Седьмая заповедь
Рут Валентайн








Эвелин была вне себя от бешенства! Еще бы, какой-то негодяй обманул ее младшую сестренку Розалинду, да еще заставил избавиться от ребенка! Проведя собственное расследование, Эвелин узнала имя обидчика и решила, что во что бы то ни стало отомстит ему. Но, как потом выяснилось, объектом ее мести оказался совсем другой мужчина…






Рут Валентайн

Седьмая заповедь





1


Когда Эвелин покончила с деловым ланчем, было уже около половины четвертого. Взглянув на часы, она слегка нахмурилась, поскольку надеялась освободиться пораньше. Но встреча сулила успех, так что спешить не стоило: коль скоро ты убеждаешь человека сменить работу, нельзя его подгонять, вот и приходится терпеливо отвечать на его вопросы, существенные и не очень.

Едва распрощавшись со своим гостем, Эвелин заторопилась к выходу из ресторана. Утренний разговор с сестрой выбил ее из колеи. Вообще-то Розалинда, которая неделями могла не давать о себе знать, время от времени разражалась паническими звонками — как правило, потому что нуждалась то в деньгах, то в одежде. И тогда голос у Розалинды был такой, что казалось: если она немедленно не получит необходимого, тут же наступит конец света. Но этим утром…

— Я не собиралась ни о чем рассказывать тебе, надеялась справиться сама. Но теперь… мне так нужно, чтобы кто-нибудь был рядом! Ох, Эвелин… я беременна, — разрыдалась Розалинда. — Я… я приехала в Лондон, чтобы сделать аборт. Ты же понимаешь, я не могу позволить себе ребенка. Я не потяну его…

Эвелин, онемев от ужаса, слушала всхлипы сестры.

— Я звоню с вокзала и сейчас поеду в больницу, — Розалинда скороговоркой назвала адрес. — Пожалуйста, приезжай. Ох, Эвелин, я так боюсь.

— Дорогая, я уже не могу отменить встречу. Ты…

Но Розалинда уже бросила трубку.

Эвелин пулей вылетела из ресторана, столкнувшись в дверях с удивленным швейцаром, который только что подозвал такси для какого-то джентльмена.

— Прошу прощения, но я очень спешу, — с этими словами Эвелин нырнула в салон автомобиля и назвала водителю адрес больницы.

Через полчаса она стояла перед медсестрой, нетерпеливо постукивая пальцами по конторке.

— Добрый день, — улыбнулась ей девушка. — Вы опаздываете на прием?

— Нет. Посмотрите, пожалуйста, поступала ли к вам пациентка Розалинда Брокуэй.

Девушка сверилась с картотекой и кивнула.

— Да, сегодня утром.

— Где она? Ей уже сделали… операцию?

— Думаю, что да. Минутку, я проверю. — Медсестра сняла трубку внутреннего телефона и, поговорив с кем-то, объявила: — Да, операция прошла успешно. — Девушка улыбнулась, словно сообщила радостное известие. — Мисс Брокуэй находится в своей палате.

— Я хочу увидеть ее.

— Видите ли, она скорее всего еще не пришла в себя после наркоза, так что…

— Я хочу увидеться с ней немедленно, — нетерпеливо перебила Эвелин.

Медсестра удивленно взглянула на нее, но возражать не решилась.

— Хорошо. Она в тридцать второй палате на третьем этаже. Лифт за углом.

Эвелин не стала дожидаться лифта и, хотя обтягивающая юбка сковывала движения, взлетела по лестнице. От волнения забыв постучать, она влетела в палату.

Розалинда лежала на боку, свернувшись клубочком, как зародыш, от которого она только что избавилась. Отбросив эту аналогию, Эвелин приблизилась к кровати.

— Привет. Ты не спишь?

— Эвелин!

— Как ты себя чувствуешь?

— Наверное, хорошо. — Розалинда горестно вздохнула и заскулила: — Я должна была это сделать. У меня не было выхода… — И вдруг с силой добавила: — Ненавижу, что я женщина! Просто ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Взяв ее за руку, Эвелин бережно откинула волосы с бледного лица сестры и мягко сказала:

— Когда все закончится, ты будешь чувствовать себя по-другому.

Розалинда разразилась душераздирающими рыданиями, и Эвелин прижала ее к себе, бормоча слова утешения, но сердце разрывалось от гнева на мужчину, по чьей милости ее младшая сестренка попала в переплет.

Эвелин огляделась. Палата была настолько маленькой, что в ней размещались только кровать, тумбочка и небольшой гардероб. Правда, была еще ванная. Эвелин не могла не подумать, в какую сумму обошлось Розалинде пребывание в клинике, и откуда та раздобыла деньги.

— Хочешь рассказать мне, как это случилось?

— Что теперь рассказывать? — с горечью ответила. Розалинда. — История вечная, как мир: парень встречает девушку, та подзалетает, затем выскабливается… Раз, два — и готово!

— Ты любила его?

Глаза Розалинды потемнели и омрачились.

— Думала, что да. А если ты спросишь, считала ли я, что и он меня любит, отвечу: да, и искренне.

— Почему ты мне сразу ничего не рассказала?

Розалинда зарделась и опустила голову.

— Я… я пыталась внушить себе, что ничего особенного не происходит. Думала, что разберусь сама. Коль скоро я вляпалась по собственной дурости, то сама же и должна выкручиваться, но… но… — Голос у нее дрогнул, и Розалинда снова разразилась слезами.

Заключив ее в объятия, Эвелин приговаривала:

— Ты глупая маленькая идиотка. К кому, как не к старшей сестре, обращаться, если у тебя неприятности? Ты должна была понимать, что в любом случае я приду к тебе на помощь.

— Я знаю, но ты всегда слишком занята… Когда я ни позвоню, ты вечно куда-то спешишь.

На мгновение Эвелин почувствовала укол совести. Ее образ жизни действительно целиком подчинен делу, однако все равно семья в ее системе ценностей оставалась на первом месте.

— Но ты же знала, что для тебя я всегда найду время, — твердо сказала Эвелин. — Знай я, что у тебя неприятности, тут же бросила бы все дела и примчалась к тебе в Йорк. Ведь ты же не могла этого не понимать, дорогая?

Помявшись, Розалинда кивнула.

— Я бы хотела, пройдя через это испытание, стать такой же сильной, как ты. Но ничего не получится: я слишком слаба.

— Ничего подобного, — возразила Эвелин. — Просто ты на шесть лет моложе, вот и все. Кто же может бесстрастно пережить такую встряску? Насколько я понимаю, родителям ты ничего не рассказывала? — И, когда Розалинда отрицательно замотала головой, заметила: — Не собираюсь тебя осуждать за это, они и так сходят с ума от опасений, не наделала ли ты глупостей. — Эвелин внимательно вглядывалась в грустные глаза младшей сестры, пытаясь понять, остались ли у той хоть какие-то силы, и все же спросила: — И ты… ты не могла позволить себе ребенка?

— Да конечно могла, — бросила Розалинда. — Но… он был категорически против. Сказал, что это идиотская идея — вешать себе на шею ребенка, пока я учусь. И предупредил, что вся моя жизнь пойдет к черту.

— Значит, он не предложил тебе выйти за него замуж и не пожелал взять на себя ответственность за ребенка?

— Нет. И ясно дал это понять. — Розалинда не скрывала горечи и боли. — Он сказал, что, если я решусь оставить ребенка, он к нему не будет иметь никакого отношения.

Эвелин снова почувствовала прилив ненависти к человеку, который с такой холодной безжалостностью обошелся с Розалиндой.

— Этот тип… твой приятель, он что, тоже студент?

— Нет, — покачала головой Розалинда. — Я встретилась с ним в Лондоне, когда гостила у тебя на летних каникулах.

Вытаращив от удивления глаза, Эвелин потрясенно спросила:

— Ты же не хочешь сказать, что он один из моих друзей?

— Нет, конечно же, нет, — заторопилась Розалинда. — Я встретила его случайно.

— Кто он?

— Это уже неважно. Я хочу забыть о нем, вот и все. Просто… просто выкинуть из головы все, что случилось.

На глаза у нее снова навернулись слезы, и Эвелин с сочувствием сжала ей руку.

— Конечно, ты так и сделаешь, дорогая. Все будет хорошо. Как только тебя выпишут, ты переберешься ко мне и останешься, пока не оправишься настолько, чтобы вернуться в Йорк.

Однако, несмотря на спокойный тон, Эвелин испытывала жгучую ненависть к незнакомому ей мужчине. Должно быть, предположила она, этот тип намного старше Розалинды и, судя по всему, привык выпутываться из пикантных ситуаций. Эвелин хотелось задать еще несколько вопросов, но сестра смежила веки, давая понять, что устала. Что ж, придется подождать до поры до времени. Правда, Розалинда может вообще не назвать имени соблазнителя: порой сестра становилась упрямой как ослица. Наверное, именно по этой причине она и не обратилась поначалу за помощью. Взглянув на часики, Эвелин прикинула, когда ее попросят покинуть клинику.

Она отправилась на поиски кого-нибудь из медперсонала и в одном из кабинетов увидела сидящую за столом женщину в белоснежном халате, которая старательно что-то писала. Когда Эвелин появилась на пороге, женщина подняла на нее усталые глаза.

— Чем могу помочь, мисс?

— Я сестра Розалинды Брокуэй. Когда ее можно будет забрать домой?

Медсестра порылась в карточках и заглянула в одну из них.

— Давайте посмотрим… Операцию мисс Брокуэй сделали сегодня днем, так что ее могут выписать к вечеру, но ее пребывание оплачено до завтрашнего утра.

— В самом деле? — нахмурилась Эвелин, поскольку стипендии Розалинды явно не хватило бы. Разве что платил этот негодяй. В надежде узнать его имя, она небрежно спросила: — Кто оплатил ее пребывание здесь?

— Мне очень жаль, но я не имею права разглашать подобную информацию, — строго сказала медсестра.

Эвелин оценивающе посмотрела на нее: скорее всего женщина нуждается в деньгах. Вынув из сумочки десять фунтов, Эвелин улыбнулась.

— Не затруднит ли вас передать эти деньги на благотворительность? — И положила деньги на стол.

— Да, думаю, что знаю, куда их пристроить, благодарю вас. — Женщина извлекла из бокового ящика папку и, вынув из нее лист, положила его на стол. — О, прошу прощения, я на минуту вас покину: надо проведать пациента. — Она исчезла, по пути прихватив деньги и сунув их в карман халата.

Стандартный больничный бланк содержал данные Розалинды: имя, возраст и так далее. В качестве адреса был указан Йоркский университет. Счет же был выписан на имя некоего Уоррена Хантера, который предпочел расплатиться чеком. По крайней мере, у приятеля Розалинды хватило благородства, чтобы оплатить аборт. Хотя этот факт должен был частично удовлетворить Эвелин, он, как ни странно, разгневал ее еще больше.

Кроме того, Эвелин не сомневалась, что где-то слышала это имя. Она порылась в памяти, снова ужаснувшись, что Розалинда могла познакомиться с Хантером через нее. Но, хотя на память Эвелин никогда не жаловалась, на этот раз та отказала.

Вернувшись в палату сестры, она, стараясь казаться бодрой, объявила:

— Ты можешь остаться тут до утра, оказывается, все оплачено. Ты устала, так что я покину тебя, чтобы ты могла выспаться, и поеду домой, приготовлю для тебя комнату. Вернусь вечером. А завтра утром, как только скажут, что тебя можно выписывать, я тебя заберу. Впрочем, если хочешь, могу остаться с тобой. Только скажи.

— Спасибо, не надо. — Розалинда вздохнула и попыталась улыбнуться. — Со мной все будет в порядке. Как бы я хотела походить на тебя, — завистливо добавила она.

— Не говори глупостей. Ты — это ты, а я — это я. И я люблю тебя такой, какая ты есть. — Она наклонилась и поцеловала младшую сестру в лоб. — Теперь засыпай, я скоро снова тебя навещу.

— Я тебя люблю, — прошептала Розалинда. — Пока.

У двери Эвелин оглянулась. Лицо Розалинды было столь бледным, что почти сливалось с белоснежной наволочкой, а под глазами залегли глубокие тени. Малышка не скоро оправится, с гневом подумала Эвелин. Негодяй, которому она доверилась, лишил ее не только невинности, но и самоуважения, и веры в людей. И, если бы сейчас представилась возможность, Эвелин с огромным удовольствием свернула бы шею этому Уоррену Хантеру!

По пути домой Эвелин заскочила в офис и сделала несколько звонков. Два касались работы, а один был личным.

— Привет, Билли, — поздоровалась она со старым приятелем. — Слушай, ты можешь сделать кое-что лично для меня? Мне нужен человек по имени Уоррен Хантер. Нет, я не знаю, ни где он работает, ни даже где живет, но думаю, что в Лондоне. Предполагаю, что он довольно молод, не старше тридцати пяти. Да, я понимаю, что прошу тебя найти иголку в стоге сена, но если кто и сможет с этим справиться, то только ты. Большое спасибо, Билли. — Помедлив, она добавила: — И я бы предпочла, чтобы ты не упоминал о моей просьбе при Грэхеме.

Грэхем Аллен был ее боссом и одновременно, в течение вот уже года, официальным приятелем. Но сейчас шла речь о секретах Розалинды, и Эвелин не собиралась посвящать в них даже такого близкого человека, как Грэхем.

Разобравшись с самыми неотложными делами, скопившимися на ее столе, Эвелин сунула остальные бумаги в папку, решив поработать с ними дома. Одно из самых больших преимуществ ее работы заключалось в том, что немалую толику дел можно было проворачивать по телефону. Потушив в кабинете свет, она заглянула к секретарше фирмы.

— Я буду работать дома. Сообщи Грэхему, когда он появится, ладно, Мэган? Да, и передай, что мне очень жаль, но в силу непредвиденных обстоятельств я не смогу вечером с ним встретиться.

— Хорошо, мисс Брокуэй.

Покинув офис, Эвелин заглянула в цветочный магазин, где купила для Розалинды два огромных букета и коробку швейцарского шоколада в соседней кондитерской — пусть девочка порадуется. Такси быстро доставило ее домой.

Эвелин очень гордилась своей большой и просторной квартирой. Конечно, стоила она немало, но Эвелин неплохо зарабатывала и могла себе позволить такую роскошь. Она быстро застелила кровать в соседней комнате, пустив в ход самый лучший комплект белья, после чего, разделив один из букетов, расставила его по вазам, так что вся комната оказалась в цветах. Перекусив на скорую руку, Эвелин снова поехала в больницу, не забыв прихватить второй букет.

Встреча прошла на этот раз веселее, потому что Розалинда успела отдохнуть, и Эвелин несколько раз смогла заставить ее улыбнуться. Но сестренка все еще была слишком слаба.

— Ты меня балуешь, — попеняла ей Розалинда, нюхая цветы.

— Глупости. Кого же еще мне баловать?

В девять вечера Эвелин ушла, убедившись, что Розалинда чувствует себя куда лучше. Обе тщательно избегали затрагивать тему предательства: Розалинда — потому что это было слишком мучительно, Эвелин же не хотела снова расстраивать сестру.

Когда она вернулась домой, позвонил Грэхем и сообщил, что идет обедать в их любимый ресторан. Не хочет ли она присоединиться? Помедлив несколько секунд, Эвелин согласилась.

В этом небольшом ресторанчике они бывали так часто, что владелец, просияв, приветствовал Эвелин по имени.

— Эвелин! А мы уж опасались, что вы так и не выберетесь. Грэхем ждет вас за столиком. Что будете пить?

— Только кофе, спасибо.

Увидев ее, Грэхем вскочил и, притянув за руку, нежно, но властно поцеловал в губы.

— Привет, дорогая. — Скользнув по ней взглядом, он обратил внимание, что Эвелин все в том же костюме, в котором утром была в офисе. — Мэган сказала мне, что ты не сможешь со мной вечером встретиться. Что-то случилось?

— Ничего общего с работой. Семейные неприятности.

— Вот как? — Грэхем поднял брови. — Надеюсь, с твоими родителями все в порядке?

— Да, у них все хорошо.

Он ждал продолжения, но Эвелин промолчала. Официант принес кофе, и она сменила тему разговора, сосредоточившись на обсуждении дел фирмы.

Грэхем, отобедав, тоже потягивал кофе — единственную чашку, которую позволял себе по вечерам. Он гордился тем, что всегда в форме и соблюдает диету. Грэхем вообще был помешан на здоровье: не пил, не курил, каждое утро бегал трусцой и дважды в неделю посещал спортзал.

— Ты не против, если мы на часок-другой заглянем ко мне? — предложил он, когда красноречие Эвелин иссякло.

— Спасибо, но лучше я поеду домой.

Они вышли на улицу, и Эвелин поежилась, почувствовав в порыве ветра холодок приближающейся зимы. Они заторопились к машине Грэхема, новому «ягуару». Он предпочитал только «ягуары» и каждый год приобретал новую модель. Когда они тронулись с места, Эвелин сказала:

— Если ты не против, я бы хотела несколько дней поработать дома.

— Из-за семейных неприятностей? — пристально посмотрел на нее Грэхем. — Если ты хочешь взять несколько дней отпуска…

— Нет. Мне надо… кое в чем разобраться.

Поскольку объяснений не последовало, Грэхем слегка обиделся.

— Я понимаю, что это не мое дело, но если я могу чем-то помочь…

— Очень любезно с твоей стороны, дорогой, — улыбнулась Эвелин, — и ты знаешь, как я ценю твою заботу. Но я просто хочу несколько дней поработать дома, вот и все.

Он был явно разочарован тем, что ему отказывают в доверии. Однако Эвелин догадывалась, что дело не столько в желании Грэхема действительно помочь ей, сколько в неприятии им ситуации, когда от него появляются секреты. Хотя она не сомневалась, что, обратись она за помощью, Грэхем охотно сделает все, что в его силах.

Когда они подъехали к дому Эвелин, он настоял, что проводит ее до дверей квартиры. Как правило, Эвелин не возражала, но сегодня забота Грэхема лишь раздражала ее.

Стоя в лифте, она рассматривала его. Сама Эвелин была невысокой, всего пяти футов четырех дюймов, плюс два-три дюйма каблуков, но и Грэхем был не намного выше. Он был коренаст и все время следил за весом, в то время как Эвелин, обладающая стройной, почти мальчишеской фигурой, что бы ни ела, не прибавляла ни унции. Порой она думала, что заинтересовала Грэхема главным образом потому, что ее рост позволял ему смотреть на нее сверху вниз.

У дверей квартиры Эвелин повернулась к провожатому и твердо сказала:

— Спасибо за приятный вечер, Грэхем, но, если ты не против, сегодня мне бы не хотелось приглашать тебя зайти. У меня был весьма нелегкий день, и я устала.

— Ладно, я понимаю, но позволь мне хоть толком попрощаться. — И поцеловал ее со своей обычной смесью уверенности и властности.

Эвелин наполнила ванну и с удовольствием погрузилась в теплую воду, получив возможность без помех подумать о Розалинде. Оставалось лишь надеяться, что, когда сестра вернется в университет и снова окунется в студенческую жизнь, она сможет забыть обо всех бедах. Но пройдет много времени, прежде чем она заново обретет уверенность в себе и веру в мужчин. Кем бы ни был этот Хантер, он повел себя как законченный подонок. Он не мог не понимать, насколько невинной и неискушенной была Розалинда, а у него даже не хватило благородства поберечь девочку, чтобы та не забеременела. Эвелин снова вскипела праведным гневом и дала себе слово, что найдет этого Уоррена Хантера — из-под земли достанет и уж постарается, чтобы он сполна расплатился за свою подлость.




Эвелин пришлось сдерживать нетерпение еще три дня, пока наконец не объявился с новостями Билли.

— Ну и пришлось же мне попотеть! Ваш Уоррен Хантер имеет собственное дело и полон честолюбивых замыслов. Мне удалось кое с кем поговорить, и все в один голос твердят, что таланта ему не занимать и что у его бизнеса большое будущее. А занимается он финансовыми консультациями.

— А что представляет собой Хантер как человек? Он… женат?

— Нет, и насколько я успел выяснить, никаких серьезных связей.

— Плейбой?

— Не исключено, — хмыкнул Билли, — но я слышал, что он куда больше интересуется процветанием своей компании. Хочешь знать его подноготную?

— Да. Мне нужно все, вплоть до имён секретарши и девицы, которая подает ему чай. Я буду тебе искренне благодарна.

— Для тебя, Эвелин, хоть луну с неба.

Папку с добытой информацией Билли принес на следующий день, и Эвелин уединилась в спальне, чтобы, во-первых, ненароком не взволновать ничего не подозревающую сестру и, во-вторых, подробно изучить содержимое папки.

Но прежде чем приступить к решительным действиям, Эвелин хотела обрести абсолютную уверенность, что найденный Билли Уоррен Хантер и приятель Розалинды — одно и то же лицо.

Посмотрев вместе с сестрой какую-то комедию, Эвелин решительно выключила телевизор и сказала:

— Роз, думаю, пришло время поговорить о твоем будущем.

— Ты хочешь сказать, что мне пора возвращаться в Йорк? — с легким вздохом откликнулась Розалинда.

— Это ты сказала, а не я.

— Ну да… я же не могу проторчать в твоей квартире остаток жизни, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнула Эвелин. — Если ты в ближайшее время не вернешься в университет, у тебя накопится куча хвостов. Зато когда ты примешься за учебу, у тебя не останется времени на воспоминания. И оглянуться не успеешь, как все пройдет, будто дурной сон.

— Ты в самом деле так считаешь? — с надеждой взглянула на нее сестра.

— Убеждена, — заверила Эвелин. — Слушай-ка, тот парень, твой приятель… — Она вскинула руку, остановив Розалинду, которая уже открыла рот, чтобы запротестовать. — Все в порядке. Я не собираюсь спрашивать, как его зовут, просто хочу знать, не собираешься ли ты с ним снова встречаться?

— Нет! — с силой ответила Розалинда.

— Но ты же можешь случайно столкнуться с ним в Йорке.

Сестра замотала головой.

— Нет, я встречалась с ним только в Лондоне, летом.

— Как долго ты с ним общалась?

— Все шесть недель, что была здесь.

— Тогда почему же я его не видела?

— Ты забыла, что почти все время была занята, и… он тоже нередко бывал занят, вот вы и не встретились.

— Понимаю. — Эвелин, соблюдая предельную осторожность, продолжила расспросы: — Что он собой представляет?

Розалинда помрачнела.

— Старше меня. Умный и весьма симпатичный. Я никогда раньше таких не встречала. Понимаю, что это звучит банально, но я буквально ног под собой не чувствовала, была просто вне себя от счастья, что он мной заинтересовался. Мне казалось, ему подойдет девушка, скорее похожая на тебя, чем на меня. Он весьма целеустремленный, у него все получается…

— Получается?

— Да, он руководитель компании.

— Какой именно?

— Что-то, связанное с финансовыми консультациями.

Эвелин так и подмывало спросить название компании, но боялась спугнуть Розалинду, а кроме того, и так уверилась, что нашла подлинного Уоррена Хантера.

— Он говорил, что любит тебя?

— Да, говорил, но только когда… когда… — Розалинда покраснела и умолкла.

Когда занимались любовью, догадалась Эвелин.

— Ладно, я понимаю. А когда он прекратил ваши отношения?

— В буквальном смысле слова он этого не делал. Когда я вернулась в Йорк, он обещал писать и приезжать, но не сдержал слова. А когда я звонила, то натыкалась на его секретаршу… И он ни разу не ответил на мои письма.

— Ты сообщила ему о ребенке? — спросила Эвелин, хотя уже знала ответ.

Розалинда кивнула.

— Я написала ему, но, когда он не ответил, позвонила в его офис и устроила скандал, пока секретарша не соединила нас. Вот тогда… — Закусив губу, она отвернулась и смогла продолжить лишь через минуту: — Вот тогда он и посоветовал мне сделать аборт. Сказал, что устроит меня в клинику, и чтобы я ему перезвонила. Вот, собственно, и все.

Наклонившись, Эвелин взяла холодные руки Розалинды в свои.

— Что ж, может, по большому счету это наилучший выход. Неужели ты в самом деле хотела бы иметь ребенка от негодяя? А теперь ты вернешься в университет и все забудешь. Просто выкинешь из головы.

— Я никогда не смогу забыть. — Лицо Розалинды исказила страдальческая гримаса. — И, пока живу, не буду доверять мужчинам.

— О, конечно же, будешь, — улыбнулась Эвелин. — В один прекрасный день появится тот, кто по-настоящему полюбит тебя, и ты поймешь, что рядом человек, который тебе нужен.

— Как Грэхем у тебя? — спросила сестра.

Эвелин смутилась.

— Слишком рано говорить об этом, — вывернулась она и тут же сменила тему разговора: — Почему бы тебе не остаться до уик-энда? А потом я возьму напрокат машину и отвезу тебя в Йорк.

— Это слишком хлопотно, я отлично доберусь и на поезде.

— Глупости. Мне нравится водить машину.

Не сомневаясь, что Билли нашел именно того Хантера, Эвелин все же подождала, пока Розалинда не уедет, и лишь потом начала воплощать в жизнь свой замысел. Используя полученную информацию, Эвелин тщательно изучила все подробности, касающиеся служащих компании Хантера, и выяснила, кого из них можно считать ключевыми фигурами. Затем, беспардонно использовав базу данных своей фирмы, нашла работодателей, которых интересовали сотрудники определенных профессий.

Набравшись смелости, Эвелин позвонила первому из своего списка, понимая, что должна заинтересовать его в первые же тридцать секунд разговора. Свое дело она знала безупречно, и собеседник согласился на встречу, чтобы обсудить предложение. Кроме того, Эвелин взяла с него слово никому не говорить об их разговоре: обычная предосторожность на этот раз была особенно важна. Снова сняв трубку, Эвелин позвонила второму из списка.

В течение последующих двух недель Эвелин вышла на семерых человек, деятельность которых была жизненно важна для фирмы Уоррена Хантера. Всех своих собеседников она убедила сменить место работы и подбила подать заявление об уходе в один и тот же день, первого декабря. Конечно, никто из них не подозревал о существовании других перебежчиков.

Оставалась еще одна жертва, некий Джонатан Картер, который, по всей видимости, был правой рукой хозяина компании. Соблазнить его было нелегко, и потребовалось несколько настойчивых звонков, после которых он вдруг изменил свою точку зрения и, заинтересовавшись посулами, согласился встретиться с Эвелин.

Ее действия носили совершенно законный характер, но не имели ничего общего с этичностью. Грэхем всыпал бы ей по первое число, если бы узнал, чем Эвелин занимается. Порой она чувствовала угрызения совести, но, стоило лишь вспомнить горько плачущую Розалинду, решимость воздать Уоррену Хантеру по заслугам моментально возвращалась.

Встреча с Джонатаном Картером должна была состояться в ресторанчике в Сохо. Эвелин под длинное свободное пальто надела мохеровый свитер, брюки и высокие сапоги, водрузила на голову широкополую шляпу. Неторопливо направляясь к ресторану, она прикидывала ход предстоящего разговора, понимая, что, если в придачу к остальным сможет утащить этого человека, то и фирма Хантера, и он сам получат такой удар, что пойдут ко дну, или, по крайней мере, им с большим трудом придется начинать сначала.

Зал ресторана был погружен в полумрак, и Эвелин подумала, что тут лучше шептаться с любовником, чем проводить деловые встречи. Но, поскольку выбор принадлежал объекту ее интереса, спорить она не собиралась. Она взобралась на высокий стульчик у бара и настроилась на ожидание, поскольку привыкла к опозданиям клиентов, которые таким образом намекали, что предложение их не слишком интересует. Но Джонатан Картер явился точно в срок.

Когда предупрежденный Эвелин метрдотель подвел к ней мужчину, она тут же повернулась. Еще одним сюрпризом — довольно приятным — был внешний вид Картера. Выше шести футов роста, широкоплечий и по-спортивному подтянутый, он производил впечатление человека, который много времени проводит на свежем воздухе, а не сидит сиднем в конторе.

— Мисс Брокуэй?

Не слезая со стула, Эвелин протянула ему руку.

— Как поживаете?

Он помедлил какую-то долю секунды, прежде чем принять ее руку, но его рукопожатие оказалось крепким. Эвелин поймала себя на том, что не может отвести взгляда от его темно-серых глаз с густыми ровными бровями и волевого лица с правильными чертами, высокими скулами и твердой линией губ. Да и Картер не без удивления смотрел на нее, но она привыкла к подобной реакции мужчин.

— Что вы предпочитаете выпить? — спросила она.

— Джин с тоником, пожалуй.

Она намеренно завела небрежный разговор, чтобы собеседник слегка расслабился, но Картер был немногословен. У Эвелин появилось смутное ощущение, будто и он оценивает ее, причем за его подчеркнутой вежливостью кроется неприязнь.

Покончив с аперитивами, они расположились за угловым столиком, подальше от любопытных ушей. Эвелин взяла меню и с улыбкой заметила:

— Похоже, тут неплохой выбор. Что вы предпочитаете?

— Стейк и салат, — сказал Джонатан Картер, даже не посмотрев в меню.

— И все?

— Все.

Эвелин взглянула удивленно, но безропотно сделала заказ официанту.

— Давайте сразу к делу, идет? — предложил Картер, едва отошел официант. — Если вас не затруднит, пожалуйста, повторите ваше предложение в деталях.

— Пожалуйста.

Не подавая виду, что слегка обижена его сухостью, Эвелин тщательно описала все преимущества своего предложения. Он слушал внимательно, не проявляя, однако, ни заинтересованности, ни отторжения. Подобное отношение удивило Эвелин: при первом разговоре по телефону ее предложение было воспринято в штыки, при последнем мистер Картер не скрывал воодушевления.

Гость явно страдал отсутствием аппетита, потому что едва притронулся к стейку и нахмурился, когда Эвелин прервалась, чтобы поесть.

Когда она закончила описывать ожидающие Картера радужные перспективы, он откинулся на спинку стула и, продолжая внимательно изучать собеседницу, неожиданно спросил:

— Скажите, вам нравится ваша работа?

Ей не в первый раз задавали такой вопрос, поэтому Эвелин не удивилась и вежливо ответила, отметив, впрочем, холодную интонацию его голоса.

— Откровенно говоря, да, и очень.

— Вас тоже переманивали?

— Это все спрашивают, — улыбнулась она.

— Очень жаль, что я оказался столь предсказуемым.

Теперь он не скрывал неприязни, и Эвелин постаралась скрыть свою озабоченность за ослепительной улыбкой.

— О, ваша заинтересованность совершенно естественна. Нет, я пришла сама. Как и большинство моих коллег.

— А какая требуется квалификация, чтобы быть каннибалом… простите, охотником за головами — так вас, кажется, называют на жаргоне?

— Мы предпочитаем именоваться консультантами по поиску персонала.

Губы его растянулись в издевательской усмешке.

— Вот уж в чем я не сомневаюсь, — фыркнул Картер.

Чувствуя, что удача ускользает из рук, Эвелин буркнула:

— Вы так и не сказали, принимаете предложение или нет.

— А вы так и не объяснили, какими обладаете достоинствами, — спокойно парировал он и с оскорбительной ухмылкой добавил: — Кроме того, что вы молоды, светловолосы и половозрелы.

— У меня за спиной Оксфорд, год работы в одной крупной финансово-промышленной компании. И лишь после этого я пришла на фирму.

Джонатан Картер внезапно выпрямился, выражение его лица стало мрачным и угрожающим.

— И лишь поэтому вы считаете, что имеете право сманивать человека, который жизненно важен для моей компании?! Вам никогда не приходило в голову, к чему могут привести ваши действия? Не задумывались, что копаете яму тому, на кого работает облюбованный вами специалист? О, вряд ли вас волнуют эти проблемы, вы же думаете только о комиссионных, — с нескрываемым отвращением закончил он.

— Но я не понимаю… — растерянно пробормотала Эвелин. — У вас нет акций фирмы Хантера. Почему вы должны переживать, если в другом месте вам предлагают лучшие условия?

— Еще бы! Вот в этом вся вы, не так ли? Но на этот раз вы серьезно промахнулись. Вместо алчности вы столкнулись с дружбой и преданностью. — Встав, он с холодной яростью посмотрел на нее сверху вниз. — Потому что я не Джонатан Картер.

Эвелин, открыв рот, уставилась на него.

— Но тогда кто же?.. — Она запнулась, догадавшись, с кем имеет дело.

— Совершенно верно. Я Уоррен Хантер.




2


Эвелин продолжала смотреть на этого человека, в серых глазах которого читалось сдержанное торжество. Какое-то мгновение она была совершенно сбита с толку его уловкой, но, осознав, что оказалась лицом к лицу с мужчиной, который бесчеловечно обошелся с ее сестрой, она в приливе возмущения тоже вскочила. Воинственно уперев руки в бока, Эвелин презрительно бросила:

— Значит, вы и есть Уоррен Хантер! Мне следовало догадаться. Именно наглость позволяет вам обращаться с женщинами беспардонно.

Он насмешливо вскинул левую бровь.

— Женщины, терпя поражение, всегда воспринимают его как личное оскорбление.

Эвелин обуял гнев: он имеет в виду, конечно, ее, но выпад можно отнести и на счет бедной Розалинды.

— Вы гнусная личность! — громко заявила она, не заботясь о приличиях. — Наверное, считаете, что чертовски умны, не так ли? Думаете, что можете пользоваться женщинами, а потом отшвыривать их, словно ненужную вещь? Вы отвратительны!

Сбитый с толку ее напором, Хантер отступил на шаг, пробормотав:

— Какого черта?..

Но Эвелин яростно продолжала наступать.

— На этот раз вам не удастся уйти от ответственности за все беды, что вы причинили! На этот раз вы расплатитесь сполна! И я не имею в виду лишь деньги. Вы действительно расплатитесь!

Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, но Хантер, тоже донельзя возмущенный, прервал ее:

— Я слышал, что девицы вроде вас могут выходить из себя, но вам бы, леди, посоветовал обратиться к психиатру. Лишь потому, что планируемая вами сделка сорвалась, и вы потеряли свои комиссионные, не стоит…

Эвелин вызывающе расхохоталась ему в лицо. Остальные посетители с откровенным любопытством наблюдали за ними, метрдотель уже спешил к их столику. Решив выжать из внимания публики максимум и смешать Хантера с грязью, Эвелин выкрикнула:

— Да плевать мне на комиссионные! Так же, как вы плюете на людей, которых оскорбляете и чьи жизни уродуете!

— Не слишком ли вы драматизируете? — хмыкнул он.

— Я-то нет! А вот вам придется поломать голову, вспоминая имена всех женщин, которых вы использовали, а потом бросили.

— Что вы имеете в виду? — В голосе Хантера слышалась откровенная угроза, но он не собирался сдерживаться, явно игнорируя пристальное внимание публики.

Метрдотель попытался вмешаться и призвать ссорящихся к порядку.

— Прошу вас, сэр, мадам, будьте любезны…

Но Хантер властным жестом отослал миротворца.

— Ну?

— Я имею в виду, — возмущенно бросила Эвелин, сверкая глазами, — что пришел час, когда вам не удастся увильнуть от ответственности за судьбу несчастной девушки, которую вы соблазнили и использовали, как… как какую-то игрушку, а когда надоела, бросили.

— Что за ахинею вы несете?

— А вы не в курсе?!

— Понятия не имею, так что потрудитесь изложить подробности.

Но Эвелин наконец обратила внимание на окружающих, которые с живым интересом наблюдали за скандалом, и спохватилась, что не стоит выдавать всему свету тайны Розалинды. В то же время она вспомнила, что не должна оставлять без внимания и договоренности с работниками Хантера. Поэтому вместо ответа она перекинула ремешок сумки через плечо и зашагала к выходу.

Хантер схватил ее за предплечье, но Эвелин, развернувшись, с такой яростью потребовала, чтобы он убрал свои лапы, что на мгновение мужчина смешался, ослабив хватку. Эвелин беспрепятственно продолжила путь.

— Мадам, а счет? — Официант, не забывая о своих интересах, кинулся за ней, помешав Хантеру, который тоже попытался перехватить Эвелин.

Она оглянулась, взглядом пригвоздив обоих преследователей к полу, и выразительно ткнула пальцем в своего врага.

— Он и заплатит. Чеком. Точно так же, как оплачивал аборт своей девушки!

В зале ресторана повисла потрясенная тишина, которую нарушил лишь грохот захлопнувшейся за Эвелин двери.

Когда такси, в которое села Эвелин, отъехало, она увидела, как из ресторана вылетел Хантер и кинулся вдогонку. Но уже было слишком поздно: машина, набрав скорость, влилась в поток, что шел к Пикадилли, и растекался от нее по лабиринту улиц.

Эвелин не без удовлетворения откинулась на спинку сиденья, чувствуя себя победительницей. Хотя ее не покидала горечь разочарования, что Джонатан Картер оказался более преданным интересам хозяина, чем своим собственным. Теперь ее план привести компанию Хантера на грань краха сработает не столь эффективно, но она успокоила себя мыслью, что удар и так получится достаточно ощутимым. Уоррену Хантеру придется выкручиваться из серьезных неприятностей. Может, это хоть на какое-то время заставит его отвлечься от молодых девушек, удовлетворенно подумала Эвелин.

Она стала перебирать в памяти ход схватки и недовольно признала: мне стоило бы куда быстрее сообразить, с кем имею дело, поскольку неприязнь собеседника слишком бросалась в глаза. Я была для него женщиной, которую не имеет смысла очаровывать. Но теперь-то я понимаю, с какой легкостью он заманил в свои сети Розалинду. Для молодой девушки, привыкшей к обществу своих однокурсников, Хантер должен был предстать существом с другой планеты: уверенный в себе, удачливый, лучащийся тем грубоватым обаянием, которое всегда привлекает женщин.

Эвелин признала, что даже ее, обладающую кое-каким жизненным опытом, трудно было бы осуждать, влюбись она в Хантера.

Поскольку у нее неожиданно высвободился целый час, Эвелин отправилась в ближайший универмаг и потратила это время на покупки подарков к Рождеству, после чего отправилась в офис. Чувствовала она себя отлично: напрямую сцепиться с Уорреном Хантером оказалось куда лучше, чем выслеживать его издалека. Она не испытывала никаких угрызений совести. Эвелин насмешливо усмехнулась: может, сегодняшний инцидент научит мистера Хантера осмотрительности.

Когда Эвелин приступила к работе, Мэган передала ей список звонивших, добавив:

— Да, был еще какой-то странный звонок. Не представившийся джентльмен спросил, работаете ли вы тут, и, когда я сказала, что да, работаете, но в данный момент вас нет, повесил трубку, не оставив никакого сообщения.

Эвелин моментально догадалась, кто этот джентльмен. Решив, что кое-какие предосторожности не помешают, она распорядилась:

— Никого не соединяй со мной, пока не узнаешь, кто говорит. И ни в коем случае не соединяй меня с мистером Уорреном Хантером.

Мэган деловито кивнула.

Эвелин углубилась в изучение документов, но вынуждена была прерваться, поскольку услышала возбужденные голоса в коридоре.

Дверь чуть не слетела с петель, когда в кабинет ворвался Уоррен Хантер, волоча за собой Мэган, вцепившуюся в полы его пиджака в тщетной надежде остановить нарушителя. Оказавшись у стола Эвелин, он без обиняков заявил:

— Мне нужно переговорить с вами.

Эвелин, ни капельки не испугавшись его грозного вида, спокойно ответила:

— Мне вам больше нечего сказать.

— Вот в этом-то вы и ошибаетесь, ибо вам придется кое-что объяснить. — Заметив, что Мэган не оставляет попыток вывести его из кабинета, Хантер стряхнул ее с себя, словно надоедливую собачонку, и безапелляционно потребовал: — Убирайтесь отсюда!

Мэган обиженно засопела, а Эвелин возмущенно хлопнула ладонью по столу.

— Как вы смеете выставлять мою секретаршу?

— Ладно, пусть остается, меня это не волнует. Но я не уйду отсюда, пока не получу разъяснения относительно моих чеков и за что я ими расплачивался!

— Позвонить Грэхему… или позвать кого-то из мужчин? — спросила Мэган, оценив ширину плеч буйного визитера.

— Нет, сама справлюсь. Все в порядке, Мэган, он просто… проигрался в пух и прах, вот и все. Минуту. — Она набросала несколько цифр на листке бумаги. — Позвони этому человеку, извинись и скажи, что я свяжусь с ним в самое ближайшее время.

— Еще одна мушка, которую паучиха заманивает в свои сети? — хмыкнул Хантер, когда Мэган вышла.

— Мои действия совершенно законны, — коротко ответила Эвелин.

— Расскажите это тем фирмам, которых вы грабите, — с сарказмом бросил он и решительным жестом руки дал понять, что меняет тему разговора. — Но я явился сюда не для обсуждения этичности вашей профессии. Я хочу знать, что за дьявольскую ахинею вы несли в ресторане.

Эвелин с отвращением посмотрела на него.

— Не пытайтесь изображать невинную овечку, вы прекрасно понимаете, что я имела в виду.

— Послушайте, леди, если вы думаете, что сможете безнаказанно порочить мою репутацию каким-то несусветным враньем…

— Ха-ха-ха! — в лицо ему засмеялась Эвелин. — Мне доставит огромное наслаждение вымарать в грязи вашу пресловутую репутацию. И, как вы хорошо знаете, врать для этого не придется. Не сомневайтесь, я пойду до конца, ибо вы подонок!

Выпрямившись, Хантер плавным мягким движением обогнул стол и схватил ее за руку.

— Я предельно устал и от вас, и от ваших оскорблений, — еле сдерживаясь, сообщил он.

— Вам не удастся запугать меня! — возмутилась Эвелин. — Со мной вам не разделаться, как с Розалиндой!

— Предполагается, я должен знать, кто такая Розалинда?

— В противном случае у вас неприлично короткая память, — звенящим от возмущения голосом сказала она. — Розалинда моя сестра. Розалинда Брокуэй. Теперь вспомнили? Восемнадцатилетняя студентка университета, которую вы соблазнили. Девочка, которая от вас забеременела. Девочка, которую вы отшвырнули, когда наигрались! Девочка, которая…

Схватив за плечи, Хантер с силой тряхнул Эвелин, и она осеклась на полуслове.

— Черт возьми, что вы несете?! Я знать не знаю никакую Розалинду!

— Лжец! — бросила ему в лицо Эвелин, хлестнув этим словом, как хлыстом. — Если вы сию же секунду не уберете руки, я закричу.

Прочитав в ее взгляде непоколебимую решимость выполнить угрозу, Хантер неторопливо убрал руки и отступил на шаг, пробормотав:

— Вам бы лучше объясниться. Потому что вы делаете серьезную ошибку.

— Прекрасный ход, — фыркнула она в ответ. — Но на этот раз вам не удастся увильнуть от ответственности за причиненное вами зло.

— Какое зло? Ради бога, леди, можете вы не орать и толком объяснить, о чем речь?

Эвелин даже не осознавала, что кричит и ее голос слышен далеко за дверью. Она перевела дыхание и, понизив голос, с ненавистью прошипела:

— Скольких же девушек вы совратили, что так быстро забываете их имена?

Хантер дернулся, словно снова собирался схватить ее, но на этот раз сдержался и лишь сжал кулаки.

— Я никогда не встречал такую особу, как вы, и, надеюсь, не встречу и впредь. Вы можете вывести из себя даже святого! У меня нет привычки совращать девушек. Понятия не имею ни о какой Розалинде Брокуэй. И не собираюсь отвечать за то, чего не делал.

— Нет? — Эвелин не сводила с него глаз, собираясь выложить козырной туз. — Тогда почему же вы оплатили ее аборт?

— Что? — изумился он. — Вы сошли с ума! Говорю вам, я понятия не имею о вашей сестре. Она утверждает, что это был я?

— Нет, она вас не называла. Но я знаю, что вы оплатили ее аборт. Ваша фамилия фигурировала в счете за операцию. И вы предпочли расплатиться чеком. Если вы не верите, почему бы вам не запросить ваш банк? — метнула она последнее доказательство.

— Именно так я и сделаю, потому что я никоим образом… — Хантер замолчал и наморщил лоб, словно что-то вспомнил. — Подождите. Когда это было?

— Только не убеждайте меня, что страдаете склерозом, — с нескрываемым сарказмом сказала Эвелин.

— Отвечайте на вопрос: когда это было?

— Примерно неделю назад… если вы этого не знаете.

— Как раз в это время был взломан мой шкафчик в спортклубе. Украли бумажник, а там была чековая книжка. Вероятно, вор воспользовался ею, пока я не обнаружил пропажу и не позвонил в банк.

Эвелин насмешливо приподняла брови и осведомилась:

— Вы серьезно рассчитываете, что я куплюсь на эти забавные сказки?

— Почему бы и нет? Вы же заставляете меня верить, будто я соблазнил девушку, которую никогда в жизни не видел.

— Господи, какой вы увертливый трус! — с омерзением отчеканила Эвелин.

Лицо Хантера побагровело.

— Я бы тоже мог наградить вас соответствующими прозвищами, но сейчас хочу докопаться до истины. Так что конкретно сообщила вам сестра о соблазнившем ее мужчине?

— Это вы, можете не сомневаться. Она сказала, что он глава компании, оказывающей финансовые консультации, что он… — помявшись, Эвелин решила не упоминать такие характеристики, как внешняя привлекательность и ум, — …живет в Лондоне и достаточно зрелый человек.

— А имя? Она называла его?

— Нет, не называла, — пришлось признать Эвелин. — Она сказала, что хочет забыть о существовании такого подонка, как вы. Но я видела ваше имя на счете, который клиника выставляет, когда поступает пациент. Ваше имя зафиксировано в документе, так что нет смысла выкручиваться. Я…

— А вам не приходило в голову, что у нее мог быть роман с совершенно другим человеком, с тем, кто украл мой бумажник?

Но мгновение Эвелин опешила, но тут же ее осенило:

— Выяснить это легче всего: сегодня же вечером позвоню Розалинде и попрошу назвать имя героя-любовника.

— Кажется, вы сказали, что она хочет все забыть?

— Я заставлю ее выложить правду. Я добьюсь…

— О нет, не стоит.

— То есть вы готовы признаться?

Возмущенно посмотрев на Эвелин, Хантер сунул руки в карманы, словно опасаясь, что пустит их в ход и придушит ее.

— Вы что, не слышали? Я не знаком с вашей сестрой! Думаю, то ли вы с ней на пару сочинили эту историю, то ли она одна, а вас заставила поверить в свою фантазию. И я не позволю вам говорить с ней в мое отсутствие и наконец-то выясню, что за этим кроется.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Эвелин.

— А то, что мы с вами отправимся к вашей сестре, и немедленно!

— Но это же смешно! Мне достаточно позвонить Розалинде и убедиться…

Хантер покачал головой, и угрожающее выражение его лица заставило Эвелин умолкнуть.

— Нет уж. Я хочу присутствовать при том моменте, когда вы признаете, что ошиблись, и вываляю вас в грязи, когда вы принесете мне извинения.

Эвелин на мгновение усомнилась в своей правоте, но тут же снова бросилась в бой.

— Вам не удастся выйти сухим из воды!

— Так поедем к вашей сестре и убедимся, кто прав. Что вам мешает? Моя машина на улице, и я хочу как можно скорее разобраться.

Эвелин издала смешок.

— Розалинда учится в Йоркском университете, что, впрочем, вам отлично известно.

Хантер пожал плечами.

— Значит, мы едем в Йорк.

Он направился к дверям, но Эвелин сказала:

— Не считайте, что вы обвели меня вокруг пальца. Я-то знаю, что права.

— Тогда почему же вы лишаете себя удовольствия повалять меня носом в пыли?

Эвелин снова смутилась его уверенностью в собственной правоте, но все же возразила:

— Если вы думаете, что я куда-то поеду с вами, то вы сошли с ума.

Хантер, который уже открывал дверь, оглянулся и бросил:

— Очень хорошо. Значит, я поеду один и сам все выясню.

— Нет! — Вскочив, Эвелин кинулась к нему и схватила за руку. — Ваши угрозы пустое место. Я… — Она замолчала, внимательно вглядываясь в лицо противника в поисках доказательств, что он блефует, но не обнаружила и намека на лукавство. — Я не позволю вам травмировать девочку после всего, что она пережила!

— В таком случае вам тем более стоит отправиться со мной.

Эвелин поняла, что у этого человека железная воля.

— Вы змея!

— Вы изобретательны на прозвища, — поморщился он. — Так вы едете?

— Да! Еду! Подождите минуту. — Эвелин надела пальто, натянула перчатки, взяла сумочку.

— Готовы? — нетерпеливо спросил Хантер.

Бросив на него испепеляющий взгляд, она прошла в кабинет Мэган. Секретарша смотрела на нее со смесью страха и любопытства.

— Мэган, сообщи Грэхему, что сегодняшний обед откладывается. — Склонившись к столу, Эвелин выдернула страничку из блокнота и написала, куда едет и с кем. — Конверт, пожалуйста. — Она отчетливо ощущала растущее нетерпение Хантера, но намеренно тянула время. — Если завтра днем я не появлюсь на работе, передай это Грэхему, пусть он действует соответственно. — Она победно взглянула на Хантера, гордясь своей предусмотрительностью.

Он проглотил оскорбительный намек на его непорядочность и нетерпеливо осведомился:

— Так вы готовы, наконец?

Эвелин вспыхнула, но, сдержавшись, величественно кивнула и направилась к двери.

У Хантера был красный спортивный автомобиль — длинный, приземистый и мощный. Не лучший транспорт для оживленного городского движения, но годится, чтобы соблазнять молодых девушек, возмущенно подумала Эвелин. Он открыл перед ней дверцу, но Эвелин холодно сказала:

— Спасибо, я и сама справлюсь.

— Как хотите. — Уоррен обошел машину и сел за руль.

Низкое сиденье оказалось куда удобнее, чем предполагала Эвелин. Хантер управлял машиной с легкостью опытного водителя, и видно было, что он знает Лондон как свои пять пальцев: благополучно избежав томления в пробках, они вскоре оказались на шоссе, ведущем на север.

Эвелин ломала голову, силясь понять, какого черта она тут делает рядом с мужчиной, причинившим столько горя ее сестренке. Она не сомневалась, что эта поездка — сумасбродная затея, которая, вне всякого сомнения, закончится лишь новыми огорчениями для Розалинды. Так почему она позволила себя уговорить на эту авантюру?

Эвелин украдкой бросила взгляд на Хантера. Она, конечно, рассмотрела его еще в ресторане, но видела лишь то, что предполагала увидеть: самоуверенность и внешнюю привлекательность, которые свели с ума Розалинду. Но словесная дуэль в кабинете позволила Эвелин понять, что Уоррену Хантеру свойственны стальной характер, властность и сила воли, а это как-то не пристало Казанове.

Что-то тут не то. У Эвелин зародилось смутное подозрение, сменившееся мгновенным страхом, что она допустила ошибку.

Но потом она вспомнила слова Розалинды, что Хантер относится к тому типу мужчин, который мог бы понравиться ей, Эвелин. Что ж, это недалеко от истины: не знай она историю Уоррена, вполне могла бы увлечься им. А ведь он не женат, свободен для… Эвелин оцепенела. Свободен для совращения молодых девушек, таких, как Розалинда. Не исключено, что Хантер в определенной мере извращенец. И только идиотка могла отправиться с ним в путь. От этой мысли Эвелин охватил озноб, и она машинально стала кутаться в пальто.

Хантер обратил на это внимание и озабоченно спросил:

— Холодно? Боюсь, что больше ничего не могу выжать из нагревателя.

— Нет, все в порядке.

Проклиная себя за непростительное легкомыслие, Эвелин тем не менее понимала: так или иначе ей придется разобраться, что представляет собой Уоррен Хантер. Она не хотела откладывать эту задачу до приезда в Йорк и встречи с Розалиндой. Слава богу, она догадалась прихватить с собой записную книжку. Теперь оставалось лишь улучить возможность и тайком от Хантера позвонить.

— Можете ли вы остановиться у заправочной станции?

Он кивнул, бросив на нее быстрый взгляд, и, помолчав, спросил:

— Как давно вы охотитесь за головами?

— Подбираю персонал, — автоматически поправила Эвелин. — Чуть больше года.

— Что вас привлекает в этой работе?

Она предпочла бы не отвечать, поскольку не собиралась перед ним исповедоваться, но атмосфера и без того была достаточно напряженной, поэтому Эвелин скрепя сердце удовлетворила его любопытство.

— Решение интересных задач и хорошая оплата.

— Кроме того вам доводится встречаться с интересными людьми, — оскорбительно хмыкнул он. — Скажите, вы никогда не задумывались, как ваша… работа… — он презрительно скривился, — сказывается на предпринимателях, у которых вы воруете персонал?

— Те, с кем мы имеем дело, отнюдь не обязаны соглашаться, — пожала плечами Эвелин. — Многие используют наши предложения как средство давления на босса, чтобы тот повысил зарплату. Что же до других… Я склонна считать, что мы вроде брачной конторы: подыскиваем страждущих объединиться и сводим их.

Хантер хрипло рассмеялся.

— Интересный взгляд на столь низменное занятие, как ваше.

— Вы хотите сказать, что не прибегли бы к услугам охотников за головами, взявшись искать новых служащих?

— Конечно нет. Я предпочитаю лично набирать свой штат.

Ну так тебе придется заняться этим гораздо раньше, чем ты предполагаешь, не без злорадства подумала Эвелин.

— И вы считаете, — продолжил Хантер, — что если какая-то компания ищет специалиста с квалификацией Джонатана Картера, то это дает вам идеальную возможность поживиться за мой счет?

— Почему бы нет?

— А ведь вам пришлось заняться настоящими детективными изысканиями, чтобы выйти на мою компанию и ее служащих.

— Конечно. Это часть моей работы.

— Я считаю это отвратительным, — ровным голосом сообщил Хантер. — Когда стервятники вроде вас лезут в мои дела, мурашки идут по коже.

— Любой, кто начинает свое дело, становится объектом пристального внимания множества людей, — возразила Эвелин. — Аудиторы, налоговики…

— Они предсказуемы, вряд ли их можно считать хищниками… В отличие от вас.

Понимая, что сейчас завяжется очередной спор, Эвелин показала на обочину.

— Мы только что проехали указатель заправочной станции.

— Да, я видел.

Сменив полосу движения, он притормозил перед зданием станции. Уже сгустились сумерки, и, когда Эвелин вылезла из машины, воздух обжег ее холодом. Она поёжилась и плотнее запахнула пальто, спасаясь от пронизывающего ветра. Эвелин заторопилась в ярко освещенное помещение, и Хантер последовал за ней, что было совершенно некстати: Эвелин надеялась, что он останется в машине. Но, по всей видимости, Хантер не доверял ей, потому что не спускал с нее глаз, пока она не скрылась за дверями дамской комнаты.

К счастью, там оказался телефон. Эвелин отыскала в записной книжке номер Розалинды и позвонила. Тоскливо слушая длинные гудки, она уже была готова сдаться, когда наконец сняли трубку. Слышимость была ужасающей, и Эвелин, прикрывая мембрану, едва ли не кричала, чтобы быть услышанной.

— Алло?

— Ну, слава богу! Роз, это Эвелин.

— Кто? Не слышу!

— Э-ве-лин!!!

— Ох, наконец-то! Что-то случилось?

— Роз, это очень важно. Ты обязана назвать мне имя того человека! Ты знаешь кого.

— Не могу! Я же говорила тебе, что…

Эвелин отчаянно закричала:

— Его зовут Уоррен Хантер?

Она могла поклясться, что у сестры на другом конце линии перехватило дыхание.

— Откуда ты узнала? Я…

Чья-то рука схватила Эвелин за воротник и выволокла из дамской комнаты. Лицо Уоррена Хантера было искажено от ярости.

— Да как вы посмели?.. — попробовала возмутиться Эвелин, но Хантер ее перебил:

— Вы так кричали, что мне стало интересно, чем это вы заняты в дамской комнате. Опять ваши грязные номера?! Мы же, кажется, договорились, что встретимся с вашей сестрой вместе!

— Ничего подобного. Я не давала вам никаких обещаний.

— И вы дозвонились?

— Да.

Он увидел торжествующее выражение в ее зеленоватых глазах и отвернулся.

— А вы не хотите узнать, что мне сказала сестра? — осведомилась Эвелин, хватая Хантера за рукав.

— Нет смысла: все и так написано у вас на лице.

— Так что можете прекратить отпираться и положить конец этому фарсу с поездкой.

Хантер смерил ее холодным взглядом и отчеканил:

— Теперь у меня еще больше оснований добраться до Йорка, потому что ваша сестра пудрит вам мозги, и я собираюсь выяснить, почему.

Развернувшись, он решительно вышел на улицу, и, справившись с секундным изумлением, Эвелин последовала за ним. Хантер сел в машину, и Эвелин было с ужасом подумала, что он уедет без нее, но Хантер открыл для нее дверцу. Усевшись, она украдкой взглянула на его профиль. Если бы не последние слова Розалинды, она, пожалуй, поверила бы Хантеру.

Но невозможно поверить в существование двух людей с одинаковыми именами и фамилиями, с одинаковым статусом владельца компании! Таких совпадений не бывает.

Он псих, решила Эвелин, если, несмотря ни на что, продолжает свою глупую игру. Чего, черт побери, он надеется добиться?

Путешествие продолжалось, и она посматривала на сидящего рядом мужчину с растущим беспокойством. Может, стоило остаться на заправочной станции? Если Хантер мог столь безжалостно обойтись с Розалиндой, то одному богу известно, как он поступит с ней.

Для страховки Эвелин громко сказала:

— Не забывайте, в офисе знают, что я с вами, а также куда мы поехали.

Хантер бросил на нее мрачный взгляд, но, увидев, как Эвелин забилась в угол сиденья, удивленно вскинул брови.

— Надеюсь, вы не боитесь меня? Заверяю вас, леди, что со мной вы в абсолютной безопасности: даже будь вы единственной женщиной на земле, я бы к вам не притронулся!

Слова эти отчасти успокоили Эвелин, и она поудобнее устроилась на сиденье. Мощная машина со свистом рассекала воздух, летя на север. Становилось все холоднее, и Эвелин отметила, что на земле и на крышах домов появилась изморозь.

Хантер включил радио, и из сводки погоды они узнали, что ожидается снегопад. Эвелин от всего сердца пожалела, что Розалинда не выбрала для учебы Кембридж или Оксфорд: тогда не пришлось бы забираться в такую даль.

На подъезде к Йорку они попали в затор и оказались в городе лишь к восьми вечера. К тому же Эвелин толком не помнила, как добираться до университетского общежития, где обитала Розалинда. Пришлось спрашивать дорогу, в результате чего путешествие подошло к концу лишь в половине девятого.

Когда Хантер выключил двигатель, Эвелин повернулась к нему и пригрозила:

— Если вы обидите Розалинду, я убью вас. Бедняжке и так досталось. Я не знаю, что вы пытаетесь доказать своими играми, но…

— Свою невиновность, — перебил ее Хантер. — И вашу тупость. Вперед! Сейчас со всем и покончим.

Он вылез из машины, запер ее и направился по дорожке к входным дверям. Эвелин едва за ним поспевала.

— Где комната вашей сестры?

— Наверху. Нет, позвольте я войду первой.

Помедлив, Хантер посторонился, пропуская ее. Эвелин постучалась.

— Открыто! Входите.

Эвелин взялась было за дверную ручку, но в нерешительности замялась, представив, как эта встреча скажется на сестре.

— Чего вы ждете? — насмешливо спросил Хантер. — Боитесь оказаться в дураках?

Вспыхнув, она смерила его взглядом и рывком открыла дверь.

Сидевшая за письменным столом Розалинда удивленно вскочила, увидев сестру.

— Эвелин! Что ты тут делаешь? И почему ты звонила? Как ты?.. — Она запнулась, когда вслед за Эвелин в комнату вошел Хантер. — О, прости, я не знала, что ты не одна.

Со скрытым любопытством она смотрела на Хантера, но во взгляде ее не было ни слез, ни ненависти, ни горечи, ни даже смущения.

По реакции сестры Эвелин догадалась, что совершила самую ужасную ошибку в жизни. В эту секунду она с удовольствием провалилась бы сквозь землю, лишь бы не видеть Хантера.

— Здравствуйте, — улыбнулась Розалинда гостю. — Да заходите же! Боюсь только, что у меня не убрано. — Она принялась поправлять подушки на диване, но увидела лицо Эвелин и забеспокоилась. — Что случилось?

Эвелин не могла узнать собственного голоса.

— Насколько я понимаю, ты никогда не встречалась с этим человеком?

— Не-е-ет, — ошарашенно протянула Розалинда. — А должна была?

— Видишь ли, — еле слышно сказала Эвелин, — его зовут Уоррен Хантер.

Розалинда, вытаращив глаза, уставилась на гостей.

— Но он же не… Это вовсе не тот человек, с которым я… о котором я тебе рассказывала.

— Ты уверена? — цепляясь за соломинку, спросила Эвелин.

— Конечно, уверена. Кому, как не мне, знать? — Наступило неловкое молчание, пока Розалинда, окончательно сбитая с толку, не спросила: — Поэтому ты мне и звонила?

— Да. — И Эвелин укоризненно добавила: — Ты же говорила, что его зовут Уоррен Хантер.

— Нет, я этого не говорила!

— Ну, не прямо, конечно. Но, когда я тебя спросила, не зовут ли твоего… э-э-э… приятеля Уоррен Хантер, ты удивилась, откуда я это узнала.

— Да, помню… — Розалинда замялась. — Ох, кажется, я поняла, в чем дело. Тот мужчина… его зовут Уоррен-Хантер, а полностью — Пирс Уоррен-Хантер.

— Силы небесные, я должен был бы и сам догадаться! — вырвалось у Хантера, и сестры дружно повернулись к нему. — Скорее всего, это мой дальний родственник, — объяснил он. — В нашей семье имя Уоррен получает старший из сыновей, это многовековая традиция. Но лет двести назад в одной из боковых ветвей нашей семьи имя Уоррен стало частью фамилии.

У Эвелин внезапно подогнулись ноги, и она тяжело рухнула на ближайший стул, уронив голову на руки, ибо не смела взглянуть на сестру, и особенно на Хантера.

О господи, что я натворила! Он убьет меня, подумала она, и будет совершенно прав.

— Но я не понимаю, — обратилась Розалинда к Уоррену, — вы же, конечно, объяснили Эвелин, что не знаете меня?

— Объяснял, но ваша сестра отказывалась слушать, так была убеждена в своей правоте. Да, мисс Брокуэй?

Он ждал ответа, а Эвелин, украдкой посмотрев на него сквозь пальцы, увидела на его лице выражение мрачного удовлетворения.

— Поэтому я и настоял, чтобы мы приехали сюда и повидались с вами, — продолжал Хантер. — Чтобы добиться полной ясности.

— Но я так и не могу понять, каким образом Эвелин удалось вас разыскать. Я не говорила ей, как зовут…

— …Вашего приятеля, — пришел ей на помощь Хантер. — Естественно. На вашем месте я бы тоже не откровенничал о своих личных делах. Скажите, ваша сестра всегда так упряма? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Похоже, она увидела фамилию Уоррен-Хантер на счете в клинике, где вы лежали, а поскольку вы рассказали, что ваш приятель владеет собственной фирмой, стала рыскать вокруг да около и наткнулась на меня. И, конечно, больше ее ничего не интересовало.

— Это неправда, — возразила Эвелин, поднимая голову. Но, увидев холодный металлический блеск глаз Хантера, снова уронила ее на руки.

— Итак, — улыбнулся он Розалинде, — ваша сестра была столь одержима желанием расправиться с вашим приятелем, что попыталась нанести мне удар ниже пояса: воспользовавшись возможностями своей фирмы, переманить одного из моих ценных сотрудников, но, к счастью для меня и, как выясняется, для нее тоже, ничего не получилось.

Эвелин стало дурно, когда она вспомнила об остальных служащих компании Хантера, с которыми ей удалось достичь договоренности и которые должны всем скопом всего через несколько дней подать заявления об уходе. О нет! — простонала она про себя. Когда мистер Хантер все узнает, то в самом деле убьет меня!

Хантер лишь вскинул брови, слушая горячие уверения Розалинды, что Эвелин руководствовалась лишь заботой о ней, глупой непутевой доверчивой девчонке. Высказавшись, Розалинда опустилась на колени рядом с сестрой.

Приняв ее руку, Эвелин смогла лишь растерянно и слабо улыбнуться.

— Я просто сходила с ума, что с тобой так подло обошлись. Думала, смогу преподать негодяю урок. Но выяснилось, что я допустила непоправимую ошибку.

— В чем, будучи одержимой своими бредовым идеями, вы упорно не хотели признаваться, — вмешался Хантер.

Эвелин бросила на него возмущенный взгляд. Этот человек имел право торжествовать, но и ее терпению есть предел. Затем ей пришло в голову, что он ждет от нее извинений и раскаяния. А что толку сейчас извиняться, когда он не знает и о половине уготованных ему неприятностей?

— Но в любом случае, спасибо, — обняла сестру Розалинда.

— Ты уже оправилась?

На лицо Розалинды набежала тень.

— Отчасти. Я послушалась твоего совета нагрузить себя выше головы. Пожалуй, в университете нет начинания, к которому я бы не приложила руку.

— Отлично, — неохотно поднялась Эвелин. — Полагаю, нам пора возвращаться, мистер Хантер.

— Уже? — не стала скрывать разочарования Розалинда.

Уоррен Хантер лишь переводил взгляд с одной сестры на другую: эти две молодые женщины с густыми волосами и стройными фигурами были на удивление похожи, но чувствовалось, что Розалинда значительно моложе и беззащитнее.

— Я никуда не поеду, пока не поем, — решительно заявил он. — Из-за вашего сумасбродства, помешанного на упрямстве, у меня сегодня маковой росинки во рту не было.

Припомнив, что за ланчем в ресторане Хантер был так разгневан, что не стал есть, Эвелин, устыдившись, покраснела и смущенно прикрыла ладонями запунцовевшие щеки.

— Есть тут поблизости закусочная или что-то подобное? — спросил у Розалинды Хантер.

— Китайский ресторанчик. Я сейчас сбегаю и принесу что-нибудь, ладно?

— Нет, я сам схожу, — сардонически усмехнулся Хантер. — Не сомневаюсь, вам есть о чем поговорить с глазу на глаз с сестрой, и, может быть, хоть сейчас вы разберетесь, что к чему.

Эвелин не могла отрицать, что заслужила презрение и даже более того. Она безучастно раскачивалась на стуле, пока Розалинда объясняла, как найти ресторан, но, когда Хантер спросил у Эвелин, что ей принести, она лишь отрицательно покачала головой.

— Я не голодна, спасибо.

Внимательно посмотрев на ее опрокинутое от огорчения лицо, он не стал настаивать.

— Я скоро вернусь.

Когда он исчез, Эвелин обхватила голову руками и застонала.

— О господи, Роз, как я вляпалась!..

— Да, я поняла.

— О, на самом деле все куда хуже! Понимаешь, я решила уничтожить человека, сломавшего тебе жизнь. Но это был не мистер Хантер, а другой человек… твой приятель, а я нацелилась на Хантера… Черт, запуталась совсем! Ты понимаешь, о чем я говорю? — Увидев, что Розалинда улыбается, Эвелин вышла из себя. — Это вовсе не смешно! Он-то считает, что я попыталась увести из его фирмы только одного человека, но на самом деле… — Она осеклась. Это ее проблемы, и она не имела права нагружать ими Розалинду, у которой хватало своих сложностей. — В общем, неважно. Я сама разберусь.

Не в силах успокоиться, Эвелин встала и подошла к окну. В комнате был электрический камин, который давал достаточно тепла, но на улице мело с такой силой, что от порывов холодного ветра колыхались тяжелые портьеры в комнате.

— Тот человек… Пирс Уоррен-Хантер, он тоже специализируется на финансовых консультациях?

— Да, он биржевой маклер.

Что не имеет никакого отношения к занятиям моей жертвы, с тяжелым вздохом констатировала Эвелин, поняв, каким образом была сбита с толку.

— Не хочешь ли рассказать, как ты собираешься объясняться? — осторожно спросила Розалинда, чувствуя неловкость, что из-за нее заварилась такая каша.

Покачав головой, Эвелин криво усмехнулась.

— Наверное, я похожа на тебя: не могу заставить себя признавать ошибки.

— Когда ты встретилась с мистером Хантером?

— Сегодня за ланчем. — Эвелин вздохнула. Не упоминая о переговорах с другими служащими фирмы Хантера, она облегчила душу перед сестрой.

— Ну и ну! Понимаю, почему он так зол на тебя, — изумилась Розалинда. — Что, по-твоему, он может сделать: пойдет к твоему боссу с требованием уволить тебя? Или что-то иное?

Об этом Эвелин еще не задумывалась. Конечно, Грэхем будет недоволен, но, несомненно, когда узнает все обстоятельства, увольнять ее не станет.

— Понятия не имею, как поступит Хантер. Он сказал, что… что вываляет меня в грязи.

— Он смахивает на человека, который держит слово, — покачала головой Розалинда.

— Да, — сокрушенно согласилась Эвелин, — очень боюсь, что он его сдержит.




3


Когда Хантер вернулся, его куртка была запорошена снегом. В руках он держал коробку, от которой шел аппетитный запах китайской кухни.

— Снаружи здорово метет, — заметил он.

Эвелин, не ответила, сделав вид, что изучает конспект Розалинды. Она старалась оттянуть момент, когда придется сказать ни о чем не подозревающему Хантеру всю правду.

— Эвелин, ты не поможешь мне привести стол в порядок? — тактично пришла Розалинда на помощь сестре.

Эвелин без всякой необходимости так долго перекладывала книги, что Хантер потерял терпение.

— Вы собираетесь садиться, или нам придется есть стоя?

Эвелин неохотно подчинилась, сев на предложенный им стул, но постаралась отодвинуться от Хантера как можно дальше. Губы его дернулись в иронической усмешке, но он промолчал.

Принесенной из ресторанчика еды хватало на всех, но Эвелин кусок не лез в горло. Страх перед реакцией Хантера, когда он наконец узнает обо всем, что она натворила, буквально парализовал ее. Но зато вино, предложенное Розалиндой, Эвелин выпила с жадностью, надеясь не только расслабиться, но и обрести смелость, в которой отчаянно нуждалась. Эвелин сидела, не проронив ни слова и не поднимая глаз от тарелки, пока Хантер болтал с Розалиндой, интересуясь ее университетскими делами. Глядя на раскрасневшуюся, весело хохочущую сестру, Эвелин мрачно думала, как обаятелен Хантер. Интересно, чем все кончилось бы, завяжи Розалинда роман с ним, а не с его тёзкой?

Словно почувствовав ее взгляд, Хантер повернулся, но Эвелин поспешно отвела глаза. Заметив, что ее стакан пуст, он взял бутылку и снова наполнил его. Пробормотав слова благодарности, Эвелин потянулась к стакану, но заметила, что Хантер продолжает наблюдать за ней. Он не спускал с нее взгляда несколько невыносимо долгих секунд, и в глубине его серых глаз таилась насмешливая издевка.

— Значит, не голодны? — с иронией осведомился он. — Интересно, что же испортило вам аппетит?

Эвелин невпопад бухнула:

— Я должна вам за ланч в ресторане.

— Да, вы должны мне за ланч… — он сделал многозначительную паузу, — …и за многое другое. Но можете не беспокоиться: я не заставлю вас расплачиваться чеком. — Он снова занялся едой, но, едва покончив с ней, встал и подошел к окну. — Снегопад все усиливается. Вы не против, если мы включим радио и послушаем сводку погоды? — спросил он у Розалинды.

— Конечно нет. А я пока сварю кофе.

Хантер включил приемник и, выслушав прогноз, суливший снегопад до утра и сильные порывы ветра, заметил:

— Нам бы лучше тронуться в путь.

Но тут же по радио последовало сообщение, что на шоссе, ведущем в Лондон, перевернулась цистерна с бензином и движение основательно застопорилось.

— На дороге выстроилась вереница машин, но вряд ли затор рассосется раньше, чем через два часа, — подытожил диктор.

— Знаете какой-нибудь объездной путь? — спросил Хантер у Розалинды.

— Конечно. Правда, эта дорога не такая широкая, как шоссе, и довольно извилистая, но зато миль через пятнадцать вы сможете выехать на трассу, по которой приехали из Лондона.

— Устраивает, — повеселел Хантер. — Я принесу карту, и вы мне покажете, как ехать.

Как только он ушел к машине, Розалинда повернулась к сестре.

— Почему бы тебе не остаться у меня на ночь? В Лондон вернешься утренним шестичасовым поездом. Придется рано встать, зато не будешь ёжиться под косыми взглядами Уоррена.

Эвелин отчаянно захотелось поддаться искушению. Несколько мгновений она уговаривала себя, что может сообщить Хантеру неприятные новости письмом, но затем расправила плечи и вскинула голову.

— Честное слово, я бы с удовольствием, но я должна исправить то, что еще можно исправить.

На лестнице прозвучали шаги, и появился Хантер. Он посмотрел на стоящих бок о бок сестер и вскинул бровь, заметив, что Эвелин торопливо отодвинулась. Когда он расстелил на столе карту, Розалинда показала ему объездной путь.

— Мда, он несколько длиннее, но лучше сделать крюк, чем куковать в пробке. Нам лучше ехать, не дожидаясь, пока погода ухудшится. — Повернувшись к Эвелин, он мрачно добавил: — Вы едете со мной, так что не питайте надежду остаться.

— Я не собиралась оставаться, — твердо заявила Эвелин и, накинув пальто, обратилась к сестре: — Береги себя, слышишь?

— Обязательно. И спасибо за… за заботу обо мне. — Розалинда смущенно посмотрела на Хантера. — Вы уверены, что все будет в порядке?

— Разумеется.

— Я позвоню тебе завтра вечером. — Тепло обняв сестру, Эвелин решительно вышла из комнаты, не дожидаясь Хантера.

Шел такой густой снег, что стоящие на улице машины превратились в сугробы. Дожидаясь, пока Уоррен откроет дверцу автомобиля, Эвелин подняла воротник пальто, прячась от ветра. Усевшись в салоне, она положила карту на колени.

Они без труда добрались до окраины города, откуда начиналась кружная дорога. Эвелин откинулась на спинку сиденья, прикинув, что следует все рассказать Хантеру до того, как они окажутся на шоссе. Она была благодарна ненастью и темноте в салоне, поскольку не хотела видеть лица своего спутника, когда он узнает всю правду. Искоса взглянув на нее, Хантер бросил:

— На обратном пути вы тоже собираетесь сидеть, как в рот воды набрав?

Откашлявшись, Эвелин сказала:

— Нам надо кое-что обсудить.

— Надеюсь, вы не будете требовать, чтобы я сию минуту принял от вас извинения? — насмешливо спросил он.

— Нет, пока еще нет. — Она замолчала, тщетно подыскивая слова, которые могли бы смягчить удар, и понимая, что таковых не существует.

Ошибочно оценив ее смятение, Хантер, как и полагается мужскому шовинисту, развеселился:

— Вы просто не можете заставить себя признаться, что совершили ошибку, не так ли? Вы вдрызг проигрались, что свойственно всем женщинам: они, как правило, терпеть не могут признаваться, что были не правы.

— Можно подумать, у вас огромный опыт общения с женщинами, — неприязненно заметила Эвелин.

— Кое-какой есть, — скромно признал он. — Ну? Я все еще жду ваших извинений.

Эвелин почувствовала прилив возмущения от его оскорбительного тона, но, зная, что кругом виновата, набралась смелости и призналась:

— Кое-что я вам еще не рассказала.

— В самом деле? — Хантер сбросил скорость у перекрестка. — Куда теперь?

— Что? А, прямо. Речь пойдет о… о вашей фирме. Видите ли, Джонатан Картер не единственный из ваших работников, за головой которого я охотилась.

— И успешно? — мгновенно насторожился Хантер.

— Да.

Он бросил взгляд на нее и снова уставился на дорогу.

— Так. Кто же именно?

Впившись ногтями в ладони, Эвелин выдавила:

— Строго говоря, больше, чем один.

— Сколько?

Несколько секунд Эвелин собиралась с духом, и он нетерпеливо сказал:

— Теперь уж не молчите. Сколько?

— Семь, — прошептала Эвелин.

— Что-о?

Хантер ударил по тормозам, ибо его обуял столь сильный гнев, что он был не в состоянии вести машину. Но на скользкой дороге машина пошла юзом, перелетела через обочину и ухнула в кювет.

От неожиданности Эвелин взвизгнула, а ее спутник яростно выругался.

— Господи, только этого мне не хватало! Вы в порядке? — Он задал вопрос больше для проформы, поскольку Эвелин оказалась сверху и в любом случае пострадала бы меньше.

— Да.

— Вот уж чего вы, черт возьми, не заслуживаете.

— В аварию мы попали вашими стараниями, — отрезала Эвелин и отстегнула ремень безопасности.

— Хотя бы не давите на меня, — с сарказмом бросил Хантер.

— Не собираюсь. Приподнимите меня, чтобы я могла открыть дверцу.

Хантер без усилий выполнил просьбу, и Эвелин удалось выбраться из машины.

— Можете ли вы передать мне сумочку и перчатки?

Он бросил на нее взгляд, холод которого не уступал погоде, но передал вещи, дорожный атлас, большой фонарик и свою сумку, после чего выкарабкался сам. Подняв воротник куртки, он обошел машину и покачал головой.

— Придется искать буксир. — Он огляделся, но не было видно ни зги. — Придется идти, пока не найдем телефона. — Он бросил на Эвелин убийственный взгляд. — Вы, конечно же, не могли выбрать лучшего момента для своего идиотского признания.

— Я не виновата, что вы паршивый водитель, — парировала Эвелин, обидевшись, словно ребенок.

Хантер презрительно посмотрел на нее, взял свою сумку и пошел вперед, подсвечивая себе фонариком.

— Могли бы и подождать меня, — догнала его запыхавшаяся Эвелин.

— Если не поспеваете, возвращайтесь и ждите в машине, — сухо посоветовал он.

— Чтобы до смерти окоченеть? Благодарю покорно.

Как и у большинства мужчин, которые предпочитают повсюду передвигаться в машине, у Хантера под курткой была только легкая рубашка. Но, казалось, он не чувствовал холода. Не исключено, что его грел гнев, потому что он гаркнул:

— Так кто эти семь человек, которых вы соблазнили бросить мою фирму?

— Не может ли это подождать, пока мы…

— Я хочу знать немедленно!

Эвелин добросовестно перечислила всех, и сердце ее замирало по мере того, как с каждым именем Хантер все больше мрачнел.

— Когда они собираются уходить?

— Все должны подать заявления первого декабря.

— Вот как. Отлично. Такую пакость могли придумать только вы. Теперь мне придется звонить каждому… Ладно, — перебил он сам себя, — оставим препирательства на потом, сначала надо выпутаться из передряги.

Снег шел все гуще и, пробиваясь сквозь его пелену, они пару раз чуть не сбились с дороги. У Эвелин стучали зубы, пальто не спасало, и она промерзла до костей, лишь смутно представляя, как себя должен чувствовать в курточке Хантер.

Он приостановился и, вытирая с лица снег, осмотрелся в темноте.

— Мы должны были уже добраться до деревни, она обозначена на карте.

Но в поле зрения ничего похожего не попадалось, и они побрели дальше. На Эвелин наваливалась усталость, однако непреклонная решимость не давать больше Хантеру повода для насмешек заставляла ее двигаться вперед. Все же пришлось одолеть не менее полумили, прежде чем они вышли к перекрестку с дорожным указателем.

— Наконец-то! — Хантер уперся лучом фонарика в знак, но ему пришлось смахнуть с него снег. Разобрав буквы, он ошеломленно присвистнул. — Дорога-то осталась справа! Но этого не может быть, ибо… — Он обернулся к Эвелин, ослепив ее лучом. — Боже всемогущий! Да вы можете хоть что-нибудь сделать, как полагается?! Вы дали неправильное направление! И теперь мы в нескольких милях от нужной дороги!

— Этого не может быть! — Выхватив фонарик, Эвелин осветила надпись и с ужасом убедилась, что Хантер прав. — О нет!

— Из всех бестолковых, злых и глупых существ…

— Заткнитесь! Меня и без того мутит от одного вашего вида! — гаркнула в ответ Эвелин. — Любой может ошибиться!

— Ошибиться? Это не ошибка, это катастрофа! Разрешите сказать, что вы…

— Нет уж, разрешите мне сказать! Вы невыносимая и нетерпимая, полная отвратительного шовинизма крыса! И я… — Она остановилась, внезапно представив себе, как в чистом поле стоят два человека и, заносимые снегом, отчаянно ругаются. — Ах, да какой смысл? — Сунув ему в руки фонарик, Эвелин развернулась и побрела прочь.

Аккуратно спрятав фонарик в карман куртки, Хантер крикнул:

— Куда, по-вашему, вы направляетесь?

— Куда угодно, лишь бы подальше от вас!

— Вы с ума сошли! Вы заблудитесь, замерзнете!.. Вернитесь немедленно!

— А вы мне не приказывайте, — через плечо откликнулась Эвелин. — И можете не бежать за мной, потому что…

Она почувствовала, как из-под ног уходит земля, и слишком поздно спохватилась, что не посмотрела, куда идет. А шла она, как выяснилось, прямиком в реку.

Ее полный ужаса вопль ножом прорезал завывания ветра, и через секунду Хантер оказался рядом. Распластавшись на снегу, он ухватил Эвелин за руку.

— Все в порядке, я держу вас. Без паники. — Перехватив ее другую руку, Хантер попытался вытащить Эвелин, но через несколько минут бесплодных усилий предложил другой вариант: — Я не могу найти опоры. Можете ли вы ухватиться за мое плечо, а я попытаюсь поднять вас?

Он говорил спокойно и уверенно, и это помогло Эвелин прийти в себя.

— Да. Да, постараюсь. — Она сделала попытку, но намокшее пальто камнем тянуло ее вниз. — Мне придется скинуть одежду.

— Давайте. Последовательно перехватывайте руки. Не беспокойтесь, я вас не выпущу.

Эвелин колотила дрожь, когда она избавилась от отяжелевшего пальто, которое пошло ко дну вместе с сумочкой, но несчастная была так перепугана, что не обратила на это внимания. Собравшись с последними остатками сил, она вцепилась в Хантера, а он подхватил ее под мышки и медленно выволок на берег. После чего Эвелин рухнула плашмя на землю, переводя дыхание и испытывая несказанную радость, что спаслась.

— Вставайте, надо идти. В мокрой одежде вы закоченеете.

— Я… я не могу, — с трудом произнесла Эвелин, ибо зубы у нее выбивали пулеметную дробь.

— Нет, можете. Вперед! — Хантер поставил ее на ноги и накинул на плечи свою куртку. — Вот, наденьте.

— Но вы же…

— Делайте, что вам говорят! — повысил он голос. — А теперь придется прибавить шагу.

Обняв Эвелин, Хантер помог ей идти. Она даже не делала попытки понять, куда они движутся, была озабочена лишь тем, чтобы переставлять ноги. Она слышала, что товарищ по несчастью говорит какие-то ободряющие слова, но Эвелин больше занимала полная воды обувь, которая хлюпала при ходьбе. И еще было холодно, невыносимо холодно.

— Мы должны найти помощь, — пробормотала она.

— Знаю. Найдем. Теперь уж скоро, главное — не останавливаться.

Эвелин потеряла всякое представление о времени и понятия не имела, как далеко они ушли, когда Хантер внезапно остановился и воскликнул:

— Вижу какие-то строения!

Слава богу! — с облегчением подумала Эвелин и попробовала разлепить ресницы.

— Я ничего не вижу.

— Вон там. Идемте, тут недалеко.

Едва ли не волоча ее за собой, Хантер направился к занесенным снегом строениям — и тут же издал стон разочарования.

— Это яхты. Но все же хоть какое-то укрытие. — Он обеспокоенно посмотрел на Эвелин и помог ей прислониться к дереву. — Эвелин! Откройте глаза! — Подчинившись, она увидела его осунувшееся и посиневшее от холода лицо. — Вот так. Хорошая девочка. Я пойду поищу какое-нибудь убежище. Постарайтесь не уснуть, хорошо?

Казалось, прошла вечность, но на самом деле Хантер вернулся через несколько минут. Он взял Эвелин на руки и понес к одной из яхт, поднял на борт и прикрыл брезентом. Эвелин, укрытая от студеного ветра, сразу же испытала облегчение, и даже не осудила Хантера, когда он покусился на чью-то частную собственность, сломав замок на двери в каюту.

Хантер занес Эвелин в каюту, потом ненадолго отлучился, потом вернулся, стянул с нее верхнюю одежду, завернул в одеяло и с жесткой неумолимостью принялся растирать, пока Эвелин не разразилась протестами. Он перетащил ее в душевую кабинку, примыкавшую к кают-компании, где заставил встать под струи горячей воды. Через несколько минут окончательно пришедшая в себя Эвелин стала способна адекватно воспринимать действительность.

— Теперь вы можете сама справиться? — спросил Хантер.

Она кивнула.

— Хорошо. Разотритесь полотенцем, пока я разыщу сухую одежду.

Когда Хантер вернулся, он уже был в какой-то застиранной рубашке и джинсах. Он улыбнулся, заметив удивленный взгляд Эвелин.

— Это еще ничего, посмотрите, что я нашел для вас. — И продемонстрировал довольно длинный шерстяной свитер с заплатками на локтях и в масляных пятнах.

— Если он сухой, то буду считать это самой потрясающей одеждой, которую видела в жизни! — воскликнула Эвелин.

Он засмеялся и выложил еще одну хорошую новость:

— Воздух в каюте скоро нагреется, мне удалось запустить дизель. Думаю, что смогу приготовить что-то горячее. Какао, например. Хотите?

— О, пожалуйста, — взмолилась Эвелин.

Она натянула свитер, только сейчас заметив, что Хантер раздел ее донага, чтобы сунуть под душ. Эвелин не стала думать об этом, поскольку сейчас все ее мысли крутились только вокруг одной проблемы: как согреться. На полу каюты лежал ковер, но ноги все равно стыли, и Эвелин стала выдвигать ящики комода в поисках носков, но так и не смогла найти их.

— Должно быть, владельцы яхты забрали на зиму большинство вещей, — заметил Хантер, когда, войдя, застал ее шарящей в ящиках. — Какао не нашел, но… Вот, попробуйте.

Он протянул ей чашку дымящегося кофе, и Эвелин, сделав большой глоток поперхнулась, почувствовав алкоголь. Она вопросительно подняла брови.

— Коньяк?

— Я всегда ношу в сумке небольшую фляжку, — объяснил Хантер.

Он сел рядом, и какое-то время они молча наслаждались горячим кофе, пока Эвелин не спохватилась:

— А как же вы? Вы хоть согрелись? Были под душем?

— Вместе с вами, — усмехнулся Хантер. — А вы и не заметили? Со мной все хорошо, но что-то надо натянуть на ноги. Вы не нашли ничего подходящего?

— В шкафчике есть какие-то спальные мешки, в них можно сунуть ноги.

— Хорошая идея. Как вы сейчас себя чувствуете?

— Прекрасно. — Она улыбнулась дрожащими губами. — Я уж думала, что больше никогда в жизни не согреюсь.

— Нам повезло, что мы нашли это убежище.

— Да.

Эвелин потянуло в сон. Она допила последние капли кофе, и Хантер встал.

— Еще?

Он ушел на камбуз приготовить вторую порцию, а Эвелин встала, чтобы взять спальные мешки, и тут только обнаружила, что вместо двух, как ей показалось, имеется лишь один большой двуспальный мешок. Оставив его в каюте, она прошла на камбуз. На газовой горелке пыхтел чайник, но Хантера не было. Испугавшись, что осталась одна, и Эвелин обеспокоенно крикнула:

— Мистер Хантер!

Он тут же появился и кинулся к ней.

— Да? Что случилось?

Испытывая огромное облегчение, она залилась краской из-за своей глупости.

— В общем-то ничего. Я… Там только один спальный мешок.

— Значит, вы им и воспользуетесь. Кстати, коль скоро мы с вами товарищи по несчастью, называйте меня по имени. Посмотрите, что я нашел! — Он потряс бутылкой виски.

— А какой-нибудь еды тут нет?

— Боюсь, что нет. Идемте в каюту, там теплее.

В каюте Уоррен поколдовал над диванчиком и разложил его — получилось вполне приличное ложе.

— Здорово! — восхитилась Эвелин.

— Забирайтесь в спальник.

Повторять приглашение не пришлось, Эвелин стало куда лучше, но ноги по-прежнему сковывал ледяной холод.

Услышав свист закипевшего чайника, Уоррен отправился на камбуз и принес оттуда чашки с кофе.

— Я развесил подсушиться вашу одежду, — сообщил он. — Ну а пока мы можем прикончить коньяк. — Он разлил остатки из фляжки.

— Удобная ёмкость, — заметила Эвелин. — Это ваши инициалы на ней?

— Да, подарок.

Не от подружки ли? — подумала она, но расспрашивать не стала. Уоррен сидел рядом с ней, вытянув ноги в старых джинсах. Эвелин хмыкнула, и он вопросительно поднял бровь.

— Мы похожи на пару старых бродяг, — объяснила она.

— Мы и есть бродяги. — Он скользнул взглядом по копне ее спутанных белокурых волос и по лицу, на котором не осталось ни следа косметики. — Ваш респектабельный приятель с трудом узнал бы вас.

— С чего вы взяли, что мой приятель респектабельный? — с интересом спросила Эвелин.

— Ну, я думаю, вас привлекает именно такой тип мужчин: единственный, у кого есть надежда приручить вас или же посоревноваться с вами.

— Показываться на людях с кем-то еще не значит соревноваться с ним, — голосом, в котором появились суховатые нотки, заметила Эвелин.

— Держу пари, что в вашем случае так и есть. Кто ваш приятель? Он же работает с вами, не так ли?

— Откуда вы знаете?

— Я слышал, как вы попросили секретаршу отменить вечернюю встречу с ним. — Он посмотрел на часы. — Или, точнее, ночную. Должно быть, вы с ним составляете отличную пару охотников за головами.

Эвелин поймала себя на том, что ей не нравится эта характеристика, и решительно возразила:

— Он мой босс.

Повернувшись, Уоррен уставился ей в лицо.

— Соответствует.

— Почему? Почему соответствует? — потребовала Эвелин ответа.

— Потому что людям вроде вас всегда свойственно стремление к власти: вы не испытываете никакого уважения к тем, кто стоит ниже вас, или хотя бы на одном уровне, и одержимы стремлением залезть как можно выше. Вы смотрите только на те ступеньки, что у вас над головой, не глядя ни вниз, ни по сторонам.

— Глубокое заблуждение, — отрезала Эвелин. — И уж я-то к этому типу людей не принадлежу!

Уоррен засмеялся.

— Уже лучше. Вы возвращаетесь в нормальное состояние.

Какое-то мгновение Эвелин в упор смотрела на него, затем расслабилась и откинулась на спинку дивана.

— Это радио? — показала она на прямоугольничек в дальнем углу.

— Возможно. Давайте выясним. — Повозившись несколько минут, Уоррен поймал музыкальную передачу. — Для снежной бури не самая подходящая музыка, но, думаю, чтобы провести ночь, годится.

— Сколько сейчас времени?

— Около половины третьего.

— Как мы будем выбираться отсюда?

Он пожал плечами.

— Сейчас не стоит себе ломать голову. Что-нибудь придумаем.

Эвелин помолчала, слушая музыку, потом робко попросила:

— Не можете ли налить мне немного виски?

— Конечно. — Уоррен от всей души плеснул ей в чашку солидную порцию. — Вам еще холодно?

— Только ногам.

— Дайте-ка я за них возьмусь.

Их глаза встретились.

— Но я…

Эвелин осеклась, когда он решительно засучил рукава. Покорно вынув ноги из спального мешка, она положила их на колени Уоррена. И, когда он начал массировать и растирать сначала одну ступню, потом другую, Эвелин испустила блаженный стон, который вскоре сменился удовлетворенным мурлыканьем.

— Просто фантастика. Потрясающее ощущение.

Уоррен явно не торопился прекращать свое занятие, но наконец сказал:

— Теперь согрелись? Вам бы лучше залезть обратно в спальный мешок.

Она нырнула в мешок и почувствовала, как слипаются глаза. Эвелин вспомнила про сидящего рядом Уоррена и с состраданием спросила:

— У вас тоже ноги мерзнут?

Он кивнул.

— Ммм… немного.

— Тогда почему бы вам?.. То есть я хочу сказать, что мешок двойной, и места в нем хватает… Так почему бы вам не… — С трудом подняв отяжелевшие веки, она встретила его удивленный взгляд. — Какого черта мерзнуть, когда внутри будет тепло обоим?

— Спасибо, — с радостью принял приглашение Уоррен.

Когда в довольно объемистом спальном мешке разместились два человека, внутри оказалось на удивление мало места. Им пришлось прижаться друг другу. Ноги у Уоррена в самом деле были ледяными.

Эвелин обратила внимание, что яхта, которая только что качалась и дергалась под порывами ветра, замерла.

— Ветер вроде стих, — заметила она, обращаясь к Уоррену.

— Похоже. Не беспокойтесь, завтра мы найдем помощь.

Повернув голову, Эвелин расслабленно улыбнулась и многозначительно сказала:

— Я и не беспокоюсь. — Затем, вспомнив недавний обмен репликами, спросила: — А вы считаете себя респектабельным?

— Вот уж нет! — засмеялся Уоррен.

— Почему же?

— Потому что я веду такой образ жизни, какой меня устраивает. Самым большим моим желанием было создать собственную компанию. Теперь, когда я это осуществил, я мечтаю укрепить и развить дело.

— Она много значит для вас, не так ли?

Взгляд Уоррена остановился на ее лице.

— Да.

— И я… осложнила вашу жизнь?

— Скорее вы вынудили меня приостановиться, но выставить меня из бизнеса вам не удалось. Теперь, когда я знаю, за кем вы вели охоту, я смогу уговорить их остаться. Придется поднять им зарплату, но, если я хочу сохранить их, без этого не обойтись. У меня хорошая команда, я не хочу терять ее.

— Вы должны меня ненавидеть, — огорченно прошептала Эвелин.

С трудом повернувшись, Уоррен провел тыльной стороной ладони по ее щеке.

— Нет, ненависти во мне нет. Я понял, что вами руководило. Если бы кто-то так же безобразно обошелся с моей сестрой, я бы тоже устроил вендетту.

— Правда? Вы в самом деле так считаете?

— Конечно.

Она вздохнула.

— Как хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы вы питали ко мне ненависть.

— Да?

— Да. — Она приникла к его плечу, и Уоррен обнял ее. — До чего здорово…

Он засмеялся.

— Ну и странная вы личность!

— Неужели?

— Ага. — Он собирался поцеловать ее в кончик носа, но заметил, как Эвелин подняла голову, чтобы он без труда нашел ее губы.

Отстранившись, Эвелин хрипло спросила:

— А у вас есть сестра?

— Нет.

Эвелин осторожно подняла руку, провела пальцем по четким линиям его лица.

— Вы спасли мне жизнь, когда я упала в реку, а я еще не поблагодарила вас. — И, повинуясь внезапному порыву чувств, нежно припала к его губам.

— Вы таким способом благодарите меня? — не спуская с нее глаз, спросил Уоррен.

— Нет, — покачала головой Эвелин. — Это тепло, эта наша близость, и… и…

— Желание? — подсказал он.

— Да.

Уоррен через голову стянул с нее свитер и положил руку на грудь Эвелин. Девушка, для которой близость с мужчиной была внове, тем не менее не оказала сопротивления: ей до головокружения хотелось любить и быть любимой.




4


Уоррен намекал, что у него есть некоторый опыт общения с женщинами, но Эвелин сочла, что он себя явно недооценивает, поскольку любовником оказался восхитительным. В тесном пространстве спального мешка он ласкал ее с такой всепоглощающей страстью, что Эвелин то и дело взлетала к вершинам блаженства. Но и она столь же щедро дарила себя, исполненная чувственного наслаждения и страстного желания ответить той же радостью, теми же восторгами, которые заставляли Уоррена стонать от наслаждения.

Потом оба провалились в сон, но уже светало, и, когда примерно через час Эвелин проснулась, то, задохнувшись от изумления, обнаружила, что прижимается к обнаженному мужскому телу. Вспомнив, что произошло между ней и Уорреном, она широко открыла глаза.

Уоррен продолжал спать, дыша тихо и ровно, и во сне казался беззащитным и уязвимым. Эвелин смотрела на него и думала, что подарила свою невинность мужчине, которого знала меньше суток. Но она ни о чем не жалела, поскольку душу ее переполняло счастье. Улыбнувшись, Эвелин тесно прильнула к Уоррену.

Он не открыл глаз, но через несколько секунд его язык уже ласкал мочку уха Эвелин. Волшебные мгновения минувшей ночи повторились вновь.

Отдышавшись, Эвелин с радостным удивлением пробормотала:

— Господи, как я хочу тебя!

Уоррен удовлетворенно хмыкнул.

— Леди, я готов слушать это снова и снова!

Эвелин, положив голову на грудь Уоррена, снова уснула, осознавая, что ее посетили мгновения чистого и незамутненного счастья, какие редко бывают в жизни.

Когда она окончательно проснулась, утро уже было в самом разгаре, сквозь щели портьер пробивались бледные лучи солнца. От выпитого накануне виски у Эвелин еще слегка кружилась голова, во рту пересохло, но в целом настроение было отличным. Рука Уоррена по-прежнему лежала на ее плече, и Эвелин, нежась в его объятиях, стала перебирать в памяти недавние события.

Как много вместил в себя один день: встретились как смертельные враги, затем совершили длительное путешествие, в результате которого обнаружилась ужасная ошибка. Потом снегопад, авария, падение в реку и… вот это.

Эвелин пришло в голову, что она должна устыдиться своего поведения, но поймала себя на том, что не испытывает ничего, кроме огромного блаженства. Интересно, чувствует ли Уоррен нечто подобное? — подумала она. Не подлежало сомнению, что и он был захвачен страстью, но для Эвелин в ней было нечто большее: к ней пришло откровение. Она не была уверена, что Уоррен пережил то же самое. Когда Уоррен проснется, будет ли его лицо сиять радостью и удовлетворением, блеснут ли радостью его глаза, когда он найдет ее в своих объятиях, появится ли у него желание снова целовать и любить ее?

Эвелин даже покраснела от своих столь нескромных мыслей, оттого, что женская сущность так властно дала о себе знать.

Она попыталась представить, как сложатся их отношения по возвращении в Лондон. Уоррену, конечно, придется уговаривать тех своих сотрудников, которые попали в ее сети, но Эвелин не сомневалась, что он справится с этой задачей. Она с улыбкой вспомнила, как переменила о нем мнение, когда выяснилось, что не он был любовником Розалинды.

Интересно, изменила ли прошлая ночь его мнение о ней? Она понимала, что вчера вела себя далеко не лучшим образом. Мало того, что по ошибке приняла его за другого человека, так ее еще угораздило упасть в реку. У Уоррена были все основания оценивать ее не самым высоким образом, но, может, прошедшая ночь поможет ей реабилитироваться в его глазах? Оставалось лишь уповать на это.

Уоррен пошевелился, и Эвелин затаила дыхание. Он попытался повернуться, но, обнаружив, что его рука попала в ловушку, буркнул:

— О черт, нет! — и, выдернув руку, сел.

Эвелин впилась глазами в его лицо, но не обнаружила ни радости, ни желания, ни даже удовлетворения.

— Все пошло к черту! — рявкнул Уоррен, выбрался из спального мешка, даже не взглянув на Эвелин, и словно ошпаренный выскочил из каюты.

Несколько минут потрясенная Эвелин лежала, не в силах даже пошевелиться. Такого она не ожидала. И, хуже всего, она могла понять, что Уоррен может испытывать не самые лучшие чувства из-за их торопливой близости, но отвергать ее, Эвелин, полностью — это уж чересчур. Эвелин точно знала: им было хорошо друг с другом. Чувствуя себя предельно униженной, она, зябко подрагивая, торопливо натянула свитер.

— Эвелин? — возник в дверях Уоррен. — Ты проснулась?

— Да, — стараясь скрыть дрожь в голосе, ответила она.

— Я пойду искать помощь. Топливо кончилось, и дизель не работает, так что тебе лучше не покидать мешок, пока я не вернусь. — Не дождавшись ответа, он чуть повысил голос: — Хорошо?

— Хорошо, — вяло откликнулась Эвелин и закусила губу, чтобы не заплакать.

Господи, да чего же еще я ожидала? Сколько у него было таких случайных встреч, ночных приключений? Разве Уоррен не говорил, что я его совершенно не интересую, что он не притронулся бы ко мне, будь я даже единственной женщиной на земле? Нас сблизили обстоятельства: стресс, вызванный аварией и моим падением в реку, жажда тепла и уюта, алкоголь, наконец. Все это, вместе взятое, и толкнуло нас в объятия друг друга. Не стоит удивляться, что, проснувшись и поняв, что к чему, Уоррен разозлился. Эвелин прекрасно его понимала, поскольку всегда чуралась случайных связей.

Она отдернула портьеру и чуть не ослепла от сияния снега, который искрился алмазными блестками под яркими лучами солнца.

Отправившись на поиски своей одежды, Эвелин обнаружила ее развешанной на камбузе. Она тут же с удовольствием переоделась, мечтая об основательной порции черного кофе. Но пришлось ограничиться холодной водой, которая тоже пришлась кстати, поскольку позволила смочить пересохший рот.

Эвелин зашла в душ и, взглянув в зеркало, застонала: выглядела она ужасно. Кинувшись искать сумочку, вспомнила, что та покоится на дне реки. Чертыхнувшись, Эвелин попыталась расчесать спутанные волосы пальцами. Ну почему владельцы этого проклятого корыта все забрали с собой и не оставили хотя бы гребенки?!

Вернувшись в каюту, она прибрала ее, отнесла стаканы на камбуз и ополоснула их, затем вновь побрела в каюту. Спальный мешок она накинула на плечи, поскольку не смогла себя заставить снова залезть в него.

Лишь пару часов спустя, когда Эвелин начала маяться смутным подозрением, что Уоррен бросил ее на произвол судьбы, она услышала приближающиеся звуки автомобильного двигателя и кинулась на палубу. Из знакомой ярко-красной машины вылез Уоррен и заторопился к яхте.

Прыгнув на борт и увидев Эвелин, он скользнул быстрым взглядом по ее бесстрастному лицу и сообщил:

— Можно ехать. Трактор вытащил машину из кювета, она, к счастью, не пострадала. — Он полез за бумажником. — Придется оставить чек владельцу яхты на ремонт сломанной двери.

Уоррен спустился в каюту, а Эвелин спрыгнула на берег и направилась к машине, но, остановившись, оглянулась на яхту. На носу большими буквами было написано название судна. «Летучий голландец». Более чем подходит, с горечью подумала она. Призрак, привидение, химера, испарившаяся мечта. Но, имея дело с Уорреном, ничего иного и нельзя было ожидать.

Эвелин устроилась в машине, и вскоре к ней присоединился Уоррен.

— Я свяжусь с местной полицией и расскажу им, почему нам пришлось взломать дверь на судне, — сказал он. — Они дадут знать владельцу, и тот отремонтирует дверь. — Поскольку Эвелин продолжала молчать, Уоррен озабоченно спросил: — С тобой все в порядке?

— Да. — Она приложила немалое усилие, чтобы голос звучал легко и непринужденно. — Просто слегка проголодалась, вот и все.

— Как и я. Остановимся у первой же закусочной.

Возможность перекусить вскоре представилась. Уоррен взял себе большую порцию яичницы с беконом, а Эвелин предпочла ограничиться кофе и тостами. Первым делом она взялась за кофейник и, доверху наполнив чашку, залпом выпила горячую жидкость. Утолив жажду, вторую порцию она потягивала медленно, со вкусом.

— Похоже, ты здорово нуждалась в кофе, — заметил Уоррен.

— Пересохло в горле. — Помедлив, Эвелин призналась: — Я не привыкла к крепким напиткам.

— Да-да, конечно… Эвелин, что касается прошлой ночи, я…

— Как долго, по-твоему, нам придется добираться до Лондона? — торопливо перебила она, не желая даже вспоминать о прошедшей ночи. — У меня назначено несколько встреч, которые придется перенести.

В глазах Уоррена появилось отстраненное выражение.

— Зависит от состояния движения на дорогах. По моим прикидкам, не раньше середины дня.

Проглотив кусок тоста, Эвелин заговорила быстро и уверенно, стараясь скрыть владевшее ею смущение.

— Мне необходимо позвонить в офис. Какая-то мелочь у меня осталась, но, поскольку сумочка утонула, боюсь, мне нечем расплатиться за завтрак. И если ты соблаговолишь сказать, какую сумму оставил за ремонт двери, я компенсирую тебе часть денег, как только мы приедем в Лондон. Я…

— Почему ты прямо-таки рвешься расплачиваться? — перебил Уоррен.

Эвелин выразительно пожала плечами.

— Ну… заблудились мы из-за моей ошибки, и, не свались я в реку, не пришлось бы взламывать чужую яхту. Так что, естественно, я должна войти в долю. Так на какую сумму ты выписал чек?

Нетерпеливым жестом руки Уоррен прекратил обсуждение этой темы.

— Не пори чушь!

У Эвелин окаменело лицо, и она резко сказала:

— Я настаиваю. Если ты не хочешь сообщить сумму, мне придется…

Перегнувшись через стол, Уоррен схватил ее за руку и, интимно понизив голос, заявил:

— Мы стали так близки, что не имеет смысла спорить о такой ерунде.

Эвелин вырвала руку и с силой возразила:

— Мы не стали близки! — Обратив внимание, что окружающие с любопытством поглядывают на них, она поднялась. — Прошу прощения.

— Тебе нужны деньги?

Но прежде чем Уоррен потянулся за бумажником, Эвелин парализовала его возмущенным взглядом.

— От тебя мне ничего не нужно! — Развернувшись, она покинула кафе, стараясь сохранить максимум достоинства, насколько это позволяли мятая одежда и спутанные волосы.

Эвелин отдала бы что угодно за возможность нанять машину и избавиться тем самым от общества Уоррена, но без водительских прав и денег это было невозможно. Эвелин начала осознавать, каково полностью зависеть от мужчины, и пришла к выводу, что это состояние ей категорически не нравится.

Пришлось подождать, пока один из таксофонов не освободится, и лишь тогда Эвелин смогла дозвониться до офиса. Она надеялась поговорить с Мэган, но, по всей видимости, Грэхем дал указание телефонистке соединить Эвелин с ним напрямую.

— Ох… Привет, Грэхем, — растерянно сказала она, услышав его голос.

— Ради всех святых, где ты? Всю ночь и утро я пытался разыскать тебя. Даже позвонил твоим родителям, думал, ты к ним поехала.

— Нет, я… ммм… мне срочно надо было повидаться с сестрой, вот и пришлось отправиться в Йорк, но начался такой снегопад, что я была вынуждена остаться на ночь.

— Снегопад? В Лондоне и следа его не было.

— Грэхем, Йорк расположен намного севернее столицы, — не без раздражения напомнила Эвелин. — В общем, я возвращаюсь, но не знаю, сколько займет времени обратный путь. Кроме того, я хочу заскочить домой переодеться. И еще… — она поморщилась, предвкушая занудные расспросы, — я потеряла ключ от дверей. Мне нужен запасной, который у тебя.

— Потеряла ключ! — не обманул ее ожиданий Грэхем. — Силы небесные, как ты ухитрилась?

— Он был в сумочке, а она пропала. При встрече все расскажу, — заторопилась Эвелин. — Будь любезен, пошли нарочного с ключом к моей соседке, а я возьму у нее, ладно? Да, и еще: попроси Мэган отменить назначенные мною на сегодня встречи. Список у меня на столе.

— Хорошо. Когда ты все же планируешь вернуться?

— Э-э-э… около трех, — рискнула предположить Эвелин.

— Тогда тебе не имеет смысла сегодня являться в офис.

— Спасибо, но я хочу увидеться с тобой. Я должна… должна тебе кое-что рассказать.

— В таком случае жду.

— Спасибо, Грэхем, ты сущий ангел.

Он засмеялся.

— Всегда готов помочь леди в затруднительном положении — особенно тебе. Кажется, ты впервые обратилась ко мне за помощью.

Эвелин умолчала, что сделала это без особой охоты, хотя Грэхем, похоже, говорил искренне. Завершив разговор, она повернулась и в соседней будке обнаружила Уоррена.

— Надеюсь, задержка не нанесла существенного вреда твоим делам, — сдержанно сказала Эвелин, когда он догнал ее.

— Нет, но я не меньше твоего тороплюсь попасть в Лондон. Мне нужно как можно скорее встретиться кое с кем из своей команды, — многозначительно уточнил Уоррен.

Остаток пути они проделали в молчании. Уоррен сосредоточенно вел машину, хотя дороги уже были расчищены от снега, и чем дальше они продвигались на юг, тем меньше оставалось его следов на полях, изгородях, деревьях и крышах домов. Складывалось впечатление, что застигшего их снегопада и в помине не было, что они попали в приключение в какой-то далекой волшебной северной стране, которой на самом деле не существует.

У нее начала болеть голова, и Эвелин прикрыла глаза, решив, что все произошедшее имеет смысл воспринимать как сон, как фантазию. Это будет нетрудно, поскольку сегодня она расстанется с Уорреном и никогда больше его не увидит. Она сохранит в памяти лишь ощущение чуда, а выказанную Уорреном по пробуждении неприязнь выкинет из памяти. Со временем все наладится, все будет хорошо, стала уговаривать она себя. Другим и вспомнить нечего, а мне есть что.

Но тут же сама себе и возразила: а не слишком ли я молода, чтобы жить воспоминаниями?

Ей стало так жалко себя, что на глазах выступили слезы, и Эвелин поспешно отвернулась к окошку.

— Теперь уже недалеко, — бодро заметил Уоррен. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — солгала она. — Просто устала.

Когда замелькали предместья Лондона, Уоррен спросил, куда ее доставить, на что Эвелин сухо ответила:

— Высади меня где тебе удобно, до дома я доберусь на такси.

— Где ты живешь?

— Я же сказала, что…

— Слушай, Эвелин, перестань изображать страдалицу и скажи, где ты живешь! — прикрикнул на нее Уоррен. — У меня нет настроения участвовать в дурацких бабских играх.

— Останови машину, и я выйду! — потребовала оскорбленная Эвелин.

— Не глупи. Мы в нескольких милях от…

— Мне плевать, где мы. Просто остановись. Сейчас же!

Но Уоррен, как ни в чем не бывало, продолжал вести машину, даже стал насвистывать какой-то мотивчик. Эвелин отстегнула ремень безопасности и попыталась открыть дверцу. В салон хлынула волна холодного воздуха, оглушительно взревели клаксоны окружающих машин. Ослепленная яростью, Эвелин собралась выскочить на ходу, но Уоррен, ухватившись за пояс пальто, вернул беглянку на место и встряхнул так, что у нее зубы клацнули.

— Сумасшедшая, безмозглая девчонка! Способная только, черт возьми, делать глупости! Я доставлю тебя домой, слышишь?! — одной рукой держа руль, а другой тряся ее за плечо, орал он. — Я доставлю тебя прямо к дверям, чтобы ты больше не могла причинить вреда ни мне, ни себе и никому другому! Еще ни одной женщине не удавалось вывести меня из себя! — Для пущей внушительности он тряханул Эвелин еще раз и сквозь зубы повторил свой вопрос: — Итак, где ты живешь?

Эвелин обмякла на сиденье, голова у нее буквально раскалывалась, сил сопротивляться совсем не осталось. Она пробормотала адрес и закрыла глаза.

Когда автомобиль затормозил у ее дома, Эвелин торопливо выбралась из машины, но Уоррен успел догнать ее и, взяв под руку, угрюмо повел к лифту. Она хотела избавиться от провожатого, но, бросив взгляд на его лицо, поспешно закрыла рот.

Грэхем сдержал обещание и прислал ключ. Соседка, отдавая его, с неприкрытым любопытством осмотрела Уоррена и спросила у Эвелин, все ли в порядке.

— Да, все хорошо, спасибо.

Взяв ключ, Эвелин направилась к своим дверям и открыла их, затем неохотно повернулась к Уоррену.

— Будь здоров. Я чувствую себя виноватой, что попыталась нанести твоей фирме урон. Но видеть тебя я больше не хочу. — Она юркнула в квартиру и захлопнула за собой дверь.




Не позволяя себе впасть в депрессию, Эвелин торопливо наполнила ванну, вымылась и, перед тем как вызвать такси, чтобы ехать в офис, выбрала строгий костюм.

Стрелки часов показывали четыре пополудни, когда Эвелин появилась в офисе, но она предпочла не идти прямо к Грэхему, а предварительно разобраться с делами. Сотрудники покидали здание к пяти часам, и, когда все ушли, Эвелин зашла в кабинет шефа.

— Привет. Можно?

— Конечно. — Отложив ручку, Грэхем простер к ней руки. — Так что с тобой случилось?

— Боюсь, тебе это не понравится.

— Да? — насторожился он.

Помявшись, Эвелин сказала:

— Первым делом я должна сообщить тебе о Розалинде, но хочу получить обещание, что ты никогда ничего не расскажешь моим родителям. Розалинда тоже не должна знать, что ты в курсе дела.

— Обещаю. Догадываюсь, что у Розалинды какие-то неприятности.

— Были.

— Но почему я должен быть в курсе?

— Из-за ошибки, которую я допустила. — И, набрав в грудь воздуха, Эвелин выложила все.

— Что ты натворила! — Грэхем вскочил и, не веря своим ушам, в ужасе уставился на Эвелин. — Ты уволокла семь человек из одной фирмы?

— В этом нет ничего незаконного, — торопливо напомнила она.

— Но это чертовски неэтично! Ты понимаешь, что, если эта история всплывет, имя нашей фирмы будет вываляно в грязи? Мы даже можем пойти ко дну!

Эвелин стояла с каменным лицом, не мешая Грэхему изливать гнев.

— Как ты могла так вляпаться? Ты не имела права так поступать! Почему ты ничего мне не рассказала? Неужели не понимаешь, что наделала, во что нас втянула?!

Уже второй мужчина за последние двадцать четыре часа излагал свое нелестное мнение о ее персоне, и Эвелин завистливо подумала, как хорошо быть монахиней. Но тут же ей пришла в голову мысль, что ни одна обитель не приняла бы женщину, которая спит с малознакомым мужчиной. На глазах у нее выступили слезы, но она чувствовала такую усталость, что даже не стала вытирать их. Грэхем остановился на полуслове и обеспокоенно заглянул ей в глаза.

— Эвелин?

— Прошу прощения. Я очень устала.

— Да, могу себе представить. Ты на себя не похожа. Обычно тебе свойственно редкостное самообладание. — Взяв ее за руку, он попросил: — Скажи, как отреагировал Уоррен Хантер, когда ты все ему выложила?

— Примерно как ты. Но он не сомневается, что сможет уговорить своих людей не увольняться.

— Надеюсь. Но, если ему это удастся, нам придется умасливать компании, которые рассчитывали на его кадры. — Грэхем вздохнул. — Дай мне его координаты. Завтра я заеду к мистеру Хантеру и, надеюсь, вымолю прощение.

— Мне очень жаль, — растерянно повторила Эвелин.

Он хмыкнул.

— Хотя бы не повторяй этой ошибки, если у Розалинды опять случится неудачный роман.

— Не буду.

Обняв Эвелин, Грэхем привлек ее к себе и поцеловал.

— Насколько я понимаю, ты переночевала у Розалинды?

— Ммм… да, — мучимая отвращением к самой себе, соврала Эвелин.

— А Уоррен Хантер?

— Отправился в гостиницу.

— И он же сегодня привез тебя? — уточнил Грэхем.

— Да.

— Что ж, при данных обстоятельствах это было довольно любезно с его стороны. Но как же так получилось, что ты потеряла сумочку?

— Я забыла ее в дамской комнате на заправочной станции, — на ходу стала импровизировать Эвелин. — Позвонила туда, но сумочки и след простыл.

— В таком случае тебе нужно как можно быстрее связаться с банком.

— Да, я уже подумала об этом.

Они поговорили еще немного, и постепенно к Грэхему вернулось обычное добродушное расположение духа. Для этого Эвелин пустила слезу, демонстрируя женскую слабость, и, хотя никогда раньше не прибегала к таким коварным методам, выяснилось, что это куда легче, чем она подозревала. Несколько раз смиренно извинившись и заверив Грэхема, что больше никогда не повторит таких ошибок, Эвелин одержала окончательную победу.

Они отправились обедать, Эвелин, внезапно ощутив волчий аппетит, съела все заказанное до крошки. Она с удовольствием забыла бы свои злоключения, но Грэхем несколько раз возвращался к этой теме, что вполне естественно, поскольку на карту была поставлена репутация его фирмы.

— Я не буду предварительно договариваться о встрече, — поделился он планами. — Утром прямиком отправлюсь к мистеру Хантеру и попрошу принять меня.

— Тебе не стоит утруждаться, — возразила Эвелин. — Это была моя ошибка, и я уже принесла ему свои извинения.

— Нет, я чувствую, мне стоит с ним повидаться.

— Можно послать письмо, — предложила Эвелин.

— Нет, — упрямо помотал головой Грэхем, — я должен лично засвидетельствовать свое почтение и убедиться, что Хантер не будет распространяться.

— Он не будет, — с глубокой убежденностью заверила Эвелин. — Он не… он не такой человек.

— Да? — вскинув брови, внимательно посмотрел на нее Грэхем. — Похоже, ты веришь ему, как самой себе. Так что за человек этот Уоррен Хантер?

Вопрос Эвелин не понравился, и она рассеянно пожала плечами.

— Стандартный образец бизнесмена, который встал на ноги лишь благодаря собственным усилиям. Женат на своей фирме.

— И в ней заключается вся его брачная жизнь?

— Если верить досье, да, — пробурчала Эвелин. Заметив, что Грэхем внимательно наблюдает за ней, она коснулась его руки и сказала с грустной усмешкой: — Понимаешь, я не хочу, чтобы ты с ним встречался, потому что проштрафилась-то я.

Грэхем ласково погладил ее тоненькие пальчики.

— Не беспокойся, я все улажу.

Когда Грэхем довез ее до дому, Эвелин объявила, что страшно устала и прямиком отправляется спать, так что пусть он не напрашивается на визит ради прощального поцелуя. Едва оставшись в одиночестве, Эвелин вытащила из секретера досье на Хантера и набрала номер его домашнего телефона. Он сразу же снял трубку.

— Хантер у телефона.

— Алло. Это… ммм… то есть…

— Эвелин, — назвал он ее по имени, и в его голосе звучало насмешливое удовлетворение.

— Ты вроде не удивился.

— Нет. Я знал, что ты позвонишь.

Помолчав, Эвелин вздохнула: слишком уж он проницателен.

— Я все рассказала своему шефу, завтра утром он собирается встретиться с тобой.

— Твой шеф — он же и твой приятель?

Она запнулась лишь на долю секунды.

— Да.

— И ты ему рассказала все?

От многозначительности, с которой Уоррен произнес последнее слово, Эвелин вспыхнула и процедила сквозь зубы:

— Нет, не все.

— Так какой версии ты предлагаешь мне придерживаться завтра?

— Я сказала, что ночевала у Розалинды, а ты отправился в гостиницу.

Уоррен расхохотался.

— Если бы у меня было желание тебя шантажировать…

— Черт бы тебя побрал! — выругалась Эвелин. — Я бы хотела никогда не… — Она замолчала, закусив губу, ибо собиралась сказать «не встречать тебя», но внезапно осознала, что это неправда.

Однако Уоррен этого не понял и сухо закончил за нее:

— Ты хотела, чтобы никогда не было этой ночи.

— Я слишком много выпила, — выпалила Эвелин. — В противном случае…

— Конечно. Мы оба поддали, — тут же согласился он. — Ладно, если твой приятель поинтересуется, я не стану тебя выдавать. Конечно, он может и не спросить, должно быть, он тебе доверяет. Но если бы ты была в этом уверена, то не позвонила бы мне, не так ли? — Он снова засмеялся, за что Эвелин с удовольствием убила бы его. — Спокойной ночи, Эвелин. Приятных снов, — насмешливо добавил он.




Грэхем действительно с самого утра отправился к Хантеру, но в первой половине дня у Эвелин было несколько встреч, и она встретилась с шефом лишь после обеда.

— Все в порядке, — успокоил ее Грэхем. — Я все уладил. К счастью, Хантер уговорил остаться всех сотрудников, кроме одного.

— Да? И что же… что он сказал? — справившись со смущением, спросила Эвелин.

Грэхем засмеялся.

— Думаю, тебе лучше этого не слышать. Иначе ты обвинишь его, да и меня заодно в мужском шовинизме.

Эвелин натянуто улыбнулась, понимая, что все ее надежды на отношение к ней со стороны Грэхема, как к равной, рухнули. В будущем он неизменно будет относиться к ней, как к слабому созданию, которым необходимо руководить. И все из-за одной дурацкой ошибки! Соверши Грэхем оплошность, он бы тут же загладил ее и сделал вид, что ничего не произошло! — с возмущением подумала она. А мне он вечно будет напоминать об этой истории!

Попытавшись выкинуть из головы невеселые мысли, Эвелин полностью погрузилась в работу и в приготовления к Рождеству. Она всегда с радостью ждала этого праздника, ибо вся семья собиралась в родительском доме в Норфолке. Конечно, из Йорка приедет Розалинда, будет масса родственников и друзей со всей округи. Грэхем был единственным сыном у своей овдовевшей матери и обычно проводил Рождество с ней, но в этом году миссис Аллен предпочла роль «веселой вдовы» и решила на всю праздничную неделю отправиться с друзьями в круиз.

Эвелин предложила Грэхему провести праздник с ее семьей, и он с готовностью согласился, что свидетельствовало, как ждал Грэхем приглашения. Эвелин была обрадована и польщена, поскольку это означало заметный шаг вперед в развитии их отношений, тем более что Грэхем добавил:

— Пришло время познакомиться с твоими родителями.

Однако теперь Эвелин была не так уж уверена в своих чувствах. Хотя внешне отношения продолжали оставаться точно такими же, Эвелин понимала: что-то неуловимо изменились. Может, причиной тому была ее ошибка, может, чувство вины, но после ночи с Уорреном она стала другой.




Они покинули Лондон в канун Рождества, направившись в Норфолк на машине Грэхема, багажник и заднее сиденье которой были завалены подарками и деликатесами. Поездка заняла более трех часов, но стояла хорошая погода, и Эвелин с удовольствием смотрела в окно автомобиля.

Ее отец был фермером, семья обитала в старом доме, в котором со временем становилось все меньше места, но дом так часто расширяли пристройками, что он превратился в лабиринт мансард, лестниц и коридоров. Родители приветливо встретили Грэхема, старательно скрывая, что оценивают его как будущего мужа Эвелин. Грэхем же пустил в ход все свое обаяние, прогулявшись по ферме с мистером Брокуэем и предложив любую помощь по хозяйству миссис Брокуэй, а к Розалинде отнесся с заботливостью старшего брата.

Внешне все складывалось как нельзя лучше, и Эвелин должна была испытывать неподдельное счастье, но ее снедало какое-то беспокойство, и при всем старании она не могла безраздельно радоваться празднику.

Утро второго дня Рождества было ярким и солнечным, и Эвелин с Розалиндой отправились кататься верхом. Розалинда сияя, болтала о рождественских подарках и о грядущих каникулах, которые собиралась провести с компанией друзей на горнолыжном австрийском курорте.

— А почему бы и тебе не поехать с нами? — поинтересовалась она у Эвелин.

— Да старовата я для твоей компании, — засмеялась та.

— И вовсе ты не старая, подумаешь, скоро будет двадцать пять!

— Я старше тебя на целую вечность, но все равно спасибо за предложение.

— А, понимаю! Если ты соберешься в отпуск, то захочешь провести его с Грэхемом, — догадалась Розалинда. — Но с моими друзьями тебе, несомненно, будет веселее… — Она запнулась и торопливо добавила: — Хотя, конечно, Грэхем очень мил.

— Да, мил. — Эвелин как-то странно посмотрела на сестру. — А ты?.. — Она хотела спросить, не сожалеет ли Розалинда об аборте, но у той было такое счастливое лицо, что Эвелин поняла: неприятная история осталась в прошлом и не стоит напоминать о ней.

Но, будто их мысли текли в одном направлении, Розалинда неожиданно сказала:

— Знаешь, он звонил мне. Уоррен Хантер. Твой Уоррен Хантер.

Эвелин чуть не упала с лошади.

— Звонил? Когда?

— Через пару дней после вашего визита в Йорк.

— И что ему было надо?

Розалинда слегка пожала плечами.

— Уоррен извинился и заверил меня, что будет держать язык за зубами и вообще надежно хранить мою тайну.

— Очень любезно с его стороны, — дрожащим голосом произнесла Эвелин.

— Да, он мне понравился, — вдруг выдала Розалинда.

У Эвелин гулко заколотилось сердце.

— Он сказал что-нибудь еще?

— Да, задал пару вопросов о Пирсе. Ну, о том самом…

На личико Розалинды набежала тень, и, не желая портить праздничный день, Эвелин быстро сменила тему разговора.

Сестры поскакали к соседней ферме, куда они, их родители и Грэхем были приглашены на ланч. Но, когда ферма появилась в поле зрения, Эвелин осадила лошадь.

— Мне как-то не хочется в гости, я вчера так наелась, что до сих пор плохо. Извинись за меня, хорошо?

— Вернешься домой?

— Еще немного покатаюсь, а потом домой. Просто преступление не использовать для полноценной прогулки такой солнечный день.

Развернув лошадь, Эвелин рысью поскакала к одному из своих самых любимых мест — возвышенности, которую в этих низких местах вполне можно было бы называть холмом: отсюда видна была далекая линия морского побережья. Спешившись, Эвелин прислонилась к дереву и попыталась представить Грэхема в веселой компании горнолыжников. Нет, ничего не получалось: вряд ли ему понравился бы такой отдых. Ему нужен приличный отель, номер-люкс, умные собеседники, с которыми можно было бы толковать о биржевых котировках, гольфе и скачках.

Да, он респектабелен, да, он движим честолюбием и амбициями, да, он любит удобства, и в этом нет ничего плохого. Грэхем по-своему радуется жизни. Невольно, как это часто происходило в последнее время, Эвелин вернулась мыслями к ночи, которую провела на яхте с Уорреном, к самой восхитительной ночи в своей жизни. Вплоть до утра, до той минуты, когда он проснулся в холодном свете зимнего утра и понял, что произошло.

Эвелин вздохнула. Она знала, что Грэхем питает по отношению к ней самые серьезные намерения, и после праздника скорее всего будет просить ее руки. Но сегодня она решила, что между ними все кончено, что у их отношений нет будущего.

Она вскочила в седло и, бросив последний взгляд в сторону далекого моря, усмехнулась. Как хорошо, что она нашла в себе силы принять подобное решение! Ибо Эвелин не сомневалась, что ждет ребенка, как не сомневалась и в том, что ребенок этот от Уоррена.




5


Эвелин была почти уверена, что Грэхем сделает ей предложение в Норфолке, и, когда этого не случилось, испытала несказанное облегчение. Но на обратном пути он отпустил несколько замечаний, из которых можно было сделать вывод, что Грэхем категорически настроен на совместное будущее. Может, он и не будет делать мне формальное предложение, подумала Эвелин, может, просто предложит жить вместе… Хотя нет, Грэхем слишком религиозен и старомоден, чтобы предложить что-то иное, кроме брака.

— Ты выглядишь такой счастливой, — сказал Грэхем. — Мы чудесно отдохнули, не так ли? Спасибо, что пригласила меня. — И, сняв руку с рулевого колеса, потрепал Эвелин по колену.

Эвелин, приняв решение, идущее вразрез с планами Грэхема, собралась было довести его до сведения своего официального друга и по совместительству босса, но, руководствуясь недавним опытом, вспомнила, как опасно шокировать мужчину, когда тот ведет машину. Ей совершенно не хотелось снова очутиться в кювете. Так что Эвелин дождалась, пока они не оказались в Лондоне, и, когда Грэхем занес ее вещи в квартиру, огорошила его:

— Грэхем, я должна тебе кое-что сообщить. Прости, но я решила уйти из фирмы.

— Уйти из… Ты шутишь?!

— Нет, я совершенно серьезна. Я хочу уволиться.

— Чего ради?

— Чувствую, что пришло время обрести новое дыхание.

Грэхем уставился на нее, и тут его осенило:

— Это имеет отношение к твоим неприятностям с Уорреном Хантером?

— В какой-то мере, — пожала плечами Эвелин.

— Но с ним все улажено! Послушай, не стоит ломать себе карьеру из-за одной ошибки. Ты прекрасно справляешься с работой, тонко чувствуешь личностные качества человека, а это залог успешной сделки.

— Ты хочешь сказать, что у меня сильно развита интуиция, — заметила Эвелин с иронией, поскольку ранее Грэхем никогда не давал понять, что ценит ее. — Мне приятно твое столь высокое мнение о моих способностях, но я уже все решила. Первого января я подам заявление и через два месяца уйду.

— Как мне переубедить тебя? Ты, наверное, хочешь прибавки к жалованью, не так ли?

— Нет, дело не в этом.

Приблизившись, Грэхем взял ее за руки.

— Ты дала понять, что история с Уорреном Хантером лишь косвенная причина твоего желания уйти. Не во мне ли суть?

У Эвелин на секунду замерло сердце, но она тут же сообразила, что в слово «история» Грэхем не вкладывал никакого романтического подтекста. Она кивнула.

— Да. Думаю, мы слишком сблизились.

— Слишком? — У Грэхема окаменело лицо. — Я-то думал, что мы просто близки. И считал, что ты этого хочешь.

— И я так считала, — честно призналась Эвелин. — Но, боюсь, мои чувства изменились. Прости, однако понаблюдав тебя в домашней обстановке, я поняла, что не хочу серьезных отношений.

Не сводя с нее глаз, Грэхем опустил руки.

— Понимаю. Интересно, что же такого я сделал в доме твоих родителей, после чего ты поняла, что я тебе не подхожу? Мне показалось, я наладил с ними прекрасные отношения.

— Так и есть. Думаю, ты им понравился. Мое решение не имеет ничего общего ни с тем, что ты делал, ни с тем, чего не делал. Говорю же тебе, это я изменилась. Прости, мне не хочется обижать тебя. Я…

Грэхем разразился громким неестественным смехом.

— О, я вовсе не обиделся! Просто чертовски жаль того времени, что впустую потратил на тебя. — Он направился к дверям. — Завтра утром жду тебя в офисе. Точно в девять, а не когда ты соблаговолишь явиться, что вошло у тебя в привычку. Спокойной ночи. — И он выскочил из квартиры, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Эвелин, сделав несколько глубоких вдохов, постепенно расслабилась. Разговаривая с Грэхемом, она с такой силой сжимала кулаки, что на ладонях остались следы ногтей. От напряжения мучительно разболелась голова, к тому же Эвелин не могла отделаться от мысли, что беседа прошла не лучшим образом.

Зато все кончено: она объяснилась с Грэхемом и поставила точку в их отношениях. Он не из тех, кто будет бегать за ней и просить передумать. Грэхем воспринял ее решение как личное оскорбление, в определенной степени оно и было таковым. Эвелин снова вздохнула: несколько недель, что ей предстоит провести на работе, будут далеко не самыми приятными, придется постараться не попадаться Грэхему на глаза. А кстати, у нее еще остались неиспользованные дни отпуска, которые можно пустить в ход, чтобы сократить время отработки.

Теперь предстояло решить единственную проблему: оставить ребенка или сделать аборт.




Новый год Эвелин впервые встречала в одиночестве. Сразу после полуночи она позвонила родителям пожелать им счастливого Нового года и заверила, что прекрасно проводит время, так что они могут не беспокоиться. Эвелин не стала рассказывать о Грэхеме и о том решении, которое приняла относительно своего будущего, — еще успеется.

О, это решение! Оно висело над головой подобно Дамоклову мечу. Откинувшись на спинку кресла, Эвелин попыталась представить, что сейчас делает Уоррен — и с кем. Должно быть, вокруг него вьется рой женщин, одна-то уж наверняка есть. Эвелин понимала, что этого ей никогда не узнать, что, пусть даже она наконец приняла решение, их с Уорреном жизненные пути разошлись.

Но она решилась на разрыв с Грэхемом не под воздействием проведенной на яхте ночи с Уоренном. В любом случае делать выводы предстоит ей, и только ей. И ей же нести за них ответственность.




Январь, как правило, был самым напряженным месяцем для консультантов по подбору персонала. Компании, которые до Рождества и в ус не дули, в январе словно отходили от спячки, начинали звонить и требовать новых работников взамен тех, кто к концу года уволился или ушел на пенсию. Эвелин была занята по уши, тем более что Грэхем навалил на нее кучу утомительной канцелярщины. При встречах он смотрел на Эвелин холодным взглядом, в глубине которого читалось страдание. В компании быстро поняли, что они расстались, и коллеги выражали искреннее огорчение, когда разнесся слух, что Эвелин уходит. Она не старалась удовлетворить любопытство сослуживцев, не сомневаясь, что Грэхем тоже ведет себя сдержанно.

Как-то пасмурным январским днем Мэган доложила Эвелин по селектору:

— Явился некий… э-э-э… джентльмен, который хочет увидеться с вами. Он ищет нового рекламного агента.

— Явился? — насторожилась Эвелин, поскольку отметила, что голос секретарши звучит как-то странно. — Но я вроде ни с кем не договаривалась о встрече?

— Нет, но посетитель ссылается на то, что Грэхем пригласил его заходить в любое время.

— Понимаю. В таком случае пусть войдет. Как его имя?

— Мистер Уоррен Хантер, — сказала Мэган и отключилась.

— Эй! Подожди!

Но уже было слишком поздно: через несколько секунд Мэган впустила Уоррена.

— Что тебе угодно? — с трудом владея собой, спросила Эвелин.

— Проконсультироваться по деловому вопросу. Чего же еще?

Их взгляды встретились.

— Ах да! — Эвелин без нужды стала перекладывать бумажки на столе. — Честно говоря, я не понимаю, что привело тебя сюда после… ну, после…

— После твоей сокрушительной ошибки, наверное, хочешь ты сказать, — подсказал Уоррен. — Но именно поэтому я и явился. Твой приятель пообещал, что пустит охотников за головами… прошу прощения, поищет, — с нескрываемой иронией поправился он, — нового рекламного агента взамен того, которого ты у меня украла.

— Понимаю. Но, может, тебе лучше повидаться с Грэхемом… То есть с мистером Алленом.

— Я уже переговорил с ним по телефону, и он направил меня к тебе, — с безмятежной улыбкой сообщил Уоррен и нетерпеливо добавил: — Послушай, может, мы присядем? Или ты всех своих клиентов заставляешь стоять?

— Конечно, конечно.

В кабинете стоял удобный кожаный диван и пара мягких кресел, но Эвелин жестом указала визитеру на стул по другую сторону своего рабочего стола. Улыбка Уоррена стала сардонической, но он послушно присел. Эвелин тоже опустилась в свое кресло и, стараясь справиться с сердцебиением, хмуро взглянула на гостя. Она испытала настоящее потрясение, увидев его. На мгновение ей пришла в голову идиотская мысль, что он каким-то образом узнал о ребенке. Но это, конечно, совершенно исключено.

— Что-то случилось? — спросил Уоррен, внимательно наблюдая за ней.

— Нет, конечно же, нет. Просто Грэхем не предупредил, что ты появишься. — Скорее всего, специально, догадалась она, чтобы доставить мне неприятность, и лишний раз убедилась, что правильно поступила, расставшись с Грэхемом. — Итак, ты ищешь нового рекламного агента.

— Да. Твой приятель обещал безвозмездно найти замену.

— Уточни, пожалуйста, какой квалификацией должен обладать кандидат, и какие условия ты можешь ему предложить?

Уоррен принялся деловито перечислять свои требования и условия, а Эвелин приложила все усилия, чтобы сконцентрироваться на работе, а не возвращаться мыслями к той волшебной ночи, когда сидящий напротив мужчина ласкал ее тело. Когда он замолчал, Эвелин сказала:

— Ну что ж. Я передам твой запрос одному из моих коллег, и он свяжется с тобой.

— Мне не нужен твой коллега, мне нужна ты, — возразил Уоррен и насмешливо добавил: — Я имел возможность убедиться, что ты великолепно знаешь свое дело.

Эвелин слегка покраснела, но попыталась отстоять свою точку зрения.

— Прошу прощения, однако тебе лучше иметь дело с кем-то другим, потому что я ухожу из фирмы и не смогу заниматься твоим заказом.

— Уходишь? — прищурился Уоррен и наклонился к ней. — Но я заставил мистера Аллена поклясться, что он тебя не уволит.

— В самом деле? — изумилась Эвелин. — Я этого не знала.

— Так он тебя увольняет?

— Нет. Я сама ухожу.

— Правда? — Откинувшись на спинку стула, Уоррен закинул ногу на ногу и обхватил колено сплетенными пальцами. — И в какую же фирму ты переходишь?

Эвелин нашла на столе карандаш и стала крутить его.

— Ты о ней вряд ли слышал. Она находится не в Лондоне. — Встав, она уронила карандаш на пол. — Я позабочусь, чтобы в самое ближайшее время ты получил список кандидатур, — официальным тоном сообщила она и, надеясь дать понять, что аудиенция окончена, направилась к дверям.

Уоррен, стремительно вскочив, схватил ее за руку.

— В чем настоящая причина твоего ухода? Ты рассказала Грэхему, что между нами было? Ты из-за этого уходишь? Так?

— Нет! — Эвелин тщетно пыталась высвободиться. — Это не имеет к тебе никакого отношения!

Уоррен внимательно смотрел на нее, и Эвелин, не выдержав, опустила глаза. К счастью, он, должно быть, поверил, потому что отпустил ее и попросил:

— Как только появится список кандидатур, дай мне знать.

Едва за ним закрылась дверь, Эвелин, сев за стол, уронила голову на руки. Чувствовала она себя совершенно разбитой, но стоило войти Мэган, как Эвелин тут же выпрямилась.

— Хотите кофе?

Эвелин с благодарностью кивнула.

— Пожалуйста. Черный и крепкий.

Работать она не могла, поскольку визит Уоррена совершенно выбил ее из колеи. Эвелин обвела взглядом кабинет, вспоминая, как была горда и счастлива, когда ее пригласили в эту фирму, какой это был большой шаг по лестнице успеха. Вплоть до сегодняшнего дня она четко представляла себе, как сложится ее жизнь: неуклонный подъем к вершинам карьеры, пока наконец в один прекрасный день она не возглавит собственную фирму. Где-то в середине пути маячил брак с мужчиной-единомышленником и один-два полугодовых отпуска, чтобы вынянчить одного или двух детишек.

Все казалось простым и ясным, но теперь жизнь перевернется верх тормашками. Но в ее силах не допустить этого. Она должна собраться с силами и сделать аборт, после чего забыть обо всем, включая и Уоррена, коль скоро хочет строить свою жизнь заново.

Эвелин поймала себя на том, что далеко не столь бесстрастна, как ей хотелось бы. Она попыталась представить, как мог бы выглядеть ребенок Уоррена. Будут ли у него такие же густые волосы, такие же серые глаза с длинными ресницами? Я, кажется, начинаю бредить, разозлилась на саму себя Эвелин. Я должна взяться за ум, я не имею права на легкомыслие.

Ровно в половине первого Эвелин накинула новое черное шерстяное пальто с пелериной, которое купила взамен утопленного в речке, и отправилась на ланч. Выйдя из здания, она остановилась на ступеньках, чтобы натянуть перчатки, и удивленно повернулась, когда кто-то взял ее под руку. Уоррен!

— Привет, Эвелин. Пойдем прогуляемся в парке.

— Но я собиралась на ланч. Я… — посмотрев ему в лицо, Эвелин запнулась. — В чем дело?

— Ты не ожидала встретить меня снова, да? Я хочу знать правду.

Уверенно держа под руку, он потащил Эвелин в парк. На ветвях деревьев лежал снежок, белки и птицы, избалованные постоянным вниманием гуляющих, чуть не лезли в руки, надеясь, что им перепадет порция орехов или хлебных крошек.

Уоррен и Эвелин углубились в парк, и, когда шум уличного движения превратился в отдаленный гул, Уоррен наконец остановился и потребовал:

— А теперь выкладывай правду.

— Мне нечего выкладывать, — с максимальной убедительностью постаралась соврать Эвелин. — Просто я решила уйти из фирмы, вот и все.

— Ты объяснилась с Грэхемом? — Он приподнял ее голову за подбородок и заставил смотреть прямо в глаза. — Говори.

— Ничего я ему не объясняла.

— Связан ли твой уход со мной?

— Нет. — Но на этот раз Эвелин отвела глаза.

— Ты никогда не преуспеешь в бизнесе, — засмеялся Уоррен, — врешь неумело. — Он снова взял ее под руку и повел по аллее. — Если ты ему ничего не рассказала, почему же уходишь?

Эвелин не могла назвать истинную причину, но понимала, что должна каким-то образом убедить Уоррена. Если нельзя сказать правду, самое умное — это ограничиться полуправдой.

— Ты в самом деле не имеешь к этому никакого отношения. Во всяком случае, прямого. Но вот… та ночь… — она зарделась, — та ночь помогла меня понять, что я не люблю Грэхема.

— Ты хочешь сказать, что увлеклась мною?

— Господи, конечно же нет! — Эвелин удалось выдавить удивленный смешок и придать тону небрежность. — Та ночь на яхте значила для меня столь же мало, как и для тебя. Но дело в том, что, люби я Грэхема по-настоящему, я бы никогда не допустила близости с другим мужчиной, сколько бы ни выпила. Понимаешь?

— Думаю, да.

Эвелин, почувствовав себя хитрой и ловкой лгуньей, приободрилась и продолжила:

— Должна признаться, что та ночь заставила меня на многое взглянуть другими глазами. Мне не свойственны случайные связи, тем более с малознакомыми мужчинами. Хотя обстоятельства были… достаточно необычными, я бы сказала, — уточнила она, чтобы потрафить своей гордости. — Поняв, что не люблю Грэхема и не хочу выходить за него замуж, я сочла необходимым поставить его в известность и уйти из фирмы.

— Он просил твоей руки?

— Нет, но собирался сделать это после Рождества, которое мы провели в доме моих родителей.

Уоррен с интересом посмотрел на нее.

— Он встречал Рождество в твоей семье? Должно быть, тебе потребовалось определенное время, дабы понять, что ты его не любишь. За ночь этого не решить.

— Я хотела быть абсолютно уверенной в своих чувствах, — вспыхнула Эвелин. — Хотела обрести уверенность, что… что та ошибка, которую я допустила с тобой, не заставит меня сделать еще большую ошибку, о которой я буду сожалеть всю жизнь.

— То есть ты считаешь нашу встречу ошибкой, не так ли?

— Ну да. Я не могла отвечать за свои действия. И, будь ты джентльменом, ничего подобного не случилось бы.

— До чего высокопарно ты выражаешься. Точно, как твой приятель — прошу прощения, бывший приятель, — когда он явился извиняться, снимая с себя всякую ответственность за твои действия по отношению к моим служащим и в то же время заверяя, что готов все уладить.

Вырвав свою руку, Эвелин остановилась.

— Если ты закончил…

— Нет еще. Где ты собираешься работать?

— Я уже отвечала на этот вопрос. У тебя проблемы с памятью?

— С памятью у меня все в порядке, просто я тебе не верю. Так есть другая работа?

Эвелин медленно покачала головой.

— Я так и думал. Скорее всего, ты еще и не искала ее?

— Нет.

Засунув руки в карманы пальто, Эвелин повернулась и пошла прочь.

— Почему же? — Уоррен без труда догнал ее и пошел рядом.

— Хочу месяц-другой побыть дома. Полагаю, стоит переосмыслить, куда двигаться дальше. Мне нужно время подумать.

Несколько минут они шли в молчании, которое нарушил Уоррен.

— Кстати, у меня в компании есть вакансия.

— Что? — от изумления Эвелин даже остановилась. — Но ведь ты даже не… Послушай, пусть даже встреча с тобой заставила меня сделать переоценку ценностей. Но это отнюдь не означает, что ты каким-то образом связан со мной. Спасибо, но я и сама могу найти работу. Господи, да при моем-то обилии знакомств! — натужно рассмеялась она.

— Я не собираюсь уклоняться от ответственности, Эвелин, — искательно уставился Уоррен ей в лицо. — Имею ли я право чувствовать ответственность за тебя?

Как ни старалась Эвелин сдерживаться, ее выдало гневное выражение глаз.

— Нет, черт возьми, не имеешь! — гаркнула она в ответ. — Я уже сказала, что не хочу видеть тебя, и повторяю снова! Не будете ли вы столь любезны, мистер Хантер, исчезнуть из моей жизни?

Эвелин бегом покинула парк и нырнула в первую же попавшуюся на пути закусочную, где заказала французский луковый суп с булочкой и забилась в угол, стараясь избавиться от сумбура в мыслях. Она была голодна, но, когда принесли заказ, поняла, что есть суп не может, пришлось ограничиться булочкой.

Уже вторую неделю ее мутило каждое утро. Она поначалу намеревалась обратиться к врачу, чтобы убедиться в наличии беременности, но потом передумала, поскольку вряд ли врач скажет ей больше того, что она и так знала.

Мыслями Эвелин вернулась к Уоррену и к тому, как он внимательно смотрел на нее, спрашивая, имеет ли право чувствовать ответственность перед ней. Скорее всего, знать он ничего не знает, но может догадываться. Любовью на яхте они занимались страстно и безоглядно — предохраняться не было ни времени, ни возможности. Совершенно естественно, что Уоррен может кое-что предположить.

А что, если бы она сказала правду? Эвелин невольно попыталась себе представить, что за этим бы последовало. Стал бы Уоррен, подобно своему тезке, парню Розалинды, платить за аборт? Наверняка. Вряд ли он испытывает желание из-за случайной оплошности шестнадцать, а то и больше лет нести бремя отцовских обязанностей, с горечью подумала она. Может, именно поэтому он был столь настойчив: хотел убедиться, что, если она забеременела, то готова сделать аборт.

Конечно, с мужской точки зрения, вынашивание случайно зачатого ребенка — совершенно безответственная затея. Эвелин вздохнула: как деловая женщина, занятая карьерой, она не может не согласиться с такой оценкой. Но первобытный материнский инстинкт восставал против аборта. Стараясь выкинуть из головы эти мысли, Эвелин вернулась на работу.

Внезапно ей пришло в голову, что она может частично компенсировать свою вину перед Уорреном, если лично постарается подобрать для его компании самого лучшего специалиста. И Эвелин принялась за дело. К счастью, запрос на рекламного агента был делом обычным, и у нее скопилась обильная информация от предыдущих заказов, так что на всё про всё ей потребовалось не больше десяти дней.




По пятницам служащие заканчивали работу на час раньше обычного, но, чтобы не давать Грэхему повода для придирок, Эвелин трудилась до пяти часов. Оставит она ребенка или нет, но ей в любом случае придется искать новую работу, для чего требуется рекомендация. Хотя Эвелин почти не сомневалась, что Грэхем выдаст ей далеко не самую лучшую. Причиной, конечно, будет указана ошибочная вендетта, которую она объявила Уоррену, но на самом деле Грэхем просто сведет счеты за то, что его отвергли. Он уже постарался создать у своих служащих впечатление, что по собственной инициативе поставил на Эвелин крест.

Эвелин это не трогало: она была занята куда более важными проблемами и даже не сделала попытки опровергнуть распускаемые Грэхемом слухи. Ей хотелось лишь как можно скорее и без излишней нервотрепки расстаться с этой конторой, и она не желала рисковать, еще больше восстанавливая против себя отвергнутого кандидата в мужья.

Эвелин погрузилась в досье по заказу Уоррена и не заметила, что на часах уже шесть. И в этот момент к ней в кабинет, не постучавшись, стремительно вошел Грэхем. Он задал несколько каверзных касающихся работы вопросов, на которые Эвелин постаралась ответить как можно спокойнее, после чего, помедлив, спросил:

— Ты уже нашла себе другое место?

— Нет.

— Я вижу, ты даже не задумывалась, что с тобой будет после расставания со мной, — возмутился он такой безответственности.

— Ничего подобного, — спокойно возразила Эвелин.

С едва сдерживаемым бешенством Грэхем прошипел:

— Я хочу знать, чем же не угодил тебе, если ты сочла меня не достойным тебя. Конечно, лишь для справки.

— Прошу тебя, поверь, дело не в тебе. Это я изменилась.

— Но почему? — стукнул он кулаком по столу. — До Рождества мы были вполне счастливы. Я даже собирался… — Он запнулся, не в силах принудить себя к откровенности. — Я почти поверил, что у нас есть общее будущее! Ты обязана сказать, что случилось. У меня есть право знать.

Видно было, что эти мысли не давали Грэхему покоя, и, наверное, у него действительно было право знать, но истина еще больше уязвила бы его.

— В общем-то ничего не случилось. Я…

Грэхем обогнул стол, схватил Эвелин за плечи и, выдернув из кресла, гневно встряхнул.

— Выкладывай! Объясни, что произошло!

— Хорошо! — возмутившись его грубостью, Эвелин оттолкнула Грэхема. Даже в гневе он был жалок, и она внезапно преисполнилась злорадством, решив свести с Грэхемом счеты за гнусности, которые он позволял по отношению к ней в течение последних нескольких недель. — Ну ладно! Если ты так хочешь знать правду, я удовлетворю твою любознательность! Ты слишком предсказуем. В любой ситуации я знаю, как ты отреагируешь, даже знаю, как на какой вопрос ответишь. Я поймала себя на том, что прекрасно усвоила, как умаслить тебя, как польстить, чтобы у тебя улучшилось настроение. Общение с тобой больше не доставляет мне ни радости, ни сюрпризов. Иными словами, Грэхем, ты смертельно скучен. И к тому же выяснилось, как ты ограничен. Да, коль скоро ты спросил, я отвечу, что готова уйти куда угодно, лишь бы не влачить рядом с тобой тоскливую жизнь.

Ее откровения поразили Грэхема, и он какое-то время молча смотрел на Эвелин, не в силах пошевелиться. Но, опомнившись, издал невнятный вопль и с искаженным от ярости лицом кинулся на нее.

— Значит, скучен, да?! Вот сейчас я тебе покажу, какой я скучный! — Он опрокинул Эвелин на стол и принялся грубо целовать.

Она отворачивалась, крича:

— Оставь меня! Не прикасайся ко мне!

Но Грэхем словно обезумел, а кровоподтеки, оставляемые им на губах и лице Эвелин, и ее сопротивление распаляли его еще больше. Эвелин не могла оттолкнуть насильника, — он весил значительно больше, но попыталась пустить в ход кулачки, удары которых были Грэхему что слону дробина и лишь сильнее раззадоривали его.

Тиская ее грудь с торжествующим смехом, другой рукой он стал расстегивать брюки. Поняв, что Грэхем собирается сделать, Эвелин издала пронзительный вопль и вцепилась ногтями в его лицо.

Выругавшись, он замахнулся, собираясь ударить свою жертву.

— Не советую этого делать.

Громкий властный голос охладил возбуждение Грэхема. Он медленно опустил руку и отошел от стола.

Почувствовав свободу, Эвелин вскочила.

— Уоррен! — Бросившись к стоящему в дверях своему спасителю, она, отчаянно нуждаясь в силе и покровительстве, спрятала лицо на его груди.

— Ну все, все… Теперь с тобой все в порядке, — успокаивал он, гладя ее, словно маленькую, по голове.

Грэхем был смертельно бледен, но уже немного пришел в себя и попытался сохранить остатки достоинства. Он выдавил из себя смешок, отвратительный своей неестественностью, и нагло заявил:

— Боюсь, я несколько увлекся. Понимаете ли, нам с Эвелин нравятся такие грубоватые шуточки.

— Неужели? — с оскорбительным презрением осведомился Уоррен.

— Ну да. Что же еще? А вот вам… вам стоило бы постучаться. — Грэхем, видя, что Эвелин продолжает жаться к Уоррену, с гнусной ухмылкой добавил: — Понять не могу чего она взбеленилась… Обычно ей это нравится.

— Если вы впредь хоть пальцем притронетесь к ней, вам придется иметь дело со мной, — почти ласково пообещал Уоррен и неожиданно рявкнул: — Понятно?!

— Да. Теперь-то я все понимаю, — ехидно сказал Грэхем, кивком указав на руку Уоррена, покоящуюся на талии Эвелин.

— Отлично. То же самое относится к любому грязному слушку, который вам вздумается пустить о ней… и о Розалинде. — Уоррен с минуту сверлил его взглядом, дабы убедиться, что угроза достигла цели, после чего велел: — А теперь убирайтесь.

Как бы Грэхем ни отнесся к требованию убраться из помещения его собственной фирмы, он не издал ни звука. Бросив на Эвелин полный неприкрытой ненависти взгляд, он с высоко поднятой головой вышел из кабинета, хлопнув за собой дверью.

— Собери свои вещи, — обратился Уоррен к Эвелин. — Сюда ты больше не вернешься.

— Да, но… — Посмотрев ему в глаза, она увидела в них непреклонную решимость и подчинилась. — Хорошо.

Найдя пару полиэтиленовых пакетов, Эвелин быстро уложила в них свое имущество, в последний момент добавив досье с данными для Уоррена. Затем накинула пальто и объявила:

— Я готова.

— Тогда идем.

Он взял у нее пакеты и вышел. Эвелин же, остановившись на пороге, оглянулась. Не думала она, что покинет этот кабинет вот так, со скандалом. Она возлагала большие надежды на эту работу, была неподдельно счастлива, особенно когда стала встречаться с Грэхемом. Теперь от этих чувств ничего не осталось, кроме неприятного осадка на душе.

— Это всего лишь место работы, — сказал Уоррен.

Она покосилась на него и поняла, что рано или поздно маска респектабельности слетела бы с Грэхема, и сегодняшняя безобразная сцена скорее всего была бы неизбежна. Расправив плечи, она откинула с лица волосы и широко улыбнулась Уоррену.

— Конечно. Так как насчет работы?

— Ты совершенно непредсказуема, — восхитился он.

Они покинули здание, и лишь в машине Эвелин задала мучивший ее вопрос:

— Как ты тут очутился?

— Я позвонил узнать, кто занимается делом, о котором я тебя попросил, и мне сказали, что ты. Я решил заглянуть и выяснить, почему ты изменила намерение отдать дело коллеге. И конечно, узнать, что тебе удалось.

— А почему ты пришел так поздно? Обычно в это время меня нет на работе.

— Я ехал мимо, у тебя горел свет, вот я и поднялся.

— И успел спасти меня от участи, худшей чем смерть, — не без юмора сказала Эвелин.

— Похоже, попадать в неприятные ситуации вошло у тебя в привычку.

— Только в последнее время. Одна влечет за собой другую.

Она снова посерьезнела, и Уоррен спросил:

— То есть?

— Я выложила Грэхему всю правду, — призналась Эвелин. — О нет, вовсе не то, что ты подумал. Я понимала, что не испытываю к нему любви, но не могла сформулировать почему, и вдруг сегодня вечером меня прорвало. Я устала от Грэхема. В наших отношениях не было ни свежести, ни радости. В любом случае я бы рано или поздно с ним порвала. Но мне следовало разобраться в своих чувствах куда раньше, пока он не продемонстрировал свою истинную сущность. Понять не могу, почему я этого не сделала, — задумчиво добавила Эвелин.

— Может, ты старалась убедить себя, что он тот, кто тебе нужен? Так бывает. Особенно, если один страстно домогается другого. А он, конечно, был здорово увлечен тобой.

— Да. Куда мы направляемся?

— Обедать. Мы уже почти приехали.

Он припарковался на стоянке у ресторанчика, окна которого выходили на Темзу.

— Ты тут бывала? Здесь подают очень вкусные блюда из даров моря.

Они устроились за столиком недалеко от камина, в котором уютно потрескивали поленья. Ожидая заказанного, они потягивали коктейли. Эвелин как-то странно чувствовала себя в обществе Уоррена. Хотя их интимная близость была восхитительной, они практически не знали друг друга, и Эвелин не покидали тяжелые воспоминания о том, как, проснувшись после ночи любви, разозлился Уоррен.

— Я всегда думал, как здорово иметь дом с камином, — заметил Уоррен.

— Ты живешь в Лондоне?

— Да, у меня квартира в Челси.

Эвелин хотелось спросить, один ли он живет, но она не посмела. Словно угадав ход ее мыслей, Уоррен заметил:

— По сути, мы же толком и не знаем друг друга, не так ли? Несмотря на…

— В более близком знакомстве нет необходимости, — поспешно ответила Эвелин. — В данный момент.

— Вот уж не знаю. Было бы интересно все начать сначала. Кроме того, мы должны обсудить планы на будущее.

Планы на будущее! Решив, что разговор обретает слишком личный характер, Эвелин перевела его на другие рельсы.

— Я никогда еще не уходила с работы. И мне осталось отработать еще две недели.

— Ты туда не вернешься, — приказным тоном сказал Уоррен.

Она посмотрела на него, удивившись, почему его это волнует.

— Да, появляться там мне явно не хочется. — Эвелин неожиданно улыбнулась. — И сомневаюсь, что осмелюсь попросить у Грэхема рекомендацию.

Уоррен улыбнулся в ответ.

— Могу представить, что он в ней напишет.

— Наверное, отметит, что я весьма полезна с деловой точки зрения, но никуда не гожусь в роли подружки, — с горькой иронией предположила Эвелин.

Уоррен внимательно посмотрел на нее.

— Тебя так беспокоит потеря работы?

— При данных обстоятельствах — нет.

— У тебя такой вид, словно ты очень взволнована из-за этого… или из-за чего-то другого. Выглядишь не лучшим образом и, кроме того, похудела.

У Эвелин зачастило сердце, но она заставила себя засмеяться.

— Спасибо за комплимент. Я старалась сбросить лишний вес, что набрала за рождественские праздники. Мама вечно причитает, что я мало ем, и, стоит мне приехать в гости, начинает меня откармливать.

— Так ты уже решила, чем будешь заниматься? — помолчав, спросил Уоррен.

— Нет, пока еще нет.

— Мое предложение работы остается в силе.

С губ Эвелин готов был сорваться отказ, но ее словно загипнотизировал взгляд серых глаз Уоррена, и она не смогла вымолвить ни слова. Эвелин поняла, что хочет быть рядом с ним.

Глупо не воспользоваться возможностью получше узнать Уоррена: может, ей захочется сохранить его ребенка.




6


Внезапно поняв, что именно не дает ей покоя, Эвелин невольно погрузилась в долгое молчание, потом растерянно пробормотала:

— Спасибо. Я подумаю.

— Хорошо.

Официант принес закуски и с поклоном удалился.

— Та работа, которую ты предлагаешь… — после паузы начала Эвелин. — Что она собой представляет? Наверное, канцелярская?

— Нет, куда интереснее. Я подумываю перебраться в более просторное помещение, и мне нужен коммуникабельный и толковый человек, который подыщет подходящее здание. Иными словами, сэкономит мне кучу времени.

— Понимаю. То есть ты предлагаешь временную работу?

— Пока да. Я подумал, что она тебя устроит, а дальше ты определишь, чем хочешь заниматься.

Он и не догадывается, насколько ко времени его предложение, подумала Эвелин и деловито осведомилась:

— И сколько ты же ты будешь мне платить? Аванс и комиссионные, если я найду что-то стоящее?

— Так платят охотникам за головами? — Уоррен явно развеселился.

— Да, а что здесь смешного?

— Можно и так. Или же я буду платить тебе жалованье еженедельно. По твоему выбору.

Склонив голову набок, Эвелин внимательно посмотрела на него.

— Остается задать только один вопрос. Почему? Почему ты вообще предлагаешь мне работу?

— Потому что считаю, ты с ней справишься.

— Как и миллион других людей.

Взяв бутылку вина, Уоррен собрался наполнить ее бокал, но Эвелин успела прикрыть его ладошкой.

— Будь любезен, мне минеральной воды.

— Опасаешься снова захмелеть?

— Если ты не против, я бы предпочла не предаваться воспоминаниям, — резко ответила Эвелин.

Уоррен вскинул брови.

— Надеюсь, ты их не стыдишься?

— Нет. — И Эвелин тут же поняла, что солгала. — А ты?

Откинувшись на спинку кресла, он не торопился с ответом, словно тщательно подбирал слова.

— Допускаю, что можно осудить обстановку, в которой все это произошло, но считаю, что стыдиться тут нечего, ибо мы вели себя совершенно естественно.

— Но не полностью отдавая себе отчет в действиях, — насмешливо уточнила Эвелин.

— Да уж, — усмехнулся Уоррен. — Как с одной, так и с другой стороны, насколько мне помнится.

По его тону можно было подумать, что Уоррен наслаждается воспоминаниями. Но нет, он ведь сам признал, что можно осудить, как все это случилось. Страдая от унижения, Эвелин повторила:

— Я же сказала, что хочу обо всем забыть. Если ты еще раз позволишь себе… я… я не соглашусь у тебя работать.

Значит ли это, что ты принимаешь мое предложение?

— Ты так и не объяснил, почему его сделал, — напомнила она.

— Потому что не мог отделаться от мысли: не проведи мы ту ночь вместе, ты бы продолжала работать у Грэхема. И, возможно, уже обручилась бы с ним.

Эвелин решительно замотала головой.

— Нет. До того, как мы поехали на Рождество к моим родителям, я уже инстинктивно догадывалась, что он мне не подходит.

— В самом деле? А я из твоих слов сделал вывод, что готовность, с которой ты отдалась мне, заставила тебя понять, что ты не испытываешь любви к Грэхему.

— И это тоже, — согласилась Эвелин, чувствуя, как запылали щеки. Пора, однако, покончить с опасной темой. — Понять не могу, почему ты придаешь такое большое значение той ночи. Подумаешь, есть о чем говорить…

— Тогда почему же ты ее стыдишься?

На мгновение она растерялась, но уклонилась от ответа, отрывисто бросив:

— Значит, договорились. Я берусь за эту работу. Будешь платить мне двести фунтов в неделю плюс расходы, а если я найду то, что тебе нужно, еще и комиссионные.

Уоррен расхохотался.

— Мне стоило бы учесть, что ты умеешь выторговывать условия. Ладно. Когда приступишь?

— В понедельник.

Она прикинула, что задание не займет много времени. От силы несколько недель. К концу срока работы она уже решит, что делать с ребенком, а то будет поздно. Кроме того, ей представится возможность получше узнать Уоррена.

— Ты вдруг стала такой серьезной, — заметил он.

— Правда? Наверное потому, что день выдался нелегким. Кстати, тот рекламный агент, который был тебе нужен…

— Ах да… Полагаю, мне придется самому пуститься на поиски. — Судя по кислому тону, Уоррена подобная перспектива отнюдь не радовала.

— Не стоит. — В глазах у Эвелин плясали чертики. — Я прихватила твое досье. И буду считать поиск рекламного агента частью нашей сделки.

— Без дополнительной оплаты? — улыбнулся Уоррен.

— Без. Я перед тобой в долгу.

— Долг тут ни при чем, — отрезал он с удивившей Эвелин резкостью.

— Хорошо, — небрежно пожала она плечами. — Давай сойдемся на том, что я займусь этим, чтобы не терять форму.

— На тот случай, если захочешь основать собственную фирму охотников за головами?

Эта мысль даже не приходила ей в голову, но, поняв, что такой вариант возможен, Эвелин рассеянно кивнула, в то же время лихорадочно прикидывая, что к чему. На первых порах она может работать и дома. Связей и знакомств хоть отбавляй. Самая большая проблема — где взять стартовый капитал и…

Ее размышления прервал смех Уоррена.

— Вижу, что идея тебя заинтересовала. Грэхему придется держать ухо востро, а то ты мигом выставишь его из бизнеса.

Эвелин грустно улыбнулась.

— Идея прекрасная, но, боюсь, осуществить ее не удастся.

— Почему? Стоит только сильно захотеть — и нет ничего невозможного.

Она с вызовом посмотрела на Уоррена.

— Это твоя жизненная философия, не так ли?

— Да. Если мне что-то надо, я прилагаю усилия, чтобы это заполучить.

— И всегда получаешь? — слегка смутившись, спросила Эвелин.

— Как правило. Но, конечно, бывают и исключения.

Эвелин испытала сильное искушение осведомиться, что собой представляют эти исключения, но насмешливое выражение лица собеседника дало понять, что лучше этого не делать. И она благоразумно сменила тему, высоко оценив местную кухню.

— Рад, что тебе понравилось. — Уоррен взглянул на часы. — Еще довольно рано. Хочешь куда-нибудь отправиться?

— Да. Домой.

После тепла ресторанчика зимний воздух показался особенно студеным. Поёжившись. Эвелин подняла воротник пальто.

— Холодно. Почти как в ту ночь в Йорке, когда мы… — Эвелин осеклась.

Положив руку ей на плечо, Уоррен с сарказмом заметил:

— Для человека, который настаивает, что хочет все забыть, ты слишком часто вспоминаешь наше приключение. Интересно, с чего бы это?

— Потому что в жизни мне не было так холодно, — тут же нашлась Эвелин. — Единственная причина, по которой та поездка осталась в памяти, вот и все! — И, стряхнув его руку, она направилась к машине.

По пути домой она опасалась, что Уоррен станет напрашиваться на чашку кофе — хорошо, если не на всю ночь! Ведь, как ни крути, теперь она совершенно свободна: вдруг он рассчитывает, что, предложив ей работу, получил беспрепятственный доступ к ее телу? Эвелин напряженно молчала, готовясь достойно отбрить Уоррена заодно с его предложением о работе, если он позволит себе хотя бы намек на близость.

Подъехав к ее дому, Уоррен не только не стал выключать двигатель, но и не сделал попытки выйти из машины и открыть Эвелин дверцу, ограничившись вопросом:

— Хочешь, чтобы я проводил тебя до дверей?

— Нет, спасибо…

— Тогда всего хорошего. Увидимся в понедельник утром, — равнодушно бросил Уоррен.

Его поведение настолько не соответствовало ожиданиям Эвелин, что она не смогла скрыть удивления.

— Мое предложение не содержит никакого подтекста, — с нескрываемой иронией улыбнулся Уоррен. — Не забудь свои вещи. Спокойной ночи.

Она вдруг поняла, что не хочет покидать машину, но сделать это пришлось. Уоррен поднял в прощальном жесте руку и сразу же тронулся, оставив обескураженную Эвелин в одиночестве стоять на тротуаре.




Уик-энд она провела на нервах. В голове царил полный сумбур, мысли разбегались, как тараканы. Несколько раз Эвелин уже была готова позвонить в клинику и договориться об аборте, но тут же начинала размышлять, где и какую подыскать работу, чтобы иметь нормальный доход и время на ребенка. Убедив себя, что находиться рядом с Уорреном все равно, что сидеть на бочке с порохом, она собралась позвонить и отказаться работать на него. Но, набрав первые три цифры, передумала, рассудив, что без труда сможет держать его на расстоянии.

Метания беспокоили и злили Эвелин, обычно она принимала решения без промедления и тут же воплощала их в жизнь. Да, порой она ошибалась — но все же действовала!

Эвелин надела пальто, собираясь прогуляться. Холодный воздух поможет разобраться в сумятице чувств и мыслей, ибо она догадывалась о подстерегающей ее опасности прийти к выводу, что ночь с Уорреном перевернула всю ее жизнь. Она уже и так понесла материальный урон, положив конец карьере, которой старательно занималась несколько последних лет. Тем не менее еще есть время исправить положение, да и найти другую работу будет нетрудно.

Эвелин охватило огромное облегчение, когда она наконец пришла к какому-то выводу. В понедельник она первым делом позвонит в клинику и договорится о дне операции, а потом сообщит Уоррену, что передумала. Еще лучше поставить его в известность, что ей предлагают постоянную работу. А после операции она выкинет из головы всю эту историю и начнет жизнь заново.

Да, пожалуй, это оптимальное решение, которому нет альтернативы. Эвелин решительно отринула чувство вины. В двадцатом веке у женщины есть право самостоятельно решать, как поступить. Ребенок же должен появляться на свет как результат стабильных, полных любви отношений, а не из-за того что двум малознакомым людям захотелось снять стресс.

Эвелин почувствовала себя куда лучше и двинулась в сторону дома, но поняла, что забрела далеко, и проще проехать пару остановок, чем идти пешком. Когда Эвелин зашла в автобус, взгляд ее упал на молодую женщину с малышом на руках. Эвелин наблюдала, как женщина, ни на кого не обращая внимания, играет с ребенком, и тот заливисто хохочет, теребя пальчиками волосы матери. Лицо женщины светилось любовью, гордостью и счастьем.

Эта обычная, в общем-то, сценка потрясла Эвелин до глубины души: она представила, как держит на руках своего ребенка, которого, несомненно, будет любить так же безоглядно. И есть ли у нее право лишать маленького человечка жизни, какие бы обстоятельства ни сопутствовали его зачатию?

По возвращении домой Эвелин впала в черную меланхолию, поскольку поняла, что загнана в угол. Какое решение ни принять, оно будет и правильным, и ошибочным.




Придя в понедельник утром в офис Уоррена, она по достоинству оценила и его современный интерьер, и слаженность работы сотрудников. Уоррен коротко и суховато поздоровался с ней.

— Доброе утро, Эвелин. Выпьешь кофе?

— Нет, спасибо. — Она покачала головой, опасаясь очередного приступа тошноты.

— Тогда к делу. Я набросал список районов, на которые следует обратить внимание в первую очередь. Оптимально было бы остаться в этой части Лондона, но, думаю, я достаточно прочно стою на ногах и в случае необходимости могу обосноваться и вне пределов Сити. Вот, просмотри список и прикинь, что еще ты можешь предложить.

Эвелин, сняв пальто, устроилась на стуле у окна. На ней были черные шерстяные колготки, короткая юбка и сапожки. Положив ногу на ногу, она невольно приняла соблазнительную позу.

— Я заметила поставленное тобой непременное условие о наличии автостоянки, но это существенно увеличит стоимость аренды.

Уоррен пожал плечами.

— Я знаю, но стоянка нам необходима. Должны же клиенты где-то оставлять свои машины.

— Все ли служащие твоей компании добираются до работы своим транспортом?

— Нет. Примерно половина, как мне кажется. Слушай, почему бы тебе не познакомиться с менеджером фирмы Джонатаном Картером? Он куда лучше меня знает, сколько сотрудников приезжают на своих машинах.

Эвелин бросила на него быстрый взгляд и улыбнулась:

— С настоящим Джонатаном Картером?

— Да, — улыбнулся в ответ Уоррен, — на этот раз ты встретишься с подлинным Джонатаном Картером.

Уоррен подошел к Эвелин и подал руку, чтобы помочь встать. Несколько мгновений они стояли рядом, и Эвелин неподдельно изумилась поднявшейся в ней волне желания, что в данное время и в данном месте было абсолютно неуместно. У нее затуманились глаза и слегка перехватило дыхание. Наверное, и Уоррен почувствовал то же самое, ибо он непроизвольно сжал руку Эвелин, но тут же отступил на шаг и сказал:

— Я познакомлю тебя с Джонатаном.

Следующие несколько дней Эвелин работала не покладая рук. Обзвонив несколько агентств по недвижимости, договорилась об осмотре подходящих вариантов и, вооружившись крупномасштабной картой, объехала намеченные объекты. Одновременно она продолжала искать рекламного агента для Уоррена. В конце рабочей недели Эвелин явилась к новому боссу с докладом.

Уоррен разговаривал по телефону. Быстро взглянув на вошедшую, он жестом указал ей на кресло.

— Ты плохо выглядишь, — озабоченно сказал он, положив трубку. — Утомленной и похудевшей.

— Спасибо за комплимент! — ощетинилась Эвелин.

— Не слишком ли увлекаешься диетами?

— Глупости! — отрезала она. — Я прекрасно себя чувствую. Вот, принесла данные на четырех человек, которым, мне кажется, можно предложить вакансию рекламного агента.

Она открыла папку, вынула документы и, подняв глаза, увидела, что Уоррен продолжает внимательно наблюдать за ней. Когда их взгляды встретились, Эвелин опалило жаром, и, перебарывая себя, она пробормотала:

— Прощу прощения. Со мной все в порядке. В самом деле. Благодарю за внимание. Просто… просто я плохо сплю, вот и все.

Уоррен взял протянутые бумаги и сочувственно осведомился:

— Не хватает Грэхема?

Она неподдельно удивилась: вот уж о ком забыла напрочь!

— Ни в коем случае.

— Значит, не дают покоя мысли о карьере.

Эвелин не смогла не улыбнуться: как примитивно мыслят мужчины.

— Так ты собираешься ознакомиться с кандидатурами?

— Попозже. — Он отложил бумаги. — Не пообедаешь ли со мной сегодня вечером?

— Благодарю, но я уже договорилась о встрече, — не моргнув глазом солгала Эвелин.

— Так быстро после Грэхема? — сухо осведомился он.

— Мы не были обручены, — напомнила Эвелин. — И он не был единственным кандидатом в мужья.

— Понимаю. — Несколько секунд Уоррен в упор разглядывал ее, после чего деловито спросил:

— Есть ли прогресс в поиске нового помещения?

— Я остановилась на нескольких вариантах, но ни один в полной мере не отвечает поставленным тобой условиям, так что пока я даже не буду их предлагать.

— Хорошо. С данными кандидатов я ознакомлюсь вечером и завтра дам знать, что о них думаю.

Уже на пороге кабинета ее остановил голос Уоррена.

— Эвелин.

— Да? — выжидающе обернулась она.

Подойдя, Уоррен большим пальцем провел по ее щеке. Эвелин ощутила сладостное головокружение.

— Не хочешь ли поведать, отчего тебе не спится по ночам? — волнующе низким голосом осведомился он.

Собравшись с силами, Эвелин издала небрежный смешок.

— Да ничего особенного. Сосед за стенкой пустил пожить младшего брата, а сам уехал в Альпы кататься на лыжах. А парень собирает у себя компанию, которая включает музыку на такую громкость, что стены дрожат. Но, к счастью, через пару дней мой сосед возвращается, так что я вволю высплюсь. Если у тебя больше нет ко мне вопросов… Я должна бежать: мне еще надо привести себя в порядок, для меня эта встреча очень важна. Всего хорошего.

Не сомневаясь, что ей удалось убедить Уоррена в своем благополучии, Эвелин отправилась в кино. Уоррен никоим образом не должен узнать, что она беременна: он явно придерживается консервативных взглядов на эту проблему и, чего доброго, попытается переубедить ее. Точнее попытается уговорить, уломать поступить так, как, с его точки зрения, будет лучше всего. Ей пришло в голову, что, узнай Уоррен правду, он может возомнить, что обязан жениться, или, по крайней мере, поддерживать ее и ребенка.

Эвелин поёжилась: выйти замуж за абсолютно чужого человека! Хотя она и не отрицала, что не прочь получше узнать Уоррена Хантера. Однако совершенно ясно, что время упущено. В ситуации, в которой они оказались, нет места постепенному и спокойному развитию отношений. А вот после аборта можно будет, не торопясь, выяснить, что представляет собой Уоррен.

Едва Эвелин вошла в квартиру, позвонил Грэхем и сухо сообщил, что она может получить свой чек. Почему бы не послать его просто по почте, раздраженно подумала Эвелин, но тут же поняла: Грэхем хочет лично вручить чек, чтобы получить возможность еще раз вывалять ее в грязи. Эвелин туманно пообещала заглянуть как-нибудь. При других обстоятельствах она послала бы Грэхема к черту, но теперь, если она оставит ребенка, каждый пенни будет на счету.

Зайдя на кухню, Эвелин без особого энтузиазма открыла холодильник: из содержимого ее внимание привлекли только баночка паштета из анчоусов и ореховый крем. Господи, ну и сочетание! Да любой догадается, что я беременна! Эвелин, возможно, впервые четко осознав, что это не дурной сон, что ей не суждено, проснувшись, вернуться в знакомый мир, стала медленно делать сандвич. В прихожей затрезвонил звонок. Она пошла открывать.

— Добрый вечер. — Войдя в квартиру, Уоррен снял пальто и с интересом огляделся.

— Хочешь выпить, или ты спешишь? — попыталась выяснить намерения визитера Эвелин.

Уоррен улыбнулся.

— Спасибо, времени у меня с избытком. Джин с тоником, пожалуйста. — Зайдя вслед за ней в кухню, Уоррен увидел недоделанный сандвич и удивленно присвистнул. — Это весь твой обед?

— Свидание пришлось отменить, у моего друга возникли неотложные дела, — на ходу сочинила Эвелин. — А в супермаркет мне идти лень. Вот твой джин.

— Благодарю. А ты не выпьешь со мной?

— С удовольствием. Почему бы тебе не присесть в гостиной?

Он подчинился, а Эвелин торопливо плеснула себе минеральной воды, надеясь, что та сойдет за джин. Внезапно преисполнившись отвращения к сандвичу, она бросила его в пакет для мусора и присоединилась к Уоррену, который, стоя посреди гостиной, осматривался.

— До чего удачно ты обставила квартиру. Она как нельзя лучше подходит тебе, — одобрительно сказал он.

— Большое спасибо. — Эвелин невольно просияла: дизайн квартиры стоил ей немалых трудов, и она искренне гордилась им.

— И, конечно, отсюда совершенно потрясающий вид, — предположил гость, подходя к большому овальному окну.

— Да, из-за него я и решилась на покупку.

Эвелин ожидала, что он изложит причину своего визита, но Уоррен, похоже, не спешил. Принялся расспрашивать, как давно она живет здесь и как ей нравится район. Вольготно устроившись на диване, он болтал обо всем и ни о чем, спрашивая о каких-то безобидных вещах. Сначала Эвелин отвечала не без настороженности, но вскоре позволила себе встречные вопросы. Время текло незаметно.

Эвелин отлучилась на кухню и снова наполнила стаканы, после чего вернулась на свое кресло и забралась в него с ногами, рассеянно глядя на Уоррена.

— О чем ты думаешь? — небрежно спросил он.

— О том, как странно мы встретились. При нормальном порядке вещей мы бы никогда не познакомились.

— Да. — Встав, он пересел на подлокотник ее кресла и, обняв за плечи, притянул Эвелин к себе.

Она немедленно отстранилась и отрывисто спросила:

— Что тебя привело сюда сегодня вечером?

— Собирался сообщить о своем решении относительно кандидатуры рекламного агента.

— И явился без предупреждения? Мог бы для приличия позвонить, тем более ты знал, что вечером меня не будет дома.

Он начал играть с ее волосами, осторожно пропуская меж пальцев густые пряди.

— Почему-то я не поверил в то, что у тебя свидание. Ты солгала?

Эвелин опустила голову, но Уоррен заставил ее посмотреть ему прямо в глаза.

— Да, — с вызовом призналась Эвелин.

— То есть ты предпочла соврать, лишь бы не идти со мной?

— Да.

— Неужели заниматься со мной любовью было так неприятно для тебя? — посуровев, спросил Уоррен.

Эвелин попыталась встать, но он удержал ее, чем не на шутку разозлил.

— Да! Именно так и было! Я не дешевка! Я не сплю с кем попало!

— Я знаю.

— Откуда ты можешь знать? Судя по твоим действиям, я могла бы…

Он приложил палец к ее губам.

— Мужчина это чувствует. Мне стоило лишь взглянуть на тебя, чтобы понять, как ты чиста и неиспорченна.

Эвелин опешила.

— Ты упоминал, что обладаешь кое-каким опытом, — собравшись с силами, напомнила она. — Означает ли это, что ты поддерживаешь с кем-то постоянные отношения?

— Это не дает тебе покоя? Сейчас — нет. В свое время у меня действительно была девушка, но мы расстались по обоюдному согласию. Так что сердце мое совершенно свободно.

Эвелин снова попыталась понять, почему же он так разозлился, проснувшись после совместно с ней проведенной ночи. Она уже была готова спросить, но Уоррен приник к ее губам поцелуем, не позволив произнести ни слова.

Она была не в состоянии воспротивиться, да и не пыталась. Едва только он стал целовать ее, Эвелин испытала мучительное томление и сдалась без боя. Ее покорность мгновенно вызвала у Уоррена вспышку страсти и, перенеся Эвелин на диван, он стал покрывать поцелуями ее шею.

Потом он снова жадно приник к ее губам, одновременно расстегивая пуговички блузки. Поскольку бюстгальтера Эвелин не носила, ее грудь сразу легла в ладонь Уоррена, и он стал целовать возбужденные соски. Эвелин вскрикнула от жгучего наслаждения и мысленно взмолилась: о господи, лишь бы это не кончалось! И тут вспомнила яхту. Там тоже было чудесно, восхитительно, пока… пока не пришло утро. Уоррен, посмотрев на нее потемневшими от с трудом сдерживаемого желания глазами, пробормотал:

— Эвелин, на этот раз я хочу…

— На этот раз? Что ты имеешь в виду? — Внезапно разозлившись и испугавшись, она оттолкнула его — откуда только силы взялись! — и вскочила. — Лишь потому, что мы… Если это случилось один раз, вовсе не означает, что ты можешь явиться, когда заблагорассудится, и получить свою порцию секса!

Уоррен тоже встал и с силой притянул к себе Эвелин.

— Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя.

— Не надо! — взмолилась Эвелин, почувствовавшая от его прикосновения вспышку желания. — Пожалуйста, не надо…

— Тогда не лги. И не делай вид, что тебе все равно.

— Мне не все равно. Я… — Ей все же удалось оттолкнуть Уоррена, и, скрестив руки, она прикрыла грудь. — Я хочу, чтобы ты ушел, — дрожащим голосом потребовала Эвелин.

— Нет, не хочешь. Почему бы тебе не признать истину? Ты хочешь, чтобы я остался. Нам было удивительно хорошо той ночью. Это может повториться. — Он нежно поцеловал ее в губы.

Эвелин, отвернувшись, стала лихорадочно застегивать блузку: пальцы так тряслись, что пуговицы не могли попасть в петли. Кое-как приведя себя в порядок, она повернулась лицом к Уоррену.

— Интересно, все работающие у тебя женщины проходят в твоей постели своеобразное боевое крещение?

Лицо Уоррена окаменело.

— Тебя никто ни к чему не принуждает.

— Тогда уходи. И немедленно.

— Ладно… если ты этого хочешь.

— Да, хочу, — подтвердила Эвелин, стараясь убедить не столько его, сколько себя.

Надевая пальто, Уоррен поинтересовался:

— Почему ты с самого начала не выставила меня?

Эвелин небрежно пожала плечами.

— Ласки сами по себе ничего не значат. Но ты зашел слишком далеко.

В глазах Уоррена появилось холодное выражение.

— В следующий раз не забудь сообщить мне, где проходит граница, — с сарказмом сказал он.

— Следующего раза не будет.

— О нет, думаю, его не избежать.

Его долгий взгляд, казалось, проник в самые глубины души Эвелин.




Ночью, лежа в постели, Эвелин долго смотрела на блики лунного света на потолке, после чего уткнулась в подушку и плакала, пока не заснула.

Придя к выводу, что сделала большую ошибку, согласившись работать на Уоррена, она решила как можно скорее покончить с его делами. Непрерывные перемещения с места на места утомляли Эвелин, да и чувствовала она себя не лучшим образом.

Эвелин связалась с Уорреном и сообщила, что остановила свой выбор на двух вариантах, которые подходят по всем параметрам.

— Я договорилась, что в самое ближайшее время ты подъедешь посмотреть.

— Отлично, я свободен завтра утром. Но нам придется выехать пораньше, в половине одиннадцатого у меня встреча с клиентом. Я заеду за тобой… в восемь. По полчаса на каждый объект, думаю, вполне достаточно.

Эвелин отнюдь не обрадовалась перспективе столь ранней встречи, но выбора у нее не было. Она попыталась успокоить себя соображениями, что, скорее всего, увидит Уоррена в последний раз, но эта мысль причинила ей боль в той же мере, в какой доставила и облегчение.

На следующее утро, нырнув в салон автомобиля Уоррена, Эвелин скороговоркой поздоровалась и, чтобы избежать разговоров на личные темы, сразу же стала вслух зачитывать все подробности о том объекте, на который они направлялись. Но когда Уоррен после светофора слишком резко тронулся с места, она запнулась.

— Продолжай, — нетерпеливо попросил Уоррен. — Какова площадь приемной?

— Примерно… примерно… — Эвелин не могла говорить, ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы сдержать подступающую тошноту. — Придется остановиться, — пролепетала она. — И скорее! — Эвелин зажала руками рот.

— В чем дело? — Но, стоило Уоррену лишь взглянуть на побледневшее лицо своей пассажирки, как он тут же подрулил к тротуару. — Беги вон в то кафе.

Рывком распахнув дверцу, Эвелин вылетела из машины, успев добежать до туалета как раз вовремя. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, но руки у Эвелин по-прежнему дрожали, когда она прополоскала рот и умылась.

— Вы оправились, дорогая? — Вошедшая в туалет дама средних лет в меховом пальто и умопомрачительной шляпке сочувственно и понимающе смотрела на нее. — Ваш муж попросил меня зайти и убедиться, все ли с вами в порядке, — объяснила она. — Никак ждете, а?

Эвелин слабо кивнула головой.

— Да. Да, так и есть.

— Оно и видно. Это не скроешь.

Поблагодарив сердобольную даму, Эвелин вышла. Уоррен нетерпеливо расхаживал у машины.

— Прошу прощения. Наверное, паштет был несвежим.

Эвелин взялась за ручку дверцы, но та не поддалась. Уоррен, хмурый как туча, решительно взял под руку.

— Прогуляемся.

— Но нас ждут…

Не обращая внимания на ее возражения, Уоррен потащил Эвелин в парк. Когда они наконец оказались достаточно далеко от главной аллеи, он резко остановился и развернул спутницу лицом к себе.

— Почему ты мне ничего не рассказала?

— Что не рассказала? — попыталась изобразить дурочку Эвелин.

— О своей беременности.

Ее лицо пошло пятнами, глаза забегали, но Эвелин не собиралась признаваться.

— Что за глупости! Только потому, что меня затошнило в машине…

— Перестань врать, Эвелин. Я давно уже подозревал, что ты беременна… И что это мой ребенок.




7


— Нет! — это слово вырвалось у нее инстинктивно, и в устах Эвелин оно прозвучало скорее как крик возмущения несправедливостью судьбы, чем отрицанием догадки Уоррена. Она попыталась высвободиться, но рука Уоррена стальным обручем сжимала ее запястье.

— Теперь-то ты от меня больше не убежишь, — коротко сообщил он. — Будешь стоять здесь, пока не признаешься.

— Мне не в чем признаваться, — попыталась возмутиться Эвелин, — ты несешь какую-то чушь! И если мы сейчас же не вернемся в машину, то опоздаем на встречу…

— Черт с ней, со встречей! — в сердцах рявкнул Уоррен. — Я хочу знать правду, это куда важнее! И мы все выясним — здесь и сейчас!

Эвелин, сбитая с толку его настойчивостью, уставилась на него во все глаза. Мелькнула неуместная мысль, что, будь на его месте Грэхем, тот первым делом постарался бы успеть на встречу.

— Ты ошибаешься. — Но в ее голосе отнюдь не было уверенности, которую Эвелин старалась изобразить. — Ты все придумал. На самом деле ничего нет.

— А твои утренние приступы тошноты, и как ты похудела? А твой разрыв с Грэхемом и уход из фирмы? А как насчет того, что у тебя порой становится обеспокоенный вид, когда ты думаешь, что тебя никто не видит? Так что вряд ли мои подозрения возникли на пустом месте.

Она не имела представления, ни насколько Уоррен проницателен, ни как внимательно наблюдает за ней. Он все знает, и нет способа убедить его в обратном. Переведя дыхание, Эвелин виновато опустила голову и тихо попросила:

— Пожалуйста, отпусти меня.

Уоррен медленно ослабил свою железную хватку, словно опасался, что Эвелин задаст стрекача. Но она не собиралась убегать: подняв воротник, сунула руки в карманы пальто и побрела к пруду — застывшему зеркалу серой воды в раме заснеженного низкого кустарника. Эвелин не оглядывалась, но знала, что Уоррен идет за ней по пятам.

— Да, — беззвучно сказала она. — Ты прав. Я беременна.

— И ребенок от меня.

Эти слова не были вопросом, и она не посмела оскорблять Уоррена очередной ложью.

— Да. — Ей хотелось взглянуть на Уоррена, чтобы увидеть, как он воспринял ее признание, но Эвелин была не в силах сделать это, ибо помнила, как он отвернулся в то утро, когда, проснувшись, обнаружил ее рядом с собой.

— Поэтому ты и поссорилась с Грэхемом?

Она решительно покачала головой.

— Нет. Тогда я еще сомневалась.

— Но ты рассталась с ним потому, что мы занимались с тобой любовью? — Видя, что она медлит с ответом, Уоррен резко бросил: — Хватит врать, Эвелин! Мне нужна правда — вся, до конца.

Но ты ее не услышишь, подумала она, потому что я и сама не знаю ее. Она равнодушно пожала плечами.

— Понятия не имею. Может, я просто устала от него. А может, тот факт, что я смогла пойти на близость с… с другим мужчиной, стал своеобразным катализатором. Я не знаю. И теперь это совершенно не важно.

— Да. — Уоррен развернул ее лицом к себе, но на этот раз его прикосновение было спокойным и мягким. — Так что нам стоит как можно скорее начать знакомиться друг с другом.

Эвелин подняла на него глаза, полные испуга и растерянности. Уоррен смотрел на нее со спокойной уверенностью, и она опасливо спросила:

— Зачем?

— Чтобы, когда поженимся, мы не были друг другу чужими.

У нее так резко перехватило дыхание, что на мгновение закружилась голова. Эвелин покачнулась.

Подхватив ее, Уоррен с усмешкой заметил:

— Ты боялась, что я не выдержу этого испытания? Не стоит: я же говорил тебе, что не собираюсь уклоняться от ответственности.

Вот, значит, как он воспринимает меня: женщина, перед которой он несет ответственность! Эвелин гневно оттолкнула его.

— Какое потрясающее благородство! Но не стоит беспокоиться, я не собираюсь вместе с ребенком сидеть у тебя на шее. Что бы я ни решила на будущее, это мое решение, к которому ты не имеешь никакого отношения. Вот и все.

Когда Уоррен справился с удивлением от ее вспышки, лицо у него окаменело, и он процедил сквозь зубы:

— Отнюдь. Я имею самое прямое отношение к твоему состоянию. И не рассчитывай, что тебе удастся отделаться от меня. Кстати, что ты решила?

— Не твое дело. — Лицо Эвелин заливала меловая бледность, и лишь на щеках рдели гневные пятна. — Все уже решено. Я сделаю аборт.

Она никогда не видела его в такой ярости.

— Семейная традиция, не так ли? — в бешенстве прорычал Уоррен.

Эвелин отвесила ему оглушительную пощечину, звук которой разнесся в тихом утреннем воздухе. Уоррен неожиданно притянул Эвелин к себе, и она разрыдалась, уткнувшись ему в плечо: женщина, попавшая в древнюю как мир ловушку, она оплакивала все одинокие ночи, полные тревоги и растерянности. Уоррен не лез с утешениями, просто прижимал Эвелин к себе, нежно гладя по голове, пока ее рыдания не стихли и она не успокоилась.

— Прости. — Эвелин взяла чистый носовой платок, который он ей предложил, и, промокнув глаза, слабо улыбнулась. — Ты как бойскаут — всегда готов.

— Не всегда. Как, например, к этой ситуации. Она волнует меня не меньше, чем тебя.

Эвелин затравленно посмотрела на Уоррена, поёжилась и запахнула пальто.

— Мне холодно. Мы и дальше будем тут стоять?

— Нам еще есть, о чем поговорить.

— Только не сейчас, прошу тебя! — взмолилась она.

Помедлив, Уоррен кивнул.

— Хорошо. Но только если торжественно пообещаешь: ты не пойдешь делать аборт, не поставив меня в известность.

— И ты поверишь мне на слово? — с интересом спросила она.

— Да. Поверю, — спокойно и твердо сказал Уоррен.

Ее губы дрогнули в улыбке.

— А ты в свою очередь так же торжественно пообещаешь, что не будешь пытаться разубедить меня. Нет, Уоррен, никаких обещаний я тебе давать не буду. Я ничем тебе не обязана, ты сам это как-то сказал.

— Я говорил совсем о другом, и ты это отлично понимаешь.

— Возможно. Но то, что произошло между нами, совершенно несущественно. Банальная история, пустяк, о котором нам обоим не стоит и вспоминать. Всего лишь одна ночь. Во всяком случае, я именно так все и воспринимаю. Я тебе ничего не должна, и, конечно же, ты тоже мне ничего не должен — особенно приносить в жертву свободу.

— Значит, именно так ты оцениваешь ситуацию? — потемнел лицом Уоррен.

— Конечно. — Эвелин попыталась изобразить небрежный смешок. — Да неужели ты решил, что из-за ночи секса я искалечу себе всю жизнь?

— Искалечишь? — прищурился Уоррен. — Интересно, но мне почему-то кажется, что ты снова врешь.

Они услышали голоса, и Эвелин увидела группу ребят, которые через парк бежали в школу. Быстро развернувшись, она торопливо пошла по дорожке, ведущей к воротам парка.

Уоррен догнал ее, но продолжал молчать, пока они не оказались в машине.

— Почти девять. На первую встречу мы опоздали, но еще можем успеть на вторую. У тебя есть с собой косметика?

— Что? — рассеянно переспросила Эвелин. — Ах да… Должно быть, я ужасно выгляжу.

— Ты выглядишь так, словно плакала, но обаяния и привлекательности тебе это обстоятельство не убавило.

Открывавшая сумочку Эвелин замерла от неожиданного комплимента, но, справившись с замешательством, вынула косметичку и, как ни в чем не бывало, принялась приводить себя в порядок.

Они снова погрузились в молчание, пока не оказались у административного здания, которое намеревались осмотреть.

— Я позвоню в первое место, — предложила Эвелин, — и скажу, что мы задержались. Когда удобнее назначить другую встречу?

— Спроси, устроит ли их сегодня, в шесть вечера.

— Хорошо.

Созвонившись, она присоединилась к Уоррену, который уже осматривал здание. Эвелин отметила, что он не скупился на вопросы, и все его внимание поглощено делом. Уоррен был собран и деловит, и постороннему наблюдателю не могло и в голову прийти, что этот мужчина только-только услышал ошеломляющую новость о своем грядущем отцовстве. Эвелин отказалась от всяких попыток понять, каким Уоррен мог бы быть отцом, ибо никогда этого не узнает и не предоставит ему возможность это выяснить.

Пообещав владельцу здания, что окончательное решение не заставит себя ждать, они вышли на улицу и направились к машине.

— Ну, что ты решил? — спросила Эвелин.

— Тут есть все, что мне нужно. Да и район симпатичный. — Нахмурившись, Уоррен огляделся.

— Но чего-то тут не хватает, — догадалась она.

— Да. Хотя не могу пока точно определить, чего именно.

— Тут слишком тихо. Сначала я думала, что это преимущество. Но тут поблизости нет ни одного заведения, где можно перекусить или пропустить рюмочку после работы, нет ни магазинов, ни бензозаправки. Хотя, кроме этого, все остальное устраивает.

— Именно этим зданием интересовался кто-то еще?

— Нет. Тем, где ты будешь вечером. Я от твоего имени извинилась и сказала, что ты будешь в шесть.

— Мы будем, — поправил ее Уоррен.

— Я тебе там не нужна.

— А я хочу, чтобы ты была.

Спорить было бесполезно, и Эвелин осталось лишь пожать плечами и сказать:

— Хорошо. Я тебя там встречу. А теперь, может, ты подбросишь меня к подземке? Мне нужно в центр.

— Зачем? — сухо спросил он.

От его требовательного тона у Эвелин удивленно расширились глаза, но она быстро поняла, в чем дело.

— Нет… не для этого. Я должна забрать лампу, которую заказала.

— Хорошо. — Он подвез ее до станции сабвея, но, едва Эвелин собралась вылезать из машины, Уоррен схватил ее за руку. — Я верю тебе.

Она кивнула и вышла из машины.

Как она хотела, чтобы этого дня никогда не было в ее жизни! Если бы не приступ тошноты, Уоррен никогда ни о чем не догадался бы и не вынудил ее к признанию. Нечего было подниматься ни свет ни заря, возмущенно подумала Эвелин, но потом ей пришло в голову, что он мог сделать это умышленно, ибо что-то подозревал и надеялся на такое развитие событий.

Надеялся? Странное слово в данных обстоятельствах. И к тому же это немедленное предложение замужества… Разве мужчина не должен всеми силами отбрыкиваться от такого рода западни? Но Уоррен настойчиво добивался правды, и еще до ее признания не сомневался, что ребенок именно от него.

Эвелин попыталась привести мысли в порядок и составить четкий план действий, но, не в силах отделаться от эмоций, так и не приняла решение. Добравшись до дома, Эвелин вытянулась на диване, решив раз и навсегда определить, что делать, но сразу же провалилась в сон и проснулась лишь ко времени новой встречи с Уорреном.

Пока агент водил их по зданию, Уоррен не обмолвился ни словом, но Эвелин инстинктивно чувствовала, что ему нравится здесь. Площадь и удобства были примерно такими же, как и в здании, что они осматривали утром, но тут в отделке дерево превалировало над пластиком, что придавало помещениям теплую приятную атмосферу. Эвелин не сомневалась, где бы она лично предпочла работать, и, по всей видимости, Уоррен пришел к такому же выводу, потому что, закончив осмотр, он сразу же договорился с агентом о договоре.

— Как раз то, что я искал! — радостно воскликнул Уоррен, в машине сбросив маску невозмутимости. — До чего повезло, что я успел перехватить приобретение, пока другая сторона все еще копается! — Он улыбнулся Эвелин. — И все благодаря тебе. Если бы ты не согласилась помочь, я бы в жизни не нашел ничего стоящего, и уж конечно не так быстро.

— За это ты мне и платишь, — прозаически заметила Эвелин.

Но возбужденный Уоррен не обратил внимания на ее интонацию и предложил:

— Давай отпразднуем удачу. Где тут поблизости можно поесть? О, знаю! Как насчет…

— Нет, спасибо, — перебила Эвелин. — Рада, что здание тебе понравилось.

— Праздновать в одиночестве как-то невесело.

— Так позвони подружке. Не сомневаюсь, у тебя их полно.

Выразительно вздохнув, Уоррен повернул ключ в замке зажигания.

— Но праздновать я хочу с тобой. И не спорь. Я не в том настроении.

Остановившись у китайского ресторанчика, он запер Эвелин в машине, чтобы не убежала, и через пять минут вернулся, нагруженный двумя пакетами со снедью. Эвелин принялась ворчать, что с ней обращаются черт знает как, но Уоррен безапелляционно остановил ее.

— Мы должны раз и навсегда разобраться в наших делах. Так что замолчи и прими как должное.

Когда они поднялись в квартиру Эвелин, Уоррен помог ей накрыть на стол и вообще вел себя по-хозяйски. За обедом он с воодушевлением делился планами расширения своего бизнеса, и Эвелин, слушая с возрастающим восхищением, даже не заметила, как разговор перешел на опасную для нее тему.

— Теперь давай обсудим наши дела.

— Нам нечего обсуждать, — ощетинилась она.

Но Уоррен, не обратив внимания на ее слова, встал и переместился на диван, явно предполагая, что она сядет рядом. Но Эвелин, памятуя, чем закончилось их последнее свидание, предпочла держаться на безопасном расстоянии.

Она исполнилась решимости отвергнуть любое предложение Уоррена и, нервничая, теребила в руках носовой платок, то и дело завязывая и развязывая уголки.

— Мне очень жаль, что мы оказались в таком положении, Эвелин. Это, конечно, была только моя ошибка.

— Нет. Мы виноваты в равной мере.

— В таком случае не кажется ли тебе, что мы должны вместе разобраться в этой проблеме?

— Нет! — Эвелин разозлилась, что так легко попалась в ловушку. — Это моя жизнь, и решение принимать я буду сама.

— Но ведь ты уже решила. — Уоррен сделал паузу, наблюдая, как она покраснела. — Только не надо снова втолковывать мне, что ты собираешься сделать аборт: если бы хотела, ты бы давно его сделала. Ты не признаешься самой себе, но ведь ты не в состоянии заставить себя убить ребенка. Ты не тот человек. Не так ли?

— Да, — еле слышно признала Эвелин.

— Значит… ты хочешь единолично воспитывать ребенка?

Она удивленно уставилась на него.

— Конечно. Я не собираюсь вынашивать его ради чьих-то радостей.

— Не самая лучшая причина на свете в пользу ребенка, но для начала сойдет, — расхохотался Уоррен. — Теперь, когда мы с этим разобрались, как насчет того, чтобы выйти за меня замуж?

— Нет, — с ходу отрезала Эвелин и забилась в угол кресла, с силой вцепившись в подлокотники.

— Почему же? Что ты теряешь?

— Для начала хотя бы свободу.

— Когда появится ребенок, ты так и так ее потеряешь, — напомнил он.

— Я тебя совсем не знаю.

— У нас куча времени, чтобы узнать.

— А если мы поймем, что не выносим друг друга — что тогда?

— Тогда по крайней мере будем считать, что ради ребенка приложили все усилия. Кроме того, у него будет отец, а не имя на клочке бумаги.

Эвелин взволнованно вскочила.

— Нет! Я отказываюсь даже говорить на эту тему! По таким причинам люди не женятся.

Уоррен тоже встал и подошел к ней.

— Мы сделали ошибку и теперь должны постараться исправить ее. Почему же нельзя считать это поводом?

Эвелин, словно обороняясь, прижала кулачки к груди. Во взгляде ее стояла глубокая печаль, когда она сказала:

— Нельзя. Ты сам знаешь, что нельзя. — И снова разозлившись, добавила: — И ты вовсе не такой. Узнав, что я беременна, ты должен был уносить ноги.

— Прошу прощения, что не оправдал твоих ожиданий, — с мрачной иронией бросил Уоррен.

Она смущенно помотала головой.

— Я не это имела в виду. О, наверное, я должна испытывать благодарность за твое великодушие: ты хочешь… сделать меня порядочной женщиной, — рассмеялась она с горечью. — Но в этом нет необходимости, ты мне не нужен!

— Может, тебе и нет, — скривился Уоррен. — А вот нашему ребенку наверняка понадоблюсь. Тебе не приходило в голову, что, может быть, и он мне нужен… да и ты? Или мои чувства ты сбрасываешь со счетов?

Неужели он в самом деле так думает? — изумилась Эвелин. Может, теперь, когда бизнес налажен, он хочет обзавестись семьей? И вместе с желанным ребенком взять и меня?

— Ты сможешь… сможешь посещать нас, — нерешительно сказала она.

— Ты считаешь это наилучшим вариантом?

Нервничая, Эвелин подошла к окну, за которым на реке качались огни судов. Оказавшись у нее за спиной, Уоррен обнял Эвелин за плечи и стал осторожно поглаживать их.

— Мы подходим друг другу. И оба это знаем. Помнишь, как нам было хорошо на яхте?

— Было ли? — с горечью переспросила она, вспоминая пробуждение.

— Мне — да. И я думал, что тебе тоже.

Она не ответила, борясь со слезами, и Уоррен развернул Эвелин лицом к себе. Сжав ее щеки ладонями, он нежно поцеловал ее глаза.

— Не плачь, все будет хорошо, вот увидишь. — И страстно приник к ее губам.

Несколько секунд Эвелин пассивно принимала ласки, но потом издала сдавленный стон и закинула руки на шею Уоррена. Он целовал ее, как целуют только желанную женщину, нежно и страстно.

— Нам снова будет хорошо, Эвелин, — выдохнул он, уткнувшись ей в шею.

— Мы можем и не вступать в брак, — смущенно предложила она. — Просто попробуем жить вместе. Это не будет так… ну, так бесповоротно. И если мы поймем, что сделали ошибку, то сможем легко исправить ее.

— Слишком легко. Меня не будут покидать опасения, что при первой же ссоре я потеряю тебя. Нет, если уж мы решимся, то окончательно и без всяких условий. Я не люблю половинчатых решений, как, думаю, и ты.

На лице его читалась непреклонная решимость. Он так уверен в себе. Так силен. И Эвелин понимала, что за Уорреном будет как за каменной стеной.

Но он не любит ее, и с осознанием этого факта ей придется жить. Хотя, не исключено, что со временем все наладится, придет и любовь. Она может возникнуть из близости — так же, как и из неприязни. Но случится ли это в данном случае? Если бы только Уоррен не был так раздосадован, увидев, с кем провел ночь. Если бы не это, Эвелин с радостью приняла бы его предложение в надежде, что со временем они полюбят друг друга. Но сейчас она понимала, что Уоррен сделал ей предложение, лишь руководствуясь порядочностью. Эвелин чувствовала, что обязана сопротивляться, но почему-то желание противостоять Уоррену иссякло.

Не глядя на него, Эвелин еле заметно кивнула.

— Хорошо. Мы… мы попробуем.

Он поцеловал ее в лоб, но когда склонился к губам, Эвелин быстро отвернулась и дрожащим голосом сказала:

— Сегодня… так много всего. Слишком много. И сейчас, прошу тебя, уходи. Я устала.

Поняв по ее тону, что силы Эвелин на пределе, Уоррен кивнул.

— Хорошо. Как следует отдохни, а завтра вечером мы куда-нибудь пойдем и на пару отпразднуем.

— Что? Ах, да, конечно, — попыталась она улыбнуться. — Прости, все произошло так быстро.

— Понимаю. Не волнуйся, скоро ты привыкнешь к мысли о замужестве. — Уоррен в очередной раз иронически улыбнулся. — И, как знать, может, она тебе даже понравится. Спокойной ночи, милая. Да завтра.

Избавившись от ошеломляющего напористостью Уоррена, Эвелин погрузилась в размышления. По крайней мере стало ясно одно: ребенок остается. Но выйти замуж за Уоррена?

На следующее утро Эвелин пришла к выводу, что будет идиоткой, если согласится на замужество, и решила, что, когда Уоррен придет, откажет ему. Но днем он прислал огромную корзину цветов, а когда вечером явился собственной персоной, то был настолько обаятелен и торжествен, что Эвелин смешалась.

— Ты прекрасно выглядишь, — сообщил он, одобрительно оглядывая ее простое синее облегающее платье.

— Уоррен, прошлым вечером… — начала Эвелин, пытаясь перехватить инициативу.

— Поговорим позже. Я заказал столик в ночном клубе.

Он не позволял Эвелин и рта раскрыть, пока они не оказались за столиком.

— Спасибо за изумительные цветы, — нервничая, сказала она, водя вилкой по скатерти. — Уоррен, относительно того, что мы решили вчера вечером… Я не сомневаюсь, что, выспавшись, ты должен был прийти к тому же выводу, что и я. Что… идея совершенно нежизнеспособна. Конечно, я искренне ценю твое стремление поступить по-джентльменски, но, честное слово, в этом нет необходимости. И… и…

— Ты хочешь сказать, что передумала? — перебил Уоррен, пока она подыскивала слова.

Эвелин с облегчением перевела дыхание.

— Да.

Казалось, такой поворот событий его совершенно не взволновал, поскольку Уоррен спокойно сообщил:

— Очень жаль, ибо я уже договорился, что через уик-энд мы нанесем визит моим родителям. Сегодня я позвонил им и сообщил о нашем обручении. Они ждут встречи с тобой.

— К твоим родителям! — в ужасе посмотрела на него Эвелин. — Ты не говорил, что у тебя есть родители!

Уоррен расхохотался.

— Ты не рассказал им, что я?.. — взволнованно допытывалась Эвелин. — Не сообщил о?..

— Нет, — он взял ее за руку, чтобы успокоить. — Я решил оставить это на потом. А в следующий уик-энд ты меня отвезешь в Норфолк к своим родителям, хорошо?

— Уоррен, сомневаюсь, что смогу все это выдержать.

— Еще как сможешь, — уверенно сказал он, — потому что я постоянно буду рядом. Ну, а сегодня вечером мы забудем обо всем, кроме того, что празднуем нашу помолвку. И поскольку мы обручены… — он полез в карман, — думаю, тебе стоит надеть вот это.

И он ловко окольцевал безымянный палец левой руки Эвелин изумительным украшением с двумя рубинами в окружении мелких розовых бриллиантов. Эвелин попыталась рассмотреть кольцо, но у нее все расплылось перед глазами из-за выступивших слез, которые она еле успела вытереть.

— Прости, — откашлявшись, сказала она. Обычно я не… я не плакса.

— Знаю. Идем потанцуем.




Она без всякой радости вспоминала визит в Норфолк. Будь у них с Уорреном в самом деле романтические отношения, то для Эвелин не было бы большего счастья, чем познакомить своих близких с любимым мужчиной. Но она со стыдом понимала, что обманывает отца и мать, и эта мысль унижала и угнетала ее. Уоррен был раскован, обаятелен, и мистер и миссис Брокуэй сразу же преисполнились к нему симпатии. Эвелин же находилась на грани нервного напряжения, отчего чувствовала себя совершенно разбитой.

Однако если встреча Уоррена с ее родителями доставила Эвелин немало душевных мук, то мысль о грядущем знакомстве с его родителями, просто пугала.

— Расслабься, — попытался успокоить ее Уоррен. — Они будут от тебя без ума.

Ради сына они в самом деле будут стараться изо всех сил, подумала Эвелин, но не смогут скрыть удивления, откуда тот выкопал столь невзрачное создание. Эвелин призвала на помощь всю свою гордость и, выйдя из машины, откинула назад волосы и воинственно вздернула подбородок.

Родители Уоррена встретили гостью тепло и радостно, но Эвелин прекрасно понимала, что к ней внимательно присматриваются, и этот день стоил ей немалых моральных затрат. Когда, наконец, они сели в машину, Эвелин обмякла на сиденье, как марионетка с оборванными нитками. Уоррен тут же съехал на обочину, затормозил и обнял Эвелин.

— Ты держалась просто потрясающе, моя милая. Я горжусь тобой.

Положив голову ему на плечо, Эвелин вздохнула.

— Надеюсь, других родственников у тебя нет?

Он засмеялся.

— Больше тебе не о чем беспокоиться.

— Хорошо. — Она отодвинулась.

Теперь, когда тяжелое испытание осталось позади, на нее навалилась сонливость, и, когда они приехали в Лондон, Эвелин продолжала крепко спать. Ее лицо, на которое падали мягкие тени, казалось по-детски беззащитным. Уоррен долго смотрел на нее со странным выражением нежности и горечи, после чего с сожалением разбудил поцелуем.

— Неужели я заснула? — встрепенулась Эвелин. — Прости, но, должно быть, дорога утомила и тебя.

— Ни в коей мере, — вежливо ответил Уоррен.

Он проводил ее до дверей, подождал, пока Эвелин повернула ключ, но вместо того, чтобы, как обычно, пожелать спокойной ночи, Уоррен взял ее за руки и, заглядывая в глаза, спросил:

— Ты не против, если я останусь?

Он впервые попросил об этом, хотя Эвелин часто ждала этих слов. В конце концов, он собирается жениться на ней, и вполне достоин вознаграждения, не так ли? Она закусила губу и молча покачала головой, не в силах найти слов для вежливого отказа.

Эвелин не увидела — почувствовала его разочарование.

— Что ж, спокойной ночи. Прошу прощения, но несколько дней я буду занят. В среду вечером я покончу с дедами, и мы окончательно определимся со свадьбой.

— Да. Хорошо. Спокойной ночи.

Позже Эвелин пришло в голову, что последние слова Уоррена прозвучали едва ли не угрожающе, потому что она отказывалась безоговорочно принять его пожелания относительно свадьбы. Уоррен хотел венчаться в Норфолке, и чтобы Эвелин была в белом. Но для Эвелин предстать перед алтарем в белом подвенечном платье было сродни лицемерию. Неважно, что так поступают тысячи и тысячи невест, находящихся, как и она, в «интересном» положении. Эвелин считала, что поступила бы неправильно, и не собиралась отступаться от своего убеждения. Не говоря уже о том факте, что они идут под венец не по любви. Эвелин хотела зарегистрировать брак в муниципалитете, тут же в Лондоне, и задним числом дать знать и своим родителям, и родителям Уоррена.

Когда Уоррен появился у нее в среду, Эвелин была готова всеми силами отстаивать свою точку зрения, поставив вопрос ребром. Но Уоррен, как обычно, подождал, пока она выпустит пар, после чего сообщил, что согласен на регистрацию в муниципалитете.

— Я уже обо всем договорился. Мы станем мужем и женой через две недели, в субботу.

— Уже договорился? — возмущенно уставилась на него Эвелин. — Мог бы сначала справиться, устраивает ли меня этот день!

— Конечно, если ты успела обручиться с кем-то еще, я готов все отменить.

— Нет, я ни с кем не обручалась, кроме тебя, — рассмеялась Эвелин. — Спасибо, что больше не настаиваешь на венчании. Сомневаюсь, вынесла ли я бы все эти примерки, одевания и удивленные взгляды родственников. Тем более что… что все это притворство.

— Я уже созвонился с родителями, твоими и моими, и назвал им дату свадьбы, — обескураженно признался Уоррен и поспешно добавил: — Но предупредил, что церемония пройдет очень скромно и присутствовать будут только они.

— Ты не имел на это права! — вскипела Эвелин. — Они… они все поймут! Должно быть, уже догадались.

— Да, скорее всего, — спокойно подтвердил Уоррен.

Ее голос упал до шепота, когда Эвелин с трудом спросила:

— И что они сказали?

— Что приедут. Что же еще?

Эвелин бросилась на диван и закрылась подушкой, глухо простонав:

— Отец убьет меня…

— Скорее всего, мистер Брокуэй разрядит свой дробовик в меня, — рассмеялся Уоррен. — Твой отец уже намекал, что весьма метко стреляет. — Он присел на корточки рядом с Эвелин и приподнял подушку. — Ты закрыла створки, или в раковине найдется место для кого-то еще?

— Как бы я хотела, чтобы ты им ничего не говорил!

— Рано или поздно они все равно узнают. — Уоррен стал гладить ее по голове, приговаривая: — Не стоит волноваться. Через пару недель все войдет в норму. Мне жаль лишь, что переезд в новый офис не позволит нам уехать и провести медовый месяц как полагается. Мы сможем себе позволить уезжать лишь на уик-энд, но, обещаю, как только появится возможность, я утащу тебя куда-нибудь в жутко экзотическое место.

— Я бы с удовольствием. — Эвелин обвела взглядом комнату. — Мне будет не хватать этой квартиры.

— Естественно. Но у меня будет куда удобнее, пока мы не найдем подходящий дом с садом для ребенка.

Ребенок, подумала она. Теперь все будет крутиться вокруг него. И, наверное, до конца жизни. Именно поэтому я через две недели выхожу замуж. Мне предстоит стать миссис Уоррен Хантер, а от Эвелин Брокуэй, деловой женщины, ничего не останется, кроме воспоминаний. Я буду женой Уоррена, матерью моего ребенка, дочерью своих родителей, сестрой Розалинды — но где же я, где же я сама?

— О чем ты думаешь?

Посмотрев на Уоррена, она в очередной раз осознала, как он хорош. Должно быть, его любили много женщин, возможно даже, кто-то пытался заманить его в западню, но он умело избегал ловушек. Тем не менее нам предстоит стать мужем и женой, хотя мы не успели стать даже любовниками — в полном смысле слова.

Эвелин стало грустно и тоскливо.

— Мы будем мужем и женой, — задумчиво сказала она. — И больше не будет ни тебя, ни меня.

— Да, не будет.

Уоррен начал целовать ее, и Эвелин с готовностью отвечала. Она лишь застонала, когда Уоррен расстегнул пуговицы на ее блузке и стал ласкать груди, но, когда он расстегнул молнию ее джинсов, Эвелин сразу же попыталась отодвинуться.

— Мы не повредим ребенку, милая, — горячо зашептал он, — если займемся любовью: срок еще небольшой.

Она в отчаянии заломила руки.

— Да, я знаю, но… А нельзя ли потом?.. Ведь мы через две недели поженимся.

— Значит, ты хочешь подождать до этого времени, — мрачно усмехнулся Уоррен. — Я правильно понял?

Она умоляюще взглянула на него.

— Да. Прошу тебя.

Уоррен помедлил, борясь с искушением, но все же сдался.

— Ладно, если ты так хочешь. Подождем до свадьбы. — Внезапно он хрипло рассмеялся. — В нашем-то положении… с трудом могу поверить!




8


Погода для свадебного торжества выдалась как нельзя лучше, но Эвелин этому не радовалась. Она была комком нервов, а под глазами после бессонной ночи лежали темные тени. Ее родители приехали накануне, и весь вечер она провела с ними в гостинице. Радоваться общению Эвелин не пришлось: мистер Брокуэй, который никогда не стеснялся в выражениях, был откровенно разгневан, а мать не скрывала недовольства пренебрежением традициями и несколько раз повторила:

— Ты могла бы организовать приличную свадьбу, а не прятаться от людей.

В конце концов Эвелин взорвалась:

— Вы должны радоваться, что я вообще выхожу замуж! Я не хотела брака! И вообще это не моя идея!

Взвинченная до предела непониманием родителей, Эвелин всю ночь металась по квартире и, едва забрезжил рассвет, начала одеваться.

Платье она выбирала долго. Не потому, что в лондонских магазинах ограниченный выбор, нет. Эвелин никак не могла решить, как ей подобает выглядеть, и в итоге остановилась на строгом синем костюме с длинным жакетом. Однако она не смогла отказать себе в удовольствии подобрать шляпку, которая действительно сделала ее туалет законченным.

Бракосочетание прошло несколько натянуто, в частности и потому, что обе пары родителей, встретившись в первый раз, старательно делали вид, что рады этому счастливому случаю. Розалинда, которую не приглашали и которая на свой страх и риск примчалась из Йорка, густо покраснела, увидев Эвелин. Тут же поняв, что у нее на уме, Эвелин отвела сестру в сторонку и зашипела:

— Ты не должна была приезжать! Я не хотела, чтобы ты расстраивалась.

— Почему ты… не поступила так, как я? — шепнула в ответ Розалинда.

Усмехнувшись, Эвелин погладила сестру по щеке.

— Я не такая сильная, как ты.

И, легонько сжав руку опешившей Розалинды, Эвелин пошла к родителям Уоррена. Потом уже она не могла вспомнить ни одного слова из тех, что произносила, ни одного обета, которые давала во время церемонии.

Уоррен в безукоризненном черном костюме казался Эвелин совершенно чужим человеком, и она как попугай повторяла, что ей подсказывали. Но в середине церемонии она взглянула на серьезные торжественные лица родственников и запнулась. Господи, да у них такой вид, словно они присутствуют не на свадьбе, а на похоронах.

Эвелин с трудом удержалась от смеха и поднесла руку ко рту, чтобы скрыть неуместную веселость. Уоррен внимательно посмотрел на нее и заметил смешливые искорки в глазах. Он удивленно вскинул бровь, но тоже улыбнулся, и на несколько благословенных минут Эвелин забыла обо всем, кроме него.

По окончании церемонии ее участники сфотографировались, после чего отправились в ближайший ресторан. Все были исключительно вежливы друг с другом, родители молодоженов демонстрировали подчеркнутое внимание к новообретенным родственникам, но отец Уоррена был архитектором, а отец Эвелин — фермером, так что тем для беседы явно не хватало. Обе матери в глубине души осуждали своих отпрысков, но старались этого не показывать.

— Даже свадебного торта нет, — огорченно шепнула Эвелин ее мать.

— Не может быть! Не могу представить, что Уоррен забыл заказать свадебный торт.

— Уоррен? Разве не ты занималась праздничным столом?

— Нет. Все организовывал он: ресторан, церемонию, цветы.

Мать бросила на нее озабоченный взгляд:

— Деточка, ты уверена, что правильно поступаешь?

Эвелин засмеялась, но так странно, что миссис Брокуэй вздрогнула.

— Конечно, — с предельной убедительностью ответила Эвелин на вопрос матери.

Когда все подняли бокалы в честь новобрачных, Уоррен, произнес краткий благодарственный спич, несколько раз назвав Эвелин своей женой, что с непривычки резало ей слух. И она с большим облегчением услышала, что пора уезжать.

Едва они встали, как Розалинда обсыпала их конфетти, и у Эвелин на глазах выступили слезы. Сестры обнялись, после чего Эвелин сунула в руки Розалинде свой букет.

— Считай, что ты его поймала.




Молодые отправились в сельскую гостиницу в Шропшире, где им предстояло провести уик-энд.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Уоррен, когда они тронулись в путь, и добавил с улыбкой: — Больше не тошнит в машине?

Она улыбнулась в ответ.

— Нет. Спасибо, я чувствую себя прекрасно. И рада, что все позади. Думаю, наши родители тоже.

— Не беспокойся, скоро им придется привыкнуть к этой мысли. Моя мать давно мечтает о внучатах. Почему бы тебе не вздремнуть?

Откинувшись на спинку сиденья, Эвелин закрыла глаза, но сон не шел. Пусть со свадьбой покончено, но сегодня вечером ее ждет очередное тяжелое испытание, от которого увильнуть не удастся. Уоррен на правах супруга настоит, чтобы она отдалась ему.

Ну и что? Ведь нам уже было хорошо вместе, и будет хорошо снова. Но в тот раз нас потянуло друг к другу вследствие экстремальной ситуации, взаимная необходимость в разрядке… И, конечно, хмель, с грустной иронией напомнила она себе. А что сейчас? Со стороны Уоррена, конечно, секс, он и не скрывает, что хочет меня, и сопротивление лишь возбудит его. А с моей стороны? Исполнение обязанности? Необходимость соблюдать свою часть сделки?

Эвелин сцепила руки, лежащие на коленях, и закусила губу, понимая, что не будет ни того, ни другого. Она испытает то, что уже пережила, — но со стократной силой. Ибо, как бы Эвелин себя ни убеждала, она отчаянно влюблена в Уоррена, но не отдавала себе в этом отчет, пока не стало слишком поздно, пока она не поняла, что ей некуда деться. Поэтому она настороженно и со страхом ждала момента, когда окажется в постели с Уорреном: он ее не любит и, если опять наутро отвернется, она этого не вынесет.

Оставив вещи в гостинице, они выпили чаю и отправились на прогулку. Они бродили, взявшись за руки, и между ними воцарилось такое взаимопонимание, что Эвелин показалось, будто это в самом деле любовь. Если бы только это оказалось правдой! Когда стемнело, они вернулись в гостиницу и поднялись к себе, договорившись, что воспользуются ванной по очереди, словно их ждала настоящая брачная ночь, а Эвелин была невинной девушкой.

В номере горела лишь настольная лампа. Когда Эвелин вышла из ванной, Уоррен принялся осыпать поцелуями ее лицо, лаская каждую его черточку с такой нежностью, словно никогда раньше не прикасался к Эвелин. Затем он принялся неторопливо раздевать ее, приникая поцелуями к постепенно обнажавшейся нежной белой коже ее тела. Эвелин стояла неподвижно, закрыв глаза, и позволяла делать с собой все, что он хочет. Поцелуи и ласки обретали все более интимный характер, дыхание у нее учащалось, пока наконец она не предстала перед Уорреном совершенно обнаженной.

Медленно открыв глаза, она увидела, с каким откровенным желанием он смотрит на нее. Похоже, он чего-то ждал, и на мгновение Эвелин смешалась, но тут же, все поняв, стала развязывать его галстук.

Он уложил ее на постель и лег рядом, откинув покрывало и не гася лампу. От прохладных простыней по разгоряченному телу Эвелин пошли мурашки.

— Ты так красива, — хрипло пробормотал Уоррен. — И так желанна.

Он снова стал целовать ее с нарастающей страстью, и, когда приник к ней, Эвелин почувствовала его возбуждение. Но она тщетно старалась расслабиться и убедить себя, что все будет хорошо. Почувствовав его руку между своих бедер, она внезапно оттолкнула Уоррена и, спрыгнув с кровати, сжалась в комок.

— Я не могу! Я просто не могу! — Сотрясаемая конвульсивной дрожью, Эвелин забилась в угол комнаты, прикрывая наготу руками.

После нескольких секунд потрясенного молчания Уоррен оказался рядом с Эвелин и рывком выдернул ее из угла.

— Черт побери, что ты тут изображаешь?

— Прости, но я не могу. Не могу…

— Ради всех святых, что это значит?

Эвелин хотела убежать, прикрыться чем-нибудь, но Уоррен тисками сжимал ее запястья. Она отчаянно попыталась совладать с голосом, но смогла лишь выдавить:

— В прошлый раз… мы… выпили. И поэтому…

Не веря своим ушам, Уоррен смотрел на нее сверху вниз.

— То есть ты можешь заниматься любовью, лишь когда выпьешь? Это ты хочешь сказать?

— Нет! Да! Я не знаю! Знаю лишь, что сейчас не могу! — Эвелин впала в отчаяние. — Отпусти меня, Уоррен, прошу тебя!..

Но он так рассвирепел, что ничего не слышал.

— Я был терпелив с тобой, как… черт знает как! И ради чего? Чтобы узнать, что ты не можешь любить меня, пока не напьешься! Или только со мной ты не можешь лечь в постель, пока не надерешься до беспамятства?

Дернувшись, словно от удара, Эвелин принялась сбивчиво объяснять:

— Ты не понимаешь! Я хочу оказаться с тобой в постели, но… но я просто не могу. Прости.

— Ты права, я ровно ничего не понимаю! А с Грэхемом ты могла?

— Я никогда не спала с Грэхемом! — гневно вскинулась Эвелин.

Уоррен мрачно уставился на нее.

— После сегодняшнего вечера я готов в это поверить. — Он медленно разжал руки и отвернулся. Взяв в ванной халаты, он кинул один Эвелин и набросил другой. — Так что же, черт побери, нам делать?

Эвелин туго затянула на талии поясок и немного успокоилась.

— Не знаю. Прости, мне ужасно жаль.

— Ну, так тебе стоит разобраться, Эвелин, — сухо бросил Уоррен, — и побыстрее, потому что ты моя жена и будешь ею — в полном смысле слова!

Уоррен демонстративно ушел спать на диван, благородно предоставив в распоряжение Эвелин кровать. Надо ли говорить, что оба не сомкнули глаз?




На следующее утро они вернулись в Лондон. Подъехав к своему дому, Уоррен выгрузил багаж, оставив его на попечение консьержа, и, не заходя домой, отправился на работу, где просидел допоздна. Точно так же прошли и несколько последующих дней. Фирма перебиралась на новое место, и у Уоррена были веские основания так выматываться на работе, что, приходя домой, он без сил валился в постель.

Эвелин спала в соседней комнате, но понимала, что вечно так длиться не может. Уоррен не тот человек, чтобы и дальше терпеть столь своеобразную семейную жизнь. Да и самой Эвелин конфронтация становилась в тягость.

Инстинктивно она чувствовала, что грядущий уик-энд поставит все точки над Эвелин пришла к выводу, что должна или побудить Уоррена к любви, или, по крайней мере, дать понять, что силой принуждать ее не придется.

В субботу Уоррен уехал по делам, но предупредил, что вернется к обеду. Часов в пять он позвонил и сообщил, что возникли кое-какие проблемы, и он задерживается. Эвелин весь день готовилась к решающему разговору и, услышав эти слова, даже обрадовалась. К семи она решила перекусить, но вдруг пришла к выводу, что продукты, имеющиеся в доме, ее не устраивают. Ее охватило столь сильное желание съесть что-то острое и горячее, что она надела пальто и отправилась в индийский ресторанчик, где заказала самое острое карри. Утвердившись в решимости подарить Уоррену ночь любви, Эвелин подумала, что пара бокалов вина помогут ей расслабиться, и попросила официанта выбрать самое легкое.

Когда она вышла из ресторана, ее резануло холодным порывом ветра. В первой половине дня шел дождь, но потом похолодало и, если не соблюдать осторожность, можно было поскользнуться. Эвелин, съевшая довольно большую порцию, чувствовала, как поясок юбки врезался в талию. Или, может, это дает о себе знать ребенок? Она была настолько погружена в размышления об Уоррене, что почти забыла о ребенке: не делала никаких покупок, готовясь к его появлению на свет, и даже не подобрала имени. Но для этого еще будет время, а сейчас следует спешить домой и с распростертыми объятиями встречать мужа, который вот уже неделю мечтает осуществить свои брачные права.

Осознав смешную архаичность этого термина, Эвелин засмеялась. Внезапно ей пришло в голову, что дела не так уж плохи. Ладно, пусть даже Уоррен и не питает к ней безумной любви, но ведь он все же женился, не так ли? И он хочет ее. Чего еще желать? Скоро он вернется, может даже он уже дома и удивляется, куда делась жена.

Охваченная страстным желанием быть рядом с ним, чувствовать его близость, Эвелин решительно ускорила шаг, потом побежала и… поскользнувшись, растянулась навзничь на тротуаре, пребольно ударившись затылком. На помощь бросились сразу несколько прохожих и помогли Эвелин подняться. Поблагодарив за участие и заверив, что все в порядке, Эвелин продолжила путь, на этот раз внимательно глядя под ноги.

Она была уже готова повернуть на свою улицу, как живот резануло первым приступом боли. Вскрикнув, она остановилась, с трудом удержавшись на ногах, но второй приступ был куда сильнее, и ей пришлось ухватиться за фонарный столб, чтобы не упасть. К Эвелин подошли две женщины и спросили, хорошо ли она себя чувствует. Эвелин с искаженным от боли лицом взмолилась:

— Мой ребенок!.. Пожалуйста, помогите мне! — и потеряла сознание.




Придя в себя в чистенькой палате, Эвелин сразу поняла, что произошло, поэтому она относительно спокойно выслушала врача, который, осторожно подбирая слова, сообщил ей о потере ребенка.

— Судя по гематоме, вы упали. Падение спровоцировало выкидыш, — объяснил врач.

Господи, что я наделала! — ужаснулась Эвелин.

— Кому сообщить о случившемся с вами несчастье? — спросила медсестра.

— Моему… моему мужу. — Эвелин продиктовала номер телефона.

— Мы немедленно свяжемся с мистером Хантером и попросим, чтобы он приехал и побыл с вами.

— Нет! Пожалуйста… просто свяжитесь с ним, но скажите, что приезжать нет необходимости. Скажите, что я сплю… или что-то в этом роде.

— Вы уверены? — растеряно спросила медсестра.

Эвелин устало кивнула.

— Да. Я… я увижусь с ним завтра. Я очень устала.

— Не волнуйтесь, я все сделаю. Хотите, дам вам снотворное?

Эвелин с благодарностью проглотила пилюли и, когда Уоррен, узнав о несчастье, все равно примчался в больницу, уже крепко спала. Она не узнала, как, взяв ее за руку, он долго сидел у кровати, уехав лишь поздно вечером.




Проснувшись рано утром, Эвелин лежала, уставившись в потолок и не испытывая никакого желания встречать наступающий день. Что ж, ребенка я потеряла, крутилась у нее в голове мысль. Может потому, что сначала его не хотела, меня и постигла заслуженная кара. Но потеря ребенка означает потерю и Уоррена… Господи, вынесу ли я расставание с ним?!

Встав, Эвелин оделась и вызвала медсестру.

— Я хорошо чувствую себя и хочу отправиться домой.

Женщина так долго работала в больнице, что уже ничему не удивлялась, и лишь кивнула.

— Хорошо. Но вам придется расписаться на этом бланке.

Бланки на любой случай жизни, мрачно подумала Эвелин, ставя размашистую подпись, с бланка все и началось…

Выйдя на улицу, она остановила такси и назвала адрес, по которому проживала до замужества. Квартиру она еще не продала, и большая часть вещей находилась на своих местах: Уоррен собирался отправить их на склад, пока не купит подходящий дом, но спешка со свадьбой не оставила для этого времени.

Бросив на пол у высокого окна подушку, Эвелин села на свое любимое место, откуда могла видеть Темзу. В тяжелые минуты ощущение бесконечности времени, которое давала река, очень успокаивало Эвелин, но сейчас спокойствие к ней не приходило.

Пусть и случайно, но она убила своего ребенка, и теперь придется как-то жить с этим чувством. И откуда-то найти силы, чтобы расстаться с Уорреном вежливо и корректно и не дать ему оснований для еще большей ненависти. Эвелин понимала, что он никогда не простит ей потери ребенка. Пусть даже будет вспоминать их брак как ночной кошмар, но ребенка не простит никогда. Как и она себе никогда не простит.

Эвелин невидяще смотрела на реку, и сердце ее было полно горечи и печали.

В замке повернулся ключ, и в гостиную вошел Уоррен. На мрачном лице лежала тень смертельной усталости, словно он не спал ночь.

— Я так и думал, что найду тебя здесь. — Подойдя, он остановился, засунув руки в карманы и глядя на Эвелин сверху вниз.

— Я сделала это не специально, честное слово, — убитым голосом пробормотала она и отвела взгляд, не в силах выдержать осуждение Уоррена.

— Во всяком случае ты не совершала сознательных действий. Но, думаю, подсознательно ты сопротивлялась появлению ребенка и не принимала наш брак. — Он хрипло засмеялся. — Правда, против последнего ты восставала открыто.

Эвелин хотела рассказать, что спешила домой, полная готовности пойти Уоррену навстречу, но поняла: сейчас не время и не место говорить об этом, да он все равно не поверит. Она сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони, и смогла лишь промолвить:

— Мне очень жаль.

— Тебе жаль! — внезапно взорвался Уоррен. — Это все, что ты можешь сказать? — Внезапно он с силой ударил кулаком по стенке и застыл с закрытыми глазами, стараясь справиться с болью и горечью.

Эвелин захотелось встать, подойти к нему, обнять и утешить. Но, понимая, что гибель ребенка — результат ее легкомыслия, и что Уоррен будет совершенно прав, если презрительно оттолкнет ее, осталась на месте.

— Так что теперь мы будем делать? — повернувшись к ней, холодно осведомился Уоррен.

— Наверное, разбежимся… — голосом, полным боли, предположила Эвелин. — При данных обстоятельствах аннулировать брак будет нетрудно. И ты снова станешь свободным.

— Как и ты.

— Да, — справившись с комком в горле, грустно подтвердила она.

— И что ты собираешься делать?

— Что? — попытавшись улыбнуться, Эвелин пожала плечами. — О, со мной все будет в порядке. Найду работу и с головой уйду в дела.

— Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Конечно, — пожала плечами старавшаяся казаться беспечной Эвелин. — Ведь мы… мы поженились только из-за ребенка, а поскольку теперь… теперь его нет, нас больше ничего не связывает.

— Да. — Вытащив из кармана ключ от квартиры, Уоррен бросил его на пол рядом с Эвелин. — Он тебе понадобится. — И уже на пороге остановился, спросив: — Значит, мы никогда больше не увидимся.

— Нет. — Эвелин с отчаянием смотрела на Уоррена, но у нее хватило сил выдавить лишь это слово.

— Тогда прощай. — Он вроде хотел сказать что-то еще, и Эвелин, затаив дыхание, ждала, но Уоррен только пожал плечами. — Пока, Эвелин.

Он ушел. Через несколько секунд грохнула парадная дверь, и Эвелин поняла, что навсегда потеряла его.

Еще несколько минут она тупо смотрела на то место, где он только что стоял, и наконец разразилась отчаянными рыданиями, молотя кулачками по полу.

— Эвелин.

Она сразу же перестала плакать. Уоррен вернулся!

Вскочив, Эвелин стрелой бросилась к нему и, очутившись в его объятиях, всхлипнула:

— Пожалуйста, не оставляй меня! Прошу, только не бросай меня! Я так люблю тебя! Я знаю, что ты меня не любишь, но я буду стараться изо всех сил, чтобы ты был счастлив. И у нас будет другой ребенок, и ты полюбишь его, и…

— Эй! Эй! — Уоррен чуть отстранил Эвелин. — Что ты сказала?

— Что я… что я люблю тебя, — просто ответила она. — И не хочу, чтобы ты уходил.

— И когда ты это поняла?

— Не знаю. Думаю, несколько недель назад.

— Почему же ты мне сразу не призналась?

— Не хотела ставить тебя в трудное положение. Я знаю, что ты не любишь меня. Вот поэтому я старалась быть сильной, чтобы дать тебе возможность уйти… вот как сейчас. Но ты вернулся. — С надеждой и страхом она встретила его взгляд. — Почему?

— Значит, ты решила, что я не люблю тебя? — задумчиво сказал Уоррен.

Эвелин долго молчала и когда наконец заговорила, в голосе ее были боль и страдание.

— Я всегда это знала. Тогда на яхте… ты проснулся, думая, что я сплю, но я не спала. Ты чертыхнулся, а на твоем лице был написан такой гнев и разочарование, что я поняла: ты хотел, чтобы между нами никогда ничего не было бы.

Уоррен подвел Эвелин к креслу, сел в него и усадил ее к себе на колени.

— Я хотел, чтобы это произошло не таким образом, — объяснил он. — В день, когда мы встретились, — он улыбнулся воспоминаниям, — я собирался устроить тебе скандал века. Но, как только увидел тебя, мой гнев сразу испарился. Ты меня сбила с толку.

Эвелин удивленно уставилась на него.

— Ты же обвел меня вокруг пальца.

— Видишь ли, какое-то время я продолжал воспринимать тебя как хищницу, как беспринципную охотницу за головами. Помнишь? Но когда мы оказались в Йорке, я понял, что хочу узнать тебя лучше.

Эвелин не верила своим ушам.

— Ты хочешь сказать, что пытался понять меня?

— Именно. Я узнал, что у тебя есть приятель, и после столь неудачного начала мне оставалось лишь надеяться, что, если начать все сначала и не торопиться, то, может, что-то и получится. Но потом мы попали в аварию, пережили стресс… и ситуация вышла из-под контроля. Проснувшись утром, я понял, что никто из нас не был готов к тому, что произошло, и ты будешь совершенно права, если осудишь меня, обвинишь в том, что я подпоил тебя и воспользовался моментом. Вот почему, проснувшись, я подумал, что потерял единственную возможность обрести тебя, поэтому и выругался.

Эвелин вытаращила глаза, не в силах справиться с растущим изумлением.

— Вот, оказывается, в чем дело! А я подумала… подумала, что ты разозлился оттого, что терпеть меня не можешь и жалеешь, как все сложилось.

— А я решил, что ты холодна со мной по той же причине. Кроме того, я подумал, что ты влюблена в своего приятеля и злишься оттого, что изменила ему.

— Но я же порвала с Грэхемом.

— Что стало для меня приятной новостью, — убежденно сказал Уоррен. — И когда я наконец заставил тебя признаться в беременности, то понял, что должен тут же прибрать тебя к рукам, пока ты из-за глупой гордости не решишь, что справишься в одиночку. Потому что я ужасно хотел, чтобы ты была рядом, Эвелин. С первого же дня нашей встречи я постоянно думал о тебе.

— Почему ты мне ничего не говорил? — почти простонала Эвелин, проклиная себя, что не вызвала Уоррена на откровенный разговор раньше. А теперь они потеряли столько времени…

— Потому что боялся спугнуть тебя. Опасался: вдруг тебе взбредет в голову сделать аборт, чтобы от нового мужчины в твоей жизни не осталось и следа.

Приникнув к Уоррену, Эвелин нежно поцеловала его.

— В моей жизни всегда будет место для твоей любви, — откровенно призналась она. — О, как бы хотела знать это в нашу брачную ночь! Я очень боялась, что утром ты снова отвернешься от меня.

— А что, если мы устроим еще одну брачную ночь? — лукаво улыбнулся Уоррен.

— Замечательная идея! — мечтательно зажмурилась Эвелин.

— Честно говоря, я уже подумывал организовать другую свадьбу. На этот раз самую настоящую: с венчанием в церкви и со всем, что полагается. С тортом, — добавил Уоррен, улыбнувшись.

Эвелин обрадованно захлопала в ладоши.

— Согласна!


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.