Убей меня завтра
Ричард С. Пратер


Шелл Скотт #30


Отправившись залечивать раны в маленький городок Скоттсдейл, Шелл Скотт попадает в одну из самых опасных заварушек за всю свою карьеру.


Ричард С. Пратер

Убей меня завтра


Глава 1


У нее были сочные губы, широкие бедра, талия, как мостик у песочных часов, и грудь, мимо которой не прошел бы ни один мужчина. Она была одной из тех, которую я бы с удовольствием пригласил к себе в субботу вечером.

Моя квартира находилась сейчас далеко-далеко, так как, чтобы отдохнуть, я поменял пыльный Лос-Анджелес на уютненький Скоттсдейл, настоящий рай штата Аризона.

Мои пальцы, которые держали рюмку с виски, вдруг стали влажными, но я тем не менее не отрывал взгляда от Лукреции Бризант. Мне очень хотелось узнать, что забросило ее сюда в Скоттсдейл штата Аризона. Я не слышал, как она вошла. Я только почувствовал, что должно произойти что-то особенное, так как смех в баре внезапно смолк, словно его отрезали ножом. Рюмки тоже больше не звякали, наступила полная тишина.

Я знал, кто она такая. Да и кто этого не знал.

Сразу показалось, что помещение бара осветилось мощными юпитерами. Она была одета во все белое: белые сапожки на больших толстых каблуках, белое батистовое платье, которое простиралось от пупырышек грудей до середины бедер, на несколько дюймов выше колена.

Она неподвижно стояла в дверях, и взгляд ее словно ощупывал поочередно все столики бара. Потом я почувствовал, что ее взгляд остановился на мне — мягкий и нежный, словно удары крыльев бабочки. Ее губы слегка изогнулись в улыбке.

Я первый раз увидел ее, как говорится, во плоти, и живая она понравилась мне гораздо больше, чем на кинорекламах или в тех самых фильмах, где она снималась, и я внезапно подумал, что такая женщина может появиться перед тобой скорее в мечтах, чем в действительности. Но эту мысль у меня сразу вытеснили другие, так как Лукреция Бризант направилась прямо к моему столику.

К моему?

Зачем же понадобился «звезде» всего итальянского полуострова какой-то частный сыщик по имени Шелл Скотт? Судя по всему, она обозналась и перепутала меня с кем-то.

Правда, меня довольно трудно спутать с кем-нибудь. У меня мягкие волосы и торчат они «ежиком» на дюйм вверх, мои брови, тоже светлые, густые и опоясывают глаза словно радуга, а ростом я все сто девяносто два сантиметра.

Когда я заметил, что Лукреция уже находилась в двух шагах от меня, я поднялся, чтобы продемонстрировать весь свой рост, и сделал это с чувством. Это заставило ее поднять глаза и всмотреться в мое лицо.

— Мистер Скотт? — спросила она.

— Да, мадам. Я — Шелл Скотт.

— Как поживаете? — она протянула мне руку и я пожал ее. Благодаря такому прикосновению, по моей руке и пальцам словно прошел ток.

— Я так рада, что нашла вас здесь, мистер Скотт, — сказала она милым, словно медовым голосом, а потом быстро добавила:

— Мне нужна ваша помощь.

— Можете считать, что вы ее уже получили, леди, — ответил я.

Она улыбнулась, как женщина, которой бог пастухов Пан поглаживает затылок. Эта улыбка расширила мои вены, привела кровь в кипящее состояние и открыла поры дюжин желез — они зацвели, как цветы лотоса в полночь.

— Но вы еще не знаете, что я от вас хотела бы, мистер Скотт. Возможно, что дело это опасное…

— Опасное? — я рассмеялся. — Мисс Бризант, если вы потребуете, то я даже покормлю Кинг-Конга земляными орешками, а потом спрыгну на парашюте над Китаем, потом я…

— Вы это серьезно? — она вытянула вперед губы. — Может быть, нам поискать более спокойное местечко, мистер Скотт, где мы смогли бы поговорить. — Она огляделась по сторонам. — Вон, скажем, там, на той стороне. — Она показала на нишу, в которой никого не было.

— Отлично! — сказал я, прошел мимо нее и устремился к тому месту, на которое она показывала. Свой виски я захватил с собой и спросил ее, будет ли она пить.

— Да, с удовольствием, мистер Скотт.

Она посмотрела мне в глаза и тихо сказала:

— Что-нибудь холодное. Холодное, как лед. Скажем, коктейль «Маргарита». Хорошо Шелл?

Я сделал знак Вере, одной из трех очаровательных официанточек и попросил ее принести коктейль. Та наградила Лукрецию внимательным взглядом.

— Ну, вот и все, — сказал я. — Я еще не знаю, о каком деле идет речь, но я оптимист от природы. Я даже могу сказать, что справлюсь с вашим делом за двое суток. Может быть, мы сразу договоримся и насчет ужина, мисс Бризант? Или мне можно называть вас Лукрецией?

— Нет, — сказала она.

— Нет?

— Гарри мне сказал, что вы именно такой. Я должна настоять на том, чтобы наши отношения… остались на чисто деловой почве, мистер… мистер Шелл. Я действительно нуждаюсь в вашей помощи.

— А кто такой Гарри?

— Гарри Фелдспен.

Ага, — подумал я, — Гарри Дж. Фелдспен! Он был одним из моих старых знакомых и большая величина в голливудском шоу-бизнесе. Он был боссом студии «Магна», снял много отличных фильмов и считал себя другом классической музыки. Он сделал большие деньги в фильме о Вагнере, но на фильме о Бетховене потерял около полумиллиона. Поэтому было понятно, что ни фильм о Россини, ни фильм о Моцарте он снимать не будет. К тому же он потерял уважение к классической музыке. Как я читал, он собирался снимать новый фильм, на котором надеялся снова сделать большие деньги.

— Ага! — повторил я громко, в то время как официантка принесла коктейль «Маргарита». — Это Гарри, мой друг Гарри. Значит, вы будете играть в фильме «Оргия Цезаря», так?

— Да.

— И что вам Гарри рассказал обо мне?

— О, самое всякое, разное.

— Это очень плохо с его стороны.

— Он наверняка не имел в виду ничего плохого. Мне думается, он хотел только нагнать на меня страху.

— Мисс Бризант, — сказал я, — Лукреция, независимо от того, что вам сказал Гарри, это не соответствует действительности. Не верьте ни одному его слову. И если вы нуждаетесь в моей помощи, то я весь в вашем распоряжении и без всяких задних мыслей. Хотя я и не могу понять, почему бы нам с вами не…

— Речь идет о моем отце, — перебила она меня. Он и мать живут на Вилле Восходящего Солнца. Вы знаете, где это находится?

Я кивнул. Вилла Восходящего Солнца была одной из тех общин, которые были организованы для людей пожилого возраста. Эти общины вошли в моду три-четыре года тому назад, и в них могли жить люди, начиная с пятидесяти лет. Эти общины имеют свои мэрии, свои больницы, свою пожарную команду и так далее. На Вилле Восходящего Солнца, расположенной приблизительно в двадцати милях от Скоттсдейла, живет около двенадцати тысяч человек. В последние недели как раз много писали о таких общинах для людей пожилого возраста, так как делегация конгресса хотела выяснить положение пожилых людей в Америке.

— Я сам еще не был там, но я читал об этом в газете, — сказал я.

— Я уже неделю живу у родителей, — сказала она. — Хотела отдохнуть перед съемками нового фильма. И при этом мне бросилось в глаза, что отец чем-то страшно озабочен. Может быть, с моей стороны это сильное выражение, так как он мне не сказал, что его беспокоит. Но я-то его знаю и я уверена, что он чем-то сильно обеспокоен. А может быть, и чего-то боится.

— А, собственно, как вы меня здесь нашли? — спросил я.

— Сегодня утром прочитала в какой-то газете, что вы здесь отдыхаете.

«Аризона-републик» — это не какая-то газета, а одна из самых уважаемых газет штата, а Мэгги Уилсон — звезда наборщиц этой газеты под рубрикой «У нас в гостях» представила своим читателям того Шелдона Скотта, который совсем недавно в Лос-Анджелесе так отделал троих из пяти гангстеров, напавших на него, что полиция была даже рада тому, что ей удалось захватить двух оставшихся и тем самым уберечь от злой судьбы своих соратников — и в первую очередь, от разбушевавшихся кулаков частного детектива.

Мэгги Уилсон не упомянула о том, что я был вынужден пару дней проваляться в больнице, так как я получил ранение в ногу и сломал себе ребро, и вот теперь, чтобы полностью встать на ноги, я и решил немного отдохнуть в штате Аризона.

— Ну, а что мне делать? — спросил я. — Поинтересоваться у вашего отца, что его угнетает?

— Отец мой вообще ничего не говорил, но кое-что я еще должна упомянуть. Позавчера вечером ему кто-то позвонил, и после этого отец выругался как следует и что-то пробормотал насчет грабителей и негодяев. Когда же я спросила его, в чем дело, он мне ответил, что меня это не касается. А потом отец позвонил своему другу мистеру Дженкинсу, мистеру Фреду Дженкинсу, и тот сразу к нему приехал. Они очень долго сидели вдвоем, склонив головы друг к другу и что-то обсуждая, а когда в комнату входила я или мама, они сразу прекращали разговор и прогоняли нас оттуда.

— Это уже кое-что, — сказал я. — А кто такой этот Дженкинс?

— Мне кажется, что он работает в какой-то электронной фирме. По-моему, инженером. А что?

— Просто так. Нужно же иметь хоть какую-нибудь зацепку. Возможно, я уже имел эту зацепку. Может быть, это не совсем так, но мне хотелось поразить Лукрецию моей точной логикой. Я должен был ей показать, что я именно тот человек, который ей нужен.

— Гм! — задумчиво сказал я. — Вечером в среду вашему отцу позвонили, и телефонный звонок его очень обеспокоил. После этого он сразу созвонился с Дженкинсом. Значит, этот Дженкинс должен иметь какое-то отношение к грабителям и негодяям, не так ли? — я выжидательно посмотрел на нее.

Она часто заморгала ресницами, но такая логика, видимо, ее не очень-то поразила.

— Может быть, — сказала она.

— Видимо, так и есть, — продолжал я. — И это уже хорошее начало, а если мы к тому же узнаем от него, скажем, до восьми вечера, что именно его угнетает, то мы сможем пойти вместе поужинать, мисс Бризант или Лукреция?

— Нет…

— Хм! А что-нибудь другое вы не могли бы сказать? Я имею в виду, кроме вашего «нет»?

— Нет.

— Очень хорошо! И вы хотите, чтобы я взял это дело на себя? Если это вообще можно назвать делом.

— Конечно! Иначе зачем бы я к вам пришла?

— Ах да, конечно! Я чуть было не забыл об этом. О'кей! Я беру это дело на себя.

— Вот и хорошо. В таком случае мы можем идти, мистер Скотт?

— Шелл.

— О, я забыла, Шелл.

Она наклонилась ко мне, мило улыбнулась и положила свою мягкую, прохладную руку на мою. Свое плечо она прижала к моему. Что ж, если она каждый раз будет так извиняться, то появится надежда, что в скором времени она превратится для меня из мисс Бризант в Лукрецию.

— Шелл, если мы поспешим, то сможем успеть к отцу на заседание.

— К отцу? На заседание? Значит, он заседает? Что это за заседание, и какие вопросы он разбирает?

— В этом году отца выбрали председателем общины Виллы Восходящего Солнца. Каждую пятницу во второй половине дня у них проходит заседание, а сегодня на нем будет Кервин Стефенс, и поэтому это заседание очень важно для всех жителей Виллы.

— Кервин Стефенс? Это…

— Депутат конгресса Стефенс. Брат его уже целую неделю живет на Вилле, чтобы понаблюдать жизнь ее жителей, и от его впечатления будет зависеть, окажет ли правительство помощь этой общине или нет.

— Ну, если вы все это так… — Я не закончил фразы. Откровенно говоря, я даже не знал, зачем мне ехать в этот поселок, но почему бы мне не побыть в обществе Лукреции еще какое-то время? Я делал поступки и поглупее.

— Мы должны поспешить, — поторопила она меня.

Придя к себе в номер, я надел под куртку ремень с кобурой, в которую сунул свой револьвер 38-го калибра. Ведь как-никак, а отец мисс Бризант говорил о грабителях и негодяях.

В холле я еще написал записку доктору Полу Энсону, который является моим соседом в Голливуде и который в настоящее время путешествует по Аризоне с циклом лекций.

Именно он и посоветовал мне провести свой отдых здесь. Я написал ему, с кем я уехал, бросил записку в его почтовый ящик и вместе с Лукрецией Бризант покинул отель.


Глава 2


Полчаса спустя я остановил «кадиллак» перед мэрией Виллы. Пока мы ехали, Лукреция очень интересовалась, правда ли то, что я был ранен, и почему те пять гангстеров хотели расправиться со мной.

Конечно, я рассказал ей только о тех узловых моментах, в которых я выглядел героем.

Мы прошли по широкой цементированной дорожке, которую окаймляли низкие зеленые кустарники и несколько стройных пальм. Кондиционированный воздух, который царил в мэрии и представлял контраст к уличной жаре, позволил перевести дыхание. Лукреция взяла меня за руку и подвела к двойной двери. Мы вошли.

Перед нами стояли деревянные скамейки, рассчитанные мест на сорок. Но из них занято было только семь — видимо жители Виллы мало интересовались заседаниями в мэрии. Перед этими скамьями стоял длинный стол, за которым сидело двенадцать человек, и один из них, прежде чем говорить дальше, постучал карандашом по столу.

— И поэтому, — сказал он, когда Лукреция и я заняли свои места в первом раду, — я предлагаю вам принять резолюцию, которую направим мэру. Мы должны, наконец, показать, что хорошо организованная вывозка мусора…

Я не очень-то прислушивался к словам. Кто-то предложил поставить вопрос на голосование, и казалось, что никто против этого возражать не будет.

Лукреция прошептала:

— Тот, кто говорит, — это мой отец.

Бризант производил впечатление. Я бы дал ему лет пятьдесят пять, но жесткие черты лица и решительный голос делали его моложе. Только большие усы, которые полностью покрывали его верхнюю губу, позволяли правильно судить о его возрасте. Эти усы, щегольски закрученные, поднимались по концам вверх. У отца Лукреции тоже были светлые глаза, над которыми висели густые брови.

Потом Бризант открыл дискуссию относительно небрежно вымощенной улицы и обвинил в плохой работе фирму по прокладке улиц. Этот вопрос также не согнал с меня сонное настроение, и я от нечего делать стал рассматривать людей, сидящих в президиуме. Почти сразу же у меня по спине побежали холодные мурашки.

Мой взгляд сперва упал на мужчин, которые сидели слева от Бризанта, и уже его сосед вызвал у меня тревогу. Я сам не знал почему и поэтому закурил сигарету.

Потом я посмотрел на мужчину, который сидел справа.

Ничего. Я его не узнал. Если мне не изменяла память, я никогда не видел этого мошенника.

Но, что это был мошенник, было точно. У него было старое испещренное морщинами лицо. Готов биться об заклад, что ему было под девяносто. Глаза сидели глубоко в глазницах, нос был большой и мясистый, а под ним рот — очень маленький и почти безгубый. Кожа на лице тонкая и серая и вся в желтых пятнах.

— Что это за человек, который сидит справа от вашего отца? — спросил я Лукрецию.

— Это мистер Диджиорно. Один из старейших жителей Виллы Восходящего Солнца.

Да, молоденьким его не назовешь, — подумал я и тут же это выразил вслух.

— Я имела в виду, что он — один из первых, кто поселился в поселке. Он относится к организаторам общины и в течение двух лет был ее председателем. Он очень богатый, ему принадлежит много земли. Сейчас они хотят организовать площадку для гольфа, и мистер Диджиорно должен продать для этого землю общине.

Прежде чем я успел что-то ответить, слова попросил другой человек, и, даже не бросив на него взгляда, можно было догадаться, что перед вами пастор — это было понятно по его монотонному голосу проповедника.

— За последние семь дней я слышал более двадцати жалоб, — торжественно сказал он. — Водопровод не в порядке. — Потом он рассказал, как у миссис Гинзбург переполнялась ванная, когда ее соседка пользовалась спуском в туалете. — И таких примеров много, — продолжал он. — Нужно в срочном порядке принимать меры.

— Это кто? — спросил я.

— Преподобный Арчи.

— Арчи?

— Ну да. Полностью его зовут преподобный Арчибальд, но большинство людей называют его просто преподобный Арчи.

На нем было черное одеяние, белая рубашка и черный с очень маленьким узлом галстук. Сказав то, что он считал нужным, он снова сел.

В последующие минут пять члены президиума докладывали тоже о разных жалобах, а потом снова поднялся мистер Бризант и сказал, что президиум чувствует себя польщенным, так как своим присутствием ему оказал честь депутат конгресса Кервин Стефенс. И президиум просит депутата конгресса Стефенса сказать несколько слов собравшимся.

Бризант отставил свой стул в сторону, а с заднего ряда мест для публики поднялся человек и направился к столу президиума. Он встал между Бризантом и Диджиорно и действительно ограничился несколькими словами, о которых его просили.

У депутата конгресса Кервина Стефенса было странное лицо. Он был похож на птицу. Он, правда, был не такой маленький и перьев на голове у него не было, но тем не менее он чем-то напоминал птицу.

Его волосы были серыми и густыми, зачесанными назад, глаза черные, как бусинки, а нос — тонкий и крючковатый. Создавалось впечатление, что он вот-вот кого-нибудь клюнет. Голос был хотя и зычным, но имел какой то скрипящий подтон, словно мелом писали по доске.

Стефенс в известной степени знал свое дело. В первую очередь он сказал, что приехал на Виллу Восходящего Солнца не для того, чтобы собирать голоса, так как он представляет в конгрессе другой штат, и что если его не изберут на тот или иной срок, то он не хотел бы в таком случае жить в такой общине, как Вилла. Он уже повидал несколько общин для пожилых людей и он употребит все свое влияние, чтобы эта Вилла пользовалась льготами правительства.

Все бурно зааплодировали, а Стефенс кивнул Бризанту, улыбнулся и вернулся на свое место.

Почти против своей воли я должен был констатировать, что этот человек произвел на меня впечатление. Бризант известил о конце заседания, и мы с Лукрецией встали и направились к столу президиума. Лукреция представила меня, и Бризант пожал мне руку. Меня удивило это рукопожатие — оно было энергичным и крепким. У преподобного Арчи рука наоборот была маленькая и мягкая.

— Вы — Шелдон Скотт? — спросил он меня. Я кивнул, и он продолжал:

— Я полагаю, вы живете не здесь. Вы приехали сюда в гости, мистер Скотт?

— Скорее проездом, — ответил я. — Но, возможно, задержусь на пару дней, преподобный отец.

— Надеюсь, что вы останетесь на уик-энд. Тогда вы сможете посетить церковь в воскресное утро.

— Боюсь, что этого не получится, — ответил я. — Дело в том, что по воскресеньям я довольно поздно встаю.

Мои слова он выслушал без удовольствия и не скрывал этого. Через несколько секунд он извинился и вышел из залы. Лукреция сказала:

— Вы не хотели бы подождать нас в машине, Шелл?

— Конечно!

Видимо, она хотела объяснить отцу, что мне понадобилось у них на Вилле. Уголками глаз я увидел, что Диджиорно тоже поднялся, и поэтому я немного помедлил, дав ему пройти мимо себя к выходу. При этом я успел заметить, что у него отсутствовал мизинец на левой руке, а с правой стороны его морщинистой шеи виднелся тонкий светлый шрам.

Когда я вышел из мэрии, Диджиорно стоял с каким-то широкоплечим коренастым мужчиной, на котором была рубашка с короткими рукавами и светло-коричневые кордовые брюки. На голове у него была белая шляпа, а волосы на затылке были так коротко подстрижены, что сзади голова казалась бритой.

Когда я направился в их сторону, Диджиорно повернулся и пошел вниз по широкой дорожке, и походка у него для человека его возраста была довольно бодрой. Широкоплечий человек перешел улицу крупными шагами и направился к бежевой машине, на которой красовалась какая-то официальная надпись. Когда он открыл дверцу машины, я даже смог прочитать: «Охрана порядка ВВС» /Виллы Восходящего Солнца/.

Бежевая машина уехала, а я сел в «кадиллак» и закурил сигарету. Не успел я ее докурить, как появились Лукреция и ее отец, которые направлялись к машине. Бризант уселся на заднее сидение, а она — рядом со мной. Она и показывала мне, как проехать на Мимоза-Лейн, где ее отец жил вместе с женой.

— Значит, вы детектив, мистер Скотт. И моя сумасшедшая дочь считает, что вы можете мне помочь.

— Да, я — детектив, — ответил я. — Но я смогу помочь вам только в том случае, если вы захотите, чтобы я вам помог, мистер Бризант. Я даже не знаю, действительно ли вы нуждаетесь в помощи.

— Ну… — сказал он. И больше ничего.

В дверях нас встретила маленькая полненькая женщина с приветливым лицом и зоркими карими глазами.

Лукреция представила меня, и миссис Бризант вытерла руки о передник, прежде чем пожать мне руку.

— Простите, я вся в муке. — Она показала на передник. — Но я делаю равиоло. Проходите в дом и подождите, пока я управлюсь.

Она поцеловала мужа в щеку, а Лукреция улыбнулась мне, взяла меня под руку и ввела в дом.

Через какое-то время Бризант подмигнул мне и сделал знак рукой, чтобы я подошел к нему.

— Я думаю, Лулу права, — прошептал он, когда я уже стоял перед ним. — Я вам все расскажу, а потом вы мне скажете, что вы обо всем этом думаете.


Глава 3


Антонио Бризант провел меня в свой кабинет, на полу лежал зеленый ковер. Слева стояла зеленая кушетка, а перед ней — низенький столик. В углу находился маленький домашний бар, напротив него — письменный стол с телефоном.

Уже через несколько минут мы называли друг друга по имени. Тони сказал:

— О'кей, Шелл, я вам расскажу, в чем тут дело. Исчез Джильберто Рейес, мой друг. Он исчез еще три дня назад, и я думаю, что он мертв. Возможно, убит. — Он замолчал и посмотрел на меня своими ясными проницательными глазами.

— Если человек исчез три дня назад, это еще не значит, что он мертв, Тони. Нужно запросить больницы, полицию…

— Энн — это жена Джила — уже сделала это. Она обзвонила все больницы, морги, звонила в полицию и в добровольную полицию, как мы называем ее здесь, в «Охрану порядка». Я звонил Энн несколько минут назад. Джил еще не вернулся.

— Если вы полагаете, что Джил Рейес может быть мертв или даже убит, то вы, наверное, имеете основания для этого.

— Возможно, что и так. Хотя вы, может быть, посчитаете иначе. Вы должны знать, что я в какой-то степени чувствую себя ответственным, если с Джилом что-то случилось. Мы знали его еще тогда, когда жили в Тусконе. И именно я уговорил его переехать десять месяцев назад сюда, на Виллу. — Он подправил кончики усов и откинулся на спинку кушетки.

Потом он продолжал каким-то глухим голосом:

— Все началось в последнее воскресенье. Джилу нужно было сделать какие-то дела в Тусконе, и в воскресное утро он отправился в церковь. Да будет вам известно, что он очень религиозен. Когда он уже находился в трех или четырех кварталах от церкви, то стал свидетелем убийства. Человека убили прямо посреди улицы. Это видели Джил и еще, наверное, человек десять.

Я опять почувствовал, как у меня по спине побежали мурашки. Может быть, нарушились функции моих желез. Я слышал об убийстве в Тусконе в прошлое воскресенье. Убили гангстера Джузеппе Кивано, который был известен под кличкой «Сумасшедший Джо».

Джо Кивано слыл среди своих товарищей опасным и необузданным типом, поэтому ему и дали такое прозвище. Джо относился к ударной группе Коза Ностра, и когда в воскресенье он остановил свой «линкольн» в Тусконе, машина взлетела на воздух, и Джо вместе с ней. Его убийцы не пожалели толу — взрыв был что надо.

— Что-нибудь не ясно? — спросил Тони.

— Да нет, все ясно. Джил случайно не называл имени жертвы?

Бризант кивнул.

— Да. Человека звали Джо Кивано.

Я вздохнул.

— Динамит. Джо был разорван на куски.

— Значит, вы слышали об этом?

— Читал в газетах. И Джо Кивано я в какой-то степени знал.

— Джил мне говорил, что этот человек был гангстером.

— Да, все верно. Продолжайте.

— Ну, полиция поговорила с Джилом и другими свидетелями, записала их имена и отпустила. Странность во всей этой истории заключалась в том, что Джил знал этого Кивано раньше. Одно время они жили в одном из кварталов Гардены, штат Калифорния. Последний раз Джил видел этого Кивано шестнадцать лет назад, но он сказал мне об этом только после того, как случилась эта странная вещь во вторник утром.

— Какая странная вещь?

— Почти сразу после восхода солнца я повез Джила на работу. Его машина уже несколько дней была в ремонте. У Джила ковровый магазин, очень прибыльное дело. Я как раз подъезжал к перекрестку, когда Джил внезапно вскричал: «Боже милостивый! Святая мать Мария!» — разумеется, все по-испански.

Бризант едва заметно улыбнулся.

— Он употребил это не как ругательство, потому что, как я уже говорил, Джил очень религиозный человек.

— И что его так обеспокоило? — поинтересовался я.

— Он пристально смотрел из окна, а потом воскликнул: «Останови машину!» — Я подъехал к тротуару. Я не знал, чего он хотел, но у меня создалось впечатление, что он имел в виду определенного мужчину, который как раз стоял перед одним из домов. Я спросил его, в чем дело, и он ответил: «Очень похож на Кивано!»

— Вот даже как? — заметил я. — А еще он что-нибудь сказал?

— Нет. Это было все. И я его не понял. Раньше он мне уже рассказывал, что стал свидетелем того, как Джо Кивано взлетел на воздух в Тусконе. Мы обсудили этот случай довольно подробно, и это не удивительно — ведь такое случается не каждый день. Как бы то ни было, Джил вгляделся в мужчину попристальнее, а потом вышел из машины, прошел по тротуару и пару минут поговорил с ними.

— С ними?

— Да. Этот высокий сильный мужчина как раз говорил с одной женщиной. Потом выяснилось, что они как раз стояли перед ее домом. Но тогда я этого еще не знал. Сперва Джил поговорил с ними обоими, а потом отошел с мужчиной в сторонку, и там они еще немного поговорили. Когда Джил снова сел в машину, вид у него был немного удрученный. Потом он сказал мне, что, видимо, ошибся. В конце концов прошло уже шестнадцать лет, люди меняются и так далее.

Бризант провел рукой по своим усам.

— Позднее я узнал, что Джил действительно принял мужчину за Джо Кивано. Возможно, он предположил, что в Тусконе был убит кто-то другой.

Я покачал головой.

— Я, правда, читал, что человек в Тусконе был разорван на куски, но я не могу предположить, что полиция ошиблась при идентификации. В конце концов знали ведь, что речь шла об известном мафиози. Если полиция сказала, что убит Джо Кивано, то это на сто процентов означает, что так оно и было.

— Я тоже так думаю. Джил рассказал бы мне и побольше, но уже через пару минут я высадил его перед магазином и с тех пор я его больше не видел.

Тони какое-то время помолчал, нахмурив лоб.

— Когда я ехал обратно домой, я снова увидел этого высокого мужчину. Он как раз выходил из дома, перед которым он говорил с Джилом. Он сел в машину и поехал. Я последовал за ним. Он свернул на Пальма-Драйв, и тогда я тоже…

— Вы хотите сказать, Тони, что вы организовали слежку за этим человеком?

— Я знал, что этот человек не может быть Джо Кивано, но было не исключено, что он тоже относился к мафии.

— Да. Ну и что из этого?

— Я видел, как он остановился перед одним из домов и, вынув из кармана ключ, отпер дверь и вошел.

— Вы уверены, что он не заметил за собой слежки?

— Думаю, что нет.

— Вы недавно сказали, что Джил посчитал, будто видел Джо Кивано. Как вы это узнали, Тони?

— Ну, Джил должен был во вторник вечером прийти ко мне играть в карты, но он не пришел. Тогда я позвонил ему и поговорил с его женой. Она мне сказала, что Джил якобы узнал кого-то из Гардены. Энн добавила, что он был очень взволнован. Он еще сказал ей, что хочет по этому поводу говорить с преподобным Арчи. Но это было уже два часа назад, и с тех пор она с нетерпением ждет его обратно домой.

— Это тот преподобный отец, с которым я познакомился после заседания?

Тони кивнул.

— Я тотчас же отправился к преподобному отцу и имел с ним разговор. Джил уже был у него и сказал ему, что видел Джо Кивано. После того, как Джил ему все рассказал, преподобный отец вызвал в церковь и мужчину и женщину. Напоследок преподобный Арчи сказал мне, что Джил на все сто процентов убедился в ошибке и принес свои извинения обоим.

— Кто были эти оба?

— Мужчину зовут Генри Ярроу. Он маклер по земельным участкам здесь на Вилле и живет тут свыше трех лет. Женщину зовут Блессинг. Она вдова. Ярроу служил у мистера Блессинга до самой его смерти. Это мистер Ярроу сам сказал мне.

— Сам сказал? Вы что, познакомились с ним?

— Да. В тот же вечер. Вы поймете меня: я очень беспокоился о Джиле. Поэтому я попросил преподобного Арчи пригласить к себе мистера Ярроу еще раз, чтобы я мог проверить, действительно ли это тот человек, с которым Джил разговаривал сегодня утром. — Тони пожал плечами. — Это, несомненно был он. И оба — Арчи и Ярроу — уверили меня, что Джил признал свою ошибку. Только… в тот вечер Джил уже не пришел домой. И с тех пор никто его не видел.

Минут через пять я выразил согласие заняться этим делом.

— Но прежде я задам вам еще несколько вопросов, Тони.

— Конечно, спрашивайте спокойно. Но только… — Он отвел от меня взгляд, словно не знал, мог ли он довериться. — Когда в среду вечером Энн позвонила мне и сказала, что у нее до сих пор нет никаких известий о Джиле, я понял, что с ним что-то случилось.

И, не давая мне возможности что-либо возразить, он поспешно продолжал:

— Сразу после этого я позвонил одному приятелю, который тут же приехал ко мне. Я рассказал ему всю историю, и мы единодушно пришли к выводу, что исчезновение Джила каким-то образом связано с Ярроу. Мой приятель работал двадцать лет в электронной фирме, и он хорошо разбирается в том, как прослушиваются телефонные разговоры и вообще как может прослушиваться все, что происходит в доме.

Я понял, что последует дальше. Тони, правда, совершенно не знал, каким снаряжением пользовался Фред Дженкинс — это я уже слышал от Лулу, но сегодня Дженкинс уже сообщил, что в доме Генри Ярроу ничего необычного не произошло.

Потом мы выяснили и еще кое-что.

Так как я видел Джо Кивано года три назад, я попросил Тони подробно описать мне его. Уже после первых фраз я знал, что Генри Ярроу и Джо Кивано были разными людьми.

— О'кей, Тони! Я возьмусь за работу. Где я могу найти преподобного Арчи?

— Вы хотите его видеть?

— Хочу услышать, что он мне скажет.

Мы вышли из кабинета. Тони отправился на кухню, а я хотел выйти из дома. Тут я столкнулся с Лукрецией.

— Я хотела бы вас поблагодарить, Шелл, — мягко сказала она.

— Я еще ничего не сделал, Лулу… То есть, мисс Бризант. В первую очередь я хочу повидаться с преподобным Арчи.

— С преподобным Арчи? Вы считаете, что он может вам помочь?

— Преподобные отцы всегда могут помочь, — ответил я.

— Позвоните мне, Шелл, если узнаете что-то важное.

— Возможно, я позвоню вам, даже если ничего не узнаю.

Она протянула мне руку. Я нагнулся и запечатлел на ней нежный поцелуй.

Лукреция не отдернула руки. Наоборот. Она провела пальцами по моему лицу, и я почувствовал, как во мне поднимается жар — как раз подходящая стимуляция, чтобы навестить преподобного отца.


Глава 4


Я вошел в прохладный сумрак церкви через массивные двойные двери и увидел стоящие по обе стороны ряды скамеек.

Слева от меня открылась маленькая дверца. Из нее вышел преподобный Стенли Арчибальд, он сделал несколько шагов в мою сторону, а потом спросил с известной долей сомнения в голосе:

— Мистер Скотт?

— Да, преподобный отец.

— Прошу вас, заходите.

Он повернулся, снова прошел в дверь, пропустив меня вперед, и я очутился в маленькой комнатке, в центре которой стоял черный письменный стол. Он сел на этот стол и указал мне на черный кожаный стул.

— Чем могу вам помочь, мистер Скотт?

Я объяснил ему, что я — частный детектив из штата Калифорния, что мистер Бризант поделился со мной своими опасениями и что я разыскиваю пропавшего Джила Рейеса.

— Вы хотите этим сказать, что мистер Рейес до сих пор не вернулся домой?

— Да. И последний раз его видели в четверг в этой церкви. Поэтому-то я к вам и пришел.

— Но… но я этого не знал, — пробормотал священник. Он положил руку на руку, снова разъединил их и продолжал: — Это начинает меня беспокоить, мистер Скотт. Я знаю мистера и миссис Рейес довольно хорошо. Знаю с тех пор, как они живут на Вилле. Джил не тот человек, который может прельститься соблазнами мира или поддаться вожделению плоти.

— Может быть, его поймало что-то другое, — высказал я предположение.

Преподобный отец довольно подробно рассказал мне о вечере во вторник. Он рассказал, как к нему пришел Джил Рейес, как он вызвал к себе Ярроу и миссис Блессинг и как потом к нему приходил и старина Бризант.

— Вы знали Генри Ярроу? — спросил я.

— Имя было мне знакомо, но я его не встречал. Поэтому я и не решался сначала позвонить ему. Но мистер Рейес точно мне сказал, перед каким домом его встретил, а также описал женщину, которая стояла с подразумевающимся Кивано. Из его слов я понял, что речь идет о миссис Блессинг, очаровательной вдове, которая давно и регулярно посещает церковь. Я позвонил ей, объяснил ситуацию, и, к моему удивлению, она подтвердила мне все, о чем поведал мне Джил Рейес.

— Почему к удивлению?

— Потому что история, которую рассказал мне мистер Рейес, показалась мне довольно невероятной, и его поведение я объяснил себе тем, что, наверное, у него никак не укладывалось в голове воскресное происшествие со взорванной машиной в Тусконе и, естественно, мертвый никак не выходил у него из головы. Как говорится, ошибочная психологическая реакция.

— Что ж, такое может быть.

Он вздохнул.

— Как бы то ни было, но я попросил миссис Блессинг, чтобы она, если можно, связалась с Генри Ярроу и приехала с ним ко мне. Она тотчас согласилась, и минут через пятнадцать они были у меня.

— А потом они говорили с Джилом, тот сразу понял, что ошибся, и, удовлетворенный, отправился домой? Так?

— Именно так.

— Но почему? Ведь утром он считал, что этот человек — Кивано. Что помогло изменить его мнение?

Преподобный отец наморщил лоб.

— Мистер Ярроу уже несколько лет является довольно известным бизнесменом на Вилле Восходящего Солнца. И он предложил некоторые доказательства своей личности. И чтобы убедить Джила до конца, я позвонил в полицию Тускона и там мне подтвердили, что в машине несомненно погиб Джо Кивано, а не кто-либо другой.

Я кивнул.

— В этом и я ни на секунду не сомневаюсь. А Джил вам не сказал, покидая церковь, куда он собирается идти?

— Нет. Но я, естественно, подумал, что он отправился домой.

Я поднялся.

— Благодарю вас за помощь, преподобный отец. Может быть, вы смогли бы еще дать мне адреса миссис Блессинг и мистера Ярроу?

Он написал адреса на листочке и протянул его мне.

— Я так и подумал, что вам захочется узнать их адреса, мистер Скотт.

Кроме двух тусклых светильников поблизости от алтаря, в церкви света не было. Я прошел по правому крылу, которое вело к боковому выходу. Над ним висела маленькая лампочка. Я бросил взгляд на адреса, которые дал мне священник.

Миссис Блессинг жила на Ист-Клеридж-стрит, 2430, а мистер Ярроу — на Норд-Пальма-Драйв, 1694. Я решил сперва повидаться с миссис Блессинг.

Я открыл маленькую боковую дверь и вышел на воздух.

Узкая тропинка вела меж высоких кустов к стоянке для машин, которая к тому же была еще отгорожена живой изгородью. Я прошел через отверстие в живой изгороди и направился к своей машине, которая стояла шагах в пятнадцати оттуда.

И тут я увидел его.

Человек стоял ко мне спиной. Он стоял у ствола эвкалипта, чьи низко свисающие ветви бросали темные тени на его лицо.

Конечно, было не исключено, что это мирный человек, который питает любовь к эвкалиптам, но в моем деле, когда человек скрывает свое лицо, это в большинстве случаев чревато неприятностями. А в ряде случаев — и смертью. Я сунул руку за пазуху, вытащил свой 38-й и медленно и бесшумно двинулся дальше.

Человек находился как раз между мной и моим «кадиллаком», но любовался он отнюдь не машиной. Он не спускал глаз с дороги, которая шла к стоянке от главного входа в церковь. Я сделал еще четыре шага и находился уже на расстоянии футов десяти от него, как он меня услышал.

Какая-то песчинка скрипнула у меня под ногой, звук был еле слышен, но он, тем не менее, его услышал.

Я увидел, как он вздрогнул. Он повернул голову и посмотрел мне в глаза.

Пистолет был у меня в руке, и я успел снять предохранитель. Сделав два больших шага, я уже был рядом с ним.

— Хэлло, Лаки! — сказал я. — Куда тебе всадить пулю?


Глава 5


Его реакция меня удивила. Почти радостным голосом он сказал:

— Кого я вижу! Шелл Скотт, старый бродяга!

— Повернись, Лаки! Ведь тебя так называют? Счастливчиком?

Он непозволительно медленно поднял вверх руки. Когда я смотрел в его угловатое белое лицо, то вспомнил, что последний раз я видел это лицо на фоне пистолета 45-го калибра, направленного мне в живот.

Я продолжал держать его под прицелом и скомандовал:

— Выходи из тени дерева, Счастливчик! И не вздумай делать движения, которые мне не понравятся!

Он медленно отошел в сторону. И ухмыльнулся. Теперь я увидел, что в руке у него ничего нет.

— Только не сходи с ума, — сказал он. — А то у тебя такой вид, словно ты хочешь меня изрешетить.

— Как раз это я и хочу сделать.

— Что с тобой, Скотт? Я же ничего не сделал. Просто подумал, что ты…

— Несколько недель назад, когда мы встретились в Лос-Анджелесе, ты тоже ничего не сделал. Только выпустил пять пуль в меня, из которых одна угодила мне в ногу. И если бы я в последнее мгновение не бросился на землю, одна из них наверняка была бы у меня в груди.

— Какой ты злопамятный, Скотт! Такие вещи надо забывать. Ведь это был бизнес. Ты ухлопал двух моих товарищей. По сравнению с этим, пуля в ногу — сущий пустяк.

— Что ты делаешь здесь, в Аризоне, Счастливчик?

— Я плохо переношу климат Южной Калифорнии, Скотт. Некоторые люди очень сердятся на меня за то, что я тебя не подстрелил. Они хотели дать мне кучу денег за твою жизнь. Но у меня ничего не вышло. И тут я подумал, что мне там придется жарко. Вот я и махнул в Аризону.

Возможно, в его словах и была частица правды.

— Наклонись к дереву и расставь ноги пошире. Ты знаешь как.

— Да, знаю. Обычное дело.

Я обыскал его, но у него действительно не было при себе оружия.

— Этого я не понимаю. Чтобы Счастливчик Джимми Райан не имел при себе своего инструмента! Куда подевал пушку?

— Но, Скотт, у меня же нет лицензии штата Аризона на ношение оружия…

— Если ты солжешь мне еще раз, я расколочу твою черепушку!

— О, боже! Да ты такой же чувствительный, как шофер, который перевозит нитроглицерин. Говорю тебе, Скотт, у меня почва горит под ногами, вот я и перебрался сюда. А потом я проезжаю мимо этого места и вижу — знакомая машина. Вот я и говорю себе: смотри-ка, Счастливчик, ведь это, судя по всему, машина Скотта. Вот я останавливаюсь и жду, пока вернется Скотт. Хочу сказать ему, что прошлое забыто…

— А потом ты услышал мои шаги и спрятался за дерево, чтобы неожиданно броситься мне на шею и расцеловать меня, так?

— Какой ты недоверчивый, Скотт. Ты взгляни на улицу — там стоит мой «тандерберд». Или ты не веришь, что это моя машина?

— Таким мошенникам, как ты, я вообще не верю, — сказал я.

— А ты напряги свою головку. Ведь копы в Лос-Анджелесе хорошо знают, что я охотился за тобой. И поэтому, если с тобой что-нибудь случится в ближайшие месяцы, то они сразу припишут это мне. И потом: неужели ты думаешь, что я появился бы без пушки, если бы хотел свести с тобой счеты, да и поставил свои «салазки» на самом видном месте?

Над его словами следовало задуматься.

— Ну, хорошо, Счастливчик, что тебе тут нужно? И почему ты спрятался за дерево?

— Я хотел бы заключить с тобой союз, Скотт. Тебе ведь нужен помощник, который хорошо ориентируется на Западе? Я мог бы рассказать массу интересного.

— А почему ты прятался, если хочешь заключить со мной союз?

Он коротко рассмеялся.

— Но пойми меня, Скотт, я же не хотел, чтобы ты увидел меня первым. Всем известно, что ты юмора не понимаешь. Известно также, что ты слишком быстро спускаешь курок. Нет, это было для меня слишком опасно… Пойдем к моей машине, я тебе кое-что покажу.

Он сделал шаг вперед, и я почувствовал, как моя рука с пистолетом слегка дрогнула, палец на курке немного скривился. Счастливчик, словно завороженный, смотрел на мою руку.

Он облизал себе губы.

— Только не волнуйся, Тигр, — тихо сказал он. — Действительно, ты должен вести себя немного поспокойнее. Пойдем, я тебе кое-что покажу. — Он двинулся к своей машине, сперва медленно, как кошка, потом быстрее. Я последовал за ним на расстоянии пяти шагов. Если он вздумает сделать глупость, то на этом его жизнь и закончится.

Но он лишь подошел к машине, осторожно открыл дверцу и сел в нее. Когда дверца открылась, в машине автоматически вспыхнул свет. Я быстро отошел немного в сторону, чтобы иметь возможность наблюдать за его руками. Он сунул руку во внутренний карманчик дверцы и, вынув оттуда регистрационную карточку, протянул ее мне.

— Вот, — сказал он, — чтобы ты не думал, что я тебя обманываю. — Машина действительно принадлежит мне. Ну что, убедился теперь?

Я бросил быстрый взгляд на его имя и адрес в Лос-Анджелесе, потом вернул ее ему. Он сунул ее обратно на место, а другой рукой полез в карман брюк.

— Не волнуйся, Скотт, ты же меня уже обыскал. Я только достану ключи от машины.

Он вытащил связку ключей и всунул ключ в зажигание.

— О'кей! Если ты не хочешь заключать союз, то я, пожалуй, поеду.

Мне все равно ничего не оставалось, как отпустить его, хотя мне и хотелось задать ему парочку вопросов. Например, где он живет и что ему понадобилось на Вилле.

Но он уже повернул ключ, и мотор заработал. Он оторвал свой взгляд от щитка водителя, и внезапно голова его мне представилась как череп скелета, и я опять вспомнил о том, как он целился в меня из своего пистолета 45-го калибра.

Прежде чем я смог его удержать, он включил первую скорость и поехал с откинутой дверцей. Я, правда, мог всадить ему пулю в колесо, но счел это не нужным. Через несколько секунд машина исчезла из поля моего зрения.

Меня мало беспокоило, что Счастливчик Райан уехал от меня. В моей голове бродили другие, более важные мысли. На каком-то участке моего мозга образовалась мозаичная картинка, и теперь ее надо было дополнять другими камешками.

Я вернулся к тому месту, где обнаружил Счастливчика. Подняв глаза на ствол дерева, я посмотрел на его нижние ветки. Там я обнаружил пистолет, из которого хотел «угостить» меня мой новоиспеченный друг. Когда он поднимал руки вверх, для него было сущим пустяком спрятать туда свою пушку, так как его правая рука все время находилась в тени.

Это был армейский кольт 45-го калибра. Этим автоматическим пистолетом пользуются как новички, так и профессионалы.

В одном нельзя было отказать Счастливчику Райану: он был не только суровым, но и сообразительным.

Так вот, друзья, когда я с ним встречусь в следующий раз, то он будет не только суровым и сообразительным, но и холодным.

От Виллы Восходящего Солнца до Солнечного города было около сорока миль, и я покрыл это расстояние за час. Уолтер Мейпол был предупрежден о моем визите по телефону, и, когда я позвонил в дверь его бунгало, он уже через пару секунд открыл мне дверь.

Уолтер Мейпол прослужил тридцать лет в полиции Калифорнии и специализировался только на одном виде уголовных преступлений: на преступлениях организованных банд. Я знал, что у него самый лучший архив на мафию, а что в этом архиве не было написано, то он держал у себя в голове.

Разумеется, сейчас он был на пенсии, но преступники и преступления до сих пор оставались его хобби. Я не первый раз просил у него совета и помощи и хочу добавить, что не проходило и недели, чтобы к его услугам не прибегала бы калифорнийская полиция.

— Рад тебя видеть, Шелл, — с улыбкой сказал он. — Только, черт возьми, что вам понадобилось в моем штате?

— Гангстеры в Аризоне тоже не успокаиваются, несмотря на то, что существует Уолтер Мейпол, — улыбаясь ответил я, а потом добавил серьезно:

— Уолт, у меня небольшая проблема.

Он провел меня в свой небольшой кабинет. Одну сторону занимали окна, а три другие были заставлены шкафами и полками.

— Кто для тебя является проблемой? — спросил он.

— Есть человек, о котором я еще ничего не слышал, но лицо которого почему-то кажется мне знакомым, — начал я. — Я видел его сегодня на Вилле Восходящего Солнца, и у меня по спине сразу забегали мурашки. Я знаю, что я сталкивался с этим человеком.

— Опишите его мне, Шелл.

Я выложил ему все, что мог, о человеке, который сидел рядом с Бризантом в мэрии.

Уолт с минуту сидел молча, а потом покачал головой.

— Никогда не слышал о таком человеке, — сказал он.

— Подумайте, Уолт! Ведь я описал вам человека так, как он выглядит сегодня. А как он выглядел лет двадцать — тридцать назад, сказать трудно. Поскольку он показался мне знакомым, это может означать лишь то, что он не принадлежал к мелким сошкам. Он словно излучает зло, словно является воплощением зла и всего плохого, словно постоянно ищет свою новую жертву. Когда я его видел, он выглядел, как призрак, который всплывает из болота. Если я…

Уолт поднял голову и прищелкнул пальцами.

— Кажется, я знаю, кто это!

Он прошел к одному из шкафов, взял картотеку, полистал ее, а потом, вытащив досье, протянул мне несколько фото.

— У меня имеются четыре фотографии, — сказал он. — На первой ему девятнадцать лет, потом — тридцать шесть, пятьдесят и шестьдесят восемь. Последняя была сделана двадцать лет тому назад.

Я узнал его уже на второй фотографии. Это были те же глаза, от взгляда которых кровь застывала в жилах. На следующей фотографии был похож и мясистый нос, и опущенные вниз уголки рта.

— Да, это был он, мой человек, которого звали Диджиорно.

— Это Пит Лекки, сказал Уолт. — Я думал, что это чудовище давно умерло.

— Пит Лекки… — Не удивительно, что при виде его у меня заработали звонки второй сигнальной системы.

— Странно, — сказал Уолт. — Конечно, отсутствующий палец и шрам помогли мне вспомнить его, но решающую роль сыграли ваши слова о том, что он постоянно ищет свою новую жертву. Но Лекки вышел из обращения уже давно. Удалился, так сказать, от дел. Вас тогда и на свете не было еще, Шелл.

— Я знаю. И я вспоминаю о том, что я о нем слышал и читал. Лично я с ним, конечно, не встречался.

— Теперь и во мне всплывают воспоминания, Шелл. Я почти целый год охотился за ним, сразу после того, как стал полицейским детективом. Но я никогда и ни в чем не мог его уличить. И никто не мог его уличить в чем-либо предосудительном. Первая фотография, на которой он еще девятнадцатилетний юноша, была снята, когда он отсиживал свой срок в тюрьме для подростков. Кстати, это был единственный срок, который ему пришлось отсидеть. Потом мы неоднократно его арестовывали, но до суда дело не доходило, и мы были вынуждены его отпускать. Если когда-нибудь и был супернегодяй, которого невозможно было посадить из-за отсутствия доказательств и по которому всегда плакала газовая камера, то это был он, Пит Лекки. Он был один из Великих Коза Ностра.

Уолтер замолчал. Казалось, что его мысли были где-то далеко-далеко, в минувших годах. Внезапно он оживленно посмотрел на меня и спросил:

— Но что, черт возьми, понадобилось Питу Лекки на Вилле?

— Именно это я и хотел бы знать, — ответил я.

Я взял досье на Пита Лекки и поподробнее ознакомился с ним. Он был женат и имел двух детей: сына Антонио и дочь Ангелику. Когда сыну исполнилось двадцать пять лет, он был застрелен патрульным полицейским. Коп, получив от него две пули в грудь, успел выпустить в него всю обойму. И полицейский, и молодой гангстер нашли свою смерть на одной из небольших улочек Сан-Франциско. Ангелика вышла замуж и вскоре порадовала сердце своего отца маленьким внуком, которого назвали Джузеппе, а два года спустя на свет появился Андреа, еще через год — Фелисса и еще через два года — Мария.

Муж Ангелики Лекки был мелкий мошенник по имени Массеро Кивано, посыльный в Коза Ностра. Но после десятилетнего брака ему удалось дослужиться до должности младшего босса в калифорнийской семье Коза Ностра.

Я закрыл досье.

Теперь все было ясно. Джузеппе было сейчас сорок шесть лет. Джузеппе — Джо Кивано.

Гангстером, который взлетел на воздух в воскресенье в Тусконе, был внук Пита Лекки.


Глава 6


Около девяти часов вечера я остановил свой «кадиллак» перед домом 2430 по Ист-Клередж-стрит. В доме горел свет. Я, разумеется, был начеку, когда выходил из машины и поднимался по ступеням ко входной двери. Но ничего подозрительного я обнаружить не смог.

Женщина, которая на мой звонок открыла дверь, с мягкой улыбкой посмотрела на меня, прислонилась к косяку двери и скрестила свои обнаженные руки под грудью, которая представляла собой величественное зрелище и находилась в постоянном движении.

— Добрый вечер! — сказал я через некоторое время. — Я ищу вдову Блессинг.

— Это я, — ответила она.

— Вы? Вы — миссис Блессинг? Вдова…

— Миссис Мари Блессинг. А вы кто будете?

— Меня зовут Шелл Скотт. Я хотел бы поговорить с вами относительно Джильберто Рейеса.

— Ах, вы по этому делу, — она казалась разочарованной. — Прошу вас, входите, мистер… Скотт.

— Охотно.

Она отступила на шаг, и, когда теперь свет упал на ее лицо, я смог получше ее рассмотреть. Вдова, или лучше сказать Мари Блессинг, не относилась к преобладающему большинству жителей Виллы Восходящего Солнца — ей было еще далеко до пятидесяти. С другой стороны, нельзя было ожидать, что ей меньше тридцати.

Я последовал за ней в гостиную и услышал странную музыку: дикую, нежную и приглушенную. Это была комбинация барабанов, арф и стиральных досок на фоне волшебных мелодий гаитянского происхождения.

Миссис Блессинг покачивала рукой в такт этой музыке.

Так вот какова была эта женщина, которая разговаривала с Генри Ярроу, подразумеваемым Джо Кивано.

На ней были теплые брюки из кордовой ткани, которые сказочно обтягивали ее бедра. Тонкая белая блуза чуть не лопалась под напором ее груди. Она была босиком.

Фигура у нее была безупречная — ни худая и не полная. Это была такая женщина, которую можно себе представить и в неглиже, и под душем, и на собрании нудистов, и на благотворительном вечере, на котором продаются поцелуи.

Но представить ее на Вилле Восходящего Солнца было нельзя — слишком молода она была для общины пожилых людей.

Мы оба сели и стали буквально пожирать глазами друг друга, пока она не отвела взгляд в сторону, а я на ее грудь.

— Так, значит вы сказали, что речь идет о мистере Рейесе? — дружелюбно спросила она.

— Да, мадам, о мистере Рейесе. Вы не будете возражать, если я закурю.

Она покачала головой.

Я закурил сигарету и затянулся.

— Я пытаюсь найти мистера Рейса. Он…

— Вы уже звонили ему домой?

— За последние часы нет. Он…

— А почему не звонили? Воспользуйтесь моим телефоном и позвоните.

— Боюсь, что это бессмысленно, миссис Блессинг. Не исключаю я и той возможности, что он мертв. Он…

— Вы хотите меня разубедить?

— В какой-то мере… Дело в том… Что ж, о'кей! Я могу воспользоваться телефоном?

— Конечно.

Я нашел в справочнике телефон мистера Рейеса, набрал номер и, услышав изрядное количество гудков, снова повесил трубку, поскольку на другом конце провода никто не ответил.

— Его дома нет, — сказал я.

— Зачем вы хотите его видеть?

— Речь идет не о том, что я хочу его видеть, я хочу его найти. И у меня действительно имеются веские причины считать, что он или находится в величайшей опасности, или мертв. — Я, прежде чем она сумела усомниться в моих словах, быстро добавил: — Я забыл вам сказать, миссис Блессинг, что я — частный детектив.

— О, как это романтично!

— Так многие говорят. Но от самих частных сыщиков такое вовек не услышать.

Внезапно я обратил внимание, что у нее расстегнута вторая пуговка на блузке. Могу поклясться, что она была еще застегнута, когда я подходил к телефону. — Оставайся сильным, Скотт, — сказал я себе. — Женщина есть женщина, работа есть работа…

Я сосредоточился и опустил брови, чтобы прикрыть хоть немного глаза. Потом прикусил губу и сказал:

— Миссис Блессинг, я хотел бы только, чтобы вы мне немного рассказали о разговоре, который произошел во вторник.

— Что вы сказали? Я не совсем вас поняла. Вы так плотно сжали губы.

Я открыл рот и повторил последнюю фразу.

— Ах, вот что! И это все? Я уже дважды об этом рассказывала. Мистер Рейес подумал, что мистер Ярроу — это в действительности человек по имени Кивано, так?

— Видимо, да. Вы можете мне подробно рассказать, что произошло во вторник утром?

— Да тут почти нечего рассказывать. Этот мистер Рейес подошел к нам и спросил мистера Ярроу, не из Гардены ли он штата Калифорния. Мистер Ярроу ответил, что нет, что он никогда не жил в Калифорнии. Но тот, казалось, не поверил ему. Он спросил его, не Джо ли он Кивано. Это была странная ситуация.

— И это все?

— Да. Генри поговорил с ним еще немного, назвал ему свое имя, свою профессию и так далее. Потом мистер Рейес уехал.

— Да, я знаю. И вы виделись с ним во вторник еще раз, не так ли?

— Да, и это выглядело еще более странно, чем раньше. Выяснилось, что этот Джо Кивано преступник, который как раз недавно был убит. — Она покачала головой. — Как мог подумать мистер Рейес, что Генри мертв?

— Да, это действительно странно, — согласился я. — А мистер Рейес не упоминал имени Пита Лекки? Или, может быть, это имя знакомо вам?

Она посмотрела на меня и покачала головой.

— Нет. Произносилось только одно имя. А именно: Кивано.

Я кивнул.

— А вы можете мне рассказать что-нибудь о мистере Ярроу?

— Когда еще был жив Джордж, с которым я счастливо прожила двенадцать лет, у него было агентство по продаже земельных участков, и Генри работал у него продавцом. Джорджу он очень нравился, и он хотел даже взять Генри в компаньоны, но потом Джордж неожиданно умер. Генри хорошо разбирался в деле моего мужа, а я в нем ничего не смыслила, поэтому я попросила его вести дела.

Я промолчал. Она нарушила молчание и продолжала:

— У моего дома Генри оказался во вторник совершенно случайно. Я должна была подписать несколько бумаг. Я никогда не смотрю, что подписываю, но пока все было в порядке.

Это было все. Я поблагодарил ее, и она проводила меня до дверей. Уже находясь на улице, я слышал ритмы сумасшедшей музыки, и лишь когда я сел в машину, я начал думать о Генри Ярроу. Меня поразило еще больше, что мистер Рейес принял за мафиози из Тусконы коммерсанта с Виллы Восходящего Солнца. И причем, смерть этого мафиози он видел собственными глазами.

Правда трудно было поверить, что Генри так рано пришел к миссис Блессинг подписывать бумаги. И я, конечно, не поверил этому.

Норд-Пальма-Драйв находилась приблизительно в миле, и дом 1694 был предпоследним на ней, который стоял несколько особняком.

Нажав на звонок, я сунул правую руку под куртку — никогда не знаешь, чем может закончиться то или иное начинание.

Хотя я был уверен, что Кивано уже пять дней как мертв, я все же почувствовал облегчение, когда дверь открылась и на пороге появился высокий плотный мужчина, который критически посмотрел на меня. Этот человек был не Джо Кивано.

Он был на пару дюймов выше меня, но, благодаря своему животу и своей мощной грудной клетке, он весил фунтов на десять — пятнадцать больше меня. У него были густые каштановые волосы, слегка вьющиеся и уже поседевшие на висках. Глаза голубые, кожа — смуглая от загара.

Кроме того, что он был такого же роста и такой же плотный, как Кивано, ничто не свидетельствовало о его схожести с «Сумасшедшим Джо».

— Мистер Генри Ярроу? — спросил я.

Он кивнул, а я продолжал:

— Меня зовут Шелл Скотт. Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы смогли уделить мне несколько минут.

— Конечно, — ответил он. — Я вас уже ожидал. Мари мне вас описала. — Он улыбнулся. — После описания вас нетрудно узнать.

Я кивнул, а он сказал:

— Миссис Блессинг сказала мне, что вы частный детектив и только что были у нее. Я полагаю, что речь пойдет о мистере Рейесе, не так ли?

— Да.

— Заходите в дом, мистер Скотт.

Когда мы вошли в гостиную, со вкусом обставленную, и сели, я сразу сказал:

— Миссис Блессинг не теряла времени, чтобы сообщить вам о моем приходе?

Он поднял брови и ответил:

— А почему бы ей и не сделать этого? В конце концов, я тоже проинформирую ее, если в ходе нашей беседы с вами выплывет что-либо любопытное. — Он закурил сигарету. — Да будет вам известно, что у нас общие деловые интересы и поэтому у нас нет тайн друг от друга. Кроме того, будучи бизнесменом на Вилле, я не могу себе позволить, чтобы мое имя было хоть частично связано с преступлением.

— Я понимаю вас, мистер Ярроу.

— Сперва мне было просто смешно, когда утром во вторник ко мне подошел человек. Я подумал, что он просто обознался. — Он глубоко затянулся сигаретой. — Но потом, когда Мари и я были приглашены к преподобному отцу и я узнал, что меня спутали с известным мафиози, тогда мне уже стало не до шуток.

— Да, это я тоже понимаю.

Я посмотрел ему в лицо и заметил, что оно стало теперь уже не таким дружелюбным.

— Какая мне разница, понимаете вы меня или нет, мистер Скотт.

— Извините, мистер Ярроу, но когда расследуешь дело об убийстве, тут уж не выбираешь в разговоре каждое слово.

— Дело об убийстве? Ах да, вы имеете в виду убийство этого Кивано.

— Нет, я говорю о мистере Рейесе.

— О мистере Рейесе? Он что, убит? — Он сокрушенно покачал головой.

— Пока еще нет доказательств, что он мертв. Но он исчез с вечера во вторник.

— О, боже ты мой! Разве он не отправился домой после того, как мы поговорили в церкви?

— Возможно, собирался. Но он до дома так и не дошел. Мистер Рейес ничего не говорил о том, куда он собирается идти?

Ярроу снова покачал головой.

— Ничего не сказал. Он просто поблагодарил меня и миссис Блессинг, извинился за свою ошибку и ушел. Вскоре после этого ушли и мы с Мари.

Он с удрученным видом погасил сигарету и сказал медленно:

— Меня удивляет, что Мари ничего не сказала об этом.

— У меня создалось впечатление, что она придает исчезновению мистера Рейеса мало значения.

— Но мне это кажется очень важным. Предположим, что он мертв. Мне совсем не нравится, что я последним говорил с человеком, который исчезает…

— Мистер Ярроу, я бы не хотел долго вас задерживать. Я бы только с удовольствием выслушал, о чем говорили вы с мистером Рейесом во вторник утром и вечером. Он кивнул и рассказал мне то, о чем я уже знал.

— Когда вы в первый раз услышали имя Кивано, оно вам о чем-нибудь говорило?

— Нет.

— А имя Лекки вам о чем-нибудь говорит? Пит Лекки?

Он посмотрел мне в глаза и покачал головой.

— Это что… тоже преступник?

Вместо ответа, я сказал:

— Вот, пожалуй, и все. Благодарю вас за ответы, мистер Ярроу.

— Не стоит благодарности, мистер Скотт.

Я поднялся.

— Да, еще кое-что. Я спрашивал миссис Блессинг, по какому поводу вы были у нее в столь ранний час, и она мне ответила, что она должна была подписать кое-какие бумаги.

— Совершенно верно. Порой мне бывает нужна ее подпись, и тогда я всегда прихожу к ней спозаранку. — Я подумал, что он этим и ограничится, но он меня удивил. После короткой паузы он добавил:

— Я не думаю, мистер Скотт, что миссис Блессинг об этом упоминала, но я уже дважды делал ей предложение.

— Понятно, — сказал я.

Через какое-то время он сказал:

— Да, время действительно было раннее, но я полагаю, что могу надеяться на ваше молчание.

Когда я уверил его в этом, он вздохнул с облегчением, а я добавил:

— Меня интересует только мистер Рейес и что с ним сталось, мистер Ярроу.

И так получилось, что мы расстались с ним почти как друзья, связанные одной тайной. Конечно, он знал намного больше меня в этой тайне. Я знал только ее частицу, но когда у человека такая богатая фантазия, как у меня, то и этой частицы бывает достаточно.

Подойдя к двери, я взялся за ее ручку. Мистер Ярроу стоял рядом со мной. Я показал:

— Вам, может быть, покажется странным, но я хотел бы попросить вас отойти немного в сторону. Вот туда, пожалуйста. — Я показал рукой.

Он удивленно посмотрел на меня, но встал именно туда, куда я хотел.

— Не удивляйтесь тому, что я сейчас сделаю, даже если это и покажется странным.

Я открыл дверь, встал в ее раму, а потом быстро отступил в сторону. Я сказал:

— Это только…

Я хотел ему только сказать, что я в данном случае принимаю больше мер предосторожности, чем обычно, но у меня не хватило времени сказать ему об этом.

Как только я начал говорить, в вечерней тишине раздался выстрел. Это был выстрел не из ружья или пистолета, а из чего-то более тяжелого.

Пуля влетела в открытую дверь и пробуравила стену позади нас.

В то же мгновение я бросился на пол, захлопнув на лету дверь и покатившись по ковру. Моя правая рука нашла кобуру и выхватила пистолет.

Я посмотрел вверх, на Ярроу. У него в руках ничего не было — ни пистолета, ни другого вида оружия. И он вообще никак не среагировал.

Он просто продолжал стоять, куда я его поставил, и выражение его лица говорило об ужасе и шоке.

Когда он увидел пистолет в моей руке, направленный ему в живот, у него был такой вид, словно он вот-вот упадет в обморок.

С этого момента я больше не смотрел на чего.

— Выключить свет! — крикнул я.

Мгновенье он стоял, словно окаменевший, а потом одним прыжком подскочил к лампе и выключил ее. Весь дом погрузился в темноту.

Я осторожно подполз к двери и положил руку на ручку, но еще до того, как я смог открыть дверь, я услышал, как на улице взревел мотор и заскрипели шины на асфальте.

Я рванул дверь и, пригнувшись, выскочил на улицу, держа наготове пистолет. Машина мчалась вверх по Пальма-Драйв, не зажигая фар. Я спрыгнул вниз на газон.

Я услышал, как справа от меня что-то зашелестело. Я мгновенно обернулся и на какую-то долю секунды увидел чей-то силуэт за тенистыми кустами. Не раздумывая, я нажал на гашетку и в то же мгновенье увидел, как за кустами сверкнуло красно-желтое пламя. Пуля пролетела у меня над головой, но я своим выстрелом все-таки на какую-то долю секунды опередил его и услышал, как пуля вонзилась в него.

Человека буквально отбросило в сторону и он стал мне лучше виден — вот в эту-то цель я и послал три последующие пули из своего кольта.

Они вонзились ему в грудь и живот.

Когда я подошел к нему, он был уже мертв и не вздрагивал.

Этого мне было достаточно.


Глава 7


Я думал, что это был Счастливчик Райан, но я ошибся. Человек был ростом приблизительно сто семьдесят сантиметров, худой, бледный, с узким лицом и большими ушами. При жизни я его никогда не видел — он предстал передо мной только как тень, которая хотела убить меня.

Это меня немного обеспокоило. Я понимаю людей, которые знают меня и хотят убить. Это все вполне допустимо. Но когда меня собирается убить человек, которого я даже не знаю в лицо, — вот этого я уже понять не могу.

Я рассказал все, что случилось, двум полицейским из «Охраны порядка» Виллы, которые прибыли в бежевой автомашине. Убитый мною человек не имел при себе никаких документов, если не считать тяжелого револьвера магнум, который лежал на газоне рядом с ним. Так как Ярроу подтвердил каждое мое слово, то на этом все и кончилось. Не кончилось оно только для одного человека по имени Уитон. В иерархии полицейской власти Виллы он занимал чин лейтенанта. После того как я все рассказал его коллеге сержанту Стрикеру, прибыл и лейтенант Дэн Уитон, и я рассказал всю историю ему еще раз. Потом я ответил на его вопросы, хотя все эти вопросы можно было и не задавать, поскольку я все описал в своем рассказе.

По его внешнему виду и по манере держаться было ясно видно, что он чувствовал себя королем Виллы Восходящего Солнца. Ну и черт с ним, с королем! Когда я закончил свой рассказ в третий раз, он сказал:

— Что ж, скомпоновано все хорошо. Но кое-какие вещи мне не ясны, Скотт. Расскажите-ка все еще раз.

Я осмотрел его сверху донизу.

Он был не очень высокий, самое большое сто шестьдесят пять сантиметров, но зато широк, как двухстворчатые ворота. Весом он был около ста килограммов. У него были широкие плечи, которые свисали вниз, а руки заканчивались мясистыми кулаками.

Я переспросил:

— Еще раз с самого начала?

— Да, еще раз сначала.

— Я не конферансье, лейтенант, и свои обязанности по отношению к полицейским уже выполнил.

— Еще раз сначала.

Он говорил тихо, с каким-то присвистом и в нос. Он полузакрыл свои водянистые глаза и выставил правую ногу немного вперед.

Не хватало еще, чтобы он пустил в ход кулаки. Мне это было только на руку, даже в таких обстоятельствах я не отношусь к людям, которые трусливо поджимают хвосты.

— Лейтенант, — сказал я спокойно, — эту проклятую историю я рассказал уже четыре раза. Вам лично — три раза. И я рассказал обо всем, что случилось. Мне этого достаточно. Если у вас еще есть вопросы, которых мы не касались, то вы можете зайти ко мне. Пули, которые я выпустил из своего кольта, вы сможете найти в его теле. — И я показал на незнакомца, лежащего на траве.

Уитон скрестил руки на груди, пристально посмотрел на меня и сказал с прононсом:

— Я все основательно проверю. И не забывайте, Скотт, что хотя вы и известный детектив в Лос-Анджелесе, но у вас нет лицензии, чтобы работать в Аризоне.

— Разве человек в Аризоне должен иметь лицензию, чтобы иметь право защищаться? Наоборот, гражданин США даже обязан защитить себя от нападения гангстеров. — Я сделал паузу, а потом добавил: — Так что, лейтенант, я только выполнил свой долг.

Уитон повернулся и направился к дому Ярроу. Шел он слегка пошатываясь и переваливаясь с боку на бок, и плечи его тоже покачивались. Странно, но, когда он говорил со мной, лицо его не показалось мне незнакомым, и когда он удалился, я вспомнил, что именно он разговаривал с дряхлым гангстером после выхода его из мэрии.

С дряхлым гангстером, с Диджиорно, или он же Пит Лекки.

Полицейский патрульной службы последовал в дом за лейтенантом. Сержант Стрикер остался. Он подошел ко мне.

Стрикеру было лет пятьдесят пять. У него были жидкие серые волосы, а серые глаза смотрели приветливо.

— Не связывайтесь с лейтенантом, Скотт, — сказал он.

— С таким же успехом вы могли бы сказать и солнцу, чтобы оно не светило. Он всегда такой, сержант?

— Большей частью. Я только хочу сказать вам, что у нас тут на Вилле есть лейтенант — это Уитон, и есть капитан. С капитаном разговаривать можно, но он сейчас спит. Значит сейчас босс — Уитон. И если вы намереваетесь пробыть на Вилле еще какое-то время, то Уитон вполне сможет помешать вашему пребыванию здесь.

Я ухмыльнулся.

— Благодарю вас, сержант. Но я надеюсь, что смогу постоять за себя.

Он улыбнулся и посмотрел на труп, который все еще лежал на газоне.

— Я тоже так думаю, — сказал он. — Если я вам понадоблюсь, то дайте мне знать.

Вскоре после этого появились люди шерифа, коронер и детективы вместе с представителем прокуратуры. Со всеми этими людьми я не имел столько трудностей, как с одним Уитоном. В конечном итоге тот тоже снизошел до того, чтобы отпустить меня.

— Вы можете идти, Скотт! — сказал он. — Но, вероятно, было бы лучше, если бы вы какое-то время не показывались на Вилле. Я имею в виду продолжительное время.

Я улыбнулся.

— Я так и понял, что мне нужно идти после того, как мне разрешили люди шерифа. Но я рад, что вы пришли к такому же мнению, лейтенант.

Вернувшись в отель, я первым делом встал под душ, потом надел свежую рубашку и новую куртку. Мои старые вещи были кое-где разорваны.

Потом я позвонил в полицию Тусконы, назвал свое имя и попросил позвать мне полицейского офицера, который занимался делом Джо Кивано.

Когда он подошел к телефону, я спросил:

— Есть хотя бы самые мелкие причины предположить, что это был не Кивано?

— Это точно был он. Правда выглядел он неважно, но его можно было идентифицировать по лицу. Тем не менее, мы все-таки сняли и сверили отпечатки пальцев. Это был точно он. А к чему, собственно, такая любознательность. Вы уже второй, кто спрашивает, жив ли Кивано.

— А кто еще им интересовался?

— Был телефонный звонок с Виллы Восходящего Солнца. Какой-то священник. Минутку, подождите… Ах, да, его зовут преподобный Арчибальд.

— А больше никто не звонил? Я имею в виду по поводу Кивано?

— Нет, черт возьми! А разве этих двоих недостаточно?

— А есть какие-нибудь гипотезы относительно того, кто мог бы это сделать?

— Нет. Но мы полагаем, что это сделал кто-либо из его дружков, которому не понравился его нос.

— Я тоже думаю приблизительно так. Большое спасибо вам, сержант.

Я положил трубку, а потом позвонил доктору Полу Энсону, но там никто не подошел к телефону. После этого я перезарядил свой пистолет, сунул его в кобуру, причесал волосы пятерней и отправился на поиски доктора Энсона.

Пол был на несколько лет старше меня и так же, как и я, был холостяком. Это был очень хороший врач, один из лучших в Лос-Анджелесе, и его лекции об успехах в школьной медицине охотно посещались молодыми врачами.

Он особенно нравился мне по той причине, что у нас с ним были общие интересы: шотландское виски и куколки. Мы оба любили свою профессию, но хорошо знали, где проходит граница настоящей жизни.

Когда я нашел Пола, я почти сразу же подумал, что он как раз и наслаждался настоящей жизнью. Рядом с ним у бара сидела блондинка лет двадцати пяти в мини-юбке и с макси-грудью. Они были так погружены в разговор, что не заметили меня.

Я сел тремя табуретами дальше, и Вера, одна из трех барменш, принесла мне порцию виски.

— Если у вас будет возможность, — сказал я ей, — то потревожьте этих голубков и скажите доктору Энсону, что я нахожусь рядом.

Она усмехнулась и кивнула.

Минуты через три я увидел, как Пол поднялся. Он что-то шепнул своей макси-мини-блондинке на ухо, вынул из кармана ключ и незаметно сунул его ей. Она соскочила с табурета и, пританцовывая, вышла из бара.

Пол сел рядом со мной и, похлопав меня по плечу, спросил:

— Это действительно была Лукреция Бризант, старый бродяга? Валяй, выкладывай все.

Я рассказал ему по возможности меньше о Лукреции и по возможности больше о Лекки, Джиме Райане и Джильберто Рейесе.

— И ты даже ее не поцеловал? — спросил он, когда я закончил свое драматическое повествование.

— Пол, неужели ты не можешь отвлечься от пустяков и подумать о более важных вещах? А она — сама красота, любовь и добродетель. Словно лучистая звезда почитает мать и отца. — Я больше ничего не мог придумать и сказал: — Я поцеловал ей руку.

Его ухмылка была невыносимой. Я заткнул ему рот рюмкой виски, а когда он его выпил, он сказал:

— Я сегодня пережил удивительную вещь. Вместо того, чтобы читать доклад, я прослушал доклад. Ты что-нибудь знаешь о лазерах?

— Никогда не слышал, — ответил я. — Ты имеешь в виду те лучи, которыми можно кое-что сделать?

Он поднял брови и презрительно посмотрел на меня.

— Ты считаешь себя особенно умным, а на самом деле ты просто неуч. Но уже через несколько лет мы будем окружены лазерами — они даже будут выходить из твоих ушей.

— Из носа тоже?

— Глупая твоя голова, — нежно сказал он. — В медицине лучи лазера смогут применять для бескровных операций, а пучками лучей можно будет убивать врага, буквально разрезав его пополам. Лазерами можно будет забивать свиней, вести телефонные разговоры с небывалой быстротой…

— Все это очень интересно, — перебил я его и заказал еще порцию виски.

— Но о самом важном я тебе еще не сказал, — улыбнулся он.

— И я обязательно должен это выслушать? Но лазерные лучи меня совершенно не интересуют. Моих технических знаний хватает на то, чтобы управлять машиной и криво забить гвоздь в стену.

— Доктор Фретзиндер, читавший лекцию, принес с собой большой кусок гранита. Он бил по нему молотком и тесаком, а камню все равно ничего не делалось.

— А зачем ты все это рассказываешь?

— С камнем и не должно было ничего случиться, — продолжал Пол. — Но потом доктор Фретзиндер направил на гранит луч лазера, и этот луч распилил гранит пополам. Даже не пополам, а на мелкие части.

— И вы все были ранены осколками, — высказал я предположение.

— Я стыжусь быть твоим соседом, Шелл, — ответил он. — Ученый рассказал нам, что лучи лазера могут быть использованы при строительстве туннелей. С его помощью можно переносить горы, нивелировать ландшафты и… Ты не веришь мне?

— Нет.

— Но, Шелл, он направлял эти лучи на обломки гранита, и они превращались в мелкий песок. Ты думаешь, я лгу? Зачем?

— Вот этого я тоже не знаю.

Внезапно Пол зевнул.

— Я слишком устал, чтобы еще убеждать тебя в этом. У меня был напряженный день и…

— Можешь передо мною не оправдываться.

— Но, Шелл, старый дружище…

— Не говори мне «старый дружище». У тебя же голова яснее ясных.

— Шелл, действительно я должен с тобой распрощаться. Завтра я снова должен делать доклад, так что пора на боковую.

— Только не обижай малышку, — сказал я, — она слишком хороша для этого.

Он заинтересованно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ладно, до встречи, старый дружище!

Он сполз с табурета, похлопал меня по плечу, а я пожелал ему побольше удовольствий. Я заказал еще порцию, и вместе с ней Вера принесла мне и счет. Я бросил на него взгляд и спросил:

— Что это значит?

— Это счет, — сказала она.

— И я должен… должен тридцать восемь долларов и сорок центов?

— Доктор Энсон сказал, что за его напитки хотите заплатить вы. Он сказал…

— За все напитки?

— Да. И он сегодня пил довольно много.

— Это видно, Вера, — сказал я. — Вы знаете, что доктор Энсон — врач, не так ли?

— К чему этот вопрос?

— Ну, тут он в основном пил виски, но на самом деле виски он не любит. Подойдите ко мне поближе, и я шепну вам на ухо, что он любит больше всего. И когда вы увидите его в следующий раз, вы принесете ему именно это, договорились?

Она наклонилась ко мне, и я прошептал ей.

— О! — удивилась она. — Хотя у каждого свой вкус.

Я вытащил деньги из бумажника, утешаясь мыслью, что Пол обрыгает весь район после того, как испробует напиток, который я порекомендовал Вере.

Через десять минут я уже спал и видел во сне, как я целовал руку Лулу Бризант. А через два часа меня разбудил ее голос — голос, проникнутый страхом и болью.


Глава 8


Я ощупью добрался до телефона и поднес трубку к уху.

— В чем дело? — пробормотал я спросонок.

— Шелл? Шелл, это вы?

— Да. Что случилось?

— Говорит Лукреция. Речь идет о моем отце. Он ранен… Вы можете немедленно приехать?

Сон как рукой сняло. Ее голос был каким-то глухим и испуганным, одно слово набегало на другое.

— Помедленнее, пожалуйста, — сказал я. — Кто ранен? Что произошло?

— Отец. Он лежит в больнице. Его кто-то избил, но не очень сильно. Скоро он будет дома. Прошу вас, Шелл, приезжайте!

— Можете считать, что я уже в пути. Кто его избил? И когда это случилось?

— Я не знаю, Шелл! Я должна идти к нему…

Я хотел ей еще что-то сказать, но она уже повесила трубку.

Скрипя шинами, моя машина остановилась перед домом Бризантов на Мимоза-Лейн. Дверь дома открылась как раз в тот момент, когда я хотел позвонить. Я промчался мимо Лукреции, которая или видела, как я приехал, или слышала скрип тормозов.

Прежде всего я выяснил, что ее отец десять минут назад вернулся из больницы.

— Как он себя чувствует? — спросил я ее.

— Я чувствую себя нормально, — раздалось со стороны кушетки, которая находилась слева. На ней сидел сам Бризант, облокотившись на колени локтями и словно прислушиваясь к чему-то.

Левая сторона его лица выглядела довольно плачевно: ссадины на щеке, глаз заплыл, на левой стороне головы — белый пластырь.

Посмотрев на него несколько секунд, я сказал:

— Вы не выглядите, как победитель. А что с теми?

— Двоим досталось еще хуже, а одному я выбил зуб. Правда, другой…

— Отец! Да скажи же толком, сколько их было? И ты должен рассказать, что…

— Лукреция!

Это слово прозвучало в комнате, как удар грома. Она сразу замолчала. А Тони сказал все так же громко:

— Это не женское дело! Отправляйся в свою комнату!

Она повернулась и хотела направиться к двери. На ее милом личике были написаны страх и забота, но она была послушна. Глава дома сказал ей, и она повиновалась как послушная дочь.

Тони сказал, и на этот раз голос его звучал дружелюбнее:

— Нет, оставайся здесь, Лулу, мы уйдем с Шеллом.

Поднимаясь с софы, он сморщился от боли. Он сделал мне знак, и я последовал за ним в его кабинет, который был обставлен довольно строго.

— Я рад, что Лулу позвонила вам, Шелл. Джил мертв. Этот вопрос уже решен окончательно. Мне позвонил Фред приблизительно час назад, и он был очень взволнован. Он сказал, что у него на пленке записан разговор, в котором говорится об убийстве Джила. Фред также сказал, что по всей вероятности за ним следят и поэтому он хотел как можно скорее встретиться со мной. Я добежал до ближайшего угла улицы и тут заметил Фреда, который шел мне навстречу. Он только что выпрыгнул из машины и держал бобину с магнитофонной лентой в руке. Он смог сказать мне всего две-три фразы, как появились эти бандиты…

— Тони, погодите, для меня все это слишком быстро. Давайте я лучше внесу ясность, задавая вопросы.

Он вздохнул.

— Я сам еще немного взволнован, — извинился он.

— Фред — это Фред Дженкинс, не так ли? Ваш друг, который собирался прослушивать квартиру Ярроу?

Он кивнул.

— И он действительно это сделал? И при этом ему удалось записать нечто, связанное со смертью Джила? С убийством Джила?

— Так он мне сказал. По телефону. Потом у нас не было больше времени для этого. Прошло всего секунд двадцать после нашей встречи, как на нас напали эти… — Тут он употребил итальянское ругательство.

— Не торопитесь, не торопитесь, — успокоил я его. — Значит, вы стояли с Фредом и в этот момент на вас напали. Сколько их было?

— Трое.

— А откуда они знали, что вы на углу встречаетесь с Дженкинсом?

— Это я тоже хотел бы знать. Они приехали на двух машинах, выскочили из них и стали нас избивать. Я, наверное, минут десять пролежал без сознания на улице. А когда я пришел в себя, то остановил машину, и одна женщина отвезла меня в больницу.

— Я попытаюсь узнать, Тони, откуда гангстеры узнали о вашей встрече с Фредом. Как вы считаете, ваш телефон может прослушиваться?

Он раскрыл глаза от удивления. Точнее, правый глаз, так как левый был почти не виден.

— Об этом я не подумал.

— Во всяком случае, важные разговоры вам сейчас вести по телефону нельзя, — сказал я. — Откуда Дженкинс вам звонил?

Он покачал головой.

— Вы узнали кого-нибудь из этих троих?

— Нет. Было темно. Знаю только, что одному из них я выбил зуб. Но я его не узнаю, если увижу перед собой.

— А что случилось с магнитофонной лентой, Тони, которую ваш друг держал в руке?

— Когда я пришел в себя, ее не было, и Фреда тоже. — Тони с серьезным видом посмотрел на меня. — И я не знаю, что с ним сталось. Может быть, он тоже убит. Как Джил. — Он что-то пробормотал про себя по-итальянски. — До того как появились эти парни, Фред успел сказать мне, что имеется еще копия этой ленты. У него было две, и одну из них он отбросил в сторону.

— Отбросил в сторону?

Тони кивнул. — Фред сказал мне, что ему казалось, будто его кто-то преследует. У него было две ленты, и одну из них он выбросил из машины. Он боялся, что его поймают и отберут обе ленты.

— Значит, выбросил… А почему только одну?

— Я этого не знаю, Шелл. Он только сказал мне, что боялся преследования. Может быть, он выбросил только важную ленту, в которой говорилось о смерти Джила. Если бы гангстеры его схватили и не нашли бы у него ленты, то они наверняка бы подумали, что он их выбросил по пути. Но если у него имелась хотя бы одна, они бы ее отняли, а его отпустили бы с миром. Возможно, он думал именно так.

Это казалось логичным.

— А где он выбросил другую ленту, Тони?

— Я знаю, что это важный вопрос, Шелл, но Фред не успел мне этого сказать.

— Попытайтесь поточнее вспомнить обо всем, что он вам сказал.

— Он сказал, что ехал ко мне. Потом заметил, что его кто-то преследует. Он остановился, хотел спрятать ленту, но побоялся, что у него не хватит времени для этого, и просто выбросил ее в окошко. А потом помчался к тому перекрестку, где я его поджидал.

Создавалась странная ситуация: двое взрослых мужчин играли в казаки-разбойники, с той лишь разницей, что разбойники были настоящие и, причем, плохого сорта.

Тони раньше говорил, что Дженкинс установил наблюдение за домом Ярроу. Я вчера был у Ярроу и пришел к выводу, что он не гангстер. Во всяком случае, не тот человек, который мог быть замешан в убийстве. Конечно, бывали случаи, когда я ошибался…

— Если Дженкинс не установил в доме Ярроу первоклассного передатчика, то он сам должен был находиться вблизи этого дома, чтобы что-то понять. Он вам не говорил, Тони, с какой аппаратурой он работал?

— Нет, но я вспоминаю, что он говорил о каком-то малогабаритном передатчике «ОМ». Вам это о чем-нибудь говорит?

— Очень о многом, Тони. У вас есть план Виллы?

Он поднялся, порылся в ящиках и протянул мне карту. Прямая дорога от дома Ярроу к дому Бризанта вела по Пальма-Драйв к Клериджу, оттуда — к Палос-Верде, потом полмили по прямой дороге и, наконец, пять кварталов по Мимоза-Лейн.

Пока я проделывал этот путь на карте с помощью пальца, Бризант удивленно смотрел на меня.

— Что все это значит, Шелл?

— Мы должны найти ленту, Тони. Если Дженкинс избрал не прямой путь, то тут мы бессильны что-либо сделать, но если он поехал прямо, что вполне естественно, то у нас есть шансы найти ее. Мы можем исходить из того, что он заметил слежку только на второй половине пути и, вероятно, на втором отрезке дороги. Потом Дженкинс должен был подумать, как поступить.

Я пересчитал кварталы по карте.

— Вот отсюда, Тони, сказал я. — Отсюда и до Мимоза-Лейн мы должны искать. — Я посмотрел ему в лицо.

Мне показалось, что он невнимательно слушал меня.

— В чем дело? — спросил я.

— Фред, — ответил он. — Я думаю о Фреде. Особенно теперь, когда я знаю, что случилось с Джилом… — Он замолчал.

— Да, Тони, но это еще не все. — И я рассказал ему о Пите Лекки, которого он знал под именем Диджиорно, о Джиме Райане, о попытке убить меня у дома Генри Ярроу и, наконец, о странном поведении лейтенанта Дэна Уитона.

Когда я замолчал, он какое-то время молча смотрел на меня. У него отвисла челюсть, и он тяжело дышал.

— «Черная рука», — наконец сказал он.

— Это одно из старых названий, — сказал я. — Сейчас эту организацию называют Коза Ностра, мафия, убийцы и так далее.

— Но ведь мистер Диджиорно не может…

— Может, Тони, — уверенно сказал я. — И мы должны с этим примириться. Могу лишь добавить, что я не знаю гангстера более жестокого и более кровавого, чем этот Лекки.

— Но я знаю его уже три года, я работал вместе с ним, часто с ним беседовал — он очень вежливый и милый.

— Конечно, он будет вежливым и милым. Что же вы думаете, что он в мэрии среди бела дня душит новорожденных детишек? На гангстера нужно смотреть другими глазами, Тони.

Тот промолчал. Я тоже занялся своими мыслями.

Те три гангстера, которые напали на Бризанта и Дженкинса и захватили последнего с собой, наверняка сразу стали пытать его, чтобы он сказал им всю правду. И он скорее всего «раскололся». Может быть, он сказал даже больше, чем знал.

Эти люди тоже, вероятно, прослушали запись и пришли к выводу, что главного на этой пленке нет, и если они совсем не дураки, то они должны были придти к выводу, что существует и другая пленка.

Они пытали Дженкинса насчет второй пленки и тот, наверняка, не выдержал и сказал им, что он с ней сделал. Надо было спешить. Они могли отправиться искать пленку.

Но искать ее отправлюсь и я.

И тут сразу же возникли проблемы. Если я не поспешу, то гангстеры или найдут ее раньше меня, или найдут меня, ищущего пленку.

И я решил действовать незамедлительно.


Глава 9


Я поднялся и направился к двери.

— Позвоните в полицию, Тони, и расскажите им все, что произошло с вами. У меня нет времени.

— Подождите, Шелл! Я не могу им рассказать, чем мы занимались с Фредом. Я не могу им рассказать о пленках — они же за это могут засадить нас за решетку.

Я повернулся.

— Да, вы правы. Расскажите им только, что вас с Дженкинсом избили трое гангстеров. И вы хотите узнать, что сталось с Дженкинсом. Можете быть уверены, что гангстеры тоже ничего не расскажут о пленках.

С этими словами я открыл дверь и вышел. В коридоре он крикнул мне вслед:

— Куда вы? И почему так спешите?

— У меня нет времени, Тони. Мы должны найти эту пленку…

— Вы хотите искать пленку? Вы что, с ума сошли? Ведь вас уже дважды пытались убить!

— Возможно, что мы опередим гангстеров на несколько минут, и этих минут будет достаточно.

— За вами будут наблюдать, Шелл, и вас убьют. Джил мертв, Фред тоже мертв, я чувствую это. А потом погибнете и вы. Вас сразу же…

— Я не люблю людей, которые постоянно говорят о моей смерти, — сказал я. — Это ни к чему не приводит.

— О'кей! Я поеду с вами!

— Вы немедленно сядете за телефон и свяжетесь с полицией, черт бы вас побрал! Будет гораздо важнее, если вы останетесь здесь и присмотрите за собой и своей женой. — После небольшой паузы я добавил: — И за Лукрецией.

Бризант покрутил свои усы, потом тихо сказал:

— Хорошо, я останусь здесь, Шелл. Будьте осторожны.

— Ничего, с божьей помощью.

Тони повернулся и снова ушел в свою комнату. Я направился к выходной двери. Я как раз хотел ее распахнуть, когда услышал позади себя тихий голос:

— Шелл!

Я сразу понял, что это Лулу, и обернулся. Она стояла в коридоре и после нескольких секунд молчания подошла ко мне.

Она стояла близко и подняла голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Я почувствовал себя, как на празднике, когда заглянул в ее блестящие черные бархатные глаза. — Я все слышала, — сказала она. — Я слышала, как отец сказал, что вас собираются убить.

— Лу… мисс Бризант, я обо всем расскажу вам, когда вернусь. Но сейчас я должен идти, иначе эти птички меня опередят… И я даже не знаю, почему я все время думаю о птичках.

— Прошу вас, Шелл, скажите честно, вас кто-нибудь собирался убить? Кто-нибудь стрелял в вас?

— Кажется, да. Нет, не кажется, а точно. Но толку от этого все равно было мало.

— Но… почему в вас стреляли?

— Полагаю, чтобы всадить в меня пулю.

— Черт бы вас подрал, Шелл Скотт! Правда ли, что вас могут убить, если вы покинете этот дом?

Я вздохнул.

— Если я здесь задержусь, то шансы моих противников возрастут. Конечно, есть на свете индивидуумы, которые собираются сделать мне «бо-бо», но я вам могу сказать заранее, если верить поговорке, что рано умирают только хорошие люди, если это действительно так, то несколько сот лет мне гарантированы…

— Шелл, я не могу себе представить, что вас могут убить… Убить!

— Эти речи о смерти как раз и могут меня убить, — сказал я. — Мне нужно идти.

— Нет! Вы сумасшедший! Вы не должны уходить!

— Лукреция, жизнь и так достаточно серьезна, чтобы еще заранее думать о смерти.

— Ну, как хотите! — в гневе закричала она. — В таком случае уходите! Уходите и позвольте себя убить! Я рассмеюсь, когда вас убьют!

— Самое главное, смотрите за тем, чтобы это доставило вам удовольствие. А так как я через несколько минут встречусь со своей судьбой, то я должен получить что-нибудь памятное. Вы не находите?

Уголки ее рта немного приподнялись, но она не сказала ни слова.

— Во времена короля Артура, — продолжал я, — женщина дарила рыцарю, который уходил на войну, большой платок или что-нибудь в этом духе.

Я сделал паузу.

— Вы знаете, о чем я говорю?

— Думаю… думаю, что знаю, — сказала она.

— А в фильмах, когда бравый человек, улыбаясь, идет на битву, что он получает от своей дамы?

— Не знаю, — ответила она.

— Но послушайте, мисс Бризант, это серьезное дело и с этим не шутят. Поэтому я… Ну, чтобы быть честным… Я бы не хотел уходить, не пожав вашу руку, мисс Бризант.

— Ах вы, необузданный Спагетти, Макарони-Равиоли…

Конечно, она сказала совершенно другие слова, но больше по-итальянски я не знаю, и то, что она сказала, было очень запутано. Мне почему-то показалось, что она действительно в ярости.

Потом она внезапно замолкла, и лицо ее снова прояснилось, это милое чувственное лицо с волшебными черными глазами. Она взяла меня за запястья и положила мои руки на свои бедра, потом обвила мою шею руками и подняла вверх лицо.

Тихо и нежно она сказала:

— Мне так и хочется вас убить, вас, глупышка! — Она прижалась ко мне, и в следующее мгновенье я уже чувствовал ее горячие губы на своих губах…

Ну, что вы на это скажете, друзья?

Это был такой поцелуй, который начинался с губ, но пронзил всю мою анатомию, в глазах Лукреции горел Рим, на ее губах горела не только вся Италия, но и вся Европа с Бразилией в придачу.

Все ее тело прижималось ко мне, ее груди были совсем близко, ноги и бедра слегка покачивались, и это были такие чувственные движения, от которых появляются приливы гордости.

Потом она опустила руки и отступила на шаг.

— О'кей, Шелл, — сказала она, и ее голос был словно горячий ветер пустыни. — Теперь вы можете идти!

— Идти?

— Да, вы можете идти! — и с пафосом актрисы добавила: — И сделать то, что вы должны сделать!

— Но если я уйду, я не смогу делать то, что я хочу делать.

— Шелл, вы сказали…

— Неважно, что я сказал. Неужели вы думаете, что у меня есть желание ехать туда и позволить себя убить? Вы что, действительно считаете меня сумасшедшим? Я хочу…

В этот момент в коридоре появился мистер Бризант. Видимо, его привлекла громкая речь.

— Вы все еще здесь, Шелл?

Я взглянул на часы. Четверть четвертого утра. И медленно я опять вспомнил обо всем: убийство, гангстеры, магнитофонная лента. Последний раз я проверил, как у меня лежит пистолет в кобуре, и направился к двери.

Позади себя я услышал сладкий горячий голос:

— Будьте осторожны, Шелл! И возвращайтесь, возвращайтесь скорее!

— В этом можете быть уверены, — сказал я. — Кстати, вы не будете возражать, если я назову вас Лукрецией?

Она повернулась, а я вышел наружу, в темную ночь.

Вместе с первыми вдохами чистого воздуха в моей голове засела мысль, которую я ждал уже давно. Тони сказал, что он слышал скрип шин до того, как увидел саму машину. Когда покрышки скребут по асфальту, жженая резина оставляет после себя на асфальте заметные следы.

Фред Дженкинс тоже наверняка тормозил, когда хотел спрятать ленту, а так как считал, что его преследуют, то тормозил сильно, и шины наверняка оставили следы.

Я проехал два квартала по Палос-Верде, когда фары моей машины осветили следы на асфальте. Следы эти тянулись метров на десять. Кроме лучей фар моей машины и стоящего вдалеке дома, улица была пуста. Ни одной машины ни позади меня, ни впереди. Слева стояли дома, а справа вдоль тротуара тянулась чуть ли не двухметровая живая изгородь из олеандр, которую можно было применить как укрытие.

Я повернул машину направо и поставил ее таким образом, чтобы ее фары освещали эту изгородь. Потом я вытащил из бардачка карманный фонарик и вышел из машины. Я думал, что дополнительное освещение фарами поможет мне в розыске ленты. Это сократит мне поиск, а мне нужно было исчезнуть отсюда как можно скорее. Чем дольше я буду искать, тем более вероятно, что появятся типы, о которых я упоминал Лукреции, и возьмут меня в оборот.

Сегодня мне кажется странным, как я мог не подумать о том, что это дополнительное освещение может обратить на себя внимание любого пешехода или проезжающего, что на этом месте происходит что-то любопытное.

О'кей, никто не застрахован от ошибок. И кто сможет все предусмотреть, если его несколько минут назад поцеловала Лукреция Бризант?

Перед кустами и в кустах я ничего не нашел. Тогда я обеими руками отвернул ветки и сучья и протиснулся за изгородь, и почти в ту же секунду взгляд мой упал на бобину, валявшуюся метрах в трех от изгороди.

Когда я сделал первый шаг по направлению к ней, я увидел еще и нечто другое, что заставило меня на мгновение застыть и не двигаться с места. Я так привык видеть на Вилле маленькие компактные типовые домики, что двухэтажное здание сразу обратило на себя мое внимание.

Нижнюю часть здания я видеть не мог — я видел только крышу и парочку старомодных башенок по углам. Они высились в небе, с которого слабо светила луна.

Нижняя часть дома была скрыта толстой каменной стеной, которую я видел лишь расплывчато, поскольку лучи от фар моей машины заслонялись олеандровой изгородью. Я смог только разглядеть, что стена была метра три высотой и тянулась в обе стороны, постепенно теряясь в темноте.

Но у меня не было времени, чтобы разглядывать диковинный дом.

Я быстро подбежал к ленте, схватил размотанный конец, снова намотал его на бобину и сунул ее в карман куртки. После этого я вернулся обратно к изгороди и просунул сквозь нее голову.

Меня сразу осветили фары моего автомобиля, и я почти ничего не мог видеть. Но того, что я увидел, было достаточно.


Глава 10


Видимо, это длилось всего пару секунд, когда я чувствовал себя словно мертвец, весь застывший и оцепеневший, но эти секунды показались мне вечностью.

С левой стороны ко мне направлялись двое мужчин. Вид у них был бодрый и решительный, и их намерения нельзя было толковать двояко. Об этом свидетельствовали их пистолеты, которые они держали в руках, а также их телосложение.

Один был совершенно лыс, и фигура его походила на платяной шкаф. Лицо имело форму плетеного мяча. Другой был на несколько сантиметров ниже, и талия его была на метр уже, а выглядел он так, словно ему свернули лицо набок. Во всяком случае, нос и рот у него не находились по центру, а были смещены в сторону.

Я смог увидеть обоих мужчин так отчетливо, потому что они были всего в каких-нибудь пяти шагах от меня. Кроме того, появился еще один источник света позади них, который колебался и становился сильнее, освещая сзади эти две фигуры.

Сухощавый парень двигался быстрее, чем его компаньон. Он заметил меня, и его глаза словно вывалились из орбит его оригинального лица. Он поднял свой пистолет и выстрелил. Видимо, он поспешил, так как пуля впилась в сук по меньшей мере в метре от меня.

Своим следующим выстрелом он бы попал в меня, но я сразу бросился в сторону, на спину, и ветки кустарника сомкнулись надо мной. Падая, я что-то порвал, то ли штаны, то ли куртку, а потом поднялся и быстро побежал налево, вдоль изгороди. Затем остановился и посмотрел в сторону моей машины.

Как чудесно!

Я отчетливо видел обоих парней, так как фары «кадиллака» выделяли их силуэты за живой изгородью.

Я не мог точно определить, какой силуэт к какому гангстеру относится, но это меня совсем не беспокоило, так как тем временем последовали еще три выстрела, и последняя пуля пролетела так близко от меня, что я почувствовал себя неуютно.

Я поднял кольт, прицелился в первый силуэт, нажал на спуск еще раз и в ответ услышал пронзительный крик, почти собачий лай. Значит, попал!

Между своими выстрелами я услышал скрип тормозов внезапно остановившейся машины, и в то же мгновение я увидел еще один источник света, который закачался позади двух гангстеров и увеличился.

Я услышал, как хлопнула дверца машины. Голоса, крики. А потом:

— Этот негодяй где-то сзади! — и добавил, чтобы было понятнее: — За этими кустами.

Мгновенье позже:

— Осторожно! Смотри в оба! Он уже проделал во Фрэнки пару дырок!

— Плевать я хотел на Фрэнки!

— Блютгетт, выйди из зоны света, ты, недоносок! — Это был другой голос, которого я еще не слышал.

Только не думайте, друзья, что я просто так стоял и прислушивался к голосам в ночи. Еще до того, как я услышал, что хлопнула дверца, я успел добежать до конца изгороди и осторожно высунуть голову.

В этот момент я пожелал себе, чтобы мои волосы не были такими светлыми, но мне повезло: оба человека, которых я видел, не смотрели в мою сторону. Один из них, похожий на платяной шкаф, все еще стоял в свете моих фар. Должно быть, это и был Блютгетт. Фрэнки, тот, с перекошенным лицом, лежал на тротуаре лицом вниз.

Второй человек, у которого был высокий и жесткий голос, стоял позади моей машины. Он еще раз крикнул Блютгетту, чтобы тот вышел из полосы света, а потом выпрыгнул и схватил его за руку. Затем он огляделся, подбежал к моей машине и, сунув руку в открытое окошечко, выключил фары.

Прежде чем наступила темнота, я сумел разглядеть человека с высоким голосом. Он был среднего роста, в светло-серых брюках и голубой спортивной рубашке. У него были светлые волосы с пролысиной посередине и очень выразительные черты лица. Но больше всего бросался в глаза большой подбородок. Да, его я наверняка вспомню, если увижу еще раз.

Я подумал, а имеет ли смысл затевать перестрелку с этими двумя, а может быть и третьим, который мог находиться в машине, и решил, что будет лучше ретироваться с этого места.

Отдаленный вой полицейской сирены помог мне принять решение. Вой становился все громче и через некоторое время можно было понять, что едут две машины.

Высокий жесткий выкрик:

— Флипо! Назад! Быстро сюда!

Первое слово я не понял. Должно быть это было имя человека. Флепо, Флипо или Клипо. Вскоре после этого я услышал глухие шаги, отъехала машина.

Когда снова взревел мотор, первая машина уже умчалась, и я полюбопытствовал.

Я снова высунул голову из кустов и увидел, как человек подбежал к машине и, рванув дверцу, сел в нее на ходу. Лишь когда машина промчалась мимо меня, водитель включил фары.

Странно. Видимо, эти парнишки не любили полицию. Вполне понятно, если иметь в виду, что они оставили после себя кучу гильз и человека с двумя пулями в теле. Даже, если они никого не пристрелили.

И снова я оказался перед альтернативой: или оставаться на месте и ждать полицию, или смотаться отсюда побыстрее. Отношения у меня с полицией были неплохие, но только не с лейтенантом Уитоном. Когда он застукает меня на этом месте, то было совершенно неясно, как он к этому отнесется.

Я не захотел рисковать понапрасну и быстро побежал к «кадиллаку», покинув место перестрелки минут за пять до того как прибыла первая патрульная машина.

Собственно говоря, я мог бы быть доволен. Да, я и был доволен. Но тем не менее… Где-то в уголочке моего мозга образовалась капелька вермута.

Все оказалось слишком легким.


Глава 11


Я снова сидел у себя в отеле и возился с двумя магнитофонами. На первом была поставлена лента Фреда Дженкинса, второй же магнитофон записывал то, что прокручивалось на первом. Копию никогда не вредно иметь.

К несчастью, качество записи было очень плохое. Это, видимо, следовало приписать техническому оснащению Дженкинса, а также постоянному гулу, который образовался, видимо, по той причине, что где-то поблизости от передатчика работал кондиционер.

После того, как я трижды прокрутил пленку, я пришел к выводу, что на ней записаны голоса семерых людей, которые встретились ранним вечером в доме Ярроу. Я не знал, кому принадлежат эти голоса, кроме одного: высокого и жесткого голоса блондина, которого я видел сегодня ночью на Палос-Верде.

Так как я не знал этих людей, я пометил все голоса буквами. Диалог, который был записан на ленте, длился всего шесть минут, а длина всей ленты была рассчитана на пятьдесят минут.

A. После того, как мы неоднократно пытались покончить со Скоттом, нам надо серьезно подумать, как выключить его из игры.

Б. Я не виноват, что мы потерпели неудачу. Я еще рад, что так дешево отделался. Ты знаешь, что Нилер надежный человек, а он даже не смог крикнуть «стой», как его поразила пуля Скотта.

С. Я могу… могу задать вопрос? Я могу представить, что Скотт вас беспокоит, понимаю я и то, что Рейес мог сделать вам много неприятностей… но разве было необходимо убивать его? Этого Скотта не было бы здесь, если бы Рейес был жив…

B. Тебя что, укусила ручная обезьяна? Как мы могли бы отпустить Рейеса, когда он все время толковал о Кивано?

А. Ты же знаешь, что он поставил под угрозу весь наш план. А если наш план сорвется сейчас, когда мы так близки…

C. Ничего не случится. Никто не сможет разрушить наш план. Готов дать руку на отсечение.

А. Вот как? Готов?

Д. Хватит, господа. Конечно, если бы мы не устранили Рейеса, Скотта бы здесь не было. Но этого нельзя было избежать. Он сам создал нам непредвиденные трудности. При данных обстоятельствах разумной альтернативы не было. И теперь речь идет о том, чтобы устранить Скотта. Весь вопрос в том, кто это сделает. И как сделает. Вот тут я подумал о Джиме Райане.

Е. Счастливчик? Возможно вы не знаете, что он уже пытался это сделать, а потом очень быстро поджал хвост.

Д. Я знаю, но если Скотта убьет Райан, то подозрения не падут на нас. Все знают, что Райан в Лос-Анджелесе пытался убить Скотта. Поэтому будет неудивительно, что он закончил это дело здесь.

Е. А как копы узнают, что это сделал Райан?

Д. Очень просто: Райан убивает Скотта, а мы его.

Е. И кто его убивает?

Д. Эйс и Флипо. Они очень хорошо справились с Рейесом, хорошо справятся и с Райаном. К тому же Счастливчик им доверяет. Ну как, все согласны?

A. О'кей! Мне такой вариант нравится.

Е. Да, неплохой вариант.

Д. А ты что скажешь, Эйс?

B. Ничего. Тут только одна загвоздка: Райан должен мне несколько сотен. Если я его прикончу, я лишусь целого состояния.

Д. Сейчас не время шутить. Что ты скажешь на это, Флипо?

Ф. Я сделаю все.

Д. Значит, на том и порешим. Если появятся непредвиденные трудности, мы обсудим дело еще раз. Но Скотта мы должны убрать, будут у нас от этого неприятности или нет. Скотт нам доставит гораздо больше неприятностей, чем полиция, если он будет продолжать шнырять по району.

С. У меня еще вопрос. Надо ли нам применять какие-либо меры в отношении этого Бризанта? Ну, вы все знаете, кто его дочь…

Д. Старый Бризант — просто глупец и к нему не надо серьезно относиться. С его стороны нам ничего не грозит. Мы и так убили слишком многих. И каждый новый труп будет все больше затруднять наш план. Скотта мы можем убрать без опасений, но убить отца кинозвезды — все равно, что убрать агента ФБР.

Г. Нет, вы только посмотрите на эту штучку… «Клоп», настоящий «клоп»! Черт бы меня побрал! И кто это…

Д. Да что с тобой?

Г. «Клоп»! Я хотел закурить сигарету, и тут случайно взглянул вниз… Этот выродок все слышал…

Е. Черт возьми, действительно «клоп». Но эта игрушка имеет лишь небольшой радиус действия. Он должен находиться где-то поблизости…

А. Кто…

Б. Флипо, доставай свою игрушку…

Последние сантиметры пленки были смяты и порваны. На момент я представил себе, каково было Дженкинсу, когда он слышал последние реплики.

Итак, ситуация резко изменилась, и это могло привести лишь к тому, что меня постараются обязательно убить, несмотря на все неприятности.

В моем животе заурчало бешенство. Я редко вхожу в раж, но если вхожу, то другим несдобровать. А когда меня называют свиньей, я и веду себя, как свинья. Если же кто-то ставит своей целью убить меня, тот, как правило, недолго проживет. Во всяком случае, так показывала практика.

В последующие два часа я развил такую бешеную активность, что сам подивился этому. Я разбудил дежурного в отеле и попросил его переписать последние шесть минут магнитофонной пленки, заплатив ему за молчание, а потом я написал на простой бумаге — не на бумаге с гербом отеля — несколько слов Тони Бризанту.

Я не упоминал в записке ни своего имени, ни имени Тони Бризанта, но в приписке к Лукреции я написал:


«Лукреция, не пожимай руки незнакомцу».


Теперь, по крайней мере, она узнает, кто это написал. Во всяком случае, я надеялся на это.

Я позвонил Уолту Мейполу и попросил его рассказать мне все, что он знает об «Охране порядка» Виллы Восходящего Солнца и особенно о сержанте Стрикере, которого он высоко ценил.

Уолт также дал мне имя профессора Эллиота Ирвина, который после четырнадцатилетнего преподавания в Калифорнийском университете ушел на пенсию и жил в этом районе. Он, по словам Уолта, поможет мне выжать из пленки еще кое-что.

Потом я минут десять говорил с сержантом Стрикером, и от него я узнал некоторые интересные новости. И он уверил меня, что поможет мне в выполнении моего плана.

И, наконец, я позвонил профессору Эллиоту Ирвину, которого я, как и всех, поднял с постели. Он сказал мне, что, возможно, сможет мне помочь, но добавил, что я разбудил его в самый неподходящий час. Я согласился с ним. Он обещал меня принять в восемь утра.

Сделав все это, я позвонил Арти Кацу, одному смышленому семнадцатилетнему пареньку, который всегда был готов выполнить любое поручение, если ему за это заплатят. Арти жил совсем неподалеку от моего отеля и уже несколько раз мыл мою машину.

Через четыре минуты после моего звонка я уже слышал, как он бежит по коридору. Я открыл ему дверь. Деньги, которые я ему вручил, даже не заставили его спросить, что ему нужно сделать.

— Отправляйся в цветочный магазин, — сказал я. — Когда ты купишь цветы, то вытащишь письмо и сунешь его в маленький конвертик, который тебе дадут в магазине. Напиши на нем тот же адрес и положи письмо в букет.

— Все ясно… Ее зовут Лукреция Бризант? И я должен передать ей цветы? А я сам ее увижу?

— Возможно, если тебе повезет…

— Лукреция Бризант! Вот это да! А в такое время дня она, наверное, в негли… негли…

Он даже не смог выговорить это слово, но хотел видеть ее в неглиже. Что ж, я счел это вполне естественным. Ведь Арти Кацу уже семнадцать.

Нужно надеяться, что вид Лукреции в неглиже не отразится на нравственном воспитании юноши.

— Арти, ты должен все сделать точно так, как я тебе сказал. Ты должен сам отдать розы. Я не думаю, что у тебя возникнут какие-нибудь неприятности, но на всякий случай, если что-нибудь случится, ты говори, что ничего не знаешь. Скажешь, что тебя попросил передать розы какой-то коренастый лысый мужчина.

— Все ясно.

— И еще кое-что. Ты должен передать розы до восьми утра. Только если ты застрянешь в магазине, то сможешь опоздать с вручением на полчаса. О'кей?

— Чем раньше я передам, тем лучше, — ответил юноша, улыбаясь всем лицом.

Ровно в восемь я звонил в дверь к доктору Эллиоту Ирвину, а в десять минут девятого я уже вел с ним деловой разговор. Пока он завтракал, я объяснял ему, в чем дело. Я рассказал ему о магнитофонной ленте и спросил, нельзя ли изготовить спектрограмму.

Прожевывая завтрак, он спросил у меня:

— Зачем все эти спектрограммы, мистер Скотт? Вы что, эксперт? Или ученый? Нет, вы говорите не как ученый и выглядите не как оный.

— Нет, профессор, я — частный детектив, и я только хотел спросить у вас, что вы знаете о спектрограммах.

— После Лоуренса Д. Керста ни одна живая душа не знает больше о них, чем я.

— А кто такой Лоуренс Д. Керст?

— Кто такой Лоуренс Д. Керст? Вы действительно этого не знаете?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Он изобретатель системы, которая идентифицирует людей согласно их голосам. Он — президент спектрографической лаборатории в Сомервилле, штат Нью-Джерси и, кроме того, он был моим учителем.

— Великолепно! — сказал я. — Значит, вы можете сделать спектрограмму, скажем Тома, а потом, если услышите, как говорит Том, вы сразу сможете его отличить, скажем, от Джо. Так, профессор?

— Ну, мой молодой друг, я не хочу отрицать, что это именно так, но решающим фактором в динамических манипуляциях, контролируемых…

— Конечно, конечно! — сказал я. — Вот к примеру, у меня имеется пленка с семью голосами. И если я вам в течение дня принесу еще пленку с пятнадцатью голосами, то вы сможете определить, какие голоса с первой пленки будут фигурировать и на второй?

— Разумеется, мистер Скотт. Сколько времени вы дадите мне для этого?

— Восемь часов.

— О, мой дорогой, так не пойдет. И позвольте мне объяснить вам, мистер Скотт. Спектрограмма основывается на английских артиклях, а также словах: «я, меня, и, есть, ты, вверх» и некоторых приставках. И для того, чтобы сделать добротную спектрографию, в речи должны присутствовать не менее восьми из этих слов. Потом спектрограмма каждого слова сравнивается с этими же словами второго источника звука. Теперь вы понимаете, какая это большая работа. Спектрограммы могут использоваться и в судебных процессах, поэтому они должны быть качественно…

— Работа, которую вы сделаете для меня, не будет представлена суду. А если и будет, то много позднее, и у вас будет достаточно времени, чтобы их проверить. Мне достаточно будет, если вы мне скажете, кто есть кто.

Мне пришлось потратить много времени, чтобы воодушевить профессора моей теорией, и добился я своего только тогда, когда рассказал ему о своем плане.

* * *


Ресницы Лукреции запрыгали вверх-вниз, вверх-вниз, а потом она мило улыбнулась. Мило и жарко. Видимо, она все делала мило и жарко.

— Скажите, ради бога, что вы здесь делаете, у задней двери?

— Люблю разнообразие, — ответил я.

— О, я знаю, почему. Отец мне объяснил, в чем дело. Я до тех пор уговаривала его рассказать мне обо всем, что он не устоял и все мне рассказал. Вы опасаетесь, что кто-то наблюдает за домом, не так ли?

— Правильно! — ответил я. — И Тони правильно сделал, что все вам рассказал, Лукреция. Только… только он сам еще не знает, насколько серьезно положение.

Она смущенно замолчала. Потом на ее лице появилась улыбка, и она сказала:

— О, и еще раз спасибо за цветы, Шелл. Они замечательные. Чем только я смогу доказать свою благодарность?

— Может быть тем, что пригласите в дом.

Она рассмеялась и сказала:

— Вы даже представить себе не можете, как отец заинтересовался письмом, которое вы прислали с розами. Он — в моей комнате.

Она провела меня в кабинет отца, где на зеленой кушетке сидел Тони. Высказав сожаление по поводу его изодранной щеки и совершенно заплывшего глаза, я уселся рядом с ним и сказал:

— Вы назначили заседание, Тони?

Он кивнул.

— На десять часов. Как вы и сказали в письме. Правда, мне как-то неловко было собирать это заседание, где я ничего не смог сказать членам совета о повестке дня.

— Это положение изменится еще до того, как я закончу.

Я положил на маленький столик перед кушеткой небольшой магнитофон, который я позаимствовал в отеле. Тони взглянул на него и удивленно спросил:

— Вы нашли пленку?

— Да.

— Почему же вы сразу мне этого не сказали? О, бог ты мой!

— Я не хотел по телефону. Поэтому-то я и написал письмо.

— Конечно! — он кивнул. — Я забыл об этом.

Его забывчивость меня немного удивила, но только немного. Я продолжал:

— Кроме того, я был очень занят. Вы уже слышали о сержанте Стрикере?

— Нет. А кто это такой?

— Он относится к службе «Охраны порядка», и я уверен, что мы можем ему доверять. Ведь кому-то нужно доверять.

— Он должен придти сюда? — спросила Лукреция.

— Да, он придет сюда. Я звонил ему сегодня утром. Я ему не все рассказал, но общую картину он может себе составить. Кстати, Стрикер не особенно удивился — он давно уже предполагал, что на Вилле не все в порядке.

Я посмотрел старому Бризанту прямо в глаза.

— Сержант Стрикер приедет сюда для вашей личной охраны, Тони.

— Разве это необходимо? — спросила Лукреция со страхом.

Я махнул рукой.

— Не обязательно, — сказал я. — Можете мне поверить. И вы, наверняка, поверите, когда прослушаете пленку. Но вернемся к сержанту Стрикеру. Когда я сегодня утром искал пленку, я подстрелил одного гангстера, которого зовут Франкенштейн. А часом позже его труп был найден в двух милях от того места, где я его подстрелил. И сержант Стрикер сказал мне, что у него были выбиты зубы и распухла губа.

Тони пощупал свой заплывший глаз.

— Значит, это тот парень, которому я выбил зуб?

— Это можно сказать почти с уверенностью. Но давайте послушаем запись.

Я нажал на клавишу. Шесть минут в комнате царила полная тишина, если не считать разговора на пленке. Когда запись кончилась, в комнате еще с минуту было очень тихо, а потом Лукреция выпустила изо рта барабанную дробь. Я подозреваю, что это были итальянские ругательства.

Тони укоризненно посмотрел на нее.

— Лулу, нельзя говорить такие вещи!

Я взглянул на часы.

— У нас немного времени. Пять человек на пленке еще не узнаны, хотя мне кажется, что одним из них должен быть Пит Лекки. С вашей помощью мы сегодня это узнаем.

— С моей помощью? Но как…

— Я вам объясню. Все гангстеры знают, независимо от того, принадлежат они к мафии или нет, что их самым страшным орудием является страх, который они нагоняют на людей. Они защищены протекциями, они подкупают чиновников, подкапываются под полицию и судопроизводство. Но это не помогало бы гангстерам, если бы их акции не были тайными. Малейшее «паблисити» может разрушить их планы.

Лукреция, словно завороженная, смотрела на мои губы. А я продолжал:

— Сперва действовали наши друзья — гангстеры, а теперь настал черед выступить и нам. Когда выступаешь против таких типчиков, самое важное — вывести их из равновесия, что приводит к потере уверенности…

— О, боже! — сказал Тони и необычно тихо спросил: — Что вы собираетесь делать?

— Я хотел бы, чтобы вы меня представили на заседании. А потом я хотел бы прокрутить эту пленку перед всеми участниками заседания и возможной публикой.

Молчание. Тони Бризант откинулся на кушетке и постучал рукой по своей груди.

— Эти негодяи уже знают, что пленка в наших руках, а Дженкинс — в их руках. Этого нельзя забывать, Тони. В их беседе было сказано, чтобы отца Лукреции Бризант не трогать, но они должны что-то предпринять, против меня в первую очередь, поскольку у меня пленка, и против вас, Тони, поскольку вы связаны со мной.

Он медленно покачал головой. Я буквально видел, что творилось у него в голове. Наконец, он провел рукой по усам и спросил:

— Фред… Вы думаете, он тоже мертв, Шелл?

— Очень и очень возможно, Тони.

Он сидел тихо, и я видел, как вздрагивали его губы и кривилось лицо, словно ему было больно. Потом он тихо сказал:

— Бедный Фред!

— Мы должны исходить из того, что гангстерам удалось выжать из него все. Даже то, кто натолкнул его на мысль, что в доме Ярроу происходят нелегальные вещи. Поэтому вы, Тони, тоже числитесь в их черных списках.

Лукреция пронзительно вскрикнула. Тони бросил на нее осуждающий взгляд.

— И мой план прокрутить пленку на заседании имеет своей целью также уменьшить опасность для вас, Тони, — сказал я. — Гангстеры должны знать, что об этой пленке знаем не только вы да я, но и еще целый ряд людей. И все эти люди, в том числе и те, кто был на сборище в доме Ярроу, услышат, кто убил Рейеса, кто должен убить меня и как дискутировали насчет вашей жизни, Тони.

Я взглянул на часы. Без двадцати десять. Я оттянул куртку немного в сторону и показал портативный магнитофон, приводимый в движение батареями и подвешенный рядом с кобурой.

— Тони, каждый член совета должен что-нибудь сказать, чтобы я записал голоса всех.

— Что-нибудь придумаем, Шелл. Может быть, я поставлю какой-нибудь вопрос на голосование, тогда каждый должен будет сказать хотя бы «да» или «нет».

— Этого будет маловато, но во всяком случае лучше, чем ничего. — После некоторой паузы я добавил: — А вы, Тони, сделайте такой вид, будто ни о чем ничего не знаете. Вы просто представьте меня собравшимся, и тут же я начну действовать. По отношению к Лекки, или как вы его называете, Диджиорно, ведите себя как обычно.

Лукреция вмешалась.

— Идемте, — сказала она.

— Что это значит? — спросил я. — Идут только Тони и я. Вы не идете.

— Нет, иду.

В последующие минуты происходил крупный разговор по-итальянски между отцом и дочерью. Кончился он тем, что Тони прижал руки к ушам, с отчаянием посмотрел на меня и покорно повел плечами.

— Тони, — сказал я, — что это значит? Почему вы просто не скажете ей, что ей туда нельзя идти?

Он снова пожал плечами.

— Она такая же, как и ее мать, — ответил он.

— Но вы же отец! Вы же сказали вчера вечером: «Лукреция, это не для женщин. Иди в свою комнату!» — Мне это понравилось. Скажите это еще раз, Тони.

Он не сказал ничего. Он только бросил на меня отчаянный взгляд, но не сказал ни слова. Я был разочарован.

— Лукреция, — сказал я, — идите в свою комнату.

Она рассмеялась.

— Как смешно, — сказала она.

Я бросил на Бризанта отчаянный взгляд. Лулу сказала:

— Если мой отец может идти на заседание и если мой… — небольшая улыбка на лице — и если мой детектив может идти, то я тоже могу.

Раздался звонок в дверь.

Лукреция хотела пойти и открыть, но я сказал:

— Подождите!

Она остановилась. Она меня послушалась! Это было чудесно!

Я встал в стороне от входной двери, держа кольт в руке. Вам может показаться это глупым, друзья, но эта глупость не раз спасала мне жизнь. А мне уже за тридцать.

— Кто там? — выкрикнул я. Если сейчас мужской голос скажет: «Телеграмма», я пристрелю его прямо через дверь.

— Стрикер. — Я узнал голос, но кольта не спрятал, пока окончательно не убедился, что это он.

Когда он вошел, он как раз заметил, как я вкладываю пистолет в кобуру. Он одарил меня скучающим взглядом.

— Нервничаете?

— Просто принимаю меры предосторожности, — уточнил я.

— Очень разумно с вашей стороны. Могу я теперь поподробнее узнать относительно программы?

Через три минуты мы уже были в пути. Бризант сел в машину Стрикера, а я с Лукрецией — в мой «кадиллак». За два квартала до мэрии я — когда мы стояли перед красным светофором — увидел, как какой-то человек машет мне рукой из машины. Я пригляделся внимательнее. Это был Генри Ярроу.

Я тоже помахал ему из окна. Он нагнулся немного вперед и опустил стекло окошка. Я же сунул руку за пазуху и включил магнитофон, обратив внимание на то, чтобы игла галстука не была прикрыта отворотом куртки — микрофоны очень чувствительные приборы.

— Хэлло! — дружелюбно сказал Ярроу, не спуская с Лукреции глаз.

— Я хотел бы узнать, мистер Ярроу, у вас были неприятности… Ну, после того, что произошло вчера вечером?

— Нет. Я только должен был подписать отчет.

— Чудесно! Вы едете на заседание?

— На заседание?

Он тоже ехал в ту же сторону, что и я, и мне почему-то показалось, что его цель — мэрия.

— В десять часов состоится внеочередное заседание, — сказал я.

— Ах, да, да! Я что-то слышал об этом.

— И я думаю, что оно будет интересным, — сказал я.

— Может быть, загляну.

— Сделайте милость.

Он снова бросил взгляд на Лукрецию, а потом снова стал смотреть вперед на дорогу. Мы влились в движение машин, и я выключил магнитофон, сделав запись на листочке бумаги: номер один — Генри Ярроу.

Лукреция спросила:

— Ярроу? Он что…

— Да. В его дом Фред Дженкинс и забросил «клопа». В его доме и встречались семь гангстеров на свою кровавую встречу.

Она испуганно посмотрела на меня.

— А вид… вид у него благородного человека.

Первые три минуты заседания прошли как обычно, зато потом оно превратилось в самое необычное заседание, которое когда-либо бывало на совете общины Виллы.

На скамье для зрителей сидело шесть человек. Генри Ярроу не было. Зато я обнаружил миссис Блессинг и лейтенанта Уитона.

Когда Лукреция и я вошли в зал, за длинным овальным столом уже сидели двенадцать членов совета. Некоторые недовольно хмурились, что их пригласили на заседание в столь ранний час.

Это недовольство на лицах сохранилось и после того, как Тони Бризант объявил им, что заседание собрано с той целью, чтобы дать возможность Шелдону Скотту, частному детективу и не жителю Виллы Восходящего Солнца, продемонстрировать кое-что интересное. После этого краткого выступления Бризант пригласил меня к столу. Он отодвинул свой стул немного в сторону, давая мне место.

Я установил маленький, компактный магнитофон на столе и сказал:

— Многоуважаемые граждане! Я собираюсь продемонстрировать вам магнитофонную запись. Я не могу вам объяснить, как она попала ко мне в руки, и я не хочу вам говорить, где была сделана эта запись. Боюсь, что запись сама скажет за себя. Я только хочу уверить вас, что она подлинная, что это было записано здесь, на Вилле. Предмет беседы, которую вы сейчас услышите, это убийство одного из ваших сограждан Джильберто Рейеса.

Следы недовольства сразу как водой смыло. Даже мое краткое вступительное слово вызвало небольшую панику. Я посмотрел на лица и увидел слева от себя пожилого мужчину с ястребиным носом, а справа от себя старого мафиози Диджиорно, он же Пит Лекки.

Когда я взглянул на него, его глаза буквально впились в меня. Смертельную ненависть увидел я в этих старых глазах и почувствовал дуновение смерти.

Диджиорно отлично знал, что записано на этой пленке. И если он был одним из семи собравшихся гангстеров, то я позавидовал его выдержке.

Я продолжил:

— В ходе записанной беседы вы услышите о том, что следует убрать человека по имени Скотт. Этот человек — я.

На этот раз все сидели тихо.

— Кое-что из беседы не годится для нежных ушей. Я упоминаю об этом потому, что среди слушателей есть дамы.

Рядом с Лукрецией на скамейках для зрителей сидели две дамы: миссис Блессинги еще одна женщина лет пятидесяти, которая принесла с собой вязание.

Миссис Блессинг осталась сидеть, но оглянулась. Что она искала? Выход? Или шефа своего предприятия?

Я нажал на клавишу своего магнитофона.


Глава 12


Последующие шесть минут в зале был слышен только магнитофон. Никто не ерзал на сиденьях, все внимательно и тихо смотрели на маленький аппарат, и я должен признать, что запись этого разговора была словно разорвавшаяся бомба, поскольку все звучало правдиво и неприкрашенно.

И вот прозвучали заключительные реплики, и я остановил магнитофон. Надев на него чехол, я отправился обратно к скамье для слушателей. Сел рядом с Лукрецией.

Молчание нарушил Тони Бризант. Он предложил поставить на голосование вопрос, надо ли посылать копию этой пленки мэру и шерифу. К этому времени Лулу уже записала мне имена всех членов совета, и пока они каждый выражали свое мнение, я запустил магнитофон, чтобы получить от каждого хоть по нескольку слов.

Некоторые даже шли мне навстречу. Преподобный Арчибальд, например. Он поднялся и своим слащавым голосом начал держать целую речь, которая началась цитатой из Старого Завета и кончилась цитатой из Нового. Арчи был моим номером шесть, а Диджиорно я записал под номером два. Лейтенанта Уитона, который сидел во втором ряду, я записал под номером тринадцать, а потом поднялся и направился к нему.

Мне даже не пришлось делать усилий, чтобы вовлечь его в беседу. Как только я сел рядом с ним, он сразу же прогрохотал:

— Я еще никогда не слышал подобной чепухи, Скотт. Как вы это сделали? Наняли безработных актеров?

— Актеров? — я поднял брови. — Мне показалось, что эта запись подлинная.

Он поднял руку, и я увидел, как его пальцы сжались в кулак. Но как только мой взгляд упал на его руку, он сразу же разжал пальцы.

— Если же хоть на секунду, Скотт, предположить, что эта запись подлинная, то, значит, кто-то занимается незаконным подслушиванием.

— Вы лучше подумайте не о том человеке, который сделал эту запись, а о тех людях, которые сознались, что убили Рейеса. А арестовать вы можете даже и меня… перед всеми этими людьми, которые еще находятся под впечатлением игры, как вы назвали, безработных актеров. Хотите попробовать, Уитон?

Я видел, как его голова усиленно работает.

— Возможно, мы еще доживем до этого, Скотт.

Я усмехнулся, встал и дружески попрощался с ним.

Лукреция и я вышли из зала. Мы сидели в машине и ждали, пока не выйдут Тони и Стрикер, а потом все отправились к Бризантам.

На Стрикера демонстрация пленки произвела большое впечатление. Я спросил его:

— Вы уверены, что не будете иметь неприятностей? В конечном итоге лейтенант Уитон может вам сделать много зла.

— Я уже обеспечил себе тылы, Скотт, — ответил он. — Уже договорил с капитаном.

— Уитон разозлится, когда узнает, что вы перепрыгнули через него.

Он рассмеялся, словно посчитал смешным, что лейтенант будет иметь повод для недовольства.

Лукреция проводила меня до двери. Она встала передо мной на цыпочки, вытянула губы и прошептала:

— Поцелуй меня, незнакомец!

Около полудня я вышел из лифта, уставший после бессонной ночи, но зато сытый после обильного обеда, и направился в свой номер в отеле. Пока я раздевался, я включил телевизор, надеясь услышать в последних известиях что-либо о событиях, происшедших на Вилле, но сейчас трудно надеяться на что-то подобное. Вместо того, чтобы рассказать эпопею о демонстрации пленки, в последних известиях говорилось о депутате конгресса Кервине Стефенсе и о его любви к старым людям. Мы все должны помогать скрашивать людям их жизненный закат и изменять условия частной собственности, чтобы богатые были беднее и бедные богаче…

В таком стиле продолжалось и дальше, а так как я не люблю волноваться, когда у меня полный желудок, я направил свои мысли на профессора Ирвина, который сейчас, наверное, усердно трудится в поте лица своего, чтобы составить спектрограммы тринадцати голосов.

Я зашел к нему на обратном пути, и он обещал мне позвонить ближе к вечеру, если у него к этому времени будут какие-нибудь результаты. И пока я слушал краешком уха Кервина Стефенса, я незаметно уснул.

Сон мне приснился совсем неприятный. Я вновь пережил сцену на Палос-Верде, снова просовывал голову сквозь кустарник и видел, как ко мне приближается Блютгетт, пыхтя, как паровой молот, и сжав свои руки в огромные кулачищи, включая в моем мозгу тревожные сирены.

Прошло еще какое-то время, прежде чем я установил, что сирены эти были не сигналы моего мозга, а звон будильника. Я поставил его на шесть часов, чтобы не прозевать звонка профессора Ирвина.

Вместе со звонком будильника я услышал, как кто-то стучит в дверь. Сперва я подумал, что это Блютгетт нашел меня и явился, чтобы стереть в порошок. Я еще недостаточно проснулся, чтобы решить, как я могу этого избежать, а вообще мне просто больше всего хотелось перевернуться на другой бок и снова заснуть.

— Мистер Скотт, вы дома? Это я, Арти Кац.

Я открыл ему дверь.

— Мистер Скотт, я только что видел кое-что, что вас наверняка заинтересует.

— Вот как?

— Когда я хотел поставить на стоянку «линкольн» одного из постояльцев, я обратил внимание, что кто-то проявлял излишнее любопытство к вашему «кадиллаку».

— Это действительно интересно, — сказал я, — и может оказаться для меня очень важным. Я протянул ему зелененькую.

— Большое спасибо, — сказал он. — Но этот человек настолько был любопытен, что это буквально бросалось в глаза.

— Ты можешь описать мне этого человека, Арти?

Он улыбнулся, но я не понял, что тут смешного.

— Это очень просто, — сказал он. — Огромный такой детина! Настоящий великан…

— Как, как?

— Ну, возможно, я немного приукрасил, мистер Скотт. Я еще не видел человека, который был бы так широк в плечах…

— Я должен точно знать, каков он, Арти. Может он не тот, на кого я думаю… Я присел.

— Почему вы сели, мистер Скотт? Вам что, плохо?

— Совсем нет. Почему ты так решил?

— Может быть, принести вам воды?

— Не надо… Дай мне подумать… О чем шла речь? Ах да, о парне высотой в два метра десять сантиметров. Да, и ты должен описать мне его подробно, чтобы я его не спутал с другим, Арти. Какого цвета у него волосы?

— У него вообще нет волос.

— Как так?

— Нет, и все. Голова у него такая же голенькая, как яйцо.

Я вздохнул и сразу показался себе маленьким и ничтожным.

— Это он! — я снова вздохнул. — Двух таких чудовищ, как этот Блютгетт, быть не может!

— Блютгетт?

— Да.

— Прошлой ночью он пытался вас убить?

— Да. И теперь, мне кажется, он повторит свою попытку.

— Но вы этого не позволите, мистер Скотт? Могу биться об заклад…

— Арти…

— …что вы его разберете по косточкам. Но вы должны поспешить, мистер Скотт, иначе вы его не поймаете.

— Ах, Арти, ты уже достаточно взрослый для того, чтобы понять некоторые премудрости жизни. И кое с какими я с тобой поделюсь, которые я уже приобрел в процессе жизненного опыта. Как ты думаешь, кому это поможет, если я разберу этого человека по косточкам?

— Ну, ведь он пытался вас убить…

— Да, конечно! И это было совсем нехорошо с его стороны. Но чистое насилие — это орудие дикарей, не так ли? Зачем человеку дан мозг? Зачем человеку дан ум? И что я докажу, если расправлюсь с Блютгеттом? Только то, что я сильнее его, не правда ли? А мне это совсем не нужно. Я должен его перехитрить.

— Перехитрить?

— Да. Это гуманнее и честнее.

— Но как?

— Ну…

Это был умный вопрос. Как мне перехитрить Блютгетта? Ведь для этого я должен сперва его поймать. А как поймать слона?

Я заметил, что Арти смотрит на меня с сомнением. Я подумал, что мои акции в его глазах немного понизились. Самоуверенным движением руки я отпустил его, а когда он ушел, я вздохнул еще раз:

— О, Блютгетт, и почему из тебя не сделали двух человек!

Наконец я поднялся, вышел из номера и потихоньку прокрался к стоянке машин при отеле. Я довольно быстро обнаружил Блютгетта, но выждал еще пять минут, поскольку посчитал, что он, возможно, пришел не один. И лишь после того, как я убедился, что неправ, я перешел к атаке.

Блютгетт сидел в сером «крайслере», который он поставил таким образом, чтобы следить за моей машиной, что даже не заметил, как я подошел к боковому окошечку его машины.

— Пушка заряжена, Блютгетт, и тебе достаточно сделать одно неосторожное движение, и я выпущу в тебя всю обойму. — Он даже не вздрогнул. — Дуло кольта направлено как раз тебе в ухо! — Его взгляд продолжал покоиться на моей машине, но на этот раз он процедил сквозь зубы грязное ругательство, которое я не решаюсь здесь привести, а потом медленно повернул свою голую черепушку, и я увидел его печальные глаза.

— Я же знал, — сказал он, — знал, что все выйдет вкривь и вкось.

— Где твои сообщники?

— Таковых нет. Я один.

— Этому я поверю только в тот день, когда ты пойдешь в балетную школу, Блютгетт. Сколько у тебя сообщников и где они спрятались?

— Честное слово, я один, — ответил он. Он пожал плечами, и машина подозрительно закачалась. — Я хотел с тобой расправиться, Скотт, и приехал один.

— Почему?

— Потому что ты пристрелил Фрэнки, — тихо сказал он.

— Франкенштейна?

— Он не любил, когда его так называли. Может быть и странно, но я всегда называл его Фрэнки.

— Каков милый мальчик! — подумал я.

— Но ведь у меня были причины застрелить Франкен… Фрэнки. Вы же сами вдвоем хотели со мной расправиться.

— Ясно! А почему бы и нет? Но в результате-то убил ты. Вот я и подумал, приеду-ка я сюда и расправлюсь с тобой при удобном случае.

Он сказал мне это совсем просто, и я ни секунду не сомневался, что он говорит правду. Рядом с ним на сидении лежала газета. Я приподнял ее и увидел, что там лежит автоматический кольт 45-го калибра. Я сунул его в свой карман и сказал:

— Выходи! Вот здесь, с моей стороны.

Его взгляд упал на пистолет в моей руке, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы он не выкинул какого-нибудь трюка. Большинство людей, которые пользуются пистолетами, всегда очень уважают это оружие.

Через черный ход я провел его по лестнице к своему номеру. Я шел рядом с ним, открыл дверь и легонько подтолкнул его в комнату.

— Садись, приятель! — сказал я, — и побеседуем немного. Меня интересуют кое-какие вещи.

— От меня ты ничего не узнаешь, Скотт.

Больше он ничего не сказал. И я тоже не знал, как поступить дальше. Я бы, конечно, мог залепить ему пару оплеух, которые он и не почувствовал бы, а если бы дело дошло до жестокости, я мог бы рукояткой пистолета сделать ему новую прическу на его лысой голове. Я бы его расколол, но все равно не получил бы от него ни слова.

Нет, я должен был его перехитрить. И пока я вот так раздумывал, я услышал в соседнем номере шаги, и при этом мне вспомнился доктор Пол Энсон, а потом мне в голову пришла идея, лучшая идея за много-много недель.


Глава 13


Следующий час снова был наполнен безостановочной активностью. Я позвонил Арти Кацу и попросил принести из «кадиллака» наручники. После этого я связал Блютгетта, и он превратился в нечто вроде рождественского подарка. А чтобы он не кричал, я всунул ему в рот носовой платок.

Полчаса спустя я уже сидел у доктора Фредзиндера, который как раз сегодня вечером собирался читать в отеле доклад о лучах лазера в медицине. Разумеется, я не мог сказать ученому, почему у меня в последний момент — за час до этого доклада — вспыхнул такой интерес к лазеру. Но это оказалось ненужным, поскольку доктор Фредзиндер принадлежал к таким ученым, которые вкладывают все, чтобы убедить каждого лично в правильности своих идей.

В большом конференц-зале отеля уже все было подготовлено. Доктор Фредзиндер познакомил меня с технической стороной дела, он описал влияние лазерных лучей и продемонстрировал их силу на крошечном кусочке большого камня, который лежал на столе.

Все было так, как и говорил Пол Энсон. После того, как я узнал, как функционирует эта штука, я поскорее попрощался с профессором. Как показалось мне, он был несколько озадачен, так как не успел мне объяснить, почему его усовершенствование лазерных лучей должно привести к перевороту в медицине, а точнее, в хирургии.

Я бросился к лифту, рванул дверь в свой номер и распаковал Блютгетта. Он благодарно посмотрел на меня своими верными глазами. Было нелегко провести его контрабандой через черные двери в огромный конференц-зал, но уважение к моему кольту, который я держал невидимо в своем кармане, было достаточно большое.

Я сказал Блютгетту, чтобы он сел в первый ряд, привязал его ноги к ножке кресла, а на руки надел наручники. Правда, это не показалось мне слишком надежным.

Камень, который для демонстрации лежал на столе, был немного больше головы Блютгетта. Рядом лежала медная трубочка, из которой вылетал лазерный луч, когда нажмешь на кнопку.

Лекция могла начинаться.

— Блютгетт, — спросил я, — ты видишь, что здесь лежит?

Он был послушный ученик.

— Да, — ответил он. — Вижу обломки скалы и медную трубку.

— Вот именно. А что бы ты сказал, Блютгетт, если бы я тебе объяснил, что этот инструмент является самым страшным орудием пытки, которое когда-либо изобретал человек?

— Я бы сказал, что у тебя не все дома… — Он не сказал буквально, что у меня не все дома, он выразил эту мысль другими словами, которые я приводить здесь просто не решаюсь.

— Блютгетт, прежде чем начнется пытка, я дам тебе последний шанс рассказать мне обо всем, что я хочу знать. Ибо от природы я совсем не жестокий человек. Я хочу знать, кто были эти семь человек, которые собирались у Генри Ярроу, и я хочу знать, где Фред Дженкинс, и я хочу знать, что ты можешь сказать о Пите Лекки…

— Можешь не стараться, Скотт, я все равно не скажу ни слова.

— О'кей! Ты имел свой шанс. Позже я дам тебе еще один шанс. А сейчас я тебе хочу сказать, что этот инструмент называется лазерным лучом, и этот луч…

— Спать что-то хочется, — перебил он меня.

— Ты, наверное, уже слышал, Блютгетт, что инфракрасные лучи невидимы для глаз и точно так же…

— Нет, этого я еще никогда не слышал.

— О'кей, тогда ты научишься чему-нибудь. Жар, который выходит вот из этой маленькой трубочки, может превратить гранитный камень в песок.

— И я тоже могу, — буркнул он.

Я вспомнил старую школьную мудрость, согласно которой нужно было предлагать учащимся активно участвовать в научных экспериментах.

— О'кей, — сказал я. — Иди сюда, Блютгетт. — Я вынул кольт из кобуры и, развязав ему ноги, дал в руки молоток. — Отколи кусок от этого камня, — сказал я.

— Зачем?

— У меня есть сюрприз для тебя.

Он мгновение помедлил, а потом взял молоток в обе руки и, размахнувшись, ударил им по камню.

Естественно, ничего не произошло.

Блютгетт сказал:

— Что ж, очень твердый камень. Но к чему вся эта чепуха?

— Я только хотел убедить тебя, Блютгетт, что это настоящий камень и что это действительно обломок гранита.

— А что же это может быть еще? — буркнул тот. — Или ты хочешь, чтобы я принял его за торт с кремом? В таком случае полей его клубничным сиропом и я его сожру.

Моя демонстрация начала выскальзывать у меня из рук. Когда хочешь что-то продать, нельзя ни на секунду терять инициативы. Поэтому я твердо посмотрел на него и сказал:

— Блютгетт, ты убедился, что это гранит. А теперь я направлю на него луч лазера, и твоя болтовня относительно торта с кремом сразу пройдет.

Мои слова, казалось, никак его не впечатлили. А я нажал ш кнопку и направил трубочку на гранит. Ничего не было слышно, ничего не было видно, но в следующий момент на столе, вместо камня, лежала куча песка.


Глава 14


Не знаю, кто из нас двоих был больше ошеломлен — он или я. Я удивленно уставился на кучу песка, и лишь потом взгляд мой упал на Блютгетта, и поверьте мне, друзья, я не скоро забуду этот взгляд.

У него было такое лицо, словно его укусил дождевой червь, словно кенгуру предложила ему перейти на «ты», словно он был избран в президенты Америки преобладающим большинством голосов. Нет, Блютгетт просто не мог поверить тому, что он сам видел собственными глазами.

— Черт бы меня побрал! — пробормотал он. — Черт бы меня побрал!

Рот его был широко раскрыт, подбородок опустился на грудь, глаза закатились и зрачки бегали вверх-вниз, вверх-вниз. Пару раз он судорожно сглотнул, пена показалась у уголков его рта, а он все продолжал повторять:

— Черт бы меня побрал! Черт бы меня побрал!

Когда я увидел, что он созрел, я сказал:

— А теперь пришло твое время, Блютгетт, испробовать луч лазера на твоей голове. Прошло какое-то время, прежде чем мои слова дошли до его сознания. Он вновь посмотрел на кучу песка, вместо гранита, наклонил голову в сторону и посмотрел на меня своими все еще выпученными глазами.

Потом, заикаясь, спросил:

— Что… что ты хочешь сделать?

— Я хочу, чтобы ты «раскололся», иначе мне придется…

— Нет…

— Первый вопрос, Блютгетт. Несколько дней назад был убит Джил Рейес. Кто это сделал?

— Эйс и Флипо.

Этим вопросом я хотел проверить честность Блютгетта. Так как я это уже знал из пленки, то он сказал правду.

— А кто отдал приказ закрыть рот Рейесу?

— Не имею понятия.

— Прошлым вечером у Генри Ярроу на Пальма-Драйв собралось по меньшей мере семь человек. Кто были эти семеро?

— Я ничего об этом не знаю. Я даже не знаю, кто такой Генри Ярроу.

— Флипо и Эйс там были, я же в известной степени уверен и в том, что там был твой дружок Фрэнки.

Блютгетт наморщил лоб, но не сказал ничего, поэтому я продолжал:

— Беседа этих семерых записана на пленку. И мне кажется, что именно Фрэнки обнаружил микрофон, и вскоре после этого Фрэнки, Эйс и Флипо похитили человека по имени Фред Дженкинс.

— Да, Фрэнки мне рассказывал. Но о встрече он ничего не говорил.

— Кто был при этом, когда похитили Дженкинса?

— Эйс и Флипо, и еще один, который оставался в машине.

— Кто это был?

— Этого я не знаю.

— Блютгетт, — сказал я угрожающим тоном, — подумай о лазере!

— О, боже ты мой! — Он «выплюнул» пару ругательств, но потом сказал: — После того, как они его схватили, Фрэнки пришел ко мне. О других я услышал позже. И о том, как они взяли Дженкинса в оборот, так, что он потом даже не шевелился. Эйс и Флипо выкопали яму и бросили туда Дженкинса.

— Где это было?

— На площадке для гольфа. Они должны были поспешить, так как начинало светать. Поэтому они выбрали то место, где лежал второй.

— Какой второй?

— Ну тот, которого Эйс и Флипо раньше…

— Рейес?

— Вот, вот.

— А кто распорядился убить меня?

— Это мне сказал Фрэнки. А кто ему сказал, я не знаю. После того, как они схватили Дженкинса, Фрэнки пришел ко мне. Потом кто-то позвонил, и Фрэнки сказал, что это звонят ему. По телефону ему сказали, чтобы он поискал магнитофонную ленту у олеандровой изгороди. А если мы там увидим и тебя, то нам следует убить тебя.

— А кто сказал Фрэнки, чтобы он поискал пленку и убил меня?

— Лекки. Ему сказал это Лекки.

Хотя это не было для меня новостью, у меня все-таки побежали по спине мурашки.

— А что, собственно говоря, делает на Вилле Лекки?

— Я этого не знаю, Скотт. Здесь их много, не так ли? Я тоже…

— Да, ты тоже, Блютгетт. Чего тебе надо на Вилле?

— Ты знаешь, Скотт, я всегда иду туда, куда мне приказывают.

— Почему ты удрал с Палос-Верде? Ведь тебе дали приказ убить меня, Блютгетт?

Он мгновение помедлил.

— Над всем этим надо подумать, Скотт: о том, что мне сказал Эйс, когда мы услышали сирены, и о том, что мне сказал Фрэнки. Вечером у одного человека, которого они называют Кингом, собралось много значительных людей, и я могу себе представить, что они не хотели, чтобы им мешали. И им бы действительно помешали, если бы копы были порасторопнее. А они оказались бы расторопными, если бы там задержались. Поэтому Эйс и приказал «сматываться».

— У меня складывается впечатление, что лейтенант Уитон — друг Пита Лекки. Чего ж вам было бояться копов? Ведь возможно, что в одной из патрульных машин был сам лейтенант.

— Ха, они отлично знали, что Уитона там не было. Тот тоже был у Кинга.

— Он тоже? Что он там делал?

— Откуда мне знать? Эйс только сказал, что мы должны быстро «смотаться» и забрать с собой Фрэнки, чтобы все выглядело мирно и тихо.

— А где находится этот дом Кинга?

— Ты что, не знаешь этого? — он рассмеялся. — Ты же был совсем рядом с ним. Тот большой белый дом с высокой стеной.

— Да, я обратил на него внимание. И там живет ваш Кинг?

— Ерунда. Видимо, его построил какой-то миллионер, которого звали Кингом. И я точно не знаю, прозвище это или настоящее имя. Как бы то ни было, а дом прочный, как крепость. Повсюду вмонтированы прожекторы и сигналы тревоги.

Прежде чем я задал следующий вопрос, мы внезапно услышали шум голосов перед конференц-залом. В следующий момент обе створки двери распахнулись, и в зал вошло минимум двадцать пять человек. Я взглянул на часы. Было без четверти восемь. Через пятнадцать минут доктор Фредзиндер начнет свой доклад.

Блютгетт быстро обернулся, и что бы ни происходило в этот момент в его мозгу, выражение его лица мне не понравилось.

Нас разделяли три шага. Я склонился над столом, а он стоял перед ним. Я даже не удосужился снова связать ему ноги, и сейчас мне вдруг стало ясно, что я совершил ошибку.

Блютгетт снова обернулся, поднял свои лапы, на которых все еще находились наручники, сделал два шага и, впившись руками в отвороты моей куртки, потянул меня через стол.

Нападение было столь неожиданным, что я даже не сделал попытки защититься. Я почувствовал, как какая-то сила подняла меня вверх, как в меня вцепились какие-то когти, как я потом перевернулся и поплыл по воздуху.

Я никогда не забуду эти секунды чистого полета. И сейчас я даже не помню, приземлился ли я на руки или на ноги, я только помню, что опрокинул первые три ряда стульев и что моя голова обо что-то крепко ударилась. Когда я пришел в себя, я увидел, что окружен людьми. Я видел ножки стульев, ноги людей и до блеска натертый пол. Все еще немножко кружилось у меня перед глазами, но потом я снова стал видеть хорошо.

— Что, черт возьми, это было? — спросил один из мужчин. — Мы как раз хотели войти, а тут какой-то великан бросил вас по воздуху. Да, такого чудовища я еще ни разу не видел. Вы ничего не сломали? Судя по всему, на вас и живого места не осталось…

— Где он? Я хочу ему…

— Не надо испытывать судьбу, — ответил мужчина, чье лицо я не мог видеть — мне закрывало кругозор опрокинутое кресло. — К тому же вы его все равно не догоните. Он убежал три-четыре минуты тому назад.

— Так давно?

Я медленно поднялся на ноги. При этом опрокинул еще два стула, которые стояли на пути. Шатаясь и игнорируя вопросы окружающих, я поплелся к выходу.

Свежий воздух благотворно подействовал на меня. В этот момент раздался удар грома и начался дождь. Погода в Аризоне меняется очень быстро. Я побежал к черному ходу, не обращая внимания на лифт, быстро поднялся по лестнице и, когда засовывал ключ в замочную скважину, услышал, как у меня в номере зазвонил телефон.

Когда я был у аппарата, телефон все еще звонил, но в этот момент я вспомнил, что в спешке забыл закрыть за собой дверь. Конечно, не обязательно в эти минуты ко мне должен был кто-нибудь влезть, но все равно, оставлять дверь открытой, когда Блютгетт бродит на свободе, было неприятно. Я заглянул в темноту коридора, закрыл дверь и снял трубку.

— Алло? — услышал я голос. — Мистер Скотт?

— Да. Кто со мною говорит?

— Говорит Эллиот Ирвин, мистер Скотт. Я звонил вам двадцать минут назад, но вас…

Я бросил взгляд на часы. Было пять минут девятого.

— У меня были кое-какие дела, — сказал я. — Вы чего-нибудь добились, профессор?

— Да, конечно! — голос его был взволнованный. — Три голоса на спектрограмме идентичны. Я очень доволен результатами.

Я тоже был доволен.

— Какие три? Так как я не исключал возможности, что мой телефон прослушивается, мы договорились оперировать цифрами и буквами. Я дал профессору копию записей, где участники заседания были помечены буквами. На моей бумаге под номером один был помечен Генри Ярроу, потом шли одиннадцать членов совета, и под номером тринадцать я пометил лейтенанта Уитона.

— Итак, говорите, профессор, — сказал я еще раз.

— Номер два — А, номер шесть — Д и номер тринадцать — Б. В моей голове внезапно загудело, когда я осознал, что мне только что сказал профессор. И все дело лежало передо мной, как на блюдечке, мне нужно было только собрать доказательства.

— Профессор, я ваш вечный должник. Вы даже представить себе не можете, как важна для меня та работа, которую вы проделали. Но я вас прошу понять, я вам сейчас не могу приносить слова благодарности, так как у меня очень много дел.

— Мы еще поговорим с вами попозже, мистер Скотт.

— В этом можете быть уверены, профессор.

Я повесил трубку. Теперь сразу расшифрую числа и буквы: Пит Лекки принимал участие в разговоре в доме Ярроу. Я не был очень удивлен тем, что пятым собеседником в доме Ярроу оказался лейтенант Уитон, который значился у меня в списке под номером тринадцать. Это был как раз тот человек, который призвал своего собеседника убить Шелла Скотта.

Последним человеком под номером шесть был преподобный Стенли Арчибальд. Когда я говорил с ним первый раз, он мне солгал. Солгали мне также миссис Блессинг и Генри Ярроу, и я наконец-то узнал, почему был убит Джил Рейес. Я знал, кто приказал убить его и почему.

Я должен был еще раз прослушать пленку. Я положил ее в сейф отеля. Когда я попросил выдать ее, служащий отеля спросил меня:

— Вы говорили по телефону?

— С кем?

— С какой-то дамой?

— Она не назвала своего имени. Я сам говорил с ней, и она меня спросила, где она сможет вас застать, так как в номере вас нет. Кроме Лукреции, мне не пришла в голову ни одна дама, которая могла бы мне звонить по телефону.

— Это от нее записка?

Я показал на записку в моем отделении. Он покачал головой.

— Записку оставил господин, который звонил вам примерно час назад. — Он протянул мне записку, и я прочел: «Шелл, позвоните Тони. Это очень срочно. Позвоните по номеру…»

Это не был номер Тони Бризанта. Наконец он дал мне пакет из сейфа, и я прошел к телефонистке. Она сказала, что дама звонила без десяти семь.

— А вскоре после этого почти одновременно последовали три других звонка. Я все время звонила в ваш номер, хотя вы и не отвечали…

Я перебил ее:

— Да, вы, конечно, сделали все возможное.

Потом я повернулся и быстро направился к своему номеру. Войдя в комнату, я позвонил по тому номеру, который значился в записке.

Трубку сняла женщина.

— Кто говорит?

— Шелл Скотт. Меня просили…

— Да, да. Обождите минутку.

Полминуты молчания, а потом:

— Шелл?

— Да, это я, Тони.

— Я вам звонил, но вас не было дома.

— Я знаю. В чем дело, Тони?

— Как насчет Лукреции? Она пропала.

— Пропала? Что это значит?

— Пропала и все. Уехала в моей машине. Вот уж не думал, что она уедет. Я ей сказал: «Лулу, ты останешься дома…» — голос его звучал так, словно Тони находился перед нервным срывом.

— Тони, успокойтесь. Расскажите все по порядку. Что случилось?

— Я был у наших соседей, где нахожусь и сейчас, так как не хочу пользоваться своим телефоном. Мне кажется, что Лулу кому-то звонила, возможно вам, Шелл. Мама сказала, что слышала, как она разговаривала, но сказала, что не знает, с кем она говорила и что говорила. А когда я пришел домой, она взяла машину…

— Но это еще не значит, что…

— Подождите минутку, Шелл. Я сперва был просто немного озабочен. Я думал, что она вот-вот вернется. Но она… — Он замолчал, и я услышал его тяжелое дыхание. — Час назад мне позвонил дорожный патруль. Они мне сказали, что моя машина найдена на шоссе между Виллой и Скоттсдейлом.

— Найдена? Она была повреждена?

— На левом крыле небольшая вмятина и все. А передними колесами она стояла на обочине.

— А Лукреция?

— В машине никого не было. Она исчезла.

— О, боже ты мой!

Целый поток слов вырвался вдруг изо рта Тони, я мог понять только отдельные слова, потому что большинство слов было итальянских. Я был не менее, чем он, взволнован, и я сказал:

— Да успокойтесь вы, Тони, черт вас возьми. Я тем временем успел многое узнать и я смогу помочь, если вы возьмете себя в руки.

— Но ведь она… — Он замолчал. Последовала пауза, а когда я вновь услышал его голос, он был более спокойным и более уверенным: — Я хочу вам рассказать, как все было. Ближе к вечеру Лулу и я отправились к миссис Рейес. Мы не хотели оставлять ее одну в ее горе. Нас отвез к ней сержант Стрикер. По дороге на Пальма-Драйв Лулу внезапно сказала: «Отец, вон едет мистер Ярроу». Я посмотрел в ту сторону и действительно увидел его в машине. Но это была другая машина, и дом, перед которым она стояла, был другой, а не тот, перед которым я его видел во вторник утром. Я сказал об этом Лу, и она захотела обязательно знать, где я видел мистера Ярроу во вторник утром, когда я с Рейесом… — Он судорожно сглотнул.

— Я знаю, какой дом вы имеете в виду, Тони. Это был тот дом, в котором собирались семь гангстеров. Дженкинс организовал прослушивание не в доме Ярроу.

— Не понимаю.

— Это долго объяснять, Тони. Продолжайте лучше.

— Когда мы вернулись домой, я подумал, что будет лучше, если я вам сообщу об этом… Ну, что мы видели Ярроу перед другим домом. Поэтому-то я и пошел к соседям, чтобы позвонить вам.

— Вы сказали Лукреции, что вы собираетесь делать?

— Нет. Я только сказал, что вернусь скоро. Но я отсутствовал минут десять, поскольку не мог вас отыскать, а когда вернулся, Лулу уже не было. На маленьком столике рядом с телефоном лежала газета, и она была раскрыта на той странице, где говорилось о перестрелке перед домом Ярроу, и Л у подчеркнула карандашом адрес.

— Пальма-Драйв, 1694?

— Да. Это важно? Я не знаю, соответствует ли действительности номер дома. Я знаю только, что это был другой дом.

— Да. Теперь я это знаю, Тони. Скажите, вы предупредили Лукрецию, что мы опасаемся, что телефон прослушивается?

— Нет… — Он помолчал. — О, боже, это была моя ошибка… Если это моя вина…

— Может быть, это не играет никакой роли, Тони. Но тем не менее мы должны исходить из того, что Лукреция сказала по телефону нечто, что не понравилось гангстерам. Мне хотелось бы поговорить с сержантом Стрикером.

— Он ушел.

— Ушел? Когда?

— Около семи, в начале восьмого. А несколькими минутами позже меня вызвал по телефону дорожный патруль.

— Он вернется? Почему он уехал?

— Я не знаю, вернется ли он. Ему позвонил лейтенант Уитон, потому что у него было какое-то специальное задание для Стрикера. Сержант сказал, что лейтенант — его начальник, когда капитан отдыхает, и поэтому он должен ехать.

Я не знаю, почему я так воспринял это известие, но я почувствовал, как лоб у меня покрылся потом.

— Тони, у вас ведь есть оружие в доме, не так ли?

— Да, два ружья, но…

— Отправляйтесь домой, зарядите ружья и опустите жалюзи…

— О, боже ты мой! Вы думаете…

— Дело не в том, что я сейчас думаю, Тони. Делайте то, что я сказал. А я должен повесить трубку. До свидания!

Это случилось как раз в тот момент, когда я повесил трубку. Я сразу понял, что это такое. Позади себя я услышал какой-то треск, который мог бы конкурировать с летним громом.

Я стоял спиной к двери, но уже знал, что кто-то вломился в эту дверь.

Прежде чем обернуться, я нагнулся, и тут я увидел его — я должен еще сказать кого? Он обрушился на меня, как огромный выкорчеванный дуб, с руками, как крылья ветряной мельницы, к которым еще прилипали наручники. Соединительная цепочка была порвана в середине, но это было еще не все.

Позади Блютгетта виднелся целый полк его соратников. Они перелезали через дверь, которая плашмя лежала на полу, и по их лицам было видно, что пришли они сюда не для того, чтобы выпить на брудершафт. Блютгетт был в такой ярости, что измолотил бы меня в муку, если бы я остался стоять. Но я не остался стоять, а в последний момент увильнул и услышал, как этот монстр ударился о стену. Я еще успел понадеяться, что каменщики в Аризоне кладут приличную стенку, но это была напрасная надежда.

Зато небо послало мне другое утешение. Тех, кого я сперва принял за полк соратников, оказалось в действительности только трое, из которых я двоих узнал: Эйса и молочное лицо Счастливчика Райана. У третьего была смуглая кожа, маленькие черные глазки и тонкие черные усы.

У меня не было времени даже схватиться за кольт. Другие тоже не вытащили оружия — вероятно, они боялись поднять шум в отеле.

Ближе всех ко мне стоял Эйс. Он прыгнул на меня, подняв одну ногу и вытянув вперед руки, сжатые в кулаки.

Мне было все равно, что успеют со мной сделать остальные, но Эйса я хотел схватить! И я заполучил его. Я слегка согнул ноги в коленях, бросил свой торс вперед и всадил ему в пузо сперва мой правый кулак, а затем сразу и левый. Изо рта у него с шипением вырвался воздух, и он упал набок. У меня не было времени разглядеть, куда он приземлился.

Увидев, как взлетела в руке обтянутая кожей дубинка, я наклонил голову в сторону. Дубинка лишь чиркнула по мне, но этого было достаточно, чтобы я на мгновение потерял равновесие.

И тут опять подоспел Блютгетт.

Я увидел, как на меня летит его кулак, хотел увильнуть, но не успел.


Глава 15


Дождь лил как из ведра и сопровождался грохочущими раскатами грома, а когда сверкнула молния, я заметил, что вокруг меня грязь. Я был совершенно мокрым, тело все болело, а кругом была темнота.

Вместе с болями вернулось и воспоминание. И когда вновь сверкнула молния, я убедился, что лежу на животе в грязи, а по спине у меня барабанит дождь. Я присел, хотел опереться на правую руку и тут же содрогнулся: боль была такая, словно у меня были перебиты все кости на руке, и эта боль стрелой отражалась в голове. Вместе с каждым ударом сердца казалось, что в меня вонзается тупой нож.

Память постепенно возвращалась ко мне. Я вспомнил, что нахожусь в штате Аризона, живу в отеле, я видел перед собой Лукрецию Бризант, а потом… Снова молния надо мной и в моей голове… Блютгетт, лазерный луч и его надвигающиеся кулаки, три других гангстера…

Больше я ничего вспомнить не мог. И конечно же, я не мог представить себе, как из номера отеля попал под открытое небо, где успел весь промокнуть.

Я поднялся. По крайней мере я хоть мог стоять прямо. Мои руки ощупали тело — нет, пули во мне, кажется, нет. Где-то вдали я заметил огоньки и пошел в том направлении.

Это была бензоколонка. Я стер грязь со стекла своих часов. К моему удивлению они шли. Было шестнадцать минут десятого. От работника бензоколонки я узнал, что нахожусь между Виллой и Скоттсдейлом, приблизительно в пяти милях от своего отеля. У меня были мелкие деньги в кармане и был бумажник в куртке. У меня было все, включая пистолет.

Я позвонил в отель, но найти Пола Энсона не смог. Вместо этого я добрался до Арти Каца. Когда я ему объяснил, где я нахожусь, и попросил заехать за мной, он обещал примчаться немедленно.

Я повесил трубку и улыбнулся — вероятно, впервые после многих часов — и пошел в туалет. Но когда я увидел себя в большом зеркале, которое висело над раковиной, я сразу перестал улыбаться. Казалось, что я весь состою из грязи. Лишь когда я присмотрелся внимательнее, я обнаружил сочную шишку на лбу и рваную рану над правым глазом.

Я вымыл руки и лицо и встал у первой колонки. Вскоре я услышал шум подъезжающего Арти Каца. Я его еще не видел, но уже знал, что это он.

Шины заскрипели и заскользили по мокрому асфальту. Ужасно скрежеща тормозами, его драндулет остановился в десяти сантиметрах от меня.

— Ну, что вы на это скажете? — ухмыльнулся он.

Но я ничего не сказал, я только посмотрел на это чудище и занял место рядом с водителем.

— О, как вы выглядите? — удивился он. — Что с вами случилось?

— Все одна и та же старая песнь, — ответил я. — Большое спасибо за то, что ты так скоро приехал, Арти.

— Мне понадобилось только десять минут, — сказал он с гордостью.

Еще через десять минут мы были у отеля.

— Еще раз спасибо, Арти. Мокрым деньгам ты найдешь применение?

— Их же можно высушить! — философски заметил он.

Я ухмыльнулся и сунул ему вынутую из бумажника купюру, потом прошел через стеклянные двери в ярко освещенный холл.

— Если кто-нибудь осмелится задать мне глупый вопрос, то ему не поздоровится, — подумал я.

Не успел я сделать и первого шага по красивому оранжевому ковру, как заметил девушку, с которой Пол вчера сидел в баре. Куколка как раз направлялась в ресторан. Она увидела меня и остановилась, как вкопанная, но поскольку она была умной девушкой, уже в следующий момент сделала вид, что не заметила меня.

— Послушайте, мисс! — окликнул я ее.

Она снова остановилась и посмотрела на меня через плечо. Я мог видеть только один ее глаз, но этого было достаточно, чтобы определить, что вид у нее отнюдь не счастливый.

— Вы не знаете, где Пол?

— Пол?

— Да, доктор Пол Энсон?

В ее глазах что-то блеснуло. Возможно, она лишь сейчас узнала меня.

— Несколько минут назад он звонил мне из города, — сказала она.

Поэтому я и не мог найти его — был в городе и звонил оттуда этой куколке! Какую он все-таки вел жизнь, друзья!

— Мы договорились встретиться в ресторане, — сказала она. — Возможно, он уже там.

Я быстро прошел мимо нее в ресторан. В этот час там было мало народу: несколько человек стояло в баре, а занятых столиков было всего пять или шесть. А один человек сидел за столом в одиночестве. Нет, он не сидел.

Этим человеком был Пол. Он уже стоял, держа в вытянутой руке бокал с коктейлем.

— Что это значит?! — вскричал он. — Что это значит, черт побери!

Я подошел к нему.

— Ты выглядишь, как статуя Свободы! — сказал я. — Не ерепенься и пей, как все умные люди. На тебя это подействует благотворно.

— Это ты, несчастный, все подстроил! — выкрикнул он. — Я тебя обязан за это благодарить… Нет, только не отпирайся, я знаю, это твоих рук дело!

— Конечно, нет, я имею в виду, что не буду отпираться. Это как раз то, чего ты заслуживаешь.

— Что это за дрянь такая?

— Она тормозит сексуальное влечение.

— О-о! — он тяжело упал на свой стул. — Нет, ты бы этого никогда не посмел бы сделать, ты, несчастный… — Лишь теперь его взгляд упал на мое лицо, потом на одежду, потом снова на лицо. — Черт возьми! — вырвалось у него. — Что с тобой приключилось?

— И ты еще спрашиваешь? Я тебя искал, потому что ты врач и обязан помочь больному и тяжело раненому человеку…

Внезапно мы почувствовали, что мы не одни. Справа от нас стояла куколка, которую я встретил в холле, а слева — Вера, которая очень мило спросила:

— Вам не понравился напиток, доктор Энсон?

Он улыбнулся.

— Нет, все в порядке, — сказал он, — просто я не хочу пить.

Он отдал ей бокал, и она отнесла его назад.

Пол поднялся.

— Пойдем, я тебя «заштопаю».

Его куколка сказала:

— Пол, Пол!

Пол нагнулся и шепнул ей что-то на ухо. Я не слышал, что он сказал, но увидел, что она улыбнулась. А потом мы направились ко мне в номер. Когда я начал совать ключ в замочную скважину, дверь упала. Упала с большим шумом. Я зажег свет, и мы вошли.

Пол взглянул на дверь, валявшуюся на ковре, и сказал:

— Какой ты все-таки жмот — снял самый дешевый номер.

— Просто я совсем забыл, — сказал я, сразу вспомнив, каким манером Блютгетт оповестил меня о своем прибытии. Позднее, чтобы не возбуждать лишнего любопытства, они просто прислонили дверь к проему. — Я тебе все объясню. Подожди, я тут все соберу.

Пол прошел в свой номер и вскоре вернулся, неся свою походную аптечку. Я рассказал ему о событиях, начиная со вчерашнего вечера, и он раскрыл рот и уши от удивления, так как действительно было невероятно, что за такой короткий срок произошло такое множество вещей.

— А мисс Бризант была у тебя сегодня вечером? — напоследок спросил он.

— О, об этом я еще и не рассказывал, — ответил я, ощупывая шишку у себя на лбу. — Дело в том, что…

— Дай я тебе сперва сам скажу, что знаю, — перебил Пол. — Собственно, я должен был сказать тебе еще внизу, в ресторане. Около семи часов мисс Бризант старалась связаться с тобой, а поскольку тебя не было, она попросила соединить ее со мной. Она мне сказала, что знает о том, что мы с тобой друзья, и попросила передать тебе, что она знает, что Генри Ярроу живет не в том доме, в который, как видел ее отец, он вошел. И она знает, кто живет в этом доме.

Я кивнул. Это не было новостью, так как Тони уже сказал мне об этом.

— А она сказала, кто живет в доме?

— Нет, она только сказала, что знает этого человека. Мне показалось, что она хотела назвать этого человека, но потом сказала, что дело очень важное и она сама приедет в отель. Но как же она не встретила тебя, Шелл?

Он взглянул на Меня и закусил губу.

— О, Пол… она…

Я замолчал, а Пол озабоченно спросил меня:

— Что с тобой, Шелл? Тебе плохо?

— Ее убили… — наконец выдавил я.


Глава 16


— Ты просто осел, — проворчал Пол. — Видимо кулаки Блютгетта травмировали твои мозговые центры.

— Нет, Пол, ты просто не знаешь всей истории. И я рассказал ему о своем телефонном разговоре с Тони Бризантом. — Они похитили Лулу, а потом убили ее.

— Самые грязные и отчаянные гангстеры, Шелл, не отважатся убить Лукрецию Бризант. Ведь ее знает каждый человек в стране.

— Да, я тоже об этом думал. На первых порах они боялись иметь дело с ее отцом. Но они должны… Подожди, дай мне немного подумать.

У гангстеров было вполне достаточно причин, чтобы убить Лулу. Они подслушали ее разговор с Полом Энсоном и пришли к заключению, что она слишком много знает. Но они также отлично знали, что они не могут причинить Лулу вреда, пока на свете жив один человек. И этот человек — я. Пока я жив, я смогу доказать, что убили ее они. Да, значит я буду чем-то вроде страховки для мисс Бризант — пока я жив.

Но я не из тех, кто отсиживается в своем номере в отеле. Будь я проклят, но я сделаю все, чтобы вызволить ее из опасности.

Я прошел в спальню и достал пистолет 45-го калибра, который я спрятал под матрацем. Это был пистолет Счастливчика Райана, и я сунул его к себе как дополнительное оружие.

После этого я бросился к двери.

Пол сказал:

— Ты даже не хочешь попрощаться?

Я остановился.

— Всего хорошего. Пожелай мне удачи. И до встречи.

— Куда ты собрался?

— Нанести ответный визит мальчикам, которые меня избили. А если мне еще попадется Блютгетт, я буду его пугать не лазерными лучами, а пулями. И тогда я быстрее узнаю, куда они дели Лукрецию…

— Я уже давно перестал лелеять надежду, что ты когда-нибудь образумишься, Шелл! Ты снова на пути к своей могиле!

— Иди к дьяволу! У меня свои методы обхождения с гангстерами.

— Пора бы тебе и одуматься.

— Глупая ты голова, доктор Энсон. Теперь я знаю, как обращаться с Блютгеттом. Раньше я его недооценивал, а теперь я буду во всеоружии…

Я уже стоял в дверях.

— Во всяком случае, я разговаривал с тобой не напрасно. Ты запомнишь мои слова. — А потом добавил: — Не забывай, что я врач и что я очень много знаю о гипнозе. Но если тебя это не интересует…

Я повернулся и сказал:

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно. — Пол поднялся и продолжил: — Давай пойдем ко мне!

Когда мы вошли в его комнату, он указал мне на стул, а сам сел напротив меня.

— Если мне удастся загипнотизировать тебя, ты вспомнишь каждое слово, которое было сказано всеми участниками, и, причем, намного яснее, как если бы ты не был под гипнозом. Ты услышишь каждое слово, почувствуешь каждое движение.

— Я не верю ни одному твоему слову.

— Другого я и не надеялся услышать, но ты ничего не потеряешь, если отдашься мне минут на пять, договорились?

— Ну…

— Ты должен выражаться ясно, Шелл. В США запрещено гипнотизировать людей без их согласия. И такого постановления не было бы, если бы на гипноз смотрели, как на детскую игру. Ты не думаешь?

Я посмотрел на часы. Было четыре минуты одиннадцатого.

— Ладно, валяй! — согласился я. — Валяй, валяй! — сказал я Полу. — Начинай свой великий эксперимент.

— Начинать? — спросил Пол. — Да я уже начал и кончил.

— Ты хочешь сказать, что уже загипнотизировал меня?

— Да.

Рядом стоял маленький магнитофон, а рядом со мной находился микрофон.

— Ты отличный медиум, — сказал Пол и рассмеялся.

Я взглянул на часы. Была половина одиннадцатого. Действительно прошло двадцать восемь минут, а мне они показались считанными секундами.

— Хочешь послушать? — спросил Пол. — Я записал каждое твое слово:

«… — О, боже ты мой! Я думаю, ты его убил!

— Нет, он еще не мертв, Флипо. Я его не окончательно отделал. Поднимите-ка его, я влеплю ему еще раз. Я покажу этому выродку… Ведь он хотел меня этим проклятым лазерным лучом…

— Нет, стой! Он не должен выглядеть слишком плохо, когда его найдут.

— Почему нет, Эйс? Мы же можем его убить или нет?

— Да, конечно, но это должно выглядеть, как будто он убит в перестрелке, Флипо. Кроме того, нам надо убираться отсюда. Лекки, должно быть, совсем сошел с ума, послав нас сюда. Блютгетт, подними его. Счастливчик, подгони машину к черному ходу. Флипо, смотри, чтобы никто не пришел…»

И пока я слушал свой голос на магнитофоне, я казался себе артистом, выступающим сразу в четырех ролях. Потом я буквально почувствовал, как меня подняли, и услышал шум подъезжающей машины. Потом увидел, как меня бросили между сидениями.

«… — Почему нам его просто не прикончить и не выбросить?

— Следи за дорогой, Счастливчик! У меня нет желания оказаться в кювете. Лекки сказал, что мы должны выждать, пока не будем в пяти-шести милях от Виллы.

— Почему?

— Потому что так сказал Лекки, Счастливчик. Уитон что-то запланировал. Нужно сделать так, чтобы его нашли только через несколько дней, чтобы не узнали, когда его убили. А Уитон потом скажет, что его убили в тот вечер, когда он продырявил Франкенштейна.

— Эйс, ты должен называть его Фрэнки.

— Я и говорю: Фрэнки. Прости меня, Блютгетт. Просто сорвалось с языка…»

Я усмехнулся. Даже его компаньоны не очень-то хотели связываться с Блютгеттом.

«… — А что если это не удастся? Ведь вы же знаете, что у Скотта есть друзья среди копов Лос-Анджелеса.

— Ну и что, Счастливчик? Тогда мы все спрячемся у Кинга, пока история не порастет травой. Там столько выпивки, что мы сможем выдержать несколько месяцев. И консервов там в подвале хоть отбавляй, так что с нами ничего не случится. И куколка будет с нами… Представляете, ребятки, мы одни с куколкой.

— Я уже с нетерпением жду этого, Эйс. Если Лекки скажет, что мы должны убить ее, то ему будет безразлично, что мы сперва с ней сделаем, до того, как убьем.

— Я тоже с нетерпением жду этого, Эйс…»

Я скривил лицо от боли. Разговор о том, что они сделают с куколкой, прежде чем убьют ее, длился еще некоторое время. Я закусил губы и посмотрел в окно. Дождь все шел. Магнитофон замолчал, а я в своем мозгу мысленно проделывал эту поездку, причем так ясно, словно она происходила прямо сейчас. Я казался человеком, только что рожденным, птицей Феникс, воскресшей из пепла. Я украдкой посмотрел на Пола Энсона и, сознаюсь честно, друзья, стало мне немного страшно.

«… — О'кей, Счастливчик, сворачивай направо! Мы уже достаточно далеко отъехали. Блютгетт, вытаскивай его!

— Почему здесь? Почему не отвезти его на площадку для гольфа?

— Потому что это слишком близко от Виллы и там есть народ. А здесь нас никто не услышит. Давай, вытаскивай его, мы всадим в него пулю, а потом отвезем на площадку для гольфа.

Я почувствовал на себе руки Блютгетта, почувствовал, как меня подняли, и услышал, как Счастливчик удивленно спросил:

— А какая у тебя пушка, Эйс? С коротким стволом? Она похожа на пушку Скотта.

— Ты что, спятил? И давай быстрее, нечего рассусоливать!

И пока я чувствовал, как Блютгетт выволакивал меня из машины, у меня словно пелена спала с глаз. Пушка, которую Эйс держал в руке, действительно была моей, а так как мафиози должны были рассчитаться и со Счастливчиком, то они собирались убить сразу двух зайцев. Видимо, Райан заподозрил неладное. Он должен был меня убить здесь, а Эйс рассчитается со Счастливчиком и сунет мне в руку мой пистолет, чтобы лейтенант Уитон мог вынести вердикт: Скотт и Райан убили друг друга.

Я неподвижно лежал на земле, но чувствовал, как ко мне возвращается жизнь. Я подтянул ноги. Может быть, у меня и не было шанса выкарабкаться отсюда, но попытаться надо было.

— Я все еще не понимаю, почему именно я должен убить Скотта? — услышал я голос Счастливчика. — Если бы по крайней мере Франкенштейн…

— Дьявол тебя возьми, Счастливчик, ты должен говорить Фрэнки! Я тебе сотни раз говорил…

— Дай мне посмотреть на пушку, Эйс! Готов поспорить, что это пушка Скотта…

— Несчастный трус! Что, в штаны наделал? Боишься убить Скотта, который тебя в Лос-Анджелесе…

— Дай посмотреть! Вы что же, меня за такого дурака считаете, как Франкенштейн…

— Фрэнки! Черт бы тебя побрал, его звали Фрэнки! С меня достаточно… В этот момент я шевельнулся, спотыкнулся, снова упал, опять поднялся, почувствовав на себе дождь и грязь, в которую я соскальзывал. Позади меня — выстрелы, ругательства, крики…

Я побежал дальше. Казалось, что я только и делаю, что бегу, спотыкаюсь и падаю, встаю, бегу и падаю. В голове моей сверкала молния и грохотал гром, вокруг меня — полная темнота. Я все бежал и бежал целую вечность, пока, наконец, не упал в изнеможении в грязь, а дождь продолжал барабанить по моей спине…»

Прошло, наверное, минут десять, в которые я напряженно думал. Одна мысль сменяла другую, другая — третью, пока они, наконец, не были прерваны Полом Энсоном.

— Ну как, хорошее доказательство? — спросил он.

— Ничего, Пол. Совершенно ничего. Любой защитник разорвет это обвинение, которое будет опираться на эту запись. Нет, Пол, у меня в руках ничего нет.

— И что ты собираешься делать?

— У меня есть один факт, исходя из которого я и должен действовать: эти гангстеры похитили Лукрецию Бризант. И я знаю, где она находится. Я должен вызволить ее оттуда, лишь тогда я смогу доказать, что преступление действительно совершено.

— И как ты собираешься ее вызволить?

Я рассказал ему самое необходимое, но поскольку мне нужна была его помощь, пришлось в общих чертах посвятить его в дело. И действительно, через двадцать минут он сделал все, что нужно.

Когда я поднялся, чтобы идти, он спросил:

— И ты действительно знаешь, где она?

— Да. Кинг, о котором шла речь, имеет двухэтажный дом в Вилле. Должно быть, в нем и спрятались гангстеры.

— Ты думаешь, что и твои… твои друзья тоже там?

— Те четверо типов, которые собирались убить меня? Конечно! Если они уже не рассчитались со Счастливчиком Райаном. Вместо него там все равно найдется парочка других. Но одним больше, одним меньше — дела не меняет.

Он покачал головой.

— Послушай, Шелл, и как это тебе удалось дожить до такого возраста?

Я усмехнулся.

— За это я должен благодарить мой бравый дух, мое точное планирование, мою необыкновенную способность предвидеть факты, мои знания в области криминологии, мои знания людей, а также умение разгадывать кроссворды, а также…

— Хватит, хватит! Теперь я знаю все.

Когда я уже держался за ручку двери, Пол сказал:

— Шелл… — Он замолчал, потом начал снова: — Скажи мне, ты не можешь разбудить меня завтра в восемь? А то я порой не слышу будильника.


Глава 17


Когда я направил луч лазера на цоколь высокой каменной стены, окружающей дом Кинга, была уже полночь.

Я не стал спрашивать позволения у доктора Фредзиндера, можно ли мне использовать лазер или нет — мне почему-то казалось, что он ответит отказом. Некоторые маловерующие читатели сейчас скажут, что я его выкрал, но это не соответствовало действительности. Я собирался все вернуть. И лазер, и автомашину.

Да, мне пришлось забрать и машину, так как не исключалась возможность, что Уитон и его друзья опознают мой «кадиллак». А позади взятого взаймы автомобиля красовался взятый взаймы прицеп, на котором размещалась аппаратура, воспроизводившая лазерный луч.

У олеандровой изгороди я отцепил прицеп и собственноручно стал тащить его к стене. Лужайка была — насколько я помню — легко простреливаемая, но я был начеку.

Тащить прицеп было очень трудно, и я не пожелал бы, чтобы его тащил запряженный в повозку бык, но поскольку быка не было, пришлось эту работу выполнять Шеллу Скотту. Правда, для этого мне понадобилось больше времени, чем быку, но ведь и я вам не настоящий бык.

Я нагнулся и направил трубку, из которой должен вылетать луч, все превращающий в песок, на цоколь стены. Потом включил! Это было опьяняющее чувство! Дело пошло даже лучше, чем во время моей первой лекции, которую я давал Блютгетту. Я направлял луч несколько выше, и через несколько секунд уже образовалось отверстие в пятьдесят сантиметров высотой и тридцать шириной.

Я нагнулся, просунул голову и, не увидев никого, пролез в отверстие.

Первая часть плана прошла блестяще.

Я с осторожностью обошел дом вокруг. Я не ожидал встретить часового — и из-за высокой стены, и из-за погоды. Тем не менее я не выпускал пистолета 45-го калибра из правой руки.

На первом этаже в одной из комнат горел свет. Если смотреть с улицы, то окно находилось слева. Оно было довольно широкое, и с внутренней стороны на нем висели занавески. Я простоял у окна минуты две-три, я слышал голоса людей, но не смог понять ни слова.

Я выискал себе окно, которое было достаточно удалено от освещенного, потом достал из кармана ролик изоленты, специально предназначенной для этой цели, и заклеил крест-накрест стекла окна. Я легонько постучал по нему и большинство осколков прилипло к ленте. Некоторые осколки упали в комнату и зазвенели, но я не придал этому значения. Меня волновали более серьезные вещи. Я вытащил осколки стекла так, чтобы я мог пролезть в образовавшееся отверстие. Проникнув внутрь, я использовал свой карманный фонарик только в исключительных случаях, поскольку в старом доме было много коридоров и поворотов, фонарик был иногда просто необходим.

В воздухе преобладал прелый запах сырости и пыли. Пару раз под моими ногами предательски скрипнули половицы, но минуты через три я увидел под одной из дверей полоску света, которая подсказала мне, что я нахожусь у цели.

В тот же момент я услышал из-за двери и голоса. Внезапно мне стало как-то не по себе. Начали дрожать колени, мышцы ног стали словно из резины, и я почувствовал, как по лицу потекли струйки пота.

Возможно, сказывалось напряжение последних дней и часов. Возможно, мои железы начали усиленно работать, а возможно, все дело было в тех голосах, которые я слышал из комнаты.

Это не помогло мне сосредоточиться, а мне это было чертовски нужно. — Как было бы великолепно, если бы я сейчас, уже находясь перед дверью, потерял сознание, — подумал я. — Тогда для гангстеров, собравшихся за дверью, это был бы подарок небес.

Я хорошо мог себе представить, как они смотрели бы на распростертое тело несчастного Шелла Скотта.

Вот я и остался стоять на месте, делая глубокие вдохи и занимаясь гимнастикой, пока не почувствовал, что кожа снова приобрела нормальную чувствительность, а ноги перестали быть резиновыми. Да и мыслить я теперь мог получше. Я подумал, например, что совершенно легко могу попасть в эту комнату — достаточно лишь нажать на ручку двери, поскольку не было никакого логического обоснования для того, чтобы собравшимся здесь понадобилось запирать дверь на ключ — в этом-то доме-крепости.

Итак, я приготовился.

Обе пушки 45-го калибра — Счастливчика Райана и моя — были сняты с предохранителей. Я еще раз глубоко вздохнул, хотел взяться за ручку двери и в последний момент застыл.

И как раз вовремя.

Дело в том, что я заметил, что обе мои руки держали пистолеты. Для битвы, к которой я приготовился, это было хорошо и разумно, но у меня не было третьей руки, чтобы открыть дверь.

С неохотой я сунул один из пистолетов за пояс. Потом снова глубоко вздохнул, нажал на ручку и вошел.

Я правильно предположил, что дверь не заперта на ключ. Я быстро ее распахнул и вбежал в комнату.

В следующий момент я уже падал на пол, вытаскивая из-за пояса вторую пушку и чувствуя, как бешено колотится у меня сердце. Оба пистолета я сразу направил в тот угол, откуда слышались голоса, и лишь потом я посмотрел туда и увидел магнитофон…

Магнитофон?

Из него как раз слышался голос: «Я как раз собирался погасить сигарету и вдруг вижу — „клоп“…»

Чертова невезуха. Куда бы я ни приходил, я везде вижу магнитофоны. Они, кажется, магически притягивают меня. Я был весь в поту и с удовольствием всадил бы пару пуль в этот говорящий прибор.

«Боже, эта несчастная свинья…»

У меня не было даже времени повернуться на этот голос. Но голос я узнал. Теперь я узнал его. Он принадлежал Фрэнки. А он был мертв. Мертв?

В моей голове мысли проносились со скоростью средней величины урагана. Значит, могло быть и еще хуже…

Правильно.

Хуже стало тогда, когда мимо моего левого уха просвистела пуля. Я отпрыгнул влево. И пока я совершал свой прыжок, я попытался в прыжке перевернуться с тем, чтобы иметь возможность видеть парней лицом к лицу — тех парней, ради которых я сюда пришел.

Попытайтесь, друзья, перевернуться в прыжке. Если вы не артисты балета, то у вас возникнут те же трудности, что возникли у меня. Я не полностью выполнил этот балетный номер и очутился лицом к окну, то есть сделал на полоборота больше.

Но теперь мне было достаточно лишь немного повернуть голову, и я увидел их всех, сидевших на двух больших кушетках и трех тяжелых креслах: Лекки, преподобного Арчибальда, лейтенанта Уитона, парня, которого я еще не знал, а также Эйса, Флипо и Блютгетта.

Быстрее всех среагировал Эйс. Он уже послал свою первую пулю в меня и собирался продолжать в том же духе. Уитон как раз выхватывал свой пистолет из кобуры, из которой он никак не хотел выниматься. У Флипо уже был в руке 45-й калибр, но он еще не целился в меня. А Блютгетт еще только начинал двигаться.

Мне трудно воспроизвести все то, что произошло в следующие три-четыре секунды. Да и думаю, так будет лучше. Я действовал автоматически. Развернулся и выстрелил практически через плечо — сперва раз, потом еще раз. Я не целился в кого-то определенного — мне было достаточно и того, что Эйс изменил свое намерение стрелять в меня.

Потом я снова развернулся, не зная, собственно, для чего и куда, и запутался в занавесках, быстро развернулся в них, как куколка, сдернул их и вывалился прямо из окна. Занавески предохранили меня от осколков стекла, а когда я очутился на земле, я быстро от них освободился.

Еще лежа на земле, я быстро развернулся и, увидев чью-то рожу, сразу же выпустил в нее пулю и увидел, что человек исчез. После этого я вскочил на ноги и помчался.

Помчался, как спринтер, сперва в темноту, а потом в яркий слепящий свет. Сперва я подумал, что это молния, но эта молния почему-то задержалась, осветив лучами дом, сад и высокую стену.

Я помчался дальше.

Позади себя я слышал крики и понял, что ребятки гонятся за мной. Я свернул за угол дома и, собрав последние силы, устремился к своему единственному спасению — к дыре в каменной стене.

Когда преследователи тоже завернули за угол дома, то я предстал перед ними как на ладони и сразу услышал выстрел — сперва один, потом еще и еще. Две пули просвистели так близко от меня, что мне это совсем не понравилось. Я продолжал бежать, но внезапно понял, что мне несдобровать.

В следующую секунду я снова услышал выстрел, но уже не с той стороны, что прежде. Может быть, они собираются меня окружить?

Я откинул голову назад и увидел Блютгетта. Рядом с ним и с «пушкой», направленной на меня, Счастливчика Райана, которого в комнате не было. Кто еще там был, я не мог видеть, но слышал пение пуль.

Если выбираться через дыру в стене, то мне нужно сперва лечь на живот, а потом уж выбираться потихоньку, но времени для этого не было. Пока я начну пролезать, меня могут изрешетить пулями.

Их было слишком много, они были слишком близко, а у меня было слишком мало времени.

— О'кей, Скотт, — пронеслось у меня в голове. — Если уж тебе суждено погибнуть, то по крайней мере захвати на тот свет и пару молодчиков. Повернись к ним лицом и встреть смерть достойно.

И когда мой мозг уже отдавал телу приказ и я уже хотел повернуться, я внезапно понял, что есть и другой путь.

Может быть.

Как я тогда дошел до этого, я даже сейчас не могу сказать. И не могу утверждать, что это была убедительная работа моего смелого духа. Это даже нельзя было назвать продуктом логического мышления. Я только увидел метрах в пяти от себя дыру в стене и вспомнил, что сначала направил лазерный луч немного выше, чем надо. Вспомнив также, как я превратил гранит в кучу песка, я пришел к выводу, что часть стены, лежащая непосредственно над дырой, должна стать пористой и рассыпчатой.

А может быть и нет.

Я пробежал еще два шага, а потом оттолкнулся левой ногой от земли, вложил все силы в это движение и протаранил плечом и спиной стену повыше дыры, пригнув при этом голову.

Создалось такое впечатление, будто я врезался в кучу рыхлого песка. Стена подалась, рассыпалась — и через мгновение я уже шлепнулся на землю с противоположной стороны.

Удалось! Удалось, друзья! Правда, я попал задницей в грязь, а в голову точно вонзилась тысяча иголок, да и куртка была порвана, а локоть разбит, тем не менее я был по другую сторону стены.

Если я таким чудом избежал смерти, если меня не смогли подстрелить восемь гангстеров, если я даже проломил стену, то — о, боже! — все это должно убедить меня в том, что сегодня со мной уже ничего не случится.

Я выбрался из грязи и притаился у дыры, которая теперь была почти с человеческий рост и больше была похожа на арку, чем на обыкновенную дыру. Потом взял пистолет наизготовку.

И тут я увидел его — лейтенанта Уитона. Значит, он первый бежал за мной. В этот момент он как раз поднимал пистолет, но я уже спустил курок.

Ему так и не пришлось выстрелить. Тяжелая пуля из пистолета 45-го калибра буквально отбросила его назад, словно на него наехал грузовик. Пистолет выпал из его руки.

После этого выстрела на несколько секунд воцарилось спокойствие. А потом раздался истошный крик.

— Отец небесный! Вы видели когда-нибудь такое! Видели такое! Он проломил стену! Буквально пролетел через нее!

Это был, конечно, Блютгетт.

Он стоял шагах в двенадцати, расставив ноги и вытянув руку с пальцем как раз в мою сторону.

— Проскочил сквозь стену! — опять застонал он. — Буквально пролетел сквозь нее!

И потом ручаюсь, друзья, что именно так и было, Блютгетт воскликнул:

— Я сейчас его заарканю, ребята!

Он разбежался и помчался на стену. Он мчался, словно поезд-экспресс, все быстрее и быстрее.

Когда он был метрах в пяти от стены, то громким голосом воскликнул:

— Если Скотт это смог, то я тоже это смогу, черт бы его побрал!


Глава 18


Блютгетт действительно хотел проломить стену, как только что это сделал я.

Вернее, не совсем я.

Он не хотел пролететь сквозь дыру, оставленную мной.

Да он и не смог бы этого сделать, поскольку за стеной сидел я.

Нет, Блютгетт хотел сделать собственную дыру.

Такого зрелища я не хотел упускать.

Я знал, что высовывать голову из-за стены опасно, очень опасно, так как, возможно, не все его сообщники захотят посмотреть на это и сосредоточат свое внимание на уже существующей дыре, за которой сидел я.

И тем не менее я пошел на риск. Не каждый день тебе доводится увидеть такое чудо. Я был бы не я, если бы пропустил такой спектакль. Я выдвинулся немного вперед и высунул свою голову.

Если ее не продырявили, то этим я обязан тому, что человек падок на зрелища. И вот Блютгетт помчался на стену, подстрекаемый своими товарищами.

Все наблюдали за этой сценой. И если бы один из нас оказался подлецом, он бы всех мог перестрелять.

А мы все смотрели. Мы видели, как он оттолкнулся правой ногой, отделился от земли, метра два пролетел по воздуху и целеустремленно врезался в стену.

Может быть, в этот критический момент кто-то и задал себе вопрос: «А возможно ли такое? Разве может мощный торс гориллы проломить каменную стену? Свершится ли чудо?»

Нет!

Он бежал, как я, прыгал, как я, в последний момент прятал голову, как я… Но на этом все общее и кончалось.

Чуда не состоялось. Голова его с глухим стуком ударилась о камень и на какое-то время даже повисла на нем вопреки законам тяготения. Потом вся туша грохнулась на землю. И осталась лежать без движения.

Этот глухой удар прозвучал в моей голове, как приятная мелодия. Но поскольку я мог лучше предвидеть итог этого рискованного эксперимента, то я и пришел в себя быстрее других.

Три гангстера все еще стояли на ярко освещенном дворе и не могли оторвать взора от этого почти героя.

Еще три. И в доме еще, вероятно, трое или четверо. И Лукреция.

И если я буду медлить, то эти типы либо убьют меня, либо вернутся обратно в дом и сделают с Лукрецией все, что взбредет им в голову. Если я хочу спасти Лукрецию, то медлить нельзя.

Итак, я начал свою спасательную акцию.

Счастливчик Райан, увидев меня, издал победный клич и вскинул руку с револьвером, а в трех метрах от него уже приготовился и Флипо. Позади Флипо копошился Эйс. Я выстрелил в Счастливчика и промахнулся, выстрелил из пистолета в левой руке во Флипо и всадил ему пулю, куда нужно. Я не знал точно куда, но когда пуля 45-го калибра попадает в кого-то, то это сразу видно.

Флипо отшатнулся, вскинул руки и упал на землю. Моя третья пуля предназначалась Эйсу, но он быстро пригнулся, и я увидел, как дрогнула его рука с револьвером.

В ослепительном свете прожекторов я не видел, как его револьвер изрыгнул пламя, но я услышал, как пуля пролетела около самой моей шеи, возможно, даже опалив мои волосы. Потом выстрелил Счастливчик, и его пуля пролетела над самой моей головой. Я упал в сторону и еще в падении дважды нажал на гашетку, увидев, как обе пули впились в его тело. По той манере, как он падал на землю, я понял, что он мертв.

На очереди был Эйс, его две пули ударились о стену. По сравнению с ними у меня было большое преимущество, особенно против Эйса, но мне оно было необходимо, поскольку он был лучший стрелок. Прежде чем он успел выстрелить третий раз, моя пуля попала ему в ногу.

В следующий момент я уже пролез обратно в дыру. Теперь я тоже стоял в слепящем свете двора, и Эйс опять нажал курок. Я быстро сделал зигзагообразное движение, но выстрела не последовало. Через пару секунд я был уже рядом с ним. Он все еще стоял на ногах, но уже качался, и пока он размахивался, чтобы запустить мне в голову заряженный револьвер, я успел нанести ему удар кулаком в брюхо. Видимо, удар был несильный, и я поэтому сразу нанес второй.

Он упал на колени. Какой-то неясный звук вырвался у него из горла — нечто вроде мокрого кашля, который бывает у курильщиков по утрам.

До того, как он совсем упал на землю, я успел нанести ему удар в подбородок, и у него словно отвалилась челюсть. Напоследок я «прихлопнул» его последним выстрелом и поспешил на помощь к Лулу.

Правда, на какое-то мгновенье я остановился, замер и почувствовал, как бешено у меня колотится сердце. Так, что я весь дрожал. Потом кровь немного остыла, и я взглянул на Счастливчика Райана, который лежал в трех метрах от меня и больше не шевелился. Флипо еще был жив, но ему немного осталось жить на этом свете. Блютгетт неподвижно лежал у стены.

Я увидел, как рядом с ним что-то поблескивало, и направился в его сторону. При этом я прошел мимо Уитона. Он лежал на животе лицом в грязи. Рот его был открыт, но его минуты тоже были сочтены.

Блестящим предметом около Блютгетта оказался длинноствольный револьвер. Это был магнум-44, самое смертоносное оружие, которое можно было придумать. И оно подходило его владельцу. Я повертел цилиндр — все пули были на месте. Он не успел выстрелить ни разу.

Я повернулся и побежал к дому. Когда я был поблизости от разбитого окна, то услышал мужской говор. «Ну и что?» — подумал я.

На этот раз это действительно похоже на разговор мужчин, а не на магнитофонную запись. Я подполз к окну, а потом внезапно встал в нем во весь рост. Магнум я держал в правой руке с пальцем на курке.

Слева от двери стояли двое мужчин. Я как раз слышал, как один из них сказал:

— …все кончится.

Наверное, он говорил: «Скоро все кончится» или что-нибудь в этом духе. Как он был прав! Скоро действительно все кончится.

Мужчина, говоривший эти слова, был Пит Лекки, а его партнером был человек, который показался мне некоторым образом знакомым. Я быстро оглядел комнату, но три кресла и две кушетки были пусты.

Преподобного Арчи не было видно. Лекки и его партнер сразу меня заметили. Я даже побоялся, что глаза у них вывалятся из орбит. Зрачки увеличились вдвое, а кадык на шее Пита Лекки стал прыгать вверх-вниз.

Я спрыгнул с окна и огляделся. По-прежнему никого.

— Где ваш святоша? — спросил я.

Лекки ответил:

— Пошел наверх, к девушке.

Я направился к ним, но на полпути остановился. Мне показалось подозрительным, что Лекки так быстро ответил. От такого гангстера, как Лекки, ответа быстро не получишь.

Не называйте меня недоверчивым, друзья. Если бы у вас была моя профессия, вы бы действовали подобным образом.

Если Арчи был где-то здесь, в этой комнате, то он мог спрятаться за одним из кресел. Я отступил на шаг в сторону, но магнум продолжал направлять на Лекки и его партнера. Потом внимательно посмотрел в его лицо. Он тоже сосредоточенно посмотрел на меня — словно читал мессу. В руке он держал «пушку». Она была направлена прямо мне в живот.

Я действовал быстрее, чем когда-либо в моей жизни — во всяком случае, быстрее, чем когда-либо за последние тридцать шесть часов. Я прыгнул в сторону Лекки и в прыжке выстрелил назад, в сторону преподобного Арчи. Сейчас самым главным было создать как можно больше шума, а вы можете мне поверить, друзья, что от магнума шума даже больше, чем нужно.

Выстрел Арчибальда был почти не слышен — тем не менее он был бы смертельным, если бы попал в меня.

Но он в меня не попал. Он успел выстрелить один раз и не попал, я выстрелил четыре раза и два раза промахнулся. Если выражаться точнее, то два раза я всадил в него пули.

Первая пуля из магнума вошла в него с такой силой, что его отбросило назад к стене, а потом он уткнулся головой в пол. В этот момент он получил вторую пулю, которая опять пригвоздила его к стене.

Поверите или нет, друзья, но преподобный Арчибальд упал на колени. Нет, руки он не скрещивал, но несколько секунд он оставался на коленях, а потом все его тело подалось вперед, и он стукнулся головой о спинку кресла. Я думаю, что он был мертв до того, как соскользнул на пол.

В пылу битвы я не обратил внимания на то, что в своем прыжке я свалил с ног Пита Лекки. Он и сейчас лежал на полу, очевидно, не пришедший в себя, так как губы его нервно подергивались, а взгляд темных глаз блуждал.

Я посмотрел на другого мужчину. Он был высок ростом, весил фунтов двести и имел солидное брюшко, которое свидетельствовало о хорошей жизни. Так же, как и его двойной подбородок. У него были каштановые волосы, поседевшие на висках, а лицо носило здоровый отпечаток человека, который может себе позволить путешествовать вслед за солнцем.

Я никогда с ним не встречался. Но я сказал:

— Теперь я понимаю, почему вы показались мне таким знакомым. Вы похожи на Генри Ярроу. Он уставился на меня и в глазах его я заметил панику. Они блуждали от меня к Арчи, от Арчи к Лекки, а потом остановились на магнуме в моей руке.

— Я вас не пристрелю, — сказал я, — разве что вы вынудите меня к этому.

— А где… где другие?

— Вам лучше побеспокоиться о себе, чем о других, — посоветовал я.

Он кивнул.

— Где она? — спросил я его.

Он не медлил с ответом. Он точно описал мне, как пройти в башню в левом крыле здания. Я спросил:

— С ней все в порядке?

— Да.

— Вы не лжете? Счастливчика Райана не было в комнате, когда я ворвался сюда. Почему? Он был у нее?

— Да. Он должен был сторожить ее. — Он взглянул мне в лицо. — Перед дверью, а не у нее, — повторил он.

— В доме еще кто-нибудь есть?

— Нас было восемь.

— Кто вы, собственно?

— Меня зовут Стефенс. Дэвид Стефенс.

Я несколько секунд смотрел в его карие глаза.

— Вы — брат Кервина Стефенса?

— Да.

— Так, значит, вы тот человек, с которым Джил Рейес разговаривал во вторник утром!

— Скажите, Стефенс, — начал я, — ваш брат — тот человек, который в правительстве Вашингтона решает вопрос о предоставлении кредитов людям пожилого возраста?

— Да…

— Кервин Стефенс, председатель комитета по обеспечению людей пожилого возраста. Человек, который в своем комитете может порекомендовать, например, чтобы Вилла Восходящего Солнца оказалась достойной получить парочку миллионов из фондов?

Он кивнул.

— И я не ошибусь, что Вилла Восходящего Солнца оказалась действительно достойной и что люди Лекки должны были прибрать эти денежки к рукам?

Он судорожно сглотнул. Потом в его глазах что-то блеснуло.

— Не совсем, — сказал он, — не Лекки должен был прибрать, а… — Он бросил быстрый взгляд на Лекки, который уже собирался подняться.

— …а братья Стефенс, — закончил я за него. — О'кей, подробности обсудим позднее. Не хотите ли теперь повернуться?

— Повернуться? Зачем?

— Потому что веревок у меня нет, а я не хочу, чтобы вы и Лекки здесь болтались.

— И я должен повернуться?

— Как хотите. Можете наблюдать, — сказал я и поднял магнум.

Он повернулся. Я поднял руку и сделал ему рукояткой револьвера новую прическу. Он не издал ни звука. Дэвид Стефенс. Рожденный для проигрыша.

Лекки к тому времени успел подняться на ноги. Лицо его было серым с белыми пятнами. Подбородок болтался точно на веревочке. Он успел увидеть, как Стефенс тяжело грохнулся на пол.

Я повернулся к старику.

— Вы… — начал он.

Я поднял руку, в которой держал револьвер.

— Вы этого не сделаете, — пронзительно сказал он.

— Чего не сделаю?

— Не будете же вы бить девяностолетнего старика.

— Вы так думаете? — спросил я.

Я встал перед дверью и крикнул:

— Лукреция?

В коридоре было темно. В свете луча карманного фонарика я увидел выключатель на стене и повернул его. Но свет не зажегся. Только внизу под дверью виднелась полоска света.

— Лукреция! — крикнул я, на этот раз громче.

— Шелл?

— Да, это я.

— Вы?…Вы! Если вы…

— Все в порядке. — Я нажал на ручку двери, но она оказалась запертой.

— Лукреция, встаньте к стене, только в самый угол. Я выстрелю в замок.

Через несколько секунд она крикнула:

— Готово!

Я выпустил в замок три пули, и выстрелы прозвучали так громко, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Я и после выстрела мог открыть дверь, но мне так понравились эти звуки… И я выстрелил еще. Потом я толкнул дверь ногой и вбежал в комнату.

— Лулу!

Моя Лукреция стояла тихо в уголке, как испуганный кролик. Но не долго. Как только она меня увидела, то воскликнула:

— О, Шелл!..О, Шелл! — и бросилась мне навстречу. Это было так романтично, убедительно и трогательно, как в фильме. Девушка бежит навстречу своему возлюбленному, раскинув руки, а на лице у нее выражение несказанного блаженства…

Несказанного блаженства? На ее лице? Скотт, придерживайся действительности!

За два шага до меня Лукреция внезапно остановилась, раскинутые руки опустились, как крылья подстреленной чайки. Она посмотрела на меня внимательно, с удивлением, ощупала мое лицо, волосы, куртку, брюки — все, что было на мне, и я должен сознаться, что все это было проделано не с такой страстью, какую я видел в фильмах.

Мой взгляд последовал за ее взглядом, и я должен признать, что у меня тоже не было бы такой страстности, какую я ожидал от нее. Я совершенно забыл, что купался в грязи, пролетал через каменные стены и что всю мою одежду можно было назвать любой, но не элегантной.

Наконец, Лукреция взяла себя в руки. Она взглянула мне в глаза и спросила:

— Вы — Шелл Скотт?

— Кто же еще? Никогда о нем не слышали? Конечно…конечно, я — Шелл Скотт. Кто же еще может быть таким сумасшедшим: прийти сюда, обливаясь кровавым потом, чтобы навестить девушку?

— Да, это вы!

— И я рад, — неуверенно сказал я.

Нужно отдать ей должное, когда она убедилась, что я действительно Шелл Скотт, а не шут с карнавала, если судить по моей одежде, она снова раскинула руки, обвила мою шею и сказала:

— Поцелуй меня, грязненький мой дурачок!

Нет, друзья, я не почувствовал себя оскорбленным. Я был весь в грязи, и если она обязательно хотела поцеловать дурачка, то значит… значит я был дурачком.

Вот это был поцелуй!

Когда он кончился, Лулу опустила руки, а я отошел в сторону, чтобы отдышаться. Обычно поцелуи не производят на меня такого подавляющего впечатления, но этот вечер был, казалось, вечером маленьких чудес. Сначала Блютгетт и стена, потом Лулу и поцелуй.

— Давай поцелуемся еще, Лулу.

— Шелл, как ты можешь думать сейчас о поцелуях. Где все эти парни?..Неужели ты их всех убил?

— Не всех… А один хотел сотворить чудо. Он тоже мертв. Пойдем, у нас впереди много времени.

— Много времени? Для чего? Уж не хочешь ли ты…

— А кто говорит, что не хочу?

— Шелл… Ну, действительно!


Глава 19


Нам открыл дверь Тони Бризант. Он сперва бросился на шею Лукреции, потом — мне, и в глазах у него стояли маленькие блестящие слезинки. Миссис Бризант прибежала из кухни, вытерла муку с рук, прижала ее и меня к своей груди и начала восхвалять всех святых и… и меня.

Я вкратце рассказал то, что произошло, и как я смог освободить Лулу. Тони все время покачивал головой, но и он, казалось, не одобрил мой костюм, так как я видел, что он то и дело бросает на него взгляды.

— Как же вы смогли справиться с почти десятком гангстеров? — спросил Тони и снова покачал головой. — Совсем один.

— Я и сам этого не знаю, — ответил я. — Вероятно, все дело в моем взбудораженном состоянии. Если бы я мог мыслить ясно и логически, я бы остался в отеле, — и я с улыбкой посмотрел на Лулу, потом добавил: — Тони, если бы во вторник утром вы не последовали за человеком, которого приняли за Ярроу, то я не знаю, что бы случилось.

— Что? Разве это был не Ярроу? — спросил Тони. — И человек, с которым я говорил в церкви, тоже был не Ярроу?

— Нет, там был Ярроу. Но человек, которого вы преследовали во вторник утром, был Дэвид Стефенс. У преподобного Арчибальда была идея: он хотел проверить, действительно ли Ярроу и Стефенс так похожи друг на друга. И если бы у вас, Тони, были лучше глаза, вы бы не вышли из церкви. Так, как и Джил Рейес.

Он удивленно и молча смотрел на меня.

— Невероятно! — наконец прошептал он.

Я взглянул на Лукрецию.

— А как вы догадались, что в доме, в котором должен был жить Ярроу, на самом деле проживает Стефенс?

— Но это совсем просто, Шелл, — объяснила она. — Когда отец показал мне дом, в котором якобы жил Ярроу, я обратила внимание на имя на почтовом ящике. Там стояло имя Мэрфи. Когда мы вернулись домой, я посмотрела в телефонной книге. Адрес мистера Ярроу соответствовал. Поэтому я позвонила Мэрфи и получила правильный ответ.

— А откуда ты узнала, что ответ правильный?

— Я немного побеседовала с миссис Мэрфи. Когда две женщины говорят по телефону, они говорят бог знает о чем. Среди всего прочего я спросила у нее, кто их соседи, и она сказала, что дом уже несколько месяцев пустует, но в последнюю неделю там поселился Дэвид Стефенс.

— И тогда ты хотела позвонить мне, но в конечном итоге сказала доктору Полу Энсону, что ты знаешь, кто живет в доме. При этом ты, естественно, не могла предположить, что прослушивался уже и твой разговор с миссис Мэрфи.

— Откуда мне было об этом знать? Мне об этом никто не говорил. — Она закатила глаза. — Шелл, это действительно доставило мне удовольствие…

— Удовольствие?

Я вспомнил о Счастливчике, которого встретил возле церкви, об Эйсе, о человеке перед домом Ярроу, об «удовольствии» на Палос-Верде за кустами олеандра, об «удовольствии» с Блютгеттом и о том, что произошло в моем номере в отеле и, наконец, у дыры в стене…

— Да, удовольствия было много, — сказал я.


Глава 20


Мне открыла дверь миссис Блессинг.

Я опять услышал музыку на заднем плане, но она не покачивалась в такт музыке. Вероятно, у нее ушло много энергии на то, чтобы переварить мой взгляд.

Я знал, что она будет удивлена.

Тем не менее, она меня впустила, провела в гостиную и села опять таким образом, чтобы я мог полюбоваться ее ножками. Я остался стоять. Бросил последний взгляд на ее ножки и перешел к делу.

— Миссис Блессинг, — сказал я, — прошло больше времени, чем мне хотелось бы, но я все-таки пришел к этому.

— К чему?

— Вы сами знаете, миссис Блессинг. Когда Джил Рейес во вторник утром проезжал здесь, он якобы увидел Джо Кивано. И он воскликнул что-то в таком роде: «Иезус Христос! Мария, матерь божья! Остановись-ка!» Он сказал это по-испански, так как часто переходил на родной язык, когда был взволнован.

— Я не понимаю ни слова…

— Вы отлично понимаете, миссис Блессинг. Он говорил не о Марии, матери божьей, а он говорил о Марии или Мари…

— Я не желаю вас больше слушать…

— Еще как послушаете. Джил Рейес увидел не Джо Кивано, а вас, Марию Кивано…

Она начала отказываться, все отрицать, показывала мне все больше и больше свои ножки, но я как-то с этим справился.

— Начнем с самого начала, — сказал я. — С Пита Лекки. Он женился и у него родился сын Антонио, который стал убийцей полицейского. Его дочь Ангелика вышла замуж за Массеро Кивано и у них было четверо детей, внуков Пита Лекки: Джо, сорока семи лет, Андреа, на два года моложе, Фелисса, на три года моложе и Мария, на два года моложе. Значит вам сейчас сорок один.

— Мне тридцать девять.

Я улыбнулся.

— Пусть будет тридцать девять, — сказал я, — но вы выглядите даже моложе.

Она подтянула юбку, чтобы приоткрыть то, что было до сих пор еще скрыто. Правда она наверняка понимала, что теперь это ей не поможет.

— Все Кивано, — продолжал я, — жили несколько лет в Гарденс, в Калифорнии. И в это время там жил по соседству некий Джильберто Рейес. Он знал Джо, знал и его младшую сестру Марию. Он не видел ее шестнадцать лет, но я думаю, что было не трудно узнать ее снова во вторник утром. — Я ухмыльнулся. — В одном нужно отдать вам должное, миссис Блессинг, мужчины будут вас помнить. Да и я пару раз о вас вспомню, когда вы будете далеко.

Она неподвижно сидела в кресле, и губы ее были плотно сжаты. Потом она посмотрела на меня своими большими черными глазами и длинные ее веки дрогнули.

— Итак, Джил подошел к вам, но вы все отрицали. Вы очень не хотели быть Марией Кивано, и Джил был очень удивлен. Когда вечером он отправился к преподобному Арчи, чтобы поговорить с ним, его участь уже была решена. Вечером вы не были у Арчи — ни вы, ни Генри Ярроу. Рейес был принят мнимым священником и его командой.

Я закурил новую сигарету, предварительно попросив у нее разрешения.

— А потом пришел Тони Бризант и тоже осведомился о Кивано. Для него было ясно, что речь идет о Джо, хотя в машине Джил только сказал ему, что речь идет о Кивано. В действительности речь шла о Марии Кивано, и лишь Арчи уверил Тони в том, что речь шла о Джо Кивано.

Я затянулся и выпустил дым.

— Вам больше всего хотелось устранить Тони, но это было чересчур опасно, во-первых, потому, что два трупа опаснее одного, а во-вторых, потому, что он был отцом Лукреции Бризант. Его исчезновение вызвало бы большое внимание и привлекло бы на Виллу дополнительные наряды полиции.

— Я не знаю, почему вы мне все это рассказываете, — упрямо сказала она. — Я — не Мария Кивано, я — Мария Блессинг.

Я рассмеялся.

— Нет смысла больше отпираться, Мария. И я вам назову одну причину, согласно которой вы должны быть Марией Кивано. Первая попытка убрать меня была предпринята гангстером по прозвищу Счастливчик Райан. Но он предпринял ее по собственной инициативе. Коза Ностра нанесла удар лишь тогда, когда я поговорил с вами. Буквально через полчаса. А я не задавал вам вопросов относительно Джо Кивано, я задал вам вопрос относительно Пита Лекки. Зачем бы вам понадобилось говорить об этом Питу Лекки или преподобному Арчи, если бы вы не были Марией Кивано?

Она хотела что-то сказать, но я поднял руку и быстро сказал:

— Можете не тратить лишних слов, Мария. Будете говорить тогда, когда тут появится полиция!

Я поднялся и подошел к телефону.

Сержант Стрикер сказал мне, что он только что возвратился. Он даже вызвал подкрепление из Скоттсдейла. Он радостно сообщил, что Стефенс записал свои признания на пленку.

— Думаю, что он расскажет еще подробности.

Я быстро сообщил ему, в чем дело, и он обещал заехать за миссис Блессинг.

Повесив трубку, я спросил:

— Скажите, Мария, я с самого начала чувствовал, что Генри Ярроу даже не знал, в чем тут дело, и тем не менее он принял участие в этой игре. Как вам удалось убедить его сходить к преподобному Арчибальду, когда об этом попросил Тони Бризант?

Она ответила, но ответила не так, как дама. Я поостерегусь приводить здесь точно ее слова и скажу только одно: «Нет, Мария не была леди».


Глава 21


Занавески были закрыты, и в моем номере, в отеле, было прохладно и темно. Даже дверь получила новые петли. Но даже если бы она была только прислоненной, я бы мало беспокоился. Я слишком устал. Меня хватило только на то, чтобы принять душ и откинуть одеяло на постели.

Я не мог себе представить, что прошло всего два дня с того момента, как я увидел Лукрецию Бризант, и она меня убедила, что ее отец срочно нуждается в помощи. Да. Эти сорок восемь часов в моей жизни были очень тяжелыми.

Ну и что? Я мог теперь проспать целое воскресенье, и все равно у меня оставалось еще три целых дня от моего недельного отпуска.

Около десяти я позвонил Полу Энсону и приветствовал его такими словами:

— Я жив! Я жив!

Сначала он был удивлен, а потом буркнул:

— Черт бы тебя побрал, Шелл! Я же просил тебя разбудить меня ровно в восемь!

Это подействовало на меня благотворно. Приятно сознавать, что есть люди, которые заботятся о тебе.

Пол обещал мне поговорить с доктором Фретзиндером и постараться убедить его в том, чтобы он не оповещал полицию по поводу моего подлого займа его лазерной установки.

— Скажи ему, что через пару дней я расскажу ему всю историю. Я уверен, что она ему пригодится, когда он снова будет читать лекцию о лазере.

Горячая вода душа била по моему истерзанному телу, и я видел, как смывалась грязь с волос, шеи, рук. Мне уже было лучше, я чувствовал себя так, как Наполеон после выигранной битвы, а потом я даже подумал, что сравнение не такое уж плохое.

Итак, я вымылся, почистил зубы и посмотрел на нового Шелла Скотта в зеркале, даже высунул язык и похлопал себя по грудной клетке. После этого я выбежал из ванной и юркнул в постель.

В следующий момент я выскочил уже оттуда и издал возглас, как Тарзан. Кто-то был в моей постели!

А вы, друзья, не кричите, когда кто-нибудь забирается к вам в постель? Один бог знает, кто или что там было. Я только почувствовал что-то теплое, мягкое и округлое… Но если как следует над этим подумать, то страху не должно быть.

Я повернулся — и тут увидел ее. Она натянула простыню до самого подбородка.

— Надеюсь, я не помешала? — сказала Лулу.

— Нет… нет… Почему ты должна мне помешать…

Мой мозг еще не функционировал как обычно.

— Но ты же ужасно закричал.

— Я больше не буду.

— Я не знала, что ты боишься девушек.

— Я тоже этого не знал.

— Я просто хотела тебя увидеть.

— И ты увидела.

— Ты теперь так и будешь стоять?

Что она имела в виду под словом «так»? Я посмотрел на себя и сразу понял, что она имела в виду. Да, она права. «Так» действительно нельзя было оставаться стоять. Я снова запрыгнул в постель.

Лулу склонилась надо мной. Я видел ее глаза, которые она почти закрыла, ее губы, которые слегка приоткрылись. Они коснулись моих губ, телом своим она прижалась к моему и легонько застонала. Потом прервала поцелуй и прошептала мне на ухо:

— О, дорогой!..