Суеверный
Р.Л. Стайн


То, что скрыто, открывается ключом страха. Мирный студенческий городок захвачен настоящей волной ужаса. Под покровом ночи в лапах неведомого чудовища гибнут люди...


Р. Л. Стайн

Суеверный


«Superstitious» 1995, перевод О. Кузнецовой


Пролог


Шарлотта Вильсон смотрит на потолок. Сквозь венецианские жалюзи пробивается бледный желтый свет. Он отбрасывает полосатые тени прямо над ее головой.

«Решетка, – думает Шарлотта. – Тюремная решетка».

Рядом шевельнулся мужчина. Девушка слышит, как он приглушенно срыгивает.

«Послеобеденная отрыжка, – горько думает Шарлотта. – А на обед у него была я».

Над кроватью проносится порыв ветра. Шелестят жалюзи. Ветер свеж и прохладен. Шарлотта вздыхает. В этой квартире такой затхлый воздух! Пахнет жареным луком и застарелым табачным дымом.

– Ты куришь? – спрашивает она, глядя на полосатые тени.

Прохладный воздух щекочет ее влажную кожу.

– Нет. Это у меня из ушей дым идет, – мужчина шутит. – Ты была великолепна.

«А ты нет, – думает она. – Ты был очень тяжел. Я думала, ты меня раздавишь. И что это за дикие вопли в конце?»

Мужчина медленно проводит рукой по ее обнаженному животу. Девушка смотрит вниз и видит белую полоску на пальце, с которого он снял обручальное кольцо.

«Женат? А почему бы и нет? – думает она. – Разве меня это удивляет? Нет».

И как, он сказал, его зовут? Кажется, он сказал, что его зовут Джон?

Рука мужчины опускается ниже.

– Что тебя рассмешило? – спрашивает он.

– Так, мелькнула какая-то мысль.

Девушка поднимается на одно колено. Чешет бедро. «Да я липкая! – понимает она. – Мне нужно хорошенько отмокнуть в горячей ванне. Побольше пару. Так, чтобы он был как туман. Туман, за которым можно спрятаться».

Она внимательно осматривает маленькую спальню.

Его костюм валяется на полу у стены. Белая рубашка перевешивается через открытый ящичек туалетного столика.

Вещи Шарлотты аккуратно сложены на стуле у двери. Юбка лежит на сиденье. Свитер повешен на спинку стула. Колготки тщательно свернуты и лежат рядом с юбкой.

Все продумано. Никаких эмоций.

«Зачем я здесь?» – думает девушка.

– С этой недели я работаю на новом месте, – сообщает она.

Какое ему дело до этого? Зачем я ему это говорю?

Рука мужчины продолжает гладить ее тело.

– Да-а?

Зачем он притворяется? Разве его это интересует?

Шелестят жалюзи. Полосатые тени над головой немного смещаются.

– Ты работаешь в колледже?

Мужчина убирает руку и немного приподнимается, упираясь локтем в подушку. Он встречается взглядом с глазами Шарлотты. Темные глаза. Пытливый взгляд. Влажные волосы падают ему на лоб.

«Он, пожалуй, раза в два старше меня», – думает девушка.

Мужчина улыбается. В уголках его глаз собираются морщинки. «Да он довольно симпатичный! – думает девушка. – Я не такая уж ненормальная».

– Я теперь работаю с одним профессором. Я его секретарь. Неплохая работа. Он вроде бы какая-то знаменитость. Во всяком случае, здесь с ним носятся.

Профессор Лайам О'Коннор. Шарлотта мысленно повторяет его имя. Ей нравится, как оно звучит. Лайам. Такое необычное имя. И такое интересное.

Она знает, что ей не придется звать его по имени. Она будет называть его «доктор О'Коннор». У него темные глаза. Выразительное умное лицо.

Неужели Джон напоминает ей Лайама? Не поэтому ли она оказалась здесь, в его спальне?

Нет, конечно.

Мужчина хихикает.

– Так ты приносишь ему кофе и печатаешь письма? Разве это интересная работа?

Девушка сбрасывает его руку со своей груди. Ежится. Ей прохладно. Венецианские жалюзи шелестят и раскачиваются.

– Он очень интересный человек. Ирландец.

Как глупо это звучит! Ужасно глупо! Ей больше не хочется разговаривать с Джоном. Они достаточно поговорили за пивом в «Кувшине». Или это было в «Пивоварне Майка»?

– Ну зачем я после работы отправилась пошататься по барам студенческого городка? Зачем я позволяю подобным типам клеиться ко мне?

Хороший вопрос, Шарлотта. А теперь сядь, открой записную книжку и напиши эссе сотни на три слов. Назови его «Самооценка».

Нет. Никаких эссе. И нечего себя ругать. Начинаю жизнь заново. Новая работа. Новая квартира на другом конце городка. Новая соседка по квартире.

Мне пора домой.

Девушка поднимается. Скрипят пружины. Она спускает ноги на пол. По выцветшему восточному ковру скользят тени. К туалетному столику прислонен черный дипломат.

– Чем ты занимаешься? – спрашивает Шарлотта.

Девушка вспоминает, что в баре она уже задавала ему этот вопрос, но он не ответил.

– Ты имеешь в виду работу?

– Ну да.

– Ну, то тем, то сем. Немножко того, немножко этого.

Но чемоданчик его выдает.

– Так ты коммивояжер?

– Ну, иногда я что-то продаю. А иногда покупаю.

Звучит очень таинственно. Ну-ну, не проболтайся, Джон!

Мужчина протягивает к ней руку. Горячая шершавая ладонь касается прохладной кожи.

– Иди сюда. Еще рано.

Шарлотта встает.

– Надо идти. Все было прекрасно. Правда.

Обеими руками она откидывает назад влажные светлые волосы.

Потом наклоняется, подбирает с ковра его галстук, вертит в руках, рассматривая темные полоски.

– Очень скромная расцветка, Джон.

Он смеется. Смех у него сухой, больше похожий на кашель.

– Все из-за костюма. Это галстук к этому костюму. Создает определенный образ. Как маска. Мы ведь все носим маски, правда?

«Что до меня, то я без маски», – думает Шарлотта и бросает галстук.

Наступая на тени, она проходит через комнату к своей одежде. Ей хочется открыть дверь стенного шкафа и посмотреть, что за одежду носит его жена.

Девушка берет со стула трусики. Почему она сегодня выбрала именно черные атласные? Разве она знала, что закончит день в чужой постели? В чужой постели, нагишом?

Шарлотта поднимает ногу, натягивает трусики. Она чувствует на себе его взгляд. Давай, давай, смотри, Джон. Я ради этого сюда и пришла!

– Гм!... Шарлотта!

Девушка поправляет трусики и тянется за колготками, которые так аккуратно сложены возле короткой юбки.

– Шарлотта!

Она оборачивается. Он лежит уже на двух подушках, закинув руки за голову. Локти расставлены в стороны. Мужчина улыбается.

«Хорошая улыбка, – думает девушка. – Но все же это улыбка торгаша».

Что ж... На этот раз он продал меня.

– Гм!... Шарлотта! Пока ты не ушла... хм...

Она опускает колготки.

– Ну что?

– Прежде, чем ты уйдешь... Может, еще? Губками...

А я-то думала, что его привлек мой ум!

– Нет, Джон, не хочется. У меня губы потрескались.

Они оба смеются. Ха-ха! Как смешно!

Девушка одевается и через минуту выходит. Ей кажется, что она вся липкая. Ноги слегка дрожат. Лицо пылает.

Неожиданно Шарлотте очень захотелось есть. Не остановиться ли где-нибудь, чтобы перехватить сэндвич? Нет, нужно идти домой, принять ванну.

Шарлотта вспомнила, что дома в холодильнике у нее есть какое-то китайское блюдо. Осталось со вчерашнего дня. Можно сунуть его в микроволновую печь. Роскошный ужин! Интересно, дома ли Келли? Или сегодня она занимается с этим своим школьником, что живет на другом конце города?

Ветер качает деревья. Все вокруг шелестит. Листья медленно падают на землю и летят по тротуару, исполняя свой осенний танец.

В окнах позади девушки мигают огни. Старый многоквартирный кирпичный дом. Он занимает весь квартал. Длинный тент над входом хлопает на ветру. Шарлотта оглядывается на окна Джона. Он на третьем или на четвертом? В окнах наверху темно.

Девушка пересекает Дейл-стрит, направляясь к Хай-стрит. К улице, ставшей предметом дурацких студенческих шуток по поводу того, можно ли выловить кайф на Хай-стрит. Для этих ребятишек у «хай» есть только одно значение – «кайф». Множество шуток есть и по поводу пересечения Хай-стрит с Мерри-стрит – «веселой» улицей.

Шарлотта сворачивает на Хай-стрит. Теперь ветер дует ей в лицо. Девушка перекладывает полотняную сумку в левую руку и пускается бегом, наклонясь против ветра.

Она слышит позади себя царапающий звук: «Чирк, чирк!» и замедляет бег. Оборачиваясь, Шарлотта видит двух юношей на роликовых коньках. Оба с серьезными лицами. Одеты в мешковатые джинсы и в похожие красно-серые свитера с эмблемой колледжа. Свитера довольно длинные, надеты навыпуск. Темные бейсбольные кепки повернуты козырьками назад.

– Чирк, чирк!

Размахивая руками, молодые люди проносятся мимо, не обращая внимания на Шарлотту. «Спешат попасть в общежитие до закрытия», – думает девушка.

В свои двадцать шесть лет она неожиданно чувствует себя старой. Мне следует попробовать покататься на роликовых коньках. Почему это я никогда не пробовала? Кто знает, может быть, они бы изменили мою жизнь!

На углу Шарлотта останавливается, давая возможность грохочущему микроавтобусу обогнать ее. Большая собака, похожая на овчарку, высовывает из окна голову и лает на девушку. Три раза. Коротко и сердито. Потом, довольная тем, что удалось высказать все начистоту, ныряет обратно в машину.

Следующая улица Йель-авеню. Студенческий городок Мур-колледжа тянется еще дальше. «„Йель“ – значит „автоматический замок“. Что за странная мысль – построить нарядные здания колледжа на такой улице. Как только может колледж уживаться с улицей с таким названием?» – думает девушка.

Она стряхивает с волос плотный коричневый лист и перекладывает сумку в правую руку. Шарлотта окидывает взглядом знакомые здания колледжа. В серебряном лунном свете низкое административное здание из белого гранита кажется бледно-зеленым. Куполообразная крыша блестит.

Старые деревья студенческого городка гнутся и шелестят.

Позади главной парковочной площадки темнеет увитое плющом здание факультета лингвистики. Его кирпичный шпиль кажется черным на фоне лилового ночного неба.

Семнадцатилетней первокурсницей Шарлотта впервые увидела это здание и приняла его за церковь. Вскоре она узнала, что первое время после создания колледжа оно действительно служило часовней. За четыре года, проведенных в колледже, Шарлотта не раз занималась в его стенах. Аудитории там тесные и несколько обветшавшие.

А теперь она работает в этом же старом здании, на последнем этаже, отведенном сотрудникам. И сидит как раз под этим полым шпилем.

Мысли о работе заставили девушку бросить взгляд на Йель-авеню. В квартале отсюда, позади двух кривых ив стоит неуклюжее вместительное здание, куда переехал ее нынешний шеф.

Лайам.

Шарлотта представила его карие глаза. Такие открытые и сердечные. Еле заметный шрам на подбородке. Белозубую улыбку. Легкий ирландский акцент, когда он говорит: «Доброе утро, Шарлотта!»

Ох, что это я? Почему я думаю о нем? Или я совсем сдвигаюсь?

Стоя посреди улицы, девушка прищурившись всматривается в темноту. Интересно, дома ли он?

Из-за деревьев ей ничего не видно.

Шарлотта понимает, что ничегошеньки не знает о своем шефе. Человек-загадка. Ну, дайте мне время! Меня же приняли на работу всего неделю назад!

Приближающийся свет фар вывел девушку из задумчивости. Она перебегает улицу. Машина проезжает мимо. Из открытого окна до Шарлотты донеслась мелодия в стиле «кантри».

Шарлотта идет по извилистой, вымощенной камнем дорожке мимо административного здания, по открытой лужайке, усаженной со всех сторон деревьями и известной под названием «Круг». На флагштоке флаг колледжа – буква "М" на сером фоне. Флаг дергает веревку с такой силой, словно хочет вырваться на волю. Шум ее собственных шагов – шелест подметок о камни, да хлопанье полотнища – единственные звуки, которые нарушают тишину.

Девушка мечтает об оставшемся со вчерашнего дня китайском блюде и о горячей ванне.

Огни светильников следуют за изгибами тропинки. Одна из ламп перегорела.

«Как темно!» – думает Шарлотта.

Неожиданно ей навстречу шагнула какая-то фигура.

Лиловое пятно. Голова. Руки.

«Эй!» – удивленно вскрикивает девушка.

Полотняная сумка падает у нее из рук. Темная фигура грубо хватает ее за волосы и тащит в сторону от тропинки.

– Эй, отпусти!

Что за странный звук, словно что-то рвется?

Жуткая боль обрушивается на Шарлотту. Эта боль прижимает девушку к земле. Ноги ее не держат. Она падает на колени.

Шарлотта понимает, что с нее сняли скальп. Скальп и волосы. Сорвали с головы. Одним движением, без всяких усилий.

Нет!

Она видит пальцы, которые движутся к ее глазам.

От боли девушка не в силах пошевелиться. С ее губ слетает слабый стон:

– У... у ... уу...

Пальцы глубоко вонзаются в нее.

Выдираемые глаза издают хлюпающий звук.

– У... у ...уу...

Шарлотта видит только красное.

Она его чувствует.

Ее руки взметнулись к голове. Она чувствует кость. Кость, мокрую от крови.

Верхняя часть ее головы похожа на мягкую массу, вроде мокрых бумажных салфеток. Где же ее волосы?

Горячая кровь течет по ее лицу.

– У... у... уу...

Неужели это я?

Девушка слышит тихое рычание. Ее отрывают от земли. Поднимают и сгибают. В одну сторону. Потом в другую. Туда и обратно. Туда и обратно.

– У... уу...

Последним звуком, который услышала Шарлотта, был треск ее собственного позвоночника.


Часть первая


Глава 1


Сара Морган разломила пальцами ножку краба и достала кусок белого мяса.

– Мне нравится это заведение, – сказала она, оглядывая переполненный ресторан.

«Очень уютно, – подумала девушка. – Очень основательно. Стены из красного кирпича. Квадратные деревянные столы. Белые бумажные матики под блюда. Над окошечком кухни на доске мелом написано меню. Официантки в белых передниках, на которых трафаретом нарисованы большие красные омары».

«СПИНАКЕР». Самодельная, сделанная трафаретом табличка с названием ресторана на стене в баре.

Сара обмакнула мякоть краба в китайскую мисочку с масляным соусом и осторожно поднесла ко рту.

Мэри Бет Логан вонзила вилку в кусок меч-рыбы.

– В детстве, когда я жила в Огайо, у нас не было крабов, – сказала она. – В Огайо никто и понятия не имел о том, что это такое. Знаешь, что у нас было? Мороженые рыбные палочки. Вместо крабов. Очень экзотическое блюдо.

Сара рассмеялась. Она вытерла салфеткой масляные губы и снова положила ее на колени.

– Креветки я увидела, когда мне было лет двадцать, – продолжала Мэри Бет. – Я не знала, с какого конца их едят!

Сара попробовала салат из капусты. Очень сладкий.

– Так ты не знала, как обращаться с креветками? Мэри Бет, я сама из Индианы. Даже мы знаем, как обращаться с креветками!

Зеленые глаза Мэри Бет сверкнули.

– Я выросла на палочках. Сара опускает вилку.

– С каких это пор «Нежные веточки» разлюбили палочки?

Мэри Бет откидывает назад голову и смеется. «Нежные веточки» – название усадьбы ее родителей.

Сара миллион раз видела, как смеется Мэри Бет.

«Я видела все мыслимые выражения ее лица бессчетное количество раз, – думает Сара. – За исключением этой новой короткой стрижки и платиновых прядок в волосах, Мэри Бет ничуть не изменилась. Мы снова как первокурсницы. Сколько раз мы, бывало, сидели, потягивая чашку за чашкой слабый кофе в ресторанчике „Дели“ и без конца разговаривали о мальчиках».

– Не могу поверить, что я снова здесь, – пробормотала Сара. – Не могу поверить, что мы с тобой...

– Ты капнула маслом на свитер, – сказала Мэри Бет.

Сара посмотрела на пятнышко. Она обмакнула салфетку в стакан с водой и потерла пятно.

Мэри Бет проглотила кусочек меч-рыбы.

– Что за цвет у твоего свитера? Тебе очень идет.

– Клюквенный.

Сара поправила большой воротник. Ей нравились большие, свободные свитера, больше похожие на платья. Такие, в которых можно спрятаться. Этот свитер доходил ей чуть ли не до колен. Она носила его поверх черных легинсов.

– Где ты его достала?

– Я заказала его по каталогу «Джи Кру».

Мэри Бет укоризненно прищурила глаза. Она взмахнула вилкой.

– Ты жила в Нью-Йорке и заказывала вещи по каталогу?

Сара пожала плечами.

– Так проще. Ты же знаешь, что я не слишком люблю ходить по магазинам.

Она терпеть не могла покупать любую одежду. Это занятие казалось ей напрасной тратой времени. Украшать себя. Любоваться собой в зеркале. Спрашивать продавцов, идет ли тебе то или это.

Привлекать к себе внимание.

Сара не была застенчивой. И знала, что хороша собой. Просто она не любила привлекать к себе внимание.

Она быстро сменила тему разговора.

– Мне нравится твое платье, Мэри Бет. Чтобы преуспеть, нужно одеваться. Это ведь кашемир, правда?

Мери Бет оттянула ткань длинного серого рукава.

– На мою зарплату? Это хлопок, моя дорогая!

Она вздохнула.

– Это же просто нелепо – носить платья каждый день. Но мой начальник не разрешает носить джинсы в офисе.

– Твой начальник? Я думала, что твоя должность называется «начальник отдела средств информации».

Мэри Бет отрицательно покачала вилкой.

– Ты же знаешь колледжи! Здесь каждый – начальник. Если в колледже есть начальник отдела средств информации, то у него есть начальник, нечто вроде «начальника начальников». А у того в свою очередь тоже есть начальник – декан.

Они обе рассмеялись. «Как в добрые старые времена», – радостно подумала Сара.

– Надеюсь, ты не собираешься покупать одежду во Фривуде? – Мэри Бет намазала картофелину сметаной. – Единственное, что здесь можно найти – это мешковатые «ливайсы» и свитера типа теплых футболок с большими буквами "М" спереди.

– Ничего не имею против, – ответила Сара. – В них я буду выглядеть моложе.

Она вздохнула.

– Я чувствую себя такой старой!

Мэри Бет согласно кивнула.

– Двадцать четыре – это немало для студенческого городка. Но ты все еще выглядишь на восемнадцать. Тебе следовало стать моделью, Сара. С твоими скулами и красивыми губами... Конечно, двадцать четыре – это многовато для модели в наши дни. Придется смириться. Нам обеим уже поздно.

Они обе быстро оглядели ресторан. Большинство посетителей были студентами колледжа. Две супружеских пары средних лет занимали отгороженные столики возле бара. Похожи на профессоров. «Все остальные совсем недавно вышли из детского возраста», – подумала Сара.

– В иные дни я здесь старше всех, – простонала Мэри Бет.

Ее лицо просияло.

– Давай не будем об этом. Ты здесь! Это так здорово! Как тебе понравилась квартира?

Сара разломила другую ножку краба.

– Уютная.

– Это значит, очень маленькая? Тебе она не нравится?

Сара рассмеялась.

– Нет. Уютная – значит уютная.

Одной рукой она отбросила назад прямые черные волосы. На лбу у нее была небольшая челка, с пробором посредине. Она доходила ей ровно до бровей.

– Если квартира тебе не нравится, мы можем найти другую. Не хочешь переехать ко мне? Мне просто казалось, что ты захочешь жить одна. Я имею в виду, что в Нью-Йорке ты, вероятно...

– Все нормально. Правда, нормально. Я напрасно назвала ее уютной. Нужно было сказать – нормальная. Отличная. То, что надо.

Мэри Бет покачала головой. Свет заиграл в ее светлых волосах с отдельными подкрашенными прядками.

– Тебе она не нравится. Извини.

Она ткнула вилкой в картошку.

– По крайней мере, она удачно расположена. В двух кварталах от студенческого городка. Я потому ее и выбрала. Но мне следовало бы самой догадаться. Я имею в виду, что тебе, наверно, нужна квартира побольше. Чтобы можно было приглашать друзей...

– Друзей? – Сара округлила глаза. – Мэри Бет! Ты здесь единственный человек, которого я знаю! Ты мой единственный друг.

Сара заметила, что посетители за соседним столиком повернули головы в их сторону. Она поняла, что говорит слишком громко и покраснела. Смутившись, она подождала, пока незнакомцы вернутся к своему разговору.

– Ну, ты все же рада, что приехала, не правда ли? – зеленые глаза Мэри Бет внимательно смотрели на Сару.

– Ну, конечно! – быстро ответила Сара. – Ты же знаешь, что спасла мне жизнь.

– Ну, ты мне ничего не рассказывала... практически ничего...

Мэри Бет покусала нижнюю губку. Она отодвинула тарелку и потянулась за сумкой. Порылась в ней.

Сара оглянулась на дверь. В зал вошли трое. Привлекательный темноволосый мужчина в спортивном пиджаке из твида и бежевом свитере. Заплатки на локтях. Похож на преподавателя. Привлекательная женщина в коричневом плаще прижималась к его руке. Красивую пару сопровождал огромный верзила – краснолицый, с копной лохматых седых волос, по которым, казалось, прошелся ураган.

Сара перестала рассматривать незнакомцев и повернулась к подруге. Мэри Бет поднесла зажженную спичку к торчавшей во рту сигарете.

Сара неодобрительно покачала головой.

– Ты все еще куришь?

Мэри Бет помахала спичкой, чтобы погасить ее.

– Нет. Я бросила.

Она глубоко затянулась, потом медленно выпустила дым.

– Гм! Мэри Бет!

– Я бросила.

– Но ты же куришь.

– Я знаю. Но я бросила. Поверь мне.

Мэри Бет снова затянулась и положила сигарету на край тарелки.

– Эти уж мне рестораны! В них перестали ставить пепельницы.

Сара округлила золотисто-зеленые глаза.

– Ты, наверное, последняя курильщица в Америке.

– Вовсе нет! – запротестовала подруга. – Посмотри вокруг. Все эти ребятишки из колледжа – они же все курят! У них в общежитиях – клубы поклонников Джо Кемела. Правда. Они думают, что бессмертны.

Лицо Сары просветлело.

– Ха, а ведь я снова студентка! Может, я тоже бессмертна.

Мэри Бет покачала головой и выпустила дым из ноздрей.

– Студенты-старшекурсники обречены.

– Мэри Бет, ты все же странная!

– А ты – нет. Ты – антистранная...

Она погасила недокуренную сигарету о край тарелки.

– Видишь! Я только что бросила курить.

Официантка убрала тарелки. Подруги заказали кофе. За столом в другом конце зала раздался громкий взрыв хохота. Четверо молодых людей подняли бутылки с пивом, чокнулись и произнесли громкий тост.

– Почти как в Нью-Йорке, не правда ли? – хихикнула Мэри Бет.

Она выпрямилась на стуле и поправила длинные серые рукава.

– Я хочу, чтобы ты мне что-нибудь рассказала. Хочу послушать какие-нибудь байки из жизни издательств. Что-нибудь об этом далеком и прекрасном мире. И о ночной жизни. Я хочу все знать об интересных людях, которых ты встречала. Я хочу узнать о Чипе. И...

– А как насчет тебя самой? – прервала ее Сара, сжимая обеими руками лежавшую на коленях салфетку. – Что случилось с Донни? Последний раз, когда я с тобой разговаривала, ты с Донни...

– Знаю, знаю, – Мэри Бет подняла обе руки, показывая, что сдается. – Я сходила с ума по Донни. Донни был для меня всем. Донни был Богом. Он по мне тоже с ума сходил. Мы, бывало, даже спорили о том, кто по ком больше с ума сходит.

– И что же?

Мэри Бет горько вздохнула.

– Мне пришлось с ним порвать. Мне пришлось разбить ему сердце.

Она побарабанила пальцами правой руки по крышке стола. Сара заметила, что ногти Мэри Бет коротко обгрызены.

– Ну так что? Давай же, выкладывай!

Мэри Бет не решалась. В конце концов она наклонилась над столом, придвинулась поближе к Саре и сказала громким шепотом:

– Да у него как у хомяка...

– Гм! Прости, не поняла?

– Ну, у него был совсем крошечный.

Мэри Бет подняла два указательных пальца и свела их совсем близко.

Сара не могла не рассмеяться. Она закрыла рот ладонью.

– Это было вовсе не смешно, – укоризненно сказала Мэри Бет. – Иногда ночью нам приходилось искать его с фонариком.

Сара замотала головой и засмеялась еще сильнее.

Мэри Бет потянулась через стол и схватила ее за руку.

– Ты знаешь, эти эксперты на телевидении говорят, что размер не имеет значения! Они ненормальные. Имеет. Им следовало спросить об этом меня!

– Но... Но... – Сара была не в силах говорить.

Мэри Бет всегда умела рассмешить ее до слез. Обычно при этом она говорила о самых серьезных вещах.

– Но ведь ты же была в него влюблена! – в конце концов выдавила она.

Мэри Бет отпустила руку Сары. Она пожала плечами.

– Любовь – трудная штука!

Официантка принесла кофе. Сара налила в свой кофе молока. Мэри Бет предпочитала черный.

Сара обхватила ладонью белую китайскую кружку. Она с удовольствием вдыхала аромат кофе.

– Так ты теперь ни с кем не встречаешься?

Мэри Бет преувеличенно капризно надула губки – еще одна знакомая гримаска.

– Можно так сказать.

Сара отпила маленький глоток кофе. Все еще слишком горячий. Она потянулась за алюминиевым кувшинчиком с молоком.

– Теперь твоя очередь! – объявила Мэри Бет. – Расскажи мне все. Давай! Это будет по справедливости. Ведь я же тебя спасла!

– Что тут расскажешь! – ответила Сара и поставила кружку на стол. – Я хотела сказать, долго рассказывать!

– Расскажи мне о Нью-Йорке, – настаивала Мэри Бет. – Расскажи мне о свой замечательной квартире в знаменитом роскошном районе для богачей. Расскажи об издательстве «Конкорд», о знаменитых авторах, которых тебе довелось встретить.

Сара вздохнула.

– Это все в прошлом.

Она отбросила назад волосы и поправила челку.

Мэри Бет нетерпеливо барабанила по столу.

– Ну хорошо, тогда, по крайней мере, расскажи мне о Чипе. Когда я звонила тебе весной, мне показалось, что ты относишься к нему очень серьезно. Что же случилось? Почему ты с ним порвала?

– Ну...

Сара склонила голову набок – старая привычка, она всегда делала так, когда о чем-нибудь напряженно думала.

– Ну же, Сара! Так почему ты перестала встречаться с Чипом?

Сара вздохнула и начала было отвечать. Но ее прервал дождь из соли, пролившийся ей на волосы и плечи и запорошивший клюквенный свитер.

Соль?

Девушка мгновенно повернулась всем телом и встретилась взглядом с карими глазами мужчины, сидевшего за соседним столиком. Он тоже обернулся. В руке незнакомец держал солонку.

Сара стряхнула со свитера белые кристаллы.

– Вы что, бросали соль через плечо?

Красивое лицо мужчины вспыхнуло.

– Покорнейше прошу меня простить! Это просто одно из моих суеверий.


Глава 2


– Я действительно бросил соль через плечо. Это приносит удачу. Я не знал, что вы здесь сидите. Мне следовало сначала осмотреться.

У него был легкий иностранный акцент. «Не британский, – подумала Сара. – Ирландский. Да. Определенно ирландский».

Девушка внимательно посмотрела в карие глаза незнакомца. Очаровательные глаза, с морщинками в уголках. Эти глаза смотрели на нее из-под густых темных бровей.

– Все в порядке. Я просто вздрогнула от неожиданности. Я...

Почему это она запинается?

Не успела Сара договорить, как он вскочил. Мужчина был выше, чем она думала. Рукой он откинул назад волну каштановых волос. Отодвинул стул. Потянулся к ней.

Что он собирается делать?

Его рука была уже на ее волосах. Ласковая. Теплая. Незнакомец начал стряхивать соль с волос Сары.

– Очень прошу меня извинить! Мне очень жаль.

Шерстяной рукав спортивного пиджака скользнул по лбу девушки.

– Все в порядке, не беспокойтесь!

Сердце Сары забилось сильнее. От прикосновения его руки по ее затылку побежали мурашки. Взгляды их встретились. Мужчина наклонился и сосредоточился на ее волосах. Девушка чувствовала тепло его рук.

Сара отвела глаза и посмотрела на его спутников, с которыми он пришел в ресторан. Приятная женщина лет тридцати-тридцати пяти, с короткими светлыми, почти белыми волосами, темными у корней, с приятной улыбкой. Напротив нее за столом сидел огромный верзила с красным лицом и копной взъерошенных седых волос. Он допивал пиво. Громадной ручищей этот медведь держал кружку, через край которой на Сару смотрели его темные глаза.

– Все! – не отрывая глаз от волос девушки, мужчина отступил на шаг. – Думаю, что я стряхнул все. Стыдно пачкать такие прекрасные волосы!

Он впервые улыбнулся. «Сердечная улыбка», – подумала Сара.

Незнакомец протянул ладонь.

– Вот, посмотрите! Ваш волос! – мужчина шагнул к Саре. – Возьмите его! Скорее! Послюните пальцы.

Сара колебалась. О чем это он?

– Лайам! – тихонько позвала его женщина. – Лайам, сядь!

Лайам, казалось, не слышал ее.

– Послюните большой и указательный пальцы. Вот! – он протянул Саре один черный волосок.

Девушка невольно подчинилась. Она облизала пальцы.

– Теперь сильно тяните. Если он скрутится, вы будете богаты. Если останется прямым, будете бедны.

Сара рассмеялась.

– Мне кажется, что я и так знаю ответ!

Она была права. Волосок остался прямым.

Мужчина наклонился к девушке.

– Очень плохо!

Казалось, он искренне сочувствует ей и совершенно серьезно воспринимает вынесенный вердикт.

– Лайам, оставь девушку в покое! – вмешался верзила.

Голос у него был хриплый, гортанный.

– Ладно, ладно! – добродушно пожал плечами Лайам.

Он уже было начал поворачиваться, чтобы вернуться к своему столу, как вдруг замер и через голову Сары посмотрел на Мэри Бет.

– А вас я знаю! – воскликнул он.

Мэри Бет улыбнулась.

– Добрый вечер, профессор О'Коннор!

Он улыбнулся в ответ.

– Вы та самая девушка с видеокамерой!

Профессор повернулся к своим спутникам.

– На прошлой неделе она сняла обо мне видеофильм. Запечатлела, как я хожу по городку.

– Она спросила меня: «Вы можете ходить и говорить одновременно?» В жизни никто не задавал мне подобного вопроса!

Верзила и блондинка рассмеялись.

– Все не так просто, как кажется! – продолжал Лайам, снова поворачиваясь к Мэри Бет. – Я два раза споткнулся.

– У вас все получилось очень хорошо! – заверила его Мэри Бет.

– Видео о тебе? – проскрипел седовласый верзила. – Что же это за фильм? «Странные личности, которых следует избегать на территории колледжа?»

Все рассмеялись. Блондинка фамильярно шлепнула верзилу по руке.

– Этот фильм – первое знакомство с колледжем. Мы показываем его всем первокурсникам на ознакомительной лекции. Не так уж часто у нас в Мур-колледже работают такие знаменитые профессора.

– Вы хотели сказать «печально знаменитые», – пошутил верзила.

Он поднял кружку, опрокинул ее в рот и убедился, что она пуста.

– Мисс! Официантка!

Сара все еще чувствовала тепло руки Лайама на своих волосах. Она с удвоенным интересом посмотрела на него. Девушка видела выпуск газеты колледжа, где на первой странице была помещена статья о знаменитом профессоре, специалисте по фольклору. Он написал несколько книг, был гостем популярных телевизионных шоу и в этом году вел семинар для студентов старших курсов. Но Сара прочла лишь несколько абзацев – фольклор никогда ее особенно не интересовал.

«Он определенно очень привлекательный», – подумала она.

Ей понравилась его манера откидывать назад густые темные волосы, понравилось и то, как они снова падали ему на лоб. Девушка подумала о том, каковы эти волосы на ощупь, если провести по ним рукой так, как он это сделал с ее волосами.

Неожиданно Сара поняла, что Мэри Бет произнесла ее имя и представила ее профессору. Он взял ее руку и дважды тряхнул. Ласковое пожатие. Теплые руки. Почему же ее собственные руки стали вдруг такими холодными?

– Очень рада с вами познакомиться, доктор О'Коннор.

«Неужели это мой голос? – спросила она себя. – Почему это я вдруг так напряглась и так нервничаю?»

– Пожалуйста, зовите меня Лайамом, – поправил ее мужчина.

В уголках его карих глаз собрались морщинки.

«Сколько ему лет? – задумалась она. – Тридцать пять? Трудно сказать». Ей нравился его легкий ирландский акцент. Очень приятный. Просто очаровательный. Она представила себе маленьких гномиков, танцующих под мухоморами на зеленой лужайке.

Лайам отпустил ее руку и кивнул в сторону своего стола:

– Сара, это моя сестра Маргарет.

Женщина кивнула Мэри Бет и Саре.

– А это мой друг и коллега, Мильтон Кон.

Мильтон приветствовал девушек, подняв пустую кружку. Кривоватая улыбка украсила его красную физиономию. Его седые волосы торчали, как комочек взбитых сливок на вишневом желе.

«Коллега? – удивилась Сара. – Он выглядит скорее как профессиональный борец».

Она обратила внимание на то, что рука Мильтона слишком велика для пивной кружки.

– Кажется, несут нашу еду, – сказал Лайам.

Он увидел, что к ним направляется официантка, держа на уровне плеча поднос с ужином на троих.

Вернувшись на место, Лайам обернулся к Саре:

– Как вам понравились крабьи ножки?

«Так он заметил, что я ела?» – подумала Сара и почувствовала, что краснеет.

– Очень хорошие, – ответила она, инстинктивно почувствовав, что ответ не очень удачный. Какой-то недостаточно красноречивый и не интересный. – Очень вкусные.

Лайам улыбнулся.

Официантке пришлось маневрировать вокруг него, чтобы поставить тарелки.

– Неподалеку от Самоа есть крошечный остров, – сказал он Саре через плечо официантки. – Съедая крабов, люди там всегда зарывают пустые крабьи ножки в песок. Знаете, почему они это делают? Чтобы помешать мертвым крабам прийти к ним ночью и отомстить!

– Как интересно! – смущенно ответила девушка.

– Это чушь! – громко заявил Мильтон, обильно посыпая перцем отбивную на ребрышке. – Не верьте ни слову из того, что он говорит. Лайам половину выдумывает.

– Мильтон, но ведь Лайам – ученый! – с притворным негодованием попыталась защитить брата сестра.

– Он просто любит морочить людям голову! – Мильтон переключил свое внимание на еду, решительно разделываясь со своим бифштексом мощными взмахами ножа.

– И все же крабьи ножки очень хороши, – настаивала Сара. – Для меня это настоящее лакомство. Я не часто могу их себе позволить.

Она поняла, что пытается продлить разговор, чтобы помешать Лайаму отвернуться.

– Послушайте, а вам не нужна работа? – Мильтон оторвал глаза от тарелки, махнув ножом в сторону Сары и продолжая жевать.

– Что вы имеете в виду? – девушка была не уверена, что правильно его поняла.

Мильтон проглотил еду. На широкой шее дернулся кадык. «Шея футболиста, – подумала Сара. – Прямо-таки шея Франкенштейна».

– Вы не собираетесь подрабатывать?

– Ну... собираюсь, – неуверенно ответила девушка.

Я что, выгляжу так, словно я на мели? Он поэтому меня спрашивает?

– Она совершенно на мели, – вступила в разговор Мэри Бет.

Вот спасибо, Мэри Бет! Почему бы тебе не передать по кругу мою банковскую книжку, чтобы мы все могли ею полюбоваться!

Потом Сара поняла, что подруга просто пытается ей помочь.

Мильтон наклонился в сторону Сары, выглядывая из-за Лайама.

– Моя ассистентка ожидает ребенка и придает этому обстоятельству огромное значение, – проскрипел он и поднес ко рту свою мясистую руку, чтобы подавить отрыжку. Сбоку рука была испачкана соусом. – Она работает два раза в неделю. На остальные три дня я мог бы кого-нибудь нанять.

– Гм... Это было бы неплохо, – нерешительно ответила Сара.

Он смотрит на мою грудь. Почему он смотрит на мою грудь?

– Если рабочие часы будут сочетаться с расписанием занятий... Я начинаю дипломную работу... по психологии.

Лайам оглянулся.

– Это интересно. Вы уже встречались с Джеральдиной Фойер?

Сара подумала и отрицательно покачала головой.

– Нет. Занятия начались только на прошлой неделе. Я еще мало кого знаю на кафедре.

– Мне придется вас представить, – ответил он.

Сара заметила, что Маргарет бросила на брата любопытный взгляд. Она обернулась к Мильтону:

– Что нужно уметь для этой работы?

– Вы можете одновременно ходить и говорить? – спросил Мильтон, криво усмехаясь в сторону Мэри Бет. – Этого будет достаточно. Просто немножко возиться с бумагами и отвечать на телефонные звонки. Дерьмовая работа за дерьмовую зарплату.

– Мильтон! Мы же за столом! – чопорно одернула его Маргарет.

Сара рассмеялась.

– Это именно то, что мне нужно.

И неожиданно выпалила:

– А чем вы занимаетесь?

Вопрос явно удивил Мильтона. Он перестал жевать.

– Я декан по работе со студентами.

«В жизни бы не догадалась! – подумала Сара. – Ну, тренер по футболу. Начальник службы безопасности. Только не декан по работе со студентами!»

Сара собралась уже было извиниться за то, что не знала, кто он, когда Мильтон вскочил. Он постучал салфеткой по лицу, швырнул ее на стул и направился к Саре.

– Мне следовало представиться как следует.

Он сделал шаг.

Раздались два выстрела.

Мужчина сдавленно охнул и схватился за грудь. Он вдруг начал оседать на пол.


Глава 3


Лайам мгновенно обернулся и подхватил дюжего коллегу до того, как тот успел упасть.

– Мильтон, у тебя чувство юмора студента-второкурсника! – заявил он.

Мильтон открыл глаза и восстановил равновесие.

– Именно поэтому я все еще в колледже!

Он повернулся к Саре.

– Могу поспорить, что я вас разыграл!

Девушка вздохнула.

– Думаю, да.

Мильтон махнул рукой в сторону бара. Послышались еще два подобных щелчка, перекрывших гул голосов и шум ресторана.

– Это хлопушки, – объяснила Мэри Бет. – «Спинакер» знаменит своими хлопушками.

Сара увидела, как бармен плюхнул на мраморную стойку еще две узких рюмочки. Раздались еще два выстрела. Двое молодых людей в линялых джинсах и в теплых футболках опрокинули себе в рот тощие рюмочки, залпом опустошив их.

Сара отвернулась и почувствовала что кто-то стиснул ей плечо. Над ней навис Мильтон:

– Извините, если я вас напугал. У меня дурное чувство юмора.

– Оно у тебя не дурное, оно у тебя клиническое, – хихикнул Лайам, сидя спиной к Саре.

Под тяжестью громадной руки Мильтона Сара чувствовала себя очень неуютно. Она повела плечом.

Это он так извиняется или нарочно меня лапает?

Казалось, мужчина прочел ее мысли. Рука верзилы соскользнула с ее плеча.

– Если вы действительно хотите получить работу ассистента, приходите ко мне в административное здание завтра после обеда. Как, вы сказали, вас зовут?

– Сара. Сара Морган.

Мильтон серьезно кивнул, запоминая. И вернулся на свое место.

У Сары болело плечо. Она поняла, что Мильтон не понимает, до чего он силен.

Маргарет наклонилась над столом и начала разговаривать с Лайамом. Сара снова повернулась к Мэри Бет, которая рылась в темно-бордовом кожаном кошельке, собираясь оплатить счет.

– Давай пополам, – настойчиво предложила Сара и потянулась за своей сумочкой.

Мэри Бет подняла руку.

– Ни в коем случае! Сегодня я угощаю.

Она отсчитала три двадцатки.

– Ты можешь повести меня куда-нибудь, когда получишь первую зарплату.

Мэри Бет наклонилась и прошептала:

– Очень удачно, правда?

Но Сара думала о Лайаме, а не о Мильтоне.

– Думаю, да! – прошептала она в ответ.

– Он выглядит как настоящий гангстер! – прошептала Мэри Бет. – Но я слышала о нем только хорошее. Мильтон начал здесь работать в конце прошлого года. Прежнего декана застали голым в микроавтобусе, и не с одной, представь себе, а сразу с двумя старшекурсницами!

Она хихикнула.

– Он считал, что так он будет ближе к своим студентам!

– Мильтон в микроавтобус не поместится! – прошептала Сара и оглянулась, чтобы убедиться, что он не слышит.

Мужчина был занят поглощением остатков своего бифштекса.

– Он женат? – шепотом спросила Сара.

– Мильтон? Не думаю, – Мэри Бет прищурившись посмотрела на Сару. – А почему тебя это интересует?

Сара округлила глаза.

– Да не Мильтон! Лайам.

Мэри Бет рассмеялась.

– Нет. Не женат.

– Он не голубой?

– Откуда я могу знать? Я с ним практически не общалась – один раз в течение получаса брала у него интервью. Он живет со своей сестрой. Это все, что я знаю. Колледж предложил им тот просторный старый дом. Ты знаешь его – белый такой, на Иель-стрит.

Сара закусила нижнюю губку.

– Кажется, знаю. Не в нем ли жили Джессика Голдблат и ужасно длинная рыжеволосая девица, когда мы учились в колледже?

Мэри Бет нахмурилась.

– Я не помню.

Официантка взяла счет и деньги.

– Он довольно обаятельный, – заметила, вставая, Мэри Бет.

– Довольно! – воскликнула Сара. – Знаешь, кого он мне напоминает? Дэниэла Дей-Льюиса. Пару недель назад я одолжила «Век невинности». Я смотрела его двадцать раз. Я даже купила «Последнего из могикан».

– Ты помешалась! – пробормотала Мэри Бет, вешая сумку на плечо. – Впрочем, нет. Ты просто очень романтичная. Это еще хуже.

– Так ты не думаешь, что он похож на него? – шепотом настойчиво спросила Сара.

Мэри Бет отрицательно покачала головой и поправила юбку.

– На Дэниэла Дей-Льюиса? Да тебе просто померещилось!

Сара потянулась за сумкой. Начала вставать. Чихнула.

Лайам мгновенно обернулся.

– Будьте здоровы!

– Спасибо! – ответила Сара и почувствовала, как кровь приливает к ее лицу.

– Какой сегодня день? – спросил Лайам.

Он не отрывал от нее сияющих глаз.

– Какое это имеет значение? – спросила Сара и сунула руку в сумку, чтобы достать платочек.

– Есть старинный стишок из фольклора Ланкашира.

Он поднял глаза к потолку и упорно старался его вспомнить:

"Чихать в воскресенье – от бед избавленье,

Чихать в понедельник – накликать беду".

Лайам немного помолчал и продолжил:

«Во вторник – к свиданью, а в среду – к письму».

– Сегодня ведь вторник, не так ли? – поддразнил, наклоняясь к ней, Лайам.

«Да он флиртует со мной! – поняла Сара. – Определенно флиртует».

– А как насчет остальных дней, доктор О'Коннор?

– Зовите меня Лайамом.

– Вы его не поощряйте, – ворчливо отозвался Мильтон, – не то он будет до утра цитировать вам стихи своей доброй старой Ирландии!

– Гм! Дайте подумать, – Лайам проигнорировал выпад коллеги.

Он не отрываясь смотрел на Сару.

"В четверг – к неудаче, а дальше – тем паче:

Чих в пятницу – к горю, одно к одному".

Лайам вздохнул и остановился, припоминая остальное:

"В субботу – к тревоге и дальней дороге.

И черт поджидает тебя во все дни!"

Когда профессор дочитал последние строчки, девушка почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.

– Лайам, – поддразнила его она. – В ваших стихах всегда содержатся такие пугающие предупреждения?

Его улыбка угасла.

– Да. Боюсь, что так.


Глава 4


– Как сегодня ваши свиные отбивные, детектив Монтгомери?

Он почувствовал, что Энджел подошла и ласково обняла его сзади. От нее пахло луком и апельсинами.

– Мои – очень хороши. А твои? – он прижался щекой к ее рукаву.

– Я их еще не пробовала.

Женщина отошла от него на другой конец стола, где сидел ребенок. Мартин покачивался на высоком детском стуле со столиком. Он довольно гудел, запустив крошечные пальцы в стоявшую перед ним миску с макаронами без приправы. Мальчуган сосредоточено запихивал макароны в рот. Гаррет заметил, что процесс был успешным в пятидесяти процентах случаев. Неплохо для годовалого малыша.

Детектив Гаррет Монтгомери всегда находил новый повод гордиться своим сыном. Утром, когда они вместе с женой пили кофе, Энджел призналась, что не ожидала, что он будет таким любящим отцом.

– Ты хвастаешься даже тем, сколько он напускал слюней!

Гаррету пришлось признать, что он и сам удивлен. Завести Мартина – это была полностью идея Энджел. Гаррет хотел подождать до тех пор, пока его положение на работе не станет более устойчивым, пока они не будут уверены в будущем.

А теперь по утрам он торопливо вскакивал, чтобы узнать, что еще за сюрприз приготовил ему Мартин. И спешил домой из полицейского участка Фривуда, чтобы узнать, насколько за день подрос его мальчик.

Его сын! Иметь в доме ребенка было интересно! Гораздо интереснее, чем сидеть в участке и смотреть, как Вальтер ковыряет обрывком бумаги в кривых зубах.

Энджел суетилась вокруг Мартина, подбирая макароны с детского столика и засовывая их в рот малышу. Маленькие коричневые пальчики расплющивали макароны и кидали их на пол.

«Хорошие броски! Верная рука! – подумал Гаррет. – Будет спортсменом, вроде меня!»

В старших классах средней школы Гаррет был местной легкоатлетической звездой, пока не повредил колено. В баскетбол он тоже пробовал играть, но ему не удавались броски. Самое тяжелое для него время было, когда он пытался одновременно заниматься бегом и баскетболом. Но оттого, что ты высокий, ты не становишься автоматически Майклом Джорданом.

Гаррет все еще тренировался каждое утро. Он чувствовал, что набрал лишний вес – теперь он весил около ста восьмидесяти фунтов – но все еще бегал очень легко. Хотя в этом городе полицейскому торопиться было особенно некуда.

Но, по крайней мере, детектив знал, что не выглядит, как Вальтер. Вальтеру всего двадцать пять, а он уже отрастил такой живот, что не может придвинуться к столу ближе, чем на один фут.

Гаррет тут же представил себе коробку с хрустящими булочками с кремом, стоящую на столе Вальтера. Представил и самого Вальтера, с формой, обсыпанной спереди сахарной пудрой. Гаррет не мог не рассмеяться. Вальтер был ужасно нелепой фигурой!

Мужчина посмотрел на Энджел, стоявшую у другого конца стола. На ее свободном синем свитере спереди было несколько пятен. Детских пятен.

– Разве ты не сядешь поесть?

Женщина перестала подбирать разбросанные по полу макароны.

– Сначала я дам ему добавки. Твой сын – хороший едок!

Гаррет кивнул.

– Конечно, хороший.

Он взял на вилку немного картофельного пюре. Отрезал еще кусочек отбивной.

– Еще одна разновидность белого мяса, – пробормотал он.

– Что такое? – откликнулась от плиты Энджел. – Что ты сказал насчет мяса?

– Ты же знаешь эту рекламу по телевизору, – объяснил Гаррет. – Насчет свинины. Они пытаются утверждать, что свинина полезна, потому что это белое мясо.

Энджел вывалила макароны из кастрюли в миску Мартина. Она неодобрительно покачала головой.

– Не желаю слушать эти твои разговоры насчет белого мяса.

Гаррет хихикнул.

– У тебя просто извращенный ум.

Энджел улыбнулась ему.

– Но тебе он нравится. Это твой пистолет или ты просто рад меня видеть? – это была одна из их семейных шуток.

«Вот что значит брак, – подумал Гаррет. – У вас появляются семейные шутки».

Мартин нетерпеливо застучал кулачками по столу.

– Д-а-а-а! Д-а-а-а!

Гаррет передразнил его – он ударил кулаком по столу и закричал:

– Д-а-а-а! Д-а-а-а!

Мартин засмеялся.

– Два младенца! – пробормотала Энджел.

Она поставила миску перед Мартином и он схватил ее обеими руками. Потом женщина устроилась на стуле напротив Гаррета. «Какая она легкая и грациозная! – подумал он, наблюдая за женой. – В этом громадном свитере она кажется маленькой девочкой. Она совершенно не изменилась с тех пор, как мы познакомились. Тогда ей было шестнадцать».

Энджел положила себе свиную отбивную и надула губки.

– Тебе уже надо идти? Почему бы тебе сегодня не дать преступникам передохнуть?

Преступникам? Это просто смех! В маленьком одноэтажном здании полицейского участка, стоявшем позади почты, телефон звонил очень редко.

Гаррет вздохнул.

– Придется пойти, составить Вальтеру компанию.

– Но ведь в этом месяце ты не работаешь во вторую смену? Неужели Вальтер не справится?

– Этот деревенщина? Да ему, дай Бог, с сэндвичем справиться!

– А где же Харви?

– Повез жену в театр. В Харпер Фолз. Ее кузен там директор или что-то в этом роде.

Энджел нахмурилась.

– Харви водит свою жену в театр?

– Он спит все представление.

– А когда ты сводишь меня? Когда ты в последний раз водил меня в театр, в кино или вообще куда-нибудь?

Она не упрекала его, просто поддразнивала.

– Мартин – развлечение получше всякого театра.

Женщина улыбнулась.

– Да, это правда.

Она взяла салфетку и промокнула личико малыша. Он оттолкнул ее руку, поднял обе своих и соскользнул на пол, приземлившись на попку.

– Послушай, а я и не знал, что он уже умеет слазить со стула! – с гордостью сказал Гаррет.

– Он умный парень.

Мартин упорно старался встать на ноги. Одной рукой он схватился за нагрудник, висевший у него на шее. Гаррет посмотрел на эмблему на спине его комбинезончика.

– Ты не мокрый? – окликнула сынишку Энджел. – Тебе не нужно поменять подгузники?

Мартин встал и сделал несколько неуверенных шагов в сторону кухонной двери. Энджел вскочила. Гаррет махнул ей рукой, чтобы оставалась на месте.

– Ешь, я посмотрю за ним.

– Не позволяй ему подходить к плите. Она все еще горячая.

Женщина взяла ложкой пюре и быстро проглотила. Когда у тебя годовалый малыш, привыкаешь есть на бегу.

Гаррет окинул взглядом маленькую тесную кухню в поисках других источников опасности для сына. Из крана капала вода. Пластмассовое покрытие кухонного стола треснуло. На плите работали только две горелки.

«Слишком маленькая, – подумал он. – Сама по себе кухня неплохая. Просто очень тесная. Все поверхности заставлены. Все полки забиты. Нет лишнего пятачка, чтобы поставить кастрюлю или чашку».

Отец Энджел был доктором. Всю свою жизнь Энджел принадлежала к среднему классу. Осмотр кухни вогнал Гаррета в краску. Каждый раз, приходя домой, он думал о том, что брак с ним означал для Энджел понижение статуса и уровня жизни.

Они с Энджел оба работали, но почему-то все еще не могли себе позволить купить хороший дом, вроде того, в котором она выросла. Если бы у него хотя бы было побольше времени, чтобы сделать ремонт! Можно было бы покрасить дом.

– Я много думал о том, что предлагает мой брат, – сказал он ей.

Жена обмакнула кусочек хлеба в подливку, подняла руку, но не положила его в рот.

– Перестань об этом думать! Я не хочу переезжать в Атланту. Мне здесь нравится.

– Если бы я взялся за ту работу, которую мне предлагает мой брат, мы могли бы купить дом. С двориком. Ты же понимаешь. Мартину было бы где играть.

Энджел положила хлеб на тарелку.

– Детектив Монтгомери, я знаю, что такое двор.

Муж рассмеялся. Ему нравилось, когда она называла его «детективом Монтгомери», хотя он и не понимал, почему.

– Я серьезно, Энджел. Мы могли бы жить лучше.

Мы могли бы иметь хороший дом. А может быть, даже отложить немного денег. Мартину на колледж.

Ее зеленые кошачьи глаза не отрываясь смотрели на него. Она макнула хлебом в подливку, но не съела.

– Ты ведь кое о чем забыл, правда?

– Что? О чем это я забыл?

– О том, что тебе нравится быть детективом. О том, что тебе ужасно не нравится продавать мебель. И о том, что ты считаешь своего брата ничтожеством. Помнишь?

– Я не долго буду продавцом. Я стану менеджером в магазине. Или найду что-нибудь еще. Но здесь я не могу заработать. И я не настоящий полицейский. Я хочу сказать, что город у нас не настоящий. Это просто горстка домов и магазинов вокруг студенческого городка. И что я такое? Полицейский студенческого городка. Я здесь нечто вроде охранника. Мне следовало бы ездить на велосипеде, а не на полицейской машине. И этот наш полицейский участок! Здесь вся работа – присматривать за тем, чтобы ребятишки из колледжа осторожно переходили улицу и не хулиганили после футбольных матчей.

Энджел поморщилась.

– Где это я уже слышала подобные речи?

– Ты их еще не раз услышишь, – пригрозил Гаррет. – Ты будешь их слушать до тех пор, пока не согласишься на переезд.

Женщина почесала лоб. Он у нее был довольно высокий. Гаррету нравился этот лоб. И ее зеленые кошачьи глаза.

– Но мне нравится моя работа, Гаррет! И ты же помнишь, меня скоро должны повысить! И мне нравятся мои друзья. Ладно, ладно! Мы живем не во дворце. Но мы сводим концы с концами.

– Твой отец всегда считал, что я недостаточно хорош для тебя. Я уверен, что он до сих пор так думает.

Черт возьми, что это я говорю!

На самом деле он так не думал. С чего это вдруг он все это выпалил? Может, мысль об этом давно пряталась где-то в тайниках его души? Пряталась, чтобы неожиданно выскочить и напугать их обоих?

Женщина удивленно открыла рот. Зеленые глаза прищурились.

– Отправляйся на работу, Гаррет! У нас все нормально. Не вмешивай в это дело моего отца. Я никогда так не думала, и тебе не следует так думать.

Гаррет потянулся за форменной курткой.

– Извини. Я...

Выражение лица Энджел смягчилось. Она взяла Мартина на руки и повернула его к Гаррету.

– Скажи папочке «До свидания»!

Мартин автоматически замахал пухленькой ручкой.

Гаррет помахал ему в ответ. Он повернулся к Энджел.

– Я позвоню тебе.

Перекинув куртку через плечо, он направился к двери. Жена мгновенно оказалась между ним и дверью. Опустив на пол Мартина, она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать мужа в щеку.

– Знаешь, что тебе нужно? Хорошая волна преступлений! Это тебя живо ободрит!

Гаррет рассмеялся.

– Я буду держать пальцы скрещенными на удачу!

* * *


– Реба! Подожди!

– Нет! Продолжай бежать! Не останавливайся!

Две девушки бежали трусцой по Иель-авеню. Темные волосы развевались, как флаги. Синие рюкзачки тяжело подпрыгивали на спинах.

– Но у меня в боку колет! Я больше не могу бежать!

Реба Грэхэм быстро обернулась. Она тяжело дышала.

– Мы опоздаем, и наш корпус закроют на ключ. Если уже не закрыли.

Сюзанна Шварц держалась за бок. Она недовольно посмотрела на подругу.

– Зачем мы только слушали этих мальчишек!

Реба хихикнула.

– Дело не в мальчиках. Все дело в травке. Я все еще чувствую ее действие.

– Джеред был очень мил.

– Он как-то уж слишком энергично взялся за меня. Все время тер рукав моего свитера, с таким видом, словно в жизни не видел шерсти. Думаю, что он покурил травку еще до нашего прибытия.

Реба дернула Сюзанну за рукав.

– Пошли. Мы же не хотим ночевать на улице.

Сюзанна лукаво улыбнулась ей.

– Мы можем вернуться в их квартиру.

Реба укоризненно покачала головой.

– Ты просто чертовка! Давай, побежали!

Сюзанна подняла рюкзачок на плечо, откинула с вспотевшего лба волосы и потрусила за подругой. Ей было весело. Ее так и подмывало выдать песенку из «Оклахомы»! Минувшей весной у них в школе ставили эту оперетту, и девушка участвовала в постановке. Она до сих пор помнила каждое слово.

Подруги свернули на территорию колледжа и побежали по Кругу. Клочья рваных облаков время от времени закрывали луну. Реба бежала на несколько ярдов впереди.

– Эй! Подожди!

Реба была спортсменкой. Она оставалась ею даже под действием травки. Сюзанна же предпочитала спорту телевизор.

– Подожди, Реба, я не могу бежать так быстро!

К удивлению Сюзанны, Реба внезапно остановилась. Она подняла правую ногу.

– Эй! – вскрикнула она.

Сюзанна прищурилась, стараясь в темноте разглядеть, что происходит.

– Реба! Что случилось?

Что это с ней? Свело мышцы? Или растянула ногу?

– Господи, я на что-то наступила!

Сюзанна первой увидела девушку. Она лежала на земле. Сначала Сюзанне показалось, что это манекен. Руки и ноги были выкручены самым неестественным образом.

Потом она увидела темную кровь. Увидела кость, с которой сняли кожу. Увидела кишки, вываливающиеся из распоротого живота.

И тогда она поняла.

– Что же это такое?

Реба оторвала что-то от своей туфли.

– Это что-то вроде колбасы! Это... О, Господи!

Реба увидела у своих ног труп с вывернутыми конечностями и распоротым животом.

Это не колбаса. Это часть кишечника погибшей девушки.

Я держу ее кишку.

Со стоном Реба отбросила жуткую находку в сторону. Кишка тихо шлепнулась на дорожку.

Девушку замутило. Она издала сдавленный крик.

Реба в отчаянии подумала, что если закричать достаточно громко, то, может быть, эта чудовищная сцена исчезнет.


Глава 5


Лайам наклонился и обеими руками закрыл широкое окно. Он выглянул на улицу. По земле метались серые и оливковые тени. Рваные облака то и дело закрывали подернутую дымкой половинку луны.

Повернувшись спиной к окну, Лайам смотрел, как Маргарет снимает плащ и складывает его в руках.

– Чашечку чаю? Или ты хочешь чего-нибудь покрепче? Может, виски с содовой? Или «Бейли»?

Маргарет недовольно поморщилась.

– Лайам, ты же знаешь, что я его не люблю. У него вкус, как у шоколадного молока.

Он нахмурился и выбранил ее:

– Никогда не обижай доброе ирландское виски.

Женщина вздохнула.

– Это тоже одно из твоих суеверий?

– Это Золотое Правило!

Маргарет не рассмеялась вместе с ним. Она аккуратно положила плащ на кресло с высокой спинкой и оглядела комнату. Женщина все еще не могла запомнить, где что лежит. Наступит ли время, когда она почувствует себя здесь как дома? Хорошо, хоть ее квартирка на втором этаже теплая и уютная.

Лайам покачал головой.

– Долгий получился ужин, да? Я знаю, что ты терпеть не можешь так долго сидеть почти неподвижно.

Он щелкнул выключателем торшера.

– От этого красного абажура придется избавиться, – решительно заявил он.

Торшер освещал пол, но не комнату.

Женщина зевнула. Обеими руками она встряхнула волосы.

– Что ты думаешь о Мильтоне?

Маргарет не стала дожидаться, пока Лайам ответит. Да она особенно и не рассчитывала на ответ.

– Он, похоже, довольно общительный. Но я с ним чувствую себя неловко.

Лайам пересек комнату и положил руки ей на плечи. Он потер рукава свитера, словно собирался ее согреть.

– Из-за того, что он такой большой?

– Большой и грубый. Он напоминает мне большого козла.

Лайам откинул назад голову и весело рассмеялся. Маргарет всегда приходили в голову самые неожиданные сравнения.

– Значит, по-твоему, он похож на козла?

– На грубого козла Билли. Ты должен знать эту историю.

Лайам потер подбородок.

– Это из скандинавского фольклора.

Он прошел к потертому кожаному дивану и грациозно опустился на краешек.

Мужчина посмотрел на Маргарет. Его карие глаза искрились весельем.

– Ты знаешь, козлы могут приносить удачу. По этому поводу есть один стишок девятнадцатого века.

Он закрыл глаза и процитировал:

Пускай смеются мои друзья,

Я доктор, точно, но для зверья.

Пускай я пахну и день и ночь,

Мой запах гонит болезни прочь.

Маргарет покачала головой.

– Болезнь остается, – пробормотала она.

Лайам поморщился.

– Каламбур – это юмор не самой высокой пробы.

– Если ты собираешься здесь сидеть и изливать на меня свои амбарные поэмы, то тебе придется смириться с моими маленькими неуклюжими каламбурами.

Женщина подошла к окну.

– А вообще-то здесь холодно. Вот посмотри. Стекла дрожат от ветра. Зимой мы с тобой оба наверняка подхватим пневмонию. Как только ты помнишь все эти древние стихи!

Лайам наклонился к круглому журнальному столику, стоявшему перед диваном. Он взял стеклянный графин и налил себе маленькую рюмочку скотча. В неярком свете торшера на его лице появилась легкая улыбка.

– Это моя работа. И это у нас фамильное.

Маргарет нахмурилась. Она отдернула мятую бархатную занавеску и стала смотреть на улицу. По тротуару мимо дома пробежали трусцой две девушки. Рюкзаки подпрыгивали у них на спинах.

«Что-то они поздно, – подумала Маргарет, наблюдая, как девушки спешат по направлению к студенческому городку. – Спальные корпуса наверняка уже закрыты. Если девочки живут в общежитии, им сейчас не позавидуешь».

– В Чикаго тоже запирают общежития на ночь? – спросила она Лайама. – Я что-то не припомню.

– Нет, – ответил он, потягивая скотч. – Но здесь, в маленьких городках Пенсильвании... Здесь ничего не меняется. Здесь время остановилось.

Он сделал еще глоток.

– Мы говорили о Мильтоне, – напомнила женщина, вглядываясь в неясную тьму.

– О Мильтоне-козле!

Лайам пересек комнату, осторожно неся перед собой рюмку.

– У него такие громадные ручищи. Когда говорят о руках мясника, имеют в виду именно такие руки.

Лайам усмехнулся.

– Какое уж там у козла мясо! А почему ты смотрела на его руки?

Маргарет отвернулась от окна.

– На них трудно не обратить внимание! Я думала, он раздавит бедную пивную кружку!

Лайам поставил рюмку рядом с кроличьей клеткой. Женщина смотрела, как он просовывает морковку сквозь решетку.

– Мильтон совершенно нормальный. Мне кажется, он интересный человек.

– Интересный? Я видела, как ты зевал, когда он показывал тебе свою коллекцию ножей. Он так подробно рассказывал о каждом из них! Мне казалось, это никогда не кончится.

Лайам рассмеялся.

– Посуди сама, не может же он с такими руками собирать коллекцию наперстков!

Они оба рассмеялись.

Лайам потыкал морковкой в нос кролику.

– Держи, Фиби! Кушай! Давай! Ешь!

Он оглянулся на Маргарет.

– Эта крольчиха явно создана для ирландского рагу! Да она скорее съест собственные орешки, чем свежую, сочную морковку!

Маргарет поежилась. Она задернула занавеску и отошла от окна.

– Лайам, почему все-таки ты держишь эту противную крольчиху?

Лайам ответил не сразу.

– Из-за четырех кроличьих лапок. Мне нужно, чтобы мне везло. Я должен обеспечить себе как можно больше везения.

* * *


Через пару минут раздался такой сильный стук в дверь, что они оба вздрогнули. Лайам сунул морковку в клетку и пошел открывать.

– Уже поздно. Кто бы это мог быть?

Маргарет улыбнулась.

– Может быть, Мильтон. Пришел одолжить немного козьего корма.

Лайам бросил взгляд в зеркало над каминной полкой, чтобы убедиться, что у него все в порядке.

– Маргарет, это жестоко. Нет, правда, жестоко.

Снова раздался стук. Потом кто-то легонько забарабанил по двери кончиками пальцев.

– Входите! – Лайам открыл дверь.

Он не сразу узнал стоявшую на крыльце женщину. Несколько мгновений мужчина молча смотрел на взлохмаченные рыжие волосы, закрывавшие один глаз. Волосы явно пострадали от бесчисленных перманентов и окраски. Потом он заметил ярко накрашенные губы.

– Андpea!

– Привет, профессор! Надеюсь, я вас не слишком обеспокоила?

Женщина откинула с глаз волосы.

«Чувственная улыбка», – подумал Лайам и улыбнулся в ответ.

– Вовсе нет! Входите!

Он отступил, давая ей пройти.

Вместе с Андреа Де Хевен в гостиную ворвался порыв свежего ветра. Хозяин закрыл дверь за гостьей. Он обернулся и увидел, что она внимательно смотрит на него.

«Пожалуй, слишком внимательно», – подумал Лайам.

На женщине был длинный свитер. Лиловый, цвета ирисов. Он дисгармонировал с ее рыжими волосами и красной помадой. Под свитером были лиловые колготки. В ушах покачивались черные стеклянные серьги. Нитка таких же черных бус лежала на высоко поднятых грудях. Тяжелые бусы. Они позвякивали, когда женщина шла по комнате.

Лайам вдохнул сладкий, резкий аромат.

«Маргарет наверняка знает, как называются эти духи, – подумал он. – Господи, какой сильный запах! Она что, купается в этих духах?»

– Маргарет, ты помнишь Андреа Де Хевен, нашу уважаемую домовладелицу? – произнес он преувеличенно формально.

– Да, конечно, – ответила Маргарет, заставляя себя улыбнуться.

Андреа повернулась. Она только сейчас заметила Маргарет. Бросив небрежное «Рада снова видеть вас!», она опять устремила на Лайама свои водянистые голубые глаза.

«Сколько ей? – подумал Лайам. – Лет сорок, наверное?»

Он старался не смотреть на проступающее под облегающим свитером тело. Эта женщина выглядела бы довольно сексуально, если бы ее старания не были так очевидны.

Нет. Это не верно. Она и впрямь сексуальна.

Андреа была крепкой женщиной. С большими бедрами. Лайам припомнил, что, когда она в августе показывала ему дом, на ней были зеленые слаксы в обтяжку. Он вспомнил, как, показывая ему комнаты, женщина дотрагивалась до него. Нечаянно задевала рукой. Дружелюбно сжимала его руку. Порой ее волосы касались его щеки.

Что она там говорила, сколько раз она овдовела? Не меньше дюжины. Голубые глаза, все время глядевшие на него, были тогда так печальны. Казалось, они доверяют ему какую-то тайну.

– Я была в соседнем квартале, навещала подругу, – сказала ему Андреа. – Проходила мимо, увидела у вас свет. Решила зайти на минутку, узнать, как вы устроились.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала Маргарет из другого конца комнаты.

Андреа пристально смотрела на Лайама.

– У нас еще никогда не было такой любезной домовладелицы! – вежливо заметил Лайам.

– Это маленький студенческий городок. Здесь все дружелюбны, – ответила женщина, опуская глаза.

Она облизала накрашенные губы.

– Мне очень хотелось, чтобы дом вам понравился и потому я держала пальцы скрещенными!

Она подняла обе руки. Ухоженные, покрытые красным лаком ногти. Скрещенные пальцы.

Лайам ласково взял правую руку женщины в свою. Ее пальцы все еще были скрещены.

– Мы очень рады снова видеть вас, Андреа. А вы знаете, почему мы скрещиваем пальцы?

Он продолжал держать ее руку. Кожа женщины была теплой и мягкой, как спелый персик.

– Понимаете, крест – это символ некоего идеального единства.

Лайам провел ладонью по скрещенным пальцам Андреа.

– Два пальца пересекаются. Центр пересечения двух линий – это то место, где сосредоточено наше желание.

– Никогда об этом не слышала! – воскликнула женщина.

Ему показалось, что он чувствует, как она дрожит.

«Все слишком просто», – подумал Лайам.

Он отпустил руку женщины и отвел глаза.

– Какие красивые длинные пальцы, – добавил Лайам. – Это признак породы и знак долгой жизни.

Женщина с удовольствием рассмеялась.

– Лайам! – раздался голос Маргарет откуда-то из противоположного конца солнечной системы. – Андреа заглянула к нам не для того, чтобы ты гадал ей по руке!

Лайам не отрывал глаз от гостьи.

– Я вовсе не предсказываю ей судьбу. Я говорю о некоторых древних верованиях. Знаете ли вы, что китайцы придавали большое значение длине ногтей? Считалось, что коротко обрезать ногти – значит, укорачивать себе жизнь.

– Это действительно очень интересно, – заметила его рыжеволосая собеседница и посмотрела на свои ногти. – Мои ногти не настоящие. Они накладные.

Женщина рассмеялась. Казалось, что она вдруг вышла из транса, в который ее повергло обаяние Лайама.

– Мне нужно идти.

Андреа откинула назад волосы и оглядела гостиную.

– Так у вас все в порядке?

– Мы хорошо устроились, – ответил Лайам. – Все еще немного непривычно, но постепенно мы начинаем чувствовать себя как дома.

– У меня наверху неприятности с краном в ванной.

Маргарет сидела на подлокотнике дивана, опираясь на него обеими руками.

– Сильно капает. Я никак не могу остановить течь.

– Мы можем пригласить водопроводчика, – по голосу Андреа было ясно, что проблемы Маргарет ее не слишком интересуют.

Рыжеволосая женщина подняла глаза на Лайама. Ей показалось или он в самом деле ей подмигнул? Или это она сама моргнула?

– А ваша часть дома в порядке, Лайам? Могу я вас так называть?

– Да, конечно, Андреа.

– Вам нравится ваша спальня?

Ему удалось удержаться от смеха. Посмотрите, что говорит словарь о значении слова «очевидный», и вы получите точный портрет Андреа Де Хевен.

– Рабочие прекрасно сделали свое дело. Благодаря новому окну нет проблем со сквозняками.

Андреа кивнула, и волосы снова закрыли ей один глаз.

«Она определенно очень сексуальна», – подумал Лайам, снова бросая взгляд на проступающее сквозь свитер тело.

– Я рада, что дом вам понравился. А теперь, я думаю, мне пора пожелать вам спокойной ночи.

Женщина бросила взгляд на Маргарет, потом повернулась к двери.

Лайам прошел за ней в крошечную прихожую.

«Я знаю, что она собирается мне сказать», – подумал Лайам.

И она это сказала. Слово в слово.

– Если вам что-нибудь понадобится и вам покажется, что я могу вам помочь – звоните, не сомневайтесь.

Последовал еще один многозначительный взгляд. Лайам снова взял женщину за руку. Вдохнул ее резкие духи.

Я всего лишь человек!

Андреа ясно дала ему понять, что ей нужно. И это сработало. Он почувствовал возбуждение. Его это задело.

– В Чикаго было так холодно. Приятно пожить в более теплом климате, с дружелюбными людьми.

Он тоже умеет ясно выражаться.

– Спокойной ночи, Андреа! – Лайам тихонько отпустил ее руку.

Он стоял и смотрел. Вот она спускается по ступенькам, идет по тротуару. Покачивающееся пятно красного с лиловым в осенней дымке и в белом свете уличных фонарей. Лайам не мог не думать о больших бедрах в лиловых колготках.

В прихожей еще оставался запах ее духов.

Маргарет рассмеялась.

– Мне казалось, она вот-вот сорвет с себя этот жуткий свитер и прыгнет на тебя! Я представила ее на тебе, представила, как она наклоняется и размазывает свою помаду по твоему лицу.

Лайам усмехнулся.

– У тебя слишком живое воображение!

Маргарет прочистила горло.

– Ну, для этого большого воображения не требуется.

– Маргарет, если бы не ты, мне сегодня могло немножко повезти.

Женщина прищурилась и посмотрела на него.

– Прости, не поняла? Что значит повезти!

Она тряхнула головой и прошла к камину.

– Мы забыли спросить, работает ли камин.

Лайам вздохнул и потер подбородок.

– Я уверен, что она скоро нас снова навестит.

Маргарет нахмурилась и внимательно посмотрела на него.

– Тебя действительно влечет к этой корове?

– И у коров есть отдельные достоинства. Кстати, есть одна уэльсская сказка о жене фермера, которая превратилась в корову...

– Нет, Лайам! Прекрати! Я задала тебе серьезный вопрос. Прибереги народные сказки для тех, кто их еще не слышал.

– Маргарет, я пошутил!

– А я нет. Так тебя тянет к ней? Я имею в виду Андреа. Ты считаешь, что ты мог бы...

Он махнул рукой, словно отметая ее слова, и опустил руку на диван. Кожа заскрипела.

– Нет. Боюсь, что у бедной Андреа со мной ничего не получится.

Лайам с сомнением посмотрел на Маргарет и добавил:

– Мне кажется, я влюбился, – беззаботно произнес он.

– Ты шутишь?

Лайам отрицательно покачал головой.

– Нет. Не шучу. Совсем не шучу.

Женщина издала удивленный возглас. Она убрала руку с каминной полки, почесала плечо и вернула руку на прежнее место. Маргарет стояла, прислонясь к камину и внимательно смотрела на Лайама.

– Та темноволосая девочка из ресторана? Та, хорошенькая?

Лайам кивнул. Он был очень серьезен.

Маргарет покосилась на него.

– Как ее звали? Сара? Она слишком молода!

– Я с тобой не согласен.

– Ты не считаешь, что она слишком молода для тебя?

Он слегка улыбнулся.

– Нет! Я думаю, что она вполне подойдет!

Маргарет улыбнулась. Лицо ее просияло.

– Ну что ж, Лайам, удачи!

И она осторожно постучала кулаком по каминной полке. По дереву. Три раза.


Часть вторая


Глава 6


Мрачное настроение Гаррета не улучшилось до самой ночи.

Кем я хочу быть?

Этот вопрос вертелся у него в голове так долго, что стал его раздражать. Вопрос прицепился к нему, как надоедливая песня. Кем я хочу быть? Кем? Кем?

Только не тем, что теперь.

Гаррет не помнил, как доехал до участка. Он не помнил, где припарковал свой черно-белый автомобиль. Наверное, как всегда, у почты. Но он действительно не помнил.

А теперь вот Вальтер что-то говорит, а Гаррет его не слышит. Их серые, как оружейный металл, столы стоят друг против друга, втиснутые посреди небольшой комнатки для дежурных. Гаррет наклонился вперед. Прищурясь, он смотрит на Вальтера и старается сосредоточиться на том, что тот говорит.

Вальтер Гранжер, его партнер-альбинос.

Он такой белый. Такой светлый. Такой яркий. Чуть ли не полупрозрачный, как призрак. У него прямые белые волосы, тонкие и светлые, как белые нити. Белая, почти как мука, кожа. Кривые белые зубы. Лошадиные зубы. Даже глаза у него светлые. Светло-серые, почти серебряные. «У Вальтера нет цвета, – думает Гаррет. – Он – нечто противоположное цвету. Он весь белый, как свет».

А теперь Гаррет смотрит на Вальтера, как смотрят на яркий свет, постепенно привыкая к нему. Он тянется к свету Вальтера, надеясь, что это поможет ему избавиться от собственного мрачного настроения. Избежать погружения во тьму.

– Как дела, Вальтер?

– Все тихо.

Вальтер допил свой кофе, смял в руке картонный стаканчик и швырнул его в корзину для бумаг, стоявшую рядом с его столом.

– Скучновато маленько!

Маленько.

Гаррет порылся в картотеке, стоявшей на столе. Ничего нового.

– Ну хоть что-нибудь произошло после обеда?

Вальтер простонал и положил ноги на стол. На подметке левого ботинка у него была дырка.

– У Итана происшествие по графе учета семьсот сорок два.

Гаррет нетерпеливо нахмурился.

– Не называй ты мне эти цифры, парень. Ты же знаешь, что я не в состоянии их запомнить. Так что там было?

Вальтер поднял обе руки, чтобы показать, что сдается.

– Ладно, ладно! Извини! Не вели казнить! Собаку переехали.

– Собаку? Где?

– На Горках. Напротив магазина. Далматский дог. Сплющили посредине. Голова и задница на месте, а посредине все плоско.

Гаррет поморщился.

– Кто его переехал?

Вальтер пожал плечами.

– Если бы мы знали, то это была бы семьсот сорок первая графа. А так это семьсот сорок вторая, собака была сбита, а виновник скрылся.

– Черт! – пробормотал Гаррет.

Он подозрительно посмотрел на Вальтера.

– Ты ведь придумал эти цифры, да? У нас же нет графы для учета сбитых на дороге собак, да еще когда виновник неизвестен, не так ли?

Вальтер перекосился. Он выглядел по-настоящему обиженным.

– Ну, конечно, есть! У нас есть графы для всего. Спроси Итана. Это его дело. Итан считает, что это был грузовик. Скорее всего большой открытый грузовик. Он считает, что легковой автомобиль не мог так расплющить пса. Итан говорит, что кишки были расплющены вровень с мостовой. Их нужно было бы отдирать.

Гаррет покопался в картотеке. Так, чтобы занять руки.

– Итан всегда все преувеличивает. Это был единственный звонок сегодня?

– Угу. Если не считать миссис Флаерти.

Гаррет вздохнул.

– Миссис Флаерти я никогда не считаю.

Миссис Флаерти звонила им по крайней мере раз в неделю и сообщала, что муж ее бьет. Первые несколько звонков Гаррет и его коллеги восприняли всерьез. Но вскоре выяснилось, что у миссис Флаерти нет мужа.

– Нам нужно основать фонд! – заявил Гаррет, просматривая последние страницы утренних газет.

– Что за фонд?

– Ну, такой фонд, куда люди вкладывают деньги.

Нам нужно собрать достаточно денег, чтобы иметь возможность пригласить в город нескольких преступников. Чтобы мы с тобой не сидели здесь и не пялились друг на друга целыми днями!

Вальтер не уловил иронии. Он воспринял слова Гаррета совершенно серьезно.

– А мне нравится, когда тихо, Гаррет!

Гаррет задумчиво кивнул.

– Ну да. Мне тоже.

Он нашел в газете то, что искал – головоломку-путаницу. Открыв ящик стола, он достал карандаш.

– Как ты думаешь, Харви хорошо развлекается?

– Жена повела его смотреть пьесу.

Вальтер покачал головой.

– Харви концерты нравятся больше, чем пьесы. Он говорит, что в театре актеры говорят слишком громко и не дают ему спать.

Гаррет рассмеялся. Он посмотрел на своего товарища. Интересно, это его собственная шутка или Вальтер просто повторил слова Харви?

«Конечно, повторил», – решил Гаррет. Он был знаком с Вальтером уже два года и ни разу не слышал от него ни одной шутки или даже ее подобия.

Два года? Неужели уже целых два года Энджел живет в этом захолустном городишке? Гаррет понял, что в ноябре действительно будет два года. Он сосредоточился на головоломке из газеты. Ну, он-то не жалеет, что покинул Детройт. Совершенно не жалеет о том, что от родителей Энджел их отделяют двести миль.

Достаточно ли далеко он уехал?

– Кто сегодня патрулирует – Дюк или Джимми?

Вальтер почесал в затылке.

– Оба, я думаю. Они оба в списке дежурств. Но они еще не заходили.

Гаррет представил себе, как Дюк и Джимми паркуются перед входом в кафе «Хрустящие булочки с кремом». По служебному приемнику грохочет тяжелый рок. Оба потягивают черный кофе. Через окно разглядывают студенток.

Гаррет заставил себя снова сосредоточится на головоломке. Первое слово оказалось трудным. СНИ-СОПИС. Иногда ему удается слету угадать, что это такое. Но сегодня первое слово оказалось заковыристым.

Почему ему так нравятся эти головоломки со словами? Он занимается ими каждый день. Это вошло в привычку. Остается впечатление, что что-то делаешь. На полях газетного листа он нацарапал: СИНОПТИК. СИНОНИМ. Нет. Не верно.

Гаррет вдруг понял, что эти головоломки – просто находка для полицейского. Берешь что-нибудь перепутанное и приводишь в порядок. Складываешь все вместе. Все становится аккуратным. Из хаоса возникает порядок.

Едва он успел разгадать слово и только начал вписывать его в белые кружочки, как зазвонил телефон.

Вальтер взял трубку.

– Полицейский участок!

Гаррет бросил карандаш. Он смотрел, как у Вальтера отвисает челюсть, как округляются его серебряные глаза.

Вальтер рывком выпрямился на стуле.

– Не может быть! Не может быть! Не может быть!

– Эй, что случилось?

– Не может быть, Дюк! О, Господи!

Казалось, Вальтер его не слышал. Гаррет вскочил и наклонился над столом.

– У нас проблемы?

– Не может быть! Не может быть! Ладно, ладно! Ничего не трогайте! Мы едем.

Трубка выпала из рук Вальтера и упала на стол. Вальтер даже не пытался положить ее на место. Он смотрел через стол на Гаррета и не мог прийти в себя.

Гаррет нетерпеливо наклонился к нему.

– Ну?

– У нас уб-бийство!

Гаррет почувствовал, как в затылке у него закололо.

Вальтер потянулся к воротнику. Его толстые пальцы никак не могли справиться с верхней пуговицей.

– Не может быть! Убийство! Нам придется ехать.

– Куда? – спросил Гаррет.

Правильно ли он задал первый вопрос? Два года назад ему довелось иметь дело с вооруженным грабежом. Но убийство – тут нужно задавать совсем другие вопросы.

Вальтер сдался. Победа осталась за верхней пуговицей. Он неловко повернулся и сдернул с крючка на стене форменную куртку.

– Студенческий городок. Круг. Дюк сказал, это за кустами. Две девушки наткнулись на тело.

С колотившимся сердцем Гаррет открыл ящик стола и вложил служебный пистолет в коричневую кожаную кобуру. Надел кобуру. Ему было не по себе. Он чувствовал себя виноватым.

Я этого хотел.

Я надеялся, что произойдет преступление. Я хотел что-то делать. Что угодно, только бы покончить со скукой.

Это моя вина. Мое желание исполнилось.

«Дурацкие мысли», – подумал он.

Но мысли были.

– Что с Дюком? С ним все в порядке?

– Мне кажется, он по-настоящему расстроен. Кажется, он вот-вот заплачет.

Дюк был очень нервным, Гаррет это знал. Этот коротышка не собирался быть полицейским. Он взялся за эту работу только потому, что прогорела химчистка его отца и Дюк не знал, чем заняться.

Гаррет схватил куртку, включил автоответчик и отправился следом за Вальтером.

Вышел в прохладную сырую ночь. Куртки, в сущности, им были не нужны. Пистолет колотил по боку. Сердце сильно стучало. Гаррет положил руки на рулевое колесо. Они были холодными.

– Убита девушка, – сказал Вальтер. – Дюк думает, что студентка, но он не уверен.

Гаррет включил сирену и фонари на крыше. Визгливый голос сирены заставил его поморщиться. Он очень давно ее не слышал.

Гаррет дал задний ход. Быстро развернулся. Шины скрипнули по асфальту. Машина подпрыгнула, ударившись о паребрик, и выехала на пустынную улицу.

– Дюк уверен, что девушка убита?

Вальтер издал странный звук. Гаррет в жизни не слышал от него подобного звука. Это был сдавленный горловой хрип.

– Да, он уверен.

* * *


Лицо девушки было покрыто чем-то черным.

Так в первый момент показалось Гаррету. Он смог только мельком взглянуть и отвернулся. Его затрясло.

Все было настоящим. Настоящая девушка. Настоящая смерть.

Гаррет не был уверен, что он готов к этому.

Что-то темное, как деготь, покрывает лицо девушки. Нет, это не деготь. Это кровь.

Красное и черное. Красное и черное.

Кусты, земля, лица – все это в мигающем свете фонарей полицейской машины. Красное и черное. Красное и черное.

Дюк застыл в неловкой позе. Его худое, как зубочистка, тело как-то странно выпрямилось. На длинной шее выпирает кадык. Обычно приглаженные черные волосы встали дыбом. Когда подъехали Гаррет с Вальтером, он указал им на кусты и отошел в сторону, словно отступил с поля боя.

– А где Джимми?

– Едет. У него квартира на Стов-стрит. Он скоро будет здесь.

– Фонарь, – бормочет Гаррет, нерешительно стоя на траве.

Он окидывает взглядом пустой Круг, стоящие вокруг здания колледжа – темные, немые свидетели.

– У нас есть с собой фонарь?

Вальтер хлопает себя по лбу.

– О, черт! Забыл!

– У меня есть! Возьми! – бормочет Дюк.

Белый свет галогенной лампы льется на траву ярким потоком. Всем пришлось прищуриться. Гаррет забирает фонарь у Дюка. Он испытывает потребность подержать что-нибудь в руках.

Гаррет делает несколько осторожных шагов по направлению к кустам. Вальтер следует в нескольких шагах позади него.

Черный деготь заливает лицо девушки. Столько крови.

– Ее зовут Шарлотта. Шарлотта Вильсон. Я нашел в бумажнике ее пропуск в колледж, – раздается позади Гаррета голос Дюка.

Голос такой слабый, что кажется, будто он звучит издалека.

Гаррет останавливается перед низким вечнозеленым кустарником. Ветер стих. Кустарник не шелохнется. Он оглядывается на Дюка, стройный силуэт которого виден в свете фар полицейской машины.

– Студентка?

– Нет. Сотрудница.

– Ограблена?

– Нет. В бумажнике двадцать долларов. И кредитная карточка.

– Она была изнасилована?

– Не думаю. Трусики все еще на ней.

«Очень профессионально, Дюк!» – думает Гаррет.

Красное и черное. Красное и черное.

Он глубоко вдыхает и задерживает дыхание. Полицейский обходит кустарник, до боли сжимая металлическую ручку фонаря.

Позади раздается голос Вальтера. Он на удивление тонкий.

– Может, кто-нибудь будет записывать?

Гаррет на мгновение закрывает глаза. Через закрытые веки он все еще видит красное и черное. Красное и черное.

– Потом все запишем. Давай сначала посмотрим, а? Потом...

У него перехватывает дыхание.

Он оказался не готов. Не готов к подобному зрелищу.

Измазанное черным лицо. Гаррет знает, что это кровь. Она затекла в глаза, заполнив глазницы. Заполнила нос девушки. Где же ее рот?

Луч света дрожит и от этого кажется, что земля трясется.

У него подгибаются колени. Неужели этот крик вырвался из его горла?

Гаррет прищурился. Заставил себя не моргать.

Одна рука умершей засунута под шею.

Разве руки сгибаются подобным образом?

Короткая юбка задрана до талии, открывая черные трусики. Ноги раздвинуты. Живот вспорот. Вспорот. Вспорот. Вываливается... Все вываливается.

А ее спина?

Нет!

Расколота надвое? Сломана пополам?

Нет.

Господи, нет!

Это все свет. Плохо видно.

Гаррет делает несколько глотательных движений. Заставляет себя отвернуться. Дюк и Вальтер теперь стоят сразу позади него. Пепельное лицо Дюка бесстрастно. Глаза широко раскрыты. Он не шевелится. Двигается только кадык. Глаза Вальтера выглядят светлыми даже в этом свете. Они полузакрыты. Одна пухленькая ручка покоится на рукоятке пистолета, другая беспомощно опущена. Он сжимает и разжимает кулак.

Гаррет заставил себя повернутся и снова посмотреть.

Лужа крови вокруг переломленного тела девушки. Как тень. Мертвая тень.

«Какой кошмар! Неразрешимая загадка», – думает Гаррет. Девушка. Шарлотта Вильсон. Ее нельзя привести в порядок. Нельзя оживить.

– О, черт!

Дрожащий свет наткнулся на что-то лежащее на земле. Гаррет останавливается, чтобы подобрать непонятный предмет, и его начинает мутить. Несмотря на свет, он не может осознать смысла увиденного.

Тут что-то не так. Он чего-то не понимает.

– О, черт! Да что же это?

В горячей руке Гаррета что-то мягкое.

Он крепко держит находку, поднимает повыше. Трясет.

– Это парик? – громко восклицает он. Голос у него напряженный, без эмоций.

– Она носила парик?

Поднеся предмет поближе, он видит, что это не парик. Нет.

Гаррет подносит предмет совсем близко.

Это не парик. Это ее волосы. Они все еще на ее скальпе.

Волосы и скальп. Волосы Шарлотты. Золотые волосы в ярком свете. Сорваны с ее головы. Отброшены в сторону, как оберточная бумага.

– О, черт!

Волосы падают из его руки, фонарь тоже падает.

Гаррет наклоняется над кустом. Его рвет.


Глава 7


Сара швырнула на пол журнал «Пипл».

– Какое мне делодо проблем Кину Ривза? Мэри Бет, зачем ты подписалась на этот журнал?

– Видно, в моей жизни недостаточно мусора!

Сара лежит на спине на зеленом кожаном диване, подложив под голову руку и подняв колени. Она вытягивает обе руки.

– Мне нужно размяться. Хочешь со мной побегать?

Мэри Бет, скрестив ноги, сидит на выцветшем восточном ковре спиной к журнальному столику. Она отрицательно качает головой.

– Ни в коем случае! Я вечером по городку не бегаю.

Она ставит ноги прямо и тянется за журналом.

– Так что там говорят про Кину Ривза?

Сара смотрит на паутинку трещинок на низком белом потолке.

– Ты видела ту девушку в новостях? Это так ужасно! Я не могу ходить мимо того места, где ее убили. Там по всем кустам натянули желтую ленту, чтобы отгородить кусок лужайки, где ее нашли. Вчера я там видела двух студентов с фотоаппаратами. Они снимали место убийства.

– Отвратительно! – бормочет Мэри Бет.

Она скрутила журнал вместо того, чтобы его открыть.

– Я этого не понимаю. Во Фривуде никогда не случалось ничего подобного.

– Именно так все время и говорят в местных новостях.

– Я никогда не смотрю местные новости.

Мэри Бет прислонилась спиной к столу. Зевнула.

– Ну почему я всегда так устаю? Может, оттого, что приходится работать ради хлеба насущного?

– Та бедная женщина была убита три дня назад, а у полиции до сих пор нет ни одной зацепки. Это страшно, тебе не кажется? Мне каждое утро приходится проходить мимо. И меня бросает в дрожь каждый раз.

– И ты еще хочешь побегать вечером?

Мэри Бет постучала скрученным журналом по коленям, обтянутым линялыми рваными джинсами.

– Гораздо безопаснее оставаться дома и толстеть.

Сара нахмурилась.

– Конечно!

Она вспомнила ту жуткую передачу по телевидению и ее охватила дрожь. Она видела, как с Круга на носилках уносили тело в черном пластиковом мешке. Видела мрачных полицейских, отказывавшихся отвечать на вопросы.

– Как твои занятия? Тебе нравится?

Вопрос Мэри Бет вывел Сару из задумчивости.

– Угадай, кто ведет у нас семинар? – спросила, просияв, Сара.

– Не могу гадать. Я никого не знаю на факультете психологии.

– Профессор Нудинг.

– Прости, не поняла?

– Профессор Нудинг. Он ведет семинар. Интересная фамилия для профессора! Наверное, от слова «нудеть».

Мэри Бет рассмеялась.

– И он оправдывает свою фамилию?

Сара рывком поднялась и села, свесив ноги на пол.

– Отчасти. Интересно, если бы твоя фамилия и в самом деле была Нудный и ты решила стать профессором университета, стала бы ты менять фамилию? Ты не представляешь, как мне трудно сохранять серьезное лицо каждый раз, когда мне приходится называть его профессором Нудингом!

Мэри Бет подергала пластмассовую заколку в волосах над ухом.

– У меня была учительница по ботанике по фамилии Трав. Грета Трав. Нам всегда казалось, что это псевдоним.

Сара хихикнула.

– Ее должны были назвать не Грета, а Айва, к примеру.

– Я думала, что у меня в жизни все будет гораздо легче.

Мэри Бет щелкнула заколкой. Выражение ее лица изменилось. Она опустила глаза на ковер.

– Ты меня знаешь. Я всегда выбираю самый легкий путь. Наверно, именно поэтому я и осталась во Фривуде. Ты использовала свой шанс, переехала в Нью-Йорк. Попыталась заняться чем-нибудь трудным.

Сара коротко и горько рассмеялась.

– Попыталась, но мне это не удалось. Похоже, что я всегда связываю свои решения с парнями.

Она встала и прошла через комнату в кухню.

– Я выпью диетической кока-колы. Тебе принести?

– Нет, спасибо.

Сара вернулась в комнату и поднесла к губам красно-белую баночку.

– На первом курсе я приехала в Мур-колледж из-за Майкла. По окончании колледжа я уехала из Фривуда из-за Рика. А теперь я вернулась из-за Чипа.

Она изложила это бесстрастно, как инвентаризационный отчет.

– Но я-то никуда не уезжала! – воскликнула Мэри Бет. – Посмотри на эту квартиру! Такое ощущение, словно я все еще учусь в колледже.

Она указала на плакаты, висевшие над диваном. Джим Моррисон и «Дорз» в Филморе, оранжево-красный плакат 1967 года. Сбоку от него Кейт Херинг в трех незамысловатых танцевальных позах на чисто-желтом фоне.

Сара оглядела комнату. Рядом с диваном и журнальным столиком, которые подарили родители Мэри Бет, когда заново отделывали свой дом в «Нежных веточках», стояли еще две бежевых скамеечки для ног – вот и вся мебель. На противоположной стене висела белая книжная полка, на которой стоял двенадцатидюймовый телевизор. На ней также стояла стереосистема. Остальное пространство было забито лазерными дисками, книжками в мягких переплетах и кучей журналов.

Сара не могла не рассмеяться.

– И в самом деле, очень напоминает нашу комнату в общежитии, – согласилась она. – Или ту квартиру, которую мы снимали на Хай-стрит, когда были на последнем курсе. А где же водяная кровать?

Мэри Бет мрачно сидела, положив подбородок на руки.

– В ней образовалась течь. Мне пришлось плыть, спасая свою жизнь. Иначе я до сих пор спала бы на ней. Подумай только, я досих пор слушаю «Пинк Флойд»! Такое впечатление, что я никогда не стану взрослой!

Резким движением головы Сара откинула назад темные волосы.

– Но у тебя, по крайней мере, есть работа! А я-то и впрямь снова студентка!

Она попыталась придумать способ сменить тему. За последнее время произошло столько событий: возвращение в студенческий городок, встреча с Мэри Бет. От всех этих волнений Сара совершенно забыла о склонности подруги жалеть себя. Она знала, что в действительности Мэри Бет была далеко не так несчастна, как ей казалось. Просто у нее был такой способ сосредоточить разговор на себе.

Мэри Бет любила, когда ей сочувствовали, любила, когда ее друзья заботились о ней. Студенческая дружба девушек в значительной степени основывалась на том, что практичная и совершенно земная Сара присматривала за эмоциональной и впечатлительной Мэри Бет.

Однако сейчас, похоже, ситуация стала обратной. Сара переживала один из критических моментов своей жизни. Она нуждалась в заботе. И Мэри Бет проявила себя настоящим другом. Но это ее напрягло. Обе подруги были очень рады встрече, им хорошо было вместе, но они обе чувствовали, что их отношения изменились. И пока никто из них не знал, каковы будут в дальнейшем их роли.

– Что касается работы...

Мэри Бет протянула руку и взяла у подруги баночку колы. Сделав глоток, она вернула ее Саре.

– Ходила ли ты к декану Кону?

Сара кивнула.

– Я была там вчера, после семинара. Его не было на месте. Секретарь сказала, что доктора Кона неожиданно куда-то вызвали и он уехал. Я думаю, через несколько дней декан вернется.

– Ты попробуешь зайти еще раз?

– Ну да. Работать всего три дня в неделю, да еще неполный день – это меня вполне устраивает. Эти деньги мне очень пригодятся.

Она махнула свободной рукой.

– Что же касается того, каково снова быть студенткой – я не могу себе позволить купить даже скамеечку для ног!

Мэри Бет не могла не улыбнуться.

– Знаешь, – продолжала Сара, снова опускаясь на диван. – Когда я выходила из административного здания, я услышала, как в коридоре двое ребят говорили о декане. Они называли его «Мильтоном-Монстром».

Мэри Бет осуждающе покачала головой.

– Это нехорошо! Очень нехорошо.

– Ну, в некотором смысле он похож на голливудского монстра, не правда ли? Он такой громадный и выглядит угрожающе. Да еще эти седые волосы, которые стоят дыбом, словно его только что током дернуло.

Сара отпила из банки большой глоток.

– Ребятишки порой очень жестоки.

– Я слышала, что он хороший человек. Есть сплетни, что он был три раза женат.

Мэри Бет вздохнула.

– Веришь ли, в нашем офисе у сотрудников нет лучшего занятия, как только сплетничать о Мильтоне Коне!

– Довольно грустно! – согласилась Сара.

Она повертела в руках банку.

– Знаешь, на кого я наткнулась на ступеньках библиотеки? На Лайама. Ты его знаешь – это профессор О'Коннор.

Зеленые глаза Мэри Бет вспыхнули.

– Ты называешь его Лайамом?

Сара рассмеялась. Она почувствовала, как кровь прилила к ее лицу и поняла, что краснеет.

– Ну, он меня об этом просил!

Заинтересованная Мэри Бет поближе наклонилась к ней.

– Так ты поздоровалась с Лайамом? И он тебя вспомнил?

Сара кивнула.

– Да. Я была очень удивлена. Он помнит, как меня зовут. Он... Он сказал, что у меня удачное имя. Потому что оно означает «Утро».

– Так «Сара» означает «утро»?

– Нет. Морган. Он сказал что-то насчет того, что утро является хорошим началом.

Сара опустила глаза.

– Мне кажется, он флиртует со мной!

– Ну и ну! – пробормотала Мэри Бет.

Неожиданно. Сара пожалела, что упомянула о Лайаме. Ей показалось, что она слишком сильно открылась подруге. Что, если Мэри Бет догадается о ее сокровенных мыслях? Что, если она поймет, как много Сара думает о Лайаме?

Саре не хотелось, чтобы ее дразнили из-за Лайама. В сущности, и дразнить-то было не из-за чего. Она просто поняла, что думает о нем, что до сих пор чувствует, как его рука дотрагивается до ее волос, чувствует ласковый взгляд его карих глаз.

Ну и что с того?

– Тогда в ресторане он явно флиртовал с тобой, – сказала Мэри Бет, подвинувшись и обхватив руками колени.

Сара с невинным видом спросила:

– Ты так думаешь?

Щеки ее все еще немного горели.

– Но, конечно же, он флиртует со всеми.

– Откуда ты знаешь? – спросила Сара, чуть ли не защищая его.

– Ну, он флиртовал со мной, когда я снимала его на видео. Ты лее понимаешь. Есть в нем этакое ирландское обаяние. Про таких еще иногда говорят: «Седина в бороду, бес в ребро».

«Она права», – подумала Сара.

Я думала о нем целую неделю. Думала о том, как он на меня смотрел, как читал мне старинные стихи, как держал мою руку.

Для него это обычная манера держаться.

Знаменитое ирландское обаяние.

Конечно, он ведет себя так со всеми. С чего я взяла, что ко мне он отнесся как-то по особому?

Девушка откинула назад волосы, словно отгоняя от себя подобные мысли.

И не Мэри Бет, а я сама никак не повзрослею. Я просто все еще молоденькая студентка-хохотушка. Двадцать четыре года, и все еще способна увлечься красивым профессором.

Мэри Бет выпрямилась. Лицо ее стало серьезным.

– Так что насчет Чипа?

– А? – откликнулась Сара.

Она все еще думала о Лайаме, представляя его на ступеньках библиотеки. Сияющие карие глаза смотрят на нее. Ветер треплет его темные волосы.

– Ты собиралась мне все рассказать. О Чипе, – настаивала Мэри Бет, отбросив журнал в сторону. – Давай, Сара. Не томи. Так почему ты рассталась с Чипом?

Сара вздохнула.

– Ну... он попытался меня убить.


Глава 8


На письменный стол Сары упала тень. Она закончила вводить предложение и отвернулась от компьютера. Девушка подняла голову и посмотрела на Элиота Глазера, заполнявшего собой узкий вход в кабинку с низкими стенами, где она работала.

Элиот Глазер, исполняющий обязанности редактора издательства «Конкорд». Редеющие седые волосы зализаны назад. Покрасневшие серые глаза смотрят на Сару сквозь очки в серебряной оправе, сдвинутые на самый нос. На щеках у него всегда красные пятна, словно он покраснел или взволнован.

Элиот носит некрахмаленую белую рубашку с расстегнутым воротником. И никогда не утруждает себя застегиванием пуговиц на воротнике. Живот редактора нависает над ремнем, стягивающим синие брюки.

– Привет, Элиот! Вот, стараюсь наверстать – готовлю ответы на эту кучу макулатуры, – приветствовала его Сара, кивая на стопки рукописей, на которые нужно было написать отказы.

Она работала помощником редактора, и в ее обязанности входило чтение этих рукописей, по крайней мере, их нескольких первых страниц, а также отправка рукописей обратно до того, как они заполонят все издательство.

Прямо скажем, не самая любимая часть ее работы.

Неужели эти люди не понимают, как ужасны их творения?

Элиот прислонил массивное тело к хрупкой стене кабинки.

– Сара, ты знаешь, почему это добро называют макулатурой?

– Нет. А почему?

– Я думал, ты знаешь.

Он ждет, что она рассмеется. Это типичный для Элиота юмор. Такой тонкий, что даже не смешно.

Но Сара все же смеется.

– Сегодня попалось несколько занятных рукописей. Я только что закончила одну из них. Она называется "Я – марсианин". Это автобиография.

– Ты возвращаешь ее на Марс?

– Нет. В Висконсин.

Элиот кивает. Сквозь очки он смотрит на девушку.

– Я был в Висконсине.

Сара ждет, что он добавит что-то еще, но мужчина молчит.

Девушка бросает взгляд на маленькие настольные часы, стоящие на полке. Четыре тридцать. Сегодня пятница. Неужели Элиот хочет, чтобы она работала в выходные?

Господи, умоляю, только не это! Только не это!

Элиот поворачивается, и она видит у него в руках пачку гранок.

– Сара, мы уже выбиваемся из графика. Ты можешь прочитать их за выходные?

– Ну...

Он сует ей пачку длинных листов. Элиот, в сущности, далее не просит. Он просто приказывает ей отредактировать все это за выходные.

– Они довольно неплохие. Это не займет много времени.

Сара смотрит на первую страницу.

– Что это? О футболе?

Элиот кивает.

– Футбольный роман. Представь себе. И, конечно, уже просрочен. Все в панике. Ты же знаешь. Обычная издательская трагедия. Мы работаем на год вперед, но все приходится делать в кошмарной спешке.

Его щеки из розовых становятся алыми.

Сара округляет глаза. Пролистывает гранки.

– Да это чистой воды развлечение! Футбольный роман на четыре тысячи страниц!

Кривая улыбка открывает желтые от никотина зубы Элиота.

– Этот роман только читается так, словно в нем четыре тысячи страниц.

Он поворачивается и его живот сотрясает хрупкие стены кабинки.

– Положение сложное. Все нервничают. Думаю, это из-за слияния.

– Ты слышал что-нибудь об этом? – спрашивает Сара.

– Ну вот, ты же понимаешь! И ты тоже нервничаешь! Ну какая тебе разница, сливаемся мы или нет? Или ты думаешь, что они лишат тебя твоих опционов?

– Нехорошо, Элиот! Правда, нехорошо!

Будучи помощником редактора, Сара получает зарплату меньше двадцати пяти тысяч долларов в год. Никто никогда не обещал ей опционов. Или премий. Как не обещали и оплатить счет роскошного ужина. Равно никто и не думал предлагать ей отпуск более двух недель.

Элиот уходит.

– Желаю хорошо провести выходные!

Девушка смотрит на то место, где он только что стоял, и скручивает в руках пачку гранок. Потом она кладет гранки на стол и снова поворачивается к компьютеру.

«К сожалению, я вынуждена вам сообщить, что ваша рукопись о детстве, проведенном на Марсе, не вписывается в планы издательства».

«Для инопланетян нам следовало бы иметь специальный бланк», – думает она.

Рядом с нею кто-то громко прочищает горло. Сара мгновенно оборачивается.

– Чип!

Улыбаясь, он входит в ее кабинку и усаживается на крышку стола, прямо на чьи-то рукописи. Чип хватает пресс-папье – прозрачный стеклянный шар, и начинает перекидывать его из одной руки в другую.

Только вытащи меня отсюда! И бери все, что хочешь.

Его соломенные волосы щекочут девушке лоб – Чип наклоняется, чтобы поцеловать ее в губы. Губы у него сухие и шершавые.

Бери все, что хочешь.

Саре хотелось бы, чтобы поцелуй длился чуточку дольше. Но она первой отодвигается. Почти все уже ушли домой, но Элиот еще бродит где-то поблизости.

«Что плохого, если он застанет меня целующейся с Чипом?» – спрашивает она себя.

Непрофессионально.

Одной рукой Сара отталкивает Чипа, другой поправляет коричневую льняную курточку, которую она носит поверх кремового хлопчатобумажного свитера.

– Чип! Что ты здесь делаешь?

Он поднимает повыше стеклянный шар, прищуривается и внимательно всматривается в него.

– Давай-ка посмотрим, что нам предсказывает хрустальный шар. Гм!... Я вижу воду и песок. Вижу солнце. Вижу дом в Саутгемптоне. Долгие выходные дни.

– Ты видишь в этом доме своего отца?

Молодой человек опускает шар.

– Нет. Сегодня утром он улетел в Лос-Анджелес. Какой-то кризис в киносети. Проблемы с выпуском продукции. Что-то действительно важное.

Его улыбка становится шире, открывая два ряда прекрасных зубов.

«Как только удается Чипу всегда выглядеть загорелым? – думает Сара. – Он проводит на солнце совсем немного времени. Даже в теннис он играет под крышей».

– Так что папочки не будет. Только мы с тобой.

Чип сует руку в карман хлопчатобумажных брюк, достает ключи от своего «Порше» и покачивает ими перед носом у Сары.

– Вот потому-то я и пришел. Чтобы вытащить тебя отсюда.

Сара смотрит на часы.

– Сейчас пять часов. Мы попадем в пробку – час пик, да еще пятница. Транспорт...

Наклонясь вперед, он ласково проводит указательным пальцем по ее щеке.

– Мы будем вместе в час пик. Нам дела нет до транспорта, правда?

От его прикосновений холодок пробегает у нее по спине. Девушка хватает указательный палец Чипа и ласково сжимает его. Смотрит в его ясные голубые глаза. Такие невинные глаза. Глаза младенца. Такие красивые, такие трогательно открытые. Американское лицо. Молодой Роберт Редфорд.

Чип Уитни. Принц англосаксонских протестантов.

Сара все еще не может привыкнуть к тому, что встречается с парнем, который красивее, чем она сама. Иногда она проводит пальцами по его мягким светлым бровям, ласкает его лицо, словно это лицо куклы.

Красивое лицо. Красивая жизнь.

Почти красивая...

Шрам на подбородке делает Чипа человеческим существом. Крошечная белая полоска, длиною не больше дюйма. Он не помнит, откуда у него этот шрам. Полоска выделяется на загорелой коже, словно вторая улыбка. Саре нравится проводить пальцем по этому шраму.

И, конечно же, его нос слишком мал. Сара долгое время была уверена, что при пластической операции хирург отрезал ему нос чуть-чуть короче, чем нужно. Но нет. Чип родился с этим вздернутым обрубком.

Благодаря носу Чип выглядит самоуверенным. "Да он и в самом деле самоуверенный", – решила Сара несколько часов спустя после знакомства с ним. Только он как-то красиво, очаровательно самоуверен.

С самого начала ему всегда удавалось ее смутить.

Всегда, когда Сара была с ним, ей казалось, что она видит себя со стороны. Но, возможно, что проблема тут не в нем, а в ней.

– Нам придется заехать ко мне на квартиру, – говорит девушка, поворачивается к клавиатуре, набирает несколько символов и начинает выходить из текстового редактора.

Марсианин из Висконсина может подождать до следующей недели.

– Мне нужно взять купальник и кое-какие вещи.

– Мы можем там купить тебе купальник, – настаивает Чип. – Мы все равно поедем за покупками в город. Купи все, что тебе нужно.

– Чип, я не могу покупать одежду каждый раз, когда я куда-нибудь еду. Я и так на мели, я даже обед приношу с собой.

Ну почему они тратят так много времени на разговоры о бедной Саре и богатом Чипе? Сара знает, что именно она сама постоянно подчеркивает их финансовое неравенство. Но что ей еще остается делать?

По сравнению с ней он просто Рокфеллер. А она учится жить в Нью-Йорке на одну зарплату.

Широкие плечи под белой спортивной рубашкой поникли. Молодой человек вертит в руках стеклянный шар.

– Ты мастерски изобретаешь любые предлоги, лишь бы не действовать спонтанно.

Ох!

Может ли она ему это спустить? Нет!

– Возможно, это оттого, что "делать что-то спонтанно" – значит, делать то, что ты хочешь, когда ты этого действительно хочешь.

Отплатила. Хороший удар.

Чип кивает, улыбается. «Не та улыбка, – думает Сара. – Я ведь серьезно. Я не шучу. И у нас не легкая пикировка».

Он кладет стеклянное пресс-папье рядом с грудой рукописей.

– Ладно, ладно! Первым делом заедем к тебе. Можешь взять сумку. Потом мы где-нибудь быстренько пообедаем. Потом поедем на пляж. Такой план тебе больше нравится?

В ответ девушка целует его в щеку.

Чип вскакивает, словно поцелуй ему не понравился. Он смотрит на свои часы – старые часы фирмы «Булова» выпуска 1950 года, которые она купила ему в магазине на Колумбус-авеню в честь полугода со дня знакомства. Часы все время врут. Сара подозревает, что Чип носит их, только когда встречается с ней.

– Пора идти!

Молодой человек вышел в проход и нетерпеливо оглянулся на длинные ряды кабинок.

Сару не удивила смена его настроения. Ему перечат! Чип терпеть не мог, когда ему перечат. И дело было не только в том, чтобы все было, как он хочет. Это было нарушение плавного течения его жизни.

Чип даже маленькие препятствия воспринимал всерьез.

Со временем Сара поняла, что он не был безнадежно избалован. У него были свои достоинства. Чип вырос в Беверли-Хиллз. У родителей был дом в Малибу, на берегу океана. Его отец был президентом киносети, и сын часто ездил с ним в Нью-Йорк. К ним домой без конца заглядывали теле– и кинозвезды и продюсеры. Они загорали и купались в олимпийских размеров бассейне позади дома или же гоняли мяч на теннисном корте перед двухэтажным домиком длягостей. При такой жизни Чип просто не мог вырасти заботливым и внимательным к другим.

Подобное воспитание неоправданно завысило его требования к жизни.

Чип полагал, что у него в жизни все будет легко и просто. Он привык к тому, что для каждого его пикника сияет солнце. Он думал, что так будет всегда.

Люди обычно желают друг другу: «Хорошего тебе дня!». Чип воспринимал эту фразу буквально. Он считал само собой разумеющимся, что у него все дни будут хорошими.

И считал само собой разумеющимся, что люди будут всегда говорить ему «Да».

Да, да, да!

«Нет» было для него огромным разочарованием. Оно его ужасно расстраивало. Оно было неприемлемо. Казалось, он каждое «нет» принимал очень близко к сердцу.

Для Сары Чип был светлым и солнечным. Она любила проводить рукой вверх и вниз по тыльной стороне его руки. Любила подергать за пучок светлых волос, который виднелся в открытом вороте его рубашки. Эти волосы были похожи на крошечные лучики света, пробившиеся сквозь кожу.

Сама она была совсем другой. Она была темноволосой, серьезной и совсем земной. Сара очень любила тень. Иногда рядом с ним она казалась себя одной из тех темных планет, которые невидимы невооруженным глазом до тех пор, пока их не осветит солнце. И только ночью такие планеты начинают сиять, как звезды.

Да, да, да.

При слове «нет» глаза его гасли. Он был таким добродушным. Таким... мягким. Мягким и золотым. Чип и Сара никогда не спорили ни о чем серьезном. Но даже небольшие «нет» портили ему настроение.

– Нет, я не могу встретиться с тобой до пяти тридцати.

– Нет, я не хочу кофе. Мне нужно вернуться на работу.

– Нет, я люблю собак, но тебе придется забрать ее. В доме, где я живу, не разрешается иметь домашних животных.

Да и потом, кто же выключает солнце? Для нее было невыносимо его сдержанное ворчание. При этом у него был такой обиженный вид, словно вся вселенная ополчилась против него и собирается погубить его одним-единственным «нет».

Сара как сейчас помнила бледное изумленное лицо официантки в одном из ресторанов в Сохо. Помнила ее сбрызнутые лаком лиловые волосы и длинные пластиковые серьги, которые позвякивали, когда женщина недоуменно качала головой.

– Нет, сэр. К сожалению, ризотто у нас закончился.

Чип вскинул голову, словно в него выстрелили. Сара и в самом деле подумала, что ему больно. Он тут же вскочил и рванулся, едва не опрокинув столик со стеклянной крышкой. Саре ничего не оставалось, как догонять его. Перед тем как выйти, девушка обернулась и увидела, что официантка все еще стоит у стола со своим блокнотом и ее серьги качаются, как при землетрясении.

Землетрясение стихло, когда Сара добралась до тротуара. Чип уже изучал меню в окне соседнего ресторана. Он улыбнулся и притянул к себе Сару, словно ничего не случилось, словно солнце не заходило ни на минуту, словно его и совершенно не беспокоило это маленькое «нет». Так, просто шутка.

Сара все еще дрожала от смущения. Она терпеть не могла никаких сцен. Девушка любила оставаться в тени. Ей хотелось что-нибудь сказать Чипу, выбранить его, объяснить, что ризотто не так важен.

Но она знала, что это бесполезно. Он бы только посмеялся над ней. Он бы даже не понял.

Как сейчас Сара видит эти качающиеся серьги. И каждый раз, когда она вспоминает об этом случае, ей становится тяжело на душе, ею овладевает тревога за Чипа.

Страх?

Тогда Чип взял ее за руку и они вошли в ресторан, у стойки бара была куча народу. Все столики были заняты. Мест не было. Но Чип раздобыл для них столик и они пообедали.

Это так просто для него. Он требует, чтобы все было просто.

Если все так просто, зачем я ему нужна?

Казалось, она была ему нужна только тогда, когда они занимались любовью. Тогда казалось, что ему была нужна вся Сара, вся, целиком. Ему хотелось ласкать ее, успокаивать ее. Чип был готов чуть ли не проглотить ее. Готов доставить ей удовольствие. Готов сделать все, чтобы угодить ей. Угодить ей, угодить ей...

Да, да, да.

Только это быстро проходит.

А ей он нужен?

Он так ей нравится! Так темный мотылек летит к солнцу, рискуя обжечься, но стараясь подлететь как можно ближе. Саре нравились вечеринки в странных домах, похожих на миссионерские, или же в особняках, выстроенных на крыше небоскреба. Ей нравилось встречаться с занятными тщеславными людьми, стоявшими в привычных позах с рюмками в руках. Эти люди тратили столько усилий, чтобы выглядеть небрежно одетыми! Они были неистощимо остроумны и без конца смешили друг друга. Казалось, в жизни у них была лишь одна цель: хорошо выглядеть и рассмешить друг друга.

Сару им тоже удавалось рассмешить. Она прижималась к Чипу, пряталась в его тень и оттуда наблюдала за ними.

Саре нравился его «Порше». Ей нравился запах его лосьона после бритья. Он назывался «Наваждение». Наваждение для мужчин. Неужели мужчины не испытывают неловкости, покупая лосьон с таким названием? Не испытывают неловкости, спрашивая его в магазине?

Нет. Для него это легко.

Ей это в нем тоже нравится.

Но нужен ли он ей?

Нужно ли ей задавать себе этот вопрос? Нет.

Сара выключила компьютер, сунула в полотняную сумку пачку гранок и торопливо взяла Чипа под руку. Она прошла мимо двух рядов кабинок сливового цвета. Мимо кабинета Элиота. Заглянула попрощаться с ним. Мельком Сара видела, как он склонился над телефоном, ероша рукой седые волосы. Он успел заметить, что она была с Чипом. Элиот махнул ей, отпуская.

Молодые люди спускаются вниз на лифте. Чип уже что-то напевает. Он уже отошел от потрясения, вызванного изменением его планов. Пора целоваться. Сара уронила сумку и обеими руками притянула к себе его лицо. Самое время для долгого, сладкого поцелуя. До земли двадцать пять этажей.

* * *


Чип нетерпеливо постукивает одной рукой по рулевому колесу, на несколько футов продвигает вперед темно-зеленый «Порше» и тормозит в нескольких дюймах от бампера стоящего впереди микроавтобуса.

– Транспорт! – бормочет он. – Терпеть не могу выбираться на побережье в пятницу вечером!

Молодой человек сжимает колено Сары, потом снова берется за руль.

Девушка поднимает колени, упираясь ими в обитое кожей отделение для перчаток.

– Некоторым из нас приходится зарабатывать на жизнь, – язвительно замечает она. – Другие могли бы выехать и пораньше.

– Люди явно переоценивают значение работы в своей жизни, – парирует он.

Все машины передвигаются на несколько футов вперед.

Сара видит за поворотом красные мигающие огни.

– Похоже на аварию. Как только проедем, все будет нормально.

Чип не отвечает. Кажется, он ее не слышит. Куда это он смотрит?

Уличный фонарь освещает его лицо. Они продвигаются еще на несколько дюймов. Свет и тьма. Свет и тьма. Кажется, что красивое лицо Чипа то исчезает, то снова появляется. Но его прищуренные глаза не мигают.

– О чем ты думаешь? – ласково спрашивает она.

– Что? А!

Почему ее вопрос удивил его?

– Так, ни о чем. Меня просто загипнотизировал транспорт. Ты же знаешь, как это бывает, – вздыхает он. – Мы могли бы выехать пораньше, если бы твоя мама не позвонила.

– Ну, мне нужно было обязательно с ней поговорить. Бедная мамочка! Все время одна в этом большом доме! Она никогда столько не разговаривала со мной по телефону. А теперь...

– Тебе нужно купить ей собаку.

– Она не справится с собакой. Ты же знаешь, с ее-то артритом... – Сара убирает с глаз челку. – Да я не против побеседовать с ней. Просто мама всегда неудачно выбирает для этого время. И она начала очень много повторяться. По три раза рассказывает мне одну и ту же историю. Это печально.

Чип немного продвинул машину вперед.

– А как твои братья? Кажется, один из них живет в нескольких кварталах от нее?

– Ну да. Но мы с мамой всегда были близки... Думаю, это оттого, что я самая младшая. Ты же знаешь, маме было сорок, когда я родилась, и... – Сара замолкает, заметив, что Чип не слушает.

В соседней машине, рядом с Сарой, включен внутренний свет. Водитель, круглолицая дама с ярко-рыжими локонами, наклонилась вперед к зеркальцу заднего вида и поправляет темную помаду на губах. На заднем сиденье двое мальчишек толкаются и дерутся.

– Ты разговаривал с отцом? – спрашивает Сара, пытаясь снова завладеть его вниманием.

– С отцом? – Чип переключает скорость и нажимает на газ.

Они проезжают поворот. Никакой аварии. Просто нужно отбуксировать одну машину.

– Ты собирался с ним поговорить, – напоминает Сара. – До его отъезда. По поводу работы, помнишь?

Чип кивает и покусывает нижнюю губу. Он смотрит прямо вперед.

– Да, я думал об этом. Но потом мне пришла в голову другая идея.

Сара ждет продолжения и внимательно, изучающе смотрит на него.

Фонарь осветил лицо девушки, выдав ее напряжение. Маленький шрам на лице Чипа сверкнул и погас. Чип еще сильнее прищурился, сосредотачиваясь на том, что собирался сказать.

– В общем, я не хочу работать на моего отца, – медленно говорит он, отчетливо произнося каждое слово, словно это впервые пришло ему в голову.

Отсутствие работы у Чипа беспокоило Сару больше, чем его самого. Она поймала себя на том, что все время думает об этом. Девушка поняла, что до сих пор ей еще не приходилось встречать людей, начисто лишенных честолюбия.

Большинство его приятелей по Гарварду переехали в Лос-Анджелес и стали писать комедии для телевидения. Именно этим в наши дни занимаются серьезные выпускники Гарварда. Раньше они обычно становились писателями, журналистами или драматургами. Но у друзей Чипа были более современные устремления: они хотели писать двадцатидвухминутные сценарии, чтобы разбогатеть.

После окончания университета – без всяких наград, разумеется, – закончив университет середнячком, Чип некоторое время провел в Белизе, занимаясь черт знает чем. Вернувшись, остановился в отцовском бунгало в Малибу, общаясь со своими погруженными в работу над сценариями друзьями в то время, когда они не сидели за своими компьютерами, а подставляли солнцу уже и без того загорелые тела. Или шатались по вечеринкам.

На одной таких вечеринок Сара и встретила Чипа. В тот раз это была издательская вечеринка в Пак Билдинг. Она сама начала разговор с этим улыбающимся, загорелым, уверенным в себе парнем. Чип близко наклонился к ней, а ее в этот момент больше всего беспокоило, куда деть пластиковый стаканчик. В тот вечер Чип рассказал Саре, что начал было писать роман, но это занятие быстро стало его раздражать, потому что роман продвигался очень медленно. С его точки зрения это было неблагодарное занятие, да к тому же ему нечего было сказать людям.

Сара слушала. Ему было что ей сказать. Места, о которых он рассказывал, вечеринки, на которые он ее водил, друзья, которым он ее представлял – все это заставило ее саму по-новому посмотреть на себя.

Все это было великолепно, волнующе, романтично. Иногда Саре казалось, что она сама живет в одном из роскошных рекламных проспектов. Наваждение. Наваждение длямужчин. И для меня тоже. Но у Чипа все еще нет работы. Ему двадцать четыре года, и у него есть деньги на жизнь.

Может, все дело в том, что она выросла в Индиане? Разве обязательно каждому кем-то становиться?

Чип повернул руль и начал было перестраиваться на другую полосу, потом передумал. Он вздохнул и побарабанил пальцами по рулевому колесу.

– Когда мы туда доберемся, будет самое время для ночного купания.

Сара протянула руку и погладила его по плечу.

– Это было бы хорошо.

Вокруг них без конца сигналили. Мимо проревел мотоцикл. Он проскользнул между рядами. Сзади на мотоцикле сидела девушка в линялых джинсах. Она прижималась к спине парня в черном шлеме и в кожаной куртке.

– Что за идею ты упомянул? – Сара опустила колени, стряхнула с джинсов нитку и посмотрела в окно. – Я имею в виду твою идею насчет работы...

Чип колебался.

– Ну... Работать на моего отца было бы тяжело. Он, скорее всего, тоже не захочет, чтобы я болтался у него под ногами. Он обязательно меня куда-нибудь сплавит. Ты же понимаешь! Найдет какую-нибудь работенку для начинающих, в какой-нибудь компании, снимающей фильмы. Они всегда рады лизнуть ему задницу. Они сделают меня помощником режиссера. Это значит, что мне придется следить за тем, чтобы кофеварка не пустовала. Там я не получу никакой интересной работы.

– Так в чем же твоя идея? – настаивала Сара.

Чип посигналил и перестроился в другой ряд.

Темный бензовоз с ревом пронесся мимо. Сара вздрогнула. Она всегда казалась себе маленькой и ранимой в огромном «Порше».

– Посмотри-ка на эту табличку с номером! – Чип указал на белый «Мерседес» впереди них.

Яркий свет фар заставил Сару прищуриться. Она прочитала табличку: «Съешь меня». Девушка рассмеялась.

Чип покачал головой.

– В некоторых людях чувствуется класс, а? Ты можешь себе представить, что ты ставишь такую табличку на «Мерседес» стоимостью в шестьдесят тысяч долларов? Она же испортит всю машину!

– Ну не томи, расскажи о своей великой идее, – продолжала настаивать Сара. – Ожидание просто убивает меня!

Чип пожал плечами и махнул правой рукой, придерживая руль левой.

– Ну, я подумал, почему бы мне не основать собственную компанию, не снимать фильмы самому? Начать с малого. Может быть, делать игровые фильмы. С небольшим бюджетом. До ста миллионов. А может, делать фильмы для телевидения. Качественные. Противоречивые. Такие, что не пройдут незамеченными.

Во вспыхивающем и гаснущем свете автострады он показался Саре совсем мальчишкой. Взволнованным мальчишкой. "Так вот почему у него до сих пор нет работы! – неожиданно поняла она. – Просто до сих пор ему еще не приходило в голову начать карьеру с вершины. Маленький мальчик, который начинает с вершины".

Машина рванула вперед. Чип нажал на газ и они с ревом понеслись по пустому шоссе. Сара чувствовала себя опустошенной. Ей казалось, что она что-то потеряла. Что-то оставила там, позади, где он рассказал ей об этом своем новом плане.

Девушка поняла, что там осталась какая-то часть ее чувств к нему. С нею все еще были восхищение, страх и поклонение. Но какая-то часть этого солнечного божества испарилась из машины. Она ехала в мощном «Порше» с маленьким мальчиком с невинными голубыми глазами. С маленьким вздернутым носиком. Ехала с малышом, который выбирал, какие леденцы он хочет получить.

Сара прочистила горло.

– Но чтобы основать такую компанию – компанию по производству фильмов... Разве для это не требуется очень много денег?

Вопрос прозвучал более требовательно, чем ей хотелось бы.

– Ну да, конечно!

Смех был очень неприятным. Насмешливым.

– Конечно, мне нужны деньги для начала. Именно об этом я и собираюсь поговорить с отцом, когда он вернется с побережья.

Какой леденец ты собираешься купить мне, папочка?

Сара внимательно посмотрела на Чипа. Она представила, как он держит длинную палочку и лижет большой круглый мятный леденец.


Глава 9


Сара любила заниматься с ним любовью под шум океана за окном. Простыня под ней была влажной и соленой. А Чип на ней – таким легким.

Приглушенный рев. Волна разбивается о песок. Затишье. Падает новая волна. «Идеальный ритм», – думает девушка.

Глаза ее широко открыты. Она смотрит, как Чип скользит по ней.

Грохот. Тишина. Грохот. Тишина. Нежное прикосновение его тела.

Глаза открыты. Сара старается думать о волнах...

Грохот... Грохот... Грохот...

Подумай о чем-либо другом. Слушай... Думай...

Грохот... Грохот... Скольжение...

Почему я думаю о посторонних вещах?

О-о-х! – Чип откидывает назад голову и испускает предупредительный стон.

Волны высоко поднимаются и разбиваются о берег. Сара представляет: белая пенистая волна бьется о черную скалу. Брызги взлетают в ночное небо. Чип падает на нее, целует плечо, груди...

Грохот и скольжение... Скольжение и грохот...

Там, снаружи, шум волн не смолкает.

Девушка долго лежит без сна, слушает тихое, ровное дыхание Чипа, смотрит на лунный свет за волнующимися занавесками, думает об океане. Волны катятся к берегу. Катятся тихо, нежно, словно подкрадываются... Потом они поднимаются и с грохотом падают, разбиваясь о берег. Они грохочут с неожиданной силой, подобно нежеланным темным мыслям, которые прокрались в ваш мозг...

* * *


Завтрак на открытой веранде. Дымка. Солнце уже высоко. Булочки с голубикой, сладкие ломти желтого арбуза с фермы на Норт Си Роуд.

Чип, в маленьких красных плавках, царапает кустики светлых волос на загорелой груди, потом потягивается, выбрасывая обе руки высоко над головой.

– Мы долго спали.

Сара улыбается и одной рукой убирает с лица темные волосы.

– У меня такое ощущение, словно я на каникулах.

Чип наливает себе еще чашку кофе из белого кувшина. Поднимает кувшин в ее сторону. Девушка накрывает чашку ладонью и отрицательно качает головой.

– Ты спала?

– Как бревно, – лжет она.

– Это все океан.

Он поворачивается к воде, опираясь рукой о деревянные перила.

– Я здесь всегда сплю, как младенец.

Как младенец.

Малыш хочет леденец?

«Что же случилось? – спрашивает себя Сара, залпом допивая кофе и почти давясь. – Почему я продолжаю об этом думать?»

Девушка поправляет верхнюю часть бикини. Оглядывает себя сквозь темные очки. «Господи, какая я бледная! Прямо как эти чайки на песке!»

Сара смотрит вниз, на дюны и пляж. Благодаря дымке песок в солнечных лучах стал золотисто-голубым. Кажется, что небо кончается там, где от горизонта поднимаются клубы темных облаков.

Чип схватил ее руку и потянул.

– Пошли! Как насчет утреннего купания?

Голубые глаза его сияют, зубы блестят.

– Уже не утро. Уже заполдень.

Она выпивает последний глоток кофе и ставит чашку на стеклянный столик.

– Тем лучше, – он сильнее тянет девушку за руку, поднимает на ноги. – Теперь вода уже нагрелась.

Сара смеется и округляет золотисто-зеленые глаза.

– Ну конечно. Градусов под сорок!

Чип обиженно смотрит на нее.

– Я думал, тебе нравится холодная вода.

– Только когда она теплая.

Эти слова заставили ее вспомнить Мэри Бет Логан. В колледже она была у Сары соседкой по комнате. «Именно так любила выражаться Мэри Бет, – думает Сара. – Для меня это нехарактерно».

Девушка решает, что пора позвонить Мэри Бет. Они не разговаривали по телефону уже несколько недель, может быть даже несколько месяцев.

Мэри Бет... Она все еще в Мур-колледже. Некоторые люди так никогда и не взрослеют.

Чип потащил Сару вниз, к дюне.

– Ох! – сосновые иголки колют ее босые ноги. – Чип, дай мне надеть сандалии!

– Нет времени! Бежим! Беги прямо в воду, не то ты вообще не решишься войти.

Девушка понимает, что он прав.

В нижней части дюны песок уже сухой и теплый. На берегу стоит чайка. Запрокинув голову, она испускает пронзительный крик. Предупреждение? «Не ходи – замерзнешь!»

Золотисто-зеленые волны. Невысокие, ласковые. Разбиваясь, они долго лижут песок... Быстро растет стена темных облаков. Там, вдали, океан под облаками кажется совсем темным. Сара видит на воде место, где кончается солнечный свет. Воздух становится холодным.

Девушка нерешительно останавливается у кромки воды. Холодные волны плещутся о голые ноги. Вода отходит назад, оставляя на ее лодыжке обрывок морской травы.

Сара дрожит.

Чип хватает ее за руку.

– Пошли! Не хнычь!

Вода снова плещет на лодыжки. Девушка отступает назад, старается вырвать у него руку.

– Отпусти! Слишком холодно!

Чип смеется. Подхватывает Сару на руки. Ее нога цепляет песок, словно брыкается, протестуя.

– Пусти! Пусти меня, Чип! Говорю же, пусти!

Он усмехается и пускается бежать, уклоняясь от ее размахивающих рук. Молодой человек крепче сжимает девушку. Он удивительно силен. Это поражает и пугает Сару. Он так легко ее несет.

Чип не желает принимать ее «нет».

Он с плеском погружается в воду. Девушка чувствует холодные брызги на своей спине, на ногах.

– Отпусти! Отпусти! Нет! Не бросай меня!

Неужели доисторические пещерные жители тоже играли в такие игры с океаном?

Сара начинает кричать, но соприкосновение с холодной водой настолько острое, что она замолкает. Девушка закрывает глаза, словно падает под набегающей волной, потом поднимается на ноги, дрожа и хватая ртом воздух. Мокрые волосы закрывают ей глаза. Играя, она замахивается на Чипа кулаком. Он ныряет в воду.

– О-о-х! Я замерзаю, Чип! Ну погоди, я тебе покажу!

Он ныряет в низкую волну и быстро всплывает. Вот он в нескольких ярдах от Сары, позади того места, где разбиваются волны. Чип знаком зовет девушку последовать за ним.

– Я... я никак не согреюсь!

Брызги летят ей в открытый рот. Вода соленая. Сара пытается ее выплюнуть. Она убирает с глаз челку, глубоко вдыхает, отталкивается и плывет следом за ним.

Через несколько секунд она поднимает голову и видит, что он не двигается и ждет, что она его догонит. Сара чувствует, что ее толкает к нему и это ей не нравится. Подводное течение сильнее, чем она думала.

Сара хорошо плавает. Когда ей было четырнадцать, она заслужила повязку спасателя. Но ей не нравится, когда ее тащат против ее воли, не нравится, что она не может двигаться туда, куда хочет.

– Чип! Я хочу вернуться! – зовет она и оглядывается на берег, который оказывается дальше, чем она думала.

Лиловые облака уже нависли над головой. Они бросают на океан тяжелую, мрачную тень.

– Я хочу вернуться. Течение...

– Здесь мелко, Сара, ты можешь стоять! – молодой человек показывает вниз. – Здесь мель.

Девушка подплывает ближе. Чип подает ей руку и подтягивает ее к себе. Она медленно, осторожно опускает ноги. Нащупывает узкую полоску песка. Становится. Вода доходит ей до плеч.

Чип улыбается. Он держит Сару за руку. В его волосах запутались зеленые клочья морской травы.

Они оба подпрыгивают на высокой, пологой волне и снова опускаются на песок.

– Здорово, да?

– Неплохо! – соглашается девушка. – Но течение... У меня было такое ощущение, что меня тянет в ту сторону.

Она показывает.

– Это неплохо, – отвечает он и смотрит в океан.

В дымке, на темнеющем горизонте – черно-красное грузовое судно.

– Интересно, куда оно идет?

Сара пытается плыть, она старается вырвать у Чипа свою руку, но он крепко держит ее. По спине девушке прокатывается сильная дрожь.

– Я замерзла, Чип. Я возвращаюсь.

Чип, кажется, не слышит ее.

– Как по-твоему, океан романтичен?

Он продолжает смотреть на судно. Теперь это крошечный прямоугольник там, где земля сливается с небом.

– Ой!

Брызги летят Саре в лицо. Накатывает новая большая волна. Она пытается плыть.

– Пойдем. Я устала.

Чип притягивает ее поближе. Смотрит на нее своими голубыми глазами. Небесно голубыми. Девушка видит, как в этих глазах отражаются темные облака.

– Океан романтичен, правда?

– Ну да. Конечно.

Нога Сары соскальзывает с полоски песка. Она пытается восстановить равновесие, борется с течением и наконец, ставит ногу на песок.

– Я хотел сказать, что это подходящее место для того, чтобы сделать предложение выйти замуж, правда? – настаивает Чип.

– Что?

– Предложение.

– Предложение выйти замуж?

Молодой человек кивает. Он не улыбается. Лицо его мрачно. Чип и Сара снова всплывают, головы их возвышаются над набегающей волной.

Сара отбрасывает с лица волосы. Дрожь, которую она чувствует – не от холодной воды. Гусиная кожа, которой покрыты ее руки – тоже не от холода.

– Выходи за меня, Сара! – бормочет он.

В глазах его отражаются темные облака.

«Я не хочу», – понимает она, дрожа от холода. Волны проходят под Сарой и катятся к берегу. Они катятся и катятся. Бесконечно. Как время.

– Чип, нам, конечно, было хорошо вместе...

Но ты большой младенец.

Неужели я поняла это только вчера вечером, в машине? Или я всегда знала, что не люблю Чипа?

– Ты мне очень нравишься, но...

– Я о многом думал, – говорит он, свободной рукой убирая из волос морскую траву. – Ты понимаешь, я думал поговорить с отцом насчет компании, которая будет ставить фильмы. Думал о моем будущем. О нашем будущем.

У нас нет общего будущего, Чип!

Я поняла это минувшей ночью. Я уже некоторое время знала это. Нам хорошо обедалось вместе. Мы ходили на занятные вечеринки. Мы наслаждались друг другом в постели. Мы даже сейчас наслаждаемся обществом друг друга.

В прошлом...

– Я хочу, чтобы у нас было общее будущее, Сара, – молодой человек схватил вторую руку девушки и крепко сжал обе.

"Пошлость, – думает она. – Что за пошлость. Как в плохом кино".

Какие жестокие мысли.

Ну зачем он портит выходные?

Где-то далеко прогрохотал гром. Сара поворачивается к горизонту. Грузовое судно исчезло в пелене серого тумана.

Отпусти мои руки, Чип! Я хочу исчезнуть, как то судно. Растаять. Растаять в легком тумане.

– Выходи за меня, Сара!

Она всплывает с новой волной. Девушка видит, что начинается прилив.

– Ты мне очень дорог. Я очень польщена. Может быть, позже...

– Нет! Сейчас!

Теперь его голос похож на визг, он перекрывает шум волн и плеск воды.

– Я серьезно.

– Я знаю, Чип. Я не хочу тебя обидеть, но...

– Выходи за меня, Сара!

– Нет. Пожалуйста, давай уйдем. Я не могу.

– Выходи за меня, Сара!

– Чип, прекрати! Послушай меня! Нет! Я не могу! Не сейчас! Нет!

Молодой человек закрывает глаза. Когда он их наконец открывает, девушка видит, что Чип наконец-то услышал ее. В конце концов он услышал ее «нет».

– Выходи за меня, Сара!

Молодой человек отпускает ее руки. И обеими руками хватает девушку за волосы.

– Мне нужно вернуться. Я замерзаю.

Она думала, что Чип хочет ее приласкать. Но он грубо хватает ее за волосы и обеими руками тянет вниз.

– Выходи за меня, Сара! – голос его теперь перешел в визг.

– Нет! Отпусти меня!

– Выходи за меня, Сара!

Чип хватает ее за голову. Сильно толкает. Вниз, под воду.

Для Сары это полная неожиданность. Девушка охает. Она наглоталась воды и почти задохнулась.

– Выходи за меня, Сара!

Голос у него теперь хриплый, настойчивый. Он кричит на нее. Его руки с силой толкают девушку под воду и держат.

– Выходи за меня, Сара!

– Нет! Нет – пожалуйста!

– Выходи за меня, Сара!

Девушка мечется, мотает головой. Она никак не может вырваться.

Чип тащит ее за волосы. Она кашляет, фыркает, стараясь вдохнуть.

– Выходи за меня, Сара!

Его руки снова тянут ее под воду. Глубже, еще глубже. Он держит ее под водой.

– Выходи за меня, Сара!

Отпусти! Отпусти! Девушка борется, стараясь вырваться на волю.

– Черт побери тебя, Сара!

Чип поднимает ее над водой.

– Выходи за меня, Сара!

Снова толчок под воду.

– Черт побери тебя, Сара!

Вытаскивает на поверхность.

– Выходи за меня, Сара!

Толчок под воду.

– Черт тебя побери, Сара!

Держит ее внизу. Держит под водой.

Последние пузырьки воздуха вышли изо рта девушки.

– Выходи за меня, Сара! Черт тебя побери, Сара!

Это были последние слова, которые она услышала, прежде чем последний раз уйти под воду.


Глава 10


– И что же было потом? – Мэри Бет опустила руки.

Почти все время, пока Сара рассказывала эту историю, Мэри Бет сидела с открытым ртом и тянула в разные стороны подкрашенные пряди своих волос.

Сара горько и сухо рассмеялась.

– Ну, я не утонула.

Мэри Бет прищурила зеленые глаза и внимательно, изучающе посмотрела в лицо подруги, словно впервые ее увидела. Рожденная заново. Нетронутой догорела третья сигарета. Она лежит на краю чашки, которую Мэри Бет использует в качестве пепельницы.

– Заканчивай свою историю, Сара! Как же ты от него избавилась?

– Я от него не избавилась.

Сара вытерла липкие от холодного пота руки о штанины джинсов. При воспоминании о том дне у нее выступил пот, желудок напрягся, ноги задрожали.

– Он... Он вытащил меня, – запинаясь, проговорила она.

– Наверное, он пришел в себя, вышел из этого странного состояния...

Мэри Бет покачала головой.

– Ну и ну!

Сара опустила глаза.

– Я думала, что умираю. Я хочу сказать, что у меня закружилась голова, все вокруг завертелось. Я уже не понимала, где вода, где небо. Мне казалось, что мои легкие разрываются. Грудь горела, как в огне. Я пыталась вдохнуть. И не могла набрать достаточно воздуха.

– И что же сделал Чип? – спросила Мэри Бет.

– Он держал меня. Просто держал. Потом закричал странным, хриплым голосом. И начал обнимать меня все крепче и крепче. А я все еще не могла вздохнуть. Мне нужно было скорее вздохнуть. Но теперь он обнимал меня так крепко, что я снова не могла дышать. Я решила, что теперь задохнусь над водой. Я ужасно замерзла и была страшно напугана. Чип продолжал извиняться.

«Извини, извини, извини, извини, извини», – повторял он нараспев, как молитву.

– Это просто ужасно! – пробормотала Мэри Бет, качая головой.

Она сжала руку Сары.

– Все это просто ужасно!

Мэри Бет заерзала на полу.

– И потом ты поплыла к берегу?

– Чип помог мне вернуться. Я была слишком слаба. Я не могла прийти в себя после пережитого потрясения. Он извинялся всю дорогу назад и потом, в доме. Он просто продолжал извиняться. Сказал, что у него в какой-то момент помутился разум. Обещал, что это никогда не повторится.

Но я понимала, что все кончено. Я понимала, что больше не хочу его видеть. Он слишком страшен. Слишком теряет контроль над собой.

Сара смотрела куда-то на стену позади Мэри Бет.

– Я всегда находила для Чипа оправдания. Мне казалось, что я его понимаю. Я была такой дурой. Я всегда говорила себе, что он балованный, богатенький ребенок. Всего лишь малыш. Его родители развелись. Отец помешан на своей работе. Чип привык получать все, что хочет.

– Если бы он рос, как я, с тремя братьями! А то ведь ему никогда не приходилось ничего добиваться, никогда не приходилось драться. Не приходилось соперничать. Не доводилось испытывать потери. Так я себе говорила. Но все это чушь. Просто чушь.

– Он, наверное, сумасшедший, – предположила Мэри Бет.

Она погасила нетронутую сигарету.

– Ну да. Сумасшедший, – Сара вздохнула. – Именно поэтому он потом хотел остаться на побережье. Хотел сделать вид, словно ничего не произошло. Начать все сначала. Я заставила его отвезти меня в город. Он умолял меня остаться, простить его. Когда я отказалась, он был в шоке. Я не думаю, что он в состоянии понять, что в жизни не все получается так, как хочешь.

– Всю дорогу до города мы молчали. Мы даже не смотрели друг на друга. Самые напряженные, самые ужасные три часа в моей жизни, – Сара поежилась.

– Так ты больше никогда его не видела?

Сара округлила глаза.

– Ты шутишь? Он никак не мог оставить меня в покое. Не мог смириться с тем, что его покинули. Он звонил мне по десять раз в день. Посылал цветы, подарки. Приходил ко мне в офис. Заявлялся на квартиру. Пару раз я видела, что он следит за мной на улице.

У Мэри Бет отвалилась челюсть.

– Так он тебя преследовал?

– Можно так сказать. Он был не в себе, Мэри Бет. Совершенно сдвинулся. Я думала обратиться в полицию. В самом деле думала.

– Что же случилось потом?

– Потом я потеряла работу. Началось слияние. Издательство «Конкорд» было продано. Половину штата уволили. Включая меня. И тогда я оказалась одна, в своей квартире на Восточной восемьдесят второй улице. У меня не было работы и меня повсюду преследовал мой сумасшедший бывший возлюбленный. И... И...

– И тогда позвонила я! – Мэри Бет сидела, прислонясь к скамеечке для ног, и улыбалась.

Она искренне радовалась тому, что длинная мрачная история Сары подошла к концу.

– Тогда меня спасла Мэри Бет Логан! – заявила Сара.

Она тоже была рада покончить с этой грустной историей. Девушка знала, что ей придется все подробно рассказать подруге. Теперь, когда она это сделала, ей хотелось бы больше никогда и никому этого не рассказывать. Сара почувствовала облегчение.

«Теперь я могу закрыть эту главу», – подумала она.

Закрыть эту главу и открыть новую:

Глава сто двадцатая: «Старшекурсница».

– Итак, я снова в колледже, – весело сказала она. – Прощай, Нью-Йорк. Прощай, волшебный мир издательств! Привет, сонный городок Фривуд! Привет, факультет психологии! Не могу поверить, что я снова здесь и собираюсь получить степень магистра!

Мэри Бет усмехнулась.

– Ты всегда и всех анализировала, Сара! Почему бы тебе не стать психологом, чтобы тебе за это платили?

Сара вздохнула.

– Хорошо бы, чтобы платили. Я на мели.

Она подняла глаза на Мэри Бет.

– Ты настоящий друг, Мэри Бет! Ведь время приема давно прошло. И как тебе удалось договориться, чтобы меня приняли?!

– Ну, ты же помнишь – у меня высокая должность – начальник отдела средств информации. Так что время от времени я могу дергать за веревочки.

– Я не знаю, как мне тебя благодарить! Правда, не знаю! Ты спасла мне жизнь! Я не шучу!

– Ну... – У Мэри Бет порозовели щеки. Она была смущена благодарностью Сары. Ее улыбка угасла.

– Так Чип не знает, где ты?

Сара кивнула.

– Я ничего ему не говорила. И я решила не оставлять на старой квартире адрес, куда можно было бы направлять мою корреспонденцию. Он, вероятно, ищет меня на улицах Манхеттена. Я бы предпочла, чтобы он меня не искал. Я очень надеюсь, что он найдет себе кого-нибудь и позабудет обо мне. Но...

Мэри Бет задумчиво прищурилась.

– А если он догадается, что ты вернулась во Фривуд, в город, где ты училась?

Сара начала было отвечать, но тут раздался звонок, заставивший вздрогнуть их обеих. Мэри Бет вскочила. По пути к двери она поправила теплую темно-синюю футболку, натянув ее поверх джинсов.

– Кто бы это мог быть? Разве мы заказывали пиццу?

Сара рассмеялась.

– Нет! Но если посыльный окажется симпатичным, пригласи его зайти!

Мэри Бет прислонилась к двери.

– Кто там?

Она услышала приглушенный ответ. Мужской голос.

– А, так это ты!

Мэри Бет открыла дверь. Вошел молодой человек с рыжими, как морковка, волосами. Он поцеловал Мэри Бет в щеку и поднял руку к ее плечу.

Она отшатнулась.

– Эрик! Я тебя не ждала.

Девушка махнула рукой в сторону Сары.

Он повернулся. Заметил на диване Сару, и на какое-то мгновение у него отвисла челюсть.

– О!

– Это моя подруга Сара, – сказала Мэри Бет, закрывая за ним дверь. – Это Эрик.

– Привет! – кивнула Сара.

«Он выглядит лет на восемнадцать», – подумала она.

Сунув руки в карманы мешковатых джинсов, Эрик неуклюже вошел в комнату. Серый свитер порван у воротника. В одном ухе серебряный гвоздик. Нос и щеки усыпаны рыжими веснушками.

«Похоже, Мэри Бет связалась с младенцем. Подумать только, Мэри Бет встречается с Гекльбери Финном! – безжалостно подумала Сара. – Она, пожалуй, скажет мне, что это просто друг. Но рука на плече при встрече выдала его с головой».

Эрик остановился в центре комнаты, между двумя пуфиками и обернулся к Мэри Бет, все еще стоявшей у дверей.

– Я был в спортзале. Это в одном квартале отсюда. Занимался тяжелой атлетикой. Ну и заглянул по дороге.

Мэри Бет не отрывала глаз от Эрика, избегая смотреть на Сару.

– Как поживаешь?

Он пожал плечами.

– Думаю, неплохо. Тренер говорит, мне надо набирать вес.

– Как бы мне хотелось, чтобы это мне нужно было набирать вес! – заметила Мэри Бет.

Она похлопала себя по животу. Повернулась к Саре. В конце концов сказала, обращаясь к ней:

– Эрик входит в команду борцов.

– Здорово!

Что за дурацкий ответ! Но другого Сара придумать не смогла. Она окинула взглядом широкие плечи и толстую шею юноши. Девушка была так удивлена возрастом приятеля Мэри Бет, что в первый момент не обратила внимания на его атлетическое телосложение, заметное даже в свободном свитере.

– Сара только что переехала сюда из Нью-Йорка, – объяснила Мэри Бет Эрику.

– Я знаю. Ты говорила мне.

Он повернулся к Саре.

– Я один раз был в Нью-Йорке. Мне тогда было, кажется, лет двенадцать. Это было довольно страшновато.

Сара кивнула.

– Да. Это страшновато, даже когда вам больше двенадцати.

Мэри Бет рассмеялась. Слишком охотно.

Эрик неуклюже передвинулся.

– Я не собирался вам мешать. Если вы заняты...

– Нет.

Сара вскочила. Поставила банку с кока-колой.

– Мне пора идти. Завтра рано вставать. Я должна быть в библиотеке, как только она откроется.

– Ты в этом уверена? – Мэри Бет остановилась рядом с Эриком, скрестив на груди руки. – Мы могли бы заказать пиццу.

– Нет, не стоит. Я не голодна. Большое спасибо за ужин, Мэри Бет. Было очень вкусно.

Мэри Бет округлила глаза.

– Ах, да! Салат с тунцом. Мечта гурмана! Конечно.

Сара улыбнулась.

– Ну, ты просто правильно рассчитала количество майонеза!

Все рассмеялись.

Сара взяла свой коричневый шерстяной джемпер и поспешила к двери. «Уж эта мне Мэри Бет и ее секреты! – подумала она. – Сколько я ее знаю, всегда у нее были какие-нибудь секреты! Всегда у нее были свои тайны. Мы были близкими друзьями, и все же она всегда что-то не договаривала».

Сара остановилась в дверях и посмотрела на Эрика. «Какой прелестный секрет! – подумала она. – Маленький такой студентик, есть с кем поиграть! Впрочем, Мэри Бет говорила, что чувствует себя студенткой!»

– Было приятно познакомиться! – сказала Сара Эрику.

– Мне тоже. Мэри Бет все время говорит о вас, – он покраснел и улыбнулся. – Но я не верю ни слову!

Мэри Бет шутливо пихнула его в бок.

– Заткнись, Эрик! Я позвоню тебе завтра, Сара! Будь осторожна. И знаешь что – не ходи через городок, ладно? Иди окружным путем. Там больше фонарей.

– Ладно! Все будет в порядке!

И Сара вышла. Прошла по узкому, выложенному плиткой коридору. Покинула многоквартирный дом, который почему-то называли башней. Как можно называть башней двухэтажный дом?

Ветер был довольно свеж. Половинка луны все еще низко висела над деревьями. Шелестели ветки деревьев, нависавшие над тротуаром. Опавшие листья неслись мимо Сары по улице Дока Мартенса.

Размышляя об Эрике, Сара пересекла улицу. Веснушчатый парнишка Мэри Бет. Он, наверное, еще даже не бреется!

Сара вошла в тень. Посмотрела на уличный фонарь – он перегорел. Она поежилась. Переложила полотняную сумку на левое плечо.

Еще через квартал показался зеленый купол административного здания. Он сиял над темным корпусом, как спускающаяся летающая тарелка. Сара немного подумала, свернула на территорию студенческого городка и двинулась по протоптанной дорожке, петлявшей между деревьев.

Все будет в порядке. Я слишком устала, чтобы идти в обход.

И все же она была настороже.

Белая кроссовка лежала на боку у вечнозеленого кустарника. Страница студенческой газеты летела через кусты, как змей без веревочек.

«Может быть, мне следует снять квартиру поближе к Мэри Бет? – подумала она, прибавляя шаг. Туфли скользили на мокрых листьях. – Или Мэри Бет нарочно нашла квартиру подальше от себя?».

Порыв ветра пригнул траву. Зашумели ветви деревьев.

Почему я так строга к Мэри Бет? От того, что она не рассказала мне об Эрике? Или от того, что она намеренно скрывает от меня часть своей личной жизни?

«С каких это пор я стала такой требовательной? – подумала Сара. – С каких это пор мне не все равно?»

Сейчас мне очень нужен человек, которому я могла бы полностью доверять.

Кирпичные, облицованные гранитом здания студенческих аудиторий, темные силуэты которых нависали над Кругом, остались позади. Тропинка пошла между деревьев. Новый порыв ветра. Сара почувствовала, что у нее мерзнет шея.

Позвякивание металла.

Царапающий звук.

Топот шагов.

Темное существо выскочило из-за деревьев и грубо схватило Сару за талию. Девушка почувствовала на своем лице горячее дыхание.


Глава 11


Нечто большое и тяжелое бросилось на Сару. Девушка отшатнулась. Ее обдало горячим паром чужого дыхания. Неприятный запах. Сверкающие красные глаза. Существо давило на нее всей своей тяжестью.

– Фу! Фу!

Мужской голос. Сердитый и резкий. Откуда-то из темноты.

– Кинг! Фу!

Громадные собачьи лапы отпустили талию девушки.

Грудь Сары тяжело вздымалась. Сердце бешено стучало. Стараясь удержать равновесие, она сделала шаг назад, на траву.

– Кинг! Оставь ее! Фу!

Собака коротко зарычала. Потом повернулась к хозяину. Мужчина средних лет в коричневой кожаной куртке. Белая бейсбольная кепка низко надвинута на лоб.

– Извините! Кинг испугал вас?

– Д-да! – Сара посмотрела на огромную рыжую собаку. – Это что – золотистый Лабрадор?

Господи, зачем я спрашиваю? Какое мне до этого дело?

– Кинг в жизни не делал ничего подобного. Я очень прошу вас меня извинить. С вами все в порядке?

Мужчина проводил Сару до низенького фонаря, излучавшего слабый зеленый свет. Он был старше, чем вначале показалось девушке. Лет пятьдесят, наверное. Или пятьдесят пять. Седая щетина на лице. Поднятый воротник кожаной куртки.

– Он... Он до смерти меня напугал! – воскликнула Сара, когда страх уступил место гневу.

– Очень прошу меня извинить! – мужчина посмотрел на собаку, которая обнюхивала дерево у самой земли. Пес сделал шаг, поднял ногу, выпустил мощную струю.

«Очаровательная собачка!» – сердито подумала Сара.

– Такую большую собаку следует держать на поводке. Он мог сломать мне руку!

– Он никогда никого не трогал! Правда, никогда. Кинг очень добрый пес, – мужчина опустил глаза. – Он вас не испачкал? Я буду рад оплатить химчистку.

– В этом нет необходимости. У меня все в порядке. Правда.

Сердце Сары забилось в нормальном ритме, но она все еще немного дрожала и не очень твердо стояла на земле. Девушка еще чувствовала на себе тяжелые лапы прыгнувшего пса, чувствовала, как он пытается опрокинуть ее на спину.

Помахивая хвостом, пес направился к дорожке. Хозяин потрепал большую голову животного. Прежде чем попрощаться и уйти, он еще несколько раз извинился. Собака пошла рядом с хозяином.

Сара быстро повернулась и побежала трусцой к своей квартире.

«Мэри Бет была права, – решила она. – Отныне я не стану сокращать путь, не буду ходить по территории колледжа. По крайней мере до тех пор, пока не поймают убийцу».

* * *


«Не поймать нам этого парня!» – мрачно подумал Гаррет.

Он закрыл глаза. Потер их большими пальцами. Представил себе молодую женщину. Почти девочку. Представил изуродованное тело, пропитанную кровью голову. Как треснутое яйцо!

Прошло три дня, а у них ни одной зацепки. Ни малейшего намека.

Три дня, а его все еще мутит при воспоминании об убитой. Шарлотта Вильсон. Когда-то она тоже была малышкой. Как Мартин.

А теперь изуродована.

На следующее утро приехал следователь из Медфорда. Он был притихшим и изумленным.

– В жизни не видел ничего подобного! Такое впечатление, что эту женщину переехал грузовик.

– Но на месте преступления не было никаких следов шин, – объяснил ему Гаррет. – И грузовик не может вспороть живот и снять скальп, не правда ли?

– Но человек не мог этого сделать. Людям это не под силу, – настаивал следователь. Он чесал шею до тех пор, пока она не покраснела.

Это был высокий худой мужчина в дешевом сером костюме с темно-синим галстуком. Узел галстука был ослаблен, воротник расстегнут.

– Это возможно только в случае, если был использован какой-нибудь инструмент.

– Вы имеете в виду инструмент для того, чтобы переломить хребет?

– Да, чтобы сломать позвоночник подобным образом.

– Преступник мог воспользоваться ножом, чтобы срезать волосы, – предположил Вальтер.

Он положил круглую светлую голову на руки, опираясь локтями о стол.

– Нет. Волосы были сорваны, – мужчина почесал щеку. – Они не были отрезаны.

Гаррет перешел к окну. Бесконечные почесывания Вальтера вызывали у него зуд. Он посмотрел на улицу. Туман и морось. Капли дождя барабанили по грязному стеклу.

– Вскрытие уже было?

– Сейчас этим занимаются. Вы можете сказать, что было причиной смерти? Она же не утонула!

«Этот парень настоящий комик», – подумал Гаррет.

– Убитая занималась сексом примерно за час до смерти.

Вальтер поднял голову.

– Да-а? С убийцей?

Следователь хихикнул.

– Вы, ребята, вообще когда-нибудь занимались убийствами? Может, вам взять в библиотеке книжку? И почитать!

Гаррет почувствовал, как в нем закипает гнев.

– Не называйте нас ребятами!

Похожее на игольное ушко лицо следователя вспыхнуло.

– Я не хотел вас обидеть! Не берите в голову. У вас тут сложная ситуация. Нужно хладнокровие. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Мы полицейские. Мы не студенческий патруль, – настаивал Гаррет.

«Ты словно оправдываешься, – выбранил себя Гаррет. – Ты чувствуешь себя глупым и беспомощным и выливаешь это на незнакомого человека, который тоже чувствует себя глупым и беспомощным».

– Эта женщина действительно занималась сексом менее чем за час до смерти, – следователь почесал веки под толстыми стеклами очков. – Возможно, это даст нам толчок к расследованию. А может быть, мы просто узнали факт из ее личной жизни, который ничего нам, не даст.

Вальтер покачал головой. Его серые глаза увлажнились.

– Мне пришлось звонить ее родителям. Никогда не слышал столько криков и причитаний. Никогда этого не забуду! Бедные люди! Они кричали, как животные. Почти как лошади. Знаете – когда лошади вскидывают головы и ржут?

Следователь посмотрел на Вальтера, но ничего не ответил.

– Завтра я достану для вас полный отчет, – мужчина накинул плащ и торопливо покинул участок.

– Какой-то он вялый, прямо ни рыба ни мясо! – заметил Вальтер.

Гаррет вздохнул.

– Кто же еще пойдет в следователи?

* * *


МИЛЬТОН Р. КОН

ДЕКАН ПО СТУДЕНЧЕСКИМ ДЕЛАМ

Сара остановилась и прочитала написанные от руки черные буквы на матовом стекле двери. Сняла с плеча сумку с книгами и поставила ее на пол. Посмотрела на свое отражение в зеркале: черные волосы, черная юбка, черные колготки. Откинула назад волосы. Поправила юбку.

Девушка оглянулась на длинный ряд дверей. Двое студентов в джинсах и свитерах сидели на полу, согнув ноги в коленях, с сигаретами в зубах, с рюкзачками между ног. Светловолосые молодые женщины, наверное, секретарши, прошли мимо Сары по коридору со стопками бумаг и разноцветных папок. Каблучки звонко цокали по твердому полу.

Сара повернулась к двери. Прижалась лицом к стеклу, пытаясь что-нибудь разглядеть внутри. Декану пора бы уже вернуться. Надеюсь, что он меня помнит. Будет очень неловко, если он меня забыл.

Девушка представила себе, что входит в офис.

– Доктор Кон, я ценю предложение работать у вас. Это именно та работа, которая мне нужна. Я готова приступить к делу в любой момент.

Мильтон Кон поворачивается к ней, поднимает голову и холодно спрашивает:

– Разве мы знакомы?

Сара провела пальцем по черным буквам его имени. У нее было такое ощущение, что она может стереть их со стекла.

«Перестань морочить голову, – сказала она себе. – Он предложил тебе работу. Почему же ты нервничаешь, как подросток?»

Девушка тихонько постучала по стеклянной двери. Совсем тихо. Она сама едва расслышала этот стук.

Сара подняла руку, чтобы снова постучать. Но рука застыла в воздухе. Из-за угла вышли двое мужчин. На одном из них был темно-коричневый костюм. На другом были свободные хлопчатобумажные брюки, белая рубашка и темный галстук. Девушка охнула. Ей показалось, что мужчина в коричневом костюме – Лайам. Но когда они прошли мимо, она поняла, что ошиблась.

– Что, если бы вообще не было такого понятия, как срок пребывания в должности? – спросил мужчина без пиджака высоким, пронзительным голосом.

– Что бы ты тогда делал?

– Это было бы чертовски плохо для меня. Я ведь тоже в комитете. Ты хочешь войти в него?

– Нет уж, спасибо. Я уже и так превысил предел участия в комитетах.

– Тебе следовало бы поучаствовать в работе этого комитета. Это очень полезно. И занимает не так уж много времени.

Сара заметила, что проходя мимо, мужчины критически оглядели ее с ног до головы. Девушка видела, как они исчезли за одной из дверей неподалеку от сидевших на полу студентов.

Она посмотрела на часы. Три тридцать. Понедельник. Вторая половина дня.

Только что закончился семинар профессора Нудинга. Все занятие Сара была рассеянна, никак не могла сосредоточиться. Все думала о предстоящем визите к доктору Кону.

«Ну что может случиться в самом худшем случае? – спрашивала она себя. – Он мог передумать или взял кого-то другого».

Ерунда!

Некоторые люди всю жизнь живут так, как ее брат Гарри летает на планере – взбирается на холм повыше и летит, не думая о том, куда понесет его ветер, наслаждаясь самим процессом полета.

Сара относилась к другому типу людей. Она всегда была склонна все усложнять.

– Ты всегда стараешься идти своим путем, – сказал ей Гарри, после того, как она потеряла работу в Нью-Йорке и призналась ему, что не знает, что делать дальше. Не то чтобы девушка ждала от него совета, нет. Но она запомнила его слова.

Сара тратит больше времени на размышления, чем на выполнение задуманного – это еще один перл мудрости ее брата. Гарри был журналистом. Путешественником. Планеристом.

Сара поняла, что действительно любит все обдумывать. Наверное, именно поэтому она избрала психологию своей специализацией. Никто и никогда не обвинял ее в том, что она спонтанна, импульсивна, что она действует под влиянием чувств. Но Сара знала, что люди, действующие под влиянием минуты, далеко не всегда счастливы.

Девушка снова постучала в дверь офиса Мильтона Кона. На этот раз посильнее.

Внутри было тихо.

В комнате горел свет. Сара откашлялась. Повернула стеклянную ручку и открыла дверь. Заглянула в кабинет. Дубовый стол, заваленный бумагами. Компьютер. Принтер на низком столике позади письменного стола. Множество книг. Почти все в твердых обложках. Медная вешалка в углу. На вешалке ничего, кроме зонтика на верхнем крючке. Ряды серых металлических ящичков.

За столом никого. Компьютер выключен.

– Добрый день! – голос Сары тихий и высокий.

Сквозь открытое окно светило послеполуденное солнце. Сара сделала несколько шагов по комнате и тихо закрыла за собой дверь. Через окно ей видно здание факультета лингвистики, сияющее золотом в отраженных солнечных лучах.

В коридоре послышались шаги. Смех. Сара отвернулась от окна и посмотрела на бледно-зеленую стену в глубине кабинета. На ней укреплены два длинных ножа. Они расположены кончиками друг к другу, словно это не ножи, а рапиры для фехтования. Серебряные лезвия блестели. «Это не кухонные ножи, – неожиданно поняла девушка. – И не ножи для резьбы по дереву. Это оружие».

– Привет! Доктор Кон! Кто-нибудь...

Сара сделала несколько шагов к двери, что вела в глубь офиса. В следующей комнате виднелись ряды книжных полок. На полу ковер винного цвета.

На ковре пара коричневых туфель.

Туфли повернуты носками вверх. Темные носки.

Ноги в коричневых брюках.

– Ах!

Сара удивленно заморгала. Потом поняла, что это мужчина.На полу. Мужчина лежит без движения на полу.

Мертвый доктор Кон лежит на полу своего офиса.

– О-ох!

Ее охватила паника. Сердце сильно застучало. Девушка повернулась, чтобы уйти. И поняла, что не может. Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Пристально посмотрела на ножи на стене, надеясь, что сердце успокоится. Потом подошла к двери, что вела в глубь офиса.

– Ох! Привет!

Мильтон Кон, в белой расстегнутой рубашке, на полу своего офиса. Он лежит на спине. В каждой руке по гантели. Руки двигаются. Вверх, вниз. Вверх, вниз.

Вот он застонал и улыбнулся Саре. Лицо у него красное. Руки выглядят более мускулистыми, чем она предполагала. Руки боксера. И этот огромный живот. Мильтон и в ресторане толстым не выглядел. Но теперь девушка видит, какой он мускулистый. Массивная грудь, твердый живот. Густые седые волосы на груди блестят от пота.

Мильтон положил гантели и начал подниматься.

– Простите, я не слышал, как вы вошли.

Голос у него глубокий, но он еще не восстановил дыхание. Поднявшись на ноги, мужчина с шумом прошел к письменному столу, взял с зеленого кожаного кресла белое полотенце и вытер лоб.

Сара прочистила горло.

– Извините, что я вам помешала. Я стучала, но...

"Господи! Я ведь было решила, что он мертв! – выбранила себя Сара. – Ну почему я последнее время такая ненормальная?"

Мильтон вытер волосы. Бросил полотенце на подоконник. Он не пытался причесать стоявшие дыбом волосы. Хозяин кабинета повернулся к девушке, застегивая рубашку.

«Он снова смотрит на мою грудь», – поняла Сара, чувствуя, что краснеет.

Она вспомнила, как он смотрел на нее тем вечером в ресторане.

– Клер сегодня не работает. В следующем месяце у нее должен родиться ребенок. Ей сейчас тяжело приходить, – он улыбнулся и в конце концов поднял глаза на Сару.

– Если я не вовремя... – начала она.

Громадные пальцы Мильтона упорно сражалась с пуговицами. Одна пола рубашки заправлена, другая выбилась из брюк.

– Нет, нет! Я просто воспользовался тем что у меня никого не было. Я тренируюсь дважды в день. Это часть моей работы.

Он отступил к столу, приглашая девушку сесть в зеленое кресло.

– Часть вашей работы?

– Ну да. Чтобы иметь дело со студентами колледжа, нужно быть очень сильным.

Сара не могла понять, шутит декан или говорит серьезно. Опускаясь в кресло, она заметила, что он смотрит на ее ноги. Девушка одернула вниз юбку, жалея, что не надела что-нибудь более скромное. Она положила на колени сумку с книгами.

– Администрация не осмеливается возражать против этого, – продолжал Мильтон хриплым голосом.

Его голос всегда звучал так, словно ему нужно было прочистить горло. Усмехаясь, он повел плечами.

Сара рассмеялась. Он действительно шутит.

– Поддержание формы – один из моих пунктиков.

Мильтон отошел и сел на край письменного стола, прямо на какие-то папки. И уставился на ее колени.

– У меня много пунктиков. А как насчет вас?

– он лукаво посмотрел на девушку, словно сделал ей какое-то предложение.

– Нет. Пожалуй, нет, – неловко ответила она.

– Я не уверена, что вы меня помните, – начала Сара, желая сменить тему и перейти к делу. – Я Сара Морган. Мы встречались в «Спинакере». Я...

Он наклонился вперед и похлопал ее по руке. Его рука была больше похожа на лапу животного, такая она была грубая и волосатая.

– Конечно, я помню вас, Сара!

– Помните? Ну, я...

– Лайам на днях напомнил мне о вас.

– Да? – девушка поиграла челкой.

Почему это она пищит, как маленькая девочка? Надо постараться говорить более низким голосом.

– Он спрашивал меня, приходили ли вы по поводу работы.

– Ну... Вот я и пришла! – сказала Сара.

Обеими руками она сжала сумку.

– Мне хотелось бы знать, доктор Кон, нужно ли...

– Мильтон, Сара, Мильтон!

– Ну хорошо, Мильтон!

Он снова опустил глаза на ее колени. «Может быть, я совершаю ошибку? – спросила себя Сара. – Может, он какой-нибудь извращенец?»

– Мильтон будет гораздо лучше!

Он сжал ее предплечье. Девушка постаралась не морщиться. «В нем и в самом деле есть нечто отталкивающее, – подумала она. Потом поправила себя. Не то чтобы отталкивающее. Просто он слишком большой».

– Когда вы зовете меня доктором Коном, я кажусь себе древним старичком.

Сара смущенно рассмеялась.

– Сара, позвольте мне задать вам несколько вопросов, – улыбнулся он.

Сбоку у Мильтона был золотой зуб, который блестел, когда он улыбался. Мужчина встал со стола и обошел его. Кожаное кресло у стола жалобно скрипнуло, когда он сел.

– У вас есть опыт секретарской работы?

– Ну... да.

Девушка подняла сумку, чтобы иметь возможность положить ногу на ногу.

– Я работала помощником редактора в издательстве «Конкорд». В Нью-Йорке.

Мильтон взял пресс-папье – металлическую пирамиду – и покачал ее в руке, глядя на Сару.

– Работа, похоже, была интересная.

– Одна видимость. В сущности, это была секретарская работа, – ответила Сара. – Правда, секретарям платят немного больше, чем помощникам редактора.

Он улыбнулся и продолжал перекладывать металлическую пирамиду из руки в руку.

– А почему вы уехали?

– Ну, «Конкорд» слился с другой фирмой, и мою должность сократили. Так что...

– Нет, я имею в виду, почему вы уехали из Нью-Йорка? Чтобы удрать от какого-нибудь мужчины?

«Откуда он может это знать?» – была первая мысль Сары.

А вторая: «Почему он задает такие личные вопросы? Мне казалось, мы беседуем о работе».

– Ну... В общем, да.

Она почувствовала, что ей снова становится жарко и поняла, что краснеет.

Казалось, ответ Мильтону понравился. Он наклонился над столом. Саре стали хорошо видны крупные капли пота у него на лбу, у кромки седых волос.

– Вы очень привлекательны, Сара.

– Спасибо.

Чувствуя себя неловко, она посмотрела на книжную полку, висевшую за столом Мильтона.

– Вы любите ходить в кино?

– Конечно. Хожу иногда.

«Мне казалось, что собеседование по поводу работы будет несколько иным», – подумала Сара.

Она поерзала в кресле.

Наступило долгое, гнетущее молчание.

Мильтон прочистил горло.

– Клер не замужем, но она ждет ребенка, – сообщил он, переводя взгляд на окно.

Неожиданно облака закрыли солнце и комната погрузилась в полумрак. Сара почувствовала на лице порыв прохладного ветра, освеживший ее разгоряченное лицо.

– Мне казалось, что она лесбиянка. Во всяком случае, мне так казалось. Я не знаю. В наши дни трудно что-либо понять, не правда ли? – проскрипел он.

«Это вопрос?» – не поняла Сара.

– Пожалуй.

Мильтон повертел в руках пирамиду. По лбу его побежали струйки пота.

– Как можно определить, является ли женщина лесбиянкой или нет? – спросил он.

Его глаза испытующе смотрели на девушку. Сара пожала плечами.

– Наверное, нужно спросить.

Мужчина откинул со лба волосы и громко рассмеялся, словно она сказала что-то очень смешное.

«Он действительно странный, – подумала Сара. – Мне следует встать и как можно быстрее уйти отсюда».

Она крепче сжала сумку с книгами.

«Но мне нужны деньги. Я совсем на мели. Я не могу без конца одалживать деньги у братьев. Эта работа – то, что мне надо. Если только...»

Еще один порыв ветра из открытого окна. Ветер уронил фотографию в рамочке из плексигласа. Хозяин вернул рамку в вертикальное положение и Сара увидела круглолицую улыбающуюся молодую женщину. Колечки светлых волос.

– Это ваша жена?

Мильтон улыбнулся и постучал кончиком пальца по лицу на снимке.

– Нет. Это Дженнифер. Моя дочь.

Улыбка его быстро угасла.

– Сейчас у меня нет жены.

Он сказал это тихо и серьезно. Глаза его были тусклыми и смотрели в сторону.

Сара опустила голову.

– Понимаю.

«Весь этот разговор слишком личный, – подумала она. – Я хочу быть всего лишь его секретарем. Я не хочу быть его другом. Или его...»

Она не смогла заставить себя думать о каких-либо других вариантах.

– Расскажите мне о вашем расписании, – неожиданно попросил Мильтон, принимая деловой вид.

Он словно прочитал ее мысли.

– Давайте посмотрим, сколько часов вы сможете работать.

Сара просмотрела расписание. Мильтон достал из кармана брюк белый носовой платок и вытер пот со лба. Положив платок на место, он снова взял в руки металлическую пирамиду.

– Вы могли бы работать по вторникам утром, а по средам и пятницам после обеда?

Сара кивнула.

– Меня это вполне устраивает.

Они обсудили почасовую оплату, которая оказалась больше, чем ожидала Сара.

– Мне скоро предстоит сделать два доклада, – сообщил ей Мильтон. – Один доклад – чтобы достать денег – представителям группы предприятий, производящих алюминий. Второй – чтобы простимулировать работу лиц, консультирующих студентов. Может быть, вы смогли бы помочь мне написать эти доклады?

– Это должно быть интересно.

Сара встала. Ей хотелось побыстрее уйти. Она опустила сумку. Свободной рукой поправила юбку.

– Вам приходилось писать доклады?

Мильтон опять смотрел на ее ноги. Он что, нарочно так явно ее рассматривает? Или думает, что она ничего не видит?

– Н-нет... В Нью-Йорке мне приходилось писать главным образом письма. В основном отказы.

Он кивнул.

– Ну хорошо. Я рад, что нашел вас, Сара. Вы можете начать работу завтра утром? В девять?

– Тогда до завтра. Спасибо, Мильтон.

Она отвернулась, но потом быстро обернулась к нему и посмотрела на предмет, который он держал в своих огромных руках. На металлическую пирамиду. Он так смял ее, что бедная пирамида стала почти плоской.

Мильтон проследил за ее взглядом, посмотрел на пирамиду.

– Ох! Извините!

На его лице появилась странная виноватая улыбка.

– Иногда я забываю о собственной силе.

Выйдя из административного здания, Сара наткнулась на Лайама.

– О! Привет! – сказали они разом.

И оба рассмеялись.

Его плащ был расстегнут. Под ним были черный свитер с большим воротником и черные слаксы. В карих глазах мужчины сияли отблески заката.

– Мы должны прекратить встречаться подобным образом, – пошутил он.

«Мне нравится его улыбка», – подумала она.

– Я только... – начала Сара, кивнув головой на дверь.

– Это судьба. Я думаю, это судьба – то, что мы продолжаем с вами встречаться, – прервал ее Лайам.

Улыбка его угасла.

– Вы верите в судьбу, Сара?

Его серьезность застала ее врасплох.

– Я... я не знаю.

«Дурацкий ответ», – выбранила себя девушка, чувствуя, что краснеет. – Неужели я не могу придумать что-нибудь поинтереснее?"

Он, казалось, не обратил на это внимание.

– А я верю в судьбу, – усмехнулся Лайам. – И полагаюсь на нее во всем.

Девушка удивленно посмотрела на него.

– Во всем?

Лайам кивнул. Казалось, он не шутит. Мужчина сунул под мышку свой дипломат и протянул Саре руку.

Его рука была теплой, ее – холодной. Он посмотрел на ее ладонь.

– Хорошая линия жизни.

Сара не смогла удержаться от смеха.

– Вы, кажется, действительно, во все верите!

Выражение его лица не изменилось. Он посмотрел ей в глаза, не отпуская руки.

– У вас чудесный смех.

Лайам смотрел на нее не отрываясь.

Сара отвернулась, чувствуя, как забилось ее сердце.

Он снова посмотрел на ее руку.

– Я пытаюсь понять, нет ли особой причины тому, что мы продолжаем встречаться.

Он сказал это шутя.

– Иногда на ладони две линии пересекаются и...

– Вы меня щекочете!

Сара отняла руку.

Лайам извинился. Он откинул назад густые темные волосы, не отрывая взгляда от девушки.

– Вы не хотите выпить кофе или чего-нибудь еще?

«Я ему действительно нравлюсь, – решила Сара. – Он не просто флиртует».

Ну конечно, он флиртует.

Она снова выбранила себя. Не придавай этому слишком большое значение. Не воображай бог знает чего только из-за того, что он пригласил тебя выпить кофе.

– Да, я с удовольствием... – начала она.

Но тут на Лайама налетели двое молодых людей – мужчина и женщина. Они принялись взволнованно что-то говорить ему о собрании на факультете лингвистики. Сара поняла, что Лайам должен был там присутствовать и что его разыскивают.

Лайам повернулся к Саре и беспомощно пожал плечами.

– Я очень прошу вас меня извинить. Я, кажется, заставил себя ждать. Может быть, в другой раз?

– Да! Конечно! – ответила Сара с излишним энтузиазмом.

Она почувствовала, что ее щеки снова горят.

Коллеги потащили Лайама прочь. Девушка смотрела им вслед. Он обернулся и снова пожал плечами. Потом позволил коллегам «отбуксировать» его на факультет лингвистики.

«Это судьба», – подумала Сара.

Она не часто использовала это слово. Но сейчас она снова и снова повторяла его, как молитву.

* * *


Вечером того же дня Мэри Бет привела ее в чувство.

Она позвонила Саре после ужина.

– Лайам нашел тебя?

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Он пытался тебя разыскать, – небрежно ответила Мэри Бет, не подозревая о том, какое влияние окажут ее слова на Сару. – Он звонил мне в офис после обеда.

– Лайам звонил тебе? – голос Сары был высоким и пронзительным.

– Он сказал, что пытается тебя разыскать. Спросил, не знаю ли я твоего расписания. Я рассказала ему, что по моим понятиям, ты пойдешь к декану Кону. По поводу работы. Так он нашел тебя?

– Ну... Ну да, – у Сары застучало в висках. – Но он... он сказал, что это судьба.

– Прости, не поняла?

– Он сделал вид, что встретил меня случайно. Ты же понимаешь. Мы наткнулись друг на друга.

Мэри Бет помолчала. Потом сказала:

– Странно!

«Это не странно! Это чудесно!» – сказала себе Сара.

– Странно, – повторила Мэри Бет.


Глава 12


Андреа Де Хевен вошла в тень высокой изгороди и принялась рассматривать окно в доме напротив. Занавески задернуты. Но пробивающийся в щель свет выглядит многообещающе.

Лайам, ты дома?

Лайам, ты думаешь обо мне?

Женщина подняла воротник шубки из крашеного кролика. Вспыхнули огни фар. Мимо прогрохотал микроавтобус. В нем было четверо молодых людей.

Все размахивали руками и что-то кричали.

Андреа поправила огненно-рыжие волосы, опустила локон на один глаз – так сексуальнее. Дома она пробовала собрать волосы на затылке и связать их, но потом передумала. Пусть они будут распущенными. Свободными. Необузданными.

Для тебя, Лайам!

Андреа думала о нем всю неделю. Одержимость? Может быть! Но что еще ей прикажете делать?

Заботиться об этой чертовой недвижимости? Показывать дома и квартиры студентам и их занудным профессорам? Да у них ни у кого нет ни цента! Или считать деньги, вырученные за аренду трех домов, которые оставил ей отец?

На самом деле отец оставил ей пять домов, но этот проныра Скотт продал два из них, чтобы оплатить свои долги. А потом сбежал со своей секретаршей.

Андреа вздохнула. Она посмотрела на беззвездное небо и постаралась сдержать слезы.

Не стоит размазывать тушь, дорогая!

Не может быть, чтобы от кокаина мне хотелось плакать! Кокаин должен бодрить.

Андреа потерла нос. Может быть, я не достаточно накрасилась...

Женщина покачала головой, покусала губку, пробуя вкус губной помады.

Начать жизнь сначала!

Это про меня. Это могло бы стать названием моей автобиографии. Один муж сбежал с дешевой шлюшкой. Другой упал замертво во время обеда. Не мог подождать до десерта!

Мне сорок два, а я чувствую себя на все шестьдесят!

Но, по крайней мере, у меня есть друзья. Делия, которая вырезает рецепты, как примерная домохозяйка пятидесятых, но никогда по ним не готовит. И при этом умудряется весить две сотни фунтов в чем мать родила.

В чем мать родила? Хорошее выражение! Я предпочла бы посмотреть на тебя, Лайам, в чем мать родила!

И Эстер. Мой фармацевт. Что бы я без нее делала!

Андреа пошмыгала носом. Да, пожалуй, я недостаточно накрасилась.

Что сказали Эстер и Делия, если бы увидели меня здесь? Если бы поняли, что я готова наброситься на этого красивого профессора? Разве для меня это имеет значение? Вовсе нет!

Кроме того, он сам на меня бросается.

Я знаю, как обстоит дело. Тогда, в августе, когда мы первый раз встретились. Я показывала ему дом. Я чувствовала на себе взгляд его карих глаз. Я знала, о чем он думает. Он вовсе не бестелесное существо.

А как он потерся о меня в дверях, когда проходил в столовую? А потом сделал вид, словно это случайность! Ничего себе, случайность! Да он прижался ко мне всем телом! И эти темные глаза на моем лице, на моих грудях! Такие проницательные, такие выразительные глаза!

Он разговаривал со мной так нежно, так сексуально. Да еще этот его прелестный ирландский акцент! Он меня дразнил, прямо-таки флиртовал со мной, поглаживая мою руку, когда мы зашли на кухню!

Я помню все его прикосновения. Все!

И потом, чувствуя на себе его глаза, я была на седьмом небе! Я знала, куда он смотрит. Я знала, что ему нравится то, что он видит!

Наверху так жарко! А между мной и Лайамом был особый жар. По его улыбке я поняла, что он его тоже ощущает.

Я провела его в спальню. Если бы в этот момент тамбыла кровать!...

И на прошлой неделе. Тем вечером, когда я «случайно» заглянула к нему. Он дал мне понять, что мы с ним понимаем друг друга.

Взаимное влечение. Так сказал бы профессор. Он не такой, как другие профессора с их рыбьей кровью. Те просто старые развалины и пройдохи. С немощными телами и блеклыми лицами. А у Лайама кровь горячая. Как у меня!

Во мне тоже есть несколько капель ирландской крови. С материнской стороны. По крайней мере, мне кажется, что мать мне об этом что-то говорила.

Сегодня я хочу, чтобы во мне было нечто ирландское, Лайам!

Ну и ну! У меня появляются смелые мысли – это все из-за тебя, Лайам! Очень смелые – и мне это нравится!

Взволнована и сексуально возбуждена! Может быть, это название даже больше подходит для моей книги.

На прошлой неделе у тебя, Лайам, были такие же мысли! Ты ясно дал мне это понять. Очень ясно и совершенно очаровательно. Это было ясно по тому, как ты смотрел в мои глаза, по тому, как ты держал меня за руку при прощании.

Я помню каждое твое прикосновение.

Ты тоже их помнишь?

Я так много о тебе думала. Сегодня вечером я просто не смогла усидеть дома. Мне ужасно надоело смотреть комедии по телевизору! Меня они совершенно не смешат! Что это за люди, которых нам показывают как зрителей – те, что сидят и смеются, как слабоумные?

Мне хочется, чтобы меня рассмешил ты, Лайам! Вот почему я решила одеться получше. Я знаю, что тебе нравится этот свитер. Я знаю, что тебе нравится, как выглядят в нем мои груди. Я видела, как ты смотрел, лаская их глазами. А ведь они настоящие! ДляАндреа не существует суперлифчиков! Никаких лифчиков! Совсем! Ты сам убедишься в этом!

Я оделась для тебя, Лайам. Я мечтала об этом всю неделю. И дело тут не в кокаине. Кокаин лишь помог прочистить мне мозги.

Кажется, занавески шевельнулись? Неужели ты ищешь меня, Лайам? Я здесь! Я на другой стороне улицы! Подожди. Подожди подходящего момента. Дай мне перевести дух. Дай раскинуть мозгами, как сказали бы ребятишки из колледжа.

Андреа отступила подальше к изгороди. Неожиданно дверь дома отворилась. На бетонных ступенях появился желтый прямоугольник света.

Женщина схватилась обеими руками за воротник шубы. Неужели это он выйдет?

Нет, это его сестра. Как бишь ее зовут? Никак не вспомнить. Кажется, на Б? Барбара? Нет.

Сестра Лайама закрыла за собой дверь. Сунула руки в карманы похожего на шинель пальто. Спустилась по ступенькам, прошла к тротуару и заспешила прочь. Шум шагов удалялся. Андреа почувствовала, как бешено застучало ее сердце.

Господи, спасибо тебе!

Андреа торжествующе вскинула кулаки. Черная записная книжка упала на тротуар. Женщина наклонилась, чтобы ее поднять и почувствовала головокружение.

Спокойно, девочка!

Не упусти свой шанс!

Андреа схватила обеими руками книжку, выпрямилась и осторожно пошла через улицу. Как это мило со стороны твоей сестры оставить нас наедине, Лайам! Без кота мышам раздолье...

Она нажала кнопку.

Было слышно, как внутри раздался звонок. Послышались шаги.

Андреа надвинула волосы на глаза. Прочистила горло. Интересно, свежее ли у меня дыхание? Надо было брызнуть побольше духов. «Пуазон». «Яд». Ей нравился их тяжелый аромат. Название не имеет значения.

– Кто там? Маргарет, ты вернулась?

Так его сестру зовут Маргарет?

Дверь отворилась раньше, чем Андреа успела ответить. Он был перед ней. Высокий силуэт в прямоугольнике света. Темные волосы зачесаны назад. Мокрые, словно он только что принял душ. Белый шерстяной свитер поверх свободных вельветовых брюк. Очки без оправы – видимо, оторвался от чтения.

– Андреа?

– Не ожидали меня увидеть? – ей хотелось бы произнести эти слова обольстительно, но вместо этого получилось какое-то напряженное хихиканье. Рукав шубы прошелся по его груди.

– Андреа, вы не зайдете? – Лайам снял очки и внимательно посмотрел на женщину.

Очень проницательные глаза.

Ну, Лайам! Будь дружелюбен! Будь ласков со мной! Покажи, что ты рад меня видеть!

Но мужчина не улыбнулся.

Неужели она ошиблась?

Лайам отступил, давая гостье пройти. Андреа вошла в крошечную прихожую. Запнулась. Тяжелая шуба прижала Лайама к стене.

– Я думала о вас.

Ей хотелось произнести это легко, поддразнивая, а получилось серьезно, по-деловому.

В конце концов хозяин улыбнулся. Карие глаза вспыхнули. В них отразился огонек светильника.

– Пришло время арендной платы? Думаю, что я смогу наскрести денег, если хорошенько поищу! – Он рассмеялся.

«Надо дать ему понять, что я не за этим к нему пришла», – подумала Андреа.

– Нет, нет, о плате речь не идет!

Свет в прихожей слишком яркий. Сейчас ей виден только силуэт Лайама. Все идет не так, как она себе представляла. Нужно сесть. Собраться с мыслями.

– Нельзя ли мне чего-нибудь выпить?

Мужчина оторвался от стены и направился в гостиную.

– Воды?

Воды? Нет! Это не романтично!

В чем дело, Лайам?

– У вас найдется немного вина? – Андреа прошла за ним в гостиную.

Куда угодно, только бы подальше от этого яркого света.

Рядом с диваном стопка книг. Одна из них раскрыта. На нее падает свет от настольной лампы. Из лазерного проигрывателя, что стоит на книжной полке, доносится приглушенная музыка.

– Это у вас Ван Моррисон на лазерном диске? Вам он тоже нравится?

Лайам кивнул.

– Мне нравятся его старые альбомы. До того как он ударился в религию.

Мужчина пересек комнату.

– Я только что откупорил бутылку шардонэ. Могу я предложить вам рюмочку?

Вот так-то лучше, дорогой!

Женщина сняла шубу. Здесь так жарко! Просто невыносимо!

– Да, спасибо!

Андреа положила шубу на диван и села.

– Это настоящий мех?

Лайам подошел к маленькому столику, стоявшему при входе в столовую, и взял бутылку вина.

– Это кролик! – ответила она детским голоском.

Он усмехнулся.

– Я бы сказал, что это несколько кроликов!

Лайам махнул рукой в другой конец комнаты:

– Не дай бог, Фиби увидит эту шубу!

Фиби? Я думала, что его сестру зовут Маргарет! Или что-то в этом духе.

Присмотревшись, женщина заметила клетку с кроликом.

– Вы держите кролика?

– Прошу меня извинить. Вы против домашних животных?

Она знала, что это шутка. Но ей стало неприятно. Почему он продолжает думать обо мне как о домовладелице?

– Кто знает, может быть, когда-нибудь я пущу Фиби на шубу! – весело продолжил он. – На маленькую шубку для гнома!

Лайам подошел к дивану сзади. Вручил Андреа рюмку. Отошел к письменному столу, поднял свою рюмку.

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье! – Андреа сделала большой глоток.

«Хорошее вино. Хорошо идет. Чудный аромат. Дорогое», – решила она.

Сделала еще глоток.

– А вы верите в гномов, Лайам?

Он усмехнулся.

– А разве не все верят?

Женщина тряхнула волосами. Выставила вперед груди. Почему же он не смотрит на меня?

Лайам стоял посреди комнаты, между диваном и письменным столом, и не отрывал глаз от рюмки.

Андреа хотелось похлопать по дивану и пригласить его сесть рядом. Но его поза не располагала к подобному приглашению.

– «Тьюпело Хани», – пробормотала она. – Н-да! Помнится, я покупала бутылку!

Женщина подняла глаза.

– Мне нравится ваш свитер.

Он улыбнулся и потер свободной рукой рукав.

– Хорошая шерсть хорошей ирландской овцы!

– Вы работали? Я вам помешала?

– Я читал народные сказки. Завтра я читаю лекцию на эту тему, – мужчина взял в руки книгу. – Увлекательное чтение, между прочим. Замечательные сказки! Всякий раз, когда мне кажется, что я уже знаю все до одной, находится какая-нибудь совершенно незнакомая!

– Замечательно! – пробормотала Андреа, глядя в свою почти пустую рюмку.

Она попыталась сменить тему.

– Когда ваша семья переехала в Америку?

Его ответ ее удивил.

– Моя семья сюда не переезжала. Только я один.

– А ваша сестра?

– Ну да, и моя сестра. Конечно.

Лайам ответил очень кратко. Женщина тихонько присвистнула.

Казалось, он этого не заметил. Выражение его лица постепенно смягчилось. Свободной рукой мужчина взял книгу.

– Мне кажется, что вам, Андреа, понравится эта история! О деньгах.

Еще один укол. Он продолжает воспринимать меня как свою домовладелицу! Что я здесь делаю? Выставляю себя на посмешище?

Но в этот момент Лайам сел рядом с ней. Он улыбнулся ей так, как она того ждала. Это была та самая улыбка, о которой она мечтала, о которой она так часто вспоминала с того памятного августовского дня.

От него пахнет мылом. Андреа вдохнула запах шампуня. Сладкий запах. Похоже на кокосовый орех. Почему это он моется так рано?

Мужчина поставил рюмку на пол и начал читать.

– Это сказочная история.

«Меня не интересуют сказки, дорогой! – подумала она, стараясь сделать вид, что ей интересно. – Почему бы тебе не забросить эту чертову книжку и не запустить язык ко мне в рот?»

Андреа вспомнила о двух парнях, которым сегодня после обеда она сдала квартиру. Она вспомнила их лица. Их гладкую кожу. Сказки! Ну-ну! Лишь бы содержали квартиру в порядке!

Лайам отложил книгу. Он наклонился ближе к женщине, взволнованно улыбаясь.

«Его больше волнуют эти дурацкие народные сказки, чем я сама! – огорченно подумала Андреа. – Как могут сказки так волновать взрослого мужчину?»

Казалось, Лайам не замечал отсутствия интереса у своей собеседницы. Не отрывая глаз от женщины, он принялся с увлечением рассказывать ей сказку. В свое время подобный энтузиазм и сделал его известным преподавателем.

– Жил на свете человек по имени Шон О'Дул. Много лет назад жил он в крошечном городке под названием Каррик. Шон был добрым католиком и каждое воскресенье ходил к мессе. Но однажды воскресным утром Шон почувствовал головокружение. Он вышел из церкви и пошел по улице.

Мужчина все еще не вполне пришел в себя, когда к нему подошел старик, одетый во все черное.

– Вы неважно выглядите, – сказал Шону старый джентльмен.

Шон показал на церковь и сказал:

– Я слушал мессу и вдруг почувствовал головокружение.

Старый джентльмен вложил в руку Шону золотой флорин.

– Пойдите в паб Мильдуна и выпейте хороший стаканчик виски. Вы почувствуете себя лучше, мой друг! Скоро вы снова будете здоровы и веселы!

Андреа подавила зевок. От вина ей захотелось спать. Эта история ее не развеселила. Женщина закрыла глаза. Лайам с энтузиазмом продолжал.

– Шон поблагодарил старика, пошел в паб и спросил там самого лучшего виски. Он выпил изрядную порцию и расплатился золотым флорином, который столь щедро дал ему старый джентльмен. Вскоре он снова прекрасно себя чувствовал.

На следующий день Шону понадобился табак. Он зашел в местную лавочку и спросил фунт табаку. Сунул руку в карман, чтобы расплатиться, и что же он там нашел? Тот самый золотой флорин, что дал ему старый джентльмен!

Расплатился Шон золотым флорином за табак и пошел к своей рыбачьей лодке. Тем же вечером он причалил к берегу, мокрый и усталый. По дороге домой зашел в паб Мильдуна и заказал себе виски, чтобы поднять настроение. Расплатившись, он снова нашел в кармане тот же золотой флорин.

Шон задумался о старом джентльмене, который дал ему этот флорин. Может быть, он был волшебником, а не простым смертным? Следует ли Шону и дальше пользоваться этой монетой? Он расплачивался ею много дней и каждый раз монета возвращалась к нему в карман.

Но чем дольше Шон пользовался этой монетой, тем сильнее росло в нем беспокойство. В конце концов наступил день, когда он решил избавиться от странной монеты. Он зашел к Мильдуну, заказал виски, бросил монету на прилавок и воскликнул:

– Убирайся к дьяволу!

Мильдун положил монету в кассу и спросил Шона, что это он так рассердился? И Шон рассказал ему эту историю.

– Да ты дурак! – воскликнул Мильдун. – Сохрани эту монету! Ты богатый человек!

Он подошел к кассе, чтобы вернуть монету Шону, но она исчезла! Никто больше не видел ни ее, ни старого джентльмена!

Андреа открыла глаза и увидела, что Лайам смотрит на нее. Чего он от нее ждет? Она что, должна рассмеяться? Или заплакать?

Голос Вана Моррисона становился то громче, то тише. Как океанские волны. Андреа выпрямилась. Ее рука погладила рукав Лайама и задержалась на нем.

– Боюсь, что я не уловила смысл, – сказала она, прищурясь.

Было очень трудно сосредоточиться. Почему у него такой яркий свет? И почему бы не включить музыку погромче?

Лайам рассмеялся.

– Типичный ирландец. Терпеть не мог, когда все идет хорошо.

– Но зачем же он отдал монету? – спросила Андреа. – Он же был беден, правда? Ему нужны были деньги!

– Но это могло быть проклятие, как же вы не понимаете!

По глазам Лайама было видно, что он взволнован. Это было волнение учителя, заманившего в свои сети ученика.

– Шон не знал, кто был этот старик. Может, он был сам дьявол? Или он был волшебником? Даже самый прекрасный дар может стать проклятием, если вам не известно его происхождение. Такой дар может навлечь беду. А Шон ничего не знал.

Андреа покачала головой. Ей показалось, что в этой истории нет никакого смысла. И почему это Лайам решил, что все было так ужасно?

– Вы считаете, что ирландцы более суеверны, чем другие народы? – не задумываясь, спросила она.

Реакция Лайама была совершенно неожиданной. У него на щеках выступили красные пятна.

– Почему вы спрашиваете?

– Ну... Этот парень в вашей истории... Он ведь был суеверным, правда? Он верил в проклятия, верил в возможность накликать беду?

Лайам задумчиво кивнул.

«С меня довольно этой чертовщины, – решила Андреа. – Может, перейдем к делу, дорогой?»

Сейчас или никогда.

Женщина прижала обе руки к его вспыхнувшим щекам. Лицо Лайама было удивительно горячим. Андреа ласково потянула его лицо вниз, к себе. Она закрыла глаза. Приоткрыла рот.

Сзади раздалось покашливание. Шаги. Кто-то кашлянул.

Андреа охнула.

Лайам высвободился из ее рук. Повернулся на звук.

– Маргарет! Ты вернулась!

Андреа повернулась. В нескольких футах позади дивана стояла сестра Лайама. Она неодобрительно смотрела на него. Маргарет указала на коричневый пакет, который держала в руках.

– Я принесла мороженое! Я не знала, что у нас вечеринка.

Она сказала это, обращаясь к Лайаму.

Андреа тотчас же вскочила на ноги. Она облизала губы. Поцелуй. Мы так и не поцеловались. А он хотел. Но его сестра... Комната закачалась.

– Я заглянула на минутку. Правда. Я...

Почему она оправдывается перед его сестрой?

Улыбка на лице Маргарет. Насмешливая улыбка. Ее это забавляет!

«Как бы мне хотелось стереть эту улыбку кулаком», – подумала Андреа.

– Андреа, очень рада вас видеть! – сказала в конце концов Маргарет, оторвав глаза от Лайама и поворачиваясь к гостье. – Пожалуйста, не уходите!

– Извините, не могу. Я должна идти. Мне нужно домой.

Лайам тоже улыбнулся. Андреа пытается отыскать сердечность в его глазах и улыбке. Не смеется ли он над ней? Или он улыбается потому, что теперь у них есть свой секрет? Своя тайна.

Я же не влюбленная девочка-подросток! Так почему же я веду себя так, словно мама неожиданно застала меня лежащей на диване?

В правом виске у нее застучало. Хватая шубу и направляясь в прихожую, Андреа терла висок, стараясь облегчить боль. Лайам схватил ее за локоть, когда она была уже на краю восточного ковра.

– Осторожно! – прошептал он.

Его глаза вопросительно смотрели на нее. Андреа все еще не могла разобрать, что у него за улыбка.

Он так нежно держит мою руку. Он заботится обо мне. Я была права.

– Я положу мороженое в морозильник и поднимусь к себе, – сказала его сестра, все еще стоявшая позади дивана. – Вам не стоит уходить из-за меня!

Но Андреа уже добралась до двери. В прихожей такой яркий свет! Прямо как утреннее солнце! От него режет в глазах и сильнее стучит в висках.

– Я очень рада, что вам обоим нравится дом.

Что за чушь я говорю! Что это со мной? Наверное, это вино. Вино и кокаин.

Кокаину явно было маловато.

Лайам открыл ей дверь.

– С вами будет все в порядке?

Что он хочет этим сказать?

– Вы сможете добраться домой, Андреа?

Она кивнула.

– Тут не далеко. На другом конце городка.

Мужчина взял у нее из рук шубу и помог одеться. Андреа надела шубу и улыбнулась ему.

Он улыбнулся в ответ, все еще держа руки у нее на плечах.

– Будьте осторожны, ладно?

– Спокойной ночи, Лайам!

Лицо женщины обдало холодом. Дверь закрылась неожиданно громко, и Андреа чуть не слетела со ступенек.

Постепенно ее глаза привыкли к темноте. Она улыбнулась и посмотрела на дверь. Представила себе его темные глаза, его руки на своих плечах.

– Будьте осторожны, ладно?

Такой приятный, ласковый голос!

Он тоже меня хотел.

В самом деле хотел.

Придерживаясь за металлический поручень, женщина прошла к тротуару. Засунув руки глубоко в карманы шубы, она наклонилась навстречу ветру и пошла домой. Глаза ее слезились от холода. Слезы горели на щеках.

– Будьте осторожны, ладно?

Я почти ощутила вкус его губ.

В следующий раз я узнаю этот вкус. В следующий раз. Когда этой чертовой сестры не будет дома.

Кстати, почему вообще такие мужчины живут вместе с сестрами?


Глава 13


Молодой человек взял плащ и кепку Лайама. Мильтон провел гостя через гостиную, потом по длинному коридору с зеркалами вниз, в свой кабинет.

Сквозь стеклянные двери было видно красное послеполуденное солнце, низко висевшее над обнаженными деревьями.

– Мильтон, да у тебя здесь собственный лес! – воскликнул Лайам.

Он остановился, чтобы поздороваться с двумя ассистентками в коротких юбках. Они улыбнулись и подняли рюмки с вином, словно собирались выпить за его здоровье.

– Мне нравится, что ты устроил вечеринку без особого повода, – сказал Мильтону Лайам.

– Это здесь своеобразная традиция. Декан по работе со студентами каждую осень устраивает вечеринку. Я подумал, что будет лучше собраться здесь, чем в душной комнате административного здания.

Трое студентов-официантов обходили гостиную, предлагая всем пластмассовые стаканчики с красным и белым вином и крекеры с намазанным на них белым сыром.

Мильтон придержал Лайама за локоть.

– Иногда я готов часами наблюдать за лесом. И все ради того, чтобы заметить малейшие изменения.

Лайам усмехнулся.

– Такое впечатление, что у тебя уйма времени!

Мильтон не ответил на его улыбку. Он поправил большой воротник темно-бордового свитера.

– Я рад, что мой дом стоит в таком месте. И что вся его задняя часть стеклянная. Моя спальня тоже выходит в лес. Я могу лежать в постели и чувствовать себя так, словно я в лесу.

Лайам кивнул опиравшемуся на палку пожилому человеку, стоявшему в углу. Потом снова повернулся к Мильтону.

– Далековато от колледжа. Как только ты взбираешься на эти холмы зимой?

– К счастью, минувшей зимой снегу было немного. Это был мой первый год здесь. К тому же у моей машины все четыре колеса – ведущие. Так что все не плохо.

Лайам остановился полюбоваться висевшим на стене плакатом.

– Это что, Британская железная дорога?

Мильтон кивнул.

– Я собираю плакаты Британской железной дороги. У меня есть чудесные экземпляры тридцатых годов, – он вздохнул. – Но для них у меня не достаточно места. Все мои коллекции требуют места.

Лайам проследил за взглядом хозяина. Мильтон смотрел на противоположную стену. В укрепленных на ней стеклянных витринах отражались красные лучи заходящего солнца.

– О, да! Ты уже рассказывал мне о своей коллекции ножей!

– У меня есть несколько редких экземпляров, представляющих историческую ценность, – сообщил ему Мильтон. – Я тебе потом покажу.

Фортепьянная музыка из проигрывателя доносилась даже в кабинет. Один из официантов просунул голову в дверь.

– Не хотите ли вина?

– Пока нет, – ответил Лайам.

Молодой человек исчез.

– Мильтон, я и не знал, что ты такой страстный коллекционер!

Мильтон покраснел.

– Ты многого обо мне не знаешь, друг мой!

Хозяин дома внимательно оглядел костюм Лайама. Сегодня на нем была наглухо застегнутая черная рубашка без воротника, заправленная в свободные черные слаксы.

«Наверное, это своего рода стиль. Но он выглядит, как священник, – подумал Мильтон. – Когда Лайам подходил поздороваться с гостями, мне показалось, что он вот-вот начнет всех благословлять».

Мильтона всегда забавляли люди, стремившиеся одеваться в определенном стиле. Какой в этом смысл? Разве не достаточно иметь просто удобную одежду?

«Лайам – привлекательный парень, – решил он. – Могу поспорить, что большинство женщин считают его красивым. Так зачем ему еще и специально одеваться?».

Хозяин дома обратил внимание, что Лайам смотрит на две скрещенных сабли над камином. Он видел, как гость с любопытством окинул взглядом книжные полки – множество книг о старинном и современном оружии. А также книги, повествующие о реальных преступлениях – слабость Мильтона. Одна из его слабостей.

Взгляд Лайама упал на человеческий череп в углу каминной полки.

Прищурив глаза, он обернулся к Мильтону.

– Настоящий?

Мильтон хихикнул.

– Ну да! Это моя бабка. Я оставил его себе после похорон.

Лайам недоверчиво посмотрел на него. Пристально оглядев приятеля, он решил, что тот шутит. Они оба рассмеялись.

– Я приобрел его на блошином рынке, – признался Мильтон. – Знаешь, я назвал его Морисом. В честь моего прежнего декана в Бингхэмптоне.

– Очень мило. Придает комнате определенную атмосферу, – Лайам взял в руки белую коробку. – Ох, я совсем забыл!

Коробка была обвязана розовой лентой с цветочком из того же материала.

– Мне очень жаль, что Маргарет не смогла прийти, – сказал Мильтон. – Какая досада!

Лайам сунул коробку в руки Мильтону.

– Мне тоже очень жаль. Но у Маргарет жуткая головная боль. Приступ мигрени. Ничем нельзя помочь. Ей ничего не остается, как лечь в постель и уснуть.

Мильтон посмотрел на подарочную коробку.

– Ты не должен был приносить никаких подарков. Ты же знаешь, это не день рождения!

Лайам улыбнулся.

– Это совсем небольшой подарок. Просто, чтобы в доме было уютнее. Ну, давай же! Открывай!

Из прихожей донесся смех. Громкие голоса заглушила фортепьянная музыка. Мильтон понял, что прибыли новые гости. Он задумался о том, придет ли Лейла Шумахер с кафедры французского языка. «Я бы не прочь преподать ей несколько уроков французского», – подумал он.

Прошлый раз женщина прошла мимо, покачивая такой великолепной попкой, что Мильтон едва удержался, чтобы не шлепнуть по ней.

Мастурбируя в душе перед вечеринкой, он мечтал о Лейле Шумахер. И это уже не в первый раз. Мильтон представлял ее в душе рядом с собою. Представлял, как по ее коже течет горячая вода. Как вода течет по ее расставленным ногам. Льется вниз. О, Господи! Временами желание было просто невыносимо. Может быть, ему удастся уговорить ее остаться после того, как все уйдут. Показать ей вид на лес из спальни...

– Давай же, Мильтон, открывай!

Мильтон сражался с розовой лентой. Он почувствовал, что его мужская плоть напряглась и отошел за письменный стол. Снял крышку с коробки. Сорвал два слоя оберточной бумаги... И уставился на кусок каменного угля размером с футбольный мяч.

– Уголь? Ничего не понимаю!

Карие глаза Лайама вспыхнули. Он не улыбнулся.

– Это совершенно особенная вещь, Мильтон! Я хочу, чтобы она принадлежала тебе. Этот кусок упал с тележки с углем, когда мне было девять лет.

– Прости, не понял?

Мильтон вынул уголь. Коробка упала на стол.

– Уголь принято дарить детям на Рождество, когда они плохо себя ведут, не так ли?

Лайам взял массивный кусок угля из рук Мильтона и погладил его.

– Он принесет тебе удачу. Это шотландское суеверие: если с тележки с углем падает кусок, и тебе удастся первым схватить его, нужно перебросить свою добычу через правое плечо.

Лайам протянул уголь Мильтону.

– Я делал так, когда мне было девять лет. Я тогда жил на родине. Я бегал за грузовиком с углем до тех пор, пока он не разбился. Я смотрел, как из него вываливается уголь. Это было очень увлекательно! Я хватал уголь и швырял его через правое плечо. Я с тех пор всегда так делаю. А теперь я отдаю его тебе.

Мильтон недоверчиво посмотрел на Лайама.

– Ты уверен, что хочешь расстаться с этим сокровищем?

– Приходя в новый для меня дом, я всегда приношу что-нибудь такое, что приносит удачу, – он сказал это совершенно серьезно, без всякой иронии.

– Ты что, и в самом деле во все это веришь? – проворчал Мильтон.

На губах Лайама появилась легкая улыбка.

– Приходится. Это моя работа.

Мильтон подержал черный, как смола, кусок в громадной ручище.

– Некоторые из твоих студентов считают, что старинные предания, которые ты им рассказываешь – редкая чушь.

Лайам удивился:

– Ты разговаривал с моими студентами?

Мильтон усмехнулся.

– Приходится. Это моя работа.

– Некоторые из них имеют наглость утверждать, что фольклор сегодня не актуален. Я стараюсь разубедить их в первые же несколько недель. Я делаю это так...

– Привет!

Дверь кабинета настежь отворилась и в комнату вошла хорошенькая молодая женщина с каштановыми волосами, завитыми колечками. На ней было свободное вылинявшее платье из джинсовой ткани. Три верхних пуговицы были расстегнуты, открывая нежную кожу цвета слоновой кости.

Мильтон перевел взгляд с ее груди на лицо и тотчас узнал женщину.

– Девра! Привет!

Молодая женщина удивленно смотрела на Лайама.

Хозяин дома повернулся к Лайаму.

– Ты знаком с Деврой Брукс? Она у нас преподаватель ораторского искусства.

Мильтон обратил внимание, что Лайам замер от удивления. Затылок его неожиданно покраснел.

– Доктор О'Коннор! – воскликнула пораженная женщина, бросилась вперед и протянула Лайаму руку.

– Ты так неожиданно покинул Чикаго, что я не успела с тобой попрощаться!

– Ну... В таком случае, прощай и здравствуй!

Лайам взял ее руку двумя своими.

Такая сердечная улыбка.

– Рад снова видеть тебя, Девра! Какой сюрприз!

«Черт побери его ирландское обаяние! – с горечью подумал Мильтон. – И как только он умудряется включать и выключать его по своему усмотрению? Но есть и гораздо более интересный вопрос: откуда Лайам знает нашу маленькую Девру? Почему он покраснел и встревожился, когда увидел ее?»

Могу поспорить, что они были близки. Там, в Чикаго.

– Я приехала сюда в середине семестра, в прошлом году, – объяснила Девра, отбирая руку у Лайама и засовывая обе руки в карманы платья.

– После Чикаго это совершенно другой мир. Мур-колледж гораздо меньше. Это все равно, что перейти работать в деревенскую среднюю школу!

– Ну уж нет! Мы не средняя школа!

– Для меня это тоже большая перемена, – признался Лайам, ласково улыбаясь собеседнице. – Так приятно встретить знакомое лицо. Где ты живешь, Девра?

– У меня квартира на Тремонт-стрит, – она поморщилась. – В ней две спальни, но у меня также три соседки по квартире. К счастью, мы друг другу симпатичны.

– А как твоя собака?

– Спарки остался с моими родителями. Они его жутко балуют!

Они принялись болтать.

«Скучный разговор», – подумал Мильтон.

Лайам не отрывал глаз от Девры, словно его интересовали мельчайшие детали ее жизни. Женщина была очень рада его вниманию.

Мильтон оглядел Девру с ног до головы. Хорошее крепкое тело. Неплохие груди. И эта кремовая кожа, которую так и хочется лизнуть!

«Я бы не сделал тебе больно, – подумал Мильтон. – Я знаю, я слишком большой. Ты могла бы быть сверху, Девра». Он представил ее на себе, совокупляющейся. Зеленые глаза широко раскрыты.

Каштановые волосы женщины падают ему на лицо. Щекочут его. Ему нравятся рыженькие. Он представил себе слаженное ритмичное движение их влажных тел. Ее кремовая попка двигается вверх и вниз. Вверх и вниз... Медленно, медленно...

О, Господи!

Мне следовало пойти в монахи. Ну почему мне приходится работать рядом с такими обольстительными молодыми женщинами? Как вообще можно с ними работать?

Лайам снова держит руку женщины. Мильтон прислушивается.

– Так приятно снова тебя увидеть!

– Ты не заглянешь ко мне после занятий? Пойдем куда-нибудь выпить кофе?

– Это было бы замечательно! Я не могу поверить, что ты здесь! На целый год?

– Да. Я преподаю две дисциплины и занимаюсь исследованиями для моей книги. Библиотека здесь действительно приличная. И компьютеры есть. Я могу работать в режиме реального времени. Захожу в Интернет и роюсь в библиотеках по всему миру.

Женщина нахмурилась.

– В отношении компьютеров я все еще неграмотная. Думаю, мне следует поучиться.

Лайам кивнул.

– Это не так трудно, как кажется. Если уж я смог научиться, то и кто угодно сможет.

«Как скучно! – нетерпеливо подумал Мильтон. – Такая хорошенькая и такая скучная! Прежде, чем уложить ее в постель, пришлось бы залепить ей рот пластырем. Я бы обязательно так и сделал!».

Он уставился на рот женщины. Представил, что ее губы сухие и распухшие.

– Пойду пообщаюсь! – сказал в конце концов Лайам. – Всего хорошего. До скорой встречи, дорогая!

Он кивнул Девре и Мильтону и вышел в шумную гостиную.

В коридоре раздался смех. Громкие голоса. Гости приветствовали Лайама.

Девра повернулась к Мильтону. Она снова засунула руки в карманы платья.

– Большое спасибо за приглашение, доктор Кон!

– Пожалуйста, зовите меня как все – Мильтоном!

– Пойду поищу чего-нибудь выпить. У вас очень симпатичный кабинет. Вы здесь работаете?

Мильтон кивнул.

– Здесь очень удобно. Мне нравится, когда рядом лес.

Он прочистил горло. Сделал два шага по направлению к женщине.

– Так Лайам покинул Чикаго совершенно неожиданно?

Мильтон постарался, чтобы его вопрос прозвучал небрежно.

Девра подняла руку и откинула назад прядь волос.

– Да. Однажды он просто исчез. Как один из его гномов.

Мильтон поджал губы.

– Он интересный человек. Вы хорошо его знали?

Девра вспыхнула.


Глава 14


Мэри Бет вошла в переполненную гостиную Мильтона. Махнула кому-то из знакомых. Сара нерешительно остановилась в дверях.

«Неужели Мэри Бет покинет меня, как только мы войдем? Я же тут никого не знаю. За исключением Мильтона, разумеется. Ну почему я позволила ей себя уговорить?»

«Потому что здесь мог быть Лайам!» – ответила сама себе Сара.

Возможность поговорить с Лайамом. Пофлиртовать с Лайамом.

Возможность снова взглянуть в его ласковые карие глаза, услышать его прекрасный голос, увидеть его чудесную улыбку.

Сара, Сара! Не увлекайся!

Может быть, его здесь и нет.

Девушка вошла в шумную гостиную. Она увидела, как в центре комнаты Мэри Бет берет с подноса бокал вина. Игриво выхватывает закуску из рук какого-то знакомого парня и сует себе в рот.

Сара внимательно оглядела каждого из присутствующих. Лайам! Ты здесь?

Суждено ли нам снова встретиться?

Судьба – это словечко Лайама.

Где же он сам?

Сара обратила внимание на то, как одеты собравшиеся. Не слишком ли я вырядилась?

Сегодня на ней были черные фланелевые брюки и такой же блейзер. Однобортный, мягкий и легкий.

Под ним был тонкий шерстяной свитер с высоким воротником.

Не слишком ли по нью-йоркски? Не слишком ли стильно для преподавателей и молодых ученых? Одежда Мэри Бет больше походила на повседневную. Длинный, просторный бирюзовый свитер поверх легинсов темно-синего цвета.

Взрыв смеха привлек внимание Сары к камину, где горел неяркий огонь. Оранжевое и голубое пламя. Наверное, это горит новомодная имитация полена.

Солнце село, и небо за стеклянными дверями окрасилось в красивый лиловый цвет. Очень худой юноша в черной футболке и черных джинсах демонстрировал танцевальные па. Он высоко поднимал руки над головой и двигал бедрами. Демонстрация сопровождалась смехом и кошачьими воплями.

Сара услышала, как одна женщина сказала:

– Я всегда смущаюсь, когда вижу, как белые пытаются танцевать.

– Это совершенно расистское замечание, – ответил молодой человек. – А ты когда-нибудь видела, как я танцую?

Но еще до того, как Сара успела услышать ответ, она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Девушка обернулась и увидела Мильтона. Как всегда, лицо его было красным. Он злобно поглядывал на нее.

«Нет, неправда, – сказала себе Сара. – Он не злой. Просто у него такая улыбка».

Почему у него всегда такой голодный взгляд?

– Привет, Мильтон! – улыбнулась ему девушка.

Сара была искренне рада его видеть.

– Что за прекрасный дом!

Он взял ее руку и крепко стиснул.

– Я так рад, что вы смогли прийти, Сара! Легко ли вам удалось меня найти?

– Да. Мэри Бет – моя подруга – привезла меня сюда. Я и не думала, что это так далеко от колледжа.

Мильтон усмехнулся, не отпуская ее руки.

– Иногда мне кажется, что недостаточно далеко!

Сара рассмеялась. Пожалуй, излишне громко. Высвободила свою руку. Обратила внимание, что его лицо покраснело еще сильнее.

– Кстати сказать, я нашел те пропавшие карточки, – сказал Мильтон, наклонившись к ней, чтобы его не заглушали музыка и шум голосов.

Девушка почувствовала, что от него пахнет вином.

– Клер сунула карточки не в тот ящик.

– Очень хорошо!

«Слава Богу, что это не я перепутала», – подумала она.

Работа в офисе была довольно скучной. А вчера пропали карточки новых студентов. Их просто не туда положили. И Мильтон взорвался. Его вспышка длилась совсем недолго, но Сара получила возможность мельком взглянуть на другую сторону его натуры. Утратив контроль над собой, Мильтон стал страшен. Не из-за тех слов, которые он кричал, и не потому, что он хлопнул дверью так, что задрожали оконные стекла, но потому, что Мильтон был очень крупным человеком. Просто разъяренный слон.

Гнев его быстро угас. В конце концов потерялось всего несколько карточек. А теперь Сара обрадовалась, что они нашлись. Обрадовалась, что не она была виновницей потери.

Мильтон взял девушку за руку и повел в комнату.

– Позвольте мне показать вам дом. Вы здесь кого-нибудь знаете?

– По-моему, нет.

Сара осмотрела комнату, переводя взгляд с одного лица на другое. На подлокотнике дивана сидела красивая молодая брюнетка. Подняв голову, она пускала ртом великолепные кольца дыма. Улыбающийся молодой человек в бейсбольной кепке перегнулся через спинку дивана и просунул палец в одно из колец.

– Единственный знакомый мне здесь человек – моя подруга Мэри Бет.

А где же она сама?

– Я читаю новую книгу Джойс Кэрол Оутс, – подслушала Сара.

– О, в самом деле? Это что, книга недели? – ехидно спросил чей-то голос.

Вопрос сопровождался раскатами смеха.

Проводя Сару в стеклянные двери, Мильтон на мгновение коснулся ее тела своим. Он надул тяжелые губы:

– Ну вот, уже совсем темно! А я так хотел показать вам свой лес!

Сара смотрела на тянущиеся к дому ветви деревьев, чернеющие на фоне лилового ночного неба. В стекле отражались лица людей. Казалось, что вечеринка происходит и внутри, и снаружи.

Осторожно обойдя троих гостей, сидевших на полу, скрестив ноги, Мильтон повел Сару по длинному коридору с зеркалами по обе стороны. Хозяин привел гостью в свой кабинет с черепом на каминной полке. Оттуда они прошли в темную кухню.

– Это у меня единственная темная комната. Здесь вообще не бывает солнца. Если я решу остаться во Фривуде, то обязательно снесу эту стену и заменю ее стеклом.

Сара представила, как Мильтон плечом сокрушает стену.

– Я люблю готовить. В прошлом году дочка прислала мне на Рождество специальную китайскую кастрюльку, так что я стал большим специалистом по китайской кухне. Я знаю, что по мне этого не скажешь, но это факт!

Все еще держа Сару за руку, Мильтон свободной рукой наглядно изобразил режущие движения. Девушка рассмеялась.

– Мне нравится китайская кухня. В Нью-Йорке почти в каждом китайском ресторанчике можно заказать еду на дом. Мы там ее заказывали по три раза в неделю.

В дальнем конце кухни Сара заметила Мэри Бет, которая стояла, прислонившись к холодильнику. Девушка была увлечена разговором с чахлым молодым человеком в джинсах. Как всегда, она дергала себя за подкрашенные прядки волос.

Молодой человек напомнил Саре Лайла Ловета – худое длинное лицо, клочок каштановых волос на голове.

«Где же сегодня Эрик? – неожиданно подумала Сара. – Наверняка Мэри Бет не берет его с собой на вечеринки. А может, есть какое-нибудь правило, запрещающее сотрудникам ходить на свидания со студентами? Интересно, встречается ли Мэри Бет с Эриком вне своей квартиры? Вне своей спальни?»

Мэри Бет не заметила подруги. Мильтон потащил Сару в дальний коридор. Из туалета им навстречу вышла женщина с длинными светлыми волосами. Позади нее шумела сливаемая вода.

– Доктор Кон собственной персоной! Вот вы где! А я вас искала! Мне с вами нужно уладить одно дело!

– Может, лучше не надо? – пошутил Мильтон.

Он не остановился, просто оглянулся на светловолосую гостью и сказал:

– Я подойду к вам через несколько минут, Лиз! Я только покажу Саре дом. Арнольд здесь?

– Он в Вашингтоне. Просил передать, что очень сожалеет, что не смог быть. Сказал, что встретится с вами в спортзале.

Комната в конце коридора оказалась спальней хозяина. Еще один прекрасный вид на лес. Раздвигающиеся стеклянные двери на противоположной стене.

– На этом наша экскурсия заканчивается. Есть еще одна спальня, куда я свалил все пальто. И маленькая комната без окон, которую я называю спортзалом. Я втиснул туда кое-какие тренажеры.

Сара уже знала, что Мильтон старается использовать любую свободную минуту для тренировок. «Чтобы работать со студентами, нужно быть сильным». Его обычный лозунг. Но что на самом деле он имеет в виду?

Увидев постель Мильтона, Сара чуть не прыснула со смеху – большая тахта, покрытая лиловым органди. Не соображая, что делает, она прижала руку ко рту. Девушка представила себе, как этот громадный носорог спит на тахте, укрытый лиловым покрывалом с оборочками! Это ее очень развеселило.

Казалось, хозяин не обратил на ее реакцию никакого внимания. Сара отвернулась от постели и посмотрела на лиловые бархатные занавески на окне позади кровати. Точно в тон покрывалу.

И лишь после этого она увидела ножи.

Комната освещалась сложной конструкцией, укрепленной на потолке. В неярком свете блестели серебряные лезвия.

Сколько же тут ножей? Девушка окинула взглядом стену с верху до низу. Наверное, не меньше двух дюжин! Длинные и короткие. С толстыми и тонкими лезвиями. Все прекрасно отполированы. Все лезвия сверкают серебром.

– Вам нравится моя коллекция? – Мильтон засиял не меньше, чем его ножи.

Положив руку на плечо девушки, он подвел ее к стене.

По непонятной причине Сара словно оцепенела. У нее закружилась голова.

Господи, сколько же тут этих ножей! Сколько оружия! Может быть, ее странные ощущения вызваны контрастом коллекции и постели?

– Красиво, правда? – обрадовался ее интересу хозяин.

Он внимательно посмотрел на девушку, ожидая ее реакции.

Сара кивнула.

– Да, красиво. Целая коллекция! – она вздохнула.

Девушке хотелось сказать ему какую-нибудь любезность.

– Они ведь старинные, да?

Мильтон просиял, как медный пятак.

– Некоторые из них очень старые, – он вынул из крепления нож с массивной ручкой и подал ей.

Лезвие тоже выглядело массивным. И тусклым.

– Это подлинный нож Боуи. Я имею в виду, что это один из его ножей. Вполне возможно, что Джим Боуи сам носил этот нож.

– В самом деле?

Ну давай же, Сара! Ты же можешь сказать что-нибудь и поумнее!

Хозяин дома шлепнул лезвием по своей пухлой ладони. Улыбаясь, он смотрел на девушку. Улыбка его была почти виноватой.

Может, эти ножи для него что-то вроде запретного плода?

– Некоторые из ножей гораздо старше этого, – он аккуратно вернул нож на место. – Нет ничего красивее ножа. Такая прекрасная форма, такие идеальные пропорции! Великолепный инструмент и в то же время произведение искусства!

Когда Мильтон снова повернулся к девушке, глаза его были широко раскрыты, зрачки расширены. Девушка обратила внимание на то, что он тяжело дышит. Массивная грудь тяжело вздымалась под просторным свитером с большим воротником.

– Они и в самом деле удивительны, – неловко выдавила Сара.

Она отступила назад и наткнулась на кровать.

Хозяин дотронулся до сабли с ручкой из слоновой кости.

– Эта сабля – музейный экспонат. Вы только посмотрите, как блестит эта слоновая кость! Доводилось ли вам видеть что-нибудь столь же совершенное и столь же прекрасное? А этот! – в голосе Мильтона чувствовалось волнение.

Он тяжело дышал. Задыхался.

Хозяин дома протянул руку и вынул из крепления нож с длинной ручкой и тяжелым лезвием.

– Вот этот – македонский, Сара! Вы можете себе это представить? Разве он не прекрасен? Посмотрите, какое великолепное лезвие! Оно обоюдоострое. Оно и теперь такое же острое, как в тот день, когда нож был выкован! Смотрите!

Взявшись обеими руками за рукоятку, Мильтон отвел руки назад. Глаза его горели. Грудь вздымалась, полуоткрытые губы улыбались. С громким рычанием Мильтон размахнулся.

Сара охнула и прижала обе руки к лицу – лезвие прошло сквозь толстую бархатную занавеску. Легко и бесшумно. Отрезанный кусок ткани с мягким стуком упал на пол.

Мильтон опустил нож. Все еще тяжело дыша, он, прищурясь, смотрел на содеянное. Потом взглянул на Сару. Лицо его побледнело.

– Извините, – прошептал он.

Тыльной стороной руки Мильтон вытер лоб. Потом коротко и почти беззвучно рассмеялся.

– Знаю, знаю! Я увлекся!

Хозяин дома опустил голову, словно Сара его выбранила.

– Я сумасшедший, да? Как только мне в руки попадает старинное оружие, я просто теряю над собой контроль.

– Как давно вы собираете оружие, Мильтон?

Девушке хотелось побыстрее забыть об этом происшествии, но она снова и снова мысленно видела мощный взмах ножа, слышала глухой звук упавшей на ковер ткани, отрезанной легко и бесшумно.

Мильтон не ответил. На цыпочках он подошел к стене и положил нож на место. Осторожно. Очень осторожно.

– Ножи у вас и в самом деле очень интересные, – любезно заметила Сара.

Сейчас ей очень хотелось поскорее вернуться в гостиную, снова услышать смех и веселые голоса. Ножи угрожающе сверкали. Девушка представила себя в древней камере пыток. Отделанная лиловым бархатом темница. Громадный палач выбирает орудие пытки.

– Они, должно быть, стоят кучу денег!

Мильтон улыбнулся. Лицо его обрело обычный цвет.

– Я рад, что они вам понравились, рад, что вы смогли их оценить. Многие этого не понимают. Они не видят ни красоты, ни совершенства ножей.

И снова Сара увидела крупные капли пота, выступившие у кромки седых волос. Она заметила, что у Мильтона дрожит нижняя губа. Обратила внимание на волнение в его серых глазах.

"Мне это не нравится, – подумала девушка, чувствуя легкий озноб от страха. – Мне хотелось бы немедленно выбраться отсюда".

И в этот момент со стороны двери послышался голос.

– Так вот вы где!

Лайам. В комнату осторожно входил Лайам. Одна рука в кармане черных брюк, в другой – бутылка янтарного вина.

Мильтон снова вытер лоб.

Сара повернулась к Лайаму. Ей не терпелось увидеть его улыбку.

Лайам, я думала о тебе! Я не могу перестать думать о тебе!

Девушка почувствовала разочарование, когда Лайам сначала обратился к Мильтону.

– Все спрашивают, где ты!

Потом он улыбнулся Саре.

– Теперь я понимаю, почему ты прячешься!

Мильтон громко фыркнул.

– Я не прячусь! Я просто показывал Саре свою коллекцию. Боюсь только, что я немного увлекся, – он указал на отрезанный кусок занавески и повернулся к Лайаму.

– Ты помнишь Сару Морган? Мы с тобой встретили ее в «Спинакере» пару недель назад. Теперь Сара работает у меня в офисе.

Лайам взял руку девушки и с притворной серьезностью склонил голову. Рука у него была теплая и сухая. Темные глаза заглядывали ей прямо в душу.

– Конечно, помню! С тех пор мы с Сарой несколько раз сталкивались. Знаете, я собираюсь снова отправиться в тот же ресторан попробовать крабьих ножек. Прошлый раз они лежали горкой у вас на тарелке и выглядели очень соблазнительно!

Сара почувствовала, что краснеет.

– Они были очень хороши. Очень сладкие. Они были так же хороши, как те, что я пробовала на Западе несколько лет назад.

Неожиданно она поняла, что говорит глупости. Что это я говорю? Это же полный идиотизм! Почему я снова зациклилась на крабьих ножках?

– Рада снова видеть вас, профессор О'Коннор! Почему бы не начать все сначала?

– Пожалуйста, зовите меня Лайамом. Профессор О'Коннор был моим отцом.

– Так ваш отец тоже был профессором?

– Нет. Он был фермером. Но его так называли. Думаю, это оттого, что он умел читать!

Все трое рассмеялись. Мильтон подобрал кусок отрезанной занавески и принялся складывать его в руках.

– Вы родились в Ирландии? – спросила Сара.

Лайам стоял так близко к ней, что она чувствовала запах его лосьона после бритья. Запах хвойный, не сладкий.

Мужчина кивнул.

– А когда вы переехали в Америку? – спросила Сара.

Карие глаза Лайама погасли.

– Очень давно.

Он прочистил горло.

– Я очень рад снова видеть вас, Сара. Я... – мужчина запнулся. – Вы ведь еще ничего не выпили.

Лайам взял ее за руку.

– Давайте восполним этот пробел. Пошли!

– Кажется, я плохой хозяин! – пробормотал Мильтон и вместе с ними вышел из комнаты. – Пожалуй, пора проверить, достаточно ли льда на столе. Я купил два пакета, но их может не хватить. С такой-то толпой!

Они пошли по длинному зеркальному коридору. Сара посмотрела на свое отражение и на отражение отражения. Она видела в зеркале всех троих: себя, Лайама и Мильтона. Все они удваивались, становясь все тоньше и темнее по мере того, как отходили дальше от зеркала.

Все трое вошли в гостиную и гул голосов стал совсем громким. Сара видела, что народу стало еще больше. Там были сотрудники администрации, преподаватели и студенты старших курсов. Лайам провел девушку к столу с напитками. Им пришлось пробираться сквозь толпу студентов, которые сидели на полу. Жаркая политическая дискуссия была в полном разгаре.

– Нет доверия, нет абсолютно никакого доверия! – донеслось до Сары.

– Но это и хорошо! – настаивал другой.

Кто-то сменил диск в проигрывателе. Сара узнала Луи Армстронга и Эллу Фитцжеральд. Ее брат Фрэнк часто слушал этот альбом.

Мэри Бет стояла у окна, за которым теперь темнело беззвездное небо. Она стояла наклонясь, держа руки на коленях, и разговаривала с седовласой женщиной в инвалидной коляске.

Лайам остановился перед диваном. Сара почти наткнулась на него. Неожиданно для всех он выхватил зажженную спичку из руки молодого человека, который удивленно посмотрел на него.

– Третьим от спички не прикуривают. Это к несчастью!

– Это была моя последняя спичка, профессор! – запротестовал молодой человек.

– Кажется, у меня есть зажигалка, – предложила рыжеволосая женщина.

Она игриво взглянула на Лайама.

– У вас есть какие-нибудь правила насчет зажигалок?

Лайам сделал вид, что сосредоточенно думает.

– Нет. Думаю, с зажигалкой вам ничто не угрожает.

Он подошел к столу с напитками. Бутылки с вином, несколько полупустых бутылок с напитками покрепче, полупустая корзинка со льдом, а также лимоны и плоды лайма. Кто-то пролил рюмку. На белой скатерти растеклось красное пятно.

– Сара, хотите вина? Или пива?

– Вина, пожалуйста. Красного.

Лайам налил вина, опорожнив бутылку. Подал девушке рюмку и повел ее на свободное местечко за диваном. Он чокнулся с ней, легонько стукнув своей баночкой пива по ее рюмке.

– Ваше здоровье!

Потом отпил немного пива, поднимая банку и не отрывая глаз от Сары.

– Как вам нравится работать с Мильтоном?

Она пожала плечами.

– Скучновато. Но я рада, что могу заработать немного денег.

Сара вдруг снова представила Мильтона в его спальне. Представила, как он взмахивает ножом и разрезает занавеску.

– Как давно вы знакомы с Мильтоном?

– Я прежде его не знал. Мы познакомились, когда я приехал сюда. В тот вечер, в ресторане, мы впервые по-настоящему поговорили.

Лайам сделал еще глоток.

– Он интересный человек. Нужно только к нему привыкнуть и не обращать внимания на его грубоватую внешность. Вы же понимаете, он так выглядит, что мне бы не хотелось встретиться с ним в темном переулке, – глаза Лайама лукаво вспыхнули. – У меня несколько иное представление о том, как должен выглядеть декан. Но он во многих отношениях удивительный человек. У него есть множество совершенно не вяжущихся друг с другом интересов. Вот пример – Лайам махнул в сторону витрин с ножами на стене позади них.

– Удивляюсь, как он вообще все занавески не порезал на куски!

Лайам рассмеялся. Потом, прищурившись, посмотрел на девушку.

– Сара, в каком месяце вы родились?

– Простите, не поняла? – она рассмеялась. – Доктор О'Коннор, вы меня огорчаете! То вы пытались прочитать мою судьбу по руке, а теперь, кажется, пытаетесь выяснить мой знак зодиака?

Он смущенно улыбнулся.

– Только не говорите мне, что вы верите в астрологию.

– Нет, просто я суеверен. В этом все дело. А во что верите вы, Сара? – спросил Лайам, поддразнивая девушку.

– Я не знаю. Во многое.

– Во что, например? – его прекрасные темные глаза так пытливо смотрели на девушку, что у нее мурашки побежали по коже.

Сара подняла рюмку.

– In vino veritas![1 - Истина в вине!]

Он рассмеялся. И снова чокнулся с ней.

Девушка почувствовала себя свободнее. И дело было не только в вине. Беседовать с Лайамом было вовсе не трудно. Даже легко. И, кажется, ему нравится беседовать с ней.

– Так как с ответом на мой вопрос?

– Если вы настаиваете. Я родилась в мае. Двенадцатого числа.

– Опасный месяц, – тихо заметил он.

И неожиданно задумался.

Девушка пыталась понять, говорит ли он всерьез или шутит. Но так и не решила.

Лайам наклонился поближе к ней и продекламировал:

Март тронет струны робкою рукою,

Апрель тихонько пробует запеть.

А май примчится с вестью роковою:

Тебе он скажет, жить иль умереть.

Девушка выпила немного вина и подняла на него глаза.

– Не могу сказать, что мне нравится это стихотворение.

– Оно очень древнее.

– У вас есть стихи на все случаи жизни, да, Лайам?

– У меня их, наверное, целый миллион!

Какая чудесная улыбка! Кажется, что она предназначена только ей одной.

– Но я все забываю, что психология – ваша специальность. Так что я умолкаю. Вижу, как ваши прекрасные глаза изучающе смотрят на меня, решая, к какой категории отнести.

Сара улыбнулась ему в ответ. Ее удивило, что Лайам помнит, чем она занимается.

– Как по-вашему, вы очень странный человек?

– Достаточно странный, – в уголках его глаз собрались морщинки, но он не рассмеялся.

Девушка проследила за его взглядом. Перед камином стояли две молодые женщины с поднятыми руками. Присмотревшись, Сара увидела, что одна из них обеими руками держит бечевку. Они играли в «корзиночку». Четверо или пятеро других дам сгрудились поблизости, наблюдая и с преувеличенным энтузиазмом подбадривая играющих криками.

Лайам положил руку на плечо Сары.

– Откровенно говоря, я помню огромное количество странной и ненужной информации. Например, знаете ли вы, что мальчикам-эскимосам запрещено играть в «корзиночку»?

Сара улыбнулась. От вина ей стало жарко.

– Нет, не знаю. А почему?

– Считается, что если мальчик играет в «корзиночку», то когда он вырастет, его руки будут путаться в лине, привязанном к гарпуну.

Сара повернулась к Лайаму.

– Да вы и в самом деле хранилище огромного количества странной и ненужной информации!

Он откинул назад темноволосую голову и рассмеялся. Это был радостный смех человека, услышавшего самую удачную шутку в своей жизни.

* * *


Мильтон опорожнил пакет со льдом, высыпав его в корзинку. Несколько кубиков упало на ковер. Он наклонился, чтобы подобрать их. Кубики не поддавались, выскальзывая из его рук.

Хозяин дома выпрямился и, держа в руках тающие кубики, размышлял, что же делать с ними дальше. Вот он заметил копну рыжевато-каштановых волос. Девра Брукс повернулась к нему, держа в руке пирожное.

– А, доктор Кон! Хорошая вечеринка!

– Спасибо! Вам нравится? Вы знаете присутствующих, Девра?

У нее очаровательная улыбка. Очень хорошенькая девушка. Такая кремовая кожа. Просто роскошная кожа.

– Да, знаю некоторых.

Девра наклонилась ближе к Мильтону и прошептала:

– А кто это с доктором О'Коннором? Мне кажется, я ее прежде не видела.

– Это Сара Морган, – ответил Мильтон вдыхая запах ее духов.

Очень сладкий цветочный запах.

– Она старшекурсница. Работает неполный рабочий день в моем офисе. Фактически только начала работать.

Девра внимательно разглядывала Сару. Мильтон видел, как Лайам сжал руку Сары, наклонился ближе к ней. Шустрый парень! Вы только посмотрите, как он пользуется своим обаянием! Эти ласковые взгляды и все прочее!

– Эти двое сегодня провели вместе очень много времени, – пробормотала Девра, разговаривая скорее сама с собой, чем с Мильтоном.

– Я не собирался ее приглашать, – признался Мильтон. – Но Лайам настоял. Он трижды звонил мне, чтобы убедиться, что Сара придет.

Мильтон видел, как сузились глаза Девры. Кремовая кожа порозовела.

– В самом деле?

* * *


– Я что-то проголодался. Вы не хотели бы где-нибудь поужинать?

Сара заморгала. Две рюмки вина и ей уже кажется, что он приглашает ее поужинать. Девушка подняла глаза на Лайама и увидела, что он ждет ответа.

Мне не следует пить на вечеринках.

Жарко. Немного кружится голова.

Одна рюмка – это предел. От второй рюмки у меня начинает двоиться в глазах. И становится трудно соображать.

Сара опасалась, что ей будет нелегко поддерживать с ним разговор – Лайам такой эрудированный! Но их беседа текла словно сама собой. И дело было не только в вине и в ярком огне в камине. И не в веселом настроении окружающих.

Не слишком ли много она говорила о себе?

Но Лайам так повел разговор, что у нее не было другого выхода.

Девушка пыталась перевести разговор на него самого. Ей хотелось, чтобы он рассказал ей о своей сестре, о переезде сюда из Ирландии, о том, как он рос здесь, в чужой стране. И о том, как он начал интересоваться фольклором.

Но Лайам, похоже, вовсе не стремился рассказывать о себе. Он упорно переводил разговор на нее, старался побольше узнать о ней самой, задавал вопрос за допросом. Темные глаза не отрываясь, смотрели на Сару. Казалось, ему были очень интересны ее ответы. Похоже, он был увлечен ею.

С огромным энтузиазмом Лайам рассказал Саре только что обнаруженную им историю о человеке, которому дали золотую монету. Эта монета вновь появлялась в кармане после того, как была истрачена. Сначала Сара не поняла смысла этой истории, но Лайам терпеливо объяснил.

А потом сунул руку в карман. Достал золотую монету. И вложил ее в руку девушки.

– Это тот самый флорин, – сказал он, поддразнивая ее. – Попробуйте его истратить. Он останется с вами навсегда.

– Потому что он волшебный? – спросила Сара и неожиданно ей захотелось поверить в волшебство так же, как в него верил Лайам.

– Потому что он ничего не стоит! – воскликнул он.

И они оба рассмеялись.

Они смеялись вместе.

Вместе.

Девушка сунула монету в карман блейзера.

Люди продолжали прерывать их, желая поговорить с Лайамом. Сара видела, что он их всех очаровал. У него это получалось очень легко. Сара наблюдала за ним со смешанным чувством зависти и восхищения.

А теперь он приглашает ее поужинать.

– Да, с удовольствием.

Его темные глаза вспыхнули. Казалось, он очень доволен ее ответом.

– Мильтон не обидится, если мы исчезнем? – шепотом спросила девушка.

Она бросила взгляд на стоявшего у камина хозяина дома. Он такой широкий, закрывает почти весь камин. Рядом с ним молодая девушка с вьющимися каштановыми волосами. Они ведут оживленную беседу.

– Гости скоро начнут расходиться, – ответил Лайам. – Конечно, им всем будет нас недоставать. Но я уверен, что со временем они переживут эту потерю.

Выражение его лица изменилось. Он нахмурился.

– Я, кажется, был сегодня не слишком общителен, да? Я все время был с вами.

Сара опустила глаза. Она почувствовала, как застучало ее сердце.

– Мне это доставило большое удовольствие, Лайам.

– В таком случае, я пойду разыщу нашу одежду, а потом посмотрим, где нам удастся поужинать.

– Я должна сказать подруге, что ухожу.

Мэри Бет. За весь вечер я не сказала ей ни слова. Пару раз Сара видела, что подруга бросает в ее сторону любопытные взгляды из другого конца комнаты. Но Сара и Лайам почти все время провели у стены, рядом с диваном. Они отходили только для того, чтобы вновь наполнить рюмки.

Сара была взволнована. Она испытывала легкое опьянение.

Девушка обвела взглядом собравшихся, отыскивая Мэри Бет. Она нашла ее в зеркальном коридоре. Подруга беседовала с двумя мужчинами средних лет.

Сара отвела ее в сторонку.

– Я уезжаю с Лайамом. Ты не против? Мы поедем поужинать.

Мэри Бет положила обе руки на плечи Сары.

– Гм! Сколько же ты выпила?

Сара хихикнула.

– А что, заметно, что я пьяная? Просто мы с Лайамом...

– Говорила я тебе: не поддавайся ты этому ирландскому обаянию!

– Перестань так смотреть на меня, Мэри Бет! Мы собираемся просто поужинать. И все.

– Ну, я просто тебя поддразниваю! – воскликнула Мэри Бет, сжимая плечо Сары. – Это замечательно! В конце концов, ты именно за этим сюда и пришла!

Мужчины хихикнули. Сара вспыхнула от смущения. Ну почему они подслушивают?

Мэри Бет порывисто обняла подругу.

– Желаю хорошо провести время!

– Я потом позвоню тебе, хорошо?

Мэри Бет поправила лацканы фланелевого блейзера подруги.

– Ну да. Позвони мне. Я хочу знать подробности.

Мужчины снова хихикнули.

Сара вернулась в гостиную и обвела ее глазами, отыскивая Лайама. Она дважды внимательно осмотрела комнату. Никаких следов Лайама.

Он исчез. Уехал. Он со мной просто пошутил.

Это была жестокая мысль. У Сары сдавило горло. Девушка тряхнула головой. Это все вино. Мне просто трудно ясно мыслить.

Он пошел за одеждой. Но откуда ему знать, в чем я пришла?

Сара прошла по зеркальному коридору, мимо Мэри Бет с ее собеседниками. Нашла спальню, куда были сброшены все пальто. Зашла в комнату. Увидела Лайама, стоявшего в ногах кровати.

Он выглядит обеспокоенным. Лицо перекошено. Глаза прищурены. Трет подбородок. Это что, страх? Он смотрит на кучу одежды.

Лайам не заметил ее. Сара подошла и стала позади него.

– Лайам, что случилось? В чем дело?

– Моя шляпа. Они оставили ее на постели!


Глава 15


Андреа Де Хевен повернула ключ в замке и дважды проверила, что дверь как следует заперта.

– Осторожно! – предупредила она. – Здесь ступенька крошится.

Мистер Ольшем тяжело навалился на металлический поручень. Одна нога у него была короче другой и спуск по крутым каменным ступенькам был для старика настоящим испытанием. Мужчина тихонько ворчал, преодолевая ступеньку за ступенькой.

Это был опрятно одетый пожилой человек с редеющими седыми волосами и широко расставленными голубыми глазами. Но несмотря на то, что глаза эти уже изрядно выцвели, Андреа сразу поняла, что в молодости он был очень красив. А теперь у него на щеках красноватые паутинки вен. И седая щетина на подбородке. На мистере Ольшеме была серая шерстяная куртка, до верху застегнутая, несмотря на тихий октябрьский вечер.

– Я слишком упрям, чтобы пользоваться палкой, – пробормотал он.

Андреа подождала, пока мужчина спустится по ступенькам, и только тогда стала спускаться сама. Сегодня на ней была мягкая лиловая шляпа с широкими полями. Женщина надела ее поглубже – не было времени вымыть голову. Пришлось быстро накинуть черный костюм, чтобы придать себе деловой вид.

– Так что вы думаете о доме, мистер Ольшем?

– Изрядно обветшавший, не так ли?

Андреа уже знала, что старик мог быть довольно прямолинеен.

– Довольно обветшавший, если вы собираетесь в нем жить, – согласилась Андреа, поправляя мягкие поля шляпы. – Но если вы собираетесь сдавать его студентам, то потребуется совсем небольшой ремонт. Студенты не слишком привередливы.

Он прикусил нижнюю губу и поднял водянистые глаза к белой шелушащейся краске старого дома.

– Меня беспокоят мокрые пятна на стенах кладовки. Там где-то течет.

– Да, этим нужно будет заняться.

Женщина видела, что мистер Ольшем явно теряет интерес к этому дому. Чтобы обновить штукатурку, привести в порядок водопровод и канализацию, сделать косметический ремонт, понадобится тысяч двадцать долларов, если не больше. Этому человеку нужен дом, который он мог бы сдать студентам прямо сейчас. Дом, который сразу же начал бы приносить ему доход.

– Это неплохая сделка, – продолжала Андреа, желая отвлечь собеседника от созерцания разрушенного края сточной канавки. – Я уверена, что мне удастся убедить владельца сделать скидку с учетом ремонта труб в кладовке.

Мужчина поцокал языком. Сделал кислую мину.

– Ну, я не знаю, миссис Де Хевен... Гм... С вашей стороны было очень любезно показать мне дом в вечернее время. Я вам очень признателен.

Женщина предприняла последнюю попытку.

– Этот дом довольно дешев, я сама бы его купила, но у меня уже есть три дома, которые я сдаю внаем. Мне дай Бог с ними управиться!

Мистер Ольшем понимающе улыбнулся и подмигнул ей.

– Могу поспорить, что вы всем так говорите! Ушлый старикан!

Несколько минут спустя Андреа уже шла домой, придерживая рукой шляпу, чтобы ее не сдуло порывом ветра, который неожиданно подул со стороны Хай-стрит. Мистер Ольшем предлагал подвезти ее на своем «BMW», но она отказалась. После очередной попытки продать дом Андреа всегда хотелось хорошенько прогуляться. Свежий воздух помогал избавиться от неприятного осадка.

Сухие рыжие листья, приплясывая, неслись по тротуару. Ветер гнал их по желтому пятну света от уличного фонаря. Розоватые облака закрывали луну. Красное небо. Что бы это значило? Сегодня красное небо. Это к дождю или нет? Когда-то я это знала. И почему я стала забывать такие простые вещи?

Андреа остановилась на углу Йель-стрит, когда впереди показался дом Лайама. Наверху горит свет. Значит, его сестра дома. Может, все же зайти? Извиниться, что пришла без приглашения. Сказать, что неважно себя чувствую. Рассказать ему, что принимаю наркотики, от которых мне всегда нехорошо.

А может, извинений и не потребуется. Может быть, в тот день Лайам был так же, как и я, огорчен неожиданным приходом сестры.

Женщина окинула взглядом свой костюм. Расстегнула верхнюю пуговицу на жакете. Поправила лацканы, чтобы лучше была видна блузка.

Андреа подняла голову и в этот момент темная фигура преградила ей путь.

Откуда взялся этот незнакомец? И как он мог подойти так тихо?

– Эй! – воскликнула женщина, когда незнакомец сорвал с нее шляпу.

Как резко! Почти как удар.

Ошеломленная женщина обеими руками потянулась за шляпой. Но та уже покатилась по улице.

– Прекратите!

Незнакомец тяжело дышал и сопел. Очень горячее дыхание. Пахнет тухлым мясом. Как темно! Совершенно ничего не видно! Только горящие серые глаза без всяких эмоций.

– Я отдам вам кошелек! Вот! Возьмите!

Резкий звук рвущейся ткани. Андреа почувствовала, что ее куда-то тащат. Она изо всех сил старалась удержаться на ногах.

Незнакомец сорвал с женщины жакет. Разорвал его пополам.

– Возьмите кошелек! Пожалуйста, не трогайте меня! Возьмите все!

Крик оборвался, когда женщина почувствовала жуткую боль в плече.

Она увидела, как его громадные пальцы погружаются в ее плоть. Почувствовала, как горячая кровь течет по ее руке.

И снова звук рвущейся ткани.

Незнакомец сорвал кожу с плеча женщины. Глубоко вонзил пальцы в ее тело и сорвал кожу.

Легко. Словно сдернул простыню с кровати.

Хрустнула шея.

Пальцы глубоко вонзились в горло жертвы. Сорвали кожу до затылка.

Но я все еще жива! Все еще жива!

Ворча и сопя, незнакомец методично снимал кожу со спины. Сверху вниз.

Полоску за полоской. Одну за другой. До конца. Какая прелесть!


Часть третья


Глава 16


Сара щекой прижала телефонную трубку к плечу. Обеими руками она высоко подняла волосы и посмотрела на свое отражение в зеркале.

– Я собиралась их коротко обрезать, но, может, я и не стану этого делать. Лайаму нравятся длинные волосы.

Мэри Бет простонала на другом конце линии.

– Я просто не могу в это поверить!

– Они хорошо выглядят, если заплести их во французскую косичку, но у меня нет на это времени. Ты можешь представить, что я жила в Нью-Йорке и никогда не делала причесок? Я все еще просто завязываю волосы сзади, как делала, когда мы были первокурсницами. А челка у меня в стиле пятидесятых годов. Я вчера видела такую по телевизору в одном старом фильме.

– Сара, ты говоришь прямо словами телерекламы, где героиня борется со своими волосами. Скучно до слез.

Сара отпустила волосы и взяла трубку в руку.

– Борется с волосами? Что ты имеешь в виду? – спросила она, смеясь.

– Вот я, например. Я не могу просто так взять и завязать волосы сзади. Если я все же это сделаю, то буду выглядеть так, словно у меня на голове сидит скунс. Белокурый, но все же скунс.

– Ну? Мэри Бет...

– Мне приходится по-настоящему сражаться с моими волосами. Требуются значительные усилия, чтобы с ними совладать, чтобы заставить их подчиниться. И даже после этого моя голова выглядит как автокатастрофа. Именно поэтому мне пришлось волосы обстричь так коротко.

– Но, Мэри Бет...

– Так что я просто не желаю слушать жалобы по поводу твоих волос. У тебя прекрасные, шелковые, блестящие волосы. Да тебя только в рекламе шампуня снимать! И даже, если ты вообще наголо побреешься, ты все равно будешь красива, и ты это знаешь!

Наступила пауза.

Потом Сара тихо сказала:

– Скунс? У тебя на голове? Я всегда думала, что это фокстерьер!

Они дружно рассмеялись. Сара подумала, что им хорошо вместе, как в доброе старое время. Мэри Бет всегда жаловалась на свою внешность. Но почему-то именно у нее всегда был какой-нибудь молодой человек, сходивший по ней с ума.

Мэри Бет первой оборвала смех.

– Что ты имеешь б виду, когда говоришь, что Лайаму нравятся длинные волосы? Вы всего два раза вместе куда-то сходили и он уже говорит тебе, какую прическу тебе носить?

– Да нет! Конечно, нет! – запротестовала Сара.

– Этот знаменитый профессор тебя куда-то пригласил и что же? Вы сидели вдвоем и обсуждали твои волосы?

– Да нет! Впрочем, да! Я хочу сказать, что он немного рассказывал мне об ирландских обычаях. Ты же знаешь, что он всегда готов говорить о подобных вещах.

– Да я-то откуда могу об этом знать? – недовольно прервала ее Мэри Бет.

– Есть какое-то древнее суеверие по поводу того, что коротко подстригать волосы – значит укорачивать себе жизнь. А потом он...

– По мне так это звучит слишком мрачно...

– Мэри Бет, если ты будешь все время меня перебивать...

– Прости!

Но она намеренно перебила Сару еще три раза. Каждый раз, когда потом Сара снова начинала говорить, они обе хохотали. Просто умора!

Саре казалась, что ей давно уже не было так весело. Она позвонила Мэри Бет, как только вернулась домой. Вернулась со второго свидания. Они опять ужинали с Лайамом.

Второе свидание!

Вино и ужин уже были в прошлом. Но только не Лайам!

– Так или иначе, но он дотронулся до моих волос и сказал, что они мягкие. Сказал, что они светятся. Лайам очень романтичен. Я бы даже сказала, несколько старомоден. Он говорит то, что большинство мужчин не стали бы говорить. Лайам не отрывал глаз от моих волос. У него поразительные карие глаза. Я действительно...

– Сара, ты так говоришь, словно ты пьяна...

– Я не пьяна, Мэри Бет. Я вообще почти не пила. Просто, мне кажется, что он удивительный человек.

Новая пауза. На этот раз более длительная.

– Сара, я знаю, что ты подумаешь. Что я говорю это из ревности или еще что-нибудь подобное.

– Что? Что ты хочешь этим сказать? – заинтересованно спросила Сара.

Пожалуй, ее интерес был несколько преувеличен.

Она сказала себе, что Мэри Бет права. Девушка глубоко вдохнула и задержала дыхание. Закрыла глаза и медленно выдохнула. Успокойтесь, мисс Морган!

– Мне кажется, что тебе надо быть осторожнее!

– Прости, не поняла?

– Ты меня понимаешь. Я просто не хочу, чтобы тебя обидели. Мне кажется, что сейчас ты очень ранима. Я права?

– Возможно.

– Послушай, снимая видео, я наблюдала за Лайамом. Он флиртует со всеми подряд.

– Наши отношения – совсем другое дело! – Сара постаралась сказать это небрежно, но ей это не вполне удалось.

– Сара, он флиртовал даже с ирландским сеттером, который носился вокруг нас!

Они обе рассмеялись.

– Это не просто флирт, Мэри Бет. Мы действительно очень нравимся друг другу. Я хочу сказать, что мы оба попали в точку. Ты же сама знаешь, как это бывает, когда ты с кем-то настроена на одну волну. Ну...

– Именно это я и пытаюсь тебе сказать, Сара! – нетерпеливо сказала Мэри Бет. – Ты не можешь знать этого наверняка. Признайся, что это так. Ты слишком плохо понимаешь мужчин!

– Ну, дай мне время! Признаю, несколько раз я сделала неудачный выбор, но...

– Несколько раз? Могу поспорить, что ты каждый раз делаешь неудачный выбор! Последний раз это был Чип. А до него Стив. А тот парень, забыла, как его звали... На втором курсе, когда мы переехали на квартиру...

– Борис?

– Верно, Борис!

– Мэри Бет, четыре года назад ты обещала мне никогда больше не упоминать этого подлеца!

– Господь с тобой, Сара, я годами не вспоминала о Борисе! Ну что за мерзкий тип! Он был не просто самым скучным проходимцем во всем колледже! Он ведь украл твой стереомагнитофон! Он украл его, когда ты поехала домой на Рождество! Украл и продал его!

Сара простонала.

– Спасибо, что напомнила, подружка!

– Я просто пытаюсь тебе помочь! Сара, ты из тех, о ком пишут книги!

– Книги? Какие книги?

– Ну, ты знаешь! «Плохие мужчины для хороших девушек». Все эти книги о том, какими непроходимыми идиотками бывают женщины, выбирая мужчин.

– Что? Ты назвала меня непроходимой идиоткой?

Мэри Бет рассмеялась.

– Не принимай это так близко к сердцу. Я не только тебя имею в виду. Я просто пытаюсь тебе объяснить. Я тебя знаю уже долгие годы, и ни разу – ни разу – ты не нашла себе парня, который бы тебя стоил!

– Ну ладно, ты высказала слою точку зрения, – проворчала Сара.

Нет, Мэри Бет временами просто занудна!

– Лайам – это другое дело, – сказал она и добавила. – Знаешь, из того, что ты спасла меня, вытащив из Нью-Йорка, а потом пристроила в колледж, еще не следует, что ты за меня отвечаешь!

– Ладно, ладно! – резкий тон Сары заставил Мэри Бет немного пойти на попятный. – Ты и раньше никогда меня не слушала. Ну что ж, не слушай и теперь. В конце концов, что я понимаю!

Просто сижу и даю советы, словно знаю истину в последней инстанций! А сама развлекаюсь с восемнадцатилетним парнишкой!

И добавила:

– И получаю кучу удовольствия!

Более сердечный смех.

– Я обратила внимание, что ты не привела с собой Эрика на вечеринку к Мильтону, – поддразнила ее Сара.

– Ну, мне пришлось перепеленать его и уложить спать.

– Знаешь, шесть лет разницы все-таки очень много.

– Если иметь в виду Эрика и меня, то да. Знаешь, он все еще считает, что Бивис и Батхэд – это клево!

Сара хихикнула.

– Мэри Бет, ты никогда не думала о том, чтобы сыграть роль в комедии?

Подруга изобразила притворную ярость.

– Ты и в самом деле думаешь, что моя жизнь – это комедия?

Сара бросила взгляд на часы, стоявшие на ночном столике.

– Ну да! А моя жизнь – это комедия положений. Комедия о работающей девушке, которая снова пошла учиться. Пожалуй, нам с тобой пора заканчивать. У меня завтра занятия, а к ним нужно еще подготовиться. Я должна выбрать тему для курсовой работы, которую буду писать в этом семестре.

– О чем же ты собираешься писать? Может, напишешь «Психологию отбора профессоров фольклора»?

– Мэри Бет, тебе что, больше нечего сказать? Ты не можешь далее на минуту забыть о Лайаме! Я могу подумать, что ты и в самом деле ревнуешь!

– Да, я прямо позеленела от зависти! Так все же, о чем же ты будешь писать? О фрейдизме?

Сара колебалась.

– Я подумала... Может быть, я напишу что-нибудь о горе...

– Прости, не поняла?

– Ну, я давно об этом думала. После того как в позапрошлом году умер мой отец... Я пережила тяжелое время... Я хочу сказать, что меня удивила моя собственная реакция. Мы ведь знали, что он умрет. И мне казалось, что я подготовлена... А потом БАЦ! На меня словно тонна кирпича свалилась. Я была совершенно выбита из колеи. Его смерть очень сильно на меня подействовала, – Сара вздохнула.

– Извини, – пробормотала Мэри Бет. – Я послала тебе письмо, когда узнала о твоем несчастье... Потом от тебя долго не было вестей... Я думала...

– Мама настаивала, чтобы мы с ней сходили к психиатру, который знает, как справиться с постигшим нас горем, – продолжала Сара. – Тогда эта идея показалась мне совершенно дурацкой. Я пошла только ради матери. Но женщина-психиатр оказалась по-настоящему толковой. Она говорила с нами о пяти стадиях горя, через которые проходят люди. Обрисовала картину в целом – неверие, гнев, чувство вины и так далее. Все это соответствовало действительности. Психиатр изложила это очень ясно и понятно.

– Поэтому, когда я узнала, что мне придется писать работу для доктора Нудинга, я вспомнила о женщине, которая помогает людям пережить горе. Я подумала, не написать ли мне о различных стадиях горя.

– Сара, ты не боишься, что это может всколыхнуть тяжелые воспоминания? Воспоминания о том, что ты пережила?

– Ну нет, не думаю... Ха, да ты опять обо мне беспокоишься! В чем дело, Мэри Бет? У тебя развивается материнский комплекс? Ты всегда была...

Сара услышал в трубке гудки.

– Ой, подожди-ка! Кажется, у меня еще один звонок на очереди! Кто-то еще звонит!

«Может, это Лайам!» – подумала она и сердце ее неожиданно застучало.

– У тебя звонок на очереди?

– Ну да! Это такая бесплатная услуга. Телефонная компания предоставила ее для пробы, когда мне ставили телефон. Так что попрощаемся. Я тебе завтра позвоню, ладно?

И снова характерные гудки.

– Ладно. До свидания!

Сара нажала кнопку. Ей не терпелось узнать, кто еще ей звонит.

– Алло?

В трубке раздался хриплый голос. Он был чуть громче шепота.

– Это Сара?

– Да, да!

– Ты хочешь жить, Сара? Да? Тогда держись подальше от Лайама!


Глава 17


Гаррета замутило. Он изо всех сил старался удержать в себе свой ужин.

Тяжело дыша, он закрыл глаза.

Еще одно убийство и опять на редкость отвратительное.

Я должен посмотреть. У меня нет другого выхода. Это моя работа.

Открой глаза, Гаррет! Делай свое дело!

– Гаррет, я могу тебе чем-нибудь помочь? – раздался озабоченный голос Вальтера откуда-то сзади.

У Гаррета дрожали колени. Он тяжело сглотнул, ощущая во рту неприятный кислый привкус. У него сдавило горло.

Ну как ты собираешься мне помочь, ты, жирный идиот? Эту женщину собирают по кускам, разбросанным рядом с тротуаром.

Мне хочется только одного – закрыть глаза. Или удрать. Так как ты собираешься мне помочь?

Он глубоко вдохнул. Задержал дыхание. Подождал, пока его перестанет мутить.

И как это знаменитого Коломбо никогда не рвало?

Открыв глаза, Гаррет покосился в сторону мигающих красных фонарей. Вдали выли сирены. «Скорая помощь» резко затормозила, выскочив передними колесами на тротуар. Свет и двигатель тут же выключили.

Гаррет с горечью подумал о том, что «скорая» здесь не нужна. Тут больше бы пригодился пылесос, чтобы собрать все куски с земли.

Из тени показались зеваки. Они молча сгрудились у кирпичной стены многоквартирного дома, недалеко от тротуара. Лица людей искажены от ужаса. Губы сжаты. Глаза широко раскрыты.

Они что, смотрят, как Гаррет оцепенел от ужаса и бессилия?

– Вальтер! Гони их отсюда! Поставь ограждение! Давай хоть вид сделаем, что мы полицейские! убери их отсюда! Эй, вы, я к вам обращаюсь! Вы стоите на месте преступления! Убирайтесь отсюда!

У него до боли сдавило горло.

Вальтер рванулся к толпе, неловко размахивая руками.

– Отойдите! Ну же, шевелитесь! Нечего здесь смотреть! Идите по домам! Нечего здесь смотреть!

Нечего смотреть?

Гаррет заморгал. Медики в белых халатах суетились на месте происшествия, подбирая щипцами куски кожи и бросая их в стерильные банки для образцов. Гаррет не решился доверить эту работу своим сотрудникам и настоял, чтобы это сделали медики.

Некоторые кусочки кожи были маленькие, как перышки. Другие были побольше и напоминали пропитанные кровью куски пористой резины. На концах они подсохли и закручивались.

Гаррет прибыл на место преступления через две минуты после звонка. Он разговаривал с Энджел, препираясь с ней по поводу того, что нужно принять предложение брата и переехать, когда их прервали. Визжащий женский голос по телефону. Истеричный, бессвязный, выкрикивавший названия улиц. Так близко от студенческого городка. Почти рядом с тем местом, где было совершено другое кошмарное убийство.

Глаза Гаррета сначала задержались на пропитанном кровью остове. В лунном свете белели ребра, проступавшие сквозь разорванную плоть. Обнаженные ноги, неестественно вытянутые в виде буквы "V". Разорванная одежда. С одной ноги сорвана мякоть и видна коленная чашечка.

Отводя глаза, Гаррет скользнул взглядом по лицу убитой. Ее широко раскрытые глаза укоризненно смотрели на него.

Сколько она еще жила? Была ли она жива, когда убийца рвал на части ее тело?

Может, убийца все же смилостивился и сначала убил ее? Или она видела, как с нее сдирают кожу, словно оберточную бумагу?

От этой мысли Гаррета замутило и вывернуло на обочину. Глаза его были крепко закрыты.

Теперь желудок успокоился, но Гаррету все еще казалось, что его несет пылающий красный поток, и он старается удержать голову над поверхностью. Гаррет все еще чувствовал в горле неприятный привкус и каждый вдох был сознательным усилием.

Он был выпотрошен, как рыба. Казалось, из него вывалились все кишки и теперь они катятся по тротуару в сторону Хай-стрит. Гаррет заставил себя сосредоточиться на медиках, прочесывавших землю и собиравших блестящими щипцами кусочки кожи.

– Как ты думаешь, этот убийца, он что, вроде каннибала? – Вальтер выскочил перед ним, как дельфин в водном шоу.

А Гаррету казалось, что его по-прежнему куда-то несет в красном потоке.

Ему хотелось рявкнуть на Вальтера. Да делай же что-нибудь полезное! Но сердился он вовсе не на Вальтера.

Его раздражала собственная беспомощность.

И он это понимал.

– Что-то вроде каннибала, – повторил Вальтер, качая головой.

Как будто это что-то объясняло!

До Гаррета донесся сдавленный стон. Кого-то рвало недалеко от дома. Кого-то из медиков.

"Как вообще кого-то может не вывернуть?!" – подумал он, с трудом глотая слюну.

Было бы кому задавать вопросы! Была бы хоть какая-нибудь зацепка! Пистолет с отпечатками пальцев, например.

Но этот убийца не пользовался оружием.

Чем же он пользовался? Каким-нибудь ножом? Он что, полоску за полоской снимал с жертвы мясо и кожу?

Сколько на это потребовалось времени? Не проходил ли кто-нибудь мимо? Может быть, кто-нибудь проезжал? Может, кто-нибудь видел?

Очевидец.

Гаррет поднял глаза на толпу зевак. Вальтеру удалось оттеснить ее к соседнему зданию.

Преступник всегда возвращается на место преступления.

Может быть, это бывает только в кино?

Не стоит ли сейчас убийца в мрачной толпе этих любопытных? Может быть, наслаждается зрелищем? А на руках у него все еще кровь жертвы?

– Вальтер, пойди проверь толпу! – Гаррет кивнул головой в сторону собравшихся.

– Что?

– Да зевак! Пойди проверь их. Посмотри, нет ли пятен крови. Или чего-нибудь подозрительного.

У Вальтера отвалилась челюсть. Он заволновался.

– Ты думаешь?...

– Нет, я ничего не думаю. Просто пойди и проверь.

Вальтер послушно направился к толпе, опустив руку на рукоятку револьвера.

«Как я мог разрешить Вальтеру носить пистолет? – прервал Гаррет вопросом свои мрачные размышления. – Я что, совсем из ума выжил?»

– Есть удостоверение личности, шеф!

Это Итан. Бледный, с мрачным, нахмуренным лицом, с крепко сжатыми зубами.

Гаррет прищурился. Лысая голова Итана блестела в мерцающем свете красных фонарей патрульной машины. Где же его форменная фуражка? Он что, потерял ее?

– Удостоверение личности?

– Да, из сумочки убитой.

– Кошелек на месте?

Итан кивнул.

– Мы с Харви пришли к выводу, что все цело. Это не ограбление.

Нет. С убитой просто сняли кожу.

Гаррет вздохнул.

– Кто она такая, Итан? Я хотел сказать, кто была эта женщина?

– Де Хевен. Андpea Де Хевен. Жила на другом конце студенческого городка. На Форрест-стрит.

– Вы положили сумочку в вещественные доказательства?

– Угу. Я был осторожен, шеф. Чтобы не стереть отпечатки. Но Боже... – лицо его перекосилось. – Мне же теперь это будет сниться долгие годы.

Его узенькие плечи дернулись как от невыносимого страдания.

– Мне тоже, Итан.

Гаррет увидел, что к нему направляется доктор. Он попытался вспомнить имя врача. Он видел его, наверное, миллион раз. Не смог вспомнить. Мрачно кивнул, приветствуя.

– Что скажете, док?

– С этой женщины заживо сняли кожу. Потом выпотрошили.

«Он абсолютно прав», – подумал Гаррет и тяжело вздохнул.

Попытался ответить, но слова застряли в горле.

Когда он снова обрел способность говорить, у него вырвался совершенно непрофессиональный вопрос:

– Доктор, что за человек мог совершить подобное преступление?

Доктор поднял на Гаррета покрасневшие глаза и ответил сквозь зубы.

– Очень сильный человек.


Глава 18


Сильный стук в дверь вывел Сару из задумчивости, заставив вздрогнуть. Она уже полчаса смотрела на одну и ту же страницу книги, лежавшей у нее на коленях. Это был трактат Камиллы Пэглиа, который Саре полагалось прочитать по программе. Она смотрела в книгу, а думала о странном голосе, свистящим шепотом угрожавшим ей по телефону.

Ясно, что это чья-то дурацкая шутка. Но чья?

«Скорей всего, одного из тех, кто был вчера на вечеринке у Мильтона», – решила Сара. Кто-то видел, что они с Лайамом провели вместе много времени и вместе ушли. А может, кто-то видел их сегодня вечером в «Спинакере».

Кто-нибудь из ревнивых женщин-коллег?

Лайам работал в Мур-колледже менее месяца. Неужели за столь короткое время одна из дам настолько увлеклась им, что ей показалось, что она имеет на него больше прав, чем другие? Неужели эта женщина питает к Лайаму такое сильное чувство, что решилась позвонить Саре и угрожать ей?

Да и была ли это женщина?

Трудно сказать. Слышимость была очень плохой. В трубке трещало. Слова были произнесены хриплым шепотом.

Сара почувствовала озноб. Она переоделась. Надела старую пижаму Чипа, шерстяные носки и теплый фланелевый халат. И поставила чайник, собираясь выпить чаю.

Снаружи завывал ветер, стучавший в окна – один из недостатков угловой квартиры. Сара растерла руки и плечи поверх халата и принялась шагать из крошечной кухни в гостиную и обратно, ожидая, когда закипит чайник. Она думала о странном звонке и старалась припомнить лица гостей.

Тех, что были на вечеринке у Мильтона.

С Лайамом здоровалось немало народу. Он со всеми был дружелюбен и сердечен. Было незаметно, чтобы он к кому-то проявлял особое радушие или неприязнь. Девушка постаралась вспомнить, кто из студенток-старшекурсниц или из преподавателей задерживался возле них. Она старалась припомнить малейший намек на особую близость или особое расположение. Может быть, кто-нибудь наблюдал за ними из другого конца комнаты?

Нет. Не было таких.

Сара ходила взад-вперед. Поскрипывали половицы. Засвистел чайник. У Сары появилось искушение позвонить Лайаму. Спросить, что он думает по поводу этого странного звонка. Это хороший предлог поговорить с ним.

Девушка налила в кружку кипящую воду. Теплым паром пахнуло ей в лицо. Она начала понемногу успокаиваться. Положила в кружку меду и смотрела, как он растворяется. Это успокаивает. Сара согрела о кружку руки, потом прошла с ней и села в мягкое низкое кресло у кровати, открыла на нужной главе книгу Пэглиа.

Что-то насчет смены сексуального аппетита. Это должно быть интересно. Но слова расплывались, а мысли снова возвращались к Лайаму.

Может он и правда просто флиртует? Если это так, то почему именно с ней? В тот вечер, когда они впервые встретились в ресторане, Сара вдруг почувствовала, что ее влечет к этому человеку. Но она и не надеялась, что он ее запомнит.

А сегодня за ужином Лайам был просто очарователен с этими своими забавными суевериями. Он, кажется, знает их бессчетное множество. О многих из них Сара даже никогда и не слышала.

Что там приключилось с салфеткой, когда они уже собирались уходить? Ах, да! Она убрала салфетку с колен и начала складывать. Но Лайам остановил ее:

– Сложить салфетку после еды – значит, прекратить дружбу. Я никогда больше вас не увижу, – и он шутливо надул губы.

Такие печальные глаза.

Сара быстро смяла и бросила салфетку. Они оба рассмеялись.

Еще раньше Лайам настоял, чтобы они вместе налили чай, при этом он держал свою руку поверх руки Сары. От этих теплых и удивительно сильных рук, накрывших ее руки, по телу девушки словно искры пробежали.

Но почему Лайам так настаивал, чтобы они вместе налили чай из маленького фарфорового чайника? Что это еще за суеверие? Лайам отказался объяснить. На его лице появилась довольная улыбка, в глазах заплясали чертики, словно он сыграл с ней какую-то замечательную шутку.

Сара снова посмотрела на ту же страницу книги. Чай уже остыл. Остатки его темнели на дне кружки. Нет ли у меня какой-нибудь книжки насчет суеверий?

Может, в одном из этих двух картонных ящиков, которые я так и не распаковала?

Настойчивый стук в дверь заставил ее захлопнуть книгу. Она посмотрела на часы, стоявшие на ночном столике. Почти полночь. Кто бы это мог быть так поздно? Может, Мэри Бет?

А потом неожиданно подумала: а вдруг Лайам?

Девушка вскочила, одернула халат, подтянула пояс, чтобы не было видно мешковатую пижаму.

И снова стук, еще сильнее.

Сара бросила взгляд в зеркало. И поспешила к двери.

– Кто там?

Нет ответа. А потом едва слышно:

– Сара?

Она рывком открыла дверь и охнула.

– Мильтон?

Он стоял в дверном проеме, тяжело дыша. Сейчас он был похож на слона в сером спортивном костюме. Несмотря на холодный осенний вечер и пронизывающий ветер, на лбу Мильтона выступил пот. В неярком свете прихожей было видно, что лицо у него красное. Седые волосы, всегда стоявшие торчком, сейчас были мокрыми и спутанными.

– Мильтон, что случилось?

– Ничего. Я просто бегал и...

Он еще не отдышался и грудь его тяжело вздымалась под просторной серой футболкой.

– Вы напугали меня! Я подумала... Подумала, что...

Я подумала, что у вас сердечный приступ. Сара не закончила предложение.

– С вами все в порядке?

Он глубоко вдохнул и сделал глотательное движение. Прижал обе руки к дверной раме, словно опираясь о нее.

– Да. Все в порядке. Мне надо было сделать в офисе кое-какую работу. Мною овладело беспокойство. Во мне словно пружину завели. И я решил побегать. Я бегал по студенческому городку. Пробегал мимо вас и...

Его серые глаза смотрели на девушку. На ее шею в вырезе халата.

– Мильтон, уже поздно.

Он пожал массивными плечами.

– Бег помогает мне сбросить напряжение.

Почему он заглянул к ней? Он что, собирался посидеть у нее?

Он такой большой! Сара вдруг представила себе, что Мильтон силой прокладывает себе путь в ее квартиру, и ей стало страшно.

Его серые, как серебро, глаза испытующе смотрели на девушку.

– Извините, что побеспокоил вас так поздно. Вы ведь не спали, да?

Через плечо Сары Мильтон бросил взгляд вглубь квартиры. Он что, проверяет, нет ли у меня кого-нибудь? Проверяет, нет ли здесь Лайама?

– Сара, я хотел бы оставить вам ключи. Мне надо будет уехать. По семейному делу. Придется поехать на несколько дней в Атланту. Но я хотел бы, чтобы работа в офисе продолжалась. Вы же понимаете. Нужно просто отвечать на телефонные звонки и проверять почту.

– Нет проблем, Мильтон. Я...

Он протянул ей связку с четырьмя ключами.

– Мильтон, да у вас кровь идет!

Он поднес руку к лицу и с удивлением посмотрел на ее тыльную сторону.

– Ах, да! Но кровь уже почти засохла.

Сара схватила его руку, чтобы осмотреть ее.

– Здесь глубокий порез. Как это вас угораздило?

Мильтон покраснел сильнее, чем обычно.

– Не знаю. Должно быть, порезал обо что-нибудь. Я не помню.

Отпуская его руку, Сара заметила темное пятно на его спортивных брюках. Тоже кровь?

– Не могу поверить, что вы не почувствовали, когда порезались! Тут столько крови!

На лице гостя появилась странная улыбка. Он не отрываясь смотрел ей в глаза.

– Я крупный парень, Сара. Нужен серьезный порез, чтобы я обратил на него внимание.

Мильтон вложил ключи в руку девушки.

– Серебряный ключик от входной двери. Вот этот – от двери офиса.

Он перебирал ключи измазанными кровью пальцами.

– Вот этот, маленький, непохожий на другие, – от запертой картотеки.

Свободной рукой Сара откинула назад волосы.

– Мне он, наверное, не понадобится.

– Так, на всякий случай.

Она указала на четвертый ключ, медный, блестевший ярче других.

– А этот?

Мильтон покосился на нее. Девушке неожиданно показалось, что он видит ее насквозь, читает ее мысли.

– Это ключ от моего дома.

– Да?

– Кто знает, может, когда-нибудь вы захотите зайти.

Теперь его серебряные глаза сияли, как прожекторы. Что он хочет сделать? Загипнотизировать ее?

– Может, когда-нибудь придете в гости... Это будет сюрприз! Я хотел сказать...

– Мильтон, послушайте, я не думаю...

– Просто оставьте его у себя, – неожиданно резко сказал он.

И добавил уже мягче:

– Оставьте его просто на всякий случай.

Мильтон сжал ее руку с ключами. Отвел взгляд от глаз Сары, перевел его на шею девушки.

– Я бы не прочь выпить. А вы? Я знаю, что сейчас поздно, но, может быть...

Он снова тяжело задышал.

Сара снова похолодела от страха. Я вовсе не хочу, чтобы он заходил ко мне в квартиру! Может, я глупо себя веду? В конце концов, я у него работаю. Что может случиться?

Вот именно. Что?

И думать об этом не хочу!

– Извините меня. У меня сейчас нечего выпить. У меня не было времени купить... Я... Сейчас действительно поздно, Мильтон! Как видите, я собиралась лечь спать.

Вы достаточно долго пялились на мою пижаму!

Мильтон вздохнул. Запустил руку в спутанные волосы. Почесал голову. Наклонился вперед. «Он и в самом деле собирается проложить себе дорогу в мою комнату! – подумала Сара и вся напряглась. – Я была права».

Девушка положила руку на дверь, собираясь ее захлопнуть.

Мильтон нахмурился. Снова поднял запачканную кровью руку.

– Мне надо вернуться домой и смыть кровь. И хорошенько вымыться. А выпьем мы как-нибудь в другой раз.

Он коротко рассмеялся, словно сказал что-то смешное.

– Как вы с Лайамом сегодня поужинали?

Сара снова почувствовала озноб. Почему он спрашивает ее об этом? Он что, шпионит за мной? Или шпионит за нами с Лайамом? Потому и пришел?

– Неплохо. Лайам был очень любезен.

Любезен? Это ты удачно выразилась, Сара!

Мильтон снова тяжело задышал, издав какой-то урчащий горловой звук. Снова бросил взгляд вглубь квартиры. Ищет Лайама?

– Он настоял, чтобы я вас пригласил.

– Что?

– На эту вечеринку, на прошлой неделе. Лайам настоял.

– В самом деле? – девушка искренне удивилась.

И почувствовала, что краснеет.

– Я, разумеется, и сам собирался вас пригласить.

Мильтон снова окинул ее взглядом с головы до ног.

– Что ж, Лайам очень обаятельный парень. И очень умный. Настоящий дамский угодник, насколько я понимаю.

Сара смущенно рассмеялась.

– Ну что ж, я буду иметь это в виду.

Пожалуйста, уходите, Мильтон. Ну пожалуйста, идите домой!

– Да. Ну что ж... – он снова оглядел порезанную руку. – Извините, что побеспокоил вас в столь поздний час. Но завтра рано утром я уезжаю. Вернусь в среду. И как это я, в самом деле, порезался? Черт знает что!

– Идите и хорошенько промойте руку, – сказала девушка, довольная тем, что он направился к выходу из здания. – Вам повезло. Зашивать не придется.

Сара закрыла дверь и заперла ее на ключ и на цепочку. Потом прижалась к двери спиной и закрыла глаза. Крепко сжала руку с ключами.

Зачем он принес ей ключ от своего дома? Что он имел в виду, когда сказал, что я могу порадовать его неожиданным визитом?

Какой странный человек! Весь вымазался в крови и даже не заметил!

Девушка открыла глаза и подумала о Лайаме. «Лайам настоял, чтобы я вас пригласил». Так сказал Мильтон.

– В чем дело, Лайам? – пробормотала она вслух.

Неужели это любовь с первого взгляда?

Будь осторожна, Сара! Будь осторожна!

Послушайся Мэри Бет. Ты действительно ни разу еще не выбрала парня, который был бы достоин тебя.

А что если это он выбрал меня?

Проходя мимо кухни она бросила взгляд на стоявший на плите чайник. И вспомнила о книжке про суеверия. Может и правда, я ее упаковала? Совершенно не хочется спать и нет ни малейшего желания читать Камиллу Пэглиа. Можно поискать книжку.

При переезде Сара упаковала четыре картонных коробки с книгами, включая те, которыми пользовалась, когда училась в колледже. На полках в гостиной поместились только книги из двух коробок. Остальные две пришлось засунуть под кровать.

«Мне кажется, что я видела эту книжку в одной из коробок», – сказала себе девушка, становясь на колени и вытаскивая первую коробку. Вместе с коробкой она вытащила облако пыли.

Это должно быть что-то вроде толкового словаря суеверий. Все в алфавитном порядке. Сара пользовалась этой книгой при изучении краткого курса литературы на третьем курсе.

«Я получила „отлично“ за этот курс», – вспомнила она, открывая коробку, вытаскивая книги и складывая их стопкой на коврике у кровати.

Я была такой хорошей студенткой! Может, я так и останусь студенткой до конца своих дней!

Или выйду замуж за Лайама и заживу тихой жизнью студенческого городка.

Не такая уж плохая перспектива!

Сара отыскала книгу на дне первой коробки. Полистала ее. Мелкий убористый шрифт.

Да тут чуть ли не тысяча суеверий, связанных с чаем!

Целых три страницы! Она пробежала глазами «чайный лист, заваривание чая, пузырьки в чае, размешивание чая».

Она остановилась на «разливании чая». И в самом деле, существует суеверие, связанное с разливанием чая. Так, Лайам! Значит, ты решил подшутить над бедной, невежественной, ни о чем не подозревающей Сарой! Так, посмотрим! И что же это за суеверие?

«Ромни Марш, Кент. 1932 год. Если мужчина и женщина вместе нальют чашку чаю, у них родится ребенок».


Глава 19


Белая фарфоровая чашка звякнула о блюдце. Лайам поставил ее на журнальный столик и повернулся к входившей в гостиную Маргарет.

– А вот и я! – женщина сняла черную бархатную шляпу, похожую на котелок, но с широкими мягкими полями, и тряхнула волосами.

Она бросила шляпу на стул у стены и начала стягивать зеленые кожаные перчатки.

– Холодно на улице! Того и гляди пойдет снег!

Лайам положил руку на спинку дивана и наблюдал, как Маргарет сражается с перчатками. У нее были довольно крупные руки, а перчатки – очень облегающие.

– Так куда ты ходила?

Женщина стащила одну перчатку и бросила ее на шляпу. Волосы упали ей на глаза. Она откинула их назад.

– Съездила в Нортпорт. Там есть несколько магазинчиков антиквариата. Очень тихих и совершенно очаровательных.

В дальнем конце комнаты приглушенно работал телевизор. Реклама кока-колы. Ряд мелькающих картинок. Все пьют кока-колу.

– Ты что-нибудь там купила?

– Нет. Просто побродила. Может быть, я туда еще вернусь, – вздохнула она. – Я знаю, ты считаешь, что нет смысла открывать здесь магазин. Слишком маленький городок. Но если бы мне удалось продавать хотя бы несколько больших вещей в месяц...

Лайам не стал слушать. Он вздохнул, подвинулся и снова повернулся к телевизору.

– Хочешь чаю? Чайник еще горячий.

Она не ответила. Он слышал, как женщина открыла дверцу встроенного шкафа и понял, что Маргарет повесила пальто. Несколько секунд спустя она села рядом с ним. От ее свитера и длинной юбки все еще веяло холодом. Женщина похлопала Лайама по руке и улыбнулась, внимательно глядя ему в глаза.

– А чем ты занимался после обеда?

– Ничем особенным.

Он снова сосредоточился на экране телевизора. Вот-вот должен был начаться выпуск местных новостей.

– Ты уже ужинал?

– Еще нет.

Маргарет все еще держала свою руку поверх руки Лайама, согревая ее.

– Лайам, ты что, так и просидел здесь полдня? Почти не вставая?

Он вздохнул. И убрал руку. Постарался поглубже закутаться в свой свитер с большим воротником.

– Да, так и просидел.

Маргарет прикусила нижнюю губу.

– Это же скучно!

– Маргарет...

Женщина вскочила с дивана, чтобы уклониться от его пристального взгляда и подошла к журнальному столику с другой стороны, закрывая Лайаму экран.

– Значит, ты полдня ничем не занимался? Напрасно потратил полвоскресенья?

Он не ответил.

– Почему бы тебе не позвонить Саре? Она могла бы тебя развеселить!

Лайам махнул рукой.

– Мне из-за тебя не видно!

Маргарет что-то недовольно пробормотала, но отошла в сторону.

– А Саре я звонил, – сказал он, не отрывая глаз от экрана. – Мы поговорили о том, как хорошо провели время вчера вечером.

Маргарет саркастически рассмеялась.

– Два ужина со знаменитым профессором и бедная девочка уже по уши влюблена?

Лайам впервые за весь вечер немного оживился. Глаза его сверкнули. На губах появилась легкая улыбка.

– Вполне возможно!

Маргарет улыбнулась ему в ответ.

– Кто же может перед тобой устоять? Особенно, когда ты включаешь свое обаяние на полную мощь!

– Ну, у меня это получается вполне естественно. Мне не приходится себя заставлять, – он улыбнулся, демонстрируя прекрасные зубы.

– Да ты еще и скромен! Это одно из твоих самых неотразимых достоинств!

– Тебе не идет сарказм, дорогая!

Лайам перевел взгляд с Маргарет на телевизор. Опять реклама.

– Тебе она и в самом деле очень нравится? – руки женщины были сложены на груди, глаза смотрели на Лайама.

Он потер гладко выбритый подбородок.

– Нравится ли мне Сара? Пожалуй. Она замечательная!

– Я очень рада за тебя.

– Я назначил еще одно свидание на будущую субботу, на вечер. Похоже, девушка была довольна. Мы ведь на субботу ничего не планировали, правда?

– Нет. Ничего. Сара сейчас самое главное! – в ее обычно ласковом голосе послышался упрек. – На этот раз ты должен добиться успеха, Лайам!

Он похлопал ее по руке.

– У меня есть хорошее предчувствие в отношении Сары.

Маргарет поежилась и убрала руку.

– Я, пожалуй, все же выпью чаю. Не понимаю, почему ты не захотел работать в Калифорнийском университете! В Лос-Анджелесе сейчас, наверное, под тридцать градусов! А здесь...

Лайам поднял руку.

– Тсс!

Он наклонился вперед и прищурившись, смотрел на экран.

– Еще одно жестокое убийство в районе студенческого городка...

Блестящий пластмассовый пакет с телом. Мрачные лица медиков, поднимающих тело на носилки.

Лайам вскочил, сжав кулаки. Едва не перевернул журнальный столик. Обошел его. Подошел поближе к экрану, внимательно глядя в телевизор.

– Лайам! – резко окликнула его Маргарет.

– Андреа! Бедная женщина... – пробормотал он, качая головой, сжимая и разжимая кулаки.

Он остановился в нескольких дюймах от экрана.

– Как удалось выяснить, жертва была агентом по недвижимости и владелицей нескольких сдаваемых в наем домов...

Маргарет схватила Лайама за руку.

– Выключи ты это! Пойдем отсюда! Пойдем, тебе говорю!

Он с трудом отнял у нее свою руку, не отрывая глаз от телевизора. Яркий свет в ночи. Мрачные лица полицейских. Белые халаты деловито снующих медиков.

– Полиция разрабатывает несколько версий. Детектив Монтгомери заявил, что арест неминуем.

– Бедная женщина! – глаза Лайама увлажнились.

– Лайам, выключи! Говорю тебе! – нетерпеливо повторила Маргарет, снова пытаясь взять его за руку. – Нет смысла себя мучить!

Он повернулся к ней, глаза его сверкали.

– Я должен это видеть! Должен!

Маргарет вздохнула.

– Что сделано, то сделано, Лайам! Послушайся меня! Сделанного не воротишь!

На мрачном лице Лайама отразилось синее свечение экрана. Выпуск новостей закончился. Мужчина подошел к клетке с крольчихой.

Наклонившись, он смотрел на животное, что-то бормоча по-гаэльски, снова и снова повторяя одну и ту же фразу. Крольчиха посмотрела на хозяина, ожидая морковку.


Глава 20


Сара раздвинула ноги. Подняла колени. Обняла руками теплую спину Лайама и закрыла глаза, когда он проскользнул внутрь нее.

– О-о-ох! – тихий стон, первый стон наслаждения.

Он довольно долго не двигался.

От него так чудесно пахнет. Чудный запах мыла.

Неужели все это происходит на самом деле?

Неужели это случилось так скоро?

Да. Теперь мужчина целует ее маленькие груди. Покачивается на ней.

– О! О... О, Боже!

Глаза девушки крепко закрыты, словно она старается удержать прекрасный сон.

– О! О... О...

Мужчина опять неистово целует ее. Целует ее груди и нежную кожу между ними.

Он скользит так легко. Снова и снова.

Теперь быстрее.

Сара крепче прижимается к Лайаму и движется вместе с ним.

О, Боже!

Его теплая щека прижимается к ее щеке. Он дышит ей в ухо. У нее мурашки бегут по коже.

Такой чудесный запах мыла!

Его мягкие волосы касаются ее лица.

– О... О... О... О...

Очень ровный ритм.

Это происходит на самом деле.

Все это реально, реальней некуда.

Ничего лучше и представить себе нельзя!

Ей приходится открыть глаза и убедиться самой. Карие глаза Лайама пристально, не мигая смотрят на нее, словно видят ее насквозь.

Он не улыбается. Губы его плотно сжаты.

Девушка огорчена.

Большие карие глаза словно прожигают ее насквозь. Жгут и жгут. Он не улыбается.

Теперь Лайам двигается быстрее. Скользит. Вниз, навстречу ей. Вверх. И снова вниз, навстречу. Там, где они касаются друг друга, убыстряется ритм. Убыстряется дыхание.

И вот он взрывается, не предупреждая ее. Легкие вскрики.

Падает на нее. Прячет лицо между ее грудями.

Она также кончает с легкими содроганиями. Очень легкими. Ее руки становятся вялыми, скользят к его плечам.

Девушка вздыхает.

Через некоторое время Лайам поднимает голову и улыбается. Наконец-то он улыбается. Карие глаза нежно смотрят на Сару. Сейчас они похожи на глаза медвежонка. Лайам приподнимается. Его влажная кожа прижимается к влажной коже девушки. Он целует ее в губы. Его язык скользит по ее губам, касается ее языка.

Долгий поцелуй. Мужчина еще глубоко погружен в нее. Он целует ее так, словно не хочет, чтобы все это кончилось.

Я только что занималась любовью с Лайамом.

Так скоро! Так скоро!

Я так счастлива!

«Это все из-за нарциссов!» – думает Сара, отвечая на его поцелуй, и обеими руками приглаживает назад его влажные каштановые волосы.

Он пришел к ней, в ее квартиру, с букетом нарциссов, золотых, как июльское солнце.

Сара прижала обе руки к лицу.

– Где это вы в октябре нашли нарциссы? – воскликнула она.

Отправляясь открывать дверь, девушка собиралась вести себя сдержанно. Она сделала глубокий вдох и постаралась придать своему лицу загадочное выражение.

Но, увидела нарциссы, забыла обо всем.

– Откуда вы знаете, что нарциссы – мои любимые цветы?

– Немного волшебства! – ответил Лайам и улыбнулся.

По его улыбке было видно, что ее реакция на цветы доставила ему большое удовольствие.

Он сунул ей в руку букет, завернутый в белую бумагу.

– Волшебство – это ответ на оба вопроса!

Сара засмеялась.

– Я и не догадывалась, что сегодня вечером ужинаю с волшебником!

Следом за Сарой Лайам прошел внутрь квартиры, окинул взглядом маленькую гостиную.

– Да, да! Я знаю, что вы не догадывались.

– Они просто прекрасны. Вы сами их вырастили, мистер Волшебник? Или это одно из ваших чудес и они появились прямо у вас в шляпе?

Лайам усмехнулся и потер подбородок.

– Просто у меня есть волшебная кредитная карточка. А появились они, наверное, где-нибудь в Южной Америке. Хорошая квартирка, Сара! Уютная.

– Вы имеете в виду – крошечная.

– Да, я имел в виду – крошечная.

Они оба рассмеялись.

Лайам пошел следом за ней в кухню.

– Кажется, я привезла с собой одну вазу, – сказала Сара, открывая дверцу шкафчика. – Но куда же я ее поставила? Половина моих вещей еще в коробках. Может, это от того, что я никак не могу поверить, что я снова вернулась в этот городок!

Он рассмеялся и подошел ближе к ней.

– Чувствуется, что вы будущий психолог!

Девушка повернулась и внимательно посмотрела на него. Сегодня на нем были прямого покроя джинсы и коричневый спортивный пиджак с заплатками на локтях. Под пиджаком кремовый свитер.

На ногах черные ковбойские сапоги. Довольно типичная одежда для преподавателя колледжа.

Сара была рада, что оделась попроще. На ней был серебряно-серый свитер с большим воротником и черные шелковые слаксы. Наряд дополняли черные стеклянные бусы – подарок Чипа. Бусы зазвенели, когда она потянулась, чтобы достать вазу с верхней полки.

Что-то бормоча про себя, Лайам начал разворачивать цветы.

– Нам нужны два нераспустившихся бутона, – совершенно серьезно объявил он.

Сара обернулась.

– Это для чего?

– Мы должны поставить их отдельно в стакан с водой. Есть очень древнее суеверие, позволяющее определить, станут ли мужчина и женщина любовниками.

Сара наполнила вазу водой из крана.

– Что ж, попробуйте! Вы меня заинтриговали.

– Берем два нераспустившихся бутона и ставим их в воду отдельно от других цветов. Если они повернутся к друг другу или сплетутся, то это знак настоящей любви.

Сара улыбнулась, отчасти от того, что он был так серьезен.

– А если цветы отвернутся друг от друга?

Глаза Лайама вспыхнули.

– Тогда мы возьмем другие цветы!

Кажется, я ему и в самом деле очень нравлюсь.

Девушка почувствовала, как забилось ее сердце.

Она взяла нарциссы за стебли и приготовилась опустить их в вазу.

Но, к ее удивлению, Лайам наклонил голову и поцеловал ее. Он едва не промахнулся. Его теплые влажные губы коснулись ее нижней губы. Девушка покачнулась и, восстанавливая равновесие, подняла голову, чтобы ответить на его поцелуй.

Нарциссы выпали у нее из рук и упали на стол. Желтые бутоны ударились друг о друга, цветы сплелись. Желтый цвет смешался с зеленым.

* * *


В ресторане к их столику подошла молодая женщина. Лайам держал руку Сары, но при виде подошедшей дамы быстро отпустил ее.

– О, доктор О'Коннор! И снова неожиданная встреча!

Женщина не отрывала глаз от Лайама, словно он был один.

Сара обратила внимание, что незнакомка очень хорошенькая – с круглыми зелеными глазами, высокими скулами и вьющимися рыжевато-каштановыми волосами. На ней было зеленое платье, напоминающее длинный свитер, и зеленые колготки.

– Сара, это Девра Брукс, – небрежно произнес Лайам.

Кажется, он не слишком удивился, увидев ее.

– А это Сара Морган. Вы не встречались на вечеринке у Мильтона?

Женщины отрицательно покачали головами. Поздоровавшись с Сарой, Девра тут же снова повернулась к Лайаму.

– Очень неплохой ресторан, не правда ли? Я частенько сюда прихожу.

– Мы только что сделали заказ, а пока довольствуемся водой! – сказал он, глядя на Сару.

Он поднял стакан, словно собирался произнести тост в честь Девры.

Молодая женщина рассмеялась.

– Я тут с друзьями, – она кивнула в сторону столика, где сидели три женщины. – Я только подошла поздороваться. Я видела, как вы вошли. Как тебе нравится Мур-колледж?

– Пока ничего. Вот, завел новых друзей, – он нарочно улыбнулся Саре.

Девра оглянулась на свой столик. Официант расставлял на нем тарелки с жареными цыплятами и свиными ребрышками.

– Мне пора к своему столику. Заходи как-нибудь. Поговорим о Чикаго! Я живу на Тремонт-стрит.

На полпути к своему столику Девра обернулась к Саре.

– Приятно было познакомиться.

Она вернулась к своим друзьям.

Сара выпила воды.

– А кто она такая?

– Девра? Студентка-старшекурсница. Училась у меня в Чикаго. В прошлом году перевелась сюда. Я встретил ее на вечеринке у Мильтона.

Мне не зря показалось знакомым ее лицо! Да, теперь я припоминаю, что видела ее там. Трудно забыть эти рыжие волосы. Очень эффектные.

– Славная девушка, – пробормотал Лайам, взгляд его неожиданно стал рассеянным.

Официант поставил на стол заказанные ими раковины.

– Вы были близки со многими женщинами?

Она выпалила это раньше, чем поняла, что говорит.

Что-то во взгляде Девры на Лайама вызвало к жизни этот вопрос. Но она вовсе не собиралась задавать его вслух!

У Сары перехватило дыхание. Ей очень хотелось взять свои слова обратно. Хотелось провалиться сквозь землю.

Ну как она могла задать подобный вопрос?

Девушка заставила себя поднять глаза на Лайама.

Он наклонился ближе к ней, глаза сверкали лукавством.

– Вы знаете старинную ирландскую поговорку: «Никогда не задавай вопросов кошке?»

– Что? Нет, я... – Сара разволновалась.

Лайам наклонился еще ближе.

– А знаете, почему нельзя задавать кошке вопросы? Потому что она может и ответить!

Он подождал, пока она рассмеется и засмеялся вместе с ней.

Лайам взял ее руку двумя своими.

– У вас чудесный смех. Очень музыкальный!

Может быть, дело было не в нарциссах.

Может, именно в тот момент, когда он взял мою руку, время остановилось.

Может быть, именно в этот момент я в него и влюбилась?

Влюбилась?

Сара окинула взглядом переполненный ресторан. Основные цвета – розовый и голубой. Столы в стиле пятидесятых годов. Бумажные матики под блюда. На них название ресторана – словно веревкой выведено: «Техас». На стенах громадные ковбойские шляпы. На стене бара вокруг зеркала – рога.

У стены – музыкальный автомат. Слышится музыка в стиле «кантри». В центре зала – открытая кухня, откуда доносится запах дыма, жареных цыплят и свиных ребрышек.

Что может быть прекраснее? Что может быть романтичнее?

Интересно, Лайам так же увлечен ею, как она им? Кажется, да. Они подняли рюмки с вином, чокнулись и выпили «за новую дружбу».

Беседа текла легко и непринужденно. Они много смеялись. Он постарался, чтобы Сара чувствовала себя свободно. Настолько свободно, что она, не колеблясь, брала липкие, обмазанные соусом ребрышки обеими руками. Ну и что, если ее лицо станет липким и густой красный соус начнет капать на подбородок?

Казалось, им о многом нужно было поговорить, многое хотелось рассказать друг другу. Лайам одну за другой рассказывал ей истории, заставляя девушку смеяться. И как он только все их помнит!

С отгороженного столика в углу донесся взрыв визгливого хохота. Сара повернулась и увидела, как женщины средних лет подняли пивные кружки. Одна из них что-то сказала. Все трое откинули назад головы и снова рассмеялись.

Лайама это явно позабавило. Он улыбнулся.

– Мне вспомнилась старая ирландская сказка про лиса, – сказал он. – Было у этого лиса трое лисят.

Захотелось ему узнать, кто из них сможет выжить в этом мире. Отвел лис лисят к большому дому на краю леса.

Остановившись позади дома, лисы прислушались. Они услышали голоса и взрывы смеха, доносившиеся из дома. Старый лис попросил двоих младших сказать, кто, по их мнению, сейчас в доме.

– Мы не знаем, – ответили оба.

И тогда старый лис спросил третьего лисенка.

– Кто, по-твоему сейчас в доме?

Юный лис прислушался к громкому разговору и смеху в доме и ответил:

– Две женщины или двенадцать мужчин.

– Да, ты не пропадешь на этом свете! – заключил старый лис.

Лайам усмехнулся, глядя на Сару.

Она неодобрительно нахмурилась и шутя шлепнула его по тыльной стороне руки.

– Ну, Лайам, эту историю придумали те, кто недолюбливает женщин!

– Да, верно. А вас не удивляет, что ирландские сказки политически некорректны?

– Ну как вам сказать...

Его лицо стало серьезным.

– Я собираю материал для книги на эту тему. Это будет нечто вроде «Роли секса в ирландских легендах». Напишу о том, как эти легенды отразились на жизни общества. Эта книга станет бестселлером, а?

Взглянув через плечо Лайама, девушка увидела, что Девра и ее подруги надевают пальто и собираются уходить. Девра повернулась и махнула Лайаму. Она что-то сказала, но ее слова потонули в гуле голосов переполненного ресторана.

Сара не знала, заметил ли Девру Лайам. Он пристально смотрел на Сару. В его взгляде было чуть ли не обожание.

– Ваша знакомая помахала вам, – начала она.

Но Лайам протянул руку над столом и закрыл девушке рот ладонью.

– Тсс!

Сара прислушалась. Били часы. Старинные часы. В ресторане, оформленном в духе вестернов, рядом с дубовой стойкой бара они были не совсем к месту. Лайам отнял ладонь от губ девушки только, когда часы пробили девять раз. Девять часов.

Отняв руку, он наклонился и поцеловал ее в губы. Поцелуй был нежным и длился всего несколько секунд.

– Зачем вы это сделали? – спросила Сара, не дыша.

Он улыбнулся.

– Потому что вы мне нравитесь.

– Нет, я имела в виду, почему вы закрыли мне рот рукой?

– Били часы. Не следует говорить, когда бьют часы. Иначе это может принести большое несчастье.

Было в его серьезном лице нечто такое, отчего Сара рассмеялась.

– Проходя мимо кладбища, вы задерживаете дыхание?

Он кивнул.

– Да, задерживаю.

– Лайам, откуда вы узнали обо всех этих суевериях? И как вы можете все их помнить?

– Мой отец... Это у меня от отца...

Сара удивленно посмотрела на него.

– Ваш отец? Но вы говорили, что ваш отец был фермером!

– Да, он был фермером. Если вы живете на ферме, у вас достаточно времени, чтобы рассказывать истории. Мой отец во многих отношениях был простым человеком. Очень суровым и тихим. Но он был замечательным рассказчиком.

Лайам опустил глаза и поиграл вилкой и ножом, сложенными на тарелке крест-накрест.

– Кофе?

– Что?

– Хотите кофе или какой-нибудь десерт? Они здесь делают поразительный сырный кекс, тяжелый, как цемент.

– Почему бы нам не выпить кофе у меня?

Сара произнесла это довольно небрежно. Но когда она это сказала, то поняла, что собирается с ним переспать.

Когда они вошли в ее квартиру, она протянула руку к выключателю. Но он поймал ее руку. Они поняли друг друга в темноте. Оба неловко захихикали. Оба были охвачены желанием.

Сара потащила его в спальню. По пути Лайам сбросил сапоги.

Но неловкость закончилась, когда он начал ее ласкать, когда он стал ее целовать, лег на нее, когда он оказался внутри нее.

И потом они обнимали и ласкали друг друга. Им все не верилось, что это происходит на самом деле. Сара поцеловала Лайама за ухом, вдыхая чудесный запах его волос.

– Тебе это не напоминает историю про лиса? – спросила она шепотом.

Комната была освещена тусклым светом уличных фонарей. Его глаза сверкнули в полутьме.

– Напоминает!

Девушка прижала палец к его губам.

– Ничего не говори.

Ее руки скользнули по его спине, оказавшейся на удивление мускулистой. Лаская и обнимая его, Сара видела, что возбудила его.

Они снова занялись любовью. На этот раз Лайам закрыл глаза. Их тела, уже влажные и горячие, медленно и слаженно двигались. Их тела уже знали друг друга. Знакомые незнакомцы.

Девушка двигалась под ним, наблюдая за его лицом. Темные брови над закрытыми глазами. Рот замер в блаженной полуулыбке. Такое красивое лицо нависло над нею! Сара взяла это лицо обеими руками, притянула к себе и поцеловала. Долгий поцелуй, горячий и крепкий. А их языки все исследовали, все дразнили...

Саре не хотелось, чтобы все это кончилось. Но Лайам закончил поцелуй и уткнулся лицом в ее плечо. И взорвался в ней с тихим сдавленным криком.

Они молча обнимали друг друга.

Потом Сара тихонько сказала:

– Мы забыли о кофе!

Они смеялись долго и весело. Хотя на самом деле тут не было ничего смешного. Просто им было весело и они смеялись. Смеялись, возвращаясь из рая на грешную землю.

Несколько минут спустя Лайам оделся и поцеловал Сару на прощанье, пожелав спокойной ночи. Она надула губки.

– Ты не останешься? Ты что, беспокоишься о моей репутации? – поддразнила его девушка.

– Маргарет будет беспокоиться обо мне.

Сара кивнула в сторону гостиной.

– Так позвони ей! Скажи, чтобы не беспокоилась!

– Нет. Я лучше пойду. Я не хочу злоупотреблять твоей любезностью.

Так формально.

И снова поцелуй. Потом еще один. Обнаженные руки девушки обвились вокруг его шеи.

А потом он ушел. Дверь квартиры с тихим стуком закрылась за ним.

Сара лежала на влажной подушке, все еще чувствуя покалывание в ногах.

Что же это я делаю?

Что же я сделала?

Как же это могло произойти так быстро?

А потом: Тебе двадцать четыре года, Сара! И не так уж быстро все произошло. Тебе потребовались годы, чтобы найти того, кто тебе действительно нужен.

Того, кто тебе нужен.

Лайам.

Она облизала губы, все еще чувствуя на них вкус его поцелуев. Провела рукой по обнаженному животу, все еще ощущая его на себе.

Пятнадцать минут спустя зазвонил телефон, разбудив ее. Она и не заметила, как задремала.

И снова звонок.

Пошатываясь, она поднялась. Голова кружится. Ноги дрожат.

Лайам?

Да, конечно! Как это мило с его стороны!

Сара прошла в темную гостиную. Шторы не задернуты. Из окна падает синевато-серый свет.

Девушка подняла трубку, когда раздался третий звонок. Ей очень хотелось услышать его голос.

– Алло!

– Держись подальше от Лайама!

Это совсем не тот голос, который она ожидала услышать. Это противный хриплый шепот, тот же, что и неделю назад.

– Ты хочешь умереть? Это не шутка! – Держись подальше от Лайама!

– Кто? Кто это? – запинаясь, сердито крикнула она. – Кто это? Кто?


Глава 21


Вспоминая свой дом в Ирландии, Лайам всегда вспоминал запах бекона. Бекон, ломтики турнепса, лук, жаренный на печи в просторной кухне, самой большой комнате маленького фермерского дома. Его дед построил этот дом собственными руками.

В 1970 году Лайаму было десять лет, Маргарет – девять. Коричневые поля были пусты и унылы, как взгляд его отца.

– Удача покинула нас, – сказал однажды сыну Рори О'Коннор.

Других объяснений мальчик не получил. Подобно ирландцам из народных сказок, отец считал себя обязанным читать и рассказывать сыну сказки, но сам он был человеком немногословным.

– Удача покинула нас!

Соседи-фермеры один за другим уезжали в города, чтобы найти там работу. Свои фермы они оставляли большим компаниям, которые могли с ними справиться.

Но отец Лайама упорно отказывался уезжать. Он продолжал жить там, где кончались мощеные дороги и простирались усыпанные камнями неогороженные поля. Рори настаивал на том, чтобы его семья занималась сельским хозяйством, которое к тому времени уже почти вымерло в Ирландии.

Лайаму пришло в голову, что его отец ведет себя так, словно прячется. Прячется от современного мира.

– Отец, почему у нас всегда неурожай картофеля? – спрашивал Лайам, дергая лямки мешковатого поношенного комбинезона из джинсовой ткани. Лайам был таким худым и бледным, что просто утопал в своей одежде. Он никогда не был таким крепким и розовощеким, как Маргарет. Он был темноволосым и серьезным. По его глазам можно было подумать, что мальчик много старше своих лет.

– Это все удача. Она отвернулась от нас, – повторял Рори, глядя в стену.

В доме удачи им тоже не было. Лайам видел это по глазам отца, в которых порой блестели слезы, понимал по тяжелым отцовским вздохам. Несмотря на огонь в камине, ему было холодно в родном доме.

Мальчик все еще до конца не осознал, что мать умерла. Ее не стало полгода назад. Но он чувствовал только неясную печаль. Пустоту. И тупую боль в животе.

Без мамы, без ее белокурой кудрявой головки, без ее голубых глаз и бледного веснушчатого лица, дом казался темнее.

Слезы часто набегали на глаза Рори. А Лайам не мог плакать. Хотя и пытался. На похороны из города приехали мужчины в черных костюмах. Они и их мрачные жены поели и попили, помянули усопшую, помолились за нее, принесли Лайаму с отцом свои соболезнования и удалились, грохоча тяжелыми башмаками. (Лайам знал, что никогда не забудет этого грохота.) После того как приезжие с мрачными лицами растворились во мраке ветреной ночи, Лайам заперся в своей комнате, бросился на постель и попытался заплакать.

Он старался изо всех сил. Напрягал мускулы лица.

Старался выдавить слезы. Все напрасно.

На душе у него было очень тяжело. Мальчик знал, что больше никогда не увидит свою мать, никогда не услышит ее милый музыкальный голос, никогда больше не почувствует на своем затылке ее ласковую руку. Никогда больше она не пригладит его темные волосы.

Почему же он не может плакать?

Лайам щипал себе щеки, кусал язык.

Но слез не было.

Из соседней комнаты послышался плач. Это отец. Он громко рыдает.

Лайам открыл рот и попытался издать тот же звук.

Он лежал на спине и смотрел на низкий потолок с паутинкой трещин. Пытался представить себе мать. Пытался представить ее лицо.

Ему хотелось внимательно рассмотреть это лицо. Так, чтобы оно навечно запечатлелось в его памяти.

Неужели он его забудет? Мама, неужели я забуду, как ты выглядишь? Неужели я забуду твой голос?

Но даже эта ужасная мысль не вызвала слез.

Лайам поднялся, чувствуя еще большую пустоту в душе. Ему хотелось знать, видит ли его с небес его мать. Видит ли она, что он не в состоянии плакать?

Полгода спустя боль была уже не такой острой. Лайам знал, что слезы придут. Но когда?

Мать умерла и удача отвернулась от них. Теперь им уже не удавалось вырастить хороший урожай. Кустики картофеля рыжели и увядали, несмотря на полив и тщательный уход, который обеспечивал им Рори.

– В этой старой земле не осталось больше ни капли удачи, – говорил отец бледному встревоженному сыну.

Козы росли тощими, блеяли тихо и печально.

– Нет больше удачи на этой ферме! – снова и снова бормотал Рори.

На каминной полке стоял портрет матери, у которого постоянно горели две зажженных свечи. Это был ее единственный портрет, сделанный профессиональным фотографом в ателье. Вокруг фотографии была прикреплена тонкая цепочка с серебряным крестом. Мать носила ее на шее. Рядом с портретом – вырезанный из дерева листок клевера, необычный, с четырьмя лепестками. Он был выкрашен зеленой шелушащейся краской.

Отец Лайама проводил все больше и больше времени у камина, глядя полными слез глазами на молодую женщину на портрете, светловолосую и сияющую.

Лайам знал, что не будь рядом с ним Маргарет, он бы давно погрузился в пучину отчаяния. Он знал, что без нее его жизнь была бы еще более унылой, чем голые картофельные поля.

Своим веселым смехом, блестящими зелеными глазами и золотыми, как солнце, волосами Маргарет согревала и освещала мрачную и холодную жизнь Лайама.

Дети проводили вместе целые дни, гоняясь друг за другом по каменистым пастбищам. Вместе пытались отыскать потаенные сокровища гномов, зарытые где-то под деревьями. А по вечерам собирали в банки многочисленных светлячков. Они были «сверкающими алмазами» Маргарет.

Еще тогда Лайам пообещал, что они всегда будут вместе.

Еще тогда.

Пообещал несмотря на то, что Рори решил покинуть ферму, оставив позади все их несчастья и неудачи.

– Мы что, в самом деле переедем в Америку, а, пап? – спрашивал Лайам, у которого только что начал ломаться голос.

Мальчиком владели смешанные чувства – ему не хотелось покидать родные места, но было интересно увидеть другую страну.

День был хмурый. В комнате царил полумрак. У стола Рори резал бекон. Он искоса взглянул на сына. На сковородке уже подрумянивался лук. Он шипел и благоухал.

– Я жду письма от твоего кузена из Иллинойса.

Иллинойс. Отец особенно нажимал на букву "G". Лайаму хотелось знать, что там за жизнь? На каком языке там говорят?

– А что мы там будем делать? Купим ферму?

Отец пожал плечами. Движения стали медленнее. Лайам смотрел на его узловатые мозолистые руки.

– Разве мы не можем переехать в Дублин?

Рори перестал резать и, прищурясь, посмотрел на сына.

– А что нам там делать? Попрошайничать на улицах?

– Но ведь Шизы переехали в Дублин. И Рейли тоже теперь живут в городе.

– Это не для нас, Лайам!

Рори смутно представлял себе городскую жизнь. Он родился в Гелвей Бей, на крошечном зеленом острове. За всю жизнь лишь один раз был в большом городе и был им очень напуган.

– На этих асфальтированных улицах нет места эльфам и феям, – сказал он как-то Лайаму.

Но верил ли сам он в эльфов и фей?

Иногда Лайаму казалось, что отец в них верит. Вечерами Рори рассказывал сыну сказки. Это были истории о эльфах и феях, живших недалеко от их фермы, истории о гномах, духах, плачем предвещающих смерть, волшебных конях, русалках и о человеке, носившем голову под мышкой. (Как часто потом многие из них являлись мальчику во сне!)

Рори умел оживить в воображении эти странные существа.

Иногда вечерами отец и сын сидели у камина и читали, склонившись над книгой, лежавшей на коленях. Маргарет обычно сидела на маленькой скамеечке у дивана. Отсветы огня прыгали по страницам книги. Лайам не всегда понимал смысл прочитанных историй. Но ему нравился их язык, их мрачный юмор. Он очень любил слушать отца, который с выражением читал каждое предложение, каждый абзац. Рори читал с большим энтузиазмом. Чтение было единственным утешением в его жизни.

А теперь они должны были уехать с фермы, уехать из Ирландии.

– Мы не можем остаться, раз наше везение кончилось, – мрачно объяснял Рори.

А как же феи и эльфы? Они тоже поедут с ними?

– Так что же мы будем делать в Иллинойсе? – Лайам тщательно выговорил незнакомое название.

– Ты пойдешь в школу и станешь образованным человеком, – Рори закончил резать бекон, опустил его в шкворчащий лук и взял деревянную ложку, чтобы помешать.

– Но американские дети богатые. Я им не понравлюсь. Там все люди ездят в дорогих машинах и стреляют друг в друга.

Рори усмехнулся.

– Ты слишком много смотришь телек!

В сковородке шипел турнепс.

– Лайам, чего бы ты хотел сегодня на ужин?

Лайам сделал вид, что думает.

– Как насчет бекона?

– Хорошая мысль!

Это была одна из их постоянных шуток.

* * *


Детство Лайама кончилось совершенно неожиданно, за несколько недель до того, как ему исполнилось двенадцать лет.

Стоял теплый весенний вечер. Через открытое окно спальни доносился сладкий аромат клевера. Лайам лежал на животе на потертом шерстяном коврике и при неярком свете заката читал книжку о путешествиях в космосе. Может, он так готовился к переезду в Иллинойс?

На книгу упала тень. Лайам поднял голову. Он думал увидеть Маргарет. Вместо нее рядом с ним стоял отец. Лицо его было суровым, глаза усталыми, на лбу появились новые морщины. Он задумчиво смотрел на сына.

– Пойдем со мною, Лайам!

– Я только хотел закончить главу.

Лайам часто произносил эти слова. Он знал, что отец очень одобрительно относится к чтению.

Но на этот раз отец только холодно посмотрел на него.

– Пожалуйста, пойдем со мной!

«Может, я что-нибудь натворил?» – подумал Лайам, пытаясь найти объяснение суровости отца, настойчивости и отчужденности в его голосе.

Мальчик закрыл книгу и встал. Одернул голубой свитер, надетый поверх джинсов и следом за Рори пошел по лестнице. Они вышли через заднюю дверь.

Над цветущими деревьями догорали последние красные лучи закатного солнца. Незасеянные поля казались розовыми, похожими на обнаженную кожу.

– Куда мы идем, отец?

Рори не ответил.

Он быстро шел, широко шагая по влажной земле. Лайам едва поспевал за ним.

– Мы идем в город?

Маленький городок. Почта и магазинчик. Бензоколонка. Два обветшалых склада возле железнодорожных путей.

Обычно они выходили из дому через парадный вход и шли вдоль шоссе. Если мимо на открытом грузовичке ехал сосед, он подвозил их. Но сегодня они с отцом пошли по проселочной дороге. Это была грунтовая дорога, которая шла через поля. Минувшей ночью прошел дождь, настоящая весенняя гроза. Дул сильный ветер, сотрясавший почки на деревьях и заставлявший коз искать укрытия в сарае. Дорога все еще не высохла. Местами на ней стояли лужи.

– Отец, подожди! Мы идем в город? Что случилось?

Рори шел, наклонясь вперед, размахивая узловатыми руками. Темные волосы его развевались. Он не замедлил шаг.

"Странно. Что-то тут не так, – подумал Лайам. – Что-то не ладно".

За ними увязались два сеттера. Они взволнованно бежали следом, периодически тыкаясь носом друг в друга. Их рыжая шерсть была влажной и спутанной. Рори обернулся и сердито закричал:

– Домой! Марш домой!

Обычно в таких случаях собаки напрочь игнорировали его команды. Но сегодня по голосу отца они поняли, что нужно подчиниться. Сеттеры остановились поджав хвосты и виновато опустив головы. Шумно дыша они смотрели и ждали.

– Домой!

К удивлению Лайама, обе собаки повернулись и послушно побежали назад, на ферму. Где-то поблизости каркнула ворона. Поднялся вороний гвалт. Лайам увидел, что отец моргнул. Мальчик знал, что вороны – плохой знак. Эти птицы – вестники смерти.

Отец и сын молча шли по голым полям. Догорали пурпурные краски заката. Они подошли к магазинчику и до Лайама донеслись голоса. Магазин был одноэтажным зданием, стоявшим на перекрестке. Были слышны взволнованные голоса и крики. Мальчик увидел, как двое мужчин в черных костюмах торопливо обошли здание сзади.

О'Конноры пересекли улицу. Рори замедлил шаг. Положил тяжелую руку на худенькое плечо сына.

Они обошли магазин и по вымощенной камнем тропинке прошли к складу.

Возле магазина стояли две небольших машины, а посреди улицы – открытый грузовичок со включенными фарами.

Впереди показался склад, размером с хороший сарай. Лайам увидел полицейские машины. Они стояли у входа в склад, нос к носу, в форме буквы "V". Правее патрульных машин стояла бело-красная машина «скорой помощи». На крыше ее горел красный мигающий фонарь.

Лайам услышал крики. Сердитые крики. Гул голосов.

Держа руку на плече сына, Рори провел его вдоль дощатой стены склада к его задней части.

В сгущающихся сумерках суетилось много народу. Лайаму все это показалось похожим на пьесу. Именно так он и представлял себе пьесы, когда они читали их с отцом. Казалось, каждый из присутствующих играет определенную роль. Полицейские в темной форме, медики в белых халатах, плачущая женщина, которую утешают двое мужчин.

Что же они все здесь делают?

И почему отец привел его на это странное представление?

Полицейские стояли плотным кружком возле стены склада. Рори подвел сына ближе. Башмаки вязли в размокшей грязи.

Полицейские расступились и мальчик увидел на земле человека.

И охнул.

Этот человек ранен?

Они подошли ближе. Рука Рори еще крепче сжала плечо Лайама. Он словно опасался, что сын убежит.

Этот мужчина на земле – он лежал на боку, голова запрокинута назад. Глаза широко раскрыты. Нет, широко открыт был только один глаз. Вместо второго глаза была пустая глазница. Просто черная дыра в черепе.

Одна рука. Вторая полностью оторвана. На ней все еще оставался рукав рубашки. Она лежала, словно сверток, в нескольких футах от тела.

Лайам ухватился за руку отца, сжимавшую его плечо.

– Нет! О, Господи, нет!

Но отец подтолкнул его поближе. Теперь мальчик стоял совсем близко. Так близко, что видел лужу крови вокруг искалеченного тела. Так близко, что видел мух – они были видны даже в тусклом сумеречном свете. Мухи ползали по лицу, залетали в открытый рот, ползали по оставшемуся глазу. Их жужжание перекрывало приглушенный гул голосов собравшихся зевак. Мухи заглушали даже рыдания женщины. Эти насекомые покрыли тело, словно одеяло. Они покрыли и оторванную руку с запекшейся кровью, похожую на кусок мяса. Насекомые деловито суетились над своим ужином.

Лайам отвернулся и уткнулся лицом в рубаху отца.

– Отец, зачем ты мне все это показываешь? – голос мальчика дрожал, он задыхался, зарывшись лицом во фланель.

Лайам почувствовал, как напряглись мышцы на груди отца. Все его тело затвердело. Голос Рори был тверд и холоден:

– Потому что ты, Лайам, в ответе за это!


Часть четвертая


Глава 22


– Ты веришь в фей? – спросил Лайам.

Сара рассмеялась и прижалась лицом к его руке. Они только что закончили заниматься любовью. Теперь девушка крепче прижалась к нему, к его теплой коже. Ей хотелось остаться рядом с ним, обнимать его, стать с ним единым целым.

– Ну, так как? – теплое дыхание Лайама щекотало ей ухо.

Сара поежилась и натянула простыню и одеяло почти до подбородка. И еще сильнее прижалась к нему, так что их влажные и горячие тела вплавились друг в друга.

– Я верю вот во что, – сказала она, целуя его в щеку мягкими от поцелуев губами.

Он отбросил волосы с ее лица.

– Сказка называется «Жена-фея».

Лайам приподнялся и взял с ночного столика рюмку с вином. Отпил глоток шардонэ.

На туалетном столике, в другом конце спальни Сары, горели две свечи. Их мерцающее пламя отражалось в овальном зеркале позади них. Лайам всегда настаивал на том, чтобы они зажигали две свечи до того, как начнут заниматься любовью. Она знала, что это одно из его суеверий. Очень романтичное.

Сара считала романтичными многие из суеверий Лайама. Сама мысль о том, что кто-то может быть суеверен в наши дни, в наше время, казалась ей очень романтичной и совершенно безобидной.

Девушка удобно устроилась рядом с любимым, прижавшись лбом к его плечу и ласково гладя его грудь. Прикосновение ее было очень легким, но в нем была уверенность, что этот мужчина принадлежит ей. Лайам начал рассказывать:

* * *


– Давным-давно жил на картофельной ферме в Россезе молодой человек по имени Лонни. Однажды вечером он стоял на пороге своего дома и смотрел на звезды. А надо сказать, что звезды над Ирландией гораздо ярче, чем где бы то ни было. ( И это, Сара, научно установленный факт.) Неожиданно, словно по волшебству, появилась прекрасная женщина. При виде ее глаза Лонни широко раскрылись, а сердце сильно забилось.

– Заходите, – пригласил он.

– Сегодня я не зайду, – ответила красавица и улыбнулась ему такой пленительной улыбкой, какой он себе и представить не мог.

Следующим вечером она снова появилась на пороге.

– Заходите, – пригласил ее молодой человек.

– Сегодня я не зайду, – повторила женщина с той же чудесной улыбкой.

На третью ночь красавица появилась снова. Глаза ее горели, как звезды.

– Заходите, – пригласил ее Лонни.

– Хорошо, – ответила она.

Женщина вошла в дом Лонни и с той ночи стала с ним жить, как жена. Не прошло и года, как она родила ему сына. Лонни и его семья жили счастливо, и их картофельная ферма процветала, как в те далекие времена, когда ирландские поля были впервые распаханы и в них жили эльфы и феи.

Некоторое время спустя в деревушке Глентис должна была быть ярмарка по случаю сбора урожая.

– Я сегодня думаю поехать на ярмарку, – сказал Лонни. – У меня там дядья живут, которых я давно не видел. – И он отправился через поле на ярмарку.

Дяди его уже были там. Но вместо того, чтобы тепло поздороваться с племянником, они презрительно отвернулись от него на глазах у всех. Лонни был очень обижен их холодностью и решил отплатить им.

– Что за преступление я совершил? – громко воскликнул он. – Почему вы, мои дядьки, не хотите со мной поздороваться?

На что дядьки ему ответили:

– Мы не можем поздравить тебя со счастьем, парень! Мы слышали, что ты женился на фее, – сказал один из дядьев.

– Почему ты не пришел к нам? – спросил другой. – Мы нашли бы тебе достойную невесту.

– Вот нож, – сказал Лонни третий дядька, – пойди домой и убей свою жену-фею!

Лонни взял нож. Он понял, что дяди говорили правду. Понял, что был не прав. Но Лонни так же понимал, что не может убить свою жену. Он закинул нож в поле и вернулся домой.

– Ну и как прошла ярмарка? – спросила его жена.

– Довольно весело, – ответил Лонни.

– А как приняли тебя твои дяди?

– Неплохо, – ответил он.

Жена сурово посмотрела на него.

– Тебе следует говорить мне правду. Разве они не дали тебе нож, чтобы ты убил свою жену-фею?

– Ну, дали, – признался Лонни.

– А ты забросил его в поле?

– Да.

– Это хорошо, – ответила женщина. – Потому что я любила тебя, как хорошая жена. Но теперь я тебя покидаю. Отправляйся к своим дядьям и пусть они выберут тебе новую жену.

Она ушла и забрала с собой сына.

А Лонни сделал, как она велела. Вскоре он вернулся на ферму с новой женой.

Он был хорошим мужем своей новой жене.

Но каждую ночь, прежде чем отправиться спать, Лонни прокрадывался на кухню, где оставлял зажженный фонарь и две тарелки с едой. Каждое утро он находил фонарь потушенным, а тарелки пустыми. И так он делал до тех пор, пока не покинул эту землю и не отправился на небеса.

* * *


Сара приподнялась на локте и повернулась к Лайаму.

– Какая странная история! И какая красивая! Он улыбнулся.

– Да, это так!

В мерцающем свете свечей девушка увидела свое отражение в его карих глазах.

– Но не могу сказать, что я ее поняла, Лайам! В этой истории есть некий смысл?

Его улыбка стала шире.

– Конечно! В каждой старой ирландской сказке есть свой смысл.

Сара прижалась лбом к его груди. Ее волосы упали ему на лицо.

– Ну, профессор! Это же ваша работа! Объясните же своей студентке!

Лайам ласково поднял ее голову обеими руками.

– Он был верен ей, Сара! – лицо его неожиданно стало серьезным. – Это история о любви и верности. О связях, которые нельзя прервать. О счастье и о печали. О том, что любовь приносит нам и то, и другое.

Сара почувствовала, как забилось ее сердце. Она закрыла глаза. Ей было приятно чувствовать его руки на своем лице.

– Но почему ты решил рассказать эту историю именно сегодня?

– Потому, что я хочу, чтобы ты стала моей женой!

Девушка вскинула голову. Она Села и прислонилась к изголовью кровати, натянув простыню на голые груди.

– Прости, не поняла?

– Ты для меня та самая фея, что появилась на пороге дома, – проникновенно и взволнованно сказал он.

Он грациозно поднялся и сел, положив руки ей на плечи.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой!

– О!

С губ Сары невольно сорвался изумленный крик.

Комната закружилась у нее перед глазами. Девушка вдруг почувствовала, что на глаза навернулись слезы.

Какое чудесное предложение! Какая замечательная история! И что за романтический способ делать предложение! Совершенно в его стиле!

Как прекрасно...

Прекрасно...

Его сияющие темные глаза смотрели на нее.

– Ну, Сара?

– О! – девушка поняла, что забыла ему ответить.

– Да, Лайам! Конечно, да! Я надеюсь, что наша совместная жизнь...

Он прервал ее поцелуем.

Обнял ее обнаженную спину. А потом снова оказался на ней. Внутри нее. Так крепко. Они были так тесно сплетены. И занимались любовью, пока горели две белые свечи. А свечи таяли и таяли...


Глава 23


А потом никто из них не мог уснуть. Сара отдыхала в объятиях Лайама, прижавшись щекой к его щеке... Неяркий лунный свет освещал постель. Такой нежный и ласковый. Сара была так счастлива, что ей хотелось вскочить и танцевать, носиться по комнате.

– Когда мы устроим свадьбу? – спросил Лайам, проводя рукой по ее волосам, приглаживая ее челку. – Мне хотелось бы, чтобы это произошло как можно скорее. Завтра! Даже сегодня!

Сара рассмеялась.

– Сегодня мы одеты неподобающим образом...

– Гм! Возможно...

– Мы можем устроить свадьбу летом. В июне. Приедет моя мама. И братья.

– Нет! Слишком долго ждать, – не соглашался он.

– Ну, а как насчет мая?

Его пальцы замерли на ее волосах. Сара почувствовала, как напряглось его тело.

– В мае нельзя, дорогая! Это приносит несчастье. В мае римляне почитали умерших.

Сара коротко рассмеялась.

– Ну, мы ведь не станем приглашать римлян, правда?

Молчание. Сара думала, что Лайам рассмеется, но он молчал.

– Семестр заканчивается в конце января. Давай назначим свадьбу на январь.

– Лайам, уже почти ноябрь. Я не уверена, что мои братья смогут приехать, если я предупрежу их за столь короткий срок.

Он обнял ее и вздохнул.

– Я передумал. Я не могу ждать до января. Как насчет Дня Благодарения? Пожалуйста, не говори нет. Мы поженимся на День Благодарения!

Он взял ее за подбородок и поднял к себе ее лицо.

– Я на десять лет старше тебя, Сара! У меня нет такого терпения, как у молодых. Я хочу наслаждаться каждой минутой, проведенной с тобой.

Они поцеловались.

«Он и в самом деле очень мил! – подумала Сара. – Была ли я когда-нибудь так счастлива?» Была ли?

* * *


На следующий день, после обеда, Сара пристроилась на диване, прикрыв ноги белым афганским пледом. На коленях у нее лежал учебник. Девушка думала о Лайаме и за несколько минут не перевернула ни одной страницы, не прочла ни одного абзаца.

Звонок в дверь вывел ее из задумчивости.

Сара захлопнула книгу, положила ее на пол и вскочила, запнувшись о плед. Отшвырнула его ногой и поспешила к двери.

Может, это Лайам?

Нет. Она очень удивилась, увидев его сестру Маргарет. Женщина стояла на коврике перед дверью с букетом розовых и желтых роз.

– Привет, Сара! Вы заняты?

– Нет. Я... Заходите! Как поживаете, Маргарет?

Гостья прошла мимо Сары в гостиную, окинула взглядом скудную меблировку.

– Вот. Эти розы для вас. Я проходила мимо цветочного киоска на Тремонт-стрит и не смогла удержаться. Правда, замечательные цвета?

«Она выглядит очень взволнованной и оживленной», – подумала Сара, улыбнулась и взяла цветы.

– Спасибо, Маргарет! Они очень красивые! – девушка поднесла букет к лицу и вдохнула аромат. – О! Они так чудесно пахнут!

Сара подумала, что сегодня Маргарет выглядит совершенно иначе. Очень моложаво. До этого девушка несколько раз встречалась с ней, и женщина всегда выглядела очень бледной, прямо-таки серенькой мышкой.

А сегодня у нее была новая стрижка, очень короткая с боков и закрывающая один глаз. Цвет волос тоже был новым. Он стал гораздо светлее, и теперь у нее не было отдельно окрашенных прядей. Маргарет сняла длинное темно-бордовое пальто, под которым был белый мохеровый свитер и черные легинсы. «Хорошая фигура, – подумала Сара. – Интересно, почему я раньше не обращала на это внимание? Может, оттого, что мои мысли были заняты Лайамом?»

Может, Маргарет поменяла макияж или что-то еще? Почему сегодня она выглядит гораздо привлекательнее?

– У меня только одна ваза, – сказала Сара, проходя в маленькую кухню. – Надеюсь, что она подойдет. Это очень любезно с вашей стороны. Я люблю розы.

Маргарет кинула пальто на кушетку и пошла за Сарой.

– Если стебли слишком длинные, их можно обрезать. Я зашла только на минутку, по пути в магазин. Сегодня много хлопот. Лайам пригласил меня на какое-то факультетское чаепитие, – она вздохнула. – Как ему только не надоедают подобные мероприятия!

Сара рассмеялась.

– Он, похоже, очень общителен.

Она вынула из шкафчика вазу и начала разворачивать букет.

– Я тоже люблю общаться с людьми, – сказала Маргарет, теребя рукав свитера. – Если вы владеете магазином антиквариата, это один из плюсов этой деятельности. Но стоит мне пойти с Лайамом на какую-нибудь вечеринку в колледже, как все начинают расспрашивать меня о нем.

Наливая воду в вазу, Сара вспомнила, что тоже собиралась расспросить Маргарет о Лайаме. Ей хотелось знать о нем все. Абсолютно все.

Знает ли Маргарет, что Лайам вчера сделал мне предложение?

Конечно, знает. Иначе она бы не пришла. Именно поэтому его сестра и купила цветы – чтобы показать, что принимает меня в свою семью, что она рада мне.

– Лайам удивительный, – продолжала Маргарет.

Она выбрала из букета желтую розу и теперь нюхала ее.

– Но иногда мне хочется поговорить о чем-нибудь другом. О чем-нибудь совершенно другом, – она рассмеялась. – Извините, Сара, я понимаю, что вас не интересуют мои проблемы. Я уверена, что...

– Нет, что вы... – прервала ее девушка.

Сара повернулась к Маргарет и неожиданно почувствовала себя неловко.

– Я хотела сказать... Хотела сказать, что мне бы действительно хотелось получше узнать вас.

Почему это я вдруг так напряглась, вдруг стала так официальна?

– Я надеюсь, что мы с вами станем друзьями.

Маргарет улыбнулась и ласково похлопала Сару по руке.

– Сегодня утром за завтраком Лайам рассказал мне чудесную новость. Поэтому я решила к вам зайти.

– О! Ну... – неожиданно девушка почувствовала, что щеки ее горят и что она не знает, что сказать...

Маргарет повертела в руках желтую розу, не отрывая глаз от Сары.

– Я так рада за вас обоих. Я так рада, что Лайам нашел вас, Сара! Мне кажется, что вы именно то, что ему нужно!

– Спасибо! Спасибо вам! – девушка почувствовала, что ее распирает от полноты чувств. – Как это мило с вашей стороны!

Сара изо всех сил старалась сдержать слезы. Слова Маргарет глубоко тронули ее. Она уронила розы и порывисто обняла женщину.

Теперь пришел черед смущаться Маргарет.

Она подняла розу, которую Сара смяла во время объятий.

– Ох! – девушка забрала у гостьи поломанный цветок и попыталась пристроить его в вазу.

Маргарет поправила короткие волосы так, чтобы они закрывали ей один глаз.

– Это все, что мне хотелось сказать. Хорошо бы нам вместе пообедать в ближайшее время. И побеседовать.

– Это было бы замечательно! – с энтузиазмом ответила Сара. – Мне бы этого очень хотелось, Маргарет!

– Я знаю, что Лайам будет счастлив с вами, – выражение лица женщины изменилось, улыбка ее погасла. – А я постараюсь вам не мешать.

– Не мешать?

– Особенно после того, как родится ребенок.

Сара коротко рассмеялась. Пожалуй, слишком громко.

– Ребенок? Какой ребенок?

Маргарет бросила взгляд на часы, прошла к дивану и взяла пальто.

– Ох! Уже поздно! Пора идти в магазин.

Она накинула пальто и хорошенько одернула рукава.

– Я уверена, что Лайам сказал вам, как он жаждет иметь ребенка.

Не дожидаясь ответа, Маргарет снова обняла девушку. Тяжелые рукава пальто скользнули по плечам Сары. Женщина ласково прижалась щекой к ее щеке. Сара вдохнула сладкий запах ее пудры.

– Я и в самом деле очень рада, Сара! Добро пожаловать в нашу семью! Это просто замечательная новость! Мы скоро увидимся – вдвоем! Хорошо? До свидания!

Сара открыла дверь и Маргарет выпорхнула из квартиры.

– Еще раз спасибо за цветы!

Маргарет торопливо пошла по длинному коридору. Сара смотрела ей вслед, пока она не скрылась за углом. Девушка закрыла дверь квартиры, прислонилась к ней спиной и тяжело вздохнула.

Как странно. Просто очень странно!

Маргарет выглядела совершенно другим человеком. Она была так сердечна, так оживлена, так радостна.

Сара поморгала. Она напряженно думала, перебирая в памяти подробности короткого визита.

Что там насчет ребенка?

Неужели Лайам и в самом деле так хочет стать отцом?

Если это правда, то почему он сам ничего не сказал ей об этом?


Глава 24


Прошла неделя.

Сара закрыла волосы капюшоном плаща и опустила голову, потому что холодный моросящий дождик превратился чуть ли не в ливень. Резкий ветер откидывал полы пальто. Девушка быстро шла по дорожке, пытаясь на ходу застегнуть большие пластмассовые пуговицы.

Сара поежилась. Она все еще ощущала теплые прикосновения Лайама к своей коже. Все еще чувствовала прикосновение его щеки к своей, чувствовала на себе тяжесть его тела.

Справа появился громадный купол административного здания. Он словно плыл в темных клубах тумана. В Круге деревья склонялись под ветром и дрожали. Казалось, они молча танцуют зимнее танго.

Саре тоже хотелось танцевать. Холодный дождь струился по ее капюшону, но на лицо почти не попадал. Ей хотелось сбросить тяжелый теплый плащ, подхватить «под руку» фонарный столб и закружиться с ним под дождем. Ей хотелось танцевать так же, как Джин Келли.

Девушка подумала, что настоящая любовь и в самом деле сводит нас с ума. Это было совершенно необычное ощущение.

Лайам. Лайам. Лайам. Сара поймала себя на том, что, как школьница, повторяет его имя. Снова и снова пишет его на страничках тетради для семинаров.

Миссис Лайам О'Коннор.

Сара Морган-О'Коннор.

«Я и в самом деле школьница!» – подумала Сара и захихикала.

Школьница, которая выходит замуж за знаменитого профессора.

Последнюю неделю она проводила с ним каждую ночь. Сара занималась с ним любовью, беседовала, смеялась над его историями и над его забавными суевериями. Они строили планы на будущее.

Мэри Бет продолжала предостерегать ее.

– Ты просто сошла с ума! Все происходит слишком быстро. Ты же знаешь, что все твои увлечения кончаются для тебя очень плохо!

Увлечения?

Это не увлечение! Я собираюсь замуж! Я выхожу за Лайама в День Благодарения!

Бедная Мэри Бет! Она не знает, что это такое, когда тебе хочется сбросить пальто и танцевать под дождем! И если я и не испытываю к ней жалости, то и не могу принять ее советов.

Все эти дни, всю эту неделю и в настоящий момент Сара испытывала жалость ко всем, кто не чувствовал того же, что она. К тем, кто не понимал, что это такое, когда тебе кажется, что ты вот-вот взорвешься от переполняющих тебя чувств. Взорвешься и улетишь высоко в холодное небо.

Я могу летать! Могу!

Послышался звук шагов. Он вернул девушку на бренную землю.

Сначала ей показалось, что это просто дождь стучит по дорожке. Но по ровному ритму шагов, по трению подошв о дорожку Сара поняла, что кто-то идет позади нее.

Девушку охватил страх, заставивший ее повернуть голову и ускорить шаг.

Капюшон мешал ей увидеть того, кто шел сзади.

Вокруг было очень темно. Казалось, эта темнота хотела поглотить ее. Темные деревья раскачивались на ветру. Сара наступила в лужу. Лодыжку обдало ледяной водой.

Обеими руками девушка откинула капюшон. Побежала.

Шаги за спиной. Совсем близко.

Кто это?

Как темно! Какой туман!

Темная фигура позади. Нечеткие контуры. Кто-то быстро бежит. Темное пальто. Низко опущенная голова.

Он бежит слишком быстро. Я не смогу удрать от него.

Сара ворвалась в тусклый треугольник света. В бледном свете фонаря были видны падающие капли дождя, казавшиеся жемчужинами. Жемчужный дождь. Нереально. Все это не реально.

Все, за исключением темной фигуры, которая догнала ее. Мужчина тяжело дышал, его грудь вздымалась под черным пальто.

Он протянул к Саре обе руки. Поднял на нее глаза. Это были сердитые, чуть ли не безумные глаза, сверкавшие в полумраке.

– Чип! – воскликнула Сара.

Дождь стучал по ее лицу, по волосам.

– Что ты здесь делаешь?

Чип взял ее за плечи и укоризненно посмотрел ей в глаза. Молча и пристально. Он пытался отдышаться.

– Привет, Сара! – он сказал это почти робко.

«Как это не во время! – подумала она. – Как не к месту! Кажется, он до сих пор ничего не понял».

Я для тебя больше не существую! Нет! И мне нельзя сказать «Привет, Сара!»

– Я... Я шел за тобой...

Чип все еще держал ее за плечи. Он что, намеренно сжимает их так сильно?

Луч света упал на его светлые брови. На голубые глаза. Казалось, они были немного не в фокусе, расплывались.

Сара почувствовала, что от Чипа пахнет алкоголем. Может, это только пиво?

Еще несколько месяцев назад это лицо казалось ей таким близким! А теперь девушка смотрела на Чипа, как на совершенно незнакомого человека. Обрубочек носа, шрам на подбородке – такие знакомые ей в Нью-Йорке, сейчас были совершенно чужими. Сейчас его лицо было ей неприятно.

– Чип, так что же ты здесь делаешь?

– Нам нужно поговорить!

– Нет, не нужно!

Он пытался меня утопить. Он почти утопил меня. А теперь он и здесь меня преследует!

С какой целью?

– Давай зайдем куда-нибудь, Сара! Не на дожде же нам разговаривать! Посидим где-нибудь и, может быть ...

– Нет. Пожалуйста, Чип...

Обеими руками она попыталась убрать его руки со своих плеч. Девушка вдруг отчетливо увидела его правую руку.

И охнула.

– Это откуда у тебя?

На пальце у Чипа, с тыльной стороны, появилась маленькая татуировка. Длиною не больше дюйма. Крошечный черный кинжал с капелькой крови на кончике лезвия.

Молодой человек опустил глаза, потом неуверенно поднял голову. У него был такой вид, словно он очень смущен и видит эту татуировку впервые в жизни.

– Это?

– Я не верю своим глазам! Зачем ты сделал татуировку?

Чип поднес руку к глазам, чтобы получше рассмотреть. Нахмурился.

– Это все оттого, что ты уехала. Это случилось после того, как ты исчезла. Исчезла, не сказав ни слова. Кажется, однажды вечером я напился. Я точно не помню. Я был с какими-то друзьями. С какими-то ребятами. Я был не в себе. Я не понимал, что делаю.

Так значит, татуировка – моя вина? Сара почувствовала озноб, но не от дождя. Она сражалась с капюшоном, пытаясь накинуть его на голову.

– Чип, тебе не следовало сюда приезжать. Ты...

– Но я должен с тобой поговорить. Я так скучал по тебе, Сара!

Чип поднял на нее полные мольбы глаза. Он так хотел убедить девушку в своей искренности! Сколько раз она видела у него это выражение! И всегда уступала. А теперь оно казалось ей нарочитым, неискренним. А сам он – ничтожным. Незрелым.

– Ты знаешь, почему я уехала. Я была вынуждена это сделать, – в голосе Сары прозвучала такая холодность, которой она у себя прежде не помнила.

Молодой человек поднял воротник пальто. Ему тоже было холодно.

– Мы не могли бы зайти куда-нибудь под крышу? Там есть кафетерий... – он махнул в сторону кафетерия на Дейл-стрит.

Дождевые капли блестели на его светлых бровях, как алмазы.

«Золотой мальчик!» – подумала Сара. Просто удивительно, до чего он ей сейчас неприятен! Ее удивило то, как быстро проявилась эта неприязнь, и то, что эта неприязнь была такой сильной.

Он же «Золотой мальчик». У него все есть. Такой прекрасный парень!

Только никогда не говорите ему «нет»!

– Нет, Чип! Я не могу! Я хочу сказать, что не желаю с тобой разговаривать, – Сара тяжело вздохнула. – Я хочу, чтобы ты уехал. Я действительно этого хочу.

Сара почувствовала, как напряглись мускулы ее шеи. Почувствовала, как застучала в висках кровь.

Девушка повернулась и пошла прочь. Медленно, но решительно шагая.

Он побежал рядом. Она знала, что он так и сделает. Чип попытался взять ее за руку, но Сара отдернула руку.

– Сара, пожалуйста...

– Иди домой, Чип! Будь мужчиной! Иди домой!

Жестокие слова. Неужели это она их произнесла? Неужели это ее слова? Ей пришлось удрать от него, чтобы больше его не видеть. Удрать, не сказав ему ни слова. Ей очень хотелось избежать противостояния.

А теперь она сказала эти жестокие слова.

Чип схватил ее руку. Он ее не отпустит.

– Этот профессор слишком стар для тебя!

Голос его поднялся почти довизга.

Сара повернулась к нему. У Чипа был дикий взгляд. И опять эти голубые глаза словно утратили резкость.

Что это у него на лбу? Капли дождя или капли пота?

– Откуда ты узнал о Лайаме? – сурово спросила она сквозь зубы. – Как давно ты приехал во Фривуд, а, Чип? Ты что же, шпионишь за мной?

– Он слишком стар для тебя! Ты моя!

Порыв ветра откинул капюшон Сары. Она тяжело дышала. Задыхалась. Дождь барабанил по лицу, заставив ее прищуриться. Девушка пристально смотрела на Чипа, пытаясь найти ответ.

– Так как давно ты во Фривуде?

– Довольно давно, – ответ прозвучал неожиданно робко.

Сердито и в то же время робко.

– Ты губишь свою жизнь, Сара! Ты должна жить в Нью-Йорке! Со мной!

– Откуда ты знаешь о Лайаме?

Она будет повторять этот вопрос, пока не добьется ответа. И тут ей пришел в голову другой вопрос, еще более важный.

– Ты мне звонил?

Светлые брови удивленно выгнулись. Чип покосился на нее.

– Что?

– Ты мне звонил? Поздно ночью? Ты мне угрожал?

– Да нет!

«Он врет», – решила она.

Какое лживое лицо! Оно всегда было лживым. Такое привлекательное. Просто красивое. И, в сущности, такое уродливое.

Лживое насквозь.

– Ты звонил мне! Ты!

Губы ее дрожали. Язык неожиданно стал с трудом поворачиваться во рту.

– Да нет, Сара, я не звонил!

Лжец!

Все еще держа ее руку, он придвинулся поближе. Сара почувствовала запах алкоголя и сладковатый запах лосьона после бритья. Нового лосьона. Его запах чувствовался даже несмотря на дождь.

«Противный запах», – подумала она.

И что лее он собирается делать? Поцеловать ее?

Да. Голубые глаза теперь были широко раскрыты. Чип смотрел на нее. Крепче сжал ее руку. Светлые волосы, прибитые дождем, блестели. Полуулыбка. Полураскрытые губы. Вот он придвигается к ней.

– Нет! Отпусти меня!

Ее крик заставил его вздрогнуть. Чип откинул голову назад. Глаза его были закрыты.

Но он не отпустил ее руку.

– Поедем со мной, Сара! Поедем со мной в Нью-Йорк. Ты нужна мне. В самом деле нужна!

– Нет, Чип!

– Стал бы я приезжать сюда за тобой, если бы ты была мне не нужна? Был бы я таким кротким? Стал бы умолять тебя? Стал бы просить? Сара ...

– Нет! Все кончено! Все! Конец! Отпусти! Ты делаешь мне больно!

– Нет, не кончено! Послушай меня! Я стану великим. Помнишь, я собирался основать компанию по выпуску фильмов? Ну так отец сказал, что поможет мне со стартовым капиталом. И у меня вот-вот будет новая квартира. С потрясающим видом на реку. Ты должна ее увидеть. Тебе она понравится. И...

Девушка попыталась вырвать руку.

– Оставь меня, Чип! Я закричу! Я позову полицию! Я предупреждаю тебя!

– Ничто не кончено! Вовсе нет! Я изменился, Сара. В самом деле. Ты увидишь. Я теперь совершенно другой человек. Послушай меня! Я не могу жить без тебя! Я не могу...

Он поднял кулак. Перед лицом девушки оказался маленький кинжал с каплей голубой крови.

Насколько опасен Чип? Насколько он не в своем уме?

– Ничто не кончено! – повторил он. – Ни в коем случае. Не кончено.

– Отпусти меня! О-о-о! Что ты делаешь? Отпусти меня!


Глава 25


Детектив Гаррет Монтгомери говорил по междугороднему телефону со своим братом, когда поступило сообщение о третьем убийстве.

– Место в мебельном магазине уже занято, – сообщил ему Дуэйн Монтгомери голосом, которым обычно говорят на похоронах.

Словно это был последний шанс Гаррета.

– Будут и другие места, – сказал Гаррет брату. – Не расстраивайся, Дуэйн! Что, если я приеду и займу место, когда оно появится? Тогда Энджел и Мартин переедут к тебе!

«Не стоит придавать этому слишком большое значение, – сказал себе Гаррет. – Никакой трагедии не произошло. Просто это был удобный случай сбежать».

Сбежать из этого крошечного захолустного городка. Удрать, чтобы не смотреть на это бесконечное поглощение булочек за столом напротив. На Вальтера, в обсыпанной сахарной пудрой форме. Удрать от всех этих убийств, от этого кошмара, который не может происходить в тихом городке, населенном молодыми людьми и степенными преподавателями.

Удрать от кошмаров, из-за которых Гаррет уже не мог спать. Теперь по ночам он лежал и смотрел, как двигаются тени по низкому потолку, прислушивался к тихому, ровному дыханию Энджел рядом с ним. А перед глазами у него стояли расчлененные тела, сломанные спины, выступающие кости, белеющие во мраке.

Это были убийства, которые он и не надеялся разгадать. Убийства, которые заставили его ощутить собственную слабость и беспомощность. Заставили подумать о бегстве.

Конечно, Энджел не хочет ехать в Атланту. А если он начнет ее уговаривать, то она может обвинить его в том, что он пытается удрать в тот момент, когда ему брошен самый серьезный вызов в его жизни.

И будет права.

Но расследование зашло в тупик. Несмотря на все усилия, затраченные им самим и его людьми. Несмотря на то, что он много думал. Несмотря на всю упорную работу, расследование никуда не привело.

Шли дни. Дни складывались в недели, а убийства все еще давили на него. Днем и ночью.

Гаррет говорил себе, что во время обучения в академии его не готовили ни к чему подобному. Его не готовили к тому, что придется смотреть на серые кости, торчащие из вспоротой плоти. На кровь. На темные лужи, прямо-таки озера крови.

Да и как они могли меня подготовить?

Как можно подготовить человека к зрелищу этих разорванных и изломанных тел? Люди не поступают так с людьми! Люди так не поступают, правда?

А теперь Вальтер смотрит на него через стол. Трубка прижата к круглому лицу, рот открыт, подбородок дрожит. Свободной рукой он настойчиво машет Гаррету.

Гаррет уже видел у него подобное выражение лица.

– Мне надо идти, – говорит он Дуэйну. – Поцелуй за меня Барбару.

Гаррет швыряет трубку на аппарат. Вскакивает.

– Вальтер, что?

В свете люминесцентных ламп Вальтер выглядит бледнее, чем обычно.

– Еще одно!

* * *


На следующее утро Гаррет разложил на столе фотографии. «Хочешь побыстрее проснуться? – с горечью спрашивает он себя. – Нет проблем! Достаточно разложить на столе перед собой фотографии трех убийств».

Этот парнишка Андерс на удивление хороший фотограф! Гаррет потягивает кофе из картонного стаканчика и просматривает новую пачку фотографий. Андерс еще учился в средней школе, но он был ведущим фотографом местной газеты и делал снимки для полиции, когда это требовалось.

Минувшим вечером Гаррет видел, как худенький мальчуган щелкал затвором с таким видом, словно перед ним была Мисс Америка. Гаррет попытался сосредоточиться на Андерсе, чтобы отвлечься от изображений на снимках.

«Неплохая работа», – подумал он, поставил стаканчик на край стола и наклонился, чтобы получше рассмотреть, не пропустил ли он чего-нибудь. Черно-белые снимки были крупнозернистыми, но они отражали главное. А эти цветные «поляроиды» делают такие мелкозернистые снимки, от которых вовек не уснешь.

Третье убийство было таким же ужасным, как и первые два. Гаррету оно показалось еще более ужасным потому, что девушка была прелестной.

У нее была кремовая кожа с бледными веснушками и вьющиеся рыжевато-каштановые волосы, доходившие ей до талии.

Когда Гаррет с Вальтером прибыли на место преступления – на территории студенческого городка, менее чем в дюжине ярдов от места первого убийства – жертва лежала на спине. Волосы закрывали ей лицо, словно нежное одеяло.

Гаррету пришлось присесть на корточки и убрать волосы с лица. Так что он первый увидел, что глаза убитой выдернуты из глазниц и засунуты ей в рот.

Зеленые глаза смотрели на Гаррета изо рта погибшей.

Он резко отпрянул и сильно ударился о ствол дерева. Гаррет задыхался. Сердце стучало так сильно, что болела грудная клетка.

Может, именно так чувствуют себя люди при сердечном приступе?

А теперь он склонился над металлическим письменным столом, глядя на зернистые черно-белые фотографии и размышляя... ни о чем. Гаррет был не в состоянии ясно мыслить. Он ни о чем не мог думать.

Кроме того, как бы удрать?

Девра Брукс.

Убитую девушку звали Деврой Брукс. И опять жертва не была ни изнасилована, ни ограблена. У нее в сумочке оставались кошелек, наличные, кредитные карточки, водительское удостоверение.

Она была студенткой-старшекурсницей на факультете лингвистики. Декан по студенческим делам был, судя по голосу, просто потрясен, когда Гаррет обратился к нему за информацией. Гаррет его не винил. Три убийства. На территории колледжа или совсем рядом.

Три отвратительных, жестоких убийства.

Дрожащим хриплым голосом декан сообщил, что Девра училась в Мур-колледже сравнительно недавно. Прошлой весной она перевелась во Фривуд из Чикаго.

«Неудачный переезд», – подумал Гаррет, качая головой и глядя на черно-белую фотографию трупа.

Всю ночь он крепко прижимал к себе Энджел. Он держал ее так крепко, словно надеялся, что она не даст ему сойти с ума. Жена не сказала ни слова. Она понимала.

А сейчас ему не за что было ухватиться, кроме стола. Вот и кофе такой же черный, как его мысли.

– Шеф, мы тут кое-что получили, – услышал он взволнованный голос Вальтера.

Голос его звучал особенно громко, потому что было раннее утро.

Гаррет медленно перевел взгляд. Переход от черно-белого изображения к цвету был болезненным для его усталых глаз. Светлые волосы Вальтера были все еще влажными после душа. За ухом у него остался крем для бритья. Им же был выпачкан воротник форменной рубашки.

– Я принес снимки отпечатков пальцев, которые сделали ребята из лаборатории в Сомервиле, – объявил он, поднимая вверх большой серый конверт.

Гаррет вздохнул.

– Есть ли среди них хоть один отчетливый?

Он не ждал многого от этих снимков. С двух предыдущих трупов не удалось снять ни одного отпечатка, который можно было бы использовать.

Вальтер наклонился над столом, сунул конверт в руку Гаррету.

– Ужасно выглядишь, жеребчина! Всю ночь здесь провел?

– Пожалуйста, не называй меня жеребчиной, – сквозь зубы процедил Гаррет. – Не могу спать. Все время вижу эти глазные яблоки.

Он простонал.

– Я больше никогда не смогу есть вареные яйца!

Ему пришлось повозиться, прежде чем он сумел открыть конверт. И зачем они только их так крепко заклеивают?

– Итак? Хорошие? Что сказал тебе О'Брайан?

– На этот раз кое-что есть, – сообщил Вальтер, царапая нос. – Есть довольно четкие отпечатки, снятые с ее лица и одежды.

Вальтер внимательно следил за тем, как Гаррет мучается с конвертом.

– Я сам их не видел. Повторяю то, что сказал мне О'Брайан.

Гаррет дернул посильнее и оторвал клапан конверта.

– Он что думает, что по этим отпечаткам мы выйдем на удостоверение личности?

Вальтер пожал плечами.

– Об этом он ничего не говорил.

Осторожно держа негатив за краешек, Гаррет вынул его из конверта. Потом вынул фотографии. Только один негатив, но на нем зафиксировано несколько отпечатков. И они разные.

«Первая зацепка», – подумал он. – Три убийства и только сейчас мы, наконец, немного продвинулись".

Гаррет поднес отпечаток к свету. Прищурился.

Потом прищурился посильнее.

– Эй, Вальтер, что это за шутки? – резко спросил он. – Это О'Брайан нас разыгрывает?

Вальтер склонился над столом.

– Что? В чем дело, шеф?

– Эти отпечатки – они же не человеческие!


Глава 26


Лайам опустил большой палец на черную штемпельную подушечку. Секретарша, размеренно жующая жевательную резинку, прижала его палец в нужный квадратик.

Лайам неодобрительно посмотрел на черное пятно.

– Мне нужно проделать это обеими руками?

– Только правой.

Дыхание молодой женщины источало аромат жевательной резинки «Джуси фрут». Она приложила его указательный палец к подушечке.

– Вы, должно быть, последний!

Лайам нахмурился.

– Последний из тех, с кого снимают отпечатки пальцев?

Секретарша кивнула, продолжая энергично жевать.

– Мы здесь, в Мур-колледже, никогда раньше этого не делали. Но я думаю, что теперь это обязательно.

Она прижала его указательный палец в квадратик рядом с отпечатком большого пальца.

Лайам видел, как в маленькую комнатку вошла Сара. Ее каблучки звонко постукивали по твердому полу. Под серым, похожим на шинель, пальто, на ней было синее шерстяное платье-туника и темно-синие колготки.

Он подумал, что сейчас она выглядит лет на восемнадцать. Особенно с этой челочкой и собранными сзади волосами.

Сара рассмеялась и в ее золотисто-зеленых глазах вспыхнули веселые искорки.

– Лайам, ты что – арестован?

Он улыбнулся ей и поднял руку, показывая темные пятна на пальцах.

– Не забудь напомнить мне, чтобы я надел перчатки, когда сегодня вечером пойду грабить банк!

Секретарша не рассмеялась.

Она опустила голову и полностью сосредоточилась на снятии последних отпечатков.

– А вот у некоторых народов считается, что снять отпечатки – значит похитить душу. Вы сняли мои отпечатки, значит, вы забрали мою душу. Какое счастье, что у меня нет души, правда, Сара?

Девушка подошла к столу и ласково похлопала его по свободной руке.

– А я думаю, что ты очень душевный!

Лайам ласково сжал ее руку.

– С вами все, сэр! – объявила секретарша. – Вот, возьмите!

Она вынула из ящика стола рулон бумажных полотенец, оторвала два листка и протянула их Лайаму.

Он поблагодарил секретаршу и повел Сару в коридор, на ходу вытирая руки.

– Занятный обычай – снимать отпечатки! – пробормотал он.

Чернила пачкали полотенце, но не оттирались.

– Я чувствовал себя настоящим преступником, пока она все это проделывала.

Сара рассмеялась.

– Нечистая совесть, Лайам?

– На самом деле отпечатки пальцев – это уже каменный век, – рассказывал он ей, пока они шли по длинному, ярко освещенному коридору административного здания. – Это слишком грубо. В один прекрасный день колледж потребует, чтобы мы сдавали ДНК на анализ. Волосок, например. Или кусочек кожи. Можно так же проверить кровь, слюну или мочу.

– Лайам, прошу тебя!

Он засмеялся.

– А почему нет? Почему это тебя задевает? Почему это кажется тебе большим вторжением в твою личную жизнь, чем снятие отпечатков, которые будут храниться в личном деле?

Сара не ответила. Мысли ее были далеко.

– Ты уже собрался?

– Почти, – он пожал плечами.

– А мне еще нужно кое-что сделать. Я хочу привезти маме теплую футболку с эмблемой Мур-колледжа.

Лайам рассмеялся.

– Твоя мама из тех, кто любит такие футболки? А я представлял ее себе в льняном домашнем платье с белым кружевным передником.

Сара легонько ткнула его в бок кулаком.

– Господи, Лайам! В каком веке ты живешь?

Он сделал обиженное лицо. Девушка поцеловала его в щеку.

– Мне нужно сбегать в магазинчик на территории колледжа. Потом я закончу упаковываться. Наш рейс в пять часов. Ты можешь заехать за мной на такси в четыре?

Лайам кивнул.

– Нет проблем, как говорят мои студенты.

Он схватил ее за руку.

– Как ты думаешь, я понравлюсь твоей маме?

– Лайам, она уже в восторге от тебя. Я обеспечила тебе блестящие рекомендации. Половина населения Индианы приедет встречать тебя в аэропорт и...

Они повернули за угол, направляясь к выходу из здания и в этот момент в дверях своего офиса появился Мильтон Кон.

– Привет! – Мильтон сначала посмотрел на Сару, потом на Лайама.

– Так вы вернулись! – воскликнула удивленная Сара. – А мы с Лайамом собираемся уезжать. Я не думала, что вы уже вернулись из Атланты. Офис...

– Я не смог уехать. Из-за той девушки, – прервал ее Мильтон.

Лайам обратил внимание, что глаза у декана покрасневшие и усталые. Клок седых спутанных волос свисает на лоб.

Мильтон тяжело вздохнул и пожал плечами.

– Я только что разговаривал по телефону с родителями. Это... это было очень тяжело, – он опустил глаза. – Они просто рвут меня на части. Родители не должны переживать такое... такое горе.

Он поднял руку, чтобы почесать голову. Сара заметила, что у него на запястье новая повязка.

– Мильтон, это что, еще один порез? – спросила Сара.

Он кивнул. Поднес повязку к глазам.

– Да, это один из моих ножей. Он соскользнул со стены, когда я снимал его, чтобы почистить. Довольно сильный порез, – Мильтон покачал головой.

Лайам посмотрел на часы и сжал локоть Сары.

– Пожалуй, нам пора. У нас мало времени.

Он повернулся к Мильтону.

– Будь осторожнее, ладно? Эти твои ножи...

Мильтон вздохнул.

– Не могу не думать о Девре Брукс. Такая была чудесная девушка!

Лайам опустил глаза.

– Это был шок.

– Она еще была у меня на вечеринке, помнишь? Ты еще так удивился, когда ее увидел! Не могу поверить, что она была у меня в доме. А теперь...

– Я видел ее сравнительно недавно, – тихо сказал Лайам, не отрывая глаз от Сары. – Мы с Сарой ужинали вдвоем. В этом ресторанчике, где все жарят на вертеле – «Техас», кажется. Девра подходила к нашему столику.

Сара охнула.

– Та рыжеволосая девушка? О, Господи! Я не запомнила ее имени!

Лайам сжал ее руку и тихонько погладил, успокаивая.

– Да. Это была Девра. Приятная девушка. Хорошая студентка. Хорошенькая и большая умница.

– Я не догадалась! – воскликнула Сара, прижимая обе ладони к щекам. – Какой ужас!

Она подняла глаза на Мильтона.

– Я слышала, как все говорили об этом сегодня утром. Но я не поняла... В студенческом городке все очень расстроены. И напуганы.

– Студенты боятся вечером ходить по городку, – сказал Мильтон, натягивая манжет рубашки поверх повязки на своем запястье. – Родители звонят мне, спрашивают, что сделано для безопасности их детей. Я не знаю, что им сказать. Что я должен говорить? Я уверен, что полиция делает все возможное. Но они никогда не сталкивались с подобными преступлениями. Это маленький городок.

Он снова покачал головой.

– Что мне сказать родителям?

– Мы все беспомощны, – пробормотал Лайам.

Он посмотрел на свои вымазанные чернилами пальцы и нахмурился.

– Здесь действует убийца-сумасшедший, – тихо сказала Сара, держа Лайама за руку. – По телевизору говорят, что между всеми тремя убийствами нет никакой связи. Они все случайны, убийца – сумасшедший.

– У нас сегодня еще собрание будет, – сказал Мильтон. – Будем решать, не перевести ли в другое место Студенческие Игры, которые должны состояться на следующей неделе. Или может, лучше их совсем отменить? Я не знаю.

– Нам нужно идти, – сказал Лайам и поднял руку, обнимая девушку за плечи. – Мы с Сарой должны успеть на пятичасовой рейс. Увидимся в понедельник. Отдохни немного, Мильтон! Ты выглядишь измученным.

– Ну, будьте осторожны! Мне нужно сделать еще несколько звонков, – Мильтон повернулся и медленно пошел назад в офис.

Лайам быстро повел Сару к выходу. День был хмурый. На горизонте собирались темные облака. Воздух был сырым и тяжелым. Лайам смотрел, как от его дыхания поднимается пар. Он подумал о том, что погода довольно холодная и может пойти снег. Только бы не отменили рейс!

Они уже спустились до середины бетонных ступенек, когда Сара неожиданно повернулась к нему и обняла его за талию. Прижалась щекой к его щеке.

– В студенческом городке убиты три женщины. О, Господи, Лайам, мне так... так страшно!

– Это действительно страшно.

Ему было приятно прикосновение ее теплой щеки, прикосновение ее рук к его пальто. Он прижался губами к уху девушки.

– Не беспокойся, я смогу защитить тебя, Сара! – прошептал он. – Я позабочусь о тебе!

* * *


Сара захлопнула чемодан и стащила его с кровати. Поставила чемодан на пол и прошла через комнату к туалетному столику. Посмотрела в овальное зеркало и снова причесала волосы.

Почему это я так нервничаю?

Большим пальцем она вытерла с подбородка пятнышко губной помады.

– Мама будет просто в восторге от Лайама. Она не сможет устоять перед его ирландским обаянием. Фрэнку и Лори он тоже понравится.

Фрэнк был ее старшим братом. Сколько ему сейчас? Придется считать. Он на пятнадцать лет старше. Значит, тридцать девять. Когда Сара родилась, он был подростком. «Мы никогда особенно не дружили, – задумчиво подумала девушка. – Он был мне скорее вторым отцом, чем братом. А его жена, Лори, всегда выдерживала дистанцию».

Сара посмотрела на часы, стоявшие на ночном столике. Лайам может появиться в любую минуту. Она схватила чемодан, собираясь отнести его к входной двери, когда зазвонил телефон.

«Ну, успокойся же, – уговаривала себя Сара. – Ты просто не в себе!»

Она пересекла комнату и подошла к телефону.

– О, привет, Мэри Бет! Я только что собралась уходить. Ты же знаешь. Я еду в аэропорт. Мы едем к маме. Я...

– Аэропорт может подождать! – прервала ее Мэри Бет. – Мне нужно кому-то выговориться!

Сара снова посмотрела на часы.

– Ох! Ты, чувствуется, не в себе.

– Эти убийства меня просто прикончат! – завопила Мэри Бет.

Сара отодвинула телефонную трубку подальше от уха.

– Это что, каламбур?

– Я не шучу! – настаивала Мэри Бет. – Телефон звонит не переставая. Фотографы толкутся у меня в офисе – у меня крошечная клетушка, а их полно!

Репортеры со всего света. Сегодня после обеда прибыли две команды телевизионщиков. Они прибыли одновременно и тут же устроили драку из-за того, кто первым будет снимать место преступления!

– Не понимаю, почему все они пришли именно к тебе?

– Потому что я в Мур-колледже начальник отдела средств информации, как ты помнишь! Но это просто сумасшедший дом! Считается, что у меня скромная должность. Я должна снимать небольшие видеофильмы, прославляющие наш колледж и выпускать прелестные маленькие брошюрки на ту же тему. Вместо этого репортеры суют мне в лицо микрофоны и спрашивают меня, кто, по моему мнению, убил этих бедных женщин! И...

– Успокойся, Мэри Бет! По крайней мере...

– Мне нужно куда-нибудь пойти и выговориться. И все обсудить. Очень нужно. Я просто измотана, Сара. Я уже несу всякую чушь, как идиотка. У меня голова идет кругом. Мне нужно выговориться. Давай ты полетишь в Индиану завтра. Встретимся в «Кувшине», ладно?

– Что? Ты это серьезно? Ты же знаешь мою маму. Она сейчас уже наверняка стоит у парадной двери, поджидая меня! Мы с Лайамом должны...

– Я должна поговорить с тобой и о Лайаме тоже. Я очень рада за тебя. Правда, очень рада. Но я хочу, чтобы ты не торопила события...

– Мэри Бет, мы не можем сейчас поговорить. Я опаздываю. И...

– Ты ведь, в сущности, ничего не знаешь о Лайаме!

– Я знаю, что он чудесный человек, и на этот раз я права. Я в этом уверена. На этот раз права. Но у меня нет времени...

– Именно поэтому мы должны встретиться и поговорить. Подвести итоги. Все обсудить. Сара, ты и представить себе не можешь, какая сейчас обстановка в студенческом городке!

– Ну, кое-что я знаю. Я тоже там бываю, как ты понимаешь. Люди говорят о том, как они напуганы...

– Нет, я имею в виду административное здание. Здесь все просто запуганы до смерти. Все эти репортеры и телевизионщики напали на нас... прямо как волки. К счастью, некоторые из них решили переключиться на Мильтона. Начиная с завтрашнего дня. Они понимают, что мне со всем не справиться. Эти люди с телевидения просто сумасшедшие. Они тут так суетятся, словно у нас здесь чемпионат мира или что-то в этом роде. Поскольку Мильтон – декан по студенческим делам, они собираются...

Мэри Бет вдруг остановилась, сбросив газ.

– Послушай, Сара, ты ведь работаешь у Мильтона, да? Так что ты должна иметь представление, что он за распутник?

Сара усмехнулась.

– Ну, до некоторой степени. Он никогда не смотрит тебе в лицо. Он всегда смотрит...

– Ну да! Верно! И делает это не слишком ловко. Сегодня утром, я наклонилась, чтобы завязать шнурок на ботинке, и он...

– Послушай, Мэри Бет! Извини меня! Мне в самом деле нужно идти. Могу я позвонить тебе позже? Из Индианы?

– Нет, не думаю. Мне кажется, что к тому времени я буду уже не в состоянии разговаривать. Может быть, я позвоню Эрику. Он всегда знает, как помочь мне расслабиться. Ха-ха!

– Мэри Бет!

– Это кошмар, Сара! Настоящий кошмар! Но иди. Передавай привет маме. Позвони мне, когда вернешься, ладно?

– Ладно! До свидания!

Сара положила трубку и снова посмотрела на часы.

Позвонили в дверь.

Девушка ждала звонка и все равно подскочила от неожиданности. Она поспешила к двери. Лайам! Что-то он рано!

Открыла дверь.

– Лайам, такси ждет?...

Лайама не было.

Никого? Кто-то пошутил?

Шаги в конце коридора.

Сара уже собиралась закрыть дверь, когда заметила на коврике у двери коробку. Серебряная подарочная коробка с белой ленточкой и бантиком.

– Что это? Подарок от Лайама?

Но он знает, что мы спешим.

Значит, это не может быть от Лайама. Тогда от кого?

Она снова бросила взгляд в длинный пустой коридор. Взяла коробку и внесла ее в квартиру. Коробка была очень легкой.

Девушка захлопнула за собой дверь. Села на диван с коробкой на коленях. Развязала бант. Подняла серебряную крышку. Убрала оберточную бумагу.

– Ну? Что же там?

Четыре белых пуховки для пудры?

Сара взяла одну из них. Пуховка была очень мягкой.

Поднесла к лицу, чтобы получше рассмотреть.

И закричала.


Глава 27


Пуховка выпала у Сары из рук. Упала в коробку. На дне были видны кости и хрящики.

Розовые пятна на оберточной бумаге. Пятна крови, еще теплые и влажные.

Крик девушки перешел в дрожь. Она швырнула коробку на стол.

Четыре кроличьих лапки стукнулись друг о дружку. И снова девушка увидела запекшуюся кровь и желтые хрящи под пушистым мехом. Она замотала головой, словно могла стряхнуть с себя ощущение кроличьей лапки в своей руке. Она только что держала эту лапку.

Еще теплую.

Сара все еще чувствовала это тепло. Она поняла, что эти лапки были оторваны у живого животного.

Не отрезаны. Хрящи и вены висели из-под запачканного меха.

– О-о-о! – стон вырвался из ее груди. – Как отвратительно!

А потом девушка увидела конверт. Небольшой, белый, квадратный конверт, похожий на конверты для поздравительных открыток. Он был засунут между оберточной бумагой и стенкой коробки.

«Нужно оставить его на месте, и позвонить в полицию, – сказала себе Сара. Она смотрела на этот конверт, пока он не стал расплываться у нее перед глазами. Мне следует оставить его здесь и позвонить в полицию».

Девушка поморгала. Она отчетливо увидела конверт вместе с четырьмя кроличьими лапками. Дрожащей рукой Сара схватила конверт и тут же отвернулась от жуткого зрелища.

Розовое пятно крови на обратной стороне конверта. Девушка разорвала конверт. Вытащила из него маленькую карточку для записок. Черные линейки. Взяла карточку обеими руками, чтобы она не дрожала. Прочитала слова, написанные красными чернилами. Печатные буквы.

ЕСЛИ ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗАМУЖ ЗА ЛАЙАМА, ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ ВСЕ ВЕЗЕНИЕ, КАКОЕ ТЫ СУМЕЕШЬ СЕБЕ ОБЕСПЕЧИТЬ.

* * *


Сара смяла карточку в руке, которая неожиданно стала холодной и влажной. Она глубоко вздохнула. Закрыла глаза и постаралась подумать.

Кто мог ей это послать? Кто?

Чип?

Угрозы, нашептываемые по телефону, а теперь еще этот отвратительный подарок. Неужели Чип настолько выжил из ума, что в состоянии разорвать на части живого кролика, чтобы испугать меня?

Нет. Это не может быть он.

Не он.

Но...

Не соображая, что делает, Сара подняла телефонную трубку. Она изо всех сил старалась сосредоточиться на сером блокноте, где у нее был записан номер Лайама.

«Я столько раз ему звонила, мне бы следовало знать этот номер наизусть!» – выбранила она себя.

Он еще дома или уже в такси, по дороге к ней?

Набрала номер. Сердце бешено колотилось. «Как у кролика», – подумала она.

Ее затошнило, горло сдавило.

Три гудка.

– Алло! – ответил ей запыхавшийся Лайам.

– Лайам, это я. Я... Я...

– Сара, что случилось? Я только вышел из дома, когда услышал звонок. Я не опоздал, а?

– Нет. Я... Лайам, произошло нечто ужасное.

Она хотела было описать подарочную коробку и ее жуткое содержимое. Но вдруг у нее возник другой вопрос:

– Та крольчиха, Фиби, которую ты держишь дома, с ней все в порядке?

Молчание. А потом громкое дыхание в трубку.

– Сара, у тебя есть что-то особенное в психике.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Ну... Фиби вовсе не в порядке.

Сара была в шоке.

– У нее поднялась температура, – продолжал Лайам. – Ветеринару пришлось ее усыпить. Вчера во второй половине дня.

У него вырвался безрадостный смешок.

– Просто удивительно, до чего привязываешься к домашним животным. Я думаю о ней весь день.

– Сара... Я... Ну...

Взгляд Сары упал на серебряную коробку.

– А откуда ты знаешь о Фиби? – спросил Лайам. – Я ведь не говорил тебе об этом. Я не хотел портить...

– Произошло нечто ужасное! – прервала его Сара.

Она почти кричала.

– Кто-то прислал мне подарочную коробку. С ленточкой, с бантиком, ну, как обычно. А внутри четыре кроличьи лапки. Теплые. В крови. Они... Они были оторваны от кролика, Лайам! Они пропитаны кровью. И... И... – она разрыдалась.

– Когда? Сегодня? – спросил Лайам.

– Там была записка. Красными чернилами, – продолжала Сара. – В ней меня предупреждали насчет тебя.

– Господи Всевышний! Что же в ней было сказано?

Девушка вздохнула. Если бы хоть сердце перестало так стучать!

– Предостережение. Там говорилось, что если я выйду за тебя, мне потребуется все везение, какое я только смогу себе обеспечить.

Молчание.

– Я в ужасе, Сара! Мне очень жаль. Правда, очень жаль!

– Что мне делать, Лайам? Может, мне следует позвонить в полицию?

– Я не знаю. Это должно было быть такое счастливое время для нас, но кто-то...

– Кто? – требовательно спросила Сара. – Кто?

– Я это выясню, – сказал он ей. – Я тебе обещаю. И положу этому конец.


Глава 28


Каждый раз, приезжая домой погостить, Сара замечала, что их белый, обшитый досками дом словно уменьшается в размерах. Кучи снега на квадратной лужайке перед домом плыли, как айсберги, по тихому темному океану. Воздух был тяжелым и влажным.

Не отпуская руки Лайама, девушка нажала звонок. От дыхания шел пар. От яркого фонаря у двери пар этот казался желтым.

Сияющий Фрэнк открыл им дверь. За стеклами очков без оправы собрались морщинки. Да он почти совсем лысый! Сара заставила себя отвести взгляд от его бесконечного блестящего лба.

– Наша блудная сестричка вернулась! – объявил Фрэнк высоким голосом. Он обнял Сару. По-мужски пожал руку Лайаму. Девушка заметила, что Лайам поморщился. Фрэнк сегодня был необычайно воодушевлен и полон сил.

Они вошли в гостиную и вместе с ними ворвался порыв холодного воздуха. Из кухни вкусно пахло. В доме было жарко, как в печке. Как всегда.

Сара попыталась стряхнуть с себя холод. Она быстро огляделась. Обрадовалась, что дома все по-прежнему. Стены с темными панелями. Зеленое бархатное кресло, накрытое вязаным пледом и такой же диван. На каминной полке часы в виде солнца. На стенах репродукции Пикассо – его голубой период. Черно-белая фотография отца. Отец улыбается, опираясь о столик возле дивана.

А в другом конце комнаты – мама, сияющая, как и Фрэнк. Она с трудом поднимается из большого кресла. Лори, хорошенькая стройная жена Фрэнка, наклоняется, чтобы ей помочь.

– Черт побери того, кто придумал колени! – громогласно объявляет миссис Морган.

В конце концов она поднимается и тут же заключает Сару в объятия.

– Да ты замерзла! Снимай пальто!

Женщина обнимает и Лайама.

– Добро пожаловать в нашу семью. Вы быстро все устроили, не правда ли?

Саре ничего не остается, как рассмеяться. Лайам молчит. Ему почему-то трудно подобрать слова.

– Вы очень похожи на Сару, – говорит он в конце концов.

– Знаю, знаю, я могла бы быть ее сестрой! – миссис Морган округляет глаза.

Она представляет Лайаму Лори.

Лори неловко стоит, держа руки на талии. На ней короткая черная юбка, надетая поверх черных легинсов.

– Мы много слышали о вас. От Сары. Кроме того, моя кузина несколько лет назад слушала ваши лекции.

Лайам улыбается.

– Надеюсь, я не завалил ее на экзамене!

Все смеются.

Сара видит, что Лайам изучающе смотрит на мать. Она вдруг понимает, что они с мамой действительно очень похожи. На миссис Морган темно-синий свитер поверх вылинявших джинсов. Волосы у нее такие же, как у Сары, только с проседью. Они собраны сзади в «конский хвост», как у девочки. Она наотрез отказалась делать короткую, «старушечью» стрижку.

Сара обратила внимание, что сегодня на маме больше косметики, чем обычно. И когда мать сделала несколько шагов, девушка почувствовала ее напряжение. После смерти отца артрит у мамы заметно прогрессирует, боль в коленях усилилась.

– Меня всегда удивляет, до чего дочери похожи на матерей, – сказал Лайам, передавая пальто в протянутые руки Фрэнка. – Но у Сары нет вашей чудесной ямочки!

Он улыбнулся пожилой женщине.

Она потрогала рукой подбородок.

– Чудесной? Она меня всегда очень смущала. Вы же понимаете, когда вы молоды, вам хочется выглядеть, как все. Мне всегда хотелось чем-нибудь ее закрыть или заполнить!

– По этому поводу есть старинное йоркширское поверье, – сказал ей Лайам.

Он закрыл глаза, стараясь его припомнить.

– Ямочка на подбородке – средства к существованию придут сами. Ямочка на щеке – их придется искать.

Миссис Морган рассмеялась.

– Ну, мои, должно быть, где-то затерялись. Я все еще их ищу!

Все засмеялись.

– Умоляю тебя, не поощряй его, – вмешалась Сара, беря Лайама под локоть. – У Лайама есть дурацкие сведения обо всем на свете!

Лайам бросил на нее удивленный взгляд.

– Дурацкие?

Франк все еще держит в руках пальто.

– Вы ведь не собираетесь перенимать у нее эти новомодные дерзости? – спросил он у Лайама. – До Нью-Йорка Сара никогда не говорила ничего подобного!

И снова смех. Смеются все, кроме Сары.

Сара ворчит на Фрэнка.

– Ты когда-нибудь перестанешь во всем винить Нью-Йорк? Я была строптивой еще до того, как туда поехала!

– Иди сядь. Не стой там, – предложила миссис Морган.

Она направилась к своему креслу у стены.

– Хотелось бы встретить тебя огнем, ревущим в камине. Но у нас нет камина!

Лайам улыбнулся Саре. Он оценил юмор ее матери, который был тем более удивителен, что Сара редко шутила.

– У вас тут так жарко, что огонь, пожалуй, мог бы выстудить дом! – пошутил Лайам.

– Люблю поджариться! – ответила миссис Морган, с трудом делая несколько шагов к креслу.

– Мамочка, ты все еще принимаешь лекарство?

– спросила Сара. – Мне кажется, что тебе все еще больно.

– Это не помешало ей на прошлой неделе отправиться на концерт в Индианаполис! – воскликнул Фрэнк, который только что закончил развешивать одежду в стенном шкафу.

– Ну блин! Просто не верится! – воскликнула Сара.

– До Нью-Йорка она так не говорила, – заметил Фрэнк Лайаму.

– Послушай, Фрэнк, Джерри Гарсиа почти такой же древний, как я!

– Он и поет соответственно, – проворчал Фрэнк.

– Мне не следовало тащить вас с Лори на концерт, если вы не в силах его оценить! – пошутила мать Сары.

– Да нет, мам, мы хорошо провели время, – вступила в разговор Лори, хмуро взглянув на Фрэнка.

– Это было... божественно.

Миссис Морган повернулась к вновь прибывшим:

– Я читала об убийствах. Об этих жутких убийствах в студенческом городке. Я очень беспокоюсь. Они ведь не поймали этого парня, да?

Сара вздохнула. Ну почему мама решила первым делом поговорить об убийствах?

– Да, они его не поймали, – пробормотала она.

– Как по-твоему, ты достаточно осторожна? – спросила миссис Морган.

– Да, конечно!

Некоторое время пожилая женщина задумчиво смотрела на дочь.

– Вы не проголодались? Вы ведь не ели то, что дают в самолете, правда? Давайте ужинать.

Она схватила руку Сары и потащила ее в столовую.

– У меня маленький сюрприз. Я приготовила ужин по случаю Дня Благодарения.

– Мама! Зачем ты... – Сара.

– Ну, на День Благодарения мы будем у тебя на свадьбе, не так ли? – мать с улыбкой посмотрела на Лайама. – Поэтому я решила, что будет неплохо устроить День Благодарения сегодня! Фаршированную индейку и все остальное!

– Замечательно! – сказал Лайам. – После самолета я всегда умираю с голоду!

– Мы привыкли есть в шесть Часов, – сказала миссис Морган. – Здесь, на Среднем Западе, людям нравится рано ужинать.

– Я знаком с обычаями Среднего Запада. До нынешней осени я жил в Чикаго.

– Чикаго мне нравится, – охотно поддержала разговор миссис Морган. – Мы с Дэйвом использовали любую возможность, чтобы побывать там, – вздохнула она. – Мы провели там медовый месяц. В отеле, с видом на озеро. Возможно, вы и Сара...

– Нет, у нас нет времени, – прервала ее рассуждения Сара. – После свадьбы у нас будет лишь пара дней до начала занятий.

– Может быть, вы могли бы отложить свадьбу до лета, – предложила миссис Морган, осторожно поглядывая на Сару. – Тогда у вас было бы время для настоящего медового месяца. У вас было бы все лето...

Сара закусила нижнюю губку. Деликатность у мамы всегда проявлялась очень своеобразно. Вот сейчас она хочет сказать мне, что не следует торопиться со свадьбой.

– Мам! Ты только посмотри на этот стол! Он просто великолепен! И зачем только ты взвалила на себя столько хлопот! – воскликнула Сара, меняя тему разговора.

Она тоже может быть «деликатной» в мамином стиле.

– Лори и Фрэнк помогли мне, – ответила миссис Морган, все еще многозначительно глядя на Сару.

* * *


– Это было замечательно! – воскликнул Лайам, входя в гостиную и придвигая жесткий стул к креслу миссис Морган.

Сара опустилась на диван недалеко от них.

– Давно я так не едал!

– Лайам, с вашей лестью вы не пропадете! – заявила пожилая женщина, смеясь и фамильярно похлопывая Лайама по руке.

– Это вовсе не лесть, – запротестовал Лайам. – Спросите Сару!

Сара округлила глаза.

– Не верь ни одному его слову, мамочка! Я же тебе говорила, он большой специалист рассказывать сказки!

– Мне понравилась история, которую вы рассказали за ужином, – сказала ему миссис Морган. – Я собираюсь в понедельник сходить в библиотеку и взять все ваши книжки.

Лайам поблагодарил ее. Наклонившись к ней, он что-то сказал ей полушепотом. И совершенно очаровал женщину.

Саре очень хотелось услышать, о чем они говорят.

– Сара всегда была тихоней, – пробормотала миссис Морган. – Она была моей любимицей, но всегда казалась не по годам рассудительной.

Из кухни доносился звук льющейся воды. Лори и Фрэнк мыли посуду. Сара вызвалась помочь, но они настояли, чтобы она побеседовала с мамой.

Девушка зевнула. Господи, как хорошо! Я просто счастлива!

– Мам, в доме так жарко, что меня клонит в сон.

– Как бы мне хотелось, чтобы Гарри и Рич были с нами, – вздохнула миссис Морган. – Я очень давно с ними не общалась. Надеюсь, что они смогут приехать на свадьбу.

– Я рада, что Фрэнк и Лори приедут, – ответила Сара. – Я знаю, что на День Благодарения они обычно ездят к ее матери.

– Свадьба должна быть чудесной, – тихонько сказал Лайам, наклоняясь поближе к миссис Морган. – Мы проведем церемонию под открытым небом. На краю леса, за домом нашего декана.

Мать Сары удивилась.

– Под открытым небом? В конце ноября? Разве мы не замерзнем?

– Церемония будет короткой. Я говорила Лайаму, что он сумасшедший, но он настоял...

Лайам начал что-то говорить. Но осекся, когда из-под дивана пулей вылетел какой-то темный комок и приземлился прямо ему на колени.

– О! – вскрикнул Лайам.

Сара видела, как он резко отклонился назад. И изумленно посмотрела на большого темного кота, сидевшего у него на коленях.

– Флинт! А я-то думала, где ты прячешься? – воскликнула миссис Морган. – Сумасшедший ты кот! Ты зачем прыгнул на Лайама?

Темные глаза Лайама были широко раскрыты. Он смотрел в желтые глаза кота. Казалось, они состязались, кто кого пересмотрит.

– Пихните его хорошенько, – посоветовала Лайаму мать Сары. – Флинт понятия не имеет, какой он тяжелый. Просто столкните его с колен!

Но Лайам не шевельнулся. Он, не мигая, смотрел на кота.

Большой черный кот поднял голову и продолжал смотреть на гостя, легонько царапая лапой обтянутое брюками колено.

Лайам смотрел на кота сверху вниз. Руки его напряглись и беспомощно опустились вниз.

Сара видела, что желтые глаза кота отражаются в темных глазах Лайама. Она видела ужас на лице мужчины. Видела, что у него дрожит подбородок.

– Да спихните вы этого кота, Ламам! – настаивала миссис Морган. – Лайам! Лайам! Что с вами?

– М-мам! Ничего особенного, не волнуйся, – тихонько объяснила ей Сара. – Просто Лайам... немного суеверен.


Глава 29


Сара столкнулась с Лайамом в слабоосвещенном коридоре второго этажа. И не смогла удержаться от смеха. У него была мешковатая полосатая пижама, прямо как в фильмах сороковых годов. На ней самой была фланелевая ночная рубашка, которую она старательно одернула.

Зубной щеткой Лайам махнул в сторону ванной.

– Хочешь пойти первой?

– Можно не шептать, дорогой! – Сара поцеловала его в щеку.

Потом провела губами по его лицу, пока не нашла его губы.

Половицы скрипнули под их босыми ногами. Сара бросила взгляд вниз, на первый этаж. Дом был погружен во тьму. Ее мама удалилась в свою спальню через несколько минут после того, как Фрэнк и Лори уехали к себе домой – они жили в нескольких кварталах отсюда.

Сара прижалась губами к уху Лайама.

– Ты можешь прийти ко мне в комнату. Тебе не нужно спать в этой крохотной комнатушке.

Лайам покачал головой.

– Я так не думаю, – прошептал он.

Он крепко обнял Сару, прижавшись лицом к ее лицу. Щека его была очень горячей.

– Мама не услышит нас, – прошептала Сара. – Правда, Лайам. Мы же не подростки. Нам не нужно красться друг к другу потихоньку. Она знает, что мы спим вместе.

– Я... Я чувствую себя неловко, – признался он. И беспомощно улыбнулся.

Девушка рассмеялась. Она ласково провела по его лицу обеими руками.

– Иногда ты такой эксцентричный... и такой глупенький!

– Вот поэтому ты меня и любишь!

Она поцеловала его в верхнюю губу.

Еще один долгий поцелуй.

– Прости меня за маминого кота!

– Он... Он меня испугал.

– Испугал? Ты был вне себя!

И снова поцелуй. Она притянула к себе его горящее лицо.

– Если бы я не убрала его с твоих колен, чтобы ты делал?

Он поцеловал ее веки.

– Он просто застал Меня врасплох. Он появился словно ниоткуда. Я далее не знал, что у твоей мамы есть кот.

– Черный кот, – поддразнила его девушка. – А ты не любишь черных котов, правда?

Он отстранился. Лицо его напряглось.

– Спокойной ночи, Сара! Приятных снов! – он повернулся и пошел к себе в спальню.

Половицы скрипели при каждом его шаге.

Сара пошла за ним. Схватила его за рукав пижамы.

– Ты и в самом деле не придешь в мою комнату? Извини, Лайам. Я не хотела смеяться над тобою. И над твоими суевериями. Это просто... Ну, ты должен согласиться, что черные коты и то, что с этим связывают... просто глупость.

– Увидимся утром, – прошептал он.

Лайам быстро коснулся губами ее лба и исчез в своей комнате, тихонько закрыв за собой дверь.

– Что же я такого сделала? – прошептала Сара ему вслед, прижимаясь лицом к двери. – В самом деле, что я такого сделала? Неужели это так важно?

Он не ответил. Минуту спустя она отправилась в ванную.

* * *


Сара обещала себе не проявлять никакой сентиментальности по поводу того, что она снова спит в своей спальне. Она убавила свет настолько, чтобы не было видно старых плакатов, фотографий времен средней школы и всего того, что ее мама собрала и сохранила здесь, в этом священном «храме Сары».

«Я знаю, что все эти вещи должны умилять меня и вызывать приятные воспоминания. Это комната моего детства. И я здесь последний раз в качестве незамужней женщины», – подумала Сара.

Но я слишком устала. И расстроилась из-за Лайама. Из-за его дурацких суеверий. И мне совершенно не хочется обливаться слезами, обнимать моего старого медведя-панду и вести себя, как пятилетняя девочка.

«Чего мне действительно хотелось бы, так это чтобы папа был здесь», – подумала она, поправляя подушку...

Папа, мне так тебя не хватает! Мне бы так хотелось с тобой поговорить! Мне бы хотелось, чтобы ты встретился с Лайамом. Он бы тебе понравился. Он совсем не такой, как ты. Но он бы все равно тебе понравился.

Думая об отце, Сара забылась глубоким сном без сновидений. Так крепко спят только дети.

Она проснулась от криков. И крики эти были тревожными.

Девушка села на узенькой кровати, широко раскрыв глаза. Сердце ее застучало.

И снова крики снизу.

– Мама?

Сара отбросила одеяло. Вскочила с постели. Одернула ночную рубашку и помчалась вниз по узкому коридору к лестнице.

– Мамочка! Мама!

Мельком она заметила Лайама, выходившего из своей комнаты. Смятая пижама, спутанные после сна волосы. Он протирал глаза. Сара бросилась вниз по лестнице навстречу доносившимся из кухни криками матери.

Неяркий солнечный свет пррбивался в окно кухни. Девушка увидела на полу темную лужу. Потом кучу чего-то мягкого у своих ног. И комок шерсти рядом с этой кучей.

Спросонья Сара подумала, что это мама уронила черный свитер.

Но потом она увидела четыре лапы.

И поняла, что темный комок шерсти – это голова кота.

– Ф-Флинт! – запинаясь сказала мать, указывая на клубок шерсти.

Она продолжала моргать, словно не веря, словно надеясь, что эта жуткая сцена исчезнет.

– Ф-Флинт!

У Сары неожиданно подогнулись колени. Она схватилась за стол, чтобы не упасть.

У кота была оторвана голова. Покрытое черной шерстью тело плавало в луже его собственной крови. Из разорванного горла висели вены.

– Ф-Флинт!

– Что служилось? – в кухню ворвался Лайам.

Его босые ноги шлепали по линолеуму. Он стал рядом с Сарой.

Она схватила его за руку.

– Это мамин кот! Он...

– Кто-то убил Флинта! – с трудом произнесла миссис Морган, глядя на круглую голову.

Лайам испустил сдавленный стон. Он быстро пересек комнату и присел на корточки рядом с трупом. Он внимательно осмотрел тело, потом перевел взгляд на голову.

– Животное, – пробормотал он.

Лайам поднялся и покачал головой.

– Возможно, енот. Или большая собака. Посмотрите! – он махнул в сторону двери. – Задняя дверь открыта настежь!

Миссис Морган охнула и прижала руки к лицу.

– Дверь?

Все трое уставились на открытую дверь.

Мать Сары повернулась к Лайаму.

– Вы действительно думаете, что какое-то животное могло войти в заднюю дверь, убить Флинта и выйти тем же путем?

Лайам кивнул. Он был мрачен.

– А что же еще может быть?


Глава 30


Лайам вышел в зеркальный коридор, чтобы поправить черный галстук-бабочку. Из гостиной до него доносились смех, шуршанье пальто, стук каблучков по деревянному полу.

Наклонившись к зеркалу и поправляя галстук, он заметил в зеркале Маргарет. На ней были кремовая юбка, белая, с высоким воротником, кружевная блузка и открытый кремовый жакет. Было заметно, что она волнуется. Женщина то засовывала руку в карман и тут же вынимала ее, то поправляла маленький желто-белый букетик на лацкане жакета.

«Маргарет, ты нервничаешь больше жениха!» – подумал Лайам.

На короткое мгновение на его лице появилась улыбка, больше похожая на нервный тик.

Я чувствую себя совершенно спокойно. Сейчас, когда церемония вот-вот начнется, я совсем успокоился.

Из гостиной до него доносились голоса. Хлопала наружная дверь. Громкие приветствия. Незнакомые голоса.

Ему хотелось, чтобы свадьба была небольшой. Четыре, максимум пять человек гостей. Вполне достаточно, чтобы все было законно. И вполне достаточно для того, чтобы свадьба выглядела романтично. Саре это необходимо.

Но Сара настояла на настоящей свадьбе. Она должна пригласить свою семью, свою мать, братьев, кузенов, школьных друзей и друзей из колледжа.

Мильтон предложил провести свадьбу у него в доме. А Сара тут же ухватилась за эту идею.

– Прекрасное место для свадьбы! Прекрасное место для того, чтобы начать совместную жизнь! Очень романтично!

Романтично!

Лайам похлопал себя по карману смокинга, где лежала заколка для волос, которую он собирался подарить Саре. Священник из часовни колледжа согласился провести стандартную церемонию. Саре этого было достаточно. Но Лайаму хотелось добавить нечто особенное.

Он вспомнил об их телефонном разговоре вечером накануне свадьбы. Сара нервничала, как школьница. В кругу семьи она снова стала маленькой девочкой.

Лайам объяснил свой звонок желанием убедиться, что она спокойна и настроение у нее хорошее. Но его истинной целью было убедиться, что среди атрибутов, приготовленных ею для церемонии, были и старые, и новые, и синие. Кроме того, он хотел убедиться, что она прибудет в дом Мильтона до него, так что он ее не увидит и они не пройдут рядом до свадьбы.

«Никаких промахов!» – сказал себе Лайам.

Никаких ошибок. Очень серьезное обещание.

А потом у Мэри Бет возникли проблемы с машиной. Она опоздала. Сара и Мэри Бет подъехали к дому Мильтона через несколько секунд после Лайама и Маргарет. Подруга называется!

Лайам молча выругался и отвел глаза. Вовремя ли? Мэри Бет громко извинялась. От ее дыхания шел пар, похожий на дымок. Разговаривая, она словно посылала сигналы ярко-голубому небу. Лайам отвернулся, когда, захватив свадебный наряд, Мэри Бет торопливо пошла с Сарой в дом.

Никаких оплошностей!

Лайам снова мельком увидел в зеркале Маргарет. Она стояла в полном одиночестве и старалась изобразить улыбку.

Не волнуйся, Маргарет! Дело почти сделано. Все обойдется. Все должно быть хорошо. Если только мне удастся завязать этот галстук.

Крепкий шлепок по плечу свел насмарку все усилия Лайама.

– А я тебя искал! – прогудел Мильтон, улыбаясь, словно гордый отец. – Как себя чувствует жених?

– Неплохо! – Лайам улыбнулся ему в ответ.

В своем черном фраке Мильтон словно сошел со страниц романов Диккенса. Обращаясь к нему, Лайаму хотелось называть его «сквайр».

– Позволь мне помочь тебе!

Не успел Лайам возразить, как толстые пальцы Мильтона уже занялись его галстуком.

– Мильтон, пожалуйста, не надо...

– Сегодня холодно, – сообщил Мильтон, не обращая внимания на то, что Лайаму неловко. – Но, друг мой, уже поздно переносить церемонию в дом!

– Холодно, но очень красиво, – настаивал Лайам. – Ясное голубое небо. Солнце искрится на покрытых снегом деревьях. Гораздо романтичнее, чем в доме.

– Ладно, ладно! – Мильтон последний раз дернул галстук и отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой.

– Прекрасно! Везет тебе, Лайам! Я тебе завидую! Правда!

"Знаю, что завидуешь", – совершенно серьезно подумал Лайам.

– С твоей стороны было очень любезно предложить свой дом для нашей свадьбы, – сказал он. – Трудно себе представить лучший фон длятакого события. – И добавил: – Сара также навеки у тебя в долгу!

Мильтон от души улыбнулся.

Он стряхнул пылинку со смокинга Лайама.

– А твоей семьи сегодня не будет?

– Нет, не будет, – тихо ответил Лайам. – Моя мать умерла, когда мне не было еще двенадцати лет.

– А твой отец?

– Я с ним не общаюсь уже много лет. Мы с Маргарет... мы убежали от него. Нам... нам пришлось убежать. Мы убежали в Америку и с тех пор ничего не знаем об отце.

– Извини... – мрачно сказал Мильтон и посмотрел на часы. – Пожалуй, пора всем выходить во двор. С музыкального факультета прибыло струнное трио. Они уже там, возле леса. Не хочу, чтобы они поморозили свои скрипки! – он шумно удалился.

Лайам остался в тихом зеркальном коридоре. Он слышал, как Мильтон просит всех пройти во двор. Гул голосов, шелест пальто. Лайаму хотелось знать, как там Сара. Они с Мэри Бет устроились в спальне Мильтона, чтобы нарядить невесту.

Лайам подумал, что она будет очень красивой невестой.

Он бросил последний взгляд на галстук-бабочку. Почти ровно. Бросил взгляд в зеркало и тихо охнул.

Голубые.

Его глаза были голубыми. Не карими.

– Нет! Пожалуйста, нет! – взмолился он вслух. – Пожалуйста!

Лайам моргнул. Потом еще. Несколько раз быстро поморгал.

Глаза все еще голубые.

– Нет! Не сегодня! Пожалуйста! – молил он.

Его прервал толстый лиловый язык, стремительно высунувшийся из его рта. Этот лиловый, как медуза, раздвоенный на конце язык развернулся во всю длину. Лайам отступил назад, когда язык хлестанул по зеркалу на стене. Теперь язык достигал трех футов в длину и был толстым, как колбаса. Покрытый какими-то комками и пятнами, он торчал из его открытого рта. Испачкал зеркало слизью.

Нет! Пожалуйста, не сегодня! Только не сейчас!

Лайам задыхался.

Только не сейчас! Только не сейчас!

Язык извивался и скручивался, как щупальце осьминога.

Убирайся! Убирайся, пожалуйста!

Звук шагов. Лайам повернулся и увидел, что к нему возвращается Мильтон.

Тяжелый лиловый язык быстро проскользнул обратно, лишив Лайама дара речи. Потом, как раз в тот момент, когда Лайам охнул от ужаса, его глаза снова стали карими.

– Лайам! – окликнул его Мильтон. – Что ты здесь делаешь? С тобой все в порядке?

Лайам пожал плечами. Заставил себя улыбнуться.

– В день свадьбы люди всегда нервничают!


Часть пятая


Глава 31


– Не могу поверить, что наконец-то я нашла того, кто мне нужен! – захлебывалась от восторга Сара. – Нет, не так. Я нашла идеального мужчину!

Она весело покрутилась на месте, чтобы фата полетала по воздуху. Именно так и должна выглядеть счастливая невеста!

– Сара! Стой смирно! – выбранила ее Мэри Бет. – Я только как следует разложила фату! А ты опять все испортила к чертям собачьим!

Сара хихикнула.

– Прошу не ругаться в день моей свадьбы!

Мэри Бет раскрыла рот от удивления.

– Это еще почему?

– Это к несчастью.

Глаза Сары под белой фатой лукаво вспыхнули.

Мэри Бет простонала.

– Ты говоришь прямо как Лайам!

Сара подошла к окну.

– Как хочется, чтобы все было хорошо! Мне так не везло с мужчинами! А теперь я нашла Лайама. Он такой добрый, такой хороший, такой... такой замечательный. Он так обо мне заботится! Я уверена, что на этот раз все будет хорошо. Я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы все было просто идеально!

Мэри Бет зааплодировала.

– Теперь, когда ты произнесла свой свадебный тост, может, приступим к свадьбе?

– О, Господи! – Сара посмотрела в окно и прижала обе руки к щекам. – Все уже вышли! Все ждут!

– И отмораживают себе задницы! – добавила Мэри Бет.

Она поспешила за Сарой.

– Да подожди же! Они без тебя не начнут, ей-богу!

* * *


Накануне прошел снег. Его выпало не больше чем на дюйм, но этого было достаточно, чтобы покрыть всю округу сверкающим белым ковром. Земля и деревья искрились, словно усыпанные алмазами.

Сара вышла на солнце. Сияние снега со всех сторон ослепило ее.

Все вокруг было так красиво, так потрясающе красиво, что на глазах у девушки выступили слезы. А когда она увидела Лайама, такого темноволосого, такого красивого в своем смокинге, с чуть перекошенным галстуком-бабочкой, когда она увидела, как развеваются на ветру его волосы, увидела, как он улыбается и протягивает ей руку, Саре захотелось заплакать от счастья, так остро она чувствовала сейчас красоту мира.

Священник был невысоким лысым мужчиной с румяными щеками. Саре показалось, что он похож на снеговика. Ему не хватало только кукурузного початка вместо носа и двух угольков вместо глаз. В руке священник держал закрытую библию. Он говорил и все время улыбался. Слова священника уносил ветер.

Снежная пыль закрутилась вокруг лодыжек невесты. Холод действовал на нее возбуждающе. Она посмотрела в карие глаза Лайама. В них отражался солнечный свет, искры которого летели в нее.

Продолжая улыбаться, священник закончил первую часть церемонии и сделал знак Лайаму. Как долго он говорил? Минуту? Десять минут? Двадцать? Сара не знала.

А теперь Лайам повернулся к ней. От его дыхания поднимался белый дымок. Он вынул из кармана что-то блестящее и передал Саре.

Солнечный свет? Солнечный лучик у него на ладони?

Нет. Это золотая заколка для волос. Очень изящная.

Лайам повернулся к зрителям, собравшимся на краю леса.

Что, эти люди пришли посмотреть на них с Лайамом? Сара совершенно забыла о них. Забыла о матери, братьях и гостях, стоявших плотной гурьбой. В накинутых на парадную одежду пальто. Все они улыбались. И все отбрасывали голубые тени.

– Сара, это тебе мой подарок, – громко объявил Лайам, вкладывая в руку девушки золотую заколку и сжимая ее пальцы вместе с подарком. Заколка была теплой.

– Слова принадлежат Йетсу, а чувства – мои, – ласково улыбнулся Саре Лайам.

Взяв ее за руку, он продекламировал:

Скрепи волосы золотой булавкой,

И подбери все выбившиеся пряди;

Я сердцу повелел сложить для тебя эти слабые стихи;

Оно трудилось над ними день и ночь,

Создавая печальную прелесть

Из битвы прежних времен.

Тебе стоит только поднять жемчужно-белую руку,

Подвязать свои длинные волосы и вздохнуть;

И сердца всех мужчин запылают и забьются;

И мерцающая пена на бледном песке,

И звезды, сияющие на омытом росою небе,

Все существуют только для того,

Чтобы освещать твой путь.

Наступила тишина. На душе у Сары стало спокойно. Казалось, даже ветер утих.

Сжимая золотую заколку, девушка поцеловала руку Лайама.

– Я объявляю вас мужем и женой.

Казалось, эти слова прозвучали из ниоткуда.

А потом она поцеловала его. Целовала и целовала под приветственные крики собравшихся, эхом отдававшиеся от сверкающих снегом деревьев.

«Прекрасно!» – подумала Сара.

Просто прекрасно.

Потом она повернулась и увидела, как по снегу идет Мильтон. Рядом с ним быстро бежит его синяя тень. Девушка увидела в его руках дробовик. Длинный серебряный ствол. Могучие руки крепко сжимали деревянный приклад. Она видела дробовик. Видела серьезное лицо Мильтона. Видела, как он поднял дробовик к плечу.

У нее не было времени закричать. Уклониться или спрятаться.

Не было времени.


Глава 32


Дробовик выстрелил. Раздался пронзительный крик птиц. Грохот взрыва эхом разнесся по округе. И утонул в хлопанье крыльев.

Никто не шевельнулся.

Мильтон выстрелил еще раз. И еще.

Сара почувствовала, как у нее перехватило дыхание и подогнулись колени.

Все было так прекрасно. До сих пор все было прекрасно. А теперь...

Лайам сжал ее руку.

– Не бойся, – прошептал он.

– Что?

Грохот нового выстрела. Хлопанье крыльев вдали.

– Это старинное суеверие, – сказал Лайам, наклоняясь ближе.

Сара чувствовала его горячее дыхание на своем лице.

– Выстрелы дробовика прогоняют злых духов.

Сара еще дрожала.

– Пока что они прогнали птиц.

– Это все вороны, – пробормотал Лайам. – В старые времена в Эдинборо молодые люди прятались за изгородью, поджидая невесту и жениха. При их приближении молодые люди стреляли из мушкетов в воздух. Это был их праздничный салют.

– Лайам, ты меня до смерти напугал! Я чуть заикаться не начала. Почему ты меня не предупредил? – укоризненно сказала она, толкая его в бок.

– О-хо-хо! Да это наша первая драка! – засмеялся он.

* * *


Сара поцеловала Лайама и почувствовала, как его язык проскользнул ей в рот. Ее собственный язык только едва коснулся его. Она резко прервала поцелуй и откинула назад голову.

– Лайам, все смотрят на нас!

Он засмеялся. Обнял ее за талию. Его карие глаза сверкнули.

– О, я женился на очень застенчивой девушке!

– Я вовсе не застенчивая, – шутливо запротестовала она. – Я из Индианы. А у нас, на Среднем Западе, люди не любят публичных проявлений привязанности.

Лайам крепче обнял ее и прошептал на ушко:

– А как насчет подобных проявлений наедине?

Сара повернулась и снова поцеловала его. Но попала не в губы, а в щеку. В сотый раз она напомнила себе, что это самый счастливый день в ее жизни. Сердце ее трепетало. Сара была так счастлива, ей было так хорошо, что казалось она вот-вот оторвется от пола и взмоет вверх в переполненной гостиной Мильтона. И, может быть, больше не сможет опуститься на землю.

Ее размышления прервала Мэри Бет, суетившаяся вокруг нее с маленьким фотоаппаратом со вспышкой.

– Еще пару снимков, Сара! Ты выглядишь просто потрясающе!

Невеста подождала, пока погаснут вспышки и заметила:

– Мэри Бет, ты ведь уже отсняла пять пленок!

Новая вспышка. Сара заморгала, ослепленная. Желтые блики закрыли от нее окружающих.

Она услышала, как позади нее Лайам рассказывает кому-то об их планах, касающихся медового месяца:

– Мы отправляемся в «Сосны». Мне говорили, что это чудесный старый отель. Мы проведем там всего пару дней. Нет. У нас нет времени. В понедельник начинаются занятия.

«Только пару дней», – подумала Сара.

Но они будут чудесными. Мы будем вдвоем. Никого, кроме нас. Никаких знакомых. Ни с кем не нужно разговаривать. Просто рай.

Ее глаза медленно приходили в нормальное состояние. Откуда-то появилась Маргарет и обняла ее. От Маргарет пахло гарденией. Резкий, едкий запах, словно она вылила на себя слишком много духов. Женщина коснулась горячей щекой щеки Сары.

– Я так рада за вас обоих. Лайам никогда не был так счастлив!

И снова объятия. Потом Сару окружила ее семья. Ее обнимали, ей жали руки, в ее честь поднимали тосты, улыбались и разговаривали все разом.

Так прекрасно быть центром вселенной. И так, непривычно.

Девушка не видела Мильтона. Она поняла, что он хочет остаться с ней наедине, когда было уже слишком поздно. У хозяина дома было красное лицо и блуждающий взгляд. Судя по запаху, он выпил что-то покрепче, чем вино. Мильтон отвел Сару в зеркальный коридор.

– Потрясающе красивая невеста, – сказал он, ослепительно улыбаясь.

– Спасибо, Мильтон, – она улыбнулась ему в ответ. – Это было так любезно с вашей стороны...

Он положил ей на плечо свою огромную руку.

– Если у вас с Лайамом будут проблемы, приходите ко мне.

Она засмеялась. Мильтон шутит – ведь это шутка?

– Нет, я не шучу. Я серьезно. Если он вам надоест, если брак окажется неудачным. Я имею в виду... я сам не знаю, что я имею в виду...

Он на несколько секунд закрыл глаза. А когда открыл, то ему показалось, что он стал лучше видеть. Его рука поглаживала ее плечо.

– У вас ведь все еще есть ключ, да?

– Мильтон... – Сара посмотрела мимо него, надеясь отыскать глазами Лайама.

Она увидела, что ее мать кормит Лайама свадебным тортом со своей тарелки.

Мильтон улыбнулся и с вожделением посмотрел на Сару.

– Не забыл ли я поцеловать невесту?

И тотчас же прижался к ее губам своими мягкими влажными губами. Слишком крепко и слишком жадно.

– Мне кажется, что нам с Сарой пора ехать, – пришел ей на помощь Лайам.

Мильтон, пошатываясь, отстранился. Он посмотрел на Лайама с тем же выражением лица, каким только что смотрел на Сару. Сара все еще чувствовала вкус его губ. Бедный, одинокий человек! Неужели он и в самом деле неравнодушен к ней?

Сегодня она была не в состоянии к кому-либо испытывать неприязнь. Это был самый счастливый день в ее жизни. День, когда осуществилась ее заветная мечта. Сегодня она прошла по сверкающему, как алмазные россыпи, снегу, чтобы стать женой Лайама.

– Нам пора отправляться, если мы хотим добраться до «Сосен» до ночи, – сказал Лайам и взял ее за руку.

Он повернулся к Мильтону.

– Я не знаю, как тебя благодарить...

– Повезло тебе! – пробормотал Мильтон.

Он сказал что-то еще, но слова его потонули в гуле голосов.

Лайам и Мильтон пожали друг другу руки. Лайам повел было Сару по зеркальному коридору туда, где были их пальто, но Сара вырвалась.

– А мама? А мои братья? Я должна попрощаться! Они ради меня приехали издалека!

И снова объятия и поздравления. Обещания чаще общаться. Прощание с остальными гостями. Объятия с Маргарет. Сара поискала глазами Мэри Бет, но не смогла ее найти.

Появился Лайам, держа в руках пальто Сары.

– Но мне же нужно переодеться! Я же замерзну в этом платье!

– В машине я включу обогреватель на полную мощность, – пообещал он. – В отеле переоденешься. Давай удерем отсюда, ладно? Я больше не в силах улыбаться гостям. Мое лицо словно онемело. Я не в силах быть любезным ни минуты дольше. Если меня еще кто-нибудь поздравит и скажет, как мне повезло, клянусь, я укушу его!

Сара смеялась, пока муж помогал ей надеть пальто. Лайам повел молодую жену к выходу. Но в конце коридора дорогу им преградил Мильтон. Сара прислонилась к Лайаму. Нетвердыми шагами Мильтон направился к ним, держась рукой за зеркальную стену.

– Тсс! Удирайте через эту дверь! – хриплым шепотом велел он им. – Сюда!

Мильтон прошел мимо них и указал на узенькую боковую дверь. Громко икнул. Открыл дверь и прижался к стене, чтобы дать им пройти.

– Счастливого медового месяца, ребята! – и снова икнул.

Проходя мимо Мильтона, Лайам похлопал его по плечу. Молодые вышли в боковой дворик. Сара глубоко вздохнула, чувствуя, как свежий воздух ласкает ее горячие щеки, наслаждаясь его прохладой и свежестью.

– Лайам, посмотри, пошел снег! Как чудесно!

Она услышала, как за ними закрылась дверь. Схватив обеими руками руку Лайама, она сделала шаг, потом другой, направляясь к парадному входу, перед которым был припаркован зеленый «Вольво» Лайама.

Снежинки тихо падали на ее лоб и волосы. Она высунула язык, надеясь поймать снежинку.

Они почти дошли до парадного входа, когда она вдруг почувствовала, что рука Лайама напряглась. Он словно оцепенел. Резко остановился, словно попал в капкан.

Невидящим взором Лайам смотрел вперед. Он замер на месте с открытым ртом.

– Лайам!

– О, нет! – простонал он. – О нет, нет!

– Лайам, что случилось? – спросила Сара, сжимая его руку. – Лайам, ответь мне. В чем дело?


Глава 33


– Дверь! – в конце концов с трудом выговорил Лайам.

Сара держала его за руку и смотрела в его перекошенное от страха лицо.

– Дверь! Мы вышли через боковую дверь!

Сара лихорадочно обдумывала его слова. Ну и что из того, что они вышли через боковую дверь?

– Боковая дверь! – повторил Лайам.

Он повернулся и покосился на нее, словно только сейчас вспомнил, что она все еще здесь.

– Ну как ты не понимаешь? Нужно выходить через ту же дверь, через которую вошел! Нельзя выходить через другую дверь!

– Но, Лайам, мы уже вышли! Так что какая теперь разница?

– Огромная разница, Сара. Огромная.

Голос его был очень печален.

– Мы вошли через парадную дверь. Мы должны были и выйти через парадную дверь.

– Ох, Лайам, временами эти твои суеверия такие странные! – воскликнула она, прижимаясь к нему, желая обратить все в шутку и не понимая, почему он так расстроился и так... испуган.

– Скажи, мне тоже придется беспокоиться о том, в какую дверь входить, из какой выходить, когда мы будем жить вместе?

Лайам, казалось, ее не слышал.

Брови его были нахмурены, глаза безумные. Он схватил Сару за руку и наклонив голову от падающего снега, потащил ее обратно к дому.

– Мы выйдем снова, – пробормотал он, разговаривая теперь сам с собой. – Все будет хорошо. Мы войдем через парадную дверь и снова выйдем. Все будет прекрасно.

* * *


– Ох-х-х! Ох-х-х!

Лайам на ней такой легкий. Сара обняла его руками за шею и прижала его разгоряченное лицо к своей груди.

– Ох-х-х! Ох-х-х!

Он такой замечательный любовник! Она обняла его ногами за спину, стараясь сильнее притянуть его к себе, чтобы он глубже вошел в нее. Ей хотелось всем телом обернуться вокруг него. Ей хотелось, чтобы он был ближе, еще ближе.

А теперь крепче. Прижимаясь к нему, цепляясь за него, Сара тянула его вниз, раскачиваясь вместе с ним. Его глаза были закрыты. Его губы что-то шептали. На каком-то языке, которого она не могла разобрать.

– Ох-х-х! Ох-х-х!

Пламя свечей плясало, словно раскачивалось вместе с ними. Шестнадцать белых свечей. Лайам достал их из своей сумки и аккуратно расставил по комнате отеля, где вовсю гуляли сквозняки. Комната была довольно темной и несколько поблекшей, но уютной. Обои цвета сосновой хвои. Тяжелая, темного дерева, мебель. В изголовье кровати картина с изображением снежных Альп, напоминавшая иллюстрации в календарях.

– Почему шестнадцать? – спросила Сара, все еще взволнованная после свадьбы.

У нее все еще немного кружилась голова, но долгая поездка по заснеженным дорогам к старому отелю ее совершенно не утомила. Она смотрела в лицо мужа, удивляясь его сосредоточенному выражению, нахмуренным бровям над взволнованными карими глазами. Он так серьезен!

– А почему не сто? Не тысяча?

Лайам не улыбнулся.

– Шестнадцать – могущественное число. Шестнадцать – четвертое магическое число.

Лайам направился к туалетному столику, расставляя на нем серебряные подсвечники. Она последовала за ним.

– Четвертое магическое число? Я что, твоя четвертая жена?

Ну же, Лайам, пошути со мной! Не смотри так серьезно!

Но он по-прежнему был сосредоточен. И проигнорировал ее вопрос.

– У людей по шестнадцать зубов на каждой челюсти. По-твоему, это случайность?

– Ну...

– Плотники оставляют шестнадцать дюймов между стойками в стене дома.

Ее рука скользнула по его груди и остановилась ниже талии.

– В таком случае я хочу, чтобы мы сегодня занимались с тобой любовью шестнадцать раз!

Подобные шутки были не характерны для Сары. Пошутила и почувствовала, как запылали щеки. Но он откликнулся. Вставив последнюю свечу в подсвечник, он поднял на нее глаза.

– Мы должны заниматься любовью, пока не догорят свечи.

Она поцеловала его в щеку и рассмеялась.

– Если ты играешь, то и я играю!

Лайам не улыбнулся. Обнял ее за талию. Прижал ее к себе и стал целовать. Поцелуй его становился все более и более пылким.

И вдруг она услышала, как он прошептал, щекоча ей ухо горячим дыханием:

– Сара, я хочу ребенка. Сразу же. Я хочу, чтобы у нас был ребенок. Прекрасный ребенок. Ты тоже хочешь?

Он прижимался к ней горячей щекой, пока щека Сары тоже не запылала.

Его слова не удивили Сару. Она ждала, что он скажет ей об этом, думала об этом. Она уже довольно давно думала о ребенке. О его ребенке. Об их ребенке.

– Лайам, я хочу того, чего хочешь ты.

Радостный крик сорвался с его губ. Он снова поцеловал жену, поцеловал с большим чувством.

Лайаму потребовалось несколько минут, чтобы зажечь свечи. От помощи Сары он отказался. Она следила за тем, как он по очереди подносит спичку к каждому фитилю и что-то бормочет про себя. Он что, читает нараспев какую-то молитву?

Первый раз они начали заниматься любовью еще до того, как полностью разделись. С тихими криками они набросились друг на друга. Двигались, затаив дыхание, с интенсивностью, которая поразила Сару. Она подумала о том, что они много раз занимались любовью, но никогда это не происходило столь физически.

Все кончилось очень быстро. Шестнадцать свечей-свидетелей укоротились совсем чуть-чуть. Все еще оставаясь внутри нее, Лайам опустился на Сару, прижав губы к ее уху.

– Я сейчас так счастлив, Сара!

От этих слов, произнесенных шепотом, дрожь прошла по всему ее телу.

Сара начала было отвечать, но он закрыл ей рот страстным поцелуем.

Несколько минут спустя молодожены уже снова занимались любовью. Медленно и страстно. Вокруг них плясали огоньки свечей. По высокому потолку метались тени. Сара прижималась к Лайаму, двигалась вместе с ним, прислушиваясь к тихим свистящим звукам. Он что-то бормотал. Слова его были музыкальны.

– Лайам, это гаэльский? – прошептала она.

Он продолжал тихо и напевно говорить, двигаясь над нею, двигаясь внутри нее. Глаза его были закрыты. Он улыбался.

– Это гаэльский? Очень красиво! О чем ты говоришь, дорогой?

Лайам, казалось, не слышал ее.


Глава 34


Отворилась дверь дежурной комнаты, и Гаррет оторвал глаза от головоломки.

МАЛАНГ. Это, должно быть, легкое слово. Просто трудно сосредоточиться. Мысли упорно возвращались к утреннему спору с Энджел.

К спору? Нет. К тираде? Да.

И, конечно, Энджел была права. Это всегда только сильнее сердило Гаррета. Верно, он проводит мало времени с Мартином. С Энджел он тоже проводит мало времени.

Но дайте же мне передохнуть! Почему бы не дать мне передышку, зная, что мне нужно расследовать три убийства? Я же не по вечеринкам хожу, не развлекаюсь! Я уже ночью спать не могу, я уже не могу спокойно есть, не в состоянии как следует думать... Мне нужно сесть и тщательно все обдумать, а у меня нет ни минуты покоя...

Ну-ну, полегче!

Ты со всем разберешься! Все приведешь в порядок!

МАЛАНГ.

Маланг. Похоже на название какого-то блюда.

Так, Гаррет! Спокойно! Делай все хладнокровно! Держи себя в руках!

Держи себя в руках.

Это сейчас главное!

Он взял карандаш и уже начал вписывать буквы в кружочки, когда в комнату вошел Итан. Кепка глубоко натянута на лысую голову. Лицо серьезное. Он привел с собой молодого человека в ярко-желтом свитере.

Гаррет подумал, что этот парнишка похож на карандаш. Изучая незнакомца, он барабанил пальцами по столу. Желтый свитер. Тонкое, как тростиночка, тело. Короткая плоская стрижка на вытянутой голове.

Глаза встревоженные. Моргает, быстро оглядывает комнату. Он умнее, чем выглядит. Этому пареньку лет восемнадцать или девятнадцать. Скорее всего, студент колледжа. Гаррет посмотрел на его руки. Чистые, без мозолей. Ну точно! Студент. Нездоровый цвет лица. В старших классах, должно быть, был угреватым. В правом ухе юноши маленький серебряный гвоздик.

Парнишка взволнованно кашлянул. Потом еще раз.

Гаррет отложил газету и склонился над столом.

«О нет, только не это!» – подумал он, глядя как молодой человек не решается пройти за Итаном к столу. «Нет, ради Бога, нет! Довольно с меня свидетельств! Мне не нужны фальшивые свидетельства!»

Было уже три случая таких признаний, по одному на каждое убийство. И каждое новое признание было еще более жалким, чем предыдущее. Курам на смех!

Что заставляет этих идиотов идти и рассказывать? Это что для них, приключение? Жалкая попытка привлечь к себе внимание? Искаженное представление о славе?

«Предоставим это психотерапевтам», – решил Гаррет. – «Мне сейчас хочется только одного – чтобы они убрались из полицейского участка. С глаз долой!»

– У меня для тебя кое-что есть, – пробормотал Итан.

Он говорил, держа во рту кусок жевательного табака, от чего рот его слегка перекашивало.

Гаррет решил, что Итан пытается выглядеть крутым, вроде тех полицейских, что показывают по телевизору. Но единственное, чего он этим добился – его речь стало трудно разобрать.

Гаррет продолжал изучающе смотреть на молодого человека с бледным рябоватым лицом.

– Чем могу тебе помочь, сынок?

Юноша снова прочистил горло.

Гаррет жестом указал на стул с прямой спинкой, стоявший рядом с его столом. Парень рухнул на стул и сцепил руки на коленях.

– Говорит, что кое-что видел, – сказал Итан. – В ночь последнего убийства.

Очевидец?

Гаррет почувствовал, как напряглись все его мускулы. Он выпрямился.

– Как тебя зовут?

– Крейг Клайн.

– Ты учишься в колледже?

Парнишка кивнул. Сунул руки в карманы джинсов.

– Я на третьем курсе.

– Ты видел убийцу, сынок?

– Нет! – воскликнул он, протестуя.

Гаррет проявил терпение. Он старался следить за тем, чтобы его голос оставался тихим и спокойным. Он внимательно смотрел в глаза парнишке, пытаясь понять, правду тот говорит или нет.

Это был самый главный вопрос, который приходилось решать, глядя на каждого, входившего в полицейский участок. Так что же, правда или ложь?

– Ну, так что же ты видел?

– Я был на территории колледжа. В среду вечером. Проходил через Круг. Мне нужно было разобраться в одном вопросе. Я занимался в библиотеке.

Он явно отрепетировал эту часть своей речи. Такое впечатление, что он цитирует по памяти.

Но это вовсе не значит, что он говорит правду.

– Было темно, можно сказать, был небольшой туман. Я это помню потому, что фонари в Круге светили неярко, можно сказать, мерцали.

– Очень поэтично, – сухо заметил Гаррет. – Ты специализируешься на английской литературе или на чем-то подобном?

Клайн вспыхнул.

– Извините.

– Просто расскажи детективу Монтгомери, что ты видел, – вмешался Итан.

Он стоял, опираясь о пустую вешалку, стоявшую у соседнего письменного стола.

Клайн почесал нос.

– Ну, сначала я услышал крик.

– Крик девушки? – спросил Гаррет.

Клайн кивнул.

– Да. Он был громким. Очень пронзительным. Но недолгим. Он резко прекратился. Словно оборвался.

– Ты видел девушку? – спросил Гаррет.

– Нет. Я поискал ее. Я имею в виду, что я услышал крик и постарался разглядеть, кто кричит и откуда донесся крик. Но было слишком темно. Я никого не увидел.

«Он что, пришел сюда, чтобы рассказать мне о том, что ничего не видел?» – мелькнуло в голове у Гаррета.

Терпение!

– А что случилось потом, мистер Клайн?

– Потом я увидел мужчину в костюме. Он бежал очень быстро. Он пробежал перед вечнозеленым кустарником. Возле Вивер-Холла.

Гаррет почувствовал, как забилось его сердце. Прищурившись, он посмотрел на молодого человека.

– В костюме? В каком костюме?

– В костюме монстра, – ответил Клайн. – На нем было нечто похожее на костюм монстра. Он сначала бежал вдоль кустов, потом напрямик через кусты и исчез.

– Фью-у! – присвистнул Итан.

Удивился? Или не поверил?

– Странно, да?

Гаррет проигнорировал его замечание. Он не отрываясь смотрел на Крейга Клайна.

– Ты мог бы описать этот костюм монстра?

– Он выглядел волосатым. Ну, покрытым шерстью. Мне кажется, темной. Было так темно... – голос парнишки затих.

Он опустил глаза.

– Парень в костюме монстра, – пробормотал Итан, качая головой.

Гаррет закрыл глаза. Мозг его лихорадочно работал. Есть в городе магазин маскарадных костюмов?

Он не смог припомнить ни одного.

– Итан, ты можешь припомнить какой-нибудь магазин костюмов? Какой-нибудь магазинчик с разными атрибутами для вечеринок? Или какой-нибудь отдел, где продают маски?

Итан обхватил пальцами подбородок.

– Ну, один магазинчик продает костюмы для Хэллоуина. И есть еще один, что-то вроде аптеки. Вроде все, шеф!

– Проверь их! – проворчал Гаррет. – И проверь того парня на Десятой улице, который дает костюмы напрокат для школьных постановок.

Он снова повернулся к Клайну.

– То убийство произошло неделю назад. Почему ты так долго ждал, прежде чем решил прийти сюда?

Клайн прочистил горло. Его голубые глаза расширились.

– Думаю, я боялся.

– Боялся?

– Боялся, что вы мне не поверите. Я хочу сказать, что после тех убийств, о которых говорили по телевидению, я... я не был уверен...

– Тогда почему ты решил прийти сегодня? – спросил Гаррет, наклоняясь ближе, не спуская парнишку с крючка, снова и снова проверяя его на правдивость.

– Я не мог не думать об этом... Я знал, как надо поступить. Я хочу сказать, что я увидел вас по телевизору, в новостях. Вы спрашивали, не располагает ли кто информацией. Поэтому...

«Это было жалкое зрелище!» – понял Гаррет.

Каждый раз, когда полицейский обращается за помощью по телевидению, это жалкое зрелище.

Но что еще он мог сделать?

Не мог же он вот так стоять перед направленной на него камерой, перед кучей микрофонов, которые совали ему в лицо, и говорить:

– Послушайте, ребята, у нас нет ни одной зацепки. У нас есть куча отпечатков, которые выглядят так, словно их нарисовал Сальвадор Дали. И это все. Это единственное, что у нас есть после трех убийств.

Не мог он так сказать.

Поэтому вместо подобных слов он обратился за помощью. И вот через два дня после Дня Благодарения приходит парнишка и рассказывает историю о мужчине в костюме монстра.

Гаррет со вздохом откинулся на спинку стула.

– Спасибо за помощь, мистер Клайн!

Он взял со стола карандаш и ткнул им в Итана.

– Отведи его в другую комнату и запиши все показания, ладно?

Итан кивнул, его большой кадык дернулся вверх и вниз.

Клайн быстро встал, поправил манжеты желтого свитера. Он было отправился вслед за Итаном к выходу, но в дверях обернулся:

– Вы мне верите? – спросил он.

Гаррет мрачно кивнул, крутя в руках карандаш.

– Ну да. Конечно, я тебе верю.

После всех этих убийств, почему бы мне самому не поверить в монстров?


Глава 35


Сара сняла с полки кочан салата-латука и крепко сжала. Как бы мне хотелось, чтобы это была твоя голова, Лайам!

Нет! Нет, я этого не хочу! Что это я говорю?

Я уже больше не сержусь.

Она швырнула салат в корзинку.

Мы так глупо поссорились сегодня утром! Даже не то, чтобы поссорились. Так, обменялись несколькими сердитыми словами.

Велика важность!

Она опустила в корзинку два желтых перца и прошла по проходу к огурцам.

Все молодожены ссорятся. Это нормально. Они изучают друг друга.

Сара прикусила нижнюю губку. Мы с Лайамом женаты всего две недели, а его суеверия уже сводят меня с ума!

«Нет! Не говори так!» – выбранила она себя.

Но ее все еще беспокоил утренний инцидент.

Что с того, что она встала с постели с левой стороны? Что с того, если она забыла сказать Маргарет «Будь здорова» после того, как та чихнула?

Может, мы с Лайамом могли бы найти более интересный повод для ссоры?

Ему что, больше не о чем думать, как только о том, с какой стороны постели я встала?

Все эти вопросы она задала ему сегодня утром. И от этих слов муж только бессвязно забормотал и раскалился добела. Ну, хорошо, он более суеверен, чем большинство нормальных людей. Он почему-то верит во всю эту чушь. Очень хорошо. Но всему есть предел!

Не отравляй мне жизнь, Лайам! Я считаю, что все эти суеверия – просто чушь!

И Маргарет. Твоя сестра Маргарет стоит и со скорбной миной наблюдает, как мы ссоримся. Она такая молчаливая и бледная, она так стремится быть незаметной, что кажется, вот-вот сольется с обоями.

Маргарет ведет себя тактично. И она добрая. Старается помочь. Она действительно очень старается не мешать молодым супругам. Большую часть дня Маргарет проводит в своем магазинчике антиквариата, расположенном рядом с булочной. А если она не в магазине, то уходит наверх, в свою квартирку. Все трое встречаются только за едой или когда Лайам приглашает ее присоединиться к ним.

Маргарет очень тактична. Но Сара постоянно чувствует на себе ее взгляд, чувствует ее присутствие в доме. Третий лишний там, где должно быть только двое. Молодожены должны препираться и ссориться без свидетелей. Наговорят друг другу резкостей и тут же готовы помириться.

Во время семинара Сара все время вспоминала сердитые слова, которые они сегодня сказали друг другу. И потом, пытаясь работать над курсовой, Сара продумала все, что скажет мужу при встрече.

А потом решила забыть об утренней ссоре. В конце концов, все это совершенно не важно.

Потом она почувствовала себя виноватой от того, что придала утренней перепалке такое большое значение, что так много думала об этом. Почувствовала себя виноватой из-за того, что плохо подумала о нем. О Лайаме. О своем муже. О своем замечательном муже.

И Сара решила приготовить ему ужин.

По возвращении после своего двухдневного медового месяца они были очень заняты. У обоих были занятия. Каждый вечер молодожены ели пиццу или какое-нибудь китайское блюдо. А иногда забегали перекусить в кафетерий в колледже.

Создавалось такое впечатление, что у них не было возможности провести даже один вечер наедине, что у них не оставалось времени побыть друг с другом. И конца этому не было видно. Сегодня студенческая постановка «Макбета». Завтра вечером – праздничный ужин у Мильтона по случаю их с Лайамом бракосочетания.

Ну разве Мильтон уже не достаточно их облагодетельствовал, предоставив свой дом для свадьбы? Ему вовсе не следует устраивать ужин в их честь. Но он очень настаивал и его обижало, что они пытаются отказаться.

– У нас не было времени устроить предсвадебный ужин, – хриплым голосом объявил он.

Красное лицо его сияло.

– Поэтому я устраиваю предсвадебный ужин после свадьбы!

Сара решила, что он и в самом деле щедрый человек.

Она было собралась взять с полки заправку для салата, но передумала и опустила руку. Нет. Сегодня я сделаю свой собственный винегрет. Я сделаю все сама, от начала и до конца. Никаких полуфабрикатов. Мой первый домашний ужин.

И вовсе не потому, что я чувствую себя виноватой из-за утренней ссоры. А потому, что я хочу показать тебе, что я не просто студенточка. Я – настоящая жена.

Креветки, рис, шпинат. Будет хороший салат.

Креветки она купила в специализированном магазинчике даров моря на Дейл-стрит. Потом прошла в магазин, расположенный в квартале от него, чтобы купить остальные продукты для салата. Поставив корзинку на прилавок возле кассы, Сара посмотрела на часы. Почти пять тридцать. Еще достаточно времени, чтобы приготовить ужин и переодеться до прихода Лайама.

Сара расплатилась и с объемистым коричневым пакетом в руках вышла на улицу, напевая про себя. Мелодия была веселой. Потому что молодая женщина была счастлива.

Я сейчас приготовлю ужин для своего мужа!

Муж. Как непривычно звучит это слово! Непривычно и старомодно.

Еще немного пройти по Хай-стрит, и она дома. С севера дует холодный декабрьский ветер. Он трясет обнаженные ветви деревьев, растущих вокруг зданий колледжа. Сара переложила пакет с продуктами в другую руку.

Первым делом я займусь креветками. Потом приготовлю салат.

Не могу дождаться Лайама.

– Сара, ты умеешь готовить?! Ты приготовила ужин для меня?

Нет, даже Лайам не выражается так старомодно.

Сара задумалась о том, что бы сказал Лайам. Ей казалось, что он был одним из самых непредсказуемых людей на свете.

Она считала его очень умным и абсолютно непредсказуемым.

Его обрадует мой маленький сюрприз. Это-то я могу предсказать!

Она свернула за угол. Впереди показался их дом. Сильный порыв ветра чуть не вырвал у нее из рук сумку с продуктами. Мимо прошли две знакомые девушки из колледжа. Теплые шарфы замотаны до самого подбородка. Они наклоняются против ветра. Лица красные, идут быстро.

Сара поднялась по ступенькам невысокого крылечка. Поставила пакет и порылась в сумочке в поисках ключа. Потерла нос. Пальцы закоченели от холода. Повернула ключ и вошла в прихожую, радуясь, что внутри тепло.

Прижимая к груди пакет, она понесла его прямо на кухню. Только опустила его на стол, как увидела Маргарет.

Золовка стояла у плиты. И помешивала что-то в кастрюле, от которой шел пар.

Маргарет обернулась.

– Сара, привет!

Улыбка ее угасла, когда она увидела пакет с продуктами.

– Что это?

– Продукты, – ответила Сара, чувствуя, как у нее сдавило в груди.

Ее словно обдало наружным холодом.

– Я думала...

– Я рано пришла домой, – сказала Маргарет, – поэтому сделала тушеную телятину на ужин. Это любимое блюдо Лайама.

– Но... – Сара осеклась.

Маргарет снова посмотрела на пакет с продуктами. И поняла.

– Ох, Сара! Извини. Ты собиралась готовить ужин? Я не знала!

Она положила длинную металлическую ложку рядом с кастрюлей. И поспешила к Саре. По лицу Маргарет было видно, что она сожалеет об этом недоразумении. Маргарет порывисто обняла Сару.

– Прости меня! Мне в самом деле очень жаль, дорогая. Прости! Тебе следовало сказать мне об этом заранее.

Сара почувствовала себя десятилетней девочкой. Глупой малышкой.

Маргарет обнимает ее, как обиженного ребенка.

Сара решила, что это несправедливо. Маргарет такая милая, такая добрая. Маргарет не виновата. Она не сделала ничего дурного.

А теперь я ставлю ее в неловкое положение.

– Ничего страшного, – сказала Сара, заставляя себя улыбнуться и высвобождаясь из объятий Маргарет. – Я положу креветки в холодильник. Мы приготовим их в воскресенье.

Сара глубоко вздохнула.

– М-м-м! Эта тушеная телятина пахнет просто замечательно! Идеальное блюдо для такого холодного вечера.

Послышались быстро приближающиеся шаги. Появился Лайам, снимая на ходу пальто. Сара повернулась к двери.

– Ну, вот и мои самые любимые женщины! Обе рано дома. Что у нас сегодня на ужин?

* * *


– Мне очень понравилось, – сказала Маргарет, следуя за Сарой по тропинке. – Так приятно – сидеть и слушать язык Шекспира.

От резкого порыва ветра пальто ее захлопало, как парус. Она схватила обе полы и притянула их друг к другу, пытаясь застегнуть.

– А сегодня по-настоящему холодно!

Лайам остановился поговорить со студенткой, так что они покинули Айерс Холл последними. Через открытые двери Сара видела, как медленно гаснут огни в большой аудитории. Зрителей было много. Теперь все они – преподаватели и студенты – группами по два-три человека направлялись к Кругу. Люди шли в общежития, рестораны, бары или домой.

За углом ветер был еще сильнее. Сара подняла воротник жакета. Темные волосы взметнулись вокруг ее лица. Лайам все еще стоял у входа и разговаривал со студенткой, оживленно жестикулируя. Студентка в громоздкой енотовой шубе, должно быть принадлежавшей еще ее бабушке, весело смеялась. Голос девушки был высоким и пронзительным.

– Леди Макбет была хороша, не правда ли? – Маргарет придвинулась поближе к Саре, стараясь заслониться от ветра.

Обнаженные деревья на другой стороне Круга качались и стучали ветвями.

– Так выразительно и так убедительно! Мне кажется, у этой девушки настоящий талант.

– Да, действительно, – согласилась Сара, глядя на Лайама. – Мне понравился эпизод с кровью на руках. Очень эффектный.

– Немножко грубовато, – сказала, поморщившись, Маргарет. – Жаль, что сзади декорации упали. Это сильно отвлекло внимание. Мне жаль парнишку, который...

– Это странная пьеса, – прервал их Лайам.

Он бегом направился к женщинам, держа руки в карманах пальто. Остановившись возле них, он улыбнулся Саре и поправил воротник ее жакета.

– Знаешь ли ты, что на этой пьесе лежит проклятье? Актер, который должен был играть заглавную роль в первой постановке пьесы, был найден мертвым. Ему так и не удалось сыграть эту роль. Говорят, с тех пор его призрак появляется во время каждого представления. Актеры становятся очень суеверны, когда им приходится играть в этой пьесе.

– Актеры вообще очень суеверны, – вмешалась в разговор Маргарет.

В аудитории погасли огни. На тротуаре стало темнее.

– Актеры, играющие в этой пьесе, никогда не упоминают ее названия, – продолжал Лайам, беря Сару под руку. – Они всегда называют ее «Шотландская пьеса». И никак иначе.

Сара вдруг поняла, что Лайам также не упомянул истинного названия пьесы.

– И об этом ты говорил со своей студенткой? – поддразнила его Маргарет. – То-то она была очарована!

Лайам усмехнулся.

– Просто она очарована мной.

Сара шутя толкнула его в бок.

– Боюсь, что тобой все очарованы!

Он рассмеялся.

– А ты собираешься это отрицать?

Все трое пошли по дорожке по направлению к Хай-стрит. Лайам шел между женщинами, держа каждую из них под руку. Они успели сделать всего лишь несколько шагов, когда на дорожку вышел какой-то человек.

Сара сначала его не видела. Она наклонилась позади Лайама, чтобы ответить на что-то, сказанное Маргарет. Лайам потянул ее за руку, чтобы отойти в сторону и обойти незнакомца.

Но молодой человек и не собирался уступать им дорогу.

Сара повернулась – и узнала его.

– Чип! Что ты здесь делаешь?

В сумеречном свете его глаза казались серебряными. Чип прищурился, стараясь получше разглядеть Сару. Ветер взметнул вверх его светлые волосы. Кожаная куртка молодого человека была расстегнута. Под ней был виден свитер с большим воротником. В нижней части воротника было пятно.

– Сара!...

Чип неровными шагами направился к ней. На его лице была странная улыбка, совершенно не к месту. Глаза его были полузакрыты. Улыбка быстро угасла.

– Сара!

– Чип, пожалуйста!

– Сара, посмотри на него! – он указал на Лайама; его рука двигалась вверх-вниз, словно не слушаясь его. – Он слишком стар для тебя!

– Чип...

Она почувствовала, как рядом с ней напрягся Лайам. Муж схватил ее за рукав жакета.

– Сара, ты его знаешь?

В голосе Лайама было неодобрение.

– Он достаточно стар для того, чтобы быть т-твоим отцом! – Чип все еще тыкал указательным пальцем в сторону Лайама.

– Убирайся, Чип, – сказала Сара тихо, но твердо. – Просто уходи!

Чип, прищурясь, упорно смотрел на Лайама, стараясь получше его разглядеть.

– Да, твоим отцом, – сердито повторил молодой человек. – Сара, я не хочу неприятностей. Я пришел, чтобы тебе помочь. Я пришел тебя предупредить. Ты не понимаешь, что ты делаешь. Ты не...

– Убирайся, Чип! Ты пьян! – сквозь зубы сказала Сара.

Голос ее был тихим и решительным. Она чувствовала, как напряглись все мышцы ее тела. Неужели все это происходит на самом деле? Этого не должно быть!

Она видела, как Маргарет отступила назад, в сторону от тропинки. Ее лицо было перекошено от страха. Или оно выражало неодобрение?

– Старый уже, а связался с молоденькой девочкой, – запинаясь пробормотал Чип. Его слезящиеся глаза все еще сердито смотрели на Лайама. Ветер трепал его светлые волосы.

– Чип, я тебя умоляю... – Сара старалась, чтобы ее голос звучал тихо и ровно.

Лайам отпустил ее рукав и сделал шаг вперед.

– Сара не желает с вами разговаривать! – сказал он и протянул руку к плечу Чипа.

Чип изо всех сил рванулся в сторону. Он рванулся так сильно, что потерял равновесие и чуть не упал.

– Убери от меня свои лапы! – пытаясь обрести равновесие Чип качнулся вперед.

Лайам схватил его за лацканы кожаной куртки.

– Помочь тебе добраться домой? Тебе нужно хорошенько проспаться!

Чип издал хриплый протестующий крик и рванулся назад. Взгляд его стал безумным. В уголках рта заблестела слюна.

Сара подумала о том, что в жизни не была в столь неловком положении. Как мне объяснить это Лайаму?

– Лайам, будь осторожен! – предупредила Маргарет, стоя на траве в нескольких шагах позади них, скрестив руки на груди.

– Лайам, будь осторожен! – высоким голосом передразнил ее Чип и хихикнул.

Он выпрямился, и улыбка его угасла. Обеими руками молодой человек поправил лацканы куртки и повернулся к Саре.

– Чип, уходи! – настаивала она.

В его голубых глазах отразился свет уличного фонаря.

– Я знаю, почему твоему профессору пришлось покинуть Чикаго!

Лайам бросил на Чипа сердитый взгляд, потом посмотрел на Сару. Сделал шаг по направлению к Чипу. Опущенные вниз руки Лайама были сжаты в кулаки.

– Хочешь знать, почему? – дразнил ее Чип, и голос его был тоненьким, как у четырехлетнего мальчика. – Так ты хочешь узнать почему твоему мужу пришлось покинуть Ч-ч-чикаго?

Сара закрыла глаза. Ей хотелось закрыть уши руками. Это все мне кажется. Пожалуйста! Ну пожалуйста, пусть он исчезнет!

Но когда она открыла глаза, Чип стоял на прежнем месте, наклонясь в ее сторону.

– Так ты хочешь узнать настоящую причину? – настойчиво спрашивал он.

Лайам сделал быстрое движение. Маргарет удивленно охнула. Лайам схватил Чипа за плечи. Повернул его кругом. Увел его прочь.

Чип громко протестовал. Сара не слышала ответов Лайама. К ее облегчению, Чип не сопротивлялся. Один раз он запнулся, но Лайам его поддержал. Он быстро и решительно повел Чипа по улице.

Маргарет тихонько подошла к Саре и схватила ее за руку. Рука Маргарет была холодна, как лед.

– Бывший возлюбленный? – прошептала она.

Сара кивнула.

– Он... он приехал сюда за мной из Нью-Йорка. Не могу поверить, что он такой подонок. Знает, что мы с Лайамом женаты. Тогда зачем явился сюда?

Лайам вскоре вернулся. Руки его были засунуты в карманы пальто, лицо мрачное.

– Маленькая жизненная драма, – пробормотал он, глядя на Сару. – Не совсем по Шекспиру.

Сара покачала головой.

– Я очень прошу меня извинить.

Выражение лица Лайама смягчилось.

– Ты не виновата. Так это и есть Чип? Он и в самом деле так очарователен, как ты мне его описывала!

Сара тяжело вздохнула.

– Извини.

Лайам усмехнулся.

– Я с нетерпением жду встречи с остальными твоими друзьями!

– Отстань от Сары, а? – вступила в разговор Маргарет.

Она поежилась и поглубже завернулась в свое пальто.

– Это было по-настоящему страшно, – женщина неодобрительно нахмурилась в сторону Лайама. – Тоже мне, мистер Герой!

Лайам пожал плечами.

– Иногда в крови накапливается слишком много адреналина...

– Я очень прошу меня извинить, – повторила Сара и взяла его за руку. – Не знаю, как Чип нас нашел. Не понимаю, как он мог узнать, что мы сегодня будем здесь!

Лайам похлопал ее по руке.

– Не волнуйся! Чип был слишком пьян и не в силах как следует драться, – он улыбнулся ей. – Мне кажется, что сейчас я бы и сам был не прочь выпить!

Они пошли по направлению к Йель-авеню. У Сары дрожали ноги. Она все еще видела жемчужную слюну в уголках рта Чипа.

Неожиданно Сара остановилась и подняла глаза на Лайама.

– О чем это говорил Чип? Почему все-таки тебе пришлось покинуть Чикаго?

Он улыбнулся.

– Чтобы встретиться с тобой, разумеется!

Маргарет поднялась в свою квартиру на втором этаже. Сара устроилась на диване в гостиной. Лайам налил две рюмки портвейна и, протянув одну рюмку жене, опустился на диван рядом с ней, обнял ее свободной рукой за плечи.

– О, моя дорогая! Да ты замерзла! Выпей! Это тебя согреет!

Она отпила глоток. Темно-красная жидкость приятно обожгла заднюю часть горла. Сара сделала еще глоток и прислонилась головой к плечу Лайама.

Он стал рассказывать ей о самой первой пьесе Шекспира, которую видел в своей жизни. Это был «Генрих Пятый», поставленный в маленьком студенческом театре. Ему тогда было шестнадцать лет. Лайам рассказал о том удивлении, которое он испытал, впервые услышав такой язык. Он испытал огорчение от непонимания части текста. Ему очень захотелось узнать и понять все, каждую строчку, каждое слово. Все до конца.

Сара слушала вполуха, кивая и улыбаясь. Портвейн согревал ее изнутри. Чип не выходил у нее из головы. Она не могла преодолеть смущение и любопытство.

Неужели Чип и в самом деле знает что-то о Лайаме? Или он просто ведет себя как маленький ябеда?

Лайам наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Но она прижала два пальца к его губам.

– И все же, почему ты покинул Чикаго? – ей пришлось снова задать ему этот вопрос. – Это была просто какая-то глупость со стороны Чипа, или...

Он ласково убрал пальцы. Улыбнулся.

– Я же уже говорил, тебе...

– Нет. Давай, Лайам, расскажи мне. Я многого о тебе не знаю. Так почему ты покинул Чикаго? – она шутя стукнула его и, поддразнивая, улыбнулась ему. – Может, из-за какой-нибудь пикантной истории?

Казалось, его глаза потухли. Рот искривился. Лайам отвел глаза в сторону.

– Мне бы не хотелось беспокоить тебя моим несчастным прошлым.

Сара тотчас же пожалела, что дразнила его.

– Несчастным прошлым?

Лайам колебался. Он задумчиво посмотрел на нее, словно пытаясь представить реакцию жены, если он расскажет ей свою историю.

– Лайам, если мы не можем доверять друг другу... – Сара замолчала.

Лайам вздохнул.

– Мне действительно пришлось уехать из Чикаго. Я не знаю, что именно разузнал твой друг, если он вообще что-нибудь знает. Не знаю, почему он вдруг решил наводить справки обо мне.

– Извини меня за Чипа, Лайам! Я...

– Была одна женщина, которую звали Анжела. Я уехал из-за нее, – он выпалил эти слова на одном дыхании.

Лайам, не отрываясь, смотрел на Сару, ожидая ее реакции.

Сара не поняла, почему муж так встревожен. Разве он не знает, что я люблю его? Да какое мне дело до женщины в Чикаго?

– Лайам...

– Нет, дай мне закончить. Анжела была моей ассистенткой. Фактически, она была машинисткой. Она набирала на компьютере рукописи двух моих последних книг. Как в таких случаях говорят, одно цепляется за другое. Анжела была старше тебя, примерно моих лет. Мы с ней состояли в любовной связи. Как это грубо звучит! И как банально! Кажется, это длилось около двух лет. И плохо кончилось.

Сара ласково потерлась головой о его плечо. Он, похоже, очень расстроен. Неужели Лайам все еще неравнодушен к этой Анжеле? И поэтому он так странно себя ведет? Это так не похоже на него!

– Я прекратил эти отношения, – продолжал Лайам, отвернувшись. – Я понял, что это ни к чему не ведет. Мне казалось, что и она пришла к такому же выводу. Но, как потом выяснилось, я неправильно ее понял... Как оказалось, я недооценил глубину ее чувств. С ней... случилось нервное расстройство.

– Ох, извини! – выпалила Сара.

Лайам пожал плечами.

– Ее пришлось госпитализировать. Я не знал, как мне реагировать. Я хочу сказать, что я был очень сердит на нее. И в то же время на меня давило чувство вины. Но тогда мне казалось, что это нервное расстройство – некая уловка против меня... чтобы меня удержать... чтобы я был рядом с ней...

К своему удивлению, я понял, что очень зол на Анжелу. Я сердился на нее за то, что она пыталась меня провести подобным образом. Сердился оттого, что она зашла так далеко в своем стремлении доказать, что она лучше меня, что она способна на более глубокое чувство, чем я. Все это чушь, конечно. Все это вызвано моим чувством вины.

Прищурившись, Лайам посмотрел на Сару. На его губах появилась странная, безрадостная улыбка. Она никогда прежде не видела у него такой улыбки.

– Вина – это движущая сила моей жизни, – он сказал это совершенно бесстрастно.

– Что ты имеешь в виду, Лайам? – Сара почувствовала озноб.

Эта улыбка беспокоила ее. Ей хотелось стереть эту улыбку с его губ. Целовать его до тех пор, пока эта улыбка не исчезнет.

– Так что же, черт возьми, ты имеешь в виду?

Супруг проигнорировал ее вопрос.

– Мне не хотелось причинять боль Анжеле, но у меня не было выбора. Мне пришлось уехать. Когда пришло приглашение из Мур-колледжа, я ухватился за него. В других обстоятельствах я бы просто вежливо отказался. Это действительно походило на побег.

Странная улыбка в конце концов исчезла с его губ. Темные глаза обрели прежний блеск. Сара наклонилась к мужу и потерлась щекой о его щеку.

– Анжела все еще в больнице. Я уехал, не прощаясь. Признаю, было очень приятно удрать. Все равно что разорвать кандалы, – он покачал головой. – Мне не хотелось тебе об этом рассказывать.

Сара прижалась к нему лицом. Обняла его.

– Минуточку! – она откинулась назад. – Подожди-ка! А ты не думаешь, что это могла быть Анжела?

Он уставился на нее.

– Кто? Кого ты имеешь в виду?

– Ты не думаешь, что Анжела могла звонить, чтобы испугать меня, и что это она могла прислать мне окровавленные кроличьи лапки?

Лайам взволнованно потер подбородок. Потом запустил ладонь в свои темные волосы.

– Возможно. Я не могу себе представить...

Некоторое время он размышлял, рассматривая рюмку с портвейном.

– Это могла быть Анжела. Мне следовало бы догадаться. Но я не думал о ней. Я имею в виду, что я не думал о ней с тех пор, как приехал сюда.

«Благодарю тебя, Боже!» – подумала Сара.

Она испытала облегчение от того, что его больше не интересует эта женщина. И от того, что была решена загадка таинственных угроз.

– Может быть, это и в самом деле была Анжела, – задумчиво продолжил Лайам. – Бедная женщина очень расстроена. Хотя она совершенно безобидна. Поверь мне, Сара, она абсолютно безобидна.

Почувствовав себя лучше, Сара обвила руками шею Лайама и притянула к себе его голову.

– А как насчет тебя? – пошутила она. – Ты тоже абсолютно безобиден?

Он рассмеялся. Глаза его вспыхнули.

– Нет, если ты рядом со мной!

Лайам нежно поцеловал ее. Долгий и сладкий поцелуй.

– Когда ты рядом, я по-настоящему опасен!


Глава 36


Лайам подошел к раковине и наклонился к забрызганному водой зеркалу. Вытащил из-под свитера воротник бледно-голубой рубашки. Потом передумал и затолкал его обратно.

Он услышал, как в кафельную стенку позади него ударила струя мочи. Мильтон, застегивая на ходу молнию, подошел к раковине позади Лайама.

– Тебе следовало бы одеться понаряднее, – поддразнил его Мильтон.

Он поправил узел бордового галстука. Неодобрительно покосился на свитер Лайама.

– Я решил, что раз мы ужинаем в «Спинакере», то одежда должна быть повседневной, – объяснил Лайам.

– Ты же знаешь, почему я выбрал этот ресторан для вашего предсвадебно-послесвадебного ужина, – сказал Мильтон, разглядывая свое отражение в зеркале.

Обеими руками он пригладил назад копну седых волос, которые тут же снова стали дыбом, словно пружинки.

– Ты ведь здесь встретился со своей женой.

Лайам усмехнулся.

– Ты очень сентиментален, Мильтон!

– А ты очень везуч! – проворчал Мильтон.

Он говорил это с завистью и уже не в первый раз.

– Везет тебе! Сара – чудная девушка! Жаль, что не я первый обратил на нее внимание!

Лайам не поддержал разговор на эту тему. Он попытался представить себе Сару с Мильтоном. От этой мысли у него напряглись мышцы на затылке.

Мильтон наклонился над раковиной и открыл сразу оба крана. Открыл слишком сильно. Брызги полетели ему на пиджак. Он вскрикнул и поспешно убавил воду. Потом принялся мыть свои громадные руки.

Лайам причесал волосы. Сунул расческу в карман брюк. Осторожно открыл воду.

– Можно мне взять мыло?

Мильтон закончил намыливать руки и протянул Лайаму бледно-зеленый кусок мыла. Лайам рассеянно взял его и начал намыливать ладони.

– Ох!

Мыло упало в раковину. Лайам сердито посмотрел на свое отражение в зеркале.

– Ах, черт! Черт побери!

– Лайам! Что случилось?

Лайам огорченно покачал головой.

– Мыло нельзя передавать из рук в руки, – он поднял глаза на Мильтона. – Его нужно положить, чтобы другой человек сам взял его.

Мильтон рассмеялся.

– Да ну тебя с твоими суевериями! Ты меня напугал! Я подумал, что ты чем-то всерьез расстроен.

Лайам тоже рассмеялся.

Мильтон вытер руки и вышел из мужского туалета.

Лайам слышал, как за ним закрылась дверь. Он пристально смотрел на кусочек бледно-зеленого мыла.

Лайам был в ужасе от того, что он только что сделал.

Рот его широко раскрылся – насколько это вообще было возможно. Он испустил долгий жалобный вой.

Руки взметнулись вверх. Лайам принялся рвать на себе волосы. Яростно, как сумасшедший, дергал их во все стороны, бил себя по голове. Глаза его были закрыты. Вот он вскинул голову. Из глубины его существа снова вырвался жалобный вой.

Толстый лиловый язык вывалился, раскручиваясь, из его рта. И звучно плюхнулся о зеркало.

Лайам мгновенно схватил извивающийся язык обеими руками.

И принялся запихивать его обратно. Он запихивал его снова и снова.

Толкал, дергал, боролся. Руки скользили. Но он не сдавался.

Наконец запихал язык обратно. И крепко стиснул зубы, когда ему это удалось.

Несколько минут спустя, тщательно причесав темные волосы и засунув руки в карманы, Лайам как ни в чем ни бывало подошел к столу. Сара поймала его взгляд, и муж радостно улыбнулся ей.


Глава 37


От дыхания Чипа оконное стекло затуманилось. Рукой в перчатке он вытер стекло и заглянул в ресторан. Столик Сары стоял в глубине, но молодой человек ясно видел ее лицо. Видел ее сияющую улыбку. Видел, как она дернула профессора за рукав свитера, откинула голову и засмеялась.

Чип сильнее потер стекло, чтобы было лучше видно. Он старался не дышать. Ветер возле ресторана был довольно резким. Задувал под пальто. Поглощенный созерцанием происходящего внутри ресторана, молодой человек не пытался застегнуть пальто.

Лицо его пылало. Голова была как в огне. В баре через улицу Чип выпил. Напиток был не слишком приятным, но это было то, что нужно – в горле до сих пор было тепло.

Через стекло Чип видел, как большой краснолицый, похожий на слона, мужчина встал, поднял бокал шампанского и, видимо, произнес тост. Неожиданно Чип почувствовал головокружение. Он прижал обе руки в перчатках к стеклу и прислонился к нему всем телом. Сидящие за столом молча чокнулись. Чип представил себе легкий звон. Все заулыбались.

Высокий официант с «конским хвостиком» закрыл Чипу вид на столик Сары. Молодой человек нетерпеливо махнул ему рукой, чтобы он отошел. На улице позади Чипа заревели машины. Но Чип не обернулся. Прищурившись, он смотрел сквозь запотевшее стекло, стараясь получше разглядеть происходящее.

Официант в конце концов поставил поднос и удалился. Чип увидел, что профессор вскочил. Вот он что-то говорит, размахивая рюмкой шампанского. Улыбка словно приклеена к его хитрой физиономии. Профессору улыбается светловолосая женщина с короткой стрижкой – наверное, его сестра.

Новый резкий порыв ветра захлопал полами пальто Чипа. Молодой человек, не отрываясь, смотрел на Сару. Он видел блеск в ее глазах, смотрел, как она с готовностью смеется, что бы ни сказал профессор – ее Лайам! Чип не ощущал холода, он только чувствовал, как в нем закипает гнев, который он рассчитывал немного успокоить выпивкой.

– Лайам! – с отвращением прошептал молодой человек ненавистное имя и опять протер стекло.

Почему я здесь, на холоде, Сара? Ты же знаешь, что ты моя!

Шатаясь, он сделал несколько шагов и чуть не упал на стекло, но по-прежнему не отрывал взгляда от Сары. Чип видел, как она подняла глаза на Лайама, видел, как вспыхнули ее щеки, видел, как Сара с обожанием, чуть ли не раболепно, смотрит на мужа.

– Нет! Ни за что!

Ты не останешься с ним, Сара! Ни за что не останешься с этим обманщиком!

За столом все засмеялись. Им весело.

Чип был уверен, что их смех скоро оборвется. Он по-прежнему пристально смотрел на Сару. Смех закончится, когда придет конец твоему браку. Больше никаких тостов. Никаких остроумных речей торжествующего профессора.

Ты покончишь с этим браком. Ты от него уйдешь!

Ты уйдешь от него и вернешься ко мне, когда я расскажу тебе то, что я знаю. То, что я разузнал о твоем блестящем профессоре.

– Лайам, Лайам, – пробормотал Чип, глядя как запотевает стекло. – Лайам, это рифмуется с...

Он не смог подобрать никакой рифмы.

Внутри, за столиком, собравшиеся снова чокнулись. Новые радостные крики и смех. Сара вспыхивает.

Ей это идет. Она делает короткое замечание. Все смеются. Лайам целует ее в щеку.

Нет! Ради Бога, нет!

Чип решил, что ему пора выпить еще. Может быть, даже две порции. Да, пара порций придаст ему мужества. В горле у него пересохло. Ему нужно, чтобы горло было нормальным. Он должен хорошо говорить, когда станет рассказывать Саре о том, что знает. Он, как ни в чем ни бывало, войдет в ресторан, подойдет к их столику и разрушит их совместную жизнь.

Звон бокалов. Опять звон бокалов!

Тост в мою честь.

Тост в честь нас с Сарой.

Ты жить не можешь без этого профессора, и я знаю, почему. Я собираюсь спасти тебя от него. Я все знаю о нем. Все.

Мне бы следовало рассердиться на тебя, Сара. Следовало бы наказать тебя за то, что ты от меня сбежала, за то, что заставила меня бегать за тобой, заставила меня бороться за тебя, бороться за то, чтобы ты была моей. У меня тоже есть гордость, как ты знаешь.

Я ведь первым предложил тебе выйти за меня, помнишь? Я просил тебя выйти за меня замуж.

Ты ведь это помнишь, правда?

Ну, да это не валено.

Все это в прошлом. Я собираюсь все простить. Ты увидишь. Ради тебя я могу поступиться своей гордостью, Сара! Никаких наказаний. Я на тебя зла не держу. Я увезу тебя назад, в Нью-Йорк. А может быть, мы переедем в Лос-Анджелес, когда заработает моя компания. И мы больше никогда не будем об этом говорить. Никогда. Обещаю.

Возможно, когда-нибудь мы еще посмеемся над этим. Посмеемся над ошибкой, которую ты сделала.

Прищурившись, Чип посмотрел в ресторан. Официант расставлял тарелки с заказанным ужином. Рука Лайама в волосах Сары. Он приглаживает ей волосы.

Чипу сдавило горло. Она не будет твоей, профессор. По крайней мере, тебе не долго обладать ею.

Краснолицый мужчина с непокорными седыми волосами начал есть сразу же, как только перед ним поставили тарелку. За столиком было еще четверо или пятеро гостей. Чип их не знал. И не обратил на них никакого внимания.

Отвернувшись от окна, он, к своему удивлению, обнаружил, что дышит тяжело и шумно. Ему нужно согреться и успокоиться перед важным моментом в его жизни.

Молодой человек решил, что у него достаточно времени, чтобы перейти через улицу и зайти в «Кувшин» – ближайший бар, в окне которого был красный неоновый кувшин. Фальшивые деревянные плитки на фасаде. Кактусы в больших глиняных кувшинах перед входом. Вращающиеся двери. Неуклюжая попытка сделать бар похожим на старомодный салун из вестерна.

Заведение совсем не во вкусе Чипа. Не в таком баре он был завсегдатаем на Третьей авеню в Нью-Йорке. Но фальшивая обстановка виски не портит.

Чип вошел во вращающиеся двери и прошел вглубь слабо освещенного зала, где сидели главным образом студенты колледжа. Они сидели вокруг маленьких столиков, держа кружки с пенистым пивом. Он прошел в бар. Молодая барменша с длинными рыжими волосами и с гвоздиком с фальшивым бриллиантом в носу фамильярно взглянула на него.

– Тебе «Ред Лейбл», да?

Чип усмехнулся.

– Ты что, ясновидящая?

Она усмехнулась.

– Да ты ушел от нас только пятнадцать минут назад.

Молодой человек согласно кивнул.

А мне показалось, что прошло гораздо больше времени.

Женщина налила половину рюмки и с шумом поставила ее перед ним.

– Налей лучше полную! – попросил Чип, все еще до конца не привыкнув к полутьме.

Первая порция виски обожгла ему горло. Вторая его согрела.

Тяжело облокотясь о стойку бара, Чип наблюдал за парочкой, освещенной синими огоньками музыкального автомата. Студенты колледжа. Девушка в джинсах и во фланелевой рубашке не по росту, сидела на коленях у юноши. Или это был мужчина? Он выглядел старше ее. Но, может быть, это все неоновые огни? Она поцеловала его. Потом еще. Поцеловала его щеки. Лоб. Глаза. Словно они здесь были одни.

Это разозлило Чипа.

Казалось, его голова вот-вот взорвется. Он встал. Как ни странно, у него подгибались колени. В горле стоял ком. Хорошее виски, но ему не впрок. Чип бросил двадцатку на стойку бара. Потом еще одну.

Вошел в полосу синего света. Постоял, глядя, как девушка целует парня. Один раз. Потом еще. Короткие поцелуи, но сладкие. От созерцания этих поцелуев у Чипа защипало лицо.

Он вышел в ночь. Его обдало холодом. Ветер бьет в лицо. Сплющенная картонка из-под апельсинового сока прыгает по тротуару.

Чип пересек улицу и подошел к окну ресторана. Перешагнул через паребрик. Сумел сохранить равновесие. Синий свет последовал за ним через улицу. Синий свет был со всех сторон, и от этого света Чипа бил озноб.

Осторожно, не удариться бы лбом об оконное стекло! Молодой человек поднял глаза. Почти робко. Постарался сосредоточить внимание на столике.

Пусто.

Никого нет. Мальчики в белых передниках убирают со стола.

Нет!

Сколько же он пробыл в этом баре, там, через улицу? Он пытался сосредоточиться, пытался посмотреть на часы, но синий свет заслонял от него циферблат.

Нет!

Сколько же виски он выпил? И как долго он там был? Как долго? Слишком долго!

Но он еще может их догнать. Он еще может испортить им ночь. Он еще может стереть эти грязные, похотливые улыбки. Он может догнать Сару и рассказать ей о том, что он знает.

Чип оторвался от окна, оттолкнувшись обеими руками. Повернулся и, пошатываясь, пошел к перекрестку. Он все еще чувствовал на руках холод оконного стекла.

Мои перчатки. Что я сделал со своими перчатками?

Он все еще думал о своих перчатках, когда почувствовал боль в плече.

Вспыхнул синий свет.

Сначала молодой человек ощутил холод, потом боль заставила его закричать.

Он увидел лезвие. Руку в темной перчатке.

Лезвие скользнуло от его плеча вниз, почти до талии. Оно легко прошло сквозь его рубашку, сквозь его кожу.

Холод. Что-то мокрое.

Горячая кровь – его собственная горячая кровь со свистом пузырилась в холодном воздухе.

Чип покачнулся. Опустил глаза и увидел, как кровь заливает его ботинки.

Еще удар. С другой стороны грудной клетки. Рвутся рубашка и кожа.

Чип открыл рот. Но из горла вырвалось только бульканье.

Он оторвал глаза от ботинок, чтобы посмотреть на нож.

Но синий свет погас.

И он больше не чувствовал ни холода, ни боли.


Глава 38


– Да, я знаю. Да, я знаю.

Детектив Гаррет Монтгомери провел пальцем по рамочке с фотографией своего сына, Мартина. Он наклонился над столом, зажав телефонную трубку между плечом и ухом.

За столом напротив Вальтер, прищурившись, смотрел на Гаррета. Он двигал губами, словно принимал участие в разговоре. Гаррет повернулся в кресле на сто восемьдесят градусов, чтобы не видеть лица Вальтера.

– Я знаю, сэр. Но следует помнить, что... – тихо сказал Гаррет. Он вздохнул, когда от визгливого голоса начальника из Медфорда у него заложило ухо.

– Да, я знаю. Я знаю, сэр.

И снова огорченный вздох.

– У нас совсем маленький участок, – в конце концов удалось ему сказать. – Всего шесть человек. Мы не располагаем необходимым оборудованием, сэр. Я первый это признаю. И внимание всей нации – все телекамеры, все репортеры...

Голос его затих. И надо же такому случиться, чтобы четвертая жертва оказалась сыном большой шишки с телевидения! Репортеры и камеры чуть ли не с ликованием заполонили Фривуд. Они покрыли город, как муравьи корку хлеба. Рыщут по всему студенческому городку, ходят, куда хотят, говорят, с кем хотят. Говорят все разом. Говорят, говорят и говорят. Поправят волосы и опять говорят. Женщина из программы новостей даже предлагала Гаррету десять тысяч долларов, если он расскажет перед камерой какие-нибудь ужасные подробности.

Он наотрез отказался. Может быть, даже слишком резко. Позже Энджел строила предположения по поводу того, что они могли бы сделать с десятью тысячами долларов. По ее мнению, нет ничего неэтичного в том, чтобы рассказать подробности, которые все и так знают.

Но все вовсе не знают всех подробностей.

Дело в том, что репортерам не рассказывали о том, насколько ужасными и бесчеловечными были эти убийства.

Бесчеловечные. Гаррет подумал, что это удачное слово.

Бесчеловечные. Об отпечатках никому не рассказывали. Не рассказывали о странных завитках и складках, которые не соответствовали отпечаткам человеческих рук. Подобных отпечатков никто никогда не видел. Пытаясь подобрать образцы, соответствующие этим отпечаткам, компьютер чуть не запорол жесткий диск.

Разумеется, Гаррета и его сотрудников обвинили в полной некомпетентности, в неумении снимать отпечатки. Им заявили, что у них квалификация на уровне середины прошлого века.

Конечно, Гаррет знал, что телерепортеры дорого бы дали за то, чтобы послушать об этих отпечатках. И о телах, разорванных на части. Разорванных на мелкие кусочки и разбросанных, как продукты, выпавшие из порванного бумажного пакета.

И уж конечно, они бы с ума сошли, если бы узнали, что есть показания очевидца. Если бы узнали историю, рассказанную пареньком, который видел, как убийца бежал с места преступления в костюме монстра.

Сколько бы они заплатили за подобный рассказ?

Гаррет сказал Энджел, что продай он телевидению эту историю, получи он за это хоть цент, он не смог бы спать по ночам.

Но он и так уже не может спать по ночам.

Так что какая разница?

– Хорошо, сэр. Я понял. Хорошо, – сказал Гаррет в трубку ровным голосом.

Абсолютно никаких эмоций. Он положил трубку.

– Что там такое? – спросил Вальтер, наклоняясь вперед, так что под ним заскрипел стул.

Звук показался Гаррету очень громким. В эти дни все звуки казались ему преувеличенно громкими. Он потер виски.

– Нас отстранили. Это не удивительно.

Но Вальтер очень удивился.

– Нас отстранили от расследования убийств?

Гаррет мрачно кивнул.

– Шеф сказал не совсем так. Просто ФБР собирается расследовать это дело вместе с нами. Они собираются принять от нас мяч и вести свою игру.

Почему он вдруг сравнил это дело с игрой в мяч? Может, он был больше расстроен таким поворотом дела, чем хотел признаться даже самому себе? И отсюда подобные ассоциации?

Дайте мне передохнуть! Я полицейский или психотерапевт?

А может быть, и то, и другое?

– Но... Но... – забормотал Вальтер, хватаясь за серый металлический стол своими пухлыми розовыми лапами. – Мы же сделали всю работу!

Гаррет нахмурился.

– Не так уж много мы сделали. Мы главным образом смотрели на трупы и на фотографии трупов.

Вальтер потер подбородок.

– Ты просто расстроен из-за этих телерепортеров.

– Ты чертовски прав! – прорычал Гаррет и швырнул через комнату карандаш.

Карандаш ударился о стену и отскочил на пол.

Вальтер был настолько шокирован, что даже рот раскрыл. Чтобы детектив Монтгомери настолько вышел из себя? Никогда такого не было!

– Четыре убийства, – забормотал он, качая круглой головой. – Четыре убийства и мы не смогли...

– Я не уверен, что это именно четыре убийства, – пробормотал Гаррет, все еще потирая виски.

Голова у него не болит. Просто сильно стучит в висках и он никак не может от этого избавиться.

– Что? – посмотрел на него Вальтер.

– Возможно, это три похожих убийства и одно непохожее, – тихо ответил Гаррет.

Он пытался сосредоточиться и подумать. Его самого удивило, зачем это он поделился своей теорией с Вальтером.

– Я не понял, – признался Вальтер.

Гаррет не в первый раз слышал от него подобное заявление.

– У нас ведь четыре тела, разорванных на куски, шеф. Посчитай. Одно. Два. Три. Четыре, – он пересчитал на пальцах.

– У нас три тела, разорванных на куски, – поправил его Гаррет. – И одно тело, разрубленное на куски.

Вальтер долго думал над тем, что сказал шеф.

– Ты имеешь в виду...

– Я имею в виду, что мы не можем быть уверены в том, что четвертое убийство можно отнести к первым трем. На этого молодого человека – Чипа Уитни – напали с ножом. Да, он был зарезан и изуродован. Но все же разрезан – не разорван.

– Ты хочешь сказать, что в городе два убийцы?

– Вальтер стал еще бледнее, чем обычно.

Гаррет встал и прошел через комнату, чтобы поднять карандаш.

– Я не знаю. Я знаю только, что в первых трех убийствах не было никаких указаний на какое бы то ни было оружие. Эти трупы были сплошным кошмаром. Меня тошнит каждый раз, когда я просто думаю о них. А я думаю о них все время.

Он наклонился и поднял карандаш.

– Труп Уитни тоже был в жутком состоянии. Но ребята из лаборатории определили, что орудием убийства был четырехдюймовый нож. Это отличает четвертое убийство от первых трех.

Рот Вальтера медленно открылся. Широко открытыми глазами он уставился на Гаррета.

– Двое убийц у нас, во Фривуде? Двое убийц?


Глава 39


– Я... Я все время думаю, что это моя вина, – запинаясь проговорила Сара.

Она посмотрела на свои сцепленные руки, лежавшие на коленях.

Мэри Бет взяла ее руки в свои.

– Как ты можешь так говорить? – ответила она приглушенным шепотом. – Ты же знаешь, что это не правда!

– Но Чип не приехал бы сюда, если бы не я. Он приехал из-за меня, – жалобно сказала Сара.

По ее распухшей щеке скатилась слеза. Сара знала, что слез у нее почти не осталось. Она плакала всю ночь.

Прижималась к Лайаму и плакала. Не потому, что все еще любила Чипа. А потому, что чувствовала себя виноватой.

Они с Мэри Бет сидели рядышком на диване в комнате Мэри Бет. На столике перед ними нетронутыми стояли кружки с горячим кофе. Сегодня на Мэри Бет были черная юбка и черный свитер. После звонка Сары она специально пораньше пришла с работы, чтобы встретиться с ней.

На Саре были мятые вылинявшие джинсы и запачканная спереди синяя футболка с длинными рукавами.

– Я пришла сюда прямо из полицейского участка, – пробормотала она, высвобождая свои руки из рук Мэри Бет, чтобы откинуть назад темные волосы.

– Лайам был против того, чтобы я туда ходила. Но я хотела рассказать им о том, что знала Чипа. Я хотела рассказать им, зачем Чип приехал во Фривуд.

Мэри Бет наклонилась вперед и взяла кружку.

– Так Лайам не хотел, чтобы ты туда ходила?

Сара кивнула.

– Он видел, как я расстроена. Он... Он был так мил. Всю ночь обнимал меня и дал мне выплакаться. И все время повторял, что мне не в чем себя винить.

– Ну, это так и есть, – твердо сказала Мэри Бет.

Она приподняла кружку у рта. Кофе потек сбоку. Девушка, не отрываясь, смотрела на Сару.

– Ты не приглашала Чипа во Фривуд. И ты не имеешь никакого отношения к... к его смерти.

– Но это так странно, – сказала Сара, вытирая слезу со щеки. – Так странно знать человека, которого убили.

Мэри Бет кивнула. Она сделала глоток и поставила кружку на стол.

– Что же произошло в полицейском участке?

Сара вздохнула.

– Я разговаривала с детективом Монтгомери. Мне кажется, его так зовут. Чернокожий, с очень тихим голосом. Он был очень любезен. Проявил понимание. Детектив хотел знать, когда я видела Чипа в последний раз. И не знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы желать его смерти. Он задавал и некоторые другие вопросы, – она передвинулась на кушетке, выпрямив спину.

– Полицейский видел, что я расстроена. Он не так уж долго меня расспрашивал. И сам казался очень расстроенным.

– Детектив был расстроен?

– Ну да. Он сказал, что у местной полиции забрали это дело. Им теперь займется ФБР или кто-то еще. И еще сказал, что его не учили разыскивать серийных убийц. Я не знаю, почему он рассказал мне об этом. Мне кажется... – Сара замолчала.

Некоторое время подруги сидели молча. Сара слышала, как потрескивает потолок. Кто-то ходил по квартире над ними. Из соседней квартиры доносился звук ударных – там был включен стереопроигрыватель.

Вокруг кипела жизнь. Для большинства людей это был обычный день.

– Когда я выходила, в полицейский участок приехал отец Чипа, – сообщила Сара Мэри Бет. – Я видела, как на парковочную площадку въехал белый лимузин. Видела, как он медленно вышел из машины.

– Что ты ему сказала?

– Я... ничего. Я была не в силах с ним разговаривать, – призналась Сара, избегая взгляда Мэри Бет. – Я прошла другой дорогой. Чтобы он меня не видел. Что я могла ему сказать?

– Чип и его отец, они были близки? – спросила Мэри Бет.

Сара кивнула.

И снова шаги над головой. За окном солнце спряталось за тучу. В маленькой гостиной Мэри Бет стало сумеречно.

Сара снова вздохнула.

– Зачем кому-то понадобилось убивать Чипа? Я хочу сказать – зачем кто-то незнакомый убил Чипа? Это просто ужасно, Мэри Бет! И так странно!

– Сара, выпей немного кофе. Тебе нужно перестать думать об этом. Тебе нужно как-то отвлечься. Ты должна...

– Но как? Я хочу сказать, что я знаю человека, который был убит. Жестоко убит. И – о, Господи! – Сара прижала руки к бледным щекам.

– Сара! В чем дело? – спросила Мэри Бет.

– Я знала двоих из них! – воскликнула Сара. – В студенческом городке произошло четыре убийства. И я знала двоих убитых! Чип – и эта студентка-старшекурсница. Девра Брукс. Я встречала ее. Я встретила ее в ресторане. Незадолго перед тем, как она была убита. О, Господи, Боже мой! Господи! Как это может быть, чтобы я знала двоих, которые были убиты? Как?


Глава 40


Сара покрепче затянула пояс синего хлопчатобумажного купального халата. Она стояла у стола, накрытого к завтраку, по другую сторону от Лайама.

– Р-р-р! Я рычу на тебя, Лайам! – она обеими руками откинула взлохмаченные волосы.

В семь тридцать утра Лайам уже был одет в свободные хлопчатобумажные брюки и коричневый вязаный джемпер с белой спортивной рубашкой. Волосы, еще влажные после душа, были аккуратно расчесаны. Он пожал плечами и улыбнулся, успокаивая ее.

– Прости меня, пожалуйста! Но я не могу есть яйца.

Он отпихнул тарелку на середину стола.

– Р-р-р! – Сара расставила согнутые пальцы, как когти, изображая разъяренную тигрицу.

– Ты можешь рычать, сколько хочешь! Я говорил тебе не покупать яйца после наступления темноты. Это очень древнее суеверие, но...

– Да! Очень древнее суеверие! – воскликнула она, словно это подтверждало ее правоту. – Очень древнее и очень глупое.

– Сара, пожалуйста, не расстраивайся. Сядь!

Сара была не склонна считать инцидент исчерпанным. Она плохо спала ночью. Прошло уже две недели со дня гибели Чипа, но она все еще видела его во сне. Стоило ей закрыть глаза, чтобы расслабиться, и перед ней тотчас возникало его лицо.

Две недели. А она все еще не может нормально спать по ночам.

Чип, почему ты преследуешь меня? Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?

Сегодня утром Сара наблюдала за тем, как Лайам аккуратно спустился с кровати с правой стороны и сделал три круга по комнате, прежде чем пройти в ванную. Это вывело ее из себя.

– Лайам, я и понятия не имела, что у тебя столько суеверий! – простонала она.

Он не ответил.

Сара встала, хотя ее занятия начинались не раньше одиннадцати, и приготовила ему жареные яйца на гренках, от которых он, не задумываясь, отказался, когда она рассказала ему, что купила яйца накануне вечером после занятий в библиотеке.

– То, что кучка невежественных ирландцев боялась покупать яйца в темноте триста лет назад, не означает, что ты не можешь съесть приготовленные мною яйца! – закричала она и закашлялась.

Молодая женщина налила себе кружку кофе и выпила глоток, обжигая горло.

Лайам улыбнулся ей детской улыбкой. Он знал, что обычно это на нее действовало.

– Пожалуйста, не беспокойся из-за меня!

Сара решила так легко не сдаваться. Она стукнула кружкой по столу.

– Когда я должна покупать яйца? Почему ты не скажешь мне точное время, когда у яиц с везением все в порядке?

На ее сарказм он ответил сердитым взглядом. Потом потянулся к кофейнику.

– Не беспокойся о яйцах, дорогая! Тебе следует подумать о твоей курсовой. Пусть яйца покупает Маргарет.

Маргарет словно почувствовала, что о ней говорят – Сара тотчас же услышала на лестнице ее шаги. Через минуту Маргарет в шерстяном бежевом свитере и черных колготках нерешительно вошла в кухню.

– Ничего, если я присоединюсь к вам?

– Зачем? Разве мы уже разваливаемся на части?

Сара простонала. Лайам где-то вычитал эту старую шутку. Почему-то она ему очень нравилась и они с Маргарет повторяли ее почти каждое утро. И почти каждое утро – кроме сегодняшнего – Сара смеялась.

А сегодня эта шутка лишь ухудшила ее и без того плохое настроение.

«Ну почему Маргарет не может позавтракать наверху?» – сердито спрашивала она себя. – «Почему мы с Лайамом не можем хоть одно утро побыть одни? Почему мы не можем поссориться без свидетелей?»

Потягивая кофе Сара подумала, что сегодня ее раздражение может быть вызвано предстоящей менструацией. А Маргарет не виновата. Она неизменно любезна. И она изо всех сил старается не вмешиваться.

А мне следует быть терпеливее с Лайамом. Он такой замечательный, такой сердечный, заботливый, любящий. Похоже, он счастлив со мной. И он с таким пониманием отнесся к истории с Чипом.

Маргарет налила себе кружку кофе. Прошла к холодильнику за молоком. Сара подошла сзади к Лайаму и обняла его. Она с удовольствием вдохнула запах его лосьона после бритья и поцеловала его в затылок.

Он повернулся, чтобы поцеловать ее в губы. – Двое голубков, – пробормотала Маргарет от холодильника и, улыбаясь, покачала головой.

Сара изобразила голубиное воркование.

* * *


После завтрака все перешли в гостиную. Маргарет раздвинула занавески, и в комнату заглянуло серенькое утро. Сара посмотрела в окно. Хмурый зимний день. Темные облака над деревьями предвещают снежную бурю.

Лайам устроился на диване. Он посмотрел на нее из-за бумаг.

– Делаю заметки к лекции, – ответил муж на ее немой вопрос.

Маргарет удалилась в кухню. Сара слышала, как в раковину бежит вода.

«Ну почему она моет посуду?» – нетерпеливо подумала Сара. – "Я же уже говорила Маргарет, что сама буду мыть посуду. Ну почему она всегда торопится ее помыть, если я не сделаю этого сразу после еды?"

Она подошла к письменному столу Лайама. Бросила взгляд на кроличью клетку. Клетка давно пустует. Почему не избавиться от нее? Может быть, мне следует помочь ему, сделать это за него? Как-нибудь, когда его не будет дома.

Сара начала было открывать верхний ящик стола, но передумала и спросила:

– Лайам, где ты держишь ножницы?

– В верхнем ящике справа, – сказал он, не отрываясь от своих бумаг.

– Я живу здесь два месяца и все еще чувствую себя гостьей, – пожаловалась она. – Все еще не знаю, где что лежит.

– Тебе нужен собственный письменный стол, – пробормотал муж.

Сара открыла ящик. Ножницы, карандаши, линейка, пачка карточек, все аккуратно разложено. У нее невольно появилось желание все это смешать. Просто потрясти ящик, пока все не перемешается. «Мне следует вносить некоторый беспорядок в жизнь Лайама», – подумала она.

И тут же выругала себя за такие детские мысли. Да что это сегодня со мной?

Сара достала ножницы.

Лайам опустил на колени свои заметки и улыбнулся ей.

– А что ты делаешь?

Она бедром задвинула ящик.

– О, я хочу заняться свадебными снимками, которые наконец отпечатала Мэри Бет. Я тебе вчера их показывала. Я хочу послать несколько штук маме. И я собираюсь вырезать из газетки колледжа объявление о свадьбе и...

Ножницы выпали у нее из рук и отскочили на ковер. Сара наклонилась, чтобы их поднять.

– Нет! – вскрикнул Лайам.

Он вскочил. Бумаги упали на пол.

– Нет!

– Что? – удивленно посмотрела на него Сара. – В чем дело?

Лайам быстро пересек комнату.

– Никогда не поднимай ножницы, если ты их уронила.

– Прости, не поняла?

– Если ты сама поднимешь ножницы, ты сильно укоротишь свою жизнь.

– Да это же нелепость! – воскликнула Сара.

– Нужно, чтобы кто-то другой поднял их для тебя.

– Ни в коем случае! – прокричала она.

Лайам рванулся к ножницам, но она была ближе.

Он уже протянул руку, но она успела первой поднять их с пола.

Лайам закричал, словно от боли.

В дверях появилась Маргарет.

– Что здесь происходит?

Лайам выпрямился. Тяжело дыша, он смотрел на Сару. Она высоко подняла ножницы, как трофей.

– Лайам, твои суеверия когда-нибудь тебя погубят!

Выражение его лица постепенно смягчилось. Он по-детски улыбнулся ей.

– Ты права. Извини, – он сделал шаг назад. – Я постараюсь исправиться. Правда, я обещаю.

– Что же, черт возьми, здесь произошло? – спросила Маргарет.

– Ничего особенного, – ответила Сара, глядя на Лайама.

Она уже пожалела, что повела себя так вызывающе. Кажется, ее бедный муж очень расстроен. Ну почему ей было не позволить ему поднять для нее ножницы, если это так много для него значит?

– Я немного увлекся, – объяснил Лайам Маргарет.

Он собирался сказать что-то еще, но тут прозвенел звонок в дверь. Он повернулся к Саре.

– Ты кого-нибудь ждешь так рано?

Сара отрицательно покачала головой и положила ножницы на письменный стол. Лайам отправился открывать.

Маргарет подошла к окну и посмотрела на крылечко.

– О! – удивленно воскликнула она. – Лайам, это офицер полиции.


Глава 41


Гаррет снова нажал кнопку звонка и посмотрел на темнеющее небо. Он видел, что приближается буря. Если сегодня достаточно холодно, может быть снегопад.

Гаррет снял кожаные перчатки и засунул их в глубокие карманы плаща. Плащ был расстегнут и под ним была видна полицейская форма, к которой прищепкой было прикреплено служебное удостоверение с фотографией. В наши дни люди всегда спрашивают удостоверение. Формы уже недостаточно.

В переднем окне он заметил движение. Мелькнуло какое-то цветное пятно. На него смотрела женщина, полускрытая отражением облаков в оконном стекле. Потом в доме послышались шаги.

Еще только девять часов, а он обошел уже двенадцать домов. Гаррет знал, что лучше начать пораньше. Лучше застать людей дома до того, как они отправятся на работу.

Он подумал, что ему скоро до смерти надоест этот обход. Опросить жильцов всех домов и квартир в студенческом городке? Опросить каждого жителя? Что это может дать?

Сандуски, мужчина с детским личиком, он же начальник подразделения ФБР, сказал, что результаты опроса могут удивить Гаррета. Гаррету не нравились манеры этого типа. Обнимает тебя за плечи и разговаривает с тобой, как с шестилетним ребенком. Свысока. А сколько ему лет, кстати сказать? Со своими гладкими белыми щечками и детскими голубыми глазками он выглядит лет на четырнадцать.

И с каких это пор ФБР стало таким милым и обходительным? «Может быть он голубой? И питает слабость к крупным черным полицейским?» – усмехнулся Гаррет.

Нет. Он просто высокомерный сукин сын. Очень высокого мнения о себе. Как же, он агент ФБР, а не какой-нибудь полицейский студенческого городка, который даже не может снять отпечатки пальцев с трупа, разорванного на части.

«Ну, по крайней мере мне не надо сидеть в участке», – подумал Гаррет. Поэтому, когда ребята из ФБР отправили его на обход домов, он обрадовался. «По крайней мере похожу по свежему воздуху, все лучше чем сидеть на месте, в этой душной комнате и смотреть, как этот клоун Вальтер обсыпает сахарной пудрой свою рубашку, съедая булочку за булочкой».

Нет, что ни говори, хорошо побыть на открытом воздухе, походить от дома к дому, практически ничего не делая. Есть время подумать. Подумать о жизни. И об этих убийствах.

Энджел не стала над ним смеяться, когда он рассказал ей свою теорию о том, что эти убийства совершены не человеком, а монстром. Но он заметил сомнение в ее зеленых глазах. Сомнение и озабоченность. Неужели она сомневается, что я в здравом уме?

Ну, а почему бы ей не сомневаться?

Он сам не свой с тех пор, как увидел первый труп. Ту бедную девушку со снятым скальпом, с волосами, валявшимися на траве, с порванными кровеносными сосудами, вываливавшимися из ее черепа, словно сморщенные змеи.

С тех пор Гаррет сильно изменился. Он теперь по-другому смотрел на людей. Он уже не мог смотреть на человека и не думать о его черепе и венах, о том, как этот человек может выглядеть без скальпа, сорванного одним движением.

Это сумасшествие? Возможно.

Но что нормального в этих убийствах? И как может этот убийца не быть монстром?

Гаррет услышал, как щелкнул замок. Наружная дверь начала открываться. Он ожидал удивленных взглядов, испуганного выражения лица. Люди всегда пугаются, видя у своих дверей полицейского. Ему приходится сообщать плохие новости.

На Гаррета смотрел темноволосый мужчина, которому явно было больше тридцати, но меньше сорока лет. В коричневом джемпере и белой рубашке, похожий на преподавателя. Гаррет заметил в его глазах удивление. И страх? В последнем Гаррет не был уверен.

– Доброе утро, чем могу помочь? – у мужчины приятный голос, гладкая речь, легкий иностранный акцент.

– Профессор О'Коннор?

– Да, – мужчина, прищурясь, смотрел на Гаррета.

– Ваша жена недавно заходила поговорить со мной. Относительно убийства Чипа Уитни.

– Да, я знаю. Сара была ужасно расстроена. И я, конечно, тоже.

– Вы знали его? – спросил Гаррет, доставая блокнот.

– Нет, сам я не знал. Только косвенно. Я был расстроен из-за Сары, – он откинул назад темные волосы. – И, конечно, я был расстроен... из-за других убийств. Это так страшно.

Гаррет поднял глаза на профессора.

– Я провожу опрос жителей всех домов, профессор. Я задержу вас только на минуту. Вы знали одну из оставшихся трех жертв, не правда ли?

Не дожидаясь ответа, он полистал блокнот. Достал из него цветной снимок второй жертвы. На нем была улыбающаяся женщина в лимонно-желтом сарафане на фоне пляжа. Волосы распущены, их слегка поднимает ветер.

Профессор прищурился, глядя на снимок.

– Это миссис Де Хевен. Она была нашей домовладелицей. Ей принадлежал этот дом. Какой ужас!

– Когда вы видели ее в последний раз? Может, она когда-нибудь жаловалась на ссоры или недоразумения с кем-нибудь из тех, кто снимал у нее жилье? Может быть, вы что-нибудь знаете о лицах, у которых были проблемы с миссис Де Хевен? Были ли у нее недоразумения с предыдущими жильцами? Есть ли другие жильцы в этом доме?

Профессор О'Коннор ответил на все вопросы без колебаний, тихим, задумчивым голосом. У него нет никаких подозрений, никакой информации о каких бы то ни было проблемах миссис Де Хевен. Он не знал никого из ее жильцов. Домовладелица никогда не упоминала ни о каких проблемах с другими жильцами. Профессор утверждал, что у него с ней были «самые сердечные» отношения.

«Никакой полезной информации», – подумал Гаррет.

Из дома доносились женские голоса. Из беседы с женой профессора он знал, что с ним живут жена и сестра. Придется поговорить и с ними тоже.

Из-за угла показались двое молодых людей, вероятно студентов, делающих утреннюю пробежку.

Заметив на крыльце Гаррета, они замедлили бег, покосились в его сторону, желая посмотреть, кого он опрашивает. Миновав дом, студенты отвернулись.

– Едва ли я смогу вам чем-нибудь помочь, детектив, – сказал профессор О'Коннор, выказывая первые признаки нетерпения.

Гаррет вернулся к снимку первой жертвы, Шарлотты Вильсон. Это была школьная фотография. Вероятно, снимок сделан в шестом или седьмом классе. На вид ей здесь лет двенадцать.

– Доктор О'Коннор, знали ли вы эту молодую женщину, Шарлотту Вильсон?

Профессор О'Коннор, прищурясь, посмотрел на фото. Вздохнул.

– Как вам сказать...

– То есть?

– Я был знаком с ней совсем недолго. Эта молодая женщина должна была работать у меня секретаршей. Но она... Это было, когда я только что приехал во Фривуд. Я и моя сестра были заняты с переездом и размещением, так что у меня практически не было времени бывать в офисе. Думаю, я раз или два разговаривал с бедной девочкой. А потом... когда она была убита...

Гаррет почувствовал, как у него напряглись мускулы на затылке. Он очень внимательно посмотрел на профессора. По его глазам детектив понял, что профессор О'Коннор испытывает некоторый дискомфорт от беседы с ним.

– Значит, вы знали Шарлотту Вильсон? Вы знали все три жертвы?

Щеки профессора немного покраснели.

– Ну... да. Но я не знал ни одну из них хорошо. Мы были едва знакомы.

Гаррет попробовал задавать и другие вопросы. Продолжая разговаривать, он сделал заметку на листе с фактами по делу Шарлотты Вильсон.

– Вы когда-нибудь встречались с кем-нибудь из тех, кого знала Шарлотта Вильсон? Видели ли вы ее с кем-нибудь из друзей? Знаете ли вы еще кого-нибудь из тех, кто ее знает? Говорила ли она вам когда-нибудь что-либо о своих друзьях или знакомых? Может быть, когда-нибудь она вела себя странно или казалась испуганной?

Профессор ничем не смог помочь.

Но Гаррет почувствовал, как забилось его сердце. Тут что-то есть. Что-то подозрительное? Или это просто совпадение? Но три из трех! Профессор знал всех троих.

Правда ли, что он больше ничего не знает? Возможно ли такое?

В голове у Гаррета сразу возникло множество вопросов. Он предостерег себя: «Не волнуйся! Ты еще не закончил расследование. Ты еще ничего не нашел».

Но три из трех?

Попробуем перейти к четвертому убийству.

Сильный ветер зашелестел бумагами, зажатыми прищепкой. Небо потемнело. Оба мужчины подняли глаза к облакам. Доктора О'Коннора знобило.

– Мне следовало пригласить вас войти. Прошу меня простить, детектив, – он бросил взгляд на часы. – Но я уже опаздываю на лекцию. Мои занятия...

– Вот фотография четвертой жертвы, – прервал его Гаррет, вынимая фотографию Девры Брукс, студентки-старшекурсницы. На фотографии она выглядит очень сексуально. Рыжевато-каштановые волосы закрывают один глаз, на хорошеньком личике хитроватая улыбочка. Гаррет видел это фото множество раз, но сейчас он покачал головой. Неужели они не могли достать чего-нибудь получше?

Профессор опустил глаза на фотографию. Казалось, он внимательно изучает ее. Потом покачал головой.

– Нет. Извините. Эту я не знаю. Я никогда ее не видел.

Гаррет почувствовал разочарование.

– Вы уверены, профессор? Ее зовут...

Гаррет не успел закончить. Сара просунула голову в дверь. Она увидела Гаррета, потом взглянула на фотографию.

– Девра! – воскликнула она. – Лайам, это Девра.

– О, да! – щеки профессора вспыхнули. – Я знал ее.

Четыре из четырех.


Глава 42


Сара вошла в дом вслед за Маргарет. Она радостно вздохнула, довольная, что наконец добралась домой.

– Что за ужасный день!

Она слышала, как Лайам закрыл за собой входную дверь. Прошел мимо Сары. Выражение лица мрачное, усталое. Под глазами мешки. Бросил пальто на спинку дивана.

– Не могу с тобой не согласиться!

Он поднял руки вверх, потянулся.

Маргарет взяла пальто Лайама и отнесла его в стенной шкаф в прихожей.

– Может, нам стоит пригласить адвоката? Тебе не кажется, что нам следовало взять с собой адвоката в полицейский участок?

Лайам подошел к окну и посмотрел на падающий снег.

– Нам не нужен адвокат. Мы ничего не сделали. Эти ребята из ФБР хватаются за соломинку.

Сара присела на край дивана.

– Подумать только, целый день провести в полицейском участке! Снова и снова отвечать на одни и те же вопросы!

– Это все я виноват, – тихо сказал Лайам. – Мне не следовало лгать насчет Девры. Не знаю, почему я так поступил? Мне кажется, всему виной тот детектив, который так пристально смотрел на меня. От этого я почувствовал себя так, словно мне есть что скрывать.

Он остановился позади Сары и начал ласково массировать ей плечи.

– Это просто ужасное совпадение. А полиция – они же в отчаянии. За все хватаются. Даже за странное совпадение.

– М-м-м! Очень приятно, – промурлыкала Сара. – Для убийцы у тебя, Лайам, слишком нежные руки.

Он на некоторое время прекратил массаж.

– Не смешно, Сара!

– Я собираюсь ставить чай. Кто-нибудь хочет чаю? – спросила Маргарет.

– Мне нужно что-нибудь покрепче, – ответил Лайам.

– А мне нужно что-нибудь холодное, – сказала Сара. – В полицейском участке было просто невыносимо жарко. И батарея отопления все время шумела. Я чуть с ума не сошла.

Маргарет удалилась на кухню. Сара слышала, как она открыла кран, наливая воду. Звякнул о плиту чайник.

Лайам перестал разминать плечи Сары и отошел назад.

– Ну, мы рассказали им все, что знали. Что само по себе немного. Возможно, им удастся нащупать другой след и они оставят нас в покое.

Он через голову стащил с себя свитер и перекинул его через плечо. Потом подошел к бару и налил себе виски в высокую рюмку.

Сара наблюдала за ним и напряженно думала. Какое жуткое совпадение!

Совпадение?

Ну, конечно, это совпадение.

Что же еще это может быть?

Бедный Лайам! Она и не догадывалась, что он знал все четыре жертвы. Он никогда ей об этом не говорил. Надо сказать, что муж вообще почти не говорил с ней об этих убийствах. Так, пробормотал что-то по поводу того, что это ужасно и что студенты очень напуганы. Но, как теперь поняла Сара, его это очень беспокоило. Четыре убийства. Четыре человека, которых Лайам в той или иной степени знал.

Сара была уверена, что его это беспокоило. Это должно было его беспокоить. И это должно быть особенно тяжело для такого суеверного человека, как Лайам.

Бедный Лайам! Бедный суеверный Лайам! И все же он держал свои переживания при себе. Почему? Ради нее? Да, конечно, только поэтому.

Она прошла через комнату и обняла мужа сзади. Застала его врасплох. Он даже пролил на ковер немного виски.

– Ох, Лайам, ты знал всех четверых!

– Не так, чтобы очень, – пробормотал он.

Сара прижалась щекой к его теплой щеке.

– Я их как следует не знал. Никого из них. Давай не будем об этом говорить, Сара. Правда, мне очень не хотелось бы...

Он отошел от нее, подняв повыше рюмку.

– Я пойду переодеться. Чего бы тебе хотелось: поужинать дома или куда-нибудь пойти? Может, хорошая прогулка по снегу нас немного остудит, да и мозги немножко проветрим. Как ты думаешь? Черт бы побрал все эти вопросы! Целый день эти люди в серых костюмах буравили нас своими глазками-бусинками и задавали свои дурацкие вопросы!

Мы где-нибудь хорошо поужинаем. Возьмем хорошее вино. Может, даже напьемся. Расслабимся Что ты на это скажешь?

Лайам говорил быстро и взволнованно. Чувствовалось, что он нервничает. Сара еще никогда не слышала у него такого голоса. Лайам исчез из гостиной раньше, чем она успела ответить.

Она стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки. Бедный муж! Он действительно не хочет об этом говорить! Сара посмотрела в окно. В свете уличного фонаря было видно, что снег пошел еще сильнее. Так быстро темнеет! Она посмотрела на часы. Еще только начало шестого, а темно, как в полночь!

Зазвенел телефон. В пустой комнате звук его казался особенно громким. Сара прошла к маленькому столику у дивана и взяла трубку.

– Алло? – она прочистила горло.

– Это Сара О'Коннор? Новая жена Лайама? – раздался в трубке очень тихий взволнованный голос.

– Да. А кто говорит? – спросила Сара более резко, чем намеревалась.

– Гм... Вы меня не знаете. Меня зовут Кристин Веррет. Но раньше я... мм... была с Лайамом.

– Простите, не поняла?

– Раньше я жила с Лайамом. С Лайамом и Маргарет. Мне нужно поговорить с вами, Сара. Я должна вас предупредить...

Сара почувствовала, как ее замутило. Почувствовала, как сердце ее сжалось от страха.

– Кто это? Что вам нужно?

– Послушайте меня, Сара. Я позвонила вам для того, чтобы вас предупредить насчет Лайама.

– Это Анжела? Да? – Сара крепко стиснула трубку, вспомнив историю Анжелы из Чикаго, Анжелы, которая влюбилась в Лайама до умопомрачения.

– Анжела? Нет. Я сказала вам, кто я. Я Кристин. Вы сейчас свободны? Вы можете сейчас со мною встретиться?

– Что? Вы в своем уме? Зачем мне с вами встречаться?

– Я должна рассказать вам о Лайаме. Пожалуйста. Вы в опасности. Вы в страшной опасности. Послушайте меня...

– Анжела, или кто вы есть, я знаю, почему вы звоните. Я прошу меня извинить, но...

– Вы можете прийти сейчас? Я в «Колледж Инн». На Фермонт-стрит.

– Нет, не могу. Послушайте, Анжела или Кристин, кто бы вы ни были... больше не звоните мне. Не звоните. Если вы еще меня побеспокоите, я обращусь в полицию. Я действительно это сделаю.

– Сара, я пытаюсь вам помочь.

– Я вешаю трубку. Больше мне не звоните, – голос Сары дрожал от ярости.

И от страха.

– Приходите завтра после обеда. Пожалуйста! Я буду в своей комнате. Это не займет много времени. Мне нужно с вами поговорить. Завтра, Сара. Пожалуйста!

Сара сделала вдох, собираясь ответить, но собеседница уже положила трубку. И в этот момент она услышала щелчок.

Сара помчалась наверх и вихрем ворвалась в спальню. Лайам стоял, наклонившись над туалетным столиком, и изучал себя в зеркале. Он был все еще в белой рубашке и хлопчатобумажных брюках. Перед ним стояла пустая рюмка из под виски. Глаза его были влажными.

– Лайам, ты слушал по второму аппарату? – она посмотрела на телефон, стоявший на столике у кровати, с таким видом, словно телефонный аппарат мог ответить на ее вопрос.

Муж медленно повернулся. Вид у него был смущенный.

– Слушал? Нет. А ты говорила по телефону?

– Да. У меня снова был странный звонок.

Он почесал голову. Прищурился, словно старался сосредоточиться.

– Анжела?

– Я... Я не знаю... – запинаясь, пробормотала Сара. – Она сказала, что ее зовут Кристин. Она сказала, что раньше жила с тобой. Ты действительно раньше жил с женщиной по имени Кристин?

Лайам усмехнулся.

– Это имя мне ничего не говорит.

– Лайам...

– Так трудно упомнить всех женщин, – продолжал он, сверкая глазами.

Сара поняла, что он ее дразнит.

– Все дело в том, что до тебя у меня было десять жен, – он потер подбородок. – Или одиннадцать? Я не уверен, сколько именно. Я собирался рассказать тебе о них, Сара, но все никак не мог выбрать подходящий момент!

Он рассмеялся.

– Ну, нечего расстраиваться! Я шучу – да ты и сама это понимаешь!

Он пересек комнату и обнял ее, прижавшись лицом к ее лицу.

– Не волнуйся из-за других женщин. Ты для меня единственная, – нежно прошептал Лайам. – Одна-единственная. Моя единственная.

Он поцеловал ее.

– Послушай, Лайам, будь серьезен, пожалуйста! – взмолилась Сара. – Она меня так напугала. Она велела мне прийти и поговорить с ней. Сказала, что я в опасности.

Сара крепче прижалась к мужу. В его объятиях ей было спокойно, она чувствовала себя в безопасности, чувствовала, что о ней заботятся.

– Может быть, это и в самом деле сумасшедшая Анжела. Если она в городе, я с ней разберусь, – тихонько повторил Лайам, гладя Сару по голове. – Возможно, нам стоит обратиться на телефонную станцию, чтобы нам дали номер, который не будет числиться в телефонной книге.

– Ты и в самом деле думаешь, что это Анжела? А ты знаешь кого-нибудь по имени Кристин?

Он продолжал гладить ее по голове, нежно лаская. Прижал ее к себе, так что она слышала биение его сердца.

– Нет, я не знаю никого по имени Кристин. Это, должно быть, Анжела. Бедная помешанная Анжела.

Он поднял ее голову и улыбнулся. Глаза у него были красные и усталые.

– Это был жуткий день. Давай постараемся забыть обо всем. Давай пойдем и хорошенько поужинаем. Вдвоем. И не беспокойся. Тебе не о чем беспокоиться.

Сара заставила себя улыбнуться.

– Я знаю, – прошептала она. – Я знаю.


Глава 43


– Меня беспокоит Лайам, – сказала Сара, покусывая нижнюю губку.

Она засунула руки в карманы длинного жакета, жалея, что забыла перчатки.

– А что с ним? – Мэри Бет поскользнулась, но быстро среагировала и восстановила равновесие.

Снегу нападало дюйма два, не больше. Но потом прошел дождь, а после дождя подморозило. Стало очень скользко. Была вторая половина дня и солнце безуспешно пыталось пробиться сквозь серые облака у них над головой.

Подруги шли через Круг по центральной дорожке, направляясь к библиотеке с белыми колоннами, расположенной по другую сторону Круга. Студенты с рюкзачками за спиной, наклоняясь в сторону ветра, по двое и по трое пересекали Круг в различных направлениях, проходя от одного учебного корпуса к другому. Крыши всех зданий были засыпаны снегом. Неожиданно Сара услышала крики. Повернувшись, она увидела у вечнозеленого кустарника группу студентов, затеявших игру в снежки. Их не смущало даже то, что снег был слишком твердым, похожим на крупинки льда.

Мэри Бет поглубже натянула свою красно-желтую лыжную шапочку. Они шли всего несколько минут, но у нее уже порозовели щеки.

– О Господи! Медовый месяц только закончился! Так что с Лайамом? Ты собираешься поделиться какими-нибудь страшно личными сексуальными проблемами?

Сара усмехнулась.

– Вовсе нет!

Мэри Бет сделала вид, что дуется.

– Очень жаль!

Лед хрустел под сапогами.

– Разве колледж никогда не посыпает солью эти дорожки? – спросила Сара, теряя равновесие и хватаясь за плечо подруги.

– Экономят! – ответила Мэри Бет, наблюдая за тем, как несколько студентов пытаются прокатиться на ногах по ледяной дорожке. Она остановилась. От ее дыхания шел пар, поднимавшийся вверх перед яркой лыжной шапочкой.

– Кроме того, всех беспокоят убийства. Сейчас не до дорожек, – она повернулась к Саре. – Может, все-таки скажешь, из-за чего ты вытащила меня из теплого кабинета? Или передумала?

– Да я уже все сказала... – неуверенно ответила она.

Саре очень хотелось поговорить с Мэри Бет.

Она мечтала об этом все утро, обдумывая, что сказать подруге. После семинара она зашла к Мэри Бет на работу и заставила ее пройтись, чтобы они могли спокойно поговорить.

Но сейчас, когда подруги были одни, ее жалобы на Лайама показались совсем пустяковыми. Он такой замечательный. Он так чудесно к ней относится. Она так сильно его любит. Саре неожиданно показалось, что ее откровения с Мэри Бет похожи на предательство по отношению к Лайаму.

– Я сегодня должна была работать у Мильтона, – сказала она, оглядываясь на административное здание, зеленый купол которого был укутан снегом. – Но я позвонила ему и сказала, что не очень хорошо себя чувствую. И я действительно не очень хорошо себя чувствую. После вчерашнего...

– Знаю, знаю, – нетерпеливо прервала ее Мэри Бет. – Ты мне это вчера уже говорила. – Шесть часов в полицейском участке. Это должно быть ужасно. Но ты же не собираешься рассказывать мне об этом сегодня? Ну, давай, выкладывай!

– Его суеверия сводят меня с ума! – выпалила Сара.

Мэри Бет, прищурившись, посмотрела на нее.

– Прости, не поняла? Его суеверия?

– Поначалу мне казалось, что они прелестны, – призналась Сара, качая головой.

Теперь она говорила очень быстро. Ей хотелось высказаться. Теперь, когда она начала рассказывать, ей хотелось высказать все и покончить с этим.

– Я хочу сказать, что Лайам проводит очень много времени за чтением и за разговорами о фольклоре. Ну, знаешь, народные сказки и тому подобное. Так что мне казалось забавным, что он суеверен.

Даже не верилось, что такой человек может всерьез верить в старинные суеверия, о которых читает. Я хочу сказать, что я не воспринимала это всерьез. И никогда не думала, что он воспринимает все это так серьезно.

Они остановились на ступеньках библиотеки. Мэри Бет взяла Сару за руку, и они отправились в обратном направлении.

– Ну, так что именно тебя раздражает? – спросила она Сару, покрепче заворачивая шарф вокруг шеи.

– Все! – простонала Сара. – Начиная с того момента, когда он утром встает – а встает он с правой стороны кровати – все время находятся суеверия или ритуалы, которые он соблюдает. Сначала я находила это забавным. Даже очаровательным. Интересным. И Бог знает каким еще.

Мэри Бет пристально смотрела на Сару.

– Так как далеко, по твоему, у него это зашло? Тебе не кажется, что у него это стало манией?

Сара почувствовала себя виноватой.

– Ну, я не знаю. Возможно, я все преувеличиваю. Может быть, я просто обращаю на это слишком много внимания из-за того, что мы еще мало живем вместе. Я так сильно его люблю! И я хочу, чтобы все было хорошо. Но... но сегодня у нас было по-настоящему тяжелое утро.

– Что же случилось сегодня утром?

Мэри Бет озабоченно посмотрела на подругу. Сара почувствовала облегчение от того, что Мэри Бет воспринимает ее слова всерьез, не отпуская своих обычных шуточек и иронических замечаний. Она ведет себя, как настоящий друг.

– Только не смейся! Я забыла сказать «Будь здорова!», когда Маргарет чихнула.

Мэри Бет не рассмеялась.

– Это преступление?

Сара кивнула.

– Лайам по-настоящему расстроился. И это я не в первый раз забыла. Мы прежде уже ссорились по этому поводу. Так или иначе, но я извинилась, но этого было недостаточно. Он начал объяснять, почему мы говорим «Будь здоров!», если кто-нибудь чихнет. Звук чихания привлекает злых демонов. Мы говорим «Будь здоров!», чтобы их отвадить.

Мэри Бет шумно вздохнула.

– И, по-твоему, он верит в злых демонов?

– Нет, конечно нет! – быстро ответила Сара. – Я хочу сказать, что я так не думаю. Как он может в них верить? Лайам такой умный. Он не может всерьез верить в них, – девушка кусала губку, пока не почувствовала кровь на языке.

– Но он расстроился, когда ты забыла сказать «Будь здорова!» его сестре?

Сара вздохнула.

– Это было только начало.

Мимо пробежали две девушки, они чуть не сбили с ног Сару и Мэри Бет.

– Извините! – крикнула одна из них, оглянувшись.

Длинные волосы бегуньи развевались на ветру.

– После завтрака я увидела, что Лайам входит в дом с большим ведром, полным земли.

– Как это он умудрился найти сегодня землю?

Сара пожала плечами.

– Не знаю. Я спросила его, почему он принес в гостиную ведро с землей.

– Ну и?

– Он сказал, что есть такое старинное суеверие, в Суссексе, кажется, или где-то еще. Если принести в дом землю в январе, это к удаче. Называется это суеверие «январское масло».

– Ну и ну! Надо не забыть об этом, когда сегодня вечером вернусь домой.

– Пожалуйста, не смейся!

Мэри Бет схватила Сару за рукав жакета.

– Извини! Я, правда, не хотела.

– Но было и продолжение. Мы наняли женщину – миссис Лэйтон – чтобы она приходила к нам раз в неделю убирать дом. На самом деле, это Мильтон нашел ее для нас. Ну так вот. Сегодня утром я одевалась наверху, когда услышала громкий шум в гостиной. Лайам что-то закричал, потом с кем-то заговорил. Я бросилась вниз по лестнице. Знаешь, из-за чего он расстроился? Миссис Лэйтон открыла входную дверь и выметала пыль во двор.

Сара глубоко вздохнула и продолжала:

– И Лайам кричал: «Вы выметете из дома всю удачу!»

– Просто не верится, – пробормотала Мэри Бет.

– Лайам схватил швабру и начал заметать пыль обратно в дом. Он был в ярости. Он выглядел как... как ненормальный!

Мэри Бет покачала головой.

– Странно!

– Бедная миссис Лэйтон, она не знала, как ей все это понять, – продолжала Сара, не переводя дыхания. – Она расплакалась и ушла. Схватила пальто и выбежала из нашего дома. Далее не подождала, пока я ей заплачу.

– О Господи! И что сделал Лайам?

– Ну, после того, как она ушла, он принялся извиняться. Я думаю, ему было очень не по себе. Он снова и снова говорил мне о том, как он сожалеет о случившемся. Он просил меня понять его. Обещал больше так не увлекаться.

– По мне так он прямо кандидат в психушку, – сказала Мэри Бет.

– Мэри Бет, прошу тебя!

– Может, это ему бы помогло!

– Он не сумасшедший. Он... он просто...

Сейчас она уже чувствовала себя виноватой из-за того, что жаловалась Мэри Бет на Лайама. Ей следовало бы знать, то Мэри Бет не воспримет все это серьезно. Мэри Бет шутит над всем на свете.

– Ты будущий психолог, – сказала Мэри Бет. – Может быть, ты могла бы устроить так, чтобы кто-нибудь с твоего факультета поговорил с Лайамом. Ты понимаешь, просто по-дружески поболтал. Или, может, тебе удастся уговорить Лайама обратиться к психотерапевту.

«Мне вообще не следовало ей об этом говорить, – огорченно подумала Сара. – Вообще не следовало. Порой Мэри Бет воспринимает все как шутку, теперь же она воспринимает все слишком серьезно».

– К психотерапевту? Не думаю, чтобы мне удалось уговорить Лайама, – ответила она подруге. – Он в полном порядке. Мне кажется, что все эти суеверия и фольклор доставляют ему большое удовольствие. И, кроме того, это ведь совершенно безобидно, правда?

* * *


Гаррет открыл дверь и заглянул в первую комнату офиса. За столом никого. Компьютер включен, монитор сияет синим светом.

– Декан Кон? Вы здесь?

Гаррет услышал покашливание. Шум в смежной комнате.

– Декан Кон? Это детектив Монтгомери.

Через минуту из смежной комнаты появился Мильтон Кон, поправляя на ходу темно-синий галстук. Он промокнул платком красный лоб. Протянул Гаррету горячую, влажную руку.

– Я занимался упражнениями, – объяснил Мильтон хриплым баритоном, – и не слышал, как вы вошли. Прошу меня извинить.

Он снова начал вытирать свой лоб. Но вдруг его мясистая рука застыла в воздухе. Глаза расширились.

– Надеюсь, больше никто не убит?

– Нет.

Гаррет поднял обе руки, знаком указывая, что декан может быть спокоен.

– Нет, благодарение Богу, нет. Как я объяснил в сообщении, которое оставил на автоответчике, мне нужно просто задать вам несколько вопросов.

Мильтон тяжело вздохнул.

– Вы меня испугали!

Он махнул Гаррету, чтобы тот устроился в кресле напротив письменного стола. Потом сам тяжело опустился в кресло у стола, склонившись над ним и все еще тяжело дыша после упражнений.

– С вашей стороны очень любезно принять меня так поздно, – Гаррет жестом указал на темнеющее небо за окном. – Мы очень признательны вам за сотрудничество.

Он вытащил небольшой блокнот и карандаш.

– Я старался помочь вам, чем мог, – несколько скованно ответил Мильтон, его серебряные глаза изучающе смотрели на Гаррета. – Никто так не расстраивается из-за этих убийств, как я. И лично, и из-за колледжа, – он громко прочистил горло. – Как я вам уже говорил, я знал одну из жертв, Девру Брукс.

Гаррет кивнул. Он сделал вид, что просматривает записи в блокноте. Но страничка, которую он открыл, была пуста.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов по поводу сотрудников колледжа, – сказал он, поднимая глаза на Мильтона.

В глазах декана вспыхнуло любопытство.

– О ком-нибудь из преподавателей? Вы же не думаете...

– Ничего особенного. Обычные вопросы.

«Просто сплошная трата времени», – подумал Гаррет, и неожиданно почувствовал себя в дурацком положении. Ребята из ФБР, пожалуй, считают меня придурком за то, что я втянул в это дело профессора, его жену и сестру.

Ну и что с того, если ему случилось знать всех четверых погибших? Что с того? Этот тихий, кроткий человек ни в коем случае не может оказаться тем психом, который разрывает людей на части голыми руками.

Что я здесь делаю? И почему я так упрям в отношении этого парня?

– Что вы можете мне сказать о Лайаме О'Конноре? – спросил он декана. – Он ведь у вас работает временно, по приглашению, да?

Мильтон резко выпрямился.

– Лайам? Почему он вас интересует?

– Агенты ФБР и я вчера с ним немного поговорили, – признался Гаррет.

Он не знал, следует ли ему упоминать этот факт или нет.

Черт возьми, какая трата времени!

– Лайам очень квалифицированный и очень известный специалист. Он ученый с хорошей репутацией, – напыщенно сказал Мильтон. – Я, право же, не думаю...

– Он знал всех четверых погибших, – выпалил Гаррет.

Ему уже не хватало терпения слушать подобные речи.

Мильтон издал удивленное восклицание.

– Но это ничего не значит, детектив! – ответил он после долгих размышлений. – В конце концов, Фривуд маленький город.

Гаррет кивнул.

– Я просто хватаюсь за соломинку, декан Кон. Подумайте хорошенько. Не могли бы вы мне рассказать о профессоре О'Конноре что-нибудь такое, что...

– Я могу сказать вам о нем только хорошее, – прервал его Мильтон. – Только хорошее. Мне... мне просто не верится, что вы спрашиваете меня о нем.

«Мне тоже», – с горечью подумал Гаррет.

– Лайам – всемирно-известный ученый. Его книги издают во всем мире! Он... Он преподаватель! – взволнованно заявил Мильтон, краснея больше обычного. – Он не...

Гаррет снова поднял руку.

– Я знаю. Как я вам сказал, я просто в отчаянии. Я просто подумал, что вы могли бы...

– Я ничего не могу сказать вам о Лайаме, – прорычал декан. – Его послужной список, его рекомендации, его репутация – все безупречно. Администрация в Чикаго очень жалела, что он уехал. Они заставили его пообещать, что...

– В Чикаго? – Гаррет записал название города в блокнот. – Так он приехал из Чикаго? А почему он оставил университет в Чикаго?

– Честно говоря, я не знаю, – пробормотал Мильтон. – Думаю, он просто решил передохнуть. Он говорил мне, что нуждается в более спокойной атмосфере, где он мог бы сосредоточиться на своей книге. Лайам пишет новую книгу. В самом деле, детектив Монтгомери, я вас уверяю...

Гаррет вскочил, захлопнул блокнот.

– Вы правы, сэр. Я прошу меня извинить. Я зря трачу ваше время. С вашей стороны было очень любезно принять меня. Я надеюсь...

– Я надеюсь, что у вас найдутся более подходящие ниточки, которые принесут вам больше пользы, чем интерес к профессору О'Коннору, – сказал Мильтон, качая головой.

– Хотел бы я, чтобы это так и было, – пробормотал Гаррет про себя.

Он снова поблагодарил декана и быстро покинул офис.

Мильтон сгорбился над столом, положив голову на руки. Он глубоко задумался. Он сказал себе, что и у полиции, и у ФБР, по-видимому, нет ни одной зацепки.

Четыре убийства. Четыре жестоких убийства. А они все ходят, задают вопросы о человеке, который провел всю свою жизнь за чтением книг про эльфов и гномов.

Этот детектив даже не скрывал, что находится в дурацком положении.

Что он хотел от меня услышать? Что я давно подозреваю Лайама? Что Лайам может быть сумасшедшим серийным убийцей?

Четыре убийства. Четыре...

Лайам пробыл в городе совсем немного. Он переехал сюда примерно четыре месяца назад. Четыре...

Четыре...

И за такое короткое время он познакомился со всеми четырьмя жертвами. Со всеми четырьмя...

Мильтон посмотрел на часы, стоявшие на столе. Чуть больше половины шестого. Это значит, что в Чикаго половина пятого.

Интересно, на месте ли сейчас Джимми Пикни?

Джимми может только посмеяться, узнав, что местные полицейские подозревают Лайама в убийстве. Лайам провел на факультете у Джимми четыре года. Не меньше четырех.

Четыре... Четыре...

Я все равно собирался позвонить Джимми. Узнать, как прошла операция у его сына.

Мильтон пролистал телефонный справочник. Нашел телефон офиса Джимми в университете. Постукивая ногой о пол, набрал номер в Чикаго.

Ответила секретарша.

– Извините, сэр. Декан Пикни вышел. Я не думаю, что он пошел домой, но... Ой, подождите! Вот он идет. Не кладите трубку.

Через минуту в трубке раздался удивленный голос Пикни:

– Мильтон, ты еще жив?!

– Знаю, знаю, я уже несколько месяцев собираюсь тебе позвонить.

Несколько минут разговаривали о том, о сем. Да, сын Пикни в полном порядке. В Чикаго жутко холодная зима. Что еще новенького?

– Джимми, я звоню тебе, чтобы рассказать о Лайаме.

– О Лайаме? Как он поживает? Как он пережил культурный шок?

Мильтон колебался.

– Я... Я не знаю. У нас здесь тяжелые времена, Джим. Ты читал об этом?

– В студенческом городке убит сын шишки с телевидения? И еще несколько человек? Ну да. До нас доходят новости из Пенсильвании. Особенно плохие новости.

– Ситуация действительно тяжелая, Джим. Ты знаешь...

– Очень похоже на то, что происходило здесь последние два года.

– Что?

– Да ты же знаешь, Мильт. Убийства в студенческом городке. Это было ужасно. У нас их было три. Одно хуже другого. Все так и остались нераскрытыми. Ты можешь в это поверить? Три убийства и убийца преспокойно исчез!

Наступила пауза. Потрескивания в телефонной линии. Потом Пикни продолжил:

– Интересно, что ты упомянул Лайама. Прошлой весной ко мне приходили два парня из ФБР. Спрашивали о Лайаме. Ни о ком другом – о Лайаме! Кажется, он знал всех троих... Всех троих, кто был убит...

Мильтон так крепко сжал телефонную трубку, что у него заболела рука. В голове мелькали цифры.

Три?

Три? Четыре?

Три плюс четыре?

Он почти не слышал голоса Пикни, спрашивавшего:

– Так что ты хотел рассказать мне о Лайаме? Что? Мильтон? Мильтон? Ты меня слушаешь? Мильтон?... Джанет, мне кажется, нас разъединили.

Сложив руки за спину, Мильтон взволнованно Мэрил шагами маленький офис. Невероятно! Это невероятно!

Но семь из семи?

Невероятно!

Просто невероятное совпадение.

У него начало покалывать в затылке. Заливая глаза, по лицу струился пот.

Невероятно!

Но он знал их всех. Лайам знал их всех.

«Только одно мне остается», – решил Мильтон, протягивая руку к телефону.

Я должен предупредить Сару.


Глава 44


Сара закрыла за собой входную дверь и побежала к телефону.

– Кто-нибудь дома? Почему никто не возьмет трубку?

Она услышала, как звонит телефон, еще когда возилась с ключами на крылечке.

Запыхавшись, она взяла трубку.

– Алло!

Сара услышала щелчок, потом гудок.

Кто бы там ни был, этот человек не дождался.

Сапоги оставляли на полу грязные лужи. Она наклонилась, чтобы их снять. От пальто, от ее кожи веяло холодом. Опуская на пол сумку с книгами, молодая женщина дрожала.

Она вернулась в гостиную.

Где же все?

Тут темно. Сара выглянула на лестницу. Там тоже темно. И вверху темно. Должно быть, Маргарет нет дома.

Она стащила пальто и бросила его в ближайший стенной шкаф. Растерла кисти рук, прошла в гостиную и включила свет. Быстро оглядела комнату. По дивану разбросаны страницы утренней газеты. Пылесос у стены. Желтая баночка средства для мебели на журнальном столике рядом с тряпкой. На тряпке темное пятно.

Миссис Лэйтон. Она убежала, не закончив работу. Саре снова припомнилась утренняя драма с уборщицей.

Она снова почувствовала себя виноватой. Ну зачем она так много рассказала Мэри Бет о Лайаме? Следовало бы думать, прежде чем что-то рассказывать подруге.

Сара знала, что Мэри Бет хороший друг, но все же пожалела, что обратилась к ней за помощью. Я теперь замужняя женщина, не какая-нибудь неопытная первокурсница. Мне следует делиться своими мыслями и чувствами только с Лайамом. О чем я только думала? Один неприятный эпизод, и я уже ябедничаю Мэри Бет, как шестилетняя!

Она хлопнула себя ладонью по лбу. О чем я только думала? Ей хотелось бы вернуть все назад, пережить этот день заново.

Сара снова дрожала. Почему-то ей никак не удавалось согреться. Она посмотрела на термостат на стене в прихожей, прошла в кухню и поставила на плиту чайник, собираясь выпить чаю.

Заметила на холодильнике записку. Узнала круглый почерк Маргарет. Золовка сообщала Саре и Лайаму, что сегодня вечером ее не будет дома. Маргарет собиралась поужинать с женщиной, с которой она познакомилась в магазине антиквариата, а потом она намеревалась пойти на концерт студенческого струнного оркестра.

Сегодня мы с Лайамом проведем вечер вдвоем. Такого давно не случалось. Она посмотрела на часы. Начало седьмого – а у нее еще никаких планов насчет ужина.

Зазвонил телефон. Сара почувствовала, как ее замутило. Хорошо, если это не Лайам с сообщением, что будет поздно. Мне не хочется сегодня быть одной. Я очень хочу его видеть.

Сара подняла трубку телефона, висевшего на стене. Может быть, это Мэри Бет. Если так, я попрошу ее забыть все, что я ей сегодня рассказала.

– Алло!

– Алло! Это миссис О'Коннор?

– Да, я миссис О'Коннор.

Ее все еще волновал, звук ее нового имени. И в то же время она почувствовала приступ страха. Что, если это снова звонит та же женщина? Что, если это снова Анжела?

– Извините за беспокойство. Это Кати из офиса профессора О'Коннора.

– О, привет, Кати! – Сара облегченно вздохнула. – Что случилось? Мой муж там?

– Нет. Он рано ушел. Но он просил меня подтвердить его рейс в Даллас. А я совсем забыла об этом. Я должна позвонить в авиакомпанию, но для этого мне нужен номер рейса. Не могли бы вы найти билеты? Я не слишком вас побеспокоила?

Рейс в Даллас. Сара совсем забыла, что на следующей неделе Лайам должен выступить с докладом.

Он дал согласие, еще не зная, что переедет в Мур-колледж. Лайам сказал, что ему не очень хочется ехать, но он дал слово.

– Ничего страшного, Кати! Они, вероятно, где-нибудь на столе. Дайте мне пару минут и я найду их. Не кладите трубку.

Она оставила трубку свисать до полу и прошла в гостиную к письменному столу Лайама. Щелкнула выключателем настольной лампы. Осмотрела стол. Стопки бумаг. Куча журналов по специальности. Книжка по кельтским мифам и фольклору. Еще какие-то бумаги. Стеклянное пресс-папье. Все аккуратно, все в полном порядке.

Сверху билетов нигде не видно. Сара просмотрела одну стопку бумаг, потом вторую. Потом журналы.

Может, Лайам положил их в ящик?

Она открыла верхний ящик. Несколько записных книжек. Шариковые ручки. Тезаурус в мягкой обложке. Нет, здесь он не станет их держать. Он такой организованный, такой методичный! Могу поспорить, что они в какой-нибудь папке с надписью «Поездки».

Сара открыла второй ящик справа. Еще бумаги? Нет. Счета, которые нужно оплатить. Это у него ящик для счетов.

Она сильнее вытащила ящик и заметила в нем белую прямоугольную коробку. Крепкая коробка! Не в ней ли он держит билеты?

Сара вынула коробку из ящика и положила на стол. Передвинула ее под лампу.

Фотографии. Моментальные снимки. Старые школьные фотографии.

Я и не знала, что Лайам хранит здесь свои снимки. Кто все эти люди?

Лайам. Очень молодой, наверное лет девятнадцати или двадцати. Держит два растопыренных пальца за головой у светловолосого молодого человека, который в свою очередь делает ему рожки. Оба улыбаются. Лайам, немного постарше, в плохо сидящем спортивном пиджаке. Жуткий шерстяной пиджак, с громадными плечами. Неловко стоит рядом с улыбающейся молодой женщиной.

«У меня нет времени смотреть эти снимки. Мне вообще не следует на них смотреть», – выбранила себя Сара.

Но ее внимание привлек другой снимок. Темноволосая молодая женщина в очень открытом бикини, где-то на пляже. Женщина застенчиво улыбается.

Кто она! Сара не могла подавить любопытство. Молодая женщина была очень похожа на нее саму. Кому это она так улыбается? Лайаму?

Сара перевернула снимок. На обороте была побледневшая от времени надпись: "С любовью, Кристин".

В кухне засвистел чайник.


Глава 45


– Лайам!

Улыбаясь, он большими шагами прошел в комнату. Пальто расстегнуто. В одной руке у него букет красных роз, завернутых в белую бумагу, в другой желтый пластмассовый пакет для покупок.

Сара только что повесила трубку. Кати придется подождать, пока Лайам сам найдет билет. Сара все еще держала в руке фотографию Кристин. Лайам вложил ей в руку розы.

– Прости меня за сегодняшнее утро, дорогая!

– Лайам, я...

– Я знаю. Я был неправ. Я совершенно потерял контроль над собой. Как сказали бы мои студенты, у меня крыша поехала.

Его улыбка стала шире.

– Я хотел бы сегодня вечером загладить свою вину. Обещаю, что я это сделаю.

Лайам поцеловал жену, примяв цветы, которые оказались между ними.

Его лицо было все еще холодным, но губы были теплыми.

Сара немного откинулась назад.

– Лайам, я... я должна тебя кое о чем спросить.

Он поднял пакет с покупками.

– Я принес ужин. Я рано ушел из колледжа и заглянул в китайский ресторанчик.

Он глубоко вздохнул.

– М-м-м! Ну чем не чудесный запах? Я взял двойную порцию овощных клецек. Твоих любимых.

Лайам придвинулся ближе и снова поцеловал жену.

– Давай проведем романтический вечер, Сара! Позволь мне загладить свою вину! Я хочу, чтобы ты забыла о том, что было утром!

Сердце Сары забилось сильнее. Его улыбка всегда так действовала на нее. Т4 его карие глаза, нежные и сердечные, светившиеся такой любовью и восхищением.

Но она все еще держала в руке фотографию.

Сара положила цветы. И подняла снимок.

– Лайам, я нашла вот это, – запинаясь проговорила она.

Голос ее дрожал, несмотря на все усилия говорить тихо и спокойно.

Он, прищурясь, посмотрел на фотографию. Опустил на пол пакет с китайскими блюдами.

– Что это?

– Я нашла это в коробке. В ящике твоего стола. Я искала билеты на самолет. И подумала, что они могут быть в коробке. Но вместо них я нашла эту фотографию.

Темные брови Лайама нахмурились. Он взял у нее из рук снимок и поднес его ближе к лицу. Внимательно рассмотрел, переводя глаза из стороны в сторону, словно читая.

– Кто это?

– Это Кристин, – с трудом выговорила Сара. – Прочти на обороте. Это Кристин. Та женщина, что звонила мне вчера. Ты сказал мне, что не знаешь никого с таким именем. Но вот она, Кристин.

Муж продолжал смотреть на фотографию. Перевернул ее. Прочел надпись на обороте. Снова перевернул. Поднял глаза на Сару.

– Я никогда ее не видел.

– Лайам...

– Где ты ее нашла? В коробке? В какой коробке?

Сара повернулась и провела его к письменному столу. Доски пола заскрипели под ее ногами. Раньше она не замечала, что пол скрипит, но сейчас, когда она шла по комнате, каждый звук казался ей преувеличенно громким. Даже звук ее собственных шагов был громче обычного, хотя она была в одних чулках. Громким казалось и собственное дыхание, каждый вдох и выдох. Настольная лампа казалась яркой, как прожектор. Коробка стояла посреди стола, там, где она ее оставила. Крышка лежала рядом. Ящик был все еще открыт.

– Вот! – Сара указала мужу на коробку.

Лайам, все еще хмуря брови, прищурился, немного смущенно взял коробку и быстро перебрал фотографии.

Через минуту он поставил коробку на стол и поднял глаза на жену.

– Это не мои фотографии.

– Что?

– Это не моя коробка. Она принадлежит Маргарет. Это старые фотографии Маргарет.

– Да? – голос Сары был высоким, почти пронзительным.

Она прижала руку к груди, словно могла умерить сердцебиение.

Правду ли он говорит? Правду?

Лайам снова посмотрел на фотографию Кристин и бросил ее в коробку.

– Рабочие, которые помогали нам переезжать, поставили эту коробку не в тот письменный стол. Я не знаю Кристин. Ее лицо мне незнакомо. Должно быть, это подруга Маргарет. Мы можем спросить ее об этом позже.

Сара тяжело вздохнула.

– Ох, Лайам, извини. Увидев эту фотографию, я просто...

Он закрыл ей рот поцелуем. Сначала он поцеловал ее легонько, потом с чувством. Закончив целовать, откинулся назад и улыбнулся.

– Мне нравится, что у меня ревнивая жена.

– Нет, я была неправа, – запинаясь, проговорила Сара. – Мне не следовало делать поспешных выводов.

– Мне особенно приятно иметь жену, которая ревнует к старым поблекшим фотографиям! – продолжал Лайам, крепко держа ее в объятиях. – Мне очень повезло. Очень!

– Это мне повезло, – прошептала Сара.

Он снова наклонился, чтобы ее поцеловать. Взгляд Сары упал на фотографию молодой женщины с застенчивой улыбкой. Правду ли он говорит?

Ну, конечно, правду.

* * *


После ужина Лайам отвел жену наверх, в спальню.

– Сегодня особенный вечер, – нежно прошептал он.

Его теплое дыхание щекотало ей ухо. По коже побежали мурашки.

Сара хотела включить свет, но он помешал ей, ласково убрав ее руку.

– Сегодня никакого света!

И снова шепот. Его губы терлись о ее щеку, его руки спустились вниз по ее спине. Он начал ласково, очень ласково целовать жену. А его руки проскользнули под ее свитер. Они были теплые. Теплые и нежные.

Лайам снял с нее свитер. Снова поцеловал, легонько коснувшись языком ее языка. Его теплые руки ласкали ее тело. Он тихонько застонал от наслаждения.

– Раздевайся! Я сейчас вернусь!

Лайам растворился во тьме. Из окна в комнату лился синий свет. На ковре он был бледно-голубым. Казалось, Сара стоит в воздухе. Парит в небе.

У нее было такое ощущение, словно она плывет. Ее тело все еще дрожало от его прикосновений. Раздеваясь, молодая женщина чувствовала вкус его губ. Она бросила одежду на ковер и проскользнула под одеяло.

Лайам, я хочу тебя! Лайам, куда ты ушел? Я так хочу тебя!

Минуту спустя он появился, освещенный желтым пламенем свечи. Сара видела, что он улыбается. Видела, как взволнованно сверкают его глаза.

Лайам нес перед собой длинную белую свечу. Когда он поставил ее на туалетный столик, Сара обратила внимание, что в другой руке он держит небольшую коробку. Он поставил коробку рядом со свечой.

И повернулся к Саре. В мерцающем свете свечи Лайам казался особенно красивым. Темные глаза во все лицо. Темные тени. Очень красив. Я хочу тебя, хочу сейчас, Лайам! Пожалуйста, ляг рядом.

– Я обещал тебе особенный вечер, – сказал он тихим голосом, который был чуть громче шепота.

Лайам говорил быстро и взволнованно, глаза его сверкали в свете мерцающего пламени.

– Совершенно особенный вечер, моя прекрасная Сара!

Он взял коробку и держал ее обеими руками.

– Я знаю, что ты, моя дорогая, не живешь в мире магии и суеверий, как я. Но есть одна древняя ирландская церемония, которую новобрачные выполняли поколение за поколением.

Сара приподнялась и прислонилась спиной к изголовью кровати, натянув одеяло до подбородка. «Что он собирается делать?» – неожиданно встревожившись, подумала она. Ей хотелось сказать: «Лайам, положи коробку и просто иди в постель».

Ей хотелось знать, как бы он прореагировал на подобные слова.

Но он выглядит таким серьезным, таким взволнованным! Молодая женщина поняла, что подобное заявление может его обидеть. Не станет она его обижать. Сара решила, что муж гораздо романтичнее ее самой.

Я примирюсь со все этим, потому что он такой замечательный и потому, что я так сильно его люблю! Я люблю его дурацкие суеверия и церемонии.

– Лайам, что в коробке? – тихо спросила она. Возможно, там подарок для нее. Какой-нибудь особенный подарок. Какая-нибудь драгоценность, некогда принадлежавшая его матери. Кольцо, которое передавалось в его семье из поколения в поколение.

Он поднес палец к губам, сделав ей знак замолчать. Меж пляшущих теней он прошел к лазерному проигрывателю, стоявшему на полке у стенного шкафа. Несколько секунд спустя по комнате разлилась тихая мелодия. Сара узнала Баха. Концерт для флейты.

«Как прекрасно! – подумала она. – Как романтично!»

Сара услышала, как муж что-то читает нараспев. Опять на гаэльском? Она не могла разобрать.

Он снова поднес палец к губам и улыбнулся ей.

Потом открыл коробку.

«Что там, ожерелье?» – хотелось ей узнать. – «Древний медальон? Изумруд?»

Лайам вынул предмет из коробки и держал его в желтом пламени свечи.

Человеческая рука.

Сара тихо охнула.

– Это от манекена, – тихо сказал он, голос его был немногим громче тихой мелодии.

Лайам поднял эту руку так, чтобы она могла ее видеть.

– Рука манекена, но как живая, не правда ли?

– Да, очень похоже, – пробормотала она, сжимая обеими руками одеяло.

– Чтобы магия оказала свое действие, рука должна быть в натуральную величину.

Магия? Что он собирается делать?

Значит, никаких изумрудов? Никакого прекрасного, украшенного драгоценными камнями медальона, унаследованного от его матери?

Зачем ему понадобилась рука в натуральную величину? Что за слова он произносит нараспев?

Сара наклонилась вперед. Сердечная улыбка Лайама, взволнованный блеск его глаз успокоили ее. Тихое, мелодичное пение, слова на незнакомом языке убаюкали ее.

Лайам повернулся к туалетному столику. Вынул из подсвечника белую свечу. Воткнул ее в руку манекена. Теперь свеча горела, зажатая деревянными пальцами. Лайам поднял перед собой руку со свечой. На него упали желтые отсветы.

Он опустил руку, так что пламя свечи замерцало перед его лицом. И тогда он начал говорить. Пламя низко наклонилось.

– Да продлится сон тех, кто спит, – декламировал Лайам. – Да не забудутся сном те, кто бодрствует.

Через минуту рука манекена уже лежала на туалетном столике, все еще сжимая горящую свечу. Лайам лег в постель рядом с Сарой и молча и нежно притянул ее себе.

Он быстро, почти грубо вошел в нее. Она охнула, закрыла глаза и приподнялась всем телом, чтобы встретить его.

Они занимались любовью более страстно, чем когда бы то ни было.

Свеча почти догорела. Белые восковые ручейки потекли по деревянной руке, когда Лайам в конце концов взорвался в ней с радостным криком.


Глава 46


Сара проснулась от боли. Тело затекло. В висках стучало. Она прищурилась, глядя на яркий солнечный свет, струившийся из окна. Протянула руку к Лайаму.

К ее удивлению, его не было.

Сара села на постели. Закрыла глаза. Принялась массировать виски. Она чувствовала слабость в ногах. Вероятно, это после занятий любовью.

Сара решила, что после горячего душа почувствует себя лучше. Она похлопала по вмятине на подушке Лайама. Милый Лайам! Ей хотелось, чтобы он ее обнял. Она подумала о минувшем вечере, о том, как долго и страстно они занимались любовью. Яростно и в то же время нежно.

– Лайам, где ты? – пробормотала она вслух.

Голос ее был хриплым после сна.

Потом взгляд ее упал на часы, стоявшие на ночном столике. Почти десять! Она проспала. Ну почему он позволил ей проспать? В одиннадцать начинается семинар. Сара собиралась прийти в библиотеку к открытию. Ей нужно было еще кое-что проработать и привести в порядок свои записи.

В голове все еще стучало. Сара вскочила с постели и бросилась в ванную. Запнулась об обмотавшуюся вокруг ноги простыню, потащила ее за собой.

Горячий душ. Горячий душ и аспирин. А потом можно идти. День сегодня начинается не очень хорошо.

* * *


Мильтон подождал, пока телефон прогудит шесть раз. Семь. Восемь.

– Давай, Сара! Возьми трубку!

Нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. Раздраженно бросил трубку на аппарат.

Вчера он весь вечер пытался ей дозвониться, но телефон, должно быть, был просто отключен. Если бы только она заглянула в офис...

И что я ей скажу, когда смогу с ней поговорить?

Он снова и снова задавал себе этот вопрос, остававшийся без ответа.

– Сара, ты в опасности. Твой муж может оказаться сумасшедшим серийным убийцей...

Что, Лайам?

Да она просто рассмеется ему в лицо.

Как я мог даже подумать об этом? Лайам такой кроткий, такой цивилизованный. Это невозможно. И все-таки это возможно.

Он знал семь из семи жертв.

Именно это я и скажу Саре.

– В Чикаго тоже были убийства. Ужасные, бесчеловечные убийства. И Лайам всех их знал. Он знал все жертвы.

Мильтон решил, что должен ее предупредить. У него нет другого выхода. Я должен убедить ее, что она в самом деле в опасности. Она не станет надо мной смеяться, когда увидит, насколько я серьезен.

И что тогда?

Сара может забрать свои вещи. Прийти ко мне и пожить у меня, пока мы не решим, что делать.

Мильтон позвонил детективу, который недавно приходил к нему. Ему сказали, что Монтгомери нет в полицейском участке, он сегодня ходит по домам. Но детектив перезвонит Мильтону, как только ему сообщат о звонке.

Мильтон решил немного проветриться. Достал из стенного шкафа пальто. Накинул его и вышел из офиса. У него было такое ощущение, что он весь горит. Просто пылает.

День был хмурый и ветреный. По небу быстро неслись темные грозовые облака. Казалось, небо идеально отражало настроение Мильтона.

Он засунул руки в карманы пальто, не потрудившись его застегнуть. Наклонился против ветра. Почувствовал на лбу мокрую снежинку. Потом еще одну.

Широко шагая, Мильтон пересек Круг, не замечая студентов на поперечных дорожках, не зная, куда идет. Он надеялся, что холодный воздух остудит и успокоит его.

На полпути к библиотеке Мильтон наткнулся на Сару.

Оба удивленно вскрикнули.

Темные волосы запорошены снегом. Удивленные, покрасневшие глаза. Руки Мильтона взлетели к ее плечам.

– Сара!...

– Извините, Мильтон, я... я тороплюсь. Я опаздываю и не очень хорошо себя чувствую. Я...

– Я пытался дозвониться до вас.

– Знаю, знаю. Я прошу меня извинить, что я вчера не пришла на работу. Мне кажется, у меня грипп или что-то в этом роде. Не думаю, что я смогу прийти сегодня. Я...

Она пробежала мимо него. В неярком свете дня лицо молодой женщины казалось очень бледным.

– Мне нужно с вами поговорить. Прямо сейчас.

– Нет. Я опаздываю.

– Но, Сара, это действительно очень срочно. Я должен...

– Мой семинар! – она побежала дальше.

Рюкзачок с книгами подпрыгивал у нее за спиной.

– Извините, Мильтон. Я не могу позднее позвонить вам?

Мужчина попытался бежать рядом с ней. Снег залеплял ему глаза.

– Сара, послушайте меня! – его голос относило ветром. – Подождите!

Но он не мог за ней угнаться. Слон не может догнать газель.

– Сара, мне нужно с вами поговорить!

Студенты кричали, перекликаясь между собой с разных концов Круга.

Слышала ли она его? Или его голос потонул в этом гаме?

Почему она не уделила ему ни минуты?

Мильтон огорченно заворчал, чувствуя, как застучало его сердце. Он снова сунул руки в карманы, наклонился от падающего снега. Потом повернулся и пошел назад в административное здание.

Может быть, ему звонил детектив.

Может быть, я смогу добиться ареста Лайама, добиться, чтобы его арестовали до того, как...

Он не захотел закончить эту мысль.

* * *


Гаррет снова нажал кнопку звонка. Напряженно прислушался. Внутри тишина. Дома никого. Вероятно, все еще на работе. Он посмотрел на часы. Почти пять тридцать. Уже темно. Пора заканчивать на сегодня. Может быть, обойти дома в этом квартале и все.

Гаррет спустился с крылечка и потянулся. Спина болела.

Он понял, что привык целый день сидеть. Подумал, что ему очень полезно походить по свежему воздуху от дома к дому.

Если это хождение его не убьет.

Может быть, закончить сегодня чуть-чуть пораньше и добраться домой вовремя, чтобы иметь возможность самому покормить Мартина?

Гаррет подошел ближе к фонарю и вытащил блокнот с зажимом-прищепкой. Поднес поближе к лицу, чтобы прочесть. Просмотрел список домов и квартир. Сегодня ему удалось охватить значительную часть списка.

И все напрасно.

Еще один день коту под хвост.

Такое впечатление, что никто ничего не видел и не слышал. Ни у кого никакой информации, которая могла бы дать ему хоть какую-нибудь зацепку.

Гаррет ударил ногой по комку льда у основания уличного фонаря. Под ударом тяжелого черного ботинка лед треснул. Кусочки разлетелись по мостовой.

На прошлой неделе у меня был успех. Когда я нашел профессора, который знал все четыре жертвы. Это было достижение.

Тогда фантазия у него разыгралась. Он представил себе, что приводит профессора, его жену и сестру в полицейский участок и сдает их агентам ФБР. Гаррет Монтгомери, местный герой.

Он представил себя в одиннадцатичасовых новостях. Нет, даже в национальных новостях. Представил что рассказывает о том, как нашел убийцу.

– Это был легко. Никаких проблем. Разве трудно сложить два и два? Я достаточно давно служу в полиции, чтобы знать, когда нужно пользоваться своей интуицией. Я вовсе не герой. Я просто делаю свое дело.

Что за чушь!

Профессор вывернулся. Вполне естественно!

Да и зачем профессору колледжа, да еще знаменитости в своей области, известному специалисту, приглашенному сюда поработать всего на год, – зачем ему убивать людей в студенческом городке?

Чем больше Гаррет думал об этом, тем большим дураком он сам себе казался. Этот парень сильным не выглядит, на спортсмена явно не тянет. Как он мог разорвать на куски женщину?

Да никак!

– Я напрасно трачу чужое время. Но я просто выполняю свою работу. В конце концов, это единственная ниточка, которую мне удалось найти за долгие недели упорной работы. Этот парень был связан с четырьмя убитыми. И он явно нервничал из-за этого.

Но я этим не удовлетворился. Мне понадобилось встретиться с деканом колледжа. Что я надеялся от него услышать? «О, да, мы знаем, что профессору нравится время от времени убивать людей. Но он такой хороший преподаватель, у него такая замечательная репутация, что мы решили не обращать на это внимание».

Декан, должно быть, подумал, что я выжил из ума.

Я, должно быть, и впрямь сумасшедший. Сумасшедший или набитый дурак. Или и то, и другое.

Мне следует пойти домой к этому профессору и извиниться.

Но настоящие полицейские не извиняются, не правда ли?

Гаррет свернул за угол, возвращаясь к машине. Где он ее припарковал? На Джексон-стрит?

Пошел густой снег. В большинстве домов свет все еще не горел. Мимо проехал микроавтобус. Из заднего окна торчали лыжи. Издалека до Гаррета донесся скрип тормозов. Какого-то придурка занесло на скользкой дороге. Гаррет подумал, что Вальтер и другие ребята сегодня, наверное, занимаются дорожными происшествиями, разбираясь с теми, кто попортил чужие заборы.

Он задумался о том, как там поживает Вальтер. Только не говорите мне, что я скучаю по этому толстому недотепе. Вовсе нет!

Может, завтра я загляну и проведаю Вальтера. Если он не ходит по домам, как я.

Гаррет горько рассмеялся про себя. Он знал, что весь этот обход домов – всего лишь шутка. Просто ребята из ФБР таким образом избавились от него, чтобы не болтался под ногами.

Он перешел через улицу. Ботинки скользили. Деревья поблескивали в темноте. Лед сплошь покрывал голые ветви.

Какое-то существо прыгнуло на Гаррета с высокого дерева.

Гаррет заворчал. Схватил нападавшего обеими руками. Сначала ему показалось, что это большой шимпанзе. Животное обхватило Гаррета руками и ногами.

Гаррет посмотрел в круглые желтые глаза. Странное существо было покрыто густой вонючей шерстью. От него исходил отвратительный гнилой запах.

Не обезьяна?

Животное приблизило к человеку свою морду. Гаррету показалось, что оно собирается его поцеловать.

Неожиданно он почувствовал такую резкую и такую жуткую боль, что пронзительно вскрикнул.

Услышал звук разрываемой ткани. И снова жуткая боль. Гаррет увидел во рту животного свое ухо.

Мое ухо! Это чудовище откусило мне ухо!

Глаза животного горели желтым огнем. Оно выплюнуло плоское коричневое ухо в воздух, словно пластинку жареного картофеля. И поймало его своей мохнатой лапой. Затолкало ухо к себе в рот и шумно сжевало его, сверкая зубами. Мясистые черные губы радостно ухмылялись.

– Не-е-е-т! – завопил от боли Гаррет.

Он чувствовал, как горячая кровь течет по его щеке.

Мужчина ударил кулаком – ударил яростно, скорее рефлекторно, чем обдуманно – в ухмыляющуюся морду чудовища.

В момент удара рот животного открылся и кулак Гаррета оказался внутри. Глубоко внутри. В глубине широкого горла животного.

Там было горячо и мокро.

Монстр выпучил желтые глаза.

А кулак Гаррета проникал все глубже и глубже. Он ухватился за что-то мягкое. Мягкое и губкообразное. Глубоко в теле монстра. Чудовищное животное издало странный звук, словно сдавленно срыгнуло. Дернуло головой. Снова срыгнуло. От изумления сделало глотательное движение. Замахало своими вонючими мохнатыми руками над головой. Откинуло назад голову, пытаясь освободиться от руки Гаррета.

Гаррет крепко ухватился за горячий губкообразный орган в животе чудовища. И дернул за него изо всех сил. Он выдернул розовый, похожий на колбасу орган, покрытый густой блестящей слизью. С яростным криком Гаррет швырнул его далеко через улицу.

Животное завизжало. Упало на снег, словно куча темной шерсти. Поднялось и неверной походкой двинулось прочь, к плотной живой изгороди. Продираясь сквозь изгородь, оно скулило и свистело, потерпев поражение. Гаррет слышал, как оно срыгивает. Срыгивает и скулит.

Голые ветви изгороди дрожали, когда раненый монстр пробирался сквозь них.

Гаррет посмотрел на снег, где уже натекла лужица его собственной крови. Он чувствовал, как горячая кровь течет по его щеке. А в том месте, где было его ухо, Гаррет чувствовал все новые и новые приступы боли.

Боль была обжигающей, она казалась более горячей, чем кровь.

Он поднял руку, чтобы закрыть отверстие. Но ему было так больно, что он не мог дотронуться до этого места.

Гаррет упал на колени. Его удивило, как много крови вытекло из раненой головы. Удивила неожиданная слабость. Настолько сильная, что он оказался не в силах поднять руки от залитого кровью снега. Гаррета крайне удивило, что он до сих пор слышит свои собственные жуткие крики.

* * *


– Лайам! Маргарет! Кто-нибудь дома?

Молчание.

Сара прошла по темному дому, щелкнула выключателем. Повернула термостат и, пытаясь стряхнуть с себя холод, прошла в кухню, чтобы приготовить чай. В окно кухни монотонно барабанила снежная крупа и стучал ветер. Сара пробыла в библиотеке дольше, чем собиралась. Когда она уходила, уже стемнело. С неба сыпалась снежная крупа. Дорожки стали скользкими и очень опасными.

Сара налила в чайник воды и поставила его на плиту. Потом поспешила наверх, чтобы переодеться во что-нибудь теплое и более удобное. Щелкнув выключателем, она увидела в комнате тот же беспорядок, который оставила сегодня утром. Кровать не застелена, одеяла смяты, простыни до половины сползли. Ночная рубашка лежит на кресле, щетка для волос – на полу у туалетного столика.

Почему меня это удивляет? Я что, ожидала, что эльфы придут и приберут комнату в мое отсутствие?

Сара подошла к туалетному столику и, держась за его крышку, наклонилась, чтобы поднять щетку дляволос. Ее рука наткнулась на что-то мягкое. Она повернулась и увидела кисть манекена. Согнутые пальцы руки, включая большой палец, были покрыты расплавленным воском.

Сара не могла не улыбнуться, вспомнив предыдущую ночь и то, как замечательно они занимались любовью, как горела свеча и воск стекал по руке.

Она провела пальцем по расплавленному воску. Воск крошился и скользил под тяжестью пальца.

Сара подняла руку манекена. Нет, эта кисть вовсе не деревянная, как она думала. Твердая, но больше похожа на кожу.

Она повернула руку пальцами вверх, чтобы рассмотреть ладонь. Потом перевернула тыльной стороной вверх.

При этом крошечный кусочек воска отломился, и она увидела татуировку.

Маленький черный кинжал с крошечной капелькой голубой крови на кончике лезвия.

– О-о-о!

Рука упала на туалетный столик ладонью вниз. Пальцы медленно разжались.

Рука Чипа.

Рука Чипа.

Рука Чипа.


Часть шестая


Глава 47


Как долго Сара смотрела на эту руку?

На раскрывшиеся пальцы. На крошечный черный кинжал с тыльной стороны, побледневший на потемневшей коже. На запястье, которое было очень аккуратно срезано, и не менее аккуратно зашито толстой черной ниткой.

Как долго? Как долго?

Пока кинжал не скрылся за пеленой слез. Пока рука не стала расплываться у нее перед глазами. Тогда Сара закрыла глаза. Она чувствовала, как кружится вокруг нее комната, как качается под ней пол, словно палуба корабля в сильный шторм.

Паника.

Такая жуткая паника, что стало трудно дышать. Паника, вызвавшая приступ тошноты. Паника, до боли напрягшая все мышцы. Напрягшая их до такой степени, что они, казалось, готовы взорваться. Все мое тело готово взорваться. Ноги стали тяжелыми. Такими тяжелыми, что я не в силах сдвинуться с места. Не в силах уйти от этого... предмета... от предмета, который я некогда держала в руках, который держал меня, который до меня дотрагивался... Эта рука.

Рука Чипа.

Рука Чипа.

Рука Чипа.

Она сейчас лежит на моем туалетном столике. Эта рука держала свечу. Крепко держала свечу, пока мы с Лайамом занимались любовью.

Почему? О Господи, почему?

Почему, Лайам?

– Мне нужно отсюда выбраться, – сказала она вслух сквозь зубы, тихим и напряженным голосом.

Сара крепко сжала челюсти.

Резко отвернулась от туалетного столика. Заставила себя дышать. Заставила себя сделать один шаг. Потом другой.

Мэри Бет. Мне нужна Мэри Бет.

Мне нужна твоя помощь, Мэри Бет!

Мне нужно подумать. Мне нужно хорошенько подумать. Мне нужно разобраться, в чем тут смысл. Должен же быть в этом какой-то смысл!

Лайам. Милый Лайам.

Такой хороший. Такой умный. Такой замечательный.

Лайам ее любил.

Но...

Рука Чипа. Рука Чипа. Рука Чипа.

В этом вообще нет никакого смысла! Может быть, Мэри Бет сможет помочь.

Ты должна мне помочь, Мэри Бет!

Сара не помнила, как оказалась в гостиной. Двумя руками вытерла слезы. Открыла ящик стола. Как сильно дрожат руки!

В этом вообще нет никакого смысла.

Написала записку. Она не собиралась писать как курица лапой. Обычно у нее очень хороший почерк. Учителя всегда хвалили ее почерк.

Ее почерк. Ее рука. Почерк. Ее рука.

Рука Чипа. Рука Чипа.

Сколько раз я держала эту руку? Сколько раз я ее целовала?

УЖИНАЙТЕ БЕЗ МЕНЯ. БУДУ ДОМА ОЧЕНЬ ПОЗДНО.

Ее записка Лайаму. Она направилась с ней к холодильнику. Потом вернулась к столу. И добавила:

ЛЮБЛЮ. САРА.

Я действительно люблю тебя, Лайам. И я знаю, что ты любишь меня.

Я знаю, что на этот раз все получится. Я знаю, что на этот раз все правильно.

Но... Рука Чипа?

Мэри Бет разберется.

Сара прикрепила записку к холодильнику. Схватила пальто. Перчатки выпали из кармана на ковер. Она не остановилась, чтобы подобрать их.

Что, если бы Лайам сейчас пришел домой? Что, если бы он сейчас вошел в дверь и спросил, куда это она собирается?

Стала бы она спрашивать его о руке? Была бы она в состоянии спросить: «Лайам, почему рука Чипа лежит у нас на туалетном столике?»

Нет. До тех пор, пока не прекратится паника, она не сможет этого сделать. Она не сможет этого сделать до тех пор, пока у нее перед глазами будет стоять рука Чипа. Сейчас, закрывая глаза даже на мгновение, она видела эту зашитую руку с темным пятном татуировки. И эти пальцы, которые словно пытаются что-то схватить, схватить, схватить...

– О Господи, Лайам, почему?

Сара вышла на холод. Снежная крупа сменилась холодным дождем. Под слоем слякоти и льда тротуары блестели, словно тусклое серебро.

Игнорируя скользкую поверхность, Сара побежала. Она бежала прочь от дома. Она сказала себе, что бежит за помощью.

Я вернусь, Лайам! Я буду поздно, но я вернусь!

Она бежала всю дорогу, бежала через весь студенческий городок. Бежала, засунув руки в карманы. Холодные капли дождя падали ей на волосы. Сара бежала по льду, по слякоти. Скользила на ледяных дорожках. Добравшись до квартиры Мэри Бет, она тяжело дышала. Хватала ртом воздух. От ее дыхания поднимался пар. В боку болело, кровь стучала в висках.

Мэри Бет рывком открыла дверь и удивленно прищурилась. Волосы с подкрашенными прядками всклокочены. На ней линялые джинсы, порванные на коленях, и красно-серая теплая футболка с эмблемой Мур-колледжа с закатанными до локтей рукавами. Футболка ей слишком велика.

– Сара?

– Я... Мне нужно поговорить.

– Да ты отдышись! Ты вся промокла. Ты что, бежала всю дорогу? Что случилось? Сара, что происходит?

Сара прижала руки к груди, стараясь отдышаться. Она глубоко вдохнула. Потом еще, уже помедленнее. Еще медленнее. Прошла за Мэри Бет в квартиру. На столе стояла открытая коробка с пиццей, где оставалась еще половина. По стереопроигрывателю гремел Брюс Спрингстин. Мэри Бет подошла и выключила музыку.

Вихрем повернулась к Саре.

– В чем дело? Что случилось?

Сара начала дышать ровнее. Через открытую дверь она бросила взгляд в спальню, где заметила стоявший на кровати открытый чемодан.

– Ты – ты куда-то уезжаешь? – все еще с трудом проговорила она.

Мэри Бет поморщилась, почесала плечо.

– Мне придется съездить домой. Мой папа, кажется, откуда-то упал или просто поскользнулся. Короче, он сломал себе ногу. Мама в истерике. Для разнообразия! – Мэри Бет округлила глаза. – Можешь себе представить, что ты летишь ночью, вот так, как я? Очень надеюсь, что погода будет летной.

Она забрала у Сары мокрое пальто и положила его на скамейку у двери.

– Ты не хочешь чего-нибудь выпить? Чего-нибудь горячего?

Сара закрыла глаза. И снова увидела руку.

– У тебя есть вино?

Мэри Бет задумалась.

– Только красное. Подойдет?

– Прекрасно!

Мэри Бет наполнила красным вином два бокала для сока. Сара сделала большой глоток. В горле сразу стало горячо. Она согрелась и немного успокоилась. Сделала еще глоток.

– Так что же все-таки случилось? – Мэри Бет опустилась рядом с Сарой на диван, присев на край подушки.

Отбросила назад спутанные волосы.

– Что случилось, Сара?

Сара глубоко вздохнула. Выпила еще вина. Бокал был уже почти пуст.

– Это довольно трудно объяснить. Это связано с Лайамом.

Мэри Бет округлила глаза.

– Новые суеверия?

– Да. Нет. Я хотела сказать «Да».

С большим трудом она рассказала подруге о вчерашней церемонии. О том, как романтичен был Лайам. Каким он был нежным и заботливым. Сара рассказала подруге о коробке, о свече, о концерте для флейты, о том, что Лайам говорил нараспев по-гаэльски.

А потом о руке.

– Что? Он вложил свечу в руку? – Мэри Бет сжала плечо подруги.

Даже через свитер Сара чувствовала тепло ее руки.

Сара кивнула. И начала рассказывать самое ужасное. На одном дыхании выпалила жуткую правду:

– Это была рука Чипа!

Конечно, вначале Мэри Бет ей не поверила.

– Этому должно быть логическое объяснение. Ведь Лайам не вампир!

Вампир?

Сара мысленно повторила это слово, словно никогда прежде его не слышала.

– Вампир?

– Послушай, Сара... только от того, что на этой руке такая же татуировка... это ничего не значит.

Люди часто делают татуировки с кинжалами, ты же понимаешь. Кто-то нарисовал эту татуировку на руке манекена... просто пошутил...

У Сары вырвался сдавленный стон.

– Это не было рукой манекена. Я ее трогала. Я подняла ее с пола. Это было не дерево. Это была кожа.

Мэри Бет крепко взяла Сару за плечи обеими руками.

– Ты вся дрожишь! Бедная девочка! Ты сходишь с ума из-за ерунды. Я в этом уверена. Если мы позвоним Лайаму, я знаю, что он сможет...

Сара вдруг резко выпрямилась.

– Та женщина... Она пыталась меня предупредить.

– Что? Какая женщина?

– Анжела. Или Кристин. Каково бы ни было ее имя. Она звонила мне. Сказала, что прежде была с Лайамом. До меня.

– Да ну? – зеленые глаза Мэри Бет широко раскрылись, она с шумом выдохнула.

– Она сказала, что я в опасности. Конечно, я ей не поверила. Лайам сказал, что он ее не знает. Поэтому я не стала с нею встречаться. Но что, если... что если она говорила правду? Что, если она и в самом деле пыталась меня предупредить?

Мэри Бет откинулась назад на диване. Покрутила в руке прядь светлых волос.

– Тебе кто-то звонил? Чтобы предупредить тебя насчет Лайама?

Сара кивнула. Посмотрела вниз, на почти пустой бокал с вином, который держала двумя руками.

– Мне и до этого звонили. Еще до того, как мы поженились. Лайам сказал, что это, вероятно, его прежняя возлюбленная, у которой случился нервный срыв. Он велел мне не обращать внимания.

Мэри Бет покачала головой.

– Странно.

– Потом эта женщина позвонила снова. Два дня назад. Она сказала, что ее зовут Кристин. Сказала, что жила с Лайамом. Она меня очень напугала. Я хочу сказать, что я не знала, верить ей или нет. У меня не было оснований ей верить. Но зачем она мне звонит? Зачем?

Мэри Бет вновь наполнила бокал Сары.

– Выпей еще. Давай прикончим эту бутылку. Передохни. Мы разберемся, в чем тут дело. Тут не может быть ничего ужасного. Постарайся взять себя в руки, ладно? Посмотри на себя, ты дрожишь, как осиновый лист! Ты меня пугаешь!

– Ну, я-то и в самом деле напугана! – Сара резко откинулась назад, забарабанила пальцами по бокалу, не замечая этого; пролила немного вина себе на колени. – Я действительно напугана, Мэри Бет! Я не понимаю...

– Может быть, эта женщина еще в городе, – прервала ее Мэри Бет.

Она встала перед диваном, держа в одной руке бокал, в другой бутылку.

– Она оставила тебе номер телефона или адрес? Если ты поговоришь с ней, возможно, она все объяснит.

Сара тяжело вздохнула. Потерла свободной рукой стучащий висок.

– Поговорить с ней? Ты хочешь сказать, позвонить ей? Ну...

– Мы можем пойти на встречу с ней вдвоем, – предложила Мэри Бет.

Саре было трудно сосредоточиться. Она никак не могла решить, что ей делать.

– Она сказала, что остановилась в «Колледж Инн». Ты его знаешь, это большой старый отель на Фермонт-стрит.

Мэри Бет поставила бутылку с вином.

– В «Колледж Инн»? Ты уверена?

– Ну да. Она так сказала. А почему ты спрашиваешь?

– Ну... ты же понимаешь. Со всеми этими волнениями в городке...

Мэри Бет прошла через комнату к телефону.

– Ну ладно, давай туда позвоним. Посмотрим, сможем ли мы ее застать, – она взяла трубку. – Как, ты сказала, ее зовут? Анжела?

Сара отрицательно покачала головой.

– Нет. Кристин, – она задумалась, стараясь вспомнить фамилию женщины. – Веррет. Кристин Веррет.

Сара думала, что Мэри Бет начнет по телефону узнавать номер отеля. Но Мэри Бет пристально посмотрела на нее. Она была в шоке.

– Мэри Бет!

– Сара, повтори мне еще раз это имя. Я не верю своим ушам.

– Кристин Веррет, – послушно повторила Сара.

Она быстро встала, чувствуя легкое головокружение. Схватилась за подлокотник дивана. Подумала, что ей не стоило так резко вставать.

– В чем дело, Мэри Бет? Почему ты так на меня смотришь?

– Не может быть, чтобы ее звали Кристин Веррет!

– простонала Мэри Бет; голос ее был едва слышен.

– Не может быть!

– Что? Что ты говоришь?

– Кристин Веррет? Ты уверена? Кристин Веррет?

– Да, я уверена, – нетерпеливо воскликнула Сара. – Будь любезна, объясни мне, в чем дело?

– Сара, разве ты не слушала радио сегодня утром? Это же та женщина, которая была убита сегодня утром. В «Колледж Инн». Кристин Веррет? Ее изрезали на куски. Разве ты не слышала по радио?


Глава 48


Сара схватилась за живот. Закрыла глаза от острой боли. Тяжело сглотнула, стараясь преодолеть тошноту.

– Мэри Бет, ты в этом уверена?

Мэри Бет опустилась на краешек дивана.

– Ты в самом деле об этом не слышала? Да все утро об этом только и говорили. Ты не слушала новости?

Она задала еще один вопрос, но Сара ее не слышала. Вместо этого она слышала голос Лайама, уверявшего ее, что он не знает никого по имени Кристин. Лайама, который объяснял ей, что молодая женщина на снимке – подруга Маргарет.

Ты ведь не лгал мне, правда, Лайам?

Ты не лгал. И все, что ты говорил, не было сплошной ложью, правда, Лайам?

Нет.

Но что, если Кристин Веррет говорила правду? Зачем Кристин Веррет звонила Саре? Почему после того, как Кристин Веррет позвонила Саре, ее убили у нее в номере?

Почему Лайам знал всех убитых?

"О, нет. Ради Бога, нет! Слишком много этих "почему"!" – подумала Сара, прижимая руки к лицу. Она снова закрыла глаза, стараясь выбросить из головы эти вопросы. Вопросы, которые наслаивались один на другой, как снежный ком. Они накатывали на нее, как холодные темные волны.

Ты лгал мне, Лайам! А я всему верила.

Потому что хотела верить. Я отчаянно хотела тебе верить.

Мне нехорошо. Мне по-настоящему плохо.

Лайам, ты нужен мне сейчас!

Когда Сара открыла глаза, она увидела, что над нею стоит Мэри Бет и что-то быстро и взволнованно говорит. Сара видела, как двигаются ее губы, но не слышала слов.

Кристин Веррет. Снова и снова в ушах Сары звучало это имя с жутким заявлением Мэри Бет.

Кристин Веррет.

Она позвонила мне и ее разрезали на куски.

– О Господи, – тихо простонала Сара.

Мэри Бет наклонилась к ней и ласково положила руку на дрожащее плечо подруги.

– Нам следует позвонить в полицию. Нам нужно рассказать им о телефонном звонке.

– Я... Я плохо себя чувствую!

Сара вскочила. Рывком отстранила Мэри Бет.

– Сара!

Сара бросилась в туалет, захлопнув за собой дверь. Наклонилась над унитазом. Согнулась от боли. Попыталась вызвать рвоту.

– Сара! С тобой все в порядке? – раздался из-за двери туалета приглушенный голос Мэри Бет.

Сара покашляла. Горло ее напряглось. Мне так плохо! Я не могу поверить в то, что происходит.

Я не понимаю. Я просто не понимаю.

Она представила себе лицо Лайама, его улыбку, его чудесную улыбку, ласковые карие глаза, такие любящие, смотревшие на нее с таким обожанием.

О Господи! Я не понимаю! Лайам, ты мне объяснишь? Ты сделаешь так, чтобы мне снова было хорошо?

Боль в желудке немного стихла. Тошнота прошла. Сара встала. Отвернулась от унитаза. Ноги дрожали. Одним пальцем она вытерла холодный пот с верхней губы.

Выйдя из туалета, она уже знала, что ей нужно делать. Мэри Бет стояла в коридоре. Она была взволнована, зеленые глаза ее внимательно смотрели на Сару.

– Ты ужасно выглядишь! Может, мне отменить рейс? – она посмотрела на часы. – Не думаю, что сегодня есть другой рейс в Кливленд. Но я могу поехать завтра.

Сара сжала руку подруги. Рука Сары была холодной как лед, рука Мэри Бет – теплой и сухой.

– Нет, правда, не надо. Не пропусти рейс. Я уже чувствую себя лучше. Я... я пойду домой.

– Домой? Нет, Сара! Позволь мне позвонить в полицию. Ты должна рассказать им о телефонном звонке, о женщине, которая тебе звонила. Ты должна сделать это до того, как вернешься домой, к Лайаму. Ты должна.

Сара яростно замотала головой. От резких движений у нее застучало в висках.

– Нет. Я должна идти домой. Я должна поговорить с Лайамом.

– Но что, если Лайам?... – Мэри Бет не договорила.

– Я должна дать Лайаму шанс! – голос ее прозвучал более визгливо и более яростно, чем ей хотелось бы.

Она добавила уже тише:

– Я должна дать Лайаму шанс объяснить.

Сара прошла мимо Мэри Бет в гостиную. Подруга поспешила за ней.

– Ты в самом деле не хочешь, чтобы я осталась? Я могла бы проводить тебя домой. Ты и в самом деле неважно выглядишь. Я могу сходить за своей машиной и отвезти тебя. Я могу тебя подождать. На всякий случай... – она замолчала и опустила глаза.

– Со мной будет все в порядке, – голос Сары дрожал.

Она старалась, чтобы он звучал тихо и ровно.

– Ничего. Со мной будет все в порядке. Мне нужно подышать свежим воздухом. Это было такое потрясение! Но я не думаю, что Лайам... Я хочу сказать... Я не знаю. Я знаю только, что должна дать Лайаму возможность объяснить. По поводу руки. По поводу Кристин Веррет. И по поводу... Объяснить все.

Она пошла, чтобы взять пальто, но Мэри Бет загородила ей дорогу. К ее удивлению, подруга крепко обняла ее, прижавшись щекой к ее щеке.

Сара подумала, что ее Мэри Бет никогда не была такой эмоциональной. Может, это все вино? Или она так нервничает из-за того, что у нее отец в больнице? Или из-за того, что ей нужно лететь ночью? Она ведь не из-за меня так беспокоится, правда?

– Я... Я позвоню тебе из Огайо, – Мэри Бет уступила Саре дорогу, не спуская с нее глаз. – Это будет поздно. Самолет сначала сядет в Питтсбурге. Ну почему самолеты должны садиться в Питтсбурге?

Сара рассмеялась.

– Не знаю. Но они всегда там садятся.

Она одела пальто.

Мэри Бет направилась к стенному шкафу в прихожей.

– Позволь мне, по крайней мере, дать тебе зонтик. Посмотри на свое пальто. Оно все еще мокрое.

Сара подняла глаза к окну.

– Ничего, все в порядке. Снова пошел снег. Я люблю снег. Он меня остудит, – она направилась к двери.

Мэри Бет капризно закусила губку.

– Мой рейс отменят. Я это чувствую. Ты только посмотри, что на улице делается! Настоящая метель! – она открыла Саре дверь. – Пожалуй, мне пора отправляться. Я тебе позвоню. Как только приземлюсь.

– Со мной все будет в порядке, уверяю тебя! Счастливого пути! Передавай привет папе.

Выйдя из квартиры, Сара посильнее завернулась в пальто. Ее сапоги глухо стучали по твердому полу длинного коридора. К двери в другом конце коридора вели грязные следы. На полу остались лужи талой воды.

«Отвратительный вечер, – подумала Сара, поднимая воротник. – Отвратительный во всех отношениях».

Она вышла из здания, вышла из-под навеса над входом. Тяжелое полотнище громко хлопало на ветру. Сара вышла в снежную ночь.

Резкий ветер швырял в лицо мокрый снег. Подмерзшие после дождядорожки стали скользкими и очень опасными. Сара всегда любила ходить по снегу, но сегодня это не доставило ей удовольствия.

Девушка подняла глаза и увидела, как на перекрестке занесло машину. Развернуло на сто восемьдесят градусов, понесло по скользкой мостовой. Машина остановилась в нескольких дюймах от фонарного столба.

«Надеюсь, что Мэри Бет благополучно доберется в аэропорт, – подумала Сара, опуская голову под ударами ветра со снегом и стараясь идти побыстрее. – Сегодня ездить еще труднее, чем ходить».

К тому времени, как впереди показался ее дом, все лицо ее горело, нос и уши щипало, они почти онемели от холода. На крылечке горел свет и от этого света выпавший снег искрился. Сара не увидела в доме никаких других огней.

Это показалось ей странным. Уже почти девять. К этому времени Лайам должен быть дома. Приставив козырьком ладонь ко лбу, она посмотрела на окна комнат Маргарет в верхней части дома. В них тоже было темно.

Они что, куда-то пошли? В такой-то вечер?

Очень маловероятно.

Сара поскользнулась на верхней ступеньке крыльца. Схватилась за металлические перила, чтобы не упасть. Порылась в сумочке в поисках ключа. Замерзшие пальцы едва двигались.

В конце концов ей удалось отпереть дверь. Сара открыла ее плечом. Хорошенько постучав ногами о коврик перед входом, она вошла.

Тепло.

Темнота.

– Эй, кто-нибудь дома?

Кажется, во всем доме свет горит только на площадке второго этажа. Пытаясь размять закоченевшие пальцы, Сара отправилась наверх.

Наверху ли Лайам? Может быть, он рано улегся спать? Может, он отправился спать и выключил свет внизу? Или это она сама оставила включенный свет?

– Эй, здесь кто-нибудь есть?

От холода ей было трудно говорить, голос ее прозвучал еле слышно.

Тишина.

Ради Бога, Лайам, будь дома! Мне нужно тебя увидеть, с тобой поговорить! Мне нужно услышать, как ты говоришь, что все будет хорошо.

Сара все еще была в пальто. На мокром воротнике лежали снежинки, щекотавшие ей шею. Она ухватилась за деревянные перила и начала подниматься по лестнице.

Молодая женщина поднялась на площадку. Сердце ее стучало. Сара глубоко вдохнула, задержала дыхание, затем направилась в спальню.

Лайам, пожалуйста, будь дома! Лайам, пожалуйста...

Дверь спальни была закрыта.

Она повернула медную ручку и открыла дверь. Свет из коридора упал в темную комнату.

В спальне было душно. Пахло потом.

Сара вошла в комнату. Увидела на кровати Лайама. Он лежал на спине. Обнимая кого-то рукой.

Там кто-то еще. Кто-то еще в постели. Лицо в тени.

Лайам быстро сел на кровати, удивленно моргая. Убрал руку с другого человека.

Этот человек пошевелился и сел.

Женщина.

Лайам в постели с женщиной.

Женщина пошевелилась. Свет попал на ее лицо.

Маргарет!

Лайам в постели с Маргарет! Со своей сестрой!

Маргарет прислонилась к Лайаму. Ее голые груди выпали из-под простыни. Она прищурилась, глядя на свет, прочистила горло и тихо сказала:

– О, Сара! Извини!


Глава 49


– Не-е-е-е-т! – закричала, протестуя, Сара.

Лайам в постели с Маргарет. Лайам в постели со своей собственной сестрой.

Сара смотрела на груди Маргарет, прижатые к обнаженному плечу Лайама. Она упорно смотрела на них, будучи не в силах отвести взгляд. Почему Маргарет голая? Почему она в постели с Лайамом?

Лайам быстро повернулся, спустил ноги на пол.

Он тоже голый.

Сара видела, что они оба совершенно голые. В постели. Брат и сестра. Мой муж и его сестра.

Сара почувствовала, как на нее накатывает тошнота.

Я больна. Я в самом деле больна. Я только хотела добраться домой. Я только хотела услышать объяснения. От Лайама. Объяснения. Это все.

Но теперь...

Она знала, что должна двигаться. Должна уйти от них.

Тогда почему она здесь стоит? У нее что, ноги к полу приклеены?

– Сара, послушай... – Лайам начал подниматься, протягивая к ней обе руки.

Позади него Маргарет натянула простыню на груди. Она не пыталась встать. Или, уйти.

Уйти. Уйти. Уйти.

– Лайам, как ты мог? – истерически взвизгнула Сара.

Это было отвратительно. Просто отвратительно!

Лайам встал. Он попал в желтое пятно света, падавшего из коридора. Сара увидела, что его тело блестит от пота.

Они занимались любовью. Маргарет и Лайам. Лайам и его сестра. Они трахали друг друга!

Сара несколько раз поморгала, словно надеясь, что жуткая сцена исчезнет. Шагнула вперед. Просто для того, чтобы двигаться. Просто для того, чтобы снова заставить двигаться ноги.

Бросилась вперед. Запнулась. Потеряла равновесие. Потеряла контроль над собой.

Лайам и его сестра. Лайам и его сестра. Лайам, мой муж.

– Сара, подожди! – крикнул Лайам, устремляясь за ней, шлепая босыми ногами по полу. – Подожди!

– Не-е-е-ет! – Сара испустила новый хриплый вопль.

Схватила с туалетного столика руку. Руку Чипа. Кожаную на ощупь. Твердую.

Она схватила эту руку и с новым криком – криком ужаса и стыда – запустила ею в зеркало.

Запустила в него со всей силой своего гнева, со всей своей яростью.

И кисть с согнутыми пальцами, почти кулак, ударила по зеркалу.

Разбила его.

Сара охнула, глядя на паутину трещин.

И услышала позади себя крик, точнее, даже визг Лайама:

– Только не зеркало! Нет!

На кровати Маргарет рвала на себе волосы. Она так же содрогнулась от ужаса.

Лайам кинулся к Саре. Она обеими руками ударила его в грудь.

Он охнул от боли. Снова потянулся к ней.

Сара уклонилась. Схватилась за столбик кровати и, опираясь о него, метнулась к двери.

– Сара, подожди! Сара, ты не поняла!

«Какое жалкое однообразие!» – с горечью подумала она, удивляясь тому, что еще в состоянии чувствовать горечь.

Вниз по лестнице. Через две ступеньки. С шумом делая каждый вдох. Игнорируя боль в боку. Игнорируя боль в голове, позади глаз.

– Ты не поняла! – прокричал Лайам с верхней площадки лестницы.

Она не поняла! Не поняла, как он мог трахать собственную сестру?

Почему он трахал Маргарет?

Сара не обернулась. Она не хотела видеть, как он стоит там, наверху, совершенно голый, с темными, спутанными волосами, с кожей, блестящей от пота. От ее пота. От пота его сестры.

– Господи, Лайам! О, Господи, Лайам!

– Я иду за тобой, Сара!

Это были последние слова, которые она услышала перед тем как рывком открыть дверь и выбежать из дома. Оставив входную дверь открытой, Сара помчалась вниз по обледеневшим бетонным ступенькам. Вниз, на тротуар. Бегом по тротуару.

По скользким серебряным улицам мимо нее катили машины. Она бежала мимо заиндевелых окон. На них висели сосульки, похожие на кинжалы.

Холодно. Весь мир сегодня такой холодный!

Сара побежала по студенческому городку, темному и пустому. Деревья дрожали в своих снежных шубах. Темные здания вокруг Круга сутулились под розовато-серыми снеговыми облаками, словно пытаясь согреться.

Холодно. Слишком холодно.

Сара не чувствовала ни ветра, ни снега. Она видела, что все вокруг побелело от холода, но сама она холода не чувствовала.

Онемела. Я уже совершенно онемела. Мой мозг. Мое тело. Мертвое, онемевшее.

«Я иду за тобой». От этих холодных слов Лайама по спине молодой женщины пробежала дрожь. Она обернулась, словно опасаясь увидеть, что он голый бежит позади нее по студенческому городку. Бежит по снегу и снова и снова зовет ее. «Ты не поняла!»

Довольно неуклюжая фраза для столь блестящего ума!

«Ты не поняла!» Прямо как персонаж в плохой комедии положений. Совершенно не похоже на всемирно известного филолога.

На всемирно известного филолога, который спит со своей сестрой и кричит: «Ты не поняла!»

– Да, я не поняла! – выдохнула Сара. – Да, я не поняла, Лайам!

Снег пошел сильнее. Резкие порывы ветра швыряли его во все стороны. Сара стряхнула снежинки с глаз и бровей.

На противоположной стороне улицы показался дом Мэри Бет. Длинный навес над входом засыпан снегом. Спиной к улице стоит мужчина в серой форме и разбрасывает по тротуару соль из ведерка.

Сара проскользнула мимо. Он ее не заметил. Под сапогами захрустели кристаллики соли. Скорее в здание. Молодая женщина скользит на мокром полу. Задыхается. Холод преследует ее и в доме. Она принесла его с собой.

Но Сара его не чувствует.

Она вообще ничего не чувствует.

Она звонит Мэри Бет шесть раз. Потом стучит в дверь. Сильно стучит онемевшими руками. Стучит и зовет. Стучит и зовет – пока не вспоминает, что Мэри Бет уехала. Мэри Бет в аэропорту.

Ее здесь нет. Здесь нет. Здесь нет.

Ну, конечно, ее здесь нет. Что это со мной?

Сара поворачивается спиной к двери. С усталым вздохом прислоняется к ней спиной.

Что же мне теперь делать?

Куда мне идти?


Глава 50


Назад, в снежную ночь. Сирота. Бездомная.

Мне нужно подумать. Мне нужно хорошенько подумать. Составить план.

Я смогу со всем этим справиться. Конечно, смогу. Мне нужно только унять дрожь. Я никак не могу унять дрожь.

Я так замерзла. Замерзла изнутри и снаружи.

Падает реденький снежок. Большие снежинки садятся на волосы и на плечи. Ветер стих до легкого шепота. Впереди студенческий городок. Сейчас он напоминает темную фотографию. Замерзший и пустой. Ничто не шевельнется.

Сара засунула руки в карманы и прижала их к бокам, пытаясь согреться. Не обращая внимания на летевшие в глаза снежинки, она вышла на Дейл-стрит. В конце квартала увидела маленький кафетерий с розово-зеленой неоновой рекламой. Единственное яркое пятно. Другие заведения и магазинчики совсем темные.

Работает ли он?

Да. Прищурившись из-за падающего снега, Сара заметила свет в запотевшем окне.

Возьму что-нибудь, чтобы согреться. Чтобы унять эту дрожь.

Чтобы прийти в себя.

Я смогу с этим справиться. В самом деле, смогу. Я могу справиться со всем.

О Господи, Лайам! О Господи! Почему?

Она вошла в маленький кафетерий и отряхнулась, как мокрая собака. Снег посыпался на резиновый коврик у двери. Сара почувствовала тепло и глубоко вздохнула, вдыхая аромат крепкого кофе и прогорклого жира.

Стряхивая с лица снежинки, она оглядела ряд столиков, разделенных виниловыми перегородками. К ее удивлению, тут было полно народу. Видимо это оттого, что сейчас это единственное открытое заведение.

За ближайшим столиком сидели студенты колледжа. За другим два старика с мрачными лицами грели руки о кружки с кофе. За третьим столиком юная парочка, тоже явно студенты колледжа. Мокрые пальто на спинках стульев. Молодые люди держат друг друга за руки, протянув их через стол. Они мечтательно смотрят друг на друга. И не обращают внимания на стоящие перед ними жареный картофель и кока-колу.

Для них любовь только начинается.

Сара с горечью отвернулась. Холодно. Как холодно!

Все еще дрожа, она прошла к столику с рекламой на черной стене. И пока она шла, сжимая рукой воротник пальто, ей казалось, что глаза всех присутствующих устремлены на нее. Ей казалось, что все прекратили разговаривать и замерли. Что все смотрят на нее, как на редкую диковинку.

Потому что они знают.

Они знают, что ее муж трахает собственную сестру. Знают, что он использовал руку ее бывшего возлюбленного в странной церемонии при свете свечи.

«Откуда они знают?» – спрашивала себя Сара. – «И почему они на меня смотрят? Чего они от меня хотят?»

Она подошла к пустому столику и оглянулась. Никто на нее не смотрел. Она никого не интересовала.

Будучи не в состоянии унять бившую ее дрожь, Сара опустилась на сиденье. Вспомнила, что все еще в пальто. Встала и сняла его. Положила на сиденье напротив.

Она не успела снова сесть. Перед ней появилась официантка – усталая молодая блондинка с короткой стрижкой. Волосы ее были прилизаны.

– Хотите посмотреть меню?

Сара схватилась за спинку сиденья, чтобы не упасть. Почему она никак не может унять дрожь? Почему никак не может согреться?

– Просто кофе, пожалуйста. Черный.

– С вами все в порядке, мисс? – зеленые глаза озабоченно взглянули на Сару.

Сара удивилась. Она что, видит, как я дрожу? Я что, странно выгляжу? У меня что-то не так?

– Я... я не очень хорошо себя чувствую. Сегодня так холодно.

– Я принесу кофе. Что-нибудь еще?

– Нет. Впрочем...

Нужно что-нибудь съесть, чтобы успокоить желудок. Что-нибудь такое, что позволило бы опять прийти в норму.

Я в порядке. Я знаю, что со мной все в порядке.

– Гренки, пожалуйста. Гренки с маслом.

Официантка кивнула и поспешила прочь. Сара слышала шипенье жира на сковородке. Ребятишки, набившиеся в кабинку, отгораживавшую первый столик, грохнули от смеха.

Сара тяжело опустилась на сиденье и прислонилась к теплой стенке. Растерла руки, глубоко вдохнула и задержала дыхание, пытаясь унять дрожь.

Я больна. Должно быть, у меня грипп или что-то в этом роде. Я больна и мне некуда идти.

Обхватив себя за плечи, она закрыла глаза и прислушалась к шуму кафетерия. Нормальные звуки. Я нормальна. Совершенно нормальна.

Гул голосов время от времени прерывался смехом, звяканьем приборов о тарелки, скрежетом стульев о покрытый линолеумом пол. Все эти звуки помогали Саре успокоиться.

– Ваш кофе. Вы хотели с молоком? – голос официантки заставил молодую женщину открыть глаза.

– Да. Я...

Моя сумка! Со мной нет сумки! Нет кошелька! Я выбежала из дома без них.

Сара почувствовала, как у нее снова сдавило горло. Она снова начала дрожать. Сунула руки в карманы джинсов. Нащупала монетку в четверть доллара и две монеты по центу.

Я не могу заплатить за кофе.

Сара вскочила. Схватила свое пальто и побежала. Пробежала мимо удивленной официантки, по узкому проходу, мимо длинного прилавка, мимо стариков с мрачными лицами, мимо парочки влюбленных, мимо студентов – на этот раз они все действительно смотрели на нее. Она бежала быстро, отчаянно. Пальто развевалось и хлопало позади нее.

– Эй, мисс!... Ваш кофе!

Хриплый голос официантки оборвался, когда за Сарой захлопнулась дверь. Сара – сирота. Бездомная Сара. Снова на холоде.

Без денег.

И что же теперь?

Сапоги заскользили, попав в кучу мокрого серого снега. Она схватилась за телефонную кабинку, чтобы не упасть.

Я не собираюсь плакать. Ни в коем случае. Я не стану плакать до тех пор, пока не окажусь в теплом и сухом месте. Мрачная клятва сильного человека. Ее нелегко сдержать.

Молодая женщина держалась за металлическую телефонную кабинку и смотрела на нарисованный на ней колокольчик. Она поняла, что должна позвонить.

Сара решила, что ей нужно забрать свои вещи. Она вдруг стала все очень ясно видеть. Несмотря на снегопад. Несмотря на розовато-серый туман. Неожиданно она увидела все очень ясно.

Я должна забрать свою сумку. Забрать деньги. Мне нужно сложить кое-какую одежду. Лайаму придется впустить меня в дом и дать мне возможность забрать вещи. Он не может оставить меня бродить всю ночь по улице.

О Господи, Лайам!

Я в состоянии поговорить с ним?

Да.

Я могу быть очень деловой. Сара начала репетировать, что она ему скажет, когда он возьмет трубку. Сейчас ей было ясно, что делать. Никаких дискуссий. Не допускать никаких объяснений. Просто собрать самое необходимое и уйти. Пойти в отель. В «Колледж Инн». Он большой и всегда полупустой.

Нет. Не в «Колледж Инн».

Ведь именно там убили Кристин.

Кристин. Кристин. Кто такая Кристин, Лайам?

Лайам?

Она представила его лицо, представила, как он прижимает к уху телефонную трубку. Карие глаза раскрыты от удивления. Он жаждет ее увидеть, жаждет ей все объяснить. Темные волосы взлохмачены.

Лицо взволнованное. Она представила его лицо и поняла, что сейчас оно вызывает у нее отвращение.

Сара принялась обдумывать, что ему сказать. «Лайам, я пришла домой, чтобы взять кое-какие вещи. Но я не хочу видеть тебя, не хочу с тобой разговаривать». Да, так и надо сказать. Я так и скажу.

«Оставь входную дверь открытой и не жди меня. И не пытайся со мной заговорить. Мне нужно только пару минут».

Да. Она сможет это сказать. Сможет это сделать.

И не плакать. Не плакать. Не плакать.

Сара сжала в руке монетку в четверть доллара. У нее только одна монета, чтобы позвонить. Она не может допустить, чтобы эта монета упала в снег. Дрожащей рукой молодая женщина протолкнула монетку в щель и прижала к уху холодную трубку. Слова – она мысленно повторила то, что собирается сказать.

О Господи, Лайам! О Господи! Ну почему все так получается?

Этого я не стану говорить. Я знаю, что мне сказать. Какой у меня номер?

О Господи! Как я могла забыть собственный номер? Я его забыла!

Но она его вспомнила, как только подавила приступ паники. Медленно, осторожно набрала номер. Только бы не ошибиться! Только не сейчас! У меня только одна монета! Только одна!

Она слушала гудки. Два гудка.

Сара попыталась проглотить слюну, но в горле стоял ком. Во рту было абсолютно сухо. А трубка такая холодная! На затылок падает снег.

Три гудка. Четыре.

Лайам, возьми же трубку! Я не хочу с тобой разговаривать, но возьми же трубку!

Пять гудков. Шесть. Семь.

Сара снова и снова повторяла то, что собиралась сказать. Не слишком ли я дрожу? Смогу ли я говорить?

Я здесь насмерть замерзну. Меня найдут окоченевшей перед телефонным аппаратом, с трубкой, прижатой к уху.

Восемь гудков. Девять.

Его нет дома.

Она стояла и слушала равномерные гудки. Она была не в состоянии реагировать. Казалось, мозги у нее тоже замерзли. Эмоции тоже.

Его нет дома. Маргарет тоже нет дома.

Молодая женщина слушала тихое, ровное гудение. Снова и снова. Она вспомнила, как он прокричал ей вслед угрозу, когда она убегала из дома:

– Я иду за тобой!

Да. Они с Маргарет ищут меня. Они гонятся за мной. А я проскользну домой и возьму свои вещи без проблем.

Если у меня есть ключ.

Сара сунула руку в карман джинсов. Она никогда не носила ключи в сумке. Боясь их потерять, она всегда держала их при себе.

Они были с ней и сейчас.

– Да!

Сара положила трубку. В ушах у нее все еще звучали гудки. Отошла от телефона. Сколько у нее времени? Сколько времени до того момента, как Лайам бросит ее искать и вернется домой?

Молодая женщина глубоко вздохнула и побежала. Ею овладела такая паника, что она даже не застегнула пальто. И теперь оно хлопало, как накидка, пока она бежала по скользким тротуарам. Бежала, скользила, снова бежала. Сара тяжело дышала, снег залеплял ей глаза. Она держала руки перед собой, словно тянулась к безопасному месту.

Мимо проехала машина. Боковые окна залеплены снегом. Шины шуршат по покрытой льдом улице. Ее осветило фарами, она оказалась в световом пятне. Сара немедленно выбежала из освещенного участка.

Сколько у меня еще времени? Сколько?

На углу она резко повернулась. Ее дом был в следующем квартале. Вокруг молодой женщины кружились снежные вихри. Она слышала, как хрустит под ее сапогами мокрый снег. И никаких других звуков.

Тишина вокруг.

Ночная тишина.

Поднимаясь по заметенному снегом крылечку, Сара нащупала в кармане ключи. Неужели я в самом деле здесь живу? Неужели это мой дом? Дом, где я живу с ЛАЙАМОМ?

Нет, больше не живу.

По ее холодным щекам потекли горячие слезы.

Почему сейчас? Почему я плачу?

Она умоляла себя перестать. Сердито выбранила себя. Сдержала слезы. Выровняла дыхание.

Ладонями вытерла слезы. Такие соленые слезы, они щиплют глаза. Такие горькие слезы.

Она поднесла ключ к замку. Потом передумала и нажала на кнопку звонка.

Что, если они вернулись? Что, если Лайам и Маргарет вернулись после того, как я звонила? Лучше убедиться.

Она прижала палец к звонку. Услышала, как внутри зазвенел звонок. Сара обрадовалась, что в состоянии нормально соображать.

Но радость ее была недолгой. Она убрала палец с кнопки звонка. Прислушалась. Ей кажется, или она действительно слышит внутри шаги?

Нет, ради Бога, нет!

– Эй! – услышала она крик.

Сара охнула и мгновенно обернулась, поскользнулась и чуть не упала с крыльца.

Двое ребят. Вероятно, студенты Мур-колледжа. Один в длинном черном пальто, другой в накинутом на голову красном капюшоне. Гоняются друг за другом по улице. Полетел снежок. Громкий смех. Схватились. Борются. Снова побежали.

Сара вздохнула и повернулась к дому. Кое-кто сегодня развлекается. Она нажала кнопку звонка и держала ее целую минуту.

Все ясно.

Заходи, Сара, и как можно быстрее уходи.

Сара задрожала. Дрожь сотрясала все ее тело. Ее рука дрожала так сильно, что ей пришлось вставлять ключ в замок обеими руками.

Она повернула ключ. Глубоко вздохнула. Рывком открыла дверь.

И вошла в тяжелую горячую тьму.


Глава 51


Половицы застонали под ее легкими шагами.

– Кто-нибудь дома? – прошептала она, глядя вверх в сторону лестницы.

Прислушалась. Услышала звук работающего холодильника в кухне. Услышала свое тихое дыхание.

Потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет, потом передумала. Нет. Никакого света. Если они вернутся, зачем объявлять им, что я здесь?

Сара ухватилась за перила и начала подниматься по лестнице, поглядывая в сторону площадки второго этажа.

Неожиданно она вспомнила слова, которые нараспев произносил Лайам.

– Да продлится сон тех, кто спит.

Она мысленно слышала, как голос Лайама, произносит эти слова. Казалось, эти слова медленно опускаются вниз по лестничному проему.

Сара замерла, держа одну ногу над другой, крепко сжимая деревянные перила. Слова прозвучали так отчетливо, словно Лайам стоял здесь, на верхней площадке, возле их спальни, и снова произносил те же слова.

– Да продлится сон тех, кто спит, да не забудутся сном те, кто бодрствует.

В тот день у них был такой романтический вечер!

Такой романтический и такой прекрасный. Бледное, пляшущее пламя свечи. Плавающие тени. Лайам тоже плыл, легонько покачиваясь на ней, внутри нее, и оба они были так близки... они были вместе. Она слышала, как он шепчет ей прямо в ухо, нараспев произнося эти странные слова.

– А-а-а! – у Сары вырвался стон отвращения.

Сапоги застучали по ступенькам. Она поспешила наверх.

Это было не романтично. Это было отвратительно.

А что эти слова означают, кстати сказать?

Она тогда так увлеклась, она была так счастлива, у нее так кружилась голова – ей так хотелось верить Лайаму, так хотелось верить, что на этот раз у нее будет все хорошо, что у нее все получится! У нее так кружилась голова, что она даже на мгновение не задумалась о значении этих слов.

Да продлится сон тех, кто спит.

О ком он говорил? Кто должен спать? И кто должен бодрствовать?

Есть ли вообще в этом какой-нибудь смысл?

Сара сказала себе, что сейчас не станет об этом думать. Она остановилась на верхней площадке, не желая расставаться с перилами. Они такие крепкие, что создают ощущение безопасности. Я не хочу сейчас об этом думать. Ни об этом, ни о Лайаме. До тех пор, пока не выберусь отсюда.

В конце концов молодая женщина отпустила перила и почувствовала, как ее начинает тошнить. Я не хочу думать. Лайам и Маргарет... Мне нужно снова вернуться в эту спальню. Лайам и Маргарет.

Они что, все время смеялись надо мной?

Они что, трахались каждый раз, когда я уходила из дому?

Маргарет казалась такой доброй, такой понимающей... Казалось, она была мне так рада...

Она казалась мне очень приятной женщиной, совершенно нормальной во всех отношениях. Маргарет очень терпимо относилась к причудам и суевериям своего брата. А когда появилась я, она очень старалась быть незаметной. Всегда рада была мне помочь, заставила меня поверить, что я могу доверять ей.

И все это время...

Все время...

«Как долго это продолжалось?» – неожиданно задумалась Сара. Она вздохнула и сделала шаг по направлению к спальне. Два шага. Три. Как долго у них были эти отвратительные отношения? Всю жизнь?

Да продлится сон тех, кто спит.

Сара не видела в этих словах никакого смысла. Она помотала головой, словно пытаясь выбросить их из головы. Эти слова сейчас бесполезны. Они ничего не объясняют.

Как может Лайам объяснить такое предательство?

Как он может объяснить появление руки Чипа? Как можно объяснить убийство Кристин в «Колледж Инн»?

А другие убийства? Это все были люди, которых Лайам в той или иной степени знал. А другие убийства? Неужели он замешан в убийстве этих людей?

Нет.

Он слишком нежный – слишком слабый – чтобы быть убийцей. Чтобы так мучить людей. Эти тела, они же были разорваны на части, если верить мрачным отчетам газет и телевидения. Они были разорваны на куски, их расчленили, как жареного цыпленка. Их крошили. Или резали, полосовали до тех пор, пока они переставали походить на людей.

Нет, Лайам не мог этого сделать.

Он слишком деликатный. Слишком чувствительный. Он слишком профессор.

Или все-таки мог?

Знает ли она его вообще? Знает ли она о нем хоть что-нибудь?

А все эти истории, которые он с видимым удовольствием рассказывал ей? С таким невинным удовольствием! Все эти истории и старинные сказки. Почти все они были о феях. Чудесные старые сказки.

Они ничего не говорили о самом Лайаме.

– Я тебя не знаю, – прошептала она вслух.

Она была так загипнотизирована, так околдована его романтическим ореолом, что ничего не узнала о нем самом. Почему ему так нравились эти старинные истории о феях и гномах?

И почему он был так суеверен?

Да. Почему он был так одержим всеми этими суевериями? И простыми, повседневными суевериями. И сложными, странными суевериями, о которых она прежде никогда не слышала?

Почему, Лайам?

Теперь уже поздно задавать вопросы. Слишком поздно. Скорей всего, она уже никогда не получит ответов.

Да она больше и не хочет получить эти ответы.

Сара остановилась у двери в спальню. Дверь приоткрыта совсем чуть-чуть, оттуда льется слабый свет. Молодая женщина прислушалась. Есть там кто-нибудь?

Легкое потрескивание. Она мгновенно обернулась к лестнице. Неужели они вернулись?

Она напряженно прислушивалась. Нет, только сердце стучит.

Нет. Тишина.

Сара открыла дверь спальни. Глубоко вдохнула и вошла. Единственным источником света была лампа, стоявшая на ночном столике. Свет падал на кровать. Темно-бордовое одеяло отброшено в ноги. Верхняя простыня скомкана в шар и отброшена в сторону – на сторону Лайама. Нижняя простыня измята. Все еще измята. Измята их телами. Лайам и Маргарет. Подушки лежат одна на другой. На подушке вмятина. Вмятина. Вмятина от головы. Лайам на ней. Они вместе сминают простыни.

Пачкают их.

Сара подошла к постели и охнула. Она чувствовала их запах. Запах его пота. Запах ее цветочных духов.

Она также чувствовала, что здесь занимались любовью. Воздух в спальне был душный, тяжелый. Она чувствовала вокруг себя их запахи. Чувствовала эти запахи. Их запахи.

– Ох!

Испытывала ли она когда-нибудь такое отвращение?

Мой муж и его сестра. Мой муж.

Не сознавая, что делает, она схватила нижнюю простыню и стащила ее с матраца. Потом скомкала, словно собиралась бросить в корзину для грязного белья. Она крутила в руках простыню, чувствуя запах тел Лайама и Маргарет. Скручивала простыню и чувствовала, что ее начинает мутить. Чувствовала, что ее все сильнее тошнит.

– О Боже! Что я делаю?

Молодая женщина неожиданно поняла, что потеряла контроль над собой. Ее руки двигались, словно сами по себе. В желудке было нехорошо. Все вышло из-под контроля.

И тогда она отшвырнула простыню. Ноги сами понесли ее в ванную. В их ванную.

Сара прижала руки ко рту, стараясь удержать рвоту, пока не доберется до унитаза. Одной рукой она щелкнула выключателем. Над головой у нее зажегся свет. Она бросилась к унитазу, подняла крышку. Низко наклонилась.

Она услышала позади себя размеренное: «Кап, кап, кап».

Что это за шум?

Она повернулась к ванне. Увидела, что по занавеске течет темная жидкость.

Кап, кап, кап.

И тогда она забыла о том, что ее тошнит и закричала. Сначала это был короткий, хриплый крик, который затем перешел в долгий, пронзительный вопль ужаса.


Глава 52


Кап, кап, кап.

Ярко-красная кровь ритмично капает изо рта и из носа Маргарет.

Маргарет. Голая.

Маргарет смотрит на Сару широко раскрытыми глазами. На ее лице застыло удивление. Голова женщины лежит у нее на плече. Она смотрит на Сару сверху вниз. Смотрит вниз, потому что висит на кафельной стене.

Красные пятна крови на белом кафеле.

А что это проткнуто сквозь грудь Маргарет?

Сара больше не в состоянии кричать. Она вообще больше не в состоянии издавать какие-либо звуки. Не в силах пошевелиться. Прижав ладони к лицу, молодая женщина прищуривается, пытаясь понять, что же она видит. Изо всех сил пытаясь понять и в то же время отказываясь это сделать.

Чем же проткнута пропитанная кровью грудь Маргарет?

Да. Нет. Да.

Штырь для душа.

Измазанный кровью штырь торчит из груди женщины. Кожа разорвана и висит клочьями. Кровь течет по свисающим грудям и животу.

Маргарет повесили. Хромированный металл штыря проткнул тело. Нет. Ее тело насадили на этот штырь.

Маргарет повесили на штырь от душа. Повесили на крюк, как говяжий бок. Повесили, как картину. Кровавую картину.

Одна рука женщины выбита из сустава. Она болтается, едва держась на одном-единственном тонком сухожилии.

Кровь капает вниз. Она течет по кафельной стене в ванну, образуя в ней лужицу и закрывая сточное отверстие.

Маргарет. Маргарет. Лайам убил Маргарет.

Он убил собственную сестру.

Дергая себя за волосы, Сара заставила себя отвернуться от ванны. Закрыв глаза, она помчалась вон из ванной комнаты. Ноги дрожали, они были словно резиновые. В голове стучало. Стучало от каждой капли, упавшей в ванну.

Он убил собственную сестру.

Почему, Лайам, почему?

Ответа не существует. Не может быть подходящего ответа на этот вопрос. Не существует логического ответа. Нет ответа для нормальных людей.

Лайам сумасшедший. Он псих. Душевнобольной.

Он убил Маргарет. Он убил ее безжалостно и жестоко.

Он убил собственную сестру.

А теперь он ищет меня.

Полиция. Я должна позвонить в полицию.

Но не отсюда. Нет времени. Совершенно нет времени. Собрать вещи. Совсем немного вещей.

И уходи, Сара! Уходи!

Она ухватилась за медную ручку и открыла дверь стенного шкафа с такой силой, что чуть не упала. Простонав, не глядя потянулась к верхней полке, нащупывая ручку чемодана, который должен был там лежать.

– О, нет! – Сара опустила руки и вихрем повернулась спиной к полке.

Нет времени упаковываться. Просто беги, Сара! Хватай сумочку и беги.

Беги из этого дома!

Он ищет тебя! Он убил свою сестру. Теперь он придет за тобой!

Он вернется. Он может вернуться в любую минуту. Тебе нужно выбираться отсюда. Сейчас же.

Она захлопнула дверь стенного шкафа. Сделала шаг. Повернулась.

Да, Сара, уходи! Уходи, Сара! Возьми сумочку и убирайся из этого дома!

Она была уже посреди комнаты, когда услышала позади себя тяжелый глухой стук – и поняла, что вернулся Лайам.


Глава 53


Тихо вскрикнув, Сара мгновенно обернулась. Она не хотела, чтобы он оказался у нее за спиной. Она хотела встретить его лицом к лицу, хотела посмотреть в лицо убийце.

Никого.

Ноги у нее подкосились. Сара ухватилась за столбик кровати, чтобы не упасть.

Где же он?

Лайам? Ты здесь?

Что же было причиной шума?

Она бросилась в ванную и увидела, что через край ванны свешивается обнаженная рука. Обнаженная рука Маргарет.

Рука отвалилась от тела.

Этим и объяснялся глухой стук.

Перевешиваясь через край ванны, измазанная кровью рука Маргарет словно пыталась дотянуться до пола.

У Сары сдавило горло. Ей стало трудно дышать.

Уходи, Сара! Не стой здесь!

Она подчинилась этому суровому внутреннему голосу. Вышла из ванной. Стремительно прошла через спальню. Двинулась вниз по лестнице. Сапоги громко стучали. Сара ухватилась за перила. Заморгала, стараясь выбросить из головы то, что она только что видела. Ей хотелось стереть из памяти эту руку, висящую через край красной от крови ванны и тянущуюся, тянущуюся к полу.

Это не сон. Это реальность. Реальная Маргарет.

Лайам и Маргарет.

Он убил ее. Он хочет убить и меня.

Схватила со столика в прихожей черную кожаную сумочку. Чуть не уронила ее. Поймала за ремешок. Крепко сжала его в руке. Резким движением открыла дверь.

Она что, думала, что он сидит на крыльце, дожидаясь ее? Ждет, чтобы оторвать ей руку? Чтобы повесить ее на входной двери?

Нет.

Сара выглянула из-за двери. Бледный желтый свет на крыльце. Никого. Ветер сдувает снег с крыльца. Снег падает вниз. Тишина.

Никаких «кап, кап, кап».

Тишина. Все белое, словно облако.

Давай, шевелись, Сара! Ты не можешь здесь оставаться. Это снова суровый внутренний голос. Благодарю Тебя, Боже, за этот голос! В ней еще есть силы. Откуда они только берутся? Благодарю Тебя, Боже, за этот голос. Без этого голоса Сара давно бы уже упала в слезах, сотрясаемая холодной дрожью. Она бы упала духом и мечтала о смерти.

Зачем, Лайам?

Зачем мне умирать? Зачем умерла Маргарет? Зачем?

Иди!

Но куда? Куда я могу пойти?

Сара с трудом спустилась с крылечка. Сапоги вязли в снегу, которого намело уже изрядно. Сара пустилась бегом по тихой пустынной улице.

Кто меня спасет? Кто спасет меня от тебя, Лайам?

Полиция?

На углу она наткнулась на телефонную кабинку с шапкой снега наверху. Да. Полиция. Полиция приедет, Лайам. Полиция меня защитит. И остановит тебя.

Молодая женщина стряхнула снег с трубки, поднесла ее к уху.

Тишина.

Мертвая тишина.

Она постучала по диску. Покрутила ноль. Снова и снова.

Тишина.

Нет. Нужно идти дальше. Чтобы подальше уйти от тебя, Лайам. Очень далеко.

Прищурившись, Сара оглядывала каждую дверь. Любая тень на снегу, даже ее собственная, скользившая перед нею под фонарями, а затем, словно в ужасе, отступавшая назад, заставляла молодую женщину холодеть от страха.

Ей не раз казалось, что она видит Лайама. То ей казалось, что он крадется вдоль засыпанной снегом изгороди. То вдруг выходит из-за фонарного столба. Пальто его развевается, темные волосы закрывают лоб, карие глаза сверкают. Он смотрит на нее... может быть, даже с ненавистью.

Ты ненавидишь меня, Лайам?

Почему ты хочешь меня убить? Я ничего тебе не сделала. Я только любила тебя.

Любила тебя. Теперь об этом приходится говорить в прошедшем времени. Любила тебя. А теперь ее любовь холодна, как снег под сапогами.

Холодна, как изувеченное тело Маргарет, висящее на холодном хромированном стержне для душа.

Холод. Сейчас весь мир кажется холодным. Темным и холодным.

– Ой! – Сара поскользнулась на обледеневшей дорожке.

Попыталась за что-нибудь ухватиться, но ухватиться не за что.

Она тяжело падает. Сначала на колени, потом лицом в мокрый снег. Вскидывает голову. Отплевывается. Резкая боль в правом колене. Сара отряхивает снег с глаз и со щек.

С уст ее срывается рыдание. Она старается подавить его до того, как хлынут слезы. Но они текут. Текут и текут.

– Черт побери! – молодая женщина поднимается и видит упавшую в снег сумочку. Сумочка расстегнулась и содержимое высыпало в снег. Из снега торчат бумажник, губная помада, ключи.

Подавляя рыдание, она наклоняется, чтобы собрать вещи. Дрожащей рукой засовывает их обратно в сумку. Ключи.

Ключи!

Это ключи от офиса Мильтона.

И ключ от его дома.

Дом Мильтона.

Сара вспомнила, что сегодня утром встретила Мильтона. Вспомнила, что он ее остановил. Казалось, он был в отчаянии. Он хотел поговорить.

О, Господи, Боже мой!

Неужели он хотел меня предупредить? Неужели он что-то узнал о Лайаме?

Может быть, Мильтон пытался мне помочь? Ну почему я не остановилась! Почему не поговорила с ним?

Сара крепко сжала в руке ключ от дома Мильтона.

Я пойду к Мильтону. Я пойду к нему домой.

Это идеальное место для того, чтобы спрятаться от Лайама. Так далеко от студенческого городка. В лесу.

Полными слез глазами она посмотрела на ключ. Она смотрела на него так, словно это была драгоценная серебряная вещица. Словно она держала в руке сияющую звезду. Путеводную звезду.

Мильтон поможет мне все хорошенько обдумать. Мильтон поможет мне унять эту дрожь. Мильтон защитит меня от Лайама. Мы позвоним в полицию из его дома.

Она представила себе Мильтона, такого большого, такого сильного. Он всегда хотел ей помочь. Он всегда хотел, чтобы она к нему пришла.

Ну, вот случай и представился. Вы нужны мне, Мильтон!

Да.

В дом Мильтона.

Там я буду в безопасности.


Глава 54


Стряхнув с лица снег, Сара направилась к телефонной будке на углу. «Мильтон, пожалуйста, будьте дома!» – молила она, хватая холодную, мокрую трубку голой рукой.

Пожалуйста, будьте дома. Вы мне очень нужны.

Она прижала трубку к уху.

Тишина.

О Боже, и этот тоже не работает!

С ее губ сорвался сердитый вопль. Она ударила по диску, снова прислушалась.

Да неужели ни один телефон не работает?

Она бросила трубку, оставив ее висеть на шнуре, резко повернулась и пошла прочь от открытой кабинки. Сердце ее стучало. Она больше не чувствовала холода. Не чувствовала, что снег залепил ей лицо. Не чувствовала, как он тает у нее на волосах. У нее все онемело. Теперь она не чувствовала ничего, кроме страха.

Из-за угла вылетела машина. Зашуршали шины. Сару окатило белым светом. Только одна фара горит. Когда машина проехала мимо, она обратила внимание, что это такси. Такси с одной фарой.

Такси?

Да. Это такси – ясно видна освещенная надпись на крыше машины.

Сара отчаянно замахала, высоко вскинув руки над головой.

– Эй, такси! Такси! Пожалуйста!

Машина остановилась. Это был «Плимут». Темно-бордовый, с белым. Слой снега на крыше.

Сара проскользнула на сиденье. На полу лужи, оставленные предыдущими пассажирами. Несмотря на надпись «Не курить» на спинке переднего сиденья, машина насквозь пропахла застарелым табачным дымом.

Молодая женщина крепко обхватила себя руками. Она дрожала.

– Вы не могли бы включить обогреватель чуть-чуть посильнее?

Водитель, мужчина с мрачным лицом, в клетчатой кепочке лесоруба, посмотрел на нее в зеркальце заднего вида.

– Это максимум того, что он может дать. Вам вообще очень повезло, я уже собирался домой.

– Ну да. Очень повезло, – с горечью заметила Сара.

– Куда ехать? – нетерпеливо спросил ее он.

Стеклоочистители царапали ветровое стекло, оставляя на нем белый след. Прищурившись, водитель склонился к рулевому колесу, положив на него обе руки.

Пока они, шурша шинами, ехали по улицам, Сара все время оглядывалась назад. Лайам, где ты? Ты следуешь за мной?

Но она видела только темноту. Заднее окно было покрыто снегом. Может, это и к лучшему.

Ты не можешь заглянуть в машину. Не можешь меня увидеть.

Машина двигалась виражами, как конькобежец – шаг влево, шаг вправо. Сара протерла запотевшее боковое окошко и смотрела на темные дома, мимо которых они проезжали. Смотрела на заснеженные лужайки, мерцающие синеватым ночным светом.

Окно снова запотело. Мир за окошком исчез.

Саре хотелось, чтобы все так и оставалось. Чтобы мир оставался там, за стеклом. Оставался темным, молчаливым и далеким.

Лайам... Лайам...

Она представляла, как удивится Мильтон, увидев ее у двери.

– Сара, что случилось? Сара, пожалуйста, расскажи мне!

Она уже слышала его хриплый голос, видела его покрасневшее от волнения лицо. Он озабоченно смотрит на нее.

Сара задумалась о том, поверит ли он ее рассказу. Да и сможет ли она рассказать? Много ли она успеет рассказать до того, как слезы начнут душить ее?

Я сдержу слезы. До сих пор мне это прекрасно удавалось. Но сколько еще я смогу продержаться?

Сильный грохот заставил Сару вздрогнуть. Водитель выругался и резко вывернул рулевое колесо. Машина обогнула стоящий снегоочиститель. Дала задний ход.

«Ради Бога, не нужно сегодня чистить эту дорогу!» – взмолилась Сара, когда они снова двинулись вперед. – «Не нужно облегчать Лайаму путь, когда он станет меня искать».

Наблюдая за тем, как царапают по стеклу стеклоочистители, она уверяла себя, что с нею будет все в порядке. Я уже почти убежала. Со мной будет все в порядке, пока не прибудет полиция. А они меня защитят. Они будут держать Лайама подальше от меня. Они схватят его. Они...

Машина резко остановилась. Сара стукнулась плечом о дверку.

– Что случилось?

Водитель смотрел на счетчик. Он не ответил.

– Водитель! Что случилось? Почему мы остановились?

Мужчина медленно повернулся, изучающе глядя на Сару из под шерстяной кепки, словно впервые видел. Он включил свет.

– Шесть восемьдесят, пожалуйста!

– О!

Она прищурилась и посмотрела в окно. Это дом Мильтона? Они что, так быстро приехали?

Опустив глаза, она увидела, что до сих пор держит в руке ключ от дома. Сара положила его на колени, чтобы достать из сумочки кошелек.

– Вы здесь живете, леди?

Сара порылась в сумочке. Мой кошелек! Мой кошелек!

– Вы здесь живете, леди? Дом совершенно темный.

Она нашла на дне смятую ассигнацию. Достала ее. Десять долларов.

– Вот.

Она бросила бумажку на приборный щиток.

– Сдачу оставьте себе.

Сара открыла дверцу. Сердце ее застучало. Связка ключей начала сползать с колен. Молодая женщина вовремя подхватила ее.

Резкий ветер бросил ей в лицо пригоршню мелкого снега. Она вышла из машины и направилась к дому. Единственная фара освещала ее сзади. Сара обратила внимание, что сточная канавка была завалена снегом. Окно заиндевело.

Она сунула сумочку под мышку. Крепче сжала ключи. Молодая женщина осторожно, шаг за шагом продвигалась по дорожке к дому, чувствуя под мокрым снегом лед.

Она посмотрела на темные окна. Потом на дверь.

Ради Бога, Мильтон, будьте дома! Мне нужно, чтобы вы были дома. Мне нужна ваша помощь. Мне нужен приют. И безопасность. От него.

Три дерева задрожали под ветром, стряхивая снег.

Сара остановилась. Она посмотрела туда, где сбоку от дома, как статуи, стояли три вечнозеленых дерева.

Из уст ее вырвалось рыдание.

Я здесь выходила замуж. Здесь, между этих деревьев, мы с Лайамом поженились. Это было такое счастливое время! Такой счастливый день!

Совсем недавно.

Тогда я приехала сюда, чтобы выйти замуж за человека, которого я любила.

А сегодня я приехала сюда, чтобы спрятаться от него.

И словно сочувствуя ей, новый порыв ветра встряхнул деревья. Крепко сжимая ключи, сгорбившись против ветра, Сара шла к парадной двери.

Ради Бога, будьте дома, Мильтон!

Пожалуйста, помогите мне!

Дрожащей рукой она стряхнула снег со звонка. Нажала на кнопку. Нажала и держала, прислушиваясь к звону внутри, ожидая, что Мильтон сам придет открывать.


Глава 55


Ветер швырнул пригоршню снега о дверь. Сара почувствовала, как холодный вихрь коснулся ее волос и затылка. Она отпустила кнопку звонка. Прислушалась.

Снова содрогаются деревья. Что-то громко шепчет ветер.

Внутри не слышно шагов. Никаких признаков жизни.

– Мильтон! – ее собственный голос показался ей громким, как взрыв.

У Сары было такое ощущение, что она начинает разваливаться на части, как разбитое стекло.

– Мильтон! – голос молодой женщины слабый и испуганный.

Она снова подняла руку и нажала на кнопку. Сара слышала, как звенел звонок по другую сторону двери. Она снова и снова нажимала на кнопку. Три долгих звонка. Потом один совсем длинный.

– Мильтон! Мильтон! Ну пожалуйста!

Сара застучала в дверь кулаками. Потом снова нажала на кнопку.

Тишина внутри. Ничто не шевельнется. Ни огонька.

Может быть, его нет дома.

Она закрыла глаза и попыталась вспомнить. Он что-нибудь говорил мне о том, что собирается уехать?

– Мильтон! Вы дома? Вы что, так крепко спите? Вы что, не собираетесь встать и впустить меня?

Порыв ветра взметнул сугроб возле дома. Сара поднесла ключ к замку. Она трижды пробовала его повернуть, пока не поняла, что держит ключ вверх ногами.

Наконец женщина повернула ключ в замке. Толкнула деревянную дверь. Внимательно всмотрелась в темноту. Почувствовала на своих щеках тепло.

– Мильтон?

Сара наклонила голову и прислушалась.

Постучала сапогами, чтобы стряхнуть снег и вошла в дом. Ветер дул ей в спину. Женщина удивилась и захлопнула дверь. Поморгала, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

– Мильтон, это я, Сара! Мильтон, вы дома?

Она попыталась нащупать на стене выключатель. Никак не могла его найти. Вошла в гостиную. Смутно виднелись темные пятна мебели. Тускло блеснули на стене лезвия ножей. Любимая коллекция Мильтона.

– Мильтон, проснитесь, это я, Сара!

Молчание.

Она сказала себе, что нужно посмотреть в спальне. Осторожно пошла в чернильной темноте. Сара помнила длинный зеркальный коридор. Спальня Мильтона была в конце налево.

– Мильтон!

Так тихо. И так тепло.

Сара глубоко вздохнула и задержала дыхание. Пошла по гостиной. Прищурилась, посмотрела на темный прямоугольник, который должен был быть входом в коридор.

Она прошла уже половину гостиной, когда ее нога зацепилась за что-то, лежащее на полу. Что-то тяжелое и мягкое.

– Ух! – удивленно вскрикнув, Сара упала на это нечто.

Под тяжестью женщины нечто отодвинулось. Это не оттоманка. Этот предмет слишком мягок для оттоманки.

Сара почувствовала на своих руках что-то мокрое и липкое.

– О Господи!

Она с трудом поднялась на колени.

– О Господи!

Ей не пришлось включать свет, чтобы понять, что это было.

Ей не пришлось включать свет, чтобы понять, что она нашла Мильтона.

Над головой вспыхнул свет.

Сара заморгала. Посмотрела на свои руки. На них была густая темная кровь.

Потом она посмотрела на неподвижное тело Мильтона. Вспорото. Разорвано.

Мильтон?

Вскрыто, словно какой-нибудь пакет. Клочья кожи висели над пропитанным кровью краем пижамы.

Красный желудок вытащен наружу. Извлечен из тела. Розоватые кишки вывалились на пол и лежали в темной луже крови.

Голова Мильтона была прижата затылком к нижней части дивана. Рот и глаза широко открыты от удивления.

– О Господи! О Господи!

Руки у Сары такие липкие! Кровь еще теплая.

Молодая женщина подняла глаза и посмотрела на ножи, лежавшие на стеклянных полках. Потом резко повернулась, о чем-то вспомнив. Она вспомнила. Вспомнила, что кто-то включил свет под потолком. Не она. Здесь есть кто-то еще.

Сара увидела Лайама.

Он стоял у входа в коридор. Серое пальто расстегнуто. Виден свитер. Темные волосы взъерошены. Руки скрещены на груди.

Лайам. Смотрит на нее. Так жестоко смотрит на нее. Лицо напряженное, взгляд пристальный. Она никогда не видела его таким. А она-то думала, что знает его!

Я не знаю его.

Я ничего не знаю.

А теперь он собирается меня убить.

Сара все еще стояла на коленях. Она попыталась тоже взглянуть в лицо человека, которого как ей казалось, она любила.

Но ей не хотелось его видеть.

Было невыносимо смотреть на него.

От его лица Саре становилось дурно. Этот взгляд наполнял ее страхом. Наполнял ее ужасом.

Так много убийств, Лайам! Так много бесчеловечных убийств!

– Лайам, ты убил Мильтона! – ей как-то удалось произнести это вслух. Она сделала жест измазанными кровью руками. – Ты... ты убил его, Лайам! И ты убил собственную сестру!

Лайам заморгал. Но лицо его осталось таким же напряженным. Холодным. Холоднее, чем снег, стучавший в окно гостиной.

– Ты убил собственную сестру! – взвизгнула она.

В конце концов он заговорил. Заговорил сквозь зубы.

– Я не убивал их, Сара. Ты их убила.


Глава 56


Сара смотрела на него и пыталась понять, что он говорит.

Его слова были лишены всякого смысла. Это бред. Она поняла, что Лайам сумасшедший.

Мне следовало бы раньше догадаться. Столько фактов наводили на мысль об этом! Взять хотя бы его сумасшедшие суеверия!

Но как я могла догадаться, что он убийца?

Как?

Как я могла догадаться, что он разрывает людей на части?

Он стоял, не шевелясь, у входа в коридор. Руки скрещены на груди. Лицо нахмурено. Наблюдает за ней. Изучает ее.

Ждет, как она будет реагировать на его сумасшедшие обвинения?

Сара встала на ноги. Вытерла измазанные кровью руки о полы своего пальто. Подумай хорошенько, Сара! И думай побыстрее!

И снова этот сильный внутренний голос. Этот голос хочет увести ее от Лайама. Он хочет, чтобы она осталась жива.

Но как?

Молодая женщина бросила взгляд на входную дверь. Сумеет ли она добраться туда быстрее Лайама?

Скорее всего, нет.

Он загораживает выход в коридор. Третьего выхода нет.

Сара поняла, что бежать некуда. Почувствовала, как ей сдавило грудь. Паника. Прислушалась к своему учащенному, поверхностному дыханию.

Мне нужно оружие.

Сумеет ли она добежать до стеклянного шкафчика, открыть его, выхватить один из ножей Мильтона до того, как Лайам пересечет комнату и помешает ей?

Нет. Ни малейшего шанса.

Ее взгляд задержался на камине. Возле корзинки с дровами стояла железная кочерга.

Да. Кочерга. Может быть, я сумею ее схватить.

Сара подавила страх. У нее создалось такое ощущение, словно комната сжимается. Эта комната. Комната, где мы с Лайамом впервые как следует поговорили.

Вечеринка у Мильтона. Мы провели целый вечер вместе, за разговорами. Мы с Лайамом были здесь – как раз напротив камина.

А теперь он собирается меня убить.

А я собираюсь схватить кочергу и...

– Ты убила их, Сара! – тихий, ровный голос Лайама прервал ее размышления. – Ты. Ты мне не веришь, не правда ли?

Неожиданно его голос стал совершенно безжизненным. Лишенным энергии. Лишенным всего, что напоминало бы прежнего Лайама, которого она знала.

– Я верю тебе, Лайам, – с трудом выговорила она.

Все, что угодно, лишь бы он не двигался, лишь бы он оставался на месте.

– В самом деле. Я верю тебе.

– Сара!... – резко и сердито крикнул он.

Его голос заставил ее действовать. Она бросилась через комнату к камину. Она успела добраться до камина раньше него. Схватила железную кочергу, которая оказалась тяжелее, чем она думала.

Сара подняла ее обеими руками. Лайам ухватился за другой конец кочерги.

– Не-е-ет! Отпусти-и-и! – яростный вопль женщины.

Они начали бороться за кочергу. Тянули каждый к себе и стонали.

– Сара, послушай меня! Позволь мне объяснить! Ты должна позволить мне объяснить!

– Нет! Отпусти! Отпусти! О-о-о!

Неожиданно мужчина изменил тактику. Взявшись обеими руками за кочергу, он толкнул ее вперед. Выбил Сару из равновесия.

Запнувшись, она отступила назад. Лайам выдернул кочергу из ее рук. Прижал поперечную часть кочерги к груди женщины и заставил ее отступить. Потом еще и еще. Она упала спиной на диван.

– Нет, Лайам, нет! Отпусти меня! Пожалуйста, Лайам!

Он стоял, возвышаясь над ней. Глаза его пылали. Лицо было перекошено яростью. Грудь тяжело вздымалась. Он пытался отдышаться.

– Лайам, не надо!

Она не могла пошевелиться. Не могла ускользнуть. Лайам держал кочергу двумя руками. Он просто прижал Сару к дивану.

Никак не убежать.

Теперь он собирается меня убить. Он собирается разорвать меня на части, как других. Разорвать на части и повесить на стене.

– Пожалуйста! Ну пожалуйста! – ей больше ничего не оставалось, как умолять его.

У него что, вообще не осталось никаких чувств к ней? Он что, совсем сошел с ума? Неужели в нем не осталось ни капли любви к ней? Да и любил ли он ее когда-нибудь?

Лайам угрожающе наклонился к ней. Грудь его все еще тяжело вздымалась. Его обычно бледное лицо теперь было пунцовым.

– Я должен объяснить! Ты должна дать мне возможность объяснить!

«Да, – подумала Сара. – Объяснить. Пусть говорит. Пусть говорит, не умолкая. Объясни, Лайам. Объясни все, что хочешь».

И тут женщина утратила контроль над собой.

Она так долго сдерживалась. А теперь, прижатая к дивану, Сара испуганно смотрела на него и слова вырвались у нее словно сами собой. Она выпалила их на одном дыхании. Все произошло слишком быстро. Она не смогла сдержаться. Не смогла вовремя прикусить язык или задержать дыхание. Ничего не могла сделать, чтобы остановиться.

– Лайам! Ты спал со своей сестрой! Как ты можешь это объяснить? Ты спал со своей сестрой и потом... и потом... ты убил ее!

– Нет, нет, нет! – Лайам понизил голос до шепота. – Маргарет не была моей сестрой. Маргарет была моей женой.


Глава 57


Что он такое говорит?

Сара посмотрела на него. Внимательно посмотрела в его карие глаза, которые она так любила. Сейчас она не могла понять их выражение. Она не видела правды в этих темных глазах.

Он что, окончательно сошел с ума?

Или это я сошла с ума?

Почему он сказал, что Маргарет его жена? Я его жена! Почему он так чудовищно лжет?

Потолок начал вращаться. Почувствовав головокружение, Сара закрыла глаза. Но вращение не прекратилось. Все ее прежние страхи, все вопросы замелькали у нее в голове. Они кружились все быстрее и быстрее.

В этом невозможно разобраться. Это невозможно понять.

Когда она открыла глаза, то увидела, что Лайам поднял кочергу и сделал шаг назад. Глаза его все еще были сумасшедшими. Лицо – напряженным. Сара села. Комната по-прежнему качалась и кружилась. Прищурившись, Сара посмотрела на него, изо всех сил стараясь сосредоточиться.

– Ты дашь мне объяснить? – тихо спросил он. – Или ты собираешься снова напасть на меня?

– Я не собиралась на тебя нападать. Я просто хотела уйти, – запинаясь проговорила молодая женщина.

– Так ты позволишь мне объяснить?

– Да.

Разве у нее был выбор?

Он уронил кочергу на пол. Она отскочила к ножке стола. Лайам стоял в напряженной позе. Руки его были прижаты к бокам. Он взволнованно смотрел на Сару. Выражение его лица было отсутствующим. Сара видела, что он сосредоточился и словно решал, с чего начать.

«Или какую еще историю придумать», – с горечью подумала она.

В конце концов, он профессиональный сказочник. Всю жизнь рассказывает волшебные сказки и истории.

Ты собираешься рассказать мне новую сказку, Лайам?

Он скрестил руки на груди.

– Маргарет была моей женой, – осторожно начал он.

Сара не смогла сдержаться. Она прервала его, хотя и не собиралась этого делать. Он уже достаточно ее обидел.

– А я думала, что это я была твоей женой.

Сара поняла, что он на нее не смотрит. Он смотрит выше, куда-то вдаль. Казалось, он не слышал вырвавшихся у нее слов протеста.

– Маргарет была моей любовью. Она была моей жизнью, – голос его дрожал, когда он произносил эти слова. – Мы всегда были вместе, Маргарет и я. С тех пор, как мне исполнилось четыре года.

– Лайам...

Что-то особенное было теперь в его глазах. Может быть, печаль?

Он поднял руку, давая понять, чтобы она замолчала.

– Маргарет и я, мы были соседями. Мы не были братом и сестрой. Ее семья жила на соседней ферме. Их ферма была такой же бедной, как наша. Мы... мы всегда были вместе. Всегда. Я часто думаю, что мы помогли друг другу выжить.

С губ его сорвался тихий стон. Грудь тяжело вздымалась. Сара видела, как он глубоко вздохнул и задержал дыхание.

– Мы вместе покинули Ирландию. Мы убежали от моего отца. Мы убежали от неудач. От невезения. От несчастья. По крайней мере, нам так казалось. Мы поженились здесь, когда стали достаточно взрослыми.

Он снова замолчал, стараясь перевести дух. Темные волосы его блестели от пота. Пот катился и по его лбу.

Наступило гнетущее молчание.

Саре хотелось снова выразить протест, крикнуть, спросить: «Что ты такое говоришь, ты что, считаешь нормальным полигамию? Если ты был на ней женат, то зачем же ты женился на мне? Ты женился на мне и продолжал жить с ней?»

Сара подумала, что это не может быть правдой. Он заблуждается. Чудовищно заблуждается.

Лайам поймал ее взгляд.

– Ты помнишь сказку, которую я тебе рассказал тем вечером, когда сделал тебе предложение? Сказку о жене-фее? Ну, так Маргарет и была моей женой-феей. И все годы я был ей верен, верен, как только может быть верен мужчина. Но, как и в сказке, мне пришлось взять другую жену. Этой женой была ты.

– Лайам, умоляю тебя... – запротестовала Сара.

– Выслушай меня! – взвизгнул он.

Сара охнула от его дикого крика.

– Выслушай меня, Сара, – повторил он на этот раз помягче. – Нам был нужен ребенок. Я хотел пощадить Маргарет. Мне нужен был ребенок от кого-нибудь еще. И этот ребенок должен был родиться в законном браке. Вот почему нам с Маргарет была нужна ты! Чтобы завести ребенка!

– Нет! – крикнула Сара. – Я не верю тебе, Лайам! Зачем ты придумываешь всякие жуткие истории? Как ты можешь надеяться, что я поверю в такую... в такую идиотскую историю?

– Это правда! – настаивал он.

Теперь в его голосе было больше печали, чем гнева.

– Как это говорят? Это горькая правда!

– Лайам, пожалуйста...

– Я так сильно любил Маргарет. Так сильно, что ради нее я мог сделать все, что угодно. Она была моей жизнью, моей женой-феей. Нам с Маргарет нужен был ребенок. Мне нужен был ребенок. Чтобы освободиться от демонов, – из глубины его существа вырвался крик боли. – Ты не знаешь, что у меня была за жизнь, Сара! Демоны... демоны... Я унаследовал их от отца. Всю свою жизнь я... я...

Он проглотил слюну. Взгляд его теперь был словно стеклянным, отсутствующим.

– Мой отец... До того, как мы с Маргарет сбежали, он научил меня. Отец научил меня, как сдерживать демонов. Он научил меня быть бдительным. И научил, как от них освободиться. Освободиться, заведя ребенка в законном браке. Это единственный способ. Но не мог же я поступить так с Маргарет? Не мог! Моя мать умерла, когда мне было двенадцать лет. Я уверен, что она хотела умереть. Я уверен, что она хотела умереть, потому что знала правду. Знала, что случится со мной, когда я вырасту. Поскольку я не мог поступить так с Маргарет, я...

– Лайам, пожалуйста... – Сара жестом попросила его сесть рядом с ней на диван.

Она видела, что этот рассказ мучителен для него. Ему тяжело говорить или тяжело сочинять эту историю? Неужели он не понимает, что она бессмысленна? Что это бред больного? Или он понимает, и именно поэтому ему так тяжело рассказывать?

Лайам не обратил внимания на ее жесты. Он громко прочистил горло.

– Я пытаюсь заставить тебя понять. Я должен был избавиться от демонов. Я должен был от них освободиться, чтобы мы с Маргарет могли начать нормальную жизнь. Но демоны...

– Лайам, какие демоны? – прервала его Сара. – О каких демонах ты говоришь?

Он снова сделал глотательное движение. Глубоко вздохнул.

– Демоны суеверия. Разве тебя не удивляли мои суеверия? Разве тебя не удивляло то, насколько я строг, бдителен, осторожен в любой момент? Это все из-за демонов. У меня не было выбора.

– Лайам, пожалуйста, присядь. Я могу тебе помочь. Я...

– Все суеверия предназначены для того, чтобы отгонять злых демонов. Я тебе уже говорил об этом. Ты помнишь? Почему мы говорим «Будь здоров», когда кто-нибудь чихнет? Это отгоняет злых демонов. Помнишь? Когда мы стучим по дереву или бросаем соль через плечо – все это для того, чтобы держать демонов подальше.

– Но я не могу! Я не могу отгонять демонов! – теперь он кричал, ударяя себя в грудь кулаками.

– Я не могу отгонять демонов. Потому что все они, все демоны суеверия – они живут во мне!


Глава 58


Ему нужна помощь.

А я и не догадывалась.

Мне следовало бы догадаться.

Он был так одержим. Так обязателен в соблюдение суеверий. Так тщательно и осторожно выполнял их многочисленные требования. Мне следовало бы догадаться.

Сара смотрела на своего встревоженного мужа и в ее душе боролись вина и страх. Я могла ему помочь. Мне следовало понять, что он был напуган. А я делала вид, что все его суеверия просто шутка. Я притворялась, что они очаровательны и забавны. Я не хотела смотреть правде в лицо. Я могла ему помочь до того... до того, как стало слишком поздно. Но... что делать теперь?

Что теперь?

Ей тут же пришли в голову и другие мысли: "А как же насчет Маргарет? Понимала ли Маргарет, что Лайам воображает ее своей женой? Может, она знала об этом и подыгрывала ему? И именно поэтому оказалась с ним в постели?

Да. Так как насчет Маргарет? Ее роль совершенно непонятна.

Должно быть, она знала, что Лайам тяжело болен. Тогда почему Маргарет не попыталась оказать ему помощь? В конце концов, она была его сестрой.

Или не была?"

Глядя на Лайама, который теперь принялся шагать по комнате – четыре-пять шагов в одну сторону, потом столько же в другую – Сара попыталась припомнить то, что она читала по психиатрии. В учебнике описывалось множество случаев, когда людям казалось, что в них живут демоны. Причиной этого обычно было чувство вины, какой-нибудь страшный секрет. Обычно это было что-то постыдное в их поведении.

Глядя на то, как нервно Лайам двигался по комнате, Сара подумала, что сейчас ей это не поможет. Это ей совершенно не поможет.

Лайам остановился перед ней, опустив глаза. Дрожащим голосом он продолжил свой рассказ.

– Ты должна понять, Сара. Ты должна понять, почему я старался быть так осторожен. Каждый раз, когда я совершал промах, каждый раз, когда я забывал о соблюдении суеверий, или каждый раз, когда их нарушал кто-нибудь из тех, кто был рядом со мной, демоны получали шанс.

Он снова глубоко вздохнул. Грудь его тяжело вздымалась.

– Шанс на что? – тихо спросила она.

– Шанс выскользнуть из меня, – ответил Лайам, избегая ее взгляда. Шанс удрать. Каждый раз... каждый раз... – у него вырвался стон и он закрыл глаза, словно от боли.

– Демоны выскальзывают из моего тела. Они выскальзывают – и убивают. Они убивают только тех, кого я знаю. Каждый раз, когда они выскальзывают, они кого-то убивают. Друга. Знакомого. Кого-нибудь из тех, кого я едва знал. Они убивают. Убивают. Потом исчезают навсегда.

Сара начала понимать. Так вот она какова, страшная тайна Лайама! Он убивал. Убивал...

Она задрожала.

Так это он убил всех этих людей?

Он убил их и не может посмотреть правде в лицо. Он выдумал демонов, чтобы объяснить убийства. Выдумал демонов, на которых можно переложить вину. И чувствовать себя невиновным в чудовищных преступлениях, которые он совершил.

Демоны.

Вполне естественно, что попав в серьезную переделку, человек, который всю жизнь изучал фольклор, всю жизнь жил в мире магии, фей и гномов, придумал себе демонов.

«И я уверена, что для него эти демоны совершенно реальны», – подумала Сара, пристально глядя на Лайама.

А он продолжал:

– Они всегда только и ждут момента, чтобы выбраться. Они всегда здесь, на самом краешке моего сознания. Ждут. Ждут случая, чтобы удрать. Я так долго жил с ними, Сара! Теперь ты понимаешь, почему мне так хотелось передать их дальше, почему я должен был освободиться от них?

Лайам придвинулся ближе. Сара видела, что у него дрожит подбородок. В глазах стоят слезы.

– Я... я пытался тебя предупредить. В самом деле, пытался. Иногда демоны теряют бдительность. Иногда они засыпают. Или впадают в состояние, похожее на сон. Не очень часто. Иногда. Я чувствую, когда они теряют бдительность. Чувствую, когда они не проснутся.

Вот в такие моменты я тебе и звонил. Именно тогда я предупреждал тебя, чтобы ты держалась от меня подальше.

Сара ахнула.

– Так это ты пугал меня?

Лайам кивнул.

– Да, это я звонил. Я пытался тебя отпугнуть. Я послал тебе кроличьи лапки. Бедная Фиби! Я послал тебе кроличьи лапки. Пытался тебя отпугнуть. Старался предупредить тебя, пока было не слишком поздно. Не слишком поздно для тебя.

Молодая женщина прижала к пылающим щекам обе ладони.

– О Господи, Боже мой!

Его болезнь гораздо серьезнее, чем я думала!

Не отрывая от него взгляда, она медленно встала.

– Лайам, я хочу позвонить, – Сара сказала это тихо, осторожно, отчетливо произнося каждое слово. – Я постараюсь обеспечить тебе помощь. Все будет хорошо.

– Нет! – он быстро передвинулся, загораживая ей дорогу.

Она почувствовала острый укол страха, но постаралась не подать виду.

– Все будет хорошо, Лайам. Правда, все будет хорошо. Я помогу тебе.

– Сядь, Сара!

Она посмотрела в его карие глаза и не увидела в них тепла. Со вздохом женщина вернулась на диван. Настороженно присела на краешек. Бросила взгляд на железную кочергу, лежавшую у ее ног.

– Я не хочу, чтобы ты покровительственно относилась ко мне, Сара! Я пытаюсь тебе объяснить. Мне нужно, чтобы ты мне поверила.

– Я верю тебе, Лайам! Просто...

– Нет, ты мне не веришь!

Она отпрянула назад, испуганная неожиданным взрывом его гнева.

– Я хочу, чтобы ты знала, с чем мне приходилось жить, какова была моя жизнь, – лицо его покраснело, подбородок дрожал. – Кошмар. Иначе не скажешь. Я должен был освободиться. Чтобы мы с Маргарет могли нормально жить. Я хочу, чтобы ты поняла, Сара!

– Лайам, пожалуйста...

– И я, и Маргарет делали все, чтобы ты была счастлива. Мы так старались! Разве мы не старались, Сара? Разве нет?

Она снова села, опустив глаза. Посмотрела на кочергу.

– Лайам, отпусти меня. Позволь мне позвонить, обратиться за помощью. Все будет хорошо, дорогой!

И снова он мгновенно преградил ей путь.

– Мы так старались, чтобы ты не была в этом замешана. Чтобы ты ничего не знала. Мы не хотели тебя расстраивать. Мы любили тебя, потому что ты должна была нас освободить. Ты должна была родить от меня ребенка. Этот ребенок унаследовал бы демонов и освободил меня от них. Твой ребенок избавил бы меня от демонов. Мы с Маргарет любили тебя за это. Мы тебя действительно любили. Мы были семьей. Настоящей семьей.

И мы не хотели, чтобы что-нибудь разрушило нашу семью. Это было слишком важно для нас. Ты была очень важна для нас. Поэтому когда объявился твой бывший возлюбленный...

– Чип?

– Когда объявился твой бывший возлюбленный... Когда в городе неожиданно объявилась Кристин...

– Кристин?

– Кристин была моей второй женой. Я женился на ней два года назад в Чикаго. Мы с Маргарет надеялись, что у нее будет ребенок. Но она подвела нас. Она нас подвела, и нам пришлось начать все заново.

– О, Господи, Боже мой! – пробормотала Сара, прижав руки к щекам.

– Когда появление Чипа и Кристин стало угрожать нашим планам, Маргарет настояла на том, чтобы избавиться от них.

– Так это она – она убила их? – с трудом выговорила Сара.

Лайам мрачно кивнул.

– Маргарет не нравилось убивать. Она была кротким человеком. Как и я. Но она знала, что у нас нет выхода. Мы не могли допустить, чтобы эти незваные гости сорвали наш план. Мы не могли допустить, чтобы ты что-то узнала.

– Так они умерли из-за меня?

Лайам снова кивнул.

Сара перевела взгляд на вспоротое тело Мильтона, лежавшее в луже крови, с вывалившимися на пол внутренностями.

Столько крови!

Столько смертей!

Как ты мог, Лайам? Как ты мог?

Она больше не могла спокойно сидеть. Она вскочила и бросилась к кочерге. Схватила ее дрожащей скользкой рукой. Уронила. Снова схватила. Подняла.

– Ты... Ты использовал руку Чипа... Ты...

– Я должен был успокоить демонов. Я должен был попытаться их усыпить, – Лайам поднял руки, словно защищаясь. – Другого способа я не знал.

– О-о-о! – Сара издала долгий тихий стон. – Нет, Лайам. Нет. Нет. Нет. Больше не надо. Ты очень болен. Тебе нужна помощь.

Она подняла кочергу так, чтобы он ее увидел.

Лайам опустил руки и сделал шаг к Саре. По лицу его струился пот.

– Мы очень старались, чтобы ты ничего не знала. Это было важно для нас. Но вчера ты рано пришла домой. И увидела нас. Ты увидела меня и Маргарет. А потом ты... убила Маргарет.

– Нет! – вскрикнула Сара, угрожающе размахивая кочергой и стараясь заставить его отступить. – Нет! Перестань повторять эту чушь!

– Ты разбила зеркало. Ты разбила зеркало на туалетном столике. Когда ты это сделала, они выскочили. Демоны выскочили. Они выскользнули из моего тела. И убили Маргарет. Я... я ничего не смог сделать, чтобы спасти ее.

Теперь Лайам говорил очень взволнованно, запинаясь. Он задыхался.

– Я слышал ее предсмертные крики. Я был не в силах это видеть. Я мог только догадываться, что демоны делают с ней.

– Я поспешил уйти. И как можно скорее поехал сюда, надеясь – моля – чтобы демоны не отправились за Мильтоном. Я приехал сюда слишком поздно. Слишком поздно, – голос его дрогнул. – Мильтон... – он замолчал, закрыл рукой глаза и громко застонал.

– Лайам! Лайам, послушай, нет никаких демонов!

– Ты освободила их, Сара! – кричал он. – Ты разбила зеркало и выпустила их на волю. Ты это сделала. Ты!

Лайам неловко бросился на Сару. Промахнулся. Упал на диван. Перевернулся, тяжело дыша.

Сара сделала шаг назад, держа перед собой кочергу.

– Это сумасшествие! – взвизгнула она. Голос ее дрожал. – Это сумасшествие, Лайам! Нет никаких демонов! Нет! Посмотри – я тебе покажу!

– Нет! Подожди! – раздался отчаянный крик мужчины.

Сара увидела, что он, спотыкаясь, идет за ней.

Но она была уже в коридоре. Размахнулась кочергой, как бейсбольной битой.

– Смотри, Лайам! Смотри! Нет демонов! Нет их нигде!

– Сара, умоляю!

Сара проигнорировала его яростные вопли. Замахнулась еще сильнее.

Ударила изо всех сил.

И смотрела, как содрогается стена, как трескается зеркало. Слушала, как звучит эхо удара.


Глава 59


– Нет демонов! – закричала Сара. – Ты видишь, Лайам? Нет демонов!

Она снова размахнулась кочергой. Разбила следующую зеркальную панель.

Потом еще.

Женщина двигалась по длинному коридору, размахивая тяжелой кочергой, разбивая вдребезги зеркало за зеркалом.

– Нет демонов! Нет демонов! Ты видишь?

Стук кочерги, треск стекла, удары тяжелых осколков о деревянный пол. И эти звуки, сопровождавшие крики Сары, доставляли ей удовлетворение. Они были такими реальными. Они словно расставляли последние точки в этом кошмаре.

– Ты видишь, Лайам? Нет демонов!

Неожиданно позади себя она услышала жуткий вопль, похожий на вой сирены. И этот вопль перекрывал звон разбиваемого стекла, грохот падающих осколков, перекрывал отчаянные крики Сары.

В крике Лайама было столько боли и ужаса, что Сара остановилась и обернулась. Он сидел на корточках при входе в коридор. Глаза его были выпучены, рот открыт. Мужчина кричал, не переставая.

– Разве ты не видишь, Лайам? Нет демонов!

Сара бросила кочергу на пол. Она громко ударилась о твердый пол и отскочила к стене.

– Нет демонов! Все хорошо! Нет демонов!

Лайам упал на колени. Поднял руки в мольбе. Сара направилась к нему по разгромленному коридору. Под сапогами хрустело стекло.

– Не-е-е-е-е-ет! – запрокинув голову, он испустил новый жуткий вопль.

– Лайам...

Вдруг вопль его резко оборвался. Сара замерла.

Казалось, Лайам задыхается. Он поднял руки, чтобы сжать себе горло. И в этот момент из его открытого рта выскочил язык.

Нет, это был не язык.

Это было нечто лилового цвета. И это нечто раскручивалось из открытого рта Лайама.

Два. Два языка.

Они высовывались изо рта Лайама все дальше и дальше, простираясь по коридору. Языки волнообразно двигались, извиваясь, словно пытались добраться до Сары.

– О, Господи! Нет, Лайам, нет!

Лайам упал набок, обеими руками сжимая горло. Он хрипел и задыхался.

Сара в отчаянии рвала на себе волосы. Не веря своим глазам, она смотрела на эти извивающиеся языки, все дальше и дальше высовывавшиеся из горла Лайама.

– О Господи! О Господи! Что же я наделала?

Лайам стонал и задыхался. Вслед за языками изо рта его показалась желтая пена. Нет, это была не пена. Голова. Желтая губкообразная голова.

– О-о-о! – Сара припала к разбитой зеркальной панели.

Из шарообразной головы выскочили два языка. Открылись два красных глаза. Голова вылезала из открытого рта Лайама, в то время как сам он давился и задыхался, беспомощно хватая руками воздух.

Сара почувствовала, как по коридору распространился отвратительный запах. Тяжелый, напоминающий запах тухлого мяса. В коридоре стало холоднее. Сара почувствовала, как ее щеки покрылись кисловатой влагой, от которой защипало кожу.

Изо рта Лайама показались желтые плечи. Тоже губкообразные, мокрые и блестящие.

Языки шлепали друг о друга. Красные глаза часто моргали, глядя на Сару. Желтая кожа на голове чудовища выглядела мягкой, словно жареное яйцо. И это яйцо перетекало в желтые, волнообразно двигающиеся плечи.

Теперь Лайам лежал на спине на полу, беспомощно размахивая руками и суча ногами. Голова его была запрокинута. Красноглазый демон выскользнул из открытого рта Лайама. Его когтистые задние лапы мягко шлепнулись о пол.

Он рывком вытащил из горла Лайама желтый хвост, похожий на хвост ящерицы. Выпрямился. Языки чудовища продолжали извиваться, переплетаясь друг с другом, как две змеи. Демон тяжело шагнул по направлению к Саре. Двигаясь по коридору, он поднял вверх губкообразные руки. Хвост волочился за ним по полу.

Один шаг. Другой. Потом еще один. Языки извиваются. Красные глаза горят еще ярче.

«Он настоящий!» – подумала Сара.

– О, Господи! Он настоящий!

Потрясенная молодая женщина в ужасе смотрела на демона. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он собирается напасть на нее.


Глава 60


Она отшатнулась. Повернулась. Попыталась убежать по направлению к спальне. Прочь.

Прочь!

Слишком поздно.

Сара почувствовала, как лиловые языки, липкие и горячие, обернулись вокруг ее шеи. Тянут ее назад. Крепче сжимаются вокруг шеи. Сжимаются, как мышцы удава.

Запах... запах...

Сара застонала от отвращения, схватилась за мокрые бугристые языки и попыталась отцепить их от себя.

Она почувствовала, как горячий губкообразный демон прижался к ней сзади.

Я... Я не могу дышать.

Не могу... дышать.

Она услышала позади себя стон. Услышала шаркающие шаги, хруст битого стекла на полу.

Языки ослабили хватку, и Сара вихрем обернулась.

И увидела, как Лайам обхватил туловище губкообразного демона. Разъяренные языки извивались в воздухе, как хлысты. Когтистые передние лапы крепко вцепились в тело Лайама, разрывая ему одежду и кожу.

Но Лайам держался.

Сара поняла, что он оттащил от нее демона.

Схватил его и отбросил в сторону.

– Сара! Беги! – взмолился Лайам.

Она нерешительно посмотрела на него, изо всех сил вцепившегося в яично-желтую плоть демона.

– Беги! Давай! Беги!

Сара послушно проскользнула мимо них. Бросилась в гостиную. Оглянулась.

В этот момент жуткое создание подняло Лайама и в то же время подняло свое желтое колено.

Все произошло очень быстро. Демон поднял Лайама повыше, затем резко опустил, переломив его спину о свое колено.

Послышался звук треснувшей плоти. Он был похож на звук треснувшего крабьего панциря. Этот жуткий треск словно повис в тяжелой атмосфере коридора. Он продолжал звучать в ушах Сары.

Лайам простонал и обвис в лапах демона. Темные волосы коснулись пола. Голова откинута назад. Глаза тусклые, угасающие, почти безжизненные. Взгляд его упал на Сару.

– Прости меня, Лайам! – воскликнула она. – Ты говорил правду. Мне трудно поверить... Трудно поверить, что ты жил с этим всю свою жизнь.

– Я сделал одно доброе дело, – задыхаясь сказал Лайам.

Голос его был уже очень тихим. Он шептал и этот шепот напоминал шелест сухих листьев на ветру.

– Я спас тебя.

Голова запрокинулась. Руки свесились на пол.

Демон бросил Лайама на пол и удалился по коридору, оставляя следы желтой слизи.

Лайам лежал на спине. На переломленной спине. Сара видела его глаза. Карие глаза, которые она так любила. Они безжизненно смотрели в потолок.

Лайам мертв.

Лайам отдал свою жизнь за меня.

О Господи! Он мертв и теперь... теперь...

Лайам шевельнулся.

Голова его дернулась.

Сара охнула. Она сделала шаг назад, по направлению к нему.

– Лайам! Ты жив? Лайам!

Нет.

Из открытого рта Лайама показалась темная шерсть. Из горла высунулась уродливая голова с обезьяноподобными чертами. Зеленые глаза на длинной морде. Ряды кривых зубов. Из раскрытой пасти потекла густая белая слюна. Изо рта Лайама высунулись покрытые шерстью плечи.

– Нет! О Господи! Нет!

Сара схватилась за стену. В висках стучало. Все тело содрогалось от конвульсий. Она не могла дышать.

Покрытый шерстью демон выбрался из головы Лайама. Зеленые глаза сверкали. Он щелкал своими длинными челюстями, тянулся вверх и урчал, вытягивая вверх толстую шею.

Потом изо рта Лайама показалась покрытая блестящей кожей лапа. Потом второе блестящее плечо и рука. Жуткая голова, похожая на голову ящерицы. Серебристая, с уродливыми коричневыми пятнами. Чудовище вскинуло голову. Глаза его были закрыты. Широкий рот растянулся в похотливую улыбку.

Демон соскочил на пол. Ноги у него были тонкие, как палочки. Они походили на ноги насекомого. Раздвоенным языком, похожим на змеиный, он облизал серебристые губы.

А из Лайама уже показалась новая голова. Сначала существо показалось стройным, но вот оно расправило темные крылья. Захлопало ими. Крылья трещали, как сухая бумага. Чудовище откинуло назад голову, похожую на лебединую и издало пронзительный гиеноподобный смех, показав кривые зубы.

Все демоны суеверий.

Так вот о чем ей говорил Лайам! Они все были внутри него. А теперь чудовища покинули его тело. Выскользнули из него, урча и потягиваясь.

Демоны сбились в кучу. Топали ногами. Хлопали уродливыми крыльями. Щелкали мощными челюстями. Облизывали лиловые губы высунутыми языками. Узкий коридор наполнился их рычанием, вздохами, ужасающим зловонием.

И все они смотрели на Сару.

Она поняла, что все они готовятся напасть на нее.

Почему ей так трудно отвернуться от них? Или она боится отвернуться от Лайама? Отвернуться от него навсегда?

Сара знала, что должна бежать.

Как далеко ей удастся убежать?

Как далеко она сможет убежать до того, как они ее догонят, схватят, переломят пополам или разорвут на куски?

– Прощай, Лайам! – Сара вихрем повернулась спиной к коридору, отвернувшись от урчащих созданий с их голодными мордами.

Каждый шаг давался ей с трудом. Сапоги неожиданно стали тяжелыми. Тяжелыми, как свинец. Голова все еще кружилась, а в глазах стояли уродливые морды демонов. Она чувствовала слабость в ногах. Они стали словно резиновыми. И очень слабыми.

Женщина направилась к входной двери.

Открыла ее и выбежала на снег. Холодный, белый снег. Такой чудесный свежий запах!

Сара была уже на середине подъездной дороги, по обеим сторонам которой стояли засыпанные снегом деревья, когда увидела у дверей первого демона.

Он поднял к лиловому небу покрытую шерстью голову, открыл рот и протяжно завыл, как животное. И на четырех ногах пустился галопом по снегу. За Сарой.

За Сарой.

Ха-ха-ха-ха. Его тяжелое дыхание было похоже на жестокий смех.

У дверей появилось существо с крыльями. Захлопав ими, существо подняло когтистые лапы, готовясь к атаке.

Ха-ха-ха-ха.

Сара заставила себя отвернуться и побежать. Сапоги вязли в снегу.

Вот она уже почти у дороги.

Молодая женщина оглянулась и увидела, как демоны бегут, скачут, летят следом за ней. Двигаясь по снегу, они что-то бормочут и воют.

Ха-ха-ха-ха-ха.

Парад уродцев.

Чудовища жаждут схватить ее. Они так голодны. Так воодушевлены. Они уверены, что схватят ее.

Схватят ее и убьют.

Все демоны суеверий живут во мне.

Они убили Лайама, а теперь они убьют меня.

Ха-ха-ха.

Сара бежала по устланной снегом дороге, наклонясь против ветра и усиленно работая руками. Темные волосы развевались на ветру. От дыхания шел пар. Неожиданно она упала.

Споткнулась и полетела в снег. Едва успела выставить руки, чтобы смягчить падение, но сильно ударилась левым локтем. Боль была очень резкой.

И тогда демоны окружили Сару. Они жужжали, как мухи. Бормотали и ворчали. Ха-ха-ха. Горячая слюна шипела, падая на белый снег.

Все демоны суеверий.

Они кружились вокруг женщины, двигаясь все быстрее и быстрее. Сара не могла вырваться. Она снова почувствовала на себе их мерзкое дыхание. Там, где кружились чудовища, снег постепенно темнел. И весь мир, ее мир, тоже стал темнеть. А они все сужали и сужали круг. Демоны кружились в танце, придвигаясь ближе и ближе. И с ними на молодую женщину надвигалась тьма. Темные монстры на белом снегу.


Глава 61


Открыв глаза, Сара увидела что-то белое.

Поморгала.

Потом еще.

Над головой сверкало что-то белое. Белый свет, мягкий, как снег.

«Я мертва, – подумала она. – Это белое сияние смерти».

Сара покашляла.

Нет! Минуточку!

Мертвые не кашляют.

Она попыталась поднять голову, но оказалось, что ее голова весит целую тонну.

Сара увидела белые стены. Белую дверь.

– Вы проснулись? – спросил ее мужской голос.

Ласковый и тихий.

Перед Сарой возникло лицо. Чернокожий мужчина. Голова в бинтах.

Сара, прищурившись, посмотрела на него. Узнала. Детектив из полиции.

– Она очнулась! – крикнул кому-то мужчина. – Вы бы лучше зашли сюда! Дайте мне знать, когда я смогу ее допросить.

Детектив исчез из поля зрения. Его сменила миловидная женщина, круглолицая, пухленькая, с короткими седыми волосами, засунутыми под белую шапочку медсестры. Белый накрахмаленный халат. К плечу приколота карточка с именем и должностью. Но Сара видела все недостаточно четко и была не в состоянии прочитать.

– Я... я в больнице? – она вздрогнула от звука собственного голоса.

Он слишком реален.

Он слишком живой.

Женщина кивнула.

– Но...

Сара почувствовала на своих плечах сильные руки, которые ласково придержали ее.

– Не пытайтесь садиться. Успокойтесь.

– Но... Как я сюда попала?

Крупная женщина пожала плечами.

– Полицейский... нашел вас и привез. Когда сегодня утром началась моя смена, вы уже были здесь.

Сара снова покашляла. Горло болело.

Словно прочитав ее мысли, медсестра протянула молодой женщине стакан воды.

– Вы пережили ужасный шок, бедняжка! Заступая на дежурство, я просмотрела вашу карточку. Врачи даже не знают, что с вами произошло. «Шок. Причина неизвестна». Это все, что там сказано, – женщина оторвала взгляд от карточки. – С вами произошел несчастный случай?

– Я... Я даже не знаю... – начала Сара. – Мне нужно встать. Мне нужно пойти...

Медсестра снова ласково удержала ее.

– Пейте воду потихоньку, моя милая. Вы поправитесь. Но пока вам лучше не вставать. По крайней мере, до обхода врачей.

– Но я...

– Вы выглядите гораздо лучше, чем мы ожидали. Вы скоро совершенно поправитесь. Я вижу, что вы очень встревожены. Но все будет хорошо. И у меня для вас есть хорошая новость, – она улыбнулась и ласково посмотрела на Сару.

– Хорошая новость?

– Ну да. Хорошая новость. Вы будете здоровы и с вашим ребеночком тоже будет все в порядке.

– С моим... ребеночком?

Медсестра улыбнулась и кивнула.

А Сара закричала.


notes


Примечания


1


Истина в вине!