Проживу и без любви Пола Хейтон Любовь часто бывает незваной гостьей: она может настигнуть человека, который уже давно разуверился в этом чувстве. Сержант полиции Кристофер Коули неожиданно для самого себя влюбился в женщину, которую спас от нападения маньяка. Мэри Уаттон вроде бы симпатизирует своему спасителю, но ведет себя с ним более чем сдержанно. Крис чувствует, что Мэри скрывает какую-то тайну и чего-то очень сильно боится. Но ведь он готов на все ради любимой… Пола Хейтон Проживу и без любви… 1 — Ненормальная! — кипятилась Клэр. — Так и пропадешь в полном одиночестве, как-никак не девочка! Тебе, душенька, необходим если не муж, то, по крайней мере, бойфренд. Учти, сексуально неудовлетворенная женщина просто не может быть нормальной матерью, а тебе сына растить! — Отстань, — ответила Мэри. — Историю моего замужества ты знаешь. И если бы сейчас передо мною предстал самый лучший в мире мужчина, самый красивый, самый благородный и на коленях поклялся бы мне в вечной любви, то и тогда ничего бы не вышло… — Дурочка! Неужели ты так любила своего Джереми? Говорят, японцы чудо как хороши в постели… — Отец Джереми был американцем. Что же касается постели, то одного этого, как выяснилось, мало… — Пусть так, Джереми в прошлом. — Клэр закинула ногу за ногу и с томным видом отхлебнула кока-колу из стаканчика. — Но ведь прошел уже год с тех пор, как вы расстались. Время идет, голубка. Не боишься, что твой поезд уйдет? — Он уже ушел. Навсегда. И покончим с этим, ладно? — Мэри мало-помалу начинала сердиться, хотя экспансивную Клэр нельзя было ни в чем винить: та искренне желала подруге добра, к тому же о многом не подозревала. — У меня есть Джей. Вот мой единственный мужчина — самый желанный и любимый. — Слов нет, парень что надо… — Клэр ласково взглянула на фотографию четырехлетнего малыша со слегка раскосыми глазами и длинными, до плеч, волнистыми волосами. — Однако, как тебе удастся воспитать из него мужика? Ты об этом думала? Ты не можешь быть ему и матерью, и отцом… Кончится тем, что вконец испортишь мальчишку. Джей действительно был мягок и нежен, словно девочка, что умиляло Мэри и одновременно пугало. Если раньше он часто виделся с дедушкой, то теперь это было исключено… — На сей счет у меня своя теория, — улыбнулась Мэри. — Мне вовсе не нужно быть мужчиной. Я останусь женщиной, а Джей со временем почувствует потребность меня защищать. — Что-то ты мудришь, душа моя, — насупилась Клэр. — Ну что ж, тебе жить… Однако быть на открытии выставки Мэри все же согласилась. Клэр уперлась как баран, да и Алекс, герой вечера, заявил, что, если Мэри заупрямится, то приедет и, самолично связав ее по рукам и ногам, доставит на выставку… Дожидаясь прихода няни, Мэри методично обследовала содержимое платяного шкафа. Джей следил за действиями матери с самым что ни на есть глубокомысленным видом. — Как думаешь, Джей, что надеть мамочке? — в шутку спросила Мэри. — Юбочку, — совершенно серьезно сказал малыш. — Коротенькую, как у тети Клэр. И еще — большие сережки. — Ты ведь знаешь, сережек я не ношу, — силясь не рассмеяться, ответила она. — Тогда эти… на прищепочках. Ну пожалуйста! Расхохотавшись, Мэри сбросила привычные джинсы и рубашку и облачилась в строгий черный костюм, состоявший из юбки-мини и жакета на одной пуговице. Затем, порывшись в обувном шкафчике, извлекла на свет божий туфли-лодочки на высоченной шпильке. Надев их, Мэри прошлась по комнате. Было слегка неудобно, за год от каблуков она отвыкла напрочь. Однако шпильки изрядно прибавляли ей роста. При ее метре пятидесяти пяти, по выражению Клэр, в туфлях на высоких каблуках надо было даже спать. С тяжелым вздохом Мэри взялась за косметику. Будучи визажистом, макияж она делала профессионально, но дело было в том, что в последнее время она занималась лишь лицами фотомоделей, а своего собственного принципиально не касалась, даже помадой не пользовалась. Просидев за туалетным столиком довольно долго, она взглянула в зеркало на плоды своих трудов и осталась вполне довольна. «Хороший макияж замечателен тем, что незаметен», — гласит золотое правило визажиста. Мэри замаскировала тени под глазами, появившиеся после нескольких бессонных ночей, — в последнее время ее отчего-то стали одолевать ночные кошмары, — слегка подкрасила ресницы, пару раз провела кистью по скулам, прибавив румянца, и тронула губы помадой естественного цвета. Следов утомления как не бывало. Из зеркала на нее смотрела юная женщина, которой никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет, маленькая и хрупкая, с огромными, чуть грустными светло-карими глазами в обрамлении длинных ресниц, с изогнутыми бровями, тонким носиком и по-детски пухлыми губами. Мэри уже отвыкла от себя такой, сейчас ей куда ближе был ее новый имидж в стиле «унисекс». Впрочем, один вечер она выдержит… А вот что делать с волосами — рыжевато-каштановыми, спадающими ниже плеч мягкими волнами? Мэри уже давно намеревалась их остричь, но все как-то не решалась. Да и Джей, с которым она всегда советовалась, был категорически против. Соорудить высокую прическу? Еще чего не хватало! И тут ее осенило. Порывшись в ящике туалетного столика, она достала парик-каре, куда темнее собственных волос. Это было просто гениально! Подумав, Мэри сменила цвет губ на сочно-алый и нацепила черные очки. Когда Джей, на время переодевания выдворенный в коридор, проскользнул в комнату, глаза его широко раскрылись. — Ма-а-а… — протянул малыш, хлопая длинными ресницами. — Ты чего? Появившаяся на пороге няня, розовощекая мексиканка средних лет по имени Лурдес, всплеснула руками: — Пресвятая Дева Гваделупская! Кто вы, сеньорита? Где мисс Мэри? Когда недоразумение разрешилось и хохот стих, Джей серьезно сказал: — Ты красивая, мама. Но голова — не твоя… — Так надо, малыш. — Мэри нежно чмокнула сына в щечку. — Я сегодня — немножко не я, понимаешь? — Что-то не очень, — насупился Джей. — А когда вернешься, ты будешь — ты? Простившись с сыном и няней, Мэри села за руль недавно купленного «фиата», который Алекс окрестил «клопом. Водила машину Мэри неплохо, но сегодня предпочла ехать помедленнее. Последние дни она чувствовала себя неважно, дурно спала и нервничала без всякой видимой причины. В ночной клуб «Скайз» на Лексингтон-авеню она вошла одной из последних, уже на пороге надев черные очки, и тотчас угодила в самую гущу событий. Алекс Куинн принимал поздравления. Если бы даже он не был героем нынешнего вечера, двухметровый рост и роскошная внешность все равно сделали бы его центром всеобщего внимания. К тому же сегодня вместо традиционных джинсов и ковбойки он был облачен в потрясающий черный костюм и ослепительно-белую сорочку, отчего светлые волосы, собранные на затылке в длинный хвост, смотрелись особенно эффектно. Голубые глаза его сияли — ни дать, ни взять триумфатор, не хватало лишь лаврового венка и золоченой колесницы! Выставку в престижном клубе он готовил давно и с превеликим усердием, грохнув на это огромные деньги. Однако дело того стоило — фойе украшали роскошно отпечатанные и изысканно оформленные фотографии. «Оправа должна быть достойной бриллианта!» — приговаривал Алекс, выписывая чеки оформителям. Снимал он в основном фотомоделей для рекламы. Со стен фойе ослепительно улыбались девушки всех мастей и цветов кожи. Но больше всего было тут фотографий Клэр в самых различных образах: она представала то восточной гурией-соблазнительницей, то кающейся Магдалиной, то бизнес-леди в модных очках… Оглядевшись, Мэри заметила нескольких репортеров с фотокамерами и занервничала, чего никак нельзя было сказать об Алексе или тем более о Клэр, которые с наслаждением позировали перед объективами. В гуще бомонда Алекс чувствовал себя словно рыба в воде. Мэри стало даже немного смешно… Однако она искренне симпатизировала парню. Назвать его иначе у нее просто не повернулся бы язык: в свои сорок лет Алекс был сущим ребенком, что при первом же знакомстве тотчас расположило к нему робкого Джея. Впервые Мэри появилась в фотостудии Куинна вместе с сыном. Окинув взглядом странную парочку, Алекс серьезно сказал: — Проходите, ребята. В этом не было ничего удивительного. Даже к потенциальному работодателю Мэри предпочла явиться в просторной рубашке, джинсах и небесно-голубой бейсболке, тщательно упрятав под нее волосы. На носу у нее красовались очки-велосипед. Никто, кроме самой Мэри, не знал, что в оправу вставлены простые стекла… Радом с нею Джей, тогда еще трехлетний, выглядел младшим братишкой. — Располагайтесь, — пристально рассматривая гостей, продолжал Алекс. — Выпивки не предлагаю — не хочу, чтобы мне «пришили» развращение малолетних. — Мэри смолчала, а Джей на всякий случай спрятался за ее спину. — Я работаю на «Лайф» и «Плейбой», а не на детские журналы. Мне нужен напарник-визажист с опытом работы, а вовсе не Том и Джерри! Который из вас ко мне нанимается? — Опыт работы у меня — три года. Этого довольно? — спокойно произнесла Мэри, доставая из клетчатой сумки портфолио с фотографиями. — Может, взглянешь? — Три года? — разинул рот Алекс. — Начала подрабатывать еще в детском саду? Ну-ка… Мэри не удостоила его ответом. Внимательно рассмотрев фотографии, Алекс присвистнул: — Чем докажешь, что работа твоя, детка? Кто тебя рекомендует? — Рекомендаций нет и не будет, — ледяным тоном произнесла Мэри. — Я работала в паре с мужем. Мы расстались. — Мама работала вместе с папой, у нас дома, — впервые подал голос Джей. — А ты не будешь нас бить? Алекс онемел. Опустив глаза, Мэри молила лишь об одном: чтобы не задрожали губы. Вдруг фотограф решительно протянул мальчику огромную ладонь. — Давай знакомиться. Алекс Куинн, владелец этой фотостудии. — Джейсон Уаттон, — совсем по-взрослому отрекомендовался Джей. — А это — мама, ее зовут Мэри. Она все может. Алекс помолчал, разминая в пальцах сигарету. Потом задумчиво произнес: — О'кей, ребята. Этой рекомендации мне пока достаточно. Испытательный срок — две недели. Встретимся завтра в студии ровно в восемь. Идет? — И вдруг спросил: — Сколько раз тебе отказывали? — Пока ни разу, — спокойно ответила Мэри. — Стало быть, я первый в твоем списке? Мэри кивнула утвердительно. — Но почему именно я? Я что, идиотом выгляжу? Ты прости, конечно, но… — Он замялся. — Я не обиделась, — улыбнулась Мэри. — Не переживай. Просто ты выглядишь как человек, способный крупно рискнуть. Я кое-что о тебе слышала… — Воображаю, — хмыкнул Алекс. — А выгляжу ли я как человек, способный в случае неудачи вышвырнуть тебя вон? — серьезно спросил он, косясь на Джея. Тот засопел. — Вне всякого сомнения, — заверила его Мэри. С того дня минул ровно год. За этот время они с Алексом сработались и успели сдружиться, как только Мэри окончательно убедилась в том, что не интересует его как женщина. Это было непременным условием ее отношения с любым мужчиной с некоторых пор, как… Работа Мэри нравилась Куинну, они недурно зарабатывали на журнальной и прочей рекламе. Чего еще желать? Джея Мэри устроила в детский садик, вскоре купила машину — в основном для того, чтобы раз в неделю ездить за покупками и отвозить сынишку в сад. Однажды на съемке она познакомилась с умопомрачительной манекенщицей. Ее ровесница, рыжеволосая красавица с черными как ночь глазами и потрясающей фигурой была выше Мэри чуть ли не на две головы. Алекс тотчас «запал» на Клэр, снимал ее едва ли не дважды в неделю. А поскольку на съемках присутствие визажиста было обязательным, Мэри волей-неволей приходилось следить за развитием их отношений. Алекс в буквальном смысле слова отбил красотку у бывшего дружка, пересчитав тому все зубы, и парочка зажила счастливо на квартире победителя. Клэр цвела как майская роза, и в порыве душевной щедрости готова была осчастливить весь мир. Тогда-то она и стала приставать к Мэри насчет бойфренда… Сейчас рыжеволосая красавица в ярко-алом платье, необыкновенно ей шедшем, с бокалом шампанского в руках стояла рядом с виновником торжества и сияла голливудской улыбкой. Заметив в дверях Мэри, она сперва озадаченно заморгала, но затем расхохоталась и дернула Алекса за рукав. — Ты только взгляни! Что за чудо-бэби! Какие ножки, с ума сойти! А эта дурочка из джинсов не вылазит… Обернувшись, Алекс оглушительно возопил: — Мой малыш пришел! Иди сюда, моя хорошая! И Мэри, помимо своей воли, оказалась в самой гуще развеселой толпы. Кто-то сдернул с ее носа очки, кто-то сунул в руки бокал… Она же думала лишь об одном: как увернуться от фотообъективов. Впрочем, вряд ли ей удалось преуспеть в своих маневрах. А это было важно. Очень важно. Один парик мог ее не спасти, а очки куда-то запропастились… Промучившись часа полтора, Мэри потихоньку улизнула с вечеринки и возвращалась домой, ругая себя, что поддалась на уговоры рыжей плутовки Клэр… Было около одиннадцати вечера — не лучшее время для поездок по городу. Пока Мэри ехала по оживленным улицам, она чувствовала себя относительно спокойно, но стоило ей свернуть, огибая темный сквер, как сердце тревожно забилось. Она инстинктивно надавила на педаль газа и как раз в этот момент заметила на обочине мужскую фигуру. Намереваясь проехать мимо, Мэри не сбавила скорости. И тут мужчина шагнул на проезжую часть, а в следующее мгновение кинулся почти под колеса ее машины… Мэри непроизвольно нажала на тормоз, шины надсадно завизжали, машина едва не врезался в мощный дуб. Дальше события развивались стремительно. Твердо решив, что бояться она будет потом, Мэри распахнула дверцу, намереваясь выскользнуть из автомобиля и юркнуть в темноту, однако противник действовал ловчее. И вот грубые руки уже вытаскивают Мэри из машины, несмотря на ее отчаянное сопротивление… Хвала жакетам на одной пуговице! Эта блестящая умница расстегнулась в самый решительный момент, и Мэри стремглав понеслась во тьму, оставив жакет в руках нападавшего и думая лишь об одном: белая блузка делает ее слишком заметной… Чертовы каблуки! Никогда в жизни больше не надену ничего подобного! — клятвенно пообещала себе Мэри, сбрасывая на бегу туфли. Сзади раздался визг тормозов. Что это? Плевать! Мэри бежала, не чуя под собой ног. И вдруг… Оказывается, противник был много ближе, чем она предполагала. Он, стремительно налетев на нее, сшиб с ног, навалился сверху… Мэри еще пыталась бороться, отчаянно вырывалась, царапалась, кусалась. Выстрел, прозвучавший около самого уха, почти оглушил ее. Она потеряла сознание. — У тебя есть права, девочка? Мэри открыла глаза и сощурилась — свет карманного фонарика казался нестерпимо ярким. Голова гудела, словно улей, перед глазами плясали разноцветные звездочки. Слегка опомнившись, она поняла, что сидит у подножья того самого дуба, в который едва не врезалась, в двух шагах от «фиата». Кто-то заботливо склонился над нею. Мэри с трудом разглядела полицейские нашивки. — Уберите свет, — слабым голосом попросила она, морщась. — Что… что это было? — Не знаю, девочка. — Полицейский встал с колен и протянул руку. — Можешь идти? — Попробую. — Вцепившись в крепкую мужскую ладонь, она встала, но ее тотчас качнуло. — Ох, не уверена… — Стало быть, вести машину мне. Где ты живешь? Почему гоняешь ночами по городу? Газет не читаешь? — Послушайте, дайте дух перевести… Схватившись руками за голову, Мэри обнаружила, что парик исчез, а волосы спутались как пакля. Словно прочтя ее мысли, полицейский сказал: — Твои туфли и «прическа» на заднем сиденье. Решил перетащить тебя поближе к машине, ты уж извини… Едешь с вечеринки? — В некотором роде… — Достав права, Мэри протянула их блюстителю порядка и жалобно попросила: — Нельзя ли поскорее? Дома меня ждет сын… — Кто-кто тебя дома ждет? — изумленно уставился на нее полицейский. — Так… сколько же тебе лет? — Послушайте, какая разница? — взбесилась вдруг Мэри. — Мой дом совсем рядом, могу и пешком дойти… Хотя вы ведь так просто меня не отпустите. — Не отпущу, — раздалось в ответ. — В частности потому, что вы явно не в лучшей форме. Куда ехать? — спросил он, помогая ей забраться в машину и усаживаясь за руль. От парка до дома, где жила Мэри, было и впрямь очень близко. Через каких-нибудь две минуты они затормозили у подъезда. Выйдя из машины, полицейский снова протянул руку Мэри, но она, помотав головой, мужественно решила действовать без посторонней помощи. Однако стоило ей сделать шаг, как перед глазами тотчас поплыли круги, и она рухнула бы, если бы ее спутник вовремя не подхватил ее. — О, да вы никуда не годитесь… Уж не пили ли вы нынче вечером? — Пила… Целых три глотка шампанского в ночном клубе, — мрачно призналась Мэри. — Но, подозреваю, дело не в этом. — Определенно. — Послушайте, мне надо пару минут подышать свежим воздухом. Не хочу являться домой в таком виде, еще ребенка напугаю… — Разве он в такой час еще не спит? — удивился полицейский. — Кажется, детям положено ложиться гораздо раньше. Впрочем, я не дока по этой части. — Всякое может случиться. В общем, рисковать я не хочу. Прислонившись к дверце машины, Мэри сделала несколько глубоких вдохов. Но туман перед глазами не спешил рассеиваться… Полицейский безмолвно наблюдал за нею. — Вы простудитесь, — вдруг сказал он. — Что? — вздрогнула Мэри, словно очнувшись. — Не стоит стоять босиком на асфальте. Ночь нынче на редкость холодная, даром что июль на дворе… Только тут Мэри заметала, что так и не надела туфли. Наклонившись, чтобы достать их с заднего сиденья, она вновь почувствовала приступ головокружения. — Ладно, хватит. Видно, лучше уже не будет. Послушайте, чего вы ждете? — взъярилась вдруг она. — Номер машины наверняка запомнили, а оштрафовать меня можно и завтра, а? Полицейский спокойно снес несправедливый упрек. — Предпочел бы проводить вас до дверей квартиры, не то еще свалитесь на лестнице. Не мешало бы вам завтра обратиться к врачу. У вас, возможно, легкая контузия, ведь пуля пролетела совсем рядом. Пуля? Какая еще пуля? Мэри вообще перестала что-либо понимать. Заметив ее изумление, полицейский заключил: — Похоже, у вас еще и амнезия. В вас ведь стреляли, помните? Не верить ему у Мэри не было оснований. Лихорадочно перебирая в памяти события сегодняшнего вечера, Мэри поняла, что воспоминания ее обрываются на том, как она, босая, бежит по темному парку, как ее валят наземь… Сразу за этим следовал яркий свет карманного фонарика, направленный ей прямо в глаза. — Не помню, — созналась она. — Ну, мне пора. Надев туфли и достав из сумочки ключ, она направилась к подъезду. Однако полицейский ни на шаг не отставал. — Желаете продемонстрировать галантность? — ядовито осведомилась Мэри. — Кажется, я ясно выразился. Подняв на него глаза, Мэри впервые как следует разглядела своего спасителя. Ровесник Алекса, вряд ли старше… Лицо даже с натяжкой нельзя было назвать красивым, в толпе она никогда бы его не заметила. Впрочем, Мэри вообще не обращала внимания на мужчин, да и этого рассматривала лишь потому, что прикидывала: чего от него можно ожидать? На нее смотрели удивительно спокойные и мягкие серые глаза, в усах пряталась улыбка. Внешне это был кто угодно, только не страж порядка. Да и роста он был отнюдь не богатырского — до шести футов явно не дотягивал, хотя был крепок и широкоплеч. Заметив странное темное пятно у него на рукаве, чуть пониже правого плеча, Мэри ахнула: — Это что такое? — Это? Проделки той самой пули, о которой вы забыли. И эта пуля явно предназначалась ей. Какая же она неблагодарная скотина! Видимо, на ее лице столь ясно проступило раскаяние, что полицейский тотчас усмехнулся. — Ничего, просто царапнуло. Но из-за этого я промахнулся и нападавший скрылся. Казалось, он ее утешает, словно малого ребенка, и Мэри снова начала сердиться. Однако правила приличия диктовали нечто совершенно иное… — Зайдем ко мне… Хотя бы промоете рану. Бинты у меня есть, а крови я не боюсь. — Вы храбрая. Это я успел заметить. И очень неплохо бегаете — не сразу вас догнал, — усмехнулся в усы полицейский. — Да и зубки у вас крепкие… Сначала Мэри решила обидеться, но тотчас раздумала. Что толку? Вздохнув, она стала подниматься по лестнице, на всякий случай держась за перила. Дойдя до квартиры на втором этаже, попыталась сунуть ключ в замочную скважину, но это ей почему-то никак не удавалось. Тогда полицейский молча отнял у Мэри ключ и сам отпер дверь. Сияющий Джей возник на пороге. — Привет, мам! Что мне принесла? — Увидев незнакомого мужчину, мальчик деловито осведомился: — А ты кто? — Сержант полиции Кристофер Коули, — серьезно, без улыбки, словно обращаясь к взрослому, представился тот. — А ты, должно быть, тот самый парень, который не спит по ночам. Мэри оторопела, глядя на просиявшую физиономию сына. Неужели это ее Джей, который как огня боится чужих? — За что ты арестовал маму? — вдруг встревожился ребенок. — Я ее не арестовал, а просто проводил домой, — успокоил его Коули. — Не годится молодой женщине в такой час одной колесить по городу — всякое может случиться. — Ага… Мама, ну почему ты не взяла меня с собой? — укоризненно спросил Джей. — Потому что там, где я была, не место ребятишкам, — силясь оставаться серьезной, ответила Мэри. Джей понурился. А Кристофер Коули спокойно продолжал: — Давай-ка договоримся, дружок: ты сейчас идешь спать, а мы с твоей мамой еще немного поговорим. Потом она придет пожелать тебе спокойной ночи. Согласен? Во время разговора полицейский старательно прикрывал ладонью кровавое пятно на рукаве. Мэри оценила этот жест. Однако мальчик все же заметил неладное. Уставившись во все глаза на следы ранения, он замер, черные глазищи распахнулись во всю ширь. — Это сделал папа, — медленно и отчетливо произнес Джей. Мэри в ужасе взглянула на сына. Уже не раз малыш поражал ее своими догадками, порой ей казалось, что Джей телепат. Но сейчас поверить в его правоту было все равно, что подписать себе смертный приговор… И Мэри обняла мальчика, шепча: — Нет, нет! Это не папа, Джей. Папа далеко… Кристофер Коули молча наблюдал за происходящим. Наконец, видя, что Мэри вот-вот расплачется или, еще того хуже, вновь грохнется в обморок, произнес: — Ну что, коллега, идешь спать? — Тебе больно? — еле слышно спросил Джей. — Почти нет. Сейчас мама перевяжет меня, и все пройдет. Глядя в спокойное лицо Коули, трудно было ему не поверить. — О'кей, сержант. Есть идти спать! — звонко отрапортовал Джей и направился в спальню. Мэри молча глядела вслед сыну. Ее трясло. Лурдес застыла в дверях прихожей. Привыкшая не задавать лишних вопросов, мексиканка на этот раз не выдержала: — И как вам это удалось, сэр? Я сражалась с ним весь вечер, и все без толку! — Мужчинам всегда легче договориться друг с другом, — серьезно произнес Коули. — Пойдемте в ванную, сержант, — взяв себя в руки, поспешно сказала Мэри. — Бинты и лекарства там… Коули повиновался. Он молча глядел, как Мэри лихорадочно роется в аптечке, звякая пузырьками. Вот один из них выскользнул из дрожащих пальцев и неминуемо разбился бы, если бы Коули не поймал его всего в дюйме от раковины. — Ну и реакция у вас, — оценила Мэри. — Как у каратиста. — Вы недалеки от истины, — признался Коули. — «Йод», — прочел он надпись на пузырьке. — Как говорится, на ловца и зверь бежит. Отвинчивая пробку, Мэри снова едва не уронила пузырек, а пакет с бинтом оказался-таки на полу. Тогда Коули, решительно отобрав у нее и то, и другое, принялся за дело сам. Мэри оставалось лишь наблюдать за ним. Она видела, как полицейский расстегивает рубашку, как снимает ее… Чуть ниже плеча кровоточила довольно глубокая царапина, а рядом с ней проступал отчетливый след ее собственных зубов. Мэри почувствовала, что краснеет… — А если я стану есть овсянку по утрам, у меня тоже будут такие мускулы? — раздался за их спинами детский голосок. — Видишь ли, ковбой, одной каши для этого мало, — совершенно серьезно ответил Коули, не прерывая своего занятия, но прикрывая ранку марлевой салфеткой. — Если захочешь, потом я расскажу тебе, что нужно делать. Однако сперва надо научиться беспрекословно исполнять приказания старшего по званию… — И, взглянув в зеркало на Мэри, поспешно прибавил: — Кстати, овсянка в этом деле — вещь тоже не последняя. Неплохая это штука, парень… Мэри невольно улыбнулась, но тотчас накинулась на сына: — Почему ты не в постели? — Мамочка, я еще не почистил зубы! — жалобно заскулил Джей. — Вот уж неправда, — донеслось из коридора. Лурдес терпеть не могла вранья — зубы вычищены, можно было не сомневаться. Теперь Мэри недоумевала уже всерьез… — А ложь в нашем деле совершенно исключена, Джей, — пришел ей на помощь Кристофер Коули. — Учти это на будущее. Ребенку ничего не оставалось, как идти «исполнять приказание старшего по званию». Обреченно пробормотав: «Спокойной ночи», он печально поплелся в спальню. Коули тем временем, профессионально наложив повязку, принялся надевать рубашку. Мэри молча смотрела на него в зеркало. Встретившись с Коули взглядом, она едва не вздрогнула: в глазах полицейского читался вопрос. Он явно строил догадки. Рассказывать ему что-либо совершенно не входило в ее планы… Если до сих пор она обходилась без помощи полиции, то и впредь не пропадет. Коули медленно застегивал пуговицы. — Ну и что же мы будем делать? — вдруг произнес он. — А ничего. Расстанемся по-хорошему. — Но я обязан зарегистрировать разбойное нападение. Это входит в мои… — Нет! Мэри охватил леденящий душу ужас при одной мысли о том, что может случиться, если в дело вмешается полиция. Но страха обнаруживать было нельзя, это могло кончиться плохо. — Послушайте, уходите отсюда! — потребовала Мэри. — Это все, что вы можете для меня сделать! Для меня и Джея… — вновь ощутив предательскую слабость в коленках, тихо докончила она. — Та-а-к… — протянул Коули. И вдруг сразил Мэри наповал: — А не напоить ли вам меня чаем? Ошеломленная Мэри молча уставилась на него — он снова улыбался. Точно с таким же выражением лица он минуту назад глядел на малыша Джея. Что за шуточки? Какой может быть чай в половине первого ночи? — Пойду заваривать, — раздался воркующий голос Лурдес. Да, в такой крохотной квартирке, как у меня, трудно сохранить что-либо в тайне, с досадой подумала Мэри. — Спасибо, мэм, — отозвался Кристофер. Повернувшись к хозяйке дома, он на мгновение оторопел. Лицо Мэри было почти белым. Две темные бездны глядели на него, и в каждой из них притаился страх… Обхватив за плечи, Коули повел Мэри в гостиную. Она не сопротивлялась, впав в некое подобие транса. Усадив женщину в кресло, он бегло осмотрел комнату. Заметив на журнальном столике бутылку бренди, плеснул немного в стакан и всунул его в руки Мэри. — Пейте! Залпом! Не бойтесь — так надо, — приказал он. Мэри послушно выпила, даже не поморщившись. Да что там, она просто не почувствовала вкуса напитка. Но тело тотчас охватила блаженная истома, а веки словно налились свинцом. Тут явилась Лурдес с чаем. Еще раз поблагодарив мексиканку, Коули взял поднос и поставил его на столик. Усевшись в кресло, тяжело вздохнул: — Рассказывайте… Мэри молчала, прикрыв глаза. Коули терпеливо ждал. — Никогда до сих пор мне не приходилось встречать полицейского с усами, — вдруг задумчиво произнесла она. — А вдруг вы переодетый гангстер? — Все гораздо проще. Пару лет назад, после одного из… дежурств, врачи собирали мне челюсть по кусочкам, — объяснил Коули. — Получилось вполне сносно, но над верхней губой остался шрам. Вот мне и посоветовали отрастить усы, чтобы не путать нервных женщин. И детей… вроде вас, — неожиданно прибавил он. Ответить у Мэри просто не было сил. На нее вдруг навалилась неимоверная усталость: глотка бренди оказалось довольно, чтобы она почувствовала, как чертовски вымотали ее несколько бессонных ночей… Глаза у нее слипались. Ее охватило полнейшее безразличие ко всему на свете. Сейчас она никого не боялась, даже Джереми. Но как же болит голова… — Уж не перестарался ли я с бренди? — встревожился Коули. — Нет… — Скинув туфли, она забралась с ногами в кресло. — Тогда рассказывайте. — Не стану. Закрыв глаза, Мэри откинулась на мягкую спинку. Головная боль мало-помалу утихала, перед глазами мелькнула картина: Джей на качелях, в ярко-красном комбинезончике и желтой футболке, он смеется во весь рот… Коули недоумевал. С подобным ему еще не приходилось сталкиваться. Обычно жертвы разбойного нападения выкладывали ему все как на духу, порой даже много лишнего. Что-то тут не так… Либо этой особе с внешностью старшеклассницы самой есть что скрывать, либо… Тут могли быть варианты. Оставалось лишь ломать голову. Мэри прерывисто вздохнула во сне и свернулась калачиком, без труда уместившись в кресле. Допрос явно откладывался. Взяв с дивана клетчатый плед, Коули укрыл им спящую и направился к выходу. В прихожей он вкратце объяснил Лурдес в чем дело. Мексиканка лишь охала и крестилась. — Не будите ее. Я зайду завтра, — уже стоя в дверях, сказал Коули. — Но ведь завтра суббота, сэр… — Все равно зайду, если не возражаете. Пожалуйста, предупредите об этом хозяйку, когда она проснется. Высокая трава достигает колен. В ее руке доверчиво покоится теплая ладошка. Джей заглядывает ей в глаза и улыбается. Яркое полуденное солнце золотит кроны деревьев, роща звенит на разные голоса. Вдруг в птичий хор вплетается какая-то тревожная нота. Мэри вздрагивает и еще крепче сжимает ладошку сына. Где-то вдалеке рокочет гром. Они успеют дойти до дома, гроза далеко… А ведь они собирались принести домой букет полевых цветов! Мэри наклоняется, срывает нежный колокольчик… Лиловые цветки мелодично звенят, покачиваясь на легком ветерке. Джей хохочет. Но вдруг цветок рассыпается, и на ладони у Мэри остается странная белая пыль. Неведомо откуда налетает ледяной ветер. Силясь устоять на ногах, Мэри выпускает ручку сына… — Ма-а-а! Открыв глаза, Мэри сама едва не закричала — тело свело судорогой, сердце едва не остановилось от ужаса… Оглядевшись и увидев знакомую обстановку гостиной, она затрясла головой, но тотчас страдальчески сморщилась — больно… — Ма-а-а! А вот это уже не сон… Мэри мгновенно вскочила с кресла, сбросив плед на пол, и стремглав кинулась в спальню сына. Джей сидел на постели. Его била крупная дрожь. Он не плакал — широко раскрытые глаза уставились на мать. Подбежав к кроватке, Мэри обхватила руками маленькое тельце, уткнулась носом в теплые волосики и ласково прошептала: — Что, малыш? Приснился нехороший сон? — Мне холодно, ма… Такой сильный ветер. И… и цветочек рассыпался. Тут он расплакался — отчаянно и горько. Гладя его по спинке, Мэри силилась побороть ужас. Бред какой-то. Такого просто не может быть… Или она все еще спит?.. 2 Мэри лежала, глядя в потолок. О сне не могло быть и речи. Малыш, успокоившись, скоро безмятежно уснул. С нежностью взглянув на сонное личико, Мэри в который уже раз поклялась, что убьет всякого, кто посмеет причинить зло ее ребенку. Загвоздка была лишь в одном: первой ее жертвой должен был стать родной отец Джея… Господи, да если бы кто-нибудь шесть лет назад сказал Мэри, что все обернется именно так, она выцарапала бы тому глаза!.. Ей, девятнадцатилетней, Джереми казался воплощенным совершенством. Впервые увидев этого высокого широкоплечего парня, Мэри аж присвистнула. Такому бы в натурщики идти или в фотомодели. С руками оторвали бы! Получив в наследство от отца-американца рост и стать, Джереми унаследовал от японки-матери смуглость и разрез глаз. Волосы носил длинные, ниже плеч. Взглянув на них, Мэри наконец-то поняла, что такое пресловутое «вороново крыло». Долго глазеть на незнакомца было неприлично, и девушка отвернулась, но продолжала искоса наблюдать за тем, как смуглый красавец, скинув рубашку, демонстрирует новым приятелям приемы карате. Длинноногая Карен из кожи вон лезла, принимая самые что ни на есть соблазнительные позы, но непостижимый парень и бровью не повел, хотя прекрасно видел, подлец, ее старания. Рядом с подругой, щеголявшей в предельно лаконичной юбчонке, Мэри в своих шортиках и маечке смотрелась воробушком, посему скромненько стояла в стороне, переминаясь с ноги на ногу. — Пойдем. Дохлый номер, — сказала она Карен, когда июльское солнце порядком напекло ей голову. Однако та не привыкла сдаваться. — Увидишь, клюнет! Да не стой ты как истукан, — может, в этом все дело! Улыбнись хотя бы, кретинка! И тут терпение Мэри лопнуло. Она была не из разряда кротких овечек в кудряшках, поэтому решительно направилась к парням. Она понятия не имела, откуда свалился на их головы этот плейбой, — всех здешних ребят девушка знала по именам. Да это и не имело значения. В конце концов, они с подругой шли на реку купаться, и ей не терпелось поскорее оказаться в прохладной воде. Будь что будет! — Привет, парни! Погодка — что надо. Не находите? Кстати, о птичках… Видите, вон там девчонка чуть не выпрыгивает из юбки — у нее от жары мозги уже расплавились. Как насчет того, чтобы искупаться? — одним духом выпалила Мэри, готовая сквозь землю провалиться от своей выходки. Краем глаза она увидела, что Карен схватилась за голову. А те, к кому Мэри обращалась, буквально остолбенели. Видимо, она сразила их наповал. Затянувшееся молчание нарушил Джереми: — Юная леди намекает на то, что нам, как джентльменам, надлежит сопроводить вас на пляж? Но Мэри не ответила. Широко раскрытыми глазами она глядела на его обнаженную мускулистую грудь, лоснящуюся от пота, и с ней происходило что-то странное. Казалось, что она или вот-вот взлетит, словно птица, или… Рука как-то сама собой потянулась к рельефным мышцам, но Мэри вовремя опомнилась и сделала вид, что просто хотела поправить волосы. Наверное, она покраснела как рак, потому что Джереми поспешил ей на помощь: — Кажется, я угадал. Пит, Макс, возражений нет? Тогда вперед! По дороге на пляж воспрянувшая Карен трещала как сорока, а Мэри словно проглотила язык. Рано оставшись без матери, она не постигла многих женских тайн. В частности, кокетство было ей чуждо, а выставлять свои чувства напоказ она считала постыдным. Что уж говорить о всяких там заигрываниях и перемигиваниях… Впрочем, сейчас она мучительно стыдилась своего идиотского поступка. Просто Карен ее взбесила, демонстрируя свои прелести, словно проститутка из Санта-Фе. Но, может, все не так уж и плохо? В конце концов она добилась того, чего хотела — они идут купаться, и пусть Карен хоть лопнет от злости! А подружка и впрямь рассердилась не на шутку. Улучив момент, она схватила Мэри за руку: — Ну ты даешь! Неужели папочка не учил тебя, что инициатива всегда должна принадлежать парню? — Сильно подозреваю, что ничего бы ты не дождалась, даже если бы заголила задницу! — парировала острая на язык Мэри. Карен возмущенно фыркнула. Расстелив на белом песке пляжные полотенца, подруги разделись, причем каждая по-своему. Мэри совершенно по-мальчишески скинула шорты и стянула через голову майку, оставшись в одном купальнике, а вот Карен устроила маленький, но довольно профессиональный стриптиз. Джереми, лениво растянувшись на берегу, созерцал пейзаж. Раскосые глаза лишь пару раз скользнули по длинным ногам Карен. Однако усилия «стриптизерши» не пропали даром — белокурый Пит был сражен насмерть, о чем свидетельствовал кирпичный румянец, тотчас окрасивший его загорелые скулы. Мэри тоже покраснела — от стыда за подругу. Она стремительно вскочила и опрометью понеслась к реке. Бултыхнувшись в воду, она поплыла куда глаза глядят, не желая присутствовать при этом спектакле. Ведь они купаться сюда пришли, а не танец живота исполнять! Холодная вода быстро успокоила девушку, к тому же плавать она любила и делала это мастерски. Чуть погодя, приустав, Мэри легла на спину и блаженно зажмурилась. К действительности ее вернул бархатный голос: — Не переживай, малышка. Каждый выставляет напоказ то, что имеет… Нелепо взмахнув руками от неожиданности, Мэри с головой ушла под воду, но сильные руки тотчас сомкнулись вокруг ее талии. — А ну-ка пусти! — возмутилась девушка, вырываясь. — Я вовсе не котенок в бочке, не бойся! Джереми тотчас послушался. — Да, ты не котенок в бочке… — задумчиво произнес он. — Ты кошечка на солнышке. Кстати, на солнце ты совсем рыжая… Мэри уставилась на него во все глаза. Неужели он перепутал ее с Карен? — Ты… Что ты себе вообразил? — ахнула она. — О чем ты? Ты не оставила простора моему воображению, — загадочно ответил Джереми. Взгляды их встретились, и Мэри поняла, что сейчас утонет, но вовсе не в реке, а в этих черных как ночь глазах. — Давай поплывем назад! — взмолилась она, теряясь от нахлынувших чувств, имени которым не знала. — Давай… только вместе, — ласково улыбнулся Джереми. После этого они и были вместе. Всегда. Везде. Никто не мог ничего понять. Ни Карен, побушевавшая немного, но быстро утешившаяся, обретя в лице крепыша Пита преданного поклонника. Ни отец Мэри, пришедший в неописуемый ужас… — Господи, детка! — воскликнул Майкл Хадсон, когда дочь объявила ему о том, что выходит замуж. — Как же так? Да кто он такой, этот твой Джереми? Каратист-недоучка! Груда мышц, не обезображенных интеллектом! — Папа, пойми, — в который уже раз принялась втолковывать ему Мэри, — он прекрасный фотограф! Пусть ему всего двадцать четыре, но уже сейчас его работы могли бы сделать честь любой самой престижной выставке! Вот увидишь, у нас получится! — Да, но как же твои стихи, песни? — растерянно спросил отец. — Неужели все бросишь? Твое стихотворение стало истинным украшением моего последнего романа… Это настоящая жемчужина! — Да не стану я ничего бросать! — кинулась на шею отцу Мэри. — Я люблю его, папа! — А ты подумала, что он сможет тебе дать? Оценит ли твою любовь? Господи, почему Эстер так рано оставила нас… — Отец прикрыл глаза и потер лоб. — А за кого бы ты хотел выдать меня замуж, папа? — тихо спросила Мэри. — Не знаю, детка… Мы с тобой об этом как-то не говорили, и сам я не размышлял на эту тему… Но, похоже, мне не хочется видеть тебя замужней дамой, — неожиданно заключил отец. — Так ты уготовил любимой доченьке участь желчной старой девы? — звонко расхохоталась Мэри. — Нет уж, папочка! А знаешь, — уже серьезно сказала она, — я ведь и сама никогда не помышляла о замужестве. Покуда не встретила Джереми… — Сейчас ты как никогда похожа на мать, девочка. — Майкл Хадсон невесело улыбнулся. — Собственно, я фактически украл ее у родителей, не имея ни гроша за душой. Пока удача мне не улыбнулась, Эстер стоически делила со мной все невзгоды… Даже когда ты была совсем малышкой, она ухитрялась недурно зарабатывать переводами. Может, именно это стоило ей здоровья… а в конечном итоге и жизни?.. — Отец помолчал. — Маленькая моя, подумай еще раз! Выдержишь ли ты? Неизвестно ведь, как все обернется… — Мне одно известно, — Мэри вздернула подбородок, — я люблю его! — А он? Детка, да любит ли он тебя? Позже Мэри не раз задавала себе этот вопрос… Но гораздо позже. Тогда же она просто обезумела. А узнав, что Джереми осиротел пяти лет от роду, потеряв родителей в авиакатастрофе, едва с ума не сошла от жалости. Симпатичная старая дева Элизабет Уаттон, приемная мать Джереми, этим летом перебралась сюда, в маленький городок в Айдахо, поближе к младшей сестре, которая была замужем за владельцем местного фотоателье. Джереми, с детства увлекшийся фотографией, тотчас стал ассистировать дяде Крузу… Увидев альбом своего избранника с фотографиями разных лет, Мэри пришла в неописуемый восторг. Особенно понравилась ей одна — странный, как будто дымчатый пейзаж. Каменистый берег, безмятежное море на восходе, крошечная лодка под парусом, а в правом нижнем углу на переднем плане — ветка цветущей вишни… Увидев загоревшиеся от восхищения глаза девушки, Джереми тотчас подарил ей снимок. Сам он при этом сиял, словно новый пятицентовик. В Джереми ей нравилось все. Порой даже казалось, что у него нет изъянов. Но однажды, когда Мэри спела ему под гитару свою новую песню, он смущенно признался: — А вот мне на ухо, видимо, наступил гризли… — Ты просто не можешь себе представить, как же это здорово! — воскликнула девушка, бросаясь ему на шею. — Что — здорово? — опешил Джереми. — Что у тебя есть хоть один недостаток! А то я уж было подумала, что ты — совершенство. А каково мне будет жить с совершенством? Тогда оба они хохотали до колик, обнявшись, потом принялись целоваться… В этой самой крошечной комнатке на квартире у тети Лиз все и произошло у них впервые… Впрочем, девушка, чуть более искушенная в любви, чем Мэри, тотчас поняла бы, что опыт в амурных делах у Джереми был немалый. Но она ничего не понимала, да и не желала понимать. Ее любимый был бесконечно нежен, ласков и предупредителен, а Мэри некому было запугать ужасами первой брачной ночи. Словом, все получилось как бы само собой… Когда он медленно раздевал Мэри, она не ощущала стыда, изумившись лишь тому, что ее успевшая загореть за лето кожа в сравнении со смуглым телом Джереми кажется молочно-белой… Не отрываясь глядела она в его глаза, вначале робко, а затем все смелее касаясь ладонью мускулистой груди. С первого дня их знакомства ей хотелось этого… Где-то, на грани сознания, промелькнула мысль, что ее, словно металлическую скрепку, притягивает мощным магнитом: сколько ни сопротивляйся, все равно не поможет… Но ей незачем было сопротивляться — ведь они уже решили, что будут вместе всегда, всю жизнь… Ладонь Джереми осторожно легла ей на грудь. Мэри подалась вперед всем телом, полузакрыв глаза и подставляя ему для поцелуя губы. — Не боишься? — еле слышно спросил Джереми. — А ты? — еще пыталась шутить девушка. — Моя маленькая храбрая рыжая кошечка, — ласково улыбнулся Джереми. — Какая же ты кроха! Мне кажется, ты вся у меня на ладони… Я сделаю все, чтобы ты была счастлива… И вдруг, вместо того чтобы поцеловать в доверчиво полураскрытые губы, жадно приник к ее соску. Мэри вздрогнула от неожиданности, но спустя мгновение ей уже казалось, что целоваться в губы — величайшая глупость на свете… Ладони Джереми нежно поглаживали ее обнаженную спину, и от этих касаний словно ток пробегал по всему телу Мэри. Джереми не торопил событий, выжидая, пока врожденный инстинкт, дремлющий в каждой без исключения женщине, не подскажет Мэри, что надо делать. В этом и состоит величайшая мудрость любви, потом объяснял он ей. А чуть позже он поведал ей о втором золотом правиле хорошего любовника: чтобы получить истинное наслаждение от любовного акта, мужчине надлежит сначала сделать счастливой женщину… Пробудившаяся страсть не дала Мэри ощутить ни боли, ни страха, ни стыда… Взгляд Джереми гипнотизировал, пробуждая чувственность впервые в ее жизни. И вот она уже не понимала, как могла жить до сих пор, не зная объятий любимого, не ведая волшебства его ласк… Словно туман окутал сознание, и Мэри вскрикнула, прильнув к груди Джереми, слегка влажной от испарины… Нежно целуя вспухшие губы и поглаживая ладонью по рыжим волосам, Джереми что-то говорил, но поначалу она не различала что. Наконец услышала: — Ты моя, кроха… Только моя. Навсегда моя… Слова звучали неким магическим заклинанием, и Мэри послушно кивнула. Говорить у нее не было сил. — Да известно ли тебе, какая ты потрясающая женщина? — вдруг усмехнулся Джереми. — Хотя что ты в этом понимаешь… Мне крупно повезло. Неужели это правда? Мэри была совершенно ошеломлена. В тот день все было у нее впервые. Ведь до этого Мэри даже с мальчишками в школе не целовалась, за что служила дежурной мишенью для насмешек ушлой в амурных делах Карен. Опомнившись, она прошептала: — Тебе… тебе было хорошо со мной? Мгновение Джереми глядел на нее как на диковинного зверька, а потом расхохотался так, что Мэри не на шутку перепугалась. Отсмеявшись, он спросил: — Да известно ли вам, леди, что такие вопросы — привилегия джентльмена? С какой далекой планеты спустились вы на нашу грешную Землю? И Мэри спрятала пылающее лицо на его груди. На собственной свадьбе Мэри была словно во сне. Она отчетливо запомнила лишь букет пунцовых пионов на столике в мэрии, почему-то пахнувший свежими огурцами… Кто-то тормошил ее, кто-то целовал, но Мэри не видела ничего, кроме лица Джереми, склонившегося к ней, — ведь даже в босоножках на высоченных каблуках она не доставала ему до плеча. Лишь накануне церемонии она сдалась, уступив его настойчивым просьбам, и купила в супермаркете длинное кремовое платье без рукавов и с глубоким вырезом. Увидев Мэри в этом наряде, выходящую из примерочной, Джереми решительно заявил: — Все! Джинсы и шорты — на свалку! Моя жена должна быть истинной женщиной, загадочной и обольстительной. — А кого я должна обольщать? — воззрилась на него недоумевающая Мэри. — Кого? Да меня, кроха! Каждый божий день… — И Джереми, склонившись, нежно поцеловал ее в губы, потом прильнул к трогательной ямочке у основания шеи. Не отрываясь, он шепнул: — А не заняться ли нам любовью прямо в примерочной, кроха? Ей-богу, никогда еще не видел тебя такой! Обняв его за шею и уже хватая ртом воздух, Мэри отчетливо поняла, что ни в чем не может ему отказать. Однако Джереми вовремя опомнился. — Ну, полно баловаться! Еще платье помнем… Расплачиваемся — и домой. А дома, баюкая утомленную любовными ласками Мэри в объятиях, он неожиданно спросил: — Неужто ты на самом деле готова была отдаться мне прямо в супермаркете? Вопрос прозвучал как шутка, но Мэри ответила совершенно серьезно: — Для тебя я готова на все, и ты прекрасно это знаешь. Про себя же она твердо решила в ближайшие дни пополнить свой гардероб, состоявший в основном из пресловутых джинсов и шортов, несколькими платьями. Что еще нужно из одежды новоиспеченной жене, Мэри представляла себе довольно смутно. Тут подоспела на помощь Карен. Вдвоем они составили весьма основательный список, из которого Мэри решительно вычеркнула всякие там кружевные поясочки-чулочки. Подруга визжала как резаная: — Ты ополоумела, детка! Это же самое необходимое! Джереми просто разум потерял, коль польстился на такую деревенщину! — Но я же просто не смогу этого надеть. Кружева, оборочки мне как корове седло, — стояла на своем Мэри. — Не прибедняйся. Хоть ты и коротышка, но у тебя классные ноги, это даже я признаю! И потом, иногда надобно что-то надеть лишь для того, чтобы кто-то это с тебя снял, — наставляла приятельница. — Что ж, не хочешь — не надо. Только не пеняй на судьбу, если какая-нибудь клевая телка, сверкнув подвязками, уведет у тебя мужа! Потом Карен, чертыхаясь, ползала по полу, подшивая подол подвенечного платья, затем они до хрипоты спорили, какую прическу сделать невесте. Карен настаивала на высокой и замысловатой, Мэри колебалась. В конце концов победила подруга… И вот Мэри в последний раз оглядывала себя в зеркале. Неожиданно распахнулась дверь ее комнаты, и перед ней предстал Джереми, наплевавший на поверье, что видеть нареченную в свадебном наряде до начала церемонии — дурной знак. С минуту они глядели друг на друга. Идеально сидящий черный костюм лишь подчеркнул экзотичность внешности жениха, а белый крахмальный воротничок — смуглость его кожи. Но вот Джереми, тихо рассмеявшись, ласково коснулся волос невесты и принялся одну за другой вынимать из прически шпильки. Непокорные рыжевато-каштановые кудри привычно рассыпались по плечам. Карен в голос застонала. — Теперь ты снова моя кроха, — нежно произнес Джереми, целуя невесту. Он вынул из вазы, стоявшей на туалетном столике, белую полураскрытую розу и воткнул ее в волосы Мэри… Майкл Хадсон во время церемонии хранил гробовое молчание и выглядел задумчивым, хотя Джереми при первой же встрече удалось расположить к себе будущего тестя. — Милый парень, — признался он потом дочери, — вот только не знаю, каким мужем он тебе станет… Когда шумная компания высыпала из здания мэрии на зеленую лужайку, Джереми расставил всех гостей рядами, установил «Асахи» на штатив и поставил камеру на автоспуск. После чего успел подхватить на руки молодую жену и усадить ее себе на плечо. Снимок получился ужасно смешной: Мэри хохочет, ветерок треплет ей волосы, а Джереми с комичной суровостью взирает на нее снизу вверх… Отец новобрачной, чуть прищурившись, глядит на молодую чету — по выражению его лица ничего нельзя прочесть. Карен стоит под руку с Питом, на ее лице отчетливо читается черная зависть. Эту фотографию Мэри хранила по сей день… Неужели все это было с нею? Нелепость, чушь… Все это произошло с другой женщиной, в другой жизни. Жалеет ли она о случившемся? Но об этом надо спрашивать у той, другой Мэри. Новая же не знает жалости ни к милым воспоминаниям, ни к себе самой… Мэри в который раз взглянула на часы. Только половина четвертого. В комнате за стеной посапывает теплый комочек. Господи, какая же она неблагодарная тварь! Разве можно жалеть о том, что было, забывая о том, что есть? Ради этого теплого комочка она осталась в живых. Ради него вытерпит все. И ради него будет счастливой, черт подери! На стене спальни тени от ветвей, покачивавшихся от ночного ветерка, причудливо переплетались. Словно загипнотизированная глядела Мэри на их танец, стараясь ни о чем не думать. Вскоре после свадьбы молодые по обоюдному согласию переехали в Лос-Анджелес, где сняли небольшую квартирку. В одной из комнат Джереми намеревался оборудовать съемочный павильон. Но денег у него хватало лишь на мало-мальски приличную аппаратуру. У Мэри же были кое-какие сбережения. После окончания школы она два года честно отработала литературным секретарем отца, чьими книгами зачитывались до одури обыватели. Создав пару-тройку серьезных романов, Майкл Хадсон понял: чтобы прокормиться писательским трудом, надо быть непритязательнее, и стал старательно убеждать самого себя в том, что нет ничего важнее, чем дарить людям радость. Порой он доверял дочери сочинение целых глав, нередко вставлял в романы ее стихи, а часть гонораров исправно перечислял на ее банковский счет. — Этих денег нам вполне хватит на первое время, — утешала Мэри взгрустнувшего мужа. — Вот увидишь, дела твои скоро наладятся, и тогда… — И все-таки меня тошнит от перспективы сесть на шею жене, — вздыхал Джереми. — Как? Как ты сказал? — хохотала Мэри. — А знаешь, в такой позе заниматься любовью мы еще не пробовали! Заканчивались подобные разговоры в постели, где у молодой пары не было ни проблем, ни печалей. Будь Мэри чуть поопытнее, она бы поняла, какого восхитительного любовника подарила ей судьба в лице Джереми. Сама же она оказалась на диво способной ученицей, — по крайней мере, так утверждал Джереми, покрывая поцелуями ее пылающее после любовных утех лицо. Скоро выяснилось, что даже при таланте Джереми, найти для него работу в Лос-Анджелесе — задача не из простых. К тому же, когда ему приходилось снимать фотомоделей для рекламы, он выкладывал кругленькие суммы стилисту за прическу девушки, а визажисту — за макияж. Если прибавить к этому расходы на фотоматериалы и печать фотографий, то арифметика выходила неутешительная. Когда Джереми делалось особенно грустно, он принимался снимать жену. А поскольку случалось это частенько, Мэри вскоре могла похвалиться портфолио, достойным профессиональной фотомодели. Впрочем, о карьере такого рода с ее ростом нечего было и мечтать, да Мэри и не мечтала, вынашивая совершенно иные планы. Узнав, сколько стоит курс обучения в школе визажистов, Мэри схватилась за голову: жалких остатков ее прежнего богатства для воплощения в жизнь этой идеи явно недоставало. Тогда она обратилась за помощью к отцу — в первый и последний раз, — клятвенно заверив Майкла, что вскоре вернет ему все до цента. Джереми хранил угрюмое молчание… Майкл откликнулся тотчас же, выслав требуемую сумму. Однако письмо его искренне опечалило дочь. И дело было вовсе не в том, что он противился ее затее, — нет, отец лишь умолял Мэри не бросать стихов. Дело было в другом. Письмо отца было насквозь пропитано откровенным неверием в Джереми, в его силы, талант, даже в его любовь к ней… Прочтя письмо, Мэри горько заплакала, а Джереми, стоя перед нею на коленях и покрывая поцелуями ее руки, твердил, что все будет хорошо. И снова, в который уже раз, постель оказалась единственным прибежищем от горестей для них обоих… На курсах Мэри, по словам одной из преподавательниц, оказалась единственной, кто не знал, с какого конца открывается тюбик губной помады. А что удивительного? Ведь она лишь смутно помнила, как мать что-то эдакое делала перед зеркалом, а в школе в отличие от большинства подруг откровенно презирала косметику, считая ее изысканной формой лжи. Поначалу над нею подтрунивали вовсю, но вот начались уроки рисунка — и Мэри изумилась себе самой. Она стала рисовать так легко, как плывет щенок, брошенный в реку, не подозревавший до этого в себе подобной способности. Постепенно шутки смолкли, сменившись откровенно завистливыми перешептываниями. Когда дело дошло до практических занятий, Мэри стремительно обставила однокурсниц. Теперь вокруг нее словно образовался вакуум. Преподаватели расхваливали «малышку» на все лады, подруги скрежетали зубами… Ей же хотелось кричать: «Не знаю, ради чего делаете это все вы, а я — ради моего любимого! Что странного в том, что мне легче, чем вам?» Взрыв был неизбежен. И вот однажды самая лихая студентка, француженка Николь, раздосадованная очередным триумфом «малявки» на экзамене, плеснула Мэри в лицо кока-колой из бумажного стаканчика и подожгла при всех ее конспекты. И нервы той не выдержали. Вспомнив детские игры с мальчишками, Мэри вихрем налетела на крупную Николь, повалила ее и, оседлав, принялась поливать кока-колой, но уже из бутылки. Вошедшая директриса в буквальном смысле слова онемела, затем объявила, что обе отчислены. Если Николь сертификат об окончании курсов, помещенный в рамочку, нужен был лишь для украшения собственного будуара, то для Мэри он был залогом всего, в том числе и семейного счастья. По крайней мере, так она чистосердечно полагала… Вечером, собираясь домой, преподавательница рисунка, добрейшая миссис Густавсон, услышала глухие рыдания. Немалых трудов стоило ей извлечь скорчившуюся в три погибели Мэри из уголка вестибюля, где та пряталась за кадушкой с пальмой. Взглянув в ее зареванное лицо, миссис Густавсон потребовала объяснений. Получив таковые, долго не могла опомниться, затем неожиданно спросила: — Кто, говоришь, оплатил твое обучение на курсах? Мэри ощетинилась, услышав в словах преподавательницы скрытый упрек в адрес ее драгоценного Джереми. — Ого, вот это глазищи! — улыбнулась миссис Густавсон. — Девочка, да ты, сдается мне, крупно попалась… Ну ладно, утрись. Посмотрим завтра, что можно придумать, а пока ступай-ка ты домой, под крылышко к возлюбленному. Глядишь, с такой женушкой, как ты, он станет когда-нибудь знаменитым… Мэри так и не узнала, что придумала миссис Густавсон, но на следующий же день ей выдан был вожделенный сертификат — на целых три месяца раньше положенного срока. Домой она летела словно на крыльях. Вбежав в квартиру, запыхавшаяся Мэри увидела Джереми — голый до пояса, он сосредоточенно отрабатывал некий замысловатый прием карате. Мэри всячески поощряла то, что муж не бросает тренировок, ведь по его словам, это помогало поддерживать в форме не только тело, но и дух, а сейчас для Джереми это было особенно важно. — Посмотри! — Она кинулась ему на шею. — Гип-гип ура! Мы победили! Реакция мужа насторожила бы Мэри, не будь она так возбуждена. Взяв в руки сертификат, Джереми повертел его в руках. — Ты у меня молодчина, кроха, — сказал он, возвращая ей бумагу. — Мы с тобой еще горы своротим… Как ровно прозвучал его голос, как спокойно… Но Мэри старательно шала от себя тревожные мысли, повиснув у него на шее… Так хорошо, как в ту ночь, ей никогда прежде не бывало. Казалось, только теперь они с Джереми стали наконец-то единым целым в полном смысле слова. Судорожно ловя ртом воздух, Мэри льнула щекой к плечу мужа. Чуть погодя Джереми с легким удивлением произнес: — Нынче ты превзошла самое себя, кроха. Кажется, я и впрямь неплохой учитель… Скоро выдам тебе свой сертификат. Большей похвалы для Мэри и быть не могло. В этот миг она окончательно забыла, как прохладно отнесся муж к ее выстраданному триумфу… Поначалу Мэри казалось, что судьба им улыбается. Чем иным, нежели милостью фортуны, можно было объяснить то, что Джереми за полтора месяца получил один за другим сразу пять выгоднейших заказов? Трудилась она как пчелка, выполняя на съемке обязанности не только визажиста, но и парикмахера, и ассистента фотографа. А порой, когда требовался особенно сложный свет, держала на вытянутой руке увесистый софит. Под конец дня у нее просто отваливались руки, ломило поясницу, перед глазами плясали разноцветные искорки… — Если так дальше пойдет, скоро на нас с тобой прольется золотой дождь, — смеялся Джереми, вдохновленный успехом. Мэри лишь устало кивала и опрометью бежала на кухню готовить ужин, а Джереми растягивался во весь рост прямо на полу… Однако идиллия длилась недолго. Вскоре стало ясно, что Джереми при всем своем очевидном таланте просто не способен сдать в срок ни единого заказа. Мотивировал он это чем угодно: стремлением к высочайшему качеству, неспособностью халтурить… Отдуваться приходилось Мэри: она носилась по заказчикам, уламывая, умоляя. Однако все было тщетно: из пяти заказов они получили деньги лишь за два. Золотой дождь явно проходил стороной. Очень скоро молодая парочка вновь оказалась на мели. Джереми в кратчайшие сроки стяжал репутацию отъявленного лодыря, хотя талант его признавали даже те, кому он изрядно потрепал нервы. И Мэри решилась. С молчаливого согласия мужа стала сотрудничать с другими фотографами. Ранним утром, подхватив чемоданчик с косметикой, отправлялась она на съемки и возвращалась иногда поздней ночью. В квартире ее ждал полнейший кавардак, а на диване — голодный Джереми, который просто понятия не имел, как обращаться с микроволновкой… Но картина эта вызывала у нее лишь улыбку: беспомощность мужа в области банального быта казалась Мэри ужасно трогательной и милой. Теперь телефон в их квартире звонил, не умолкая, а Мэри лишь успевала делать в органайзере очередную пометку, куда и в котором часу ей явиться. Вскоре пришлось обзавестись пейджером, но беспрестанный писк неописуемо раздражал Джереми. По его выражению, эта «гадость» визжала как мышь, которой прищемили хвост мышеловкой. Нервы мужа были на пределе. Понимая это, Мэри умудрялась всеми правдами и неправдами добывать для Джереми выгодные заказы, всюду таская с собой портфолио из лучших работ мужа. Вскоре она свела знакомство почти со всеми известными фотографами Лос-Анджелеса, которые прозвали ее эльфом — так легка была Мэри на подъем. Она дико выматывалась, поэтому нисколько не удивилась, когда все наперебой стали твердить ей, что она неважно выглядит… Приползая домой, она кормила мужа, маленьким вихрем проносилась по квартире с пылесосом, а потом садилась прямо на пол в комнате, служившей съемочным павильоном, и глядела на стену, где в узенькой рамке висел тот самый дымчатый пейзаж с веткой вишни. Мэри любовалась им подолгу, не отрывая взгляда, — и вот по морю пробегала легчайшая рябь, а веточка начинала покачиваться от дуновения свежего утреннего ветерка… Иногда она засыпала прямо на японской циновке-татами, покрывавшей пол, и Джереми относил ее, сонную, в постель. Там все проблемы, не исключая самых серьезных, вроде очередной деловой неудачи Джереми или отсутствия денег на оплату жилья, казались сущей чепухой. Джереми по-прежнему был в прекрасной физической форме, и, позабыв о смертельной усталости, Мэри страстно отвечала на супружеские ласки. Однако силы ее мало-помалу таяли. Из-за непрекращающейся дурноты ей приходилось отказываться от выгодных заказов. Глядя по утрам в зеркало, Мэри приходила в отчаяние — уже ничем нельзя было скрыть черные тени под глазами, ввалившиеся щеки… Неужели она заболела? Все разъяснилось после первого же визита к врачу. Отвез ее туда прямо из своей студии, где Мэри грохнулась-таки в обморок, фотограф-авангардист Джефферсон Линтон, иссиня-черный негр с небесно-голубыми волосами и серьгами во всех местах, для этого мало-мальски пригодных. Осмотрев Мэри, врач торжественно объявил Джефу, которого принял за ее мужа, что тот через полгода станет отцом, и посоветовал беречь жену. — Хоть она у вас и крепкая, но таким малышкам зачастую нелегко приходится во время родов. Она должна поднабраться сил, — сказал на прощание врач. Джеф серьезно кивал, а Мэри опомниться не могла от свалившегося на нее счастья. Она-то, дурища, считала неразбериху со своими «критическими днями» следствием усталости! Джеф, не слушая никаких возражений, подвез ее к дому и, проводив до входной двери, сказал без улыбки: — Завидую твоему ниндзя, малютка. И передай ему: если он не будет теперь носить тебя на руках даже в сортир, то это стану делать я! Мэри взлетела по лестнице, как на крыльях, и застала в квартире пятерых незнакомых парней, которым муж показывал какие-то приемы… В последнее время студия частенько превращалась в спортивный зал — Джереми решил, что недурно будет подзаработать в качестве тренера по карате и кикбоксингу. Мэри безропотно согласилась, видя, что любимый вновь падает духом, а вечерами покорно убирала разбросанные по всей квартире пустые банки из-под пива и кока-колы… Оглушительно хлопнув дверью, Мэри, словно не замечая посторонних, кинулась на шею мужу и, приникнув к его уху, шепотом поведала потрясающую новость. Джереми и впрямь был потрясен. Косясь на окаменевшее лицо «сенсея», парни один за другим исчезли. Джереми молчал. — Кроха моя, — произнес он наконец, — ты ведь моя… Только моя! Как же теперь?.. У Мэри похолодело сердце. Жалко улыбаясь, она выдохнула: — Но разве… Неужели ты думаешь, что я собираюсь с кем-то тебя делить? Джереми устало опустился на циновку. — Послушай, детка. Дела мои из рук вон плохи. Обзавестись ребенком мы всегда успеем, а сейчас… — Но это же наш малыш! — отчаянно закричала Мэри. Видя, как она стремительно бледнеет, Джереми вскочил, подхватил жену на руки и принялся шептать ей на ухо ласковые слова. И вот Мэри уже не помнила себя, тая от страсти в кольце сильных рук… Джереми еще несколько раз пытался заговорить о несвоевременности прибавления в их семействе, но Мэри стояла насмерть, уверяя, что все наладится. Послушно принимая витамины, выписанные врачом, она вскоре почувствовала себя лучше, поэтому продолжила ездить на съемки. С той лишь разницей, что теперь фотографы, жалея своего «эльфа», присылали за нею машину. Поначалу Джереми, казалось, взялся за ум и несколько съемок провел просто блестяще. Довольные заказчики не скупились, выписывая чеки. Но хватило его ненадолго… Лишь позднее Мэри поняла: Джереми просто был не создан для систематического труда ни в какой области. За периодами деловитости у него неизменно следовали приступы глубочайшей депрессии. Единственное, что радовало его, — это тренировки, но их он тоже частенько отменял, пролеживая целыми днями на диване с книгой, вроде «Жизнеописания Лао-цзы»… Это и печалило Мэри, и одновременно радовало — очень уж несимпатичны были ей хмурые парни, воспитанники мужа. Впрочем, ей было не до того, чтобы доискиваться причин своей антипатии — стояло лето, самая урожайная на натурные съемки пора… Потом Мэри не раз спрашивала себя, в ее ли власти было остановить тогда приближавшуюся катастрофу. Она чистосердечно полагала, что просто «упустила» Джереми. Хватит! От этих воспоминаний делается так больно, что хочется выть… Все не раз прокручено в памяти. Не пора ли остановиться? Светало. Мэри вновь взглянула на часы. Без четверти шесть. Неужели уснуть так и не удастся? Она опустила веки, потом прижала ладони к лицу… Утренний свет все равно сочился сквозь пальцы, от него делалось больно глазам. Неужели ее все-таки контузило? Как же болит голова… Мэри нехотя встала, поплелась в ванную и стала рыться в аптечке в поисках парацетамола. Взгляд упал на пузырек йода, и она тотчас вспомнила вчерашнего полицейского. По первому впечатлению этот тип прост, как угол дома… Впрочем, она не намеревалась с ним откровенничать. Ну а если он все же заявится, придется деликатно выставить его за дверь. Это ее право. И тут в гостиной взорвался звоном телефон. Мэри кинулась туда как ошпаренная, боясь, что трезвон разбудит Джея, но, протянув руку к аппарату, вдруг застыла. На лбу выступила испарина. Это еще что за новости, одернула себя Мэри и решительно схватила трубку. 3 — Аврал, малыш, аврал! — заорала ей в ухо трубка голосом Алекса. Мэри слабо охнула и опустилась в кресло. Похоже, уик-энд накрылся. — Говори, мучитель, — обреченно вздохнула она. — Только не вопи так — голова раскалывается… — Если у тебя голова раскалывается, малыш, что тогда делает моя? — уже гораздо тише спросил Алекс. — Вчера я надрался так, что даже Клэр изумилась. Собственно, она и разбудила меня час тому назад, поведав о вчерашнем… — И мне надлежит нестись к тебе с ящиком ледяного пива? — язвительно поинтересовалась Мэри, потирая виски. — Все гораздо хуже! Оказывается, вчера на моей выставке побывал один парфюмер. Так вот, ему позарез нужна реклама новых духов «Мадонна». Причем срочно! Пару недель назад он заказал ее Питеру Бруксу, но тот облажался. И этот толстосум, посмотрев мои картинки, во всеуслышание объявил, что разрывает контракт с Бруксом. Нам светят сказочные бабки! Короче, малыш, у тебя полчаса на сборы. — Час, — решительно поправила его Мэри. — И пришли за мной машину. — Что, твой «клоп» приказал долго жить? — Не в этом дело, — Мэри начинала сердиться. — Я не в форме. — Вот те на… Мне казалось, ты рано уехала. Ладно, так уж и быть — в половине восьмого Клэр за тобой заедет. Ну, разумеется, ехидно подумала Мэри, подружка Алекса свежа как майский ландыш, ведь фотомоделям спиртное строжайше заказано, а Клэр трясется над своей внешностью, не позволяя себе ни малейших излишеств. Максимум, на что она вчера отважилась — это окунуть язычок в шампанское… — Угадать с трех раз, кто модель? — хмыкнула Мэри. — Да ладно тебе… Клэр уже чистит перышки. Так что ты тоже собирайся — и вперед! — Ой, еще одно условие, — спохватилась вдруг Мэри. — Джей поедет со мной, а то мне не с кем его оставить. Лурдес отправилась в Нью-Джерси к сыну. И попрошу не давать ему смотреть картинки в «Пентхаусе», как в прошлый раз! — Договорились… — уныло протянул Алекс. — Только скажи парню для острастки, что ежели будет мешать, — зажарю и съем! Ну, до встречи! Положив трубку, Мэри еще несколько минут просидела в кресле без движения. Алекс не впервые ломал ее планы, но сегодня «сюрприз» был совсем уж некстати. Мало того что придется отложить поход в музей с сыном, она просто валится с ног после очередной бессонной ночи. Но делать было нечего, и Мэри поплелась в ванную… Стоя под ледяным душем, она ждала, когда утихнет боль в висках, но тщетно. Продрогнув до костей, она выключила воду и отправилась одеваться. Натянув черные джинсы и белую майку-безрукавку, Мэри, подумав, надела сверху клетчатую рубаху размеров на пять больше, чем ей требовалось. Поглядев на себя в зеркало, измученная женщина только вздохнула. Оно отражало неприкрытую правду жизни в виде потухших глаз, обведенных темными кругами, и землистой бледности щек. Плевать, подумала Мэри, яростно расчесывая волосы щеткой… Гораздо хуже было то, что голова болела по-прежнему. Неужели она так и не приняла парацетамол? Или у нее на самом деле провалы в памяти? Достав из аптечки таблетку, Мэри сунула ее в рот, потом, подумав, взяла еще одну. Готовя на кухне завтрак для сына, Мэри снова услышала телефонный звонок. Наверняка с похмелья Алекс запамятовал сказать ей нечто чрезвычайно важное. — Ну что там еще, изверг? — рявкнула она в трубку. В ответ — тишина… Мертвая, неестественная. У Мэри вдруг пересохло во рту, унявшаяся было головная боль тотчас вернулась. Трясущейся рукой Мэри бросила трубку. Она даже не пыталась анализировать, что так испугало ее, просто без сил опустилась на табурет и замерла, — словно зверек, заслышавший поступь подкрадывающегося охотника… — Ма-а… На пороге кухни возник заспанный Джей в одних трусиках. Мэри молча раскрыла ему объятия, и малыш, прошлепав босыми ногами по полу, ткнулся носом ей в колени. Надо было срочно брать себя в руки. Мэри объяснила сыну, что они едут в мастерскую к Алексу и велела поскорее одеваться. Джей не спорил, только попросил: — А можно взять с собой моего Томогучи? Если с ним долго не играть и не кормить его, он заболеет… — И все взрослые будут целый день слушать его писк? Мэри не особенно жаловала странного виртуального зверька, подаренного внуку дедушкой Майклом, и понятия не имела, как с ним следует обращаться. Но Джей обожал игрушку, даже спать ее клал рядом с собой. А малыш уже крепко обнимал маму. — Он не будет никому мешать, вот увидишь! Мы с ним станем потихонечку играть… Мам, а когда ты была маленькая, у тебя был Томогучи? — У меня была нормальная живая собака! Марш одеваться и чистить зубы — завтрак на столе! Когда через полчаса раздался звонок в дверь, оба — и мать, и сын — были готовы. Свежая и бодрая Клэр в салатовом топике и белых джинсах ворвалась в квартиру подобно смерчу. — Бегом, ребята! Удачу надо ловить за хвост и держать крепко! А ты чего, с левой ноги встала? — подозрительно уставилась она на Мэри. — Ну и видок у твоей мамочки, Джей, словно ей всю ночь привидения спать не давали… Клэр, сама того не зная, угодила в точку. Мэри устало вздохнула: — Полно болтать, поехали. Расскажешь по дороге, чего от нас хотят… Хотя все время, пока они добирались до студии, Клэр не закрывала рта, Мэри так и не удалось понять, что надо заказчику. Она полуприкрыла глаза, стараясь хоть немного отдохнуть, — рабочий день обещал быть напряженным. Джей на заднем сиденье возился с электронной игрушкой. Оттуда временами слышался писк. Виски снова мало-помалу начало сдавливать. Действие таблеток кончалось что-то уж чересчур быстро, с тревогой подумала Мэри… — Этот Джошуа Митчелл — крутой мужик, к тому же обаяшка, — трещала меж тем Клэр. — Сейчас запускает в производство новые духи. Давал мне вчера понюхать пробничек, такая прелесть! Так вот, он заказал нам фоторекламу, предоставил Алексу полную свободу творчества. Видела бы ты, как тот надулся от гордости! — Ты бы хоть с утра губы так не мазала… — устало вздохнула Мэри. — Да и огненно-рыжих мадонн я что-то ни на одной картине не видала. — Ну ты-то у нас волшебница! И лицо мое знаешь как никто другой. Увидишь, все получится, — уверенно заявила Клэр, подруливая к дверям фотостудии. Алекс метался по павильону, словно раненый зверь. — Здорово, малыш! — приветствовал он Мэри. — Что-то неважно выглядишь… А я так просто загибаюсь! Единственное, чего мне хочется сейчас, — это утопиться в холодном пиве. — Ты хоть на резкость-то навести сможешь? — прищурилась Мэри. — Обижаешь, детка! — надулся Алекс, которому порой начисто отказывало элементарное чувство юмора. — На себя посмотри — тени не отбрасываешь. Марш в гримерку! Заказчик вот-вот подъедет. Привыкшая к беззлобному подтруниванию Алекса, Мэри молча направилась в гримерную и стала раскладывать на столике косметические принадлежности. Клэр была уже здесь. Скинув топик и обнажив великолепную грудь, она скользнула взглядом по своему отражению в зеркале. — Есть еще порох в пороховнице, хоть мне и двадцать пять! — проведя ладонями по бокам, заключила она и принялась облачаться в странный, расшитый золотом балахон. Мэри покосилась на подругу, едва заметно пожав плечами. Сходства с мадонной у Клэр не было ни малейшего, а его непременно надо было откуда-нибудь брать… Дверь гримерной приоткрылась, и в щелку просунулась голова Джея. — Мамочка! Пить хочу! Мэри страдальчески поморщилась — у Алекса в холодильнике явно ничего нет, кроме пива… Как она могла не подумать о ребенке? Промашку надо было срочно исправлять. — Алекс, я выскочу минут на пять в супермаркет, — объявила фотографу Мэри. — Прихвати картофельный салат и гамбургеров на всех, — велел Алекс. — Чует мое сердце, сидеть нам тут до посинения… — А мне — ананас и йогурт, — откликнулась Клэр. Выскочив из студии, Мэри побежала к ближайшему магазину. На переходе, едва дождавшись зеленого сигнала светофора, шагнула на мостовую — и едва не была сбита какой-то бешено мчавшейся машиной. Кто-то вскрикнул… Лишь чудом удалось ей вывернуться из-под самых колес, но на ногах она все же не удержалась. Потирая ушибленную колену, Мэри силилась разглядеть автомобиль, но куда там! Чертыхаясь и прихрамывая, она доплелась до магазина, где накупила всякой всячины на десятерых, не без оснований полагая, что Алекс после съемки проведет в мастерской по меньшей мере еще сутки, отсматривая негативы и печатая фотографии. Протиснувшись в двери студии с громаднейшим бумажным пакетом в руках, Мэри обнаружила, что заказчик уже прибыл. На диване сидел грузный пожилой мужчина в светлом пиджаке. В глаза Мэри бросились очки в золотой оправе и потрясающий «ролекс» на запястье руки, державшей банку пива. — Ну-ка, что ты нам принес, парень? — улыбнулся мужчина. — Это Мэри Уаттон, мой напарник, ассистент и визажист, — поспешил ей на помощь Алекс. Клэр тем временем, стоя за спиной гостя, делала страшные глаза. Поставив пакет на стол, Мэри протянула руку заказчику: — Рада познакомиться, мистер Митчелл. В общих чертах задача мне ясна, но хотелось бы более четкой ее постановки. Клэр охнула. Джошуа Митчелл растерянно заморгал, но уже через секунду широко улыбнулся и сердечно ответил на пожатие. — Берете быка за рога? Похвально. Я и сам всегда так поступаю. Что ж, приступим. Последующие полчаса Мэри терпеливо выслушивала Митчелла, нюхала пробирку с новыми духами, рассматривала художественные альбомы и делала эскизы будущего грима. Алекс устанавливал осветительные приборы и штатив. Клэр томилась в ожидании. — А где Джей? — спохватилась Мэри. До нее вдруг дошло, что с тех пор как она вернулась из супермаркета, малыша не было ни видно, ни слышно. — Уехал к деду на попутке, — мрачно заявил Алекс. — Велел передавать привет. — Видя, что глаза Мэри наполняются ужасом, не выдержал и поспешно добавил: — Да не дергайся ты! Парень сидит себе в гримерной, дует колу и тешится с игрушкой. Это я велел ему помалкивать… Золото у тебя, а не ребенок. Отчего я вдруг так перепугалась? Ведь не на улице же бросила сына! Да что со мной нынче, в самом деле? Наверное, виной всему бессонница и усталость, пронеслось в мозгу Мэри. — Дай сигарету, — попросила она вдруг фотографа. — Чего удумала! И так в чем душа держится. Пососи «Вайта-Си», детка! — ответил безжалостный Алекс. Мэри и сама понимала, что первая же затяжка может свалить ее с ног, ведь она практически не курила. Да, она сегодня явно никуда не годится… Когда Мэри и Клэр вошли в гримерную, Джей шепотом попросил: — Мам, а можно я погляжу, как ты работаешь? Я не буду мешать… — Спроси у тети Клэр. — Конечно, детонька! — расцвела Клэр, обожавшая малыша. — Смотри, как твоя мамочка будет делать из тети Клэр красавицу! — Ты и так очень красивая, — серьезно сказал малыш. — Только мне не нравятся твои губы… Клэр обиженно надулась. Со своей страстью к яркой губной помаде она ничего не могла поделать, считая этот штрих неотъемлемой частью своего имиджа «дорогой женщины». — Но почему, маленький? — растерянно спросила она. — Наверное потому, что, когда я смотрю на твой рот, мне все время кажется, что ты хочешь меня укусить, — честно признался малыш. — Но глаза у тебя добрые, — спохватился деликатный от природы Джей. Обе — и Мэри, и Клэр — согнулись пополам от хохота. В дверях гримерной тотчас возник огромный Алекс. — А ну-ка марш отсюда, козявка! — загремел он, тараща на Джея глаза. — Ступай в павильон — поможешь мне развернуть фон, потом посидишь, пока я буду ставить свет, потом… — Ма-а-ма! — испуганно протянул Джей. — Отстань от ребенка, — улыбнулась Клэр. — Он обещал сидеть смирно. Правда, мой хороший? Ты будешь паинькой? На лице Джея громадными буквами было написано, что он будет кем угодно, лишь бы его не выгнали вон. — Еще одно слово — и тебе крышка! — предупредил Алекс. — Поторапливайтесь, девочки! Нас ждут великие дела! Снимая с лица Клэр слой утреннего грима, без которого красотка не могла выйти даже к почтовому ящику, Мэри размышляла о том, что подруге самое время обзавестись ребенком. Клэр внутренне вполне созрела для материнства. Мадонна без младенца — нечто совершенно немыслимое, и неважно будет ли дитя в кадре. Лицо женщины-матери Мэри всегда безошибочно отличала от лица женщины бездетной. С рождением ребенка на мать снисходит какая-то особая светлая красота, которую не описать словами. Так в свое время случилось и с нею… Но Мэри тотчас приказала себе не предаваться воспоминаниям — сейчас у нее не должны были дрожать руки… Разделив огненные волосы Клэр прямым пробором, она скрепила их сзади. Потом вынула из ушей подруги серьги и принялась тщательно замазывать крошечные дырочки гримом. — Что ты делаешь? — воспротивилась Клэр. — Кто сказал, что Дева Мария не носила украшений? — Но никто и не говорил, что она их носила, дорогая, — спокойно ответила Мэри, не прерывая работы. Нанеся на молочно-белую кожу модели тончайший слой тонального крема, Мэри осталась довольна. Щеки Клэр теперь были словно покрыты легким загаром. Тонкие брови, которые красотка едва ли не ежедневно выщипывала, Мэри прорисовала гуще. Глянув в зеркало, Клэр поморщилась: — Такие брови были у меня в классе восьмом, позже я уже не позволяла себе подобного безобразия! — Потерпи, — сказала Мэри, орудуя кисточкой. — Сейчас ты — мадонна, а не мисс Небраска! Глаза Клэр всегда нравились Мэри — угольно-черные, опушенные такими же темными ресницами. Сегодня она едва тронула веки подруги коричневыми тенями, и взгляд тотчас приобрел глубину и выразительность. Ресницы она лишь слегка загнула особым приборчиком. Губы сделала естественного цвета. Даже при ближайшем рассмотрении никто не заметил бы на них и следа губной помады. Не отрывая взгляда от своего отражения, Клэр заводилась все пуще: — Глаза провалились, словно я неделю не спала! Губы бледные, как у покойницы! Не будь ты моей подругой, я подумала бы, что ты зла мне желаешь! Вошедший Алекс, окинув взором плоды трудов Мэри, крякнул и вышел, качая головой. А вот маленький Джей, затаив дыхание, следил за метаморфозами Клэр. Наконец он не выдержал: — Какая же ты… Знаешь, теперь я еще больше люблю тебя, тетя Клэр! И малыш, подбежав к ней, обхватил руками ее колени. Модель оторопела и вдруг часто-часто заморгала. Да она вот-вот разревется, с ужасом поняла Мэри и принялась успокаивать подругу: — Мы еще не закончили. Джей, ступай и помоги дяде Алексу! — Но, мама… — Что ты мне обещал дома? — В голосе Мэри послышалась угроза. Малыш страдальчески вздохнул и поплелся вон, а Мэри поспешно замахала кисточкой. Когда хмурая Клэр предстала перед фотографом и заказчиком, те слегка опешили. И немудрено. В гримерную вошла яркая эффектная манекенщица, а теперь перед ними стояла спокойная и величавая женщина с глубоким взглядом черных глаз, нежным очерком пухлых губ, высоким лбом, волосами, разделенными на прямой пробор и утратившими, казалось, свою природную яркость. Томительная пауза длилась ровно столько, чтобы раздосадованная Клэр воскликнула: — Все! Иду умываться! Ни за что не стану сниматься такой уродиной, хоть вы меня режьте! — Постой, детка, — задумчиво произнес вдруг Алекс. — Я и не знал, какая ты у меня… Знаешь, расцеловал бы тебя, да боюсь грим попортить. — Неожиданный поворот, — подхватил Джошуа Митчелл, — и приятный сюрприз, милые леди. Кажется, самое время начинать. Однако Клэр трудно было сбить с однажды избранного пути. Перед объективом она упрямо принимала какие-то вычурные позы, театрально закатывала глаза… Алекс медленно, но неуклонно свирепел. Заказчик мрачнел. Мэри то и дело подходила к подруге, обмахивала ей щеки кистью и шептала на ухо: — Ну не упрямься! Уступи хоть разок. Увидишь, что из этого выйдет! — Черта с два! — шипела в ответ Клэр. — Я и так чувствую себя пугалом на кукурузном поле! Наконец, издерганный Алекс объявил перерыв, и Мэри пошла варить кофе. Было уже почти три часа дня — и фотограф, и модель порядком проголодались. Только Мэри отчего-то совсем не хотелось есть, но она почти силой втолкнула в себя пару ложек салата, да и то лишь для того, чтобы принять очередную таблетку от головной боли… Джошуа Митчелл тоже едва притронулся к еде. По выражению его лица было видно, что он разочарован. Парфюмер то и дело поглядывал на золотой «ролекс». Заметив это, Алекс решительно заявил: — Перерыв закончен! За работу, девушки! Но дело все равно не клеилось. Теперь Клэр взбрело на ум продемонстрировать свои ножки… Алекс скрежетал зубами. Джошуа Митчелл хмуро листал альбомы. Джей прикорнул на диванчике. Мэри время от времени поправляла подруге прическу, мягко уговаривая ее потерпеть. Однако теперь судьба явно ополчилась против них: то и дело не срабатывала вспышка, а в довершение всего вышел из строя кондиционер, и вскоре в студии стояла удушающая жара. Мэри то и дело приходилось пудрить модель, но, несмотря на все ее усилия, по лицу Клэр градом тек пот. — Да пошли вы все! — взорвалась наконец Клэр. — Пропади все пропадом! Я не хочу так сниматься! Все слышали? Не хочу! И не стану! Проснувшийся Джей сел на диване, озадаченно моргая. — Тетя Клэр! — тихо сказал вдруг мальчик. — Возьми меня на ручки! Ну пожалуйста! — А мысль недурна, — оживился заказчик. — Валяй, ковбой, иди к тете. Мэри стянула с малыша влажную майку, и тот, протирая заспанные глазки, через весь павильон протопал «к тете» и уютно устроился на руках Клэр. Разрумянившийся после сна Джей был хорош необычайно, однако и теперь дело не шло на лад. Красавица имела весьма приблизительное представление о том, как выглядит любящая мать. Скорее всего, ошибка ее состояла в том, что она из кожи вон лезла, пытаясь изобразить любовь… Алекс вполголоса чертыхался. Джошуа Митчелл нервно курил одну за другой необыкновенно вонючие сигары. Джей поглядывал на Клэр удивленно. Наконец, отпросившись в туалет, модель возвратилась оттуда с подкрашенными губами и нарумяненными щеками. У Мэри опустились руки. Митчелл в сердцах выругался. И тут у Алекса лопнуло терпение. — Все! — заорал он, едва не швырнув об пол камеру. — Пошла вон, корова! Чтобы духу твоего тут больше не было! Нанимайся снова в свою занюханную аптеку, продавай там тампоны, — ведь рекламировать их ты уже не можешь! — Как… как ты сказал? — задохнулась Клэр. Джей испуганно засопел, потом заплакал. Но Алекса было не унять. — Забыла, сколько тебе лет? Для модели возраст у тебя, душа моя, пенсионный! Чего выпендриваешься? У тебя деньги лишние? — Послушайте, Куинн… — забормотал было Джошуа Митчелл, но Алекс его не слышал. — Собирай манатки и выкатывайся отсюда, дура! Не то… я за себя не ручаюсь! — А ну заткнись, подонок! вмешалась вдруг Мэри, становясь между Алексом и Клэр. — Вымахал с «Эмпайр стейт билдинг», а ума не нажил! Соображаешь, что говоришь — и с кем говоришь? Да мужик ли ты, если смеешь так обращаться с женщиной! — Поговори у меня — окажешься на улице! — прорычал Алекс. Джей уже рыдал в голос. Мэри протянула руки к сыну, и мальчик кинулся к матери, спрятал лицо у нее на груди… Только тут Алекс понял, что перегнул палку. Понурившись, он умолк. — Ладно, ребята, — поднялся с дивана Джошуа Митчелл. — Не делайте из этого трагедии. В конце концов, контракта вы еще не подписывали. Сделаем вид, что ничего не было. Судорожно всхлипывающая Клэр размазывала по лицу румяна и помаду. Алекс нервно грыз ноготь. Немного поостыв, он шагнул к ней: — Эй, Клэр, послушай! — Заткнись, мерзавец! — взвизгнула Клэр и отвесила обидчику звонкую оплеуху. — Знать тебя больше не желаю! — Она опрометью кинулась в гримерную, а спустя две минуты, уже переодетая, вылетела из студии, оглушительно хлопнув дверью. Кое-как успокоив малыша, Мэри повела его умываться, потом с наслаждением умылась сама. Струйки холодной воды потекли за шиворот, и Мэри скинула намокшую рубашку, оставшись в одной белой майке без рукавов. Влажные волосы тотчас закурчавились, но Мэри не стала их расчесывать, а просто откинула с лица. Войдя в павильон, она застала мужчин за серьезной беседой. Алекс в чем-то убеждал Митчелла, тот хмуро кивал. Завидев Мэри, фотограф виновато произнес: — Прости, малыш. Погорячился… — И это дорого будет тебе стоить, — прервала его Мэри. — Едва ли Клэр легко простит тебя. Знаешь, не ожидала, что ты на такое способен. — Да я и сам не ожидал. Ну ладно. Посиди-ка, малыш… Что значит «посиди», Мэри прекрасно знала. Алекс всегда просил ее об этом, когда хотел поставить свет для следующей съемки. — Считаешь, работа еще не закончена? Ты ума лишился или как? — Просто я хорошо знаю слабые места Клэр, — хохотнул Алекс. — Она так легко не сдастся, попомни мое слово! Девица упряма, как ослица! — Погодите, Куинн, вы что, хотите продолжать работать с мисс Барлоу? — изумился Джошуа Митчелл. — Но ведь это же… Я не согласен! — Не беспокойтесь, мистер Митчелл. Алекс Куинн знает, что делает! — гордо объявил Алекс. — Сядь-ка, малыш. Помявшись в нерешительности, Мэри направилась к креслу, в котором недавно восседала Клэр. Однако Джей вцепился в мать мертвой хваткой. Мэри, силясь разжать крепко стиснутые ручонки, посмотрела на мужчин беспомощно и виновато. — Хорошо, садитесь вместе. Видно, я здорово напутал парня, — упавшим голосом произнес Алекс. Мэри устало опустилась в кресло, а Джей крепко прижался к ее груди и обнял мать за шею. Улыбаясь сыну, Мэри думала об одном: неужели малыш ничего не забыл? Прошло ведь уже больше года с тех пор, как… Сердце сжалось от боли. И вдруг вспышка ослепила ее. — Что… что ты делаешь? — вздрогнула она. — Прости, малыш. Палец соскользнул… Ладно, будем заканчивать. Пока Мэри в гримерной одевала сынишку и собирала в кейс косметику и инструменты, фотограф и заказчик что-то вполголоса обсуждали. Слов Мэри разобрать не могла, но ясно было, что Алекс в чем-то настойчиво убеждает Митчелла. Тот, однако, не скрывал недовольства и разочарования. Приоткрыв дверь, Мэри услышала: — Я ожидал большего, Куинн. И от вас, и от вашей красотки. Поймите, вы сами мне глубоко симпатичны, но бизнес есть бизнес… — И все же не торопитесь, мистер Митчелл, — упорствовал Алекс. — Материала отснято вполне достаточно, чтобы выбрать подходящий кадр. Я все видел в объектив и могу поручиться… — Лично я ничего ровным счетом не видел, кроме беспомощного кривлянья, — пожал плечами заказчик. — Ну, спору конец! И Джошуа Митчелл направился к выходу. Алекс вполголоса чертыхнулся и пнул ногой сдохший кондиционер. Внутри агрегата что-то хрюкнуло, и он неожиданно заработал. Это отчего-то невероятно развеселило Митчелла. Остановившись в дверях, он вдруг спросил: — Когда я могу отсмотреть снятый материал? — Ч-что? Что вы сказали? — Алекс, похоже, не верил своему счастью, лицо его сделалось совсем мальчишеским, но длилось это лишь мгновение. — Завтра в восемь утра контрольные отпечатки будут лежать у вас на столе! Не выйду отсюда, пока все не сделаю! Мэри присвистнула. Скорее можно было усомниться в существовании закона земного притяжения, чем в исполнительности Алекса. Кажется, даже суровый мистер Митчелл был тронут такой горячностью. Расстались фотограф и заказчик почти по-дружески, пожав друг другу руки. — Ступай, малыш. На сегодня ты свободна, — обнял ее за плечи Алекс. — Что за муха тебя сегодня укусила? — поинтересовалась Мэри, стягивая волосы в конский хвост и надевая бейсболку. — Да ладно тебе… Очки не забудь! На углу Мэри поймала такси, и минут через двадцать они с Джеем добрались до дома. На часах было около семи. Хотя ложиться спать было еще рано, Мэри с ног валилась от усталости. Накормив сына и усадив его в гостиной смотреть мультики, она пошла в ванную. Там, включив воду, тупо уставилась на струю и застыла словно изваяние. Что творится с нею в последнее время? Откуда вдруг взялись эти сны, от которых она просыпается в холодном поту едва ли не каждую ночь? Когда Мэри рассказала Клэр о своих кошмарах, та лишь хмыкнула: «А что в этом странного? Нечего спать в одиночестве!» У красотки был один рецепт от всех напастей… Интересно, чем кончится нынешняя ссора Клэр и Алекса? Такого между голубками до сих пор не случалось, хотя характеры у обоих были еще те. Мэри недоумевала, как им удавалось так долго жить душа в душу… Что и говорить, безобразная вышла сцена. Мэри на месте подруги никогда не простила бы Алекса. «Полно, душенька, разве мало тебе в жизни приходилось прощать? Ты делала это до тех пор, пока не довела ситуацию до полнейшего абсурда, когда тебе только и оставалось, что спасаться бегством с малышом на руках!» — гнусненько пропищал внутренний голос. Она прощала Джереми все — и полнейшее безразличие к ее беременности, и нежелание хоть в чем-то помочь ей по хозяйству. В сердце она не таила обиды. Наверное, отчасти еще и потому, что обижаться было просто некогда. Порой у нее выходило по три съемки на дню, затем следовал неизбежный марш-бросок по магазинам, потом уборка дома — Мэри собирала с полу брошенную как попало одежду, засовывала ее в стиральную машину и бежала на кухню разогревать обед. Джереми лишь молча наблюдал за женой, никогда ни в чем ее не упрекая, — единственное, за что Мэри была благодарна ему бесконечно. А она все чаще чего-то не успевала — слишком быстро стала уставать. После выполнения «обязательной программы» она в полнейшем изнеможении садилась на пол в импровизированной студии и глядела на любимый пейзаж, пока картинка не начинала двигаться, словно изображение на телеэкране. Когда она засыпала прямо на полу, Джереми на руках переносил ее в спальню… Живя в таком лихорадочном режиме, Мэри даже не сразу заметила, что Джереми забросил занятия фотографией. Зато, как бы поздно ни приходила она домой, все равно заставала в квартире пару-тройку мрачных парней в кимоно. Впрочем, с приходом хозяйки они быстренько сматывались. Джереми безучастно глядел на хлопоты жены по хозяйству, однако в постели был по-прежнему нежен и изобретателен. Неужели именно это туманило разум настолько, что она в упор не видела очевидного? Но теперь-то чего гадать? Мэри часто вслух жалела о том, что в сутках всего двадцать четыре часа, а у нее только две руки. Материальное положение молодого семейства как-то незаметно выправилось. Мэри заботливо откладывала деньги на свой счет в банке, завела кредитку… Словом, время летело стремительно… Потом, оказавшись в больнице, она шутила, что занятость просто не позволила ей пожертвовать на беременность положенные девять месяцев. Да прибавляла, что у нее с первого класса школы было неважно с арифметикой. Врачи осуждающе качали головами, не в силах, однако, скрыть улыбок, и в один голос уверяли молодую маму, что той крупно повезло… Все произошло неожиданно в студии небезызвестного фотографа-авангардиста Джефферсона Линтона. В тот день Мэри гримировала для съемки юную китаянку по имени Линг. Джеф настаивал на том, что кожа модели непременно должна быть серебристой, волосы — желтыми, а губы — черными… Разложив на столике косметику и кисти, Мэри вдруг согнулась пополам и часто задышала. Пятнадцатилетняя Линг взвизгнула. На шум тотчас прибежал Джеф. Одного взгляда на лицо Мэри, покрытое крупными каплями пота, оказалось довольно, чтобы он понял в чем дело. — А ну-ка, сардинка, дуй отсюда! — приказал он китаянке. — Съемка отменяется, точнее, откладывается. Линг лихорадочно принялась одеваться, но все никак не могла попасть ногой в штанину. А Джеф, уложив Мэри на диван, наставительно приговаривал: — Смотри, смотри, сардинка, чем кончаются забавы, и никогда не занимайся любовью без резинки! Это лучшее, что может случиться с тобой от досадной небрежности! А Мэри все никак не могла взять в толк, что с нею происходит. Ведь по ее подсчетам до родов оставался еще как минимум месяц! Тут новая судорога заставила ее скорчиться. Джеф посерьезнел. — Послушай, малыш всерьез взялся за дело, и, насколько я могу судить, все произойдет довольно быстро. — Не может этого быть! — ахнула Мэри. — А как же… — Поменьше болтай! — сурово приказал Джеф. — Дыши глубже, а я пока звякну твоему ниндзя и вызову «скорую»! Однако протяжный стон Мэри заставил его возвратиться. — Знаешь, дай-ка я осмотрю тебя, — сказал вдруг Джеф, и, видя, как глаза Мэри делаются круглыми, торопливо прибавил: — Не щади мою нравственность, тем более что я и покраснеть-то толком не могу! — Мэри помимо воли хихикнула, а иссиня-черное лицо Джефа расплылось в белозубой улыбке. — Не дрейфь, мамочка! Вспомни, я начинал акушером! — Глядя на многие твои снимки, в это легко поверить, — попыталась шутить Мэри. — Цыц! — прикрикнул на нее Джеф. — Я гений, забыла? Потом еще внукам рассказывать будешь, кто у тебя роды принимал! Только «скорую» я все-таки вызову… Джеф дозвонился до ближайшей клиники, затем оставил Джереми сообщение на автоответчике — того не оказалось дома. Узнав об этом, Мэри судорожно сглотнула, но тотчас, пересилив себя, улыбнулась дрожащими губами — мало ли по какой причине муж мог выйти из дома… Вскоре ей стало уже не до того. А когда Джеф, тщательно вымыв руки, принялся за исполнение прямых обязанностей акушера, она уже не противилась, не спорила, только послушно выполняла его команды… — Да где черт побери носит твоего благоверного! — не выдержал наконец Джеф. — Ну почему за него должен отдуваться я, скажи на милость? — Не смей! — Мэри словно пружиной подбросило. — Не смей… так говорить про Джереми! — Лежать! — рявкнул Джеф. — Забыла, чем занимаешься? Да я все в глаза ему скажу, пусть только появится, козел поганый! Видя, как мученически исказилось лицо Мэри, Джеф подбавил жару. Казалось, не существовало таких проклятий и ругательств, которыми бы он ни осыпая Джереми. Однако итогом своих стараний новоявленный доктор остался вполне доволен. Укутывая крошечный пищащий комочек в кусок ткани немыслимой расцветки, Джеф сиял. А Мэри, тотчас забыв обо всем на свете, уже тянула руки к младенцу. — Кто? Джеф, кто? — Мы рожаем только ковбоев! — гордо ответствовал Джеф. — Так уж и быть, держи парня! Эх, наподдал бы я тебе как следует, будь ты моей женой! Ну да победителей не судят… Прибывшая через пару минут «скорая» увезла Мэри с малышом в клинику. Врач, строгая на вид пожилая женщина, осмотрев роженицу, молча пожала руку Джефу. Джереми в студии так и не появился… Приехал он уже в больницу. Увидев сквозь толстую стеклянную перегородку новорожденного сына, жалко усмехнулся, но тотчас, словно опомнившись, показал жене большой палец. У Мэри все похолодело внутри, но она поспешно заулыбалась… Неужели уже тогда все было ясно? Безоглядная любовь сыграла с нею дурную шутку. Как, впрочем, делала это с миллионами женщин до нее. И жестокая эта игра продлится до скончания века… Выйдя из ванной, Мэри обнаружила, что Джей спит на диване перед телевизором. Взяв сына на руки, кожей чувствуя его сонное дыханье, она вновь ощутила себя самой счастливой на свете. Уложив малыша, она прилегла рядом и закрыла глаза. Нет, она не станет больше предаваться воспоминаниям! Уже засыпая, Мэри вспомнила, что вчерашний полицейский, если верить словам Лурдес, обещал нынче наведаться. И порадовалась, что ее не оказалось дома. Сейчас ей меньше всего хотелось с кем бы то ни было объясняться… Впервые за много ночей Мэри беспробудно проспала до самого утра. Пару раз ей сквозь сон мерещились телефонные звонки, но она просто не в силах была разлепить налитые свинцом веки. А может, это ей просто снилось? Так же как и снилась ей летящая прямо на нее машина с затемненными стеклами, за рулем которой как будто никого не было… Но в тот самый миг, когда казалось, что гибель неминуема, Мэри птицей взлетела из-под колес и устремилась в сияющую голубизну… Там, в вышине, она увидела мадонну — самую настоящую, а вовсе не загримированную Клэр. И душа ее раскрылась подобно цветку навстречу солнечным лучам, наполнившись невероятным счастьем, какого не знала она даже в самые светлые дни. Проснувшись, Мэри так и не смогла вспомнить необыкновенного лица небесной девы, как ни старалась… 4 Всю ночь с пятницы на субботу Кристофер Коули провертелся с боку на бок. Не то чтобы его сильно беспокоила боль в плече… Нет, дело было совсем в другом, это он довольно скоро понял. Коули то и дело вставал: сначала открыл окно, чтобы впустить ночную свежесть, но вместо этого комната наполнилась запахами бензина и горячего асфальта, потом выпил залпом стакан холодной воды… Когда же наконец окончательно стало ясно, что обманывать себя нет ровным счетом никакого резона, он уселся в кресло как раз напротив распахнутого настежь окна и призадумался. Мысль о женщине из парка занозой засела в его мозгу. Хотя какая она, собственно, женщина? Так, одно название. На вид просто школьница с накрашенными губами. И еще этот идиотский парик… Коули, как ни старался, не мог вообразить ее матерью, невзирая на очевиднейшее наличие сына. О чем говорить, если она шляется по ночам черт знает где, и даже уложить спать ребенка вовремя не может? Впрочем, ему-то какое до этого дело? В свое время он твердо решил, что потомством обзаводиться с его стороны было бы как минимум опрометчиво, и закрыл эту тему раз и навсегда. Кэтти бросила ему в лицо, что не желает оставаться молодой привлекательной вдовой с ребенком на руках и жить на страховку, положенную за его героическую гибель при исполнении служебного долга. Тогда он ничего не мог поделать. Незлопамятный по натуре, он, однако, так и не смог простить Кэтти дикого ее поступка, продиктованного, по мнению той, единственно здравым смыслом. Он и по сей день считал это убийством — хладнокровным, заранее спланированным… Десять лет назад он, тридцатилетний, еще мечтал о радостях отцовства, но в этом ему решительным образом было отказано. Потом Коули не раз спрашивал себя, имел ли право осуждать жену. На том судебном процессе он был един в трех лицах — пострадавший, обвиняемый, обвинитель… Слушание дела растянулось на многие годы, не закончилось оно и по сей день. Только вот Кэтти перестала для него существовать. Раз и навсегда. Он даже не тосковал по ней, когда она, собрав вещи, уехала к родным в Миннесоту… Уходил от него тогда чужой, малознакомый человек, а ведь они целых три года практически не разлучались. Да стоит ли голову ломать, пытаясь разобраться в женской психологии? Он сыграл один раз в эту игру, сделал крупную ставку и проигрался вчистую. С него довольно. После Кэтти у него были несколько подружек, но ни одну из них он так и не впустил в свою жизнь. Роль пограничной полосы отводилась постели. К слову сказать, подружки не очень-то и стремились покорить сердце немногословного и вечно занятого Кристофера Коули… А с годами пришла уверенность в том, что незамысловатые радости семейной жизни для него заказаны. С каждой очередной операцией по извлечению пули из его потрохов уверенность эта неуклонно крепла. Полно, так ли уж виновна была Кэтти?.. Коули откинулся на спинку кресла, закрыл глаза — и тотчас перед его мысленным взором возникло лицо забавной малышки с янтарными глазами и скорбным очерком губ. Двойственное она производила впечатление — то уверенной в себе деловой особы с твердым характером, то растерянного ребенка, волею случая заброшенного в огромный город. Кто же она на самом деле? А какая, собственно, разница? Нет заявления потерпевшей — нет и уголовного дела. За день в Нью-Йорке таких случаев — тысячи и тысячи. Ее не убили, не ограбили, не изнасиловали… Все обошлось. Неудивительно, что девочка не горит желанием ввязываться во всю эту бодягу с расследованием… Кристофер поймал себя на том, что вновь мысленно назвал ее девочкой. Нет, она взрослая женщина, каким бы цыпленком ни выглядела, и уж наверняка способна о себе позаботиться. А какие доверчивые глазенки у ее малыша! Как легко по ним читать! Стоп! Что там сказал мальчик, заметив его окровавленное плечо? «Это сделал папа». Ага, вот она, зацепка… Хотя, что это ему дает? Допустим, был некий папа, который крупно напакостил своему семейству, ну и что с того? Но как же, однако, испугалась эта незнакомка! Только тут до Коули дошло, что он так и не удосужился узнать имя пострадавшей, и для удобства окрестил ее Крошкой. Сам он таких мелких особ в упор не видел, отдавая предпочтение женщинам более внушительных размеров. Итак, Крошка, скорее всего, была замужем некоторое время. Иначе ребенок не звал бы родителя папой. Словом, стандартная ситуация: двое половозрелых несмышленышей поженившись, состряпали ребенка… Потом все пошло наперекосяк… Коули снова мысленно похвалил себя за проявленную в свое время осмотрительность. Ведь никто не мог бы поручиться, что он сам, уступив настойчивым просьбам Кэтти уйти из полиции, не превратился бы в раздражительного ублюдка, пьющего виски по утрам и поколачивающего жену… Оставшись полицейским, — а никем другим он, даже предельно напрягая воображение, представить себя не мог, — Коули остался самим собой. Уж таким он уродился, и ничего тут не поделаешь… Однако имеет смысл все же заснуть, уже около трех ночи. Растянувшись на постели и закрыв глаза, Коули приказал себе ни о чем не думать и расслабиться. Вначале дело шло на лад, но вот вновь перед ним замаячило лицо Крошки. Что за наваждение! Приходилось признать, что Крошка продемонстрировала завидное мужество и бесстрашие. Другая хлюпала бы носом, умоляя о помощи. А ведь эту малышку к тому же явно некому защитить… Интересно, как она сейчас? Ведь ее как пить дать контузило, пусть легко, но для такой козявки и этого с лихвой хватит. Тяжело вздохнув, Кристофер уткнулся лицом в подушку. Сон все не шел. Из-под кровати донеслось еле слышное поскуливание. Снайпу, немецкой овчарке-трехлетке, всегда передавалось беспокойство хозяина. — Спокойно, приятель, — пробормотал Коули. — Давай-ка на боковую… Уже проваливаясь в сон, Кристофер окончательно решил с утра заглянуть к Крошке на чашку чаю. Ведь вчера он предупредил ее о предстоящем визите, а свои обещания Коули привык выполнять… Однако на следующий день Кристофер Коули, что называется, поцеловал запертую дверь — дома не оказалось даже няни. Убедив себя, что совесть его чиста, он отправился к приятелю, где засиделся до поздней ночи… Воскресным утром Мэри разоспалась. Когда она открыла глаза, на часах было уже почти одиннадцать. Из детской доносилось сосредоточенное сопение и тихое жужжание. Проснувшись раньше матери, Джей уже вовсю тешился с игрушечной железной дорогой. Минут пять Мэри пролежала неподвижно, прислушиваясь к себе. Голова не болела, в теле не ощущалось вчерашней тяжести. Неужели одна ночь нормального сна способна творить подобные чудеса? Встав с постели и накинув короткий шелковый халат, Мэри взглянула на себя в зеркало. Темных теней под глазами почти не было заметно, даже щеки порозовели. Включив музыку, она сделала несколько танцевальных па, но занывшее тотчас колено вынудило ее оставить эту затею. Рассматривая изрядный синяк, Мэри еще раз мысленно обругала лихача-водителя, для которого правила дорожного движения не писаны. Приходилось, однако, признать, что отделалась она малой кровью. Вообще-то ей в последнее время чертовски везет. Вот и в парке ее не избили, не подстрелили… Впрочем, последним она обязана исключительно вмешательству этого Коули. Интересно, заходил ли он вчера? А если да, то что с того? Все равно он ничего бы от нее не добился. И все-таки на душе у Мэри скребли кошки. Как ни пыталась она представить дело по-иному, ничего у нее не выходило: он спас ей жизнь, это было ясно как дважды два… Наконец, успокоив себя мыслью, что полицейский выполнил свои прямые обязанности и не более того, Мэри пошла в детскую. Пора было собираться, нынче они непременно посетят Метрополитен-музей. Ребенка пора приобщать к прекрасному, возраст для этого у Джея самый подходящий. — Привет, малыш! — Мэри уселась рядом с сыном на ковер. — Ну, что у тебя тут происходит? На крыше игрушечного поезда были расставлены пластиковые ковбои и индейцы. На поворотах они то и дело падали, но Джей терпеливо водружал их на прежние места. — Это ограбление поезда. Сержант Коули ловит бандитов, — серьезно ответил малыш. Вот это да! Так этот коп успел уже стать героем игры! Хотя что в этом странного, подумала Мэри, глядя на разрумянившегося сына. Единственный мужчина, с которым в последнее время общался Джей, тотчас же совал ему иллюстрированный журнал, чтобы дитя сидело смирно и не мешало. А чего еще ждать от Алекса? В свои сорок лет он сам был сущее дитя и вряд ли когда-либо отважится стать отцом, если только Клэр в один прекрасный день не поставит его перед свершившимся фактом… Вспомнив вчерашнюю безобразную сцену в студии, Мэри решительно встала с пола. — Умывайся и одевайся, малыш! Ты не забыл, куда мы сегодня идем? — Туда, где висят красивые картины? Мам, а на них нарисованы полицейские? — Не знаю, — ответила сбитая с толку Мэри. — Послушай, на свете есть куда более интересные вещи… Собирай игрушки, малыш. Обреченно вздохнув, Джей принялся укладывать в коробку вагончики и рельсы. Зажав в кулаке одну из пластиковых фигурок — ковбоя в широкополой шляпе, он вдруг спросил: — Мам, а можно я возьму с собой сержанта Коули? — Да бери кого хочешь! — уже с легким раздражением ответила Мэри. — Марш в ванную. Мне еще нужно позвонить тете Клэр. И она направилась в гостиную к телефону. В кресле все еще лежал клетчатый плед — тот самый, которым укрыл ее полицейский, когда она неожиданно для себя самой мгновенно уснула после глотка бренди. Аккуратно сложив плед, Мэри сунула его в шкаф и, усевшись в кресло, взяла телефонную трубку. Набрав номер Клэр, она долго слушала длинные гудки, а когда уже решила, что взбалмошная красавица все же сменила гнев на милость и переночевала у Алекса, в трубке раздался тусклый, неузнаваемый голос: — Алло? — Клэр, это ты? — для верности спросила Мэри. — Не знаю… — В трубке отчаянно захлюпало. — Что у тебя с голосом? — Мэри встревожилась не на шутку. — А чего ты хочешь? Вчера я высосала полбутылки джина, потом вырубилась… Можно вообразить, как чувствует себя сейчас Клэр! Да, плохи дела: на ее памяти такого с подругой не случалось. — Алекс звонил тебе? — И ты еще спрашиваешь? — Голос Клэр тотчас стал прежним — звучным и громким. — Да куда он денется! Но этот гамадрил для меня все равно что сдох! Кое-как успокоив подругу, Мэри простилась с нею и направилась в ванную. Спору нет, думала она, яростно чистя зубы, Алекс поразил Клэр в самое больное место. Всем известно, что для фотомодели двадцать пять лет в большинстве случаев означают конец карьеры. Наверняка теперь этот кретин локти себе кусает. Но слово не воробей, и Клэр, похоже, не намерена прощать дружка. Мэри взгрустнулось от мысли, что придется теперь долго и упорно мирить неразлучную прежде парочку. Впрочем, ей не привыкать — с детства она вечно всех мирила, исполняя обязанности парламентария в любом конфликте, начиная от ссоры в песочнице и заканчивая бесконечными проваленными съемками Джереми. В большинстве случаев уладить дела ей удавалось, только вот собственная жизнь как-то незаметно пошла под откос… Строжайше запретив себе вспоминать о прошлом, Мэри открутила кран и, зажмурившись, скакнула под холодный душ. Дыхание мгновенно перехватило, но вскоре каждая мышца словно налилась силой и печаль как рукой сняло. Спасибо отцу, с детства приучившему ее к таким зверским процедурам! Именно благодаря этому она почти никогда ничем не болела. Надо позвонить папе, сказала себе Мэри, тщательно вытираясь огромным желтым полотенцем. В самом деле, чего она боится? Ведь даже Майкл понятия не имеет, где она сейчас. И пусть Джереми хоть из кожи вон вылезет, все равно ему ее не отыскать. Не зря она, задумав побег, выбрала именно Нью-Йорк — пойди найди иголку в стоге сена! И затея, кажется, удалась. Весь год она прожила спокойно. Если можно так выразиться… Чтобы позвонить отцу, Мэри прибегала к всевозможным предосторожностям, порой даже отправлялась в другой город. У Джереми не должно было быть ни малейшего шанса отыскать их… Обернувшись полотенцем, Мэри вышла из ванной. Уже одетый Джей с унылым видом листал комикс. Ясно было, что перспектива похода в музей радует его не больше, чем прививка от свинки: и в том, и в другом случае малыш просто мирился с неизбежным. Послушный ребенок, обожавший мать, никогда не устраивал истерик. Самое большее, на что был способен Джей, — это глядеть на нее несчастными глазами и тяжело вздыхать. — Не горюй! — Мэри присела на диван рядом сыном. — Вот увидишь, тебе понравится. А потом закатимся в кафе, наедимся мороженого… — Клубничного? — с надеждой спросил Джей. — И клубничного, и бананового. — Только не надо с орехами… Ой, чуть не забыл, мам, пока ты была в ванной, телефон звонил. — И чего от меня хотели? Неужели кому-то приспичило потрудиться в выходные? Нет уж, дудки! Сегодняшний день принадлежит ей и Джею! — Не знаю. Со мной не захотели разговаривать… И Джей снова уткнулся в комикс. Слава богу, подумала Мэри, малыш не видит сейчас моего лица. Она чувствовала, как лицевые мышцы сводит судорога, и поспешно отвернулась к журнальному столику, где автоответчик подмигивал ей красным огоньком. Протянув руку к кнопке, Мэри поняла вдруг, что отчаянно боится ее нажать, но пересилила себя. Первый звонок был от Алекса. Неугомонный шалопай позвонил в два часа ночи, настоятельно прося связаться с ним как можно раньше по неотложному делу. Черта с два она позвонит! В самом деле, неужели она не вправе отдохнуть хотя бы в воскресенье? К тому же этот тип наверняка собирался просить ее замолвить за него словечко перед душенькой Клэр… В четыре утра пьяная в дым Клэр, пробормотав что-то маловразумительное, бросила трубку. А вот третий звонок… Вслушиваясь в тишину, длившуюся не менее двух минут, Мэри все крепче сжимала кулаки, силясь не закричать во весь голос от внезапно нахлынувшего ужаса. Ума она что ли лишилась! Причуды нью-йоркских телефонных линий вошли уже в пословицу… А может, это снова звонила Клэр, которая просто не в состоянии была связать и двух слов? Здравый смысл подсказывал, что тревожиться решительно не о чем. Но отчего же тогда все мгновенно похолодело у нее внутри?.. От неожиданного звонка Мэри в буквальном смысле слова слетела с дивана на пол, но тотчас сообразила, что звонят в дверь. Еще того не легче… Кого это несет? Ватные ноги едва слушались, когда она шла открывать. По пути взгляд ее упал на клюшку для гольфа в прихожей, оставленную хозяином квартиры, — сама Мэри этой игры не жаловала. Потянувшись к ручке двери, она вдруг поняла, что ее не спасет и двустволка, если… Хватит истерик! В постоянном страхе жить немыслимо, этого она наелась досыта и предприняла все от нее зависящее, чтобы кошмар закончился. И Мэри решительно распахнула дверь настежь. Встретившись взглядом с удивительно спокойными серыми глазами, Мэри застыла словно изваяние. Лишь сейчас, испытывая облегчение, которое невозможно было выразить словами, она поняла, что проклятый страх продолжает съедать ее изнутри, подобно неизлечимой никакими средствами хвори… У ног полицейского смирно восседал пес, для овчарки даже чересчур крупный. «Выражение» его морды в точности копировало хозяйское. Если собака вообще может нахмуриться, то пес одновременно с Коули проделал именно это, машинально отметила Мэри. — Вы были у врача? — с места в карьер начал нежданный гость. — Ч-что? С какой, собственно, стати? — спросила Мэри, радуясь тому, что голос ее звучит достаточно уверенно. — Но ведь вы… ты… Слушай, позволь мне обращаться к тебе на «ты», по-другому у меня все равно не получится, — извиняющимся тоном попросил Коули. — Идет, — согласилась Мэри. — Но это автоматически дает мне такое же право. — Переживу, — кивнул Коули. — Войти можно? — Входите… оба. Мэри отступила на шаг. И тут полотенце, едва не соскользнув на пол, напомнило ей о том, как нелепо она выглядит. Щеки обдало жаром, пальцы мертвой хваткой вцепились в желтую махровую ткань… Если одеяние Мэри ничуть не удивило Коули, то беспомощный жест и судорожная гримаса совершенно его обескуражили. Сбитый с толку, он наклонился к собаке: — Полежи у двери, приятель. Веди себя хорошо. Пес тотчас растянулся во весь рост, заняв половину прихожей. Подняв глаза, Коули с изумлением констатировал, что румянец на лице Крошки сменился зеленоватой бледностью. Что за черт? Может быть, ей и впрямь нездоровится? — Это ты? — В прихожую вбежал сияющий Джей и кинулся к Коули, но замер, увидев собаку. — Ой! — восхищенно и одновременно испуганно прошептал ребенок. Чуть раскосые глаза его распахнулись во всю ширь. Затаив дыхание, Джей боязливо сделал шаг, другой… Пес невозмутимо наблюдал за ребенком. Мэри еле слышно перевела дыхание. Но Коули тотчас внес ясность, обратившись к Джею: — Смелее! Он не ест маленьких мальчиков. Даже на зуб не пробует. — А м-можно я… — Джей стал заикаться, это порой случалось, когда малыш перевозбуждался, чего мать старалась не допускать. — Можно, — кивнул Коули. — Вот только, если захочешь его чем-нибудь угостить, не обижайся: он откажется. К тому же Снайп уже позавтракал. Но Джей уже опустился на колени и осторожно дотронулся рукой до желтоватого пятнышка на лбу собаки. Пес ткнулся влажным носом в детскую ручонку. Джей тихонько завизжал от восторга. — Можешь не беспокоиться. Тут все будет в порядке, — сказал Коули. — Так была ты у врача или нет? — Послушай, пройди в гостиную. Мне надо одеться… Ей удалось довольно быстро взять себя в руки, отметил про себя Коули и мысленно поздравил Крошку. — Только не переборщи, на улице жарища, — предупредил он, чем несказанно изумил Мэри, которой вот уже лет двадцать никто не указывал, что надевать. Сам Коули был одет в белую майку и незамысловатые, но безупречно сидящие джинсы. Казалось бы, проще некуда, но Мэри невольно отметила, как выгодно этот наряд подчеркивает рельеф его мускулатуры. Ладно скроен, ничего не скажешь. Если разобраться, в нем нет решительно ничего отталкивающего, скорее даже наоборот… Однако сейчас все в нем — и спокойный взгляд, и забавные морщинки в уголках глаз, появляющиеся при улыбке, и эти идиотские усы — отчаянно раздражало Мэри. Пересилив нелепое, но горячее желание нахамить пришедшему; Мэри скрылась в спальне. А Коули, взяв с дивана брошенный Джеем комикс, принялся машинально перелистывать страницы. Но мысли его были далеко… В силу многолетней привычки сопоставлять факты и делать выводы он размышлял над новой информацией. Пока ему было неизвестно, кого ожидала увидеть Крошка на пороге своей квартиры, но уже сейчас не вызывало сомнений, что этот кто-то — гость нежеланный. Более того, опасный. Может быть, папочка малыша? Что ж, вполне жизнеспособная версия. Судя по реакции Крошки, он тот еще подонок. Это пока все, что можно выжать из скудных сведений, поступивших в его распоряжение. Кое-что другое совершенно сбивало его с толку. Вполне естественно, что женщина, весь костюм которой состоял из одного лишь полотенца, может застесняться. Но чтобы до такой степени? Ведь он и видел-то всего-навсего ее босые ступни и трогательные ключицы, да и то сразу же отвел взгляд… А Крошка вцепилась в полотенце так, словно он намеревался, как минимум, силой овладеть ею! Да уж, с этими бабами черт ногу сломит… Откуда вообще у этого заморыша ребенок? Не от святого же духа, в самом деле? Некоторый опыт общения со слабым полом подсказывал Коули, что немногие девственницы отличаются столь патологической стыдливостью, не говоря уж о замужних. Хотя… кто его знает? Не такой уж он эксперт в этой области. Ясно и еще кое-что: Крошка обрадовалась не его визиту, а лишь тому, что увидела на пороге не того, кого боялась увидеть. Чтобы это понять, вовсе не надо быть полицейским. Ну что же, остается справиться о ее здоровье и отвалить. Именно так он и поступит, в этом Коули ни секунды не сомневался. Мэри вышла из спальни — в тонкой белой рубашке, широченных шортах цвета хаки, белых носочках и кроссовках. На правой коленке внушительный синяк, совсем свежий, на носу идиотские круглые очки. Как, интересно, она вела без них машину? Впрочем, возможно, она носит контактные линзы. Волосы Крошка неизвестно почему упрятала под голубую бейсболку, что окончательно превратило ее в угловатого подростка. Вот только лицо… Глядя на него, Коули оторопел — слишком уж откровенно спокойное и волевое выражение контрастировало со всем остальным. Перед ним стояла холодная и уверенная в себе женщина, по чистому недоразумению одетая в вещи младшего брата. Что за черт! Не чересчур ли часто эта особа ставит его в тупик? — Начинай, — почти приказала Мэри, садясь в кресло. — Времени у меня в обрез, мы с сыном собрались в музей. — Где расшибла колену? — поинтересовался Коули. — Что? — От удивления с нее на миг слетела маска невозмутимости, под которой обнаружился растерянный ребенок. — А, это на меня вчера чуть машина не налетела… — Та-а-ак… — протянул Коули. — Позавчера в тебя палят из пистолета, вчера ты едва не гибнешь под колесами… Прямо тридцать три несчастья! Неужели этот кретин полагает, что она сама об этом не думала? Кто тянул тебя за язык, чертов коп? Кулаки Мэри сами собой сжались, челюсти свело. Ого, да ты ни жива ни мертва от страха, отметил Коули. Но держишься молодцом… — Послушай, Крошка… — бодро начал Коули, но тотчас смолк — лицо Мэри исказила гримаса то ли ужаса, то ли невыносимой боли. — Не смей называть меня так! — Она вскочила, заметалась по комнате, опрокинув вазу с цветами. Глядя на лужу, растекающуюся по полу, замерла и вдруг судорожным движением прижала ладони к лицу. Коули собрался было встать, но в последнее мгновение передумал. Видимо, сейчас ее лучше не трогать. Теперь она примется рыдать, а этого он решительно не выносил. Сюрприз следовал за сюрпризом. Может быть, вмешательство психиатра было бы куда уместнее всех его умствований? Но, повидав за долгие годы работы в полиции и не такое, Коули терпеливо ждал. Вот она отняла ладони от лица — и на него взглянули совершенно сухие, без всяких признаков волнения, золотисто-янтарные глаза. — Прости… — тихо произнесла Мэри. — Что-то в последнее время нервы шалят. — Так как же тебя зовут? — только и сумел вымолвить Коули. — Мэри. Мэри Уаттон. — Она умудрилась даже улыбнуться, хотя Кристофер прекрасно видел, каких неимоверных усилий ей это стоило. — Как твое плечо? — В порядке. Налепил пластырь, и дело с концом. А вот тебе надо бы посетить доктора. Держу пари, ты этого не сделала. — Естественно. У меня же ничего не болит, — пожала плечами Мэри. — Контузия — штука коварная, можешь мне поверить… — Что, богатый личный опыт? — Богаче, чем хотелось бы. Послушай, — перешел Коули к делу, — сдается, ничего ты мне не скажешь. Верно? — Попал в десятку. — Тогда проводи меня… Коули встал и направился к дверям, решив, что на сегодня достаточно. Может быть, в другой раз… Впрочем, он не был уверен, что этот другой раз вообще будет. В прихожей Джей, лежа рядом с собакой прямо на полу, расставлял перед самой мордой животного пластиковые фигурки, что-то увлеченно объясняя. Пес вежливо нюхал игрушки одну за другой, но, завидев хозяина, тотчас поднялся. — Мистер Коули уходит, малыш. Да и нам с тобой пора, — объявила Мэри. — В музее мы с тобой проведем не один час, так что приготовься. — В музее? — поднял бровь Коули. — Что ж, тебе виднее. Я бы на твоем месте сводил ребенка в зоопарк… Это случайно оброненное слово оказалось роковым — Джей поднял на мать умоляющий взгляд. Он ничего не говорил, только раскрывал рот, словно рыбка, вытащенная из воды. Мэри укоризненно посмотрела на Коули. Тот отвел глаза. — Ты все мне испортил! — В голосе Мэри слышался упрек. — Мы так давно собирались в Метрополитен-музей, а теперь… — Ма-а-ма! — благим матом взвыл Джей, вновь обретший голос. Пес встревоженно заскулил, глядя то на хозяина, то на мальчишку. Потом подошел к Коули и вдруг встал передними лапами ему на плечи, почти сравнявшись ростом с хозяином. Коули знал, что это означало на языке Снайпа: «Если кто и может навести тут порядок, так это ты». — Ладно, приятель. Я все понял. — Коули похлопал пса по спине. — Хочешь сказать: «Сам кашу заварил, сам ее и расхлебывай?» — На что ты намекаешь? — растерялась Мэри. — А вот на что. Метрополитен-музей никуда не денется, как стоял, так и стоять будет. Помилуй парня! Что тебе стоит съездить и показать ему зверей? — Маму-у-улечка! — умоляюще протянул малыш. Глаза его мало-помалу наполнялись слезами. Надо было срочно на что-то решаться. И Мэри сдалась. — Считай, тебе крупно повезло, солнышко, — улыбнулась она сыну. — Благодари мистера Коули, — язвительно прибавила она, искоса взглянув на Кристофера. — А разве он не поедет с нами? — изумился малыш. — А собачка? Ма-а-а… — У сержанта масса неотложных дел, — уверенно произнесла Мэри. — У собачки наверняка тоже. — Да как тебе сказать… — вдруг ни с того ни с сего вырвалось у Коули. Мэри оторопела, а полицейский, и глазом не моргнув, обратился к мальчику: — Надо признаться, давненько я не бывал в зоопарке. Так что, если мама разрешит, с удовольствием буду вас сопровождать. Мэри во все глаза уставилась на Коули. Что у него на уме? Ведь почти ушел — и на тебе! Но Джей уже прыгал от восторга, едва не наступая на лапы псу, который их деликатно подбирал. — Ура! А тигры там есть, сержант? А львы? — Я еще ничего не решила, Джей, — напомнила ему Мэри. Коули же клял себя за опрометчивость. С какой стати ему взбрело на ум сморозить такое? Ведь тащиться в зоопарк со странной семейкой Снайп его не просил! Чем он может объяснить этой чокнутой особе свой экстравагантный жест? Срочно надо как-то выпутываться… Хоп! Есть лазейка! — Ехать с вами у меня есть веская причина, — сказал он. — Тебе не стоит садиться за руль. Вдруг тебя все же контузило? — Ну ты даешь! — только и смогла вымолвить Мэри. Местами помятый, обшарпанный «хаммер» Коули рядом с фиатом выглядел настоящим чудищем. Но ехать пришлось именно на нем: в ее крохотной машине всей команде было бы просто не уместиться. Джей и Снайп облюбовали заднее сиденье. Мальчик тотчас обхватил пса за шею и уткнулся лицом в теплую шерсть. Мэри хмуро уселась рядом с Коули. Мотор сдержанно заурчал, машина тронулась. Жара и впрямь стояла невыносимая, а в салоне было к тому же душно, пахло кожей и чем-то еще, — наверное, нагретым на солнце железом… Голова у Мэри вдруг заболела снова, да так, что она встревожилась не на шутку. — Послушай, у тебя в аптечке есть что-нибудь от головной боли? — минут пять спустя спросила она. — Ну вот… — Коули искоса взглянул на нее. — Говорил же я! — Может, если бы не накаркал, ничего бы и не было! — огрызнулась Мэри. — Не груби, — примирительно попросил Коули. — Сейчас дам таблетку. Сможешь проглотить без воды? Как трогательно, мрачно подумала Мэри. Но, видимо, придется томиться в обществе этого супермена, как минимум, еще часа четыре. Со ссоры начинать явно не стоило. — Слушай, — Мэри понизила голос, — объясни толком, с чего это вдруг ты решил составить нам компанию? — Да просто ты мне понравилась, — беспечно усмехнулся Коули. Он, разумеется, шутил, однако последствий своей невинной шутки предугадать не смог. — Останови машину! — отрывисто приказала Мэри. Кристофер недоуменно воззрился на нее, даже не сбавив скорости. — Останови! Ты что — не слышишь? — Мэри вцепилась в ручку дверцы, намереваясь выскочить прямо на ходу. Тогда Коули, не убирая левой руки с руля, правой перехватил ее запястье. Господи, да ее всю трясет! Что за напасть… И, полагаясь на авось, он понес несусветную чушь: — Уймись, я пошутил! У меня жена красавица, не чета тебе! Кажется, он ее убедил. По крайней мере, больше Мэри не делала попыток броситься под колеса машин. Он же ломал голову, пытаясь хоть как-то объяснить ее поведение. Шутки шутками, но, заявив, что она ему нравится, Коули отдавал себе отчет в своих действиях: он попросту пробовал почву. Эксперимент удался: копилка Коули пополнилась поистине бесценной информацией, вот только спутница его едва не лишилась жизни… И Кристофер клятвенно пообещал себе впредь быть осторожнее. Хотя о чем это он? После посещения зоопарка их знакомству конец — хватит с него мороки! К тому же эта штучка явно не героиня его романа, да и ей он, похоже, нужен как собаке пятая нога… 5 От жары изнывало все вокруг. Асфальт, казалось, плавился, а листья буквально на глазах сворачивались в трубочки. Хуже всех приходилось псу. Он то и дело садился, вывалив из пасти огромный язык, и тяжело дышал. Мэри после таблетки стало заметно легче, но и на нее жара действовала угнетающе. Как чувствовал себя Коули, никто, кроме него самого, не знал. Со стороны казалось, что он не испытывал ни малейшего дискомфорта. Он вышагивал как ни в чем не бывало, то и дело беря на руки притомившегося Джея, и Мэри скрежетала зубами. Крепенький парень, чтоб его… Животным, похоже, тоже было несладко. Ни гиен, ни панд они не увидели, зато насладились сверх всякой меры суетой мартышек в обезьяннике. Джей пребывал в бурном восторге. Глядя на сына, Мэри уже не жалела о том, что планы их так круто переменились. То, что находилось в бассейне, Коули тотчас обозвал «крокодиловым супом»: ни одна рептилия не подавала признаков жизни, неподвижно застыв в воде. Джей же все равно был счастлив, ведь он никогда еще не видел живого крокодила. Забавнее всего было то, что и Коули явно не скучал, — более того, даже испытывал удовольствие. Мэри вполуха слушала, как он рассказывал мальчику про повадки тигров, змей, даже довольно ловко пересказал известную историю о том, как у слоненка появился хобот. Джей внимал ему благоговейно, раскрыв рот. Оба были так поглощены друг другом, что не замечали Мэри. Впрочем, это было к лучшему… Глядя в спину Коули, она испытывала растущее раздражение. Навязался на ее голову! Подумал ли он о том, что малышу придется потом объяснять, куда делся добрый дядя? А дядя сгинет, как нечистая сила с криком петуха, уж об этом Мэри позаботится! Тут Коули обернулся и вопросительно посмотрел на нее. Неужели он читает мысли, встревожилась Мэри, но ответила ему спокойным взглядом. — Устала? — спросил он. — Хочешь и меня взять на ручки? — съязвила Мэри. — Нет, — без улыбки сказал Коули. — Еще зубов недосчитаюсь… Ого, смышленый мальчик! Мэри невольно улыбнулась, и Коули ответил ей тем же. Чудесная была у него улыбка, это приходилось признать: лицо тотчас делалось почти красивым. Наверное, парень по натуре добряк, даром что коп. Вернее индикатора, чем Джей, было не сыскать. Малыш обнимал Коули за шею и что-то шептал ему на ухо. Тот кивал. Выражение его лица при этом было внимательным и сосредоточенным, словно он беседовал с ровесником. — Послушай, мы хотим мороженого? — спросил вдруг Коули. От самой формулировки вопроса повеяло чем-то таким, что заставило сердце Мэри дрогнуть и на мгновение сжаться. Словно повеяно чем-то из далекого детства — родным и полузабытым… Коули пристально смотрел на нее, и Мэри отвернулась, пряча лицо. Положение спас Джей. — Хотим! — уверенно заявил мальчик. — Клубничного! — Договорились. — И Коули решительно направился к летнему кафе. Мороженого Мэри не хотелось, она так и заявила ему. — Вообще ничего не хочешь? — изумился Коули. — Может, водички? — Джина с тоником и со льдом! — неожиданно для себя самой заявила Мэри. — И сигарету. — Вот тебе на… — Коули непритворно растерялся. — Да ты горькая пьяница! — Тебе-то что за дело? Я нынче не за рулем. — Ладно, — вздохнул Коули. — А покупать все это, стало быть, мне? Хотя вопрос идиотский, тебе никто не продаст спиртного. — Не волнуйся, рассчитаюсь с тобой до цента! — вспыхнула Мэри. Коули лишь страдальчески поморщился и, усадив их с Джеем за столик, направился к стойке. Возвратился он оттуда с двумя порциями клубничного мороженого и стаканом. Сев за столик, вынул из кармана и положил перед Мэри пачку «Мальборо» и одноразовую зажигалку. — На, травись… Не знал, какие ты куришь. Мэри молча отхлебнула из стакана. Позавтракать она забыла, — немудрено, что голова у нее моментально пошла кругом. В этом, впрочем, были и свои плюсы — она тотчас расслабилась и, достав из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой. Джей и Коули занялись мороженым. Последний то и дело искоса поглядывал на Мэри, которая курила, положив ногу на ногу. — А ведь ты не умеешь курить, — чуть погодя констатировал он. Мэри даже вздрогнула от неожиданности. Оспаривать очевидное было бы полной глупостью, и она вновь отхлебнула из стакана порядочный глоток. — Не спеши, — посоветовал Кристофер, — а то развезет, и придется мне, как ни крути, нести тебя на ручках… Мэри лишь досадливо махнула рукой и сняла очки. Голова кружилась сильнее, перед глазами все расплывалось. — Ну хватит! — Коули решительно отобрал у нее стакан. — Полно пьянствовать. Принесу-ка я тебе минеральной воды. И сигарету лучше брось, не то совсем худо будет. Мэри послушно отправила окурок в урну, и лишь после этого вяло удивилось тому, что так легко подчинилась Коули. А он, отобрав у нее очки, поднес их к глазам и присвистнул: — Ясно… — Что тебе ясно? — взвизгнула Мэри, вскочив как ужаленная. Джей озадаченно поглядел на мать. Вся мордочка у него была перемазана мороженым. Достав из кармана платок, Коули принялся невозмутимо вытирать розовые потеки. — Сядь-ка, — тихо сказал он, однако тон его был таким, что Мэри беспрекословно повиновалась. — Послушай, девочка, внимательно. Мне незачем лезть в твою жизнь, дел у меня и без тебя по горло. Единственное, что могу предложить, — это свой номер телефона на случай, если потребуется помощь. Мэри раскрыла было рот, чтобы растолковать все настырному типу при помощи слов, позаимствованных из лексикона Алекса Куинна… Но серые глаза глядели на нее так ласково, а в усах притаилась такая добрая улыбка… И Мэри вдруг поняла, что сейчас разревется. Чертов джин сыграл-таки с ней злую шутку… — Может, все-таки передумаешь и расскажешь мне, что с тобой приключилось? Ладонь Коули осторожно легла на ее запястье, и Мэри вздрогнула, словно от удара тока. Рывком высвободив руку, она решительно поднялась из-за стола. — Довольно! Кажется, нам пора — погода портится. — Да, будет гроза, — задумчиво произнес Коули, глядя на небо, где уже собирались темные тучи. Повеял прохладный ветерок, листья тревожно зашептались. Полной грудью вдыхая свежий воздух, Мэри повторила уже гораздо спокойнее: — Нам пора… Пожалуйста, отвези нас домой. — Мамочка! — встрял неугомонный Джей. — Мы ведь еще не видели льва! — В. другой раз, маленький, — утешила сына Мэри, но Коули возразил: — Почему же? Лев тут совсем рядом, я видел указатель. А вот тебе… ммм… даже очки не помогли. Хотя что в этом странного? Мэри вновь почувствовала, что краснеет. Не зря Коули изучал ее очки. Наверняка усек, что стекла в оправе простые, без диоптрий! А тот невозмутимо продолжал: — Быстро смотрим царя зверей — и домой! Побывать в зоопарке и не увидеть льва, — что может быть глупее? Лев метался взад и вперед по вольеру, утробно рыча, — волновался, должно быть, в предчувствии грозы. Джей восхищенно наблюдал за зверем, прижимаясь к боку Коули, затем тихонько произнес: — Похож на большую кошку. Интересно, а его можно погладить? Мэри с опаской взглянула на двойное заграждение из стальных прутьев в палец толщиной. — Наверное, не стоит. А вот поговорить с ним по душам, пожалуй, можно… — задумчиво проговорил Коули. И решительно направился к заграждению. Увидев человека, лев остервенело кинулся лапами на металлические прутья. Мэри, охнув, зажмурилась. Джей тихонько пискнул и обнял мать. Открыв через секунду глаза, Мэри даже не сразу поняла, что происходит. Коули сидел на корточках возле самого заграждения и что-то тихо говорил, а лев стоял прямо напротив него, хлеща себя по бокам хвостом с роскошной темной кисточкой. Вот зверь сел… потом лег… И вдруг принялся тереться мордой о прутья решетки. Впервые в жизни Мэри слышала, как мурлычет лев… Переведя взгляд со зверя на Кристофера, она ощутила вдруг, что руки и ноги ее делаются мягкими подобно теплому воску. Она непроизвольно сделала шаг вперед, потом другой… Неужели это тот самый человек, на которого она только что кричала в кафе? Сейчас лицо его казалось изваянным из камня, а серые глаза походили на слитки чистейшего серебра: они слегка расширились, пристально глядя на «собеседника». Хотя Коули не смотрел сейчас на нее, Мэри вдруг осознала с абсолютной ясностью: будь она на месте зверя, точно так же лежала бы перед ним на земле, прося ласки этой сильной руки… Наваждение длилось недолго. Коули встал и направился к ним. — А теперь его, пожалуй, можно было бы и погладить, — как ни в чем не бывало произнес он, обращаясь к Джею. Лев, привстав, пристально глядел вслед человеку. — Что… что это было? — ошеломленно спросила Мэри. — Просто мы поговорили, — пожал плечами Коули. — Все элементарно — в свое время меня научили это делать. Видела бы ты, что творит мой учитель, бывший шаолиньский монах… Кстати, живет он в Чайна-тауне, если захочешь, могу тебя с ним познакомить. Мэри промолчала, еще не совсем оправившись от потрясения. Ведь еще пару минут назад она намеревалась выставить его за дверь нынче же вечером. Раз и навсегда! — Я хочу! Я! — запрыгал Джей, дергая Кристофера за руку — Ну пожалуйста! — Если мама позволит, — уклончиво ответил Коули. Мэри не успела ничего сказать — внезапно хлынул проливной дождь. Она мгновенно вымокла до нитки, но продолжала стоять как истукан. А Коули тем временем, подхватив Джея на руки, побежал в сторону кафе. Над самой головой Мэри сверкнула молния, но и тогда она не шевельнулась. Раскат грома оглушил ее… Как будто очередной кошмар навалился на нее, не давая дышать, лишая воли, придавливая к земле. И если бы сильные руки не подхватили ее — легко, словно перышко, — Мэри неминуемо опустилась бы прямо на асфальт… Добежав до навеса, Коули сначала хотел поставить ее на ноги, но, взглянув ей в лицо, раздумал. Глаза Мэри были крепко зажмурены, руки безвольно повисли вдоль тела. Этого еще недоставало, встревожился Коули. Что с нею приключилось? Девочка явно не из разряда кисейных барышень — и вот вам, полюбуйтесь… Усадив Мэри на пластмассовый стул, он поднес к ее губам стаканчик с минеральной водой. — Пей! — приказал он. Веки ее дрогнули, и янтарные глаза с ужасом уставились на него. — Я так тебя напугал? Полно, что ты… — начал было Коули, но умолк, ибо взгляду его предстало зрелище поистине неожиданное. Впрочем, что неожиданного было в том, что у женщины есть грудь? Тонкая ткань, промокнув насквозь, облепила тело, словно вторая кожа, стали отчётливо видны даже темные кружочки вокруг сосков. Да девочка, оказывается, пренебрегает нижним бельем, машинально отметил Коули, не в силах отвести глаз от нежных округлостей. Мэри опомнилась первой и судорожным движением обхватила руками плечи. Кристофер был смущен ничуть не меньше. Он вдруг покраснел, как школьник, застигнутый возле замочной скважины девчоночьей раздевалки. Ситуация была поистине идиотской, к тому же Джей внимательно наблюдал за взрослыми, к счастью, ничего не понимая. Мэри всю свою сознательную жизнь люто ненавидела лифчики. Возможно, отчасти поэтому, даже став матерью, сохранила девичью упругость груди. А поскольку пышностью форм она никогда не отличалась и к тому же давным-давно не надевала платьев, отдавая предпочтение просторным рубахам, в этом предмете туалета просто не испытывала потребности. Кто бы мог подумать, что можно так опозориться! Что-то мягко ткнулось ей в колени. Благовоспитанный Снайп, держа в зубах голубую бейсболку, неведомо когда и как слетевшую с ее головы, выжидательно глядел на Мэри. Она поняла вдруг, что собака протягивает ей головной убор! Другого выражения в данной ситуации подобрать было просто нельзя. Машинально взяв шапочку, Мэри тихо сказала: — Спасибо… Пес положил морду ей на колени и отчего-то тяжело вздохнул. Снайп очень вовремя отвлек Мэри, иначе она заметила бы замешательство Коули и едва заметный румянец на его скулах. А тут еще и Джей, позабыв о взрослых, повис у пса на шее. Тот стоически это перенес, потом облизал мальчику лицо. Малыш визжал от счастья. Пронесло, подумал Коули… Нахлобучив бейсболку, Мэри подняла на него глаза, но Кристофер уже смотрел в сторону львиного вольера. Проследив направление его взгляда, Мэри сквозь пелену дождя увидела, что большая рыжая кошка неподвижно сидит возле решетки. Роскошная грива промокла насквозь, желтые глаза, не мигая смотрят на Коули. Словно невидимая ниточка протянулась между зверем и человеком… Мистика какая-то! — Что ты с ним сделал? — растерянно спросила Мэри. — Ничего. Как бы тебе это объяснить… Понимаешь, наш разговор все еще продолжается. — А что он тебе говорит? — Мэри готова была болтать о чем угодно. Она чувствовала, что стоит ей замолчать, как тотчас случится что-то непоправимое. — Ну… — Коули помялся. — Если нашу беседу пересказывать вкратце, то получится следующее. Я сказал, что не желаю ему зла. Он в ответ спросил, почему я хожу на двух ногах. Это в переводе означает, что я не похож на остальных двуногих. — А сейчас? Что говорит лев сейчас? — Сейчас он спрашивает, что со мной… Услышав эти слова, Мэри еще крепче обхватила себя за плечи. Инстинкт предупреждал ее об опасности, хотя она прекрасно запомнила, что у этого полицейского есть красавица жена. Впрочем, кого и когда это остановило?.. А может быть, она, обжегшись на молоке, дует на воду? Скоро они распрощаются навсегда. То, что сейчас произошло, лишь укрепило ее решимость. Мэри поднялась со стула. — Пошли, малыш! Коули изумленно воззрился на нее. — Ты в своем уме? Хочешь простудить ребенка? Его майка еще не просохла… Что, на свидание опаздываешь? Только тут до Мэри дошло, что майка Джея висит на спинке одного из стульев. Когда Коули успел раздеть малыша? Мэри стало мучительно стыдно: ребенок промок, а дрянная мать, занятая собственным внешним видом, впала в прострацию! — Сядь и успокойся, — продолжал Коули. — Я в два счета домчу вас до дома — ойкнуть не успеете. Кстати, и самой тебе не мешало бы выжать рубашку… Он умолк, сообразив, что сболтнул лишнее. Глаза Мэри сузились и полыхнули вдруг такой жгучей ненавистью, что у Коули мороз прошел по коже. Снайп мгновенно насторожился. Подойдя к Мэри, он встал лапами ей на колени и лизнул в нос. Умей пес говорить, и тогда не мог бы яснее сказать ей, что напрасно она сердится, что хозяин не имел в виду ничего дурного. Гнев Мэри тотчас угас. Действительно, с головой у нее не все в порядке. Хотя что в этом удивительного? После всего того, что ей досталось в жизни, каждый вправе был бы сойти с ума. Однако объяснять этого Коули было нельзя. И Мэри просто опустила глаза, гадая, когда же рубашка ее высохнет сама собой… Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Из-за туч выглянуло солнце, от асфальта повалил пар. Мэри воспрянула духом, ей не терпелось как можно скорее расстаться с человеком, близость которого пугала ее. Повернувшись к Коули, она увидела, что малыш сладко спит у того на плече. Снайп лежал у ног хозяина, но глаза его пристально следили за нею. — Не волнуйся, — произнесла Мэри, обращаясь к псу — Я его не обижу. Веришь? Пес вновь вздохнул совершенно по-человечьи. «Кто тебя знает?» — отчетливо послышалось ей в этом вздохе. Мэри невольно улыбнулась. — Вот видишь, понимать звериный язык совсем не так уж трудно, — похвалил ее Коули. Глаза его смеялись, и Мэри на мгновение стало необыкновенно легко и спокойно. Но лишь на мгновение… — Донесешь Джея до машины? — спросила Мэри. — Мне будет невыносимо тяжело, но я справлюсь, — серьезно ответил Коули, однако искорки смеха в серых глазах и не думали гаснуть. Возле «хаммера» Коули осторожно передал малыша матери. Когда руки их соприкоснулись, Мэри едва не задохнулась. Коули же не обнаружил ни малейших признаков смущения. Сев за руль, он спросил: — Тебе не нужно никуда заехать по дороге? — Что ты имеешь в виду? — растерялась Мэри. — Ну, в супермаркет, например. Тут Мэри вспомнила, что утром Джей съел последнюю упаковку йогурта, да и молока в бутылке оставалось на донышке. Но каким образом Кристофер мог догадаться? Неужели она выглядит столь нерадивой хозяйкой? Не придумав ничего лучшего, она напрямик спросила его об этом. — Как тебе сказать… — задумался Коули. — Я спросил просто так, наобум. А что, неужели угадал? Мэри мрачно кивнула. — Кстати, я преследовал и свои личные интересы, — признался Коули. — Мне тоже кое-что нужно купить. Вот я и подумал… — Разве дома покупками занимаешься ты? — изумилась Мэри. — Ну да. А кто же еще? — Кристофер поднял брови. — Может, и готовишь тоже ты? — Разумеется. А что в этом странного? — Чем же занимается твоя раскрасавица жена? — прищурилась Мэри. Только тут вспомнив свою вдохновенную ложь, Коули быстро нашелся: — Разве красавицы для этого созданы? — Стало быть, ты образцовый муж? — Ее спроси, — сдержанно посоветовал он. Сознаваться во лжи было никак нельзя. А вдруг эта чокнутая снова захочет выпрыгнуть из машины? Коули, как ему казалось, уже многое понимал или, если угодно, интуитивно угадывал, Впрочем, времени поразмыслить над новой информацией у него будет предостаточно… Затормозив у супермаркета, Коули деловито осведомился: — Что тебе купить? — У меня ноги пока не отсохли! — огрызнулась Мэри. Ожидавший чего-то в этом роде Кристофер пожал плечами: — Подумай, стоит ли будить мальчишку. И потом, я вполне способен отличить «Педигри» от чипсов… И Мэри сдалась. Выслушав ее инструкции, Коули вылез из машины и пошел в сторону магазина. Глядя ему в спину, Мэри испытывала жгучее, почти непреодолимое желание потихоньку улизнуть. Пусть в этом не было никакого смысла, — ведь поступи она так, он как пить дать притащился бы к ней домой с треклятым йогуртом под мышкой, — но усидеть на месте ей удалось с превеликим трудом. С заднего сиденья послышалось едва слышное поскуливание. Обернувшись, Мэри встретилась взглядом с собакой. Умные карие глаза глядели печально. — Не переживай, приятель, — вздохнула Мэри. — Я, конечно, скотина, но ведь не настолько же! В ответ Снайп замахал хвостом… и вдруг улыбнулся! Мэри в жизни не видела ничего подобного, хоть и была у нее в детстве собака, необычайно умный коккер Кисс. — Послушай, кто ты такой? — совершенно серьезно спросила пса Мэри. — Может, зачарованный принц? И что за человек твой хозяин? Откуда вы оба свалились на мою голову? Пес продолжал улыбаться, но выражение его морды слегка переменилось. Теперь оно говорило: «Неизвестно еще, кто на чью голову свалился». Мэри невольно хихикнула, но тотчас одернула себя: из магазина вышел Коули с двумя увесистыми пакетами. — Ну как, побеседовали? — деловито осведомился он. — И весьма содержательно, — кивнула Мэри. — Что же он тебе поведал? — Что ты маг и волшебник, что умеешь читать мысли, что все звери повинуются тебе… — начала перечислять Мэри. — А что я лучший полицейский в Нью-Йорке, разве не сказал? — Наверное, просто не успел, — улыбнулась Мэри. В преддверии скорого расставания ей не хотелось грызться с Коули. В конце концов, он пожертвовал выходным ради сомнительного удовольствия сопровождать их в зоопарк. Теперь Мэри почти верила, что этот полицейский — просто хороший человек и не имеет никаких задних мыслей… А Коули вдруг кинул ей на колени пакетик соленых орешков. — Погрызи. И вновь, в который раз за этот день, Мэри лишилась дара речи. Ошарашенно глядя на пакетик, она замерла, а Коули меж тем искоса, но пристально наблюдал за сменой выражений на ее лице. Вот она рассердилась, вот губы ее страдальчески скривились, вот она силится овладеть собой… — Откуда ты знаешь, что я именно это люблю? — спросила она наконец. — У тебя на носу написано, — усмехнулся он. — А там не написано, что я уже вполне взрослая? — ощетинилась Мэри. — Нет, — сказал, как отрезал Кристофер. Весь остаток пути до дома Мэри они молчали. Затормозив у подъезда, Коули вытащил из машины пакет с молоком и йогуртом. — Позволь мне как воспитанному человеку хотя бы донести все это до холодильника, — попросил он. — Мне нужно еще с тобой рассчитаться, не забудь! — напомнила ему Мэри. — Послушай меня, девочка, — Коули посерьезнел, — и не перебивай. До сих пор не знаю, где ты работаешь и сколько у тебя на текущем счете, но есть некоторые правила, которым я привык следовать. Одно из них гласит: «Никогда не обещай больше, чем сможешь выполнить». Другое: «Никогда не бери денег с женщины, будь она хоть внучкой Рокфеллера». Я не нарушил первого, хочу соблюсти и второе. Глядя на него, Мэри поняла, что спорить бессмысленно. Она лишь жалко улыбнулась и неопределенно пожала плечами. — Как знаешь… Я, конечно, не внучка Рокфеллера, но зарабатываю сносно. Визажистам недурно платят — особенно за хорошую работу. — Ты визажист? Это что-то из области кинематографа? — нахмурился Коули. — Я работаю в фотостудии, — сухо объяснила Мэри. Отперев дверь, она отнесла спящего сына в детскую, а оттуда направилась на кухню, где застала сногсшибательное зрелище. Коули сидел на корточках возле раскрытого холодильника, а Снайп доставал из пакета одну за другой упаковки йогурта и подавал их хозяину. Завидев замершую на пороге хозяйку, Кристофер довольно ухмыльнулся: — Наше маленькое шоу имеет успех? Не отвечай, все и без того ясно. Ну что ж, нам пора… Уже возле самых дверей Коули замешкался. — Хочу на прощание задать тебе один-единственный вопрос. Согласись, в течение дня я не злоупотреблял твоим терпением и не проявлял повышенного любопытства. — Валяй… — Мэри уставилась в пол. — На моем месте и тупой понял бы, что у тебя проблемы, девочка. Серьезные проблемы. — Коули помолчал, прежде чем продолжить. — Я предлагаю тебе помощь. Согласна? В ответ он готов был услышать что угодно: отборную брань, истерический визг… Однако слова «девочки» его просто потрясли. — Проблемы у меня есть, спорить не стану, — спокойно ответила Мэри. — Но я вполне в состоянии решить их самостоятельно. А вот тебе могу помочь с твоими… — Это с какими же? — растерялся Коули. — Ты явно страдаешь от переизбытка благородства. — Янтарные глаза ее похолодели. — А люди — удивительно неблагодарные твари, и я не исключение. С животными много проще… — Здесь ты, пожалуй, права, — согласился Коули. — Ты не дослушал. Неужели ты убил целое воскресенье в расчете лишь на то, что я растекусь сладенькой лужицей и поведаю доброму дядечке обо всех своих печалях? Тут ты дал промашку, сержант. Извини, что разочаровала тебя… — Да чего уж… — Коули тяжело вздохнул. — Тогда пока, девочка. — И никогда не приходи сюда больше! — Голос Мэри вдруг зазвенел. — Никогда, если не хочешь серьезных неприятностей! Коули глядел на нее во все глаза. Перед ним вновь была волевая, уверенная в себе женщина в одежде младшего братишки. Рубашка успела высохнуть, скрыв пикантные подробности ее телосложения, но Кристофера не покидало тревожное ощущение, что теперь он обрел способность видеть сквозь одежду… Он даже головой затряс. — Хорошо. Обещаю тебе это. И он вышел, сопровождаемый Снайпом. Мэри глядела им вслед, не шевелясь. Не то чтобы она сомневалась в своей правоте, нет, дело было в другом. Приходилось честно сознаться себе в том, что присутствие этого человека расслабляло ее, действовало успокаивающе. И, что хуже всего, это было ей приятно… Загвоздка заключалась лишь в том, что любое вмешательство в ее жизнь было абсолютно лишним. К тому же Коули — полицейский, а это совсем плохо… Осознав вдруг, что мысленно спорит сама с собой, Мэри словно очнулась. Полнейший абсурд! Джей сладко посапывал, раскинув ручки и улыбаясь чему-то во сне. Мэри замерла на пороге детской, вспомнив, как льнул малыш к Коули. Что ж, тем более она права! Стягивая с сына шортики, она вдруг нащупала в кармашке какую-то бумажку. Развернув ее, едва не ахнула — на ней аккуратным четким почерком был выведен номер телефона и слова: «Сержант полиции Кристофер Коули». В приступе внезапной ярости Мэри смяла бумажку и швырнула ее на пол… Укрыв сына одеяльцем, Мэри направилась в гостиную и устало опустилась в кресло. Огонек автоответчика снова мигал, но включить его отчего-то не поднималась рука… Вместо этого Мэри набрала номер Алекса. Тот сразу же схватил трубку. — А-а-а, это ты, малыш… — Голос его звучал разочарованно. Ясненько, ждешь звонка своей драгоценной Клэр, подумала Мэри. Судя по утреннему разговору с подругой, ждать Куинну предстояло до второго пришествия… — Как дела, — вздохнув, поинтересовалась Мэри. — Почему ты звонишь только сейчас? — взорвался Алекс. — Где тебя черти носят? — Там, где ты не можешь меня достать! Имею я право хоть на один выходной? — возмутилась Мэри, задетая за живое. — Вот теперь и пеняй сама на себя! — не унимался разъяренный фотограф. — В честь чего это ты так разошелся? — прикрикнула на него Мэри. — Срываешь на мне зло? Сам наломал дров, а теперь локти кусаешь? Ты последнее дерьмо, Алекс Куинн, и на месте Клэр я плюнула бы тебе в рожу! — Прости, малыш… — Голос Алекса зазвучал безжизненно. — Я не хотел тебя обидеть. И ее не хотел… Просто она меня достала! — вновь стал закипать он. — Эй-эй, полегче! — предостерегла его Мэри. — Ты уже наговорил больше чем достаточно! — Да она едва не сорвала мне ответственную съемку! Всегда ведет себя так, словно она — пуп земли! — Погоди, уймись! Стало быть, заказчик остался доволен? — Еще бы! Митчелл в полнейшем восторге, руки мне готов целовать! — И слава богу… — Мэри вздохнула с облегчением. — Учти только, неизвестно еще, сколько ты на этом деле приобрел и сколько потерял! — Ладно, сочтемся, — хмыкнул Алекс. — Кстати, малыш, вы с Джеем вышли просто на диво хорошо! — Ты… Разве ты напечатал нашу фотографию? — Мэри насторожилась. — Но зачем? — Да уж больно приглянулся негатив, — уклончиво ответил фотограф. — Надеюсь, ты не забыл нашего уговора? — У Мэри мигом пересохло во рту. Когда она нанималась на работу, одним из ее непременных условий было, чтобы Алекс нигде и никогда не публиковал ее фотографий. Фотограф легко согласился, хотя снимал Мэри немало, отрабатывая на ней различные приемы освещения. До сих пор он всегда отдавал отпечатки ей… На том конце провода стало необыкновенно тихо. И от этой тишины Мэри едва не сделалось дурно. — Ты что, оглох? — заорала она. — Отвечай! — Успокойся, малыш, — примирительно заговорил Алекс. — Понимаешь, согласие модели на публикацию снимка необходимо лишь в том случае, если она предстает на нем обнаженной. Тебе это и без меня наверняка прекрасно известно. И потом, я честно пытался до тебя дозвониться… Но Мэри уже не слушала. Швырнув трубку на рычаг, она заметалась по комнате. Не может, не может этого быть!.. Или она сама виновата, что не объяснила в свое время Алексу всего толком? Впрочем, как бы то ни было, даже одна-единственная опубликованная ее фотография означала для нее… Что именно, Мэри и сама никогда толком не формулировала, зная одно: этого никогда не должно было произойти! За окнами стремительно темнело — на небо вновь наползали черные тучи, где-то далеко глухо рокотал гром. Мэри тотчас вспомнился сон, и предчувствие чего-то неотвратимого и ужасного сдавило сердце… А вдруг она что-то не так поняла? Подскочив к аппарату, она вновь позвонила в студию. — Говори! — закричала она в трубку. — Понимаешь, малыш, когда с утра мы с Митчеллом отсматривали контрольки… В общем, от кривлянья Клэр нас обоих едва не стошнило, а вот когда он наткнулся на вас с Джеем… Ты соображаешь хоть, сколько получишь? — Диктуй телефон офиса Митчелла! — не своим голосом проговорила Мэри. — Немедленно! — Спятила? — ахнул Алекс. — Опомнись, детка! Да ты там совершенно на себя не похожа. Даже я с трудом тебя узнал! — Телефон! Сейчас же! К счастью, в офисе обнаружилась секретарша, и Мэри удалось ее уломать. Получив номер мобильного телефона Митчелла, Мэри минут тридцать трезвонила ему, потом, дозвонившись, умоляла, уговаривала… Все было тщетно. — Да в чем, собственно, проблема, мисс Уаттон? — взорвался наконец Джошуа Митчелл. — Может быть, вы не нуждаетесь в деньгах? Воля ваша, можете отказаться от гонорара в пользу голодающих детей Африки! И бросил трубку. Мэри даже не успела спросить парфюмера, сколько дней осталось до выхода в свет номера журнала с роковой фотографией. Именно этот срок судьба милостиво отпускала ей, чтобы унести ноги из города. Она звонила Джошуа Митчеллу снова и снова, но никто не отвечал. В трубке слышались лишь гудки да треск электрических разрядов: над городом вовсю бушевала гроза… Наконец, решив, что выяснить все будет не поздно и завтра, Мэри оставила в покое телефон, от которого, казалось, вот-вот полетят искры. Взгляд ее упал на початую бутылку бренди, стоявшую на журнальном столике. Она отвинтила крышечку и плеснула в стакан не глядя… Сделав пару глотков, едва не задохнулась и, распахнув окно, жадно принялась вдыхать всей грудью грозовую свежесть. Сколько она так простояла, Мэри понятия не имела. Дождь постепенно кончился. Чахлая городская листва, словно по мановению волшебной палочки, посвежела и стала как будто гуще. Небо, едва затянутое облаками, сделалось до странности прозрачным. Стекла домов, вымытые дождем, сверкали в лучах заката — точь-в-точь детские глазки сразу после пробуждения… То ли от созерцания этой безмятежной картины, то ли от глотка спиртного Мэри мало-помалу успокоилась, растерянность уступила место холодному самообладанию, а ведь именно это ей в ближайшее время более всего понадобится… Какая-то машина — марки ее Мэри не успела заметить — рванула с места из-под самых ее окон, выплюнув едкое облачко выхлопных газов. Недовольно сморщившись, Мэри захлопнула окно и плюхнулась в кресло. Утро вечера мудренее, решила она, допивая бренди. И тотчас ощутила, как устала за этот день… Скинув кроссовки, она забралась в кресло с ногами и закрыла глаза. Было удивительно тихо, лишь раздавался размеренный стук дождевых капель о подоконник. Приказав себе расслабиться и ни о чем не думать, Мэри стала засыпать. Но тут отчаянно зазвонил телефон. Вздрогнув, она протянула было руку к аппарату, но вдруг ею овладело такое ледяное безразличие ко всему на свете, что, вместо того чтобы снять трубку, она попросту выдернула вилку из телефонной розетки… 6 Может ли человек проснуться от оглушительной тишины? Бывает ли такое с другими людьми, Мэри понятия не имела, но твердо знала одно: именно это с нею только что произошло. Выбравшись из кресла, она поплелась в кухню. Достав из холодильника банку кока-колы, замерла, сжимая ее в руке, потом приложила ко лбу… Виски снова ныли. Мысли путались, опережая одна другую. Куда бежать? И стоит ли бежать? Ведь рано или поздно Джереми ее найдет, пересеки она хоть океан! В этом Мэри ни секунды не сомневалась, хотя в глубине души продолжала надеяться на чудо. Судьба подарила ей год спокойной жизни, если не брать в расчет терзавших ее воспоминаний. Разве это не щедрый подарок? Пережитое воспитало в ней железную волю и умение выкручиваться из самых сложных жизненных ситуаций, причем без посторонней помощи. Мэри давно решила: она будет сражаться до последнего… Тем более что отступать все равно некуда. Если рассуждать здраво, поступок Алекса вовсе не так уж дик. Формально он перед нею чист. Кому, как не ей, это знать? Могло ли ему прийти в голову, чем грозит ей и Джею публикация фотографии? Она трижды дура, что не объяснила Алексу всего. Ей самой и выпутываться. Но как? Открыв банку, Мэри залпом выпила едва ли не половину. Легче не стало. В какой-то момент она с ужасом поняла, что всерьез гадает, каким способом Джереми ее убьет. Может, просто свернет ей шею как цыпленку? Или предпочтет сбросить с крыши? Впрочем, не исключено, что сначала вволю потешится над нею… Неужели всему виной наркотики? Но Мэри в это отчего-то не верилось… Не верилось ей и в то, что чудовище, дремавшее в нем до поры, в одночасье вырвалось на волю под влиянием героина. Уже не раз Мэри задавалась вопросом: неужели она могла когда-то так ошибиться в Джереми? Хотя все это по большому счету не имело значения. Уже не имело. И вновь она окунулась с головой в прошлое, которое подобно омуту неумолимо затягивало ее… После рождения малыша для молодой семьи наступили нелегкие времена. Мало того что будущий отец совершенно не озаботился приобретением необходимых для младенца вещей, он еще и наотрез отказался выпроводить из квартиры своих великовозрастных подопечных. Покуда они мутузили друг друга в съемочном павильоне, окончательно превратившемся в спортзал, она возилась с малышом. Лишенная возможности спать по ночам, Мэри при любой удобном случае старалась прикорнуть днем, поэтому с Джереми они виделись мало. Да что там, ей не хватало времени даже на то, чтобы спросить мужа, почему ей приходится все делать одной. Порядок вещей установился как бы сам собой: Мэри занимается ребенком и домом, Джереми — всем остальным. Однако «все остальное» было понятием, мягко говоря, абстрактным — оно включало ежедневные тренировки, постоянные отлучки по неведомым делам и ежевечерние медитации под звуки восточной музыки. Вскоре стало ясно, что их сбережения подходят к концу — кроватку, коляску и множество других необходимых новорожденному вещей все же пришлось приобрести. Маленькому Джею пошел всего третий месяц, когда Джереми стал поговаривать о том, что пора приступать к работе. Мэри даже не сразу поняла, о чем он толкует, а когда поняла, то долго и безутешно плакала. Муж ласково утешал ее, обещая, что все это ненадолго, что вскоре дела его поправятся. И вновь Джереми прибег к проверенному средству — к страстным супружеским ласкам… Кончилось тем, что Мэри сдалась. На последние деньги была нанята молоденькая няня, присматривавшая за младенцем в дневные часы. Мэри вновь забегала по городу, то и дело звоня домой, и няня неизменно отвечала ей полусонным голосом, что дитя в порядке, что хозяина нету… Вымотанная бессонными ночами, Мэри засыпала всюду — в перерывах между съемками, в такси, даже в метро. Стоило ей доползти до дома, как няню, в голове у которой были лишь танцы да ухажеры, как ветром сдувало. И Мэри оставалась лицом к лицу с разоренной и замусоренной квартирой, неизменным пылесосом и агукающим младенцем. Соскучившись за день по сыну, она устраивала малыша в «рюкзачке-кенгуру» и расхаживала с ним по квартире, убирая, стирая, готовя… Джереми частенько возвращался заполночь, с совершенно безразличным видом глядел на спящего сына, ужинал и укладывался спать. Из этой безликой череды вечеров Мэри запомнился один-единственный… Прибежав домой и отпустив няню, она застала Джереми лежащим на диване. Вяло поприветствовав жену, он снова уткнулся носом в книгу, которую держал в руках. Жара стояла невыносимая, Джереми валялся в одних плавках, а между лопаток взмыленной Мэри ручьями тек пот. — Мне надо принять душ, — сказала она тогда. — Я быстренько! Присмотри за ним. Джереми равнодушно кивнул. Он почти не проявлял интереса к сыну, лишь изредка подходил к кроватке и задумчиво глядел на младенца. Положив ребенка на диван рядом с мужем, Мэри улыбнулась малышу: — Побудь с папой, сынуля. Сперва мамочка поплещется под водичкой, а потом — ты. Ладно? Ребенок улыбнулся ей беззубым ртом и пустил пузыри. Джереми перевернул страницу, а Мэри бегом понеслась в ванную. Скинув одежду, она включила прохладный душ, несколько минут простояла под струями воды, понемногу приходя в себя. И вдруг… Услышав отчаянный детский плач, Мэри опрометью выскочила из ванной. Глазам ее предстала картина, которой она никогда не забудет: лежащий на полу, захлебывающийся плачем малыш и удивленный Джереми, так и не выпустивший из рук драгоценной книги… — Что, маленький? — подхватила Мэри на руки посиневшего от крика младенца. — Тебе больно? Ты ушибся? — Понимаешь, — стал оправдываться Джереми, — я лишь на секунду отвернулся, как он вдруг… — Заткнись! — процедила сквозь зубы Мэри. Ей хотелось наорать на мужа, но она боялась своим криком еще больше напугать ребенка. Джереми заморгал и привстал. Никогда еще за все время их знакомства не позволяла себе Мэри говорить с ним подобным тоном. Да она и сама растерялась. — Прости… — забормотала она. — Ох, прости меня, пожалуйста! Нервы ни к черту… — Да полно, успокойся! Парень всего-навсего упал с дивана. Не со шкафа же! Сейчас он замолчит. Правда, сынок? — проговорил Джереми. Ребенок и в самом деле мало-помалу успокоился, но, даже заснув, долго еще всхлипывал. То же самое делала и молодая мать. Правда, в отличие от малыша в ту ночь она так и не сомкнула глаз… Именно этот случай заставил ее впервые задуматься о том, что происходит с ее жизнью. Тогда Мэри сделала обескураживший ее вывод: у нее двое детей, один из которых, считая себя взрослым, делает глупость за глупостью. Впрочем, тогда она не могла предугадать, чем это может закончиться… У Джереми стали водиться денежки. Замученной Мэри было не до того, чтобы допросить мужа с пристрастием об источниках его дохода. Говорил он разное: то подработал на кинопробах, то отснял сенсационный репортаж о пожаре. Мэри даже не приходило в голову проверить правдивость слов Джереми. А если бы и пришло, на это все равно не хватило бы времени — она была по-прежнему нарасхват. Вскоре няню-вертихвостку удалось сменить на более опытную, и Мэри стало поспокойнее. Да и ребенок ночами уже так не изматывал ее. Заработки Джереми неуклонно росли. Ей надлежало бы радоваться, и она честно пыталась это делать, но смутная тревога то и дело будила ее по ночам. Пытаясь анализировать ее причины, Мэри терпела фиаско, — и в самом деле, вроде бы все было в порядке. Джереми отсутствовал порой неделями. Приезжая, он обнимал ее, агукал с сыном… И в постели был прежним — неизменно ласковым, страстным и неутомимым. Казалось бы, чего еще желать? И тревога ее мало-помалу улеглась. Около двух лет прожили они так. Мэри удалось даже выкроить время, чтобы съездить к отцу с полуторагодовалым Джеем. Майкл и его подруга, милейшая женщина, были в восторге от красивого и умненького малыша. Отец, казалось, уже не переживал за судьбу дочери. Однако при прощании, обняв Мэри, шепнул ей на ухо: — Помни, дорогая, ты всегда можешь вернуться… Если захочешь. Тогда ей и в голову не могло прийти, что отца она увидит еще очень и очень не скоро… Когда переменился Джереми? Наверное, это случилось не сразу. Или Мэри, замотанная на работе, не сразу поняла, что происходит? Однако ей все чаще стало казаться, что муж не такой, как прежде. Но приступы странной хандры очень скоро проходили, и она снова видела перед собой сильного и уверенного в себе мужчину. Особенно хорош он был во время домашних тренировок. Грациозный, словно молодой тигр, он наблюдал за учениками, не чаявшими души в своем «сенсее». Мэри мечтала о том дне, когда они вместе наденут на Джея крошечное кимоно… Все рухнуло в одночасье. Однажды, прибираясь после ухода питомцев мужа, она обнаружила на полу использованный одноразовый шприц. Совершенно случайно. Он попал под соломенную циновку, и Мэри не заметила бы его, если бы не наступила на это место босой ногой. У нее хватило ума не потребовать у мужа объяснений. В ней еще теплилась надежда, что это чистейшей воды случайность, что кто-то из его воспитанников оказался «паршивой овцой»… Надежда угасла, когда Мэри обнаружила на локтевом сгибе Джереми характерные следы, на оливково-смуглой коже они были почти незаметны. В школе, где кое-кто баловался наркотиками, они называли подобные метки «следами дьявольских когтей». Теперь все встало на свои места. У Мэри словно открылись глаза. Она уже не понимала, как могла верить в то, что Джереми неделями пропадает на каких-то кинопробах. Теперь стали ясны причины и странной рассеянности, и холодности к ней, которая так печалила Мэри в последнее время. Неимоверных усилий стоило ей решиться на откровенный разговор с мужем. Мэри глубоко шокировало то, что Джереми даже не стал отпираться. Напротив, он невозмутимо отстаивал свое право время от времени «расслабляться» после трудов праведных. — Не морочь мне голову, дорогой, — еще пыталась шутить она. — Даже такая наивная дурочка, как твоя женушка, раскусила, откуда ты берешь деньги. Ну-ка, признавайся! И она принялась тормошить Джереми. То, что произошло в следующую секунду, разум ее отказался воспринимать: от чудовищного удара по лицу она отлетела к стене, сильно стукнувшись головой. Но она позабыла про боль, увидев лицо Джереми, — неузнаваемое, искаженное отвратительной злобной гримасой. — Что ж, признаюсь! Просто мне надоело жрать на твои деньги, а Уилли предложил мне классную работенку! Мэри хорошо знала коротышку Уилли, этого молчаливого неприветливого парня с необычайно колючим, но умным взглядом. А Джереми продолжал, потрясая кулаками: — Да, я возил «дурь» в кофре с фотоаппаратурой, чтобы ты и твой сосунок могли радоваться жизни! Сквозь пелену слез Мэри почти ничего не видела. Она чувствовала, что по лицу ее что-то течет, но не могла понять что именно — слезы или… Горячая влага оказалась кровью — лишь это помогло Джереми очнуться. — Прости, кроха! — Он подхватил Мэри на руки. Отчаяние его было неподдельным. — Ну убей меня! Делай со мною, что хочешь! Обвив руками его шею и задыхаясь от рыданий, Мэри молила лишь об одном: — Брось все! Не ради меня, нет… Родной мой, у тебя же сын! Господи, ведь ты — это уже не ты! Тогда Джереми клятвенно пообещал ей завязать с наркобизнесом. И это ему, видимо, удалось, потому что источник его фантастических доходов внезапно иссяк. Мэри затаилась, как зверек, не веря своему счастью. Он и сам перестал употреблять зелье. Какое-то время ей казалось, что перед нею прежний Джереми. Мэри обращалась с мужем, как с хрупким хрустальным сосудом, отдавая ему всю любовь, всю нежность, всю себя без остатка. Однако дьявол, оставив на ком-то метки своих когтей, столь легко не выпускает жертву… Да, Джереми боролся. Мало-помалу его перестали посещать ученики, он вновь занялся фотографией, но продлилось это каких-нибудь полгода. Он ни на чем подолгу не мог сосредоточиться, забросил даже чтение. Теперь семья жила только на заработки Мэри, и ей поневоле приходилось целыми днями отсутствовать. Идя домой и чувствуя, как замирает сердце, она гадала, что ждет ее этим вечером? И роковой день настал… Увидев однажды стеклянные глаза мужа, Мэри едва не закричала в голос. Мир вокруг почернел, словно обуглился. С той минуты она не знала покоя. Иногда она заставала мужа спящим, это было лучше всего. Порой он просто сидел, уставившись в стену, — а вот это могло кончиться чем угодно. Однажды он вскочил, подошел к играющему сыну; взял в руки пластмассовую машинку, повертел ее в пальцах… и вдруг сжал в кулаке. Игрушка, хрустнув, сломалась, Джей заплакал. В ответ отец пнул малыша ногой. Мэри потом никак не могла взять в толк, как ей удалось повалить рослого Джереми на пол… Вскоре он вновь на коленях умолял ее о прощении, но Мэри лишь глядела на мужа, не понимая, кто перед нею. — Ведь ты любишь меня, кроха! Не бросай меня, помоги! — Похоже, мы с тобой соперники в любви. — Мэри словно осенило. — Да-да, так оно и есть! Мы с тобой любим одного и того же человека, и этот человек — ты! Эта ее фраза вызвала у Джереми новую вспышку ярости. — Кудряво выражаешься, детка! Эх, знала бы ты, что один-единственный укольчик стоит всей философии мира! Может, отведаешь? В тот вечер Мэри с малышом спаслась бегством. Лежа рядом с сыном на диване в студии знакомого фотографа, она размышляла, удастся ли ей отделаться так легко в следующий раз? Она много о чем передумала в ту бессонную ночь. Вспоминала, что жизнь их окончательно разладилась, когда ушло из нее то единственное, что всегда примиряло их друг с другом и с любыми лишениями, — супружеские ласки. Это случилось внезапно, и Мэри винила во всем дьявольское зелье. Потом она изумлялась собственной глупости. И в самом деле, как могла она верить, что при помощи страстных объятий возможно решить хоть какую-то проблему? Перебирая в памяти всю свою жизнь с мужем, она ужасалась собственной слепоте: ведь для нее постель оказалась точно таким же наркотиком, как героин для Джереми. Ласки мужа помогали расслабиться, отвлечься, забыться. Чем не наркотический кайф? Лишенная привычного снадобья, Мэри, страдая от «ломки», совершила непростительную ошибку. Она заговорила с Джереми на эту животрепещущую для нее тему. Да, она искренне верила в то, что все еще можно вернуть, поправить… Джереми выслушал ее очень внимательно. Лицо его при этом оставалось непроницаемым, глаза — полуприкрытыми. Вот тяжелые веки дрогнули, приподнялись — и на Мэри уставились… нет, не глаза, а две черные дыры. — Значит, ты томишься желанием, крошка? Только вот незадача: игры эти уже не для меня… Может, мне подыскать для тебя любовничка? — Не стоит, — озорно улыбнулась Мэри. — Если прижмет, я и сама как-нибудь справлюсь… Подумать только, даже тогда она все еще пыталась шутить! Однако не учла, что Джереми уже совершенно не понимал юмора. — Не стоит, маленькая. Всегда можно найти желающего помочь ближнему… — Очнись! — ужаснулась Мэри. — Мне нужен только ты… — Значит, любишь меня? — странным голосом спросил Джереми. Как, как втолковать Джереми, что, продолжая любить его, она люто ненавидела то чудовище, в которое превратил мужа героин? Тогда в разговоре с ним ее секундное замешательство стало для нее роковым… Мэри с хрустом смяла в руке пустую банку из-под кока-колы. Пора было остановиться! Если снова и снова прокручивать в памяти то, что случилось потом, недолго сойти с ума! Ведь она уже не раз бывала на волосок от этого… За окнами занимался рассвет. Сколько часов просидела она в кухне? Но это, в сущности, неважно. Она пошла в спальню, разделась и легла навзничь. Господи, подари мне хотя бы пару часов сна! — мысленно взмолилась она. Тишина. Еле слышный стук дождевых капель успокаивал, навевая долгожданный сон. Спать! — приказала себе Мэри. Закрыв глаза, она увидела вдруг лицо Кристофера Коули, его внимательные серые глаза с еле приметными искорками смеха. Странно, но она не испытала никакого раздражения. Наверное, это все-таки просто хороший человек… 7 И снова он всю ночь провертелся с боку на бок как последний идиот. Надо ж было так ошалеть от вида женской груди! Сексуально озабоченным Коули никогда не был, проблемы такого рода привык решать по мере их появления и жил себе припеваючи. Однако сейчас он решительно не понимал, что с ним происходит… Мало того что малышка не в его вкусе, она еще, сдается, и порядочная стерва. Он поклясться мог, что куда теплее отнесся к ее мальчишке, который нравом явно пошел не в мать… А вот надо же, не идет у него из головы. И, что совсем уж худо, не просто как шарада, которую во что бы то ни стало надобно решить из чисто профессионального интереса. Он не мог забыть ее лица, стремительная смена выражений которого ставила его в тупик едва ли не каждые пять минут. Стоило ему закрыть глаза, и он видел нежные губы, не тронутые помадой. И мочки ушей, совсем еще детские, и в них едва заметные крошечные дырочки, но сережек она, видимо, давно не носила… Да он, похоже, спятил! Или настала пора поискать себе очередную подружку, как он вот уже много лет поступал время от времени? Весь ужас был в том, что свет словно клином сошелся на этой чокнутой! А она от самого невинного его прикосновения буквально лезла на стену! Коули никогда не внушал отвращения женщинам, как, впрочем, и не слыл среди друзей казановой. Думая об этой странной девочке, он отдавал себе отчет в том, что все тут очень непросто… Вне всякого сомнения, она была глубоко ранена кем-то, и рана эта кровоточит до сих пор. Но ему-то что до этого, если разобраться? Его дело карать преступников, а жертвами занимаются другие инстанции, вроде приютов для женщин, подвергшихся домашнему насилию. Этих заведений сейчас пруд пруди. Однако же именно он, Кристофер Коули, лежит сейчас как дурак, уставившись в потолок спальни, и слышит нежный голос Мэри, произносящий совершенно чужие, не принадлежащие ей слова: «Люди — твари неблагодарные, и я не исключение…» Врешь, девочка! А вот твои янтарные глаза говорят правду. Если внимательно смотреть в них, то шараду можно разгадать. Только ты их все время прячешь… И с какой стороны к тебе ни подступишься, натыкаешься на иголки. Да на черта сдалась ему эта Мэри Уаттон со своими круглыми очками, разбитыми коленками и душевными ранами? Вот колотые и огнестрельные раны — это по твоей части, сержант полиции Кристофер Коули. И трупы тоже… Он заскрежетал зубами. Если бы у него был номер телефона, позвонил бы ей — и молчал бы в трубку, как мальчишка, слушая ее голос… Наваждение! Бред полнейший! Коули несколько раз глубоко вздохнул, чтобы расслабить сведенные судорогой мышцы. Своим телом он владел превосходно, что было вполне естественным после стольких лет занятий восточными единоборствами, да и чувства умел подчинять разуму. Но стоило ему твердо решить, что он никогда больше не поедет к этой женщине, как возникла предательская уверенность: завтра же он будет у нее. Под каким соусом ей это поднести — дело десятое… Мэри проснулась с навязчивой мыслью: все кончено. Сна своего она не помнила, но кожа ее была все еще влажна от испарины, и наволочка хранила следы слез. Неужели она все-таки плакала, пусть даже во сне? Вот уже год Мэри не позволяла себе ни при каких обстоятельствах пускать слезу. Порой ей всерьез казалось, что некий маг наложил на нее заклятие, и стоит ей заплакать, как рассудок ее тотчас помутится… Вяло удивившись тому, что никто не разбудил ее ранним звонком, Мэри вспомнила, что вчера отключила телефон. На часах было почти десять. Первое, что она проделала, встав с постели, — это воткнула вилку телефона в розетку. И тотчас раздался звонок. — Ты очумела? — зарычал взбешенный Алекс. — Кто позволил тебе звонить Митчеллу? Слава богу, он решил, что у тебя просто не все дома и не принял твоих слов всерьез. Да ты поглядела бы на снимки! Словно я сподобился щелкнуть живых Деву Марию и младенца Иисуса! — Помолчи минутку, Алекс… — пыталась вставить хоть слово Мэри, но тщетно. — Успеешь высказаться! Представляешь, как круто смотрелась бы подпись: «Модели Мэри и Джейсон Уаттоны»? — Алекс, я сейчас брошу трубку! — Если узнаешь, сколько перечислит на твой счет Митчелл, ни за что не бросишь! Такие гонорары бывают лишь у топ-моделей вроде Наоми и Линды! И Мэри поняла, что говорить с ним она сможет, лишь видя его глаза. Вероятно, она сглупила, не сделав этого раньше? И хотя ничего поправить было уже нельзя, у Мэри имелись веские основания для разговора с Алексом. Сказав фотографу, что сейчас приедет, Мэри разбудила Джея, который несказанно обрадовался перспективе прогулять детский садик, велела Лурдес игнорировать телефонные звонки. После чего они с малышом сели в машину и укатили. Казалось, все нынче ополчилось против нее. Они то и дело попадали в пробки, несколько раз глох мотор, потом на перекрестке какой-то кретин едва не врезался в них… До студии Мэри добиралась вместо обычных тридцати минут часа полтора. Выбравшись из машины, она подхватила Джея на руки: Так будет быстрее, решила она, отчего-то уверенная, что на счету каждая минута… Двери студии были распахнуты настежь. Мэри застыла на пороге. Ноги не слушались… Внутри было темно, но, даже ничего не видя, Мэри оцепенела от ужаса. Этого просто не могло быть… Ведь фотографии еще нигде не опубликованы. Мэри поняла вдруг, что изо всех сил пытается убедить себя в том, во что не верила ни единой секунды. Джереми давным-давно ее выследил — странные телефонные звонки, так пугавшие ее, тому подтверждение. После ночного нападения в парке ей следовало бы обо всем догадаться. Тотчас всплыли в памяти тогдашние слова сына: «Это сделал папа…» Да и то, что она едва не погибла под колесами, — вовсе не случайность… — Мама! — с тревогой воскликнул Джей. — Что там? Где дядя Алекс? Хватит стоять как истукан, одернула себя Мэри. Не исключено, что Алексу нужна помощь, и немедленно. Пересилив себя, она стала спускаться по ступенькам. Нашарив выключатель, зажгла свет и… Складывалось впечатление, что в студии бушевал смерч или, на худой конец, рванула средних размеров бомба. Пол был усеян осколками стекла и бесформенными кусками металла, некогда бывшими фотокамерой, которую Алекс берег пуще глаза. Повсюду валялись папки с негативами, стойки штативов были согнуты в бараний рог… Сделав шаг, Мэри едва не закричала — белые кроссовки чавкнули в темной луже у самого порога. — Это вино, малыш. Итальянское. Красное. Я припас его, чтобы отпраздновать наш триумф… Хмурый Алекс с огромным синяком на скуле вышел из темной комнаты, где он обычно печатал фотографии. Мэри медленно опустилась на ступеньку. Ее не держали ноги. В голове почему-то вертелась нелепая фраза из детского стихотворения, которое они с Джеем когда-то читали: «Приклеили квитанцию липучкою ко лбу и привязали ленточкой к фонарному столбу…» Голос Джереми, тягучий и низкий, отчетливо выговаривал слово за словом. И от этого негромкого призрачного голоса, звучащего у нее в ушах, она глохла… — А папа уже ушел? Глаза Джея сделались почти круглыми — мальчик испуганно озирался, крепко обхватив ручонками шею Мэри. Еще немного, и ей нечем будет дышать. — Что за чушь мелет парень? — уставился на них Алекс. — Разве твой муженек в Нью-Йорке? Он был у тебя? Вы повздорили, и он отчего-то решил отыграться на мне? — Нет… — Голос Мэри звучал сипло. Она прокашлялась, но это не помогло. — Если бы он побывал у нас, мы бы не приехали… Что тут произошло? — Мы поговорили, затем я прилег в темной комнате. Короче, заснул сном праведника, а проснулся оттого, что кто-то меня душил… — Алекс осторожно потрогал шею, на которой были видны отчетливые синяки и ссадины. — Силушкой меня бог не обидел — высвободился я быстро, но потом этот тип… — Кто? — выдохнула Мэри. — Как он выглядел? — Почем я знаю? Темно же было, как у негра в заднице! Он двинул мне так, что я мигом вырубился, а когда очнулся, увидел все это… Ладно, полиция разберется, что к чему. — Алекс швырнул на стол пачку фотографий. — На! Полюбуйся, мадонна! И если все дело в этой паршивой карточке, то я… В студию вихрем ворвалась встрепанная Клэр. Лицо ее было залито слезами и перемазано чем-то черным и красным. Как пить дать суперустойчивая помада и водостойкая тушь от «Макс-Фактор», машинально отметила про себя Мэри. — Идиот! Кретин! — Клэр повисла на шее у Алекса. — Чтоб ты сдох, придурок! — Согласен, детка, — фотограф ткнулся лицом в роскошные рыжие кудри Клэр, — вместе с тобой в один день и час… — Когда ты позвонил, — всхлипывала Клэр, — я едва не рехнулась. И все потому, — замолотила она кулачками по груди Алекса, — что убить тебя должна была я, вот этими руками! И еще сделаю это, можешь не сомневаться, засранец чертов! Мэри же было не до голубков. Она ничего не видела, кроме фотографии, лежавшей в пачке первой. Ничего лишнего. Только два лица — матери и сына. Малыш прильнул щекой к маминой щеке, слегка прикрыв глаза, а мать улыбается ему. Что-то такое было в этой улыбке, чего не смогла бы изобразить ни одна в мире супермодель, но от этого лицо женщины словно светится изнутри… Даже в ее теперешнем каком-то оглушенном состоянии Мэри смотрела на снимок профессиональным взглядом. И понимала, почему Джошуа Митчелл «запал» именно на этот кадр. Женщина на снимке — Мэри отказывалась узнавать в ней себя — была неземным существом, а малыш, немного напоминавший ее сына, казался хрупким цветком в ее объятиях… Именно это изображение и украсит их с Джеем надгробный камень, отчетливо поняла вдруг Мэри. Решимость бороться до последнего вздоха медленно, но верно покидала ее. У нее не осталось больше сил… Об одном молила она, чтобы смерть не причинила боли сыну. В том, что ей Джереми не даст умереть легко, сомнений у нее не было… Когда кто-то взял у нее фотографию, Мэри едва не вскрикнула. Вздрогнув как ужаленная, она обернулась… Посреди развороченной студии как ни в чем не бывало стоял Кристофер Коули собственной персоной и внимательно разглядывал снимок, словно в данный момент на свете не было ничего важнее. — Так вот ты какая… — странным голосом произнес он, поднимая на нее глаза. Ответить у Мэри не было сил. А Джей тотчас подбежал к сержанту и обнял его. — Это ты? А где собачка? Папа нас не убьет, правда? Огромные глаза ребенка глядели на него с такой надеждой, что у Коули мигом пересохло в горле. — Папа никого не убьет. Обещаю тебе. — Только… — Джей вдруг нахмурился и заморгал. — Только и ты его тоже не убивай, хорошо? — И это я тебе обещаю, ковбой, — без улыбки кивнул Коули. Обернувшись к безмолвной Мэри, он невесело усмехнулся. — Замечательный у тебя парень. Хотя чего еще ждать… от младенца Иисуса. Не скрою, уничтожить твоего… этого подонка — сейчас самое горячее мое желание. — Полагаешь, это так просто? — Мэри трясло. — А откуда ты здесь взялся? — опомнилась она, осознав некоторую неожиданность его появления в студии. — Участок не мой. — Коули опустил глаза, как нашкодивший мальчишка. — Однако нынче утром я навел кое-какие справки при помощи компьютера. Это оказалось нелегким делом, но, как видишь… Послушай, — Коули серьезно взглянул на Мэри, — неужели ты надеялась, что тебе удастся замести следы? Ведь если я тебя нашел… Договаривать он не стал — все было ясно и так. — Теперь уже все равно. — Мэри взглянула на Алекса, разговаривавшего с двумя серьезными людьми в полицейской форме. — Ничего уже не поделаешь. — Не узнаю тебя. — Коули взял ее двумя пальцами за подбородок. — Ты же сильная. Погляди на парня и бери с него пример! Джей сидел с ногами в кресле и сосредоточенно возился со своим драгоценным Томогучи. Видимо, разговор с Коули совершенно успокоил малыша. Почувствовав, что на него смотрят, ребенок оторвался от игрушки, черные глаза в обрамлении густых ресниц устремились на взрослых. — Я не боюсь, мам, — улыбнулся Джей. — Ну, может, совсем чуть-чуть… — Ладно, поехали отсюда. — Коули подхватил ребенка на руки. — Тут разберутся и без нас. А нам есть о чем побеседовать, правда? Снайп ждал хозяина на заднем сиденье «хаммера». Завидев пса, Джей с визгом кинулся к нему, а тот лизнул малыша в нос. Устроившись рядом с собакой, Джей стал показывать Снайпу Томогучи, что-то серьезно объясняя. Сидя рядом с Коули, Мэри словно впала в транс. Ей казалось, что она спит и видит дурной сон. Мир утратил краски, став черно-белым, воздух сгустился, время замедлило бег… Кристофер искоса наблюдал за нею. Лицо Мэри застыло, глаза уставились в одну точку. Это было плохо. Очень плохо… — Хочу задать тебе неприличный вопрос, девочка. — Мэри не отреагировала на столь интригующую формулировку. Да слышит ли она его?.. — Почему ты не плачешь? Мэри медленно повернула к нему бледное лицо. Долго, очень долго глядела на него, прежде чем ответить: — А что бы это изменило? — Тут ты, пожалуй, права, — согласился Коули. — Хотя, откровенно говоря, предпочел бы вытирать тебе нос, чем смотреть, как ты у меня на глазах умираешь. Остаток пути они проделали молча. На самом деле Коули больше всего на свете хотелось обнять Мэри. Но он понимал, проделай он это, она и глазом не моргнет. Понимал он и другое: она никак не отреагировала бы, даже если бы он ее ударил. Мэри поднималась по лестнице, словно сомнамбула. За каждым углом, за каждой дверью мог притаиться Джереми. Каждая секунда могла стать последней в ее жизни… и в жизни Джея. Никто, даже этот супермен Коули, не в силах ей помочь. Слишком хорошо знала она Джереми… «Уснули полицейские, а поутру чуть свет глядят — вот ленточка, вот столб, слоненка — нет как нет…» — звучал его голос в ушах Мэри, и каждое слово вонзалось в мозг раскаленной иглой. А ведь я схожу с ума, безразлично подумала она, но это отчего-то совсем ее не испугало… Лурдес встретила их на пороге. Коули тотчас отвел мексиканку в сторону, вкратце растолковал ей что происходит, и вернулся к Мэри, которая стояла, бессильно уронив руки. К счастью, ребенок всецело был занят собакой и не мог видеть лица матери. А вот у Коули при взгляде на нее мороз прошел по коже. Сравнивать сейчас Мэри со статуей не представлялось возможным — в мраморе было куда больше жизни. Глаза ее из янтарно-карих сделались вдруг черными. Коули не сразу понял, что причиной тому расширенные зрачки. Черты лица заострились, словно у тяжело больной. Казалось, потускнели даже волосы. И при этом по-прежнему ни единой слезинки… Коули понимал, что Мэри в шоке. Что же делать? Отхлестать по щекам? Но никогда в жизни у него не поднялась бы рука на женщину. И тут его осенило. Есть, есть иное, и куда более сильнодействующее средство! Шагнув к ней, Коули стиснул ее в объятиях и приник поцелуем к нежному рту. Губы Мэри послушно раскрылись, в какой-то миг Кристоферу даже показалось, что она отвечает на его поцелуй. Понимая уже, что тело ее отзывается на любое мужское прикосновение, словно на удар хлыста, он едва не потерял голову. Вдруг Мэри напряглась и руками уперлась в его грудь с такой силой, что Коули от неожиданности выпустил ее из объятий. Часто дыша, она глядела на него, словно на призрак. Вот губы ее приоткрылись, словно она хотела что-то сказать… и вдруг рухнула как подкошенная. Даже Коули со своей реакцией едва успел ее подхватить. — Ты все мне рассказала? — уже в который раз спрашивал ее Коули. Мэри лишь кивала. Она поведала ему обо всем, что произошло с маленькой Мэри Уаттон — живой Мэри. А Мэри мертвая не раскроет своей тайны никому и никогда. Мертвым свойственно молчать… Джей давным-давно сладко спал на диване, обняв Снайпа за шею. Пес не двигался, словно боясь разбудить малыша. Коули тихонько расцепил ручки Джея — так осторожно, что тот даже не шевельнулся во сне, — и передал его с рук на руки мексиканке, которая унесла малыша в детскую. — Он говорил мне не раз, что, обратившись в полицию, я подпишу смертный приговор и себе, и ребенку, — тихо произнесла Мэри. — Может, это и глупо, но я… я ему верю. — Понимаю тебя. — Коули хмуро уставился перед собой. — Но выход есть. Ты и сама увидела бы его, девочка, если бы не шарахалась от меня, словно от прокаженного. Мэри отвела глаза, но румянца, тотчас окрасившего скулы, ей спрятать не удалось. А Коули не мог отделаться от мысли, что она умолчала о чем-то очень важном, если не главном во всей этой истории. Впрочем, сейчас не время ее пытать… — Обращаться в полицию тебе и в самом деле нет никакого резона. А вот попросить помощи у Кристофера Коули, случайного твоего знакомца, ты вполне могла бы. Ведь когда мы с тобой… встретились, ты наотрез отказалась делать официальное заявление полиции в моем лице. Не сомневайся, твоему супругу это прекрасно известно. — Что толку? — безжизненным голосом спросила Мэри. — Ты же был и остаешься копом… — Но я и полиция — не одно и то же. И теперь, даже без твоего на то согласия, я буду действовать. Один. — И что ты намерен предпринять? Всюду водить меня за ручку? — Уголки губ Мэри едва дрогнули. — Что и как я буду делать, тебя волновать не должно. — Коули крепко сжал ее ладонь. Мэри вздрогнула, но руки на этот раз не отняла. — Живи спокойно — насколько это вообще возможно в данной ситуации. Джереми Уаттон сам придет куда надо, а там уже буду поджидать его я. — Ты его не знаешь… — А ты не знаешь меня, — спокойно возразил Коули. — Главное сейчас, чтобы Джереми из охотника превратился в дичь. Тебе некоторое время придется служить приманкой, но ведь ты же сильная, правда? Ты сможешь? — А Джей? — жалко улыбнулась Мэри. Похоже, от шока она оправилась, хотя, придя в себя, явно не помнила о том, как он ее целовал. Глядя на нежные, пухлые губы, Коули поймал себя на том, что отчаянно жалеет о ее временном беспамятстве… — На твоем месте я просто некоторое время не отпускал бы его от себя, ведь быть одновременно в двух местах даже мне будет непросто. — Коули заглянул Мэри в глаза, не выпуская ее руки. — В остальном живи, как обычно, — езди на съемки, шатайся по магазинам… Идея! Купи-ка себе красивое платье — так хочется поглядеть на тебя в нем… Последующее повергло бы в шок любого на месте Коули — жалкая улыбка Мэри мигом сменилась звериным оскалом, а ладонь наотмашь ударила его по лицу. Тотчас же опомнившись, она схватилась за голову. Губы ее тряслись, но глаза по-прежнему оставались абсолютно сухими. «Помоги мне!» — словно кричали эти глаза. И Коули крупно рискнул. Обняв ее и прижав к груди, он стал приговаривать: — Жила-была одна глупая девочка, которая все на свете хотела сделать сама… Она сама натворила кучу глупостей, сама решила выпутаться, при этом натворила кучу новых… — Подхватив Мэри на руки, он присел вместе с нею на диван, продолжая говорить неторопливо и размеренно: — И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не появился вдруг один кретин коп с собакой на поводке и ветром в голове. И этот кретин решил ей помочь во что бы то ни стало, только вот переупрямить девочку оказалось чертовски непростым делом… Он говорил что-то еще, но Мэри не разбирала слов. Прижавшись щекой к груди Коули и слушая биение его сердца, она словно оцепенела. Глаза ее закрылись сами собой… Неужели он и вправду колдун? Почему она позволяет ему поглаживать ее по спине и не вырывается, даже когда усы его слегка касаются ее виска? Отчего по всему телу разливается блаженное тепло? Впрочем, в его прикосновениях нет ровным счетом ничего интимного, к тому же Мэри твердо запомнила, что Коули счастливо женат. Казалось бы, беспокоиться не о чем. Вот только отчего же не по себе делается при мысли о его красавице жене… Через минуту она уже ни о чем не думала, крепко заснув в его объятиях. Слегка отстранившись, Коули любовался Мэри. Утратив холодность и отчужденность, она была хороша, словно зачарованная принцесса из детской сказки. Наверное, лишь во сне становится она сама собой. И сердце Коули заныло… Что бы он мог предложить ей, если бы случилось вдруг чудо, и она полюбила его? Бессонные ночи в тревоге за него? Одинокие вечера перед телевизором в ожидании его возвращения? Черт побери, это все уже было в его жизни! Да и эта девочка наверняка хлебнула горя… Только вот беда: сейчас, когда он держит ее в объятиях, все здравые рассуждения кажутся не очень-то убедительными. С великой неохотой он осторожно уложил ее на диван. Еще с минуту не отрываясь глядел на нее, потом укрыл уже знакомым пледом и тихонько вышел из гостиной. Лурдес поджидала в прихожей. Завидев Коули, мексиканка испуганно спросила: — Неужто уходите? — Ненадолго, — ответил Коули. — Через пару часов я вернусь — мне надо кое-что разузнать. Вы тоже можете уйти — я оставляю тут напарника. Вот только ключ мне придется у вас попросить… — Пресвятая Дева Гваделупская, да я с радостью вручила бы вам ключ от собственного дома… и от собственного сердца! — расцвела мексиканка. — Вот если бы мисс Мэри поступила так же, я вздохнула бы спокойно… — Коули растерянно молчал, а Лурдес деловито продолжала: — Ведь она сущий цыпленок, ей-богу! Посмотришь, вроде бы и руки на месте, и голова варит, но… как бы это сказать… Словом, не годится таким малышкам жить в одиночестве, вот что я вам скажу! Поэтому-то и глазки у нее вечно печальные, как у брошенного котенка. А когти кажет, словно тигрица. Но меня-то не обманешь! — Меня тоже… — вздохнул Коули. — Одно могу обещать: сделаю все, что смогу. — И не пожалеете! — Мексиканка обнажила в улыбке великолепные белые зубы. — Ведь я ее насквозь вижу: ласковая она, милая и добрая. Вы уж простите, но я не вчера родилась и… словом, приметила, как вы на нее смотрите, — докончила Лурдес, смело глядя Коули в глаза. — Стало быть, в случае чего в вашем согласии можно не сомневаться? — с серьезным видом осведомился Коули. Мексиканка озадаченно поморгала, потом решительно кивнула: — Будь я ей матерью, в шею погнала бы за вас замуж! — Ну уж в шею-то не надо… — расхохотался Коули. Снайп во время их разговора вопросительно поглядывал на хозяина. — Мы уходим, — принялся объяснять ему Коули, присев рядом с псом на корточки. — А ты остаешься за старшего. Что делать в случае чего, сам знаешь… — Пресвятая Дева, да он кивает! — всплеснула руками мексиканка. — Стало быть, все понял, — ухмыльнулся в усы Коули, — Ну пойдемте. Я вас подвезу. Ложись, приятель, и никому не открывай! Следующие два часа Коули провел в Чайна-тауне. Учитель воспринял его появление с невозмутимым видом, в чем не было ровным счетом ничего странного: старика китайца даже самый неожиданный визит ученика никогда не заставал врасплох. На недоуменные вопросы Коули он лишь ответил: — Река всегда знает, куда течет каждый из ее притоков. Сядь и помолчи… Наверное, со стороны их «беседы» смотрелись странно, но Коули уже привык к тому, что в словах почти не было нужды. Этот раз не стал исключением. Коули только спросил: — Тебе известно об этой женщине, учитель? — О раненой девочке с небесным ликом? — усмехнулся старый китаец. — А ты как думаешь? — Смущенно потупившись, Коули отхлебнул зеленого чаю из крошечной фарфоровой чашечки. А старик тихо продолжал: — Ее преследователь тяжко болен. Он умирает… И не тебе торопить его смерть. Надо лишь не позволить ему совершить то, за что душе его пришлось бы тяжко страдать. Джереми Уаттон болен? Не вполне понимая, что имеет в виду учитель, Коули, однако, не стал ни о чем спрашивать. Слушая приглушенный старческий голос, он чувствовал, как мышцы его наливаются силой, а мысли обретают пронзительную ясность. — До сих пор ты бился с живыми. Но очень скоро тебе предстоит схватка с мертвецом. Не думай, что это будет легко. Я не вправе поведать тебе об исходе боя, но скажу одно: оставь в своем сердце уголок для жалости… Мгновенный протест в душе Коули тотчас сменился полнейшим принятием того, что говорил учитель. Однако если бы его попросили объяснить это словами, он бы не смог. — Эти тайны открыты зверям и детям. Взрослым приходится об этом напоминать… Так вот о чем говорил ему нынче Джей! Теперь все встало на свои места. — А теперь иди. Я буду с тобой, мальчик. Сидя за рулем «хаммера», Коули пытался представить, что делает сейчас Мэри, но у него ничего не вышло. Отчего-то в голову все время лезли кошки, разгуливающие по крышам и подстерегающие голубей… Отчаявшись повторить то, что с такой легкостью удавалось учителю, Коули обратился к помощи обычной человеческой логике. Снайп никого не впустит в квартиру — это ясно как божий день. После простейшего расслабляющего массажа спины Мэри должна проспать, как минимум, шесть часов. Телефон он предусмотрительно отключил, а ключ от ее квартиры у него в кармане. В чем же дело? Коули не мог отделаться от назойливого беспокойства, которое нарастало с каждой секундой. Наконец, плюнув на все правила дорожного движения, он врубил предельную скорость… Выскочив из машины, он огромными прыжками понесся вверх по лестнице и уже на площадке услышал отчаянный, захлебывающийся лай… Каким-то чудом попав ключом в замочную скважину с первого раза, он пулей влетел в прихожую. Снайп бесновался, кидаясь грудью на дверь детской, которая была явно заперта… изнутри! Увидев хозяина, пес плюхнулся на брюхо и пополз к Коули, виновато скуля и ударяя по полу хвостом. Навалившись плечом на дверь, Коули спустя мгновение уже стоял на пороге детской. Увидел он именно то, что и ожидал: пустую постель, распахнутое настежь окно… На столике возле кроватки жалобно попискивал покинутый Томогучи. Метнувшись к окну, Коули выглянул. Было около полуночи. Возле окна не было видно ни машин, ни людей. Выскочив из детской, он заглянул в гостиную, где по-прежнему спала Мэри. Она тяжело дышала, вздрагивала всем телом, глухо стонала во сне. А ведь именно ему придется сообщить несчастной матери о случившемся! Но это будет потом. И он побежал вниз по лестнице, сопровождаемый собакой. Никаких следов под окнами Коули не обнаружил. Вернее, следов было пруд пруди, но в их путанице не смог разобраться ни он, ни пес, который по-прежнему поскуливал и виновато моргал. — Но ведь не улетел же он на метле, этот треклятый папочка? — вслух спросил Коули. Снайп коротко гавкнул. — Что ж, пойдем, — вздохнул Коули. — Ты ни в чем не виноват, приятель… Это я дал маху. Стоя над спящей Мэри, Коули все крепче сжимал кулаки. Эмоции следовало срочно выключить, но как же это было чертовски трудно сделать! Совладав с собой, он сел в кресло, включил телефон и принялся терпеливо ждать. А что еще ему оставалось — взмахнуть крылышками и вылететь в окно, преследуя призрака? Чертовщина какая-то… И пес не взял след. Видимо, этот «покойничек» — крепкий орешек. Кажется, он умудрился схватить трубку еще до того, как телефон зазвонил, — по крайней мере, Мэри не проснулась. — Это ты, коп? — прозвучал в трубке незнакомый звучный голос. — Слушаю тебя внимательно, Уаттон. Похоже, этот мерзавец чертовски уверен в себе. Что ж, придется сбить с него спесь. — С тобой я говорить не собираюсь. Передай трубку моей жене! Как отчетливо произнес Джереми последние слова — словно подчеркнул их жирной линией! — Она, к счастью, спит, и будить ее я не собираюсь. — Неужели ты так утомил ее любовными ласками? — хмыкнул Джереми. — Хвалю. Она так стосковалась по ним, бедняжка! Однако за все приходится платить, в том числе и за это… — Послушай, Уаттон… — начал было Коули, но тут у него буквально выхватили трубку. Мэри стояла возле журнального столика, вытянувшись в струнку. На ней не было лица, губы побелели, но голос звучал спокойно: — Джереми, ты хорошо меня знаешь. Я не стану говорить с тобой до тех пор, пока не услышу голоса Джея! Коули не верил своим ушам. Каким образом она узнала о похищении ребенка? Ведь она только что спала… — Малыш! — Голос Мэри едва не сорвался. — Маленький мой! Ты не боишься? Не надо бояться, все будет хорошо. Я… Видимо, Джереми снова взял трубку, потому что лицо Мэри вновь свело судорогой. — Обещай, что с ним ничего не случится! — чеканя каждое слово, произнесла она. — Не могу, кроха. С маленькими детишками всякое случается, тебе это лучше моего известно. Его слова расслышал даже Коули, неподвижно сидевший в кресле и весь превратившийся в слух. — Чего ты хочешь? — Это особый разговор. А пока я даю тебе время собраться с мыслями. Скоро позвоню. Жди… — Ты обещаешь, что с Джеем все будет в порядке? — Мэри изо всех сил стиснула трубку. — Алло? Джереми… Разжав пальцы, она опустилась прямо на пол. Сейчас с нею надо было быть особенно осторожным, это Коули понимал. Положив трубку на рычаг, он сказал: — Возьми себя в руки, девочка. Пойми, с малышом ничего не случится. Он нужен ему живым и здоровым, чтобы удержать тебя на крючке. Мэри ответила ему долгим внимательным взглядом. — Обещаешь, что все будет в порядке? Что ж, тебе можно верить… Только вот загвоздка: ты не знаешь, на что способен мой муж. Никто этого не знает. Даже он сам… Почему она не бьется в истерике? Будь это так, Коули знал бы, как поступить, но сейчас, глядя на нее, чувствовал, что у него опускаются руки. — Скажи, а как ты узнала… — Коули запнулся. — Мы с Джеем часто видим одни и те же сны. Сегодня было по-другому… Словно часть меня отделилась и наблюдала за тем, что творилось в детской, Но проснуться я так и не смогла… — Может быть, тебе известно, и куда… — начал было Коули, но она резко оборвала его: — К сожалению нет! Зачем ты усыпил меня? Если бы я не спала, то не позволила бы Джереми этого сделать! Если бы ты бодрствовала, девочка, то была бы уже на том свете, подумал Коули, но вслух сказал иное: — И ты всерьез полагаешь, что смогла бы помешать ему? — Шанс у меня был — пусть ничтожный, но ты лишил меня и этой малости! — Тон ее был ледяным, взгляд спокойным, и Коули сделалось на мгновение по-настоящему страшно. — Так и собираешься сидеть и дожидаться невесть чего? — Что ты имеешь в виду? — опешил он. — Вам, копам, известно, как засечь абонента по телефонному звонку, — холодно усмехнулась Мэри. — В твоих словах есть резон, девочка… Собирайся, едем! Однако Мэри не шелохнулась. — Думаешь, я оставлю тебя одну? — выжидательно взглянул на нее Коули. — Еще как оставишь. Я не отойду от телефона ни на миг. Надеюсь, это ты понимаешь? Коули мялся в растерянности. Снайп сидел на полу рядом с Мэри, вывалив из пасти розовый язык. Что ж, иного выхода нет… Похоже, она держит себя в руках, а ему и впрямь нельзя мешкать. Какой силы духа требует столь потрясающее самообладание, Коули хорошо знал. Одного не мог понять, откуда у этой малышки такая выдержка? — Ты сможешь немного побыть одна? — все же спросил он для верности. — Да. Я привыкла быть сильной, — кивнула Мэри и, словно отвечая на невысказанный вопрос, прибавила: — Ведь я же мать… Это многое объясняет, подумал Коули — и решился. — Я вернусь, самое большее, через час. Если он позвонит снова, тяни время. — И Коули вышел не оглядываясь. Телефон зазвонил минут через пять после его ухода. — Алло? — не своим голосом произнесла Мэри. Тишина. И вдруг… — М-ма-ма… — Это был явно голосок Джея, но малыш отчаянно заикался, и сердце Мэри облилось кровью. — М-ма… То-то… То-мо… — Я поняла, маленький! — Мэри силилась не закричать, не взвыть в голос. Каким-то чудом ей это удалось. — Я буду кормить Томогучи! Буду с ним играть! С ним все будет в порядке… — Мамочка у нас молодчина, правда, сынок? — раздался в трубке голос Джереми. — Что ты с ним делаешь, урод? — отчаянно закричала Мэри. — Он снова заикается! Ты пугаешь его, да? Я убью тебя, сволочь! — Сперва достань меня, кроха… Ах как это будет нелегко! А вот до тебя я в любой момент могу дотянуться, и твой паршивый коп тебя не спасет… Словно что-то щелкнуло в ее мозгу, и Мэри с пронзительной ясностью поняла: это конец. Вся полиция мира бессильна перед неумолимым роком. И что бы там ни говорил Кристофер Коули, если есть хоть один шанс из миллиона сохранить Джею жизнь, то… Необычайное спокойствие овладело ею. Как все на самом деле просто! Как легко сделать так, чтобы Джереми никогда до нее не дотянулся! — Прости, сержант… Это не признание поражения, — произнесла она. — Если я и могу победить, то только так… И она неторопливо направилась в ванную. 8 Коули гнал свой видавший виды «хаммер», выделывая на перекрестках такое, что у него самого дух захватывало. Редкие в этот час автомобили шарахались от клепаного чудища, видом напоминавшего броневик. Только Коули знал, как мобильна и легка в управлении его машина. Вот уже много лет никому из коллег так и не удалось уговорить его расстаться с нею. Когда в четверть второго Мэри не сняла трубку, Коули прошиб холодный пот. И теперь его «хаммер» летел, словно какой-то жуткий призрак, по улицам ночного города туда, где Коули готов был увидеть что угодно. Неужели он успел полюбить эту женщину? Полнейшая чушь! Нет, не чушь — он любил ее всегда, всю жизнь, только ее одну, хотя у нее были другие лица, другие имена… И Джей — его сын, а Джереми Уаттон не имеет к мальчику ровным счетом никакого отношения! «Раненой девочкой с небесным ликом» назвал ее учитель, и нельзя было подобрать ей лучшего имени. Именно ему, сержанту полиции Кристоферу Коули, суждено исцелить ее раны. И он исцелит их, чего бы это ему ни стоило. Даже если сейчас она мертва, он вдохнет в нее жизнь… Первое, что увидел Коули, переступив порог, — открытую дверь ванной. Содержимое аптечки частично валялось на коврике, кое-что стояло на полочке рядом с шампунем и зубной пастой. На пороге спальни неподвижно сидел Снайп, держа в зубах пустой пузырек. Коули не нужно было даже читать надписи на нем. Все было ясно и так… Прошел только час с небольшим. Даже если снотворное очень сильное, они успеют, решил он, но, подойдя к постели, увидел ее глаза, и испугался… Совершенно пустые и мертвые, словно выброшенные морем на песок куски янтаря, они глядели сквозь него, глядели туда, где никто больше не мог причинить ей боли. Она неотвратимо уходила… Действовать надо было быстро. Применив испытанный способ овладеть собой, мысленно изъяв себя из волнующей ситуации и глядя на нее как бы со стороны, он сгреб Мэри в охапку и понес вон из спальни. Спускаясь по лестнице, он машинально отметил, как она легка, век бы носил такую на руках… Ты последний кретин, Коули, мысленно осадил он себя, устраивая ее на переднем сиденье и обнимая за плечи одной рукой, а другой включая зажигание. Снайп прыгнул на заднее сиденье, так и не выпустив из зубов пузырька… В больнице оказалось, что Снайп был совершенно прав, прихватив с собой пузырек. Взглянув на этикетку, молодой врач присвистнул и поспешил вслед за каталкой. Возвратился он часа через полтора. — Несчастная любовь? — со знанием дела подмигнул он Коули. — Несчастнее не бывает. Как она? — Выкарабкается. Правда, пришлось основательно попотеть: либо у нее индивидуальная реакция на препарат, либо нервная система вконец расшатана. Я оставил бы ее тут эдак на недельку. — Я забираю ее, — решительно заявил Коули. Снайп коротко тявкнул. Врач поднял брови. — Да что ты говоришь? — обратился он к псу. — Ну, если твой хозяин испытывает комплекс вины… Послушайте, — он пристально поглядел на Коули, — предмет ее увлечения — вы? — Мечтал бы им быть, — чистосердечно ответил Коули. — Ого!… — Врач почесал в затылке. — Н-ну, в таком случае забирайте свою малютку. Первые несколько часов ее будет колотить, не исключено, что она станет нести всякую чушь… Это неважно. Главное — не давайте ей спать, как минимум, часа четыре. Хотя с этим, — он весело усмехнулся, — думаю, проблем не возникнет… Коули твердо решил, что домой Мэри не повезет. Ей там решительно нечего делать. Чем дольше Джереми не услышит ее голоса, тем скорее «засветится». К тому же, если верить врачу, в ближайшие часы ей будет явно не до разговоров по телефону. На судьбу Джея это существенно повлиять не должно, — разве что в лучшую сторону. Подонку не надо будет заставлять ребенка рыдать в трубку. Вспомнив доверчивые глаза Джея, Коули скрипнул зубами. Почему учитель назвал Джереми мертвецом? Что это за неугомонный покойник, который норовит утянуть за собой в могилу родных ему людей? Тебе и во сне не приснится, девочка, о чем я передумал, пока дожидался тебя в больнице. Сейчас ты со мной, и я люблю тебя. Но тебе-то что в этом проку? Не знаю, на сколько лет ты меня моложе, да и не в этом дело. Когда я гляжу в твои глаза, мне чудится, что ты старше меня на целую жизнь… И вот я сам едва тебя не убил, оставив одну. Держись, девочка. Теперь я тебя никуда не отпущу и никому не отдам — ни живым, ни мертвым. Затормозив у своего подъезда, Коули подхватил Мэри на руки, а лифт мигом домчал их и пса до нужного этажа. Чтобы отпереть дверь, Коули пришлось поставить Мэри на ноги и поддерживать ее одной рукой. Она пошатнулась, но устояла. Она пребывала в странном состоянии, которое, наверное, более всего походило на наркотическое опьянение. Ее трясло мелкой дрожью, лоб покрылся испариной. Правда, сейчас на нее было уже не так страшно смотреть, хотя веселого тоже было мало: волосы спутались, под глазами залегли глубокие тени, а губы пересохли и покрылись темной коркой. К тому же она, очевидно, не вполне понимала, что с ней происходит, но, слава богу, не сопротивлялась, когда Коули стянул с нее джинсы и уложил в постель, прикрыв одеялом до самого подбородка. Снайп улегся возле кровати и закрыл глаза… Вернувшись из кухни с чашкой крепкого кофе, Кристофер увидел, что прогнозы медика оправдываются. У Мэри зуб на зуб не попадал, она сжалась в комочек, которого почти не было видно под одеялом, влажные волосы прилипли ко лбу. Коули попытался усадить ее, но тщетно: голова падала на грудь, все тело сотрясалось… И Кристофер решился — вернее средства согреть ее он просто не видел. Уже раздеваясь, он спросил себя, выдержит ли, и твердо ответил самому себе: «Да!» Скользнув под одеяло в одних плавках, он крепко обнял Мэри, прижав к себе. Ее ступни и ладони были холодны как лед. Согревая дыханием руки Мэри и вдыхая аромат ее волос, едва уловимый, похожий на запах жасмина, Коули пьянел, словно подросток от первого в жизни глотка спиртного. Вовремя опомнившись, нечеловеческим усилием воли он овладел собой, запретив себе сейчас видеть в ней женщину. Теперь она была для него кем угодно: другом, дочерью, раненой птицей на ладони… Спустя минут пятнадцать он почувствовал, как дрожь ее мало-помалу унимается. Тело Мэри согрелось в его объятиях, дыхание стало ровнее. И вдруг… Когда это случилось, Коули едва не умер от разрыва сердца. Руки Мэри неожиданно обвились вокруг его шеи, а сухие губы прильнули к его груди. Она выгнулась, прижимаясь к нему и сладко постанывая. Все вокруг на мгновение заволокло горячим красноватым туманом — такого жгучего желания он никогда в жизни не испытывал. В какой-то миг он готов был на все, даже мелькнула подлая мысль: все равно она ничего не вспомнит потом… И тут его как громом поразило — она обнимала вовсе не его! Кого ты видишь сейчас, моя маленькая, безмолвно спрашивал он, отбрасывая влажный локон с ее лба. Неужто этого сукина сына, твоего мужа, который так и не понял, какое счастье на него свалилось? Этого подонка, который променял тебя и сына на чертово зелье, превратившее его в монстра? Кристофер зажмурился изо всех сил, стараясь справиться с душевной болью. Губы Мэри зашевелились, она зашептала что-то неразборчивое. — Не бросай меня… — едва расслышал он. — Я умру без тебя… Глаза ее широко раскрылись. Огромные, они глядели прямо на него, а не сквозь. Коули мог поклясться, что она прекрасно его видит. И тотчас усомнился в этом, когда услышал: — Любимый мой… Не уходи, не оставляй меня… А ведь врач предупреждал, что она будет нести чушь, вспомнил Коули, но на один короткий миг вдруг представил себе, что слова эти обращены к нему, и его сердце переполнилось невероятным счастьем. — Я никогда тебя не покину, — прошептал он, словно давая клятву. — И даже если ты прогонишь меня прочь, все равно я буду с тобой, девочка. Наверное, Мэри услышала его. Она слегка отстранилась и вдруг приникла к его губам таким обжигающим поцелуем, что у Коули помутился разум. Не думая уже ни о чем, он принялся стремительно расстегивать пуговицы ее рубашки, но вскоре понял, что это немыслимо, и просто стянул ее через голову. Мэри не сопротивлялась, скорее даже помогала ему. Когда ее обнаженная грудь прильнула к его груди, она вновь поцеловала Коули, да так, что сердце у того едва не остановилось. Будь что будет, решил он, теряя остатки разума. Рука его скользнула по ее слегка влажной спине, нашла упругие ягодицы. Прерывисто вздохнув, Мэри подалась вперед… Как ни привык Коули к неожиданностям, но то, что за этим последовало, буквально потрясло его. Глаза Мэри вдруг закатились так, что видны остались лишь синеватые полоски белков, все тело ее содрогнулось, руки уперлись в его грудь с силой, немыслимой для столь хрупкого существа. — Не смей! — хрипло выкрикнула она. — Не дотрагивайся до меня! — Очнись… очнись, — шептал он, испугавшись не на шутку. Снайп забеспокоился, встал лапами на постель и предостерегающе зарычал, но Коули прикрикнул на пса, и тот поплелся в прихожую, где растянулся на коврике. — Успокойся, девочка, — приговаривал Кристофер, гладя ее по волосам. А она вдруг, совершенно по-звериному оскалив белые зубы, впилась изо всех сил в его плечо. — Отпустите, подонки! Кто-нибудь, на помощь! — Она уже задыхалась, лицо ее стало синеватым. — А-а-а! Джереми, спаси меня! Что ты стоишь? Мне больно… Все это сильно смахивало на судорожный припадок, которых Коули немало перевидал на своем веку. Но речь ее оставалась вполне связной, а на губах не было пены. Нет, это не эпилепсия, сообразил вдруг Коули, это борьба с призраками, которых вызвало к жизни его страстное прикосновение. И до него мало-помалу стало доходить, что происходит… Крепко сжимая ее руки, чтобы она ненароком не ударилась обо что-нибудь, Коули проклинал беспросветную свою тупость. Теперь он диву давался, как можно было сразу не понять что к чему. Части головоломки наконец-то сложились, все встало на свои места: и просторные ее рубахи, и очки, и дурацкая бейсболка, и патологическая стыдливость, приличествующая разве что юной монашке… Мэри тем временем мало-помалу начала затихать — и вдруг зарыдала отчаянно, совсем по-детски. Кристофер впервые видел, как она плачет. Выпустив ее руки, которые тотчас безвольно упали, он стал покрывать поцелуями мокрые щеки, изумляясь тому, как сильно, оказывается, слезы на вкус напоминают кровь… Господи, как она это пережила? Если он все правильно понял, то… — Сколько их было, девочка? — тихо спросил он, не надеясь получить ответ. — Пятеро… — Мэри еле разлепила вспухшие губы. — Шестой… не решился. — А Джереми? Что делал он? — Он… смотрел. Улыбался… Когда шестой отказался, он… сломал ему челюсть. — Как… как ты сказала? — не понял Коули. — Погоди… Он… — Он все подстроил. — Мэри судорожно всхлипнула. — Хотел наказать меня… — И только после этого ты с ребенком убежала? — Я… — Губы ее страдальчески искривились. — Я умерла тогда… Коули раскрыл было рот, чтобы переспросить, но тотчас раздумал: он обо всем догадался и так. Теперь предстояло лишь разобраться, вполне ли понимает Мэри, что говорит — и кому. Чашка остывшего кофе все еще стояла на столике. Коули поднес ее к губам Мэри, уговаривая сделать хотя бы пару глотков. Она послушно выпила полчашки. Затуманенный взгляд скользнул по его лицу с полнейшим безразличием. Тут Коули опомнился. — Погоди, девочка, я сейчас… Выпрыгнув из постели и схватив на бегу джинсы, он кинулся в ванную, где перво-наперво сунул голову под ледяную воду. Немного помогло… Теперь самое время натянуть штаны, чтобы не напугать ее до смерти, — она вот-вот придет в себя. Вернувшись в спальню, он увидел, что Мэри сидит в постели, завернувшись в одеяло. Глаза ее, слегка прояснившиеся, устремились на него, и у Коули закружилась голова. Губы ее слегка приоткрылись, и он понял: что бы ни случилось, солоноватого вкуса этих губ он не забудет до гробовой доски… — Где мы? — едва ворочая языком, спросила она. От этого «мы» Коули едва заметно вздрогнул, но спокойно ответил: — У меня дома. — А где твоя красавица? — Уголки губ Мэри дрогнули, но улыбки не получилось. — Хотя я, кажется, понимаю… Коули виновато потупился. — А что я делаю тут? — задала вдруг Мэри странный вопрос. Однако Коули было уже ничем не выбить из колеи. — Ты тут сладко спишь, девочка. И я с тобой за компанию… С минуту она молча изучала его голый торс. Видно было, что глаза у нее отчаянно слипаются. Четыре часа прошли, отметил про себя Коули, лучше всего будет, если она теперь уснет. Сейчас не время выяснять, что она помнит, а что — нет. Несказанно радуясь тому, что предусмотрительно записал телефон Лурдес, Коули присел на краешек постели и потянулся к аппарату. Он был готов к тому, что Мэри, вздрогнув, отшатнется от него. И совершенно растерялся, когда она ткнулась носом ему в голое плечо и закрыла глаза. — А пластырь ты уже снял, — задумчиво произнесла она. — Кажется, я снова тебя тяпнула… Похоже, это у меня уже входит в привычку. — На мне все заживает на удивление быстро, — ответил Коули, боясь шевельнуться. — Что мне теперь делать? Я как во сне… Все помню… — Все ли? — с легким ужасом подумал Коули. — Но сердце уже не болит. Наверное, я израсходовала весь запас боли. И сил тоже… Помоги мне, сержант. Из-под одеяла выскользнула тонкая рука и осторожно легла на грудь Коули. Опасаясь, как бы бешеное биение сердца не выдало его с головой, он убрал эту руку снова под одеяло, — один бог знал, чего это ему стоило! — и уложил Мэри на подушки. Глядя прямо в ее золотые глаза, он заговорил, сам несказанно изумляясь тому, что за слова срываются с его губ: — Я люблю вас, леди. Давным-давно. Хотя вы можете сейчас меня не понять, да это и неважно… Я отдал бы все на свете, чтобы не расставаться с вами ни на миг, даже сделал бы вас своей приемной дочерью. Но этот вариант я оставляю на крайний случай, а пока прошу вас стать моей женой… Ладонь его легла на ее влажный лоб, и глаза Мэри медленно закрылись. — Как хочется спать… — прошептала она. — А может, я все еще сплю? Или… — Да, ты спишь… — Коули склонился и едва коснулся губами ее виска. — Спишь сладко, крепко… А когда проснешься, все дурное будет уже позади. — Обещаешь? — сонно улыбаясь, спросила она. — Я клянусь, — коротко ответил он. Минуту спустя она уже глубоко и ровно дышала во сне. Лишь тогда Коули позвонил мексиканке, продиктовал ей адрес и велел взять такси. Лурдес появилась на пороге минут через двадцать. Коротко объяснив ей что случилось и успокоив женщину, он взял пса на поводок и вышел. Телефонный звонок он услышал еще на лестнице. Войдя, направился прямиком в гостиную, снял трубку. — Где она, коп? Где моя жена? Куда ты уволок ее, говори! С трудом сдерживая слепящую ярость, Коули ответил: — Ты убил ее. — Что ты сказал? Повтори! — Она умерла этой ночью. Ее нет больше, Уаттон. Разве не этого ты хотел? Джереми долго молчал. — Что… К-как это произошло? — Голос Джереми звучал глухо. — Снотворное. Ее не удалось спасти. Ты удовлетворен? — Послушай, коп, — Джереми мало-помалу приходил в себя, — я любил ее… Хотя где тебе понять… — Я и впрямь не понимаю такой любви. — И она меня любила, а потом подло бросила! — почти закричал Джереми. — Бросила как раз тогда, когда я в ней более всего нуждался! Не такой легкой смерти я для нее хотел! — Довольно, Уаттон. — Коули еле сдерживался. — Я хочу видеть твои глаза! — А ты найди меня, коп. — В голосе Джереми звучала издевка. — Нью-Йорк — городок немаленький… Рискни, парень! — И он бросил трубку. Перезвонив в полицейское управление, Коули, как и ожидал, получил данные весьма приблизительные: звонивший находился в радиусе мили от дома Мэри. Это ничего ему не давало. А счет времени шел, возможно, на минуты. В разговоре с Джереми Коули намеренно ни словом не обмолвился о ребенке. Это могло толкнуть Уаттона на что угодно, ведь настоящим отцом Джея тот никогда себя не ощущал. Теперь же мальчик перестал быть для него полезным орудием… Если, конечно, Джереми поверил в смерть жены. Коули понимал, что играет ва-банк, но иного выхода не видел. Уаттона надо было разыскать как можно быстрее. И Коули предстояло сделать это любым способом. «Куда ты уволок ее, говори!» Господи, какой же я идиот! Значит, Джереми видел, как я увозил Мэри! Коули показалось вдруг, что он слышит дыхание подонка, так отчетливо ощутил его близость. Закрыв глаза, Коули расслабился и включил внутренние зрение, призывая на помощь учителя, но дело отчего-то не ладилось. То ли он устал, то ли перенервничал… Почему-то в голову лезли коты? И это уже не впервые. Поджарые звери крались по разогретым утренним солнцем и загаженным голубями крышам. Коули мысленно сосредоточился на одном из котов — крупном, сером в разводах. Выйдет ли? Но попробовать стоило… Коули сам не отследил момента, когда стал смотреть на мир кошачьими глазами. Все вокруг тотчас утратило краски, став черно-белым, но очертания предметов сделались необычайно отчетливыми. «Вперед, котик! Слушаешься? Замечательно. Так, а теперь — в чердачное окошко. Не спеши, зверь. Загляни осторожно… Вот так…» Какие-то груды хлама, стоящая столбом пыль… Кто-то был тут совсем еще недавно… Что это в углу? Или… кто? Тихие всхлипывания оглушили Коули. Он вскочил так стремительно, что Снайп вздрогнул и зарычал, оскалив устрашающие клыки. Впрочем, Коули тотчас расплатился за свою поспешность: голова пошла кругом, перед глазами заплясали искорки. И поделом, подумал он, сжимая пальцами виски, ведь то, что он проделал минуту назад, требовало полнейшего хладнокровия и неторопливости. Плохо сейчас и ни в чем не повинному коту. Зато теперь Коули знал, что малыш жив, что он на чердаке… И чердак этот находится всего несколькими этажами выше! Джереми избрал себе надежное убежище, именно поэтому его никак не удавалось засечь. Человеку с такой спортивной подготовкой, как у Уаттона, ничего не стоило спуститься с крыши при помощи веревки, а окошко детской няня, уходя, распахнула настежь. Через несколько минут Коули был наверху. Снайп выразительно смотрел то на чердачный люк, то на хозяина. Коули приложил палец к губам и принялся осторожно открывать люк. Тот даже не скрипнул, чему было простое объяснение: Джереми наверняка предусмотрительно смазал петли. Джереми был предусмотрительным во всем. Сейчас он стоял, выпрямившись во весь рост, глядя на Коули и прижимая к груди ребенка. Ни один мускул не дрогнул на его лице — смуглом и необыкновенно выразительном, если бы не глаза, лишенные всякого выражения, полуприкрытые тяжелыми веками. Как же красив этот человек! Словно бронзовое изваяние, сколь совершенное, столь и холодное. Холодное как лед… Коули на мгновение увидел его глазами Мэри, и кулаки его сжались сами собой. Но волноваться ему сейчас было никак нельзя. Коули медленно поднял обе руки. — Оставь ребенка, Уаттон. Поговори со мной. — Оставить ребенка? Хорошо. До края крыши совсем близко… И Джереми сделал шаг. Джей не шевельнулся — глаза малыша были закрыты, ручки болтались, словно у крепко спящего или… или мертвого. Их разделяло всего метра четыре. Целых четыре метра. Коули понимал, что не успеет. И вдруг… Он сам поначалу не понял, что происходит, — огромный серый кот в разводах, возникший невесть откуда, совершив рекордный для представителей своей породы прыжок, вцепился когтями в лицо Уаттона. Тот от неожиданности выпустил ребенка. Малыш упал ничком и застыл без движения. Короткая борьба Джереми с разъяренным животным оказалась роковой для человека. Коули лишь безмолвно наблюдал, как Джереми пятится к краю крыши, как отчаянно балансирует… А ведь Джей просил не убивать этого ублюдка! И учитель говорил о том же… Джереми тем временем удалось освободиться от кота, разодравшего ему когтями лицо, но еще миг — и он сорвется с края крыши. Однако этого мига хватило Коули, чтобы преодолеть разделявшие их проклятые четыре метра и вцепиться мертвой хваткой в руку Джереми, когда тот уже падал… Неумолимо соскальзывая по скату крыши и глядя в застывшее, словно маска, лицо врага, Коули ни о чем не думал. Будучи легче противника фунтов на двадцать, он не смог бы его удержать. Но и выпустить его руки тоже не мог. Коули не анализировал сейчас, что им движет, — просто отчаянно сопротивлялся законам природы. Он успел лишь изумиться тому, что Джереми и не думает цепляться за него, когда ощутил мощный рывок. Кто-то дернул его сзади за брючный ремень. Глухо рыча, Снайп отчаянно боролся — когти скребли по гладкой жести, мускулы напряглись, шерсть стояла дыбом… Опомнившись, Коули стал помогать собаке. И вот все трое уже на безопасном расстоянии от края. Глупость какая-то, думал Коули, глядя на неподвижного Джереми, лежащего ничком. Я ведь и не ударил его ни разу. Разве что изодрал ему все лицо когтями, осенило вдруг Коули. Или это чистейшей воды случайность, и кот проделал это всецело по собственной инициативе? Но на этот вопрос мог дать ответ только учитель. А вот кое-что другое Коули твердо знал: если бы он нанес противнику хотя бы один-единственный удар, то убил бы его на месте. Защелкивая наручники на запястьях Джереми, Коули глядел на Джея. Глаза мальчика были крепко зажмурены, колени подтянуты к животу. Снайп сидел радом с ребенком, вылизывая ему лицо. — И все равно вам не взять меня, — хрипло выговорил Джереми, не открывая глаз. — Я все равно уйду от вас… Ах как здорово я наколол вас, парни в нашивках! — Заткнись! — оборвал его Коули, рывком поднимая Джереми на ноги и толкая в сторону чердака. Наряд полиции прибыл минут через пять. Коули воспользовался мобильным телефоном Джереми, найденным тут же, на чердаке. Сдав Уаттона коллегам с рук на руки, Коули занялся мальчиком. Джей был в сознании, но не произносил ни слова. Это встревожило Коули: неужели у ребенка шок? — Ты как-то спрашивал меня, малыш, что нужно делать, чтобы быть сильным, — говорил Коули, неся мальчика к машине. — В детстве я не был крепышом, меня колотили все кому не лень… Джей молчал, крепко обхватив Коули за шею. Слышит ли он, понимает ли? Неважно… И Кристофер продолжал: — Так продолжалось до тех пор, пока на моих глазах не стали избивать одного малыша, щупленького и хилого. Я не понял даже, откуда взялась у меня сила свалить с ног двух крепких парней… Наверное, тогда я и решил, что стану полицейским. Запомни, ковбой: если защищаешь слабого, одолеешь сильного. Остальное — дело наживное. Обещаю, что научу тебя. Слышишь? Усадив Джея на сиденье автомобиля, Коули склонился над ребенком. Ему показалось, что малыш хочет что-то сказать. Губы Джея кривились, но с них не слетело ни звука. Лишь глаза его, огромные и чуть раскосые, с мольбой глядели на Коули. — Погоди-ка, — Коули полез в карман. — Вот она, твоя зверюшка. — Он протянул малышу Томогучи, которого подобрал в детской. — Я тут покормил его пару раз. Он у тебя классный, совсем не капризный. Вы недолго пробыли в разлуке, он и соскучиться толком не успел… Снайп тыкался мордой в колени Джея, норовя лизнуть игрушку. Дрожащие губы ребенка вдруг сложились в улыбку, он часто задышал. И вдруг протянул ручки к взрослому. Подхватив его на руки, Коули закрыл глаза. Будь ты проклят, Джереми Уаттон! Я убью тебя! Сам, своими руками! «Оставь в своем сердце уголок для жалости», — отчетливо услышал он голос учителя, словно тот стоял у него за спиной. Боже праведный, о какой жалости может идти речь, если эта кроха едва ни лишилась жизни?.. — Спа-а… спасибо, сержант, — раздался едва слышный шепот. — Я не с-смог с ним с-справиться… — Ты боролся, парень? — Коули едва не сделалось дурно, когда он вообразил себе эту борьбу. — Да… Я п-почти сбежал от него… Я не был трусом… — Он бил тебя? — Один р-раз. Я… Знаешь, я тоже хочу быть полицейским. К-как ты… И ребенок прижался к Коули. — Хочешь, отвезу тебя к маме? — хрипло спросил Кристофер. — А она не будет ругаться? — Нет. Это я могу тебе обещать. Впервые в жизни Коули вел машину держа на коленях ребенка. И диву давался тому, как это, оказывается, приятно. Джей слегка посапывал, он заснул почти сразу же, как машина тронулась с места. Одной рукой обнимая малыша, Коули чувствовал, как согревается его сердце. Сейчас он впервые в жизни ощутил себя отцом, словно воскрес вдруг из мертвых его нерожденный ребенок. Это было, в сущности, единственной потерей в его жизни, о которой он глубоко скорбел. Тогда он почему-то не сомневался, что у них с Кэтти был бы сын… Входя в лифт, Коули мысленно взмолился: «Господи, сделай так, чтобы она все еще спала!» Тихо открывая ключом замок, умолял: «Еще минуту…» Мэри сидела в постели. Бледное лицо ее обращено было к двери. Когда он переступил порог, мексиканка ахнула и всплеснула руками, а Мэри лишь слегка приоткрыла губы… и глаза ее засияли вдруг таким светом, что Коули едва не зажмурился. Глядя на нее, прижимающую к груди крепко спящего сына, он знал, что удостоился великой милости. Знал, что как бы ни сложилась дальше жизнь, он никогда не забудет, как любовался живой мадонной. Красоту лица этой женщины невозможно было описать средствами, доступными человеку, — ни пером, ни кистью, ни словами… Лурдес как-то незаметно исчезла, а Коули так и остался стоять посреди комнаты. Двигаться он был не в состоянии. — Скажи, я все еще сплю? — прошептала Мэри, глядя на него сияющими глазами. — Нет, — тихо ответил Коули. — Кажется, теперь сплю я. Чуть погодя он отнес малыша в гостиную и удобно устроил на софе, а сам возвратился к Мэри. Она прилегла на подушки, но глаза ее, не отрываясь, глядели на Коули. Присев на краешек постели, он раскрыл было рот, чтобы поведать ей о случившемся, но она жестом остановила его. — Не надо. Я все знаю. Я все видела… — Во сне? — только и спросил Коули. — Да. Ты спас его… И до Коули каким-то непостижимым образом дошло, что она говорит о Джереми. Видимо, чувства его были столь ясно написаны на его лице, что Мэри слабо улыбнулась. И вдруг спросила: — Почему ты не обнимешь меня? Коули показалось, что у него что-то со слухом. Уставившись на нее, он молчал как последний идиот. — А во сне ты так меня обнимал, что дух захватывало, — снова улыбнулась она. — И целовал… и еще говорил… — Я говорил, что люблю тебя, — обрел наконец дар речи Коули. — А что я ответила? — Понимаешь, ты тогда… — Обними меня, — тихо попросила Мэри. — Я боюсь, — честно признался Коули. Медленно сев в постели, она дотронулась ладонью до его лица. Глаза ее глядели слегка вопросительно. — Ты… знаешь? — Знаю, — кивнул Коули, прекрасно понимая, что она имеет в виду. Челюсти у него вновь начало сводить. Будь ты проклят, Уаттон! Те пятеро ублюдков были всего-навсего пятью пальцами перчатки, надетой на твою руку!.. — И поэтому боишься? Густые ресницы ее дрогнули и опустились, руки судорожно прижались к груди. Обозвав себя мысленно дураком, Коули взял эти тонкие руки в свои. — Посмотри мне в глаза! — властно сказал он. Мэри яростно замотала головой. — Не надо! Я не лев из зоопарка! Я не хочу… — Зато я хочу! Хочу, чтобы ты знала: для меня ты чище всех девственниц мира! Я хочу быть с тобой всегда, каждую секунду и боюсь, что ты не захочешь этого! Боюсь, как мальчишка, черт меня подери! Карие глаза вновь взглянули на него, огромные и удивительно ясные. — А в моем сне ты ничего не боялся… — Я боюсь сделать тебе больно, девочка, боюсь не сдержаться и… — А вот я отчего-то не боюсь. И вновь, как тогда ночью, она обвила руками шею Коули и поцеловала его. Потом ладонь ее коснулась его груди. Даже сквозь ткань рубашки Коули ощутил жар, исходящий от этой ладошки. Вот уже ответный жар охватил его тело, заставляя сердце колотиться как бешеное… — И теперь боишься, сержант полиции Кристофер Коули? — раздался тихий шепот. Его словно обожгло. Неужели таким способом она хочет отблагодарить его за спасение сына? От этой мысли Коули сделалось не по себе. — Послушай, девочка. — Коули решительно отнял от груди ее горячую ладонь. — Ты ничего мне не должна. Мэри вздрогнула, словно от удара. Секунду она непонимающе смотрела на него… и вдруг начала смеяться, сперва тихо. Но вот она уже хохотала неудержимо, содрогаясь всем телом и пряча лицо в ладонях. Неужели у нее истерика? Коули не на шутку перепутался, вскочил, заметался по комнате… Но смех внезапно оборвался. — Ну ты даешь! — изумленно выговорила Мэри. — Наверное, ты и в самом деле круглый дурак… И как только взбрело тебе на ум сочинить себе красавицу жену? Такого осла еще земля не рождала, подумал Коули, обнимая Мэри и прижимаясь лицом к ее волосам, от которых исходил еле уловимый запах жасмина. — Просто я отчаянно хочу, чтобы она у меня была — женщина по имени Мэри, нежная, как цветок, храбрая, как львица, светлая, как небо. Конечно, муж из меня никуда не годный, да и работа моя не подходит для семейного человека. Но сейчас все это кажется мне такой ерундой. — Так оно и есть. — Пальцы Мэри скользнули по его щеке, едва касаясь кожи. — Никто, кроме Бога, не знает, сколько кому из нас суждено прожить и что нас ждет. Я поняла это после того, как… — Не надо, — тихо попросил Коули, согревая дыханием ее висок. — Я не хочу, чтобы ты вспоминала об этом. — Нет, надо. Это необходимо для нас обоих. После того как меня изнасиловали… Ладонь Коули зажала ей рот, но Мэри решительно высвободилась. — Неужели ты трусишь, сержант? Боишься призраков? Но от них нельзя убежать, их надо победить. Кажется, я почти справилась с этим — с твоей помощью. Не иди на попятный в самый последний момент, выслушай меня… Коули молча кивнул. У него перехватило горло от ее взгляда, такого внимательного, излучавшего спокойную мудрость. — Моя любовь к Джереми была слепой и глухой ко всему на свете. Даже тогда, когда он уже перестал быть собой. Даже когда он перестал быть мне мужем… — Мэри опустила глаза, но лишь на миг, и вот они снова смотрели на него, ясные и чистые. — Когда в тот вечер на меня напали шестеро парней, я пришла домой с одной мыслью — поговорить с Джереми, заставить его услышать меня. Я ни на секунду не переставала думать о нем! На меня налетели, сшибли с ног… Потом… Ты знаешь, что было потом. Коули снова кивнул, мысленно умоляя ее замолчать. Но Мэри продолжала: — И все же кое-что ты должен понять. Когда я увидела тогда глаза Джереми, неподвижно стоящего у стены, я ничего уже больше не чувствовала — ни боли, ни ужаса. Ничего. Стало уже неважно, что делают с моим телом, оно было мертво, как и моя душа. Я до сих пор не могу вспомнить, как убежала тогда из дому с Джеем на руках, где была три дня… Когда я очнулась, то увидела малыша на руках у какого-то грязного старика. Я лежала на продавленном матрасе, в пропахшем плесенью подвале… Были там и еще какие-то люди, они входили и выходили, словно не видя меня. — Бездомные? — спросил Коули. Мэри кивнула. — Старика все называли «преподобный Брэдли», он и вправду был бывший священник, спившийся и опустившийся. Это он подобрал нас в какой-то подворотне. Я навсегда запомнила его глаза — почти совсем прозрачные, словно капли родниковой воды. Ни у кого больше я не видела таких. Ему я рассказала все… когда смогла говорить. Самым поразительным было то, что он ничему не удивился. Лишь кивал, слушая меня, словно все знал заранее. Потом сказал: «Иногда легче умереть, чем жить, когда умирает любовь». Эти его слова — словно эпитафия на надгробном камне моей любви к Джереми. Лишь то, что случилось, окончательно освободило меня, но я была уверена, что прежней Мэри больше нет… — Ты осталась такой, какой была, — нежной, ранимой, ласковой. Именно такую Мэри я полюбил, — забормотал Коули, прижимаясь лицом к ее волосам. — Нет. — Мэри отстранилась от него. — Если бы так… Я перестала быть женщиной, став бесполым существом. И радовалась этому. Ведь ты все видел сам… На всем свете для меня остался единственный мужчина — Джей. Ради него я выжила, только вот одного понять не могла: безоглядная любовь в конце концов неминуемо превратила бы его в некое подобие Джереми. Но лишь сейчас стала я такой умной. — Мэри улыбнулась, и от этой улыбки сердце Коули запело. — В этом твоя заслуга, сержант. Во взгляде ее светилась такая нежность, что у Кристофера язык прилип к гортани. Он лишь глядел на нее как зачарованный, вдыхая исходящий от нее еле уловимый аромат. — Когда я приняла решение навсегда заснуть, от меня оставалось совсем немного, так, оболочка. Но вот когда я проснулась, то… — Мэри запнулась и потерла виски. — Словно что-то изменилось во мне, и я вновь почувствовала себя прежней. И рядом был ты. Думаешь, я не помню, как целовала тебя? — Глаза ее снова засияли каким-то неземным светом, а руки обвились вокруг шеи Коули. — Ведь это тебя я просила никогда не покидать меня… До сих пор не понимаю, как это случилось, но я… я люблю тебя, сержант. И ничего не могу с этим поделать… Коули тоже ничего не понимал, кроме того что нежные, слегка солоноватые губы целуют его, а горячие руки блуждают по его груди… И страх окончательно покинул его. Мгновение спустя ему уже казалось, что эта маленькая женщина вечно принадлежала ему, только ему одному. Ощущая ладонями шелковистость ее кожи, он мог поклясться, что тело ее знакомо ему до мельчайших подробностей. Его собственное тело безошибочно угадывало, что и как делать. Или знало об этом?.. Сейчас, почти лишаясь рассудка от нежности, он испытывал то, чего не испытал ни с одной из своих подружек. В сорок лет он впервые понял, что это такое — любить душой и телом, и пережил сильнейшее потрясение за всю свою жизнь. Ему казалось, что она создана для него — такая маленькая, хрупкая и одновременно очень сильная. С какой стати он в свое время решил, что ему нравятся женщины другого типа? Впрочем, теперь Коули уже не был в этом уверен… Хрупкость ее оказалось обманчивой, она была гибка, словно ивовый прутик, который трудно переломить. Теперь он уже не боялся причинить ей боли, всецело отдаваясь страсти, так долго дремавшей в нем… Как послушна она, как нежна — и одновременно горяча и сильна! Сколько в ней нерастраченного огня… Вскоре он уже не понимал, кто верховодит в этой захватывающей дух игре, да и не хотел понимать. Словно теплые волны несли их обоих туда, где лежали неведомые земли, хранящие заповедные тайны, и не удивился тому, что берега они достигли одновременно. На мгновение им открылись сияющие дали волшебной страны, границу которой они пересекли рука об руку, ошеломленные и счастливые. Хватая ртом воздух, Коули прижимал к груди задыхающуюся Мэри. Что это было? Ведь не мальчик же он, в конце концов, впервые познавший женщину! Что открылось ему в краткий миг высшего наслаждения? А она? Видела ли то же, что и он? Глаза Кристофера с немым вопросом обратились к Мэри. Лицо ее, пылающее румянцем, светилось неземной красотой, но она, казалось, была еще далеко. Вдруг глаза ее широко раскрылись, и ему на миг почудилось, что он заглянул в бездну. Губы ее пошевелились, разомкнулись… — Знаешь, обычно об этом не спрашивают… — Голос ее звучал тихо. — Но я все-таки спрошу. Тебе было хорошо со мной… там? Уже не удивляясь ничему, Коули ответил вопросом на вопрос: — Ты еще возьмешь меня туда? Ответом ему был серебристый смех. Мэри приподнялась на локте и взглянула ему в глаза так, что последние сомнения покинули его. — А ты меня? Ведь я никогда бы не очутилась там без тебя… Нежные руки медленно сомкнулись вокруг его шеи, сияющие глаза оказались возле самых его глаз. И Коули понял, что готов немедленно повторить это захватывающее дух путешествие. Эпилог — Ты уверена, что хочешь его видеть? — уже в который раз спрашивал Коули, с тревогой заглядывая в лицо Мэри. Но оно оставалось спокойным. Коули в очередной раз изумился тому, как эта женщина умеет владеть собой. Она могла бы в этом дать фору любому из его знакомых мужчин. Наверное, даже ему самому. — Нет, не хочу… — Мэри задумчиво уставилась в окно. Дождь зарядил с самого утра, и капельки, медленно стекавшие по стеклам, походили на безутешные слезы. — Дело не в моем желании. Ты же сам все понимаешь… Да, он все прекрасно понимал, черт подери! Еще бы, ведь она необыкновенный человек. Кому, как не ему, это знать! Мэри, узнав о желании Джереми повидаться с нею, лишь еле заметно вздрогнула, но сердце Коули едва не разорвалось. Этот подонок вновь умудрился причинить ей боль! Неужели Джереми Уаттон никогда не оставит ее в покое? — Хочешь, поеду с тобой? — Коули крепко обнял Мэри. — Не нужно… — Она нежно поцеловала его. — Ведь он уже не может причинить мне зла. И это Коули прекрасно сознавал, но ему нисколько не делалось легче. — Я хочу спросить тебя… — Он замялся, подыскивая слова. — Я отвечу. — Она улыбнулась. — Прежней любви давно пришел конец. И тебе это известно. Но страх тоже умер. Если Джереми позвал меня, то мой долг откликнуться… Глядя на нее, такую тонкую в темно-синем платье и на высоких каблуках, — в последнее время Мэри волшебно переменилась внешне, став еще прекраснее, и дело было тут вовсе не в одежде, — Коули чувствовал настоятельную потребность задать еще один каверзный вопрос. Но не мог на это решиться. По крайней мере, сейчас… Все летело к чертям, в частности, запланированный на сегодня визит к Алексу и Клэр. Голубки совсем недавно сочетались законным браком. Модель оставила подиум, а нынче вечером обещала гостям некий восхитительный сюрприз. Не нужно было напрягать воображение, чтобы понять, о чем шла речь… Алекс же то и дело пытал Мэри, когда они погуляют на ее свадьбе. Деликатный Майкл Хадсон, недавно навестивший их, напрямик ни о чем не спрашивал, но на прощание, крепко стиснув руку Коули, сказал: — Я верю тебе, парень. — И не ошибаетесь, — ответил тогда Кристофер. Проводив Мэри до машины, он вернулся в квартиру и уселся в кресло. Сегодня была его очередь забирать Джея из детского сада. Мальчик очень любил уезжать домой на «хаммере», который восхищенные ребятишки облепляли со всех сторон, норовя потрогать каждую клепку… Снайп поначалу беспокоился, но вскоре уже вовсю возился с детьми, приводя в ужас воспитателей. Однако ехать за ребенком было еще рано, и Коули поневоле остался один на один с тягостными мыслями… Эти три месяца он был счастлив так, как никогда прежде. Возвращаясь с дежурства, ехал не просто домой, а к своей семье. Его встречали на пороге не просто женщина и ребенок, а жена и сын. Может быть, оттого Коули и не делал Мэри официального предложения? Нелепое объяснение, что и говорить. Но стоило ему обнять Мэри, как он уже был не в состоянии ни о чем думать. Однако в остальное время одна и та же навязчивая мысль не давала ему покоя… Что, если в один прекрасный день он не вернется? За долгие годы работы в полиции он успел свыкнуться с такой возможностью, но теперь беспокойство его день ото дня росло. Друзья подтрунивали над ним, приговаривая, что бесшабашный Коули стал как будто осмотрительнее, чем никогда раньше, мягко говоря, не отличался. Мэри же, похоже, нисколько не тяготилась подобными мыслями. Или ему так только казалось? Уже много раз он собирался заговорить с нею об этом, и всякий раз чего-то пугался. Чего именно? Этого он и сам не знал… Как должна чувствовать себя любящая женщина, сознавая, что в любой момент может потерять любимого? Неужели она может демонстрировать столь потрясающее спокойствие, мысленно вопрошал Коули, и тотчас сам себе отвечал: это смотря какая женщина. И на какое-то время успокаивался. Почти успокаивался. Когда вчера ему официально предложили оставить патрульную службу и ограничиться исполнением обязанностей инструктора рукопашного боя, Коули был взбешен. Неужели до сих пор ему не удавалось успешно совмещать и то, и другое? Однако ему дружески посоветовали не пороть горячку, прозрачно намекая на появление у него семьи… Что ж, резон в этом был. Надо бы для порядка обсудить это с Мэри, но сегодня будет явно не до подобного разговора. Да и спешить некуда, решил Коули, подзывая пса. Тот явился, неся в зубах поводок. Снайпу не нужны были часы, чтобы определить, что пора на прогулку. На улице Коули поежился — дождь так и не прекратился. Значит, прогулка будет короткой… Когда из-за поворота вынырнул знакомый «фиат», сердце Коули отчаянно заколотилось. Вот машина затормозила, остановилась… Мэри вышла из нее, направилась к ним… Время словно замедлило ход. И вот Коули уже ничего не видит, кроме ее глаз — глубоких и печальных, но удивительно спокойных. — Джереми болен СПИДом. Он давно знал об этом… Около полутора лет. — Голос Мэри звучал глухо. — Говорит, что не касался меня с тех самых пор, как узнал… — А ты… — больше ничего Коули не смог произнести: глаза Мэри полыхнули вдруг таким пламенем, что Снайп, коротко тявкнув, уставился выжидательно на хозяина. — И ты смеешь спрашивать? Первое, что я сделала, приехав в Нью-Йорк, — прошла самое тщательное медицинское обследование! Думаешь, будь у меня хоть малейшие сомнения, я позволила бы тебе до меня дотронуться? Лицо Мэри было мокрым — от дождя или от слез? Был единственный способ это выяснить, и Коули обнял ее, прильнув губами к нежной щеке. Она была солона… — Я кретин. Прости меня! Неужели ты все еще… — Нет. Я давно его похоронила. — Мэри прерывисто вздохнула и отстранилась от него. — Но, как оказалось, не все человеческое умерло в нем… Коули ощутил вдруг приступ ярости. Неужели этот живой мертвец — о, теперь он прекрасно понимал загадочные слова учителя! — встанет между ними? А ведь Мэри сейчас мучает жалость к Джереми, это было ясно как божий день. — Мы не увидимся с ним больше, — продолжала меж тем Мэри, откидывая со лба мокрую прядь. — Этого не нужно ни мне, ни ему. Врачи говорят, что долго он не протянет. Он уже почти мертв. Знаешь, Джереми просил передать тебе… — Я не желаю слушать! — почти заорал Коули. — Мне не надо ни его советов, ни его благословения! Я сам решу, что мне делать! А вот ты… — Он схватил Мэри за плечи и отчаянно затряс: — Ответь, что ты почувствуешь, если в один прекрасный день я не вернусь домой? Готова ты к этому? Пожалеешь ли меня хотя бы вполовину так же, как этого… И умолк в ужасе, уставившись на собственные руки. Пальцы впились в хрупкие плечи, словно стальные когти, сминая тонкую темно-синюю ткань. Даже на каблуках Мэри оставалась малышкой — это всегда умиляло его, и теперь он понять не мог, как посмел так грубо с ней обойтись… Опомнившись, он подхватил ее на руки, не стесняясь редких прохожих, и понес к подъезду. Снайп семенил следом, держа в зубах брошенный хозяином поводок. Напрочь позабыв о существовании лифта, Коули почти взбежал по лестнице на пятый этаж, распахнул дверь квартиры, усадил Мэри на диван и опустился подле перед ней на колени. Глаза ее были закрыты, лицо бледно. — Я не знаю, как это вышло… Не пойму, что со мной. — Он уткнулся лбом в ее колени. — Со мной никогда не было ничего подобного… — И почувствовал, как легкие ладони легли на его затылок, а тонкие пальцы запутались в волосах. — Ты хотел знать, что будет со мной, если тебя не станет? — прозвучал тихий голос. — Это я очень хорошо себе представляю. Я выйду замуж за отличного парня, заведу кучу детей, разбогатею, лето стану проводить где-нибудь на Адриатике… Не веря своим ушам, Коули поднял голову. Мэри улыбалась, пристально глядя на него. И Коули понял, что сейчас либо захохочет, как безумный, либо… Любуясь этой необыкновенной женщиной, он знал одно: второй такой никогда не было и не будет — и не только в его жизни, но и вообще на этом свете. — Ты доволен? А теперь попробуй не вернуться! Мэри погладила его по щеке — этими ее прикосновениями Коули особенно дорожил. Присев рядом с ней на диван, он лишь беспомощно молчал, а знакомая ладошка уже коснулась его груди, скользнула под рубашку… — Какой ты, оказывается, чувствительный! И глупенький к тому же… Серебристый ее смех вернул Коули к жизни. Крепко обняв Мэри, он снова подхватил ее на руки. — Не устал? — спросила она, обнимая его за шею и заглядывая в глаза. — Сейчас узнаешь… Уложив ее на кровать в спальне, он неторопливо, одну за одной, расстегнул пуговицы платья и прильнул поцелуем к ее груди — бюстгальтеров Мэри по-прежнему не признавала. Она тотчас откликнулась на ласку — слегка выгнулась всем телом и еле слышно застонала. Скользя губами по нежной трепещущей шее, Коули чувствовал, как сердце его тает, а мышцы делаются тверже камня. И вот они вновь вместе, рука об руку, вступают в волшебный мир, доверчиво поверяющий им свои тайны. Но лишь для того, чтобы, возвратившись к реальности, они забыли о них, помня лишь о своей любви… — Мэри, — чуть погодя баюкая ее на груди, робко начал Коули, — хочу кое-что предложить тебе. Долго я не решался, но теперь… — Теперь, — перебила его Мэри, — уже поздно. Я сама как женщина честная обязана сделать тебе официальное предложение руки и сердца по всей форме. — Чего-о? — уставился на нее ошеломленный Коули. В янтарных глазах плясали чертенята. — А как еще я могу поступить? Ведь у тебя будет ребенок, мой ребенок, сержант Кристофер Коули. Сам понимаешь, иного выхода просто нет. Я знаю об этом вот уже неделю, но все ждала подходящего момента. Он целовал ее снова и снова, не в силах оторваться от знакомых губ. Каштановые волосы Мэри разметались по подушке, и выглянувший из-за туч солнечный лучик, проникнув в комнату, высек из них сноп золотых искр. Завороженный Коули глядел на сияние, озарившее ее лицо. — Ты — моя мадонна, — прошептал он. — И будь я проклят, если понимаю, за что мне такое счастье… Взгляд его упал на часы. Не может быть! Коули вскочил и стал стремительно одеваться. Приподнявшись на локте, Мэри недоуменно следила за ним. — Что стряслось? Куда ты? — И ты еще спрашиваешь? — Коули никак не мог попасть в рукава рубашки. — В сад за старшим! Парень ничем не заслужил, чтобы родители, занятые друг другом, забыли его там… В дверях он обернулся. Мэри сидела, вся залитая золотым сиянием. Впервые она глядела на него так, словно он был настоящим чудом, и у Коули вновь перехватило дыхание. — Когда мы вернемся, — переборов отчаянное желание вновь ее обнять, серьезно сказал он, — то все втроем обсудим еще кое-что. Но это так, мелочи…