехать в круиз, отдохнуть, развеяться? Поезжай в Америку, на Багамы. Ты почувствуешь себя другим человеком, стоит только переменить обстановку.

— Я уже стала другим человеком. И впервые в жизни мне понятно, чего я хочу без твоих указаний.

— Я ведь хочу как лучше. Ты мне как сын…

— Нет, отец! Я не сын и не могу им быть. В этом все дело. Я всегда пыталась заменить тебе сына, которого у тебя не было, и из-за этого не могла быть просто женщиной. Мы оба обманывали себя, и нам пора остановиться. Я не могу всегда носить твою фамилию, и, даже если бы я родила тебе внука, он все равно не мог бы носить нашу фамилию.

Лицо лорда Бидделла потемнело.

— Я полагаю, ты хочешь, чтобы я принимал у себя в доме внука по фамилии Пултон?

Диана помолчала, прежде чем ответить:

— Я пока об этом не думала… но почему бы и нет?

— А этот парень хоть любит тебя? — вдруг спросил старик.

— Ну, не знаю, я никогда не давала ему повода для вольностей.

— О, таким парням, как он, этого и не нужно. — Отец заметил, как вспыхнули ее глаза, и быстро добавил: — По крайней мере, у него больше здравого смысла, чем у тебя! Он знает свое место, в отличие от тебя!

— У нас у всех есть свое место в этом мире, — в бешенстве закричала она, — и ты ничуть не важнее любого другого!

Не дав ему времени ответить, Диана распахнула дверь и выбежала вон. Бросив букет на столик в коридоре, она помчалась из дому. Девушка собиралась на почту, когда отец попросил ее зайти в библиотеку, но теперь она не хотела идти в деревню. Не сознавая, что делает, она, продираясь сквозь кусты, выскочила на дорогу и, только увидев вдали ворота дома Честертонов, поняла, что появилась здесь в поисках Тани.

Таня была единственным человеком, с кем Диана могла говорить откровенно. Таня была единственной, кто понял ее истинные чувства прежде, чем она сама их поняла. Задыхаясь от быстрой ходьбы, девушка обогнула дом по боковой дорожке и оказалась перед входной дверью. Возле двери стояла машина Адриана, и супруги как раз садились в нее.

— Эй, привет, — крикнул Адриан. — Я на митинг в Литл-Комптон. Хочешь поехать с нами?

— Нет, не могу. — Диана подошла к машине и спросила у Тани: — Ты тоже едешь?

— Да. А ты хотела поговорить?

— Мы не можем ждать, — вмешался Адриан. ― И так опаздываем.

— Я позвоню, когда вернусь, — пообещала Таня.

— Не знаю, буду ли я дома. — Диана сделала рукой неопределенный жест. — Лучше я сама тебе позвоню.

Она пошла обратно через газон с густой травой, той дорогой, какой ходила всегда. Таня смотрела ей вслед, пока девушка не исчезла из виду, потом повернулась к Адриану.

— Кажется, что-то случилось. Может, мне лучше остаться и поговорить с ней?

— Нет, уже поздно. Я не могу ждать.

Они ехали молча всю дорогу до деревни, где Адриану предстояло выступать. Глядя со сцены на застывшие в ожидании лица слушателей, она смогла выбросить из головы Диану и сосредоточить внимание на муже. Он был необычно бледен. Таня поняла, что он почувствовал враждебный настрой аудитории. Она тоже это ощущала и поняла, что собрание будет шумным.

Но все оказалось много хуже. Адриан смог говорить только первые несколько минут. Потом его начали перебивать выкриками с мест и, наконец, совсем заглушили. Он изо всех сил пытался сохранить спокойствие, но шум все возрастал, и он оглянулся на Таню. Видимо, ждал сигнала, что им пора уходить, но она была решительно настроена не дать его противникам одержать верх. Если Адриан искренне верил в то, что провозглашал с трибуны, он должен найти силы заставить этих людей выслушать себя. Едва заметно, она отрицательно качнула головой, и он распрямил плечи и снова повернулся лицом к аудитории.

Шум не умолкал, и он напрягал голос, стараясь перекричать его, наконец, его слова стали слышны. Кое-кто в зале затих и заинтересовался, и, когда какой-то бузотер выкрикнул что-то из дальнего конца зала, на него зашикали. С этого момента обстановка разрядилась, и встреча завершилась благополучно.

Адриан закончил речь под шквал аплодисментов. Это было хорошей компенсацией неудачному началу вечера, и, когда они выходили из зала, Адриан поймал Таню за руку.

— Спасибо, что поддержала меня. Я бы сдался, если бы тебя со мной не было.

Это было первое признание ее заслуг, откровенно высказанное, первая благодарность за помощь, и она рассердилась на себя за то, что растаяла от этой похвалы.

— Рада, что смогла быть полезной.

— Полезной — не то слово.

Она ничего не ответила, и он выпустил ее руку. В машине он снова держался отстраненно, вежливо отвечал на ее вопросы, но сам не пытался завести разговор. Через некоторое время Таня замолчала и свернулась калачиком на сиденье. Она была рада, что от голосования их отделяло всего два дня. После того как все закончится, она сможет уехать. Выбросит Адриана из своей жизни и начнет строить собственную жизнь без него.

До ужина оставался еще час с лишним, и, войдя в дом, Таня задержалась в холле.

— Пойду, схожу к Диане.

— Если бы ты раньше сказала, что собираешься к ней, я бы тебя подвез. Подожди минуту, я тебя подвезу.

— Нет, не нужно. Мне полезно прогуляться пешком.

Они стояли в разных концах холла, их взгляды встретились. Его глаза не улыбались, рот был сжат в твердую прямую линию. Таня подумала, что он сейчас рассердится. Но Адриан только пожал плечами, развернулся и ушел в библиотеку.

Стараясь не думать о нем, Таня пошла к дому Дианы. Только подойдя близко к величественному строению, она испытала минутное замешательство и боязнь, хотя они тут же испарились, когда на ее звонок, дверь открыла миловидная дружелюбная горничная.

— К сожалению, Дианы нет дома. Его светлость сам ее ждет.

— Это ты, Диана? — раздался громоподобный голос лорда Бидделла, и вскоре он сам появился перед ней, тяжело опираясь на палку.

— А, это жена Адриана, если не ошибаюсь? Заходите, заходите. Я думал, Диана вернулась.

Таня послушно вошла в дом и пошла за ним в библиотеку.

— Ума не приложу, что случилось с моей девочкой. Уже давно должна быть дома к ужину. Она никогда так не задерживалась.

— А вы знаете, куда она пошла?

— Нет. — Суровый отец нахмурился. — Никогда раньше она не вела себя так. Сегодня накричала на меня, как рыбная торговка, потом выскочила из дому и была такова.

— Видимо, в ней, наконец, проснулся характер, — смело предположила Таня.

— Видимо, этим я обязан вам, да?

— Я никогда не говорила вашей дочери, как себя вести.

— Зато показывали ей пример, — фыркнул лорд Бидделл. — Боже мой, что стало с миром! Все словно с ума посходили. Не хотите ли поужинать со мной, раз Дианы нет?

— К сожалению, не могу. Меня ждут дома.

— Тогда идите, а то они будут волноваться. — Лорд Бидделл проводил ее до двери. — Зачем нам всех заставлять ждать ужина!

Таня невольно улыбнулась, он свирепо посмотрел на нее и вдруг улыбнулся в ответ.

— Хорошо, если бы у Дианы была такая же сила духа, как у вас.

— Но вы сами только что сказали, что у нее есть характер и что вам это не нравится!

— Терпеть не могу, когда мне напоминают, что я сказал! — резко бросил лорд Бидделл. — С женщинами всегда так. Они постоянно напоминают вам то, что вы когда-то им говорили!

Таня весело рассмеялась. В небольших дозах, этот лорд Бидделл был даже забавен, но она начала понимать, почему он так подавлял Диану и почему, хотя и довольно поздно, она все-таки восстала.

К тому времени как Таня добралась до «ПаркГейтс», вся семья уже сидела за столом. Она быстро скользнула на свое место рядом с Адрианом — место хозяйки во главе стола, по-прежнему, занимала миссис Честертон. Таня была рада, что Адриан только поинтересовался, видела ли она Диану, и не стал ни о чем расспрашивать. Только когда ужин был закончен, и семья перешла в гостиную выпить кофе, он замедлил шаг и дал ей знак, что хочет поговорить наедине.

— Я так понял, тебе не удалось поговорить с Дианой?

— Ее нет дома, и ее отец не знает, где она.

— Думаешь, они поссорились?

— Уверена. Не надо было мне ехать с тобой на собрание. Я знала, что она хочет поговорить о чем-то важном, надо было остаться и выслушать ее.

— Теперь нет смысла об этом жалеть. В любом случае, я думаю, ты напрасно беспокоишься за нее.

— Я так не думаю.

— Диана не из тех, кто способен натворить глупости, — заверил Адриан. — Наверное, расстроилась, что вспылила и накричала на отца, и пошла куда-нибудь прогуляться, чтобы остыть. Уверен, к вечеру она вернется домой.

В словах Адриана была логика, и Таня согласно кивнула.

— Да, наверное, ты прав.

— Ты в первый раз признаешь, что я прав хоть в чем-то.

Это была шутка, но прозвучала она невесело. В голосе Адриана сквозила горечь, которую она не понимала. Откуда у него эта горечь, если все самое горькое досталось ей?

— Я не буду пить кофе, — сказала она ровным голосом. — Пойду к себе.

Он дошел с ней до лестницы.

— Я не позволю тебе все время убегать от меня, Таня. Нам нужно о многом поговорить. Впрочем, это подождет до конца выборов.

Она кивнула и стала подниматься по лестнице. Она-то не собиралась ни о чем говорить с Адрианом ни до, ни после выборов. Но если признаться в этом сейчас, будет скандал, а она и так держалась из последних сил. Как только обстоятельства позволят, она сразу соберет вещи и покинет этот дом.


Глава 13


Яркое утреннее солнце, настойчиво пробившееся в щелку между занавесками, разбудило Таню. Она сразу вспомнила о событиях ушедшего дня, накинула халат и побежала вниз звонить лорду Бидделлу. Оказалось, что Диана так и не вернулась домой, и от нее не было никаких вестей.

— Вы связались с полицией? — встревоженно спросила Таня.

— Нет! — рявкнул Бидделл. — Она убежала из дому, как непослушный ребенок, она вернется, когда придет в себя. Я знаю свою дочь.

Таня не стала напоминать, что, по его же словам, раньше Диана себя так не вела. Она решила заронить семя беспокойства, чтобы подтолкнуть к более решительным действиям, если Диана не вернется до вечера.

— Но ведь с ней могло что-то случиться, она могла попасть в беду, например, в аварию, или заболеть.

— Случись авария, я узнал бы первым, — ядовито ответил лорд Бидделл. — А что до того, что она могла заболеть… она за всю жизнь ни разу ничем не болела. И я не хочу привлекать к этому делу полицию. Это неслыханно!

Таня положила трубку, и ее вновь охватило беспокойство за Диану, которое Адриан смог рассеять накануне вечером. Наверное, Диана куда-то уехала. Не может же она бродить по лесам и полям всю ночь, как заблудившаяся овечка.

Она бежала наверх и вдруг подумала о Роджере. Может, Диана пошла к нему? Конечно, это было бы странно, особенно для молодой девушки, но вчера она была сама не своя. Таня вернулась в холл и замерла, увидев выходящего из столовой Адриана. Он выдал свое удивление ее полуодетому виду лишь чуть приподнятой бровью. До сегодняшнего утра она не позволяла себе выходить из комнаты, не одевшись тщательно.

— О, ты как раз вовремя, можешь позавтракать со мной, — пригласил он.

— Нет, я спустилась не завтракать. Я хотела позвонить Роджеру.

— Зачем?

— Может быть, Диана у него. Она ведь могла пойти к нему.

Сказав это, Таня вдруг спохватилась, поняв, что, до сих пор, ни разу не говорила Адриану, какие чувства связывают Роджера и Диану. Вслед за этой мыслью пришла другая, более неприятная — Адриан мог подумать, что она намеренно спровоцировала романтические отношения между этими двумя, чтобы убрать Диану как соперницу.

— Ты что, хочешь сказать, что Диана и Пултон влюблены друг в друга? — побледнел Адриан.

— Я знаю, что Роджер любит Диану. И почти уверена, что она отвечает ему взаимностью.

— Диана тебе это сказала?

— Нет, она ничего такого не говорила, но… просто… видно, что Диана борется с собой, пытаясь скрыть эти чувства. Поэтому я решила позвонить. Роджеру.

— Ну, если Диана так тщательно скрывает свои чувства, ты должна проявить такт, — холодно посоветовал Адриан. — Если бы она была у Пултона и захотела сообщить тебе об этом, она бы позвонила!

— Что же делать?

— Ничего — пока, во всяком случае. Сначала позавтракаем, а потом вместе решим.

Он положил ей руку на плечо, и сквозь шелковый халат она почувствовала ее тепло. Тане захотелось броситься к нему на грудь, прижаться и оказаться в его крепких объятиях. Вместо этого, она резко отодвинулась от него и пошла в комнату, где подавали завтрак. Она, молча, смотрела, как он наливает кофе, аккуратно разрезает и намазывает маслом булочку, кладет ее на тарелку…

— Ешь, — заботливо сказал Адриан. — Тебе нужно подкрепиться. Ты давно об этом узнала?

— О чем?

— Что они уже… что они влюблены?

— Я давно подозревала. Диана пока не сознается, а Роджер недавно все мне рассказал.

Адриан внимательно посмотрел на нее, лицо его было грустным.

— Бедная Таня, тебе так не везет в любви, правда? Ты не должна…

— Я никогда не была влюблена в Роджера, ни одной минуты, — прервала она, не в силах выслушивать утешения. — Он… он просто мой друг. И ничего больше.

Было очевидно, что Адриан не верит, и она бросилась на защиту своей правоты:

— Я пока не намерена выходить замуж за другого. И даже если это произойдет, мой муж будет не из твоего окружения, чтобы мне ничто не напоминало о нашей связи!

Кровь бросилась в лицо Адриану, и Таня поняла, что ей удалось убедить его и в том, что она не любит и никогда не любила Роджера, и в том, что к Адриану тоже не испытывает никаких чувств.

— Вернемся к Диане, — произнес он тусклым, ровным голосом. — Если она любит Пултона, как ты утверждаешь, она могла просто уехать куда-нибудь на несколько дней, чтобы все обдумать и прийти к окончательному решению.

Эти слова Адриана немного успокоили Таню, но ближе к полудню, когда он уехал с Диком осматривать фермы, прежние страхи вернулись. Диана действительно очень благоразумная девушка, но, если женщина любит, и любит страстно, но считает, что ей не отвечают взаимностью, она способна на любые безумства.

Поддавшись внезапному импульсу, Таня подошла к телефону, но, так и не набрав до конца номер Роджера, положила трубку на место. Бестактно напрямик спрашивать, была ли у него Диана этой ночью, лучше пойти к нему домой и самой все выяснить.

Всю дорогу до самого крыльца его дома она бежала и остановилась лишь перед входом, чтобы отдышаться. Меньше всего на свете ей хотелось появиться перед Роджером взволнованной и растрепанной. За дверью послышались какие-то звуки, и, боясь, что дверь сейчас распахнется и ее застанут тут, она быстро постучала.

Дверь открыл сам Роджер. Вид у него был встревоженный, впрочем, неудивительно — она ни разу не заходила в его дом после того, как была официально объявлена женой Адриана. Но он быстро пришел в себя и улыбнулся.

— Какой очаровательный сюрприз. Полагаю, это светский визит?

— Да. — Она говорила полушепотом. — Можно войти?

— Конечно.

Он провел ее в гостиную, но Таня попросила:

— Я хотела поговорить наедине.

Он, молча, открыл перед ней дверь своего кабинета.

— Я так и понял. Что случилось? Давай выкладывай.

Таня соображала, как же узнать, здесь ли Диана, не спрашивая напрямую, но не смогла ничего придумать. А Роджер торопил:

— Давай выкладывай, что случилось, Таня. В чем дело?

— Дело в Диане, — быстро сказала она. — Она здесь?

Роджер, даже будь он великим актером, не смог бы разыграть такого искреннего изумления, какое появилось на его лице. И это было тем ответом, которого Таня боялась больше всего. Ее опасения за Диану усилились.

— А почему она должна быть здесь? — удивился он. — Это что, твоя очередная уловка, чтобы свести нас…

— Нет, я тут ни при чем. Диана пропала.

— Как пропала?

— Ушла из дому. Вчера поссорилась с отцом и убежала. С тех пор, ее никто не видел.

— А почему ты решила, что она может прийти сюда?

— Потому что она поссорилась с отцом из-за тебя.

— Слушай, перестань. — Роджер начал сердиться. — Ты все время придумываешь…

— Нет, правда! Ее отец практически признался мне в этом, когда я была у него.

Роджер начал расхаживать взад-вперед, но комната была маленькая, он мог сделать в каждую сторону только пару шагов, и это лишь усиливало его раздражение.

— А ты уверена, что никто не знает, где она?

— Совершенно! Когда я попросила лорда Бидделла позвонить в полицию, он сказал, что за Диану нечего волноваться.

— Он так самодоволен, что больше никто его не волнует!

Таня почувствовала потребность защитить старика.

— Он сказал, что Диана выскочила из дому в расстроенных чувствах и что она вернется, когда успокоится. Возможно, он прав.

— А может, и ошибается. Пойду сам к нему схожу. Если он не сообщит в полицию о ее исчезновении, я сам туда позвоню.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет. Тебе лучше в это дело не вмешиваться.

Надеясь, что Роджер и лорд Бидделл не договорятся до драки, все еще сомневаясь, надо ли было все рассказывать Роджеру, Таня разрешила ему подвезти себя в «Парк-Гейтс». Не успела она открыть калитку, как Роджер уехал.

Но он был полон ледяного спокойствия, шествуя через холл в библиотеку и становясь перед массивным столом, за которым восседал лорд Бидделл.

— Зашли агитировать голосовать за вас? — поинтересовался старик.

— Я пришел из-за Дианы. Я беспокоюсь за нее.

— Ах, вот как! Скажите, пожалуйста! А кто дал вам право беспокоиться о моей дочери?

— Это право мужчины, которого не оставляет равнодушным ее судьба… Мне известно, что она не ночевала дома…

— А, это вам та иностранка проболталась, да?

У Роджера отвисла челюсть, но он постарался сохранить хладнокровие.

— Я считаю, вам следует обратиться в полицию.

— А если я откажусь?

— Я сам туда пойду.

— Ах, вы пойдете, черт вас побери! — завопил лорд Бидделл. — Да как вы смеете вмешиваться в мои семейные дела? А я вот сейчас прикажу выставить вас вон!

— Я от вас ничего другого и не ожидал. Вас волнует только, что о вас скажут, вам наплевать, жива ваша дочь или нет!

Лицо лорда Бидделла так налилось кровью, словно его вот-вот хватит удар. С огромным усилием он пришел в себя и, с грохотом отодвинув стул, поднялся во весь рост.

— Если вы не уберетесь отсюда через две секунды, — загрохотал он громовым голосом, — я сам вышвырну вас из моего дома!

— Отец!

Оба спорщика мгновенно обернулись, удивленные до оторопи, и увидели в дверях Диану.

— Где ты шлялась, черт тебя возьми? — зашумел на нее отец.

Не обращая на него внимания, она повернулась к Роджеру.

— Почему ты ссоришься с отцом?

Роджер продолжал, молча, пялиться на нее, словно не в силах поверить своим глазам.

— Где ты была? С тобой все в порядке?

— Конечно, со мной все в порядке. Но я хочу знать, что здесь происходит.

Роджеру казалось, что она говорит неестественно спокойным голосом, словно только что вернулась с прогулки по саду, а не после суточной отлучки, и он сразу вышел из себя.

— Ничего не происходит. Ничего, если не считать, что Таня с ума сходит от беспокойства за тебя, думает, что с тобой что-то случилось. Я пришел уговаривать твоего отца позвонить в полицию.

Диана побледнела.

— В полицию? Но я… — Она посмотрела на него с изумлением. — Но мне и в голову не приходило, что кто-то станет из-за меня волноваться.

— Потому что у тебя нет сердца! Ты вся в отца! В следующий раз, когда решишь сбежать куда-нибудь, имей совесть и предупреди хотя бы Таню. Как бы ты к ней ни относилась, она к тебе очень привязана!

Он кинулся к двери, грубо протиснулся мимо нее, и через мгновение входная дверь громко захлопнулась.

Диана затаила дыхание и смогла выдохнуть, только когда услышала шум его отъезжающей машины.

— Итак, — сказал ее отец, — я жду объяснений.

— Я ушла, чтобы все обдумать.

— И оставила меня на растерзание этому молодому хаму! Со мной за всю жизнь никто так не разговаривал! — Внезапно он замолчал. Просто дар речи потерял от выражения, которое заметил на лице дочери. — А что тут смешного?

— Жаль, я не слышала, как Роджер с тобой разговаривал.

— Где ты была? — снова спросил он.

— У кузины Маргарет.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Потому что не хотела, чтобы ты явился туда за мной или орал на меня по телефону. Мне хотелось самой все спокойно обдумать. — Диана посмотрела отцу прямо в глаза. — Папа, я ухожу из дома.

— Что ты говоришь. Это твой дом, и ты останешься здесь.

— Нет. Мне надоело, что со мной обращаются как с ребенком. Я хочу жить своим умом, а это невозможно, пока я живу с тобой.

Кожа лорда Бидделла приобрела сизый оттенок.

— И кого мне следует за это благодарить? Жену Адриана? Или Пултона?

— Они здесь ни при чем. Это мое решение, и я пока никому об этом не говорила.

— И где же ты собираешься жить, пока будешь все обдумывать?

— У кузины Маргарет. По крайней мере, пока не решу, что делать дальше.

— Но тебе придется решать быстрее. Как только ты выйдешь за порог этого дома, я перестану тебя содержать.

— Я так и знала. — Руки Дианы дрожали, и она сунула их в карманы платья. — Но я уже все решила и не передумаю. Я сама буду зарабатывать себе на жизнь.

— Да ты ничего не умеешь делать, ты даже не представляешь, с чего начать! Скоро до меня дойдет слух, что ты устроилась мыть полы!

— Во всяком случае, это будет честно заработанный хлеб.

— Все понятно, это Пултон, — прохрипел лорд Бидделл, и его недолгий добродушный настрой испарился без следа. — Это он внушил тебе все эти ужасные идеи. Все шло прекрасно, ты жила счастливо, пока не начала опять с ним встречаться.

— Роджер не имеет к этому никакого отношения. — Диана была бледна и взволнованна, но говорила твердо и решительно. — Впервые в жизни я приняла самостоятельное решение. Я знаю, ты не поверишь тому, что я тебе скажу, но знай, я, по-прежнему, люблю тебя и не стала бы тебя расстраивать без необходимости. Но я хочу жить самостоятельно.

Лорд Бидделл крепко сжал губы, и Диана ждала в тщетной надежде, что он поймет ее.

— Хорошо. Я вижу, что не могу заставить тебя изменить решение, — сказал он, наконец. — Ты заупрямилась, и нет смысла тебя отговаривать. Что ж, иди, устраивайся на работу, если сможешь ее найти. Пытайся встать на ноги самостоятельно. Скоро прибежишь ко мне и будешь умолять о прощении.

— Ни за что!

— Вот увидишь, так и будет. Ты даже не представляешь, что это такое — жить на несколько фунтов стерлингов в неделю, и, заметь, когда это не карманные деньги, а все, что у тебя есть.

— Я буду зарабатывать, — дрогнувшим голосом повторила дочь. — Может, это будет нелегко, но я научусь. — Она пошла к двери и оттуда снова посмотрела на него, теша себя надеждой, что он все-таки поймет ее поступок. Но отец непроницаемо смотрел на нее, а потом медленно, по-стариковски опустился в кресло. Только тогда она дрогнула. Ей захотелось подбежать к нему, обнять, сказать, что она никогда не оставит его одного. Но если она так сделает, она пропадет. Она погубит не только свое настоящее, но и свое будущее. С тяжелым вздохом Диана отвернулась и закрыла за собой дверь.

Она быстро собрала вещи. Цветы, подаренные Роджером, стояли в вазе на трюмо, и она нагнулась к ним. Неужели только вчера она получила их? Под вазой лежала карточка, и, хотя она наизусть знала, что там написано, снова прочла.

«Не будь подобна фиалке, что расцветает в тени, но будь подобна розе, что раскрывает лепестки навстречу солнцу».

Что ж, она покажет ему, какая она скромная фиалка! Впрочем, даже если и покажет, что потом? Для Роджера она останется представительницей того класса, который он презирает. Даже если будет жить самостоятельно. Он всегда будет смотреть на нее как на бедную, маленькую, богатую наследницу, которая играет в независимость. Как легко было представить его будущую жизнь: успешная карьера в парламенте, благоразумная, политически грамотная жена такого же происхождения, как он сам, которая понимает и разделяет его идеи и всячески помогает ему.

Но она идет на такой рискованный шаг не ради Роджера. Она делает это ради себя, по собственной воле, и не должна об этом забывать.

Вернувшись в «Парк-Гейтс», Таня в лихорадочном возбуждении ждала звонка Роджера, но, когда телефон зазвонил, она услышала голос Дианы:

— Прости, что доставила тебе беспокойство, Таня. Я не думала, что ты будешь так реагировать, пока Роджер мне не сказал.

— Ты его видела?

— Да. Он разговаривал с отцом, когда я пришла домой.

— Он еще с тобой?

— Нет, он ушел. — Девушка помолчала. — Я ухожу из дома, — наконец, произнесла Диана. — Поживу несколько недель у кузины, постараюсь найти работу.

Таня не знала, что сказать. Совсем не этого она желала Диане и Роджеру и не такого будущего хотела для них. Да что с ними такое, неужели они, как слепцы, не видят, что только вместе будут счастливы?

— Я позвоню тебе, когда устроюсь. Тогда ты оценишь, умею ли я быть самостоятельной.

— О, я уверена, что тебе все удастся, — рассеянно ответила Таня. — Только я надеялась, что вы с Роджером…

— Не будем об этом, — перебила Диана и быстро попрощалась.

Таня уставилась на трубку, в которой раздавались короткие гудки, и пожалела, что это не шея Роджера, которую она готова была завязать узлом. Как он мог отпустить Диану? Почему не сказал, что любит ее, почему не сделал предложение? Покачивая головой, она побрела в библиотеку, но остолбенела на пороге, увидев там Адриана.

— Прости, я не знала, что ты вернулся.

Таня хотела выйти, но он кинулся к ней и схватил за руку.

— Может, останешься?

— Я хочу помыть голову.

— По-моему, она и так чистая. — Он окинул глазами золотистые пряди. — Даже, можно сказать, красивая.

Она отвернулась.

— Ты хотел о чем-то поговорить со мной? О чем именно?

— А тебе надо непременно говорить о чем-то конкретном? Иначе ты не останешься со мной?

— Прошу тебя, не задавай таких вопросов.

И ее голос, и лицо стали словно каменными.

— Ты даже не можешь притвориться, что я тебе нравлюсь? Тебе что, трудно?

Она чуть не рассмеялась ему в лицо. Притвориться, что он ей нравится! Какое неподходящее слово, чтобы описать бурю чувств, беспредельную любовь, которая охватывала ее при одном только его виде. Но со спокойствием, за которое себя, молча, похвалила, Таня сказала:

— Если ты собираешься говорить о выборах, я останусь. Но если ты намерен завести разговор о прошлом, я уйду.

— Прошлое меня не интересует. Только будущее.

— Мое будущее начнется с того дня, как я уеду отсюда.

Он, молча, потянулся к серебряному портсигару.

— Ты не слишком много куришь? — невольно вырвалось у нее.

— Брошу после выборов.

― Что ты будешь делать, если победит Роджер?

— Вернусь к управлению поместьем. Я вовсе не уверен, что хочу еще раз затевать всю эту предвыборную гонку.

— А почему ты вообще согласился избираться в парламент?

Он заметно замешкался.

— Не знаю, возможно, ты сочтешь это слабостью с моей стороны, но я сделал это под влиянием окружающих.

— Мы все находимся под влиянием тех, кто нас окружает, — равнодушно откликнулась она. — Но признак человека зрелого — умение принимать собственные решения. Вот как Диана, — добавила она, намеренно меняя тему разговора. — Она вернулась домой.

— А где она была?

— У кузины. Она будет жить у нее, пока не найдет работу.

— И в какой степени ты повлияла на ее решение? — с нескрываемым сарказмом спросил он.

— Она сама все решила. Можно оказывать влияние, но нельзя манипулировать людьми. Так что решение уйти из дома, целиком принадлежит Диане, и никому больше.

— У нее хорошее образование, она может заняться чем угодно, — сказал Адриан.

— Она молодая, сильная, у нее есть пара рук. И нет ничего зазорного в том, чтобы с их помощью зарабатывать себе деньги. Я тоже собираюсь так поступить.

— Но тебе нет необходимости…

Он увидел непреклонность в прекрасных фиалковых глазах и замолчал.

— Прошу меня простить, Адриан. Мне, правда, надо помыть голову.

Оставшись один, Адриан угрюмо уставился в одну точку. Он мысленно последовал за Таней в ее спальню, представил, как она раздевается, аккуратно складывает одежду, бросает чулки на пол скомканной кучей. Улыбка тронула уголки его губ, взгляд потеплел, когда он, словно наяву, увидел, как она вынимает шпильки из тяжелого пучка и золотистые волосы рассыпаются по плечам, доходя до талии.

Теперь ему не верилось, что на какое-то время он перестал любить ее. Он с трудом вспоминал, как ему удалось выбросить ее образ из головы, что он даже смог обручиться с другой. Оглядываясь в прошлое, Адриан понимал, что это была самозащита — он твердо решил забыть женщину, которую любил и которая, как он тогда считал, с ним развелась, он хотел вычеркнуть из жизни прошлое, чтобы с чистого листа начать строить новую жизнь с новой женой.

Теперь он знал, каким наивным и бесполезным самообманом это было. С кем бы он ни жил, образ Тани неотступно преследовал бы его. Он никогда не сможет ее забыть. До конца жизни.

— Я не могу позволить ей уехать, — прошептал он. — Все остальное теряет смысл, если ее не будет рядом со мной.


Глава 14


В день выборов погода выдалась чудесная, и Таня поехала вместе с Адрианом объезжать пункты голосования. Все его сторонники и помощники не сомневались в победе, и ей приходилось постоянно напоминать себе, что, видимо, сторонники Роджера так же уверены в победе своего кандидата. Если бы можно было разделить победу на двоих! Но она знала, что это глупо, и призналась себе, что очень расстроится, если Адриан проиграет. Может, потому, что не поверила его словам о том, что он с удовольствием вернется к управлению поместьем? Но Таня решила, что дело не в этом. Она просто не хотела, чтобы другой мужчина одержал над ним верх. И это убедительнее, чем все остальное, показывало, как глубоко и сильно она его любит.

В семь часов вечера они вернулись домой перекусить. Ни у кого не было аппетита. Она спросила у Адриана, хочет ли он, чтобы она снова поехала с ним в Избирательный комитет.

— Ведь через час выборы заканчиваются, и мое присутствие уже никак не повлияет на их результат.

— Все-таки мне хотелось, чтобы ты поехала, — ответил муж. — Ты была со мной все это время, так что я хочу, чтобы ты осталась до конца. — Он улыбнулся ей, но улыбка была вымученная. — Кажется, я не очень удачно выразился, или, наоборот, слишком удачно.

Таня, молча, прошла к себе в комнату умыться, зная, что если ответит ему сейчас, то не сумеет скрыть свои чувства. А ей осталось скрывать их совсем недолго. Скоро все это притворство останется позади, изображать любящую супружескую чету больше не понадобится.

Примерно через час, они снова были в гуще событий. Таня, глядя на измученных сторонников и добровольных помощников Адриана, которые были на ногах с семи утра, почувствовала острый укол совести, что не была с ними все это время. Но Адриан недвусмысленно запретил ей активно участвовать в его предвыборной кампании, и Таня не раз задумывалась, не оттого ли, что она иностранка. Это, конечно, было еще одной причиной, по которой она желала мужу победы — по крайней мере, совесть успокоится, если Таня будет уверена, что появление жены-иностранки не уменьшило его шанса на победу, а следовательно, она не испортила ему жизнь.

В девять часов вечера все избирательные участки закрылись, и они с Адрианом поехали в городскую мэрию ждать результатов подсчета голосов. Грузовики доставляли туда урны с бюллетенями, и за закрытыми дверями счетчики обрабатывали их. Адриан казался совершенно спокойным, его прежняя нервозность оставила его. Он сидел на стуле, сложив руки на груди, с расслабленным лицом. Как ни странно, он даже не казался усталым, рот был сжат в твердую линию, будто он готов был выслушать любой приговор.

Словно почувствовав ее взгляд, супруг повернулся к ней и придвинулся вместе со стулом. На мгновение его голова заслонила ей остальную комнату, и Тане показалось, что они остались наедине. Она задрожала в ожидании его слов, заранее зная, что он сейчас скажет. Но ошиблась. Его слова оказались банальными.

— Таня, у тебя усталый вид. Хочешь, принесу тебе бренди?

— Нет, спасибо. — Она чувствовала, что тонет в его голубых глазах, и чтобы голубой омут не поглотил ее, ухватилась за соломинку, то есть переменила тему. — Как ты думаешь, скоро мы узнаем результаты?

— Через несколько часов, не раньше. Явка была удивительно высокой. Мне даже кажется… — Он подскочил, как на пружине, увидев, что к ним протискивается сквозь толпу высокая темноволосая девушка. — Диана, — пробормотал он и пошел ей навстречу.

— Привет, Адриан, — сказала девушка, слабо улыбаясь. — Хотела прийти пожелать тебе удачи.

— Я очень рад. Ты похожа на бойца, который выдержал нелегкое сражение.

Они продолжали неловко стоять друг перед другом. Таня встала и подошла к ним.

— Рада тебя видеть, Диана. Я надеялась, что ты придешь.

— Я могла прийти гораздо раньше, но опоздала на поезд, и мне пришлось целый час дожидаться следующего.

— Значит, это правда, что ты ушла из дома, — сказал Адриан.

— Мне давно пора было решиться, тебе не кажется? — Диана не дала Адриану ответить. — Впрочем, не хочу посвящать вас в наши семейные склоки.

— Вот уж не думал, что ты способна на такое. Если я могу чем-то помочь… Хочешь, я поговорю с твоим отцом…

Таня быстро отошла, чтобы не слышать, о чем они говорят. Естественно, Адриан и Диана имеют право говорить наедине. Все ее попытки свести поближе Роджера и Диану ни к чему не привели, и теперь она должна быть готова к тому, что Диана вернется к Адриану. Их легко было представить вместе в будущем. Они не достигнут вершин экстаза, но и не будут влачить жалкое существование. Возможно, это будет та спокойная, ровная жизнь, к которой оба стремятся.

— Через несколько месяцев все уже забудут, что я здесь была, — устало подумала Таня, прислоняясь к стене в дальнем конце зала.

Оставшись наедине с Адрианом, Диана не знала, о чем с ним говорить. Она не была уверена, известна ли Адриану причина ее ссоры с отцом, и ей не хотелось, вернее, даже было стыдно поведать о своих чувствах к Роджеру.

— Дай мне знать, если нужны будут деньги, совет или другая помощь, — настойчиво убеждал ее Адриан. — Хотя по части советов, признаться, я не мастер. У меня самого жизнь сложилась не лучшим образом.

— Не говори ерунды. Ты же не виноват в своем разводе.

— Да, но я виноват в том, что случилось за последние несколько месяцев.

— Ты тогда поступил так, как тебе казалось правильным.

— Я сделал несчастными двух женщин, — невесело усмехнулся он. — Тебя и Таню.

— Меня можешь не считать, — быстро разуверила его Диана. — Нет смысла притворяться — между нами никогда ничего не было.

— Если бы твой отец все время не навязывал меня в качестве идеального мужа, ты могла бы осознать свои истинные чувства еще несколько лет назад.

— Не думаю. Сначала мне надо было повзрослеть. А на это ушли годы.

— Ну а теперь, когда ты повзрослела, — что дальше?

— Не знаю. Отныне моим девизом будет — не торопиться и не загадывать наперед. — Она оглянулась, но не увидела Тани. — А ты, Адриан? Что ты будешь делать с Таней? Позволишь ей уехать?

Адриан прикрыл глаза, потом снова поднял на нее взгляд, словно решив, что нет смысла скрывать правду.

— Ты знаешь, до последнего времени я обещал себе бороться за нее до конца. Но вдруг, в последние часы, я подумал — а что, если ей будет лучше без меня?

— Не будет. Я уверена, она все еще любит тебя. — Диана взглянула на часы. — Мне пора идти, а то пропущу последний поезд. Попрощайся от меня с Таней, хорошо?

— А не хочешь остаться здесь с нами на всю ночь?

— Нет, спасибо. Если отец об этом узнает, он решит, что я пошла на попятный.

Она заспешила прочь, чтобы не передумать, хотя уже готова была остаться, когда вышла на улицу и увидела, что там настоящий ливень. Трудно было пробираться по мокрым мостовым на высоких каблуках. Диана раза два оступилась, несколько раз угодила в лужу. Она была без шляпки, волосы намокли. Погода была под стать тому, что творилось у нее в душе, и потоки дождевой воды, стекавшие по ее лицу, смешивались со слезами, струящимися из глаз.

Она пошла в мэрию в надежде застать там не столько Адриана, сколько Роджера, но, переговорив со служащим мэрии, узнала, что Роджер ждет результатов голосования в своей штаб-квартире и останется там вплоть до времени объявления победителя. Ей опять не удалось с ним увидеться. Но что толку, если бы они и встретились? Он что, стал бы объясняться ей в любви? Если бы Роджер хотел это сделать, у него была масса времени, хотя бы в тот день, когда она переезжала к кузине. Диана тогда, поборов гордость, попросила экономку, если без нее позвонит Роджер Пултон, дать ее новый номер телефона и адрес. Но от него не было известий, и, хотя, девушка изо всех сил старалась убедить себя, что это из-за выборов, что он страшно занят и с волнением ожидает их исхода, логика не утешала ее. Если бы Роджер по-настоящему любил, а не витал в романтических иллюзиях, уходящих корнями в их общую юность, его ничто не остановило бы. Он мог бы позвонить и сказать, как он рад, что она, наконец, смогла уйти от отца.

Диана остановилась и вытерла с лица следы дождя, и тут только увидела, что не туда свернула. Вскрикнув от досады, она решила пойти напрямик через, недавно построенный, торговый центр. И вдруг увидела, что стоит прямо напротив штаб-квартиры Роджера. Все окна были заклеены предвыборными плакатами с его портретом, и он, в этот момент, показался ей таким близким, словно сам стоял перед ней. Она остановилась, открыв рот. Потом, подчиняясь непреодолимому импульсу, кинулась к дверям.

Комната была наполнена сигаретным дымом и людьми. Все, как ей показалось, обернулись, когда она вошла, и девушка постаралась придать лицу бесстрастное выражение, а сама, тем временем, искала глазами в толпе единственного человека, который был ей нужен. Но Роджера нигде не было видно, и она взялась за ручку двери, чтобы выйти.

— Диана! Что ты тут делаешь?

Она обернулась и увидела, как он пробирается к ней сквозь толпу. При свете дневных ламп его кожа приобрела бело-зеленый оттенок, а волосы казались еще более рыжими, чем всегда. Лицо, покрытое глубокими морщинами от напряжения и усталости, красные воспаленные круги под глазами, — увидев его в таком неприглядном свете, Диана почувствовала, как ее любовь возгорелась с новой силой, а сердце вздрогнуло от нежности. Но ее трогательные мысли были яростно отброшены бестактным вопросом.

— Что тебе здесь нужно? — набросился на нее Роджер.

— Я… х-хотела п-поговорить с тобой, прежде чем объявят результаты, — заикаясь, пробормотала она, впервые перестав быть хозяйкой положения.

Он продолжал свирепо смотреть на нее, сердясь на то, что уж в ночь, которая требовала от него напряжения всех сил, она могла бы не приходить сюда и не мучить его еще больше. Один вид ее был для него пыткой. Она напоминала ему о том, что он хотел скорее забыть, — бархатистую нежность ее щек, теплое дыхание, нежное касание губ. Какой он дурак, что послал тогда ей цветы; наивно было ждать отклика на его порыв.

Припомнив, как холодно она разговаривала с ним, застав, ссорящимся с лордом Бидделлом, он съежился от стыда. Диана, наверное, просто уезжала в Лондон в гости, и ей было смешно видеть, как он терзался беспокойством. И все из-за того, что она пропала на одну ночь! Твердо решив больше никогда не показывать своего волнения, Роджер старался говорить лишенным всяких теплых чувств голосом.

— Очень мило, что зашла пожелать мне удачи, Диана. Или ты пришла выразить мне соболезнования, если я проиграю?

— А тебе нужны мои соболезнования?

— Мне от тебя ничего не нужно.

Он оглянулся на чей-то зов. Диана повернулась к двери и выбежала из комнаты.

К несчастью, дверь вела не на улицу. Диана оказалась в каком-то мрачном коридоре. Некоторое время девушка стояла там, проклиная себя за слабость, что позволила себе прийти к Роджеру. Она так надеялась, что, если сделает первый шаг навстречу, он не останется равнодушным и сделает ответный шаг. Что ж, в другой раз будет умнее. Диана решительно отправилась на поиски выхода, лишь бы снова не проходить через ту комнату, где был Роджер. Слева она увидела дверь, толкнула ее и оказалась в комнате, по виду столовой — с одной стороны здесь размещался прилавок, на котором стояли чашки, блюдца и большой чайник.

Невероятно грустная женщина, вытиравшая тарелки, удивленно подняла на нее глаза и сказала:

— Чая больше нет.

— Мне не нужен чай. Я ищу выход.

— Я тебе покажу, — раздался за спиной голос Роджера, и он, потянув ее обратно в коридор, открыл другую дверь и бесцеремонно втолкнул девушку в пустой кабинет.

Оставшись с ней наедине, он вдруг словно заново увидел ее близко и отчетливо. У него болезненно сжалось горло. Не осталось и следа от обычно хладнокровной самоуверенности Дианы. Он видел заплаканные глаза, растекшуюся по щекам тушь. Мокрые от дождя волосы прилипли к голове, на лбу красовались грязные пятна. Только губы оставались прекрасны, как всегда, даже еще красивее — они были бледные и дрожали, а сама Диана была мягкой и очень беззащитной.

Смутившись от его пристального взгляда, девушка поплотнее запахнулась в тонкое пальто, вздрогнув, когда холодный мокрый воротник коснулся ее шеи.

— Ты вся промокла, — пробормотал Роджер.

— Ничего, не растаю.

— Точно? — Он внимательно взглянул ей в лицо, стараясь подавить желание утешить. — Твой отец будет недоволен, если узнает, что ты здесь была. — Он собирался сказать совсем другое, но с губ сами собой сорвались эти слова, и он выругал себя за это. — Ой, прости, — торопливо извинился он. — Ты пришла, и я тебе очень благодарен.

Она оглянулась вокруг.

— Ты вроде бы хотел показать мне выход.

— А ты хочешь уйти?

— А что ты будешь делать, если я скажу «нет»?

— Вот что, — прошептал он и обнял ее крепко-крепко.

Почувствовав ее дрожащее тело, Роджер мгновенно потерял контроль над собой. До сегодняшней ночи он показывал Диане либо свой гнев, либо свое желание, но теперь он хотел ей показать то, что ему, на самом деле, было нужно; он хотел дать ей понять открыто и ясно, что без нее никакая победа ничего не стоит; никакое поражение не сделает его несчастней, чем утрата ее любви.

— Нам будет нелегко, — прошептал он. — Эти выборы просто детская игра по сравнению с тем, что мне придется преодолеть, чтобы заполучить тебя.

— Но я уже в твоих руках, — томно пробормотала она. — Я ушла из дома, Роджер, и могу приходить к тебе, когда захочу.

— Открыто и честно, — подхватил он. — Только так. И пусть твой отец об этом знает.

— А ты не боишься, что он может уговорить меня вернуться?

Вместо ответа, Роджер прижался к ней губами. Он нежно гладил ее тело, Диана чувствовала нарастающее тепло его бедер. От желания он ослаб, прижимаясь к ней всем телом.

— Я хочу тебя, — прошептала она ему на ухо. — Только тебя.

— Вот и ответ на твой вопрос, — облегченно прошептал он в ответ. — Теперь мне никто не страшен.


Глава 15


Вернувшись, Таня увидела, что Диана ушла. Зная, что сейчас ее никто не видит, она дала себе волю вдоволь налюбоваться мужем напоследок, словно хотела навсегда запечатлеть его в памяти. Он похудел с тех пор, как она впервые появилась в «Парк-Гейтс», и Таня не знала, она ли тому причина или предвыборная гонка. Однако, каким бы раздражительным и усталым он ни бывал порой с другими, с ней всегда говорил вежливо. Слишком вежливо. Как с чужой. Если бы между ними были обычные, человеческие отношения, он и с ней мог бы иногда позволить себе выйти за рамки вежливости или проявить простые человеческие слабости.

Адриан обернулся, чтобы поговорить с мэром, и, хотя она стояла далеко и не видела выражения его лица, судя по движениям, ему удавалось сохранять спокойствие с большим трудом. Голова была чуть опущена, но плечи расправлены, руки свободно висели вдоль тела, но пальцы быстро сжимались и разжимались. Для большинства окружающих, он был загадочным человеком, но она легко его понимала. Даже восемнадцатилетней девушкой, Таня никогда не испытывала к нему благоговейного трепета. Она знала, что за его скрытностью таится застенчивость, а высокомерие — только ширма, которую легко можно сломать потоком любви. И их любовь подтвердила это. Единственное, в чем заключалась проблема, — его любви хватило ненадолго.

Таня вдруг почувствовала, что не может больше здесь оставаться. Она была слишком измучена, чтобы вернуться к нему и говорить банальности. Златокудрая иностранка вышла из мэрии на улицу. Дождь лил стеной, и она немного постояла на ступеньках, ожидая, пока он немного утихнет. Затем быстро зашагала по улице, не зная, куда идет, зная только, что сейчас ей хочется оказаться, как можно дальше от Адриана.

Дождь хлынул с новой силой, и она решила найти хоть какое-то укрытие. Таня сразу вспомнила о Роджере, который был, по сути, ее самым близким другом, если не считать Бетти. Таня подумала, что будет нехорошо, если она в такой день не зайдет пожелать ему удачи, хотя, конечно, он не может не понимать, что она желает победы Адриану.

Однако, увидев перед собой окна его штаб-квартиры, Таня вдруг засомневалась. Очередной порыв пронизывающего ветра, заставил ее поторопиться. Она подошла к крыльцу, а навстречу ей шла вереница людей, и среди них — Диана.

Диана увидела ее в то же мгновение.

— Таня!

Таня провела рукой по лбу.

— Там было так жарко — и так долго ждать, все это напряжение… я больше не могла вынести.

— Дорогая моя, с тобой все в порядке?

— Да. Я хотела поговорить с Роджером.

— Ты с ним разминулась. Он только что ушел в мэрию.

Заметив выражение лица Дианы, Таня задрожала от дурного предчувствия.

— Так он что… ты хочешь сказать, что он выиграл?

— Да. Мне очень жаль. У них была совсем небольшая разница, всего в восемь голосов.

— О, бедный мой, бедный Адриан!

Таня отвернулась, но Диана поймала ее за рукав.

— Если ты собираешься в мэрию, идем со мной.

— Нет, я не хочу туда возвращаться! Не могу!

Вырвавшись, она торопливо побежала по улице, не останавливаясь, завернула за угол и пропала из виду. Значит, Адриан проиграл выборы из-за нее, это она во всем виновата! До того, как она появилась, все были уверены в его победе. Как он должен ее ненавидеть! И его можно понять. Себя Таня ненавидела ничуть не меньше. Что ж, больше ему не придется терпеть рядом с собой нежеланную иностранку. Она сдержит свое слово и немедленно уедет из «Парк-Гейтс».

Не обращая внимания на хлещущий вовсю дождь, молодая женщина подбежала к веренице такси и через двадцать минут была дома. Дом казался пустым и брошенным. Таня догадалась, что слуги собрались в гостиной у телевизора и ждут объявления результатов, а семья, наверняка, поехала в мэрию поддержать Адриана. Она горько усмехнулась. Семья на одной стороне, она на другой. Одна, одна, всегда одна.

Было уже за полночь, когда Адриан вместе со всеми вернулся в поместье и устало вошел в гостиную, где были накрыты столы с напитками и закусками. Он быстро налил себе большую порцию виски и осушил стакан, потом прошел в библиотеку, надеясь застать Таню. Но там никого не было, и он вернулся в гостиную.

— Никто не видел Таню?

— Наверное, она пошла спать, — предположила мать. — И очень хорошо. Должно быть, ее мучают угрызения совести…

— Не смей перекладывать на нее вину за мое поражение! — резко одернул мать Адриан. — То, что я проиграл, — не ее вина. Может быть, в самом начале, из-за нее я и потерял несколько голосов, но потом… Думаю, она принесла мне больше голосов, чем я тогда потерял. Она понравилась людям. Они тянулись к ней, хотели с ней поговорить, потому что чувствовали: она относится к ним с симпатией.

— Ты так говоришь, словно влюблен в нее, — фыркнула миссис Честертон.

— Рад, что ты, наконец, это заметила.

Миссис Честертон онемела от изумления. Затем перевела взгляд на дочь.

— Ты, наверное, давно знала?

— Да, мама. По-моему, это просто чудесно. Таня такая милая, и характер у нее хороший.

Не в силах слушать, как обсуждают его жену, Адриан поднялся на второй этаж. Возле спальни жены он остановился, не зная, что делать. Поднял было руку, чтобы постучать, но часы внизу пробили час ночи, и его рука безвольно упала. Уже поздно, не стоит ее будить. Он потерял столько времени, так что несколько часов ничего не изменят.

В половине восьмого утра он уже был внизу, нервно расхаживая по холлу в ожидании, когда Таня спустится завтракать. Но пробило восемь, потом половина девятого, а ее все не было. Он угрюмо зашел в столовую, выпил кофе и раскрошил кусочек тоста. Адриан заканчивал вторую чашку кофе, когда в столовую торопливо вошла Джин.

— Простите, сэр, вы не знаете, где мадам Таня?

— А разве она не у себя?

— Нет, сэр. Она не спала у себя в комнате. Кровать не тронута, и шкафы стоят полупустые.

— Что?!

Не слушая больше, он кинулся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Как и сказала Джин, постель стояла застеленная, шкафы были наполовину пусты. Роскошные вечерние платья остались висеть на месте, но почти вся повседневная одежда исчезла. Он торопливо осмотрел комнату, ища записку, но ничего не нашел.

«Роджер! — мелькнуло у него в голове. — Она ушла к Роджеру».

Не теряя ни минуты, Адриан бросился к машине. Мозг отказывался работать, он не мог ни о чем думать и вел машину, как автомат. Немного пришел в чувство, только когда подъехал к дому Роджера Пултона и кулаком прогромыхал по его двери. Это позволило ему хоть немного разрядиться. Он все еще колотил в дверь, когда к нему вышел маленький мальчик, разительно похожий на Роджера. Адриан понял, что это его брат.

— Роджер дома? — резко спросил Адриан.

— Да. Вы мистер Честертон, да?

— Кто там, Брайан? — послышался голос Роджера, и следом появился он сам.

Роджер в недоумении остановился перед Адрианом. Он не стал делать вид, будто Адриан пришел со светским визитом, а сразу повел гостя в кабинет.

— В чем дело?

— Я пришел за Таней.

— А почему ко мне?

— Потому что знаю, она у тебя. Она не ночевала дома, и почти все ее вещи исчезли.

— Но Тани здесь нет. Было бы хорошо, если бы она была здесь.

— Ах, вот как!

— Нет, я в том смысле, что мы бы тогда знали, где она, — быстро поправился Роджер. — У нас с Таней нет романа.

— Я… я знаю, — заикаясь, произнес Адриан. — Прости, я мелю чепуху. Просто я… мне надо ее найти. И если здесь ее нет… — Он прищурился. — Тогда она, наверное, поехала к Тапли с Дианой.

— Диана вчера не ездила к Тапли. Она была у меня. — Роджер вдруг застеснялся, сунул руки в карманы и быстро проговорил: — Мы с Дианой помолвлены. Моя мать настояла, чтобы вчера вечером она поехала к нам. Было уже поздно. А сейчас она на кухне.

Адриан был так поражен этим известием, что потерял дар речи. Он рухнул на стул и подпер голову руками.

— Так, значит, никто не знает, где Таня.

— Наверное, решила уехать подальше отсюда, — напрямик брякнул Роджер. — Она говорила, что собирается уехать от тебя сразу после выборов, а когда узнала, что ты проиграл, наверное, решила не откладывать отъезд.

— Как она, должно быть, меня ненавидит, — с горечью промолвил Адриан.

— Ты что! Наоборот, она тебя очень любит!

Адриан медленно поднял голову.

— Ты думаешь?

— Только не говори, что ты об этом не догадывался! — На лице Роджера боролись раздражение и сочувствие, и сочувствие, наконец, победило. — Господи боже, приятель, да она никогда и не переставала тебя любить. А почему, ты думаешь, она согласилась нянчиться с твоими племянниками? Почему согласилась официально выполнять обязанности твоей жены, когда ты счел, что тебе так будет выгодней? Если бы у нее оставалась хоть крупица гордости, она бы швырнула тебе в лицо твое предложение и ушла не оглядываясь! Но она осталась и все это терпела, потому что любит тебя, а если она так внезапно уехала, значит, потеряла всякую надежду вернуть твою любовь.

— Не может быть! — Адриан вскочил на ноги. — Я пытался дать ей понять, как я к ней отношусь, но она, всякий раз, окатывала меня ушатом холодной воды.

— Скорее всего, боялась, что ты действуешь просто из выгоды.

Адриан застонал, вспомнив, сколько раз он сам об этом думал. Ничего удивительного. У нее были все основания сомневаться в искренности его чувств.

— Я люблю ее. Я просто хотел начать все заново, а выгода тут ни причем. Если бы мне надо было уехать из Англии, чтобы быть с ней, я бы уехал, не раздумывая.

— Вот и сказал бы ей об этом.

— Я хотел подождать до выборов, чтобы она не думала, что я использую ее, как приманку для избирателей.

Роджер кивнул.

— Да, понимаю, но это не поможет найти Таню.

Адриан опустил плечи и понурил голову.

— Не могла же она просто исчезнуть. Денег у нее нет, так что, наверняка, она обратилась в какую-нибудь организацию, которая помогает беженцам.

— Нет, она слишком гордая, чтобы обращаться за помощью, — язвительно сказал Роджер. — Ты ведь ее хорошо знаешь и должен это понимать.

— Нет, видно, я так ее и не узнал, — уныло проговорил Адриан.

Дверь открылась, и они оба повернули голову. Роджер пошел вперед, раскрыв руки, и в дверь вошла Диана. Улыбнувшись Роджеру, она, тем не менее, сначала подошла к Адриану.

— Думаю, Роджер тебе уже все рассказал.

Он смотрел на нее, ничего не понимая, потом с трудом вспомнил и улыбнулся.

— Ах, да. Поздравляю. Надеюсь… вернее, уверен, что вы будете счастливы.

— Я тоже уверена. Если уж я справилась с папой, то с Роджером как-нибудь слажу!

Она замолчала.

Счастье в ее глазах сменилось грустью, когда Диана сообразила, что только чрезвычайные обстоятельства могли привести сюда Адриана. — Что-нибудь случилось с Таней?

— Да. Она пропала.

— Наверное, ее можно будет найти? — Диана посмотрела на Роджера. — Я знаю, у вас у обоих есть связи.

— Но не по поиску пропавших людей, — буркнул Роджер. — За этим лучше обращаться в полицию. — Он кинул взгляд на Адриана. — Или ты не хочешь, чтобы об этом стало известно?

— Да мне все равно, главное, чтобы ее нашли! — воскликнул Адриан. — Но поначалу лучше действовать тихо. Если она узнает, что мы ее разыскиваем, может так ловко лечь на дно, что мы ее никогда не найдем.

Никогда ее не найдем. Эти слова продолжали звучать набатом в голове Адриана. Тем временем дни превращались в недели, недели — в месяцы…

Расспросы на вокзале помогли установить, что она села на последний поезд до Лондона, а носильщик на вокзале Виктория вспомнил молодую женщину с чемоданом, которая рано утром сошла с поезда и спросила, как ей пройти к ближайшей станции метро. На этом след Тани обрывался.

Знаменитое детективное агентство было привлечено к поискам, и, когда им тоже ничего не удалось разузнать, Адриан обратился в полицию. Но так как он ни в чем Таню не подозревал, они не могли ему помочь, видимо считая, что у женщины были причины сбежать из дома. В отчаянии он связался с некоторыми организациями, которые занимались беженцами, и, хотя те ему выслали много имен и адресов, ни один из них не привел его к жене.

Адриан заметно похудел и осунулся, на висках засеребрилась седина. Он стал реже улыбаться, и все время посвящал имению. Но даже это не удовлетворяло его. Наконец, Адриан согласился баллотироваться в парламент от другого округа, надеясь, что в круговерти предвыборной кампании забудет о своей утраченной любви.

— Ты слишком много работаешь, — заметил как-то Дик, во время поездки на фермы.

— Работа — моя панацея, — ответил Адриан. — Без нее я бы пропал.

— Сейчас ты любишь Таню даже больше, чем когда женился на ней, — продолжал Дик.

— Я стал мужчиной.

Адриан возненавидел себя за эти слова, потому что это было правдой. Правдой, которая пришла к нему слишком поздно.

Это Рождество было самым унылым в его жизни. Попытка изображать веселье перед семьей за время праздника так измотала его, что после раздачи подарков, он уехал кататься на лыжах. Но хотя должен был провести на курорте две недели, смог пробыть там ровно один день и был рад вернуться в знакомую обстановку, хотя она и напоминала ему о Тане.

Таня! Она была как лихорадка в его крови, которую ничто не могло исцелить. Жизнь была для него терпима только потому, что теперь он жил в поместье «Парк-Гейтс» один. В одиночестве ему, по крайней мере, не надо было ни перед кем притворяться.

Его мать переехала в коттедж и стала часто наведываться к своим старым друзьям в округе, а Бетти с удовольствием занималась устройством собственного дома, расцвела, похорошела и превратилась в замечательную хозяйку и повариху.

— Теперь, наконец, я почувствовала себя женой и матерью, — призналась она Адриану, в очередной раз навещая его в середине марта. — И этим я обязана исключительно Тане.

Произнеся ее имя, она со страхом взглянула на Адриана. Но он успокоил ее.

— Нет, ничего, можешь говорить о ней, все равно я больше ни о чем не могу думать.

— Ты так часто ее вспоминаешь?

— Постоянно.

— Бедный Адриан.

— Я сам во всем виноват, — отрезал он.

— А тебе приходило в голову, что ты можешь так и не найти Таню?

— Я стараюсь об этом не думать. Я живу надеждой. Это все, что у меня осталось.

И через три дня его надежды оправдались. Ему позвонил поверенный, мистер Траскотт, и заявил, что у него есть новости от Тани.

— Вчера я получил от нее письмо, — пояснил Траскотт. — Она волнуется, что у вас могли возникнуть трудности с официальным разводом, и спрашивает, не нужно ли ей подписать какие-нибудь документы.

— Значит, у вас есть ее адрес! — в лихорадочном возбуждении, воскликнул Адриан, не смея радоваться своему счастью. — Где она?

— Я не могу вам сообщить. Она написала письмо под строжайшим секретом.

— Да как вы смеете, вы мой поверенный! — обрушился на него Адриан. — К тому же вы занимаетесь делами моей жены. Вы понимаете? Моей жены!

— Я прекрасно понимаю свое положение, — с достоинством ответил мистер Траскотт.

— Тогда немедленно дайте мне ее адрес. — На другом конце трубки было полное молчание. — Слушайте, мистер Траскотт, — тихо сказал Адриан, — вам прекрасно известно, что я уже несколько месяцев ищу свою жену. И не потому, что хочу оформить развод, а потому, что хочу возобновить брак. Чиня препятствия нашей встрече, вы поступаете противозаконно. Вы об этом подумали? Вы должны делать все, чтобы воссоединить разлученных супругов!

— Ну, это не совсем так, мистер Честертон, — заговорил поверенный, — но я вас понимаю. — Он еще немного подумал, в трубке сердито трещали электрические разряды. — Я не могу нарушить конфиденциальность, но не вижу ничего дурного в том, чтобы сообщить вам, что ваша жена находится на островах Сцилли.

— Какого черта она там делает?

— Не могу сказать, но у меня сложилось впечатление, что она там находится уже некоторое время.

— Понятно. Спасибо за помощь, Траскотт. Я этого не забуду.

Уже через час он летел к островам Сцилли.


Глава 16


Самолет пробивался сквозь тучи, и Адриан, сгорая от нетерпения, готов был сам сесть за штурвал. При такой скорости они приземлятся не раньше, чем через час. Только Диана, которую он случайно встретил на вокзале, знала, куда он едет. Она почувствовала его внутреннее возбуждение и догадалась о его причине.

— Ты узнал, где Таня? — жадно спросила она.

— Во всяком случае, теперь я знаю, откуда начинать поиски.

— Надеюсь, у тебя все получится.

— Нет нужды спрашивать, как у тебя дела. Ты вся светишься от счастья.

— Правда, я страшно счастлива. — Она помолчала. — Сегодня даже еще счастливее, чем обычно, отец согласился признать Роджера.

— Я же говорил, что он согласится, только дай ему время. Хоть он и не плясал на твоей свадьбе, зато еще спляшет на крестинах!

— Через восемь месяцев, — призналась она. — Ты первый об этом узнал.

Адриан был сражен.

— Я же просто так сказал, хотел пошутить.

Они расстались в Лондоне. Диана поехала в свой новый дом в Вестминстере, а Адриан отправился в аэропорт.

Ближе к вечеру он прибыл в Хьютаун, столицу острова Сент-Мэри, крупнейшего из Сциллийских островов. Погода была теплая, он снял пиджак. В городе не было машин, отчего стояла необычная тишина, и Адриан подумал, не потому ли Таня приехала сюда. К тому же это было самое отдаленное место, куда она могла уехать от него, оставаясь на территории Британии. Что ж, если Таня приехала сюда спрятаться от него, надо подумать, что же она предприняла первым делом? Сначала надо найти, где жить. Он нахмурился. Здесь было так много частных пансионов, что все обойти было просто невозможно. Но кроме жилья, ей нужна работа, и здесь у него было больше оснований для оптимизма. В таком маленьком городке нетрудно будет найти иностранку, которая приехала устроиться на сезонную работу.

Он дошел до центра города и, почувствовав жажду, зашел в ближайшее кафе чего-нибудь выпить. К нему подошла официантка, смуглая, с серо-голубыми глазами, того же оттенка, что море вокруг острова.

— Приехали в отпуск, сэр? — спросила она, ставя перед ним бокал апельсинового сока.

— Нет… — Он поколебался. У женщины были глаза такого же насыщенного цвета, как у Тани, только другого оттенка, и он вдруг рассказал ей все. — Нет, я приехал за женой. Я ищу ее. Мы поссорились, и она сбежала от меня.

Островитянка посмотрела на него с сочувствием:

— А когда это случилось, сэр?

— Осенью прошлого года, но я не знаю точно, когда она сюда приехала.

— А вы уже ходили по гостиницам?

— У нее не было с собой столько денег. Она очень гордая и… Я уверен, что она нашла себе какую-нибудь работу.

— О, тогда, скорее всего, ее послали к миссис Трегар. Это глаза и уши нашего острова, вот кто эта женщина. Ей всегда известно, когда кому-нибудь нужна пара свободных рук.

Адриан расплатился за сок.

— Если бы вы могли мне сказать, где найти эту женщину…

— Я сама вас к ней отведу, — предложила официантка и, миновав несколько домов вниз по улице, подвела к старомодной зеленной лавке, где миссис Трегар, похожая на гнома женщина с седыми волосами и блестящими, как бусины, черными глазками, восседала за огромным темным прилавком, заставленным коробками с моющими средствами и пакетиками с кукурузными хлопьями.

— Этот господин ищет свою жену, — сказала официантка. — Она иностранка и искала здесь работу.

— О, сюда заходит много иностранок в поисках работы.

— Она носит волосы косой вокруг головы, — сказал Адриан смущенно.

— Ну что ж вы сразу не сказали? Конечно, я ее помню. Волосы у нее блестящие, как новый гривенник. Очень красивая женщина, если позволите.

— А вы знаете, где она? — с надеждой спросил Адриан.

— Ну, точно сказать не могу. Я дала ей пару адресов. Один — гостиница для матросов, недалеко от гавани. Там нужна была горничная, но мне кажется, она туда не пошла, иначе я, наверняка, увидела бы ее в городе.

— А другой адрес?

Адриан изо всех сил старался скрыть нетерпение.

— А, это на цветочной ферме на другом конце острова. Туда можно дойти пешком за полчаса. Она называется «Мейфилд». Уверена, вы найдете ее там.

Молясь, чтобы так оно и было, Адриан отправился по крутой дороге вдоль побережья, где негромко плескался Атлантический океан. Вдали, мрачный и одинокий, возвышался маяк, а слева от него, оригинальный ландшафт с кактусами, алоэ и дикими грушами. Трудно было поверить, что это экзотическое разнообразие находится всего в нескольких милях от Англии.

Он забрался на верхнюю точку дороги, затем начал спускаться по склону холма, обогнул небольшую рощицу, и вдруг очутился в сказочной стране. Со всех сторон его окружали цветочные поля, многоцветие самых фантастических растений, которые расцвечивали собой темную коричневую землю, как всполохи радуги.

Толкнув тяжелые двойные ворота, он прошел через аллею, усаженную желтыми и розовыми цветами, и подошел к парникам. Это явно была та самая ферма «Мейфилд», и, если удача ему не изменит, скоро он увидит Таню. Что он ей скажет? Он сунул пальцы за воротничок рубашки и почувствовал, что взмок. Он тяжело дышал, но знал, что это не от быстрой ходьбы по жаре.

Аромат цветов бил в ноздри, голова кружилась, и Адриан пожалел, что не поел чего-нибудь более существенного, чем апельсиновый сок. Глупо было кидаться через всю Англию на поиски жены только для того, чтобы бездыханным упасть к ногам беглянки, увидев ее!

Он ускорил шаги и вдруг остановился, увидев, как навстречу ему идет девушка с охапкой тюльпанов в руках. Вокруг головы у нее было то же золотистое сияние волос, как у Тани. Она с любовью смотрела на бутоны в своих руках и ласково покачивала их, словно ребенка. У Адриана сжалось сердце. Сейчас он отдал бы все, чтобы в руках Тани действительно был ребенок — его ребенок.

Он тихо прошептал ее имя, и, хотя она не могла расслышать его голоса, инстинкт подсказал, что на нее смотрят. Она подняла голову и увидела его. Таня замешкалась, потом медленно продолжила путь и остановилась в нескольких метрах от супруга.

— Ты все-таки приехал. Я так и думала, что не стоит доверять твоему поверенному.

— Он только сказал мне, в какой части Англии ты находишься, — тихо проговорил Адриан. — И только после того, как я практически угрожал его убить! Я приехал на Сент-Мэри в надежде, что мне все же удастся тебя разыскать.

— Что тебе нужно?

Казалось, на этот вопрос есть прямой и ясный ответ, но он не мог заставить себя признаться в любви. Что он будет делать, если в ответ красавица рассмеется ему в лицо? До этой минуты он жил надеждой вновь построить их совместную жизнь. Ведь что это за жизнь, если ты одинок?

— Мне надо положить цветы, — сказала Таня. — Им не нравится, когда их носят в руках. Пойдем в теплицу, там мы сможем поговорить.

— Поговорить?

— Да, о будущем. Ты ведь для этого сюда приехал, разве нет?

Адриан, молча, вошел вслед за ней в теплый влажный парник и смотрел, как она раскладывает тюльпаны на столе. У ее ног он заметил множество ящиков, в некоторых уже были аккуратно уложены срезанные тюльпаны.

— Ты ведь не сама их упаковываешь?

— Нет, Джордж, один из наших рабочих, это его обязанность. — Таня указала ему на расшатанный стул. — Он не очень удобный, но лучше нет.

— Я не хочу садиться. Я…

На его лбу выступили бисеринки пота. Таня это заметила.

— О, для тебя здесь жарко, — сказала она спокойно. — Наверное, лучше выйти на улицу?

— Нет, то есть да, то есть не знаю. Черт возьми!

— Ты как-то странно себя ведешь, Адриан. Ты так на меня смотришь, словно я привидение.

— Может, ты и есть привидение. Я так долго искал тебя. Не могу поверить, что нашел. Мне все кажется, что ты сейчас исчезнешь.

Она покачала головой.

— Нет, я так же реальна, как эти цветы.

— Цветы можно сорвать и послать в коробке, — произнес он, запинаясь, — а если ты уйдешь, я… — Он, наконец, не выдержал, и слова посыпались из него: — Как ты можешь обвинять меня, что я не могу от тебя оторвать взгляд, когда месяцами я заглядываюсь на каждую проходящую мимо женщину, надеясь против всякой логики, что это окажешься ты! Ты не представляешь, через какой ад мне пришлось пройти с тех пор, как ты меня оставила. Я испробовал все способы отыскать тебя, и, когда сегодня утром Траскотт сказал, что получил от тебя письмо, я немедленно сел в самолет и прилетел сюда.

— О, сколько хлопот! — промолвила она, задыхающимся шепотом.

— А ты думала, я успокоюсь, и буду жить дальше без тебя?

Он заискивающе смотрел ей в лицо, раздумывая, не ошибся ли Роджер, когда убеждал, что Таня, по-прежнему, его любит. Она не выказала радости, увидев его через столько месяцев, не сделала никакого движения навстречу. Но с другой стороны, почему она должна ему радоваться, если он тоже не сильно обрадовался, когда она, однажды вечером, появилась с чемоданом на пороге его дома?

— Тебе не стоило приезжать сюда. Мы все могли организовать через мистера Траскотта.

— Я приехал сюда не для того, чтобы расторгнуть наш брак. Я приехал, чтобы уговорить тебя начать все сначала.

— Нет, спасибо.

Она не колебалась ни секунды с ответом. Она даже не притворилась, что колеблется или раздумывает. Для него это был удар, и он не знал, что сказать. Куда делась та любовь, которая связывала их когда-то? Та удивительная, полнокровная, безоглядная страсть, которая преобразила двух людей из совершенно разных миров, в одно неразделимое целое? Теперь они с Таней перестали быть одним целым; они стали далекими, разными людьми, и разрыв поминутно увеличивался.

Он откашлялся.

— Если ты не вернешься со мной, тогда больше нам не о чем говорить.

— Не о чем. Прости, что тебе пришлось впустую потратить время.

Она повернулась к нему спиной и начала раскладывать тюльпаны в деревянные ящики. Адриан поморгал, чтобы стряхнуть непрошеные слезы с ресниц, и пошел к двери. Он повернул ручку, но дверь не открывалась, потому что дерево разбухло от дождя. Адриан стал крутить ее, дергать, и, когда дверь, наконец, резко распахнулась, он оцарапал палец о металлическую стойку рядом с дверью, сильно повредив кожу.

— Черт!

Адриан втянул воздух и увидел, как из ранки выступила кровь. Левой рукой он попытался достать носовой платок.

— Ты поранился! — воскликнула Таня и кинулась помогать ему вытаскивать платок из кармана.

— Не прикасайся ко мне! — прохрипел он.

Она побледнела и отступила на шаг.

— Прости, я не знала, что ты меня так ненавидишь.

— Ненавижу? — Он невесело рассмеялся. — Если бы!.. — Он взглянул на нее с неподдельной болью и увидел в ее глазах то тщательно скрываемое чувство, которое слегка утешило эту боль. — Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя, Таня! Я не могу вынести твоего прикосновения, потому что слишком сильно хочу тебя.

— Хочешь меня?

— Смешно, да? Сначала я от тебя отрекся — а потом ты ответила мне тем же.

— Я не знала… я не могла подумать… — Она глубоко вздохнула. — А почему ты не сказал мне об этом, когда я жила у тебя дома?

— А ты думала, что я все это делал из-за выборов? — Он вспомнил, что несколько раз пытался ей все сказать. — Я ждал, пока выборы останутся позади, но к этому времени ты уже исчезла.

— Понятно. Я подумала, когда увидела тебя сейчас, что ты решил меня вернуть, потому что Диана вышла замуж за Роджера.

— А при чем тут…

— Тебе легче было бы начать все заново со мной, чем искать новую жену.

— Господи, что ты говоришь! Да за какого скота ты меня принимаешь? Знаю, я вел себя недостойно, но…

— Прошу — не надо ругать себя. — Она положила ему руки на грудь. — Женщине неприятно слушать дурное о человеке, которого она любит больше всего на свете.

Глаза его сверкнули, словно через них пропустили электрический ток.

— Как ты сказала — любит?

— Единственный мужчина, которого я любила в своей жизни. А когда я говорила, что ненавижу тебя, я просто врала. И я никогда не полюблю никого другого, все равно, будем мы вместе или нет.

— Я никогда тебя не оставлю, — простонал он и, не тратя больше времени на слова, приник к ее губам со страстной горячностью, которая доказала ей, как много она для него значит.

Но когда она стала отвечать на его поцелуи, он оттолкнул ее от себя.

— Нет, если я начну сейчас, я не смогу остановиться. Боюсь, Джордж будет недоволен, когда войдет сюда и увидит, как мы катаемся по его прекрасным тюльпанам!

— Мы ему за все заплатим, — радостно шепнула она.

— У меня есть предложение получше. Если мы поторопимся, то успеем на вертолет, который доставит нас домой. Там я сделаю несколько звонков, и мы сразу сможем уехать.

— Куда? — удивилась она.

— Куда захочешь. В свадебное путешествие. Мы ведь так и не закончили наш медовый месяц.

Она с нежностью посмотрела на него. Адриан стоял, умоляюще глядя на нее, и на его лице, доселе сдержанном и строгом, было беззащитное, влюбленное выражение.

— Если бы ты хоть намекнул мне о своих чувствах! — воскликнула Таня. — Мы потеряли столько времени!

— Да, я знаю. Но ты не представляешь, сколько раз я хотел зайти к тебе в комнату и заняться с тобой неистовой, бешеной любовью. — Он притянул к себе вновь обретенную любовь, прижимаясь к ней всем телом. — Иногда я испытывал такие муки, что не мог уснуть. Всю ночь шатался по комнате и проклинал себя за несдержанность.

— Ты и так слишком долго себя сдерживал, — сказала она полусерьезно-полуигриво.

— О, теперь от этой сдержанности не осталось и следа. И не смотри на меня так. Ты не понимаешь, что со мной делаешь.

— У меня есть отличная мысль.

Взаимная страсть многократно усиливала их желание быть вместе. Их губы слились в поцелуе, их страсть росла и ширилась, пока, наконец, не слилась в общую всепоглощающую, сладостную боль.

С бешенством, которое удивило и восхитило ее, Адриан одним рывком сорвал с нее ее короткое платье. Пуговицы рассыпались, и ее соблазнительное, сливочно-кремовое тело обнажилось перед ним. Она откровенно ответила на его страстный призыв, сомкнув руки вокруг его шеи, и потянула вглубь теплицы. Таня тоже начала ласкать его тело, но стыдливость взяла верх, и он с тихим стоном поймал ее ладони и прижал к своей груди.

— Держи меня крепко, — взмолился он. — Почувствуй меня… Таня!

Обходя стороной теплицу, старик Джордж увидел Таню и высокого темноволосого мужчину, которые исчезли за грудой ящиков, стоявших в ее дальнем углу.

— Слава богу, что здесь не стеклянные стены! — усмехнулся он себе в бороду. — А то я мог бы, увидеть кое-что интересное!