Гадес
Расселл Эндрюс


Вествуд #4


Гадес — повелитель мертвых, владыка подземного царства. Джастин Уэствуд — полицейский, ведущий расследование, чтобы возвратить себе доброе имя. Его подозревают в преступлении, которого он не совершал. Детективу кажется, что темные силы направляют руку убийц.

Но, может быть, дело не в потустороннем вмешательстве, а в судне с ценным грузом, бесследно исчезнувшем на океанских просторах и носившем название «Гадес».


Рассел Эндрюс

«Гадес»


Пролог


Фавиньяна, Италия

22 мая

Близился конец мая, разгар матанцы — ловли тунца. Раз в год тунец приходит на нерест из Атлантики к теплым берегам Средиземного моря. В середине апреля местные рыбаки перегораживают сетями прибрежные воды — так повелось исстари. Тунец блуждает в лабиринте, из которого нет другого выхода, кроме как под гарпуны рыбаков, терпеливо поджидающих добычу.

Корабли гнали к берегу многотысячные косяки рыбы. Вскоре прибой побагровеет, и для коренных обитателей крохотного клочка суши у сицилийского побережья начнется праздник. Тунец идет — значит, в ресторанчиках скоро не останется ни одного свободного столика, сувениры и футболки в лавках раскупят туристы, прибывающие на пароме из Трапани, а церковная кружка до краев наполнится звонкой монетой.

Берега прекраснейшего острова Фавиньяна изрезаны подводными пещерами с кристально чистой морской водой. Блестит и переливается на солнце мелкая галька и белоснежный песок пляжей. Остров изобилует залежами травертина — полупрозрачного известкового туфа. Столетиями вода, испаряясь из бесчисленных пещерных и скальных источников, создавала это богатство.

Древние карьеры повсюду — заброшенные, так и не разработанные до конца. Никому нет дела до массивных глыб туфа, что желтеют и покрываются красным налетом. Зато древний травертин обретает второе дыхание в бесчисленных каменных виллах, уже четвертое-пятое столетие глядящих на море с высоких утесов. Вьются между скалами и холмами тонкие ленты дорог, пересекая Фавиньяну с востока на запад и с севера на юг, сплетаются в немыслимый узор.

Наплыв иностранных туристов острову не грозит. Редкие немецкие парочки и северные итальянцы, которые приезжают погреть пузо на пляже и тоннами поглощают пасту с соленой тунцовой икрой ботаргой, не в счет. Фавиньяна — нетронутый уголок природы, который в своей первозданной дикости любому покажется раем земным.

Любому, только не Анджело Торнабене. Анджело ненавидел лютой ненавистью островок, где его угораздило родиться. Он мечтал только об одном — свалить куда подальше. Плевать, что великая охота на тунца воспета самим Гомером, а туфовый известняк шел на постройку египетских пирамид. Свалить, и как можно скорее, от вонючей рыбы и унылого тусклого камня, от туристов, которые все лето мотаются из одного бара в другой. Анджело хотелось сбежать. Все равно куда. Лишь бы подальше от опостылевшего острова. В этой бухте состоялась великая битва римлян с карфагенянами? Засуньте ее себе знаете куда… Сплошная история кругом! Давно погибшее, давно забытое. Мертвое. Мертвый камень, мертвая рыба, мертвые герои. Только ведь он-то, Анджело, живой!

Уже три дня он так и эдак подкатывал к морякам с большого судна, пришедшего из Южной Африки. Неизвестно, правда, откуда именно… Матросы упоминали какой-то город, только для Анджело это все равно пустой звук. Неважно! Они сказали «Африка», они не арабы и не черные, а значит, скорее всего, с белой части континента, с юга. А какая, к черту, разница! Главное, что корабль скоро отчалит и поплывет куда-то очень-очень далеко. Африканцы дожидались, когда можно будет загрузить трюмы свежевыловленной рыбой и отправиться дальше. Томительное бездействие подходило к концу, скоро в море.

Услышав радостные крики, матросы, как Анджело и предполагал, высыпали на палубу полюбоваться кровавым зрелищем. Он проскочил вместе с ними, улюлюкая, размахивая руками, хлопая по плечу бегущих рядом. Команда засмотрелась на охоту, и парень без труда проскользнул вниз по трапу, чтобы пошариться по кораблю. Внезапно перед ним распахнулась тяжелая металлическая дверь, и вышел мужчина — не в морской форме, просто в деловом костюме с тонким галстуком. Мужчина взглянул холодно и колюче, но, кажется, ничуть не насторожился, что по кораблю шляются посторонние. Анджело улыбнулся с непринужденным видом, пытаясь сойти за своего; мужчина, не удостоив его вниманием, прошел мимо, смотреть на ловлю. «Наверное, капитан, — решил Анджело. — А может, и кто поважнее, ишь какой серьезный!» Боясь, что его застукают, парень метнулся вперед и успел перехватить тяжелую дверь, пока она не закрылась. За дверью оказался узкий общий коридор с множеством дверей. Анджело дергал одну ручку за другой — все заперты. Наконец какая-то подалась. Перед ним открылся настоящий лабиринт трюмов, и оставалось только продолжать поиски, пробовать все новые двери, осматривать все новые помещения. Поблуждав с четверть часа, он обнаружил темную каморку — явно какая-то подсобка, куда нечасто заглядывают. Забита до потолка деревянными ящиками. Много, не сосчитать. Придерживая дверь, Анджело просунул в щель ногу и легонько пнул один из ящиков — что-то тяжелое, может, консервы. Наверное, кладовка, и ею редко пользуются. Очень кстати. Если тут спрятаться, сразу не найдут.

Он шагнул через порог и отпустил дверь. Замок защелкнулся. Анджело подергал туда-сюда — не откроешь. Ну и ладно, не страшно… Зато когда дверь отопрут, корабль будет уже в открытом море. Если даже и решат наказать «зайца», что ему сделают? Сами виноваты, проморгали! Плюнут и ссадят на берег в ближайшем порту — чем плохо? Порт так порт. Лишь бы подальше отсюда. К шестнадцатому дню рождения он наконец унесет ноги с ненавистной Фавиньяны. Свобода!

К долгому путешествию Анджело подготовился основательно: надел три рубашки, прихватил орехов с изюмом и хлеба с сыром, рассовал припасы по глубоким карманам. В каморке он свернул из верхней рубашки узел и уселся на него, привалившись к стене. Вполне удобно, теперь остается только ждать. А ждать он готов, сколько потребуется. Дело привычное, почти всю свою сознательную жизнь он только и делал, что ждал. Еще чуть-чуть, не проблема.

Неизвестно, сколько часов он так просидел, прежде чем корабль наконец отчалил. Анджело почувствовал толчок и понял — вот оно! Путешествие начинается…

Вести счет времени, как он ни пытался, оказалось нелегко. В каморке было тепло и даже душновато, его то и дело клонило в сон. Просыпаясь, он мог только догадываться, который сейчас час и вообще день это или ночь. Когда закончился взятый из дома пармезан, Анджело решил, что сидит в трюме уже минимум дня два.

В который раз незаметно задремав, он внезапно проснулся. Что за грохот? Кажется, взрыв! Или выстрел? Звук раздался снова. Да, точно, взрыв! Корабль качнуло, но качнуло как-то странно, не похоже, чтобы он отчаливал. Пол накренился, и ящики с неизвестным грузом (все недосуг было заглянуть внутрь) кубарем покатились по трюму.

Вскочив, Анджело растерянно завертел головой и вдруг почувствовал, что ботинки начинают промокать. Трюм наполнялся водой, и она резко прибывала. Анджело кинулся к двери, забыв, что замок заперт. Он заколотил по металлической обшивке, во все горло крича: «Помогите!» Даже если матросы не понимают по-итальянски, все равно кто-нибудь услышит и вытащит его. Он колотил и колотил, пока мог держаться на ногах. Вода поднималась, скоро дойдет до самого потолка. Плавать Анджело умел, но что толку? Его накрыло с головой, оставалось только задержать дыхание и молиться, чтобы кто-нибудь отворил дверь, ведь долго он не протянет. Ни минуты больше не протянет. Ни секунды!

Вода хлынула в рот. Соленая, воняющая рыбой. В панике он забарахтался, отчаянно толкаясь ногами, отбиваясь от захлестывающей волны. Все без толку. Даже выплюнуть попавшую в горло воду некуда. Вода везде. Внутри и снаружи. Подобно ненавистному с детства тунцу, Анджело оказался бессилен перед морем. Пойман в смертельную ловушку, откуда нет спасения.

Уже под водой он услышал еще один взрыв. И тогда Анджело Торнабене перестал сопротивляться. Он не барахтался и не отплевывался — вместе с тонущим кораблем он шел на дно, подскакивая, как поплавок, в бурлящем водовороте.

Он наконец обрел свободу.

Фавиньяна осталась позади.


Элис, Техас

8 июня

Совсем недавно Тедди Ангел осознал, что в жизни у него четыре радости.

Нет, это не значит, что всего четыре. Он еще много чего разного любит. Трахаться, например, — всегда пожалуйста. И как поет тот жирный из «Американ айдол», у него еще живот так прикольно колышется — отпад! Совершенно убойный перец. Еще весело, когда жара, дышать нечем, народ стонет, — а он выйдет такой на улицу в майке-борцовке, капельки пота стекают по бицепсам и шлепаются на раскаленный асфальт. Одно спасение — мороженый виноград. Зачетная штука (хотя до четверки самых-самых и ему далеко). Нет, все равно памятник надо поставить тому, кто придумал мороженый виноград. Однако по-настоящему Тедди волнуют только четыре вещи, ради которых и стоит жить.

Номер один: в кармане должны водиться бабки. С этим порядок — почти пять кусков. Нет, лажа, теперь пяти уже не наберется — вчера просадил четыре сотни в покер (на фул-хаус из девяток и шестерок нашелся фул-хаус постарше, из дам и восьмерок). Еще сотня ушла на подержанный ствол — тридцать восьмой калибр, ладная штучка, прямо как для него сделан (хотя пушки в Теддином списке радостей жизни до мороженого винограда не дотягивают). Еще пару бумажек отстегнул не глядя — выпивка, чаевые, чтоб не стыдно было — короче, отрывался по полной. А чего считать? Тем более он сейчас в плюсе. А в Мексике еще наварит, уже недолго осталось, всего пару дней перекантоваться, потом на стрелку, соскочить с грузовика, забрать билет на самолет и — здравствуй, родимый Детройт! Границу Техаса он пересек с полчаса назад и уже успел решить, что штат отстойный. Ливень — мама не горюй, над автострадой аж пар стоит!

Огромные капли барабанили по ветровому стеклу, грозя пробить насквозь.

А, ладно, при чем тут дождь? В других штатах, что ли, не льет? Просто такое вот убогое место — Техас. Сплошь ковбои и белые богатеи. Затем он и стволом обзавелся — на случай, если кто из ковбоев начнет нарываться и назовет его ниггером. Во прикол будет! Подойти к уроду поближе, разрядить в него пушку, крутнуть ствол на пальце — и в грузовик, дальше поехали…

Он любил, когда его называют Тедди Ангел. Вполне себе тянет на второй номер в списке радостей жизни. Кто состряпал эту кликуху, неизвестно. Наверное, Тедди тогда еще мелкий был. Искал приключений себе на задницу — и в полицию забирали, и дрался, и послать мог, и тащил, что плохо лежит. По-настоящему его звали Ангуль. Эдвард Ангуль. Бабуля называла ласково — Тедди. Может, она и Ангела приклепала. Ей, небось, хохма понравилась: такой вредный пацан и такое славное имя. Если это и в самом деле бабуля постаралась, надо будет спасибо сказать. Интересно, она вообще жива? Если жива, можно заскочить на обратном пути, хлопнуть с ней по рюмочке, сотню подарить — крутую кликуху придумала.

Кстати, выпить Тедди был не дурак — вот он номер три в списке. Доза тоже принимается. Травка, кокаин, экстази — что угодно. Но лучше всего спирт: текила, скотч, бурбон, главное, чтобы неразбавленные. На крайняк холодное пиво, особенно в жару. Пить он любил, даже обожал. День ли, ночь ли — без разницы. Даже сейчас, за баранкой грузовика, то и дело прихлебывал из бутылки «Джека». Осталось совсем чуть-чуть, на донышке, но рядом дожидается своего часа другая, непочатая. И упаковка «Бада» в придачу — небось, уже согрелась, ну да черт с ним, кондишен работает четко, в горле еще не успело пересохнуть. Теплое бухло — тоже бухло.

Номер четвертый в списке — музыка. Любая. 50 Cent, например, вставляет не по-детски. Офигеть, как этот пацан читает! Среди старичков неслабые попадаются, классика всякая разная — Паффи, когда еще не раскрутился, Джей-Зед, Тупак там, — было же время, могли! И самое начало, когда только основали «Мотаун». Попробуй не любить Берри Горди, если вырос в Детройте. «Фор Топс». «Сьюпримз». Стиви Уандер — его Тедди сейчас и слушал, через iPod, потому что сидюшника в кабине не обнаружилось, по радио гоняли какую-то фигню, а диджеи вообще один другого хуже. Оставалась «Говорящая книга» Стиви. Классика! Тедди летел по шоссе со скоростью 86 миль в час, в огромных наушниках разрывалось «Суеверие» — громкость максимальная, на пределе.

Тедди Ангел был счастлив на все сто.

Так и умер счастливым. Грузовик занесло на мокром асфальте, как раз когда Тедди потянулся за второй бутылкой пива. Не выпуская добычи, он попытался свободной рукой ухватить баранку и выправить машину, но с пьяных глаз, промахнувшись, шлепнул ладонью по приборной доске. Грузовик вынесло на встречную, и он, едва не зацепив «фольксваген-кадди», протаранил блестящий зеленый «таурус», а потом вылетел на обочину и дважды перевернулся. Тедди свернуло шею.

Автомобиль лежал на боку и колеса еще вращались, когда спустя минут десять прибыл патруль. Старшему из двух полицейских, Уэйду Тернеру, было тридцать восемь, аварий он за свою службу навидаться успел, да и трупов хватало. А вот напарнику Уэйда, Моргану Ланье, едва исполнилось двадцать четыре, и это был его первый выезд на происшествие.

Избежавший столкновения «фольксваген», даже не притормозив, пронесся мимо и ушел в точку на горизонте, а помятый «таурус» раскорячило поперек правой полосы. Тернер подошел посмотреть, как там водитель — молодая женщина, на вид чуть старше двадцати пяти — она-то и вызвала по сотовому дорожный патруль. Симпатичная, могла бы выступать в команде поддержки — за ребят из Техасского университета, например (за «Ковбоев» вряд ли, там красотки похлеще!). К счастью, не пострадала. Она ехала пристегнувшись, поэтому «отделалась легким испугом». Тернер поспешил заверить ее, что ничего страшного не произошло и волноваться незачем. «Не пугайтесь, просто небольшая авария». Достав из багажника патрульной машины мигалку, он установил ее на асфальте рядом с «таурусом», чтобы еще кто-нибудь не врезался.

Парализованная страхом, девушка даже не подумала вылезти из машины и посмотреть, что случилось с водителем грузовика, так что Тернер кивнул напарнику, и они с Ланье, оставив симпатичную автомобилистку, отправились оценивать подлинный размер катастрофы.

Над телом Тедди Ангела старший полицейский долго задерживаться не стал. Труп, он и есть труп, что тут сделаешь… Тернер наклонился снять с мертвого водилы наушники и вздрогнул от неожиданности, услышав бешеный гитарный рев. В нос шибануло перегаром. Недовольно морщась, патрульный нащупал на сиденье белую коробочку iPod и, убавив звук, удовлетворенно кивнул напарнику:

— Стиви Уандер! Забойный альбом!

Ланье, спеша убраться подальше и от трупа, и от старшего, вылез из кабины и забрался в кузов. Через минуту он услышал голос Тернера:

— Эй, нашел что-нибудь?

— Да нет! Он, похоже, спортинвентарь вез. Перчатки, футболки, еще фигня разная… — Засунув руку в лопнувшую от удара коробку, Ланье вытащил кожаную бейсбольную перчатку. — Как Мэтта Лотона вообще на поле выпустили? — спросил он.

Но напарник не откликнулся. Ну да, Тернер же в бейсболе не спец. Он больше по футбольной части. Небось, знать не знает, кто такой Мэтт Лотон.

Дождь припустил еще сильнее, хотя казалось, сильнее уже некуда. В тесном кузове Ланье стало не по себе — полное впечатление, будто снаружи дубасят по обшивке, вопя, чтобы он убирался подобру-поздорову.

— Сейчас «скорая» подъедет! — донесся сквозь грохот голос Тернера. — Пока дождешься, воспаление легких схватишь.

Он направился было к «таурусу», пообщаться с блондинкой, но на полпути его остановил оклик Ланье.

— Уэйд, стойте!

— А?

— Вам лучше самому посмотреть.

— Меня тут скоро зальет, Морган! Ну, что у тебя?

— Не знаю, но лучше вам глянуть.

Вода полилась за шиворот, не спасал даже плащ, и Тернер, вздохнув, полез в кузов. Луч фонарика высветил напарника, присевшего на корточки в дальнем углу.

— Вот, глядите. Тут какой-то потайной отсек.

Тернер, пригнувшись, подобрался поближе, расшвыривая на ходу высыпавшийся из коробок инвентарь, и посветил, куда показывал Ланье. Младший не ошибся. Кузов-то с двойным дном… Когда луч фонарика заплясал по углам, Тернер увидел, что отсек занимает почти три четверти пространства под полом. При аварии обшивка местами треснула. Засунув руку поглубже, Ланье выкатил какую-то болванку и охнул от тяжести.

— Ничего себе! Чугунная, что ли?

— Похоже на золотой слиток. — Тернер заговорил потише, почти благоговейно. — В Форт-Ноксе такие были.

— Да, но золото… оно же, ну… желтое? То есть золотое?

— Наверное. Я только в кино видел. Как там назывался этот фильм про Джеймса Бонда, с Шоном Коннери?

— «Голдфингер», — подсказал Ланье.

— Ну да. Там оно было желтое.

— Тогда, может, это серебро? Серебряные слитки. Раз не золото, значит, серебро, а?

— Может, — согласился Тернер. — Только я тебе вот что скажу: золото или серебро, а в машине этого ниггера оно явно лишнее.

Через десять минут примчались две «скорые». Первая увезла блондинку в больницу, вторая — тело Тедди Ангела в морг. Примерно час спустя появился эвакуатор и утащил грузовик в участок, где служили Тернер и Ланье.

У государственной полиции штата Техас ушло пять дней, чтобы подтвердить предположение Уэйда Тернера. Неизвестный груз в машине Тедди Ангела был и впрямь «лишним». В ходе короткого расследования удалось установить, что грузовик числится в угоне — объявлен в розыск в Цинциннати, Огайо, три месяца назад. За это время его успели полностью переоборудовать, перекрасить и перебить номера. На бортах значилось название фирмы, торгующей спортинвентарем, «Спорттовары Херши», но на самом деле такой компании не существовало. Разрешение на ввоз для предъявления на мексиканской границе, найденное в бардачке, — липа. Да и мексиканская компания «Эль спортива мексикана», которая по документам фигурировала как заказчик, — тоже фикция.

Водительские права у Тедди были выписаны на чужое имя, даже не на Эдварда Ангуля, что было бы логично, а на уроженца города Истон, Пенсильвания, умершего восемь лет назад в двухлетнем возрасте. По выражению криминального эксперта, осматривавшего тело, у Тедди «подкорректировали пальчики». То есть подровняли на концах, чтобы отпечатки нельзя было идентифицировать. К стоматологу Тедди ни разу в жизни не обращался (небось и зубы-то чистил по настроению), поэтому установить его личность через дантистов тоже не вышло.

Все ниточки вели в никуда. Ничего более-менее достоверного ни полиция, ни ФБР, вскоре подключившееся к расследованию, про грузовик и водителя не выяснили и выяснить в скором времени не надеялись.

Однако загадочный груз в потайном отсеке был самым настоящим и осязаемым. Тяжелые металлические болванки.

Спустя шесть дней после аварии на шоссе начальник Уэйда Тернера и Моргана Ланье вызвал обоих полицейских к себе, чтобы посвятить их в результаты расследования. (Впрочем, какие там результаты, похоже, «висяк» обеспечен…) Однако про то, что машина в угоне, а у водителя подрезаны подушечки пальцев, капитан рассказал. Ну и про слитки в тайнике тоже.

Это оказалось не золото. И не серебро.

Платина.

Цельная, высокопробная платина в слитках — неустановленного происхождения и принадлежности. Стоимостью в три миллиона долларов.


ЧАСТЬ 1


1


Непривычные чувства испытывал в данный момент Джастин Уэствуд, настолько непривычные, что даже не знал, как с ними обращаться. Во-первых, он ощущал удовлетворение. Во-вторых, блаженство. Да что там, пожалуй, даже счастье. Прекрасно понимая, что дело нечисто, Джастин решил разобраться, чему обязан неожиданным поворотом событий.

Один из виновников радужного настроения красовался перед ним на столе: уже второй за последние полчаса бокал мартини с двумя острыми оливками, фаршированными перчиком халапеньо. Да и косячок оказался неплох. Интересно, что будет, если кто-нибудь из младших копов решит заглянуть к Джастину и увидит, как он тут отрывается? Хотя, наверное, ничего не будет. Должность начальника полиции имеет свои преимущества.

Уже почти год в Ист-Энд-Харборе, маленьком курортном городке на Лонг-Айленде, стояло затишье. Если спокойствие и нарушалось, то редко и по мелочам. Раздухарившиеся подростки перевернули пару мусорных баков. Три кражи со взломом. В первом случае грабитель вынес только еду из холодильника; второй так сильно порезался, когда лез в дом через разбитое окно, что сам вызвал «скорую»; третьим налетчиком оказался бывший возлюбленный хозяйки, решивший забрать подаренные сережки. Когда выяснилось, что сережки вовсе не бриллиантовые и красная цена им сорок семь долларов, потерпевшая махнула рукой и сняла все обвинения, а для себя окончательно списала бывшего со счета.

Джастин начал привыкать к тишине и покою. В свое время ему довелось хлебнуть такого, что нормальному человеку и в страшном сне не приснится. Сейчас кошмар вроде бы развеялся, и не в последнюю очередь благодаря обнаженной красавице, раскинувшейся рядом на кровати. Опираясь на локоть, она потягивала второй мартини. Джастину хватило бы просто водки, он бы и со льдом заморачиваться не стал, но гостье вздумалось поиграть в бармена, поэтому она предусмотрительно прихватила с собой бутылку вермута, оливки и даже бокалы для мартини, нисколько не сомневаясь, что у Джастина на кухне такой роскоши не водится. Заявив с порога, что попытки снова накормить ее пиццей или жуткой китайской едой не пройдут, она вручила хозяину дома два куска говяжьей вырезки. Ну и доходчиво объяснила, что продукты ей привезти несложно, а вот у плиты она первый и последний раз стояла лет в двенадцать и повторять эксперимент не намерена. Проинспектировав содержимое холодильника, Джастин поинтересовался, устроят ли гостью на гарнир спагетти с оливково-чесночной заправкой и лепестками жгучего перца. Она ответила, что вполне устроят, только тогда сначала поцелуи и все остальное, а уж потом — чеснок. Он не возражал. Так что первый мартини гостья допивала уже раздетой, пока Джастин ставил в CD-проигрыватель «Стики фингерз». Заводная «Лунная миля» и жаркая «Это я стучу, открой», как раз под настроение. Потом она потянула его к себе, и они от души занялись любовью. Нет, не то слово. Они просто друг на друге живого места не оставили. И это было незабываемо!

Подумав о том, что творилось в этой комнате двадцатью минутами ранее, он усмехнулся. Хотя обнаженная красавица, наверное, приняла усмешку на свой счет. Джастин посмотрел на нее, теперь уже с искренней улыбкой. Да и как тут не улыбаться?

С Эбби Хармон они познакомились три недели назад в баре «У Даффи», Обычно люди ее круга в такие заведения не заглядывают. Эбби (сама потом призналась) разведала, куда начальник полиции ходит выпить чаще всего, и зашла специально по его, Джастина, душу. Любопытство одолело. В последнее время имя Джастина Уэствуда постоянно было на слуху — куда ни придешь, только о нем и разговоров. Такой загадочный, ни с кем не сходится, интересы странные… Эбби захотелось узнать его самой, разобраться, какие мысли бродят у него в голове. Поэтому в пол-одиннадцатого она припарковала свой кабриолет «Мерседес-CLK55» у простецкого старомодного бара и попросила бокал лучшего красного бордо. Когда выяснилось, что лучшее бордо полугодовой выдержки доставляется непосредственно с северной оконечности Лонг-Айленда и цена ему три пятьдесят за бокал, она передумала и заказала разливной «Сэм Адамс». Бармен Донни одобрительно кивнул: «Другое дело».

Джастин, само собой разумеется, узнал ее еще в дверях. А кто бы не узнал Абигайль Хармон? Богатых женщин в Ист-Энд-Харборе было пруд пруди, и в смазливых куколках недостатка не ощущалось. Но богатая красотка Абигайль была единственной в своем роде. И слухи о ней ходили тоже незаурядные.

Знакомый Джастина работал на конюшне, где Абигайль держала двух лошадей. Обычно спокойный и уравновешенный, услышав ее имя, он плевался и говорил, что такой стервы в жизни не видел. Сам Джастин как-то столкнулся с Абигайль перед дверью в кабинет ист-эндского мэра. У хозяйки кабинета, Леоны Криль, был такой вид, будто она только что провела десяток раундов с Майком Тайсоном. На осторожный вопрос: «Как дела?» последовал ответ: «Ты бы, Джей, как себя чувствовал после столкновения с гремучей змеей?»

Это с одной стороны. А с другой — Дина, личный тренер Абигайль по йоге и, так уж случилось, бывшая подруга Джастина. Трижды в неделю она посещала особняк Хармонов. Платили прилично, однако с нелюбимой ученицей Дина бы рассталась без разговоров и никакие богатства мира ее бы не удержали. Она вообще никогда ничего не делала ради денег. Значит, с Абигайль Хармон отношения наладились неплохие.

Раз в несколько месяцев Дина с Джастином по старой памяти отправлялись куда-нибудь перекусить. Как-то за ланчем бывшая подруга поведала, что Эбби «невероятно умная, самодостаточная, при этом единственная из моих учениц, кто не обращается со мной как с прислугой. И не считает, что я сдвинулась на своей йоге. Даже с Кенни общий язык нашла». Полностью Динину дочь звали Кендал, и ей уже исполнилось двенадцать. А ведь когда-то в Джастине души не чаяла — ну да, сколько ей тогда было, девять? Сейчас он для нее обычный взрослый дядька — не грузит особо, и ладно. Кендал тоже раз в несколько месяцев получала приглашения на ланч. Да и на обед время от времени. Лет до четырнадцати она еще будет с ним иногда обедать, а дальше променяет его на какого-нибудь прыщавого юнца, с которым Джастину рано или поздно придется проводить беседы о том, почему нельзя распивать спиртное в общественных местах и переворачивать мусорные баки.

Когда Абигайль разыскала его «У Даффи», Джастин сидел с двумя молодыми полицейскими, своими подчиненными — Гэри Дженкинсом и Майком Хавершемом. У обоих при виде миссис Хармон глаза на лоб полезли. А уж когда она прошествовала к их столику и спросила, нельзя ли присесть, парни чуть в обморок не хлопнулись. Эбби отпила несколько глотков пива, наклонилась к ошеломленным копам и голосом, от которого бросало одновременно в жар и холод, негромко произнесла:

— Мальчики, не окажете мне любезность?

Они кивнули.

— Я пришла сюда, чтобы выпить с вашим шефом. Давайте оставим нас одних, хорошо?

Парни поспешно вскочили, чуть не сбив друг друга с ног, а Джастину вдруг почудилось, что, кроме них с Абигайль, в баре никого больше нет.

Довольно долго она сидела молча — он тоже не произнес ни слова. Что-что, а хранить молчание Джастин умел, тишина его не напрягала. Молчать было гораздо легче, чем поддерживать беседу. Однажды, когда он зеленым юнцом путешествовал на каникулах по Европе, ему встретилась одна интересная штука — древний афоризм, турецкий, если память не изменяет. «Язык и ложь родились вместе». Мысль зацепила его еще тогда, а теперь, в зрелом возрасте работая в полиции, он только убеждался в ее правоте. Поэтому и не спешил первым нарушать воцарившуюся тишину.

Наконец Эбби назвала свое имя. И улыбнулась. Ослепительная, белоснежная улыбка — никогда Джастин не видел такого совершенства. Хотя… Он перевел взгляд на идеально округлые плечи, едва прикрытые легкой блузкой без рукавов. Блестящий золотистый загар, невозможная гладкость, как будто перед выходом тело умащивали маслом. А глаза? Тоже недурны — большие, карие, миндалевидные. В них мерцали крохотные золотистые искорки. Завороженный плавным танцем этих искорок, Джастин вспомнил одну песню, услышанную в далеком детстве, когда родители повели его на концерт Бобби Шорта в «Карлайле». Что еще пелось в тот вечер, он уже не помнил, но эта запала в душу — Бобби нашептывал в микрофон что-то о женщине с глазами, как распахнутые окна, и если заглянуть внутрь, увидишь кружащихся в танце гостей…

Сидя напротив Абигайль Хармон, он подумал, что не прочь присоединиться к этим гостям.

— Вы хотели побеседовать со мной о чем-то конкретном?

Она покачала головой. Прямые темные волосы колыхнулись в такт и снова скользнули за спину тяжелым водопадом. Не оторваться. Само совершенство.

И тогда они повели разговор обо всем и ни о чем. Абигайль рассказала, как однажды кто-то из полицейских помоложе попробовал оштрафовать ее за превышение скорости.

— «Попробовал»? Это как?

Она небрежно махнула рукой.

— Я его быстро переубедила.

— И с какой же скоростью вы ехали?

— Восемьдесят пять.

— А на знаке сколько было?

— Двадцать пять.

— Не хило! — Джастин выкатил глаза от изумления. — И как же вы отболтались от штрафа?

Ответом ему была небрежная улыбка.

— Вот когда начнете меня штрафовать, тогда, может, и посмотрите.

Потом разговор перекинулся на Хэмптон, а еще какое-то время спустя — на Род-Айленд, где Джастин появился на свет. Эбби там тоже бывала, а еще встречалась в колледже с парнем из Род-Айлендской школы дизайна. Теперь уже и не вспомнишь, о чем они тогда говорили. Слова не имели значения. Зато ее голос, жесты, то, как она скрещивала под столом длинные крепкие соблазнительные ноги… И разумеется, взгляд, суливший неземные наслаждения и неведомые опасности. При этом такой беззащитный. И чуточку печальный.

Они разговаривали и разговаривали, пока в какой-то момент Джастин не обернулся и не увидел, что в баре пусто. Остались только они, пьянчуга в углу, уткнувшийся головой в столешницу, и бармен Донни, протиравший поцарапанную деревянную стойку.

— Послушайте…

Джастин и сам не знал, что собирается сказать дальше, но Эбби перебила его.

— Я знаю.

Он и сам не понял, отчего замолчал. В ее голосе не было ни резкости, ни напора. Просто, когда она заговорила, хотелось только сидеть и слушать.

— Я знаю про вашу жену и очень сочувствую. И про Дину тоже знаю. Что-то в вас ее пугает, поэтому она предпочла разорвать отношения — и ей от этого не легче. И про ту женщину из органов безопасности, что приезжала в прошлом году, тоже знаю. Без подробностей, правда, только слухи, но, я так поняла, все слишком запуталось, и она исчезла из вашей жизни. Я вот что хочу сказать: то, что произошло с вашей женой, давно уже в прошлом, может быть, рано или поздно вы поймете это и заживете спокойно, а может, и нет. Но я, чтобы вы знали, не из пугливых. И запутать свою жизнь не позволю. А самое главное, я не исчезаю, я здесь. Так как насчет перебраться куда-нибудь поприличнее и выпить нормального вина?

Помешкав лишь долю секунды, Джастин кивнул, сам не поняв, почему задумался. Ведь не собирался возражать.

— Есть что-нибудь на примете? — полюбопытствовал он.

— Может, к вам?

— Да, но плохо то, что у меня не намного приличнее, чем здесь.

— А что хорошо?

— Хорошего ничего.

— Уговорили, пойдемте.

Вот на это ее «уговорили» он и попался окончательно, разом поняв и ее юмор, и неприступность, и слабость.

Первая ночь оказалась феерической. Он знал, что в постели Абигайль будет требовательной, и ее бьющая через край сексуальность его ничуть не удивила. Удивило другое — нежность, и то как Эбби свернулась калачиком возле него, когда все кончилось, опустошенная, как будто секс для нее не только наслаждение и разрядка, а попытка избавиться от злости, стряхнуть груз проблем, не имеющих никакого отношения к тому, что сейчас между ними было.

С тех пор они начали встречаться. Не регулярно. Раз или два в неделю. Иногда три. Ужинали у него, в маленьком викторианском домике на Дивижен-стрит в старой части Ист-Энд-Харбора. Посмотрели вместе несколько фильмов, в основном старую классику. Однажды съездили в Манхэттен, поужинали в «Барбуто», затерявшемся в дебрях Уэст-Виллидж, а ночь провели в «Гранд-отеле».

И вот теперь они сидят на его кровати, поглощая приготовленные Джастином стейки с пастой, и допивают мартини. Эбби смеется и покачивает головой, коря повара за неуклюжесть. Необидно, потому что любя.

Джастин вернулся из кухни с двумя блюдами в руках и, морщась от боли, принялся рассматривать правую ладонь. Заметив многозначительный взгляд Эбби, пробурчал:

— Всё эти дурацкие конфорки. Фиг поймешь, горит — не горит…

— В смысле, ты фиг поймешь? — уточнила она.

Джастин обиженно нахмурился.

— Ну хорошо, я. Вечно забываю выключить эту хрень и обжигаюсь — тут я мастер.

Эбби рассмеялась — забавно, когда такой большой сильный мужчина переживает из-за крошечной болячки, — взяла его за руку и поцеловала покрасневшую кожу на обожженном месте. А потом ее дразнящий язычок прогулялся взад-вперед по его запястью, чтобы он и думать забыл о каком-то там ожоге.

Пожалуй, в этот миг, рядом с этой женщиной Джастин Уэствуд чувствовал себя по-настоящему счастливым.

Когда с едой было покончено, Эбби подхватила обе тарелки и со словами: «Скажи кому, что я со стола убираю, не поверят» выпорхнула из постели, накинув легкий летний хлопковый халат Джастина. «Сейчас вернусь», — бросила она и, спустившись по лестнице, поставила тарелки в раковину, а потом короткими перебежками добралась до машины, припаркованной почти в половине квартала от дома. Через мгновение она снова была в спальне и вручала ему красную картонную коробку, которую принесла с собой.

— Открой…

Джастин, вопросительно взглянув на нее, повиновался. В коробке оказался маленький идеально круглый тортик. С одной свечой.

— С днем рождения! — воскликнула она и, чиркнув спичкой, зажгла свечу. — Двенадцатое июня, правильно? А ты, небось, думал, я забуду?

— Мы разве спрашивали, когда у кого день рождения? Значит, и забывать тут нечего! Я…

— Знаю, ты уже сто лет не празднуешь. Вот я и решила, что самое время начать снова. Пока ты еще можешь говорить, что тебе «тридцать с небольшим».

— Да в тридцать девять жизнь только начинается!

— Ага. Задувать будешь?

— Сейчас.

Он поставил торт на прикроватный столик и поцеловал Эбби. Долгим нежным поцелуем, который гораздо лучше любых слов должен был объяснить, как дорог ему этот подарок.

— А теперь задую…

Но не успел он шагнуть к столику, как зазвонил телефон.

— Еще какая-нибудь подружка, которой тоже не терпится осыпать тебя подарками?

Не ответив, он подошел к аппарату, угнездившемуся все на том же прикроватном столике, и, взглянув на определитель, нахмурился.

— Это из участка.

— В такое время?

Он кивнул и переждал еще два звонка, а затем нехотя поднял трубку.

— Надеюсь, у вас что-то действительно срочное?

Как вскоре выяснилось, именно так оно и было.


2


Шикарный дом. По-другому не скажешь. Мечта, а не дом. Семь спален, построен по индивидуальному проекту, и еще гостевой домик на три спальни. Гигантский крытый бассейн в окружении японских садиков. Пресный пруд, где резвятся японские карпы. И самый, пожалуй, чудесный во всем саду уголок — открытая джакузи из красного дерева с пристроенной сауной.

В доме не нашлось бы ни одной вещи из разряда дешевых, все дышало роскошью, начиная с хрустальных дверных ручек и люстр, заканчивая подлинниками Уорхола на стенах и гардеробными при хозяйских спальнях, где хранились мужские костюмы по три тысячи долларов и еще более дорогие женские наряды и туфли. Девственно белые пушистые ковры, тончайшие шелковые шторы. Даже кухня являла собой образец достатка — ресторанная плита на восемь конфорок, блестящая нержавеющей сталью морозильная камера размером с нью-йоркскую однокомнатную квартирку и сияющая медная утварь по стенам, начищенная до того, что, кажется, светится собственным светом.

А самое главное — расположение. Блистательный Хэмптон. На границе между фешенебельным Бриджхэмптоном и более демократичным, но очаровательным Ист-Энд-Харбором. Лучшее место на земле. Лоск и ослепительное сияние Бриджхэмптона с его пляжами, приглашения к Кельвину Кляйну и Джорджу Соросу… И в то же время почти провинциальная простота Ист-Энда, где продавцы здороваются с тобой как с родным, на почте непременно поинтересуются здоровьем любимой собачки и прекрасно знают, что ты болеешь за «Янки», а не за «Метс».

Он всю жизнь мечтал поселиться в таком месте, в таком доме — и вот стоит в полном одиночестве среди этого великолепия. Что бы такое сделать? Сорвать одежду, нырнуть в бассейн с подогревом и поплыть вдоль лунной дорожки? Почему бы нет. Прохладно что-то, обычно в это время теплее. Искупаться, потом прямиком по холодку в сауну. Открыть бутылочку отменного красного вина — в погребе есть несколько бутылок «Мутон Ротшильд» 85-го, он проверил, первым делом, как только вошел внутрь и заново поставил дом на охрану. А потом выпить в гостиной бокал бургундского, можно даже с омлетом — ничего сверхсложного, просто омлет с икрой. Допить бутылку, для этого замечательно подойдет кабинет с его старинными кожаными креслами и строгими дубовыми панелями. Накинуть халат, поставить диск Моцарта и, вытянувшись на свежевыглаженных льняных простынях под одеялом из гагачьего пуха, читать Ивлина Во. «Возвращение в Брайтсхед», идеально на сон грядущий. Самое оно.

Но сперва кое-что еще, уж очень хочется.

Он поднялся наверх в главную спальню и прошел в левую гардеробную, примыкавшую к меньшей из двух спальных комнат. Перед ним простирались ряды элегантных классических костюмов — на глаз штук пятьдесят или, может, семьдесят пять — и крахмальных сорочек, сидящих как влитые на деревянных плечиках. Он открыл ящик, потом другой, третий с аккуратно сложенными свитерами из мягчайшего кашемира. Выбрал бледно-голубой кардиган и, осторожно освободив от обертки, накинул на плечи. Прекрасный свитер, сидит идеально, а цвет подчеркивает синеву глаз. Встав перед зеркалом, отразившим его в полный рост, он невольно залюбовался своим цветущим видом, дивясь несказанному везению и предвкушая новые радости, которые ждали его в скором времени.

За спиной послышался шорох — он резко обернулся, не переставая ощущать нежную мягкость кашемира. Но увиденное заставило его забыть о маленьких удовольствиях. И будущее показалось уже не таким радужным. Он невольно дотронулся до резинки свитера, хотелось прикоснуться к чему-то родному, знакомому.

— Я думал…

Он осекся, неуверенный в том, что, собственно, думал. Увиденное на пороге спальни удивило его и даже слегка напугало. И тут он понял, что именно хотел сказать — то есть что полагается говорить в таких случаях.

— Что ты здесь…

Но больше он ничего произнести не успел. Взмах руки, глухой хлопок и жгучая боль в плече. Правая рука метнулась к ране — накрыть, успокоить, как будто это поможет, но тут раздался второй хлопок, и еще более резкая боль пронзила правый бок. Дальше все стало вязким, как во сне, подернулось какой-то дымкой. Он повалился на колени, а потом прямо на роскошный персидский ковер спальни. Хлопнуло еще раз и еще — дальше он уже не слышал. Попытался заговорить, хотел спросить, что происходит и почему, но язык не ворочался, изо рта вылетали звуки, которые он и сам не мог разобрать, бессмысленный лепет. Сквозь пелену он уловил какое-то движение, его резко дернули за ногу, еще раз, удар в бедро, потом по руке, потом адская боль в голове — и все.

Последней была мысль о том, что он надел не тот свитер. Он же хотел бледно-голубой. А этот почему-то красный. Винного цвета. Нет, это не винный.

Это цвет крови.


3


Прижав к уху телефонную трубку, Джастин слушал Майка Хавершема. Младший докладывал о только что поступившем звонке, пытаясь вкратце передать суть истерических воплей потерпевшего. Джастин не перебивал, сохраняя, как мог, бесстрастное выражение лица. Эбби грациозным прыжком перемахнула на кровать и, обняв его сзади за плечи, поцеловала в шею, дразняще и соблазнительно. Из-под небрежно завязанного халата виднелась обнаженная нога, и Джастин не мог отвести глаз от тонкого бриллиантового браслета на загорелой коже. Других украшений Эбби не признавала.

Джастин сориентировался быстро:

— Вызови Гэри, пусть летит на место происшествия пулей! Я выезжаю через две минуты. А ты жди в участке.

— Все нормально? — поинтересовалась Эбби с игривой улыбкой, намекавшей, что пора заканчивать телефонные разговоры и возвращаться к ней в постель.

— Нет, — ответил он. — Не нормально.

— Что случилось? — Едва уловимое движение плечом, и рукав халата пополз вниз, а она пропела сладким голосом: — Что плохого может случиться в день рождения?

Джастин потер переносицу и, сделав глубокий вдох, взял обе ее руки в свои.

— Совершено убийство. Только что нашли тело.

Она улыбалась все той же игривой улыбкой, но когда поняла, что это не шутка, сразу посерьезнела.

Прочитав в глазах Абигайль немой вопрос, Джастин кивнул:

— Это Эван. Твой муж.

Воцарившуюся тишину нарушил Джастин, поняв, что больше молчать не в силах.

— Одевайся, — сказал он тихо. — Я выезжаю туда. И тебе тоже надо.

Она не ответила. Не заплакала. Не издала ни звука. Только очумело потрясла головой, безжизненно поднявшись с кровати, и начала одеваться.

Джастин принялся натягивать брошенные рядом с кроватью джинсы и черную тенниску. Уже одетая Эбби взяла со столика недопитый мартини и, одним стремительным глотком осушив бокал, вышла в гостиную.

«Вот тебе и спокойствие», — подумал Джастин.

Вот тебе и счастье.

Задув свечу на праздничном тортике, он вслед за Эбби спустился вниз.


Дорога до особняка Хармонов на Джастиновом побитом БМВ заняла минут десять. Первая треть пути прошла в молчании, потом Джастин осторожно предупредил:

— Пока мы еще не там, ответь, пожалуйста, на несколько вопросов.

В ответ все тот же отрешенный взгляд, кивок.

— Где ты была до того, как приехать?

— К тебе?

Джастин кивнул, прекрасно понимая, что молчание Эбби вызвано не только и не столько страшной новостью. Она не хочет показаться слабой, поэтому сдерживает дрожь в голосе и борется со слезами.

— Я искала тебе торт в подарок.

— И где ты его купила?

— А какое это имеет значение? Глупости…

— Эбби, пожалуйста.

— Какая тебе разница…

— Ответь мне. Пожалуйста! Просто ответь на вопросы.

— В «Кинг Куллене». Помнишь, такой громадный супермаркет в Бриджхэмптоне?

— И во сколько?

— Не знаю. Во сколько я у тебя была?

— Хотя бы приблизительно, подумай, в котором часу ты заходила в супермаркет?

— Джей, ну какая, к черту, разница, когда… Да ты что!

Она резко обернулась к нему, по голосу заметно было, что она кипит от негодования, но изо всех сил сдерживается, и это стремление не дать волю чувствам поразило его гораздо больше, чем обида и злость.

— Ты думаешь, это я убила мужа?!

— Нет! — ответил он, не колеблясь ни секунды.

— Тогда к чему все это?

— От вопросов не уйти. Тебе все равно придется на них ответить — так лучше уж мне и сейчас, чем кому-то еще.

Она молчала.

— Послушай, Эбби… когда я осмотрю место преступления, у меня будет больше информации. Убийство Эвана получит громкий резонанс. Он богат. А тебе, я так полагаю, останется большое наследство?

— И получается, что убийца — я?

— Нет. Получается, что копам придется повозиться с расследованием.

Он запнулся, и Эбби воспользовалась паузой.

— Значит, на безутешную вдову я не тяну, так, что ли?

— У тебя были романы. Я ведь не такой эгоист, чтобы возомнить себя твоим первым и единственным любовником.

По форме это был вроде бы не вопрос, но Эбби поняла, что ответить придется.

— Ты прав. Ты не первый.

Она пожевала нижнюю губу. Джастин свернул с Саут-Хоул-роуд, разделявшей Ист-Энд-Харбор и Бриджхэмптон, направо, в холмы. Очаровательные сельские домики закончились, уступив массивным воротам, длинным подъездным дорожкам, живым изгородям парков, в глубине которых прятались особняки.

— Когда ты последний раз была дома?

— Днем.

— Во сколько?

— Не знаю! — сцепив зубы, отрезала она.

— Ну, приблизительно. В два? В три? В шесть?

— В три. Может, в четыре.

— А между тремя-четырьмя и… походом в супермаркет за тортом ты чем занималась?

— Делами.

— Какими делами?

— Все, Джей, я больше не отвечаю. Прекрати.

— Эбби, когда ты уходила из дома, там кто-нибудь был?

— Нет.

— А домработница?

— Нет. Утром были Сара и Пепе, а потом Эван отпустил их до завтра.

— Так всегда делается?

— Нет.

— Почему же он их отпустил?

— Понятия не имею. — Эбби запнулась. — Он знал, что вечером меня не будет. По-моему, ему хотелось побыть одному.

— Зачем?

— Джей, да что ты прицепился! Откуда мне знать, что он там делал, пока меня не было!

— А он в курсе, чем ты занимаешься, когда уходишь?

Она открыла рот, чтобы ответить, но не произнесла ни слова. Джастин увидел, что она сидит, крепко стиснув руки, и ее трясет. Непонятно, от страха, злости или горя.

— К чему ты это все? — наконец выдавила она.

— Кое-что — просто догадки, но я уже через это проходил. Процедура знакомая.

— И что за процедура?

— Многое будет зависеть от того, во сколько убили Эвана. Скоро мы это узнаем. И тут начнутся сложности.

— Какие сложности?

— Пойми, я сейчас говорю не про то, как все обстоит на самом деле, а про складывающееся впечатление.

— Ну, говори.

— Может получиться так, что я стану твоим алиби. Все зависит от времени убийства. А с другой стороны, я твой любовник. А с третьей — начальник полиции, пропади оно все!

— И?

— Если окажется, что его убили, пока мы были вместе, будут отрабатывать несколько версий: первую, что я тебя покрываю и все наврал, и вторую — что мы врем оба, покрывая друг друга.

— Чушь какая! Неужели они могут подумать, что это ты убил Эвана?

— Вполне. Или что ты использовала меня для прикрытия, а сама наняла киллера.

— Кому такое придет в голову?

— Нам придет, не сомневайся.

— Нам?

Он кивнул и неловко откашлялся.

— Сложно загадывать, Эбби, как все может повернуться, но, так или иначе, мимо меня это дело не пройдет. И я буду выступать или в качестве подозреваемого, или в качестве детектива.

— Ты серьезно думаешь, я на такое способна, Джей? Думаешь, я бы могла заниматься любовью с тобой, зная, что в этот момент убивают моего мужа?

Что тут скажешь? Его губы искривила грустная улыбка.

— Эбби, я же коп. Мало ли на что люди способны…

Эбби Хармон отвернулась, глядя прямо перед собой, и не произнесла больше ни слова, пока Джастин въезжал в открытые ворота. Глядя на замысловатую чугунную вязь, можно было подумать, что за ними как минимум лестница в небо — но нет, там оказалась всего-навсего подъездная дорожка к дому Абигайль Хармон, где остывало тело ее мужа.


4


Джастин уже не раз видел, как потеря близкого переворачивает всю твою жизнь с ног на голову. Родное и знакомое становится чужим и опасным. Довольные жизнью люди превращаются в мрачных и нелюдимых, а самодостаточные враз становятся одиночками. Убийство окрашивает окружающий мир в сюрреалистические тона. Истина оказывается ложью. Сила — слабостью. Какой-нибудь пустяк приобретает решающее значение. Казавшееся незыблемым рассыпается в прах от легчайшего прикосновения.

Его мир тоже рухнул, когда в семью пришла смерть. Убили его малышку-дочурку, а жена, не в силах пережить потерю, через год покончила с собой. И только сейчас, спустя годы, он почувствовал, что края рваной раны потихоньку срастаются, хотя в любую минуту — и это он тоже прекрасно знал — могут разойтись снова.

Эбби направлялась к двери дома, в котором прожила четыре года, и Джастин видел, что даже просто повернуть ручку и войти представляется ей теперь чем-то странным и непривычным. Он взял Эбби под локоть, и она не отдернулась, не отпрянула, наоборот, слегка расслабилась, смягчилась, благодарная малейшей поддержке. Перед самой дверью она замерла в нерешительности: достать ключи, постучать или просто толкнуть дверь и войти. Еще на въезде в ворота Джастин заметил, как Эбби сдвинула брови, поняв, что дом снят с охраны. Она не привыкла к вторжениям. Ей всегда удавалось держать ситуацию под контролем, играть главенствующую роль. Но привычный уклад изменился. Даже в собственный дом не войдешь, как всегда входила. Неизвестно, кто поджидает внутри. Игра по неизвестным правилам. Неизвестный мир, в котором теперь придется существовать.

— Открыто, — подсказал Джастин и, видя, что она не двигается с места, повернул дверную ручку.

Дверь распахнулась, а Эбби по-прежнему стояла как вкопанная.

— Я никуда не денусь, я буду с тобой, пока ты сама не велишь мне уйти. Хорошо?

Эбби кивнула, поблагодарив едва уловимой улыбкой, и сделала шаг вперед. «Смерть — это резкое торможение, — подумал он. — Но жизнь не может стоять на месте, поэтому почти сразу начинает набирать скорость».

Еще из вестибюля Джастин увидел, что в гостиной их дожидается Гэри Дженкинс и тому явно не по себе. Полицейский сидел, нервно дергая ногой и похлопывая рукой по бедру. С ним был еще кто-то, незнакомый Джастину, тощий как щепка, лет сорока, коротко стриженный — возможно, чтобы скрыть намечающуюся лысину. Лицо худое, скулы заострились, но чувствуется какая-то неуверенность. Фигура спортивная, как у бегуна, — Джастину невольно пришло в голову, что он, возможно, пытается убежать от какой-то собственной слабости. Судя по лицу Эбби, она знала этого человека. И определенно была не в восторге от его присутствия.

Гэри поспешно вскочил и, стараясь не встречаться с Эбби взглядом, пробормотал сбивчивые соболезнования. Та вежливо кивнула. Джастин аккуратно взял ее под руку и провел в гостиную, где сидел поджарый мужчина.

— Здравствуй, Форрест, — процедила Эбби с плохо скрытой неприязнью.

Тощий поднялся ей навстречу и протянул руку.

— Мне так жаль…

Тут голос его сорвался.

Джастин дал ему успокоиться, однако тощий все шмыгал носом, пытаясь подавить рыдания. В смущении оттого, что никак не может справиться с собой, он ответил на рукопожатие, горестно покачав головой. Руки его тряслись.

— Форрест Баннистер, — представился он. — Я… я…

— Он обнаружил труп, — пояснил Гэри. — Наверху. — Но, увидев выражение лица Эбби, тут же поправился: — Я хотел сказать, ваш муж наверху. Боже, извините! Просто…

— Гэри! — одернул Джастин.

— Что?

— Помолчи.

— Да. Извините. Ой, простите, зачем я извинился? Я… лучше помолчу.

Джастин покачал головой и тихо вздохнул.

— Присядьте, мистер Баннистер. — Он обернулся к Эбби: — Может, глотнете чего-нибудь?

Она покачала головой, но Джастин не закончил.

— Мне нужно подняться наверх, осмотреть тело Эвана, и я попросил бы вас подняться со мной для опознания.

Эбби сделала глубокий вдох и с трудом кивнула. Джастин спросил еще раз:

— Точно не хотите чего-нибудь глотнуть?

С каждой минутой Эбби держалась все хуже. На повторный вопрос она не ответила даже кивком, направившись вместо этого к дальнему концу комнаты, где под зеркалом в фигурной раме стоял маленький шкафчик. В нем оказался бар, откуда она выхватила бутылку водки.

Джастин хотел было предостеречь ее, напомнить, что предстоит принимать важные решения, а это лучше делать на трезвую голову, но потом решил, какая, к чертям, разница! Если ей нужно выпить, пусть пьет. Пока она наливала полную рюмку, он сделал знак Гэри, приглашая выйти в вестибюль. Надо было задать несколько вопросов — о состоянии тела, о месте преступления — подготовиться к тому, что ждет наверху. Гэри доложил обстоятельно и с профессиональной четкостью, за что заслужил благодарность Джастина вместе с дальнейшими указаниями: вызвать опергруппу (доберутся не раньше чем через час) и еще кого-нибудь побыстрее с ист-эндского участка; позвонить в «скорую», чтобы забрали тело, когда отработает опергруппа. Закончив, Джастин, не заходя в гостиную, кивнул Эбби. С рюмкой в руках она прошла мимо него и начала подниматься — пришлось последовать за ней.

На верхней ступеньке она остановилась.

— Это в главной спальне, — сказал Джастин и, прежде чем Эбби успела двинуться дальше, взял ее за руку. — Зрелище предстоит не из приятных. Его избили.

— Как избили? Кулаками? — не поняла Эбби.

— Нет, — мягко ответил Джастин. — Каким-то предметом. То ли битой, то ли дубинкой, неизвестно. Гэри говорит, у него все лицо… в общем, как я и сказал, зрелище не из приятных.

— Я справлюсь.

— Точно?

— Нет! Прекрати свои вопросы, иначе мне даже подумать об этом будет страшно.

— Ладно. Пойдем.

Он вошел первым, на секунду заслонив от нее труп мужа, и сразу увидел изувеченное и окровавленное тело Эвана Хармона. Он невольно зажмурился, но ужасная картина никуда не делась. Теперь она навсегда останется у него перед глазами, такое бесследно не исчезает. Казалось, в теле Эвана Хармона не осталось ни одной целой косточки. Особенно досталось лицу — разбитые глазницы, расплющенный и смятый нос. Кожа на лбу содрана так, что сквозь русые волосы проглядывает черепная кость. Выбитые зубы разбросаны по полу вокруг, будто зерна щедрой рукой сеятеля. На шее и предплечьях глубокие круглые ожоги. Джастин услышал за спиной сдавленный стон и, обернувшись, увидел, как в глазах Эбби заплескались боль и непередаваемый ужас. Она поняла, что пришлось пережить мужу перед смертью.

— Это Эван? — спросил он внезапно севшим голосом.

— Его лицо. Его лицо… — У Эбби перехватило дыхание. — А эти ожоги? Откуда они?

— Эбби, это Эван?

Она кивнула. Судорожный глоток, и из плотно сжатых губ вытекла струйка рвоты, которую она поспешно вытерла ладонью.

— Точно?

— Да. Его руки. Обручальное кольцо. Ботинки… он их вчера купил. Нет, позавчера. Или вчера… Не помню…

— Не надо, — успокаивающим тоном произнес Джастин. — Это неважно.

Она прерывисто дышала, не в силах отвести взгляд от распростертого на полу тела.

— И свитер его, — прорыдала она. — Господи, я ему сама подарила.

Рюмка с водкой выскользнула из ослабевших пальцев и приземлилась на мягкий ковер. Эбби смотрела, как жидкость растекается по пушистому ворсу, но не стала поднимать рюмку.

— Это его любимый свитер!

Она в замешательстве посмотрела на Джастина. Так действует на человека убийство. Она понимала, что муж мертв. Понимала, что в дом влез какой-то подонок и совершил непоправимое. Что ее привычная жизнь изменилась до неузнаваемости. Но то, что осквернению может подвергнуться любимый свитер мужа, не укладывалось у нее в голове. Как получилось, что трагедия коснулась этой тонкой, изящной вещицы, превратив ее в отвратительную тряпку? Мерзость!

— Его любимый свитер, — пробормотала она.

— Понятно, — ответил Джастин. — Пойдем вниз.


Усадив Эбби на кушетку в гостиной со второй рюмкой водки, Джастин поднялся обратно в спальню и двадцать минут провел там один. Было время, когда он считал, что неплохо справляется с расследованием убийств. Это время прошло. Кое-какие навыки подзабылись. Но остался нюх, шестое чувство, говорившее, что надо доверять собственному чутью. Поэтому первые несколько минут он просто стоял, заставляя себя смотреть на останки Эвана Хармона, ощущать ауру комнаты, пытаясь почувствовать пространство и то, что здесь произошло.

Скоро прибудет опергруппа и прочешет комнату частым гребнем. Но у них будут лишь голые факты. Причем определенным образом отобранные. А ему нужна картина целиком. Сколько раз уже упущенная из виду мелочь, казавшаяся на первый взгляд неважной, тормозила ход следствия — и тогда память услужливо подкидывала ему недостающую деталь. Например, то дело в Провиденсе. Он тогда только начинал служить, первый раз работал по делу об убийстве и в группе играл далеко не главную роль. Жертва — девочка двенадцати лет, избитая до неузнаваемости. Руки отрезаны и найдены отдельно от тела. В числе подозреваемых оказались и родители, но их горе выглядело неподдельным, мотива с их стороны не наблюдалось, поэтому подозрение сняли. На одном из первых допросов Джастин обратил внимание на странное обстоятельство: в каждой комнате, на кухне, в ванной, в гостиной, на веранде обязательно стояла пепельница с маникюрными щипцами. Опергруппа оставила их без внимания, Джастин тоже, просто засело в мозгу как нечто непривычное. Однако на втором допросе мать девочки принялась было грызть ноготь, а муж резко и грубо дернул ее за руку. Женщина сжалась от страха. Увидев, что все маникюрные щипцы куда-то исчезли, Джастин пошел в лабораторию и, поглядев на увеличенные фото отрезанных рук, заметил, что ногти сгрызены под корень, до крови. Вернувшись, он арестовал обоих родителей и, допрашивая по отдельности, вытащил у женщины признание, что ее муж терпеть не мог, когда она или дочь грызли ногти. Всякий раз, когда дочка тянула пальцы в рот, муж давал ей затрещину, а последний раз ударил так, что девочка потеряла сознание. Жену он тогда выгнал из комнаты… После говорил, что дочка сбежала, но жена-то знала, что это неправда. Девочку убил муж…

У Джастина и сейчас перед глазами стояли эти маникюрные щипчики в пепельницах. Мелочь, незаметная деталь, за которой скрывался психоз, приведший к убийству.

В спальне Эвана Хармона ничего не цепляло глаз и необычным не казалось. Кровь, забрызгавшая стены, пол и постель? При таком способе убийства странным, наоборот, было бы ее отсутствие. В остальном комната была в полном порядке. Постель заправлена, ванная сверкает чистотой, одежда в гардеробной не тронута. Похоже, с утра в комнате побывала домработница и все вылизала, а после нее помещением не пользовались. Ни тебе рубашки на полу, ни раскрытой книги на полке, ни брызг зубной пасты на раковине. Стерильно, как в гостинице.

Джастин пошарил в кармане брюк убитого и вытащил пачку банкнот. Больше двух тысяч, сотенными бумажками. Выходит, грабеж отпадает. Перевернув тело, он нащупал в заднем кармане визитницу. Водительские права, две карточки «Американ экспресс», одна «Мастеркард» — все платиновые. Магнитный пропуск из «Восхождения», управляющей компании Хармона, — такие пропуска используют как ключ для прохода через двери, турникеты и в лифты больших зданий.

Две минуты Джастин просто сидел на корточках около тела, ничего не делал, только рассматривал. Странные множественные ожоги на руках, ногах и торсе. Окровавленный свитер. Брюки в пятнах крови. Начищенные до блеска черные мокасины на босу ногу. Двух минут хватило с лихвой. Картина зафиксирована в памяти. Теперь можно запускать опергруппу, пусть описывают, фотографируют и собирают. Он с удовольствием передаст им инициативу.

Джастин верил в факты. Но при этом он прекрасно знал, что с одними голыми фактами истину не установишь. Нужно что-то еще, хотя сейчас он не определил бы, что именно. Как с этими маникюрными щипчиками, какая-то зацепка, мелочь, ускользнувшая от внимания. Где-то здесь прячется ключ к разгадке. Ключ от дверей, куда большинство не решилось бы войти.


Внизу, в гостиной, Абигайль допивала уже неизвестно какую по счету рюмку водки. В глазах застыло бессмысленное выражение.

Форрест Баннистер за все это время не двинулся с места, только чуть побледнел. Он пытался сидеть прямо, но ему, видно, не хватало сил, поэтому он время от времени ссутуливался и утыкался головой в ладони. Иногда у него вырывался какой-то прерывистый звук, среднее между вздохом и приглушенным рыданием.

— Мистер Баннистер, — позвал Джастин, решив, что у того, возможно, шок, поэтому лучше быть с ним потверже, чтобы слегка встряхнуть.

Баннистер медленно повернулся. Он, казалось, не сразу сообразил, где находится и кто перед ним, но потом явно узнал Джастина и кивнул.

— Мистер Баннистер, не могли бы вы объяснить цель вашего визита?

— Что, простите?

— Что вы здесь делаете?

Мужчина в недоумении потряс головой, не понимая вопроса.

— Эван велел мне прийти.

— Велел?

Баннистер понял, что выразился неправильно.

— Попросил.

— Во сколько?

— Во сколько он позвонил?

— Да.

— Около семи, кажется. Может, чуть раньше. Без четверти. В полседьмого.

— А во сколько вы приехали?

— Около десяти.

— Почему так долго?

— Что долго? — опять не понял Баннистер.

Джастин прокашлялся и дернул шеей.

— Где вы провели три часа до приезда?

— Ехал. Я принял душ, мне нужно было переодеться, потом завести машину…

— Откуда вы ехали?

— Из города?

— С Манхэттена?

Он кивнул.

— Из Верхнего Ист-Сайда.

— А почему мистер Хармон хотел, чтобы вы приехали? Что-то личное и срочное? Не телефонный разговор?

— Нет. Просто он попросил меня приехать.

Джастин взглянул на Эбби, спросив глазами: «Что здесь, черт подери, происходит?» — но ответа не получил.

— Форрест, вам часто приходилось бросать все дела и лететь за сто миль по просьбе Эвана Хармона?

— Да, часто.

— А как вы думаете, зачем он вас сегодня позвал?

Форрест Баннистер кинул долгий взгляд на Абигайль, и губы его раздвинулись в скупой усмешке.

— Мне кажется, ему было одиноко.

— Ты бездушный козел! — бросила она.

Баннистер не остался в долгу.

— А ты эгоистичная стерва!

В наступившей тишине Эбби поставила рюмку на стол.

— Джей, — медленно проговорила она, — то есть, простите, мистер Уэствуд. — Язык слегка заплетался. — Форрест работал у Эвана. Без Эвана он был бы нищим. Поэтому Эвану достаточно было пальчиком поманить, он и прибегал. И другие тоже. А еще, — добавила она, взяв рюмку, — он был чуточку влюблен в Эвана.

Баннистер резко обернулся к Эбби.

— Да уж любил я его точно побольше, чем ты!

Эбби не удостоила его взглядом. Она смотрела на Джастина, отвечая на заданный ранее немой вопрос.

Баннистер понял, что его выпады неуместны. Он как мог взял себя в руки и пояснил:

— Я руковожу финансовой службой у Эвана. Мы уже десять лет работаем вместе. Начинали в «Меррил Линч», потом он ушел в «Рокуорт и Уильямс», а я остался. Потом он позвал меня в «Восхождение», свой хеджевый фонд, и я не стал отказываться.

— Как вы думаете, зачем он все-таки вызвал вас сегодня? Если не считать того, что ему было одиноко, может, он хотел поговорить о деле?

— Может быть. Он беспокоился из-за Эллиса Сент-Джона.

— А это…?

— Первичный брокер «Восхождения». Из «Рокуорт». Наверное, Эван хотел обсудить что-то насчет Элли.

— А что надо было обсуждать насчет… Элли?

— Не знаю. Дело в том, что Эван был им не очень доволен. Наверное, он хотел его заменить.

— Поменять брокера?

— Первичного брокера. Мы работаем с разными.

— И почему он хотел отказаться от него, вы не знаете?

— Я даже не знаю точно, хотел ли он отказаться. Просто догадки. — Он с притворной скромностью пожал плечами. — Обоснованные догадки.

— И он не говорил прямо, что недоволен и собирается заменить брокера?

— Прямо — нет. Так, намеки. Обмолвился пару раз.

— И о чем же он обмолвился?

— Да так, ничего особенного. Эвану казалось, что Элли… ну… чересчур амбициозен, что ли.

— Это плохо?

— Если собственные амбиции идут вразрез с работой на благо компании, да.

— Эван по наводке Сент-Джона делал убыточные вложения, а тот на этом наваривал?

— Не знаю. Я же говорю, в подробности Эван меня не посвящал.

Форрест закусил губу, не зная, продолжать ли дальше. Прямо как кокетливая девочка-подросток.

— У меня такое чувство, что Элли ему просто не нравился.

— Неправда, — вмешалась Эбби, обернувшись к Джастину. — Эвану нравился Эллис. Это точно. — Она посмотрела на Форреста. — Гораздо больше, чем ты.

— Не собираюсь с тобой собачиться! — ответил руководитель финансовой службы. — Не собираюсь, и все. Я прекрасно знаю, как ко мне относился Эван. И его отношение к тебе мне, кстати, тоже известно.

Джастин встал между ними.

— Форрест, «Восхождение» — большая компания? Насколько велик фонд?

— Я такого рода информацию разглашать не вправе, извините.

— Почти два миллиарда долларов, — ответила Эбби. Правда, «доллары» прозвучали как «доралы». — Плюс-минус пара сотен лимонов.

Джастин понял, что Эбби не ошиблась в подсчетах, когда заметил посуровевшее лицо Форреста. Что поделаешь, не любит, когда информация утекает. В информации — его единственная сила.

— Что произошло, когда вы приехали? — продолжил Джастин. — Изложите по порядку.

Поджарый руководитель финансовой службы кивнул. Похоже, всеобщее внимание придавало ему сил.

— Я подъехал, ворота были открыты…

— Вас это удивило?

— Да. Обычно приходилось набирать код. Других посетителей пропускали через домофон, но я знал код.

Форрест явно гордился своей принадлежностью к ближнему кругу.

— Хорошо, — поспешно откликнулся Джастин, повысив голос.

Эбби уже презрительно закатывала глаза, слушая это неуместное бахвальство. Ее выступление сейчас было бы лишним, ведь он еще не вытянул из этого непонятного типа ничего полезного.

— Значит, ворота были открыты. Что дальше?

— Я подошел к дому.

— Дверь была заперта?

— Нет.

— А кстати, у вас есть ключ?

Тут Форрест Баннистер сдулся и погрустнел.

— Нет. — Он попытался как-то объяснить, но осекся, покачал головой и повторил: — Ключа нет.

— И что вы сделали дальше?

— Ну… мне показалось странным, что все вот так… нараспашку. Какое-то неприятное ощущение. Ворота, потом дверь, да и голос у Эвана был…

— Какой? Вы вроде сказали, что он всего лишь скучал в одиночестве?

— Да. Но при этом голос был более тревожный, чем обычно. Более настойчивый, что ли.

— И вы не спрашивали, в чем дело?

— Нет. Зачем? Я думал, выясню, когда приеду.

Джастин кивнул, потом сделал Форресту знак продолжать.

— Я позвонил, но никто не открывал, тогда я толкнул дверь и вошел.

— И дома никого не было?

Баннистер покачал головой.

— А домработница с мужем?

Баннистер снова покачал головой.

— Нет. Ни души. Я, по крайней мере, никого не видел. Пару раз позвал Эвана, он не откликнулся, и я решил, что он, может, в ванной. Тогда я поднялся наверх. И увидел…

— И через сколько вы позвонили в полицию?

— Сразу. То есть я не знаю, сколько я там стоял, на меня какой-то ступор нашел. Но, кажется, не дольше нескольких секунд. Да, я звонил не в полицию, а девять-один-один.

— «Скорую» вызывали?

Вопрос застал Баннистера врасплох.

— Да нет. Вызывал полицию. Сказал им, что тут убийство.

— А вы проверяли, жив Эван или уже нет?

И снова секундное замешательство — на этот раз, как Джастину показалось, ближе к смущению.

— Да нет, — проговорил Форрест тихо. — Я… Нет, он был мертв. Явно. Там ведь такой кошмар. Мне до него даже дотронуться было страшно. Я себя еле заставил.

— Понятно. И что вы делали до приезда офицера Дженкинса?

— Ничего. Спустился… Там, наверху, я не мог оставаться… Сел, сидел. Меня мутило, я даже, наверное, вырубился на пару секунд.

— А по дому не ходили.

— Нет. Сидел тут, на кушетке.

— Вы вообще планировали сегодня обратно возвращаться?

— Нет. Предполагалось, что я до завтра здесь.

— В доме?

— Да. — Он кинул взгляд на пьянеющую с каждой секундой вдову. — Я иногда здесь ночевал, когда ее… не было. Что сейчас делать, даже не знаю.

— Я попросил бы вас не уезжать до завтра, вдруг у нас возникнут еще вопросы.

— Да, но не здесь же мне спать!

— Нет-нет. Офицер Дженкинс подыщет вам гостиницу в Ист-Энд-Харборе. Мне кажется, лучше вам сегодня за руль не садиться.

— Да. То есть нет. В смысле, да, я останусь, и нет, я за руль не сяду.

— Сейчас здесь будет «скорая». И еще один офицер полиции. И опергруппе велено прибыть прямым ходом. Как только приедет второй полицейский, офицер Дженкинс вас куда-нибудь пристроит. Вы меня очень обяжете, если завтра к девяти утра придете в участок, чтобы мы смогли задать вам дополнительные вопросы. Возможно, информация о происшествии дойдет до прессы. И они до вас тоже, возможно, доберутся. Лучше будет, если вы оставите случившееся без комментариев. По крайней мере, пока.

Баннистер кивал. Силы его явно были на исходе, и он вот-вот мог сломаться снова. Джастин подошел к Эбби и, легонько тронув ее за локоть, проговорил вполголоса:

— Пойдем. Тебя тоже надо устроить.

Он уже хотел вывести ее из комнаты, но тут раздалось смущенное покашливание Гэри Дженкинса.

— Э-э, шеф, можно вас на секундочку?

Джастин вышел с младшим в вестибюль, ожидая разъяснений, но тот продолжал мяться. Пришлось Джастину самому спросить:

— В чем дело?

Гэри залился краской.

— Понимаете, я ведь учусь. В смысле, учусь как работать. Хотя надеюсь, на такое дело больше не попаду.

— И что ты хочешь знать?

Гэри перешел на шепот.

— Обязательно… было вести миссис Хармон наверх… вот так сразу? Может, нужно было сначала привести труп в порядок? Зачем давать ей смотреть на него в таком виде?

Джастин поскреб подбородок — уже щетина отросла, а ведь брился недавно.

— Да нет. Не обязательно. Можно было потом.

— Тогда… зачем? Господи Иисусе, зачем было ее заставлять?

— Мне нужно было посмотреть, как она отреагирует.

— Вы думаете, это она убила?

— Нет. Но она могла. Поэтому нужно было посмотреть на ее реакцию при виде тела — удивится она, испугается или останется безучастной.

Они посмотрели друг на друга. Гэри понимающе кивнул, но когда Джастин направился обратно в гостиную, схватил его за руку.

— Это ведь жестоко.

Не вопрос, скорее утверждение. Младший знал ответ, но хотел, чтобы Джастин сам сказал.

— Я решил, что так нужно.

— Но ведь вы ее любите. То есть… вы же… ну, вы понимаете.

— Да. Понимаю. И люблю. Очень люблю.

Гэри больше ничего не сказал, но Джастин понимал, что это еще не все, и решил предупредить следующий слишком очевидный вопрос.

— Ты хочешь знать, в чем заключается моя работа? И твоя. Работа полиции, так?

Гэри не стал даже кивать, но по глазам Джастин понял, что не ошибся.

— Выяснить, что произошло. И все. Остальное — справедливость, несправедливость, наказание, месть — зависит от того, как мы справимся с работой, выясним ли, что случилось, отыщем ли истину. Без этого не будет ничего.

— Но…

— Никаких «но» нет. Только правда.

— А если мы знаем правду?

— Тогда каждый сам за себя.

— Понятно.

— Уверен?

— В общих чертах.

— Тогда почему не спрашиваешь то, что на самом деле хотел спросить?

— То есть?

— Если я поступаю так с человеком, которого люблю, как бы я поступил с тем, кто мне до лампочки? Ты это хотел знать?

— Да… Наверное.

— Мне ответить?

— Нет, — отказался Гэри. — Наверное, не надо.

— Хорошо. Найди этому тощему стручку, где переночевать, и пусть завтра в девять скачет ко мне в участок.

— Есть, сэр!

— До завтра, — попрощался Джастин.

Закончив таким образом разговор, он посадил Абигайль Хармон в машину и отвез к себе. На выезде он увидел, что Эбби не сводит глаз с черного «лексуса».

— Машина Эвана?

Она кивнула, а Джастин уточнил:

— Других у него не было?

Она снова кивнула.

До дома они ехали молча, Абигайль спала у него на плече, а он изо всех сил старался не смотреть в зеркало заднего вида. Не хотел заглядывать себе в глаза. Нет, Бобби Шорт со своей песней тут ни при чем. Какие уж тут силуэты танцующих гостей в окнах… Просто кто-то когда-то сказал: «Глаза — зеркало души».

Если это правда, туда ему сейчас заглядывать не стоило.


5


Еще рюмка водки и доза снотворного (какая богатая уважающая себя хэмптонская дама обходится без НЗ такого рода?), и Абигайль спала крепким сном в постели Джастина — не прошло и двадцати минут, как они переступили порог его дома на Дивижен-стрит. Джастин помог ей раздеться, уложил и, укрыв почти чистым покрывалом, накинул сверху легкое летнее одеяло. Наклонившись, он нежно поцеловал ее в лоб, хотя поцелуя она, конечно, не почувствовала. Ноздри защекотал сладкий аромат шампуня, и Джастин поспешно отвернулся — сейчас не до этого.

Внизу он не откладывая дело в долгий ящик набрал номер Леоны Криль, мэра Ист-Энд-Харбора. После четвертого гудка в трубке послышался женский голос, но когда Джастин спросил: «Леона?», в ответ заспанно буркнули: «Нет». Шуршание постельного белья, приглушенный шепот, и наконец Леона взяла трубку.

— Вы вообще в курсе, который час?

— Если бы ты не кувыркалась там не пойми с какими бабами, сейчас была бы как огурчик.

— Джей, ты?

— Ага.

— Мелисса, между прочим, моя жена. А тебя приглашали на свадьбу, только ты не соизволил явиться.

— Видел я Мелиссу. Остаюсь при своем мнении.

— И чего ты звонишь посреди ночи?

— Совершено убийство, я думал, тебе будет полезно узнать в числе первых.

— Бог мой! Кто?

— Эван Хармон.

На том конце провода наступила тишина.

— Леона? Заснула, что ли?

— Не заснула, не бойся. У меня столько вопросов — не знаю, с чего начинать.

— Ну и хорошо. Ответов-то у меня немного.

— Это точно убийство?

— А что еще?

— Ну, естественная смерть, самоубийство — не знаю, почему еще человек отдает концы посреди ночи?

— Он не отдавал концы, — пояснил Джастин.

— А как он умер?

— Его избили. И судя по всему, пытали.

— Жена?

— Что жена? Она ли его убила?

— Ну да.

— Нет, — ответил Джастин.

— Точно?

— По всей вероятности. Почему ты на нее подумала?

— Она кого угодно до смерти замучает. И потом, вторую половину всегда подозревают.

— У нее алиби.

— Железное?

— Можно сказать и так.

— Еще есть подозреваемые?

— Пока нет. Утром будет больше данных. Надеюсь.

— Я тоже надеюсь.

Пауза.

— Джей, ты понимаешь…

— Понимаю.

— Бог мой! Газеты, телевизионщики…

— Да, раздуют, мало не покажется.

— А еще кто в курсе?

— Кроме меня? Гэри Дженкинс. Он должен был позвонить Майку Хавершему. Опергруппа — если они уже на месте, врачи и водитель «скорой»…

— Ларри Силвербушу звонил?

Силвербуш, окружной прокурор, жил в сорока минутах езды от Ист-Энд-Харбора, в Риверхеде, и за последние пять-шесть лет выиграл несколько громких процессов. Прославился после того, как сумел упрятать за решетку британку, нянчившую дочь известного музыкального продюсера. Девочка погибла от отравления, обвинили няню. Дело было сложным, однако Силвербуш, продемонстрировав недюжинный талант, развернул перед присяжными печальную картину небрежности, халатности и черствости, проявленных обвиняемой. Несмотря на отсутствие свидетелей убийства и прямых улик, Силвербуш доказал присяжным (и прессе), что няня способна на убийство. Этого оказалось достаточно, чтобы суд признал ее виновной.

Год назад Силвербушу досталось еще одно скандальное дело. Известная, но не особенно любимая публикой рекламная дива, напившись, врезалась на своем внедорожнике в двери одного из хэмптонских клубов. Обошлось без погибших, но несколько завсегдатаев и два привратника серьезно пострадали. Дело превратилось в классовую войну — рабочий люд против богатеньких туристов. Поскольку рекламная дамочка была не из Лонг-Айленда и ее голос на местных выборах никакого значения не имел, она получила полтора года за решеткой.

Сам Джастин с Силвербушем почти не пересекался (так, разок обменялись рукопожатием), поэтому личного мнения о нем составить не успел. Окружной прокурор слыл человеком жестким, бескомпромиссным. Но почему-то Джастину эта характеристика доверия не внушала. Ходили слухи, что Силвербуш метит в генпрокуроры штата и уже обзавелся солидной финансовой поддержкой. А от генпрокурора недалеко и до губернатора. Значит, политик… О какой бескомпромиссности может идти речь?

— Нет, — ответил он на вопрос Леоны. — Я ему не звонил. Подумал, лучше, если ты ему сообщишь.

— Спасибо, — с нескрываемым сарказмом откликнулась она. — Сейчас, секундочку.

Снова зашуршало одеяло, трубку, видимо, прикрыли рукой, потому что Джастин разобрал едва слышное:

— Нет, зайка, все в порядке. Сейчас заканчиваю. — Затем снова четкий голос Леоны: — А с отцом Хармона говорили?

— Нет. Я еще никого не оповещал. Только миссис Хармон.

— Потому что сообщить отцу — долг жены убитого?

— Леона, я о таких тонкостях вообще не думал. Мое дело — сообщить ей, как ближайшему родственнику.

— Ладно тебе, иногда одними юридическими предписаниями не обойтись.

— Думаешь о чувствах?

— Не дури, меня практические вопросы интересуют. Плохо будет, если он узнает о случившемся от посторонних.

— Сейчас уже поздно, поэтому в утренние газеты информация не просочится. Даже если они сейчас сварганят заметку, выпуск уже давно в печати. Интернет с телевидением, думаю, тоже до утра потерпят.

— И что собираешься делать? Помалкивать и надеяться, что никто ничего не узнает, пока не сядет за утренний омлет?

— До утра собираюсь помалкивать. Выиграю время и определюсь, что надо делать. В любом случае, выдергивать людей из постели посреди ночи ради этого не стоит.

— А меня, значит, можно?

— Пока у нас преимущество. Кроме нас — и убийцы, разумеется, — о случившемся никто не знает. Пока не представляю, как этим преимуществом воспользоваться, но перспектива выслушивать в три часа ночи указания Хармона-старшего, как мне вести расследование, не особенно прельщает. И если тебе от этого легче, то я сегодня ночью тоже выспаться не рассчитываю.

Джастин явственно услышал скрип мозгов. Леона силилась осознать политический и общественный резонанс от преступления, о котором ей только что сообщили. Видимо, ни к каким серьезным выводам она так и не пришла, поскольку сказала только:

— Я поставлю Силвербуша в известность. Его в неведении оставлять нельзя.

— Хорошо.

— Нравится тебе или нет, театр одного актера устраивать нечего.

— Понимаю.

— Отдам тебя на откуп Силвербушу, но ты не волнуйся, Джей. Тебя на задний план не отодвинут, можешь не беспокоиться.

— Я не об этом беспокоюсь, Леона. Я беспокоюсь о том, как раскрыть убийство.

И опять скрип мозгов — прикидывает, что сказать окружному прокурору, да так, чтобы при этом не задвинуть собственного начальника полиции.

— Джей, нам надо будет положиться на Силвербуша, и я думаю, доверять ему можно. Но и тебе тоже, надеюсь. Ты ведь знаешь, что делаешь?

Джастин невольно глянул наверх и снова почувствовал сладкий аромат шампуня Абигайль. Пожав плечами, он ответил:

— Конечно знаю, — и повесил трубку.


Следующие четыре часа Джастин пытался доказать себе: он действительно знает, что делает. Первым делом зарядил медиабиблиотеку на компьютере. Два альбома Тома Петти — «Wildflowers» и «Лучшие песни». Дальше будет «When doves cry» в исполнении Патти Смит — четыре раза подряд. Напоследок фортепьянные импровизации Мингуса. Пусть с приглушенным звуком, чтобы не разбудить Абигайль, но музыка необходима. Под нее легче работается и думается. Направляет мысли в нужное русло и успокаивает, а сейчас как никогда требовалось напрячь все силы и при этом сохранять непоколебимое спокойствие. Так что Петти, Смит и Мингус.

Усевшись в гостиной за компьютер, он вошел на сайт PublicRecordsSearch.com, где у всех полицейских его участка был им лично оплаченный доступ. Поиск осуществлялся по девяти категориям: «Общая информация», «Личности», «Криминал», «Банкротство и залоговое удержание имущества», «Сексуальные домогательства», «Имущество», «Брак», «Смерть» и «Развод». В разделе «Личности» Джастин ввел в строку поиска имя «Эван Хармон» и распечатал все, чем располагала система, о его личной и служебной деятельности за последние несколько лет. Нашлась даже информация о школьных годах Эвана, взятая из биографии Хармона-старшего.

Эван родился и вырос в Нью-Гэмпшире, сменил две элитные школы. Из первой, приготовительной под названием Мелман, его перевели в старших классах. Странно… Джастин, знакомый с миром элитных школ не понаслышке, прекрасно знал, что «перевод» по сути означает исключение. Или отсев по неуспеваемости. Такие, как Эван Хармон, по собственной воле из престижной школы в заведение попроще не переходят, разве что их «попросят». Автор биографии склонялся к тем же выводам, но поскольку личное дело Эвана ему на руки не выдали, подкрепить подозрения фактами не удалось. Забеременевшая девушка, драка с одноклассником — никаких доказательств, сплошные слухи и домыслы. Слухи Джастин отмел за ненадобностью — если автор решил вставить в биографию пару жареных фактов, чтобы привлечь читателя, его дело. Но про смену школы запомнил и решил выяснить поподробнее. Самое главное сейчас — модели отношений, которые складывались у Эвана с окружающим миром. Пусть даже двадцатилетней давности.

В колледже ничего интересного. В Лигу плюща Эван не попал, поступил в небольшой частный колледж — Коннектикутский университет. Насколько Джастин знал, там учились в основном детки богатых родителей, которым, однако, не хватало ни знаний, ни денег, чтобы поступить куда-то покруче. В его студенческие годы это заведение окрестили ДТП — «Дыра с тухлыми перспективами». Хотя, как показало время, перспективы у Эвана оказались не такими уж и тухлыми. Закончил с приличным дипломом и без скандалов.

Дальше шло сухое перечисление мест работы с незначительными подробностями: сперва «Меррил Линч», затем четыре года в «Рокуорт и Уильямс» (той же управляющей компании, где сейчас работал Эллис Сент-Джон). Джастин выписал несколько имен — ничего определенного, пока не ясно, что это даст, но круг знакомств начал вырисовываться, а знакомствам и моделям взаимоотношений Джастин всегда уделял особое внимание. За годы работы в полиции он твердо усвоил, что мир непредсказуем и неисповедим, но люди в нем умудряются выбирать привычные пути. Джастин давно догадался, что мир понять нельзя, а людей — можно. Им проще идти по накатанной. В нашем безумном мире все — и плохие, и хорошие — ищут если не смысл, то хотя бы знакомый уклад. Раз за разом плохие наступают на эти грабли и попадаются. Вот почему Джастин в первую очередь обращал внимание на поступки и взаимоотношения. А уж потом на мотив преступления.

Мало-помалу перед Джастином раскрывался характер Эвана. Пока только наметки плюс то, что ему рассказывала Эбби. Хармон ему никогда особо не нравился, поскольку не имел отношения к производству, а Джастин таких не любил. У него сложился образ человека жесткого, бездушного, которому чужда человеческая теплота. Он припомнил, как Эбби постоянно избегала общения с собственным супругом. Интересно, насколько она осведомлена о его прошлом? И кстати, о настоящем тоже. Хотя, какое теперь у него настоящее? Эван Хармон теперь существует исключительно в прошлом.

В информации по «Восхождению», хеджевому фонду, основанному Хармоном, недостатка не было. Джастин бегло просмотрел историю компании, записал несколько важных имен и распечатал документ целиком, зная, что рано или поздно придется обратиться к нему снова. Тогда придет время для подробностей, которые смогут дать ответы на многие вопросы.

Напоследок фото Эвана Хармона, двухлетней давности, где он играет на ежегодной встрече по софтболу, проводимой среди хэмптонских знаменитостей. Каждый год, в июле, из писателей, актеров, музыкантов и просто людей с достатком собирали две команды, а вырученные от игры деньги шли на финансирование исследований по борьбе с лейкемией. Собранная сумма обычно составляла около 50 000 долларов, но и борьба на поле тоже представляла интерес. Богатые и знаменитые самоотверженно били по мячу и, не жалея ног, носились по полю, иногда болельщики так горячо спорили по поводу решения судьи, что доходило до стычек. На фото Эван стоял с битой, ожидая броска питчера. Уверенная поза, стоит прямо как профессиональный игрок. Спортсмен. А главное, живой…

Абигайль Хармон тоже на всякий случай проверил — хотя на душе кошки скребли. В основном посыпались статьи об участии Эбби в общественной жизни — благотворительность, ночные походы по клубам без Эвана, но зато с какой-нибудь другой богатой знаменитостью, приемы для политиков, зарабатывающих голоса перед очередными местными или нью-йоркскими выборами. В общих чертах ее биография была Джастину известна, но он все равно внимательно изучал всплывающие на экране статьи. Его не покидало чувство неловкости, ведь на самом деле он проверял, насколько рассказы самой Эбби совпадают с газетными версиями. Нужно убедиться в ее искренности, тогда ответам на вопросы, касающиеся убийства, тоже можно будет верить. И все равно ему было неудобно.

Он читал, удовлетворенно кивая, — пока никаких расхождений не обнаруживалось. Абигайль Марбери родилась в Чикаго в весьма обеспеченной семье. Наверное, даже более обеспеченной, чем Хармоны, однако статусом пониже. Отец Абигайль начинал продавцом в магазинчике бытовой техники. Владельцы — пожилые люди, не особенно заинтересованные в приумножении состояния, — вскоре продали Реджису Марбери магазин и благополучно удалились на пенсию. Однако Реджису до благополучия было далеко. Напористый, оборотистый, старающийся держаться в курсе последних новинок в области бытовой техники, он превратил малютку-магазинчик в разветвленную сеть. Не прошло и десяти лет, как она стала крупнейшей на Среднем Западе. А еще через два года у Реджиса случился обширный инфаркт — прямо на церемонии открытия очередного магазина в Сент-Луисе. Ему было сорок девять, единственной дочери — семнадцать. После смерти отца Абигайль поступила в колледж — Мичиганский университет, но проучилась только два года, а потом переехала в Нью-Йорк. Там красивая любительница приключений без труда устроилась работать моделью. Баловалась наркотиками, рок-звездами и актерами, фотографировалась во всех злачных местах. Об этих днях она вспоминала со смешанным чувством ностальгии и отвращения. Джастин тогда спросил, как она могла столько временя маяться дурью, прыгать из одной постели в другую, не думая о будущем. Она посмотрела на него и ответила: «Мне просто нравилось маяться дурью, трахаться и не думать о будущем. И сейчас тоже нравится». Джастину ничего не оставалось, кроме как согласиться. Но он все-таки уточнил: «Да, но ты же больше вообще ничего не делала», а она ответила: «Ну да. Потому и перестала. Надоело. И друзья надоели». Она произнесла это с такой холодностью и отчужденностью, что Джастин подумал — настанет день, когда она скажет ему: «И ты мне тоже надоел». Когда-нибудь этот день обязательно настанет. Ну и пусть, решил он тогда — главное, что сейчас она с ним.

Свадьба с Эваном. Все по схеме: пышная церемония, лакомый кусочек для таблоидов; медовый месяц — просто сказка, а уже через полгода молодожены закрутили романы на стороне и зажили собственной жизнью. Вряд ли Эван Хармон и Абигайль Марбери вообще когда-нибудь любили друг друга. Их пути пересеклись, когда обоим стало скучно и захотелось черпать радость и уверенность в ком-то близком. Не вышло. Но на развод они не подали. Оставаться вместе оказалось проще… Как однажды поведала Джастину Эбби, они с мужем всегда шли по пути наименьшего сопротивления.

Вспомнил, и на сердце похолодело. Для кого-то путем наименьшего сопротивления вполне может оказаться убийство!

Джастин закрыл все окна со статьями про Эбби и перешел к Хармону-старшему. На Герберта Рэндольфа Хармона поисковик выдал около тысячи страниц, поэтому Джастин распечатал только самое основное. Состояние и политический вес Хармон-старший обрел благодаря деньгам жены и кожевенному заводу, которым владел его тесть и который он возглавил после ухода тестя на пенсию. Общественными проблемами он вроде никогда не интересовался (в принципе ничем, кроме собственного благосостояния и престижа не интересовался), но в тридцать пять, к всеобщему удивлению, ему вдруг приспичило баллотироваться в Конгресс от Нью-Гэмпшира. Его предшественник, республиканец, занимавший этот пост в течение восемнадцати лет, как раз отправился на покой. Два срока Г. Р., как его называли в статьях, просидел в Палате представителей, ничем не отличившись, но и ничем себя не запятнав, а потом амбиции взяли верх, и он захотел в Сенат. К заветной цели он шел нелегким и, как впоследствии выяснилось, нечестным путем. Неподкупный и корректный в глазах общественности чиновник с головой окунулся в грязные игры, как только стало ясно, что выборная гонка под угрозой проигрыша. Хотя на самом деле самому марать ручки не пришлось, грязную работу сделали другие. И тут репутация сослужила ему плохую службу. Когда вся правда о подковерных играх выплыла наружу, позолота осыпалась и обнажился неприглядный фасад. Избирателей это сильно огорчило. Ну а когда до них дошло, что за неприглядным фасадом скрывается столь же малопривлекательное нутро — особенно когда доходит до защиты их интересов, — в напряженной борьбе Г. Р. проиграл. Пришлось снова вернуться в бизнес — было ему тогда сорок семь, на дворе конец 1982 года. Совсем из политики он не ушел, пополнив ряды примазавшихся. Долгое время не мог наладить связи с Вашингтоном, разве что раскручивал на финансовые вложения других таких же примазавшихся. Оказывал поддержку кандидатам от консерваторов, проводившим предвыборные кампании в его штате; участвовал в сборе средств для видных политических фигур, и вскоре его имя замелькало сначала в местных газетах, потом в крупных журналах. При этом он не забывал отстаивать идеалы консерваторов и со временем приобрел статус официального лица партии. К середине восьмидесятых он снова вошел в ближний круг и в 1985-м был назначен представителем США в ООН. Три года он устраивал изысканные приемы, разглагольствовал на пресс-конференциях о политике государств, название которых впервые слышал, а в 1988 году получил президентское назначение на пост министра торговли. Основной задачей его было развитие торговых отношений с Китаем — с этим он справился без нареканий. В 1992-м, когда его партия проиграла на выборах, Г. Р. снова ушел из политики в бизнес. На Уолл-стрит его переманил Линкольн Бердон — уважаемый глава не менее уважаемой компании «Рокуорт и Уильямс» («Опять они!» — мелькнуло у Джастина). Там Г. Р. и остался еще на десять лет, приумножив свое состояние и доведя его до заоблачных высот. Джастину пришла на ум фраза Джона Хьюстона из «Чайнатауна» о том, что здания, шлюхи и миллионеры обретают с годами почет и уважение.

В 2001 году Хармон-старший покинул свой уютный угловой офис и отправился послом в Китай. В 2003-м скончалась на больничной койке бостонской больницы Патрисия, его жена, мать Эвана. В продолжавшейся несколько лет борьбе с раком верх одержала болезнь. Г. Р., не видевшийся с женой четыре месяца, прилетел из Пекина в Бостон на похороны, а через три дня вернулся в Китай.

Должность посла он занимал до середины 2005-го, до первого сердечного приступа, положившего конец его карьере политика и покорителя чужеземных стран. С тех пор он жил в Нью-Йорке, работал консультантом в «Восхождении», хеджевом фонде сына. Его имя перестало мелькать в газетах. Он больше не появлялся в телевизионных интервью. Единственное, что он делал с прежней регулярностью, — играл в гольф. Каждый день, если не было дождя, он отправлялся в Уэстчерширский загородный гольф-клуб и ровно в четыре часа делал первый бросок. Именно в это время — в силу привычки, собственной пунктуальности и потому что в эту пору на поле больше никого не было. Иногда он прихватывал кого-нибудь из партнеров по фирме, иногда приятеля. Но в основном ходил один. Г. Р. Хармон предпочитал командной игре одиночную — мальчик, таскающий за тобой клюшки, не в счет. «Куда легче смухлевать, если тебя не видит никто, кроме человека, которому ты платишь за сопровождение», — подумал Джастин.

Больше ничего существенного он этой ночью не раскопал. В каком направлении двигаться, пока непонятно, хотя есть кое-какие имена и названия, уже хорошо. И тенденции, модели поведения. Пока неясные, едва уловимые, но они есть. Осталось только понять, что они означают.

В шесть тридцать утра Джастин Уэствуд оторвался от компьютера и вытянулся на кушетке в гостиной. В шесть тридцать пять он уже крепко спал. Поспать удалось ровно двадцать пять минут. Даже сквозь сон он услышал настойчивый телефонный звонок. И в семь утра, когда, пошатываясь, он добрел до своего маленького рабочего стола и снял трубку, сон как рукой сняло.


6


Ли Лин притаилась в темноте и, не двигаясь, ждала.

Ждать было нетрудно. Ее учили, что время можно подчинить. Что время не важно. Время годится только для того, чтобы обрести власть над слабаками, которые его подчинять не умеют и подчиняются ему сами.

Стоять неподвижно тоже не составляло труда. Этому приему под названием «Молчаливый дуб» ее научили в возрасте трех лет. Вот тогда стоять не шевелясь было настоящей пыткой. Малышке хотелось подвигаться, повертеться, побегать. Но за малейшее движение, даже самое незаметное, следовала суровая кара. К пяти годам она уже могла простоять четыре часа, как истукан. В семь — круглые сутки, если понадобится. В десять у нее не возникало даже мысли о том, чтобы дернуться или убежать на свободу. Неподвижность к тому времени превратилась в свободу. Свободу от тела. В процессе обучения Ли Лин постигла, что тело лишь инструмент на службе у разума. Оно подчиняется приказам. Само по себе оно не чувствует ничего — ни удовольствия, ни неудобства, ни боли. Тело будет чувствовать только то, что позволит Лин.

С наставником она начала работать прежде, чем научилась ходить. Он обучил ее разным видам боевых искусств, дав понять, что постигает она именно искусство, а не что иное. Искусство движения. Искусство власти. Искусство жестокости. Последняя ступень — искусство жизни и смерти.

Она больше тяготела к мастерству синь-и,[1 - Стиль китайского у-шу.] восхищаясь его отточенными короткими выпадами. Все тщательно взвешено и продумано, без права на ошибку. Главное в этом искусстве — знать, когда двигаться не надо. Оно помогло ей довести до совершенства усвоенное в детстве, то что она и так чувствовала: красота в неподвижности. А красоты она жаждала со страшной силой. Красоты в любом обличье. Красоты — сравнимой с ее собственной.

С тех пор как она научилась замирать без движения, к ней пришло осознание своей необычности. Она видела, какими глазами смотрят на нее мужчины. И женщины тоже. В их взглядах она читала желание, зависть, ярость, преклонение. Люди не сводили с нее глаз. И ей хотелось еще и еще, ей было мало, ей не хватало красоты. Ей нужно было все сразу.

С возрастом ее черты обрели еще большую утонченность. Тело вытянулось, стало гибким и сильным. Пальцы порхали изящными мотыльками, густые темные волосы спадали живым водопадом. Сияющая гладкая кожа. Темно-зеленые глаза манили, притягивали, увлекали в сокровенную обитель, как завлекают своим пением сирены, а потом жестоко отвергали любого, кто имел дерзость в эту обитель проникнуть. В отрочестве она продолжила заниматься синь-и, осваивая самые сложные движения — «Тигр в прыжке», «Вертящийся кузнечик», «Пчелиное жало». Они покорились ей. Ей покорялось все, чем она пробовала заниматься, все, чего касалась. А когда наставник решил, что она взлетела слишком высоко и не в силах укротить собственную гордыню, пришел его черед покориться. Она помнила, каким движением сломала ему хребет, — ее собственная находка, первое созданное ею произведение искусства. Она назвала этот удар «Разбивающееся стекло». Перед ней до сих пор стояло удивленное лицо наставника. И она легко могла вызвать в памяти чувство небывалого удовольствия, которое испытала, когда он молил прекратить его страдания, подарив ему смерть. На этот раз она подчинилась. Моментальный бросок, «Поцелуй скорпиона», и все кончено.

Так что за «Молчаливый дуб» можно не беспокоиться. Ей — точно нет.

Она — Ли Лин.

Она способна на все.

До рассвета оставалось несколько часов, когда рядом прошелестел легкий ветерок. Она улыбнулась — одними губами, — потому что знала: это не ветерок. Это еще одно совершенное создание. Того.

Лин не видела его, но чувствовала, что он тут. Его нельзя увидеть, если он сам не покажется. Он скрывается в темноте. Он движется, будто порхает. Она терпеливо выжидала, когда и как он обнаружит свое присутствие. И тут он шагнул из темноты, невесомый, как струйка дыма.

Она посмотрела ему в глаза. Им не нужны были слова. Они общались не словами. Они соприкасались душами. Иногда телами. Любовью. Но словами — почти никогда.

Их учили вместе. Оба не знали родителей, не знали, откуда они родом, и почему им выпала эта честь. Их учили, что прошлое не имеет значения. И будущее тоже. Значение имеет настоящее: учеба, послушание. Ребенком она обращалась с Того как с братом, но в четырнадцать посмотрела на него другими глазами и увидела, что он не менее красив и не менее искусен, чем она. Их мысли давно слились воедино, а когда она перестала видеть в нем брата, слились и тела. Она любила Того глубоко и искренне, он был единственным в мире человеком, к которому она была по-настоящему привязана. Иногда одной мысли о нем было достаточно, чтобы голова закружилась от желания. Ночами, когда их обнаженные тела переплетались, он шептал о том, как велико их мастерство, как чудесна их объединенная сила. Он говорил, что они стали единым целым, что они — две половинки одного совершенства. И отчасти это было правдой.

Но она знала и другое: они не равны. Ей нет равных. Она знала, что никогда не полюбит никого, как любит Того.

И знала, что наступит день, когда она убьет эту любовь, продемонстрировав свое превосходство. Она убьет свою половинку и докажет, что она сама и есть целое.

Лин увидела, как Того скосил глаза — едва заметное движение, никто другой вообще бы ничего не почувствовал, — и вот он снова исчез. Она уже готова была поверить, что все это ей почудилось, что он не приходил, и только едва уловимый аромат, задержавшийся в воздухе, свидетельствовал, что он не призрак. Он настоящий.

Улыбка улетучилась, и она снова неподвижной невидимкой застыла в темноте. Застыло и время.

И тут наконец настал момент двигаться.

Дверь в дом приоткрылась, как им и обещали. До рассвета было еще долго, улицу освещали только звезды. На миг темноту прорезала полоска света, и в нее из дома шагнул человек. Она успела разглядеть его лицо, бледную кожу щек, ржавую рыжину в каштановых волосах. Страх в глазах и слабость, за которой он прятался.

Он вышел с небольшой спортивной сумкой через плечо и, застыв у края проезжей части, посмотрел сначала налево, затем направо — как будто это могло спасти ему жизнь. Теперь уже можно было беззвучно улыбнуться, что Ли Лин и сделала, зная: что он ничего не заметит. Жизнь его как была в опасности, так и осталась.

Он перешел дорогу и остановился от Лин в нескольких шагах. Как будто почуял что-то. Но нет, куда ему! Она велела себе слиться с пейзажем и преуспела, потому что мужчина посмотрел на нее в упор, пожал плечами, видимо обругав себя за мнительность, и сделал шаг вперед…

Перед глазами у него поплыло.

Она знала, так бывает, когда умираешь от боли, хотя ту боль, которая внезапно накрыла его, она и представить себе не могла.

Неслышно возникнув у жертвы за спиной, ее напарник выбросил правую ногу в отточенном броске «Шипящей кошки». Удар его пятки пришелся точно над лодыжкой, раздробив кость и разорвав в клочья сухожилия. У мужчины хватило сил закричать, но тут Лин сделала свой ход — тонкий изящный палец вонзился в сонную артерию. Вышло очень элегантно, и Лин позволила себе порадоваться идеальному исполнению. Наступившая тишина ее тоже порадовала. Крик, рвущийся с губ жертвы, застыл в горле. Глаза выпучились — и Лин чуть не рассмеялась, уж очень он напоминал надутую жабу. В стремительном развороте Лин ударила его ногой — точеной, гладкой маленькой ножкой, не уступавшей в изяществе ее идеально вылепленным рукам. Столь же смертоносной. Удар поразил мужчину в позвоночник. Чуть сильнее, и он оказался бы обездвижен навеки. Пока хватит и жгучей боли, пронзившей его насквозь. Мужчин всегда покоряла ее красота, однако боль казалась ей надежнее. Глядя на его страдания, она гордилась собой.

Того тем временем подогнал машину прямо к распростертому телу, и Лин без усилий закинула его на заднее сиденье. Того спросил одними глазами: «Он жив?»

Вопрос задел ее. И рассердил. «Разумеется, жив, — так же глазами ответила она. — Я не совершаю ошибок».

Им велено было взять его живым.

Чтобы он ответил на интересующие их вопросы.

Так что она позаботится о том, чтобы он прожил столько, сколько нужно.

О дальнейшем распоряжений не поступало. Потом она вольна делать с ним что хочет.

Потом она сможет улыбаться, хихикать, смеяться и даст своему телу насладиться всем, чем она позволит.

Она повеселится, как только с вопросами будет покончено.

Больше, чем своего бессменного товарища Того, Лин Ли обожала момент, когда больше не нужно будет стоять неподвижно и можно будет уйти в отрыв.


7


В телефонной трубке Джастин, к своему удивлению, услышал голос отца. Посмотрел на часы, но, не успев со сна разлепить глаза, ничего не разглядел. Потер пальцами — не помогло. Сплошная мутная пелена. И голос спросонок хриплый, как будто голосовые связки заржавели.

— Ты там что, перебрал? — спросил Джонатан Уэствуд.

— Нет! — К Джастину возвращалось зрение. Он уже мог различить цифры на телефоне. Бросив взгляд на часы, он простонал от досады — и получаса поспать не удалось. — Я всю ночь работал.

Он почувствовал, что отец в нерешительности. Поинтересуешься работой сына, значит, смирился с ее существованием, а это ни в коем случае не так. Но раз уж сейчас все более-менее наладилось — после нескольких лет натянутых отношений и взаимного недовольства, — не спросить, как дела на работе, было бы не по-людски. В итоге Джонатан решил уступить.

— Надеюсь, у тебя все в порядке? В смысле, на работе.

Джастин не сдержал улыбки. Перемены налицо.

— Вчера вечером тут произошло убийство. Утром нужно начинать расследование.

— И чем же ты всю ночь занимался?

— Думал. С этим у меня плохо, сам знаешь.

На это Джонатан Уэствуд не ответил. Видимо, не возражал.

— Что, грядет семейное сборище? — спросил Джастин. — Вылазка Уэствудов в Диснейуорлд?

— Ты о чем?

— Пытаюсь понять, зачем ты позвонил, пап.

На том конце провода помолчали. На секунду Джастину даже показалось, что отец звонит с плохими новостями, которые не решается сообщить. Хотя нет, вряд ли… Если в дом пришла беда, отец не колеблясь дал бы ему знать. Тогда он был бы скорее расстроен, чем смущен. В чем же тогда причина нерешительности? И тут Джастин сообразил. Отец хочет попросить его о помощи.

— Ты не мог бы приехать? — Джонатан Уэствуд преодолел колебания. — Сюда, в Провиденс.

— А что, что-то случилось?

— Может быть…

Снова пауза. Потом голос Джонатана.

— Виктории нужна твоя помощь.

В голове у Джастина наконец прояснилось. А вот грудь, наоборот, сдавило так, что не вздохнуть.

— Она просила меня помочь?

— Нет. Она вообще не знает, что я тебе звоню.

— А если узнает, что скажет?

— Сам как думаешь, Джей?

Джастин решил, что разумнее будет промолчать, тем более что ответ он знал и так. Она не скажет ничего. Только смерит его презрительным взглядом. Испепелит.

— И зачем я ей понадобился?

— Рональд пропал.

— В смысле?

— В смысле пропал. Виктория проснулась утром, а его нет.

— Может, он на работу пошел.

— Она в шесть встала.

— А он вообще дома ночевал?

— Да.

Джастин усмехнулся.

— Значит, вышел пораньше. Мог в спортзал пойти. С чего ты взял, что он исчез?

— Потому что Виктория так говорит.

Теперь настала очередь Джастина помолчать.

— А-а. Понятно, — выдавил он наконец. Пауза. — Слушай, я сейчас все равно ничего не смогу сделать. Суток не прошло. Если человека нет дома с шести до семи утра, это пока ничего не значит. Нельзя поднимать людей из-за часового отсутствия.

— Он исчез еще до шести.

— Ладно, из-за двух часов. Ну, трех. Это глупо.

Уэствуд-старший ничего не сказал, но молчание его было достаточно красноречивым. Джастин вздохнул.

— Пап, что ты от меня хочешь?

— Тебе лучше знать, это твоя работа.

— Нет. Моя работа начинается, когда совершено преступление. А тут преступления нет. Вообще ничего нет.

Молчание. Джастин никогда не отличался красноречием, но только теперь начал понимать, что это наследственное.

— Ты к Билли обращался? — спросил он.

Билли Ди Пецио был начальником полиции Провиденса. Он учил Джастина уму-разуму, когда тот только начинал службу. Из-за него Джастин и решил стать полицейским. Он видел Билли в работе — у Джастина погиб друг, и Билли выследил убийцу, не сдавался до тех пор, пока не отдал преступника в руки правосудия. Потрясающе было наблюдать за ним, смотреть, как он, ни на шаг не отступая от намеченного курса, движется к цели. Впоследствии, узнав его получше, Джастин понял, что Билли всегда движется к цели именно так. Однако возникали сложности, возможно потому, что цели у Ди Пецио были несколько туманны. Нет, «туманны» это еще мягко сказано. Джастин не знал, кем считать своего наставника — самым честным в мире пройдохой или самым пройдошистым в мире честным человеком. Билли был великим полицейским. Просто ему всегда было невдомек, почему на блестящем расследовании нельзя заодно погреть руки. И грел, почти всегда.

— Нет, — раздался из трубки голос Джонатана Уэствуда. — Тебе позвонил первому.

— Ладно, сделаем вот что. Если Билли позвонишь ты, он просто поднимет тебя на смех. А вот если я позвоню, он выслушает. Хотя тебе он тоже в лицо смеяться не будет, ты как-никак важная птица. Но и делать тоже ничего не станет — повесит трубку и забудет. А на меня просто так не забьешь.

— И что же он сделает?

— Что сможет. Хотя бы с Вики поговорит.

— Не думаю, что Виктории есть что ему сообщить.

— Ну знаешь, если даже тот, кто поднял тревогу, отказывается сотрудничать, как прикажете разбираться?

Снова молчание. Джонатан не привык, чтобы его ставили на место. Но слова Джастина возымели нужный эффект.

— Понимаю, — ответил Уэствуд-старший. — Я скажу ей, чтобы поговорила с Билли. Спасибо.

— Папа, — позвал Джастин и продолжил, прежде чем отец сумел вставить слово: — Я рад, что ты позвонил. Это трудно, я знаю. Тебе ведь моя работа не по душе…

— Я ее ненавижу!

— Не сомневаюсь.

— Но ты неплохо справляешься, насколько я понимаю.

— Такое тоже говорят, — ответил Джастин.

Отец и сын нажали отбой почти одновременно. Зажав трубку в руке, Джастин думал об отношениях с отцом, о том, сколько лет они не разговаривали, как измучили друг друга, с каким облегчением помирились. Думал о маме, о том, как она обрадовалась, когда три года назад он возник на пороге родного дома в Провиденсе, прихватив Дину с дочкой. О том, как отец помог ему в прошлом году, когда Джастин бился над загадкой «Мидаса». Он думал о семейных узах, о том, насколько они непрочны… Как родные и близкие могут поддержать друг друга, а могут испортить жизнь.

Мысли Джастина вертелись вокруг Виктории Ла Салль. Младшая сестра жены. Закрыв глаза, он представил себе выражение ее лица на похоронах Алисии. Испепеляющий презрительный взгляд, сменившийся бешеной яростью, затем переросшей в лютую ненависть. Младшая сестра винила в смерти старшей его, Джастина. И не было ему прощения.

Джастин очень хорошо знал этот взгляд.

Он видел его каждый раз, когда смотрел в зеркало.

Не один год он пытался убежать от этого взгляда, зная, однако, что никогда себе не простит. Он сжился с чувством вины и одиночества. Рассовал его по дальним уголкам, чтобы не затянуло с головой.

Он хотел помочь Виктории. Теперь, через столько лет, сделать так, чтобы она не смотрела на него этим взглядом и не кривила губы.

Но Джастин знал, что помочь ей не получится. По крайней мере, сейчас.

Сначала дело.

Поэтому он положил трубку обратно на базу и сварил кофе. Затем поднялся в спальню и нежным поцелуем разбудил спящую в его постели женщину, а потом начал думать, как разыскать убийцу ее мужа.


8


Ларри Силвербуш, мэр Леона Криль, Джастин и Абигайль Хармон встретились в кабинете Джастина в полицейском участке Ист-Энд-Харбора. Силвербуш уселся за стол Джастина, как за свой собственный, и махнул рукой остальным, приглашая занять оставшиеся места. Джастин решил оставить это без внимания. И о прическе окружного прокурора он тоже решил никак не отзываться, хотя видел подобное чуть ли не в первый раз. Такое впечатление, что Силвербушу на голову приземлилась выброшенная из окна дохлая белка.

Проигнорировав Джастина, Силвербуш, наоборот, рассыпался в любезностях перед Эбби. Политик до мозга костей. И потом, умер ее муж или жив, она по-прежнему принадлежит к богатой и влиятельной семье, следовательно, задача окружного прокурора — продемонстрировать торжество правосудия. А если не правосудия, то обходительности. Для начала Силвербуш дал понять, как он признателен ей за этот визит, и выразил соболезнования, которые она приняла равнодушно, но с неизменным изяществом.

— Я тут говорил с вашим свекром, — доложил он в ответ на сдержанное «благодарю».

— Я тоже утром имела с ним беседу, — ответила Эбби.

А что еще оставалось делать? Она не хотела, но Джастин настоял. Эбби пыталась убедить его, что Герберт Хармон не желает с ней общаться, как не желал никогда в жизни. На это Джастин резонно возразил, что сыновей ему до этого терять тоже не доводилось. И это ее долг — позвонить свекру. Она — ближайший родственник его погибшего сына. Пришлось звонить. Она застала Хармона-старшего дома, в городе. Джастин сидел внизу, чтобы не мешать, Эбби разговаривала в спальне. Спустилась в слезах. Джастин первый раз видел ее плачущей. Сердитой, умиротворенной, стервозной, счастливой — видел, но чтобы кому-то удалось довести ее по телефону до слез, как удалось Хармону за пять минут…

— Он беспокоится за вас, — сочувственно проговорил Силвербуш. — Я заверил, что мы сделаем все возможное, дабы помочь вам пережить… случившееся. И вас я тоже спешу заверить, что мы найдем того, кто так поступил с вашим мужем. Даю слово.

— А что, мой свекор не поделился своими соображениями насчет предполагаемого убийцы?

Силвербуш опешил. Джастин отметил про себя, что скрывать чувства этот тип не обучен. Проблеял что-то невразумительное:

— Э-э… нет… он э-э… ничего такого он не сказал.

— Странно. Он уверен, что Эвана убила я.

— Не может быть, миссис Хармон.

— Он сам сказал мне сегодня утром.

Силвербуш не знал, куда деваться, хотя явно старался не выдать замешательства. Делать хорошую мину было уже поздно, но прокурор вертелся как мог.

— Уверяю вас, сенатор и близко ничего подобного не утверждал.

— Забавно. Все величают его «сенатор». Но ведь мой драгоценный свекор только баллотировался. Выборы он проиграл, так что звания этого не заслуживает. А может, тут и нет ничего забавного. Может, его пожалеть надо.

От этого окружной прокурор впал в еще больший ступор. Новоиспеченная вдова не нуждалась в утешениях, но и на контакт не шла. Как тут искать подход, Силвербушу было невдомек. Почувствовав, что вступает на зыбкую почву, он поспешил вернуться на проторенную дорожку официального тона.

— Ваша причастность никоим образом не упоминалась, — заявил он таким голосом, будто сообщал о штрафе за неправильную парковку.

— Что бы ни произошло, корень зла для него всегда я! — ответила Эбби. — И он очень ясно дал понять, что и на этот раз не собирается делать исключений.

— Наверное, он просто потерял голову от горя…

— Мистер Силвербуш, вы когда-нибудь говорили с Г. Р. Хармоном лично?

— Вообще-то да. Имел возможность несколько раз, на благотворительных обедах.

— Тогда вам известно, что он всю сознательную жизнь учился, когда можно и нужно открывать рот, а когда имеет смысл помалкивать.

— Нет, настолько хорошо я его не знаю, — сдал позиции Силвербуш.

— За время расследования узнаете. Мой вам совет, если он угрожает, не сомневайтесь в его искренности. Во всех остальных случаях делите на восемь.

Терпение Силвербуша истощилось. Необходимую дань уважения влиятельной семейке он уже отдал, пора им и честь знать. Джастина впечатлило его умение гнуть свою линию, не переставая при этом пресмыкаться.

— Мы отработаем все возможные версии. Обещаю, что результат устроит и вас, и вашего свекра.

Он повернулся к Джастину.

— Полагаю, вы уже подготовили предварительный рапорт?

— Очень предварительный. — Джастин бросил взгляд на зажатую под мышкой папку. — Мне нужен еще отчет медэксперта и описание опергруппы.

— И что, сейчас вообще никаких подвижек?

— Появились кое-какие мысли, когда осмотрел место преступления. Всю ночь готовился к расследованию. Ближайшие задачи описаны в рапорте. Сегодня съезжу в город, поговорю с партнерами мужа миссис Хармон. Надеюсь, Хармона-старшего я там тоже застану.

— Это лишнее. Мистер Хармон сам сюда приедет. Ближе к вечеру.

Тут подала голос удивленная Эбби.

— Сюда, в Ист-Энд-Харбор?!

Силвербуш кивнул.

— Он хочет видеть тело сына. Уже выехал.

— Боже! — воскликнула Эбби.

В комнате повисло неловкое молчание, которое в конце концов решилась нарушить Леона Криль.

— Ларри, судя по тому, что мне успел рассказать Джастин, мистеру Хармону лучше этого не делать. — Леона покосилась на сидевшую рядом женщину. — Извините, Абигайль, — и, повернувшись к Силвербушу, продолжила: — Насколько я понимаю, тело Эвана сильно изувечено.

— Изувечено так, что родной отец не узнает, — вполголоса проговорила Эбби. — Это и телом-то не назовешь.

— Понимаю, — ответил окружной прокурор. — Я ему постарался намекнуть, но…

Он не закончил, за него это сделала Эбби.

— Но Хармон-старший намеков не понимает.

— Боюсь, что так. — Силвербуш набрал в грудь воздуха и обратился к Эбби: — У вас есть вопросы касательно предстоящей процедуры расследования?

Она мотнула головой.

— Если возникнут, со мной можно связаться в любое время. — Окружной прокурор вручил ей визитку, которую она приняла, благосклонно кивнув. — Спасибо, что нашли время встретиться, — продолжал Силвербуш. — Я понимаю, как это, должно быть, тяжело. Но смею вас заверить, мистер Уэствуд превосходно себя зарекомендовал. Работать вместе нам не доводилось, однако у меня нет оснований сомневаться в его компетентности. Надеюсь, мы можем рассчитывать на ваше с ним тесное сотрудничество в ходе расследования.

— Куда уж теснее! — ответила Эбби, первый раз за все время улыбнувшись.

Джастин постарался сдержать усмешку.

— Отлично! — завершил свою речь Силвербуш. — Сейчас я вызову кого-нибудь, чтобы вас отвезли домой.

— Нет, домой я не поеду, — отказалась Эбби.

— Да, разумеется. Я понимаю. Тогда скажите шоферу, куда вас отвезти, и вас незамедлительно доставят.

— Я, пожалуй, пройдусь, с вашего позволения. Тут недалеко, подышу воздухом.

— Как скажете. — Силвербуш повернулся к Джастину и Леоне Криль. — А с вами я хотел бы еще побеседовать.


Подождав, пока Эбби удалится, Ларри Силвербуш поставил перед Джастином вопрос ребром:

— Вы осознаете всю важность этого дела?

— Это убийство, — ответил Джастин. — Где-то около десятки по десятибалльной шкале.

— Нечего мне тут умника из себя строить! Это не просто убийство.

— Да, конечно. Это громкое дело, о котором будут трубить все газеты.

— Я про вас слышал, Уэствуд!

— Что я превосходно себя зарекомендовал?

— Слышал достаточно, не беспокойтесь.

Леона положила руку на плечо Силвербуша.

— Ларри, я не знаю, что вы там слышали, но Джей великолепно…

Он дернулся, стряхнув ее руку, и оборвал фразу.

— Может, и великолепно. Говорят, заварит кашу, не расхлебаешь.

Джастин пожал плечами, как будто его застали за кражей варенья из серванта.

— Нет в мире совершенства.

— Я не хочу ссориться, — продолжал Силвербуш. — Но зарубите себе на носу, я знаю о вас все: и достоинства, и недостатки. Я знаю, как вы работаете. Я знаю, что вам пришлось пережить и как вы заставили переживать других. Мы ведем очень важное расследование. На нас обращено пристальное внимание, через пять минут примчатся репортеры, дело будет иметь большое политическое значение…

— Для вас?

— А то! — Он обернулся к Леоне. — И для вас тоже. Вы, конечно, не мэр Нью-Йорка, госпожа Криль, но должностью наверняка дорожите не меньше. Маленький уютный городок, работа непыльная. Однако ваши сексуальные предпочтения уже сыграли вам плохую службу.

Леона хотела возразить, но Силвербуш продолжал как ни в чем не бывало:

— Мне по большому счету без разницы, с кем вы спите. Но есть избиратели, которым не все равно, поэтому вам хорошо бы реабилитироваться в их глазах и сделать все от вас зависящее, чтобы убийцу Эвана Хармона вычислили. Полиция подчиняется вам. Если дело повиснет, убийца останется безнаказанным, будете иметь бледный вид. Одно дело просто лесби, другое — лесби, которая халявит на работе. Этот номер уже не пройдет. Или я не прав?

Леона сникла и едва слышно пробормотала:

— Правы. Это крайне оскорбительно, и все же вы правы.

Силвербуш улыбнулся краешком рта, затем снова плотно сжал губы и посмотрел на Джастина.

— К вам это тоже относится, ковбой. Мы живем в мире, где правит политика, признаете вы это или нет. Вы, конечно, возомнили, что сами решаете, когда и что делать, однако придется играть по общим правилам. Может, вы прогибаетесь меньше, но… Вы пустили тут корни, у вас уютный домик. Приятелей, похоже, немного, раз, два и обчелся, но есть, да и девушки время от времени заводятся. Работу эту вы сами выбрали, хотя могли бы и чем другим заняться, я же знаю. Выходит, она вам по душе. Вам не все равно, что вы делаете, что происходит с городом и людьми, не все равно, добьетесь вы своего или нет. На этот раз мне тоже важно, чего вы добьетесь. У нас с вами одна цель — чтобы все получилось как надо, а мы жили себе припеваючи дальше. Получается, не такая уж большая между нами разница.

В отличие от Леоны Джастин не сник и не стал бормотать едва слышным шепотом.

— По вам губернаторство плачет. Ладно, а от меня что требуется?

— Сотрудничать со мной. И с моими людьми. Абсолютная согласованность. Никакой самодеятельности. Да, и от репортеров подальше держитесь!

— Еще что-нибудь?

— Ага. Не суйте свой нос куда не следует.

— Куда именно?

— Я про Г. Р. Хармона.

— С ним ведь все равно придется беседовать?

— Придется, и он может оказать неоценимую помощь. Надо только сперва выяснить, какой информацией он располагает.

— И, кроме вас, это никому не под силу?

— Совершенно верно. Тут нужен деликатный подход.

Джастин ответил не сразу, да Силвербуш и не ждал ответа. Он добивался подчинения, которое Джастин скормил ему в виде короткого «хорошо».

— Вот и хорошо.

Силвербуш, улыбаясь, встал из-за стола, всем своим видом показывая, что пора бы Джастину с Леоной и честь знать.

— Уточнение позволите? — поинтересовался Джастин.

— Разумеется.

— Вы у меня в кабинете. Так что удалиться, похоже, придется вам.

Силвербуш рассмеялся. Задорный, почти дружеский смех — и все же не совсем.

Отсмеявшись, он получил от Джастина папку с рапортом.

— Почитайте на досуге.

— Не читать надо, а дело делать!

— Что ж, — ответил Джастин, — вы начальник, вам виднее. — Он показал взглядом на папку. — Мое дело изложить известные мне факты и свои соображения.

— Хотите мои соображения? — спросил Силвербуш. — Не заиграйтесь. А то я слопаю ваши яйца на завтрак.

— Если в губернаторы не получится, можете пойти в футбольные тренеры, — посоветовал Джастин. — Умеете вы вдохновить на победу!

Силвербуш снова рассмеялся, на этот раз добродушно, и вышел, оставив мэра и начальника полиции одних.

— Обаяшка! — вздохнула Леона.

— Ты бы прочитала рапорт, пока мистер Обаяшка до него не добрался, — посоветовал Джастин.

— Ты о чем-то не доложил, Джей?

— Не докладывать надо, а дело делать! — передразнил он окружного прокурора. — Но ты все равно прочитай.


9


Офисы «Рокуорт и Уильямс» размещались на пятьдесят шестом этаже небоскреба Уорлд-файнэншл-билдинг. Через громадные окна не менее громадного вестибюля в этот ясный день видно было, казалось, всю землю до края. На востоке «нулевая отметка» — место, где до трагедии стояли башни-близнецы Всемирного торгового центра. При виде ее до сих пор бросает в дрожь. На севере почти весь Манхэттен: Трайбека, центр, Центральный парк, до самого Гарлема, можно разглядеть даже машины, ползущие в пробке по мосту Трайборо. Западная панорама включала Гудзон и значительную часть штата Нью-Джерси. А из южных окон открывался вид на синюю гладь Атлантики, статую Свободы и Эллис-Айленд. У Джастина мелькнула мысль, что человеку с острым зрением не составило бы труда разглядеть из этого вестибюля даже скалистые берега Корнуолла на британской стороне.

Он прождал уже двадцать семь минут. Еще три минуты, и терпению настанет предел. Можно было, конечно, с самого начала ввалиться в офис, размахивая удостоверением, но Джастин решил пока держаться в рамках. Однако если секретарь продержит его в приемной больше получаса, маска добродушного полицейского полетит прямиком в окно с этой верхотуры. К счастью для всех, секретарь успела в последнюю секунду и провела Джастина к одному из высших должностных лиц компании Дэниелу Френчу, которому вменили в обязанность пообщаться с полицией.

— Откровенно говоря, не знаю, чем я смогу вам помочь, — начал Френч.

Они расположились в малом конференц-зале, размерами не уступающем домику Джастина в Ист-Энд-Харборе. Френч предложил на выбор воду, холодную или комнатной температуры (Джастин отказался), и кофе (Джастин согласился). Сам Френч предпочел воду. Холодную.

— Я собираю факты, которые могут помочь нам в расследовании, — объяснил Джастин. — Нужно выяснить, кто убил Эвана Хармона, и ваши сведения могут оказаться полезными.

— До сих пор в голове не укладывается, — поежился Френч. — Кто бы мог подумать… это… это такое потрясение…

— Потому что у Эвана не было врагов?

— В нашем бизнесе враги есть у всех. Наверняка и Эвана не миновало. Нет, просто привычнее узнавать о банкротстве или сроке за растрату. Наших не убивают.

— То есть жертвой убийства может стать не каждый, — саркастически заметил Джастин.

— Не думайте, я не кисейная барышня, — начал оправдываться Френч. — Я в курсе, что людей убивают. Но я в первый раз слышу, что убили кого-то, кого я знаю. Тем более такую важную персону, как Эван.

— Насколько близко вы были с ним знакомы?

— Довольно близко. Мы примерно одного возраста, вращались более-менее в тех же кругах, по работе уж точно.

— А не по работе?

— Ну, мы, конечно, могли пересечься в клубе или на теннисном корте, но не более. В основном нас объединял бизнес.

— Могу я попросить у вас список сотрудников, которые виделись с ним регулярно?

— На определенном уровне почти все имели дела с Эваном. Он играл по-крупному. Список я вам, конечно, могу составить, но смысла особого не вижу — к тому же он получится слишком длинный.

— А есть у вас кто-нибудь, кто работает в основном с «Восхождением»?

— Как я уже сказал, довольно много…

— Эллис Сент-Джон, например?

Дэн Френч не сплоховал. Реакция была мгновенной.

— Эллис, разумеется, уделяет много времени «Восхождению», возможно, он даже…

— Он был у Эвана первичным брокером, насколько я знаю.

— Первичным брокером «Восхождения», а не лично Эвана. Вот уже три-четыре года, как он входит в число тех, кто ведет дела с этой компанией.

— Входит в число?

— Да. Хотя можно сказать, что в основном это он…

— Если в основном с «Восхождением» работает он, каким образом с Эваном связана остальная куча народа? Или они контактируют с другими сотрудниками фонда?

— Дело в том, что у нас много разных отделов. Иногда проще напрямую обратиться к человеку, который лучше решит данную конкретную проблему. Если «Восхождению» нужно подготовить отчет по определенному типу вложений, они обращаются к кому-то в исследовательском отделе. Бывает так, что Эллис координирует этот процесс, но не обязательно.

— А что, Эллис в основном занимается координацией?

— Нет, это просто часть его работы с «Восхождением». И, кстати, с другими компаниями тоже. «Восхождение» далеко не единственная.

— А что конкретно он делает для «Восхождения»? Можете описать в двух словах?

— Попытаюсь. Здесь нет ничего необычного, это нормальное явление во всех крупных компаниях нашего уровня. Как я уже говорил, «Рокуорт и Уильямс» для многих фондов выступает в роли первичного брокера.

— Хорошо, тогда опишите мне, в чем заключаются ваши функции.

Френч расплылся в улыбке. То ли ему вообще нравилось разъяснять принципы своей работы несведущим, то ли его приводили в восторг колоссальные прибыли компании.

— Первичное брокерство своим расцветом обязано расцвету хеджевых фондов. А хеджевые фонды сейчас становятся самым… как бы это сказать… активным сегментом в управлении активами.

— Активным, в смысле прибыльным?

— Если все идет как надо, — подтвердил Френч. — А если нет, то потери тоже огромны.

— Выходит, этот сегмент еще и самый нестабильный?

— Мы предпочитаем термин «волатильный».

— Ясно. Продолжайте.

— Лет двадцать назад хеджевые фонды управляли средствами примерно в тридцать, ну тридцать пять миллиардов. Сейчас эта цифра перевалила далеко за триллион. В финансовом мире не найдется другого такого перспективного и прибыльного сегмента. Однако конкуренция тоже растет. Ничего странного, да и, наверное, идет на пользу, но ушами хлопать некогда и планку опускать нельзя. Ты должен быть на голову выше конкурентов, а значит, рвешься вперед как можешь. Поэтому многие хеджевые фонды кооперируются с компаниями вроде нашей, получая первичных брокеров и конкурентное преимущество. Мы обеспечиваем покрытие коротких позиций и безопасность активов, даем ссуды под ценные бумаги, проводим клиринговые операции, составляем официальные отчеты, делаем исследование рынка. Мы даже помогаем хеджевым фондам накапливать средства. Как первичный брокер мы обычно получаем от двадцати пяти до тридцати процентов от сделок, совершаемых клиентами фонда. А еще мы ежедневно рассчитываем NAV…

— Простите, — перебил Джастин. — Что-то я подзабыл финансовые аббревиатуры.

— Стоимость чистых активов компании.

— Всего-навсего? Я уж подумал, ваши услуги включают бесплатные уроки тенниса или массаж шиатцу.

— Будут, если возникнет такая необходимость. Мы обеспечиваем все, что потребует клиент. Можем организовать зачаточную систему управления рисками, найдем помещение под офис, если хеджевый фонд начнет расширяться. Подыщем операционистов и трейдеров, даже бухгалтерский аппарат, если надо.

— Я полагаю, это все не безвозмездно?

— Здесь, на Уолл-стрит, таких слов вообще не знают.

— Тогда объясните мне, откуда берутся средства на этот шикарный офис и костюмчики ценой повыше средней квартплаты.

— Мы получаем комиссионные.

— И никакого риска?

— Мы только сопровождаем сделки, свои деньги мы не вкладываем. Причем треть наших операций финансируется из хеджевых фондов.

— И сколько получается за год?

— Мы не разглашаем финансовую информацию, — с достоинством ответил Френч.

— Но если я скажу «много», будет недалеко от истины?

— Вы практически не ошибетесь. К тому же мы даем много ссуд под ценные бумаги, а это очень прибыльно.

— И все это вы делали для «Восхождения»?

— Да, как я и говорил. А также для ряда других хеджевых фондов. У нас много ресурсов, которыми компании помельче, управляющие компании и фонды вроде «Восхождения» просто не располагают. Мы раньше других узнаем о намечающихся сделках, выбираем самые выгодные, иногда получаем возможность инвестировать туда, куда другим фирмам просто хода нет. Помимо всего прочего (этим в основном и занимается Эллис) мы обеспечиваем средства под эти сделки. Например, наш клиент хочет получить триста миллионов на первичном размещении акций. Нам, разумеется, полагаются проценты, а может, и вся прибыль. Нужно обеспечить половину, полтораста миллионов. И мы идем и добываем нужную сумму.

— Например, в «Восхождении»? Если расписать им все преимущества и выгоды?

— Например. Но, не устаю повторять, «Восхождение» не единственный наш фонд. Мы не складываем все яйца в одну корзину. Даже в сотню корзин не складываем.

— Выходит, по большому счету Эллис — продавец.

— Верно. Продавец. А еще консультант, инвестор и дилер.

— Можете подробно, шаг за шагом, рассказать мне, как обычно заключаются сделки?

— Не думаю, что вправе выдавать вам настоящие суммы…

— Пусть будут гипотетические. Мне просто нужно разобраться в процедуре.

— В вашем расследовании без этого никак не обойтись?

— Может пригодиться. Пока у меня недостаточно информации, ничего сказать не могу. Нужна предыстория.

— Вы что, думаете, Эллис замешан в убийстве? — спросил Френч.

Ни ужаса, ни потрясения в его голосе не было. Только любопытство.

— Я этого не говорил. Мне нужно понять, в каких отношениях находился Хармон с теми, с кем работал. Маловероятно, что убийца — человек совершенно ему незнакомый. Наоборот, все говорит о том, что Эван очень хорошо его знал.

— Принято, — согласился Френч. — Тогда предположим, что приходит человек, возглавляющий группу, которая исследует новые медиапродукты, и говорит, что имеет смысл вкладываться в… ну, пусть будут компании, занимающиеся разработкой технологии, которая упростит закачку оригинала в устройства вроде iPod. Понятно?

— Вполне.

— Предположим, они предлагают такую технологию для аудиокниг.

— Я их не слушаю. Мне больше нравится читать.

Френч уже готов был закатить глаза, но благодаря профессиональной выучке справился с собой и почти как ни в чем не бывало продолжил. Джастин записал очко в пользу управляющего. Ему всегда нравилось провоцировать, а потом наблюдать за реакцией. Френча, похоже, провоцировали постоянно, поэтому реакция у него была одна — не обращать внимания и продолжать. Соврет — недорого возьмет и на глупости не обижается. «Неудивительно, что он так взлетел здесь, на Уолл-стрит», — решил Джастин.

— Наши ресурсы позволяют выяснить, какие компании располагают более продвинутыми технологиями и потенциалом. Какие с большей вероятностью выдержат жесткую конкуренцию. Мы принимаем решение, Эллис встречается с Эваном Хармоном, сообщает ему, что лучше инвестировать туда-то, вот результаты проведенного нами исследования. Эван возвращается с ответом: «Добро, мы в игре, на такую-то сумму».

— То есть очень крупную?

— В каких-то случаях очень крупную, — подтвердил Френч.

— Вы недавно упомянули миллиард, примерно такую?

— Бывает гораздо меньше. В смысле, доля компании Эвана может быть меньше. Но общая сумма, несомненно, велика.

— А если Эван Хармон отказывается?

Френч пожал плечами.

— Значит, отказывается. А мы идем к кому-нибудь еще.

— Но отказ бьет по кошельку Эллиса, так ведь?

Френч на секунду задумался, потом равнодушно передернул плечами.

— Может быть. Продавцы должны обеспечивать нам определенное количество средств, и, разумеется, их премии от этого тоже зависят. Но один-единственный отказ для Эллиса погоды не сделает.

Интересно, подумал Джастин, Дэниел Френч всегда такой прилизанный? Неужели никогда ни волоска не выбьется? И костюм-тройка никогда не морщит? Наверное, нет. А Френч небось сейчас думает, где Джастин берет пиджаки, которые сидят таким мешком…

— А если «Восхождение» сменит управляющую компанию?

— Такое случается сплошь и рядом. Приходят и уходят. Чего там, мы же не единственный их брокер. У них несколько источников.

Френч украдкой скосил глаза на карточки «Ролодекс». А голос по-прежнему ровный, спокойный, ни малейших признаков нетерпения.

— Чем еще могу быть полезен? У меня, знаете ли, довольно много работы.

Джастин кивнул, решив не уступать деловому собеседнику в обходительности, но все же задал интересующий его вопрос.

— Насколько я знаю, Эван был не особенно доволен работой Эллиса?

Френч удивился.

— Кто вам сказал?

— А что, это правда?

— Ни в коем случае!

— Значит, он не собирался Эллиса увольнять?

— Глупости!

— Откуда такая уверенность?

— Я бы знал. Это моя работа. У нас с «Восхождением» тесное сотрудничество. Если бы у Эвана возникли какие-то проблемы с «Рокуорт», я бы в неведении не остался.

— Но вы ни о чем таком не слышали?

— Нет.

— А кто-нибудь еще?

— Кто-нибудь еще, кто был бы в курсе? Не исключено. Найдется еще несколько человек. Возможно, Линкольн — он дружит с отцом Эвана. Однако, повторяю, если мне об этом ничего не известно, значит, ничего подобного не происходит.

— Линкольн? Вы имеете в виду Линкольна Бердона?

— Да, его.

— Генерального директора?

— Именно.

— И он в приятельских отношениях с отцом Эвана?

— Да. Хармон-старший когда-то у нас работал.

— Почему же он ушел?

— Г. Р.? Вернулся в политику. Бывает, сами знаете. Здесь он заработал состояние, а потом ушел на госслужбу.

— А почему он не пришел обратно, когда покинул государственный пост?

— Это у него самого нужно спрашивать. Думаю, ему просто не хотелось надрываться. Сердечный приступ все-таки. Работа, конечно, не очень пыльная, но делать что-то надо. Встречи, переговоры. К тому же Эван тогда уже основал «Восхождение», и Хармон, наверное, хотел помочь сыну, передать свои связи. А теперь мне и в самом деле…

— Еще минутку. Вы мне очень помогли. А что именно это означает, передать свои связи?..

— Не секрет, что такие люди, как Хармон-старший, обладают бесценными для нашего типа компаний связями, особенно международными. Как семейство Бушей и саудовские нефтяные шейхи. Буш-старший был как член королевской семьи, поэтому его родичи свою выгоду не упустили. А Хармон очень тесно связан с китайцами, которые сейчас тихой сапой проникают на мировой рынок, значит, для нас он более чем ценный кадр.

— Насколько ценный?

— Скажите, для того чтобы найти убийцу Эвана, так важно знать, какую роль в нашей компании играл его отец? — не выдержал Френч.

— Может, и нет. Но мне нужна вся картина целиком. Речь идет об огромных деньгах — вполне может статься, что убийца как-то с этим связан.

— Не буду вдаваться в подробности, но в нашем бизнесе Хармон-старший был ключевой фигурой. Без него определенная часть китайского рынка инвестиций оказалась бы для нас под замком. А так у нас свободный доступ — все, что угодно, от финансовых бумаг до автопрома.

— Китайские автомобили?

— Привыкайте. За ними будущее. Китайские машины, китайские телевизоры, все китайское. Мы направляем туда мощные денежные потоки.

— Логично. Если мне нравится китайская кухня, чем плохи китайские машины?

Чаша терпения Дэниела Френча переполнилась, когда он понял, что Джастин сейчас чего доброго пустится рассуждать о достоинствах и недостатках китайских блинчиков. Доброжелательный огонек в его глазах погас.

— Как бы мне побеседовать с Линкольном Бердоном? — спросил Джастин.

— Сомневаюсь, что он вам чем-то поможет. К тому же у него ни минуты свободной, вам очень крупно повезет, если вы до него доберетесь.

— А здесь его, случайно, нет?

— Он в Лондоне.

— А Эллис? Тоже в Лондоне?

— Нет, Эллиса в загранкомандировки не отправляют.

— Как мне его найти?

Дэн Френч ответил не сразу. Сначала он уставился на носки собственных ботинок, потом, дернув шеей, сказал:

— Его сегодня не будет.

— Где же он?

— Не знаю.

— Болеет?

— Не знаю, — виновато пробормотал Френч. — Он сегодня не приходил.

— И что, ваши продавцы часто отсутствуют по пятницам?

— Нет, — ответил Френч. — Обычно такого не бывает.

— Он кого-нибудь предупреждал?

— Сказал секретарю, что сегодня вне зоны доступа.

— Дэн, — Джастин замедлил темп, — мы говорим о человеке, тесно общавшемся с жертвой вчерашнего убийства. И вы только сейчас удосужились сообщить мне, что он куда-то подевался?

— Он никуда не девался! Может, у него какая-то встреча…

— А что его секретарь? Если у него встреча, она должна быть в курсе.

— Я уточнил у нее, когда узнал, что вы приедете. Думал, вы захотите поговорить с Эллисом.

— И что?

Френч вздохнул.

— Секретарь тоже не знает, где он может быть.

— Дэн, можно я кое-что спрошу?

Френч снова уставился на свои ботинки.

— Да.

— Вы ведь наверняка искали обо мне информацию в сети? И ваши службы меня тоже проверяли, да?

— Да.

— Неужели ничего интересного не нашли?

— Нашли.

— Выяснили, что я не всегда такой пай-мальчик?

— Да.

— Не подумайте, что я отклоняюсь от темы, — раздельно проговорил Джастин, — вы мне очень помогли, я ценю вашу любезность. Однако неплохо было бы уяснить, что шутки со мной плохи и ваши фокусы не пройдут. Мне все равно, с чего вы решили мутить воду, только мой вам совет — второй раз пробовать не надо. — Он широко улыбнулся. — Усекли?

— Могу я быть еще чем-нибудь полезен? — процедил Френч.

— Скажите, как зовут секретаря Эллиса Сент-Джона, и проводите меня к ней. А потом чтоб глаза мои вас больше не видели.


Их посадили в маленьком кабинетике неподалеку от главного конференц-зала.

Секретарь Эллиса Сент-Джона оказалась статной привлекательной девицей по имени Белинда Ламберт. Ее огромные карие глаза буквально молили: «Забери меня отсюда!» Желательно туда, где найдется широкая кровать. Джастин не принял мольбы близко к сердцу — не он первый их слышит, не он последний.

Белинда мгновенно потеряла интерес к Джастину, как только поняла, что он здесь не затем, чтобы куда бы то ни было ее забирать, но осталась по-прежнему любезной. Видно было, что она встревожена неожиданным исчезновением начальства.

Убедившись, что Белинда и в самом деле не в курсе, куда бы мог податься Сент-Джон (несколько раз она набирала его сотовый, потом домашний, потом послала сообщение на КПК — все мимо), Джастин попытался разговорить ее на общие темы. О привычках и особенностях босса она распространяться не спешила, но отважилась высказать догадку, что он должен скоро вернуться. У него две кошки, их не оставишь надолго без присмотра.

— Он их обожает. Их зовут Бинки и Эстер. Вы бы видели, как он над ними трясется. Подарочки покупает, сам им еду готовит. Чокнутый просто. С другой стороны, это так мило, не находите?

Джастин согласился, что это очень мило, и спросил, на кого Эллис оставляет кошек, когда приходится уезжать.

— На меня, — ответила секретарь. — Правда, они меня недолюбливают. Мне проще с людьми, чем со зверушками. Сегодня поеду их кормить, потом еще в выходные. Наверное, придется за ними присматривать, пока он не объявится.

— То есть в выходные его дома не будет?

— Он так сказал. Что сегодня я с ним связаться не смогу, и до понедельника он в отъезде.

— А он ничем не был расстроен, когда с вами разговаривал?

Она задумалась. Губная помада у нее была странного малинового оттенка. Размышляя, Белинда рассеянно прикусывала губу и оставляла на белоснежных зубах малиновые следы.

— Нет, — наконец припомнила она. — Голос у него был довольный. Даже возбужденный. Я подумала, может, у него свидание намечается…

— У него есть машина?

— Нет. Хотя я ему сколько раз говорила, что надо бы — он ведь на выходные все время куда-то ездит. На Файер-Айленд, в Хэмптон, округ Бакс. А он мне: «Я лучше напрокат».

— Машины напрокат для него кто заказывает, вы?

— Нет, их не надо заказывать, — объяснила она. — Летом уж точно. У него долгосрочное соглашение с «Хертц», это недалеко отсюда. А если ему не нужна машина, я просто звоню им перед выходными и отменяю заказ.

— И что, в среду вы звонили отменять?

— Нет. Получается, машину он забрал.

— Белинда, у вас ведь есть его сотовый?

Она кивнула и скороговоркой выпалила номер. Джастин набрал его с офисного аппарата. Через несколько гудков включился автоответчик, и мужской голос произнес: «Вы позвонили Эллису Сент-Джону. Сейчас я недоступен, но если вы оставите сообщение, я обязательно перезвоню». Джастин заговорил после сигнала:

— Эллис, это Джастин Уэствуд, начальник полиции Ист-Энд-Харбора в Лонг-Айленде. Пожалуйста, перезвоните, как только получите сообщение. Это очень срочно.

Оставив свой домашний телефон и номер сотового, он отключился, не забыв записать себе номер Сент-Джона.

— Он вам обязательно перезвонит, — заверила Белинда Ламберт. — Он никогда не забывает.

Кивнув, Джастин спросил, как бы она охарактеризовала отношения Эллиса с Эваном Хармоном. Белинда явно замешкалась с ответом, а потом скривила губы в какой-то странной ухмылке.

— Нормальные отношения.

Джастин понял, что надо копать.

— А поподробнее?

— Что поподробнее?

— Какие у них были отношения?

На Уолл-стрит даже у секретарей зарплата измеряется шестизначными числами. Белинде явно переплачивают, решил Джастин.

— Чего вы от меня добиваетесь?

— Правды. У Эллиса с Эваном трений не было?

— Да что вы!

— Уверены?

— Конечно! Они постоянно общались по телефону. И куда-то ездили вместе. И…

— Что?

— Поймите, мистер Уэствуд…

— Я не просто мистер Уэствуд. Я начальник полиции, Белинда, и, на случай, если вы не помните, расследую убийство.

— Да, конечно! Просто Эллис меня… ну… ему не понравится, если я буду такое рассказывать.

— Какое — такое?

Ее взгляд означал: «Я, может, и не шибко умная, но совсем уж за дурочку меня держать тоже не надо». Джастин, не меняясь в лице, ждал.

— Да поймите, меня могут уволить!

Джастин молчал. Белинда не выдержала, тишина оказалась выше ее сил.

— Кажется, Эллис был влюблен в мистера Хармона…

Она потрясла головой, словно не веря, что смогла произнести это вслух. Дальше пошло легче.

— Нет, не думайте, сам он никогда не говорил, но это же заметно!

— Что именно заметно?

— Ну вот, например, мистер Хармон позвонит, а Эллис сразу начинает прихорашиваться — волосы пригладит и все такое. Можно подумать, мистеру Хармону его видно! Нет ведь, это же телефон. А потом мистер Хармон мог его о чем угодно попросить. Вообще о чем угодно! Ну там, съездить куда-нибудь или на ужин кого надо пригласить, а Эллис и рад стараться.

— Значит, Эллис — голубой?

— Вообще-то да… Но понимаете, — она перешла на шепот, — здесь как в армии: не задавай лишних вопросов, и все тип-топ. Вокруг сплошь настоящие мужчины, так что Эллис не высовывается. Поэтому вряд ли кто-то в курсе.

— Вы в курсе.

— Я с ним работаю. А вообще, я бы так и так заметила.

— У вас чутье?

— Ну, вот я же вижу, что вы — нормальный.

Она чуть выпрямилась, чтобы высокая грудь стала еще заметней, и улыбнулась своей невозможно белоснежной улыбкой.

— Знаете, это хорошо, что вы не такой уж накачанный. Качки не в моем вкусе. Я сама тоже не вешалка, это, наверное, видно.

— Белинда, могу я кое-что спросить?

— Конечно! Я и так разболталась, можете пользоваться моей сговорчивостью.

Ослепительный блеск белых зубов. Темные отпечатки помады на верхнем ряду — такое впечатление, что она только что ела сочный бифштекс с кровью.

— У Эллиса бывали вспышки агрессии?

— У Эллиса? В смысле, срывался ли он на меня?

— Вообще на кого-нибудь.

— Да что вы! Хотя…

— Да?

— При мне он ни с кем не цапался. Но однажды не пришел на работу, сказал, что болеет. Пришлось мне ехать к нему домой и работать там — так вот оказалось, что он вовсе не болен, но его где-то сильно помяли. Под глазом фонарь, царапины какие-то… Я решила, ладно, издержки профессии, но ведь он явно с кем-то дрался.

— Он может выйти из себя?

— Да запросто! Накричать или швырнуть телефонную трубку — сплошь и рядом. Но тут все такие… Вы бы слышали, как мистер Бердон рвет и мечет, когда кого-то на ковер вызывает. Ушам бы не поверили. Нет, вы не подумайте чего, другого такого начальника, как Эллис, еще поискать. Он не жадный. Вот, например, помощникам здесь служебных КПК не выдают — жмоты те еще, а спустить миллион на турнир по гольфу — это за милую душу…

— Белинда…

— Ну вот, так Эллис подарил мне наладонник. Из своего кармана заплатил. Ему показалось, что так будет удобнее работать, он еще заплатил здешнему компьютерщику, чтобы он туда все нужные программы поставил, и счета оплачивает каждый месяц, и вообще…

Она осеклась и свистящим шепотом спросила:

— А что, думаете, это Эллис убил мистера Хармона?

— А вы?

— Не знаю. Я же говорю, мне кажется, он в него влюбился. Зачем убивать того, кого любишь?

Потому что тот, кого любишь, не свободен, хотел объяснить Джастин. Потому что ты любишь, а тебя нет. Потому что тебя используют, а на твою любовь им плевать.

Потому что такое случается сплошь и рядом.

Ежеминутно и ежесекундно.

Но ничего этого он ей не сказал.

— Хороший вопрос, — произнес он вслух.

Она кивнула, видимо решив, что своим ответом Джастин официально снимает с ее начальника все подозрения. А Джастин понял, что вряд ли сейчас вытянет из нее что-то еще, поэтому двинулся к выходу, но она схватила его за руку. Посмотрел — оказалось, Белинда протягивает ему какую-то бумажку.

— Это моя визитка, — пояснила она. — Здесь все по высшему разряду, визитки секретарям тоже полагаются.

Откуда ни возьмись появилась ручка, и Белинда нацарапала на карточке номер.

— Мой домашний. Вдруг ночью вас озарит, и вы поймете, что срочно нужно задать мне какой-нибудь вопрос. Не стесняйтесь, звоните, даже если будет очень поздно. Мне можно звонить в любое время.

— Приму к сведению, — ответил Джастин.

— Я сделаю все, что угодно, — с жаром повторила она. — Абсолютно все.

Когда Джастин наконец выбрался из «Рокуорт и Уильямс», ему захотелось встать под душ. Сплошные секреты и крайности, сочетание не из приятных.

«Вот из таких сочетаний и рождаются убийства», — подумал он и, набрав рабочий номер Майка Хавершема, велел узнать, брал Эллис Сент-Джон машину на эти выходные или нет. Если да — спросить марку и номер, а потом выяснить, не видел ли ее кто вчера в городе.

Ему не давал покоя вопрос Белинды.

Зачем убивать того, кого любишь?

Джастин тряхнул головой. Интересно, он сам когда-нибудь задавал такие наивные вопросы?

Вряд ли. А даже если и задавал, с тех пор столько воды утекло, что он уже и не помнит.


10


Ларри Силвербуш мечтал стать губернатором штата Нью-Йорк. Он не строил воздушных замков, наоборот, стремился в ряде вопросов «перейти от теории к практике», как он не уставал повторять в агитационных речах. Например, смертная казнь — ее следует применять гораздо шире. Или собственно Нью-Йорк… Федеральное правительство даже после 11 сентября ничему не научилось, до сих пор мух не ловит, а он мог бы сделать то, что считает не просто важным, но жизненно необходимым. Его стратегия направлена на привлечение бизнеса, включает тщательно проработанные планы по сокращению налогов, он собирается переориентировать социальные программы и обеспечить лучшее финансирование государственных школ. Положа руку на сердце Силвербуш мог сказать, что из него выйдет великолепный губернатор и он более чем достоин этого поста. Однако погружение в мечты (глава исполнительной власти штата, все свое время проводит в Олбани, домой возвращается только на выходные, погреться в лучах славы) всегда заканчивалось одной и той же картиной: он едет на машине с шофером.

Силвербуш ненавидел водить. Мысли разбегаются, сосредоточиться невозможно — а это опасно. И потом, у него топографический кретинизм. Сам он дорогу не отыщет, плутает даже в знакомом районе, вечно путается в ориентирах, названиях улиц, лево-право — вечная проблема. Вот изберут губернатором, ни за что в жизни больше за руль не сядет! Обнадеживающая мысль. Служебная машина, шофер в элегантной черной форме, который будет возить его повсюду… А к тому времени, когда придется оставить пост, он уже сколотит состояние на агитационных речах и заведет себе личного водителя.

Масштабные государственные замыслы — хорошие школы и шофер, чтобы возил за хлебом. А о чем еще думать, когда торчишь в пробке за рулем трехлетнего «лексуса»? Силвербуш направлялся в Саутгемптонскую больницу, чтобы вместе с Г. Р. Хармоном осмотреть изувеченное тело Эвана.

На дорогу у него ушло сорок минут вместо положенных четверти часа: Монтокское шоссе стояло целиком, не протолкнуться. Зато успел решить, что шофера должны звать Мэтью (и никаких Мэттов!) или, может, Роберто (пусть будет латиноамериканец, есть в этом особый шик).

Наконец-то! Долгожданная парковка у больницы. Хармон сидит в вестибюле, рядом с регистратурой. Не самая приятная ситуация — томить мистера Хармона в ожидании перед нелегким визитом в морг, однако пожилой политик отнесся к вынужденной задержке с относительным спокойствием. Силвербуш начал бормотать что-то насчет пробок, но Хармон, махнув рукой, просто сказал: «Я хотел бы как можно скорее увидеть сына».

Персонал больницы и так стоял на ушах, поэтому обоих посетителей поспешно посадили в лифт и отправили на минус первый этаж. Чувствовалось охватившее Хармона тревожное ожидание. Выйдя из лифта, Силвербуш по наитию взял спутника под локоть — тот не возражал, но и благодарности не выказал. Ступал как на параде — прямой, негнущийся, лицо застыло неподвижной маской.

В морге около накрытого белой простыней тела дожидался санитар. Он проходил через все это не единожды, поэтому ему не было ни скучно, ни любопытно. Только когда Силвербуш кивнул, давая понять, что они готовы, он отработанным движением сдернул простыню, приоткрыв верхнюю половину лежащего на столе тела.

За годы службы окружному прокурору довелось видеть не один труп. Тем не менее в этот раз он невольно отвернулся в первый момент, однако потом справился с собой и посмотрел. Несгибаемый Хармон-старший безучастно стоял рядом. Прошло несколько секунд, показавшихся Силвербушу вечностью. Хармон шагнул к лежащему на столе сыну и нагнулся над ним, как если бы зашел в детскую пожелать спокойной ночи. Не касался его, просто смотрел, то ли пытаясь убедить себя, что это все по-настоящему, то ли наоборот. Потом медленно развернулся и вышел. Уже не такой чеканной походкой. Он как будто обмяк — видно, пережитое вытянуло из него последние силы.

Силвербуш кивнул санитару, и тот, не мешкая, снова накрыл тело простыней. Окружной прокурор поспешил вслед за удалявшимся Хармоном-старшим. Его шаги отозвались гулким эхом — и это был единственный звук среди царившего в помещении абсолютного безмолвия.


В холле Силвербушу пришлось подождать, пока Хармон восстановит дыхание и придет в себя. Попытка снова взять его под локоть, однако, не удалась.

— У вас есть дети? — поинтересовался незаслуженно именуемый сенатором.

— Да, — ответил окружной прокурор. — Двое. Мальчику двенадцать, а девочке — девять.

— А я только что потерял второго. Оба моих ребенка мертвы.

— Я… Я и не знал… Не знал, что у вас…

— Была дочь? Джинни. Мы звали ее Джи-Джи — такой шустрик, всегда казалось, что их как минимум две. Одного «джи» ей не хватило бы.

— А когда?..

— Давно. Очень давно. Ей было пять. Эвану два, или около того. Лейкемия. Жуткая боль. Нам сказали, что лучше дать ей спокойно умереть, что курс лечения она не выдержит. Мы не послушались. Билли… моя жена… она сказала, мол, врачи не могут знать все. Откуда им знать, как малышка хочет жить. Мы возили ее куда могли, сделали все, что было в наших силах. Она прожила, наверное, на год больше, чем ей давали. Наверное. Знаете, что я сделал в тот день, когда ее не стало?

— Наверное, напились до беспамятства?

— Поехал на работу, днем сыграл партию в гольф. Малышки не стало, отмучалась. Я уже ничем не мог ей помочь. Никакие скорбь и траур не вернули бы нас друг другу. Поэтому я сделал то, что делал каждый день, — поехал на работу, а потом играть в гольф. Так и нужно относиться к смерти. Делать, что делал всегда, потому что уже ничто ни для кого не изменится.

В холле веяло прохладой, кондиционер работал на полную мощность, но Силвербуша все равно бросило в жар. Провел ладонью по лбу — влажный. Стало неловко, и он незаметно вытер мокрые пальцы о куртку.

— Он, кажется, сильно мучился, — продолжал Хармон. — Я имею в виду Эвана.

— Трудно сказать наверняка.

— Сынок, не пудри мне мозги. Правда дороже.

Силвербуш кивнул.

— Тогда, к сожалению, вынужден сообщить, что, по всей вероятности, мучился он сильно. Способ убийства был крайне жестоким.

Хармон ничего не ответил, и, поскольку окружному прокурору не хотелось затягивать паузу, он решил продолжить:

— У вас есть соображения… вы не знаете никого, кто желал бы вашему сыну такой смерти?

— Эбби… его жена… она его видела? Видела его таким?

— Ей показали тело на месте преступления.

— Наверное, там было еще ужаснее, — отозвался Хармон. — Все эти отметины… похоже на ожоги… откуда они?

— У меня пока нет коронерского заключения, сэр. Но я так понял, что медэксперт склонен считать эти отметины… — Силвербуш запнулся. Ладно, сенатор сам сказал, что правда дороже. — Это следы от электрошокового ружья. Таково мнение коронера.

В глазах Хармона что-то мелькнуло. Всего лишь на мгновение, как будто он что-то вспомнил.

— Сэр? — позвал Силвербуш.

— Да?

— Вы ведь что-то слышали про электрошоковое ружье? Я прав?

— Это устройство не на каждом шагу встретишь…

— Вам что-то известно? Кто-то упоминал такое ружье?

— Как бишь там вас зовут? Силверберг?

— Силвербуш. Лоренс.

— Ларри, правильно? Так привычнее?

— Как вам удобно.

— Так вот, Ларри, я действительно совсем недавно слышал о таком ружье. Но я не хочу разбрасываться голословными обвинениями.

— При всем моем уважении, мистер Хармон, мне кажется, в данный момент о голословных обвинениях говорить рано. Ваш сын погиб страшной смертью, и нам важно отработать любые версии. При этом, смею вас заверить, невиновных мы наказывать не собираемся.

Хармон несколько раз кивнул, как будто переваривая услышанное.

— Ваш вопрос остался без ответа, — наконец сказал он. — Вы хотели знать, нет ли человека, который желал бы избавиться от моего сына.

— Да, сэр, это я и хотел узнать.

— Дадите мне еще подумать? Недолго, час-другой. Не хочу возводить напраслину. И на второй вопрос я тоже так сразу не отвечу. Он ведь из той же серии?

— Думаю, да. Так будет справедливо.

— Если найду ответ, свяжусь с вами и все передам. Я или кто-нибудь еще.

— А кто еще?

— Дело щекотливое. Возможно, придется кое-что разруливать. Есть у нас небольшие трения. Семейного характера.

— Связанные с вашей невесткой?

— Почему вы так думаете?

— По ее словам, вы считаете, что вашего сына убила она.

— Она, как всегда, все не так поняла. Я сказал, что вина лежит на ней.

— Боюсь, не вижу разницы, — не понял окружной прокурор.

— Я имел в виду нечто общефилософское, вину, которую она теперь должна ощущать. Могла ли Абигайль собственными руками превратить моего сына в то, что я сейчас видел? Сомневаюсь.

— Но мысль такую вы допускаете?

— Ничего я не допускаю, пока не разберусь окончательно в том, о чем мы только что говорили.

Силвербуш кивнул, хотя не мешало бы еще покопаться. Однако Г. Р. Хармону сейчас не до его желаний. Окружной прокурор ограничился кратким:

— Тогда буду ждать звонка.

Они вызвали лифт, поднялись на один этаж и вместе вышли на парковку. Обмен рукопожатиями на прощание, и водитель в темном костюме распахнул перед Хармоном заднюю дверь черного «мерседеса».

Силвербушу стало интересно, какое жалованье платят этому водителю. Выше, чем оклад окружного прокурора, или нет?

«Наверняка выше», — с грустью подумал он.


Едва машина вырулила с больничной парковки, Г. Р. Хармон наклонился к водителю и вполголоса, как будто не хотел потревожить кого-то невидимого, попросил:

— Мартин, одолжите мне, пожалуйста, ваш сотовый.

Не снимая левую руку с баранки, правой шофер передал телефон сенатору и ничуть не удивился, когда следом прозвучала просьба поднять стеклянную перегородку между водительским и пассажирским сиденьями. Телефонные и личные беседы Хармона не предназначались для ушей персонала. И воспользоваться чужим телефоном пожилой политик тоже предпочел не в первый раз. Мартин хотел было напомнить сенатору о стационарном аппарате, вмонтированном в подлокотник, но решил не лезть с ценными советами. Хармон не любит, когда ему указывают. А сегодня тем более. Какой-то он сам не свой. Впрочем, немудрено, как-никак сына убили. «Нет уж, — подумал Мартин, — лучше помалкивать и пусть звонит по моему телефону».

Вот так уважение к желанию клиента помешало Мартину стать свидетелем краткой беседы по собственному сотовому. Он не услышал, как Г. Р. Хармон сообщает, что минуту назад расстался с окружным прокурором Лонг-Айленда. Что тот идентифицировал отметины на теле как ожоги от электрошокового ружья. Как Хармон переспрашивает: «Это из надежного источника?», а потом: «Вы уверены?» В зеркало заднего вида водитель заметил только, что пассажир кивает в ответ на услышанное. Мгновение посидев с закрытыми глазами, он постучал по стеклу, чтобы Мартин открывал. Забирая телефон, водитель встретился в зеркале взглядом с сенатором. Во взгляде сквозила глубокая печаль, пугающая своей необъятностью и безнадежностью.

Оно и понятно, подумал Мартин. Оно и естественно.

Что может быть ужаснее, чем пережить собственного ребенка?


Окружной прокурор проводил взглядом черный лимузин Хармона, затем медленно подошел к «лексусу» и уселся за руль.

— Домой, Роберто, — бросил он в пространство и, повернув ключ в замке зажигания, пустился в нелегкий путь по пробкам к Риверхеду.

За двадцать минут удалось проползти футов четыреста. Терпение Силвербуша лопнуло. Он съехал на обочину и минуту сидел, просто уставившись в никуда, пытаясь выкинуть из головы все мысли до единой. Тишина и покой длились недолго — покой Силвербушу вообще только снился, поэтому, очнувшись от блаженного ничегонеделания, он вытащил из портфеля отчет, который ему дал Джастин Уэствуд.

Почитать удалось ненамного дольше, чем предаваться блаженному ничегонеделанию. Уже на второй странице он, разогнав гудками ближайшие машины, вырулил на середину шоссе и, перевалившись через газон разделительной полосы, понесся в обратном направлении, к Ист-Энд-Харбору.

Стрелка спидометра дрожала на восьмидесяти. На этот раз никаких Роберто и Мэтью, никаких дурацких фантазий о власти и богатстве. В голове крутилась одна-единственная мысль: «Пусть только какой-нибудь урод попробует остановить меня за превышение скорости! Ух, я ему задницу надеру, пусть только посмеет!»

Но никто окружного прокурора не останавливал, а он мчался на всех парах обратно, в ист-эндскую мэрию, не сбавляя скорости до самой границы города, — и тут раздался звонок сотового. Пришлось притормозить. В трубке мужской голос. Силвербуш молча слушал, а потом произнес только:

— Спасибо, сэр. Большое спасибо, вы не представляете, насколько это важно.

Рывком распахнув дверь в кабинет Леоны Криль, он уже не думал о том, как надрать кому-нибудь задницу. Его планы были куда страшнее.

Намного страшнее.


Сотовый Джастина запиликал на полпути к офису «Восхождения» в центре города. Звонила Леона Криль.

— Ты где?

Резкий казенный тон. Как будто сквозь зубы. Едва сдерживается.

— Был в «Рокуорт и Уильямс». Скоро буду в «Восхождении».

— В городе?

— Да, в городе.

— Сию секунду назад!

— Леона, я только встречусь кое с кем в «Восхождении» и…

— Встречу отменили. Возвращайся немедленно, Джей! Чтоб через три часа был у меня в кабинете!

Джастин замолчал. Тишину разорвал резкий голос Леоны.

— Слышишь меня?! Я что, неясно выражаюсь?

— Похоже, Силвербуш прочитал отчет?

— У тебя три часа, Джей. Все понятно?

Джастин ответил «да». К сожалению, так оно и было.


11


В шесть вечера, ровно через три часа после разговора с Леоной, Джастин прибыл в здание мэрии на Мейн-стрит. У входа роились репортеры — человек десять-двенадцать. Проезжая некоторое время назад мимо собственного дома (заходить не стал), он заметил еще одну группу репортеров, замерших в шаге от границы частных владений. На другой стороне улицы два студийных микроавтобуса, один даже оборудован спутниковой тарелкой. В небе завис вертолет. У осажденного прессой здания мэрии Джастин парковаться не решился, пришлось пристраиваться в запрещенном месте, позади дешевого магазинчика, где у входа торчала популярная в 60-х лошадка-автомат (сажаешь малыша в седло, бросаешь четвертак, она раскачивается взад-вперед, взад-вперед).

Протолкавшись через собравшихся у мэрии репортеров, Джастин вошел в кабинет Леоны. Кроме нее в кабинете обнаружились окружной прокурор Силвербуш и полицейский в форме. Вид у всех был далеко не любезный.

— Ты, мудила! — прорычал Ларри Силвербуш вместо «здравствуйте». — Ты трахался с женой потерпевшего?! Она у нас первая на подозрении, а ты, дерьмо такое, с ней трахался?!

Джастин не спасовал.

— Если быть точным, наши с миссис Хармон отношения завязались еще до того, как всех начали делить на потерпевших и подозреваемых.

— Если быть точным, мать твою, — завопил Силвербуш, — сейчас сам в камеру пойдешь!

— На каком основании?

— Нарушение закона, подстрекательство и соучастие в совершении убийства, возможный заговор с целью совершения преступления — еще основания нужны или достаточно?

— Секундочку! Вы, похоже, слегка перенервничали. О чем речь-то? Кого это я подстрекал и с кем вступал в сговор?

— Абигайль Хармон!

— Вот только без глупостей. У меня все честно изложено в отчете. Какой же это сговор?

— Уэствуд, я предупреждал — без фокусов. Просил играть по-честному? Просил. Так нет же, мы ковбои, мы без выкрутасов не можем! Какого дьявола она сегодня ночевала у тебя?

— Я бы точно так же приютил любого, кто оказался в ее положении. Дома она ночевать не могла, у меня она спала наверху, а я в гостиной, на диване. Все пристойно.

— Так я и поверил!

— Наши отношения никоим образом не помешают мне выполнять свою работу.

— Работу свою ты уже просрал, ушлепок!

— С каких пор Эбби официально записали в подозреваемые? — задал самый главный вопрос Джастин. — Вы решили, что у вас что-то на нее есть?

— Ничего я не решал! Пока ты кувыркаешься с бабами и строишь из себя героя-полицейского, мои люди уже сто раз все выяснили! И знаешь, ковбой, что они выяснили? Тебя развели, как последнего лоха. И это в лучшем — для тебя — случае.

— Что это значит?

Окружной прокурор обернулся к полицейскому в форме, который пока не произнес ни слова и вообще ничем не выдавал своего присутствия.

— Это капитан Уильям Холден из риверхедского отделения. Прошу вас, капитан…

Тот обратился к Джастину:

— Нам доподлинно известно, что у миссис Хармон был роман… — сказано без злорадства, но с явным удовольствием, — еще один роман, с мужчиной по имени Дэвид Келли. Вы должны его знать.

Джастин сначала не вспомнил. Потом в мозгу щелкнуло.

— Дейв Келли? Строительство и ремонтные работы?

— Он самый, — ответил Холден. — Трудится здесь, в Ист-Энде.

— Тогда знаю.

— Лично встречались? — вмешался Силвербуш.

Его тон не оставлял сомнений, что эти встречи зафиксированы им в мельчайших подробностях.

— Встречался.

— И даже втроем: Абигайль Хармон, Келли и вы. «У Сильвестра».

Джастин хотел возразить, но тут вспомнил. Около месяца назад они с Эбби зашли позавтракать к «Сильвестру» — там можно было разжиться неплохими сэндвичами. Только устроились — входит Келли и, заметив Эбби, подходит поздороваться. Джастин уловил тогда моментально возникшее напряжение. Келли он до этого уже встречал — в городе, «У Даффи», но близко знаком не был. Эбби представила его как подрядчика-строителя, который что-то там в ее доме приводит в порядок. Кстати, она так и сказала, «у меня дома», не «у нас». Всегда подчеркивала, что муж не при делах. А Келли в тот раз показался Джастину слегка дерганым, зажатым, что ли. Тогда непонятно было, чего это он. А теперь все вставало на свои места.

— Было дело. Мы с Эбби завтракали, и Келли подсел к нам на два слова.

— На два слова? И все?

— Все.

— О чем вы разговаривали? — снова вклинился Силвербуш.

— Да ни о чем. Что-то такое насчет ремонта у Хармонов.

— Насчет сигнализации?

— Какой сигнализации?

— Вот тебе и «ни о чем»! Все гораздо интереснее, чем ты думаешь — или делаешь вид. Келли руководил установкой сигнализации в доме Хармонов.

— К слову не пришлось.

— А с вами лично миссис Хармон когда-нибудь о сигнализации говорила?

Холден, в отличие от окружного прокурора, не кипятился. Спокойный, как удав. «Одно из двух, — подумал Джастин, — либо он замечательный коп и непременно доищется до правды, либо он на коротком поводке у Силвербуша, и тогда этот замечательный коп наломает ненужных дров».

— Нет, не говорила. Никогда.

Силвербуш усмехнулся.

— Что ж так? Такой крутой полицейский под боком, а она даже не посоветовалась?

— Нет.

— Верится с трудом.

— Что тут поделать? Не советовалась.

— На той встрече с Келли, — неизменно ровным голосом продолжал полицейский, — когда вы вместе завтракали…

— Мы не завтракали вместе. Он просто подсел к нам на пару минут.

— Ну, пусть. А об Эване Хармоне вы за эти пару минут говорили?

— Нет.

— К слову не пришлось?

— Нет.

— То есть не пришлось к слову, как бы состряпать вам троим алиби на время убийства?

— Вы что, рехнулись?!

— Нет. — Ларри Силвербуш, подскочив к Джастину, ткнул его пальцем в грудь. — Он не рехнулся! Сказать тебе, в чем дело?

— Скажите.

— Помнишь эти ожоги по всему телу Хармона? Электрошоковое ружье. А знаешь, что мы обнаружили во время обыска у Келли?

— Кажется, догадываюсь…

— Правильно догадываешься, ковбой. Электрошок. Недавно побывавший в деле.

— А с чего вы решили делать у Келли обыск? — спохватился Джастин. — И откуда узнали про его связь с Эбби?

Силвербуш на мгновение оторопел и забегал глазами по комнате в поисках ответа. Холдену пришлось выручать.

— Нам подсказали.

— Кто?

— Какая разница? Мы такие вещи не разглашаем. Главное, все подтвердилось. Келли даже хвастался ружьем перед супругами Хармон. Имеется свидетель. Урод Келли палил из электрошока по животным. Похоже, твоей драгоценной подруге не составило труда догадаться, что мужа не сложнее замочить, чем этих зверьков.

Джастин открыл рот, но понял, что возражать пока нечего. Лучше он помолчит и послушает.

— А знаешь, какие еще есть забавные совпадения? — продолжал Силвербуш и, не дожидаясь догадок Джастина, сам же и ответил: — В комнате, где убили Хармона, повсюду пальчики Келли. А из распечатки звонков видно, что Келли с твоей дамочкой утром в день убийства общались по телефону. И есть еще один свидетель, который слышал от Келли, что означенная дамочка неоднократно вела с ним разговоры об убийстве мужа.

— А сам Келли что говорит?

— Пока ничего. Ладно, расколется как миленький. И выдаст любезную миссис Хармон с потрохами.

— Думаете заключить судебную сделку?

И снова Холден.

— Думаем не отступиться ни перед чем, чтобы оба преступника оказались за решеткой. А может, не оба, а трое.

— Трое?

Силвербуш сверкнул глазами.

— Именно! Сказать, что мы еще думаем, ковбой? Что без твоей помощи черта лысого бы у нее что получилось. Мы думаем, ты тоже руку приложил.

— А доказательства у вас есть, хоть малюсенькие?

— Пока нет. Но будут!

— Где сейчас Эбби? — задал вопрос Джастин.

— У тебя в участке. Сидит в камере, дожидается адвоката.

— А Келли где?

— В тюрьме, на Мид-Айленде.

— Я пойду побеседую с Эбби. Хотите еще что-нибудь мне сказать?

— Да, — сказал Холден. — Если у вас есть оружие, сдайте.

Джастин удивленно посмотрел на капитана, однако на его немой вопрос ответил не Холден, а Силвербуш.

— С этого момента ты отстранен.

— Зря вы так. Вы даже не знаете, что мне удалось выяснить…

— Это мне все равно. Оружие на стол!

— Я его с собой не ношу, — ответил Джастин.

— Какой же ты полицейский без оружия?

— Успел убедиться на собственном опыте, что размахивать револьвером в нашем городе — себе дороже.

— Значит, револьвер у нас есть?

Джастин выдержал издевательский взгляд Силвербуша.

— Да, есть.

— И где он?

— У меня в кабинете. В столе. Правый верхний ящик. Он заперт, но офицер Хавермейер выдаст вам ключ.

— И значок давай, — потребовал Силвербуш. — Или он у тебя тоже в ящике под замком?

Джастин обернулся к Леоне Криль.

— Леона? Ты ничего не хочешь сказать? Как мой начальник?

Она вздохнула.

— Джей, у меня и выбора-то нет. Мистер Силвербуш — окружной прокурор, и расследование ведет он.

Не удостоив окружного прокурора взглядом, Джастин предупредил Леону:

— Говорю тебе, он не знает, что делает.

Силвербуш возмущенно фыркнул.

— Судя по найденным уликам, я знаю то, чего ты как раз не знаешь. Отдаешь значок или как?

Джастин полез в левый карман брюк и, достав значок начальника полиции Ист-Энд-Харбора, протянул его Силвербушу. В ответ услышал:

— Капитан Холден поедет с тобой в участок. Ради исключения тебе разрешается повидаться с дамой сердца. Но потом держись от нее подальше, иначе обвинение в препятствовании правосудию настигнет тебя прежде, чем ты успеешь почесать свои микроскопические яйца. Хочешь что-нибудь сказать?

— Ага. — Джастин повернулся к капитану. — Вас и правда зовут Уильям Холден?[2 - Уильям Холден — американский актер, популярный в 1950-х гг.]

Тот не ответил, а Силвербуш раздраженно фыркнул, поэтому Джастину оставалось только без лишних слов удалиться. Холдену пришлось догонять. Два квартала до полицейского участка они преодолели в полном молчании, но поговорить им бы все равно не удалось — рой журналистов снялся с места и облепил их, нацелив микрофоны и камеры. Джастин шел вперед, глядя прямо перед собой. Порядком загруженная Мейн-стрит (обычные для курортного городка медленно ползущие машины в поисках места для парковки) встала наглухо, когда водители начали дружно выворачивать шеи. Пешеходы останавливались, а из магазинчиков высыпали люди, посмотреть, что происходит. «Такое только в дурацкой комедии увидишь», — подумал Джастин. Парочка сосредоточенных полицейских, окружившая их толпа репортеров и замерший в изумлении город. То ли фарс, то ли пошлость — не разберешь.

У полицейского участка репортеры наконец отстали (внутрь им все равно не проникнуть), и Джастин с облегчением вздохнул, обрадовавшись наступившей тишине. Куда меньше его обрадовали ошарашенные взгляды младших офицеров. А когда Джастин под конвоем Холдена прошагал к столу и, вытащив револьвер, рукоятью вперед подал его капитану, у всех вообще глаза на лоб полезли.

— Мне нужно видеть миссис Хармон. Я хочу поговорить с ней без посторонних.

Подумав, Холден кивнул. Майк Хавершем проводил Джастина в дальнюю часть здания, где находилась камера, и незаметно сунул ему в руку аккуратно сложенную записку. Оба сделали вид, что ничего не произошло.

Джастин смотрел на Эбби через прутья решетки. Вид у заключенной был на удивление спокойный. Осунулась слегка, устала, но все равно уверена в себе и держится молодцом. Не всякий может так держаться в камере, подумал Джастин, вспомнив, что пришлось пережить за решеткой ему самому. Ему тогда самообладания не хватило.

Хавершем повернул ключ в замке, и Джастин шагнул через порог. Майк тут же задвинул решетку, стараясь не глядеть на опального начальника, и побрел назад, в общую комнату — рабочий кабинет всех полицейских участка, кроме Джастина. Вид у Майка был понурый.

— И куда нас только не занесет! — поздоровался Джастин, чем вызвал у Эбби грустную улыбку. — Ты как тут?

Она кивнула, мол, ничего.

— Скоро прибудет адвокат. Когда он меня вытащит, станет гораздо лучше.

— Тебе сейчас нужно перебраться в город, там будет полегче.

Эбби снова кивнула.

— Я так и собираюсь. Поживу в нашей городской квартире, пока все не рассосется.

Вот как, в «нашей», подумал Джастин. Значит теперь, когда Эвана не стало, имущество снова превращается в совместно нажитое.

— У тебя неприятности? — спросила Эбби.

— Смотря что считать неприятностями. Если «что люди скажут», то никаких неприятностей.

— Вот почему мы так здорово ладим! У нас, оказывается, много общего.

— Но есть и различия, — возразил Джастин.

— Есть немного.

Он взял ее руки в свои. Она сначала потянулась к нему, но потом, почувствовав, что он не из нежности это сделал, напряглась. Джастин слегка сжал ее запястья, Эбби сделала попытку высвободиться, но он держал крепко.

— Не бойся. Я задам тебе несколько вопросов.

Она недоверчиво сощурилась, но кивнула.

— Ты убила Эвана?

Вопрос прозвучал буднично, как в светской беседе за коктейлем.

— Джей, ты что себе…

— Ответь, хорошо? Ты убила Эвана?

— Нет!

— Его убил Дейв Келли?

— Я не знаю.

— Подумай.

— Отпусти меня!

— Не отпущу. Думай. Эвана убил Дейв Келли?

— Нет.

— Ты знала, что у Келли есть электрошоковое ружье?

— Что?

— Отвечай.

— Не знаю точно, что это такое, но да, оно у него есть.

— Откуда известно?

— Он сам говорил пару раз. И мне показывал. Но это было до того… — Она осеклась.

— До чего? До того, как вы переспали?

Она вздохнула.

— Да.

— Как зашел разговор о ружье?

— Бог мой, понятия не имею! По-моему, к нам тогда повадились какие-то зверьки, рыли норы под кустами и разбрасывали компостную кучу, не знаю, в общем, сад портили.

— И что?

— Дейв и сказал, что он их уже много уложил — как их там, такие, с маской на морде и полосатым хвостом?

— Еноты?

— Вот-вот. Дейв сказал, что у него есть электрошоковое ружье и он часто стреляет из него по енотам, для развлечения.

— Ничего себе у него развлечения!

— Да. А как-то раз он показывал его нам с Эваном. Стрелял при нас, чтобы продемонстрировать, как оно действует.

— И что, тебе тоже было забавно?

— Нет.

Она в упор посмотрела на Джастина.

— Иногда у Дейва появлялась небывалая жестокость.

Джастин выдержал ее взгляд, тогда она первой отвела глаза и спросила:

— Джей, к чему все эти… ох, боже мой!.. Ожоги! Ожоги на теле Эвана?!

— Да. Похоже, это следы электрошока, которым развлекался Келли.

— Господи боже мой!

— Ну что, как ты думаешь, мог он это сделать?

Теперь Эбби задумалась над ответом. Не замкнулась, не ушла в себя, наоборот, смешалась и, кажется, слегка запаниковала.

— Не знаю…

— Ты когда-нибудь кому-нибудь говорила, что попросишь Келли убить Эвана?

— Бог ты мой, конечно нет!

— Даже в шутку?

— Даже в шутку!

— Эван был геем?

— Что?!

Она не вытерпела, попыталась вскочить и вырваться, но Джастин сжимал запястья железной хваткой. Усадив Абигайль обратно рядом с собой, он подождал, пока она не перестанет сопротивляться.

— А бисексуалом? Он вступал в отношения с мужчинами?

— Чушь какая!

— Значит, невозможно?

— Джей, мне уже начинает казаться, что нет ничего невозможного. Если Эван хотел что-то скрыть, откуда мне об этом знать?

— Подумай.

Она плотно сжала губы и попыталась сосредоточиться.

— Муж был кем угодно, но не «голубым», это точно.

— Если Эван с кем-то крутил роман, ты бы догадалась?

— Да.

— Узнала бы от него?

Она покачала головой.

— Нет, прямо он бы говорить не стал. А вот тонкие и толстые намеки — это пожалуйста. Это в его духе.

— А ты? Ты поступала по-другому?

Кивок.

— Мне как-то не нравится причинять боль.

— Значит, Эвану ты про своих любовников не рассказывала?

— Нет.

— А он догадывался?

Она ответила не сразу, рассуждая вслух:

— По-моему, если двое знают друг друга достаточно хорошо, они всегда почувствуют, когда появляются секреты. Они могут этого не показывать и всех подробностей тоже могут не знать, но они в курсе.

— Он знал обо мне? О нас с тобой?

— Не думаю.

— А про тебя и Келли? Знал?

Она в очередной раз задумалась.

— Может быть.

— То есть ты не уверена?

— Не уверена. Но мне кажется, что знал.

— Почему?

— Сложно сказать. По разговорам видно, по голосу. Однажды я подслушала, когда он говорил по телефону… Не знаю, обо мне или нет… но мне кажется, ему все было известно.

— Эбби, ты сказала, Келли не смог бы убить Эвана. Почему ты так думаешь?

— Ума не хватит.

— На убийство много ума не надо.

— Тогда духу не хватит.

— На вид хватает.

— Вот именно. На вид. Зверьков мучить его хватает. С людьми по-другому. Они могут и сдачи дать.

— Есть свидетель, говорит, Келли рассказал кому-то, что ты просила его убить Эвана.

В ее глазах отразился неподдельный ужас.

— Да ты что?! Я никогда… это ложь! Какой еще свидетель?

— Не знаю, не докладывали. Но Келли крепко взяли за жабры, улики, похоже, серьезные. Он запросто может повесить заказ убийства на тебя, когда будет колоться. Тогда убийство второй степени, срок меньше, либо хоть вышки избежит.

Эбби побледнела, не сильно, но все же заметно.

— Это ведь неправда!

— Многое будет зависеть от его адвоката. Пойдет он на сделку или нет.

Абигайль задышала чаще, прерывистее. Похоже, она хотела что-то произнести, но не могла собраться с силами.

— Скажи мне тогда, у кого хватило бы духу на убийство Эвана? — сбавил обороты Джастин.

— У тебя.

— А еще?

— У меня.

— Так ты делу не поможешь.

— У Хармона-старшего.

— Отец Эвана? Думаешь, это он?

— Нет. Но мог бы. Если бы понадобилось. Ты же не спрашиваешь, кто это сделал. Ты спрашиваешь, у кого хватило бы духу.

И тут Джастин вдруг вспомнил о зажатой в кулаке бумажке. Развернул. Записка от Майка Хавершема, которому удалось раздобыть нужную информацию. Эллис Сент-Джон брал машину напрокат в четверг днем — в этот же день он исчез, а ночью убили Эвана Хармона. Марку машины (синий «мустанг-кабриолет») и номер Хавершем тоже выяснил. Джастин решил, что Майку непременно нужно будет сказать спасибо — когда Холден куда-нибудь исчезнет.

— Как насчет Эллиса Сент-Джона? У него хватило бы духу стать убийцей? — спросил он у Эбби.

— Боже, нет конечно!

— Почему?

— Ну, он такой… — Она неопределенно помахала руками, подбирая слова. — Не смог бы и все. Почему ты вообще о нем вспомнил?

— Он пропал.

— Как пропал? В бега, что ли, ударился? — не поняла Эбби.

— Могли похитить. Я его пока не нашел.

— Это как-то связано с Эваном?

— Не знаю. Все может быть.

Они помолчали. Джастин знал, что скоро вернется Холден.

— Эбби, есть что-то, что ты знаешь насчет убийства и не хочешь мне рассказывать?

— Нет.

— Если да, лучше скажи сейчас.

— Ничего такого я не знаю.

Только тогда он отпустил ее руки, и они безвольно упали на колени. Абигайль сглотнула, видимо, у нее сдавило горло.

— Ты хочешь знать о Келли? — тихо спросила она. — То есть о Келли и обо мне?

— Нет.

Она посмотрела на него удивленно, и он пояснил:

— Это личное. Подождет.

— А остальное — работа?

— Остальное — работа.

— Похоже, Джей, без помощи мне не обойтись.

— Похоже, так.

— Ты мне поможешь?

Он не ответил.

— Я не убивала его. Я этого не делала и ничего об этом не знаю.

Он по-прежнему не отвечал, сидел как истукан, не отвергая ее признание, но и не цепляясь за ее слова как за спасение. Он думал, стоит ли верить женщине, сидящей рядом с ним. И что будет, если поверить.

Склонив голову набок, Эбби повторила вопрос — будто не ее жизнь повисла на волоске, будто ей просто любопытно, какое решение он примет. Как будто от этого решения зависит лишь ее мнение о нем.

— Ты мне поможешь?

— Я докопаюсь до правды. Какой бы она ни была, кто бы ни оказался убийцей. Ты должна это понять.

— Понимаю, — ответила Абигайль Хармон. — Ничего личного, только работа.

— Нет, — возразил Джастин Уэствуд. — На этот раз и личное тоже.


12


Ли Лин лежала обнаженной.

Это ощущение наполняло ее счастьем.

Без одежды она чувствовала себя свободной. Как будто сбрасывала тесную шкуру. Окончательно избавлялась от того, что сдерживало и не давало дышать. Нагота пьянила.

Голый Того раскинулся рядом, едва прикрыв совершенное тело смятой простыней. Они занимались любовью уже три раза подряд, и она знала, что полностью лишила его сил. Истомила. И даже нашла, чем удивить, после стольких лет. Сама она могла бы еще и еще, хоть сейчас. Взглянув на спящего, она положила руку на его мерно вздымающуюся грудь, туда, где сердце. Провела серебристым ноготком по коже, восхищаясь ее гладкостью и упругостью мышц. Засунула себе руку между ног и принялась ласкать, глядя на спящего Того. Не меняясь в лице, почти не двигаясь. Она кончила быстро и неожиданно, изгнав из тела и мыслей остатки сковавшего их напряжения.

Одним движением Ли Лин выпрыгнула из кровати. Наслаждаясь прикосновением грубого ковра к босым ступням, она пошевелила пальцами, запутав их в жестком ворсе, а потом подошла к мужчине, распластанному в противоположном углу. Он тоже лежал голый, но вряд ли чувствовал от этого радость. Неизвестно, мог ли он в этот момент вообще что-то чувствовать, пусть даже боль. Возможно, он уже не чувствовал ничего.

Она слегка покачала тело ногой. Потом дотронулась босыми пальцами до его шеи и постояла неподвижно, ощутив кожей едва заметную пульсацию. Каждый толчок придавал ей свежих сил. Он, видимо, тоже почувствовал ее прикосновение — ресницы задрожали. Непонятно было, видит он ее или нет. Если видит, хорошо.

Наклонившись, она покрепче надавила ногой на шею — пульс стал четче. Стремительный удар указательным пальцем, и пульс пропал. Она медленно и плавно выпрямилась, будто выбираясь из роскошной пенной ванны, и зазвенела, как натянутая тетива, наслаждаясь движением каждого позвонка. На всякий случай снова пошевелила тело ногой, но в этот раз не дрогнули даже ресницы.

При жизни мужчину звали Рональд Ла Салль. Ничего не значащее для нее имя, ничего не значащая жизнь. Какие такие сведения он скрывал, ей было не известно и не важно. Главное было заставить его говорить, и не заговорить он не мог. А еще, чтобы он сказал правду — и он, вне всякого сомнения, сказал. Они провозились недолго — мужчина почти сразу же выложил все. Заставлять его перед смертью испытать все остальные муки было совсем необязательно.

Но ведь не всегда делаешь только то, что обязательно.

Улыбнувшись этой мысли, Лин вернулась в постель. Встала на матрас, который почти не дрогнул под ее невесомым телом, и возложила ступню на шею Того. Открыв глаза, он увидел, что Лин возвышается над ним в позе триумфатора. Выражение его лица не изменилось, но она почувствовала, как напряглось тело.

— Успеем еще раз заняться любовью, — сказала она, а затем кивком указала на Рональда Ла Салля. — А потом доделаем работу.

Он едва заметно кивнул, и под ее босой ступней дрогнула кожа. Она чуть усилила нажим, покрепче захватив шею пальцами ноги, и подумала, что придет день и Того будет лежать такой же беспомощный и жалкий, как распростертая в дальнем углу жертва.

Лин увидела, что Того улыбается. Улыбнувшись в ответ, она стремительно оседлала его и крепко, изо всех сил, сжала коленями бока, а потом выгнула спину, нежно касаясь сосками его гладкой груди.

Они занялись любовью, а Лин одолевали мысли о радостях жизни и о смерти, которая тоже способна дарить незабываемое наслаждение.

А еще о том, что Рональд Ла Салль и добытая у него информация прибавят им с Того работы.

Бывают минуты, когда о лучшем и мечтать нельзя.


13


Девять вечера. Джастин ссутулился в кресле у себя дома на Дивижен-стрит. Улица опустела — телевизионщики со своими микроавтобусами и спутниковыми тарелками наконец-то убрались. Опустела на четверть и бутылка «Джека Дэниелса» плюс две бутылки «Питс Уикид Эль». Уже почти час как репортеры сняли осаду и соизволили оставить его в покое. А вот эль и виски пока не иссякли, поэтому Джастин раздумывал, выпить еще бутылочку «Питса» или не стоит.

Он следил в Интернете за тем, как освещается расследование, внутренне готовясь к ажиотажу, который возникнет утром в прессе. «Америка онлайн», черпающая сведения у Ассошиэйтед Пресс, раздула историю до невероятных размеров. Выходило, что Абигайль подговорила двух своих любовников помочь мужу уйти из жизни, о чем недвусмысленно объявлял заголовок: «ВТРОЕМ В ОДНОЙ ПОСТЕЛИ — ЖЕНЕ МИЛЛИОНЕРА СТАЛО ТЕСНО». Дальше шла хроника любовных отношений Абигайль и Келли: как его подрядили на ремонтные работы в особняке Хармонов (похоже, в официальных источниках название «особняк Хармонов» приклеилось к дому намертво) и как Эбби не смогла устоять перед чарами строителя. Перед Джастином разворачивались подробности, о которых он раньше и не подозревал, к тому же далеко не все напрямую относились к выдвинутым против Келли и Эбби обвинениям. Келли работал у Хармонов почти год — сперва предполагалось уложиться в четыре месяца, потом они растянулись аж на двенадцать. Виновницей долгостроя называли Эбби: вроде бы Эван хотел прекратить работы, но жена все расширяла и расширяла поле деятельности для Келли, причем, если верить Ассошиэйтед Пресс, трудился подрядчик уже в основном на сексуальной ниве.

С одной стороны, подумал Джастин, не исключено. С другой — есть у ремонтных рабочих нехорошая привычка задерживаться в чужом доме. Начнут что-то делать, получат деньги вперед, не доделают, возьмутся за другое, снова деньги вперед, первый участок заглохнет — денежки-то уже тю-тю. Мысль о том, что Эбби могла нарочно удерживать Келли как сексуального партнера, он в конце концов отмел. Маловероятно. Если она завела любовника, к дому она его не подпустит. К себе — да, а к дому нет, как это было с Джастином.

Надо же, оказывается, он думает о романе с Абигайль в прошедшем времени.

Хотя чего уж там, обвинение в убийстве теплоте отношений не способствует.

И тем не менее ему слабо верилось, что затянувшиеся ремонтные работы и сексуальная связь Эбби и Келли — звенья одной цепи. Эбби никогда не питала к мужу мстительных чувств — не лезла к нему в карман и вообще на его деньги не покушалась. Джастин знал ее достаточно, чтобы сообразить: если Келли решил как следует нажиться на ее муже, Эбби от этого не будет ни тепло, ни холодно. Ее мысли устроены по-другому, она не лезет в деловые вопросы. Хотя, с другой стороны, откуда ему, Джастину, знать, как на самом деле устроены ее мысли? Если его водили за нос, чтобы он сыграл заранее отведенную роль, — псу под хвост все эти умные рассуждения. А верится все равно с трудом. И за нос его так просто не поводишь, смеем надеяться. Он давно раскусил бы ее замысел, если бы почувствовал фальшь: общие шутки, взаимная страсть, близость духа — такое не сыграешь. А стервозность? Эбби все равно раскрылась бы перед ним, даже если это все был искусно поставленный спектакль.

Однако в интернетовской статье Джастину попалось на глаза кое-что, что отметил и Силвербуш: в доме Хармонов меняли сигнализацию, и руководил работами не кто иной, как Келли. Сигнализация эта представляла собой навороченную компьютерную систему. Отключить ее можно было с компьютера в кабинете Хармона, но при желании (долго ли умеючи) и с внешнего ноутбука. Умения Дейву Келли было не занимать. Он мог не только вырубить саму систему, но и стереть все полученные изображения и записи с жесткого диска. Как стало известно Джастину из той же статьи, сигнализацию отключили именно снаружи. Ноутбук у Келли конфискован, но пока не выяснено, им ли воспользовался взломщик. Если да, Келли остается только чистосердечное признание.

Самая серьезная улика — электрошоковое ружье. Найденное у Дэвида Келли в гараже. По чьей наводке, непонятно — Силвербуш с Холденом свои источники не выдают. Согласно официальной версии, это результат блестящей операции, проведенной Холденом.

За Джастином Уэствудом, напротив, никаких блестящих операций в этом деле не числится.

А от того, что числится, впадаешь в ступор: встречался с женой покойного Хармона, наверняка был в курсе ее отношений с Келли и намерений касательно убийства, следующий на очереди в главные подозреваемые. Тем более его временно отстранили от должности. Бедолага коп с нелегкой судьбой, попавший под чары жестокой обольстительницы, проявил, оказывается, не меньшую жестокость, раз не погнушался принять участие в зверском преступлении.

Хармон-старший выступил с заявлением, что он будет надеяться до последнего: за содеянным стоит не его невестка, однако, если это все же ее рук дело, он не сильно удивится. Сын говорил ему, что жена гуляет направо и налево, и оба Хармона очень переживали по этому поводу. С женой Эван не развелся, ведь он сильно ее любил. И Хармон-старший невестку тоже очень любил, но сейчас… сейчас в его сердце любви не осталось. Только скорбь о сыне.

Джастин понял, что самое время отправиться за третьей бутылкой пива.

Дойдя до кухни, он почувствовал, как наваливается тяжким грузом небывалая усталость. С бутылкой холодного пива в одной руке, другой он оперся на плиту — и резко отдернул, ругнувшись от боли. На ладони начал вспухать волдырь. Обозвав плиту по матери, Джастин повернул ручку под правой конфоркой. Растяпа, готовил омлет и опять забыл выключить плиту. Вот если бы здесь сейчас оказалась Эбби, чтобы снова коснуться обожженной руки своими прохладными губами… Нет, Эбби здесь будет не скоро. А может, вообще никогда не будет.

Джастин глубоко вздохнул, потряс головой, чтобы выкинуть ненужные мысли, и направился с пивом назад в комнату. Хлебнул из горлышка, и, когда в бутылке осталось от силы несколько глотков, у него родилась идея. С минуту он вертел ее так и сяк, прикидывая, бред или не бред. Решил, что бред, но попробовать надо. Набрал номер. Из трубки невыразительным «алло» отозвался отцовский голос, и когда Джастин тоже сказал «алло», отец ответил, что как раз собирался ему звонить.

— Что произошло, Рональд объявился?

— И да, и нет.

— В каком смысле?

— Он мертв. Полиция нашла тело.

— Ох ты боже мой! Где?

— Недалеко от Уорика, там, где аэропорт Грин.

— В Роки-Пойнте?

— Да.

— Рядом с Тайдуотер-драйв?

— Да…

В голосе Джонатана Уэствуда послышалось удивление пополам с настороженностью.

— Точно?

— Как ты догадался?

Джастин не ответил. Он потряс головой и переспросил:

— Папа, ты не ошибся? Его точно там нашли?

— Не ошибся. Мне только что звонила Виктория. У нее был Ди Пецио, приехал сообщить ей лично. Может, до сих пор там сидит.

— Это убийство?

— Насколько я понял, да.

— Как именно его убили?

— Джастин, я-то откуда знаю? Я такие вопросы задавать…

— Извини, извини. Поговорю с Билли сам и все выясню.

Джастин замолчал. Однако мысли в голове при этом крутились как бешеные. Между Тайдуотер-драйв и рекой Провиденс заброшенная стройка, ее заморозили лет тридцать назад, и теперь она торчит там, как бельмо на глазу. Площадку по старой памяти называют «Дрогановской», по имени застройщика, который развернул там свою бурную деятельность, а потом слинял. Тогда у стройки началась другая история, темная — мафиозные группировки прятали там трупы своих жертв. За последние годы было обнаружено несколько тел, от которых тянулись ниточки к организованным преступным группам Новой Англии. Но при чем тут Рональд Ла Салль? Для мафиози он интереса не представляет. Заурядный рохля-финансист, консерватор. Не стыкуется. Во что этот Рональд вляпался, чтобы помереть такой смертью?

— Ты меня слышишь? — не вытерпели в трубке.

— Слышу.

— Мне… — Отец надолго задумался, подбирая слова. — Мне нужно тебя кое о чем попросить.

— Проси.

— Ты можешь приехать к нам? Разобраться, что произошло?

— Конечно. Как скажешь. Хотя Билли тоже бы справился.

— Да. Только… это наше, семейное. Слышал бы ты Викторию…

— Пап, когда ты сказал «к нам», ты имел в виду вас с мамой?

— И Викторию.

— Она тоже хочет, чтобы я приехал?

— Да. Она сама просила передать тебе.

— Завтра буду!

— Сможешь? Я боялся, что у тебя дела.

— Нет, похоже, у меня как раз образовалось свободное время. Я тебе за этим и звонил, сказать, что приеду. Не знаю, сколько получится пробыть, но чем смогу — помогу.

Джастин не услышал в ответ ни слов благодарности, ни даже простого «спасибо», только долгое молчание и наконец:

— Я передам маме, чтобы ждала тебя завтра к ланчу.

Почувствовав, что отец сейчас повесит трубку, Джастин позвал неуверенно:

— Пап… — и замолчал, не зная, как продолжить, потом одним глотком осушил бутылку и договорил: — Предупреди ее, чтобы в газеты завтра не заглядывала. А если заглянет, пусть делит все написанное на восемь.

— Предупрежу. До завтра.

Джастин улыбнулся замолчавшей трубке и, возвращая ее на базу, подумал, что не так уж плохо, когда отец не задает лишних вопросов.

Рональд Ла Салль. Убит. Тело найдено среди ржавой арматуры на Дрогановской стройке.

Что все это означает? Что, черт возьми, происходит?

Неизвестно, на сколько ему удастся уехать из Ист-Энд-Харбора, не нарушая обещания, данного Эбби. Да еще учитывая, что нужно реабилитироваться самому. Но в Провиденс ехать необходимо. Посмотреть, сработает ли только что придуманный план, да и Вики нельзя оставлять в беде. Перед ним опять встало ее лицо, когда они хоронили Алисию. Снова видеть такую же боль в ее глазах? Может оказаться не по силам. И все равно, ехать надо. Когда-то Провиденс был для Джастина тихой гаванью, родным домом. Потом утрата превратила любимый город в источник адской боли. В последнее время Джастин научился укрощать боль, заезжать домой, не пуская в душу терзавшие ее воспоминания. Теперь — новая боль. Новая утрата. А не ехать домой нельзя.

Волдырь на руке начал саднить. Джастин подумал, что надо бы помазать чем-нибудь или хоть пластырем заклеить, но плюнул и оставил как есть. Может, еще пива? Нет, ну его, это пиво. Взгляд упал на оставленную на столе початую бутылку.

Бурбон. Совсем другое дело.


14


Родительский дом встретил Джастина не то чтобы радостным оживлением. В любом морге обстановка показалась бы куда более раскованной и непринужденной.

Причиной напряженного молчания была не только трагическая гибель Рональда. Родители все-таки заглянули в газеты. До первой полосы стремительно разгорающийся скандал вокруг истории с убийством не дотянул, хотя сумел основательно всколыхнуть нью-йоркскую и лонг-айлендскую общественность и даже вызвал интерес у любителей жареного в других штатах Новой Англии. Заголовок на пятой странице местной газеты, не такой кричащий, как в нью-йоркских таблоидах, гласил: «БЫВШИЙ ГЕРОЙ ПРОВИДЕНСА СТАНОВИТСЯ ГЕРОЕМ СКАНДАЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ». Под статьей — фотография Джастина, сделанная, когда он служил в полиции Провиденса и был на несколько лет моложе (и на двадцать пять фунтов легче). Несколько оскорбительных выпадов от Силвербуша, на которые Билли Ди Пецио в своей обычной манере отвечал, защищая своего давнего подопечного, что на порочную связь с замужней женщиной Джастин может и способен, а вот на порочные действия преступного характера — определенно нет. Билли заметил также, что приговор ни Дэвиду Келли, ни Абигайль Хармон пока не вынесен, а на Джастина у полиции вообще ничего нет, кроме гнусных инсинуаций.

Едва переступив порог массивного здания, он почувствовал, как давят родные стены. Знакомое еще со школьных лет ощущение: рослый и крупный, в этом доме Джастин моментально превращался в пузатую мелочь. Как будто он снова заявился домой под утро и теперь ждет наказания. Интересно, наступает ли когда-нибудь возраст, в котором перестаешь жить по родительской мерке и бояться родительского гнева? С одной стороны, хорошо бы не наступал. Есть что-то надежное в этом незыблемом превосходстве.

С другой стороны, он уверен в собственном выборе, в собственных представлениях о том, что хорошо и что плохо. Он мог лишить человека жизни и не чувствовать за собой вины. Он водил дружбу с людьми, совершившими такое, что ему и в страшном сне не приснится, но ни словом, ни взглядом не выдал своего отношения к их прошлому. И наоборот, он разрывал любые связи с теми, кто опускался ниже поставленной им планки. И с теми, кто не принимал его непростых представлений о том, как устроен мир.

Наверное, все дело в этих непростых представлениях. Бывают случаи, когда все предельно просто — это черное, это белое. Это хорошо, это плохо. Но гораздо чаще окружающая действительность раскрашена в смешанные тона и оттенки серого, от которых голова идет кругом. Джастин не признавал слепого доверия власти, не сумевшей доказать, что достойна доверия. Не признавал подчинения закону, весь авторитет которого в том, что он существует не один десяток, а то и сотню лет. Не шел на поводу у тех, кто отдавал приказы, не объясняя, зачем это нужно. Такие приказы он просто не выполнял. В итоге за прошедшие двенадцать-тринадцать лет службы он успел навлечь на себя и тяжкие телесные, и ранения, и преследование, и даже пытки.

Ладно, он не волшебник. Работа такая, что поделаешь.

Сам сделал выбор — сам и расхлебывай.

При всем при том он тоже начальство. И зачастую требует от других слепого подчинения, которое сам не приемлет. Хотя прекрасно знает, что без ошибок не обойдется. Не бывает идеально верных решений. Но если уж кому-то надо это решение принять, пусть будет он, а не кто-то еще.

Не важно кто.

Противоречия. Может быть, из-за них у него такой непростой взгляд на жизнь… Он столько раз видел, как совершали непоправимое люди, уверенные в своей правоте.

Джастин покачал головой, коря себя за робость, которая нападала на него в родительском доме. Он сам себе хозяин и не обязан подчиняться чужим правилам — но ведь он хочет, чтобы семья приняла его сторону. Или хотя бы не сразу переметнулась на сторону противника.

Поэтому он без возражений поднялся с родителями в кабинет — обшитую деревянными панелями комнату немногим меньше ист-эндского жилища Джастина. Там все трое мелкими глотками тянули чай со льдом, ожидая, пока домработница Луиза сообщит, что ланч подан. В молчание они погрузились почти сразу после натянутых приветственных объятий в холле. Сделав второй глоток чая, Джастин решил, что пора брать быка за рога.

— Слушайте, — начал он, — я должен кое-что прояснить. Вас, наверное, задевает то, что в газетах понаписали?

— Ты думаешь, нам поэтому так плохо? Решил, что мы тебя стыдимся?

— Ну, не только. То, что произошло с Рональдом, — ужасно… и вы не знаете, как с этим жить.

— Не знаем? — Голос у матери Джастина, Элизабет, сорвался, как будто от напряжения у нее свело горло. — Да, Джей, мы не знаем, как жить, когда убивают твоих родных!

— Понимаю. Этому горю не поможешь. Мы будем вспоминать Рональда, говорить о нем, за тем я и приехал, чтобы вы могли пережить, справиться. Но шумиха вокруг меня в ближайшее время не утихнет, а для Рональда уже все…

— Кончено? — завершила фразу его мать.

— Как бы цинично это ни звучало.

— Да, цинично, — отозвалась мать.

Чем вызвана такая боль в ее голосе? Утратой или тем, что родной сын с такой легкостью эту утрату перечеркнул? Джастин не понял. Ему хотелось объясниться, но тут заговорил отец.

— Цинично, однако это горькая правда. — Джонатан, полуобернувшись, посмотрел сыну в глаза и сделал глоток из своего бокала с чаем. Пить ему вряд ли хотелось, просто решил выдержать драматическую паузу. — Что же ты там хотел прояснить?

Джастин медленно выдохнул. Не только отец умеет делать драматические паузы.

— Вы же газеты читали? Я вляпался в крупный скандал. Но все, что там написано, — сплошное вранье. Не могла Абигайль Хармон заказать убийство мужа. И я, уж поверьте, его тоже не убивал.

— Мы тебе верим.

Джастин протер глаза. Никаких театральных жестов, просто в висках внезапно заломило от боли.

— Спасибо. Только вы же сейчас сами на себя не похожи — как будто в комок сжались.

— И ты решил, что мы тебя стыдимся? Или не верим тебе?

— Пап, не надо. Тут столько всякого-разного. Я знаю, что вы многое не можете мне простить… Алисию и Лили… мы так и не поговорили толком…

— Это все в прошлом, — сказал Джонатан Уэствуд.

— Разумеется. И тебе пришлось бороться с собой, чтобы мы хоть как-то стали общаться снова. Но даже если все в прошлом, это не значит, что оно ушло навсегда. Мне тоже пришлось бороться, и я боролся, как мог, но я тоже себе никогда не прощу.

— Джастин… — Пока они говорили, мама взяла себя в руки. Голос по-прежнему печальный, но уже спокойный. — Напрасно ты про нас так думаешь. Мы тебя не стыдимся. И прошлое тут тоже ни при чем. То, что произошло с Алисией… и с Лили… мы можем переживать сколько угодно, но знаем, что для тебя это в тысячу раз больнее. Дело в другом… мы не потому…

Она смешалась, и вместо нее закончил муж:

— Мы ненавидим твою работу, но вовсе не поэтому.

— Тогда почему? — спросил Джастин.

И Джонатан Уэствуд объяснил. Спокойно и, надо отдать ему должное, мягко.

— Джей, ты мог бы стать кем угодно. Не буду в сотый раз повторять, что твоя жизнь повернулась бы тогда совсем по-другому. Ты сделал то, что сделал, ты работаешь в полиции. И пусть мы уважаем твой выбор, нам всегда будет страшно.

— Страшно? Почему?

Теперь растерялся Джонатан Уэствуд, а на помощь пришла жена.

— Из-за твоего выбора мы потеряли внучку и не хотим терять еще и сына.

В комнате воцарилось молчание. Джастин хотел глотнуть чаю, но никак не мог нащупать стакан внезапно ослабевшей рукой. Ему почти удалось справиться с собой, когда в дверях появилась Луиза и произнесла самые сладкие слова, которые он когда-либо слышал:

— Ланч подан.


Обеденный стол был сделан в Испании в XVIII веке. Массивный, с резными завитушками, но в то же время строгий. Вокруг двенадцать не менее строгих стульев. Во главе стола большое кресло, похожее скорее на трон. Никогда Джастину не доводилось сидеть во главе стола. Кресло-трон предназначалось для Уэствуда-старшего.

Не успел он положить в рот кусочек отменно приготовленного Луизой жареного цыпленка, как отец спросил:

— Откуда ты узнал, где нашли тело Рональда?

— У этой стройки известное прошлое, — поспешно прожевав, ответил Джастин и отправил в рот еще кусочек сочной куриной грудки.

— Какое прошлое?

— Темное.

Джастин заметил, как смотрит на него мама. Не возмущенно, не горько, не озадаченно. С удивлением. Прожевав второй кусок, он позвал:

— Мам?

И она ответила на его незаданный вопрос:

— Какие ты вещи знаешь… Было время, тебя интересовали только игрушки, мультики и лошадка-качалка.

— Потом бизнес, — подал голос отец, — и медицина.

— А теперь вот, — продолжала Элизабет, — убийства. И разные места с темным прошлым.

Воцарилось обычное в этом доме затянувшееся молчание. Джастин воспользовался паузой, чтобы попробовать запеченный картофель с чесноком, такой же восхитительный на вкус, как и основное блюдо. И даже успел отправить вслед несколько морковин. И тут Джонатан спросил:

— Что же ты собираешься делать?

— Закончить ланч, потому что ничего подобного я не ел с тех пор, как был здесь последний раз. Потом повидаю Вики. И Билли. Буду делать то, о чем ты просил, — выяснять, что, черт подери, тут происходит. — И при мысли о том, что он собрался сделать в первую очередь, не смог удержаться от едва заметной улыбки. — Но сначала мне нужен историк — тот, кто разбирается в прошлом.


В самом сердце Маленькой Италии затерялся ресторанчик «Ла дольче вита». Скатерти в красно-белую клетку, разные виды пасты с простым томатным соусом, лучшие трубочки-канноли на всем восточном побережье и обжигающе-бодрящий эспрессо.

Джастин сидел в дальнем углу, смакуя вторую чашку двойного эспрессо, и ловил обрывки неторопливых разговоров между малочисленными в этот предвечерний час посетителями. Несколько парочек. Тощий помятый парень в бермудах, увлеченно изучающий путеводитель по Род-Айленду. Две приятельницы, которые, похоже, решили наговориться сейчас на всю оставшуюся жизнь, а потом опять как белки в колесе — готовка, уборка, муж, дети. Никто из этих людей не обращал на Джастина ни малейшего внимания — он для них личность неизвестная. Но были и другие, не столь равнодушные. Вот сидят неподалеку трое и посматривают исподлобья. Двоих он когда-то посадил за решетку, а когда третьего собрались отпускать на поруки, пытался убедить комиссию, что досрочного освобождения тот не заслуживает. Звали третьего Джои Фодера, и сидел он за изнасилование и убийство преподавательницы искусствоведения из Род-Айлендской школы дизайна. Убив жертву, Фодера по кличке Джои Бобрик, вырезал ей половые органы. На суде он объяснил свои действия тем, что женщина напомнила ему первую жену, которая к тому времени уже несколько лет как пропала без вести. Адвокат строил защиту на том, что первая жена была невозможной истеричкой, поэтому, когда Джои услышал, как преподавательница в ресторане разговаривает на повышенных тонах, в нем всколыхнулись уснувшие ярость и боль, которые причиняла ему своими оскорблениями жена. Предугадать, в какую сторону склонятся после четырехдневного слушания присяжные, не представлялось возможным, поэтому стороны пошли на сделку — подсудимый признан виновным в убийстве второй степени (от двенадцати до двадцати пяти лет тюремного заключения). Через два с половиной года Джои Бобрик настучал на сокамерника, чтобы срок скостили. Комиссию Джастину тогда убедить не удалось — окружной прокурор выполнил свою часть сделки, и Джои вышел на свободу. Ровно через три дня после комиссии опасный преступник получил возможность взяться за старое.

Было в ресторане еще четыре-пять человек, не понаслышке знакомых с Джастином. Встречаясь с ним взглядом, они кивали в знак приветствия, с тревогой, но почтительно.

Джастин успел заказать третью порцию эспрессо, когда в зал вошел мужчина раза в два массивнее и крупнее любого из присутствующих и направился к дальнему столику, по дороге обмениваясь рукопожатиями со знакомыми. Руку Джои Фодеры великан сжимал чуть дольше остальных. Фодера вполголоса буркнул что-то мало похожее на приглашение погонять шары. Тогда великан неспешно отпустил Джои и расплылся в улыбке, от которой Джастин невольно поежился.

Наконец Бруно Пекоцци добрался туда, куда шел. Не успел он открыть рот, чтобы поздороваться, как у столика вырос официант. Бруно заказал два двойных эспрессо, три канноли и одну слойку-сфольятелле.

— Извини, что опоздал, — обратился он к Джастину. — Пришлось попетлять.

— За тобой следят?

— Даже обидно как-то уже, если не следят. — Он протянул Джастину руку, и тот крепко ее пожал. — Так чем обязан? — И сам же продолжил: — А, чего туфту гнать? Пока родственничка твоего не кокнули, ты сюда ни ногой. А тут нате, нарисовался!

И он заключил Джастина в крепкие медвежьи объятия.

— Кого мочить будем? — перешел к делу профессиональный киллер и даже слегка огорчился, когда Джастин поспешно покачал головой. — Что, просто поздороваться зашел?

— Давай ты помолчишь и послушаешь, — наконец вставил слово Джастин.

Бруно разжал объятия.

— Нравишься ты мне, а то бы…

Великан взгромоздился за стол, где в окружении разномастной выпечки уже дымились две чашки кофе. Джастин вспомнил улыбку, с которой Бруно смотрел на Джои Бобрика, и у него снова побежали по спине мурашки.

— Да, — произнес он вслух, — а то бы…


На вопрос о том, кем он работает, Бруно Пекоцци обычно отвечал, что консультантом на киностудии. Если особо любопытные пытались выяснить, в какой именно области он консультирует, Бруно слегка приоткрывал завесу и объяснял, что специализируется на криминальном мире, а работа его заключается в том, чтобы помочь сценаристам, режиссерам и актерам изобразить этот мир как можно достовернее. Если же любопытные и после этого не отставали, он смотрел на них долгим пристальным взглядом, под которым они съеживались и отползали. В страхе.

Бруно, в общем-то, не кривил душой, называя себя консультантом. Ему довелось поработать на четырех голливудских картинах. Он стал легендой с первых съемок, когда режиссеру — трехкратному оскароносцу с взрывным характером и манией величия, пытавшемуся отвлечь внимание от своего небольшого роста вечными придирками и непомерными понтами, — вздумалось снимать в Квинсе, неподалеку от аэропорта Кеннеди. Съемки то и дело приходилось прерывать, потому что самолеты мало того что влетали в кадр почем зря, так еще и перекрывали весь звук ревом турбин. Режиссер уже в бешенстве бегал по потолку, и тут Бруно куда-то ушел. Несколько минут его не было, потом он вернулся, на ходу запихивая в карман сотовый, похлопал мечущего громы и молнии режиссера по плечу и сказал: «Все, можете снимать». Режиссер, не сбавляя оборотов, переключился на Бруно, вопя, что всякие сраные ублюдки, которые ни хера не смыслят в его деле, пусть убираются на хер и не отсвечивают. Орал он где-то минуту, может, две — пока до всей съемочной группы (включая самого гения) не дошло, что самолетов-то больше не слышно. Все замолчали, а режиссер спросил у Бруно:

— Как ты это сделал?

— Звякнул кой-кому.

После продолжительного молчания режиссер поинтересовался:

— А кому?

На что Бруно спокойно ответил:

— Если я тебе скажу, кой черт тебе в следующий раз со мной контракт подписывать, козявка ты сраная?

Режиссер сглотнул, поблагодарил Бруно — съемки продолжились.

Следующие три картины не заставили себя долго ждать, и Бруно неплохо заработал, посвящая сценаристов и актеров в подробности, которые в самом деле помогли им изобразить криминальный мир как можно достовернее. А самое главное, ему не пришлось отказываться от своей основной работы.

На основной работе Бруно состоял киллером у главы самого большого преступного клана в Новой Англии, Леонардо Рубинелли, известного в узком кругу как Ленни Руб, Рубин или Красный Лео. По подсчетам Джастина, за все время службы Бруно лишил жизни двадцать три человека.

И еще одного по просьбе Джастина.

Однако это не значит, что за полицейским теперь числился должок. Джастин мог бы уничтожить противника и сам — если бы не валялся без сил, а с Бруно они были в расчете. Обычные деловые отношения, ничего личного.

Оба прекрасно знали: случись Джастину вести расследование против Бруно, он выполнит свою работу как положено. Да и Бруно не пощадит Джастина, если тот встанет на пути клана.

Так и существовали по этим негласным правилам, зная, что обсуждать тут нечего, и так все ясно.

Оба великолепно понимали, в каком мире живут. Дополнительных объяснений не требовалось.

— Хорошо выглядишь, — одобрил Джастин. — Откуда загар?

— Валялся на самом роскошном пляже в мире, — ответил Бруно и пояснил, прочитав в глазах Джастина недоумение: — На родине-матушке.

— По тебе в самый раз.

— Песочек белый, водичка синяя, вино красное. Добавить чуток домашней пасты и лимончелло со льдом — что еще нужно человеку на отдыхе?

Джастин усмехнулся.

— Греть пузо на песочке? Что-то на тебя не похоже.

— Не могу же я все время работать. С возрастом моложе не становишься. Надо иногда и отдохнуть. Отвлечься. А домой ездить я люблю — все такие добрые, сидишь себе, эспрессо тянешь. Там я хоть сам на себя похож, понимаешь?

— Понимаю. Прям как в этом ресторане.

— Смейся-смейся. Только мой тебе совет, выбрался бы ты тоже, отдохнул. Если надумаешь, только намекни. У моей тетки Лючии домик — ну вроде виллы — прямо на утесе, над морем. — Бруно изобразил воздушный поцелуй. — Позагораешь недельку, да если еще с девчонкой ласковой — как заново родился! Я тебе комнату по своей цене устрою.

— Если пойму, что пора родиться заново, обязательно намекну.

Бруно вытянул под столом длинные ноги и сунул в рот сигару. Зажигать почему-то не стал, просто жевал как соску.

— Ладно, давай к делу. По какому поводу этот романтический ужин? — поинтересовался Бруно, откусывая сразу половину ром-бабы.

— Ты ведь уже знаешь про Рональда Ла Салля?

Бруно кивнул, что означало: «Ты меня за кого держишь? Чтоб я, да не знал, что на моей делянке творится?»

— И что скажешь?

— Так ты поэтому нарисовался? Чтобы я изложил тебе свои соображения насчет его — как это по-умному называется — безвременной кончины? Я же говорю — меня тут не было, я отдыхать ездил.

Джастин пожал плечами, что означало: «Ты думаешь, я за кого тебя держу? Чтоб ты, да не знал, что на твоей делянке творится?»

— Я здесь неофициально, — сказал он вслух с досадой. — И я ищу не столько ответ на вопрос «кто?», сколько ответ на вопрос «почему?». — Бруно сдвинул брови, пытаясь понять, откуда ветер дует, и Джастин пояснил: — Мне нужно что-то сказать сестре жены.

— Скажи ей, что нечего было выходить за махинатора.

— А что, он был махинатором?

— А что, этих финансистов еще за что-нибудь мочат, кроме махинаций? Когда-нибудь слышал, чтобы честного человека так пришили?

— И что же он натворил?

— Мог, например, знать, кого не следует.

— Например, кого?

Бруно не ответил — то ли погрузился в раздумья, то ли смаковал канноли, от которой откусывал маленькими кусочками.

— Ну что, как дела в твоем уютном маленьком городке? — Бруно наконец покончил с трубочкой, оставив вопрос Джастина без ответа. — Мне там понравилось.

Год назад Бруно действительно приезжал в Ист-Энд-Харбор на несколько недель в составе съемочной группы. Они с Джастином тогда впервые встретились после довольно долгой разлуки. Джастин по уши завяз в одном очень тяжелом деле, а Бруно ему здорово помог. Если, конечно, убийство считается помощью.

— Газеты читал? — спросил Джастин.

— Зачем? Что надо, мне и так расскажут.

— Тогда тебе, наверное, и так рассказали, что делается в моем уютном маленьком городке.

— Догадливый! Да, кое-что слышал. Ухлопали мужа твоей подружки. Кретинский денежный мешок.

— Он такой не один.

Бруно кивнул, как будто представив, сколько еще таких богатеньких коптят небо по всему земному шару.

— Бруно, тело Рональда Ла Салля нашли на Дрогановской стройке. Как ни крути, все дорожки ведут к твоим.

— Или к кому-то, кто знает, что свои дела на Дрогановской стройке делаем мы. Сам понимаешь, это не военная тайна.

— Тогда хотя бы дай наводку. Можешь ведь.

Бруно задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Лады. Знаешь, что бы я сделал на твоем месте?

— Я весь внимание.

— Сходил бы к этому Рональду на работу. Что, кстати, за имя такое ублюдское — Рональд? Прям как у клоуна в травиловке с гамбургерами.

— Буду на похоронах, обязательно спрошу его родителей, как это их угораздило. Не отвлекайся! Что мне нужно узнать у него в конторе, Бруно?

— Все как обычно. С кем работал, с кем дела делал. Херню всякую.

— Это ты так хорошо знаешь, какие вопросы полиция обычно задает, или на что-то намекаешь?

Бруно одним глотком осушил вторую чашку эспрессо и, подавшись вперед, подпер ладонью внушительный подбородок.

— Джей, здесь я тебе не помощник. Если честно, мне и кофейничать тут с тобой не следовало, — понизив голос, сказал он.

— А что такое? Почему раньше можно было, а теперь нет?

— Проблемы кой-какие возникли, надо разруливать.

— Какие проблемы? Это как-то связано с Рональдом?

Бруно покачал головой.

— Сам знаешь, я делиться не люблю. Вот копить в себе — это за милую душу.

— Недоговариваешь!

Бруно подавил смешок.

— Я тебе всю жизнь недоговариваю.

— Тогда почему все-таки пришел и кофейничаешь? — поддел Джастин.

— Потому что, если ты не заметил, я клал и буду класть на то, что мне следует делать, а чего не следует.

Джастин сдержанно улыбнулся. И тут краем глаза уловил какое-то движение. К их столику направлялся посетитель — один из тех, кого Джастин причислил к посторонним, не имеющим к ним с Бруно никакого отношения. Тощий турист в бермудах и коричневой тенниске. Полицейский тут же насторожился и подобрался — сработало профессиональное чутье. Нет, похоже, нервы — парню всего-навсего в уборную приспичило. Проходя мимо столика, он ответил рассеянной улыбкой на обращенные к нему взгляды двух незнакомцев — ничего особенного, дань вежливости. Джастин выдохнул, ругая себя за излишнюю подозрительность. Парень пошел, куда шел, и Джастин уже хотел уточнить у Бруно, что он там имел в виду насчет Рональда, но тут снова засигналило шестое чувство — тип в шортах так никуда и не делся. Стоял в двух шагах и уже наполовину засунул руку в карман. Заметив металлический отблеск, Джастин одним движением отбросил кресло и, проехавшись животом по столешнице, успел ударом своротить направленный на них ствол. Бруно тоже сорвался с места — и откуда только в громадном теле такая прыть! Смахнув Джастина со стола, как пушинку, Бруно вырос рядом с парнем, который уже целился снова. Гигантская рука обхватила костлявое запястье — послышался хруст, как будто сломали сухую ветку, и кисть с пистолетом беспомощно повисла. С перекошенным от боли лицом парень, не издав ни звука, мучительно пытался снова навести пистолет на Джастина или Бруно. Не выйдет, песенка спета. Кулак Бруно впечатался прямо в висок парня, тот кулем рухнул на бок, и его тут же пригвоздили к полу невесть откуда возникшие двое вышибал. Джастин посмотрел ему в глаза. Куда делся выдохшийся рассеянный турист? Свирепый, полный ненависти взгляд.

— Пора тебе уносить ноги! — посоветовал Бруно.

— Ты что-то путаешь, — откликнулся Джастин. — Полицейский здесь я.

— А как же отстранение? Не считается, ты не полицейский.

— Тогда дождусь ребят Билли — лучше, если они узнают подробности от своего.

— Ребят Билли здесь не будет, — негромко ответил Бруно. — Их звать никто не собирается, так что не узнают они подробностей — ни от своих, ни от чужих.

Оглянувшись, Джастин увидел, что в ресторане вдруг стало пусто. Все, кроме них с Бруно и парня в бермудах, которого прижимали к полу двое громил, куда-то испарились. Шторы на окнах загадочным образом успели задернуть, чтобы снаружи не было видно, что происходит. Парень на полу сознания не потерял, однако лежал молча и неподвижно. Джастин понял, что перед ним профессионал, который прекрасно знает, что будет дальше.

— Что происходит? — спросил Джастин. — Что здесь творится?

Бруно, удостоверившись, что громилы не спускают с парня глаз, отвел Джастина в сторону и вполголоса проговорил:

— Я же объяснял, что помочь тебе не могу, Джей. А здесь тем более.

— Где тогда можешь?

— Ты когда домой?

— В Ист-Энд? Не знаю.

— Я тебя сам найду, через пару дней. Где-нибудь подальше. Лучше там, дома.

— А что хорошего скажешь, когда найдешь?

Бруно оглянулся на парня в шортах, распятого на полу ресторана.

— Не знаю. Посмотрим, что мне тут улыбнется.

— Бруно, ты что, работу поменял? Или к другому начальнику перешел?

— Нет, — ответил великан. — Мне моя пенсия слишком дорога.

— Тогда кому пришло в голову на тебя наехать?

— Я же говорил, есть проблемы, я их разруливаю. Ты, может, не поверишь, но моя популярность уже не та, что раньше.

— Почему этот парень пытался тебя убить?

— Вот тут у меня загвоздочка…

— Какая еще загвоздочка?

— Ты ведь с Билли Ди Пецио еще не передумал встречаться?

— Нет.

— А со своей подружкой из ФБР?

— С Вандой Чинкель? Я вроде и не планировал.

— То, что здесь произошло, останется между нами. Ни Билли, ни Ванде ты ничего рассказывать не будешь. Это не обсуждается.

Джастин подумал, сможет ли промолчать о предстоящей расправе. Тощий парень знал, на что идет, и знал, чем рискует. Он шел на убийство, и если бы оказался чуть проворнее и сильнее, не лежал бы сейчас на полу. Сам виноват. Сам выбрал такую жизнь. Но Джастин — полицейский, а значит, должен сделать все, чтобы жизнь стала другой. «Какой я сейчас полицейский… Никакой, спасибо Ларри Силвербушу, который меня отстранил. Бруно прав — не считается». И Джастин кивнул Бруно, решив, что как-нибудь сумеет успокоить свою совесть на этот счет.

— Если так надо, ладно.

— Так надо.

Джастин подождал, но дальнейших разъяснений не последовало.

— Бруно, — не сводя глаз с распростертого на полу парня и с каждой секундой теряя терпение, настойчиво повторил Джастин, — почему этот заморыш пытался тебя убить?

Бруно осклабился.

— У меня несколько версий. Во-первых, ему могло присниться, будто я кое-что должен ему вернуть.

— Что?

— Здесь тебе не викторина, знаешь ли, — как могу, так и отвечаю. Какая разница что? Главное, он ошибается. Ничего у меня нет.

— А вторая версия?

— Вторая и третья. Вторая проще некуда — я кое-что сделал, а его это не устроило.

— Но что сделал, ты мне не скажешь?

— Опять же, как пойдет.

— Давай тогда версию номер три.

— Она тебе не понравится, Джей. Номер три — он хотел помешать мне кое-что рассказать.

— О чем? О чем именно?

— Не сейчас.

Джастин изобразил немой вопрос, и Бруно счел нужным пояснить.

— Поглядывай по сторонам, пока ты еще здесь, в милой, уютной Новой Англии. И смотри, куда идешь.

Джастин думал о совете Бруно до самого выхода из «Ла дольче виты». Когда проходил мимо столика, где до этого сидел неудавшийся убийца, и когда незаметно прихватил с этого столика оставленный парнем путеводитель — тоже думал. И целых двадцать минут, пока ехал до полицейского участка. Думал, только об этом и думал.

Но так ничего путного и не придумал.


15


При виде Виктории Ла Салль, которую он последний раз видел на похоронах Алисии, Джастин на секунду лишился дара речи. Красавица, все такая же красавица. Густые русые волосы волнами ложатся на плечи, обрамляя бледное лицо. Гладкая кожа, без единой морщинки, не тронутая солнцем. Высокая, стройная фигура — в джинсах с заправленной рубашкой вообще смотрится как девочка-подросток. И руки — по-прежнему тонкие, изящные пальцы, идеальной формы ногти без лака. Сильные руки, несмотря на внешнюю нежность и мягкость. За те семь с лишним лет, что они с Джастином избегали друг друга, Виктория нисколько не изменилась. Но поразило его не это.

С возрастом она стала как две капли воды похожа на сестру, покойную жену Джастина, — это открытие и заставило его оцепенеть от изумления. Он перешагнул порог, не сводя с нее глаз. Вылитая Алисия!

Кроме натянувшейся жилки на шее и недовольного взгляда, ничто не выдавало ее переживаний и того горя, которое на нее обрушилось.

Ни намека на дружеский поцелуй в щечку или хотя бы рукопожатие с ее стороны. Лишь сдержанный кивок — неизменная вежливость леди из уважаемой и богатой семьи.

— Спасибо, что нашел возможность приехать.

В доме никого не было, этого Джастин не ожидал. Не нашлось никого, кто бы пришел поддержать? Как будто прочитав его мысли, Виктория объяснила, проходя в гостиную:

— Я не одна, просто попросила всех удалиться на время.

Он кивнул:

— Ясно.

Почувствовав, что надо как-то пояснить, она продолжила:

— Мне было бы неловко беседовать с тобой при них. А им было бы неловко в твоем присутствии. — Она умолкла, но Джастин догадался, что она не собирается смягчать свои слова, наоборот, будет бить по самому больному. — Я имею в виду родителей.

— Понятно.

Они подошли к диванам, и Виктория села первой, заняв место ровно посередине. Джастину оставалось только опуститься в кресло напротив. Теперь их разделяла покрытая скатертью оттоманка, служившая кофейным столиком.

Молчание начало затягиваться, и Джастин сказал:

— Приношу свои соболезнования по поводу Рональда.

Виктория откликнулась моментально.

— Не понимаю, зачем ты приехал.

— Отцу показалось, что тебе понадобится моя помощь.

— Да, он так сказал. И чем же ты сможешь мне помочь, по его мнению?

— Ну… сперва он думал, я поучаствую в поисках Рона.

— Рона уже нашли.

— Да. Теперь я, наверное, мог бы выяснить, что с ним произошло. И почему. Если ты не против…

Виктория промолчала. Ну и ладно. Ему достаточно было просто смотреть на нее и воображать, будто перед ним Алисия. Мысли упорно, вопреки желанию, влекли его в прошлое. В тот день, когда он впервые встретил Алисию. Это было в университете — стояло лето, и она шла с голыми ногами. Однако лето летом, а ветер дул прохладный, и ноги у нее были все в мурашках. С тех пор в разлуке жена всегда вспоминалась ему именно такой — загорелой, голоногой и в мурашках. До того момента, когда она покончила с жизнью и веселую картинку вытеснил другой образ: Алисия в луже крови, половина лица отстрелена.

И снова Виктория как будто прочитала его мысли. В который раз Джастина поразила эта ее способность. Еще девчонкой она понимала его так, как не всегда могла понять Алисия, а ее язвительные шуточки заставляли старшую сестру теряться в догадках. Виктория всегда откуда-то знала, о чем он думает, особенно когда думал он о чем-то не совсем подходящем. Он улыбнулся, вспомнив, как эта четырнадцатилетняя пацанка бегала за ними хвостом, потому что им, старшим, позволялось недоступное — пить и ходить в кино на взрослые фильмы.

— Я на нее похожа, да?

Джастин кивнул. «Да» вырвалось печальным вздохом.

— Я вижу ее каждый день, каждый раз, когда смотрюсь в зеркало.

Джастин попробовал закрыть глаза — может быть, так разговаривать будет проще.

— А ведь когда-то мы были друзьями, помнишь?

Она кивнула в ответ, и он продолжил:

— Многие вещи я себе вспоминать не позволяю. Иначе слишком тяжко. Но тебя мне не хватает.

— А мне не хватает сестры! — отчеканила она с неожиданной издевкой.

Слова прозвучали как пощечина, но Джастин попытался сохранить спокойствие.

— Не хочешь ничего рассказать мне о Рональде?

— А что я тебе должна рассказать?

— Вики…

— Виктория. Меня зовут Виктория.

— Ладно. Виктория. Ты хочешь, чтобы я выяснил, что произошло с Рональдом? Или чтобы мы с этим ужасом поскорее исчезли из твоей жизни?

Теперь настала очередь Виктории закрывать глаза.

— Я жду ребенка! — выпалила она, уже с открытыми.

Джастин вздрогнул.

— Я не знал. Мне никто не говорил.

— Никто не знает. Шесть недель. Мы не хотели объявлять, пока не удостоверимся, что с ним все в порядке.

— Даже не знаю, что сказать… Поздравления, наверное, сейчас неуместны, но я все равно за тебя рад!

— Мы с Роном решили, что, если будет девочка, назовем Алисией.

— Молодцы. Это вы правильно.

Он увидел, что у Виктории дрожит нижняя губа. Слова просятся наружу, но застревают в горле?

— Я не хочу знать, что произошло с Рональдом! Мне все равно, кто это сделал и почему так случилось. Мне важно другое: он сам сделал так, чтобы уйти из жизни. — Теперь она дрожала всем телом, казалось, ее бил лихорадочный озноб. — Остальное не имеет значения. Сперва сестра, теперь муж! Почему, как так может быть?

— Вики…

Джастин привстал с кресла, но она предостерегающим жестом остановила его.

Усилием воли ей почти удалось справиться с дрожью, и она застыла, готовая взорваться от нечеловеческого напряжения.

— У меня будет ребенок! Ребенок, который никогда не увидит своего отца. И когда он… или она… спросит — мне придется рассказать о Роне. Так что я не хочу знать правду… но должна знать.

— Так давай я этим займусь.

Молчание. Наконец Виктория кивнула.

— Расскажи мне все, что тебе известно, — негромко попросил Джастин.

— Что рассказать? — Она уже успокоилась. Как будто дала себе хорошенько выплакаться и слезы принесли облегчение.

— Я ведь знал его только в молодости, взрослым я его вообще не видел. Так что я его, считай, не знаю вовсе. Давай начнем с работы. Чем он занимался?

— В основном финансовой аналитикой. Иногда делал кое-что для твоего отца.

— Что именно?

— Разное. Проводил исследования, анализ компаний или продукции. Для возможных инвесторов. Вычислял потенциал роста стоимости акций.

— Или падения?

— Разумеется.

— То есть, если он дает инвестору отрицательный отзыв на компанию, могут найтись недовольные?

Она задумчиво покачала головой.

— Может быть. Хотя вряд ли. Во-первых, в компании неизвестно, кто именно их проверяет. И потом, нельзя сказать, что решение об инвестициях зависит от одного-единственного человека, который руководствуется только отчетом. Там много кто участвует.

— Рональд специализировался на какой-нибудь определенной области?

— Нет. Занимался всем, что представляло интерес для него самого и клиентов. Он ведь не всегда работал на других. В последнее время вкладывал еще и ЧД от своей собственной фирмы. — Увидев на лице Джастина подобие улыбки, Виктория замолчала. — Что тут смешного?

Он мгновенно посерьезнел.

— Нет-нет, ничего. Просто давно не слышал этого выражения. ЧД. Чужие деньги. А еще я никак не привыкну, что тебе уже тридцать и что ты знаешь такие слова. Извини, кажется, слегка застрял в прошлом.

Она ответила без тени улыбки и ничуть не смягчившись:

— Я предпочту остаться в настоящем, если ты не против.

Джастин покорно кивнул, и Виктория вернулась к тому, на чем остановилась.

— В каких-то областях он, конечно, разбирался лучше, в каких-то хуже. Но если что, мог носом землю рыть, пока не докопается. Он был очень дотошный.

— В последнее время как у него дела шли? Какие-нибудь перемены намечались или, может, что-нибудь интересное наклевывалось?

Она пожала плечами.

— Больше времени стал проводить в разъездах.

— И давно?

— Весь этот год, особенно последние полгода.

— И куда ездил?

— Куда придется. В Калифорнию… в Европу. Месяц назад — в ЮАР, что-то искал для клиентов. — Ее глаза наполнились слезами, но она сумела взять себя в руки. — Я тогда сказала, чтоб без бриллианта домой не возвращался.

— Как на твой взгляд, он честно дела вел?

Джастин тут же пожалел, что не смог задать вопрос поделикатнее. Глаза Виктории моментально высохли, и в них полыхнул сердитый огонь.

— Ты что, хочешь сказать, он сам виноват? Обязательно поливать людей грязью?

— Нет. Извини, что я вот так, прямо в лоб. Не хотел сыпать соль на раны. Но если мы хотим выяснить, что произошло, я должен знать как можно больше. Про Рональда, про его работу, про тех, кто его окружал. Мне придется задавать тебе вопросы. Я не пытаюсь вытянуть никаких готовых ответов, просто мне нужно спрашивать, чтобы сузить круг поиска. Передо мной чистый холст, а я должен превратить его в полную картину.

Виктория сдержанно кивнула и, оставив без комментариев пространное объяснение, просто ответила:

— Со мной он был честен. Не изменял и не обманывал. Про работу я ничего не знаю, так что да — он был честным человеком.

— Ему приходилось иметь дело с большими людьми?

— С богатыми. Если это значит с большими, то да. — Она глубоко вздохнула. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Что он кому-то перешел дорогу, сделал какую-нибудь глупость или подставился. Не выйдет. Я не знаю никого осмотрительнее и осторожнее. На машине не гонял, всегда пристегивался, возил с собой зонтик в любую погоду. Такой надежный. Поэтому я за него и вышла: с ним точно никогда ничего не случится. А теперь… теперь…

По щекам заструились слезы.

— Вот черт! Решила ведь не плакать!

— Плакать полезно, — утешил Джастин.

Вся накопившая злость вместе с напряжением и горем выплеснулись в неожиданной истерике.

— Не смей указывать мне! Плакать, видите ли, полезно! Я потеряла сестру! А теперь мужа! Не указывай, плакать мне или нет. Слезами их все равно не вернешь! И счастье слезами не вернешь, и спокойную жизнь… А такие, как ты, все равно никуда не денутся!

— Да, — тихо сказал он. — Все так.

Джастин подождал, пока она успокоится и перестанет задыхаться от злости.

— Мне уйти?

Она покачала головой.

— Не надо. Спрашивай, что хотел.

— У тебя есть список его клиентов?

Виктория горько вздохнула, как будто сожалея, что так мало знает о работе мужа, а поделать уже ничего нельзя.

— Думаю, у секретаря найдется. Или у кого-нибудь из младших сотрудников. Мы иногда выезжали на всякие развлекательные вечера с клиентами… Но с ними общался в основном Рональд, не я.

— У него была своя фирма, да?

— Да. Уже год. Или чуть больше.

— Ясно. Хорошо, тогда про клиентов я узнаю у него на работе.

— Я предупрежу, чтобы они тебе выдали нужные документы. Еще что-нибудь?

— Пока нет. Можно будет тебе позвонить, если возникнут еще вопросы?

Она кивнула, и Джастин поднялся с кресла.

— Все возвращается на круги своя, — раздалось ему вслед, когда он уже шел к выходу.

Джастин замер и обернулся.

— Что возвращается?

— Твоя жена из-за тебя покончила с жизнью. Теперь на твоей совести смерть этого мужчины, Хармона. Самоубийство Алисии аукнулось. Все возвращается… — Прочитав замешательство в глазах Джастина, Виктория пояснила: — Да, я не только плакать могу. Я еще и газеты читаю.

Джастин не двигался с места. Сердце сдавило на несколько секунд, а показалось, вечность прошла.

— Я позвоню, — наконец произнес он и вышел в прихожую, оставив хозяйку на кушетке.

Виктория сидела неестественно прямо, скрестив ноги, суровая и неподвижная.

Выйдя из дома, Джастин подумал, что его сейчас вывернет, и даже нагнулся. Но его не стошнило. Тогда он выпрямился, вытер вспотевший лоб, сел в машину и уехал.

Оказаться в этом доме снова ему бы очень не хотелось.


16


Видимо, чтобы не выбиваться из остальных событий этого неудачного дня, разговор с Билли Ди Пецио тоже не задался с самого начала.

На обмен любезностями Билли время тратить не стал (похоже, он вообще не знал, что это такое) и приветствовал Джастина в своей манере.

— Дерьмово выглядишь, скажу я тебе!

— С чего бы? — удивился Джастин. — В последнее время только и делаю, что лежу и в потолок плюю.

— Чего тебе надо? Хотя нет, сам догадаюсь. Ты хочешь, чтобы я рассказал про убийство Ронни Ла Салля.

— Не только. Но можем начать и с этого.

— Не вопрос, — заявил Билли. — Вот все, что мне известно, до последней запятой. — Он соединил в форме круга большой и указательный пальцы. — Ноль. Зеро. Пусто. Доходит понемножку?

— Да, с этого не начнешь…

— Уж бывало и получше.

— Есть мысли?

— Ты меня не первый день знаешь, Джей. У меня на все есть мысли. Про жизнь, про Ла Салля… хочешь скажу, какие у меня мысли насчет тебя?

— Не хочу, — отказался Джастин.

— Ты думаешь, если разберешься с этим убийством, тогда Снежная королева Вики наконец простит тебя за то, в чем ты ни капли не виноват.

— Тебе дать словарь? Выяснишь наконец, что значит «не хочу».

— Дружище, это просто бесплатный совет. Хоть ты наизнанку вывернись, Вики будет все так же смотреть на тебя волком. Но ты не виноват, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше. А до тебя никак не дойдет.

— Виктория.

— Что Виктория?

— Она говорит, что теперь ее зовут Виктория, а не Вики. Она уже взрослая.

— А закидоны как у глупой девчонки!

— Заткнись, Билли. Я не шучу. Разговор закончен.

— Тогда давай сам думай, о чем будем говорить.

— Поближе к Рону Ла Саллю. У тебя ведь наверняка уже есть теория, почему его убили.

— Ага. Он изменял жене, а кто-то решил, что может его пощипать. Любовница, или парень его любовницы, или еще кто. Но что-то сорвалось, и вот Ронни вылавливают на Дрогановской стройке.

— Какой смысл уходить из дома на рассвете, чтобы встретиться с любовницей? А тем более с шантажистом?

— Да ладно, Джей, какой смысл вообще выходить из дома в такую чертову рань?

— Я к тому и говорю, что никакого смысла. Только если тебя заставили. Или когда тебе без разницы, что жена застукает.

— Может, ему и было без разницы. Может, он решил от нее уйти?

— Нет уж, Билли, это не про таких, как он. Если Рональд смывается тайком, значит, у него нет выбора. Его загнали в угол. Выдать себя не может, отсидеться дома тоже не может.

— Хорошо, принимается. Про богачей тебе известно больше моего.

— Не прибедняйся. Спорим, что банковский счет у тебя посолиднее, чем у тех, кого ты стрижешь?

— Жаль, конечно, — Билли оскалился в улыбке, — но спорить я не буду.

— Так что? Принимаем твою фантастическую версию или все-таки хочешь разобраться, как все произошло на самом деле?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы я отпускал убийцу с миром?

— Нет, — согласился Джастин. — Не видел. Хотя, за приличную мзду…

— На этот раз никакая мзда не поможет.

Джастин вопросительно поднял бровь. Похоже, Билли не шутит.

— Это почему?

— Потому что это убийство переходит всякие границы.

— Какие границы?

— Медэксперт говорит, в теле ни одной целой косточки не осталось.

Джастина передернуло, а Билли пояснил:

— Вот именно. Очень мучительная смерть. К тому же медленная.

— Избили до смерти?

— Может и так, только следов на нем никаких.

— Ничего не понимаю…

— А когда мы вообще что понимали в убийствах и смерти? — спросил Билли.

Джастин отхлебнул чистого солодового виски из стакана, который Билли налил ему в начале беседы. Большинство разговоров в этом кабинете так и велось — за стаканом неразбавленного виски. Причем неважно, утро на дворе, день или вечер.

— Ты в молодости тоже так философски мыслил? — поинтересовался Джастин.

— У меня не было молодости, — ответил Билли Ди Пецио. — Мы с тобой так и родились на свет стариками. А вот умрем молодыми.

Оба замолчали, размышляя над словами Билли. Наконец Джастин произнес:

— Ты иногда такую чушь несешь!

— Конечно, — согласился Билли. — А зачем ты таскаешь с собой путеводитель по Род-Айленду? Решил на досуге по экскурсиям поездить?

Джастин протянул ему книгу, предусмотрительно завернутую в салфетку из «Ла дольче виты».

— Можешь проверить на отпечатки пальцев?

— Мочь — могу, а вот хочу ли, посмотрим. Что это?

— К Ла Саллю не относится никак. Но мне очень нужно.

— Если тебе нужно, Джей, сделаем. Только я что-то не врубаюсь — а где твой собственный полицейский участок со всякими прибамбасами и техникой?

— Меня отстранили.

— Вот козлы!

— Я тоже так думаю. Ну что, снимешь отпечатки?

— А ты меня не обманываешь? Учти, друзей обманывают только козлы!

— Не обманываю. Ла Салль тут ни при чем, честное слово!

— Хорошо, сниму.

— Да, Билли…

Начальник полиции покачал головой.

— Чего тебе еще?

— У тебя людей достаточно?

— Людей у меня всегда недостаточно. А что?

— Может, возьмешь одного безработного копа?

— Это не ко мне, это в министерство. У них там вечно средств на новые ставки не хватает.

— Тебе повезло, я не ради денег, — не отставал Джастин.

— Ты что это? Решил вернуться?

— Некоторым образом.

— Каким же?

И Джастин объяснил. За этим он, собственно, и пришел к Билли, за этим и приехал в Провиденс. Когда он закончил с объяснениями, на лице Ди Пецио сияла самая широкая улыбка, которую Джастин видел за последнее время.


Джастин упивался собственной изобретательностью. Отныне Билли платит ему один доллар в неделю, а Джастин отрабатывает это королевское жалованье, числясь в полицейском управлении Провиденса консультантом, и получает официальный доступ к делу Эвана Хармона. А заодно и к делу Рона Ла Салля. А Силвербуш пусть умоется. Теперь Джастин может беспрепятственно беседовать хоть с Г. Р. Хармоном, хоть с Линкольном Бердоном, хоть с чертом лысым. И никакой Силвербуш ему не запретит. Джастин жалел только об одном: что не запечатлел на седой макушке Билли Ди Пецио горячий поцелуй, ограничившись вместо этого простым «спасибо».

Он спускался по внушительной бетонной лестнице полицейского участка, восхищаясь тем, как хитроумно удалось все провернуть. Интересно, какую рожу скорчит Силвербуш, когда узнает? Занятый собственными мыслями, Джастин не заметил, что его догоняет какой-то тип в темных очках и легком сером костюме. Поравнявшись с Джастином, он скомандовал вполголоса:

— Не останавливайтесь!

Джастин тут же запнулся, и тип повторил чуть громче:

— Вперед! Идите, как идете. С вами хотят поговорить.

Джастин скосил глаза влево, пытаясь разглядеть его получше: короткий ежик темно-русых волос, подтянутая жилистая фигура, на вид лет сорок-пятьдесят, крепкий, спортивного вида. Пистолет в кобуре под тонким летним пиджаком Джастин тоже успел заметить. В голове мелькнуло предупреждение Бруно: «Поглядывай по сторонам!» Джастин кивнул, покорно сделал еще шаг и в то же мгновение резким ударом локтя двинул типу в челюсть. Брызнула тонкая струйка крови, преследователь споткнулся и начал падать вперед, а рука инстинктивно дернулась к кобуре. Но Джастин успел раньше, и пистолет оказался у него. Рукояткой он изо всех сил саданул типа в висок. Тип потерял равновесие и кубарем полетел с лестницы, но где-то у самого подножия затормозил. Джастин направил на него пистолет и велел не шевелиться. И тут раздались выстрелы и крики:

— Бросай оружие! Пистолет на землю!

На площадку перед зданием сбегались полицейские, вышедшие из участка перекурить или перехватить кофе с хот-догом. Под прицелом десятка служебных пистолетов Джастин завопил:

— Не стреляйте! Я из полиции!

И тут подал голос поверженный к подножию лестницы преследователь:

— А я из федеральной службы! Бросай пистолет, немедленно!

Джастин, прикинув свои шансы против десятка стволов, вскинул левую руку вверх, правой отбросил пистолет, а когда тот покатился вниз по ступенькам, вскинул вверх и правую. Двое из окруживших Джастина копов кинулись поднимать типа в костюме. Вернувшись в вертикальное положение, тот бросил Джастину: «Ублюдок!» (не очень внятно, потому что свороченная челюсть уже начала опухать) и от души двинул ему по скуле. Джастин, охнув, согнулся и без дальнейшего сопротивления сошел наконец вниз под конвоем двух копов и серого костюма. Не прошло и минуты, как его запихнули на переднее сиденье видавшей виды «хонды». За рулем обнаружилась Ванда Чинкель, глава новоанглийского отделения ФБР.

— Господи, Джей, тебе из всего нужно цирк устроить? — поинтересовалась она вместо «здравствуй».


Джастин отхлебнул предложенной теплой минералки и, поморщившись, спросил у Ванды, говорит ли ей что-нибудь слово «сумка-холодильник». Вызвался даже пожертвовать десятку и купить симпатичный пластмассовый контейнер. Ванда, однако, широкий жест не оценила.

Они сидели вдвоем, припарковав машину в узком переулке за полицейским участком. Мужчину в сером по имени Норман Коркс, который и вправду оказался федеральным агентом, забрали в ближайшую больницу с вывихнутой челюстью и выбитым зубом. Вывих — это еще при благоприятном исходе. Как бы не выяснилось, что перелом… Хотя если все-таки перелом, Джастин сильно горевать не станет.

— Ты везде с такой легкостью заводишь друзей? — съязвила Ванда.

Джастин сделал еще глоток. В голове до сих пор звенело от удара.

— Может, у меня пунктик — не люблю ребят с пистолетами, которые пихают людей в машину. — Глотнув еще, добавил: — Какого черта вообще вся эта чепуха? У тебя же есть мой сотовый. Трудно позвонить и сказать: «Джастин, давай пересечемся»? Совсем на работе замоталась, без голливудских эффектов не можем, надо таинственности напустить? А потом людей по больницам развозят. Если ждешь извинений, не надейся, не дождешься! Еще раз полезут, будут свои зубы по тротуару собирать. Если останется чем.

— Все, показательные выступления закончены? — поинтересовалась Ванда, безучастно дослушав до конца.

Голос у нее был какой-то уставший.

— Ну да. Вроде того.

— Твои извинения, Джей, мне без надобности.

— Тогда что тебе нужно, Ванда?

Ванду Чинкель трудно было назвать привлекательной. Вполне заурядная, даже грубоватая внешность. Суровые черты лица могла бы смягчить очаровательная улыбка, однако улыбалась Ванда редко, и выходило больше похоже на гримасу, чем на искреннюю радость. Радостей в ее жизни было по минимуму, да она за ними и не гналась. Главное — работа. Работа, мысли о работе, сон — вот почти и все. Это столь явно читалось сейчас в ее лице, что и без того суровые черты стали еще суровее. И выспаться не мешало бы как следует, а то на лбу морщины, под глазами синяки.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться, — сказала Ванда, — но таинственность — мера вынужденная. Тем более ты со своим цирковым представлением все испортил.

Джастин промолчал.

— Мне с тобой встречаться небезопасно. Ты меченый, меня в Конторе по головке не погладят.

— Да?

— Да.

— Ох, прости, пожалуйста! Как же я не догадался. Конечно! Правильно, сперва ваш агент пытается меня убить, потом сажает мне на хвост всю полицию страны, и вот я уже особо опасный преступник. Потом вы подстраиваете заказное убийство, а я чудом остаюсь жив. Под конец ваши люди суют меня в камеру в Гуантанамо — как из меня там все кишки не выпустили, до сих пор не понимаю… Да-а, постой-ка! Кто меня туда определил, помнишь? Ты, собственной персоной!

На этот раз настала очередь Ванды промолчать.

— Я, значит, меченый?! А не пошла бы ты, Ванда? За тобой долг.

— Да, ты прав, — тихо согласилась она.

— Так зачем ты меня сюда затащила? — недоумевал Джастин. — Хочешь ради смеха наконец пристрелить меня?

— Мог бы придумать что-нибудь похуже. Я пытаюсь тебе помочь.

— По старой дружбе?

— Насчет старой не знаю, но надеюсь, мы все еще друзья.

— И как ты собираешься мне помочь?

— Не суйся в эти дела.

Джастин не понял, о чем она.

— Какие дела?

— Два убийства.

— Рон Ла Салль и Эван Хармон?

— Да.

— Почему?

— Этого я тебе сказать не могу, Джей. Поверь мне на слово. Ты понятия не имеешь, во что вляпался. Я и то не сразу поняла, в чем заварушка.

Джастина пронзила страшная мысль:

— Эти убийства, они что, связаны?

— Джей, я здесь не для того, чтобы разглашать секретную информацию, а для того, чтобы тебя предупредить.

— А к тебе-то они как попали? Каким боком хоть одно из них тянет на федеральное расследование?

— Послушай, я собирала досье на Хармона…

— С какой стати?

— Неважно. Ты, главное, держись подальше и не суйся.

— Для кого главное?

— И для меня — чтобы ты не путался под ногами, и для тебя — для твоей же безопасности.

— Неужто беспокоишься за мою жизнь?

— Представь себе!

Джастин недоверчиво фыркнул.

— Это что, Силвербуш надоумил?

На лице Ванды появилась гримаса отвращения.

— Какой еще Силвербуш? Этот олух не смыслит в нашей работе ни уха ни рыла. Джей, послушай меня, пожалуйста! Если не перестанешь лезть куда не просят, мало не покажется.

— Тогда объясни, в чем дело. Как связаны эти два убийства?

— Обойдешься! Моя задача тебя предостеречь, а не втягивать незнамо куда.

— Ерунда!

— Далеко не ерунда!

— Вот и докажи.

— Не буду я ничего доказывать. Хотя нет, могу доказать, что мне известно гораздо больше, чем ты подозреваешь.

— А именно?

— От Бруно Пекоцци тоже держись подальше.

Джастин опять вспомнил, как Бруно советовал почаще смотреть по сторонам.

— Вы что, мне на хвост сели?

Ванда не ответила.

— Бруно тоже в этом замешан?

Молчание. Молчание повисло в салоне машины, как облако густого и едкого сигаретного дыма. Джастин решил не искушать судьбу и ни о чем больше у Ванды не допытываться. Она ведь прекрасно знает, что уговаривай его, не уговаривай, он все равно поступит, как сочтет нужным. Отсюда вопрос: зачем она все это рассказала? Что она пытается до него донести?

— Ты, надеюсь, не думаешь, что теперь мы с тобой в расчете? — наконец произнес он.

— А разве то, что я пытаюсь спасти твою шкуру, не считается?

— Пустыми угрозами? Нет, не считается.

— Еще спасибо мне потом скажешь.

Джастин покачал головой.

— До окончательного расчета тебе еще далеко.

— Ты упертый твердолобый кретин! Впрочем, я и так знала, что тебе хоть кол на голове теши. Ладно, мое дело предупредить.

— Считай, что предупредила.

— Тогда поступай как знаешь, Джей.

— С этого и надо было начинать, — ответил он и вылез из машины на жаркое род-айлендское солнце.

И тут его глазам предстало зрелище, способное наконец скрасить этот неудачный день. Навстречу шла сногсшибательно красивая женщина. Высокая и стройная, она двигалась плавной танцующей походкой. В ее облике было что-то невыразимо чувственное. Прямые темные волосы слегка шелестели на ветру. Гордо расправленные обнаженные плечи, изящные крепкие руки. Длинные ноги, обворожительные, как и все остальное. Но больше всего Джастина поразили глаза. Он заглянул в них лишь на мгновение, когда незнакомка поравнялась с ним и прошла мимо. Никогда он не видел глаз такой совершенной формы и цвета, казалось, они, как омут, затягивают куда-то в темную глубину. «Она азиатка, — мелькнуло у Джастина. — Наверное, из Китая». На фоне гладкой темной кожи золотисто-карие глаза светились таинственным блеском. Он невольно улыбнулся, и она, проходя, повернула голову. Слегка. Не отвечая на улыбку, но и не оставив без внимания. Приняла как дань. Они разошлись, не сбавляя шага, и Джастин с трудом удержался, чтобы не посмотреть ей вслед. Стало пусто, как будто она забрала часть его с собой. А когда он понял, что больше никогда не увидит это неземное создание, откуда-то вдруг повеяло холодом. Небо померкло. Летний день показался бессмысленным и ненужным.

«И так во всем, — подумал Джастин. — Ни в чем нет смысла». С этой догадкой он пошел к своей машине.


17


Сперва она подумала: «Ну вот, опять», — решив, что вывернула колено и порвала связку. Так уже было два года назад. Споткнулась на улице — и на тебе. Прооперировали успешно, но через что она прошла потом — врагу не пожелаешь. «Нет, сейчас еще больнее. Что же со мной случилось?» — промелькнуло у нее в голове. И тут она увидела азиатку, прекрасную, как сон, даже дух захватывает, и не поняла, почему у этой красавицы такой счастливый вид. Как можно быть такой счастливой, когда ей так больно, когда печет уже не только в ноге, а в спине и в шее, — и тут азиатка пропала, и все вокруг пропало. Глаза закрылись, она почувствовала, что падает. Боль наконец отпустила.

На мгновение.


Ли Лин стало интересно, каково жить с такой отталкивающей внешностью, как у этой женщины. Фигура плотная, но формы никакой. Ноги, как бревна. Жидкие волосы, даже прикасаться не хочется. Бедра широкие, а грудь плоская. Кожа сухая, бесцветная, потрескавшаяся, совсем не похоже на светящуюся и нежную кожу самой Лин, которую хотелось гладить и гладить. Она рассматривала лежащую перед ней голую женщину, и в голове рождался один вопрос за другим. Интересно, ее кто-нибудь любил? Мужчина, который смотрел ей вслед вожделеющим взглядом, мечтая затащить в постель? Или, может, женщина?

Лин осталась с пленницей одна, Того ушел добыть транспорт. Теперь эта женщина им уже не понадобится, все необходимые сведения получены. Не так легко, как в прошлый раз. Эта сопротивлялась дольше. Крепкая, не то что предыдущий. Чтобы добыть информацию, Того пришлось проявить чудеса техники. Но Лин с Того своего добились. Они всегда получают, что хотят. Женщина выдала имена других. И нужные сведения. Еще на шаг ближе к заветной цели.

Лин восхищенно смотрела на лежащую, изумляясь ее силе. Эта сила, несмотря на внешнюю непривлекательность женщины, вызывала у Лин желание дотронуться, приласкать, подарить пленнице что-то еще, кроме боли.

Женщина не шевелилась, но Лин знала, что она жива. Нагнувшись, девушка положила руку ей на лоб, потом провела чуткими пальцами по шее. Рука спустилась ниже, к левой груди, и задержалась там, слегка поглаживая. Затем Лин обхватила губами сосок и, высунув проворный язычок, дотронулась до кожи. Соленая от пота. Вкусно.

Тогда она припала ко рту женщины, почувствовала на своих губах ее неслышное дыхание. Поцеловала, сначала медленно, потом сильнее и настойчивее. Женщина едва заметно шевельнулась.

Лин подумала, что, возможно, дарит пленнице счастье. Она его заслужила.

Любой заслуживает умереть счастливым, считала Ли Лин.


Она почувствовала чье-то прикосновение. Как во сне. Может, она спит? Прикосновение кажется ненастоящим, но от него становится спокойнее. Ласковое прикосновение, снимающее адскую боль. Может, она у врача? Может, свершилось чудо, о котором она молила. Может, ее спасли?

Вот дотронулись до щеки, вот спускаются ниже. В груди потеплело. И на губах тоже, а может, ей все это мерещится. Все, теплое и ласковое закончилось. И тут она поняла, что ее куда-то несут. Сперва показалось, что на носилках, — неужели спасение? Но счастливая мысль улетучилась, не успев оформиться. А если это не носилки? Может, это совсем другое? Может, как раз так и приходит за тобой смерть? Поднимает на руки и несет в мир иной?

Потом она какое-то время не чувствовала ничего. Ни рук, ни тепла, ни прикосновений.

Хотя нет, в ушах стоит какой-то гул. Значит, она не умерла. А может, так и должно гудеть, когда возносишься на небеса? Голос мира живых тает, звучит все тише и тише. Тишина — это хорошо. Тишина — это приятно. Но ей внезапно с невыносимой остротой захотелось шума.

Гул стих — сколько он длился, она не знала, блуждая вдоль размытой границы между явью и бредом, — и тут снова почувствовала руки на своем теле. Снова движение. Ее опять куда-то несут. Не похоже, чтобы она возносилась ввысь — и при этой мысли ее сковал страх. Она летит, но не вверх, а вниз. Падает!

Она догадалась, что на небеса ей не попасть. В тисках боли, когда в темноте все ощущения сплелись в один тугой клубок, ее озарило — она летит прямо в ад.


Ли Лин четко знала инструкции. Ничто не мешало их выполнить. Того предоставил ей лишить пленницу жизни, зная, чем ее порадовать. Но в этот раз она почему-то не испытывала обычного подъема. Ей было жаль, что эта сильная женщина сейчас исчезнет. Лин чувствовала, как жертва цепляется за жизнь. У нее, разумеется, ничего не выйдет — в этой битве она обречена на поражение, потому что Лин не вправе позволить ей победить, — но все равно она заслуживает шанса побороться и умереть так, как выберет сама. Лин нащупала двумя пальцами едва уловимый пульс на шее женщины, но нажимать, чтобы разом покончить со всем, не стала. Она постояла так, пока пульс не стал совсем редким. Тогда она развернулась и пошла прочь. Добивать нет нужды.

Жизнь некрасивой женщины со стальной волей угаснет сама через несколько секунд.


Теперь не осталось ни шума, ни движения, ни тепла, ни холода — вообще ничего. Такое чувство, что ее оставили одну. Одну в целом мире — неизвестно, в этом или уже ином.

Она не знала, сможет ли пошевельнуться, но вдруг выйдет. Почувствовала руку, потом пальцы. Попыталась двинуть рукой — получается!

И тут же тело пронзила боль.

Такая жгучая, такая нестерпимая, что легче было бы умереть. Теперь она осознала, на каком свете находится. Все правильно. Но долго ей здесь не продержаться, скоро она будет там, где боль исчезнет.

Однако прежде, чем это случится, можно кое-что сделать.

Нет, не можно. Нужно.

Нужно все исправить. Это самое главное. Закончить работу. Исполнить долг. Особенно долг.

Плохо слушающейся рукой она дотронулась до груди. И снова чуть не умерла, почувствовав, как впиваются в тело тысячи кинжалов. Только в этот момент ей стало уже не до боли. Она поняла. Есть жизнь. И есть смерть. Где-то между ними прячется боль, но она не вечна, она скоро исчезнет навсегда. Уже почти исчезла. Заставив руку двинуться дальше, она только тут осознала, что одежды на ней нет. «Это не страшно, — подумала она. — Пусть. Так будет легче исполнить долг». Ей удалось разлепить веки, чуть-чуть, чтобы получилась узенькая щелочка. Но видеть она все равно ничего не видела, что с открытыми глазами, что с закрытыми. Боль уходила, угасала постепенно, вместе с последними каплями жизни. Рука сползла обратно на землю, пальцы зашарили вокруг. Нужно найти. Что-нибудь острое. Поймет ли она, что это острое, если даже наткнется? И тут она нащупала. Твердое, с тонким краем. Она прижала к нему палец и снова почувствовала тепло, но не такое, как тогда, когда до нее дотрагивались. Не такое ласковое. Однако оно наполнило ее счастьем, настолько сильным, что губы сами растянулись в победной улыбке.

У нее получится, теперь она точно знает. Все будет как надо!

Она все исправит.

И если повезет, улыбка останется на ее лице и после смерти.


18


Сообщение автоответчика на сотовом Абигайль Хармон ничем не отличалось от сообщения на ее нью-йоркском телефоне. Причем наговаривал обе записи кто-то другой, не Эбби. То ли сама домработница решила, что в записи не должно быть никаких «мы», или ей подсказали, но в тексте уже не было ни намека на покойного мистера Хармона. «Здравствуйте, с вами говорит автоответчик. Пожалуйста, оставьте сообщение и вам перезвонят, как только представится возможность».

Джастин оставил одинаковые послания и на домашнем, и на сотовом: «Я в Провиденсе. Хотел узнать, как твои дела. Новостей пока нет… считай это проверкой связи».

Спокойнее не стало, наоборот, появилось тревожное чувство, что «возможность перезвонить» абоненту еще долго не представится.

Остановившись перед высоким стеклянным зданием этажей в десять-двенадцать, Джастин взглянул на часы. До назначенной встречи еще несколько минут. Можно потянуть время и притвориться, что наслаждаешься заслуженным перекуром. Через полминуты он понял, что, сколько ни притворяйся, наслаждения все равно не видать.

Все надежды на предстоящую встречу — может, хоть там чем-нибудь порадуют?


Название «Ла Салль груп» говорило о том, что Виктория не зря охарактеризовала мужа как человека во всех отношениях респектабельного и надежного. Оно не сулило мгновенного обогащения. И даже не давало представления о том, чем именно занимается компания. К сожалению, почему ее основателя и президента внезапно вынудили покинуть этот мир, оно тоже не сообщало.

Точно в назначенное время Джастин появился в офисе, где его встретила секретарь Ла Салля — симпатичная, но крайне суровая молодая особа в строгом сером костюме с белой блузкой. Они проследовали в малую переговорную, где к ним сразу же присоединились еще двое — мужчины лет тридцати, одетые в такие же серые костюмы с белыми рубашками. Моложе Джастина всего на каких-нибудь несколько лет, но он моментально почувствовал себя старой развалиной.

Для начала он поблагодарил всех присутствующих за то, что нашли возможность прийти в офис в субботу, да еще в полседьмого вечера. Можно было встретиться где-нибудь еще, но Джастину хотелось осмотреться на рабочем месте Рональда. И потом, ему наверняка понадобятся материалы и данные, хранящиеся в офисной базе или в компьютере. А ждать он не может, данные нужны будут срочно. В ответ Джастина заверили, что всегда готовы помочь, а засиживаться на работе сверхурочно или по выходным для них не редкость. Виктория попросила выдать Джастину все необходимое по первому требованию. Он поблагодарил еще раз и попытался объяснить для начала, что хочет найти и зачем.

Один из собеседников по имени Гарри Вер (Джастин решил, что из этой троицы он самый главный) пустился описывать, как строится работа в компании.

— Рональд был хорошим учителем. Он уважал дисциплину и интеллектуальное… Не могу подобрать точного слова…

— Взаимодействие, — подсказала секретарь.

Звали ее Эллен Лоуч.

— Вот именно, — обрадовался Гарри. — Интеллектуальное взаимодействие. Решение основать собственную фирму возникло у него именно потому, что в большой компании тебя ставят в жесткие временные и творческие рамки. А ему казалось, что так нужных результатов не добьешься.

— Да-да, — подхватил второй. Этот представился как Стэн Соломон. — Здесь Рональд чувствовал свободу. А на прежней работе, говорил он, до обеда сидишь как приклеенный у телефона, вместо обеда пытаешься понять грандиозные замыслы начальства, а после обеда тебя наставляют на путь истинный аналитики и стратеги.

— Он нам постоянно твердил, — ввернул Гарри, — что ему нужны факты, не домыслы. Разговоры в кулуарах и слухи не годились, он требовал, чтобы мы читали газеты, специальные издания, журналы, аналитические отчеты, официальные финансовые документы. Он пытался отделить вымысел — которого в нашем деле очень много — от правды. Его любимой присказкой было, что людям доверять нельзя, доверять можно только идеям и фактам.

— И результатам, — закончил Стэн. — Бизнес по Биллу Парселсу:[3 - Билл Парселс — главный тренер нескольких команд Национальной футбольной лиги.]«Лучше, чем статистика побед, о тебе никто не скажет».

— Хорошо, — принял к сведению Джастин. — Насчет теории вопросов больше нет. А сам-то он чем занимался?

— В общих чертах тем же, что и мы, — пожал плечами Стэн. — Читал, исследовал, анализировал.

Джастин кивнул, поскреб отросшую за день щетину и подумал: «Как эти двое умудряются до вечера сохранять идеально гладкий подбородок?»

— А за последние несколько месяцев не замечали за ним ничего необычного?

— Какого рода? — уточнила Эллен Лоуч.

— Не знаю. Например, он вел себя как-то не так. По-другому организовывал работу. Что угодно, что вас бы зацепило.

— Вообще-то, — начала Эллен, — полгода назад все и вправду сильно изменилось, но этого следовало ожидать.

— Почему?

— В связи с реорганизацией, — вступил Гарри.

Джастин сделал рукой жест, мол, «вот с этого места поподробнее». И Гарри пояснил:

— Сперва мы по большей части проводили маркетинговые исследования для компаний, которые к нам обращались. В «Роке» Рональд, по сути, то же самое делал.

— В «Роке»?

— «Рокуорт и Уильямс».

— Стоп, — не понял Джастин, — а при чем тут «Рокуорт и Уильямс»?

— Рональд там работал, до того как основал «Ла Салль груп».

— Он работал в «Рокуорт»?!

— Ну да. Он был главой их местного филиала, представлял «Эр энд У» в Провиденсе. Мы с Эллен числились под его началом.

— А меня он переманил из бостонского «Ситибанка», — добавил Стэн.

Джастин жестом показал, чтобы они помолчали и дали ему подумать. Что-то слишком часто стала попадаться эта «Рокуорт и Уильямс». Неизвестно, даст это что-нибудь или нет, но пройти мимо ни в коем случае нельзя. Нужно во что бы то ни стало выяснить, каким боком она тут замешана.

— Так, ладно, продолжим. В чем состояла реорганизация?

— Мы начали больше инвестировать сами, а с клиентами общались уже напрямую, не через «Эр энд У».

— Что изменилось для вас?

— Во-первых, личного обслуживания стало больше. Если работаешь с клиентами напрямую, значит, они могут выдернуть тебя откуда угодно в любое время, — посетовал Гарри, которого такое положение дел явно не устраивало.

— Во-вторых, больше разъездов, — подключилась Эллен. — Особенно это коснулось Рональда. Он постоянно уезжал на какие-то встречи, переговоры.

— А список его клиентов и тех мест, куда он ездил, у вас найдется?

Эллен, кивнув, передала ему папку.

— Я так и думала, что вы попросите. Миссис Ла Салль предупредила, поэтому я сразу приготовила.

— Там все?

— Все, о ком я знаю.

Джастин поймал ее на слове.

— Полагаете, есть и такие, о ком вас в известность не ставили?

Она задумалась.

— Нет вроде бы. Только…

— Только Рон становился каким-то скрытным, — продолжил ее мысль Стэн.

Гарри метнул на него предостерегающий взгляд, но Джастин поспешил воспользоваться ситуацией и попросил Стэна пояснить, в чем проявлялась скрытность.

— Да конкретно ни в чем, — отозвался тот. — Но у меня возникло чувство, что у него появились такие дела, которые он с нами обсуждать желанием не горит. Со мной уж точно. Я, честно говоря, решил, что он мной почему-то недоволен.

— Глупости, — поспешно вставила Эллен.

— Наверное, — согласился Стэн. — Действительно, с чего бы? Год у меня был удачный. Но все равно складывалось впечатление, что он пытается отгородиться.

Джастин повернулся к Гарри Беру.

— У вас такого впечатления не складывалось? По поводу себя, разумеется, не Стэна.

Гарри, подумав, кивнул.

— Да, похоже на то. Как-то непонятно. Но не настолько, чтобы выяснять, в чем дело.

— Вот-вот, — подтвердил Стэн. — Толком не скажешь.

Джастин собирался продолжить с вопросами, но его опередила Эллен:

— Невероятно, как подумаешь… Рональд и Эван Хармон, так сразу, почти одновременно. Просто жуть берет!

Джастин постарался не выдать волнения.

— Рональд знал Эвана Хармона?

— Конечно, — кивнул Гарри. — Еще по «Рокуорт».

— Они вели дела вместе?

— Иногда.

— А в последнее время?

— Довольно часто, — сказала Эллен. — Особенно когда мы уже расширились.

— «Восхождение» входило в число ваших клиентов?

— Крупнейших, — ответил Стэн. — Даже, наверное, он и был самым крупным.

— Над чем именно они совместно работали, знаете?

— Мы делали для «Восхождения» много разных исследований. Эван с Рональдом регулярно встречались.

Эллен кивнула на папку:

— Там все есть. Я постаралась расписать как можно подробнее.

Они беседовали еще минут двадцать, хотя вопросы у Джастина к тому времени уже кончились. Так бы сидел и сидел, разговаривал и никуда больше не ходил. Но молодые люди начали беспокойно ерзать и поглядывать на часы — все-таки суббота, выходной на исходе. Джастин подумал, не пригласить ли их на ужин, выпить по бокалу чего-нибудь освежающего. Здравая мысль. Хотя нет, это для него здравая мысль, а им вряд ли хочется тратить драгоценный субботний вечер на ужин с мрачным копом, у которого все мысли только о расследовании. Им бы домой, там ждут не дождутся жена или муж, или любимый, а может, собака или, на худой конец, телевизор. Они десять раз подумают, прежде чем согласятся с ним поужинать. А может, сто раз или даже тысячу. Поэтому он не стал их никуда приглашать, сказал «спасибо» и пожелал приятно провести выходные. Ему ответили, что постараются.


Родители, как выяснилось, не садились ужинать без него, и Джастин мысленно поблагодарил их. Он умирал от голода и устал как собака, поэтому хотя бы на пару часов расслабиться и ни о чем не думать казалось очень кстати. Джастин смешал себе водки с мартини, добавил три оливки, и отец, который всегда делал этот коктейль именно так, выпил с ним. Потом Джонатан принес бутылку великолепного «Шатонеф дю Пап», они сели за стол, и Джастин постарался как мог поведать родителям, что делал весь день. Он опустил подробности, которые их явно встревожили бы: то, что случилось в «Ла дольче вите», стычку с агентом ФБР у полицейского управления. Зато с толком и расстановкой пересказал разговор с Викторией. Даже сейчас он не мог сдержать обиды и накопившегося раздражения.

— Рана еще слишком свежа. И потом люди справляются с горем по-разному, — начал оправдывать ее Джонатан. — Кого-то оно пугает.

— А кто-то застревает в нем надолго, — подхватила Элизабет. — Ты вот свое очень долго не мог пережить.

Джастин оторвался от бокала.

— Мам, ты считаешь, я уже все пережил?

Она печально улыбнулась в ответ.

— Я считаю, что, когда мы переживаем горе и боль, мы меняемся. Это как рана. Если сломать ногу, она уже не будет прежней — останется шрам, или хромота, или начнет ныть перед дождем. Когда-нибудь все заживет… шрам станет незаметным, нога разработается, но той, что раньше, уже не будет. Что-то изменится. Не обязательно к худшему, просто изменится. Рано или поздно ты привыкаешь, осваиваешься, ты по-прежнему можешь бегать — пусть не так быстро и далеко, но можешь. Жизнь продолжается. То же самое с горем, только рана никому не видна, и шрам тоже потом никому не виден. Но ты все равно меняешься, и с этими изменениями тебе потом жить. Со временем ты привыкаешь, осваиваешься. Все душевные терзания, все муки, которые ты перенес, никуда не делись, но жизнь продолжается.

— Что-то не похоже, чтобы для меня она продолжалась.

— «Продолжается» не значит, что ты забыл о том, кого потерял. Или больше не грустишь о нем. Так не бывает. Шрам останется навсегда. Но мне кажется, насколько я тебя знаю… ты смог привыкнуть. И освоиться. И я за тебя рада.

Джастин первый раз слышал, чтобы мама говорила так долго. Он почувствовал прилив нежности и хотел сказать «спасибо», сказать, что она, наверное, права, что, разумеется, она права, — но тут время, отведенное ему на отдых, истекло. Какие там пара часов! И часа не удалось посидеть спокойно. Он не успел даже доесть салат, искусно приготовленный Луизой. А, ладно! Джастин вытащил из кармана надрывающийся сотовый и посмотрел на определитель — придется ответить.

— Можно я перезвоню? — попросил он в трубку. — Мы тут ужинаем.

Предчувствия его не обманули.

— Закончен твой ужин, — раздался в ответ голос Билли Ди Пецио. — Заверни в салфетку и дуй сюда.

— Что-то случилось?

— Я тебя подхвачу через четверть часа. По дороге все узнаешь.

— По дороге куда?

— К Дрогану, — ответил Билли.


19


«Мерседес» Билли Ди Пецио въехал за проволочную сетку, ограждавшую несколько акров пустыря, известного как Дрогановская стройка. Они вылезли из машины, и Джастин поразился, какая кругом темень. Звезд почти не видно, луну то и дело закрывают быстро летящие облака. А времени всего-то половина десятого. В неясном лунном свете пустырь казался особенно зловещим. И не только пустырь, вообще все вокруг. Весь мир.

Навстречу им вышел агент ФБР и, не потрудившись представиться, повел их к стоящим неподалеку двум другим фэбээровцам. Одним из них оказался старый знакомый Норман Коркс, тот самый, которому Джастин свернул челюсть. Он приветствовал Джастина сдержанным кивком, но ни слова не сказал. Зато подал голос другой, по словам Билли только что прибывший прямым рейсом из Вашингтона.

— Зрелище не из приятных, — начал спецагент Зак Флетчер.

Джастин молча кивнул. И тогда его подвели к яме, где лежала Ванда Чинкель. Одежды на ней не было, по всему телу страшные синяки. Грудь и живот в потеках крови, то же самое с правой рукой и левым плечом. У Джастина перехватило дыхание. Потом кое-как, понемногу, делая короткие прерывистые выдохи, пришел в себя.

— Вы с ней встречались днем, — сказал агент Флетчер.

Джастин кивнул снова. Говорить он пока не мог.

— О чем вы беседовали?

— А как-нибудь в другой раз это обсудить нельзя? — наконец выдавил он, не в силах отвести взгляд от неподвижного тела.

— Нельзя, к сожалению, — ответил Флетчер. — Присмотритесь повнимательнее.

Агент, пожелавший остаться неизвестным, щелкнул кнопкой фонаря и направил его прямо на Ванду. Джастин присмотрелся. Он никогда не видел ее обнаженной при жизни, и разглядывать ее в таком виде после смерти показалось ему кощунственным. Он заставил себя охватить взглядом все тело сразу — так легче было представить, что перед тобой не человек, а некий предмет. Он часто пользовался этим приемом, когда приходилось выезжать на убийство. И только теперь, посмотрев на нее таким отстраненным взглядом, он понял: на руке, плече, груди и животе никакие это не потеки крови… Это слова! Написанное разбиралось с трудом — буквы нечеткие, кровь местами размазана, засохла или смешалась с грязью, но все же он прочитал. А прочитав, в изумлении глянул на агента Флетчера.

— Что, по-вашему, здесь написано? — спросил тот.

— Кто это написал?

— Похоже, она сама. Судя по ее руке.

Луч фонаря сдвинулся чуть в сторону, и Джастин увидел у правой руки Ванды осколок стекла.

— Здесь полно битых бутылок и банок. Видимо, уже умирая, она разрезала палец осколком и как могла написала это послание на единственно доступном холсте.

— На собственном теле. Собственной кровью.

Флетчер кивнул.

— Наверное, ей это было очень нужно, — и повторил: — Что здесь написано?

— Вот это, кажется, «JW», — разобрал Джастин. — А дальше «payback». Прописными и строчными буквами пополам. «C» пропущена. Потом похоже на «Hades». А это вроде «Ali».

«Hades» тоже состоял наполовину из прописных букв, наполовину из строчных. «Ali» не вызывал сомнений — «A» большая, палочка «l», почти такое же «i», совсем бледное, сходящее на нет. Его Ванда, видимо, написала из самых последних сил. Джастин повторил вслух все целиком:

— «JW, payback, Hades, Ali».

— У меня то же самое, — подтвердил Флетчер. — Вам понятно, что это означает?

Джастин, глядя на тело, а не на Флетчера, ответил:

— Вроде бы. Не все. JW — мои инициалы: Дж. У. Джастин Уэствуд. Полностью писать не было времени, поэтому она ограничилась первыми буквами.

— Мы тоже так решили. Поэтому вас сюда и вызвали. А «payback» в каком смысле?

— «Расчет». Это из нашего с ней разговора. Когда мы сидели в машине. Я полагал, что она передо мной в долгу. И мы говорили о том, что нужно сделать, чтобы расчет стал окончательным и полным.

— Кто с кем должен был рассчитаться?

— Она со мной.

— А не вы?

Джастин, не веря своим ушам, покачал головой.

— Вы что, решили, ее убил я? Из мести? Вы думаете, она это имела в виду?

— Попробуйте меня разубедить.

— А вы послушаете? — усомнился Джастин.

— О чем вы с ней днем разговаривали?

Джастин решил, что скрывать не имеет смысла. Слишком много загадочного накопилось в убийствах Эвана Хармона и Рональда Ла Салля, а теперь к ним придется добавить и Ванду Чинкель. То, что он на подозрении у ФБР, его не испугало. О себе он как-нибудь позаботится. Главное сейчас — узнать, что творится. А узнать можно только одним способом — начать говорить самому.

— Я приехал по просьбе родственницы, Виктории Ла Салль, — начал Джастин. — Полагаю, нет нужды объяснять вам зачем?

— Потому что ее мужа убили. И чем, по ее мнению, вы могли ей помочь?

— Не знаю. Разобраться, почему так произошло.

— И как успехи?

— Пока никак. Я только начал, поговорил кое с кем. Когда Билли меня вызвал, я сидел в офисе Рональда Ла Салля, беседовал с его подчиненными.

— Хотели выяснить что-то конкретное?

— Нет, лишь бы зацепиться. Пока забрасываю сеть наугад, вдруг что и выловлю.

— Что узнали от Ванды насчет убийств?

— Ничего. Молчала как рыба. А меня она позвала предупредить, чтобы я в это расследование не лез.

— Почему?

Джастин вздохнул.

— Для моего же блага…

Флетчер посмотрел на него вопросительно.

— Понимаете, у нас с ней были сложные отношения. Приятельские, но все же на многие вещи мы смотрели по-разному. Иногда наши с ней задачи друг другу противоречили.

— Вы думаете, что оказались в Гуантанамо по ее вине?

— Я не думаю. Я знаю, что это с ее ведома. Фактически она меня туда и упекла.

— И вам это не нравится.

— Нет. А вам бы понравилось?

— И вы убили ее, чтобы отомстить.

— Я ведь вам уже сказал, «расчет» — это из нашего с ней разговора. Она думала, своим предупреждением держаться подальше делает доброе дело. — Джастин снова предпочел выложить все без утайки, догадываясь, что агент Флетчер так и так в курсе. — Имелся в виду не один Ла Салль. Меня подключили к расследованию убийства Эвана Хармона в Лонг-Айленде.

— Насколько мне известно, вас подключили не только к расследованию.

— А вот это беспочвенные домыслы. Ванда знала, что это не так. И велела мне в это дело тоже не соваться.

— Потому что два убийства связаны между собой?

— Она не сказала. Однако вывод напрашивается.

— И этого хватило, чтобы загладить перед вами вину?

— Нет. Я объяснил ей, что до этого еще далеко.

— То есть на расчет ее предупреждение не тянуло?

— Именно.

— И в своем послании она не указывает на вас как на убийцу?

— Нет. Это всего лишь логическое завершение нашего утреннего разговора.

Он перевел взгляд на неподвижное тело.

— Послание не про меня, а для меня.

— Hades и Ali. Два имени. Этим она хотела вернуть вам долг?

— Видимо, да.

— Тогда что эти имена значат?

Джастин покачал головой.

— Абсолютно без понятия.


Еще около двух часов Джастин провел с агентом Флетчером и Билли Ди Пецио в полицейском управлении. Сначала пришлось рассказать подробно о своих передвижениях после встречи с Вандой, чтобы они могли сопоставить. Разобрали по косточкам каждое слово из разговора в машине. Так и эдак вертели «Гадеса» и «Али», но приткнуть их ни к чему не удалось. Джастин старался как мог, чтобы пролить свет на последнее убийство, и рассказал все как было — за исключением одной мелкой подробности. Об утренней встрече с Бруно Пекоцци Джастин предпочел умолчать. Почему, он и сам не знал. То ли чтобы оградить великана от неприятностей, то ли чтобы не рыть Бруно яму, которую тот ничем не заслужил. Или заслужил? Ванда, похоже, вела к тому, что Бруно сыграл в убийствах определенную роль. И пока Джастин не узнает, какую именно, лучше помалкивать.

Без четверти час Флетчер наконец разрешил ему идти, а Билли на прощание сказал, что он с Джастином еще потолкует. Флетчер добавил:

— К совету Ванды лучше прислушаться.

— В смысле не лезть? — уточнил Джастин.

— Вот-вот.

— Я буду иметь в виду.

— И все равно не прислушаетесь?

— Нет, — ответил Джастин.

— Тогда окажите мне услугу.

— Вы хотите, чтобы я оказал услугу ФБР?

— Ладно, — поправился Флетчер, — назовем это предложением.

— Слушаю.

— Поработайте с нами.

Джастин постарался не выдать удивления.

— Я, похоже, не расслышал. Что вы сказали?

— Ванда Чинкель всегда все делала открыто. Строго по правилам. А тут вдруг такие нестыковки. Отступления.

— В смысле?

— Ваш контакт с агентом Корксом. Правда, физический контакт вряд ли предполагался, но эту мелочь мы опустим. Ванда послала своего подчиненного перехватить вас, сохранив это в тайне. Не хотела, чтобы в Конторе узнали. Почему?

— Она сказала, что я «меченый» и в Конторе ее за беседы со мной по головке не погладят.

— Ерунда! — отрезал Флетчер.

— Так она сама объяснила.

— Да верю я, верю, что она так объяснила! Но это полная чушь. Ладно, мы с вами кое-что не поделили, было дело, в какой-то момент вы нас просто достали. И что, нам теперь разбегаться с воплями: «А-а, вон он идет, огромный ужасный серый коп из крохотного городишки, спасайся кто может!»? Не отвечайте, я сам отвечу. Нет. Вы нам по барабану.

— Тогда почему она так объяснила?

— Сами же говорите, она вполне могла вас просчитать. Мне кажется, Ванда дергала вас за ниточки, как марионетку. Когда вас просят держаться подальше, вы как поступаете? А, большой ужасный серый коп?

— Ладно, я понял, — остановил его Джастин. — Хорошо, она просила меня не вмешиваться, зная, что я не послушаюсь.

— Вот именно. Вы поступите с точностью до наоборот — рванете в самую гущу событий.

— Почему тогда нормально не попросить, если она действительно хотела, чтобы я помог? К чему таинственность напускать и за ниточки дергать? Убийство у меня и так в работе было.

— Неизвестно. Подозреваю, что она от нас пыталась что-то скрыть. Ее отчеты по этому расследованию выглядели очень поверхностно. Какие-то свои источники, о которых мы не знали. Она легла на дно, что ей совершенно несвойственно. По-моему, она чего-то опасалась.

— Чего?

— Не знаю. Утечки информации. Политической подоплеки. Мало ли какая хрень вставляет нам палки в колеса.

Джастин пристально посмотрел на агента Флетчера. «Не спеши», — сказал он себе. И все же в нем проснулось доверие.

— Так что вы хотите, чтобы я для вас сделал?

— Ванда была великолепным агентом. И раз она считала, что вы можете что-то, чего не можем мы, давайте попытаемся поработать вместе и вместе выяснить.

— Вместе — это непосредственно с вами?

— И со мной тоже, но я должен буду вернуться в Вашингтон. Так что мы назначим кого-нибудь еще.

Видя, что Джастин не спешит соглашаться, Флетчер выложил главный козырь.

— Вы давеча пытались правдами и неправдами добиться от Билли, чтобы он каким-то боком пристроил вас к расследованию. А я предлагаю вам кое-что получше — поддержку ФБР. Если кто-нибудь к вам прикопается, им тут же дадут знать, что вы работаете под нашим прикрытием.

— Звучит заманчиво.

— По-моему, тоже. Я как-то имел дело с Силвербушем. Не завидую.

— А значок суперагента мне положен?

— Значит, договорились, — подытожил Флетчер. — В течение ближайшего времени с вами свяжется наш человек. Только в этот раз, пожалуйста, постарайтесь наступить на горло собственной песне и не поднимать шум.

Они с Джастином скрепили соглашение рукопожатием. Билли хмыкнул, впечатленный.

Вернувшись домой, Джастин обнаружил, что родители ждут его, вместо того чтобы лечь спать. Пришлось рассказать, что случилось с Вандой. Мама, услышав, побледнела, и отец положил руку ей на плечо, чтобы поддержать, обнять, успокоить. Мама немедленно справилась с собой, и родители в один голос попросили Джастина продолжать, только без пугающих подробностей.

Он высказал им свои соображения, что смерть Ванды может быть еще одним звеном в цепочке убийств — следуя за Рональдом и Эваном Хармоном. Попросил ничего не говорить Вики, да и вообще помалкивать. Потом объяснил, что валится с ног от усталости и ему нужно поспать, кстати, им бы тоже не мешало. Предупредил, что утром они его уже не застанут, он выедет в Ист-Энд-Харбор затемно.

Мама поцеловала его в макушку, отец пожал руку, и родители отправились спать.

Джастин, несмотря на безмерную усталость, спать не пошел. Еще около часа он просидел в гостиной, так и сяк перекладывая кусочки головоломки, на которые разбился прошедший день, снова и снова прокручивая мысленно события. За этим занятием он незаметно прикончил два полных бокала бренди.

В два часа утра он позвонил Вики Ла Салль. И по хриплому спросонок голосу догадался, что поднял ее с постели.

— Вики, это Джей. Извини, что разбудил.

— Который час?

— Поздно. Прости за поздний звонок, но…

— Я таблетку приняла. Снотворное.

— Извини. Это правильно. Тебе надо выспаться. Я только хотел предупредить, что завтра возвращаюсь домой. В Нью-Йорк. Я не могу тебе не сказать… Когда на тебя смотришь… Господи, как ты на нее похожа! Как будто я с ней самой разговаривал…

— Ты же пьяный!

Голос стал четче.

— Нет. Нисколько.

— Значит, пил.

— Пил. Но я не пьян. Просто хочу, чтобы ты знала… Я понимаю, что это значит для тебя. Я понимаю, что ты испытываешь. Я тебя не подведу. Иначе я подведу ее. Она много для меня значит. Ты много для меня значишь. И я хочу, чтобы ты это знала.

Он подождал ответа. Ответа не было. Джастин не сразу понял, что она повесила трубку. Неизвестно, сколько она успела услышать. Да это было, в общем-то, уже не важно.

Спать он отправился около половины третьего ночи. Проснулся в шесть, принял душ и поехал в аэропорт, откуда маленький частный самолетик должен был доставить его прямо в Ист-Хэмптон. Оттуда до дома минут десять езды.

В четверть десятого он открыл дверь своего ист-эндского дома.

В двадцать минут десятого, набрав номер Леоны Криль, сообщил ей, что его отстранение от должности больше не актуально, поскольку он подает в отставку и уходит из полицейского управления Ист-Энд-Харбора. Она попыталась его отговорить, но Джастин сообщил, что у него теперь другая работа. Какая, он не сказал, но пообещал, что с ней и Силвербушем они еще увидятся.

Потом сварил себе целый кофейник кофе, наполнил кружку почти доверху, а остальное перелил в белый термос. Прихватив кружку, он отправился в гостиную и там в желтом блокноте написал два слова — «Ali» и «Hades». До полудня он сидел, напряженно вглядываясь в эти слова, и почти не двигался с места. Разве что ходил на кухню доливать кофе.

В полдень у него не появилось ни намека на то, что эти слова могли бы означать. Зато начал вырисовываться план.

Флетчер прав. Ванда что-то от него хотела. Даже умирая, она пыталась достучаться до него. Она потратила последние минуты жизни на то, чтобы, превозмогая невыносимую боль, оставить ему сообщение, намекнуть, в каком направлении двигаться к разгадке. Она знала, чем отдать долг. Что он оценит по достоинству. Истину. Тут сомнений быть не могло.

Он знал, что будет делать.

Получит то, что ему причитается.

Отыщет истину.

Он сложит эту проклятую головоломку и отведет от женщины, с которой провел вместе не одну ночь, подозрения в убийстве. Поможет той, которая до сих пор не может простить ему гибель сестры. Отдаст дань той, которую так жестоко убили и которая на краю гибели пыталась донести до него необходимые сведения.

Этим он и займется.

Очень хотелось выпить.

Очень нужна была ясная голова.

В холодильнике Джастин обнаружил открытую баночку колы и глотнул. Газ почти весь вышел, но жидкость была освежающей и сладкой, поэтому он отпил еще. Задумчиво оперся ладонью на плиту — и тут же отдернул руку. Опять забыл выключить чертову конфорку и опять обжегся! Чертыхаясь про себя, он поднялся наверх, взял из аптечки пластырь и заклеил волдырь.

А потом спустился в кухню и одним глотком допил кока-колу.

Пора приниматься за работу.


ЧАСТЬ 2


20


Управился Джастин только к вечеру воскресенья.

Мог бы и побыстрее, конечно, да только он, как никто другой, знал, насколько важно тщательно все подготовить, прежде чем перейти к действиям. В основном день ушел на то, чтобы перелопатить материалы, найденные до отъезда, плюс новые статьи из Интернета. Имена и названия выстраивались в списки, а Джастин пытался восстановить примерный ход событий, связавший их воедино. Так лучше всего выявляются модели взаимоотношений. Привычный порядок действий: отследить модели, потом найти мотив и наконец лежащую в основе страсть. Возникнет точка, в которой эти три составляющие пересекутся. Еще не было ни разу, чтобы они не пересеклись. И тогда он поймет, кто убийца. Истина откроется.

К вечеру Джастин успел внимательно изучить историю семьи Хармонов, которую скачал еще в прошлый раз. Просмотрел папку, полученную от Эллен Лоуч, не забывая время от времени делать пометки, набрасывая начерно точки соприкосновения разрозненных частей этого сложного целого. Закончив, он принялся вводить результаты в компьютер, и механическое, не требующее умственных усилий копирование помогло отвлечься и взглянуть на происходящее свежим взглядом.

Ванда следила за Эваном Хармоном, составляла на него досье. Она сама сообщила об этом Джастину, а своей памяти он доверял всецело — долго приучал себя запоминать именно слова, а не общий характер разговора. Потом, когда пытаешься понять, что собеседник имел в виду, нюансы и точность формулировок играют огромную роль. Ванда сказала: «Я следила за Эваном». «Я», а не «мы». Это означает, что слежка была неофициальной, а в Конторе об этом вообще могли ничего не знать. Совпадает с ощущениями Флетчера: Ванда утаивала часть информации, потому что опасалась утечки или шпионажа. Значит, каким-то образом замешана политика. Необходимо узнать, где Эван перешел дорогу фэбээровцам, без этого дальше никак. Скорей бы вышел на связь обещанный агент — не исключено, что у напарника найдутся недостающие сведения. В то же время Джастин не питал иллюзий насчет предполагаемого сотрудничества с ФБР. Даже если спецагент Зак Флетчер не такой, как они все, он, по всей вероятности, не станет сразу открывать свои козыри. Возможно, фэбээровцы просто-напросто хотят свалить на Джастина всю грязную работу. А возможно, хотят заодно подержать его под колпаком и сотрудничество предложили именно с этой целью — проконтролировать, не выпускать из поля зрения. А может быть, думают, что к создавшемуся смертельному треугольнику он имеет, вопреки тому, что утверждает, далеко не косвенное отношение.

Хорошо, пусть будет баш на баш. Ему — информацию, им — контроль. Но тогда уж Джастин своего не упустит. Пункт первый: выяснить, чем супруг Эбби умудрился насолить Конторе.

Этим, впрочем, дело не ограничится: жизнь Эвана Хармона не только имидж, который он успел себе создать незадолго до убийства. Люди живут и работают не в вакууме. Семья, друзья, события — все это оказывает на них то или иное влияние. Чтобы проникнуть в ход мыслей Эвана, понадобится узнать, что влияло на него. И тут моделей поведения уже недостаточно, ведь это уже мысли, а не поступки. Значит, нужно выяснить как можно больше о первой жертве.

Пункт номер два: Рональд Ла Салль.

Рональд как-то связан с Эваном. Они часто встречались, и у них были общие дела. Узнать, какие именно. Пройтись по списку Эллен Лоуч, проверяя клиента за клиентом, фирму за фирмой. Где-то среди них скрывается то самое связующее звено между двумя бизнесменами и тремя убийствами. Плюс нелегальная деятельность, которой занимался Эван, — надо выяснить, был ли Рональд в ней замешан. Одно дело, если он совершенно случайно узнал о чем-то, что не предназначалось для его ушей, и совсем другое — если он принимал в махинациях Эвана непосредственное участие.

Пункт третий: компания «Рокуорт и Уильямс». Это пока единственный повторяющийся элемент в уравнении со многими неизвестными, и ниточки от него тянутся ко всем действующим лицам. Занимаясь расследованием такого рода преступлений, Джастин давно уяснил: убивают всегда либо из-за любви, либо из-за денег. Третьего обычно не дано. В данном случае денежную составляющую олицетворяет собой «Рокуорт и Уильямс». Там в разное время работали оба Хармона, младший и старший. Принадлежащий Эвану хеджевый фонд «Восхождение» использовал «Эр энд У» в качестве первичного брокера для своих операций. Форрест Баннистер, финансовый директор «Восхождения», тот самый человек, который нашел тело Эвана, тоже имел отношение к «Рокуорт». Исчез Эллис Сент-Джон, сотрудник «Эр энд У», напрямую работавший с хеджевым фондом Эвана.

Нужно как-то пробраться в этот «Рокуорт и Уильямс». Поговорить с Хармоном-старшим и Линкольном Бердоном. А самое главное, отыскать, куда подевался Сент-Джон… Пока его не нашли, он остается главным подозреваемым в убийстве Эвана Хармона, а возможно, и всех троих. Хотя, кто знает, он мог пуститься в бега по совершенно другим причинам. Например, испугался. Или беднягу постигла та же участь, что и двух его коллег по Уолл-стрит. Джастин отдавал себе отчет, что найти Эллиса Сент-Джона совершенно не означает найти его живым. Тем не менее пока придется разрабатывать версию, что Сент-Джон ударился в бега намеренно. Будучи замешанным в трех убийствах.

Далее два официальных подозреваемых. О них тоже не следует забывать. Версию Ларри Силвербуша, о том, что Эбби подговорила своего любовника Дейва Келли избавиться от надоевшего мужа, Джастин отмел сразу. Не годится, даже если считать, что этой парой двигала не страсть, а расчет. Такой однобокий взгляд еще имел право на существование, когда труп Эвана только обнаружили, но с тех пор дело обросло новыми подробностями и заметно усложнилось. Возникли новые версии, отвергающие решение, которое с наскока принял окружной прокурор. И новые жертвы. Сейчас у Джастина огромное преимущество перед командой Силвербуша: вряд ли они догадываются, что два убийства в Род-Айленде и зверская расправа с Эваном Хармоном — звенья одной цепи. А ведь это все меняет! Однако окончательно снимать с Эбби и Дейва подозрения Джастин не торопился. Пусть даже дело принимает совсем другой оборот, более масштабный, это не значит, что пара любовников не могла поучаствовать на том или ином этапе. Не то чтобы Джастин действительно в это верил, но исключать такую возможность тоже нельзя. Сейчас вообще ничего исключать нельзя.

Еще один момент — поговорить с Бруно. Сначала, правда, нужно дождаться, пока Билли Ди Пецио вышлет результаты экспертизы. Тогда по отпечаткам пальцев станет ясно, кто был тот парень, который в него стрелял. Бруно — это еще один кусочек головоломки, который должен встать на свое место. Он, между прочим, пообещал связаться с Джастином здесь, в Ист-Энде, а слово у него, в отличие от всего остального, честное. Так что можно пока подождать.

И наконец, нужно понять, что подразумевала Ванда в своем предсмертном послании.

Особо ни на что не надеясь, Джастин проверил поиском в «Гугле» оба слова, «Гадес» и «Али».

На Гадеса открылось девять миллионов восемьсот пятьдесят тысяч сносок. Сто семьдесят шесть тысяч из них относились к упоминаниям Гадеса в песенных текстах. Обнаружилась компьютерная программа под названием «Гадес». Изображения Гадеса в живописи из разных музеев по всему миру, стихотворения и книги о Гадесе, написанные сотни лет назад. Различные пищевые продукты под таким названием и коктейль «Гадес Кровавая Мэри». Ни конца ни края. У Джастина Гадес ассоциировался исключительно с мифами Древней Греции, где это имя принадлежало богу подземного царства и — по совместительству — подземному царству как таковому.

Пока он ограничился тем, что скопировал из поисковика самое первое немудреное определение. Зачем, он и сам не знал толком. Имя звучное. Пусть попадается на глаза каждый раз, когда он будет открывать свои записи, воскрешая мысли о Ванде и о ее ужасной кончине. Пусть не дает покоя. Джастин присвоил имя «Гадес» папке, куда скачивал документы по делу, и вставил скопированное определение из какого-то реферата: «Гадес — брат Зевса, владыка подземного царства, повелитель мертвых. Также известен как Плутон — олицетворение богатства и изобилия».

Джастин счел определение вполне подходящим. Изобилие и царство мертвых. Похоже, с этим богом он в ближайшее время столкнется еще не раз.

Поиск по слову «Ali» обескуражил еще больше. Двести шестнадцать миллионов ссылок. Прокрутив штук сорок, он выяснил, что в основном они ведут на сайты, посвященные Мохаммеду Али, Али Джи, прибору ALI, созданному НАСА для съемки поверхности суши, Али-Бабе и актеру Али Сулиману, сыгравшему в фильме «Рай сегодня» (по иронии судьбы Джастин ходил смотреть его вместе с Эбби в старомодно помпезном местном кинотеатре, где в стены навеки въелся запах дешевого пойла и дезинфицирующих средств). Джастин сдался довольно быстро, справедливо рассудив, что ни Мохаммед Али, ни Али Джи никоим образом не связаны с тройным убийством. Все впустую, добавить к существующим материалам нечего.

Тогда он достал сотовый и набрал нью-йоркский номер Эбби. Со вчерашнего дня она так и не перезвонила, и на душе было тревожно. Снова услышав автоответчик, Джастин оставил сообщение еще лаконичнее прежнего:

— Это Джей. Я в Ист-Энд-Харборе, мне нужно с тобой поговорить.

«Телефон она знает, так что можно не диктовать», — подумал он и тут же понял, что раньше такая мысль ему бы вообще в голову не пришла. Выходит, что-то в их отношениях изменилось, и достаточно резко. После секундной паузы он закончил:

— Позвони, хорошо? Пока.

Когда и на сотовом откликнулся автоответчик, Джастин повторил почти слово в слово то, что минуту назад наговорил на домашний. А потом нажал кнопку отбоя.

Расстроенный, он долго мерил шагами комнату, сам не понимая, почему так завелся. В половину восьмого заставил себя сесть обратно за компьютер и составить план действий на ближайшее время. План представлял собой выжимку из обдуманных ранее пунктов, только теперь Джастин расположил задания по степени значимости.

1) Эван Хармон — прошлое, расследование ФБР

2) Рональд Ла Салль — деловые отношения с Хармоном

3) Гадес

4) Али

5) «Рокуорт и Уильямс» — Эллис Сент-Джон, Г. Р. Хармон, Линкольн Бердон

6) Билли Ди Пецио — результаты экспертизы

7) Дейв Келли

8) Эбби

9) Бруно


Поняв по здравом размышлении, что больше сегодня сделать вряд ли успеет, Джастин решил сообразить какой-нибудь ужин. В холодильнике и морозилке шаром покати… Странным образом отсутствие домашней еды навело его на мысли о том, насколько по-разному живут он и его родители. Джонатан и Элизабет сейчас наверняка садятся за стол, который заботливая Луиза уже уставила аппетитными яствами, не забыв про бутылку хорошего вина. А ему кто подаст любимое пиво и надоевшую китайскую снедь, которую он сейчас пойдет и купит, чтобы потом съесть прямо из картонной упаковки?

Вот они, последствия выбора. Все зависит от того, что ты выбираешь.

Он свой сделал. Хотя, может быть, стоило какие-то моменты решить по-другому?

Может быть, еще не поздно создать некий задел на будущее?

А может, от выбора, наоборот, ничего не зависит… Может, всем заправляет судьба. Или случай. А ты изо всех сил пытаешься подчинить неподвластное.

Его раздумья прервал стук в дверь. Стучали три раза. Первые два — тихо и неуверенно, последний — посильнее, как будто гость, замерший в нерешительности на пороге, наконец собрался с духом. Джастин понятия не имел, кого могло принести в такое время. Душа компании из него та еще. Предположим, найдется несколько человек, которым вдруг приспичило с ним побеседовать. Ларри Силвербуш, например. Леона Криль. Или паче чаяния Бруно. Джастин встал с кресла — со скрипом (пора в спортзал-то, пора!) — и пошел открывать.

Кого он точно не ожидал увидеть за дверью — ни сейчас, ни вообще — это стоящую там женщину.

— Можно мне войти? — спросила она.

Джастин не ответил. Просто смотрел на нее во все глаза. И постепенно делался все суровее.

— Когда-нибудь придется меня впустить. Напарников не держат на пороге.

— Ты это о чем? — было первое, что она услышала от Джастина спустя год с их последней встречи.

— Тебе что, не сказали?

По глазам и ошеломленному молчанию она поняла, что ему действительно никто ничего не сказал и придется выкручиваться самой. Смело выдержав колючий взгляд, Реджи Боккенхойзер сообщила, с чем пришла:

— ФБР. Я тот самый агент, которого назначили тебе в напарники.


Волосы у нее стали светлее, прежде оттенок был более темным. Так лучше, ей больше идет. И отросли, нет больше той аккуратной стрижки. Похудела, подтянулась, мышцы слегка накачала. Голубые глаза прежние — ясные и милые, чуть погрустневшие. Кожа гладкая, загорелая, шея хоть и коротковата, все равно изящная. В губах прячется та же грустинка, что и во взгляде, только еще наготове ехидная усмешка — на всякий случай. Такое у Реджи чувство юмора. А заодно эта усмешка помогает отгородиться от враждебного мира.

Да, это определенно она, та самая женщина, которую Джастину подослали в полицейский участок около года назад; та, которой он доверился, с которой спал. Та, что завела его в ловушку и отправила в тюрьму Гуантанамо. Та самая, что по приказу своего начальства из ФБР застрелила Рэя Локхарта, служащего ист-эндского аэропорта. Джастин ее еще арестовал тогда за убийство.

И при виде этой самой женщины, глядя на ее губы, приоткрытые в робкой, чуть кривоватой улыбке, он понял, что у него до сих пор куда-то ухает сердце и слегка подгибаются колени.

К черту ее!

К черту их всех.

К черту их всех, к черту, к черту, к черту!

Он ее не впустил. Впустил, конечно, но не сразу. Сначала усадил гостью в машину и съездил за китайской едой. Оставить Реджину Боккенхойзер в доме одну Джастин не мог. Даже на каких-нибудь жалких двадцать минут, пока он сгоняет за цыпленком с жареным рисом, холодной лапшой и кунжутным соусом. Даже на минуту она в его доме одна не останется! Мало ли что ей взбредет в голову? Мало ли где она захочет порыться или какую свинью ему подложит…

В машине и в забегаловке, пока им готовили заказанную еду, они не произнесли ни слова. Джастин замкнулся, а Реджина молчала потому, что молчал он. В нем кипела обида, а она просто решила не лезть на рожон, однако оттого, что Реджи видела его насквозь, становилось еще досаднее.

Вернувшись, Джастин плюхнул пакет с едой на обеденный столик в гостиной. Пока хозяин дома ходил на кухню за пивом, гостья успела все распаковать и расставить. Одну бутылку он поставил перед ней.

— Спасибо, что не забыл, — поблагодарила она.

— Да пошла ты! — ответил Джастин.

— Вот и поговорили, — оптимистично отметила Реджи.

Джастин молча сходил на кухню, принес серебряные приборы и две тарелки. Переложил на свою немного еды.

Реджи он сам ничего класть не стал, просто подвинул к ней картонные упаковки.

Ели они не торопясь, молча. Когда с тарелки исчезла почти половина порции, Реджи подала голос.

— Ну как, теперь можешь?

— Что?

— Поговорить?

— Нет! — буркнул он, откладывая вилку. — Я думал, ты в тюрьме.

Она покачала головой.

— Нет.

— Это почему?

— Я тебе объясняла, Джей. То есть пыталась объяснить, но ты так хотел меня упечь за решетку, что ничего не слышал.

— Там тебе самое место…

— Я выполняла свою работу.

— Хороша работа! Убить ни в чем не повинного человека.

Она вздрогнула.

— Да, и с этим грузом мне теперь жить. Но я-то думала, что действую в интересах государственной безопасности. Что приказ исходит непосредственно из Белого дома. Меня обманули, а я теперь мучаюсь бессонницей и кляну себя за то, что поверила в сказки. Я попалась на крючок, но выполняла то, к чему меня готовили, и, надеюсь, если представится возможность, смогу обратить свои умения на пользу.

Джастин не удостоил ее ответа.

— Ты ведь тоже убивал. В том числе тех, кого убивать было совсем необязательно. — Увидев, что он готов взорваться и выпалить что-то резкое, она поспешно добавила: — Ты думаешь, мы не знаем, что произошло с подполковником Уорреном Гримблом из контрразведки?

Джастин замер. Гримбл — тот самый, кто устраивал ему допросы с пристрастием в Гуантанамо. Джастину удалось тогда выяснить его имя. Одним именем дело, правда, не ограничилось. Сам Джастин валялся без сил, поэтому пришлось воспользоваться услугами Бруно. Подполковник Уоррен Гримбл испарился. Навсегда. Бруно слов на ветер не бросает.

— Не сказал бы, что его можно отнести к ни в чем не повинным.

— Может, ты и прав. Но он делал то, что считал правильным, и к тому же выполнял приказ.

— Нет, — тихо произнес Джастин. — То, что он со мной творил, ни в одном приказе не напишут.

— Джей, — негромко, но настойчиво проговорила Реджи, — когда ты меня арестовал, ФБР освободило меня почти сразу. По-другому и быть не могло. Счет обнулен. Меня проверяли и перепроверяли. Не мне тебе рассказывать о последствиях. Но в итоге решили, что задание я выполнила, меня реабилитировали и даже перевели в нью-йоркское отделение. Там я и работаю уже год.

— Да уж, задание ты выполнила… Не спорю. Потрудилась на славу.

— Я тебе жизнь спасла! Или ты уже забыл?

— Ничего я не забыл.

— Мне хотелось с тобой увидеться. За весь этот год не было ни дня, чтобы я о тебе не вспоминала. Но я догадывалась, что ты меня видеть не хочешь и слушать тоже не станешь.

— Здесь ты права.

— Тогда я попросила, чтобы меня назначили к тебе напарником. Сразу, как только услышала про этот план. Хочу, чтобы ты знал.

— И что, они согласились?

— Пути Господни неисповедимы.

— Я не верю в Бога.

— Я тоже. Значит, неисповедимы пути ФБР. — Реджи допила пиво и закончила: — Я хотела получить это назначение, потому что беспокоюсь за тебя. Неважно, кем ты меня считаешь и что обо мне думаешь. И потом, за мной долг. Я хочу его отдать, расплатиться за то, что сделала.

— Почему-то все вдруг бросились возвращать мне долги.

— Знаю. Поэтому в Конторе и согласились послать меня к тебе в напарники.

— Не вижу связи.

— Там, знаешь ли, не дураки сидят. Они тоже кое-что замечают. И любят выстраивать комбинации.

— Все равно не вижу связи.

— Им кажется, что мне ты сможешь доверять.

Джастин хохотнул. Хлестко и грубо.

— Из-за того, что произошло с Вандой. И с нами. Из-за того, что случилось… с твоими близкими. Им кажется, что ты сможешь мне доверять, потому что тебе это нужно. И еще, что тебе хочется меня защитить.

— Из чувства вины?

— Я же говорю, они не дураки и любят вертеть людьми.

— А ты как думаешь, Реджи? Тебе тоже кажется, что я клюну на эту приманку, потому что меня гложет вина за всех моих женщин?

Она моментально нацепила свою кривоватую улыбку.

— Я надеюсь, что ты клюнешь, потому что не устоишь перед моими чарами. — Джастин продолжал сверлить ее колючим взглядом, и она сменила тон: — Тогда учти, что я уже позвонила Силвербушу и сказала, что ты работаешь со мной и мы ожидаем полного содействия с его стороны.

— Какое полное содействие, если я у него почти что в подозреваемых числюсь?

— Уже нет. Я ему сказала, что мы сняли с тебя все подозрения.

— Это правда?

— «Мы», может, и не сняли, но поскольку ответственной за данную операцию назначена я, решать мне. А я считаю, что ты вне подозрений.

— Почему?

— Не думаю, что ты способен кого-то прикончить из-за женщины. Вот ко мне ты не совсем равнодушен — и что? Арестовал ведь.

— На что именно я, по-твоему, не способен? Полюбить? Или убить из-за любви?

— Понятия не имею, Джей. Я тебя для этого недостаточно хорошо знаю.

Она прикрыла глаза на секунду, потом еще раз. Джастин вспомнил этот ее прием. Опустить длинные ресницы, а потом распахнуть пошире и без того огромные голубые глаза. Считает, что тогда перед ней невозможно устоять. Да, невозможно, черт подери, невозможно!

Стукнув кулаком по тарелке, так что она перекувырнулась в воздухе, Джастин сгреб подскочившую от неожиданности собеседницу за ворот блузки и притянул к себе.

— Реджи, давай кое-что проясним, — глухо проговорил он. — Доверять я тебе не доверяю. И вряд ли смогу. Так что можешь строить мне глазки сколько угодно, я не клюну. Я не чувствую за собой вины, а если бы даже и чувствовал, от этого ничего бы не изменилось. Спать я с тобой не намерен, влюбляться тоже.

Не испугавшись и даже не удивившись его неожиданной вспышке, она снова изобразила свою кривоватую улыбку.

— Но работать ты со мной будешь? — уточнила Реджи.

Джастин слегка ослабил хватку.

— Да. Работать буду.

— Почему?

— Потому что ты сможешь добыть нужную мне информацию, участвуя в расследовании. А еще с тобой я быстрее разберусь, что у нас творится.

— И это все?

— Все.

— Для начала сойдет, — решила она. — Так… а теперь надо бы тут прибраться.


Вместе им работалось хорошо, этого не отнимешь. Что раньше, что сейчас. Реджи обладала дотошностью и усердием, и хотя шестое чувство у нее было не так развито, как у Джастина, оно ее не подводило. Плюс ко всему она умела обходиться без реверансов, когда надо что-то доходчиво объяснить.

Джастин распечатал свои заметки и отдал ей читать. Просматривая, Реджи время от времени задавала вопросы — про Эвана и Эбби, про отношения Джастина с Эбби, про беседу, состоявшуюся в «Рокуорт и Уильямс». Вопросы лаконичные, меткие и всегда по делу. Когда с записями и наработками было покончено, настал черед собранных Джастином папок с разнообразными материалами. На ознакомление он отвел Реджине ровно сутки. Пообещала уложиться. Времени она зря терять не будет и наверняка что-нибудь ценное выудит, в этом можно не сомневаться. Он изложил ей свои ближайшие планы и объяснил, на чем, по его мнению, следует сосредоточиться ей. На том и порешили.

— Теперь скажи, что ты хочешь от меня узнать? — поинтересовалась она.

Разумеется, все, что Ванде было известно о делах Эвана. Ему нужно было понять, зачем на Эвана собиралось досье.

— У нас на него не так много, — объяснила Реджи. — Да и то, что есть, довольно зыбкое. Ванда не все описывала в отчетах. И потом, Эван там был так, сбоку припека. Слежку изначально устанавливали не за ним.

— Тогда за кем?

— Леонардо Рубинелли. Босс твоего приятеля Бруно.

— Я знаю, кто такой Рубинелли. Сколько я себя помню, вы его всегда отрабатывали. Что на этот раз?

— Отмывание денег.

— А какая связь между Эваном Хармоном и Ленни Рубином? Они же вообще в параллельных мирах существуют.

— Да ладно, Джей. Неужели не догадываешься? Самое логичное передаточное звено между нью-йоркским хеджевиком и крутым мафиози, захапавшим Новую Англию? Ну?

Джастин покачал головой.

— Рональд Ла Салль? Не верю. Только потому, что он работал в Провиденсе финансистом? Ну и что? Мой отец тоже финансист из Провиденса.

— Спроси у своего приятеля Бруно.

— Пока его нет, давай ты мне скажешь вместо него.

— Я вместо него не скажу. В отличие от тебя я к нему симпатий не испытываю, — отказалась Реджи. — Но я точно знаю, что он встречался с Ла Саллем. В прошлом году мы их засекли, и не раз. А еще Бруно наведывался сюда, в Ист-Энд, на несколько недель. И вообще, мы же оба прекрасно знаем, что связаться с Хармоном ему было проще некуда.

— А у тебя есть доказательства, что Эван и Бруно встречались лично?

— Это следует из Вандиных отчетов. Только они не имеют процессуальных носителей.

— Процессуальные носители. Замечательный оборот. Надо запомнить.

— Свидетелей у нас нет, если тебе так привычней. Или нам об этих свидетелях неизвестно. А вот Ванда, возможно, знала. Но у нее уже не спросишь.

Джастин сдвинул брови.

— Значит, Эван и Рональд отмывали деньги для Ленни Рубина, а Бруно работал посредником? Не стыкуется.

— Почему?

— Насколько мне довелось узнать, Рональд Ла Салль был правильным до тошноты.

— И от кого ты это узнал? От подчиненных? От жены? А тебе не кажется, что такое мнение о Рональде им только на руку?

— Как знать…

Джастин мысленно перенесся в гостиную Вики Ла Салль. Вот она рассказывает о муже. Нет, она не врет. Может, сама заблуждается, но не врет.

— Еще что у тебя не стыкуется? — вернул его в реальность голос Реджи.

— Бруно. Для посредника он слишком крупная фигура.

— Согласна. Поэтому нам кажется, что его роль гораздо значительнее.

— Ты считаешь, их убил Бруно?

— Мы не исключаем такую возможность.

— Очень удобно, Реджи, прикрываться эдаким безликим «мы». У тебя своя голова есть?

— Я, Джей, в расследовании не участвовала. Меня подключили в самый последний момент, даже в курс дела по-настоящему не ввели. Так что пока излагаю с чужих слов. Потом, когда вольюсь, смогу думать собственной головой. О чем непременно поставлю тебя в известность.

— Ладно, хорошо. Давай тогда выясним, что решил коллективный разум насчет Бруно.

— Нам известно, что он регулярно встречался с Ла Саллем. Ла Салль инвестировал от его имени миллионы долларов. В некоторых случаях инвестиции были корпоративными. То есть Бруно выступал как юридическое лицо.

— Бруно? — Джастин не смог сдержать улыбку. — Он сам себе корпорация.

— И мы так решили. В совете директоров одной из инвестирующих компаний числится Рубинелли.

Джастин вздохнул.

— И вы начали расследование, пытаясь добраться до Рубина.

Реджи кивнула.

— Не вижу пока никакой связи с Хармоном.

— Я ведь сказала, пока все довольно расплывчато. Но связь есть. В записях Ванды сказано, что деньги Рубинелли проходят через фонд Хармона.

— Тогда в чем расплывчатость? Чего вам не хватает?

Реджи смутилась. Потом, пожав плечами, сказала:

— Ты же знаешь, как все поменялось после одиннадцатого сентября. Если террористической угрозы не наблюдается, дело задвинут. На высшем уровне точно никто не будет возиться. Все силы брошены на терроризм, у нас почти ничего не осталось. Так что выявить криминальные фонды не удалось.

— Выходит, старушка мафия и разные там убийства всем до лампочки?

— Ну, не настолько. Правда, Ванда все равно это дело из рук не выпускала. Ей казалось, улов будет крупным. Так что она копала и копала.

— И за это ее убили.

— Мы думаем, что за это. И теперь ее дело в разряде особо важных.

— Постой, даже Ленни Рубин не такой дурак, чтобы замахнуться на федерального агента. У Бруно тоже мозгов хватает.

— Опять ты переоцениваешь своих друзей.

— Ленни мне, положим, не друг.

— А Бруно?

— Друг — это сильно сказано. Но то, что мы по разные стороны баррикад, не значит, что его надо недооценивать. — Джастин покачал головой. — На первый взгляд, все сходится. Копнешь глубже — чушь собачья. Взять хотя бы то, как их всех убили. У Бруно другой почерк. Ванда у него не прожила бы и секунды дольше положенного.

— Приятно, что ты так хорошо знаешь его почерк.

— Приятно или нет, от этого никуда не денешься. Особенно если твоя версия строится на том, что Бруно убивал по поручению клана.

— Я что-то упустила? Он разве не этим на жизнь зарабатывает?

Джастин со вздохом пояснил:

— Понимаешь, я твоему Флетчеру вчера не все сказал.

Реджи, внимательно посмотрев на него, похлопала ресницами.

— И я пока не хочу, чтобы эта информация до него дошла. Так что пусть останется между нами, — попросил Джастин.

— Я там работаю.

— Но напарником ты сейчас состоишь у меня.

— Так нечестно, Джей. Ты ставишь меня в двусмысленное положение.

— Я в курсе. А что нечестно, так мне плевать, знаешь ли. Если хочешь, чтобы я тебе доверял, пообещай, что никому не скажешь.

— Это что, проверка?

— Зачет-незачет. Пересдачи не будет.

Она задумчиво пожевала губу, на всякий случай поморгала, потом согласно кивнула.

— Вздумаешь соврать, нашему напарничеству конец, — предупредил он.

— Мог бы не уточнять. Ты у нас человек прямолинейный.

— Хорошо.

И Джастин рассказал ей, что случилось во время их встречи с Бруно в «Ла дольче вите».

— Кто был тот парень? — спросила она, когда рассказ подошел к концу.

— Пока не знаю. Я попросил Билли посмотреть отпечатки пальцев, но убийство Ванды и наш разговор с Флетчером случились уже после.

— Потрясающе! Откуда ты добыл отпечатки?

— Парень косил под туриста, читал какой-то путеводитель. Я этот путеводитель и прикарманил. Но когда я его отдавал Билли, у меня и в мыслях не было, что все завязано на Хармона и тем более на Ла Салля.

— То есть решил узнать из чистого любопытства?

— Из чистого профессионализма.

— Профессионал не ушел бы, бросив парня на произвол судьбы.

— Я поступил так, как считал нужным. Сделал свой выбор.

— Как всегда.

— Да, — согласился Джастин. — Как всегда. И не в последнюю очередь потому, что Бруно мне кое на что намекнул.

— И на что?

— Есть люди, которым не понравилось, что он со мной разговаривает.

— Почему?

— Не знаю. Но убийство Ванды подтвердило, что он не зря это сказал. По крайней мере, такая у меня возникла мысль, когда я увидел ее мертвой. Она знала о нашей с Бруно встрече. Я решил сперва, что она следила за мной, а мне призналась, чтобы припугнуть и заставить отказаться от расследования. Но теперь я понимаю, что следила она вовсе не за мной, а за Бруно. Села ему на хвост. Или, скорее, жучков понаставила.

— А что слышно от Ди Пецио?

— Пока ничего, — с сожалением отметил Джастин. — Я, наверное, недостаточно настаивал. Боялся, что начнет выспрашивать… А, ладно, гори оно все!

И с этими словами он набрал номер телефона.

— Что? — раздался в трубке голос Ди Пецио. — Опомнился и хочешь теперь два доллара в неделю?

— Хотел узнать, что там с моими отпечатками. Да, я в курсе, что у вас народу некомплект, но думал, ты меня не забудешь.

— Поздновато спохватился, тебе не кажется? Тем более сегодня воскресенье. Вчера ты сказал, что дело терпит.

— Сегодня, наверное, уже не терпит, — пристыженно заметил Джастин.

— Тогда почему не сбагрить их твоим шишкам из ФБР? Вы с ними вроде скорешились?

— Я бы с удовольствием, только я свалял дурака и отдал их тебе.

— Тварь ты неблагодарная, вот ты кто! Ладно, жди, к утру сделаю. И не вздумай на меня пенять, если результат тебя не обрадует.

— Ты что, — насторожился Джастин, — уже что-то пронюхал?

— Подожди секундочку, ладно?

В трубке послышался звон бокалов, потом женский смех. Даже не смех, хихиканье. Точно, кто-то хихикнул. А Билли женат уже двадцать пять лет, и его жена вряд ли будет так по-девчоночьи хихикать.

— Билли, — позвал он. — Тебе уже что-то известно про этого парня?

— Ни черта мне не известно. Просто жизнь у тебя сейчас такая, что ты в любом случае не обрадуешься.

Джастин положил трубку и глянул на часы. За полночь. Как Билли это удается? Бухает до двух, а то и трех ночи, а в полвосьмого утра на работу — и как огурчик. Самому Джастину это давалось все труднее и труднее.

Какое там, не заснуть после десяти и то подвиг. Реджи, как по сигналу, зевнула.

— Давай завтра договорим, — предложила она. — Я умоталась.

— Где ночуешь? — спросил он.

— Квартиры на этот раз нет. Плохо, когда работаешь без прикрытия. Остановилась пока в «Фишермене». Недорого, но тот еще сарай.

Повисла неловкая пауза. Они стояли друг напротив друга на некотором расстоянии. Одновременно и сближавшем и разделявшем их.

— Подвезти?

— Я на машине.

— Пива хочешь на дорожку?

Голос неожиданно стал ломким. «Дурак, — обругал он себя. — Тоже школьник нашелся! Куда ты прешь? Не связывайся».

— Хочешь, чтобы я осталась и выпила еще бутылочку, Джей? — тихо произнесла она.

— Нет. Не хочу.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он из окна гостиной смотрел, как Реджи идет к машине. Обычная машина. «Фольксваген», кажется. Она села на водительское сиденье и укатила в направлении мотеля.

Джастин выдохнул. Потом набрал номер сотового Эбби Хармон. Снова автоответчик, снова то же сообщение, которым его кормят уже два дня. На этот раз после сигнала Джастин не стал оставлять ничего. Только посмотрел на трубку мрачным взглядом и нажал отбой.

На компьютере он включил две песни — «Цели» группы «Эверласт». И «Все изменилось» Дилана. Звук погромче.

Странно, но рэп действовал успокаивающе. И одновременно встряхивал. Джастин закрыл глаза и, загипнотизированный печальным ритмом, вслушивался в то, о чем вещал исполнитель — на что люди готовы ради цели.

«Бывает так, что ради цели погибают дети».

А может быть, всезнающий Боб Дилан оказался прав и на этот раз?

«Люди сходят с ума. Жизнь — странная штука». Когда-то Джастину тоже «было не все равно». Вот только неизвестно, насколько «все изменилось».

Он еще раз вдохнул полной грудью.

Потом запустил обе песни сначала и отправился допивать пиво в одиночестве.


21


Лин смотрела на Того, пытаясь понять, что означает это выражение лица. Она думала, что знает партнера насквозь. Легко считывает любой его жест, самое мелкое движение, гримасу, взгляд или улыбку. Однако сейчас не разберешь — то ли он замкнулся, переживая унижение, то ли пытается сохранить хорошую мину перед ней, Лин… То ли не хочет подавать виду, что ему приглянулась женщина, за которой они сейчас наблюдают, — блондинка, выходящая из дома, где живет полицейский.

Того никогда не подавал виду, что может желать кого-то еще кроме Лин. А вот эта явно привела его в восторг. Такая по-американски уверенная в себе, такая непринужденно-сексуальная…

У Лин стало влажно между ног. Она сама не знала почему. Может, мысли о Того и этой женщине так подействовали. А может, вспомнилось унижение, через которое ему пришлось пройти там, в высоком офисном здании. Партнер оказался таким уязвимым.

А ведь унижаться Того пришлось из-за нее.

И при мысли об этом Лин возбудилась еще сильнее.

Их вызвали, чтобы получить отчет о проделанной работе. Они отправились в высокое стеклянное здание, устремляющееся куда-то к солнцу. Раньше их никогда сюда не приглашали, это первый раз. Здание показалось им пустынным, в эти летние выходные на работе никого не было. Охранник, следуя своим указаниям, посадил Лин и Того в лифт, и они вышли на каком-то из верхних этажей, где их встретил другой охранник и провел в красивую комнату с толстым ковром и многочисленными телеэкранами, встроенными в обшитые панелями стены. Посреди помещения поблескивал стол из гладкого, как стекло, черного мрамора. Их оставили ждать. Через какое-то время в комнату вошел знакомый мужчина. Лин знала его по имени. Он богат и влиятелен. Больше ей ничего о нем не известно. Хотя нет, еще он старый. Но держится прямо, а лицо жесткое, как будто вырезано из камня. Есть в нем что-то такое, что вызывает желание подчиняться. У нее возникло смутное подозрение, что его сила чем-то сродни ее собственной, а может быть, даже более могущественна. Их с Того вызывали по первому его требованию. Они должны были выполнить любой его приказ, следуя инструкциям дословно и неукоснительно. Инструкции обычно давались на китайском. Мандаринским наречием старик тоже владел. Не в совершенстве, но говорить мог бегло. И уверенно. На встречах он оставался немногословным. Ограничивался несколькими вопросами, потом давал указания, что им делать дальше. И все. Тем не менее Лин всегда восхищало, как он с ними разговаривает. По-английски он, разумеется, объяснялся лучше, чем Того. Лин иногда казалось, что Того по-английски вообще не говорит. Он понимал на слух, в этом она не сомневалась. Иногда она говорила с ним по-английски, и, хотя Того неизменно отвечал на хэнаньском диалекте сян, ясно было, что он все понял. Но когда на английском говорил этот человек, Того делал вид, что не понимает. Поэтому на английском старик обращался только к Лин. В этот раз он говорил с Того, на мандаринском наречии. Ее он вниманием не удостоил. «Расскажи, как прошло с дамой из ФБР», — велел он, и Того сказал, что все прошло успешно. И тогда старик вытащил американскую газету. И показал заголовок. В статье шла речь про ту некрасивую женщину, которой Лин дала возможность умереть достойно. Лин не видела в этом ничего предосудительного, но старик сказал, что эта дама умерла не просто так. Она успела оставить сообщение. И он поведал им то, о чем умолчали в газете: собственной кровью женщина написала послание на собственном теле. Он сказал им, что она написала. Слова он произнес по-английски, без перевода, но Лин эти слова все равно ничего не говорили. Неизвестно, может быть, они значили что-нибудь для Того, но он ничего не сказал в ответ и никак не отреагировал. Однако старик ясно дал понять, что посмертное послание плохо само по себе. Это значит, что некрасивая женщина знала гораздо больше, чем положено. И у них теперь возникнут трудности. Серьезные.

Старик все больше и больше распалялся. Потряс газетой у Того перед носом. Того даже бровью не повел. Как смотрел в одну точку, так и смотрел. А когда старик спросил, в чем дело, Того промолчал. Стоял не шевелясь.

Тогда старик переключился на Лин.

— Я знаю, что это не его вина, — сказал он. — Он бы не оставил ее в живых. А вот для тебя наше дело не более чем игра. И всегда так было.

Она не поняла, почему «всегда». Он что, так долго ее знает? Он наблюдает за ней с детства? Может, он не такой уж старый и еще способен испытывать к ней влечение? По глазам не поймешь. Он старался не задерживаться на ней взглядом.

Старик подошел почти вплотную к Того.

— Ты такой слабак, что потакаешь ее шалостям? — И неожиданно отвесил звонкую оплеуху. Звон отразился в просторной комнате гулким эхом, но Того по-прежнему молчал и не двигался. — Ты виноват! Она может играть сколько влезет, а твоя задача — следить и держать все под контролем. Мы полагали, ты отдаешь себе отчет, что поставлено на карту.

На мгновение Лин показалось, что старик сейчас убьет Того. Вытащит пистолет и всадит пулю в череп. Того, конечно, и тогда ничего не скажет, не признается, что в проколе действительно виновата она. Он слишком сильно ее любит, чтобы выдать.

Но старик не стал ни в кого стрелять. Видимо, он не из тех, кто палит направо и налево. У него другие методы контроля. Поэтому он просто повернулся к Лин и Того спиной и сказал:

— Что сделано, того не воротишь… Учтем ошибки и будем двигаться дальше.

Потом он повернулся обратно и, ткнув пальцем в газету, спросил у Того:

— Что вы у нее узнали?

Тут Того наконец заговорил. Он спокойно объяснил, что они получили еще несколько имен. И теперь они на шаг ближе к цели.

— Что за имена?

Того назвал. Старик кивнул, показывая, что не удивлен. И тем не менее услышанное его вроде бы обрадовало.

— Теперь вам нужно быть предельно осторожными. Люди в этом списке гораздо важнее остальных. И гораздо опаснее. Вы должны узнать, что им известно и в каком направлении они копают. Они могут вам помочь, тогда воспользуйтесь. Если нет, не трогайте. А если они встанут у вас на пути и попытаются помешать, делайте то, что сочтете нужным. И помните, в игры мы не играем. Ясно?

Того кивнул. И тут Лин впервые услышала, как он говорит по-английски.

— Ясно.

Старик отвернулся, а у Лин на лице появилась улыбка.

Теперь, наблюдая за домом одного из людей в списке, она тоже улыбалась. Здесь живет полицейский, про которого сказала им некрасивая женщина.

Джастин Уэствуд. Так его зовут. Лин вспомнила, с каким трудом это имя просочилось сквозь сжатые губы женщины. Как будто она пыталась удержать свой предсмертный вздох. Лин узнала его. Она видела его недавно в городе. Он сидел в машине вместе с дурнушкой. Лин глянула ему в глаза, и ей очень понравилось то, что она увидела. На вид он сильный. И злой. И может быть, чуточку неосторожный.

Похоже, когда наступит его черед, убивать его будет интересно.

И блондинку тоже. Ту самую, на которую пялится Того. Грудная клетка у него вздымается и опадает — как будто он только что занимался любовью с Лин.

Значит, Того не думает о том, чтобы сохранить хорошую мину. И унижение он тоже не переживает. Сейчас, по крайней мере.

Он думает о блондинке, покинувшей дом Джастина Уэствуда в такой поздний час.

Жаль, что Лин не сможет остаться в этом лонг-айлендском городке и посмотреть, что будет с полицейским и женщиной. Было бы очень забавно. Но Того потребовал их себе. Они с Того должны разделиться, это было первое, что он сказал ей на выходе из стеклянного офисного здания. Тогда они смогут работать вдвое быстрее и эффективнее.

Ли Лин бросила последний взгляд на окно Джастина.

Она бы не хотела, чтобы все так быстро завершилось. Ей некуда торопиться. Поэтому она решила, что не намерена подчиняться старику с каменным лицом. Намерена, но не во всем. Не до конца.

«Веселая вышла игра, — подумала Лин. — А дальше будет еще веселее».


22


Нигде полицейских не встречают с таким недоверием, как в научной среде. Наверное, интеллектуалам не понятен черно-белый мир, где полицейским большей частью приходится существовать. Для таких ученых он раскрашен в оттенки серого, поступки не обязательно влекут за собой последствия, а теория зачастую расходится с практикой. До практики, действительности им подчас вообще нет дела. Действительность слишком груба, слишком неприглядна — с ней лучше не сталкиваться. В ней мощный интеллект нередко уступает физической силе. Это так же опасно, как встретиться в диких джунглях со львом. Вы, конечно, умнее, но у него более острые зубы. И он, скорее всего, хочет есть.

Квентина Кинтеля, директора приготовительной школы Мелман, Джастин отнес именно к такой категории ученых. В пасть к хищнику он явно не полезет. Впрочем, он вполне подпадает и под еще одну категорию — вонючих зазнаек.

Джастин сидел в кабинете, где по стенам выстроились стеллажи с книгами, и с застывшей улыбкой слушал, как директор Кинтель вещает о высоких требованиях и безупречной репутации их учебного заведения. Потом он пустился перечислять выдающихся выпускников, вышедших из стен школы за девяносто восемь лет ее существования. Стоит ли говорить, что на протяжении этих лет поступали в нее лишь самые лучшие и достойные. Внимая мужчине в твидовом костюме с галстуком-бабочкой, Джастин незаметно скосил глаза на окно, за которым простирались знаменитые зеленые газоны, увитые плющом каменные стены и прочая атрибутика, свидетельствующая об элитном статусе школы. Наконец Джастин решил, что директор достаточно потешил свое непомерное эго.

— Да, вы правы, школа действительно впечатляет, — перебил он.

Директор просиял.

— Благодарю!

— Как давно вы здесь работаете?

— Забавно… Меня постоянно об этом спрашивают и часто в тех же самых словах. Но я бы не назвал то, что я здесь делаю, работой. Это, скорее, большая честь для меня.

— Хорошо, — исправился Джастин, — как давно вы имеете честь отвечать за жизнь и учебное расписание тех, кто имел честь сюда поступить?

Директор Кинтель сузил глаза, одновременно поражаясь, как Джастину удалась такая витиеватая формулировка, и подозревая, что здесь кроется какой-то подвох. Но поскольку ни слова, ни интонация не вызывали возражений, пришлось отвечать.

— Меня назначили директором три года назад. Самым молодым за всю историю школы.

— Мои поздравления! Однако в таком случае меня интересует более раннее время.

— Какое именно?

— Когда в школе имел честь учиться Эван Хармон.

— Эван Хармон? — Директору явно стало не по себе. — А разве он… То есть он ведь…

— Да, его убили.

— Поэтому вы здесь?

— Именно.

— Но… с тех пор как он учился в Мелмане, прошло лет двадцать с лишним.

— Я знаю.

— Тогда не вижу, чем могу быть вам полезен.

— У вас ведь хранятся личные дела учащихся?

— Разумеется.

— И там помимо оценок есть и другие сведения — о внешкольных занятиях, о наказаниях, о происшествиях, привлекших внимание педагогов?

— Да.

— Тогда я хотел бы взглянуть на личное дело Эвана Хармона.

Директор Кинтель неловко поерзал в кресле.

— Боюсь… я вашу просьбу выполнить не смогу.

— Может быть, кто-то еще подскажет, где найти документы?

Кинтель не сдержался и пристыдил Джастина укоризненным взглядом, как нашкодившего щенка.

— Я прекрасно знаю, где документы. Но доступ к ним ограничен.

— Да, я понял. Это большая честь.

— Прискорбно, что моя преданность Мелману стала в ваших глазах поводом для насмешек. Но, боюсь, мы не можем позволить первому встречному рыться в личных делах.

— Я, если на то пошло, не первый встречный. Я служу в полиции города Провиденса, штат Род-Айленд, и веду расследование в тесном сотрудничестве с ФБР.

— Не понимаю, что это меняет.

— Тогда давайте я вам объясню. — Джастин наклонился поближе к директору, опираясь обеими руками на столешницу красного дерева. — Я знаю о заведениях вроде вашего не понаслышке.

И он назвал школу в Нью-Гэмпшире, где учился сам, — заведение еще престижнее Мелмана, с еще более высокими требованиями. Директор не смог сдержать изумления.

— Да, я понимаю, странно, что такая альма-матер вдруг породила копа. На самом деле даже двух, хотя вы можете возразить, что второй — не какой-нибудь там обычный коп, а вторая по величине шишка в ЦРУ. Ладно, не буду отвлекаться. Главное, я прекрасно знаю, как у вас здесь все устроено. Так что если вы сами не покажете мне личное дело, я вернусь с ордером. Но делом Эвана Хармона я уже не ограничусь. Я потребую телефонные номера родителей ваших учеников. Всех до единого. И с каждым из родителей состоится разговор. О том, что, по нашему мнению, творится в общих спальнях мальчиков. А поскольку мне самому довелось пожить в таких же спальнях, я прекрасно знаю, что там не все так невинно, чинно и благородно, как вы пытаетесь представить. Поэтому разговор с родителями пойдет в основном о выпивке, наркотиках и проявлениях гомосексуальных наклонностей. Они обо всем этом догадываются, но старательно закрывают глаза. И уж тем более не хотели бы обсуждать такое с федеральными агентами. А поскольку сейчас лето и большинство учеников дома на каникулах, подозреваю, после таких разговоров обратно в эту школу они вернутся далеко не в полном составе.

Джастин с милой улыбкой наблюдал, как Кинтель нажимает кнопку интеркома, чтобы вызвать секретаря. Когда в микрофоне послышался его голос, директор велел:

— Робби, будьте так добры, принесите копию личного дела Эвана Хармона. Всю целиком. Он учился у нас в начале восьмидесятых.

Директор откинулся в кресле, без улыбки глядя на Джастина. Через несколько минут дверь открылась, впустив стройного, подтянутого юношу с большим коричневым конвертом. Он хотел было отдать его директору, но Кинтель кивком указал на Джастина, которому секретарь немедленно и вручил конверт.

Джастин быстро просмотрел содержимое и нахмурился.

— Здесь не все.

— Это исключено! — возразил Кинтель.

— Эван Хармон ушел из вашей школы, когда ему было пятнадцать. Последние два с половиной года он учился в Мэддене.

— И что?

— Здесь ни слова о том, почему он ушел. Не хватает двух страниц, и нумерация сбита. Зато вложено рукописное примечание о переводе в другую школу. Но это не оригинал приказа.

— Если больше там ничего нет, значит, это все.

— Нет ни одной записи за последние полгода его пребывания в школе.

— Папка старая… Наверное, тогда дела учеников велись не так тщательно, как сейчас.

— Или документы подчистили.

Директор Кинтель промолчал, из чего можно было заключить, что обвинение его не оскорбило.

— Есть в школе учителя, которые застали Эвана Хармона?

— Не знаю.

Джастин встал с кресла.

— Послушайте, у меня нет времени играть в ваши игры. Поэтому давайте уясним раз и навсегда: я могу серьезно осложнить вам жизнь. Я не шутил насчет судебного ордера. Если мне придется закрыть школу, я закрою, не сомневайтесь. А вам я начну являться в кошмарах. Будете чистить зубы поутру и вместо своего отражения в зеркале увидите мое. Так что, если вы за всю свою честную службу здесь прикарманили больше пяти долларов, ответьте на мой вопрос и расстанемся по-хорошему.

Кинтель не стал раздумывать.

— Лесли Бурхам. Мисс Бурхам работает здесь больше тридцати лет. А еще Винс Эллерби. Заведует кафедрой математики.

— И с какого времени он работает?

— Преподает около восьми лет. Но в восьмидесятых он у нас учился. Наверняка был знаком с мистером Хармоном.

— И все?

— Да. Больше из тех времен у нас никого нет.

— Где я могу их найти?

— Мисс Бурхам в отпуске, уехала в Турцию. Вернется не раньше чем недели через три.

— Великолепно! А Винс Эллерби?

— Он в летнем семестре не преподавал.

— И где же он? В Афганистане?

— Нет. Дома, наверное.

— Ладно. Не буду цепляться. Где он живет?

Директор Кинтель не смог скрыть досаду.

— Приблизительно в часе езды.


— Эван Хармон как был тогда прохиндеем, так и остался, спорю на годовое жалованье, — не сдержался Винс Эллерби. — Нет, мне, конечно, жаль, что он умер. Хотя какое там… Ничего мне не жаль! Не подумайте, что я желал ему смерти, просто мне по большому счету без разницы, жив он или умер.

— Я так понимаю, вы не особенно дружили, — заметил Джастин.

Он сидел в шезлонге на заднем дворе Эллерби. Жена учителя математики налила им обоим лимонаду (Джастин предпочел бы пиво, но решил соблюдать приличия), а восьмилетняя дочурка угостила печеньем с шоколадными крошками, которое они с мамой пекли накануне.

— С ним тогда мало кто дружил.

— Что так?

— Он неохотно подпускал нас к себе. Посматривал свысока, будто он какой-то особенный. И покомандовать любил. У таких друзей нет, одни прихлебатели. Найдет парочку хлюпиков, чтобы прыгали перед ним на задних лапках, и с ними ходит. Ездит на них как хочет, гоняет в хвост и в гриву — такой весь из себя местный авторитет. Почему-то всегда находились готовые заглядывать ему в рот и пресмыкаться.

— То есть близко вы его не знали?

— Знал достаточно. Мы были в одной параллели, играли в бейсбол в одной команде. Он, кстати, прилично играл на первой базе… Занимались легкой атлетикой. Вот, кстати, хороший пример! Хотя, казалось бы, мелочь. Готовились к соревнованиям, Эван выбрал бег на длинные дистанции, записался на пятикилометровку и десятку. Сначала мы с ним бегали в паре. Уровень подготовки у нас был примерно одинаковый, так что на дистанции мы держались вместе. Тренировки проходили не только на стадионе: чтобы мы не скучали, нам сделали маршрут для кроссов по пересеченной местности. Эван побегал-побегал, и тут ему надоело. А откосить уже не откосишь. Когда-то его отец тоже занимался бегом, а значит, честь семьи, преемственность, куда тут денешься… Я его где-то понимал. В общем, что Эван делал: подождет, пока поблизости никого не будет — ну отстанет там или, наоборот, вперед вырвется, главное, чтобы не засекли, — а потом сворачивает с дистанции и отсиживается где-нибудь, сигаретку выкурит, содовой выпьет. Часик так погуляет, дождется, пока мы назад побежим, улучит момент — и пристраивается, добегает жалкие четверть мили до финиша.

— И не поймали?

— Ни разу! Он знал, как все обставить. Майку водой обливал — якобы вспотел весь, дышал как паровоз — прям так выложился, что сейчас на финише рухнет. Кроме меня, никто не подозревал, что он линяет с дистанции. А мне он сам сказал. В чем смысл бунта, если о нем никто не узнает? Примерно так он рассуждал, мне кажется. Наверное, если бы пришлось хранить в секрете ото всех, он бы не стал представлений устраивать. Бегал бы с нами и бегал.

— А на соревнованиях?

— Очень достойно выступал. Без всяких тренировок. Обычно приходил третьим, ну четвертым-пятым от силы. А если бы еще и между соревнованиями не сачковал, мог бы первым. Но ему это не надо было. Ему больше нравилось отсиживаться. Прирожденный обманщик.

— Его за обман из школы выперли?

Эллерби надолго задумался. Глотнул терпкого лимонаду, потом еще.

— Нет, вряд ли, — размышлял он вслух. — Эван, конечно, и на экзаменах списывал, и рефераты чужие приносил. Было пару раз, что его засекли, но в основном он как-то выкручивался и выходил сухим из воды.

— Тогда за что же его выгнали?

Джастин решал про себя, прилично ли будет теперь попросить пива. Пришел к выводу, что от добра добра не ищут.

— Учтите, за достоверность не ручаюсь. Семья Эвана сделала все возможное, чтобы замять дело. Я узнал через третьи руки.

— От кого?

— Был у Эвана приятель по имени Барт Питерсон. Тоже из породы халявщиков и тоже любитель задирать нос. Так вот, Эван рассказал ему, а он уже мне.

— Я бы тоже не прочь послушать.

— Если верить этому Барту, дело было так: Эвану понадобились деньги, а родители деньгопровод перекрыли. Тогда он подговорил одного из одноклассников инсценировать похищение. И по-моему, они даже практиканта уломали… — Увидев во взгляде Джастина недоумение, Эллерби пояснил: — Помощника преподавателя, который проходил практику. На такие… штучки… Эван тоже был горазд. В два счета мог уговорить кого-нибудь из взрослых сделать для него поблажку или посмотреть на что-то сквозь пальцы. Так вот, Эван, по словам Питерсона, собирался слупить с родителей сто тысяч. Но его быстренько разоблачили и выставили из школы.

— А как Хармонам удалось замять дело?

Эллерби посмотрел на него, как на несмышленыша.

— Вы что, серьезно? Деньги могут все.

— И сколько надо денег, чтобы подчистить школьные архивы?

— Ну, я совершенно точно знаю, что почти сразу же после этого случая отец Эвана пожертвовал несколько сотен тысяч — говорили даже, полмиллиона — на строительство музыкального здания в Мелмане. Музыкальная школа имени Г. Р. Хармона.

— Сына выкупить дешевле бы обошлось.

— Это не по-хармоновски. Отмазать дитятко — пожалуйста, а потакать — это уже лишнее.

Джастин глубоко задумался над услышанной фразой, потом спросил разговорчивого математика:

— Скажите, у вас есть школьные альбомы за последние два года, что Эван учился с вами?

— А вы как думаете? Я живу в двадцати минутах от школы. Я там преподаю. Одежду покупаю с таким расчетом, чтобы подходила под официальные цвета Мелмана.

Джастин, улыбнувшись в ответ, остался ждать, пока Эллерби сходит за альбомами. Тот обернулся быстро — очевидно, школьные реликвии вопреки обычаю не отправили пылиться на чердак. На всякий случай Эллерби предупредил, вручая Джастину альбомы:

— Только обязательно верните, когда закончите.

Джастин пообещал, что вернет. Потом задумчиво глотнул лимонаду и спросил:

— А вот вы сами верите в эту историю с похищением? Вы считаете, так оно и было?

— Думаю, да. Во-первых, Барт Питерсон сам бы такого никогда не выдумал, мозгов бы не хватило, выходит, ему действительно рассказал Эван. А во-вторых, Эван Хармон вполне мог отмочить что-нибудь в таком духе. Хотелось ему стянуть что-нибудь — тянул, хотелось приврать — врал не краснея.

Джастин кивнул.

— Выходит, делал, что хотел, так?

— Именно, — подтвердил Винс Эллерби. — Думаю, до самой смерти делал, что хотел.

— Я даже больше скажу, — поправил Джастин. — Полагаю, его за то и убили.


Джастин решил добраться назад из Коннектикута в Лонг-Айленд на пароме. По времени не намного быстрее, но зато три часа можно не сидеть за рулем. Около часа спустя после того, как паром отчалил, у Джастина зазвонил сотовый. Оказалось, Билли Ди Пецио.

— Посмотрел отпечатки? — с места в карьер спросил Джастин.

— Вообще-то да. Можешь тоже глянуть. Я переслал по электронной почте.

— Порадуешь чем-нибудь?

— Понятия не имею. Я этого парня впервые вижу.

— Связи с Ленни Рубином?

— Не установлены.

— Может, он из клана, который воюет с Ленни?

— Может быть, но ты учти, Джей, мы его не ведем. Отпечатки у нас в базе есть, но он ни по каким делам не проходит. За ним у нас ничего не числится. И звоню я не поэтому.

— Черт! — ругнулся Джастин. Голос Билли, он знал это по опыту, не предвещал ничего хорошего, и по спине побежали мурашки. — Что произошло?

— Вчера кто-то вломился в офисное здание «Ла Салль груп». Забрали документы.

— Какие документы?

— Разные. Совершенно точно тот список, который тебе делала секретарша, как ее…

— Эллен Лоуч.

— Ну да, так вот оригинал точно увели.

Услышав в трубке молчание, Билли добавил:

— Кому-то явно не дает покоя то, что ты делаешь, и он пытается тебя опередить.

— Самому бы понять, что я делаю… — вздохнул Джастин. — Ущерб есть?

— Только пострадавшие.

— Ох ты!

— Это Стэн Соломон, ты с ним тогда встречался.

— За каким его понесло в воскресенье в офис?!

— Решил поработать сверхурочно — назовем это так.

— И что с ним?

— Перебита трахея. Свидетель показывает, что нападение было неожиданным.

— Свидетель? Какой еще свидетель?

— Эллен Лоуч.

— Она там тоже была?

— Ага. Мисс Лоуч… точнее, миссис Лоуч, она замужем… Так вот, они с этим Соломоном частенько работали сверхурочно, когда им не мешали посторонние. Сечешь?

— Да, Билл, секу. Я еще когда с ними разговаривал, подумал, что между ними что-то есть.

— И есть. А вообще, он повел себя как настоящий рыцарь. Как только они поняли, что в офис кто-то лезет, тут же велел даме спрятаться.

— А сам остался?

— А то! Он же рыцарь. Тем более, по словам миссис Лоуч, когда он увидел, кто именно взломал кабинет, вообще утратил бдительность. Решил, что бояться нечего.

— Взломщик его не впечатлил?

— Нет, Джей, не взломщик. Взломщица.

— Женщина? И она перебила ему трахею?

— Причем, судя по всему, одним движением. Раз — и все.

Несмотря на жару, Джастина бросило в холодный пот, когда он начал перебирать в уме женщин, которые могли бы проникнуть в офис Ла Салля. Вики? Нет, вряд ли, она на такое не пойдет. Реджи? Хватило бы ей времени смотаться туда-обратно? Точно, это Реджи. Вот черт!

— Ладно, говори, кто это.

— Неизвестно. Миссис Лоуч ее не опознала. Она на нее вообще не смотрела, слишком испугалась, особенно когда увидела, что сделали с ее рыцарем. Известно только, что она азиатка.

— Азиатка? — Джастин облегченно выдохнул. — И это все? Других примет не будет?

— Таких, чтобы помочь в розыске, нет.

И тут Джастин вспомнил. Мгновенно, как кадр из фильма, перед глазами вспыхнула картинка. Вот она идет по улице и проходит мимо него, а он только что вылез из Вандиной машины. Нет, не идет, а плывет.

— Билли, Лоуч еще как-нибудь ее описывала? Говорила, что она высокая, красивая?

— В точку. И высокая, и красивая, но в лицо она ее не узнает, даже если столкнется нос к носу.

— Это не страшно. Зато я узнаю.

— Ты с ней знаком? — не поверил Ди Пецио.

— Нет. Но я ее видел. Недавно, когда выходил из Вандиной машины. Она шла по улице.

— Джей, у нас по улицам много симпатичных азиаток ходит.

— Это она. Я знаю. Нутром чую.

Пауза. Потом Билли сказал:

— Если бы я не знал тебя так хорошо, мог бы и усомниться, но раз ты чуешь нутром, значит, так оно и есть. Еще что-нибудь можешь о ней сказать?

— Давай я подумаю чуть-чуть, вдруг что-нибудь вспомню. Тогда позвоню и опишу поподробнее.

Билли согласился, а потом Джастин услышал такое, чего не слышал от него никогда.

— Ты там поосторожнее смотри.

Джастин кивнул, но вовремя понял, что Билли его не видит.

— Странное дельце, правда?

— Что-то загадочное творится, Джей, и мне это ох как не нравится. И хуже того, я не понимаю, что происходит. Обычно, чтобы получилась картинка, достаточно соединить наметившиеся точки. А тут даже точек нет.

— Тогда ты тоже поосторожнее.

— Услышимся, — буркнул Билли, и Джастин нажал отбой.

Он прав. Людей убивают одного за другим. Что-то происходит. А точки-то где, что соединять?

Сидя в машине, Джастин вглядывался в серо-голубые воды, простирающиеся за бортом парома на многие мили вокруг. Казалось, им нет ни конца ни края, а до берега придется плыть и плыть, целую вечность. И Джастин понял, что не имеет ничего против.


23


Новости о взломе офиса и новом убийстве Реджина узнала от агента Флетчера. Потом ей позвонил Джастин сообщить, что до Ист-Энд-Харбора ему ехать примерно час. В десяти минутах от городской черты он позвонил снова. Когда Джастин въезжал во двор собственного дома, Реджина поджидала его у двери.

Первым делом, едва успев войти, они подключились к Интернету и скачали письмо от Билли Ди Пецио. Парня с пистолетом звали Пьетро Ламбраско, а отпечатки пальцев попали в базу, когда он проходил таможню, прилетев из Италии. Теперь отпечатки берут у всех пересекающих государственную границу. Целью визита был указан туризм, а в графе «род занятий» числилось «продавец». Больше ничего ценного. Реджи немедленно ввела запрос на имя и отпечатки в базу данных ФБР, несомненно более полную и разветвленную, чем база полицейского управления города Провиденс. Результаты должны были прийти через час.

Джастин вкратце изложил ей, что ему удалось узнать в Мелмане, а также от Винса Эллерби. Когда она поинтересовалась, зачем ему школьные альбомы, которые он в спешке плюхнул на видавший виды кофейный столик, он ответил только:

— Сам не знаю. Хотел узнать побольше о школьных годах Эвана Хармона.

— А я скоро совсем глаза испорчу, — пожаловалась Реджи. — Читала то, что ты мне оставил на Ла Салля, все эти документы из его офиса. И еще я пыталась сузить круг поиска по Гадесу и Али.

— И? — поинтересовался Джастин, но тут же остановил ее. — Сейчас, подожди секундочку. Пива принесу. Я весь день на лимонаде, чуть не умер.

Он вернулся с двумя бутылками, одну отдал Реджи.

— Теперь давай, — разрешил он, от души глотнув «Сэма Адамса».

— С Гадесом и Али пока ничего не вышло, зацепиться не за что, так что тут облом. А ласаллевские документы я попыталась рассортировать и посмотреть, что получится.

— И как, получилось?

— У меня нет. Но там достаточно конкретики, так что можно надеяться, у кого-нибудь выйдет. Остается найти кого-то, кто поймет, что там к чему, или добыть еще данные, чтобы было с чем сопоставить. — Джастин махнул рукой, чтобы она продолжала, и Реджи вытащила блокнот, покрытый неудобочитаемыми каракулями.

— Кто бы мог подумать! — удивился он. — У тебя почерк еще хуже, чем мой.

— Давай меня за это расстреляем. Ой, нет, беру свои слова обратно. С тобой такими фразами бросаться опасно.

— Не паясничай, говори, что нарыла.

— Вот, скажем, места, куда он ездил. У меня пока ничего не складывается. Активно ездить Рон Ла Салль начал около года назад, до этого почти никуда не вылезал.

— Логика есть. Где-то год назад он основал собственную фирму.

— Он основал ее за четыре месяца до этих разъездов, когда ушел из «Рокуорт». Получается, четыре месяца он безвылазно сидел дома.

— Тоже логично: не мог оставить свое детище без присмотра. Нанимал сотрудников, налаживал дела.

— Предположим. А вот потом он носится как угорелый, чем дальше, тем больше. Сначала во Флориду, прямым рейсом в Палм-Бич. Через два дня возвращается в Провиденс. Потом, спустя совсем немного времени, в Голландию, в Амстердам. Два раза. Набирает обороты. В Канаду, Ванкувер. Потом в Северную Калифорнию. А потом и того дальше — Южная Америка, Колумбия, Новая Зеландия, Австралия, Аляска и Россия. За последние три месяца трижды слетал в ЮАР. Уезжает с частотой почти раз в неделю или в десять дней. А за три недели до смерти поездки прекратились. Опять сиднем сидит дома.

Джастин кивнул, перебирая в уме перечисленные географические названия.

— У меня ничего не складывается.

— Вот и у меня нет. Если они как-то связаны, я эту связь не улавливаю.

— А ты смотрела, кто оплачивал поездки?

— Угу. Каждую проверила и перепроверила. За две командировки в Амстердам счета направлены в «Восхождение». То же самое с Калифорнией и Колумбией. Тут у нас прямая финансовая зависимость. Но в остальных случаях никакого «Восхождения» не наблюдается. Счета за поездки приходят в самые разные компании. Семь или восемь названий.

— А ты…

— Угу, я их поискала, но пока безрезультатно.

— Что, ни одной?

— Ни одной. Я отправила запрос эксперту, пока ответа нет. А сама я не могу. И потом, существуют федеральные каналы. Комиссию по ценным бумагам подключать прикажешь?

— И как будем разгребать?

— Не знаю. Я же говорила, дело у нас проходит по высокой категории, но все равно не первостепенной важности. И с каждым взрывом на Ближнем Востоке важность его все уменьшается и уменьшается.

Джастин кивнул на сгруппированные документы.

— Чего тебе не хватает, чтобы разобраться?

— Информации. Мне нужно сравнивать. Почему он ездил по всем этим городам, с кем там встречался, по каким делам, кто оплачивал командировки после того, как «Восхождение» прекратило. Потом нужно выяснить, есть ли совпадения со стороны хеджевого фонда.

— Например?

— Например, одинаковые деловые партнеры. Надо узнать, не ведет ли «Восхождение» дела с какой-нибудь из фирм, которые оплачивали Ла Саллю поездки. А может, Эван Хармон или его партнеры наведывались туда же, куда он ездил.

— Еще варианты?

— Если отрабатывать все как следует, то же самое нужно выяснить насчет Эллиса Сент-Джона, даже Дейва Келли или даже…

— Кого? — не дал он Реджи умолкнуть.

— Эбби Хармон.

Вроде бы Джастин не терял нить беседы. Однако понял он не сразу.

— В смысле, Хармон мог делать грязную работу руками Эбби?

— Или она проворачивала что-то за его спиной. Мы знаем про связь между Ла Саллем и Хармоном. Она зыбкая, но она существует. Вроде бы сотрудничество чисто деловое и никакого криминала пока не обнаружено. Однако вполне может выясниться, что существует и другая связь — не исключено, что между Ла Саллем и миссис Хармон. У нее, похоже, большие связи.

— Хорошо.

— Хорошо и все?

— И все. Есть мысли, как это разузнать?

— Кое-какие есть. Первым делом нанесу личный визит в «Восхождение».

— Поздновато уже. Давай завтра утром. Или, если не трудно, во второй половине дня.

— Почему?

— Я попробую назначить кое-кому свидание на завтра. Тогда потом останусь на ночь.

— Ты в своем уме, Джей? Какое свидание?

— Многообещающее. Но это вечером, а с утра можем наведаться к кому-нибудь здесь.

— В гости или по делу?

— Утром точно по делу.

— К кому?

— К Дейву Келли.

— А, твой соперник?

— Знаешь что, Реджи? Ты бы оставила эти свои штучки. Кто ты такая, чтобы делать подобные намеки и лезть в мою личную жизнь?

Она смешалась, осознав, что зарвалась и нарушила установленные на испытательный срок границы.

— Прости. Я не хотела, честно.

Он кивнул.

— Принято, — и, помолчав, добавил: — Сегодня, наверное, ничего больше сделать не получится. Сейчас, по крайней мере. Ужинать пойдешь?

Она ответила кривоватой улыбкой.

— Хочешь пригласить меня на ужин?

— Нет. Не думаю.

— Тогда увидимся завтра утром. Во сколько, в девять?

— Давай в половину девятого. Нам надо в Риверхед, а на дорогах пробки.

— Полдевятого так полдевятого.

И снова он, как вчера, наблюдал из окна гостиной, как Реджина Боккенхойзер со своей кривоватой улыбкой садится в машину и уезжает восвояси.

Он подумал о том, когда в последний раз дотрагивался до нее. Вспомнил, какая на ощупь ее кожа. Запах волос. Вспомнил, как целовал татуировку-бабочку пониже спины. Реджи пользовалась мылом с ванильным ароматом, и Джастин снова ощутил этот легкий привкус на губах.

Он подумал о точках, из которых бабочка вырисовывалась на коже. Все дело в точках.

Джастин набрал в грудь побольше воздуха, зная, что потом будет презирать себя за то, что сейчас сделает. Потом подошел к письменному столу и посмотрел телефонный номер в папке «Гадес». Взяв трубку, позвонил Белинде Ламберт, секретарю Эллиса Сент-Джона из «Рокуорт и Уильямс». Услышав ее «алло», он назвал себя и сказал, что не прочь встретиться. Чем скорее, тем лучше.

— Правда? — не поверила она. — В офисе или где?

— Нет, не в офисе. — Он вспомнил ее умоляющий взгляд и то, как настойчиво она предлагала себя. — Как насчет ужина?

— Вы приглашаете меня на ужин?

В голосе даже по телефону Джастин различил радость пополам с удивлением. И еще что-то. Удовлетворение. Как будто она не сомневалась, что рано или поздно он позвонит. Слишком много общается с воротилами Уолл-стрит. Она, бесспорно, обладает сексуальной привлекательностью. Слишком откровенной, даже дешевой, но тем не менее. Значит, становится легкой добычей.

— Приглашаю, если вы согласитесь.

— Ну как же я могу не согласиться? — воскликнула она. — Когда идем?

— Как насчет завтра вечером?

— Завтра? Я… у меня… — Колебания длились недолго. — Хорошо. Значит, завтра.

Они договорились, где и во сколько встретятся. Джастин спросил, где она живет, и выбрал ресторан неподалеку от ее дома.

— Там и увидимся.

— Чудненько! — сказала она.

— Да уж, чудненько, — откликнулся Джастин.

Повесив трубку, он еще минуту-другую чувствовал себя последним подонком. Потом вернулся за компьютер и приступил к работе.


Джастин собирался закругляться, когда в четверть одиннадцатого зазвонил телефон.

— Это я, — сказала Реджи.

В этих словах чувствовалась некая фамильярность. Неловкость пополам с родственным чувством. Так может звонить после развода бывшая жена.

Джастина это задело за живое. Их с Реджи слишком многое связывает. Плохо. И в то же время — приятно. Появляется особая теплота и, чего душой кривить, огонек страсти. Интересно, чувствует ли Реджи то же, что и он? Наверняка чувствует. Джастин потряс головой, отгоняя дурацкие мысли, но тут же невольно представил, как она сейчас сидит на диване с телефонной трубкой. Сбросила туфли и забралась на кровать с ногами, в джинсах и футболке, подвернув одну ногу под себя, другую согнув в колене. Она всегда так сидит. Любопытно, по делу она звонит или еще зачем? Джастин понял, что не знает, чего ему хочется больше.

Оказалось, все-таки по делу.

— Рассекретили мы твоего род-айлендского стрелка.

— Ну, не томи!

— Его зовут Пьетро Ламбраско, все правильно, как и писал Билли. И он не состоит в мафиозных группировках…

— Тогда, черт подери, кто он?

— Не перебивай. Я сказала, не состоит в мафиозных группировках здесь, в Америке.

— Значит, в Италии?

— Точнее, на Сицилии. По нашим записям он проходит только потому, что двое наших несколько лет назад ездили помогать в расследовании убийства, когда заминировали шоссе и взорвали машину римского судьи. Тогда шел большой обмен информации между нашими и итальянцами. В одном из документов попался и этот Ламбраско.

— И что там про него написано?

— Жестокий киллер.

Джастин молчал.

— Джей, ты меня слышишь?

— Слышу. — Помолчав еще немного, он спросил: — Реджи, какая нелегкая принесла сицилийца в Род-Айленд и что ему надо от Бруно Пекоцци?

— Я думала, ты мне скажешь.

Снова молчание.

— Что теперь? — наконец не выдержала Реджи.

— Пойду наносить точки дальше.

— А что, свидание на завтра уже назначил?

— Угу.

— Скажи, что ты задумал?

— Не-а.

— Тогда как договорились, в полдевятого.

— Угу.


24


Джастин пришел к выводу, что Дэвид Келли умом не блещет. Хотя до отморозка, каким его представили в желтой прессе и местных новостях, он тоже не дотягивал. Довольно скоро Джастин понял, что скорее имеет дело с обычным мастером-подрядчиком, у которого теперь кругом засада — и в работе, и в личной жизни. Благодаря своей профессии он проник в мир богатых и ни в чем себе не отказывающих, но там его подстерегала ловушка. Увидев настоящую роскошь, он уже не мог довольствоваться тем, что имел сам, и в то же время понимал, что уровня жизни своих работодателей тоже никогда не достигнет. Именно поэтому Дейв Келли оказался такой легкой добычей для Ларри Силвербуша и иже с ним. Жажда денег — беспроигрышный мотив. Плюс сексуальная связь. И в довершение всего Келли не умел владеть собой и был не чужд жестокости, что легко угадывалось по его кривой ухмылке и резкому тону. При таком раскладе сложно завоевывать симпатии. Однако, подумал Джастин, это не значит, что нужно автоматически записывать человека в убийцы.

Глядя на Келли в тюремной робе, Джастин задался вопросом, чем этот тип сумел привлечь Эбби. Может быть, как раз своей грубостью. А может быть, раз он и мечтать не мог о такой женщине, ее подкупило его неприкрытое благоговение. Что же тогда она увидела в нем, в Джастине, если сама подошла к нему тогда, много месяцев назад, «У Даффи»? Неужели между ним и Келли есть что-то общее?

Выходит, что есть.

Жестокость.

Он тут же послал эту мысль куда подальше и только сейчас увидел, что на него внимательно смотрит Реджина Боккенхойзер. У Джастина закралось подозрение, что она читает его мысли.

— Дейв, — обратилась она к Келли, продолжая начатые вопросы, — что вы можете сказать нам об электрошоковом ружье?

— А что тут, бля, рассказывать? — буркнул Келли.

— Есть что. Ружьем воспользовались для пыток, и оно наверняка сыграло свою роль наравне с орудием убийства. А впоследствии его обнаружили у вас дома.

— А то я не знаю, где его, бля, нашли? Ничего нового вы мне не скажете и, бля, не спросите, Я уже все рассказал адвокатам и копам, и никто на хер не верит ни одному моему слову!

— Наверное, вы для них слишком мудрено выражаетесь, — вставил Джастин.

— Отвали! — огрызнулся Келли.

— О чем и речь, — пожал плечами Джастин.

— Да ладно! Мой адвокат и тот, сука, хочет, чтобы я признал себя виновным в том, чего не делал. Куда уж хлеще-то?

— Дейв, — вмешалась Реджи, — мы вам верим. По крайней мере, хотели бы верить. А вы нам пока не даете.

— Ага, точняк! — Дейв дернул головой, указывая на Джастина. — Вот он с удовольствием бы мне поверил и вытащил меня отсюда, раз уж у нас с ним одна блондинка на двоих.

— Дейв, — рассудительно проговорил Джастин, — как бы это вам объяснить, чтобы дошло? Хоть вы сейчас и строите из себя полного придурка, на самом деле, мне кажется, вы несколько умнее. А еще мне кажется, что вас крупно накололи, причем все: копы, окружной прокурор, адвокаты, возможно, даже семейка Хармонов. Им всем нужно найти козла отпущения, и очень срочно, а вы — самая подходящая кандидатура. Однако мы знаем кое-что, чего не знают они. И поэтому мы считаем, что, каким бы дегенератом вы ни были, в этом убийстве вы все же не виновны. Что касается блондинки, я думаю, она тоже своего мужа не убивала. Выходит, что, если я хочу вытащить ее, придется вытаскивать и вас. При том что, если вы просидите остаток жизни в тюряге или вам вкатят смертельный укольчик, я тоже плакать не стану. Тем не менее я бы не хотел, чтобы наказание понес невинный — или невинная. Значит, кроме нас, вам надеяться не на кого. Вам светит от двадцати лет до пожизненного заключения. Или еще хуже. Что вы теряете, если нормально ответите на наши вопросы, без истерик, ругани и кривляния?

Келли тупо уставился на Джастина, не говоря ни слова.

— Все ясно, — вздохнул Джастин, обращаясь к Реджи. — Пойдем, он и вправду идиот.

Они привстали в креслах, делая вид, что уходят, но тут Келли встрепенулся.

— Постойте! Что вы хотели узнать?

Джастин и Реджи опустились обратно в кресла за маленьким столиком, отделявшим их от заключенного.

— Расскажите про электрошоковое ружье, — начала сначала Реджи.

— Оно мое.

— При аресте, как свидетельствуют записи, вы это отрицали.

— И какого черта… — Он поймал взгляд Джастина и, осекшись, сбавил обороты. — Да. Я знаю. Сглупил. В штаны наложил от страха. Они как сказали, что это орудие убийства, я и не придумал ничего лучше, чем соврать.

— Зачем вообще оно вам? — спросил Джастин.

— Для животных. И ничего другого, богом клянусь. Я ведь не только здесь работаю, у меня много заказов в городе, а там как начнешь стены ломать, оттуда столько всякой дряни лезет. Крысы, мыши летучие… Крыс терпеть не могу. Вот я и добыл себе эту штуку, чтобы отбиваться от всяких тварей.

— А здесь вы его используете?

— Ну да, бывает… Еноты тоже не подарок.

— У Хармонов когда-нибудь из него стреляли?

Келли кивнул.

— Слушайте, у вас жвачки не найдется?

Джастин отрицательно покачал головой, а Реджи выудила из кармана пластинку «Джуси Фрут» без сахара и шлепнула на стол.

Келли сунул ее в рот и энергично заработал челюстями.

— Насчет Хармонов… Да, было дело.

— Продолжайте.

— Понимаете, я его там держал. У меня все инструменты там лежали, и ружье это с ними. Заказ был крупный, такого крупного мне еще никогда не давали. Ну, у меня есть бригада, все как положено, но иногда я и сам работал. Зачем мне пахать на чужой карман, если я что-то сам могу, так я решил. Вот я и торчал на участке как проклятый. Иногда один, иногда с ними двумя…

— С Эбби и Эваном? — уточнил Джастин.

— Ага. Иногда оставался кто-то один. Иногда латиносы.

— Это вы про экономку и дворецкого?

— Ну да. Тот еще дворецкий, он по-английски и двух слов сказать не мог. Ты ему: «Эй, Пепе, плеснешь мне воды со льдом?», а он на тебя смотрит, только глазами лупает.

— Пепе и его жена когда-нибудь видели, как вы стреляете из этого ружья?

— Нет.

— Почему вы так уверены?

— Я его доставал там только один раз, а их при этом не было.

— Точно?

— Сто пудов. Машину они не водят, так что я их подбросил до палатки с тако в Ист-Хэмптоне. Они там кого-то из своих, что ли, собирались подхватить, отгул-то до утра. Полчаса они бы у этой палатки проколупались как минимум. Кстати, там по-английски тоже ни одна собака не говорит.

— Так зачем вам в тот день понадобилось ружье?

— Ну, значит, забросил я мучачос в эту рыгаловку и вернулся доделывать то, что начал. А я тогда пруд рыл — работенка, скажу я вам, не для слабонервных, как следует не вымеряешь, лажа выйдет. Вот, значит, меряю я яму, которую потом водой заливать, а вокруг кролики шныряют. Ружье я припас на енотов, от них вообще не отвяжешься, но решил, зайцы так зайцы, тоже весело.

— Развлеклись, значит? — спросил Джастин.

— Эй, каждому свое. Одного я прикончил.

— Как на них действует электрошок? — задала следующий вопрос Реджина.

— На енотов не особо, просто вырубаются ненадолго, все-таки они покрупнее. А вот кроликам хуже, у них мяса меньше. Того пушистого я просто поджарил, можно сказать. И вот поднимаю голову и вижу, что Эван с Эбби на меня смотрят.

— Что они сделали?

— Эвану просто стало интересно. Он, наверное, никогда такого ружья не видел, его вообще мало кто видел. Попросил меня подстрелить еще кого-нибудь.

— А вы?

— Я что, я подстрелил. Скакал мимо еще один комок меха, я и шлепнул.

— Что сказал Эван?

— Ему вроде понравилось. Впечатлило.

— А миссис Хармон? — спросила Реджи. — Ей тоже понравилось?

— Эбби? Без понятия. У нее никогда по лицу не разберешь, что она думает.

— Может, ей стало противно?

— Она не из брезгливых. Короче, что она там подумала, я не знаю, а сама она ничего не сказала.

— И больше за вами тогда никто не наблюдал?

— Никто.

— Вы уверены?

— Говорю же, не было больше никого! И ружье я доставал там в первый и последний раз.

— Вам известно, что окружной прокурор утверждает, что есть свидетель, заметивший вас с электрошоковым ружьем? Кто-то ведь навел на вас полицию? Поэтому к вам и пришли с обыском.

— Знаю. И зуб даю, кроме Эбби и Эвана, меня тогда никто не видел. Эван, что ли, кому-то стал названивать, мол, вот из этого ружья меня и убили?

— Ну, убили-то его не электрошоком, — поправил Джастин. — Ему проломили голову бейсбольной битой или еще каким-то тупым орудием.

— Спасибо хоть никаких бит у меня не нашли!

— Не нашли. Биту вообще пока нигде не нашли.

Повисло молчание. Потом Келли спросил:

— Что еще вы хотите от меня узнать?

— Кто дал наводку Силвербушу?

— Одно из двух: или кто-то врет, или это Эбби.

— Зачем Эбби понадобилось подставлять вас?

— Понятия не имею. Я, честно говоря, не сильно разбираюсь, зачем она что делает.

— Вы полагаете, она могла? — спросила Реджи.

— Она все может.

— Вам известно, что нашелся некий свидетель, утверждающий, будто слышал из первых рук, что Эбби подговаривает вас на убийство?

— Да, известно.

— И что? Это правда? — спросил Джастин.

— Честно? Мы с ней вообще почти не разговаривали. А если случалось, то в основном я рассказывал об остальных своих богатых клиентах. Ей нравилось. Весело было слушать про их приколы, какие они штуки отмачивали.

— Вы знаете этого свидетеля, который якобы слышал от вас про убийство?

— Знаю? Этот говнюк у меня работал. Я его выгнал.

— За что?

— Балду пинал целыми днями вместо того, чтобы делом заняться.

— Дейв, — спросила Реджи, — у вас есть соображения насчет того, как ваше ружье попало в руки убийцы?

— Я уже всю голову сломал! Не знаю. У меня получается только одно: его выкрали, попользовались, потом подложили обратно. Звучит глупо, я понимаю.

— Глупо, — подтвердил Джастин. — Есть мысли, кто бы мог это сделать?

— Да у меня все друзья в курсе про электрошок. Некоторые даже знают, где я его держу. Только зачем им красть его и идти убивать Эвана? Чушь полная. То же самое, что зарезать курицу, которая несет золотые яйца.

— Тогда все упирается в вас. Кроме вас, мотива больше нет ни у кого.

— И какой у меня мотив?

— Миссис Хармон.

Келли повернулся к Джастину.

— Я вообще-то на голову не больной. По крайней мере, если и да, то не настолько. Даже если бы она мне сказала, давай, мол, Дейв, сбежим куда подальше и будем жить вместе долго и счастливо, — я бы не повелся. Я что, совсем дурной?

— А что, она действительно предлагала вам сбежать? — поинтересовалась Реджи.

— Нет!

Реджи вздохнула.

— Назовите нам имена тех, кому вы успели похвастаться про ружье, мы их проверим на всякий пожарный.

— Не вопрос, — пообещал Келли. — Только я вам точно говорю, тут и думать не на кого, кроме как… — он посмотрел прямо в глаза Джастину, — на эту бабенку. Мы оба знаем, на что она способна.

— И на что она, по-вашему, способна? — полюбопытствовала Реджина Боккенхойзер.

— Да на что угодно! Что хочет, то и творит. Поэтому я и просиживаю здесь задницу уже седьмой день.

Джастин вздохнул.

— Что можете сказать о системе безопасности в доме Хармонов?

— Обошлась им в круглую сумму. Но на сегодняшний день это лучшая.

— Вы устанавливали?

— А кто еще! Я ведь начинал когда-то электриком. Это моя основная специальность.

— Жаль.

— А то!

— Как она действует?

— Просто, как все гениальное. Завязано на центральное компьютеризированное управление. Эван хотел, чтобы она соединялась с компьютером в его кабинете…

— В «Восхождении»? — уточнила Реджи.

— Нет. Дома. На втором этаже была комната, где он работал. Он ведь из-за компьютера почти не вылезал.

Тут открылась дверь, и Джастин с Реджи одновременно обернулись на звук. Джастин презрительно фыркнул и, когда Реджи посмотрела на него вопросительно, пояснил:

— Это многоуважаемый окружной прокурор Ларри Силвербуш. — Потом, обращаясь к Силвербушу, представил даму: — Реджина Боккенхойзер, Федеральное бюро расследований.

— Да, — поздоровался Силвербуш, — про госпожу Боккенхойзер я в курсе. Вы двое, кажется, чудесно работаете в паре. — И повернувшись к Келли, добавил: — С добрым утром, Дейв. Придумал что-нибудь новенькое?

— Мы хотим получить как можно более полную картину, — любезно пояснила Реджи. — И мистер Келли нам очень помогает.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Силвербуш. — Не возражаете, если я с вами посижу?

Джастин посмотрел на Келли.

— Вам решать, Дейв. Наша беседа не имеет никакого отношения к расследованию, которое ведет мистер Силвербуш.

— Я полагаю, мы с вами на одной стороне, разве нет? — спросил окружной прокурор. — Как же истина, справедливость?

— Мне без разницы, — буркнул Келли. — Он все это уже сто раз слышал.

— Вот и отлично, — обрадовался Силвербуш. — Продолжайте, не обращайте на меня внимания.

— Мы говорили про систему безопасности, — напомнила Реджи.

— Ну да. Так вот, она подключалась к домашнему компьютеру. С него можно было управлять настройками.

— А если компьютер отключится?

— Ничего страшного. Системе ничего не сделается. В смысле, отключение компьютера не означает отключения сигнализации. Просто ею нельзя будет управлять с этого компьютера, пока он не заработает. На этот случай были вспомогательные точки. И вообще, на каждом контрольном пульте было дополнительное ручное управление. Защищенное паролем, естественно.

— Пароли на ручное и компьютерное управление были разные?

— Ага. И на каждый компьютер тоже по отдельному паролю.

— Сколько было контрольных пультов?

— Один у ворот в конце подъездной дорожки. У входной двери, у задней двери, у стереосистемы в гостиной — с него управлялись внутренние видеокамеры. Один у бассейна, оттуда можно было управлять внешними камерами.

— И все?

— Еще, само собой, дистанционное подключение. Можно было войти в систему с ноутбука. Каждый ноутбук отдельно получал право на доступ к управлению, и владельцу давался пароль, так что это не значит, что любой обладатель ноутбука мог спокойно проникнуть в систему безопасности хармоновского дома.

— У кого был доступ?

— У Эвана. С ноутбука, который он брал в поездки.

— А у Эбби?

Келли кивнул.

— Только я сильно сомневаюсь, что она сумела бы воспользоваться. Ее эта бодяга не особо интересовала.

— Еще у кого был доступ?

Келли помолчал, потом обреченно поник головой.

— У меня.

— С вашего ноута можно было войти в систему безопасности?

— Да. Так хотел Эван. Я знаю весь дом, я устанавливал систему, поэтому, если что-то полетит, чтобы я мог войти и починить.

— Значит, вы могли когда угодно подключиться к системе?

— Угу.

— Изменить настройки или отключить… в принципе все, что угодно?

— Угу.

— А скажите мне вот что, — попросила Реджина. — Когда подключаешься к системе, она распознает пользователя и отмечает сделанные изменения?

— Ага. Это фиксируется в журнале основного компьютера и в ноутбуке пользователя.

— Тогда я тоже кое-что спрошу, — подхватил Джастин.

Келли мрачно сдвинул брови, слушая вопрос.

— Кто зафиксирован как пользователь, отключавший систему в ночь убийства?

— Я, — выдавил Дейв Келли.

— И в главном компьютере, и в ноутбуке? — спросила Реджи.

— Угу.

— Кто-нибудь еще знал ваш пароль?

— Эван и Эбби, — ответил Келли. Джастин и Реджи промолчали. — Теперь понимаете? Седьмой день света белого не вижу.

Силвербуш расплылся в широчайшей улыбке. Когда через несколько минут он провожал Джастина и Реджи к выходу, она ничуть не померкла.

— Рад, что нам довелось работать вместе. — Он протянул на прощание руку Реджине. — Приятно было познакомиться. — Джастину он руки подавать не стал, бросив вместо этого: — Вы зачем-то пытаетесь все усложнить. Зря, здесь вы в пролете. Этот парень и убил. Какие могут быть сомнения? А если мы докажем, что ваша подружка с ним в сговоре, вышка светит обоим.

— Всегда рад встрече с вами, — откланялся Джастин.

По-прежнему самодовольно улыбаясь, Силвербуш закончил:

— Вы завалили дело, когда работали в полицейском участке, и хотите завалить его снова, работая с ФБР. Приятно иметь дело с человеком, который любит наступать на одни и те же грабли.


— И что думаешь? — спросила Реджи.

Они только выехали из Риверхеда и направлялись в Нью-Йорк.

— А ты что думаешь?

— Я понимаю, почему Силвербуш так решительно настроен. Келли не выкарабкаться. Все улики против него. И очень многое указывает на твою… на Эбби.

— Может быть. Если бы мы рассматривали это убийство отдельно, я бы согласился. Но что будем делать с остальными?

— Проверять и выяснять, действительно ли они связаны между собой.

— Если даже связаны каким-то криминалом, все равно может оказаться, что убийство Хармона не имеет к этому отношения. Может, все просто так по-дурацки совпало. Предположим, Хармон занимается своими темными делами, а убивают его из ревности или из-за денег — мало ли что этому Келли понадобилось. — Реджи с досадой покачала головой. — Да-а, все не так просто, но вот я его послушала, и мне с трудом верится, что они с Эбби Хармон тут ни при чем. Может, Силвербуш и прав. Может, убийства в Провиденсе — отдельная история. — Увидев, что Джастин нахмурился, она добавила: — Уверен, что на твою оценку не влияет личное отношение к подозреваемым?

— Реджи, я пока ничего не утверждаю. Только, каким бы идиотом Келли ни был, кое-что выглядит очень странно.

— А именно?

— Представь, что ты только что совершила тщательно спланированное зверское убийство.

— Представила…

— И что, у тебя хватило присутствия духа, чтобы избавиться от орудия преступления, но ты почему-то решила оставить на долгую память электрошок, который точно выдаст тебя с головой? Зачем выкидывать одно и бережно хранить второе?

— Еще?

— Я согласен с Келли, мотива нет. Зачем перекрывать источник дохода?

— Может, он думал, что дальше будет доить его жену?

— Тут я с ним тоже согласен: даже Дейв Келли не может не понимать, что жить долго и счастливо Эбби Хармон с ним не собирается.

— Предположим, она обещала ему деньги, а не любовь до гроба?

— Предположим. И для него это наверняка было бы важнее. Тогда зачем убивать Эвана? Достаточно развестись.

— Люди в браке и не на такое способны, Джей. Вдруг муж над ней измывался, и у нее кончилось терпение. Или она узнала, что он пристает к маленьким мальчикам. Мало ли от чего люди слетают с катушек. — Джастин ничего не ответил, и она посмотрела на него. — Это еще не все, да?

Джастин кивнул.

— Силвербушу подсказали, где искать электрошок.

— И что?

— Звонок поступил подозрительно рано. На следующий день после убийства. В газетах еще ничего не было. А про электрошок в газетах, между прочим, до сих пор ничего не говорилось.

Она закивала.

— Звонивший ведь не ограничился намеком, что Келли крутит любовь с Эбби Хармон. Он и про электрошок сообщил. Выходит, он знал, как именно убили Эвана?

— Ну, может, информация просочилась. Кто-нибудь из твоих ребят или подчиненные Хармона. Или даже Леона. Шила в мешке не утаишь. Вот слух и дошел до того, кто случайно знал про это ружье у Келли.

— Может быть.

— Хотя на самом деле все равно странно. Как будто…

— Подстроено.

— Вот именно. Подстроено.

— Похоже, — согласился Джастин.


25


Никогда еще Джастин не бывал в таком офисе, как у «Восхождения».

При том что мир денег не был для него чужим. Он вырос в семье банковского работника, финансиста, а значит, тоже отчасти принадлежал к этому миру. Он не раз имел дело с типичными представителями Уолл-стрит, с владельцами собственных компаний и частных самолетов. Деньги не вызывали у него ни трепета, ни благоговения. Джастин смотрел на них по-другому: либо они есть, либо их нет. Либо ты используешь их с умом, либо пускаешь на ветер. Даже в здании «Рокуорт и Уильямс», где ворочали такими деньгами, о которых в «Восхождении» и мечтать не могли, царил дух, понятный Джастину. Пусть даже его от этого духа воротило. «Рокуорт и Уильямс» пропитан корпоративными стандартами с их недостатками, политическими интригами и подковерными играми. Там выживает сильнейший, и своя рубашка всегда ближе к телу.

Здесь было по-другому.

Как только их с Реджи пригласили пройти внутрь, в скрытые от посторонних глаз помещения фонда, Джастин понял, что попал в совершенно незнакомый мир, где выжить или обезопасить себя — не главное. Главное — господство. Власть. Урвать побольше. Главное — много. Еще больше.

Мир, которым правит риск.

Мир, где добиться успеха означает только одно — завладеть. И завладеть не чем-нибудь, а тем, что выражается в гигантском денежном эквиваленте.

Здесь не бывает радости. Только завоевание. Иначе ты здесь никому не нужен.

В кабинете Карла Д. Матушека Реджи невольно ухватилась за руку Джастина. Не потому, что вдруг прониклась к нему нежными чувствами. Нет, ей нужно было почувствовать рядом кого-то своего. Джастин не противился. Постепенно освоившись, она через какое-то время сама отпустила его запястье, а он сделал вид, будто ничего не заметил.

Матушек сидел за столом, спиной к ним, и разговаривал по телефону. На нем были песочного цвета льняные брюки и голубая рубашка с галстуком в синюю и белую полоску. Без пиджака. Его взор был обращен сквозь отмытое до блеска окно на завораживающую панораму Манхэттена. Пользоваться телефонной трубкой, очевидно, казалось ему ниже собственного достоинства, поэтому он разговаривал по громкой связи.

— Фил, — произнес Карл Матушек, — ну сколько раз мы еще будем к этому возвращаться? Мы приобрели четырнадцать процентов ваших акций, они обошлись нам в нехилую сумму — двадцать четыре миллиона. Что из этого следует? Мы самые крупные ваши акционеры. Что следует из этого? Мы с полным на то правом заявляем, что теперь вы работаете на нас.

— Вы не можете оценивать итоги работы компании по результатам за полгода, — возражал Фил. — Особенно сейчас, когда мы не просто расширяемся, а полностью меняем принцип работы. Не понимаю, как можно быть таким недальновидным?

Джастин не уловил, чем занимается компания Фила, но то, что Матушека их деятельность определенно не устраивает, было ясно с первого взгляда.

— Все мы можем оценить, Фил. Мало того что можем, мы именно этим в данный момент и занимаемся. А не понимаю я, в отличие от вас, совершенно другое: с какой стати вы решили, что можно не выйти на требуемые показатели, а потом даже не почесаться, чтобы как-то исправить дело?

— Потому что нечего тут исправлять, — отвечал Фил. — Это долгосрочный проект. Сколько, по-вашему, нужно времени, чтобы по всей стране, во всех школьных столовых перестали есть то, что едят сейчас? Мы перестраиваем всю структуру, школьники будут получать нормальную здоровую пищу, а не сегодняшний мусор. Для этого мы нанимаем новых работников, и, поверьте, оценочная стоимость в долгосрочной перспективе…

— Фил, зарубите себе на носу. Нам плевать на долгосрочную перспективу. Нас интересует прибыль. Хочется деткам на завтрак шоколадный кекс, пусть лопают, бога ради, главное, чтобы мы с этого что-то имели.

— Карл, вы же понимаете, что это глупо!

— Хотите узнать, что такое глупо, друг мой? — Матушек даже голоса не повысил, но в воздухе повеяло антарктическим холодом. — Потерять деньги и думать, что сможете и дальше управлять компанией.

— Вы что, хотите меня уволить?

— Мои поздравления! Наконец-то здравая мысль, первая за все время нашего сотрудничества. А компанию мы продадим. Сольем с «Кафрайт».

Фил почему-то никак не отреагировал на увольнение. У Джастина возникло чувство, что остаться без работы, когда подчиняешься Карлу Матушеку, — это желанное избавление от мытарств. Однако обещание продать фирму на Фила подействовало совсем по-другому.

— Из-за вас только в нашем городе полтысячи людей станут банкротами! А еще в других городах — там и до тысячи наберется. Вы не можете этого сделать!

— Все уже сделано, Фил. Мы поговорим с Г. Р., потом разберемся с вашими реквизитами.

— С реквизитами? Вы, мерзавец…

— Прощайте, Фил.

Карл Матушек нажал кнопку громкой связи и наконец развернулся вместе с креслом к Джастину и Реджи. На лице его было написано полнейшее равнодушие. Беседа с таинственным Филом, поставщиком для школьных столовых, не задела его ни на йоту.

— Итак, чем я могу вам помочь? — поинтересовался он.

— Интересный у вас тут разговор состоялся.

Матушек безразлично пожал плечами.

— Меня это больше не трогает. У меня подобных разговоров по три-четыре за день.

— Вы ломаете судьбы, и вас это не трогает?

Матушек покачал головой.

— Я ничего не ломаю, тем более судьбы. Это вообще не ко мне.

— А как же увольнение? Не в счет?

— Люди сами определяют свой потолок. Они сами роют себе яму или выбиваются наверх. Я всего лишь указываю им на тот уровень, которого они достигли, со своей судьбой пусть сами разбираются. Моя задача — раскрутить их фирму. Более ничего.

— «Раскрутить» означает сделать более прибыльной? — уточнил Джастин.

— А что, есть другое значение?

— Мне показалось, что вы не просто инвестируете средства в эти компании. Вы их подчиняете.

— Если мы вкладываемся по-крупному, то да, конечно. По-другому и не получится. Деньги должны работать, а ты вправе требовать обещанный результат. Если результата нет…

— Вы делаете так, — подхватил Джастин, — чтобы он появился.

— Именно! — похвалил Карл Матушек. — Приходите к нам работать.

— Мне жаль, — вмешалась Реджи, — но у нас уже есть работа. Если не возражаете, хотелось бы услышать ваше мнение о том, что произошло с Эваном Хармоном.

— Это большое горе.

По голосу Матушека ясно было, что криво сидящий костюм расстроил бы его несколько сильнее.

— Вам довелось работать непосредственно с мистером Хармоном? — спросила Реджи.

— Разумеется. Он был не только моим начальником, но и учителем.

— То есть вы многое у него почерпнули?

— Почти всеми своими знаниями я обязан ему, — подтвердил Матушек.

— И вы работали бок о бок?

— Ну да. В одной упряжке. Кстати, — тут Джастину показалось, что Матушек им подмигнул, — не возражаете, я гляну на ваше удостоверение или что там у вас положено, значок? Доверяй, как говорится, но проверяй…

Реджи продемонстрировала удостоверение агента ФБР. Джастин показал значок, купленный в магазине «Все по десять центов». На нем крупными буквами было выбито «ФБР». Ни тот ни другой у Матушека подозрений не вызвали. Зато Реджина изумленно покосилась на Джастина и его значок.

— Раз вы работали вместе с Хармоном, значит, полагаю, вам известны операции, которые он совершал? — спросила Реджина, оправившись от вида игрушечного значка.

— Большей частью, — подтвердил Матушек.

Реджи подтолкнула к нему листок бумаги.

— Тогда, наверное, вы можете сказать, чем занимаются вот эти компании?

Матушек проглядел список.

— Конечно. Про каждую в отдельности вряд ли, но большинство из них наши клиенты.

— И что вы с ними делаете?

— Управляем их средствами. Вкладываем от их имени. Иногда, наоборот, вкладываем в их бизнес.

— Чем они занимаются?

— Вам про каждую рассказать?

— Если можно.

— Насчет каждой не знаю, но… — Матушек заскользил пальцем по строчкам. — «Пензин» — энергетическая компания, сейчас пробует эти штучки-дрючки с кукурузой…[4 - Этанол, получаемый из кукурузы, используется в качестве альтернативного топлива для автомобилей.] «Подшипник» выпускает шарикоподшипники. Без изысков, зато надежно. «Кафрайт» занимается школьными столовыми…

— Это им вы продали компанию Фила?

— Какого Фила?

— С которым вы разговаривали. Вы его еще уволили.

— А, ну да. Да, мы продали их в «Кафрайт».

— Это разрешено? Продавать компанию одного клиента другому?

— Что значит разрешено? Мы этим и занимаемся. Мы вкладываем средства от их имени. Продаем и покупаем. У кого покупаем и кому продаем, не имеет ровно никакого значения, главное — получить прибыль и не разглашать внутреннюю информацию.

— Ясно, — сказал Джастин. — Давайте далее по списку.

И Матушек двинулся дальше. Одна компания занималась дизайном и строительством ледовых площадок по всей стране, другая — грузоперевозками, третья — производством электрических лампочек. Еще одна делала субстраты. Джастин спросил, что это такое, рискуя нарваться на дурацкий каламбур, и получил ответ, что речь идет о ключевой технологии в производстве фильтров для выхлопной системы автомобилей. Таким образом эти системы приводятся в соответствие с мировыми экологическими требованиями. «Очень прибыльный бизнес, — добавил Матушек. — Очень». Вот, кстати, хороший пример, как работает их компания. Они не просто инвестируют в субстраты. Следующая в списке фирма производит запчасти для автомобилей, в том числе и выхлопные системы, где используются субстраты.

— Рука руку моет, — заметил Джастин.

— Не просто моет, — возразил Матушек. — А берет деньги из одного кармана и, приумножив, кладет в другой. Вот чем мы занимаемся.

Две компании, объединенные производством автомобильных запчастей, оказались единственной парой, которую хоть что-то объединяло. Все остальные фирмы из списка не имели друг к другу никакого отношения, кроме того, что их средствами управляло «Восхождение». Матушек пояснил, что у фонда нет основного производства. Совсем не обязательно, чтобы все их компании что-то связывало. Основное производство фонда — деньги.

В списке обнаружилось несколько компаний, о которых Матушек не мог сказать ничего. И две, о которых мог, но они оказались не в его компетенции.

— Почему вы не ведете дела с этими двумя? — спросила Реджи.

— Это сфера услуг. Не моя область. Если они вам действительно нужны, поговорите с Хадсоном Фенвиком.

— Где нам его найти?

Матушек молча протянул руку к телефону и нажал несколько кнопок.

— Хад? Не заглянешь на минутку?

Через несколько секунд дверь распахнулась, и в кабинет вошел Хадсон Фенвик. Казалось, что это копия Матушека, только потоньше и не такая мускулистая. Та же короткая стрижка, та же застегнутая на все пуговицы рубашка, такие же брюки и полосатый галстук — только в красно-черную полоску, а не бело-синюю. И еще Фенвик явно нервничал и дергался. Когда Матушек объяснил, что с ним хотят поговорить сотрудники ФБР, он занервничал и задергался еще сильнее. Джастин хотел было снова продемонстрировать свой значок, но Реджи успела схватить его за руку.

— Что… чем могу быть полезен? — спросил Фенвик.

— Они хотят узнать про «Менкинг инкорпорейтед» и… какая там вторая? — Он глянул в список. — А, ну да. «Кейтс и Герр».

— Что… что именно… о чем бы вы хотели узнать?

— Прежде всего, чем именно они занимаются?

— «Менкинг»… э-э… ценными металлами. Торгует. Покупает и продает. В основном это платина.

— Платина? — встрепенулась Реджи и тут же сообразила, что ее неожиданный интерес может показаться странным.

— Да, — подтвердил Хадсон. — А что, это плохо?

— Нет, разумеется нет, — успокоила она. — Где у них офис?

— По всему миру. В Лондоне есть, в Бельгии… Головной, кажется, в Канаде.

— А насчет второй компании что скажете?

— Э-э… добыча металлов. Тоже платина.

— Та-ак, — сказал Джастин. — И где добывают платину?

— Это… — Он закашлялся, потом прочистил горло. — В Южной Африке.

И тут, прервав фенвиковское эканье и меканье, в кабинет вошел Форрест Баннистер. Джастин отметил про себя, что в этом кабинете пять человек не создают такого столпотворения, какое получается у него в гостиной, когда там находятся всего двое.

— Мистер Уэствуд, — поздоровался Баннистер, — прошу прощения, что не смог подойти сразу. Мы немного выбиты из привычной колеи — я полагаю, вы понимаете.

Джастин заверил, что все прекрасно понимает, и представил ему Реджи. Его поразила разница в том, как Баннистер держался тогда, в ночь убийства, и сейчас. Теперь он был спокоен и собран, что, в общем, неудивительно. Но в то же время он казался более напористым и влиятельным. Сложно было себе представить, глядя на него, что он мог помчаться за сотню миль по первому требованию Эвана Хармона.

— Надеюсь, Карл и Хад вам чем-то помогли?

— Да, — ответил Джастин, — несомненно.

— Чем я могу быть полезен?

Джастин глянул на Реджи, и она объяснила Баннистеру, что ей нужно. Записи о поездках, которые совершал Хармон в последний год и три месяца, с указанием всех мест назначения и всех проведенных встреч. То же самое касательно всех партнеров, которые в указанный период посещали Канаду, Калифорнию, Россию, ЮАР и Южную Америку. Данные по всем деловым операциям с «Ла Салль груп».

Выслушав, Баннистер с вежливой улыбкой ответил:

— Непременно. Только не могли бы вы сообщить, что конкретно вы пытаетесь выяснить? Тогда нам было бы легче предоставить вам необходимую информацию.

— Боюсь, так не получится, мистер Баннистер. Нам нужны все данные в самом полном объеме. Не исправленные, не дополненные и не отсортированные.

— Разумеется. Я вовсе не это имел в виду. Просто хотел как лучше и быстрее. — Он задумчиво уставился в потолок. — Чтобы все найти, уйдет… сейчас соображу… довольно много времени…

— Это срочно, — предупредила Реджи. — В чем загвоздка?

— Понимаете, все эти сведения хранятся в разных местах, и ведут записи разные люди. Графики поездок, например, каждый помощник руководителя составляет индивидуально.

— У вас нет общего турагента? — спросил Джастин.

— Нет. У секретаря Эвана, конечно, найдутся записи по каким-то из встреч, которые он проводил, но не по всем. Эван большей частью занимался этим сам.

— Да… точно, — эхом откликнулся Фенвик. — Предпочитал рассчитывать только на себя.

— Но с его секретарем я все равно поговорю, посмотрим, что у нее найдется.

— Как ее зовут?

— Лиза.

— А фамилия?

— Вы собираетесь сами с ней разговаривать? — удивился Баннистер.

— Нельзя? — спросил Джастин.

— Можно, конечно. Просто она тяжело переживает убийство начальника. Сейчас она в абсолютно расстроенных чувствах, не знаю, стоит ли подвергать ее допросу.

— Какой же это допрос? — возразила Реджи.

— Ну вы поняли, что я хотел сказать. Я не имел в виду ничего такого. А она действительно сейчас не в лучшей форме. Мы ей даже отпуск дали.

— Принимается, — кивнул Джастин. — Но фамилию вы тем не менее скажите. Я запишу, для себя.

— Шварц, — вмешался на этот раз Карл Матушек. — Лиза Шварц.

— Спасибо, — поблагодарил Джастин. — Хорошо… Что насчет операций с «Ла Салль груп»?

— Здесь все гораздо сложнее, — начал Баннистер и на закономерный вопрос Реджи пояснил: — Конфиденциальная информация. Мы не можем разглашать сведения о финансовых операциях наших клиентов. — И увидев, что Джастин хочет возразить, добавил: — Или наших финансовых операциях от имени клиентов.

— Мы можем вернуться с ордером, — предупредила Реджи.

— Не уверен, — усомнился Баннистер. — Но попробовать вам никто не мешает. Не подумайте, мы ни в коем разе не хотим препятствовать расследованию убийства. Господь свидетель, мы делаем все, что в наших силах. Страшнее трагедии, чем смерть Эвана Хармона, для нашей компании и лично для меня нет и никогда не было. Но при этом компания — это то, что досталось нам от Эвана, моя задача — сохранить ее, а разглашение таких данных может нанести нам непоправимый вред.

— Хорошо вас понимаю, — согласился Джастин. — Вы не виноваты. — Реджи посмотрела на него широко открытыми глазами, а он продолжал: — Мы и так отняли достаточно времени. Будьте так любезны дать нам визитки, чтобы мы могли связаться с вами и обсудить, как добыть сведения о поездках.

Поднявшись, он собрал визитки. После минутного колебания Реджи поднялась вслед за ним. На пути к выходу, куда их отправился провожать Баннистер, не переставая повторять, каким горем для него и компании стала смерть Хармона, Джастин заметил секретаршу, бойко стучавшую по клавиатуре. У ее стола он задержался.

— Извините, я на секундочку. — Повернувшись, успокоил Баннистера: — Не волнуйтесь, это не про Эвана… — А потом обратился к секретарше: — Мы меняем компьютерное оборудование в полицейском участке, а меня попросили составить рекомендуемую конфигурацию для всех подразделений восточной части Лонг-Айленда. Какая у вас система стоит? Хотим установить беспроводное подключение.

Девушка улыбнулась, польщенная тем, что с ней советуются по таким вопросам, и назвала установленную на компьютере систему.

— «Макинтош» или ПК? — уточнил Джастин.

— ПК, — ответила она, пожав плечами, мол, она не виновата, не она выбирала.

Джастин поблагодарил и вернулся к Баннистеру.

— Чуть из головы не вылетело. Насколько активно сейчас участвует в делах компании Хармон-старший?

— Почти не участвует.

— Странно. В «Рокуорт» мне сказали, что он ушел от них как раз потому, что хотел работать вместе с сыном.

— Что ж… кабинет у него здесь есть, если вы это хотели узнать. Но целыми днями он у нас не сидит.

— Даже сейчас? Я полагал, как раз теперь ему нужно проводить здесь больше времени, чтобы все работало как надо.

— Я… я держу его в курсе всех самых важных событий.

— Значит, вы с ним общаетесь?

— Да. Но фирма для него сейчас не главное.

— Разумеется. Как же может быть иначе? — мягко улыбнулся Джастин. — Спасибо. И я рад, что вы держитесь гораздо бодрее, чем в ночь убийства.

— Я ее до сих пор вспоминаю как страшный сон. — Форрест Баннистер содрогнулся. — Кошмарный, жуткий сон.

— Неудивительно, — посочувствовал Джастин. — Хорошо, что любой самый жуткий кошмар рано или поздно заканчивается пробуждением.


— И что это было? — воскликнула Реджи, не успели они выйти из вестибюля на залитый солнцем тротуар. — С чего ты вдруг превратился в добрую няню? «Ах, как я вас понимаю!», «Держитесь, все будет хорошо!» Какого…

— Не беспокойся, со мной все нормально. А вот ты чего вдруг задергалась, когда он сказал про платину? Я испугался, что ты сейчас из кресла вылетишь.

Реджи угрожающе нахмурилась.

— Знаю. Извини. Просто… — Она собрала губы трубочкой. — Самое загадочное происшествие года… В Техасе дорожная полиция обнаружила на шоссе перевернутый грузовик… а в грузовике были спрятаны платиновые слитки. Гора слитков. На несколько миллионов тянет.

— Ты серьезно? И откуда?

— Неизвестно. Я это дело не веду, вообще к нему никаким боком, только читала, ну и кое-кто из наших рассказывал. На слитках никакой маркировки, проследить, откуда взялись, невозможно. Личность водителя тоже никак не установить. Права поддельные, стоматологических данных нет, отпечатков нет. Грузовик в угоне, у кого угнан, неизвестно.

— А платину что, никто не востребовал?

— Нет. И это самое странное. О краже никто не заявлял, так что выходит, кражи не было.

— А куда ехал грузовик?

— По всей видимости, в Мексику. Но это нам мало что дает.

— Почему я об этом ничего не слышал? Когда нашли грузовик?

— Пару недель назад. За несколько дней до того, как убили Хармона. Может, поэтому все прошло мимо тебя. В Техасе только об этом и говорили. А у нас заметка в газете и чуть-чуть в новостях, я видела. В «Таймс», кажется, вообще не упомянули.

— Если слитки краденые, почему никто не заявил? Если не краденые, зачем прятать и тайком переправлять через границу? Непонятно.

— Непонятно, — согласилась она. — Хотя к нашему делу, я думаю, это никакого отношения не имеет. Просто я услышала слово «платина» и насторожилась.

— Замечательно владеешь собой. Покажи мне хоть одну уборщицу в этом офисе, которая не видела, как ты «насторожилась».

— Ладно, согласна, у меня все на лице написано. Теперь ты колись, чего так расстилался перед Баннистером. Зачем?

— Ты за ним наблюдала?

— За Баннистером? Да.

— Видела, какое у него было выражение лица, когда его спросили про поездки и турагента?

— Да.

— Он все врал. Как сивый мерин.

— Кто бы сомневался! А теперь он с твоей легкой руки не даст нам никакой информации вообще.

— Он бы так и так не дал. Силой мы ничего не добьемся. Их адвокаты нас заживо закопают.

— И что, умываем руки?

— Не волнуйся, информацию мы добудем.

— Как?

— Обходным путем.

Реджи устало потерла глаза, потом виски.

— Ты хоть знаешь, как трудно взломать компьютерную систему? — Она чуть не кричала. — Во всем ФБР от силы два, ну может, три человека, которые могут это сделать. К тому же попросить я их не смогу, тем более так срочно. И ордер мы на это никогда не получим. Ты ведь сам сказал, что ордера нам не видать!

— Я знаю.

— Тогда о чем речь?

— Есть у меня один парнишка, — ответил Джастин.


Джастин попросил Реджи прогуляться с ним до Центрального парка. Когда, прошагав двенадцать кварталов, они вышли на аллею, Джастин потянул напарницу к незанятой скамейке в тени. Там он вытащил сотовый и выбрал номер из записной книжки.

— Миссис Дженкинс? — заговорил он. — Да, это Уэствуд. Как у вас дела?… Спасибо… Да, я тоже думаю, что у меня все скоро наладится… Скажите, а ваш сын дома? Вы не могли бы его позвать?.. Да нет, я знаю, что Гэри на работе. Я имел в виду младшего, Бена. Позовите его, пожалуйста… Спасибо.

— Боже ты мой! — возмутилась Реджи. — Четырнадцатилетний пацан, да?

— Не надо так предвзято. И потом, ему уже вроде пятнадцать.

— Джей, у тебя все дома? Хочешь, чтобы ребенок…

Джастин махнул рукой, чтобы она замолчала, и заговорил в трубку.

— Бен?.. Ага. Слушай, у меня для тебя одно задание, причем сделать надо срочно.

И он рассказал Бену Дженкинсу, в чем заключается задание.

Дослушав до середины, Реджи издала стон отчаяния. Когда Джастин закончил, в трубке что-то пробурчало, на что полицейский возмутился:

— Ты что, это же грабеж средь бела дня! — Снова бурчание в трубке, и Джастину пришлось сдаться. — Хорошо, хорошо. Будет тебе… Даю честное слово. Плазменная панель. Да, я понял, тридцать два дюйма. Заметано. Теперь помолчи и послушай.

Джастин сообщил Бену то, что узнал в «Восхождении», — название операционной системы, имена и электронные адреса, а заодно перечислил компании, которые им были нужны. Не забыл продиктовать Бену номер своего сотового и факса. Он уже собирался отключиться, когда вдруг ему пришла в голову мысль.

— Слушай-ка, Бен, а тебе сколько лет?.. Пятнадцать?.. Тогда сейчас будет еще интереснее. У меня тут под боком агент ФБР… ну да, самый натуральный, богом клянусь… так вот, ей кажется, что пацан в пятнадцать лет с таким заданием не справится. Мало того, говорит, даже самым опытным компьютерщикам ФБР это не под силу. Что скажешь? — Выслушав ответ, Джастин повернулся к Реджи. — Сколько дашь?

— Что?

— Бен спрашивает, сколько поставишь на то, что он не справится?

— Я не собираюсь заключать пари с подростком! — Джастин закатил глаза, и она передумала: — Сотню.

Он повторил ее ответ Бену, добавив:

— Присоединяюсь! Ставлю пятьдесят на то, что у тебя получится… Ладно. Свяжись со мной как можно скорее.

И нажав отбой, повернулся к Реджи.

— Хочешь выпить? У меня до свидания еще час.


Он предложил Реджи на выбор, либо взять его машину и ехать на ней в Ист-Энд, либо отправиться на поезде. Она предпочла машину, его это устраивало как нельзя лучше. Домой ночным поездом — сказка! Тихо и никто не мешает. Заодно можно будет вздремнуть пару часов.

Но сначала поиграем в обольстителя.

В ресторане он оказался раньше назначенного времени, поэтому решил заскочить в туалет и привести себя в порядок. Потом у стойки бара попросил плеснуть чуть-чуть бурбона и залить доверху содовой — с этим напитком он и сидел, пока не пришла Белинда Ламберт.

Запах ее духов ударил Джастину в нос за секунду до того, как появилась она сама. Сладковатый, даже приторный. Видимо, она надушилась везде, куда смогла достать. И Джастин был готов поспорить, в самых интимных местах еще больше. Не то чтобы аромат валил с ног, нет, просто слегка пересластила. «У нее во всем так, — решил он, — не впадая в крайности, умудряется хоть чуть-чуть да переступить дозволенную грань».

Платье почти вызывающе открытое, даже для ресторана. Белое с красным, очень кричащего оттенка. Держалось на двух тоненьких бретельках. Глубокий вырез, почти до неприличия — и без бюстгальтера, так что, когда она наклонилась чмокнуть его в щеку, грудь открылась почти до сосков. Юбка, невольно отметил Джастин, тоже коротковата, едва прикрывает зад. Туфли на высоких каблуках с открытым носком и таким неимоверным количеством ремешков, что Джастин на ее месте провозился бы минимум полчаса, чтобы все приладить как надо. Однако, как ни странно, в целом она смотрелась очень сексуально. Крупная девушка, не стесняющаяся своего тела. Скорее наоборот: она знала, как себя подать, и ей нравилось притягивать взгляды. И в то же время она вызывала у Джастина легкую жалость. Слишком уж старается. И взгляд почти умоляющий, видно, как она изголодалась по мужчине.

Он озарил ее своей самой лучезарной улыбкой и поспорил сам с собой, что в качестве аперитива Белинда выберет бокал шампанского. Или, на крайний случай, «Маргариту» с солью. В такую жару и духоту ей наверняка больше хочется «Маргариту», только назовет она все равно шампанское, потому что так шикарнее.

— Столик будет через минуту, — сказал он. — Что будете пить?

— Бокал шампанского. Вы не возражаете?

— Для вас что угодно. Хоть луну с неба!


Ужин прошел ровно так, как Джастин себе и представлял. Еще в «Рокуорт и Уильямс» он заподозрил в Белинде любительницу выпить и поговорить — и не ошибся. Больше всего ей нравилось говорить о себе любимой, и Джастин не преминул этим воспользоваться. Заказал ей второй бокал шампанского, сам мусоля сильно разбавленный бурбон, потом, когда принесли еду, попросил бутылку красного. Они ели, разговаривали, и Джастин не забывал подливать ей вина сам, чем несколько раздражал официанта. Джастину досталось от силы полтора бокала, остальное пришлось на ее долю, но тут подоспела вторая бутылка «Сент-Эстефа». Она поведала ему про колледж, про предметы, которые там изучались. Оказывается, она не думала не гадала, что будет работать в финансах, ведь для нее даже собственная чековая книжка всегда была темным лесом. Рассказала о своих бывших парнях, о том, как, переехала в Нью-Йорк из Питтсбурга. Джастин все больше проникался к ней симпатией, удивляясь ее неожиданному остроумию. Она уже не казалась ему такой самоуверенной пустышкой, как вначале. Так что он внимательно слушал, кивал в нужных местах или сочувственно цокал языком, и в какой-то момент вставил:

— Надеюсь, вы не рассердитесь, если я вам кое-что скажу? Я на службе, но тем не менее… Вы очень красивая!

Она не стала скрывать, что польщена.

— Рада, что вы так считаете.

Он изобразил (уж как умел) простодушную улыбку и постепенно перевел разговор на «Рокуорт и Уильямс» и Эллиса Сент-Джона. Вскоре она уже, наклонившись к нему поближе, держала его за руку и нежно поглаживала плечо. Он спросил, как в офисе восприняли известие о том, что Эллис пропал. Выяснилось, что никто особенно не обеспокоился — по крайней мере, среди брокеров. Как среди начальства, она не знала. Правда, к ней заходил Дэниел Френч, сказал, что насчет Эллиса волноваться не надо, тот связывался с мистером Бердоном и просил передать, что с ним все в порядке. Что-то у него там якобы случилось с кем-то из родных. Белинду, однако, это не успокоило — насколько она могла судить, с семьей Эллис особо не общался. Мистер Френч передал ей слова мистера Бердона, что она держится молодцом, а всех клиентов Эллиса, если она сама с ними не справится, можно направлять к мистеру Френчу. Если же придут из полиции с дальнейшими выяснениями, сказать им, что Эллис отбыл по семейным делам, и больше ей ничего не известно — это недалеко от истины, она и в самом деле больше ничего не знает.

На вопрос Джастина, верит ли она, что у Эллиса и вправду возникли семейные проблемы, она ответила:

— Конечно. Почему бы и нет. Зачем бы они сказали неправду? Хорошо, что с ним все в порядке, а то я и правда волновалась.

Теперь, очевидно, волнения были позади, поскольку Белинда, моментально оживившись, добавила, что начальство в кои-то веки оценило ее по достоинству и обещало увеличить ежегодную премию. Наклонившись к Джастину поближе, так что одна грудь почти вывалилась из выреза, она поведала, что ей вручили чек на пятьдесят тысяч. Джастин восхитился и сказал, что она, несомненно, молодец. Потом поинтересовался судьбой Эллисовых кошек и спросил, по-прежнему ли она заходит их покормить. Ее это очень растрогало. Джастин признался, что обожает кошек, и в доказательство назвал их имена — Бинки и Эстер. Взгляд Белинды заметно потеплел, ее определенно умилило, что он так хорошо помнит мелкие подробности их давнишнего разговора. Кошки, сказала она, живы-здоровы, только она их практически не видит, а одна вообще не появляется, но еду она им исправно кладет — до работы и после. Ей не трудно, она живет на углу Второй и Двадцать третьей, а Эллис — рядом с Грамерси-парком, можно без проблем заглянуть по дороге на работу. Сдержанность, которая еще присутствовала во время их с Джастином разговора в офисе, давно улетучилась, и Белинда трещала без умолку. Эллис, объяснила она, довольно странный человек. Симпатичный, но сам себе таким не кажется. И собственная ориентация его скорее смущает. Ей кажется, что он из тех, кому нужен не просто секс, а настоящие чувства. Тут Белинда ясно дала понять, что ей, в отличие от своего босса, важно и то и другое. Джастин попытался осторожно прощупать, насколько близко она знает начальника, и выяснил, как и надеялся, что ей известно очень и очень многое. Без нее Эллис был бы как без рук. И он ей доверяет. Однако никому и никогда он так не доверял, как Эвану Хармону. Назвав его имя, Белинда чуть не расплакалась, и когда Джастин спросил, в чем дело, ответила, что мистер Хармон очень плохо обращался с Эллисом. Джастин тут же попросил уточнить.

— Ну, — сказала она, — Хармон его ни в грош не ставил. А ведь он знал, что Эллис от него без ума, буквально преклоняется перед ним. Иногда до странного.

— В каком смысле?

— А я вас еще не утомила? — уже заплетающимся языком пролепетала Белинда. — Я ведь все о себе да о своем боссе, а о вас ничего и не спросила?

Джастин скромно покачал головой.

— Мне и рассказать-то нечего. Про вас гораздо интереснее.

— Подлиза. Но мне приятно.

— Вы начали рассказывать про Эвана и Эллиса. Что там у них было странного?

— Эллис его просто ел глазами. Вот не соврать, смотрел как на божество. А мистер Хармон его использовал. Как мальчика на посылках. Но вермя от вермени… э-э… время от времени кидал ему лакомый кусочек.

— Какой?

— Отдыхать пошылал. Посылал. В Париж, например.

— Эван ездил с Эллисом в Париж?

— Не-е. Куда там. Это ни-ни. Билет Эллису в зубы — и лети на все четыре стороны. По-моему, он ему отдавал свои призовые мили.

Извинившись, она удалилась в дамскую комнату. Джастин перелил в ее бокал остатки вина из второй бутылки, а потом заказал двойной бренди для нее и сильно разбавленный для себя. Официант смерил его укоризненным взглядом, но, получив пятьдесят долларов, моментально смягчился. Белинда, прежде чем сесть, повисла на шее Джастина и жарко его поцеловала. Ощутив ее язык у себя во рту, Джастин встретился с ней взглядом и увидел, что она просто на седьмом небе от счастья.

Целовались они недолго, пару секунд. Ненадолго хватило и бокала бренди. Допив, Белинда заявила, что сейчас они с Джастином поедут к ней. Джастин не возражал.

В такси девушка моментально набросилась с поцелуями, чуть не разбив ему затылок о боковую дверь. Консьерж в ее доме, похоже, повидал и не такое — с участием самой Белинды и других жильцов, — поскольку даже бровью не повел. В лифте Джастин испугался, что девушка начнет раздеваться прямо там, но когда они ввалились в квартиру, платье непостижимым образом еще было на ней, а сама она даже устояла на ногах. Обстановка полностью отвечала стилю Белинды — все чересчур миленькое, слишком яркое, великовато или маловато. Книг почти не видно, немногочисленные экземпляры из категории дамских романов или популярной психологии. Зато много дисков. Похоже, она фанат Бейонси. Больше он ничего рассмотреть не успел, потому что Белинда потащила его на мягкий диван. Ему удалось отбить атаку, вытащив косячок. Она облизнула губы и удивилась вслух, что полицейские, оказывается, тоже курят траву. Джастин ответил, что полицейские тоже люди. Он раскурил косяк и отдал ей на несколько затяжек. Потом затянулся сам, как следует выдохнул и снова передал ей. Она с наслаждением глотала дым. Через полминуты она уже блаженно сопела, откинувшись на диване. Еще минута, и она закрыла глаза, утомленная, но счастливая. Джастин подождал чуть-чуть, чтобы убедиться, что она заснула, а потом осторожно встал.

Наконец-то. «Бог мой, — подумал он, — такой дозой алкоголя и травки можно было слона уложить. Ну и молодежь пошла. Железная».

Ключи он нашел почти сразу же. Белинда кинула связку на стол, когда с энной попытки открыла дверь. Понять, какой из многочисленных ключей на кольце подходит к замку в квартире Сент-Джона, не представлялось возможным, но Джастин решил, что кроме как в этой связке ему быть негде. Если Белинда по два раза в день ходит кормить кошек, значит, ключ должен быть под рукой. Он сунул связку в карман, решив пока не заморачиваться с тем, как будет ее возвращать.

Его взгляд упал на вырубившуюся девушку.

«И это тоже моя работа, — подумал он. — Споить одинокую женщину и воспользоваться ее слабостью».

Утро она встретит с жутким похмельем. Джастин знал, каково это, поэтому счел своим долгом скрасить неприятное пробуждение. Только не мог придумать как. Наконец отыскал листок бумаги и написал на нем: «Не беспокойся. Я покормлю кошек, на утро им тоже хватит. Ключи занесу консьержу». Оставил записку на кофейном столике и уже собирался уйти, но вернулся и приписал: «Р. S. Спасибо за чудесный вечер».

Вряд ли она поверит словам в постскриптуме. С другой стороны, эта девушка, если захочет, убедит себя в чем угодно. Пусть и ненадолго.

Уже в лифте он вспомнил, что она не сняла туфель. А жаль: ему так хотелось посмотреть, как она справится со всеми этими ремешками.


26


Квартира Эллиса Сент-Джона заставила Джастина усомниться в собственной проницательности — она оказалась совсем не такой, как он ожидал.

Джастин представлял себе что-то элегантное и суперсовременное — обилие стекла и черного полированного мрамора. Холод, безликость и прямые углы. Однако сотрудник «Рокуорт и Уильямс» обитал в довоенном двенадцатиэтажном здании с видом на Грамерси-парк. Изящное, неброское здание. И квартира Сент-Джона оказалась такой же изящной и неброской. Наряду с добротной современной мебелью в ней присутствовали элементы старины — антиквариат колониальной эпохи в приглушенных тонах. Все четыре комнаты — гостиная, основная спальня, дополнительная спальня, в которой располагался также кабинет и маленькая обеденная зона, отделенная от гостиной, были обставлены умеренно и со вкусом. Выбивалась из общего стиля только кухня — новая, по последнему слову техники, хромированные приборы, дорогущие ножи и прочая утварь на крючках и магнитных держателях. Насколько можно судить по остальной части квартиры, Сент-Джон не из тех, кто любит пускать пыль в глаза. Он обустраивал жилище так, чтобы ему самому было приятно и уютно. Судя по изрядно поцарапанным разделочным доскам и замасленным чугунным сковородкам на кухонном столе, он предпочитал простые в обращении предметы. Джастин потыкался туда-сюда, и вдруг что-то его царапнуло. Такое ощущение, что он где-то уже видел похожую квартиру или похожий дом. Он остановился и закрыл глаза, пытаясь поймать ускользающую мысль. И поймал: квартира Эллиса Сент-Джона очень напоминает дом Эбби и Эвана Хармонов. Тот же стиль, только обстановка, разумеется, дешевле. И оглядевшись, понял, что не ошибся. Сходство очевидно. Элементы декора в том же стиле, стулья и диваны такого же типа, похожая цветовая гамма.

Джастин, не торопясь, обошел всю квартиру. Не в поисках чего-то конкретного, просто хотелось оглядеться. Пока ясно было одно: никаких срочных семейных дел, которые бы сорвали Сент-Джона с места, нет. Значит, если Сент-Джон каким-то образом причастен к убийству Хармона, у высшего руководства «Рокуорт и Уильямс» тоже рыльце в пушку. Дэниел Френч со своим начальством, самое меньшее, покрывает Сент-Джона. Или не хочет портить репутацию компании.

Вот она корпоративная логика, подумал он. Главное — самосохранение и личная безопасность.

Окинув беглым взглядом основную часть комнат, Джастин отправился в спальню, чтобы порыться по-настоящему. В шкафах царил идеальный порядок. Рубашки разложены на одинаковом расстоянии друг от друга и даже не соприкасаются рукавами. По цвету — белые, потом серые, потом черные, потом голубые и зеленые. Такая вот цветовая гамма. Для неоднотонной рубашки место в этой гамме определял преобладающий оттенок. У Эллиса Сент-Джона было восемь спортивных пиджаков из плотной ткани — четыре черных, два серых, два синих. Все десять костюмов оказались в тонкую полоску — за исключением одного светло-серого летнего и темно-серого зимнего из фланели. Самый смелый из полосатых (в черную полоску на черном фоне) отливал винно-красным. Все ботинки начищены до блеска и, надетые на деревянные колодки, покоятся на предназначенных для них металлических подставках. Джастин готов был спорить на крупную сумму, что каждую пару отделяет от соседней ровно полдюйма. «Педант, зацикленный на чистоте», — решил он. Кругом ни пылинки. Все расставлено по линеечке, у каждой вещи свое раз и навсегда отведенное место.

Джастин отвернулся от гардероба и внезапно замер. Повернулся обратно, нахмурившись. Что-то тут не так, снова его что-то зацепило. Какая-то мысль билась в глубине сознания, не в силах найти выход, нечеткая, слабая, и Джастин никак не мог ее ухватить. Всколыхнулась и пропала, как не было. Он пожал плечами. Сейчас ее все равно не вытащить. Или вернется, или поминай как звали.

Джастин двинулся дальше. Вот в дальнем правом отсеке шкафа стойка для чемоданов. Дорожный комплект (кто бы сомневался) из светло-зеленой холстины с коричневыми кожаными вставками. Стойка предназначалась под четыре предмета багажа. Слева самый большой — обычной формы и размера чемодан, потом средних размеров овальный чемоданчик на колесиках. Рядом пустое место — не хватает маленькой дорожной сумки. Напоследок портплед с ремнем, чтобы носить через плечо. Джастин задумчиво рассматривал место под дорожную сумку. Эллиса нет уже почти неделю. Почему же он взял такую маленькую сумку? Не собрался уезжать надолго, но что-то его задержало? Убийство? Или убегал в спешке, потому и не взял много багажа, чтобы легче было скрыться?

Шумно выдохнув, Джастин подошел к старинному комоду из тигрового клена. В одном из ящиков обнаружился фотоальбом. Его явно хотели спрятать подальше от посторонних глаз, поэтому засунули под стопку нижнего белья (трусы-боксеры, подобранные по цвету к пиджакам и костюмам). Джастин принялся листать страницы. Сплошь фото Эвана Хармона, больше ничего. Снимки, сделанные скрытой камерой, в офисе и окрестностях. Вырезки из газет и журналов за последние лет десять. Некоторые изображали Эвана в хэмптонском особняке — лишнее доказательство, что Сент-Джон, обставляя свое жилище, и вправду подражал Хармону. Подборка фотографий наводила на мысли. Эллис Сент-Джон сдвинулся не только на почве порядка и аккуратности, его вторая страсть — Эван Хармон. Возникает вопрос: мог ли он сдвинуться настолько, чтобы убить предмет обожания? Теперь Джастин был как никогда уверен, что Сент-Джон так или иначе участвовал в убийстве. Однако в каком качестве и, главное, по какой причине, до сих пор не ясно.

Может быть, ревность? В альбоме не было ни одной фотографии Эбби. Джастин пролистал его снова и заметил, что на некоторых снимках ее специально вырезали. Да, мания налицо. Впечатление такое, что Эллису невыносимо было видеть Эвана с кем-то другим или чувствовать намек на близость. Но ведь сколько Сент-Джон знал Эвана, тот всегда был женат. Пора бы и свыкнуться с этой мыслью. Хотя, может, ревность взыграла в нем неожиданно? Может, Эван завел роман с Сент-Джоном? Если так, неудивительно, что тот взревновал.

Он вспомнил, с каким жаром Эбби отвергала возможность гомосексуальных связей у мужа. Сложно было не поверить. Но может, она просто отрицала очевидное? Может, ей претила сама мысль?

Как, черт подери, связаны между собой все эти люди? Как соединить эти проклятые точки?

Джастину припомнилась знаменитая сцена из «Третьего человека». Сакраментальный разговор Орсона Уэллса с Джозефом Коттеном на колесе обозрения. Гарри Лайм, которого играет Уэллс, объясняет Холли Мартенсу, как у него хватило совести торговать на черном рынке краденым пенициллином. Они смотрят вниз и видят, как на земле копошатся крошечные точки. Это люди, едва различимые с такой высоты. И Уэллс говорит: «Скажи честно, если тебе отвалят пять тысяч долларов за каждую точку, которая исчезнет с этой площадки, по-прежнему будешь переживать?» Гарри Лайм за них не переживал. Их слишком много, они просто щепки в бурном водовороте событий.

Джастин Уэствуд, напротив, переживает, и еще как. Водоворот событий пусть крутится, сколько влезет. Может, кстати, и нет никакого водоворота.

А щепки есть, сколь бы малы они ни были, и они важны.

Как и точки.

Он закрыл альбом и положил туда, где нашел.

Вроде бы что-то начало проясняться, но предполагаемый сценарий его по-прежнему не устраивал. Да, такой поворот вполне возможен и не лишен логики, однако с представлениями Джастина о том, каким человеком был Эван Хармон, не вяжется совершенно. Эван ощущал себя звездой. Общие правила и даже обычные чувства не для него. Эллиса Сент-Джона он бы и взглядом не удостоил, если бы тот ему зачем-то не понадобился.

Эван использовал людей. Это следует из рассказа Винса Эллерби. Всю жизнь использовал.

Неужели вот она, разгадка?

Эван без зазрения совести использовал Эллиса, а тот не смог больше это выносить и расправился с предметом обожания?

Джастин покачал головой.

И ведь не выяснишь.

Вот черт!

Он продолжил осматривать квартиру.

Зашел в ванную, проверил содержимое аптечного шкафчика. Полный набор медикаментов, расставленных и разложенных в ожидаемом идеальном порядке.

Не похоже, чтобы Сент-Джон планировал уехать надолго. Все необходимое тут, никуда не делось.

И все-таки что-то здесь не так, а что, Джастин никак не мог сообразить.

Огорчало отсутствие предметов, которые нужны были позарез: записная книжка (бумажная или электронная), календарь, карманный компьютер или сотовый, какие-нибудь записки или мусор, наводящий на размышления. Хотя этого и следовало ожидать. Такое бывает только в телесериалах или у Хичкока. Герой находит блокнот, из него вырван листок, на котором был записан важный адрес, но по оставшимся на следующем листке царапинам можно этот адрес восстановить. Как разбежались! Только в кино.

Блокнот нашелся на столе во второй спальне. Джастин на всякий случай глянул. Вдруг, вопреки здравому смыслу, на чистом листе остались следы предыдущей надписи? Нет… Блокнот своих секретов не раскроет. Иногда Джастин не возражал, чтобы в жизни было чуть больше от Хичкока. И чуть меньше от Бергмана.

Он окинул спальню взглядом. Сент-Джон использовал ее как домашний кабинет и, по необходимости, гостевую комнату. Тут у него стоял компьютер, серебристый iMac и разная оргтехника. Джастин протянул руку, чтобы включить компьютер, но тут обнаружил, что системного блока нет. Остались только монитор с клавиатурой.

Неужели Эллис забрал системный блок с собой? Кто его знает… Если все было спланировано заранее и он знал, что в компьютере есть информация, которую нужно скрыть, почему бы и нет? С другой стороны, маловероятно. Если он действительно собирался уехать только на выходные, взял бы ноутбук. Если хотел уничтожить какие-то данные, мог бы просто стереть. Зачем таскать с собой тяжеленную и неудобную дуру, от которой к тому же пользы без остальных частей — ноль? Выходит, кто-то побывал в этой квартире еще до Джастина и прихватил системный блок.

Тут Джастин подскочил от неожиданности, почувствовав, как что-то трется о его ногу. Оказалось, кошка. Гладко-серая, упитанная. Интересно, подумал он, это Бинки или Эстер? В принципе, не важно. Кошка продолжила тереться и замяукала, тихо и жалобно. Джастин понял, что пора прервать размышления и покормить животных.

В кухне он увидел три миски. Одна с водой, две для еды. Из тех, что для еды, одна пустая. Другая наполнена почти доверху. Джастин заглянул в шкаф, где, по его расчетам, должен был храниться корм. Так и есть. Пара десятков банок, составленных аккуратными столбиками. Он открыл одну и, разделив содержимое пополам, разложил по мискам. Ту, где еще оставался корм, он вычищать не стал. Пусть лопают от пуза. Пока он наливал воду, серая кошка сунула мордочку в миску и принялась есть. Джастин вернулся в кабинет Эллиса.

Внимательно посмотрел на стол, откуда сняли системный блок. И тут заметил шкаф у дальней стены. Внутри оказалось оптимально организованное пространство — наверху полки, чуть пониже две перекладины, чтобы вешать брюки и рубашки. На полках громоздились канцелярские принадлежности и то, что, видимо, некуда больше было девать, — пустые подарочные упаковки, ленточки, оберточная бумага, диски, фотографии в рамках, лишенные права красоваться на виду. Здесь-то Джастин и увидел вторую кошку. Она была черно-белая и лежала в нижнем углу шкафа. Она не шевелилась и не мяукала. Для нее все было кончено. Ей свернули шею.

Джастин отшатнулся. Теперь можно не гадать, сам Эллис забрал системный блок или это сделал кто-то другой. Ясно, что не он.

Кто-то побывал в квартире. Украл компьютер. И убил кошку.

Джастин вытащил сотовый и набрал номер Реджи. Она хотела сказать какую-то колкость насчет свидания, но он, прервав ее на полуслове, спросил, не может ли она прислать эксперта в район Грамерси-парк снять отпечатки пальцев. Подробности завтра утром. Она ответила, что вроде может.

Эксперт прибыл менее чем через полчаса, Джастин все это время не выходил из квартиры. Показал фэбээровцу компьютерный стол и шкаф в кабинете. Потом добыл под раковиной в кухне пластиковый мешок для мусора и положил в него убитую кошку.

Эксперт дал Джастину понять, что справится и без него, так что нет нужды стоять над душой. Результаты будут отправлены агенту Боккенхойзер и агенту Флетчеру.

Джастин поблагодарил и ушел. Заметив на углу, в сотне метров от дома Эллиса, мусорные баки, он подошел к ним и опустил туда мертвую кошку.

Теперь можно садиться на поезд и ехать домой, только сначала надо заглянуть еще раз к Белинде. Изначально он собирался оставить связку ключей — ее и Эллиса — у консьержа. Она будет и дальше следовать своему распорядку. Просто ей придется кормить на одну кошку меньше, и то, она, наверное, не сразу это поймет. Кошки, по ее словам, не стремились с ней знакомиться. Значит, Белинда будет, как и прежде, заглядывать к Эллису, в блаженном неведении о печальной участи одной из кошек.

Однако кража системного блока навела Джастина на другие мысли.

Поэтому, оказавшись перед входом в дом, где жила Белинда, он помахал ключами перед носом у консьержа и сказал, что поднимется. Консьерж потянулся к кнопке домофона, но Джастин перехватил его руку и, показав удостоверение агента ФБР, объяснил, что домофон в его планы не входит. Консьерж закивал и замахал руками, мол, конечно-конечно, как вам будет угодно.

Поднявшись, Джастин открыл дверь в квартиру Белинды. Девушка лежала на диване в той же позе. Даже не пошевелилась за все это время. Джастин ни капли не удивился, услышав, что она храпит.

Не прошло и пары минут, как он нашел то, что искал, и сунул в карман пиджака. Будь он искренне верующим, он бы непременно возблагодарил Бога за то, что сотворил Белинду такой болтливой.

Уходя, Джастин заметил оставленную на столе записку. Он взял ее и скомкал. Белинде не обязательно знать обо всем, что произошло. Надо написать новую. На этот раз он ограничился одним словом: «Спасибо!»

По дороге к вокзалу Пенн-стейшн он снова вспомнил о погибшей кошке. При мысли о ней он расстроился и одновременно удивился, почему, сумев привыкнуть к человеческой смерти, не может спокойно относиться к смерти животного. Наверное, потому, ответил он сам себе, что животные ни в чем не виноваты. А люди, наоборот, виноваты во всем сами. Он подумал о том, что убийство человека всегда имеет под собой цель. Пусть извращенная, причина всегда найдется — ревность, жажда денег или власти. Убийство — всегда преступный способ добиться низменной цели. А животные? Тут нет ни причины, ни средства, ни цели. Прикончить ни в чем не повинную зверушку может только тупой, злобный, жестокий мерзавец.

Он вспомнил, как сунул кошку в мусорный контейнер.

Не слишком пышные похороны для существа, которое никому ничего не сделало плохого.

С другой стороны, цель и тут оправдывает средства.


27


Лучше тихого ночного вагона, катящего домой в Бриджхэмптон, могло быть только одно: горячая-прегорячая парилка, а потом холодный душ. Тем не менее Джастин надеялся, что тишина и относительное спокойствие не хуже справятся с липким налетом усталости и вины. Когда, сойдя с поезда, он садился в такси до Ист-Энда, его почти совсем отпустило.

Он лег в постель и понял, что сегодня обойдется без рюмочки на сон грядущий. И тут зазвонил сотовый. Телефон остался внизу, включенный на виброзвонок, но все равно было слышно, как он дребезжит на твердой столешнице. Джастин выскочил из кровати и едва успел схватить трубку. Однако, услышав голос звонившего, он не сразу решил, огорчаться или радоваться своей прыти.

— Джей? — позвала Эбби Хармон.

Он не ответил.

— Джей? — повторила она. — Это Эбби.

— Я понял.

— Извини, что не звонила…

— Угу, — выдавил он.

— Мне нельзя было. Адвокат запретил.

— А теперь разрешил?

— Нет. Просто захотелось поговорить.

— Ясно.

— Ты, кажется, не рад.

Джастин не ответил. Что на это ответишь?

— Я уже запуталась, кто на моей стороне, кто нет.

— Я на твоей, — ответил он.

— Да, я знаю. Знаю. Но…

— Что «но»?

— Все говорят по-разному.

— Что тебе говорят, Эб?

— Я не могу, с тобой это обсуждать не разрешается.

— И ты не проговоришься, если я спрошу, что именно тебе не разрешается обсуждать?

Послышался ее сдавленный смех.

— Нет. Не проговорюсь. Спасибо, что развеселил. Первый раз смеюсь за все это время. А ведь всего неделя… страшно подумать.

— Эб, кто тебе велел со мной не разговаривать?

— Адвокат. Отец Эвана. Все.

— Ты общаешься с Хармоном-старшим?

— Да. Он… он очень меня поддерживает.

— И он больше не думает, что его сына убила ты?

— Он так никогда и не думал, Джей. Он просто… это он с горя. Сломался, узнав про смерть Эвана.

— Я думал, он у нас несгибаемый.

— Я была к нему несправедлива. Он… действительно очень помог.

— А еще кто, Эбби? Кто еще тебе помогает?

— Линкольн.

— Линкольн Бердон?

— Да. Он всегда был рядом с Эваном. Он, по сути, его наставник.

— Эбби, мне очень нужно тебя увидеть.

— Не могу, Джей. Лучше не стоит.

— Почему?

— У нас был роман. Я все еще под следствием. Ты работаешь на ФБР. Ты это следствие ведешь. Адвокат меня предупредил, что нельзя.

— Откуда ты узнала?

— Что?

— Откуда тебе известно, что я работаю на ФБР?

Кажется, он впервые услышал в ее голосе замешательство.

— Я… я не знаю. Наверное, из газет?

— Газеты об этом не писали.

Замешательство прошло. Голос вновь обрел холодную уверенность.

— Тогда не знаю, Джей. Услышала от кого-то.

— От кого?

— Не помню. Может, адвокат сказал.

— Эбби… мне нужно с тобой поговорить. Выяснить кое-что про Эллиса Сент-Джона.

— Зачем тебе вдруг понадобился Эллис?

— Он замешан. Увяз по самое не могу.

— Нет, Джей, ты что-то путаешь.

— Не путаю.

— Путаешь. И с его таинственным исчезновением ты ошибся. Линкольн мне сказал, у него там просто какие-то семейные дела.

— Да ты что? И что же у него приключилось?

— Не знаю. Но ему дали отпуск на работе.

— А почему это Линкольн вдруг решил с тобой поделиться?

— Я удивилась, что Эллис мне не звонит, они ведь с Эваном очень близко были знакомы. Вот и спросила.

— Эбби, я тебе точно говорю, нет у него никаких семейных дел. И он так или иначе замешан в убийстве.

— Джей, я не верю!

— Послушай меня, Эбби. Только послушай…

— Не могу. — И не дав ему перебить, добавила: — Прости меня, Джей!

— За что?

— Я знаю, что ты на моей стороне. Так что… в общем, прости меня.

— Эбби…

— Прощай, Джей.

— Эбби, нам нужно поговорить. Не вешай трубку!

— Прощай.

— Эбби…

Но она уже отключилась. Джастин кинул отчаянный взгляд на зажатый в руке телефон и в сердцах захлопнул крышку.

Что она такого натворила? За что просила прощения?

Нет, без рюмки ему сегодня заснуть не судьба.


Гадать, зачем ночью звонила Эбби и за что хотела извиниться, Джастину пришлось недолго. Все выяснилось, когда он вышел с утра на крыльцо за утренними газетами.

Заголовок, набранный крупным шрифтом, кричал: «ВДОВА ЗАГОВОРИЛА!» Вторая газета оказалась многословнее: «ПОДЛИННОЕ ПРИЗНАНИЕ: ЭТО СДЕЛАЛ ОН!»

Статьи в обеих газетах в общих чертах повторяли друг друга. Эбби прошлой ночью дала интервью, которое сводилось к следующему: «Я поступила нехорошо. Я обманывала мужа. Теперь я раскаиваюсь, потому что мой любовник — Дэвид Келли — убил моего супруга, которого я, несмотря ни на что, любила».

Не веря своим глазам, Джастин опустился на диван и стал дочитывать. К статьям прилагалось несколько фотографий Эбби. Часть из них давние, где она выглядела невообразимо сексуальной светской львицей, и один снимок, сделанный накануне. Эбби в сопровождении адвоката и Г. Р. Хармона. Там вид у нее был отчужденный, замкнутый и очень строгий.

В статьях говорилось, что Эбби решила сделать публичное признание, потому что не могла больше скрывать правду. Уже несколько лет у них с мужем не все было гладко. Их чувства друг к другу не остыли, но бизнес отнимал у Эвана все свободное время, поэтому он все меньше уделял внимания жене. Эбби признала, что повела себя в этой ситуации как избалованная эгоистка (более тяжких грехов за ней, судя по статье, не водилось), поскольку ее очень задело, что муж не может посвятить ей себя целиком и полностью. Начались связи на стороне. Их было немного, но они были. С Дэвидом Келли, одним из ее мужчин, отношения вышли из-под контроля. Он, в отличие от самой Эбби, не рассматривал эту связь как мимолетный роман и начал питать беспочвенные иллюзии. Он постоянно твердил, что, если бы не Эван, они были бы счастливы вместе. Она не принимала его слова всерьез. И не ведала, что его следует понимать буквально. Ей казалось, что это просто болтовня. Даже когда Эвана убили, ей не верилось, что Дейв (здесь она уже называла его Дейвом) мог как-то в этом участвовать. Потом обнаружилось, что Эвана перед смертью пытали с помощью электрошокового ружья. Здесь в одной газете было написано, что вдова разрыдалась и долго не могла успокоиться. Вторая газета без лишних эмоций излагала дальнейшие события: как только Эбби узнала про электрошок, она сразу поняла, что Дейв замешан в убийстве. Несколько дней она молчала, не в силах смириться с ужасным открытием. Потом ее арестовали и заявили, что им известно про электрошок. Тогда пришлось признаться, что такое ружье есть у Дейва и он даже какое-то время держал его у них в особняке. Она никогда не избавится от чувства вины. Она полагала, что, обманывая мужа, не совершила ничего ужасного, ведь это не самый тяжкий грех. Теперь она знает, что самый незначительный обман может привести к самым ужасным последствиям, а значит, она ничем не лучше убийцы.

Когда самобичевание закончилось, Г. Р. Хармон заключил ее в объятия. Потом журналисты забросали Эбби вопросами. Спрашивали в том числе про начальника полиции Ист-Энд-Харбора. У нее ведь с ним тоже был роман? Насколько верно, что он сам до сих пор находится под следствием?

Эбби ответила: «Да, роман с Джастином Уэствудом, начальником полиции Ист-Энд-Харбора, у меня был. Я должна просить у него прощения, поскольку он послужил своего рода психологическим мостиком, по которому я ушла от Келли. Я знаю, что подозрения с него пока не сняты, и мне очень жаль, что его отстранили от должности. Надеюсь и молюсь, чтобы он оказался непричастен к убийству. Но после того, что произошло неделю назад, меня, наверное, уже ничто не удивит».

Джастин в ярости швырнул газету на пол. Официально его реабилитировали по всем статьям, кроме разве что несоблюдения профессиональной этики, а теперь, после тонких намеков Эбби, оставляющих открытым вопрос о его причастности к убийству, он вряд ли отмоется от подозрений. Договориться о встрече с Г. Р. Хармоном или с Линкольном Бердоном тоже теперь вряд ли удастся. Он в сердцах пнул газетные листы. Тут зазвонил телефон, и, сорвав трубку, Джастин вместо «алло» сердито рявкнул: «Чего вам?!» В трубке ошарашенно замолчали, потом послышался робкий голос:

— Э-э… мистер Уэствуд? Это Бен Дженкинс. Я вас не разбудил? Извините, что так рано.

— Бен, ты? — Джастин попытался как мог смягчить голос, но вышло у него плоховато. — Извини. Что случилось?

— Я все сделал, — ответил подросток.

— Что?

— То, что вы просили. Все готово.

— Уже? Так быстро?

— Да. А чего там возиться?

— Ты проник в систему «Восхождения»?

— Ага. Ничего сложного. Лажовая у них защита. Кстати, ваш агент не шутила насчет сотни?

— Нет, все в силе.

— И как мне забрать выигрыш?

Джастин изумленно покачал головой.

— Знаешь что, я их сам у нее заберу и передам тебе, так она точно не отвертится.

— Правда? Вот спасибо!

— Бен, можешь послать мне то, что ты нарыл, поскорее?

— Ага, я за этим и звоню. Только что отправил на ящик. Подумал, лучше на всякий случай скажу, а то не посмотрите. Это ж, по ходу, суперважно?

— Важнее некуда.

— Вы мне плазму обещали, помните? — намекнул мальчик.

— Даже доставку оплачу, — заверил Джастин. И тут его взгляд упал на электронное устройство, похищенное накануне у Белинды Ламберт. — Бен, погоди-ка. У меня, кажется, еще работа найдется.

— Круто! — обрадовался Бен. — Мне позарез нужен пишущий дивидишник. Мультизонный.

— Любой марки, какую пожелаешь.

— Отпад! Спасибо.

— Ладно, отпад, слушай. У меня тут наладонник. Он принадлежит секретарше, но ее начальник сделал так, чтобы вся информация с его компа отображалась и у нее тоже. Можешь забежать и глянуть? Мне нужно выудить оттуда кое-какие сведения.

— Ну, если эта штучка подключена к компу босса, взломаю, без вопросов.

— Сейчас можешь прийти?

— Не-е, сейчас не могу. Надо бежать.

— Куда это ты в такую рань? — Джастин посмотрел на часы. Даже половины восьмого нет. — Ты чего вообще так рано вскочил? Сейчас каникулы, я думал, ты всю ночь гуляешь, а потом дрыхнешь до полудня.

— Летняя школа, — вздохнул Бен.

— Летняя школа?

— Ну да. Оценки надо подтянуть.

— Оценки? У тебя что, плохие оценки? Да ладно, Бен, ты же у нас гений!

— Угу, — согласился Бен Дженкинс. — Только оценки тухлые.

— Как так?

— Мать говорит, телек слишком много смотрю. Ладно, мистер Уэствуд, я побежал.

— Бен… У меня такое чувство, что сегодня ты в школу не пойдешь.

— Ну, не знаю… Мать потом живьем закопает!

— Я с ней поговорю. Она уже встала?

— Ага! Она вообще не спит. Встанет в пять утра и давай шебуршить, честное слово.

— Позови ее, хорошо?

Бен позвал миссис Дженкинс, и Джастин объяснил, зачем ему понадобился ее сын. Сказал, что дело очень важное. Пообещал поговорить с учительницей Бена и отпросить мальчика с занятий. Миссис Дженкинс согласилась, только когда узнала, что Бен будет работать не просто по заданию полиции, а окажет помощь ФБР.

— ФБР? — не поверила она. — Не обманываете?

Джастин поклялся жизнью, и мама Бена, сдавшись, пообещала привезти парня через несколько минут. Джастин еще раз попросил Бена, объяснил, что именно ему надо, чтобы тот мог прихватить на всякий случай нужные инструменты или примочки.

Повесив трубку, Джастин включил компьютер. Сперва зашел на сайт «Америка онлайн» посмотреть новости. В первых же строчках прочел: «ЧЕРНАЯ ВДОВА ПРИЗНАЕТСЯ В ИЗМЕНЕ, НО НЕ В УБИЙСТВЕ». Джастин выругался и вошел в почтовый ящик.

Письмо от Бена, конечно, было уже там. Джастин открыл его, быстро просмотрел, потом распечатал. В двух экземплярах. Пока печатался документ, Джастин принялся звонить Реджине, но не успел он набрать номер, как в дверь постучали. На пороге стояла Реджи. С газетой в руках. Вытянув шею, она заглянула в гостиную и заметила раскиданные по полу газетные листы.

— Я так понимаю, ты уже в курсе последних событий, — догадалась она.

Джастин сказал ей, чтоб не болтала и проходила.


28


С открытым от удивления ртом Реджина изучала распечатанные документы. Потом подняла глаза на Бена, который сосредоточенно молотил по клавиатуре.

— Ты и впрямь гений! — восхитилась она.

— А ты должна ему сотню, — напомнил Джастин. — И полсотни мне.

— Ничего, если я с получки отдам? — спросила она Бена.

— Это когда?

— В пятницу.

Подросток посмотрел на Джастина, тот кивнул.

— Отдаст. Но если хочешь, я могу заплатить тебе сейчас, а она потом вернет мне. С процентами.

— Не-а, — решил Бен. — Я подожду. Мне не горит.

И он снова занялся наладонником, который подключили к компьютеру Джастина.

— Невероятно! — прошептала Реджи. — Здесь все, что нам нужно.

— Тогда говори, какие выводы следуют из этих данных.

— Давай разделимся. Тогда у нас получатся разные выводы, а потом мы их объединим.

Джастин не имел ничего против, и примерно в течение часа они обрабатывали полученные данные — он расположился с бумагами на диване, а Реджи свернулась в кресле, подвернув одну ногу под себя. Бен все это время, нахохлившись над клавиатурой, мучил компьютер. Закончив, Джастин и Реджи сравнили, что у них получилось. Они отсеяли все, что обоим показалось лишним, — компании, никак не связанные с расследованием, имена, которые не упоминались в личных или деловых контактах тех, кто имел отношение к убийствам. Выкидывали только то, что не вызывало сомнений, — если один из двоих возражал, данные оставляли на дальнейшее рассмотрение. Потом свели все в единый список.

Джастин повернулся к Бену.

— Сколько тебе еще осталось?

— У меня все. Я просто слушал, о чем вы говорите. Значит, вот как это делается? Круто!

— Ты взломал компьютер Сент-Джона?

— Не-а. У него защита попрочнее, чем в «Восхождении». Очень запутанная система.

— Так что, ничего не вышло?

— Не совсем так. До всякой там финансовой фигни вроде той, что я добыл в «Восхождении», добраться не удалось. Если еще покопаться, может, получится, но, по-моему, пользы от этого ноль. Для этого дядьки, который вам нужен, так уж точно. Этого Сент-Джона там все равно что нет. Данные стерли. Я скачал все с наладонника и влез в его «Аутлук». Но там все пусто.

— А письма?

— Тю-тю. Без жесткого диска мне их не найти.

— А календарь событий у него был? Ежедневник или телефонная книга?

— Само собой. Но их тоже потерли.

— Точно?

— Ага. Пару дней назад.

— Значит, ничего добыть не получится?

— Мне и не надо было.

— Как это не надо было? Я же сказал, что дело важное!

— Да нет, — отмахнулся Бен. — Я не в этом смысле. Не понадобилось. Вы же сами говорили, с его компа все автоматически грузится на ее наладонник. Я тут в ее почте порылся, ничего себе ей письма приходят! Она красивая?

Джастин пропустил вопрос мимо ушей.

— То есть информация с компьютера Сент-Джона сохранена у Белинды Ламберт?

— Ага.

— И ты можешь ее достать?

— А то! Уже сделано.

— Бен, ты меня извини, но давай еще раз уточним. Ежедневник и телефонную книгу Сент-Джона с его компьютера удалили, но они остались в наладоннике Белинды, так?

— Ну да, я же сказал! Ничего не пропало. То есть с его компьютера пропало, но тот, кому понадобилось все стереть, не знал про дублирование. Все, что вносилось в «Аутлук», и все, что приходило ему на почту, тут же копировалось на карманный комп секретарши и сохранялось отдельно. Это как отправить скрытую копию по электронке.

— А сам Сент-Джон должен был об этом знать, да?

— Наверное. Ведь он же систему настраивал.

— Да. — Джастин посмотрел на Реджи. — Значит, информацию стер не сам Сент-Джон. Иначе он бы постарался и в наладоннике все удалить. — Он повернулся обратно к Бену. — Так?

— Так. В смысле, я бы тоже так решил. Но я лишь скромный компьютерный гений. Полицейский здесь вы.

Джастин улыбнулся. Самой широкой улыбкой, на какую в последнее время был способен.

— Я все перенес на ваш комп, — сказал Бен. — В папку «Сент-Джон». Прикольное, кстати, имя. Будете смотреть?

Джастин с Реджи одновременно бросились к экрану, в один голос воскликнув «да!».

— Что сначала? — спросил Бен. — Список ближайших дел?

— Давай, — согласился Джастин. — А потом ежедневник.

Бен прокрутил список встреч, намеченных на прошедший месяц. Ни Джастину, ни Реджи ничего в глаза не бросилось. Вполне заурядный список. Большинство имен в календаре или пока им не попадались, или имеют вполне логическое объяснение. Наконец Бен докрутил до того дня, когда убили Эвана Хармона. Пятница. В планах на утро значилось: «Э. Х./И-Э-Х», и далее в скобках: «См. схему проезда/ад. кн.». Сент-Джон и тут педантично следовал правилам.

Джастин посмотрел на Реджи.

— Неужели нашли?!

Она кивнула.

— Э. X. У него была назначена встреча с Эваном Хармоном. В И-Э-Х. Значит, здесь, в Ист-Энд-Харборе.

— Бен, — позвал Джастин. — Давай-ка проверим. Войди в записи на Эвана Хармона в списке контактов.

Бен напечатал «Хармон» и нажал «поиск». Да, похоже, сокращения в ежедневнике они расшифровали правильно. В графе «Примечания» рядом с именем Эвана шла подробная схема проезда к особняку Хармонов. Все проясняется. Эвана Хармона убили вечером в четверг, шесть дней назад, у Джастина как раз был день рождения. В этот же день к Хармону заезжал Эллис Сент-Джон — или собирался заехать согласно записи в ежедневнике. Джастин посмотрел следующий день. На пятницу все планы обозначались единственным «Э. X.».

То же самое на субботу и воскресенье. Джастин покачал головой.

— Секретарь сказала, что он планировал уехать на выходные. Куда, неизвестно. Предупредил, что связаться с ним не получится.

— Так что, этот Сент-Джон собирался на выходные к Эвану Хармону? — не поверила Реджи.

Джастин снова покачал головой.

— Выходит, что так. Но это абсолютная чушь.

— Ух ты! — раздался голос Бена. — Так это насчет убийства Хармона? Круче некуда!

— Бен, — поинтересовался Джастин. — Ты с наладонника все, что надо, перенес на мой компьютер?

— Ага, но там не так уж много. В основном письма и всякое-разное из ежедневника.

— Тогда, сдается мне, ты еще успеешь на занятия.

— В смысле, всем спасибо, все свободны?

— Именно.

— Но ты молодец! — похвалила Реджина.

— Ну да, — кивнул Бен. — Деньги в пятницу, не забыли?

— Передам лично в руки.

Мальчик повернулся к Джастину.

— А дивидишник?

— Давай, Бен, дуй отсюда!

— Если еще что понадобится, скажите. С вами прикольно.

— Первым делом, — заверил Джастин.

Когда компьютерный гений наконец закрыл за собой дверь, Джастин с Реджиной прилипли к экрану.

— И что получается? — спросила Реджи. — Эллиса продинамили, и он пошел вразнос? А потом убил Эвана Хармона?

— А дальше? — возразил Джастин. — Прикончил вслед за ним Рона Ла Салля и Ванду Чинкель, а потом нанял сицилийского киллера убрать Бруно, а заодно подогнал китаянку убить Стэна Соломона, ну, того сотрудника из компании Ла Салля? Подумай сама. Эллис Сент-Джон — это скорее голубой Вилли Ломен.[5 - Вилли Ломен — герой пьесы А. Миллера «Смерть коммивояжера», живущий в двух мирах — реальном, где для него все кончено, и вымышленном, где он на вершине успеха.] А не серийный убийца.

— Раз уж ты все равно взялся нести чушь, может, заодно объяснишь, как приткнуть сюда электрошоковое ружье? Ты видишь какую-нибудь связь между Келли и Сент-Джоном?

— Такую же, как между Келли и Микки-Маусом, — огрызнулся Джастин. — Сплошные нестыковки.

Он протопал из гостиной в кухню, потом обратно. С досады ткнул кулаком в стену, так, что краска пошла трещинами.

— Толку мало, — заметила Реджи. — Но впечатляет.

— Ладно, — проворчал Джастин, потирая костяшки пальцев. — Давай глянем, что можно извлечь из сведений, которые нам оставил Бен. Посмотрим непредвзятым взглядом.

Несколько минут он потратил на то, чтобы внести все отсортированное в документы из папки «Гадес». Потом распечатал полученные списки и ссылки вместе с информацией из наладонника. Бену удалось проникнуть в отчетные данные «Восхождения» по командировкам. Все-таки Форрест Баннистер наврал. Все поездки проходили через общего турагента, причем не какого-нибудь, а штатного турагента «Рокуорт и Уильямс». Одна из многочисленных услуг, предоставляемых первичным брокером. У секретаря самого Баннистера хранились также записи о поездках каждого конкретного сотрудника. Еще Бен раскопал список всех клиентов, физических и юридических, которые инвестировали средства через «Восхождение». И даже, что было просто изумительно, с суммами инвестиций. Дальше шли нескончаемые страницы (несколько сотен) записей о проведенных «Восхождением» операциях с ценными бумагами. Изучить их сейчас достаточно тщательно не представлялось возможным, но Джастин не мог не восхититься талантами Бена.

Группировать выводы Реджи и Джастин начали с имен. Первый список не требовал даже заголовка. В него вошли трое убитых (Стэна Соломона они сюда включать не стали, решив, что он оказался скорее случайной жертвой, вставшей на пути взломщицы). Итак, Эван Хармон, Рональд Ла Салль и Ванда Чинкель. Под каждым именем вписали людей и компании, напрямую связанные с жертвами или попадающие под подозрение.

В следующий список попали имена, которые им встретились в ходе расследования, но пока неясно было, куда именно их отнести. Так проще было выявить образовавшиеся нестыковки и белые пятна.

Дальше, благодаря папке Эллен Лоуч и данным из наладонника, можно было наконец сопоставить список компаний, с которыми вело дела «Восхождение», и те, с которыми работала «Ла Салль груп». Точек соприкосновения оказалось пятнадцать:


«Кейтс и Герр» (добывающая компания в ЮАР)

«Чарлз Чан и партнеры»

«Каталитические нейтрализаторы Эгглстона»

«Флейм бразерс, Лтд»

«Голдман инкорпорейтед»

«Менкинг инкорпорейтед» (международная компания, торгующая ценными металлами, в частности платиной)

«Марун груп»

«Майлз Джонсон интернешнл»

«Пенсионный фонд Национальной ассоциации свекловодов»

«Американская корпорация любителей лапши»

«Пинкни и партнеры»

«Россович и сыновья»

«Скарлет найт инкорпорейтед»

«Тинтаджел груп»

«Ювелирная ассоциация Силверадо»


Дальше Джастин и Реджи перечислили всех остальных, кто прямо или косвенно был связан с расследуемыми убийствами, группируя их в зависимости от установленных связей.

Первая группа:


Линкольн Бердон

Г. Р. Хармон

Эллис Сент-Джон

Форрест Баннистер

Карл Матушек

Хадсон Фенвик

Дэниел Френч


Вторая группа вышла поменьше:


Бруно Пекоцци

Пьетро Ламбраско

Леонардо Рубинелли


Третья — еще меньше:


Абигайль Хармон

Дэвид Келли


И наконец, даже не имя, а описание, на включении которого в общий список настоял Джастин.


Неизвестная азиатка (предположительно совершила проникновение со взломом в офис «Ла Салль груп»)


Дальше пошло самое интересное: они проследили все передвижения сотрудников «Восхождения» и сопоставили с поездками Рональда Ла Салля. Совпадение обнаружилось почти сразу: Ла Салль и Эван Хармон летали в Йоханнесбург (ЮАР) и в Палм-Бич (Флорида). Проверив по датам вылета и пребывания, Реджи вытянула счастливый билет: оба летали в одно и то же время. Связь установлена: в третьи выходные марта прошлого года Ла Салль и Хармон посетили Палм-Бич. Спустя две недели оба одновременно летали в Йоханнесбург.

На этом совпадения не кончились. Правда, к Эвану и Рональду они уже отношения не имели (Хармон два раза летал в Детройт, но там с ним никто не пересекался). Зато передвижения Хадсона Фенвика почти идеально накладывались на поездки Ла Салля. Они побывали в одних и тех же городах и странах, хотя и в разное время. За последний год и три месяца они оба успели наведаться в Москву, Ванкувер, Колумбию, Новый Южный Уэльс, Новую Зеландию, Австралию, Анкоридж и Сан-Франциско.

Единственная разница была в том, что поездки Фенвика прекратились на пять месяцев раньше. Ла Салль же продолжал колесить и побывал во многих из этих мест не по одному разу. Последняя командировка состоялась примерно за неделю до убийства.

Покончив с этим, Реджи и Джастин составили еще один список, в который попали люди и предметы, пропавшие без вести или не найденные. Список получился кратким, но тревожным:


Орудие убийства, примененное против Эвана Хармона (тупое орудие, похожее на дубинку)

Компьютер Эллиса Сент-Джона

Эллис Сент-Джон


Реджи хотела добавить в этот список еще и Бруно, но Джастин возразил, что к пропавшим его причислять не стоит, поскольку они еще могут совместными усилиями попытаться найти его или хотя бы с ним связаться. Реджи уступила, и они решили до поры до времени сюда его не вносить.

Напоследок перечислили все открытые вопросы, все неизвестное, непонятное, не связанное ни с чем другим, что встретилось им в ходе расследования.


Использование электрошокового ружья в убийстве Эвана Хармона.

Смысл предсмертного послания Ванды — Гадес и Али.

Кто такая таинственная азиатка? В чем ее роль?

Почему Ванда скрывала от остальных агентов ФБР, что следит за Эваном Хармоном и Роном Ла Саллем?

Почему Пьетро Ламбраско пытался застрелить Бруно?

Леонардо Рубинелли, имеет ли он какое-то отношение ко всем этим убийствам?

Кто был информатором Ванды в расследовании, касающемся Рубинелли?


Последний вопрос внесли по настоянию Джастина. Он знает Ванду. Знает, как она работала. Она бы никогда не затеяла расследование такого масштаба (шутка ли, обвинить уолл-стритовскую финансовую компанию в связях с организованной преступностью), не заручившись поддержкой осведомителя. Джастин готов был ручаться всем своим имуществом. Реджи отказалась.

— Не надо. А вот на ужин бы я поспорила. — И, увидев недоуменный взгляд Джастина, пояснила: — Если ты ошибаешься, придется тебе со мной поужинать. Я угощаю. Найду местечко пошикарнее, только чтоб не надо было являться в костюме.

Джастин с грустной улыбкой (может, и не грустной, а доброй, подумала Реджи) покачал головой.

— Никаких пари. Прости. Но… хотя, знаешь что? Давай без объяснений. Просто не будем. Я понимаю, чего ты добиваешься, но не надо. Никаких ужинов, никаких дружеских посиделок. Хорошо?

Она пристыженно кивнула, но тут же сделала попытку стряхнуть смущение. Откашлялась.

— Надо, чтобы кто-то взглянул на операции «Восхождения», выяснил, как шло перемещение средств.

Джастин кивнул, соглашаясь. Реджи поняла, что ему тоже неловко.

— Еще надо проверить электронную почту Эллиса. Там непаханое поле, но вдруг что-нибудь найдем.

— Давай тогда ты этим и займешься, — предложил он. — А у меня, кажется, есть кое-кто, кто мог бы разобраться с финансовыми операциями.

— Из компании твоего отца?

— Роджер.

— Он быстро сделает?

— Я постараюсь его к вечеру привезти. Если ему некогда, тогда будем подключать твоих. Но Роджер в этих делах разбирается как никто другой. А где не разберется, будет копать, пока все не раскопает.

— А ты?

— Мне надо посидеть и подумать.

Она склонила голову набок, в глазах мелькнуло любопытство.

— Что-то нащупал, да? — не удержалась она.

— Нет. Что-то вертится, а никак не ухватишь.

— Что?

— Не знаю. Пока не скажу. Может, и нет ничего.

Реджи помолчала. Она видела, как по его лицу прошла легкая тень неудовольствия — боится, что она опять затеет какой-нибудь совместный ужин.

— Послушай, мне нужно кое-что сделать, но я хотела сперва посоветоваться, — поспешно выпалила она. Джастин посмотрел на нее вопросительно. — Я должна отчитаться перед Заком Флетчером.

— Так отчитывайся.

— Есть одно «но». Когда ведется такое дело, необходимо сотрудничество с местными властями. Это значит, что Силвербушу станет известна большая часть наших выводов.

— И в чем вопрос?

— В том, что я хотела поставить тебя в известность и узнать, не возражаешь ли ты. Вдруг ты против и не хочешь, чтобы Силвербушу доложили все как есть. Тогда скажи сейчас, какую часть информации от него надо скрыть.

Джастин задумался.

— Докладывай как есть.

— Все целиком? — Он кивнул.

— Уверен?

— Вполне. Одно из двух: либо он поймет, что дело уплывает у него прямо из-под носа, либо он попрет напролом и сам выроет себе яму.

— В смысле, сделает поглубже ту, что уже вырыл?

— Именно.

— Только если ему все доложат, никакой гарантии, что связь между убийствами Хармона, Ла Салля и Ванды не станет достоянием общественности.

Джастин снова кивнул.

— Это ничего. Наверное, теперь уже время. Мы пытались ее скрыть, и это пока ни к чему не привело. Как знать, вдруг нам откроется то, что до сих пор держалось в тени.

Она тоже дернула головой в знак согласия. Потом подхватила стопку распечатанных электронных писем.

— Пойду почитаю в мотеле.

Джастин знал, что она ждет приглашения остаться и поработать у него. Он промолчал. Тогда Реджина ушла, пообещав звонить. Он глянул на часы. Одиннадцать утра. Снял трубку телефона.

— Папа, здравствуй, — сказал он, когда его соединили с отцом. — Нельзя у тебя похитить ненадолго Роджера Мэллоуна?

— Собираешься к нам? — спросил Джонатан Уэствуд.

— Вообще-то я хотел, чтобы он сюда.

— Когда?

— Попытаюсь нанять ему самолет, чтобы побыстрее.

— Сегодня?

— Сейчас.

— За работу ты ему платишь? — уточнил Уэствуд-старший.

— А ты разве нет? — моментально среагировал Джастин. Ему почти удалось вызвать смех. Почти.

— Когда он должен быть у тебя? — спросил напоследок Джонатан.


29


Роджер Мэллоун был моложе Джастина лет на пять. По юношескому румянцу, по взгляду человека, не знакомого с горем или тяжкими раздумьями, ему можно было дать еще меньше. А вот телом он успел не по-юношески обрюзгнуть. Растолстел, руки одрябли. Не то чтобы совсем форму потерял, но видно было, что к тому идет. Последний раз Джастин видел его около года назад — такое впечатление, что с тех пор Роджер успел сменить теннис на гольф. Тридцать пять, а выглядит на все сорок. Такими темпами в сорок он будет выглядеть на все пятьдесят. А когда стукнет пятьдесят, ему будут давать шестьдесят пять. Неужели это и есть цена успеха? Джастин втянул живот и пообещал себе не тянуть с возвращением к тренировкам в спортзале. А там, как знать, может, и до йоги дойдет…

Роджер служил в фирме Джонатана Уэствуда финансовым директором. Он быстро взлетел по карьерной лестнице и теперь был правой рукой Уэствуда-старшего в его банковской системе. Мэллоун обладал профессиональной въедливостью, при этом трудолюбия и честности ему было не занимать. Работал он круглые сутки и, видимо, никогда не спал, поскольку мог дать исчерпывающую справку о любой компании, любым ценным бумагам по состоянию дел на последнюю секунду.

В то же время, если Роджер и не мог чем-то похвастаться, это храбростью. Джастин прибегал к его услугам, когда вел два предыдущих дела, и хотя финансист оказался поистине неоценимым помощником, рисковать жизнью ему не понравилось. В первый раз Роджер был вынужден принять участие против воли — под дулом пистолета, если точнее. Пистолет держал не кто иной, как Джастин. Во второй раз Роджер по большому счету предложил свои услуги сам, но умудрился перейти дорогу Бруно и, встретившись с ним лицом к лицу, разве что в штаны не наделал. Джастин готов был поспорить, что мочевой пузырь у Роджера до сих пор слабоват.

В этот раз, третий по счету, он готов был сделать все от него зависящее. Возможно, потому что Джастину удалось развеять его страхи и убедить, что ему ничего не грозит. А возможно, дело было совсем в другом: с Роджером, к большому удивлению Джастина, приехал сам Джонатан Уэствуд.

Он стоял на пороге, когда Джастин открыл дверь, чтобы впустить Роджера. Сын с отцом обменялись рукопожатием, даже приобнялись, а потом Джастин пригласил обоих в гостиную.

— Не ожидал тебя увидеть! — сказал он отцу.

— Я решил, все равно за твой счет, почему бы и не слетать?

— Всегда пожалуйста!

— Я так полагаю, в деле Рональда появились подвижки? — высказал догадку Уэствуд-старший.

Джастин кивнул.

— Не только.

И он вкратце пересказал гостям последние события. Без подробностей, но так, чтобы финансисты получили представление о том, с чем придется разбираться. К тому, что отец тоже собирается принимать участие, Джастин отнесся не без радости. Джонатан Уэствуд обладал даром распутывать самые сложные узлы. Он уже не раз помогал Джастину найти ключ к разгадке. Отсеивая все ненужное, он четко видел, на чем сосредоточить внимание.

Рассказывая, Джастин постепенно добрался до беседы с высшим звеном «Восхождения», потом объяснил, что удалось выудить из взломанных Беном файлов. Отец слушал спокойно, а вот у Роджера, углядевшего возможность порыться в отчетности другой финансовой компании, тут же загорелись глаза.

Когда Джастин закончил, Роджер сказал только:

— Давай все, что есть, я посмотрю.

— Там много, — предупредил Джастин.

— Догадываюсь. Вот и дай мне покопаться.

— Мы тебе вообще не нужны?

— А чем вы мне поможете? — Увидев, что Джастин пожимает плечами, он добавил: — Куча данных, через которые надо будет продираться, термины и цифры — скучища. Для тебя то есть, не для меня. Так что пойдите-ка подышите воздухом. Часик-другой.

Джонатан посмотрел на сына, вскинув брови, мол, раз он просит, значит так надо. Оба Уэствуда пожелали Роджеру Мэллоуну удачи, пообещали вернуться через пару часов и направились к выходу.

— Постой! — крикнул Роджер, когда дверь уже закрывалась. — Можно за твой компьютер?

— Конечно.

— Он беспроводной?

— Все, что нужно для души.

Роджер, изображая баскетбольного комментатора Марва Альберта, сжал кулак и прошептал восторженное «йес-с-с!»

— Ни в чем себе не отказывай! — напутствовал Джастин.

И на сей раз они с отцом действительно удалились.

Джастин предложил отцу прогуляться. Хорошо, что Роджер пожелал остаться один. Уэствуду-младшему позарез нужно было потеребить старшего на профессиональные темы. Джонатан совсем не возражал пройтись, а сыну он разрешил теребить сколько угодно.

— Странное у меня возникло чувство в этом «Восхождении», — начал Джастин, когда они двинулись в глубь старинной деревни китобоев.

— И в чем странность? — уточнил отец.

— Я не наивен, — попытался объяснить Джастин. — Далеко не наивен. И, разумеется, вижу в людях… ну… не только хорошее. Но в «Восхождении» они вообще не такие.

— Какие «не такие»?

— Не такие, как ты. Не такие, как все остальные финансисты, которых мне доводилось встречать.

— Хеджевики? Ну да, они и вправду другие. У них свой мир. Не похожий, например, на мой.

— Тогда расскажи.

— Что именно тебе рассказать?

— Все, — ответил Джастин. — Что угодно. Так я обычно работаю. Выясняю все, что можно, пытаюсь прочувствовать. Так легче увидеть, если что-то не вписывается. Смотрю, что укладывается в общую картину… или наоборот, что не укладывается. Иногда последнее важнее. — Тут он заметил, как смотрит на него отец. — Что такое?

— Я тоже так работаю! Если компания обращается за кредитом, с этого я обычно начинаю. Узнаю, чем они занимаются, кто ими управляет, слушаю разговоры и наблюдаю.

— Да, все то же самое, — подтвердил Джастин. — Главное, не ошибиться.

Джонатан издал задумчивое «хм» и, чуть ускорив шаг, начал рассказывать.

— Впервые я столкнулся с менеджером из хеджевого фонда лет… десять или двенадцать назад. Самомнение выше крыши! Пришел на встречу и фактически свел разговор к тому, что, если он не получит желаемое, просто купит меня с потрохами и все. Раз плюнуть купить крупную фирму, выжать из нее какие-то нужные ему крохи, потом разобрать на запчасти, а запчасти продать. Так и заявил мне в лицо, что ему без разницы, как все делалось раньше, он, видите ли, из нового поколения, которое мыслит по-новому. Человек без прошлого. Он даже сравнил себя с фениксом, который возродился из пепла. Человек, который сам себя создал.

— А ты что?

— Я сказал, что он, наверное, глубоко верующий, поскольку явно боготворит своего создателя.

— Ему, наверное, не понравилось?

— Ему было все равно. Он был слишком поглощен собой, деньгами и стремлением все захапать, чтобы обращать внимание на то, что там кто-то сказал или подумал.

— Что с ним стало?

— Сколотил около полумиллиарда за два года. Еще через год потерял миллиард. Наверное, работает у своего отца, где-нибудь на Среднем Западе.

Уэствуд-старший сделал глубокий вдох, и Джастин неожиданно услышал легкую хрипотцу. Одышка. Неужели к отцу подкрадывается старость?

— Сейчас у нас в стране примерно тысяч семь хеджевых фондов. Десять лет назад было, ну, может, три-четыре сотни. Они держат в руках огромные деньги. Огромные! Более девятисот миллиардов на данный момент. Причем действуют они тихо и незаметно.

— У «Восхождения» в обороте около двух миллиардов.

— Довольно мелкий фонд, — классифицировал Уэствуд-старший. — В этом диапазоне, от двух до пяти миллиардов, таких довольно много. В их мире это гроши. А знаешь, что можно купить на пять миллиардов? — Не дожидаясь ответа, Джонатан продолжил: — Что угодно! Те, кто этими фондами управляет, получают по шестьдесят, семьдесят, даже сто миллионов в год.

Джастин изумленно присвистнул.

— Ничего себе! Я, конечно, догадывался, но как-то не осознавал…

— Очень немногие осознают. Знаешь, как работают хеджевые фонды?

— В общих чертах, но ты расскажи.

И Джонатан рассказал. Они прогуливались, и Джастин слушал. Изначально хеджевые фонды основывали для того, чтобы состоятельные люди могли поручить кому-то управление частью своего капитала. Фонды были открыты только для крупных инвесторов, даже сейчас планка минимального долевого вклада составляет около двадцати пяти тысяч долларов, а в большинство фондов без миллиона и соваться нечего. Богатство клиентов снимало с хеджевых фондов правительственные ограничения и избавляло от надзора, который обязательно присутствовал во взаимных фондах, рисковавших деньгами менее состоятельных инвесторов. Хеджевики могли использовать широкий круг стратегий и инструментов. Акции, курсы валют, закладные. Могли давать кредиты, покупать компании, контролировать компании и даже управлять ими, если думали, что знают как.

— Хорошо, из чего складываются доходы Эвана Хармона и других хеджевиков? — спросил Джастин.

— Административная плата — два-три процента величины чистых активов. Потом еще двадцать процентов с чистой прибыли. У «Восхождения» в активе два миллиарда? Значит, на первое января следующего года у них есть гарантированный доход в сорок миллионов. И это в том случае, если они просто потеряют деньги. Если же они получат десятипроцентную прибыль с двух миллиардов, у них будет еще восемьдесят миллионов. Таким образом, сто миллионов дохода на блюдечке с каемочкой. Причем практически без накладных расходов. В принципе, если очень понадобится, таким фондом можно было бы управлять в одиночку из гаража. При условии, что там установят компьютер и несколько телефонов.

Джонатан объяснил, что прибыли, получаемые менеджерами хеджевых фондов, по сути, изменили мир. Инвесторам не было уже никакого дела до продукции, в которую вкладывались средства, что уж говорить о компаниях-производителях и людях, которые там работали. Единственное, что их интересовало, — прибыли. Ну и конечно, все новые и новые игрушки, которые можно было себе позволить, — картины Уорхола и Пикассо, «Гольфстримы» и «Фальконы», лошади и конные заводы, особняки площадью в десятки тысяч квадратных футов с необъятными частными пляжами.

Джастин спросил, из-за чего может произойти крах фонда, что приводит к банкротству. Отец удивился, зачем ему это, и Джастин пояснил, что полицейский всегда вынужден рассматривать худший из вариантов.

— На крайние меры идут люди, припертые к стенке. Если у человека все в порядке, он никого трогать не будет и мне работы не прибавит.

— С банкротством все просто. Хеджевый фонд терпит крах, если слишком долго теряет деньги, — просветил сына Джонатан. — Или теряет слишком много денег за короткий срок. Так часто бывает и с другими компаниями. Успех кружит голову — хочется больше, хочется расти, привлекать новых и новых инвесторов. И потом, конкуренция среди хеджевых фондов растет, они начинают заботиться о внешней атрибутике, растут накладные расходы… И вот когда происходит падение отдачи на капитал, они тоже падают, причем больно. Сначала покупаешь роскошный просторный офис где-нибудь в центре Манхэттена. Одному с фондом уже не управиться, и даже вдвоем рук не хватает. Приходится нанимать аналитиков, брокеров, бухгалтеров. А еще компьютеры, терминалы «Блумберг»,[6 - «Блумберг» — компьютерная информационная система, в реальном времени передающая информацию по котировкам валют, акций, товаров, фьючерсов и опционов.] исследовательская служба. Двух процентов административной платы уже не хватает. А у тебя уже «Гольфстрим», членство в нескольких престижных гольф-клубах на миллион долларов, дом в Палм-Бич, жена привыкла к благотворительным балам… Два-три квартала подряд останешься без прибыли — клиенты начнут выводить свой капитал. И тогда тебе конец.

— Прощай личный самолет?

— Это в лучшем случае. В худшем его заберут кредиторы.

— Какие они сами, эти хеджевики? Опиши.

— Ты же знаешь, не надо торопиться с обобщениями.

— Расскажи, какое у тебя сложилось впечатление. А я обещаю не чесать их всех под одну гребенку и не называть мудаками.

Джонатан неодобрительно покачал головой, услышав резкое словечко, но тем не менее ответил.

— У них все совсем не так, как в инвестиционных банках. Другие игры. Азартные. Важно не просто выиграть, а сорвать крупный куш. Самый крупный, какой может быть. Это очень жестокие игры, и самому тоже нужно быть жестоким. Они не размениваются на мелочи, играют по-крупному. Что такое пять-десять миллионов против миллиарда, какой смысл их вкладывать? Гроши. Курам на смех. А вот если у тебя миллиардный фонд, то вкладываешься ты, когда углядишь подходящую возможность, уже миллионов на пятьдесят, а то и сто. Вот это уже дело. Ты обладаешь весом. У тебя власть. Так они мыслят. Осторожность не для них. Если положат глаз на лакомый кусок, запросто могут вложить десять процентов активов. Или даже больше. Понимаешь, какие тут риски? У них мышление заядлого игрока в кости. Чем больше выигрыш, тем больше ставки. Поймал удачу за хвост — сорвешь банк. Проигрался — тебе конец. Не удивляйся потом, что у тебя постоянно повышенное давление и угроза инфаркта, или ты постоянно прикладываешься к бутылке, или не можешь прикорнуть на диване, не выпив бутылку снотворного.

Уэствуд-старший перевел дух, и снова Джастин услышал едва уловимый хрип.

— Ну что, все узнал, что хотел?

— Для начала хватит, — ответил Джастин. — Ты как, еще не разлюбил сэндвичи с фрикадельками?

— Мама никаких сэндвичей с фрикадельками не признает.

— А что, она будет с нами обедать?

Джонатан, признавая логику сына, одобрительно кивнул.

— У вас тут водятся хорошие фрикадельки?

— Лучшие в мире! — заверил Джастин. И добавил, увидев задумчивую улыбку отца: — Я угощаю.


Впервые Того получал указания по телефону. Старик сказал, что встречаться некогда, слишком все закрутилось, так что им бы тоже поворачиваться побыстрее. Быстрее, чем сейчас.

Того спросил по-китайски, что же такого срочного им предстоит сделать.

Старик тоже по-китайски ответил:

— Полицейский. За которым вы следили. Он слишком близко подобрался. Слишком много знает.

— Надо дождаться Лин, — сказал Того.

— Некогда ждать Лин. — Того промолчал, и собеседник, перейдя на английский, язвительно заметил: — Что, без девчонки боишься? Защитить некому?

Того не ответил. В трубке слышалось только напряженное дыхание двух мужчин.

Тогда старший снова переключился на китайский.

— Медлить нельзя. Он скоро пойдет выспрашивать. Он уже много до кого добрался. Понятно?

— Понятно, — ответил Того.

— Тогда скажи, что тебе понятно.

— Он больше ни с кем не будет разговаривать. Вы так хотите.

— Да, — подтвердил старик. — Я так хочу.

— Я должен сказать еще кое-что, — добавил Того.

— Давай, говори.

— Слушайте внимательно.

— Я и так слушаю.

И Того заговорил по-английски. Ему нужно было, чтобы у старика на том конце провода не осталось никаких сомнений.

— Я не боюсь, — медленно проговорил он.

— Это все? — спросил старик.

— Да, — по-прежнему на английском ответил Того. — Я ничего не боюсь.

— Рад за тебя, — также по-английски заверил старик.

И повесил трубку.


Сотовый подал голос в тот момент, когда они с отцом, пообедав, возвращались к бело-голубому домику Джастина. Сэндвичи с фрикадельками были просто восхитительны.

— Да? — сказал он в трубку.

— Кое-что наклевывается с Эллисом Сент-Джоном, — сообщила Реджи Боккенхойзер.

— Выкладывай.

— С его банковской карточки сняли деньги. Пятьсот долларов.

— Где?

— В Массачусетсе. Городок на границе между Массачусетсом и Нью-Йорком. Туда уже послали человека. Флетчер подключил кого-то из Бостона.

— А машину, которую он брал напрокат, не засекли?

— Нет. Но я разошлю ориентировки по всем штатам Новой Англии.

— Хорошо. Как дела с электронной почтой?

— В жизни не видела корреспондента скучнее, чем Эллис. Зато теперь точно знаю, кто в «Рокуорт» кого на чем нагрел.

— Значит, ничего ценного?

— Не настолько все плохо. Я отбираю все, что хоть как-то может пригодиться. Очень многое касается конкретных операций, так что я вообще не уверена, там ли ищу. Помечаю на всякий случай то, что имеет отношение к нашему списку компаний. Да… Джей, вот еще что… я опять же на всякий случай отправила тебе статью про грузовик на шоссе. Тот, который с платиной.

— Есть подозрения?

— Нет. Просто не дает мне покоя. Это как у тебя с шестым чувством. Если что-то появляется в одном деле, потом тут же что-то похожее всплывает в другом, вряд ли тут простое совпадение. Что там твой Роджер?

— Попросил пару часов его не беспокоить. Сейчас пойдем смотреть.

— Тогда расскажешь, ладно?

— Я позвоню.

— Услышимся.


Роджер Мэллоун сидел в той же позе, в какой Джастин с отцом оставили его два с половиной часа назад. Застыл на кушетке, обложившись бумагами — вороха документов громоздились на журнальном столике, на подлокотниках, на полу. При этом вид у него был такой, будто он поглощен захватывающе интересным детективом.

— Мы тебе сэндвич принесли, — прервал медитацию Джастин.

Роджер оторвался от бумаг, скользнул по Джастину недоуменным взглядом, словно услышав фразу на иностранном языке.

— А… э-э… спасибо. Я не хочу есть.

Джастин обвел рукой кипы документов.

— Получается?

— Лучше некуда! — заверил Роджер.

— Тогда пойду сделаю кофе, и ты мне все разложишь по полочкам.

Он удалился в кухню, повернул до упора выключатель конфорки и, вскипятив воду, заварил восемь чашек крепкого кофе, наполнив пресс до краев. Под объяснения Роджера заснуть можно, поэтому взбодриться не повредит. Когда все было готово, он снял чайник с плиты и перелил кофе в термос. Прокричал в комнату, не хотят ли гости кофе, но услышал дружное «нет, спасибо». «Ну и ладно, мне больше достанется», — решил Джастин и, налив себе кружку, вернулся в гостиную.

— Я готов, — доложил он.

— Замечательно! — ответил Роджер, и по голосу Джастин понял, что он постарается растянуть удовольствие. — С абсолютной уверенностью утверждать не берусь, для этого надо бы еще поглядеть и покопаться в архивах… но у них творится кое-что весьма странное.

— Можешь изложить как-нибудь попроще?

— Я попроще и собирался. Только будь все так просто, у них бы ничего не выгорело.

— Что же у них там выгорело? — подал голос Уэствуд-старший.

Роджер обратился к Джастину.

— Принцип работы хеджевого фонда ясен уже из самого названия. Это один большой фонд, поэтому если ты становишься его участником, ты отдаешь деньги всему фонду целиком. Он делит средства, чтобы инвестировать в ценные бумаги, компании, услуги — все, что угодно. Но это тем не менее один и тот же фонд. В этом суть.

— Понятно, — кивнул Джастин. — Я в курсе, что такое фонд. Что такое «хеджевый», тоже будешь объяснять?

— Придется. Ты, конечно, с экономическим образованием, но, готов спорить, все давно позабыл. Я прав?

— Прав, — ответил Джастин. — Спорить не будем.

— Так вот, «хеджевый» означает именно то, что означает — применительно к фонду. Финансовые риски хеджируются, то есть страхуются. Если рассчитываешь на падение рынка, играешь на понижение. — Роджер просто светился. Ему нравилось говорить о любимом деле, а уж рассказывать непосвященным — просто хлебом не корми. Джастин подумал, что для Роджера сегодня, наверно, самый лучший день в жизни. Сначала дали уникальную возможность покопаться в чужой отчетности, а на закуску попросили почитать лекции Джастину. — Так вот, когда играешь на понижение, ты рассчитываешь на падение цены. Например, ты хочешь сыграть на понижение на акциях компании X, которые сейчас идут по десять долларов. Ты уверен, что на какое-то время их цена упадет и они будут продаваться по пять. И ты заключаешь сделку, так называемую короткую продажу, согласно которой ты покупаешь их по пять, а потом, когда цена снова вырастет до десяти, продаешь по возросшей цене. Вся радость — но и риск — в том, что ты ничего не вкладываешь. Твой брокер берет эту тысячу акций из чьего-то чужого портфеля. Хозяин портфеля обычно даже не в курсе, что у него их взяли. Брокер перемещает акции в твой портфель, а потом автоматически продает по десять, а ты получаешь прибыль.

— А если цена не упадет, а наоборот, поднимется…

— Тогда и выйдет наоборот. Ты заключаешь сделку, ожидая падения, а цена вырастает до двенадцати. Приходится выкупать всю тысячу по цене в двенадцать долларов за акцию — ты в проигрыше. Есть люди, которые ухнули десятки миллионов в акции, которые ну просто не могли не упасть в цене. А они вот взяли и не упали.

— И как это относится к «Восхождению»?

— Ну, если я все правильно понял — а мне кажется, я все правильно понял, — они ломают все принципы управления хеджевым фондом.

Джастин подался вперед.

— Как это?

— Опять же, не берусь утверждать со стопроцентной уверенностью, раз у меня нет доступа к их бухгалтерии, но у меня создалось впечатление, что они совершают операции от имени компаний, не являющихся инвесторами фонда.

— Торгуют акциями из основного фонда? — уточнил Уэствуд-старший.

— Именно.

— Это противозаконно? — спросил Джастин.

Роджер пожал плечами.

— С хеджевыми фондами вообще не поймешь, что законно, а что нет. Точно могу сказать, что это нечестно. А уж законно-незаконно, пусть разбирается Комиссия по ценным бумагам и биржам.

— Однако инвесторам «Восхождения» это очень бы не понравилось, — добавил отец Джастина. — Получается, в фонде решают за них, кто получит прибыль, а кто нет.

— Есть еще одна закавыка. — Роджер постучал пальцем по стопке бумаг. — Какие-то операции они совершали сами — просто перебрасывали активы туда-сюда между разными инвесторами, из одного фонда в другой. А какие-то сделки совершались через внешнего брокера.

— «Рокуорт и Уильямс»! — догадался Джастин.

Роджер кивнул.

— Точно.

— Есть еще что-нибудь?

— Еще много чего. Вот, например, то, где они играют на понижение, никак не вяжется со всеми остальными их сделками.

— И где они играют на понижение?

— Платина, — ответил Роджер.

— Да ты что?! Не врешь?

— Тебе диплом показать?

— Нет, конечно нет, извини. Просто… ладно, продолжай.

— В общем, — продолжил Роджер, — твое удивление оправданно. Зная их связи, можно было бы ожидать чего-то другого. И время они выбрали странное, учитывая, что творится на рынке платины. Тут им крупно не повезло.

— А почему время странное?

— Знаешь ли, я сильно сомневаюсь, что кому-то сейчас придет в голову совершать «короткие продажи» платины. Учитывая, что делают в Китае.

— А что делают в Китае?.. — начал было Джастин, и вдруг его осенило. — Машины. В Китае делают машины…

— Молодец! — похвалил Роджер. — Просто молодец.

— Китайский автопром выходит на международный рынок, — медленно проговорил Джастин.

В голове у него зазвучал голос Дэниела Френча: «За ними будущее. Китайские машины… все китайское».

— А без платины им никуда не деться, — заключил Роджер. — Если они действительно хотят захватить рынок.

— Вот оно, — тихо проговорил Джастин. — Платина для этих… как их… субстратов. Субстраты для выхлопной системы. Контроль выпуска — выхлопных газов и ценных бумаг.

— Умница, ты все правильно понял, — снова похвалил Роджер. — Я сражен.

— Что, ты еще говорил, тебя смущает? Связи? Нет, можешь не объяснять, — перебил сам себя Джастин. — Тут тоже все ясно. У них есть выход на Китай через Г. Р. Хармона.

— «Рокуорт», насколько я знаю, связан с Китаем теснее некуда. У всех остальных на Уолл-стрит просто слюнки текут. Тут тебе и консультации, и операции с бумагами, и коммерческие возможности, о которых никто больше не знает, а если знает, то не подступится…

— И китайские денежки рекой текут через них в «Восхождение». Папочка должен помочь сыночку.

— Согласен. В твоем списке есть пара компаний, наверняка имеющих отношение к Китаю. Но тут опять нестыковки.

— Какие?

— В который раз не берусь утверждать, но у меня такое чувство, что там несколько подставных. Я о них вообще ничего не слышал, и найти мне их не удалось, соответственно, делаю вывод, что это все одна большая афера. Зачем только «Восхождению» или «Рокуорт» понадобилось водить за нос китайское правительство, если для них там просто золотая жила? Хотя, с другой стороны…

Он умолк.

— Что с другой стороны? — нетерпеливо спросил Джастин.

— Если на самом деле их никто за нос не водит, зачем бы китайскому правительству участвовать в этой афере?

Ответа ни у кого не нашлось. Наконец Джастин сказал:

— Ладно, с неподходящим временем и странными связями разобрались. Остается крупное невезение.

— Дело в том, что рынок платины недавно здорово скакнул вверх. Из-за дефицита.

— Дефицит платины? С чего бы?

— Из-за того сухогруза.

— Роджер, давай поподробнее. Про китайский автопром я еще каким-то чудом слышал, а вот про сухогрузы с платиной ни сном ни духом.

— Один затонул. Пару месяцев назад.

— Где?

— Шел из Южной Африки. Затонул где-то около Сицилии, если мне память не изменяет.

— И большой теперь дефицит?

Роджер шумно выдохнул. Видимо, это должно было означать «очень большой».

— Точную цифру не назову. Достаточный, чтобы изменить ситуацию на рынке. Порядка пятидесяти-шестидесяти миллионов долларов. Может, больше.

— А нельзя поднять сухогруз?

— Рано или поздно поднимут. Но это долго. А пока дефицит.

— И что это значит?

— Да ладно тебе, Джей. Это ведь школьный курс! Спрос-предложение. Когда предложение уменьшается, цена растет. В данном случае она буквально взлетела.

— И не снижается?

— Пока нет.

— Невероятно! — поразился Джастин.

— Нет тут ничего невероятного, — возразил Роджер. — Нестыковки есть, а так все вполне оправданно. Особенно если глянуть на отчеты по командировкам.

— Ла Салля и Хармона?

— И еще этого из «Восхождения», как его… Фенвик.

— Хочешь сказать, в этих отчетах есть что-то, что может пролить свет?

— Ну да! Посмотри на пункты назначения. — Голос у Роджера был такой, будто он разговаривает со слабоумным. Он терпеливо, как ребенку, перечислил все города и страны, куда заносило в последнее время Эвана Хармона, Рональда Ла Салля и Хадсона Фенвика.

— И что? — все еще не понимал Джастин.

— Там платиновые рудники. Добывают платину. В каждом из этих мест.

Джастин недоверчиво покачал головой.

— Что, и в Сан-Франциско? Какие в Сан-Франциско платиновые рудники?

— Никаких. Зато в двух часах езды на север Тринити-Ривер… и платина. Самолетом до Сан-Франциско, а оттуда на машине. Карту показать?

— А Палм-Бич? — начал распаляться Джастин. — Хармон и Ла Салль летали туда одновременно. Что, в Палм-Бич теперь тоже платину добывают?

— Нет, — ответил Роджер. — Это единственное, что никуда не лезло. Да, еще Мексика. С Мексикой я, правда, до сих пор не разобрался. Зато с Палм-Бич все оказалось просто.

Джастин не поверил своим ушам.

— И что же там?

— Главное, когда именно они туда летали. Палм-Бич, первые выходные марта.

Уэствуду-старшему это, видимо, о чем-то говорило, потому что он медленно закивал головой.

— Может, поделитесь? — попросил Джастин.

— Тебе такие вещи простительно не знать, — утешил отец. — Первые выходные марта — самые важные для хеджевиков дни в году.

— Конференция хеджевых фондов, проводимая «Рокуорт и Уильямс», — снизошел Роджер. — Ежегодная. Первые выходные марта в отеле «Брейкерс».

— И что в ней такого?

— Там водятся большие деньги, — объяснил Джонатан. — «Рокуорт» приглашает своих самых крупных клиентов (и тех, кем хочет пополнить их ряды). Хеджевики слетаются как мухи на мед. Проводят встречи, общаются, выпивают — и после всей этой выпивки и разговоров можно подставлять карманы.

— Пап, а есть где-нибудь списки гостей конференции?

— Наверняка. В «Рокуорт». Они ведь приглашения рассылают.

— У тебя не найдется там кого-нибудь, кто может добыть мне эти списки? Срочно?

— Могу позвонить Линкольну Бердону…

— Нет! — поспешно возразил Джастин. — Так высоко не надо. Кто-нибудь из низшего звена, кто не сильно удивится такой просьбе и кого на этом не поймают? Да, еще чтобы мог держать язык за зубами?

— Спрашиваешь! — похвастался Роджер. — У меня там толпы аналитиков, которым эти списки добыть раз плюнуть. Могу попросить в любой момент.

— Тогда попроси.

— Сейчас?

— Прямо сейчас, — подтвердил Джастин. — Пожалуйста.

Роджер позвонил. После короткого обмена любезностями с невидимым собеседником продиктовал номер факса. Через две минуты факс выплюнул список.

— Около пяти сотен фамилий, — предупредил Роджер. — Ты кого-то конкретного ищешь?

— Не знаю пока. Но как найду, сразу пойму, что это он. — Джастин забрал у Роджера листок и начал просматривать. — Вот и нашелся.

Он снял трубку и набрал номер Реджи Боккенхойзер.

— Я выяснил, при чем здесь Ленни Рубин, — сказал он, услышав «алло».

Заодно поведал, что предчувствия насчет платины ее не обманули и все сходится как нельзя лучше. Объяснил про затонувший сухогруз и дефицит драгметалла на рынке с высокой конкуренцией. Не забыл про разгадку тайны многочисленных поездок — опять все, как ни крути, упирается в платину. Реджи начала забрасывать его вопросами, но Джастин пообещал, что расскажет подробнее, когда договорит с Роджером. Потом спохватился: «Подожди!» Она заверила, что никуда не исчезает, и Джастин сказал:

— Я понимаю, что наш номер шестнадцатый, но ты не могла бы задействовать иммиграционную службу, чтобы они проверили кое-кого по срокам прибытия и выезда? И кое-какие пункты назначения чтобы заодно посмотрели?

— Почему бы и нет, там нас, наверное, не завернут. У иммиграции и таможни мы все еще в почете. Кого проверяем?

Он сказал, и Реджи удивленно присвистнула.

— Чудеса в решете!

Не успел он съязвить, как в трубке раздалось поспешное: «Созвонимся…» — и гудки.

Джастин вернулся к отцу и Роджеру.

— Леонардо Рубинелли, глава мафиозного клана, на конференции представителей хеджевых фондов. Многое в жизни повидал, но чтоб такое!


30


Еще час Роджер и Уэствуд-старший объясняли Джастину странности, которые заметил финансист, когда просматривал архивы «Восхождения».

Вроде бы ничего сложного, но темных мест хватало. Роджер выписал компании, которые хотели сыграть на понижение на платине и потеряли деньги. Потом выписал те, которые одолжили свои акции играющим на понижение и, когда цены на платину взлетели, принялись грести лопатой свои миллионы. Сперва убытки понесли некие «Чарльз Чан и партнеры» и «Американская корпорация любителей лапши». Роджер чуть не плевался, произнося названия.

— Головы этим хеджевикам оторвать! Думают, очень смешно.

— Похоже на китайские компании.

— Пустышки. Руку даю на отсечение. Наплодят подставных компаний и названия подбирают позабористее. Мол, им сам черт не брат, тычут всем в нос своим обманом. Вспомни все эти компании, которые «Энрон» создавал перед самым крахом — та же бравада, чем глупее звучит, тем лучше.

— Значит, китайские пустышки теряют деньги. А кто в выигрыше?

Роджер перечислил.

— «Флейм бразерс, Лтд», «Пенсионный фонд Национальной ассоциации свекловодов», «Пинкни и партнеры», «Россович и сыновья», «Скарлет найт инкорпорейтед».

— Ничем не лучше, — заключил Джастин. Поймав недоуменные взгляды отца и Роджера, пояснил: — Ленни Рубинелли. Его еще называют Ленни Рубин. И Ленни Красный. А все эти компании… там везде есть что-то красное в названии.[7 - Flame — пламя (англ.), pink — розовый (англ.), rosso — красный (ит.), scarlet — алый (англ.).]

— На этом странности не кончаются, — продолжил Джонатан. — За последние несколько месяцев соотношение сил опять поменялось. Теперь в плюсе «Каталитические преобразователи Эгглстона», «Голдман инкорпорейтед», «Тинтаджел груп» и «Ювелирная ассоциация Силверадо». Мало того, китайские подставные фирмы тоже начинают получать прибыль.

— Потому что у них есть доля в этих компаниях, — объяснил Роджер. — А эти компании загребают деньги. Кучу денег.

— Зато теперь в убытке компании Ленни Рубина, — заметил Джастин. И, осознав, что это значит, предложил: — По-моему, надо поужинать. Или хотя бы выпить.

— Поддерживаю, — согласился отец. — У тебя ведь, небось, приличного вина нет? И чистых бокалов?

— Здравствуйте! — послышался неожиданно вежливый голос Роджера.

Отец и сын Уэствуды удивленно подняли глаза, не понимая, с чего он решил поздороваться. Джастин уже хотел сказать, что, похоже, перерыв и правда не помешает, но тут понял, что здоровался Роджер вовсе не с ними. В дверях кухни стоял человек. Китаец. Он не двигался с места, но Джастин с первого взгляда определил, что его появление ничего хорошего не сулит.

— Давай бумаги, пожалуйста, — запинаясь проговорил незнакомец.

— Какие бумаги? — не понял Роджер. Он махнул рукой в сторону документов «Восхождения». — Эти?

— Давай бумаги, — повторил китаец.

Джастин проговорил:

— Роджер, отойди от него. За меня, прячься.

— Что? — снова не понял Роджер.

— Не давай ему никаких бумаг и держись подальше. Отходи, быстро!

Роджер двинулся к Джастину. Джастин бросил взгляд на письменный стол. Пистолет в ящике.

— Не пробуй взять пистолет, — спокойно и властно произнес китаец. — Не смочь.

В комнате стало тихо.

— Папа, — велел Джастин, — к выходу.

— Не ходить к дверь, — запретил незнакомец. — Не пробуй. Не может.

Джастин кивнул и постарался изобразить непринужденную улыбку, а сам стрелой метнулся к ящику с пистолетом.

Не успел. Маленький китаец взмыл вверх с такой легкостью и почти балетной грацией, что Джастин невольно залюбовался. Но любоваться пришлось недолго, потому что китаец крутнулся на месте, его правая нога описала в воздухе дугу, и грудную клетку Джастина разорвала резкая боль — сломанное ребро, как пить дать. Согнувшись пополам, он успел заметить, что непрошеный гость слегка ослабил бдительность. Тогда, схватив ночник с ближайшей тумбочки, Джастин со всей силы обрушил его на голову китайца. От боли потемнело в глазах, и он чуть не застонал, когда китаец с прежней легкостью отклонился и удар пришелся в никуда. Джастин даже не успел понять, как это случилось, — китаец просто исчез и тут же возник в другом месте. Снова молниеносное движение ноги, и снова по тому же ребру. Внутри как будто пожар занялся, и Джастин чуть не рухнул без сознания.

Китаец тем временем подбирался к Роджеру Мэллоуну. Тот застыл, парализованный страхом, и даже не сделал попытки удрать. Китаец с мягкой улыбкой взял Роджера за шею. Взгляд финансиста умолял о пощаде. Увидев, как он беззвучно оседает, Джастин сделал первое, что пришло ему в голову, — схватил тяжелый торшер и двинул им китайцу под колени. Убийца потерял равновесие и выпустил Роджера. Тот по-прежнему не двигался, но явно был жив. Выпрямившись, китаец шагнул к Джастину и ткнул кулаком ему под дых. Джастин успел отпрянуть, приняв на себя только часть удара, и все равно ощущение было такое, словно кто-то сдавил сердце железной хваткой. Теперь китаец направился к Уэствуду-старшему, который смотрел на него со смесью ужаса и ошеломления. Уходить отцу было некуда, поэтому Джастину пришлось снова, превозмогая боль, броситься на защиту. Он обхватил китайца сзади и, приподняв от земли, отшвырнул, крича во все горло:

— Бегите! Скорее!

Маленький убийца приземлился на ноги около кухонной двери, и Джастин, не теряя ни секунды, понесся на него головой вперед. Оба влетели в кухню, врезались в холодильник и сшибли по дороге шкафчик с посудой. Джастин потряс головой, чтобы прийти в себя, но, оказалось, напрасно. Воспользовавшись секундным замешательством, китаец выбросил вперед руку и наотмашь дал Джастину по скуле так, что тот попятился и ткнулся спиной в кухонную стенку. Он рванул попавшийся под руку ящик и даже успел выхватить большой нож для рубки мяса, но через секунду китаец снова крутнулся, рассекая воздух ногой, и запястье Джастина как будто треснуло пополам. Нож покатился по полу.

— Я убить тебя, — спокойно и четко произнес китаец. — Убить их. Ты все. Не бороться. Меньше боли.

— Пошел ты! — выпалил Джастин. — Меньше боли! — с трудом выдохнул он. — Любишь мучить? Меньше боли, да пошел ты!

Из раны на лице лилась кровь. Он бросился на китайца и на какой-то миг чуть не опрокинул его, навалившись всем весом. Но тут шею как будто пронзили насквозь, и он, оцепенев, почувствовал, что сейчас снова врежется спиной. Пытаясь остановить падение, он уперся рукой в подвернувшуюся поверхность, и ладонь немедленно обожгло. На этот раз китаец был ни при чем, и Джастин, не сразу поняв, в чем дело, вспомнил, что в который раз забыл выключить проклятую конфорку. В голове пронеслось: «Дерьмо собачье! Чтоб вам всем!», и он уже готов был снова кинуться на неуловимого врага и биться до последнего. Но вдруг его осенило. Он поднялся и набрал в грудь воздуха. «Чем черт не шутит?»

— Хорошо, — мягко похвалил китаец, увидев, что Джастин решил прекратить сопротивление. — Борьба не помощь. Я убить их. Вернуться за тобой. Не трогать нож. Будет плохо.

Убийца развернулся к двери в гостиную, и у Джастина мелькнуло: «Может, он говорит правду — он не любит боль, не любит пытки? Если истязатель не он, тогда кто?» Надеясь, что догадка верна, он бросил:

— Где твоя подружка? Без нее тебе меня не убить, вонючий кусок дерьма!

Китаец медленно обернулся.

— Откуда ты знать она? — Он с недоумением посмотрел на Джастина, потом покачал головой: — Ты она не знать.

— Откуда я ее знаю? — тяжело дыша, переспросил Джастин. — Я ее трахнул.

Это была не улыбка. Наверное, китаец вообще не умел улыбаться. Он просто не знал, что такое гамма чувств. Однако на его лице отразилось какое-то подобие любопытства. Как будто блеф Джастина его сильно позабавил.

— Ты врать. Глупо.

— Я трахнул ее вот в этом доме! Прямо здесь. На этом столе.

Ни улыбки, ни злости, ни любопытства — ничего. Китаец снова превратился в бездушную машину. Мимо.

— Ты не знать она. Ты ее не видеть.

— Нет? Думаешь, я не видел? — выдавил Джастин.

Говорить из-за боли в груди было все труднее. А дышать еще труднее. Обожженная ладонь дергала и ныла, отдавая куда-то в плечо. Джастин, сцепив зубы, начал описывать женщину, которую видел тогда, после разговора с Вандой, припоминая мельчайшие подробности. Глаза, волосы, одежда. Кожа и даже туфли. Все, что он изложил в письме Билли Ди Пецио, стараясь дать как можно более полное описание.

— Хочешь послушать, какая у нее киска? — бросил напоследок Джастин. — Как я ее трахал?

И тут он увидел. В глазах китайца мелькнул огонек. Наконец-то хоть какая-то реакция. Злость. Ревность. Ярость.

Джастин закричал изо всех сил, рискуя сломать еще одно ребро:

— Папа! Беги! Беги отсюда!

Китаец отвлекся — всего на миг, он всегда оставался начеку, однако Джастину хватило и этого. Схватив термос, он метнул его в китайца, и тот пригнулся, снова всего лишь на миг, но Джастин успел броситься на него. Тот поднял руки, готовясь отразить любой удар, но Джастин и не пытался повалить его или стукнуть.

Вместо этого он сгреб его в охапку и потащил. Тут же последовал болезненный толчок коленом в бедро, и кулак ткнулся в покалеченную грудную клетку, но Джастин не чувствовал боли, ничего не чувствовал, только твердил себе: «Ты справишься! Терпи!» — и волочил китайца к плите, ни на секунду не ослабляя хватки. Враг с размаху врезал головой ему в лоб, но Джастин устоял, сжав объятия еще крепче, а китаец, не знавший, что его ждет, не спешил бороться. Развернув его кругом, Джастин пригвоздил врага к плите. Он оперся было на руку, чтобы развернуться обратно, но машинально отдернул, прикоснувшись к горячему, а Джастин уже навалился ему на спину, всем весом прижимая его щекой к раскаленной конфорке. Враг забарахтался, силясь выскользнуть, скинуть Джастина с себя, но тот не отпускал. Послышался сдавленный стон, даже не крик — кричать расплавленными губами он уже не мог. Джастин навалился сильнее, пригибая голову и шею врага ближе к огню, вдавливая его в конфорку. Потянуло удушливым запахом паленого мяса, зашипела горелая кожа, но Джастин держал, не двигаясь с места, а китаец извивался, дергаясь, как живой омар на гриле, и Джастин больше не мог выносить эти судорожные движения. Но ему уже и не надо было. Враг замер, не шевелился, все было кончено. Джастин отшвырнул тело к стене, и тут увидел это жуткое лицо, точнее, то, что от него осталось, а осталось немного. Горелый, покрытый запекшейся коркой, оплавившийся блин. Тело выгнулось, как бьется рыба на крючке, — последняя агония, и китаец замер уже навсегда. Замерло и все вокруг, кроме самого Джастина, который стоял у плиты и коротко, отчаянно дышал.

Он поднял глаза. В дверях стоял отец. С пистолетом в руке. Побелев как полотно, Уэствуд-старший смотрел на обезличенного китайца. Потом, шагнув через порог, он взял бумажное полотенце, приложил к щеке сына, чтобы остановить кровь. Джастин забрал у него пистолет, отвернулся, и его вывернуло наизнанку. Грудная клетка разрывалась от боли. Потом он выпрямился, вымученно улыбнулся отцу и прошел в гостиную, слегка коснувшись по дороге его плеча. Роджер Мэллоун стоял в дальнем углу, привалившись к стене. Он слабо кивнул Джастину, давая понять, что все позади. Джастин подошел к телефону. Набрал номер.

Когда на том конце послышался голос Реджи, он сказал:

— Тебе лучше приехать. И позвони начальнику.

Она не стала спрашивать, что произошло, хотя голос выдавал Джастина с головой.

— Что-нибудь еще надо?

И он ответил:

— Да. «Скорая» тоже пригодится.


31


Реджи с самого начала повела себя безукоризненно. Окинув взглядом гостиную, прошла мимо трех мужчин на кухню, увидела тело и, ничего не сказав, вернулась. Безошибочно определив, что произошло, она осторожно положила Джастину руку на плечо — всего на мгновение, показать, что она все поняла и знает, что он сделал. Усадила Роджера в кресло и укутала одеялом. Не забыла налить крепкого виски. Второй стакан виски она вручила Джастину, однако увидев, что он вполне держится и без стимуляторов, спросила, может ли он говорить. Джастин мог. Он четко и последовательно изложил, что здесь было. Реджи дотронулась до его руки, зная, что иногда прикосновение лечит лучше всяких слов, и велела ему тоже сесть и не двигаться.

Потом она позвонила в полицейский участок Гэри Дженкинсу. Назвав себя, попросила как можно скорее прибыть к Джастину домой. Гэри удивился, услышав ее голос, начал задавать вопросы, но Реджи перебила его, сказав, что раз его начальник временно отстранен, решение принимать самому Гэри, больше некому, а решать нужно поскорее. Гэри примчался через пять минут.

Последствия устранили в два счета.

«Скорая» увезла тело в морг при Саутгемптонской больнице, а Реджи договорилась, чтобы на месте у китайца взяли отпечатки пальцев. Она хотела, чтобы Джастина отвезли в больницу на той же машине. Он не согласился — когда она начала уговаривать, только мотнул головой из стороны в сторону. Она отступила. Санитар, окинув его взглядом, нахмурился.

— Вы бы ее послушали, сэр, в больницу вам точно надо.

Но Реджи отправила его, пообещав, что отвезет Джастина сама.

Дженкинс позвонил в участок, потом, с разрешения Реджи, полицейские прибрались на кухне — расставили все по местам и даже вымыли пол. Хавершем принялся отскребать злополучную конфорку — и его почти тут же вырвало. Гэри Дженкинс набрал в грудь воздуха и встал на место товарища. Однако, закончив, он тоже опрометью помчался к раковине.

Наведя порядок на кухне, они принялись за гостиную. Джастин молча сидел на кушетке. Дыхание восстановилось, но все равно было частым и неглубоким — вдохнуть нормально мешала боль в груди. Уэствуд-старший тоже сидел тихо, сохраняя внешнее спокойствие, но ясно было, что он переживает за сына. Он вместе с Реджи уговаривал Джастина поехать в Саутгемптон на прибывшей «скорой», но, услышав ее обещание, отстал.

Минут пятнадцать-двадцать она вполголоса разговаривала с Роджером. О том, каким сильным может быть потрясение, и о том, что его страх — это естественно. Слушая ее спокойный мягкий голос, он постепенно оттаял. Уже осмысленным взглядом он посмотрел на нее и сказал:

— Спасибо, вы мне очень помогли. Я просто даже не думал… никогда не видел… я и не знал…

— Все хорошо, — ответила Реджи. — Такое нельзя знать. И видеть такое никому не пожелаешь.

Когда с наведением порядка закончили, она подошла к Джастину и, взяв его за руку, сказала:

— Я отвезу тебя в больницу. Знаю, что ты держишься, но пусть тебя лучше посмотрят врачи. Позвоню заранее и договорюсь, чтобы нас пропустили без очереди, только ты не отказывайся. Поехали. Хорошо?

Он кивнул. Реджи помогла ему подняться. Спросила, могут ли Джонатан и Роджер вместе с двумя полицейскими подождать их возвращения. Часов двух им хватит.

До больницы доехали минут за пятнадцать, и Реджина сказала, что доложила о случившемся Заку Флетчеру. Агент Флетчер надеется, что Джастин серьезно не пострадал, а все разговоры откладываются до его выздоровления. Джастин кивнул. Тогда она спросила, знает ли он, почему на них напали. Он не ответил. Ни да, ни нет, ни кивка, ни качания головой.

Как потом оказалось, два часа Реджина назвала с большим запасом — они обернулись за полтора. Джастину наложили шестнадцать швов на щеке и еще четыре над левым глазом. Ребро действительно оказалось сломано, и ему сделали тугую повязку, из-за которой он теперь чувствовал себя мумией. Ладонь смазали средством от ожогов и перебинтовали. Напоследок накормили лошадиной дозой болеутоляющих и дали с собой, велев принимать по необходимости. Во время процедур Джастин почти не разговаривал. На вопросы врачей отвечал односложно, и Реджи вскоре дала им понять, что лучше обойтись без вопросов вообще.

Вернувшись, оба с удивлением осознали, что на часах всего-навсего девять вечера.

— Вам, наверное, лучше лететь обратно сегодня, — посоветовала Реджи Джонатану Уэствуду. — Я позвонила пилоту, когда мы были в больнице. Он ждет в аэропорту. Майк с Гэри вас подвезут.

Тут, ко всеобщей неожиданности, раздался голос Джастина.

— Мы летим с ними.

Она обернулась к нему.

— Джей, по-моему, не лучшая мысль.

— Мне все равно, лучшая или нет. Если не хочешь, оставайся. А я лечу.

Она ничего не сказала, только склонила голову набок в немом вопросе, и Джастин пояснил:

— Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Если я прав, то нам надо повидать Ленни Рубина. Лично. На мои звонки он вряд ли ответит.

Отец пытался возразить, предлагал всем вылететь завтра утром, но Джастин и слышать не хотел.

— Можем поговорить с ним и сегодня же вернуться. Но увидеть его нужно обязательно сегодня, — объяснил он Реджине.

Она посмотрела на Джастина и пожала плечами. Спустя десять минут они ехали в ист-эндский аэропорт.


Полет прошел быстро и почти в тишине. Роджер оправился настолько, что смог продолжить ликбез для Джастина относительно перемещения ценных бумаг. Похоже, разговоры на профессиональные темы придавали ему сил. Реджи, пропустившая первую часть беседы, разобралась довольно быстро и, задав несколько уточняющих вопросов, в основном помалкивала и внимательно слушала.

Когда они приземлились в Провиденсе, Джастин дал пилоту тысячу и спросил, сколько он согласен их ждать, чтобы потом отвезти обратно в Ист-Энд-Харбор.

— Сколько скажете, мистер Уэствуд, — пообещал пилот.

Выйдя из самолета, Джастин тронул отца за плечо.

— Прости, что тебе пришлось все это пережить. Что втянул тебя. Если бы я знал… Я не хотел подвергать тебя опасности.

Джонатан ответил только:

— Спасибо, что спас нас от смерти. — Потом добавил: — Я люблю тебя.

Они улыбнулись друг другу.

Роджер, пожимая Джастину руку на прощание, тоже сказал:

— Спасибо. — И даже пошутил: — Стребую у твоего папы солидные премиальные.

Джонатан вызвал две машины. Одну для себя и Роджера. Другую для Реджины и Джастина. Где-то через полчаса вторая пара оказалась в отдаленном районе Провиденса под названием Колледж-хилл. Чистый, ухоженный пригород с особняками в колониальном стиле.

— Такое впечатление, что здесь обитают состоятельные бизнесмены, — поделилась Реджи, когда машина подъехала к воротам.

— Так и есть, — мрачно откликнулся Джастин. — Сейчас познакомишься с самым состоятельным.

— Откуда ты знаешь, где он живет?

— Нет в Род-Айленде такого копа, который бы не знал, где живет Ленни Рубин. И которого бы он не приглашал на ужин.

Водитель нажал кнопку домофона у ворот.

Когда мужской голос из динамика спросил: «Кто там?», Джастин назвал себя. Наступило довольно продолжительное молчание, потом раздался женский голос:

— У нас званый ужин, мистер Уэствуд. Боюсь, сейчас не самое подходящее время. Мы как раз приступаем к десерту.

— Это миссис Рубинелли? — уточнил он.

— Да.

— Узнайте у мужа, что предпочтительнее — чтобы мы с ним поговорили с глазу на глаз или чтобы я выволок его с вашего званого ужина за шиворот и арестовал в присутствии гостей.

Снова наступило молчание. Потом ворота медленно начали открываться. Машина поползла по длинной подъездной дорожке к главному входу. Джастин попросил водителя не уезжать без них. Они скоро вернутся.

Их пригласили войти (Джастин прикинул, что просторный холл тут, наверное, не сильно уступает по площади его собственному дому) и проводили в кабинет направо по коридору. Проходя мимо распахнутой двери в столовую, они увидели накрытый стол, за которым сидело человек двенадцать гостей. В комнате звенел смех и раздавались радостные голоса. Джастин решил, что ровно через пять минут, если хозяин дома не соизволит появиться, он войдет в столовую и прикроет веселье. Но Леонардо Рубинелли успел за тридцать секунд до назначенного срока.

— Как был грубияном, так и остался! — проворчал он, потом, приглядевшись к Джастину повнимательнее, воскликнул: — Бог ты мой! Да что ж с тобой приключилось?

Джастин не удостоил его ответом. Ленни посмотрел ему в глаза с выражением «ладно, не хочешь, как хочешь», потом заметил Реджину.

— Извините. Леонард Рубинелли.

Он протянул руку, которую она пожала, в свою очередь представившись:

— Агент Реджина Боккенхойзер. ФБР.

— Что вам нужно? — спросил Ленни Рубин.

На этот раз ответил Джастин.

— Мне нужен Бруно.

Ленни помолчал, как будто обдумывая просьбу.

— Знаешь, мне никогда не нравились ваши с Бруно теплые отношения. Как-то неуютно делалось. И не мне одному.

— Не обольщайся, Лен, не такие уж они теплые. И я к нему не в гости напрашиваюсь. Передай ему, чтобы он со мной связался.

— Как увижу, передам. Все? Ты за этим меня вытащил? Тогда я вернусь к гостям.

— Нет не все, — возразил Джастин. — И тебе лучше присесть, разговор будет долгий.

Рубинелли повиновался не сразу, показывая, кто в доме хозяин, но потом все-таки сел в кресло, обтянутое пестрой стеганой тканью. Джастин начал рассказывать. Сперва поведал мафиозному боссу почти все финансовые подробности, которые узнал от Роджера, вплоть до прибылей, полученных принадлежащими Рубинелли фирмами с названиями всех оттенков красного. Про потери тоже не забыл. Объяснил, насколько счел нужным, про хармоновские игры на понижение и его хитроумные финансовые комбинации.

Рубинелли выслушал все до конца. Потом полез в ящик за пачкой сигарет.

— Ничего, если я закурю? — спросил он у Реджи. Она кивнула, разрешая, и он пояснил: — Жена не позволяет курить в доме. Но сейчас случай особый.

Он предложил сигареты Реджи и Джастину, они отказались.

— Ты всегда был хорошим полицейским, — отметил он, закуривая. — Поэтому тебя мало кто любит.

— Значит, против того, что я тебе рассказал, возражений нет?

— А это как тебе будет угодно. — Рубинелли с наслаждением затянулся. — Мне семьдесят, и курю я всю жизнь. С десяти лет. Может, еще до ста доживу. Задумаешься, а?

— Не очень, — ответил Джастин.

— Так что тебе от меня понадобилось?

— Нужно, чтобы ты кое-что прояснил.

— Вот так за здорово живешь?

— Не за здорово живешь, а потому что в противном случае тебе предъявят обвинение в убийстве Эвана Хармона, Рональда Ла Салля и Ванды Чинкель. Доказательства не в твою пользу, так что шансы выиграть дело в суде примерно пятьдесят на пятьдесят. Готовься оставшиеся тридцать лет докуривать за решеткой.

— И что тебя останавливает?

— Мне кажется, есть еще что-то, о чем мы пока не знаем.

Рубинелли ухмыльнулся.

— Значит, я чист?

— Скорее, нечист. На руку. Но не убийца. По крайней мере, к этим троим не причастен. Однако если мы обнародуем все, что нам известно, и приплетем тебя где только можно, все решат, что без тебя и убийства не обошлись.

— Спрашивай! — велел Рубинелли.

— Ты встречался с Эваном Хармоном и Рональдом Ла Саллем в Палм-Бич. На конференции представителей хеджевых фондов, которую проводили «Рокуорт и Уильямс».

— Да. У меня там домик. Прямо на пляже. Смываюсь туда на зиму. Кругом, конечно, одни снобы, но лучше так, чем трястись тут от холода.

— Как вы на них вышли? — спросила Реджи.

— Вы не поверите!

— Посмотрим.

— Бруно. Ла Салль был его брокером.

— Легальным? — удивился Джастин.

Ленни Красный рассмеялся.

— Легальнее некуда! Бруно решил поиграть на бирже. Ла Салль помог ему сделать немного бабок. Хотя нет, что я говорю! Много бабок, очень много. Тогда он пришел ко мне, мол, как насчет тоже попробовать?

— Лен, — уточнил Джастин, — ты хочешь сказать, что Рон Ла Салль был вашим с Бруно личным абсолютно легальным брокером и вы играли на бирже?

— Мы сейчас просто так беседуем или для протокола? — поинтересовался Рубинелли.

— Если я прав — и ты никого не убивал, то не для протокола. Деньгами можешь ворочать сколько угодно, я ничего против не имею.

— Ну раз не для протокола… Начиналось все легально. Просто на пробу. Потом мы пришли к нему и говорим: хотим инвестировать… э-э… корпоративные средства. Чтобы он посредничал между нашими фондами.

— Посредничал? Фондами? — не поверил своим ушам Джастин. — Ты что, в финансовую академию поступил?

— Ну ты! — осадил Рубинелли. — Мы теперь много чего делаем по-честному. И дальше будем. Кстати, вкладывали мы не только мои бабки и Бруно, там еще несколько… сторонних инвесторов.

— Другие «семьи»?

— Я тебе про свой бизнес рассказываю. Про чужой уговора не было. Так вот, у моих инвесторов есть что инвестировать, а с другой стороны — нам есть кого опасаться, так что мы нанимаем честного человека, чтобы он позаботился о наших финансах. Что тут странного?

— И Ла Салль начал вкладывать ваши деньги в хеджевые фонды?

— Вроде того. Только потом… он понял, что мы на месте топтаться не любим. В смысле, деньги-то мы делали, но нам показалось, что маловато.

— И он вышел из игры?

— Он же не дурак. Сперва спросил разрешения. Мне он нравился. Работу свою знал. И я говорю: «Хорошо. Только сначала подыщи нам кого-нибудь вместо тебя».

— Эван Хармон…

— Жадный жучила!

— И вы вложили свои… ладно, назовем так… корпоративные средства в «Восхождение»?

— Мы заключили сделку.

— Какую?

— Ему позарез нужны были наши деньги. Мы сказали: «По рукам. Но нам нужна гарантия».

Рубинелли выдержал паузу. Джастин прекрасно знал, что это для пущего драматизма, и не стал портить Ленни удовольствие.

— Двадцать процентов.

— Гарантированных двадцать процентов с ваших вкладов?

— Точно.

— И он согласился? — подала голос Реджи.

— Не раздумывая. Твой дружок Ла Салль наверняка ему потом говорил, что он спятил. Но жадного жучилу ничем не проймешь.

— А ты знаешь, как он собирался обеспечить гарантированный процент?

— Так тесно мы с ним не общались. Но кое-что я слышал, и у меня закрадывались подозрения. А теперь, благодаря тебе, я знаю точно. — Рубинелли ткнул сигаретой в пепельницу. Потом, выйдя в маленькую ванную при кабинете, стряхнул пепел в туалет и смыл. — Жена. Вот кроме шуток. Яйца оторвет, если узнает, что я тут курил. — Он посмотрел тоскливым взглядом на пачку сигарет, но мужественно убрал ее в ящик. — Знаешь, в старости тянет философствовать.

— О чем?

— О том, как все меняется. Я ведь в этих делах давно. С малолетства. Многое меняется. Как мы работаем, как мыслим. Все думают, мы живем как в кино. Собираемся за большим столом и творим свои темные дела. Мы давно уже бизнес. У нас много «белых» фирм. Дети живут честной жизнью. Все изменилось. Поневоле задумаешься.

— Жан-Поль Рубинелли, — скаламбурила Реджи.

— Да кто бы ни был. Что там говорить, даже политические взгляды меняются. Когда я начинал, все главы кланов были демократами. До ниггеров им дела не было, в общем-то, но грела мысль, что можно пробиться из низов. Это по-нашему. У нас был политический вес. Это было время Хоффы.[8 - Джимми Хоффа — влиятельный американский профсоюзный лидер, вступивший в сговор с мафией. В 1975 г. исчез при таинственных обстоятельствах.] Эпоха, когда мэром в Чикаго был Дэли. Мне рассказывали о выборах Кеннеди и Никсона. Западному побережью нужен был Никсон, у них на него были виды. Но мы велели им держать карман шире. Его время тогда еще не пришло. Пришлось посылать наших во Флориду к этому… как его… Никсонову банкиру. Дурацкое такое имя… А, Ребозо. Бебе Ребозо. Послали, значит, наших к нему домой, они потолковали с ним и с Никсоном, объяснили, что это не их год, ну, вы понимаете…

— Тебе бы книгу написать, Лен. Скажи, ты это к чему начал?

— К тому, что все меняется. Люди богатеют. Жиреют. Обзаводятся домами — вроде моего. Когда-то мы работали с профсоюзами. С маленькими фирмами. Теперь — с Уолл-стрит, инвесторами, лоббистами. Чинно-благородно. Скукотища.

— Значит, мафия превратилась в кучку благообразных республиканцев, ты это хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что все меняется. У нас другие связи, новые друзья. Образ мыслей другой. Но есть люди, которые остаются прежними. Я вот прежний. Ну, не полностью, конечно. Я тоже иду в ногу со временем. Но не разгоняясь. Мне нравятся старые времена.

— Бруно тоже прежний?

— Бруно? Не, он вообще не меняется. Делает, что делал. Что раньше, что теперь. Кому-то это нравится, кому-то нет. У тебя ко мне все?

— Давай уточним напоследок: ты ничего не знал про дефицит платины на рынке?

— Ты меня что, до утра мурыжить собрался? Вроде хотел с Бруно поговорить?

— И сейчас хочу.

— Вот у него и спросишь. Я все, что мог, рассказал. Мы ведь, умник ты эдакий, финансовых академий не кончали.

— Как мне найти Бруно?

— Он тебя сам найдет.

— Когда?

— Скоро, — пообещал Рубинелли. — Очень скоро. Можно мне теперь обратно к столу? Пока мы тут болтаем, от торта одни крошки останутся. Родня жены, чтоб их!


32


На обратном пути от аэропорта до дома Реджина включила карманный компьютер. Джастин сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову на спинку. Однако когда Реджи сказала, что на ее запросы пришел ответ (не только по тем пунктам, которые он просил ее проверить, кое-что она выясняла по собственной инициативе), Джастин открыл глаза и посмотрел на нее, не поворачивая головы. Она зачитала присланную информацию. Джастин моргнул, давая знать, что он понял и что для него это, как и для нее, полная неожиданность.

Такси остановилось, и Реджи вылезла, чтобы довести Джастина до дома. Он отказывался, но вяло. Разговаривал теми же отрывистыми фразами, что и до этого. Объяснил, что устал и отправится спать, на что Реджи ответила:

— Хорошо. Но я никуда не пойду.

— Реджи…

Он понял, что возразить ему нечего.

— Буду спать на диване. Не надо тебе сейчас оставаться одному.

— Я в норме.

— Тебе сегодня пришлось убить человека, Джей. Это жутко, и ты еще до конца не отошел, сам знаешь, так что до нормы еще далеко.

— Ладно. Может быть…

Он, кряхтя, откинулся на спинку дивана, и Реджи поняла, как ему сейчас больно. Она встала и налила по стакану односолодового виски себе и ему. Джастин сделал маленький глоток, поморщился, как будто обжег губы, но потом довольно прикрыл глаза, а открыв, сделал еще глоток.

— Странный ты, — сказала Реджи. Он не ответил, только посмотрел на нее. — Куришь травку, спишь с замужними женщинами, не против экстремального секса — это я по собственному опыту.

Он отхлебнул виски, на этот раз побольше.

— Все как у всех. Может, чуть веселее.

— Тебе ведь приходилось убивать.

— Тебе тоже, — медленно проговорил он.

— Но я после этого не могу спать спокойно. А ты?

— Сплю. Бывает, что вскакиваю посреди ночи. Но не поэтому.

— Ты полицейский. Стоишь на страже порядка и морали. Поэтому, что бы ни случилось, ты остаешься человеком порядочным.

— Я не стою на страже морали. Я охраняю закон. Это разные вещи.

— Значит, ты не думаешь о порядочности?

— Думаю. Постоянно.

— Как по-твоему, у меня совесть чиста?

— Об этом я не думаю.

— Не верю. Для тебя такие вещи принципиальны.

— Может быть.

— А ты? У тебя чиста? Третьего не дано, да или нет?

— Ладно, да. Относительно. Да.

— Тогда объясни.

— Что значит порядочность? Но это мое личное мнение, учти.

— Ну?

— Дисциплина.

— В смысле?

— Для меня — дисциплина. Делаю, что считаю нужным и правильным, пока это необходимо. Пока не пойму, что переступаю черту. Тогда дисциплина заставляет меня прекратить.

— А если так и не поймешь, что перешел черту?

— Тогда не прекращаю.

Она осторожно поцеловала его в губы. Он не ответил. Но и не отстранился. И не закрыл глаза.

Она поцеловала снова, на этот раз настойчивее. Тогда он ответил. И, обвив ее голову рукой, притянул поближе. Он чувствовал ее горячее дыхание на губах, запах ее тела с капелькой духов.

— Я не такая дисциплинированная, — прошептала она.

— И хорошо, — ответил Джастин. — Мне не хочется прекращать.


Ему пришлось опереться на нее, когда они поднимались в спальню.

Она устроила его поудобнее, аккуратно уложив на спину, и начала нежно целовать, стараясь не задеть ребра, повязку на руке и швы на лице. Она целовала его в грудь, в шею, в здоровую щеку и губы. Поцелуи становились все более страстными, она проникла языком ему в рот. Осторожно снимая с него одежду, Реджи увидела огромные синяки, оставшиеся после недавнего побоища. Потом так же медленно и не спеша разделась сама. Ей не хотелось резких движений, пусть Джастин успеет насладиться. Она дала ему рассмотреть свое обнаженное тело в полный рост, потом вернулась в постель, и он провел здоровой рукой по ее лицу, шее, по спине. Они снова слились в поцелуе, она оседлала его, и когда оба начали двигаться, услышала стон. Но по глазам она поняла, что это не от боли, и они продолжили. Все завершилось довольно скоро. Обессиленная, Реджина поняла, как сильно хотела его, как ей это нужно было, именно с ним. Она посмотрела на него, собираясь сказать это вслух, но увидела, что все-таки сделала ему больно, заставила слишком напрячь силы.

— Прости! Прости меня, пожалуйста! — воскликнула она.

Но Джастин притянул ее к себе забинтованной рукой и успокоил:

— Все хорошо, не волнуйся.

— Тебе же больно! Я не хотела.

Она потянулась за таблетками, которые им дали в больнице. Попыталась открыть, но Джастин забрал их. И зашвырнул в дальний угол. Пузырек покатился по полу и стукнулся о стену. Джастин прижался губами к краю Реджининого уха и прошептал:

— Еще!

Она удивленно посмотрела на него, начала качать головой, чтобы сказать: «Не надо, тебе это вредно», но он прошептал:

— Хочу тебя опять.

И начал двигаться, медленно. Она видела, что ему по-прежнему больно, но видела и другое: ему хочется, он очень хочет ее, и она тоже начала двигаться. Реджи старалась быть как можно внимательнее, не давая выхода страсти, боясь повредить Джастину. Он приподнялся и, притянув ее к себе, приблизил губы к самому ее уху.

— Боль — это хорошо, — прошептал он. — Это значит, я еще жив.


Они проснулись в объятиях друг друга. Обнаженные тела переплелись, ее голова у него на груди, его рука у нее на плече.

На будильнике пять утра. Ни он, ни она не поняли, почему больше не спят, решили, может, все-таки спят, а им обоим это снится. Тут Реджина села в кровати, и Джастин вслед за ней.

Они поняли, что их разбудило. Внизу кто-то ходит.

До них донесся шелест страниц, потом тихое покашливание, потом движение. Джастин попытался выпрыгнуть из кровати, но не смог, невольно застонав от боли. Реджина выскользнула из-под одеяла, метнулась к двери в ванную и сняла с крючка махровый халат Джастина. Накинула и, присев на корточки, зашарила по полу, пытаясь найти пистолет, оказавшийся тут вчера. Остался у порога вместе с одеждой. Но едва сжав пистолет в руке, она услышала шепот Джастина:

— Брось оружие!

Она подняла голову и уперлась взглядом в наставленный на нее ствол.

— Руки прочь! И шаг назад! — продолжал командовать полицейский.

Только тут она поняла, как Джастин воспринял происходящее, и у нее чуть не разорвалось сердце. В тот самый первый раз, когда они переспали, год назад, она устроила на него засаду. Она сыграла роль живца, дала себя уговорить. Среди ночи в дом ворвались вооруженные люди и взяли Джастина. Это был удар в спину — во всех смыслах. И теперь она поняла по глазам, что он переживает все заново. Она замотала головой, но Джастин не убрал пистолет. Реджи попыталась скрыть отчаяние и душевные муки, сама зная, что у нее все на лице написано.

Приглушенным голосом Джастин велел:

— Иди в ванную. Хоть один звук, и я стреляю!

Реджи подумала, что сейчас заплачет, но не заплакала. Просто шагнула на ватных ногах через порог и закрыла за собой дверь.

Джастин поднялся с кровати. С трудом управляясь одной рукой, стал натягивать джинсы. Удалось. Подобрав оружие Реджины, он бесшумно спустился по лестнице, выставив перед собой пистолет. Вот и гостиная, где спрятались незваные гости. Джастин заорал во всю глотку:

— Ни с места! Полиция!

Крик больно ударил изнутри по ребрам.

Незваный гость не прятался, он сидел на диване и листал школьные альбомы, которые Джастин позаимствовал у Винса Эллерби. Оторвавшись от альбомов, он увидел в дверях Джастина — с голым торсом, в джинсах, целящегося прямо в него. Похлопал рукой по альбому и сказал:

— Занимательное чтиво.

Джастин вздохнул и опустил пистолет. Поднялся наверх и открыл дверь ванной. Реджи стояла посреди крохотного помещения с безнадежно потерянным видом.

— Можешь спуститься, — произнес Джастин мягко. Она ничего не сказала, уставившись на него во все глаза, и он добавил: — Прости.

Она покачала головой.

— Как ты мог подумать?

— А что мне еще было думать? Что еще оставалось? — и, помолчав, пообещал: — Больше я так никогда не подумаю.

— Хорошо. Но недостаточно.

Она обошла его и начала спускаться. Джастин последовал за ней. Увидев их обоих внизу, человек на диване медленно повел головой из стороны в сторону.

— Невероятно… — проговорил Бруно Пекоцци. — Чем больше все меняется, тем меньше перемен.


— Слышал я, что тебе понадобилось поговорить, — начал Бруно.

Джастин хотел пропустить его слова мимо ушей, обнять Реджину, поцеловать, чтобы она поняла, что ему пришлось пережить, почему это больше не повторится. И не мог. Не было времени. Первым делом работа, расследование, поэтому он посмотрел в глаза человека на диване. И поразился, что разницы между Бруно под дулом заряженного пистолета и Бруно с кружкой пива нет абсолютно никакой. Джастин и Реджи успели переодеться — она надела вчерашнее, Джастин каким-то чудом натянул рубашку с длинными рукавами. Бруно, успевший пересчитать синяки и ссадины на голом торсе Джастина, поинтересовался, где это его так уделали. Джастин рассказал. Бруно выслушал, не меняясь в лице. Что для него жестокость? Неотъемлемая часть обычной жизни; он привык к ней, как жители предместий привыкают к ежедневной необходимости трястись в душном вагоне, чтобы добраться до работы.

— Ты ведь давно уже обещал заглянуть, — напомнил Джастин. — Помнишь, мы с тобой беседовали?

— Пришлось лечь на дно. Помнишь, как мы расстались?

— Еще как, — ответил Джастин. — Пьетро Ламбраско.

— Его так звали? — Бруно ничуть не удивился, что Джастин в курсе.

— Да.

— Вообще-то, — заметил Бруно, — мне было без разницы, как его звали.

— Да, тебя больше занимало, почему он появился. — Бруно кивнул. — Ну как, выяснил?

— Я тебе еще тогда сказал, что есть несколько версий. Подтвердилась вторая — я кое-что сделал, а его это не устроило.

— Дома, в Италии? Когда ты ездил отдыхать?

— Возможно.

— А где у тебя дом, Бруно? Не напомнишь? Ну та чудесная вилла твоей тети, высоко на утесе? Это в какой части Италии? Ты мне тогда не сказал.

— На юге.

— В районе Сицилии?

— Да, примерно.

— А эта вилла, она случайно не на острове?

— Ты сейчас при исполнении? — поинтересовался Бруно. — С тобой я буду говорить. — Он ткнул большим пальцем в сторону Реджи. — А с ней мне страшновато. ФБР, знаешь ли…

— Правильно тебе страшновато, Бруно, — заметил Джастин. — Ты убил Эвана Хармона. А еще, правда, не знаю как, потопил судно на Сицилии. Об этом знала Ванда Чинкель.

— Знала?

— Да, знала. И нашла способ передать мне.

— Что она тебе передала?

— Название судна. От коллег Реджи только что пришло подтверждение. Иногда от «ФБР, знаешь ли» тоже польза есть.

— Уверен?

— Уверен. — Джастин повернулся к Реджи. — Сама ему расскажешь?

— «Гадес». Вы потопили сухогруз под названием «Гадес» у берегов Сицилии, а точнее, у острова Фавиньяна. Судно назвали в честь Гадеса не потому, что он был владыкой подземного царства, и даже не потому, что символизировал изобилие. Гадес ведает ценными металлами. А ценного металла на сухогрузе было очень много. Он, собственно, их обычно и перевозил.

— Платина, — пояснил Джастин. — В этом рейсе на борту находилась платина стоимостью около пятидесяти миллионов.

— Вы прилетели в Палермо за пять дней до аварии, — продолжила напарница. Голос у нее звучал все более уверенно, хотя на Джастина она по-прежнему не смотрела. — Потом в Трапани сели на паром до Фавиньяны. И через три дня после того, как затонул сухогруз, покинули остров.

— Твой гость, Пьетро Ламбраско. Он приезжал с личной целью, не по делу, — снова перехватил инициативу Джастин. — Мы получили список команды сухогруза. Все на месте, никто не пропал. Погибших нет — среди команды. Однако на судне обнаружился безбилетный пассажир. Как он пробрался на борт, неизвестно, но он там был. Подросток, совсем мальчишка. Он утонул. Его звали Анджело Торнабене. Хочешь знать фамилию жены Пьетро Ламбраско? Девичью фамилию, разумеется?

— Нет. Я и так знаю. Джованна Торнабене.

— Старшая сестра Анджело.

Бруно отхлебнул пива.

— Я так и не получил ответа на свой вопрос. Ты при исполнении?

— Да, — ответил Джастин. — Мы оба при исполнении, и я, и она. Так что разговор официальный.

— А если я не убивал Эвана Хармона, тоже официальный? — уточнил гангстер. — Я ведь не убивал. Мог бы. Запросто. Но меня опередили.


33


За время разговора Бруно успел выпить еще банку пива, а потом еще.

В основном он подтвердил все рассказанное Ленни Рубином, добавив подробностей, известных ему одному.

Бруно действительно вышел на Рональда Ла Салля, прознав о его безупречной репутации финансового консультанта и менеджера. Гангстеру с его родом занятий не приходилось рассчитывать на медицинское обслуживание по страховке и пенсионный фонд, поэтому он решил подыскать своим накоплениям — а их у него было достаточно — законное место хранения, надеясь со временем приумножить средства. Не успеешь оглянуться, как придет старость, да и не всю ведь жизнь кулаками махать. Он отдал пару сотен кусков Ла Саллю, и тот выполнил свою работу с блеском. Бруно получил деньги — наверное, первый честный заработок с тех пор, когда еще мальчишкой мыл машины. Впрочем, даже тогда он успевал, пока моет, прихватить все, что плохо лежит (один раз даже стащил запаску из багажника, хотя водитель как приклеенный сидел за баранкой). Так что, можно считать, первый честный заработок в жизни.

Потом он поделился идеей с Ленни Рубином. Сперва босс вкладывал свои собственные деньги. Тоже абсолютно законно. И тоже получил большую прибыль. Ла Салль тогда только открыл компанию и как никогда нуждался в инвесторах, а Ленни собрался объединить средства и отдать на управление Ла Саллю. Нескольким семьям из разных концов страны нужно было где-то держать деньги; Ленни пользовался доверием «коллег» и обладал определенным весом, так что вполне мог позаботиться об их накоплениях. Кругом сплошная выгода. Все заинтересованные стороны в выигрыше, налоги платятся, все чинно и благородно, а Лен снимает пенки за посредничество с брокером. Но потом Ла Салль начал понимать, во что ввязался. Сначала он и вправду верил, что компании Ленни чисты перед законом. Потом его попросили кое-что сделать.

— Что именно? — потребовала объяснений Реджи.

— Такое, к чему Ла Салль не привык. Махинации с прибылью, перераспределение средств. Прежде всего ему нужно было гарантировать нам высокую планку. Однажды мы получили выписку по счету за месяц и увидели, что прибыли снизились. Ленни это не устраивало. Ла Салль сказал, что он ничего поделать не может. А Ленни на это: «Разумеется, можешь!» Ленни решил, раз Ла Салль может урезать нам выплаты, то может гарантировать и стабильность прибылей. Ла Салль сказал: «Мы так не работаем», а Рубин ему: «Теперь будете».

Реджи спросила, почему Ла Салль все-таки согласился, и Бруно ответил:

— Мы его взяли за жабры. Всего-то и нужно было, что напомнить — он работает с представителями известной криминальной структуры. Сознательно или нет, никого не волнует, а репутация может пострадать. Но, надо отдать ему должное, парень оказался крепким. Все равно по-нашему не сделал.

— Как же он выкрутился? — заинтересовалась Реджи.

И Бруно рассказал, что Ла Салль пришел к ним с предложением. Обещал найти себе замену, кого-нибудь, кто согласится на их условия. Кто подойдет им больше. Им останется только перевести средства из компании Ла Салля в компанию этого человека. Ла Салль хотел расстаться. У него семья, жена, они подумывают о детях, и он не может поступиться своими принципами. Зато как человек честный и порядочный обещает найти подходящую замену.

— Я думал, Рубин никогда на такое не пойдет. Но парень ему запал в душу. И, между нами говоря, ему нравится строить из себя эдакого миролюбивого крестного отца. Играет в солидного бизнесмена — тусовка в Палм-Бич, загородные клубы, всяко-разно. Он сказал, хорошо. При одном условии. Первый год Ла Салль будет держать руку на пульсе и приглядывать за своим сменщиком, чтобы тот чего не натворил. Ленни обещал устроить так, чтобы этот новый брокер стал клиентом Ла Салля, тогда ему не придется сотрудничать с кланом напрямую, но интересы Ленни он по-прежнему будет блюсти. Заодно обеспечит средства для развивающейся фирмы. Ла Салль согласился. Не сказать, чтобы у него был выбор. Зато он знал, что внакладе не останется.

— И вы переключились на Эвана Хармона?

— Он вцепился в нас мертвой хваткой. Лен встретил его в Палм-Бич и сказал нам потом, что у этого парня в глазах одни доллары. Мы ударили по рукам.

— Он согласился сделать то, на что не пошел Ла Салль?

Бруно кивнул.

— Тогда что у вас не срослось? Почему вы не поладили?

— Свяжешься с гремучей змеей, не удивляйся, если она тебя цапнет. А потом тем более не удивляйся, если укус окажется ядовитым.

— И кто из вас змея? — с невинным видом полюбопытствовал Джастин.

— Остряк… Я про Хармона. Змея в данном случае — он.

— Подробности будут?

— Сначала все шло как по маслу. Он вел большие дела с китаезами. Ну там, семейные связи, деловые, все схвачено. Он инвестировал от их имени уйму денег. И он знал, во что нужно инвестировать. Говорил, китайский автопром скоро даст жару. Цифры просто ошеломительные. Гигантские, космические. От нас мокрого места не останется. Я видел показатели. За последние пять лет число машин на их рынке увеличилось больше чем в три раза — с шести миллионов до двадцати. А дальше будет еще круче! В Пекине ежедневно продается тысяча новых машин. В день! Тысяча! Я вообще не знал, что есть такой город. А с нами что будет, знаешь? Мы в полной жопе, и Европа там же, и япошки, что самое смешное. И это все приличные легковушки под десять кусков и внедорожники по двадцать.

— Ладно, — перебил Джастин. — Ты принят. Будешь писать рекламные ролики.

— Просто автомобильный рынок всегда был нашим, а тут такое! Ну вот, и Хармон сказал, что может кое-что скомбинировать, вложить наши деньги в платину, — а платина будет расти в цене, поскольку китайцам без нее зарез, им нужно очень много. Для все тех же треклятых машин! Как подумаю, аж зло берет!

— Не кипятись, Бруно, держи себя в руках.

Бруно попытался.

— Ну да, да, хорошо. Так вот, Хармон пообещал, если мы вступим в его фонд, сделать так, чтобы наши прибыли никогда не падали. У других они могут колебаться, а наши будут держаться как приклеенные. На платине и китаезных машинах.

— Почему он за вас так ухватился? — спросила Реджи. — У него в фонде денег достаточно.

— Дело не только в деньгах, — возразил Бруно.

— Тогда в чем?

— В нашем… как бы это сказать… опыте.

— А именно? — пожелал знать Джастин.

— Только это не для протокола. Ничего сложного тут нет. У Хармона большие связи с Китаем. Китаю нужно не просто импортировать машины и запчасти, они хотят делать свои, так? Такая у них задача. Перехватить инициативу. Делать самим и зарабатывать на этом. Они же хотят завоевать мир! А Хармон им помогает. Поставляет запчасти контрабандой. Поскольку ни «Форд», ни «Крайслер», ни благословенное правительство Штатов не позволят им вот так, за здорово живешь, захватить рынок. Значит, экспорт идет обходными путями. Нет, китаез, конечно, все равно не остановишь, прут, как танк, но и Штаты своего не отдадут. Если они начнут сами делать все наши запчасти, зачем мы им сдались?

— Значит, Хармон принимает вас в фонд, обещает стабильно высокие прибыли, а вы за это делитесь секретами контрабанды. Полагаю, за отдельную плату?

— Конечно. Чем наш бизнес хуже других?

— И куда вы отправляли запчасти?

— В Мексику. Там завод, где их производят. Китайцы прилетают на самолетах, а Хармон с завода отгружает им все, что душе угодно.

— И как ваши прибыли? Правда держались как приклеенные?

Бруно кивнул.

— До недавнего времени.

— А потом?

— Хармон сказал, что другие инвесторы заволновались. Несколько человек заподозрили его в том, что он слишком свободно обращается с их средствами. Я, конечно, не знаю точно, как у них там что происходит, но, грубо говоря, он ведь брал чью-то прибыль и отдавал нам.

— А он не уточнил, у кого именно закрались подозрения?

— Пытался не называть имен, но мы ведь, ты знаешь, очень любопытны. А при виде меня люди обычно легко раскрываются.

— Да, ты у нас само очарование, — подтвердил Джастин.

Бруно пожал плечами.

— Хармон признался, что это его отец. И еще одна большая шишка с Уолл-стрит. Тот, кто не жалеет для него денег и тоже тесно связан с Китаем.

— Линкольн Бердон?

Бруно кивнул.

— Да, генеральный в «Рокуорт и Уильямс». Через него в «Восхождение» вступило очень много китайских бизнесменов и люди из правительства. Да и «Рокуорт» держит там немерено бабок. А отдача его как-то не впечатляла в последнее время. И его китайских товарищей тоже.

— Поскольку немалая доля прибылей перетекала к вам?

— Да ладно, китайцы получали, что хотели, — платину и запчасти. Он просто брал маленькую плату за удовольствие и клал в карман.

— Что предложил Эван? — спросил Джастин. — Как он собирался разруливать ситуацию и умасливать отца с Бердоном?

Бруно приподнял бровь.

— Решил слегка приостановить наш договор. Чтобы остальные тоже получили свое. Обещал, что через несколько месяцев все вернет. И даже с процентами. Сказал, что у него есть комбинация, которая даст нам весь китайский рынок целиком, и мы наварим столько, сколько нам и не снилось.

— А вы?

— Нам столько, говорим, снилось, что тебе и не сосчитать. Ничего лично против тебя не имеем, можем еще поболтать про машины, но уговор есть уговор. Что будет завтра, нам не важно, а сегодня подавай наши деньги, как обещал. Те, на кого я работаю, не любят, когда кто-то нарушает слово, объяснил я ему.

— И что?

— Ну, я в финансах не силен. Но в людях разбираюсь. Хармон думал, он может на переговорах уболтать кого угодно. А наткнулся на людей, которые привыкли вести переговоры по-другому.

— Ты себя имеешь в виду?

— Себя. Мой способ еще ни разу не подвел. Но я догадывался, что Хармон все равно подложит нам свинью. А когда… как бы это… кредит доверия исчерпан, мы его повторно не выдаем. Понимаешь, о чем я?

— Да, — заверил Джастин. — Вполне. И что произошло?

— Мы знали, что он по-крупному вложился в платину. Поэтому, прежде чем… скажем так… наладить отношения…

— Ты решил прикончить его. Если не физически, то морально. И взвинтить цены на платину.

Бруно кивнул.

— Примерно так.

Реджи уставилась на него широко распахнутыми глазами.

— Вы потопили судно! Сколько на нем было человек? Пятьдесят? Сто? Больше? И все только чтобы получить свои деньги?

Бруно не смутился.

— Делаю то, за что мне платят. Сказать по правде, если бы все прошло как задумано, никто бы вообще не погиб. Откуда мне было догадаться, что там спрятался этот пацан?

— Хотите сказать, не стали бы топить, если бы догадались?

— Подловили, — согласился Бруно. — Я не из тех, кто церемонится.

Реджи, не в силах усидеть на месте, вскочила и начала ходить туда-сюда по комнате, стараясь не смотреть на великана с банкой пива в руке.

— Подведем итоги, — сказал Джастин. — Ты потопил сухогруз «Гадес», поднял цены на платину, вы получили сколько там надо было прибыли и вывели свой капитал из «Восхождения».

— Вот тут неувязочка вышла, — поправил Бруно. — Мы не выводили деньги.

— Почему? — удивилась Реджи из противоположного угла комнаты.

Не дав Бруно ответить, Джастин пояснил:

— Потому что Эван продал кому-то всю вашу платину. Он нагрел вас, так же как нагревал других инвесторов. Она вам больше не принадлежала, потому что он продал ее, играя на понижение, чтобы прибыль досталась кому-то другому.

Бруно захлопал в ладоши.

— Браво, Шерлок!

— И кому он ее продал?

— Самому себе. Ублюдок! Так нас натянуть! Мы покупали платину и наваривали на этом. А он купил ту самую компанию, где в производстве использовалась платина. Компанию, с которой мы торговали.

— Ублюдок, точно. Хотя действовал с умом. — Джастин вспомнил, что ему рассказывали в «Восхождении». — Хармон купил компанию, которая производит эту штуку для автомобильных фильтров. А потом извернулся и сделал еще кучу денег на том, что продавал ее на мексиканский завод, где делают сами фильтры.

— Тоже его собственный, — кивнула Реджи.

— Подстраховался, где только мог.

— Вы, я погляжу, свое дело знаете, — похвалил Бруно.

— Я только вот чего не понимаю, — нахмурилась Реджи. — Он вас нагрел, обокрал… С какой стати вы продолжали возить для него контрабанду? Зачем вы согласились доставить платину в Мексику?

— Мы не продолжали. И не соглашались.

— Но тот грузовик… это же платина Эвана.

— Да.

— Но… — Реджи прищурилась. На губах заиграла ехидная улыбка. — Он решил действовать сам!

Бруно кивнул.

— Он мог бы возить легально. Только начни он делать это регулярно, мы бы узнали. Пришлось тайком. Как же, он ведь не мог допустить, чтобы мы обо всем догадались — что он спер наше добро и делает на нем деньги.

— Значит, когда поползли слухи про грузовик… — начал Джастин.

— Он испугался, что Бруно и Ленни Рубин все осознают, — закончила Реджи. — А ведь мог сделать, как они просили, и по-прежнему отдавать оговоренную соглашением прибыль. Они бы в жизни не догадались, что происходит. Два в одном — урезать им прибыль и забрать большой куш себе и пособникам.

— Когда в грузовике обнаружили платину, — пояснил Джастин для Бруно, — Эван понял, что вы с Ленни сразу просечете. Что он обвел вас вокруг пальца и слупил большие бабки. — Он усмехнулся. — А ведь неизвестно, сколько бы он еще так мог, если бы водитель грузовика не напился и не перевернул машину.

— Вот я и говорю, — кивнул Бруно. — Убил бы засранца! Но меня опередили.

— Вернулись к тому, с чего начали, — подытожила Реджи. — Кто убил Эвана Хармона? И почему?

— Реджи! — отрывисто произнес Джастин. — Нам надо срочно увидеть Хармона-старшего. И Линкольна Бердона.

— Джей, это невозможно! Нам не прорваться через кордоны юристов. Бердон то здесь, то за границей, а Хармон, по словам адвокатов, вне себя от горя. Нас к ним и на пушечный выстрел не подпустили. Мы пытались. Они, если что, до окружного прокурора дойдут — связи у них большие, и держать нас на расстоянии им большого труда не составит.

Он склонил голову набок.

— Повтори-ка!

— Что?

— Что ты только что сказала?

— У них большие связи, и они будут держать нас на расстоянии.

— И что они дойдут до окружного прокурора.

— А может, и выше.

Джастин горько усмехнулся.

— Или ниже. — Заметив удивленные взгляды Бруно и Реджи, он пояснил: — Надо во что бы то ни стало увидеть Хармона и Бердона. И как можно скорее.

— Ничем не могу помочь, — сокрушенно заметила Реджина. — Официальным путем не получится.

— Тогда неофициальным. — Джастин повернулся к Бруно. — Ты как насчет провести небольшое исследование?


Втроем они просмотрели все, что Джастин распечатал на Хармона-старшего и Линкольна Бердона. Реджи покачала головой.

— Не вижу способов заставить их заговорить. Или ты хочешь ворваться к ним в офис и выбить признание под дулом пистолета?

Тут подал голос Бруно.

— Постойте. Ну-ка, отлистай туда, где написано про гольф. Где он играет, в Уэстчестере?

Джастин зашелестел страницами.

— Ага. Клуб в Уэстчестере. Каждый день с четырех.

— Как называется?

— «Тильден», — ответил Джастин, сверившись с распечаткой.

— «Тильден», — эхом откликнулся Бруно. — Кажется, мы нашли способ.

— Может, пояснишь?

— Старший кэдди в «Тильдене». Хороший парень, просто душка. Зовут Эдди Браниф. Маньяк по части футбольного тотализатора. Да и баскетбольным не брезгует.

— Рад, что у тебя такие полезные знакомства.

— Эй, я с ним не на пикники выезжаю. И не на званые ужины. За ним должок. Крупный!

— Сколько?

— Тридцать пять кусков.

Джастин улыбнулся.

— Кажется, ты прав. Мы нашли способ.


34


Г. Р. Хармон никогда не понимал, почему в гольф принято играть по утрам. Что может быть приятнее, чем выйти на поле летом во второй половине дня? Жара спала, у дальней кромки фервея[9 - В гольфе фервей (от англ. fairway — прямой путь) — участок с травой средней длины.] тут и там мелькают олени, в конце раунда тебя ждет ледяное пиво или, что еще лучше, большой бокал джин-тоника. А все остальные понимали бы, что поступают именно так, как не надо. Выходят в самую жару, когда на поле протолкнуться негде. Стадо баранов. Ни один не осмелится поступить по-своему, пойти против правил. Запуганные слабаки, не умеющие принимать правильные решения. Даже в таком простом и приятном деле, как гольф.

Г. Р. улыбнулся при этой мысли. Почему-то его кэдди принял эту улыбку на свой счет. Еще чего. Кэдди сегодня попался — полный бездарь. На второй лунке едва мяч нашел, посоветовал седьмой айрон вместо шестого, на четвертой лунке неправильно определил расстояние.

— Ты здесь недавно, — вслух высказал свою догадку Г. Р.

— Да, сэр, — подтвердил кэдди.

— Из другого клуба?

— Не то чтобы. Решил сменить профессию.

Г. Р. смерил его недоуменным взглядом.

— Староват ты для кэдди…

— Что ж, сэр, не все сразу находят свое место в жизни.

«Тоже мне место, — подумал Г. Р. — Ухлопать добрую часть жизни на поиски — и в итоге вот это? Таскать по полю чужие сумки с клюшками?»

Стадо запуганных баранов.

Г. Р. ударил по мячу на пятой лунке. Мяч улетел примерно на двести двадцать ярдов к правой стороне фервея. На зрение Хармон пока не жаловался, поэтому разглядел, как мяч скатывается в короткий правый раф. Если лег нормально, дело в шляпе. Выбить на край грина, потом на грине коротким невысоким чипом, а там одним или двумя паттами закатить в лунку. Будет пар или даже берди. Легко. Только кэдди почему-то забрал не туда. Этот недоумок ведет электромобиль куда-то влево, к лесу.

— Ты бы себе очки заказал, сынок, — возмутился Г. Р. — Мы же не туда едем!

Кэдди не ответил, зато нажал на газ. Г. Р. повысил голос.

— Мяч на другой стороне фервея. Ты едешь не туда!

Кэдди посмотрел на пассажира.

— А вот и нет.


Они свернули с широкого открытого пространства поля в густую рощу у самой кромки поля. Джастин знал, что долго там оставаться не следует, не ровен час кто-нибудь заметит. Придется действовать быстро.

Он остановил электромобиль, и заметил, как у Хармона глаза лезут на лоб при виде великана, дожидавшегося их в глубине рощи.

— Тридцать пять кусков! — пожаловался Бруно. — Пришлось списать этому хорьку весь долг. Поверить не могу!

— На доброе дело не жалко, — напомнил Джастин. — Ты же сидеть не хочешь?

— Давай уже приступим, что ли, пока у меня терпение не лопнуло.

— Не знаю, что вы затеяли, — предупредил Г. Р. Хармон, — только это в любом случае зря. Денег из меня вытянуть не удастся. К тому же очень скоро здесь кто-нибудь появится и захочет узнать, что происходит.

— Времени у нас достаточно, сенатор, — заверил Джастин. — Более чем достаточно. А деньги нам не нужны.

Хармон дернулся, услышав слово «сенатор». Теперь он в курсе, что им известна его личность. А это иногда обескураживает.

— Вот сотовый. — Джастин подал аппарат Хармону. — Звоните Линкольну Бердону и скажите, что вам срочно нужно с ним увидеться.

— Это зачем еще? — буркнул Г. Р. — Не буду. С какой стати?

— Повторяю второй раз. Позвоните Линкольну Бердону и договоритесь встретиться сегодня вечером. Скажите, что это важно.

— Да пошел ты!

Хармон уже хотел позвать на помощь, но не успел прокричать ни звука. Джастин с размаха саданул локтем прямо в челюсть пожилого политика. Выбитый зуб описал дугу в воздухе. А Хармон шлепнулся на землю.

Сидя на траве, он сплюнул кровь и посмотрел на Джастина ошалелыми глазами.

— Вы еще пожалеете!

— Боюсь, это вы пожалеете, — поправил Джастин. — Мой товарищ далеко не так уступчив, как я.

Бруно шагнул к раскорячившемуся на земле Хармону и велел:

— Снимай ботинок!

Хармон не понял.

— Что?

— Сними ботинок. Лучше ты сам, чем я, потому что я сейчас злой, могу ненароком ступню оторвать. Шевелись!

Хармон нагнулся и стащил с левой ноги белоснежную туфлю для гольфа.

— Теперь носок! — приказал Бруно.

Хармон повиновался.

— Вставай.

Хармон, кряхтя, встал на ноги. В руках у Бруно появился пистолет с глушителем. Вот теперь Хармон задрожал по-настоящему.

— Тебя дважды просили по-хорошему, так что я просить не буду. Я отстрелю тебе палец. Потом тебя попросят еще раз. На каждый отказ выполнить просьбу я буду отстреливать по одному пальцу. Это не смертельно. Но очень, очень больно. Ты ведь не боишься крови?

— Подождите! — взмолился Хармон.

— Поздно.

Бруно наклонился и, прежде чем Хармон успел что-то сделать, приставил дуло к мизинцу и нажал спусковой крючок. Раздался негромкий хлопок, фонтанчиком брызнула кровь, и мизинец исчез. Пожилой политик упал на спину от невыносимой боли и ужаса. Из того места, где был мизинец, ручьем струилась кровь.

— Теперь можешь повторить просьбу, Джей.

Джастин, нависнув над несостоявшимся сенатором, повторил:

— Позвоните Линкольну Бердону и назначьте встречу. На самое ближайшее время. Пожалуйста.

Он протянул свой сотовый Хармону. За прошедшие пять секунд тот, казалось, постарел лет на двадцать. Теперь он был белый как полотно и весь обмяк.

— Нога… — простонал он. — Нога…

— Поднимайся! — велел Бруно.

— Я возьму телефон, возьму! — поспешно забормотал сенатор.

Выхватив у Джастина аппарат, он принялся лихорадочно тыкать по кнопкам. Пальцы не слушались, и от волнения номер удалось набрать только с третьего раза.

До Линкольна Бердона он дозвонился без труда, сказал, что есть срочное дело, необходимо встретиться. Разговор не телефонный. Голос чуть дрожал, но по телефону могло показаться, что это от нетерпения. Получилось. Он нажал отбой и кивнул. Не зная, что делать дальше, Хармон посмотрел на Джастина и Бруно. Его трясло от боли и внезапного осознания, что впервые ситуацией управляет не он.

Бруно подкинул в воздух носовой платок, и тот спланировал в грязь, куда дрожащей рукой опирался Хармон.

— Вот, — кивнул великан, — перевяжи, пока кровью не истек. — Он перехватил взгляд Джастина. — Что? Свою работу я сделал. Прикажешь мне заодно в болячках ковыряться? Забудь! Его палец, пусть сам и лечит.


Мартин, шофер Г. Р. Хармона, никак не ожидал, что хозяин вернется в сопровождении двух незнакомцев. Еще меньше он ожидал, что у хозяина куда-то денется левая туфля и вся нога будет в крови. И уж меньше всего он ожидал, что один из двоих незнакомцев, который пониже, ткнет ему пистолетом в бок и прикажет немедленно сесть за руль и ехать.

Мартин совсем не хотел, чтобы его застрелили, поэтому он сказал «да» и, не задавая лишних вопросов, покатил в город, как и было велено. Второй незнакомец, от одного вида которого бросало в дрожь, в машину садиться не стал. И спасибо ему за это большое, решил Мартин. Видимо, мистер Хармон подумал то же самое, поскольку уход великана его чуточку оживил. Уже по дороге, мельком глянув в зеркало заднего вида, Мартин заметил, что хозяин откинулся на сиденье и закрыл глаза. Он спросил, все ли с ним в порядке, но мистер Хармон ничего не ответил, поэтому Мартин решил больше его пока не беспокоить.

Тянущиеся на Манхэттен вереницы машин задержали их минут на двадцать, так что ехали они в общей сложности около часа. Джастин успел за это время заново перевязать кровоточащую ногу Хармона. В бардачке лимузина обнаружилась упаковка болеутоляющего, и Джастин заставил страдальца проглотить четыре таблетки. Почти весь путь они проделали в молчании. Единственная беседа случилась у Джастина по сотовому. Звонила Реджи, и тон у нее был такой холодный и деловой, будто они едва знакомы. Джастин закрыл глаза, представляя ее обнаженной в постели, вспоминая, как они занимались любовью. Тут он понял, что почти не слушает, и, перебив ее, сказал вполголоса:

— Так нельзя, нам надо поговорить.

— Сначала закончим работу, — ровным тоном возразила она. — Доведем все до конца, а потом посмотрим, будет ли нам о чем говорить.

Он согласился, хотя сердце бухало в груди, как молот. Реджи начала рассказывать, что ей удалось выяснить за то время, пока их с Бруно не было в Ист-Энд-Харборе. Получены отпечатки китайца, которого убил Джастин. Теперь известно, кто он. Выслушав, Джастин поглядел на раненого, откинувшегося на сиденье рядом с ним. Хармону он ничего не сказал, а в трубку кратко ответил:

— Да, понятно. — И добавил: — Они просто больные.

Дальше Реджина сообщила, что получены распечатки всех телефонных переговоров Ларри Силвербуша. Тут Джастин не ошибся, со звонками все именно так, как он предсказывал. Мысленно похвалив себя, он попросил Реджи подождать секундочку и повернулся к Мартину.

— Какой номер у телефона в вашей машине?

Мартин скороговоркой продиктовал. Джастин повторил его для Реджины с просьбой его тоже проверить. Потом, попросив еще секунду подождать, снова обратился к Мартину:

— У вас есть сотовый?

Мартин кивнул, и Джастин велел:

— Давайте.

Водитель без промедления отдал, и Джастин, посмотрев номер, продиктовал Реджине заодно и этот. Он попросил ее проверить все входящие и исходящие звонки на оба номера. По глазам Хармона он прочитал, что теперь уже совсем «горячо». Джастин приложил трубку к уху. Ни он, ни Реджина больше не произнесли ни слова, но и не отключались. Он слышал ее дыхание и понимал, что она тоже не хочет окончательно рвать отношения. Даже если сейчас им нечего сказать друг другу, она никуда не делась, она не хочет уходить, и это вселяет надежду. Пусть ненадолго. Он слушал ее дыхание, пока она не нажала отбой.

По мосту Трайборо они въехали на Манхэттен, но двинулись вовсе не к зданию «Рокуорт и Уильямс», как предполагал Джастин. Хармон, чье загорелое лицо приобрело серо-зеленый оттенок, назвал адрес на Шестьдесят девятой в Ист-Сайде. Лимузин остановился у роскошного городского особняка.

— Что это? — спросил Джастин.

Голос Хармона был еле слышен. Совсем не похоже на прежний властный тон. Джастин мог представить, как он сейчас мучается. Сам виноват.

— Здесь живет Линкольн.

— Нет, — возразил Джастин. — Он живет на Парк-авеню.

Хармон покачал головой.

— Там у него семья. А здесь отдельная квартира. Для личных нужд.

Джастин повернулся к водителю и велел:

— Откройте багажник.

Тот повиновался.

— А теперь выходите и лезьте туда.

— Что? — не понял Мартин.

— Залезайте в багажник! — повторил Джастин. — Даю пять секунд.

Мартину хватило четырех. Джастин закрыл крышку и сказал Хармону:

— Напомните, чтобы я его выпустил, когда будем выходить.

Хармон кивнул, хотя видно было, что ему сейчас не до этого.

У Джастина закралось сомнение, правильно ли он поступил, не взяв с собой Бруно. Они решили, что лучше Бруно на машине Джастина поедет обратно в Ист-Энд-Харбор. Разговор с Бердоном вряд ли затянется надолго, а присутствие Бруно вряд ли облегчит задачу. И потом, мало ли, вдруг в доме будет засада из агентов ФБР, зачем Бруно ненужные знакомства? И все равно, Джастину сейчас не помешал бы кто-нибудь рядом. Внушительный и устрашающий.

— Все, пойдемте, — позвал он Хармона.

— Я должен обуться.

— Хотите, чтоб стало еще больнее?

— Не могу же я войти в дом Линкольна босиком. Я обуюсь.

Джастин, пожав плечами, смотрел, как, издавая стоны и корчась от боли, Хармон все же натянул ботинок. И даже зашнуровал. Правда, не туго. Надо отдать ему должное, от машины до входной двери он продержался, почти не хромая. Джастин решил: чего-чего, а чувства собственного достоинства, в отличие от честности и порядочности, Хармону не занимать.

Дверь открыл сам Линкольн Бердон.

На нем был черный костюм-тройка в тонкую полоску. Похоронное выражение лица как нельзя лучше подходило к цвету костюма. Он проводил гостей в просторную комнату. Весь дом был оформлен в белых, черных и серебристых тонах. Столы из нержавеющей стали. Полы черно-белые. Диваны и кресла либо белые с черными подушками, либо черные с белыми подушками. «Интересно, — подумал Джастин, — вино у него тоже черно-белое?» Вопрос остался без ответа, поскольку выпить ему Бердон не предложил.

— Зачем вы здесь? — спросил он вместо этого.

— Может, я сначала представлюсь? — вопросом ответил Джастин.

— Нет. Я знаю, кто вы. И хочу знать, что вам здесь нужно.

Джастин рассказал. Он не стал ходить вокруг да около. Развернул перед Бердоном всю цепочку событий начиная с того момента, как обнаружили тело Эвана Хармона. Не упустил ничего. Поведал, что ему известно про убийство Рональда Ла Салля — и про тенденции в его финансовой деятельности. Рассказал все, что знал о махинациях Эвана, в том числе и про перевернувшийся в Техасе грузовик.

— Я знаю, что Эван устроил так, чтобы покупать платину по самой низкой цене и перепродавать китайскому правительству, зарабатывая на этом огромные деньги. Вряд ли вас оставило равнодушным, что он надувает вашего самого важного клиента.

Джастин закинул удочку, но Бердон не клюнул. Закалка у него что надо. Обе легенды Уолл-стрит пока не подали виду, что в рассказе Джастина у них что-то вызвало изумление или испуг. Тон при этом задавал Бердон, и это полицейского удивило. Он думал, они с Хармоном на равных, а оказалось, нет. Главный здесь именно Бердон. Это его спектакль. Его бенефис. Хармон на вторых ролях.

Тогда Джастин перешел к Ванде — о чем она говорила с ним в машине, что ему известно о ее смерти. Когда он рассказывал про ее предсмертное послание, Линкольн Бердон и бровью не повел. Зато Хармон явно испугался. Он скосил глаза на Бердона, но тот не ответил. Он, не мигая, внимательно слушал Джастина.

— У вас все? — поинтересовался Бердон.

Джастин готов был поаплодировать за мастерски сыгранный безучастный тон, но решил с поздравлениями повременить.

— Нет, не все.

И Джастин рассказал про взлом и убийство в «Ла Салль груп», про то, что, согласно описанию, убийца — китаянка. Хармон, услышав, вздрогнул. Потом Джастин изложил им про китайца, который забрался к нему в дом. Рассказал все как было. В подробностях.

— Его личность установлена, — добавил он напоследок. — Отпечатки пальцев проверены по базе ФБР, так что мы знаем о его принадлежности к посольству Китая. И где он работает, нам тоже известно. Хотя правильнее будет в прошедшем времени. Где он работал. Какая уж тут работа, когда вместо лица — горелое месиво.

Слушатели молчали. Джастин спросил:

— Хотите знать, где он числился?

— Где? — подал голос Хармон.

— В «Рокуорт и Уильямс». Его звали Того Лу. Принадлежал к отделу безопасности. — Джастин повернулся к Хармону. — Вы ведь говорите по-китайски, сенатор?

— Нет, — покачал головой бывший посол. — Так и не осилил. Четыре-пять слов знаю, и все. — С каждой секундой Хармон бледнел все больше. Он посмотрел на своего давнего делового партнера. Потом снова на Джастина. — А вот мистер Бердон великолепно владеет китайским. — И глядя ему прямо в глаза, пробормотал севшим голосом: — Сколько диалектов ты знаешь, Линкольн?

Бердон, словно Хармона рядом нет, обратился непосредственно к Джастину.

— Очень занимательно вы тут рассказывали. Только я все равно не понял, зачем вы явились. Что вы ищете?

— Правду, ничего кроме.

Бердон фыркнул.

— Какую именно?

— Есть у нее такая особенность: она, как правило, одна, — объяснил Джастин.

— Тут вы ошибаетесь, — возразил Бердон. — Жизнь на Уолл-стрит научила меня, что правды нет, существуют только наши предположения. Мир держится на том, что людям кажется правдой.

— Тогда, может быть, вам интересно, что предполагаю я?

— Я бы послушал, — раздался голос Хармона.

Джастин, глядя на него, сказал:

— Вы, как мне кажется, воспитали сына очень хитроумным. Таким хитроумным, что он запутался и перестал различать, кто ему враг, а кто друг. Поэтому обвел вокруг пальца и тех и других. А потом и те и другие решили восстановить справедливость. Друзья успели первыми. — Тут он посмотрел на Линкольна Бердона. — Они его и убили. А потом прикончили Рона Ла Салля. И Ванду Чинкель.

— А зачем им это? — спросил Г. Р.

— Потому что они хотели вернуть то, что забрал у них Эван. То, что он приобрел для себя самого. Они хотели получить его платину. И компании, которые превращали платину в пользующиеся спросом товары.

Линкольн Бердон улыбнулся.

— Вы интересный человек, мистер Уэствуд. Не ожидал. Но доказательств у вас нет, и ждать их неоткуда. А все потому, что это неправда. Здесь ваши предположения не совпадают с реальностью.

— У вас есть компьютер? — спросил Джастин.

— Конечно.

— Я воспользуюсь ненадолго? Хочу вам кое-что показать.

Бердон колебался. Но отказать не смог. Любопытство взяло верх. Он проводил обоих гостей в другую комнату. Там на большом антикварном столе из красного дерева стоял компьютер. Джастин вошел в Интернет и открыл некий сайт.

— Это сайт Ларри Силвербуша, — пояснил он. — Личность вам обоим известная. Окружной прокурор Лонг-Айленда, баллотируется в губернаторы.

Оба собеседника молчали, и Джастин продолжил:

— А вот кое-что интересное. Данные на одного из спонсоров избирательной кампании Силвербуша. Квартира на Парк-авеню, 740. Вам этот адрес ничего не говорит, мистер Бердон?

— Я там проживаю.

— Не может быть, какое совпадение! Спонсор проживает в вашей квартире!

— Разве запрещено законом собирать средства на предвыборную кампанию будущего губернатора?

— Нет. Но я уверен, если копнуть поглубже, непременно раскопаю и то, что запрещено. Сказать почему? Потому что здесь я не просто предполагаю, у меня есть факты. Силвербуш одним из первых узнал о том, что Эван убит. Ему доложила Леона Криль, когда я разбудил ее среди ночи. Мы только что получили распечатки телефонных переговоров, Линкольн. Из них следует, что Силвербуш позвонил вам сразу же, как узнал. Я думаю, ему надо было с кем-то поделиться, и неудивительно, что выбор пал на вас. Вы его спонсор. Вы его пропуск в губернаторскую резиденцию. Так что он подбивал к вам клинья, зная, как тесно вы связаны с Г. Р. и Эваном. Он знал, что вы не останетесь равнодушным. Вот только не предвидел, как вы распорядитесь полученными сведениями. Я, по крайней мере, надеюсь, что не предвидел.

— И как же я, по-вашему, распорядился?

— Вам интересно, что я предполагаю на этот счет? Узнав, что Эван погиб, вы подрядили своих китайцев убить Рона Ла Салля. Затем настала очередь Ванды Чинкель. А потом вы прислали одного ко мне.

— И зачем бы мне все это? — удивился Бердон.

— Я уже изложил свои версии. Дело за несколькими фактами. Когда отыщу, вы узнаете об этом первым. Зато уже сейчас могу со всей уверенностью заявить, что вы сукин сын!

Линкольн Бердон рассмеялся.

— Согласен. Я подлый сукин сын. И мистер Хармон тоже. Я прав, Герберт?

— Да, — ответил Г. Р. Хармон без тени улыбки. — И я тоже. Но до тебя мне далеко. Самый подлый — ты.

— Вот и поговорили, — подытожил Бердон. — Если вы за этим приходили, мистер Уэствуд, то все. Вы узнали, что хотели. Можете идти.

— Еще не все, — возразил Джастин и поинтересовался, как связаться с Эллисом Сент-Джоном.

— Боюсь, сейчас он вне доступа, — ответил Бердон. — То есть мы не в курсе, как с ним связаться. У него возникли какие-то семейные проблемы. Мы дали ему бессрочный отпуск.

— С чего бы такая щедрость?

— Эллис — один из наших самых ценных сотрудников. Мы все в «Рокуорт» как одна семья. И все заботимся друг о друге.

— Кто занимается его клиентами?

— Каждый понемногу. Трудновато, но мы справляемся.

— У вас на все найдется ответ…

— Пытаюсь помочь.

Джастин потер глаза и тряхнул головой, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

— Что же я проглядел? Что вы, два старых ублюдка, знаете, чего не знаю я?

— Правду, — ответил Линкольн Бердон.

И снова захохотал.


35


Джастин выпустил Мартина из багажника. Потом решил не мелочиться и доехать до дома на машине с водителем. Мартин сначала хотел спросить позволения у мистера Хармона, однако Джастин заверил, что мистер Хармон возражать не будет.

Устроившись на заднем сиденье, он открыл хрустальный графин и потянул носом. Виски. Очень мило. Налил себе рюмку и, вольготно раскинувшись на мягком кожаном диване, позвонил Реджи.

— Мы почти у цели. Осталось сделать каких-нибудь пару шагов. А у меня не получается. В чем дело, не понимаю.

Реджи заставила его еще раз проговорить вслух все, что они успели узнать. Шаг за шагом. Убийства. То, как они связаны между собой. Перемещение средств. Махинации. Ленни Рубин и его роль. Роль Бруно. «Гадес». Единственное пока не расшифрованное слово «Али» на теле Ванды. Лимузин уже пересекал городскую черту, когда Джастин сказал:

— Я сейчас за тобой заеду. Выходи. Нам надо действовать быстро. — И добавил, поняв, что она раздумывает: — Реджи, это по делу. Ты же сама сказала, что надо сперва закончить расследование. Так давай закончим.

Она согласилась, и через несколько минут лимузин подкатил к мотелю. Дома Джастин первым делом проверил, на месте ли его машина, и, убедившись, что на месте, отпустил Мартина с наказом выставить мистеру Хармону счет за сверхурочные. Входную дверь он открывал, мысленно готовясь увидеть в комнате Бруно. Однако великана в доме не оказалось. Тогда они с Реджи не стали терять время. Начали заново. С самого начала.

Джастин, усевшись на диван, взял в руки школьный альбом Винса Эллерби и принялся рассеянно перелистывать.

— Не вижу связи. Не понимаю, откуда берется эффект домино. Почему убийство Эвана Хармона тянет за собой Рональда Ла Салля? А потом Ванду. И почему их нельзя было просто прикончить без затей? Зачем понадобилось пытать? Что они знали? Что хотел вытащить из них Линкольн Бердон?

— Ты уверен, что это Бердон?

— Больше некому. Только от него тянется ниточка к Того и этой китаянке…

— Кстати, она в розыске. Сигнал всем подразделениям.

— …и он единственный, кто связывает остальных фигурантов — Ла Салля, Сент-Джона, Хармона-старшего, даже Силвербуша, как выясняется. Только почему? Зачем ему смерть Эвана? В чем смысл? Он ничего не выигрывает. Он выигрывает только в том случае, если Хармон жив и можно купить то, что он продает. Ему нужно то, чем владеет Хармон, какой смысл его убивать? С чего бы…

Джастин осекся. Не договорив, он уставился на раскрытую страницу школьного альбома.

— Что такое? — удивилась Реджи.

— Боже мой! — воскликнул Джастин. — Боже… ты… мой.

Реджина благоразумно молчала. Не задавала вопросов, просто ждала.

Джастин тоже молчал. Он не мог ничего сказать, мысли вертелись бешеным калейдоскопом. Обрывки разговоров, отдельные кадры. На него дождем посыпались кусочки головоломки.

И постепенно из них начала складываться картина.

Вот Винс Эллерби говорит об Эване Хармоне: «У таких друзей нет, одни прихлебатели. Найдет парочку хлюпиков, чтобы прыгали перед ним на задних лапках, и с ними ходит… Ему больше нравилось отсиживаться. Прирожденный обманщик… В два счета мог уговорить кого-нибудь из взрослых сделать для него поблажку или посмотреть на что-то сквозь пальцы… Хотелось ему стянуть что-нибудь — тянул, хотелось приврать — врал, не краснея».

Вот они с Реджи выходят после беседы с Дейвом Келли.

«…Звонивший ведь не ограничился намеком, что Келли крутил любовь с Эбби Хармон. Он и про электрошок сообщил».

«Получается, он знал, как именно убили Эвана».

«Хотя на самом деле все равно странно. Как будто…»

«Подстроено».

«Вот именно. Подстроено».

Ежедневник Эллиса Сент-Джона.

«Э. Х./И-Э-Х (См. схему проезда/ад. кн.)»

Реджи спрашивает: «Сент-Джон собирался на выходные к Эвану Хармону?»

На что он отвечает: «Выходит, что так. Но это абсолютная чушь».

Телефонный разговор с Эбби Хармон.

«Откуда тебе известно, что я работаю на ФБР?»

«Не знаю, Джей. Услышала от кого-то… Прости меня, Джей!»

Он пытается понять: «Что она такого натворила? За что просила прощения?»

Ленни Рубин в своем домашнем кабинете.

«Когда-то мы работали с профсоюзами. С маленькими фирмами. Теперь — с Уолл-стрит, инвесторами, лоббистами».

Вот Дейв Келли рассказывает про охранную систему.

«У кого был доступ?»

«У Эвана. С ноутбука, который он брал в поездки».

«А у Эбби?»

Келли кивает.

«Только я сильно сомневаюсь, что она сумела бы воспользоваться. Ее эта бодяга не особо интересовала».

Ванда. Жуткие слова, написанные кровью на теле. Последнее, что она сделала в жизни. Две крайние буквы едва различимы, сил уже не хватало.

Али.

Школьный альбом. Последний год учебы Эвана Хармона в Мелмане. Фотографии одноклассников. Фото одного из них. Который умолчал, что был одноклассником Эвана.

Квентин Кинтель. Нынешний директор Мелмана.

Дом Линкольна Бердона.

Джастин спрашивает: «Что же я проглядел? Что вы, два старых ублюдка, знаете, чего не знаю я?»

«Правду», — отвечает Линкольн Бердон.

И снова место преступления. Спальня Хармона. Джастин наклоняется над телом.

Избитый до неузнаваемости изувеченный мужчина. Повсюду кровь. Лужицы и брызги крови.

Обручальное кольцо… его любимый свитер… туфли.

Вот Джастин стоит перед раскрытым гардеробом в доме Эллиса Сент-Джона. Никак не может поймать ускользающую мысль. Теперь он ее поймал.

Новые, до блеска начищенные туфли. На ногах искалеченной жертвы убийства красовались туфли без единой капли крови.

А вот Бруно подтверждает, сидя на этом самом диване:

«Я и говорю. Убил бы засранца. Но меня опередили».

И снова мертвое тело Ванды. Надпись, сделанная холодеющей рукой. Слово, которое — теперь Джастин точно знал — она не успела закончить.

Ali.

Джастин посмотрел на Реджи Боккенхойзер. По-прежнему не произнося ни слова, набрал номер Саутгемптонской больницы, попросил санитара морга. Назвал себя, сообщил, что ему срочно нужна информация из регистрационного журнала. Санитар попросил подождать, потом трубку взял кто-то еще и спросил, какая именно запись нужна Джастину.

— Эван Хармон. Посмотрите его размер обуви.

— И все? — удивились на том конце. — Из-за этого аврал?

Джастин не удостоил его ответом.

— Девять с половиной, — ответили в трубке.

Джастин по-прежнему не сказал Реджине ни слова. Набрал еще один номер, на этот раз полиции Риверхеда. Переговоры отняли больше времени, но в конце концов его соединили с нужным отделом, и он изложил дежурному свою не терпящую отлагательств просьбу. На несколько минут дежурный удалился. Джастин ждал у телефона. Вернувшись, дежурный сказал:

— Слышал я, что вы ненормальный, теперь сам вижу. Десятый с половиной у вашего трупа.

Джастин сказал спасибо и отключился. Потом посмотрел на Реджину Боккенхойзер.

— Вот теперь все сходится. Все, что раньше не вписывалось, теперь ложится идеально.

Он схватил бумагу и ручку. И написал последнее слово в сообщении Ванды.

Ali.

— Все равно не понимаю, — покрутила головой Реджи.

Джастин тихо пояснил:

— Она не закончила. Не дописала.

Теперь он мог закончить за нее. Вот первые три буквы. A… L… I.

И недостающие две. V… Е.

Alive. Живой.

Реджина смотрела на лист бумаги широко распахнутыми глазами.

— Эван уже делал так однажды, в школе, — вздохнул Джастин. — Разыграл собственное похищение. Только теперь он забрал круче. Разыграл убийство.


36


Джастин не смог бы сказать, как он догадался — его просто внезапно осенило. Может, помогло фото, которое он в самом начале расследования видел в Сети, где Эван Хармон играет в софтбол в команде знаменитостей. Как бы то ни было, он вдруг понял, что послужило орудием убийства и где оно сейчас. По его указанию Реджи послала ныряльщика пошарить в пруду на участке перед особняком Хармонов. Где-то на дне обязательно отыщется бейсбольная бита. На ней будут следы крови. Кровь Эллиса Сент-Джона. И отпечатки. Принадлежащие Эвану Хармону. В соленой воде улик бы уже не осталось, но пруд был наполнен пресной. В пресной они должны сохраниться. Джастин даже не стал ждать окончания поисков. Он не предполагал, он знал точно.

Реджи он попросил не уезжать пока из Ист-Энд-Харбора. Ей надо лично проконтролировать получение ордеров на арест Г. Р. Хармона и Линкольна Бердона. Заодно выяснить, хватит ли доказательств, чтобы арестовать также Ларри Силвербуша. Даже если окружной прокурор шел на поводу у Бердона, посадить за решетку невинного он, с большой долей вероятности, собирался сознательно. Остальное Джастин пообещал Реджи взять на себя. От нее требуется только запустить механизм. Никому другому он не доверяет. Внешне Реджина никак на слово «доверие» не отреагировала, но Джастин знал, что она поймет его скрытый смысл.

По дороге в Коннектикут он снова прокрутил в уме все факты и последовательность событий. Теперь сомнений не осталось. Что из этого удастся доказать, неизвестно, да и не важно. Это не предположения. Это правда. Единственная и неоспоримая.

Эван Хармон надул одновременно мафию, Линкольна Бердона и собственного отца. Он мог бы продержаться достаточно долго, если бы не авария с грузовиком. Когда в Техасе перевернулась машина с контрабандным грузом платины, Эван света белого не взвидел. Как только о происшествии сообщат в новостях, Ленни Рубин и Бруно тут же догадаются о фокусах Эвана. Иллюзий на их счет он не питал. Они долго думать не станут. Придут за ним и… Тогда он нашел кого-то, не только похожего внешне (тот же цвет волос, та же фигура, сложение), но и без памяти влюбленного. Человека, который готов на все ради него. Эван пригласил Эллиса Сент-Джона к себе домой. Эллис, должно быть, прыгал от радости, предвкушая незабываемые выходные с мужчиной своей мечты. Счастье, однако, длилось недолго, поскольку Эван его убил. От головы осталось одно кровавое месиво, так что по лицу жертву преступления опознать нельзя. Зато в наличии одежда Эвана (вплоть до туфель, надетых уже на мертвое тело), бумажник, кредитные карты и обручальное кольцо.

Теперь Эван был готов к побегу.

Он знал, что Эбби не будет вечером дома. Не исключено, что знал и то, чей день рождения она собралась отмечать. Лучше не придумаешь: домработница с мужем отпущены, жена пристроена — в доме никого. Если же в убийстве заподозрят загулявшую Эбби или ее любовника, тем лучше. Если подозрения падут на Сент-Джона, тоже неплохо. Особенно когда тело Эллиса опознают как погибшего Эвана и о нем можно будет забыть.

Однако сам Эван собирался подставить кое-кого еще. Он был в курсе, что у жены шашни со строителем-подрядчиком. И видел электрошоковое ружье в руках Дэвида Келли — лучше способа бросить на него подозрения не придумаешь. Джастин не знал, как Эван стащил у Келли ружье и как вернул обратно, но вряд ли здесь возникли трудности. Скорее всего, подбросил тайком сразу после убийства. Главное было сделать так, чтобы все указывало на Келли. Кто дал наводку Ларри Силвербушу, Джастин не знал точно, но готов был поспорить, что Хармон-старший. Именно на его телефон поступили звонки с сотового Эллиса Сент-Джона (к тому времени Сент-Джон был уже убит), а потом, согласно полученным распечаткам, с телефона Мартина, водителя, кто-то звонил на сотовый еще одного человека. И этот человек, теперь Джастин знает точно, имеет самое прямое отношение к Эвану Хармону. Квентин Кинтель. Подкупить свидетеля, якобы слышавшего, как Келли грозился убить Эвана, дело нехитрое. Для Хармона или Бердона вообще не составит большого труда подкупить кого угодно с любой целью.

И все же сбежать от неприятностей Эвану не удалось. Силвербуш позвонил Линкольну Бердону и рассказал про убийство. Бердон определенно насторожился, поскольку подослал двух китайцев-киллеров допросить с пристрастием Рональда Ла Салля. По долгу службы Бердон имел доступ в архивы «Восхождения» и прекрасно знал, что Ла Салль связан с Эваном тесными деловыми отношениями. Он уже давно заподозрил, что с финансами у Эвана дело нечисто, и начал искать пути решения.

Джастин мог только догадываться, что именно Бердон хотел выпытать у Ла Салля, и догадка у него была.

Бердон хотел узнать одно из двух: первое — не остался ли Эван в живых, второе — как заполучить присвоенную им платину. Ведь если поставки платины в Китай прекратятся, Бердон потеряет самого ценного клиента. Миллиардные прибыли, маячившие на горизонте в случае успеха, грозили сорваться. Джастин знал, что миллиарды вполне могут толкнуть на убийство.

Углубляясь в область догадок, Джастин решил, что Ла Салль наверняка был посвящен в тайну Эвана. Он знал, что убийство инсценировано. Ведь, как говорил Винс Эллерби, Эван о своих фокусах должен был кому-нибудь рассказать, иначе пропадает весь интерес. Ла Салль был одним из немногих, с кем Хармон мог бы поделиться. К тому же Ла Салль мог вести дела Эвана, пока тот заляжет на дно.

Тогда легко решается и другая загадка, не дававшая Джастину покоя: зачем Ла Салль тайком выскользнул из дома на рассвете и куда направлялся. Сам ведь говорил Реджи, что Ванда не любит работать без информаторов. Наверняка на этот раз в качестве источника потрудился Ла Салль. Честный парень, пытавшийся поступить по совести. Когда его прижали Ленни Рубин и Бруно, совесть велела ему обратиться в ФБР. О лучшем информаторе Ванда и мечтать не могла. И честный Ла Салль немедленно был завербован. Вот почему Ванда села на хвост Бруно. Вот почему так много знала о финансовых делах Ленни. Вот почему она смогла, сопоставив ряд фактов, догадаться, что гибель сухогруза «Гадес» — дело рук Бруно. Вот почему была осведомлена о махинациях Эвана Хармона. Чего она не знала — поскольку не знал и Рон Ла Салль, — это насколько сильно в делах Эвана замешаны Хармон-старший и Бердон. В любом случае, против этих двоих ей бы потребовались железные доказательства. К тому же ей хватало ума не сразу раскрывать карты. Бердон и Хармон — птицы высокого полета, у них есть нужные связи, которыми они не преминут воспользоваться. Поэтому в самом начале Ванде пришлось хранить все в строжайшей тайне, иначе расследование могли прикрыть по-быстрому. Она предпочла разыграть свой козырь — положиться на информатора. Рональда Ла Салля убили, когда он тайком пробирался на встречу с Вандой. Тут у Джастина не было и тени сомнения. Его убили, когда он выполнял свой долг.

С большой долей вероятности можно предположить, что Рон Ла Салль заговорил перед смертью и выдал своим истязателям, что Эван Хармон жив. А значит, Бердон знал почти с самого начала. И тогда у него появлялись две возможности прибрать к рукам платиновые контракты Эвана и компании, выпускающие запчасти на основе драгметалла. Можно было отыскать Эвана и заключить с ним сделку. А можно найти Эвана, убить его — и заключить сделку с вдовой убитого, наследующей все имущество.

Деньги и власть.

Так Эбби переметнулась на темную сторону.

Дальше начался бег с препятствиями: Бердон выслеживает Эвана, Бруно ищет того, кто присвоил «законное» имущество мафии, Джастин мечется туда-сюда и ломает голову над тем, что происходит.

Интересно было бы узнать, какова степень причастности Хармона-старшего. Отец знает, что сын жив. Из распечаток ясно, что они несколько раз говорили по телефону. Пытался ли Хармон прикрыть сына? Или наоборот, вместе с Бердоном хотел присвоить его активы? Или и то и другое? Джастин подозревал, что ответа он так никогда и не получит. Однако мог бы сказать, к чему склоняется сам. Вряд ли Хармон-старший питал к сыну теплые отцовские чувства. Отпрыск успел достать его еще в средней школе. На этот раз Г. Р. должен был предпочесть деньги. Может, его потом мучила бы совесть, может, пришлось бы даже пару раз пропустить гольф-клуб… но деньги есть деньги. Толстый слой грязи не скроешь под тонким налетом достатка и благополучия.

Джастин почти приехал.

Он припарковал машину на расстоянии квартала от загородного дома. Длинная подъездная дорожка, довольно крутой подъем — а на вершине, как на ладони, маленький домик, почти избушка. Перед домом два автомобиля. Один взят в прокате, тот самый, на котором Эллис Сент-Джон катил на встречу со смертью.

Вскарабкавшись наверх, Джастин еще долго не мог отдышаться.

«Вернусь, первым делом в спортзал», — пообещал он себе.

В дом он вошел без стука. Дверь оказалась не заперта, поэтому он просто толкнул ее и шагнул внутрь. И сразу же достал пистолет.

В открытой кухне у плиты кашеварил Квентин Кинтель. Входную дверь он видеть не мог, поскольку стоял спиной, но, видимо, что-то почувствовал, потому что осторожно опустил на стол миску и медленно повернулся. В глазах промелькнул испуг, который довольно скоро сменился покорностью судьбе и едва уловимым облегчением. Джастин повел пистолетом, давая Кинтелю знать, что вооружен, и приложил палец к губам. Директор школы чуть заметно скосил глаза, указывая на лестницу. Джастин кивнул и начал подниматься.

Эван Хармон обнаружился в одной из двух спален.

Он лежал на узкой кровати. Не спал, просто смотрел в потолок, сцепив руки под головой. Джастин с пистолетом в руке шагнул в комнату. Ни испуга, ни покорности, ни облегчения Эван не выказал. Просто улыбнулся и пожал плечами, как будто наконец подошла к концу долгая шахматная партия.

— Я все пытался угадать, кто меня вычислит, — заявил он. — Вас, если честно, я вообще в расчет не принимал.

— Полагаю, вы кое-где ошиблись, — откликнулся Джастин.

Эван встал с кровати и без сопротивления позволил надеть наручники. Джастин свел его вниз по лестнице на улицу. Они шли по дорожке, Эван чуть впереди, и полицейский удивился его легкой, почти мальчишеской походке.

«Он радуется, — подумал Джастин. — Теперь все узнают о его подвигах. Все услышат, какую аферу ему почти удалось провернуть. Он радуется, что его схватили».

И тут он услышал звук. Из-за деревьев по правую сторону дорожки. Сучок хрустнул. Шаги.

Джастин повернулся. Успел краем глаза увидеть тень внушительных размеров, но больше ничего. Быстрый и точный удар сшиб его с ног. Второй пришелся куда-то за левым ухом, в глазах потемнело. Он отключился, ненадолго и не насовсем. Каких-нибудь пара минут. Однако на эти несколько минут окружающий мир исчез из виду. Что-то хлопнуло совсем рядом, не громче хрустнувшей ветки, зато ближе. Джастин не мог разглядеть сквозь застилавший глаза туман, что это. А когда в голове чуть посветлело и он смог встать на четвереньки, превозмогая невыносимую ломоту в затылке, было поздно.

Джастин вздохнул и выругался вслух, увидев распростертого на дорожке Эвана Хармона с дырой в затылке, из которой еще сочилась кровь.

С трудом он повернул голову, но вокруг уже никого не было. Однако на сырой земле рядом с дорожкой остались следы. Отпечатки мужских ботинок. Глубоко вдавившиеся в сырую землю с обломками прутиков.

Хозяин этой обуви — человек явно не маленького роста. Кто-то очень массивный и высокий.

Джастин закрыл глаза, но, почувствовав головокружение, тут же открыл снова. Потом, борясь с накатывающей тошнотой и болью, взвалил на себя тело Эвана Хармона и потащил к машине. Там он положил его на заднее сиденье и повез в Ист-Энд-Харбор.


37


Утром в день похорон Эвана Хармона окружной прокурор Ларри Силвербуш подал в отставку. Он публично принес извинения Дэвиду Келли, а оба таблоида разместили на первой странице фотографию, где Келли и Силвербуш пожимают руки у ворот риверхедской тюрьмы.

Линкольн Бердон на похоронах не присутствовал. Накануне специальный агент Зак Флетчер явился вызвать его для официального допроса. Флетчеру сказали, что Бердон покинул Штаты. Из регистрационного журнала в аэропорту Титерборо, Нью-Джерси, агенты выяснили, что личный «Челленджер» Бердона вылетел в Лондон. Однако в Хитроу самолет так и не приземлился, поэтому к моменту похорон его местонахождение оставалось неизвестным.

Г. Р. Хармон появился на церемонии прощания. Местная полиция и ФБР в сотрудничестве с окружным прокурором Нью-Йорка пыталась определить, достаточно ли у них доказательств против Хармона. Предварительные обсуждения показали, что недостаточно.

Проводить Эвана в последний путь пришли немногие. В толпе было больше папарацци, чем скорбящих родственников и друзей. Из «Восхождения» не явился никто. Равно как из «Рокуорт и Уильямс».

Г. Р. сидел рядом с Абигайль Хармон. На ней было короткое черное летнее платье — по случаю жары без чулок. Джастин, сидевший через проход от Г. Р. с Эбби, отметил про себя, что вдове Хармон темное всегда было к лицу.

Когда служба закончилась, Джастин шагнул в проход вслед за Эбби. Хармон-старший прошел мимо, не повернув головы, не удостоив его даже взглядом. Джастин тронул Эбби за локоть, она едва заметно улыбнулась и замедлила шаг. Поравнявшись с ней, Джастин спросил вполголоса:

— Когда ты узнала?

Она не произнесла ни слова, пока не оказалась на улице, и только тогда ответила:

— Накануне того дня, когда я тебе звонила.

— Значит, не с самого начала?

Эбби отрицательно мотнула головой.

— Нет. Я ничего не знала. Мне сообщили Линкольн и Г. Р. Пришли ко мне и сказали, что Эван жив. Когда я увидела его… когда я увидела тело в нашей спальне, я подумала… в общем, я ни о чем не знала, пока мне не сообщили.

— И как ты поступила?

— Как всегда поступают люди вроде меня? Я ведь говорила.

— Заключила сделку?

— Пошла путем наименьшего сопротивления, — ответила Эбби Хармон.

Наклонившись, она поцеловала Джастина в щеку, сказала: «Прощай, Джей!» — и скрылась в лимузине свекра.


Днем Джастин полетел в Провиденс. Встретился с родителями, рассказал им все, что подходило, по его мнению, для их ушей. Показалось, что они смотрят на него другими глазами, не так, как последние лет десять. То ли чуть более уважительно, то ли просто мягче, но то, как они разговаривали и слушали, Джастина очень тронуло. Целуя их на прощание (наверное, впервые за все тридцать пять лет ему довелось поцеловать отца), он пообещал, что обязательно приедет повидаться. Джастин знал, что сдержит слово. И от этого делалось тепло на душе.

После родителей Джастин навестил Викторию Ла Салль. Кроме нее в доме были и другие люди, незнакомые. Представить им Джастина никто не потрудился. Виктория, извинившись перед гостями, отвела Джастина в кабинет и закрыла за собой дверь. Скрестив руки на груди, она ждала, что Джастин сам начнет разговор. Он начал.

— Твой муж был очень хорошим человеком.

Джастин рассказал все, что удалось узнать, опуская тошнотворные подробности, стараясь говорить только о ее муже и его роли во всей этой истории. Объяснил, что Рональд погиб не по своей вине. Он пытался исполнить свой долг. Поступить по совести.

Вики молча слушала.

— Ненавижу его! Дурак несчастный, будь он проклят на веки вечные! — воскликнула она, когда Джастин закончил, и расплакалась.

Джастин не двинулся с места. Подождал, пока слезы утихнут сами. Вики вытерла их рукавом.

— Кто убил Эвана Хармона? — спросила она, успокоившись.

Джастин сказал, что не знает.

Виктория кивнула и ушла обратно в гостиную. Благодарности Джастин не удостоился. Хозяйка дома молча удалилась.

Он покинул дом в одиночестве.


Джастин сказал Виктории, что не знает, кто убил Эвана Хармона. Это не значит, что он сказал правду.

Эвана убил тот, для кого убийство было работой. Кому поручили это убийство. Эван перешел дорогу опасным людям, а потом, испугавшись возмездия, кинулся спасать свою шкуру. Но человек, от которого он пытался спастись, умел искать. Он следил за Джастином, и тот привел его к Хармону, сам того не зная. Он мог бы одновременно с Эваном убить и Джастина. Наверное, это входило в поручение. Однако не убил. Поэтому Джастин знал, кто нажал спусковой крючок там, на подъездной дорожке.

Джастин когда-то сказал Реджи, что не стал бы причислять Бруно к друзьям. А куда причислить, пока не знает.

Через два дня после того, как Джастин покинул дом Вики и Провиденс, ему был с посыльным доставлен конверт. Внутри обнаружился ключ и нарисованная от руки карта. И записка: «Тебе надо отдохнуть. Тетина вилла ждет. За мной должок».

Без подписи.

Да в ней и не было необходимости.


Еще через три дня Джастин Уэствуд и Реджина Боккенхойзер отдыхали на острове Фавиньяна.

Вилла оказалась сравнительно небольшой, однако очень милой и уютной. Толстые стены из древнего травертина, каменные полы. Даже в почти сорокаградусную жару внутри веяло освежающей прохладой. Дом состоял из двух спален, гостиной и маленькой кухни. Под ними располагался темный и еще более прохладный подвал, попасть в который можно было исключительно снаружи. Верхний этаж, оформленный в бежевых и коричневых тонах, отличался простотой и непритязательностью. Нижний, наоборот, пестрел яркими узорами и поражал обилием драпировок. Было в доме и еще кое-что, поначалу показавшееся Джастину и Реджине странным, но потом они поняли, что всему виной специфический род занятий племянника владелицы. В маленькой спальне вся стена была увешана старинным оружием: пистолями, кинжалами и шпагами. Джастин, не сдержав профессионального любопытства, проверил несколько пистолей. Они оказались заряженными, хотя вопрос, будут стрелять или нет, оставался открытым. Реджина сказала, что пистолеты ее не занимают. Ей куда интереснее, как на этот счет у самого Джастина, и когда он заверил ее, что пороха в пороховницах достаточно, они завалились в постель.

Любовью Джастин и Реджина занимались каждый день, уже в течение недели; днем — внизу, ночью — наверху, в спальне. Занимались любовью, а в перерывах разговаривали обо всем на свете. Пили ледяное пиво и сицилийское красное вино, ели свежего тунца и пасту с тунцовой икрой. На третью ночь, после бутылки охлажденного розового, они занялись любовью в огороженном со всех сторон патио. Они были полностью скрыты от посторонних глаз. Дом отстоял от дороги на добрых семьдесят пять футов, примостившись на вершине утеса. От обрыва патио отделяла стена высотой примерно по пояс. Далеко внизу, футах в трехстах, плескались лазурные волны.

Был вечер, и Джастин с Реджиной, уже успевшие как следует загореть, отдыхали в патио. Реджи читала роман Дина Кунца о человеке, у которого похитили жену. Джастин пристроился рядом, нежась на закатном солнце, думал о рыбе, предполагавшейся на ужин, и легонько поглаживал обнаженную ногу Реджи. Внезапно та отложила книгу.

— Я тут подумала…

Джастин лукаво усмехнулся:

— Это зря… — но потом все-таки спросил: — Так о чем ты подумала?

— Скажи, ты не собираешься возвращаться в полицию Ист-Энда?

Он задумался.

— Не знаю пока. Не решил.

— Я вот о чем: у тебя там с прошлого года оставалась вакансия. Она ведь пока не закрыта…

— Никак не найду подходящую кандидатуру, — развел Джастин руками.

— А может, я и есть та самая кандидатура?

Он посмотрел на нее, прикрывая глаза ладонью от солнца, и улыбнулся.

— Хочешь пива?

Она кивнула в ответ, и Джастин отправился в дом. Он стоял перед открытым холодильником, когда снаружи донесся ее голос.

— Джей? Можешь выйти?

Ему показалось, что голос какой-то странный, как будто слегка дрожит.

— Сейчас! Тебе в стакан или прямо в бутылке? — крикнул он в ответ.

— Все равно! Иди сюда, я тебе кое-что покажу!

— Секундочку! — ответил он. — Максимум пару секунд.

В патио Джастин появился, однако, не раньше чем через минуту или две. В левой руке он держал две бутылки пива. Через правую были перекинуты две большие льняные салфетки, обнаруженные на кухне. Он посмотрел на шезлонг, в котором читала Реджи. Никого. Тогда он перевел взгляд на дальнюю стену. Реджина стояла там. За ее спиной плескалось глубокое синее море. Рядом с ней стояла прекрасная китаянка. Та самая, которую он видел тогда рядом с машиной Ванды. Та, которую ФБР объявило в розыск. Теперь она стояла рядом с Реджиной, намотав на руку ее волосы. В другой руке она держала у горла Реджи длинный острый нож.

— Меня зовут Ли Лин, — представилась китаянка и отпустила волосы пленницы.

Нож, однако, остался на прежнем месте.

— Да, — откликнулся Джастин.

— Я хотела с тобой встретиться, — заявила Ли Лин. — Хотела посмотреть на человека, который убил Того.

— Ты с ним встретилась.

— Хорошо играешь, — похвалила Ли Лин.

— Играю?

— Да. Того играл великолепно. Но ты еще лучше.

— Я не играю, — возразил Джастин. — Разве это игра?

— Да. Это игра. Я хочу с тобой сыграть. — Она кивком указала на Реджи. — Я убью ее, как ты убил Того. Потом посмотрим, кто сыграет лучше.

Джастин терпеливо улыбнулся.

— Я, видимо, не буду играть.

— Ты сыграешь, — настаивала Лин. — Я трахну тебя. Я тебя убью. Будет хорошая игра.

— Если ты так считаешь, — сдался Джастин, — будь по-твоему. Согласен.

И с этими словами он разжал руку, уронив бутылки. Стекло брызнуло в стороны, заставив Лин невольно обратить внимание. Когда она поняла, что происходит, было уже поздно. Правая рука Джастина, прикрытая салфетками, взметнулась вверх. Салфетки полетели на пол, открыв взору старинный, сорокалетний, а может и пятидесятилетний, пистоль. Джастин не мешкая ни секунды нажал на спусковой крючок.

Тишину разорвал гром, похожий на пушечный выстрел, и на безупречном алебастровом лбу Лин появилась большая дыра.

Реджи, рванувшись вбок, свалилась на каменные плиты патио. Она успела вовремя. Через какую-то долю секунды нож в дернувшейся руке Лин полоснул бы ее по горлу.

Еще мгновение Ли Лин простояла прямо, в изумлении глядя на Джастина, потом ноги ее подкосились, нож выпал из ослабевших пальцев, и она начала заваливаться на спину. Стена задержала падение — однако всего на несколько секунд. Перекувырнувшись через парапет, Лин полетела вниз. Без крика. Ему неоткуда было бы взяться. Когда тело Лин ударилось о камни у подножия утеса, она уже какое-то время была мертва.

Реджи медленно поднялась на ноги. Локоть, ушибленный в падении, саднило, глянула на колени — разбиты. Она подошла к Джастину, который только сейчас осторожно опустил руку. Взяла у него оружие и положила на ажурный столик.

— Ты меня тогда спрашивала, — произнес он. — Так вот, я тебе неправду сказал.

— Какую? — мягко спросила она.

— Что я не думаю о тех, кого мне пришлось убить. Что я спокойно сплю по ночам.

— Все хорошо, — тихо сказала Реджи.

— Я все время о них думаю. Вообще обо всех, не только о моих. Обо всех убийствах, обо всех смертях. Днем и ночью. Когда сплю и когда бодрствую. Я никогда не перестану он них думать, — закончил Джастин.

Реджи обняла его рукой за плечи и прижалась покрепче.

— Я знаю.

А потом она сказала:

— Пора домой.


notes


Примечания


1


Стиль китайского у-шу.


2


Уильям Холден — американский актер, популярный в 1950-х гг.


3


Билл Парселс — главный тренер нескольких команд Национальной футбольной лиги.


4


Этанол, получаемый из кукурузы, используется в качестве альтернативного топлива для автомобилей.


5


Вилли Ломен — герой пьесы А. Миллера «Смерть коммивояжера», живущий в двух мирах — реальном, где для него все кончено, и вымышленном, где он на вершине успеха.


6


«Блумберг» — компьютерная информационная система, в реальном времени передающая информацию по котировкам валют, акций, товаров, фьючерсов и опционов.


7


Flame — пламя (англ.), pink — розовый (англ.), rosso — красный (ит.), scarlet — алый (англ.).


8


Джимми Хоффа — влиятельный американский профсоюзный лидер, вступивший в сговор с мафией. В 1975 г. исчез при таинственных обстоятельствах.


9


В гольфе фервей (от англ. fairway — прямой путь) — участок с травой средней длины.