Я верю в завтра
Ирма Уокер








С каждым прожитым вместе годом ослабевают чувства между молодыми супругами. Бритт, подозревая мужа в измене, отправляется погостить к подруге, чтобы разобраться в себе и принять решение, как жить дальше.

Самолет, который в последний момент покидает Бритт, терпит катастрофу, ее имя значится в числе погибших. Может, это лучший выход из тупика?

Проходит полтора года, и Бритт, желая подвести под прошлым черту, возвращается к мужу, не зная, как отнесется он к ее воскрешению из мертвых…






Ирма Уокер

Я верю в завтра





ГЛАВА ПЕРВАЯ


Отсмеявшись, таксист приступил к рассказу об очередной забавной проделке своего внука, а Бритт подумала: «Интересно, почему таксисты, продавцы в универмагах и мужчины средних лет, которых я встречаю на вечеринках, всегда стремятся поведать мне историю своей жизни?» Не потому же, в самом деле, что ее внешность располагает незнакомых людей к откровениям!

Нет, дело, скорее всего, в другом. В ней нет ничего такого, что отпугивало бы людей и держало бы их, по выражению свекрови, «на расстоянии». Как ни странно, но за четыре года, что она замужем за Крейгом, Бритт так и не научилась сохранять дистанцию между собой и людьми «не их круга» — еще одна фраза из лексикона свекрови.

Жена преуспевающего молодого адвоката, который, вне всякого сомнения, в один прекрасный день станет членом Верховного суда штата, как в свое время его отец и дед, конечно, не могла вести себя так же, как Бриттани Дюмон, дочь Пьера Дюмона — ведь при всем своем обаянии, чувстве юмора и способностях он был всего-навсего поваром.

На мгновение Бритт стало очень грустно при мысли о том, что отца, этого жизнерадостного и веселого человека, уже шесть лет как нет в живых, но она тут же одернула себя. Прошлое — это только прошлое. Отца нет на белом свете, но она-то жива, и проблем у нее неизмеримо больше, чем было в то благословенное время, когда они с отцом кочевали из штата в штат. Кажется, они сменили по меньшей мере полтора десятка мест, потому что непоседа-отец, потеряв жену, нигде не задерживался надолго.

Бритт вздохнула. Да, проблем у нее хватает… Откинувшись на сиденье, она поймала в зеркале устремленный на нее внимательный взгляд шофера, лысоватого немолодого мужчины.

Бритт не строила никаких иллюзий относительно своей внешности. Она прекрасно знала, что именно видит сейчас шофер — женщину между двадцатью пятью и тридцатью, среднего роста, немного худощавую, с темными волосами и карими глазами. Внешность была еще одной причиной скрытого недовольства семьи, когда Крейг привез жену домой, в небольшой городок на Среднем Западе, где он прожил всю свою жизнь.

Действительно, как можно вписаться в обстановку самого импозантного особняка в Дуглас-Гроуве, штат Огайо, если волосы у тебя такие густые и кудрявые, что с ними нет никакого сладу, а единственная возможная прическа — это короткая стрижка, позволяющая кудряшкам свободно обрамлять лицо?

А глаза? На зрение она, правда, не жалуется, но ведь эти глаза слишком велики для такого миниатюрного лица. А в довершение всего — и к вящему неудовольствию свекрови — они обрамлены такими густыми ресницами, которые на фоне белоснежной кожи кажутся искусственными.

— Она подцепила Крейга, потому что выглядела такой трогательной и беззащитной, — как-то услышала Бритт откровения Стефани, невестки Крейга, которая разговаривала со своей подругой. — Он женился на ней просто из жалости. Ты помнишь, как он еще в детстве тащил в дом бездомных собак?

Вспомнив о Стефани, Бритт невольно поморщилась. Эта женщина была женой старшего брата Крейга, пока трагический случай — яхта перевернулась во время внезапно налетевшего шторма, и он утонул — не сделал ее вдовой. Ей было тридцать пять лет, так же, как и Крейгу. То, что Стефани знала Крейга всю жизнь, было еще одной проблемой, омрачавшей существование Бритт. С первой их встречи она поняла, что Стефани, несмотря на свои медоточивые речи, невзлюбила невестку и считает скоропалительную женитьбу деверя ошибкой.

Но даже с этой проблемой можно было бы как-то справиться, рассуждала Бритт, не живи они все в одном доме. А каждую минуту видеть перед собой этот безукоризненный образец совершенства — это, пожалуй…

— Это слишком, — пробормотала Бритт.

— Вы что-то сказали, мэм? — вежливо осведомился шофер.

— Так, мысли вслух, — поспешно объяснила она. — Пожалуйста, не обращайте внимания.

— Понятно. Со мной тоже частенько такое случается.

Таксист обернулся и окинул взглядом сумки, громоздившиеся на заднем сиденье рядом с Бритт.

— Тот адрес, что вы мне дали — это ведь дом старого судьи Дугласа, да? Ну, того, что недавно умер. Вы там служите?

Бритт, поколебавшись с минуту, ответила:

— Я там живу. Судья Дуглас был моим свекром.

— Да ну? А вы совсем не похожи на остальных женщин из этой семьи…

Он осекся и виновато посмотрел на Бритт.

— Не то сказал, извините. Я ведь что имел в виду — они немного высокомерны, понимаете, о чем я? А вы… Ну вы, конечно, классно выглядите и все такое, а вот нос совсем не задираете, не то что они…

— Благодарю вас, — отозвалась Бритт, не зная как реагировать на эти слова таксиста — радоваться или огорчаться.

«А ведь он прав», — добавила она мысленно.

Интересно, что бы сказал этот шофер, если бы увидел ее в первый год замужества. С самого начала Бритт была преисполнена решимости ни в чем не подвести Крейга, а для этого изо всех сил старалась наладить отношения со свекровью. Она разговаривала с Юнис почтительно и вежливо, беспрекословно следовала ее указаниям во всем — касалось ли дело прически, нарядов или поведения в обществе — и ни разу не позволила себе возразить.

Но однажды, проходя по залу универмага, Бритт увидела неуловимо знакомую женщину, которая двигалась ей навстречу. «Интересно, — подумала она тогда, — кто эта разряженная дамочка с таким напряженным и несчастным лицом?» А мгновение спустя, к своему ужасу, поняла, что смотрит на собственное отражение в зеркале.

Вернувшись домой, она первым делом сняла сшитый у лучших модельеров костюм и шляпу и отшвырнула стильные, но страшно неудобные туфли, — словом, все то, что делало ее как две капли воды похожей на свекровь.

С тех пор Бритт вернулась к свободной одежде, в которой чувствовала себя уверенно и которая как нельзя лучше подходила к ее миниатюрной фигурке. Этот бунт не прошел незамеченным. На него обратили внимание и свекровь и Стефани. Последняя отпустила парочку высокомерных замечаний в своем излюбленном стиле — внешне благопристойных, а на деле полных злобы и ехидства.

Как ни странно, но с той поры Бритт в самом деле почувствовала себя лучше. Она кое-чему научилась, если так можно выразиться, поняла, кто она такая. Если Юнис была признанной главой добропорядочной старинной семьи, испокон веков проживающей в этом городке, если Стефани своей внешностью и статью напоминала породистую лошадь, то она, Бритт — это скорее скромный выносливый пони, уверенно семенящий своей дорогой.

А что же Крейг? Что он подумал, когда она решительно отвергла гардероб, подобранный его матерью? Что его жена не умеет быть благодарной? Или что плебейское происхождение рано или поздно все равно даст себя знать? Для Бритт это так и осталось загадкой. Он лишь однажды упомянул об этом — после того как Стефани изрекла свою очередную колкость, язвительно похвалив Бритт за то, что та так мало тратит на наряды. В тот же день вечером Крейг как бы невзначай заметил, что он неплохо зарабатывает, а значит, у его жены нет никаких причин экономить на своем гардеробе.

Но ведь когда они только познакомились, Бритт была счастлива, если ей удавалось купить хотя бы одно платье в год. И Крейга, должно быть, вполне устраивала внешность девушки, которую он впервые увидел на беговой дорожке в парке Сиэтла…

Внезапно самообладание покинуло Бритт, и она снова почувствовала боль, которая не покидала ее уже несколько дней. Конечно, тогда, во время их головокружительного романа, Крейг видел ее не в своем привычном окружении — рядом с семьей и друзьями. И Бритт в очередной раз подумала, что их брак был не поддающимся логике отклонением в его обычно упорядоченной жизни.

Крейг Дуглас приехал в Сиэтл на каникулы и остановился у старого друга своего отца, отставного судьи. Они познакомились на беговой дорожке небольшого парка, расположенного неподалеку от квартиры, которую Бритт снимала вместе с подругой. Крейг наткнулся на нее как раз в тот момент, когда она растирала колено, ушибленное во время падения. Отведя девушку домой и удостоверившись, что с ней все в порядке, он спросил, не согласится ли она вечером поужинать с ним.

Через три дня их поженил тот самый судья, у которого гостил Крейг, и после короткого медового месяца новоиспеченный муж привез молодую жену в город, где он родился и прожил всю жизнь…

Но что в действительности скрывалось за этой маской безукоризненной вежливости, которая никогда не покидала лицо Крейга? Что он подумал, когда прошло первое опьянение любви и он начал смотреть на жену не только собственными глазами, но и глазами матери и друзей?

О нет, он никогда не делал ей замечаний. Но часто Бритт замечала, как муж наблюдает за ней с несколько удивленным выражением лица, как будто не понимая, что, черт возьми, делает в его доме эта женщина. А когда она спрашивала, о чем он думает, Крейг обычно пожимал плечами или отговаривался тем, что обдумывает возникшую на работе проблему.

А вот его мать и не думала скрывать неудовольствия по поводу женитьбы сына. Раньше Бритт всегда с юмором относилась к анекдотам о тещах и свекровях, считая, что многое в них надумано. Она до сих пор искренне полагала, что большинство женщин стремится поладить с избранницами своих сыновей. Но поведение Юнис медленно и неуклонно разрушало в ней эту уверенность, причем бороться с этим было невозможно, все равно, что пытаться разрубить паутину — как ни бьешься, запутываешься в ней еще больше.

Бритт прекрасно отдавала себе отчет в том, что происходит, но была бессильна что-либо изменить. Раз или два она пыталась возразить Юнис, но свекровь тут же отвергала эти возражения, давая понять, что невестка ведет себя как неразумное дитя. Бритт ничего не оставалось, как удалиться с поля боя. Но так продолжалось до прошлой недели.

Даже сейчас, вспоминая возникший между ними спор — если этот вежливый обмен негромкими репликами можно было назвать спором, — Бритт невольно вздрогнула. С неожиданной для нее смелостью молодая женщина заявила тогда свекрови, что намерена взять в свои руки подготовку званого обеда, который собирался дать Крейг для четы Эквайеров — главы юридической фирмы, где он служил, и его супруги. И хотя Юнис постоянно подчеркивала важность этого события для дальнейшей карьеры Крейга и намерена была все взять на себя, Бритт упорно стояла на своем.

И теперь она просто обязана во что бы то ни стало не ударить в грязь лицом. Но, к сожалению, все, как нарочно, обернулось против нее.

При подготовке обеда Бритт очень рассчитывала на здравый смысл миссис О'Брайен, кухарки Дугласов, но сегодня утром та явилась на работу с такой ужасной головной болью, что пришлось ее отпустить домой. Вместо опытной и скорой на руку миссис О'Брайен Бритт пришлось довольствоваться весьма сомнительной помощью женщины, в спешке нанятой через бюро по трудоустройству.

Мало того — произошла какая-то путаница с продуктами. Свежие овощи, из которых предполагалось сделать оригинальный салат, почему-то не прислали вместе с остальным заказом, и поэтому Бритт пришлось в последнюю минуту сломя голову мчаться в магазин.

И все же молодая женщина сумела с честью выйти из этого затруднительного положения — недаром она была дочерью своего отца! Большую часть жизни Бритт провела, можно сказать, на чужих кухнях — в основном в богатых особняках зажиточных людей, которые могли позволить себе роскошь иметь французского повара, а иногда на тесных, полных пара кухнях ресторанов, где ее отец служил шеф-поваром.

Бритт окончила колледж штата Вашингтон по специальности «домоводство» и получила стипендию, которая позволила ей еще два года проучиться в престижной высшей школе в Чикаго. Во время каникул она всегда помогала отцу на кухне и там узнала много таких тонкостей кулинарного искусства, каких никогда бы не узнала даже в самой лучшей школе.

Что-что, а справиться с устройством званого обеда на несколько персон она была просто обязана, даже если для этого ей пришлось засучить рукава и почти все блюда приготовить самой. Правда, упоминать об этом в присутствии гостей Бритт не осмелилась бы.

Несколько лет назад, вскоре после их с Крейгом свадьбы, Юнис как-то отозвала невестку в сторону и попросила, чтобы та особенно не распространялась о том, что до замужества работала во французском ресторане.

— Этим ведь нечего особенно гор… то есть я хочу сказать — это такая прозаическая профессия. Вы не согласны? — изрекла Юнис. — А Крейг уже добился определенного положения в городе, который — не забывайте, моя дорогая! — в свое время основали именно Дугласы.

Слова свекрови больно ранили Бритт, как и многое другое из того, что она говорила, хотя определенный смысл в них, безусловно, был. Жене многообещающего молодого юриста, которому — если сегодняшний вечер пройдет удачно — будет предложено почетное место младшего партнера в преуспевающей фирме, и в самом деле не пристало упоминать о том, что ее отец был всего-навсего поваром, пусть даже маэстро своего дела…

Такси остановилось. Бритт очнулась от своих невеселых мыслей и принялась собирать сумки и пакеты. Расплачиваясь с водителем, она окинула взглядом величественное здание, буквально нависавшее над ней в лучах вечернего солнца, играющего на белом мраморном портике.

Торопливо поднимаясь по широким ступеням, Бритт вдруг подумала — как странно, что она никогда, даже мысленно, не называет этот дом «своим», «нашим» или хотя бы «домом Крейга». Нет, дом целиком и полностью принадлежал свекрови, начиная от дорических колонн портика и кончая обставленными изысканной мебелью комнатами, хотя Крейг прожил в нем всю жизнь и когда-нибудь, несомненно, унаследует его после кончины матери.

— Надеюсь, ты не имеешь ничего против того, чтобы жить с моей матерью и Стефани, — сказал Крейг еще во время их медового месяца. — Нет смысла обзаводиться собственным жильем, когда у матери такой просторный дом.

И Бритт, которая была единственным ребенком в семье и рано лишилась матери, заверила мужа, что с радостью поселится вместе со своими новыми родственницами. Тогда Бритт не сомневалась, что со временем они станут добрыми друзьями и она обретет наконец настоящую семью…

Войдя в дом, молодая женщина на минуту остановилась в отделанном дубовыми панелями вестибюле и прислушалась. Как здесь тихо! Впрочем, в этом доме всегда тихо, даже когда все в сборе — и домочадцы, и прислуга, включая женщин, ежедневно приходящих делать уборку. И разве не ирония судьбы, что за деньги нельзя купить счастье, но можно иметь внушительный дом, дорогие наряды, комфорт, ненавязчивых расторопных слуг и отличную, вовремя подаваемую еду?

Бритт свернула в коридор, ведущий в заднюю половину дома, и, лишь дойдя до кухни и не встретив по дороге Юнис, осознала, что все это время шла крадучись и невольно сдерживая дыхание. Если свекровь увидит, что невестка сама ходила за покупками, она наверняка спросит, почему Бритт не послала в магазин Чарльза. Этот человек служил в доме с незапамятных времен, выполняя обязанности шофера и дворецкого.

А если Бритт скажет правду — что не хочет лишний раз беспокоить уже немолодого Чарльза, занятого выполнением бесконечных поручений Стефани и разъезжающего по всему городу с самой Юнис, — это наверняка вызовет у свекрови желание прочесть одну из своих многочисленных лекций.

— Постарайтесь держаться с прислугой как подобает, моя дорогая, — наставительно заметила она, увидев однажды, как Бритт увлеченно объясняет кухарке секрет приготовления особого беарнского соуса. — Ведь вы теперь миссис Дуглас! Дело слуг — заботиться о ваших удобствах, а не наоборот. Так что в будущем постарайтесь держать с этими людьми определенную дистанцию. В конце концов вы-то сами теперь не прислу… не служите в ресторане, моя милая!

Открыв кухонную дверь, Бритт увидела миссис О'Брайен, которая, стоя у раковины, сосредоточенно терла сковороду. У этой плотно сбитой немолодой женщины всегда была в запасе дружелюбная улыбка для Бритт. Сейчас же, против обыкновения, ее пухлое лицо было угрюмым, а между бровями пролегла озабоченная складка.

— Вы что здесь делаете? — удивилась Бритт. — Я же отпустила вас на сегодня! Вам надо быть дома, в постели!

— Вот еще! Ну да, я знаю, что вы собирались все сделать сами. А только не успела я прийти домой, как меня словно что-то кольнуло — не обойдетесь вы без меня! Приняла три таблетки аспирина и прямо сюда. А когда увидела, что вытворяет эта так называемая кухарка на моей кухне… В общем, я ее выставила. Подумать только — эта женщина решила жарить бекон на сковородке для омлета! Вы-то знаете, как я дорожу этой сковородкой…

Она искоса взглянула на Бритт.

— Вы не сердитесь на меня, мисс Бритт? Я просто не могла стерпеть, что какая-то глупая гусыня распоряжается на моей кухне…

Бритт ободряюще улыбнулась.

— Да что вы! Я в восторге. Вдвоем мы управимся за полчаса!

— Вообще-то я не уверена, что вам стоит мне помогать. Вы же знаете, как относится к этому миссис Дуглас. Скажу вам честно — если бы не вы да мистер Крейг, я давно бы нашла себе другое место. А от миссис Дуглас только и слышишь поучения — как готовить то, как это… А потом еще мисс Стефани с ее постоянными жалобами и претензиями!

Бритт слушала кухарку вполуха — она уже давно привыкла к ее ворчанию. Наверное, следовало бы одернуть служанку. Но вместо этого молодая женщина вдруг подумала: «А кто, интересно, в этом доме, кроме нее, на моей стороне?»

На ее стороне… «Придет же такое в голову!» — упрекнула себя Бритт. Конечно, на ее стороне Крейг. Разве не предполагается, что муж всегда поддержит жену, даже если она не права? Как же она могла в этом усомниться?

Встряхнув головой, чтобы отогнать эти неподобающие мысли, Бритт начала выкладывать на стол покупки. Базилик, майоран, другая зелень и свежие овощи были предложены на взыскательный суд миссис О'Брайен.

— Удивляюсь, как это миссис Дуглас одобрила составленное вами обеденное меню, — высказала недоумение кухарка, внимательно осмотрев овощи. — Сама-то она никогда не отступает от раз и навсегда установленных блюд вроде мяса, жаренного на ребрышках, и ветчины со сладким соусом. Как-то я ее спросила, а не стоит ли попробовать что-нибудь другое, например, сладкое мясо с грибами, к которому отлично пошел бы соус из мадеры, — она тут же меня одернула, дескать, жители Огайо не привыкли к этим чужеземным блюдам.

Кухарка презрительно фыркнула, выражая свое неодобрение.

— «Чужеземные блюда»! Это же надо такое сказать… Да все, что мы едим, — это сплошные иностранные блюда. А иначе надо есть только индейку да маис, как когда-то в давние времена аборигены!

Бритт вяло улыбнулась. В ее душу закралось сомнение — а не совершила ли она ошибку, решив устроить обед в баскском стиле? Идея родилась внезапно — однажды Бритт разговорилась с мистером Эквайером, и тот признался, что тоскует по настоящей еде басков, которую не пробовал с тех пор, как еще мальчишкой работал на ферме у дяди. А уж кому как не Бритт разбираться в баскской кухне! Хотя, следуя наставлениям свекрови, она не стала объяснять шефу Крейга, откуда почерпнула эти сведения — ведь тогда пришлось бы сказать, что в свое время ее отец работал в баскском ресторане.

Стремясь доставить удовольствие мистеру Эквайеру, Бритт решила остановиться на относительно простом меню. Выбранные ею блюда были не совсем тем, что едят баски в Европе, а некоей их имитацией, созданной после того, как баски поселились на западе Америки.

Бритт даже написала письмо в университет штата Невада с просьбой прислать рецепт особого баскского хлеба — его теперь выпекали в железных голландских печах, и он был чрезвычайно популярен у скотоводов Айдахо. А может быть, она зря все это затеяла? Что, если мистер Эквайер сказал это не всерьез, а на самом деле ему наплевать и на басков, и на их еду?

Впрочем, теперь слишком поздно беспокоиться об этом — обед уже приготовлен, остается только его разогреть и нарезать салаты. Вдвоем с расторопной миссис О'Брайен они быстро управятся! Только бы никто не мешал…

К сожалению, ее надежды не оправдались. Бритт невольно напряглась, услышав негромкий голос свекрови, неслышно появившейся на кухне:

— Ну право же, Бриттани, я уверена, что миссис О'Брайен отлично справится без вашей помощи! У вас и так много дел, например, пора переодеться к обеду… Вы ведь наденете вечернее платье и сделаете что-нибудь с вашими волосами, не так ли, милая?

Бритт молча кивнула, отметив про себя, что Юнис, как обычно, выглядит так, словно только что побывала в салоне красоты, причем самом дорогом. Тронутые сединой волосы были безукоризненно причесаны, а элегантное вечернее платье выгодно подчеркивало достоинства ее все еще стройной фигуры. Да, трудно представить себе таксиста, который стал бы жаловаться Юнис на жизнь, вдруг подумала Бритт со смешанным чувством отчаяния и веселья. Впрочем, такая возможность вообще вряд ли представится — свекровь пользуется такси лишь в самом крайнем случае…

— Вам придется позаботиться еще кое о чем, — невозмутимо продолжала Юнис. — Цветы до сих пор не доставили. Я позвонила в цветочный магазин, и мне сказали, что вы отменили свой заказ. Я пыталась выяснить это с вами, но вы, как назло, уехали… Мне бы хотелось, дорогая, чтобы впредь вы предупреждали, когда уходите из дому!

— Но я уже неделю назад просила прислать тюльпаны и еще какие-нибудь весенние цветы и не отменяла заказ! — возразила Бритт.

— Неужели? Не понимаю, как могло случиться подобное… Обычно в этом магазине очень внимательны к нашим заказам: ведь наша семья — самые лучшие их клиенты!

На мгновение Юнис запнулась, а потом решительно продолжала:

— Честно говоря, Бриттани, мне кажется, вы откусили кусок больше, чем можете проглотить. Ведь для того чтобы устроить на высоком уровне настоящий званый обед, нужен некоторый опыт. Не понимаю, почему вы с таким упрямством отвергаете мою помощь!

Проклиная себя за то, что покраснела под осуждающим взглядом свекрови, Бритт сказала:

— Я прекрасно справлюсь сама! И поскольку уже слишком поздно, придется обойтись без цветов…

— А как вы собираетесь украсить стол? — вскинула тонкие брови Юнис. — Что поставите в центре?

— Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, — попросила Бритт, досадуя на себя за то, что разговаривает как капризный ребенок, а не как взрослая двадцативосьмилетняя замужняя женщина. — Я уверена, что мы с миссис О'Брайен что-нибудь придумаем.

— Ну разумеется! — не замедлила отозваться кухарка, пожалуй, чуточку громче, чем следовало.

Юнис неодобрительно взглянула на миссис О'Брайен, и у Бритт упало сердце. Неужели сейчас разразится скандал? Однако свекровь лишь коротко кивнула головой, повернулась на каблуках и выплыла из кухни, всем своим видом выражая крайнее неодобрение.

Глядя ей вслед, Бритт вздохнула с облегчением. Миссис О'Брайен не могла больше сдерживаться.

— Ума не приложу, как один и тот же человек может быть как сахарная конфетка снаружи и словно кусок стали внутри, — изрекла кухарка.

Бритт сделала вид, что не расслышала весьма меткого замечания миссис О'Брайен, тем более что сейчас ее занимало совсем другое — а чем, в самом деле, украсить центр стола?

Наконец, она решила остановиться на длинной овальной деревянной вазе, заполнив ее разноцветными кусочками нарезанных овощей. Доставая из морозильника морковку, цветную капусту, редис и огурцы, Бритт невольно вспомнила годы, проведенные в чикагской школе, когда на специальных занятиях их учили всяким экзотическим вещам, например, как сделать фруктовую корзинку из кожуры апельсина. Тогда это казалось ей пустой тратой времени. Хотелось поскорее перейти к более интересным и сложным вещам вроде приготовления соусов и пирожных. Теперь же она с благодарностью вспоминала прежние уроки, радуясь тому, что из-под ее рук выходят искусно вырезанные фигурки клоунов, забавные животные и фантастические птицы.

К сожалению, даже несмотря на помощь миссис О'Брайен эта работа отняла гораздо больше времени, чем рассчитывала Бритт. Когда она, наконец, водрузила свое произведение в центре длинного обеденного стола из красного дерева, уже почти стемнело.

Она остановилась и с сомнением окинула взглядом незатейливую посуду, выбранную для сегодняшнего обеда. И снова в голову закралась мысль — а правильно ли она поступила?

Бритт уже давно претила привязанность свекрови к изысканному китайскому фарфору и тяжелым серебряным приборам, поэтому, планируя сегодняшний обед, она выбрала простой бело-голубой сервиз, который обычно использовали на ленчах в семейном кругу, по мнению молодой женщины, он гораздо больше подходил к провансальским блюдам, которые будут поданы гостям.

На взгляд Бритт, стол, накрытый домотканой скатертью, и все его убранство — тарелки с веселым рисунком в синих тонах, хрустальные бокалы в строгом классическом стиле и мельхиоровые приборы — выглядели по-домашнему уютно. А вдруг мистер и миссис Эквайер будут шокированы подобной простотой? Судя по словам Крейга, его патрон строго придерживается традиций…

Впрочем, было слишком поздно что-либо менять. Стол уже накрыт, пастуший хлеб печется в духовке, а кролик с овощами и пирог с повидлом ждут своего часа. И с этим ничего не поделаешь!

Бритт поправила скатерть, чуть-чуть передвинула вилку и пару тарелок и удовлетворенно вздохнула. И тут вспомнила, что гости скоро прибудут, а она еще не готова.

Бритт торопливо пересекла вестибюль и начала подниматься по лестнице, зная, что в ее распоряжении осталось лишь несколько минут, чтобы переодеться. Однако не успела она преодолеть и половины ступенек, как послышался звук поворачиваемого в двери ключа, и через несколько секунд в вестибюле появился Крейг в сопровождении приглашенной супружеской пары.

Бритт в ужасе уставилась на мужа. Заметив, как он сердито сжал губы, она попыталась взглянуть на происходящее его глазами — хозяйка встречает гостей в простой клетчатой рубашке и вытертых джинсах.

И Бритт поняла, что в очередной раз не оправдала ожиданий Крейга…




ГЛАВА ВТОРАЯ


Бритт как раз надела длинное, до полу, красивое вечернее платье из синей шерсти и пыталась застегнуть молнию, когда в спальню вошел Крейг.

Несмотря на спешку и волнение, у нее перехватило дыхание. Это до сих пор с ней случалось при виде мужа, хотя со времени их свадьбы прошло уже четыре года.

Зная, что Крейг сердится на нее, Бритт попыталась объективно оценить его внешность, не впадая в привычный восторг от его крупного, четко очерченного рта, чуть изогнутого, словно в усмешке, даже когда Крейг не улыбался, глубоко посаженных пронзительно-синих глаз под густыми прямыми бровями, пряди темных волос, ниспадавшей на лоб, что придавало лицу Крейга обманчивое мальчишески озорное выражение, так не вязавшееся с его строгим характером.

А его улыбка! Когда Бритт только познакомилась с Крейгом, она сказала подруге, что в парке ей на помощь пришел мужчина, улыбка которого способна растопить лед. Позднее, влюбившись в него на первом же свидании, Бритт поняла, что улыбка Крейга способна не только растопить лед — она может превратить разумную, знающую себе цену девушку в покорную влюбленную дурочку.

Однако в данный момент лицо Крейга было суровым. Глаза сузились — верный признак того, что он раздражен, — а рот был плотно сжат. По этому признаку Бритт сразу догадалась, что муж с трудом сдерживает гнев.

— Ты поступила очень необдуманно, Бритт, — сказал Крейг. — Тебе известно, насколько сегодняшний вечер важен для меня. Я уже объяснял тебе, что при выборе сотрудников мистер Эквайер принимает во внимание все факторы, и ему важно знать, умеет ли жена его будущего партнера вести себя в обществе.

Неожиданно Бритт почувствовала, как в ней вскипает раздражение. Почему Крейг разговаривает с ней таким ледяным, равнодушным тоном? И вместо того чтобы пуститься в пространные объяснения о том, что зеленщик не вовремя доставил заказ, а у миссис О'Брайен разыгралась мигрень, молодая женщина в упор уставилась на мужа, плотно сжав губы. Кто дал ему право говорить с ней как с нашалившим ребенком, даже не удосужившись выслушать ее объяснения и автоматически виня во всем только ее?

Не находя в себе сил пускаться сейчас в эти бесплодные рассуждения, Бритт молча повернулась к мужу спиной и взяла расческу. Она знала, что Крейг наблюдает за ней, и ее руки слегка дрожали, пока она приводила в порядок свои непослушные кудри и накладывала розовый блеск на губы.

Закончив с макияжем, Бритт направилась к двери, и только тут Крейг остановил ее. Он молча помог жене застегнуть молнию, но, вопреки обыкновению, не поцеловал Бритт в шею.

— Нам пора к гостям, — сказала она холодно.

Но Крейг преградил ей дорогу.

— Ты несчастлива здесь, да, Бритт? — сказал он, скорее утверждая, чем спрашивая. — Возможно, я совершил ошибку…

Крейг запнулся, и Бритт мысленно закончила его фразу: «Возможно, я совершил ошибку, когда помог тебе тогда в парке… возможно, я напрасно женился на девушке, которая совершенно мне не подходит…»

Не скрывая обиды, Бритт холодно бросила:

— Возможно. А возможно, ошиблись мы оба.

И, обойдя мужа, направилась к двери.

— Бритт…

— Нас ждут, — напомнила она, ускоряя шаг. — Не будем окончательно портить мнение о себе…

И даже зная, что Крейг идет за ней следом, не оглянулась ни на ступенях изогнутой лестницы, ни в холле.

Изобразив подобающую случаю радостную улыбку, Бритт появилась в гостиной, готовая приветствовать своих гостей. Однако оказалось, что Стефани и Юнис прекрасно справляются и без ее помощи. Стоя в дверях, Бритт чувствовала себя так, словно находилась здесь с милостивого разрешения старших дам Дуглас, а не у себя дома.

Наблюдая за Стефани, с преувеличенным вниманием слушавшей очередной анекдот Джона Эквайера, Бритт вдруг подумала, что если бы она не спустилась в гостиную, никто и не заметил бы ее отсутствия.

Послышался мелодичный, чуточку искусственный смех Стефани. Лицо этой дамы — безупречный овал, обрамленный пепельными волосами, — было еще прекраснее, чем обычно. Нежные черты и безукоризненный цвет лица делали Стефани гораздо моложе ее тридцати пяти лет.

«Неудивительно, — вдруг с болью подумала Бритт, — что Крейг всегда так внимателен к ней…»

К счастью, вечер начался удачно — или так, по крайней мере, казалось. Миссис Эквайер, высокая худощавая женщина, державшаяся очень скромно, увидев Бритт, приветливо улыбнулась ей. Разговором же целиком и полностью завладел ее муж, крупный мужчина с густой шевелюрой, слегка тронутой сединой.

Его рассказы о коллегах-судьях, преступниках и политиках, с которыми он был знаком, и о нашумевших судебных процессах, в которых ему довелось принимать участие, были настолько увлекательны, что Бритт чуть не забыла об обязанностях хозяйки. Она внимала мистеру Эквайеру так увлеченно, что опомнилась, лишь когда Юнис прошептала ей на ухо:

— Не пора ли вам заняться обедом, моя дорогая? В конце концов, вы здесь хозяйка, а не гостья!

Чувствуя, что только что совершила очередную ошибку, Бритт торопливо извинилась и поспешила на кухню, где, как выяснилось, у миссис О'Брайен все было в порядке. Фасолевый суп с ветчиной — американский аналог традиционной баскской похлебки — уже вовсю кипел на плите, а высокий круглый пастуший хлеб с восхитительной корочкой, смазанной маслом, чтобы придать ей дополнительный блеск, источал аппетитный запах. Помидоры тоже были очищены, их требовалось в последнюю минуту лишь смешать со свежим салатом и заправить оливковым маслом.

— Обед будет готов через десять минут, мисс Бритт, — удовлетворенно объявила миссис О'Брайен. — Только держите эту… мисс Стефани подальше от кухни, и все будет в порядке.

Она презрительно фыркнула.

— Вечно она везде сует свой нос! Не успели вы подняться наверх, как она уже тут как тут. Ей, видите ли, интересно, что будет на обед! Ну, я объяснила, что готовится сюрприз, так она все равно не успокоилась, пока не заглянула во все кастрюли. А уж послушали бы вы эти ее замечания по поводу простой деревенской пищи… Кому-то они, может быть, и кажутся забавными, но я-то знаю, что у нее на уме!

Бритт ничего не ответила, но в глубине души была согласна с миссис О'Брайен. Как странно, что только они двое во всем доме разгадали подлинную сущность Стефани!

Никому другому, и уж во всяком случае Юнис и Крейгу, не приходит в голову, что так называемые шуточки Стефани всегда имеют своей целью опорочить и унизить Бритт. Конечно, она никогда не позволяет себе зайти слишком далеко, умело маскируя мелодичным смехом и очаровательной улыбкой свои колкости, но ведь от этого суть дела не меняется. Любую другую женщину за такое поведение справедливо сочли бы стервой, а Стефани все сходит с рук. Бритт ни секунды не сомневалась, что старшая невестка сумела обворожить свекровь — слишком часто Юнис в назидание ей превозносила достоинства Стефани, начиная с безупречного происхождения и кончая воспитанностью и тонким вкусом.

— Не извольте беспокоиться, мисс Бритт, — произнесла миссис О'Брайен, и Бритт поняла, что кухарка догадалась, о чем она думает. — Все будет в порядке! Джанис поможет Чарльзу подавать на стол, и я уже предупредила их обоих… — кухарка бросила грозный взгляд на своих помощников, — чтобы они не ударили лицом в грязь.

Джанис, молодая женщина, обычно помогавшая стряпать и подавать праздничные обеды, обменялась понимающей улыбкой с Чарльзом, седовласым негром, служившим в семействе Дугласов почти тридцать лет, и Бритт вернулась в гостиную в более оптимистичном расположении духа.

Но через несколько минут от этого оптимизма не осталось и следа, когда к Бритт подошла Стефани, стройная и элегантная в своем сверкающем голубом вечернем платье.

— Надеюсь, ты сумеешь угодить взыскательному вкусу мистера Эквайера — он ведь слывет гурманом. Да, кстати, ты ведь помнишь, что он не ест ничего соленого? Какая-то особая бессолевая диета, я полагаю…

В это время ее окликнула Юнис, и Стефани направилась к свекрови своей грациозной походкой, но Бритт сумела заметить выражение злобного торжества в зеленых глазах своей невестки. Она была уверена, что Стефани специально приберегала главный удар для самого последнего момента.

Только тут она вспомнила, что Крейг действительно как-то говорил ей, что его шеф придерживается специальной диеты. Ну как она могла об этом забыть? И почему не проконсультировалась предварительно с его женой?

— В чем дело, миссис Дуглас? — раздался негромкий голос миссис Эквайер. — Что-то не так?

Ее добрые глаза за стеклами дорогих очков в золотой оправе излучали беспокойство.

— С вами все в порядке?

— Стефани только что сказала мне, что ваш муж на диете и не употребляет соли. Боюсь, я этого не учла — все блюда приготовлены с солью и изрядным количеством специй.

— Но… но разве вам не передали моего сообщения? — удивленно посмотрела на нее миссис Эквайер. Я позвонила сразу же, как только получила ваше приглашение. Мне сказали, что вас нет дома, и обещали все передать… По-моему, я разговаривала с вашей экономкой.

Она умолкла, не сводя с Бритт внимательного взгляда.

— Теперь я понимаю, что вам ничего не передали. Ну, не беда! Это ведь еще не конец света, правда? Давайте вместе подумаем, чем можно накормить Джона. Ваша кухарка наверняка сумеет приготовить какой-нибудь простой салат и кусочек отварного мяса, правда?

— Конечно, миссис О'Брайен с этим справится, но… Я ведь разработала специальное меню для мистера Эквайера! Он как-то говорил мне, что обожает баскскую кухню, а теперь оказывается, что ему нельзя ничего этого есть!

— Как мило с вашей стороны, что вы запомнили его слова. Да, он будет разочарован, что ему не удастся отведать любимых блюд, но я уверена, что вы придумаете для него что-нибудь подходящее.

Миссис Эквайер вздохнула.

— Он обожает вкусно поесть, а с этой диетой такая морока… Наша кухарка никак не может смириться с тем, что все надо готовить без соли, а Джон такой привереда насчет еды!

— Мне кажется, я могу ей помочь, — рассеянно произнесла Бритт, лихорадочно соображая, чем бы накормить мужа миссис Эквайер. — Когда мой отец работал поваром у одного крупного бостонского промышленника, который страдал водянкой, он приспособил французские рецепты к требованиям бессолевой диеты…

И Бритт пустилась в подробные объяснения, суть которых состояла в том, что в пищу, приготавливаемую без соли, добавляли специально подобранные травы и специи, чтобы сделать ее не такой пресной.

— Он придумал много великолепных блюд. Если хотите, я дам их рецепты вашей кухарке…

— Надеюсь, ты не слишком утомила миссис Эквайер рассказами о своем… гм-м, трудном детстве? — вкрадчиво произнесла Стефани за спиной у Бритт. — По-моему, кто-то пытается привлечь твое внимание там, у порога. Наверное, миссис О'Брайен нужен твой совет, дорогая!

Извинившись перед миссис Эквайер, Бритт заторопилась к двери. Лицо кухарки пылало от волнения, и молодая женщина сразу поняла, что случилась какая-то неприятность.

— Ох, мисс Бритт, с супом-то неладно, — без предисловий запричитала расстроенная миссис О'Брайен. — Я решила его попробовать — всегда так делаю, прежде чем подавать на стол… Не знаю, как это вышло, да только он страх как пересолен. Что же теперь делать?

Бритт почувствовала, как у нее заломило в висках, а к горлу подступила тошнота. Стиснув зубы, она пыталась успокоиться. У нее хватило выдержки, чтобы удержаться от вопросов и увести кухарку в вестибюль, подальше от любопытных глаз Юнис.

Только закрыв за собой тяжелую дверь, она сказала:

— Не волнуйтесь, миссис О'Брайен! Можно бросить в суп несколько кусочков сырого картофеля, а когда они станут мягкими, вынуть. Они заберут лишнюю соль.

— Попробую, может быть, мне удастся что-нибудь сделать, — откликнулась кухарка, явно воспрянув духом.

— Есть проблема посерьезней, — продолжала Бритт. — Я только что выяснила, что мистер Эквайер, наш почетный гость, сидит на бессолевой диете.

— Этого только не хватало! — всплеснула руками миссис О'Брайен. — Не одно, так другое… Разморозить бифштекс мы уже не успеем. А как же быть с остальными блюдами? Они все соленые, даже овощи. Конечно, можно сварить для него пару яиц, но боюсь, что это не слишком подходящая еда для почетного гостя, да еще когда остальные будут наслаждаться вашим восхитительным кроликом! А как быть с десертом? Даже в тесте для пирога есть соль…

Бритт на минуту задумалась.

— У вас ведь, кажется, есть несоленое масло — ну, то, что идет на гренки? Так, может быть, приготовить омлет? Причем необычный… Когда мой отец служил шеф-поваром в баскском ресторане в Неваде, он часто готовил специальный омлет со специями для одного из своих клиентов. По-моему, такое блюдо отлично подойдет! Да, салат для мистера Эквайера приготовьте отдельно. Не кладите в него соли, а просто заправьте оливковым маслом и добавьте чуточку чеснока и свежего базилика для вкуса. А что касается десерта… Как насчет фруктового желе с мятным соусом? У вас оно всегда великолепно получается! Тогда мистеру Эквайеру не придется завидовать остальным…

Миссис О'Брайен радостно закивала.

— Ну конечно, я сумею все это сделать! А в морозильнике, к счастью, есть немного бессолевого хлеба. Обычно я использую его для тостов — он так аппетитно подрумянивается! Можно поджарить его для мистера Эквайера и нарезать треугольничками. Только учтите, мисс Бритт, — я никак со всем этим не управлюсь меньше чем за полчаса. Значит, обед будет готов только в половине девятого, а вы сами знаете, как строга на этот счет миссис Дуглас!

— Миссис Дуглас я беру на себя, — успокоила кухарку Бритт.

Как бы она хотела и в самом деле быть в этом уверенной!

— Попросите Чарльза принести всем еще по бокалу пунша, пока обед не готов. И скажите Джанис, чтобы она обслуживала мистера Эквайера без лишней суеты — тогда он, может быть, и не заметит, что омлет ему приготовили в последний момент…

Голос Бритт неожиданно дрогнул.

Миссис О'Брайен успокаивающе похлопала ее по руке.

— Не беспокойтесь, все будет в порядке, мисс Бритт! Еще не все потеряно. Вы только расскажите, как ваш отец готовил этот омлет, и уверяю вас — я с этим справлюсь!

Когда Бритт вернулась в гостиную, мистер Эквайер все еще развлекал собравшихся анекдотами. Миссис Эквайер весело смеялась, хотя наверняка знала эти анекдоты наизусть. Она, как всегда, старалась держаться в тени, и Бритт с удивлением подумала, как эта невзрачная женщина сумела привлечь такого энергичного человека, как Джон Эквайер?

«Наверное, друзья Крейга так же думают обо мне», — мысленно добавила она с горечью.

— Все в порядке, Бритт? — спросила миссис Эквайер. — Мне жаль, что медицинские проблемы Джона доставили вам столько лишних хлопот. Если бы дело было только в избыточном весе… Но у него высокое давление, а с этим не шутят!

— Не стоит извиняться. Миссис О'Брайен, наша кухарка, пообещала приготовить вашему мужу особый омлет, который, я уверена, ему понравится. Но только, к сожалению, обед немного запоздает…

— Уверена, что Джон даже не заметит этого, дорогая. Он чувствует себя как нельзя лучше в окружении таких очаровательных дам!

В голосе миссис Эквайер звучала легкая ирония, и Бритт улыбнулась в ответ. Впрочем, она была даже рада, что Стефани, с присущей ей самоотверженностью, взяла на себя обязанность развлекать гостя. В конце концов, чем черт не шутит, может быть, вечер еще не окончательно испорчен?

Но уже через полчаса Бритт начала сомневаться, оправдаются ли ее надежды. Не сводя пристального взгляда с двери, чтобы не пропустить появления миссис О'Брайен, она объясняла миссис Эквайер, как приготовить специальный соус из овощного пюре, сдобренного лимоном, кайенским перцем и базиликом, который ее отец обычно использовал вместо наперченных соусов, противопоказанных его хозяину, страдавшему водянкой и обожавшему французскую кухню.

«В конце концов, — подумала Бритт, — я уже все равно упомянула о том, что мой отец был профессиональным поваром, так что теперь нет смысла притворяться». Тем более что миссис Эквайер внимала ей с таким вниманием и благодарностью, а обед все равно еще не был готов.

Наконец Бритт с облегчением увидела, как миссис О'Брайен заговорщически подмигивает ей, стоя в дверях.

Дождавшись паузы в разговоре, она поднялась и объявила, стараясь, чтобы голос звучал уверенно:

— Обед готов!

Через несколько минут, обведя глазами толстые белые свечи в начищенных до блеска канделябрах, отбрасывавшие мягкий свет на фаянсовые тарелки, мельхиоровые приборы и домотканую скатерть, посередине которой красовалось красивое блюдо с фигурками из овощей, Бритт почувствовала гордость, но лишь до тех пор, пока не поймала осуждающий взгляд Юнис. Даже комплимент миссис Эквайер, произнесенный ею вполголоса, не улучшил настроения молодой женщины. Ведь сегодня главное — ублажить мистера Эквайера, а по его лицу было невозможно определить, одобряет он все это или осуждает.

Бритт приготовилась услышать очередную колкость Стефани. Ждать ей пришлось недолго — изумленно подняв брови, ее невестка деланно восторженным тоном изрекла:

— А мы, оказывается, попали на пикник, а не на званый обед!

Однако обед начался вполне сносно. Хотя мистер Эквайер кидал завистливые взгляды на аппетитные блюда, которыми наслаждались остальные участники обеда, он как будто остался вполне доволен омлетом, который поставил перед ним Чарльз.

Бритт тихонько шепнула на ухо миссис Эквайер, что ее мужу приготовили блюда без соли, и та кивнула с благодарностью.

Позднее мистер Эквайер так же жадно смотрел на пирог с глазурью, поданный на десерт всем, кроме него. Однако Бритт заметила, что фруктовое желе не оставило его равнодушным — он даже спросил Юнис, не может ли ее кухарка поделиться с его женой рецептом этого восхитительного мятного соуса.

И все же Бритт вздохнула с облегчением, когда обед закончился и все снова перешли в гостиную. Невыносимо болела голова. Кроме того, Бритт чувствовала легкую тошноту, словно те несколько кусочков пищи, которые она буквально заставила себя проглотить, комом легли в желудке.

К счастью, как и все на свете, этот тягостный вечер подошел к концу, и гости стали прощаться. К удивлению Бритт, миссис Эквайер поцеловала ее в щеку и поблагодарила за доставленное удовольствие. Зная, что решение о том, предложить ли Крейгу партнерство в фирме, будет исходить не от нее, а от мистера Эквайера, Бритт была разочарована, когда этот господин, одарив Стефани белозубой улыбкой, лишь сдержанно кивнул ей на прощание, после чего супруги удалились.

Не успела за ними закрыться дверь, как Бритт заторопилась на кухню. Она чувствовала, что не вынесет, если родственники начнут сейчас скрупулезно анализировать все допущенные ею промахи. Но тут послышался голос Крейга:

— Мне надо поговорить с тобой, Бритт.

— Я очень устала. Мы можем поговорить и утром.

— Но дело не терпит отлагательства…

— Слава Богу, все позади! — раздался громкий возглас Стефани у них за спиной. — Еще один его анекдот — и я бы не выдержала. А как вам понравилась его жена? Жуткая особа! Прямо музейный экспонат, а не женщина…

Бритт закусила губу. Ей хотелось заступиться за Эквайеров, но она знала, что этого делать не следует — в любом споре Стефани неизбежно одержит верх да и вряд ли поверит, что Бритт говорит искренне.

— Джон Эквайер — один из лучших наших юристов, — сухо заметил Крейг. — Работать вместе с ним — большая честь.

— Господи, неужели я что-то не то сказала?

Смех Стефани напомнил Бритт хрустящий под ногами лед.

— Ну конечно, я так и знала, что ты бросишься на его защиту! Что я люблю в тебе, Крейг, так это твою преданность — ты не бросаешь друзей даже в самой безнадежной ситуации…

Она подошла к пепельнице, загасила окурок и бросила неприязненный взгляд на Бритт.

— Но ведь и я исполнила свой долг, несмотря на то, что умирала от скуки, разве не так? Пока твоя жена, сидя в уголке, делилась кулинарными рецептами с этой лошадинообразной миссис Эквайер, я, как послушная девочка, внимала твоему напыщенному боссу, зарабатывая тебе очки. По-моему, я заслужила поцелуя за старания, дорогой деверь!

Она подошла к Крейгу, поцеловала его в губы и собралась было уйти, но вдруг, словно вспомнив о присутствии Бритт, обернулась, улыбаясь как кошка, только что слопавшая блюдце сметаны.

— Надеюсь, ты не слишком расстроилась из-за своей маленькой оплошности с диетой мистера Эквайера? — сладко пропела она. — Каждому случается ошибиться! Наверное, ты просто забыла — ведь у тебя было так много хлопот с этим обедом. А что касается поварского таланта твоего отца… Будем надеяться, что миссис Эквайер не сразу раззвонит об этом на весь штат!

Бритт не успела ответить — Стефани с торжествующей улыбкой выплыла из комнаты. Крейг, нахмурившись, взглянул на жену:

— При чем тут диета мистера Эквайера? И твой отец?

Неожиданно Бритт почувствовала, что с нее достаточно. Если ей снова придется оправдываться, объяснять, что она сделала и чего не сделала, она не выдержит и сорвется.

— Я действительно очень устала, — повторила она. — Ты не возражаешь, если мы поговорим утром?

Поскольку слова эти были произнесены напряженным и холодным тоном, Бритт вовсе не удивилась, увидев, что лицо Крейга словно окаменело. Он коротко кивнул и отошел от двери, чтобы дать жене пройти.

Раздевалась Бритт нарочито медленно. Из своей гардеробной она слышала, как Крейг ходит по спальне, а затем — она все еще сидела перед туалетным столиком — до нее донесся скрип кровати под тяжестью его тела.

Через несколько минут, войдя в спальню, она обнаружила, что лампа с его стороны кровати погашена, а сам Крейг, отвернувшись к стене, спит — или притворяется, что спит.

Бритт долго стояла и смотрела на его прямую спину. С одной стороны, она радовалась, что неприятный разговор с мужем будет отложен, а с другой — чувствовала себя одинокой и покинутой. А ведь были времена, когда Крейг ни за что бы не лег спать, не поцеловав ее на ночь! А сколько времени прошло с того дня, когда они последний раз занимались любовью?..

Голова разболелась с такой силой, что Бритт поняла — если не принять действенных мер, она ни за что не уснет. Врач объяснил ей, что подобные приступы вызываются стрессом, и прописал какие-то таблетки. Он заверил пациентку, что средство это действует очень мягко, но поскольку Бритт с детства плохо переносила лекарства, она до сих пор не выпила ни одной. Ну а сегодня выпьет. Обязательно!

Бритт пошарила в аптечке, висевшей в ванной комнате, и, не обнаружив лекарства, вспомнила, что так и не вынула его из сумочки, с которой ходила к врачу. Но если она начнет рыться в шкафу, то может разбудить Крейга… Пожалуй, лучше принять пару таблеток аспирина.

К сожалению, баночка оказалась пуста. Значит, придется обойтись без лекарства или позаимствовать аспирин в ванной для гостей. Перспектива долгой бессонной ночи мало вдохновляла, и Бритт, накинув халат, тихонько выскользнула из комнаты.

Дом был погружен в тишину. Бритт начала спускаться в вестибюль, на цыпочках проскользнув мимо двери в спальню свекрови. Без чего она сейчас точно обойдется, так это без очередной лекции Юнис, даже если свекровь на сто процентов права!

Проходя мимо неплотно прикрытой двери комнаты Стефани, Бритт услышала голос невестки, — очевидно, та разговаривала по телефону.

«Интересно, с кем из своих закадычных подружек она обсуждает сегодняшний вечер», — мрачно подумала Бритт. Подслушивать было не в ее правилах, но поскольку она находилась у самой двери, до нее донеслись некоторые слова. А услышав их, Бритт буквально окаменела.

— …ну конечно, она ни о чем не догадывается! Ты что, считаешь меня полной идиоткой? Всем давно ясно, что их брак оказался неудачным, но я не собираюсь выступать в роли разлучницы. Я намерена в один прекрасный день стать женой важного человека, может быть, члена Верховного суда штата, и… Да, я совершенно уверена, что в наше время развод разрешен даже судьям. Но, разумеется, все должно обойтись без скандала. Я не хочу, чтобы на меня показывали пальцем и говорили, что это я была всему причиной…

Какое-то время Стефани молчала, слушая своего собеседника.

— Что ты говоришь? Ну конечно, она уже давно до смерти ему надоела! Ты же ее видела — серая мышка и больше ничего, ни шарма, ни манер. Так что, по правде говоря, она сама виновата, что их брак дал трещину… Конечно, мне надо действовать тонко. По-моему, он уже созрел для развода, но хотелось бы, чтобы инициатива все-таки исходила от него… Что? Ну разумеется, осторожность не помешает! Как правило, мы встречаемся днем и идем в какой-нибудь отдаленный отель на бульваре. Там очень уютно и нет риска встретить знакомых. К тому же он так хорош в постели! Дополнительное преимущество, как ты считаешь? И потом…

Стефани понизила голос, но Бритт и так догадалась, что последовало дальше.

Она стояла у приоткрытой двери, и ей казалось, что мир вокруг рушится. Боль, пронизавшая ее, была такой острой, что Бритт согнулась пополам и прижала руки к груди.

Как странно! Когда она слышала, как люди говорят, что у них «разрывается сердце», это всегда казалось ей цветистым выражением и только. Теперь же она сама испытывала подобное чувство, причем не в груди, а где-то в животе.

Но, как ни странно, благодаря этой физической боли словно пелена спала у нее с глаз, а сознание прояснилось. Все вдруг встало на свои места — и то, что секс постепенно отходил в их браке на второй план, и то, что Крейг последнее время стал необычно молчалив и холоден. Временами он смотрел на жену как на незнакомку, как будто удивлялся, почему эта женщина живет рядом с ним и спит в одной постели.

А в те вечера, когда он говорил, что задерживается на работе… чем он на самом деле занимался? Часто в эти дни и Стефани не было дома — предполагалось, что она встречается с друзьями. Действительно ли они занимались любовью только днем или Крейг был так ненасытен в жажде обладания этим гибким, стройным телом, что встречался со Стефани и по ночам?

«О Господи, как больно, как невыносимо больно, — подумала Бритт. — Какой же я была дурой!»

Правда лежала на поверхности, прямо перед ней, но она предпочитала делать вид, что ничего не замечает, отказывалась признаться в этом себе самой. Ну что же, теперь признаться придется. Надо научиться как-то жить с этим…

Крейг любит Стефани. Как только он наберется мужества, он попросит Бритт дать ему развод. Не об этом ли он собирался поговорить с нею сегодня вечером?

Бритт почувствовала внезапную боль в руках и только тут поняла, что с такой силой сжала кулаки, что ногти впились ей в ладони. Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь немного успокоиться. Сейчас самое главное — не закричать, чтобы не выдать своего присутствия. Надо обдумать то, что она только что услышала, привести в порядок свои мысли. Только тогда она сможет вернуться в спальню, к Крейгу…

Как давно продолжается его связь со Стефани? Сколько месяцев — а может быть, и лет — он ждет, что жена осознает правду? А правда, очевидно, заключается в том, что их брак потерпел неудачу и она, Бритт, больше не нужна Крейгу. И почему он так жаждал этого разговора? Даже не мог подождать до утра… Не потому ли, что, наконец, принял решение и собирался просить развода? Наверное, хотел сказать, что больше ее не любит — если вообще когда-нибудь любил…

Нет, она не сможет все это вынести! Единственное, что у нее еще осталось, — это гордость. Наверное, Бритт было бы легче, если бы она сама приняла решение о разрыве с мужем.

Впрочем, есть еще один выход. Ее старая подружка Линда Эванс, которая сейчас работала на Мауи, одном из Гавайских островов, недавно написала ей письмо, приглашая в гости. Письмо видел Крейг, так что не будет ничего странного или необычного, если она скажет, что нуждается в перемене обстановки и решила принять приглашение Линды.

Да, именно так она и должна поступить, чтобы сохранить лицо и избавить себя от лишних страданий. Утром, не давая Крейгу возможности объявить, что он больше ее не любит, Бритт скажет, что решила ненадолго уехать, чтобы «все обдумать». А когда она вернется, они спокойно обсудят будущее.

На самом же деле Бритт знала, что никакого разговора не будет. Ей легче будет объясниться с ним не глядя в глаза. Лучше она напишет ему с Гавайев, что, по ее мнению, их брак оказался ошибкой и она просит развода.

«И кто знает, — рассуждала Бритт, возвращаясь в спальню, которую она делила с Крейгом вот уже четыре года, — возможно, он поверит, что это правда, что он ей больше не нужен и она хочет начать жизнь сначала — без него…»




ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Долгие ожидания были не в диковинку Бритт. В детстве она проводила, как ей тогда казалось, полжизни, пристроившись в уголке какой-нибудь кухни и терпеливо ожидая, пока отец окончит работу и они пойдут домой, то есть в очередную меблированную квартиру, которая служила им домом, или — если он работал не в ресторане, а у хозяина — в отведенные им комнаты в служебном крыле богатого особняка. И после замужества Бритт случались долгие дни и еще более долгие вечера, когда она ждала Крейга с работы. Но сегодня, сидя в одном из задних кресел огромного «Боинга-747», который должен был доставить ее из Сан-Франциско в Гонолулу — там Бритт предстояло пересесть на самолет местной авиалинии, чтобы лететь дальше, на Мауи, — она чувствовала, что начинает терять терпение.

Самолет, стоявший на взлетно-посадочной полосе международного аэропорта Сан-Франциско, был далеко не полон, но шум в салоне стоял ужасный. Послышался взрыв смеха. Бритт перевела взгляд туда, откуда он донесся, и увидела четыре немолодые пары, занимавшие места в центре салона. За последние полчаса эти люди умудрились замучить двух стюардесс, требуя то напитков, то туристических проспектов. По тому, как легко они общались между собой и сыпали беззлобными шуточками, Бритт догадалась, что это, должно быть, старые друзья, и почувствовала внезапный укол зависти.

Интересно, каково это — отправиться в отпуск на Гавайи с друзьями, которых знаешь много лет, оставив позади, на континенте, все заботы и огорчения? Наслаждаться своим зрелым возрастом с уверенностью, которую могут дать женщине только долгие годы, проведенные с одним и тем же мужчиной? А что, если она невольно перенесла на этих людей собственные мечты, а на самом деле у них это второй или даже третий брак? А может быть, они и вовсе не женаты…

Головная боль, преследовавшая Бритт с того момента, как она покинула Огайо, переместилась с висков в затылок. Пытаясь облегчить боль, Бритт прижала ладони ко лбу, хотя понимала, что это вряд ли поможет. Смех, звуки голосов казались необыкновенно громкими и отдавались в голове острой болью.

Как долго приходится ждать! Большинство пассажиров взошли на борт уже полчаса назад. Пора бы самолету взлететь. Ну нет, она не может больше терпеть! Головная боль, какова бы ни была ее причина, становилась невыносимой. Надо срочно что-то предпринять, например проглотить одну из таблеток, которые ей прописал врач. Когда Бритт укладывала вещи, она сунула баночку с лекарством в сумку, как бы предчувствуя, что оно ей понадобится. Остается только достать воды — все-таки хоть какое-то занятие!

Бритт окликнула проходившую мимо стюардессу и попросила принести ей стакан воды. Когда просьба была исполнена, молодая женщина проглотила одну таблетку, поколебавшись, положила на язык еще одну, запила лекарство водой и откинулась на спинку кресла, ожидая, пока утихнет боль.

Впереди нее сидела молодая мать и читала книжку своему постоянно ерзавшему в кресле ребенку.

Внезапно Бритт подумала, а как бы все сложилось у них с Крейгом, если бы в семье появился малыш? Не слишком ли легко она уступила, когда он предложил — разумеется, это было весьма разумно! — подождать с детьми до тех пор, пока он не станет партнером в юридической фирме? Тогда у них будет больше денег, а сам он сможет уделять семье больше времени…

При этом Крейг приводил в пример своего отца, который был так занят на работе, что для сыновей у него никогда не хватало времени. Казалось бы, доводы мужа были весьма разумны, действительно, с детьми лучше подождать, но назвал ли Крейг истинную причину этой отсрочки? Может быть, он еще тогда, в самом начале, осознал, что их брак — ошибка? И старался не связывать себя дополнительными обязательствами, чтобы легче было порвать?..

Бритт решительно отогнала подобные мысли. К чему теперь предаваться бесплодным сожалениям? Возможно, их брак был заранее обречен. И все же было время, в самом начале, когда она была уверена, что он продлится вечно, что она и Крейг будут всегда вместе…




Они поженились прямо в гостиной дома судьи, у которого проводил каникулы Крейг. Единственными свидетелями была жена судьи и Линда Эванс, закадычная подружка Бритт.

Позже, когда они вдвоем шли по набережной, Бритт чувствовала себя такой счастливой, что заметила с радостным смехом:

— Какой сегодня чудесный, светлый, солнечный день!

Крейг иронически улыбнулся.

— Сними розовые очки, моя фея! Разве ты не заметила туч на небе и того, что все утро лил дождь?

— Вы, юристы, — настоящие сухари и крючкотворы, — сказала она смеясь, но тут же почувствовала, как ощущение счастья тихонько покидает ее…

В ответ на ее слова он рассмеялся, а успокоившись, наставительно заметил:

— Ты вышла замуж за юриста, и с этим ничего не поделаешь. Мы всегда имеем дело лишь с фактами и прецедентами, мадам!

Он внимательно посмотрел на Бритт.

— Кстати, о прецедентах — ты уверена, что не жалеешь, что у тебя не было традиционной церемонии с белым платьем, фатой, подружками невесты и свадебным тортом?

— Нет, не жалею, — уверенно ответила Бритт. — Я бы наверняка смутилась, увидев столько незнакомых людей сразу. К тому же единственным гостем с моей стороны была бы Линда. Что подумали бы твои родственники и друзья, увидев, что у невесты всего один гость?

— Они сказали бы, что я счастливчик. Но почему ты сидишь так далеко?

И, не дожидаясь ответа, он привлек Бритт к себе. Ее охватило ощущение теплоты, и она подумала, что впереди их ждет еще большая близость.

Как будто догадавшись о ее мыслях, Крейг тихо засмеялся и стиснул лежавшую на коленях руку жены. Его пожатие было крепким и сильным, и Бритт подумала, что еще каких-нибудь три дня назад она была одинока, а теперь ее жизнь чудесным образом изменилась.

Они пообедали в небольшом ресторанчике, славящемся блюдами, приготовленными из даров моря, и хотя Бритт послушно съела все, что перед ней поставили, ей запомнился лишь терпкий вкус вина на языке и нежные взгляды, которые время от времени бросал на нее Крейг.

Поженивший их судья отдал в распоряжение молодой пары свой летний домик на берегу моря, и когда Бритт увидела это небольшое сооружение, от которого так и веяло уютом и покоем, она поняла, что в этих стенах обретет счастье.

Крейг, улыбаясь, подхватил Бритт на руки, перенес через порог и, как будто опасаясь, что от его прикосновения она переломится, осторожно опустил на пол и поцеловал.

— Надеюсь, что буду делать это до нашей золотой свадьбы, — торжественно произнес он.

— Да? Тогда должна тебе сообщить, что женщины в семье Дюмон с годами сильно полнеют, — поддразнила его Бритт. — Так что советую поддерживать форму, иначе в один прекрасный день ты меня уронишь!

— Я тоже забыл тебе кое-что сообщить, — в той же шутливой манере ответил Крейг. — Мужчины в нашей семье так неутомимы в любви, что, боюсь, на еду у тебя будет оставаться слишком мало времени!

Он грозно зарычал — ни дать ни взять настоящий самец — и с силой сжал Бритт в объятиях. Однако уже в следующую секунду шутливое выражение исчезло с его лица. Он внимательно посмотрел на Бритт. Его синие глаза обладали некоей гипнотической силой, которая не позволила ей отвести взгляд.

Улыбка замерла на губах у Бритт.

— Правильно ли я поступил? — спросил Крейг не то у себя, не то у молодой жены. — Я украл у тебя возможность насладиться традиционным ухаживанием, всеми этими вечеринками, выходами в свет, свиданиями, которыми обычно так дорожат женщины…

Она ладонью закрыла ему рот.

— Ш-ш-ш… Ты ничего у меня не украл. Я была одинока, а ты подарил мне себя. Теперь у меня даже появилась семья. Ну разве это не чудесно?

Лицо Крейга будто окаменело. Он отвернулся и ничего не ответил.

— Ну, давай устраиваться. Ты проверь, на месте ли полотенца и тому подобное, а я пойду принесу из машины вещи.

Бритт молча смотрела ему вслед, удивленная такой внезапной сменой настроения. Что такого она сказала? Действительно ли причиной тому послужило упоминание о его семье или ей это только показалось?

Когда Крейг через несколько минут вернулся в домик, неся в руках багаж, на его лице снова играла беззаботная улыбка. Он поддразнивал жену, называя феей, и Бритт тут же выбросила из головы все сомнения. Ничто не должно омрачать эти несколько драгоценных дней, за которыми начнется повседневная семейная жизнь.

Готовя ужин, она не позволила мужу вертеться на кухне — ей хотелось похвастаться своим кулинарным искусством. Бритт предалась этому занятию с увлечением и только радовалась, когда Крейг, глядя, как она добавляет перец в тушеную баранину и режет грибы для особого французского салата, беззлобно подшучивал над ней.

Когда через час он жадно набросился на еду, нахваливая изысканные блюда и умелую кухарку, Бритт была полностью вознаграждена. Она чувствовала, что он действительно восхищен, что его похвалы — не простая дань вежливости.

А потом они молча сидели у горящего камина, держась за руки и потягивая вино. Когда Крейг привлек Бритт к себе, она с готовностью прижалась к нему, радуясь его объятиям, прикосновению губ к ее рту и шее.

Она боялась, что будет смущена, когда наступит этот момент, но нет — стоило Крейгу расстегнуть ее халат и поцеловать глубокую ложбинку между грудями, как Бритт почувствовала, что все ее страхи напрасны. Она теснее прижалась к мужу — ей хотелось ощутить его сильное тело.

Он тихонько рассмеялся и, чуть отстранившись, посмотрел на жену внимательным взглядом. В его глазах отражалось пламя пылающего камина.

— Я люблю тебя, Бритт, — нежно прошептал Крейг. — Мне кажется, я всю жизнь искал именно тебя — девушку с лицом эльфа и с улыбкой, напоминающей солнце, озаряющее небо после грозы…

Когда он принялся раздевать ее, она не стала помогать, догадываясь, что ему хочется сделать это самому. Она просто стояла и ждала, улыбаясь, пока он развязывал пояс и стягивал с нее халат, при этом целуя каждый дюйм обнажавшегося тела. И только когда Бритт осталась нагая, Крейг выскользнул из собственного халата. У нее перехватило дыхание. Никогда прежде она не видела зрелища столь восхитительного и прекрасного, как загорелое сильное тело ее мужа в отблесках каминного огня.

Бритт не была девственницей. Она успела отдать дань любовным экспериментам — и осталась равнодушной к сексу. Ей даже начало казаться, что, возможно, у нее что-то не в порядке, что она слишком холодна.

Теперь же, когда Крейг нежно и вместе с тем властно коснулся ее тела, она с радостью поняла, что до сих пор искала чего-то настоящего, не желая довольствоваться тем случайным, что попадалось ей на пути.

Он покрыл поцелуями левую грудь, потом правую и коснулся губами соска. Бритт охватило странное чувство. Ей казалось, что она наблюдает за происходящим словно со стороны, и вместе с тем каждая клеточка ее тела с радостью отвечала на эти нежные прикосновения.

Она чувствовала, как страсть охватывает ее. На лбу выступила испарина, на горле забилась жилка от гулко пульсирующей крови, а все тело охватило томительное ожидание. Когда Крейг осторожно опустил ее на пол перед камином, сладостная дрожь пронизала Бритт. Все чувства были напряжены до такой степени, что казалось, еще минута — и она сгорит в охватившем ее пламени!

Наверное, она чем-то выдала охватившее ее желание, потому что Крейг усмехнулся и в следующее мгновение набросился на нее с такими жадными, такими неистовыми поцелуями, что Бритт начало казаться, что она растворяется в нем, что они действительно становятся одним целым.

Его прикосновения были нежными, но вместе с тем Бритт догадывалась, что за этой нежностью скрывается сила. Она чувствовала, что он сдерживается, и хотя ей нравилась эта деликатность, она хотела ощутить всю силу его страсти. Выгнув спину, она тесно прижалась к мужу, и он застонал, словно от боли. Его поцелуи и ласки стали настойчивее, словно он был больше не в силах сдерживать желание.

Рука Крейга стиснула ее грудь, и хотя Бритт было немного больно, она радовалась тому, что сумела заставить этого рационального, подчиняющегося логике человека потерять контроль над собой. Он снова поцеловал ее грудь, затем принялся исследовать губами каждый дюйм ее тела, разжигая в ней ответный огонь, такой неистовый, что ей казалось — больше она не выдержит.

Когда он, наконец, опустился на нее сверху и их тела слились в сладостном единении, Бритт почувствовала, что если ее жизнь кончится в этот момент, ей не будет жалко, потому что такого счастья ей больше никогда не испытать…




Бритт беспокойно заерзала в кресле. Куда ушла эта радость, эта беззаботность? Почему они так быстро сменились ощущениями одиночества и отчуждением? Неужели те слова Крейга, произнесенные после их женитьбы, оказались пророческими?

«Как жаль, — подумала Бритт, ощущая, как из-под закрытых век выкатываются слезы, увлажняя ее щеки, — что я оказалась права…»

Эти восхитительные пять дней и ночей пролетели как сон. Крейг привез ее к себе, в свой дом. А затем он постепенно и неуклонно менялся — и она тоже. И вот все кончено, и она снова очутилась там же, где была четыре года назад. Что ей теперь делать? Куда идти? Как жить дальше без Крейга?

А не слишком ли легко она уступила? Побоялась причинить себе лишнюю боль… Может быть, стоило остаться и поговорить с мужем, высказать ему свои чувства разумно и логично — ведь Крейг всегда был поклонником разума и логики? За свой брак, за свое счастье надо бороться, а она выбрала путь наименьшего сопротивления.

А что если… Ну конечно, еще не поздно! Как только она приедет в Гонолулу, она позвонит Крейгу, расскажет ему о том, что чувствует, напомнит, как они оба были счастливы тогда, во время медового месяца. И кто знает, возможно, он в ответ скажет, что не может жить без нее, и попросит вернуться…

Бритт открыла глаза и усиленно заморгала. Огни, горевшие в проходе между креслами, казалось, были окружены каким-то сиянием, и от этого неестественного света у нее закружилась голова. Голоса и шум вентилятора доносились до нее откуда-то издалека, словно сквозь вату.

И снова, уже в который раз, Бритт попыталась уверить себя, что и эта сухость во рту, и ощущение пустоты в желудке имеют сугубо физиологические причины. «Врач же сказал, что это все от стресса», — напомнила она себе, хотя пустота в желудке переросла в тошноту, а огни перед глазами стали пульсировать в такт учащенному сердцебиению, усиливая головную боль.

Как будто смутная пелена окутала Бритт. Она не могла ни на чем сосредоточить взгляд, а ладони внезапно стали такими холодными, что она принялась судорожно растирать их, чтобы согреться. Неужели она заболела? И если так, то сможет ли она вынести четырехчасовой перелет до Гонолулу?

А что если принять еще одну таблетку? Может быть, тогда она почувствует себя лучше? Только на этот раз надо запить ее кофе.

Бритт нажала кнопку вызова стюардессы, но никто не подошел.

Стюардессы сгрудились в голове салона и внимательно слушали высокого мужчину в летной форме. Судя по выражению их лиц, он только что сообщил им нечто важное. Бритт на секунду заколебалась. Как же быть? Раз они не хотят подходить к ней, может быть, ей пойти самой?

С огромным усилием она выдернула себя из кресла. Ноги были ватными, так что ей пришлось ухватиться за подлокотники, чтобы не упасть.

Она медленно двинулась по проходу вперед, туда, где стояли стюардессы, но они были так увлечены разговором, что не обратили на нее внимания, даже когда Бритт приблизилась настолько, что смогла расслышать, о чем идет речь.

— Только этого не хватало! — огорченно воскликнула одна из стюардесс, крупная рыжеволосая девушка. — Черт побери! У меня же назначено на вечер свидание. А он — парень нетерпеливый. Если я прилечу в Гонолулу хотя бы на полчаса позже, он наверняка улизнет с какой-нибудь местной красоткой…

— Это еще что! — усмехаясь, заметил мужчина. — Вот погоди — как только пассажиры узнают, что вылет задерживается на час, они поднимут такой хай!

Вылет задерживается на час? Значит, она попадет в Оаху позже, чем рассчитывала. Впрочем, это неважно. Бритт заранее позаботилась о гостинице, чтобы Линде не пришлось встречать ее среди ночи. А ведь эта непредвиденная задержка дает ей возможность прямо сейчас позвонить Крейгу!

Может быть, после разговора с ним ей вообще не придется возвращаться в этот самолет — она вылетит другим рейсом назад, в Огайо.

А если все произойдет не так, как она рассчитывает, и Крейг не станет просить ее вернуться? Все равно, в таком состоянии, как теперь, ей не вынести четырехчасового полета. Поскольку ее не ждут в Мауи раньше завтрашнего утра, почему бы не поменять билет и не остаться на ночь в Сан-Франциско? Она устроится в ближайшем отеле, а рано утром вылетит на Гавайи. Может быть, к тому времени пройдут и головная боль и тошнота.

Бритт прошла мимо стюардесс, чувствуя, что если остановится, то больше не сможет сдвинуться с места. Надо только предупредить кого-нибудь о том, что она не летит, и попросить выгрузить ее багаж.

Однако стюардесса, дежурившая внизу трапа, была в данный момент занята тем, что пыталась успокоить разгневанную задержкой пожилую даму.

Бритт на секунду остановилась в надежде привлечь ее внимание, но обе женщины были слишком поглощены друг другом. Пожав плечами, Бритт направилась в здание аэровокзала, однако, войдя в длинный душный зал регистрации пассажиров, обнаружила, что за стойкой никого нет.

«Прекрасная возможность угнать самолет», — подумала она, поморщившись от собственной дурацкой идеи.

Еле передвигая ноги, Бритт пересекла зал и направилась к ряду телефонных будок на противоположной его стороне. Найдя свободную, она проскользнула внутрь. Опустив монету в щель, она бессильно прислонилась к стене, закрыла глаза и еле слышным голосом назвала телефонистке номер своей кредитной карточки и телефона. Воздух в будке был такой спертый, что на лбу у Бритт выступила испарина.

Ожидая соединения, она нетерпеливо барабанила пальцами по трубке.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на том конце провода послышался голос Юнис.

— Да?

— Это Бритт. Я звоню из аэропорта Сан-Франциско. Я хотела бы поговорить с Крейгом.

Наступила секундная пауза.

— Его нет дома. Ему что-нибудь передать?

«Передать? Да, Юнис, передайте Крейгу, что я его люблю, что не хочу развода, а хочу вернуться домой, к нему…»

— А как я могла бы с ним связаться? Крейг все еще на работе? — произнесла она вслух.

Снова пауза.

— Он куда-то ушел. У нас здесь уже восемь часов вечера, дорогая, так что рабочий день уже закончен. Я передам, что вы звонили.

Струйка пота потекла у Бритт по щеке. Вытерев ее, она продолжала:

— Мне нужно немедленно связаться с ним. Куда он ушел?

— Не могу сказать. Он и Стефани пошли куда-то ужинать, но куда точно, я не знаю. Есть масса мест…

Свекровь продолжала что-то говорить. Ее голос звучал гладко, как шелк, но Бритт уже не слушала.

«Масса мест — например, отдаленный отель на бульваре!..»

— Мне кажется, вам лучше поговорить с Крейгом, когда вы все… гм-м, обдумаете. Ваш столь внезапный отъезд пришелся как нельзя кстати. Я надеюсь, вы воспользуетесь этой возможностью, чтобы… чтобы решить, наконец, что происходит между вами и Крейгом. А до тех пор вам лучше пожить отдельно.

Раздался щелчок. Бритт стояла, сжимая в руке умолкнувшую трубку, и чувствовала, что ее охватывают бессилие и отчаяние. Юнис повела себя в своей обычной манере — дала совет, которого у нее никто не просил, и, не дожидаясь ответа, повесила трубку, словно считая тему закрытой. Трубка выпала из руки Бритт, но она не стала ее поднимать. Прислонившись к холодному металлическому аппарату, она изо всех сил старалась не заплакать.

Кто-то деликатно кашлянул у нее за спиной, и Бритт увидела через стекло какого-то человека, очевидно, желавшего позвонить.

Выйдя из будки, она поплелась по коридору. Следующие несколько минут прошли как в кошмаре. Снующие туда и сюда люди, тележки с багажом, вывески, киоски, стойки для регистрации пассажиров — все слилось в хаотичную пеструю картину, словно нарисованную кистью художника-сюрреалиста.

Бритт хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этого суматошного мельтешения, но она не решилась на это из боязни потерять равновесие. Тошнота и головокружение усилились; тело, казалось, стало невесомым, как пух одуванчика, который удерживался на земле какой-то неведомой силой.

Носильщик, толкавший перед собой тележку, доверху нагруженную чемоданами и коробками, чуть не налетел на Бритт. Она едва успела отскочить, заверила удивленного носильщика, что с ней все в порядке, и спросила, как пройти к ближайшей стоянке такси.

Через несколько минут она уже стояла, ожидая своей очереди. Когда уставший выслушивать претензии диспетчер объявил, что ждать, очевидно, придется долго, и забормотал что-то насчет забастовки таксистов, Бритт вспомнила, что на выходе из аэропорта видела маршрутный автобус. Так она скорее доберется до центра города.

Чувствуя, что не в силах больше ждать, Бритт решительно направилась к остановке. Многие из ожидавших такси людей, видимо, тоже решили воспользоваться автобусом, поэтому теперь на остановке тоже образовалась очередь. Но вот, наконец, заплатив за проезд, Бритт опустилась на сиденье в переполненном автобусе.

В висках у нее стучало. Пошарив в сумочке, Бритт нашла баночку с таблетками и с трудом проглотила сразу две, даже не запивая. Какой здесь яркий свет, какой невыносимый шум! Она закрыла глаза, ожидая, пока утихнет боль, и это было последнее, что осталось у нее в памяти.




ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


Свет невыносимо резал глаза. Бритт застонала и, вытянув руку, попыталась защититься от этой пытки. Мысли ее путались — Бритт никак не могла заставить себя сосредоточиться. Где она? И почему ничего не помнит? Последним отчетливым воспоминанием было то, что она сидит в автобусе, закрыв глаза. Так как же она очутилась здесь, на этой кровати?

Господи, неужели она в больнице?

Только тут Бритт начала ощущать и мягкую шелковистость простынь, и тяжесть одеяла, которым она была укрыта.

С опаской открыв глаза, она обвела глазами комнату — большую, добротно обставленную и какую-то безликую. Все в ней, начиная с дубовой мебели и стандартных натюрмортов на стене и кончая ключом с металлической биркой, лежавшим на тумбочке у кровати, указывало на то, что она в отеле.

Сквозь приоткрытую дверь шкафа она увидела свои костюм и пальто, аккуратно развешенные на плечиках. Под ними стояли туфли и лежала сумочка.

Приподнявшись на локте, Бритт увидела свое белье, брошенное на спинку стула. И тут неожиданно она все вспомнила.

Ну конечно! Она заснула в автобусе и спокойно проспала до конечной остановки. Там ее разбудил водитель и отвез в ближайший отель, где портье, лысоватый мужчина с острым взглядом, удивленный тем, что у Бритт нет багажа, заставил ее заплатить вперед.

Чувствуя слабость во всем теле, молодая женщина снова бессильно привалилась к подушке. Судя по свету, льющемуся из окна, уже давно рассвело. Наверняка она оставила у портье записку с просьбой разбудить ее — или болезнь так внезапно навалилась, что Бритт забыла это сделать? Впрочем, теперь это неважно.

Первым делом надо позвонить Линде — она наверняка уже волнуется, куда пропала подружка… Опомнись, глупышка, вспомни о разнице во времени! Линда наверняка еще спит или только что встала…

Взглянув на часы, лежавшие на тумбочке у кровати, Бритт увидела, что сейчас всего восьмой час. Отлично! Значит, на Мауи еще ночь, так что у нее масса времени и волноваться не о чем.

Бритт закрыла глаза, и перед ней начали возникать отрывочные воспоминания о прошедшем дне. Вот они едут по городу вместе с Крейгом. Они говорят о пустяках; оба изысканно вежливы, но за этой вежливостью скрывается нежелание говорить о вещах действительно серьезных.

Потом этот жуткий перелет на побережье, пересадка на другой самолет — тот, что должен доставить ее на Гавайи, задержка рейса, решение позвонить Крейгу, а в результате — неприятный разговор с Юнис, от которого у Бритт остался тяжелый осадок и мучительное чувство ревности.

То, что Крейг, не успев проводить жену, тут же пошел куда-то ужинать с любовницей, ясно доказывало, как эфемерны были надежды Бритт на то, что их брак еще можно спасти…

Где-то неподалеку с громким шипением открылась и затем снова закрылась дверь лифта. От неожиданности Бритт даже подскочила на кровати. Через несколько минут за дверью начал работать пылесос. В этом знакомом звуке было что-то такое домашнее и уютное, что Бритт, набравшись смелости, решила встать.

Она торопливо оделась, нервно дергая застежки и молнии, и, подхватив сумочку, направилась в ванную.

Похоже, что болезнь, отравившая Бритт вчерашний вечер и ночь, не оставила никаких следов, кроме кошмарного внешнего вида. Приглядевшись поближе, Бритт с отвращением увидела в зеркале расплывшийся по лицу макияж и чудовищно спутанные волосы. Зрелище было таким неприятным, что спазм сжал ее внутренности. Ее стошнило прямо в раковину.

Ей стало немного легче. Схватив бумажные салфетки, Бритт вытерла рот, а потом принялась яростно избавляться от туши и румян. Как жаль, что от остальных проблем нельзя избавиться так же легко, как смыть с губ старую помаду!

Доставая из сумочки косметичку, Бритт увидела баночку с таблетками. И тут в ее душу закралось подозрение. Может быть, это лекарство и впрямь вполне безобидно для большинства, но не для нее. Недаром же ей стало плохо именно после принятых двух таблеток. А в довершение всего она проглотила еще две уже в автобусе… Бритт вспомнила, что с детства плохо переносит некоторые лекарства, абсолютно безвредные для других людей.

Она отправила баночку с таблетками вслед за бумажными салфетками в корзинку для мусора и принялась наводить красоту — причесываться и заново краситься. Выходя из ванной, Бритт была уверена, что теперь с ее внешностью все в порядке.

Ей захотелось глотнуть свежего воздуха, и Бритт решила, что лучше пойти прогуляться, чем сидеть в душном номере и ждать, пока можно будет позвонить Линде. В конце концов подружка еще спит. Нет смысла беспокоить ее в такую рань. Позвонить можно и позже, откуда-нибудь из города.

Надев пальто, Бритт вышла в коридор. Спустившись на лифте, она очутилась в небольшом элегантном вестибюле отеля. Хотя народу там было много, никто, казалось, не обратил внимания на молодую женщину. Бритт по ярко-красному ковру дошла до обитых медью дверей и шагнула в прохладное, свежее утро. Стоявший на посту швейцар был в этот момент занят тем, что помогал выйти из такси какому-то пожилому мужчине, и тоже не обратил внимания на Бритт.

Воздух, взметнувший ее волосы, был напоен влагой. Почувствовав его прохладное прикосновение, Бритт вдруг вспомнила, что до сих пор не представляет себе, где находится. Надпись на бирке гостиничного ключа гласила: «Отель „Клифтон“», но это ей ровным счетом ни о чем не говорило.

Она огляделась. По обеим сторонам улицы теснились небольшие магазинчики, а вдали виднелись контуры высотных зданий. По этим признакам Бритт догадалась, что находится неподалеку от центра какого-то крупного города. Но где — в Сан-Франциско или в каком-нибудь другом городе, куда ее привезли из аэропорта?

Как будто в ответ на свой вопрос Бритт услышала за спиной характерный клацающий звук и, даже не оборачиваясь, догадалась, что это фуникулер. Значит, она в Сан-Франциско.

Мимо проехало такси. Бритт хотела было остановить его, но вдруг поняла, что не знает, куда намерена ехать. Из ближайшего магазинчика вышли две пожилые женщины, нагруженные покупками. Одна из них уставилась на Бритт, а затем что-то сказала своей спутнице. Только тут Бритт поняла, что застыла прямо посередине тротуара.

Она двинулась дальше, спиной ощущая, что женщины по-прежнему наблюдают за ней. Чтобы избежать этого назойливого любопытства, Бритт решила свернуть в ближайший переулок.

Ее внимание привлекла вывеска маленького ресторанчика, и Бритт почувствовала, что очень проголодалась. Похоже, что болезнь, какова бы ни была ее причина, не лишила ее аппетита, а может быть, в этом виноват свежий, просоленный океаном ветер.

Толкнув дверь, Бритт вошла внутрь. Теплый влажный воздух, пропитанный запахами жареного бекона и кофе, звяканье тарелок и гул голосов — все внезапно навалилось на нее. Она огляделась в поисках свободного места, но все вокруг — отдельные кабинки, расположенные вдоль одной стены, маленькие столики в центре и даже высокие табуреты у круглой стойки — все было занято.

Бритт уже собиралась было уйти, но в это время ее окликнула пожилая женщина, сидевшая в кабинке недалеко от двери.

— Я уже заканчиваю, — сказала она. — Вы можете сесть здесь.

Поколебавшись, Бритт проскользнула в кабинку. Подошла официантка, и Бритт заказала яичницу, сдобные булочки и кофе. Сидевшая напротив женщина оторвалась от газеты и принялась изучать свою соседку с нескрываемым интересом.

— Спасибо, что позвали меня за ваш стол, — сказала Бритт, чувствуя, что молчать невежливо.

Женщина пожала плечами.

— Мне всегда неловко, что я занимаю целую кабину, но понимаете, я терпеть не могу сидеть на этих неудобных табуретах у стойки.

Она принялась объяснять, что у нее болит спина, и Бритт была рада, что соседка оказалась такой словоохотливой — это позволяло ей хоть на какое-то время отвлечься от собственных невеселых мыслей.

Принесли ее заказ. Женщина снова уткнулась в газету, оставив Бритт наедине с ее завтраком и проблемами.

Должно быть, она настолько погрузилась в собственные мысли, что даже вздрогнула, услышав голос соседки по столику.

— Уже второй за этот месяц, — покачала головой женщина. — Так и ждешь, когда следующий, верно?

Бритт удивленно заморгала.

— Простите?..

Женщина ткнула в газету, лежавшую рядом с ее чашкой.

— Да самолет, что разбился сегодня ночью. Я говорю — это уже второй такой случай за месяц… А ведь недаром говорится, что Бог любит троицу!

Бритт попыталась прочесть заголовок, но газета лежала вверх ногами.

— Катастрофа? — без особого интереса спросила она, чтобы только поддержать разговор. — Разбился военный самолет?

— Да нет, пассажирский. Вылетел вчера вечером из международного аэропорта Сан-Франциско в… я не запомнила, куда он направлялся. Да вот вам газета, если интересно — прочитайте! Мне она больше не нужна. Я всегда читаю только первую страницу и астрологический прогноз.

Она подозвала официантку, чтобы расплатиться. Бритт молча ждала, пока соседка уйдет, и тут же, схватив газету, пробежала глазами заголовки:

«Вблизи Оаху потерпел катастрофу самолет рейса 608. Пока найдено несколько тел. Предполагается, что все пассажиры, находившиеся на борту, погибли».

Как завороженная, она принялась водить пальцем по опубликованному списку пассажиров и вскоре наткнулась на свое имя: «Миссис Крейг Дуглас, Дуглас-Гроув, Огайо».

Бритт закрыла глаза, стараясь отогнать навязчивое видение. Перед ее мысленным взором возникла семья, сидевшая рядом с ней в самолете. Молодая женщина беспокоилась, что слишком тепло одела детей — ведь на Гавайях сейчас жара. Теперь она никогда не узнает, оправданно ли было это беспокойство… Супружеские пары, так беззаботно подшучивавшие друг над другом, так и не проведут отпуск у моря… И дружок рыжеволосой стюардессы напрасно будет ждать свою пассию… Будет ли он опечален, когда узнает, что ее жизнь оборвалась так рано и так нелепо?

А Крейг? Что, интересно знать, почувствует он, узнав о катастрофе? Печаль или облегчение?

Бритт отодвинула тарелку и, опустив голову на руки, предалась размышлениям. Неизвестно почему она чувствовала себя немного виноватой, хотя и понимала, что это нелепо. Так много людей погибло, а вот она осталась жива! Что это — чудо или, может быть, чья-то грандиозная шутка, что она, которой не на что надеяться, чья жизнь превратилась в клубок неразрешимых проблем, оказалась единственной пассажиркой этого рейса, оставшейся в живых?..

Увидев официантку, подошедшую убрать со стола, Бритт очнулась. Расплатившись, она вышла на улицу. Было тепло — солнце стояло почти в зените.

Она долго бесцельно брела по улице, стараясь отогнать от себя мысли о катастрофе. Наконец, добредя до небольшого парка — зеленого оазиса в центре шумного города, — Бритт опустилась на свободную скамейку и уставилась прямо перед собой.

Поскольку ее имя значилось в газете в списке пассажиров, значит, никто не заметил, как она покинула самолет. Очевидно, стюардессы, раздосадованные задержкой, даже не удосужились пересчитать людей перед вылетом. Так это было или нет, она, по всей вероятности, никогда не узнает. Да и вряд ли это меняет дело. Впрочем, как и бесцельное сидение в парке, и бесплодные размышления на эту грустную тему.

Что ей действительно нужно сделать, так это отыскать телефон и позвонить в Огайо. Ну а после того, как она объявит Крейгу, что жива — что делать дальше? Как ни в чем не бывало продолжать путь на Мауи?

Позвонить нужно обязательно. И нечего откладывать! Тогда почему она продолжает сидеть на скамейке, как изваяние? Неужели потому, что мысль о чудесном избавлении не дает ей покоя? То, что ей, со всеми ее проблемами, единственной из всех пассажиров этого злосчастного самолета, удалось уцелеть… Что это — перст судьбы? А ее радость по этому поводу — чудовищный эгоизм или нормальная человеческая реакция?

Бритт глубоко вздохнула и снова мысленно приказала себе встать, однако не двинулась с места.

Жизнь продолжалась, и ей как никогда хотелось наслаждаться ею. На соседнюю скамейку села дородная хорошо одетая женщина и начала кормить голубей, бросая им крошки из коричневого бумажного пакета. Неподалеку два пожилых человека играли в криббедж. Доска лежала между ними на скамейке. Патлатый юнец плюхнулся на скамейку рядом с Бритт и принялся пощипывать струны гитары. Хотя он не смотрел на нее, Бритт чувствовала, что он заинтересовался ею. Ей вдруг захотелось вернуться в беззаботную молодость, когда можно себе позволить провести пару часов в парке, наслаждаясь ласковым солнцем и играя на гитаре.

Наконец она поднялась и отправилась разыскивать телефон. Примерно через квартал от парка ей на глаза попалась будка. Зайдя внутрь, Бритт вытащила из сумочки всю мелочь, положила ее на полочку под телефоном и принялась раскладывать монетки на ровные столбики — неизвестно зачем, скорее всего чтобы оттянуть момент, когда придется набрать одиннадцать цифр, которые соединят ее с Крейгом…

Она снова напомнила себе, что обязана это сделать. Обязана? А собственно говоря, почему? И тут ей пришла в голову мысль, должно быть, давно тлевшая в подсознании, возникшая, очевидно, уже тогда, когда она в первый раз увидела в газете свое имя среди других, погибших пассажиров самолета.

А что если она не станет звонить Крейгу? И вообще никому… Что если она не вернется в Огайо? Разве это не решит разом все ее проблемы?

Овдовевший Крейг будет свободен в своих действиях. Более того, в его безупречном прошлом не будет развода, что, несомненно, очень важно, если он хочет добиться высокой должности. А ей, Бритт, не придется страдать от боли, выслушивая его признания в том, что он ее больше не любит и хотел бы развестись…

В конце концов Крейг уже пережил страшную весть о ее гибели, и что бы она сейчас ни сделала, этого не изменишь. Со временем он свыкнется с этой мыслью, и его упорядоченная, размеренная жизнь снова вернется в привычную колею. Ну конечно, как всякий нормальный человек, которому не чуждо сострадание, он искренне и сильно огорчен вестью о безвременной кончине жены, но нельзя сбрасывать со счетов и то, что таким образом решаются все его матримониальные проблемы…

Кто-то нетерпеливо забарабанил монеткой по стеклу. Бритт вышла из кабины и снова направилась в парк. Когда она вернулась к скамейке, на которой только что сидела, то увидела, что лохматый юноша уже ушел, а его место заняла женщина, читавшая любовный роман в яркой обложке.

Не имея желания вступать в беседу с соседкой, Бритт закрыла глаза и откинулась на спинку скамьи. На мгновение из-за туч показалось солнце, согревшее ее своими лучами, но тут же опять спряталось. Даже когда холодный ветер с залива прогнал ее соседку, Бритт осталась сидеть. Она знала, что должна наконец принять какое-то решение, но не находила в себе сил сделать это.

Неожиданно ей пришло в голову, что в такой же ситуации она была четыре года назад, когда встретила Крейга, правда, в другом парке, в Сиэтле. Она снова свободна; жизнь дает ей шанс начать все сначала. Но, в отличие от тех дней, у нее нет работы — есть только та одежда, что сейчас на ней, да в бумажнике всего пара сотен долларов. И еще воля и огромное желание выжить.

Но главное — она свободна. Она вольна начать жизнь сначала, принимать во внимание только собственные интересы, испытать, на что она способна, и в конечном итоге выиграть или проиграть. Все зависит только от нее самой. Она вольна выбирать знакомых по своему вкусу, вместо того чтобы общаться с людьми, нужными для карьеры Крейга или потому, что она замужем за человеком, имя которого слишком известно в этом городе.

Имея при себе так мало денег, она непременно должна найти способ содержать себя, но при этом не может предъявить диплом, подтверждающий ее образование, и не вправе рассчитывать на рекомендации с прежней работы. Она будет вынуждена скрывать даже собственное имя…

«Я могу рассчитывать только на себя, — подумала Бритт, ежась под сильными порывами холодного ветра. — Боже, помоги мне! Мне так страшно…»




ГЛАВА ПЯТАЯ


Та первая неделя пребывания в Сан-Франциско была, пожалуй, самым мрачным временем в жизни Бритт. Даже когда умер отец и она, казалось, потеряла не только единственного родителя, но и лучшего друга, у нее все же оставалась учеба в колледже, которая помогала ей отвлечься, и школьные подруги, всегда готовые ее утешить. Теперь же ничего этого не было — лишь необходимость как можно скорее найти работу, ибо тех денег, которыми располагала Бритт, могло хватить лишь на две, максимум три недели, и то при условии, что она будет весьма экономна.

Первым делом она занялась поисками жилья и в конце концов остановилась на меблированной комнате в отдаленном от центра квартале — самой дешевой из того, что она видела. Но все равно плата за неделю составляла изрядную долю того, чем располагала Бритт. Значит, нужно было как можно скорее найти работу.

В каком-то смысле ее отчаянное положение было спасением. Весь день она проводила в разъездах и беготне в поисках работы, заходила во все попадавшиеся по пути бюро занятости, а когда вечером, наконец, на автобусе добиралась домой, была так измотана, что на грустные мысли не оставалось ни времени, ни сил.

Бритт глотала свой скудный ужин, стирала в ржавой раковине белье и валилась в постель. Спала она так крепко, словно лежала на мягкой просторной кровати в своем доме в Дуглас-Гроуве, а не на тонюсеньком матрасе, из-под которого торчали пружины.

Хотя на покупку новых вещей не стоило тратить ее скудные финансы, Бритт все же выкроила деньги, чтобы приобрести дешевую немнущуюся блузку взамен облегающей вязаной кофточки, которая была ей очень к лицу, и такое же недорогое платье. К счастью, серо-стальной костюм, выбранный ею для поездки, был сшит так просто, что его стоимость не сразу бросалась в глаза. Тем не менее Бритт постоянно ловила на себе удивленные взгляды, когда справлялась в бюро о месте поварихи или официантки. Пару раз ей даже показалось, что ее бы взяли, невзирая на отсутствие рекомендаций, если бы она не выглядела белой вороной рядом с другими посетителями, одетыми в основном в потертые джинсы и бесформенные свитеры.




Прошла неделя. Как-то днем Бритт очутилась на знаменитом сан-францисском мосту Золотые Ворота. Облокотившись на перила, она смотрела на расстилавшуюся перед ней панораму города и думала о том, что есть что-то мистическое в этом месте — ровно на полпути между золотисто-коричневыми холмами графства Марин и неровным рядом башен Сан-Франциско.

В сумочке Бритт лежало объявление — в дом моделей Сосалито, небольшого курортного городка в графстве Марин, расположенном на другом берегу залива, требовались ученицы портнихи. Поскольку никакого опыта не предполагалось, Бритт была уверена, что сумеет справиться с этой работой. Единственное, о чем она сейчас жалела, так это о том, что из экономии пошла через мост пешком, а не воспользовалась паромом или автобусом.

Бритт скинула туфли, чтобы дать ногам отдых. Она долго смотрела на темно-синие воды залива и пыталась привести в порядок свои мысли. Казалось бы, она очутилась в таком отчаянном положении, что впору окончательно упасть духом. Ведь она разом лишилась всего — человека, которого любила, комфортабельной жизни в Огайо, надежд на будущее… Так почему же на душе у нее спокойно и радостно? Она предвкушает, что сулит ей эта новая работа, а должна была бы по меньшей мере испытывать тревогу за свое будущее…

Может быть, виной тому ветер, такой прохладный и свежий, который только что коснулся ее щеки? Наверное, это он подарил ей надежду… А может быть, город, вольготно раскинувшийся на берегу залива, вдохнул в нее новую жизнь? Или все это происходит просто потому, что она молода, полна сил и уверена, что еще встретит настоящую любовь и тогда ее жизнь обретет новый смысл?..

В конце концов ее брак, даже до того как она узнала о связи Крейга со Стефани, не был таким уж удачным. Ну да, она жила в роскоши, имела просторный дом и красивого мужа. Она часто бывала на светских приемах и вечеринках и была знакома с самыми влиятельными людьми города — во всяком случае, называла их просто по именам.

Но ведь эти люди были друзьями Крейга, а не ее. Никому из них по-настоящему не было до нее никакого дела. Они воспринимали ее как обязательное приложение к Крейгу, довольно приятную молодую женщину, которая всегда держалась в тени своего мужа и повторяла, как эхо, его мысли.

Но не Крейг был виноват в этом.

Она сама позволила, чтобы это случилось, отказалась от своей индивидуальности и лишь иногда бунтовала, да и то лишь по пустякам. Конечно, немного страшновато оказаться одной в целом мире и рассчитывать только на себя, но ведь из этого состоит жизнь, не так ли? В конце концов, страх преследовал ее и все четыре года, что она была замужем — страх, что она не сумеет угодить Крейгу, окажется неподходящей женой. Страх, страх, страх…

Неудивительно, если вспомнить все допущенные ею промахи, что их брак в конце концов пришел к краху. Теперь же она свободна в своих действиях и если даже совершит ошибку, ей нечего бояться чьей-то критики, осуждения или порицания. Нынешние ее ошибки будут касаться лишь ее одной и не затронут других. Вопрос только в том, сумеет ли она принять вызов, брошенный судьбой? Сможет ли снова стать той независимой личностью, какой была до того, как знакомство с Крейгом изменило ее жизнь, превратило в женщину-тень? Так или иначе, она попытается. Ведь не в ее правилах сдаваться без боя, убоявшись риска…

Бритт сунула ноги в туфли и двинулась в путь. Шла она неторопливо, но решительно. После того как она внесет очередной недельный взнос за комнату, у нее останется лишь несколько долларов. Значит, эта работа ей позарез нужна. И не важно, если плата окажется невысокой.

Но когда Бритт пришла по указанному в объявлении адресу — это оказалось ветхое здание в районе порта, рядом со складами и мастерскими, — и попросила дать ей заполнить бланк анкеты, служащий бюро покачал головой.

— Извините, мэм, но вы опоздали. Я уже набрал людей. Вы можете оставить свои данные на тот случай, если кто-нибудь из них откажется, но заранее предупреждаю — перед вами в списке еще шесть или семь человек. Вам бы следовало прийти хотя бы на пару часов раньше.

Бритт отвернулась, пытаясь скрыть свое разочарование. Она со страхом думала о том, что ей придется возвращаться в Сан-Франциско. На этот раз она хотя бы воспользуется автобусом, кажется, она видела остановку, пока добиралась сюда.

Однако пройдя несколько кварталов, Бритт поняла, что окончательно заблудилась. На глаза ей попалось внушительное здание из стекла и бетона. Дверь была приоткрыта, и, приняв это за доброе предзнаменование, Бритт решила справиться о дороге именно здесь.

Не успела она войти, как в нос ей ударил запах жареного мяса и острых специй. Бритт остановилась, удивленная представшей перед ней сценой.

Прямо напротив двери на стене висел телефон, на громкие звонки которого никто не обращал внимания. Десятка полтора женщин, одетых в белую форму, усердно трудились за длинными столами из нержавеющей стали, на которых уже стояли подносы с бутербродами-канапе и закусками. Женщина, сидевшая ближе всего к Бритт, озабоченно щурясь, принялась прилаживать кремовую розочку к крошечному пирожному. Подивившись, насколько неумело она действует, Бритт покачала головой. Ей стоило больших усилий тут же не сорваться с места и не выхватить бумажный кулечек из рук неумехи, чтобы показать, как делается настоящая кремовая розочка.

В дальнем конце комнаты находились еще несколько женщин, так оживленно спорившие и жестикулировавшие, что Бритт невольно обратила на них внимание. Вскоре она поняла, что центром оживленного разговора была высокая дородная дама, стоявшая в центре группы. Она была средних лет, в ее черных, как вороново крыло, волосах уже проблескивала седина, а одеяние женщины составляла просторная гавайская накидка, укутывавшая ее полную фигуру с головы до пят. Она напомнила Бритт королевский фрегат в окружении малых судов — своих напарниц.

Подозревая, что ее непрошеное вторжение вряд ли кому-нибудь понравится, Бритт повернулась, чтобы уйти, но в это время высокая дама остановила на ней свой взор и сердито крикнула:

— Ну, чего стоишь? Неужели не можешь снять трубку? Телефон того и гляди разорвется!

И тут же снова углубилась в спор.

Бритт заколебалась, но поскольку телефон продолжал отчаянно звонить, она сняла трубку и приложила ее к уху.

— Говорит Джо Петрино. Почему до сих пор не доставили пирожные, которые я заказывал к двум часам? Свадебный обед назначен на семь часов. Если вы меня подведете, то пожалеете об этом!

Бритт попыталась объяснить говорившему, что она ничего не знает об этом заказе, но он не дал ей даже вставить слово. Его речь лилась без остановки. Темпераментный собеседник напомнил, какое количество заказов получил благодаря его покровительству комбинат питания «Стелла» в прошлом году, и пригрозил, что в будущем может оставить его без этого покровительства, если пирожные не доставят сию же минуту.

Бритт вдруг осенило. Как-то на заре их знакомства Крейг сказал, что ее голос напоминает ему нежнейший бархат. А что если пустить в ход этот прием? И она нарочито низким голосом, отчетливо выговаривая слова, произнесла в трубку:

— Извините, мистер Петрино. Пирожные вам доставят в… в пять часов. На нас свалился срочный заказ, но я вас уверяю — мы очень ценим ваше внимание. Я лично прослежу за тем, чтобы все было в порядке.

— Это я уже слышал… — пробурчал мужчина, явно смягчившись. — Так вы говорите, что привезете их через два часа? Точно?

— Обещаю, — твердо ответила Бритт.

— Ну ладно… А то я уже хотел обратиться в то новое кафе в долине. Пока воздержусь, но вы должны обязательно поспеть к сроку. Ваша фирма горазда только обещания раздавать, а надо бы…

Не закончив фразы, он повесил трубку.

Бритт на мгновение застыла с трубкой в руке, обводя глазами груду продуктов на длинном столе и озабоченно суетящихся женщин. Неудивительно, что заказ не выполнили вовремя — работницы явно не имеют опыта, да к тому же все дело организовано из рук вон плохо. Ну что же, вот прекрасный случай проверить себя! Пора наконец выяснить, действительно ли она стала другим человеком или это ей только кажется…

Оглядевшись, Бритт увидела плакат с надписью: «Ванная. Дамы, помните: чистота — залог здоровья!» и тут же догадалась, кто автор этого изречения.

Ванная комната, как с одобрением отметила Бритт, и впрямь сияла чистотой. Тщательно вымыв руки, она надела огромный белый фартук — такие же красовались на остальных женщинах — и вернулась в рабочую комнату. Не говоря ни слова, она достала кондитерский шприц, заправила его кремом и принялась проворно выдавливать розочки, укладывая их на уже готовые пирожные.

Женщина, до этого трудившаяся над этим, сначала недовольно нахмурилась, но увидев, как ловко орудует Бритт и понимая, что с ее помощью дело пошло быстрее, смягчилась. То, как умело обращалась с кондитерским шприцем эта незнакомка, явно произвело на нее впечатление. Так же молча Бритт показала напарнице, как закручивать струйку крема, чтобы она напоминала лепестки, и как класть готовые розочки на пирожные, чтобы не повредить ни того, ни другого.

Через несколько минут женщина уже действовала не хуже самой Бритт.

Они почти закончили украшать пирожные, когда в комнату ворвалась высокая черноволосая женщина в гавайской накидке. Бритт продолжала трудиться и не подняла глаз, даже когда женщина подошла к ней вплотную.

— Ты почему опоздала? — даже не поздоровавшись, без всякого предисловия начала женщина.

— Опоздала?

— Ну да. В бюро по трудоустройству пообещали, что ты придешь в десять, а сейчас уже третий час!

На мгновение Бритт почувствовала искушение солгать, но тут же одернула себя. Ведь это совсем не вяжется с обликом новой Бритт. Кроме того, она никогда не умела врать, хотя последнюю неделю прожила в сплошном обмане.

— Я не та, кого вы ждете.

— Тогда что ты тут, черт возьми, делаешь?

Бритт открыла рот, намереваясь сказать, что пришла искать работу, но в последний момент передумала. Если уж говорить правду, то до конца!

— Вообще-то я зашла спросить, где остановка автобуса, который идет в Сан-Франциско, но работа мне тоже нужна. С кем я могла бы поговорить?

— Со мной. Я — Стелла Слански, хозяйка этого чертова заведения. Ну а теперь объясни, с какой стати я должна брать тебя на работу? Кстати, у меня есть только одно место — помощницы поварихи!

— Ну, я умею готовить, окончила колледж по специальности «домоводство», работала в…

Стелла презрительно передернула плечами.

— Нужен мне твой колледж! Я не собираюсь слушать твои лекции. Важно другое: не боишься ли ты черной работы? Сумеешь ли приготовить хороший паштет? Как у тебя с соусами?

— Черной работы я не боюсь, а голландский соус у меня никогда не свертывается, — отчеканила Бритт и, поколебавшись, добавила: — Вот только, если вам нужны рекомендации…

— К черту рекомендации! Обе дамочки, которых присылало мне бюро, имели отличные рекомендации, а толку-то? Только перепортили кучу продуктов, вот и все! Ты же не спрашиваешь рекомендаций у меня, значит, и мне твои ни к чему…

Она уставилась на Бритт изучающим взглядом, в котором уже не было враждебности.

— Попала в переплет, а, подружка?

— Простите? — вспыхнув, пролепетала Бритт.

Стелла усмехнулась.

— Не вешай нос! Чувствую, мы с тобой отлично поладим. Я сама бывала в таких переделках… Да взять хоть сегодня. Этот чертов свадебный заказ должен был быть готов уже час назад. Мой лучший клиент его ждет, а на него трудно угодить даже когда все делается вовремя — чего, по правде говоря, почти не случалось с тех пор, как уволилась прежняя помощница поварихи. Вздумала выходить замуж, видите ли!

Бритт припомнила недавний телефонный разговор.

— Вы имеете в виду мистера Петрино?

— Ага. А ты откуда знаешь?

— Я только что разговаривала с ним по телефону. Он собирался отменить заказ, но я уговорила его подождать до пяти. Ну, и сразу бросилась помогать…

— Ты сумела уговорить этого старого зануду подождать? Да ты никак волшебница! Ну-ну… Похоже, ты стоишь тех денег, что я собираюсь тебе платить. Дай-ка подумать… А что если я предложу тебе пойти в помощницы ко мне — ублажать недовольных клиентов? Когда ты могла бы начать?

— Я, собственно, уже начала, — хладнокровно заметила Бритт. — И кажется, моя помощь пришлась как нельзя кстати.

Стелла удовлетворенно кивнула.

— Тебя небось интересует зарплата и все такое. Что скажешь, если я предложу тебе…

Она кинула быстрый изучающий взгляд на стоптанные за время поисков работы туфли Бритт.

— …ну, скажем, сто шестьдесят долларов в неделю для начала?

Бритт уже хотела кивнуть в знак согласия, но что-то — должно быть, чувство собственного достоинства — заставило ее мягко возразить:

— Думаю, мы сойдемся на ста восьмидесяти.

Широкое лицо Стеллы омрачилось, и Бритт мысленно обругала себя за то, что начала торговаться и ввязалась в спор, в котором ее шансы на победу были весьма сомнительны. Но, как ни странно, Стелла кивнула, хотя и не очень охотно, и с явным уважением к собеседнице продолжала:

— Хорошо. Только должна сразу предупредить — я денег зря не плачу. Не вздумай лентяйничать! Работа нелегкая, с утра до позднего вечера. Но я человек справедливый, спроси кого угодно. Если ты сумеешь облегчить мою тяжелую ношу, мы наверняка поладим. Я буду составлять меню, следить за готовкой, но вот ублажать клиентов — это, уволь, не по моей части. Меня частенько выгоняли с работы за то, что я режу людям правду-матку в глаза. А ты, похоже, могла бы с этим справиться, да?

— Уверена, что смогу, — ответила Бритт, вовсе не чувствуя в себе этой уверенности.

Стелла покровительственно похлопала ее по плечу.

— Отлично! Ты принята. Только берегись, когда я вступаю на тропу войны — то есть имею дело с клиентами вроде Джо Петрино!

В ее голосе зазвучали грозные нотки, но, как ни странно, Бритт ощутила странную теплоту к этой резковатой и слишком прямолинейной женщине. Почему-то она была уверена, что они сумеют подружиться.

Ну что же, новая Бритт приняла брошенный ей вызов и сумела с честью выйти из первого испытания. Новая Бритт… Нет, с этим именем покончено. Впрочем, ведь есть и другое. Так когда-то звал ее отец. И если она станет называться этим новым именем, это будет еще одним доказательством того, что она уже не та женщина, которая четыре года назад, преисполненная радужных надежд, связала свою судьбу с Крейгом Дугласом.

Бритт вздохнула и с улыбкой посмотрела на свою новую начальницу.

— Вы не спросили, как меня зовут. Позвольте представиться — Тани Дюмон.




ГЛАВА ШЕСТАЯ


Через неделю после того, как Бритт приступила к новой работе, ее начальница неожиданно предложила ей… переехать в плавучий дом. Дело в том, что до сих пор Бритт приходилось ездить на работу из города, поскольку плата за меблированную комнату была внесена на неделю вперед. Такие поездки таили в себе массу неудобств — во-первых, плата за проезд в автобусе съедала весьма существенную часть средств Бритт, а во-вторых, у нее не оставалось ни времени, ни денег на нормальную еду, и молодой женщине приходилось ограничиваться скудным завтраком, состоявшим из кофе и тостов, и не менее скудным ленчем, съедаемым прямо на рабочем месте.

В первый же выходной Бритт, имея в кошельке недельную зарплату, отправилась на поиски жилья в Сосалито, однако вскоре убедилась, что найти недорогую квартиру или хотя бы комнату в популярном курортном городке практически невозможно.

Поговорив со своими сослуживицами, она узнала, что большинство живет или в Окленде, или в Сан-Франциско и ездит на работу оттуда. Бритт уже отчаялась решить эту проблему, но как-то днем Стелла, отозвав ее в сторону, сказала, что хотела бы с ней поговорить, и попросила задержаться после работы.

Когда все разошлись, Бритт негромко постучала в дверь кабинета Стеллы, немного взволнованная и обеспокоенная, не зная, что сулит ей этот разговор.

Услышав хриплый голос начальницы, приглашавший ее войти, Бритт собралась с духом и переступила порог кабинета.

Стелла кивком указала на стеклянный кофейник, булькавший на небольшой плитке рядом с ее столом.

— Угощайся и рассказывай, что тебя беспокоит.

Наливая себе кофе, Бритт — уже в который раз — подумала, как не вяжется этот кабинет со всем обликом Стеллы. Во-первых, в нем царил безукоризненный порядок, во-вторых, огромный письменный стол, занимавший полкомнаты, был явно настоящим изделием стиля ампир, а не подделкой, в-третьих, небольшие картины, украшавшие идеально белые стены кабинета, свидетельствовали, на взгляд Бритт, о том, что их хозяйка неплохо разбирается в живописи.

— Небось удивляешься, как я дошла до такой жизни. Угадала? — хитровато прищурясь, спросила Стелла.

Бритт, которая в данный момент размышляла как раз над этим, молча кивнула, удивленная проницательностью собеседницы.

— Все получилось, в общем-то, случайно.

Стелла подобрала подол очередной накидки — сегодня она облачилась в особенно яркое, кричаще пестрое изделие — и со вздохом водрузила ноги на край стула.

— Двадцать лет я проплавала на круизных судах. Начинала стюардессой, но мне скоро надоело ублажать вечно недовольных богатых старух да стелить им постели. Тогда я перебралась на камбуз и, как ни странно, так быстро продвинулась, что стала главной поварихой компании, обслуживавшей южноамериканские рейсы. Но тут мои суставы меня подвели.

Пришлось уйти с корабля. Мы с моим дружком начали собственное дело — у меня были кое-какие сбережения. Открыли кафе, и все шло хорошо целых шесть лет. А в прошлом году мой дружок вдруг заболел — инфаркт, представляешь? Ну, ты ведь знаешь этих мужиков — чуть палец заболит, им кажется, что они уже помирают! В общем, решил он перебраться на Восток, поближе к детям. Я выкупила его долю и теперь пытаюсь управиться со всем этим одна. А это, надо сказать, нелегко! Я привыкла, что на мне кухня, а уж клиенты — это было по его части…

Стелла на минуту умолкла, а затем продолжала:

— А здорово у тебя сегодня получилось с этой Томпсон! Я прямо вскипела, когда эта чертова кукла вдруг начала выспрашивать, не кладем ли мы маргарин вместо масла в гусиный паштет. Готова была на куски ее разорвать… Да как она смеет оскорблять наше заведение! А ты умница, так ей все объяснила, что и она осталась довольна, и мы клиентку не потеряли. Я предполагала, что от тебя будет польза. Теперь я в этом уверена!

— Спасибо, — с улыбкой отозвалась Бритт.

Стелла жестом прервала ее.

— Я слышала, ты срочно ищешь жилье. Это правда?

Бритт кивнула. Вопрос ее не удивил — в женском коллективе трудно что-либо утаить.

— Машины у меня нет, поэтому я хотела найти что-нибудь поблизости, чтобы ходить на работу пешком. Но, к сожалению, арендная плата в Сосалито мне не по карману.

— А ты никогда не думала о том, чтобы снять плавучий дом?

— Мне попадались объявления о сдаче таких домов, но плата в два раза превосходит ту, что я могу себе позволить.

— Ну, не вешай нос! Дело в том, что у меня есть плавучий дом. Я прожила там семь лет. Я люблю эту старую баржу, но не могу теперь жить так близко к воде из-за больных ног — жутко ноют суставы. Врачи сказали, что мне надо перебираться повыше, в горы. Я подумывала было продать «Стеллу С.», но понимаешь… как бы это сказать? Не могу с ней расстаться. Проклятая сентиментальность! Вот я и решила подыскать кого-нибудь, кто мог бы там жить, а заодно приглядывать за домом.

Стелла умолкла и изучающе уставилась на Бритт.

— Ну как? Хочешь попробовать жить на воде?

— А сколько это будет стоить?

— Да нисколько, — неожиданно ответила Стелла. — Ты будешь чем-то вроде домоправительницы. Правда, тебе придется самой обставить дом, потому что свои вещи я заберу. Надеюсь, ты сумеешь содержать его в порядке, как я делала это всю жизнь. Купила эту баржу, как только приехала в Сосалито. Тогда рабочая лошадка вроде меня могла себе такое позволить! Дом, правда, не новый, но в отличном состоянии.

— Я… я очень вам благодарна. Обещаю содержать дом в порядке, — растроганно ответила Бритт. — Даже не представляете, как я рада. Я теперь у вас в долгу…

Стелла поморщилась и жестом прервала поток благодарности. С трудом поднявшись со стула, она проворчала что-то насчет того, что нечего зря тратить время, поскольку, как известно, время — деньги, и Бритт поняла, что аудиенция окончена.




Через два дня, перебравшись на «Стеллу С.», она обнаружила, что жилище и впрямь содержалось в образцовом порядке. Каждый закуток крошечной баржи использовался с толком. Маленькая кухонька сверкала чистотой, а в салоне было очень уютно. Бритт почувствовала, как ее переполняет благодарность к грубоватой Стелле, и в очередной раз вознесла хвалу Господу за то, что в тот день, когда она заблудилась, он привел ее именно к двери ее заведения.

Жизнь Бритт вскоре потекла по привычному руслу, но скучной от этого не стала. Казалось, не будет конца конфликтам с заказчиками, постоянно возникавшим в ресторане, тем более что Стелла с радостью переложила на новую сотрудницу тяжкий труд по их разрешению.

В те далекие времена, когда благодаря непоседливости Пьера Дюмона его дочь была вынуждена поневоле приспосабливаться к различным условиям жизни, так же как и в последние четыре года, которые она провела под крышей свекрови, Бритт, сама не отдавая себе в этом отчета, оказывается, постепенно постигала искусство дипломатии — и весьма в этом преуспела. Выяснилось, что она умеет найти подход к каждому — и к недовольным посетителям, и к нетерпеливым заказчикам, и к Стелле, которая легко выходила из себя по каждому пустяку.

Более того, такая работа приносила удовлетворение молодой женщине, поскольку давала возможность испытать свои силы. К тому же работа так изматывала ее, что вечером, после столь бурно проведенного дня, она обычно валилась в постель и мгновенно засыпала, а значит, у нее не оставалось времени на мрачные мысли.

Несмотря на то что на работе ее постоянно окружали люди, Бритт чувствовала себя одиноко, но старалась не думать об этом — и о Крейге. С прошлым покончено. Она раз и навсегда решила, что отныне будет жить новой жизнью, совершенно непохожей на прежнюю. Это означало, что теперь она сама будет принимать решения, сама справляться со своими проблемами, а главное — никому не позволит вмешиваться в ее дела.

Казалось бы, ей это вполне удалось. Да и на работе все было в порядке. Но Бритт мучила одна мысль — ей было жаль, что она не может найти применения своим кулинарным талантам. Стелла полностью переложила на Бритт отношения с клиентами и работу с персоналом, а себе оставила основное производство — заказ продуктов, наблюдение за готовкой, составление «бумажек», как она немного презрительно именовала безликие стандартные меню, предлагаемые посетителям. Более того, она вскоре дала понять Бритт, что все ее предложения по улучшению работы на комбинате не только нежелательны, но и неуместны.




Бритт проработала у Стеллы три месяца, когда между ними возник первый конфликт. В тот день она пришла на комбинат чуть позднее обычного и обнаружила, что там уже вовсю кипит работа — готовились закуски для фуршета, который должен был состояться в небольшом отеле в честь окончания конференции местных дантистов. Обведя глазами подносы с различными закусками, бутербродами-канапе, овощными блюдами и холодной бараниной, Бритт подумала: «Как это банально! А все можно было бы сделать гораздо интереснее…»

Вот, например, отварной рис. Почему бы не добавить к нему чуточку кэрри — не очень много, чтобы он не стал слишком горьким, а только для вкуса. К баранине отлично подошел бы лимонный соус. Да и фаршированные баклажаны будут куда аппетитнее, если смешать их с чем-нибудь острым, а не с традиционными помидорами. Собственно говоря, даже из этих нехитрых продуктов можно соорудить нечто экстраординарное, даже экзотическое, — скажем, афганские блюда.

С минуту Бритт боролась с искушением вмешаться и наконец решительно направилась к главной поварихе, дородной итальянке с басовитым голосом и грозным взглядом жгуче-черных глаз.

Как и следовало ожидать, все ее предложения, хотя и сделанные в деликатной манере, были с негодованием отвергнуты. Уже через несколько минут Бритт была вынуждена с позором покинуть поле битвы. Щеки ее пылали, а в ушах все еще стояли бранные слова итальянки, которая недвусмысленно дала понять, как относится к чужим советам.

Прежняя Бритт ради сохранения мира наверняка бы отступила. Новая же решила действовать иначе. Вечером, придя с работы, она все еще переживала стычку с итальянкой, и вдруг на память ей пришел разговор, нечаянной свидетельницей которого она оказалась пару дней назад, когда, войдя в кабинет Стеллы, Бритт обнаружила, что начальница говорит с кем-то по телефону.

— …обычная цена, мистер Олкотт. Ну, я не знаю, чего еще вы хотите за такие деньги! Мы берем дешево именно потому, что у нас стандартное меню. Если вам нужны деликатесы, обратитесь в какой-нибудь роскошный ресторан в центре. Только и цена там будет соответствующая… Мы, конечно, можем немного разнообразить наше меню, но не надейтесь, что получите черную икру за ту цену, что мы с вас берем!..

Бритт вышла из кабинета, а когда вернулась несколько минут спустя, Стелла все еще беседовала с несговорчивым клиентом, чертыхаясь себе под нос по поводу того, что вот есть, дескать, странные скупердяи, которые хотят иметь все, а денег жалеют.

Теперь Бритт припомнила тот разговор и решила использовать его в своих целях. В конце концов она всю жизнь занимается кулинарией. Тратить все свое время на то, чтобы ублажить строптивых клиентов, значит зарывать свой талант в землю.

Однако действовать надо исключительно осторожно — ведь Стелла упряма, как осел, и если вобьет себе что-то в голову, то никаким гвоздем это не выковырнешь.

— Стелла, я все думаю о нашем меню… — осторожно приступила к разговору Бритт пару дней спустя.

— И не только думаешь, как я погляжу! Я слышала, как ты спорила с миссис Конти. Так что я тебе скажу — не суйся не в свое дело! Лучшей поварихи у меня не было со времен основания нашего заведения. Конечно, разнообразием ее блюда не блещут, но она знает наши требования, да и меню…

— Об этом я и хотела поговорить. Мне кажется, мы могли бы разнообразить его, не увеличивая цену…

— Занимайся лучше заказчиками и персоналом, — оборвала ее Стелла. — А меню — это моя епархия. Еще раз повторяю — не суй свой нос, куда тебя не просят!

В тот момент Бритт не стала спорить, но и сдаваться окончательно, как поступила бы еще недавно, не собиралась. Продолжая выполнять свою работу — как всегда безукоризненно, — молодая женщина ждала удобного случая возобновить разговор с начальницей.

Выходные дни Бритт проводила, прочесывая местные магазины, лавочки Армии Спасения и распродажи — она подыскивала недорогие вещи для своего нового жилья. Крася и полируя подержанную рамочку, купленную по случаю на распродаже в порту, — в нее Бритт предполагала поместить гравюру с изображением прелестной китайской пагоды, — она вдруг подумала, что впервые в жизни живет одна и может обставить комнату, руководствуясь лишь собственным вкусом. Если ей придет в голову фантазия поместить в одну комнату дешевые циновки, массивный письменный стол и яркий торшер — это ее дело. «Ни в чьих советах я не нуждаюсь», — мысленно добавила Бритт.

Когда наконец плавучий домик обрел тот вид, которого добивалась его новая владелица, она пригласила прежнюю на обед. Как ни странно, Стелла с готовностью откликнулась на приглашение.

Бритт заранее очень тщательно продумала меню. Хлопоча на кухне, она вдруг поймала себя на том, что мурлычет какой-то веселый мотивчик. Только тут Бритт поняла, что боль и одиночество — неизбежные следствия ее ухода от Крейга — отступили, по крайней мере на время.

К приходу Стеллы все было готово. Круглый дубовый стол — Бритт купила его по случаю на аукционе — выглядел чрезвычайно нарядно, покрытый яркой скатертью в индейском стиле и освещенный пламенем толстых коричневых свечей. В воздухе плавал пряный запах томатного соуса со специями. На плите тушилась баранина с рисом — особое афганское блюдо, коронный номер Бритт. Правда, она была несколько разочарована, когда Стелла, обведя взглядом комнату, не сказала ни слова ни о новой мебели, ни о картинах, украшавших стены.

А вот угощением гостья явно осталась довольна. Она даже попросила добавки, с наслаждением смакуя сочную баранину и рис, сдобренный кэрри. Отведав десерт — жирную, сладкую пахлаву, — Стелла отодвинула тарелку и удовлетворенно вздохнула.

— Да, Дюмон, кухарка ты хоть куда, — призналась она. — Жаль, что мы не можем себе позволить готовить такую же еду для наших жмотов-клиентов!

— А почему нет? На стоимости блюд это не отразится! — энергично возразила Бритт. — В этих блюдах, приготовленных по афганским рецептам, те же компоненты, что и в нашем меню номер три. Разница только в способе приготовления, специях, — в общем, в мелочах.

Стелла окинула собеседницу недоверчивым взглядом, и Бритт поспешила заверить гостью, что ни на йоту не отступила от ингредиентов, используемых в меню номер три.

— Блюда, которые я приготовила сегодня, можно было поставить на поток в нашем заведении. Это не потребует дополнительных затрат, а вкус явно улучшится, — с энтузиазмом продолжала Бритт. — Продавать их можно по той же цене, что и меню номер три. Любая профессиональная повариха легко справится с их приготовлением.

— Понятно. И что же ты конкретно предлагаешь? — с холодком в голосе осведомилась Стелла.

— Для начала позвольте мне выполнить один заказ.

Хотя Бритт заранее отрепетировала эти слова, прозвучали они совсем не так уверенно, как она рассчитывала.

— Что-нибудь небольшое — ну, например, для съезда художников-графиков, который состоится в следующем месяце. Они не указали точно, какое предпочитают меню, просили только, чтобы блюда были не совсем обычными. Предполагается устроить банкет для участников съезда и нескольких почетных гостей.

— И ты думаешь, что сумеешь с этим справиться, не отпугнув одного из наших лучших заказчиков?

Стелла и не пыталась скрыть своего скептицизма.

— Ведь эти съезды повторяются каждый год, и всегда их обслуживала я. Мне не хотелось бы терять таких выгодных клиентов.

— Но у вас гораздо больше шансов их потерять, если вы не сумеете им угодить, то есть придумать что-нибудь необычное! Я читала отзывы участников прошлогоднего банкета. Во всех сквозила одна и та же жалоба — на слишком скудное и однообразное меню.

— Ну, на всех не угодишь, — проворчала Стелла. — Хотят деликатесов, а платить не желают! Небось со своих заказчиков дерут с каждым годом все больше и больше. Инфляция!

— Предоставьте это мне. Я обещаю, что и меню будет другим, и затраты останутся прежними, так что цену вам увеличивать не придется.

Стелла допила кофе, поставила чашку на стол и поднялась.

— Ну ладно. Только тебе придется самой договориться с миссис Конти. Она — сущая ведьма! На дух не выносит никаких перемен. И помни, что ты обещала не увеличивать затраты. Если не получится — пеняй на себя!

Бритт принялась горячо благодарить начальницу, но Стелла, как всегда поморщившись, жестом приказала ей замолчать.

Обведя глазами комнату, она остановила свой взор на старом рулевом колесе — оно очень приглянулось Бритт в портовом магазине, и она решила украсить им кухонную дверь. Проворчав что-то себе под нос — были ли то слова одобрения или осуждения, Бритт не поняла, — Стелла распрощалась с ней и ушла, тяжело ступая по деревянным планкам трапа, которые жалобно поскрипывали под ее солидным весом.

А Бритт в очередной раз подумала, а не откусила ли она больше, чем сможет проглотить?..




Следующий день был выходным. Сидя на залитой солнцем палубе с блокнотом в руке, Бритт сосредоточенно трудилась. Как жаль, что у нее не сохранились рецепты, которые отец собирал годами! Они были бы сейчас весьма кстати… И вдруг Бритт поймала себя на мысли, что вчера вечером — впервые с того момента, как она покинула Огайо, — она легла спать, не вспомнив о Крейге.

А так ли уж это хорошо? Бритт вдруг почувствовала себя одинокой и несчастной. Хотя солнце светило по-прежнему ярко, на нее вдруг напал озноб.

Записи в блокноте неожиданно расплылись, и Бритт поняла, что это от слез. Она сердито смахнула их, досадуя на себя за то, что дала волю чувствам. За последние несколько месяцев она многого достигла. Так почему же теперь ее вдруг одолевают сомнения и образы прошлого? Не потому ли, что, как ни горько в этом сознаваться, одной работы, еды и сна недостаточно для полноценной жизни? Бритт понимала, что для того чтобы жизнь снова наполнилась смыслом, нужно обрести новые привязанности, найти новых друзей. А что если она снова потерпит неудачу, как это уже произошло с Крейгом?..

Вскоре после того как Бритт перебралась в Сосалито на постоянное место жительства, она решила осуществить свою заветную мечту — подписаться на ежедневную газету, выходящую в Дуглас-Гроув, естественно, на имя Тани Дюмон. Каждый раз, вытащив газету из ящика, Бритт жадно прочитывала ее от первой до последней строчки, ища новостей о Крейге.

Вначале ей не везло. Создавалось впечатление, что Крейг куда-то исчез, подобно ей самой. Но вот, наконец, в середине августа, через четыре месяца после того, как Бритт покинула Огайо, она нашла имя мужа в списке гостей, присутствовавших на каком-то благотворительном мероприятии. Тут же было упомянуто имя Стефани — факт, который совершенно не удивил Бритт.

Потом в газете еще несколько раз упоминался Крейг — то в качестве сопредседателя акционерного общества, то в числе гостей на званом обеде, который давали Эквайеры, и наконец последовало объявление о том, что он стал полноправным партнером юридической фирмы Джона Эквайера.

Каждый раз, встречая в газете имя мужа, Бритт понимала, что раз он так скоро сумел вернуться к обычной жизни и забыть ее, словно она никогда и не была его женой, значит, она поступила правильно.

Вернуться в Дуглас-Гроув лишь затем, чтобы наблюдать, как день за днем рушится их брак, страдать от ревности, когда Крейга и Стефани одновременно нет дома, наконец пройти мучительную процедуру развода…

Нет, она бы этого не вынесла! Тогда зачем же подписалась на газету? Зачем мучает себя? Нет, с этим надо покончить раз и навсегда! И Бритт в очередной раз давала себе слово, что завтра же аннулирует подписку…

Громкий всплеск, раздавшийся у кормы, оторвал Бритт от невеселых мыслей. Вскочив и уронив блокнот, она подбежала к поручню. На причале, недалеко от баржи, служившей ей домом, стояли два Подростка и пристально глядели на воду. Один из них, заметив Бритт, что-то сказал товарищу, и оба, смеясь и подталкивая друг друга, сошли на берег и вскоре скрылись из виду.

Бритт уставилась на воду, недоумевая, что могло вызвать этот звук. Вскоре она заметила плавающий на поверхности мешок, причем он двигался так странно, что она догадалась — в нем находится что-то живое. Сердце Бритт забилось учащенно. Долго не раздумывая, она сбросила тапочки и нырнула с борта в воду, которая была, к сожалению, более чем сомнительной чистоты.

Уже через несколько минут она подплыла к мешку и принялась толкать его вперед, к трапу. А вот вытащить его на берег и развязать веревку оказалось делом куда более трудным.

В конце концов Бритт справилась и с этим. К ее удивлению, из мешка вылезла костлявая, ободранная и жутко грязная кошка. Выгнув спину и угрожающе зашипев, она проследовала мимо своей спасительницы прямо в дом. Ее хвост мотался из стороны в сторону, а из пасти беспрестанно неслось все то же недовольное шипение.

— Вот и толкуй после этого о благодарности, — пробормотала Бритт, однако тоже вошла в дом за полотенцем.

Она с опаской приблизилась к кошке, ожидая, что та снова начнет шипеть и скалить зубы, однако, как ни странно, зверек без возражений позволил завернуть себя в полотенце и вытереть.

Так же нехотя кошка разрешила Бритт обработать перекисью водорода свое расцарапанное ухо, причем с таким видом, словно делала одолжение своей спасительнице.

— Наверное, ты самая уродливая кошка на свете, — задумчиво произнесла Бритт, глядя на пестрый мех зверька и его горящие злобой, сверкающие глаза.

Услышав ее голос, кошка снова мотнула хвостом и угрожающе зашипела, но Бритт решила не обращать на это внимания, — похоже, благодарности от нее не дождешься. Однако когда Бритт вошла в свою комнату, чтобы снять с себя мокрую одежду, кошка последовала за ней, из осторожности держась на почтительном расстоянии.

Переодеваясь, Бритт не спускала с нее глаз — неизвестно, что еще выкинет эта дикарка. Дюйм за дюймом обследовав салон, кошка, очевидно, осталась довольна результатом и двинулась на кухню. Подойдя к холодильнику, она застыла, в ожидании уставившись на дверцу.

Бритт ничего не оставалось делать, как открыть холодильник, достать консервы из тунца и поставить банку на пол. Кот — теперь Бритт поняла, что имеет дело с самцом — набросился на консервы с такой жадностью, что ей стало его жаль. Утолив первый голод, кот уставился на Бритт, явно выпрашивая добавки. Его желтые глаза горели голодным блеском. Бритт полезла в холодильник, чтобы достать новую банку, а когда повернулась, кота уже не было.

Немного раздосадованная, она тщательно обыскала салон, палубу баржи, даже пристань. Все оказалось впустую — кот как сквозь землю провалился.

— Скатертью дорога! — сердито бросила Бритт. — Только бродячего кота мне и не хватало! Я и обращаться-то с ними не умею. Надеюсь только, что у него хватит ума держаться подальше от этих мальчишек…




Уже под вечер, когда Бритт сидела на палубе, наслаждаясь последними ласковыми лучами солнца, она вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Чувство это было очень неприятным, казалось, словно что-то жжет ей спину.

Подняв глаза, она увидела, как сверкнул солнечный луч, отразившись от стекла. Приглядевшись внимательнее, Бритт заметила на соседней барже мужчину, наблюдавшего за ней и бинокль.

Несколько мгновений она не сводила с нахала глаз, сердито поджав губы. Рассмотреть внешность мужчины во всех подробностях было затруднительно — баржа находилась слишком далеко, — но все же Бритт сумела понять, что волосы у него рыжие, а одет он в обрезанные до колен джинсы и замызганную футболку. Его жилище — во всяком случае та часть, которую удалось рассмотреть Бритт, — выглядело столь же непрезентабельно, как и его хозяин, скорее напоминая обломок кораблекрушения, чем приличный плавучий дом.

Бритт попыталась вернуться к своим занятиям, стараясь не замечать незнакомца, но это ей не удалось, потому что свет от проклятого бинокля все время попадал ей в глаза. Нахмурившись, она с вызовом воззрилась на мужчину, надеясь смутить его, но он в ответ радостно замахал ей рукой, — похоже, злость Бритт его только позабавила.

На следующий день она отправилась на маленький местный рынок, который обслуживал всю колонию плавучих домиков и где продавалось все — от овощей до лекарств, — и там снова увидела этого человека. На мгновение Бритт показалось, что он собирается с ней заговорить, однако ее холодный взгляд, вероятно, умерил его пыл — он ограничился лишь кивком и дружелюбной улыбкой, когда Бритт поравнялась с ним. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что он вовсе не так некрасив, как ей показалось вначале. Собственно говоря, в его хитроватой усмешке была даже своеобразная прелесть — если, конечно, он смеялся не над ней.

С тех пор Бритт повсюду встречала своего соседа. Когда утром она шла на работу, он уже стоял у перил причала и не сводил с нее глаз. Вечером, заходя поужинать в небольшой ресторанчик, где подавали блюда из морепродуктов, она видела, что мужчина сидит за соседним столиком, уткнувшись в меню. Хотя заговаривать с ней он не пытался, но не скрывал и своего интереса к молодой соседке. Бритт давно догадалась, что их якобы случайные встречи — далеко не случайность.

Однако времени на размышления о назойливом незнакомце у нее не оставалось. Получив разрешение Стеллы на обслуживание съезда графиков, Бритт с головой окунулась в работу. Одной из самых трудных задач, стоявших перед ней, было добиться согласия и сотрудничества миссис Конти. Эта женщина, чрезвычайно дорожившая своей должностью главной поварихи, встречала в штыки любое предложение Бритт, подозревая, что эта неизвестно откуда взявшаяся выскочка метит на ее место.

Поскольку все, что намечала сделать Бритт по изменению меню номер три с тем, чтобы максимально приблизить его к афганской кухне, также не встретило одобрения миссис Конти, молодая женщина поняла, что если не переломит этого сопротивления, то все останется по-прежнему.

А это означало, что она потерпит очередное поражение, которое подорвет у Бритт веру в себя. Перетащить миссис Конти на свою сторону стало ее навязчивой идеей, и она начала обхаживать итальянку, словно та была важной потенциальной клиенткой, причем очень выгодной. Первым делом Бритт пригласила миссис Конти на обед. Вначале та заколебалась, явно подозревая какой-то подвох, но услышав, что Бритт нуждается в ее совете, согласилась, хотя и с явной неохотой.

Молодая женщина решила приготовить простой обед, но целиком выдержанный в итальянском духе. Она благодарила судьбу за то, что в свое время ее отец целый год прослужил в Нью-Йорке шеф-поваром у какого-то загадочного итальянского джентльмена, которого так тщательно охраняли бравые молодые ребята, словно он был важной персоной.

Это был весьма тревожный год, и как только срок контракта истек, Пьер Дюмон без колебаний оставил сомнительное место, решив найти что-нибудь поспокойнее. Однако служа у итальянца, он беспрекословно выполнял все его требования, сводившиеся в основном к тому, чтобы ни на йоту не отступать от традиционных итальянских рецептов. Бритт сохранила в памяти многие из блюд отца и теперь, готовясь встретить гостью, со знанием дела закупала цветную капусту — непременный ингредиент минестроне — особой густой овощной похлебки, грибы, ветчину и прочие продукты, которые, как она помнила, использовал отец в своих итальянских рецептах.

Наконец решающий день настал. Показав гостье свое жилище, Бритт пригласила се к столу. На лице итальянки отразилось удивление, когда перед ней вдруг возникла тарелка густого наваристого минестроне. Судя по выражению ее лица, она не ждала ничего хорошего, однако, проглотив первую ложку, с удовольствием доела остальное.

Затем Бритт предложила гостье спагетти с сыром. Подождав, пока миссис Конти как следует распробует блюдо, она спросила:

— Не переложила ли я специй? Мой отец отлично готовил спагетти, но боюсь, я плохо помню его рецепт.

Итальянка отправила в рот очередную порцию спагетти и задумчиво прожевала.

— Нет, все в порядке. А вот в минестроне лучше класть не лапшу, а макароны. Но главное — чтобы базилик был свежим. Для соуса нет ничего хуже, чем увядший базилик!

Она продолжала делиться с Бритт секретами итальянской кухни, и к концу обеда та приобрела не только весьма ценные кулинарные познания, но и — что было более важно — сумела заручиться поддержкой миссис Конти в своем новом проекте.

Однако все оказалось сложнее, чем представлялось поначалу. Надо было соблюсти требование, выдвинутое Стеллой, — создать новое меню, не увеличивая стоимости блюд, что в условиях инфляции, о которой Бритт просто-напросто забыла, было очень непросто. Кроме того, никто не освободил ее от других должностных обязанностей, а они отнимали массу времени. Тем не менее постепенно ей удалось справиться с трудностями.

Бритт закупила нужные продукты, познакомила миссис Конти и ее подручных с новыми рецептами и обучила официантов тому, как следует подавать блюда афганской кухни. В тот вечер, когда состоялся заключительный банкет съезда художников-графиков, Бритт лично поехала в Сан-Франциско, чтобы удостовериться, что зал выглядит должным образом, фуршет организован как надо, а официанты с честью выполняют свои обязанности. И все же ее не покидала трусливая мысль — а не зря ли она все это затеяла? Что, если ее ждет провал?

Однако фуршет снискал полное одобрение комитета устроителей. В письме, присланном на комбинат, обращалось особое внимание на оригинальность меню и на то, как красиво были оформлены все блюда.

С этого момента Стелла уже не препятствовала вторжению Бритт в эту область ее хозяйства.

Для Бритт началось трудное, но прекрасное время. С головой погрузившись в работу, она порой засиживалась на комбинате до позднего вечера. И все же такого удовлетворения от своего труда Бритт еще никогда ранее не испытывала. У нее в памяти сохранилось множество великолепных рецептов, которыми когда-то удивлял своих клиентов ее отец, а когда память подводила Бритт, она начинала импровизировать, проводя долгие часы на кухне, когда работницы уже расходились по домам. Главной ее целью было создать новые блюда, чтобы заменить ими те надоевшие стандартные, что были так по сердцу Стелле.

О степени ее успеха можно было судить по тому, что буквально месяц спустя комбинату пришлось нанять несколько новых помощниц на кухню и две дополнительные бригады официантов, причем работа по их обучению была поручена Бритт. Иногда по вечерам, приходя домой с работы, она испытывала одно желание — поскорее лечь и уснуть. Но в те дни, когда у нее оставалось время для размышлений, Бритт чувствовала в глубине души, что успехи на работе — это еще не все, что в ее жизни не хватает чего-то еще, возможно, гораздо более важного…

Как ни странно, так остро ощущать свое одиночество она начала благодаря… коту. В течение целой недели после того как она вытащила его из воды, Бритт искала строптивого зверя, но он словно растворился в воздухе.

Она уже почти забыла о нем, но вот однажды ночью ее разбудило прикосновение чего-то мягкого и теплого. Отдернув руку, Бритт с криком вскочила и зажгла лампу.

И тут увидела… все того же кота.

— Ах ты, негодник! — в сердцах обрушилась она на него. — Как ты сюда попал? Напугал меня до смерти…

Кот приоткрыл глаза, окинул Бритт ленивым взглядом и отвернулся. И вдруг неожиданно издал хриплый звук, — очевидно, это был его собственный вариант мурлыканья.

— Если ты думаешь, что я позволю тебе улечься на мою кровать… И вообще, с чего ты взял, что мне нужна кошка?

Бритт снова легла спать, а проснувшись утром, обнаружила, что кот все еще здесь. Значит, она выдержала испытание.

Она назвала его просто Кот. Он позволял Бритт гладить и ласкать его, только когда был в настроении, и иногда ей казалось, что кот по-прежнему не доверяет ей. Даже самой себе она не хотела признаться в том, что с появлением этого зверька перестала чувствовать себя такой одинокой. Ведь признаться в этом значило отдать себе отчет в том, что, несмотря на свои чрезвычайно загруженные дни, она все еще временами тоскует по Крейгу, то есть новая жизнь, в которую она так храбро вступила, не вполне удалась. А в этом Бритт вовсе не хотелось сознаваться.




Она проработала у Стеллы восемь месяцев, когда начальница неожиданно предложила ей долю в деле.

— Правда, это всего десять процентов, но, видит Бог, ты их заслужила, — сказала Стелла, снова недовольно ворча, когда Бритт рассыпалась в благодарностях. — Ведь в том, как успешно идут у нас дела, прежде всего твоя заслуга. Собственно говоря, нам уже становится тесно в прежнем помещении. Нужен капитал, чтобы расширить мощности и модернизировать кухню. А самое главное — нам нужны более просторные морозильные камеры. Я тут полазила по округе и выяснила, что соседний склад скоро пойдет на продажу. Вот если бы уговорить этих банковских крыс, чтобы они дали нам заем…

День, когда имя Бритт появилось на вывеске над входом в заведение, был настоящим праздником в ее жизни. Вечером, после того как все ушли, она остановилась перед вывеской и долго смотрела на нее.

«Слански и Дюмон, обслуживание свадеб, званых обедов и торжеств».

— Здорово звучит, — произнесла она вслух и рассмеялась — ведь она разговаривала сама с собой.




Спустя неделю придя на работу, Бритт сразу поняла, что происходит нечто важное.

Во-первых, Стелла не скрывала своего волнения, во-вторых, она облачилась в платье, изменив своей обычной униформе — просторной гавайской накидке. Взглянув на начальницу, роскошные волосы которой, черные как смоль и лишь кое-где тронутые сединой, были уложены в изысканную прическу, венчавшую ее голову, словно корона, а губы были слегка накрашены помадой, Бритт пришла к выводу, что Стелла даже красива.

Едва завидев Бритт, Стелла знаком пригласила ее зайти к ней в кабинет.

— Я достала деньги, — торжественно объявила она, плотно закрыв дверь.

— Банк дал заем? — поинтересовалась Бритт.

— Нет, не банк. Как же, раскошелятся они, жди-дожидайся! Нет, это частный инвестор. Зовут Дэвид Джордан. Он не хочет, чтобы об его участии в деле стало известно. Предпочитает держаться в тени. Просто дает нам деньги на расширение производства, вот и все.

Стелла озабоченно взглянула на мужские часы, которые она всегда носила на левом запястье.

— Он будет здесь с минуты на минуту. Сказал, что очень хотел бы познакомиться с нами обеими.

— А что он за человек?

— Ну, ему немного за тридцать. Приятный малый! По виду даже не скажешь, что его может интересовать наш бизнес. Он выходец из старинной сан-францисской семьи. Куча денег, репутация в обществе и все такое. В общем, местный. Он из тех, кого называют… вот черт, забыла слово! Ну в общем, бывают такие люди, которые берутся за все понемножку просто так, от скуки.

— Дилетант? — подсказала Бритт.

— Вот-вот. Как-то я прочла в «Кроникл», что он несколько лет назад на спор вскарабкался на Эверест. Потом занимался автогонками, даже участвовал в «Формуле-1». Не думаю, что нам часто придется с ним встречаться. Какой-нибудь богатый чудак, который ищет применения своим деньгам. Впрочем, нам это на руку, правда? С его связями он наверняка поможет нам расширить дело.

— Интересно, откуда он узнал, что мы хотим его расширить?

Стелла пожала плечами.

— Он говорит, что был поражен, с каким размахом ты устроила свадебный обед для Поланского. Сказал, что впервые за много лет ему понравилась еда, которая подавалась на банкете. Ну, он начал расспрашивать, что да как, и выяснил, что мне нужны средства для расширения дела. Вот и все!

Закончив эти объяснения, Стелла снова пожала плечами.

Больше никаких вопросов Бритт задать не удалось — послышался стук в дверь. Стелла крикнула:

— Входите!

Бритт обернулась, ожидая увидеть их нового делового партнера, но вместо него на пороге стоял… ее назойливый сосед.

Она была поражена. Как он осмелился появиться здесь, у нее на работе? Однако услышав, как сердечно приветствует его Стелла, догадалась, что человек, который упорно преследовал ее весь последний месяц, и неведомый богатый чудак, решивший вложить свои деньги в их комбинат, — одно и то же лицо.




ГЛАВА СЕДЬМАЯ


В течение всей беседы с Дэвидом Джорданом Бритт не покидало ощущение, что он посмеивается над ней. Не то чтобы он говорил что-то непочтительное. О нет, он был вежлив, даже изысканно вежлив и с ней и со Стеллой, которая прямо сияла от удовольствия, как кошка, объевшаяся сливок. Собственно говоря, он вел себя с ними совершенно одинаково. «Как будто мне тоже за пятьдесят, как Стелле, а не под тридцать», — с обидой подумала Бритт.

Позднее она так и не смогла объяснить себе самой, почему же все-таки приняла его приглашение на обед, тем более что сделано оно было как бы вскользь.

Конечно, она не могла отказаться уже потому, что Стелла, которую Джордан тоже пригласил, явно горела желанием поближе познакомиться с будущим партнером. Но в последний момент, сославшись на более раннюю договоренность с давним клиентом, Стелла уклонилась от обеда, и теперь Бритт предстояло провести целый вечер наедине с этим человеком.

Так почему же она все-таки согласилась? И почему так тщательно готовилась к этому событию? Зачем зашла после работы в магазин и купила новое платье, причем такое, которое без натяжки можно было бы назвать вызывающим?

А ведь Бритт даже не была уверена, что ей нравится этот человек…

Ровно в восемь, что наводило на мысль, что он специально рассчитал время, Дэвид Джордан сошел по трапу на палубу Бритт. На нем по-прежнему были синие джинсы, а вот свою любимую футболку — на взгляд Бритт, просто жуткую — он сменил на вполне приемлемую рубашку.

Приглядевшись, она вынуждена была признать, что у Джордана вообще-то весьма респектабельный вид. Обут он был в туфли, явно сшитые на заказ, — такие, наверное, стоят целое состояние, — а куртка из мягкой, отлично выделанной кожи ладно облегала его поджарое, стройное тело.

Следующий сюрприз преподнес Кот. В тот момент, когда появился Дэвид, он мирно спал на своем излюбленном месте, то есть в ящике дубового комода, где Бритт хранила белье. Не успел гость сделать и нескольких шагов по гостиной, как Кот приподнял голову, хрипло мяукнул, выскочил из ящика и принялся выписывать восьмерки вокруг ног Дэвида, мурлыча от удовольствия.

— Привет, старый разбойник! — приветствовал его Дэвид и потер Кота за ухом. — Нашел себе более приличное жилье, да? Ну что же, я тебя не виню. Разве можно сравнить скромный стол холостяка с теми вкусностями, которыми наверняка угощают тебя здесь?

Бритт в изумлении уставилась на своего гостя.

— Так это ваш кот? А я думала, бродячий.

— Да нет, он ничей. Мы действительно прожили с ним вместе несколько месяцев — до того как вы выудили его из воды. Я так и не поблагодарил вас за этот самоотверженный поступок. Но вы скрылись так быстро… В жизни не встречал столь стремительной женщины!

— Так вот почему… — начала было Бритт, но тут уже одернула себя. — Но почему же вы ничего не сказали?

— Не получилось. Каждый раз, когда я к вам приближался, вы меня осаживали. А ведь я вел себя как настоящий джентльмен!

— А я думала, что вы… ну, в общем, пристаете ко мне! — со смехом объяснила Бритт и добавила: — Раз это ваш кот, заберите его.

— Ну нет! Я не хочу лишать Бродягу такого уютного дома, — галантно произнес Дэвид.

— Вы зовете его Бродягой?

— Да. Мне показалось, что это имя ему подходит. — Он с любопытством взглянул на нее. — А как называете его вы?

— Просто Кот, — улыбнулась Бритт. — Как видите, я не слишком долго раздумывала, давая ему кличку.

— Ну что же, по-моему, это имя не хуже любого другого, — заключил Дэвид, помогая Бритт надеть пальто.

Такого странного вечера давно не выпадало на ее долю. Это был какой-то каскад неожиданностей — под стать самому Дэвиду Джордану.

Автомобиль, в который он усадил свою спутницу, выглядел не блестяще, но резво взял с места, не хуже, чем новенький «Мерседес» ее свекрови, а взглянув на отполированную приборную доску из орехового дерева, сверкающие серебряные ручки и элегантную кожаную обивку, Бритт поняла, что машина, пусть и не новая, но явно дорогая. Она ждала, что Дэвид начнет распространяться о том, как ему удалось отыскать этот раритет и сколько он стоит, но вместо этого он заговорил совсем о другом. Поинтересовавшись музыкальными пристрастиями своей спутницы, он перевел разговор на гастрономическую тему. Оказалось, что он разбирается в этом вопросе не только как человек, который ежедневно что-то ест, и поведал Бритт уморительную историю, случившуюся с ним недавно на дегустации местных вин.

К собственному удивлению, Бритт, не слишком общительная и контактная с незнакомыми людьми, вскоре почувствовала, что получает удовольствие от разговора с этим человеком. Хотя она подозревала, что Стелла не ошиблась, назвав его дилетантом, в нем было какое-то неотразимое обаяние и юношеский интерес к самым разным вещам. Бритт решила расслабиться и не думать ни о чем, кроме сегодняшнего вечера.

Итальянский ресторан, куда привел ее Дэвид, располагался на усаженной липами улице в районе Сан-Франциско, который он назвал «Авеню». Это было небольшое, скромное с виду здание, однако блюда, которые им подали, были так изумительны, что Бритт не удивилась, вспомнив слова Стеллы о том, что в этом ресторане никогда нет свободных мест. Очевидно, Дэвид был здесь завсегдатаем. Не только шеф-повар, но даже сам владелец подошли, чтобы поинтересоваться его мнением о спагетти в томатном соусе и филе судака. Оба блюда Дэвид нашел превосходными.

Узнав, что Бритт только недавно приехала в Сан-Франциско, он предложил познакомить ее с местной ночной жизнью, что, по его мнению, было легче всего сделать, посетив ряд маленьких бистро. Именно этим они и занялись после обеда, начав экскурсию с молодежного диско-клуба и закончив ее посещением фешенебельного бара в престижном районе на холме.

— Таков весь Сан-Франциско, — заметил Дэвид, когда они вышли из бара. — Где-то на грани между респектабельностью и распутством. В этом городе, как и во всем нашем обществе, хорошее мешается с дурным. Здесь встречаются самые различные стили жизни, и если вы достаточно мудры, то вы спокойно отнесетесь к этому. Но надо иметь мудрость, чтобы не вынести поспешных суждений. Ведь в конце концов все эти люди — такие же Божьи создания, как и мы… — неожиданно серьезно заключил он.

В последующие дни Дэвид не переставал удивлять Бритт. То он вел ее на чопорный званый обед в особняк начала века, располагавшийся на самой фешенебельной улице Сан-Франциско, то вдруг приглашал на чей-то день рождения, который праздновался в непритязательном баре на побережье, то вдруг объявлял, что сегодня они отправятся ни много ни мало на боксерский поединок во дворец спорта, а то неожиданно предлагал послушать «Богему» в оперном театре.

Где бы они ни появились, он чувствовал себя как дома. Бритт, которая сама не отличалась общительностью, как-то сразу обратила внимание на эту черту Дэвида, а также на то, насколько разнообразен и широк круг его друзей. Сюда входил и полицейский регулировщик, управлявший движением на Маркет-стрит, который однажды, подойдя на перекрестке к их машине, нисколько не смущаясь, хлопнул Дэвида по спине и рассказал рыбацкий анекдот, и увешанная драгоценностями престарелая вдова, именовавшая его «юный Джордан» и, по-видимому, путавшая молодого человека с его отцом. В ответ на это замечание Бритт Дэвид рассмеялся и объявил, что он, подобно хамелеону, приобретает окраску тех, с кем общается.

Бритт ничего не возразила, однако про себя подумала, что дело не только в этом. Люди охотно общались с Дэвидом потому, что от него исходило какое-то душевное тепло. Он всегда искренне интересовался делами своего собеседника, и Бритт невольно сравнивала его с Крейгом, который своей чопорностью словно отгораживался от всех глухой стеной.

Проводя вечера с Дэвидом, Бритт днем была целиком поглощена работой — ей хотелось оправдать доверие Стеллы. Поскольку заведение расширялось, нужно было нанимать и обучать новых людей. Бритт даже пригласила секретаря — на него была возложена бумажная работа — и помощника для связи с поставщиками продуктов.

— Правильно, — одобрила эти нововведения Стелла. — Я не хочу, чтобы ты тратила время на бумажки, с которыми может справиться любая школьница. У тебя просто талант организатора! Вот и составляй свои знаменитые меню, а всю рутину переложи на плечи помощников. Запомни, подружка, — в этом и заключается секрет умелого менеджмента!

Бритт, которая была обязана Стелле столь многим, не стала возражать, хотя в глубине души тосковала по работе на кухне, когда они трудились бок о бок с миссис Конти, изобретая новые блюда и по-приятельски болтая с молоденькими помощницами. Теперь же отношения с работницами стали более формальными. Кое-кто даже начал именовать ее «мисс Дюмон». От этого обращения Бритт всякий раз становилось не по себе.

— Как одиноко тому, кто достиг хоть каких-то высот! — однажды наполовину в шутку, наполовину всерьез пожаловалась Бритт, обращаясь к Дэвиду. — Во-первых, у меня теперь бездна свободного времени. Стелла и слышать не хочет о том, чтобы я помогала на кухне. Говорит, что хороший менеджер не должен марать руки черной работой.

— А вы переезжайте ко мне — я найду, чем вас занять, — неожиданно предложил Дэвид, лукаво подмигнув Бритт.

Она покачала головой. Он, ничуть не обескураженный, пожал плечами и предложил уже серьезно:

— Ну, если это предложение вам не подходит, почему бы тогда не заняться литературным трудом? Раз уж у вас столько свободного времени… Вы могли бы написать кулинарную книгу. Негоже, чтобы изобретенными вами шедеврами больше никто не воспользовался. Впрочем, возможно, вы принадлежите к числу тех кулинаров, которые ревниво оберегают свои секреты?

— Да нет, я люблю делиться своими рецептами, — призналась Бритт. — Да и отцовских помню много… Но вот только какая из меня писательница? Я же этого не умею!

— А чего тут уметь? Вы образованная, умная женщина — это сразу видно, да и сам предмет знаете, как говорится, от А до Я. Дело в том, что я являюсь одним из совладельцев небольшого местного издательства, которое весьма популярно в нашем городе. Мой партнер, помнится, как-то говорил, что на хорошую поваренную книгу всегда будет спрос.

Первым побуждением Бритт было решительно отказаться. Но Дэвид смотрел на нее так насмешливо, с таким вызовом, что она, поколебавшись, сказала, что подумает и даст ему ответ через некоторое время.




Все сложилось так, что в последующие несколько недель она была так занята, что мысли о создании кулинарной книги пришлось на время оставить.

Началось с того, что успех свадебного банкета, который организовала Бритт для дочери местного бизнесмена-негра, превзошел все ожидания. Выходец из Луизианы, этот человек, чувствуя острую ностальгию по своему детству, попросил выдержать меню именно в этом духе, и вскоре на них обрушился поток просьб — все желали заказать блюда той или иной национальной кухни.

Стелла, предпочитавшая ковать железо, пока оно горячо, поручила выполнение этих заказов Бритт, зная ее пристрастие именно к таким оригинальным блюдам. В итоге молодая женщина проводила на работе по четырнадцать часов в сутки, а иногда и больше, освежая в памяти рецепты отца и создавая новые, свои собственные на основе блюд того или иного народа. При этом перед Бритт стояла еще одна задача — предстояло заменить экзотические специи и пряности на более привычные для американцев.

Как только меню было составлено, Стелла обратилась в местную фирму по связям с общественностью, чтобы создать надлежащую рекламу. Рекламная кампания прошла так успешно, что их предприятие снова встало перед проблемой расширения. Стелла ворчала — вот, мол, снова навалилась работа, но Бритт не принимала эти слова всерьез. Она уже давно поняла, что ее старшая подруга чувствует себя счастливой, когда дел у нее выше головы.

В один из дней, когда Бритт наслаждалась законными отгулами, к ней зашел Дэвид.

— Думаю, вам пора откликнуться на мое предложение, — заявил он с порога.

— Это на какое же? — не сразу догадалась Бритт. — Насчет кулинарной книги? Или вы снова пытаетесь меня соблазнить?

Однако Дэвид, вопреки обыкновению, не подхватил шутку. За все время их знакомства он всегда был одинаков — весел, ровен, дружелюбен. А сейчас, глядя в его задумчивые глаза, Бритт недоумевала — неужели она ошиблась в этом человеке и все, что происходило между ними до сих пор, было лишь прелюдией к чему-то большему, над чем даже Дэвид не может смеяться? А если так, готова ли она вступить с ним в такие отношения? Он ей нравился, может быть, даже очень нравился. Но достаточно ли этого для близости?

Конечно, она уже давно догадалась, что привлекает его. Хотя Бритт не считала себя слишком искушенной в любовных играх, было бы верхом наивности с ее стороны не заметить, что делается с Дэвидом, когда они танцуют или он целует ее, прощаясь. Однако она ждала более явных шагов с его стороны, стараясь в то же время скрыть собственный интерес.

Похоже, Дэвид догадался, о чем она думает. Лицо его озарилось насмешливой улыбкой, и он шутливо ткнул ее пальцем в бок.

— Ага, попались на крючок! Ну ладно, на этот раз, так и быть, я вас отпускаю. А говорил я о книге. По-моему, вы должны попытаться, Тани. Поверьте умудренному жизненным опытом человеку, в старости люди ни о чем так не жалеют, как об упущенных возможностях. Написать и издать собственную книгу — что может быть интереснее? Не каждому выпадает в жизни такой шанс! Посвятите ее своему отцу. Из того, что вы рассказывали о нем, я понял, что при жизни этого человека слишком мало ценили. А ваша книга могла бы стать ему прекрасным памятником!

Бритт изумленно уставилась на Дэвида. Она была так потрясена, что не находила слов. То, что он только что сказал, разом положило конец всем ее колебаниям и сомнениям. Ну конечно, как ей самой до сих пор это не приходило в голову! Ведь она всегда жалела, что талант отца умер вместе с ним. А разве существует способ более благородный, чем книга, чтобы передать знания, накопленные одним человеком в течение всей жизни, тем, кто последует за ним?

Должно быть, выражение ее лица было столь красноречиво, что Дэвид и без слов догадался об ответе. Рассмеявшись, он обнял Бритт:

— Итак, решено. Я беру на себя юридическую сторону дела — контракты и тому подобное. А ваша задача — выплеснуть на бумагу все тонкости кулинарного искусства.

— Но как? Я даже не представляю, с чего начать, — растерянно пролепетала Бритт.

— Будьте естественной. Пишите так, как говорите. Расскажите, как работал ваш отец, как вы ребенком скитались вместе с ним по разным городам и хозяевам. Представьте, будто разговариваете со мной.

Бритт улыбнулась.

— Название я уже придумала — «На кухне моего отца»!

Позднее у Бритт не раз находился повод поблагодарить Дэвида. Он не только сумел так составить контракт, что она получила солидный аванс, позволивший оплатить все связанные с книгой расходы, но и оказал ей неоценимую помощь во многих других отношениях.

Все описываемые в книге блюда Бритт вначале готовила у себя на кухне. Каким бы необычным или труднодоступным не был ингредиент, который требовался ей для того или иного рецепта, Дэвид всегда знал, где его можно отыскать. Если ей был нужен почечный жир, на котором жарятся овсяные лепешки, он вел ее на китайский рынок — по утверждению Дэвида, там можно было достать все. Понадобились потроха для испанской похлебки или кишки для приготовления колбас? Нет ничего проще, надо ехать на оклендский рынок, где продаются самые лучшие сорта свинины. А за свежим тунцом и живыми креветками, излюбленными компонентами исконных луизианских блюд, надо отправляться на рынок, расположенный в районе Мишен.

Как и прежде, когда Бритт сочиняла новые меню для комбината «Стелла», она столкнулась с необходимостью приспосабливать блюда национальной кухни к консервативным вкусам американских едоков, что, по ее мнению, было профанацией. Неожиданно ей в голову пришла смелая мысль. А что если давать в книге оба варианта — оригинальный, с указанием всевозможных экзотических специй и пряностей, и как бы адаптированный, где использовались бы только те компоненты, которые можно купить в любом американском супермаркете?

Когда она рассказала о своей идее Дэвиду, он отнесся к ней весьма благосклонно.

— Отличная мысль! Предоставьте им выбор — может быть, они и сами начнут экспериментировать.

Часто, обдумывая очередной рецепт, Бритт не могла точно припомнить, сколько специй или приправ клал в то или иное блюдо ее отец. Как ей пригодились бы сейчас его записи! Интересно, что сделал с ними Крейг? Выбросил, как и все ее остальные вещи? Велел отнести на чердак? Передал Армии Спасения?

Ну что же, ей придется рассчитывать только на себя…

Начав импровизировать, Бритт вскоре поняла, что это занятие захватило ее целиком. Теперь она с неохотой шла на службу — жаль было тратить драгоценные часы, которые она могла бы провести на своей уютной кухоньке, экспериментируя, смешивая, пробуя, создавая неожиданные сочетания продуктов, одним словом, придумывая новые рецепты.

Дэвид часто заходил к Бритт — иногда чтобы вместе с ней полакомиться каким-нибудь изысканным деликатесом, приобретенным в шикарном сан-францисском магазине для гурманов, иногда чтобы помочь с готовкой, отведать, что получилось, и вынести свое суждение.

Когда Бритт была выходная, они с Дэвидом часами бродили по крошечным лавчонкам китайского квартала или выбирали овощи, которые можно было встретить лишь на итальянском или мексиканском рынках.

Как всегда, ей было легко с ним, и если Дэвид в награду «за свой вклад в развитие и совершенствование вкуса американцев», как он выражался, приглашал Бритт куда-нибудь пойти с ним вечером, она охотно откладывала работу, надевала лучшее платье и предавалась заслуженному отдыху.

Именно во время таких эскапад он показал своей спутнице другой Сан-Франциско, познакомил ее с разными людьми и стилями жизни. В один из вечеров они обсуждали поэтов-битников с очередным приятелем Дэвида, человеком явно не от мира сего. Он жил на холме Потреро, где от набегов местных хулиганов его оберегали более приземленные соседи. Потом Бритт познакомилась с Мэри Тележкой, весьма своеобразной личностью. Эта женщина спала в чужих подъездах, мылась на автостоянках, весь свой нехитрый скарб перевозила в украденной из супермаркета проволочной тележке, а любую милостыню встречала градом насмешек и оскорблений.

— А ведь она очень гордый человек, — высказал свое мнение о Мэри Тележке Дэвид после того, как они втроем съели по хот-догу и выпили кока-колы на скамейке в парке, расположенном возле моста Золотые Ворота.

Вначале Бритт удивилась, а потом поняла, что он прав.

— А откуда вы знаете всех этих людей? — с любопытством спросила она.

— Эти люди — я сам, — неожиданно ответил он, усмехнувшись. — Я вижу себя, когда смотрю на Мэри Тележку, на старика, который тратит половину своей пенсии, чтобы покормить жирных голубей, облюбовавших этот парк, или даже на вдову, каждый год с гордостью надевающую свои драгоценности, которые стоят целое состояние, чтобы покрасоваться на открытии сезона в оперном театре.

— А что вы видите, когда смотрите на меня? — лукаво спросила Бритт.

— Вопрос в другом — что видите вы сами, когда смотритесь в зеркало? — парировал Дэвид. — Каково ваше мнение о себе?

— Ну, как вам сказать… Я вижу обыкновенную женщину с карими глазами, каштановыми волосами и очень средней фигурой.

Он фыркнул.

— Да вы слепы, как летучая мышь!

Дэвид схватил ее за руку и потащил к небольшому зеркалу, висевшему рядом с дверью.

— А теперь слушайте, что вижу я — молодую женщину, свежую и чистую, со стройным, грациозным станом. Я вижу кожу, сияющую здоровьем, глаза, которые светятся внутренней теплотой, улыбку, которая может свести с ума любого мужчину. Вы очаровательное, милое создание, Тани, и пусть ваше лицо имеет не совсем правильные черты, зато в нем есть пикантность, которая привлекает гораздо сильнее, чем строгая классическая красота. В вас есть нечто, что мгновенно находит отклик в сердцах других людей. Глядя на вас, они понимают, что вы такая же, как они — так же печалитесь и радуетесь, так же любите и ненавидите, так же способны иногда совершать ошибки…

Дэвид повернул Бритт лицом к себе и обхватил ладонями ее щеки, так что она была вынуждена посмотреть ему прямо в глаза.

— И, как я подозреваю, именно из-за такой ошибки ваша душа превратилась в лед. Я прав, Тани?

Бритт уставилась на Дэвида, пораженная его неожиданной серьезностью. А действительно, прав ли он? Неужели она на самом деле такая, какой видит ее Дэвид, или просто он смотрит на нее другими глазами, не так, как все остальные?

И что таится за его словами? А вдруг это намек, что его больше не устраивают простые дружеские отношения? Она давно поняла, что он хочет ее. Так что же, наступило время для следующего этапа их отношений?

Бритт была обыкновенной женщиной из плоти и крови, с обыкновенными желаниями и страстями. Последний год принес ей немало страданий — в основном душевных, но и физических тоже. Здоровая плоть требовала своего. Как легко сейчас было бы заняться с Дэвидом любовью, утолить и его страсть, и свою собственную. Они знакомы уже давно, и он ей действительно нравится. А то, что они в первую очередь друзья, даже лучше — каков бы ни был конец этого романа, никто из них не пострадает от разрыва.

Одно смущало Бритт — ей казалось, что ни с кем, кроме Крейга, она не получит удовлетворения. В ее интимной жизни до встречи с мужем не было ничего примечательного. Впрочем, в последнее время и с ним любовь превратилась скорее в необходимую обязанность, чем в удовольствие.

Так что же она теряет? Она ведь не юная девица, которая с широко открытыми глазами ждет прекрасного принца! Да и Дэвид своей преданностью бесспорно заслужил такое вознаграждение…

Глубоко вздохнув, Бритт подняла глаза на Дэвида.

— Вы правы — я действительно наделала массу ошибок. Когда-нибудь, когда у вас выдастся свободный часок, я могу рассказать о них…

— Всегда к вашим услугам, — с готовностью отозвался он. — Какое время вас устроило бы?

— Как насчет завтрашнего вечера? — предложила Бритт. — Вы много раз приглашали меня к себе. Я думаю, пришла пора увидеть вас в привычной обстановке. Что вы на это скажете?

Дэвид немного помолчал. Склонив голову к плечу, он словно прислушивался к своему внутреннему голосу.

— Да, я думаю, пора пришла, — произнес он наконец и в его словах прозвучало недвусмысленное обещание.




ГЛАВА ВОСЬМАЯ


Направляясь по причалу к домику Дэвида, Бритт не имела ни малейшего представления о том, что ее ожидает. Очевидно, жилище — под стать своему хозяину — должно быть очень оригинальным. Только теперь она как следует рассмотрела убежище Дэвида. Если не обращать внимания на потрепанную обшивку и ветхую палубную мебель, оно содержалось в отличном состоянии.

Бритт пришло в голову, что домик похож на самого Дэвида — некая смесь небрежности и комфорта, даже с неким налетом роскоши, что делало чрезвычайно затруднительным определение и жилища, и его владельца. А увидев на корме название «Бродяга», Бритт поняла, что Дэвид остается верен своей всегдашней привычке добродушно высмеивать все и вся, не исключая самого себя.

Был поздний вечер. Светящиеся иллюминаторы судов, пришвартованных в заливе, придавали ему какой-то уютный, домашний вид. Всего поблизости находилось около трех десятков плавучих домиков. Большинство их занимали пожилые пары, но были среди обитателей и молодые люди, например, некий студент, круглый год живший на полуразвалившейся лодке, не имея на то никаких прав, и добывавший средства к существованию, выполняя кое-какие поручения отставного адмирала, занимавшего роскошную яхту — точное подобие китайской джонки, только гораздо большего размера и оснащенную самыми современными достижениями техники.

Кот, отныне снова переименованный в Бродягу — Бритт не могла не признать, что это имя как нельзя лучше подходит животному со столь независимым характером, — важно выступал впереди, не обращая никакого внимания — впрочем, как и они на него — на многочисленных собак и кошек, попадавшихся ему на пути.

— Ну просто король да и только! Интересно, за что тебя все сородичи так уважают? — удивленно промолвила Бритт, когда огромный бродячий кот, в два раза больше и толще Бродяги, уступил им дорогу, сделав вид, что не заметил более скромного по размерам соперника.

Бродяга остановился, оглянулся на Бритт, сверкнув желтым глазом, и продолжал победоносное шествие, а его пушистый хвост словно плюмаж гордо развевался в воздухе.

Когда Бритт, эскортируемая котом, приблизилась к домику, откуда-то снизу показался Дэвид. На нем был огромный белый фартук, а в руке — деревянная ложка с длинной ручкой. Увидев гостей, он приветливо помахал Бритт и, как всегда, усмехнулся уголком рта.

Она попыталась взглянуть на Дэвида свежим взглядом. Они уже так давно и хорошо знают друг друга, что не худо бы на время забыть свои первые впечатления об этом человеке. Как это она раньше не замечала, что он очень привлекателен! У него поджарое, стройное тело, густые рыжеватые волосы, карие глаза, которые могут быть насмешливыми или, как сейчас, когда он окинул взглядом длинную юбку и шелковую блузку Бритт — свой наряд к сегодняшней встрече она выбирала очень тщательно, — очень внимательными.

Интересно, каково это будет — заниматься с ним любовью сегодня вечером? Нет ли в ее хладнокровии чего-то ненормального?

В основе близости мужчины и женщины прежде всего должны лежать чувства, а она подходит к этому уж слишком рационально. Вот пришла, заранее готовая к тому, что ее будут пытаться соблазнить! А что, если ей не удастся преодолеть барьеры, существующие в ее сознании? Будет ли Дэвид разочарован? У нее ведь нет большого опыта. А вдруг он решит, что она просто водила его за нос и он зря потратил на нее столько времени?

В первые дни брака Бритт была убеждена, что она страстная женщина. Но потом что-то случилось; тот огонь, который она чувствовала в первое время, постепенно и неуклонно угасал. Дошло до того, что она лишь молча терпела ласки Крейга, сама редко испытывая чувства, подобные тем, что были ей памятны по медовому месяцу.

А потом и сам Крейг стал все реже обращать на нее внимание, задерживаться на работе — теперь-то Бритт знает, чем он на самом деле занимался в это время! — и она поняла, что перестала удовлетворять его в постели. Так завершился ее переход в разряд фригидных женщин. В последнее время они с Крейгом просто жили под одной крышей, и хотя по-прежнему спали в одной постели, любовью занимались крайне редко. Впрочем, лучше бы не занимались вовсе, потому что каждый такой случай оставлял в душе Бритт горький осадок разочарования.

Неожиданно нахлынувшие воспоминания были настолько болезненными, что она даже остановилась, вцепившись руками в поручень. Бродяга тоже остановился и, оглянувшись на хозяйку, вопросительно мяукнул. Бритт не пошевелилась, и тогда кот, легко спрыгнув на палубу, принялся тереться о ноги Дэвида.

— Что, передумали, Тани? — спросил тот с улыбкой, хотя глаза его оставались серьезными.

— Нет. Просто старые раны неожиданно напомнили о себе, — объяснила она.

Вскинув голову и крепко сжав губы, Бритт тоже начала спускаться по крутой лесенке.

Дэвид подвел ее по узенькой палубе к двери, ведущей внутрь плавучего домика. И снова Бритт остановилась, но на этот раз от удивления перед тем, что предстало ее взору — глубокие обитые кожей кресла и диваны, занимавший все пространство комнаты ковер в восточном стиле на полу — такой, должно быть, стоит целое состояние, — картины приглушенных оттенков, украшавшие стены.

— Нравится? — спросил Дэвид улыбаясь.

— Да. Вы что — подпольный миллионер?

— Что-то в этом роде, — весело откликнулся он. — Но стараюсь это не афишировать.

— Ну, если вы и в самом деле хотите сохранить это в секрете, вам следовало бы убрать картины, — посоветовала Бритт вполне серьезно. — Ведь это Моне вон там, над диваном, причем явно не копия!

— Как вы догадались?

— Я видела эту картину в музее. Мы там были вместе с…

Она запнулась. Наступила неловкая пауза.

— Один из ваших секретов? Это касается тех ошибок, о которых мы собирались побеседовать?

Бритт вспыхнула.

— Можно сказать и так.

Она поспешила перевести разговор на более безопасную тему.

— Какой чудный запах доносится из кухни! — воскликнула она с деланным восторгом.

Хотя по улыбке Дэвида было ясно, что он догадался о ее хитрости, он, тем не менее, охотно начал объяснять:

— Это лучший в мире чили. Рецепт добыт в Техасе, где, как известно, и растет лучший чили. Посидите здесь, пока я закончу, а потом вам предстоит попробовать нечто, чего вы в жизни, уверен, никогда не ели.

Бритт с готовностью опустилась на предложенный Дэвидом стул. Бродяга тут же вспрыгнул на старинный комод и оттуда взирал на общество, сверкая желтыми глазами и помахивая пушистым хвостом. Чувствовалось, что кот разочарован невниманием к его драгоценнейшей особе.

— Ах ты, негодник! — негромко пожурил его Дэвид. — Вот что получается, когда попадаешь в женские руки…

Бродяга с вызовом мяукнул, соскочил с насиженного места и грациозно двинулся на кухню вслед за Дэвидом.

Следующие несколько минут Бритт провела, изучая корешки книг, стоявших на полке. Если судить о человеке по тому, что он читает, у Дэвида, должно быть, весьма разнообразные интересы. На полке стояли поэтические сборники вперемешку с биографиями знаменитых людей и тут же — детективы и триллеры.

— А вот и чили! — радостно объявил хозяин, появляясь на пороге со сковородкой в руке.

По его улыбке чувствовалось, что он и в самом деле гордится приготовленным блюдом.

Едва попробовав чили, Бритт была вынуждена схватить стоявший перед ней бокал и залпом выпить налитое в него кроваво-красное вино, чтобы хоть немного заглушить пожар, пылавший у нее во рту.

— Немного острый, по-моему, — отдышавшись, проговорила она.

— Естественно. Таким он и должен быть. Возбуждает вкусовые рецепторы. Это пища не мальчиков, но мужчин, — торжественно объявил Дэвид.

— Понятно. А поскольку я не отношусь ни к тем, ни к другим, я оказалась в невыгодном положении, — парировала Бритт.

Когда первое потрясение прошло, она рискнула попробовать еще немного соуса. Как ни странно, он ей понравился, несмотря на обилие специй и черного перца. Доев свою порцию, Бритт даже попросила добавки. Наконец она отодвинула тарелку.

Дэвид усмехнулся.

— Секрет приготовления настоящего чили кроется как раз в специях, — наставительно заметил он. — И не вздумайте использовать мороженую говядину, которая годится разве что на бифштексы! Только парная. Обжариваете ее слегка в почечном жире — это придает блюду дополнительную прелесть. И помните — базилик непременно должен быть свежим, прямо с грядки. И еще…

— Ясно, ясно. Согласна — ваш чили прекрасен, — прервала поток объяснений Бритт. — Может быть, я опишу его в своей следующей книге, наряду с другими типично американскими блюдами.

— Ага, значит, вы подумываете о следующей книге?

Бритт задумалась.

— Не знаю, как это у меня вырвалось… Хотя, честно говоря, я действительно думала об этом. Если, конечно, такая тема кого-то заинтересует. Пока ведь мы не знаем, как пойдет первая книга, не так ли?

— Не знаем, но можем догадываться. Бьюсь об заклад, что ее ждет грандиозный успех, — сказал Дэвид. — Позвольте процитировать вашего издателя. Вот какой текст он поместил на обложку: «Лучшая кулинарная книга этого года. Даже если бы в ней не было изысканных и редких кулинарных рецептов, изящная, остроумная манера изложения мисс Дюмон доставит читателям истинное наслаждение»… Ну и так далее. Да, я уверен, что книгу ждет успех.

Бритт молчала, пытаясь переварить слова Дэвида.

— Почему же вы мне раньше об этом не сказали?

— Ждал подходящего случая, — ответил он, улыбаясь. — Надеялся, что это растопит лед в вашем сердце. Я ведь не совсем болван, как вы, наверное, уже успели заметить.

Бритт хотела возразить, что после чили у нее внутри и так все горит и растапливать ничего не надо, но промолчала. Вместо этого она неожиданно поднялась с места и, обойдя стол, подошла к Дэвиду.

Бритт поцеловала его, но не в щеку, как намеревалась сначала, а в губы. Они пахли терпким вином, и неожиданно то, что началось как дружеский поцелуй, переросло в нечто большее. Дэвид крепко обнял Бритт, и она сама не заметила, как очутилась у него на коленях и обняла за шею. Поцелуй все длился и длился, и это было чудесно.

Бритт почувствовала, как в ней снова разгорается прежний огонь, и ей хотелось, чтобы это восхитительное мгновение никогда не кончалось. Как будто лед у нее внутри, о котором говорил Дэвид, и в самом деле растаял. Приятная теплота разлилась по телу Бритт. Она теснее прижалась к Дэвиду, не думая о том, что делает и имеет ли на это право.

Близость женского тела и страстный поцелуй подействовали на Дэвида вполне естественным образом, поэтому Бритт была чрезвычайно удивлена, когда он вдруг отстранился.

Поднявшись со стула, он протянул руку Бритт и помог ей встать.

— Так, — задумчиво протянул он. — Может быть, мы не будем начинать того, что неизвестно чем закончится, пока не поговорим?

Голос Дэвида звучал напряженно, и Бритт поняла, что ему стоило огромных усилий оторваться от нее. Тогда зачем же он это сделал? Ведь было совершенно очевидно, что она готова, даже жаждет уступить…

— Сядь, — почти приказал Дэвид, подводя Бритт к дивану. — Нам надо кое-что выяснить, пока дело не зашло слишком далеко, а когда ты так на меня смотришь, я теряю способность соображать.

Она молча повиновалась и вопросительно уставилась на Дэвида. Даже самой себе Бритт не могла признаться, как ее обрадовала эта неожиданная передышка.

— Да, я хочу тебя, очень хочу, и ты это знаешь. Но боюсь, что тобой движет в первую очередь чувство благодарности, и мне это не нравится. С самой первой минуты, увидев тебя, я понял, что тебя что-то гложет. Во-первых, ты никогда не говоришь о своем прошлом. Ну да, ты много раз рассказывала, как переезжала с места на место с отцом. Но ведь тогда ты была маленькой девочкой! Потом ты говорила об учебе в колледже, о своей любви к кулинарии, подругах и друзьях… И все обрывается примерно за пять лет до настоящего момента. Не будешь же ты утверждать, что провела это время в монастыре, изолированная от окружающего мира!

Бритт вскочила, задетая до глубины души его словами, и гневно воскликнула:

— Послушай, Дэвид, это уже слишком! Моя личная жизнь принадлежит только мне. Какое ты имеешь право задавать мне подобные вопросы?

— Никакого, разумеется, если не считать правом то, что ты мне небезразлична. В те годы, о которых ты умалчиваешь, в твоей жизни произошло что-то такое, что до сих пор тебя мучает, не дает покоя. Я вижу, что ты не прочь завести со мной роман. Казалось бы, для мужчины этого должно быть достаточно. Но мне нужно нечто большее… Пойми, Тани, я люблю тебя, и мне не все равно, как ты ко мне относишься!

Бритт молчала. Не в силах поднять глаза на Дэвида, она упорно не отводила взгляда от Бродяги, который, усевшись на середину стола, лакомился остывшим чили, запуская лапу прямо в сковородку. Мысли ее где-то блуждали. Глядя, как жадно кот набросился на переперченное блюдо, Бритт вдруг подумала, что, живя с Дэвидом, он, очевидно, привык к такой неподходящей для животного пище.

Молчание становилось гнетущим. Взглянув на Дэвида, Бритт увидела, что он внимательно смотрит на нее и ждет ответа. Поскольку было очевидно, что выдержки у него гораздо больше, чем у нее, а значит, ей придется заговорить первой, Бритт передернула плечами и сердито воскликнула:

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь! Обещаний? Но ты сам понимаешь, что слова ничего не значат. А кроме того, я не могу тебе ничего обещать, даже если бы хотела…

— Из-за ошибок, которые ты в прошлом совершила, да? — Он не сводил с нее проницательных глаз. — Скажи, Тани, ты замужем?

Она собралась было снова вспылить, накинуться на него, крикнуть, чтобы он не совал нос не в свое дело. Но вместо этого неожиданно для себя самой начала говорить совсем о другом. Словно рухнули какие-то барьеры, и теперь ничто не мешало Бритт поведать Дэвиду правду.

Рассказ ее не был коротким, потому что она решила ничего не утаивать. Бритт рассказала Дэвиду о Крейге — о том, как встретила и полюбила его, об их скромной свадьбе, о том, как постепенно отношения между ними становились все более натянутыми, о том, наконец, какую нечеловеческую боль она испытала, узнав о связи мужа со Стефани.

Слова лились неудержимым потоком. Под конец, видимо, не в силах остановиться, Бритт рассказала об авиакатастрофе, которой ей удалось чудом избежать, и о своем решении раз и навсегда покончить с прошлым и начать новую жизнь.

Закончив, она бессильно откинулась на спинку дивана, чувствуя себя так, словно пробежала марафон. Она с трепетом ждала, что скажет Дэвид. Наверняка у этого человека, который способен пожалеть Мэри-Тележку и полусумасшедшего поэта, найдутся слова утешения и для нее.

Однако слова Дэвида поразили ее.

— Ты сдалась, Тани, даже не дав себе труда хоть немного побороться за свое семейное счастье. Твой муж — неважно, по какой причине — увлекся другой женщиной. Что-то между вами разладилось, ну, он и… загулял. Но ведь тогда, пять лет назад, он выбрал тебя! А ведь до встречи с тобой он прожил под одной крышей с этой, как ее… Стефани несколько лет, правильно? Тебе никогда не приходило в голову, почему он не женился на ней, почему ему была нужна именно ты? И почему он, не дав тебе опомниться, тут же предложил выйти за него замуж? Может быть, потому, что боялся — если он вначале привезет тебя домой, ваши отношения будут испорчены? Возможно, у него уже были в жизни такие случаи…

На секунду Дэвид задумался.

— Ты говоришь, что после приезда в Огайо он очень переменился. А может быть, не только он? Может быть, ты — и даже в большей степени ты? Вспомни те годы. Легко ли тебе жилось в одном доме с его матерью и невесткой?

Этого Бритт никак не ожидала. Первым ее побуждением было крикнуть, чтобы он убирался к черту и не лез в ее жизнь. Но ведь, рассказав ему о себе, она, бесспорно, дала Дэвиду право задавать неудобные вопросы и иметь свое мнение о том, что с ней произошло.

— Да, ты прав, я чувствовала себя там совершенно чужой, — наконец призналась она. — Я все ждала, когда Крейг скажет, что наш брак был ошибкой. А ведь это так и есть! Я не вписывалась в этот дом, где все напоминало о разнице в нашем происхождении и положении. Когда я спускалась по лестнице и смотрела на портреты многочисленных предков Крейга, мне казалось, что они осуждают меня, даже ненавидят…

— А когда вы занимались любовью — что ты чувствовала тогда?

— Я чувствовала себя виноватой, словно совершаю какой-то грязный поступок! — выпалила Бритт и тут же осеклась, пораженная собственными словами.

Не потому ли постепенно угасла ее страсть? Неужели сознание того, что Юнис находится совсем рядом, в конце концов убило ее интимную жизнь с Крейгом?

— А как ты полагаешь, что подумал твой муж, когда заметил, что ты постепенно отдаляешься от него?

— Наверное, что я его разлюбила. Или, во всяком случае, люблю не так, как вначале, — подумав, ответила Бритт.

— Тебе не надо было таить это в себе, — резонно заметил Дэвид. — Может быть, откровенного разговора с Крейгом было бы достаточно, чтобы ваши отношения наладились?

— Да. Теперь я понимаю, что нам надо было объясниться, но дело в том, что мы оба больше любим слушать, чем говорить.

— Да и детство твое мало способствовало стремлению к открытости и откровенности, я не ошибаюсь?

— При чем тут это? У меня было нормальное детство…

— Да, разумеется, — кивнул Дэвид, — но, согласись, прошло оно в чужих домах. Часто ли ты могла позволить себе пошуметь, попрыгать или побегать, — словом, как говорится, сорваться с катушек?

— Да мне этого вовсе и не хотелось! Отец мог отдать меня в интернат или попросить кого-нибудь заняться моим воспитанием, но он предпочел, чтобы я была только с ним. Я вовсе не страдала от того, что мне приходилось вести себя тихо. Это была прекрасная возможность научиться ладить с людьми.

— И при этом скрывать свои эмоции, никогда не обнаруживая того, что ты на самом деле чувствуешь. Интересно, сколько тебе было лет, когда ты сказала себе: «Надо постараться быть хорошей, послушной девочкой, и тогда папа не отправит меня в интернат»?

Бритт нетерпеливо возразила:

— Но я не думала о таких вещах! Чего ты добиваешься от меня, Дэвид? Видно, считаешь себя умником? Ну как же, Дэвид Джордан, психолог-любитель! По какому такому праву ты судишь других? Потому что думаешь, что сам лишен недостатков? Чист и невинен, как голубь?..

Он усмехнулся.

— Спасибо за комплимент! Однако ты навела меня на мысль… Что за человек твой муж? Нет, не отвечай, я хочу сам догадаться. Эдакий застегнутый на все пуговицы субъект, чопорный и недоступный. Красивый — да, но немного… как бы это сказать? Высокомерный. Небось играет со своим начальником в гольф по воскресеньям? Наверняка является членом престижного клуба и требует, чтобы ты встречалась с нужными ему людьми. А каков он в постели? Держу пари, что не слишком чувственный, даже немного скучноватый. Я угадал?

— Ты ничего о нем не знаешь, Дэвид Джордан! — взорвалась Бритт. — Крейг… он совсем не такой, как ты описываешь. Он порядочный, честный человек! Немного честолюбив, это верно, и чрезвычайно серьезно относится к своей работе, что не мешает ему, однако, добровольно браться за дела тех, кто не в состоянии платить бешеные гонорары…

И она начала рассказывать Дэвиду, что Крейг сам вызвался сотрудничать с адвокатской конторой, куда обращаются люди бедные. Оплачивается эта работа чисто символически, если вообще оплачивается, и к тому же мешает его постоянной практике, однако он ее не бросает. Бритт никогда не обсуждала с мужем эту сторону его деятельности, поскольку Крейг вообще был не склонен говорить дома о делах, но втайне она гордилась им, и ее очень обижало, когда свекровь упрекала сына за то, что эти «попрошайки», как она высокомерно именовала бедняков, мешают его карьере.

— И в постели он вовсе не «скучноват», как ты выражаешься. Если хочешь знать, Крейг — великолепный любовник! И не его вина, что…

Бритт осеклась. Она и так сказала слишком много. Увидев, что Дэвид, по своему обыкновению, посмеивается над ней, Бритт почувствовала, что ее охватывает ярость. Схватив диванную подушку, она с силой швырнула в него. Издав театральный стон, Дэвид прижал руки к животу и свалился на пол, притворно корчась от боли.

Казалось бы, эти ужимки должны были насмешить Бритт, однако ее гнев лишь усилился от его шутовства. Ведь она была искренна и открыла перед ним свою душу…

Оглянувшись в поисках дополнительных «снарядов» и не найдя ничего лучше подушек, она буквально забросала ими Дэвида. Вначале он шутливо отбивался, но увидев, что Бритт потянулась за пепельницей, схватил ее за руку и прижал к полу.

Он был настроен решительно и сделал это с такой силой, что Бритт почувствовала себя обезоруженной.

— Ну что, тигрица, успокоилась? — прошептал он ей на ухо.

— Да, — отдышавшись, бросила она в ответ. — Жаль только, что я не могу дотянуться до твоего лица. Так и вцепилась бы в эту наглую ухмылку!

— И часто тебе приходят в голову подобные желания?

— До сих пор ни разу не приходили. Правда, до сих пор я не встречала такого противного субъекта, как ты, Дэвид Джордан!

— Понятно. Значит, мое общество приятно разнообразит твою жизнь, — с иронией произнес он.

Она хотела ответить ему в том же насмешливом тоне, но Дэвид закрыл ей рот поцелуем. Бритт попыталась сопротивляться, но вдруг почувствовала, как весь ее гнев куда-то улетучился, и в следующее мгновение она уже отвечала на его поцелуй со всей силой долго сдерживаемой страсти.

Он раздевал ее нарочито медленно, умело разжигая страсть ласками и поцелуями. Казалось, его губы находили самые сокровенные точки ее тела, и от этих нежных прикосновений у Бритт закружилась голова. Она сразу поняла, что Дэвид весьма искушен в любовной игре.

Впрочем, сейчас это не имело ровно никакого значения. Долгое воздержание сделало ее ненасытной. Все сомнения и колебания куда-то исчезли, а тело купалось в наслаждении, которое дарил ей любовник. С готовностью отвечая на его ласки и поцелуи, она чувствовала, что время перестало существовать, а неистовый жар, охватывающий ее тело, обещал бездну наслаждения.

Страсть все нарастала. Волны неистового желания сотрясали тело Бритт. Она была не в силах больше сдерживаться, и с губ ее сорвался ликующий крик.




Потом они лежали рядом, утомленные тем, что только что испытали. Руки Дэвида, теперь ставшие такими родными, обнимали Бритт, а его губы покрывали ее шею нежными поцелуями. Но почему же она не чувствовала полного удовлетворения, как это бывало после близости с Крейгом?

Она помнила тело мужа до мельчайших подробностей — его гладкую кожу, слабый пряный запах, присущий только ему, такой волнующий, что он сводил ее с ума, вкус его поцелуев, ощущение его тела рядом со своим, когда они вот так же лежали рядом…

Помнила Бритт и другое — каким нежным бывал поцелуй Крейга после того, как они заканчивали любовную игру. Почему же она не чувствовала того же по отношению к Дэвиду — ведь он, без сомнения, разбудил ее чувственность до такой степени, что она познала вершины блаженства, на которые никогда доселе не поднималась ни с кем, даже с Крейгом? Это казалось непонятным — и несправедливым.

«А может быть, это вообще неважно», — внезапно подумала Бритт, раздосадованная тем, какие неподходящие мысли лезут ей в голову. В конце концов она не девочка, ищущая романтической любви…

Дэвид приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.

— А ведь тебя все еще влечет туда, в Огайо, — неожиданно сказал он. — Ты сама-то это понимаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— То, что ты все еще любишь своего мужа. Только что ты выкрикнула его имя, Тани.

— О Господи… Извини, Дэвид. Просто он… ведь он был моим единственным возлюбленным целых четыре года. Ты же не обиделся, правда?

— Обиделся? Да нет… Просто вдруг почувствовал, что ревную тебя к нему, — признался Дэвид.

— Не надо. Там все кончено, Дэвид. Я хочу забыть прошлое и быть только с тобой.

— Вряд ли тебе это удастся, Тани — а вернее, Бритт. Ведь так тебя зовут? И именно Бритт все еще любит своего мужа. Такое разом не покончишь. Даже если ваш брак дал трещину, ты все равно продолжаешь любить мужа. Ведь он не виноват…

— Я никогда его и не обвиняла.

— Ты так думаешь? Я бы этого не сказал… Почему же тогда ты поступила с ним так жестоко?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты позволила ему думать, что погибла. И теперь он вынужден мучиться сознанием того, что в тот момент, когда он занимался любовью с другой женщиной, ты умирала в этом самолете. Ты действительно считаешь, что он заслужил такое суровое наказание?

— Но в твоих словах нет ни слова правды! Я поступила так потому, что решила — это единственный и самый легкий выход для всех нас — меня, Крейга, Стефани, Юнис… Может быть, я приняла неверное решение, но вовсе не собиралась причинять Крейгу боль. Я только хотела, чтобы все это осталось в прошлом. Хотела начать новую жизнь…

Говоря эти слова, Бритт внезапно почувствовала, как неубедительно они звучат даже для нее. Она запнулась и уставилась на Дэвида.

— Но если я такая плохая, почему же ты сейчас здесь, рядом со мной? Почему бы тебе не уйти, не оставить меня в покое?

— Вообще-то я у себя дома, — спокойно напомнил он, — и ты вовсе не плохая, Бритт. Твоя боль по-человечески понятна. Я хотел бы укрыть тебя в своих объятиях и защитить от этой боли. Но не могу. Не могу воспользоваться твоим одиночеством, твоей беззащитностью… Ты все еще грустишь о своем муже, Бритт, и пока ты не поедешь в Огайо и не выяснишь все до конца, тебе не избавиться от прошлого. А без этого невозможно начать новую жизнь…

Бритт хотела возразить, что весь этот год прекрасно обходилась без его советов, не нуждается в них и теперь. Но это было бы неправдой.

Она молча встала, оделась, вежливо поблагодарила Дэвида за прекрасный ужин и взяла на руки Бродягу, который мирно почивал на столе, переваривая обильный, острый ужин. Она ни словом не обмолвилась о том, когда они снова увидятся, и Дэвид не стал спрашивать. Он не старался удержать Бритт, лишь нежно поцеловал ее в щеку и печально улыбнулся, глядя ей вслед.

Вернувшись домой, Бритт долго не могла уснуть. События прошедшего вечера прокручивались у нее в голове, как немое кино, а в ушах все еще стояли прощальные слова Дэвида. Почему она не может влюбиться в этого прекрасного человека? Почему испытывает к нему лишь простую симпатию да еще благодарность за все, что он для нее сделал? И то, как он объяснил причину ее нежелания объявить Крейгу, что она жива… Неужели он прав? Не хотела ли она, пусть подсознательно, заставить мужа страдать так же, как он заставил страдать ее?..

Неужели и впрямь эта мука не кончится до тех пор, пока она не съездит в Огайо и не объяснится с Крейгом начистоту? Наверное, она должна это сделать — ради себя и ради него. Может быть, тогда она сможет, наконец, порвать с прошлым и начать новую жизнь с Дэвидом…

Бритт все еще не могла уснуть, когда зазвонил будильник.

Она встала, оделась, выпила кофе, накормила Бродягу… А потом решительным шагом направилась к телефону, позвонила в аэропорт и заказала билет на утренний рейс до Колумбуса.




ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Бритт не ожидала увидеть прежний Дуглас-Гроув. Сама она так изменилась за прошедшие полтора года, что ей казалось естественным, что и город стал другим. Однако его широкие улицы, обсаженные вековыми дубами, кленами и липами, были так же тихи и немного печальны. Внушительные ухоженные особняки с роскошными газонами, стоявшие в глубине улиц в окружении зелени, выглядели такими же солидными и вечными, словно с ними ничего не могло случиться, даже если бы весь мир провалился в тартарары. Дети все так же играли в мяч на пустыре рядом с автобусной остановкой, а услышав далекий гудок поезда, Бритт вдруг почувствовала себя такой же одинокой и несчастной, как и в тот апрельский день, когда Крейг вез ее в Колумбус к самолету, на котором она должна была лететь в Сан-Франциско.

Значит, изменилась лишь она одна, но вот к лучшему ли? Она теперь более независима, более уверена в себе, но не утратила ли она кое-каких прежних качеств?

Как будто в доказательство того, что это именно так, таксист, молодой человек с неопрятной бородкой, не стал жаловаться Бритт на жизнь. А ведь раньше…

Такси свернуло на тенистую улицу, где располагался особняк Дугласов. Бритт затаила дыхание. Чего она ждала — что дом изменился, может быть, вообще исчез? Но нет, вот он высится впереди, такой же величественный и строгий, как и в тот день, когда она его покинула.

А вот в жизни обитателей дома изменения явно произошли, в этом Бритт была уверена. И главное из них — то, что после известия о ее гибели Крейг снова стал холостяком и завидным женихом.

А может быть, он уже не холостяк? Поскольку Бритт перестала получать «Дуглас-Гроув курьер», она не могла с достоверностью ответить на этот вопрос. Возможно, он уже женился на Стефани.

Бритт вспомнила снимок, в свое время увиденный ею в газете, — Крейг и Стефани на каком-то светском приеме. Какую боль она испытала тогда, глядя на фото! Хотя оно было не самого лучшего качества, можно было рассмотреть сияющее лицо Стефани, стоящей под руку с Крейгом. Она смотрела на него как на свою собственность, уверенная в себе, не знающая сомнений…

А Крейг? Что выражало его лицо в тот момент? Трудно сказать… Выглядел ли он как человек, который предвкушает, что скоро достигнет желанной цели — женится на любимой женщине? А если так, если они со Стефани действительно поженились, тогда появление воскресшей первой жены окажется весьма некстати!

А Юнис? Когда Бритт приняла решение вернуться в Дуглас-Гроув, она как-то выпустила из виду, что ее свекрови уже под семьдесят. Как она перенесет такое потрясение? Бритт понимала, что Юнис вряд ли будет рада воскрешению нелюбимой невестки, но не окажется ли этот удар слишком сильным для пожилой дамы?

Бритт стало не по себе. Несмотря на жизненную силу и энергию Юнис, возраст есть возраст. Трудно сказать, что может случиться, когда перед ней вдруг возникнет человек, которого она считает мертвым.

«Ну почему, — мысленно упрекнула себя Бритт, — я не подумала об этом заранее, вместо того чтобы сломя голову лететь в Огайо?» Она даже не успела толком собраться, лишь наспех объяснила Стелле, что должна ехать, да позвонила Дэвиду… Неужели потому, что боялась — задержись она хотя бы на день в Сан-Франциско, и от ее решимости не останется и следа?

И после этого она рассуждает о том, что сильно изменилась! Что-то непохоже…

— Приехали, мэм, — донесся до Бритт голос водителя, и она поняла, что такси уже остановилось.

Вид дома, в котором она прожила с Крейгом четыре года, внезапно помог Бритт принять решение. Прежде надо все хорошенько обдумать, а уже потом действовать. Если бы она не боялась, что ей изменит выдержка, она бы так и поступила. Ну ничего, еще не поздно все исправить!

— Извините, я ошиблась. Меня ждут здесь только завтра, — сказала она, не обращая внимания на удивленный взгляд водителя. — Вы не могли бы отвезти меня в какой-нибудь тихий мотель? Я позвоню своим друзьям оттуда.

— Конечно, мэм. Я знаю отличное место вдали от центра, где очень тихо. Вы там отлично выспитесь.

В этом Бритт вовсе не была уверена, однако кивнула и снова откинулась на сиденье. Машина развернулась и направилась в нужном направлении, а она принялась думать о том, как ей действовать дальше.

Подождав, пока его пассажирка устроится в мотеле, водитель отбыл с солидными чаевыми в кармане. Бритт внесла свой нехитрый багаж в отведенную ей комнату и обнаружила, что там действительно чисто и уютно. Она взглянула на часы. Если расписание Крейга не изменилось, в такое время дня он обычно бывает в суде, или дает консультацию клиенту, или беседует с шефом. Значит, если Бритт позвонит в офис, маловероятно, что она там его застанет…

— Я хотела бы оставить сообщение для мистера Крейга Дугласа, — произнесла она в телефонную трубку несколько минут спустя.

Она намеревалась изменить голос, поднеся ко рту платок, но, к счастью, женщина, взявшая трубку на том конце провода, была ей незнакома.

— Передайте ему, пожалуйста, что его клиентка мисс Дюмон хотела бы поговорить по очень важному личному делу.

— Записать вас на завтра? Сегодня вряд ли получится…

— Нет, я не могу ждать до завтра, — решительным тоном перебила ее Бритт. — Передайте мистеру Дугласу, что я буду ждать его в баре в шесть часов. У меня важное сообщение от… от нашего общего друга.

— Вы сказали «Дюмон»? А вы не родственница…

— Пожалуйста, передайте ему то, что я просила.

И Бритт повесила трубку, не дослушав очередного вопроса секретарши.

Она распаковала вещи, приняла душ, вымыла и просушила волосы. Даже себе самой Бритт не могла объяснить, почему надела самый любимый свой наряд, небесно-голубой свитер и юбку в тон, и зачем наложила на лицо чуточку больше грима, чем обычно.

Когда она взглянула в зеркало, то увидела незнакомое лицо. В нем почти не было прежней открытости и дружелюбия и, разумеется, никакой беззащитности. Вряд ли теперь Стефани назвала бы Бритт, как когда-то, трогательной. Глаза ее по-прежнему казались огромными, волосы так же ниспадали темными локонами на щеки, но в лице появилось нечто новое — решимость, что ли. Она выглядела как человек, который, наконец, нашел цель в жизни. Интересно, заметит ли Крейг, как изменилась его жена? И будет ли это иметь для него хоть какое-нибудь значение?

Внезапно Бритт охватило волнение, и она была вынуждена присесть на край кровати. Она предвидела, что предстоящее свидание будет нелегким. Конечно, вначале Крейг придет в ярость, узнав об ее обмане, но что потом? Что произойдет, когда его гнев уляжется? Неужели она всерьез полагает, что он так обрадуется, увидев ее живой, что тут же заключит в объятия, скажет, как он ее любит, и поцелует? Нет, этого он точно не сделает! Самое большее, на что Бритт могла бы рассчитывать, — это понимание и сочувствие. Но разве в последнее время они не перестали понимать друг друга?..

Ну ничего, скоро все это кончится. Она правильно сделала, что приехала. Как только она объяснится с Крейгом, она тут же уедет, и тогда… А что, собственно говоря, будет тогда? Сможет ли она забыть прошлое и начать новую жизнь, о которой так мечтала?

И будет ли Дэвид играть важную роль в этой новой жизни? Он ей нравится… Но любит ли она его? Или ей просто доставляет удовольствие его общество?

Она нашла прекрасного сексуального партнера, Дэвид на редкость внимательный и нежный любовник. Если уж быть честной до конца, то приходится признать, что он значительно больше искушен в любви, чем Крейг. Почему же она никогда не задавала себе подобных вопросов, не анализировала своих чувств к Крейгу, даже когда поняла, что их брак дает трещину? С первой встречи с Крейгом Бритт не сомневалась в том, что чувствует к нему именно любовь…

Зазвонил телефон, и она неизвестно почему подумала, что это звонит Крейг. Волна радости заставила Бритт буквально выпрыгнуть из постели. Это настолько удивило и даже обеспокоило ее, что еще несколько мгновений она не решалась поднять трубку.

Но это оказалась работница мотеля, пожелавшая выяснить, как долго намерена Бритт пробыть у них. Ответив, что всего одну ночь, Бритт повесила трубку, досадуя на то, что поддалась таким нелепым надеждам.




Небольшой бар, который она выбрала для встречи с мужем, располагался рядом с парком. Он был почти пуст, когда Бритт пришла туда. Усевшись за самый дальний столик в углу, она с облегчением отметила, что в баре, кроме нее, всего один посетитель, моложавый мужчина с резкими чертами лица, внимательно посмотревший на Бритт, когда она вошла. Скучающая официантка подошла принять заказ. Бритт намеревалась сказать, что ждет друга, но потом передумала и попросила принести стакан белого вина. Поставив перед ней стакан, официантка вернулась к стойке и продолжила беседу с напарницей, оставив Бритт наедине со своими мыслями.

Даже еще не видя Крейга, Бритт сразу почувствовала, что он пришел. Стоило ему появиться в дверях, и все ее чувства странным образом обострились. Она ощутила явственный запах пива, царивший в баре, и прикосновение струйки холодного воздуха из мощного кондиционера к своим коленям.

Подняв, наконец, глаза на Крейга, Бритт почувствовала, как у нее сжалось сердце при виде привычно упавшей ему на лоб пряди волос и слегка скривленных в усмешке губ. Обычно на них играла ироничная улыбка, теперь же рот мужа был сурово сжат.

Крейг обвел взглядом бар, и его глаза встретились с глазами Бритт. Лицо его исказилось, как от внезапного приступа боли. Не в силах видеть это, Бритт торопливо опустила глаза и с преувеличенным вниманием уставилась на свой полупустой стакан.

Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала звук отодвигаемого стула и увидела, как Крейг сел напротив нее. Она снова подняла глаза. Теперь лицо мужа ничего не выражало — ни гнева, ни даже удивления.

— Привет, Крейг! — сказала Бритт, чувствуя, что сразу же взяла неверный тон в разговоре — выражается как-то не так — слишком легкомысленно, что ли, — но не зная толком, как себя вести и что именно говорить.

— Зачем ты приехала? — спросил он.

— Потому что поняла, что нам надо поговорить, выяснить все до конца, — произнесла она давно отрепетированные слова.

В этот момент подошла официантка. Она приняла заказ, принесла кружку пива и опять вернулась за стойку, а Бритт и Крейг все так же молча сидели и смотрели друг на друга.

Эти минуты были, пожалуй, самыми мучительными в жизни Бритт. «Но, в конце концов, чего еще я ждала?» — мысленно спросила себя Бритт. Что Крейг радостно кинется к ней? Конечно, она заранее знала, что он не придет в восторг от этой встречи, но он мог, хотя бы из чувства простого приличия, сказать, что рад видеть ее живой. Неужели ему все равно?..

— Пошли отсюда скорее, — отрывисто бросил Крейг.

Бритт взглянула на мужа, пораженная резкостью его тона. Неожиданно она поняла, что боится остаться с ним наедине. Пока она на людях, Крейг будет вынужден вести себя в рамках приличий. А как только они окажутся одни…

— Не бойся, — желчно усмехнулся он, как будто прочитав ее мысли. — Я не буду тебя бить, хотя меня и подмывает это сделать. Но нам действительно надо поговорить, а место для серьезного разговора здесь явно неподходящее.

Не дожидаясь ответа, Крейг бросил деньги на стол и направился к двери. Бритт последовала за ним. Проходя мимо официантки, она отвернулась, но все равно чувствовала спиной ее удивленный взгляд.

Машина Крейга стояла у входа в бар. Он сразу же сел за руль, не удосужившись даже открыть перед женой дверь, и Бритт снова почувствовала, как у нее тревожно сжимается сердце.

По-прежнему не говоря ни слова, Крейг выехал на оживленную улицу.

— Куда мы едем? — спросила Бритт, которую уже начало тяготить это постоянное молчание.

— Туда, где мы сможем спокойно поговорить.

Тон, которым он ей ответил, не располагал к продолжению разговора, и Бритт тоже умолкла. «Через несколько минут все будет кончено, — уговаривала она себя, — и я навсегда покину этот ненавистный мне Дуглас-Гроув».

Наконец машина остановилась на ровной площадке на вершине у отвесной скалы на краю города, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. По этой причине там частенько назначали свидания парочки. Однако сейчас было еще светло, и, кроме них двоих, на скале никого не было.

На мгновение Бритт снова охватил страх, но она тут же одернула себя. Это глупо! Крейг — цивилизованный человек. Возможно, ему и хочется ударить ее, но он никогда этого не сделает. Нет, он воспользуется другим оружием, гораздо более болезненным, чтобы выплеснуть свой гнев и презрение. Бритт внутренне напряглась, ожидая, что он скажет.

— Зачем ты это сделала? — спросил Крейг, и в его голосе не было гнева или презрения, лишь некоторое удивление. — Неужели ты так меня ненавидишь?

— Я… я вовсе не ненавижу тебя. И сделала я это не нарочно. Мне стало плохо, и я вышла из самолета…

— Почему же ты мне не позвонила?

Бритт поняла, что он ей не верит, и почувствовала, как гнев захлестывает ее.

— Но я звонила! К телефону подошла Юнис и сказала, что тебя нет дома, что ты обедаешь в городе со Стефани и вернешься поздно.

Она запнулась, заметив странное выражение на его лице. Что это — недоверие? Или чувство вины? Как бы то ни было, теперь это уже не имеет значения.

— Она мне не сказала, что ты звонила, — произнес Крейг.

Бритт с досадой отмахнулась.

— Теперь это уже неважно. Я чувствовала себя так плохо, что решила принять еще две таблетки — ну, те, что прописал мне доктор Ладлоу. Наверное, мне они противопоказаны, потому что как только я их приняла, все поплыло у меня перед глазами. Единственное, что я помню, — как села в аэропорту на какой-то автобус. На следующее утро я проснулась в гостинице в центре Сан-Франциско. Поскольку голова все еще немного кружилась, я решила прогуляться и заодно позвонить Линде — предупредить ее, что я прилечу в Гонолулу более поздним рейсом. Когда я зашла в ресторан выпить кофе, одна женщина дала мне газету. Из нее я и узнала о катастрофе…

Бритт остановилась, чтобы перевести дыхание, и с облегчением заметила, что Крейг смотрит не на нее, а в окно. Теперь предстояла самая неприятная, самая тяжелая часть разговора. Как объяснить то, что творилось тогда в ее душе, всю эту бурю чувств и сомнений человеку, который всегда неукоснительно выполнял свой долг и единственной ошибкой которого было то, что он выбрал себе неподходящую жену?

— Вначале я ничего не могла сообразить, — продолжала Бритт тихо. — Я просто бродила по улицам, пытаясь собраться с мыслями, и тут мне пришло в голову, что это самый лучший выход для нас обоих. Ты наверняка уже знал о катастрофе. Зачем же мне воскресать из мертвых? Родных у меня нет, а наш брак все равно пришел к краху. Мне было известно, что ты собираешься просить развода…

— С чего ты это взяла?

Бритт сердито передернула плечами.

— Не надо хитрить, Крейг. Ведь так оно и было полтора года назад. Если бы я вернулась домой, этот разговор так или иначе возник бы. Поскольку я понимала, что развод для меня немыслим, я решила — пусть все думают, что я умерла.

— Зачем же ты приехала сейчас? Чтобы сделать мне больно или, может быть, тебе нужны деньги? — с издевкой спросил Крейг.

— Деньги? Разве деньги когда-нибудь имели для меня значение?

— Пожалуй, нет… Во всяком случае, тогда. Но ведь тогда все вообще было иначе, ты не находишь? Ты была совсем другой…

— А ты? Когда мы приехали в Огайо и стали жить с твоей матерью, разве ты был тем же человеком, с которым я познакомилась тогда в Сиэтле?

— При чем тут моя мать? Насколько я помню, ты с готовностью согласилась жить с ней. Ты даже сказала, что будешь рада, если рядом будет кто-нибудь старший. И когда мать избавила тебя от необходимости вести дом, ты тоже не возражала.

На это Бритт могла бы ответить многое. Однако она понимала, что стоит ей заговорить, и вся ее боль и гнев выплеснутся наружу, и потому промолчала.

Не дождавшись ответа, Крейг нетерпеливо пожал плечами.

— Впрочем, сейчас бессмысленно это выяснять. Единственное, что меня интересует, — почему ты решила вернуться.

— Потому что… потому что один мой друг убедил меня, что это необходимо. Он считает, и совершенно справедливо, что пока мы не выясним наших отношений, я не смогу начать по-настоящему новую жизнь.

— Так вот в чем дело! У тебя на примете другой. И ты хочешь выйти за него замуж, но боишься, что это будет незаконно… И кто же он? Богатый человек, который сможет дать тебе больше, чем я?

Бритт в изумлении уставилась на мужа, пораженная этим неожиданным выпадом. Неужели все эти годы Крейг думал, что она вышла за него ради его положения и денег? Но ведь это просто смешно! Когда они поженились, она даже не подозревала о богатстве и влиятельности его семьи или о том, что ему самому прочат блестящее будущее. Пока они не приехали в Огайо, она думала, что ее муж — небогатый молодой адвокат, которому средства не позволяют даже купить жене отдельный дом! Тогда откуда у него такие мысли? Что она сделала такого, чтобы заставить Крейга думать…

Бритт оборвала себя. Ну вот, она снова совершает тот же промах — винит себя за ошибки других! И еще кое-что ей стало ясно. Оказывается, она так сердита на Крейга, что ей все равно, что он о ней думает.

Она постаралась взять себя в руки и продолжала ровным тоном:

— Я не собираюсь замуж, во всяком случае в ближайшее время. Но выяснить наши с тобой отношения действительно хочу, для этого я сюда и приехала. Мы могли бы тихо развестись в другом штате, так что ни твое, ни мое имя не будет задето. Если хочешь, можешь свалить всю вину на меня. В любом случае больше ты меня не увидишь. В конце концов, что для тебя изменилось? Я ушла из твоей жизни полтора года назад. Какое для тебя имеет значение то, что я жива? Уверяю, что больше не стану искать с тобой встреч. И любые твои шаги в отношении развода меня устроят.

Крейг внимательно посмотрел на Бритт, и под этим пристальным взглядом ей стало не по себе.

— Другими словами, ты нанесла мне удар и теперь с чувством исполненного долга возвратишься к своему новому хахалю.

— Удар? О каком ударе ты говоришь? — изумилась она. — Ведь для тебя ничего не меняется. Ты можешь продолжать жить так, словно я действительно погибла в авиакатастрофе.

— Не хитри со мной, Бритт. Ты что, связалась с «Курьером», прежде чем встретиться со мной?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Ты помнишь мужчину в баре, который не спускал с нас глаз? Так вот, это репортер из «Курьера». Он хорошо меня знает, более того, я уверен, что он узнал и тебя. Завтра о моей встрече с «покойной» женой будет известно всему городу. Ты ведь знаешь, что за городишко Дуглас-Гроув! Твое воскрешение из мертвых — настоящая сенсация. Ты добиваешься, чтобы мое имя трепали на каждом углу? Хочешь, чтобы пошли нелепые слухи, хочешь облить грязью меня и мою семью?

— Ты сам знаешь, что это не так, — устало возразила Бритт. — Скандал мне нужен не больше, чем тебе. А что, по-твоему, мы должны делать?

Крейг с минуту помолчал.

— Я думаю, нам нужно открыто появиться на людях. Всему можно придумать подходящее объяснение. Скажем, что у тебя была временная потеря памяти из-за того шока, который ты пережила во время катастрофы.

Бритт окаменела, пораженная этим неожиданным предложением.

— Но я не могу сделать того, что ты предлагаешь! У меня есть обязательства перед…

— Значит, я был прав. Не хочешь упустить того парня? — жестко бросил Крейг.

— Ты меня не понял. Я имела в виду свою работу.

— Тем более тебе нужно все уладить здесь, прежде чем ты вернешься туда, откуда приехала.

Лицо Крейга исказила мука, и Бритт поняла, каких усилий ему стоит просить ее об одолжении.

— Я возмещу тебе все расходы, не беспокойся. Черт возьми, Бритт, неужели ты не можешь выполнить мою просьбу?

Она собралась что-то возразить, но вдруг поняла, что все ее резоны слишком неубедительны, а Крейг, в совершенстве владеющий логикой, отразит любые ее доводы. В конце концов, почему бы не согласиться? Работа не пострадает. Когда Бритт объяснила Стелле, в чем дело, та сказала, что она может отсутствовать столько, сколько сочтет нужным — пока не уладит все свои дела. Первую книгу она закончила, а приниматься за вторую не к спеху.

Что же касается Дэвида… Она может написать ему и объяснить, почему задерживается. Да, все это можно устроить. А вот как быть с ее нервами, с ее чувствами? Выдержит ли она, если ей придется каждый день быть рядом с Крейгом, видеть его неприязненное, отстраненное, холодное лицо?

А Юнис и Стефани? Ведь придется встретиться и с ними, противостоять гневу свекрови и язвительным напалкам невестки. Сможет ли она это выдержать или под натиском превосходящих сил противника снова утратит с таким трудом завоеванную уверенность в себе?

Бритт перевела взгляд на Крейга. Только сейчас она заметила, как он изменился — постарел и выглядит более усталым. Неужели это из-за нее? Эти морщинки под глазами, горькие складки в углах рта… Их не было тогда, полтора года назад. Что явилось их причиной — известие о ее гибели или новые обязанности в качестве партнера Джона Эквайера?

— Поздравляю с повышением, — неожиданно сказала Бритт.

Крейг удивленно взглянул на нее.

— Откуда ты об этом знаешь? — удивленно спросил он.

Бритт помолчала, жалея, что упомянула об этом.

— Я выписывала «Курьер» там, в Калифорнии, — наконец нехотя призналась она.

Крейг усмехнулся.

— Зачем? Хотела позлорадствовать?

— Вовсе нет, Крейг!

— Тогда зачем? Объясни наконец так, чтобы я понял, зачем тебе понадобилось выписывать газету из города, который ты ненавидишь, знать новости о муже, которого бросила?

Бритт с трудом подавила гнев.

— Ты просишь оказать тебе услугу и в то же время стараешься вывести меня из себя. Это неразумно, Крейг! — холодно произнесла она.

Он презрительно скривил губы.

— Ты полагаешь, что делаешь это только ради меня? Ну нет! Подумай, как ты сама будешь выглядеть, когда выяснится, что ты скрывалась полтора года и не давала мужу знать, что жива. На мой взгляд, не очень-то красивый поступок! И потом не забывай — ведь я могу не дать тебе развода. Тогда у тебя возникнут проблемы с твоим обожателем, если, конечно, он захочет на тебе жениться…

Горечь, явственно прозвучавшая в словах Крейга, удивила Бритт. Она почувствовала, что весь ее гнев куда-то улетучился. Ведь он прав. Как ни крути, но она действительно его обманула…

Если она сделает так, как хочет Крейг, притворится, что действительно потеряла память в результате катастрофы, это тоже будет ложью, но ложью во спасение.

«Кто знает, — с горечью подумала Бритт, — может быть, тогда я наконец избавлюсь от своих чувств к Крейгу?»

— Ну хорошо, — поспешно произнесла она, боясь, что передумает. — Я сделаю так, как ты просишь. Но останусь всего на несколько недель. Мне действительно надо вернуться в Сан-Франциско. Там у меня работа, новые друзья, а кроме того…

— Хватит, — резко оборвал он ее. — Полагаю, что мы можем рассматривать все это как чисто деловое предприятие. Никаких нежностей, никаких фальшивых заверений в дружбе! В течение нескольких недель мы разыграем эту комедию для семьи и друзей, а потом ты сможешь уехать, как и намеревалась, и мы разведемся. В результате каждый получит то, чего ему хочется, и сможет, как ты выражаешься, начать новую жизнь.

Бритт молча кивнула. Крейг завел машину, и тут ей в голову пришло неожиданное соображение. Соглашаясь на его предложение, не обрекает ли она себя тем самым на новые муки, на новую боль? Потерять Крейга навсегда — это действительно то, чего ей хочется?..




ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


По пути в мотель, где она остановилась, Бритт и Крейг обсуждали, как отвечать на вопросы, которые неизбежно возникнут после ее внезапного воскрешения из мертвых. Они говорили как чужие, вернее, как с горечью подумала Бритт, как адвокат и клиентка, которым скоро предстоит предстать перед судьей. Крейг, как всегда логичный и безукоризненно вежливый, предложил, чтобы Бритт объяснила свое отсутствие потерей памяти, вызванной тем, что она приняла неподходящие лекарства, а впоследствии испытанным шоком, когда она узнала о катастрофе, которой чудом избежала. Бритт так же холодно и вежливо согласилась.

— Я скажу, что вначале бесцельно бродила по Сан-Франциско, не понимая, где нахожусь, и не осознавая, что потеряла память, а потом случайно встретилась со Стеллой Слански и стала работать на нее. Так я и жила последние полтора года.

— Но эта женщина… Если кто-нибудь начнет задавать ей вопросы, станет ли она лгать ради тебя?

— А ей и не придется лгать, — спокойно возразила Бритт. — Стелла ни о чем меня не расспрашивала, когда мы познакомились. Она вполне поверит, что у меня и в самом деле была амнезия.

Поколебавшись, она добавила:

— Я жила под девичьей фамилией, чтобы иметь возможность пользоваться страховым полисом. Если возникнут вопросы, я могу сказать, что у меня из памяти выпали только последние четыре года.

— Ну, не думаю, чтобы кто-нибудь стал так глубоко копать, — задумчиво произнес Крейг. — А в общем, получается вполне логичная история. К сожалению, какие-то слухи и домыслы неизбежно возникнут. Даже не представляю, кто бы мог помочь нам их опровергнуть…

— А что если обратиться к доктору Ладлоу? Мне бы не хотелось его обманывать, но ведь после такого потрясения я могу пойти к врачу, правда?

— А тебе и не придется его обманывать. Незачем посвящать доктора Ладлоу во все подробности. Это будет обычный визит к врачу. О твоем посещении Ладлоу наверняка вскоре станет известно, и сплетники сами сделают соответствующие выводы.

Бритт умолкла. Одна чудовищная ложь громоздилась на другую и нависала над ней, как гора. Насколько удобнее и проще было бы сказать правду! Но правда может повредить Крейгу и его родственникам. Значит, она обязана пройти через это — прожить несколько недель в сплошном притворстве и обмане. А что потом? Потом она вернется в Калифорнию — к Дэвиду и к той жизни, которую начала для себя выстраивать…

Машину слегка тряхнуло на повороте — это Крейг свернул с шоссе на одну из широких улиц Дуглас-Гроува. Спускались сумерки, и в полутьме профиль Крейга четко выделялся на фоне света уличных фонарей. Бритт снова бросилось в глаза, как он постарел, и она невольно почувствовала жалость, хотя дала себе слово не поддаваться эмоциям. Должно быть, она пошевелилась, потому что Крейг вдруг бросил на нее быстрый взгляд. Их глаза встретились, и неожиданно для себя самой Бритт улыбнулась мужу.

Однако ответной улыбки не последовало. Он снова устремил взгляд на дорогу и сказал:

— Ты не спросила меня о матери. Она очень тяжело переживала, когда пришло известие о твоей смерти. По-моему, мы обязаны сказать ей правду.

— Правду? Ты имеешь в виду — всю правду? Ты уверен, что на самом деле действительно хочешь этого?

— Не понимаю, что означают твои слова.

«То, что твоя связь со Стефани нанесла мне сокрушительный удар и заставила уехать…»

Но Бритт из гордости не произнесла этих слов вслух, ведь тогда Крейг поймет, что она была так уязвлена его изменой, что до сих пор не может оставаться к этому равнодушной.

— Не думаю, что Юнис будет приятно узнать, каковы в действительности наши отношения. Пусть лучше думает, что у меня была амнезия.

Собравшись с духом, Бритт добавила:

— И Стефани вовсе ни к чему знать все.

Наступила короткая пауза, а потом Крейг отрывисто сказал:

— Пожалуй, ты права.

Не в силах смотреть на лицо мужа, хотя в быстро сгустившихся сумерках оно было едва различимо, Бритт перевела взгляд на его руки. И напрасно. Стоило ей увидеть эти сильные руки с изящными пальцами и крепкими запястьями, как она невольно вспомнила, сколько раз эти руки ласкали ее, доводили до экстаза…

Почему сейчас они так крепко сжимают руль? Не означает ли это, что под напускным спокойствием Крейг пытается скрыть какие-то сильные чувства — но вот какие? Гнев? А может быть, ненависть? Ну что же, у него есть все основания гневаться, впрочем, как и у нее. Теперь она понимает, что поступила неправильно, но ведь и он вел себя небезупречно. Ей надо почаще напоминать себе об этом, иначе она рискует впасть в свое обычное состояние — обвинять себя во всех смертных грехах, в данном случае в том, что их брак оказался на грани распада.

Дальнейшая поездка прошла в молчании. Бритт погрузилась в размышления о своей жизни в Сан-Франциско. Вот ведь сумела она добиться успеха, причем без всякой помощи со стороны Крейга! Более того, неожиданно для себя она открыла в себе таланты и способности, о которых даже не подозревала. И разве не ирония судьбы, что кулинарные таланты Бритт, к которым Юнис относилась столь пренебрежительно, в конце концов не только сослужили ей хорошую службу, но и были по достоинству оценены другими людьми!

Сейчас главное — постоянно помнить об этом. Ближайшие несколько недель станут своеобразным экзаменом для Бритт, когда ей предстоит доказать, на что она способна. И если она сумеет выйти с честью из такого испытания, это будет означать, что экзамен сдан, что она действительно обрела уверенность в себе, которая поможет ей и в будущем встречать вызов судьбы с открытым забралом…

Было решено, что ночь Бритт проведет в мотеле. Крейг же вначале подготовит мать и Стефани к ее визиту и лишь затем привезет жену домой.




На следующее утро Бритт в сопровождении Крейга направлялась в просторную, уставленную старинной мебелью гостиную, где их ждала Юнис. В голове билась одна мысль — только бы все закончилось поскорее…

Первая реакция Юнис на появление неожиданно воскресшей невестки была совершенно не такой, какую ожидала увидеть Бритт. Зная свою свекровь, она боялась, что та встретит ее с подозрением, может быть, даже с ненавистью. Однако выслушав рассказ Бритт, Юнис с волнением вцепилась в ее руку. В глазах пожилой дамы стояли слезы.

— Моя дорогая, это просто чудо, что вы вернулись! Если бы вы знали, как часто за это время я думала, что… что не всегда была права! Но вы же понимаете — если я когда-нибудь и делала вам замечания, то лишь из добрых побуждений… Я считала, что вы нуждаетесь в совете старших…

Бритт только молча кивнула, не смея поднять глаза на мужа.

— Вы ведь намного моложе Крейга, Бриттани, и воспитывались в совсем другой среде… Конечно, я хотела своему сыну только хорошего! Когда умер мой муж, я поклялась, что остаток своей жизни посвящу моим дорогим мальчикам. К сожалению, пока был жив Мартин, основное внимание я уделяла ему, а Крейг оставался в тени. Ведь именно Мартину предстояло со временем…

Юнис запнулась и сокрушенно покачала головой.

Только сейчас Бритт рискнула взглянуть на Крейга. На мгновение, пока он не отвел взгляд, ей показалось, что она увидела боль в его глазах. Неожиданно ей пришло в голову, что Крейг очень редко упоминал о своем старшем брате. Бритт знала, разумеется, что они были очень привязаны друг к другу. Семейное предание гласило, что Крейг всю жизнь тянулся за Мартином, который был несколькими годами старше. Именно Мартин научил младшего брата ходить под парусом, помог подготовиться к поступлению на юридический факультет Гарвардского университета…

Юнис продолжала что-то говорить, — должно быть, пыталась оправдаться, — но Бритт уже слушала ее вполуха. Как ни странно, мысль о том, что она оказалась неподходящей женой для отпрыска знаменитой семьи Дугласов, больше не причиняла ей боли.

Как она могла так заблуждаться в отношении Юнис? Теперь Бритт стало ясно, что свекровь не имела в виду ничего плохого, наставляя и поучая молодую невестку. Единственное, в чем ее можно было бы упрекнуть, так это в родительском эгоизме.

Неожиданно Бритт вспомнился один эпизод, имевший место во время медового месяца. Горя желанием как можно больше узнать о семье, с которой она только что породнилась, Бритт попросила мужа рассказать о матери и вдове его старшего брата. Однако Крейг уклонился от прямого ответа, сказав, что скоро она познакомится с Юнис и Стефани и тогда сможет составить свое собственное мнение о них.

Тогда впервые перед Бритт открылась другая сторона характера Крейга — его сдержанность, черта, впоследствии ставшая такой привычной. Она была немного обижена этим ответом и хотя, разумеется, больше никаких вопросов не задавала, ей почему-то не пришло в голову, что Крейг сомневается в правильности своего выбора теперь, когда первый порыв страсти угас. Когда же ей впервые показалось, что Крейг стыдится своей жены? Не тогда ли, когда, перешагнув порог элегантной гостиной в особняке Дугласов и впервые увидев Юнис, Бритт поняла, какая громадная пропасть разделяет ее и Крейга? Или когда сам Крейг стал меняться, все больше отдаляясь от нее, словно отгораживаясь невидимой стеной?..

Послышались шаги, прервавшие ход мыслей Бритт и монолог Юнис. Бритт повернула голову и увидела Стефани, устремившую на нее холодный взгляд своих зеленых глаз. Как всегда, элегантная и стройная, в красивом платье и с тщательно уложенными волосами, Стефани, сверкая ослепительной улыбкой, вновь заставила Бритт почувствовать свою неполноценность.

Как будто угадав ее мысли, Стефани улыбнулась еще шире.

«Возможно, я и заблуждалась в отношении свекрови, но уж в злонамеренности Стефани никаких сомнений быть не может», — подумала Бритт и уже приготовилась к потоку внешне вежливых, а на деле исполненных ехидства слов.

— Какое счастье, что слухи о твоей гибели оказались сильно преувеличенными, дорогая невестушка! — воскликнула Стефани, целуя Бритт в щеку ледяными губами.

Грациозно опустившись в мягкое кресло, она продолжала:

— Ну, как ты находишь наш старый добрый Дуглас-Гроув? Наверное, он кажется тебе скучноватым после того… края наслаждений, в котором ты побывала…

Она обернулась к Крейгу и подмигнула, как бы приглашая посмеяться над своей шуткой.

— Калифорния не была для меня краем наслаждений, поскольку я была в основном занята тем, что зарабатывала себе на жизнь, — холодно парировала Бритт. — А что касается возвращения в Дуглас-Гроув… Разумеется, я очень рада, что вернулась к своему дорогому мужу.

Стефани прищурила глаза и слегка стушевалась.

— Неужели? Но тут есть некоторое неудобство для тебя, дорогая. Не забывай — наш город мал, и здесь всегда найдется кто-нибудь, кто усомнится в твоей невероятной истории. Мы-то, разумеется, знаем, что это правда, но… Остальных убедить в этом будет не очень-то легко.

Юнис нахмурилась.

— Не понимаю, Стефани, почему кому-нибудь придет в голову сомневаться? А где же, по-твоему, была Бриттани все это время?

— Ну, люди могут сказать, что она просто решила… сбежать от мужа. Мы, конечно, знаем, что все это чепуха, но ведь в нашем городе всегда найдутся желающие посплетничать о семье Дугласов, — пожав плечами, произнесла Стефани.

— Вряд ли стоит обращать внимание на сплетни, — возразила Юнис. — Впрочем…

Она на секунду задумалась.

— В такой ситуации семья должна держаться вместе. Я позвоню Расселу Арнольду, издателю «Курьера», и попрошу в должном свете представить возвращение Бриттани. Этот человек кое-чем обязан Дугласам, так что, я думаю, он не откажется выполнить мою просьбу. А через неделю мы можем дать небольшой обед, пригласить Эквайеров и еще кое-кого из влиятельных людей города. Я уверена, что тогда слухам будет положен конец.

Бритт взглянула на Крейга. На его лице застыло странное выражение. Вспоминал ли он, что именно после обеда с Эквайерами она сбежала на Мауи?

С того достопамятного вечера Бритт много размышляла над тем, что тогда произошло, и многое ей стало ясно. Путаница с заказами в овощном и цветочном магазине, звонок миссис Эквайер, о котором ей почему-то забыли сообщить, пересоленный суп — все эти мелочи не могли быть простым совпадением. Стефани явно пыталась выставить ее в невыгодном свете, и избежать этого Бритт удалось лишь благодаря своевременной помощи миссис О'Брайен и миссис Эквайер. Ну и, конечно, ей просто повезло. Если бы ситуация повторилась, она действовала бы иначе…

Внезапно ей пришла в голову мысль, заставившая Бритт улыбнуться.

— Я думаю, мне нужно вести себя, как обычно — это будет лучшим доказательством того, что со мной все в порядке, — сказала она. — Почему бы мне самой не заняться подготовкой обеда? Тогда сами собой утихнут слухи о том, что у меня нелады со здоровьем или что между мною и Крейгом что-то не так.

Она боялась, что Юнис начнет возражать, но свекровь одобрительно кивнула.

— Весьма разумная мысль, Бриттани. Тогда никому и в голову не придет заподозрить, что вы намеренно скрывались все это время.

Она перевела взгляд на старшую невестку.

— Конечно, дорогая, вы тоже должны помочь нам пресечь эти нелепые сплетни. В такие минуты семья должна держаться вместе.

На лице Стефани отразилась внутренняя борьба. Она пробормотала, что постарается, но Бритт была уверена, что невестка не упустит случая не развеять, а наоборот, посеять слухи.




Как и следовало ожидать, следующие несколько дней оказались нелегкими. Верная своему слову, Юнис связалась с редакцией «Курьера» и ненавязчиво напомнила издателю о его долге по отношению к семейству Дугласов. В тот же день явился репортер, чтобы взять интервью у Бритт. Он был весьма любезен, хотя в некоторых его вопросах проскальзывал скептицизм.

Собравшись с духом, Бритт поведала журналисту, какой шок она пережила, так близко соприкоснувшись со смертью, когда самолет, на котором она летела, упал в море и почти все пассажиры погибли.

— Мне кажется, у меня на какое-то время помутился разум. Некоторые события полностью выпали из памяти… Помню только, что я бродила по городу, как в тумане, и думала только об одном… Я чувствовала себя виноватой, что осталась жива, когда столько людей — а ведь среди них были дети! — погибло, — рассказывала Бритт.

Эта часть ее истории была сущей правдой, и она почувствовала себя гораздо уверенней.

— Не знаю, сколько времени прошло, но в конце концов я очутилась в Сосалито. Я совершенно не помнила, что со мной случилось, а последние четыре года вообще выпали из памяти. К тому же я где-то потеряла бумажник… В отчаянии я забрела на какой-то склад, чтобы попросить помощи, и там познакомилась со Стеллой Слански…

Бритт принялась рассказывать, как Стелла предложила ей работу на комбинате, как была добра к ней. Здесь все пошло гладко, потому что Бритт говорила правду. К тому времени, как она закончила свою историю, описав, как к ней чудесным образом возвратилась память, чувствовалось, что репортер, поначалу настроенный несколько скептически, в конце концов поверил всему, что услышал.

И только когда он ушел, оставив Бритт наедине с Крейгом, молодая женщина почувствовала, что от волнения так сжала кулаки, что у нее даже заболели пальцы. Она ожидала от мужа слов одобрения — вот, мол, как здорово она умеет врать, — но вместо этого он коротко заметил, что ей, похоже, надо выпить, чтобы успокоиться, и принес жене стакан шерри.

Если встреча с репортером была подлинным испытанием для Бритт, то радушное приветствие миссис О'Брайен искренне порадовало ее, хотя одновременно Бритт почувствовала себя виноватой.

— Я одна не верила, что вы погибли, — торжествующе возвестила кухарка, утерев слезы. — «Попомните мои слова, — сказала я мистеру Крейгу, когда услышала эту новость, — эта девочка рано или поздно непременно объявится. Если бы она действительно умерла, я бы это почувствовала, а чутье мне подсказывает, что она жива. Чутье еще ни разу меня не подводило!» Если бы он только меня послушал… А то ведь весь извелся от горя, бедняжка! Бродил по дому, как привидение, ничего в рот не брал, ни с кем не разговаривал. И так почти целый год…

Она остановилась, чтобы перевести дух, и пристально посмотрела на Бритт.

— Уж не знаю, что там между вами произошло, но одно могу сказать точно — мистер Крейг чуть сам не умер, когда узнал, что вы разбились!

«Не от горя он чуть не умер, миссис О'Брайен, а от сознания своей вины», — с горечью подумала Бритт, но вслух не стала подвергать сомнению рассказ кухарки.

Интервью было напечатано в вечернем выпуске «Курьера». Совсем небольшое и под неброским заголовком, оно тем не менее сумело притушить поднявшиеся было сплетни по поводу возвращения Бритт.

Тут же начались телефонные звонки. Большинство звонивших выражали искреннее сочувствие и радость, хотя нашлись и такие — вроде подруги Стефани, — кто позвонил явно из любопытства, почувствовав, что пахнет сенсацией и в надежде выведать какие-нибудь скандальные подробности.

Отвечавшая на звонки Юнис держалась, как всегда, с достоинством, и у Бритт, до которой весь вечер доносился неторопливый ледяной голос свекрови, больше не осталось сомнений в том, что скандалу в Дуглас-Гроув, опорочившему почтенную семью, не суждено разгореться.

Накануне ночью в мотеле Бритт не могла сомкнуть глаз, и не только потому, что днем ей предстояла встреча с Юнис и Стефани. Значительно более серьезной проблемой представлялась ей следующая ночь, когда придется оказаться в одной спальне с Крейгом. Хотя интимные отношения между ними стали редкостью в последние месяцы перед ее отъездом, Крейг никогда не заговаривал о том, чтобы перебраться в другую комнату. Если он сделает это сейчас, всем станет очевидно, что между ними что-то неладно.

Пока Крейг ни словом не упомянул о предстоящей ночи. Молчала и Бритт. И вот теперь, когда они впервые после ее возвращения поднимались наверх в спальню, молодая женщина нервничала, не зная, чего ожидать и как себя вести.

Она молча удалилась в гардеробную, чтобы переодеться, а когда несколько минут спустя появилась в спальне, облаченная в ночную рубашку и халат, то обнаружила, что Крейг постелил себе на диванчике и уже спит. Странное чувство одиночества охватило Бритт. Она скользнула в широкую двуспальную постель, но уснуть никак не могла.

Бритт попыталась сосредоточиться на очередной главе своей кулинарной книги, но мысли ее все время возвращались к Крейгу. За весь этот день он лишь один раз, да и то явно чтобы угодить матери, поцеловал Бритт. Мимолетное прикосновение его губ разбудило в ней воспоминания, которые она предпочла бы забыть.

Какими жгучими и страстными были некогда поцелуи Крейга, не то что это вежливое холодное прикосновение! И с какой готовностью сама она подставляла мужу губы и открывала сердце, принимая дар его любви и даря любовь сама… Что же случилось? Почему все вдруг так изменилось? Даже если он понял, что его женитьба была ошибкой, неужели страсть, некогда бросившая их в объятия друг друга, ничего не значит?

По щеке Бритт поползла непрошеная слеза. Перевернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку. Ей наконец удалось уснуть, но и во сне она видела Крейга. Вот он ложится рядом с ней, обнимает, и прикосновение его ладоней заставляет трепетать ее тело…

Возбужденная этим видением, Бритт проснулась, протянула руку и обнаружила, что кровать рядом с ней пуста, а простыни холодны. Больше ей уснуть не удалось. Она так и пролежала до рассвета, устремив взор в потолок и глотая слезы.

На следующий день навестить Бритт пришла миссис Эквайер. Юнис, верная своему решению вести привычную жизнь, отбыла на заседание клуба садоводов, которые обычно проходили по четвергам.

Когда раздался звонок в дверь, Бритт сидела в библиотеке и сочиняла письмо Дэвиду — надо было как-то объяснить ему, почему она задерживается в Дуглас-Гроуве на несколько недель.

На звонок никто в доме не отозвался. Подождав с минуту, Бритт вспомнила, что Чарльз — а именно в его обязанности входило открывать двери — повез Юнис в клуб. Значит, придется идти ей.

Бритт поднялась и, открыв двери, увидела миссис Эквайер, ласково улыбавшуюся ей с порога.

Уже через несколько минут они сидели рядышком на диване в гостиной и пили чай. Глаза миссис Эквайер, как всегда, лучились добротой, но взгляд, которым она окинула Бритт, был не лишен проницательности.

— А вы заметно изменились. Еще бы, столько пережить! Наверное, вам нелегко пришлось… Ну, не будем говорить об этом! Главное — что вы здесь. С вами все в порядке, дорогая?

В голосе миссис Эквайер было столько сочувствия, что у Бритт на глаза навернулись слезы. Поставив чашку на стол и стараясь не встречаться взглядом с гостьей, она еле слышно проговорила:

— Я чувствую себя прекрасно, миссис Эквайер.

— Пожалуйста, называйте меня Луизой! Но я спрашивала не только о вашем здоровье. Если вас беспокоят сплетни, поверьте, кое-что действительно поговаривают о вас и Крейге, но большинство людей вам сочувствуют и желают всего наилучшего.

Она запнулась, не зная, стоит ли говорить дальше, но, должно быть, молчание Бритт придало ее решимости. Взяв собеседницу за руку, миссис Эквайер продолжала:

— Мне кажется, я обязана вас предупредить — остерегайтесь Стефани! Она вам не друг. До меня дошли кое-какие странные слухи… Мне почему-то кажется, что их могла распустить только она!

— Я вас не понимаю, миссис… простите, Луиза, — в изумлении произнесла Бритт. — Зачем Стефани распускать обо мне слухи?

И снова Луиза Эквайер заколебалась, а затем с явной неохотой продолжила:

— Вскоре после вашего отъезда мы с Джоном какое-то время жили врозь, правда, недолго. Он всегда был слишком неравнодушен к молодым женщинам. Я знала это еще в ту пору, когда мы только поженились, но не придавала особого значения его интрижкам, поскольку они были всего лишь интрижками, и не более того. Но в один далеко не прекрасный день я поняла, что происходит нечто серьезное. Когда я узнала о связи мужа со Стефани, я уехала из дома. Он умолял меня вернуться, но я сказала — или я, или она.

Луиза на мгновение умолкла и невесело усмехнулась.

— К счастью, Джону хватило ума понять, что Стефани привлекали лишь его банковский счет и высокое положение. Вряд ли она догадывается, почему они расстались. Зная Джона, я могу предположить, что он выдумал какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не ущемлять ее гордость. Не мог же он сказать, что предпочел свою бесцветную жену такой блестящей молодой красавице!

Луиза снова умолкла и внимательно посмотрела на Бритт.

— Вы, наверное, удивлены, зачем я все это вам рассказываю. Поверьте, причина есть. Мне кажется, я должна предупредить вас, что с тех пор как Джон порвал со Стефани, а Крейг стал партнером в его фирме, Стефани начала охоту за вашим мужем. То, что ее усилия не увенчались успехом, говорит о том, что он не лишен здравого смысла и был слишком поглощен своим горем. Но боюсь, что она не оставила своей затеи, невзирая на то, что вы вернулись. Те слухи, что достигли моих ушей, явно распространяют ее подруги. Их цель — всячески опорочить вас. Заклинаю — не позволяйте этой злодейке разрушить ваш брак!

Бритт, наконец, обрела дар речи.

— Связь вашего мужа со Стефани… Когда вы о ней узнали?

— Вскоре после вашего отъезда. Собственно говоря, впервые я заподозрила неладное, когда мы обедали у вас. Мне не составило большого труда узнать, что обычно они встречались днем в небольшом отеле рядом с офисом Джона. Когда я поставила мужу ультиматум, он вышел из игры — с немалым облегчением, я полагаю. По-моему, Стефани переоценила свои возможности и слишком явно подталкивала его к разводу. Джон, конечно, падок на смазливое личико, но он не дурак, чтобы так легко попасться на крючок!

Бритт глубоко вздохнула.

— А я думала, что у Стефани связь с Крейгом, — призналась она тихо. — В ту ночь я случайно слышала, как она говорила по телефону…

Голос ее прервался при этом неприятном воспоминании.

— Так вот в чем дело! Недаром мне показалось, что между вами и Крейгом что-то не так… Ну, теперь, когда вы знаете правду, надеюсь, что все наладится. Однако будьте осторожны. Стефани слишком опасный противник! Она готова на любую подлость…

Бритт собралась было возразить Луизе — их брак и без Стефани дышит на ладан, — но в это время к дому подъехала машина.

Когда в гостиную вошла Юнис, радостно возбужденная после встречи со знакомыми дамами в клубе, обе женщины мирно беседовали о том, что в этом году осень в Огайо выдалась на удивление холодная.




В тот день обед в особняке Дугласов прошел в напряженной обстановке. Стефани, против обыкновения, даже не пыталась прикрыть свои колкости хотя бы легким флером вежливости. Бритт сдерживалась изо всех сил, лишь время от времени бросая на невестку не слишком дружелюбные взгляды. Она понимала — стоит ей ответить, и вспыхнет ссора, поэтому предпочитала молчать. Но как все-таки умна и хитра Стефани, думала Бритт, и какой молодец Дэвид, что сумел ее разгадать!

Крейг, казалось, не замечал ехидных замечаний Стефани. Однако когда она начала смаковать сплетни относительно возвращения Бритт, которые только что услышала в городе, Юнис, бросив на невестку недовольный взгляд, веско заметила, что нет никакой нужды повторять эти гадости, поскольку они никого не интересуют.

После обеда Стефани отправилась в гости к друзьям, а Юнис, сославшись на усталость, удалилась в свою комнату. Крейг и Бритт остались вдвоем у камина в библиотеке, потягивая кофе и послеобеденный бренди.

За обедом Крейг был молчалив, поэтому Бритт очень удивилась, когда он вдруг начал ей рассказывать о сложном судебном деле, в котором выступает адвокатом. Вскоре она перестала ощущать неловкость от этого неожиданного уединения и начала задавать вопросы, заинтересовавшись рассказом мужа. Она невольно пожалела о том, что в прежние времена он не снисходил до подобных разговоров с ней.

Каминные часы мелодично пробили двенадцать, и Крейг запнулся на полуслове — он как раз остроумно описывал Бритт грозного судью, который будет председательствовать на слушании дела.

— Я не знал, что уже так поздно. Должно быть, я утомил тебя этими скучными разговорами.

Бритт нахмурилась.

— Почему ты так говоришь? Меня всегда очень интересовала твоя работа, особенно дела, которые ты ведешь не ради высоких гонораров.

— Я этого не знал. Я думал… — Крейг осекся. — Впрочем, это не имеет ровно никакого значения.

— Нет, имеет. Скажи, что ты думал?

— Что тебе все это неинтересно. Ты никогда не расспрашивала меня о работе, вот я и решил, что профессиональная сторона моей жизни тебя не интересует.

— А я думала, что когда ты возвращаешься вечером с работы, тебе совершенно не хочется о ней говорить, — возразила Бритт. — Похоже, мы оба ошибались…

— Теперь я понимаю, что нам следовало бы чаще разговаривать вот так, как сейчас. Иногда мне кажется, что единственные моменты, когда мы были по-настоящему близки, были те, когда мы занимались любовью.

Он просто констатировал факт, но Бритт вдруг остро ощутила и то, что Крейг сидит так близко к ней, и интимность обстановки в комнате, и уютное потрескивание пламени в камине. «Как жаль, — подумала она с грустью, — что все это лишь видимость, а на самом деле мы далеки друг от друга как никогда».

Казалось, Крейг прочел ее мысли. Его глаза потемнели. Он привлек к себе ее лицо и нежно поцеловал Бритт. Вначале это было лишь легкое, мимолетное прикосновение губ, и вдруг, словно долго сдерживаемая внутри страсть неожиданно выплеснулась наружу, он набросился на нее с жадным поцелуем, разбудившим ответную страсть в самой Бритт. Ей мучительно захотелось большего — чтобы он прижал ее к груди, чтобы он…

Крейг отстранился так же стремительно, как и набросился с поцелуями. Он встал и посмотрел на Бритт.

— Обещаю, что это больше никогда не повторится. На какое-то мгновение я забыл…

Бритт, ощущая неловкость от того, как предательски дрожат ее губы, тоже поднялась. Пробормотав, что очень устала за день, она начала подниматься наверх, оставив Крейга одного у камина.

Когда Крейг появился в спальне, Бритт уже лежала в кровати, притворяясь, что спит. Он долго стоял на пороге, а затем до нее донесся стук закрываемой двери и его шаги — очевидно, он направлялся в комнату для гостей.

Поняв, что он не вернется в спальню, Бритт поднялась, надела халат и долго стояла у окна, вглядываясь в темноту сентябрьской ночи.

Пришла пора взглянуть, наконец, правде в глаза, честно признаться в том, что она все еще любит Крейга — да, собственно говоря, никогда не переставала его любить. Его недавний поцелуй свидетельствовал о том, что и она ему небезразлична, что он ощущает по крайней мере физическое влечение к ней, независимо от того, что между ними произошло.

Этот поцелуй и рассказ Луизы Эквайер вселили в Бритт надежду. Она решила, что за то время, что проведет в Дуглас-Гроуве, ей надо постараться вернуть любовь Крейга, доказать ему, что они могут быть счастливы вместе. Неважно, если эта борьба потребует мужества и сил, думала Бритт, сворачиваясь калачиком в постели. Она снова станет женой Крейга — не только формально, но и фактически.




ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


Приглашение Эквайеров провести уик-энд в их загородном доме пришло на следующий день.

Они как раз завтракали все вчетвером, сидя вокруг стола в залитой солнцем столовой. «Милая семейная идиллия», — подумала Бритт с иронией, прислушиваясь вполуха к мелодичному голосу Стефани, красочно описывавшей вечеринку у друзей, где она была накануне. Как всегда, в этих внешне милых описаниях присутствовала изрядная доля желчи и сарказма, столь разрушительная для репутации тех, о ком говорила Стефани.

Бритт внимательно посмотрела на Крейга. Неужели он не видит, что представляет собой Стефани на самом деле? Или он настолько ослеплен ее лучезарной улыбкой, длинными стройными ногами и безупречными чертами лица, делающими ее похожей на породистую кобылу?

Интересно, что он почувствовал, когда жена, которую он считал мертвой, вдруг неожиданно объявилась? Шок — это естественно. Гнев — это было очевидно. А что еще?

Он хотел ее прошлой ночью, в этом у Бритт не было никаких сомнений. Но она, как никто другой, понимала, что физическое влечение составляет лишь часть прочных отношений между мужчиной и женщиной. Она сама испытывала сильное сексуальное влечение к Дэвиду, благодаря чему так страстно отвечала на его ласки, но это была вовсе не та любовь, которую она чувствовала к Крейгу. А что чувствует он по отношению к ней? Желание и только? Даже если это так, физическая любовь — мощное оружие в ее руках. Вопрос только в том, хватит ли ей мужества им воспользоваться…

— …перестанешь, наконец, спать на ходу? Будь любезна отвечать, когда я задаю тебе вопрос, Бритт, — прервал ее размышления голос Стефани.

Увидев, что Бритт вздрогнула, она покачала головой и ехидно улыбнулась.

— Я спросила, собираешься ли ты повторить то меню, которое было на прошлом обеде с Эквайерами. Мне до сих пор жаль беднягу Джона. Еще бы — ему пришлось довольствоваться омлетом, в то время как остальные наслаждались экзотической баскской пищей!

Услышав очередную колкость, Бритт сосчитала до десяти, потом до двадцати, и лишь тогда ей удалось справиться с раздражением и ответить спокойно.

— Вообще-то я планировала нечто другое, — сказала она. — Когда-нибудь потом, когда мы будем принимать одних Эквайеров, я позабочусь, чтобы «бедняга Джон» тоже отдал должное баскским блюдам, только приготовлю их без соли. Но поскольку в воскресенье у нас будут и другие гости, я подумала, что уместнее будет предложить более нейтральное меню. Да, кстати… На этот раз можешь не беспокоиться — пища будет несоленой, так что Джону она не повредит.

Глаза Стефани сузились.

— Ты говоришь загадками. Неужели ты опять решила вспомнить рецепты своего знаменитого отца, и нас ждут чечевица и похлебка из опоссума?

— А вот посмотришь. Мне так хочется преподнести тебе сюрприз! — безмятежно ответила Бритт.

— Что бы вы ни задумали, дорогая, я уверена, что все будет в порядке, — веско изрекла Юнис, желая положить конец обмену колкостями. — Дайте мне знать, если вам потребуется моя помощь.

Бритт собиралась сказать, что ничья помощь ей не нужна, но что-то во взгляде свекрови ее остановило.

— О да, конечно. Я буду вам очень признательна, если вы позаботитесь о цветах. Мне не хотелось бы, чтобы и на этот раз гости застали меня неодетой. В прошлый раз, как вы помните, произошла путаница с моим заказом в цветочном магазине, и мне пришлось исправлять ошибку в последнюю минуту.

— Так вот почему… — начал было Крейг и осекся.

— …я не успела переодеться, когда прибыли Эквайеры? Да, именно так. Как ни странно, но мой заказ в цветочном магазине затерялся. Времени на то, чтобы заказать другие цветы, уже не было, поэтому мне пришлось изрядно повозиться, придумывая замену.

Крейг все так же внимательно смотрел на жену. Наконец, словно взвешивая каждое слово, он медленно произнес:

— Я получил письмо от Эквайеров. Они предлагают провести уик-энд в их домике на берегу озера. Я обещал Луизе, что поговорю с тобой. Если мы уедем от них рано утром в воскресенье, у нас останется время на подготовку обеда.

Бритт подняла глаза на мужа, с трудом сдерживая радость. Он наверняка понимает, что Луиза поместит их в одну комнату. Означает ли это, что Крейг готов разделить с ней не только комнату, но и постель?

Серебристый смех Стефани прервал тишину.

— Как мило — провести целый день в обществе Эквайеров! Думаю, что смогу на это пойти ради тебя, Крейг. Хотя, должна признаться, подобное времяпрепровождение вряд ли можно назвать увлекательным…

Крейг встал, чтобы налить себе еще кофе.

— Тебе повезло, Стефани, — сказал он. — Скучать тебе не придется — приглашение касается лишь Бритт и меня.

Бритт терялась в догадках. Что скрывается за этой сухой фразой? Неужели он пытается дать ей понять, что хочет, чтобы она поехала? Если так, то по лицу Крейга догадаться об этом невозможно. Внезапно она почувствовала, как ее охватывает гнев. Ну почему она всегда должна угадывать, о чем он думает, что на самом деле чувствует? Вот Дэвид совсем другой — его мысли легко прочитать по выражению лица, по улыбке, по глазам…

«Но ведь не Дэвид тебе нужен, — напомнил Бритт внутренний голос. — И потом Дэвид щедро дарит свою любовь стольким людям, что вряд ли нуждается в тебе, в то время как Крейг, одинокий и зажатый, нуждается наверняка…»

Эта неожиданная мысль настолько поразила Бритт, что чашка с кофе, которую она держала в руке, со стуком опустилась на блюдце, а пятно темной жидкости расплылось по белоснежной скатерти.

Возникло минутное замешательство. Вытирая пролитый кофе салфеткой, Бритт сумела овладеть собой и уже спокойно взглянула на Крейга, не обращая внимания на натянутую улыбку Стефани.

— Я с удовольствием проведу уик-энд с тобой на озере, — сказала она и увидела, как удовлетворенная улыбка скользнула по серьезному лицу Крейга.

Однако только этой улыбке и суждено было питать надежды Бритт, когда она на следующий день укладывала вещи для поездки — эту ночь Крейг снова провел на узком диванчике.

Было решено, что они выедут из города днем, чтобы к вечеру прибыть на место. Эквайеры же должны приехать позже, поскольку у Джона было назначено важное совещание.

Собираясь в предстоящую поездку вдвоем с Крейгом, Бритт оделась особенно тщательно. Светлый пушистый свитер, выбранный ею для уик-энда, как нельзя лучше подходил к ее темным глазам. Укладывая вещи, Бритт с удивлением обнаружила, что вся ее одежда и даже записные книжки отца все еще хранятся в доме.

В ответ на слова благодарности Крейг лишь молча кивнул, оставив Бритт в недоумении — почему он не выбросил это болезненное напоминание о своей неудачной семейной жизни еще полтора года назад, когда узнал, что жена погибла?

Одевшись и посмотрев на себя в зеркало, Бритт осталась довольна. Лицо ее пылало румянцем. Интересно, заметит ли Крейг ее новые духи и яркий шарф на шее? Или для него эта поездка — докучная обязанность, которую он взял на себя, чтобы потрафить шефу?

Погруженная в эти размышления, она отправилась отдать миссис О'Брайен последние распоряжения относительно воскресного обеда.

Бритт нашла кухарку на кухне, где та колдовала над двумя воздушными пудингами с вишневой начинкой.

— Один я приготовила специально для вас, мисс Бритт. Я положу его в корзинку, чтобы вам было с чем выпить днем чаю, — сказала кухарка.

— Спасибо, миссис О'Брайен, — поблагодарила ее Бритт, с улыбкой глядя на неугомонную хлопотунью. — Мы вернемся завтра днем, так что у меня будет достаточно времени, чтобы помочь вам с обедом.

— Благослови вас Бог! Только мне помощь не нужна — мы отлично справимся с Джанис и Чарльзом. Вы просто чудо, мисс Бритт! Если хотите знать мое мнение, миссис Дуглас могла бы поучиться у вас, как планировать званый обед…

— Ну, я бы вам не советовала говорить всего этого при ней, — с улыбкой произнесла Бритт.

Распрощавшись с миссис О'Брайен и подхватив корзинку с пудингом, она вышла в холл, где ее уже ждал Крейг.

На нем был тонкий белый свитер, а поверх него — замшевый пиджак. Крейг улыбнулся Бритт, и у нее вдруг защемило сердце. Улыбнувшись в ответ, она молча пошла к машине, не в силах произнести ни слова.

Дорога к домику Эквайеров, расположенному на берегу озера примерно в шестидесяти милях от Дуглас-Гроува, показалась Бритт слишком короткой. Сидеть в машине рядом с Крейгом так близко, что она чувствовала его дыхание, разговаривать легко и свободно, как они, бывало, говорили в первые месяцы после свадьбы, знать, что впереди ее ожидает целый уикэнд с мужем, причем без навязчивого присутствия Стефани — это ли не счастье? Бритт постаралась выкинуть из головы все, что ее мучило, и полностью отдаться восхитительному осеннему дню и ласковому солнцу, пробивавшемуся сквозь ветви деревьев.

— Отличная погода! Прямо не скажешь, что уже осень, — заметил Крейг и кивнул на клен, только начинавший желтеть. — А как тебе понравился климат в Калифорнии? Приятно жить так близко от океана?

Он впервые спросил об этом, и Бритт, хотя немного удивилась, решила ответить честно.

— Место там действительно красивое, но в Калифорнии я никогда не чувствовала себя как дома.

— А в Огайо? Что ты скажешь о Дуглас-Гроуве?

Бритт заколебалась, а потом решительно ответила:

— Здесь я тоже никогда не чувствовала себя дома, Крейг, хотя мне этого очень хотелось. Сам городок мне нравится. Именно в таком тихом, уютном месте я мечтала когда-нибудь пустить корни. Но жизнь под одной крышей с твоей матерью… Понимаешь, мне всегда казалось, что я маленькая девочка, которой ежедневно устраивают экзамен. И я все время испытывала страх, что его не выдержу…

Крейг напряженно молчал, и Бритт решила, что он обиделся. Раньше в такой ситуации она непременно пустилась бы в объяснения, стала бы оправдываться, виня во всем себя и свою несдержанность. Теперь же, осмелившись высказаться до конца, она решительно продолжала:

— Жить в доме, где хозяйничает другая женщина, очень трудно. Поверь мне… Мне хотелось создать собственную семью, быть тебе настоящей женой, самой совершать ошибки и учиться на них — но без вмешательства посторонних. Я знаю, что порой под одной крышей прекрасно уживаются несколько поколений, но такая… разветвленная семья никогда не казалась мне идеалом. Не забывай, что почти все свое детство я провела в чужих домах и всегда чувствовала себя непрошеной. И в доме твоей матери мне почему-то казалось, что я прохожу некий испытательный срок…

Бритт ждала, что скажет Крейг, но он упорно молчал. Внезапно ее охватило чувство безнадежности. К чему оправдываться, что-то объяснять? Очевидно, они никогда не поймут друг друга. В конце концов, он задал ей вопрос, и она честно на него ответила, а уж как к этому относиться — его проблема, а не ее…

— Почему же ты ничего не сказала мне, Бритт? Когда мы только поженились, я предложил подождать с детьми, и ты легко со мной согласилась. Я был уверен, что ты не хочешь иметь детей, по крайней мере в то время. И насчет того, чтобы жить с моей матерью… Ты ведь никогда не жаловалась. Мне казалось, ты даже рада, что избавлена от хозяйственных забот и живешь в доме, где полностью налажен быт.

— Боюсь, что ты неправильно меня понял, — заметила Бритт. — Потому что на самом деле я очень хотела детей. Я ведь была единственным ребенком, и мне всегда хотелось иметь свою семью. А что касается того, где жить… Да я бы с радостью поселилась в палатке, если бы знала, что мы там будем одни!

Даже если Крейг намеревался что-нибудь ответить, он не успел этого сделать, потому что они уже свернули на дорожку, ведущую к домику Эквайеров.

«А может быть, — подумала Бритт, — он воспользовался удобным предлогом, чтобы замять неприятную тему».

К тому времени, как они достигли домика, вечерние сумерки уже сгустились. Бритт с восторгом взирала на бревенчатую хижину, такую по-деревенски уютную под раскидистыми деревьями.

— Как чудесно! Это напоминает…

Она запнулась, не желая признаться, что это ей напоминает медовый месяц в домике судьи.

Казалось, Крейг не заметил ее внезапного молчания. Подав Бритт руку, он помог ей вылезти из машины.

— Пошли скорей! Пока нет Эквайеров, ты можешь освоиться в доме. Ключ под ковриком…

Телефон зазвонил как раз в тот момент, как они переступили порог. Трубку сняла Бритт.

— Как хорошо, что вы уже добрались до хижины! А я боялась, что не застану вас, — раздался приятный голос Луизы Эквайер на том конце провода. — К сожалению, мы сможем присоединиться к вам только завтра утром. Джону только что позвонил важный клиент. Он вылетает из Чикаго и настаивает на немедленной встрече. Вы справитесь там одни? В холодильнике полно еды, а постельное белье лежит…

Она продолжала что-то объяснять, но Бритт уже слушала вполуха, едва сдерживая смех. И Луиза еще спрашивает, не возражает ли Бритт против того, чтобы провести с мужем ночь в этом восхитительном, уютном домике? Да это просто подарок судьбы!

Опасаясь, что довольное выражение, появившееся на лице, выдаст ее чувства, Бритт повернулась к Крейгу спиной и начала горячо уверять Луизу, что она нисколько не в претензии, что она, конечно же, найдет в холодильнике бифштексы и прекрасно поняла, где лежит белье, так что пусть хозяйка ни о чем не беспокоится.

— В чем дело? — поинтересовался Крейг, когда Бритт повесила трубку.

— Это Луиза. Сегодня вечером у Джона встреча с важным клиентом из Чикаго, так что они смогут приехать только завтра утром.

К ее разочарованию Крейг лишь коротко кивнул и как ни в чем не бывало заметил:

— Что-то здесь прохладно. Пожалуй, лучше разжечь камин. Кажется, где-то за домом должны быть дрова.

С этими словами он вышел, а Бритт принялась исследовать содержимое холодильника. Там и в самом деле лежал толстый кусок мяса, из которого выйдут отличные бифштексы. Нарезав мясо и положив его на сковородку, она начала колдовать над замороженными овощами, пытаясь приготовить из них острый салат.

Поглощенная работой, Бритт сама не заметила, как начала что-то мурлыкать себе под нос, и опомнилась, только когда Крейг окликнул ее с порога.

— Ты обычно что-то напеваешь, когда у тебя хорошее настроение. Тебе действительно доставляет удовольствие возня на кухне?

Бритт заколебалась, прежде чем ответить, не понимая, что кроется за этим вопросом. И снова, как недавно в машине, решила говорить откровенно.

— Да, но только если я изобретаю что-нибудь новое, — призналась она. — Готовить простые блюда — это такая скука! Но когда я начинаю придумывать, пробовать разные сочетания, специи, травы… Да, для меня стряпня так же увлекательна, как для художника создание картины, для писателя — его книга, а для адвоката — сложное, запутанное дело.

Она умолкла, раздумывая, стоит ли говорить Крейгу о том, что она написала кулинарную книгу, которая, по словам Дэвида — Бритт позвонила ему вчера вечером, решив, что в письме всего не объяснишь, — уже получила восторженные отклики во многих женских журналах.

Но Крейг уже ушел, чтобы принести дров для камина, и подходящий момент был упущен. Ну ничего, успокоила себя Бритт, они поговорят об этом позднее. После ужина они сядут у пылающего камина, и она расскажет мужу обо всем — о своей жизни в Сосалито, о Стелле, о кулинарной книге, о дружбе с Дэвидом. И расскажет не потому, чтобы доказать — вот, мол, смотри, я отлично справилась без тебя! — а потому, что между ними и так было слишком много недомолвок. И еще она скажет, что все еще любит его. И если он хочет, чтобы она осталась, она с готовностью оставит прошлое позади и вернется к нему.

Но и Крейг должен понять, что его жена уже не та женщина, которая полтора года назад покинула Огайо, что ей нужно нечто большее, чем просто быть тенью мужа. Она хочет по-настоящему стать его женой, иметь детей, создать уютный, красивый дом. А еще она хочет найти выход своей творческой энергии, заниматься любимым делом, которое для нее имеет такое же значение, как для него адвокатура…

Когда ужин был почти готов, Бритт накрыла стол скатертью в красную и белую клетку, которую нашла в ящике комода, поставила керамические тарелки и положила приборы. Затем она зажгла свечи. Крейг, словно угадав ее настроение, погасил верхний свет, и комната погрузилась в приятный полумрак, освещаемая лишь огнем камина да пламенем свечей.

Ел он с аппетитом и так горячо все хвалил, что Бритт не смогла удержаться от улыбки.

— Ты ведешь себя так, словно голодал несколько дней, — покачав головой, заметила она.

— Много месяцев, а не несколько дней, — поправил он ее, и его лицо стало серьезным.

Бритт почувствовала, что у нее перехватывает дыхание. Но прежде чем она нашла достойный ответ, Крейг уже переменил тему, поинтересовавшись, как ей удалось приготовить такой восхитительный соус к мясу.

Бритт была немного разочарована, однако принялась с готовностью объяснять, что все дело в корице — именно она придает блюду такую пикантность. Утешилась она мыслью, что в конце концов ужин — не совсем подходящее время для серьезного разговора, и возможность поговорить с Крейгом о том, что ее волнует, наверняка представится позже.

Потом, пока они убирали посуду, беседа продолжалась в таком же непринужденном духе — обо всем, кроме них самих и прошлого. Бритт налила кофе, а Крейг, заглянув в небольшой бар, извлек оттуда бутылочку бренди.

Они устроились вдвоем на диване, сев так близко, что Бритт чувствовала, как его бедро касается ее ноги. Она ждала, что Крейг обнимет ее и поцелует…

Однако он этого не сделал — во всяком случае, сразу же. Некоторое время он рассказывал Бритт об изменениях, которые произошли в его жизни с тех пор, как он принял предложение Джона Эквайера, а потом умолк. Наступила тишина, но никому из них не хотелось нарушать ее. Бритт откинула голову на спинку дивана. Ей было хорошо и спокойно. И когда Крейг, склонившись над ней, поцеловал ее неторопливо, почти лениво, она ответила на его поцелуй с готовностью, но без страсти.

«Как хорошо снова очутиться в объятиях Крейга», — подумала Бритт, вдыхая запах смолистых поленьев, аромат лосьона, которым пользовался Крейг после бритья, и еще чего-то неуловимого, что всегда ассоциировалось у нее с минутами интимной близости.

Крейг отстранился, но Бритт это не обеспокоило. Она была уверена, что сейчас он поведет ее в спальню, и они будут наслаждаться любовью всю ночь, долгую, чудесную, восхитительную ночь…

Крейг встал и принялся гасить огонь в камине. Бритт наблюдала за ним, уверенная, что все будет так, как она себе представляла. Когда же Крейг начал собирать чашки и стаканы с остатками бренди, Бритт охватила тревога.

— Думаю, нам пора спать. Завтра будет трудный день, — произнес Крейг, не глядя на нее. — Я лягу здесь, на диване. Мне не хотелось бы ложиться в хозяйской спальне. А тебе, надеюсь, будет удобно в комнате для гостей.

Внезапная боль пронзила Бритт, не физическая боль, а горечь унижения, сознание того, что ею пренебрегли, что человек, которого хочет она, равнодушен к ней. Ее охватило желание в ответ причинить такую же боль Крейгу. Но как?..

Собрав остатки гордости, Бритт поднялась, показала Крейгу, где лежит постельное белье, вежливо пожелала ему спокойной ночи и удалилась в спальню, пытаясь скрыть от мужа глаза, полные слез.

Она начала готовиться ко сну — переоделась в шелковую ночную рубашку, на которую возлагала такие надежды, а сверху набросила халат, пожалуй, слишком роскошный для уикэнда в деревне.

Затем Бритт долго сидела за туалетным столиком и, глядя в зеркало, совершала привычный вечерний ритуал, который всегда ее успокаивал, но только не сегодня. Расчесывая волосы и накладывая на лицо крем, она чувствовала одно желание — кричать в голос от боли и колотить кулаками в стену.

Итак, она ошибалась, да еще как ошибалась! Одного поцелуя оказалось достаточно, чтобы она вообразила, что Крейг все еще любит ее. Только потому, что он на короткий миг потерял контроль над собой… Но нет, она не могла ошибиться! Возможно, это была не любовь, не то, что сама она испытывает к Крейгу, но ведь он хотел ее! Они были близки много лет, и она научилась безошибочно понимать такие вещи.

Ну и что же теперь делать? Провести ночь, ворочаясь в постели, и упустить такую прекрасную возможность доказать Крейгу, что она все еще его жена, что они еще могут, собрав осколки своего брака, склеить из него нечто прекрасное? Ведь теперь она знает, что Крейг не изменял ей со Стефани. Неужели у нее нет ни единого шанса снова завоевать его? А почему бы… Вот именно — почему бы не соблазнить его?

Нет-нет, этого она не сделает. Вернее, прежняя Бритт этого не сделала бы. А новая? О да, новая Бритт сумеет добиться всего, чего пожелает!

Она потушила свет, открыла дверь спальни и долго стояла на пороге, пытаясь унять сердцебиение и собраться с мыслями.

Через несколько минут, когда глаза привыкли к темноте, Бритт увидела, что хотя Крейг погасил лампу, тлеющие угольки в камине достаточно освещали комнату. Значит, на мебель она не наткнется и особого шума не устроит. Бритт медленно двинулась вперед. Подойдя к дивану, она увидела, что Крейг, натянув на себя одеяло, лежит на боку лицом к камину.

Бритт долго смотрела на это дорогое ей лицо. Она ни о чем не думала, целиком отдавшись во власть эмоций. Постепенно она стала различать ровное дыхание Крейга, мерное колыхание его груди. Ей даже показалось, что она слышит стук его сердца, но возможно, это было ее собственное сердце, бившееся с надеждой, любовью и желанием.

Бритт начала раздеваться. Она сбросила с себя халат и рубашку. В теплом мерцании угольков ее тело казалось розовым. Радостное возбуждение охватило Бритт, наполнив приятной дрожью каждую клеточку.

Она присела на диван рядом с Крейгом, уютно устроившись в изгибе его бедер. Осторожно протянув руку, она провела пальцами по его сильной шее, ощутив, как бьется пульс в ложбинке у плеча. Вдруг биение участилось, и Бритт поняла, что Крейг проснулся и чувствует, как она его ласкает.

Ее пальцы двинулись дальше, коснувшись губ, век, которые все еще оставались опущенными, гладко выбритых щек. Движения Бритт стали настойчивее. Она принялась снова ласкать шею Крейга, а затем его широкую грудь, плоский живот, бедра.

Тело Крейга затрепетало под этими ласками. Холодная сдержанность была забыта, он схватил руки Бритт и нежно поцеловал сначала одну, потом другую. Губы его чуть дрожали, когда он коснулся чувствительной кожи ее ладоней. Теперь настала его очередь дарить ей ласки. От этих дразнящих движений Бритт вскоре почувствовала, что сойдет с ума, если он сейчас же не поцелует ее, не овладеет ею. Как будто они никогда до этого не занимались любовью, как будто ее тело было внове для него, как будто она была инструментом в руках умелого музыканта… Руки и губы Крейга блуждали по телу Бритт, и вскоре она забыла обо всем, ощущая лишь горячее пламя желания и восторг от того, что ее касается и ласкает мужчина, которого она любит.

Наконец Крейг поцеловал ее. На этот раз это был настоящий поцелуй, от которого у Бритт перехватило дыхание. Волна страсти захлестнула ее, вознесла в мир неистовых наслаждений, не оставив ничего, кроме желания раствориться в этих безумных ласках.

Их тела слились, стали одним целым, объединенным общей страстью. Когда они одновременно достигли пика наслаждения, Бритт на мгновение показалось, что ее плоть, все ее существо словно растворяется в горячем, страстном объятии Крейга…




Прошло немало времени, прежде чем она снова возвратилась на землю. Покоясь в объятиях Крейга, Бритт положила голову ему на грудь. Он нежно откинул спутанные волосы с ее лба, вытер капельки пота и коснулся губ, чуть припухших после его поцелуев. Бритт сладостно вздохнула. Быть здесь, рядом с Крейгом, чувствовать, как ее обнимают его сильные руки, вспоминать каждый изгиб, каждую впадинку его тела, такого родного, любимого — это ли не счастье?

— Если бы ты знала, Бритт, как часто я мечтал о твоей любви за эти долгие месяцы…

Голос Крейга был слегка хрипловатым, и Бритт вспомнила, что после интимной близости немного меняется его голос.

— Иногда я представлял тебя так живо, что не мог поверить, что ты действительно умерла, как будто некий внутренний голос нашептывал мне, что это не может быть правдой. А потом утром я возвращался к реальности и понимал — мне придется смириться с тем, что я потерял тебя навсегда…

— Извини. Мне очень жаль… Я думала, что ты меня не любишь, что ты…

Бритт запнулась, прикусив губу. Ну как она может признаться Крейгу в том, что настолько не доверяла ему? Вообразила, что у него и в самом деле связь со Стефани!

Он теснее прижал ее к себе.

— Я наделал столько ошибок, Бритт. Мне казалось, что в нашей семейной жизни все нормально… Только когда мне сообщили, что твой самолет разбился и ты погибла, я увидел все так ясно… Я понял — увы, слишком поздно! — что требовал от тебя невозможного. Я привез тебя в чужой город и заставил приспосабливаться к своей жизни, принять мою семью, моих друзей, как будто они были тебе такими же близкими, как и мне. В глубине души я понимал, что нам не стоит жить с моей матерью, но предпочел закрыть на это глаза, потому что считал, что я у нее в долгу.

— В долгу? За то, что она тебя родила?

Крейг лег на спину и уставился в потолок.

— За смерть Мартина… Мне казалось, что поскольку я был причиной гибели брата, значит, обязан загладить вину перед матерью, оправдать надежды, которые они с отцом на него возлагали.

— Но как ты можешь обвинять себя в его смерти? Ведь тебя даже не было на яхте, когда это случилось!

— Однако я должен был там быть. Мы с Мартином собирались утром поплавать на яхте, но накануне я долго занимался — готовился к экзаменам — и потому проспал. Когда он начал меня будить, я огрызнулся — вот, мол, если он такой умный и ему не надо корпеть над учебниками, это еще не значит, что и мне учеба дается так же легко.

Слово за слово, и мы поссорились всерьез. В конце концов Мартин в бешенстве выскочил из коттеджа и отправился на яхте один. Если бы я был рядом, я сумел бы его спасти, когда яхта перевернулась и он очутился в воде…

— И с тех пор ты искупаешь свою вину?

— Да, наверное… Но только понимаешь, Бритт, до недавнего времени я сам этого не осознавал. Я только знал, что существуют вещи, которые я обязан сделать, цели, которых обязан достичь. Ну, например, как можно лучше сдать экзамены, добиться успеха в карьере… Когда мы поженились, я привез тебя в дом моей матери, потому что считал — если мы не станем жить с ней, она решит, что я ее предал. Это был самый главный мой долг, понимаешь? Мартин всегда был любимчиком и отца и матери и умер, как я считал, из-за меня. Я не мог поступить иначе…

— А Стефани, вдова Мартина? Ты считал, что обязан загладить свою вину и перед ней?

— Мне кажется… Пожалуй, да. Мы никогда об этом не говорили, но сознание вины все равно преследовало меня.

Бритт вдруг стало холодно, и она теснее прижалась к Крейгу.

— А потом ты женился на мне и привез в свой дом. Когда ты понял, что совершил ошибку, что я не вписываюсь в твою жизнь? — негромко спросила она — не потому, что ждала ответа, а потому, что хотела высказаться до конца.

Крейг покачал головой.

— У меня никогда не было подобных мыслей, Бритт.

Поколебавшись, он добавил:

— Меня действительно беспокоило, что та близость, которая была между нами вначале, словно куда-то исчезает. Но, к сожалению, я ничего не мог поделать, не знал, как вернуть то… то чувство, когда мне казалось — мы вдвоем и нам принадлежит весь мир! Я ничего не предпринимал, надеялся, что все как-то наладится, но постепенно все становилось хуже и хуже. Дошло до того, что временами у меня было такое ощущение, что мы просто живем под одной крышей, спим в одной постели, но мы уже не близкие люди, не муж и жена… Но я никогда не считал, что совершил ошибку, женившись на тебе. Ты — самое лучшее, что у меня есть в жизни. Как же я могу считать наш брак ошибкой?

— Но в тот вечер накануне моего отъезда ты сказал, что хочешь утром поговорить со мной. У тебя было такое холодное, чужое лицо, что я решила — речь пойдет о разводе. Поэтому я и решила уехать к Линде.

— Я хотел спросить, не возражаешь ли ты, если мы станем жить собственным домом. А если я выглядел мрачным, то только потому, что понимал — я не смогу дать тебе всего, что ты заслуживаешь, по крайней мере, в ближайшее время. Дело в том, что я собирался оставить фирму Эквайера и основать свою собственную, чтобы заниматься теми делами, которые мне действительно интересны. Работа с неимущими клиентами убедила меня в том, что я занимаюсь не своим делом, служа у Эквайера.

Но, как ни странно, когда Джон предложил мне стать его партнером и услышал, что я об этом думаю, он согласился, чтобы я не бросал благотворительную деятельность, а делил время между его фирмой и тем, что мне действительно интересно. Но тогда, полтора года назад, я этого не знал. Мне казалось, что, оставив фирму, я обрекаю себя — да и тебя тоже — на годы долгой, изнурительной борьбы. Мне хотелось удостовериться, что ты меня поддержишь — ведь предстоящие изменения касались не только меня, но и тебя, однако я не знал, как ты воспримешь мои новости…

— О Крейг, конечно же, я бы согласилась! — воскликнула Бритт. — Меня никогда не интересовало материальное благополучие. Я поддержала бы тебя во всем. Разве ты этого не знал?

— Я не был уверен. Я во многом не был уверен…

— А сейчас?

— Теперь — да. Но должен признаться, что вчера ночью, пока я лежал и ждал, решишься ли ты прийти ко мне, я ругал себя на чем свет стоит за то, что не доказал тебе своей любви.

— Ты хочешь сказать, что не спал и смотрел, как я раздеваюсь? Какой же ты негодник, Крейг!

— Я должен был понять твои истинные чувства, удостовериться, что дело не только в бренди и в том, что мы оказались вдвоем в такой романтической обстановке.

Он подмигнул ей.

— Если бы ты промедлила еще минуту, я, наверное, выломал бы дверь твоей спальни, а там будь что будет!

Бритт удовлетворенно улыбнулась, а в следующую минуту Крейг уже обрушился на нее с поцелуями, прижав к себе так крепко, что ей стало трудно дышать. На какое-то мгновение ей стало не по себе — Крейг был так честен с ней, значит, она обязана рассказать ему о Дэвиде. Но пока ее тело с готовностью отвечало на его ласки, а душа словно парила, наслаждаясь их близостью, Бритт решила, что не стоит портить очарование такой минуты неуместными признаниями. Когда-нибудь потом, когда она окончательно удостоверится в любви Крейга, она расскажет ему обо всем — о своей жизни в Сосалито, о кулинарной книге, и — что еще более важно — даст ему понять, что чувство, которое она испытывала к Дэвиду, было лишь дружеским расположением, а никак не любовью.

Под утро они наконец уснули на мягкой, уютной кровати в комнате для гостей. Крейг положил голову на грудь Бритт, и впервые за долгое время ее посетили счастливые сны.




На следующее утро они встали поздно, объятия и поцелуи надолго задержали их в постели. Пока Крейг разжигал камин, Бритт приготовила обильный завтрак.

Они только что сели за стол, когда прибыли Эквайеры. Луиза, раскрасневшаяся от утренней прохлады, оглядела Бритт и, по-видимому, осталась довольна. Подтвердив легким кивком головы, что ее тайные надежды сбылись, она заронила в душу Бритт сомнение — а существует ли в действительности важный клиент из Чикаго или ее новая подруга решила взять на себя роль миротворца?

Все утро у Бритт не было возможности поговорить с Крейгом наедине, а на обратном пути в Дуглас-Гроув ее охватила такая сонливость, что очнулась она, лишь когда Крейг остановил машину у входной двери.

Широко улыбаясь, Крейг помог ей выйти и поднял на руки.

— Во время медового месяца я обещал, что по крайней мере раз в год буду переносить тебя через порог на руках, — торжественно напомнил он, когда Бритт смущенно потребовала, чтобы он немедленно опустил ее на землю и не устраивал спектакль для соседей. — Каждый год, пока мне не стукнет восемьдесят пять… Ты помнишь?

— Дело твое, только потом не надо жаловаться, если тебя схватит радикулит, — проворчала Бритт.

Возбужденная его близостью, она крепко обхватила Крейга за шею и дала внести себя в дом. «Жаль только, что этот дом не наш», — мелькнула у нее мысль.

Однако радужное настроение Бритт мгновенно улетучилось, как только Крейг открыл дверь и они нос к носу столкнулись со Стефани.

Окинув их быстрым взглядом, она ехидно улыбнулась.

— Как я понимаю, макиавеллиевский план, который вы разработали с Луизой, сработал, — протянула она.

— Я не понимаю… — начала было Бритт, но Стефани тут же прервала ее:

— Не прикидывайся невинным младенцем! Со мной это не пройдет!

Она погрозила Бритт пальцем.

— В этом городе трудно что-либо скрыть. Я случайно узнала, что Луиза разработала блестящий план, как оставить вас на ночь вдвоем. Джон рассказал об этом своему приятелю, а тот — мне…

Стефани пожала плечами.

— Должна признаться, что я тебя не виню. Заниматься любовью в этом мавзолее, именуемом особняком Дугласов… Да он отобьет охоту у самой темпераментной женщины! А ты ведь у нас жутко темпераментная, не правда ли, моя маленькая Бритт? Во всяком случае об этом можно судить по письму, которое ты написала своему любовнику…

С торжествующим видом Стефани извлекла из кармана злополучное послание Дэвиду и вручила его Крейгу.

Бритт вся похолодела, увидев, что это действительно то письмо, что она начала писать Дэвиду. Теперь она вспомнила — увы, слишком поздно! — что оставила листок на столе в библиотеке, когда Луиза Эквайер приехала к ней с визитом. Она отчаянно пыталась припомнить, что именно успела написать. Конечно, письмо было дружеским, даже нежным, но вряд ли по нему можно сказать, что их с Дэвидом связывает нечто большее, чем простая симпатия.

— На тот случай, если тебе вдруг станет любопытно, что поделывала твоя милая женушка в течение этих полутора лет, советую заглянуть в этот листок, — продолжала Стефани.

Глаза ее излучали торжество.

— Похоже, что у них с этим Дэвидом был общий кот, а значит, как я предполагаю, еще кое-что… Назовем это общим домом. Наша милая Бритт очень надеется, что любовник правильно поймет ее намерение на какое-то время задержаться в Огайо. Ну, а дальше следуют милые домашние мелочи — когда разморозить холодильник, как кормить кота… Все так мило и трогательно! Впрочем, тебе лучше самому прочесть эту эпистолу, Крейг.

Крейг взял листок из рук Стефани, но читать не стал, а положил на столик у двери. У Бритт похолодело сердце, когда она увидела, как он мгновенно напрягся, а лицо снова стало суровым и замкнутым.

— Ты не могла бы оставить нас одних, Стефани? — попросил Крейг. — Мне бы хотелось кое-что обсудить с женой. Да, кстати… Мне кажется, ты неверно истолковала то, что произошло в домике Эквайеров. Дело в том, что это я попросил Луизу устроить для нас приватный уик-энд. Бритт ни о чем не подозревала.

Веки Стефани чуть дрогнули, но она тут же овладела собой и подарила Крейгу очередную лучезарную улыбку.

— Прекрасно! Похоже, что я здесь лишняя. Но позволь напомнить тебе, Крейг, — пока твоя жена развлекалась на стороне, не кто иной как я тебя утешала и не дала окончательно пасть духом. Так что не забывай, кто тебе настоящий друг. А письмо я показала для твоего же блага. Ты и так столько перенес из-за того, что эта маленькая… я хочу сказать, Бритт сотворила с тобой. Мне бы не хотелось, чтобы история повторилась.

Крейг подождал, пока Стефани удалилась, и лишь затем бесстрастным тоном предложил Бритт перейти в библиотеку, дескать, там они смогут поговорить без помех. Бритт чувствовала себя узницей, которую препровождают в тюрьму. Она молча вошла в комнату и подождала, пока Крейг закроет за ними дверь.

Когда она увидела лицо мужа, ей стало страшно — это был абсолютно чужой человек. Она попыталась найти подходящие слова, чтобы сломить эту возникшую между ними стену отчуждения, но ничего не могла придумать. Ведь она действительно предала его, занималась любовью с другим. Сказать, что Дэвид совершенно ничего для нее не значит, было бы ложью — а она так устала от постоянной лжи…

Внезапно Бритт почувствовала, что с нее хватит. Если Крейг начнет обвинять ее, она потеряет над собой контроль и наговорит лишнего, а тогда все пойдет прахом. Нет, она этого не вынесет! А ведь еще несколько часов назад была эта восхитительная ночь, когда он сжимал ее в своих объятиях…

Закусив губу, чтобы удержать наворачивающиеся слезы, Бритт стремглав выбежала из библиотеки, оставив Крейга одного. Он застыл на месте, ни словом, ни жестом не попытавшись удержать ее.

Лишь очутившись в своей комнате и бросившись ничком на кровать, Бритт дала волю слезам. Как ни странно, ее душил гнев — но не на Крейга и даже не на Стефани, а на себя. Она снова покинула поле боя без борьбы, хотя ей следовало бы остаться, если она хочет сохранить мужа.

Да, она поступила некрасиво, уступив Дэвиду, но у нее есть смягчающие вину обстоятельства. Ведь она была уверена, что Крейг любит другую и что она больше никогда его не увидит. Кроме того, Дэвид же не первый встречный, которого она подобрала на улице. Этот человек столько для нее сделал, стал ей так дорог… Она доверяла ему, во всем полагалась. Ну да, ей доставила удовольствие близость с ним. Ну и что, разве она в этом виновата? Почему она все время должна что-то кому-то доказывать? А может быть, пришла пора Крейгу доказать, что он ее действительно любит и доверяет ей? А для этого он должен понять и простить то, что произошло в Сосалито!

Бритт встала, умылась и причесалась. «Как бы сложна и запутана ни была моя личная жизнь, — с иронией подумала она, — у меня есть определенные обязанности. Нельзя допустить, чтобы Юнис или слуги увидели, в каком я состоянии».

Когда Бритт вернулась в библиотеку, Крейг все так же стоял у окна. Он выглядел усталым, под глазами пролегли тени.

— Я хочу тебе сказать, — начала Бритт, — что устала жить в недоверии. Мы должны выяснить наши отношения раз и навсегда. Одно из двух — или ты веришь мне, когда я говорю, что люблю тебя, или между нами все кончено.

— Это что, ультиматум? — тихо спросил Крейг.

— Я просто хочу, чтобы ты мне верил. Я действительно тебя люблю…

Дверь отворилась, и в библиотеку ворвалась струя прохладного воздуха из холла. Бритт обернулась, пытаясь скрыть свои эмоции, и увидела Юнис.

— Так вот вы где! А я уже начала беспокоиться…

Казалось, Юнис не заметила напряженной обстановки, царившей в библиотеке. Коснувшись губами щеки Бритт, а затем Крейга, пожилая дама продолжала:

— Должна вам сказать, что эта О'Брайен становится просто невыносимой. Глядя, как она распоряжается на моей кухне, можно подумать, что она у себя дома! Я только что зашла туда — хотела только удостовериться, что все в порядке, — так знаете, что она мне заявила? Что мисс Бритт прекрасно справится сама, а она, О'Брайен, на этот раз не допустит, чтобы кто-нибудь у нее за спиной подсыпал соли в суп. Я уверена, что она на что-то намекала, но только вот на что? Ума не приложу… А вы что-нибудь понимаете?

Бритт медленно покачала головой. Все ее мысли сейчас были сосредоточены на Крейге, а суп — соленый или нет — вовсе не интересовал ее.

Крейг, пробормотав что-то насчет того, что надо внести в дом багаж, торопливо покинул библиотеку.

Глядя вслед мужу, Бритт чувствовала отчаяние и гнев. Не в силах справиться с собой, она несколько раз ответила свекрови невпопад, после чего Юнис, окинув невестку удивленным взглядом, отбыла в свою комнату, чтобы немного подремать перед обедом.

Оставшись одна, Бритт принялась ждать Крейга. Время шло, а он все не появлялся. Догадавшись, что продолжения разговора не последует, она поднялась наверх, чтобы принять душ и переодеться к обеду, который внезапно стал казаться ей абсолютно ненужной затеей. Однако предстояло пережить его, и лишь затем наступит момент, когда они останутся с Крейгом наедине и смогут, наконец, выяснить все до конца.




ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


Бритт вошла в столовую, чтобы в последний раз удостовериться, что все в порядке. Хотя сердце тяжелым свинцом лежало у нее в груди от сознания того, что отношения с Крейгом испортились, не успев толком наладиться, ей доставляло удовольствие думать, что хотя бы на этот раз обед обойдется без трудностей — не будет ни непонятной отмены заказанных цветов, ни таинственным образом пересоленного супа.

За время работы у Стеллы Бритт научилась понимать эстетическую важность таких непременных атрибутов праздничного стола, как накрахмаленная белая скатерть, со вкусом подобранные цветы, тонкий фарфор, хрусталь и сверкающее столовое серебро. Хотя ей самой больше нравилась не такая строгая и торжественная сервировка, Бритт знала, что Юнис будет довольна, увидев свои лучшие приборы и посуду на столе, вокруг которого соберутся приглашенные ею гости. Итак, сегодня обед будет по-настоящему парадным, без всякого налета простонародного духа. А традиционные французские рецепты, которые Бритт подвергла кое-каким изменениям, продиктованным диетой мистера Эквайера, будут уместны в любой обстановке.

Бритт передвинула вилку, поправила салфетку, чуть переставила цветы, понимая в душе, что просто ищет себе какое-то занятие — ведь все и так выглядит безукоризненно. Отвернувшись от стола, она увидела собственное отражение в большом зеркале, висевшем над каминной полкой. Теперь, когда ее каштановые волосы, словно блестящая шапочка, прилегали к голове, макияж умело подчеркивал красоту огромных глаз, которые, по убеждению Дэвида, делали ее такой привлекательной, а платье классически строгого покроя обрисовывало достоинства миниатюрной фигурки, Бритт почувствовала наконец, что на самом деле принадлежит этой комнате и этому дому.

Какой обманчивой бывает внешность! Ведь по иронии судьбы именно сегодня после обеда она скажет Крейгу, что уезжает — на этот раз навсегда. Это единственный выход из их брака, который уже давно был обречен. Обдумав все, что произошло за последние дни, Бритт пришла к этому окончательному выводу. Но тогда почему же так щемит сердце? Ведь конец брака — это еще не конец света. Она прожила без Крейга достаточно долго и даже была относительно счастлива. И то, что случилось в домике Эквайеров, когда она и Крейг снова испытали несколько часов изумительного блаженства, вовсе не означает, что жизнь без него станет унылой и тоскливой.

Бритт прошла на кухню, полную аппетитных запахов, и, как всегда, настроение ее улучшилось, стоило ей только вдохнуть пропитанный пряностями ароматный воздух. Луковый суп булькал на плите, а миссис О'Брайен, инструктируя Джанис, сколько именно вишен добавить в монморанский соус, подрумянивавшийся в духовке, одновременно сыпала имбирь на тонкие ломтики сырого тунца — несколько экзотическое рыбное блюдо, выбранное Бритт для обеда в провансальском стиле.

Бритт с порога понаблюдала за тем, как миссис О'Брайен, украсив блюдо с тунцом ломтиками папайи — яркими, словно закатное солнце, — приступила к приготовлению заварного крема с ликером — непременного атрибута французского суфле. Такой десерт, надеялась Бритт, раз и навсегда убедит Джона Эквайера в том, что и самый изысканный вкус гурмана можно удовлетворить, не выходя за рамки бессолевой диеты.

Энергично помешивая крем, миссис О'Брайен выдала очередную порцию приказаний Чарльзу, своему неизменному помощнику, с которым она постоянно пререкалась, а на деле — в этом Бритт была теперь совершенно уверена — не могла без него и шагу ступить, и обернулась к Джанис, строго поинтересовавшись, почему та стоит без дела. Молодая женщина, притворно вздохнув, округлила глаза и выразительно подмигнула Бритт.

— Какие-нибудь проблемы? — спросила Бритт, хотя было очевидно, что миссис О'Брайен превосходно справляется со своей трудной задачей.

Кухарка энергично затрясла головой, отчего все ее пухлые подбородки пришли в движение.

— Абсолютно никаких! Уж будьте уверены — на этот раз обойдется без сюрпризов. Мисс Стефани вздумала было тут вынюхивать, что да как, но я ее выставила. Небось ей не терпелось узнать, какой обед вы придумали.

И она бросила на Бритт полный восхищения взгляд.

— Просто чудо, что вы можете сотворить с обыкновенными специями и травами! Бьюсь об заклад, никто из гостей не поверит, что ни в одном блюде нет ни грамма соли, если, конечно, вы сами им об этом не скажете. Если хотите знать мое мнение, так мисс Стефани и в подметки вам не годится, мисс Бритт! Уж поверьте мне…

— Благодарю вас за все эти добрые слова, миссис О'Брайен, но мне кажется, вы пристрастны.

Взглянув на украшенные бриллиантами миниатюрные часики, Бритт озабоченно добавила:

— Пожалуй, мне пора. Гости могут приехать в любую минуту. Я загляну к вам попозже…

— Да не беспокойтесь, мисс Бритт! Занимайтесь своими гостями, а об остальном я сама позабочусь, — заверила ее кухарка.

Подавив искушение вытянуться в струнку и отрапортовать: «Есть, мэм!», Бритт покинула кухню.

Раздался звонок дверного колокольчика — это прибыли первые гости. Следующие полчаса Бритт была так занята, встречая гостей, что у нее не осталось времени для мрачных мыслей.

Раньше такой обед был бы настоящим испытанием для Бритт и стоил бы ей массу нервов, головной боли и еле сдерживаемых слез. Теперь же она без всяких усилий над собой беседовала с гостями, стараясь, чтобы всем было уютно и удобно. Как ни странно, Бритт обнаружила, что сама получает от этого удовольствие.

Как это ей раньше не приходило в голову, что люди есть люди, какое бы высокое положение в обществе они ни занимали, и что ее дар вызывать собеседника на откровенность может заставить разговориться даже самого скромного и неприметного из гостей? Научилась ли она этому благодаря своей работе у Стеллы или это Дэвид открыл ей глаза, дав понять, что все мы в конце концов принадлежим к одной и той же общности, называемой человечеством?

— Вы сегодня выглядите просто обворожительно, дорогая, — ласково сказала миссис Эквайер.

Они стояли у стеклянной двери, ведущей в сад. Хотя было уже восемь часов, ветер, колыхавший прозрачную занавеску, был теплым и нес типично осенние запахи — прелой листвы и хризантем, только начинавших цвести на клумбах.

— Благодарю вас.

Бритт с улыбкой посмотрела на свою собеседницу.

— Скажу вам по секрету — сегодня у нас специальное бессолевое меню.

— Я очень тронута вашей заботой. Джон так разборчив в еде — я вам уже говорила, — и мне… не всегда удается заставить его придерживаться диеты.

— Возможно, я сумею вам помочь. Когда я была в Калифорнии, я придумала кое-какие варианты традиционных рецептов, в которых не содержится…

— Снова кухонные проблемы, Бритт?

В голосе Стефани слышалось деланное веселье. За последние полчаса Бритт не раз ловила на себе пристальный взгляд этих по-кошачьи зеленых глаз.

— От души надеюсь, что ты не заставишь нас и сегодня есть омлет, — добавила она.

Краем глаза Бритт заметила, что в комнату вошли Крейг и Джон Эквайер и начали прислушиваться к разговору. Не глядя на мужа, она спокойно сказала:

— Нет, сегодня не будет никаких омлетов. Вся пища приготовлена без соли, но я уверена, что она тебе понравится.

— По-моему, Стефани недооценивает вкусовых достоинств настоящего омлета, — вмешался в разговор Джон Эквайер. — Моя жена взяла у вашей кухарки рецепт того превосходного омлета, которым вы угощали меня в прошлый раз, Бритт, и с тех пор это мое любимое блюдо.

В этот момент Бритт с облегчением заметила, что Чарльз, чрезвычайно импозантный в своей белой парадной ливрее, делает ей знаки с порога, и громко объявила, что обед подан.

Стефани поспешила уцепиться за руку Крейга. Бритт постаралась отвести глаза, но все же не могла не заметить, как прекрасно смотрятся они рядом — темноволосый Крейг и изящная белокурая Стефани.

Гости приступили к еде и тут же со всех сторон послышались похвалы в адрес хозяйки. Как забавно, подумала Бритт, они с такой же жадностью набросились на обед, как голодные водители грузовиков, что посещали столь любимую Дэвидом столовую в графстве Марин.

На этот раз миссис О'Брайен превзошла себя. Луковый суп с сырными гренками, рецепт которых Бритт привезла из Сан-Франциско, был густым и наваристым, а вишневый монморанский соус — в меру острым, чтобы оттенить, но не забить вкус сочной утки. Поданное на десерт суфле было столь воздушным, что, как возвестил Джон Эквайер, вонзая в него вилку, грех портить такую красоту.

Обед подошел к концу. Джон отодвинул от себя пустую тарелку и благодарно улыбнулся Бритт.

— Давно я не ел такой вкусноты — не обижайся, Луиза! Наша кухарка тоже хорошо готовит, но эти блюда… Они достойны того, чтобы поместить их в кулинарную книгу. Так вы говорите, что все это приготовлено без соли? Просто невероятно! Подумать только, что значит умелая повариха… Мне кажется, нашей кухарке надо поучиться у вашей миссис О'Брайен, Юнис!

— Миссис О'Брайен действительно чудо, но весь обед задуман и осуществлен под руководством моей невестки, так что все лавры по праву принадлежат ей.

Поколебавшись, Юнис добавила:

— Видите ли, отец Бриттани был профессиональным поваром, как я понимаю, своего рода кулинарным гением. А сама она окончила колледж по специальности «домоводство».

Присутствовавшая на обеде жена одного из клиентов фирмы Джона Эквайера восприняла это сообщение с энтузиазмом.

— Мои друзья в восторге от этого колледжа! Я сама подумываю пойти туда учиться. Что вы можете мне посоветовать, миссис Дуглас?

Бритт на минуту задумалась.

— Я училась в Чикаго, а не в местном колледже, — объяснила она. — Но все равно буду рада помочь, если вы…

И тут же осеклась, вспомнив, что не сможет выполнить обещания, поскольку уже завтра ее здесь не будет.

— Если в колледже можно выучиться готовить так, как вы, игра стоит свеч. Скажите, то, что мы сегодня ели, — это традиционные рецепты или так называемая «новаторская кухня», о которой в последнее время столько говорят?

— Я пользовалась традиционными французскими рецептами, но немного изменила их, чтобы приспособить для бессолевой диеты, — с готовностью ответила Бритт, довольная тем, что разговор коснулся знакомой темы.

Стефани удивленно подняла брови.

— Не хочешь ли ты сказать, что все эти рецепты придумала сама?

— В основе блюд, которые мы сегодня ели, лежат рецепты моего отца, но изменения внесены мной, — ответила Бритт, не понимая, к чему клонит Стефани.

— Ты шутишь! Признайся, что ты все это выдумала…

— Я тебя не понимаю…

— Ну-ну, не прикидывайся! Тебе отлично известно, что все эти рецепты — по крайней мере, те, по которым столь старательно готовила сегодняшний обед миссис О'Брайен, — взяты из популярнейшей новой кулинарной книги. Я даже видела на первой странице имя издателя.

Бритт пришла в замешательство. Если она сейчас признается, что является автором этой книги, все поймут, что Крейг ничего об этом не знал, а значит, она поставит его в дурацкое положение. А если солжет, получится, что она пытается присвоить себе чужие лавры.

— Ну же, Бритт, признавайся, что ты хотела подшутить над нами! Разве нет? — настаивала Стефани.

Она напоминала гончую, взявшую след. Если Стефани нашла зацепку, чтобы выставить Бритт в невыгодном свете, то своего не упустит.

Бритт внезапно охватил гнев.

— Нет, не хотела. Все рецепты, которыми пользовалась сегодня миссис О'Брайен, придуманы мной.

— Но тогда получается… Уж не хочешь ли ты сказать, что автор книги украл их у тебя?

— Нет, это не так.

— Все это очень странно… Может быть, ты объяснишь, в чем дело?

— Объяснение на самом деле очень простое.

Бритт не сводила глаз со Стефани, чтобы не смотреть на Крейга.

— Эту книгу написала я сама, воспользовавшись своей девичьей фамилией Дюмон. А Тани… Так называл меня в детстве отец. Так что то, что ты видела, — это рукопись моей книги.

Стефани удивленно уставилась на Бритт. Ее лицо и шея покрылись некрасивыми красными пятнами. Юнис, чтобы загладить возникшую неловкость, поспешила перевести разговор на другую тему, и, к облегчению Бритт, ей это удалось.

Только сейчас она наконец решилась поднять глаза на Крейга и обнаружила, что он со странным выражением лица уставился в свою тарелку. Из этого Бритт сделала очевидный вывод — он с трудом сдерживает гнев, а значит, спокойный цивилизованный разговор, на который она возлагала такие надежды, вряд ли сегодня вечером состоится.

Остаток вечера тянулся для Бритт бесконечно. Одно доставляло утешение — гости как будто всем остались довольны. На вопросы о книге она старалась отвечать односложно, и вскоре эта тема иссякла. К счастью, Джон Эквайер, как всегда, был в ударе и веселил собравшихся веселыми рассказами о судьях и адвокатах — рассказами, от которых в любое другое время Бритт сама получила бы огромное удовольствие. Юнис выглядела необычно спокойной, как будто была рада избавиться наконец от роли хозяйки дома, которую выполняла много лет.

Примерно в полночь гости начали разъезжаться. Последними уходили Эквайеры. Прощаясь, миссис Эквайер поцеловала Бритт в щеку и прошептала:

— Надеюсь, у вас все получится, дорогая.

Дверь за ними закрылась, а Бритт так и осталась стоять на пороге гостиной, не в силах обернуться и встретиться глазами с Крейгом. За все время обеда он не сказал ей ни единого слова. Впрочем, он вообще был сегодня неразговорчив, хотя в какой-то момент Бритт увидела, как он говорит что-то Стефани, а та, повернув к нему свое обворожительное лицо, чуть приоткрыла губы, словно пробовала нечто вкусненькое.

Вот и теперь — стоило Бритт обернуться, как она увидела, что Крейг и Стефани о чем-то беседуют, но говорили они очень тихо, так что она не смогла разобрать слов.

Наконец Стефани лениво потянулась всем телом, больше чем когда-либо напоминая изящную кошечку.

— Ну, пора спать, — произнесла она с напускной усталостью. — Какой чудесный вечер, не правда ли, Бритт? Уверена, что уже завтра весь город заговорит о твоих… гм… кулинарных талантах.

Бритт холодно кивнула. Заметив, как Стефани бросила откровенный взгляд на Крейга, прежде чем подняться к себе, она почувствовала острую боль. И даже когда Юнис, ласково поцеловав ее в щеку, сказала, что будет рада узнать побольше о книге, написанной Бритт, и добавила, что вечер удался как нельзя лучше, Бритт с трудом выдавила из себя улыбку.

Оставшись наедине с Крейгом, она сказала:

— Мне кажется, нам надо поговорить…

— Не сейчас, Бритт, — прервал он ее. — Иди наверх, а я запру дверь и тоже поднимусь.

Она хотела было возразить, выплеснуть на него свою боль и ревность, но вдруг обнаружила, что до смерти устала. Сейчас не время для сцен.

Повернувшись к мужу спиной и даже не поцеловав его на прощание, чтобы не дать ему возможности уклониться от поцелуя, Бритт начала подниматься по лестнице.

Она медленно, как старуха, волочила ноги по ступенькам, внезапно ставшим такими крутыми. Итак, утром они, наконец, расставят все точки над i, и тогда…

А вот что будет дальше, Бритт не могла себе представить. Ей еще надо было привыкнуть к мысли, что, как это ни прискорбно, придется прожить жизнь без Крейга.

Дойдя до спальни, в которой они прожили вместе столько лет, Бритт остановилась на пороге и обвела комнату взглядом. Сегодняшняя ночь станет последней, которую она проведет в этом доме. Как отрадно, что она будет спать — если, конечно, сумеет заснуть — одна! В каком-то смысле она всегда была одинока в этой спальне. Лучшие моменты их брака, когда, как она чувствовала, она действительно принадлежала Крейгу, прошли не здесь, а в летнем домике судьи во время медового месяца или недавно на даче Эквайеров. То, что это были чужие дома, тогда не имело значения для Бритт, поскольку она была по-настоящему счастлива. Если бы они с Крейгом с самого начала зажили своим домом, может быть, их брак не распался бы. Как знать…

Стоя посередине спальни, Бритт с горечью вспоминала ту наивную девчонку, какой была когда-то. Тогда она была уверена, что их с Крейгом ожидают долгие годы счастья…

Звук шагов на лестнице оторвал Бритт от грустных мыслей. Это наверняка Крейг. Она обернулась к двери, говоря себе, что глупо на что-то надеяться — это только причинит ей лишнюю боль. Вряд ли Крейг проведет эту ночь с ней — слишком разладились их отношения.

И все же она, вопреки всему, надеялась. Но когда Крейг миновал спальню, остановился у комнаты Стефани, постучал, а затем раздался стук закрываемой двери, Бритт внезапно почувствовала такое разочарование, что ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не зарыдать в голос.

Теперь она ясно поняла, что все равно не уснет. Чем лежать без сна в огромной кровати, лучше чем-нибудь заняться. Это отвлечет ее от навязчивой картины — Крейг и Стефани в полумраке спальни…

Стараясь отогнать это ненавистное видение, Бритт поспешно направилась в гардеробную, сняла с полки чемодан и бросила его на кровать. Методично вытаскивая вещи с полок и из ящиков шкафа, она складывала их с преувеличенной аккуратностью, как будто от того, насколько правильно будет сложена та или иная вещь, зависела по меньшей мере ее жизнь.

Она так сосредоточилась на этом занятии, что даже не услышала, как дверь гардеробной отворилась и на пороге возник Крейг. Опомнилась она, только когда он спросил:

— Что ты, черт возьми, делаешь, Бритт?

Она резко обернулась, сердито глядя на мужа серьезными глазами.

— А разве непонятно? Укладываю вещи. Я ухожу от тебя, Крейг, и на этот раз навсегда. Ты можешь развестись со мной, вообще делать все, что хочешь… С меня хватит!

Она снова повернулась к нему спиной и продолжала укладывать вещи.

— У тебя один ответ на любую проблему, не так ли? Малейшая трудность — и ты уже готова бежать сломя голову неизвестно куда, — с улыбкой заметил Крейг.

Вдруг Бритт почувствовала, как он подошел к ней и начал неторопливо расстегивать молнию на ее платье. Она была так поражена, что словно окаменела, не мешая Крейгу избавлять ее от одежды. И вот платье уже с легким шорохом упало к ее ногам.

— Гм-м… Наши гости, должно быть, остались весьма довольны сегодняшним обедом, но им даже невдомек, что самое лакомое блюдо — это сама хозяйка, — пробормотал Крейг.

— Сейчас же убирайся отсюда! — воскликнула Бритт вне себя. — Что ты, сошел с ума? А, понимаю… Очевидно, Стефани тебя выставила, и ты решил…

Она не договорила.

Улыбка исчезла с лица Крейга.

— Ошибаешься, Бритт, — ровным тоном возразил он. — Это я ее выставил. Она уедет из этого дома в ближайшие дни. Мы со Стефани пришли к соглашению — она убирается из дому под благовидным предлогом, а я обещал не рассказывать матери о ее шашнях с Джоном Эквайером. Поскольку Стефани обязана сохранять добрые отношения с Юнис, если намерена и дальше пользоваться деньгами нашей семьи, она в конце концов согласилась на мои условия. Но я предупредил — если она посмеет опять распускать про тебя сплетни, ей придется идти работать или найти себе богатого мужа, — содержания от нашей семьи она не дождется.

— Ты так и сказал? — не веря своим ушам, прошептала Бритт.

— Да. Мне давно следовало бы это сделать. Я прекрасно понимал, что за особа Стефани, но некоторые ее намеки относительно того, почему ты вышла за меня замуж… Я не мог к ним не прислушиваться, хотя теперь осознаю, что вел себя как дурак. А представление, которое она устроила сегодня вечером с этим письмом! Она ведь старалась поссорить нас… Я был так зол, что не мог ни с кем разговаривать, даже с тобой. Ну а ее инсинуации относительно твоей книги переполнили чашу моего терпения. Я ругаю себя последними словами за то, что воображал, будто у меня есть некий долг перед Стефани. Да еще тебя в это втянул… Я избавил бы тебя от многих страданий, если бы сразу поступил по-другому.

Несколько мгновений Бритт молчала, пытаясь переварить то, что только что услышала. Наконец, решив быть честной до конца, произнесла:

— Мне тоже следовало вести себя по-другому. В конфликте всегда присутствуют две стороны. Если кто-то становится жертвой, значит, он сам позволил считать себя таковой.

Она намеренно старалась не замечать, как близко стоит к ней Крейг, каким взглядом он на нее смотрит, не замечать, что его руки спустили бретельки ее бюстгальтера, и вот он тоже упал на пол рядом с платьем…

Должно быть, Бритт невольно отступила, потому что Крейг, обняв ее и крепко прижав к себе, шепотом попросил:

— Не шевелись. Никогда больше не отстраняйся от меня…

— Так ты не сердишься, что я не рассказала тебе о своей книге?

— Как я могу на тебя сердиться? Я по собственной глупости или из гордости — избегал задавать тебе вопросы относительно тех полутора лет, что мы прожили врозь. Отчасти, возможно, из ревности, потому что мне была невыносима мысль, что у тебя появился другой мужчина. А еще потому, что воспоминание о тех страшных днях, когда я считал тебя погибшей, доставляло мне ужасные страдания…

— Для меня то время тоже было ужасным, — призналась Бритт.

Она сунула руку Крейгу под рубашку, внезапно ощутив потребность коснуться его теплого тела, и положила голову ему на грудь.

— Я через многое прошла, многому научилась, но все время чувствовала себя так, словно я не целый человек, а всего лишь половинка…

— Ш-ш-ш… Об этом мы поговорим потом. У нас впереди масса времени. Мы должны опять научиться делиться своими мыслями и чувствами, как было когда-то. А сейчас…

Он раздел ее до конца, лаская и целуя нежно и страстно, а потом поднял на руки и понес к кровати, которая еще недавно казалась Бритт такой огромной, чужой и холодной, что она даже не осмелилась на нее лечь.

А теперь эта кровать стала неким убежищем, местом, которое принадлежало только им двоим. И пока они занимались любовью, теплота рук и губ Крейга окончательно изгнали чувство одиночества из души Бритт.

Потом, когда они в счастливой истоме лежали рядом, Крейг признался Бритт, что всегда любил ее, любит и сейчас. Душа ее пела. Лишь на мгновение возникла мимолетная мысль о Дэвиде.

Ну ничего, утром она позвонит ему и все объяснит. Он наверняка порадуется за нее — ведь именно это качество помогло Дэвиду стать ей настоящим другом.

— …и не рассчитывай, что и дальше будешь просто сидеть дома. Я понял, что ты мне нравишься такой энергичной и деятельной, какая ты сейчас. Конечно, если у нас появятся дети, тебе придется много времени уделять им. Впрочем, выбирай сама. Если ты решишь делать карьеру, я возражать не стану, но… честно говоря, я надеюсь, что ты выберешь семью.

— Не знаю, не знаю… — тихо пробормотала Бритт.

Она обняла мужа, тесно прижалась к нему и лениво подумала, что есть ведь и другое решение.

«Почему бы не сохранить и карьеру, и семью», — подумала Бритт, проваливаясь в сон.

Ну ничего, она скажет ему об этом завтра…




Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.