Легкая жизнь
Ричард Лупофф


Воины Крови и Мечты






Бэнгер Барнс — бывший боксер готовый на все, чтобы вновь оказаться на ринге, вынужден подрабатывать дублером в на съемках кинофильма.






Ричард Лупофф

Легкая жизнь



Четыре часа утра. Тьма кромешная и холод, даже здесь, в Голливуде, и старый «Понтиак» не хочет заводиться. Бэнгер давил на стартер, пока не сел аккумулятор и рычание не стихло до слабого стона. Тогда Бэнгер сдался и уткнулся головой в руль.

Но только на минуту.

Он взбежал по лестнице, проигнорировав лифт. Его толстые очки запотели, и он вытер их полой рубашки. Что-то он последнее время прямо на куски разваливался, ни черта не мог разглядеть без своих стеклышек. Его на смех поднимут в гимнастическом зале, если он покажется там в очках в разгар занятий. Но, конечно, в разгар занятий очки ему будут не нужны.

У дверей квартиры Чима он долго рылся в карманах, пока не нашел ключи, которые ему одолжил Чим. Он торопливо пробежал мимо кушетки, которую успел аккуратно заправить после бессонной ночи, и остановился перед спальней Чима.

Неужели Чиму повезло? Неужели какая-нибудь одинокая тусовщица заскучала после закрытия бара «У Тигра» и пришла сюда, чтобы провести ночь с симпатичным контрабасистом?

Бэнгер деликатно постучал в дверь Чима. После второй попытки из спальни раздался стон.

Бэнгер сказал:

— Чим, мне нужно поговорить с тобой.

Чим пробормотал что-то неразборчивое. Послышалась возня, затем в двери приоткрылась щелочка. Бэнгер смог разглядеть что-то смутно темнеющее за спиной у Чима, возможно округлость бедра под покрывалом на кровати.

— Господи Иисусе, который час? Что случилось?

Бэнгер сказал:

— У меня машина не заводится.

Чим примерно на четверть приоткрыл покрасневший глаз.

— Все-таки который час?

— Почти четыре тридцать, Чим.

— Что, этого чертового утра?

— Ага. Чим, моя машина сдохла. Мне нужно быть на съемках. Чим, могу я попросить у тебя «Хонду»?

Чим прислонился головой к дверному косяку. На нем были только плавки. Волосы торчали во все стороны, и Бэнгеру казалось, что по Чиму все время шарят женские руки.

— Могу я попросить у тебя «Хонду», Чим? Я бы не стал просить, но ты знаешь, что я действительно…

— Бэнгер, я только часа два назад пришел домой. У меня тут… — Он оглянулся через плечо, покачал головой и вышел в узкий коридор.

— Боже, какой холод! Хочу назад в койку. Мне нужно отдохнуть.

— Знаю, Чим. Мне очень жаль. Но послушай, мне вчера позвонили. Директор по кастингу, Кэти. Мне нужно быть на съемках, Чим.

— Почему это она тебе позвонила? — Он прошлепал в гостиную и, стянув со спинки стула стеганый жакет, сунул руки в рукава. — Так-то лучше. — Он повернул стул на сто восемьдесят градусов и оперся на спинку руками. — Ты говорил, что у тебя есть работа. С какой стати эта Кэти звонит тебе сюда?

— Я дал им этот номер. Ты же не против, Чим. Им ведь нужно меня где-то отыскать. Ты же знаешь, это ненадолго.

— Ты клялся, что ненадолго.

— Понимаешь, это же здорово. Она позвонила мне потому, что они хотят, чтобы я сыграл Слэма Шонесси. Это соперник Коула в большом матче. Это настоящая роль, Чим. Будут платить неделю по полной ставке. Как актеру, а не статисту. И чек. Я получу чек.

— Шикарно, Бэнгер. — В голосе Чима не слышалось энтузиазма. — Я пошел спать. Поздравляю.

— Подожди, Чим. — Бэнгер схватил Чима за локоть. — Моя машина не заводится. Я уже не успею с ней ничего сделать. И на такси мне не хватит. Да и не уверен, что поймаю такси в такую рань. В пять мне нужно быть готовым для грима, а снимают они в Пасадене. Пожалуйста, Чим.

Чим сунул было руку в карман, но обнаружил, что под стеганым жакетом на нем только плавки.

— Мне нужна машина сегодня вечером, Бэнгер. Днем я побуду здесь, может, погуляю по окрестностям, может, схожу в ресторан. Наверное, в тайский. Да. Она сказала, что любит тайскую кухню. Но вечером мне машина нужна. Не повезу же я контрабас на автобусе.

И он направился в сторону спальни.

— Я обещаю тебе, Чим. Съемки оканчиваются в семь тридцать. Я сразу же поеду домой. Час пик уже кончится. К восьми я буду на месте.

— Мне нужно быть в клубе в восемь тридцать. — Чим, кажется, начал просыпаться. У него за спиной через широкое окно просвечивало светлеющее небо. — Восемь часов — это впритык.

— Я буду вовремя, Чим. Если не успею, оплачу тебе такси. Не жди меня. Возьми такси. Мне неделю будут платить, Чим, у меня хватит на такси.

Чим покачал головой:

— Уэйн помешан на пунктуальности. Представь, как я стою на Голливудском бульваре в смокинге с контрабасом и ловлю такси. — Он исчез в спальне. Оттуда раздался женский голос, наполовину стон, наполовину вопрос, от которого в сердце Бэнгера словно воткнулся нож. Затем дверь опять приоткрылась, узенькая щелочка, и Чим протянул Бэнгеру ключи от «Хонды». — Я не хочу ехать на такси. Будь вовремя.




Бэнгер заехал на паркинг. Аккуратно выключил фары «Хонды». Небо посветлело. Воздух еще не прогрелся. Он рысью побежал через стоянку, мимо трейлеров. Долго хлопал себя по карманам в поисках пропуска. Наконец нашел.

Помощник помощника режиссера стоял в квадратных дверях с клипбордом в руках. На вид ему было лет одиннадцать. Бэнгер помахал перед ним пропуском. На пропуске был логотип с изображением боксерской перчатки и стилизованного атома. Рядом надпись квадратными буквами «Нейтронный Малыш» — пропуск на площадку.

ППР проигнорировал пропуск. Он кивнул Бэнгеру и сделал пометку на клипборде. Мотнул головой:

— Лучше загляните к Кэти. Она ждет в гримерной. Вы опаздываете.

Бэнгер застонал и побежал через огромное сумрачное помещение. Сквозь подошвы кроссовок и толстые носки проникал холод бетонного пола.

Кэти ждала в гримерной. Она сказала:

— Спасибо, что пришел, Бэнгер.

— Я Должен поблагодарить тебя, Кэти. Ты даже не представляешь, до чего… а что случилось с тем, другим парнем, не помню, как его зовут?

— Да. У него появилась возможность сняться в рекламе в Мауи. Там платят гораздо больше, чем у нас. В воскресенье утром у меня раздался звонок. «Я дико извиняюсь, — говорит. — Звоню из «Боинга-767». Обратно буду через неделю. Можете пока поснимать без меня?»

— А вы не смогли, — полуутвердительно сказал Бэнгер. Теперь ему становилось ясно, что произошло. Для него это было как манна небесная. Он стоял в очереди на место в массовке вокруг ринга на съемках большого боя Марка Коула со Слэмом Шонесси. Теперь он сам стал Шонесси или скоро станет, когда над ним поработает гример.

Кэти сказала:

— Когда я не стану разговаривать с агентом этого охламона, он поймет, что проиграл настоящий призовой матч. Тебе нельзя носить на съемках эти очки. У тебя есть контактные линзы?

Бэнгер помотал головой:

— Все будет в порядке. Я надеваю их только когда вожу.

— Хорошо.

Гример подтолкнул Бэнгера к креслу:

— Лучше снимите рубашку. Я у вас на плечах буду пудру смешивать. Вас будут снимать в раздевалке и проход к рингу. Когда начнется бой, мы тебя немного помажем глицерином вместо пота. Потом побрызгаем кровью и сделаем синяки. Слэм разбивает Коулу лицо, и тот пачкает Слэма кровью.

— Ага. Понял. — Он снял рубашку. Тело сразу покрылось гусиной кожей, но он знал, что под юпитерами станет жарко.

Кэти собралась уходить. Бэнгер положил очки в карман рубашки, и силуэт Кэти расплылся. Он крикнул ей вслед:

— А где текст, которой мне надо запомнить?

Она повернулась и вновь появилась в фокусе его зрения. У нее было бледное лицо, рыжие волосы, светло-зеленые глаза. Тени в зале начали бледнеть. У нее тоже был клипборд. Кажется, они все ходили с клипбордами. Она заглянула в него и сказала:

— Нет. У тебя будет несколько строк, мы их тебе дадим на месте. Поговорим об этом с Джерри и Хью. Главное, не забывай про марки.

— Про марки. Про Марка Коула?

Кэти рассмеялась и ушла. Неверное, он сказал что-то смешное.

Гример закончил свою работу. Бэнгер побежал в гардеробную, где его одели в спортивные трусы, ботинки и накидку. Накидка была из искусственного шелка. На спине смешными буквами написано имя персонажа, окруженное сверкающими звездами.

Начали снимать первую сцену в раздевалке. Фильм был не его, он знал. Сценария Бэнгер не видел, только слышал сплетни в кафе и читал анонсы в газетах. Плюс то, что сказала Кэти Хили, когда звонила, чтобы предложить роль Шонесси. Однако она сообщила, что у него будет сцена в его, Шонесси, раздевалке и проход до ринга, а затем сам бой и еще одна сцена после боя. Они пересекаются со сценами Марка Коула. Проигравший и победитель.

Он не узнавал актеров вокруг себя. Очки остались в рубашке, запертой в шкафчике. Все слегка расплывалось перед ним, а сердце колотилось, словно накануне боя. Хотя он никогда не был звездой первой величины в боксе, но все же помнил то ощущение — смесь ужаса и нетерпения выйти на ринг и начать. Самым худшим всегда было ожидание.

В раздевалке находился его менеджер в костюме, на руке у него повисла потаскушка, что-то воркуя ему на ухо. Она протянула руку и ткнула длинным красным ногтем в бицепс Шонесси. На ней было кольцо с бриллиантом величиной с куриное яйцо и браслет, сверкавший под яркими лучами. Она издала тихий визг и отпрянула.

Его тренером был коренастый парень в сером свитере, с венчиком черных волос вокруг лысого черепа. Изо рта свисала сигара. Он все время говорил, инструктируя Бэнгера и рассказывая о противнике: парень — педик, маньяк и зануда, он ничего не знает о боксерских уловках. Просто набрасывайся на него и круши, не пробуй ничего заумного.

Бэнгер кивал, издавал мычащие звуки.

— Ага, ага, понял, ага, убью его, я его убью.

Это была самая ярко освещенная раздевалка, какую ему приходилось видеть. Боже, здесь было слишком светло. Слишком жарко. Над головой тоже висели какие-то аппараты. Он не обращал на них внимания.

Джерри Вальдез сказал:

— О'кей, еще один сухой прогон.

Потаскушка менеджера ткнула в бицепс красным ногтем, взвизгнула, отпрянула. Ее бриллианты брызнули огнями.

Тренер вновь завел свою шарманку. Парень педик, зануда, ничего не понимает, просто набрасывайся и круши. Шонесси кивал, мычал.

— Ага, ага, понял.

От Вальдеза остался лишь затененный силуэт и голос из-за палящего света. Он сказал:

— О'кей, хорошо. Готовимся к съемке.

Кто-то подошел к Шонесси и чем-то помазал ему лицо. Это был не парикмахер, тот еще даже не показывался на ринге. Вообще-то это была женщина. Она помазала ему чем-то лицо, кивнула, повернулась, исчезла за огнями.

Вокруг орали какие-то люди. Шонесси подумал, что это репортеры, копы, зеваки. Он отчетливо слышал каждого из них, пусть даже слова не имели никакого смысла.

— Звук.

— Скорость.

— Валяй!

Какой-то человек встал перед тренировочным помостом. Слэм сидел на краю помоста в накидке, наброшенной на плечи; его руки были перевязаны, тренеру оставалось только надеть перчатки. Человек повернулся к Слэму спиной, в руках у него была какая-то квадратная штука. Не ней виднелась надпись: «Нейтронный Малыш, сцена 238, дубль 1». Он что-то сделал с этой штукой, от чего она издала звук, наподобие пистолетного выстрела.

Потаскушка менеджера ткнула в бицепс ногтем, взвизгнула, отпрянула.

Тренер вновь завел свою шарманку.

Он кивал, мычал.

Сколько раз все это происходило? Хлопок, потаскушка, тренер.

Джерри Вальдез крикнул:

— Снято. О'кей.

Помощник режиссера завопил:

— Очистить площадку.

Огни погасли. Помещение погрузилось во тьму. Бэнгер Барнс спрыгнул с тренировочного помоста. Отпрыгнул он довольно далеко и приземлился тяжелее, чем хотел, почувствовав толчок в бедро, но это было не страшно.

Какой-то реквизитор стянул с него перчатки. Помреж сказал:

— Можешь снять повязки, если хочешь. В сцене прохода их не будет видно.

Другой помреж объявил:

— Перерыв на ленч. Начало 239-й сцены — Слэм идет к рингу — через девяносто минут.

Народ закружился вокруг. Бэнгер сунул руки в рукава накидки, отыскал свой шкафчик и достал из рубашки очки. Все вокруг вошло в фокус.

Подошла Кэти, положила руку ему на локоть. В другой руке у нее все еще был клипборд.

— Хорошо поработал, Бэнгер. — Она посмотрела на него и улыбнулась. Какая хорошая улыбка. — Это ведь не настоящее твое имя, Бэнгер Барнс?

Он сказал:

— Барнс — настоящее имя. Бэнгер — для ринга. Хорошо звучит. Репортерам нравилось. Я так к нему привык, что оставил и после того, как перестал выступать.

Кэти сказала:

— Там снаружи трейлер с питанием. Ты уверен, что не хочешь снять эту накидку? Смотри, не закапай. Она тебе потребуется в следующей сцене.

Бэнгер сказал:

— Я буду осторожен.

Он стоял в очереди к трейлеру позади пары техников, листавших утренний «Лос-Анджелес тайме».

Они рассматривали фотографию места кровавого преступления и толковали об увеличении случаев расстрелов машин, гангстерских разборок и избиений в округе.

Бэнгер подал свой поднос к окошку, получил кусок курицы и несколько соцветий брокколи, налил кофе в бумажный стаканчик и поискал место за длинным столом.

Все статисты сидели за отдельным столом, не перемешиваясь с актерами. Бэнгер прошел со своим подносом мимо них. Некоторые отвернулись. Двое улыбнулись ему. Он понимал, о чем они думают. Почему Барнс? Почему не я? Чего это стоит, когда тебя выделяют из массовки и дают роль, пусть маленькую, пусть всего один проход? Ну почему Барнс?

Какой-то актер помахал ему. Он поставил свой поднос, вытянул из-под стола раскладной стул и сел рядом со своим тренером, менеджером и потаскушкой менеджера.

Почему Барнс, спросил он сам себя. Да потому, что он был настоящим боксером. Настоящее ничем не заменишь. Он работал на ринге, знал все движения. Помнил то ощущение, с которым кулак врезается в ребра противника. Помнил, как жесткая кожа сминает нос. Изведал радость, которая охватывает в тот момент, когда ты «танцуешь» вокруг партнера, и тебя приветствуют тысячи людей. Познал отупляющее отчаяние, когда лежишь на спине, пытаясь сфокусировать глаза на пальцах рефери, щурясь от света прожекторов под крики толпы, приветствующей другого боксера.

Тренер представился, пожал руку Бэнгера:

— Хорошо поработал утром. Хил и сказала, что ты был настоящим боксером.

Бэнгер кивнул: — Да.

Тренер представил его другим актерам: мужчине, игравшему менеджера, и женщине, игравшей потаскушку. Оба пожали ему руки.

Потаскушка спросила:

— Это правда, что вы раньше никогда не играли?

Бэнгер сказал:

— Только в массовке. Платят немного, но больше, чем мойщикам посуды или дворникам.

— Но вы способны на большее. Я имею в виду, вы ведь много зарабатывали на ринге.

Бэнгер горько рассмеялся. Прежде чем ответить, хлебнул кофе. Кофе был горячий и крепкий. Что хорошо было в кино, даже в массовке, — кофе на съемках давали хороший. Съемочный день длился долго, и если не подстегивать себя кофе, пришлось бы пользоваться чем-то другим. Слухи были не беспочвенны: одни сидели на таблетках, другие на кокаине.

Они делали это не для развлечения, а только для того, чтобы выложиться в течение десяти-, двенадцати-, четырнадцатичасового рабочего дня. А потом требовался алкоголь, чтобы расслабиться вечером. Алкоголь, или травка, или валиум.

Это были издержки профессии.

Он поставил стаканчик на стол.

— Вам это лучше известно. Ваш бойфренд порядочно имеет с каждого гонорара. — Он указал куриной косточкой на тренера и добавил: — А он забирает остальное. — Бэнгер посмотрел на потаскушку. — За эти побрякушки, которыми вы сверкаете, заплатил я. Сколько они стоят? Сколько ударов мне приходится раздать, сколько хуков принять на себя, чтобы заплатить за ваши шикарные браслеты?

Она казалась ошарашенной.

— Это же все не мое, — сказала она. — Посмотри, мне пришлось их вернуть реквизитору. — Она протянула к нему руки. Длинные полированные ногти были на месте, а бриллиантовое кольцо и браслет исчезли.

Тренер сказал:

— Это всего лишь реквизит, Бэнгер. Остынь. Ты ведь не думал, что это настоящие драгоценности, правда?

Бэнгер помотал головой.

— Нет, — выдавил он жалкий смешок. — Нет, я просто… простите. Я как-то…

Менеджер сказал:

— Бывает, не смущайся. Когда входишь в роль, иногда задерживаешься в ней. Роль захватывает. С каждым может случиться.

Бэнгер сказал:

— Ага.

— Особенно если ты был настоящим боксером. Знаешь, я в свое время увлекался боксом. Я тебя помню. Ты котировался.

— Не слишком высоко.

— Не важно, — менеджер махнул рукой. — Ты был кем-то. С тобой считались. О тебе писали в спортивных журналах. Люди тебя знали.

Бэнгер снова кивнул:

— Ага.

Тренер посмотрел на часы и сказал:

— Еще есть немного времени. Пойду прогуляюсь перед работой.

Он взял свой поднос и отошел от стола. Остальные последовали его примеру. Бэнгер тоже. Он сбросил куриные кости и объедки в мешок и оставил поднос у трейлера. Потом отправился осматривать площадку, подготовленную для дневной съемки.

Почувствовав чью-то руку на своем локте, он, не оборачиваясь, понял, что это была Кэти Хили. Она сказала:

— О'кей, сейчас будет длинная съемка прохода, Бэнгер. У тебя нет никакого текста. Ты просто идешь к рингу со своей свитой.

Он сказал:

— Какой свитой?

Она сверилась со своим клипбордом.

— Твой менеджер, тренер, парикмахер, телохранители, боксерская тусовка.

— Я должен только дойти до ринга?

— Да, это все.

— О'кей.

Кэти сказала:

— Утром ты выглядел хорошо. Джерри доволен.

Бэнгер ничего не ответил.

Кэти сказал:

— Ты ведь член гильдии, да?

— Наверное, если они включают статистов.

— Через гильдию можно получить дополнительную работу.

— Я обязательно этим воспользуюсь.




Съемочная площадка была оформлена, как настоящая арена. Посередине возвышался ринг с гигантскими осветительными приборами над ним. Ковер и канаты выглядели вполне натурально. К помосту вели металлические ступени. Стол таймкипера и стол прессы стояли где положено, пустые, в ожидании, пока спортивные чиновники в дорогих костюмах и репортеры в рубашках с короткими рукавами займут свои места.

С двух сторон ринга было только по два ряда сидений и по нескольку сидений по обе стороны длинного прохода к рингу. В дальнем конце зала стояли камеры и юпитеры.

Когда перерыв кончился, не раздалось никакого свистка, колокола или призывного крика. Просто появились осветители и звукоинженеры, операторы с ассистентами, помощники режиссера, реквизиторы, костюмеры и гримеры.

Массовка заполнила зал. У каждого была бумажная карточка. Каждый нашел свое место на фальшивых трибунах.

Внезапно таймкиперы оказались на своих местах, репортеры — на своих. В центре зала стоял рефери, а Слэм маячил в начале прохода, окруженный свитой.

Фотографы нацелили свои «Лейки» и «Экстры». Один ветеран взгромоздил на штатив массивную старинную камеру «Спид График».

По центру дорожки шли две металлические направляющие, напоминающие рельсы. На тележке с сиденьем была установлена камера «Панифлекс», к глазку которой припал оператор. Над актерами завис микрофон на длинном шесте.

Помреж щелкнул хлопушкой.

Слэм Шонесси со свитой двинулся вперед. Секунданты ощупывали его, торопливо бормоча последние советы. Женщины тянулись к нему, горя желанием дотронуться до рукавов накидки, коснуться перчаток, лица прежде, чем он заберется на ринг. Телохранители оттесняли их.

Он согласно кивал на все, что говорили ему секунданты. Улыбался и махал руками толпе. Статисты махали ему. Некоторые кричали. Но большинство улюлюкали, отпускали язвительные замечания. Ясное дело, это была публика Марка Коула.

Кто-то поднял лозунг и помахал им. На полотнище было написано: «Марк Коул — Нейтронный Малыш — Новый чемпион». Кто-то завел песню, и через секунду толпа подхватила ее: «Нью-Трон! Нью-Трон! Нью-Трон!»

Тележка катилась назад по металлическим рельсам. Свет наполовину ослепил Бэнгера. Он начал было искать очки, но вспомнил, что они остались в шкафчике. Впрочем, их все равно нельзя было надевать перед камерой. Он старался не забыть, что ему говорил Вальдез. Сам Вальдез, режиссер, а не Кэти Хили или кто-то еще.

Наступай на марки. Красные ленты. Не обращай внимания на зеленые ленты, это марки Хью Китинга. И на черные тоже не обращай внимания. Они для рефери.

Кто такой Хью Китинг? Толпа ревела, а он еще не дошел до ринга. Ах да, Китинг, это же звезда. Главная мужская роль. Он играет Марка Коула, Нейтронного Малыша. А Бэнгер Барнс был Слэмом Шонесси, чемпионом, плохим парнем.

Он был чемпионом. Это означало, что претендент уже должен быть на ринге. Он постарался разглядеть ринг за слепящими огнями, за катившейся тележкой. Ему удалось разглядеть два маячивших там силуэта. Когда он посмотрел первый раз, на ринге был только рефери в черных брюках, белой рубашке и маленькой бабочке. Во второй раз он различил и самого Нейтронного Малыша в радиоактивной зеленой накидке; тот прыгал по рингу, приветственно махая руками репортерам, публике, актерам и массовке в ожидании прибытия чемпиона.

Слэм дошел до края ринга.

Джерри Вальдез крикнул:

— Стоп.

Слэм начал подниматься по железным ступеням.

Вальдез завопил:

— Я сказал «стоп».

Слэм почувствовал на плече руку помрежа.

— Ты что, не слышал Джерри? — Бэнгер заморгал. Помреж стоял очень близко. Слэм мог рассмотреть его лицо. Тот казался раздраженным.

— Простите. Простите. Я просто вошел в образ.

— Ага. Сто пятьдесят человек на съемочной площадке. Знаешь, сколько стоит минута такого удовольствия? Это все-таки «Нейтронный Малыш», а не какой-то там «Роки».

— Простите.

Бэнгер повернулся и пошел к началу дорожки. Он столкнулся с Джерри Вальдезом, который отсматривал видеозапись сцены. Бэнгер сказал:

— Простите.

Вальдез шушукался с парой помощников и оператором. Бэнгер стоял со своей свитой в начале дорожки. Он попытался разглядеть статистов, толпящихся вдоль ограждения, но они сливались в разноцветную массу.

Группа Вальдеза принялась за дело и перегруппировала свиту Слэма. Теперь у него с одной стороны была женщина в красном платье с низким вырезом, а с другой — тренер в сером свитере. Женщина в красном была увешана сверкающими драгоценностями. Охраняла эту троицу пара крепких телохранителей. В группу ворвалась гримерша и побрызгала глицерином на бритые черепа охранников.

Вальдез сказал:

— О'кей, снимем еще раз. Только на видео.

Они повторили сцену. Вальдез остался доволен.

К вечеру сняли первый дубль. После четырех дублей Вальдез объявил перерыв — попить кофе и отдохнуть. Бэнгеру понадобился реквизитор, чтобы снять перчатки. Ему отчаянно хотелось в туалет, и он едва успел.

Для съемок продюсер выбрал огромное здание, заброшенную компьютерную фабрику, для которой еще не нашли постоянного арендатора, и сортиров там было хоть отбавляй. Для раздевалки Слэма Шонесси приспособили бывший кабинет директора. Арену устроили в помещении, похожем на сборочный цех, а кафетерий — в отгрузочном ангаре.

Бэнгер выпил чашку кофе, стоя за столом перед огромной вазой, потом взял еще чашку и пончик. К нему подсел один из статистов. Во время ленча действовали одни правила, во время перерывов — другие. Бэнгеру показалось, что это был тот самый статист, который махал лозунгом с надписью «Нейтронный Малыш». Впрочем, тогда у Бэнгера не было очков, и он не мог сказать с уверенностью.

Статист покачал головой и представился. Он сказал:

— Тебе все завидуют.

Бэнгер сказал:

— Да, повезло. К тому же я знаком с боксом.

Статист сказал:

— Ты знаешь сюжет?

Бэнгер сказал:

— Мне только вчера позвонили. Это ведь о боксе, да?

Статист сказал:

— Тебе надо заглянуть в производственный отдел и просмотреть сценарий. Послушай, ведь теперь, когда ты стал настоящим актером, они могут дать тебе копию.

Бэнгер начал было отвечать, но помреж уже покрикивал, загоняя народ на арену.

Джерри Вальдез стоял возле железных ступенек, ведущих к рингу. Он сказал:

— Дела идут неплохо. Мы укладываемся в сроки и в бюджет. Компания и студия это оценят. Но нам придется форсировать работу. Сегодня предстоит снять еще одну сцену. Снимать будем тремя камерами, поэтому всех прошу подтянуться. Договорились?

Бэнгер огляделся. Все вокруг кивали, выражая готовность отдать свои силы ради успеха «Нейтронного Малыша».

Вальдез сказал:

— Попрошу Марка Коула, Слэма, глашатая занять свои места. Я не буду повторять, как важно следить за разметкой. При трех камерах необходимо постоянно оставаться в фокусе, не закрывая друг друга. Здесь нет примадонн. Мы все профессионалы, верно?

Все согласились.

Пока Вальдез произносил свою тронную речь, Бэнгер стоял с поднятыми руками. Реквизитор прилаживал ему перчатки. Бэнгер как бы нечаянно припал на одно колено, чтобы разглядеть свою первую марку. Хорошая широкая красная полоса на ковре.

Он встал и еще раз посмотрел на разметку. Она расплывалась, но была вполне различима. Бэнгер встал носком на первую марку. Наводчик фокуса поднес к его носу конец рулетки и сказал:

— Подержите это.

Бэнгер ухитрился зажать ленту между большим пальцем и самой перчаткой. Наводчик фокуса отошел к камере и сказал:

— О'кей, спасибо.

Бэнгер отпустил конец рулетки.

Глашатай занял свое место, Хью Китинг — свое, и они несколько раз прогнали сцену.

Затем Вальдез велел снимать, вместе с несколькими помощниками просмотрел видеозапись, затем посовещался с кем-то, очевидно, с автором сценария. Затем они обсудили что-то с глашатаем и сделали еще один сухой прогон. Текст глашатая сократили.

Между съемками Бэнгер разглядывал ряды зрителей. Он заметил знакомое лицо в первом ряду, женщину, сидящую между двумя поддельными знаменитостями. У нее были блестящие волосы медового цвета и сексуальное зеленое платье. Без очков Бэнгер не мог разглядеть деталей, но знал, что это была Хелен Сильвер, исполнительница главной женской роли.

Статист-сплетник сказал, что раньше ее звали Элли Сильверстейн. Ей пришлось хорошенько поработать над своим носом. Ее привычка пудрить носик изнутри довела ее до столкновений с правосудием и реабилитационных программ и чуть не стоила ей карьеры. Теперь она в энный раз пыталась вернуться в кино, снималась в еженедельном сериале и надеялась вновь попасть на большой экран.

Сцену с глашатаем закончили снимать к половине восьмого. Вальдез объявил начало съемок завтра в пять тридцать.

Пока актеры и статисты расходились, техники уже начали демонтировать площадку.

Кэти Хили перехватила Бэнгера, когда он направлялся к «Хонде». Он оделся, не приняв душа, и торопливо шагал между трейлерами, когда Кэти высунулась из студийного трейлера и ухватила его за плечо.

Она сидела с седым мужчиной в твидовом костюме. Седой пожал Бэнгеру руку.

— Мелдрам Корнелл, — сказал он.

Бэнгер хотел было назвать себя.

Корнел сказал:

— Я знаю, кто вы. Просто хотел поблагодарить вас за то, что подключились в последний момент. Кэти рассказала вам, что произошло с вашим предшественником. Знаете, нам здесь приходится поддерживать дисциплину, как на корабле. «Нейтронный Малыш» — это вам не «Роки». — Он сделал паузу. — И не «Небесные врата».

Корнелл и Хили рассмеялись. Бэнгер присоединился. Ему приходилось слышать это и раньше.

Кэти Хили протянула ему толстый сценарий, разноцветные страницы которого были скреплены медным зажимом. Она сказала:

— Можешь взять это домой и прочитать, Бэнгер. Это номерная копия. Смотри, не потеряй. Завтра снимаем сцены со 171-й по 199-ю. Почитай их. Увидимся утром.

Он понял, что теперь можно идти. Повернулся и направился к «Хонде». Это была модель с квадратным задом, забавный такой пикапчик. Именно поэтому Чим Хью и купил ее. И еще — она была дешевая. Об этом свидетельствовал ржавый корпус и выхлоп, который не прошел бы беспристрастного экологического контроля.

Бэнгер гнал «Хонду» со всей скоростью, на которую хватало смелости, сверяясь с дешевыми цифровыми часами, укрепленными на приборной доске. К тому времени, как он добрался до дома Чима, было уже четверть девятого. Чима, конечно, уже не было в Голливуде. Бэнгер направился в Санта-Монику.

Он заехал на стоянку бара «У Тигра», выходящую на Олимпик. В понедельник вечером бар бывал пуст, дела не шли. Но трио Уэйна Мастерса дорожило каждым заработанным никелем, и владелица бара разрешала им играть за чаевые и ничтожные проценты от выручки.

Пара черно-белых машин приткнулась перед нудистским баром на другой стороне Олимпика. Бэнгер снял и протер очки, чувствуя себя совершенно одеревеневшим после дня работы. Ему было совершенно необходимо постоять под горячим душем, но сначала все-таки хотелось зайти в бар, сказать Чиму, что «Хонда» на месте, и оставить несколько долларов в кассе бара.

В нудистском баре напротив, по всей видимости, что-то случилось, причем совсем недавно, поскольку толпа на тротуаре только-только начала собираться. Бэнгер разглядел лежавшее тело, над ним склонился коп, приставивший пистолет к голове подозреваемого. Бедолага на тротуаре с виду напоминал старшеклассника. На нем была бейсбольная кепка козырьком назад.

Другой юнец выбежал из нудистского бара, размахивая автоматом. На нем была такая же кепка, на щеке огромный шрам. Коп на тротуаре вскинул пистолет, целясь в выбежавшего.

Парень, лежавший на асфальте, неловко замахнулся кулаком. Движение казалось неуклюжим, поскольку он лежал лицом вниз, но удар точно пришелся по запястью копа. Подросток, выбежавший из бара, сделал одиночный выстрел, и коп упал. Оба парня стремительно скрылись за углом. Из бара высыпало несколько полицейских; они прыгнули в черно-белые машины и включили сирены и проблесковые маячки.

Дверь в бар «У Тигра» распахнулась, и оттуда, громко ссорясь, вышла парочка. Бэнгер проскользнул внутрь и дал глазам привыкнуть к сумраку, более густому, чем на улице.

На низкой эстраде трио играло слащавую версию какой-то известной мелодии. Бэнгер разобрал, что это было «Тело и душа». В баре была занята половина стульев у стойки и примерно треть столов. Хозяйка бара Дороти сидела в своей кабинке на возвышении.

На ней был золотисто-коричневый ангорский свитер и золотая с французской эмалью брошка в виде тигра. На груди висели часы на цепочке.

— Бэнгер, как дела?

Он сказал:

— Хорошо, Дороти. Я страшно устал, но у меня все очень хорошо.

— Чим сказал, ты работаешь.

— Да. Играю боксера.

Она рассмеялась.

— Чим тут рвал и метал.

Бэнгер сказал:

— Это из-за машины. Я знаю.

— Теперь ты ему должен.

— Я знаю.

— Хочешь столик?

Бэнгер покачал головой.

— Перекушу в баре. Можно я оставлю ключи для Чима? Сам доеду на автобусе.

Дороти сказала:

— Лучше не надо. Чим хотел тебя видеть. Подожди немного и поговори с ним во время перерыва. Кстати, Уэйн раздобыл нового мальчишку для оркестра. Говорят, играет не хуже Чета Бейкера. Ты бы послушал.

Бэнгер устроился на стуле у бара. По одну сторону от него пьяница тихо плакал посреди рюмок с «Пшеничной». На затылке у него была мягкая шляпа, как у персонажа ночного фильма. По другую сторону остролицая женщина неистово курила и царапала карандашом в блокноте какие-то цифры; время от времени между двумя глубокими затяжками она, не поднимая головы, отхлебывала из высокого стакана.

Бармен дал Бэнгеру чашку кофе. Официантка принесла отбивную с печеной картошкой.

Уэйн Мастере представил мальчика, который должен был сыграть, как Чет Бейкер. Паренек с виду походил на долговязого старшеклассника. На нем был спортивный пиджак и рубашка с отложным воротничком и узкий галстук. Наверное, он попал в бар через дыру во времени. Чистые 50-е годы.

Парень махнул Чиму своей трубой, и тот начал медленный проигрыш на контрабасе, напоминавший биение сердца. Уэйн Мастере уселся за рояль, Майк Лe-Кант устроился за ударной установкой, и оба уставились на мальчика.

Тот поднес трубу к губам и заиграл так тихо, что Бэнгер сначала еле слышал его. Потом он разошелся, не форсируя звук, и принялся выводить «Моя смешная Валентина».

Пьяный справа от Бэнгера уронил голову на руки и зарыдал всерьез. Женщина справа от Бэнгера запихнула блокнот и карандаш в сумочку, повернулась на стуле и стала разглядывать мальчика.

Когда выступление закончилось, Бэнгер пробрался между столиками и протянул Чиму ключи от «Хонды».

— Ты спас мне жизнь, Чим. Я твой должник.

У Чима, в руке был стакан воды. Он сунул ключи в карман брюк, а другую связку отдал Бэнгеру.

— Да уж. Я прикинул, что если твой «Понтиак» сдох, то «Хонда» тебе и завтра понадобится, поэтому я позвонил своему другу Билли, механику, и попросил посмотреть машину. У тебя топливный бак пробит. Он установил новый бак и зарядил аккумулятор. Так что ты в порядке.

Бэнгер схватился за голову:

— Это же куча денег. Где сейчас «Понтиак»?

— На стоянке. Странно, что ты не видел его, когда подъезжал к бару.

— Там такое творилось. Какая-то заварушка напротив.

Чим сделал глоток воды и поставил стакан на крышку рояля. Он сказал:

— Слышал мальчика? Слишком хорош для нас. Поработает у Уэйна и поминай, как звали. — Он опять взял стакан. — Пора работать, вот размялся немного. Ты еще побудешь?

Бэнгер сказал:

— Мне нужно помыться да поспать несколько часов. Завтра рано на работу.

Снаружи опять похолодало; нудистский бар напротив был закрыт и опечатан желтой полицейской лентой.

«Понтиак» работал, как часы.




На этот раз гримировали дольше. Гример сказал:

— Нужно наложить хорошую основу. Джерри хочет за сегодняшний день снять всю сцену боя. Не знаю, как он ухитрится. На всю съемку отпущено двадцать три дня. За такое время снимают рекламный ролик для телевидения. Сцена боя должна длиться минут двенадцать. Не знаю, как ему удастся снять все за день, но думаю, именно поэтому Корнелл его и нанял.

Подошла Кэти Хили и спросила, читал ли Бэнгер сценарий.

Он сказал:

— Отмокал с ним в ванне. Не было времени прочесть все, прочитал только сцену боя.

Кэти сказала:

— Хорошо. Остальное тебе знать не обязательно.

— Похоже, это крутая схватка.

— Мелдрам о ней особенно печется. Ему нравится выпускать в прокат то, что будет бить наверняка. Он показался тебе изысканным джентльменом?

— Да, вроде того.

— Он такой и есть. И еще он кровожадный. Всегда добивается, чего хочет. Культивирует этакий твидовый стиль. А сам — акула. Все они акулы. — Она прищурила глаза, странно посмотрела на Бэнгера. — Включая меня.

Гример снял с Бэнгера очки и подал ему, чтобы тот положил их в карман рубашки. Кэти сказала:

— Не забывай наступать на свою разметку.

Очки лежали в кармане, гример не давал повернуть голову, и Бэнгер не сумел рассмотреть выражение лица Кэти.

Джерри Вальдез сказал:

— У нас нет времени делать все дубли последовательно. Поэтому работать предстоит тремя камерами. Это будет двенадцатираундовый бой, каждый раунд по две минуты с минутным перерывом между ними, то есть тридцать пять минут реального времени. Двенадцать минут экранного времени. Снимать будем в тишине, потом добавим бешеные звуки. Старайтесь, чтобы движения губ совпадали с текстом. Они меняют форму лица. Если собьетесь, зрители заметят. Все готовы? Прогоним первый раунд.

Это было покруче, чем половина настоящих боев Бэнгера. Оба боксера начали поединок чистыми и сухими. Каждый раз, как Вальдез кричал «Замерли», подбегали гримеры и брызгали глицерином, изображающим пот. Рубашку рефери мочили водой. Через пару раундов юпитеры так разогрелись, что Бэнгер и Хью Китинг потели без глицерина.

В третьем раунде Слэм Шонесси должен был рассечь бровь Нейтронного Малыша. Гримеры позаботились об этом. Струйка крови сбежала в глаз Китинга, затем поползла по краю носа.

В пятом раунде Марк Коул поставил Шонесси фонарь под глазом. Массажист Коула зашил ему бровь степлером. В шестом раунде Шонесси вновь рассек ее. Она сильно кровоточила. Глаз у Коула закрылся, но и шишка у Шонесси распухла; потом Коул рассек Шонесси переносицу, и кровь залила оба глаза.

После шестого раунда рефери развел боксеров по углам, затем разрешил продолжать.

В девятом раунде Шонесси обрушил на Коула целую серию хуков по корпусу. Он чуть не прикончил его, целился в челюсть, но промахнулся. Коул продержался до гонга. Шонесси оттолкнул его и наблюдал, как Коул, пошатываясь, бредет в угол.

Шонесси рухнул на табурет, набрал полный рот воды, выплюнул в чашку. Секунданты были тут как тут, начали давать инструкции, подбадривать. Раздался гонг к началу десятого раунда. Тренер сунул Шонесси загубник между зубами и подтолкнул к Коулу.

Он услышал, что кто-то выкрикивает ему советы и, прищурив распухшие глаза, старался разглядеть Малыша. Слэм Шонесси был заслуженным чемпионом, вышедшим на ринг, чтобы раздавить молодого претендента. Он бы и раньше покончил с Коулом, но не сумел послать его в нокаут. Теперь ему это подавно не удалось бы, но он лидировал по очкам. Если он сумеет выглядеть молодцом еще пару раундов, то станет победителем, поскольку судьи не любили развенчивать чемпиона, выигравшего по очкам.

Одиннадцатый раунд. Шонесси почти ослеп, но и Малышу было не лучше. Слэм сделал несколько круговых выпадов. Малыш, пританцовывая, увернулся. Слэм потерял равновесие, упал на одно колено. Посмотрел вверх. Рефери не просигналил нокдауна, но когда Слэм с трудом поднялся на ноги, рефери заглянул ему в лицо, стараясь отыскать глаза.

Слэм сказал:

— Я в порядке. Поскользнулся.

Он не был уверен, понял ли его рефери. Слэм выплюнул загубник и повторил.

Рефери дал знак Слэму и Малышу сходиться, но тут прозвучал гонг.

Между раундами секунданты подобрали загубник и сунули Слэму между зубов. Какая-то женщина взобралась на помост и стала говорить, что ему нужно делать в двенадцатом раунде. Он не мог припомнить, кто она такая. Моргал глазами, пытаясь разглядеть цвет ее платья сквозь кровь, заливавшую глаза. Опа выглядела очень знакомо, но он не мог ее идентифицировать.

Прозвучал гонг. Слэм двинулся к центру ринга, но ноги казались резиновыми, а кулаки весили по тысяче фунтов каждый. Нейтронный Малыш превратился в расплывчатое пятно, кружившее вокруг, словно волк вокруг ягненка. Слэм вертелся, стараясь не выпускать Малыша из виду.

На секунду он потерял его. Моргнул, стараясь прочистить глаза и разглядеть противника.

Каким-то образом Малышу удалось подкрасться и ослепить его. Слэм видел приближающийся кулак, но был не в состоянии увернуться. Почувствовал удар, ощутил, будто медленно плывет в горячем влажном воздухе, услышал удар — это он сам упал лицом вниз на ковер. Услышал счет рефери и орущую толпу. Но ведь они договаривались снимать в тишине и только потом добавить звук.

Внезапно он оказался в медпункте. Над ним склонилась сестра, рядом стояли Кэти Хили и Вальдез.

Сестра сказала:

— Этот человек не ранен. Посмотрите, все эти синяки и ссадины — грим. Он просто истощен. Ему нужно немного отдохнуть.

Вальдез сказал:

— Он сможет работать завтра? Ну и бой получился! Боже, Кэти, ты не поверишь. Эта сцена сделает фильм хитом. Корнеллу понравится. Помнишь Керка Дугласа в «Чемпионе»? Как ты думаешь, он сумеет… как его зовут?

Кэти сказала: «Барнс».

— Сумеет он завтра работать? Мы сможем завтра снимать без него, с 282-й по 304-й. Сделаем вставки в выходные, даже в понедельник. Все равно не закончим до следующей пятницы.

Бэнгер закрыл глаза. Он слышал, как Вальдез сказал:

— Возьми выходной. Даже два. Возвращайся в пятницу, мы сделаем вставки, Барнс. На этом твои сцены кончатся. Ты хорошо поработал, старый тигр.

Бэнгер промычал что-то вроде благодарности.




Он загнал «Понтиак» на стоянку позади бара, чувствуя себя на тысячу процентов лучше. Целый день в постели — вернее, на кушетке. Несколько раз плотно перекусил. Пара долгих горячих ванн.

Нудистский бар напротив уже работал, желтая лента исчезла.

Бар был почти полон. Дороти встретила его у двери. Она была в жакете, блузке и темной юбке. Брошку в виде тигра она переколола со свитера на лацкан жакета. Она сказала:

— Ты хорошо выглядишь, Барнс. Я почти готова вновь выйти за тебя замуж.

Он поднял бровь. Хотя в баре было темно, но она могла рассмотреть его лицо в свете лампы, стоящей на ее столе.

Она сказала:

— Шучу.

Он уселся на свободный стул за стойкой и заказал свой обычный стейк и кофе. Сегодня оно его не подстегнет. Он и без того слишком хорошо себя чувствует. Скоро закончит работу в «Нейтронном Малыше», получит чек и поищет себе квартиру, чтобы съехать с кушетки у Чима и начать жизнь сначала.

Оркестр окончил первый номер и перешел ко второму. Подошла Дороти, положила руки ему на плечи и заслушалась, как мальчик наигрывает «Все это ты».

Бар уже почти опустел. Поздно засиживаются только по выходным. В будни закрывались рано.

Дверь распахнулась, кто-то закричал. Бэнгер повернулся на стуле. В дверях, выкрикивая команды, стояли два юнца. На обоих были бейсбольные кепки козырьками назад. У одного — большой шрам на щеке. Они размахивали автоматическими пистолетами. Посетители попадали на пол. Бармен исчез. Трио Уэйна Мастерса побросало инструменты, все, кроме мальчика-трубача. Он стоял с закрытыми глазами, самозабвенно выводя мелодию.

Один из налетчиков пробежал до середины зала, нацелил пистолет на трубача и перерезал его пополам короткой очередью. Второй навел пистолет на бар и разнес зеркало и стоявшие под ним бутылки.

Оттолкнув Дороти, Бэнгер взлетел во стула, прыгнув прямо на налетчика. Правой рукой он выбил у юнца оружие и крепко ударил его в лицо. Почувствовал приятный хруст суставов пальцев о челюсть.

Второй налетчик отвернулся от эстрады и второй очередью перерезал обоих — и своего напарника, и Бэнгера.